8 лет без кокоса Дахабская история Анна Горяинова
© Анна Горяинова, 2016
© Надежда Кабанова, дизайн обложки, 2016
© Надежда Кабанова, иллюстрации, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть I. На дне
Синайский полуостров связывает Африку с Азией, к которой он географически относится. Полуостров вклинивается в Красное море и омывается с запада Суэцким заливом, а с востока — заливом Акаба. Необычайно красивые коралловые рифы и богатейшая морская фауна без труда объясняют тот факт, что южное побережье Синая считается одним из лучших мест для подводного плавания в мире.
Официальный сайт Министерства туризма ЕгиптаI. Задворки географии
«Это же „родная“ Mandarina Duck! Полторы зарплаты на нее грохнула! У-у, вандалы! Азиаты!» — я стояла посреди аэропорта города Шарм-эль-Шейх и громко скорбела о потере моим чемоданом приличного вида. Создавалось ощущение, что в багажном отсеке он все четыре часа полета бился не на жизнь, а насмерть с чьей-то колхозной тележкой на ржавых железных колесах. «Колхозница» хорошо отделала моего «аристократа» — его кожа нежно-абрикосового оттенка была вся покрыта черными полосами царапин, фирменный логотип частично отклеился, одно колесико «хромало». Я попыталась сдвинуть чемодан с места. Это всегда было делом нелегким, но, как правило, раньше мне помогали представители отеля, встречавшие в аэропорту.
«Тебя встретит человек с табличкой, на ней будет твоя фамилия. Увидишь такого, беги к нему, это — твой трансфер в Дахаб» — сказала мне девочка Маша за день до моего отъезда. Я огляделась вокруг. По холлу аэропорта сновали арабы, держащие в руках таблички с логотипами известных туроператоров, и заботливо собирали своих осоловелых после перелета клиентов в маленькие аккуратные стада. Я позавидовала счастливцам — теперь им не нужно напрягаться и о чем-либо думать, они просто пойдут за гидом, сядут в автобус, который доставит их в отель, где все включено… Не было здесь человека с моей фамилией на табличке.
«А чего ты ожидала, женщина? Нет, чтобы как все люди, купить путевку в агентстве и отдыхать себе спокойно! Надо было найти в Интернете девочку Машу, которая отправила тебя на египетские задворки географии… И как мне теперь одной добираться до Дахаба? Такси арабское ловить? Ну да, и доставит оно меня радостно в какой-нибудь местный бордель»…
Продолжая кряхтеть и громко ругаться, я попыталась оттащить свою неподъемную гламурную ношу в сторону от транспортера. Я почти уже допинала чемоданище до выхода, как вдруг услышала нехороший хруст под ногами. Каблук подломился, только и успела подумать я прежде, чем шлепнуться на карачки. Лайкровые микрошорты D&G, дающие о себе знать при любом резком движении, тут же пребольно впились в задницу. Вокруг раздалось противное улюлюкание местного мужского населения, для которого я уже минут десять работала бесплатным аттракционом. Поднявшись, я в довершении всего обнаружила, что до крови разбила об мраморный пол колено. В сердцах забыв про злосчастный чемодан, я стащила дурацкие туфли и с ними в руках ретировалась в женский туалет — промыть рану, но главным образом ради того, чтобы скрыться от любопытных арабских глаз. Здесь уже я дала волю слезам — туалет пуст, стесняться некого. Вот дурдом! Приехала отдыхать, радоваться жизни — и на тебе, опозорилась в первые же минуты. Я с ненавистью зашвырнула туфли в мусорный бачок.
«Marc Jacobs, 600 долларов, месяц ждала, пока из Штатов привезут…» — пронеслось в голове.
«Вот дерьмо… Да и вся моя жизнь — одно сплошное унылое дерьмо» — вспомнила вдруг я, и от жалости к себе и к своей дурацкой жизни, в которой ничего не ладится и все не как у людей, зарыдала еще горше.
Москва, двумя неделями ранее
«Это чего?» — спросил Коля, разворачивая подарочную упаковку. В голосе его, вопреки моим ожиданием, слышалась не радость, а легкое раздражение. «Не „чаво“, а духи BVLGARY. Коллекционный аромат, между прочим. Специально для снобов. Тебе понравится» — не удержалась я. Откровенно говоря, Колино поведение нравилось мне чем дальше, тем меньше. Я, конечно, все понимаю — он весь из себя великий, всемирно известный фигурист, а в последние два года еще и популярный телеведущий. Медийное, блин, лицо. Между прочим, не без моей скромной помощи он им стал. Это не кто иной как я всеми правдами и неправдами запихнула полузабытого чемпиона мира десятилетней давности Николая …ва в теле-шоу «Звезды льда». Просто чтобы помочь ему вылезти из долгой депрессии, заставить перестать бухать. Думала, лед даст ему ожить… Труднее всего оказалось даже не договориться с канальными pr-щиками и редакторами шоу — всех их я знаю еще по университетской скамье. Самое сложное было уговорить выйти на лед самого моего героя — «я не пойду, не буду, я свое откатал, там все молодые — ни к чему мне позориться». Но первые же тренировки и последовавшее за ними выступление вернули ему веру в себя. Да и успех у жюри и зрителей был мгновенным — хоть поначалу Ник катал программу без сложных элементов, но катал ее с таким чувством, с такой отдачей, что, казалось, даже лед оживает и становится его помощником, гармоничной частью танца. Коля настолько понравился продюсерам, что они предложили ему поработать в следующем сезоне шоу в качестве ведущего. Ну и понеслась — одна программа, вторая, обложки журналов, небольшая роль в художественном фильме про спортсменов, а сейчас — уже и свое ледовое шоу. Поначалу я помогала ему, создавая pr-стратегию и направляя поток журналистского и продюсерского внимания в нужную сторону. Ведь, как ни крути, в этом я профессионал. Я — pr-агент, делать людей знаменитыми — моя работа… Нику я помогала, разумеется, совершенно бесплатно. Мне даже не нужна была его благодарность, достаточно было видеть его шальные от полузабытого счастья, сияющие глаза, когда он снова стал выходить на лед. Да и потом, моя роль в этой истории весьма скромна — Ник успешен благодаря только лишь своему мастерству и Богом данному таланту, и этим он уникален. По большому счету, таким людям агент нужен лишь на начальном этапе, на старте, дальше все пойдет само собой. Так и произошло — постепенно Коля сам стал разбираться, что к чему и почему в нехитрой системе шоу-биза, и вообще отказался от помощи даже тех рекламщиков, услуги которых оплачивал телеканал.
Как-то я отправилась смотреть Колино выступление в прямом эфире в спорт-бар, позвала компанию друзей… «Я хочу сказать слова благодарности за свое возвращение на лед, возвращение к жизни» — начал запыхавшийся после выступления Ник на камеру, и в голосе его слышалось волнение. Друзья мои, будучи в курсе нашей с ним истории, застыли в изумлении — ну неужели решился? Да еще на всю страну? — «Я хочу поблагодарить моего самого дорогого, самого близкого и родного человека, без которого все это оказалось бы невозможным…» — у меня навернулись слезы — «мою жену Марину! Мариночка, ангел мой, спасибо тебе!» Невыплаканные слезы застыли в глазах.
«Спасибо, Марина».
«Ведьма» Марина, с которой ты третий год подряд обещаешь мне развестись…
«Не пойму, что ты обижаешься — шоу семейное, любящий муж и хороший отец — важная часть моего образа. Я не могу сейчас взять и развестись — эта ведьма всю прессу на голову поставит, угробит мне проект… Ты ж профи, сама должна понимать!» — с неким недоумением отреагировал Ник на мое возмущение.
И я простила.
Хоть он меня об этом даже не попросил…
С тех пор отношения наши только и делали, что ухудшались. Виделись мы все реже — Ник был бесконечно занят на съемках и гастролях. Да и изменился он, как-то исподволь, постепенно, но очень сильно. Тон его все чаще приобретал то раздраженные, то пренебрежительные оттенки. Если раньше Ник рассказывал мне абсолютно все о своей жизни, делился проблемами, спрашивал совета, то сейчас о себе он говорил скупо и на расспросы реагировал раздраженно и по большей части односложно. В одну из наших редких встреч я сказала ему, просто даже ради того, чтобы спровоцировать хоть какую-то живую реакцию, что мы стали как кролики — быстро и молча трахаемся, и разбегаемся в разные стороны. Ник на это лишь пожал плечами и хмыкнул. Как водится, раздраженно.
…Ник все крутил в пальцах бархатную коробочку BVLGARY. Лицо его не подавало признаков радости. Меня уже начала бесить его кислая мина — в конце-то концов, это мой подарок ему на день рождения, мог бы хоть из вежливости улыбнуться. Неслабый такой вообще подарок — последние 300 баксов за него выложила. Теперь неделю без копья сидеть до зарплаты. Между прочим, это у меня был повод расстроиться — коль уж день рождения, мог бы и в ресторан позвать, а не в очередную съемную холостяцкую конуру! Сейчас мы вообще сидели во дворе, в колиной машине, ибо в конуру раньше времени вернулся ее хозяин. Да, не задался сегодня денек. А ведь мне еще работать…
«Слушай, забери ты это» — вдруг выдал Ник — «И сама не душись в следующий раз перед встречей, ок? А то меня жена палит постоянно, мол, как не приду, все женскими духами от меня воняет. А уж если я с такой штукой домой ввалюсь, то все — скандал вселенский гарантирован».
Пока я приходила в себя от этих откровений, Ник выехал из дворов и через сотню метров остановился.
— Ну все, малыш, вылезай, а то мне ехать пора…
— Что значит «вылезай»? Ты же обещал меня довезти до «Метелицы»! Мы ведь договорились!
— Ань, на Арбате сейчас пробки дикие, так что давай ты сама, а? На метро? Так реально быстрее выйдет, и тебе и мне.
«Пошел ты!» — подумала я, от души хлопнув дверцей Колиного «Геленвагена», зная, что Ник терпеть этого не может. В первый раз мне захотелось его послать по-настоящему, наверное, это и вправду конец, подумалось вдруг мне, когда машина скрылась за поворотом.
«Добрый» Ник высадил меня посреди Чистопрудного бульвара, в адский дождь. «А вот если я простужусь? Заболею и умру? Он не думал об этом?» — размышляла я, шлепая босоножками от Маноло по московским сентябрьским лужам. Зонта у меня, разумеется, не было. Злость и холодные струйки дождя размыли последние остатки иллюзий.
«Плевать ему на это десять раз с высокой башни. Найдет другую такую же дуру. Если уже не нашел…» — внезапно со всей отчетливостью поняла я…
Телефон начал разрываться уже на подходе, точнее сказать, на подбеге, к дверям клуба «Метелица». Здесь через полчаса должна была состояться презентация для журналистов нового альбома поп-группы «Стервочки». Я, будучи pr-директором этого чудного коллектива, была в ответе за организацию мероприятия. Для гостей оно — праздник, а для участников и устроителей — проклятье. Впрочем, то же самое можно сказать и про любую домашнюю вечеринку…
Презентация должна была попутно решить еще одну задачу — представить публике новую солистку группы Юленьку Шанс. Юленька еще не очень обтесалась и при общении с прессой вполне могла сморозить какую-нибудь хрень. Которая тут же будет растиражирована — даже дружественно настроенные журналисты никогда не упустят случая добавить «перчинки» в материал. Посему я пригласила несколько камер приехать до начала мероприятия, чтобы и Юленьке было не так нервозно, и мне легче контролировать ситуацию. Благодаря же Нику и его несдержанному обещанию мне пришлось тащиться до Арбата на метро, а затем бегом бежать километр до «Метелицы». И тем не менее я, как ни старалась, опоздала минут на двадцать на мною же назначенную встречу. Но я все же понадеялась на опытность остальных участниц группы…
— Анютик, ну где же ты ходишь, у нас тут совсем беда без тебя! — Настя Вольная, одна из старейших участниц коллектива, развеяла остатки этих надежд. Девушка только что не рыдала, дожидаясь меня в дверях клуба.
— Юля уже поговорила с MTV? — с ходу спросила я. Ребята с этого канала звонили мне уже раз двадцать — им надо было выезжать на другую съемку, а пообщаться с Юлей все никак не получалось.
— Нет — пискнула Настя.
— Ну почему?! Я ведь просила ей передать, чтобы она вышла и дала интервью! Ведущая — моя однокурсница, не надо ее бояться! — взвилась я.
— Мы ей сказали. — Настя чуть не плакала.
— И что? В чем дело-то?
— Юля не может говорить. Она надула губы…
Тут, признаться, дар речи чуть не утратила я. Какие-то дурацкие обиды — это не повод срывать недельную работу всей команды! Губы она надула… Звездой себя, что ли вообразила? «Пока не падете все на колени и не запросите прощения, на сцену не выйду»? Сейчас такое ей устрою, на всю жизнь отучится ерундой страдать! Злость и плохое настроение, вызванные общением с Ником и усугубленные прелестями общественного транспорта в час пик, утроились, и несчастную Юленьку и вправду не ждало ничего хорошего.
— Юленька, ты чего, зайчик! — взревела я с порога гримерки, обращаясь к юленькиной хрупкой спине — Кем себя вообразила, солнце? Мадонна, что ли? Эдит б…ь Пиаф??!! MTV не достойны тебя лицезреть, да? Так кого звезда прикажет пригласить? 1 Канал? А может, вообще CNN?
Юленька что-то замычала. Судя по всему, рот ее был чем-то набит.
— Юль, соизволь хотя бы прекратить жрать, когда с тобой люди разговаривают! Объясни как человек, а не как жвачное животное, в чем проблема у тебя!
В ответ Юленька повернула ко мне свое зареванное личико. Я чуть не села там же, где стояла — большую часть симпатичной мордашки занимали огромные, совершенно непропорциональные, какие-то африканские губы, которых еще вчера там не было. Юлька напоминала собой неудачный эксперимент генной инженерии. Отойдя от культурного шока, я заметила, что моя протеже силится что-то сказать, но инородные губищи напрочь отказываются ей повиноваться. Я растеряно огляделась в поисках людей, ибо судя по всему, от Юльки добиться объяснений будет непросто по техническим, так сказать, причинам. Может, в нее вселился космический монстр? Или у Юльки случилась аллергия на какой-нибудь продукт? Тогда надо ей срочно врача вызывать, а лучше «Скорую»… Видимо, последнюю фразу я сказала вслух, так как мне ответила Настя, все это время стоявшая за моей спиной:
— Да какую «Скорую»… Эта дурилка вчера, прямо перед презентацией, решила губы «накачать», в первый раз в жизни. А врач ее, видать, не предупредил, что после инъекции отек трое суток не спадает. Хоть бы с нами посоветовалась заранее, что ли… А то вишь — сюрприз решила сделать. Негритенок, млин…
Отсмеявшись — а хохотала я так, что девчонкам из группы пришлось отпаивать меня водой — я отправилась объясняться с журналистами. В итоге мне удалось отбояриться от прессы и отстоять Юлькино доброе имя каким-то благовидным враньем, и дальше презентация шла без эксцессов — со сцены губищи не сильно бросались в глаза, а пели девицы понятно дело что под фонограмму.
Наша вечеринка оказалась настолько удачной, что последние гости разъехались около трех часов утра. Я же, закончив все дела и выйдя из клуба, обнаружила, что на дворе уже светает. Метро еще не открылось, на такси денег не было. Благо, меня выручила подружка, живущая на Садовом кольце: «Приходи, конечно, я сама только с тусовки приехала! Кофейку попьем!». До ее дома идти было минут двадцать. Перед уходом я захватила из гримерки подаренную «Стервочкам» бутылку «Майота» — девки все равно на хронической диете и не пьют, да и вообще — заслужила.
Я пошла по Арбату, наблюдая просыпающийся город, окутанный, словно газовой шалью, лиловой дымкой подступающего рассвета.
«Красиво как… — подумалось вдруг мне. — Спокойно».
Жаль, что я редко вижу город таким — раньше полудня, честно сказать, нечасто просыпаюсь. А днем Москва совсем другая — пыльная, склочная, базарная…
Вообще, так, если со стороны посмотреть, странная у меня жизнь какая-то. Вот, сейчас иду, по центру Москвы, шмотья на мне надето на несколько тысяч евро, шампанское дорогущее фигачу из горла, денег при этом машину поймать нет, да и на метро, честно сказать, не уверена что наскребу… А рядом с пустым кошельком в сумочке — парфюм за дикое количество тысяч рублей. Никому не нужный… Нда, понтов немерено, а в сухом осадке что? Ни-че-го. Дом? Съемная халупа с облезлыми стенами на Щелковском шоссе. Спальное место, временное, а не дом.
Семья? Женатый мужик, влюбленный в себя и больше ни в кого. Тоже, получается, как бы муж напрокат…
Работа? Выдувание мыльных пузырей. Прикольно поначалу. А через несколько лет понимаешь, что твой результат, «продукт» либо лопается и исчезает с медийных орбит, либо остается, но ты тут как бы и не при чем. Не вечно это как-то. Авторскую подпись на чужой славе не поставишь. Хотя творцом этой славы зачастую бываешь именно ты… Раньше твердым стержнем, смыслом, вокруг которого вертелась жизнь, была моя любовь к Нику. А теперь стержня нет, истерся, исчез. И все вдруг стало каким-то зыбким, непостоянным, ненастоящим, как этот призрачный московский рассвет. И никто ведь не виноват ни в чем — Ник просто стал другим, а я не заметила вовремя. Есть ли какой-то смысл в любви, если даже она не бывает навсегда?
Чувства выцветают, одежда выходит из моды, работа перестает нравиться, и то, что радовало вчера, уже не вызывает никаких эмоций сегодня. Такое впечатление, что вот свались мне сейчас кирпич на голову, назавтра же никто не вспомнит, что я была — обо мне нечего будет сказать, от меня же в прямом смысле ничего не останется, ни следов, ни мыслей… Ну зачем-то я ведь живу, такая, как есть, с мыслями, с желаниями, с чувствами. Надо же с ними что-то делать. Знать бы еще, что именно… Может, где-то все же есть другая жизнь? Не знаю, какая. Быть может, с более простыми понятиями и ценностями. Но более красочными, живыми. Более вечными, что ли… Хотя, бывает ли вообще хоть что-то вечное, или она везде — эта пластмассовая «жизнь взаймы»?..
«В отпуск тебе надо, мать! Уже два года пашешь без продыху, конечно, тут крышак отъезжать начнет! Ты же всю жизнь мечтаешь научиться дайвингу, так поезжай куда-нибудь, смени обстановку, поныряй!» — сообщила подруга Симона, когда я озвучила ей свои рассветные настроения — «Ну и что, что сентябрь на дворе? Я вот только с Мальдивских островов вернулась. Там круглый год тепло, и нырялка классная!».
Классная, да только позволить себе ее ты можешь, если тебя везет туда очередной толстопузый мужик, которого ты подцепила, когда захотелось каникул на океанском берегу. Но я сдержалась и вежливо промычала что-то нейтральное типа «я подумаю». Это же нормально, так многие делают… Как отдохнуть гламурно без копейки денег в кармане? Да легко. Нужно лишь усвоить один простой закон: кто девушку ныряет, тот ее и… Я вот не могу так. И опять Ник виноват — ну не тянет меня к другим мужикам. Даже сейчас. И к Нику тоже не тянет. И вообще ни к чему не тянет… Так, ну вот, все, опять начинается… Через пару часов и несколько литров кофе меня снова накрыла привычная дневная московская суета, а вместе с ней и тоскливая хандра, к которой я тоже уже начала потихоньку привыкать.
В двенадцатом часу ночи я, наконец, ввалилась домой, уже плохо соображая. Единственным более-менее позитивным результатом очередного безумного дня стало то, что удалось вернуть в магазин злосчастный парфюм BVLGARY — каким-то чудом в сумочке завалялся чек. И теперь я была счастливой обладательницей 300 долларов, 50 рублей и чудовищного разочарования в мужиках как в явлении. Последнее, очевидно, прилагалось к моей судьбе в качестве подарочного бонуса…
«Достало все. Москва эта вонючая, толпы эти потные везде, разговоры про одно только бабло…» — положив тяжелую от подобных мыслей голову на подушку, я, наконец, провалилась в мутный сон. Из которого была выдернута где-то через час пронзительным визгом телефонного звонка.
— Жанну хачу! — сообщил, не мудрствуя лукаво, мужской поддатый голос на другом конце провода.
— У? — ухнула я в трубку разбуженной совой.
— Дэвюшка, я очэн Жанну хачу!
— Какую еще Жанну? — мозг мой еще упирался и отказывался возвращаться из царства сна.
— Фриске, канешна! — е-мое, еще и Фриске.
— Заказать хачу! — вот тебе и раз.
— Дэнь раждения у меня, в Махачкала! Черэз мэсяц! Жанна сможет ехат? Я заплачу! Любой гонорар! — тьфу, блин. Вот оно — офисы дверь в дверь. И подключены мы к одной сети, и номера у сотрудников Фриске от наших корпоративных мобильных всего на одну цифру отличаются. Потратив еще битый час на то, чтобы объяснить поклоннику Жанны Владимировны, что он обратился не по адресу, я, наконец, положила трубку и снова улеглась спать. Но сон не шел. Стоило закрыть глаза, как мне начинал мерещиться то машущий саблей дагестанский джигит, то Жанна Фриске.
Нет, так недолго и вправду с ума сойти, подумала я, с подозрением вглядываясь в темноту. Вторая бессонная ночь, а ведь завтра снова на переговоры.
«В отпуск тебе надо, мать…» — зазвучал в голове голос подруги Симоны. А может, и впрямь надо? Только вот на дайвинг на Мальдивах-то у меня не хватит. Все бабло на шмотки уходит. А как иначе? По работе приходится тусоваться без продыху, а часто и самой перед камерой стоять, комментировать похождения многочисленных подопечных нашего продюсерского центра — я ведь не одних «Стервочек» веду, и посерьезнее клиенты есть. И с ними на переговоры в джинсиках с рынка не поедешь — не поймут. Ну и вот итог — одна сумочка от Луи Виттона в полторы штуки долларов обошлась. И это еще со скидкой. Хотя какие сейчас скидки? Не исключено, что все-таки подделку мне всучили… Эх, порой и вправду, лучше — не знать. Так никакой зарплаты на отпуск не хватит. По крайней мере, на приличный… А может, не выпендриваться и где подешевле нырялку поискать? Никому не скажу, что в Египте или Турции была, совру, что болела… Я втащила в постель лэп-топ и загнала в поисковик слова «бюджетный дайвинг».
Через полчаса лихорадочного тыканья по ссылкам внезапно, как озарение, на экране возникла фраза: «Русский клуб а Дахабе», лучший дайвинг на Синае. Русские инструкторы, бюджетные цены и душевная атмосфера гарантируются». Дахаб… Никогда не слышала. Где это вообще?
Решение о том, что я очень хочу в Дахаб, возникло с первых же фотографий, обнаруженных на сайте клуба. Я даже толком ничего не прочитала о самом городе — от избытка эмоций сосредоточиться на тексте все равно было невозможно. «Где-то в Египте» — поняла я, и решила не вдаваться в подробности.
Бросившись искать по сети способы попадания в Дахаб, я практически сразу на каком-то дайверском форуме наткнулась на телефон девочки Маши. Акванавт советовал ее Клюшке как человека, который поможет уехать в «Дахабск» недорого. Лучшей рекомендации, согласитесь, желать просто неприлично. Попутно выяснилось, что Дахаб — место почти дикое, от ближайшего аэропорта в Шарм-эль-Шейхе его отделяет 100 км, больших отелей там нет, дискотек и ночных клубов — тоже.
Из достопримечательностей — гора Моисея.
«А чтоб обратно вернуться из Дахаба — это, интересно, тоже к Маше? Или к кому-то типа Моисея?» — мелькнула в голове почти пророческая мысль. Но она была тут же отброшена и забыта, как обычно и случается с пророческими мыслями.
Загадочной Маше я позвонила утром, еле дождавшись наступления более-менее приличного для деловых разговоров времени. «Билеты до Шарма и обратно могу тебе сделать сейчас за 300 долларов. Дешевле этого не бывает. Далее забью тебе кэмп — 10 долларов в сутки, со своей ванной и кондиционером. Летишь через десять дней. Устроит?» — «Ну в общем да, устроит».
Маша назначила мне встречу на станции метро в центре Москвы. Я раньше никогда не ездила заграницу «дикарем» и наивно полагала, что все это устроено, дабы взять меня за руку и отвести в офис турагентства — чтоб не заблудилась, не дай Бог, по дороге. В метро ко мне подошла маленькая брюнетка, одетая в простенькие джинсы и спортивный пуловер. «Маша» — представилась брюнетка и окинула меня оценивающим взглядом. Я почему-то порадовалась, что ехала с занятий в фитнес-клубе и была тоже одета спортивно, без обычных каблуков сантиметров эдак в 17 и с минимум косметики на лице. По-моему, Маша осталась мной довольна. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. «Ну, деньги давай, а то у меня времени мало» — оригинальным образом прервала паузу девушка. Я остолбенела — ничего себе заявление! Я ее первый раз вижу, и сразу — «деньги давай»! …С какой вообще стати? «Ты мне что, не доверяешь?» — удивленно спросила Маша. Так.
Это мои последние на данный момент бабки — а вдруг эта Маша возьмет и с ними испарится? — а вдруг не испарится? — если я сейчас развернусь и уйду, то сохраню деньги, но никогда этого не узнаю — буду полжизни мучиться вопросом, как могло бы быть — цена вопроса триста баксов, что теперь, полжизни из-за трехсот баксов мучиться?!
«Отлично, билеты будут через пару дней, я тебе позвоню!» — сказала Маша перед тем, как впорхнуть в двери вагона.
«Дура ты, Аня! Ну совсем овца! „Маша-Дахаб“ — и это все, что ты о ней знаешь! Сто процентов тебя кинули! И вообще, Египет — помойка адская. Туда только лохи в отпуск ездят!» — пилила меня Симона.
Мы пили кофе у нее на кухне. С момента встречи с девочкой Машей прошла уже неделя, а от нее не было ни слуху ни духу. «Позвони ей, сейчас прямо! Вот увидишь, что я права — „абонент недоступен“ и все в таком формате» — настаивала Мона. Я уж было потянулась за трубкой, как вдруг телефон зазвонил сам. На определителе светилось «Маша — Дахаб»: «Привет! Ты когда билеты свои заберешь, тебе улетать послезавтра, не забыла?».
И настало послезавтра. И самолет ядовитого цвета с креслами, явно рассчитанными на безногих азиатов, уносит меня в полнейшую неизвестность. Четыре часа — более чем достаточно для того, чтобы вдоволь потерзать себе мозг.
Куда я лечу? В Дахаб — маленький бедуинский поселок на Синае, забытый Богом, чертом и египетским президентом. Что там забыла я? Да так, ничего особенного. Я всего лишь собираюсь потратить две бесценные недели отпуска на то, чтобы просидеть на глубине с тяжеленным баллоном, затянутая в неопрен, в обществе людей, которых не знаю. Да уж, не отпуск — просто праздник какой-то… Ну, в любом случае, напрягаться-то уже поздно.
II. Анна-на
«Так, ладно, „моего“ мужика с табличкой здесь нет» — наконец признала я очевидное, покинув аэропортовый туалет и оглядевшись вокруг. Оставалась еще слабая вероятность, что он стоит снаружи. Выйдя на улицу, я сквозь плотные египетские сумерки разглядела занятную группу метрах в двадцати от дверей аэропорта. Группа состояла из двух мужиков откровенно славянской наружности, пустой бутылки виски и таблички с моей фамилией, перевернутой вверх ногами. Дяденьки были в таком состоянии, что понять, кто кого держит — они табличку или табличка их — было затруднительно. Делать нечего — я подошла к группе и робко сообщила, что встречают они меня.
«Так это ты Анн… Анна… на!» — произнес самый жуткий из них, огромный, бритый налысо чувак с бородой и в какой-то попоне вместо одежды. После чего, к моему ужасу, он бросил табличку и заключил меня в медвежьи объятия.
«А я — Тишина!» — громыхал он, как мне показалось, на весь Синай. «Ой, не придуши меня… Тишина… на» — взмолилась, наконец, я.
Добираться в Дахаб я должна была со вторым дяденькой, поджарым блондином лет сорока по имени Сергей. Когда мы с ним сели в машину, я не то чтобы испугалась, но несколько напряглась. Представьте: полночь, тридцатиградусная жара, вокруг пустыня, самум качает чахлую аэродромную пальму, на небе арабская такая луна размером с хороший таз… А в машине, меж тем, из динамика несется: «Колыма-Колыма, это Родина моя!» перемежаясь с «Владимирский централ, ветер северный….» и белым лебедем сами знаете на чем.
При этом сей чудный транспорт уносит вас на хорошей скорости в дикие горы, за рулем человек, которого вы видите первый раз в жизни, а мобильник оповещает вас о том, что «нет сети»… Согласитесь, нельзя обижаться на простую русскую блондинку, если в такой обстановке у нее возникают нехорошие мысли об отъеме паспорта и дедовщине в гаремах («Бахчисарайский фонтан» вспомните. Вспомнили? То-то же!).
Минут через десять, не выдержав культурной нагрузки, аккуратно интересуюсь: «По Родине скучаете?». Сергей в недоумении смотрит на меня, а потом на магнитолу, исторгающую очередной куплет про достопримечательности города Магадана.
«Да это ж арабская машина — в ней магнитола кассетная, стародавняя. А из русских кассет у нас только эти — клиенты оставили. Если хочешь, могу арабскую поставить…» — но при этом лицо водителя столь красноречиво скривилось, что я поспешила отказаться.
«Вот спасибо. Я тут два года живу, и от этих „хабиби“ и „аллах акбар“, которые отовсюду звучат, просто на стенку уже порой лезешь!». После этого от сердца у меня несколько отлегло. А когда выяснилось, что Сергей — инструктор по дайвингу, и учиться я буду у него, отлегло окончательно.
Через час наша видавшая виды «Тойота» опасливо пробиралась между какими-то нагромождениями — то ли это барханы из пустыни намело, то ли это — кучи мусора, в темноте было непонятно. Кругом — развалины, рядом с которыми кучковались жуткого вида бородатые люди. Ни единого фонаря. В смысле, целого фонаря… «Ну все, приехали. Добро пожаловать в Дахаб!».
С тихим ужасом в душе жду момента, когда прибудем в мой кэмп… В Дахабе существуют три разновидности мест, где может поселиться жаждущий понырять или посерфить (других сюда заносит редко). Есть гостиницы, с вполне приличными номерами, в которых присутствуют душ, кондиционер, а где-то и мини-бар. Стоят они порядка двадцати долларов в сутки. Еще есть своеобразная «резервация для белых», в которой располагаются отели класса «Hilton» и иже с ним. А есть так называемые кэмпы. Это намного интереснее, потому как здесь вариантов развития событий масса. Так, всего за три доллара в сутки вам представится шанс отдохнуть от благ цивилизации. Не сомневайтесь, туалета, душа и кондиционера у вас в номере совершенно точно не будет. Будет огромное лежбище, «лампочка Ильича» под потолком, некое подобие стола, вентилятор (за дополнительную плату) и надпись «Punks not bend!» на двери. Все это великолепие окружено стенками из тростника. А вы будете окружены великолепной компанией — вокруг, в таких же «хижинах дяди Тома» живут те самые настоящие люди, общение с которыми стоит гораздо дороже любых денег… Но все это выясняется уже потом. После того, как вы поселитесь в другом кэмпе, за одиннадцать долларов, соблазнившись наличием удобств непосредственно в номере.
III. «Аляска, сэр!»
Мой кэмп носил гордое имя «Аляска» (очень актуальное посреди пустыни в сорокаградусную жару). Объехав очередную кучу не пойми чего, мы припарковались у перекошенных чугунных ворот. В которые долбились минут пять, пока, наконец, к нам не вышел заспанный бедуин. Бедуин спросил меня о чем-то по-арабски. Я по-английски рассказала ему о цели нашего визита, стараясь говорить как можно медленнее и членораздельнее. Выслушав мою эскападу, бедуин снова повторил арабское слово, всем своим видом ожидая от меня ответа на заданный вопрос… Минут десять мы вдвоем с Сергеем изображали перед бедуином пантомиму на тему того, что я прибыла из далекой заснеженной страны, где по улицам ходят медведи в лаптях, и горю желанием поселиться в кэмпе «Аляска». Бедуин молчал, и лишь левая бровь его, подобная черному полумесяцу, временами удивленно изгибалась… Сие был знак того, что наши усилия в очередной раз обратились в прах: дождавшись паузы, загадочный восточный человек вновь повторил свое странное слово… Эта грустная сага имела все шансы никогда не закончиться. Но, в конце концов, кто-то наверху сжалился над нами и послал озарение: человек сказал свое слово в двухсот пятидесятый раз, и тут мы поняли, что это он по-английски спрашивает: «reserved?». Что тут скажешь, кроме «Yes», стараясь говорить ооочень медленно….
