Вопль
I
Карлу Соломону[1]
[2]
Я видел лучшие умы моего поколения разрушенные безумием, умирающие от голода истерически обнажённые,
волочащие свои тела по улицам чёрным кварталов ищущие болезненную дозу на рассвете,
ангелоголовые хиппи сгорающие для древнего божественного совокупления со звёздным динамо в механизмах ночи,
кто беден и одет в лохмотья со впалыми глазами бодрствовал курил в призрачной темноте холодноводных квартир плывущих по небу через городские купола в созерцании живой энергии джаза,
кто распахнул свой разум для Рая под Луной и видел мусульманских ангелов колеблющимися на светящейся крыше обители,
кто прошёл свои университеты с дерзким сиянием в глазах галлюцинируя о трагедии Арканзаса и знаменитости Блейка среди знатоков войны,
кто был изгнан из академий за безумие и начертание грязных од в глазницах черепа,[3]
кто трясся в страхе в неприбранных комнатах в нижнем белье сжигая деньги в корзинах для мусора прислушиваясь к Ужасам за стеной,
кто был схвачен в лобковых джунглях возвращаясь из Ларедо с взрывной эйфорией травки для Нью-Йорка,
кто пожирал огонь в пьяных отелях Парадайз Аллей[4] или пил скипидар в переулках рая, или истязали свои тела ночь за ночью,
с мечтами, с наркотиками, с ночными кошмарами, алкоголем и членом и бесконечными совокуплениями,
несравнимые слепые улицы дрожащих облаков и молний скачущие к полюсам Канады и Патерсона освещая неподвижный мир времени лежащий меж ними,
пейотовая надёжность залов кладбищенские рассветы зелёных деревьев на заднем дворе, винное опьянение над крышами, витрины магазинов Нью-Йорка последний приход джанки мигающий неон габаритных огней, солнце и Луна и дрожь деревьев в ревущие зимние сумерки Бруклина, пепельная напыщенность и податливое восприятие королевского ума,
кто приковал себя к подземке для вечного пути от Бэтери к святому Бронксу на бензендрине пока шум колёс не свалили их дрожащих с разорванными ртами и разбитых в унынии прилежного ученика высушенном блеском в сумрачном сиянии Хаоса,
кто всю ночь тонул в наркотическом сиянии Бикфорда всплывал и просиживал день над выдохшемся пивом в опустошённом Фугази, слушая треск страшного суда из атомного музыкального автомата,
кто семьдесят часов беспрерывно говорил от парка до своей берлоги бара Бельвью музея Бруклинского моста,
потерянные армии платонических болтунов прыгающих в чаши со святой водой с пожарных лестниц подоконников Эмпайр Стейт луны,
треплющихся кричащих блюющих шепчущих факты воспоминания анекдоты удары в глаз и потрясения больниц тюрем войн,
разум изрыгнут в последнем воспоминании в семь дней и ночей с сияющими глазами, мясо для Синагоги как блевотина на тротуаре,
кто исчез в небытии Дзена Нью Джерси оставив след неясных открыток из Атлантик Сити,
страдая от восточной жары и танжерской ломоты в костях китайских мигреней и синдрома острого отнятия в меблированных комнатах Нью Арка,
кто странствовал по вокзальной площади в полночь раздумывая куда пойти, и уходил, не оставляя разбитых сердец,
кто судорожно курил в товарных вагонах товарных вагонах товарных вагонах грохочущих сквозь снега навстречу одиноким фермам нарушая тишину патриархальной ночи,
кто разучивал Плотина[5] По Сан Хуана де Ла Круса телепатию и бит Каббалу потому что мировая гармония инстинктивно билась у их ног в Канзасе,
кто скитался по улицам Айдахо в поисках химерических индейских ангелов обернувшихся химерическими индейскими ангелами,
кто думал что лишь сошёл с ума когда Балтимор мерцал в фантастическом экстазе,
кто прыгал в лимузины с китайцем из Оклахомы в порыве зимнего полуночного уличного света дождя в маленьком городе,
кто голодный и одинокий бездельничал в Хьюстоне в поисках джаза секса нитроглицерина, бежал за прекрасным испанцем чтобы поспорить об Америке и Вечности, безнадёжный разговор, а затем уплывал в Африку,
кто исчезал в вулканах Мексики оставляя лишь тени рабочих брюк лаву пепел поэзии рассеянный в камине Чикаго,
кто появлялся на Западном побережье следил за ФБР бородатый в шортах с огромными пацифистскими глазами сексуальным загаром разбрасывающий странные листовки,
