«Эпистолярий»

 

 ЭПИСТОЛЯРИЙ

 ( роман в письмах, 3 части)

 

 

 г. Екатеринбург 2000. Альберт Зинатуллин.

 

 Издатель не считает эту версию единственно верной

 в хронологическом и композиционном смысле.

 Читатель может сам смоделировать Книгу

 на свой вкус и по своему разумению.*

*) Здесь и далее - Прим. Издателя.

 «… и имя ему было Агасфер».

 Апокриф.*

 

 

 

 ГНОМОН *

 

 ЧАСТЬ 1

 

 ***

 

… Я писал тебе в Балх, но никто не ответил из Балха,

Как потом не ответил из Рима. Вернулись назад

Мои письма… Слепцу будет вечно показывать палка

То, чего никогда не сумеют увидеть глаза!

Так и мне - при свечах и без свеч…

Взять, хотя бы вот это! -

Хорошо его помню - вернулось ко мне на пути

Из… неважно куда. Помню, было дождливое лето

И в промозглой гостинице, разве что мёртвый не пил.

Было странно узнать

 на глазах постаревшее слово…

Я сложил пополам - и себя пополам вместе с ним.

Мой «посланец» вернулся оборванный, жирный от плова,

Значит, нет никого… Что же - мир Его праху. Аминь!

Возвращаясь, они засыпают со мной вперемешку -

Постояльцы карманов… Ещё хороши - пояса…

И мерещатся мне, просыпаясь в дешёвых ночлежках,

Под бумажными веками чьи-то чужие глаза!

…Это шутка была! В смысле - с письмами… И всё такое!

Нам с подружкой казалось тогда - это смех, умереть!

Я сидел сочинял. И обняв, сквозь окно улыбалась…

И тогда показалось, что всё ещё можно успеть.

…Ещё можно успеть

 написать наши лучшие вещи,

Ещё можно по пьяни кому-нибудь в бубен набить.

Но уже одиночеством тянет от нескольких женщин,

Тех, которые нас ещё могут спокойно забыть.

Ещё можно купить неплохую рубашку из ситца,

Ещё можно успеть постирать и погладить её.

Только каждую ночь всё сильнее желанье напиться,

Как уродец в спирту - лунный мякиш в стакане плывёт.

Можно вновь захватить Телефон, Телеграф или Почту,

Всех сирот накормить, а ещё голубей и калек…

Полистай на досуге, а там - или выкинь… Как хочешь.

Только мне не пиши ничего, ради бога, в ответ!

Если Тот, Кто везде и нигде - Пусть на долю мгновенья!..

Если Свет Её глаз - Хоть чуть-чуть!

 Я надеюсь, тогда

Я смогу попросить - ни покоя, ни славы - забвенья…

И надеюсь, что больше не встречу тебя никогда.

 ***

 

В отчаянье и одиночестве

пускаюсь я в путь,

без надежды

когда-нибудь даже приблизиться к цели...

Над головой,

тишиною ожившею вдруг,

кружится птица

в полузабытом веселье…

Безместная… Ей

хорошо с высоты различимы

и призраки, и люди, и следы.

Иллюзии

так ясны нестерпимо...

Прекрасное не требует воды.

Хрустит песок,

вот я и встретил друга...

Он умер

безмятежно и легко -

от времени. От этого недуга

еще не выздоравливал никто.

Открываю глаза... Мотыльки...

Мотыльки не кусаются, знаю.

Закрываю глаза, понимаю -

всё к зиме, даже это к зиме...

Я остался один на земле

и скользят молодые улитки

по глазам, где-то там...

в глубине.

 

 ПИСЬМА НА ВОСТОК *

 ***

Опиум, деньги, оружие, шёлк, благовонья...

О, не однажды ходил я из Мекки в Медину.

Хадж мой был скромен, увы, я возил контрабанду -

Деньги, оружие, опиум, шёлк, благовонья.

О, не однажды ходил я из Мекки в Медину...

Не обольщайся, несчастный, улыбкам. Их твёрды улыбки.

Как под халатом дамасская сталь и лукавы,

Как под чадрою их тёмные лица и томны.

Здесь ты умрёшь - и теперь я спокоен, несчастный.

Как под халатом дамасская сталь их улыбки...

Не опасайся ни пули моей, ни отравы,

Я не пошлю ни отравы тебе и ни пули -

Нет мне нужды ни в отраве, ни в пуле, несчастный...

Здесь ты умрёшь. И теперь я впервые спокоен.

Не опасайся ни пули моей, ни отравы.

Каждою ночью, терзая пронзённую пери,

В ласках забывшись, на теле её что ты ищешь?

Ты не найдёшь ни покоя на нём, ни забвенья,

Каждою ночью терзая пронзённую пери...

Смерть будет первой спокойною ночью твоею:

Слово, которое ты уронил на базаре,

Взгляд, чересчур откровенный, и запах курилен

Сами найдут тебя, сами и мягкой петлёю

Смерть - будет первой спокойною ночью твоею.

Мне всё равно - обокрал ты меня или предал,

Всё, о несчастный, прощаю, и даже подсвечник!

Ведаю, где ты укрылся... Безумный, опомнись!

Это Восток! Не трепли языком и не шляйся,

Вдруг повезёт - и язык твой поганый не вырвут.

Не выходи никуда. Если буду в Багдаде,

Дам тебе знать. С уваженьем, такой-то.

О, не однажды ходил я из Мекки в Медину...

 ***

В бронзовом зеркале дремлет луна Рамадана.

Будешь в Ширазе, купи себе два ятагана.

Именно два, ятаганами славен Шираз...

Мне не бери, и без них мне на сердце погано.

Дремлет луна Рамадана, и в Мерве - луна,

Надо мне в Мерв, там грустит дорогая Она.

Мервского пурпура мерзкая льётся струя,

Ткань я тебе наливаю, как будто вина -

Сшей себе что-нибудь, мне же пришли... что-нибудь!

Лучше вина, чтобы мог я тихонько вздохнуть,

Памяти птицу ленивую бросив навстречу

Птице ленивой твоей укорачивать путь.

Будет луна Рамадана на бронзовой глади

Мне повторять отраженья, как буквы в тетради,

Буквы в слова... Знаешь, в Мерв надо мне до зарезу -

В Мерве глаза у Неё тяжелей виноградин.

Пусть - караван, пусть - сарай, пусть - луна Рамадана

Дремлет себе в этом зеркале! Три ятагана,

Будешь в Ширазе, купи! Вдруг и мне пригодится...

Пью за Неё! За тебя! Мин синэ яратам! -

В зеркале бронзовом

Дремлет луна

Рамадана. 

 ***

Как Ибрахим с Джалилёй, или сын Шахрамана...

Помнишь ли ты Бадрбасима историю? Знаешь,

Этот Восток! Я не знаю, куда ты поедешь,

Если в Багдад - навести мою нежную Пэри.

Вся она, словно побег молодого бамбука! -

Перси у ней - пусть отсохнет курдюк у барана...

Губы её - позабудешь, ей-богу, про перси!

Будешь в Багдаде, зайди к моей ласковой Пэри.

Вся она, как бы сказать, дуновенье жасмина,

Ноздри её - помнишь, я привозил два рапана?

Шея у ней, словно рыбка в дрожащих ладонях,

Ростом она... Поезжай, всё равно не поверишь...

О всемогущий, храни мою нежную Пэри!

Мысли её - слабосильные ножки сайгака,

Зад у неё - плод созревшей и треснувшей айвы,

Поговори с ней - ни с чем не сравнимое счастье!

О всемогущий, храни мою нежную Пэри!

Ласки её - любопытные глазки верблюда,

Воды арыка - её беспокойные глазки,

Кожа у ней... закажи мне халат у Махмуда,

Будешь в Багдаде. И к Пэри зайди, не стесняйся.

Зубы у ней, как ты знаешь... да вряд ли ты знаешь,

Лучше про бёдра - про бёдра отдельная песня! -

Ходит она… Слава богу, вообще ещё ходит.

Если придёт... в общем, горб у неё, не пугайся.

О всемогущий, храни мою нежную Пэри!

Помнишь ли ты Бадрбасима историю? Знаешь,

Этот Восток!.. я не знаю, куда ты поедешь,

Если в Багдад... Хотя, если честно, дружище,

Нужен ты ей, как верблюду моя тюбитейка.

О всемогущий, храни мою нежную Пэри!..

 ***

Тёмен Восток, как зрачок у верблюда и томен,

Томен, как пэри и тёмен, как волосы пэри.

Разве ты знаешь Восток? Ты не знаешь Востока -

Камень бесплодный, он весь - дуновенье жасмина!

Томен, как пэри и тёмен, как волосы пэри.

Разве забудешь бездонные ночи Ирана?

Вязнут ресницы в арабской дурманящей вязи.

Выйди к колодцу! Вернёшься, наполнив водою,

Той, что в пустыне... но эта - пусть будет для сердца.

Разве забудешь бездонные ночи Ирана!

Выйди к колодцу, иди с караваном на Запад,

Где завершается мир голубою пустыней...

Разве забудешь сияние Демер-базыка? -

Там бедуины, песок и начало вселенной.

Разве забудешь сияние Демер-базыка!

Сядь у костра. Простота и величие мира

Разве нам ведомо? Я же прощаюсь с тобою.

В сердце моём будут звёзды, и ты, и пустыня,

Звёзды, пустыня, и ты в самом сердце пустыни,

В сердце которого - я, и пустыня, и звёзды...

Разве забудешь сияние Демер-базыка?

Разве забудешь бездонные ночи Ирана?

Вязнут ресницы в арабской дурманящей вязи.

Выйди к колодцу, вернёшься, наполнив водою,

Той, что в пустыне!.. но эта - пусть будет для сердца.

Разве забудешь сияние Демер-базыка?..

 ОЖИДАНИЕ В КИТАЕ *

 ***

Одинокий китаец стучит молотком по Харбину.

Так стучит, что, должно быть, в Пекине услышат!

Чуток сон Императора - рисовой водки

Император не пил. Предрассветным Харбином любуюсь...

Вот уже месяц, как я проживаю легально,

Может быть два, может - года, а может года...

Веткой цветущей в лазурную чашку склоняю

Узкое горло бутылки... Всплеск в тишине.

Архитектора Пагод глаза обретают разрез,

Скулы такие - соседи потрогать приходят!

Дождь моросит, набухает дорога и печень -

Дрянь ремесло у шпиона в осеннем Китае.

Пахнет циновка речным тростником и водою,

Я маскируюсь... Секрета же нет никакого -

Веткой цветущей в лазурную чашку склоняешь

Узкое горло бутылки... Всплеск в тишине!

Гулок туман в предрассветном Харбине. Повсюду

Слышатся тихие всплески. Вот снова раздался! -

Громом догадка ударила! - я не в Китае!

Нету Китая!.. За рисовой снова спускаюсь.