За воротами взору предстала череда строений, архитектура которых удивительным образом напоминала о Родине. Такие можно часто встретить в российской глубинке. На дачных участках в них традиционно размещаются те необходимые блага цивилизации, на присутствие которых в своем номере я все еще втихаря надеялась… От одной из этих построек мне торжественно вручили ключ. На двери красовалась огромная цифра «13». К моему вящему удивлению, помимо вышеупомянутых благ, за дверью оказались еще и кровать, шкаф и кондиционер. Сходство моего обиталища с дачным сортиром усиливало еще и то, что щелястая дверь изнутри запиралась на крючок… «Да, девушка, допрыгалась, на этот раз тебя и правда занесло…» — думала я, разбирая чемодан.
Терзаемая страхами и сомнениями, открывала я дверцу ветхого фанерного шкафа, в котором в ширину могла уместиться разве что пара пляжных тапок. И тут последовало первое настоящее знакомство с Дахабом. В шкафу меня дожидалась огромная, потрясающей красоты морская раковина! После чего комната из «сортира номер13» преобразилась в дом родной, одна мысль о переезде из которого способна была вогнать в состояние черной депрессии.
Первое мое впечатление, полученное при въезде в Дахаб, тоже оказалось обманчивым. На самом деле в Дахабе есть вполне цивильная набережная с ресторанами и сувенирными лавками. На ней находился, как это ни странно, и мой кэмп. Просто те ворота, через которые мы въезжали, выходят на шоссе. А оно и днем выглядит не очень-то приветливо. Впоследствии я поняла, что это одна из характерных черт Дахаба — за непритязательной, неказистой, часто вообще несуразной внешней стороной всегда присутствует красота. Настоящий Дахаб открывается тому, кто умеет видеть и ценить увиденное.
Что же, собственно, есть Дахаб? Маленький, относительно цивилизованный оазис, нашедший себе место на стыке двух морей: моря песка и моря воды. Рай для поклонников виндсерфинга и дайвинга. Просто — рай на земле. Где с утра до вечера с лица не сходит улыбка. Где понимаешь, что счастье — это здесь и сейчас, а не «тогда» и «потом». Где можно целый день сидеть на пляже и наблюдать, как море меняет цвет, потягивая лимонный «фреш»… А можно встать ни свет ни заря, ободрать себе пальцы, влезая в мокрый гидрокостюм, пыхтя, надеть довольно увесистую «скубу» (полностью собранный акваланг) и заняться тем, зачем сюда приехал.
Дайвинг стоит того, чтобы им заниматься. Под водой существует совершенно другая реальность. Кто-то видит там города. Кто-то — леса и сады. Я вижу другую планету, у которой нет ровно ничего общего с той, на которой я живу и которую знаю. Там невероятные цвета и звуки. Там не ходят, там парят (или ползают… ну тут уж кто как). Там живут странные, красивые, непонятные, завораживающие существа. После всплытия периодически имеют место такие диалоги: «Я такой цветок интересный видела! Растет на коралле, такой красивый, разноцветный, колышется… А если над ним провести рукой, он сразу сворачивается и прячется!» — «А, понял. Это морской червяк. Он так охотится». «Что ты мне так упорно показывал в той куче камней?» — «Это не куча камней, это рыба-крокодил!» В любом случае, под водой происходит, и очень активно, потрясающе интересная жизнь. И дайвинг — это уникальная возможность в эту жизнь заглянуть. К тому же есть свой кайф в том, чтобы выйти за пределы возможностей собственного организма — ведь, как известно, человек не предназначен для того, чтобы дышать под водой…
IV. Удивительное — рядом
Мне очень повезло с инструктором. Достаточно сказать, что меня учил бывший подводный диверсант. После ухода с военной службы Сергей перепробовал множество профессий. Был водолазом в Питере. Фотожурналистом в Киеве. Занимался бизнесом в Краснодаре. В итоге стал дайвинг-инструктором. «Это — мое любимое дело, я им живу» — признался он как-то.
Дахаб умеет удивлять. Удивляет всем: людьми, морем, порядками… Едем на очередной дайв, дороги толком нет, кругом — пустыня. Посреди пустыни — шлагбаум… Возле шлагбаума два серьезных бедуина с автоматами, все в черном, несмотря на дикую жару. Возможно, стерегут, чтоб не украли… Спрашивать как-то никто не рискует. Красть — тем более.
Подъезжаем уже к другому шлагбауму. На сей раз явно на лицо все признаки государственного КПП — будка, мужики в военной форме. Мы подъехали и стоим — мужики совершенно не обращают на нас внимания, хотя больше здесь внимание обратить просто не на что. Они заняты, сидят на корточках и возятся с чем-то на земле. Рядом пальма, на пальме — автомат висит. В конце концов наш рассерженный клаксон отвлек одного из этих «рэмбо» от его занятий. Подошел к нам молодой солдатик, снял неспеша оружие с пальмы, повертел в руках разрешение: «А, русские дайверы… Проезжайте». Проезжаем мимо того места, где минуту назад что-то мастерили на песке доблестные войны. И выпадаем в полный анабиоз от увиденного — из камней на земле выложены совершенно психоделические рисунки в стиле графики раннего Пикассо. Причем выложены они повсюду в радиусе километра. Вот какие таланты зря пропадают, и оказывается, что не только в наших вооруженных силах…
Дайв с лодки. Погрузились, все классно, под конец море сделало нам подарок в виде двух скатов-орляков, пролетевших мимо на расстоянии вытянутой руки. После всплытия с удивлением наблюдаем, как катер, который должен был нас подобрать, отбывает в неизвестном направлении… Слава Богу, потом он за нами все-таки вернулся. Оказалось, опять трудности перевода: капитан не понял, о чем мы его попросили, но на всякий случай сказал «Ок» (по крайней мере, так мы поняли его объяснения).
V. Прощай?..
Любой, кто попадает в Дахаб, рано или поздно впадает в состояние спокойствия и позитива. В глазах солнце, в ушах соль, в душе — регги. А вокруг — счастье. Просто оттого, что день. Оттого, что солнце. Оттого, что живешь и все это видишь. (Может, еще и оттого, что на третий день мобильный телефон окончательно и бесповоротно «умирает». Как у меня, например). Но куда приезжим до местных! Особенно до местных старожилов. В Дахабе периодически появляется совершенно замечательный дед-бедуин, который олицетворяет собой ходячий девиз всех пофигистов мира: «Dont worry, be happy!». Ничто не способно лишить его душевного равновесия. Возможно, причиной тому — божество, служению которому дед посвятил всю жизнь чуть не с колыбели. Божество это древнее. Почти как Анубис. И зовут похоже — Канабис.
Как ревностный жрец, дед никогда и ни при каких обстоятельствах не расстается с предметом для отправления культа — кальяном с травой. Зарабатывает он на жизнь тем, что держит на побережье, на отшибе от Дахаба, кемпинг из нескольких домиков. Домики построены из того, что под руку попалось, с полным отсутствием намека на канализацию, электричество и прочие излишества. При этом кемпинг довольно популярен: взамен за отказ от цивилизации вы получаете несколько дней полного уединения, абсолютного отрыва от внешнего мира и всего, что с ним связано. Окружающая действительность словно срисована с каталонских пейзажей Дали: желтые горы, синее небо, желтая пустынная земля, синее спокойное море… А в качестве антропоморфного глюка присутствует обвешанный баллонами дайвер, медленно бредущий к воде, или бедуинский дед, сидящий на пороге своей халупы и непрерывно возносящий хвалу божеству Канабис.
Однажды на Дахаб обрушился шторм. Сильнейший ветер налетал с моря, снося все на своем пути. Понятный пень, деда с канабисом это обстоятельство ни коим образом не волновало — он, как сидел с кальяном на пороге, так и продолжал сидеть. Но вот пришла ему надобность пройтись до бархана, подумать о вечном. Кальян дед оставил дома. А зря. Потому что пока он ходил, его домик от сильного порыва ветра сложился стенками внутрь. Вернувшись и обнаружив такую беду, дед нисколько не изменился в лице. Постоял, подумал, потом стал рыться в обломках. Через какое-то время извлек из-под них кальян. После чего поудобнее устроился на развалинах и с наслаждением затянулся…
…Зал ожидания был полон людей, утомленных отдыхом по системе «все включено». Рейс «Шарм-эль-Шэйх — Москва» задерживался на неопределенное время. Да, после некоторых колебаний я все-таки решила покинуть Родину духовную и вернуться на Родину историческую. Стою, уговариваю себя, что мне не жаль покидать Дахаб. Потому что мой Дахаб — это не точка на карте. Это состояние. И оно всегда со мной, где бы я ни оказалась.
В ожидании самолета, я проводила ревизию собственных эпохальных решений. Во-первых, я твердо решила уволиться с работы. Потому что жить по выходным, а остальное время существовать, занимаясь нелюбимым делом — это не мое. Вокруг масса возможностей, и, только имея смелость выйти за рамки предложенного, можно получить то, чего действительно хочешь. Во-вторых, я везу из Дахаба миллион историй (вывоз всего остального отсюда все равно запрещен), и в Москве меня ждут люди, которым я хочу их рассказать. А для меня, да и, думаю, для любого важно, когда такие люди есть, и они рядом. В-третьих, я знаю, кому напишу по смс хокку. Или хайку. Или просто что-нибудь напишу. Может быть, про то, как на глубине тридцати метров разучилась врать себе. Или про то, что, только сидя вне зоны доступа, разобралась, чей голос действительно хочу услышать. Я знаю, меня поймут, и обязательно ответят… Если, конечно, когда-нибудь включится этот дурацкий телефон!
VI. «Ты туда не ходи!»
Незадолго до отъезда я отправилась в Голубую Лагуну. Это маленькое бедуинское поселение километрах в двадцати от Дахаба, на берегу залива пронзительно голубого цвета, который и дал название деревушке. Добраться сюда можно на джипе, на верблюде и пешком по берегу моря верблюжьими тропами. Именно последний способ считается предпочтительным.
«Сходи в Лагуну, разберись с собой» — посоветовали мне локалы (так сами себя называют «одахабившиеся» русские и европейцы), когда я пожаловалась на ночные кошмары.
Тропа начиналась от знаменитого дайв-сайта Блю Хол и шла вдоль моря, периодически ускользая в мокрые прибрежные скалы. Протопав так три часа, временами рискуя сорваться в море вместе с увесистым рюкзаком, я почти уверилась — суть этого метода психотерапии заключается в том, чтобы заморить пациента до полусмерти физической нагрузкой. Выжил — будешь радоваться до конца дней своих. Не выжил… Ну, что ж, от депрессии в любом случае избавился.
Карту местности мне заменял клочок бумаги, где некий добрый человек от руки нарисовал примерное направление и ориентиры. Сбиться, по его словам, было невозможно — «все время идешь от Блю Хола вдоль моря, пока не доберешься до большой лагуны. Там на берегу стоят бедуинские хуши (тростниковые хижины-навесы). Они сдаются, стоят доллара три-четыре в сутки. Спросишь Салима — это дед такой веселый, вечно накуренный, он там главный». На последнем участке пути перед Лагуной можно было «срезать» через пустыню, сэкономив таким способом от сорока минут до часа пути. Что было немаловажно — дабы не схватить тепловой удар, в путь я отправилась во второй половине дня, и топать лишний час после захода солнца в одиночестве мне совершенно не улыбалось. Хоть меня и уверяли, что ничего страшного случиться там не может, но все равно неприятно, да и темноты боюсь с детства.
Зрелища менее жизнеутверждающего, чем Синайская пустыня в предзакатное время, сложно себе вообразить. Серый песок, давящие тени гор, какая-то бетонная развалина и козлиный череп. Никаких признаков жизни, ни единого кустика, одни засохшие колючки, которыми не соблазнишь даже умирающего от голода верблюда. Ветер гоняет туда-сюда серую пыль, которой больше подошло бы слово «прах». В какой-то момент чувствую, что происходит нечто необычное. Что-то явно не так. И вдруг понимаю — тишина. Тотальная. Совершенная. Абсолютная. ТИШИНА. Единственное, что ее нарушает, это звук моих шагов и мыслей. Останавливаюсь. Ощущение, будто в мире выключили звук. Стою и погружаюсь в эту тишину, сливаюсь с ней до ощущения, что я — часть мира, а мир — часть меня. Вдруг мир начинает менять цвет, из серого превращаясь в золотисто-розовый. Я будто в одно мгновение перенеслась на другую планету. Это заходящее солнце окрасило горы и пустыню своими последними лучами. Оказывается, мир может быть другим, стоит лишь сменить освещение…
Проводив солнце, я отправилась дальше. До Блю Лагун, если верить моей «карте», оставалось всего ничего. По пустыне я шла, ориентируясь на колею, оставленную колесами джипов. Колея уводила меня все ближе и ближе к горам. Вдруг откуда-то возник человек, быстрым шагом идущий мне навстречу. Местный, бородатый бедуин, в рваной майке и трениках.
— Салям Алейкум. Куда идешь?
— В Блю Лагун.
— Ты сюда не ходи. Это дорога не на Блю Лагун. Правее ходи, ближе к морю!
— Спасибо…
Хуши, черневшие на фоне звездного неба, напоминали затаившихся невиданных зверей. «Звери» похрапывали, значит, какой-то народ в Лагуне был. По тлевшему в десятке метров от меня огоньку и характерному запаху травы я догадалась, где искать Салима.
Через пятнадцать минут я уже поедала свежую рыбу с рисом и запивала ее ароматным, очень сладким бедуинским чаем, который разливается из закопченного котелка и пахнет костром. Самая вкусная еда на свете — ужин в конце долгого похода, который ешь руками. О существовании такой вещи, как вилка, в Дахабе быстро забудет даже самая манерная светская девица. Кстати я, ко всему прочему, искренне считала себя вегетарианкой. До того момента, пока Тишина прилюдно не накормил меня бараньим шашлыком… По словам Салима, белого народу набежало много, и свободной осталась лишь одна хуша, самая дальняя, в конце длинной песчаной косы, уходящей в море. Зато там уж точно никто не будет беспокоить… Я до последнего оттягиваю момент похода на ночлег — для того, чтобы попасть к хуше, мне придется преодолеть метров сто абсолютно пустой и темной косы. Без фонаря, ибо его у меня, конечно же, нет. А я, между прочим, лет до пятнадцати засыпала только со включенным ночником и приоткрытой дверью. Один из бедуинов, готовивших еду, предлагает проводить. Нет уж, спасибо. Если выбирать между просто темнотой и темнотой в сочетании с малознакомым бедуином, однозначно выберу первый вариант…
К тому моменту, когда я добираюсь до середины косы, сердце мое оказывается где-то в пятках, страх парализует дыхание. «Все, не дойду на хрен» — стучит в висках единственная мысль. Сбылись все мои ночные кошмары — с двух сторон бушует штормящее черное море, позади раздается вой ветра и постанывания верблюдов, впереди ничего не видно, одна кромешная тьма. Поднимаю взгляд, дабы послать небу немой укор и застываю. Небо доброжелательно улыбается мне огромными звездами. Все темные ночные демоны под его успокаивающим взглядом замирают, съеживаются и исчезают. Я уже знаю, что навсегда.
Оставшиеся пятьдесят метров только что не пою и не скачу вприсядку — на место страха приходит бешеная эйфория.
Добравшись, наконец, до пятачка на конце косы, бросаю спальник прямо на пляже. Море у берега мерцает, как электрическая гирлянда — это светится планктон и особый вид водорослей. Полночи провожу в молчаливой беседе «за жизнь» с ночным морем и звездами, которые понимающе подмигивают.
Просыпаюсь оттого, что меня кто-то вылизывает. Первое, что приходит в голову спросонья — жуткая мысль о вчерашнем бедуине, напрашивающемся в провожатые. Открываю глаза — ну Слава Богу, это огромная рыжая псина решила меня умыть и причесать. «Баги, Баги!» — раздалось откуда-то сбоку. Хозяин зверюги извинительно помахал мне с другого конца пляжа.
Кроме веселого Баги оставшиеся три дня мне никто не досаждал своим обществом. Если Абсолютный Вселенский Покой можно было бы нарисовать, больше всего он был бы похож на Голубую Лагуну. Бирюзового цвета залив глубиной по щиколотку совершенно непригоден для дайвинга, да и для винд-серфинга тоже, а потому большинству дахабских туристосов и спортсменов здесь просто нечего делать. На берегу Лагуны живет семья, состоящая из Салима, его жен и нескольких взрослых сыновей. Семейство рыбачит в заливе, пасет стадо худосочных разбойных коз и нескольких меланхоличных верблюдов и в общем-то, этим их деятельность ограничивается.
В последние годы, правда, здесь часто стали появляться какие-то иностранные чудаки. Им Салим сдает несколько тростниковых навесов за пару долларов в сутки, а его родственники готовят для них еду. Белые чудаки же через пару дней пребывания в Лагуне становятся совсем чудными оттого, что забыли, в каком веке живут. Время остановилось здесь передохнуть еще во времена Моисея, и с тех пор так и застыло в этом красивом месте. Вот и белым чудакам тоже хочется застыть здесь навсегда, чтобы не возвращаться к стрессам, Интернету, карьере, гламуру, дорожным пробкам, мобильникам, начальникам и прочему мусору, которым они так успешно загадили себе жизнь.
Послушавшись совета, я не взяла в Лагуну ни книг, ни плеера. И в первый день очень об этом пожалела. Мозг, привыкший все время пережевывать какую-нибудь информацию, поступающую извне, никак не мог смириться с тем, что отвлекающих факторов больше нет. И вот тут в голову полезли все те самые мысли, от которых человек в большом городе успешно может спрятаться и отвлечься. Очень неприятное и болезненное ощущение, когда все твои страхи, стрессы и сомнения разом вылезают из потаенных углов, берут за горло и требуют разобраться. Тараканы в моей голове затеяли бешеный хоровод, который чуть не свел меня с ума. Я не заметила, как вырубилась и проспала полдня. А когда проснулась, обнаружила, что окружающий пейзаж совершенно изменился. Вечернее солнце окрасило древние горы в лиловый, небо в золотой, а море — в ярко-зеленый цвет. По мере того, как оно садилось, оттенки менялись, и это было бесконечно увлекательное зрелище. Я обнаружила, что вот уже сколько времени ни о чем не думаю, а просто пропускаю через себя поток ощущений. Тот самый эффект, которого я безуспешно пыталась достичь в зале йоги, лениво подумалось мне. Год корячилась, а тут оно само… Хотя — какая разница… Следующие два дня прошли в состоянии стопроцентного покоя, как внешнего, так и внутреннего. Позавтракав принесенными с собой соком и печеньем, я отправлялась плавать. А потом весь день либо созерцала, лежа на берегу, лазурный пейзаж, либо бродила вдоль косы и разглядывала маленьких осьминожек и каракатиц, которых отлив оставил на ослепительно белом коралловом песке.
Иногда поблизости появлялись сыновья Салима, они ловили рыбу и собирали мидий во время отлива. Наше общение ограничивалось приветственными взмахами рукой. Вечером я по косе добредала до поселения, где ужинала рыбой с овощами и бедуинским чаем. Ко мне подсаживался Салим с неизменным косяком, и гостеприимно предлагал присоединиться. Я отказывалась и предлагала ему джина, предусмотрительно захваченного с собой. Салим, в отличие от меня, от угощения не отказывался никогда. Мы практически не разговаривали, и это никого не напрягало. Так и сидели над стаканами, в клубах дыма, некоторое время, в молчании созерцая звезды, пока я не прощалась, отправляясь спать. Через три дня я попрощалась окончательно и отправилась в обратный путь. Я удивлялась на каждом шагу красоте тех мест, через которые прохожу, и поражалась, как же этого можно было не заметить по дороге в Лагуну. Сколько же еще всего я не заметила, пока носилась по жизни, как оглашенная? Сколько всего пропустила? И по каким причинам? Автоматическая отмазка городского человека: «нет времени» здесь не работает. На что нет времени? Остановиться, сделать вдох и оглянутся вокруг? Заметить, наконец, что сегодня прекрасный солнечный день, а облако над головой удивительно похоже на сказочного единорога… Да куда уж там, когда жизнь несется мимо с такой скоростью, что к концу рабочего дня ты плохо помнишь, какой на дворе месяц и как тебя зовут. Да и зачем — первое не важно, пока в офисе и машине исправен климат-контроль, а имя-отчество рано или поздно напомнят подчиненные. Ну какие к дьяволу красоты природы, когда жителю мегаполиса и дышать-то толком некогда? Будильник — вдох — кофе — пробка — черт, опаздываю! — уф, успел — посмотри электронную почту срочно — дорогая, все изменилось: на выходные лечу в Шанхай по работе — бутерброд съеден на бегу между этажами — приступ гастрита заеден но-шпой, надо все же дойти наконец до врача — куда смотрели эти идиоты, отправив коносамент вместо Владивостока в Гондурас! — ура, домой, как хорошо, что хоть в десять вечера нет пробок — черт подери, опять президентский картеж Садовое перекрыл! — любимая, я умер, поговорим завтра — выдох — будильник… Эй, человечество, сбавь обороты! Так ведь и до вымирания вида недалеко. А в учебниках для киборгов потом напишут: «Предположительно, люди вымерли в результате всеобщего кислородного голодания»…
Уже перед самым Блю Холом тропинка ушла резко вверх, и пришлось лезть в гору, пыхтя и тихо матерясь. Зато когда я выползла на ровную площадку, передо мной открылась просто фантастическая картина. Далеко внизу было море, совершенно прозрачное и спокойное. И я, стоя на скале метрах в пятнадцати над ним, увидела на воде собственную тень. Постояв так некоторое время, с сожалением вспомнила, что пора идти, ведь завтра я улетаю, а надо еще успеть со всеми попрощаться и поблагодарить.
И вот, добравшись до Дахаба, я топала по набережной в свой кэмп, дабы привести себя в порядок или хотя бы отскрестись от соли. После Лагуны Дахаб, состоящий из двух с половиной сонных улиц, показался мне оживленным и суетливым. Первой же знакомой рожей, встреченной на набережной, стал Тишина. Который был несколько обескуражен тем, что я без предупреждения накинулась на него с объятиями — перед моим уходом в Лагуну мы разругались чуть не до драки.
— Анна-на… Ты чего это?
— А я вообще людей люблю!
— А, понял — накурил тебя Салим! — обрадовался Тишина, которому это сделать так и не удалось. Я не стала его разубеждать — мне пофиг, а человек пусть порадуется. Обнявшись и горланя песни «Битлз», мы с Тишиной двинулись в сторону ближайшего кафе с твердым намерением напиться в честь примирения и моего предстоящего отъезда… За ужином я рассказала ему о встрече с бедуином по дороге в Лагуну.
— Да уж, там осторожнее надо. В горах — плантации с анашой, которые чуваки с «калашами» охраняют. Стреляют в любого незнакомца без предупреждения. Сам, сколько здесь живу, ничего такого не видел, но — люди говорят…
***
— У нас был ужасный отель! Все включено, а огурцов на шведском столе ни разу не ложили! За что только деньги плачены! — из приятных воспоминаний меня выдернул голос пергидрольной тетушки-тумбочки, которая верещала на весь аэропорт Шарм-эль-Шейха. Согласно билетам, мы уже часа два как должны были быть в воздухе, но пока даже не объявили регистрацию. Вот она, романтика чартеров…
— А у нас анимация была ни к черту! Мало развлечений совсем — ни клоунов тебе, ничего. Один танец живота каждый вечер… — жаловалась в ответ увешанная золотом мадам неопределенного возраста с откровенно перекачанными силиконом губами. Насколько я могла судить, она прибыла на отдых в обществе толстопузого «папика». Ему, что ли, клоун понадобился?..
— Арабы, что поделаешь… — это ни с того ни с сего включился «папик», обдав окружающих волной многодневного перегара… И тут мерзкий фальцет одной из моих клиенток, певицы Вивианы Сволочковой буквально пригвоздил меня к месту:
«У-У-УЕ, Я скучаю по тебеее!»«Бе-бе-бе!» — заголосила группа «Стервочки» на подпевках. Шмотки, тусовки, скучающая по у. е. Вивиана, кто какой отрастил целлюлит и кто кому дал — Боже, как далеко все это. Как будто во сне приснилось. В кошмарном… Нет, только не туда!
— Вивианочка встречается с Фомой Митяевым! У них свадьба скоро! Они такая красивая пара! — чирикала тетушка-тумбочка, тыкая всем окружающим под нос свой телефон. В памяти несчастного аппарата хранилось полное собрание бесценных сочинений Сволочковой, ее хищно осклабившийся отбеленными зубками портрет, а так же подловатая рожа сериального актера Митяева.
— Да не будет свадьбы — Фома Митяев гей! — выдав напоследок «серьезную коммерческую тайну», я развернулась к изумленной публике спиной и направилась к выходу из аэропорта.
— Я не верю! Я в газете «Жизнь» читала! — неслись мне во след рыдания митяевской поклонницы, оскорбленной в лучших чувствах.
Микроавтобус русской серф-станции еще не уехал обратно в Дахаб. Водитель с редким для араба именем Мухаммед топтался возле машины, поджидая последних клиентов с прибывшего сегодня авиарейса.
— Салям, Мухаммед! Yes, I am coming back!
Welcome to the hotel California! Such a lovely place, Such a lovely place…— раздавалось из старой магнитолы микроавтобуса, уносящего меня и компанию охотников за ветром в дикие горы. Мы подпевали, как могли. Вокальным талантам способствовала пущенная по кругу бутылка виски. «За приезд!» «За ветер!» «За Дахаб!» «За правильные решения!». Под одобрительное улюлюканье попутчиков я порвала обратный билет и выбросила его в окно. Ветер подхватил клочки и, кружа, понес их куда-то в сторону Израиля…
Relax said the nightman We are programmed to receive You can check out any time you like But you can never leave!Часть II. Лицо дахабской национальности
Полуостров населен лишь горсткой бедуинов, добывающих себе пропитание выращиванием фиников да разведением коз у подножья гор.
I Возможность полуострова
Я поставила стакан с лимонным фрешем на стол, откинулась на подушки и поняла: объелась. А ведь от гигантской пиццы осталась еще больше половины! Может, с собой забрать, лениво размышляла я. Ведь теперь у меня холодильник есть.
Отодвинув до поры до времени тарелку, я водрузила на низенький стол ноутбук и попыталась выйти в сеть. Как это ни странно, интернет заработал, причем довольно хорошо. На сайте «Вконтакте» — с десяток сообщений от обескураженных друзей и знакомых: «Ты как там в своем Египте?». Социальные сети да аська — последние тонкие ниточки, связывающие меня с большим миром.
На вопрос о делах народ скорбно повествует, как, зайдя в офис, привычным движением выливает воду из ботинок, какой тупой и жадный нынче пошел клиент, как выросли цены в супермаркетах, пересказывает последние «отжоги» «Стервочек» и Ко. Из Дахаба все это кажется какой-то виртуальной реальностью. Жанр фэнтези. Параллельный мир.
«Аня, ты когда к нам?» — вопрошает аська. Я смотрю на фиолетовое осеннее море, что плещется почти у самого локтя. На набережную, по которой каждые несколько минут проходит кто-нибудь из знакомых и, счастливо улыбаясь, машет мне рукой. И отвечаю: «Гы…».
Пока я отвлеклась на московское «виртуалити», у меня похитили еду. Я успела лишь заметить рыжий всполох и мелькнувшие над тарелкой острые клыки. После чего кусок пиццы сам собой соскочил со стола и, перебирая четырьмя лапами, засеменил по набережной. Молодой рыжий кошак давно караулил возле стола, и вот воспользовался моментом. «Кыттон бортукалий» по-арабски, в дословном значении «апельсиновый кот». Хорошее было бы название для бара… Только для того, чтобы здесь открыть ресторан, а уж, тем более, питейное заведение, нужно извернуться Аллах знает как. Во-первых, мусульманская страна со всеми вытекающими. Получить здесь лицензию на торговлю алкоголем очень тяжело. Хотя его здесь производят. И не только немыслимое пойло «Омар Хайям» под условным названием «вино», но и неплохое пиво, тростниковый ром, не менее тростниковый «шотландский» виски и даже водку «Волга». На которой мелко, но честно пишут: «Сделано в Каире». То бишь — на ваш страх и риск, господа… В кафе, где выпивку не продают (а таких — большинство), можно приходить со своей, а то и вовсе подрядить официанта сбегать в район Ассала, в единственную в Дахабе лавку, торгующую спиртным. Во-вторых, по закону, если иностранец открывает в Египте дело, он за одного нанятого на работу европейца обязан трудоустроить к себе чуть не несколько десятков египетских граждан. А это, поверьте на слово, такое соотношение, которого не пожелаешь и злейшему конкуренту. И дело вовсе не в том, что египтяне плохие, а европейцы — хорошие, или наоборот. Просто очень уж разный менталитет и, как следствие, возникают чудовищные проблемы со взаимопониманием.
В «апельсиновых котах», а так же в псах, здесь недостатка нет. Зверье плодится в Дахабске дико и бесконтрольно, сбивается в стаи и бродит по улицам в поисках еды. Стоит сесть за столик в кафе на берегу, как тебе тут же приносят пластиковую бутылку — «вода для котов». Люди новые по наивности думают, что нее надо «поить котиков», и умиляются. Все умиление, так же как и все вопросы, исчезает, когда на запах еды (неважно даже какой) к тебе сбегаются совершенно дикие и бесцеремонные коты, причем, судя по их количеству, со всего Египта. «Котики» начинают мерзкими голосами требовать жрать, а наиболее наглые хватают куски со стола и прямо из рук. Причем дахабские кошаки метут все, включая бананы, хлеб и незрелые помидоры… Я очень люблю животных, а котов особенно. Но без брызгалки с морской водой обедать не сажусь. Кошаки не обижаются и по возможности тырят что-нибудь с тарелки. Самые маленькие иногда позволяют почесать себя за ушком и даже взять на руки.
Помимо котов в открытых кафе имеет место еще одно явление, от которого брызгалкой не отделаешься (хотя иногда и очень хочется). Это — бедуинские дети. Нет, поймите меня правильно, я очень люблю детей… Но не когда они во время обеда облепляют меня плотным кольцом и суют под нос плетеные браслетики, нудно канюча при этом: «Buy one!» («Купи один!»). А купишь у одного, заплачет от расстройства второй, и так далее. В общем, не дай Бог развязать эту историю — при мягком характере и отсутствии силы воли можно выйти из-за стола без копейки денег. То, что у меня все руки и ноги уже увешаны этими «байванами», для юных предпринимателей никакой не аргумент. «Купи один для сестры!» — не теряются мелкие террористы. И то, что нет у меня сестры, их совершенно не волнует… Детки эти треплются на нескольких языках чуть не с грудничкового возраста. И, наверное, тогда же начинают работать — плести фенечки и донимать ими туристов в кафе, обед в которых не по карману их родителям… Я все же покупаю байваны иногда, соблюдая все меры предосторожности — жалко мне этих несчастных детенышей, ничего не могу поделать.
Совсем другое дело — дети белых дахабцев. Вот уж кому я завидую! Расти на море, на воле, когда игровая площадка — риф с морской живностью, и круглый год лето и серфинг — это ли не счастье?.. В Дахабе довольно большое белое сообщество, в том числе около сотни русских. Народ в основном занимается либо обучением различному экстремальному спорту, либо пытается развивать зачатки дахабского турбизнеса, который принимает подчас весьма занятные формы. Так, один из русских «первооткрывателей» Дахаба Ден по прозвищу Досочник, в прошлой жизни довольно успешный pr-щик и управленец, пытался наладить здесь корпоративный туризм с элементами тим-билдинга. Говоря грубо и русскими словами, предлагал организациям возить своих затюканных офисной жизнью сотрудников на корпоративы… в Блю Лагун. То есть снять со стандартного московского манагера галстук, вывезти его в бедуинскую деревню, отобрать мобильник (там все равно никакая сеть не ловит), лишить монитора, душа и телевизора, а в качестве бонуса накурить (но это уже в крайнем случае). И посмотреть, что будет.
Результаты бывали довольно неожиданные — несколько топ-менеджеров через пару недель после такого корпоратива объявились в Дахабе без обратного билета, зато в цветастых серфовых трусах и с готовностью работать выдавателями ласт в дайв-центре за 400 долларов в месяц. И это было еще до кризиса! Но сие — издержки производства, в основном же проекты Дена, как бы дико они не выглядели на первый взгляд, вполне удачны. Вот у кого интересно было бы поработать! Но пока мы только здоровались при встрече да перебрасывались парой-тройкой фраз, когда я заходила к нему в кафе. По меркам Дахаба заведение было довольно недешевое, зато здесь были самые вкусные блины и настоящий йеменский кофе. И на тот момент единственная в нашей деревне точка, где беспроводной интернет работал всегда и с вменяемой скоростью.
Еще одно важное преимущество — хитрый Ден устроил кафе на втором этаже русского дайв-центра, и к нему не добирались голодные коты и бедуинские дети. Зато вот проголодавшимся дайверам далеко ходить было не надо.
Готовить, что ли, научиться, подумала я. Если к Досочнику поваром не устроюсь, все равно хоть какой-то толк будет.