кто сигаретами прожигал дыры в руках протестуя против наркотического дурмана капиталистического табака,
кто раздавал сверхкоммунистические памфлеты в Юнион Сквер стеная и обнажаясь пока сирены Лос-Аламоса[6] заглушали их причитаниями, и плакали у Стены, и паром на Стейтен Айленд тоже ревел от отчаяния,
кто плача падал на колени в белых спортивных залах обнажённые и дрожащие перед механизмами других скелетов,
кто кусал детективов в шею и восторженно вопил в полицейских машинах будучи виновны лишь в сфабрикованной педерастии и пьяном возбуждении,
кто вопил на коленях в подземке и его стаскивали с крыши а он тряс гениталиями и святыми манускриптами,
кто позволял байкерам-святошам оттрахать себя в зад, и стонали от удовольствия,
кто отсасывал и кому отсасывали эти человеческие серафимы, морячки, ласки Атлантики и Карибской любви,
кто дрочил утром вечером в цветниках траве парков и кладбищ одаряя своим семенем каждого кто шёл кто мог,
кто лишь безостановочно икал пытаясь засмеяться и задыхался в рыданьях за перегородкой в турецкой бане когда светловолосый и обнажённый ангел приходил чтобы пронзить его мечом,
кто потерял своих любовников у трёх дряхлых мегер судьбы одноглазая мегера гетеросексуального доллара одноглазая мегера что мерцает во тьме утробы одноглазая мегера что лишь протирает задницу обрезая золотую нить сознания на галлюциногенном ткацком станке,
кто совокуплялся исступленно и жадно с бутылкой пива любовником пачкой сигарет свечой и валился с кровати, продолжал на полу и дальше по комнате ослабев замирал у стены с видением Великой Пизды кончая ускользающим сознанием,
кто наполнял благоуханьем объятья миллионов девушек дрожащих на закате, и просыпался с красными глазами готовый усладить мгновение рассвета, сверкающие ягодицы под амбаром обнажённую в озере,
кто прошёл разврат в Колорадо в мириадах угнанных ночью машин, Н.К.,[7] тайный герой этих стихов, человек-член и денверский Адонис в восхищённых воспоминаниях бесчисленных девчонок ложившихся с ним на пустых стоянках и задних дворах закусочных, шатких рядах кинотеатров, на вершинах гор в пещерах или задранных юбок суровых официанток в знакомых придорожных кафе конечно же солипсизмов туалетов тайных заправок, и аллей родного города,
кто медленно исчезал в бесконечно мерзких фильмах, переносился в мечты, внезапно очнувшись на Манхэттене, выползал из подвала с похмельем от бессердечного Токайского и ужасов непробудных снов Третьей авеню и спотыкался о пороги бирж труда,
кто брёл всю ночь в ботинках полных крови по заснеженным докам ожидая открытия дверей в Ист-Ривер ведущих в комнаты полные жестокой жары и опиума,[8]
кто создавал великие драмы суицида в квартирах в кренящихся небоскрёбах Гудзона в голубом свете военных прожекторов луны и кто будет коронован забвением,
кто ел баранье жаркое воображения и переваривал краба у илистого устья рек в Бауэри,
кто плакал над любовными приключениями улиц с тележками полными слёз и плохой музыки,
кто сидел в гробу под мостом пытаясь дышать в темноте, поднимаясь чтобы поставить клавесин в голубятне,
кто заходился в кашле на шестом этаже в Гарлеме оглушён страстью под чахоточным небом окружён апельсиновыми клетями богословия,
кто всю ночь марал бумагу трясся и вертелся над божественными заговорами которые наутро оказывались стансами безумию, Я
кто варил борщ и тортильи из гниющих зверей лёгких сердец лап хвостов мечтая о царстве чистого вегетарианства,
кто кидался под грузовики с мясом в поисках колёс,
кто бросал часы с крыш отдавая свой голос за Вечность вне времени, и каждый день будильники падали им на головы ещё десять лет,
кто трижды резал вены последовательно безуспешно, сдавались и были вынуждены открыть антикварные магазинчики где думал что стареет и плакал,
кто заживо сгорел в невинных фланелевых пижамах на Мэдисон Авеню среди разрывов свинцовых строк и нестройной дроби каблуков солдат моды и нитроглицериновых воплей рекламных фей и горчичного газа зловещих интеллигентных редакторов, или был раздавлен пьяными таксистами Абсолютной Реальности,
