«Лирика»

Untitled

СЕСИЛИЯ МЕЙРЕЛЕС

1901—1964

БРАЗИЛИЯ

Перевод с португальского Инны Чежеговой *

Сесилия Мейрелес родилась и выросла в Рио-де-Жанейро. В 1917 году окончила Учительский институт. Читала в столичном университете курсы португальской и бразильской литератур, публиковала статьи в бразильских газетах и журналах, переводила Ибсена, Рильке, Лорку, сотрудничала в Национальной комиссии по фольклору. В 1948 году была удостоена премии Бразильской академии словесности. Поэтические сборники Сесилии Мейрелес — «Путешествие» (1939), «Тихая музыка» (1942), «Бескрайнее море» (1945), «Портрет без прикрас» (1949), «Песни» (1956) и другие были собраны и изданы в одном томе в 1958 году; позднее при жизни поэтессы вышло еще две книги ее стихов. В целом творчество Сесилии Мейрелес осталось независимым от каких бы то ни было литературных течений. В своей лирике она смело использует уже освоенные поэзией изобразительные средства, естественно и свободно преображая их в собственной поэтической манере, уверенной и самостоятельной. Ее лирику отличает безыскусственность и простота, которая достигается, когда для мысли найдено точное художественное воплощение, не только словесно-образное, но и интонационно-метрическое. «Мало кто из поэтов так владеет словом, его смыслом, звучанием, его поэтической выразительностью, как Сесилия Мейрелес», — так отзывается о ее творчестве известный бразильский поэт и критик М. де Андради. В ее прозрачных, легких стихах мудрость мысли и чувств не выглядит риторической, она сродни мудрости народной, мудрости песни, притчи; интонационный рисунок ее стихов также близок порой к песенным ритмам, зачинам, повторам: «Ах, рук твоих холодна звезда», «ты мой серебряный кинжал, серебряный кинжал». Излюбленные темы Мейрелес — путешествие, море, музыка — символы движения, изменчивости, гармонии. В ее лирике все движется, течет, скользит, меняется. И, отражая вечное обновление жизни и природы, рождается «буква за буквой, стих за стихом — песнь поэта, глубокая, тайная…» — так писала в стихотворении «На смерть Сесилии Мейрелес» современная португальская поэтесса София де Мело.

Мотив

Пишу стихи затем, что изначальна

в них жизни суть. Спешу мгновенью вслед…

Пишу, не весела и не печальна,

затем, что я — поэт.

Сестра всему, что в мире преходяще,

не ведаю ни радостей, ни мук.

И днем и по ночам я как летящий

навстречу рифме звук.

Долга иль коротка моя дорога,

перестаю иль начинаю быть?

Знать не хочу я — мало мне иль много

еще осталось жить.

В одних стихах — конец мой и начало:

творю их ритмом сердца моего,

пока язык молчанье не сковало.

А дальше — ничего.

Портрет

Я смотрю на себя — я такой не была:

по худому лицу печаль разлита,

и погасший взгляд прежде ясных глаз,

и горькая складка у рта…

Никогда прежде не были руки мои

так мертвы: лишены и сил и тепла;

и не было сердце таким пустым —

в нем все сгорело дотла.

Перемены, увы, не заметила я,

а она так видна, непреложна и зла…

Где, когда затерялась, в каких зеркалах,

я — такая, какой была?

Песня об утонувшей мечте

Посадила я мечту на корабль,

а корабль на воду спустила,

и, чтоб в плаванье мечту отправить,

я руками море приоткрыла.

Волны бросились мне в руки сразу:

синевой их затопили нежной.

Синева с моих стекает пальцев,

красит в синий цвет песок прибрежный.

Ночь пришла, от холода ежась,

налетевший ветер нагнал тучи…

И корабль с мечтой моей тонет,

близок к гибели своей неминучей.

Слезы лить без устали стану,

чтоб у моря вымолить прощенье…

Но идет ко дну мой корабль:

для мечты моей нету спасенья.

А потом все будет прекрасно:

море тихо и пляжи омыты.

И глаза мои сухи, как камни,

и мои две руки перебиты.

Напетое под гитару

Ты мой серебряный кинжал,

серебряный кинжал,

но не в моей руке ты был,

когда мне грудь пронзал.