Отложив это благое намерение до лучших времен, я стала учиться нырять. Сергей, мой первый инструктор, увы, уехал из Дахаба открывать свой дайв-центр на Бали. Жалко, что так далеко, и дай Бог ему удачи. Посему я ныряла с Тишиной.
Нырять с Тишинским было прикольно и объяснял он хорошо, только вот характерец у него, как выяснилось — полный досвидос… Но человеком он оказался неплохим, готов был придти на выручку в критических ситуациях, и за это все ему можно было простить многие закидоны. Жили мы с ним одно время практически по соседству. Я съехала из кэмпа и сняла дом в Ассале, бедуинской части Дахаба. На первый взгляд, жутковатое место. Впрочем, и на второй тоже. Первое, что бросалось в глаза при въезде на мою улицу — гигантская куча мусора, в которой рылись козы.
Быть домашним скотом в Дахабе — ужасная участь. Ибо питаться ему здесь совершенно нечем. Коз выпускают пастись на улицу, а так как кругом пустыня, в которой ничего не растет, то часто можно видеть этих тощих лопоухих созданий, самозабвенно ковыряющихся в куче отбросов. Хуже всего, если стадо залезает на стройку. Однажды я наблюдала мужика, который громко причитал над трупами своих коз, лежащими посреди улицы. Оказалось, эти дуры влезли на стройплощадку и сожрали бумажный мешок, полный цемента.
Еще один ходячий анекдот — верблюды. Они, надо отдать им должное, куда более умные твари. Но кушать им от этого хочется не меньше. Часто новички в Дахабе бывают озадачены неожиданной картиной костлявой верблюжьей задницы, торчащей из помойного контейнера. Особенно эффектно это выглядит, если пройти по Ассале ночью. Некоторое время я боялась там появляться после захода солнца. Ибо часто дома напоминают развалины (хотя они просто, как правило, находятся в перманентном процессе стройки). Уличное освещение здесь отсутствует практически полностью. Хоть с факелом ходи, как в Средние века. Но потом привыкла — пришлось, ибо большинство моих друзей и знакомых перебрались из кэмпов в частные дома. Дом намного комфортнее и стоит не особо дороже. Так, комната в кэмпе с общим душем и туалетом, стоит около 100 долларов в месяц. Трехкомнатный дом в Ассале я нашла за 160. При этом — своя ванная, и что немаловажно — своя кухня. Ибо готовить дома в любом случае и дешевле, и безопаснее, чем постоянно питаться в кафе.
В дом этот я влюбилась с первого взгляда. Плиточные полы — новые, днем дающие приятную прохладу, а вечером теплые. Беленые стены разрисованы смешными цветными рыбами в стиле «наив арт». Креатива дахабцам вообще не занимать. Видно, место здесь такое, ведь не случайно именно в Дахабске самая большая концентрация художников и дизайнеров среди бедуинов и синайских дауншифтеров… Вдобавок к этому — вполне цивилизованная ванная комната, и холодильник, украшенный огромным постером с Индианой Джонсом на кухне. Как потом выяснилось, мне очень повезло — некая зажиточная бедуинская семья пару лет назад сообразила, что к чему, и специально построила несколько домов, чтобы их сдавать. До меня здесь жили европейцы. И жили недолго, так что не успели ничего уделать.
Второй дом, принадлежавший этой семье, стоял стенка в стенку к моему и был занят Тимом Шнайдером, знаменитым и всеми уважаемым швейцарским техно-дайвером. Так что я окончательно перестала за себя опасаться.
Правда, была одна проблема — мебель. В моем доме она полностью отсутствовала. В качестве кровати я, по примеру, моих знакомых, приобрела огромный матрац. Благо, что базар был по соседству, и переть эту здоровенную ерунду оказалось не очень далеко. А вот со стульями и столами дело обстояло хуже. Я поняла, откуда пошла восточная традиция сидеть на коврах — дерево в пустыне такой дефицит, что стоит баснословных денег, да и не достанешь его нигде. О’кей, с подушками и коврами в Дахабе проблем нет, и ими я быстро обзавелась. Но ведь нужен и стол, хотя бы маленький! Народ подсказал решение — есть лавка, торгующая мебелью из бамбука. Бюджетно и изящно. У всех дома именно ею и обставлены. Я нашла магазинчик — и вправду, мебель оказалась красивая и недорогая. Я купила себе пару низких табуреток, которые вполне могли сойти за столики, и циновку, главным достоинством которой был источаемый ею головокружительный запах. «Ты обращайся, мы, если что, и на заказ делаем! У меня фабрика в Каире» — радостно говорил мне дед-хозяин магазина. Было у меня подозрение, что этот бамбук — не что иное, как нильский тростник. А может, и нет… Дед так и не признался. Хотя — какая разница.
Я попутно пожаловалась деду еще на одну проблему — почему-то в Дахабе оказалось ну совершенно невозможно купить зеркало! «Да не проблема это… Фатимааа!» — завопил дед. Мелькнула тень Фатимы, и вот дед протягивает мне небольшой кусочек зеркала, возникший, как по волшебству. Первое, что я сделала — принялась придирчиво рассматривать свое отражение. Два месяца видеть себя только в крошечной пудренице, где один нос только и разглядишь, это, знаете ли, испытание не из легких. Убедившись, что выгляжу более или менее нормально, я, наконец, заметила, что у зеркала отсутствует рама. «Я могу сделать тебе классную раму, у меня как раз осталось несколько кусков бамбука, подходящих по размеру!» — ну не дед, а просто волшебный джинн! Джинн убежал куда-то в недра магазина сколачивать раму, а тут как раз вошел очередной клиент — благообразный дядечка европейской наружности, с хемингуэевской бородой. Немедленно откуда-то образовалась Фатима с чаем на подносе, и на прекрасном английском осведомилась у дядечки, что ему угодно. Дядечка рассказал, что ему нужен полный комплект мебели для дома, и он хотел бы, пока хозяин отсутствует, посмотреть каталог. Получив желаемое, «Хемингуэй» устроился в кресле, и тут заметил меня.
— Добрый вечер.
— Добрый.
— Могу я узнать, откуда вы родом?
— Из Москвы… А могу я осведомится, откуда приехали вы? — боже, после общения с бедуинами приходилось чудовищно напрягаться, чтобы вспомнить человеческий английский.
— Я из Великобритании.
Мы разговорились, и выяснилось, что сей джентльмен из Лондона купил в Дахабе дом, как он выразился, «зимнюю резиденцию», и вот теперь обставляет жилище.
Насколько я знала, приобрести в собственность землю в Египте для иностранца — большая проблема. А уж на Синайском полуострове и подавно. Если у вас нет грамотного доверенного лица, которое хорошо разбирается в местном земельном законодательстве, то риски выбросить свои кровные на ветер очень и очень высоки. В Египте существует несколько типов документации на землю. Если, допустим, приглянувшийся вам участок имеет так называемую Government Paper, контракт между его первым владельцем и властями о покупке земли у правительства Египта, но не имеет разрешения на строительство, то есть вероятность, что домик у моря вам так и не светит. Разрешение придется получать самому, а этот процесс, как и любая бюрократическая процедура в Египте грозит затянуться на веки вечные. Пока дождешься от чиновников хоть какого-то ответа, мумифицироваться можно. При этом далеко не факт, что в конечном счете бумагу вам дадут. Так, вас могут «обрадовать» известием, что по вашей земле будет проходить шоссе. Или, чтобы оно там не проходило, попросить пожертвовать часть участка «в пользу общества».
Конечно, есть еще один путь, гораздо более быстрый: купить землю напрямую у бедуинов. Синайский полуостров — автономия, государство в государстве, и отношения у правительства с бедуинскими кланами, которые здесь по факту правят, очень запутанные. Посему, конечно, при большом желании, в Дахабе можно сделать все, что угодно. Но нужно быть готовым к тому, что при такой сделке у вас нет никаких гарантий. Так, например, у земли могут оказаться несколько владельцев, или претендентов на это звание. И в какой-то момент к вам на участок ввалятся сыны пустыни с «калашами», и вежливо попросят освободить пространство. О помощи просить некого, ибо правительство вмешаться не сможет — сделка ваша полулегальная. А тот человек, который вам продал землю, может в своей семье вообще ничего не решать. Заранее узнать такие вещи невозможно. Справочника «Кто есть кто в Синайской пустыне» мне, например, на прилавках не попадалось…
Тут вернулся дед с моим зеркалом в мега-классной раме «под Японию», и расспрашивать джентльмена о подробностях его сделки было уже неприлично. Я раскланялась со всеми и отправилась домой. Где, как выяснилось, сегодня ночью меня ожидал «сюрпрайз», и, надо сказать, не самый приятный.
Дело в том, что я не люблю… Нет, я просто ненавижу, когда меня будят посреди ночи. Потому как после этого я не могу уснуть до утра. А когда рано утром намечается поездка на дайв, то недосып, мягко говоря, очень плохо отражается на моем состоянии и настроении. Могу баллон с воздухом забыть открыть. И услышать матюги Тишинского в свой адрес. И, самое неприятное, в ответ сказать нечего — ведь заслуженные матюги-то. В общем, когда ночь огласил чудовищный рев, я была далека от восторга. «Блин, имам что ли правоверных на молитву созывает?» — спросонья решила было я. Взглянула на часы — час тридцать ночи. Рано еще для молитвы-то. Уж не случилось ли чего? Рев, тем временем, приближался. Когда звуки раздались возле дома Шнайдера, мне стало не по себе. Но совсем дико я себя почувствовала, когда поняла, что ревун воспроизводит не что иное, как русские слова! Да еще аккомпанирует себе на гитаре.
«Вдвоем с тобой, вдвоем с тобой остались ты да я, любимаЯ-любимаЯ…». Твою мать, это же Лось! Да еще дома спьяну перепутал. Вот придурок-то… С Лосем, или инструктором по винд-серфингу Сашей Лосенковым, мы познакомились несколько недель назад. Лось был счастливым обладателем двухметрового роста и ярко-зеленых глаз. А так же акустической гитары. Между тем этот инструмент надо было бы отобрать у него к чертовой бабушке, причем ради его же собственного блага. Ибо Саша обладал очень громким голосом, зато музыкальный слух у него отсутствовал напрочь. Вера же в свои музыкальные таланты у Лося была безгранична, и особенно она обострялась под воздействием алкоголя. Позавчера же у Саши обнаружился еще один минус, на сей раз гораздо более существенный. Ко мне зашел Тишина и сказал без всяких предисловий:
— Анна-на, завязывай эту дурь с Лосем.
— Леша, какого черта?…
— А такого, что я драку не хочу разнимать.
— Какую еще драку? — не поняла я.
— Твою с женой Лосенкова. Она с ребенком на следующей неделе приезжает в Дахаб.
— С женой?…
— Ну да. У него в Москве жена и дочка маленькая. Я гляжу, он тебе не сообщил?..
— Очевидно, за три недели не успел.
Я, честно признаться, не больно-то расстроилась — Лось мне уже порядком поднадоел, и я уже сама подумывала, как бы от него мягко отвязаться. На прямой конфликт идти не хотелось — сообщество маленькое, страна чужая, в такой ситуации еще и воевать с кем-то — глупо. Но делать нечего — Лосенкову я в этот же день, без особых эмоций сообщила, что мы расстаемся. Лось набычился и пробубнил что-то про то, как я еще об этом пожалею. И вот он, похоже, приступил к исполнению своей угрозы, заголосив дурниной под шнайдеровским окном. Тим, разумеется, проснулся, и уже бурно выражал свое неудовольствие.
— ЛюбимаЯ-любимаЯ! — самозабвенно вопил Лось, ничуть не смущаясь, что «любимая» отвечает ему прокуренным басом и по-немецки.
— Шайзе! — ревел Шнайдер, и выкидывал из окна какие-то предметы, причем, судя по звуку, довольно тяжелые. Их слаженный дуэт уже перебудил пол-Дахаба. Я же еще надеялась, что Лосенков, наконец, поймет, что его не жаждут ни видеть, ни, тем более, слышать, и уберется восвояси. Тут раздался громкий свист, будто от снаряда, затем грохот, ойканье, и Лось смолк. Стало понятно, что на сей раз Тим не промахнулся. «Уж не насмерть ли?!» — перепугалась я. «ЛюбимаЯ-ЛюбимаЯ!!!!» — раздалось еще громче прежнего. «Шайзе!!!» — немедленно включился Тим.
«Либо Лось протрезвеет и заткнется, либо Шнайдер прибьет его на хрен!» — поняла я. Вдруг послышался шум подъезжающей машины. Другого шанса не будет. Если, конечно, это не полиция. А если полиция — ну что ж, тем лучше… Я выскочила на улицу. «Саша! Сюда иди!». Схватив обалдевшего от привалившего счастья Лося за руку, я выскочила на дорогу, наперерез чьему-то пикапу.
«Пожалуйста, отвезите этого раздолб… этого человека в кэмп „Лайт Хаус“! Ему очень плохо, он сам не дойдет!» — взмолилась я и сунула водителю небывало щедрую для такой поездки купюру в 20 фунтов. Бедуин ошалело покивал и даже вышел из кабины, дабы помочь мне закинуть не вяжущее лыка тело в кузов. Подойдя к кузову, я вскрикнула и отшатнулась — оттуда на меня внимательно смотрели три пары желтых дьявольских глаз. Вот е-мое, что это еще за машина? Кому понадобилось колесить по улицам в такое время?!!! «Мееее» — ответили мне из темноты. Уфф… Кругом одни козлы, пора уже привыкнуть.
А я уж чуть было креститься не начала. Между прочим, арабская деревня — далеко не самое подходящее для этого место… Я поглядела на временно прислоненного к плетню Лося, затем на бедуина: «Вы уверены?…». «Да, конечно!» — бедуин уже проникся ситуацией и тихо смеялся — «Довезем, не волнуйся!».
«Просыпаюсь я на „Лайте“, в чилл-ауте, весь в козьем дерьме. Голова болит, гитара сломана, ни черта не помню. На набережную вышел, и тут на меня немец безумный как кинется с кулаками… Шайзе-шайзе… Псих какой-то. Хреновый, короче, сегодня день» — рассказывал впоследствии Лось всем и каждому.
У меня тоже следующий день не задался — я принимала душ, и в этот момент развалился старый шланг для подачи воды. Пока до меня дошло, что что-то не так, весь дом залило. А вода здесь, между прочим, на вес золота — пустыня как-никак. Раз в неделю по улицам проезжает машина, которая заливает в колодцы и специальные дырки в стенах домов опресненную морскую воду. И вода из-под крана в Дахабе течет всегда солоноватая. Как слезы… И лучше бы ее не глотать и фрукты-овощи кипятком ополаскивать. Не то и до реальных слез недалеко.
Так получилось, что позвать кого-то помочь я не могла — все знакомые мужики заняты, ну не Лося же просить, в самом-то деле. Меж тем проблему решать нужно было срочно. По телефону мне рассказали, какой шланг нужен и где его взять. Но, как оказалось, купить шланг — это полдела. Нужно еще и прикрутить эту заразу. Пальцами это сделать не получалось никак, а инструментов своих у меня не было. Тут вспомнила, что у соседа через улицу строители отделывают дом. Наверняка у них есть разводной ключ или что-то типа того! Я показала работягам шланг — объясниться с ними на любом другом языке, кроме арабского или языка жестов, было невозможно. Работяги посовещались и принесли мне некий инструмент. Ну даже такой технически неграмотный человек, как я, знает, чем пассатижи отличаются от разводного ключа! Что я и постаралась объяснить людям жестами. Люди понимающе покивали — мол, и сами знаем, но ничем другим помочь не можем. Типа, чем богаты… Делать нечего, пришлось брать, что дают. Часа три (ей-богу, не вру!) корячилась я с этим шлангом. Он еще и прикручивался неудобно — одним концом к стене, а другим — к нижней части унитаза под каким-то нечеловеческим углом. Не сортир, а диверсия!
А теперь представьте, что вы откручиваете нечто ржавое, лежа на полу ванной комнаты в позе, которой и продвинутый йог бы позавидовал. И при этом вы, между прочим, не какой-нибудь сантехник Вова Говнюков, а длинноногая блондинка с высшим гуманитарным образованием. Да уж, скажи мне кто-нибудь перед отъездом в Египет, что я тут буду унитазы пассатижами чинить!.. В общем, как это ни странно, операция «Очумелые ручки» была успешно завершена, и водопровод с канализацией снова заработали. Я отерла трудовой пот с чела и осознала, что вокруг как-то подозрительно тихо. Не слышно привычного стука и грохота, который целыми днями доносился из дома через улицу. С ужасом подумалось, что, отняв у добрых людей пассатижи, я, наверное, парализовала всю их работу…
II Арабский для начинающих
Русская пара, давно живущая в Дахабе, праздновала день рождения своего сынишки. Поздравить ребят и Андрюшу пришла почти вся экспатская тусовка. За день до праздника счастливые родители заказали в кондитерской лавке торт: «Напишите: „Андрей. 8 лет“. И без кокоса, пожалуйста». На этот орех у Андрюхи аллергия. И вот, торжественный вечер. В кафе на набережной собралась куча народу, официанты под бенгальские огни и берберские песни выносят долгожданный торт. А на торте — шикарная надпись аршинными буквами:
Андрей
8 лет без кокоса
Мне кажется, что отсутствие кокоса если и омрачает Андрюхину жизнь, то не очень сильно. Во-первых, вокруг куча других вкусностей. Одних манго три вида: красные, желтые и зеленые. Светофор. Я лично предпочитаю красные. А вообще они все вполне ничего. А если еще, по рецепту Досочника, смешать мякоть манго в блендере с молоком и мороженым, то получится коктейль, оторваться от которого невозможно.
Целыми днями лазить с маской на рифе, или играть на набережной в игру «Напугай дайверов воплями», или гонять на доске не хуже многих взрослых (и презрительно кидать в их адрес, выходя из воды: «Ха, туристы!») … Да мало ли в Дахабе развлечений! И не важно, восемь тебе при этом лет или двадцать восемь.
Одно плохо: когда тебе восемь, надо ходить в школу. Даже в таком райском уголке, как Дахаб, эта неприятная необходимость не отменяется. Иностранцы, перебравшиеся в Дахаб с маленькими детьми, с дошкольным воспитанием разобрались быстро. В результате их объединенных усилий возник «Хабиба чайлд», частный детский садик, куда ходят вместе дети русских, европейцев и зажиточных местных. Но вот дети подросли, и на горизонте замаячила новая беда под названием «среднее образование». Неужели водить ребенка в государственную школу-пятилетку, где учатся «байваны»? На такое, по-моему, не способны даже родители-экстремалы. В общем, вопрос еще открыт. Хотя попытки его решить принимают все более реальный характер. Так, в скором будущем в Дахабе должна открыться новая частная школа, на которую многие переселенцы, в том числе мои друзья Тишинский с подругой, возлагают большие надежды. У очередной подруги Тишины, назовем ее Таней, есть маленький сын. И в нынешнем году ему как раз подходит возраст идти в школу. При этом возвращаться в Москву Таня совсем не хочет. Как и многие другие молодые родители-«локалы». Между прочим, среди локалов — не только русские и европейцы. Есть и египтяне. Вот столичный житель Магди, например, в чье кафе я часто приходила с ноут-буком. Магди — арабский дауншифтер, большой ценитель Боба Марли, приехал в Дахаб из Каира 20 лет назад, «просто покурить на каникулах». С тех пор так и живет здесь, уже давно не курит, завел семью, детей и маленький бизнес, искренне недоумевает на тему, как в этом кошмарном Каире все еще живут люди, а по поводу своей судьбы философически замечает: «Во всем виноват Боб Марли!». Женат Магди на европейке, и дети его — две симпатичные блондинки шести и восьми лет — тоже должны пойти в школу. Вопрос, в какую. Он не хочет возвращаться в Каир, справедливо считая, что и ему, и семье его лучше на побережье. При этом Магди, сам выпускник Американского университета, самого престижного высшего учебного заведения Египта, хочет, чтобы образование его детей было на уровне. В итоге выход найден — Магди строит в Дахабе школу. Школа будет оснащена сверхсовременными технологиями, каждый первоклашка получит ноут-бук, а особый упор в преподавании будет делаться на английский язык и компьютерную грамотность. Так же, помимо всего прочего, в программе — арабский язык, несколько европейских на выбор, танцы и дайвинг. Маленькие дахабчане не будут знать, что такое дневник, и как подделать в нем подпись строгого папы. Домашние задания, замечания и предупреждения будут высылаться на е-мэйл, попутно дублируясь на электронные адреса родителей. Так же благодаря беспроводным технологиям учитель всегда сможет, не вставая с места и не поворачивая головы, узнать, чем же на самом деле занят ученик, с небывалым интересом уставившийся в монитор. Если он по сети играет в «Тетрис» или треплется по аське, то будет немедленно вычислен и наказан. И стоит обучение не так уж дорого — порядка 1000 евро в год. Пока что единственной опасностью видится то, что школа вырастит поколение продвинутых хакеров, которые вместо кнопки на стул запустят непонравившемуся преподу «Трояна» в компьютер. Ну тут уж остается уповать на дахабское миролюбие… Сидя у Магди и потягивая лаймовый фрэш, я заканчивала статью о дахабской чудо-школе для газеты «Комсомольская правда». Чудеса, но в Каире выходит собственный выпуск «КП». Хотя если знать, что русская диаспора в Египте достигает размера свыше 12 тысяч человек и является одной из самых больших в арабском мире, удивляться этому не приходится. Корпункт есть, а вот корреспондентов там нет. Статьи пишут в большинстве своем девочки-секретарши из турагентств и чиновники из консульства, что не прибавляет газете занимательности, зато сильно осложняет жизнь немногочисленным редакторам. Которые, как мне показалось, обрадовались появлению на горизонте человека, более или менее способного связать два слова в предложение. «Комсомолка» платила по газетным меркам неплохо. Мое же бывшее начальство на письмо о том, что я остаюсь в Дахабе на неопределенное время, ответило кратким посланием, начинавшимся со слова «Ох… ть!». Правда, отпускные и расчетные все же благородно выслало на карточку. Подкинули немного и ошалелые от такого поворота событий родители. Этих денег, конечно, на какое-то время могло хватить. Но я осознавала, что когда-то они закончатся, и родительское ошаление тоже рано или поздно пройдет. Жизнь в Египте по стоимости с московской хоть и не сравнима, но все же не бесплатна. Нужно было заиметь более-менее стабильный источник дохода. А это — не такая уж простая задача.
Как я поняла, белый народ здесь делится на несколько категорий. Первая — ранние пенсионеры. До тридцати пяти лет они грызли ковролин в офисах крупных корпораций до тех пор, пока не заработали остеохандроз и небольшой капиталец. После чего радостно хлопнули опостылевшей офисной дверью и отправились в страны с приятным климатом и либеральным миграционным законодательством. И теперь греются на солнышке, пытаются развивать интересные бизнес-проекты и просто наслаждаются жизнью.
Вариант второй — люди, имеющие стабильный источник дохода в Москве и такой график работы, который позволяет им проводить в Дахабе по несколько месяцев. К ним относятся дизайнеры, копирайтеры и прочие сайтоделатели.
Еще одна прослойка — мастера на все руки. Это компьютерщики, врачи, инженеры, плотники и обладатели прочих полезных профессий, которые востребованы всегда независимо от страны. Платят им здесь немного, но возможность жить у моря и делать то, что нравится, им дороже денег. Как, впрочем, и большинству «ушельцев».
Еще есть подкласс людей, в основном очень молодых, работающих официантами, администраторами дайв- и серф-станций и тур-менеджерами. Причем часто все эти обязанности исполняет один и тот же человек долларов эдак за 300 в месяц. Работа адова, занятость круглосуточная, отношение — «ниже плинтуса». Я несколько раз уже отказалась от подобных предложений — жить на море, но видеть его только по выходным и большим праздникам обидно. Тогда уж лучше было бы вернуться в Россию — при графике типа «24 X 7» у меня будет такая зарплата, которая позволит мотаться в Дахаб хоть каждый вечер после работы. А утренним самолетом — обратно… Короче, что так, что эдак — форменное самоубийство. Ну еще есть, конечно же, «элита» — инструкторы по экстремальным видам спорта. Супер-жизнь, казалось бы — общение с разными интересными людьми, определенный романтический ореол, постоянно в море, все время при любимом деле. Хотя и здесь тоже свои подводные камни есть — ответственность за жизнь и здоровье клиентов и сложные отношения с работодателями. И турсезон, конечно, год на год не приходится. Иногда клиентов столько, что не знаешь, кому из знакомых уже их спихнуть. А случается ну такая пустота и тишина, что за одного несчастного «интера» десяток инструкторов готовы друг другу горло перегрызть. Ореол же романтики вокруг этой профессии тоже весьма и весьма хрупок. Ты можешь делать какое угодно сложное лицо, весь покрыться татуировками и носить ожерелье из собственноручно выдернутых акульих зубов вокруг шеи. Но — для всех своих клиентов ты, в первую очередь, обслуживающий персонал. А часто и аниматор. Эта сторона профессии, по моим наблюдениям, плохо отражается на психике и печени.
И завершающая категория граждан — это первые дахабские романтики, пионеры дауншифтинга. Когда-то они курили с бедуинами, ночевали на пляже, зарабатывали починкой серфовых досок на единственной полуживой станции и ни разу ни о чем не напрягались. Дахаб был диким и прекрасным, и о турбизнесе и цивилизации здесь слыхали краем уха и не обращали на эти слова никакого внимания. Увы, эти блаженные времена были десять лет назад. Теперь в Дахабске на каждом шагу дайв-центр, три большие серф-станции, куча цивильных гостиниц, а бедуины выучили английский и освоили Word… Народ же, активно ностальгирующий по прошлому и упорно не желающий замечать очевидного, представляет собой довольно грустное, как правило, вусмерть укурившееся или спившееся, зрелище. Их жаль. И нас всех тоже. Жаль видеть, как песком заметает последние осколки чьей-то сбывшейся мечты. Люди просто хотели жить без рекламы, телевидения, навязанных ценностей и прочей мишуры, так, как им нравится. Никому особо не мешали. И вот — их убежище, планета Дахаб, уже им не принадлежит. Теперь и здесь тоже ходят толпы толстых придурков в дизайнерских плавках, громко ржут и кидают в море бычки и пивные банки. Они никогда не узнают, что такое тишина. Ибо не способны хоть на минуту заткнуться и прислушаться к миру и к самим себе. Неужели нет никакого просвета, и везде, где еще есть райские уголки на Земле, какая-нибудь зараза рано или поздно в погоне за наживой построит бетонную коробку пятизвездочника?!.. Даже и думать не хочется на эту тему. Особенно, когда вокруг яркое солнце и позитивные соленые люди. И туристов здесь еще мало, благо что аэропорт далеко. Так что пока — я остаюсь.
Магди в свободные минуты пытался учить меня арабскому. Первый урок — начальные буквы алфавита и цифры от 1 до 5. А еще четыре чудных слова — ана, энти, хоува, хэйя, «я», «ты», «он», «она». На слух воспринимается довольно легко, а вот писать эти их крючки, да еще справа налево — задача для настоящего интеллектуального извращенца… Днем на пляже достала тетрадь, хотела поучить новые слова на досуге. На соседнем лежаке разместилась арабская дама с большим количеством детей. Дама была в хиджабе, из которого на окружающих сверкали черные ярко накрашенные глаза. В общем и целом впечатление она производила довольно устрашающее. Углядев мои каракули, она вознамерилась мне помочь выучить язык. В итоге я часа полтора отрабатывала с ее помощью произношение… Сцена была прямо для какого-нибудь фильма формата «наше новое кино» — по глаза закутанная в черное ортодоксального вида тетка и почти совсем голая блондинка сидят в обнимку и хором тянут: «вахэд», «этнин», «талата»…
III Сердце Африки, или Чужие здесь не ходят
— Все нормально, я билеты на сегодня взял, на ночной, который в двенадцать часов отходит — замученный жарой Петя тяжело плюхнулся на диван в кафе «Френдс» и в один глоток выхлебал пол литра воды. Петя был русским студентом-арабистом, который после месяца практики в каирском университете Хэлуан решил устроить себе недельные каникулы в Дахабе. Здесь он сам себя записал в число моих воздыхателей. Чем я, конечно, не замедлила воспользоваться, гоняя студентоса почем зря со всякими мелкими поручениями через весь Дахабск. Вот и сейчас он на моем байке слетал на автобусную станцию за билетами в Каир, пока я наслаждалась на пляже солнечными ваннами. «А ведь было что-то разумное в крепостном праве… Удобная штука, черт возьми, зря отменили» — лениво раздумывала я.
В столичный город Каир меня понесло по нескольким причинам. Из них две — важные. Первая — нужно было попытаться продлить визу. Вторая — московское Интернет-издание захотело от меня репортаж. И даже денег обещало за него дать. Конечно, «обещать — не значит жениться», но чем шайтан не шутит… Ехать автобусом девять часов. В качестве развлечения, вместо сломавшегося плеера, я решила взять с собой будущего арабиста. Который радостно согласился. Видимо, плохо понимал, с кем связывался. Потому и сбежал под конец в Москву раньше времени. Ну еще бы —парень-то мечтал о романтично-эротической прогулке на пирамиды, а благодаря мне оказался сначала на кладбище, а потом и вообще в помойке…
Для большинства иностранцев Каир — это Египетский музей (полчаса), пирамиды в Гизе (15 минут) и сувенирный магазин (от часа до трех — зависит от степени бессовестности тураператора). Однако есть в этом городе места, воистину достойные Индианы Джонса. Туда нога белого человека, к сожалению (или к счастью), если и ступала, то очень давно.
Как только не называют в путеводителях Каир — «город тысячи минаретов», «город контрастов», «сердце Африки»…
«Чтобы прочувствовать этот город, в нем надо пожить, хотя бы несколько дней. Причем не в „Шератоне“ или „Хилтоне“, а в гостинице для местных» — вещала я сонному, а потому еще не врубившемуся в масштабы катастрофы Пети, пока мы плутали по переулкам, пытаясь отыскать рекомендованный мне перед отъездом отель. Поняв, наконец, что сами вряд ли справимся, мы накинулись со своим корявым арабским на хмурого утреннего таксиста, который долго и недовольно рассматривал нас сквозь щель в окошке, прежде, чем пустить в салон видавших виды «Жигулей» седьмой модели. После этого мы катались по городу еще чуть не час, пока, наконец, совершенно случайно не наткнулись на нужное нам здание. Как выяснилось, проблема была не во вредности таксиста. Дело в том, что наш отель постигла несчастливая участь — он пострадал от непомерных амбиций владельца и был практически раздавлен непосильной тяжестью собственного имени — Cairo Palace, то бишь «Каирский Дворец». Недоумение таксиста возросло раз в десять, когда он увидел, куда так рвутся его цивилизованные белые пассажиры. «Дворец» располагался в старом ветхом здании времен постройки, близких к Наполеону, и вид имел весьма неприглядный — засиженная мухами вывеска, обшарпанный холл, а при попадании в номер вспоминался фоторепортаж одного известного издания, посвященный трущобам мира… Видимых преимуществ у этого заведения было ровно два. Оно находилось практически в самом центре города, в двух остановках метро от Мидан аль-Тахрир, центральной площади Каира, где сосредоточены все стратегически важные объекты — Египетский Музей, Министерство Внутренних Дел, Американский Университет (самое дорогое и престижное учебное заведение в Египте, его закончил, в том числе, сын Мубарака), и «Пицца Хатт», наверное, единственное кафе в городе, работающее круглосуточно. Второе преимущество «Каирского паласа» заключалось в цене — 10 долларов в сутки за номер.
Лифт тридцатых годов вознес нас на девятый этаж и общительный портье-копт с вытатуированным на запястье крестом наконец покинул номер. И тут за окном раздались такие душераздирающие крики, что я еле подавила желание залезть в шкаф и забаррикадироваться там если не навсегда, то, по крайней мере, до тех пор, пока в стране не закончатся беспорядки. Возмущенные народные массы мы могли лишь слышать, но не видеть — окна в комнате были забраны тяжелыми ставнями, не пропускавшими солнечный свет и полуденную жару.
— Петь, что они там орут? — дрожащим голосом спросила я, прижавшись к своему спутнику, который сразу показался мне большим и солидным. Побледневший не меньше меня Петя напряженно вслушивался и, наконец, одеревеневшими губами выдал:
— Носки, носки, самые лучшие в Египте носки…
«Ну все, мозг тронулся, господа присяжные заседатели…» — подумала я скорее с сожалением, чем с ужасом — «А такой талантливый парень был…»
— А еще там обсуждают футбол. «Замалик» выиграл у «Ахли», впервые за пять лет… Ура! Я как раз вчерашнюю игру-то пропустил! — окончательно пришел в чувство Петя и побежал распахивать ставни, дабы лучше слышать подробности.