Рано настала и тёплая в этом году

Осень в Провинции. В лица гляжу с подозреньем,

Крепко держу пожелтевшей ладонью за горло

Тёплую склянку, из лавки к пруду возвращаясь.

Нету Китая! Какая печальная повесть!..

О, мой потерянный рай! О, мечта золотая!

Лёгкой кувшинкой любуюсь у края запруды,

С плачем клонюсь к отраженью... Всплеск в тишине.

 ***

Когда потемнеет Янцзы от обилия вод,

А ветер из рощи поманит незримую тварь,

Сырые кувшинки утонут у края болот -

Я всю эту ночь не буду гасить фонарь.

Когда свежий ветер поднимет меня под одежду,

А вместо надежды лишь пепел и лёгкая гарь -

Смотрю на Восток. Прорастает сквозь тело орешник...

Я всю эту ночь не буду гасить фонарь.

Кто заговор наш, словно хрупкую чашку разбиться -

Ах! И осколков не склеишь! Проходит январь,

Смотрю в облака и люблю узнавать твои лица.

Я всю эту ночь не буду гасить фонарь.

Кружатся птицы и дни рассыпаются щедро,

Алыми вишнями пачкая мне календарь;

Сижу дотемна и смотрю на прозрачные кедры -

Я всю эту ночь не буду гасить фонарь...

 ***

Ах, Шаньдунь голубой! Где твоя полноводная Пу?

Сердце моё обезвожено долгой разлукой.

По склону карабкаясь, в сумку гляжу с удивленьем:

Цветок я сорвал - и вот уже он увядает!

Оставляю тебе, маожуй мой любезный,

Целый Китай - с Императором, рисом и мясом.

Письма свои... забиваю в дупло

Старому кедру. С любовью к тебе забиваю.

Имя твоё я не помню, цветок мой арбузный,

Я и своё-то порой вспоминаю часами -

Помню последнюю букву и две в середине...

Так что уж не обессуть, гаолян мой кустистый.

Тысячи ли разделяют меня и миноги.

Бордо и миноги! И тысячи ли между нами!

Да!прилагаю секрет маскировки и пару юаней -

Вспомни меня, предрассветным Харбином любуясь!

Что я здесь делаю все эти годы - не знаю...

С шёлком я выяснил - это какие-то черви.

Я их боюсь. Они дохнут всё время. С фарфором -

Сами, кричат, покупаем. Да бог с ним, с фарфором! -

Случай смешной приключился со мной на границе;

Здешний начальник меня агитировал, дескать,

Имя мне - Дань, а фамилия - Ли, ты - хранитель,

Главный хранитель архива в неведомом Чжоу...

Я соглашаюсь, он просит меня задержаться.

Дескать, прославлена мудрость моя в Поднебесной!

Вот ведь зараза,- подумал я, нежно кивая,-

Слушай же песню мою, караван мой заблудший:

Тьма вытекает из света (ну, сам понимаешь),

Дети из матери. Трогал ты в озере рыбу?

Сеешь пшеницу, а вырастает? - вот так вот...

Разбей своё знание!.. Чувствуешь лёгкое Дао?

Не торопись и дослушай, луань мой протухший.

Женщине не предлагаешь - и не получаешь отказа.

Разве уверен я в сливе, которая... (кстати -

Хочешь, поделимся?) Сладок ответ прозорливый! -

Нюхает. Что же? - возможно её уже ели...

И не однажды... Прекрасна весна на границе!

Мы расстаёмся, в дорогу даёт мне "на счастье"

Пяткою твёрдой под зад. На душе потеплело.

Тепло на душе, многие ли мне по силам.

Ты же инструкций держись и юани транжирь аккуратно.

Письма свои, если станет печально - в дупло,

Старому кедру. С любовью, цветок мой арбузный!

 В беседке на горе Мао-Шань

Помню я, помню дыханье зимы и ночлега

Мертвенный холод и посвист летящего снега.

Стар я, несносно дыхание тьмы мне и ветра -

Шляпа, по счастию, есть у меня голубая.

Жил я и шляпа целила меня голубая -

Ночью бездонной, в ненастье меня сберегая...

Время меняется - шляпа при мне остаётся,

Как и халат мой, застёгнутый справа налево.

Снова халат мой зелёный застёгнут налево,

Снова травинка раскрылась, тонка и несмела.

Шляпой своей голубою укрою травинку,

Лишь облака отряхну - вот и снова одет я.

Лишь облака отряхну и удобней устроюсь в халате...

Зреет зерно, Императору подати платят.

Знать, убивать и творить в этом сумрачном мире

Могут лишь воин, поэт и священник. Страна процветает -

Зреет зерно, Императору подати платят...

Стар я, несносно дыхание тьмы мне и ветра -

Шляпа, по счастию, есть у меня голубая.

Собственно, дело не в шляпе,

Под шляпою я понимаю,

Видишь ли - небо. И птицы по небу летают...

На горе Мао-Шань

Третьи сутки любуюсь долиной.

Что-нибудь съел, очевидно, я так понимаю.

 В лодке. Времена года.*

Светлые тучи расплылись по небу ночному -

Долго с осенних карнизов вода утекает.

...Белое поле блестит миллиардом снежинок -

Неуловимо одна в жаркой ладони исчезла.

...Чуть качнулась окации ветка прозрачная -

Женский след пузырится на мокрой дороге.

...Крепкие листья холодную влагу стряхнули -

Тёплое солнце упало на бледные пальцы.

 МЕЖДУ КРЕСТОМ И ПОЛУМЕСЯЦЕМ *

 ( воспоминанье об Испании )

 ***

Сытой отрыжкой встречает Кадис караваны,

Пальцами в тёплых носах ковыряют алькальды.

Славное время, кто хочет разжиться монетой,-

Сказал я,- Не правда ли?.. Зря я сказал эту фразу.

Бедный алькальдо бежал за мной, как угорелый!..

Я даже не думал, что так мне окажутся впору

Его башмаки. Панталоны, конечно, не очень...

Но в общем и целом смотрелось довольно неплохо.

Что знал я? испанец - всегда с собой носит наваху.

Табак завезён?.. или нет... Значит, что-нибудь курит!

Когда выпивает - щекочет за рёбра деваху...

Я, в общем, не сильно ошибся проведав Астурью.

Сизым туманом наполнена чаша долины,

Выпил до дна я её благородную горечь.

Горы Астурии! Камни в ущелиях длинных,

Полуразбойничья жизнь, Реконкиста и - полночь...

Пряности... Мёд ли, зерно или шёлк, я не знаю,

Что ещё в трюмах везли эти чёртовы мавры! -

Пряности! вот, что меня доканало... Ну, всё - вылезаю!

Лавру ли, мавру, но я,однозначно, не пара!

Скалится, нехристь, и ножиком делает знаки -

Я сразу прокоцал, мол, голову с плеч или мне же,

Скажем, лишь малую толику плоти... Да чёрт с ней! -

"Илля иль алла", - а то ещё, вправду, зарежут.

Кто мне сказал эту фразу: "Никто в Пиренеях

Даже не станет искать тебя!" Просто зас...

Тут аль-кабала! гверилья! опять же - евреи!

Между Луной и Крестом оказалось не много пространства.

Нырнув в Картахене, я вынырнул аж в Сарагосе!

Пока меня вычислят, я подлечусь и отъемся.

Жизнь как-то наладилась. Начал ходить даже в гости...

Ну, кто мне сказал эту фразу: "Никто в Пиренеях!.."

...Ещё инквизиции пышный цветок не ухожен,

Конкиста ещё и пушок на щеках не сбривала,

Ещё Барселона - и банки, и биржи, и дожи,

Ещё дуновенье!.. но слава Альгамбры увяла.

Крест превозмог и Луну, и меня, и не только...

Куда я подамся: в меджид или церковь - не чаю!

Портвейны всё хуже, всё больше подделок. Да болен

Всегда виноград, когда крестьянин нищает.

 ***

- Кто ты, путник полуночный?

Погоди, свечу я вздую...

Ты прозрачен, точно мёртвый

Дым над утреннею крышей.

Что несёшь ты под рубашкой?

- Ирис голубой несу я.

Но меня убили братья

На песках Гвадалавьяра...

Лепестки его согнулись,

Словно бабочкины крылья :

Вниз - подобьем балдахина,

Вверх - короной голубою!

Чтоб его никто не отнял,

Под рубашкой берегу я.

Но меня убили братья

На песках Гвадалавьяра...

Его мягкая корона

Легкомысленней испанской,

И в ненастье не укроет

Невесомым балдахином.

Он пропал, мой бедный ирис,

Под моей рубашкой пусто -

Я нашёл цветок заветный,

Но меня убили братья...

- Под твоей рубашкой, путник,

Пусто. Кто ты, полуночный?

- Ирис голубой ищу я -

Невесомый и прекрасный!

Лепестки его дрожали,

Словно бабочкины крылья:

Вниз - подобьем балдахина,

Вверх - короной голубою...

 * * *

Как они волновались, кидая цветы на арену!

Мы с быком, всё равно, не останемся с глазу на глаз.

Я в огромных Его вдруг увидел - серебрянный ветер,

Апельсиновой рощи живую арабскую вязь.

Он смотрел на меня и, наверное, луг золотистый

Вдруг увидел. И речки упругий коровий живот...

Как прекрасен изгиб у цыганки моей! И ключицы,

И коровьи глаза у подруги молочной Его!

Мы носились по кругу, на каждом кругу мирозданья

На песок опуская - то красный, то чёрный цветок.

Я ударил ещё и упал на горячие камни...

Если б я всё испортил, то Он бы, наверное, смог.

Я беру за рога и - целую слюнявую морду,

И в безумных глазах снова вижу, как в роще пустой -

Молодая цыганка... уходим тропинкою горной...

И серебрянный ветер звенит предрассветной звездой!

Я не стал добивать и ушёл под плевки и насмешки,

По кровавым следам, и упавшей в песок кожуре -

К заповедным лугам, где гуляем мы оба, как прежде:

Я - корову обняв, Он - с большим апельсином в руке.

 * * *

Между Бургасом, Кордовой, Саламанкой

Есть таверна "У кладбищенской стены".

На ночлег расположившись спозаранку,

Были мы с моим попутчиком пьяны.

Хоть попутчик мой - монашеского сана,

Без баклажки под щекой не засыпал,

Я же грешный... Вдруг, из рощи возле храма

Козодой на подоконник мне упал!

Vade retro!..- я едва успел скартавить,

У меня глаза торчат из головы:

Наклоняется старуха... снова манит...

Из окна цветком качая голубым.

Жёлтый мел крошится на пол, словно зубы,

У монаха в перепрыгнувших руках.

Он - в кругу зовёт божественные трубы!

Я - валяюсь у старухи в каблуках.

Раздевается она - глазам не верю...

Лишь потом, когда растаяла луна,

Уходила она долго по аллее,

И грозила долго пальцем у окна.

Между Бургасом, Кордовой, Саламанкой

Есть таверна "У кладбищенской стены".

