Виктор Авин Вечность номер пять (Сборник стихов)
Ода Украине
Страна подсолнухов, горилки и Днепра ты шматом стала иль сдала за шмат Ивана и Петра? Очнись, Украинская степь! Не нужен нам «Чернобыль — 2»! Гуляет вепрь женой из жинки — госдэп из кринки! И брат твой русский стал не мил, уж, ворон свил гнездо на мазанке! По шахтам лазает народ из Севастополя, Ворохты, в Харьков, Ужгород! Поет «Нас за чуб надо оттянуть! И пнуть в родной Славянов путь: огонь, вода, труба, язык, Москва и Киев. Всем кирдык кто разбудил винтовки штык, затвор обманом передернул. Хохол, Москаль и Беларус — ох неподъемный это груз развяжет он пупкам пупы. Шевченко! Гоголь! Чехов! ПЛИ!!!» Страна подсолнухов, горилки и Днепра! Шоб ты с Россиею была и с Беларусью! А США, Евросоюз пусть едут в гости к нам! О, грусть, Мы им споем как мы живем воюем, радуемся, пьем, и меж собой деремся кольями до первых петухов и первой крови, чтобы понять — мы братья, МАТЬ! И фига-с-два устроят нам опять «Чернобыль»!!!!1 «А что, пожар?» (После Беслана…)
За пустотой приходят мысли ни о чем опустоЩенные спадают по колодцу как ведра из дюраля бьют по кольцам и плюхаются в полный водоем и продолжают с тяготением бороться не тонут, обжигает их вода бесформенная масса из молекул событий и рефлексий, только беркут парит на небе круглого окна да в дне песчаном бьется ключик-веко. За пустотой приходят мысли не о том. Он, вызванный искрой, выходит с чеком жуя святое пополам с грехом — котлету скупает лето и уходит под Содом и кажет Слово пряча мысли под береттом: «Родившись (с) Богом, умирайте человеком! Не вытирайте сопли рваным рукавом! За пустотой приходят мысли о ракетах! Врагов ищите на других планетах». Селите рядом с домом звезды в клетях они иначе превратятся в один ком за пустотой явятся ангелы, при детях уходят ангелы, когда Бог стариком волочит руки будто это плети и тень от неба над пустым ведром качается как лист календаря в клозете. Селите рядом с домом счастья ветер за пустотой приходит он в соседний дом… А что пожар? — Так это баловались «дети»…2 «Полутона есть, совесть и честь…»
Свет через дольки у жалюзей цвет сковордки прожаренной город в тонах полусумерек стих-оберег. Век-мышь стенаний за стенкой взрыв молока с белой пенкой обмен желудей на зеленку в подгонку — вагонку. Рай в голове это — запись «склероз» ад — на Кавказе (контр)революция «роз(г)» бесят бесЯт хорды-полутона орд. Лучше — под глазом синяк-писяк моряк в шортах с мордой «торт»! Путевка в жизнь «Бог-Россия-Чорт»! Аппорт, аборт… Впрочем, стой, нас зовет совет короче волны случек в бочке свет и слаще секса пижама цвета «кроссворд» Нет краше языка чем «Word»! Крот? «Оk'», но помни, что «я» — варяг-босяк! Горд хряк что реет в России стяг! Есть под что копать и есть что есть совесть и честь!3 «Прочитай заградотряд все стихи мои подряд»
Милая береза под моим окном что роняет слезы словно сон за сном за слоями стекол шума не слыхать так беззвучно листья падают на паперть целый подоконник золотых монет и лишь кот-поклонник мурлычет ей сонет. Что же ты береза разделась догола?! Вон, упал мужчина с воза на рога! А тебе все мало, рыжие власа треплет тебе ветер лаская за бока воробей-охульник прячется в дупло Там тепло и сухо, пухом стелет снег Первый, пес за ухом чешет, метит след на твоей ноге след от моей машинки ты прости береза, я сдавать назад просто не рожден был, только что — летать до окна от плинтуса, сквозь