Окна номера выходили на площадь Рамзеса, посреди которой стоит огромная очень красивая мечеть. А вокруг мечети раскинулся базар… Звуки базара сливались в единый непрерывный шум, из которого выстреливали периодически отдельные особо громкие реплики: «Найк»! «Адидас»! Только у нас реальные носки Марадоны!» «Ролекс»! «Патек Филлип!» 10 долларов мешок!!!». А посреди всего этого собрался кружок местных мужчин, человек пять, которые активно обсуждали, как сыграли «Замалик» с «Ахли»… Футбол — неотъемлемая часть жизни египтянина. Во время футбольных матчей жизнь в Каире замирает, на дорогах наступает хаос (в смысле ещё больший хаос, чем обычно), все кофейни, кальянные, да просто грязные углы с телевизорами забиты народом. Основные соперники на поле и в жизни две команды: «Замалик» и «Ахли». «Замалик» — название весьма пафосного и дорогого района в Каире (в принципе, ничего сверхъестественного там нет, просто много зелени и нет трущоб, что этому городу в целом несвойственно). Название же второй команды — «Ахли» — означает «народ».
Между фанатами команд лежит огромная пропасть социального неравенства. Весь простой трудовой народ болеет за «Ахли» — все фелляхи (крестьяне), водители, грузчики, короче, весь пролетариат совершенно однозначно идентифицирует себя с этой командой. Состоятельная часть общества, напротив, яро болеет за «Замалик». В общем, равнодушных нет в принципе. Если случится оказаться в ресторане или кафе во время проведения очередного исторического матча, то можно наблюдать, как официанты болеют за «Ахли», а управляющий и менеджеры за «Замалик». В дорогом, по местным меркам, ресторане на берегу Нила, где собирается местная светская публика, а девушки, (какой позор!) сидят без платков и курят кальян (что тоже обществом не приветствуется), подрабатывают одетые во все белое подростки, которые открывают тебе дверь в туалет и подают салфетки при выходе из него. Так вот, эти преисполненные осознанием собственной значительности личности при звуках забитого мяча бросают все свои обязанности и мчат хоть одним глазком посмотреть, что же произошло, кто забил! Хочешь поддержать разговор с таксистом — спроси про футбол, хочешь услышать яркую дискуссию в метро, громко произнеси «Замалик!»; первые полосы всех крупных газет на следующий день после игры выходят с финальным счётом и крупными фотографиями героев; в мире в этот момент может произойти хоть потоп — кому какое дело, когда играют «Замалик» и «Ахли»!
Собственно, именно обсуждение недавно прошедшей игры мы и приняли за волнение народных масс. Тому, кто не слышал этого вживую, очень сложно себе представить, как же надо орать впятером на площади, чтобы на девятом этаже рядом стоящего здания, при закрытых окнах, люди решили, что их гостиницу штурмует разъяренная толпа… А для Каира это — в порядке вещей, здесь просто люди так разговаривают. Даже обсуждение погоды количеством человек более двух может спонтанно превратиться в небольшой митинг, который через пятнадцать минут столь же спонтанно закончится, когда человеки исчерпают тему и разбредутся по своим делам…
— Здравствуйте, уважаемый! Нам нужно на коптскую помойку!
— Нет! Не поеду! — очередной таксист шарахнулся от нас, как от прокаженных. Мы стояли у подножья горы Мукаттам и тщетно голосовали вот уже полчаса. Собственно, место, в которое нам так приспичило попасть, в Интернете и справочниках авторы благообразно именуют «Город мусорщиков». Но ни один араб, которого мы спрашивали, не мог понять, куда нам надо, пока кто-то, наконец, не разъяснил нам, что местные этот район Каира иначе как «коптская помойка» не называют. Преисполненные радости от этого открытия, мы уж было вздохнули с облегчением. Но не тут-то было — таксисты смотрели на двух приличных с виду европейцев, как на безумных (и, наверное, были недалеки от истины), и везти нас категорически отказывались… Собственно, вожделенная помойка — это район
города, расположенный на горе Мукаттам, недалеко от знаменитой туристической достопримечательности — Цитадели Саладина. В наш же список достопримечательностей, обязательных к посещению, входило, помимо этой самой «помойки», еще и старое каирское кладбище. Кладбище находится возле того же Мукаттама и изобилует древними захоронениями и склепами. Нам не один раз доводилось слышать о том, что в этих склепах сегодня живут люди… Так оно на самом деле и оказалось. В целом в Египте имеет место такая неприятная вещь, как очень сильное социальное расслоение. Особенно ярко оно представлено в столице, где 30% населения безработные, и огромное количество людей живет за чертой бедности. И мертвым пришлось потесниться, чтобы дать крышу над головой живым. В итоге тишина старинного кладбища нарушается блеянием коз, звуками музыки из приемников, смехом детей, запускающих воздушного змея…
Два деятеля в заплатанных галабеях режут колбасу на надгробной плите XVII века, при виде нас улыбаются всеми тремя зубами и, помахивая гигантским тесаком, гостеприимно приглашают присоединиться к их трапезе. За спинами деятелей — открытая дверь в склеп, сквозь которую можно увидеть вращающиеся лопасти вентилятора и микроволновку. Все-таки хорошо, что мы не додумались приехать сюда ночью… Убедившись, что жизнь на погосте и правда бьет ключом, мы отправляемся в следующий запланированный пункт — «город мусорщиков».
По сути своей «мусорный город» — это огромная свалка, куда стекаются отходы жизнедеятельности всего двадцатимиллионного Каира. Здесь поколениями живут копты, для которых сортировка мусора — семейный бизнес, причем весьма прибыльный. Этот «город в городе» обладает всей нужной инфраструктурой, улицами, домами; «электричество, газ, телефон, водопровод» также присутствуют в полной мере. Слова «город контрастов» из затасканного штампа превращаются здесь в удивительную реальность. То и дело истерично сигналят друг другу здоровенные новые джипы стоимостью в несколько сот тысяч долларов каждый, которые не могут разъехаться на узких улицах, заваленных мусором по самые крыши. При этом вокруг стоит просто непередаваемая словами, чудовищная вонь, можно выносить святых и вешать топор в воздухе, причем исполнять это одновременно…
Мы проезжаем пекарни, прачечные, магазинчики (все без исключения завалено горами мусора и немыслимо воняет), местные с подозрением косятся на двух белых людей в такси (да, мы все-таки нашли водителя-экстремала, который согласился нас сюда везти) — оно и понятно, чужие явно здесь не ходят… Нашей главной целью была коптская церковь на Мукаттаме. Построена она была в 70-х годах прошлого века, в месте, с которым связано множество самых разных удивительных историй, где вымысел тесно переплетается с реальными историческими событиями. Церковь эта названа в честь Святого Семена, или в местном произношении, Святого Самаана. В свое время при раскопках церкви в старом Каире было найдено захоронение человека, который своими руками сотворил чудо и спас тысячи египтян — Семаана Кожевенника. История подробно описана в коптских манускриптах и повествует о дне, когда правитель Каира решил доказать египетской христианской общине — коптам, что они выбрали неправильный путь к богу, и призвал их доказать место в Евангелии от Матфея, где Иисус говорит своим ученикам: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: „Перейди отсюда туда“, и она перейдет, и ничего не будет невозможно для вас».
Халиф поставил условие: либо копты передвигают гору Мукаттам, либо отказываются от своего бога и принимают ислам. В любом другом случае христиан ждала смерть. Три дня провели в молитвах копты. В ответ на их молитву им явилась Дева Мария, которая указала на Семаана Кожевенника и сказала, что он сможет передвинуть гору. На следующий день чудо произошло: трижды Семаан осенял гору крестом, и трижды гора дрогнула под силой веры. Копты были спасены. Но до конца XX века никто не знал точно, где похоронен Семаан. После обнаружения святых мощей, часть из них были перевезены в новый собор, который построен вокруг пещер на горе Мукаттам.
Поплутав некоторое время среди мусорных куч, мы, наконец, выбрались на дорогу к Храму. Небольшая белая церковь расположилась высоко над районом мусорщиков, в окружении золотисто-желтых известняковых скал, на которых вырезаны талантливым художником-поляком изображения Богородицы и библейские сцены. Все это вместе производит удивительно светлое, радостное впечатление. Вонь и звуки «помойки» сюда не долетают. Ощущение, как будто прошел сквозь ад и вышел к Свету.
Возле церкви, на каменных сиденьях, полукругом расположилась небольшая группа людей, самых разных национальностей. Люди пели и улыбались… Мусорный ветер «нижнего мира» не касался их радостных и спокойных лиц.
Пирамид мне удалось счастливо избежать, а вот Египетского музея — нет. О чем я совершенно не жалею — в этом интереснейшем месте можно бродить часами. Этим я в основном и занималась, когда пребывание мое в Каире по непредвиденным обстоятельствам вместо трех дней растянулось больше, чем на неделю. В первый раз я переступила порог музея далеко не с праздной целью. Русскоязычное он-лайн издание, заказавшее мне статью, специализировалось на ювелирных рынках. А в тот год, когда я «зависла» в Дахабе, трендом в «ювелирке» почему-то вдруг стал Древний Египет. Заданием моим стало написание статьи о египетских ювелирных тенденциях. Каждый, кто хоть раз брался писать о чем-нибудь египетском, знает, что от древних теней фараонов ему никуда не деться. Покопавшись в различных материалах, любезно предоставленных пресс-службой музея, я обнаружила, что в жизни древних египтян ювелирные украшения играли очень большую роль. Помимо чисто декоративной функции они так же были показателями социального статуса, служили в качестве религиозных атрибутов и защитных амулетов.
В ювелирных изделиях Древнего Египта основой было желтое золото. Причем его добыча в стране была не просто очень развита, благодаря месторождениям золота в Восточной Пустыне Египет был одной из богатейших стран древнего мира. «Золото» обозначалось в египетском языке словом «нуб», и это слово указывает на район Асуана, где оно добывалось. Греческий географ Страбон назвал этот регион «Нубия», название используется и сегодня. Серебро древние египтяне называли «нуб хедж», то есть «белое золото». В Древнем Египте не существовало отдельной добычи серебра. Чистое серебро поставлялось из-за границы и стоило дороже, чем золото. К сожалению, серебряных украшений до наших дней дошло совсем немного, так как древние, увы, не учли недолговечности этого металла и его способности к окислению. Кстати, зеркала, которые изготовлялись из полированного серебра, в Древнем Египте были в большой цене, и позволить их себе могли лишь красавицы из очень обеспеченных семей.
Любовь древних египтян к драгметаллам была обусловлена не только материальными причинами. «Плоть богов», так называли золото жители Древнего Египта. Золотой цвет символизировал солнце, со всеми вытекающими отсюда для древних египтян последствиями в виде культа Амона, Амон-ра, Гора и т. д. Так как золото не окисляется, и по прошествии столетий выглядит и блестит, почти как новое, оно навевало обитателям берегов Нила мысли о вечности. Именно поэтому из чистого золота изготовлялись погребальные украшения и маски, ибо ничто лучше «плоти богов» не могло защитить умершего во время его нелегкого пути через вечность в загробный мир.
В мире живых же золото было символом силы. Фараон был воплощением на Земле «Золотого Гора», сына бога Осириса. Так же золото для египтян было эффективным инструментом дипломатии. Многие азиатские государства процветали во многом благодаря торговле с Египтом. Даже в Амарнский период, когда империя пришла в упадок из-за действий царя-еретика Эхнатона, золота в ее казне все еще осталось достаточно. Об этом можно смело судить по золотым сокровищам из захоронения Тутанхамона. О количестве золотых месторождений Египта и их местонахождении представление дает уникальный документ, так называемый Туринский папирус, старейшая геологическая и топографическая карта в истории человечества. Как и где этот документ был обнаружен, неизвестно. Впервые он всплыл в 1824 году, когда коллекционер египетских древностей Бернардино Дроветти продал одну из своих коллекций, в которой был и папирус, королю Пьемонта и Сардинии. Король, чья резиденция в то время находилась в Турине, преподнес коллекцию в дар городу. У сотрудников туринского музея заняло немало десятков лет исследование и приведение в порядок коллекции Дроветти. Немецкий египтолог Лепсиус первым проявил к папирусу интерес. Он восстановил часть документа, которая сегодня известна как «Папирус золотых месторождений». В 1850—1860-е были расшифрованы иероглифические надписи на нем. В них шла речь о гористой местности, в которой находится большое количество золотых месторождений, а так же храмов и поселений, где жили работники шахт. Кстати, древняя власть относилась к работникам золотодобывающей индустрии с большой заботой и вниманием. Фараон лично инспектировал месторождения, и существует запись о том, как Сети I, неудовлетворенный условиями, в которых приходится жить работникам, приказал вырыть в пустыне колодец и построить храм, который бы предоставлял желанное укрытие от палящего солнца всем, кто держит путь к месторождениям. Туринский папирус был окончательно восстановлен и расшифрован к 1870—71 гг. А в 1914 году было установлено, что месторождения, указанные в папирусе, расположены в районе Вади Хамаммат.
В современных египетских СМИ периодически появляются сообщения о том, что результаты последних геологоразведочных работ и спутниковые снимки свидетельствуют о крупных запасах золота в Восточной пустыне Египта.
По данным относительно недавнего доклада министерства нефти и минеральных ресурсов, Египет в ближайшие 10 лет может стать одним из лидеров золотодобычи во всем мире.
«При ежегодном объеме добычи более 30 тонн золота доходы от его продажи могут превысить поступления от туризма, сельского хозяйства и даже нефти», — говорится в документе. Разведанные запасы только одного месторождения — Вади Худейн — превышают 50 миллионов унций, стоимость которых составляет порядка 50 миллиардов долларов.
В настоящее время девять иностранных компаний работают в этой сфере в Египте, еще две занимаются разведкой запасов. Пытают счастья и отдельные золотоискатели. Такие «самопальные» экспедиции несколько раз отправлялись из Дахаба. Но то ли искали не там, то ли просто плохо искали, но итог был один — еще ни один «дахабит» на золоте себе состояния не сделал.
Современный египетский ювелир очень напоминает Диму Билана — он повторяет фразу «Невозможное — возможно!» почти с такой же частотой, как и отечественный поп-деятель. Причем «невозможное» может случиться с вами совершенно неожиданно. Во время экскурсии в Египетском государственном музее я задала вопрос гиду относительно использования древними египтянами бриллиантов. «Бриллиант не был известен в Древнем Египте. В украшениях использовались камни, которые сегодня принято называть полудрагоценными — бирюза, малахит, коралл, или их имитации из стекла. Самым дорогим камнем была ляпис-лазурь цвета ночного неба, она доставлялась с северо-запада Афганистана…» — сообщил гид. После чего отозвал меня за чей-то саркофаг, подальше от остальной группы, и шепотом сообщил: «Они не использовали. Но мы можем вставить!». Возникшие было подозрения, что мне сейчас попытаются толкнуть из-под полы браслет какого-нибудь Рамсеса, года выпуска эдак пятисотого до Рождества Христова, с приклеенным к нему огромным стразом (египтяне любят все большое и блестящее), к счастью, не оправдались. После экскурсии я оказалась в небольшой ювелирной мастерской, находящейся от главного египетского музея через дорогу. «Да, мы делаем копии древнеегипетских украшений, причем заказов в последнее время прибавилось, все — от европейцев» — рассказал владелец мастерской Али — «Можем все. Даже невозможное». «А Bvlgary можете?» — не удержалась я. Предыдущим вечером случилось наблюдать семейные гуляния каирцев по центральным улицам, во время которых город стал похож на большой Черкизовский рынок — столько одежд, расписанных самыми невероятными вариациями логотипов всемирно известных модных брендов у нас в стране, наверное, можно было увидеть только в этой торговой точке. «Точные копии» «Ролексов» и «Patek Phillip» продаются в центре Каира на каждом углу, как шаурма. «И Bvlgary можем! И Tiffany! И Cartier!» — воодушевился Али и снова прибавил что-то насчет невозможного. Оказалось, что в его мастерской европейцы с каталогами как вышеназванных, так и многих других производителей украшений — совсем не редкость. Так же «точные копии» украшений заказывают и соседи с Ближнего Востока, из Дубая, Ирана, Саудовской Аравии. Да и египетские девушки, как выяснилось, скарабеям предпочитают сережки от Tiffany. В среднем стоимость украшения сокращается на 25—50% по сравнению с оригиналом. После того, как я стоически выдержала получасовую атаку, целью которой было осчастливить меня серебряным колечком «Bvlgary» за $50, Али как-то расстроился, и не очень уверенно предложил: «Ну может, все-таки копию с древнего украшения? Мы и бриллиантик вставить можем….». «Ок, копию маски Тутанхамона можешь сделать?» — дернуло меня в последний момент пошутить некое вредное древнеегипетское божество. «Конечно! Я же все могу! И золото лучшего качества, и копию сделаем — точнее не бывает! О цене договоримся!» — с надеждой посмотрел на меня золотых дел мастер — «И клеймо Bvlgary поставим! Ну, где-нибудь в уголке…». Представив себе перспективу «договариваться» о цене 19 кг золота (а именно столько весит оригинал), а потом попытку вывезти из страны сверкающего монстра с надписью Bvlgary поперек царственного лба, я поспешила ретироваться…
В одном я убедилась на все 100% — для профессионала в этой стране действительно ничего невозможного нет. А вот для меня — еще как есть. Об этом я узнала позже, при попытках продлить свою визу, не покидая пределов Египта. В мрачное здание миграционной службы на площади Аль-Тахрир я семь дней ходила, как на работу. Духота, фанерные стулья, длиннющие очереди страждущих, протянувшиеся к маленьким окошкам… В общем, кусочек родины на чужбине. В первый день, отстояв в очереди часа три, я подала документы — заполненную анкету и копию паспорта. Завернутая в хеджаб тетушка в окошке, небрежно сунув мою папку в гору других, на пальцах и ломаном английском велела мне придти завтра. Вообще-то слово «бокра» — «завтра», ничего хорошего не сулит. «Бокра, иншаалла…» — «Завтра, если будет угодно Аллаху» — отвечает со спокойствием Сфинкса араб-слесарь трясущемуся в нервном припадке европейцу на вопрос «Когда?! Мухаммед, когда же, наконец, заработает водопровод в моем отеле?!». И этого «завтра» можно дожидаться месяцами…. Но одно дело — курортная зона, другое — государственное учреждение в столице, подумала я и отправилась в располагавшийся поблизости Египетский музей. Там хоть кондиционеры исправно работают… Следующим утром я, бодро отстояв двухчасовую очередь, сунула в окошко свой паспорт и выданную накануне квитанцию. Тетушка, по-моему, вчерашняя (хотя в хеджабе — поди их разбери), с интересом посмотрела в мои бумаги, вяло порылась в груде документов, посовещалась с соседкой, позвонила куда-то… Далее она попыталась что-то втолковать мне, надо думать, на безупречном фарси. Отчасти спас положение арабский дедушка, стоявший в очереди за мной — он знал английский.
— Она говорит, что ваше дело находится у господина Хасана, а его сегодня нет на службе.
— Спросите, пожалуйста, когда господин Хасан появится?
Дедушка перевел в окошко мой вопрос.
— Бокра — сказала тетенька. И, поправив очки, задумчиво добавила — Иншаалла…
Загадочного господина Хасана мне увидеть так и не довелось. Зато я за неделю узнала, что в Каире — безумные и очень дешевые такси, шоферы которых о правилах дорожного движения если и слышали, то быстро забыли. Что, если от старинного советского «Рафика» вдруг посреди дороги отвалится часть, все движение на центральной улице встанет, ибо окружающие водители бросятся помогать приделывать часть на место. Что в каирском метро есть женские вагоны, и туда немусульманке лучше бы не заходить — дамы, камнями, конечно, не забросают, но съедят глазами. Что Каир, пустынный в дневные часы, вечером оживает, и разноцветная толпа горожан до поздней ночи фланирует по торговым улицам и сидит в кофейнях. Что в ресторанах лучше не расплачиваться кредиткой — местные умельцы снимут больше, чем положено по счету. Что Нил ночью расцветает причудливыми узорами благодаря гирляндам лампочек, украшающих прогулочные лодки, а с древних стен цитадели Саладина открывается, пожалуй, самый красивый вид на Каир. И что, оказывается, пыльный, шумный, суетливый, непонятный город может обладать необъяснимым очарованием. Поздно вечером я садилась на старинном балконе своей гостиницы с ноут-буком, финиками и холодным пивом. Несколько раз мне посчастливилось отсюда наблюдать представление во дворе огромной мечети. Нечто вроде танца дервишей. Мужчины в белых одеждах вставали в кольцо и начинали кружиться, а сидящая на ступеньках публика задавала ритм хлопками в ладоши и пела. В темно-синем остывающем воздухе кружащиеся белые одежды были похожи на цветы лилий в водовороте.
Услышав в седьмой раз магическую формулу «Бокра, иншаалла», я поняла, что визы не будет. Придется выехать либо в Иорданию, либо в Израиль, чтобы получить на границе новый штамп. Ну и ладно, подумала я и отправилась покупать билет до Дахаба. Возвращалась в Дахаб я в одиночестве — студент Петя в какой-то момент не выдержал и после очередного приключения слился в аэропорт, оставив на тумбочке записку с путаными извинениями. Но на обратном пути скучать мне не пришлось. В автобусе крутили те же фильмы, что и по дороге в Каир. На пятом часу поездки поймала себя на том, что смеюсь шуткам, произносимым по-арабски…
Приехала я поздно вечером, почти ночью. Ужин в кафе на набережной. Трансовая музыка, свежий ветер, гул моря, коты. После «адской сковородки» Каира все здесь такое маленькое, спокойное, родное… Я дома. Ура.
IV Коржик
— Да не бил я черепаху елкой! И, кстати, не вздумай написать об этом в каком-нибудь журнале! — грохотал Леша на весь Синай. И кто только додумался прозвать его Тишиной! Холодный порывистый ветер забирается под одежду ледяными пальцами, народ кутается в штормовки и натягивает шапки почти на глаза. Каждый вечер — огненные сюрреалистические закаты. Часов в шесть-семь солнце, пережив короткую агонию, падает за горизонт. В Дахабе — зима.
В кафе на набережной прямо на земле разжигаются костры, от которых вещи и волосы приобретают приятный дымный аромат… Как же хорошо тем, кто сейчас там сидит, у костерка, с кружкой чего-нибудь согревающего! А не топчется, как дебил, на берегу холоднющего моря в гидрокостюме. Мы только что вышли из воды, завершив последнее в уходящем году погружение. «31 декабря, нормальные люди уже давно все в бане» — стуча зубами, думала я, с трудом высвобождаясь из мокрого неопрена.
По многим причинам этим вечером сюрреалистическим был не только закат. Начать с того, что при отправке на дайв возникла проблема — как затолкать в машину елку. Живую. Наряженную. Это в египетском-то селе, где даже чахлый кустик — событие. Зеленую красавицу нам привезли из Москвы Лешкины клиенты. Тоже, кстати сказать, являвшие собой зрелище весьма странное, особенно когда они всей группой перед погружением нацепили на себя блестящие карнавальные маски. Один резвый дайвер даже достал бутылку шампанского. Но она тут же была отобрана и брошена в кузов машины тихо матерящимся Тишиной: «Только после выхода из воды!». План был следующий: спуститься на тридцать с небольшим метров в разлом в дне — Малый каньон, поставить там елку, поводить вокруг нее хороводы, поснимать это глючное party на видео и фото, а потом забрать дерево и вернуться обратно. На выходе из Каньона я со своим партнером по погружению — «бади» — плыла впереди всей группы, и на глубине метров в пятнадцать мы уже прилично от нее оторвались. Плывя вдоль хорошо знакомой рифовой стенки, я в полном релаксе наслаждалась погружением, как вдруг, буквально из-за угла на меня с дикой скоростью вылетело нечто. Едва успев увернуться и старясь изо всех сил слиться с рифом, я попыталась понять, что это было. Морская черепаха, длиной около полутора метров. Меж тем черепаха развернулась и снова поплыла на нас. Неужто атакует? Во дела… Не поймешь этих морских обитателей — то прячутся от тебя в панике, а то сожрать норовят ни с того, ни с сего. Проигнорировав меня, черепаха направилась к моему партнеру. Вцепившись в камень, я с ужасом наблюдала, как зверь щелкает перед лицом моего «бади» огромным костяным клювом. «Бади» пятился и затравлено озирался. Видно, так же, как и я, он помнил о том, что черепахам нельзя подставлять руки — костяной клювище запросто откромсает пальцы. Черепаха тем временем приперла моего партнера к рифовой стенке. Отступать больше некуда — и так баллон в кораллы упирается. «А что, если эта дура сейчас ему шланг перекусит? С пятнадцати метров пулей выпрыгивать ой как неприятно!» — подумала я. Надо было что-то предпринять, и немедленно. Совершенно не представляя, что буду делать, я направилась к ним. Перед моим носом оказались задние ласты и трогательный хвостик. Вариантов было немного, и я несколько раз дернула грозу Красного моря за это треугольное недоразумение. Черепаха гневно завертела маленькой башкой и кинулась показывать мне, где осьминоги зимуют, напоследок огрев ластами по физиономии перепуганного «бади». И вот уже перед моим лицом щелкает костяной клюв, и очухавшийся партнер тянет за хвост грозного зверя. А где же в это время были остальные дайверы из группы? Спешили на помощь покусанным черепахой товарищам? Ну да, конечно, десять раз. В какой-то момент я увидела, что они висят метрах в двух под нами, достав фото и видео камеры! Enjoy the show, friends! Наслаждайтесь представлением, друзья… Наконец, поняв, что новых трюков мы сегодня не покажем, народ стал подниматься к нам. Я уж было подумала, что представление подводного «цирка-Жопито» на этом закончится, ибо «звезда» шоу испугается и уплывет. Не тут-то было. Похоже, наша прима обожала публику. Пока мы поднимались к выходу из воды, она плыла за нами, успев почтить своим клювастым вниманием всех дайверов в группе. Замыкал нашу процессию Тишина с елкой в руке. Обернувшись, я увидела, как Леха отмахивается от настойчивой зверюги экзотическим для Красного моря растением. Которое не произвело на нее ровно никакого впечатления. И тут Алекс, за три года жизни в Дахабе сроднившийся с морем почти до состояния Ихтиандра, наконец, единственный из нас, догадался… Тишина протянул черепахе запасной регулятор: «На, мол, подруга, подыши». «Подруга» жадно присосалась к загубнику, сделала несколько вдохов «Найтрокса», и, блаженно покачивая ластами, уплыла в голубую даль!
Уже потом, сидя у костра, с кружками горячего кофе, мы сошлись во мнении, что «Найтрокс» — обогащенная кислородом газовая смесь, которую забивают в баллоны большинство современных дайверов — оказывает на животных действие сродни наркотическому. Кто-то давно и в шутку дал черепахе подышать из баллона, а она «подсела», и теперь, как заправский наркоман или алкоголик, ради дозы способна забыть про все, даже про инстинкт самосохранения. «И не вздумай написать, что я кого-то елкой бил!» — еще несколько дней повторял мне Тишина вместо приветствия.
Откровенно говоря, опасность «подсесть» на что-то здесь грозит не только черепахам. Ведь не просто же так Дахаб иногда называют «Египетским Гоа». Мне уже не один раз довелось выслушать историю про знаменитые «блинчики Командора». На вид — обычные блины, ими гостеприимно угощал окружающих один из самых заслуженных дахабских поселенцев. Случалось, что не все окружающие были в курсе относительно волшебных свойств этого угощения — Командор иногда забывал сообщить, что жарит еду исключительно на конопляном масле с добавлением гашиша. И ни о чем не подозревавшие люди потом трое суток удивлялись тому, что у них из-под подушки выезжает мотоцикл, а облака на небе танцуют твист.
Сама я уже давно привыкла к мысли, что здесь, вопреки законам восточной вежливости, нельзя брать угощение у малознакомых людей. Люди могут угостить не со зла, а по доброте душевной, но это мало утешает, когда тебя вдруг начинают преследовать незапланированные галлюцинации. Или не тебя, а неосмотрительного человека, собравшегося помирать на твоих руках…
Как-то я сидела возле костра в кафе, дожидаясь знакомого, который повел группу на ночное погружение. Времени прошло уже много, по всем подсчетам, группа должна была давно выйти из воды, и я начала беспокоиться. Тем более, что Влад только заканчивал курс дайвмастера, и это было его первое погружение ночью в качестве гида. Вот как дайвинг меняет жизнь человека, подумалось мне. Парень еще полгода назад весил за центнер, страдал кучей болезней и не о каком спорте не помышлял. А сейчас — почти профессиональный дайвер, красавец, не пьет, не курит… Тут, наконец, появился Влад. Он тяжело плюхнулся на диван. Я заметила, что взгляд у него какой-то странный. «Да устал, течение сильное, ну и выпил с ребятами. Плющит слегка — пожаловался Влад — Сейчас поем, и пройдет». После того, как Влад с небывалым аппетитом смел гигантскую порцию кебаба, мы двинулись к выходу. У кассы Влад вдруг посмотрел на меня диким взором, произнес «Меня плющит!» и свалился в обморок. После того, как мы с бедуинами-официантами усадили его на стул, он ненадолго пришел в себя. «Влад, ты что курил?!» — принялась трясти его я, пользуясь минутой просветления. «Я не курил… Я шарик съел…» — произнес Влад и вновь отключился. Перед моим мысленным взором понеслись картины ужасной смерти Влада Иванца в муках наркотической интоксикации. И тут, о чудо, я увидела почетного дайвера Серегу Громова, давнего дахабского локала, который мирно ужинал в соседнем кафе. Я бросилась к нему: «Серега, помоги…. Иванец съел шарик!». Громов, внешне напоминавший сурового моряка Папая, с грохотом вскочил и устремился за мной, попутно вопя что-то про молодых кретинов, которые всякую дрянь без разбору тянут в рот.
— Может, «Скорую» вызовем? — неуверенно предложила я, глядя на позеленевшего Иванца.
— И что ты им скажешь? «Дайвер Иванец съел шарик и теперь смотрит цветные мультики»? На такой вызов вместе со «Скорой» полиция примчится, которая разбираться на месте, кто съел, а кто приготовил, не станет. И минимум трое суток в калабуше за хранение и употребление обеспечены нам всем. Не знаю как ты, а я вот совсем не жажду узнать, как оно там, в египетской тюрьме — «обрадовал» меня Серега — Промывать его надо.
— Как — промывать?
— Беги за водой в ближайший магазин. Нужно литров десять, не меньше…
Очухавшегося Иванца заставили разом выпить двухлитровую бутылку воды и тут же вывернуться наизнанку. Эта суровая, но действенная процедура повторилась раз шесть. Благо, что вместо пола в кафе, где все это происходило, был морской песок… Серега около полутора часов, не умолкая, беседовал с Владом, дабы не дать тому снова уйти «пешком в открытый космос». В паузах Иванец с прискорбием сообщал нам, что вот-вот отдаст Богу душу. В конце концов обалдевший Громов понес уже такую ересь, что засмеялся даже наш умирающий от фокусов лебедь. Интересно, о чем думал в этот момент сгрудившийся в углу опустевшего заведения персонал. Представить нашу компанию со стороны: один зеленый и блюет, двое других сидят рядом и смотрят, и при этом все трое ржут, как ненормальные! Умеют люди «отжигать», ничего не скажешь…
Адекватного рассказа о том, как его угораздило, или хотя бы описания «шарика» от Влада добиться оказалось невозможно. Учесть, что рассказ прерывался прочисткой желудка, понять было еще сложней. «Мы после дайва сели на пляже с ребятами, с кем ныряли, они тоже с Украины… Ребята водку принесли, угостили, за знакомство, то-се… — блюеее — Потом на пляж компания какая-то пришла. Русские. Ну, мы им налили, а один из них пакет достал, с какими-то штуками, стал угощать. На вид — домашние печенья, самодельные. Ну я голодный был, сразу горсть схватил. Невкусные, кстати… — блюееее — А там, смотрю, еще шарик какой-то лежит. С большую вишню размером. Думаю, интересно, что это такое. И съел.. — блюеее — Чувак еще на меня посмотрел так, с уважением, и сказал, что теперь меня долго не отпустит…»
«Я очень надеюсь, что этот герой не химии нажрался — сказал мне тихо Громов — Траву водичкой вымоет, и все ок, а вот от химии и правда помереть может. Учесть, что этот долбанный спортсмен не курит и не пьет, интоксикация для „чистого“ организма может быть серьезной».
— Ну, теперь понял, что нельзя брать бяку без обертки у незнакомых дядей? — повернулся Серега к Иванцу, — Понял, дитятко, что водку нельзя наркотой закусывать?
— Понял… блюеее… — понуро сказало дитятко и утерло бороду скатертью.
Тем временем мы не оставляли попыток выяснить, чего же все-таки дитятко наелось. Серега по телефону поднял на уши одну половину европейского Дахаба, я — вторую.
— Тишина, не ты Иванца печеньками чудесными накормил? Да что ты, что ты! Понял, понял, ты человек семейный и завязал. Поверил. Не буянь только…
— Ах, это вы, обдолбыши, парня чуть не угробили! Вот гады! Предупреждать-то надо людей! — гневно рокотал Серега несколько звонков спустя — Вы думали он в теме? А он, блин, не в теме! Помирать тут вообще-то собрался! Чем накормили хоть? А, ну ладно тогда, значит, не помрет…
— Ну, что у меня, доктор?.. — с ужасом пролепетал Влад.