Как ты сверкал среди камней,

серебряный кинжал,

и срезанный тобой цветок

вблизи тебя лежал.

Ты был и точен и остер,

серебряный кинжал,

чтоб грудь мою пронзить строкой,

сразившей наповал.

Но не от смертной раны боль,

серебряный кинжал,

а оттого, что знаю — кто

моим убийцей стал.

Персонаж

Встречу твой взгляд, но поверь, я чувству

воли не дам и не вспыхну при этом:

искусство любить подобно искусству

быть поэтом.

Любви моей собственной мне довольно,

твоей любви я не жду напрасно:

люблю, и мне от любви не больно —

она, как тайна, чиста и прекрасна.

Там, где ты, — там словно пустыня,

не гармонирующая с пейзажем,

и в этой пустыне тебя отныне

моя тоска окружает миражем.

По скорбным орбитам твоей вселенной

мечты мои кружат неутомимо,

и в них витаешь ты неизменно,

не названный мною, неслышный, незримый.

Все маски жизни, гримасы мне строя,

склоняются к моему изголовью,

где я по ночам, не зная покоя,

пылаю к тебе безответной любовью.

И чьи-то руки изнемогают,

еще моего не коснувшись тела,

и чьи-то вздохи меня настигают

из-за неведомого предела.

О, пусть не манят меня улыбкой

призраки эти с туманным взглядом,

творенья моей фантазии зыбкой,

где только тебя нет со мною рядом.

Пусть мне ничто и никто не снится,

лишь ты в моих снах пребывай, как прежде,

чтоб я, засыпая, могла стремиться

навстречу моей неизбывной надежде.

Все: и само твое существованье,

имя твое, твое сердце и тело,

все поглощает собой расстоянье,

которого я не преодолела.

И, ввергнута в пропасть вечной разлуки,

то к аду я приближаюсь, то к раю.

Во власти одной-единственной муки

то возрождаюсь, то умираю.

Метаморфоза

Птица взлетевшая

с неба на землю

упала,

к берегу белую

лодку волною

прибило…

Ночь без объятий!

Любить, видно, сердце

устало

и рулевого

на лодке любовной

сменило.

В темных глазах

словно прежней любви

не бывало,

имя другое

уже твои губы

пленило.

Птица взлетевшая

в тучах нависших

пропала.

Белую лодку

случайная буря

разбила.

И навсегда

ветром отзвук любви

разметало;

тень наших тел

беспощадными волнами

смыло.

Ночная песня

Ночь глухая, лунный свет,

холод стен и берег в дреме.

Я иду, иду… Поэт

должен позабыть о доме.

От жилья иду я прочь,

тьма, безлюдье предо мною.

Дорога поэту ночь

тишиною, тишиною…

Пляж пустынный чист и дик,

шум шагов в ночи потерян…

Для поэта жизнь — лишь миг

на пути, что не измерен.

Вечный путь — удел поэта,

смерть одна прервет его:

и, упрямо веря в это,

я иду в ночи, без света.

Мне не нужно ничего.

Объяснение

Раздумье горестно, любви, увы, мне мало;

и все известные мне жалки чудеса.

Всегда земля мне силы придавала:

пусть подождут немного небеса.

Хоть знака нет с небес, у них я на примете,

слезами им плачу положенную мзду.

Там звезды вспыхивают, гаснут, светят…

Я жду обещанную мне звезду.

(В памяти, словно в море я

все ночи плаваю напролет.

Кто-то доскажет мою историю,

кто-то ее героев убьет.)

Ноктюрн

Ах, рук твоих

холодна звезда,

отцветший цветок,

осколок стекла…

Там холод и лед,

где любовь была.

Ах, глаз твоих

пустынна луна,

сияет, далек,

огонь без тепла.

Там холод и лед,

где любовь была.

Ах, сердцу грозит

навсегда зима,

и скользкого льда

холодна белизна…

И пою одна

я себе сама:

ах, вопрос непрост,

откуда лед —

от тебя, от меня,

от небесных звезд?

Куда делась любовь,

как солнце светла?

Там холод и лед,

где любовь была.

Плач кавалериста по убитому коню

Мы, это мы заслуживаем смерти,

мы — люди.

Мы творим войну.

Творим ее мы нашими руками,

и разумом, от века сбитым с толку,

и нашей кровью, дикой и коварной,

и не подвластной нам жестокой волей.

