«Каменный век»

1. БОЙ ИСПОЛИНОВ

Оно остановилось на поверхности мутного стремительного потока, погрузившись туловищем в воду и выставив уродливую морду с лопатообразным носом, широкими отверстиями вместо ушей и огромными круглыми глазами, в которых мелькали искорки дикого страха.

Этот страх был вполне основателен: над ним в воздухе кружились два других чудовища, еще надеявшихся схватить ускользавшую от них добычу. Но оно уже заметило густую заросль у ближайшего берега, по высоте и густоте далеко превосходящую все те удобства, которыми оно пользовалось в своем прежнем убежище, выше по течению реки. Ловко взмахнув плавниками, оно юркнуло в темную чащу, спасаясь от преследования врагов.

Время от времени над рекою пролетал гигантский ящер. Голова скрывшегося удивленно поворачивалась на гибкой колоннообразной шее, взвивалась на высоту трех-пяти метров, зорко следила за полетом незнакомца и затем, плавно покачиваясь, погружалась в теплую воду. Вода здесь была прозрачна, так как быстрое течение потока не позволяло ей застаиваться у берегов. Поток имел пятнадцать километров в ширину. Противоположная сторона была так далеко, что казалась ровной, низкой зеленой полоской, хотя на самом деле была покрыта мощным лесом высочайших хвощей и папоротников.

Ближайший берег, на расстоянии трех-четырех километров от реки, внезапно круто подымался вверх цепью отвесных гор, увенчанных голыми ярко-красными утесами.

А между скалами и водой приютилась роща саговых пальм, раскачивающихся и грузно склонявшихся при каждом сильном порыве ветра, точно по ним проезжала исполинская колесница.

Местами на вершинах утесов сидели странные птицеподобные существа с длинными клювами, снабженными частыми, острыми зубами.

Вот одно из них оторвалось от скалы и полетело вдоль реки по направлению к морю. Его крылья – шести метров в размахе – казались не птичьими, а скорее крыльями мифического дракона. На концах их виднелись сильные когти, а лапы напоминали конечности ящеров.

Чудовище, лежащее в заросли, вновь вытянуло шею, поглядывая на странную птицу с некоторым любопытством, но на это раз, по-видимому, без страха.

Поднявшись на высоту около двадцати метров, птица метнулась в сторону, точно собираясь направиться к противоположному берегу и не замечая покоившейся над зарослью головы. Но вдруг, издав резкий, пронзительный крик, она в одно мгновение сомкнула крылья и камнем упала в заросли на беспечно выглядывавшую из них голову рептилии. Как ни стремительна была эта неожиданная атака, – в лапы хищной птицы попали лишь грязь да тина, фонтаном поднявшиеся на том месте, куда исчезла голова и тело пресмыкающегося. В это же мгновенье случилось нечто неожиданное. По меньшей мере на тридцать метров кругом вскипела и забурлила вода.

Но огромная птица-ящерица была слишком взбешена, чтобы заметить это явление, или, может быть, недостаточно прозорлива, чтобы его понять. Она вновь поднялась вверх. Поскрипывая зубами и яростно сжимая когти, она стала описывать над зарослью широкие, низкие круги в ожидании нового появления намеченной жертвы.

Однако то, что случилось, превзошло все ее ожидания и оказалось для нее роковым.

Вода в заросли заволновалась так сильно, точно в глубине началось вулканическое извержение. Внезапно в одном месте образовалась глубокая воронка. Из середины ее быстро поднялась вверх зеленая гладкая колонна. Казалось, что на поверхности реки чудесным образом выросла пальма. На самом же деле это была длинная шея все той же чудовищной рептилии. Голова ее на этот раз была запрокинута назад, глаза злобно сверкали, в зиявшей пасти обнажились ряды ровных, сточенных зубов. И прежде, чем ослепленная яростью птица успела метнуться в сторону, рептилия ловко сомкнула челюсти на ее крыле и так же быстро увлекла ее за собой в пучину.

Борьба продолжалась в глубине еще несколько мгновений. Но вот от места сражения во все стороны побежали мелкие, частые волны, пена окрасилась в лимонно-желтый цвет, и вслед за тем на поверхности показалось тело хищной птицы с помятыми, поломанными крыльями, свернутой шеей и слабо вздрагивающими лапами.

Голова рептилии также высунулась вновь, безучастно поглядывая на побежденного противника. Тело птицы не привлекало чудовища, так как, при всей своей величине и мощи, оно питалось лишь сочными травами и мясистыми водорослями.

Между тем, в ожидании исхода сражения, вокруг заросли столпились сотни разных гадов – полурыб, полукрокодилов. Хищно насторожившись, они с нетерпением ждали конца. Они знали, что, кто бы не победил, на их долю выпадет богатая добыча.

Пораженная птица еще билась на воде в предсмертных судорогах, когда они набросились на нее и в одно мгновенье разорвали на клочки. Одни удовольствовались кусочками крыла или хвоста, другие полакомились лапами, но наиболее ожесточенная борьба разгорелась из-за туловища птицы. В ожесточенной схватке несколько гадов закусали друг друга насмерть и тем доставили новую пищу остальным.

Птицы, сидевшие на вершинах прибрежных утесов, не оставались безучастными зрителями сражения. Они кружились над красными скалами и издавали резкие, пронзительные звуки, выказывая большое волнение. Когда они заметили, что рептилия вышла победительницей из борьбы, они вереницей направились к заросли, вновь и вновь возвращаясь к тому месту, где над трупом птицы толпились хищные гады. Время от времени некоторые из них стремительно падали вниз, поражая длинным острым клювом в глаза наиболее неосторожных амфибий.

Рептилии стало, наконец, неприятно соседство беспокойных хищников. Она вновь исчезла под водой, и на поверхности появилась пенящаяся борозда, от которой расходились такие сильные волны, точно здесь только что прошел огромный океанский пароход. Очаг этого страшного волнения заметно продвигался по направлению к берегу. И чем мельче становилась вода, тем крупнее были волны и больше было брызг и пены. У самого берега волнение прекратилось, и из воды показалась лошадиная морда, затем длинная шея и, наконец, все туловище колоссальной рептилии. Туловище этого удивительного существа превышало величину современного слона в три-четыре раза. Его поддерживали, наподобие колонн, четыре толстых коротких лапы. Тонкая шея имела более семи метров в длину и кончалась удлиненной головой, которая, по сравнению с общей массой тела, была совсем ничтожных размеров. Она казалась ненужным придатком или скорей легким украшением тела и, по-видимому, играла в жизни пресмыкающегося самую последнюю роль. Но тем более позаботилась природа о совершенстве хвоста, имевшего около двадцати метров в длину. Он был толстый, как ствол столетнего дуба у основания, и постепенно утончался, кончаясь тонким, как игла острием.

Несколько минут колосс (это был один из динозавров, известный под именем диплодока) стоял на берегу неподвижно. Затем вопросительно вытянул шею вперед, понюхал воздух и отщипнул несколько листьев сочного папоротника.

Место пришлось ему по вкусу. Тут было просторно и тепло на солнышке.

Но долго оставаться на открытой площади было небезопасно. И потому он медленно направился к пальмовой чаще, видневшейся неподалеку.

Тащить огромный хвост было нелегким делом, тем более, что кончик его пришлось подобрать повыше, чтобы его не откусил случайно какой-либо мелкий хищник. Поэтому диплодок продвигался чрезвычайно тихо, все время оглядываясь, принюхиваясь и прислушиваясь к шумам. В тени гигантских древовидных папоротников можно было отдохнуть и, наклонив шею, спрятаться от врагов. Досаждали лишь тучи москитов и назойливых мух, пытавшихся отложить яички в его мягкой коже. Он старался смахивать их с задней половины тела хвостом, с передней же – вращением длинной шеи, но это мало помогало, и диплодока утешали лишь вкусные листья, которыми здесь можно было полакомиться. Вдруг в глубине рощи раздались неприятные воющие звуки. На мгновение они затихли. Затем опять послышались ближе и сильнее. Диплодок откинулся назад, упираясь на хвост и задние лапы, приподнял туловище вертикально вверх и вытянул шею, так что голова его очутилась над вершинами высочайших пальм.

Зрелище, которое он увидел, возбудило в нем сильную тревогу и заставило помутиться взгляд его круглых выпуклых глаз. Пробираясь сквозь чащу, ломая на пути крупные деревья, как тростинки, к берегу мчалось чудовище, напоминавшее по виду диплодока, но меньшего размера и с более короткой шеей и хвостом. В нем нетрудно было узнать игуанодона, одного из самых распространенных представителей семейства динозавров. Это пресмыкающееся в паническом ужасе бежало от другого, значительно меньшего зверя, который, волоча за собой длинный хвост, преследовал игуанодона высокими прыжками – наподобие кенгуру. Мощный четырехугольный череп и сильные челюсти с выступающими клыками изобличали в нем хищника. Его оскаленные зубы были остры как ножи, и ужас, который он внушал массивным травоядным, был так же понятен, как страх коровы перед волком. Минутой позже оба мчавшихся животных выкатились на побережье, и здесь, в каких-нибудь десяти метрах от стоянки диплодока, беглец был настигнут. С победоносным ревом преследователь отчаянным прыжком вскочил на спину игуанодона и вонзил клыки в его мягкую шею. Пораженное пресмыкающееся, дико взвыв, припало к земле. Оно попыталось сбросить хищника, но неудачно. Его шея была прокушена насквозь. В следующий момент оно издохло.

Диплодок внимательно следил за происходящим. Хищник – такой, сравнительно, маленький – был быстр в движениях и представлял опасность даже для него.

Внезапно приступ сильного гнева обуял маленький мозг диплодока. Его длинный хвост взвился дугой вверх, туловище наклонилось вперед, и мускулы напряглись, как тетива лука. Затем так же быстро они ослабли, и хвост с высоты десяти метров всей своей массой рухнул на возившегося внизу хищника, размозжил ему череп и смел жертву на песок побережья. Но гнев диплодока еще не вылился в этом ударе. Он повернулся и, приблизившись к обессиленным телам, смял их вместе, обратив в одну кровавую бесформенную массу. Затем он устало пополз к воде и погрузился в прибрежную тину. Отыскав местечко поудобнее, он зарылся в ил целиком, высунув лишь маленькую, незаметную голову, чтобы иметь понятие о явлениях и событиях, происходящих вокруг.

Тишина опять продержалась недолго. Испарения, поднявшиеся от искромсанных тел, дали знать о происшедшем всему окрестному населению. В разных местах леса послышался топот и треск ломающихся ветвей, и вслед за тем на отмель выбежало около дюжины скачущих кенгуруподобных существ. Они были разного роста – от четырех до шести метров в высоту. Около трупов они остановились на мгновение, враждебно и ревниво поглядывая друг на друга. Затем, решив, что добычи хватит на всех, бросились вперед, раздирая на части сочившееся кровью мясо.

Вскоре на пир прибыло еще несколько непрошенных гостей. Не обошлось и без участия свирепых ящероподобных птиц, подхватывающих на лету отдельные куски мяса, а иногда и вырывавших добычу из пасти наиболее слабых хищников.

Не прошло и четверти часа, как от обоих динозавров остались одни лишь кости.

2. ГИБЕЛЬ ГИГАНТА

Когда все затихло, диплодок принялся снова пощипывать водоросли и камыши. Его горло было узко, а желудок огромен. Поэтому ему нужно было немало времени, чтобы вполне насытиться.

Так прошло несколько часов. Солнце уже клонилось к закату, когда он почувствовал усталость от непрерывного жевания и слегка задремал. Но сон его продолжался недолго. Место было полно всяких неожиданных приключений – возобновившийся шум заставил его встрепенуться. Из леса медленно выползло новое пресмыкающееся, еще более чудовищное, чем все бывшие ранее. Оно имело до двадцати метров в длину. Мощное, тяжелое туловище поддерживали кривые, толстые лапы, столь короткие, что свесившееся между ними тело почти касалось земли. Маленькая продолговатая голова напоминала мордочку ящерицы, а широкая, массивная челюсть кончалась далеко позади подслеповатых, мутных глаз. Как и при взгляде на диплодока, было непонятно, каким образом столь могучий организм мог удовлетворяться головой такого ничтожного размера. Вся спина, от шеи до хвоста, была покрыта костяной броней, столь прочной и толстой, что, казалось, она могла бы противостоять артиллерийским снарядам. Чешуя имела роговое покрытие и переливалась всеми цветами радуги, по-видимому, для того, чтобы враги в чаще не могли его отличить от пестрых солнечных пятен на листве и траве. Но наиболее поразительна была средняя линия спины, от шеи до середины хвоста уставленная огромными костяными пластинками, имевшими форму пятиугольников с острыми краями. Они были мельче около шеи, увеличивались к середине спины и достигали метра высоты и ширины между лопатками. К хвосту они вновь понижались, а в конце его заменялись восемью длинными острыми шипами, сидевшими попарно, причем главная пара имела около метра длины.

Это был стегозавр. Он вышел к реке с намерением напиться и погреться на вечернем солнце, но открытое место пугало его, и он со страхом озирался кругом.

Не прошло и минуты, как его опасения оправдались. Прыгая из стороны в сторону, по обоим бокам его появились две мелких плотоядных рептилии, напоминавших ту, которая на том же месте только что загрызла игуанодона.

Стегозавр, заметив их, остановился как вкопанный и весь сжался, пригнувшись к земле и втянув голову в широкие складки шеи, под защиту шейных пластинок. Это был тот же прием, к которому прибегают в целях самозащиты наши маленькие ежи. Разница была лишь в том, что стегозавр был несравненно больше и был снабжен более разнообразными средствами самозащиты. Он имел в этой позе до восьми метров в длину и почти столько же в ширину и казался настоящей крепостью, неприступной и неуязвимой. Но хищники хорошо знали его привычки. Один из них подкрался спереди и стал дразнить его, пощелкивая хвостом по высовывавшемуся кончику его морды. И, когда обозленный стегозавр немного приподнялся, чтобы куснуть надоевшее ему животное, другой тотчас же вцепился в обнажившуюся мягкую часть его задней лапы.

В то же мгновенье раздался звон повернувшихся и ударившихся друг о друга костяных пластинок, взвившийся хвост стегозавра вонзился острыми шипами в спину хищника и с силой отбросил его в сторону на расстояние нескольких метров.

В то время, как этот последний, воя, оправлялся от ран, его спутник поспешил на помощь. Он бросился на стегозавра спереди, пытаясь прокусить ему шею, но был тут же отброшен в сторону сильным ударом шейной пластинки. Кашляя и кряхтя, он трусливо попятился к лесу, и вслед за ним, оставляя кровавый след на песке, бросился и другой неудачник. Но для последнего поражение все-таки оказалось роковым. Судя по страшному реву, поднявшемуся в роще, он тут же пал жертвой своих собратьев, выжидавших в отдалении исхода начатой битвы.

На стегозавра же не решался более нападать ни один из них. Слишком слабыми чувствовали себя эти хищники, чтобы часто рисковать нападением на колоссальных и превосходно защищенных травоядных рептилий, и потому им приходилось с голоду пожирать друг друга. Позвякивая спинными пластинками и помахивая хвостом, точно пробуя его силу, стегозавр пополз обратно, в рощу саговых пальм. Место около реки казалось ему теперь неприятным, да он и забыл в пылу сражения о прежнем желании напиться.

Ни одна деталь развертывавшихся событий не ускользнула от внимания сидевшего в тине диплодока. Он был глубоко удовлетворен победой стегозавра. Право же, он начинал чувствовать некоторое презрение к этим плотоядным прыгунам, при всей их ловкости терпевшим тяжкие поражения от неповоротливых травоядных.

С усилившейся уверенностью в своих силах он гордо выступил из надежного, но неприятного убежища и беспечно растянулся на береговом песочке, отдаваясь ласкам нежных лучей заходящего солнца. Забыв, что именно это место в течение всего дня было ареной кровавых столкновений, он тихо задремал, довольный собой и своей судьбой. Что до того, что у него мало мозгов, тупые зубы и незащищенная кожа, если он обладал столь могучим хвостом, что одним ударом его мог скосить любую из высочайших пальм или прорыть канаву в песке глубиной в несколько метров. Между тем, в той части берега, которая густо заросла папоротниками и хвощами, растительность вдруг бесшумно разомкнулась, и показалась отвратительного вида огромная, страшная голова. Челюсти этой новой рептилии были чрезвычайно тяжелы и вооружены кривыми зубами, похожими на кинжалы. Большие, яростные, сверкающие глаза были окружены сильно выступающими костяными дугами, а впереди них, на переносице сидел мощный рог – длинный и острый как нож. Несколько минут рептилия пристально вглядывалась в лежащего диплодока. Затем неслышно раздвинула папоротники и осторожно направилась вперед.

Туловище этого чудовища мало отличалось от остальных плотоядных динозавров. Оно было лишь шире и длиннее, достигая двенадцати метров в длину и отличаясь более стройным сложением.