— Да ничего страшного. Печенька с коноплей и шарик с гашишем. Натур продукт. «Мароканский коржик» называется. К утру разойдется.
— Коржик, говоришь… блюееее — мароканский… блюееее… — скрючился в очередном приступе Влад.
IV Эхо войны
Утром первого января пляж украшало тело татуированного Деда Мороза, пьяного вусмерть. А набережную еще долго оглашали вопли несчастных, разыскивающих кто видеокамеру, кто сумку с паспортом и ключами от гостиничного номера, кто жену и детей… Через несколько дней, когда все ценности благополучно отыскались и народ окончательно пришел в себя, мы отправились нырять на знаменитый рэк «Тистльгорм». Состав компании был тот же, что и перед Новым годом: Тишина с подругой, «люди с елкой», и я.
О корабле «Тистльгорм» уже написано и снято немало. Да и как могло быть иначе, если нашел его не кто иной, как командор Кусто. Поэтому ограничусь лишь сжатым пересказом истории этого легендарного судна.
Вот отрывки из дневника Альберта Фалько, одного из дайверов команды Кусто:
«Первое погружение, 17 марта 1955 года.
…Нашли бронзовый корабельный колокол. Фредерик Дюма при помощи ножа освободил его от устриц и группы мягких кораллов, которые избрали колокол своим домом, и стало видно выгравированное название корабля. (Через несколько лет после открытия «Тистльгорма» этот колокол был украден, и его местонахождение неизвестно до сих пор — А.Г.)
Мы проскользнули внутрь корабля, и обнаружили в трюмах невероятное количество военного груза: десятки BSA (мотоцикл британского производства, предназначенный для передвижения по пустыне — А.Г.) и мотоциклов Norton, лежащие ровными рядами в кузовах военных грузовиков, а так же ящики с различной амуницией. Проплыв дальше, увидели гусеницы маленьких танков, множество покрышек, гаубицы большого калибра, ящики с солдатской униформой и ботинками. Продвигаясь далее вдоль мостика, мы обнаружили компас и переносную двуручную антенну радиопеленгатора в хорошем состоянии.
По мере нашего продвижения дюжины толстогубых групперов разлетались в стороны и ускользали сквозь дыры в металлической обшивке… Когда мы осматривали корму, где антисамолетное орудие навеки нацелило дуло в дно, мы столкнулись с огромной рыбой-Наполеоном — за полвека погружений в разных водах мира я такого не видел никогда. По нашим оценкам, в высоту он как минимум полтора метра, а в длину и все три!… Принятый фауной и флорой, «Тистльгорм» стал частью подводного мира».
В мае 1941 года британское грузовое судно «Тистльгорм» покинуло порт в Глазго и двинулось в Александрию. Это плавание по нелепой случайности станет для него последним. Корабль принадлежал шотландской компании Albyn line Ltd, и его название означало на гелльском «Синий чертополох» (thistle — чертополох, символ Шотландии). «Тистльгорм» принимал участие в секретной операции «Крестоносец», целью которой было снабжение припасами и оружием двухсоттысячной британской 8-ой армии, воевавшей под командованием маршала Монтгомери в Египте и Восточной Ливии. За территорию последней шли с переменным успехом жесточайшие бои, тогда как Египет британцы крепко держали в своих руках. Путь «Тистльгорма» в порт Александрии из соображений безопасности пролегал сначала вокруг Африки, огибал мыс Доброй надежды, затем по Красному морю, а в конце через Суэцкий канал, который периодически атаковали с воздуха немцы — на Крите базировалась эскадрилья генерала Ханса Сейдмана, чьей задачей как раз и был контроль за навигацией в этих водах. «Тистльгорм» находился в Красном море, когда его капитан Уильям Эллис получил приказ встать на якорь в проливе Губоль и ждать там возможности пройти Суэцкий канал, где незадолго до этого подорвался на немецкой мине корабль.
В ночь с 5-го на 6-ое октября 1941 года матрос «Тистльгорма» Ангус Маклей был разбужен чудовищным грохотом… Атака?! Не может быть, ведь «стоянка F» у мыса Шааб Али считается абсолютно безопасной!..
Два бомбардировщика из эскадрильи Сейдмана возвращались на базу после не увенчавшихся успехом поисков судна Queen Mary, которое перевозило австралийские войска. На «Тистльгорм» они наткнулись совершенно случайно… В 0.35 утра 6 октября на корабль были сброшены с воздуха две мощные бомбы. Они попали в район 4-го трюма и раскололи 126-метровое судно пополам. Взрывы были столь мощными, что подбросили в воздух два стоящих на палубе локомотива весом более 120 тонн каждый. Они затонули в нескольких десятках метров от корабля, где и лежат по сей день.
Хотя «Тистльгорм» был оснащен противосамолетными орудиями, он не сумел себя защитить. Просто не успел — атака стала для команды полной неожиданностью.
Ангус Маклей выбежал на палубу в чем был. Корабль уже вовсю полыхал. Первым желанием Маклея было немедленно прыгнуть за борт. Вдруг он заметил молодого канонира, который лежал на палубе без сознания. Маклей бросился на помощь товарищу, не обращая внимания на огонь и куски стекла, впивающиеся в босые ступни. Взвалив приятеля к себе на плечи, он попытался прорваться сквозь пламя к спасательным шлюпкам…
В 1.30 утра «Тистльгорм» пошел ко дну. Обе части корабля опустились на ровное песчаное дно на глубине чуть более 30 метров. Капитан и большая часть команды были подобраны оказавшимся поблизости круизером HMS Carlisle. Матрос Маклей и спасенный им канонир сравнительно легко отделались двумя неделями в госпитале. Впоследствии выжившие моряки помогали реконструировать события команде BBC, снявшей на основе их воспоминаний прекрасный документальный фильм «Последнее плавание «Тистльгорма».
В марте 1955 года легендарный «Калипсо» Жака-Ива Кусто шел в Красном море, держа курс в Индийский океан, к острову Мадагаскар. Ультразвуковой эхолот корабля засек некий крупный объект на глубине около 30 метров. Два ведущих дайвера команды Кусто и оператор Филипп Агостини спустились под воду и обнаружили «Тистльгорм». Позже эти кадры вошли в знаменитый фильм Кусто «В мире безмолвия».
После этого «Тистльгорм» снова погрузился в безмолвие на 20 лет. Пока в 1974 году не был открыт заново израильским дайвером Шимоном Мачиа. Как гласит легенда, историю про затонувший корабль ему поведал бедуин-рыбак из Эль-Тура. Информацию о своем открытии Мачиа держал в секрете, показывая уникальный рэк только ближайшим друзьям. Но тайна, которую знает больше, чем один человек — это уже, как известно, не тайна вовсе. В 1992 году некий местный деятель привел на «Тистльгорм» первых подводных туристов. И понеслось — в ноябре того же года появилась статья в итальянском дайверском журнале «Аква», потом в британском English Diver Magazine, а затем уж и ВВС «проснулись» и прославили «Тистль» на весь мир… Сегодня этот уникальный подводный корабль-музей — вторая по доходности для Египта достопримечательность после фараонов и всего, что с ними связано. Разворовать его по этой причине не дают, и у современных дайверов все еще есть уникальная возможность увидеть грузовики с мотоциклами и ящики, полные солдатских ботинок, в которых селятся пестрые красноморские обитатели. Правда, в последние годы состояние «Тистля» вызывает серьезные опасения — корабль начинает потихоньку разрушаться. Винят в этом пузырьки воздуха, выдыхаемые аквалангистами — они ударяют по хрупкому металлу и ведут к ускоренной его коррозии. А еще аквалангисты любят за все хвататься своими «умелыми» ручками и молотить почем зря не менее умелыми ластами. Таким образом толпы посетителей уже практически изничтожили колонию мягких кораллов, годами спасавших корпус корабля от разрушения. Есть еще отдельная категория моральных уродов, которые пытаются тащить вещи с корабля «на сувениры». Если их не отлавливает и не вразумляет (подчас весьма жестко) команда катера, на котором они приплыли, то уродов все равно ждет чудовищных размеров штраф на таможне, а то и судебное разбирательство. Еще бы — попробовали бы они, к примеру, после посещения Лувра прихватить на сувениры кусочек «Джоконды»!
Наше погружение на «Тистль» прошло весьма позитивно, если не считать того, что большая часть команды адски замерзла. Все-таки зимой нырять комфортнее действительно где-нибудь на Филлипинах… Зато у нас в Египте не в пример интереснее! Вечером, когда наш катер уже направлялся обратно в Шарм-эль-Шейх, Тишина вдруг сказал: «Слушайте, здесь недалеко лежит „Иоланта“. А у нас еще есть баллоны с воздухом. Может, сходим?..». Итальянское судно «Иоланта» затонуло в 1970-х годах. Оно перевозило большой груз сантехники. Сам корабль давно уже провалился во впадину на дне и теперь лежал на глубине 200 метров. Но на 20 метрах «Иоланта» оставила на память потомкам гору недовезенных ею до места унитазов. Собственно, за этим зрелищем мы и полезли под воду в третий раз. Солнце уже садилось, море штормило. Раздались отдельные робкие фразы: «А может, не стоит?». Но большая часть команды уже переоделась и залезла в скубы и спарки. Что, зря, что ли, мучились люди?… Я в паре с одним из «елочных людей» на этот раз шла замыкающей. У парня был фотоаппарат, и перед погружением я попросила запечатлеть меня на фоне унитазов, а, «если сильно повезет», то и на одном из них. Если б я заранее знала, как мне сегодня сильно повезет, то послушалась бы своих нехороших предчувствий, а не ребят, которые хором увещевали, что здесь риска нет. Потом уже мне сказал один опытный ныряльщик: «Именно там, где риска нет, чаще всего и гибнут люди». Хорошо, что это «потом» вообще наступило…
Есть такая бедуинская примета: «Если дайверы плывут задом, значит, сегодня сильное течение». Я впервые попала в ситуацию, когда, чтобы продвинуться на метр вперед, нужно вцепляться руками в дно, иначе тебя тут же уносит. Так мы и двигались к цели, карабкаясь по дну, как тараканы по потолку. В какой-то момент у меня начало закладывать ухо. На то, чтобы тщательно «продуться», зажав рукою нос, и тем самым восстановить нормальное положение прогнувшейся под давлением барабанной перепонки, меня не хватило — стоило отпустить камень или выступ, за который держалась, тут же течение со страшной силой относило меня назад. Отстать от группы я очень боялась, понимая, что видимость плохая, и потерявшегося не скоро хватятся. Боль все же удавалось время от времени утихомиривать, и я решила, что смогу продержаться до конца дайва. Вот уже показались признаки того, что мы приближаемся к цели — остатки каких-то железных конструкций и первый унитаз, одиноко стоящий на дне морском. Скоро мы увидим огромную гору его собратьев и наконец-то развернемся назад… Тем временем партнер по погружению пихает меня в бок, показывает на унитаз, а затем на фотокамеру. Мол, ты просила… Я представила себе этот эффектный кадр и, забыв про все, рванула к белевшему во мгле удобству. Решив, что сей предмет первой необходимости плотно врос в кораллы, я вцепилась в него обеими руками. Но не тут-то было. Унитаз зашатался и поехал по дну как раз в сторону разлома, где покоилась «Иоланта». Я, с перепугу еще крепче схватив стульчак в объятия, поехала вместе с ним. Сообразив, наконец, что путешествие это добром не кончится, я схватилась за торчащую из дна поросшую кораллами железяку и отпустила унитаз на волю. Я еще довольно долго так висела, наблюдая, как мой фаянсовый друг вприпрыжку удаляется навстречу судьбе, постепенно исчезая в плотном подводном тумане… Тем временем объявился фотограф и принялся жестами выражать восхищение отснятыми кадрами. Я кивнула. И тут ухо, а затем голову пронзила такая адская боль, что у меня перехватило дыхание. Я резко дернулась, пытаясь привлечь внимание моего «бадди». Боль усилилась. Тут перед глазами поплыли пятна крови. Прошло минимум полминуты прежде, чем до меня дошло, что кровь эта — моя. Ну вот, еще и палец железякой поранила… Передо мной возникли полные ужаса глаза фотографа, наконец оторвавшегося от очередной цветастой креветки. Следующее, что я увидела, были его ласты, которые очень быстро удалялись. Пока я обнималась с унитазами, наша группа давно ушла. И вот теперь еще «бадди» мой смылся… Я осталась совершенно одна. Вокруг дикое море гудело и скрежетало страшными незнакомыми звуками. Завеса из поднятого течением песка становилась все плотнее, тьма вокруг сгущалась, или это темнело у меня в глазах от нарастающей боли. Надо мной было 20 метров черной, тяжелой, бунтующей воды. Что делать? Всплывать? И чего? Катер-то далеко, я даже толком уже не соображаю, с какой стороны. Мы в открытом море. Поздний вечер. Шторм. На поверхности меня сегодня точно не найдут. А до завтра могу и не дожить. Переохлаждение, или сожрет кто-нибудь, да мало ли что… Надо сидеть на месте и дожидаться, когда за мной приплывет кто-то из наших, это — единственный вариант. Черт, а если не приплывет? Но не могли же они про меня забыть??? Что же их так долго нет… И как голова болит, просто адский хэлл какой-то! Я очнулась от полузабытья, почувствовав, как меня трясут за плечи. Это была подруга Тишины. Спасли. Не забыли… Даже сил обрадоваться не было. Показываю на ухо, и жест «проблемы». Мы поднимаемся на несколько метров выше. Становится немного легче. Постепенно всплываем еще. Боль почти совсем отпустила. Смотрю на глубиномер — мы поднялись на 10 метров. Перед нами из песчаной мути возникли несколько темных силуэтов. Самый большой из них висит вертикально в толще воды, скрестив на груди руки, и, глядя на меня, неодобрительно качает головой. Поднимаю руку и показываю силуэту средний палец. Уж чья бы корова мычала, Тишина! Гид унитазный…
Катер несся в порт Шарма на полной скорости. Уже почти совсем стемнело. Я надела второй свитер, натянула капюшон и вышла на палубу. Тишинский стоял, опершись о борт, и прихлебывал джин из фляжки. Я встала рядом. Леха молча протянул фляжку мне.
— Как думаешь, далеко еще до Шарма? — спросила я.
— Минут тридцать.
— Понятно… — я допила остатки джина. Тишинский забрал фляжку и исчез в кают-компании.
— Анна-на! — я обернулась. Леха протягивал мне шапку. — Надень. И не торчи здесь, на ветру, уши заморозишь.
Натянув шапку поглубже, я вернулась в каюту. Еще долго было слышно, как Тишинский громыхает на палубе ящиками со снарягой.
Часть III Сумерки в раю
«Счастье есть. Главное — не путать его с комфортом».
Умудренный дахаббитI Деревня «Хорошая жизнь»
— Насколько все серьезно, не могу сейчас сказать — надо дождаться, пока спадет воспаление. Я выпишу тебе капли, которые его собьют, а заодно окажут обезболивающее действие. Погружаться тебе нельзя как минимум дней 20. По-хорошему, с таким ухом надо бы в нормальную клинику съездить, провериться…
— В Шарм-эль-Шейх?
— Да нет, в Москву…
Ну уж нет, доктор, в Москву я не поеду. Как представлю себе этот чудный город в феврале — да лучше оглохнуть! К тому же, и не на что мне сейчас особо туда-сюда кататься… Некий выход из персонального финансового кризиса замаячил, когда в Дахабе открылся новый отель под названием High Life Village. От самого города он отстоял довольно далеко, километров на 10, поэтому локалы пока про него только слышали. Слухи эти были не очень-то: «Деревня „Хорошая Жизнь“» выросла в считанные недели аккурат на рифе Three Pools. Риф этот был диким, полным живности и считался одним из самых красивых в окрестностях. В зарослях кораллов и актиний здесь водились непуганые осьминоги и маленькие пестрые мурены. Как поговаривали в городе, сейчас то живое на рифе, что не снесли строители «Хорошей Жизни», медленно умирало само — природа не в состоянии оказалась восстановить нарушенный людьми баланс.
Новому отелю требовался сотрудник на стойку ресепшн. Запросы стандартные: молодое, симпатичное существо, владеющее английским языком на приемлемом для общения уровне и готовое трудиться шесть дней в неделю за 300 долларов в месяц. Пахать надо было от зари до зари, то есть с восьми утра до девяти вечера, пока не придет ночная смена. Бонус был один и существенный: отель предоставлял сотрудникам жилье и двухразовую кормежку.
К тому моменту финансовое мое положение можно было охарактеризовать одной фразой: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». Будучи журналистом-фрилансером, живущим только на гонорары, да еще и в тысячах километров от своих заказчиков, никогда не знаешь, каков будет твой положительный баланс в конце месяца. И будет ли он вообще положительным.
Несколько весьма солидных клиентов, на чьи гонорары я очень рассчитывала, в который раз благополучно прокатывали меня с деньгами за уже вышедшие статьи. Зато один новый и никому не известный интернет-проект безропотно выслал аванс, не имея ровно никакой гарантии, что взамен получит от меня репортаж. Фриланс оказался игрой в дахабскую рулетку. Но возвращаться на родину, где можно было бы зарабатывать существенно больше и не ломать себе каждый раз голову, чем жить завтра, все равно не тянуло. Как философски заметил однажды Досочник: «В этой жизни ты можешь получить либо деньги, либо все остальное». И я полностью разделяла это мнение тогда, как, впрочем, и сейчас тоже.
В принципе, если каждый вечер не сидеть по ресторанам, на еду хватало. Транспортные расходы отсутствовали как таковые — в пределах Дахаба мы передвигались на велосипедах. Денег за дайвинг Тишина с меня давно уже не брал. На период активного тур-сезона Алекс взял в аренду маленький дайв-центр с собственным компрессором для забивки баллонов, так что даже за воздух я не платила. Основная проблема возникла с жильем. Когда не можешь планировать свой бюджет даже на один месяц вперед, оплата и содержание дома становится фактором довольно-таки напрягающим. К тому же в какой-то момент устаешь отбиваться от многочисленных людей, жаждущих у тебя поселиться. После того, как одна мадам, пущенная по доброте душевной пожить на недельку, зависла в доме на полтора месяца, за которые сломала холодильник и, обкурившись, чуть не свалилась с крыши, я твердо решила, что с меня хватит. Пора переезжать.
Изначальная идея была перебраться в какой-нибудь кемп на набережной. И дешево, и к морю близко. Пыльная бедуинская Ассала с ее помойками и козами, которые жрут все, что плохо лежит мне, честно говоря, надоела. Тишина, узнав о моих планах, стал активно агитировать пойти работать в новый отель: «Жилье и еда халявная — Анна-на, ты что! Такую историю нельзя провафлить, особенно зимой!». С одной стороны, да, разумно. С другой — какая-то безрадостная это картина, шесть дней в неделю торчать за стойкой, а в свой единственный выходной дрыхнуть без задних ног. Море и своих друзей буду видеть только по большим праздникам… И так по кругу, до бесконечности. Да разве это жизнь? Ну что мне, совсем есть, что ли, нечего? По-моему, только от глобальной безысходности можно согласиться на такую работу. С третьей стороны, нырять мне сейчас все равно нельзя, а купаться в холоднющем море или загорать на ледяном ветру как-то не тянет. Может, и стоит постоять на стойке в «Хай Лайфе», хотя бы временно? Все — новый жизненный опыт. В конце концов, каждый миллионер когда-то поработал официантом!
— Слушай, я тут с менеджером отеля познакомился. Он говорит, что владельцы «Хай Лайфа» хотят открыть дайв-центр. Если они не раздумают, то мне предлагают должность старшего инструктора. В общем, завтра я еду в отель, знакомиться, общаться, ну и осмотреться, как там и что. Если их домашний риф не совсем еще угроблен, то там действительно есть смысл делать площадку и водить народ. Короче, поехали завтра с нами, поговоришь насчет работы — звонок Тишинского застал меня за паковкой чемоданов. Ну, вот и славно — даст Бог, завтра перееду в новое жилье. Если по каким-то причинам не получится вариант с отелем, то съеду в «Лайт Хаус». Как выяснилось, зимой у владельцев кемпов наступает горячая пора, и снять нормальную комнату на набережной — затея за гранью добра и зла. «Лайт» же пользовался репутацией жилья для махровых экстремалов. Более-менее цивильную публику он отпугивал отсутствием душа и канализации в комнатах и наличием колоритного Командора с его блинами. Меня же смущало лишь одно — говорили, что на «Лайте» зимой адски холодно. Ведь он стоит на самом берегу и ледяной ветер с моря продувает комнаты насквозь. Конечно, можно и обогреватель купить или взять в аренду у того же Командора, у которого их несколько… Ну в общем, сказала я себе, Анна-на, не парься заранее. Будешь решать проблемы по мере их поступления.
Джип трясся по еле заметной ухабистой колее уже довольно долго. Серый однообразный пейзаж совсем не радовал глаз. Нежданно-негаданно, и, как в Дахабе водится, посреди пустыни, возник указатель. К сучковатой палке была прибита корявая фанерная стрела, нацеленная в абсолютно пустой горизонт. На стреле кривобокими буквами было выведено: «High Life 5 km». Перспектива хорошей жизни, которая начнется через пять километров, при такой подаче несколько пугала. Какой маньяк будет покупать тур в эту мрачную глухомань, отсюда же до ближайшей цивилизации в виде Дахаба пилить минимум полчаса на машине? И в отличии от той же Блю Лагун место-то некрасивое… Ну день ты тут в отрыве от жизни просидишь, ну два… За неделю ведь озвереешь!
Через пять километров перед нами возникла серая бетонная коробка отеля. Боже мой, она ведь явно рассчитана на большое количества народа. Каким образом владельцы все-таки собираются заманить сюда столько клиентов? Да, надо устроиться в «Хай Лайф» поработать хотя бы ради того, чтобы для себя разобраться в законах турбизнеса.
Попав на территорию, мы увидели, что «Хорошая жизнь» совершенно не отличается от стандартных курортных «четырехзвездочников». На полосатых пляжных лежаках героически синели под холодным ветром несколько тел, предположительно немецких. Под их скучающими взглядами мы переоделись и зашли в воду — несмотря на запрет врача, я все же решила участвовать в погружении. Картина, открывшаяся нам под водой, подтвердила все самые худшие слухи. На месте еще недавно цветущего рифа белели остовы мертвых кораллов, в которых уже никто не жил. Бесцветное и безжизненное дно напоминало лунную поверхность.
— Клиентов мало, и непонятно, исправится ли ситуация в ближайшем будущем. Аэропорт далеко, да и кризис этот чертов… — мы вяло тянули кофе в ресторане гостиницы под откровения менеджера-немца. Несколько обедавших за соседними столиками разодетых пар пенсионного возраста косились на наши пыльные кроссовки и драные джинсы с явным неодобрением. Спрашивается, а на кой дьявол вы тогда строили такую громадину? Были бы ваши масштабы поскромнее, глядишь, и риф бы цел остался… Кстати, именно он и мог бы стать основной «завлекаловкой» для клиентов. Беречь его наоборот надо было, больше денег бы заработали. Не так уж много в Египте осталось красивых диких рифов, да еще на которые не нужно тащиться в открытое море, а можно прямо с берега зайти! Теперь-то его уже не восстановишь. Вот тоже: на своей территории, в Европе, они об экологии заботятся так, что аж страшно становится. Не дай Бог, бумажный пакет выбросишь в контейнер для стекла или плюнешь в национальном парке — засудят до смерти. А в стране, которая им чужая, можно вот так вот, раз — и целую экосистему снести, глазом не моргнув. Молодцы!..
— А вот Анна, про которую я вам говорил, она хочет работать на стойке — блин, Тишинский, ну кто за язык тебя тянул! Да не хочу я работать в этом жутком месте. Черт, вот как теперь выкручиваться?!..
— А, отлично! А то я уж замучился каждый день сам стоять. Других дел по горло, на мне ж весь отель! С арабами работать невозможно, да вы все это и без меня знаете… Египет вообще — мерзкая страна. Сюда только лохи отдыхать летят. Если бы не кризис, в жизни б сюда не поехал! Вот Мальорка — совсем другое дело… Там цивилизация, развлечения, клиент богатый… Эх. Ну, пойдемте, я покажу рабочее место и познакомлю с Катриной, вашей сменщицей.
Ну все, вот он, полный попадос, решила я и грустно поплелась следом за менеджером. Катрину мы застали практически на грани нервного срыва. Она пыталась по-английски объяснить что-то разгневанной клиентке. Лицо гостьи отеля показалось мне знакомым. Где я могла ее видеть?..
— Я тебя русским языком последний раз спрашиваю: почему на шведском столе второй день нету огурцов?!!!
— Please, madam, I am very sorry, I do not understand Russian! May be you can speak English or German, and I will help you with pleasure. This is my job…
— Девушка, немедленно позовите вашего директора и — жалобную книгу мне сюда! Я на вас напишу, как вы клиентам хамите!
— Ну вот, пожалуйста. Прямо сейчас и можете приступать. Чего хочет эта женщина?
— Простите, но я… я плохо понимаю по-русски! — Тишина в шоке уставился на меня. — И по-английски тоже. Я, знаете ли, вообще по жизни как-то плохо соображаю! Извините, всего доброго — и я поспешила выскочить на улицу, к машине.
— Ну ты даешь, Анна-на! — произнес Тишинский после того, как мы отъехали от отеля —«Плохо понимаю по-русски». Пять баллов! Неужели тебе там до такой степени не понравилось?
— Леш, а тебе? Ты сам бы смог там остаться?
Ответом мне стали понимающая улыбка и тишина пустыни.
II Дом света
— Вот твоя комната. Из всех, что есть свободных сейчас — самая лучшая. Только тут в крыше дыра, так что обогреватель советую сразу купить. Ну или могу тебе одолжить один из своих за скромное вознаграждение — в перерывах между жаркой блинов и варкой «волшебных» йогуртов Командор выполнял обязанности коменданта кэмпа «Лайт Хаус». Вообще-то название это переводилось как «маяк», который действительно раньше стоял на мысе. Но мне как-то больше нравился дословный перевод: «light house» — «дом света». По сути своей «Лайт» был большой коммуналкой, где собрались самые аутентичные персонажи Дахаба. В основном его населяли те, кто пришел сюда с первой волной европейских дауншифтеров. Дверей здесь не запирали и каким-то чудом краж в комнатах никогда не случалось. Разве что на общей кухне кто-то мог цапнуть чужое из холодильника. Но такое бывало редко и в основном не со зла, а по невнимательности. Ну или если этому «кому-то» очень захотелось манго, а на рынок тащиться было лень…
«Лайт» делился на «серфовую» и «дайвовую» сторону. Причем нельзя сказать, чтобы между представителями этих видов спорта были какие-то непреодолимые разногласия. Просто они относились к разным тусовкам. При встрече дайверы и серферы иногда обменивались ехидными замечаниями. Когда в Дахабе стоял штиль, серферы от нечего делать лезли под воду, а многие водолазы были не прочь иногда посерфить. К какой тусовке принадлежу, я уже и сама бы затруднилась сказать. После погружения у «Хай Лайфа» ухо снова разболелось, и врач запретил нырять еще месяц. Веселые и свободолюбивые раздолбаи-серферы мне нравились просто по-человечески. Но кувыркаться с парусом и доской в холодном море как-то пока не тянуло.
Тем не менее, жилище мое было именно на серфовой стороне. Обстановку комнаты составляли бетонный монолитный лежак, занимавший большую ее часть, маленький пластиковый стол и несколько кривоватых деревянных полок.
Комната имела свою историю. Как-то раз дахабский всеядный кот уволок кость из-под носа у бродячего пса. Который, конечно же, такой наглости простить не мог и принялся остервенело гонять кошака по набережной. Деревьев в Дахабе нет, и кошаку пришла здравая мысль спастись от преследователя на крыше «Лайта». Но не тут-то было: пес каким-то чудом тоже взгромоздился туда и погоня продолжилась. В какой-то момент часть крыши не выдержала веса собаки и провалилась. Благо, что в номере, над которым это произошло, тогда никто не жил. Через какое-то время доносившимися из помещения чудовищными воплями заинтересовался Командор и открыл комнату. Оба зверя выкатились из дверей и умчались, причем кто кого гнал уже было непонятно. Взору же коменданта предстали жуткая разруха и чудовищный бардак, учиненный невольными гостями. Постепенно комнату привели в порядок, только вот дырку в потолке по каким-то причинам так и не заделали. И теперь в нее можно было при желании наблюдать звезды, не вставая с постели. В честь всего этого сколоченную из грубых досок дверь вместо номера комнаты украшала надпись «Апсирватория».
Стены, потолок и окно «Апсирватории» были завешаны расписными тканями местного производства, а на столике лежала огромных размеров морская раковина. Вообще-то эти раковины валяются по всему побережью. Бедуины их украшением не считают и используют в качестве пепельниц. А что с ними еще делать, туристам ведь все равно не продашь — в Египте действуют строгие ограничения на вывоз из страны всего, что добыто в море. Без проблем провезти через границу даже маленькую ракушку можно только в случае, если она снабжена фирменной упаковкой и специальным сертификатом, подтверждающим, что куплена в магазине, обладающем соответствующей лицензией. Либо ваша раковина должна быть частью изделия народного промысла, например, вставлена в лампу или ювелирное украшение. Очень правильная мера, иначе все Красное море отдыхающие уже растащили бы на сувениры.
Провоз чего-либо через египетскую границу в умелых руках периодически превращался в целую эпопею. Так, предыдущие обитатели «Апсирватории» — молодая пара, несколько лет прожившая в Дахабе — решили вернуться в Москву. За это время они приручили кота, и расставаться с ним категорически не хотели. Хоть «апельсиновый кот» формально и не считается национальным достоянием Египта, однако некий документ на него все же необходим. Поспрашивав московских знакомых, ребята выяснили, что им нужна медицинская справка, подтверждающая, что у кота есть все необходимые прививки и он ничем не болеет. Но Дахабск — не Москва, ветклиник здесь нет, а на то, чтобы бегать и искать их по Шарм-эль-Шейху, не было ни времени, ни желания. Котовладельцы обратились за помощью к знакомому врачу из барокамеры — так и так, нужна справка о здоровье кота, чтобы провезти его на самолете. Быть может, он кого-то порекомендует?
«Да без проблем, сами сделаем, завтра заходите после обеда» — ответил доктор.
На следующий день справка и вправду была, очень серьезного вида, на бланке барокамеры и с печатью. Текст документа состоял всего из одной фразы на арабском. Ближе к вечеру, за ужином в «Наполеоне» ребят разобрало любопытство, а что же все-таки означает эта немногословная запись. Они попросили владельца ресторана Магди перевести справку. Взглянув на надпись, Магди сначала оторопел, а потом принялся хохотать. Отсмеявшись, он озвучил заключение врача:
«Кот здоров и к полету готов»…
В первое же утро на новом месте я уверилась в том, что летучими котами и собаками-альпинистами список чудес «Лайт Хауса» не исчерпывается. Проснулась я оттого, что открылась входная дверь. В проеме, сияя, аки восходящее солнце, показалась совершенно лысая голова на тонкой шее.
— Если количество — не более, чем категория чистого разума и не имеет отношения к «вещи в себе»… — произнесла голова. Судя по интонациям, она продолжала спор, возникший ранее — То какой вообще смысл в математике…
— Чего?! — осоловело спросила я, высунувшись из-под груды шерстяных одеял. В глазах моего неожиданного гостя забрезжили проблески сознания.
— А, это не ты… — разочаровано произнес гость.
— Не, не я… — совершенно искренне ответили ему.
Гость исчез, но через минуту возник вновь.
— Кофе будешь?
— Угу… — сказала я, выползая из кровати.
На улице было хорошо. Ярко светило солнце, ветер доносил свежий запах близкого моря и яблочных кальянов из прибрежных кафе. Первое, что делаешь утром в Дахабе — улыбаешься… Я потянулась и присела на деревянный порог комнаты, уже успевший нагреться. Из кухни появился обладатель заумной головы, маленький лысый чувак неопределенного возраста. Драные серфовые шорты и совершенно оловянный взгляд выдавали в нем типичного локала первой волны. В руках он нес две кружки с кофе.
— Профессор — представился мой утренний гость, присаживаясь на порог соседней комнаты.
— Анна-на — ответила я.
— Слышь, Анна-на… А ты к сексу по утрам как относишься? — я покосилась на помятого жизнью, хронически обдолбанного Профессора.
— Никак не отношусь.
— Жаль. А то я был бы не против… — задумчиво сказал мой собеседник, глядя в пространство — Ну ладно. Угощайся — он протянул мне кружку.
Через некоторое время Профессор поднялся:
— Пойду покатаюсь. Сегодня ветер хороший…
— Ну, удачного тебе…
— Спасибо. Я, кстати, Профессор. А тебя как зовут?
