«Стихи»

Untitled

ГОВАРД НЕМЕРОВ

С английского *

День на Биг-Бранч

Полупьяные, после ночи за картами,

Когда хмурый рассвет застал нас врасплох

Над тузами и дамами, мы отправились

(Те, кто выиграл и кто проиграл)

На север, к реке в горах, о которой

Знал один из нас, — с намерением

Кончить проигрывать и выигрывать

При помощи испытанного общения

С девственной глухоманью. Мы взяли

С собой лишь хлеб и библейский сыр,

Курево купили в местной лавчонке, —

Запьем все это речной водой

И — отдадимся воспоминаньям

Или беспамятству!.. Хотя мы в это

Почти не верили, но нечто похожее

Гудело в усталых висках и сердцах,

Когда мы карабкались по речным

Уступам. На место прибыли в полдень.

Как и было обещано, это местечко

Было чудом с гранитными стенами

Вокруг плоских известняковых ступеней

И округлостей лавы. Вода струила

Желто-зеленые блики на плиты

Замшелой запруды, хрустальной пеной

Стекала в заводь, где отсвет воды

Дышал на уступах, склоненных к солнцу.

Большие голубые стрекозы цепляли

Воду крылом и парили против

Ветра, струящегося над потоком,

Роняли искры с прозрачных крыльев.

Все было дивно, хотя природа

Гранитными стенами и чешуйчатыми

Скамьями напоминала зал

Ожидания в окаменелом вокзале.

Но мы, опустошенные покером,

Поверили в этот рай — и те,

Кто выиграл и кто проиграл, разделись,

Купались, сушились на скалах, ловя

Воздух ртом, как форель, и пьянели,

Глотнув воды, курили — и ждали

Откровения от природы, как будто

Это камни Мемнона: через мгновенье

Передвинется свет — и они запоют!..

Тишина (а даже вода здесь пела

Беззвучно) была весомой, и были

Весомы слова, но все застоялось,

Гора не могла родить и мышонка,

И все эти скалы не были скалами

Чистилища, склонами Геликона,

Отполированными стопами муз,

А просто американскими скалами,

На которых наши кости трещали

И плоть сушилась с одной стороны

И коченела с другой, и каждый

Завидовал первобытному миру

И думал о том, как опустошен

Цивилизацией, как вынужден пить,

Курить, подчиняясь ночь напролет

Воле случайных карт, покамест

Не обессилеет, как форель на мели,

И не видит толка в ученье Жан-Жака

Руссо, и не может себе позволить

Первобытности, хороша она или плоха,

И не станет больше листать истертых

Страниц, которые запечатлели

Пейзажи Уолдена…

И, однако,

Ветер, солнечный свет и вода

Как-то подействовали (и стрекозы!)

На наши мозги, где перемешались

Телефоны и масти, на наши тела,

Испарявшие виски с одной стороны

И дрожавшие с другой. А утесы

И старые камни, образовавшие

Гигантские ступени потока,

Наводили нас на чистые мысли

О смирении, терпении и о терпимости

К тому, что терпим (будь то выигрыш,

Проигрыш или полное разоренье),

О выживании в любую погоду,

Как ни ломают тебя, ни дробят

Неотвратимые струи потока.

И разве этот поток, эти скалы

Способствуют нашему очищению:

Да если бы камни Мемнона были

Из мыла — разве душу отмоешь?

Чуть позже вспомнили о войне,

О том, что было тогда — как просто

Мы могли утонуть, сгореть или быть

Убитыми, сколько мы знали людей,

Утонувших, сгоревших или убитых,

И не лучше ли было бы умереть

На мирной старой войне, молодыми…

Но первозданный покой утесов

И текучее спокойствие вод —

Эти ребра и кровь земли,

На которых покоятся все сюжеты, —

Настроили на поэтический лад,

Когда так и тянет на откровенность,

И тут же один сказал: «До смерти

Буду резаться в карты», другой:

«Виски содержит все витамины

И соли для поддержания жизни»,

А третий: «Буду курить, покуда

Душа не исцелится от тела».

Спускаясь вниз по течению к дому,

К жизни, покинутой нами на день,

Мы увидели то, что не видели раньше:

Три запруды — они не могли удержать

Поток, обтекавший мощные балки:

Он ворочал камни, таранил доски,

Вернув в своем безучастном гневе

Массивную кладку в лоно природы.

Эта картина нас отрезвила,

И мы молчали весь долгий путь

Домой и после — пока не настало

Самое время садиться за карты.

Вторые рамы

Пришла пора вставлять вторые рамы,

С утра все вышли из домов, но дождь

Загнал людей под крышу. Возвращаясь,

Я вижу рамы на земле, с водой

По переплет, — сквозь воду и стекло

Видна примятая трава, как будто

Струятся водоросли в час отлива

Или хлеба расчесывает ветер.

