«Собрание стихотворений»

ВОЛНЫ И СКАЛЫ (1962 г., машинописный сборник)

От автора

В этот сборник вошли стихи очень разные. Весёлые, грустные, злые. С непосредственным выражением и с формалистическим, как говорится, уклоном. Последние — не считаю экспериментальными и не отказываюсь от них, ибо, насколько чувствую, получились они — живыми. Главное — что в основе стиха. Любая "игра" не во вред стихам, если она — от живого образа, а не от абстрактного желания "поиграть". Если она — как органическое художественное средство. Это понятно каждому, кто хоть немножко "рубит" в стихах.

Кое-что в сборнике (например, некоторые стихи из цикла ("АХ, ЧТО Я ДЕЛАЮ?") слишком субъективно. Это "кое-что" интересно только для меня, как память о том, что у меня в жизни было. Это стихи момента.

Стихотворения "Берёзы", "Утро утраты", "Поэт перед смертью…" не считаю характерными для себя в смысле формы, но душой остаюсь близок к ним.

Во всяком случае Бурыгиным, Крутецким и т. п. — тут не пахнет. И пусть не суются сюда со своими мнениями унылые и сытые "поэтические" рыла, которыми кишат литературные дворы и задворки.

Без них во всём разберемся.

В жизни и поэзии — не переношу спокойно любую фальшь, если её почувствую.

Каждого искреннего поэта понимаю и принимаю в любом виде, даже в самом сумбурном.

По-настоящему люблю из поэтов-современников очень немногих.

Чёткость общественной позиции поэта считаю не обязательным, но важным и благотворным качеством. Этим качеством не обладает в полной мере, по-моему, ни один из современных молодых поэтов. Это — характерный знак времени.

Пока что чувствую этот знак и на себе.

Сборник "ВОЛНЫ И СКАЛЫ" — начало. И, как любое начало, стихи сборника не нуждаются в серьёзной оценке. Хорошо и то, если у кого-то останется об этих стихах доброе воспоминание.

Ленинград, 11 июля 1962 г. Николай РУБЦОВ

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

ЭЛЕГИЯ

..брату Алику

Стукнул по карману —                                   не звенит. Стукнул по другому —                                   не слыхать. В коммунизм — безоблачный зенит — полетели мысли                        отдыхать. Но очнусь,                 и выйду за порог, и пойду на ветер, на откос — о печали пройденных дорог шелестеть остатками волос. Память отбивается от рук, молодость уходит из-под ног. Солнышко описывает круг — жизненный                 отсчитывает                                   срок…

Ленинград,

март, 1962

САЛЮТ МОРЮ

В ОКЕАНЕ

Забрызгана крупно                             и рубка, и рында, но румб отправления дан, — и тральщик тралфлота                                  треста "Севрыба" пошел промышлять в океан. Подумаешь, рыба!                            Подумаешь, рубка! Как всякий заправский матрос, я хрипло ругался.                           И хлюпал, как шлюпка, сердитый простуженный нос. От имени треста                         треске мелюзговой язвил я:            " — Что, сдохла уже?" На встречные                     злые                            суда без улова кричал я:              " — Эй вы, на барже!" А волны,             как мускулы,                                взмыленно,                                                 пьяно, буграми в багровых тонах ходили по нервной груди океана, и нерпы ныряли в волнах. И долго,             и хищно,                          стремясь поживиться, с кричащей, голодной тоской летели большие                        клювастые                                        птицы за судном,               пропахшим треской!

Ленинград,

июль, 1961

ФИАЛКИ

Я в фуфаечке грязной шёл по насыпи мола. Вдруг откуда-то страстно стала звать радиола:      "Купите фиалки,       вот фиалки лесные.       Купите фиалки,       они словно живые…" ..Как я рвался на море! Бросил дом безрассудно. И в моряцкой конторе всё просился на судно — на буксир, на баржу ли… Но нетрезвые, с кренцем, моряки хохотнули и назвали младенцем! Так зачем мою душу так волна волновала, посылая на сушу брызги быстрого шквала? Кроме моря и неба, кроме мокрого мола надо хлеба мне, хлеба! Замолчи, радиола… Сел я в белый автобус, в белый, тёплый, хороший. Там вертелась, как глобус, голова контролёрши. Назвала хулиганом, Назвала меня фруктом. Как всё это погано!.. Эх, кондуктор, кондуктор! Ты не требуй билета, увези на толкучку. Я, как маме, за это поцелую Вам ручку! ..Вот хожу я, где ругань, где торговля по кругу, где толкают друг друга, и "толкают" друг другу. Рвут за каждую гайку — русский, немец, эстонец!.. О… Купите фуфайку. Я отдам — за червонец…

Ленинград,

март, 1962

* Я весь в мазуте *

Я весь в мазуте,                         весь в тавоте, зато работаю в тралфлоте! ..Печально пела радиола: звала к любви,                      в закат,                                 в уют!.. На камни пламенного мола матросы вышли из кают. Они с родными целовались. Вздувал рубахи                       мокрый норд. Суда гудели, надрывались, матросов требуя на борт… И вот опять — святое дело: опять аврал, горяч и груб… И шкерщик встал                           у рыбодела, и встал матрос-головоруб… Мы всю треску                       сдадим народу, мы план сумеем перекрыть! Мы терпим подлую погоду, мы продолжаем плыть и плыть… ..Я юный сын                    морских факторий — хочу,       чтоб вечно шторм звучал, чтоб для отважных                             вечно —                                      море, а для уставших —                          свой причал…

Ленинград,

март, 1962

НА БЕРЕГУ

Однажды               к пирсу                         траулер причалил, вечерний порт приветствуя гудком. У всех в карманах деньги забренчали, и всех на берег выпустил старпом. Иду и вижу —                   мать моя родная! — для моряков, вернувшихся с морей, избушка            под названием "пивная" стоит без стёкол в окнах,                                      без дверей! Где трезвый тост                          за промысел успешный? Где трезвый дух общественной пивной?.. Я первый раз                    зашёл сюда,                                      безгрешный, и покачал кудрявой головой. И вдруг матросы                          в сумраке кутёжном, как тигры в клетке,                           чувствуя момент, зашевелились глухо и тревожно: — Тебе чего не нравится,                                     студент?! — Послушайте, —                        вскипел я, —                                         где студенты?! Я знаю сам моряцкую тоску! И если вы — неглупые клиенты, оставьте шутки,                        трескайте треску! Я сел за стол с получкою в кармане. И что там делал,                        делал или нет, пускай никто расспрашивать не станет. Ведь было мне                       всего шестнадцать лет! …Очнулся я, как после преступленья, с такой тревогой,                         будто бы вчера кидал в кого-то кружки и поленья, и мне         в тюрьму                      готовиться пора!.. А день вставал!                        И музыка зарядки уже неслась из каждого окна. И, утверждая                    трезвые порядки, упрямо           волны                   двигала                              Двина! Родная рында                      звала на работу. И, освежая головы,                              опять летел приказ                   по траловому флоту: — Необходимо                     пьянство пресекать!

Ленинград,

январь 1962

* Бывало *

Бывало,            вырядимся                            с шиком в костюмы, в шляпы, и — айда! Любой красотке                        с гордым ликом смотреть на нас приятно,                                      да! Вина        весёленький бочонок — как чудо,              сразу окружён! Мы пьём за ласковых девчёнок, а кто постарше,                       те — за жён… Ах, сколько их                       в кустах                                   и в дюнах, у белых мраморных колонн, — мужчин,             взволнованных и юных! А сколько женщин! —                                  Миллион! У всех дворцов,                       у всех избушек кишит портовый праздный люд. Гремит оркестр,                        палят из пушек, дают        над городом                          салют!

Ленинград,

март, 1962

ПОРТОВАЯ НОЧЬ

Старпомы ждут своих матросов. Морской жаргон                         с борта на борт летит,         пугая альбатросов… И оглашён гудками порт! Иду. (А как же? — Дисциплина!) Оставив женщин и ночлег, иду походкой гражданина и ртом ловлю роскошный снег, и выколачиваю звуки из веток, тронутых ледком, дышу на зябнущие руки, дышу свободно и легко! Пивные — наглухо закрыты. Темны дворы и этажи. Как бы заброшенный,                                забытый, безлюден город…                          Ни души! Лишь бледнолицая девица без выраженья на лице, как замерзающая птица, сидит зачем-то на крыльце… — Матрос! — кричит, — Чего не спится? Куда торопишься? Постой! — Пардон! — кричу, — Иду трудиться! Болтать мне некогда с тобой…

Ленинград,

март, 1962

ИМЕНИННИКУ

..Валентину Горшкову

Твоя любимая                     уснула. И ты, закрыв глаза и рот, уснёшь           и свалишься со стула. Быть может, свалишься                                     в проход. И всё ж             не будет слова злого, ни речи резкой и чужой. Тебя поднимут,                       как святого, кристально-чистого                             душой. Уложат,            где не дует ветер, и тихо твой покинут дом. Ты захрапишь… И всё на свете — пойдёт           обычным чередом!

Ленинград,

декабрь, 1961

МОРСКИЕ ВЫХОДКИ

(по мотивам Д.Гурамишвили)

Я жил в гостях у брата. Пока велись деньжата,         всё было хорошо. Когда мне стало туго — не оказалось друга,         который бы помог… Пришёл я с просьбой к брату. Но брат свою зарплату         ещё не получил. Не стал я ждать получку. Уехал на толкучку,         и продал брюки-клёш. Купил в буфете водку, и сразу вылил в глотку         стакана полтора. Потом, в другом буфете — дружка случайно встретил         и выпил с ним ещё… Сквозь шум трамвайных станций я укатил на танцы         и был ошеломлён: на сумасшедшем круге сменяли буги-вуги         ужасный рок-энд-ролл! Сперва в толпе столичной я вёл себя прилично,         а после поднял шум: в танцующей ватаге какому-то стиляге         ударил между глаз! И при фонарном свете очнулся я в кювете         с поломанным ребром.. На лбу болела шишка, и я подумал: — Крышка!         Не буду больше пить!.. Но время пролетело. Поёт душа и тело,         я полон новых сил! Хочу толкнуть за гроши вторые брюки-клёши,         в которых я хожу…

Ленинградская обл.,

пос. Приютино,1957

ДОЛИНА ДЕТСТВА

Мрачный мастер                        страшного тарана, до чего ж он всё же нерадив! ..После дива сельского барана я открыл немало разных див. Нахлобучив мичманку на брови, шёл в театр, в контору, на причал… Стал теперь мудрее и суровей, и себя отравой накачал… Но моя родимая землица надо мной удерживает власть. Память возвращается, как птица — в то гнездо, в котором родилась. И вокруг долины той любимой, полной света вечных звёзд Руси, жизнь моя вращается незримо, как Земля вокруг своей оси!

Ленинград,

9 июля 1962

* Я забыл *

Я забыл,             как лошадь запрягают. И хочу её позапрягать, хоть они неопытных                              лягают и до смерти могут залягать! Мне не страшно.                      Мне уже досталось от коней — и рыжих, и гнедых. Знать не знали,                     что такое — жалость. Били в зубы прямо                             и в поддых!.. Эх, запряг бы я сейчас кобылку, и возил бы сено, сколько мог! А потом            втыкал бы важно                                     вилку поросёнку жареному                                в бок…

Ленинград,

1960

ВИДЕНИЯ В ДОЛИНЕ

Взбегу на холм                        и упаду                                    в траву. и древностью повеет вдруг из дола. Засвищут стрелы, будто наяву. Блеснёт в глаза                         кривым ножом монгола. Сапфирный свет                           на звёздных берегах, и вереницы птиц твоих,                                    Россия, затмит на миг                     в крови и жемчугах тупой башмак скуластого Батыя!.. И вижу я коней без седоков с их суматошным                           криком бестолковым, Мельканье тел, мечей и кулаков, и бег татар                на поле Куликовом… Россия, Русь —                       куда я ни взгляну! За все твои страдания и битвы — люблю твою,                     Россия,                                 старину, твои огни, погосты и молитвы, твои иконы,                  бунты бедноты, и твой степной,                        бунтарский                                        свист разбоя, люблю твои священные цветы, люблю навек,                       до вечного покоя… Но кто там                снова                          звезды заслонил? Кто умертвил твои цветы и тропы? Где толпами                   протопают                                  они, там топят жизнь                         кровавые потопы… Они несут на флагах                               чёрный крест! Они крестами небо закрестили, и не леса мне видятся окрест, а лес крестов                     в окрестностях России… Кресты, кресты… Я больше не могу! Я резко отниму от глаз ладони и успокоюсь: глухо на лугу, траву жуют                  стреноженные кони. Заржут они,                  и где-то у осин подхватит эхо                      медленное ржанье. И надо мной —                       бессмертных звёзд Руси, безмолвных звёзд                          сапфирное дрожанье…

Ленинград,

1960

БЕРЁЗЫ

Я люблю, когда шумят берёзы, когда листья падают с берёз. Слушаю, и набегают слезы на глаза, отвыкшие от слез… Всё очнётся в памяти невольно, отзовётся в сердце и крови. Станет как-то радостно и больно, будто кто-то шепчет о любви. Только чаще побеждает проза. Словно дунет ветром хмурых дней. Ведь шумит такая же берёза над могилой матери моей… На войне отца убила пуля. А у нас в деревне, у оград — с ветром и с дождём гудел, как улей, вот такой же поздний листопад… Русь моя, люблю твои берёзы: с ранних лет я с ними жил и рос! Потому и набегают слезы на глаза, отвыкшие от слез…

Ленинградская обл.,

пос. Приютино, 1957

ПТИЦЫ РАЗНОГО ПОЛЁТА

* * *

— Мы будем                   свободны,                                  как птицы, — ты шепчешь                    и смотришь с тоской, как тянутся птиц вереницы над морем,                 над бурей морской… И стало мне жаль отчего-то, что сам я люблю                         и любим… Ты птица иного полёта… Куда ж мы                с тобой                          полетим?!

Ленинград,

март 1962

УТРО УТРАТЫ

Человек            не рыдал,                         не метался в это утлое утро утраты. Лишь ограду встряхнуть попытался, ухватившись за копья ограды… Вот пошёл он,                     вот в чёрном затоне отразился рубашкою белой. Вот трамвай, тормозя, затрезвонил: крик водителя:                    — Жить надоело?! Шумно было,                    а он и не слышал. Может, слушал,                       но слышал едва ли, как железо гремело на крышах, как железки машин грохотали… Вот пришёл он,                      вот взял он гитару, вот по струнам ударил устало… Вот запел про царицу Тамару и про башню в теснине Дарьяла. Вот и всё…                 А ограда стояла. Тяжки копья чугунной ограды. Было утро дождя и металла. Было утлое утро утраты…

Ленинград,

1960

СТО "НЕТ"

В окнах зелёный свет, странный, болотный свет.. Я не повешусь, нет, не помешаюсь, нет… Буду я жить сто лет, и без тебя — сто лет. Сердце не стонет, нет, Нет,      сто "нет"!

Ленинград,

сентябрь 1961

НЕНАСТЬЕ

Погода какая!..                       С ума сойдёшь: снег, ветер и дождь-зараза! Как буйные слезы,                            струится дождь по скулам железного Газа… Как резко звенел                           в телефонном мирке твой голос, опасный подвохом! Вот, трубка вздохнула в моей руке осмысленно-тяжким вздохом, и вдруг онемела с раскрытым ртом… Конечно, не провод лопнул! Я    дверь автомата                           открыл пинком и снова            пинком                      захлопнул!.. И вот я сижу                    и зубрю дарвинизм. И вот, в результате зубрёжки — внимательно                    ем                        молодой организм какой-то копчёной рыбешки… Что делать? — ведь ножик в себя не вонжу, и жизнь продолжается, значит!.. На памятник Газа                           в окно гляжу: Железный!        А всё-таки… плачет.

Ленинград,

1960

ВОЛНЫ И СКАЛЫ

Эх, коня да удаль азиата мне взамен чернильниц и бумаг, — как под гибким телом Азамата, подо мною взвился б                                        аргамак! Как разбойник,                      только без кинжала, покрестившись лихо                               на собор, мимо волн Обводного канала — поскакал бы я во весь опор! Мимо окон Эдика и Глеба, мимо криков: "Это же — Рубцов!", не простой,                      возвышенный,                                             в седле бы — прискакал к тебе,                                 в конце концов! Но наверно, просто и без смеха ты мне скажешь: "Боже упаси! Почему на лошади приехал? Разве мало в городе такси?!" И, стыдясь за дикий свой поступок, словно Богом свергнутый с небес, я отвечу буднично и тупо: — Да, конечно, это не прогресс…

Ленинград,

лето 1961

ЗВУКОПИСНЫЕ МИНИАТЮРЫ

ЛЕВИТАН (по мотивам картины "Вечерний звон")

В глаза бревенчатым лачугам глядит алеющая мгла. Над колокольчиковым лугом собор звонит в колокола. Звон заокольный и окольный, у окон,            около колонн. Звон колоколен колокольный, и колокольчиковый звон. И колокольцем                              каждым в душу— любого русского спроси! — звонит, как в колокол,                                     — не глуше, — звон          левитановской                                    Руси!

Ленинград,

1960

СТАРЫЙ КОНЬ

Хоть волки есть                       на волоке и волок тот                 полог, едва он сани                    к Вологде по волоку               волок. Всё небо              звёздным пологом светилось.                А ему Казался волок                      волоком, закутанным во тьму… И вдруг заржал он                             молодо, гордясь без похвалы, когда увидел                    Вологду сквозь заволоку                         мглы!

Ленинград,

1960

НА ПЕРЕВОЗЕ

Паром.             Паромщик.                                Перевоз. И я       с тетрадкой и с пером. Не то,          что паром паровоз — нас       парой вёсел                         вёз паром! Я рос на этих берегах! И пусть паром — не паровоз! Как паровоз                   на всех парах — меня он             в детство                           перевёз!

Ленинград,

1960

МАЛЕНЬКИЕ ЛИЛИ (для детей)

Две маленькие                       Лили —                               лилипуты увидели на иве жёлтый прутик. Его спросили Лили:                             "Почему ты не зеленеешь,                      прутик-лилипутик?" Пошли          за лейкой                        маленькие Лили, на шалости не тратя и минуты, и так усердно,                      как дожди не лили, на прутик лили                     Лили —                              лилипуты.

Ленинград,

1960

РЕПОРТАЖ

НА РОДИНЕ

Загородил мою дорогу грузовика широкий зад. И я подумал: — Слава Богу! Село не то, что год назад! Теперь в полях везде машины, и не видать худых кобыл. Один лишь древний дух крушины всё так же горек, как и был… Да, я подумал "Слава Богу!" Но Бог-то тут причём опять? Уж нам пора бы понемногу от мистицизма отвыкать! Давно в гробу цари и боги! И дело в том, наверняка, что с треском нынче демагоги летят из Главков и ЦэКа!

Ленинградская обл.,

пос. Невская Дубровка 1959

РЕПОРТАЖ

К мужику микрофон подносят. Тянут слово из мужика. Рассказать о работе                               просят — в свете новых решений ЦэКа! Мужику            непривычно трёкать. Вздох срывается с языка. Нежно взяли его за локоть: тянут         слово                  из мужика!..

Ленинград,

апрель, 1962

О СОБАКАХ

Не могу я видеть без грусти ежедневных собачьих драк… В этом маленьком захолустье поразительно много собак! Есть мордастые — всякой масти, есть поджарые — всех тонов. Подойди —                 разорвут на части, иль оставят                 вмиг                       без штанов… Говорю о том не для смеху. Я однажды подумал так: "Да, собака друг человеку, — одному…             А другому — враг! "

Ленинградская обл.,

пос. Приютино, 1957

АХ, ЧТО Я ДЕЛАЮ?

НА СТРОЕВОМ СМОТРЕ

Я марширую на плацу. А снег стегает по лицу! Я так хочу иметь успех, я марширую лучше всех! Моя весёлая родня письмо получит про меня. Его      любимая моя — прочтёт, дыханье затая. Довольны мною все кругом! Доволен мичман и старпом! И даже — видно по глазам — главнокомандующий сам!

Ленинград,

9 июля 1962

ЖАЛОБЫ АЛКОГОЛИКА

..Ах, что я делаю? За что я мучаю больной и маленький свой организм?.. Да по какому ж такому случаю?.. Ведь люди борются за коммунизм! Скот размножается, пшеница мелется, и всё на правильном таком пути!.. Так, замети меня, метель-метелица… Ох, замети меня, ох, замети… И заметёт!..

Ленинград,

декабрь, 1961

ПРАЗДНИК В ПОСЁЛКЕ

Сколько водки выпито! Сколько стёкол выбито! Сколько средств закошено! Сколько женщин брошено! Где-то дети плакали… Где-то финки звякали… Эх, сивуха сивая!.. Жизнь была… красивая!

Ленинградская обл.,

пос. Невская Дубровка, 1959

* Снуют. Считают рублики *

Снуют. Считают рублики. Спешат в свои дома. И нету дела публике, что я схожу с ума! Не знаю, чем он кончится, запутавшийся путь, но так порою хочется ножом… куда-нибудь!

Ленинградская обл.,

пос. Приютино 1957

ДА, УМРУ Я!

Да, умру я! И что ж такого? Хоть сейчас из нагана в лоб! Может быть, гробовщик толковый смастерит мне хороший гроб.. А на что мне хороший гроб-то? Зарывайте меня хоть как! Жалкий след мой будет затоптан башмаками других бродяг. И останется всё, как было — на Земле, не для всех родной… Будет так же светить Светило на заплёванный шар земной!..

г. Ташкент,

1954

ХОЧУ-ХОХОЧУ!

РАЗЛАД

Мы встретились у мельничной запруды, и я ей сразу                 прямо всё сказал! — Кому, — сказал, — нужны твои причуды? — Зачем, — сказал, — ходила на вокзал? Она сказала: — Я не виновата… — Ну, да, — сказал я, — кто же виноват? Она сказала: — Я встречала брата. — Ха-ха, — сказал я, — разве это брат?! В моих мозгах чего-то нехватало: махнув на всё, я начал хохотать! Я хохотал. И эхо хохотало. И грохотала мельничная гать. Она сказала: — Ты чего хохочешь? — Хочу, — сказал я, — вот и хохочу! Она сказала: — Мало ли, что хочешь! Тебя я слушать больше не хочу! Конечно, я ничуть не испугался. Я гордо шёл на ссору и разлад. И зря в ту ночь сиял и трепыхался в конце безлюдной улицы закат!..

Ленинград,

1960

УТРО ПЕРЕД ЭКЗАМЕНОМ

Тяжело молчал                       валун-догматик в стороне от волн. А между тем — я смотрел на мир,                           как математик, доказав с десяток теорем!.. Скалы встали                    перпендикулярно к плоскости залива. Круг луны. Стороны зари равны попарно, волны меж собою                           не равны. Вдоль залива,                     словно знак вопроса, дёргаясь спиной и головой, пьяное подобие матроса двигалось               по ломанной кривой. Спотыкаясь даже на цветочках — (Боже! Тоже пьяная "в дугу"!..) — чья-то равнобедренная дочка двигалась,                как радиус в кругу! Я подумал, это так ничтожно, что о них нужна, конечно, речь, но всегда               ничтожествами                                       можно, если надо, просто пренебречь! И в пространстве —                            светлом,                                        чистом,                                                   смелом — облако — (из дальней дали гость) — белым,           будто выведенным мелом, знаком бесконечности неслось!

Ленинград,

1961

МУМ (марш уходящей молодости)

Стукнул по карману, — не звенит:              как воздух. Стукнул по другому, — не слыхать.              Как в первом… В коммунизм — таинственный зенит              как в космос, полетели мысли отдыхать,              как птички. Но очнусь и выйду за порог,              как олух. И пойду на ветер, на откос,              как бабка, о печали пройденных дорог,              как урка, шелестеть остатками волос,              как фраер… Память отбивается от рук,              как дура. Молодость уходит из-под ног,              как бочка. Солнышко описывает круг,              как сука, — жизненный отсчитывает срок…              Как падла!

Ленинград,

апрель, 1962

* Ты называешь солнце *

..Валентину Горшкову

Ты называешь солнце                                  блюдом… Оригинально. Только зря: с любою круглою посудой Светило             сравнивать нельзя! А если можно,                      значит можно и мне,          для свежести стишка — твой череп,                 сделанный несложно, назвать…               подобием горшка!

Ленинград,

1960

ВЕТРЫ ПОЭЗИИ

* * *

Поэт перед смертью                               сквозь тайные слезы жалеет совсем не о том, что скоро завянут надгробные розы, и люди забудут о нём, что память о нём —                            по желанью живущих не выльется в мрамор и медь… Но горько поэту,                         что в мире цветущем ему     после смерти                          не петь…

Ленинградская обл.,

пос. Приютино, 1957

СКАЗКА — СКАЗОЧКА

Влетел ко мне какой-то бес. Он был не в духе или пьян, и в драку сразу же полез: повёл себя, как хулиган! И я спросил: — А кто ты есть? Я не люблю таких гостей. Ты лучше с лапами не лезь: не соберёшь потом костей! Но бес от злости стал глупей, и стал бутылки бить в углу. Я говорю ему: — Не бей! Не бей бутылки на полу! Он вдруг схватил мою гармонь. Я вижу всё. Я весь горю! Я говорю ему: — Не тронь! Не тронь гармошку! — говорю… Хотел я, было, напрямик на шпагах драку предложить, но он взлетел на полку книг: ему ещё хотелось жить! Уткнулся бес в какой-то бред и вдруг завыл: — О, Божья мать! Я вижу лишь лицо газет, а лиц поэтов не видать… И начал книги из дверей швырять в сугробы декабрю… Он обнаглел, он озверел! Я… ничего не говорю.

Ленинград,

1960

ПОЭТ

..Глебу Горбовскому

Трущобный двор.                          Фигура на углу. Мерещится, что это Достоевский. И ходит холод ветреный и резкий. И стены погружаются во мглу. Гранитным громом                            грянуло с небес! Весь небосвод в сверкании и в блеске! И видел я, как вздрогнул Достоевский, как тяжело ссутулился, исчез. Не может быть,                       что это был не он! Как без него представить эти тени, и странный свет,                         и грязные ступени, и гром, и стены с четырёх сторон?! Я продолжаю верить в этот бред, когда в своё притонное жилище по коридору,                   в страшной темнотище, отдав поклон,                     ведёт меня поэт… Он, как матрос, которого томит глухая жизнь в задворках и в угаре. — Какие времена на свете, Гарри!.. — О! Времена неласковые, Смит… В моей судьбе творились чудеса! Но я клянусь                   любою клятвой мира, что и твоя освистанная лира ещё свои поднимет паруса! Ещё мужчины будущих времён, (да будет воля их неустрашима!) — разгонят мрак бездарного режима для всех живых и подлинных имён! …Ура, опять ребята ворвались! Они ещё не сеют и не пашут. Они кричат, они руками машут!.. Они как будто только родились! Они — сыны запутанных дорог… И вот,         стихи, написанные матом, ласкают слух отчаянным ребятам, хотя, конечно, всё это — порок!.. Поэт, как волк, напьётся натощак, и неподвижно,                      словно на портрете, всё тяжелей сидит на табурете. И все молчат, не двигаясь никак… Он говорит,                 что мы — одних кровей, и на меня указывает пальцем! А мне неловко выглядеть страдальцем, и я смеюсь,                  чтоб выглядеть живей! Но всё равно опутан я всерьёз какой-то общей нервною системой: случайный крик, раздавшись над богемой доводит всех                    до крика и до слез! И всё торчит: в дверях торчит сосед! Торчат за ним                      разбуженные тётки! Торчат слова! Торчит бутылка водки! Торчит в окне таинственный рассвет. Опять стекло оконное в дожде. Опять удушьем тянет и ознобом… …Когда толпа                     потянется за гробом, ведь кто-то скажет: "Он сгорел… в труде.'

Ленинград,

1-9 июля 1962

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

ЛЕСНОЙ ХУТОРОК (идиллия)

Я запомнил, как чудо,           тот лесной хуторок. Хутор — это не худо:           это мир, не мирок! Там, в избе деревянной,           без претензий и льгот, так, без газа, без ванной           добрый Филя живёт. Филя любит скотину,           ест любую еду. Филя ходит в долину,           Филя дует в дуду! Мир такой справедливый,           даже нечего крыть… — Филя, что молчаливый?           — А о чём говорить?..

Ленинград,

1960

ЛИРИКА (1965 г.)

РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ

Хотя проклинает проезжий Дороги моих побережий, Люблю я деревню Николу, Где кончил начальную школу! Бывает, что пылкий мальчишка За гостем приезжим по следу В дорогу торопится слишком: — Я тоже отсюда уеду! Среди удивленных девчонок Храбрится, едва из пеленок: — Ну что по провинции шляться? В столицу пора отправляться! Когда ж повзрослеет в столице, Посмотрит на жизнь за границей, Тогда он оценит Николу, Где кончил начальную школу…

1964

* Загородил мою дорогу *

Загородил мою дорогу Грузовика широкий зад. И я подумал: "Слава Богу! Село не то, что год назад!" Теперь в полях везде машины, И не видать худых кобыл. И только вечный дух крушины Всё так же горек и уныл. И резко, словно в мегафоны, О том, что склад забыт и пуст, Уже не каркают вороны На председательский картуз. Идут, идут обозы в город По всем дорогам без конца, — Не слышно праздных разговоров, Не видно праздного лица.

Ленинградская обл.,

пос. Невская Дубровка 1959

РУССКИЙ ОГОНЕК

Погружены                 в томительный мороз, Вокруг меня снега оцепенели! Оцепенели маленькие ели, И было небо темное, без звезд. Какая глушь! Я был один живой Один живой в бескрайнем мертвом поле! Вдруг тихий свет-пригрезившийся, что ли? Мелькнул в пустыне, как сторожевой… Я был совсем как снежный человек, Входя в избу (последняя надежда!), И услыхал, отряхивая снег: — Вот печь для вас и теплая одежда… — Потом хозяйка слушала меня, Но в тусклом взгляде жизни было мало, И, неподвижно сидя у огня, Она совсем, казалось, задремала… Как много желтых снимков на Руси В такой простой и бережной оправе! И вдруг открылся мне И поразил Сиротский смысл семейных фотографий! Огнем, враждой Земля полным-полна, И близких всех душа не позабудет… — Скажи, родимый, будет ли война? И я сказал: — Наверное, не будет. — Дай бог, дай бог… Ведь всем не угодишь, А от раздора пользы не прибудет… — И вдруг опять: — Не будет, говоришь? — Нет, — говорю, — наверное, не будет! — Дай бог, дай бог… И долго на меня Она смотрела, как глухонемая, И, головы седой не поднимая, Опять сидела тихо у огня. Что снилось ей? Весь этот белый свет, Быть может, встал пред нею в то мгновенье? Но я глухим бренчанием монет Прервал ее старинные виденья… — Господь с тобой! Мы денег не берем. — Что ж, — говорю, — желаю вам здоровья! За все добро расплатимся добром, За всю любовь расплатимся любовью… Спасибо, скромный русский огонек, За то, что ты в предчувствии тревожном Горишь для тех, кто в поле бездорожном От всех друзей отчаянно далек, За то, что, с доброй верою дружа, Среди тревог великих и разбоя Горишь, горишь, как добрая душа, Горишь во мгле, и нет тебе покоя…

1964

СЕНОКОС

С утра носились, Сенокосили, Отсенокосили, пора! В костер устало Дров подбросили И помолчали у костра. И вот опять Вздыхают женщины — О чем-то думается им? А мужики лежат, Блаженствуя, И в небеса пускают дым! Они толкуют О политике, О новостях, о том, о сем, Не критикуют Ради критики, А мудро судят обо всем, И слышен смех В тени под ветками, И песни русские слышны, Все чаще новые, Советские, Все реже — грустной старины…

* Помню, как тропкой *

Помню, как тропкой,                             едва заметной, В густой осоке, где утки крякали, Мы с острогой ходили летом Ловить налимов                        под речными корягами. Поймать налима непросто было. Мало одного желания. Мы уставали, и нас знобило От длительного купания, Но мы храбрились: — Рыбак не плачет! В воде плескались                            до головокружения, И наконец на песок горячий Дружно падали в изнеможении! И долго после мечтали лежа О чем-то очень большом и смелом, Смотрели в небо, и небо тоже Глазами звезд                     на нас смотрело…

* Сапоги мои — скрип да скрип *

С.Багрову

Сапоги мои — скрип да скрип Под березою, Сапоги мои — скрип да скрип Под осиною, И под каждой березой-гриб, Подберезовик, И под каждой осиной — гриб, Подосиновик! Знаешь, ведьмы в такой глуши Плачут жалобно. И чаруют они, кружа, Детским пением, Чтоб такой красотой в тиши Все дышало бы, Будто видит твоя душа                                   сновидение. И закружат твои глаза Тучи плавные Да брусничных глухих трясин Лапы, лапушки… Таковы на Руси леса Достославные, Таковы на лесной Руси Сказки бабушки. Эх, не ведьмы меня свели С ума-разума                            песней сладкою — Закружило меня от села вдали Плодоносное время Краткое… Сапоги мои-скрип да скрип Под березою, Сапоги мои-скрип да скрип Под осиною, И под каждой березой-гриб, Подберезовик, И под каждой осиной — гриб, Подосиновик…

с. Никольское

1964

БУКЕТ

Я буду долго Гнать велосипед. В глухих лугах его остановлю. Нарву цветов. И подарю букет Той девушке, которую люблю. Я ей скажу: — С другим наедине О наших встречах позабыла ты, И потому на память обо мне Возьми вот эти Скромные цветы! — Она возьмет. Но снова в поздний час, Когда туман сгущается и грусть, Она пройдет, Не поднимая глаз, Не улыбнувшись даже… Ну и пусть. Я буду долго Гнать велосипед, В глухих лугах его остановлю. Я лишь хочу, Чтобы взяла букет Та девушка, которую люблю…

ЗВЕЗДА ПОЛЕЙ

Звезда полей во мгле заледенелой, Остановившись, смотрит в полынью. Уж на часах двенадцать прозвенело, И сон окутал родину мою… Звезда полей! В минуты потрясений Я вспоминал, как тихо за холмом Она горит над золотом осенним, Она горит над зимним серебром… Звезда полей горит, не угасая, Для всех тревожных жителей земли, Своим лучом приветливым касаясь Всех городов, поднявшихся вдали. Но только здесь, во мгле заледенелой, Она восходит ярче и полней, И счастлив я, пока на свете белом Горит, горит звезда моих полей…

[1964]

ТИХАЯ МОЯ РОДИНА

В. Белову

Тихая моя родина! Ивы, река, соловьи… Мать моя здесь похоронена В детские годы мои. — Где тут погост? Вы не видели? Сам я найти не могу. — Тихо ответили жители: — Это на том берегу. Тихо ответили жители, Тихо проехал обоз. Купол церковной обители Яркой травою зарос. Там, где я плавал за рыбами, Сено гребут в сеновал: Между речными изгибами Вырыли люди канал. Тина теперь и болотина Там, где купаться любил… Тихая моя родина, Я ничего не забыл. Новый забор перед школою, Тот же зеленый простор. Словно ворона веселая, Сяду опять на забор! Школа моя деревянная!.. Время придет уезжать — Речка за мною туманная Будет бежать и бежать. С каждой избою и тучею, С громом, готовым упасть, Чувствую самую жгучую, Самую смертную связь.

[1964]

* У сгнившей лесной избушки *

У сгнившей лесной избушки, Меж белых стволов бродя, Люблю собирать волнушки На склоне осеннего дня. Летят журавли высоко Под куполом светлых небес, И лодка, шурша осокой, Плывет по каналу в лес. И холодно так, и чисто, И светлый канал волнист, И с дерева с легким свистом Слетает прохладный лист, И словно душа простая Проносится в мире чудес, Как птиц одиноких стая Под куполом светлых небес…

(1964)

ФАЛЬШИВАЯ КОЛОДА

— Когда же, когда же Отчалит проклятый паром? Как возятся долго С погрузкой какого-то хлама! — Сердились, галдя, На своих чемоданах с добром Четыре туза И четыре причудливых дамы… Меж тем рассветало… И вот, озаряя ухабы, Взлетел раскаленный, Светящийся солнечный шар! В торговый ларек Потянулись с кошелками бабы, Вокруг слободы Расклубился сиреневый шарф — Туман полевой, И по заспанным смутным ямам Паром зашумел, Выплывая в могучий простор!.. Четыре туза И четыре внимательных дамы Со мной завели, Как шарманку, глухой разговор О хлебе, о ценах, О смысле какой-то проблемы… — Эй, что ж ты, паромщик? Затей свою песню, затей! — Терпеть не могу Разговоров на общие темы Среди молодых, Но уже разжиревших людей! Сошел я с парома И сразу направился прямо Дорогой лесами, Дорогой полями,                         а там — Четыре туза И четыре испуганных дамы За каждым шофером Носились весь день по пятам…

СТАРЫЙ КОНЬ

Я долго ехал волоком. И долго лес ночной Все слушал медный колокол, Звеневший под дугой. Звени, звени легонечко, Мой колокол, трезвонь! Шагай, шагай тихонечко, Мой бедный старый конь! Хоть волки есть на волоке И волок тот полог, Едва он сани к Вологде По волоку волок… Звени, звени легонечко, Мой колокол, трезвонь! Шагай, шагай тихонечко, Мой бедный старый конь! И вдруг заржал он молодо, Гордясь без похвалы, Когда увидел Вологду Сквозь заволоку мглы…

ВИДЕНИЯ НА ХОЛМЕ

Взбегу на холм                               и упаду                                              в траву. И древностью повеет вдруг из дола. И вдруг картины грозного раздора Я в этот миг увижу наяву. Пустынный свет на звездных берегах И вереницы птиц твоих, Россия, Затмит на миг В крови и жемчугах Тупой башмак скуластого Батыя!.. Россия, Русь — куда я ни взгляну… За все твои страдания и битвы — Люблю твою, Россия, старину, Твои огни, погосты и молитвы, Люблю твои избушки и цветы, И небеса, горящие от зноя, И шепот ив у омутной воды, Люблю навек, до вечного покоя… Россия, Русь! Храни себя, храни! Смотри опять в леса твои и долы Со всех сторон нагрянули они, Иных времен татары и монголы. Они несут на флагах чёрный крест, Они крестами небо закрестили, И не леса мне видятся окрест, А лес крестов                          в окрестностях                                                   России… Кресты, кресты… Я больше не могу! Я резко отниму от глаз ладони И вдруг увижу: смирно на лугу Траву жуют стреноженные кони. Заржут они — и где-то у осин Подхватит это медленное ржанье, И надо мной —                       бессмертных звёзд Руси, Высоких звезд покойное мерцанье…

ЛЕВИТАН (по мотивам картины "Вечерний звон")

В глаза бревенчатым лачугам Глядит алеющая мгла. Над колокольчиковым лугом Собор звонит в колокола. Звон заокольный и окольный, У окон, около колонн, — Я слышу звон и колокольный, И колокольчиковый звон. И колокольцем каждым в душу До новых радостей и сил Твои луга звонят не глуше Колоколов твоей Руси…

1960

О ПУШКИНЕ

Словно зеркало русской стихии, Отстояв назначенье свое, Отразил он всю душу России! И погиб, отражая ее…

1965

ДУЭЛЬ

Напрасно               дуло пистолета Враждебно целилось в него; Лицо великого поэта Не выражало ничего! Уже давно,                как в божью милость, Он молча верил В смертный рок. И сердце Лермонтова билось, Как в дни обидчивых тревог. Когда же выстрел                          грянул мимо (Наверно, враг Не спал всю ночь!), Поэт зевнул невозмутимо И пистолет отбросил прочь…

[1964]

ПРИЕЗД ТЮТЧЕВА

Он шляпу снял,                           чтоб поклониться Старинным русским каланчам… А после дамы всей столицы О нем шептались по ночам. И офицеры в пыльных бурках Потом судили меж равнин О том, как в залах Петербурга Блистал приезжий дворянин. А он блистал, как сын природы, Играя взглядом и умом, Блистал, как летом блещут воды, Как месяц блещет над холмом! И сны Венеции прекрасной, И грустной родины привет — Все отражалось в слове ясном И поражало высший свет.

[1964]

СОЛОВЬИ

В трудный час, когда ветер полощет зарю В темных струях нагретых озер, Я ищу, раздвигая руками ивняк, Птичьи гнезда на кочках в траве… Как тогда, соловьями затоплена ночь. Как тогда, не шумят тополя. А любовь не вернуть,                               как нельзя отыскать Отвихрившийся след корабля! Соловьи, соловьи заливались, а ты Заливалась слезами в ту ночь; Закатился закат — закричал паровоз, Это он на меня закричал! Я умчался туда,                         где за горным хребтом Многогорбый старик океан, Разрыдавшись, багровые волны-горбы Разбивает о лбы валунов. Да, я знаю, у многих проходит любовь, Все проходит, проходит и жизнь, Но не думал тогда и подумать не мог, Что и наша любовь позади. А когда, отслужив, воротился домой, Безнадежно себя ощутил Человеком, которого смыло за борт: Знаешь, Тайка встречалась с другим! Закатился закат. Задремало село. Ты пришла и сказала: «Прости». Но простить я не мог,                                потому что всегда Слишком сильно я верил тебе! Ты сказала еще: — Посмотри на меня! Посмотри — мол, и мне нелегко.— Я ответил, что лучше                                 на звезды смотреть, Надоело смотреть на тебя! Соловьи, соловьи                           заливались, а ты Все твердила, что любишь меня. И, угрюмо смеясь, я не верил тебе. Так у многих проходит любовь… В трудный час, когда ветер полощет зарю В темных струях нагретых озер, Птичьи гнезда ищу, раздвигаю ивняк. Сам не знаю, зачем их ищу. Это правда иль нет, соловьи, соловьи, Это правда иль нет, тополя, Что любовь не вернуть,                                  как нельзя отыскать Отвихрившийся след корабля?

1962

* Я весь в мазуте *

Я весь в мазуте,                         весь в тавоте, Зато работаю в тралфлоте! Печально пела радиола: Про мимолетный наш уют. На камни пламенного мола Матросы вышли из кают. Они с родными целовались. В лицо им дул знобящий норд. Суда гудели, надрывались, Матросов требуя на борт… И вот опять — святое дело! И наш корабль, заботой полн, Совсем не так осиротело Плывет среди бескрайних волн… Я, юный сын морских факторий, Хочу, чтоб вечно шторм звучал. Чтоб для отважных вечно — море, А для уставших — свой причал…

Ленинград,

март, 1962

ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ

Потонула во тьме Отдаленная пристань. По канаве помчался — Эх — осенний поток! По дороге неслись Сумасшедшие листья, И порой раздавался Милицейский свисток. Я в ту ночь позабыл Все хорошие вести, Все призывы и звоны Из Кремлевских ворот. Я в ту ночь полюбил Все тюремные песни Все запретные мысли, Весь гонимый народ. Ну так что же? Пускай Рассыпаются листья! Пусть на город нагрянет Затаившийся снег! На тревожной земле В этом городе мглистом Я по-прежнему добрый, Неплохой человек. А последние листья Вдоль по улице гулкой Все неслись и неслись, Выбиваясь из сил. На меня надвигалась Темнота закоулков, И архангельский дождик На меня моросил…

[1962]

МАЧТЫ

В.Д. Коркину

Созерцаю ли звезды над бездной С человеческой вечной тоской, Воцаряюсь ли в рубке железной За штурвалом над бездной морской, — Все я верю, воспрянувши духом, В грозовое свое бытие И не верю настойчивым слухам, Будто все перейдет в забытье, Будто все начинаем без страха, А кончаем в назначенный час Тем, что траурной музыкой Баха Провожают товарищи нас. Это кажется мне невозможным. Все мне кажется — нет забытья! Все я верю, как мачтам надежным, И делам, и мечтам бытия.

УТРО УТРАТЫ

Человек не рыдал, не метался в это утлое утро утраты. Лишь ограду встряхнуть попытался, Ухватившись за копья ограды… Вот пошёл он. Вот в чёрном затоне Отразился рубашкою белой. Вот трамвай, тормозя, затрезвонил: Крик водителя: — Жить надоело?! Было шумно, а он и не слышал. Может, слушал, но слышал едва ли, Как железо гремело на крышах, Как железки машин грохотали. Вот пришёл он. Вот взял он гитару. Вот по струнам ударил устало. Вот запел про царицу Тамару И про башню в теснине Дарьяла. Вот и всё… А ограда стояла. Тяжки копья чугунной ограды. Было утро дождя и металла. Было утлое утро утраты…

Ленинград,

1960

* Стихи на волю гонят нас *

Стихи на волю гонят нас, Как будто вьюга воет, воет На отопленье паровое, На электричество и газ! Скажите, знаете ли вы О вьюгах что-нибудь такое: Кто может их заставить выть? Кто может их остановить, Когда захочется покоя? А утром солнышко взойдет,— Кто может средство отыскать, Чтоб задержать его восход? Остановить его закат? Вот так поэзия, она Звенит — ее не остановишь! А замолчит — напрасно стонешь! Она незрима и вольна. Прославит нас или унизит, Но все равно возьмет свое! И не она от нас зависит, А мы зависим от нее…

1965

* О чем шумят *

О чем шумят Друзья мои, поэты, В неугомонном доме допоздна? Я слышу спор. И вижу силуэты На смутном фоне позднего окна. Уже их мысли Силой налились! С чего ж начнут? Какое слово скажут? Они кричат, Они руками машут, Они как будто только родились! Я сам за все, Что крепче и полезней! Но тем богат, Что с «Левым маршем» в лад Негромкие есенинские песни Так громко в сердце Бьются и звучат! С веселым пеньем В небе безмятежном, Со всей своей любовью и тоской Орлу не пара Жаворонок нежный, Но ведь взлетают оба высоко! И, славя взлет Космической ракеты, Готовясь в ней летать за небеса, Пусть не шумят, А пусть поют поэты Во все свои земные голоса!

Ленинград, 1962

ОСЬ

Как центростремительная сила, Жизнь меня по всей земле носила! За морями, полными задора, Я душою был нетерпелив,— После дива сельского простора Я открыл немало разных див. Нахлобучив «мичманку» на брови, Шел в театр, в контору, на причал. Полный свежей юношеской крови, Вновь, куда хотел, туда и мчал… Но моя родимая землица Надо мной удерживает власть,— Память возвращается, как птица, В то гнездо, в котором родилась, И вокруг любви непобедимой К селам, к соснам, к ягодам Руси Жизнь моя вращается незримо, Как Земля вокруг своей оси!..

1962–1964

ЗВЕЗДА ПОЛЕЙ (1967 г.)

* Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны *

Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны, Неведомый сын удивительных вольных племен! Как прежде скакали на голос удачи капризный, Я буду скакать по следам миновавших времен… Давно ли, гуляя, гармонь оглашала окрестность, И сам председатель плясал, выбиваясь из сил, И требовал выпить за доблесть в труде и за честность, И лучшую жницу, как знамя, в руках проносил! И быстро, как ласточка, мчался я в майском костюме На звуки гармошки, на пенье и смех на лужке, А мимо неслись в торопливом немолкнущем шуме Весенние воды, и бревна неслись по реке… Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно Во мгле над обрывом безвестные ивы мои! Пустынно мерцает померкшая звездная люстра, И лодка моя на речной догнивает мели. И храм старины, удивительный, белоколонный, Пропал, как виденье, меж этих померкших полей, — Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны, Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей!.. О, сельские виды! О, дивное счастье родиться В лугах, словно ангел, под куполом синих небес! Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица Разбить свои крылья и больше не видеть чудес! Боюсь, что над нами не будет возвышенной силы, Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом, Что, все понимая, без грусти пойду до могилы… Отчизна и воля — останься, мое божество! Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды! Останься, как сказка, веселье воскресных ночей! Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы Старинной короной своих восходящих лучей!.. Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье И тайные сны неподвижных больших деревень. Никто меж полей не услышит глухое скаканье, Никто не окликнет мелькнувшую легкую тень. И только, страдая, израненный бывший десантник Расскажет в бреду удивленной старухе своей, Что ночью промчался какой-то таинственный всадник, Неведомый отрок, и скрылся в тумане полей…

1963

ВЕСНА НА БЕРЕГУ БИИ

Сколько сору прибило к березам Разыгравшейся полой водой! Трактора, волокуши с навозом, Жеребята с проезжим обозом, Гуси, лошади, шар золотой, Яркий шар восходящего солнца, Куры, свиньи, коровы, грачи, Горький пьяница с новым червонцем У прилавка                      и куст под оконцем — Все купается, тонет, смеется, Пробираясь в воде и в грязи! Вдоль по берегу бешеной Бии Гонят стадо быков верховые— И, нагнувши могучие выи, Грозный рев поднимают быки. Говорю вам: — Услышат глухие! — А какие в окрестностях Бии — Поглядеть — небеса голубые! Говорю вам — Прозреют слепые, И дороги их будут легки… Говорю я и девушке милой: — Не гляди на меня так уныло! Мрак, метелица — все это было И прошло, — улыбнись же скорей! Улыбнись! — повторяю я милой, — Чтобы нас половодьем не смыло, Чтоб не зря с неизбывною силой Солнце било фонтаном лучей!

[1966]

СТАРАЯ ДОРОГА

Всё облака над ней,                                     всё облака… В пыли веков мгновенны и незримы, Идут по ней, как прежде, пилигримы, И машет им прощальная рука… Навстречу им — июльские деньки Идут в нетленной синенькой рубашке, По сторонам — качаются ромашки, И зной звенит во все свои звонки, И в тень зовут росистые леса… Как царь любил богатые чертоги, Так полюбил я древние дороги И голубые                    вечности глаза! То полусгнивший встретится овин, То хуторок с позеленевшей крышей, Где дремлет пыль и обитают мыши Да нелюдимый филин — властелин. То по холмам, как три богатыря, Еще порой проскачут верховые, И снова — глушь, забывчивость, заря, Все пыль, все пыль, да знаки верстовые… Здесь каждый славен—                                   мертвый и живой! И оттого, в любви своей не каясь, Душа, как лист, звенит, перекликаясь Со всей звенящей солнечной листвой, Перекликаясь с теми, кто прошел, Перекликаясь с теми, кто проходит… Здесь русский дух в веках произошел, И ничего на ней не происходит. Но этот дух пойдет через века! И пусть травой покроется дорога, И пусть над ней, печальные немного, Плывут, плывут, как прежде, облака…

1966

ВЕЧЕРНЕЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

Мне лошадь встретилась в кустах. И вздрогнул я. А было поздно. В любой воде таился страх, В любом сарае сенокосном… Зачем она в такой глуши Явилась мне в такую пору? Мы были две живых души, Но неспособных к разговору. Мы были разных два лица, Хотя имели по два глаза. Мы жутко так, не до конца, Переглянулись по два раза. И я спешил — признаюсь вам— С одною мыслью к домочадцам: Что лучше разным существам В местах тревожных —                                  не встречаться!

[1965]

ПРИРОДА

Звенит, смеется, как младенец. И смотрит солнышку вослед — И меж берез, домов, поленниц Горит, струясь, небесный свет! Как над заплаканным младенцем, Играя с нею, после гроз Узорным чистым полотенцем Свисает радуга с берез. И сладко, сладко ночью звездной Ей снится легкий скрип телег… И вдруг разгневается грозно, Совсем как взрослый человек! Как человек богоподобный, Внушает в гибельной борьбе Пускай не ужас допотопный, Но поклонение себе…

[1966]

В МИНУТЫ МУЗЫКИ

В минуты музыки печальной Я представляю желтый плес, И голос женщины прощальный, И шум порывистых берез, И первый снег под небом серым Среди погаснувших полей, И путь без солнца, путь без веры Гонимых снегом журавлей… Давно душа блуждать устала В былой любви, в былом хмелю, Давно понять пора настала, Что слишком призраки люблю. Но все равно в жилищах зыбких — Попробуй их останови!— Перекликаясь, плачут скрипки О желтом плесе, о любви. И все равно под небом низким Я вижу явственно, до слез, И желтый плес, и голос близкий, И шум порывистых берез. Как будто вечен час прощальный, Как будто время ни при чем… В минуты музыки печальной Не говорите ни о чем.