Спровадив, наконец, забывчивого соседушку в море, я расслаблено облокотилась спиной о дверь «Апсирватории» и зажмурилась, впитывая тепло пока еще по-утреннему ласкового солнца. В кофе явственно ощущался сладковатый привкус гашиша. Похоже, им успела пропитаться на «Лайте» вся посуда… Открыв глаза, я некоторое время разглядывала вертикально воткнутую посреди двора старую доску для серфинга и жуткую разноцветную рожу, намалеванную на стене «дайвовой» стороны. В голове всплыли слова детской песенки:
«Дом, в котором я живу, Называется «дурдом»…»III Улетевшие до ветру
Апрель в Дахабе — это праздник запахов и красок. В воздухе смешиваются опьяняющие ароматы гибискуса и жасмина, доносящиеся из дворов. Море меняет цвета с темных зимних на лазурные. В отличие от зимы, когда день мгновенно сменяется ночной темнотой, весной появляется промежуточное время суток и по вечерам побережье кутается в уютные розовые сумерки. Апрель тоже месяц промежуточный и, пожалуй, самый приятный для жизни в Египте — уже не дуют, как в марте, холодные зимние ветра, но и нет еще летней жары, которая начинается с середины мая. Ну и, конечно же, в апреле — разгар сезона брачных танцев у апельсиновых котов. А так же и у локалов, ведь именно сейчас туристки начинают вылезать из толстых свитеров и расхаживать в коротких шортах и купальниках…
А ко мне приехал московский гость. Чем несказанно меня удивил и, в общем-то, обрадовал. Столичные друзья проявляли к моей судьбе горячий интерес, с удовольствием читали письма из Дахаба и даже иногда на них отвечали, но вот только отпуска свои предпочитали проводить все же где-нибудь на Бали или Тенерифе. Не сказать, чтобы это меня так уж сильно расстраивало. Но все же было очень приятно, что человек протащился в эдакую удаленную от глянцевых туристических троп глушь только ради того, чтобы меня увидеть.
Человека звали Димой и познакомились мы с ним на какой-то презентации незадолго до моего отъезда в Египет. И вот уже более полугода наше общение происходило в аське и «Вконтакте». Мне нравились его письма, полные порой остроумных, порой душевных и трогательных наблюдений о городе Москве, гурьбе его безумных родственников и не менее безумном ретривере Сеньке. Как-то постепенно мы успели рассказать друг другу всю свою жизнь и настолько привыкнуть к сеансам ежевечерней переписки, что если один из нас без предупреждения исчезал из сети более, чем на сутки, второй начинал слать встревоженные SMSки. Однако, когда Дима объявил, что наконец-то выбил из начальника недельный отпуск и едет ко мне, я немного перепугалась. Видел-то он меня один раз и, так сказать, еще в «прошлой жизни», накрашенную, надушенную и разодетую, как куклу.
— Так, у Анны-на началась весна… на! — ехидно заметил Тишина, застав меня как-то утром за позорным для дахабчанки занятием — нанесением туши на ресницы.
— Да ну тебя! Просто не хочется человека пугать так уж, сразу — ответила я, старательно избегая смотреть в его сторону и сделав вид, будто очень сосредоточена на покраске левого глаза.
— Ну да, конечно… Поэтому и краснеешь, как рак — перед людьми больно стыдно! — продолжал издеваться Тишинский.
Увидев меня в аэропорту Шарма, Димон не скрылся с воплями ужаса и даже поцеловал в щечку, из чего я сделала вывод, что старания мои не пропали даром. Зато вот сама я поначалу немного напряглась — парень был одет в дорогущий костюм и шелковый галстук.
— Да, сам знаю — выгляжу странновато. Просто я в аэропорт с переговоров поехал, на самолет опаздывал, вот, переодеться-то и не успел… — поспешил оправдаться Дима. Как выяснилось, он забронировал по Интернету жилье в Ближней Лагуне, которая в народе еще называлась «резервация для богатых белых серферов». Несмотря на то, что Лагуна находилась всего в паре километров от района Масбат, где стоял кемп «Лайт Хаус», она существенно отличалась от остального Дахаба. Во-первых, здесь не было рифов, а следовательно, и дайверов тоже. Берег Лагуны представлял собой огромный песчаный пляж, что для каменистого Синая, в общем-то, нехарактерно. Именно здесь находились крупные серф-станции, вокруг которых постепенно выросла цепь отелей разной степени «звездатости». Здесь не было ни намека на коз и бедуинов, и Ближняя Лагуна напоминала вполне цивильный европейский серфовый курорт. Персонал отеля «Хилтон» внешним видом Димы смущен не был. Ну и то ладно…
— Ок, на приведение себя в божеский вид даю тебе полчаса. Встретимся в кафе на набережной. Учти, припрешься в трусах от «Армани» — я тебя не знаю. Ты-то через неделю уедешь, а мне здесь еще жить! — и я принялась объяснять Димону, как пройти в мое любимое кафе.
— Да это «Френдз», что ли? Ну так я знаю, как туда идти, не волнуйся.
— ???!
— Я был в Дахабе в прошлом году. Катался на кайте. Вот и сейчас оборудование привез с собой — Димон с улыбкой кивнул на свой огромный чемодан — А ты-то, небось, подумала, что здесь — недельный запас шелковых носков?
— Да нет… Подумала, что галстуков…
…Я уже с час сидела во «Френдз» одна. Похоже, Димон все-таки заблудился. Еще 15 минут жду, и выдвигаюсь на его поиски. Вдруг я краем глаза заметила, как в кафе кто-то зашел. Локал какой-то. Хотя я его не знаю… А жаль, он симпатичный. Вон девки-фридайверши за соседним столом как головами завертели! Русалки озабоченные… Еще бы, фигура-то у него отличная. И одет прикольно: шорты модные, маечка со смайликом… Явно прикиды не в Шарме покупает. Не то, что наши парни, которые все ходят, как инкубаторские, с надписями «Серфи сегодня, работай завтра» на спинах. А если шмотки ему возят, значит, зарабатывает он хорошо… Не иначе, это кто-то из новых инструкторов по серфу, которые на прошлой неделе в Дахаб из Хургады переехали. Среди них, говорят, есть симпатичный мальчик. Жаль, лица в темноте не разглядеть. Эх, как бы мы с ним хорошо зажгли на вечеринке, что в субботу в Большой Лагуне будет на пляже! Да, похоже, не судьба — мне наверняка придется тащиться туда с Димоном, гость все-таки, нехорошо как-то его бросать… Меж тем парень проигнорировал русалок и направился прямиком ко мне. Блин, чувак, до чего же неподходящее время ты выбрал! Вот-вот сюда припрется столичный житель в дизайнерских трусах. Хоть бы он там насовсем заблудился, в своем «Хилтоне» дурацком… Парень, не произнося ни слова, уселся напротив меня за стол. Лица его по-прежнему было не разобрать в сумерках. Вот нахал тоже…
— Ээээ, послушай… А ты прям так уверен, что я именно тебя здесь жду?
Парень наклонился ко мне. Лампа, висевшая над столом, осветила его разноцветными отблесками.
— Ну как тебе сказать, Ань… В общем, в некоторой степени смел надеяться… — Димон обезоруживающе улыбнулся. — Я своего инструктора по кайту встретил на пляже, и «завис» с ним на полчаса. Прости, что заставил ждать…
— Да ничего, все нормально… — выдавила я, продолжая ошалело таращиться на преобразившегося до полной неузнаваемости Диму.
…«Ты представь, прошлой весной у нас такой прикол был на Плещеевом озере! Там в начале мая соревнования по кайту сделали. Ну я тоже поехал — как зритель, катаюсь-то ведь сам не очень давно и с профи тягаться не могу… Так вот, там мужика унесло, участника. Он выехал, вроде все хорошо, начал какой-то элемент выполнять, а тут раз — и порыв ветра, да сильный еще такой… Ну, мы стоим и видим — беда. Парень не успел от кайта отстрелиться, его вместе с парусом поднимает метров на сто над водой и уносит куда-то! Все, думаем, кирдык чуваку, сейчас его шандарахнет об деревья или, если ветер резко стихнет, то об землю. А с такой высоты это ж, сама понимаешь, смерть верная. Соревнования свернули, организаторы машину отправили на его поиски. Сидим, час ждем, два, три… Наконец машина возвращается. Из нее доска кайтовая торчит. Реально думали — труп везут. Потом видим — парень, которого унесло, из кабины вылезает. Живой, веселый. Даже не сломал ничего себе. Ну все к нему побежали, расспрашивают, что да как. Оказалось, он пролетел километров пять, перепугался адски, конечно… Потом ветер стал стихать, слава Богу, плавно. И чувак так тихо-мирно на кайте, как на парашюте, спланировал на полянку в лесу. А теперь представь картину: Первое мая, компания друзей из Переславля выехала в лес на шашлыки. Сидят они себе на полянке, выпивают вокруг мангала, все дела… И тут на них в прямом смысле с неба падает придурок в серфовых трусах и на доске! В общем, когда организаторы на машине подъехали, выяснилось, что помощь в большей степени требуется не кайтеру, а местным жителям — психологическая…» — Димон разлил по бокалам остатки «Кьянти», которому нашлось место в его чемодане наряду с кайтовыми примочками. Все-таки я в нем не ошиблась. Вон и русалки за спиной неспроста расшипелись… Гребите вы по домам, девочки, вам этот парень точно не светит.
Димон проводил меня до двери «Апсирватории», где долго и церемонно желал спокойной ночи, очевидно, надеясь, что это мне наконец надоест и я оставлю его у себя. Но не все же сразу, впереди ведь еще целая неделя, подумала я и отправила Диму в «Хилтон». Мы договорились, что следующим утром я зайду за ним в Большую Лагуну.
Утро порадовало дахабцев серфовой погодой. «Дует не по-детски!» — радостно проорал Профессор, пробегая мимо меня в обнимку с парусом по направлению к морю. Съев традиционный утренний манго, я села на велосипед и отправилась за Димоном. Я сообразила взглянуть на часы только тогда, когда впереди уже замаячил «Хилтон». Восемь утра. Это мы тут, дети природы, встаем с рассветом без будильников. А Димон небось в кровати до полудня проваляется. Размышляя о том, очень ли жестоко будить человека в такое время, если этот человек находится в заслуженном отпуске, я медленно брела по пляжу. Внимание мое привлек заметный издалека яркий кайт, который одиноко полоскался в сером небе, как язычок пламени на ветру. В такой ветер с кайтом в море рискуют вылезать только профессионалы. Профики красиво катаются, надо сходить посмотреть, решила я. Так уж и быть, дам Димону лишний часик поспать… Подойдя к кайтовому споту, я обнаружила отдыхающего на берегу инструктора Енота. Еще один кайтер, обладатель яркого паруса, «зажигал» на воде. Перевернутую вверх дном лодку, лежавшую на берегу, к моему вящему удивлению, облепили три вчерашние русалки-фридайверши. Им-то что здесь понадобилось в такую рань?.. «Это было о….ительно!» — поделился со мной Енот — Я на неделю вперед адреналина получил! А Демон все вон никак не успокоится».
«Демон? — удивилась я — Что, прям с рогами и копытами?». «Да не, вроде безрогий — усмехнулся Енот — Но кайтер он адский! Между прочим, это я его учил. Ты глянь, как прыгает, обалдеть…».
«Без рогов, но …й у него — что надо!» — мечтательно протянула одна из русалок, эффектная блондинка Настя.
«А ты откуда знаешь?» — изумленно захлопала на нее глазами смуглая темноволосая Лера.
«Ну ты что думала, после того, как ты в прошлом году в Шарм тусить уехала, Демон пояс верности надел?» — расхохоталась Настя.
«А меня он вообще в Москву к себе жить звал!» — с вызовом тряхнула рыжими кудрями Марина.
«Тебя?! Ой, не могу, ой, лохушка ты, лохушкой и помрешь! Чтоб тебя трахнуть, он и жениться мог пообещать! Он же — Демон!» — напустились на нее подруги.
«Какой, однако, этот Демон всеядный» — усмехнулась я про себя. А ведь еще как пить дать дома у него жена и семеро по лавкам. Но в курортном городе к сексу отношение гораздо проще, чем на большой земле. Познакомились, переспали, наутро разошлись — обычное дело. Уж особенно между локалами и туристами, которые сегодня есть, а завтра уже за тысячу километров от Дахаба.
Конечно, бывают и исключения. Некоторые пары, познакомившиеся в Дахабе, и женятся, и детей заводят. Но таких мало — место, полное полураздетых красивых людей, все-таки не располагает к излишней верности. Но, тем не менее, и врать постоянному партнеру, когда таковой имеется, не принято. Если уж собрался вечером «зажигать» с кем-нибудь на стороне, так и говори, мол «дорогая/дорогой, сегодня иду трахаться, так что к ужину не жди». А уж принимать такие условия игры или нет — личное дело каждого…
Когда тупые препирательства русалок окончательно вынесли мне мозг, я решила двинуть в «Хилтон» будить Диму. В конце-то концов, мне скучно. На работе своей пусть спит, когда вернется. Но тут с воды донеслось: «Енот, приземли меня!». Русалки вскочили одновременно с инструктором. «Стоять на месте! К кайту близко не подходить — уши стропами отрежет!» — заорал на них дурным голосом Енот. Завизжав и прикрыв ладошками уши, русалки выстроились на берегу, как на параде. Ну тупые все-таки эти «земноводные»! Кайт ведь будут сажать метров за 20 отсюда! Как их здесь-то задеть может?… Я пока решила остаться — уж очень интересно было понаблюдать, как русалки начнут делить любвеобильного Демона. Меж тем Демон направил кайт в сторону берега. Енот был небольшого роста, и потому допрыгнул до паруса лишь с третьей попытки. Наконец кайт оказался у него в руках. Демон мастерски подъехал почти к самому берегу и только тогда элегантно отцепил от ног доску. После чего картинно поклонился в нашу сторону.
«Выпендрежник…» — поморщившись, вполголоса прокомментировала я. Русалки сердито покосились на меня — оказывается, они все-таки догадались убрать руки от ушей. Смотри-ка, умнеют на глазах девчонки…
Разложив кайт на пляже для просушки, ребята двинулись к нам. Русалки заметно напряглись и приняли картинные позы. «Вот сейчас ржач будет!» — я в предвкушении бесплатного сеанса анимации уселась на освободившуюся от красавиц лодку. По мере приближения силуэт Демона приобретал все более знакомые черты. Е-мое… Да это ведь… Это ведь ДИМОН?!!!! Меж тем Димон-демон тоже заметил меня и растянул улыбку до ушей. «Дииима!» — взвизгнули русалки хором. «А, привет» — Димон небрежно кивнул девицам и повернулся к ним могучей спиной. «А я уж думал сейчас на „Лайт“ ехать, будить тебя. Вы же, локалы, до двенадцати из кровати не вылезаете…» — под взглядом Демона я застыла, как суслик перед удавом. «Ну не надо грязи. Это вы, городские, в своих „Хилтонах“ до полудня дрыхните» — наконец выдавила из себя я. «Ах так! За „городских“-то — ответишь!» — Демон со смехом подхватил меня на руки и поволок в море. «Поделили, блин…» — только и успела подумать я.
IV Внутри моря
— Анна-на! Вставай, на! — кто-то активно тряс меня за плечо. Все-таки, вопреки обычаям «Лайта», надо бы завести себе персональный замок на дверь, а то задолбали уже незваные гости. Я с трудом разлепила глаза. Надо мною стоял Тишина.
— Хватит спать тут! — ну интересное заявление, а где ж еще мне спать, если я тут живу! — Хватит спать, говорю, поехали с нами на Блю Хол!
Я дотянулась до часов — полседьмого утра.
— Что, сейчас прям?
— Ну да. А то потом туристов из Шарма понавезут, там не протолкнуться будет.
Все еще слабо вникая в смысл происходящего, я влезла в серфовые шорты и майку и вышла на улицу. Возле «Лайта» стоял пикап. В кузове его сидели пара учеников Тишинского и русалки. Мы с Тишиной взгромоздились в джип.
— Да аккуратней ты, Анна-на! Не надо класть задницу в ящик с оборудованием! — рявкнул Алекс так, что я окончательно проснулась.
— А мы Арку проходить сегодня будем! — радостно сообщил один из учеников.
— Круто… — искренне заметила я.
Сайт Блю Хол в окрестностях Дахаба знаменит на весь мир. Эта Голубая Дыра, огромный коралловый «стакан» глубиной более ста метров, поглотила множество жизней. И тем не менее, до сих пор боевым крещением для дайвера считается «пройти сквозь Арку Блю Хола». Эта Арка представляет собой тоннель, образованный сросшимися кораллами на глубине полусотни метров. Длина его так же — метров 50. Если посредине Арки закончится воздух или случится хоть что-нибудь незапланированное, всплыть невозможно, вернуться проблематично. Официально проходить Арку может только дайвер с сертификатом уровня не ниже Deep (разрешены погружения глубиной до 50 метров) или «Дайвмастер», причем ныряющий со спаркой или стейджем. Новичку-однобалоннику в Арке делать нечего, это скажут в любом нормальном дайв-центре. А тем, кто вопреки советам будет настаивать, покажут Скалу плача, сплошь увешанную мемориальными досками. Как это ни печально, но и по сей день, несмотря на технический прогресс и современное оборудование для дайвинга, на этой скале ежегодно появляется несколько свежих табличек — Голубая Дыра продолжает собирать черную дань с ныряльщиков.
Хоть Тишина и не дал ни малейшего повода подумать, что он волнуется, но наверняка это было так — проходить Арку каждый раз испытание даже для опытного дайвера. А тут он еще и вел учеников. Собственно, и меня с собой он прихватил не просто прогуляться — кто-то должен был быть на берегу для подстраховки, например, на тот случай, если понадобиться вызвать помощь. Правда, были еще и русалки, но они собрались тренироваться — безлюдный на рассвете Блю Хол подходил для этой цели как нельзя лучше.
Я уже много раз бывала на Блю Холе, но, когда мы подъехали, почти не узнала это место. Обычно здесь было огромное количество народу. Деревянные мостки для выхода из воды бывали просто облеплены снорклерами, которых туроператоры таскали сюда из Шарма неизвестно зачем — Блю Хол хорош для дайвинга и фридайвинга, все самое интересное здесь лежит на глубине, недосягаемой для тех, кто плавает просто с маской и трубкой. Снорклеры эти бестолково болтались по поверхности и доставляли массу неудобств всплывающим с глубины дайверам, которым, по чьему-то меткому выражению, при выходе из воды приходилось пробираться «сквозь суп из голых задниц».
Ребята переоделись и несколько раз проверили оборудование. Тишина велел мне засечь время с того момента, как группа уйдет под воду, и выдал мобильник: «Если поймешь, что мы сильно задерживаемся, звони Таньке». «Не дай Бог…» — подумала про себя я. Ибо скорее всего в этом случае мы увидим уже только тела… Отогнав мрачные мысли, я пожелала ребятам удачи.
Дайверы скрылись под водой. Я включила таймер на часах, присела на край мостков и свесила ноги в море. Ветра практически не было, и оно выглядело совершенно гладким и прозрачным. Сквозь пронизанную солнцем воду жизнь рифа просматривалась, как на ладони. Я наблюдала крылаток, похожих на раскрашенные в цвета радуги грозные истребители, серебристых морских змей, гибких рыб-игл и синюю «рыбу-Африку», которая чуть не укусила меня за пятку. В воздухе носился типично египетский запах, то ли цветов гибискуса, то ли какой-то ненавязчивой пряности. Где-то далеко промычал верблюд. Желтые синайские горы с безмятежным видом встречали свой трехсоттысячный рассвет. «Вот оно, идеальное утро» — подумалось мне.
Тут появились русалки. Их стройные сексапильные фигурки были обтянуты, словно второй кожей, блестящими костюмами для фридайвинга. Это трио являло собой фантастическое зрелище — казалось, будто в воду заходят морские богини с переливающейся серебристой кожей и развевающимися волосами. Присев на мостки, девчонки надели моноласты и сходство с русалками стало почти полным.
Фридайвинг — плавание на задержке дыхания, без акваланга и прочих вспомогательных средств. Звучит как полная ерунда, если не знать, что к примеру, на том же Блю Холе российская спортсменка Наталья Молчанова установила мировой рекорд, пронырнув Арку на одном вдохе. Она же, кстати, установила и рекорд в мировом женском фридайвинге, нырнув на 101 метр. На такую глубину не каждый аквалангист-то полезет.
Спорт этот тяжелый, требует долгих и нудных ежедневных тренировок, во время которых фридайверы висят, уцепившись за специальный трос, сначала на метровой, потом на большей глубине, постепенно увеличивая количество времени под водой. Плюс, разумеется, полный отказ от курения, алкоголя и, желательно, от мяса. В общем, из всех радостей жизни остается только секс… Ну хотя нет, есть еще одно развлечение. Периодически наши русалки смеха ради плавали вокруг групп дайверов, проходивших начальный курс обучения. Уроки эти идут на глубине метров 5—10, которая для тренированного фридайвера — просто семечки. И вот, человек пыхтит, выполняя упражнения и судорожно вцепившись зубами в регулятор, через который дышит. Ведь не дай Бог его выпустить — тут же воды наглотаешься, захлебнешься, а то и вовсе помрешь — ты ж не рыба, жабер нету… И тут перед тобой возникает полуголая серебристая дева, без всяких баллонов и неэстетичных шлангов, торчащих из всех мест. Дева присаживается на риф и с интересом наблюдает за тобой, а то и, расшалившись, хватает за руки или посылает воздушные поцелуи… Бывает, что к ней присоединяются подруги, и тогда русалки начинают водить вокруг своей жертвы подводный хоровод. Это зрелище выдерживает уже мало кто. В лучшем случае русалок отгонял инструктор. В худшем обалдевший ученик опрометью выскакивал из-под воды и уносился с воплями ужаса, иногда не останавливаясь до самого аэропорта.
Русалки грациозно спрыгнули в воду и серебристыми лентами скрылись в глубине. Я надела прихваченную из дому фридайверскую маску и тоже плюхнулась в море, решив немного прогуляться вдоль рифа.
Таймер на часах запищал как раз в тот момент, когда я вылезла из воды. Через некоторое время на поверхности возле мостков показались пузыри, а за ними и головы. Так, одна, вторая, а вот и третья, с надписью Tishina на шлеме. Ну, слава тебе, Господи…
— Арка — это так круто! Ну просто море эмоций! — восторг ребят бил через край. После того, как они вылезли из тяжеленного оборудования и гидрокостюмов, мы отправились завтракать. На берегу были сооружены несколько импровизированных кафе. По большому счету они представляли собой простые навесы от солнца с бедуинскими коврами вместо пола. Мне они нравились — здесь можно было рассесться и даже разлечься, как душе угодно, и никто тебе слова не скажет. Мы заказали сэндвичи, черный кофе и «шиша туфа» — яблочный кальян. Через некоторое время к нам присоединились русалки, которые стали придирчиво выбирать из небогатого ассортимента салатов.
— Смотри, это я на полтиннике снял. Вода сегодня просто супер, такая прозрачная, я даже девок оттуда видел, как они рядом с поверхностью кувыркались — Алекс протянул мне фотоаппарат, который он брал с собой на погружение. На экране камеры был снимок: расплывчатое пятно солнца сквозь голубую искрящуюся толщу воды. А на фоне солнца — большая тень какой-то рыбы. Нет, все-таки там, внутри моря — совсем другой мир. Я невольно посмотрела в сторону Скалы плача. Некоторые из этих ребят остались под водой по своему желанию — в их рюкзаках нашли прощальные записки. Наверное, это все-таки неправильно. Но иногда мне кажется, что я начинаю их понимать…
«Анна-на, не связывайся с Демоном» — ни с того, ни с сего выдал Тишинский, затянувшись кальяном. «Это почему?» — удивилась я. «Ну… Мутный он чувак. Скользкий какой-то. И бабник, опять же, страшный…» — поведал мне трагическим тоном Тишина. «Ой блин, Леша! Ну кто бы говорил-то вообще! У самого каждые два дня девчонка новая!» — возмутилась я в ответ. «Ну, это в прошлом. Сейчас я с Таней живу…». «Да когда, Леш, такие мелочи тебе мешали! И вообще, хватит лезть в мою личную жизнь! Я в твою не лезу!» — Тишинский своими проповедями уже начал меня раздражать.
Тут почти к самому кафе подъехал джип. Машина пришла из Дахаба за Лешкой и его ребятами. Я же собиралась остаться на Блю Холе до вечера — русалки взялись поучить меня фридайвингу. То, что из кузова пикапа вылез Демон, уже меня не удивляло. «Кого я вижу! Привет, Леша!» — и Демон скроил какую-то неестественно восторженную рожу. «Пока, Дима» — невежливо бросил Тишина и направился к машине.
«Они друг друга не любят» — шепнула мне рыженькая русалка Марина — «Говорят, Демон у Тишины девушку увел…». «Да нет же, это Тишина увел девушку у Демона!» — включилась в разговор Настя. «Да не девушку…» — прошипела нам Лера. «А кого? Парня?!» — оторопело спросила Марина. «Овца… Жену!» — прорычала в ответ подруга. «А жена что, не девушка?» — задала риторический вопрос Настя. Лера страдальчески закатила глаза и углубилась в салат, давая тем самым понять, что разговор окончен.
— Ну, чего тебе там русалки про меня напели? — мне показалось, что за ироничной улыбкой Демона притаилось беспокойство.
— Да так, ничего особенного. Ты ж знаешь, глупые бабские сплетни… — отмахнулась я. Мы шли сквозь ароматные сумерки по набережной в сторону «Лайта». Демон осторожно, как бы случайно взял меня за руку.
— Ты их не слушай. Тупые они, околесицу несут — сказал Дима, глядя при этом куда-то в сторону.
«Да что ты так паришься, ведь мы ж не жениться с тобой собираемся! — улыбнулась я про себя — Перетрахал, как кролик, пол-Дахаба, все об этом знают, так нет же — все равно самое главное — сохранить благородное лицо. Одно слово — городские»… Однако, озвучивать свои мысли я не стала. Меж тем мы дошли до «Лайта» и стояли уже на пороге моей комнаты.
— Ну а с Тишинским вы кого не поделили? — улыбнулась я.
— Да никого мы не делили! — вдруг взвился Демон. — Вот еще не хватало — делиться с этим наркоманом! Не нравится он мне просто. Мутный чел — кто, откуда — непонятно, а при этом мнит себя пупом Земли. Не люблю таких — добавил он уже более спокойно.
«Видать, красивая была телка» — поняла я. А вслух сказала:
— Ладно, давай я себя в порядок приведу, и через час встретимся во «Френдз».
— Да ты и так в полном порядке — Демон, очевидно, включил свой самый обольстительный голос. Мне больших сил стоило удержаться от смеха — ну друг мой, я ж не русалка все-таки! Ладно, так уж и быть — получи… Я чмокнула Демона в губы и быстро скрылась за дверью «Апсирватории».
«Не думала я, что ты мне еще когда-нибудь пригодишься!» — мысленно обратилась я к «гримерному чемоданчику», набитому дорогой профессиональной косметикой. А ведь собиралась выкинуть его за ненадобностью… Около часа ушло только на то, чтобы «нарисовать» лицо — за месяцы без тренировок навык подзабылся. Пару раз пришлось стирать кривые «смоки айз» и рисовать их заново. А ведь надо еще и платье выбрать! Как-никак, на свидание иду, и не с «дикарем» каким-нибудь, а с цивилизованным человеком. С другой стороны, коктейльный наряд, уместный на вечеринке в Москве, посреди деревни будет выглядеть, мягко говоря, нелепо… В итоге на дне чемодана, который я не открывала уже почти год, был обнаружен длинный шелковый сарафан Rocco Barocco в стиле «этно». Конечно, и в нем на пыльных дахабских улицах я буду смотреться, словно роза посреди навоза, но а что делать-то?..
Ладно, надену его. Главное, на Тишину по дороге в кафе не нарваться — засмеет.
Естественно, стоило мне выйти со двора, как навстречу попался Тишинский. Он был на удивление молчалив, лишь закатил глаза и тяжело вздохнул. «Ну как я выгляжу?» — не удержалась я. «Выброси свои адские духи, задохнуться можно рядом с тобой» — тихо прорычал мой лучший друг и сердито зашагал прочь. Даже «Анна-на» меня не назвал… И какие еще духи, я ничем не душилась! Странно. Однако до поры до времени я решила выбросить заморочки Тишинского из головы. Ведь меня ждал красавец-Демон. Так что сейчас я должна быть на позитиве. Мысленно напевая какую-то веселую песенку и наслаждаясь восхищенными взглядами встречных мужиков, я подходила к «Френдз». Демон сидел в глубине кафе, спиной ко входу. Даже с моим слабым зрением было понятно, что сидит он не один. На его плече покоилась чья-то светловолосая головка. Или я опять его с кем-то перепутала?..
— Дима?
— А, привет, Ань. Что-то ты долго, я прям заждался…
— Ну да, мы прямо заждались! — ядовито процедила Настя и лениво убрала башку с диминого плеча. Да, нормально вечер начинается…
— Ой, Анна-на, не стой над душой, сядь или уйди куда-нибудь! — Настя скорчила недовольную гримаску и закинула свою распрекрасную ногу Демону на колено.
— Ань, ну ты это… Присаживайся! — Демон выглядел совсем растерянным — Настя уже уходит! — и он брезгливо стряхнул с себя русалочью конечность.
— Да нет, ну что ты. Пусть Настя остается! — Боже, такой дурой я себя давно уже не чувствовала. Вырядилась, морду разукрасила, как племенной вождь, вышедший на тропу войны! Знала ведь, к кому идешь и зачем! Или надеялась, что раз он не локал, все будет по-другому? Возомнила, что ты лучше русалок? Что к тебе будет особенное отношение? Ха, овца наивная! Вот и получай за свою дурость! Ты для него — просто новое тело, вот и все. И никто скрывать этого от тебя не собирается. В конце концов, почему это других не должны щадить, а тебя вдруг — должны?
— Давайте еще и Леру с Мариной позовем! — Я схватила со стола мобильник Демона. — Але, Марина! Мы тут с Настей и Демоном групповуху затеваем. Подтягивайтесь с Леркой в «Хилтон» минут через десять! Пока.
— Анна-на, ты все не так поняла… — что я слышу, у парня, никак, слезы в голосе? Только тряпка так переживает из-за банального облома. В горле у меня пересохло. На столе перед Демоном стоял нетронутый стакан с какой-то мутной белесой бурдой. «Хуже уже не будет» — решила я и притянула стакан к себе.
— Что, Демон, боишься — с четырьмя не справишься? — я залпом осушила стакан и поморщилась. Адская дрянь… Гуавовый сок, что ли? Тьфу, аж скулы сводит — Ну ок, не плакай. Я облегчу тебе задачу — остаешься с русалками, а сама спать иду. Спокойной ночи, друзья! Веселых вам снов.
— Аня, постой! — крикнул мне в спину Демон.
— Пока! Предохраняйтесь, дети мои! — в сторону Демона с Настей обернулось пол-кафе. Я же с победоносным видом покинула «Френдз». «Жаль, что во „Френдах“ двери нет. Я бы так ею смачно хлопнула! А то как-то не хватает финальной точки…» — думала я по дороге в кемп.
V Гуава-трэш
Я уже битый час пялилась в книжку, раскрытую на одной и той же странице — на первой. Уродское состояние — ни читать не могу, ни заснуть. Все гад-Демон из головы не идет. Нет, так дальше нельзя. Это всего лишь очередной осел, который не стоит того, чтобы уделять ему столько внимания. Да пусть хоть весь Синай переимеет, фак ему в руки! Мне-то что? Мне пофиг вообще… Что хоть за книжка-то? Уже месяц лежит на столе — Тишина приволок, а у меня все времени нет почитать. Эх, из-за этого кретина Демона я, похоже, еще и лучшего друга чем-то обидела… Я взглянула на обложку: Тибор Фишер, «Идиотам просьба не беспокоиться». Класс. Очень в тему. Я вспомнила, что где-то в недрах «Апсирватории» у меня заныкана бутылка с остатками коньяка. Тоже Тишинский притащил, мы почему-то его так и не допили. Или допили? Бутылка обнаружилась в углу за чемоданом. В ней еще плескалось грамм сто. Отлично, сейчас выпью и засну. А завтра будет новый день, и все как-нибудь, да наладится. Как говорится, «никогда ж так не было, чтоб никак не было»…
Мне снилось, что я опять на Блю Холе, плаваю в пронизанной солнцем воде. Вдруг передо мной возникли русалки. Мне почему-то стало не по себе. Русалки взялись за руки и стали водить хоровод, затягивая меня все глубже под воду. Ну что они, с ума сошли, я же без оборудования! Утону сейчас нафиг! Я начала задыхаться. Перед глазами возникло лицо Насти. Она улыбнулась. Рот ее был полон острых, как у барракуды, клыков. Вдруг Настя с силой заехала коленом мне в живот. Все тело пронзила адская боль. Я попыталась закричать, но не смогла. Русалки с хохотом тянули меня все глубже вниз, в синюю бездну. Вы охренели!!! Я поняла, что вот-вот окончательно задохнусь…
Я проснулась в холодном поту. Тело продолжала пронизывать пульсирующая боль, исходящая откуда-то из области желудка. Я попыталась приподняться на кровати. В глазах поплыло, голова закружилась, в комнате стало как-то невыносимо душно. Испугалась, что вот-вот потеряю сознание. Меж тем живот продолжал взрываться от боли. Я скрючилась на кровати. Меня замутило. Так, похоже, траванулась… Возле кровати стояла бутылка воды. Преодолевая спазмы в животе, я выпила ее всю и, держась за стеночку, отправилась в туалет. После прочистки желудка мне полегчало, но через четверть часа боль вернулась с утроенной силой. Допив остатки воды из другой бутылки, я попыталась повторить свой подвиг. До уборной, которая находилась через двор, на сей раз я не дошла и исполнила свой номер практически с порога «Апсирватории». Никто из соседей не удивился и даже носа из комнаты не высунул — тут, бывало, по вечерам и не такое услышишь. Два шага до кровати дались мне с трудом. Я упала на свое лежбище и снова скрутилась от боли. Что-то промывание желудка, которое обычно безотказно работает в таких случаях, на сей раз не возымело действия. Или нужно больше воды. А она у меня закончилась. Магазин, работающий до глубокой ночи, был сравнительно недалеко от «Лайта», в нормальном состоянии до него было пять минут прогулочным шагом. Но сейчас я бы не смогла туда дойти, это было очевидно. Еще свалюсь где-нибудь на дороге без сознания. Полночь, людей на улицах практически нет, могу и до утра пролежать… Я нашарила на столе мобильник и набрала Тишинского.