Оно шло вперевалку, но все-таки так тихо, что ни один камешек не пошевельнулся под ногами. Хвост был приподнят дугою вверх, чтобы не задевать за песок и растения.

В этот момент диплодок, точно предчувствуя беду, поднял голову и оглянулся. Но он не успел даже встать на ноги, как рогатый зверь мощным прыжком преодолел разделявшее их расстояние и, вцепившись в спину диплодока, вонзил кинжалы клыков в основание его шеи. Отчаянный, сиплый рев, вырвавшийся из спазматически сжавшегося горла диплодока, оповестил окрестности о вновь начавшейся на берегу битве. Поднявшись на задние лапы, диплодок быстро откинулся назад, пытаясь сбросить навалившегося на него зверя. Закинув хвост, он сильно ударил им врага сзади. Но все усилия были напрасны. Зверь прочно сидел на занятом месте и не намеривался выпускать добычу из цепких лап. Тогда, с удивительной для его размеров быстротою, диплодок ринулся вперед и намеренно свалился в воду.

Рогатый гигант был также хорошим пловцом, но вода была не его стихия, и здесь он чувствовал себя не так свободно, как на суше. Увлеченный в глубину, он вскоре почувствовал недостаток воздуха и упадок сил. В последнем приступе ярости он ловко повернулся и с размаху всадил острый рог в грудь увлекавшей его на дно рептилии. Затем силы покинули его, и в инстинктивных поисках воздуха, он стал быстро подниматься на поверхность. Здесь он на минуту остановился, размышляя о том, что лучше – добивать ли израненого врага, или, не рискуя собою в столь неблагоприятных условиях, отправиться восвояси, в лес. Но, увидев вынырнувшего поблизости диплодока, испуганно поглядывавшего на него, он отбросил сомнения и, яростно взвыв, бросился опять на него.

Однако на этот раз преследование оказалось безнадежным. Диплодок, хотя и обессиленный, мгновенно исчез в глубине, оставив позади себя кровавый след, и пропал бесследно.

Повертевшись еще некоторое время среди водорослей и камышей, хищник медленно направился к берегу и, злобно рыча, скрылся в лесу. Между тем, диплодок, собрав последние силы, быстро плыл посреди реки на глубине пяти метров – вниз по течению, по направлению к морю. Теперь он хорошо усвоил, что солнечная площадка на берегу реки была смертельной западней для таких динозавров, как он, и решил искать нового убежища подальше от нее.

Но он слишком поздно принял решение. Рана, оставленная рогом хищника в его шее, была очень глубока, и кровь лила из нее безостановочно. Чтобы вздохнуть свободнее, он поднялся наверх, и тут заметил неподалеку длинную песчаную косу, едва выступавшую из воды.

Собирая последние силы, он попытался вылезть на песок, но не успел доплестись и до середины косы, как с ужасом заметил, что лапы его погружаются в песок настолько глубоко, что он не в состоянии их более вытащить. Он думал повернуть обратно к воде, но его усилия приводили лишь к тому, что предательские пески все глубже и глубже засасывали его мощное тело. В отчаянии он поднялся на задние ноги и хвост, – и в то же мгновенье вся задняя половина туловища ушла вглубь. Он вновь упал на передние лапы, – зыбкая почва втянула его по самую шею.

Лающий, жалобный вой вырвался из его горла, он понял, что попал в ловушку, из которой не в силах будет выбраться. Вой привлек внимание сидевших по утесам ящеровидных птиц. Они начали кружиться над ним, описывая все меньшие и меньшие круги. Убедившись в том, что диплодок беззащитен, птицы опустились на его шею и горб спины и, вырывая куски свежего мяса, усилили его мучения.

Некоторое время погибающему удавалось еще, вращая шеей, отмахиваться от нападающих птиц. Но вскоре он был ослеплен. Тогда не только сила, но и желание бороться оставили его. Он бессильно опустил голову и минуту спустя был проглочен песком весь без остатка.

Необыкновенная тишина стояла над рекой. Природа точно замерла, устав от дневной суеты и волнений. Солнце последними косыми лучами осветило песчаную могилу диплодока и быстро скрылось за горизонтом. От величавого чудовищного динозавра на поверхности не осталось никаких следов. Но там, в глубине, его грандиозный скелет остался лежать целым и невредимым. Много миллионов лет спустя пески были размыты водой, и он вновь выступил наружу, – чтобы поразить и озадачить новых обитателей земли.

3. ПОЯВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА

Это было несколько позже, когда земля и ее обитатели достигли уже значительно высшей степени развития. От прежних властелинов ее – динозавров и других гигантов – остались лишь кое-где отдельные выродившиеся роды и виды, гибнувшие и вымиравшие целыми стадами в неблагоприятных для них условиях жизни.

Зато млекопитающие – едва намечавшийся ранее тип – пришли на смену. Они быстро развились и расплодились, выделяя все новые и новые, крайне причудливые и жизнеспособные типы.

Растительность стала более разнообразной и богатой и так неудержимо быстро распространилась по земле, что даже полюсы оказались окруженными девственными тропическими лесами.

Последний вид чудовищных динозавров нашел себе пристанище в огромной лагуне, окруженной дремучими лесами и отделенной от моря узким перешейком заросших кустарником песков. Они, как прежде, питались исключительно водорослями и травами, а если хотели изредка полакомиться древесной листвой, то выбирали для этой цели маленькие островки среди лагуны, где чувствовали себя в большей безопасности, чем в кипевших всяким зверьем окрестных лесах.

Но вот один из них, – вероятно, более смелый, чем остальные, а может быть, лишь по своей молодости и неопытности, – внезапно выступил на песчаный перешеек, за которым вдали виднелось голубое море. Солнце посылало жгучие полуденные лучи, и все кругом, казалось, спало и беззаботно грелось.

Он тряхнул массивной – широкой сзади и сужавшейся спереди – головой, и дождь водяных брызг посыпался от него во все стороны. Вид у него был совершенно необыкновенный и ужасный, даже по сравнению с его вымершими предками.

Его круглые холодные глаза сидели в широких, высоко выступающих костяных буграх. Над ними, с каждой стороны, он носил по острому, прямому рогу. Такой же рог возвышался на передней части головы, которая заканчивалась острым, загнутым вниз клювом. Туловище имело до семи метров в длину и около трех в высоту, оно поддерживалось толстыми, короткими лапами, кончалось длинным и гибким хвостом. Оно все было покрыто круглыми костными наростами и спереди, у шеи, было охвачено, как веером, широким зубчатым костным щитом, казавшимся огромной согнутой пилой. Некоторое время динозавр пугливо озирался кругом, точно раздумывая, идти дальше или нет. Потом разинул огромную пасть и протяжно завыл, как бы для того, чтобы устрашить невидимого врага или вызвать его на бой и тем разрешить сомнения.

В следующий момент, в ответ на его вызов, из чащи выступил огромный черный зверь и, как вкопанный, остановился на опушке, устремив яростный взгляд черных глаз на могучего динозавра.

Это был один из выдающихся представителей нового отряда млекопитающих, только что созданного природой в погоне за новыми, все более совершенными и удивительными животными формами. Однако, эти ранние виды млекопитающих далеко еще не были так стройны и ловки, как современные их потомки. Наоборот, на вид это исполинское чудовище, которое появилось перед динозавром, казалось неуклюжим и громоздким. Его можно было счесть за нечто среднее между слоном и носорогом.

Диноцерас – как назвали впоследствии черного зверя – уступал в размерах динозавру. Он имел лишь четыре метра в длину, но от этого количества на долю хвоста приходилось всего несколько сантиметров, так что он казался коротким, безобразным обрубком. Его ноги были коротки и толсты, туловище раздуто и тяжеловесно, и он был бы, пожалуй, не особенно страшен, если бы не огромная, исключительного вида, голова. Нижняя челюсть заканчивалась толстым продолжением, напоминающим слегка закругленный топор. В верхней челюсти далеко вниз выдавались необыкновенно большие клыки – наподобие тех, которые мы видим у моржей. На верхней части черепа сидели три пары толстых костных наростов, удар которых, казалось, был способен сразить сильнейшего противника.

Диноцерас был, по-видимому, в сильнейшей ярости. Он только что выдержал жестокое столкновение с другими самцами своего стада и в результате был изгнан из него за непокорный нрав и чрезмерную заносчивость. Одинокий, всеми покинутый, он невольно выполнял роль разведчика стада, которое, кочуя с места на место, шло теперь через лес по направлению к лагуне.

Он, конечно, никогда не видел столь странного чудовища, как то, которое стояло у края лагуны и не менее удивленно смотрело на него. Его поразили грандиозные размеры динозавра и замечательное вооружение его головы. Но он совершенно не был в настроении соразмерить свои силы с силами противника.

В слепой ненависти ко всякому животному существу, преграждавшему ему дорогу, он с диким ревом бросился вперед, наклонив голову и выставив вперед рога.

Но они не встретились прямо, голова в голову, как того ожидал динозавр и как ему приходилось обычно бороться с другими родственными ему пресмыкающимися. В диноцерасе жила уже хитрость его расы. В последний момент он ловко отклонился в сторону и бросился на динозавра сзади, минуя страшную крепость его головы. Вскочив ему на спину, он попытался вонзить в нее острые клыки, но совершенно неожиданно для себя встретил и здесь непроницаемый костный панцирь.

Динозавр, опираясь на хвост и лапы, лишь слегка покачнулся, а затем, отряхнувшись, без особого труда отбросил в сторону зверя и вновь повернулся к нему головой и рогами. Тот, жалобно взвыв, отбежал в сторону. Он совершенно не был подготовлен к такой полной неудаче и теперь опасливо поглядывал на неподвижно стоящего динозавра, не решаясь все же отказаться от сражения.

Этот удивительный поединок имел двух заинтересованных свидетелей. На вершине ближайшего дерева сидела странного вида птица, с перьями голубого и лимонного цвета, длинными когтями на лапах и острыми зубами в клюве. Взгляд ее был хищный, а окраска так живо напоминала окраску цветов той тропической глицинии, на которой она сидела, что окружающие совершенно не могли различить ее на этом фоне. Она была сильно возбуждена и то и дело порывалась принять участие в начавшейся битве. Другой свидетель оставался все время совершенно безучастным и спокойным. Это было исключительное, невиданное ранее существо. Его можно было бы назвать человекоподобной обезьяной, если бы ясный, сознательный взгляд не выдавал несколько большего развития ума. Было бы правильнее поэтому считать его обезьяноподобным человеком. Эта загадочная фигура сидела на ветке акации, непосредственно над сражавшимися, придерживаясь мохнатой сильной рукой за соседнюю ветвь. С ног до головы она была покрыта густой бурой шерстью, и только на голове были настоящие волосы, длинные и вьющиеся. Ноги были коротки, массивны и несколько изогнуты. Руки так длинны, что в стоячем положении свешивались до колен. Но все-таки это были настоящие руки человека, так как большой палец был отставлен от других, а не лежал вровень с ними, как у обезьян. Голова была маленькая, продолговатая, с широким плоским носом, а из-под густых бровей смотрели голубые глаза. Порой в них мелькал гнев, презрение и сознание своего превосходства. Существо внимательно следило за всем происходящим, как бы стараясь все запомнить. Этому первобытному человеку было совершенно безразлично, которому из двух гигантов достанется победа. Оба были его врагами, и он предпочел бы, конечно, чтобы они уничтожили друг друга.

Неудача черного зверя несколько удивила его. Он считал его более ловким и сильным, чем динозавр, приемы и уловки которого были ему также малопонятны, как диноцерасу. Ему приходилось часто видеть динозавров издали – плавающих по лагуне и выходящих на дальние острова, но ни одного из них он не видел еще так близко. В его представлении они, при всей их громадности, были беспомощными, слабыми существами – и теперь он был крайне заинтересован их устойчивостью, непроницаемой броней тела и необыкновенным вооружением головы.

Заметив, что ни один из противников не решается начать новую схватку первым, он отломил толстый сучок и с размаха бросил его в глаза динозавра. Последнему это показалось явным издевательством со стороны черного зверя, и, не будучи в силах сдержать гнев, он, покачиваясь, двинулся по направлению к противнику.

Это дало возможность диноцерасу вновь подбежать к динозавру со стороны и попытаться прокусить его ногу.

Однако он считался лишь с силой рогов и пилы его и не имел никакого представления о том могучем оружии, которое представлял хвост этого исполинского пресмыкающегося.

А между тем, именно в этот момент динозавр пустил его в ход и со страшной силой ударил им по голове диноцераса. Не ожидая удара, последний свалился на бок, и точас же рога динозавра пронзили его мягкое тело, поражая его насмерть. Еще несколько ударов хвостом и головной пилой, – и страшный черный зверь превратился в бесформенную, сочившуюся кровью массу.

Лишь ненавистный динозавру запах мяса и крови заставил его придти в себя, выпрямиться и оглянуться кругом.

Этим моментом воспользовался человек. Он свесился вниз на ногах и одной руке и с силой воткнул длинный шип акации в шею динозавра пониже пилы, там, где кожа свободно расправлялась и потому была нежнее, чем в других местах.

Чудовище, закинув шею, взвыло так ужасно, что от этого звука человек чуть было не слетел с дерева. Оно поднималось на задние ноги и хвост и корчилось в диких судорогах, пытаясь освободиться от острой боли, причиненной шипом. От этих движений шип еще глубже уходил в плоть и вызывал все большие мучения.

Наконец, точно на что-то решившись, динозавр бросился в воду лагуны, быстро проплыл ее до ближайшего острова и скрылся в чаще покрывавшего его девственного леса.

Человек с вершины акации, где он чувствовал себя в безопасности, внимательно следил за всеми проявлениями бешенства динозавра и его быстрым бегством.

Он чувствовал глубокое удовлетворение. Одним движением руки он достиг того, на что не хватило всей жизни огромного хищного диноцераса. Он слез с дерева, все еще не расставаясь с веткой, покрытой острыми шипами. Эти шипы сослужили ему хорошую службу, и он пришел к заключению, что они и впредь могут пригодиться. Мало того, он надумал снабдить шипы деревянными рукоятками, чтобы ими было удобнее пользоваться. Внизу он остановился у трупа диноцераса, пощупал его рога и клыки. Затем, собрав все силы, выломал клыки из верхней челюсти и спрятал их под одним из ближайших камней. Конечно, не без задней мысли: со временем он найдет им хорошее употребление. Потом он отобрал кусочек мяса помягче, сунул его себе в рот и жадно стал жевать его. Но оно, видно, не особенно понравилось ему, так как он поморщился и выплюнул его почти целиком. Вообще говоря, он ел сырое мясо, но неохотно, и предпочитал ему плоды, ягоды, мед и птичьи яйца. В это время года плодов было много, и поэтому он не чувствовал в мясе никакой потребности.

Он еще продолжал возиться около трупа, как вдруг услыхал пронзительный крик и, обернувшись, увидал свою подругу с ребенком в волосатых руках, быстро бегущую к нему из леса.

Ни слова не говоря, она подбежала к той акации, с которой только что спустился ее муж, и ловко вскарабкалась на ее вершину.

Недоумевая, он отправился вслед за подругой и догнал ее на одной из верхних веток дерева.

Отсюда открывался далекий вид на окрестности – лес, лагуну, острова и обширную поляну между лагуной и морем.

Жена его молча протянула руку по направлению к морю.

Вглядевшись, он увидал на берегу моря огромное стадо черных рогатых зверей, точь-в-точь таких, каким был зверь, пораженный динозавром.

На лице человека появилось выражение явного недовольства. Он только что был свидетелем дикого нрава этих животных и мысленно поздравлял теперь себя и подругу с тем, что они жили на деревьях.

4. СМЕРТЕЛЬНАЯ ОПАСНОСТЬ

Человек недавно стал обитателем побережья большой лагуны. Это место нравилось ему изобилием плодов, источников с вкусной студеной водой и отсутствием наиболее опасных врагов его – черного пещерного льва, красного медведя и главного бича человеческого племени – непобедимого саблезубого тигра.

Убедившись в пригодности места, он построил для себя и семьи жилище на ветвях густой, толстой и высокой акации, с вершины которой он теперь обозревал окрестности. Соединив крупные ветви сетью переплетенных мелких, он устроил род площадки, на которую набросал хвои и мха. Таким путем образовалось мягкое, уютное ложе, которое он окружил с боков и сверху более плотной сетью ветвей для защиты от дождя и ветров. Здесь он находил пристанище в течении нескольких лет и так привязался к своему зеленому дому, маленькой мохнатой жене и появившемуся вскоре малышу, что на защиту их готов был выступить с голыми руками – хотя бы против целого стада диноцерасов.

Почувствовав теперь опасность именно с этой стороны, он в течение многих дней не покидал своего гнезда и семьи. Но вот небольшие запасы плодов и зелени вышли, и ему пришлось отправиться в лес, чтобы набрать новых.

Перед уходом он строго-настрого наказал жене не слезать с дерева и не соблазняться никакой едой до его возвращения.