[1966]

УТРО

Когда заря, светясь по сосняку, Горит, горит, и лес уже не дремлет, И тени сосен падают в реку, И свет бежит на улицы деревни, Когда, смеясь, на дворике глухом Встречают солнце взрослые и дети, — Воспрянув духом, выбегу на холм И вce увижу в самом лучшем свете. Деревья, избы, лошадь на мосту, Цветущий луг — везде о них тоскую. И, разлюбив вот эту красоту, Я не создам, наверное, другую…

1965

НАД ВЕЧНЫМ ПОКОЕМ

Рукой раздвинув темные кусты, Я не нашел и запаха малины, Но я нашел могильные кресты, Когда ушел в малинник за овины… Там фантастично тихо в темноте, Там одиноко, боязно и сыро, Там и ромашки будто бы не те— Как существа уже иного мира. И так в тумане омутной воды Стояло тихо кладбище глухое, Таким все было смертным и святым, Что до конца не будет мне покоя, И эту грусть, и святость прежних лет Я так люблю во мгле родного края, Что я хотел упасть и умереть И обнимать ромашки, умирая… Пускай меня за тысячу земель Уносит жизнь! Пускай меня проносит По всей земле надежда и метель, Какую кто-то больше не выносит! Когда ж почую близость похорон, Приду сюда, где белые ромашки, Где каждый смертный                                        свято погребен В такой же белой горестной рубашке..

[1966]

ТИХАЯ МОЯ РОДИНА

В. Белову

Тихая моя родина! Ивы, река, соловьи… Мать моя здесь похоронена В детские годы мои. — Где тут погост? Вы не видели? Сам я найти не могу. — Тихо ответили жители: — Это на том берегу. Тихо ответили жители, Тихо проехал обоз. Купол церковной обители Яркой травою зарос. Там, где я плавал за рыбами, Сено гребут в сеновал: Между речными изгибами Вырыли люди канал. Тина теперь и болотина Там, где купаться любил… Тихая моя родина, Я ничего не забыл. Новый забор перед школою, Тот же зеленый простор. Словно ворона веселая, Сяду опять на забор! Школа моя деревянная!.. Время придет уезжать — Речка за мною туманная Будет бежать и бежать. С каждой избою и тучею, С громом, готовым упасть, Чувствую самую жгучую, Самую смертную связь.

[1964]

НАГРЯНУЛИ

Не было собак — и вдруг залаяли. Поздно ночью — что за чудеса! — Кто-то едет в поле за сараями, Раздаются чьи-то голоса… Не было гостей — и вот нагрянули. Не было вестей — так получай! И опять под ивами багряными Расходился праздник невзначай. Ты прости нас, полюшко усталое, Ты прости, как братьев и сестер: Может, мы за все свое бывалое Разожгли последний наш костер. Может быть, последний раз нагрянули, Может быть, не скоро навестят… Как по саду, садику багряному Грустно-грустно листья шелестят. Под луной, под гаснущими ивами Посмотрели мой любимый край И опять умчались, торопливые, И пропал вдали собачий лай…

[1966]

* В святой обители природы *

В святой обители природы, В тени разросшихся берез Струятся омутные воды И раздается скрип колес. Прощальной дымкою повиты Старушки избы над рекой. Незабываемые виды! Незабываемый покой!.. Усни, могучее сознанье! Но слишком явственно во мне Вдруг отзовется увяданье Цветов, белеющих во мгле. И неизвестная могила Под небеса уносит ум, А там — полночные светила Наводят много-много дум…

[1966]

ЦВЕТЫ

По утрам умываясь росой, Как цвели они! Как красовались! Но упали они под косой, И спросил я: — А как назывались? — И мерещилось многие дни Что-то тайное в этой развязке: Слишком грустно и нежно они Назывались — "анютины глазки".

[1965]

В ЛЕСУ

В лесу,             под соснами, На светлых вырубках Все мысли слезные Сто раз я выругал. А ну, поближе-ка                                иди к сосне! Ах, сколько рыжиков! Ну как во сне… Я счастлив, родина,— Грибов не счесть. Но есть смородина,                                     малина есть. И сыплет листья лес, Как деньги медные,— Спасибо, край чудес! Но мы не бедные… А чем утешены,                              что лес покинули Все черти, лешие И все кикиморы?.. Ах, вот—                  колодина! Я плакал здесь. От счастья, родина. Ведь счастье есть. И счастье дикое, И счастье скромное, И есть великое, Ну, пусть — огромное. Спасибо, родина,                              что счастье есть. А вот — болотина, Звериный лес. И снова узкие                      дороги скрещены,— О, эти русские Распутья вещие! Взгляну на ворона— И в тот же миг Пойду не в сторону,                            а напрямик… Я счастлив, родина. Спасибо, родина. Всех ягод лучше—                             красная смородина.

[1967]

ДУША ХРАНИТ

Вода недвижнее стекла. И в глубине ее светло. И только щука, как стрела Пронзает водное стекло. О, вид смиренный и родной! Березы, избы по буграм И, отраженный глубиной, Как сон столетий, божий храм. О, Русь — великий звездочет! Как звезд не свергнуть с высоты, Так век неслышно протечет, Не тронув этой красоты; Как будто древний этот вид Раз навсегда запечатлен В душе, которая хранит Всю красоту былых времен…

[1966]

ЖАР ПТИЦА

Когда приютит задремавшее стадо Семейство берез на холме за рекой, Пастух, наблюдая игру листопада, Лениво сидит и болтает ногой… Есть маленький домик в багряном лесу, И отдыха нынче там нет и в помине: Отец мой готовит ружье на лису И вновь говорит о вернувшемся сыне. А дальше за лесом — большая деревня. Вороны на елках, старухи в домах. Деревни, деревни вдали на холмах, Меж ними село с колокольнею древней… В деревне виднее природа и люди. Конечно, за всех говорить не берусь! Виднее над полем при звездном салюте, На чем поднималась великая Русь. Галопом колхозник погнал лошадей, А мне уж мерещится русская удаль, И манят меня огоньками уюта Жилища, мерещится, лучших людей. Мотало меня и на сейнере в трюме, И так, на пирушках, во дни торжества, И долго на ветках дорожных раздумий, Как плод, созревала моя голова. Не раз ко дворцу, где сиял карнавал, Я ветреным франтом в машине катился, Ну, словом, как бог, я везде побывал И все же, и все же домой воротился… — Старик! А давно ли ты ходишь за стадом? — Давно, — говорит. — Колокольня вдали Деревни еще оглашала набатом, И ночью светились в домах фитили. — А ты не заметил, как годы прошли? — Заметил, заметил! Попало как надо. — Так что же нам делать, узнать интересно… — А ты, — говорит, — полюби и жалей И помни хотя бы родную окрестность, Вот этот десяток холмов и полей… — Ну, ладно! Я рыжиков вам принесу… — Как просто в прекрасную глушь                                                          листопада Уводит меня полевая ограда, И детское пенье в багряном лесу, И тайна древнейших строений и плит. И только от бывшей печали, быть может, Нет-нет да и вспомнится вдруг,                                                       затревожит, Что осень, жар-птица, вот-вот улетит…

[1965]

* Сапоги мои — скрип да скрип *

Сапоги мои — скрип да скрип Под березою, Сапоги мои — скрип да скрип Под осиною, И под каждой березой-гриб, Подберезовик, И под каждой осиной — гриб, Подосиновик! Знаешь, ведьмы в такой глуши Плачут жалобно. И чаруют они, кружа, Детским пением, Чтоб такой красотой в тиши Все дышало бы, Будто видит твоя душа                                         сновидение. И закружат твои глаза Тучи плавные Да брусничных глухих трясин Лапы, лапушки… Таковы на Руси леса Достославные, Таковы на лесной Руси Сказки бабушки. Эх, не ведьмы меня свели С ума-разума                        песней сладкою — Закружило меня от села вдали Плодоносное время Краткое… Сапоги мои — скрип да скрип Под березою, Сапоги мои — скрип да скрип Под осиною, И под каждой березой — гриб, Подберезовик, И под каждой осиной — гриб, Подосиновик…

с. Никольское

1964

ПРОЩАЛЬНЫЙ КОСТЕР

В краю лесов, полей, озер Мы про свои забыли годы. Горел прощальный наш костер, Как мимолетный сон природы… И ночь, растраченная вся На драгоценные забавы, Редеет, выше вознося Небесный купол, полный славы. Прощай, костер! Прощайте все, Кто нынче был со мною рядом, Кто воздавал земной красе Почти молитвенным обрядом… Хотя доносятся уже Сигналы старости грядущей, Надежды, скрытые в душе, Светло восходят в день цветущий. Душа свои не помнит годы, Так по-младенчески чиста, Как говорящие уста Нас окружающей природы…

[1965]

ПОЛНОЧНОЕ ПЕНЬЕ

Когда за окном потемнело. Он тихо потребовал спички И лампу зажег неумело, Ругая жену по привычке. И вновь колдовал над стаканом, Над водкой своей, с нетерпеньем… И долго потом не смолкало Его одинокое пенье. За стенкой с ребенком возились, И плач раздавался и ругань, Но мысли его уносились Из этого скорбного круга… И долго без всякого дела, Как будто бы слушая пенье, Жена терпеливо сидела Его молчаливою тенью. И только когда за оградой Лишь сторож фонариком светит, Она говорила: — Не надо! Не надо! Ведь слышат соседи!— Он грозно вставал,                                    как громила, — Я пью, — говорил, — ну и что же?— Жена от него отходила, Воскликнув: — О господи боже!.. — Меж тем как она раздевалась И он перед сном раздевался, Слезами она заливалась, А он         соловьем                           заливался…

[1966]

ПО ДОРОГЕ ИЗ ДОМА

Люблю ветер. Больше всего на свете. Как воет ветер! Как стонет ветер! Как может ветер выть и стонать! Как может ветер за себя постоять! О, ветер, ветер! Как стонет в уши! Как выражает живую душу! Что сам не можешь, то может ветер Сказать о жизни на целом свете. Спасибо, ветер! Твой слышу стон. Как облегчает, как мучит он! Спасибо, ветер! Я слышу, слышу! Я сам покинул родную крышу… Душа ведь может, как ты, стонать. Но так ли может за себя постоять? Безжизнен, скучен и ровен путь. Но стонет ветер! Не отдохнуть…

[1968]

* Прекрасно небо голубое! *

Прекрасно небо голубое! Прекрасен поезд голубой! — Какое место вам? — Любое. Любое место, край любой. Еще волнует все, что было. В душе былое не прошло. Но слишком дождь шумел уныло, Как будто все произошло. И без мечты, без потрясений Среди одних и тех же стен Я жил в предчувствии осеннем Уже не лучших перемен. — Прости, — сказал родному краю,— За мой отъезд, за паровоз Я несерьезно. Я играю. Поговорим еще всерьез. Мы разлучаемся с тобою, Чтоб снова встретиться с тобой. Прекрасно небо голубое! Прекрасен поезд голубой!

[1966]

МЕДВЕДЬ

В медведя выстрелил лесник. Могучий зверь к сосне приник. Застряла дробь в лохматом теле. Глаза медведя слез полны: За что его убить хотели? Медведь не чувствовал вины! Домой отправился медведь, Чтоб горько дома пореветь…

[1966]

НА РЕКЕ СУХОНЕ

Много серой воды, много серого неба, И немного пологой нелюдимой земли, И немного огней вдоль по берегу… Мне бы Снова вольным матросом Наниматься на корабли! Чтоб с веселой душой Снова плыть в неизвестность,— Может, прежнее счастье мелькнет впереди!.. Между тем не щадят Эту добрую местность, Словно чья-нибудь месть, проливные дожди. Но на той стороне под всемирным потопом Притащилась на берег — Видно, надо — старушка с горбом, Но опять мужики на подворье примчались галопом И с телегой, с конями Взгромоздились опять на паром. Вот, я думаю, стать волосатым паромщиком мне бы! Только б это избрать, как другие смогли,— Много серой воды, много серого неба, И немного пологой родимой земли, И немного огней вдоль по берегу…

[1966]

* В полях сверкало. Близилась гроза *

В полях сверкало. Близилась гроза. Скорей, скорей! Успеем ли до дому? Тотчас очнулись сонные глаза, Блуждает взгляд по небу грозовому. Возница злой. Он долго был в пути. Усталый конь потряхивает гривой. А как сверкнет — шарахнется пугливо И не поймет, куда ему идти. Скорей, скорей! Когда продрогнешь весь, Как славен дом и самовар певучий! Вон то село, над коим вьются тучи, Оно село родимое и есть…

[1966]

В ГОРНИЦЕ

В горнице моей светло. Это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро, Молча принесет воды… Красные цветы мои В садике завяли все. Лодка на речной мели Скоро догниет совсем. Дремлет на стене моей Ивы кружевная тень, Завтра у меня под ней Будет хлопотливый день! Будут поливать цветы, Думать о своей судьбе, Буду до ночной звезды Лодку мастерить себе…

[1965]

ПАМЯТИ МАТЕРИ

Вот он и кончился, покой! Взметая снег, завыла вьюга. Завыли волки за рекой Во мраке луга. Сижу среди своих стихов, Бумаг и хлама. А где-то есть во мгле снегов Могила мамы. Там поле, небо и стога, Хочу туда, о, километры! Меня ведь свалят с ног снега, Сведут с ума ночные ветры! Но я смогу, но я смогу По доброй воле Пробить дорогу сквозь пургу В зверином поле!.. Кто там стучит? Уйдите прочь! Я завтра жду гостей заветных… А может, мама? Может, ночь — Ночные ветры?

1964

* Наслаждаясь ветром резким *

Наслаждаясь ветром резким, Допоздна по вечерам Я брожу, брожу по сельским Белым в сумраке холмам. Взгляд блуждает по дремотным, По холодным небесам, Слух внимает мимолетным, Приглушенным голосам. По родному захолустью В тощих северных лесах Не бродил я прежде с грустью, Со слезами на глазах. Было все — любовь и радость, Счастье грезилось окрест. Было все — покой и святость Невеселых наших мест… Я брожу… Я слышу пенье… И в прокуренной груди Снова слышу я волненье: Что же, что же впереди?

[1966]

* Окошко. Стол. Половики *

Окошко. Стол. Половики. В окошке — вид реки… Черны мои черновики, Чисты чистовики. За часом час уходит прочь, Мелькает свет и тень. Звезда над речкой — значит, ночь. А солнце — значит, день. Но я забуду ночь реки, Забуду день реки: Мне спать велят чистовики, Вставать — черновики.

[1966]

РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ

Хотя проклинает проезжий Дороги моих побережий, Люблю я деревню Николу, Где кончил начальную школу! Бывает, что пылкий мальчишка За гостем приезжим по следу В дорогу торопится слишком: — Я тоже отсюда уеду! Среди удивленных девчонок Храбрится, едва из пеленок: — Ну что по провинции шляться? В столицу пора отправляться! Когда ж повзрослеет в столице, Посмотрит на жизнь за границей, Тогда он оценит Николу, Где кончил начальную школу…

1964

НА ВОКЗАЛЕ

Закатилось солнце за вагоны. Вот еще один безвестный день, Торопливый, радостный, зеленый, Отошел в таинственную сень… Кто-то странный (видимо, не веря, Что поэт из бронзы, неживой) Постоял у памятника в сквере, Позвенел о бронзу головой, Посмотрел на надпись с недоверьем И ушел, посвистывая, прочь… И опять родимую деревню Вижу я: избушки и деревья, Словно в омут, канувшие в ночь. За старинный плеск ее паромный, За ее пустынные стога Я готов безропотно и скромно Умереть от выстрела врага… О вине подумаю, о хлебе, О птенцах, собравшихся в полет, О земле подумаю, о небе И о том, что все это пройдет. И о том подумаю, что все же Нас кому-то очень будет жаль, И опять, веселый и хороший, Я умчусь в неведомую даль!..

[1965]

ПРОМЧАЛАСЬ ТВОЯ ПОРА!

Пасха            под синим небом, С колоколами и сладким хлебом, С гульбой посреди двора, Промчалась твоя пора! Садились ласточки на карниз, Взвивались ласточки в высоту… Но твой отвергнутый фанатизм Увлек с собою                            и красоту. О чем рыдают, о чем поют Твои последние колокола? Тому, что было, не воздают И не горюют, что ты была. Пасха           под синим небом, С колоколами и сладким хлебом, С гульбой посреди двора, Промчалась твоя пора!..

[1966]

ЖУРАВЛИ

Меж болотных стволов красовался восток огнеликий… Вот наступит октябрь — и покажутся вдруг журавли! И разбудят меня, позовут журавлиные клики Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали… Широко по Руси предназначенный срок увяданья Возвещают они, как сказание древних страниц. Все, что есть на душе, до конца выражает рыданье И высокий полет этих гордых прославленных птиц. Широко на Руси машут птицам согласные руки. И забытость болот, и утраты знобящих полей — Это выразят все, как сказанье, небесные звуки, Далеко разгласит улетающий плач журавлей… Вот летят, вот летят… Отворите скорее ворота! Выходите скорей, чтоб взглянуть на любимцев своих! Вот замолкли — и вновь сиротеет душа и природа Оттого, что — молчи! — так никто уж не выразит их…

[1965]

* Седьмые сутки дождь не умолкает *

Седьмые сутки дождь не умолкает. И некому его остановить. Все чаще мысль угрюмая мелькает, Что всю деревню может затопить. Плывут стога. Крутясь, несутся доски. И погрузились медленно на дно На берегу забытые повозки, И потонуло черное гумно. И реками становятся дороги, Озера превращаются в моря, И ломится вода через пороги, Семейные срывая якоря… Неделю льет. Вторую льет… Картина Такая — мы не видели грустней! Безжизненная водная равнина, И небо беспросветное над ней. На кладбище затоплены могилы, Видны еще оградные столбы, Ворочаются, словно крокодилы, Меж зарослей затопленных гробы, Ломаются, всплывая, и в потемки Под резким неслабеющим дождем Уносятся ужасные обломки И долго вспоминаются потом… Холмы и рощи стали островами. И счастье, что деревни на холмах. И мужики, качая головами, Перекликались редкими словами, Когда на лодках двигались впотьмах, И на детей покрикивали строго, Спасали скот, спасали каждый дом И глухо говорили: — Слава богу! Слабеет дождь… вот-вот… еще немного… И все пойдет обычным чередом.

[1966]

ОСЕННИЕ ЭТЮДЫ

1

Огонь в печи не спит,                               перекликаясь С глухим дождем, струящимся по крыше… А возле ветхой сказочной часовни Стоит береза старая, как Русь,— И вся она как огненная буря, Когда по ветру вытянутся ветви И зашумят, охваченные дрожью, И листья долго валятся с ветвей, Вокруг ствола лужайку устилая… Когда стихает яростная буря, Сюда приходит девочка-малютка И робко так садится на качели, Закутываясь в бабушкину шаль. Скрипят, скрипят под ветками качели, И так шумит над девочкой береза И так вздыхает горестно и страстно, Как будто человеческою речью Она желает что-то рассказать. Они друг другу так необходимы! Но я нарушил их уединенье, Когда однажды шлялся по деревне И вдруг спросил играючи: «Шалунья! О чем поешь?» Малютка отвернулась И говорит: «Я не пою, я плачу…» Вокруг меня все стало так уныло! Но в наши годы плакать невозможно, И каждый раз, себя превозмогая, Мы говорим: «Все будет хорошо».

2

И вот среди осеннего безлюдья Раздался бодрый голос человека: — Как много нынче клюквы на болоте! — Как много нынче клюквы на болоте! — Во всех домах тотчас отозвалось… От всех чудес всемирного потопа Досталось нам безбрежное болото, На сотни верст усыпанное клюквой, Овеянное сказками и былью Прошедших здесь крестьянских поколений… Зовешь, зовешь… Никто не отзовется… И вдруг уснет могучее сознанье, И вдруг уснут мучительные страсти, Исчезнет даже память о тебе. И в этом сне картины нашей жизни, Одна другой туманнее, толпятся, Покрытые миражной поволокой Безбрежной тишины и забытья. Лишь глухо стонет дерево сухое… «Как хорошо! — я думал. — Как прекрасно!» И вздрогнул вдруг, как будто пробудился, Услышав странный посторонний звук. Змея! Да, да! Болотная гадюка За мной все это время наблюдала И все ждала, шипя и извиваясь… Мираж пропал. Я весь похолодел. И прочь пошел, дрожа от омерзенья, Но в этот миг, как туча, над болотом Взлетели с криком яростные птицы, Они так низко начали кружиться Над головой моею одинокой, Что стало мне опять не по себе… «С чего бы это птицы взбеленились? — Подумал я, все больше беспокоясь.— С чего бы змеи начали шипеть?» И понял я, что это не случайно, Что весь на свете ужас и отрава Тебя тотчас открыто окружают, Когда увидят вдруг, что ты один. Я понял это как предупрежденье,— Мол, хватит, хватит шляться по болоту! Да, да, я понял их предупрежденье,— Один за клюквой больше не пойду…

3

Прошел октябрь. Пустынно за овином. Звенит снежок в траве обледенелой, И глохнет жизнь под небом оловянным, И лишь почтовый трактор хлопотливо Туда-сюда мотается чуть свет, И только я с поникшей головою, Как выраженье осени живое, Проникнутый тоской ее и дружбой, По косогорам родины брожу И одного сильней всего желаю— Чтоб в этот день осеннего распада И в близкий день ревущей снежной бури Всегда светила нам, не унывая, Звезда труда, поэзии, покоя, Чтоб и тогда она торжествовала, Когда не будет памяти о нас…

Октябрь 1965

* А между прочим, осень на дворе *

А между прочим, осень на дворе. Ну что ж, я вижу это не впервые. Скулит собака в мокрой конуре, Залечивая раны боевые. Бегут машины, мчатся напрямик И вдруг с ухаба шлепаются в лужу. Когда, буксуя, воет грузовик, Мне этот вой выматывает душу. Кругом шумит холодная вода, И все кругом расплывчато и мглисто. Незримый ветер, словно в невода, Со всех сторон затягивает листья… Раздался стук. Я выдернул засов. Я рад обняться с верными друзьями. Повеселились несколько часов, Повеселились с грустными глазами… Когда в сенях опять простились мы, Я первый раз так явственно услышал, Как о суровой близости зимы Тяжелый ливень жаловался крышам. Прошла пора, когда в зеленый луг Я отворял узорное оконце — И все лучи, как сотни добрых рук, Мне по утрам протягивало солнце…

[1966]

ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЯ

Я уеду из этой деревни… Будет льдом покрываться река, Будут ночью поскрипывать двери, Будет грязь на дворе глубока. Мать придет и уснет без улыбки… И в затерянном сером краю В эту ночь у берестяной зыбки Ты оплачешь измену мою. Так зачем же, прищурив ресницы, У глухого болотного пня Спелой клюквой, как добрую птицу, Ты с ладони кормила меня? Слышишь, ветер шумит по сараю? Слышишь, дочка смеется во сне? Может, ангелы с нею играют И под небо уносятся с ней… Не грусти на знобящем причале, Парохода весною не жди! Лучше выпьем давай на прощанье За недолгую нежность в груди. Мы с тобою как разные птицы, Что ж нам ждать на одном берегу? Может быть, я смогу возвратиться, Может быть, никогда не смогу… Ты не знаешь, как ночью по тропам За спиною, куда ни пойду, Чей-то злой настигающий топот Все мне слышится, словно в бреду. Но однажды я вспомню про клюкву, Про любовь твою в сером краю — И пошлю вам чудесную куклу, Как последнюю сказку свою. Чтобы девочка, куклу качая, Никогда не сидела одна. — Мама, мамочка! Кукла какая! И мигает, и плачет она…

[1966]

ОСТРОВА СВОИ ОБОГРЕВАЕМ

Захлебнулось поле и болото Дождевой водою — дождались! Прозябаньем, бедностью, дремотой Все объято — впадины и высь! Ночь придет — родимая окрестность, Словно в омут, канет в темноту! Темнота, забытость, неизвестность У ворот, как стража на посту. По воде, качаясь, по болотам Бор скрипучий движется, как флот! Как же мы, отставшие от флота, Коротаем осень меж болот? Острова свои обогреваем И живем без лишнего добра, Да всегда с огнем и урожаем, С колыбельным пеньем до утра… Не кричи так жалобно, кукушка, Над водой, над стужею дорог! Мать России целой — деревушка, Может быть, вот этот уголок…

[1966]

ОСЕННЯЯ ЛУНА

Грустно, грустно последние листья, Не играя уже, не горя, Под гнетущей погаснувшей высью, Над заслеженной грязью и слизью Осыпались в конце октября. И напрасно так шумно, так слепо, Приподнявшись, неслись над землей, Словно, где-то не кончилось лето, Может, там, за расхлябанным следом,— За тележной цыганской семьей. Люди жили тревожней и тише, И смотрели в окно иногда,— Был на улице говор не слышен, Было слышно как воют над крышей Ветер, ливень, труба, провода… Так зачем, проявляя участье, Между туч проносилась луна И светилась во мраке ненастья, Словно отблеск весеннего счастья, В красоте неизменной одна? Под луной этой светлой и быстрой Мне еще становилось грустней Видеть табор под бурею мглистой, Видеть ливень и грязь, и со свистом Ворох листьев, летящих над ней…

[1966]

ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ

Потонула во тьме отдаленная пристань. По канаве помчался, эх, осенний поток! По дороге неслись сумасшедшие листья, И порой раздавался пароходный свисток. Ну так что же? Пускай рассыпаются листья! Пусть на город нагрянет затаившийся снег! На тревожной земле в этом городе мглистом Я по-прежнему добрый, неплохой человек. А последние листья вдоль по улице гулкой Все неслись и неслись, выбиваясь из сил. На меня надвигалась темнота закоулков, И архангельский дождик на меня моросил…

[1964]

* Ветер всхлипывал, словно дитя *

Ветер всхлипывал, словно дитя, За углом потемневшего дома. На широком дворе, шелестя, По земле разлеталась солома… Мы с тобой не играли в любовь, Мы не знали такого искусства, Просто мы у поленницы дров Целовались от странного чувства. Разве можно расстаться шутя, Если так одиноко у дома, Где лишь плачущий ветер-дитя Да поленница дров и солома. Если так потемнели холмы, И скрипят, не смолкая, ворота, И дыхание близкой зимы Все слышней с ледяного болота…

[1966]

ВОРОНА

Вот ворона сидит на заборе. Все амбары давно на запоре. Все обозы прошли, все подводы, Наступила пора непогоды. Суетится она на заборе. Горе ей. Настоящее горе! Ведь ни зернышка нет у вороны И от холода нет обороны…

[1963]

НОЧЬ НА ПЕРЕВОЗЕ

Осень кончилась. Сильный ветер Заметает ее следы. И болотная пленка воды Замерзает при звездном свете. И грустит, как живой, и долго Помнит свой сенокосный рай Высоко над рекой, под елкой, Полусгнивший пустой сарай… От безлюдья и мрака хвойных Побережий, полей, болот Мне мерещится в темных волнах Затонувший какой-то флот. И один во всем околотке Выйдет бакенщик-великан И во мгле промелькнет на лодке, Как последний из могикан…

[1964]

ЗИМОВЬЕ НА ХУТОРЕ

Короткий день. А вечер долгий. И непременно перед сном Весь ужас ночи за окном Встает. Кладбищенские елки Скрипят. Окно покрыто льдом. Порой без мысли и без воли Смотрю в оттаявший глазок. И вдруг очнусь — как дико в поле! Как лес и грозен и высок! Зачем же, как сторожевые, На эти грозные леса В упор глядят глаза живые, Мои полночные глаза? Зачем? Не знаю. Сердце стынет В такую ночь. Но все равно Мне хорошо в моей пустыне, Не страшно мне, когда темно. Я не один во всей Вселенной. Со мною книги, и гармонь, И друг поэзии нетленной — В печи березовый огонь…

[1966]

РУССКИЙ ОГОНЕК

1

Погружены в томительный мороз, Вокруг меня снега оцепенели! Оцепенели маленькие ели, И было небо темное, без звезд. Какая глушь! Я был один живой Один живой в бескрайнем мертвом поле! Вдруг тихий свет — пригрезившийся, что ли? Мелькнул в пустыне, как сторожевой… Я был совсем как снежный человек, Входя в избу, — последняя надежда! — И услыхал, отряхивая снег: — Вот печь для вас… И теплая одежда… — Потом хозяйка слушала меня, Но в тусклом взгляде жизни было мало, И, неподвижно сидя у огня, Она совсем, казалось, задремала…

2

Как много желтых снимков на Руси В такой простой и бережной оправе! И вдруг открылся мне и поразил Сиротский смысл семейных фотографий! Огнем, враждой земля полным-полна, И близких всех душа не позабудет… — Скажи, родимый, будет ли война? И я сказал: — Наверное, не будет. — Дай бог, дай бог… ведь всем не угодишь, А от раздора пользы не прибудет… — И вдруг опять: — Не будет, говоришь? — Нет, — говорю, — наверное, не будет! — Дай бог, дай бог… И долго на меня Она смотрела, как глухонемая, И, головы седой не поднимая, Опять сидела тихо у огня. Что снилось ей? Весь этот белый свет, Быть может, встал пред нею в то мгновенье? Но я глухим бренчанием монет Прервал ее старинные виденья. — Господь с тобой! Мы денег не берем. — Что ж, — говорю, — желаю вам здоровья! За все добро расплатимся добром, За всю любовь расплатимся любовью…

3

Спасибо, скромный русский огонек, За то, что ты в предчувствии тревожном Горишь для тех, кто в поле бездорожном От всех друзей отчаянно далек, За то, что, с доброй верою дружа, Среди тревог великих и разбоя Горишь, горишь, как добрая душа, Горишь во мгле, и нет тебе покоя…

1964

ЗВЕЗДА ПОЛЕЙ

Звезда полей во мгле заледенелой, Остановившись, смотрит в полынью. Уж на часах двенадцать прозвенело, И сон окутал родину мою… Звезда полей! В минуты потрясений Я вспоминал, как тихо за холмом Она горит над золотом осенним, Она горит над зимним серебром… Звезда полей горит, не угасая, Для всех тревожных жителей земли, Своим лучом приветливым касаясь Всех городов, поднявшихся вдали. Но только здесь, во мгле заледенелой, Она восходит ярче и полней, И счастлив я, пока на свете белом Горит, горит звезда моих полей…

[1964]

ДУША ХРАНИТ[1] (1969 г.)

ТЫ С КОРАБЛЕМ ПРОЩАЛАСЬ…

С улыбкой на лице и со слезами Осталась ты на пристани морской, И снова шторм играет парусами И всей моей любовью и тоской! Я уношусь куда-то в мирозданье, Я зарываюсь в бурю, как баклан, — За вечный стон, за вечное рыданье Я полюбил жестокий океан. Я полюбил чужой полярный город И вновь к нему из странствия вернусь За то, что он испытывает холод, За то, что он испытывает грусть. За то, что он наполнен голосами, За то, что там к печали и добру С улыбкой на лице и со слезами Ты с кораблем прощалась на ветру…

(1962)

В СИБИРСКОЙ ДЕРЕВНЕ

То желтый куст, То лодка кверху днищем, То колесо тележное В грязи… Меж лопухов — Его, наверно, ищут — Сидит малыш, Щенок скулит вблизи. Скулит щенок И все ползет к ребенку, А тот забыл, Наверное, о нем,— К ромашке тянет Слабую ручонку И говорит… Бог ведает, о чем!.. Какой покой! Здесь разве только осень Над ледоносной Мечется рекой, Но крепче сон, Когда в ночи глухой Со всех сторон Шумят вершины сосен, Когда привычно Слышатся в лесу Осин тоскливых Стоны и молитвы,— В такую глушь Вернувшись после битвы, Какой солдат Не уронил слезу? Случайный гость, Я здесь ищу жилище И вот пою Про уголок Руси, Где желтый куст, И лодка кверху днищем, И колесо, Забытое в грязи…

1966

НОЧНОЕ ОЩУЩЕНИЕ

Когда стою во мгле, Душе покоя нет,— И омуты страшней, И резче дух болотный, Миры глядят с небес, Свой излучая свет, Свой открывая лик, Прекрасный, но холодный. И гор передо мной Вдруг возникает цепь, Как сумрачная цепь Загадок и вопросов,— С тревогою в душе, С раздумьем на лице, Я чуток, как поэт, Бессилен, как философ. Вот коростеля крик Послышался опять… Зачем стою во мгле? Зачем не сплю в постели? Скорее спать! Ночами надо спать! Настойчиво кричат Об этом коростели…

(1969)

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Ах, кто не любит первый снег В замерзших руслах тихих рек, В полях, в селеньях и в бору, Слегка гудящем на ветру! В деревне празднуют дожинки, И на гармонь летят снежинки. И весь в светящемся снегу Лось замирает на бегу На отдаленном берегу. Зачем ты держишь кнут в ладони? Легко в упряжке скачут кони, И по дорогам меж полей, Как стаи белых голубей, Взлетает снег из-под саней… Ах, кто не любит первый снег В замерзших руслах тихих рек, В полях, в селеньях и в бору, Слегка гудящем на ветру!

(1955)

ЯНВАРСКОЕ

Мороз под звездочками светлыми По лугу белому, по лесу ли Идет, поигрывая ветками, Снежком поскрипывая весело. И все под елками похаживает, И все за елками ухаживает,— Снежком атласным принаряживает! И в новогодний путь — проваживает! А после сам принаряжается, В мальчишку вдруг преображается И сам на праздник отправляется: — Кому невесело гуляется? — Лесами темными и грозными Бежит вперед с дарами редкими, И все подмигивает звездами, И все поигрывает ветками, И льдинки отвечают звонами, А он спешит, спешит к народу С шампанским, с музыкой, с поклонами Спокойно прожитому году; Со всеми дружит он и знается, И жизнь в короткой этой праздности Как будто снова начинается — С морозной свежести и ясности!

(1967)

ЦВЕТОК И НИВА

Цветы! Увядшие цветы! Как вас водой болотной хлещет, Так с бесприютной высоты На нас водой холодной плещет. А ты? По-прежнему горда? Или из праздничного зала На крыльях в прошлые года Твоя душа летать устала? И неужели, отлюбя, Уж не волнуешься, как прежде, Бежишь домой, а на тебя Водой холодной с неба плещет? Сырое небо, не плещи Своей водою бесприютной! И ты, сорока, не трещи О нашей радости минутной! Взойдет любовь на вечный срок, Душа не станет сиротлива. Неувядаемый цветок! Неувядаемая нива!

(1969)

СОСЕН ШУМ (1970 г.)

ТОТ ГОРОД ЗЕЛЕНЫЙ…

Тот город зеленый и тихий Отрадно заброшен и глух. Достойно, без лишней шумихи, Поет, как в деревне, петух На площади главной… Повозка Порой громыхнет через мост, А там, где овраг и березка, Столпился народ у киоска И тянет из ковшика морс, И мухи летают в крапиве, Блаженствуя в летнем тепле… Ну что там отрадней, счастливей Бывает еще на земле? Взгляну я во дворик зеленый — И сразу порадуют взор Земные друг другу поклоны Людей, выходящих во двор. Сорву я цветок маттиолы И вдруг заволнуюсь всерьез: И юность, и плач радиолы Я вспомню, и полные слез Глаза моей девочки нежной Во мгле, когда гаснут огни… Как я целовал их поспешно! Как после страдал безутешно! Как верил я в лучшие дни! Ну что ж? Моя грустная лира, Я тоже простой человек,— Сей образ прекрасного мира Мы тоже оставим навек. Но вечно пусть будет все это, Что свято я в жизни любил: Тот город, и юность, и лето, И небо с блуждающим светом Неясных небесных светил…

(1969)

ПОСЛЕДНИЙ ПАРОХОД

Памяти А. Яшина

…Мы сразу стали тише и взрослей. Одно поют своим согласным хором И темный лес, и стаи журавлей Над тем Бобришным дремлющим утором… В леса глухие, в самый древний град Плыл пароход, разбрызгивая воду,— Скажите мне, кто был тогда не рад? Смеясь, ходили мы по пароходу. А он, большой, на борт облокотясь,— Он, написавший столько мудрых книжек,— Смотрел туда, где свет зари и грязь Меж потонувших в зелени домишек. И нас, пестрея, радовала вязь Густых ветвей, заборов и домишек, Но он, глазами грустными смеясь, Порой смотрел на нас, как на мальчишек… В леса глухие, в самый древний град Плыл пароход, разбрызгивая воду,— Скажите, кто вернулся бы назад? Смеясь, ходили мы по пароходу. А он, больной, скрывая свой недуг,— Он, написавший столько мудрых книжек,— На целый день расстраивался вдруг Из-за каких-то мелких окунишек. И мы, сосредоточась, чуть заря, Из водных трав таскали окунишек, Но он, всерьез о чем-то говоря, Порой смотрел на нас, как на мальчишек… В леса глухие, в самый древний град Плыл пароход, встречаемый народом… Скажите мне, кто в этом виноват, Что пароход, где смех царил и лад, Стал для него последним пароходом? Что вдруг мы стали тише и взрослей, Что грустно так поют суровым хором И темный лес, и стаи журавлей Над беспробудно дремлющим утором…

(1969)

ВЕЧЕРНИЕ СТИХИ

Когда в окно осенний ветер свищет И вносит в жизнь смятенье и тоску,— Не усидеть мне в собственном жилище, Где в час такой меня никто не ищет,— Я уплыву за Вологду-реку! Перевезет меня дощатый катер С таким родным на мачте огоньком! Перевезет меня к блондинке Кате, С которой я, пожалуй что некстати, Там много лет — не больше чем знаком. Она спокойно служит в ресторане, В котором дело так заведено, Что на окне стоят цветы герани, И редко здесь бывает голос брани, И подают кадуйское вино. В том ресторане мглисто и уютно, Он на волнах качается чуть-чуть, Пускай сосед поглядывает мутно И задает вопросы поминутно,— Что ж из того? Здесь можно отдохнуть! Сижу себе, разглядываю спину Кого-то уходящего в плаще, Хочу запеть про тонкую рябину, Или про чью-то горькую чужбину, Или о чем-то русском вообще. Вникаю в мудрость древних изречений О сложном смысле жизни на земле. Я не боюсь осенних помрачений! Я полюбил ненастный шум вечерний, Огни в реке и Вологду во мгле. Смотрю в окно и вслушиваюсь в звуки, Но вот, явившись в светлой полосе, Идут к столу, протягивают руки Бог весть откуда взявшиеся други, — Скучаешь? — Нет! Присаживайтесь все. Вдоль по мосткам несется листьев ворох,— Видать в окно — и слышен ветра стон, И слышен волн печальный шум и шорох, И, как живые, в наших разговорах Есенин, Пушкин, Лермонтов, Вийон. Когда опять на мокрый дикий ветер Выходим мы, подняв воротники, Каким-то грустным таинством на свете У темных волн, в фонарном тусклом свете Пройдет прощанье наше у реки. И снова я подумаю о Кате, О том, что ближе буду с ней знаком, О том, что это будет очень кстати, И вновь домой меня увозит катер С таким родным на мачте огоньком…

(1969)

ЛАСТОЧКА

Ласточка носится с криком. Выпал птенец из гнезда. Дети окрестные мигом Все прибежали сюда. Взял я осколок металла, Вырыл могилку птенцу, Ласточка рядом летала, Словно не веря концу. Долго носилась, рыдая, Под мезонином своим… Ласточка! Что ж ты, родная, Плохо смотрела за ним?

ПОЭЗИЯ

Теперь она, как в дымке, островками Глядит на нас, покорная судьбе,— Мелькнет порой лугами, ветряками — И вновь закрыта дымными веками… Но тем сильней влечет она к себе! Мелькнет покоя сельского страница, И вместе с чувством древности земли Такая радость на душе струится, Как будто вновь поет на поле жница, И дни рекой зеркальной потекли… Снега, снега… За линией железной Укромный, чистый вижу уголок. Пусть век простит мне ропот бесполезный, Но я молю, чтоб этот вид безвестный Хотя б вокзальный дым не заволок! Пусть шепчет бор, серебряно-янтарный, Что это здесь при звоне бубенцов Расцвел душою Пушкин легендарный, И снова мир дивился благодарный: Пришел отсюда сказочный Кольцов! Железный путь зовет меня гудками, И я бегу… Но мне не по себе, Когда она за дымными веками Избой в снегах, лугами, ветряками Мелькнет порой, покорная судьбе…

1969

ПО ДРОВА

Мимо изгороди шаткой, Мимо разных мест По дрова спешит лошадка В Сиперово, в лес. Дед Мороз идет навстречу. — Здравствуй! — Будь здоров!.. Я в стихах увековечу Заготовку дров. Пахнет елками и снегом, Бодро дышит грудь, И лошадка легким бегом Продолжает путь. Привезу я дочке Лене Из лесных даров Медвежонка на колене, Кроме воза дров. Мимо изгороди шаткой, Мимо разных мест Вот и въехала лошадка В Сиперово, в лес. Нагружу большие сани Да махну кнутом И как раз поспею к бане, С веником притом!

Ноябрь 1965

* По холодной осенней реке *

По холодной осенней реке Пароход последний плывет,— Скоро, скоро в глухом городке Зазимует районный флот. Я уйду по знакомой тропе Над родной ледоносной рекой И в заснеженной русской избе Зазимую с веселой вдовой. Зазимую без всяких забот, Как зимует у пристани флот…

(1969)

ПО ДОРОГЕ К МОРЮ

Въезжаем в рощу золотую, В грибную бабушкину глушь. Лошадка встряхивает сбрую И пьет порой из теплых луж. Вот показались вдоль дороги Поля, деревни, монастырь, А там — с кустарником убогим Унылый тянется пустырь. Я рад тому, что мы кочуем, Я рад садам монастыря И мимолетным поцелуям Прохладных листьев сентября. А где-то в солнечном Тифлисе Ты ждешь меня на той горе, Где в теплый день, при легком бризе, Прощались мы лицом к заре. Я опечален: та вершина Крута. А ты на ней одна. И азиатская чужбина Бог знает что за сторона? Еще он долог по селеньям, Мой путь к морскому кораблю, И, как тебе, цветам осенним Я все шепчу: «Люблю, люблю…»

ПРО ЗАЙЦА

Заяц в лес бежал по лугу, Я из лесу шел домой,— Бедный заяц с перепугу Так и сел передо мной! Так и обмер, бестолковый, Но, конечно, в тот же миг Поскакал в лесок сосновый, Слыша мой веселый крик. И еще, наверно, долго С вечной дрожью в тишине Думал где-нибудь под елкой О себе и обо мне. Думал, горестно вздыхая, Что друзей-то у него После дедушки Мазая Не осталось никого.

(1969)

ПОДОРОЖНИКИ

Топ да топ от кустика до кустика — Неплохая в жизни полоса. Пролегла дороженька до Устюга Через город Тотьму и леса. Приуныли нынче подорожники Потому что, плача и смеясь, Все прошли бродяги и острожники — Грузовик разбрызгивает грязь. Приуныли в поле колокольчики. Для людей мечтают позвенеть, Но цветов певучие бутончики Разве что послушает медведь. Разве что от кустика до кустика По следам давно усопших душ Я пойду, чтоб думами до Устюга Погружаться в сказочную глушь. Где мое приветили рождение И трава молочная, и мед, Мне приятно даже мух гудение, Муха — это тоже самолет. Всю пройду дороженьку до Устюга Через город Тотьму и леса, Топ да топ от кустика до кустика — Неплохая в жизни полоса!

1969

НА НОЧЛЕГЕ

Лошадь белая в поле темном. Воет ветер, бурлит овраг, Светит лампа в избе укромной, Освещая осенний мрак. Подмерзая, мерцают лужи… «Что ж, — подумал, — зайду давай?» Посмотрел, покурил, послушал И ответил мне: — Ночевай! И отправился в темный угол, Долго с лавки смотрел в окно На поблекшие травы луга… Хоть бы слово еще одно! Есть у нас старики по селам, Что утратили будто речь: Ты с рассказом к нему веселым — Он без звука к себе на печь. Знаю, завтра разбудит только Словом будничным, кратким столь. Я спрошу его: — Надо сколько? — Он ответит: — Не знаю, сколь! И отправится в тот же угол, Долго будет смотреть в окно На поблекшие травы луга… Хоть бы слово еще одно!.. Ночеваю! Глухим покоем Сумрак душу врачует мне, Только маятник с тихим боем Все качается на стене, Только изредка над паромной Над рекою, где бакен желт, Лошадь белая в поле темном Вскинет голову и заржет…

1968

ВОЛОГОДСКИЙ ПЕЙЗАЖ

Живу вблизи пустого храма, На крутизне береговой, И городская панорама Открыта вся передо мной. Пейзаж, меняющий обличье, Мне виден весь со стороны Во всем таинственном величье Своей глубокой старины. Там, за рекою, свалка бревен, Подъемный кран, гора песка, И торопливо — час не ровен! — Полощут женщины с мостка Свое белье — полны до края Корзины этого добра, А мимо, волны нагоняя, Летят и воют катера. Сады. Желтеющие зданья Меж зеленеющих садов И темный, будто из преданья, Квартал дряхлеющих дворов, Архитектурный чей-то опус, Среди квартала… Дым густой… И третий, кажется, автобус Бежит по линии шестой. Где строят мост, где роют яму, Везде при этом крик ворон, И обрывает панораму Невозмутимый небосклон. Кончаясь лишь на этом склоне, Видны повсюду тополя, И там, светясь, в тумане тонет Глава безмолвного кремля…

(1969)

ПОЕЗД

Поезд мчался с грохотом и воем, Поезд мчался с лязганьем и свистом, И ему навстречу желтым роем Понеслись огни в просторе мглистом. Поезд мчался с полным напряженьем Мощных сил, уму непостижимых, Перед самым, может быть, крушеньем Посреди миров несокрушимых. Поезд мчался с прежним напряженьем Где-то в самых дебрях мирозданья, Перед самым, может быть, крушеньем, Посреди явлений без названья… Вот он, глазом огненным сверкая, Вылетает… Дай дорогу, пеший! На разъезде где-то, у сарая, Подхватил меня, понес меня, как леший! Вместе с ним и я в просторе мглистом Уж не смею мыслить о покое,— Мчусь куда-то с лязганьем и свистом, Мчусь куда-то с грохотом и воем, Мчусь куда-то с полным напряженьем Я, как есть, загадка мирозданья. Перед самым, может быть, крушеньем Я кричу кому-то: «До свиданья!..» Но довольно! Быстрое движенье Все смелее в мире год от году, И какое может быть крушенье, Если столько в поезде народу?

1969

ВО ВРЕМЯ ГРОЗЫ

Внезапно небо прорвалось С холодным пламенем и громом! И ветер начал вкривь и вкось Качать сады за нашим домом. Завеса мутного дождя Заволокла лесные дали. Кромсая мрак и бороздя, На землю молнии слетали! И туча шла гора горой! Кричал пастух, металось стадо, И только церковь под грозой Молчала набожно и свято. Молчал, задумавшись, и я, Привычным взглядом созерцая Зловещий праздник бытия, Смятенный вид родного края. И все раскалывалась высь, Плач раздавался колыбельный, И стрелы молний все неслись В простор тревожный, беспредельный.,

ДЕТСТВО

Мать умерла. Отец ушел на фронт. Соседка злая Не дает проходу. Я смутно помню Утро похорон И за окошком Скудную природу. Откуда только — Как из-под земли! — Взялись в жилье И сумерки, и сырость., Но вот однажды Все переменилось, За мной пришли, Куда-то повезли. Я смутно помню Позднюю реку, Огни на ней, И скрип, и плеск парома, И крик «Скорей!», Потом раскаты грома И дождь… Потом Детдом на берегу. Вот говорят, Что скуден был паек, Что были ночи С холодом, с тоскою,— Я лучше помню Ивы над рекою И запоздалый В поле огонек. До слез теперь Любимые места! И там, в глуши, Под крышею детдома Для нас звучало, Как-то незнакомо, Нас оскорбляло Слово «сирота». Хотя старушки Местных деревень И впрямь на нас Так жалобно глядели, Как на сирот несчастных, В самом деле, Но время шло, И приближался день, Когда раздался Праведный салют, Когда прошла Военная морока, И нам подъем Объявлен был до срока, И все кричали: — Гитлеру капут! Еще прошло Немного быстрых лет, И стало грустно вновь: Мы уезжали! Тогда нас всей Деревней провожали, Туман покрыл Разлуки нашей след…

1967

НОЧЬ НА РОДИНЕ

Высокий дуб. Глубокая вода. Спокойные кругом ложатся тени. И тихо так, как будто никогда Природа здесь не знала потрясений! И тихо так, как будто никогда Здесь крыши сел не слыхивали грома! Не встрепенется ветер у пруда, И на дворе не зашуршит солома, И редок сонный коростеля крик… Вернулся я — былое не вернется! Ну что же? Пусть хоть это остается, Продлится пусть хотя бы этот миг, Когда души не трогает беда, И так спокойно двигаются тени, И тихо так, как будто никогда Уже не будет в жизни потрясений, И всей душой, которую не жаль Всю потопить в таинственном и милом, Овладевает светлая печаль, Как лунный свет овладевает миром…

(1967)

ШУМИТ КАТУНЬ

…Как я подолгу слушал этот шум, Когда во мгле горел закатный пламень! Лицом к реке садился я на камень И все глядел, задумчив и угрюм, Как мимо башен, идолов, гробниц Катунь неслась широкою лавиной, И кто-то древней клинописью птиц Записывал напев ее былинный… Катунь, Катунь — свирепая река! Поет она таинственные мифы О том, как шли воинственные скифы,— Они топтали эти берега! И Чингисхана сумрачная тень Над целым миром солнце затмевала, И черный дым летел за перевалы К стоянкам светлых русских деревень… Все поглотил столетий темный зев! И все в просторе сказочно-огнистом Бежит Катунь с рыданием и свистом — Она не может успокоить гнев! В горах погаснет солнечный июнь, Заснут во мгле печальные аилы, Молчат цветы, безмолвствуют могилы, И только слышно, как шумит Катунь…

1967

ПЛЫТЬ, ПЛЫТЬ…

В жарком тумане дня Сонный встряхнем фиорд! — Эй, капитан! Меня Первым прими на борт! Плыть, плыть, плыть Мимо могильных плит, Мимо церковных рам, Мимо семейных драм… Скучные мысли — прочь! Думать и думать — лень! Звезды на небе — ночь! Солнце на небе — день! Плыть, плыть, плыть Мимо родной ветлы, Мимо зовущих нас Милых сиротских глаз… Если умру — по мне Не зажигай огня! Весть передай родне И посети меня. Где я зарыт, спроси Жителей дальних мест, Каждому на Руси Памятник — добрый крест! Плыть, плыть, плыть…

(1970)

ИДЕТ ПРОЦЕССИЯ

Идет процессия за гробом. Долга дорога в полверсты. На ветхом кладбище — сугробы И в них увязшие кресты. И длится, длится поневоле Тяжелых мыслей череда, И снова слышно, как над полем Негромко стонут провода. Трещат крещенские морозы. Идет народ… Все глубже снег… Все величавее березы… Все ближе к месту человек. Он в ласках мира, в бурях века Достойно дожил до седин. И вот… Хоронят человека… — Снимите шапку, гражданин!

НА АВТОТРАССЕ

Какая зловещая трасса! Какая суровая быль! Шоферы высокого класса Газуют сквозь ветер и пыль. Газуют во мраке таежном По рытвинам в грозной ночи… — Эй! Где тут начальник дорожный? — Лежит у себя на печи… Шоферы уносятся с матом, Начальству от них не уйти! Но словно с беспомощным братом Со мной обошлись по пути. Я шел, свои ноги калеча, Глаза свои мучая тьмой… — Куда ты? — В деревню Предтеча. — Откуда? — Из Тотьмы самой… За мною захлопнулась дверца, И было всю ночь напролет Так жутко и радостно сердцу, Что все мы несемся вперед, Что все мы почти над кюветом Несемся куда-то стрелой, И есть соответствие в этом С характером жизни самой!

1968

ИВА

Зачем ты, ива, вырастаешь Над судоходною рекой И волны мутные ласкаешь, Как будто нужен им покой? Преград не зная и обходов, Бездумно жизнь твою губя, От проходящих пароходов Несутся волны на тебя! А есть укромный край природы, Где под церковною горой В тени мерцающие воды С твоей ласкаются сестрой…

(1964)

ОТПЛЫТИЕ

Размытый путь. Кривые тополя. Я слушал шум — была пора отлета. И вот я встал и вышел за ворота, Где простирались желтые поля, И вдаль пошел… Вдали тоскливо пел Гудок чужой земли, гудок разлуки! Но, глядя вдаль и вслушиваясь в звуки, Я ни о чем еще не сожалел — Была суровой пристань в поздний час. Искрясь, во тьме горели папиросы, И трап стонал, и хмурые матросы Устало поторапливали нас. И вдруг такой повеяло с полей Тоской любви, тоской свиданий кратких! Я уплывал… все дальше… без оглядки На мглистый берег юности своей.