число у возраста: Смазанны росою щеки, «Пачу» — звать. Огурец не соленный, голова как мячик! Все окно распахнуто, а в твоем — дыра-ночь! Осень. Рать. В дозоре — раненных не брать! (я сказал) Пленным щей березовых, акты — победителям ям автолюбителям, влюбленным-побежденным дать кровать на вырост, да окно на вынос Что же ты береза быстро очень выросла и цепляешь ветками на взлете огурец, и Лиц не разглядеть мне что шагают в ряд твое дело правое — нагнуться от синиц до «рец» …Вижу: две фрамуги левые, вниз чеканят шаг! «Брат» таранит с рынка пиво, холодец! А Кто стихи мои читает, дьявол? — Молодец…4 «Звучала тихая, приятная мелодь…»
Моя мелодия была экстраваганта и я пил водку с Пузырьком на Ядо-Фанте носил я вещь в себе отточенную кантом а ты в лобок вплетала косу с красным бантом и исполнял мою мелодию бог-банда! Моя мелодия была неисчерпаема! Пока я ехал в Королеве Кая-Каина! в ее звизде, пустым простым воспоминанием… Окраина в мелодии труб спаренных нечаянный всхлип, хлюп, шмыг, сваренных яиц стук в котелке походном. Моя мелодия — о созданном, блестящем, вещем — Свойстве суть признака у качества геройства: дать наслаждение Добру — х*ю Злодейства. Мою мелодию сыграй, послушай, действуй! Звенят монеты — вето бетто-излучений поют архангелы хрустя печать-печеньем щуршат фланелевые платья по свечениям от женских теней над венцами суПРгениев….5 «Русь, ах зачем ты на свет появилася…»
Крутится, вертится шар на плечах и рычаги на шарнирах от Шывы лезут по щелям судьбы в чух-сенях в подпол, воруя обертки «Мы живы: Мишка на севере, Белочка, Лапки гусиные!» Папочки тапки пляшите едет на велике с почтою граф с синим конвертом: «Письмо дяде Вите». Крутится, вертится пес на цепи куры кудахчут у бедной соседки и завращались шально воробьи кожу сдирая с рябиновой ветки! Грянь буря! Ворон закакай с небес! Туш заиграй под кустом пианино! Все механически! Мимо все, мимо ешь! — Русь, ах зачем ты в письме мне так блеешь? — Робот не может блевать, но блюешь ты на постели, что сделал из двери. — Я против ветра уснул, в пике петли порхая меж строк и читая о главном! Руся моя, будь вещим снам моим равной! — Буду…Пес в будке вдыхал незабудки Граф от любви к почтальонному делу вдруг залабзал все гусиные лапки. С белкой на шее, с секретною папкой шел на вокзал капитан….Ну он гадкий! Милый! Шальной! Всенародный и сладкий! Навстречу товарный — не валко не шатко… Русь, ах зачем ты на свет появилась? Не на зеленый, на желтый и красный? …На рельсах махала платочком атласным девочка в белом. Вертелась ужасно. Так классно!6 «Убили мэра…»
Сто пар нестиранных носков на каждом бирка: «пятка, верх» в хрустящих новеньких чехлах лежат в шкафу у кандалов висит над ними зверя прах пальто из лани. Она паслась не то в горах не то на ранчо мачо, впрочем тут на баяне вставка — ранен был Хоакин Мурьетта ланью вендетту бедности затеял прыг в макасины! За ним Бог в пончо — пули сеял сверкали пятки… Вятка, север патронов нету в магазине лицо окутал синий иней он пончо снял, лежит в стогу глаза открыты. Носок дырявый, перст в носу над ним не нимб — слеза и гимн играет быту, пух в корыто спадает с ангелов помытых. Сыграй баян! Заплачь свирель! Дуэль Мурьетте! Он вышел и налил в пистоль тоски, виски протер, носки раздал, заметьте, чьим-то детям связал Адаму новый свитер зачем-то Еве сделал клитер ушел в самбреро. За ним — Любовь, Надежда, Вера… Убили мэра.7 «Солнышка!»