В дальний путь пускаясь утром спозаранку,

Были оба мы с попутчиком пьяны.

Мой попутчик, хоть - монашеская ряса,

Без баклажки с той поры не засыпал!

Я же грешный... Правда, с той поры ни разу

Козодой ко мне на окна не упал.

 * * *

Между кружевом невесты

И чепцом сеньоры дряблым -

Столько времени и места!

Столько звёзд и поцелуев! -

Сколько ключиков заветных

В сад опущено на нитке...

Между волком и собакой -

Есть кому его сорвать!

Между скромниц и бесстыжих,

Между умников и пьяных,

Прощелыг, бандитов, рыжих,

("им плевать, а нам приятно

проходить полудней тенью")

Пикаро всегда окликнут -

Кто содрать должок старинный,

Кто на славную пирушку!

Нет и нет! Не отказался б

Он от титула иного -

Ах! Из воздуха бы взялся,

Звон услышав, сердцу милый...

Он в свои карманов сети

(Слава Богу - дырок хватит!)

Столько золотых поймает,

Сколько выронить сумеет!

Захотите - ртом поймает,

Выплюнет канцону вместо! -

Он таких куплетов знает,

Что, пожалуй, и не стоит...

Все заботы сквозняками

Выдувает прочь из дома! -

Оттого и продувные,

И отменные - пройдохи,

Ни к чему не прилепляясь

Ни душой, ни плотью грешной,

Пикаро несёт теченьем

И проносит - между... между...

Между тем и этим флагом,

Между "за", и между "про..."

Что за бестия, однако,

Этот самый - Пикаро!

А ему и нету горя -

Он парит себе, как прежде,

Между тучами и морем,

Государств и ножек между!

И в свои карманов сети

(Слава Богу - дырок хватит!)

Столько золота поймает,

Сколько выронить сумеет...

 * * *

Будь ты розой в Кордовских садах,

Будь Севильскою розою влажной -

Не успеешь сказать даже "Ах!"

Вот такой я испанец отважный.

Я сорву тебя, как поцелуй,

Как китайский фонарик бумажный,

А потом обо мне - позабудь!

Вот такой я испанец отважный.

Я такой! - от Кадисских трущоб,

До Мадридских салонов продажных.

Кто не знает - узнает ещё!

Вот такой я испанец отважный.

В Андалусии сто альгвазил,

В Андалусии звёзды и жажда.

Сто ночей кандалами грозил

Альгвазилам испанец отважный!

Перелеском. При полной луне.

Я скакал к тебе... ночью... однажды...

Если спросят, скажи обо мне:

Был он очень испанец отважный!

 * * *

Жить бы и жить... В золотом халифате Кордовском

Всякому нужен при случае жид-ростовщик!

Многие тайны купил я. На белых полосках

Много имён записал, да таких, что - молчи! -

Поля, будто женщины в чёрных мантильях проходят…

Вот и залив. Тайный сговор ведя с рыбаком,

Лодку наймёшь. Там, глядишь, уже ночь на исходе.

Славный побег! Я и думать не мог о таком.

В пене прибоя, как роза на белом снегу,

Испания спит - неподвижна, юна и прекрасна -

Ей снится Испания... Глаз оторвать не могу

От трещины в лодке. И берег всё дальше! А дальше -

Опять я в Испании... Утро. Оливковый сад.

Покуда хозяйка в кувшин молоко наливает,

Четыре оливки успели на землю упасть;

И через край убежало, пока я с земли поднимаю

Четыре оливки под дулом, похожим на глаз...

Я делаю вид, что испанского не понимаю.

Бегу хорошо! Только плохо, что в утренний час -

Настоящий испанец с вечерней звездой умирает!

 МАРОДЁРКА *

 (Неаполь-Флоренция-Нюрнберг)

 

 ***

Чуть ли не вплавь добирался я в город Неаполь.

Пуля в заду и шершавый дублон за щекой!

Молодой рыбачок подобрал меня. Мы сговорились:

Он вытащит пулю - я выплюну свой золотой.

Дублон мы потратили в местной харчевне. Джованни -

Так его звали - (аж слюни роняя в бульон )

В рейтары звал меня: "Вот, где пограбим!" Джованни!.. -

Так его звал я, когда он уснул под столом.

Из-под стола мы и начали путь свой наутро,

Сумку набив, и наметив маршрут заодним...

Джованни слюнявил девиц всю дорогу,

Что, впрочем, не портило мне красоту Аппеннин.

В тенистых палаццо Флоренция пробует лютню.

Ещё Лоренцетти не умер!.. Его экземпляр

"Китаб-ал-мухтар" Джаубари - забавный подарок!

Как жаль, что тогда я ему ничего не послал...

О, вечные Альпы! О, бедный мой, славный Джованни!

Он так заливался слезами, что весь перевал

Забрызгал. Я думаю, ту обезьяну - в Харране,

С такими талантами он бы, не глядя, убрал.

Я дал ему в ухо, чтоб в Нюрнберг поспеть к фастнахтшпилю.

Терпеть не могу этот праздник дурацкий!.. Хотя,

Когда ещё бюргера, в случай, придётся увидеть -

В канаве, да пьяного, с гульфиком в грязных ноздрях.

Пока я проигрывал в кости, Джованни вернулся,

Принёс медяков и хвастливые новости - он

(Великий Джервазий) с полудня уже, как наёмник.

И Гретхен с Гертрудой давно уже ждут за углом!

Мне Гретхен досталась, Джованни залез на Гертруду.

Гертруда, как позже я выяснил, был - меринком,

Что Гретхен подкована тоньше присохшего сыру,

Который Джованни всегда оставлял "на потом"...

Но краденой лошади в зубы гляди, хоть сто раз!

И с бандою рейтаров мы поспешили в Эльзас.

 Джованни и Цыганка*

 

- Не гадай на даму черв,

Не морчь мне голову,

Так, чтобы из глаз-пещер

Не тянуло холодом...

- Вижу-вижу, свет моя,

Долго тебе маяться...

Где кончается земля -

Море начинается!

Вижу, храбрый - пропадёшь!

- Врёшь! А ну - вина!..

- Посмотри, какая, милый,

Странная луна.

- Тьфу! Туману нагнала,

Просто - преисподня!

Черногривая...

- Луна... странная сегодня...

 Сражение в Буа *

Жёсткий воздух, дымясь, обдувает

Головы голубое бельё.

Даже птицы, лететь забывая,

Обрываются в сломаный лёд...

 И деревья, столпившись, как дети,

 Разбежаться готовы назад.

 Наглотавшийся лунного света,

 Я иду, закурив глаза...

Ночь клюками стучит ледяными

По надорванным спинам берёз,

Убегающий след голубыми

Ловит между руками мороз...

 Я иду, головою сшибая

 В небо яблоки тёмных ворон,

 Мимо спящие звери шагают

 И качает, качается сон...

Лес притих, опустев облаками,

Жёлтый воздух по-прежнему жёлт -

Это проруби вздрогнувший камень

В деревянную воду ушёл...

 Я иду, головою сшибая

 В небо яблоки чёрных ворон,

 Мимо спящие звери шагают

 И качает, качается сон -

Будто падает, падает лошадь

На тугой и натянутый снег,

Оставляя в лесу обмороженном

Чёрный, медленно тающий след...

 Ночь клюками стучит ледяными

 По надорванным спинам берёз,

 Убегающий след голубыми

 Ловит между руками мороз -

И вот-вот, на звериные лица

Опрокинув шальные глаза,

Закачается розовой птицей

Головы её хлынувший сад!..

 И деревья, столпившись, как дети,

 Разбежаться готовы назад.

 Наглотавшийся лунного света,

 Я иду, закурив глаза...

Лес притих, опустев облаками,

Жёлтый воздух по-прежнему жёлт -

Это проруби вздрогнуший камень

В деревянную воду ушёл...

 И верёвками шея тугая

 Тянет, вынет и тянет под лёд.

 Жёсткий воздух, дымясь, обдувает

 Головы голубое бельё...

Только в прорубь вмерзая руками,

Стало тихо вокруг и темно -

Ветер давит кривыми ногами

Из луны голубое вино...

 И вот-вот, на звериные лица

 Опрокинув шальные глаза,

 Закачается розовой птицей

 Головы её хлынувший сад!

Журавлиное, грустное небо

Зацветёт необъятным дождём -

Он таким никогда ещё не был,

Никогда таким не был ещё!..

 Песня рейтаров *

 

- Эй, девочка!- вот корка

С солдатского стола!

- Ах! милый - Мародёрка

Девчонкою была,

Когда ещё папашку

Папашки твоего

Кормили жидкой кашкой

И делали "бо-бо".

Эх! милый - Мародёрка

Не девочка давно.

Душа её - обжорка,

В глазах у ней - вино!

Ни богу и ни чёрту

Нет места на войне!

...а кто избавит мёртвых

От золотых монет? -

Рождённая в обозах

От вшивых двух рубах...

Чахоточные розы

У девки на щеках.

Но если поцелует -

Забьётся в жилах кровь,

Покуда не прольётся

И не прольётся вновь!

На бархатной заплате

Заплата из парчи!

Плевать, в какое платье

Оденут палачи,

Когда не для примерки

Закрутится петля!..-

Она ограбит церковь,

А вешают - тебя.

Ни богу и ни чёрту

Нет места на войне!

...Но кто избавит мёртвых

От золотых монет? -

А леди Мародёрка

Всё там же, где была!..

"- Эй, девочка!- вот корка

С казённого стола!"

 * * *

Убили Джованни... Горит опустевший Сюр-Мер.

Спасибо - мальчишка провёл в монастырскую башню.

Обзор то, что надо - Сюр-Мер опустевший горит,

Джованни убили, а мне одиноко и страшно.

Мне страшно, что я тебя так никогда и не встречу.

Сюр-Мер в окружении - так что, прими мой "шолом"...

Когда же тебя я увидел впервые?.. не помню.

Нет, помню! - в Солониках, помню, за общим столом!

Монашки визжат - сердце-лёгкие прямо наружу!

Их с башни не видно, но что там творится я знаю...

Жрать очень хочется... дьявол! Беру фолианты.

Что я читаю? О, господи, что я читаю! -

"Некий отшельник питался акридами с мёдом... -

К ликам причислен и прочее..." Я удивляюсь! -

Тысячу раз я точил дикий мёд и акриды,

И - ничего... по воде до сих пор не гуляю!

... Потом мы столкнулись в Малаге. Ты помнишь Малагу? -

Огромная площадь и ты на тончайшем канате.

Мы пили вино и смеялись. И только на утро

В кресле не стало вчера тобой смятого платья...

Обзор здесь хороший. Я вижу, как винные бочки

Отряд кирасир уже катит на главную площадь,

Я вижу, как в гавани шхуна рыбацкая тонет,

Как в жёлтой степи на стрелу напоролся погонщик...

Я ангелов вижу, слетевшихся к церкви горящей,

Как будто голодных ворон неизбывная стая.