Когда он скрылся из глаз, она стала лениво оглядываться кругом. Вдруг у самой воды она заметила несколько свежих, сверкающих белизной яичек, оставленных, вероятно, чайкой.

Чувство голода, которое она сдерживала с утра, вспыхнуло тут с такой силой, что она была не в состоянии подавить его. Она быстро поднялась на вершину дерева и, убедившись со сторожевого поста, что стадо диноцерасов все еще не покинуло той долины, на которой оно паслось у моря, спустилась с ребенком вниз и, забыв обычные предосторожности, побежала к лагуне.

Яйца показались ей очень вкусными. Она вскрыла несколько штук, выпила их содержимое и начала кормить ими ребенка, как вдруг внезапно позади нее в лагуне раздался сильный шум и плеск воды.

Она едва успела вскочить и поднять сына, как вблизи выросли чудовищные фигуры двух гигантских динозавров. Они холодно смотрели на женщину, точно видели в ней злейшего врага, которому готовили страшную месть.

О том, чтобы добежать до леса или родной акации, нечего было и думать. Кругом было открытое место, на котором возвышалась лишь одна маленькая тонкая пальма.

С ловкостью обезьяны она одним прыжком достигла подножия пальмы и в следующий момент была уже на вершине ее.

Динозавры с ревом кинулись вслед за ней и с разбега ударились головами о пальмовый ствол.

Прижав к груди ребенка, охваченная ужасом, она посылала сверху крик за криком, еще надеясь на спасение.

Муж, действительно, был недалеко и услыхал знакомый голос. Он, не задумываясь, бросил все собранное и, что было силы, помчался на помощь. Но во власти динозавров было страшное орудие, при помощи которого они могли свалить любое дерево. Они пользовались для этого своими шейными щитами с зубчатым краем. Проводя ими из стороны в сторону, они спиливали таким образом даже толстые деревья, чтобы потом насытиться их плодами. На этот раз разъяренному динозавру, еще помнившему обиду, причиненную ему человеком, было достаточно один раз мотнуть головой, чтобы тонкая пальма свалилась, срезанная, как тростинка косой. Ловко извернувшись, женщина упала на ноги и хотела сделать прыжок в сторону. Занесенный для удара могучий хвост динозавра самым концом хлестнул ее и сшиб с ног, лишив сознания. Еще один меткий удар громадного хвоста, – и безжизненные, растерзанные тела женщины и ребенка смешались с землей и песком настолько, что было бы трудно отыскать их след. Как раз в этот момент человек выбежал на опушку. Он видел последний удар хвоста динозавра и сразу понял его значение. Не помня себя от горя и злобы, он бросился вперед с одной лишь деревянной палицей в руке и с силой ударил ею по голове ближайшего динозавра. Но она отскочила, как мяч от стены, не причинив ни малейшего вреда и лишь обратив на него внимание пресмыкающихся. С минуту они тупо смотрели на него. Потом стали медленно надвигаться, наклонив огромные головы.

Человек мало думал о себе и о спасении перед лицом этих исполинских чудовищ, грозивших смести его с лица земли. Он чувствовал лишь непреодолимую потребность заставить их поплатиться за гибель жены и ребенка. Они нанесли ему жесточайший удар, и это не могло пройти безнаказанным.

И план мести быстро созрел в его голове.

Овладев собой, он стал действовать осмотрительнее и осторожнее. Конечно, эти неповоротливые, тяжеловесные животные не могли сравняться с ним в быстроте и гибкости движений. И вот он начал отступать назад, ловко лавируя так, чтобы не попасть им на рога и не отойти от них настолько, чтобы они потеряли его из виду. Время от времени, чтобы усилить их слепую ярость, он ухитрялся ударять их палицей, стараясь попасть в глаза или ноздри, и, таким образом, не давал им опомниться. Им казалось, что они приближаются к нему и уже настигают его, – и они совершенно не замечали, что все дальше и дальше удаляются от лагуны.

Когда они приблизились к огромной поляне, на которой паслись диноцерасы, динозавр-самец вдруг остановился. Он учуял знакомый запах врага, с которым ему недавно пришлось сражаться. Это заставило его выпрямиться и насторожиться. Тотчас же остановилась и самка. Человек сразу понял причину их беспокойства. Он схватил полную пригоршню камней и метнул их в широко открытые глаза самца. Ошеломленный и ослепленный, он с еще большей ненавистью опять погнался за человеком, увлекая за собой и самку и не замечая более ничего на пути. Еще момент, – и они все стремительно вынеслись на поляну. Диноцерасы подняли головы и насторожились. Несколько мгновений они удивленно смотрели на мчавшихся прямо на них необычайных чудовищ. Потом среди них началось движение, в котором внимательный взгляд человека уловил некоторый план и порядок.

В стаде было много самок, лишенных клыков и отличавшихся от самцов меньшим ростом. Все они вместе с детенышами собрались в кучу и были окружены кольцом крупных рогатых самцов. Несколько наиболее сильных диноцерасов выступили вперед, опустив головы и обнажив страшные клыки. Все значение происшедшей в стаде перемены было учтено человеком, но оно не могло дойти до крохотного мозга разъяренных гигантских динозавров. Они знали лишь одно – надо было схватить это маленькое, вредное существо, несшееся впереди них и неизменно ускользавшее как раз в тот момент, когда они готовились поразить его рогом или пилой. То, что делалось кругом на поляне, совершенно не останавливало их внимания. А между тем, человек ловко направил бег к шеренге самых сильных животных, стоявших впереди стада. Маленький, незаметный и неинтересный для огромных черных зверей, он ловко прошмыгнул среди них и быстро взобрался на небольшое деревцо, одиноко росшее на поляне, как раз позади стада. Когда он с довольным смешком на губах оглянулся назад, глазам его представилась страшная картина.

Диноцерасы с топотом и ревом, от которых, казалось, задрожала земля, кинулись на двух одиноких, растерянно остановившихся пресмыкающихся. Но это длилось лишь мгновенье.

Обратив всю накопившуюся ярость на новое неожиданное препятствие, динозавры с такой необыкновенной силой стали бить хвостами направо и налево, что тяжелые черные звери отлетали в стороны, как резиновые мячи, и вскоре образовали огромную груду корчившихся в предсмертных судорогах тел. Пробившись через оба ряда самцов, динозавры упрямо двинулись на сгруппировавшихся в отдалении самок.

Эта преграда оказалась более прочной. Самки хотя и уступали в силе и вооружении самцам, но были наиболее злобны и не жалели себя, чтобы сохранить жизнь потомству. Они набросились на динозавров так сплоченно, что на некоторое время последние совершенно исчезли в массе их тел. Им все-таки удалось выдержать первый натиск, так как их рога и пилы вновь показались из-под кучи черных тел. Но за первой атакой шла вторая. И вскоре в массе сражавшихся нельзя было более отличить ни нападавших, ни защищавшихся. Что-то копошилось, металось из стороны в сторону с ревом и воем… Что-то билось и содрогалось… Что-то перекатывалось в судорогах… Но вот конвульсии динозавров стали слабее… Никто из вовлеченных в круговорот не остался более в живых… Поляна затихла. Тогда выжившие самцы и самки бросились к замершей груде тел, растолкали и растащили их в стороны и принялись насыщаться мясом павших. Они принадлежали ко всеядным млекопитающим и никогда не отказывались от мяса. Этим моментом воспользовался человек, чтобы покинуть малонадежное убежище и быстро скрыться в лесу. Гигантские пресмыкающиеся, с которыми с трудом совладало целое стадо диноцерасов, пали жертвой его ловкости и смышлености. Правда, и он потерял немало – он потерял семью, – и сердце его сжималось от боли и горя.

Но он не терял бодрости и надежды. Что делать!.. Он возвратится к тем горам, среди которых оставил свое племя, найдет себе новую подругу, построит новое, еще более прочное и надежное убежище, и тогда ему не будут более страшны ни козни черного пещерного льва и красного медведя, ни даже смертельная вражда хищного саблезубого тигра.

5. ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА

Население Малых Гор переживало тяжелые дни. Напасти и невзгоды сыпались, как из тучи, и каждый новый удар грозил стереть с лица земли военный лагерь первобытного человека. Вслед за первой грозной опасностью – нашествия с востока получеловеческих, полуживотных существ, бывших в действительности прямыми предками горных людей, – явились новые, не менее страшные гости: полчища гигантских пещерных медведей и саблезубых тигров. Прожорливые пришельцы не только принялись начисто истреблять дичь, от которой зависело существование горных людей, но, что было еще опаснее, старались лишить их жилища, захватывая пещеры. И неизвестно, каков был бы исход этой тяжелой борьбы, если бы не слепой инстинкт хищников, заставивший их уничтожать друг друга с таким же ожесточением, как и все кругом. Лето прошло сравнительно спокойно для Малых Гор, и обитатели их успели залечить полученные раны. Но с началом зимы нахлынули новые незваные гости – громадные волки, охотившиеся настолько мощными стаями, что семьи, обитавшие на окраинах Малых Гор, были немедленно отрезаны и истреблены.

Так, ценою неимоверных усилий, отстаивая каждый день существования, горные люди провели половину зимы.

Когда же волки, пожрав и разогнав всю дичь в окрестностях Малых Гор, устремились прочь и поредевшими стаями потянулись на юго-запад – и горные люди из сумрака пещер вышли на свет солнечного дня, их встретил другой, не менее грозный враг – голод.

Напрасно целыми днями рыскали они в чаще леса, взбирались на склоны гор и спускались к покрытым льдом болотам близ устья реки: дичь исчезла, и им оставалось лишь рыться в замерзших заводях и прудах в поисках рачков и моллюсков – пищи невкусной и не насыщавшей тела. Но нашествие волков не прошло для горных людей бесследно. Опустошительные набеги их принудили племя отступить вглубь гор, в область центральных пещер, и здесь, противопоставляя свою сплоченность несогласованным и случайным действиям волчьих стай, оно научилось понимать значение дружной совместной борьбы. И когда свалилось новое испытание, обитатели Малых Гор не были уже более хаотическим сборищем разобщенных, чуждых друг другу групп и семей.

На этот раз беда снова пришла с враждебного востока, по тому же пути, что и пещерные медведи, обезьяны и свирепые волки. Однажды ранним летним утром женщина из племени горных людей бродила по склонам горного ручья, заостренной палкой вырывая корни из земли, как вдруг внезапно цепкие лапы схватили ее, и она увидела перед собой двух коренастых, желтокожих людей, широкоплечих, на коротких кривых ногах, с плоскими лицами и широкими зияющими ноздрями. Но женщина была молода и сильна. Она боролась за свою жизнь, как тигрица, нанося раны острой палкой, пока не была оглушена ударом по голове.

Однако крики ее подняли на ноги все племя. Нападавшие, не желая расстаться с добычей, подняли ее на руки и устремились в чащу, начинавшуюся по ту сторону ручья.

Три горных человека с бешенством бросились в погоню. Но едва они вступили в лес, как были окружены ордой коренастых незнакомцев, вынырнувших из кустов. После минутной схватки, три человеческих тела были разорваны на клочки и втоптаны в землю.

Вождь племени видел все – со своего сторожевого поста, на вершине склона, тянувшегося вплоть до маленького амфитеатра пещер. Невзгоды двух предыдущих годов сделали его хладнокровным и прозорливым. Вид этих грязных, косматых людей, их звериные прыжки и воющие крики сказали ему, что битва предстоит не на жизнь, а на смерть. Резким движением удерживая наиболее горячих из своих людей, в жажде кровавой мести порывавшихся устремиться вниз, в толпы врагов, – он испустил короткий могучий крик, призывавший все племя сплотиться на защиту узкого, горлоподобного ущелья, которое вело в амфитеатр. И по слову его, передававшемуся из уст в уста, старики и старухи с детьми на руках бросились собирать камни и, поспешно карабкаясь, усеяли собою скалы и утесы, возвышавшиеся по бокам прохода. Тем временем молодые женщины и девушки заняли места в рядах мужчин у входа в ущелье. Оружием для них служили дубины с прикрепленными к ним камнями, а также – длинные копья с отточенными кремневыми наконечниками.

И вот, в беспорядке, переплывая поток, хаотические толпы «колченогих» устремились вдоль склона – с резкими взвизгиваниями и вызывающими жестами, обращенными к молчаливой группе на вершине холма. Это были два племени, две глубоко отличные породы, выросшие из одного общего жизненного корня.

Горные люди, прямые и стройные как пальмы, были выше своих звероподобных противников почти на тридцать сантиметров. Они не были очень широки в плечах и массивны, но зато обладали могучей грудью, сильно развитой мускулатурой рук и ног, – а некоторая худощавость придавала их телам стройный и пропорциональный вид. Их кожа – матово-красная у взрослых, бледно-розовая у детей и юношей, выгодно отличалась от кричащей желтизны, которой лоснились на солнце тела колченогих. Но лучшим доказательством превосходства горных людей была их голова с прямым носом, глазами, глядевшими непоколебимо, и высоким лбом под густой шапкой темно-коричневых волос. Их наружность была резким контрастом с наружностью колченогих – с их чернильно-черными жесткими клочьями жидких волос, покрывавших уродливые черепа.

В десять раз малочисленнее – горные люди молча стояли плечом к плечу и смотрели вниз – на врагов – без страха, но с отвращением. На короткое время толпы колченогих сомкнулись, визгливо перекликаясь и возбужденно размахивая над головой тяжелыми дубинами.

Очевидно, у них не было вождя, не было плана атаки и дисциплины. Некоторые из них уселись на корточках между камней и неистово чесались, как обезьяны, с тупым лукавством поглядывая на небольшую колонну неприятеля и усиленно дыша через отвратительные ноздри, казавшиеся на их плоских лицах парой глубоких красных ямок. Затем они начали игру, перебрасываясь страшным красным шаром, на котором еще висели обрывки волос.

Свирепый вой раздался сверху – из рядов горных людей, и некоторые сделали движение вперед, чтобы принять этот ужасный вызов. Но вождь преградил им путь своей дубиной. Затем он сам выступил вперед.

Возвышаясь почти на целую голову над своим войском, – с великолепно развитой грудью, с темной гривой, в которой серебрилась частая седина, – он отделился на несколько шагов и встал, опираясь на огромную красноголовую дубину, устремив спокойный зоркий взгляд на беснующуюся орду.

Колченогие на мгновение прекратили вой и с любопытством стали вглядываться в эту могучую фигуру.

Вдруг один из тех, которые сидели, скорчившись, на земле, схватил за волосы страшный шар и, описав им быстрое вращательное движение вокруг своей головы, швырнул вверх, по направлению к ущелью. И в тот же момент две женщины выскочили из ущелья и с быстротой горной лани понеслись по камням за катившимся обратно шаром. Передняя схватила его и, прижав к голой груди, испустила проклятье в сторону бессмысленно галдевших убийц. Еще одно мгновение – и обе женщины скрылись в рядах горных людей.

Вид этих женщин – с развевающимися волосами, с ловкими, сильными движениями – послужил тем толчком, который необходим был колченогим, чтобы объединить их волю и заставить их открыть действия. Толпа заволновалась, как муравейник от брошенного камня, – сидевшие на земле проворно вскочили на ноги, и вся масса пошла на приступ.

Тут произошло то, чего опасался вождь и что он был не в силах предотвратить. Долго сдерживаемая ненависть не выдержала напряжения, и передние ряды осажденных метнулись навстречу врагу. Этот авангард был смертоносен для колченогих. Все накопленное бешенство горных людей вылилось в ударах дубин, с молниеносной быстротой опускавшихся на черепа наступавших. Но, как и предвидел вождь, фланги оказались беззащитными. Численное превосходство колченогих принудило горных людей отступить, и они заняли прежнюю позицию у пасти ущелья. Здесь, под защитою каменных стен с боков, они сами были непоколебимы, как гранитная стена.

На эту сомкнутую фалангу в неистовой ярости набегали волны колченогих и каждый раз с уроном катились назад. Деревянные палицы их не могли противостоять тяжелым дубинам с камнями и кремневым остриям копий. Но в слепой ярости борьбы, они в самозабвении ныряли в самую гущу врагов, хватали своими обезьяньими руками за ноги горных людей и, увлекая наземь, разрывали их на части крючковатыми, цепкими, как клещи пальцами.

Немало борцов было вырвано из рядов горных людей в этой свалке. Но из женщин ни одна не была взята в плен живою. Каждый раз, когда колченогие увлекали какую-нибудь женщину к себе и освободить ее было невозможно, – из собственных рядов вылетало освобождающее копье, предупреждавшее бесчестье племени. И этот страх перед бесчестьем, смешанный с инстинктом материнства, вдыхал в женщин безудержную ярость волчиц и делал их для колченогих не менее страшными, чем сильнейшие из мужчин. Центральное место авангарда занимал вождь. Его массивная дубина, которой он владел очень искусно, создала перед собой опасный круг, куда не мог проникнуть ни один колченогий.

На левом фланге, где каменная стена ущелья, падая менее круто, чем правая, обнажала слабое место сражавшихся, – защитой руководил воин, по имени Гром.