кто прыгнул с Бруклинского моста и это действительно было и ушёл не узнанный и всеми забытый в призрачное оцепенение ресторанных аллей Чайнатауна и пожарные машины, без халявного пива,
кто пел в окнах от безысходности, выпав из окна метро, прыгнул в презренный Пассаик, набрасывался на негров, крича на улицах, танцуя босиком на битых винных бокалах разбивая пластинки с ностальгическим немецким джазом Европы тридцатых хлестал виски блевал в туалетах тяжело дыша, стоны и грохот огромных паровых гудков ушах,
кто нёсся по дорогам прошлого странствуя друг к другу хотрод Голгофа видение тюремного одиночества или инкарнации джаза в Бирмингеме,
кто проносился сквозь страну за семьдесят два часа чтобы узнать было ли у меня у тебя у него видение чтобы познать Вечность,
кто приехал в Денвер, умер в Денвере, вернулся в Денвер в тщетном ожидании, кто затаился и размышлял в одиночестве в Денвере и наконец уехал чтобы догнать Время, и теперь Денвер одинок без своего героя,
кто падал на колени в безбожных храмах молясь за спасение друг друга за свет и груди, пока душа на мгновение не вспыхивала в волосах,
кто без приглашения врывался в тюрьму своего разума ожидая невероятных златоглавых преступников с шармом реальности в сердце которые пели сладкий блюз Алькатрасу,
кто возносился в Мексику чтобы привить привычку, или в Скалистые горы оказать уважение Будде в Танжер к мальчикам в Сазерн Пасифик к чёрному локомотиву, в Гарвард к Нарциссу в Вудлоун к гирлянде маргариток или могиле,
кто нуждался в приговоре здравого ума обвиняя радио в гипнотизме оставлен со своим безумием руками и повесившимися присяжными,
кто кидался картофельным салатом на лекциях по дадаизму а потом оказывался на гранитных ступенях сумасшедшего дома с бритыми головами бурлескными речами о самоубийстве, настаивая на немедленной лоботомии,
и кому давали взамен каменную пустоту инсулина метразола электричества гидротерапии психотерапии трудотерапии пинг-понга и амнезии,
кто всерьёз протестуя перевернул лишь один символичный стол для пинг-понга, заканчивая выступление краткой кататонией,
кто годы спустя вернулся весь лысый только кровавый парик, слёзы и полицейские ищейки, к страшному приговору сумасшедшим в тюрьмах бешеных городов Востока,
зловонные залы штата Пилигримов Рокленда Грейстоуна, пререкания с отзвуками души, колеблясь и гремя на скамьях полуночного одиночества в каменных королевствах любви, сны о жизни становятся кошмарами, тела обращены в камни огромные как луна,
с навсегда за***нной матерью, последней волшебной книгой выброшенной из окна обители, и последней дверью закрытой в четыре утра, и последним телефоном брошенным в стену в ответ, и последней меблированной комнатой душевно опустошённой, жёлтая бумажная роза накрученная на проволоку виселицы в клозете, да и то в мечтах, ничего кроме бессмысленной частички галлюцинации —
о, Карл, я беспокоюсь когда ты в опасности, и теперь ты в самом деле в животной похлёбке времён,
и кто бежал по ледяным улицам преследуем внезапным алхимическим озарением о применении эллипса каталога переменной степени и самолётной вибрации,
кто грезил совершал телесные прорывы во времени и пространстве сопоставлением образов, и загнал архангела души в угол между 2 визуальными образами и соединил простые глаголы и существительные и энергию сознания скача с ощущением Pater Omnipotens Aeterna Deus[9]
чтобы воссоздать синтаксис и размер жалкой людской прозы и встать перед тобой бессловесным жалостливо дрожащим, отвергнутым но признающим душу подчиняющимся ритму разума в нагом и бессчётном стаде,
безумные бродяги и ангелы битники во времени, безвестные, но оставляющие слова что могут быть сказаны после их смерти,
и воскресающие перевоплощёнными в призрачных одеяниях джаза в златой тени горна выдувающие ради любви страдания нагого разума Америки eli eli lamma lamma sabacthani[10] саксофонного соло заставлявшего город трепетать перед радио
с сердцем полным поэзии жизни вырванным из собственного тела годным в пищу тысячи лет.