И краешком глаза я вижу, как солнцу навстречу

Сквозь рёбра несчастному нежный бамбук прорастает!

...Ну, кажется, всё! - расползлись кирасиры по бочкам.

В чепчике белом и платье крадусь к часовому.

Чем не монашка? - с походкой такой лошадиной,

С грудью такой, что, спасибо, хватило соломы!

Будь этот гад хоть чуть-чуть потрезвей и настырней,

Даже не знаю, куда маскарад мой завёл бы!

Юбки задрав, раздвигаю бурьян и пустырник,

Оставляя Сюр-Мер за спиною, мертвецкий и мёртвый.

Пристану к жонглёрам, наверно, и ну его на ...

Кривляться на площади - лучше, чем биться на плахе!

 

 ***

Я знаю, там тебя найду,

Где моря тусклый свет

Качает лёгкую звезду

И множество планет.

Я знаю, там найду тебя,

Где шумный стол накрыт,

Где лучше всех и всё любя,

Где каждый не забыт.

Тебя найду! Там, знаю я,

Враз вспыхнут сто огней -

В тебя, в меня чихнув, пьяня,

Пыльцою фонарей.

Тебя найду я знаю там,

Где не найду другой -

Одну тебя найду я там

И никакой другой!

 ИЗ РОССИИ *

 ***

 

 Ты думаешь, может быть, что я прощу тебе, Лютер?

Даже не думай: беззубый, хромой или лысый,

В цветке наслаждений, в мгновенье до гибели лютой

Я не забуду балтийские горькие брызги...

Карл Циммерман! Огородник! Святой человек!

Помнишь, как он обстоятельно нюхал колбаски?

Потом мы гуляли в саду, полном мошек и нег,

Потом я проснулся под чьи-то обидные ласки.

...Страшное дело застрять у тебя на пирушке! -

Кричишь "погоняй", а у нас вместо кучера - лоцман!

Славную штуку ты выкинул с нами, голубчик,

Выкинув нас под угрюмое русское солнце.

Я не забуду, как волны дрались с облаками!

Всех рвало куда-нибудь: Карла на родину рвало,

Парус на волю, посудину нашу на камни,

Шкипера - в море! И только меня где попало...

Я ко всему был готов! Но в Россию я не собирался!.. 

Я не ищу ни богатства, ни бога, ни бури.

И для того ли, голубчик, душою к тебе привязался -

Чтобы болтаться, привязанным к мокрой бандуре?..

Во-первых, бумаги! Ты что, издеваешься, Лютер?

Ты сам это выдумал? Нет? Подучил тебя кто-то?

Лекарь по имени... (как ведь язык повернулся?)

А Карл ван дер Меер? - вообще ни в какие ворота!

Одних подорожных исправить хлебнули мы сраму -

Подьячий с подьячим хихикали: что мы за личность?

"Дак, лекарь... (понятно, што лечим), а этого карлу

Иваном... Дерьмеевым, значит, по-нашему кличут?"

Но это все после. Пока же нас море качало

Огромной, ослепшей, пустой голубиною стаей,

Которая мчится сквозь нас… И домчаться не чая,

Ныряет в ключицы, в ключицах глаза оставляя.

Как мы попали в Архангельск - не знаю!.. В подзорные трубы

Бутылок наш лоцман глядел напряжённо, пока они были!

Мы тоже глядели... И где-то, наверно, под утро

Я берег увидел! И понял:

вот это мы точно - приплыли...

Амбары... сарайки... причал в жёлтых зарослях пены,

Чья-то собачка опрятно пристроилась писать...

(Это тебе не чернильницей трескать об стену!)

Карл уснул... Он не знает, что Рай уже близок...

Ты думаешь, может быть, что я прощу тебе, Лютер?

Даже не думай! Беззубый, хромой или лысый,

В цветке наслаждений, в мгновенье до гибели лютой

Я не забуду балтийские горькие брызги...

 ***

 Под Вязьмой шалят... - мужики торговались,- Ахти нам!

 Ну? По рукам! - кое-как одного мы сманили, -

 С богом, боярин! Авось, не подохнет скотина!..

 Верста за верстой... А под Вязьмою, точно - шалили...

 

 Пока я себе... Ах! на миг не возможно представить! -

 В клеверном небе уснув, белой простынью падать -

 Чтобы пред ликом Её вдруг!.. - и тут же растаять! 

 Что представлял себе Карл, выяснять было некогда, Лютер! -

 

 Уже повалили сосну и хватают коней под уздцы!

 Карл все молитвы, что знал, переврал без оглядки...

 (Сидел бы себе и кряхтел бы себе в огурцы! -

 Чай, не " Вульгату" писать - срать в огуречные грядки)

 

- Эх, не уйти!.. КТО ТАКИЕ?.. Казну, барин, прятай! -

 молвил возница с губы, а потом, чтобы слышно:

 " Вы не есменьские, часом?"... " А вы чьи, робята?"

 " Мы - салтыковские..." Вона как, значица, вышло...

 Што с вами делать? Не знаю... "Свои, чай, сочтёмся!

 Гульдены можем!" Кривой замахал: " Што ты, ирод!

 Креста на те нет! Не ровён... враз на дыбе загнёшься!

 Русскими сотку, гультяй! Да и ехайте с миром.

 Н-но! Погоняй! Погоняй! Ишь, удумал, холера!"

 Ельник рванулся от наших саней врассыпную.

 В поле метель - ни коней не видать, ни дороги,

 Сумрачный ветер с тоскою бессмысленной дует...

 Дует над лесом, которого больше не будет,

 О сладко не питом, о вдоволь не еденом хлебе!..

 Смутным и тёмным над бедными вёрстами дует -

 Холодно, страшно и пусто от ангелов в небе.

 

 " Ну, пронесло! Нынче ночью зарежу вас, барин!

 Боле - нельзя, кто другой - баловство, непорядок!

 Мне всё одно - пропадать! Я понятливый, барин! -

 Чисто излажу. Одёжу скидай!.. встань-ко рядом,

 

 Богу помолимся..." Истово, нежно и страстно

 Карл с мужиком на вечерние звёзды молился.

 Вечным покоем светилось над ними пространство,

 Вечным покоем светились их добрые лица...

 

 Я - всё про деньги! Стою - весь... до дырочек голый!

 Мужик ни в какую! " Дак, как же - без смертоубийства?"

 Карл помолчал... да как даст ему в голову колом!

 Тот - за топор! Ну-у, мы так далеко не уедем...

 Крику-то, крику! "Чичас!.. Разорву - на портянки!

 Так разорву, что и в гроб уже класть будет неча!.."

 В общем, недолго он бегал от нас по полянке.

 Вдруг - тишина! вся, как если бы пальцами свечку

 Вдруг раздавили... Мужик тихо выдохнул: волки!

 ... Много спустя, на Лубянке, в царёвом кружале

 Я его встретил, за шкалик глотавшим иголки.

 В поле метель... ни коней не видать... ни дороги.

 ***

...И лодкой цветущей казался Маргит, это верно!

И жажду легко было вылечить просто водой,

Но что мне теперь вспоминать восхитительно-первый,

Когда свой последний пора разменять золотой...

Ярыжка кривой расскучал меня нынче в кружале;

В едином глазу умещая корысть и донос -

Помимо торговлишки луком и водкой в державе,

Держал на Москве сеть уродов... Я задал вопрос,

Он только поморщился: мил-человек, што любовь-та?

Што красота? - все соблазн и пустые мечтанья.

Это все ангелов кушанье, нам же убогим

Даже обкусочек - радость-то!.. господи!.. (Водки

Может быть, барин желает? Эй! Прошка!) Понеже,

Слабы мы телом и разумом слабы. А жалость! -

Жалость крепка, как молитва господня, как камень,

Который не брошен и брошен не будет в блудницу!

Што там ходить далеко! - у Покровских шишига...

Ох, и здоров был, разбойник! А жить как-то надо! -

Раз восемнадцать он с бани на борону прыгал...

Все получилось! Да так, што евонная баба

Признала не сразу. По глазу... Так веришь! Укрытым

Поплоше во што, отвезли - там, где (Матерь святая! -

Не то чтобы бабы, купчишки какие - куды там!)

Свой-брат юродивый плакал ему подавая! -

На ноги встал человек! Дом на Яузе начал!

Младшую выдал, да сотней помог, между прочим;

Жисть-то пошла! при деньгах, три коровы, кабанчик.

И на столе - грех сказать, чтобы "хлебушек мочим".

Так и живем, Бога неча гневить: кто калишкой,

Есть, кто поют пожальчее (опять не в накладе).

При Государе!.. имеются наши людишки!

Уродов хватает... И - многие просятся, кстати.

Так-то, голубчик! убожества мы не стыдимся,

Ибо Евангелье свет нам на том и порука...

...Черт одноглазый!.. Сквозь стеклышки месяц дробился

И покатился сам-сто, обгоняя друг друга...

И улей души своей я затаил, как умел.

Зима будет долгой... А сон будет - поле, где маки.

Осталась лишь пригоршня мертвых и высохших тел -

Таких невесомых, что сдуть их не сложно с бумаги,

Когда дочитаешь... От Карла нижайший поклон.

Он так улыбался - я думал, что треснет с натуги.

Ну, как! - вся торговля картовью в Москве - это он!

Модно, но ломит! Поверишь? - целковый за пудик!

А! Каково? Вся Басманная столько не стоит

Вместе с конюшнями, ливнем и церковью старой,

Вместе со мной и судьбою моею басманной...

Впрочем, что сделано, Лютер, то сделано. И - Боже мой!..

Цветущею лодкой казался Маргит, это верно!

И жажду легко было вылечить просто водой.

Но что мне теперь вспоминать тот пленительно-первый,

Когда свой последний пора разменять золотой...

 ***

Свет мой! От радости губы в крови,

Только растаяла радость во мгле,

Только глаза золотые твои -

Больше на небе, чем на земле.

Тихо взлетел из качнувшихся глаз

Голубь рябиновый в сердце как раз,

И закачался в незримой петле -

Больше на небе, чем на земле.

Больше на небе, чем на земле

Плавает лодка в исподнем белье

И умирая всю жизнь на пролёт,

Только она никуда не плывет.

Колокол цокал кривым языком,

Этот обряд мне до боли знаком...

С чистой свечою лежать в голове -

Больше на небе, чем на земле.

Листьями мне наполняет глаза

Яблоком треснувшим в небе гроза!

Ходит любовь моя вся в серебре -

Больше на небе, чем на земле.

Тихо взлетел из качнувшихся глаз

Голубь рябиновый в сердце как раз!

И закачался в незримой петле -

Больше на небе, чем на земле.

И хороша, и светла, как в раю,

Только одну я тебя и люблю.

Горькие слёзы мои по тебе -

Больше на небе, чем на земле. 

 

 

 

 *** 

"...Их встретились взгляды. И оба они ужаснулись!" -

Так описал бы я встречу со смертью, мой Лютер.