Легкый же, морозный воздух утром необычный, незнакомый, сорок пятый после спрятанного латанного лета на крылах заходит, стены стелит ватой глядя с высоты на земь меж печек. А снаружи круг из сетчатой беседки из мореного, ресх-рейчатого бука околачивает матом из спортзалы зачехляет крышу, в трубы тычет луком глядя с высоты на земь меж печек Репчатым — головки над волнами переливчатых холмов. Пожухло море из муравы и березовых сердечек и разматывает ежиков клубочек кречет глядя с высоты на земь меж печек Журавлиных стежек, сыплет Бог снег, соли съевши на охотах на мальчишек что в садах грушевых горсть еловых шишек тырили у осени. В сенях, в клише глядя с высоты на семь меж почек Зябко-мокро слонятся Папье-марше сивка-бурка клонится в кривом углу Матка Босха, Солнышка! Темь, товсь! Пу! …Гляну с высоты и я на жизнь твою м….8 «Не стук копыт Иуды — больно…»
Не стук копыт Иуды, вольный смиренный грохот колоколен то звон серебряной посуды из кущи благостного сада зовет на трапезу — так надо не на живот а на ум войны людей христовых против Ада главы-булавы, крылья-плечи святые по углам прижались зажаты рамками печалей слоган «Спаси и сохрани!» на знамени Рабов Любви и Воинов из мясостали. Мы долго шли. Мы так устали! Мой друг, бежим! Из уст в уста Христа влагая наше все: «Народ мой счастие ебJ!»9 «Вечность номер пять»
Скорому поезду номер пять с маршрута
«Санкт-Петербург — Москва», посвещается…
Вечность завершается сегодня состыкованы последние нейроны на груди значки труда и обороны и фуражки смотрят козырьком назад на угасшее табло и над пероном вместо пуха кружат листья охлажденные все пустое — словно гильзы от патронов кости брошены и выпало влюбленным в полку позы старта усложнять. Это была Вечность номер пять.10 «Дом на реке»
А я иногда ухожу налегке в пламенный Дом на реке. Ты меня в платье оттуда не жди стой, где грибные дожди. Там, на реке, к Дому ходит паром В Доме живет старый гром. Я приношу ему крепкий табак а он мне за это так рад по девушке Молнии на ночь давать чтоб мог я стихи поджигать.11 «Зарисовка такая»
Ложится спать сиреневый туман сомнамбулы по полю тихо бродят а ежик вдруг залез ко мне в карман в клубок свернулся и иглой по сердцу водит. На ворохе исписанных листов дрожащих от мелодии фрамуги коровка божья крылышками будит сознание у вычеркнутых слов. Во дворике затихла детвора лишь хлопают полотна простыней над крышами бараков, высоко юлой жужжит, в полнеба, НЛО. Возьмет с собой он тел тщедушных пепел останется лишь Бог да глупый ежик на ворохе исписанных листов иголками водить словам по коже.12 «Так дай же Господи мне тихо умереть»
С прощальным криком ебаная чайка упала в море, поднялась с рыбешкой А я поймал себя на том что это майка постирана и хлопает как трешка на бельевой веревке, в прошлом веке на этом же балконе той же виллы и вот уже в который раз «мой милый» стекает липко по спине на солнцепеке. Обрыдло даже это трепаное море. Все одинаково: закат, рассвет, бриз, ноги как-будто волны надвигаются картинки из прошлого в сегодня по дороге одна в одну, прозрачны, бестелесны и легкий ветерок с плеча былинки сдувает с жизнью в небо подневесное отлив уносит на могильную луну венки. Так дай же Господи мне тихо обмелеть! За что ты мучаешь меня на этом свете? Я повидал уже Тебя и жопу чайки летящей враскорячку с рыбкой к Вите он там — заклепка между винтиком и гайкой Бог все заводит и заводит, жмет пружинка а молоточек бьет по шестеренкам: «дринькать!» Соеденяя две размытые картинки… Так Дай же, Господи, мне по уму нагайкой! Засунь меж шестеренок рыбку с чайкой засунь туда собачку, Баскервилли И научи все заново: кричать на «суахили» бежать по пристани в набедренной повязке метая дротики в раскрашенное красками полотнище с гербом «Мои салазки»… Так дай же, госсподи, мне тихо умереть и превратиться в Солнышко из сказки.13 «Вдали среди камней и пен» (в стиле Пушкина)