(1967)

ЭКСПРОМТ

Я уплыву на пароходе, Потом поеду на подводе, Потом еще на чем-то вроде, Потом верхом, потом пешком Пройду по волоку с мешком — И буду жить в своем народе!

ПОСВЯЩЕНИЕ ДРУГУ

Замерзают мои георгины. И последние ночи близки. И на комья желтеющей глины За ограду летят лепестки… Нет, меня не порадует — что ты! — Одинокая странствий звезда. Пролетели мои самолеты, Просвистели мои поезда. Прогудели мои пароходы, Проскрипели телеги мои,— Я пришел к тебе в дни непогоды, Так изволь, хоть водой напои! Не порвать мне житейские цепи, Не умчаться, глазами горя, В пугачевские вольные степи, Где гуляла душа бунтаря. Не порвать мне мучительной связи С долгой осенью нашей земли, С деревцом у сырой коновязи, С журавлями в холодной дали… Но люблю тебя в дни непогоды И желаю тебе навсегда, Чтоб гудели твои пароходы, Чтоб свистели твои поезда!

(1967)

СОСЕН ШУМ

В который раз меня приветил Уютный древний Липин Бор, Где только ветер, снежный ветер Заводит с хвоей вечный спор. Какое русское селенье! Я долго слушал сосен шум, И вот явилось просветленье Моих простых вечерних дум. Сижу в гостинице районной, Курю, читаю, печь топлю, Наверно, будет ночь бессонной, Я так порой не спать люблю! Да как же спать, когда из мрака Мне будто слышен глас веков, И свет соседнего барака Еще горит во мгле снегов. Пусть завтра будет путь морозен, Пусть буду, может быть, угрюм, Я не просплю сказанье сосен, Старинных сосен долгий шум…

1967

В СТАРОМ ПАРКЕ

Песчаный путь В еловый темный лес. В зеленый пруд Упавшие деревья. И бирюза, И огненные перья Ночной грозою Вымытых небес! Желтея грустно, Старый особняк Стоит в глуши Запущенного парка — Как дико здесь! Нужна покрепче палка, Чтоб уложить Крапиву кое-как… Покрывшись пеплом, Гаснет бирюза. И там, во тьме Унылого строенья, Забытого навек Без сожаленья, Горят кошачьи Желтые глаза. Не отыскать Заросшие следы, Ничей приход Не оживит картины, Лишь манят, вспыхнув, Ягоды малины Да редких вишен Крупные плоды. Здесь барин жил. И может быть, сейчас, Как старый лев, Дряхлея на чужбине, Об этой сладкой Вспомнил он малине, И долго слезы Катятся из глаз… Подует ветер! Сосен темный ряд Вдруг зашумит, Застонет, занеможет, И этот шум Волнует и тревожит, И не понять, О чем они шумят.

(1967)

ЗЕЛЕНЫЕ ЦВЕТЫ

Светлеет грусть, когда цветут цветы, Когда брожу я многоцветным лугом Один или с хорошим давним другом, Который сам не терпит суеты. За нами шум и пыльные хвосты — Все улеглось! Одно осталось ясно — Что мир устроен грозно и прекрасно, Что легче там, где поле и цветы. Остановившись в медленном пути, Смотрю, как день, играя, расцветает. Но даже здесь… чего-то не хватает… Недостает того, что не найти. Как не найти погаснувшей звезды, Как никогда, бродя цветущей степью, Меж белых листьев и на белых стеблях Мне не найти зеленые цветы…

(1967)

В ПУСТЫНЕ

Сотни лет, Пролетевших без вести. Сотни лет, Сверхъестественно злой, Как задуманный Кем-то для мести, Сотни лет Над пустынями зной! Шли с проклятьями Все караваны… Кто ж любил вас? И кто вас ласкал? Кто жалел Погребенные страны Меж песков И обрушенных скал? Хриплым криком Тревожа гробницы, Поднимаются, Словно кресты, Фантастически мрачные Птицы, Одинокие птицы пустынь., Но и в мертвых Песках без движенья, Как под гнетом Неведомых дум, Зреет жгучая Жажда сраженья, В каждом шорохе Зреет самум!..

1968

ПОВЕСТЬ О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ

Я тоже служил на флоте! Я тоже памятью полн О той бесподобной работе — На гребнях чудовищных волн. Тобою — ах, море, море! — Я взвинчен до самых жил, Но, видно, себе на горе Так долго тебе служил… Любимая чуть не убилась,— Ой, мама родная земля! — Рыдая, о грудь мою билась, Как море о грудь корабля. В печали своей бесконечной, Как будто вослед кораблю, Шептала: «Я жду вас… вечно», Шептала: «Я вас… люблю». Люблю вас! Какие звуки! Но звуки ни то ни се,— И где-то в конце разлуки Забыла она про все. Однажды с какой-то дороги Отправила пару слов: «Мой милый! Ведь так у многих Проходит теперь любовь…» И все же в холодные ночи Печальней видений других — Глаза ее, близкие очень, И море, отнявшее их.

(1970)

РАСПЛАТА

Я забыл, что такое любовь, И под лунным над городом светом Столько выпалил клятвенных слов, Что мрачнею, как вспомню об этом. И однажды, прижатый к стене Безобразьем, идущим по следу, Одиноко я вскрикну во сне И проснусь, и уйду, и уеду… Поздно ночью откроется дверь. Невеселая будет минута. У порога я встану, как зверь, Захотевший любви и уюта. Побледнеет и скажет: — Уйди! Наша дружба теперь позади! Ничего для тебя я не значу! Уходи! Не гляди, что я плачу!.. И опять по дороге лесной Там, где свадьбы, бывало, летели, Неприкаянный, мрачный, ночной, Я тревожно уйду по метели…

1970

НА СЕНОКОСЕ

С утра носились, Сенокосили, Отсенокосили, пора! В костер устало Дров подбросили И помолчали у костра. И вот опять Вздыхают женщины — О чем-то думается им? А мужики лежат, Блаженствуя, И в небеса пускают дым! Они толкуют О политике, О новостях, о том, о сем, Не критикуют Ради критики, А мудро судят обо всем, И слышен смех В тени под ветками, И песни русские слышны, Все чаще новые, Советские, Все реже — грустной старины…

НЕ ПРИШЛА

Из окна ресторана —                             свет зеленый,                                              болотный, От асфальта до звезд                          заштрихована ночь                                                    снегопадом, Снег глухой,                 беспристрастный,                                        бесстрастный,                                                         холодный Надо мной,                 над Невой,                              над матросским                                               суровым отрядом. Сумасшедший,                    ночной,                            вдоль железных заборов, Удивляя людей,                      что брожу я?                                      И мерзну зачем? Ты и раньше ко мне                             приходила не скоро, А вот не пришла и совсем… Странный свет,                    ядовитый,                                 зеленый,                                            болотный, Снег и снег                без метельного                                      свиста и воя. Снег глухой,               беспристрастный,                                      бесстрастный,                                                         холодный, Мертвый снег,                    ты зачем                                не даешь мне покоя?

1962

КУПАВЫ

Как далеко дороги пролегли! Как широко раскинулись угодья! Как высоко над зыбким половодьем Без остановки мчатся журавли! В лучах весны — зови иль не зови! — Они кричат все радостней, все ближе… Вот снова игры юности, любви Я вижу здесь… но прежних не увижу. И обступают бурную реку Все те ж цветы… но девушки другие, И говорить не надо им, какие Мы знали дни на этом берегу. Бегут себе, играя и дразня, Я им кричу: — Куда же вы? Куда вы? Взгляните ж вы, какие здесь купавы! — Но разве кто послушает меня…

(1967)

БЕССОННИЦА

Окно, светящееся чуть. И редкий звук с ночного омута. Вот есть возможность отдохнуть. Но как пустынна эта комната! Мне странно кажется, что я Среди отжившего, минувшего, Как бы в каюте корабля, Бог весть когда и затонувшего, Что не под этим ли окном, Под запыленною картиною Меня навек затянет сном, Как будто илом или тиною. За мыслью мысль — какой-то бред, За тенью тень — воспоминания, Реальный звук, реальный свет С трудом доходят до сознания. И так раздумаешься вдруг, И так всему придашь значение, Что вместо радости — испуг, А вместо отдыха — мучение…

(1969)

СЛЕЗ НЕ ЛЕЙ

Есть пора — души моей отрада: Зыбко все, но зелено уже! Есть пора осеннего распада, Это тоже родственно душе. Грязь кругом, а тянет на болото, Дождь кругом, а тянет на реку,— И грустит избушка между лодок На своем ненастном берегу. Облетают листья, уплывают Мимо голых веток и оград… В эти дни дороже мне бывают И дела, и образы утрат. Слез не лей над кочкою болотной Оттого, что слишком я горяч, Вот умру — и стану я холодный, Вот тогда, любимая, поплачь!

ПАЛЬМЫ ЮГА

Еще один Пропал безвестный день, Покрыты снегом Крыши деревень                        И вся округа, А где-то есть Прекрасная страна, Там чудно все — И горы, и луна,                        И пальмы юга… И я глядел, Глядел на перевал, Где до сих пор Ни разу не бывал…                        Как воет вьюга! За перевалом первым Побывал, А там открылся Новый перевал…                        О пальмы юга! Забуду все. Займусь своим трудом. И все пойдет Обычным чередом,                         Но голос друга Твердит, что есть Прекрасная страна, Там чудно все — И горы, и луна,                         И пальмы юга… Не стану верить Другу своему, Уйду в свою Заснеженную тьму,—                         Пусть будет вьюга! Но, видно, так Устроен человек, Что не случайно Сказано навек:                         — О пальмы юга!

ДАЛЕКОЕ

Лети, мой отчаянный парус! Не знаю, насколько смогу, Чтоб даже тяжелая старость Меня не согнула в дугу! Но выплывут, словно из дыма, И станут родней и больней Стрелой пролетевшие мимо Картины отроческих дней… Запомнил я снег и салазки, Метельные взрывы снегов, Запомнил скандальные пляски Нарядных больших мужиков, Запомнил суслоны пшеницы, Запомнил, как чахла заря И грустные, грустные птицы Кричали в конце сентября. А сколько друзей настоящих, А сколько там было чудес, Лишь помнят сосновые чащи Да темный еловый лес!..

(1970)

ВОСПОМИНАНИЕ

Помню, луна смотрела в окно. Роса блестела на ветке. Помню, мы брали в ларьке вино И после пили в беседке. Ты говорил, что покинешь дом, Что жизнь у тебя в тумане, Словно о прошлом, играл потом «Вальс цветов» на баяне. Помню я дождь и грязь на дворе, Вечер темный, беззвездный, Собака лаяла в конуре И глухо шумели сосны…

Пос. Приютино, 1957

ГУЛЯЕВСКАЯ ГОРКА

Остановись, дороженька моя! Все по душе мне — сельская каморка, Осенний бор, Гуляевская горка, Где веселились русские князья. Простых преданий добрые уста Еще о том гласят, что каждодневно Гуляла здесь прекрасная царевна,— Она любила здешние места. Да! Но и я вполне счастливый тип, Когда о ней тоскую втихомолку Или смотрю бессмысленно на елку И вдруг в тени увижу белый гриб! И ничего не надо мне, пока Я просыпаюсь весело на зорьке И все брожу по старой русской горке, О прежних днях задумавшись слегка…

1967

ВЗГЛЯНУЛ НА КУСТИК

Взглянул на кустик — истину постиг, Он и цветет, и плодоносит пышно, Его питает солнышко, и слышно, Как в тишине поит его родник. А рядом — глянь! — худые деревца. Грустна под ними скудная лужайка, И не звенит под ними балалайка, И не стучат влюбленные сердца. Тянулись к солнцу — вот и обожглись! Вот и взялась нечаянная мука. Ну что ж, бывает… Всякому наука, Кто дерзко рвется в солнечную высь. Зато с куста нарву для милых уст Малины крупной, молодой и сладкой, И, обнимая девушку украдкой, Ей расскажу про добрый этот куст…

(1967)

ДО КОНЦА

До конца, До тихого креста Пусть душа Останется чиста! Перед этой Желтой, захолустной Стороной березовой Моей, Перед жнивой Пасмурной и грустной В дни осенних Горестных дождей, Перед этим Строгим сельсоветом, Перед этим Стадом у моста, Перед всем Старинным белым светом Я клянусь: Душа моя чиста. Пусть она Останется чиста До конца, До смертного креста!

ПРОЩАЛЬНОЕ

Печальная Вологда                             дремлет На темной печальной земле, И люди окраины древней Тревожно проходят во мгле. Родимая! Что еще будет Со мною? Родная заря Уж завтра меня не разбудит, Играя в окне и горя. Замолкли веселые трубы И танцы на всем этаже, И дверь опустевшего клуба Печально закрылась уже. Родимая! Что еще будет Со мною? Родная заря Уж завтра меня не разбудит, Играя в окне и горя. И сдержанный говор печален На темном печальном крыльце. Все было веселым вначале, Все стало печальным в конце. На темном разъезде разлуки И в темном прощальном авто Я слышу печальные звуки, Которых не слышит никто…

(1968)

ПЕСНЯ

Отцветет да поспеет На болоте морошка,— Вот и кончилось лето, мой друг! И опять он мелькает, Листопад за окошком, Тучи темные вьются вокруг… Заскрипели ворота, Потемнели избушки, Закачалась над омутом ель, Слышен жалобный голос Одинокой кукушки, И не спит по ночам коростель. Над притихшей деревней Скоро, скоро подружки В облаках полетят с ветерком, Выходя на дорогу, Будут плакать старушки И махать самолету платком. Ах, я тоже желаю На просторы вселенной! Ах, я тоже на небо хочу! Но в краю незнакомом Будет грусть неизменной По родному в окошке лучу. Жаль мне доброе поле, Жаль простую избушку, Жаль над омутом старую ель… Что ж так жалобно плачет На болоте кукушка? Что ж не спит по ночам коростель?

(1969)

ЛИСТЬЯ ОСЕННИЕ

Листья осенние Где-то во мгле мирозданья Видели, бедные, Сон золотой увяданья, Видели, сонные, Как, натянувши поводья, Всадник мрачнел, Объезжая родные угодья, Как, встрепенувшись, Веселью он вновь предавался,— Выстрел беспечный В дремотных лесах раздавался!.. Ночью, как встарь, Не слыхать говорливой гармошки, — Словно как в космосе, Глухо в раскрытом окошке, Глухо настолько, Что слышно бывает, как глухо… Это и нужно В моем состоянии духа! К печке остывшей Подброшу поленьев беремя, Сладко в избе Коротать одиночества время, В пору полночную В местности этой невзрачной Сладко мне спится На сене под крышей чердачной, Сладко, вдыхая Ромашковый запах ночлега, Зябнуть порою В предчувствии близкого снега… Вдруг, пробудясь, По лесам зароптали березы, Словно сквозь дрему Расслышали чьи-то угрозы, Словно почуяли Гибель живые созданья… Вон он и кончился, Сон золотой увяданья.

(1969)

А ДУБА НЕТ…

Поток, разбуженный весною, Катился в пене кружевной, И озаряемый луною Светился тихо край родной. Светился сад, светилось поле И глубь дремотная озер,— И ты пошла за мной без воли, Как будто я гипнотизер… Зачем твой голос волновался И разливался лунный свет? Где дуб шумел и красовался, Там пень стоит… А дуба нет…

ГОЛОЛЕДИЦА

В черной бездне Большая Медведица Так сверкает! Отрадно взглянуть. В звездном свете блестя, гололедица На земле обозначила путь… Сколько мысли, И чувства, и грации Нам являет заснеженный сад! В том саду ледяные акации Под окном освещенным горят. Вихревыми, холодными струями Ветер движется, ходит вокруг, А в саду говорят поцелуями И пожатием пламенных рук. Заставать будет зоренька макова Эти встречи — и слезы, и смех… Красота не у всех одинакова, Одинакова юность у всех! Только мне, кто любил, Тот не встретится, Я не знаю, куда повернуть, В тусклом свете блестя, гололедица Предо мной обозначила путь…

(1969)

НАСЛЕДНИК РОЗЫ

В саду, где пела радиола, Где танцевали «Вальс цветов», Все глуше дом у частокола, Все нелюдимей шум ветров. Улыбка лета так знакомо Опять сошла с лица земли! И все уехали из дома И радиолу увезли… На огороде с видом жалким, Как бы стыдясь за свой наряд, Воронье пугало на палке Торчит меж выкопанных гряд. Порой тревожно — не до шуток! — В рассветном воздухе седом Мелькнет косяк последних уток Над застывающим прудом. Вот-вот подует зимним, снежным. Все умирает… Лишь один Пылает пламенем мятежным — Наследник розы — георгин!

(1970)

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Кто-то стонет на темном кладбище, Кто-то глухо стучится ко мне, Кто-то пристально смотрит в жилище, Показавшись в полночном окне. В эту пору с дороги буранной Заявился ко мне на ночлег Непонятный какой-то и странный Из чужой стороны человек. И старуха метель не случайно, Как дитя, голосит за углом, Есть какая-то жуткая тайна В этом жалобном плаче ночном. Обветшалые гнутся стропила, И по лестнице шаткой во мрак, Чтоб нечистую выпугнуть силу, С фонарем я иду на чердак. По углам разбегаются тени… — Кто тут?.. — Глухо. Ни звука в ответ. Подо мной, как живые, ступени Так и ходят… Спасения нет! Кто-то стонет всю ночь на кладбище, Кто-то гибнет в буране — невмочь, И мерещится мне, что в жилище Кто-то пристально смотрит всю ночь…

(1969)

У ЦЕРКОВНЫХ БЕРЕЗ

Доносились гудки                           с отдаленной пристани. Замутило дождями Неба холодную просинь, Мотыльки над водою,                            усыпанной желтыми листьями, Не мелькали уже — надвигалась осень… Было тихо, и вдруг                           будто где-то заплакали,— Это ветер и сад. Это ветер гонялся за листьями, Городок засыпал,                        и мигали бакены Так печально в ту ночь у пристани. У церковных берез,                            почерневших от древности, Мы прощались,                      и пусть,                                опьяняясь чинариком, Кто-то в сумраке,                         злой от обиды и ревности, Все мешал нам тогда одиноким фонариком. Пароход загудел,                         возвещая отплытие вдаль! Вновь прощались с тобой У какой-то кирпичной оградины, Не забыть, как матрос,                                 увеличивший нашу печаль, — Проходите! — сказал. — Проходите скорее, граждане! — Я прошел. И тотчас,                        всколыхнувши затопленный плес, Пароход зашумел, Напрягаясь, захлопал колесами… Сколько лет пронеслось! Сколько вьюг отсвистело и гроз! Как ты, милая, там, за березами?

1968

ВОРОБЕЙ

Чуть живой. Не чирикает даже. Замерзает совсем воробей. Как заметит подводу с поклажей, Из-под крыши бросается к ней! И дрожит он над зернышком бедным, И летит к чердаку своему. А гляди, не становится вредным Оттого, что так трудно ему…

(1969)

ВЫПАЛ СНЕГ…

Выпал снег —                   и все забылось, Чем душа была полна! Сердце проще вдруг забилось, Словно выпил я вина. Вдоль по улице по узкой Чистый мчится ветерок, Красотою древнерусской Обновился городок. Снег летит на храм Софии, На детей, а их не счесть. Снег летит по всей России, Словно радостная весть. Снег летит — гляди и слушай! Так вот, просто и хитро, Жизнь порой врачует душу… Ну и ладно! И добро.

(1969)

ЗЕЛЕНЫЕ ЦВЕТЫ (1971 г.)

ДЕРЕВЕНСКИЕ НОЧИ

Ветер под окошками,                               тихий, как мечтание, А за огородами                        в сумерках полей Крики перепелок,                         ранних звезд мерцание, Ржание стреноженных                                 молодых коней. К табуну            с уздечкою                            выбегу из мрака я, Самого горячего                        выберу коня, И по травам скошенным,                                   удилами звякая, Конь в село соседнее                                 понесет меня. Пусть ромашки встречные                                от копыт сторонятся, Вздрогнувшие ивы                            брызгают росой,— Для меня, как музыкой,                                снова мир наполнится Радостью свидания                              с девушкой простой? Все люблю без памяти                                в деревенском стане я, Будоражат сердце мне                                  в сумерках полей Крики перепелок,                         ранних звезд мерцание, Ржание стреноженных                                 молодых коней…

1953

ТАЙНА

«Чудный месяц плывет над рекою», — Где-то голос поет молодой. И над родиной, полной покоя, Опускается сон золотой! Не пугают разбойные лица, И не мыслят пожары зажечь, Не кричит сумасшедшая птица, Не звучит незнакомая речь. Неспокойные тени умерших Не встают, не подходят ко мне. И, тоскуя все меньше и меньше, Словно Бог, я хожу в тишине. И откуда берется такое, Что на ветках мерцает роса, И над родиной, полной покоя, Так светлы по ночам небеса! Словно слышится пение хора, Словно скачут на тройках гонцы, И в глуши задремавшего бора Все звенят и звенят бубенцы…

* Уже деревня вся в тени *

Уже деревня вся в тени. В тени сады ее и крыши. Но ты взгляни чуть-чуть повыше — Как ярко там горят огни! Одна у нас в деревне мглистой Соседка древняя жива, И на лице ее землистом Растет какая-то трава. И все ж прекрасен образ мира, Когда в ночи равнинных мест Вдруг вспыхнут все огни эфира, И льется в душу свет с небес, Когда деревня вся в тени, И бабка спит, и над прудами Шевелит ветер лопухами, И мы с тобой совсем одни!

* Осень! Летит по дорогам *

Осень! Летит по дорогам Каркает около стога                  Стая озябших ворон. Скользкой неровной тропою                  В зарослях пасмурных ив Лошадь идет с водопоя,                  Голову вниз опустив. Мелкий, дремотный, без меры,                  Словно из множества сит, Дождик знобящий и серый                  Все моросит, моросит… Жнивы, деревья и стены                  В мокрых сетях полутьмы Словно бы ждут перемены —                  Чистой, веселой зимы!

О МОСКОВСКОМ КРЕМЛЕ

Бессмертное величие Кремля Невыразимо смертными словами! В твоей судьбе, — о русская земля! — В твоей глуши с лесами и холмами, Где смутной грустью веет старина, Где было все: смиренье и гордыня — Навек слышна, навек озарена, Утверждена московская твердыня! Мрачнее тучи грозный Иоанн Под ледяными взглядами боярства Здесь исцелял невзгоды государства, Скрывая боль своих душевных ран. И смутно мне далекий слышен звон: То скорбный он, то гневный и державный! Бежал отсюда сам Наполеон, Покрылся снегом путь его бесславный… Да! Он земной! От пушек и ножа Здесь кровь лилась… Он грозной                                                  был твердыней! Пред ним склонялись мысли и душа, Как перед славной воинской святыней. Но как — взгляните — чуден этот вид! Остановитесь тихо в день воскресный — Ну, не мираж ли сказочно-небесный — Возник пред вами, реет и горит? И я молюсь — о русская земля! — Не на твои забытые иконы, Молюсь на лик священного Кремля И на его таинственные звоны…

1968

СУДЬБА

Легкой поступью,                        кивая головой, Конь в упряжке                      прошагал по мостовой. Как по травке,                   по обломкам кирпича Прошагал себе, телегой грохоча. Между жарких этих                             каменных громад Как понять его? Он рад или не рад? Бодро шел себе,                        накормленный овсом, И катилось колесо за колесом… В чистом поле                    меж товарищей своих Он летал, бывало, как                                 весенний вихрь, И не раз подружке милой на плечо Он дышал по-молодому горячо. Но однажды в ясных далях сентября Занялась такая грустная заря! В чистом поле,                     незнакомцев веселя, Просвистела,                   полонив его,                                    петля. Тут попал он, весь пылая и дрожа, Под огонь ветеринарного ножа, И поднялся он, тяжел и невесом… Покатилось                колесо                         за колесом. Долго плелся он с понурой головой То по жаркой, То по снежной мостовой, Но и все-таки,                    хоть путь его тяжел, В чем-то он успокоение нашел. Что желать ему? Не все ли уж равно? Лишь бы счастья Было чуточку дано, Что при солнце,                      что при дождике косом. И катилось колесо                           за колесом.

ДАЛЕКОЕ

В краю, где по дебрям, по рекам Метелица свищет кругом, Стоял запорошенный снегом Бревенчатый низенький дом. Я помню, как звезды светили, Скрипел за окошком плетень, И стаями волки бродили Ночами вблизи деревень… Как все это кончилось быстро! Как странно ушло навсегда! Как шумно — с надеждой и свистом Помчались мои поезда! И все же, глаза закрывая, Я вижу: над крышами хат, В морозном тумане мерцая, Таинственно звезды дрожат. А вьюга по сумрачным рекам, По дебрям гуляет кругом, И весь запорошенный снегом Стоит у околицы дом…

СВИДАНИЕ

Мы входим в зал. Сияющие люстры От напряженья, Кажется, дрожат! Звенит хрусталь И действует на чувства, Мы входим в зал Без всякого искусства, А здесь искусством, Видно, дорожат. Швейцар блистает Золотом и лоском, Официант — Испытанным умом, А наш сосед — Шикарной папироской… Чего ж еще? Мы славно отдохнем! У вас в глазах Восторг и упоенье, И в них такая Гордость за меня, Как будто я Здесь главное явленье, Как будто это Все моя родня! Чего ж еще?.. С чего бы это снова, Встречая тихо Ласку ваших рук, За светлой рюмкой Пунша золотого Я глубоко Задумываюсь вдруг?..

ФЕРАПОНТОВО

В потемневших лучах горизонта Я смотрел на окрестности те, Где узрела душа Ферапонта Что-то божье в земной красоте. И однажды возникло из грезы, Из молящейся этой души, Как трава, как вода, как березы, Диво дивное в русской глуши! И небесно-земной Дионисий, Из соседних явившись земель, Это дивное диво возвысил До черты, небывалой досель… Неподвижно стояли деревья, И ромашки белели во мгле, И казалась мне эта деревня Чем-то самым святым на земле..

(1970)

* Брал человек *

Брал человек Холодный мертвый камень, По искре высекал Из камня пламень. Твоя судьба Не менее сурова — Вот так же высекать Огонь из слова! Но труд ума, Бессонницей больного,— Всего лишь дань За радость неземную: В своей руке Сверкающее слово Вдруг ощутить, Как молнию ручную!

Ленинград, 1962

ПРИЕЗД ТЮТЧЕВА

Он шляпу снял,                      чтоб поклониться Старинным русским каланчам… А после дамы всей столицы О нем шептались по ночам. И офицеры в пыльных бурках Потом судили меж равнин О том, как в залах Петербурга Блистал приезжий дворянин. А он блистал, как сын природы, Играя взглядом и умом, Блистал, как летом блещут воды, Как месяц блещет над холмом! И сны Венеции прекрасной, И грустной родины привет — Все отражалось в слове ясном И поражало высший свет.

[1964]

ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ

Его увидев, люди ликовали, Но он-то знал, как был он одинок. Он оглядел собравшихся в подвале, Хотел подняться, выйти… и не смог! И понял он, что вот слабеет воля, А где покой среди больших дорог?! Что есть друзья в тиши родного поля, Но он от них отчаянно далек! И в первый раз поник Сергей Есенин, Как никогда, среди унылых стен… Он жил тогда в предчувствии осеннем Уж далеко не лучших перемен.

1968

ДУЭЛЬ

Напрасно                  дуло пистолета Враждебно целилось в него; Лицо великого поэта Не выражало ничего! Уже давно,                   как в божью милость, Он молча верил В смертный рок. И сердце Лермонтова билось, Как в дни обидчивых тревог. Когда же выстрел                                грянул мимо (Наверно, враг Не спал всю ночь!), Поэт зевнул невозмутимо И пистолет отбросил прочь…

[1964]

ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

Был целый мир                              зловещ и ветрен, Когда один в осенней мгле В свое жилище Дмитрий Кедрин Спешил, вздыхая о тепле… Поэт, бывало, скажет слово В любой компании чужой,— Его уж любят, как святого, Кристально чистого душой. О, как жестоко в этот вечер Сверкнули тайные ножи! И после этой страшной встречи Не стало кедринской души. Но говорят, что и во прахе Он все вставал над лебедой,— Его убийцы жили в страхе, Как будто это впрямь святой. Как будто он во сне являлся И так спокойно, как никто, Смотрел на них и удивлялся, Как перед смертью: — А за что?

1966

СТИХИ

Стихи из дома гонят нас, Как будто вьюга воет, воет На отопленье паровое, На электричество и газ! Скажите, знаете ли вы О вьюгах что-нибудь такое: Кто может их заставить выть? Кто может их остановить, Когда захочется покоя? А утром солнышко взойдет,— Кто может средство отыскать, Чтоб задержать его восход? Остановить его закат? Вот так поэзия, она Звенит — ее не остановишь! А замолчит — напрасно стонешь! Она незрима и вольна. Прославит нас или унизит, Но все равно возьмет свое! И не она от нас зависит, А мы зависим от нее…

1965

ВЕНЕРА

Где осенняя стужа кругом Вот уж первым ледком прозвенела, Там любовно над бедным прудом Драгоценная блещет Венера!.. Жил однажды прекрасный поэт, Да столкнулся с ее красотою. И душа, излучавшая свет, Долго билась с прекрасной звездою! Но Венеры играющий свет Засиял при своем приближенье, Так, что бросился в воду поэт И уплыл за ее отраженьем… Старый пруд забывает с трудом, Как боролись прекрасные силы, Но Венера над бедным прудом Доведет и меня до могилы! Да еще в этой зябкой глуши Вдруг любовь моя — прежняя вера — Спать не даст, как вторая Венера В небесах возбужденной души!

ОТТЕПЕЛЬ

Нахмуренное,                        с прозеленью,                                                 небо, Во мгле, как декорации, дома, Асфальт и воздух Пахнут мокрым снегом, И веет мокрым холодом зима. Я чувствую себя больным и старым, И что за дело мне до разных там Гуляющих всю ночь по тротуарам Мне незнакомых девушек и дам! Вот так же было холодно и сыро, Сквозил в проулках ветер и рассвет, Когда она задумчиво спросила: — Наверное, гордишься, что поэт? — Наивная! Ей было не представить, Что не себя, ее хотел прославить, Что мне для счастья Надо лишь иметь То, что меня заставило запеть! И будет вечно веять той зимою, Как повторяться будет средь зимы И эта ночь со слякотью и тьмою, И горький запах слякоти и тьмы…

(Май 1962)

ПОД ВЕТВЯМИ БОЛЬНИЧНЫХ БЕРЕЗ

Под ветвями плакучих деревьев В чистых окнах больничных палат Выткан весь из пурпуровых перьев Для кого-то последний закат… Вроде крепок, как свеженький овощ, Человек, и легка его жизнь,— Вдруг проносится «скорая помощь», И сирена кричит: «Расступись!» Вот и я на больничном покое. И такие мне речи поют, Что грешно за участье такое Не влюбиться в больничный уют! В светлый вечер под музыку Грига В тихой роще больничных берез Я бы умер, наверно, без крика, Но не смог бы, наверно, без слез… Нет, не все, — говорю, — пролетело! Посильней мы и этой беды! Значит, самое милое дело — Это выпить немного воды, Посвистеть на манер канарейки И подумать о жизни всерьез На какой-нибудь старой скамейке Под ветвями больничных берез…

Лето 1970

НА РОДИНУ!

Во мгле, по холмам суровым,— Без фар не видать ни зги,— Сто километров с ревом Летели грузовики, Летели почти по небу, Касаясь порой земли. Шоферы, как в лучший жребий, Вцепились в свои рули, Припали к рулям, как зубры, И гнали — в леса, в леса! — Жестоко оскалив зубы И вытаращив глаза… Я молча сидел в сторонке, Следя за работой мужчин И радуясь бешеной гонке Ночных продуктовых машин. Я словно летел из неволи На отдых, на мед с молоком… И где-то в зверином поле Сошел и пошел                              пешком.

1962

ПРИВЕТ, РОССИЯ…

Привет, Россия — родина моя! Как под твоей мне радостно листвою! И пенья нет, но ясно слышу я Незримых певчих пенье хоровое… Как будто ветер гнал меня по ней, По всей земле — по селам и столицам! Я сильный был, но ветер был сильней, И я нигде не мог остановиться. Привет, Россия — родина моя! Сильнее бурь, сильнее всякой воли Любовь к твоим овинам у жнивья, Любовь к тебе, изба в лазурном поле. За все хоромы я не отдаю Свой низкий дом с крапивой под оконцем. Как миротворно в горницу мою По вечерам закатывалось солнце! Как весь простор, небесный и земной, Дышал в оконце счастьем и покоем, И достославной веял стариной, И ликовал под ливнями и зноем!..

1969

СТАРИК

Идет старик в простой одежде. Один идет издалека. Не греет солнышко, как прежде. Шумит осенняя река. Кружились птицы и кричали Во мраке тучи грозовой, И было все полно печали Над этой старой головой. Глядел он ласково и долго На всех, кто встретится ему, Глядел на птиц, глядел на елку.. Наверно, трудно одному. Когда, поеживаясь зябко, Поест немного и поспит, Ему какая-нибудь бабка Поднять котомку пособит. Глядит глазами голубыми, Несет котомку на горбу, Словами тихими, скупыми Благодарит свою судьбу. Не помнит он, что было прежде, И не боится черных туч, Идет себе в простой одежде С душою светлою, как луч!

(1967)

СТОИТ ЖАРА

Стоит жара. Летают мухи. Под знойным небом чахнет сад. У церкви сонные старухи Толкутся, бредят, верещат. Смотрю угрюмо на калеку, Соображаю, как же так — Я дать не в силах человеку Ему положенный пятак? И как же так, что я все реже Волнуюсь, плачу и люблю? Как будто сам я тоже сплю И в этом сне тревожно брежу…

СЕНТЯБРЬ

Слава тебе, поднебесный Радостный краткий покой! Солнечный блеск твой чудесный С нашей играет рекой, С рощей играет багряной, С россыпью ягод в сенях, Словно бы праздник нагрянул На златогривых конях! Радуюсь громкому лаю, Листьям, корове, грачу, И ничего не желаю, И ничего не хочу! И никому не известно То, что, с зимой говоря, В бездне таится небесной Ветер и грусть октября…

ЗАЧЕМ?

Она совсем еще ребенок — И ясен взгляд, и голос тонок. Она совсем еще дитя — Живет играя и шутя. — Давай походим темным лесом! — Давай разбудим соловья! Там у дороги под навесом Моя любимая скамья. — Давай сбежим скорее в поле! — Давай посмотрим на зарю!..— Я подчиняюсь поневоле И тоже что-то говорю. Но чувства борются во мне, Я в жизни знаю слишком много, И часто с ней наедине Мне нелегко и одиноко. И вот она уже грустна, И вот уже серьезней встречи, Совсем запутает она Клубок моих противоречий! Зачем же мы ходили лесом? Зачем будили соловья? Зачем стояла под навесом Та одинокая скамья?

В ОСЕННЕМ ЛЕСУ

Доволен я буквально всем! На животе лежу и ем Бруснику, спелую бруснику! Пугаю ящериц на пне, Потом валяюсь на спине, Внимая жалобному крику Болотной птицы…                                   Надо мной Между березой и сосной В своей печали бесконечной Плывут, как мысли, облака, Внизу волнуется река, Как чувство радости беспечной… Я так люблю осенний лес, Над ним — сияние небес, Что я хотел бы превратиться Или в багряный тихий лист, Иль в дождевой веселый свист, Но, превратившись, возродиться И возвратиться в отчий дом, Чтобы однажды в доме том Перед дорогою большою Сказать: — Я был в лесу листом! Сказать: — Я был в лесу дождем! Поверьте мне: я чист душою…

(1967)

ПАМЯТНЫЙ СЛУЧАЙ

В детстве я любил ходить пешком. У меня не уставали ноги. Помню, как однажды с вещмешком Весело шагал я по дороге. По дорогам даже в поздний час Я всегда ходил без опасенья, С бодрым настроеньем в этот раз Я спешил в далекое селенье… Но внезапно ветер налетел! Сразу тьма сгустилась! Страшно стало! Хмурый лес качался и шумел, И дорогу снегом заметало! Вижу: что-то черное вдали Сквозь метель маячит… Нет, не елки! Ноги будто к месту приросли! В голове мелькнуло: «Волки, волки!..» Волки мне мерещились не раз В обгоревших пнях. Один, без друга, Я дрожал от страха, но тотчас Шел вперед, опомнясь от испуга. Шел я, спотыкаясь, а метель, Мне сугроб под ноги наметая, То вдруг: «У-у-у!» — кричала в темноте, То вдруг: «А-а-а!» — кричала, как живая! …После все утихло. Рассвело. Свет зари скользил по белым склонам. Я пришел, измученный, в село. И друзья спросили удивленно: — Что случилось? Ты не заболел? — Ничего, — ответил я устало.— Просто лес качался и шумел, И дорогу снегом заметало…

НАСТУПЛЕНИЕ НОЧИ

Когда заря Смеркается и брезжит, Как будто тонет В омутной ночи И в гробовом Затишье побережий Скользят ее Последние лучи, Мне жаль ее… Вот-вот… еще немножко… И, поднимаясь В гаснущей дали, Весь ужас ночи Прямо за окошком Как будто встанет Вдруг из-под земли! И так тревожно В час перед набегом Кромешной тьмы Без жизни и следа, Как будто солнце Красное над снегом, Огромное, Погасло навсегда…

СИНЕНЬКИЙ ПЛАТОЧЕК

Я вспоминаю, сердцем посветлев, Какой я был взволнованный и юный! И пусть стихов серебряные струны Продолжат свой тоскующий напев О том, какие это были дни! О том, какие это были ночи! Издалека, как синенький платочек, Всю жизнь со мной прощаются они… От прежних чувств остался, охладев, Спокойный свет, как будто отблеск лунный, Еще поют серебряные струны, Но редок стал порывистый напев. И все ж хочу я, странный человек, Сберечь, как есть, любви своей усталость, Взглянуть еще на все, что там осталось, И распрощаться… может быть, навек.

(1967)

ЗИМНЯЯ ПЕСНЯ

В этой деревне огни не погашены.           Ты мне тоску не пророчь! Светлыми звездами нежно украшена           Тихая зимняя ночь. Светятся, тихие, светятся, чудные,           Слышится шум полыньи… Были пути мои трудные, трудные.           Где ж вы, печали мои? Скромная девушка мне улыбается,           Сам я улыбчив и рад! Трудное, трудное — все забывается,           Светлые звезды горят! Кто мне сказал, что во мгле заметеленной           Глохнет покинутый луг? Кто мне сказал, что надежды потеряны?           Кто это выдумал, друг? В этой деревне огни не погашены.           Ты мне тоску не пророчь! Светлыми звездами нежно украшена           Тихая зимняя ночь…

[1964]

У РАЗМЫТОЙ ДОРОГИ…

Грустные мысли наводит порывистый ветер, Грустно стоять одному у размытой дороги, Кто-то в телеге по ельнику едет и едет — Позднее время — спешат запоздалые дроги. Плачет звезда, холодея, над крышей сарая… Вспомни — о родина! — праздник на этой дороге! Шумной гурьбой под луной мы катались, играя, Снег освещенный летел вороному под ноги. Бег все быстрее… Вот вырвались в белое поле. В чистых снегах ледяные полынные воды. Мчимся стрелой… Приближаемся к праздничной   школе. Славное время! Души моей лучшие годы. Скачут ли свадьбы в глуши потрясенного бора, Мчатся ли птицы, поднявшие крик над селеньем, Льется ли чудное пение детского хора,— О, моя жизнь! На душе не проходит волненье… Нет, не кляну я мелькнувшую мимо удачу, Нет, не жалею, что скоро пройдут пароходы. Что ж я стою у размытой дороги и плачу? Плачу о том, что прошли мои лучшие годы…

В ГЛУШИ

Когда душе моей Сойдет успокоенье С высоких, после гроз, Немеркнущих небес, Когда душе моей Внушая поклоненье, Идут стада дремать Под ивовый навес, Когда душе моей Земная веет святость, И полная река Несет небесный свет,— Мне грустно оттого, Что знаю эту радость Лишь только я один: Друзей со мною нет…

(1968)

НА ОЗЕРЕ

Светлый покой Опустился с небес И посетил мою душу! Светлый покой, Простираясь окрест, Воды объемлет и сушу… О, этот светлый Покой-чародей! Очарованием смелым Сделай меж белых Своих лебедей Черного лебедя — белым!

* О чем писать? *

О чем писать? На то не наша воля! Тобой одним Не будет мир воспет! Ты тему моря взял И тему поля, А тему гор Другой возьмет поэт! Но если нет Ни радости, ни горя, Тогда не мни, Что звонко запоешь, Любая тема — Поля или моря, И тема гор — Все это будет ложь!

МАЧТЫ

Созерцаю ли звезды над бездной С человеческой вечной тоской, Воцаряюсь ли в рубке железной За штурвалом над бездной морской, — Все я верю, воспрянувши духом, В грозовое свое бытие И не верю настойчивым слухам, Будто все перейдет в забытье, Будто все начинаем без страха, А кончаем в назначенный час Тем, что траурной музыкой Баха Провожают товарищи нас. Это кажется мне невозможным. Все мне кажется — нет забытья! Все я верю, как мачтам надежным, И делам, и мечтам бытия.

СТИХИ, НЕ ВКЛЮЧАВШИЕСЯ ПРИ ЖИЗНИ ПОЭТА В СБОРНИКИ

1942–1955

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ РЕЙСА

Ах, как светло роятся огоньки! Как мы к земле спешили издалече! Береговые славные деньки! Береговые радостные встречи! Душа матроса в городе родном Сперва блуждает, будто бы в тумане: Куда пойти в бушлате выходном, Со всей тоской, с получкою в кармане? Он не спешит ответить на вопрос, И посреди душевной этой смуты Переживает, может быть, матрос В суровой жизни лучшие минуты. И все же лица были бы угрюмы И моряки смотрели тяжело, Когда б от рыбы не ломились трюмы, Когда б сказать пришлось: «Не повезло».

ШТОРМ

Бушует сентябрь. Негодует народ.                И нету конца канители! Беспомощно в бухте качается флот,                Как будто дитя в колыбели… Бывалых матросов тоска томит,                Устали бренчать на гитаре… — Недобрые ветры подули, Смит!                — Недобрые ветры, Гарри! — Разгневалось море, — сказал матрос                — Разгневалось, — друг ответил. И долго молчали, повесив нос,                И слушали шквальный ветер… Безделье такое матросов злит.                Ну, море! Шумит и шпарит! — А были хорошие ветры, Смит!                — Хорошие ветры, Гарри! И снова, маршрут повторяя свой,               Под мокрой листвою бурой По деревянной сырой мостовой               Матросы гуляли хмуро…

ЛЕТЕЛ ПРИКАЗ (Воспоминание)

Однажды к пирсу Траулер причалил, Вечерний порт Приветствуя гудком! У всех в карманах Деньги забренчали, И всех на берег Выпустил старпом… Иду и вижу — Мать моя родная! Для моряков, Вернувшихся с морей, Избушка Под названием «пивная» Стоит без стекол в окнах, Без дверей. Где трезвый тост За промысел успешный? Где трезвый дух Общественной пивной? Я первый раз Вошел сюда, безгрешный, И покачал кудрявой Головой. И вдруг матросы В сумраке кутежном, Как тигры в клетке, Чувствуя момент, Зашевелились Глухо и тревожно… — Тебе чего не нравится? Студент! Я сел за стол — И грянули стаканы! И в поздний час Над матушкой Двиной На четвереньках, Словно тараканы, Мы расползлись Тихонько из пивной… Очнулся я, Как после преступленья, С такой тревогой, Будто бы вчера Кидал в кого-то Кружки и поленья, И мне в тюрьму Готовиться пора. А день вставал! И музыка зарядки Уже неслась из каждого окна! И, утверждая Трезвые порядки, Упрямо волны Двигала Двина. Родная рында Звала на работу! И, освежая Головы опять, Летел приказ По траловому флоту: — Необходимо Пьянство пресекать!

ХОРОШИЙ УЛОВ

У тралмейстера крепкая глотка — Он шумит, вдохновляя аврал! Вот опять загремела лебедка, Выбирая загруженный трал. Сколько всякой на палубе рыбы! Трепет камбал — глубинниц морей, И зубаток пятнистые глыбы В красной груде больших окуней! Здесь рождаются добрые вести, Что обрадуют мурманский стан! А на мостике в мокрой зюйдвестке С чашкой кофе стоит капитан. Капитан, как вожатая птица, В нашей стае серьезен один: Где-то рядом в тумане таится Знаменитый скалистый Кильдин…

МИНУТА ПРОЩАНИЯ

…Уронила шелк волос Ты на кофту синюю. Пролил тонкий запах роз Ветер под осиною. Расплескала в камень струи Цвета винного волна — Мне хотелось в поцелуи Душу выплескать до дна!

ЗИМА

Скользят Полозья детских санок По горушечке крутой. Дети весело щебечут, Как птицы раннею порой.

1945 г. с. Никольское Вологодской обл.

ПРОЩАЛЬНЫЕ СТИХИ

Шантаренкову

Зима глухая бродит по дорогам, И вьюга злая жалобно скулит… Я ухожу до времени и срока, Как мне судьба постылая велит. И я скажу: — В суровую минуту Не так легко без друга обойтись, Тебя, как тень, преследует повсюду Шальной недуг, куда ни оглянись. Но если друг при первом испытанье Вдруг изменяет совести своей, О нем дурную память в ожиданье Грядущих дней безжалостно разбей!.. …И пусть он склонен был великодушно Простить тебе обиду и пустяк, И пусть вы жили весело и дружно, Деля последний, может быть, пятак! Что пользы в том?                         Забудь о нем,                                            однако: Такого друга разве не найдешь В любом другом, кто только не собака И на нее покуда не похож?

* Уж сколько лет слоняюсь по планете! *

Уж сколько лет слоняюсь по планете! И до сих пор пристанища мне нет… Есть в мире этом страшные приметы, Но нет такой печальнее примет! Вокруг меня ничто неразличимо, И путь укрыт от взора моего, Иду, бреду туманами седыми; Не знаю сам, куда и для чего? В лицо невзгодам гордою улыбкой Ужели мне смеяться целый век? Ужели я, рожденный по ошибке, Не идиот, не гад, не человек? Иль нам унынью рано предаваться, На все запас терпения иметь? Пройти сквозь бури, грозы, чтоб                                                назваться Среди других глупцом и… умереть? Когда ж до слез, до боли надоели, Заботы все забвению предать? И слушать птиц заливистые трели И с безнадежной грустью вспоминать? И вспомню я…                      Полярною зимою Как ночь была темна и холодна! Казалось, в мире этом под луною Она губить все чувства рождена! Как за окном скулил, не умолкая, Бездомный ветер, шляясь над землей, Ему щенки вторили, подвывая,— И все в один сливалось жуткий вой! Как, надрываясь, плакала гармошка, И, сквозь кошмар в ночной врываясь                                                        час, Как где-то дико грохали сапожки — Под вой гармошки — русский перепляс. …Бродить и петь про тонкую рябину, Чтоб голос мой услышала она: Ты не одна томишься на чужбине И одинокой быть обречена!..

1955 г., январь

ДВА ПУТИ

Рассыпались                    листья по дорогам. От лесов угрюмых падал мрак… Спите все до утреннего срока! Почему выходите                          на тракт? Но мечтая, видимо, о чуде, По нему, по тракту, под дождем Все на пристань                        двигаются люди На телегах, в седлах и пешком. А от тракта, в сторону далеко, В лес уходит узкая тропа. Хоть на ней бывает одиноко, Но порой влечет меня туда. Кто же знает,                    может быть, навеки Людный тракт окутается мглой, Как туман окутывает реки… Я уйду тропой.

1950 г.

* На душе соловьиною трелью *

На душе             соловьиною трелью Не звените, далекие дни! Тихий дом,                 занесенный метелью, Не мани ты меня, не мани! Неужели так сердце устало, Что пора повернуть и уйти? Мне ведь так еще мало, так мало, Даже нету еще двадцати…

* Раз, два, три *

Раз, два, три, Гитара моя звени Про жизнь мою Плохую — Мне хлеба не дают, А все не унываю, Да песенки пою.

* Вспомню, как жили мы *

Вспомню, как жили мы С мамой родною — Всегда в веселе и в тепле. Но вот наше счастье Распалось на части — Война наступила в стране. Уехал отец Защищать землю нашу, Осталась с нами мама одна. Но вот наступило Большое несчастье — Мама у нас умерла. В детдом уезжают Братишки родные, Остались мы двое с сестрой. Но вот еще лето Прожил в своем доме, Поехал я тоже в детдом. Прощай, моя дорогая сестренка, Прощай, не грусти и не плачь. В детдоме я вырасту, Выучусь скоро, И встретимся скоро опять. Счастливой, веселой Заживем с тобой жизнью, Покинем эти края, Уедем подальше От этого дома, Не будем о нем вспоминать…

ПОДРАЖАНИЕ ПЕСЕНКЕ

Жил я у пана Шестое лето, Нажил я у пана Сани за это. Мои сани Едут сами.

НАЧАЛО

Скалы, северные моря, Зимние холода И поднимающие якоря Рыбацкие суда… Помню, как первый раз Робко ступил на борт. Утром в туманный час Судно покинуло порт. Вьюжило. Норд кричал, Злобой летя живой, Каждого новичка Море бьет тяжело. Горя хлебнул и я. Но от меня про то Жалобных слов, нытья Не услыхал никто. Был я не плох в труде, Ел не задаром хлеб. Осунулся, похудел, Духом зато окреп! Помню, в сиянье дня Снова вернулись в порт, Помню, при всех меня Скупо хвалил старпом. Значит, совсем не зря Вынес столько невзгод… Ой, вы, северные моря, Юность моя — тралфлот!

КОЧЕГАР

Глухо гудит котел. Шлак, охлаждаясь, парит. Крепкий, чугунный пол Угольной пылью покрыт. Здесь, инструментом звеня, Весь в отраженье огня, В топках разводит жар С ломом в руках кочегар! Вот он с лица и рук Пот полотенцем стер. Дух переводит: «Ух!» — И достает «Беломор». Но, затянувшись дымком, С жадностью раз и другой, Снова с тяжелым гребком Ринется в пар и зной. Всё: и жара и пот — Стало привычным тут. Смелый, он любит флот! Сильный, он любит труд!

КАРАВАНЫ

Шагали караваны Из Фивы в Бухару И сыпали барханы Песок, как мошкару. Дамасские булаты Везли в тюках своих, Персидские халаты И песни Навои. А по пути колодцы — Один на много верст. А в них, Как соль в солонках, Блестела россыпь звезд. Шли караваны чинно. А годы — просто жуть — Ложились как песчинки На караванный путь. Сжигало время ханство, Эмирство и орду. Сживало время хамство, Неделю и беду. Вобрали все барханы — Века в пласты свои. Но живы караваны Песен Навои. По-прежнему шагают От Бухары до Фив.

* А чай припахивал смолою *

А чай припахивал смолою, А дикий мед Чуть-чуть горчил… Мы не держали под полою Свои последние харчи. По-братски поделились с теми, Кто две недели жил втощак. Мы знали: Будет, будет время, И нам придется точно так. А парни ели, Парни пили. Нас аппетит их поражал. …И мы не знали, Что кормили Тех, кто из партии сбежал. Когда ж узнали простодушно Мы эту правду Про ребят, То почему-то малодушными Не их назвали, а себя.

1955–1959

* Не подберу сейчас такого слова,*

Не подберу сейчас такого слова, Чтоб стало ясным все в один момент, Но не забуду Кольку Белякова И Колькин музыкальный инструмент. Сурова жизнь. Сильны ее удары. И я люблю, когда сойдемся вдруг, Подолгу слушать музыку гитары, В которой полон смысла каждый звук. Когда-то я мечтал под темным дубом, Что невеселым мыслям есть конец, Что я не буду с девушками грубым И пьянствовать не стану, как отец. Мечты, мечты… А в жизни все иначе. Нельзя никак прожить без кабаков. И если я спрошу: «Что это значит?» — Мне даст ответ лишь Колька Беляков. И пусть сейчас не подберу я слова. Но я найду его в другой момент, Чтоб рассказать про Кольку Белякова И про его чудесный инструмент.