II
Кто он сфинкс из бетона и алюминия расколовший их черепа и выевший их мозг и воображение?
Молох![11] Одиночество! Отбросы! Уродство! Глубинные бомбы и недоступные доллары! Дети кричащие под лестницами! Мальчики задыхающиеся от слёз в армиях! Старики причитающие в парках!
Молох! Молох! Ночной кошмар Молоха! Ненависть Молоха! Молох в мыслях! Молох жестокий судья человечества!
Молох непостижимая тюрьма! Молох скрещённые кости бездушных темниц и Конгресс страданий! Молох чьи здания приговор! Молох огромный жернов войны! Ошеломлённые правительства Молоха!
Молох чей разум идеальный механизм! Молох чья кровь денежные реки! Молох чьи пальцы суть десять армий! Молох чья грудь динамо человеконенавистничества! Молох чей слух дымящаяся гробница!
Молох чьи глаза как тысячи слепых окон! Молох чьи небоскрёбы стоят на бесконечных улицах словно вечные Иеговы! Молох чьи фабрики мечтают каркая во мгле! Молох чьи трубы и антенны коронуют город!
Молох чья любовь несчётные нефть и камень! Молох чья душа электричество и банки! Молох чья бедность видение гения! Молох чья судьба бесполое водородное облако! Молох имя тебе Разум!
Молох где я так одинок! Молох где мне являются Ангелы! Безумство в Молохе! Евнух Молох! Молох жаждущий любви и мужчин!
Молох что так рано ворвался в мою душу! Молох в тебе я бестелесный разум! Молох вырвавший меня из природного экстаза! Молох которого я отвергаю! Проснись в Молохе! Свет струится на тебя с небес!
Молох! Молох! Бездушные квартиры! призрачные пригороды! сокровищницы останков! слепые столицы! индустрии демонов! призрачные народы! всесильные психушки! гранитные члены! ужасные бомбы!
Они сломали спины вознося Молоха в Рай! Мостовые, деревья, радио, массы! возносящие город к небесам Раю что на земле и повсюду вокруг нас!
Видения! предсказания! галлюцинации! чудеса! экстаз! всё утонуло в Американской реке!
Мечты! обожания! озарения! религия! корабли чувственного говна!
Прорывы! на ту сторону реки! удары и распятия! всё унесено неумолимым потоком! Кайф! Эпифания! Отчаяние! Десятилетие звериного воя и самоубийств! Умы! Новые влюблённости! Безумное поколение! разбилось об основание Времени!
Священный смех над рекой! Они видели это! дикие взгляды! священные лозунги! Прощай! Они спрыгнули с крыши! в пустоту! размахивая! цветами в руках! вниз к реке! на улицу!
III
Карл Соломон! Я с тобой в Рокленд[12]
где ты безумней меня
Я с тобой в Рокленд
где ты словно чужой
Я с тобой в Рокленд
где ты подделываешь тень моей матери
Я с тобой в Рокленд
где ты убил двенадцать своих секретарш
Я с тобой в Рокленд
где ты хохочешь над тайными остротами
Я с тобой в Рокленд
где мы два великих писателя с одной ужасной машинкой
Я с тобой в Рокленд
где об угрозе твоему здоровью говорят по радио
Я с тобой в Рокленд
где гробницы черепа не вмещают больше червей чувств
Я с тобой в Рокленд
где ты пьёшь чай с молоком старых дев Утики
Я с тобой в Рокленд
где ты потешаешься над телами сиделок этих гарпий Бронкса
Я с тобой в Рокленд
где ты вопишь в смирительной рубашке проиграв в пинг-понг над бездной
Я с тобой в Рокленд
где ты бьёшь по клавишам кататонического пианино ибо душа безгрешна и бессмертна она не должна умереть оставленной богом в укреплениях психушки
Я с тобой в Рокленд
где ударам электрошока уже не вернуть твою душу уже не вернуть твою душу из паломничества ко кресту в пустоте
Я с тобой в Рокленд
где ты обвиняешь врачей в безумии готовя иудео-социалистический заговор против фашистской народной Голгофы
Я с тобой в Рокленд
где ты разорвёшь небеса над Лонг-Айлендом и выкопаешь труп Иисуса из гробницы сверхчеловека
Я с тобой в Рокленд
где двадцать пять тысяч безумных товарищей хором поют последние строки Интернационала
Я с тобой в Рокленд
где под покрывалом мы целуем сжимая в объятьях Соединённые Штаты которые кашляют по ночам мешая нам спать
Я с тобой в Рокленд
где мы вырваны из комы рокотом аэропланов наших душ зависших над крышей чтобы сбросить ангельские бомбы госпиталь озаряется изнутри рушатся стены воображения О бегите отсюда легионы страждущих О усыпанный звёздами шок милосердия здесь войны длятся вечность О победа сорвите с себя одежды мы свободны
Я с тобой в Рокленд
в моих снах ты истекая кровью плача возвращаешься из плавания по автострадам сквозь Американскую пустыню к дверям моей обители в Западной ночи
Сан Франциско, 1955―1956.