Бежит, печалью не томим ручей среди отвесных скал а на скале стоит Шагал и откровенно смотрит вниз по волнам бурным, валунам оббив порогами бока плывет свалившийся с быка ополоумевший шакал. Ну а на отмели, с ружьем охотник видимо стоит в ручей он пристально глядит наверно ждет когда прибьет шакала к отмели поток но вот проплыл он между ног шакал везучий, молодой охотник все стоит и ждет чего же ждет он, Боже мой? Вдали среди камней и пен бурлящих брызг на свете солнц несется полосатый тигр звереет все сильней ручей от этих непонятных игр а наскале стоит Шагал с мольбертом и набором рук охотник вскинулся, упал залег и ждет когда проснусь (я загорал с одной вдовой изнежив, выбив с нее грусть уснул, мушкет под головолй когда проснусь? Когда проснусь?) Охотник понял — тщетно, пусть он на один-один, с веслом (ружье он зарядить забыв) ударил гром, полился дождь все ближе полосатый тигр плывет, с наколкой «Путин-вождь» а над ручьем пронесся «Миг» охотник выпучил глаза к нему плывет большой «ЗК» за ним еще, еще «зк», то на бока то на живот переворачивает их коварный путинский поток: Невольник чести посадил всех кто налоги не платил.14 «Махонтик»
(Из серии «Гении на привале». Пельмени «Пятиминутка»)
Поющие о времени цыкады без умолку и дроздовых инверсий услышь, моя родная, спелый персик, взяв голову мою — морскую раковину а мне второе сердце от быка бы торчат наружу дыры христианства! Возьми меня за жабры, вынь из пьяноства где выпучив глаза под камнем — крабы и Атлантиды каменные… женщины лежат среди развалин Колизея. Ах мне вторую б жизнь и о ней ролик торчат на луже камни — свиньи чванства! Сними с меня шагреневого змея за пазухой дрожит несчастный кролик тяни за уши! — Ленты? Деньги? Зонтик? Чего, анти..? «АнтИхристомахонтик»? — Нет, то у Богоболека в ремонте торчит наружу время и пространство. Поют о нас с тобой уже романсы! И о романсах в «Ы» слагают Гимны! О гимны как об ножны трутся шпаги, саги читают, развернув бересту длинную, вылизывая огне-языками мобильные, не встроенные в Душу, уши воинов. Торчат наружу губы у любовников! Трещат о Духе вогнутом цыкады! О фьерды бьются волны — рады, рады торчат из Атлантиды Колизеи! Торчит наружу и Ассоль, до Грэя… «Торчок» — на полпути к Кассиопее.15 «Колыбельная для еврейской девочки»
…Качают ветвями огромные ели упругой энергией воздух взбивая запутался ветер и струны запели балладу о русском темнеющем Рае о поле, откуда лавиной, невидим с разгону несется в волшебную чащу в едином порыве, с предгория Чили по волнам соленым, становится слаще в пустыне Морокко вертя апельсины пьянея от пряностей Хайф-палестины в пружинках лозы европейские вина плодя и вращая на крышах, у тира ван-флюгеры крепости «Епанный Таллинн» спадая на воды Чудского, на Вече срывая с петель боевых пары валенки несется в церквы, синагоги, мечети России и по амбразурам его там сгоняют а он вырывается пулей, на волю, по избам, за