1957

ДРУГУ

Скоро ты воскликнешь: «Все готово!» Я тебя до трапа провожу. В качестве напутственного слова «До свиданья скорого…» — скажу. …Раскрывая с другом поллитровки И улыбки девушкам даря, Встретишь ты в домашней обстановке Юбилейный праздник Октября. С виду ты такой молодцеватый И всегда задумчивый такой. Самые красивые девчата Будут очарованы тобой. Столько будет ярких впечатлений! Против них не в силах устоять, Много стихотворных сочинений Ты запишешь в новую тетрадь… Ты сейчас с особым прилежаньем Отутюжь суконку и штаны. Все твои законные желанья В отпуске исполниться должны. А когда воскликнешь: «Все готово», Я тебя до трапа провожу, В качестве напутственного слова «До свиданья скорого!» — скажу. И, тебе завидуя немножко, Вечерами долгими опять Буду чистить флотскую картошку И тебя с любовью вспоминать.

МОЕ МОРЕ

Эх ты, море мое штормовое! Как увижу я волны вокруг, В сердце что-то проснется такое, Что словами не выразишь вдруг. Больно мне, если слышится рядом Слабый плач                  перепуганных птиц. Но люблю я горящие                                взгляды, Озаренность взволнованных лиц. Я труду научился на флоте, И теперь на любом берегу Без большого размаха                                  в работе Я, наверное, жить не смогу… Нет, не верю я выдумкам ложным, Будто скучно на Севере жить. Я в другом убежден: Невозможно Героический край не любить!

ОТПУСКНОЕ

Над вокзалом — ранних звезд мерцанье. В сердце — чувств невысказанных рой. До свиданья, Север! До свиданья, Край снегов и славы боевой! До свиданья, шторма вой и скрежет И ночные вахты моряков Возле каменистых побережий С путеводным светом маяков… Еду, еду в отпуск в Подмосковье! И в родном селении опять Скоро, переполненный любовью, Обниму взволнованную мать. В каждом доме, с радостью встречая, Вновь соседи будут за столом Угощать меня домашним чаем И большим семейным пирогом. И с законной гордостью во взоре, Вспомнив схватки с морем штормовым, О друзьях, оставшихся в дозоре, Расскажу я близким и родным, Что в краю, не знающем печали, Где плывут поля во все концы, Нам охрану счастья доверяли Наши сестры,                     матери,                                отцы.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Сквозь буйство бурь                             пройдя без тени страха, О, сколько раз                     я милым называл Суровый берег, выплывший из мрака Уступами               дремотных,                              хмурых скал! Здесь          жизни дух                         вдыхая даже в камни, Бурлит с утра рабочая страда. А день пройдет —                          сияет огоньками Уют людей, уставших от труда. Где движет шторм                           разбойных волн отряды, Любовь к земле                         горит у нас в крови. Жизнь моряка, как пушка без заряда, Без этой             вдохновляющей любви. Вернувшись с моря,                              чувство горькой грусти Мы испытали б все                            до остроты, Когда б в нелегком                            воинском искусстве Не взяли              с боем                       новой высоты!

МОРЕ

Вечно в движении, вечно волна (Шумны просторы морские),— Лишь человеку покорна она, Сила суровой стихии. К морю нельзя равнодушным быть… Если, настойчиво споря, Ты говоришь: «Не могу любить!» — Значит, боишься моря!

УТРО НА МОРЕ

1

Как хорошо! Ты посмотри! В ущелье белый пар клубится, На крыльях носят свет зари Перелетающие птицы. Соединясь в живой узор, Бежит по морю рябь от ветра, Калейдоскопом брызг и света Сверкает моря горизонт. Вчера там солнце утонуло, Сегодня выплыло — и вдруг, Гляди, нам снова протянуло Лучи, как сотни добрых рук.

2

Проснись с утра,                         со свежестью во взоре Навстречу морю окна отвори! Взгляни туда, где в ветреном просторе Играют волны в отблесках зари. Пусть не заметишь в море перемены, Но ты поймешь, что празднично оно. Бурлит прибой под шапкой белой пены, Как дорогое красное вино! А на скале, у самого обрыва, Роняя в море призрачную тень, Так и застыл в восторге молчаливом Настороженный северный олень. Заря в разгаре —                        как она прекрасна! И там, где парус реет над волной, Встречая день, мечтательно и страстно Поет о счастье голос молодой!

Я ТЕБЯ ЦЕЛОВАЛ

Я тебя целовал сквозь слезы. Только ты не видела слез, Потому, что сырой и темной Была осенняя ночь. По земле проносились листья, А по морю — за штормом шторм, Эти листья тебе остались, Эти штормы достались мне. Широко, отрешенно, грозно Бились волны со всех сторон, Но порой затихало море И светилась заря во мгле. Я подумал, что часто к морю Ты приходишь и ждешь меня, И от этой счастливой мысли Будто солнце в душе зажглось! Пусть тебе штормовые стоны Выражают мою печаль, А надежду мою и верность Выражает заря во мгле…

ВЕСНА НА МОРЕ

Вьюги в скалах отзвучали. Воздух светом затопив, Солнце брызнуло лучами На ликующий залив! День пройдет — устанут руки. Но, усталость заслонив, Из души живые звуки В стройный просятся мотив. Свет луны ночами тонок, Берег светел по ночам, Море тихо, как котенок, Все скребется о причал…

ПЕРВОЕ СЛОВО

Холод, сосны, звезды в ноябре. Поцелуи наши на дворе. Как в тумане яркие огни, В памяти сияют эти дни… Вдруг, порывы юности поправ, Стал моим диктатором устав,— Отшумел волос девятый вал, Штиль на голове,                          в глазах — аврал. Все же слово молодости                                     «долг», То, что нас на флот ведет                                      и в полк, Вечно будет, что там ни пиши, Первым словом мысли и души!

МАТРОССКАЯ СЛАВА

Вижу,        как, вскинув штыки И ленточки закусив,                           с яростными глазами В бой идут моряки. «Ура!» — кричат, что есть сил, Суровыми голосами. И снова раздавлен враг, Мороз превращает в лед Снег, красный от пролитой крови.. За верность присяге в боях С любовью родной народ Прозвал моряков: «Герои!» …Зари коммунизма взлет Все пламенней над страной. И нынче на страже мира Нас образ отцов ведет. И нету силы такой, Чтоб нашу славу сломила! Слава героев войны И слава нашей страды,                              где тот же запал — присяга, Схожи, как две волны, Схожи, как две звезды, Как два кумачовых флага! Слава о флоте гремит, И путь у нее большой:                             она на сердца молодые Действует, как магнит, И с детства сильных душой Зовет в просторы морские.

ГРУСТЬ

Любимый край мой, нежный и веселый. Мне не забыть у дальних берегов Среди полей задумчивые села, Костры в лугах и песни пастухов. Мне не забыть друзей и нашу школу И как в тиши июльских вечеров Мы заводили в парке радиолу И после танцевали «Вальс цветов». А дни идут…                   На палубе эсминца Стою сейчас. Темнеет небосклон. Чернеют скалы. Волны вереницей Стремительно бегут со всех сторон. Смотрю во тьму. И знаю я, что вскоре Опять маяк просемафорит нам. И мы уйдем в бушующее море По перекатным взвихренным волнам… Любимый край мой, нежный и веселый, Февральских нив серебряный покров И двор пустынный, снегом занесенный.. Как я грущу у дальних берегов! И передаст стихов живая краткость, Что с этой грустью радостно дружить, Что эта грусть, похожая на радость, Мне помогает Родине служить!

НОЧЬ

Вал разбежится,                         до рева зол, Всклокоченный, бесноватый, И прогремит,                    налетев на мол, Гулко, как взрыв гранаты… Воздух соленый                        будто бы пьем, Жадно вдыхаем ртом мы. Ждем, когда в рупор                               крикнет старпом: — Боцман, отдать швартовы! Если водой                 полубак залит. Если волна — под ноги, Значит, тихий причал                                позади, А впереди —                    тревоги. Сразу заставит                      забыть про сон Море ночным разбоем. Трудно представить                             большой простор Чувствам,               мечтам,                         работе! И не представить,                          чтобы в пути, В гуще походного гула Кто-то сказал,                    глаза опустив: — Больше                 так                       не могу я… Верность Отчизне                           силы придаст Тем, кто слабеет в штормы, Всем, кто уйдет                       выполнять приказ, Срочно           отдав швартовы!

СЕВЕРНАЯ БЕРЕЗА

Есть на севере береза, Что стоит среди камней. Побелели от мороза Ветви черные на ней. На морские перекрестки В голубой дрожащей мгле Смотрит пристально березка, Чуть качаясь на скале. Так ей хочется «Счастливо!» Прошептать судам вослед. Но в просторе молчаливом Кораблей все нет и нет… Спят морские перекрестки, Лишь прибой гремит во мгле. Грустно маленькой березке На обветренной скале.

1957

МОРСКАЯ СЛУЖБА

Все вы привыкли                         к слову «аврал». Это по духу то же, Что и могучий девятый вал… Ну, а на штиль                     похоже Что-нибудь в жизни,                              которой флот Славит себя в народе? Не замирала                    и не замрет Трудная жизнь на флоте. В том и романтика                           без прикрас, Что до конца от начала В буднях горячих                          служба у нас Вся, как порыв аврала!

(из альманаха «Полярное сияние», 1959)

* Ты хорошая очень — знаю. *

П. И.

Ты хорошая очень — знаю. Я тебе никогда не лгу. Почему-то только скрываю, Что любить тебя не могу. Слишком сильно любил другую, Слишком верил ей много дней. И когда я тебя целую, Вспоминаю всегда о ней…

1957

О ПРИРОДЕ

Если б деревья и ветер,                        который шумит в деревьях, Если б цветы и месяц,                        который светит цветам,— Все вдруг ушло из жизни,                        остались бы только люди, Я и при коммунизме                        не согласился б жить!

1957

НА РЕЙДЕ

С борта трос протянут к бочке. Волны сквозь туманный чад, Как рифмованные строчки, Мелодически звучат. Нас далекий Ждет путь, Ждут тревоги, Волн круть! И уже, поставив точку Мелодичности волны, Расколола, грохнув, бочка Сизый призрак тишины. Налетает Вдруг норд, Ударяет Лбом в борт!.. Эй вы, штормы!                      Всколыхните Моря зыбистую грудь! Много радостных событий Обещает трудный путь. Снег на кручах, Волн рёв, Небо в тучах — Наш кров!

НАЧАЛО ЛЮБВИ

Помню ясно, Как вечером летним Шел моряк по деревне —                                         и вот Первый раз мы увидели ленту С гордой надписью                                 «Северный флот». Словно бурями с моря                                 пахнуло, А не запахом хлеба с полей, Как магнитом к нему потянуло, Кто-то крикнул: «Догоним скорей». И когда перед ним появились Мы, взметнувшие пыль с большака, Нежным блеском глаза осветились На суровом лице моряка. Среди шумной ватаги ребячьей, Будто с нами знакомый давно, Он про море рассказывать начал, У колодца присев на бревно. Он был весел и прост в разговоре, Руку нам протянул: «Ну, пока!» …Я влюбился в далекое море, Первый раз повстречав моряка!

МОРЕ

Я у моря ходил. Как нежен Был сапфировый цвет волны. Море жизнь вдыхало и свежесть Даже в мертвые валуны, Прямо в сердце врывалось силой Красоты, бурлившей вокруг. Но великой братской могилой Мне представилось море вдруг. Над водой бездонно-синей В годы грозные, без следа, Сколько храбрых сынов России Похоронено навсегда!.. Говорят, что моряк не плачет, Все же слез я сдержать не смог. Словно брызги крови горячей Расплескала заря у ног. Стало сердце болью самою. Но росло торжество ума: Свет над морем борется с тьмою, И пред ним отступает тьма!

МАТРОССКАЯ ЮНОСТЬ

Ночь и ветер. В тумане прожектор луны: Очертания скал — из тумана. И у скал, будто вечное эхо войны, Угрожающий шум океана… Но пускай океанские бури                                         сильны. Не согнуть им в железном строю                                                   нас: Коллективным героем                             Советской страны Стала наша матросская юность!

ПЕРВЫЙ ПОХОД

От брызг и ветра                         губы были солоны, Была усталость в мускулах остра. На палубу обрушивались волны, Перелетали через леера. Казался сон короче                             вспышки залповой. И обостренность чувств такой была, Что резкие звонки тревог внезапных В ушах гремели,                         как колокола. И вот тогда                 до головокружения (Упорством сам похожий на волну) Я ощутил пространство и движение… И с той поры                     у моря я в плену! И мне обидно,                     если вижу слабого, Такого, что, скривив уныло рот, В матросской жизни                               не увидит главного И жалобы высказывать начнет. Когда бушует море одичалое И нет конца тревожности «атак», Как важно верить                          с самого начала, Что из тебя получится моряк!

ШТОРМ

Нарастали волны громовые, Сразу душно стало в рубке тесной: В сильный шторм попал матрос впервые, Заболел матрос морской болезнью, Перенесть труднее, чем горячку, Этот вид болезни. И встревоженно Старшина сказал ему: «На качку Обращать вниманья не положено!» Про себя ругая шквальный ветер, Скрыл матрос свое недомоганье И, собравшись с силами, ответил: «Есть не обращать вниманья!» И, конечно, выполнил задачу, Хоть болезнь совсем его измучила. Верно говорят: «Моряк не плачет!», Не было еще такого случая.

БАРЕНЦЕВО МОРЕ

Все о вечности здесь говорит. Здесь         веками                     отчаянно-смелые, Бьются штормы зелено-белые В серый,             тысячелетний гранит. Здесь         бессмертье героев                                     хранит В штормовом                    клокотаньи                                     и стоне Флотской славы                         живая история — Обелисков                 звездный гранит!

ПЕСНЯ

Катятся волны по морю, Чайки тревожно кричат. Где ж вы, о тихие зори, Светлые взгляды девчат? Ветер, холодный ветер С нами, как лучший друг. Светит, призывно светит Дальний маяк Мудьюг. Ночи без вьюжного воя Тихие, только бы спать. Колокол громкого боя Грянет в тиши. И опять: Ветер, холодный ветер С нами, как лучший друг. Светит, призывно светит Дальний маяк Мудьюг. В море среди непокоя Робких людей не найдешь. Каждый моряк на героя В трудном дозоре похож. Ветер, холодный ветер С нами, как лучший друг. Светит, призывно светит Дальний маяк Мудьюг. Будут еще не однажды Танцы в саду и река, С верною девушкой каждый Встретит зарю… А пока: Ветер, холодный ветер С нами, как лучший друг. Светит, призывно светит Дальний маяк Мудьюг!

ПОРТОВАЯ НОЧЬ

На снегу, как тюлени,             Лежат валуны, Чайки плещутся в пене             Набежавшей волны. Порт в ночи затихает,             Все закончили труд, Огоньками мигает             Их домашний уют… Вдруг вода загрохочет             У бортов кораблей, Забурлит, заклокочет,             Как в кипящем котле. И под шум стоголосый,             Пробуждаясь, опять Будут жены матросов             Свет в домах зажигать. Будет снова тревожен             Их полночный уют, И взволнованно тоже             Дети к окнам прильнут. Знать, поэтому шквалам,             Нагоняющим жуть, К заметеленным скалам             Корабли не свернуть.

МАТЕРИ

Как живешь, моя добрая мать? Что есть нового в нашем селенье? Мне сегодня приснился опять Дом родной, сад с густою сиренью. Помнишь зимы? Свистели тогда Вьюги. Клен у забора качался И, продрогнув насквозь, иногда К нам в окно осторожно стучался. Он, наверно, просился к теплу, Нас увидев в просвете за шторой. А мороз выводил по стеклу Из серебряных нитей узоры. Выли волки во мгле за рекой… И однажды в такое ненастье, Помнишь, ты говорила со мной О большом человеческом счастье? И недаром в дозорных ночах Милый край от врагов охраняя, О простых материнских речах Я с любовью теперь вспоминаю… Как живешь, моя добрая мать? Что есть нового в нашем селенье? Мне сегодня приснился опять Дом родной, сад с густою сиренью.

ВСТРЕЧА

Ветер зарю полощет В теплой воде озер… Привет вам, луга и рощи, И темный сосновый бор, И первых зарниц сверканье, И призрачный мрак полей С нетерпеливым ржаньем Стреноженных лошадей!.. Вот трактор прибавил газу, Врезая в дорогу след. Мне тракторист чумазый Машет рукой: «Привет!» Мычащее важное стадо Бежит луговиной в лес. И сердце до боли радо Покою родимых мест. Невольно вспомнилось море. И я, отпускник-матрос, Горжусь, что в морском дозоре Бдительно вахту нес!

ЭЛЕГИЯ

Я помню, помню Дождь и шум вокзала, Большой оркестр У мраморных колонн, Как ты при всех Меня поцеловала, И как на флот Умчался эшелон. Не передать Всего, что в сердце было! Как я скучал! Как верил я, что ждешь! Прошло три года — Ты меня забыла, Остались письма — В письмах только ложь! Чего желать? Что делать? Я не знаю. Ну с кем свою Любовь я разделю? За ложь твою Тебя я презираю. Но, презирая, Все-таки люблю…

Т. С

Или в жизнь ворвалась вьюга, Нежность чувств развеяв в дым, Иль забудем друг про друга Я с другой,                 а ты — с другим? Сочинять немного чести. Но хотел бы я мельком Посидеть с тобою вместе На скамье под деревцом, И обнять тебя до боли, Сильной грусти не стыдясь. Так, чтоб слезы поневоле Из твоих катились глаз.

ЛЮБОВЬ

Я брожу по дороге пустынной. Вечер звездный, красивый такой. Я один. А в лугу журавлином Мой товарищ гуляет с тобой. Так случилось, что в сумерках лета, За дворами, где травы шумят, Ты целуешься с ним до рассвета, Как со мною три года назад. Я тебя упрекать не намерен, Если ты не расстанешься с ним. Только жаль, что я слишком верил Обещающим письмам твоим. Скоро, скоро на шумном вокзале У раскрытых железных ворот Ты простишься со мной без печали, Я обратно уеду на флот. Путь матроса тревожен, но светел. Лишь по трапу на борт поднимусь, Освежит мою голову ветер, И развеется горькая грусть. Но и все ж под ветрами морскими Еще долго опять и опять Буду я повторять твое имя И любимой тебя называть.

ВСПОМНИЛОСЬ МОРЕ

Крыша. Над крышей луна. Пруд. Над прудом бузина. Тихо. И в тишине Вспомнилось море мне. Здесь бестревожно. А там, В хмуром дозоре ночном, Может, сейчас морякам Сыгран внезапный подъем. Тополь. Ограда. Скамья. Пташек неровный полет… Скоро из отпуска я Снова уеду на флот. Я расскажу, как у нас Дружным звеном из ворот С радостью в утренний час В поле выходит народ. Я в чистоте берегу Гордое званье «матрос», Я разлюбить не смогу Край, где родился и рос. Крыша. Над крышей луна. Пруд. Над прудом бузина… С детства мне дорог такой Родины светлый покой.

ПОЙ, ТОВАРИЩ…

Пой нашу песню, пой, Славный товарищ мой. Снова душа поет, Если идти в поход. Пой, мой товарищ, пой! Короток наш досуг, Нету тревог… А вдруг? Будь начеку, моряк, Знай, что не дремлет враг. Короток наш досуг. Сердце не тронет грусть. Служба сурова? Пусть! Если моряк поет, Если он любит флот, Сердце не тронет грусть. Пой нашу песню, пой, Славный товарищ мой. Если душа поет, Значит, идем в поход! Пой, мой товарищ, пой!

РОДНОЕ МОРЕ

Я жил у моря с самого рожденья. И с той поры, когда мальчишкой был, С неотразимым чувством восхищенья Я безотчетно море полюбил. Любил я свист кочующего шторма, Картавых птиц над дюнами любил. И говор волн подслушивал упорно, И между дюн мечтательно бродил. Влекли меня матросские дороги С их штормовой романтикой. И вот Районный военком, седой и строгий, Мне коротко сказал: «Пойдешь на флот!» Любить устав, не требовать покоя, В суровых буднях мужественным быть — Не то, что слушать музыку прибоя И между дюн мечтательно бродить. Высокий смысл служения Отчизне Зовет на подвиг смелые сердца. И очень скоро пафос флотской жизни Мне близким стал и ясным до конца. Большое счастье выпало на долю Неповторимой юности моей: Мне по душе все радости и боли, И все тревоги, связанные с ней! …Над морем ночь. Не слышно звуков горна, Лишь громы волн отчетливо слышны. И неумолчный трубный голос шторма Мне навевает радостные сны…

В ПОХОДЕ

В широких щелях утеса Птицы спешат укрыться. С воем многоголосым Шторм возле скал ярится. Слепо во мглу непроглядную Брызгами бьет, как пулями, И волны колются надвое Эсминца стальными скулами. В походе мужают люди, Суровы их лица страстные. …Зрачками стволов орудия Уставились В даль ненастную.

СЕРДЦЕ ГЕРОЯ

Спит герой у холодного моря, Где о подвиге слава родилась. Словно мать, затаившая горе, Над могилой березка склонилась. И под этой березкою низкой При торжественных гимнах прибоя Будто светит звездой с обелиска Неумершее сердце героя. Это сердце под ношею горя Было чистым, как солнце в кристалле. В этом сердце сильнее, чем в море, Гнев и ярость в бою закипали. Ничего нет врага ненавистней! Тот, кто смело врагов истребляет, Никогда не уходит из жизни, Если даже в бою погибает! И у моря холодного близко, Как маяк, негасимой звездою Будет вечно светить с обелиска Неумершее сердце героя.

МОРЕ

Морской простор необычаен: И с ураганною тоской, И с громом волн, и с криком                                         чаек Непобедим простор морской! Куда поплыл, кораблик утлый? Иль самого себя не жаль — Недолго ярким перламутром Играет солнечная даль… Вот он растет, растет из дыма, Из грома, ветра и тоски Девятый вал непобедимый И ни души кругом, ни зги. И вот он, сердце леденящий, Летит на мачты, на тебя Громогрохочущий, кипящий, Все сокрушая и губя! В большой беде                         матросы-братья. Кто их любил? Кто их ласкал? Вот-вот послышатся проклятья Матросов, гибнущих у скал. Сигнал «Спасите наши души!» Кто знает, слышит ли земля? Средь грома волн,                             вдали от суши Ужасна гибель корабля… И все же он необычаен Не только гибелью, — и вот И громом волн, и криком чаек Он все зовет тебя, зовет, Зовет на бой, зовет на волю, Зовет в сто тысяч голосов, И вот кому-то в тихом поле Не даст покоя этот зов, И кто-то смелый, беспокойный Услышит зов — рванется в путь, С достойным встретится                                     достойный, Вот где она, морская суть…

ЖЕЛАНИЕ

Как центростремительная сила, Открывая всей земли красу, Жизнь меня по Северу носила И по рынкам знойного Чор-су. Нахлобучив мичманку на брови, Шел в кино, в контору, на причал: Полный свежей юношеской крови, Вновь куда хотел, туда и мчал! Та пора с ее стихийной силой Встала в ряд положенных потерь. И порою мне того, что было, Не хватает в том, что есть теперь. Но от грустных слов                             мне рот воротит: Тот глубинный пламень есть в душе, Что всегда горит во мне и бродит, Словно хмель в наполненном ковше. Я хочу, чтоб времени фарватер Не оставив где-то в стороне, Жизнь промчалась, как торпедный катер Мчит навстречу взмыленной волне!

ГЕРОЙ

Снова к горлу приставив штык, Продолжает фашист допрос. Снова в этот жестокий миг, Стиснув зубы, молчит матрос! Скрывший волей жестокость мук Взгляд лишь ненависть означал, И, не выдержав взгляда, вдруг: — Сжечь его! — фашист закричал. …Злые тени сползали с крыш, Мгла моталась во все края. Гневный голос прорезал тишь: — Отомстите… друзья! И когда моряки в село Ворвались сквозь огонь и смерть, О, как яростно и тяжело На врагов обрушилась месть! Горько было: погиб герой. И по-воински как с родным, С обнаженною головой Каждый молча простился с ним. Все друзьям рассказал о нем Лучше слов и любых примет Обожженный с краев огнем Комсомольский его билет! Над могилою у берез, Где так ласков русский пейзаж, Баянист, не скрывая слез, Сыграл похоронный марш! А когда, будто кровь с земли, Встало утро в красных лучах, Моряки из села ушли С пулеметами на плечах. Плакал ветер над пеплом нив, А матросы спешили в бой С гневным сердцем. Каждый                                            из них Был таким же, как тот герой.

ВЕТЕР С НЕВЫ

Я помню холодный ветер с Невы И грустный наклон твоей головы. Я помню умчавший тебя трамвай, В который вошла ты, сказав:                                         «Прощай!» Свидание в прошлом теперь…                                              Но ты Все входишь хозяйкой в мои                                             мечты. Любовь, а не брызги речной                                          синевы Принес мне холодный ветер                                           с Невы!

ЮНОСТЬ БОЕВАЯ

Норд-осты проносятся с ревом Над вымпелом корабля. Запомнится трудной, суровой Походная юность моя. Пусть часто натружено тело — Моряк не привык унывать. Всю важность матросского дела Он сердцем умеет понять. Куется на флоте и смелость, И дерзость в полете идей. Я знаю и верю, что юность Проходит, как следует ей. И силу готов без остатка В военную службу вложить. Матросские будни — зарядка На всю беспокойную жизнь, Ведь юность моя боевая В цеха трудовые придет, Преграды в пути побеждая, В года коммунизма войдет. Счастливейшее из поколений — Назвали не зря нас таким. Завет, что оставил нам Ленин, Мы жизнью своей воплотим.

В ДОЗОРЕ

Визирщики                 пощады не давали Своим          молящим отдыха                                   глазам, Акустиков, мы знали, сон не свалит!.. …В пути             никто                     не повстречался нам. Одни лишь волны                           буйно                                   под ветрами Со всех сторон —                             куда ни погляди — Ходили,             словно мускулы,                                     буграми По океанской                     выпуклой груди. И быть беспечным                             просто невозможно Среди морских                       загадочных дорог, В дозоре путь                     бывает                               бестревожным, Но не бывает                     думы                             без тревог!

УЧЕБНАЯ АТАКА

Улыбку смахнул                         командир с лица: Эсминец             в атаку брошен. Все наше искусство                             и все сердца В атаку брошены тоже. Волны взревели,                         как стадо волов, Крепко обиженных чем-то. Пенную воду ревущих валов Эсминец             бортами                         черпает. «Товсь!» — раздается,                                 и мыслей поток В слове команды сгорает; Вспыхнув,               по жилам,                             как электроток, К мышцам                 кровь приливает; В теле         и легкость полета есть, И твердая сила гранита… С восторгом, как дети, встречаем весть, Что цель             торпедой                         накрыта! Сыграют отбой. Но в себе найдешь Все те же переживания. И даже во сне говорить начнешь О многом,               запавшем в сознание. Что, назовите, для моряка Есть еще выше                         счастья! В трудной учебе                         из ученика Вырасти             в смелого мастера! От имени жизни, идущей в зенит Расцвета, — в заветное завтра, Эта же сила мира гремит В наших учебных залпах. Сила, способная дать отпор Врагам, что к безумству близки! …Спокойно с ресниц                               командир стер Соленые             едкие брызги.

ДАЛЬНОМЕРЩИКИ

Дальномерный пост качает сильно, Хоть волна подчас и небольшая. Сколько раз в походах                                 многомильных Эта качка отдыха лишила, Выводила просто из терпенья. Мы, конечно, ей сопротивлялись И, ругаясь: «Вот еще мученье!», Над собой шутили и смеялись И опять           во все глаза глядели Сквозь систему линз                               в морские дали. Моряки дистанцию до цели Комендорам точную давали… Только так,                 как требуют уставы, На отлично действуя —                                     не меньше, Можно подтвердить на деле                                           право Гордо называться                             «дальномерщик»!

МОРЕ

Ветер. Волны с пеной… У множества поколений Море было ареной Кровопролитных сражений. Море врагов скрывало В черной пучине стылой, Многим героям стало Вечной братской могилой. До сих пор, коченея, Трупы судов разбитых На берегах чернеют, Тиной морской покрыты. В сумраке вод дремлют, Жертв поджидая, мины… Но неизбежно время Полной победы мира! Люди, отвергнув войны, Морем в разные страны Будут водить спокойно Мирных судов караваны. Там, где снаряды с воем Вдруг начинают рваться, Выстрелы зверобоев Будут лишь раздаваться. Да прогремят залпы Шторма в морском                             просторе… Мир утвердится прочно И на земле, и на море!

СЕСТРА

Медсестре Денисенко Наде

Наш корабль с заданием В море уходил. Я ж некстати в госпиталь Угодил! Разлучась с просторами Всех морей и скал, Сразу койку белую Ненавидеть стал. Думал, Грусть внезапную Как бы укротить? Свой недуг мучительный Чем укоротить? — Жизнь! — Иронизировал, — Хоть кричи «ура»! Но в палату шумную Вдруг вошла сестра. — Это вы бунтуете? — В голосе укор. Ласковей добавила: — Сделаем укол. Думал я о чуткости Рук, державших шприц, И не боли, — Радости Не было границ…

ГОРДОСТЬ

Море с громом, и метелью, И с утесами во мраке — Вечно будет колыбелью Флотской силы и отваги. Отступают огорченья, Новым чувствам повинуясь. Остается убежденье, Что не зря проходит юность. Остается только гордость За суровость жизни цельной, За товарищей, за годность К трудной службе корабельной!

МАТРОССКИЙ БУШЛАТ

Я много увидеть хотел — Манила романтика в дали. Я, помню, от счастья робел, Когда мне бушлат выдавали. Все мысли, все чувства мои Охвачены гордостью были. Я знал, что матросы в бои В таких же бушлатах ходили, И храбро в дыму и огне Громили врагов по приказу… Одел я бушлат и во мне Вдруг силы прибавилось сразу, Я вдумчивей стал и скромней, Покончив с ребяческим нравом: С друзьями я был наравне, И с флотским сдружился уставом. Пусть брызги в лицо, словно град, Пусть море грохочет у борта. Меня укрывает бушлат От брызг и от натиска норда. На вахте ли в море стою, Иль в город иду в увольненье, — Всегда, как на юность свою, Смотрю на него с уваженьем.

ЮНОСТЬ

Было мне девятнадцать                                  с немногим, Был я в рощи и реки влюблен, В час, когда приготовясь к дороге, Я стоял у вокзальных колонн. А потом — за гранитною                                     кромкой Волны бурные. Северный порт. — Здравствуй, море, —                                     сказал я негромко, И по трапу поднялся на борт. Здесь, где руки мозолят тросы, Шторм свирепствует, жизням                                            грозя, Я увидел, что слово «матросы» Не напрасно звучит, как                                     «друзья». И, бывало, в посту                             дальномерном Я о юности думал своей, Что она не из громких, наверно, Но проходит, как следует ей. Близок день, штормовые качели Испытают другого. А я Получу обходной… Неужели Тем и кончишься, юность моя? Не представлю я, чтобы ушла                                             ты, За собой не оставив следа. Как сейчас под матросским                                          бушлатом, Сердце, трепетно бейся всегда.

СЧАСТЬЕ

Если зорче смотришь в затемь И волнение в груди, Значит, тихий берег сзади, Море, буря — впереди… Я люблю луга и рощи И желанием горю Вновь увидеть, как полощет Ветер в озере зарю, Как сову на сером стоге, Ивняки, березняки Освещают вдруг с дороги Светом фар грузовики… Всей душой к суровой службе, К морю хрупкому привык, Только верность прежней дружбе Не утратил ни на миг. Не утратил, не утрачу Тягу в отчие края. Просто шире и богаче Стала молодость моя. Счастлив я. И понимаю, Что иначе мне не жить, Что всегда родному краю Верно буду я служить!

МОРЕ

В базу лодка вернулась с ученья, Ночь. Не бывает светлее ночей. Даже на небе беззвездном свеченье                                     от корабельных огней, Море… Да разве вдали от него мне Скучным покажется пройденный путь? Шепчет волна набежавшая: «Помни!» Чайка, как другу, кричит: «Не забудь!» Руку мою пожимают матросы. В бурях не дрогнула дружба у нас. Даже лиловый дымок папиросы Может о многом напомнить сейчас. И не хочу я, чтоб тихой да гладкой Речкою новые дни полились. Флотская служба отличной зарядкой Стала за всю беспокойную жизнь. …Выше взметнулся прибой под скалою, Что-то знакомое в гуле тая… Ой ты, суровое, нежное, злое Море полярное — песня моя!

ДОЛГ

Я люблю луга и рощи И давно мечтой горю Вновь увидеть, как полощет Ветер в озере зарю. Но меня чеканным шагом На корабль ведет и в полк Развернувшееся флагом Слово молодости: долг! Не грущу о том, что где-то Луг цветет и зреет рожь. Да простит меня за это Край родных полей и рощ! Для меня так много значат Флот и новые края. Ярче, шире и богаче Стала молодость моя!

ПИСЬМО

Дорогая! Любимая! Где ты теперь? Что с тобой? Почему ты не пишешь? Телеграммы не шлешь… Оттого лишь — поверь, Провода приуныли над крышей. Оттого лишь, поверь, не бывало и дня Без тоски, не бывало и ночи! Неужели — откликнись — забыла меня? Я люблю, я люблю тебя очень! Как мне хочется крикнуть: «Поверь мне! Поверь!» Но боюсь: ты меня не услышишь… Дорогая! Любимая! Где ты теперь? Что с тобой? Почему ты не пишешь?

1956

ДОЛГ

Холодный шум ночного океана, Незримые дороги кораблей… Я вижу земляничную поляну. Над той поляной — крики журавлей. Родимый край мой!                             В грезах или в росах, В туманах ночи и в сиянье дня, И в пору жатвы, и на сенокосах Ты с детства завораживал меня. А дни идут… Над палубой эсминца Качается свинцовый небосклон. А волны, волны, волны                             вереницами Стремительно бегут со всех сторон. И там, где сила духа на пределе, Где шторм встает преградой                             кораблю, Я должен, должен доказать на                              деле, Что сердцем всем я Родину                               люблю.

ВЫЙДУ С ДРУГОМ НА ЮТ

Дальний свет маяка,                             голубей, голубей. Лишь тревоги да бури с тобой. Выйду с другом на ют, Посмотрю, как бегут, Буйно волны бегут за кормой. Ночь и ветер,                     в тумане — прожектор луны, Скалы, словно морской караул. И у скал, будто вечное эхо войны, Океанский немолкнущий гул. Знаю, юность пройдет                             в этих далях у скал. За собою в родные края Мне ее не вернуть…                             Так нельзя отыскать Отвихрившийся след корабля. Что жалеть?                 Не пройдет она,                                       как порожняк, Тупиком не обманет в пути. Нынче ходят в дозоры,                             равняясь на флаг, После — с нею,                         как с флагом, идти! Дальний свет маяка,                             голубей, голубей. Лишь тревоги да бури с тобой. Выйду с другом на ют, Посмотрю, как бегут, Буйно волны бегут за кормой.

* Я устал от зимних *

Я устал от зимних                           помрачений Штормовых отчаянных морей. Вспомню я о тихой, о вечерней, О далекой родине моей! Там, мечтая видимо о чуде, Ходит в поле бабка с батожком, И на пристань двигаются люди На конях, в телегах и пешком. Там большие избы над рекою. Там любой готов наверняка За отчизну, полную покоя, Умереть от выстрела врага! О вине подумаю, о хлебе, О птенцах, собравшихся в полет, О земле подумаю, о небе И о том, что все это пройдет, И о том подумаю, что все же Нас кому-то очень будет жаль. И опять, веселый и хороший, Я умчусь в березовую даль…

ДУША

Все, что чтим по доброй воле, В небесах души плыви В непорочном ореоле Детства, юности, любви! Мир небес душа имеет, А под ним — стихию волн. Их совет над снами реет И всегда раздоров полн! В небесах — что свято было. На волнах — что вдруг дано. Сколько счастья в небе милом! Шлем привет его светилам, Волны мчатся все равно! Гонит их, как ветер вольный, Каждый миг, не мир чудес, Но и все же эти волны, Если даже жизни полны, Сразу гаснут без небес… Все, что чтим по доброй воле, В небесах души плыви! Чтоб залечивая боли, Сны сходились в ореоле Детства, юности, любви…

ПОЭЗИЯ

Сквозь ветра поющий полет И волн громовые овации Корабль моей жизни плывет По курсу             к демобилизации. Всю жизнь не забудется флот, И вы, корабельные кубрики, И море, где служба идет Под флагом Советской Республики. Но близок тот час, когда я Сойду с электрички на станции. Продолжится юность моя В аллеях с цветами и танцами. В труде и средь каменных груд, В столовых, где цены уменьшены. И пиво на стол подают Простые красивые женщины. Все в явь золотую войдет, Чем ночи матросские грезили… Корабль моей жизни плывет По морю любви и поэзии.

ОТВЕТ НА ПИСЬМО

Что я тебе отвечу на обман? Что наши встречи давние у стога? Когда сбежала ты в Азербайджан, Не говорил я: «Скатертью дорога!» Да, я любил. Ну что же? Ну и пусть. Пора в покое прошлое оставить. Давно уже я чувствую не грусть И не желанье что-нибудь поправить. Слова любви не станем повторять И назначать свидания не станем. Но если все же встретимся опять, То сообща кого-нибудь обманем…

1958

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

Ой, за речкою,                 за Дунайкою, Где не раз гулял                 с балалайкою, Что творится!                 Невыразимое, Ветроногой пургой                 затеянное. Замирая, как в сказку                 зимнюю, Постучусь в окно                 заметеленное… Добрый, сельский уют                 родителей. Самовар… И на печке                 сажица. После службы тише                 обители Эта комната мне                 покажется. Что ж, пускай оно хоть                 каковское, Их спокойствие                 стариковское, Не редела бы лишь                 от этого, Как метель, бородища                 дедова! Не тускнели бы                 материнские Дорогие глаза искристые С их безмерною добротою. Словно с россыпью                 золотою! Хромку снимет сестра                 с комода, Скажет: «Спой про четыре                 года!» Запоем опять     мы, запоем,         и подсядет мать             к нам обоим. Все подряд споем,                 что певали мы, И еще одну —                 про полярную Службу с бурями                 и авралами — Песню флотскую,                 популярную. Не мальчишкою,                 утомившимся От пустой беготни                 по улицам, Я вернулся в дом                 обучившимся Защищать страну, если                 сунутся! Я навек влюбился                 в ту крылатую Песню, в сердце ношу                 которую, Но себя я сравню                 с гранатою Каждый миг для броска                 готовую!..

1959–1962

* Мой чинный двор *

Мой чинный двор                          зажат в заборы. Я в свистах ветра-степняка Не гнал коней, вонзая шпоры В их знойно-потные бока. Вчера за три мешка картошки Купил гармонь.                     Играет — во! Точь-в-точь такая, как у Лешки, У брата друга моего. Творя бессмертное творенье, Смиряя бойких рифм дожди, Тружусь.             И чувствую волненье В своей прокуренной груди. Строптивый стих,                         как зверь страшенный, Горбатясь, бьется под рукой. Мой стиль, увы,                       несовершенный, Но я ж не Пушкин,                           я другой… И все же грустно до обиды У мух домашних на виду Послушно, как кариатиды, Стареть в сложившемся быту. Ведь я кричал,                      врываясь в споры, Что буду жить наверняка, Как мчат коней,                       вонзая шпоры В их знойно-потные бока!

Ленинград, 1962

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

 Слухи были глупы и резки: Кто такой, мол, Есенин Серега, Сам суди: удавился с тоски Потому, что он пьянствовал много. Да, недолго глядел он на Русь Голубыми глазами поэта. Но была ли кабацкая грусть? Грусть, конечно, была… Да не эта! Версты все потрясенной земли, Все земные святыни и узы Словно б нервной системой вошли В своенравность есенинской музы! Это муза не прошлого дня. С ней люблю, негодую и плачу. Много значит она для меня, Если сам я хоть что-нибудь значу.

ХЛЕБ

 Положил в котомку                            сыр, печенье, Положил для роскоши миндаль. Хлеб не взял. — Ведь это же мученье Волочиться с ним в такую даль! — Все же бабка                    сунула краюху! Все на свете зная наперед, Так сказала: — Слушайся старуху! Хлеб, родимый, сам себя несет…

ЗИМНИМ ВЕЧЕРКОМ

Ветер, не ветер — Иду из дома! В хлеву знакомо Хрустит солома, И огонек светит… А больше —                    ни звука! Ни огонечка! Во мраке вьюга Летит по кочкам… Эх, Русь, Россия! Что звону мало? Что загрустила? Что задремала? Давай пожелаем Всем доброй ночи! Давай погуляем! Давай похохочем! И праздник устроим, И карты раскроем… Эх! Козыри свежи. А дураки те же.

В КОЧЕГАРКЕ

Вьется в топке пламень белый, Белый-белый, будто снег, И стоит тяжелотелый Возле топки человек. Вместо «Здравствуйте»: — В сторонку! — Крикнул: — Новенький, кажись? — И добавил, как ребенку: — Тут огонь, не обожгись! — В топке шлак ломал с размаху Ломом, красным от жары. Проступали сквозь рубаху Потных мускулов бугры. Бросил лом, платком утерся. На меня глаза скосил: — А тельняшка, что, для форсу? — Иронически спросил. Я смеюсь: — По мне для носки Лучше вещи нету, факт! — Флотский, значит? — Значит, флотский. Что ж, неплохо, коли так! Кочегаром, думать надо, Ладным будешь, — произнес, И лопату, как награду, Мне вручил: — Бери, матрос! — …Пахло угольным угаром, Лезла пыль в глаза и рот, А у ног горячим паром Шлак парил, как пароход. Как хотелось, чтоб подуло Ветром палубным сюда… Но не дуло. Я подумал: «И не надо! Ерунда!» И с таким работал жаром, Будто отдан был приказ Стать хорошим кочегаром Мне, ушедшему в запас!

* В твоих глазах *

В твоих глазах Для пристального взгляда Какой-то есть Рассеянный ответ… Небрежно так Для летнего наряда Ты выбираешь нынче Желтый цвет. Я слышу голос Как бы утомленный, Я мало верю Яркому кольцу… Не знаю, как там Белый и зеленый, Но желтый цвет Как раз тебе к лицу! До слез тебе Нужны родные стены, Но как прийти К желанному концу? И впрямь, быть может, Это цвет измены, А желтый цвет Как раз тебе к лицу…

* Вредная, неверная, наверно.*

Вредная,            неверная,                           наверно. Нервная, наверно… Ну и что ж? Мне не жаль, Но жаль неимоверно, Что меня, наверно, и не ждешь! За окном,              таинственны, как слухи, Ходят тени, шорохи весны. Но грозой и чем-то в этом духе Все же веют сумерки и сны! Будь что будет!                       Если и узнаю, Что не нравлюсь, — сунусь ли в петлю? Я нередко землю проклинаю, Проклиная, все-таки люблю! Я надолго твой,                       хоть и недолго Почему-то так была близка И нежна к моей руке с наколкой Та, с кольцом,                      прохладная рука. Вредная,             неверная,                           наверно. Нервная, наверно… Ну и что ж? Мне не жаль, Но жаль неимоверно, Что меня, наверное, не ждешь!

* Ты просил написать о том *

Г. Ф.

Ты просил написать о том, Что здесь было И что здесь стало. …Я сейчас лежу под кустом, Где тропинка берет начало. Этот сад мне, как раньше, мил, Но напрасно к одной блондинке Я три года назад ходил Вот по этой самой тропинке. Я по ней не пойду опять, Лишь злорадствую: «Где уж нам уж!» Та блондинка хотела ждать, Не дождалась…                         И вышла замуж. Все законно: идут года, Изменяя нас и планету, Там, где тополь шумел тогда, Пень стоит…                  а тополя нету.

* Пора любви среди полей *

Пора любви среди полей, Среди закатов тающих И на виду у журавлей, Над полем пролетающих. Теперь все это далеко. Но в грустном сердце жжение Пройдет ли просто и легко, Как головокружение? О том, как близким был тебе, И о закатах пламенных Ты с мужем помнишь ли теперь В тяжелых стенах каменных? Нет, не затмила ревность мир. Кипел, но вспомнил сразу я: Назвал чудовищем Шекспир Ее, зеленоглазую. И чтоб трагедией души Не стала драма юности, Я говорю себе: «Пиши О радости, о лунности…» И ты ходи почаще в луг К цветам, к закатам пламенным, Чтоб сердце пламенело вдруг Не стало сердце каменным. Да не забудь в конце концов, Хоть и не ты, не ты моя: На свете есть матрос Рубцов, Он друг тебе, любимая.

БЫСТРЕЕ МЕЧТЫ

Не знаю, сон или не сон… К звезде далекой устремлен, С Земли, быстрей, чем ураган, Помчал меня ракетоплан. Как школьный глобус,                                 надо мной В кольце туманов и ветров Вращался древний шар земной, Светясь огнями городов. Пропала вдруг                     пределов                                  власть. Лишь мрак. И звездные костры, Ошеломленно сторонясь, Мне уступали путь миры. Хотелось крикнуть им, что я Посланец русских нив и рек, Влюбленный в труд, в свои                                         края, Земной, советский человек! Вот Марс мелькнул,                             за ним Уран. Все мчит меня ракетоплан… Скажите, если это сон, Далек от жизни разве он?

ДВОРЕЦ БЫЛ ВЗЯТ

Дворец был взят… Но выдумка досужья Пусть не смущает Робкие сердца, Что будто только Силою оружия Повергли силу Зимнего Дворца. Он в схватке сам Держался, не робея, И взят не только Силою штыка: Что значит штык, Когда сама идея К победе класс Вела наверняка!

В ЕДИНОМ СТРОЮ

Век атома, косморакета, спутник. Поэт же все по-старому поет. Что он открыл,                     писатель, литсотрудник? Да ничего! А физика — растет! Один вопрос задать хотелось нам бы… А отчего же                 с «Левым маршем» в лад Негромкие есенинские ямбы Так громко в сердце бьются и звучат?.. Все это так…                 Нужны нам                                 и поэты. И их,       как жизнь,                     земные голоса!

УТРОМ

Утро с дремотным небом, С бодрым трамвайным бегом Крепко, как свежим хлебом, Пахнет морозным снегом. О, утренних лиц похожесть! О, трепетный свет восхода! Люблю, под бушлатом ежась, Спешить к проходной завода. Сливаясь с густым потоком Едущих и идущих, Я словно пронзаюсь током, Стучащим в рабочих душах. Не выношу я плоских Лиц с выраженьем покоя. Сердце гремит, как флотский Колокол громкого боя.

* За окном в холодном шуме *

За окном в холодном шуме Свет реклам и листопад… Что ж так долго из Сухуми Ты не едешь в Ленинград? Впрочем, рано или поздно Все равно житейский быт В день весенний иль в морозный Нас совсем разъединит. Год пройдет, другой… А там уж. Что тут много говорить? Ты, конечно, выйдешь замуж, Будешь мужу суп варить. Будет муж тобой гордиться И катать тебя в такси, И вокруг тебя крутиться, Как земля вокруг оси! — Ну и пусть!                     Тоской ранимым Мне не так уж страшно быть. Мне не надо быть любимым, Мне достаточно любить!

* Дышу натруженно *

Дышу натруженно,                           как помпа! Как никому не нужный груз, Лежу на койке, будто бомба, — Не подходите! Я взорвусь! Ах, если б в гости пригласили, Хотя б на миг, случайно пусть, В чудесный дом, где кот Василий Стихи читает наизусть! Читает Майкова и Фета, Читает, рифмами звеня, Любого доброго поэта, Любого, только не меня… Пока я звякаю на лире И дым пускаю в потолок, — Как соловей, в твоей квартире Зальется весело звонок. Ты быстро спросишь из-за двери, Оставив массу важных дел: — Кого? — Марину. — Кто там? — Эрик. — Ой, мама! Эрик прилетел! Покрытый пылью снеговою, С большим волнением в крови, Он у тебя над головою Произнесет слова любви! Ура! Он лучший в целом мире! Сомненья не было и нет… И будет бал в твоей квартире, Вино, и музыка, и свет. Пусть будет так!                        Твой дом прекрасен. Пусть будет в нем привычный лад… Поэт нисколько не опасен, Пока его не разозлят.

ДОЛИНА ЮНОСТИ

Я родился с сердцем Магеллана И, от пирса юности отплыв, После дива сельского барана Я открыл немало разных див. Но в каком огне не накалится Новых дней причудливая вязь, Память возвращается, как птица В то гнездо, в котором родилась. И вокруг долины той родимой, Полной света вечных звезд Руси, Жизнь моя вращается незримо, Как земля вокруг своей оси!

ВОСПОМИНАНИЕ О ВЕСНЕ 1954 ГОДА

Родимый край мой тих и пуст! И резко, словно в мегафоны, На председательский картуз С амбаров каркают вороны. Старушек наших гнет в дугу, А все без жалобы унылой С какой-то дьявольскою силой Граблями машут на лугу. Пока извилины в мозгу Копил я, странствуя по свету, Мой дом маячил на лугу Немного лет… Его уж нету. В избе, бывало, у подружки На сковородке, на жару Пельмени прыгали в жиру, И подавалась брага в кружке. Не раз по горлу моему, Эх, ручейком журчала брага! А что здесь нынче, не пойму, — Поганки светятся из мрака. И странной тенью прежних дней С какой-нибудь бездомной кошкой По всей деревне без огней Я, как дурак, хожу с гармошкой. Ведь было время! Не пройти Воскресной ночью, не волнуясь! Народу было на пути,

1962–1967

ЖАРА

Всезнающей, вещей старухе И той не уйти от жары. И с ревом проносятся мухи, И с визгом снуют комары, И жадные липнут букашки, И лютые оводы жгут,— И жалобно плачут барашки, И лошади, топая, ржут. И что-то творится с громилой, С быком племенным! И взгляни С какою-то дьявольской силой Все вынесут люди одни! Все строят они и корежат, Повсюду их сила и власть. Когда и жара изнеможет, Гуляют еще, веселясь!..

(1966)

* Уединившись за оконцем *

Уединившись за оконцем, Я с головой ушел в труды! В окно закатывалось солнце, И влагой веяли пруды… Как жизнь полна! Иду в рубашке, А ветер дышит все живей, Журчит вода, цветут ромашки, На них ложится тень ветвей. И так легки былые годы, Как будто лебеди вдали На наши пастбища и воды Летят со всех сторон земли!.. И снова в чистое оконце Покоить скромные труды Ко мне закатывалось солнце, И влагой веяли пруды…

ОДНАЖДЫ

Однажды Гоголь вышел из кареты На свежий воздух. Думать было лень. Но он во мгле увидел силуэты Полузабытых тощих деревень. Он пожалел безрадостное племя. Оплакал детства светлые года, Не смог представить будущее время И произнес: — Как скучно, господа!

1965

ПАМЯТИ АНЦИФЕРОВА

На что ему отдых такой? На что ему эта обитель, Кладбищенский этот покой — Минувшего страж и хранитель? — Вы, юноши, нравитесь мне! — Говаривал он мимоходом, Когда на житейской волне Носился с хорошим народом. Среди болтунов и чудил Шумел, над вином наклоняясь, И тихо потом уходил, Как будто за все извиняясь… И нынче, являясь в бреду, Зовет он тоскливо, как вьюга! И я, содрогаясь, иду На голос поэта и друга. Но — пусто! Меж белых могил Лишь бродит метельная скрипка. Он нас на земле посетил, Как чей-то привет и улыбка.

1966

КРУЖУСЬ ЛИ Я…

Кружусь ли я в Москве бурливой С толпой знакомых и друзей, Пойду ли к девушке красивой И отдохну немного с ней, Несусь ли в поезде курьерском От всякой склоки и обид И в настроенье самом мерзком Ищу простой сердечный быт, Засну ли я во тьме сарая, Где сено есть и петухи. Склоню ли голову, слагая О жизни грустные стихи, Ищу ль предмет для поклоненья В науке старцев и старух,— Нет, не найдет успокоенья Во мне живущий адский дух! Когда, бесчинствуя повсюду, Смерть разобьет мою судьбу, Тогда я горсткой пепла буду, Но дух мой… вылетит в трубу!

Октябрь 1965

ГРОЗА

Поток вскипел                     и как-то сразу прибыл! По небесам, сверкая там и тут, Гремело так, что каменные глыбы Вот-вот, казалось,                        с неба упадут! И вдруг я встретил                            рухнувшие липы, Как будто, хоть не видел их никто, И впрямь упали каменные глыбы И сокрушили липы…                           А за что?