"Прощай!" - это слово никак не дается мне в пальцы...

Развейся покамест, уже его скоро поймаю.

А чтобы не скучно, покуда ловлю его, слушай,

Какая гиштория с нами тому приключилась

Уже скоро год или два: я, как правильный лекарь,

Согласно бумаге и имени, ей же согласным,

Пристроился, значит, кормиться от "модной" болезни -

Лечил ее шпанскою мушкой весьма эффективно -

И надо ж случиться!.. такая особа!.. Короче,

Болезнь - отвалилась, но!.. вместе... со всем отвалилась.

....................................................................................

Руки велел оторвать мне по самые ноги!

Вместе с ноздрями. И на кол надеть, что осталось...

В общем, ты понял! В окошко мне видно немного,

Разве что небо. И то только самую малость...

Но малость настолько щемящую сердце, настолько

Прекрасную! Знаешь, размер не имеет значенья,

Великое - это пустяк, пустяку придающий величье,

Тот самый, от веку Ничто превращающий в Нечто

И Нечто в Ничто... ни хрена себе фразочка вышла.

Да, в общем-то, все как-то вышло, мой Лютер, ни к черту!

Одна только радость, что Карла ко мне подсадили.

Он, правда, молчит и молчит уже месяц четвертый...

...В крепкую осень особенно синее небо,

В зябком пространстве кричит журавлиная стая...

Утречком дождик, а к вечеру, точно, зарежут, -

Шутил мужичок, нас во дворик тюремный впуская,

В крепкую осень, в особенно синее небо...

Карл все смотрел и смотрел на летящую стаю,

Плакал... И вдруг - замахал и захлопал руками

Себя по бокам, по бокам! И подпрыгнул!.. и плакал...

Прижавшись в осеннюю грязь - как мы оба кричали!

... я кричал не от боли, и не от любви, милый Лютер!

Не оттого, что "прекрасна весна на границе",

Не оттого, что "Флоренция пробует лютню",

А Карл все кричит и едва различается лютня...

Не оттого, что беда мне с моею водою,

Не оттого, что уже и не жажду прощенья,

Не оттого, что за взглядом Ее мимолетным...

Не оттого, что глаза у Нее золотые! -

Что мне увидится, если я взгляд Ее встречу?

Как утолить навсегда ненавистную жажду?

Кто станет пить мою старую, затхлую воду?

"Ту, что в пустыне!.." Но эту я вылил на Карла.

Он замолчал... Ты такой тишины и не слышал! -

С каждым растущей сюда приближавшимся шагом.

Звякает ключ... Поболтать бы, да видно, пора мне.

Вот и поймал это слово: "Прощай", милый Лютер!

 * * *

Унося свою Родину в складках гнилого плаща,

Если нет и плаща, или даже с чужого плеча -

Обернись и смотри в опустевшее чистое поле...

И покуда на лбу не появятся капельки крови,

И покуда на лбу... Уходи из отеческих мест.

У любимой моей! - И молись на жасминовый крест.

У любимой моей! - Вспоминай и навеки забудь.

Неразрезанным яблоком пахнет припухшая грудь,

У любимой моей - переполнены светом глаза,

Переполнены словно осеннего сока лоза,

У любимой моей... - Уходи из отеческих мест.

У любимой моей! - И молись на жасминовый крест.

У любимой моей! Даже если с чужого плеча -

Унося свою Родину в складках гнилого плаща...

 ***

Полыхнуло ливнем

Небо в белый свет!

Побежал по глине,

Набухая след.

От небес до суши

Серебрится пыль -

Это ведьмы сушат

Голубой ковыль,

Это бойкий леший,

Булькая губой,

Помогает вешать

Ведьмам голубой.

Мягко обметает

Золотую пыль

Над колоколами

Голубой ковыль.

И сквозь эту голубь

Далеко ясна

Церква - битый голубь

С лапкою креста.

 ***

Тройки, праздник, вдалеке -

Речка... Роща... Горка...

Колокольчик на дуге

Таял от восторга!

Увязая в снежный дым,

Вставший облаками,

Не бежали вслед столбы

Черными ногами.

Ждала. Жала простыню,

Трогала иконы,

Продышала полынью

В озере оконном.

С голубой ольхи халат

Уронив на спину,

Тихо порванный солдат

Иву отодвинул...

В дымный вечер голубой

Поднялись, помчались -

Между небом и землей

Странные качались

И глядели сквозь закат,

Как по бел дороге

Снова порванный солдат

К озеру подходит,

Через озеро идет

И глядят из глыби -

В пучеглазый синий лед

Вплавленные рыбы.

 ***

Куст ольхи дымясь растаял,

Сподобясь дневной луне,

Стала - девица лесная

В тихой глубине.

И не шла и не стояла,

Трогая лицо,

Поднимала и роняла

Белое кольцо.

Над коленкой голубою

Дымку платья занесла

И прозрачной головою

Страшно затрясла.

Подняла ли, вновь склониться -

Перья из угля

Перепуганною птицей

Лопнули в поля.

Водяные тихо воют

На протяжных пнях,

Замерла - и речка кровью

Облилась в камнях.

Только волосы качает

Мертвая вода,

Мимо с теплыми свечами

Ходят холода.

Голубое в поле тает

Ветра колесо.

Птицы небу обглодали

Черное лицо...

Только волосы качает

Мертвая вода,

Мимо с теплыми свечами

Ходят холода.

Да и не было девицы!..

Да и девица - Была!

Безъязыкой трудно ль птице

Вспоминать слова?

 

 ***

Я из леса ушёл, наугад, как уходят из леса,

Было нечего ждать, даже если и было кого,

Было - солнце гнездом прошлогодним застыло на месте,

Было - небо притихло и сжалось в горячий комок.

Всё качнулось - и всё... Замотало по лесу кругами,

Эта женщина шла не ко мне, а попала ко мне.

Я её обнимал голубыми до крови руками

И носил по стране, по большой и нелепой стране.

Я из леса ушёл наугад, как уходят из жизни,

След за мной отставал, догонял и хрипел тяжело.

И хлестали мне ветки с коротким, забывшимся визгом

И весеннее небо, как кровь захлебнулось и горлом пошло...

Уже лёд подставлял ненадёжные скользкие плечи,

Уже ветер ушёл, выправляя берёзам горбы,

Я стоял наугад и дышать было долго и нечем,

И болело свинцом небо в глину моей головы.

И до самой земли потемневшие падали птицы,

Разучившись по небу ходить босиком.

И болела спина, и хотелось умыться,

И крутилась луна на шнурке голубым башмаком.

Было страшно молчать - как стучит в леденеющем небе,

Было нечем кричать - как в пустеющей роще молчит

И деревья качались вокруг, и казалось, ослепли,

И схватившись за голову, прыгали в жёлтой ночи.

Я из леса бежал - наугад, озираясь по лисьи,

След за мной догонять… почернел и отстал, и отстал…

Я свалился в траву и дышал прошлогодние листья,

Когда рядом привстав и по имени кто-то назвал.

ДИЖОНСКАЯ ДУРОЧКА *

 ( Из Франции)

Песенка про Жана-Пердунка *

 В местечке Санс у нас - дин-дон! -

Любой вам скажет пустозвон,

Что лучше Жана-Пердунка

Не видел свет жонглёра!

Он ловко прыгал на канат,

Своей виоле (виноват)

Аккомпанируя другим,

Тем самым инструментом.

В лохмотьях жалких он ходил,

Красоток лапал, лихо пил,

Поспорить, в кости ли продуть -

Всё для него был праздник.

Он знать не думал про "потом"

И рваный плащ ему был дом,

И вот однажды в доме том

Застукал Жан воришку:

"Найти средь ночи, старый плут,

Что хочешь Ты, когда Я тут

Не нахожу средь бела дня...

Сказать какую рифму?"

Был славный малый этот Жан! -

Живой, как мячик на ножах.

Он в кабаке не раз, не два

Закладывал виолу.

И всё пропив не раз, не два,

Он, локтем утерев слова,

Всё что-то важное хотел,

Да всё махал рукою!

Всё выставлял на смех жену

И вдруг - подбросил в вышину!

Прекрасней, чем его жена

Не видел свет супруги...

Но слёзы выплюнув под стол

И руки вывернув крестом

Он так сыграл!.. Вовек душа

Обратно - не вернётся.

В местечке Санс у нас... диннн... доннн...

Любой вам скажет пустозвон,

Что лучше Жана-Пердунка

Не видел свет жонглёра...

 * * *

"Ущипните меня! Пусть я беден, простужен и сир -

Неужели Дижон! Развалившись на "майских шестах"...

И в глаза умещать, и прикушенным пёрышком, sir,

Перекошеный рот чуть держа в побелевших устах,

Так приятно... И господи! вдруг замереть - фарандола!"

Так я думал, монашек, Дижоном любуясь с холма.

Это улей и май! Это мятный ликёр и кузнечик!

Извини, что я так расставляю небрежно слова.

Быстро-быстро садится прозрачное солнце в листву

И всё медленней дым повторяет свои очертанья...

Ой! прости, бога ради! сейчас пересяду к костру -

Я тут жиром маленько заляпал... Твои причитанья,

Будь ты здесь, весь Дижон я уверен от милых утех

Оторвали б! С тех пор, как сменил ты виолу на келью,

Я уверен... Но слушай, что сталось со мной - смех и грех!

Впрочем, было давно, да и было ль на самом-то деле? -

Как входили мы весело в праздничный, шумный Дижон!

Созывали народ. Помнишь эту свою прибаутку?

А с собакою номер? А трюк с подменённым ножом?

Или девушек стайку? - когда, залетев "на минутку",

Выражали восторг свой не новым, но самым простым

И доступным им способом... Знаю, ты скажешь, что нету

В мире более гнусной породы людишек, чем мы.

Ха! Но как веселились дижонцы - как малые дети!

Как от выходок наших они хохотали до слёз!

Как я ползал на брюхе, в пыли подбирая их слёзы!

Как потом уносил и ронял их на озеро дрозд,

Чтобы слушать над озером звон колокольчиков звёздных!

...спит Дижонская Дурочка. В ней ещё кружится праздник

И нескладного платья счастливый и гордый разлёт!

И мальчишки с камнями... И руки под грудью прекрасной -

Чтоб ни крови, ни сна расплескать не смогли из неё!

Как цветущая слива, взлетевшая над облаками,

С закружившейся сразу от радости вниз головой!

И подхваченных птиц, узнавая слепыми руками,

Выпускать по одной... по одной, по одной, по одной!

Где летит она так, словно крыльями лёгкими машет!

Словно сердце её - безопасное, как колыбель -

Всё уносит с собой! Даже горькие слёзы и даже...

Даже слов я, монашек, таких не умею теперь.

Пусть уж сон её лучше смешается с сонмами трав,

Так же тихо, как я завтра утром с толпой пресловутой.

Все дороги приводят... Наверное, Римлянин прав!

У меня же в Дижоне - расходятся все почему-то...