Переведено в ноябре 2001 — феврале 2002, Москва — Чесноково.
Подстрочник к Воплю
Святой! Святой! Святой! Святой! Святой! Святой! Святой! Святой! Святой! Святой! Святой! Святой! Святой! Святой! Святой!
Мир свят! Душа свята! Кожа свята! Нос свят! Священны язык и член и ладонь и дырка в заднице!
Всё свято! Все святы! святость повсюду вокруг нас! каждый день бессмертен в вечности! Каждый человек ангел!
Зад свят как серафим! Безумец безгрешен как ты и моя душа!
Священна машинка поэма священна голос свят печи святы экстаз свят!
Святой Питер[13] Святой Аллен Святой Соломон Святой Люсьен[14] Святой Керуак Святой Ханк Святой Берроуз Святой Кэссиди святы оттраханные и страждущие нищие святы ужасные человеческие ангелы!
Свята моя мать в сумасшедшем доме! Святы члены дедов Канзаса!
Свят стонущий саксофон! Свят апокалипсис бопа! Святы джаз бэнды марихуана хипстеры мир пейотль и колёса!
Свято уединение небоскрёбов и мостовых! Святы кафетерии запружённые миллионами! Святы текущие по улицам мистические реки слёз!
Свят одинокий Джагернаут![15] Свято баранье мясо среднего класса! Святы безумные пастыри бунта! Кто окопался в Лос-Анджелесе и есть Лос-Анджелес!
Свят Нью-Йорк Свят Сан-Франциско Святы Пеория и Сиэтл Свят Париж Свят Танжер Свята Москва Свят Истанбул!
Свято время в вечности свята вечность во времени святы часы в космосе свято четвёртое измерение свят пятый интернационал свят Ангел Молоха!
Свято море свята пустыня свята железная дорога локомотив святы видения святы галлюцинации святы чудеса свято глазное яблоко свята бездна!
Святы прощение! сострадание! милосердие! вера! Святы! Наши! Тела! Страждущие! великодушия!
Свята сверхъестественная экстраординарная сияющая мудрая доброта души!
Беркли, 1955.
Переведено в феврале 2002 года, Москва.
Примечания
1
В 1949 году Гинзберг был вовлечён в аферу с краденными вещами и угнанной машиной. Чтобы избежать тюремного заключения, он восемь месяцев провёл в госпитале Рокленд-Стейт, где проходил курс психиатрического лечения. Там он познакомился с Карлом Соломоном (Carl Solomon), которому и посвящена эта поэма, будущим издателем «Джанки», первого романа Уильяма Берроуза.
(обратно)2
Необходимо отметить, что существуют ещё два перевода «Вопля» — Мансура Мировалева и Валерия Нугатова. Первый грешит пропусками и лексикологическими неточностями, второй слишком далёк от оригинала (возможно, в скором времени мной будет выполнен компаративный перевод «Вопля»). При переводе я пользовался тем же правилом, что и все битники — «первая мысль лучшая мысль». (Керуак сравнивал творческий процесс с оргазмом — поток слов, выплескивающийся на бумагу, даёт энергетическую разрядку разуму). Замена множественного числа слова «кто» на единственное в первой части поэмы намеренна и связана со следующей позицией переводчика — «Вопль» утратил ту функцию, которой обладал в конце пятидесятых и в шестидесятых, а именно — функцию гимна.