ОСЕННИЙ ЭТЮД

Утром проснешься на чердаке, Выглянешь — ветры свистят! Быстрые волны бегут по реке, Мокнет, качается сад. С гробом телегу ужасно трясет В поле меж голых ракит. — Бабушка дедушку в ямку везет,— Девочке мать говорит… Сразу захочешь обратно в постель: Сено, а сверху — пальто. Спи, прохлаждайся… Не будет гостей, Не постучится никто. Сил набирайся                      и слушай дожди С яростным ветром и тьмой, Это цветочки еще — подожди! — То, что сейчас за стеной. Будет еще не такой у ворот Ветер, скрипенье и стук. Бабушка дедушку в ямку везет, Птицы летят на юг…

АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОК

Домик моих родителей Часто лишал я сна. — Где он опять, не видели? Мать без того больна. — В зарослях сада нашего Прятался я, как мог. Там я тайком выращивал Аленький свой цветок. Этот цветочек маленький Как я любил и прятал! Нежил его, — вот маменька Будет подарку рада! Кстати его, некстати ли, Вырастить все же смог… Нес я за гробом матери Аленький свой цветок.

(1966)

* По мокрым скверам *

По мокрым скверам                             проходит осень, Лицо нахмуря! На громких скрипках                              дремучих сосен Играет буря! В обнимку с ветром                             иду по скверу В потемках ночи. Ищу под крышей                         свою пещеру — В ней тихо очень. Горит пустынный                        электропламень, На прежнем месте, Как драгоценный какой-то камень, Сверкает перстень,— И мысль, летая,                       кого-то ищет По белу свету… Кто там стучится                         в мое жилище? Покоя нету! Ах, эта злая старуха осень, Лицо нахмуря, Ко мне стучится                        и в хвое сосен Не молкнет буря! Куда от бури,                    от непогоды Себя я спрячу? Я вспоминаю былые годы, И я плачу…

1964

ПО ВЕЧЕРАМ

С моста идет дорога в гору, А на горе — какая грусть! — Лежат развалины собора, Как будто спит былая Русь. Былая Русь! Не в те ли годы Наш день, как будто у груди, Был вскормлен образом свободы, Всегда мелькавшей впереди! Какая жизнь отликовала, Отгоревала, отошла! И все ж я слышу с перевала, Как веет здесь, чем Русь жила. Все так же весело и властно Здесь парни ладят стремена, По вечерам тепло и ясно, Как в те былые времена…

ПОСЛЕ ГРОЗЫ

Ночью я видел: Ломались березы! Видел: метались цветы! Гром, рассылающий Гибель и слезы, Всех настигал с высоты! Как это странно И все-таки мудро: Гром роковой перенесть, Чтоб удивительно Светлое утро Встретить, как светлую весть! Вспыхнул светящийся Солнечный веер, Дышат нектаром цветы, Влагой рассеянной Озеро веет, Полное чистой воды!

1964

В ГОРНОЙ ДОЛИНЕ

Над горной долиной —                                  мерцанье. Над горной долиной — светло. Как всяких забот отрицанье, В долине почило село. Тюльпаны, тюльпаны, тюльпаны. Не здесь ли разбойник морской Мечтал залечить свои раны, Измученный парусом рваным, Разбоем своим и тоской? Я видел суровые страны, Я видел крушенье и смерть, Слагал я стихи и романы,— Не знал я, где эти тюльпаны, Давно бы решил посмотреть! И только когда вспоминаю Тот край, где родился и рос, Желаю я этому краю, Чтоб было побольше берез…

(1967)

* Сибирь как будто не Сибирь! *

Сибирь как будто не Сибирь! Давно знакомый мир лучистый — Воздушный, солнечный, цветистый, Как мыльный радужный пузырь. А вдруг он лопнет, этот мир? Вот-вот рукою кто-то хлопнет — И он пропал… Но бригадир Сказал уверенно: «Не лопнет!» Как набежавшей тучи тень, Тотчас прошла моя тревога,— На бригадира, как на бога, Смотрел я после целый день… Тележный скрип, грузовики, Река, цветы и запах скотский, Еще бы церковь у реки,— И было б все по-вологодски.

1966

УЛЕТЕЛИ ЛИСТЬЯ

Улетели листья                        с тополей— Повторилась в мире неизбежность. Не жалей ты листья, не жалей, А жалей любовь мою и нежность! Пусть деревья голые стоят, Не кляни ты шумные метели! Разве в этом кто-то виноват, Что с деревьев листья                                 улетели?

ГРАНИ

Я вырос в хорошей деревне, Красивым — под скрип телег! Одной деревенской царевне Я нравился как человек. Там нету домов до неба, Там нету реки с баржой, Но там на картошке с хлебом Я вырос такой большой. Мужал я под грохот МАЗов, На твердой рабочей земле… Но хочется как-то сразу Жить в городе и в селе. Ах, город село таранит! Ах, что-то пойдет на слом! Меня все терзают грани Меж городом и селом…

1962

ФИЛОСОФСКИЕ СТИХИ

За годом год уносится навек, Покоем веют старческие нравы, — На смертном ложе гаснет человек В лучах довольства полного и славы! К тому и шел! Страстей своей души Боялся он, как буйного похмелья. — Мои дела ужасно хороши! — Хвалился с видом гордого веселья. Последний день уносится навек… Он слезы льет, он требует участья, Но поздно понял, важный человек, Что создал в жизни                             ложный облик счастья! Значенье слез, которым поздно течь, Не передать — близка его могила, И тем острее мстительная речь, Которою душа заговорила… Когда над ним, угаснувшим навек, Хвалы и скорби голос раздавался,— «Он умирал, как жалкий человек!» — Подумал я, и вдруг заволновался: «Мы по одной дороге ходим все.— Так думал я. — Одно у нас начало, Один конец. Одной земной красе В нас поклоненье свято прозвучало! Зачем же кто-то, ловок и остер,— Простите мне, — как зверь в часы охоты, Так устремлен в одни свои заботы, Что он толкает братьев и сестер?!» Пускай всю жизнь душа меня ведет! — Чтоб нас вести, на то рассудок нужен! — Чтоб мы не стали холодны как лед, Живой душе пускай рассудок служит! В душе огонь — и воля, и любовь! — И жалок тот, кто гонит эти страсти, Чтоб гордо жить, нахмуривая бровь, В лучах довольства полного и власти! — Как в трех соснах, блуждая и кружа, Ты не сказал о разуме ни разу! — Соединясь, рассудок и душа Даруют нам — светильник жизни — разум! Когда-нибудь ужасной будет ночь. И мне навстречу злобно и обидно Такой буран засвищет, что невмочь, Что станет свету белого не видно! Но я пойду! Я знаю наперед, Что счастлив тот, хоть с ног его сбивает, Кто все пройдет, когда душа ведет, И выше счастья в жизни не бывает! Чтоб снова силы чуждые, дрожа, Все полегли и долго не очнулись, Чтоб в смертный час рассудок и душа, Как в этот раз, друг другу                                       улыбнулись…

Ноябрь 1964

НАД РЕКОЙ

Жалобно в лесу кричит кукушка О любви, о скорби неизбежной… Обнялась с подружкою подружка И, вздыхая, жалуется нежно: — Погрусти, поплачь со мной, сестрица. Милый мой жалел меня не много. Изменяет мне и не стыдится. У меня на сердце одиноко… — Может быть, еще не изменяет,— Тихо ей откликнулась подружка,— Это мой стыда совсем не знает, Для него любовь моя — игрушка… Прислонившись к трепетной осинке, Две подружки нежно целовались, Обнимались, словно сиротинки, И слезами горько обливались. И не знали юные подружки, Что для грусти этой, для кручины, Кроме вечной жалобы кукушки, Может быть, и не было причины. Может быть, ребята собирались, Да с родней остались на пирушке, Может быть, ребята сомневались, Что тоскуют гордые подружки. И когда задремлет деревушка И зажгутся звезды над потоком, Не кричи так жалобно, кукушка! Никому не будет одиноко…

* Меня звала моя природа *

Меня звала моя природа. Но вот однажды у пруда Могучий вид маслозавода Явился образом труда! Там за подводою подвода Во двор ввозила молоко, И шум и свет маслозавода Работу славил широко! Как жизнь полна у бригадира! У всех, кто трудится, полна, У всех, кого встречают с миром С работы дети и жена! Я долго слушал шум завода — И понял вдруг, что счастье тут: Россия, дети, и природа, И кропотливый сельский труд!..

* Поднявшись на холмах *

Поднявшись на холмах,                                     старинные деревни И до сих пор стоят, немного накренясь, И древние, как Русь, могучие деревья Темнеют вдоль дорог,                                 листву роняя в грязь. Но есть в одном селе,                                 видавшем сны цветенья И вихри тех ночей, когда нельзя дремать, Заросший навсегда травою запустенья Тот дворик дорогой, где я оставил мать. Со сверстницею здесь мы лето провожали, И, проводив, грустим уж много-много лет, Грустнее от того, что все мои печали Кому я расскажу? Друзей со мною нет… Ну что ж! Пусть будет так!                                     Ведь русские деревни Стояли и стоят, немного накренясь, И вечные, как Русь, священные деревья Темнеют вдоль дорог,                                 листву роняя в грязь…

1967–1971

* Листвой пропащей *

Листвой пропащей,                            знобящей мглою Заносит буря неясный путь. А ивы гнутся над головою, Скрипят и стонут — не отдохнуть. Бегу от бури, от помрачении… И вдруг я вспомню твое лицо, Игру заката во мгле вечерней, В лучах заката твое кольцо. Глухому плеску на дне оврага, И спящей вербе, и ковылю Я, оставаясь, твердил из мрака Одно и то же: —Люблю, люблю! Листвой пропащей,                             знобящей мглою Заносит буря безлюдный путь. И стонут ивы над головою, И воет ветер — не отдохнуть! Куда от бури, он непогоды Себя я спрячу? Я вспоминаю былые годы И— плачу…

* Мы сваливать не вправе *

Мы сваливать                     не вправе Вину свою на жизнь. Кто едет,              тот и правит, Поехал, так держись! Я повода оставил. Смотрю другим вослед. Сам ехал бы                   и правил, Да мне дороги нет…

ГДЕ ВЕСЕЛЫЕ ДЕВУШКИ НАШИ?

Как играли они у берез На лужке, зеленеющем нежно! И, поплакав о чем-то всерьез, Как смеялись они безмятежно! И цветы мне бросали: — Лови! И брожу я, забыт и обижен: Игры юности, игры любви— Почему я их больше не вижу? Чей-то смех у заросших плетней, Чей-то говор все тише и тише, Спор гармошек и крики парней — Почему я их больше не слышу? — Васильки, — говорю, — васильки! Может быть, вы не те, а другие, Безразлично вам, годы какие Провели мы у этой реки? Ничего не сказали в ответ. Но как будто чего выражали — Долго, долго смотрели вослед, Провожали меня, провожали…

ИЗ ВОСЬМИСТИШИЙ

1

В комнате темно, В комнате беда,— Кончилось вино, Кончилась еда, Кончилась вода Вдруг на этаже, Отчего ж тогда Весело душе?

2

В комнате давно Кончилась беда, Есть у нас вино, Есть у нас еда, И давно вода Есть на этаже, Отчего ж тогда Пусто на душе?

3

Звездный небосвод Полон светлых дум, У моих ворот Затихает шум, И глядят глаза В самый нежный том, А душе — гроза, Молнии и гром!

4

Лунною порой, Омрачая мир, Шел понурый строй, Рядом — конвоир. А душе в ночи Снился чудный сон: Вербы и грачи, Колокольный звон…

5

Девушке весной Я дарил кольцо, С лаской и тоской Ей глядел в лицо, Холодна была У нее ладонь, Но сжигал дотла Душу мне — огонь!

6

Постучали в дверь, Открывать не стал, Я с людьми не зверь, Просто я устал, Может быть, меня Ждет за дверью друг, Может быть, родня… А в душе — испуг.

7

В комнате покой, Всем гостям почет, Полною рекой Жизнь моя течет, Выйду не спеша, На село взгляну… Окунись, душа, В чистую волну!

КОГО ОБИДЕЛ?

В мое окно проникли слухи. По чистой комнате моей Они проносятся, как мухи,— Я сам порой ношусь по ней! И вспомнил я тревожный ропот Вечерних нескольких старух. Они, они тогда по тропам Свой разнесли недобрый слух! — Ему-то, люди, что здесь надо? Еще утащит чье добро! — Шумели все, как в бурю стадо… И я бросал свое перо. Есть сердобольные старушки С душою светлою, как луч! Но эти! Дверь своей избушки Хоть запирай от них на ключ! Они, они — я это видел! — Свой разнесли недобрый слух. О Русь! Кого я здесь обидел? Не надо слушать злых старух…

НОЧНОЕ

Если б мои не болели мозги, Я бы заснуть не прочь. Рад, что в окошке не видно ни зги,— Ночь, черная ночь! В горьких невзгодах прошедшего дня Было порой невмочь. Только одна и утешит меня — Ночь, черная ночь! Грустному другу в чужой стороне Словом спешил я помочь. Пусть хоть немного поможет и мне Ночь, черная ночь! Резким, свистящим своим помелом Вьюга гнала меня прочь. Дай под твоим я погреюсь крылом, Ночь, черная ночь!

УГРЮМОЕ

Я вспомнил                 угрюмые волны, Летящие мимо и прочь! Я вспомнил угрюмые молы, Я вспомнил угрюмую ночь. Я вспомнил угрюмую птицу, Взлетевшую                  жертву стеречь. Я вспомнил угрюмые лица, Я вспомнил угрюмую речь. Я вспомнил угрюмые думы, Забытые мною уже… И стало угрюмо, угрюмо И как-то спокойно душе.

НЕИЗВЕСТНЫЙ

Он шел против снега во мраке, Бездомный, голодный, больной. Он после стучался в бараки В какой-то деревне лесной. Его не пустили. Тупая Какая-то бабка в упор Сказала, к нему подступая: — Бродяга. Наверное, вор… Он шел. Но угрюмо и грозно Белели снега впереди! Он вышел на берег морозной, Безжизненной, страшной реки! Он вздрогнул, очнулся и снова Забылся, качнулся вперед… Он умер без крика, без слова, Он знал, что в дороге умрет. Он умер, снегами отпетый… А люди вели разговор Все тот же, узнавши об этом: — Бродяга. Наверное, вор.

ДОРОЖНАЯ ЭЛЕГИЯ

Дорога, дорога, Разлука, разлука. Знакома до срока Дорожная мука. И отчее племя, И близкие души, И лучшее время Все дальше, все глуше. Лесная сорока Одна мне подруга, Дорога, дорога, Разлука, разлука. Устало в пыли Я влачусь, как острожник, Темнеет вдали, Приуныл подорожник, И страшно немного Без света, без друга, Дорога, дорога, Разлука, разлука…

СКАЧЕТ ЛИ СВАДЬБА…

Скачет ли свадьба в глуши потрясенного бора, Или, как ласка, в минуты ненастной погоды Где-то послышится пение детского хора,— Так — вспоминаю — бывало и в прежние годы! Вспыхнут ли звезды — я вспомню, что прежде                                                                блистали Эти же звезды. И выйду случайно к парому,— Прежде— подумаю — эти же весла плескали… Будто о жизни и думать нельзя по-другому! Ты говоришь, говоришь, как на родине лунной Снег освещенный летел вороному под ноги, Как без оглядки, взволнованный, сильный и юный В поле открытое мчался ты вниз по дороге! Верил ты в счастье, как верят в простую удачу, Слушал о счастье младенческий говор      природы,— Что ж, говори! Но не думай, что, если заплачу, Значит, и сам я жалею такие же годы. Грустные мысли наводит порывистый ветер. Но не об этом. А вспомнилось мне, что уныло Прежде не думал: «Такое, мне помнится, было!» Прежде храбрился: «Такое ли будет на свете!» Вспыхнут ли звезды — такое ли будет на свете! — Так говорил я. Я выйду случайно к парому,— «Скоро, — я думал, — разбудят меня на рассвете, Как далеко уплыву я из скучного дому!..» О, если б завтра подняться, воспрянувши духом, С детскою верой в бессчетные вечные годы, О, если б верить, что годы покажутся пухом,— Как бы опять обманули меня пароходы!..

* Давай, Земля *

Давай, Земля, Немножко отдохнем От важных дел, От шумных путешествий! Трава звенит! Волна лениво плещет, Зенит пылает Солнечным огнем! Там, за морями, Полными задора, Земля моя, Я был нетерпелив,— И после дива Нашего простора Я повидал Немало разных див! Но все равно Как самый лучший жребий, Я твой покой Любил издалека, И счастлив тем, Что в чистом этом небе Идут, идут, Как мысли, облака… И я клянусь Любою клятвой мира, Что буду славить Эти небеса, Когда моя Медлительная лира Легко свои поднимет паруса! Вокруг любви моей Непобедимой К моим лугам, Где травы я косил, Вся жизнь моя Вращается незримо, Как ты. Земля, Вокруг своей оси…

В ДОРОГЕ

Зябко в поле непросохшем, Не с того ли детский плач Все назойливей и горше… Запоздалый и продрогший Пролетел над нами грач. Ты да я, да эта крошка — Мы одни на весь простор! А в деревне у окошка Ждет некормленая кошка И про наш не знает спор. Твой каприз отвергнув тонко, Вижу: гнев тебя берет! Наконец, как бы котенка, Своего схватив ребенка, Ты уносишься вперед. Ты уносишься… Куда же? Рай там, что ли? Погляди! В мокрых вихрях столько блажи, Столько холода в пейзаже С темным домом впереди. Вместе мы накормим кошку! Вместе мы затопим печь!.. Молча глядя на дорожку, Ты решаешь понемножку, Что игра… не стоит свеч!

ВСТРЕЧА

— Как сильно изменился ты! — Воскликнул я. И друг опешил. И стал печальней сироты… Но я, смеясь, его утешил: — Меняя прежние черты, Меняя возраст, гнев и милость, Не только я, не только ты, А вся Россия изменилась!..

В ИЗБЕ

Стоит изба, дымя трубой, Живет в избе старик рябой, Живет за окнами с резьбой Старуха, гордая собой, И крепко, крепко в свой предел — Вдали от всех вселенских дел — Вросла избушка за бугром Со всем семейством и добром! И только сын заводит речь, Что не желает дом стеречь, И всё глядит за перевал, Где он ни разу не бывал…

ГОСТЬ

Гость молчит,                   и я — ни слова! Только руки говорят. По своим стаканам снова Разливаем все подряд. Красным,              белым                       и зеленым Мы поддерживаем жизнь. Взгляд блуждает по иконам, Настроенье — хоть женись! Я молчу, я слышу пенье, И в прокуренной груди Снова слышу я волненье: Что же, что же впереди? Как же так—                    скажи на милость! В наши годы, милый гость, Все прошло и прокатилось, Пролетело, пронеслось? Красным,              белым                       и зеленым Нагоняем сладкий бред… Взгляд блуждает по иконам… Неужели Бога нет?

ВОЛНУЕТСЯ ЮЖНОЕ МОРЕ

Волнуется южное море. Склоняясь, шумят кипарисы. Я видел усталость и горе В глазах постаревшей актрисы. Я видел, как ходят матросы С тоскою в глазах на закате, Когда задыхаются розы В бредовом своем аромате. А ночью под аспидным небом В томительных сумерках юга Груженные спиртом и хлебом Суда окликают друг друга. И я, увозимый баржою Все дальше за южною кромкой, Всему откликаюсь душою Спокойно уже и негромко.

ЭЛЕГИЯ

Отложу свою скудную пищу. И отправлюсь да вечный покой. Пусть меня еще любят и ищут Над моей одинокой рекой. Пусть еще всевозможное благо Обещают на той стороне. Не купить мне избу над оврагом И цветы не выращивать мне…

ЧТО ВСПОМНЮ Я?

Все движется к темному устью. Когда я очнусь на краю, Наверное, с резкою грустью Я родину вспомню свою. Что вспомню я? Черные бани По склонам крутых берегов, Как пели обозные сани В безмолвии лунных снегов. Как тихо суслоны пшеницы В полях покидала заря, И грустные, грустные птицы Кричали в конце сентября. И нехотя так на суслоны Садились, клевали зерно,— Что зерна? Усталым и сонным, Им было уже все равно. Я помню, как с дальнего моря Матроса примчал грузовик, Как в бане повесился с горя Какой-то пропащий мужик. Как звонко, терзая гармошку, Гуляли под топот и свист, Какую чудесную брошку На кепке носил гармонист… А сколько там было щемящих Всех радостей, болей, чудес, Лишь помнят зеленые чащи Да темный еловый лес!

25 января 1969

* Село стоит *

Село стоит На правом берегу, А кладбище — На левом берегу. И самый грустный все же И нелепый Вот этот путь, Венчающий борьбу, И все на свете,— С правого На левый, Среди цветов В обыденном гробу…

ДЕВОЧКА ИГРАЕТ

Девочка на кладбище играет, Где кусты лепечут, как в бреду. Смех ее веселый разбирает, Безмятежно девочка играет В этом пышном радостном саду. Не любуйся этим пышным садом! Но прими душой, как благодать, Что такую крошку видишь рядом, Что под самым грустным нашим взглядом Все равно ей весело играть!..

* Я люблю судьбу свою *

Я люблю судьбу свою, Я бегу от помрачений! Суну морду в полынью И напьюсь, Как зверь вечерний! Сколько было здесь чудес, На земле святой и древней, Помнит только темный лес! Он сегодня что-то дремлет. От заснеженного льда Я колени поднимаю, Вижу поле, провода, Все на свете понимаю! Вон Есенин —                       на ветру! Блок стоит чуть-чуть в тумане. Словно лишний на пиру Скромно Хлебников шаманит. Неужели и они — Просто горестные тени? И не светят им огни Новых русских деревенек? Неужели             в свой черед Надо мною смерть нависнет,— Голова, как спелый плод, Отлетит от веток жизни? Все умрем. Но есть резон В том, что ты рожден поэтом. А другой — жнецом рожден… Все уйдем. Но суть не в этом…

КОНЕЦ

Смерть приближалась,                                 приближалась, Совсем приблизилась уже,— Старушка к старику прижалась, И просветлело на душе! Легко, легко, как дух весенний, Жизнь пролетела перед ней, Ручьи казались, воскресенье, И свет, и звон пасхальных дней! И невозможен путь обратный, И славен тот, который был, За каждый миг его отрадный, За тот весенний краткий пыл. — Все хорошо, все слава богу…— А дед бормочет о своем, Мол, поживи еще немного, Так вместе, значит, и умрем. — Нет, — говорит. — Зовет могилка. Не удержать меня теперь. Ты, — говорит, — вина к поминкам Купи. А много-то не пей… А голос был все глуше, тише, Жизнь угасала навсегда, И стало слышно, как над крышей Тоскливо воют провода…

* Я умру в крещенские морозы *

Я умру в крещенские морозы. Я умру, когда трещат березы. А весною ужас будет полный: На погост речные хлынут волны! Из моей затопленной могилы Гроб всплывет, забытый и унылый, Разобьется с треском,                                и в потемки Уплывут ужасные обломки. Сам не знаю, что это такое… Я не верю вечности покоя!

В ГОРОДЕ

Как часто, часто, словно птица, Душа тоскует по лесам! Но и не может с тем не слиться, Что человек воздвигнул сам! Холмы, покрытые асфальтом И яркой россыпью огней, Порой так шумно славят альты, Как будто нету их родней!

НИЧЕГО НЕ СТАНУ ДЕЛАТЬ

Год пройдет…                     другой…                                 а там уж — Что тут много говорить?— Ты, конечно, выйдешь замуж, Будешь мужу суп варить. Будет муж тобой гордиться, И катать тебя в такси, И вокруг тебя кружиться, Как Земля вокруг оси. Что ж? Мешать я вам не стану, Буду трезв и буду брит, Буду в дом носить сметану, Чтобы дед лечил гастрит. Ничего не стану делать, Чтоб нарушить ваш покой. На свиданье ночью белой, Может быть, пойду с другой… Так чего ж, забившись в угол, Сузив желтые зрачки, На меня твоя подруга Мрачно смотрит сквозь очки?..

ОБО МНЕ ГОВОРЯТ

Говорят, что жить я не могу, Что не прячусь я от непогоды, Говорят, что я не берегу Драгоценной молодости годы! Да, они правы, что я спешу! Но спешу не ради личной славы, Не простят хвалебный этот шум Горных сел обычаи и нравы! Ты свети в дали своей, свети, Счастье! Ты зови меня, как сына! Достигают счастья лишь в пути, А не возле теплого камина. Да, спешу я к людям деревень И к живущим в городе рабочим. Я спешу сказать им: «Добрый день!», Я спешу сказать им: «Доброй ночи!» Я спешу и к сумеркам глухим, И к рожденью солнечных рассветов. Я спешу сложить свои стихи, И прочесть стихи других поэтов…

* Прекрасно пробуждение земли! *

Прекрасно пробуждение земли! Как будто в реку — окунусь в природу. И что я вижу: золото зари Упало на серебряную воду. Густая тьма еще живет в дубравах. Ты по дороге тихо побредешь… Роса переливается на травах, Да так, что даже слов не подберешь! А вот цветы. Милы ромашки, лютик. Как хорошо! Никто здесь не косил. В такое утро все красивы люди. Я сам, наверно, до чего красив… Тень от меня летит по полю длинно… Так вот она вся прелесть бытия: Со мною рядом синяя долина, Как будто чаша, полная питья! Все в мире в этот час свежо и мудро. Слагается в душе негромкий стих. Не верю я, что кто-то в это утро Иное держит в замыслах своих. Бросаю радость полными горстями. Любому низко кланяюсь кусту. Выходят в поле чистое крестьяне Трудом украсить эту красоту.

* Ночь коротка. А жизнь, как ночь *

Ночь коротка. А жизнь, как ночь,                                                длинна. Не сплю я. Что же может мне                                           присниться? По половицам ходит тишина. Ах, чтобы ей сквозь землю                                        провалиться! Встаю, впотьмах в ботинки долго                                                 метясь. Открою двери, выйду из сеней… Ах, если б в эту ночь родился                                             месяц — Вдвоем бы в мире было веселей! Прислушиваюсь… Спит село                                           сторожко. В реке мурлычет кошкою вода. Куда меня ведет, не знаю,                                      стежка, Которая и в эту ночь видна. Уж лучше пусть поет петух, чем                                                птица. Она ведь плачет — всякий                                        примечал. Я сам природы мелкая частица, Но до чего же крупная печаль! Как страшно быть на свете                                        одиноким… Иду назад, минуя темный сад. И мгла толпится до утра у окон. И глухо рядом листья шелестят. Как хорошо, что я встаю с зарею! Когда петух устанет голосить, Веселый бригадир придет за                                          мною. И я пойду в луга траву косить. Вот мы идем шеренгою косою. Какое счастье о себе забыть! Цветы ложатся тихо под косою, Чтоб новой жизнью на земле                                           зажить. И думаю я — смейтесь иль                                         не смейтесь — Косьбой проворной на лугу                                        согрет, Что той, которой мы боимся, — смерти, Как у цветов, у нас ведь тоже нет! А свежий ветер веет над плечами. И я опять страдаю и люблю… И все мои хорошие печали В росе с косою вместе утоплю.

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Нет, меня не пугают морозы. Звезды в небе большие, как розы. Полюбил я сильнее, чем очень, Эти звездные зимние ночи. Нет, меня не пугают морозы. Я не чувствую холода даже. По душе мне родные пейзажи. Вот снежинки, как белые пчелы, Снова кружатся роем веселым. И не чувствую холода даже. Я иду по знакомой дороге. Мне дорога ложится под ноги. В сердце чувство проснулось такое, Будто в царство любви и покоя Я иду по знакомой дороге. Там, за дальней заснеженной                                             чащей, Может, встречу нечаянно счастье, О котором ни разу не думал… Небо звезды роняет без шума Над умолкшей заснеженной чащей.

НУ ПОГОДИ…

Ну погоди, остановись, родная. Гляди, платок из сумочки упал! Все говорят в восторге: «Ах, какая!» И смотрят вслед…                          А я на все начхал! Начхал в прямом и переносном смысле. И знаю я: ты с виду хороша, Но губы у тебя давно прокисли, Да и сама не стоишь ни гроша! Конечно, кроме платья и нательных Рубашек там и прочей ерунды, Конечно, кроме туфелек модельных, Которые от грязи и воды Ты бережешь…                       А знаешь ли, что раньше Я так дружил с надеждою одной,— Что преданной и ласковой, без фальши, Ты будешь мне                       когда-нибудь                                         женой… Прошла твоя пора любви и мая, Хотя желаний не иссяк запал… …Ну погоди, остановись, родная, Гляди, платок из сумочки упал!

ПОЧЕМУ НЕ ПОВЕЗЛО?

Почему мне так не повезло? По волнам, давно уже усталый, Разгонюсь — забуду про весло, И тотчас швырнет меня на скалы! Почему мне так не повезло? Над моей счастливою любовью Вдруг мелькнуло черное крыло, И прошла любовь с глубокой                                              болью. Почему мне так не повезло? Все, трудясь, живут себе                                        в надежде, Мне ж мое глухое ремесло Не приносит радости, как прежде. Почему мне так не повезло? По ночам душе бывает страшно. Оттого, что сам себе назло Много лет провел я бесшабашно. Почему мне так не повезло? Все же я, своей не веря драме, Вновь стремлюсь, хватаясь за весло, В океан, волнуемый ветрами.

ПРИЯТЕЛЯМ

Вы понимаете меня. Вы восхищаетесь стихами. Вы поднимаете меня, Как поднимаете стаканы. И льется красное вино, И кадыки под кожей прыгают, И льется белое вино, И рты коверкаются криками… А после наступает спад. И ночь          чадит                 огнями желтыми. И разбегаетесь вы спать С чужими и своими женами. И в комнате моей пустой Лежат бессмысленно и странно Опустошенные стаканы, Что вами брошены на пол.

ВЕЧЕРКОМ

Вкусны бараньи                        косточки, Соленые груздочки, И в небе ярки                     звездочки — Каленые гвоздочки! Пойду по льду,                      по тонкому, По звонкому ледочку, Пойду по лесу темному, По частому лесочку. Пойду по снегу, по полю, По ветреным горушкам К тому седому тополю, Где ждет меня                      подружка…

ЗА ТОСТ ХОРОШИЙ

Морозный лес заворожен Сияньем праздничного                                  солнца, Давно ль во тьме,                           забывши сон, Грустнел, шумел, качался он, Теперь стоит —                         не шелохнется! К нему спешат                      на всех санях, И все к нему стремятся                                    лыжи, — И елки в солнечных огнях Через метелицу в полях Перенесутся к нам                             под крышу. Родной, дремучий                            Дед Мороз Аукнет нам из сказки                                русской, Он привезет подарков воз, Не может быть,                       чтоб не привез! — А ну, живей давай                            с разгрузкой! Теперь шампанского не грех Поднять бокал за тост                                 хороший: За Новый год,                     за детский смех, За матерей, за нас за всех, За то, что нам всего дороже. И вспыхнут вдруг со всех                                       сторон Огней на елках бриллианты… Произнесенным тостам в тон Свой добрый вологодский                                        звон Разносят древние куранты!..

РАЗБОЙНИК ЛЯЛЯ (Лесная сказка)

1

Мне о том рассказывали сосны По лесам, в окрестностях Ветлуги, Где гулял когда-то Ляля грозный, Сея страх по всей лесной округе. Был проворен Ляля долговязый. Пыль столбом взметая над слободкой, Сам, бывало, злой и одноглазый, Гнал коня, поигрывая плеткой. Первым другом был ему Бархотка, Только волей неба не покойник, — В смутной жизни ценная находка Был для Ляли друг его, разбойник. Сколько раз с добычею на лодке Выплывали вместе из тумана! Верным людям голосом Бархотки Объявлялась воля атамана. Ляля жил, — не пикнет даже муха! — Как циклоп, в своих лесистых скалах. По ночам разбойница Шалуха Атамана хмурого ласкала…

2

Раз во время быстрого набега На господ, которых ненавидел, Под лазурным пологом ночлега Он княжну прекрасную увидел. Разметавши волосы и руки, Как дитя, спала она в постели, И разбоя сдержанные звуки До ее души не долетели… С той поры пошли о Ляле слухи, Что умом свихнулся он немного. Злится Ляля, жалуясь Шалухе: — У меня на сердце одиноко. Недоволен он своей Шалухой, О княжне тоскует благородной, И бокал, наполненный сивухой, Держит он рукой своей холодной. Вызывает он к себе Бархотку И наказ дает ему устало: — Снаряжай друзей своих и лодку И немедля знатную молодку Мне доставь во что бы то ни стало! А за то тебе моя награда, Как награда высшая для вора, Все, как есть, мое богатство клада… Что ты скажешь против договора? Не сказал в ответ ему ни слова Верный друг. Не выпил из бокала. Но тотчас у берега глухого Тень с веслом мелькнула и пропала..

3

Дни прошли… Под светлою луною Век бы Ляля в местности безвестной Целовался с юною княжною, Со своей негаданной невестой! А она, бледнее от печали И от страха в сердце беспокойном, Говорит возлюбленному Ляле: — Не хочу я жить в лесу разбойном! Страшно мне среди лесного мрака, Каждый шорох душу мне тревожит, Слышишь, Ляля?… — Чтобы не заплакать, Улыбнуться хочет и не может. Говорит ей Ляля торопливо, Горячо целуя светлый локон: — Боже мой! Не плачь так сиротливо! Нам с тобой не будет одиноко. Вот когда счастливый день настанет, Мы уйдем из этого становья, Чтобы честно жить, как христиане, Наслаждаясь миром и любовью. Дом построим с окнами на море, Чтоб кругом посвистывали бризы, И, склонясь в дремотном разговоре, Осеняли море кипарисы. Будет сад с тропинкою в лиманы, С ключевою влагою канала, Чтоб все время там цвели тюльпаны, Чтоб все время музыка играла…

4

— Атаман! Своя у вас забота, — Говорит Бархотка, встав к порогу, — Но давно пришла пора расчета, Где же клад? Указывай дорогу! — Ты прости. Бархотка мой любезный, Мне казна всего теперь дороже! — Атаман! Твой довод бесполезный Ничего решить уже не может! — Ты горяч, Бархотка, и удачлив, Что желаешь, все себе добудешь! — Атаман! Удачлив я, горяч ли, Долго ты меня морочить будешь? Атаман, мрачнея понемногу, Тихо сел к потухшему камину. — Так и быть! Скажу тебе дорогу, Но оставь… хотя бы половину. — Атаман! Когда во мраке ночи Крался я с княжной через долину, Разве я за стан ее и очи Рисковал тогда наполовину? — А не жаль тебе четвертой доли? Ляля встал взволнованно и грозно. — Атаман! Тебя ли я неволил? Не торгуйся! Поздно, Ляля, поздно. Ляля залпом выпил из бокала И в сердцах швырнул его к порогу. — Там, где воют ветры и шакалы, Там, в тайге, найдешь себе дорогу!

5

Поздний час. С ветвей, покрытых мглою, Ветер злой срывает листьев горсти. На коне, испуганном стрелою, Мчится Ляля в сильном беспокойстве. Мчится он полночными лесами, Сам не знает, что с ним происходит, Прискакал. Безумными глазами Что-то ищет он… и не находит. Атаман, ушам своим не веря, Вдруг метнулся, прочь отбросил плетку И, прищурясь, начал, как на зверя, Наступать на хмурого Бархотку. — Жаль! Но ада огненная чаша По тебе, несчастная, рыдает! — Атаман! Возлюбленная ваша Вас в раю небесном ожидает! Тут сверкнули ножики кривые, Тут как раз и легкая заминка Происходит в повести впервые: Я всего не помню поединка. Но слетелась вдруг воронья стая, Чуя кровь в лесах благоуханных, И сгустились тени, покрывая На земле два тела бездыханных…

6

Бор шумит порывисто и глухо Над землей угрюмой и греховной. Кротко ходит по миру Шалуха, Вдаль гонима волею верховной. Как наступят зимние потемки, Как застонут сосны-вековухи, В бедных избах странной незнакомке Жадно внемлют дети и старухи. А она, увядшая в печали, Боязливой сказкою прощальной Повествует им о жизни Ляли, О любви разбойника печальной. Так, скорбя, и ходит богомолка, К людям всем испытывая жалость, Да уж чует сердце, что недолго Ей брести с молитвами осталось. Собрала котомку через силу, Поклонилась низко добрым лицам И пришла на Лялину могилу, Чтоб навеки с ним соединиться…

7

Вот о чем рассказывают сосны По лесам, в окрестностях Ветлуги, Где гулял когда-то Ляля грозный, Сея страх по всей лесной округе, Где навек почил он за оградой, Под крестом, сколоченным устало. Но грустить особенно не надо, На земле не то еще бывало.

ШУТОЧНЫЕ СТИХИ И СТИХИ ДЛЯ ДЕТЕЙ

ЖЕРЕБЕНОК

Он увидал меня и замер, Смешной и добрый, как божок. Я повалил его на травку, На чистый, солнечный лужок! И долго, долго, как попало, На животе, на голове, С восторгом, с хохотом и ржаньем Мы кувыркались по траве…

УЗНАЛА

В дверь из метели старик-водовоз Утром вошел, и Аленка сказала: — Мама, ты видишь, пришел Дед-Мороз, Я его сразу-пресразу узнала!

МАЛЬЧИК ВОВА

Подошла к нему корова. — Уходи! — сказал ей Вова. А корова не уходит. Вова слов уж не находит, Не поймет, что это значит, На нее глядит и плачет…

ПОСЛЕ ПОСЕЩЕНИЯ ЗООПАРКА

Ночь наступила. Заснули дома. Город заснувший Окутала тьма. Спать малыша Уложили в кровать. Только малыш И не думает спать. Мама не может Понять ничего. Мама негромко Спросила его: — Что тебе, милый, Уснуть не дает? — Мама, а как Крокодил поет?

МАЛЬЧИК ЛЕВА

Горько плакал мальчик Лева Потому, что нету клева. — Что с тобой? — спросили дома, Напугавшись пуще грома. Он ответил без улыбки: — Не клюют сегодня рыбки…

ПОСЛЕ РАЗЛУКИ

Т. С.

Идет дождь? — можно узнать по луже. Любишь меня? — Определю не хуже По ласкам твоим и взглядам. Мне клятвенных слов не надо! Забыла ли ты о друге? Взгляни же скорей! Все ясно… Три года тебе, подлюге, Письма писал напрасно!

1957

НА ГУЛЯНИЕ

На меду, на браге да на финках Расходились молнии и гром! И уже красавицы в косынках Неподвижно, словно на картинках, Усидеть не в силах за столом. Взяли ковш, большой и примитивный: — Выпей с нами, смелая душа! — Атаман, сердитый и активный, Полетит под стол, как реактивный, Сразу после этого ковша. Будет он в постельной упаковке, Как младенец, жалобно зевать, От подушки, судя по сноровке, Кулаки свои, как двухпудовки, До утра не сможет оторвать… И тогда в притихшем сельсовете, Где баян бахвалится и врет, Первый раз за множество столетий Все пойдут старательно, как дети, Танцевать невиданный фокстрот. Что-то девки стали заноситься! Что-то кудри стали завивать! Но когда погода прояснится, Все увидят: поле колосится! И начнут частушки запевать…

* Мое слово верное *

Мое слово верное                           прозвенит! Буду я, наверное,                           знаменит! Мне поставят памятник                                на селе! Буду я и каменный                              навеселе!..

* Не надо, не надо, не надо *

Не надо, не надо, не надо, Не надо нам скорби давно! Пусть будут река и прохлада, Пусть будут еда и вино. Пусть Вологда будет родная Стоять нерушимо, как есть, Пусть Тотьма, тревоги не зная, Хранит свою ласку и честь. Болгария пусть расцветает И любит чудесную Русь, Пусть школьник поэтов читает И знает стихи наизусть.

* Я переписывать не стану *

Я переписывать не стану Из книги Тютчева и Фета, Я даже слушать перестану Того же Тютчева и Фета, И я придумывать не стану Себя особого, Рубцова, За это верить перестану В того же самого Рубцова, Но я у Тютчева и Фета Проверю искреннее слово, Чтоб книгу Тютчева и Фета Продолжить книгою Рубцова!.

ТОСТ

За Вологду, землю родную, Я снова стакан подниму! И снова тебя поцелую, И снова отправлюсь во тьму, И вновь будет дождичек литься. Пусть все это длится и длится!

1967

КОЗА

Побежала коза в огород. Ей навстречу попался народ. — Как не стыдно тебе, егоза? И коза опустила глаза. А когда разошелся народ, Побежала опять в огород.

УВЛЕКЛАСЬ НЕЧАЯННО

Свадьбы были, Пасха ли, Но вся деревня дрыхнула, Когда ты Под ласками, Словно порох, вспыхнула! Вспыхнула — Покаешься! Время будет скверное. Твой студент Катается Весело, наверное… Временно, не временно, А не сдержать слезиночек! Над тобой, Беременной, Облетел осинничек… Ничего Не чаяла! Увлеклась нечаянно! Чаянно, Нечаянно, Но все равно отчаянно!..

ЭХО ПРОШЛОГО

Много было в комнате гостей, Пирогов, вина и новостей, Много ели, пили и шутили, Много раз «Катюшу» заводили… А потом один из захмелевших, Голову на хромку уронив, Из тоски мотивов устаревших Вспомнил вдруг кладбищенский мотив:     «Вот умру, похоронят     На чужбине меня.     И родные не узнают,     Где могила моя…» — Эх, ребята, зарыдать хотится! Хошь мы пьем, ребята, Хошь не пьем, Все одно помрем, как говорится, Все, как есть, когда-нибудь помрем. Парень жалким сделался                                      и кротким, Погрустнели мутные глаза. По щеке, как будто капля водки, Покатилась крупная слеза.     «У других на могилах     Всё цветы, всё цветы.     На моей сырой могиле     Всё кусты, всё кусты…» Друг к нему: — Чего ты киснешь, Проня? — Жалобней: — Чего тебе-то выть? Ты умрешь — тебя хоть похоронят. А меня? Кому похоронить? — И дуэтом              здоровилы эти, Будто впрямь несчастливы они, Залились слезами, словно дети, На глазах собравшейся родни! А ведь в песне,                      так некстати спетой, Все в такую даль отдалено, Что от этих слез, От песни этой, Стало всем не грустно,                                 а смешно! В дружный хохот                         вкладывали душу. — Ох, умора! Ох и мужики! — Еще звонче пели про Катюшу И плясали, скинув пиджаки!

НА РЕКЕ

Реки не видел сроду Дружок мой городской. Он смотрит в нашу воду С любовью и тоской! Вода тепло струится, Над ней томится бор. Я плаваю, как птица, А друг мой — как топор.

НА ЗЛОБУ ДНЯ[2] (Экспромт)

Космонавты советской земли, Люди самой возвышенной цели, Снова сели в свои корабли, Полетели, куда захотели! Сколько ж дней, не летая ничуть, Мне на улице жить многостенной? Ах! Я тоже на небо хочу! Я хочу на просторы Вселенной! Люди! Славьте во все голоса Новый подвиг советских героев! Скоро все улетим в небеса И увидим, что это такое… Только знаю: потянет на Русь! Так потянет, что я поневоле Разрыдаюсь, когда опущусь На свое вологодское поле… Все стихи про земную красу Соберу и возьму их под мышку И в издательство их отнесу — Пусть они напечатают книжку!

12 августа 1962 г.

* Я не плыл на этом пароходе *

Василию Тимофеевичу

Я не плыл на этом пароходе, На котором в Устюг                            плыли Вы, Затерялся где-то я в народе В тот момент                  на улицах Москвы. Что же было там,                        на пароходе? Процветала радость или грусть? Я не видел этого, но, вроде, Все, что было, знаю наизусть. Да и что случилось там,                                   в природе, Так сказать, во мгле моей души, Если с Вами я на пароходе Не катался в сухонской глуши? Просто рад я случаю такому Между строк товарищей своих Человеку, всем нам дорогому, Как привет, оставить                              этот стих…

ПАРОДИЯ

Куда меня, беднягу, завезло! Таких местов вы сроду не видали! Я нажимаю тяжко на педали, Въезжая в это дикое село! А водки нет                 в его ларьке убогом, В его ларьке единственном, косом… О чем скрипишь                         передним колесом, Мой ржавый друг? О, ты скрипишь о многом!..

1962

ЖАЛОБА АЛКОГОЛИКА

Живу я в Ленинграде На сумрачной Неве. Давно меня не гладил Никто по голове. И на рабочем месте, И в собственном углу Все гладят против шерсти А я так не могу! Пусть с горя я напился Я тоже человек! Зачем не уродился Я в двадцать первый век?!

ВИКТОРУ КОРОТАЕВУ

Кто-то в верности партии клялся, Кто-то резался с визгом в лото, И стремительно в ночь удалялся Алкоголик, укравший пальто. В это время заснул Коротаев, Как залегший в берлогу медведь, Потому что у строгих хозяев До утра не позволят… балдеть.

* Среди обыденного *

Среди обыденного Окруженья, Среди обыденных гостей Мои ленивые движенья Сопровождает Скрип костей. Среди такого окруженья Живется легче Во хмелю, И, как предмет воображенья, Я очень призраки люблю…

1962

СОБРАТЬЯМ ПО ПЕРУ

Уходите, мои печали, Приодетые хулиганы… Откричали, отвеличали, Почесали свои калганы И ушли В дубовой обиде, Ах ты, мол, Гениальность вшивая! …Я стою в обнаженном виде. Знаю, что Обо мне решили: И талантливый, А — г…но. А Горбовскому — все равно.

23 сентября 1961 года

ЖИТЬ ПО-РАЗНОМУ КОНЧАЮТ

Что бы в старости ни сталось, Я представить не могу, Что на склоне лет усталость И меня согнет в дугу! Даже в час пустой и скверный Не поверю в ту муру. Просто я, как всякий смертный, Знаю то, что я умру. Помню я про этот финиш, Но не кинусь в бред и дрожь, Мол, куда стопы ни двинешь, Все равно туда придешь! На земле, где так отчаян Жидконогий род пройдох, Жить по-разному кончают: Рузвельт умер,                      Геринг — сдох!

РУССКИЙ БОГАТЫРЬ ИВАН РОЩУНКИН

— Кто ты?—                   сурово спросил Чингисхан. — Рощункин я, — отвечает Иван. — Русский? — угрюмо спросил                                            Чингисхан. — Что ты пристал?—                               возмутился Иван, Вызвал его на сражение в дол,— Пал в этой схватке                           ужасный монгол… Годы неслись, как свирепая                                          Бия,— Рощункин встретил однажды                                            Батыя. — Кто ты?— Спросил Чингисхана потомок. Зря был потомок                        надменен и груб: Рощункин вызвал его                                из потемок И превратил в обезглавленный труп…

* Явлений, дел, событий груда…*

С. 3.

«Явлений,                     дел,                            событий груда…» Поверь, здесь много чепухи. Ну, разве пишутся стихи Так прозаически, Так грубо? Пустого слова,                     с виду броского, Написанного впопыхах, Ты не найдешь у Маяковского В публицистических стихах. Еще смешней в стихах лирических Похожим быть на петуха. Ведь сила строчек поэтических Совсем не в громкости стиха. …Ты называешь солнце блюдом — Оригинально. Только зря: С любою круглою посудой Светило сравнивать нельзя! Зачем же с вычурностью скучной Писать крикливым языком? Пусть будет стих простым и звучным, И чувство пусть клокочет в нем!

ОТРЫВОК

Моя родина милая, Свет вечерний погас. Плачет речка унылая В этот сумрачный час. Огоньки запоздалые К сердцу тихому льнут. Детки (…) малые Все никак не уснут. Ах, оставьте вы сосочки Хоть на десять минут. Упадут с неба звездочки, В люльках с вами заснут…

ЭКСПРОМТ

Веревка, яркое белье, А во дворе играют дети. В потемках прячется жулье… Всё есть на этом белом свете!

ПЕСЕНКА (экспромт под гитару)

Когда запоет радиола                                 в парке у нашего дома, И девочка возле забора                                 стоит, ожидая кого-то, Когда ты выходишь из дома,                          и смотришь на все безразлично, Грущу сильней, Но прежних дней Мне ни за что не вернуть! Нам было тогда по семнадцать, Теперь нам обоим по двадцать, Но будто не только три года, А целых полвека прошло: Настолько с тобой изменились, Настолько с тобой огрубели… Грущу сильней, Но прежних дней Мне ни за что не вернуть!

* Пили всякую фигню *

Пили всякую фигню, Заглянул потом в меню, А в меню ни то, ни сё — Выпил пива, да и всё!

НА КЛАДБИЩЕ

Неужели                 одна суета Был мятеж героических сил И забвением рухнут лета На сиротские звезды могил? Сталин что-то по пьянке сказал — И раздался винтовочный залп! — Сталин что-то с похмелья сказал — Гимны пел митингующий зал! Сталин умер. Его уже нет. Что же делать — себе говорю, — Чтоб над родиной жидкий рассвет Стал похож на большую зарю? Я пойду по угрюмой тропе, Чтоб запомнить рыданье пурги И рожденные в долгой борьбе Сиротливые звезды могил. Я пойду поклониться полям… Может лучше не думать про все, А уйти, из берданки паля, На охоту,                 в окрестности сел…

1960

УБОРЩИЦА РАБОЧЕГО ОБЩЕЖИТИЯ

Пришла, прошлась по туалету Стара, болезненно бледна. Нигде глазам отрады нету, Как будто здесь была война! Опять какая-то зараза Сходила мимо унитаза! Окурки, пробки, грязь… О, боже, За что казнишь меня, за что же! В ребятах тоже                         нет веселья! Улыбки сонно ей даря, Еще качаются с похмелья, Отметив праздник Октября!

1959

* Перед большой толпой народной *

Перед большой толпой народной Я речь на площади держал! Очнулся в камере холодной, Со мною рядом друг лежал. За что! Я спорил с капитаном! Но верный друг, повесив нос, Сказал: — Не спорь!                                    Пока наганом Он речь свою не произнес!

* Сакс фокс рубал, дрожал пол *

Сакс фокс рубал, дрожал пол От сумасшедших ног. Чувак прохилял                             в коктейль-холл И заказал рок. Лицом был чувак ал, Над бровью — волос клок. Чувиху чувак позвал, И начал лабать рок. Чувиха была пьяна. И в бешенстве лабы той Вся изошла она Истомою половой. Под юбкой парок дымил, И мокла капрона нить, На морде написан был Девиз: "Торопитесь жить!"… Зубами стиляг сверкал         Коктейль-холл, Сакс фокс рубал,         Дрожал пол…

1957

* Ползает ручей в зеленой траве *

Ползает ручей в зеленой траве, Скучный ручей, незвонкий… Мысли перепутались в голове От выпитой самогонки… Я жизнь            за силу ее                           люблю, Но нет для души раздолья, Чувство от чувства не отделю, Радость смешана с болью! От детских грез                        я давно отвык, И нет утешенья в мире, Как узнать,                  из чего я возник И для чего предназначен в мире? И почему это ползает по траве Вот этот ручей незвонкий? …Все перепуталось в голове От выпитой самогонки!

1957

ПОСЛЕ ВЕЧЕРИНКИ (шутка)

При шумных звуках торжества В студенческой столовке Кидал я пьяные слова, Как будто поллитровки! А утром вижу — мать моя! — Печально свесив ножки, Сидят на стуликах друзья И допивают крошки. Хотелось лица всем умыть, Всех обласкать глазами, Всех напоить и накормить И сдать за них экзамен! И подарить за них духи Девчонкам, если нужно, И написать за них стихи, — Учитесь только дружно! Нам силы хватит лет на сто! За всех — за нас и предков — Еще мы выпьем! И на стол Стакан поставим крепко!

* Романов понимающе глядит *

А.Романову

Романов понимающе глядит, А мы коньяк заказываем с кофе, И вертится планета и летит К своей неотвратимой катастрофе…

НА ЧУЖОЙ ГУЛЯНКЕ

До последней темноты Носимся, как танки! Не вернемся — я и ты — С этой погулянки! Добрый гость, а не бандит, Я — в дыму дурмана. Но меня не пощадит Ревность атамана! Станут финками колоть, Набегут бульдоги, — Голова, как спелый плод, Скатится под ноги! Или просто — на снежок, Болтанув ногами, Тело рухнет, как мешок С глупыми стихами! В лагерях мои враги Будут не впервые Слезы лить, как батоги, Длинные и злые! До последней темноты Вой гармошки! Все ребята — как коты, А девки — как кошки…

* Вот возьму *

Вот возьму И стану метким! Или опрометчивым. И однажды В дом к соседке Вдруг нагряну Вечером! Мол, давай-ка Мы попроще Рядышком сядем? Мол, давай Ты будешь тещей, А я тебе Зятем? Загуляет под Бандуру Все село угрюмое… Голова моя — Не дура: Что-нибудь да Думает!