Его дубина также сеяла смерть и ужас вокруг. Но, более тонкая и легкая, эта дубина отличалась своим оригинальным видом. Очень длинная рукоятка ее оканчивалась гладко сточенным кремнем, вследствие чего это оружие служило для Грома одновременно и палицей и пикой. С изумительной ловкостью, перебрасывая его в своей руке, он то опускал тяжелый молот камня на головы наступающих, то, вытянув его во всю длину, поражал врага в грудь острым конусом кремня.

Этот воин, несмотря на то, что его слава, как охотника и бойца, уступала репутации лишь одного вождя, не возбуждал в последнем никогда подозрительного или ревнивого отношения к себе. Всегда охотно признавая авторитет вождя, он много способствовал укреплению в племени дисциплины подчинения.

Чуждаясь племенных раздоров и неурядиц, он обитал во время нашествия волков в уединенной пещере на наружной границе Малых Гор и первый встречал грозные набеги волчьих стай.

Там он жил в обществе своей семьи, состоявшей из старухи-матери, двух жен и четырех детей. Однажды, когда он был на охоте с младшим из них, десятилетним мальчиком, – явились волки.

Вернувшийся Гром нашел в пещере лишь кости своей семьи да клочья волчьей шерсти, говорившие о страшной борьбе. Теперь – в великой схватке с колченогими – мальчик находился на стене ущелья, метрах в шести над головой отца, и бросал камни в воющие толпы врагов. И в короткие промежутки между схватками Гром с тревогой оглядывался назад, туда, где стоял его сын.

Вдруг со скалы раздался пронзительный крик. Гром в разгаре борьбы инстинктивно повернул голову в сторону сына. Мгновенно один из колченогих схватил его дубину и дернул к себе. В то же время другой, изловчившись, метнулся к его ногам и захватил их крючьями пальцев. Гром потерял равновесие и упал.

С резким криком из рядов вырвалась молодая девушка с нежной кожей и волнами длинных темных волос – и одним прыжком очутилась над распростертым Громом. Мелькнувшее в ее руке копье ударило меж глаз ближайшего из нападавших.

Так неожиданно было ее появление, что колченогие растерялись. Этим моментом воспользовались горные люди, чтобы схватить упавшего бойца и унести его за линию прикрытия.

Через минуту он был уже снова впереди, сражаясь с удвоенной яростью, несмотря на кровь, покрывавшую его голову и спину. А за ним, вперив в него взгляд широко раскрытых глаз, забыв о том, что эта кровь была не только его, но и ее кровью, стояла девушка, вырвавшая его из объятий смерти. Правда, до сих пор все атаки не могли сокрушить шеренги бойцов, но для умудренных жизненным опытом стариков, толпившихся на скалах над ущельем, было очевидно, что еще немного, и ряды их родичей будут опрокинуты. Но вот, с вершины правого утеса, – том, где каменная стена падала вниз почти вертикально, раздались два протяжных резких свистка. Это был сигнал, которого ждал истекающий кровью вождь. Из уст его вырвалось рычанье команды, и ряды горных людей угрюмо и в полном порядке отступили назад, наполовину очистив узкий проход. С ликующим лаем, толкая друг друга, топча раненых, толпы колченогих понеслись вперед, и не прошло и пяти минут, как горло ущелья было набито ими битком.

Непрерывный град камней полетел на их головы с правой стены. А слева в течение нескольких минут сыпался густой дождь песка, слепивший их глаза и забивавшийся внутрь безобразных, раздернутых ноздрей. Над этим облаком пыли замелькали седые бороды, и показались лица с выпученными глазами и вздувшимися от напряжения жилами… И камень подался. Огромная глыба камня начала медленно сползать вниз, и работавшие наверху люди с развевающимися гривами седых волос стремительно отхлынули назад.

Гром падающей глыбы наполнил собою все вокруг, и увлекаемая ею огромная масса камня и земли рухнула на желтую орду, сдавленную в горле ущелья.

Оглушительный, долго несмолкавший крик триумфа понесся из рядов горных людей…

Немного воинов уцелело из орды колченогих. Они добрались до приближавшихся отрядов своих сородичей и поведали им о страшном племени высоких краснокожих демонов, непобедимых в бою и низвергающих горы на головы врагов.

И с этих пор кочующие орды колченогих изменили свой путь и, уклонившись на юго-запад, далеко обходили территорию Малых Гор.

6. В ПОИСКАХ НОВОГО МЕСТА

Бледный месяц освещал амфитеатр, где, сидя на корточках перед пещерами, держали совет покрытые рубцами воины племени. Покойники были погребены, как того требовал обряд, под кучками камней на ветреных склонах холмов.

Вождь, сидя на утесе, возвышаясь над всем собранием, внимательно прислушивался к шумливому спору, переводя взгляд прищуренных глаз с одного говорившего на другого, и лишь изредка вставляя свое слово. Внезапно вождь издал резкое восклицание, и все смолкли. Он стоял, сгибаясь от полученных ран, и все равно казался чрезмерно большим при свете месяца. Он изрек свое решение.

– Я слышал много безумных слов, – произнес он, – но также и немного мудрых. И наиболее мудрыми были слова отца нашего, старого Альпа. Глаза отца моего ослепли от прожитых лет, но сквозь эту темноту они видят то, что нам недоступно. Они увидели, что все несчастья последних лет пришли к нам с востока. Они видят, что и новые опасности придут с востока, потому что мы, народ Малых Гор, стоим на их пути. Сколько же еще опасностей можем мы встретить лицом к лицу и не погибнуть? Ни одной! Поэтому я говорю: нам нужно оставить место это, родину наших отцов, и пойти на закат солнца, чтобы найти новую родину, вдали от врагов. Я сказал. В ответ на его слова раздалось тихое ворчание, потому что многие, не смея открыто высказать свое мнение, с неудовольствием и страхом думали о предстоящих опасностях пути и о том, что придется покинуть свои удобные жилища. Но Гром, который слушал вождя с горевшими глазами, теперь выступил вперед и вошел в круг.

– Боор – наш вождь, – произнес он ясным, спокойным голосом, – не только потому, что он самый сильный из нас, но и потому, что он – мудрейший на совете. Когда мы выступим?

Вождь подумал короткое мгновение. О ропоте несогласных он не заботился, но поддержка Грома была ему приятна.

– Через два месяца от этого дня, – ответил он, – наши раны должны зажить, потому что нам нужно быть сильными в пути. Мы идем далеко, не зная сами – куда, и нам нужно собрать много пищи для пути. Когда месяц дважды совершит полный круг, мы оставим эти пещеры и страну Малых Гор.

– Тогда, – сказал Гром, – если Боор возьмет к себе моего сына и позаботится о нем во время моего отсутствия, я пойду один вперед, чтобы найти для нас место, вернусь быстро назад и поведу племя отсюда кратчайшим путем.

– Я позабочусь о твоем мальчике, – сказал Боор. – Когда ты выступишь?

– На заре следующего дня, – ответил Гром.

В этот момент молодая девушка Айя в сильном возбуждении вскочила на ноги. Увидев это, рослый юноша, сидевший все время вплотную к ней на корточках и пожиравший ее лицо жадными глазами, подпрыгнул с яростным криком.

– Гром – изменник! – вскричал он. – Он бросает нас в нужде. Не позволяй ему уходить, вождь!

Ропот протеста пронесся по рядам слушателей. Девушка посмотрела ему в лицо сверкающими глазами, но Гром бросил на него безразличный взгляд и отвернулся в сторону, со скрытой усмешкой на губах.

Вождь ударил дубиной по скале и произнес холодно:

– Мауг молод, и слова его безумны. Гром – верный человек. Он пойдет.

Лицо юноши исказилось гримасой, говорившей о внутренней борьбе. Но затем черты его разгладились, и он коротко рассмеялся при мысли, что из такого опасного путешествия его соперник вряд ли возвратится живым. Он искоса бросил хитрый взгляд на девушку, снова повернувшуюся к нему спиной. По знаку вождя совет закончился. Горные люди, переговариваясь, разбрелись по своим пещерам.

Не успело еще солнце своими лучами коснуться верхушек окрестных утесов, как Гром был на ногах и, притронувшись в знак прощанья к спящему сыну, вышел из пещеры. Он чувствовал необычайный прилив сил. Это было как раз такое предприятие, которого хотел его испытующий, жадный ко всему неизвестному дух.

Юный пыл сверкал в его глубоких глазах из-под густых, сдвинутых бровей, когда он бесшумно пробирался через горло ущелья, с легкостью мальчика перепрыгивая через чисто обглоданные кости вчерашних врагов. Затем он повернулся спиною к солнцу и направил свой путь вдоль потока. Его оружием была все та же боевая дубина, два легких охотничьих копья и кремневый нож, болтавшийся на поясе из волчьей кожи. К полудню он достиг широкой и быстрой реки – на границе его прежних вылазок. Он перебрался через нее не без труда и дальше пошел уже с большими предосторожностями, охваченный ощущением враждебной, стерегущей неизвестности.

Когда солнце склонилось к земле, Гром остановился, подыскивая дерево, на верхушке которого он мог бы найти надежное убежище на ночь. В этот момент его слуха достиг пронзительный крик ужаса. Он побежал в ту сторону, откуда он доносился, и увидел бегущую девушку с развевающимися по ветру волосами. За нею гнались три пещерных волка.

Гром метнул копье, которое вонзилось одному из волков в грудь. Тогда два другие остановились в нерешимости. Но при виде высокой человеческой фигуры, большими прыжками приближавшейся к ним, они повернули и мгновенно скрылись в чаще.

Девушка сделала несколько шагов вперед и склонилась к коленям Грома. Воин смотрел на нее с удивлением и досадой. Но затем он узнал ее. И взор его смягчился при виде глубокого красного шрама, тянувшегося по ее плечу: он знал, что кровь из этой раны обагрила его плечи и спасла ему жизнь там, на пороге ущелья. Это была Айя.

Однако он был смущен ее неожиданным появлением, осложнявшим его трудное предприятие, и коротко спросил ее, зачем она последовала за ним.

– Я боялась за тебя, – отвечала она, не вставая с колен и не подымая на него глаз. – Ты идешь навстречу стольким опасностям! Я не могла остаться с племенем и ждать.

– Ты думала, что мне нужна помощь? – спросил он с легкой усмешкой.

– Я нужна была тебе в бою! – ответила девушка гордо.

– Верно! – промолвил Гром. – Если бы не ты, я бы спал теперь под камнями.

Он взглянул на нее с внезапно нахлынувшей нежностью, которая удивила его самого, потому что подобного чувства он никогда до того не испытывал к женщине. Его жены были покорными и исполнительными женщинами, и он был вполне доволен ими, но ему пришло в голову, что ни одна из них не решилась бы добровольно разделить с ним опасный путь.

– Я не могла оставаться без тебя, – я боялась Мауга, – сказала девушка со скрытым лукавством в голосе.

Волна ревнивой ярости пробежала по лицу Грома.

– Если бы он коснулся тебя, я бы убил его, – произнес он гордо, и в глазах его мелькнул холодный огонь уверенности в своей силе. И, быстро наклонившись к девушке, он поднял ее с земли и на мгновение прижал к своей могучей груди.

– Но почему же ты шла за мной весь день скрываясь?

– Я боялась, что ты рассердишься и отошлешь меня назад, – ответила девушка с легким вздохом облегчения.

– Неужели я мог бы приказать тебе вернуться? – сказал Гром, совсем забыв свое прежнее равнодушие. – Теперь идем, нам нужно найти место для ночлега.

И, взявшись за руки, они быстрым шагом направились к дереву, которое Гром уже раньше наметил для ночного убежища. Когда они укрылись на его верхушке, быстро надвинулся сумрак, и громкий рев крупного зверя донесся из глубины леса, а в ближайшей заросли послышался легкий треск сучьев под тяжестью лап вышедшего на охоту тигра.

7. СВЕТЯЩИЕСЯ ПЛЯСУНЫ

В течение трех недель Гром и Айя безостановочно стремились вперед. Им пришлось уклониться на север, чтобы обогнуть обширное озеро, болотистые берега которого были покрыты следами невиданных еще ими чудовищ. Несмотря на то, что высокие деревья давали надежный приют в своих густых кронах, они проводили без сна опасные часы ночной темноты, так как зверей кругом было очень много.

Если бы Гром был один, он, вероятно, давно изнемог бы под бременем этого беспрерывного чуткого бдения. Но девушка, в глазах которой постоянно светилось счастье молодого, вольного зверя, казалось, не знала утомления, и Гром наблюдал за ней со все возрастающим восхищением. Когда озеро и низкие болота остались позади, они вступили в незнакомую страну с плодородными, полными жизни долинами, покрытую голыми конусообразными холмами.

Эти холмы казались темными островками среди зеленого волнующегося моря. Дальше, вдоль горизонта, они тянулись беспрерывной цепью, поднимая к бледной синеве неба причудливые очертания острых вершин. Некоторые из этих холмов курились нежными струйками легкого дыма, а из одной вершины взвивался к небу густой, темный столб, принимавший в верхних слоях неподвижного воздуха форму гигантской пинии. Девушке этот ландшафт казался зловещим. Он наполнял ее сердце жуткими предчувствиями, она охотно обогнула бы эти места. Но, видя, что Гром полон интереса к открывающимся перед ними новым явлениям, она отбросила в сторону страх и с прежней смелостью пошла вперед. Однажды, когда солнце стояло высоко, они подошли к двум могучим деревьям, одиноко возвышавшимся среди открытого луга, немного в стороне от густого леса. Маленький ключ с ледяной водой выбивался из-под их корней на земную поверхность.

Это было время полуденного отдыха, и деревья манили к себе темной листвою, обещая надежный приют. Айя напилась, освежила лицо прохладной влагой, откинула назад спадающие волосы и одним сильным упругим движением поднялась на ближайшую ветвь дерева. Гром помедлил несколько мгновений, полными пригоршнями ополаскивая разгоряченные ходьбой мускулы. Затем он припал к земле и стал пить большими глотками.

В этот момент, когда его обычная звериная чуткость была ослаблена, послышался шорох раздвигаемых ветвей, и из чащи вышел гигантский косматый бурый медведь. Одно мгновение он смотрел налитыми кровью глазами на распростертого на земле человека, затем ринулся на него с быстротою огромного валуна, низвергающегося вниз по склону холма. Девушка испустила пронзительный предостерегающий крик.

В следующую секунду Гром был уже на ногах и стремительно бросился к дереву. Но зверь уже настигал его, – как вдруг копье со свистом пронеслось над головою Грома, задев его волосы, и вонзилось медведю глубоко в плечо. С ревом животное остановилось, движением спины силясь вытолкнуть его вон. Этим воспользовался Гром и в два прыжка поднялся на сук, уронив при этом оба свои копья.

Такой оборот дела не остановил медведя. Обезумев от боли и ярости, он подступил к дереву и начал взбираться наверх. Гром попытался ударить его дубиной, но в неудобном, согнутом положении трудно было как следует размахнуться, и медведь почти не заметил удара.

– Надо заманить его наверх, потом спуститься и бежать, – сказал Гром.

И оба стали проворно подыматься на верхушку. Зверь не отставал от них, и, когда ветви стали трещать и гнуться под тяжестью его огромного тела. Гром и девушка быстрым движением перенеслись на соседнее дерево.

В этот момент другой медведь показался под ними и, взглянув на людей умным и неуловимым взором хищника, сопя и ворча, обхватил мохнатыми лапами ствол дерева.

Гром посмотрел на девушку глазами, в которых внезапно появился испуг.

– Можешь ли ты бежать очень быстро? – спросил он.

Девушка коротко засмеялась.

– Я убежала от волков, – напомнила она ему.

– В таком случае нам нужно бежать, – продолжал он, – быть может, очень долго, до тех пор, пока мы не найдем места, где сможем обороняться. Когда оба медведя были высоко на деревьях, Гром и девушка с быстротой коршуна, сомкнувшего крылья, скользнули вниз, и, подобрав лежавшие на земле копья, понеслись по направлению к линии дымящихся холмов. А за ними тяжелым галопом понеслись хищники.

Действительно, девушка бежала так хорошо, что Грому, славившемуся в племени своим быстрым бегом, не пришлось заметно умерять шаг ради нее. Он бежал позади нее – на случай внезапного истощения ее сил – и зорко выискивая подходящее убежище, умело сокращал путь, желая сберечь ее силы. Он знал, что, если она упадет обессилев, он остановится и над ее телом совершит свою последнюю битву.

В продолжении часа девушка бежала легко, затем она стала обнаруживать легкие признаки изнеможения. Лицо ее потемнело. прерывистое дыхание вырывалось из раскрытых губ и дважды она уже споткнулась. В приступе щемящего страха Гром заставил ее опереться на свою мускулистую руку и, ободряя, указал вперед. Прямо перед ними ясно выделялись контуры гор, рассеченных узким ущельем.

– Там должны быть скалистые уступы, – сказал он, – где мы сможем защищаться. Там тебе можно будет отдохнуть.