Это я так подумал! Дижонская дурочка - нет:

Вся по склону рассыпавшись бандой визжащих козлят!

Я ещё помолчал. И как дал ей... нести "флажолетт"!

Знаешь, всё этот взгляд!.. А, монашек, не правда ли?

Взгляд! -

И весна над Дижоном прекрасней весны над Парижем

От него одного мне становится... не по себе.

Так становится вдруг, когда небо становится ближе,

Когда кажется - больше не надобно жить на земле...

Что мне сон Самарканда далёкого - персик капризный!

Что протяжные вишни в туманных китайских полях!

Мы с Диди наслаждаемся яблоком здешних провинций! -

На него - не скупятся, бегущие к нам "на бровях",

Ох, уж эти дижонцы!.. Они тебе могут простить

Всё, что хочешь. Возьми, хоть приставших к нам ниже по Роне,

Двух арабов. Один "резал" сальто, другой - кошельки.

Потрясающий номер! Я видел их раньше в Вероне.

Ты же знаешь дижонцев! Вот-вот! А по виду - не скажешь.

Всё равно - не догонят! И ей, всё равно, не простят -

Ты же знаешь дижонок! Что хочешь дерьмом перемажут...

А всё этот взгляд! А, монашек? Не правда ли? - Взгляд!

... Что теперь? На Мелен... Ну, а там прямиком до Парижа!

Догорает костёр, да и я - как собака замёрз...

Ты-то сам как живёшь? Как твоя драгоценная грыжа?

Я надеюсь - увидимся. В общем, целую. Взасос.

 * * *

Над лесом чёрным, как вода -

Звучала медленная птица,

Горячей кровью с живота

Луна, готовая разлиться;

Над лесом чёрным, как вода -

Всплыла колдунья вверх ногами,

Стучали медными плодами

И распускались провода.

Она плыла вплывая крышу,

Паук за печкою пропал.

И дым с трубы летучей мышью

Всю ночь неслышно улетал.

Едва одетая в сиянье,

Плыла над медленным котлом -

Что пламя мягкими костями,

Что лампа сломаным стеклом…

Вороны крыльями стучали

Растаять мутное окно,

Луна ворочалась на дно

Ворочать ржавыми ключами.

На пустошь было понесло

Впотьмах шарахнувшись дорогу,

Она сломав запнулась ногу

И покатилось колесо -

Над лесом чёрным, как вода

Звучала медленная птица.

Ей ничего уже не сниться

И не приснится никогда...

 

 * * *

Ну вот, наконец-то, монашек, я здесь… Наконец-то

Вдохну полной грудью зловоние сточных канав!

За мной, мой монашек! В Париже я знаю есть место,

Которое вряд ли забудешь, однажды попав.

Вопит не от боли и глотку дерёт не от страха

Возлюбленный Мост мой! - беспечный, как в Сену плевок.

Скажи мне, монашек, Ситэ - всё такой же неряха? -

Как тот, засадивший тебя за решётку прево?..

Нет-нет! За меня можешь быть совершенно спокоен.

Я сам обустроюсь - зачем мне твой луковый суп!

Тут каждая башня таит за щекой пару коек,

Чтоб выплюнуть утром с двумя золотыми в носу...

"Горчицу толочь" - не моё ремесло, ты же знаешь,

Но видел бы ты, как она улыбалась во сне!

А муж -старый мерин... да ты всё и сам понимаешь.

Прекрасные женщины всё-таки в этой стране!

Я каждый их взгляд за собою по свету таскаю.

Вот этот - гляди! - мне дала на прощанье Ди-ди!

Как сломаный ключ я в платок завязал его с краю...

Давай, улыбайся! Да не проболтайся, гляди!

С какими Тебя я застану глазами, мой пухлик? -

Надеюсь, не с теми, что делает за два пинка

Хозяин собаке, огузок стащившей на кухне?

Приходят на ум только Жана слова - Пердунка:

"Не тех опасайся... а тех опасайся, монашек,

Которые вечно толпятся тех первых вокруг,

По тайной постыдной нужде, или что ещё гаже..."

Да, впрочем, не важно. Но ты опасайся, мой друг!

Их, может быть, кормят неплохо, но больно пинают!

А мой - как бы ни был нетвёрдым обманчивый шаг -

Без имени, родины, денег... я всё-таки знаю,

Что с Малого Моста всегда попаду на Сен-Жак!

Столетьями звёзды меняли свои очертанья,

Столетьями будут менять над моей головой...

И будет струиться поток неизбывный : крестьяне,

Ведущие скот и псари, и калеки с сумой,

Старьёвщик, суконщик, цирюльник с клиентом небритым,

Чтоб только увидеть, свои позабыв имена -

Собаку на муле, когда музыкант с портативом

Закрутит Вселенную ради кувшина вина!

Тебя вот куда занесёт твоя ряса… Послушай!

Меня если хочешь увидеть - пройдись по Мостам.

Среди кокийяров, менял и "жонглёров вонючих",

Но вонь эта слаще, чем вонь из-под ваших сутан ! -

Вопит не от боли и глотку дерёт не от страха

Возлюбленный Мост мой! - беспечный, как в Сену плевок.

Я знаю, монашек, Ситэ - всё такой же неряха,

Как тот, засадивший тебя за решётку прево...

А может как встарь - посидим? Я б винишка поставил!

И только не надо вот этого - "ах!я не пью!"

Но впрочем, как знаешь, монашек... Ей-богу! - исправит

Горбатого только могила!.. Адью!

В театре г-на Бриоше *

Паяц комедию ломал,

Болтаясь на дрожащих нитках.

Сиял картонною улыбкой,

Картонный палец поднимал -

Паяц комедию ломал!

Потом воскликнув «наплевать!» -

Он нити начал обрывать:

Сначала с ног, с руки потом,

Ломая пальчиков картон.

Паяц трагедию ломал,

Рисованным рыдая глазом,

И нить оставшуюся разом

Рванув - безжизненно упал...

Паяц трагедию ломал!

 ***

Так вот!.. так вот, я не договорил!

В Аравии прекрасной, где счастливый

Цветёт Йомен.... как будто сон пугливый

Мне чью-то жизнь чужую повторил.

Не верь тому, что скажут обо мне!

В Аравии прекрасной, где счастливый

Цветёт Йомен - пусть подавлюсь я сливой!

Так вот, монах, я не договорил:

Я так же был прекрасен в двадцать, в тридцать

Был так же странен, так же в сорок - чужд...

За всё сполна уже я расплатился.

"Аравия!"... Бог мой - какая чушь!

Я не договорил! Когда настанет,

И зеркало - моё на много лиц...

Из чашки дым разбитой прорастает,

Как из яйца смородиновый лист.

Не верь тому, что скажут обо мне...

Я уязвим и потому беспечен.

И уж чем-чем - пинками обеспечен!

Не верь тому, что скажут обо мне -

Я проливаю мимо, как фонарь

Поломанный луну! Чтобы мгновенье

Припомнить и - забыться на мгновенье,

Едва ли пригодится календарь…

Я полюбил, когда уже болея,

Когда уже сказали слово «пли».

И журавли на сломанных коленях

Уже готовы облететь с земли.

Храни, мой друг, коль нечего хранить -

Всё позабыв - пространство между нами -

Я полюбил неясными словами

Совсем не то, что думал говорить.

Паяц погиб. Всё вымощено пылью.

Влюблённые я слышу голоса.

И скорлупа раздавлена. И крылья

Осенний ветер бросил в небеса.

Я полюбил... Я снова полюбил!

И побежал на площадь мимо Рая -

Смотри, монашек! Как они играют!

Ну, вот... опять я не договорил.

 Deja vu*

 (Иерусалим)

 ***

… Или я накурился кривой тегеранской травы,

 Даже страшно подумать - одни бедуины кругом.

Я молчу на наречьях забытой до боли страны,

Как счастливые птицы, держащие в клювах Кедрон.

В этом месте встречаются вдруг, не заметив друг друга,

Сивоворонка в небе и взгляд парусов из Хиттима,

Кипарис у дороги, чью тень собирают по кругу,

Чтоб укрыть, хоть бы кончик ресницы! Кому не хватило,

Утешают себя огурцами, арбузом, водою…

Если в Ерушалайм будешь двигаться из Назирака,

Обязательно встретятся!.. Если глаза не открою,

А открою я их обязательно. Просто от страха.

В это время я каждую ночь, как те птицы, которые ночью

Вылезают из веток на желтую греться луну…

Без вчера и сегодня - свободен и сосредоточен -

Мой безногий сосед, на протезах уснувший в углу.

Он лежит, как Амос в сикоморовых рощах Фекуи…

Босиком, без сапог, в башмаках, и опять босиком -

Слишком долго он шел, дорогой мой, дорогой не тою,

Чтобы нынче с неё повернуть ни с того, ни с сего.

Я и воду принёс, разложил этих, как они, спелых!.. -

Чтобы всё объяснить, мне не хватит и тысячи лет!

Просто нет ничего, что могли бы мы заново сделать,

А тем более, что-то исправить, тем более - нет!

Из окна Тадж-Махала, равно, как из окон барака -

Соломона дыханьем оливковым пахнет звезда!

Если в Ерушалайм будешь двигаться из Назирака…

Опоздаешь на миг, а окажется, что навсегда.

И, наследник пропахших мочёю и одеколоном

Пары старых протезов, сижу у вечерней воды.

Я как будто бы видел всё это, как будто бы снова -

Этот Ерушалайм и проклятые эти плоды!..

Я смотрел, как на них появилась и высохла плесень,

Я их сроду не ел… лучше б мне их не видеть в глаза!

И сквозь пламя свечи я узнал покачнувшийся месяц,

Месяц душный и липкий, отчаянный месяц Нисан…

 

 ***

Тот год я помню очень хорошо.

Отец не спал. И скот в хлеву не блеял.

Предчувствовали снег, но снег не шёл.

Он всё не шёл - густой, протяжный, белый…

В ту ночь висеть остались до зимы

Несрезанные гроздья винограда.

Отец сказал, что это так и надо,

Но и зимой не трогал их никто.

Отец никак не мог надеть пальто.

Мы с братьями топтались у порога -

Волнение, растерянность, тревога…

Надеялись на снег, но снег не шёл!

Отец сказал, что это хорошо.

Никто не понял, что происходило…

Зима в тот год внезапно наступила,

Тем более, когда живёшь в глуши -

Блуждая в темноте своей души,

Как со свечой по вымершему дому,

В котором всё до боли незнакомо:

Сандалии при входе, полумрак,

Сундук для книг, стоящий точно так,

Как если б он стоял на самом деле.

Знакомый запах. Все уже поели.

И одеяла свёрнуты в углу…

Я вымыл руки и теперь могу

Идти играть, скакать в камнях с верёвкой,

Глазеть на птиц. В то утро очень ловко

Я подтянул маслины уходя…

И рук не отнимая понял я,

Что если вверх весь день бросать маслины -

То облака плывут неуловимо

И видно, как вращается земля!