ЛЕСНИК

Стоит изба в лесу                          сто лет. Живет в избе                   столетний дед. Сто лет прошло,                       а смерти нет, Как будто вечен                         этот дед, Как вечен лес,                     где столько лет Он все хранил                      от разных бед…

* Мойся, Джерри *

Собаке товарища

Мойся, Джерри,                       милый друг. Жаль, поклонников твоих                       так узок круг.

* И дубы вековые над нами *

Н. Белякову

И дубы вековые над нами Оживленно листвою трясли. И со струн под твоими руками Улетали на юг журавли…

* Море черного цвета *

Море черного цвета, Снег на горах. Это начало лета В наших местах!

* Огромный мир *

Огромный мир По-прежнему не тих. Они грозят. Мы сдерживаем их…

* Да будет тот счастливый вечер *

Да будет тот счастливый вечер, Когда за праздничным столом Ты будешь водкой обеспечен С большим семейным пирогом. И вновь, забытым чувствам внемля, Сквозь поздравлений громкий шквал Ты вспомни пасмурную землю, Сплошь состоящую из скал. Как волны грохали за бортом, И, над ведром разинув пасть, Бранился ты на воздух спертый, На сногсшибательную трясь. Все-все припомни для начала, И, над столом поднявшись в рост, Провозгласи, в руке с бокалом, За тех, кто в море, — первый тост!

* Пишу шутя *

Пишу шутя Стихи пустые Финтикультя —         шестые!

ДОЛЖЕН СКАЗАТЬ…

Все, что написано мной Грубого, низкого, пошлого, Я не считаю игрой И пережитками прошлого. Нет, не писал безрассудно я. И говорю не напрасно: Жизнь наша флотская трудная Все же прекрасна!

Т. С

Хочешь, стих сочиню сейчас? Не жаль, что уйдешь в обиде… Много видел бесстыжих глаз, А вот таких не видел! Душа у тебя — я знаю теперь — Пуста и темна, как сени… «Много в жизни смешных потерь», Верно сказал Есенин.

ОПРАВДАНИЕ

Ты ко мне немножко наклонилась, и так близко взгляд твой засверкал! Как-то не нарочно получилось, что тебя я вдруг поцеловал. Ты сказала с явным огорченьем: «Разве это честно? — Сам реши!» Но ведь я не ради развлеченья, — я тебя целую от души! Я тебя не называю милой, Но, тобой любуясь вновь и вновь, я хочу, чтоб нас соединила нежная взаимная любовь!

ТОВАРИЩУ

Что с того, что я бываю грубым? Это потому, что жизнь груба. Ты дымишь                      своим надменным чубом, Будто паровозная труба. Ты одет по моде. Весь реклама. Я не тот…                   И в сумрачной тиши Я боюсь, что жизненная драма Может стать трагедией души.

ЗНАКОМСТВО

Пел солист красивым баритоном, Джаз играл волнующий фокстрот. Я в углу беседовал с пижоном, Сунув сигарету в рот. Голову склонив довольно низко, Я не видел посторонних лиц. Но внезапно                  чей-то                          близко-близко Жаркий взгляд                       сверкнул из-под ресниц. Мне стоять с пижоном                                  грустно стало. И, сказав рассеянно: «О' кей!», Медленно пошел я через зало И остановился перед ней. «Потанцуем?» —                         я ей руку подал. И она в согласии немом Подошла ко мне вполоборота, Ласково взглянула:                             — Что ж, пойдем… Темный локон живописно падал На ее чуть-чуть вспотевший лоб, Голос томно-тихий,                            а во взглядах Самых сильных чувств                                   калейдоскоп! От нее не веяло притоном, Улыбался               детской формы рот… Пел солист красивым баритоном, Джаз играл волнующий фокстрот.

НЕ СМЕШИ…

Невысокая, ростом с ведро, Ты себя возомнила красоткой. И, упершись рукою в бедро, Ходишь важной до смеха                                       походкой. Не смеши, не показывай власть! Не страдаю влюбленностью мелкой… И тебе говорю не хвалясь: «Все равно — не останешься целкой!»

НА ВАХТЕ

…Ax, этот мир, на кладбище похожий! Могильный мрак сгущается вдали. Но я привык. Я чувствую без дрожи Вращенье умирающей земли. И, головой упершись в воздух плотный, Ногой на кнехт небрежно наступив, Вот и сейчас я с миной беззаботной Плюю с борта в чернеющий залив. А вахта кончится —                                конечно, не заплачу. Уйду, возьму газетку перед сном, Стакан воды холодной…… И все пойдет обычным чередом.

* Велят идти на инструктаж *

Велят идти на инструктаж. Приказ начальства не смешки, Но взял я в зубы карандаш, Пишу любовные стишки. Но лейтенант сказал: — Привет! Опять не слушаешь команд! Хотелось мне сказать в ответ: — Пошел ты…….. лейтенант! Но я сказал: — Ах, виноват, — И сразу, бросив карандаш, Я сделал вид, что очень рад Послушать умный инструктаж. Зачем соврал? Легко понять. Не зря в народе говорят: Коль будешь против ветра….. В тебя же брызги угодят!

СЛУЧАЙНЫЕ СТРАШНЫЕ МЫСЛИ

Отоснились пепельные косы, О которых Флёров написал. Поднимались в кубриках                                     матросы, Выносили койки на причал. Над заливом дождь холодный                                             капал, На волне качался альбатрос. Весь продрогший вахтенный                                           у трапа Вытирал перчаткой мокрый нос. Обозвав кого-то……… Старшина слонялся в стороне. Офицер с начальственным                                         вопросом Обращался громко к старшине… Я шагал, заложив руки в брюки, И подумал мрачно: «Может, тут Я загнусь нечаянно от скуки. И меня на кладбище свезут. Похоронят где-нибудь под                                        елкой… И тогда у старого плетня Будет часто плакать втихомолку Девушка, любившая меня».

* Июньский пленум *

Июньский пленум Решил вопрос: Овсом и сеном Богат колхоз…

* Июньский пленум, июньский пленум *

Июньский пленум, июньский пленум, ты наш оплот! Хорошим сеном ты кормишь флот!..

ЧТО ТАМ — ТРУДНЫЕ ПОХОДЫ

 Что там — трудные походы! Все бы выдержал! Не слаб! Только жаль, что в эти годы Оторвали нас от баб… Может,          если бы поблизости Был женский персонал, Я бы мог дойти до низости: Насиловать бы стал!

* То ль адмиральский ум *

То ль адмиральский ум                                        померк — Отважен, как Мальбрук, Военачальник Арлейг Бэрк В поход собрался вдруг. — «Война с Россией стоит                                         свеч», — И, не подумав, видно, В сенате произносит речь И атомом грозит нам. Обуял Бэрка дикий бред, А не мешало б знать, Что мы число своих побед Привыкли умножать. Известно всем, СССР Ракетами силен, И можем мы, почтенный сэр, Любой достать район. И если вы в недобрый час Затеете поход, СССР ваш флот и вас С лица земли сметет. Могуч наш флот на страх                                     врагам, На нем отважны люди, И Ледовитый океан Для вас могилой будет.

ОБЫКНОВЕННЫЙ СЛУЧАЙ

Я иду с гармошкой по деревне, С краснозвездной шапкой                                       набекрень. И по пьянке около деревьев Носом чуть не врезался                                    в плетень. Бегают вороны по сугробу, У калитки хрипло лает пес.

…………………………………

Мне кричит: «Не падайте,                                     матрос!» Отвечаю я, смущенный очень: «Ах, простите, девушка-краса…» У нее сверкают гневно очи.

…………………………………

«Милая, простите… —                                  повторяю — Не ругайтесь, если что не так. За три года в первый раз гуляю, Веселюсь, как истинный моряк». Девушка поморщилась с досадой, Тихо мне сказала: «Ты не прав», И ушла, повиливая задом, Навсегда меня очаровав. Я остался около деревьев И, конечно, понял в этот день, Что позорно шляться по деревне С краснозвездной шапкой                                        набекрень.

* Пусть в дальнем *

Валентину Сафонову

Пусть в дальнем                         домике твоем Никто ни с кем не лается. Пусть только счастье                          входит в дом И все, что полагается.

* Подморозило путь наш древний *

Подморозило путь наш древний, Неожиданный холод лют! Ходим, съежившись по деревне, Ищем денег. И нам дают. Нам, конечно, дают немного. Говорят: — Мол, ребята те… — Благодарствуем! Слава Богу! Праздник будет на высоте! С полных кружек сдувая пену, Всенародный поддержим тост! И опять — на ночную смену Электричкой за сорок верст…

* Звезды как звезды. *

Звезды как звезды.         Беда лишь в том, Что нет туалета рядом. Я не романтик:         Зайду за дом И звездам               задам                       задом!

НЕОБХОДИМ (Шутка)

В укромной комнате своей, Не допуская пьяных оргий, Среди гуляющих гостей Сидел я, маленький и зоркий. Сидел я трезвый, как дитя… Отвеселились забияки И удивлялись, уходя, Что эта ночь прошла без драки. Во всех компаниях, друзья, Когда пируете до зорьки, Необходим, конечно, я Спокойный, маленький и зоркий.

ЛАРИСЕ

Ах, отчего мне Сердце грусть кольнула, Что за печаль у сердца моего? Ты просто В кочегарку заглянула, И больше не случилось ничего. Я разглядеть успел Всего лишь челку, Но за тобою, будто за судьбой, Я выбежал, Потом болтал без толку О чем-то несущественном с тобой. Я говорил невнятно, Как бабуся, Которой нужен гроб, а не любовь. Знать, потому Твоя подруга Люся Посмеиваясь, вскидывала бровь? Вы ждали Вову. Очень волновались. Вы спрашивали: «Где же он сейчас?» И на ветру легонько развевались, Волнуясь тоже, Волосы у вас. Я знал Волненья вашего причину И то, что я здесь лишний, — Тоже знал! И потому, Простившись чин по чину, К своим котлам по лужам зашагал. Нет, про любовь Стихи не устарели! Нельзя сказать, что это сор и лом. С кем ты сейчас Гуляешь по Форели? И кто тебя целует за углом? А если ты Одна сидишь в квартире, Скажи: ты никого к себе не ждешь? Нет ни одной девчонки в целом мире, Чтоб про любовь сказала: «Это ложь!» И нет таких ребят на целом свете, Что могут жить, девчонок не любя. Гляжу в окно, Где только дождь и ветер, И вижу лишь тебя, тебя, тебя! Лариса, слушай! Я не вру нисколько — Созвучен с сердцем каждый звук стиха. А ты, быть может, Скажешь: «Ну и Колька!» И рассмеешься только: ха-ха-ха! Тогда не сей В душе моей заразу — Тоску, что может жечь сильней огня. И больше не заглядывай ни разу К нам в кочегарку! Поняла меня?

* Погода какая! *

Погода какая!                       С ума сойдешь! Снег, ветер и дождь-зараза! Как буйные слезы,                                струится дождь По скулам железного Газа. Гости у нас.                    Не такие, как ты. Пьют водку и гложут кости. Не слишком ли много                                      у нас темноты От вас, дорогие гости? Все пьют и жуют                               и жужжат: жу-жу… Дождь, ветер… Фонарь маячит… На памятник Газа                                  в окно гляжу: Железный! Чего же он плачет!

ЭКСПРОМТ

Мы буквы изучим на первых порах, А после помчимся на полных парах!

ЕСЛИ ЧТО НЕ ТАК…

Поэт вокруг своей оси Всегда вращался, как планета, — Ведь каждый миг душа поэта Полна движения и сил! …Дышу натружено, как помпа, Дышу, осиливая грусть. Лежу противный, будто бомба, Не подходите — я взорвусь! Но встану окна распахнуть — И ветра свежесть ледяная Звенит, волненьем наполняя Мою прокуренную грудь. Друзья, ко мне на этот раз! За пару дружеских словечек Велю зарезать двух овечек, Вина достану — все для вас! Для вас прочту, имея такт, Свой стих — любимый и ударный, Хотите — каркайте: «Бездарно!» Простите только, что не так…

* Они поют, куют и пашут *

Они поют, куют и пашут. Когда ж обижены за жизнь, они кричат, руками машут, как будто только родились! Чего хотят они,             созданья, с клеймом в начале и в             конце? …Ты научись на их страданья смотреть с улыбкой на лице. Ты, как дурак, не прыгай в             пламя спасать младенцев и уют, и если надо будет знамя — возьми,             какое подадут. В конце концов железным матом прокляв сожителей своих, ты нищим будь или             богатым, но независимым от них! И если ты сумеешь это, я первым буду в этот раз за то, чтоб кончили             кастетом тебя, глупейшего из нас! …И все равно в динамик             хлипкий — попробуй их останови! — кричат отчаянные скрипки о жажде счастья и любви!

* Встретил нас Налдеев, встретил нас Шувалов *

Встретил нас Налдеев, встретил нас Шувалов, Собралась веселая семья: Вадик Куропаткин, Миша Шаповалов, Роза Хуснутдинова и я! Вадик Куропаткин стать марксистом хочет — Маркса поднимает он на щит. Миша Шаповалов весело хохочет! Роза Хуснутдинова молчит…

* Ты — Передреев *

Ты — Передреев, Я — Рубцов. Давай дружить В конце концов!

ЭКСПРОМТ

Быть может, я для вас                                 в гробу мерцаю, но должен я сказать                               в конце концов: я — Николай Михайлович                                       Рубцов — возможность трезвой жизни                                          отрицаю…

ЭКСПРОМТ

Последняя растоптана гитара, Последняя разорвана гармонь! Последняя красавица Тамара Зарезана и брошена в огонь!..

ЭКСПРОМТ

Льву Чудинову

Нас на Вою вызвал Лёва. А на Вое нету клёва.

ВЕСЕЛЫЕ СТИХИ

Ст. Куняеву

Если жизнь начать сначала, Все равно напьюсь бухой И отправлюсь от причала Вологодчины лихой. Знайте наших разгильдяев! Ваших, так сказать, коллег! — Где, — спрошу я, — человек По фамилии Куняев? И тотчас ответят хором: — Он в Москве! Туда катись! И внушат, пугая взором: — Там нельзя греметь запором И шуметь по коридорам: Он описывает жизнь! И еще меня с укором Оглядит: — Опасный вид! Мол, начнёт греметь запором Да шуметь по коридорам, То-то будет срам и стыд! Гнев во мне заговорит! И, нагнувшись над забором, Сам покрою их позором, Перед тем спросив с задором: — Кто тут матом не покрыт? — Кроя наших краснобаев, Всю их веру и родню, — Нужен мне, — скажу, — Куняев, Вас не нужно — не ценю! Он меня приветит взглядом И с вопросом на лице В цэдээловском дворце Помолчим… с буфетом рядом!

ИЗБУШКА

Занесенная снегом избушка Все-то знает, о чем ни спроси! Все расскажет она, как подружка, О судьбе поседевшей Руси.

* Родилась у Геты Ленка *

Родилась у Геты Ленка — Веселей пошло житье. Сядет Ленка на коленку И посмотрит на нее.

* Мне трудно думать *

Мне трудно думать: Так много шума. А хочется речи Простой, человечьей.

* Забыл приказы ректора *

Забыл приказы ректора, На всем поставил крест. Глаза, как два прожектора, Обшаривают лес.

* После озера, леса и луга *

После озера, леса и луга Сколько будет рассказов для друга, Сколько будет солений, варений, Сколько будет стихотворений!

* Над Липиным Бором — мерцанье *

Над Липиным Бором — мерцанье. Над Липиным Бором — светло. Как всяких забот отрицанье, Седое, почило село. Я еду, я еду по свету, Я знаю, что будет потом: Россия! Куда ни приеду, Ты всюду отчизна и дом.

НИКОЛАЮ ПОПОВУ

(Из Омара Хайяма)

Хорошо, когда друзей — не счесть. Ты поднес мне радостную весть. Ты всегда считался быстроногим — В гастрономе четвертинки есть.

САШЕ

Я пойду однажды к Толе И так скажу я: — Анатолий! Ты — Передреев, я — Рубцов, Давай дружить в конце концов. Потом к Вампилову направлю Свой поэтический набег. Его люблю, его я славлю И… отправляюсь на ночлег.

ЧАСТУШКИ

Задушевная подружка, Гармониста не жалей, Запевай повеселее, Да еще повеселей! Задушевная подружка, Постараемся давай, Я одну спою частушку, Ты другую запевай! Все в столице изучили И собрались на совет, И награду нам                     вручили — Понимаешь или нет? Понимаю, понимаю, Что награды выше нет, Широко летят по краю Поздравленья и привет. Вологодские льноводы Загордились — не                         глядят! Говорят животноводы, Что шампанского хотят! Всех с наградою                         поздравим, Не потратим лишних                         слов, Нашу партию прославим, Также верную любовь! Всё бы пели, всё бы пели, Всё бы веселилися, Только руки гармониста, Видно, утомилися. До свиданья, до                         свиданья! Всем душевно говорим, Гармониста на прощанье             за игру благодарим.

* С Новым годом! *

С Новым годом! С новой елкой! Честь простым словам! Жизни доброй, Жизни долгой Я желаю вам.

* Я не буду себя влюблять*

Я не буду себя                       влюблять Я не буду тебя                      оскорблять.

ЭКСПРОМТ

Что было в жизни, то прошло, Что не прошло, уже проходит, И все уже произошло, И ничего не происходит.

* Какую слякоть сделал дождь *

Какую слякоть сделал           дождь, Какая скверная погода! А со стены смеется вождь Всего советского народа.

У МАГАЗИНА «ПИВО-ВОДЫ»

У магазина «Пиво-воды» Лежал хороший человек. Он тоже вышел из народа — Как вышел, так упал на снег.

ЭКСПРОМТ

Я — богатырь, я — витязь, Но встал не с той ноги. Явитесь мне, явитесь, Друзья, а не враги. Я нездоров, я болен, Горят мои мозги. Я другом недоволен, Явитесь мне, враги.

* Я гляжу на жизнь сквозь дно стакана *

Я гляжу на жизнь сквозь дно стакана. Водка — зло! А может, и не зло? Тяжело в деревне без                                 нагана. И с наганом —                     тоже тяжело.

ЭКСПРОМТ

Ты спроси меня, спроси: Ездишь, Коля, на такси? Я отвечу со смешком: Лучше двигаться пешком.

* Жизнь — океан, волнуемый скорбями *

Жизнь — океан, волнуемый                                         скорбями, Но ты всегда не робкий был                                         пловец, Ты скован был вселенскими                                         цепями, Но лучших чувств ты был всегда                                                 певец! Пусть бьют ключом шампанское и                                                 старка! Я верю в то — ты мне                                 не прекословь! — Что нет на свете лучшего                                      подарка, Чем в день рожденья                                 общая любовь!

* Коньяком нам платят за строку *

Ю. Алешковскому

Коньяком нам платят за строку Но не радость в этом! В этом боль же! Целый мир — бутылка коньяку, Только звезд наклеено побольше! Потому за дружбу наших душ Я принес сегодня не горилку, — Вот стихи. Когда уеду в глушь, Не поспать над ними почему ж, Поминая пьяного курилку?..

Н. Рубцов

30/XI — 68 г. г. Москва

* После этой нелепой волынки *

Ю. Лещеву

После этой нелепой                             волынки Сообща На толкучем купили рынке Хвост леща. И, конечно, искали не чая Мы с тобой, За ларек подались                           вначале Голубой. Слаще меда, вкусней                                 кефали Был ты, лещ. Мы, тобой закусив,                             сказали: «Это вещь!»

ЭКСПРОМТ

Люблю цветы герань! Все остальные дрянь!

ЭКСПРОМТ

Мое слово верное, Мои карты — козыри. Моя смерть, наверное, На Телецком озере.

* Потом я с областным сидел премьером *

Потом я с областным                             сидел премьером В том кабинете… Как жаль, что                 ни одним своим примером Я сам его тогда не убедил…

* Потом я был на кладбище *

Потом я был на кладбище —                                             забавно Там девочки затеяли игру. Как жаль, что я умру                                 совсем бесславно, А может, я с достоинством                                         умру?

* Люблю змею, когда она * (Пародия)

Люблю змею, когда она, Вся извиваясь и свисая, Ползет, глазами завлекая… О, Господи! Ведь я сама такая!

ЭКСПРОМТ

Сначала были потопы, Потом начались пожары, И бегали антилопы И диких овец отары.

* Валентин Васильевич Амосов *

Валентин Васильевич                         Амосов, У меня, конечно, нет                         вопросов, Но путем проститься                         с вами здесь — У меня желанье это есть. До свиданья! Вам я                         благодарен. Лучше чувства выразить                         бездарен…

* Сижу в гостях за ароматным чаем *

Сижу в гостях за                     ароматным чаем С друзьями, продолжая                             давний спор. Россия, Русь! Неужто                             одичаем,  Себе подпишем смертный                             приговор?..

ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ

РАССКАЗ О КОММУНИСТЕ

Он поднял флаг Над сельсоветом. Над тихой родиной своей, Над всем старинным белым светом Он поднял флаг! В краю полей Он дорожил большим доверьем И даже, Брошенный женой, Не изменил Родной деревне, Когда ей было тяжело. Он не стремился К личной славе, Не верил скучным голосам. Он знал: кто едет, Тот и правит! И в трудном деле Правил сам! За изобилье В каждом доме, За добрый говор — Напрямик Он твердо шел, Собою скромен И одновременно Велик…

1964

ЛЕНИНЕЦ

Ленина все мы любим, Но этого мало все же, Чтоб заявить при людях: Я, мол, ленинец тоже! Вправе собой гордиться И зваться бойцом хорошим Тот, кто во всем стремится Быть на вождя похожим!

СЛОВО О ПАРТИИ

Знать, никогда не кончится Тяга людей к тебе. Каждому очень хочется Жить, как и ты, в борьбе. Жить не умеем без смысла мы. Знаем: всегда в пути Надо быть с коммунистами, Чтоб в коммунизм войти.

* Он умер *

Он умер Без крика и слез, Достойно, как жил, Коммунистом, Но был равнодушен Погост Над строгим Каналом волнистым. Его поглотила Земля, Как смертного. Грустно и просто, И вечер, Туманы стеля, Пустынно померк Над погостом!..

ОКТЯБРЬСКИЕ ВЕТРЫ

О ветры! Октябрьские ветры! Не зря вы тревожно свистели! Вы праздник наш                     гордый и светлый В своей сберегли колыбели. Вы мчались от края до края — Но, прожитый день прославляя, Мы смотрим, волнуясь, в грядущий. Мы смотрим вперед,                             как матросы Сквозь бури идущего флота: Еще ожидают нас грозы, Работа, работа, работа! Еще неспокойны и долги Дороги под флагом бессмертным. Еще на земле не замолкли Октябрьские сильные ветры!

* Он шел вперед *

Он шел вперед Стремительной                        походкой, Воротником От ветра заслонясь. Во мраке лодка Сталкивалась с лодкой, И тополя листву Роняли в грязь. Он думал так: Сегодня будет рано, А послезавтра — поздно, Значит, бой Пусть грянет завтра… В темени тумана Сверкали вспышки Бури огневой. Он верил в правду Бури повсеместной И гнал вперед Борьбы девятый вал. О чем еще Он думал? Неизвестно, Но все сбылось, Что нам он                предсказал…

* Надо быть с коммунистами *

Надо         быть              с коммунистами В славе, в мечте, в борьбе! Надо пути каменистые Всем испытать на себе, Чтобы на другого не сваливать Трудности честных дорог, Чтобы дороги осваивать, Слившись               в железный                               поток! Надо быть                 с коммунистами В разуме ясном, в душе — Счастлив, кто этого истинно В жизни добился уже! В дом коммунизма                             лучистый Вход не с любого пути: Надо        быть             с коммунистами, Чтоб в коммунизм войти!

ВАРИАНТЫ И ЧЕРНОВЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

В ЗВЕЗДНУЮ НОЧЬ

В горнице моей светло,— Это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро, Молча принесет воды. — Матушка, — который час? Что же ты уходишь прочь? Помнишь ли, в который раз Светит нам земная ночь? Красные цветы мои В садике завяли все, Лодка на речной мели Скоро догниет совсем. Сколько же в моей дали Радостей пропало, бед? Словно бы при мне прошли Тысячи безвестных лет. Словно бы я слышу звон Вымерших пасхальных сел… Сон, сон, сон Тихо затуманит все.

* Ах, что я делаю, зачем я мучаю *

Ах, что я делаю, зачем я мучаю Больной и маленький свой организм? Ах, по какому же такому случаю? Ведь люди борются за коммунизм! Скот размножается, пшеница мелется, И все на правильном таком пути… Так замети меня, метель-метелица, Ох, замети меня, ох, замети! Я пил на полюсе, пил на экваторе — На протяжении всего пути. Так замети меня……………. Метель-метелица, ох, замети…

* Старпомы ждут *

Старпомы ждут                      своих матросов. Морской жаргон с борта на борт Летит, пугая альбатросов, И оглашен гудками порт. Иду! А как же? Дисциплина! Оставив женщин и ночлег, Иду походкой гражданина И ртом ловлю роскошный снег. И выколачиваю звуки Из веток, тронутых ледком, Дышу на зябнущие руки, Дышу свободно и легко. Никем по свету не гонимый, Я в этот порт явился сам В своей любви необъяснимой К полночным северным судам. Вот бледнолицая девица Без выраженья на лице, Как замерзающая птица, Сидит зачем-то на крыльце. — Матрос! — кричит.—                                 Чего не спится? Куда торопишься? Постой! — Пардон! — кричу.—                                 Иду трудиться! Болтать мне некогда с тобой!

* А ты и не знаешь, что я под карнизом *

А ты и не знаешь, что я под карнизом ловлю на язык их снова и снова. В солнечный день на…………….. столько хорошего и смешного. А ты и не слышишь, как мокрые ветки кричат на закате пронзительно свежем, и острые брызги разносятся ветром, и ты вспоминаешься реже и реже!..

* Прости меня опять *

Прости         меня опять Нас беспощадно                         назовут Когда-нибудь                     байдарки новые пройдут

* Доносились гудки *

Доносились гудки                         с отдаленной пристани, Замутило дождями И небо, и ярко-зеленую озимь, Мотыльки над водою, Усыпанной желтыми листьями, Не порхали уже —                             надвигалась осень… На холодном ветру                         разгорались, как факелы, И осины, и клены, Листва рассыпалась искрами, Город спал, и мигали бакены Так печально                     в ту ночь у пристани…

………………………………………………

Город спал над рекой, И мигали осенние бакены Так печально в ту ночь                         у безлюдной пристани…

* Доносились гудки *

Доносились гудки С отдаленной пристани, Замутило дождями И небо, и ярко-зеленую озимь, Мотыльки над водою, Усыпанной желтыми листьями, Не порхали уже — Надвигалась осень. На холодном ветру                 разгорались, как яркие факелы. И осины и клены

……………………………………..

Но на трапе уже                 поторапливал вахтенный: — Проходите скорей! — Проходите скорее, граждане!

……………………………………….

На холодном ветру                 разгорались, как яркие факелы, И осины, и клены, Покрытые шумными листьями, Город, съежившись спал, И мигали бакены Так печально в ту ночь                             у пристани…

………………………………………….

Мы по берегу шли         вдоль деревьев,                     смятеньем охваченных То целуясь         то вновь                     обнимаясь Но на трапе уже         поторапливал                 штурман вахтенный: — Проходите скорей! — Проходите скорее, граждане!

………………………………………..

Мы по берегу шли             вдоль деревьев                           смятеньем охваченных Целовались во тьме             под березою каждою

………………………………………….

Мы по берегу шли,         вдоль деревьев, пургою охваченных, Дорожили, как сном                         улыбкою каждой, Но на трапе уже поторапливал вахтенный: — Проходите скорей!

……………………………………………

Мы по берегу шли             вдоль деревьев,                         смятеньем……………….

* Не тускнели бы материнские *

Не тускнели бы материнские Дорогие глаза искристые С их безмерною добротою, Будто с россыпью золотою!

ОТРЫВОК

В матросском тесном кубрике Душе……………………………… ………………………………………

* Но только вылез *

…………………… Но только вылез На песок И к песку Присох! И нету близко воды Ни большой, ни малой. И ни одной звезды В рот не попало!..

СНЕГ

Из окна ресторана —                                 свет далекий, болотный. От асфальта до звезд                                 заштрихована ночь снегопадом. Взгляд пустой,                 беспристрастный,                                     бесстрашный,                                                     холодный, Ты зачем повстречался                                     с тоскующим взглядом? Ты и раньше ко мне                             приходила не скоро. А когда приходила — лишь пьянствовал                                                         в те вечера я: Ты звала в ресторан и пила без разбора Лишь вино и коньяк, лимонад презирая!

……………….

* Разлюбил я веселые шутки *

Разлюбил я веселые шутки, Полюбил я стихи со слезой, Будто где-то глаза-незабудки Отцвели под житейской грозой. Безнадежно, некстати влюбился Полюбил я стихи со слезой…

………………………………………….

………………………………………….

Разлюбил я веселые шутки, Полюбил я стихи со слезой…

* Довольно балов я устраивал! *

Довольно балов я устраивал! Довольно бессмысленных слов! Ни с кем я, конечно,                             не страивал, Но все же довольно балов! Приветствую светлую родину… Грядущий ее коммунизм, Труд, и любовь и смородину, Приветствую я ленинизм! Благословляю жизнь, благословляю. Не в первый раз об этом                                     говорю.

* Лошадь белая в поле темном *

Лошадь белая в поле темном. Над рекой стоят облака, Я в избушке сижу укромной У паромщика-старика. Перед тем я бродил по лужам, Вдруг огонь… Заверну давай? — Можно на ночь?.. Взглянул, послушал И ответил мне: — Ночевай!

…………………………………..

Только изредка над паромной Над рекою, где бакен желт, Лошадь белая в поле темном Вскинет голову и заржет…

* Лошадь белая *

Лошадь белая В поле темном. Замерзает внизу река. На ночевку В избе укромной Я устроился у старика. Я сказал ему: — Злится стужа! И пугает собачий лай… Он взглянул, Покурил, послушал И ответил мне: — Ночевай! Ночеваю! В моем окошке Звёзд осенних полным-полно! А на сердце

* Чуть-чуть смешной *

…………………………………………………..

Чуть-чуть смешной,                             но все-таки хороший, Отличный сельский искренний народ… Достал из кадки рыжиков соленых И, сам к себе культурно обращаясь, Он говорит: — Ну, что ж, товарищ Павлов! Пожалуй, выпьем? — Что вы! Я непьющий! — Но разве это жизнь, товарищ Павлов! — А ты, Петрович,                         что сидишь в сторонке?.. Но тут старуха грозно слезла с печи. — Рехнулся! Люди добрые! Глядите! И тянет, тянет рюмку из-под носа, — Старик глядит, глядит — и свирепеет. — Я человек, — кричит, — кроме всего! — Рехнулся впрямь! Дрожит, как хвост бараний, А мнит еще, как сам султан турецкий! — Я не султан! — старик не уступает, — Я, — говорит, — Иван Петрович Павлов!

* Мороз под звездочками светлыми *

Мороз под звездочками светлыми, По лугу…………… по лесу ли, Идет, потрескивая ветками, Снежком поскрипывая весело, То постучит в окошко темное,

……………………………………….

Сегодня он царит и властвует, Царит легко, роскошно, молодо, На серебро полей прекрасное Он сыплет солнечное золото.

……………………………………….

……………………………………….

Его вмешательство дотошное Во все дела — свежо и молодо, На серебро полей роскошное Он сыплет солнечное золото, Он тишину полей прекрасную И тишину полей угрюмую Наполнил музыкой неясною, Наполнил………………………….

* Мороз под звездочками светлыми *

Мороз под звездочками светлыми, По лугу белому, по лесу ли, Идет, потрескивая ветками, Снежком поскрипывая весело. И все подмигивает звездами, И все поигрывает солнышком, И все потряхивает космами. Со всеми дружится и знается, И жизнь во всей своей безбрежности Как будто снова начинается С морозной этой полной свежести!

* В сон и трепет меня приводили *

………………………………………..

В сон и трепет меня приводили Эти встречи на темной земле! А наступит минута раздора, — Пусть, — я думал, — умру одиноко И когда я умру, на могиле Пусть цветут георгины во мгле… Все прошло. Отшумели в ложбине. Все уснет. Радиола сломалась. Сад завял. Посредине деревни Мне свалился на голову снег. И на родине, как на чужбине, Испытал я и боль и усталость; Разонравился гордой царевне              И ушел, распрощался навек…

* И становится глухо, *

…………………………………

И становится глухо, И становится тесно Ах, я тоже желаю На просторы вселенной! Ах, я тоже на небо хочу! Что ж опять остаюсь я? Ах, я тоже желаю На просторы вселенной! Ах, я тоже на небо хочу! Что ж опять остаюсь я? Припадаю к лесному ручью? Ах, я тоже желаю На просторы вселенной! Ах, я тоже на небо хочу! Но о жизни нездешней Забываю мгновенно, Припадая к лесному ключу. Жаль мне желтые листья, Жаль мне сельские версты, Жаль стареющий тетушкин дом, Где любовно мерцают Драгоценные звезды В темный вечер над бедным прудом. Усыпительно долгие Там тележные версты Улетели синицы, Улетели кукушки

……………………..

*…Ночь пришла — и сразу зашумели *

…Ночь пришла — и сразу зашумели То ли мысли, то ли дерева… Почему ищу я в самом деле Для стихов серьезные слова?.. 1) Облака проходят                         плавно, плавно, Что спешить в бессмертной вышине? Все легко бывает и забавно, Все серьезно, что на глубине! 2) Посмотрите, как ручей смеется… 3) Что ему не петь                         и не смеяться — Поглядел на солнышко — и рад, Но печально омуты струятся, Редко, редко что-то говорят. 4) Полюбил я приходить на берег Невеселой смутной воды 5) Почему же ты забыл о море! Ведь оно бывает неспокойно И непохоже на меня…………… 6) Да, конечно. Море неспокойно, Но его безбрежный громкий шум Полон гнева или…………………… 7) Потому я снова повторяю: Все серьезно, что на глубине… Все легко бывает и забавно Все серьезно, что на глубине.

* В белой рубашке в осоке лежу *

В белой рубашке в осоке лежу, Катится древняя Шуя. Каждым неярким лучом дорожу, Каждым цветком дорожу я. То потуманнее, то посветлей, Тихо, немного уныло Та же звезда, что над жизнью моей, Будет гореть над могилой…

*…Помню пламенный взгляд *

…Помню пламенный взгляд, Помню грустные девичьи руки, И прощальная ночь мне настойчиво снилась не раз. Но отступит любовь перед натиском трудной разлуки, И не будет огня в синем блеске Насмешливых глаз…

*…И дожди в печали бесконечной *

…И дожди в печали бесконечной, И порывы огненного сада — Все подвластно силе бессердечной Твоего осеннего распада…

* Идет процессия за гробом *

Идет процессия за гробом, А солнце льет горячий свет. В его присутствии особом На все……. есть ответ Что невозможен путь                             обратный. И…… тот последний был. Он был и есть простор                                 нарядный, Он был и есть весенний пыл. На лицах скорбное смятенье. Волненье первое прошло. Огромен…… и удивленье: Как это все произошло? Но есть еще вопрос угрюмый, Он заставляет нас тужить. Он заполняет наши души — Как человеку нужно жить? Как выбрать путь, где                                 нет обмана? Как выбрать путь, который                                         тверд? Какому крикнуть капитану: — Эй, капитан, возьми на борт!

СТАРАЯ ДОРОГА

Всё облака над ней, всё облака… В глуши веков мгновенны и незримы Идут беспечно в синенькой рубашке, По сторонам — качаются ромашки И всем навстречу летние деньки Идут беспечно в синенькой рубашке. По сторонам качаются ромашки И зной звенит во все свои звонки И мглой полны…………………….. Всё облака над ней, всё облака… В пыли веков мгновенны и незримы, Идут по ней, как прежде, пилигримы И машет им прощальная рука, И я иду. Шаги мои легки. Не торопясь, иду себе в рубашке, По сторонам качаются ромашки И зной звенит во все свои звонки И я иду. Шаги мои легки. Как в старину, иду себе в рубашке И я иду. Шаги мои легки. Как в старину, иду себе в рубашке. По сторонам качаются ромашки И зной звенит во все свои звонки,                             Июльские деньки Идут навстречу в синенькой рубашке И я иду! Июльские деньки! Как хороши вы в синенькой рубашке!                             Июльские деньки Идут навстречу в синенькой рубашке

* И день за днем, что листья в дивной книге *

И день за днем, что листья в дивной книге, Спокойствием и красотой души полны!..….

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

    Смогу ли Я писать стихи!     Смогу……..

ОСЕННИЙ ВЕЧЕР

Вечер. Плывет по дорогам Осени стужа и стон. Каркает около стога Стая озябших ворон. Скользкой неровной тропою В зарослях ветреных ив Лошадь идет с водопоя Голову вниз опустив. Вызванный небом без мерки, Словно из множества сит, Дождик, холодный и мелкий, Все моросит, моросит…

* Осень. Плывет по дорогам *

Осень. Плывет по дорогам Осени стужа и стон. Каркает около стога Стая озябших ворон. Скользкой неровной тропою В зарослях ветреных ив Лошадь идет с водопоя Голову вниз опустив. Выданный кем-то без мерки, Словно из множества сит, Дождик, холодный и мелкий, Все моросит, моросит…

В МОРЕ

За Медвежьим, в угрюмых широтах, Где лишь штормы да плотный туман, Корабли рыболовного флота День и ночь бороздят океан.             Огорчаться, мол, ну и погодка!             Тут не время, хоть ты и устал.             Вот опять загремела лебедка,             Выбирая наполненный трал. Сколько ценной на палубе рыбы! Трепет камбал — глубинниц морей, И зубаток пятнистые глыбы В красной груде больших окуней.              Уйма дела! И кто-то с задором              Сразу крикнул: «Ура, навались!»              За кормою над пенным простором              Чайки шумно кричать принялись. Здесь рождаются добрые вести, Что всех радуют в Мурманске — там, А на мостике в мокрой зюйдвестке Ночь не спавший стоит капитан.              Пусть он радость свою не покажет,              Знают все: по привычке суров.              Ничего нет нужней экипажу              Чем такой вот богатый улов!

* Я весь в мазуте *

Я весь в мазуте,                     весь в тавоте, Зато работаю в тралфлоте! Я помню мол в огне заката, Когда на несколько минут В тельняшках флотские ребята, Как тигры, вышли из кают. Они с родными целовались И каждый нежен был и тверд. Суда гудели, надрывались, Матросов требуя на борт! И вот по воле капитана Опять к неведомой земле По мощным гребням океана Мы пробираемся во мгле. Сидим, обнявшись, словно братья, Поем о тех, кто нас ласкал, Кому мерещатся проклятья Матросов, гибнущих у скал… И вот опять —                     святое дело! И наш корабль, заботой полн, Совсем не так осиротело Плывет среди бескрайних волн!

* Я весь в мазуте *

Я весь в мазуте,                         весь в тавоте, Зато работаю в тралфлоте! Я помню мол в огне заката, Когда на несколько минут В тельняшках флотские ребята, Как тигры, вышли из кают. Они с родными целовались И каждый нежен был и тверд. Суда гудели, надрывались, Матросов требуя на борт! И вот опять —                     святое дело! Опять аврал, горяч и груб. И шкерщик встал у рыбодела, И встал матрос-головоруб… Я, юный сын морских факторий, Хочу, чтоб вечно шторм звучал. Чтоб для отважных                             вечно —                                         море, А для уставших —                             свой                                     причал!

В ОКЕАНЕ

Забрызгана солью                         и рубка и рында, Но румб отправления дан, И тральщик тралфлота                             треста «Севрыба» Пошел промышлять в океан. Подумаешь, рыба!                         Подумаешь, рубка! Как всякий заправский матрос, Я хрипло ругался,                         и хлюпал, как шлюпка, Сердитый простуженный нос. От имени треста                         треске мелюзговой Язвил я: «Что, сдохла уже?» На встречные                     злые суда без улова Кричал я: «Эй вы, на барже!» А волны,             как мускулы,                             взмылено,                                           рьяно, Буграми в багровых тонах Ходили по нервной груди океана, И нерпы ныряли в волнах. И долго,             и хищно,                         стремясь поживиться, С кричащей голодной тоской Летели         большие                     клювастые                                     птицы За судном, пропахшим тоской.

ПРОЩАЛЬНЫЕ СТИХИ

Шантаренкову

Зима глухая бродит по дорогам, И вьюга злая жалобно скулит… Я ухожу до времени и срока, Как мне судьба постылая велит. И я скажу: в суровую минуту Не так легко без друга обойтись, Тебя, как тень, преследует повсюду Шальной недуг, куда ни оглянись! Но если друг при первом испытаньи Вдруг изменяет совести своей, О нём дурную память в ожиданьи Грядущих дней безжалостно разбей! Забудь о том, как шляясь от безделья, Когда-то вы бывали заодно, Как не однажды вы до одуренья Глушили вместе водку и вино! И пусть он склонен был великодушно Простить тебе обиду и пустяк, И пусть вы жили весело и дружно, Деля последний, может быть, пятак! Что пользы в том?             Забудь о нем, однако: Такого друга разве не найдешь В любом другом, который не собака, И на нее покуда не похож? Уж сколько лет слоняюсь по планете! И до сих пор мне пристанища нет… Есть в этом мире страшные приметы, Но нет такой печальнее примет! Вокруг меня ничто не различимо, И путь укрыт от взора моего, Иду, бреду туманами седыми, Не знаю сам, куда и для чего? В лицо невзгодам гордою улыбкой Ужели мне смеяться целый век? Ужели я, рожденный по ошибке, Не идиот, не гад, не человек? Иль нам унынью рано предаваться, На все запас терпения иметь? Пройти сквозь бури, грозы, чтоб назваться Среди других глупцом и… умереть? Когда ж до слез, до боли надоели, Заботы все забвению предать? И слушать птиц заливистые трели И с безнадежной грустью вспоминать? И вспомню я…                     полярною зимою Как ночь была темна и холодна! Казалось, в мире этом под луною Она губить все чувства рождена! Как за окном скулил, не умолкая, Бездомный ветер, шляясь над землей, Ему щенки вторили, подвывая, — И все в один сливалось жуткий вой! Как, надрываясь, плакала гармошка, И, сквозь кошмар в ночной врываясь час, Как где-то дико грохали сапожки — Под вой гармошки русский перепляс. Хотелось мне забыть про все с досады И плюнуть в ночь, глухую, как тайга! Глушить бы водку! Пить бы до упаду! Бродить бы день и ночь у кабака! Бродить и петь про тонкую рябину, Чтоб голос мой услышала она: Ты не одна томишься на чужбине И одинокой быть обречена!.. Я ухожу от мирных этих келий, Где все так глупо прожито и зря, Где над душой, как камень, тяготели Тоска, и лень, и злоба, и хандра! Я ухожу от зав. учебной частью, От злых и строгих бобыревских глаз Какое вдруг неслыханное счастье Доставил мне прощальный этот час! Я ухожу и вспомню на досуге, Как я в гостях у Глущенко страдал, Мой взгляд являл отчаянье и муку, И, Боже, что он только не являл! Я ухожу, спешу… я удираю! Что смех иных, чей жалок пересуд? Судьбу мою я ветру доверяю, И вместе с ним найду себе приют! Когда-нибудь из памяти сотрется, Что прежде было символом греха, И что отныне попросту зовется Обыкновенным словом: чепуха! Прощай, прощай, цветущий край —         Полярные просторы! И по весне благоухай, Красой божественной ласкай         Приветливые взоры! Ты на страницах всех газет         И летом и зимою Встречаешь утренний рассвет, В цвета Италии одет, Являясь тем, кого здесь нет,         Чудесною мечтою! До Волги, матушки-реки,         Твоя катилась слава! И есть на свете дураки: Статьям газетным вопреки,         Отведали отравы! И я туда же поспешил,         Чужому внемля следу.. И вдруг тебя я невзлюбил! Шальной недуг меня скрутил,         Отпраздновав победу! Прощай, прощай, полярный край!         Ругать тебя не смею. И пусть бы был ты божий рай, Но вой волков, собачий лай         Куда, по мне, милее! Прощайте вы, с кем я делил         И время, и заботы, С кем безнадежно я грустил, Когда учитель в класс входил         Угрюмым бегемотом! (Хотя признаюсь без помех:         Таким определеньем Я не хочу поднять на смех, Забыв про совесть, даже тех,         Кто в этом — исключенье!) А, впрочем, стану ль говорить         С начала и обратно? Осталось мне благословить         На подвиг вас, на ратный! Живите вы и не скучайте, —         Иначе — грех! Любому встречному желайте         Иметь успех! К желанной цели поспешите!         Как злую тень К чертям на кладбище гоните         Тоску и лень!

НАЧАЛО ЛЮБВИ

Ясно помню, как вечером                                        летним Шел моряк по деревне —                                         и вот В первый раз мы увидели                                       ленту С гордой надписью                             «Северный флот». И когда перед ним                             появились Мы, взметнувшие пыль                                   большака, Странным блеском глаза                                      осветились На суровом лице моряка. «К нам надолго?» «Надолго, ребята. Целый месяц у вас проведу. Приходите, — сказал, —                                     до заката. Вон, — добавил, — изба                                     на виду…» Он был весел и прост                                 в разговоре, Руку нам протянул: «Ну, пока!..» …Я влюбился в далекое                                     море, В первый раз повстречав                                     моряка.

В ДОЗОРЕ

От брызг и ветра                         губы были солоны, Была усталость в мускулах остра, На палубак,                 вытягиваясь,                                    волны Перелетали                 через леера. Казался сон короче вспышки залповой, И обостренность чувств такой была, Что резкие звонки тревог внезапных В ушах гремели,                         как колокола! Но шел корабль, отбрасывая волны, С сердитым воем мачты наклоня, И в хлопьях пены, взмыленная словно, Лишь закалялась тяжкая броня. И понял я —                     сумей вначале выстоять! И ты разлюбишь кров над головой, Цветами пусть                     тебе дорогу выстелют, Но ты пойдешь                       по этой,                                  штормовой!..

ПОРТОВЫЕ НОЧИ

На снегу, как тюлени, Лежат валуны. Чайки плещутся в пене Набежавшей волны. Порт в тиши отдыхает. Люди кончили труд, Огоньками сияет Их домашний уют. Вдруг вода загрохочет У бортов кораблей, Забурлит, заклокочет, Как в кипящем котле. В темноте бесноватой Скал гранитную голь Буйно снизу охватит Пены белый огонь. И под шум стоголосый, Пробуждаясь, опять Будут жены матросов Свет в домах зажигать. Снова будет тревожен Их домашний уют, И взволнованно тоже Дети к окнам прильнут. Знать, поэтому шквалам, Нагоняющим жуть, К заметеленным скалам Корабли не свернуть. Красный             синий                     и желтый — Все огни маяков Лишь к родимому порту Приведут моряков!

МАЙ ПРИШЕЛ

Вьюги в скалах отзвучали, Воздух светом затопив, Солнце брызнуло лучами На ликующий залив. Ветра теплого дыханье, Звоны легкие волны… Так и хочется заданье Получить от старшины! День пройдёт — устанут руки. Но, усталость заслонив, Из души живые звуки В стройный просятся мотив. Свет луны ночами тонок, Вечерами сумрак ал. Море тихо, как котенок, Все скребется о причал… Май пришел к нам. Всей душою Мы хотим, чтоб, как всегда, Звонко грянул над страною Праздник счастья и труда.

ЖЕЛАНИЕ

Мне очень больно,                             но обиды нет. Я унывать себе и не велю. Нарву цветов и подарю букет Той девушке, которую люблю. Я ей скажу: «С другим наедине О наших встречах позабыла ты. Ну, что ж, на память обо мне Возьми вот эти красные цветы». Она возьмет,                     я буду рад… А после снова сердце                                 ранит грусть! Она уйдет, так и не вскинув                                           взгляд, Не улыбнувшись даже…                                     Ну и пусть! Мне очень больно, но обиды                                            нет. И унывать себе я не велю. Я лишь хочу, чтобы взяла букет Та девушка, которую люблю.

УТРО

Как хорошо! Ты посмотри! В ущелье белый пар клубится, На крыльях носят свет зари Перелетающие птицы. На струнах корабельных вант Выводит ветер-музыкант Легко, не хуже радиолы Мотив лирический, веселый… А ночь бела! На скулы скал Вдруг натыкался шторм в полете, И ветром накрененный клотик Со скрипом тучи разрезал! И вот сейчас в глазах друзей Еще сквозит усталость смутно. Но каждый чувствует полней Всю прелесть радостного утра!.. Соединясь в живой узор, Бежит по морю рябь от ветра, Калейдоскопом брызг и света Сверкает моря горизонт. Вчера там солнце утонуло, Сегодня выплыло — и вдруг, Гляди, нам снова протянуло Оно лучи, как сотни рук!

ТАК СЛУЧИЛОСЬ

Так случилось, что в сумерках лета, За дворами, где травы шумят, Ты гуляешь с другим до рассвета, Как со мною три года назад. Я тебя упрекать не намерен, Если ты не расстанешься с ним, Только жаль, что я слишком верил Обещающим письмам твоим. Скоро, скоро на шумном вокзале У раскрытых железных ворот Ты простишься со мной без печали, Я обратно уеду на флот. Бог с тобой! Не одна ты на свете. Лишь по трапу на борт поднимусь, Освежит мою голову ветер, И развеется горькая грусть. Но и все ж под ветрами морскими Еще долго опять и опять Буду я повторять твое имя И любимой тебя называть…

БЕРЕЗЫ

Я люблю, когда шумят березы, Когда листья падают с берез, Слушаю — и набегают слезы На глаза, отвыкшие от слез. И былое вспомнится невольно, И не станет холода в крови, Станет как-то радостно и больно, Будто кто-то шепчет о любви. О любви, которая мелькнула Светом счастья, жгучею тоской Посреди свирепого разгула Ливней, листьев, ветра над рекой.

* Я люблю, когда шумят березы, *

Я люблю, когда шумят березы, Когда листья падают с берез, Слушаю — и набегают слезы На глаза, отвыкшие от слез. И душе забудется невольно, И не станет холода в крови, Станет как-то радостно и больно, Будто кто-то шепчет о любви: — Убежим! Под стогом заночуем! И среди березовых ветвей Я твоим поверю поцелуям, Ты поверишь нежности моей… Но заноет старая заноза, И в душе становится темней, Ведь шумит такая же береза Над могилой матери моей.