Обогнув опушку непроходимой чащи, они внезапно вынеслись на край зеленой равнины и увидели перед собою, не дальше чем в полумиле, ровное ущелье. Его стены, обнаженные или покрытые ползучим кустарником, представляли собою хаотическое скопление горных обломков и скал и казались верным убежищем от преследователей.

Но поперек пасти ущелья тянулся страшный барьер. Из зигзагообразной трещины в раскаленной земле от одной стены к другой выходили языки красного пламени, поднимаясь кверху на несколько метров, падая назад, снова взвиваясь и клонясь в стороны, как бы в фантастическом танце. Гром остановился – с сердцем, исполненном трепета и изумления. Девушка опустила глаза, в которых горел невыразимый ужас зверя перед непонятной стихией природы, колени ее подогнулись, и она стала падать. Это вернуло Грому самообладание. Медведи были так близко, что он слышал их тяжелое, свирепое дыхание.

Резким движением поставив девушку на ноги, он сказал ей несколько слов голосом, который привел ее в сознание. Затем, крепко дернув ее за кисть руки, он устремился прямо на барьер. Девушка прижалась к нему и проворно бежала, не подымая опущенных к земле глаз. Когда они приблизились к пылающему барьеру, немного справа в линии огня показался прорыв длиною в несколько метров, и Гром направил свой бег в центр этого места. Когда они проносились мимо огненной трещины, сильный жар охватил их полунагие тела, и девушка обезумела от ужаса и отчаяния. Ослепленная, она пробежала еще десять шагов и с глубоким протяжным криком упала без чувств. Но, прежде чем тело ее успело коснуться земли. Гром подхватил ее и поспешно оглянулся.

Медведи не преследовали их больше. Воя и рыча, они остановились на расстоянии брошенного копья и в яростной нерешимости топтались на месте.

– Они боятся Светящихся Плясунов, – сказал себе Гром и добавил со взрывом ликования: – А я их не боюсь.

Тут только, очнувшись от возбуждения, заметил он, что земля в этом месте, сухая и голая, жестоко жгла ступни его ног. Он сделал несколько шагов вперед, где снова начиналась зелень, и положил свою ношу на густую траву. Затем снова обернулся к медведям.

Видя, что их добыча не делает дальнейших попыток ускользнуть, хищники пришли в еще большую ярость. Некоторое время Гром боялся думать, что они отважатся пойти сквозь барьер, но затем с радостью убедился, что огонь вселял в животных непреодолимый ужас. В нерешительности потоптавшись на краю зеленого луга, они, как бы по взаимному соглашению, метнулись прочь и скрылись в густой чаще.

Гром слишком хорошо был знаком с непобедимым упрямством их породы и не думал, что хищники отказались от охоты.

Но, чувствуя себя сейчас в безопасности и видя, что девушка очнулась и сидит, устремив пристальный взгляд на линию огня, он обратил все свое внимание на эти странные – сияющие и прыгающие – огненные образы, которым они были обязаны своим спасением.

Насторожившись, держа дубинку и копье наготове, он стал медленно приближаться к барьеру, к тому месту его, где пламя было ниже и менее опасно, чем в других местах. Сильный жар заставлял его все время остерегаться, но под устремленным на него взглядом девушки он не обнаружил ни малейшего признака страха. На расстоянии двух метров он остановился, наблюдая за острыми извивающимися языками света. Излучаемый ими жар на этом расстоянии был почти невыносим для обнаженных членов его тела, но чем дольше стоял он здесь, тем сильнее укреплялась в нем надежда. Пылающие Плясуны не выказывали намерения напасть на него. Под конец он отважился протянуть копье и коснулся – очень почтительно – верхушки пламени. Кожаные ремешки, которыми было привязано к древку кремневое острие, задымились и с шипением сморщились. Он с беспокойством отдернул оружие и стал щупать верхушку копья. Оно почернело и жгло пальцы при прикосновении. Но, видя, что огненные языки продолжают по прежнему свою пляску, он повторил этот опыт еще несколько раз, силясь понять все детали этого явления, в то время как девушка со своего места следила за его движениями глазами испуганного ребенка. Под конец сухое дерево вспыхнуло ярким пламенем. Когда Гром потянул к себе копье обратно, он с изумлением увидел, что уносит на нем часть светящегося существа, и в приступе страха швырнул оружие наземь. Недостаточно разгоревшееся пламя затрепетало и исчезло. Но на черном дереве осталась сверкающая красная искра. Упорный в своем безграничном любопытстве, Гром прикоснулся к ней пальцем. Он почувствовал острый укол и с криком боли отдернул палец. Но под его пальцем искра потухла. Посасывая палец, Гром с изумлением смотрел на верхушку копья, которая за мгновение до того была такой светлой, а теперь совсем почернела.

Обратившись к Айе, он произнес громко:

– Светящиеся Плясуны – наши друзья, но они не любят, когда их трогают. Если их тронуть, они кусаются.

Сердце его наполнилось огромной, неясной надеждой. Возможности, которые он был не в состоянии охватить, проносились в его мозгу, и в сознание его проникла мысль, что он переступил порог нового мира. Он взял копье и снова повернулся к огню.

Теперь он дал пламени охватить конец древка и тогда поднял перед собою этот пылающий факел. И в то время, как он пожирал его жадным взглядом, резкий крик девушки достиг его слуха. Она вскочила на ноги и стояла, повернув голову назад, не смея ступить вперед из страха перед огнем. А за ее спиною, не далее как в двадцати шагах, из чащи наполовину высунулись огромные морды медведей, сочившиеся слюной бессильной ярости. Испустив дикий боевой клич, Гром устремился на врага, высоко подняв горящее копье. Звери попятились, завыли и, повернувшись, обратились в бегство.

Несколькими прыжками Гром настиг их. Пламя дошло уже до рукоятки, лижа его пальцы.

Могучим движением руки он метнул копье, и оно, описав в воздухе огненную дугу, поразило в бок ближайшего хищника. Длинные космы шерсти вспыхнули, и в паническом ужасе звери понеслись через чащу, ломая и давя все, попадавшееся на пути.

Гром чувствовал себя на вершине гордости, но он не показал этого и, обернувшись к девушке, сказал спокойно:

– Они не вернутся.

Гром долго сидел без движения, наблюдая острым взглядом из-под сдвинутых бровей извивы пламени, и думал. Девушка не решалась прерывать его мысли.

Когда солнце зашло и со склонов подул холодный ветер. Гром подвел девушку ближе к огню и снова уселся. Когда Айя почувствовала ласковую теплоту огня, ее страх уменьшился. Она несколько раз повернулась всем телом, подставляя его горячему дыханию огня, потом свернулась, как кошка, у ног Грома.

Наконец, Гром поднялся еще раз. Он взял в руки оставшееся копье и, приблизившись решительно к огню, всунул в него рукоятку копья. Когда копье было охвачено пламенем, он бросил его на кучку увядшей травы. Сухая масса ярко вспыхнула и сгорела.

Гром стал катать по земле пылающую рукоятку копья до тех пор, пока она не погасла. Искры, еще мелькавшие в траве, он гасил ладонью руки. Они кололи его, но гасли.

Тогда он поднялся во весь рост, озаренный багровым светом огня в сумраке быстро спускавшейся ночи, и повернулся к девушке, вытянув вперед почерневшую руку.

– Смотри, – сказал он, – я покорил Светящихся Плясунов. Огонь должен прийти сюда, и мы станем господами этой земли. И широким жестом руки он обвел кругом всю местность.

8. НЕПОПРАВИМАЯ ОШИБКА

Из узкой вулканической трещины, тянувшейся от одного края ущелья до другого, навстречу спускавшейся ночи метались и плясали огни.

То поднимаясь кверху на несколько сантиметров и затем внезапно пропадая из виду, то взвиваясь порывами на высоту полутора метров и багровым светом озаряя камни и траву вокруг, легкие, бесплотные существа вели безостановочную игру. Ярко-желтые, темно-оранжевые и нежно-фиолетовые, трепетно движущиеся – они казались Грому такими же живыми существами, как он сам.

И, сидя на корточках на согретой земле, человек не мог оторвать от них очарованного взгляда.

Девушка, свернувшаяся у его ног, обращала мало внимания на игру огней. Она не понимала пляски огней, но ей были хорошо понятны тяжелые шорохи, вой и дикие крики, явственно доносившиеся из леса и со склонов гор. Она чутко прислушивалась, а Гром был всецело поглощен чудесной игрой пламени и, казалось, совсем забыл об опасностях, таившихся за их спиной.

Сердце его горело неиспытанной никогда раньше гордостью и, казалось, мозг его не выдержит напора огромных сверкающих перспектив. Впервые он не чувствовал себя зверем среди прочих зверей. Никогда еще он, храбрейший из храбрых в своем племени, не мог слушать без животного страха рев пещерного медведя, гиены или тигра, видя спасение лишь в бегстве. Теперь этот страх исчез.

Громкое рычанье донеслось из темноты, и Гром увидел, как расширились темные зрачки девушки. Быстрая усмешка скользнула по его костистому лицу, и упругим движением мышц, он встал на ноги, подымая вместе с собой Айю.

С горячим чувством удовлетворения он увидел, сколько мужества и упорства было в ее сердце, потому что прямо против них, на краю освещенного пространства, выступив из лесной глубины, стояли чудовищные звери, которых больше всего страшился горный человек.

Первым, вытянувшись во всю длину своего гибкого, мягкого туловища, вышел из чащи гигантский саблезубый тигр. Не больше тридцати или сорока шагов отделяли его от людей, и в отблесках пламени его клыки величиною в двадцать пять сантиметров казались кроваво-красными, а прямой, голый хвост мерно раскачивался из стороны в сторону, как бы понуждая зверя ступить ближе к огню.

Шагах в двадцати далее, вдоль опушки, в причудливом сплетении света и тени, наполовину скрываясь в заросли, стояли два бурых пещерных медведя, злобно мотая низко опущенными мордами. В ослеплении ярости перед человеческими существами, безбоязненно укрывшимися под защитой страшного огня, они не обращали внимания на тигра, с которым находились в непрестанной смертельной вражде.

Слева, явственно выделяясь между деревьями, сидели на задних лапах, высунув длинные красные языки, две огромных пещерных гиены. Обладая челюстями, которые в состоянии были разгрызть бедро буйвола, два хищника все же не решались обнаружить свое присутствие, как перед саблезубым, так и перед гигантскими медведями.

Медведи и гиены не внушали Грому страха, но он считал возможным, что тигр отважится проникнуть за линию огня. Подняв с земли сухой сук, он схватил девушку за руку и отступил вместе с нею ближе к огню. Устрашенная его жарким дыханием Айя пала на колени и закрыла лицо волосами. Смеясь над ее испугом Гром сунул ветвь в огонь. Когда пламя разгорелось, он поднял ветвь на головой и устремился на тигра.

Первое мгновение зверь стоял неподвижно, но Гром заметил что ужас мелькнул в глазах хищника, и бесстрашно продолжил движение вперед. Действительно, громкий рев огласил равнину, тигр попятился назад и прыгнул в чащу.

Тогда Гром повернулся к медведям. Но они не стали дожидаться своей очереди. Вид пылающего пламени, которое, как казалось, выходило из косматой головы человека, был для них невыносим, и они мгновенно скрылись в тени.

Гром бросил наземь горящую ветвь, накидал сверху сучьев и хвороста, и костер весело загорелся. Тогда он взял головешку и швырнул ее в гиен. Поджав хвосты, хищники понеслись прочь, к своим логовищам на склонах гор.

Тогда он стал бросать в огонь хворост, пока сильный жар не заставил его отступить. Усевшись рядом с изумленной девушкой, он созерцал дело своих рук с возрастающей гордостью.

Когда костер прогорел, он покрыл пылающие угли огромной кучей сухого топлива, и пламя снова взвилось к вершинам ближайших деревьев.

Да, это была несомненная, решительная победа! По воле Грома длинные красные языки поднимались к небу и в следующую минуту бессильно припадали к земле.

Принеся несколько охапок травы и листьев. Гром устроил постель и указал на нее девушке. Сам он, несмотря на страшное физическое утомление, еще несколько часов продолжал опыты с огнем, создавая вокруг себя кольцо из маленьких пылающих кучек.

Затем, сидя на корточках рядом со спящей Айей, он размышлял о будущем своего племени, о тех переменах в судьбах его, которое принесет с собою необычайное новое явление.

Когда протекла половина ночи, он разбудил девушку и, приказав ей не смыкать глаз, мгновенно заснул, равнодушный к вою и лаю, который несся из темноты ущелья и с окраин родника.

Ущелье было обращено на восток. Когда взошло солнце, и под первыми лучами его стали почти невидимыми побледневшие языки огненного барьера, Гром проснулся.

Подкрепленные несколькими часами сна, в соседстве с живительной теплотой огня, мужчина и женщина стояли, выпрямившись под прохладным дуновением горного ветра, и новым взглядом окидывали расстилавшийся перед ними ландшафт.

С чувством удовлетворения заметил Гром тучные, темные луга на некотором расстоянии от линии огня, а на пологих склонах вулканических сопок – расщелины и скалистые уступы. От его зоркого взгляда не укрылись также зияющие своды пещер, наполовину прикрытые хмелем и ползучим кустарником.

То, что вся местность была наводнена чудовищными зверями – лютыми врагами его племени, не казалось Грому заслуживающим серьезного внимания. Явление, которое покорил он, Гром, станет защитой от этих хищников. Он намекнул о своих замыслах девушке, и она выслушала его – с глазами, в которых светились собачья преданность и поклонение. Покидая место ночной стоянки, чтобы отправиться назад в сторону Малых Гор, Гром захватил с собою пучок пылающих ветвей. Ему пришла в голову мысль – сохранить в пути живым это могущественное вещество, все время питая его топливом, а на ночь разжигая костер.

Однако с первых же шагов затея доставила обоим немало хлопот; огонь держал хищников на почтительном расстоянии, но головни все время стремились потухнуть, и Гром переживал тоскливые тягостные минуты, снова вдыхая в них жизнь. Кроме того, непрестанная забота об огне вынуждала их продвигаться вперед очень медленно.

На ночь Гром разложил три костра в корнях могучего дерева, устроил запас хвороста из сухих сучьев и провел часы темноты, раньше столь страшные, в пренебрежении к хищникам, которые выли и рычали по ту сторону пылающего кольца. Он приказал девушке спать, сам же ни на минуту не сомкнул глаз, еще не доверяя покоренному огню и опасаясь как бы он, лишенный бдительного надзора, не изменил ему. На следующий день, когда, измученный бессонной ночью и зноем жаркого дня, Гром забылся тяжелым сном, огонь погас. Это произошло по вине Айи. Когда пламя стало гаснуть, она, желая заставить его вновь разгореться, навалила сверху слишком много топлива.

В приступе отчаяния и страха она наклонилась к Грому и, разбудив его, глазами, полными ужаса, показала ему, что она сделала. Он бросил на девушку свирепый взгляд, затем подошел и вступил в молчаливую борьбу с черными мертвыми угольями. Айя, плача, подползла к нему. Несколько мгновений он не обращал на нее внимания. Она ждала беспощадного удара – так поступил бы всякий мужчина из ее племени на месте Грома. Сильнейшие чувства боролись в груди Грома. Под конец чувство привязанности и нежности взяло верх над инстинктивной яростью, он поднял плачущую девушку с земли и прижал ее к себе.

– Ты позволила свету ускользнуть, – сказал он, – но не бойся. Он живет там позади, в ущелье, и я снова возьму его в плен.

9. КОЗНИ ВРАГОВ

Самолюбие Грома было уязвлено. Ему, победоносно пролагавшему свой путь среди царства хищников, в страхе отступавших перед его сверкающим оружием, приходилось теперь скрываться, постоянно держать дубину и копье наготове, а по ночам искать приюта на деревьях, подобно обезьянам. Но он не обнаружил и признака досады и быстро освоился с новым положением. Отважный охотник, он воспользовался всем своим прежним опытом и искусством.

В это время они находились вне района охоты бурого медведя и саблезубого тигра. Но другие, не менее хищные, звери бродили вокруг. Дважды пришлось им бежать перед натиском огромного черного носорога, и Гром даже не сделал попытки метнуть копье, зная, что оно отлетит от прочной кожи животного, как легкое перышко. Но неуклюжее чудовище не могло состязаться с ними в беге, и они скрылись от него без труда. В другой раз они столкнулись с зубром – колоссальным белым зверем с гладкими двухметровыми рогами.