Творцы огня и чисел, колеса

и новых сплавов,

мы забыть успели,

что все мы — братья.

Мы атомы в сообщники призвали.

Мы — грешники пред матерью-природой.

Остановись, безумье! Будет поздно:

погибнет все — земля, вода и звезды…

Зачем ты пал, мой конь? Ты принял смерть мою,

мой бессловесный друг. Ты не был человеком.

Ты ничего не знал. Не мыслил. Справедливо ль,

чтоб вместо сердца моего — твое

простое сердце вдруг остановилось?

Мой добрый конь! Ты лучше был всех нас…

Зачем прибился ты к людскому роду?

Ты знал другую жизнь: в ней сны и явь

тобой разгаданного бытия

в твоих глазах косящих отражались.

Там ты — зеленых долов властелин,

ликуя, оглашал их громким ржаньем…

И ты убит! Убит! Ты, а не я —

я, кто своих же убивает братьев…

Я

Песчаное прибрежье — жизнь моя:

следов бесчисленных хитросплетенье.

Пустая раковина — голос мой:

тень звука, затаившего волненье.

Коралловый обломок — боль моя,

переборовшая удар мгновенья.

Мое наследство — грозный океан,

где смыть любовь спешит волна забвенья.

Детство

Нет больше балконных решеток,

отличавших дом среди прочих.

Решеток чеканной работы.

Нет больше деревьев лимонных,

и музыки, слышной из дома,

и муравьиных полчищ.

Нет дома с крышей зеленой,

в саду — ракушечных гротов

и стекол витражных в окнах.

Нет старого фортепьяно

и той, что на нем играла,

играла, играла сонату.

Смежило веки былое,

оставив память о прошлом

и настоящего слезы.

Песня

Не верь, что есть у нас в запасе вечность:

меня, вцепившись в платье, тащат тучи

и ветры гонят силой к жизни краю…

О поспеши, любовь, ведь завтра я умру,

умру и так тебя и не узнаю!

Не спи жемчужиной под толщей моря,

не допусти, чтоб губ глухие стены

миг истины замуровали в нишу…

О поспеши, любовь, ведь завтра я умру,

умру и так тебя и не услышу!

Явись теперь, пока еще могу

тебя узнать в расцветшем анемоне,

твой зов расслышать в вое ветра злого…

О поспеши, любовь, ведь завтра я умру,

умру и не скажу тебе ни слова!

Объяснение в любви во время войны

Я вас буду любить среди шелка и кружев,

среди мраморных статуй и алеющих роз…

Я словами любви услаждать буду слух ваш,

увлекая вас в мир уже сбывшихся грез.

(А мужчины в моем краю

идут умирать в бою.)

Чтоб глаза ваши видеть, зажгу канделябры:

при свечах мягче блеск ваших глаз и теплей.

Засверкает ваш жемчуг в моих трепетных пальцах,

и мгновенья в душе засверкают моей.

(А мужчины в моем краю

кровь проливают свою.)

Пусть от мира отделят нас плотные шторы

и замки стерегут упоительный плен,

и тогда стану лить я счастливые слезы

на холмы белоснежные ваших колен.

(А мужчины в моем краю

жизнь отдают в бою.)

Посрамит ваша стройность кипарис и колонну,

красотой и величьем вы богиням равны;

вы — Елена, что ввергнула в бедствие Трою,

вы — цветок на ладони у вечной весны.

(А мужчины в моем краю

на поле битвы гниют.)

Аминь

Иссякли слова и мысли иссякли,

как влага в песках пустынь…

Ах, если б сердцу могла сказать я:

«Остынь!»

В мире есть все, но он духом нищий,

за это его отринь.

Главу не преклонишь на пепелище

его твердынь.

Мы спорим друг с другом, с собою, с богом

в плену неуемных гордынь.

Никто не хранит и никто не помнит

прежних святынь…

Но так прекрасны луна, и звезды,

и солнце, и неба синь,

что жаждет душа улыбнуться сквозь слезы:

«Аминь!»

* Сесилия Мейрелес — Лирика (Перевод с португальского и вступление Инны Чежеговой) // Созвездие лиры (М.: Художественная литература, 1981), 139-152.

10

Реклама на сайте