* Я люблю, когда шумят березы, *

Я люблю, когда шумят березы, Когда листья падают с берез, Слушаю — и набегают слезы На глаза, отвыкшие от слез. Но нередко в сердце, как заноза, Вспыхнет грусть давно забытых дней, Ведь шумит такая же береза Над могилой матери моей. Кровь лилась, огонь летел из мрака, А у нас в деревне у оград С ветром и дождем шумел и плакал Вот такой же поздний листопад. Пусть шумят осенние березы, Пусть от шума горестных берез Набегают искренние слезы На глаза, отвыкшие от слез…

ВЕТЕР С НЕВЫ

Я помню холодный ветер с Невы И грустный наклон твоей головы. Я помню умчавший тебя трамвай, Спокойное слово твое: «Прощай!» Я помню свою одинокую ночь И волны, летящие мимо и прочь. Любовь, а не брызги речной синевы, Принес мне холодный ветер с Невы…

ВЕТЕР С НЕВЫ

Я помню холодный                 ветер с Невы И грустный наклон                 твоей головы. Я помню умчавший тебя                 вагон И желтые стены                 со всех сторон. Я помню свою                 сумасшедшую ночь И волны, летящие                 мимо и прочь! Любовь, а не брызги                 речной синевы, Принес мне холодный                 ветер с Невы…

ВЕТЕР С НЕВЫ

Я помню холодный ветер с Невы И грустный наклон твоей головы. Я помню умчавший тебя вагон И желтые стены со всех сторон. Я помню бессонную долгую ночь И волны, летящие мимо и прочь. Любовь, а не брызги речной синевы, Принес мне холодный ветер с Невы…

Я ТЕБЯ ЦЕЛОВАЛ…

Я тебя целовал сквозь слезы, Только ты не видела слез, Потому, что сырой и темной Была осенняя ночь. Эти слезы — избыток чувства, А не слабость моей души. Я тебе не сказал: «До завтра!» Почему-то шепнул: «Прости…» И ушел. И в морском походе Я продрог на резком ветру, Но тепло твоих поцелуев Вдруг почувствовал на губах. Я подумал, что часто к морю Ты приходишь и ждешь меня, И от этой счастливой мысли Будто солнце в душе зажглось! Но никто из друзей не слышал, Как я имя твое шептал, Потому что шумело море, Раздавались звонки тревог…

ТЫ С КОРАБЛЕМ ПРОЩАЛАСЬ…

С улыбкой на лице и со слезами Осталась ты на пристани морской, И снова шторм играет парусами И всей моей любовью и тоской! И далеко за быстрой нашей шхуной, За штормовой поднявшейся волной Остался порт, взволнованный и юный, Остался порт, могучий и родной! Как я люблю полярный этот город! За то, что там издревле дух морской, Что там огни и крепкий снежный холод, И резко пахнет дымом и треской. За то, что он наполнен голосами, За то, что там к печали и добру С улыбкой на лице и со слезами Бесстрашно ты стояла на ветру…

ЖЕЛАНИЕ

Можно жить, забравшись на полати. Но хочу я, чтобы с юных лет Жизнь промчалась, как торпедный                                                     катер, За собой оставив бурный след!

* Можно жить и лежа на полатях *

Можно жить и лежа на полатях, Бить баклуши хоть до сотни лет. Жизнь моя, промчись же, Как торпедный катер, Оставляя за собою Бурный след!

УТРО НА МОРЕ

В ущельях Муста-Тунтури, Как пена, белый пар клубится, На крыльях носят свет зари Перелетающие птицы. Соединясь в живой узор, Бежит по морю рябь от ветра. Калейдоскопом брызг и света Сверкает моря горизонт. Вчера там солнце утонуло, Сегодня выплыло и вдруг, Гляди, — нам снова протянуло Лучи, как сотни добрых рук!

* После дня, прошедшего в атаках, *

После дня, прошедшего в атаках, Сколько раз я милой называл Выплывшую вдруг из полумрака Землю тундры и суровых скал…

СЕСТРА

Медсестре Денисенко Наде

Наш корабль с заданием В море уходил, Я ж некстати в госпиталь угодил. Разлучась с просторами Синих волн и скал, Сразу койку белую ненавидеть стал. Думал, грусть внезапную Чем бы укротить? Свой недуг мучительный Как укоротить? «Жизнь! — иронизировал, — Хоть кричи «ура»… Но в палату юная вдруг вошла сестра. Словно гений нежности, Гений доброты, Обратилась вежливо, Жаль, что не на «ты»: — Это вы бушуете? — В голосе укор. Ласковей добавила: — Сделаем укол. Думал я о чуткости Рук, державших шприц,— И не боли, радости Не было границ. Знать, не зря у девушки Синие глаза. Как цветы, как русские наши небеса.

ЭЛЕГИЯ

Стукнул по карману — Не звенит! Стукнул по другому — Не слыхать! В коммунизм — В безоблачный зенит Полетели мысли Отдыхать. Память отбивается От рук. Молодость уходит Из-под ног. Солнышко описывает Круг— Жизненный отсчитывает Срок. Я очнусь и выйду За порог, И пойду на ветер, На откос О печали Пройденных дорог Шелестеть Остатками волос. Стукнул по карману — Не звенит! Стукнул по другому — Не слыхать! В коммунизм — В безоблачный зенит Полетели мысли Отдыхать…

ЭЛЕГИЯ

Стукнул по карману — не звенит! Стукнул по другому — не слыхать! В тихий свой, таинственный зенит Полетели мысли отдыхать. Но очнусь и выйду за порог, И пойду на ветер, на откос О печали пройденных дорог Шелестеть остатками волос. Память отбивается от рук. Молодость уходит из-под ног. Солнышко описывает круг— Жизненный отсчитывает срок. Стукну по карману — не звенит! Стукну по другому — не слыхать! Если только буду знаменит, То поеду в Ялту отдыхать…

ВСТРЕЧА

Вечер зарю полощет В теплой воде озер. Привет вам, луга и рощи, И темный сосновый бор, И ранней звезды дрожанье, И призрачный мрак полей С нетерпеливым ржаньем Стреноженных лошадей! В родное село с пригорка Иду я и вижу вдруг, Навстречу бежит Трезорка …. верный друг. Он обнял меня с разгона И, радуясь все сильней, Потрогал мои погоны Умной лапой своей. Дальше вечерним маем В задумчивой тишине Мы дружно вдвоем шагаем, Как будто в счастливом сне! Вот трактор прибавил газу, Врезая в дорогу след. Мне тракторист чумазый Машет рукой: «Привет!» Мычащее важное стадо Бредет луговиной в лес. И сердце до боли радо Покою родимых мест. Невольно вспомнилось море. И я, отпускник-матрос, Горжусь, что в морском дозоре Бдительно вахту нес. Родное село все ближе. Слышится скрип ворот. И вот наконец я вижу Дом, где семья живет. Сестренка, играя в мячик, Выпорхнула на крыльцо. От радости чуть не плачет, Вглядевшись в мое лицо. Лепечет милая крошка: «Ты с моря вернулся? Да?..»

РОДНЫЕ МЕСТА

Крыша. Над крышей — луна. Пруд. Над прудом — бузина. Тихо. И в тишине Вспомнилось море мне. Здесь бестревожно, А там, В хмуром дозоре ночном, Может, сейчас морякам Сыгран внезапный подъем.. Тополь. Ограда. Скамья. Пташек неровный полет. Скоро из отпуска я Снова уеду на флот. Я расскажу, как у нас Дружным звеном из ворот, С радостью в утренний час В поле выходит народ. Как отражается в пруд Вечера праздничный вид, Розы так буйно цветут, Будто бы море шумит. Я в чистоте берегу Гордое званье: матрос, И разлюбить не смогу Край, где родился и рос. Крыша. Над крышей — луна. Пруд. Над прудом — бузина. С детства нам дорог такой Родины светлый покой.

ЮНОСТЬ МОЯ

Вот оно —                 за гранитною кромкой Море бурное! Северный порт! — Здравствуй, море! — Сказал я негромко И по трапу поднялся на борт. Здесь, где руки мозолят тросы, Штормы носятся, жизни грозя, Я увидел, что слово «матросы» Не напрасно звучит, как «друзья». И, бывало, в посту дальномерном Я о юности думал своей, Что она не из громких, наверно, Но проходит, как следует ей! Близок час — штормовые качели Испытают другого. А я Получу обходной… Неужели Тем и кончишься, юность моя! Не представляю я,                         чтобы ушла ты, За собой не оставив следа. Как сейчас под матросским бушлатом, Сердце, трепетно бейся всегда.

ВОСПОМИНАНИЕ

Помню, как тропкой,                            едва заметной, В густой осоке, где утки крякали, Мы с острогой ходили летом Ловить налимов под корягами. Вода была теплой и рябоватой, В ней рыбки носились                                 стайкой тесной, Вдруг крикнул кто-то: «Налим, ребята!» И тут начиналось самое                                    интересное… Поймать налима не просто было, Мало одного желания — Мы уставали и нас знобило От длительного купания. Но мы храбрились: «Рыбак не плачет!» В воде плескались                             до головокружения. И, наконец, на песок горячий Дружно падали в изнеможении. И долго после мечтали лежа О чем-то очень большом и смелом. Смотрели в небо. И небо тоже Глазами звезд на нас смотрело. Вечерело. Над речкой алой Склонились ниже кусты                                   смородины… Тогда впервые мне ясно стало, Что ничего нет дороже Родины.

О РАДОСТИ, О ЛУННОСТИ…

Ах, откружилась голова От радости, от лунности, Но будет век в душе жива Пора любви и юности! Пора любви среди полей, Среди закатов тающих, И на виду у журавлей, Над полем пролетающих. Того уж нет, того уж нет… Не скажешь мне, что ты моя. И даже в то, что я — поэт, Не веришь ты, любимая. Желая целый дать совет Холодным тоном критика, Ты говоришь, что мысли нет, Что я похож на нытика. Мои горячие слова Ты так любила в юности!.. Но откружилась голова И у тебя от лунности. В закатной пламенной тиши Вдруг трубы журавлиные Тоску обманутой души Пропели над долиною. А ты ходи почаще в луг, К цветам, к закатным пламенным, Чтоб сердце пламенное вдруг Не стало сердцем каменным. И, чтоб трагедией души Не стала драма юности, Я говорю себе: пиши О радости, о лунности!

* Загородил *

Загородил Мою дорогу Обоз. Ступил я на жнивье. А сам подумал: Понемногу Село меняется мое! Теперь в полях Везде машины И не видать худых кобыл, И только вечный Дух крушины Все так же горек и уныл. Идут, идут Обозы в город По всем дорогам без конца, Не слышно праздных Разговоров, Не видно праздного Лица!..

ПОВЕСТЬ О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ

Я тоже служил                     на флоте! Я тоже памятью полн О той бесподобной работе На гребнях чудовищных волн! Тобою —             эх, море, море! — Я взвинчен до самых жил, Но, видно, себе на горе Так долго тебе служил… Любимая             чуть не топилась! — Ой, мама родная земля! Рыдая, о грудь мою билась, Как море о грудь корабля. В печали своей                       бесконечной, Как будто вослед кораблю, Шептала: «Я жду вас… вечно», Шептала: «Я вас… люблю». Люблю вас! Какие звуки! Но звуки ни то ни се, — И где-то в конце разлуки Забыла она про все. Однажды               с какой-то дороги Отправила пару слов: «Мой милый! Ведь так у многих Проходит теперь любовь…» Ну что ж! Я ушел от глотки Старпома, — я сам на виду Ушел от вина и водки, От слез и подавно уйду! Но только в бессонные ночи Печальней видений других — Глаза ее, близкие очень, И море,           отнявшее их…

В КОЧЕГАРКЕ

Вьется в топке пламень белый, Белый-белый, будто снег. Жилистый и смуглотелый Возле топки человек. Вместо «здравствуйте»… — В сторонку! — Крикнул. — Новенький, кажись? И добавил, как ребенку Мне:         — Смотри, не обожгись!.. В топке шлак ломал с размаху, Раскрасневшись от жары. Проступали сквозь рубаху Потных мускулов бугры. Бросил лом, платком утерся. На меня глаза скосил: — А тельняшка, что, для форсу? Иронически спросил. Я смеюсь: — По мне для носки Лучше вещи нету, факт! — Флотский, значит? — Значит флотский. — Что ж, неплохо, коли так! Кочегаром думать надо, Ладным будешь, — произнес, И лопату, как награду, Мне вручил. — Бери, матрос! В жизнь, конечно, входит атом. Атому хвала и честь! Но кой-где еще лопатам Тоже много дела есть!.. И теперь я тоже с жаром С ним тружусь,                       с дружком,                                       на пару, Будто отдан был приказ: Стать хорошим кочегаром Мне,       ушедшему в запас!

В КОЧЕГАРКЕ

1

Вьется в топке                     пламень белый, Белый-белый, будто снег. И стоит тежелотелый Возле топки человек. Вместо «Здравствуйте»… — В сторонку! — Крикнул. — Новенький, кажись? И добавил, как ребенку: — Тут огонь, не обожгись!.. В топке шлак ломал с размаху, Ломом, красным от жары. Проступали сквозь рубаху Потных мускулов бугры. Бросил лом, платком утерся. На меня глаза скосил: — А тельняшка, что, для форсу? Иронически спросил. Я смеюсь: — По мне для носки Лучше вещи нету, факт! — Флотский, значит? — Значит флотский. — Что ж, неплохо, коли так! — Кочегаром, думать надо, Ладным будешь, — произнес, И лопату, как награду, Мне вручил. — Бери, матрос!

2

В жизнь, конечно,                         входит атом. Но пустая это спесь — Говорить: «В музей — лопаты!», И лопатам дело есть! Пахло угольным угаром, Лезла пыль в глаза и рот, А у ног горячим паром Шлак парил, как пароход. Как хотелось, чтоб подуло Ветром палубным сюда… Но не дуло. Я подумал: «И не надо! Ерунда!» И с таким работал жаром, Будто отдан был приказ: Стать хорошим кочегаром Мне, ушедшему в запас!

РАЗЛАД

Мы встретились у мельничной запруды, И я ей сразу прямо все сказал. — Кому, — сказал, — нужны твои                                                     причуды? Зачем, — сказал, — ходила на вокзал? Она сказала: — Я не виновата. — Ну да, — сказал я, — кто же                                               виноват? Она сказала: — Я встречала брата. — Ха-ха, — сказал я, — разве это                                                    брат?.. Она сказала: — Ты чего хохочешь? — Хочу, — сказал я, — вот и хохочу. Она сказала: — Мало ли что хочешь! Я это слушать просто не хочу! Я замолчал, я криво усмехался, Не зная, кто и в чем был виноват. И попусту горел и трепыхался В конце безлюдной улицы закат!

МАЛЕНЬКИЕ ЛИЛИ

Две маленькие Лили-лилипуты Увидели на иве желтый прутик, Его спросили Лили: — Почему ты Не зеленеешь, прутик-лилипутик? Пошли за лейкой маленькие Лили, Потом воды набрали у запруды И так усердно, как дожди не лили, На прутик лили Лили-лилипуты. Их звали мамы: — Где вы? Лили! Лили! Но Лили все осматривали прутик И говорили: — Мы тебя полили, Ты понимаешь, прутик-лилипутик?..

ЛЕСНОЙ ХУТОРОК (Идиллия)

Там, в избе                 деревянной, Без претензий и льгот, Так, без газа, без ванной Добрый Филя живет. Филя любит скотину, Ест любую еду, Филя ходит в долину, Филя дует в дуду! Мир такой               справедливый, Даже нечего крыть… — Филя, что молчаливый? — А об чем говорить?

ЛЕСНОЙ ХУТОРОК (Идиллическая зарисовка)

Я запомнил, как диво, Тот лесной хуторок, Задремавший счастливо Меж звериных дорог… Глянешь вправо —                             бабахнешь! Рухнет с елки петух. Глянешь влево и ахнешь: — Боже, сколько волнух! Там, в избе деревянной, Без претензий и льгот, Так, без газа, без ванной Добрый Филя живет! Филя любит скотину, Ест любую еду, Филя ходит в долину, Филя дует в дуду! Мир такой               справедливый, Что и нечего крыть… — Филя, что молчаливый? — А об чем говорить?

ЗВЕЗДЫ

Высоких, звездных, крохотных огней Безмолвное сапфирное дрожанье И молодых стреноженных коней По вечерам тоскующее ржанье… Взбегу на холм                       и упаду                                 в траву. И древностью повеет вдруг из дола. Засвищут стрелы, будто наяву, Блеснет в глаза                         кривым ножом монгола! И вижу я коней без седоков С их суматошным криком бестолковым, Мельканье тел, мечей и кулаков, И бег татар на поле Куликовом! Какая ночь! Как много звезд кругом! Но полон дол загадочного звона… Блеснет в глаза                        изящным сапогом Сидящего в седле Наполеона! Героем он гарцует на коне, Еще с пустынной Эльбой не увидясь. Но медленно,                    в железе и в огне, Встает Москва, как борющийся витязь! Встает Мороз, как старый богатырь, Метель снега закручивает круче, Грозит голодной гибелью пустырь: Враг смерть принес —                                 он сам ее получит! Но кто там                снова                         звезды заслонил? Иль то из мифа страшного циклопы? Где толпами протопают они, Там топят жизнь                         кровавые потопы! Они несут на флагах черный крест! Они крестами небо закрестили. И не леса мне видятся окрест, А лес крестов                     в окрестностях                                           России! Кресты, кресты… Я больше не могу! Я резко отниму от глаз ладони — Я успокоюсь: тихо на лугу Траву жуют воронежские кони. Заржут они, и где-то у осин Подхватит эхо ласковое ржанье. И надо мной                   бессмертных звезд Руси, Безмолвных звезд сапфирное дрожанье.

* В твоих глазах *

В твоих глазах                     не моментальное — Сплошное что-то ненормальное. И что-то в них религиозное… А я — созданье несерьезное! Сижу себе за грешным вермутом, Молчу, усталость симулирую, — В каком году стрелялся Лермонтов? Я на вопрос не реагирую! Пойми, пойми мою уклончивость, — Что мне любви твоей не хочется! Хочу, чтоб все скорее кончилось, Хочу, но разве это кончится! В твоих глазах                     не моментальное — Сплошное что-то ненормальное. Святая, дикая, безгрешная Одна любовь! Любовь кромешная!

РАСПЛАТА

П. И.

Я забыл, что такое любовь. Не любил я, а просто трепался. Сколько выпалил клятвенных слов! И не помнил, когда просыпался. Но однажды, прижатый к стене Безобразьем, идущим по следу, Словно филин, я вскрикну во сне, И проснусь, и уйду, и уеду, И пойду, выбиваясь из сил, В тихий дом, занесенный метелью, В дом, которому я изменил И отдался тоске и похмелью… Поздно ночью откроется дверь. — Бес там, что ли, кого-то попутал? У порога я встану, как зверь, Захотевший любви и уюта. Побледнеет и скажет: — Уйди! Наша дружба теперь позади! Ничего для тебя я не значу! Уходи! Не гляди, что я плачу! Ты не стоишь внимательных слов, От измен ты еще не проспался, Ты забыл, что такое любовь, Не любил ты, а просто… трепался! О, печальное свойство в крови! Не скажу ей: «Любимая, тише!», Я скажу ей: «Ты громче реви! Что-то плохо сегодня я слышу!» Все равно не поверит она, Всем поверит, но мне не поверит, Как надежда бывает нужна, Как смертельны бывают потери. И опять по дороге лесной, Там, где свадьбы, бывало, летели, Неприкаянный, мрачный, ночной, Словно зверь, я уйду по метели…

ИМЕНИННИКУ

В. Горшкову

Твоя любимая Уснула! И ты, закрыв глаза И рот, Уснешь! И свалишься со стула. Быть может, Свалишься в проход. И все ж не будет Взгляда злого И речи резкой И чужой, — Тебя поднимут, Как святого, Кристально чистого Душой! Уложат, Где не дует ветер, И тихо твой Покинут дом… И ночь пройдет… И все на свете Пойдет обычным Чередом!

ОТТЕПЕЛЬ

Затученное,                 с прозеленью,                                      небо, Во мгле, как декорации, дома, Асфальт и воздух                           пахнут мокрым снегом, И веет мокрым холодом зима. Я чувствую себя больным и старым, И что за дело мне                           до разных там Гуляющих всю ночь по тротуарам Мне незнакомых девушек и дам! Вот так же было холодно и сыро, Сквозил в проулках ветер и рассвет, Когда она задумчиво спросила: — Наверное, гордишься, что поэт? Наивная!             Ей было не представить, Что не себя, ее хотел прославить, Что мне для счастья                               надо лишь иметь То, что меня заставило запеть! И будет вечно веять той зимою, Как повторяться будет средь зимы И эта ночь               со слякотью и тьмою, И горький запах слякоти и тьмы…

ПУСТЬ ПОЮТ ПОЭТЫ!

Мне трудно думать: Так много шума. А хочется речи Простой, человечьей О чем шумят Друзья мои, поэты, В неугомонном доме допоздна? Я слышу спор, Я вижу силуэты На смутном фоне позднего окна. Уже их мысли Силой налились! С чего ж начнут? Какое слово скажут? Они кричат, Они руками машут, Они как будто только родились! В каких словах Воспеть тебя, о спутник! Твой гордый взлет — падение мое. Мне сообщил об этом литсотрудник, В стихи перо направив, Как копье. Мол, век ракетный, Век автомобильный, А муза так спокойна и тиха! И крест чернильный, Словно крест могильный, Уверенно поставил на стихах. На этом с миром И расстаться нам бы, Но отчего же С «Левым маршем» в лад Негромкие есенинские ямбы Так громко в сердце бьются и звучат! С веселым пеньем В небе безмятежном, Со всей своей любовью и тоской Орлу не пара Жаворонок нежный, Но ведь взлетают оба высоко! И, славя взлет Космической ракеты, Готовясь в ней летать за небеса, Пусть не шумят, А пусть поют поэты Во все свои земные голоса!

В ГОСТЯХ

Трущобный двор. Фигура на углу. Мерещится, что это Достоевский, И желтый свет в окне без занавески Горит, но не рассеивает мглу. Гранитным громом грянуло с небес! В трущобный двор ворвался ветер резкий, И видел я, как вздрогнул Достоевский, Как тяжело ссутулился, исчез… Не может быть, чтоб это был не он? Как без него представить эти тени, И желтый свет, и грязные ступени, И гром, и стены с четырех сторон! Я продолжаю верить в этот бред, Когда в свое притонное жилище По коридору в страшной темнотище, Отдав поклон, ведет меня поэт… Куда меня, беднягу, занесло! Таких картин вы сроду не видали, Такие сны над вами не витали, И да минует вас такое зло! …Поэт, как волк, напьется натощак. И неподвижно, словно на портрете, Все тяжелей сидит на табурете И все молчит, не двигаясь никак. А перед ним, кому-то подражая И суетясь, как все, по городам, Сидит и курит женщина чужая… — Ах, почему вы курите, мадам! — Он говорит, что все уходит прочь, И всякий путь оплакивает ветер, Что странный бред, похожий на медведя, Его опять преследовал всю ночь. Он говорит, что мы одних кровей, И на меня указывает пальцем, А мне неловко выглядеть страдальцем, И я смеюсь, чтоб выглядеть живей. И думал я: «Какой же ты поэт, Когда среди бессмысленного пира Слышна все реже гаснущая лира, И странный шум ей слышится в ответ?..» Но все они опутаны всерьез Какой-то общей нервною системой: Случайный крик, раздавшись над богемой, Доводит всех до крика и до слез! И все торчит. В дверях торчит сосед, Торчат за ним разбуженные тетки, Торчат слова, Торчит бутылка водки, Торчит в окне бессмысленный рассвет! Опять стекло оконное в дожде, Опять туманом тянет и ознобом… Когда толпа потянется за гробом, Ведь кто-то скажет: «Он сгорел… в труде».

ПОЭТ (Поэма)

1

Трущобный двор.                         Фигура на углу. Мерещится, что это Достоевский. И поздний свет в окне без занавески Горит, но не рассеивает мглу. Гранитным громом грянуло с небес! Весь небосвод в сверкании и в блеске! И видел я, как вздрогнул Достоевский, Как тяжело ссутулился, исчез… Не может быть,                     что это был не он! Как без него представить эти тени, И странный свет, и грязные ступени, И гром, и стены с четырех сторон! Я продолжаю                     верить в этот бред, Когда в свое притонное жилище По коридору, в страшной темнотище, Отдав поклон,                     ведет меня поэт…

2

Он, как матрос, которого томит Глухая жизнь в трущобах и в угаре. — Какие времена на свете, Гарри? — О! Времена неласковые, Смит! В моей судьбе творились чудеса! Но я клянусь                     любою клятвой мира, Что и твоя освистанная лира Еще свои поднимет паруса! Еще мужчины будущих времен — Да будет воля их неустрашима! — Разгонят мрак бездарного режима Для всех живых и подлинных имен!

3

…Ура, опять ребята ворвались! Они еще не сеют и не пашут, Они кричат, Они руками машут, — Они как будто только родились! Они — сыны запутанных дорог… И вот стихи, написанные матом, Ласкают слух отчаянным ребятам! Хотя, конечно, все это — порок… Поэт, как волк, напьется натощак, И неподвижно, точно на портрете, Все тяжелей сидит на табурете… И все молчит, не двигаясь никак… Он говорит, что мы одних кровей. И на меня указывает пальцем. А мне неловко выглядеть страдальцем, И я смеюсь, чтоб выглядеть живей! Но все равно                    опутан я всерьез Какой-то общей нервною системой: Случайный крик, раздавшись над богемой, Доводит всех до крика и до слез! И все торчит! В дверях торчит сосед! Торчат за ним разбуженные тетки! Торчат слова! Торчит бутылка водки! Торчит в окне таинственный рассвет… Опять стекло оконное в дожде, Опять удушьем тянет и ознобом… …Когда толпа потянется за гробом, Ведь кто-то скажет: «Он сгорел… в труде».

В ГОСТЯХ

Куда меня,                 беднягу,                             занесло? Таких картин вы сроду не видали! Такие сны над вами не витали! И да минует вас такое зло! Поэт, как волк, напьется натощак, И неподвижно, словно на портрете, Все тяжелей сидит на табурете… И всё молчит, не двигаясь никак… А перед ним,                   кому-то подражая И суетясь, — всего не передам! — Сидит и курит женщина чужая… Ах, почему вы курите, мадам! Он говорит, что все уходит прочь, И каждый путь оплакивает ветер, Что странный бред, похожий на медведя, Его опять преследовал всю ночь. Он говорит, что мы одних кровей. И на меня указывает пальцем. А мне нелепо выглядеть страдальцем, И я смеюсь, чтоб выглядеть живей! И думал я: какой же ты поэт, Когда среди бессмысленного пира Слышна все реже гаснущая лира, И странный шум ей слышится в ответ?! Но все они опутаны всерьез Какой-то общей нервною системой: Случайный крик, раздавшись над богемой, Доводит всех до крика и до слез! И все торчит. В дверях торчит сосед! Торчат за ним разбуженные тетки! Торчат слова! Торчит бутылка водки! Торчит в окне бессмысленный рассвет. Опять стекло оконное в дожде. Опять туманом тянет и ознобом… Когда толпа потянется за гробом, Ведь кто-то скажет: «Он сгорел… в труде».

ОСЕННЕЕ

Есть пора — Души моей отрада: Зыбко все, Но зелено уже! Есть пора Осеннего распада, Это тоже Родственно душе! Грязь кругом, А тянет на болото, Дождь кругом, А тянет на реку, И грустит избушка Между лодок На своем ненастном Берегу… Облетают листья, Уплывают Мимо голых веток И оград, В эти дни Дороже мне бывают И дела, И образы утрат! Слез не лей Над кочкою болотной Оттого, что слишком Я горяч! Вот умру — И стану я холодный, Вот тогда, любимая, Поплачь. И хотя отчаянья Не надо, Ты пойми, По-новому уже, Что пора Осеннего распада — Это тоже Родственно душе!

ТАЙНА

Чудный месяц горит над рекою,             Над местами отроческих лет, И на родине, полной покоя,             Широко разгорается свет… Этот месяц горит не случайно             На дремотной своей высоте, Есть какая-то жгучая тайна             В этой русской ночной красоте! Словно слышится пение хора,             Словно скачут на тройках гонцы, И в глуши задремавшего бора             Все звенят и звенят бубенцы…

ХОЗЯЙКА

Как много желтых Снимков на Руси! Их вид порой грустнее эпитафий. Как больно снова Душу поразил Сиротский смысл семейных фотографий! Огнем, враждой Земля полным-полна, — И близких всех Душа не позабудет!.. — Скажи, родимый, Будет ли война? И я сказал: — Наверное, не будет. — Дай Бог, дай Бог… Ведь всем не угодишь, Да от раздора пользы не прибудет! И вдруг опять: — Не будет, говоришь? — Нет, — говорю, — Наверное, не будет! — Дай Бог, дай Бог… И тускло на меня Опять смотрела, как глухонемая, И, головы седой не поднимая, Опять склонясь, Дремала у огня… Что снилось ей? Весь этот белый свет, Быть может, встал пред нею В то мгновенье? Но я глухим бренчанием монет Прервал ее старинные виденья. — Господь с тобой! Мы денег не берем… — Простите, что ж! Желаю вам здоровья. За все добро расплатимся добром, За всю любовь расплатимся                                            любовью…

РУССКИЙ ОГОНЕК

Погружены в томительный мороз, Вокруг меня снега оцепенели! Оцепенели маленькие ели, И было небо бледное, без звезд. Какая глушь!                   Я был один живой! Один живой в бескрайнем мертвом поле. Я шел вперед со всею силой воли! Но окружал меня звериный вой… И вдруг — о, славный русский огонек, Как уголек, мерцающий из праха! — Ты и меня от гибели сберег Среди снегов томительных и мрака, Среди безлюдья… В мерзлое стекло Я постучался мерзлою рукою, — И на печи, где было так тепло, Отогревался, радуясь покою. Хозяйка тупо слушала меня: Уж в тусклом взгляде Жизни было мало. И, неподвижно сидя у огня, Она совсем, казалось, задремала… Как много желтых                           снимков на Руси! В такой простой и бережной оправе! И вдруг открылся мне и поразил Сиротский смысл Семейных фотографий! Огнем, враждой Земля полным-полна, — И близких всех душа не позабудет!.. — Скажи, родимый, Будет ли война? И я сказал: — Наверное, не будет. — Дай Бог, дай Бог… Ведь всем не угодишь, Да от раздора пользы не прибудет! И вдруг опять: — Не будет, говоришь? — Нет, — говорю, — наверное, не будет! — Дай Бог, дай Бог… И тускло на меня Она смотрела, как глухонемая, И, головы седой не поднимая, Опять склонясь, дремала у огня. Что снилось ей? Весь этот белый свет, Быть может, встал пред нею в то мгновенье? Но я глухим бренчанием монет Прервал ее старинные виденья. — Господь с тобой! Мы денег не берем… — Простите, что ж! Желаю вам здоровья. За все добро расплатимся добром, За всю любовь расплатимся любовью… Спасибо, скромный русский огонек, За то, что ты в предчувствии тревожном Горишь для тех, кто в поле бездорожном От всех друзей отчаянно далёк, За то, что, с доброй верою дружа, Среди тревог великих и разбоя Горишь, горишь как добрая душа, Горишь во мгле — и нет тебе покоя!..

ИВА

Зачем ты, ива, вырастаешь             Над судоходною рекой И волны мутные ласкаешь             Как будто нужен им покой? Преград не зная и обходов,             Как шумно, жизнь твою губя, От проходящих пароходов             Несутся волны на тебя! А есть укромный край природы,             Где могут, родственно звуча, В тени струящиеся воды             На ласку лаской отвечать…

ИВА

Зачем ты, ива, вырастаешь Над судоходною рекой И волны мутные ласкаешь, Как будто нужен им покой! Преград не зная и обходов, Как шумно, жизнь твою губя, От проходящих пароходов Несутся волны на тебя! А есть укромный край природы, Где под зеленою горой В тени струящиеся воды С твоей ласкаются сестрой. Они нежны к тенистой иве, И шелест ивы нежен к ним, И птичка звонкая под ними Поет под небом голубым… Зачем же, ива, вырастаешь Над судоходною рекой И волны мутные ласкаешь, Как будто нужен им покой?

* Тихая моя родина! Вербы, луна, соловьи… *

Тихая моя родина! Вербы, луна, соловьи… Мать моя здесь похоронена в давние годы мои. Где же могила, не видели? Поле до края небес. Тихо ответили жители: «Каждому памятник — крест!» Тихо ответили жители, тихо проехал обоз. Купол церковной обители яркой травою зарос. Лица старушек землистые, вроде могильной земли, Тоже какою-то мглистою серой травой заросли! Там, где я плавал за рыбами, сено гребут в                                                                  сеновал: Между речными изгибами вырыли люди канал. Тина теперь и болотина там, где купаться любил. Тихая моя родина! Я ничего не забыл… Старый забор перед школою, тщательно выметен сор. Словно ворона веселая, сяду опять за забор. Школа моя деревянная! Поле, холмы, облака… Медом, зерном и сметаною пахнет в тени вербняка. С каждой избою и тучею, с громом, готовым упасть, Чувствую самую жгучую, самую смертную связь…

* Когда душе моей *

Когда душе моей                         сойдет успокоенье С высоких, после гроз, немеркнущих небес, Когда душе моей внушая поклоненье, Идут стада дремать под ивовый навес, Когда душе моей земная веет святость, И полная река несет небесный свет, Мне грустно оттого,                             что знаю эту радость Лишь только я один. Друзей со мною нет…

РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ

Люблю я деревню Николу, Где кончил начальную школу, Где избы просты и прекрасны Под небом свободным                                 и ясным. Бывает, иной соколенок Храбрится, едва из пеленок: Мол, что по провинции                                 шляться! В столицу пора отправляться! Когда ж повзрослеет                               в столице, Посмотрит на жизнь                             за границей, Тогда-то он вспомнит Николу, Где кончил начальную школу.

РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ

Люблю я деревню                             Николу, Где кончил начальную                                 школу, Где избы просты                         и прекрасны Под небом свободным                                 и ясным. Бывает, иной соколенок Храбрится, едва из                             пеленок, Мол, что по провинции                                 шляться? В столицу пора                       отправляться! Когда ж повзрослеет                                в столице, Посмотрит на жизнь                              за границей, Тогда он оценит Николу, Где кончил начальную                                  школу…

* В святой обители природы *

В святой обители природы, В тени разросшихся берез Струятся смутные воды И раздается скрип колес… Усни, могучее сознанье, Но чей-то свист и чей-то свет Внезапно, как воспоминанье, Моей любви тревожит след! Прощальной дымкою повиты Старушки избы над рекой… Незабываемые виды! Незабываемый покой! А как безмолвствуют ночами Виденья кроткие! Их сон И все, что есть за их молчаньем, Тревожит нас со всех сторон! И одинокая могила Под небеса уносит ум, А там полночные светила Наводят много, много дум…

ПРИРОДА

Звенит, смеется, как младенец, И смотрит солнышку вослед. И меж домов, берез, поленниц Горит, струясь, небесный свет. Как над заплаканным младенцем, Играя с нею, после гроз Узорным чистым полотенцем Свисает радуга с берез, И миротворный                       запах меда По травам катится волной, — Его вкушает вся природа И щедро делится со мной! И вольно дышит                         ночью звездной Под колыбельный скрип телег… И вдруг разгневается грозно Совсем как взрослый человек.

* Уединившись за оконцем *

Уединившись за оконцем, Я с головой ушел в труды! В окно закатывалось солнце, И влагой веяли пруды. И вдруг являлся образ предка С холмов, забывших свой предел, Где он с торжественностью редкой В колокола, крестясь, гремел! Как жизнь полна! Иду в рубашке, А ветер дышит все живей, Журчит вода, цветут ромашки, На них ложится тень ветвей. И так счастливо реют годы, Как будто лебеди вдали На наши пастбища и воды Летят со всех сторон земли! И снова в чистое оконце Покоить скромные труды Ко мне закатывалось солнце, И влагой веяли пруды…

В РОДНЫХ МЕСТАХ

И влагой веяли пруды. В окно закатывалось солнце, Я с головой ушел в труды, Уединившись за оконцем. На них ложится тень ветвей. Журчит вода, цветут ромашки, И ветер дышит все живей, Как жизнь полна! Иду в рубашке, Летят со всех сторон земли! На наши пастбища и воды Как будто лебеди вдали И так легки былые годы, И снова в чистое оконце Покоить скромные труды Ко мне закатывалось солнце, И влагой веяли пруды.

* Доволен я *

Доволен я                буквально всем! На животе лежу и ем Бруснику, спелую бруснику! Пугаю ящериц на пне, Потом валяюсь на спине, Внимая жалобному крику Болотной птицы…                         Надо мной Между березой и сосной В своей печали бесконечной Плывут, как мысли, облака, Внизу волнуется река, Как чувство Радости беспечной… Я так люблю                 дремучий лес Под светлым куполом небес, Что я хотел бы Превратиться Иль в грозовой                       весенний свист, Или в багряный тихий лист, Но, превратившись, Возродиться, — И возвратиться,                       чтобы мать Меня опять смогла обнять, Чтоб мог я С радостью большою Сказать: — Я был в лесу листом! Сказать: — Я был в лесу дождем! Поверь же мне, Я чист душою!..

ЗАКЛИНАНИЕ

До конца, До тихого креста Пусть душа Останется чиста! Перед этой Скромной, захолустной Стороной Болотистой моей, Перед жнивой Прелестной и грустной В дни осенних Горестных дождей, Перед этим Строгим сельсоветом, Перед этим Стадом у моста, Перед всем старинным Белым светом, Я клянусь, Душа моя чиста… Пусть она Останется чиста До конца, До тихого креста!

ВЕНЕРА

Где осенняя стужа кругом Вот уж первым ледком прозвенела, Там любовно над бедным прудом Драгоценная блещет Венера! Жил однажды прекрасный поэт, Да столкнулся с ее красотою, — И душа, излучавшая свет, Долго билась с прекрасной звездою. Но Венеры играющий свет Засиял при своем приближенье Так, что бросился в воду поэт И уплыл за ее отраженьем… Старый пруд забывает с трудом, Как боролись прекрасные силы… Но Венера над бедным прудом Доведет и меня до могилы! Ну, так что же! Не все под звездой Погибают — одни или двое! Всех, звезда, испытай красотой, Чтоб узнали, что это такое!..

ВЕНЕРА

Где осенняя стужа кругом Вот уж первым ледком прозвенела, Там любовно над бедным прудом Драгоценная блещет Венера! Жил однажды прекрасный поэт, Да столкнулся с ее красотою, И душа, излучавшая свет, Долго билась с прекрасной звездою. Но Венеры играющий свет Так сиял при своем приближенье, Что звезде покорился поэт И уплыл за ее отраженьем. Он уплыл за звездою навек… Призадумались ивы-старушки, И о том, как погиб человек, Горько в сумерках плачут кукушки. Старый пруд забывает с трудом, Как боролись прекрасные силы… Но Венера над бедным прудом Доведет и меня до могилы! Столько в небе святой красоты! Но зачем — не пойму ничего я— С недоступной своей высоты Ты, звезда, не даешь мне покоя!

ДУША (Философское)

За годом год уносится навек. Покой сменил семейные забавы: На смертном ложе гаснет человек В лучах довольства полного и славы! К тому и шел! Страстей своей души Боялся он, как буйного похмелья. — Мои дела ужасно хороши! — Хвалился с видом гордого веселья. Последний день уносится навек… Он слезы льет, он требует участья, Но поздно понял, важный человек, Что создал в жизни                              ложный облик счастья! Значенье слез, которым поздно течь, Не передать — близка его могила, И тем острее мстительная речь, Которую душа заговорила!.. Когда над ним, угаснувшим навек, Хвалы и скорби голос раздавался, — «Он умирал, как жалкий человек!» — Подумал я, и вдруг заволновался: Пусть он ушел со всей своей тоской, Со всей душой, с комодами и властью, Но он, уснув под смертною доской, Оставил в жизни                         тот же образ счастья!.. Мы по одной дороге ходим все, — Так думал я. — Одно у нас начало, Один конец. Одной земной красе В нас поклоненье свято прозвучало. Зачем же кто-то, ловок и остер, — Простите мне, — как зверь в часы охоты, Так устремлен в одни свои заботы, Что он толкает братьев и сестер?! Пускай всю жизнь душа меня ведет! — Чтоб нас вести, на то рассудок нужен! — Чтоб мы не стали холодны, как лед, Живой душе пускай рассудок служит! В душе огонь — и воля, и любовь! — И жалок тот, кто гонит эти страсти, Чтоб гордо жить, нахмуривая бровь, В лучах довольства полного и власти! — Как в трех соснах, блуждая и кружа, Ты не сказал о разуме ни разу! — Соединясь, рассудок и душа Даруют нам — светильник жизни — разум! Когда-нибудь ужасной будет ночь.

……………………………………………………….

* Захлебнулось поле и болото *

Захлебнулось поле и болото Дождевой водою — дождались! Прозябаньем, бедностью, дремотой Все объято — впадины и высь! Ночь придет — родимая окрестность, Словно в омут, канет в темноту! Темнота, забытость, неизвестность У ворот, как стража на посту! По воде, качаясь, по болотам Бор скрипучий движется, как флот, — Что же мы, отставшие от флота, Будем делать нынче меж болот? Острова свои обогреваем, И живем без лишнего добра, Да всегда с огнем и урожаем, С колыбельным пеньем до утра… Не кричи так жалобно, кукушка, Над водой, над стужею дорог! Мать России целой — деревушка, Вот такой же грустный уголок…

* Утром проснешься *

Утром проснешься                             на чердаке, Выглянешь, — ветры свистят! Быстрые волны бегут по реке, Мокнет, качается сад. С гробом телегу ужасно трясет В поле меж голых ракит. — Бабушка дедушку в ямку везет, — Девочке мать говорит. Сразу захочешь обратно в постель: Сено, а сверху — пальто. Спи, прохлаждайся… Не будет гостей, Не постучится никто. Сил набирайся                     и слушай дожди С яростным ветром и тьмой. Это цветочки еще — подожди — То, что сейчас за стеной, Будет еще не такой у ворот Шум, и скрипенье, и стук… Бабушка дедушку в ямку везет, Птицы летят на юг…

ОН ПОДНЯЛ ФЛАГ

Он поднял флаг Над сельсоветом! Над тихой Родиной полей, Над всем старинным Белым светом Он поднял флаг Борьбы своей! Он дорожил Большим доверьем, Он пресекал Вражду и зло, Не изменил Родной деревне, Когда ей было Тяжело. Он не стремился К личной славе, Не верил скучным Голосам, Он знал: «Кто едет — Тот и правит!», И в трудном деле Правил сам! За изобилье Напрямик — Он твердо шел, Собою скромен И одновременно Велик…

ЗВЕЗДЫ ГОРЯТ

В этой деревне                     огни не погашены. Ты мне тоску не пророчь! Светлыми звездами                             нежно украшена Тихая зимняя ночь! Светятся, тихие,                         светятся, чудные, Слышится шум полыньи… Были пути мои                     трудные, трудные, — Где ж вы, печали мои? Скромная девушка                             мне улыбается, Сам я улыбчив и рад! Трудное, трудное,                           все забывается, Светлые звезды горят! Кто мне сказал,                      что угрюмо и ветрено Чахнет покинутый луг? Кто мне сказал,                       что надежды потеряны? Кто это выдумал, друг?!

ПРИЕЗД ТЮТЧЕВА

Он шляпу снял,                       чтоб поклониться Старинным русским каланчам… А после дамы всей столицы О нем шептались по ночам! И офицеры в пыльных бурках Потом судили меж равнин О том, как в залах Петербурга Блистал приезжий дворянин… А он блистал, как сын природы, Играя взглядом и умом! Блистал, как летом блещут воды, Как месяц блещет над холмом! И сны Венеции прекрасной, И грустной родины привет — Все отражалось в слове ясном И поражало высший свет! Он поражал, как буря в поле, Как глубь небесная озер! Поэта слушали без воли, Как будто он гипнотизер…

ПАМЯТИ АНЦИФЕРОВА

Его поглотила земля, Как смертного, грустно и просто. Свела его, отдых суля, В немую обитель погоста. На что ему отдых такой? На что ему эта обитель, Кладбищенский этот покой — Минувшего страж и хранитель? — Вы, юноши, нравитесь мне! — Говаривал он мимоходом, Когда на житейской волне Носился с хорошим народом. Среди болтунов и громил Шумел, над вином наклоняясь, И тихо потом уходил, Как будто за все извиняясь… И нынче, являясь в бреду, Зовет он тоскливо, как вьюга! И я, содрогаясь, иду На голос поэта и друга. Но — пусто! Меж белых могил Лишь бродит метельная скрипка… Он нас на земле посетил, Как чей-то привет и улыбка.

* Стихи *

Стихи На волю гонят нас, Как будто буря Воет, воет На отопленье паровое, На электричество И газ! Скажите, Знаете ли вы О бурях что-нибудь такое: Кто может их Заставить выть? Кто может их Остановить, Когда захочется покоя? А утром солнышко Взойдет, — Кто может средство Отыскать, Чтоб задержать Его восход? Остановить его закат? Вот так Поэзия, она Звенит — Ее не остановишь! А замолчит — Напрасно стонешь! Прославит нас, Или унизит, Но все равно возьмет свое! И не она От нас зависит, А мы зависим от нее! Так пусть поэты Равнодушно Не спят, А всем передают Слова, которые послушно Им лиры тайные Поют!..

МОРОЗ

Мороз под звездочками                                    светлыми По лугу белому, по лесу ли Идет, поигрывая ветками, Снежком поскрипывая весело. И все под елками похаживает, И все за елками ухаживает, — Снежком атласным принаряживает! И в новогодний путь — проваживает! А после сам принаряжается, В мальчишку вдруг преображается И сам на праздник отправляется: — Кому невесело гуляется? — И не за санными бороздами Бежит вперед с дарами                                     редкими, И все подмигивает звездами, И все поигрывает ветками.

* Мороз под звездочками светлыми *

Мороз под звездочками светлыми По лугу белому, по лесу ли, Идет, поигрывая ветками, Снежком поскрипывая весело. И все под елками похаживает, И все за елками ухаживает, — Снежком атласным принаряживает! И в новогодний путь проваживает! — Кому невесело гуляется? — Лесами темными и грозными Бежит вперед с дарами редкими, И все подмигивает звездами, И все поигрывает ветками, И все позванивает льдинками, И все спешит, спешит к народу С шампанским, с тостами, с поклонами Счастливо прожитому году, Со всеми дружит он и знается, И жизнь без грусти и опасности Как будто снова начинается С морозной свежести и ясности!

НЕ УЙТИ ОТСЮДА ПРОЧЬ

Окошко. Стол. Половики. В окошке — вид реки. Черны мои черновики, Чисты чистовики. И не уйти отсюда прочь. Мелькает свет и тень. Звезда над речкой — значит ночь! А солнце — значит день!

ЗВЕЗДА ПОЛЕЙ

Звезда полей во мгле заледенелой,         Остановившись, смотрит в полынью. Уж на часах двенадцать прозвенело,         И сон окутал родину мою. Звезда полей горит, не угасая,         Над посветлевшей крышею моей! Светила мне звезда родного края         Среди земель далеких и морей! По городам чужим и по курганам,         И по волнам, блуждающим в ночи, И по пескам пустыни ураганной —         Везде ее рассеяны лучи! Но только здесь, над родственным пределом,         Она восходит ярче и полней, И счастлив я, пока на свете белом         Еще горит звезда моих полей!

НА ВОКЗАЛЕ

Закатилось солнце за вагоны, Задремал померкший эшелон. И сирени дух одеколонный В пыльном сквере жалок и смешон. Кто-то странный (видимо, не веря, Что поэт из бронзы, неживой), Постоял у памятника в сквере Покачал печально головой. Посмотрел на надпись с недоверьем И ушел, насвистывая, прочь… И опять родимую деревню Вижу я: избушки и деревья, Словно в омут, канувшие в ночь. За старинный плеск ее паромный, За ее пустынные стога Я готов безропотно и скромно Умереть от выстрела врага… О вине подумаю, о хлебе, О птенцах, собравшихся в полет, О земле подумаю, о небе И о том, что все это пройдет. И о том подумаю, что все же Нас кому-то будет очень жаль, И опять, веселый и хороший, Я умчусь в неведомую даль!..

УТРО

Когда заря, Светясь по сосняку, Горит, горит, И лес уже не дремлет, И тени сосен Падают в реку, И свет бежит На улицы деревни, Когда, смеясь, На дворике глухом Встречают солнце Взрослые и дети, Я счастлив, счастлив Выбежать на холм И все увидеть В самом лучшем свете! Я вижу даль. От этого уже Звенят стихи. Не будь вот этой дали — Замолкли б Струны радости в душе, Не замолчать — Они бы зарыдали… Родные избы, Лошадь на мосту И свет зари — Везде о них тоскую! И разлюбив Вот эту красоту, Я не создам, наверное, Другую… И счастлив я Общественный вопрос Решить с утра В толпящемся народе И, громыхнув телегой Через мост, Умчаться в луг, Привстав на повороте! Я славлю жизнь, Россию И над ней — Гигантский веер Солнечных лучей!

УТРО

Когда заря, Светясь по сосняку, Горит, горит, И лес уже не дремлет, И тени сосен Падают в реку, И свет бежит На улицы деревни, Когда, смеясь, На дворике глухом Встречают солнце Взрослые и дети, — Я счастлив. Счастлив Выбежать на холм И все увидеть В самом лучшем свете! Деревья, избы, Лошадь на мосту, Цветущий луг — Везде о них тоскую. И, разлюбив Вот эту красоту, Я не создам, Наверное, другую. И счастлив я Общественный вопрос Решить с утра В толпящемся народе И, громыхнув телегой Через мост, Умчаться в луг, Привстав на повороте! Я славлю жизнь, Россию И над ней Гигантский веер Солнечных лучей!

ЖАР-ПТИЦА

1

Когда приютит                     задремавшее стадо Семейство берез на холме за рекой, Пастух, наблюдая процесс листопада, Лениво сидит и болтает ногой… Есть маленький домик в багряном лесу, А отдыха нынче Там нет и в помине: Отец мой готовит ружье на лису И вновь говорит о вернувшемся сыне. А дальше за лесом —                                 большая деревня! Вороны на елках, старухи в домах, Деревни, деревни вдали на холмах, Меж ними село                       с колокольнею древней…

2

В деревне виднее                           природа и люди. Конечно, за всех говорить не берусь! Виднее над полем при звездном салюте, На чем поднималась великая Русь. Галопом колхозник погнал лошадей, А мне уж мерещится русская удаль! И манят меня огоньками уюта Жилища, мерещится, лучших людей… Мотало меня и на сейнере в трюме, И так, на пирушках, во дни торжества, И долго на ветках дорожных раздумий, Как плод, созревала моя голова. Не раз ко дворцу, где сиял карнавал, Я ветреным франтом в машине катился, Ну, словом, как Бог, я везде побывал И все же, и все же домой воротился…

3

— Старик! А давно ли ты ходишь за стадом? — Давно, — говорит. — Колокольня вдали Деревни еще оглашала набатом, И ночью светились в домах фитили. — А ты не заметил, как годы прошли? — Заметил, заметил! Попало, как надо! — Так что же нам нужно,                                     чтоб жить интересно? — А ты, — говорит, — полюби и жалей, И помни,             хотя бы родную окрестность, Вот этот десяток холмов и полей!.. — Ну, ладно, я рыжиков вам принесу…

4

Как просто в прекрасную глушь листопада Уводит меня полевая ограда И детское пенье в багряном лесу, И тайна древнейших строений и плит. И только от бывшей печали, быть может, Нет-нет, да и вспомнится вдруг, затревожит, Что осень, жар-птица вот-вот улетит…

ЦВЕТОК И НИВА

Цветы! Увядшие цветы! Как вас водой болотной                                     хлещет, Так нынче с чуждой высоты На вас водою серой плещет! А ты? По-прежнему горда? Или из праздничного зала За пищей в прошлые года Твоя душа летать устала? И неужели, отлюбя, Уж не цветешь, где праздник                                            блещет, Бежишь домой, а на тебя Водою серой с неба плещет? Сырое небо, не плещи Своей водою бесприютной! А ты, сорока, не трещи О нашей радости минутной! Взойдет любовь на вечный                                         срок, Душа не станет сиротлива. Неувядающий цветок! Неувядающая нива!

ГРАНИ

Я вырос В хорошей деревне Красивым — под скрип телег! Одной деревенской Царевне Я нравился, как человек! Там нету Домов до неба, Там нету реки с баржой. Но там, На картошке с хлебом, Я вырос такой Большой! Мужал я Под звуки джаза, Под голос притонных дам. — Я выстрадал, Как заразу, Любовь к большим городам. Я зрею Под рявканье «мазов» На твердой рабочей земле! Но хочется Как-то сразу Жить в городе и в селе! Ax, город Село таранит! Ax, что-то пойдет на слом! Меня же терзают Грани Между городом и селом…

ЖУРАВЛИ

Меж болотных стволов красовался восток огнеликий.. Вот наступит сентябрь — и покажутся вдруг журавли! И разбудят меня, как сигнал, журавлиные крики Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали. Вот летят, вот летят, возвещая нам срок увяданья И терпения срок, как сказанье библейских страниц, — Все, что есть на душе, до конца выражает рыданье И могучий полет этих гордых прославленных птиц! Широко на Руси машут птицам прощальные руки. Помраченье болот и безлюдье знобящих полей — Это выразят все, как сказанье, небесные звуки, Далеко разгласит улетающий плач журавлей! Вот замолкли — и вновь сиротеют холмы и деревни, Сиротеет река в берегах безотрадных своих, Сиротеет молва заметавшихся трав и деревьев Оттого, что — молчи — так никто уж не выразит их!