— Але — голос на том конце линии был заспанным.
— Лех, это Анна-на. Я траванулась адски, мне очень плохо, прямо встать не могу. Можешь приехать?
— Так в чем проблема? — послышался зевок — Лови машину да езжай в госпиталь. Ты знаешь, где это…
И Алекс, человек, которого я целый год считала лучшим другом, который был готов придти на помощь в любое время суток по любому поводу, этот вот Алекс пробормотал «Пока» и повесил трубку… Впервые за время жизни в Дахабе, мне стало по-настоящему страшно.
Еще около часа я пролежала, вперившись в темноту взглядом и прислушиваясь к тому аду, который творился у меня внутри. Живот продолжал болеть, несмотря на выпитый разом весь имевшийся запас антибиотиков. Сердце разрывалось при мысли о словах Тишины. Как можно так поступать, у меня не укладывалось в голове. Пот лил градом, в глазах плавали цветные круги — похоже, что поднялась температура. «В такие моменты понимаешь, зачем муж нужен. Хоть есть, кому врача вызвать, да и просто рядом посидеть. А то вот так загнешься в одиночестве, и обнаружат тебя недели через две — по запаху…» — зароились в перегретой голове нехорошие мысли. Я попыталась набрать еще нескольким знакомым. Один не брал трубку, у другого был выключен телефон, а по третьему номеру чей-то пьяный голос послал меня на три буквы. В конце концов я набрала номер Демона. Не в моей ситуации изображать из себя оскорбленную невинность.
— Анна-на, это ты! — казалось, Демон был мне рад — А я боялся тебе звонить, думал, пошлешь куда подальше. Вот, сижу тут с Енотом, выпиваю с горя… Ты прости меня, я эту козу Настю не звал, она сама мне на хвост упала! Я не знал, как от нее избавиться…
— Дима… Демон, да прервись ты на секунду. Хрен с ней, с Настей. Я загибаюсь…
— Что с тобой? Ты где? — Димон моментально протрезвел.
— На «Лайте». Отравилась чем-то. Живот адски болит, встать с кровати не могу. Мне очень страшно…
— Держись, через десять минут буду!
Через некоторое время я сквозь туман полуобморочного состояния услышала, как во двор «Лайта» влетели два мотороллера. Хлопнула входная дверь. По комнате заметались тени. Кто-то наклонялся ко мне, трогал прохладной ладонью лоб, гладил по волосам и говорил, что все будет хорошо.
— Демон, слетай на мопеде в магазин за углом. Вода нужна. Сразу пару упаковок по десять литров бери… — деловой тон Енота действовал успокаивающе. Я вспомнила, наконец, его человеческое имя — Серега. Видно, начала приходить в себя. Енот сидел перед столом и распаковывал свою аптечку.
— Вот, градусник поставь себе. У меня марганцовка есть, сейчас промоем желудок и все будет ок, не переживай. Я сам траванулся месяц назад, такой же зеленый валялся, как ты сейчас. И ничего, прошло… Ты чего мне сразу-то не позвонила?
— Да у тебя труба выключена!
— Ой, блин, точно… Разрядилась. Извиняй.
— Я сначала Тишинскому набрала. А он меня послал. В госпиталь. И трубку повесил…
— В госпиталь? Так ведь он закрыт ночью — удивился Енот.
— Ну, убедилась теперь, что я прав насчет Тишины? А то все — «лучший друг» — «лучший друг». Как побухать вместе — так все друзья. А что серьезное случись, этих друзей не дозовешься… — Демон стоял в дверях, прижав к груди упаковки бутылок. Оказывается, он слышал конец нашего с Енотом разговора. Мне все же подумалось, что Демон не до конца прав. Раньше же Леха помогал мне… Но спорить не было ни сил, ни желания. В конце концов, Тишина заслужил хорошего пинка, чем бы ни был продиктован его поступок.
— Блин, чем же это ты так могла отравиться? Мы ведь ели-то вместе сегодня. Русалки живые, Тишина твой тоже — ломал голову Дима.
— Знаешь, мне кажется, это твой сок. Ну, помнишь, который я во «Френдз» выпила? Что-то он какой-то на вкус был… С гнильцой, что ли.
— А, гуава-фрэш…
— Ребят, вы совсем что ли? Ну какой нормальный человек в Азии фрэши пьет?! Местные туда по доброте душевной и кукарачу могут выжать! — ругался на нас Енот — Если уж сок брать, то только лимонный или лаймовый, который сам себя дезинфицирует. А вы как туристосы выпендриваетесь: «гуава-фрэш»… Ну и вот вам в итоге — гуава-трэш!
Когда градусник показал 39.9, в обморок с перепугу чуть не свалился уже Демон. Спасал положение Енот, который бодрым голосом продолжал вещать, что все нормально, параллельно взбалтывая в бутылке с водой марганцовку. Мне на тот момент все уже было в прямом и переносном смысле фиолетово. Когда бледно-розовый раствор в бутылке был готов, Димон приподнял меня за плечи и усадил на кровать. Енот заставил меня за один раз выпить полтора литра жидкости, от одного вида которой уже начинало тошнить. Когда жидкость запросилась наружу, Демон подхватил меня на руки и понес в сортир.
— Адски романтичная ночка, правда? — попыталась хихикнуть я, когда эта операция повторилась уже раз в десятый.
— О, язвить начала. Значит, и правда в себя приходишь — положив меня на кровать, Демон устало плюхнулся на пол, застеленный бедуинскими коврами. — Серег, ты, может, домой езжай, поспи? Ей лучше, думаю, дальше сам справлюсь.
— Оки. Если что, звоните, я знаю, где доктор из барокамеры живет. Разбужу его…
— Но тут вроде как не баротравма — несколько растерялся Димон.
— В барокамере у нас лечат все. Даже котов! — и мы с Енотом засмеялись.
— Е-мое… Ну вы психи… — Демон округлил глаза, видимо, представив процедуру «прокачки» кота под давлением.
Разбудило меня солнце, которое светило в глаз сквозь дырку в потолке. Я осторожно пошевелилась, перевернулась с боку на бок. Боли не было. Только сильная слабость во всем теле. На полу, накрывшись пляжным полотенцем, похрапывал Демон. Телефон пискнул SMSкой. «Анна-на, ты как?» — вопрошал Тишина. «Каком кверху!» — ответила я и выключила трубу. Еще начнет звонить, Димона разбудит…
Живот больше не болит, Тишинский мучается совестью, самый сексуальный парень Дахаба спит на коврике у моих ног. А жизнь-то налаживается! — поняла вдруг я.
VI Серфовая погода
— Дима, ты в курсе, что вечером идешь со мной на тусовку в Ближнюю Лагуну? Обещал с Енотом покурить? Ну, это ничего — я за тобой к Еноту на такси заеду. Пока-пока!
Вечером я снова нарядилась в шелковый сарафан — сегодня все девки-локалы разоденутся кто во что горазд, да еще, сто процентов, каких-нибудь туристок к нам занесет. Есть мне после отравления было нельзя, пить — тоже. Ну и ладно, буду самая красивая — худая и трезвая!
Вечеринку на пляже устраивала большая серф-станция. По какому поводу, все уже забыли. Если кто-то, конечно, вообще это знал. Просто надо было развлечь клиентов, да и персонал тоже. Работавшие на станции локалы позвали своих друзей. А те — своих. Ну и так далее. В общем, к субботе выяснилось, что на party идет весь Дахаб. Меня слегка напрягала вероятность встретить там Тишину. После того, как он ночью послал меня в госпиталь, мне не очень приятно было с ним общаться. При этом, когда мы случайно встречались на улице, Леха вел себя так, будто ничего не произошло. Я же не знала, как на него реагировать. Так же, как раньше, кидаться на шею, вопя «Тишина-на»? Нет, это уже невозможно. Надуться по-настоящему тоже не получалось. Человек мне радостно улыбается и несется навстречу через всю улицу, а я ему в ответ — козью морду и «на хрен пошел»? Ну, как-то это… Как-то не по-дахабски, что ли. В итоге я с вымученной улыбкой мямлила слова приветствия и спешила как можно скорее смыться.
Зато вот русалки со мной совсем здороваться перестали. Димон пекся обо мне, почти как мать родная, уже два дня с момента «гуава-трэша» ни на шаг не отходил. Видимо, боялся, что, стоит оставить меня без присмотра, как я тут же побегу и наемся свежевыжатых кукарач. Его поклонниц-фридайверш такая ситуация адски раздражала. Меж тем, у нас с Демоном отношения до сих пор были на грани между платоническими и не очень. Я решила, что грань пора бы уже перейти, и вечеринка в Лагуне — самое подходящее для этого место. Тем более, что на следующий день Дима должен был улетать в Москву… Случайные встречи с Тишиной и русалками на полдня выбивали меня из колеи. Я впервые осознала, что терять друзей — настоящих друзей, а не одноразовых тусовочных подружек — это очень и очень тяжело…
Демон стоял на пороге дома Енота и осоловело таращился на тот агрегат, который я по телефону гордо именовала словом «такси». На мой взгляд, ничего такого уж занятного в нем не было — обычный старый облезлый пикап, хозяин козлов в нем возит, а сегодня вот взялся еще и подбросить «лайтовцев» в Ближнюю Лагуну. Козлов он предварительно, слава Богу, высадил.
— Дим, ну чего тупишь-то, садись давай!
— Это — такси?…
— Нет, блин, сейчас розовый Хаммер-лимузин подъедет. Персонально за тобой — раздраженно ответил из кузова Профессор.
Димон залез в кабину и устроился между мной и водителем-бедуином. Пикап по-стариковски охнул, заскрежетал и вдруг резко рванул во тьму. Из кузова раздались грохот падающих тел и матюги. Какое-то время мы ехали молча — похоже было, что Дима еще до конца не отошел от посиделок с Енотом. Водитель, явно заскучав, подмигнул мне, и пихнул Демона в бок. Демон повернулся в его сторону да так и подпрыгнул на месте — бедуин радостно вертел у него перед носом железяку, которая только что была ручным тормозом. Налюбовавшись на оторопелую рожу пассажира, наш водитель выкинул ручник через плечо на заднее сидение.
— Ну, что?.. Вот, деталь лишняя… Мешалась, наверное — прокомментировала я ситуацию ошарашенному Демону. Сама я к таким приколам уже привыкла. Меня давно перестал мучить вопрос, каким образом эти машины все еще ездят. Чудеса от жизни надо принимать, не спрашивая… Через несколько минут водитель снова пихнул Демона, на сей раз чтобы у него на глазах оторвать приборную панель. Порадовавшись бурной реакции, народный умелец легким движением руки приладил ее на место. После этого в кабине снова воцарилась тишина — Демон, не отрываясь, пялился на дорогу взглядом только что разбуженной совы. Когда водитель в очередной раз тронул его за локоть, Дима зажмурился и спросил:
— Ань, что там у него? Педаль тормоза?
— Да нет, он руль оторвал… Спокойно, это шутка! Все, вылезай, мы приехали.
Вечеринка шла полным ходом. Народ кучками тусовался по пляжу, танцевал на специально предназначенном для этих целей небольшом бетонном пятачке и просто на песке вокруг костров, и толпился возле стойки ресепшна серф-станции, которая была временно переоборудована в барную. Мы тоже подошли к стойке и отдали бармену принесенные с собой несколько бутылок «горючего». Нам вручили по бумажному стаканчику, в которых плескалась водка, разбавленная ледяным «Спрайтом» и лаймовым соком. Ну, такое-то мне пить можно. Пару коктейлей спустя меня неудержимо потянуло танцевать. Мы стояли на краю танцпола и я безуспешно пыталась пригласить туда Демона, который дурным голосом орал: «Я не умею!». Спасение пришло к Диме внезапно, в виде какого-то длинноволосого серфера, который схватил меня за руку и поволок в гущу танцующих. Парень оказался хорошим танцором, и мы успешно исполнили несколько танго и рок-н-ролл с намеком на акробатику. Сойдя с танцпола, я обнаружила, что Демон от досады наполовину сгрыз свой стакан.
— А я уж думал, все, не увижу тебя сегодня — ехидно заметил он.
— Что, ревнуешь, что ли? — посмеиваясь, поинтересовалась я.
— Еще бы — какой-то волосатый обезьян лапает мою девушку, а я стою, как идиот, грызу мерзкий пенопласт… — свободной от одноразовой посуды рукой Демон обнял меня за талию.
— Не знал, что ты так прикольно танцуешь, Анна-на! — раздался рядом голос Тишинского. Я обернулась — Алекс и его девушка Таня стояли у нас за спиной.
— Здорово, Тишина… на! — то ли алкоголь на меня подействовал, то ли веселая атмосфера праздника, но я поняла, что сейчас испытываю к окружающим одни только теплые чувства. Через некоторое время Демон с Тишиной, вполне мирно болтая, отправились к стойке за коктейлями. Я же осталась общаться с Таней и русалками. Фридайверши тоже пришли не одни — их сопровождали трое красивых загорелых парней, с которыми русалки переговаривались по-английски.
— Знакомьтесь, девчонки: Пьер, Этьен и Николя. Они французы. Это те самые серф-инструкторы из Хургады, про которых все слышали, но никто их не видел — представила Настя парней нам с Таней. Русалки расцеловали меня при встрече. Похоже, они перестали злиться из-за Демона.
Вдруг музыка на танцполе стихла, а народ с него как-то резко разбежался. Причина этого стала понятна, когда в свете софитов возникла грозная фигура с гитарой. Вокруг раздались удрученные вздохи. «Ну все, началось в колхозе утро…» — произнес голос Тишинского где-то сбоку. Оказывается, они с Демоном уже вернулись.
Фигура покачнулась, икнула, брякнула по струнам и заголосила дурным голосом.
«Яяяяблоки на снегу!…» — орал Лось, упорно не попадая в ноты.
— Чего это с ним? — обалдело спросил меня Демон.
— Да вот такой он у нас… Своеобразный — ответила я, стараясь переорать Лосевы рулады. — Пошли, погуляем!
Мы двинулись по песчаной косе в сторону Масбата. В какой-то момент цивилизация кончилась. Вокруг не было ни огня, только огромные звезды, шуршащее о чем-то своем море да белеющие в темноте перевернутые рыбацкие лодки. Мы остановились — лучшего места, для того, чтобы целоваться, было не найти, наверное, во всем Дахабе. Я сбросила сарафан:
— Демон, пошли купаться!
— Ты чего! Это же запрещено… — попытался удержать меня Димон. Похоже, пришла моя очередь обалдело вытаращиться.
— Запрещено? Кем это? Зачем? Почему?
— Ну, правилами там всякими… У меня весь отель увешан бумажками: «Купаться ночью в море запрещено».
— Дима… — я взяла его лицо в ладони и заглянула в глаза — Демон, правил нет. Вообще.
…Проснулась я, когда солнце только-только показалось из-за горизонта. Я освободилась из объятий спящего Демона, стараясь при этом его не разбудить, и отправилась окунуться. Когда я вышла из розового моря, оказалось, что Димон с восхищением смотрит на меня.
— Ты прям как эта… Как там ее… Афродита, выходящая из воды! — ну вот, еще одна банальность. За ночь их и так было сказано достаточно. Если бы не излишняя болтливость Димона, то все было бы близко к идеальному. Ну что за люди, неужели нельзя заниматься сексом молча?… Мы лежали в обнимку на берегу и досматривали рассвет.
— Поехали со мной! Сегодня! Я тебе билет куплю, это не проблема.
— Ну, ты даешь! А, например, жить я где буду? Мою-то квартиру уже давным-давно пересдали.
— У меня, конечно. Вместе будем жить. Зарабатываю я хорошо, так что можешь вообще не париться ни о чем…
«Ну вот, как говорит Тишина, началось в колхозе утро… — грустно подумала я. — А, может, и правда, стоит поехать? Демон — он такой хороший… Да нет, ничего не выйдет. Он — нормальный человек. Живет по правилам, которые выдумал неизвестно кто неизвестно когда, и не задает лишних вопросов. Ему жена нужна, дети там всякие… С ним, конечно, можно жить, как за каменной стеной — обо всем позаботится, никуда не денется. Но только одного Демон не понимает: для меня Дахаб — образ жизни и взгляд на мир. А для него — возможность на время вылезти из делового костюма и поиграть в того, кем он на самом деле не является. Лиши его квартиры в центре Москвы, работы в большом европейском банке, служебного BMW и шелковых галстуков, что от него останется? Ни-че-го… Хотя, может, я не права?»..
— Дим… А, может, ты — останешься? Кайтинг сейчас на подъеме, от желающих учиться отбою нет, инструкторы на станции как воздух нужны. Уж новичков-то ты вполне сможешь тренировать. Конечно, деньги не те, что в Москве. Но зато прикинь — не мечтать о море по полгода, а жить на побережье, а? Дом снимем…
Демон убрал руку с моего плеча, и, помолчав недолго, произнес:
— Аньк, мне тяжело это признавать, но я реально не гожусь на роль «локала». Я всего добился сам, и это стоило больших усилий. При мысли, что все это можно потерять, честно говоря, волосы дыбом встают на всех местах. Только-только все устоялось, как-то успокоилось в жизни. А тут появляешься ты и говоришь — бросай все к чертовой бабушке и переезжай в Дахаб, в чужую страну, где — все с нуля…
— Демон, ты прям как пенсионер какой-то. Тебе ж всего 29 лет. Не рановато еще успокаиваться-то?
— Да ты пойми, я вообще по жизни не мечтатель, не авантюрист. В отличие от того же Тишины. Я — простой, приземленный труженик. Не рифовая акула, а офисный планктон. Прости…
Я влезла в сарафан. После ночи на песке он приобрел вполне дахабский вид.
— И ты прости…
Я шла по берегу в сторону «Лайта». Свежий морской ветер бил в лицо. Я ни разу не обернулась, хотя еще несколько минут чувствовала, как Демон смотрит мне вслед. Впереди показался чей-то парус. Похоже, сегодня снова будет серфовая погода…
VII Не сезон
— Анна-на! Да что ж ты творишь, на! Ну один человек всего на «луже», и ты его нахлобучить умудряешься! — разорялся Енот. Я училась у него кататься на кайте, и вот уже две недели как мое утро начиналось с бодрых инструкторских матюгов. Енот орал совершенно справедливо — спот был пуст, кроме нас здесь занимался только один кайтер. И вот его-то я и накрыла парусом. Случайно, разумеется.
В отличие от Средиземноморья, в Египте летом — не сезон. Большинство людей убеждено, что в июне-июле здесь слишком жарко. Отчасти это и вправду так — в иные дни температура воздуха зашкаливает за сорок градусов.
Особенно тяжело приходится тем локалам, кто в этот момент оказывается в Каире — здесь летом вообще невыносимо. Даже местные жители до девяти вечера носа на улицу не высовывают без особой необходимости. Но вот на побережье совсем другая картина. Жара здесь та же самая, но сильный ветер, постоянно дующий с моря, создает эффект кондиционера. Тем не менее, большинство туристов и спортсменов предпочитают приезжать в Дахаб все-таки ближе к осени. И в первые два месяца лета отели, дайв- и серф-центры пустуют без клиентов. Большинство локалов, связанных со спортивной и туристической индустрией, уезжают на это время в отпуска.
В Дахабе, конечно, скучно не бывает. Но все-таки как-то непривычно не обнаружить вечером в кафе ни одного знакомого лица. На серф-станциях в Лагуне, где обычно с раннего утра уже не было свободных досок в прокате, а море и небо покрывались цветными пятнами парусов и кайтов, сейчас царило затишье. Лишь изредка на пляж выбредал какой-нибудь одинокий инструктор, с унылым видом и бутылкой пива.
С ухом у меня по-прежнему были проблемы, оно болело после каждого погружения. И я вместо дайвинга пока что развлекалась кайт-серфингом. Развлекался по-своему и Енот, у которого я одно время была вообще единственным учеником.
Кайт оказался гораздо более сложным делом, чем можно было бы подумать, глядя на лихие прыжки и трюки опытных спортсменов. Первые несколько дней уходят только на то, чтобы научиться крутить руками на берегу «пилотажку», маленький воздушный змей. Потом тебя пристегивают уже к большому «змею», пока без доски. Крутить настоящий кайт тяжело просто физически, это не только вопрос координации, тут нужны хорошо разработанные спина и руки. Когда инструктор сочтет, что ты более-менее способен справиться с кайтом, начинается «боди-драг». То есть кайт таскает тебя на пузе по воде, а ты еще и умудряешься при этом руками задавать ему нужное направление. Скорость у тебя при этом, если ветер более-менее нормальный, как у маленького паровоза. Самым сложным, по крайней мере, для меня, был последний этап — освоение доски. Тут нужно совместить «неприятное с бесполезным» — верхнюю часть тела, которую «змей» тянет в одном направлении, и нижнюю, которая вместе с прикрепленной к ногам доской уплывает совершенно в другую сторону. При этом еще необходимо уследить за многими вещами. За тем, в какую сторону ты движешься. За стропами, чтобы, не дай Бог, не отрезать себе пальцы. За тем, чтобы не накрыть своим парусом других кайтеров или не столкнуться с ними. Но зато тот день, когда я, наконец, проехала свои первые пять метров, стал одним из самых незабываемых. Столько адреналина, сколько получаешь, катаясь на кайте, по-моему, не дает ни один другой спорт. Эти ощущения компенсируют все остальное — и синяки, и ободранные ноги, и порванные шорты, и острые ракушки, извлекаемые из всех мест после очередного падения.
Собственно, кроме кайта, попыток фридайвинга и периодических вылазок с рюкзаком и спальником в Блю Лагун и в окрестные горы делать как-то было совсем нечего. Тишина уже давно звал прокатиться в соседнюю Иорданию, куда из Табы ходил паром. Несколько раз дело даже доходило до фразы: «Ну все, завтра с утра едем за билетами!». Но в последний момент Алекса отвлекали какие-то важные дела, и поездка откладывалась вновь и вновь.
— А ты на горе Моисея была? — спросил как-то Енот. Точно, ни разу ведь не была. Хотя до нее от Дахаба не так уж и далеко. — У меня новый клиент, хочет съездить. Может, составишь ему компанию? Он нормальный парень, вдвоем все как-то веселее… — предложил Серега.
Веселье начиналось в полночь — из-за жары восхождения были ночными. Около двух часов пути на машине от Дахаба, час из которых заняло стояние на КПП, где проверяли документы — и вот мы на месте сбора экскурсионной группы. Самостоятельные восхождения, без гида, здесь запрещены. Отчасти из меркантильных соображений. Но основная причина все же в том, что в этих местах может быть действительно опасно. Недавний печальный случай с российским туристом, отбившимся от группы и сорвавшимся в пропасть — лишнее тому подтверждение.
Мы, наконец, добрались до монастыря Святой Екатерины, который находится у подножья горы, и отыскали свою группу. Нам повезло — было полнолуние, и горы заливал ровный свет. Предположительно, где-то здесь Моисею были вручены каменные скрижали с десятью заповедями. А теперь пусть проклянут меня гиды и Министерство по туризму Египта, но я все-таки это скажу: точное местонахождение горы Синай неизвестно. Возможно, это та самая вершина в две с лишним тысячи метров, куда еженощно отправляется караван туристов и паломников, чтобы встретить рассвет и получить отпущение грехов. Возможно. А может, библейские события происходили на соседней горе. Или вообще, на горе за километр отсюда. Но, по сути, важно не это, а другое: здесь отпадают всякие сомнения на предмет того, происходили ли эти события вообще. Когда видишь вековые горы, помнящие рождение Земли, и уводящую вверх ленту дороги, которая светится под луной белым мерцающим сиянием, то вдруг отчетливо понимаешь: БЫЛО. Во время восхождения впадаешь в какое-то медитативное состояние, из которого тебя не может выбить ничто. Даже тот факт, что вместе с тобой на гору ломится гигантская толпища народу, а на пятки тебе периодически наступают толстые афроамериканские паломники. Оборачиваешься и в первый момент видишь только их белые балахоны и широкие улыбки. Потом раздается раскатистое «Sorry!». В любом другом месте ситуация, когда в кромешной тьме тебе в затылок дышат запыхавшиеся черные люди, вызвала бы приступ паники и ассоциации с кошмарным сном. Но только не здесь.
Чем выше поднимаешься, тем более интересную и вычурную форму принимают горы. Как-то само вспоминается, что раньше эти места были океанским дном. Глядя на нетронутый временем пейзаж, так и ждешь, что вот-вот из-за ближайшей скалы вылезет какой-нибудь доисторический зверь вроде динозавра. Вылезает же, как правило, все тот же афроамериканский паломник, который ходил туда пописать. И это сразу возвращает тебя назад, так сказать, в будущее…
На протяжении всего пути нас преследовали верблюды. Идет себе человек где-то на двух тысячах метров, устал уже порядочно, и тут, аки джинн из бутылки, ему наперерез выскакивает деловой мужик в галобее и орет дурным голосом: «Хочешь вэрблюдь?» И гора Моисея периодически оглашается осатенелыми воплями «Не хочу верблюд!!!» на всех языках мира. Потому что, во-первых, на святую гору надо подниматься все-таки своими ногами. А во-вторых, на протяжении всего пути мы видели перекошенные лица тех несчастных, которые соблазнились предложением бедуина. «У верблюда два горба, потому что жизнь — борьба» — прокомментировал мой спутник очередную пронесшуюся мимо нас во тьму конструкцию из перепуганного животного и матерящегося туриста.
Вообще, на горе Моисея поневоле начинаешь верить в чудеса. Когда, например, вдруг посреди вневременного пейзажа возникает освещенный неоновой рекламой ларек со «Сникерсами». Гид объявил возле него привал. Стоило достать из рюкзака захваченный из дому бутерброд с курицей, как меня тут же окружили коты! Как они забрались на такую высоту и чем питаются, когда здесь нет туристов, остается загадкой… Судя по их впалым бокам, наверное, постятся.
Последний отрезок пути, состоящий из не помню скольких ступеней, вырубленных в горе, дался тяжело. К тому же мы втопили со страшной скоростью и обогнали группу — время поджимало, горизонт уже начинал розоветь. Добравшись, наконец, до вожделенной вершины, мы обнаружили, что маленькая каменная площадка уже облеплена туристами всех возможных национальностей. Туристы галдели, пихались и щелкали фотовспышками. «Реально, как новозеландские тупики, угнездившиеся на скале» — выдал мой дахабский знакомый. Натуралист нашелся, тоже мне… Растолкав «тупиков», мы отвоевали себе маленький кусочек пространства и присели отдышаться. Через несколько минут я почувствовала, что здесь довольно прохладно. Еще через пару мгновений начала стучать зубами от холода. Не помогли даже два свитера, прихваченные с собой по настоянию друзей, которые предупреждали, что здесь по утрам «свежоповато». Как по заказу, откуда ни возьмись, появились два бедуина с горой какого-то тряпья. Хоть тряпье и выглядело подозрительно, выбирать не приходилось, и мы взяли в аренду вшивенький матрасик и пару шерстяных одеял. Аренда обошлась недешево. Но, в любом случае, отмороженные почки лечить дороже встанет. Меж тем мир готовился к появлению солнца, и на небе началось предрассветное шоу красок. Даже «тупики», которых здесь собралось уже очень много, при виде этого зрелища заткнулись. Ненадолго, правда.
Солнце появилось и взошло буквально за пару минут. Пейзаж вокруг изменился, в нем остались только два цвета — синий и желтый. Желтыми были горы, синими — их резкие контрастные тени.
Вместе с рассветом пришло странное чувство. Наверное, в этом виноваты горы. Смотришь на них и понимаешь — они здесь были за тысячи лет до тебя и простоят еще столько же после твоей смерти. Странно вот так сидеть и осознавать, что ты уйдешь, а мир останется. И что твоя жизнь, которая так много для тебя значит и за которую так цепляешься, на фоне вечности всего лишь незаметная пылинка… Крепкий йеменский кофе с кардамоном, термос с которым мы прихватили из Дахаба, привел нас в чувство. Пора было идти обратно. Мы ужаснулись, увидев чудовищную очередь, выстроившуюся на дороге — было такое ощущение, что народу с горы спускалось в два раза больше, чем на нее поднялось. Смутно вспомнились рассказы друзей о том, что есть и другая дорога вниз. Мы подошли с этим вопросом к гиду-бедуину. Он подозрительно покосился на нас:
— А вы из какого отеля?
— Да мы дахабские…
— Локалы, что ли?… Вон там два деда в галобеях, видите? Они всегда по монашьей тропе спускаются, идите за ними. Только осторожнее, там есть крутые места. Держитесь за дедами, никуда сами не лезьте!
Мы двинулись за дедами, стараясь не терять их из виду. Что было, в общем-то, делом непростым — несмотря на почтенный возраст, деды были чрезвычайно резвы. Как мы поняли, эта тропа была более коротким, но и гораздо более крутым путем. По ней в обход туристических маршрутов ходили монахи из обители Святой Екатерины. А так же здесь когда-то жили монахи-отшельники. На их полуразрушенные домики, сложенные из грубых камней, мы натыкались несколько раз. Нас окружали тихие звуки просыпающегося дня и золотисто-розовые скалы. Чувство времени совсем исчезло. Подумалось, что мы с равным успехом могли бы идти здесь как в 2008-м году, так и в XVII веке, и в каком-нибудь 500-ом году до рождества Христова — вокруг мы видели бы абсолютно то же самое. Ни одного человека рядом. Лишь деды впереди, почти не обращавшие на нас внимания. Но их синие пыльные галобеи, кожаные сандалии и седые бороды, развевающиеся по ветру, казалось, могли запросто принадлежать современникам Моисея.