К счастью, встреча эта произошла в густом лесу, и они избежали неумолимой ярости животного, ловко спрятавшись в листве дерева. Затем, с искусством обезьян перепрыгивая с дерева на дерево, они удалились из опасного места и, спустившись на землю, весело убежали, со смехом представляя себе взбешенного зверя, ожидающего их под деревом. Так, противопоставляя чуткую осторожность и хитрость враждебным силам леса, они приблизились, наконец, к окраине своей страны и снова увидели закругленные, обвеваемые ветром вершины Малых Гор и курганы предков. День клонился к закату, и волны горячего воздуха проносились над маленьким амфитеатром, где собралось поредевшее племя, когда Гром переправился через поток и, быстро поднявшись по склону, появился перед сородичами. За ним с покорным видом, как того требовал обычай, шла Айя. Приветственный клич не встретил пришельцев. Не замечая зловещего молчания, которое воцарилось при их появлении, Гром крупными шагами направился к вождю, сидевшему на судейском камне, и бросил к его ногам палицу и копье в знак верности и подчинения.

Но от следовавшей за ним Айи не скрылось странно враждебное отношение племени. Подозрительный и недоверчивый взгляд ее бродил по группам воинов и женщин и всюду встречал глаза, сверкавшие злобой и злорадством. Она не могла понять этого, но чувствовала, что против Грома существует какой-то заговор. Сердце ее исполнилось гневом, и она вызывающе подняла голову: сильнейшие и мудрейшие из племени казались ей детьми в сравнении с Громом. Чувствуя себя неспокойно под устремленными со всех сторон враждебными взглядами, она быстро подошла к Грому и крепко сжала рукоятку послушного копья. Она увидела широкое, искаженное яростью лицо Мауга, возвышавшегося над группой родичей, и в его жадном взоре хищника прочла, что это он был душой заговора.

Судорога прошла по лицу Грома. Он распрямил широкие плечи и устремил на вождя суровый вопрошающий взгляд.

– Я исполнил повеление вождя Боора, – сказал он, и звучный голос его разнесся по всему амфитеатру. – Я нашел место, где племя может жить без страха перед врагом. Я вернулся, как было условлено, для того, чтобы повести туда племя, прежде чем враги рассеют и истребят наш род. Я не щадил себя, я верно служил своему племени. Почему вождь Боор отказывает мне в привете?

Ропот донесся из угла, где стоял Мауг со своими родичами, но быстрый взгляд вождя заставил их замолчать. Он, казалось, взвешивал слова Грома, испытующим взглядом проникая в глубину глаз этого человека. Под конец суровые морщины на его лице разгладились, потому что он знал людей. Этому воину, самому опасному сопернику своему, он верил инстинктивно.

– Ты был обвинен, – произнес он медленно, – в том, что покинул племя в нужде…

Недоумение выразилось на лице Грома при этих словах. Затем его глаза вспыхнули и, будучи не в силах сдержать себя, он прервал вождя.

– Покажи мне моих обвинителей! – гневно крикнул он.

Вождь поднял руку в знак молчания.

– В нужде! – повторил он. – Но ты вернулся назад, и я вижу, что обвинение было ложным. Также ты был обвинен в том, что украл девушку Айю. Но ты привел ее обратно. Итак я не вижу, что могут иметь против тебя твои обвинители.

Гром повернулся и быстрым движением поставил Айю рядом с собою.

– Вождь Боор знает, что Гром – его спуга и верный человек, – сказал он твердо. – Я не украл девушку. Она последовала за мною без моего ведома. Свирепые крики раздались из группы Мауга, но Гром холодно усмехнулся и продолжал:

– До вечера первого дня, когда на нее напали волки, она не решалась обнаружить передо мной свое присутствие. И когда я понял, почему она пошла за мною, я взглянул на нее и увидел, что она красива и отважна. Тогда я взял ее к себе. Теперь она – моя жена, и я оставлю ее у себя, вождь! Но я уплачу тебе за нее, что следует по обычаю. А теперь пусть Боор укажет моих обвинителей, и я быстро расправлюсь с ними! Потому что мне многое нужно рассказать вам.

– Не надо Гром, – сказал вождь, протянув руку. – Я удостоверил, что ты не изменил нашему племени. О девушке мы поговорим после. Я не хочу указывать тебе твоих обвинителей, потому что и без того мало воинов осталось у нас, и внутри племени не должно быть борьбы. Пойдем – поговорим вдвоем о том, что предстоит нам впереди.

Он встал с камня, огромный и величественный, и направился к своей пещере, но Гром колебался последовать за ним, не решаясь оставить Айю одну среди врагов.

– А моя женщина, вождь? – спросил он. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь обидел ее.

Боор обернулся и бросил повелительный взгляд на молчаливую толпу.

– Женщина Айя, – сказал он громовым голосом, отчетливо произнося слова, – жена Грома. Я сказал.

И он направился к себе. Гром поднял дубину, копье и пошел за ним. Девушка с напускным равнодушием подбежала к группе старух – родственниц вождя, на попечении которых находился сын Грома. Мауг, только теперь поняв значение слов вождя и бесповоротность его решения, яростно прыгнул вперед и поднял копье на Грома. Но, прежде чем он успел метнуть копье, родичи его, которым совсем не улыбалась мысль навлечь на себя гнев Грома и вождя, плотным кольцом окружили его и вырвали оружие из поднятой руки. Сильный, как лев, он, наверно, освободился бы из их объятий, но другие воины, примиренные с Громом, помня его прежние заслуги перед племенем, также преградили ему путь.

Несколько мгновений Гром презрительным взглядом наблюдал эту сцену. Затем он не спеша повернулся и последовал за вождем, не удостаивая соперника дальнейшим вниманием.

Гром скрылся. Мауг поднялся на ноги. Его взгляд упал на гибкую, высокую фигуру Айи, стоявшую у входа в пещеру, и он готов был ринуться на нее. Он посмотрел на своих родичей, но те мрачно опустили головы. Ослепленный яростью, он решил, что все племя против него.

– Ты еще вспомнишь меня! – крикнул он девушке, схватил с земли дубину и копье, выбежал из амфитеатра, спустился по склону и исчез в темноте леса по ту сторону потока…

Эту ночь Гром провел без сна, опасаясь, как бы вернувшийся соперник не застиг его врасплох и под покровом ночи не увел с собою Айю. Под утро он заметил пять человеческих фигур, в сером сумраке пробиравшихся вниз по ущелью. Но, не придав этому значения, он не стал поднимать тревогу.

Когда же наступил день, оказалось, что три сородича Мауга с двумя молодыми женами покинули пещеры, чтобы присоединиться к беглецу, ожидавшему их в чаще леса.

Возмущенный этим новым ослаблением племени, вождь объявил их вне закона и провозгласил, что при каждой новой попытке бегства изменник будет предан смерти.

10. НА НОВОМ МЕСТЕ

Гром был в большом затруднении, стараясь дать вождю хотя бы приблизительное представление о сущности необычайного явления. В конце концов ему удалось, пользуясь сравнением с горящими лучами полуденного солнца, объяснить Боору, что в цветущей зеленой равнине у порога гор живет могущественный светлый бог, способный обратить в мгновенное бегство саблезубого тигра и пещерного медведя, и что он, Гром, сумел заставить это таинственное существо служить на пользу человека. Боор долго и внимательно изучал странное черное пятно, оставшееся от укуса светлого бога на копье Грома. И он понял, что с подобным союзником горные люди будут в силах выдержать новое вторжение колченогих с востока. Тем временем старания Айи рассказать об огне и о чудесном подчинении его воле Грома посеяли страх во всех сердцах. Ужас перед неизвестным Светящимся Существом, способным пожрать их всех, был сильнее ужаса перед ордами колченогих, к вторичному появлению которых большинство относилось очень недоверчиво. К этому присоединилось естественное нежелание менять старые родовые жилища на неизвестные места, по признанию Айи, населенные хищниками, которых племя имело основания больше всего опасаться. Ропот, ворчание и громкий плач доносились из всех пещер. Но так как вождь, после отпадения Мауга и его сородичей, не был склонен терпеть какое-либо сопротивление своей воле, то приготовления к походу шли быстро, как будто среди них царило единодушие.

Сборы в дорогу не требовали много времени и труда – самый богатый из воинов мог положить все свое имущество на плечи слабейшей из жен, – и прежде чем солнце поднялось высоко, племя уже выступало из амфитеатра, предводительствуемое Громом и Айей.

Последним шел вождь, наблюдая за тем, чтобы не было отставших. Когда хвост отряда вышел из горла ущелья, он быстро поднялся на вершину утеса и острым взглядом окинул расстилавшуюся впереди местность. Он увидел Грома и девушку, а за ними племя, тянувшееся унылой лентой вдоль подножия голого холма, и внезапная скорбь легла на его суровые черты. Затем он повернул голову налево. Очень далеко вверх по течению потока, на открытых берегах его, он заметил движение смутной массы, темным пятном видневшейся на зеленом фоне. Более пристальный взгляд убедил его, что этой движущейся массой были люди – новые орды звероподобных людей – колченогих.

– Гром – верный человек, – пробормотал он и, спустившись по склону огромными оленьими прыжками, догнал племя.

Когда грозная весть передалась из уст в уста, умолк всякий ропот и шум, и даже наиболее строптивые и ленивые лихорадочно устремились вперед, как будто из каждой расселины между скалами, из каждой лесной просеки мог ринуться на них ненавистный враг.

Поход протекал без особых приключений. Так как вождь знал, что даже саблезубый тигр боится звука многих человеческих голосов, то, по его приказанию, племя двигалось вперед, громко разговаривая и перекликаясь. Малые Горы уже остались далеко позади, и можно было не опасаться, что шум этот достигнет слуха колченогих.

На ночь делали привал, когда солнце стояло еще высоко. Они окружали лагерь густым кольцом колючих акаций, срубленных при помощи кремневых топоров, и звери не могли проникнуть через этот барьер. На четвертый день кочевки они встретили безумца, которого не испугал шум голосов.

Огромный зубр, быть может, тот самый, который за несколько дней до того загнал Грома и Айю на верхушки деревьев, вылез из своего убежища в окруженном тростниками болоте и с ревом бросился на людей. С предостерегающими, испуганными криками племя рассыпалось во все стороны. Некоторые воины успели метнуть копья, и острые кремни вонзились в бока животного, не останавливая, однако, его натиска. Гигантский зверь наметил взглядом жертву – старика с густой шапкой седых волос – и с яростью бросился на него. Несчастный заметался в отчаянии между деревьями, прыгая как кролик и испуская жалобные, визгливые крики.

Когда животное настигло его, он упал, парализованный ужасом, и острый рог пригвоздил его к земле.

В это время подбежал с тыла вождь. Бесстрашно подступив к обезумевшему от запаха крови зверю, он изо всей силы ударил его дубиной по голове и вышиб один глаз. В этот же момент подоспевший Гром, рассчитав точно удар, вонзил копье в его разинутую пасть и быстрым вращающим движением выдернул его назад из раны.

С громким отрывистым хрипом зубр качнулся огромным телом, упал на колени и стал медленно склоняться над своей жертвой, обливаясь кровью.

Это происшествие задержало кочевников на целый день. Мертвый был предан земле по обряду и над могилой был насыпан курган из тяжелых камней, как того требовал возраст покойника. Далее нужно было нарезать на куски огромную тушу животного, жестким мясом которого нельзя было пренебречь в походе, полном неизвестности.

При приближении к Долине Огня, Гром намеренно уклонился в сторону и обогнул равнину так, чтобы вулканическая трещина не была видна издали. Он повел племя вдоль лесной опушки, предупреждая соплеменников о том, что ждет их впереди.

Лес внезапно кончился. Не далее, как в ста шагах открылась долина, и у порога ее тянулась длинная тонкая полоса зыбких багряных языков пламени.

В оцепенении стояли горные люди перед непонятным явлением, тяжело переводя дух и испуская тихие, протяжные возгласы. Затем, как по сигналу, упали на колени, касаясь лбами земли. Лишь двое остались стоять на ногах – Гром, в сознании своего превосходства, и прижавшаяся к нему, немного побледневшая Айя.

Когда вождь, все время шедший позади, вышел из-за леса и увидел своих людей распростертыми перед светящимся неведомым явлением, он испытал сильное желание последовать их примеру. Но не даром он стал вождем – он умел владеть собою с таким же совершенством, как и другими.

Не колеблясь ни мгновения, он двинулся вперед и встал рядом с Громом, высоко подняв голову и опираясь на свою массивную дубину. Возвышаясь над неподвижной толпою, эти два человека казались пастухами, в спокойном величии созерцавшими местность среди безгласного стада испуганных животных.

Гром бросил на вождя быстрый взгляд.

– Прикажи людям, – сказал он, – последовать за мною через тот узкий проход в долину. Там мы немедленно разобьем лагерь, потому что кругом много хищников. Запрети им приближаться к Светящемуся Существу, чтоб оно не укусило их. Но пусть они не боятся, – оно не нападет на них первым. Когда племя, пугливо сторонясь пылающих языков и вздрагивая от излучаемой ими странной теплоты, благополучно пробралось в свободном пространстве между линией огня и лесом. Гром подвел вождя к огню. Поспешно объяснив ему, как следует обращаться с этим опасным существом, чтобы держать его послушным своей воле, он с помощью Айи стал сооружать костры вдоль чащи для защиты от вторжения хищников. Горные люди, растерянные и безвольные, следили пристальными взглядами за его непонятными действиями.

Зажигая и гася пылающие веселые языки на сухой ветви, вождь обдумывал последствия, вытекавшие из создавшегося положения. Твердая уверенность в честности Грома делала его свободным от ревнивого отношения к славе этого воина, а наблюдательность и знание людей говорили ему, что равнодушный к власти Гром не станет оспаривать его главенства. Но были другие, готовые, без сомнения, всегда воспользоваться первым же его промахом, чтобы свергнуть его с судейского камня. И действительно, один из них, огромный, чернобровый парень, по имени Небу, следил сейчас за вождем внимательным, подстерегающим взглядом. Тогда, приняв быстрое решение, Боор прижал пылающую ветвь к своей руке. Могучим усилием воли скрывая невыносимую боль, он думал: «я позволил себе слишком свободное обращение со Светящимся Существом, и в отплату за это его острые зубы оставили на моей руке черный шрам. Хорошо, пусть кто-нибудь другой попробует сделать то же самое». Спокойным движением он поднес ветвь к огню и, когда почти вся она превратилась в красный пылающий уголь, он знаком подозвал к себе Небу. Тот подошел нерешительный, но полный любопытства.

– Возьми это и держи крепко, – сказал вождь, протягивая ему раскаленный уголь. Дрожа всем телом. Небу схватил его обеими руками, но сейчас же отдернул их прочь. Падая, головешка скользнула по его ноге, – обезумев от боли, он бросился на землю, умоляя огонь пощадить его.

– Странно! – произнес вождь громким голосом. – Светящееся Существо не подпускает Небу к себе.

Затем он шепнул подошедшему в этот момент Грому:

– Пусть никто, кроме нас, не притрагивается к Светящемуся Существу.

Гром, занятый совсем иными мыслями, кивнул в знак согласия, не спрашивая о причинах этого странного распоряжения. Он думал сейчас о том, как водворить племя в пещерах, которые он заметил на крутых склонах ущелья еще во время предыдущего своего пребывания в Долине Огня. Ночью при багровом свете пламени горные люди сидели тесными кучками, дрожа и дивясь. По ту сторону фантастического огненного кольца мелькали легкие тени хищников, а воздух то и дело оглашался ревом и воем, но пламя служило людям надежной защитой. Что легкие, прыгающие языки умеют кусаться, в этом горные люди убедились уже, видя черные раны Небу, и им был отчасти понятен страх зверей. Но в то же время на их глазах вождь и Гром обращались с огнем безнаказанно, а девушка Айя свободно приближалась к нему, лишь слегка отводя в сторону взгляд.

Но самое сильное впечатление на умы племени произвело то, что последовало дальше.

Гром и вождь, потрясая пылающими сучьями, ринулись на двух гигантских саблезубцев, отважившихся подойти слишком близко к огню, и, всегда бесстрашные, хищники устремились в чащу, как робкие зайцы. Повторяя свой прежний прием. Гром бросил ветвь вслед беглецам, и примеру его тотчас же последовал вождь.

Результат был поразителен.

Ветви случайно упали на кучи хвороста и сухих листьев. Запылал огромный пожар, и с громким ревом хищники понеслись вверх по ущелью. При ярком свете вспыхнувшего пламени видны были вытянутые в паническом бегстве тела тигров. За ними, как вспугнутое стадо овец, ослепленные ужасом, мчались другие хищники, грозные жители лесов и гор. Сам Гром был поражен этим зрелищем, но он скрыл свое изумление и держался так, как будто именно этот результат имел в виду, бросая горящую ветвь.

Вождь подражал ему, хотя он ждал каждую минуту, что бушующий огненный ураган повернется вспять и пожрет его, Грома и весь лагерь. Но ничего подобного не случилось. Поток огня неуклонно поднимался вверх по долине, выжигая лесную просеку шагов в пятьдесят шириною и оставляя позади себя дымящиеся деревья и горящие пни. Когда взошло солнце, вождь и Гром, вооруженные горящими факелами и сопровождаемые Айей с вязанкой сучьев и хвороста за спиною, овладели двумя большими пещерами на южном склоне ущелья. Обитатели этих пещер – медведи и гиены, наученные горьким опытом предыдущей ночи, обратились в мгновенное бегство при появлении огня.