печи, на ходиках маятник ветер качает и солнце восходит и пьяный Мессия! Из изб! Выгоняя всех ангелов в окна! И поле до ветра становится… «хайм»! А там, на краю, в лес прямая дорога И мир выдувает в трубу навоз Бога отходы от вин, пастилы, Чегевары каширных свиней и чухонского грога. И чисто! Безлюдно! Нет Душ и нет Тары умершей бабули звучит голос тонкый в избе, спит мамахен, холодные тапочки И в книжке «народные русские сказки» бегут по страницам за русской девчонкой шутя задирая полы красной шапочки лишь ветер и волки… — «Спаси меня, Папочка! Сними меня… с елки.»16 «Еще раз про морковь»
Тянет Осенью из лЕсу — уж порА две недели пронесутся, детвора первоклассная по школам со двора разойдется в изученьи букваря. Тянет осенью из лесу — уж под пнем прячет белка шишки, хвОстик все огнем ловит ветер парус-листик с муравьем ощетинился вдруг рябью водоем. Тянет осенью из лесу, J-майл-J! Лето бабье ей накаркай, воронье! Поцелует монитор пусть горячо! Птица гордая — любовное письмо! Пока не пнешь — не полетит за океан. Тянет осенью из лесу на веранду подмывает дождик карту Какманду По небритому газону я хожу бес в ребре, усы торчком, под нос жужжу: «Тянет осенью из лесу, тянет в лес! На осину этой ночью ты залезь! И гляди, гляди, пока не будет резь! Ты увидишь — в классе рук уж целый лес. — Задаю вопрос про хмель, мохнатый шмель: Сколько крови выпил Бог чтоб плюнуть в цель? На каком кольце Он спилит твою ель? Будут трусики на кладбище на ней? Будет высечен год смерти и е-мейл?»17 «И увидел Я что это хорошо…»
Голубика и морошка на низине, олененок перламутровые рожки опустил и щиплет мох и оливками глаза его с каймою всполохов: Лестница в небо там где ты не был, Бог. Медная глина в трещинах черных, белое солнце расплющщены кроны, оранжевый львенок, на холке верблюда так пего, и иссине-синие полосы зебры: Лестница в небо там где ты не был, Бог. Клеканьем пение бабы бездонной об звоны косы на лоскуты бурой в испарине пашни под шаром червоным в цвету васильковом ложится… все…Домик! И лестница к гнездам там где ты создал вакуум Бог.18 «Однажды какая под дубом»
Однажды, какая под дубом, в старинном парке не добежав в авто до Дома[1] на речке «Карповке» я вдруг взглянул натужась вверх в весенний воздух передо мной стоял, во-первых, дуб с глазом-мозгом а по краям его в охапку ресницы-розги, под очень странными углами висело небо, а во вторых рядах, за дубом Бугру с колхоза за корешок в тепле давала цель жизни Роза, склонив пожухлую головку, в «пальто» — занозы. Я очень классно удивился как-будто Бродский и покраснев потупил взгляд на лужу плоскую она даря траву-мочало ледком подернувшись как много лет тому назад, молчала… — «Мама»!..И я заплакал… Мозг заворчал: «Блок тут же какал.»19 «Предчувствие сенсации» (исповедь папарацы)
Залив, ряды рыбацких сетей. Темнеет. Банька. Да в соснах ветер. Фосфоритически луна об днища лодок, что перевернуты, конечно, в воду эфира неба, глядит, глядит — желток на беже блеснет вдруг молния стеблем, в излом, коленом переходя в бутоны астры на верху неба, и освещая дорожку к Раю от стекла, в хрустальной вазе да криво плачущую иву у самой глади, и облачкА они уложены зефиром, в прямоугольнейшей коробке Бог вдалеке, на горизонте, сидит на пробке бутылки с Джином, упавшей с Огненной земли на бок гольфстрима, в пучки завязанные сны в верхушках сосен, да волны (их в воду бросили) плывут к дощатому причалу, спадают хлюпнув мотая в стояки у дна мочало — морскую брюкву в песке, у илистой полянки лежит колечко У баньки пес сторожевой, в овечьей шкуре Бог с посохом, бежит на встречу, кудахчут куре далiко… Сейчас что-то будет.20 «Прощанье, на шару»