С тех пор не спал отец и вся семья,

Едва зима задышит у порога -

Волнение, растерянность, тревога…

И видно, как вращается земля.

 ***

… Потом был колодец и слива росла.

Слива ещё во дворе росла!

Синяя слива и птица над ней

Летела без отдыха несколько дней.

Опустилась она и качнулась листва,

Отражаясь в колодце, как будто листва.

Я заметил на сливе невидимый блик,

И вот-вот упадёт, и уснул в тот же миг…

«Я райские травы ногами топтал,

Диск золотой надо мной летал.

Я райские травы ногами топтал,

Звёзд хоровод надо мной мерцал…»

Я за долю мгновенья обрёл и навек

Потерял, как теряет любой человек,

Когда слива и птица друг друга задев,

Разбудили меня, громко щёлкнув в воде!

Успел я сорвать напоследок в траве

Цветок. Я держать его буду тебе!

… Потом был колодец и слива росла.

Слива ещё во дворе росла!

Но пустыми руками я трогал лицо,

Как застывшее олово твёрдым свинцом.

И до дыр я глаза себе песней протёр,

Той, что пел незнакомый заезжий актёр:

«Я райские травы ногами топтал,

Диск золотой надо мной летал.

Я райские травы ногами топтал,

Звёзд хоровод надо мной мерцал…

Но пришел мой черед по земле ступать

И рожая меня громко вскрикнула мать!

Долгий путь по земле мои ноги прошли,

Но по райской траве всё скучают они…»

 

 ***

 

В отчаянье и одиночестве

пускаюсь я в путь,

без надежды

когда-нибудь даже приблизиться к цели...

Над головой,

тишиною ожившею вдруг,

кружится птица

в полузабытом веселье…

Безместная… Ей

хорошо с высоты различимы

и призраки, и люди, и следы.

Иллюзии

так ясны нестерпимо...

Прекрасное не требует воды.

Хрустит песок,

вот я и встретил друга...

Он умер

безмятежно и легко -

от времени. От этого недуга

еще не выздоравливал никто.

Открываю глаза ... Мотыльки...

Мотыльки не кусаются, знаю.

Закрываю глаза, понимаю -

всё к зиме, даже это к зиме...

Я остался один на земле

и скользят молодые улитки

по глазам, где-то там...

в глубине.

 КНИГА В КНИГЕ *

 (часть 3)

 ЛУННЫЕ ЯБЛОКИ

 ( стихи неизвестного автора )*

К высылаемой КНИГЕ

… Я мажу пальцами горчицу на пирог

И бородою вытираю руки,

В посуду винную (я думаю - от скуки)

Мочусь с утра. И выйдя за порог,

Я никогда не помню - хоть ты тресни -

Как попадаю вечером домой?

Пою всегда одну и ту же песню:

Что Хаз-Булат… на редкость удалой.

 

Ну, в общем, я тот самый дурачок,

С которым можно поболтать о том, об этом.

Да!.. У меня есть Книга! Пустячок -

Известный труд забытого Поэта.

Люблю я эту братию! Веселье

У них одно - подкинуть переплёт,

Шарах! и труп Читателя плывёт

От первой строчки до последней.

Плыви и ты! Поэзия, мой друг,

Всего лишь Языка нелепая попытка

Свою тоску отчаянную вдруг

Невыразимой выразить улыбкой!..

И вот уже с улыбкою глумливой

Подстерегает Автор где-то здесь:

То выскочит - зарежется! То весь

В какой-нибудь помаде! То сопливый!

Дарю Её - тебе, мой потный друг!

У вас, я слышал, жарко нынче летом? -

Пусть эта Книга охладит приветом

Тебя! А что… читай её без брюк!

И если у тебя ещё стоит

Бутылка на столе, стакан и сливы!

Какой прекрасный повод быть счастливым -

 Читай, да пей! И - кланяйся своим…

 

 ( пролог )

Божье имя во рту Что как пёрышко нежил

Так и жил на земле Будто не жил...

И не нажил Я другого ремесла

Винным ветром Валит с ног меня весна

Только руки Голубым крестом

Под разбитым глиняным кустом

Так протяжна тишина и нежна

Стала - будто душа отошла

Будто дерево Полное птичьих яиц

Налетело на стаю Вернувшихся птиц...

Хорошо согласись - Что как пёрышко нежил

Так и жил на земле Будто не жил

 ***

Как бы жили мы славно

На свете на этом на белом -

Я бы тихо спивался

А ты бы мне песенки пела

Чтоб слезились глаза

И дрожали венозные руки

По твоим волосам

Бесконечно прекрасным и юным

Мы б ловили в кустах соловья

И поймав - привязали за лапку

Ты бы плакала Я

Вырезал для "шекспира" закладку

Все приходили бы тогда

Проведать старину

Затем что нынче старина

Не вреден никому

Мои глаза - болотный дым

И грудь пустой орех

Ты так юна что и следы

Твои внушают грех

Когда беззубая с трудом

Меня уложит в гроб -

Ты одеяло перед сном

Надвинь на самый лоб

Я сочиню тебе страну

Там будет всё легко

Прощаться Помнить и Любить

И Умирать - легко...

 ***

 За стеной только поле чернеет

 И всего-то что месяц висит

 Даже будь эта ночь потемнее -

 Нам с тобою она не грозит

 

 Нам с тобой можно разве - случайно

 Можно разве что - умереть.

 Вон как ветер завыл причитая...

 Мне наверное так не суметь

 Видишь - горлом качнув голубым

 От любви и горя и сгорая

 Не дотянутся губы луны

 До свиданья моя дорогая...

 ... Мне наверное так не забыть

 Как тебя я забыть не умею

 Я горячую воду согрею -

 Твои ноги усталые мыть

 Пусть летает и пусть пролетит

 Жизнь моя - и глупа и прекрасна

 Надо только свирепо и властно

 Этот глиняный призрак любить.

 

 Лунные яблоки 

 

Лунных яблок на снег голубой

Рассыпая летящее тело

В небе выгнется женщина в белом

И окажется белой луной

И качаясь у синей постели

Я забудусь на сумрачный лес

Где вмерзает в пустые метели

Лунных яблок ныряющий треск

Рассыпаясь над ветками звонко

Долгий ливень за поле уйдет

С переполненой лодки и лодка

Поплывет уплывая под лед

И как будто летучие мыши

Сцеловав серебро пустоты -

Яблок ломаных полные рты

Разевают притихшие крыши

И по мне разворованом плакать

Выходила далекая мать -

В белом платье качающем слякоть

Навсегда исчезая стоять

Я набью вперемешку со снегом

Опрокидываясь в кусты -

И высокого черного неба

Разлетятся воронами сны

В небе выгнется женщина в белом

Лунных яблок на снег голубой

Рассыпая летящее тело

И окажется белой луной

И как будто летучие мыши

Целовать серебро пустоты -

Яблок ломаных полные рты

Разевают притихшие крыши...

 Пьяное озеро

...И большой перепуганной птицей

Сплю я в старом забытом лесу -

Мимо пьяного озера снится

На закат голубую листву

И хмельной перепутанный заяц

В исчезающих травах висит

Ивы скользко плетясь и пинаясь

Тянут корни к пахучей грязи

Одурев журавлиная стая

Не летит выбиваясь из сил

То один упадёт то другая

Головой в замирающий ил

Только в воображаемом небе

Небывалой уже красоты

Моя птица взмахнув опустела

На сосущие холод сады

Я проснусь когда к Светлому лику

Разорвав бесполезную грудь

Перелётные тихи крики

Сквозь раздавленный воздух умрут

Лес глухим петухом тянет горло

И уже не успеет к утру

Поле высидеть курицей чёрной

В первый снег голубую луну

И когда неосознанный ворон

Вверх ногами устанет лететь -

Выйду солнечным я коридором

На последнее небо глядеть

 Журавлиная флейта

Здесь колючею проволкой пахнут

Голубые сады фонарей

И окна ледяную рубаху

Ливень тянет с тяжёлых ветвей

И прозрачнее майского клея

Пальцы в голову сладко забыть! -

Журавлиная тихая флейта

Обнимается по небу плыть

Над отчаяньем плыть и разлукой

Одиночеством и ожиданьем -

Он раскинув протяжные руки

Дотянулся бы до Иордани

И глаза были точно из хлеба

Хлеба птицу кормить которым

И весеннее гулкое небо

Умещалось в бутылку Кагора...

И со стоном тоскливым и древним

Обнимая незримый восток

Он взмахнул голубые деревья

Из бамбуковых выпрыгнув ног 

Не касаясь вертухая на столбах

Ни ножей не опасаясь ни костров

Он растаял как на сломанных холмах

Тает розовое золото крестов

И следы - только руки вразброс -

Мне до самого неба висели

Словно кто-то на тихую землю

Рассыпал виноградную гроздь

Словно кто-то серебряной пеной

И вином опрокинув края...

Пролетела как сон пролетела

Журавлиная флейта моя

Будут долго ночные птицы

Пить ослепших следов благодать -

Чтобы жить на земле разучившись

Не хотелось бы мне умирать...

И прозрачнее майского клея

Пальцы в голову сладко забыть! -

Журавлиная тихая флейта

Обнимается по небу плыть

 Тяжелый жасмин

Сквозь чугунные заросли ивы

Свет невидимо-розовый льёт

Твёрдый запах сухого жасмина

Над остылой дорогой плывёт

Ходит женщина в утреннем паре

Остановится - тихо поёт

В тёмный колокол платья ударит

И тяжёлый жасмин упадёт

Птицу с неба сорвёт и поднимет

Пригубив И пустую сомнёт

Занемевшие руки отнимет

И тяжёлый жасмин упадёт

И окно оплетая руками

Поманив навсегда уведёт

И потянется он с облаками

И тяжёлый жасмин упадёт

Уходя в голубую погоду

Вдруг обхватит глаза заревёт

Упадёт на зелёную воду

И тяжёлый жасмин упадёт

 ***

Голубая цветущая слива

Льётся на руки молоком

Я хочу как река в разливе

Оказаться себя кругом

Чтобы на голубиные вены

На свистящее хлопанье крыл

Разорвало стеклянною пеной

Головы моей бражный бутыль

Что не вечно с небес облетая

Будет нежиться в листьях вода

И луны ледяные медали

Отзвенят надо мной навсегда

Отзвенят... Легче детского смеха

Голубой тегеранской смолы

Я в туманное утро уехал

На воздушных шарах омелы

И проверены все документы

Я стою в ожиданье чудес -

Птицы режут на круглые ленты

Голубую бумагу небес

Вот уже украшают деревья

Полновесных стаканов цветы

И незримою ласточкой - время

Нас хватает как глину с воды

Шар небесный в молочную зелень

Пролетает огромен и чист

И вина здесь ладонями всеми

Из любого сугроба черпни

Вечной горечью майского ливня

Нищетою рябиновых щёк

Что душа твоя? - лёгкие крылья

Голубая одежда для пчёл...