На некотором расстоянии перед порогом каждой пещеры был разложен костер, как грозная весть всем хищникам, что их владычеству пришел конец. Затем племя начало расселяться в новых жилищах, в твердой уверенности, что даже орды колченогих, если бы они забрели в эту долину, не отважились бы встретиться лицом к лицу с новым могущественным защитником горных людей. Когда все было устроено, вождь отозвал Грома в сторону. Оба воина стояли на краю утеса и следили взглядом за высокой фигурой Айи, переходившей от одного костра к другому и служившей огню так почтительно, как будто она совершала строгий обряд.

– Следует сделать так, – сказал вождь тихим голосом, – чтобы служение Светящемуся Существу было недоступно для племени. Оно должно быть предоставлено только нам и тем, кого мы захотим взять себе в помощники. Я назначу двух лучших людей из моего рода – твоего сына и еще одного, кого ты укажешь, служителями Светящегося Существа, и эти люди должны будут поклясться, что не откроют секретов своего ремесла никому. Я прикажу, чтобы отныне племя поклонялось одному лишь Светящемуся Существу и отвергло прежних богов – Гром, Ветер и неизвестных Духов, которые, как я вижу теперь, мало приносили нам пользы. Этот светлый бог есть истинный бог, и в нем мы можем быть уверены. Ты и я – мы будем его жрецами. И только мы одни будем знать всю тайну служения ему.

– Хорошо, – сказал Гром, занятый мыслью, каким образом еще можно заставить огонь служить на пользу человека. – Но, – добавил он, – есть еще Айя. Она знает нового бога так же хорошо, как мы оба. Вождь подумал одно мгновение.

– Или она умрет, – сказал вождь, глядя Грому в глаза, – или она должна стать жрецом вместе с нами.

– Я думаю, она будет очень хорошим жрецом, – ответил Гром.

Затем, поднявшись на камень между двумя кострами, вождь обратился к племени с речью. Он немного говорил об огне, лишь столько, сколько считал необходимым сообщить своим слушателям. Он объявил, что избрал несколько человек для великой чести служения огню и что избранники будут охранять Светящееся Существо денно и нощно, защищая его ценою своей жизни. Поэтому, если племя допустит гибель хотя бы одного из этих избранных, то великое несчастье постигнет весь род.

– Отныне, – так закончил он свою речь, – вы уже не будете более называться народом Малых Гор, потому что эти хребты не похожи на те нагие склоны, под которыми покоятся кости наших отцов. Отныне вы будете известны и страшны врагам вашим как Дети Огня, который будет покровительствовать вам.

11. ВНЕЗАПНОЕ ОТКРЫТИЕ

Два года прошло с тех пор, как племя поселилось в Долине Огня. За это время выходцы из страны Малых Гор успели собраться с силами и окрепнуть от потрясений предыдущих лет. В пещерах копошились здоровые, крепкие дети. По приказанию вождя, каждый воин обязан был взять к себе двух или трех жен, и вследствие этого в племени не осталось ни одной вдовы. Лишь Гром продолжал жить вдвоем с Айей, хотя его исключительное положение среди воинов обеспечивало ему возможность широкого выбора между красивейшими и сильнейшими девушками.

Вполне счастливый в семейной жизни с Айей, он не имел желания ввести другую женщину в их маленький грот, отделенный узким проходом от главной пещеры. Но, не желая нарушать обязательное для всех постановление вождя и этим поколебать его авторитет, он счел нужным оправдать свой образ действий. Явившись к вождю, он заявил ему, что исключительное положение Айи среди остальных женщин, как жрицы Огня, лишает его, Грома, возможности взять еще одну женщину – так как этот поступок, несомненно, вызвал бы гнев могущественного бога. Зная глубокую привязанность Грома к Айе и видя его твердую решимость, вождь согласился с таким объяснением, и семейный очаг Грома был узаконен.

Под защитой нового божества жизнь племени протекала сравнительно спокойно и счастливо. Зима с ее свирепыми северными ветрами и непрекращающимися ливнями не была уже более тем врагом, который раньше загонял племя вглубь холодных пещер и превращал его в стадо беззащитных животных. Даже вид белого снега, редкого гостя в этих широтах, не наводил на них ужаса. Сидя у пылающих костров, они со смехом смотрели, как таяли белые снежинки от горячего дыхания огня.

Но, когда налетал ураган, извергая из туч стремительные дождевые потоки, приходилось ценою неимоверных усилий отстаивать костры, горевшие у входов в пещеры, расточая имеющиеся запасы топлива. Маленький кружок служителей огня изнемогал в эти дни под бременем изнурительной, лихорадочной работы.

Это состязание между огнем и дождем Боор, присоединивший к званию вождя титул Главного Жреца, представил племени как борьбу светлого божества в защиту своих детей.

Ранней весной Айя родила ребенка – крупного, крепкого мальчика, громкий крик которого то и дело оглашал маленький грот, где жила семья. Это событие, а также вид счастливой матери наполнили сердце Грома радостью, которую он с трудом скрывал под маскою сурового воина. Склонившись над мальчиком и устремив на него взгляд своих глубоких глаз, он испытывал чувство, подобное которому, может быть, еще не знал до него ни один мужчина.

Ему казалось, что этот ребенок растет для того, чтобы стать знаменитым воином и совершить великие деяния на славу и пользу своего народа. Гром спокойно и сознательно любил своего старшего сына, превратившегося теперь в стройного, бесстрашного юношу, и воспитал из него хорошего воина и охотника. Но этот ребенок, дитя нежно любимой женщины, был для Грома вторым и настоящим продолжателем его рода. Однажды, охотясь в долине, Гром заметил на свежей кучке песка, которую выкопал в поисках корней проходивший медведь, странный отпечаток ступни. Мгновенно Гром приник к земле и пополз вперед, как змея.

Это был человеческий след, но значительно крупнее его собственного. Изучая этот отпечаток, он как будто видел перед собой человеческую ступню. Пальцы были очень длинны и мускулисты, а пятка слишком широка. Оттиск края подошвы был необычайно глубок, как будто человек ходил на внешней стороне ступни.

Этого было достаточно для Грома, – он понял, что один из колченогих прошел здесь не более пяти минут назад.

Гром прижался к ближайшим кустам и пополз вперед по направлению, указанному следом, останавливаясь каждую секунду, чтобы оглянуться, прислушаться и втянуть ноздрями воздух.

Внезапно он услышал голоса – гортанные, захлебывающиеся звуки – и снова замер на месте. Послышался новый голос, и пораженный Гром едва не вскочил на ноги. Это был голос Мауга.

Значит Мауг перешел к колченогим. Лоб Грома собрался в морщины. Почему он не убил изменника тогда, в амфитеатре, когда увидел копье в его вытянутой руке? Сдерживая клокочущую ярость, он продвинулся еще на несколько шагов и, осторожно выглянув из-за густой заросли на краю скалистого уступа, увидел под собой говоривших. Их было пятеро. Все колченогие, как и Мауг, были вооружены копьями и камнеголовыми дубинами. Было очевидно, что перебежчик научил своих прежних врагов выделывать и применять это грозное оружие. Не имея никакого представления о языке колченогих. Гром не мог понять смысла их оживленной речи, но, видя их жесты в сторону востока, догадался, что они затевают что-то против его племени.

Гром не сомневался, что видит перед собою отряд разведчиков, который привел сюда Мауг с целью выяснить расположение племени в Долине Огня и состояние его сил, – и решил, что лазутчики вернутся к себе, чтобы затем предпринять такое нашествие, которое сотрет с лица земли Детей Огня. Тогда он понял, что слушать дальше непонятную речь, – значит терять драгоценное время. Осторожно попятившись назад, он отполз на некоторое расстояние от опасного места, встал на ноги и помчался вниз по ущелью, сначала с предосторожностями, а под конец тем быстрым бегом, которым он прославился в своем племени.

Достигнув пещеры, он в нескольких словах рассказал о происшедшем вождю, и через пять минут отряд из двенадцати воинов выступил под его предводительством из пещер. Кроме обычного оружия, Гром и вождь имели при себе «огненные бичи»– трубки из толстой зеленой коры, прикрепленные ивовыми прутьями к длинным палкам и наполовину наполненные тлеющим мхом. Это приспособление было изобретением Грома и служило испытанным средством против саблезубцев и медведей. Набитая сухой травой и мелким хворостом трубка, при быстром вращении вокруг головы, давала неожиданную вспышку яркого пламени, мгновенно обращая хищников в бегство. Как легкие тени, мчались вперед воины, проворно и неслышно пробираясь сквозь рощу и нагибаясь под низкими ветвями деревьев. При приближении к месту, где был обнаружен след колченогого, – по знаку Грома, все распластались на траве и поползли вперед, держа наготове оружие и каждое мгновение, вслед за Громом, замирая на месте. Но пришельцы исчезли. Внимательное изучение их следов показало, что они поспешно бежали, встревоженные появлением Грома.

Вся картина стала ясной, когда было установлено, что Мауг, легко опознанный по более тонким отпечаткам ног, поднимался на скалистый уступ к тому месту, где лежал, спрятавшись, Гром.

Видя, что они открыты, и рассудив, что открывший их отправился в лагерь, чтоб поднять тревогу, колченогие решили, что единственное спасение их – в бегстве.

Направление следов указывало на восток, и было очевидно, что лазутчики бежали к своему племени. Вождь отдал распоряжение немедленно отправиться в погоню. Грому не понравился этот план, не только потому, что он питал мало надежды нагнать быстроногих беглецов, но также потому, что не хотел оставлять надолго пещеры. Он предвидел возможность нападения на лагерь другого отряда разведчиков во время отсутствия лучшей части воинов. Но он подчинился приказанию вождя.

Сначала погоня была безрезультатна. Следы говорили, что Мауг умело и искусно вел свой отряд.

Преследователи достигли верховьев ущелья и находились в почти неизвестной им местности. Благодаря обилию скал, она была как нельзя лучше приспособлена для засад, и маленькая кучка людей, удобно расположившись, могла оказать здесь длительное сопротивление неприятелю, значительно превосходящему по силе и численности.

Хорошо понимая всю невыгодность положения своего отрада и уступая настояниям Грома, вождь готов был дать приказание прекратить погоню, как вдруг они услышали пронзительный крик ужаса, раздавшийся из-за утеса над их головой.

Знаком приказав воинам скрыться за камнями, вождь и Гром крадучись залезли на утес и осторожно заглянули по ту сторону его. Прямо под ними находился крутой склон сопки. На середине его, прижавшись спиной к камню, ползал один из колченогих, неистово отражая атаку двух леопардов. Он стоял на одном колене, другая нога неловко тащилась по земле. Позиция его была в высшей степени неудобна и почти лишала его возможности бороться.

– Сумасшедший! – сердито пробормотал вождь. – Он не умеет драться с леопардами.

– Он хромает! У него сломана нога! – сказал Гром.

Внезапно новая идея озарила его мозг, и он устремился на помощь колченогому, размахивая над головой огненным бичом. Вождь посмотрел ему вслед, недоумевая, с какой стати Гром вздумал вмешаться в эту схватку.

Но потом он позвал своих людей и осторожно, опасаясь засады, последовал за ним, также держа огненный бич наготове. Один из леопардов был уже близок к тому, чтобы повалить на землю раненого колченогого, но при виде Грома и вождя, огромными прыжками приближавшихся к ним, оба хищника отбежали в сторону и, злобно рыча, скрылись в чаще. Колченогий поднял голову, желая понять, чему он обязан своим неожиданным спасением. Увидев перед собой две высокие фигуры с огненными кольцами над головами, он испустил дикий крик и упал ниц, закрыв руками лицо.

Гром в задумчивости остановился над уродливым, покрытом кровью телом. Вождь наблюдал за ним, стараясь понять его намерения. В этот момент подоспели воины, радостно потрясая копьями при виде врага, попавшегося в их руки живым. Их ярость была так велика, что они готовы были разорвать раненого на куски, но Гром предостерегающе поднял копье.

– Я объявляю этого человека своим пленником, Боор! – сказал он.

– Ты взял его, – ответил вождь, – поэтому он твой.

Он готов был прибавить: – Хотя я не знаю, для чего он тебе нужен. – Но следуя своему обычному правилу – не выказывать незнания там, где другой мог что-нибудь знать, – благоразумно промолчал. Повернувшись к воинам, он приказал им подчиниться закону и относиться почтительно к пленнику. Гром подошел к вождю вплотную и сказал ему на ухо:

– Много вещей важных и необходимых для племени Боор узнает теперь от этого человека.

Вождь тотчас же понял его мысль и, к изумлению воинов, взглянул на пленного врага с усмешкой удовлетворения.

– Недаром назвал я тебя Правой Рукой Вождя, – ответил он Грому тихо.

– Я мог бы назвать тебя также Мудростью Вождя, потому что, спасая жизнь этому человеку, ты оказался более дальновидным, чем я. Раны пленника были перевязаны мягкой травой, а ноги его помещены в лубок и, положив его на грубые носилки из ветвей, отряд быстрым шагом отправился обратно к пещерам.

Воинам было непонятно мягкосердечие их предводителей. Вождь, вдвойне уверенный в своей власти вследствие могущественной поддержки Грома, мало считался с их недовольством и не обращал внимания на их злобное настроение, пока оно таилось внутри.

Но, когда воины внезапно пришли в хорошее расположение духа и, весело переговариваясь, ускорили шаг, он счел необходимым осведомиться о перемене их настроения.

Оказалось, что один из воинов, считавшийся проницательней других, высказал предположение, что пленник будет вылечен, чтобы послужить достойной жертвой огню. Так как это предположение было встречено единодушным одобрением, вождь счел излишним разъяснять их заблуждение. К тому же он сам предвидел возможность такого исхода в случае, если бы расчеты Грома на пленника не оправдались.

Естественно, что появление в пещере уродливого, отвратительного чужестранца вызвало горячий протест Айи. Но, когда Гром рассказал ей о своих намерениях, а также о внезапно появившейся угрозе нашествия колченогих, она быстро уступила, так как ужас перед Маугом еще не изгладился из ее памяти.

Она охотно взяла на себя обязанность ухаживать за раненым пленником и стала помогать Грому обучать его несложному языку племени. В течение нескольких дней пленник находился во власти ужасного страха быть в любой момент разорванным на части. Но ожидание это отнюдь не влияло на его аппетит. Он проворно хватал предлагаемую пищу и, закрыв ее своим телом, уползал вглубь пещеры с лицом, обращенным к стене, а затем пожирал ее с необычайной жадностью и животным чавканьем. Но, встречая непонятно мягкое обращение, он начал проявлять робкую благодарность и послушание. В частности, за высокой фигурой Айи его маленькие глазки следили всегда с выражением обожания и преданности. Так как неприятный запах его тела вызывал отвращение всего племени и был особенно невыносим для отличавшихся чистоплотностью и брезгливостью Грома и Айи, то последняя, пользуясь своим положением жрицы, соорудила в гроте маленький очаг. Подкладывая в огонь ароматные травы и ветви хвойных деревьев, она достигла того, что противный запах был почти незаметен. Колченогий относился к Айе, как к существу, которое, по непонятным для него причинам, обращалось с ним милостиво и внимательно, но которое могло в мгновение ока уничтожить его, если бы он чем-нибудь вызвал ее гнев.

По отношению к Грому, который рассматривал его лишь как средство достижения определенной цели, как на пешку в крупной игре, он держался как покорный раб, вверивший свою судьбу в руки господина. Остальные люди племени, постоянно толпившиеся в пещере с злорадными криками и проклятиями, вызывали у него ужас и ненависть попавшей в западню рыси.

Обожание, которое пленник тайно от самого себя питал к Айе, перенеслось и на ее ребенка и быстро приняло характер страстной собачьей преданности.

Айя поняла это с безошибочным инстинктом матери. Сердце ее смягчилось, и она не только помогала Грому учить колченогого их языку, но старалась также сделать его менее отталкивающим и невыносимым. Раны пленника скоро зажили, а сломанные кости ноги срослись. Но он навсегда остался хромым и мог двигаться лишь неуклюжей, медленной походкой. Так как было очевидно, что он лишен возможности бежать, то его оставили без надзора.

Но столь же очевидным оказалось, что никакая сила не могла оторвать его от близости к ребенку Айи. Подобно огромному сторожевому псу, он лежал у порога пещеры Грома, привязанный к ней цепями более сильными, чем выкованные человеческой рукой.

И те из племени, кто надеялся большой кровавой жертвой почтить Огонь и память родичей, убитых в ущелье Малых Гор, с злобным недовольством увидели, что эта надежда была тщетной.

12. РЕШИТЕЛЬНАЯ БИТВА

Пленник назывался Укск. Это щелкающее, гортанное имя не мог произнести правильно никто, кроме Айи.

Когда он научился немного владеть языком Детей Огня, он выказал живейшее желание отплатить за гостеприимство семье Грома, выкладывая весь запас своих знаний о намерениях колченогих. Как ребенок, которому льстит серьезное отношение взрослых, он с радостной готовностью отвечал на вопросы вождя.

