«Песок»

Солнце уже село. Деревья на лужайке в нашем лагере потемнели, и только верхушки самых больших берез еще поблескивали красноватым блеском, словно сделанные из ярко начищенной меди.

У забора, на котором висели умывальники, толкались десятки голоногих ребят. Гремели железные клапаны, слышалось фырканье, взвизгивали девчонки.

Наше звено не спешило умываться. Мы стояли поодаль с полотенцами на плечах, с мыльницами и зубными щетками в руках и все никак не могли прийти в себя от свалившейся на нас неприятности.

Уже десять дней шла подготовка к торжественному открытию лагеря, и все это время нашему звену давали самые интересные и сложные задания. Мы сконструировали и построили мишень, изображавшую фашиста, который падал и задирал кверху ноги, если попасть мячом в широкую черную кнопку рядом с ним. Мы сделали две трещотки для предстоящей игры. Мы оборудовали под крыльцом нашего деревянного дома фотолабораторию и уже выпустили два номера фотобюллетеня. На линейках, в стенгазетах нас постоянно хвалили за смекалку, за изобретательность, и мы, конечно, очень гордились этим. И вдруг такая обида!

С полчаса тому назад на вечерней линейке старший вожатый объявил нам порядок завтрашнего дня.

– Четвертое звено первого отряда будет заниматься ремонтом лодки, – сказал он. – Заделать пробоину, изготовить и навесить руль, поставить мачту с парусом. Мы должны иметь флот, пригодный для дальних плаваний по речке Тихоне. Три других звена первого отряда (значит, в том числе и наше), а также весь второй отряд должны будут посыпать линейку песком. Вернее, даже не посыпать, а засыпать, толстым слоем засыпать. Почва здесь глинистая. Пойдет дождь – утонем в грязи.

Сами понимаете, как это «увлекательно» – таскать песок! Ведь на подобной работе можно умереть от скуки. И это в то время, когда другие ребята будут заниматься такими интересными и ответственными делами, как ремонт лодки, подготовка к подъему мачты, устройство аттракционов…

– Весь завтрашний день насмарку! – процедил сквозь зубы высокий, тонконогий Лодька Виноградов. Он стоял, опустив голову в белой панаме, и снимал облупившуюся от загара кожу с голой по локоть руки.

Демьян заложил руки за спину, опустил голову и нахмурил брови.

Ваня Сердечкин смотрел грустными глазами то на одного, то на другого из нас:

– Ладно, ребята, пусть!.. Раз не ценят, так пусть! Правда, ребята?