Мы достигли монастыря Святой Екатерины гораздо раньше всей остальной группы. Спутник мой отправился искать кафе. Мне же есть не хотелось, и я пошла бродить вокруг монастыря. Туристов пускали внутрь лишь в определенные часы. Как раз к этому времени должна была спуститься группа, и нас обещали отвести туда с экскурсией. Сейчас же в саму церковь было не попасть. Зато я нашла очень уютный внутренний дворик. Здесь росло много ухоженной зелени, пахло цветами, а старое раскидистое дерево давало прохладную тень. Дворик, явно предназначенный для отдыха паломников, к моей большой радости, был пуст. Бросив на каменные плиты свитер, я села в тени дерева и облокотилась спиной о ствол. В общем и целом, подъем на гору Моисея стал хорошей оздоровительной прогулкой. Ощущения во всем теле были, как после ночи в тренажерном зале. Да еще и, в качестве бонуса, сеанс ароматерапии — верблюдики очень сильно пахнут, что в разреженном воздухе ощущается особенно остро. Я дико устала, хотелось спать, но не давало разболевшееся ухо. Видимо, на нем опять сказались перепады давления. Доктор из нашей барокамеры только разводил руками и говорил: «Раз болит, надо лечить. В Москве». Господи, ну как же задолбало это ухо и как же не хочется на историческую родину! Москоу-сити, конечно, не хуже и не лучше многих мест в мире. Просто это город не для жизни, а для зарабатывания денег. Москва — гигантский офис. Конечно, и в офисе можно поставить диван и душевую кабину, а еду готовить в микроволновке или заказывать в ближайшем ресторане. Да, и в офисе тоже можно жить. Точнее, существовать. Но ведь даже в таком случае никому не придет в голову называть это место своим домом. Господи, ну пожалуйста, как же я туда не хочу! Моя жизнь, мое море, мои друзья, которые меня понимают — все здесь…
Я почувствовала, как меня кто-то разглядывает, и приоткрыла глаза. Передо мною стояла бедуинка, совсем молодая девушка. Ее маленькая изящная фигурка вся была завернута в огромный темно-сиреневый платок. Только лицо оставалось открытым. Его черты меня удивили — они были правильными, будто точеными. А кожа была лишь слегка смуглой. Наверное, какая-нибудь принцесса клана. Ну хоть «байваны» продавать не будет. Надеюсь. Девушка улыбалась и смотрела на меня большими темно-зелеными глазами. Заглянув в эти глаза, я ужаснулась — на секунду показалось, что их обладательница знает обо мне все. Странный все же народ эти бедуины… Я отвернулась. Бред какой-то. Усталость просто. Однако больше в лицо девушке я старалась не смотреть, разглядывая узор на ее платке или вековые булыжники под ее ногами. Продолжая улыбаться, девушка заговорила со мной. Я лишь улыбнулась в ответ и покачала головой — извини, солнце, не понимаю я по-арабски. Продолжая говорить, девушка протянула руку и дотронулась до моего больного уха. Странное дело, но боль утихла. Девушка замолчала, но продолжала улыбаться и водить вокруг уха рукой. Ну какая же я тупая — ей, наверное, сережка моя понравилась! Левое ухо у меня пробито в трех местах, и в одну из дырок была продета действительно очень необычная серьга. Это был оправленный в серебро черный камень странной формы, напоминающий рыбий зуб. Я купила ее через пару дней после Нового года, и торговец клялся чуть не на Коране, что зуб раньше принадлежал доисторической акуле. Как знать, ведь Синайская пустыня когда-то была дном моря, здесь все может быть… Сережка эта обращала на себя внимание. Мой спутник по восхождению, так и вообще вынес мне весь мозг, обещая за нее бешеные деньги. Не хотелось мне ее продавать. В дахабских лавках полно этих черных зубов. Мой, правда, был в красивой оправе, что действительно редкость.
— На, возьми, раз понравилась — отстегнув сережку, я протянула ее девушке. Принцесса — не принцесса, а что она тут видит, кроме коз и «байванов»? Пусть порадуется… Девушка улыбнулась еще шире, зажала подарок в кулачке, встала с колен и отправилась по своим делам. Я смотрела, как она исчезает в дорожной пыли, и сердце вдруг содрогнулось от тоски и жалости при виде этой хрупкой фигурки на фоне окружавшей нас беспощадной вечности.
— Анна-на! Просыпайся! — спутник тряс меня за плечо. Оказывается, я давно и крепко спала, удобно устроившись под монастырским деревом. Ну еще бы, всю ночь по горам бегала… — Я обыскался тебя! Экскурсия в монастырь уже закончилась, ты все проспала! Теперь тебя уже не пустят…
— Ну ладно, ничего страшного. Все равно я по церквям не люблю ходить — там везде одно и то же.
Мы уже грузились в автобус, который должен был сначала отвезти нас в Дахаб, а потом еще нескольких человек в Шарм-эль-Шейх. И тут мой спутник перепуганным голосом спросил: «Ань! А где твоя сережка-то?». Я потрогала ухо. Точно, нету сережки. И боли тоже нет. Чудеса…
— Да посеяла где-то.
— Как посеяла? Ты что! Пойдем, поищем!
— Олег, ты чего? Обратно на гору за сережкой слазить предлагаешь?
— Да нет, хотя бы давай во дворике, где ты спала, посмотрим.
— Я там искала — соврала я. — Не нашла… Наверное, на вершине выпала, за свитер зацепилась. Так уже бывало, у нее замок слабо держал…
Когда мы с расстроенным Олегом, наконец, заняли свои места и автобус тронулся, гид взял микрофон.
— Кто-то из вас просил рассказать о Святой Екатерине. Так вот. Она родилась во второй половине III века, в Александрии, в аристократической семье. Была красавицей и очень образованной девушкой. Однажды один сирийский монах рассказал ей об Иисусе Христе, и она стала преданной христианкой. Екатерина — имя, полученное при крещении. Она обратила в Христианство многих людей. Конечно, это не могло понравиться императору Максимилиану. Девушку арестовали, а затем, после многих пыток, казнили. Однако тело ее таинственным образом исчезло. Через несколько веков монахи местного монастыря нашли ее останки на вершине горы, у подножья которой стоит монастырь. С тех пор ее голова и правая рука хранятся здесь, а монастырь назван ее именем. Говорят, прикосновение к мощам Екатерины дает исцеление от недугов…
«Хорошо, что я в эту церковь не попала. Прикосновение к мощам… Звучит жутковато…» — успела подумать я прежде, чем окончательно провалиться в сон.
VIII Чудо-остров
Я никогда раньше не видела лунную радугу, и поначалу было подумала, что расплывчатое цветное пятно вокруг луны — обман зрения. Но потом оказалось, что и все остальные видят то же самое. На небе вообще творилось нечто невообразимое. Если где-нибудь в Подмосковье увидишь, как упадет звездочка, то это уже, считай, редкая тебе выпала удача. Здесь же над головой каждую ночь разражался звездопад. Локалы говорят, что так всегда бывает в конце августа. Метеоритные дожди вместо обычных осенних.
— Тишинский, дай и другим покурить! А то присосался тут… — и Марина отобрала у Тишины кальян. Мы сидели в странном месте под названием «Отель „Лунный пляж“». Нас будто окружали декорации фильма о хиппи 1970-х годов. Этот «отель» действительно стоял на пляже, затерявшемся между Дахабом и Табой. Собственно, это была не гостиница, а десяток деревянных бунгало, крытых пальмовыми листьями под общей вывеской «Moon Beach Hotel». Появился он в конце 1960-х и когда-то был довольно популярен. Сейчас здесь не было ни одного клиента. Только мы сидели на коврах за низеньким столиком, курили кальян и любовались на луну. Просто так. Низачем. Нипочему. Нам так нравится, и все.
— Анна-на, а у тебя когда день рождения? — спросила Настя, передавая мне кальян. Уткнувшись в ноут-бук, я пропустила начало разговора.
— В октябре. 25 лет. Юбилей, блин…
— Ух ты! Так это надо вечерину замутить! — оживился Енот.
— А у меня в следующем году тоже юбилей — мне двадцать исполнится! — сказала Марина.
— Енот, а тебе сколько лет?
— 27. До ближайшего юбилея еще три года.
— Ой, тридцатник… Совсем уже будешь взрослый солидный дядя! — с грустью заметила Лера.
— И как будешь отмечать эту прискорбную дату? — поинтересовалась я.
— Ну… Раз уж я буду взрослым и солидным… Заработаю денег, арендую самолет, рейс на Ямайку. Посажу туда всех друзей, налью им яду немерено…
— Яду?! Енот, ты чего! Я понимаю, тебе тридцатник, но это твоя личная трагедия, люди-то не виноваты! — Марина в ужасе отодвинулась от Сереги.
— Да не яду, а йаду! Алкоголя, в смысле… А ты ожидала стрихнинчика в минералке? — хохотал Енот.
— Анна-на! А ты-то свой тридцатник небось и не думала, как будешь праздновать? — подал голос Тишина. Для него самого этот вопрос был неактуален. Леха был самым старшим из нас — 33 года. И свой тридцатый день рождения он отмечал в Дахабе. Целый год перед этим он метался между Египтом и Москвой, где у него была приличная работа в строительной фирме, семья и в общем и целом вполне благоустроенная жизнь. «Но как-то в очередной раз я вышел в Шарме из самолета, посмотрел вверх… Сентябрь-месяц, в Москве дождище хлещет сутками, а тут солнце, и небо голубое… Посмотрел на это небо и понял: я — дома» — рассказывал мне как-то Тишина в припадке откровенности. На ресепшне «Русского клуба» еще с месяц висел приколотый к доске объявлений билет Тишинского «Шарм-эль-Шейх — Москва» с припиской «Продается». С каждым днем цена падала все ниже, а за день до вылета приписка и вообще сменилась на «Отдам в хорошие руки!». Через сутки доску украшали две половинки порванного билета, а подпись под ним гласила: «Ну и — как хотите!».
— Как я буду праздновать тридцатник… — да, хороший вопрос… — Знаешь, я, пожалуй, никак не буду его праздновать. Просто найду дикий, совсем необитаемый остров, уеду туда… А потом порву паспорт и выброшу его.
— И? — озадачился Тишина.
— И буду жить вечно. Потому что, если не знаешь, сколько тебе лет, откуда тебе знать, что уже пора умирать?
— А я вот в тридцать лет возьму и… замуж выйду! — выдала вдруг Марина.
— Это за кого же? — заинтересовались подруги.
— Да мало ли, за кого! Да вон… Хоть за Енота!
Теперь Серега шарахнулся от русалок:
— Анна-на!
— Чего?
— А скинь-ка мне по аське координаты своего острова!
Народ притих, погрузившись в свои мысли. Какое-то время мы молча курили под аккомпанемент прибоя и постукивания моих пальцев по клавиатуре компьютера. С ума сойти — через несколько дней будет ровно год с того момента, как я приехала в Дахаб! На шпильках и с огромным чемоданом, отдохнуть на пару недель… Нда.
— «Это же родная Мандариновая Утка! У, вандалы! Азиаты!» — Тишина вслух читал с экрана у меня из-за плеча. — Так, Анна-на, тебе, пожалуй, на сегодня уже достаточно… — Тишинский отобрал у меня кальян и ноут-бук.
— Но Леш…
— Спать! Всем спать!
— Блин, зачем ты ему компьютер отдала?! — простонал народ, который уже знал, какими последствиями это грозит. Один из клиентов Тишины, психолог по профессии, научил его раскладывать на компьютере тест Люшера. И теперь, завидев Тишинского с ноут-буком, народ кидался врассыпную — Алекс уже успел затестировать всех до умопомрачения. Вот и сейчас мы похватали спальники и разбежались по пляжу кто куда. Конечно, развлечений-то у нас тут не очень много. Телевизор не смотрим, новые книжки и фильмы изредка просачиваются к нам из большого мира, но и их мы уже все перечитали и пересмотрели по десять раз. Вот и изголяемся, кто во что горазд: кто на гитаре играет, кто тесты раскладывает, а кто-то роман от скуки пишет… Между прочим, это, на мой взгляд, самое гуманное хобби из перечисленных.
— Тань, ну скажи, какой цвет тебе больше нравится? Ну, пожалуйста! Ну что тебе, трудно? — было слышно, как Тишинский изводит Люшером свою девушку.
— Фиолетовый! — с тяжким вздохом отвечала Таня.
— Но ты даже не посмотрела на экран! Ты, между прочим, фиолетовый в третий раз подряд называешь… Аййа! Больно, между прочим! — похоже, очередной психологический эксперимент закончился тем, что Тишина снова получил компом по пальцам.
Я плотнее закуталась в спальник и посмотрела на небо. С него продолжали сыпаться звезды, похожие на блестящих морских ежей. Говорят, когда падает звезда, желание надо загадывать?.. Да мне вроде бы и загадать нечего, и так все есть. Разве что… Вот было бы мне всегда двадцать пять лет, и вокруг все оставалось бы именно таким, как сегодня. Уж очень нравятся мне эта цифра и этот вечер…
С неба сорвалась и полетела вниз большая звезда, оставляя за собой красивый ярко-зеленый след.
25 октября 2009 года Дахаб-Каир-Шарм-эль-Шейх-МоскваЛовцы дней Рассказ
Seu pluris hiemes, seu tribuit Iuppiter ultimam, quae nunc oppositis debilitat pumicibus mare
Tyrrhenum: sapias, vina liques, et spatio brevi
spem longam reseces. Dum loquimur
fugerit invida aetas: carpe diem…
Много ли зим уготовил Юпитер,
Или последнюю,
Которая сейчас разбивает о скалы воды моря Тирренского:
Будь умна, вино цеди,
И кратким сроком надежды долгие отрежь.
Пока мы говорим, уходит завистливое время: лови день…
(Гораций. «Оды»)СМС от Лайта: «Все уже давно на мне. И ты тоже (. Люблю я вас (». Сообщение пятилетней давности. Привет из прошлого — как порыв холодного серфового ветра. Как глоток свежего морского воздуха в полузадушенном городе М. Я безнадежно гляжу в окно такси. По нему с отчаянием лупит серый московский дождь. Вокруг — пробка. Со всех сторон я зажата мокрыми железными боками. А сверху свинцовой крышкой давит небо. Я — в клетке. Воздуха не хватает. Открываю окно, подставляю лицо и ладони под холодные плети дождя. Не помогло. Задыхаюсь. И вновь смотрю в экран мобильного. И ловлю губами порыв соленого ветра из прошлого, из деревни на Д.…
…На шершавом днище перевернутой лодки сидеть не очень удобно. Но это замечаешь не сразу. Или не замечаешь вовсе. Мы с Леночегом не замечаем. Мы смотрим, как восходит на небосвод зеленая звезда. Это Венера. Над горизонтом уже висит красной блямбой Марс. Низко-низко. Здесь хорошо видно звезды. Потому что небо тут ближе к людям. И от этого люди здесь немного другие.
Мы с Леночегом — совсем разные. Она — темноволосая студентка из далекого уральского города, без денег, с головой, набитой всяким фантазийным мусором и чемоданом, набитым дешевыми эзотерическими книжками. Она — точно знает, чего хочет в этой жизни. Выйти замуж за парня по имени Лайт, нарожать ему детишек, жить с ним долго и счастливо и работать вместе на одной серф-станции до конца дней своих. Такая вот семейная идиллия. Леночег — упертый и приложит все усилия для проведения своих планов в жизнь. В этом мы с ней, пожалуй что похожи… Она уже научилась неплохо серфить. И увела у меня парня по имени Лайт. За такое я оторвала бы голову. Которую потом засушила бы и повесила у входа в свой офис, снабдив соответствующим комментарием — чтоб следующая девочка с романтическим мусором в башке знала, чем рискует. Так бы поступила та я, которая была неделю назад. Но я, которая сегодня, так не поступит. Сегодняшняя я сидит с Леночегом на перевернутой лодке, пьет с ней тростниковый ром из горла и смотрит, как восходит на небо большая зеленая звезда…
…Парень по имени Лайт с виду большой и жуткий. Он лысый и с бородой, и весь в татуировках. Он был первым, что я увидела, выйдя из аэропорта. Мне немедленно захотелось вернуться в самолет и больше его не покидать во всяких подозрительных странах. Но я боюсь летать. И представив себе еще четыре с гаком часа турбуляка, поняла, что дороги назад мне нет. Только вперед. Так и живу с тех пор, по этому принципу. Ибо тот, кто последовал ему один раз, будет поступать так всю жизнь, до конца. Вообще-то у Лайта есть и нормальное имя. Очень распространенное в России. Но он им не пользуется. За ненадобностью. Еще у Лайта есть его Большая Любовь. Она давно уже уехала из деревни на Д. и живет в полузадушенном городе М. И поэтому Лайт несчастный. Большая Любовь, как выяснилось, не может обойтись без карьеры. Без амбиций. Без хорошей машины, супермаркетов, ТВ и нормальной семьи. Без нормального имени, в конце-то концов. И — не может при этом не любить Лайта. А Лайт — не может не любить ее. Именно что не может — потому как и рад бы, но вот, блин… И в городе М. Лайт не может тоже. Он не был там уже четыре года. И не поедет — боится. Потому что большой сильный Лайт в городе М. задыхается. За четыре года он совсем разучился врать и смотреть телевизор. И у него пропал иммунитет к ядовитым рекламным испарениям города М. Лайт не поедет к своей Катерине. Потому что он — ненормальный. И имя свое нормальное он давно забыл, потому что зачем оно ненормальному Лайту?.. А в деревне на Д. все такие. Быть может, это оттого, что слишком близко к людям здесь подошло шальное африканское небо…
…Лайт довез меня от аэропорта до дайв-центра деревни на Д., с которым у меня была предварительная договоренность на обучалку. И пригласил на вечеринку к серферам. Для этого нужно было ближе к ночи прийти в темный двор Лайт-Хауса, места, где жили самые крутые и самые безденежные серферы. Прийти, не убоявшись злой собаки, которая сторожит кемп, а так же кромешной темени, небольшой, но вонючей кучки козьего говна посреди двора, и, собственно, самих серферов — о том, кто это такие, я имела весьма смутное представление. Серферы оказались большие, красивые и накуренные. Они сказали, что мы ждем такси, и накурили меня тоже. Такси оказалось ржавым насквозь пикапом с таким же ржавым местным дедом за рулем. Мы залезли в кузов, сели на бортики, лицом к ветру, пикап взревел, борзо рванул во тьму и позорно заглох через 100 метров. Дед пошуршал под капотом, после чего на дорогу со звоном посыпались лишние детали. Без них стало намного лучше, и мы снова понеслись по ухабам, сквозь тьму, и уже без остановок — к пляжу. На серфовом пляже шла вовсю тусня — народ жег костры, пил, пел битлов, танцевал и курил, в общем, развлекался. Мы с Лайтом ходили от одной тусы к другой и общались. С Лайтом прикольно, его все знают и любят, он — старый «локал», от слова local — «здешний», респектный чел. Потом мы вдвоем от всех сбежали — пошли к «Хилтону», пролезли сквозь дырку в зеленой изгороди к бассейну, там болтали и пускали «паровозы». Выпить в деревне на Д. нечего — страна кругом мусульманская. А вот травы — сколько угодно… Потом Лайт случайно уронил меня в бассейн. В мокром платье на ветру было холодно. И Лайт отдал мне свою майку с надписью Serf ever, work never. Которая мне была почти как платье по длине. А потом мы шли домой. Пешком, километр по пустой песчаной косе, которая соединяет серфовый пляж и деревню на Д. Где-то посредине косы мы упали целоваться. И ветер вымел контактную линзу из глаза. А мне было пофиг. Мы целовались и смеялись в лицо бледной от такой наглости ведьме-луне. В эту, третью мою ночь в деревне на Д. я ночевала на Лайт-Хаусе. В комнате Лайта на полосатых коврах помещались только большой матрас и ноут-бук. И еще — мохнатая бабочка, атакующая лампочку Ильича под потолком. И запахи ночных цветов, смешанные со сладковатым ароматом гаша и яблочных кальянов. И мы.
…Моя первая ночь в деревне Д. была ужасна. Я не спасла. Не могла — из-за ветра. Он яростно ломился в хлипкую щелястую дверь моего бунгало и стучал по ней, будто кулаками. А если учесть, что я была в деревне на Д. впервые, и еще не обвыклась с ржавыми фонарями на единственной улице, с мрачными бородатыми пастухами в длинных халатах и с мыслью, что это все нифига не курорт, а реальная деревня… Короче, мне было страшно. Я даже подперла щелястую дверь чемоданом. Отчего в комнате стало громыхать еще страшнее. Ветер успокоился только через несколько дней, когда я сделала, как делают все в деревне на Д. — открыла дверь настежь и позволила ему гулять по комнате, сколько вздумается, и приносить с собой прохладу, запахи ночи и такие цветные, такие удивительные сны.
…Ведьма-луна отомстила мне. К ней нельзя без уважения. А уж тем более — нагло смеяться в лицо. Лайт пропал. То есть, он никуда не пропадал из деревни на Д. Он пропал для меня. Перестал отвечать на звонки. Здоровался мельком при случайной встрече. За пару дней я сломала себе разум. Обиделся, что ли… На что?.. Так бы и вскрывалась по сей день, если б не увидела его на пляже с какой-то чернявой малолеткой. «Лайт чего-то пропал совсем…» — невзначай роняю в болтовне с администраторшей серф-станции, где он работает. «Он для всех пропал — к нему же Леночег приехал!». Отлично. Леночег. Приехал. Ура. Твою мать…
…Раннее утро. Слепящее огненное море. Большая лодка. Сонная я. «Блевать — только с подветренной стороны!» — комментарий инструктора. На случай, если укачает. Но блевать, похоже, предстоит еще не скоро — мы не отчаливаем, ждем последнюю дайвершу из нашей группы. Дайверша опаздывает к отплытию. Меня это бесит. Инструктор Серега еще вчера сказал мне: «У нас новая девочка, будешь ее бадди завтра, ок?». Ну ок, куда деваться-то… И вот этот «ок» уже полчаса ждем… На пристань влетает байк. На байке — Лайт, а за спиной у него… Ну понятно кто у него может быть за спиной. Тот самый гребаный «ок». С этого момента — дважды гребаный. «Сереж, а можно я не буду ее бадди?» — «Слушай, ну, переиграть будет сложно сейчас — все уже распределились по парам… Да и потом, меня Лайт попросил тебя с ней поставить. Сказал, что так будет меньше переживать». Пипец. Наш Лайт реально невменяемый. «Ок», ко всему прочему, явно с жесткого похмела. Поначалу было только одно желание — утопить ее нахер, когда никто смотреть не будет. Но, глядя, как зеленый Леночег отвисает с подветренной стороны, мне даже становится ее жалко. Сама бы не утопла — в таком-то состоянии. Погружение. Другая планета. Где нет воздуха. Нет притяжения. Нет звуков. И любви, и ненависти — тоже нет. Они остались там. В сумках и карманах на борту. А здесь есть только жизнь в чистом виде. Или — ее полная противоположность. Но о ней не надо думать. До поры до времени — не надо. Голубая бездна, бесконечный провал в дне. Тянет, манит, еще, сюда, ближе, здесь хорошо, здесь нет страданий, здесь полет и покой навсегда, навсегда, навсегда… Еле успеваю поймать свою бадди за вентиль баллона. Смотрю в глаза — глаза невменяемые. Азотка. Ну хоть в сознании, уже хорошо. Подплывает инструктор. Спрашивает Леночега жестом, все ли у нее ок. На третьем «ок» Леночег моргает и очухивается. Отвечает. Продолжаем погружение. «Смотри за ней» — говорит мне Серега на подводном языке. «Смотрю» — отвечаю я. И действительно — смотрю.
Отдыхаем на палубе. Леночег тих и задумчив. Достала большой блокнот и ручку, сидит перед пустой страницей. «Что там у тебя?» — спрашиваю. «Дневник веду. И стихи» — «Твои стихи?» — «Мои. Хочешь почитать?» — «Давай…». Стихи трогательные, хоть и корявые. Потому что искренние. Ловлю себя на том, что перестаю называть ее в мыслях дважды гребаной. Звонит телефон. Не, точно не мой — мой сдох на третий день в деревне на Д. Леночег хватает свою трубу и убегает на подветренную сторону.
«Мама, ну как ты не понимаешь! Я его люблю, люблю! Раз ты так о нем говоришь, я домой к вам не вернусь никогда, слышишь, вообще никогда не вернусь!» Уууу… Тяжелый случай… Сама не понимая, зачем, тащусь на подветренный борт… Как и ожидалось, Леночег сидит там и горько плачет. Ну чего я сюда прусь? Чем я-то могу ей помочь?.. «Понимаешь, они меня не любят. Никто. Я иногда жить не хочу… Зачем…» Леночег сквозь слезы-сопли рассказывает свою жизнь. В которой, оказывается, все очень не просто. Кто бы сомневался… Предки строгие, самостоятельности препятствуют, говорят — рано в восемнадцать лет быть самостоятельной. Но при этом у Леночега есть бойфренд — великовозрастный олигарх областного значения. Этому явному мезальянсу родители почему-то не противятся. Хотя олигарх вообще-то говоря, слегка женат, как великовозрастному олигарху и положено. Ну и дальше следует просто краткий пересказ бразильского сериала. Нехороший богатый Дон Педро привозит юную Хуаниту грешить подальше от глаз жены, на дайверский курорт. На пару дней, в порядке развлекухи, они приезжают в деревню на Д., чтобы вкусить настоящей дикой жизни. В «Хилтоне», разумеется. Вообще деревня на Д. — известный дайверский и серфовый спот. Только гостиниц здесь почти нет, и нырять и кататься большинство людей приезжает сюда на несколько дней, из расположенного за 100 км туристического до мозга костей города на Ш. На эти несколько дней их гидом, переводчиком и сопровождающим становится романтический красавец, локал Пердито (прости, чувак, не удержалась (). Ну и все — юной Хуаните срывает и без того непрочную крышу, и она грешит по всем углам, но не с Доном, благодаря которому здесь оказалась, а с юным локалом. Дон, ясен пень, от этой идеи не в восторге, и силой увозит истерично голосящую Хуаниту домой, в уральские снега. Дома вступает хор в виде обоих Леночеговых финансово несостоятельных предков, которые, оказывается, возлагали большие надежды на дружбу дочки с областным денежным мешком. Дон Педро великодушно готов все простить. Но Леночег не желает никого видеть-слышать, и в итоге, соорудив историю о необходимости навестить болящую подружку в Питере, собирает со всех участников этого «Мерлезонского балета» бабла и срывается в деревню на Д. Предки с Доном Педро оказались не совсем идиотами (что лично меня удивило), и через несколько дней выяснили-таки, в какой стране находится Леночегов Питер и какого цвета у ее подружки борода. Собственно, я и застала эту историю на стадии «Отступать некуда, позади Москва». Домой Леночег вернуться не может, ибо предки объявили по громкой связи, что она им не дочь (нет, все-таки они совсем идиоты). К Дону она не пойдет. Что остается? Остается Лайт… Нда, ей он нужнее, чем мне. «Господи, что теперь будет?» — пищит Леночег, вдруг осознавший, что все это происходит с ней, а не в далеком бразильском кино. Леночег снова рыдает, я обнимаю ее и говорю, что все ее любят и все у нее будет хорошо. Почти так в итоге и вышло…
…Деревня на Д. встречает нас нереально розовым закатом. Нереально розовое все: море, небо, горы, пустыня. Я такого никогда не видела. Или просто — не замечала?.. А Лайт встречает нас квадратными глазами. Ну еще бы — вчерашние враги, мы с Леночегом слезаем с лодки в обнимку и болтаем, почти не обращая внимания на предмет наших недавних разногласий. Есть с чего охренеть, еще бы… С пристани едем на байке втроем. Втроем же идем на вечеринку, уже на дайверскую. Здесь никто не пляшет, и не курит, и не ломает зеленые ограждения. Все спокойно сидят в саду виллы одного из заслуженных инструкторов-европейцев, кушают приготовленные на гриле гигантские креветки, выпивают привезенную кем-то из новоприбывших «Немировку» и беседуют за жизнь. Хорошо… Леночег с головой уходит в разговор с хозяином дома о дайвинге на Галопогосах. Лайт подходит ко мне и тихо предлагает прогуляться. Мы не спеша бредем по недостроенной навсегда набережной и смотрим на цветное от ночных кафешек море. И Лайт рассказывает мне свою жизнь. Тоже очень и очень непростую. Но это — как у всех здесь… А потом вдруг вываливает эту свою историю про Большую Любовь в городе М. Е-мое… А Леночег в курсе? Нет, вообще-то… Но я ей, конечно, все расскажу. Отлично. Могу представить, как она обрадуется… Мы заходим в ресторанчик на берегу. Хотя ресторан — одно название. Здесь просто барная стойка, она же — касса, столы и скамейки — все прямо на песке. Кухня — в домике напротив. Мы лежим на подушках, наблюдаем море и курим яблочную шишу. Одну на двоих. Молчим. Каждый о своем. А иногда об одном и том же — хором молчим. В унисон. Или в диссонанс. Смотря, на какую тему.
…Я просыпаюсь от предрассветного холода. Я все еще там, на подушках в ресторане. Напротив меня Лайт — тоже вчера не заметил, как вырубился. Никто и не подумал нас разбудить и выгнать… В углу, на таких же подушках, спит менеджер. Через час-полтора ему вставать — надо полить набережную перед заведением, растолкать персонал, да открывать ресторан. В деревне на Д. первые клиенты могут и в 7 утра заявиться — перед отправкой на дайв, например. Но сейчас все еще спят. Кроме меня. И солнца.
…День идет за днем… Нет, не так. Каждый день здесь — это новое рождение, новое чудо, которое умирает за ночь, чтобы утром смогло родиться другое.
…Мы договорились втроем поехать нырять рано утром. Встретимся в кафе в половине восьмого. Ок. В полседьмого ко мне пришел Лайт. Просто зашел в открытую дверь, за которой ветер играл с ажурной тенью дерева, лежащей на белой дорожной пыли. Просто обнял меня. И все случилось. Снова. Или — по-новому?.. В половине восьмого мы были в кафе. Леночег тоже пришла. Мы выпили кофе и поехали нырять.
После дайва Лайт куда-то слил. А мы с Леночегом уселись на деревянных мостках для схода в воду.
— Мы же ведь скоро уедем — говорит Леночег, глядя в горизонт.
— Да…
Море было тихим и совершенно прозрачным. Задумчивым. Вокруг ни души — слишком рано для нормальных людей. Только тишина и небо. Возле ног проносились разноцветные рыбки. Все разные, неповторимые. Если их вытащить, захотеть присвоить и навсегда удержать их красоту — ничего не выйдет. На воздухе их нереальные цвета исчезнут, станут банальной серой чешуей. Поймать, и, не вынимая из воды, на секунду удержать, почувствовать прикосновение прохладной кожи, подержать на мгновение радугу в ладонях, запомнить навсегда ощущение чуда — и отпустить. И — не о чем жалеть… Наверное, так же следует поступать и с этими странными, зачарованными днями в деревне на Д. Ловить, запоминать навсегда и — отпускать.
— Сarpe diem.
— Чего?
— Так Гораций говорил. Лови день.
…Леночег днюет в Лайт-Хаусе. Там же чаще всего и ночует. А в моей комнате ночует дикий морской ветер. Что меня вполне устраивает. Ну, еще иногда здесь ночует Лайт. Леночег в курсе. Она мирится с этим. Наверное, потому, что я уеду, а она останется. Так она решила. Лайт пока не в курсе…
— Я тебя люблю.
— А Леночега?
— И ее тоже.
— А?..
— И Катерину — само собой. Ты не обижайся, но мне с ней лучше всего.
Я и не обижаюсь. Честно. На больных не обижаются. Тем более — сами больные же… Иногда я думаю, что мы вдвоем с Леночегом — это такой заменитель Катерины. Если взять рост, смех и, допустим, грудь одной, а волосы, попу (допустим), и характер другой, то получится что-то в формате Лайтовой идеальной женщины. Наверное. Я его не спрашивала…
Если у меня не ночует Лайт, то приходит плакаться Леночег. Тогда мы берем бутылку местного тростникового рома (редкая дрянь), и идем на берег, смотреть на звезды.
Иногда эта шведская семья меня достает. И я думаю, что ну их нахрен, пускай сами разбираются в своих проблемах. И закрываю дверь на ночь. Но, вот кто-то из этих психов приперается и жалобно скребется. Я открываю. Потому что иначе ее все равно распахнет ветер — он здесь не терпит закрытых дверей.
…Вот и все. Я уезжаю. Леночег остается. Вокруг снова — нереально розовый закат. Но его вижу только я. Леночег горько рыдает. Лайт смотрит, не отрываясь, мне в глаза. Он держит меня за руку через окно машины. До тех пор, пока такси не срывается с места. Руки расцепляются. Глаза отводятся. Все — молча.
…Через полгода уехала Леночег. Не выдержала постоянного присутствия незримой Катерины. В обратном самолете она познакомилась с парнем. Вышла за него замуж. Родила детей. Растолстела. Бросила дневник и стихи. Говорит, что счастлива.
…Лайт так и живет в деревне на Д. Нашел себе постоянную подругу, с которой ведет хозяйство и даже грозится завести совместных детей. Я ее не видела, да и не очень хочу. Забавно — друзья пишут, что она чем-то похожа одновременно на Леночега и на меня. Мы иногда с ним списываемся. Очень редко.
…Я сижу в пробке на Садовом и смотрю в смс-ку пятилетней давности. Вернувшись из деревни на Д., я без сожалений бросила и осточертевшую престижную работу, и престижного бойфренда, осточертевшего не меньше. Потому что теперь я знаю, чего не хочу. А вот чего хочу — с этим сложнее. До этой поездки я всегда четко знала свою цель. Нас так в спортивной школе воспитали — есть медаль, ее надо взять. А дальше? Дальше — следующая медаль. Все просто. Оказалось, есть и другой способ жить. Ловить дни. Он сложнее. Но интереснее. Пойманному дню — дать умереть, чтобы смог родиться новый. Который потом — отпускать без сожалений. Не все понимают. Многие из бывших знакомых и коллег крутят пальцем у виска. Справедливо, наверное. Но мне, если честно, пофиг на их справедливость, да и на них самих тоже.
Мы продолжали толкаться на Садовом. Я опаздывала на важную встречу с заказчиком проекта уже минут на десять… Наверное, надо бы начинать нервничать, а?… Снова начинаю задыхаться. Да что ж за хрень!… А может?.. Нет, это нельзя делать. «Нельзя возвращаться туда, где было хорошо. Если, конечно, не хочешь остаться там навсегда…» — сказал один умный человек.
Нельзя.
Нельзя…
Нельзя?…
Комментарии к книге «8 лет без кокоса», Анна Горяинова
Всего 0 комментариев