 ***

Снова мне показалось на свете

Нет ни боли ни горьких утрат

Воздух чист Лес прозрачен и светел

На душе ни кола ни двора

И легко как в больничную койку

В ту страну - что всю жизнь напролёт -

Все равно... безголовая тройка

Никогда меня не довезёт

Лошадей моих грязный обмылок

Не удержит на шее глаза

И железом ударит в затылок

Оборвавшийся след колеса

И закаркают кровью вороны

С разлетевшихся грязных колёс

Будет ветер надменно и ровно

Хлопать в желтые руки берёз

И легко как в больничную койку

В ту страну - что всю жизнь напролёт -

Соберусь и пойду потихоньку

Ну а там уже как повезёт

И покажется мне что на свете

Нет ни боли ни горьких утрат -

Воздух чист Лес прозрачен и светел

На душе ни кола ни двора...

 

 Осиновый ливень

Безутешной китайскою глиной

В стрекозиные крылья звеня

Свежий ветер Осиновый ливень

Под одежду поднимет меня

В тёплых струях легко застревая

Над безмолвной землёю Один

Я руками плыву задевая

За хрипящие жабры рябин

Только имя твоё успеваю -

И легко и нарядно как кровь

Из мягкого горла всплывают

Гирлянды воздушных шаров

Голова поплыла и набухла

Тишиною как будто музей

Будто падает в каждое ухо

Колокольчик летучих гусей

Украшается всё понемногу

Птицы люди деревья дома

Видишь тень от луны над дорогой -

Это дохлая рыба всплыла -

Налетев на трамвайное небо

Дирижаблем пустых тополей...

Всё что было вином или хлебом

Стало мутный и приторный клей

Что гирлянды Что руки крестами

Что поделать - Во все времена

Либо трупами либо цветами

Пахнет вечная эта страна…

Только имя твоё успеваю -

И легко и нарядно как кровь

Из мягкого горла всплывают

Гирлянды воздушных шаров

… держа во рту серебряные души

Глядит шальная стая детворы -

Как кружатся в пространстве безвоздушном

Моей любви воздушные шары

 ***

Не стели мне под ноги травы

Не держи меня больше за плечи

Никогда не лечил и не лечит

Этот воздух больной головы

Всё равно - не уйти никуда

По дороге что крестиком мечена

Небосвод головой искалеченной

Держат рыбы у самого дна

Только мается месяц юродивый

На груди перебитых рябин

Обними меня Милая родина -

Я тебя никогда не любил...

Пальцы лопнули розовым блюдцем

На далёкой и белой руке

Мне теперь уже не дотянуться

До плывущей травы по реке

Не измазаться в ягодах спелых

И в росе онемелых кустов

Не вдохнуть утекающих в небо

И стекающих с неба дымов

И охапкой нездешних магнолий

Заплетаясь в хвосты лошадям

Не ловить в убегающем поле

Паутину сырую дождя

Не залить огороды худые

Ароматом висячих садов

Чтобы даже цветы голубые

Распускала латунь проводов

В догорающей медленной сини

Поднимая тяжёлую пыль

Шевелящийся алый осинник

Мимо лунного озера плыл

 ***

Небо в голову дует 

Словно дьяк на свечу

Я в погоду такую

Ничего не хочу

Ни любви ни веселья

Сердце бьётся ведром

Сладкий месяц осенний

Ловит озеро ртом

И прощальная стая

Как льняная душа

Хороша пролетая

От меня ни на шаг

Ни печали ни скорби

Или кажется мне -

Словно мягкие корни

Бог пустил в голове

И прощальная стая

Паутиной дыша

Хороша пролетая

От меня ни на шаг

Ни любви ни веселья

Сердце бьётся ведром

Сладкий месяц осенний

Ловит озеро ртом

Я в погоду такую

Ничего не хочу

Небо в голову дует

Словно дьяк на свечу

 

 Дымные сады

Сквозь просторные метели

С голубой воды

Улетели Улетели

Дымные сады

Что шиповником кипели

Пьяные поля

Хороня в далёком теле

Близкого меня

И скользя по горлу бритвой

Соловей один

Воздух чашкою разбитой

Разлетаясь в дым

И за каждым поворотом

В шорохе любом

Всё мерещилась мне кто-то

Только в голубом

Те сады всё тают тают

Тают на луну

И всё реже прилетают

К долгому окну

И всё чаще ближе к Раю

Женщины друзья

Скоро к этому же краю

Соберусь и я

На моём пустынном теле

Сгорбятся цветы -

Улетели? Улетели

Дымные сады

 Шаман

Ах голова моя - чёрный туман

Ах голова моя - жёлтый колокол

Так ли думал раскосый шаман

Помолившись тихонько на белое облако

Уж я буду вам нынче ломаться и петь

Я вам гор золотых наколдую

А с рассветом сбегу в неоглядную степь

Только ветер следы мне задует

Там где глиняный вечер и пьян и кровав

Там в дремучем дурмане травы

Я от счастья умру Птицам очи отдав

Из целебной моей головы

Обезумев от зелья такого орёл

В голубую бездонную муть

Утопиться захочет И рухнет в неё

Не умея никак утонуть

Точно древний осадок в тяжёлой крови

Всё безумнее всё веселей

Стая чёрная чёрные кроя круги

Не поднимется с чёрных полей

Я туда убегу где гудящих шмелей

Где крадётся и прячется ночь

Охраняя от ушлых и пришлых людей

Мандрагоры цветущую мощь

...И заплакал раскосый шаман

Руки дёрнул на белое облако

Ах голова… моя чёрный туман

Ах голова… моя жёлтый колокол

 ***

В нашей пьесе Арлекина

Свадьба будет с Коломбиной

И расплачется Пьеро

Рукава на землю бросит

По лицу глаза развозит -

Всё знакомо и старо

Разузнав у Труффальдино

Об измене Арлекина

Коломбина заревёт

По груди её упавшей

Будто слёзы разорвавшись

Ожерелье потечёт

И начнёт Пьеро безглазый

Целовать глаза и сразу

Грудь и слёзы на груди

И перстней поддельных язвы -

Бутафора труд неясный

Арлекин уснёт один

Будет утром Коломбина

Одеваясь торопливо

Торжествующе и зло

Повторять (ремарка: с пылом )

Отомстила Отомстила

И расплачется Пьеро

Будет пуля Арлекину!!!

Всё старо как мир старинный

Всё старо В конце сеньоры

Будут кланяться актёры...

 ***

Я - цыган А со мною пойдешь!

День не жалко и ночь не жалко

Будешь нюхать неспелую рожь

Будешь ветер укладывать в шапку

А коня будешь пылью поить

А с небес будешь воду спивать

Научу тебя землю любить

Так чтоб сладко в ней было спать

Так просторно тебе спою -

Сердце стаей в груди растает

Волком взлает в голодном краю

Вот как в сердце твоем настанет!

Я - цыган А со мною пойдешь!

День не жалко и ночь не жалко...

И сиял в голенище нож

Диким взглядом из-под полушалка.

 ***

Не отдавай меня врачам

Я не люблю больничный запах -

Он как предсмертная свеча

Идёт ко мне на мягких лапах

И не бинтом - вином и тмином

Он сладко голову кружит

Как будто влажная рябина

Ко мне на цыпочках бежит

Но если вдруг - как знать как знать? -

Пусть будут часты наши встречи

Я стану долго умирать

А смерти так и не замечу

И не бинтом - вином и тмином

Пусть будет голову кружить

Как будто влажная рябина

Ко мне на цыпочках бежит...

Бежит в прекрасную страну

Где будет всё легко -

Прощаться помнить и любить

И умирать - Легко.

 ***

Если правда умру Заболею - 

Хоть цветы на могилке полей...

Пусть меня кто угодно жалеет

Только ты меня не жалей!

Пусть закрутит Метелью закрутит

Так закрутит что сердца не хватит

Пусть меня кто угодно забудет -

Ты меня не забудь Христа ради

Пусть меня кто угодно оставит

Ты меня не оставь никогда

Ты мне стая последняя стая

Улетающая навсегда...

 ***

Какая вечная страна

Какое проклятое царство…

Блажен кто в эти времена

Тебя предать не догадался

Кто равно принял свет утрат

И горечь радостей на свете

Но тот блаженнее стократ

Кто прожил жизнь и не заметил

Кто видя лёгкие сады

Там где другой не видит воды

Из жизни вышел как из моды

Под дуновенье пустоты...

 ( эпилог ) 

По снежинке по пушинке

В незакрытое окно

Залетает холод - смотришь

Подоконник замело

Ничего уже не греет

Ни вино ни кипяток

Снег на скатерти чернеет

Въелся иней в потолок

И сосулькой голубою

Люстра звонкая висит

Ходит... бродит кто-то в доме...

Половицами хрустит

 P.S.

Н-да… Занятно!..

 Занятно, не правда ли, брат Картафилис?

Вот ведь жил же счастливчик - и, как это водится, помер.

Повезло человеку. Бывает. А ты, как ни бейся,

Не надейся, дружок - всё равно, не пройдёт этот номер.

Но вот, что поразительно! Ты себе можешь представить?

Стоит только прочесть… стоит только попробовать вслух!

С полуслова, загадочно и непостижимо - глазами

Вдруг меняешься, и… начинает захватывать дух!

И как будто бы кто-то в затылок испуганный дышит,

Я боюсь обернуться. Она уже плачет и спит:

Что и в доме ни крошки, что светлого облака выше

И Она с закружившейся вниз головою летит…

…Пусть летает! и с нею пускай навсегда пролетит

Жизнь моя - и глупа, потому - и светла, и прекрасна!

Надо только свирепо, ты слышишь? - свирепо и властно

Этот треснувший шар, этот глиняный призрак любить!..

…Погоди-ка, дружок! Не мою ли ты книжку читаешь?

Я же знаю - ты пробуешь! Я уже чувствую взгляд!

Натыкаясь рукою на пару оторванных клавиш…

А всё этот взгляд, Картафилис, не правда ли, взгляд -

…И весна над Дижоном прекрасней весны над Парижем

От него одного мне становится… не по себе.

Так становится вдруг, когда небо становится ближе,

Когда, кажется, больше не надобно жить на земле…

Это только так кажется. Я не прощаюсь, братишка.

Подари себе книгу с хорошим летальным концом!..

Вся трагедия в том человечества, вся его фишка -

Обретенье себя и потеря, а прочее - сон!

Спи и ты, дорогой, как счастливые пчёлы зимою,

Без любви и без смерти - пусть сон будет сладок и сух!

Вот идёт Он один… вот идёт уже рядом со мною…

Стоит только начать, стоит только попробовать

Вслух! -

…Я сидел у окна в ресторане напротив вокзала,

И она подошла… я ответил - садись.

И она помолчала, портвейна себе заказала,

И любила меня, и звалась не иначе, как жизнь…

Реклама на сайте