Рябь и дождинки на слепом стекле,

Казалось, говорили мне о чем-то,

Что я поведал бы и вам (сухая

Трава пригнулась под стеклом, залитым

По самый край дрожащею водой) —

О властной, о студеной чистоте,

Которая бездумно отражает

Тоскливый день несбывшихся желаний,

А дождь холодный льет в необозримом

Пространстве памяти, шуршит, струится

На рамы, через край перетекает…

Вид из чердачного окна

В высокий переплет безлиственных ветвей,

О городские ударяясь крыши,

Снежинок рой спускается, неслышим.

Я вижу из чердачного окна:

Деревья в кружевах, качаясь полусонно, —

Хранители древнейших родословных,

Аристократы от корней до крон —

Плечом к плечу, смыкаясь в плотный ряд,

Неслыханный встречают снегопад.

Все воскресенье с самого утра,

С достоинством, без вихрей и метелей

Снежинки с неба стылого летели.

И вот на всем бесформенный покров,

И толстой паутиной оплетен

Огромных сосен величавый сон.

На чердаке, средь разного старья,

Где унаследованный дремлет лом,

Я вдруг заплакал и уснул потом.

Проснувшись, я увидел: тот же снег

Летит неслышно между тьмой и тьмой

И желтые огни на улице ночной.

Я плакал оттого, что жизнь мила и безнадежна,

И, как ребенок, я от слез уснул.

Стал кораблем наш дом, и под кормой мятежно

Бурлящих вод прокатывался гул.

Корабль шел сквозь кряжи многих лет —

Вот в чем, наверно, слез моих секрет.

Внизу, в подвале, лезут вон из кожи

Движок, насос, котел — в работе день за днем

Для жизни, что струится в узком ложе

Между подвалом тем и чердаком,

Где склад тростей и шляп, знакомых с детства,

Запчасти призраков, богатое наследство…

Портреты женщин, убранные в угол,

В трухлявом сундуке их свадебный наряд,

Средь погремушек, старых книг и кукол

Одежды безголовые висят,

Покачиваясь пьяно от шагов,

Все это видишь без дальнейших слов…

Но думал нынче я, и слезы полились

О том, что в двух мирах мы обитаем:

Деревьев мощных, возносящих ввысь

Терпение. Союз ветвей сплетая,

Нас учат стойкости они. А мир другой —

Вот этот снег, плывущий пеленой.

Вот этот хаос, хлынувший на нас

Без счета, как песок во всех морях,

Как все, кто умер и умрет в свой час,

Как звезды на небе, как листья на ветвях,

Как Авраамов, по завету, род.

Сменялись поколения, и вот

Я в башне дней моих, среди руин былого

У этого окна оплакал поутру

Войну и мор, убийство, суд суровый

И то, что все умрут и я, как все, умру.

Снег шел и шел. Стоял деревьев караул,

И, как ребенок, я от слез уснул.

Любители достопримечательностей

Их свору в глубь столетий

уводят переулки.

Чернеющим наростом

на их груди шкатулки,

где серебром и чернью,

как вязь на талисмане,

загадочные цифры

и тайное писанье,

которое подскажет

все сведенья о свете…

Упрятанные в кожу,

приспособленья эти

выискивают всюду

диковинные виды:

щелк — Ватикан в коробке,

щелк — Сфинкс и пирамиды,

щелк — и чернеют ноздри

Отцов на косогоре.

И снова — щелк!

И все же

шумливой этой своре

хотелось бы очнуться

и убежать на волю,

где яркий свет кочует

по утреннему полю,

где луч слепит алмазом

в стрекозьей перепонке

и солнце исчезает

в иссиня-черной пленке

пруда.

Но их желаньям

не так-то просто сбыться,

желаньям их мешает

нагрудная вещица,

где воля Темной Силы

их держит в подчиненьи

и разум подавляет:

уже они, как тени,

которые навечно

уплощены в коробке,

почти не матерьяльны,

расплывчаты и робки…

Об авторах

Немеров, Говард (Nemerov, Howard) — поэт, романист, критик. Род. в 1920 г. в Нью-Йорке, в 1941 г. окончил Гарвардский университет. В годы войны служил в авиачастях США, приданных Канадским ВВС. После демобилизации преподавал в ряде колледжей; консультант по поэзии Библиотеки Конгресса в 1963—1964 гг. С 1969 г. — профессор английской литературы в Вашингтонском университете (Сент-Луис). Среди книг стихов Г. Немерова — «Образ и закон» (“The Image and the Law”, 1947), «Путеводитель по руинам» (“Guide to the Ruins”, 1950), «Зеркала и окна» (“Mirrors and Windows”, 1958), «Голубые ласточки» (“The Blue Swallows”, 1967), «Зимняя молния» (“The Winter Lightning”, 1968). Г. Немеровым написаны также четыре романа, один из них, «Игра на своем поле» (“The Homecoming Game”, 1957), вышел в русском переводе.

Содержание

День на Биг-Бранч. Перевод П. Грушко 226

Вторые рамы. Перевод П. Грушко 229

Вид из чердачного окна. Перевод И. Левидовой 229

Любители достопримечательностей. Перевод П. Грушко 231

* Говард Немеров — Стихи (Перевод с английского П. Грушко, И. Левидовой) // Современная американская поэзия (М.: Прогресс, 1975), 226-232.

7

Реклама на сайте