«Луна напротив»

Хорхе Луис Борхес Луна напротив Предчувствие любящего Ни близость лица, безоблачного, как праздник,ни прикосновение тела,полудетского и колдовского,ни ход твоих дней,воплощенных в слова и безмолвье, —ничто не сравнится со счастьембаюкать твой сонв моих неусыпных объятьях.Безгрешная вновьчудотворной безгрешностью спящих,светла и покойна, как радость,которую память лелеет,ты подаришь мне часть своей жизни,куда и сама не ступала.И выброшен в этот покой,огляжу заповедный твой береги тебя как впервые увижу — такой,какой видишься разве что Богу:развеявшей мнимое время,уже — вне любви, вне меня. Генерал Кирога катит на смерть в карете Изъеденное жаждой нагое суходолье,оледенелый месяц, зазубренный на сколе,и ребрами каменьев бугрящееся поле.Вихляется и стонет помпезная карета,чудовищные дроги вздымаются горою.Четыре вороные со смертной, белой метойвезут четверку трусов и одного героя.С форейторами рядом гарцует негр по кромке.Катить на смерть в карете — ну что за гонор глупый!Придумал же Кирога, чтобы за ним в потемки шесть-семь безглавых торсовплелись эскортом трупа.— И этим кордовашкам владеть душой моею? —мелькает у Кироги. — Шуты и горлопаны!Я пригнан к этой жизни, я вбит в нее прочнее,чем коновязи пампы забиты в землю пампы.За столько лет ни пулям не дался я, ни пикам."Кирога!" — эти звуки железо в дрожь бросали.И мне расстаться с жизнью на этом взгорье диком?Как может сгинуть ветер? Как могут сгинуть сабли?Но у Барранка Яко не знали милосердья,когда ножи вгоняли февральским ясным полднем.Подкрался риоханец на всех одною смертьюи роковым ударом о Росасе напомнил.И рослый, мертвый, вечный, уже потусторонний,покинул мир Факундо, чтобы гореть в геенне,где рваные солдаты и призрачные конисомкнулись верным строем при виде грозной тени. Превосходство невозмутимости Слепящие буквы бомбят темноту,как диковинные метеоры.Гигантский неведомый городторжествует над полем.Уверясь в жизни и смерти,присматриваюсь к честолюбцами пробую их понять.Их день — это алчность брошенного аркана.Их ночь — это дрема бешеной стали,готовой тотчас ударить.Они толкуют о братстве.Мое братство в том, что мы голосаодной на всех нищеты.Они толкуют о родине.Моя родина — это сердцебиенье гитары,портреты, старая сабляи простая молитва вечернего ивняка.Годы меня коротают.Тихий как тень, прохожу сквозь давкунеутолимой спеси.Их единицы, стяжавших завтрашний день.А мне имя — некий и всякий.Их строки — ходатайство о восхищенье прочих.