К своему собственному народу он относился с горячей ненавистью и с горечью рассказывал, как они бросили его, беспомощного, среди скал, когда он сломал ногу во время поспешного бегства. Он с гордостью отождествлял свои интересы с интересами своего господина и называл себя не иначе, как рабом Грома.

Сведения, которые сообщил Укск, вызвали у его слушателей лишь самые серьезные опасения за будущее Детей Огня. Как оказалось, колченогие, придя в себя после панического ужаса от битвы в ущелье Малых Гор, решили, что это поражение должно быть отомщено. Но битва эта послужила для них хорошим уроком, и они перестали считать своих противников слабыми, вследствие их малочисленности. Они поняли, что для успеха новой атаки необходимо подготовиться к ней, научившись пользоваться своими силами. Как раз в это время в руки колченогих попал Мауг с его родичами, и, вместо того, чтобы немедленно разорвать их на части, они заставили пленных научить их всему, что те знали сами. И Мауг, предвидя удобный случай отомстить Грому и отнять у него желанную женщину, – отдался своей новой обязанности с жаром и упорством.

По словам Укска, нашествия следовало ожидать в близком будущем, как только орды колченогих будут все снабжены новым оружием. – Это, – говорил Укск, – произойдет после того, как наступит сухое время года. – Во всяком случае, по его словам, орды принуждены ждать этого времени, так как путь с востока в Долину Огня лежит через топкие болота, непроходимые в течение сезона дождей.

Так как период жары и засух был близок, Боор и Гром с лихорадочной поспешностью отдались организации защиты. Но положение их казалось безнадежным.

Считая всех старших мальчиков, выросших со времени последней большой битвы, и всех крепких девушек и женщин, они имели в своем распоряжении не более десяти дюжин воинов. Они сознавали, что поражение означало бы полное уничтожение племени, а для женщин – рабство и бесчестие. Но также хорошо сознавали они, что успешная защита лишь на короткое время отдалила бы их гибель, потому что вслед за тем они были бы неминуемо сметены громадной лавиной врагов или передушены в своих пещерах. Спасти племя могла не оборона, а разрушительная, неслыханной силы атака, хотя их и было всего десять дюжин на многие тысячи врагов. Вот что имели в виду эти два человека.

Одна из двух больших пещер, занятая племенем, была теперь оставлена, как негодная для защиты. Испытанному в бою глазу Боора она представлялась скорее ловушкой, чем убежищем, так как с возвышавшегося над ней утеса враг легко мог блокировать ее камнями. А остроконечная крутая скала, у подножья которой находилась другая пещера, была совершенно неприступной.

В эту естественную крепость переселилось все племя. Туда же перетащили весь запас корней и мяса.

По приказанию вождя взрослые и дети занялись сбором сухого и полусухого топлива. Огромное количество коротких, быстро воспламеняющихся сучьев было навалено в кучи у порога пещеры с внутренней стороны ее, куда не мог проникнуть дождь. А снаружи, справа и слева, тяжелые деревья, положенные в несколько рядов, образовали искусственные валы, за которыми могла укрыться линия защиты.

Прямо напротив пещеры расстилалось веерообразное плато. Узкий проход справа, в котором не могли бы разойтись два пешехода, вел – между огромными круто опадающими скалами – от первой пещеры ко второй. Слева плато окаймляла зубчатая кайма нагроможденных в беспорядке скал, и с этой стороны атака была заранее обречена на неудачу. Спереди площадка кончалась отвесным, но неглубоким обрывом, а под ним мягко поднималось вверх ложе долины, покрытое густым лесом и испещренное множеством звериных троп.

Прямо против входа в пещеру и в центре плато горел всегда – днем и ночью – Священный Огонь, поддерживаемый поочередно членами группы хранителей очага, назначенными вождем для этой цели. По указанию Боора, вся площадка была очищена от кустарников и сорных трав и по краю ее растянута цепь из невысоких кучек топлива, готовых каждую минуту вспыхнуть веселым пламенем.

Тем временем Гром работал над осуществлением замысла, от которого, согласно плану кампании, должен был зависеть исход битвы. Целые дни племя было занято сбором сухого хвороста с противоположного склона долины и пучков увядающей травы из тучных саванн, расстилавшихся по ту сторону каменного барьера. Весь этот горючий материал Гром разбросал в огромном количестве в чаще перед плато, так что под конец для площади леса – не менее километра в поперечнике – нужен был только факел, чтобы здесь вспыхнул гигантский пожар.

Пока шли эти лихорадочные приготовления, вождь снарядил небольшой отряд разведчиков и послал его в отдаленные ущелья. Воины были избраны из числа лучших бегунов племени, и дальновидный Боор назначил две смены по двенадцать часов, чтоб усталость не ослабляла бдительности сторожевого поста.

Когда все было готово, наступило время мучительного ожидания. Стояли безоблачные, жаркие дни, и в неподвижном горячем воздухе едва колыхались языки священного огня. Так как враг не являлся, люди начали забывать про нависшую над ними опасность. Изнывая от нестерпимого зноя, они стали тяготиться состоянием постоянной напряженности и подняли ропот против запрещения отлучаться из лагеря. Но вождю потребовалось немного времени, чтобы водворить молчание.

Один только хромой Укск, проводивший все время у порога пещеры с ребенком Айи в обезьяньих руках, становился с каждым днем все тревожнее. Он высказал свое соображение Грому: чем дольше не являются колченогие, тем значительнее будут их силы, собранные для нападения. Не имея никакого представления о стратегических планах Грома, он унылым взглядом смотрел на кучки топлива вдоль окраины площадки. Он желал бы видеть их значительно крупнее, так как опасался, что колченогие, несмотря на весь свой ужас перед огнем, под напором неисчислимых полчищ, против воли ринутся вперед и затопчут невысокий пылающий вал. Спокойствие вождя и Грома перед лицом грозной опасности изумляло его.

Наконец, в один из этих тягостных дней, когда солнце уже клонилось к западу, в лагере появились разведчики, задыхаясь от бешеного бега. С широкими от ужаса глазами они рассказали о бесчисленных полчищах колченогих, могучим потоком вливавшихся в горловину ущелья под предводительством Мауга и темнолицего вождя, такого же высокого, как сам Боор.

– Их так же много, как раньше, когда они напали на нас в Малых Горах? – спросил Гром.

Дрожащие люди в ужасе подняли руки.

– Они и мы – это неисчислимая туча саранчи и стая скворцов, – ответили они.

При этой страшной вести, к их изумлению, на лице вождя появилась усмешка злобного удовлетворения.

– Хорошо, – сказал он.

Поднявшись на обломок скалы рядом с пещерой, он устремил свой взгляд в сторону верховьев ущелья, стараясь увидеть авангард приближающегося врага. Тем временем Гром расставил вдоль края плато служителей Огня, готовых по первому знаку зажечь кучи топлива.

Прошло не менее часа, прежде чем глухой шум, как будто подымающийся из глубины земли, возвестил, что орды неприятеля близко. Сгущался вечерний сумрак, и в бледном небе зажглись первые звезды. При взгляде на верхнюю часть долины, можно было различить смутное, неопределенное движение в чаще. Казалось, что между деревьями двигались мириады гигантских червей. Быстро, но спокойно Боор произнес слова команды, и воины выстроились в два ряда перед пещерой, защищенные справа и слева деревянными баррикадами.

Они были вооружены камнеголовыми дубинами разной величины, соответственно силе каждого, и каждый имел при себе не менее трех копий. Перед проходом, спускавшимся ко второй пещере, встали полдюжины женщин, подобным же образом вооруженных. Боор поставил их сюда потому, что у каждой из них в пещере позади был оставлен ребенок, и он знал, что ни один враг не проникнет через этот проход, пока жива хотя бы одна из них. Лишь Айи не было в числе этих шести матерей – она занимала место в центре плато, у огня.

Зловещий шум катился все ближе и ближе, и все явственнее выделялась темная масса людей между деревьями леса. Взмахнув огромной дубиной, вождь прыгнул, наконец, вниз со своего сторожевого поста и занял место впереди. Гром отдал приказание, и огонь был внесен в костры. Они весело вспыхнули. И в тот же момент большой жертвенный огонь в центре площадки, до этого времени таившийся в куче раскаленных угольев, поднялся вверх пылающей колонной. Внезапная иллюминация озарила долину, и в багровом свете стали видны толпы колченогих, кишевшие между деревьями. Передние ряды мгновенно остановились, и глухое ворчанье превратилось в оглушительный рев. Высокая фигура Мауга появилась впереди, а вслед за ним, после короткого колебания, показался главный вождь орды, такого же роста, как Боор, с кожей почти черного цвета.

Этот гигант вместе с Маугом огромными прыжками пронесся вдоль линии своих людей, принуждая их двинуться вперед и указывая на врагов, которые, стоя рядом с огнем, оставались невредимыми.

Однако, на передних эти убеждения, очевидно, не действовали. Задние же ряды, не понимающие причины сумятицы, напирали, и тогда те, что находились впереди, поняв, что у них нет выбора, тронулись с места. Через несколько мгновений они сделали новую попытку остановиться, но, встречая непреодолимый натиск сзади, ринулись, как волны из прорвавшейся плотины, прямо на полукруг огня.

Едва этот человеческий поток устремился вперед, черный вождь и Мауг проворно отскочили прочь и поднялись на группу скал, возвышавшихся с левой стороны плато. Отсюда поле битвы было перед ними, как на ладони, и они могли успешнее руководить атакой. Было очевидным, что они считали передние ряды обреченными на гибель и видели неизбежную победу лишь в подавляющем численном перевесе.

Стоя молча и неподвижно среди огней, вождь и Гром ждали грозного врага. Ни одного звука не раздалось из жалкой кучки Детей Огня, ни один стон не вырвался из мужской или женской груди. Но многие сердца в эти минуты замерли, потому что казалось, что этой живой реке нет конца. Внезапная туча копий поднялась из вражеских рядов. Но все они не достигли цели, и не более дюжины долетело до края плато. Мгновенно раздался могучий крик вождя, и смертоносный ответ последовал из-за линии огня.

Копья, брошенные опытными охотниками племени, врезались в тесные толпы колченогих, но вызвали лишь мгновенное колебание, так как места убитых тотчас же занимали их товарищи.

Второй залп с плато имел больший результат: он сильно поразил толпы неприятеля, и каждое отточенное острие нашло свою цель. Воющие и падающие жертвы задержали на несколько мгновений задние ряды, но затем бешеный поток снова устремился вперед и приблизился к плато на расстояние не более тридцати шагов.

И тут воздух огласился долгим криком Грома. Это был сигнал для передней линии бойцов, находившихся под его командой. Во всех кострах на краю площадки со стороны, обращенной к пещере, лежали кучки смолистых сучьев, горящих ярко и долго не гаснущих. Воины стали швырять эти факелы в звероподобные лица наступавших. Эти лица исказились от ужаса и боли – и, неистово отбиваясь от огненных снарядов, вся передняя линия отхлынула назад. Но катящуюся лавину желтолицых это не остановило. В короткой, страшной давке пытавшиеся бежать были свалены на землю и растоптаны. Колченогие были встречены новым залпом пылающих факелов, и ужасная сцена повторилась. Но теперь результат был иной. Колченогие, поняв, что отступление невозможно, рвались вперед, бесстрашные перед огнем и копьями. Несколько минут, по указанию вождя в центре и Грома на левом фланге, с площадки летели огненные стрелы, но они были направлены уже не в лица подступавших вплотную колченогих, а далеко через их головы, туда, где лесная чаща была усеяна сухим, как порох, хворостом. Озаренный багровым светом пылающих огней, с налитыми сталью мускулами, Гром отдался свирепой, радостной игре. С молниеносной быстротой хватая горящие ветви, он осыпал врагов каскадами огненных стрел. Он сражался за жизнь своей семьи и рода, он забыл про все… Длинные, извивающиеся языки пламени стали появляться повсюду. Пожар разгорался.

Дикий крик ужаса, вырвавшийся из тысяч глоток, заполнил долину, поднимаясь к вершинам далеких сопок. Море тел дрогнуло и остановилось.

С оглушительным треском загорались деревья, брызжа фонтанами ослепительных искр, и густые облака дыма окутали лес. В безумной панике пытались колченогие вырваться за пределы пылающего леса, давя, топча и разрывая друг друга на части, и гибли массами, задыхаясь в едком дыму и сгорая заживо.

Охваченные безудержным восторгом и злобою. Дети Огня сорвались с места и стали прыгать через край площадки вниз, к толпе копошащихся врагов. Но эти последние боролись теперь в безвыходном отчаянии, как звери в ловушке. И многие люди из пещер приняли смерть как раз тогда, когда считали битву оконченной. Айя готова была последовать за Громом в гущу кровавой битвы, как вдруг резкий крик из пещер заставил ее обернуться назад. Она успела еще увидеть, как Укск метнул копье в высокую фигуру Мауга, огромными прыжками приближавшегося слева. Полдюжины колченогих следовали за ним. Бросив Грому предостерегающий крик, она устремилась обратно к пещере. Но Гром не слыхал ее. Он был сброшен без чувств на землю и погребен под грудою окровавленных тел. С развевающимися по ветру волосами, с дикими глазами тигрицы, защищающей своих детенышей, Айя ринулась к порогу пещеры. Но она не достигла ее. Тяжелая дубина опустилась на ее голову, и женщина упала замертво. Тотчас же она была схвачена цепкими лапами и связана.

В следующее мгновение из пещеры вынырнули трое колченогих в сопровождении Мауга, обливавшегося кровью. Мауг взвалил гибкое тело Айи на плечи, и похитители поспешно скрылись среди скал…

Через пять минут последняя смертельная схватка перед плато кончилась, и Боор, оставшийся в живых вместе с третью своих людей, вывел ликующих воинов к пещере.

Дорого обошлась эта победа Детям Огня. Но для их врагов она означала почти полное истребление. Потоки пламени бушевали на большом протяжении вверх по долине. Мрачная ночь вздрагивала от криков, а в свете пожаров далеко впереди были видны толпы беглецов, гонимые и настигаемые языками пламени.

Опираясь на свою огромную дубину, вождь смотрел на эту сцену страшного разрушения и говорил себе, что до тех пор, пока будет жива в памяти картина этой ночи, ни один колченогий не решится выступить против Детей Огня.

Дикие рыдания женщин вывели его из задумчивости, и он пошел в пещеру. Здесь он увидел, что больше половины детей были передушены во время короткого вторжения Мауга, и что почти все старики и старухи, защищавшие детей, были перебиты.

У входа в грот Грома, вцепившись зубами в глотку уже мертвого колченогого, лежал хромой пленник Укск. Заметив, что он еще дышит, и видя ярость, с которой он дрался, защищая жизнь детей, воины осторожно подняли его с земли. Под ним – скрытый его косматой рукой – лежал невредимым ребенок Грома.

Женщины, защищавшие проход с правой стороны площадки, рассказали о похищении Айи, и вождь отдал младенца на попечение одной из своих жен.

Затем приступили к поискам Грома. Вождь мало верил в успех этих поисков, так как склонен был думать, что Гром устремился в погоню за похитителями. Но воины нашли его под грудой мертвых тел – в состоянии, близком к смерти. Считая его погибшим и зная, что ему племя обязано своим спасением, они пали на колени и, жалобно причитая, начали раскачиваться во все стороны – обряд, который до тех пор совершался только над трупом верховного вождя. Но Боор приказал им замолчать и торжественно поклялся, что Гром не умрет. Затем он поднял героя на руки и отнес его в пещеру.

Раны Грома оказались очень глубокими, но не смертельными для могучего сына каменного века.

Прошло несколько дней, прежде чем он пришел в себя и узнал, что Айя похищена колченогими. С громким криком он вскочил на ноги. Раны его открылись, и он упал без чувств.

Когда Гром снова пришел в себя, он проводил целые дни, не произнося ни слова, и можно было подумать, что он умирает, но не от ран, а от горя. Но Укск, который лежал, поправляясь, рядом с ним, напомнил ему, что он должен жить, чтобы отыскать врага и отнять свою жену, и Боор намекнул, что даже такой подвиг, как освобождение Айи, будет по плечу покорителю огня и истребителю орды колченогих.

С этого момента началось возвращение Грома к жизни…

Оглавление

1. БОЙ ИСПОЛИНОВ

2. ГИБЕЛЬ ГИГАНТА

3. ПОЯВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА

4. СМЕРТЕЛЬНАЯ ОПАСНОСТЬ

5. ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА

6. В ПОИСКАХ НОВОГО МЕСТА

7. СВЕТЯЩИЕСЯ ПЛЯСУНЫ

8. НЕПОПРАВИМАЯ ОШИБКА

9. КОЗНИ ВРАГОВ

10. НА НОВОМ МЕСТЕ

11. ВНЕЗАПНОЕ ОТКРЫТИЕ

12. РЕШИТЕЛЬНАЯ БИТВА