Удивительно, что Мировалевым и Нугатовым игнорировался «Подстрочник к Воплю» (“Footnote to hole”).
Гинзберг впервые прочитал поэму на чтениях битников в Сан-Франциско в 1955 году, через год «Вопль» был издан в Париже. Часть тиража была задержана в Сан-Франциско таможенной службой. Гинзбергу было предъявлено обвинение в непристойности, а книгу отдали под суд. Гинзберг выиграл процесс, и поэма была напечатана в штаб-квартире битников — издательстве «Сити Лайтс».
(обратно)3
Гинзберг был исключён из Колумбийского университета за «антиобщественное поведение».
(обратно)4
Paradise Alley — место действия «Подземных» («Subterraneans»), романа Джека Керуака.
(обратно)5
Плотин (ок. 204/205―269/279) — древнегреческий философ, основатель неоплатонизма.
(обратно)6
Лос Аламос — городок в штате Нью-Мексико, один из центров атомных испытаний.
(обратно)7
Н.К. — Нил Кэссиди (Neal Cassady, 1925―1968) — поэт, художник, музыкант, прототип Дина Мориарти в романе Джека Керуака «В дороге» («On the road»), был любовником Гинзберга.
(обратно)8
В данном эпизоде речь скорее всего идёт о Герберте Ханке (Herbert E. Huncke, 1915―1986) — американском прозаике, наркомане и пьянице, первом гуру Берроуза, Керуака и Гинзберга, познакомившем их с бит-субкультурой. Фигура Ханке появляется в раннем романе Керуака «Городок и город» («The town and the city»), романе Берроуза «Джанки», скетчах Карла Соломона и Ирвинга Розенталя (Irving Rosenthal). Джек Керуак писал в статье «Происхождение разбитого поколения» (1959): «Впервые я увидел хипстеров, слоняющихся вокруг Таймс-Сквер, в 1944 году, и, честно говоря, в особый восторг они меня тогда не привели. Один из них, Ханке из Чикаго, подошел ко мне и сказал: «Чувак, я разбитый…» («Man, I’m beat…») Я моментально понял, что этот человек имел в виду». (Перевод Алекса Керви).
(обратно)9
Pater Omnipotens Aeterna Deus — Отец Всемогущий Вечный Бог (лат).
(обратно)10
Последние слова Иисуса на кресте: «А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или, лама савахфани, то есть: Боже мой, Боже мой! для чего Ты Меня оставил?» (От Матфея, 27:46).
(обратно)11
Молох (греч.) или Молех (евр.) — почитавшееся в Палестине, Финикии и Палестине божество, которому приносились человеческие жертвы, особенно дети. Еврейский корень mlk означает «царь» и неоднократно упоминается в Ветхом Завете («Из детей твоих не отдавай на служение Молоху, и не бесчести имени Бога твоего» — Левит, 18:21). Согласно одному из предположений, Молох — обозначение самого ритуала жертвенного сжигания людей, позже принятое за наименование божества. Местом отправления культа был тофет в долине Хинном (отсюда происходит «Геенна огненная»). Иудейский царь Иосия уничтожил тофет, человеческие приношения совершали лишь цари-отступники — Ахаз и Манассия. Практика сожжения людей была возобновлена Инквизицией.
(обратно)12
Скорее всего имеется в виду госпиталь Рокленд-Стейт, а не город Рокленд как таковой.
(обратно)13
Питер Орловски (Peter Orlovsky) — русский эмигрант, друг круга битников, с которым Гинзберг встретился в 1954 году после того как увидел его портрет, выполненный Робертом ЛаВином (Robert LaVigne). Орловски вместе с Гинзбергом участвовал в сидячей забастовке у плутониевого завода в Роквеле (Rockwell), 14 июля 1978 года, в день когда была закончена «Плутониевая Ода» (Plutonian Ode) Гинзберга.
(обратно)14
Люсьен Карр (Lucien Carr) — друг круга битников, представивший Гинзберга, Берроуза и Керуака друг другу, ему посвящена «Плутониевая Ода».
(обратно)15
Джагернаут — Джаганнатха («владыка мира») — в индуистской мифологии поздняя аватара Вишну-Кришны, наиболее чтимая в Бенгалии и Ориссе.
(обратно)
Комментарии к книге «Вопль», Аллен Гинзберг
Всего 0 комментариев