НАГРЯНУЛИ

Не было собак — и вдруг залаяли. Поздно ночью — что за чудеса! — Кто-то едет в поле за сараями, Раздаются чьи-то голоса… Не было гостей — и вот нагрянули. Не было вестей — так получай! И опять под ивами багряными Расходился праздник невзначай. Ты прости нас, полюшко усталое, Ты прости как братьев и сестер: Может, мы за все свое бывалое Разожгли последний наш костер. Может быть, последний раз                                         нагрянули, Может быть, не видеться уже… Эту ночь под ивами багряными Сохраню в тоскующей душе. Подарили весточки счастливые, Посмотрели мой далекий край, И опять умчались, торопливые, И пропал вдали собачий лай…

* А между прочим, осень на дворе *

А между прочим, осень на дворе. Такую осень вижу я впервые. Скулит собака в темной конуре, Залечивая раны боевые. Бегут машины, словно от улик, И вдруг с ухаба шлепаются в лужу! Когда, буксуя, воет грузовик, Мне этот вой выматывает душу! Когда шумит холодная вода, И все кругом расплывчато и мглисто, Незримый ветер, словно в невода, Со всех сторон затягивает листья… Раздался стук! Я выдернул засов. Я рад обняться с прежними друзьями. Похохотали несколько часов, Повеселились с грустными глазами. Когда в сенях опять простились мы, Я первый раз так явственно услышал, Как о суровой близости зимы Осенний ливень жаловался крышам. Прошла пора, когда в зеленый луг Я отворял узорное оконце — И все лучи, как сотни добрых рук, Мне по утрам протягивало солнце…

* Ветер всхлипывал, словно дитя *

Ветер всхлипывал, словно дитя, За углом потемневшего дома. На широком дворе, шелестя, По земле разлеталась солома… Закачалась над омутом ель, Заскрипели протяжно ворота, Скоро северным зверем метель Прибежит с ледяного болота. Может, будешь кого-нибудь звать, Только голос твой будет не слышен, Будут громко всю ночь завывать Провода над заснеженной крышей… Мы с тобой не играли в любовь, Мы не знали такого искусства, Просто мы у поленницы дров Целовались от странного чувства. Как нам было расстаться шутя, Если так одиноко у дома, Где лишь плачущий ветер-дитя Да поленница дров и солома, И дыхание близкой зимы Все слышней с ледяного болота…

ВОРОНА

Вот ворона сидит на заборе. Все амбары давно на запоре. Все обозы прошли, все подводы, Наступила пора непогоды. Суетится она на заборе. Горе ей! Настоящее горе! Мысли бегают, как электроны, В голове у голодной вороны.

ЗИМНИМ ВЕЧЕРКОМ

Ветер, не ветер, —                             Иду из дома! В хлеву знакомо Шуршит солома, И огонек светит. А больше —                     ни звука, Ни огонечка! Во мраке вьюга Летит по кочкам! Эх, Русь, Россия, Что звону мало? Что загрустила? Что задремала? Давай пожелаем Всем доброй ночи! Давай погуляем, Давай похохочем! И всех разгоним, Кто с нами груб, И вырвем с корнем Столетний дуб! И праздник                 устроим, И карты раскроем. Эх! Козыри свежи. А дураки — те же…

ДЕВОЧКА

Девочка на кладбище играет У поющих пташек на виду. Смех ее веселый разбирает, Безмятежно девочка играет В этом пышном радостном саду. Не любуйся этим пышным садом! Но прими душой, как благодать, Что такую крошку видишь рядом, Что под самым грустным нашим взглядом Все равно ей весело играть!..

* Над горной долиной — мерцанье *

Над горной долиной — мерцанье, Над горной долиной — светло. Как всяких забот отрицанье, В долине почило село. Тюльпаны, тюльпаны, тюльпаны… Не здесь ли разбойник морской Мечтал залечить свои раны, Измученный парусом рваным, Разбоем своим и тоской? Я видел суровые страны, Я видел крушенье и смерть, Слагал я стихи и романы, Не знал я, где эти тюльпаны, Давно бы решил посмотреть! В мерцающей этой долине Над пенистой горной рекой, На черной, над вербами, глине Забыл я, что я на чужбине, В душе тишина и покой… И только, когда вспоминаю Тот край, где родился и рос, Желаю я этому краю, Чтоб было побольше берез…

ШУМИТ КАТУНЬ

В. Астафьеву

…Как я подолгу слушал этот шум, Когда во мгле горел закатный пламень! Лицом к реке садился я на камень И все глядел, задумчив и угрюм, Как мимо башен, идолов, гробниц Катунь неслась широкою лавиной, И кто-то древней клинописью птиц Записывал напев ее былинный… Катунь, Катунь — великая река! Поет она нерадостные мифы, Как гунны шли и пировали скифы, Опустошая эти берега. Прошли года. Еще прошли года. Все потонуло в ветреном и мглистом. И лишь Катунь, как древняя орда, Несется с воем, гиканьем и свистом. В горах погаснет солнечный июнь, Заснут во мгле печальные аилы, Молчат цветы, безмолвствуют могилы, И только слышно, как шумит Катунь…

* Идет процессия за гробом *

Идет процессия за гробом. А солнце льет горячий свет. В его сиянии особом Загадки есть, но грусти нет. На лицах — скорбное смиренье, Волненье первое прошло, Прошел протест и удивленье, — Как это вдруг произошло! Все тот же он — простор нарядный, Все тот же он — весенний пыл. И невозможен путь обратный, И славен тот, который был.

* Идет процессия за гробом *

Идет процессия за гробом, А солнце льет горячий         свет, В его присутствии особом На все сомненья есть         ответ, Что невозможен путь         обратный, И славен тот, который         был, Он был и есть — простор         нарядный, Он был и есть —         весенний пыл. На лицах — скорбное         смиренье. Волненье первое прошло, Прошел протест и         удивленье: — Как это все произошло? Но есть еще вопрос         угрюмый, Он заставляет нас тужить, Он занимает наши думы: — Как человек обязан         жить? Как не блуждать среди         тумана, Как выбрать путь,         который тверд, Какому крикнуть капитану: — Эй, капитан, прими на         борт!..

ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ

Идет процессия за гробом. Долга дорога в полверсты. На тихом кладбище — сугробы И в них увязшие кресты. Молчит народ. Смирился с горем. Мы все исчезнем без следа. И только слышно, как над полем Тоскливо воют провода. Трещат крещенские морозы. Идет народ… Все глубже снег. Все величавее березы. Все ближе к месту человек… Он в ласках мира, в бурях века Достойно дожил до седин. И вот… Хоронят человека… — Снимите шапку, гражданин!

ВЫСОКИЕ БЕРЕЗЫ, ГЛУБОКАЯ ВОДА

Высокие березы,                         глубокая вода. Спокойные на них ложатся тени. Влечет воображенье, Как рыбу невода, Старинный возраст призрачных                                               селений. И поздний наш костер,                                 как отблеск детских лет, Очаровал моё воображенье, И дремлет на душе Спокойный дивный свет И сгинул свет недавнего крушенья. И эхо над рекой                         как голос озорной Таинственного жителя речного, Тотчас же повторит, Как голос озорной, Об этой ночи сказанное слово! Да как не говорить,                             не думать про нее, Когда еще в младенческие годы Навек вошло в дыхание мое Дыханье этой северной природы? Так пусть меня влекут,                                 как рыбу невода, Виденьем кротким выступив                                           из тени, Высокие березы,                         глубокая вода И вещий сон предутренних селений.

КУПАВЫ

На все четыре стороны земли Как широко раскинулись угодья! Как высоко над зыбким половодьем Без остановки мчатся журавли! Простор такой, что даже корабли Могли бы плыть хоть к самому                                              Парижу! Вот снова игры юности, любви Я вижу здесь… Но прежних                                          не увижу… И обступают бурную реку Все те ж цветы… но девушки другие, И говорить не надо им, какие Мы знали дни на этом берегу. Бегут себе, играя и дразня, Я им кричу: — Куда же вы? Куда вы? Взгляните ж вы, какие здесь купавы! — Но разве кто послушает меня…

ВЗГЛЯНУЛ НА КУСТИК

Взглянул на кустик —                                 истину постиг. Он и цветет, и плодоносит                                        пышно! Его питает солнышко, И слышно, Как в тишине поит его родник. А рядом — глянь — худые                                         деревца, Сухой листвой покрытая                                     лужайка, И не звенит под ними                                балалайка, И не стучат влюбленные                                    сердца. Тянулись к солнцу — вот                                      и обожглись! Вот и взялась нечаянная мука! Ну что ж, бывает… Всякому                                           наука, Кто дерзко рвется в солнечную                                               высь… Табун, скользя, пошел на                                      водопой. А я смотрю с влюбленностью                                             щемящей На свет зари, за крыши                                   уходящий И уводящий вечер за собой. Потом с куста нарву для                                     милых уст Малины крупной, молодой                                         и сладкой, И, обнимая девушку украдкой, Ей расскажу про дивный этот                                             куст.

НА ПЕРЕВОЗЕ

Много серой воды.                           Много серого неба. И немного пологой нелюдимой земли. И немного огней вдоль по берегу…                                                     Мне бы Снова вольным матросом Наниматься на корабли! Все мы, люди, подвластны мечте человечной, Стоит образу счастья мелькнуть впереди! Лай собак. Снова лай… Между тем бессердечно Наши добрые мысли обижают дожди. Платья женщин, простите, намокли, как швабры. Самых слабых буквально замучил озноб! Я уверен, у всех Обязательно вырастут жабры, Если будет такой продолжаться потоп! Но на той стороне                          над всемирным потопом Притащилась на берег — Видно, надо — старушка с горбом, Но опять мужики на подворье примчались галопом И с телегой, с конями Взгромоздились опять на паром! Вот, я думаю, стать волосатым паромщиком мне бы! Только б это избрать, как другие смогли, — Много серой воды,                            много серого неба, И немного пологой родимой земли, И немного огней вдоль по берегу…

ДЕТСТВО

Мать умерла. Отец ушел на фронт. Соседка злая Не дает проходу. Я смутно помню Траур похорон И за окошком Скудную природу. Откуда только — Как из-под земли! — Взялись в жилье И сумерки и сырость… Но вот однажды Все переменилось, За мной пришли, Куда-то повезли. Я смутно помню Позднюю реку, Огни на ней, И скрип, и плеск парома, И крик «Скорей», Потом раскаты грома И дождь… Потом… Детдом на берегу. Запомнил я, Что скуден был паек, Что были ночи С холодом, с тоскою, — Но лучше помню Игры над рекою И запоздалый В школе огонёк, — До слез теперь Любимые места! И там, в тылу, Под крышею детдома Для нас звучало Как-то незнакомо, Нас оскорбляло Слово «сирота». Хотя старушки Местных деревень И впрямь на нас Так жалобно глядели, Как на сирот несчастных, В самом деле, Но время шло, И приближался день, Когда раздался Праведный салют, Когда прошла Военная морока, И нам подъем Объявлен был до срока, И все кричали: — Гитлеру капут! Еще прошло Немного быстрых лет, И стало грустно вновь: Мы уезжали! Тогда нас всей Деревней провожали, Туман покрыл Разлуки нашей след… На этом Я заканчиваю стих И закрываю Добрые страницы, И спать ложусь, Но и смежив ресницы, Еще я долго Думаю о них…

О МОСКОВСКОМ КРЕМЛЕ

Бессмертное величие Кремля Невыразимо смертными словами! В твоей судьбе, — о, русская земля! — В твоей глуши с лесами и холмами, Где смутной грустью веет старина, Где было все — смиренье и гордыня, — Навек слышна, навек озарена, Утверждена московская твердыня! Мрачнее тучи грозный Иоанн Под ледяными взглядами боярства Здесь исцелял невзгоды государства, Скрывая боль своих душевных ран. И смутно мне далекий слышен звон: То скорбный он, то гневный и державный! Бежал отсюда сам Наполеон, Покрылся снегом путь его бесславный… Да! Он земной! От пушек и ножа Здесь кровь лилась… Он грозной                                                  был твердыней! Пред ним склонялись мысли и душа, Как перед вечной русскою святыней. Как, — посмотрите, — чуден этот вид! Остановитесь тихо в день воскресный — Ну, не мираж ли сказочно-небесный — Возник пред вами, реет и горит? Как мирно флаг, поднявшийся в зенит, Весь осеняет Кремль золотоглавый! А по ночам, спокойно-величавый, Как мудро он молчание хранит!.. И я молюсь — о, русская земля! — Не на твои забытые иконы, Молюсь на лик священного Кремля И на его таинственные звоны…

ЛАСТОЧКА

Ласточка носится с криком. Выпал птенец из гнезда. Ласточка в горе великом Мечется, как никогда. Взял я осколок металла, Вырыл могилу птенцу, — Ласточка рядом летала, Словно не веря концу. Долго кричала, летая Под мезонином своим… Ласточка! Что ж ты, родная, Плохо смотрела за ним?

В ИЗБЕ

Стоит изба, дымя трубой. Живет в избе старик рябой. Живет за окнами с резьбой Старуха, гордая собой. И крепко, крепко в свой придел Вдали от всех вселенских дел Вросла избушка за бугром Со всем семейством и добром! Стоит изба, роняя тень. И все сомненья гонит прочь: На небе солнце — значит день! На небе звезды — значит ночь! И только сын заводит речь, Мол, надоело дом стеречь, Мол, отпусти меня, отец, И дай мне волю наконец! И все глядит за перевал, Где он ни разу не бывал, И как джентльмен за рубежом, Демонстративно пьет боржом…

СЕЛЬСКИЙ ВЕЧЕР

Над березовой рощей —                                     мерцанье. Над березовой рощей — светло. Словно всяких забот отрицанье, За рекою почило село. Неподвижно стояли деревья, И ромашки белели во мгле. И казалась мне эта деревня Чем-то самым святым на земле…

КОНЕЦ

Смерть приближалась,                                 приближалась, Совсем приблизилась уже, — Старушка к старику прижалась, И просветлело на душе! Легко, легко, как дух весенний, Жизнь пролетела перед ней, — Ручьи казались, воскресенье, И талый снег апрельских дней, А он, взволнованный и юный, Как веселился! Как любил! Как за оградою чугунной Покоил сон родных могил! — Все хорошо, все слава Богу… А дед бормочет о своем, Мол, поживи еще немного, Так вместе, значит, и умрем. — Нет, — говорит. — Зовет могилка. Не удержать меня теперь. Ты, — говорит, — вина к поминкам Купи. А много-то не пей… А голос был все глуше, тише, Жизнь угасала навсегда, И стало слышно, как над крышей Тоскливо воют провода…

ПРОЩАЛЬНОЕ

Печальная Вологда                             дремлет На темной печальной земле. И ветер, печальный и древний, Качает деревья во мгле. Замолкли печальные трубы И танцы на всем этаже, — И двери печального клуба Печально закрылись уже. И сдержанный говор                               печален На темном печальном крыльце.. Все было веселым вначале, Все стало печальным в конце. Я сын этой древней,                              вечерней Любимой зеленой земли. Как полон, как полон значенья Гудок парохода вдали! На темном разъезде                               разлуки И в темном прощальном авто Я слышу печальные звуки, Которых не слышит никто…

ПРОЩАЛЬНОЕ

Г. А.

Печальная Вологда                             дремлет На темной печальной земле, — И люди окраины древней Печально проходят во мгле… Родимая! Что еще будет Со мною? Родная заря Уж завтра меня не разбудит, Играя в окне и горя. В тот город безлистый, где осень Начнет на меня моросить, Мне ветер хотя бы забросил Листок с вологодских осин. Замолкли печальные трубы И танцы на всем этаже, — И двери затихшего клуба Печально закрылись уже… В тот город, где море да камень, Да сопки во мраке ночном, С полян моих солнечный пламень Прорвался б хотя бы лучом! И сдержанный говор печален На темном прощальном крыльце. Все было весёлым вначале, Все стало печальным в конце. Родимая! Что еще будет Со мною? Родная заря Уж завтра меня не разбудит, Играя в окне и горя. Я еду по собственной воле, Я новой надеждой согрет, Но разве бывает без боли Прощание с родиной? Нет!

НАСТУПЛЕНИЕ НОЧИ

Опять заря Смеркается и брезжит На мерзлый снег, На крыши деревень, И в гробовом Затишье побережий Еще один Пропал безвестный день. Слабеет свет… Вот-вот… еще немножко. И, поднимаясь В меркнущей дали, Весь ужас ночи Прямо за окошком Как будто встанет Вдруг из-под земли! И так тревожно В час перед набегом Кромешной тьмы Без жизни и следа, Как будто солнце Красное над снегом, Огромное, Погасло навсегда!

ДАЛЕКОЕ

В краю, где по нивам, по рекам             Метели гуляют кругом, Стоял запорошенный снегом             Бревенчатый низенький дом. Я помню, как звезды светили,             Скрипел под окошком плетень, И стаями волки бродили             Ночами вблизи деревень. Они подходили к ограде,             Их вой до утра не смолкал, И я, поднимаясь с кровати,             Испуганно бабушку звал! Как все это кончилось быстро!             Как странно прошло навсегда! Как шумно, с надеждой и свистом,             Помчались мои поезда! И все же, глаза закрывая,             Я вижу: над крышами хат, В печальном тумане мерцая,             Загадочно звезды дрожат, А вьюги по нивам, по рекам,             По дебрям гуляют кругом, И весь запорошенный снегом             Стоит у околицы дом…

* Тот город зеленый и тихий *

Тот город зеленый и тихий Отрадно заброшен и глух, Достойно, без лишней шумихи Поет, как в деревне, петух, Да вдруг прогрохочет повозка По старым камням мостовой, И снова — трава да березка, Да дом отдыхающий твой… Взгляну я во дворик зеленый — И сразу порадуют взор Земные друг другу поклоны Людей, выходящих во двор. Сорву я цветок маттиолы И в сердце вдруг вспыхнет моем И юность, и плач радиолы Под небом с прощальным огнем. И мухи летают в крапиве, Блаженствуя в летнем тепле… Ну, что там отрадней, счастливей Бывает еще на земле? С тоскливой, но ласковой силой Я мыслю, молчанье храня: Ну, что ж? На земле этой милой Пусть после не будет меня, Но пусть будет вечно все это, Что в сердце мы носим своем. И город, и юность, и лето, И небо с прощальным огнем…

* Лети, мой отчаянный парус! *

Лети, мой отчаянный парус! Не знаю, насколько смогу, Чтоб даже тяжелая старость Меня не согнула в дугу. Но выплывут, словно из дыма, И станут родней и больней Стрелой пролетевшие мимо Картины отроческих дней. Запомнил я снег и салазки, Метельные взрывы снегов, Запомнил скандальные пляски Нарядных больших мужиков. Запомнил суслоны пшеницы, Запомнил, как чахла заря, И грустные, грустные птицы Кричали в конце сентября. Запомнил, как с дальнего моря Матроса примчал грузовик, Как в бане повесился с горя Какой-то пропащий мужик… А сколько там было пропащих, А сколько там было чудес, Лишь помнят сосновые чащи Да темный еловый лес!

В БОЛЬНИЦЕ

Под ветвями плакучих деревьев В чистых окнах больничных палат Из павлиньих как будто бы перьев Выткан чей-то последний закат… Вроде крепок, как свеженький овощ, Человек, и легка его жизнь, — Вдруг промчит его «скорая помощь», И сирена кричит: — «Расступись!» Вот и я на больничном покое И гнетет меня целые дни, Что-то жуткое в сердце такое И небесные гаснут огни. В светлый вечер под музыку Грига Под ветвями больничных берез Я бы умер, наверно, без крика, Но не смог бы, наверно, без слез… Нет, не все еще, друг, пролетело! Посильней мы и этой беды. Значит, самое милое дело — Это выпить немного воды, Посвистеть на манер канарейки И подумать о жизни всерьез На какой-нибудь старой скамейке Под ветвями больничных берез…

* Уже деревня вся в тени. *

Уже деревня вся в тени. В тени сады ее и крыши. Но ты взгляни чуть-чуть повыше Как ярко там горят огни! Одна в деревне этой мглистой Христова бабушка жива, И на лице ее землистом Растет какая-то трава! И все ж прекрасен образ мира, Когда вокруг на сотни верст Во мгле сапфирного эфира Засветят вдруг рубины звезд, Когда деревня вся в тени, И бабка спит, и над прудами Шевелит ветер лопухами, И мы с тобой совсем одни…

В ДОРОГЕ

Зябко в поле непросохшем. Не с того ли детский плач Все настойчивей и горше, Запоздалый и продрогший Пролетел над нами грач. Ты да я, да эта крошка — Мы одни на весь простор! А в деревне у окошка Ждет некормленая кошка И про наш не знает спор. Твой каприз отвергнув тонко, Вижу: гнев тебя берет! Наконец, как бы котенка, Своего схватив ребенка, Ты уносишься вперед. Ты уносишься… Куда же? Рай там, что ли? Погляди! В мокрых вихрях столько блажи, Столько холода в пейзаже С темным садом впереди! В том саду кресты и плиты Пробуждают страх в груди, Возле сада, ветром крытый, Домик твой полузабытый… Ты куда же? Погоди! Вместе мы накормим кошку, Вместе мы затопим печь! Ты решаешь понемножку, Что игра… не стоит свеч!

ПЕРЕВОДЫ

Хазби Дзаболов (с осетинского)

ОБЩЕЕ ГОРЕ

В гнездах покинутых рылись вороны, И гибель носилась вокруг. В избе, где вручили листок похоронный, Рыданье послышалось вдруг! И все, кто услышал, тотчас зарыдали, Как листья осины одной, И всем представлялись холодные дали, Где муж или сын их родной…

КОГДА КРИЧАЛА СОРОКА

Закричит возле дома сорока — Мать, волнуясь, глядит из сеней: О! Наверное, гость издалека С доброй вестью торопится к ней! Но… войну накричала сорока! Сколько зим пронеслось, сколько лет После этого скорбного срока!.. Но сороке доверия нет. Закричит возле дома сорока — И тотчас, будто что-то стряслось, Мать встревоженно смотрит с порога Злой иль добрый появится гость?

НА МОГИЛЕ ОТЦА

Ты был землепашцем на этой земле. Но отдыха время настало — Сложив свои руки, без мук на челе, Заснул ты устало, устало. Я знаю, что там темнота, забытье… Но здесь, где живут в непокое, Пусть светлым останется имя твое И долго звучит, как живое!

ОГОНЬ

Было видно село издалека Даже темною ночью, как днем: Вся земля озарялась жестоко Ослепительным смертным огнем. Падал с воздуха огненной свечкой Самолет, и дымилась стерня… А чтоб только не выстудить печку, Часто не было в доме огня! Не смолкали горящие звуки… А соседки, сквозь пули, тайком, Чтоб над печкой погреть свои руки, Шли к другим за живым огоньком.

ДАВНО Я НЕ ВСТАВАЛ ПО КРИКУ ПЕТУХОВ

Село, где на чинаровом столбе Осталась моего рожденья дата, Зеленогрудое! Грущу я о тебе… Мои поля! Где мной трава не смята. Давно по свежевспаханной земле Я не бродил и не слыхал спросонок, Как блеют за стеною в теплой мгле Коза и разлученный с ней козленок. Давно я не вставал по крику петухов И солнце не встречал в лощинах вешних, Но домик наш— гнездо моих стихов Не забываю, как скворец скворешник…

* Меня война солдатом не застала *

Меня война солдатом не застала. Чтоб взять винтовку, был годами мал. Но тоже рос голодный и усталый И тоже груз на плечи поднимал! Своим крылом безжалостное время Махало так, что мой мутился взгляд,— Недетских слез и всех лишений бремя Я тоже нес, как будто был солдат!..

ПОЖЕЛАНИЕ НОВОРОЖДЕННОМУ

Ты рожден под крылом водопадной струи, Там, где властвуют скал перевалы, Будь же чист, как высокие воды твои, Будь же тверд, как родимые скалы!

* Горбоносый *

Горбоносый, В коротких штанишках, Он стоял у родного крыльца. И мечтал,              увлеченный мальчишка, Что изведает мир до конца! Он мечтал              и не ведал сомнений В том, что имя его прозвенит, Что везде И у всех поколений Будет подвиг его знаменит!.. Где же подвиг твой,                            гордый мальчишка? Где крылатая слава твоя?.. Горбоносый, В коротких штанишках, Это был…                                               неужели не я?

* Человек переносит любую беду *

Человек переносит любую беду, Он сгорает в болезненном жарком бреду, И заносит его обезумевший снег — Все равно переносит беду человек! Но как трудно, как трудно бывает тогда, Если рядом случится чужая беда! Если кто-то страдает у вас на виду, И, душой проникая в чужую беду, Вы не в силах пройти стороною и прочь, Но не в силах ничем человеку помочь!

* Всегда заботой матери храним *

Всегда заботой матери храним От колыбельных дней и до конца, Взрослеет сын, и борется и дышит! Так почему за именем своим Он пишет имя гордого отца, А имя доброй матери не пишет!..

* Здесь, как прежде *

Здесь, как прежде,                             кружатся орлы, Взмахи крыльев                         распластанных гулки, — И становятся люди светлы, Слыша детский галдеж                          в переулке… Но кого-то, мне кажется,                                     нет В босоногой резвящейся                                     стае. Нет кого-то! И горестно                                  мне, Будто это меня не хватает… Да! Хотя переполнился                                 весь Переулок, и вовсе                            разбужен, Все мне кажется, будто бы                                         здесь Нужен я! Обязательно                                 нужен…

Г. Багандов (с даргинского)

ЖИЗНЬ И ВРЕМЯ

Жизнь и время —                         взмыленные кони! Время мчится к далям                                 дорогим И в азарте бешеной погони Человек соперничает с ним. И пока для слез, для                               упованья Существует в мире человек, Бесконечен бег                       соревнованья, Знаю я, что вечен этот бег!

РАЗГОВОР С ЛУНОЙ

— Эй, человек:                     Твой путь не вечен! О чем же, голову склонив, Ты размышляешь каждый                                       вечер, Один среди уснувших нив? — Да, я умру. Я это знаю. Но свой секрет не утаю: Склонивши голову свою, О жизни я стихи слагаю.

ЧЕРНАЯ ТУЧА

Черная туча                 надвинулась вдруг, Мрак нагоняя на душу. Черная, черная ходит                                 вокруг, Чтоб навязать свою дружбу! Черная туча! Уйди подобру! Я, если надо, не струшу. Даже на миг я в друзья                                    не беру Тех, кто чернит мою душу!

* Пусть цветут на улицах твоих *

Пусть цветут на улицах твоих На меня похожие цветы. Может быть, везде встречая их, Обо мне задумаешься ты!

Примечания

1

Остальные стихотворения из этого сборника представлены на сборниках "Сосен шум" (1970 г.) и "Зеленые цветы" (1971 г.).

(обратно)

2

Стихи написаны в день начала совместного космического полета Андрияна Николаева и Павла Поповича.

(обратно)

Оглавление

ВОЛНЫ И СКАЛЫ . (1962 г., машинописный сборник)

  От автора

  ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

    ЭЛЕГИЯ

  САЛЮТ МОРЮ

    В ОКЕАНЕ

  ФИАЛКИ

  * Я весь в мазуте *

  НА БЕРЕГУ

  * Бывало *

  ПОРТОВАЯ НОЧЬ

  ИМЕНИННИКУ

  МОРСКИЕ ВЫХОДКИ

  ДОЛИНА ДЕТСТВА

  * Я забыл *

  ВИДЕНИЯ В ДОЛИНЕ

  БЕРЁЗЫ

  ПТИЦЫ РАЗНОГО ПОЛЁТА

  УТРО УТРАТЫ

  СТО "НЕТ"

  НЕНАСТЬЕ

  ВОЛНЫ И СКАЛЫ

  ЗВУКОПИСНЫЕ МИНИАТЮРЫ

    ЛЕВИТАН . (по мотивам картины "Вечерний звон")

  СТАРЫЙ КОНЬ

  НА ПЕРЕВОЗЕ

  МАЛЕНЬКИЕ ЛИЛИ . (для детей)

  РЕПОРТАЖ

    НА РОДИНЕ

  РЕПОРТАЖ

  О СОБАКАХ

  АХ, ЧТО Я ДЕЛАЮ?

    НА СТРОЕВОМ СМОТРЕ

  ЖАЛОБЫ АЛКОГОЛИКА

  ПРАЗДНИК В ПОСЁЛКЕ

  * Снуют. Считают рублики *

  ДА, УМРУ Я!

  ХОЧУ-ХОХОЧУ!

    РАЗЛАД

  УТРО ПЕРЕД ЭКЗАМЕНОМ

  МУМ . (марш уходящей молодости)

  * Ты называешь солнце *

  ВЕТРЫ ПОЭЗИИ

  СКАЗКА — СКАЗОЧКА

  ПОЭТ

  ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

    ЛЕСНОЙ ХУТОРОК . (идиллия)

ЛИРИКА . (1965 г.)

  РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ

  * Загородил мою дорогу *

  РУССКИЙ ОГОНЕК

  СЕНОКОС

  * Помню, как тропкой *

  * Сапоги мои — скрип да скрип *

  БУКЕТ

  ЗВЕЗДА ПОЛЕЙ

  ТИХАЯ МОЯ РОДИНА

  * У сгнившей лесной избушки *

  ФАЛЬШИВАЯ КОЛОДА

  СТАРЫЙ КОНЬ

  ВИДЕНИЯ НА ХОЛМЕ

  ЛЕВИТАН . (по мотивам картины "Вечерний звон")

  О ПУШКИНЕ

  ДУЭЛЬ

  ПРИЕЗД ТЮТЧЕВА

  СОЛОВЬИ

  * Я весь в мазуте *

  ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ

  МАЧТЫ

  УТРО УТРАТЫ

  * Стихи на волю гонят нас *

  * О чем шумят *

  ОСЬ

ЗВЕЗДА ПОЛЕЙ . (1967 г.)

  * Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны *

  ВЕСНА НА БЕРЕГУ БИИ

  СТАРАЯ ДОРОГА

  ВЕЧЕРНЕЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

  ПРИРОДА

  В МИНУТЫ МУЗЫКИ

  УТРО

  НАД ВЕЧНЫМ ПОКОЕМ

  ТИХАЯ МОЯ РОДИНА

  НАГРЯНУЛИ

  * В святой обители природы *

  ЦВЕТЫ

  В ЛЕСУ

  ДУША ХРАНИТ

  ЖАР ПТИЦА

  * Сапоги мои — скрип да скрип *

  ПРОЩАЛЬНЫЙ КОСТЕР

  ПОЛНОЧНОЕ ПЕНЬЕ

  ПО ДОРОГЕ ИЗ ДОМА

  * Прекрасно небо голубое! *

  МЕДВЕДЬ

  НА РЕКЕ СУХОНЕ

  * В полях сверкало. Близилась гроза *

  В ГОРНИЦЕ

  ПАМЯТИ МАТЕРИ

  * Наслаждаясь ветром резким *

  * Окошко. Стол. Половики *

  РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ

  НА ВОКЗАЛЕ

  ПРОМЧАЛАСЬ ТВОЯ ПОРА!

  ЖУРАВЛИ

  * Седьмые сутки дождь не умолкает *

  ОСЕННИЕ ЭТЮДЫ

  * А между прочим, осень на дворе *

  ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЯ

  ОСТРОВА СВОИ ОБОГРЕВАЕМ

  ОСЕННЯЯ ЛУНА

  ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ

  * Ветер всхлипывал, словно дитя *

  ВОРОНА

  НОЧЬ НА ПЕРЕВОЗЕ

  ЗИМОВЬЕ НА ХУТОРЕ

  РУССКИЙ ОГОНЕК

  ЗВЕЗДА ПОЛЕЙ

ДУША ХРАНИТ[1] . (1969 г.)

  ТЫ С КОРАБЛЕМ ПРОЩАЛАСЬ…

  В СИБИРСКОЙ ДЕРЕВНЕ

  НОЧНОЕ ОЩУЩЕНИЕ

  ПЕРВЫЙ СНЕГ

  ЯНВАРСКОЕ

  ЦВЕТОК И НИВА

СОСЕН ШУМ . (1970 г.)

  ТОТ ГОРОД ЗЕЛЕНЫЙ…

  ПОСЛЕДНИЙ ПАРОХОД

  ВЕЧЕРНИЕ СТИХИ

  ЛАСТОЧКА

  ПОЭЗИЯ

  ПО ДРОВА

  * По холодной осенней реке *

  ПО ДОРОГЕ К МОРЮ

  ПРО ЗАЙЦА

  ПОДОРОЖНИКИ

  НА НОЧЛЕГЕ

  ВОЛОГОДСКИЙ ПЕЙЗАЖ

  ПОЕЗД

  ВО ВРЕМЯ ГРОЗЫ

  ДЕТСТВО

  НОЧЬ НА РОДИНЕ

  ШУМИТ КАТУНЬ

  ПЛЫТЬ, ПЛЫТЬ…

  ИДЕТ ПРОЦЕССИЯ

  НА АВТОТРАССЕ

  ИВА

  ОТПЛЫТИЕ

  ЭКСПРОМТ

  ПОСВЯЩЕНИЕ ДРУГУ

  СОСЕН ШУМ

  В СТАРОМ ПАРКЕ

  ЗЕЛЕНЫЕ ЦВЕТЫ

  В ПУСТЫНЕ

  ПОВЕСТЬ О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ

  РАСПЛАТА

  НА СЕНОКОСЕ

  НЕ ПРИШЛА

  КУПАВЫ

  БЕССОННИЦА

  СЛЕЗ НЕ ЛЕЙ

  ПАЛЬМЫ ЮГА

  ДАЛЕКОЕ

  ВОСПОМИНАНИЕ

  ГУЛЯЕВСКАЯ ГОРКА

  ВЗГЛЯНУЛ НА КУСТИК

  ДО КОНЦА

  ПРОЩАЛЬНОЕ

  ПЕСНЯ

  ЛИСТЬЯ ОСЕННИЕ

  А ДУБА НЕТ…

  ГОЛОЛЕДИЦА

  НАСЛЕДНИК РОЗЫ

  ЗИМНЯЯ НОЧЬ

  У ЦЕРКОВНЫХ БЕРЕЗ

  ВОРОБЕЙ

  ВЫПАЛ СНЕГ…

ЗЕЛЕНЫЕ ЦВЕТЫ . (1971 г.)

  ДЕРЕВЕНСКИЕ НОЧИ

  ТАЙНА

  * Уже деревня вся в тени *

  * Осень! Летит по дорогам *

  О МОСКОВСКОМ КРЕМЛЕ

  СУДЬБА

  ДАЛЕКОЕ

  СВИДАНИЕ

  ФЕРАПОНТОВО

  * Брал человек *

  ПРИЕЗД ТЮТЧЕВА

  ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ

  ДУЭЛЬ

  ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

  СТИХИ

  ВЕНЕРА

  ОТТЕПЕЛЬ

  ПОД ВЕТВЯМИ БОЛЬНИЧНЫХ БЕРЕЗ

  НА РОДИНУ!

  ПРИВЕТ, РОССИЯ…

  СТАРИК

  СТОИТ ЖАРА

  СЕНТЯБРЬ

  ЗАЧЕМ?

  В ОСЕННЕМ ЛЕСУ

  ПАМЯТНЫЙ СЛУЧАЙ

  НАСТУПЛЕНИЕ НОЧИ

  СИНЕНЬКИЙ ПЛАТОЧЕК

  ЗИМНЯЯ ПЕСНЯ

  У РАЗМЫТОЙ ДОРОГИ…

  В ГЛУШИ

  НА ОЗЕРЕ

  * О чем писать? *

  МАЧТЫ

СТИХИ, НЕ ВКЛЮЧАВШИЕСЯ ПРИ ЖИЗНИ ПОЭТА В СБОРНИКИ

  1942–1955

    ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ РЕЙСА

    ШТОРМ

    ЛЕТЕЛ ПРИКАЗ . (Воспоминание)

    ХОРОШИЙ УЛОВ

    МИНУТА ПРОЩАНИЯ

    ЗИМА

    ПРОЩАЛЬНЫЕ СТИХИ

    * Уж сколько лет слоняюсь по планете! *

    ДВА ПУТИ

    * На душе соловьиною трелью *

    * Раз, два, три *

    * Вспомню, как жили мы *

    ПОДРАЖАНИЕ ПЕСЕНКЕ

    НАЧАЛО

    КОЧЕГАР

    КАРАВАНЫ

    * А чай припахивал смолою *

  1955–1959

    * Не подберу сейчас такого слова,*

    ДРУГУ

    МОЕ МОРЕ

    ОТПУСКНОЕ

    ВОЗВРАЩЕНИЕ

    МОРЕ

    УТРО НА МОРЕ

    Я ТЕБЯ ЦЕЛОВАЛ

    ВЕСНА НА МОРЕ

    ПЕРВОЕ СЛОВО

    МАТРОССКАЯ СЛАВА

    ГРУСТЬ

    НОЧЬ

    СЕВЕРНАЯ БЕРЕЗА

    МОРСКАЯ СЛУЖБА

    * Ты хорошая очень — знаю. *

    О ПРИРОДЕ

    НА РЕЙДЕ

    НАЧАЛО ЛЮБВИ

    МОРЕ

    МАТРОССКАЯ ЮНОСТЬ

    ПЕРВЫЙ ПОХОД

    ШТОРМ

    БАРЕНЦЕВО МОРЕ

    ПЕСНЯ

    ПОРТОВАЯ НОЧЬ

    МАТЕРИ

    ВСТРЕЧА

    ЭЛЕГИЯ

    Т. С

    ЛЮБОВЬ

    ВСПОМНИЛОСЬ МОРЕ

    ПОЙ, ТОВАРИЩ…

    РОДНОЕ МОРЕ

    В ПОХОДЕ

    СЕРДЦЕ ГЕРОЯ

    МОРЕ

    ЖЕЛАНИЕ

    ГЕРОЙ

    ВЕТЕР С НЕВЫ

    ЮНОСТЬ БОЕВАЯ

    В ДОЗОРЕ

    УЧЕБНАЯ АТАКА

    ДАЛЬНОМЕРЩИКИ

    МОРЕ

    СЕСТРА

    ГОРДОСТЬ

    МАТРОССКИЙ БУШЛАТ

    ЮНОСТЬ

    СЧАСТЬЕ

    МОРЕ

    ДОЛГ

    ПИСЬМО

    ДОЛГ

    ВЫЙДУ С ДРУГОМ НА ЮТ

    * Я устал от зимних *

    ДУША

    ПОЭЗИЯ

    ОТВЕТ НА ПИСЬМО

    ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

  1959–1962

    * Мой чинный двор *

    СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

    ХЛЕБ

    ЗИМНИМ ВЕЧЕРКОМ

    В КОЧЕГАРКЕ

    * В твоих глазах *

    * Вредная, неверная, наверно.*

    * Ты просил написать о том *

    * Пора любви среди полей *

    БЫСТРЕЕ МЕЧТЫ

    ДВОРЕЦ БЫЛ ВЗЯТ

    В ЕДИНОМ СТРОЮ

    УТРОМ

    * За окном в холодном шуме *

    * Дышу натруженно *

    ДОЛИНА ЮНОСТИ

    ВОСПОМИНАНИЕ О ВЕСНЕ 1954 ГОДА

  1962–1967

    ЖАРА

    * Уединившись за оконцем *

    ОДНАЖДЫ

    ПАМЯТИ АНЦИФЕРОВА

    КРУЖУСЬ ЛИ Я…

    ГРОЗА

    ОСЕННИЙ ЭТЮД

    АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОК

    * По мокрым скверам *

    ПО ВЕЧЕРАМ

    ПОСЛЕ ГРОЗЫ

    В ГОРНОЙ ДОЛИНЕ

    * Сибирь как будто не Сибирь! *

    УЛЕТЕЛИ ЛИСТЬЯ

    ГРАНИ

    ФИЛОСОФСКИЕ СТИХИ

    НАД РЕКОЙ

    * Меня звала моя природа *

    * Поднявшись на холмах *

  1967–1971

    * Листвой пропащей *

    * Мы сваливать не вправе *

    ГДЕ ВЕСЕЛЫЕ ДЕВУШКИ НАШИ?

    ИЗ ВОСЬМИСТИШИЙ

    КОГО ОБИДЕЛ?

    НОЧНОЕ

    УГРЮМОЕ

    НЕИЗВЕСТНЫЙ

    ДОРОЖНАЯ ЭЛЕГИЯ

    СКАЧЕТ ЛИ СВАДЬБА…

    * Давай, Земля *

    В ДОРОГЕ

    ВСТРЕЧА

    В ИЗБЕ

    ГОСТЬ

    ВОЛНУЕТСЯ ЮЖНОЕ МОРЕ

    ЭЛЕГИЯ

    ЧТО ВСПОМНЮ Я?

    * Село стоит *

    ДЕВОЧКА ИГРАЕТ

    * Я люблю судьбу свою *

    КОНЕЦ

    * Я умру в крещенские морозы *

    В ГОРОДЕ

    НИЧЕГО НЕ СТАНУ ДЕЛАТЬ

    ОБО МНЕ ГОВОРЯТ

    * Прекрасно пробуждение земли! *

    * Ночь коротка. А жизнь, как ночь *

    ЗИМНЯЯ НОЧЬ

    НУ ПОГОДИ…

    ПОЧЕМУ НЕ ПОВЕЗЛО?

    ПРИЯТЕЛЯМ

    ВЕЧЕРКОМ

    ЗА ТОСТ ХОРОШИЙ

    РАЗБОЙНИК ЛЯЛЯ . (Лесная сказка)

  ШУТОЧНЫЕ СТИХИ И СТИХИ ДЛЯ ДЕТЕЙ

    ЖЕРЕБЕНОК

    УЗНАЛА

    МАЛЬЧИК ВОВА

    ПОСЛЕ ПОСЕЩЕНИЯ ЗООПАРКА

    МАЛЬЧИК ЛЕВА

    ПОСЛЕ РАЗЛУКИ

    НА ГУЛЯНИЕ

    * Мое слово верное *

    * Не надо, не надо, не надо *

    * Я переписывать не стану *

    ТОСТ

    КОЗА

    УВЛЕКЛАСЬ НЕЧАЯННО

    ЭХО ПРОШЛОГО

    НА РЕКЕ

    НА ЗЛОБУ ДНЯ[2] . (Экспромт)

    * Я не плыл на этом пароходе *

    ПАРОДИЯ

    ЖАЛОБА АЛКОГОЛИКА

    ВИКТОРУ КОРОТАЕВУ

    * Среди обыденного *

    СОБРАТЬЯМ ПО ПЕРУ

    ЖИТЬ ПО-РАЗНОМУ КОНЧАЮТ

    РУССКИЙ БОГАТЫРЬ ИВАН РОЩУНКИН

    * Явлений, дел, событий груда…*

    ОТРЫВОК

    ЭКСПРОМТ

    ПЕСЕНКА . (экспромт под гитару)

    * Пили всякую фигню *

    НА КЛАДБИЩЕ

    УБОРЩИЦА РАБОЧЕГО ОБЩЕЖИТИЯ

    * Перед большой толпой народной *

    * Сакс фокс рубал, дрожал пол *

    * Ползает ручей в зеленой траве *

    ПОСЛЕ ВЕЧЕРИНКИ . (шутка)

    * Романов понимающе глядит *

    НА ЧУЖОЙ ГУЛЯНКЕ

    * Вот возьму *

    ЛЕСНИК

    * Мойся, Джерри *

    * И дубы вековые над нами *

    * Море черного цвета *

    * Огромный мир *

    * Да будет тот счастливый вечер *

    * Пишу шутя *

    ДОЛЖЕН СКАЗАТЬ…

    Т. С

    ОПРАВДАНИЕ

    ТОВАРИЩУ

    ЗНАКОМСТВО

    НЕ СМЕШИ…

    НА ВАХТЕ

    * Велят идти на инструктаж *

    СЛУЧАЙНЫЕ СТРАШНЫЕ МЫСЛИ

    * Июньский пленум *

    * Июньский пленум, июньский пленум *

    ЧТО ТАМ — ТРУДНЫЕ ПОХОДЫ

    * То ль адмиральский ум *

    ОБЫКНОВЕННЫЙ СЛУЧАЙ

    * Пусть в дальнем *

    * Подморозило путь наш древний *

    * Звезды как звезды. *

    НЕОБХОДИМ . (Шутка)

    ЛАРИСЕ

    * Погода какая! *

    ЭКСПРОМТ

    ЕСЛИ ЧТО НЕ ТАК…

    * Они поют, куют и пашут *

    * Встретил нас Налдеев, встретил нас Шувалов *

    * Ты — Передреев *

    ЭКСПРОМТ

    ЭКСПРОМТ

    ЭКСПРОМТ

    ВЕСЕЛЫЕ СТИХИ

    ИЗБУШКА

    * Родилась у Геты Ленка *

    * Мне трудно думать *

    * Забыл приказы ректора *

    * После озера, леса и луга *

    * Над Липиным Бором — мерцанье *

    НИКОЛАЮ ПОПОВУ

    САШЕ

    ЧАСТУШКИ

    * С Новым годом! *

    * Я не буду себя влюблять*

    ЭКСПРОМТ

    * Какую слякоть сделал дождь *

    У МАГАЗИНА «ПИВО-ВОДЫ»

    ЭКСПРОМТ

    * Я гляжу на жизнь сквозь дно стакана *

    ЭКСПРОМТ

    * Жизнь — океан, волнуемый скорбями *

    * Коньяком нам платят за строку *

    * После этой нелепой волынки *

    ЭКСПРОМТ

    ЭКСПРОМТ

    * Потом я с областным сидел премьером *

    * Потом я был на кладбище *

    * Люблю змею, когда она * . (Пародия)

    ЭКСПРОМТ

    * Валентин Васильевич Амосов *

    * Сижу в гостях за ароматным чаем *

  ГАЗЕТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ

    РАССКАЗ О КОММУНИСТЕ

    ЛЕНИНЕЦ

    СЛОВО О ПАРТИИ

    * Он умер *

    ОКТЯБРЬСКИЕ ВЕТРЫ

    * Он шел вперед *

    * Надо быть с коммунистами *

ВАРИАНТЫ И ЧЕРНОВЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

  В ЗВЕЗДНУЮ НОЧЬ

  * Ах, что я делаю, зачем я мучаю *

  * Старпомы ждут *

  * А ты и не знаешь, что я под карнизом *

  * Прости меня опять *

  * Доносились гудки *

  * Доносились гудки *

  * Не тускнели бы материнские *

  ОТРЫВОК

  * Но только вылез *

  СНЕГ

  * Разлюбил я веселые шутки *

  * Довольно балов я устраивал! *

  * Лошадь белая в поле темном *

  * Лошадь белая *

  * Чуть-чуть смешной *

  * Мороз под звездочками светлыми *

  * Мороз под звездочками светлыми *

  * В сон и трепет меня приводили *

  * И становится глухо, *

  *…Ночь пришла — и сразу зашумели *

  * В белой рубашке в осоке лежу *

  *…Помню пламенный взгляд *

  *…И дожди в печали бесконечной *

  * Идет процессия за гробом *

  СТАРАЯ ДОРОГА

  * И день за днем, что листья в дивной книге *

  ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

  ОСЕННИЙ ВЕЧЕР

  * Осень. Плывет по дорогам *

  В МОРЕ

  * Я весь в мазуте *

  * Я весь в мазуте *

  В ОКЕАНЕ

  ПРОЩАЛЬНЫЕ СТИХИ

  НАЧАЛО ЛЮБВИ

  В ДОЗОРЕ

  ПОРТОВЫЕ НОЧИ

  МАЙ ПРИШЕЛ

  ЖЕЛАНИЕ

  УТРО

  ТАК СЛУЧИЛОСЬ

  БЕРЕЗЫ

  * Я люблю, когда шумят березы, *

  * Я люблю, когда шумят березы, *

  ВЕТЕР С НЕВЫ

  ВЕТЕР С НЕВЫ

  ВЕТЕР С НЕВЫ

  Я ТЕБЯ ЦЕЛОВАЛ…

  ТЫ С КОРАБЛЕМ ПРОЩАЛАСЬ…

  ЖЕЛАНИЕ

  * Можно жить и лежа на полатях *

  УТРО НА МОРЕ

  * После дня, прошедшего в атаках, *

  СЕСТРА

  ЭЛЕГИЯ

  ЭЛЕГИЯ

  ВСТРЕЧА

  РОДНЫЕ МЕСТА

  ЮНОСТЬ МОЯ

  ВОСПОМИНАНИЕ

  О РАДОСТИ, О ЛУННОСТИ…

  * Загородил *

  ПОВЕСТЬ О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ

  В КОЧЕГАРКЕ

  В КОЧЕГАРКЕ

  РАЗЛАД

  МАЛЕНЬКИЕ ЛИЛИ

  ЛЕСНОЙ ХУТОРОК . (Идиллия)

  ЛЕСНОЙ ХУТОРОК . (Идиллическая зарисовка)

  ЗВЕЗДЫ

  * В твоих глазах *

  РАСПЛАТА

  ИМЕНИННИКУ

  ОТТЕПЕЛЬ

  ПУСТЬ ПОЮТ ПОЭТЫ!

  В ГОСТЯХ

  ПОЭТ . (Поэма)

  В ГОСТЯХ

  ОСЕННЕЕ

  ТАЙНА

  ХОЗЯЙКА

  РУССКИЙ ОГОНЕК

  ИВА

  ИВА

  * Тихая моя родина! Вербы, луна, соловьи… *

  * Когда душе моей *

  РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ

  РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ

  * В святой обители природы *

  ПРИРОДА

  * Уединившись за оконцем *

  В РОДНЫХ МЕСТАХ

  * Доволен я *

  ЗАКЛИНАНИЕ

  ВЕНЕРА

  ВЕНЕРА

  ДУША . (Философское)

  * Захлебнулось поле и болото *

  * Утром проснешься *

  ОН ПОДНЯЛ ФЛАГ

  ЗВЕЗДЫ ГОРЯТ

  ПРИЕЗД ТЮТЧЕВА

  ПАМЯТИ АНЦИФЕРОВА

  * Стихи *

  МОРОЗ

  * Мороз под звездочками светлыми *

  НЕ УЙТИ ОТСЮДА ПРОЧЬ

  ЗВЕЗДА ПОЛЕЙ

  НА ВОКЗАЛЕ

  УТРО

  УТРО

  ЖАР-ПТИЦА

  ЦВЕТОК И НИВА

  ГРАНИ

  ЖУРАВЛИ

  НАГРЯНУЛИ

  * А между прочим, осень на дворе *

  * Ветер всхлипывал, словно дитя *

  ВОРОНА

  ЗИМНИМ ВЕЧЕРКОМ

  ДЕВОЧКА

  * Над горной долиной — мерцанье *

  ШУМИТ КАТУНЬ

  * Идет процессия за гробом *

  * Идет процессия за гробом *

  ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ

  ВЫСОКИЕ БЕРЕЗЫ, ГЛУБОКАЯ ВОДА

  КУПАВЫ

  ВЗГЛЯНУЛ НА КУСТИК

  НА ПЕРЕВОЗЕ

  ДЕТСТВО

  О МОСКОВСКОМ КРЕМЛЕ

  ЛАСТОЧКА

  В ИЗБЕ

  СЕЛЬСКИЙ ВЕЧЕР

  КОНЕЦ

  ПРОЩАЛЬНОЕ

  ПРОЩАЛЬНОЕ

  НАСТУПЛЕНИЕ НОЧИ

  ДАЛЕКОЕ

  * Тот город зеленый и тихий *

  * Лети, мой отчаянный парус! *

  В БОЛЬНИЦЕ

  * Уже деревня вся в тени. *

  В ДОРОГЕ

ПЕРЕВОДЫ

  Хазби Дзаболов . (с осетинского)

    ОБЩЕЕ ГОРЕ

    КОГДА КРИЧАЛА СОРОКА

    НА МОГИЛЕ ОТЦА

    ОГОНЬ

    ДАВНО Я НЕ ВСТАВАЛ ПО КРИКУ ПЕТУХОВ

    * Меня война солдатом не застала *

    ПОЖЕЛАНИЕ НОВОРОЖДЕННОМУ

    * Горбоносый *

    * Человек переносит любую беду *

    * Всегда заботой матери храним *

    * Здесь, как прежде *

  Г. Багандов . (с даргинского)

    ЖИЗНЬ И ВРЕМЯ

    РАЗГОВОР С ЛУНОЙ

    ЧЕРНАЯ ТУЧА

    * Пусть цветут на улицах твоих * . . .

Реклама на сайте