Догорает в камине компьютер-тетрадь и змеиный язык распускает огонь обжигая бересту до в стиле «ампир» статуэтки «Венера на Клоне». Затекает пластмасса цевьем в сапоги застывая броней ахилесовых пят На камине бакс стелет дорогу часам и обратно бежит циферблат. Ты забудь меня Русь у камина в степи пепелище, труба — мой языческий Бог Образ Тени колышет пусть в пятом углу и плющем по земле люд-горох…. Ты прости меня, Родина, — еб твою Мать! Мать — Надежду в рот маковых Роз положить не забудь на могилку мою, на отныне и там говна воз. Истлевает от жара гробов моих рать шевелясь паутинами крыл из трубы, на шару, поднимаюсь студясь на гору, что себе я сам вырыл…21 «Поэтам в Рио визу не дают»
Великой тайной жизни окружОн я, следуя за тенью древних стен по кругу, чуть касаясь их плечом по колее от дышащих машин сбиваясь на трусцу когда темно становится — то солнце за крестом взлетая над травою на вершок когда стучится в спину мой мешок. Бегу за очертанием своим столь юным, столь беспечным, молодым Встал. Выпил из горла портвейну «Херес»! Кричу: «Свободу Анжеле Дэвис!» И тени разбежались по святым! И стены отвалили мне кирпич! Я кинулся в фонарь на Брайтон Бич Из Питера! В аптеку! Скипидару! Я жизни предпочел смертельный шик пробежки вдоль наклоненной стены по кОлее от Дела до Молвы. Составь мне Ведьма в рио-рито пару.22 «Цветочек в вазочке…»
Цветочек в вазочке, на блюде устрицы, вид на Гороховую в о'кна, в «Обусе» юбчонку мини и меня в носках до икр да, было видно всем: расцветка «тигр»… По тротуару человечек в шляпе с тросточкой Ну елы — Чаплин Ч., глядит на завитОк за мочкой твоей, он в центре лужи замер, поднял фалды польто а за его спиной, на тросе дО неба, ничей, качает ночью мая маятник Фуко. «Клико!», ты цокнув, пальчиком об пальчик. Хохо! Хохо чем не «Огни Большого Города Санкт-Петербурга»?! …Все так и было, господа, был «первомая рОддом». Весна и очень. И симпатичный ресторанчик. Напились в осень, среди веков, сидели двое под столом, на маятнике «фУков». Он помогал дышать, держал коленки в рУках. Кричал «аборт, аборт!» Потом по лужам бежевым бежали. Она: «Апорт, апорт…!». И город был как-будто корт…23 «Пиковая драма»
Два по двести и занюхать рукавом встать и крикнуть — «бляди, суки, я живой!» и со сломанным высоким каблуком танцевать цыганку танго, под мелодь и на щипанные пялиться две (?) брови. Питер. Сорок первый. Лето. Подиум. Два по двести — на спидометрах, Бог ловит между «лево-право стереодорогой» широко расставив, бритых, обе, ноги Получая крышей мессера по яйцам…. Х*й, два нимба, распальцованные пальцы, Утро, сводка «Происшествия». Похмелье… Два по двести и занюхать руко-перьями встать и крикнуть — «бляди, суки, я Онегин!» И «Татьяна» стала б девой молодой И петлею в бесконечность б юный Невский…. — Этот сон ты видел-видел, марш б… домой! Питер. Выстрел. Сорок первый. Достоевский в амбразуре, с замурованными пальцами! Клон помилован, распята жизнь на фрески: две по двести, шик, корона, клоун «Гальцев» «Три трамвая на привале». «Шыпр». Лески от моста до глади водной, проводами, под углами… а на дне лежит Распутин! А на небе — раз, «Путин»! Два — «Путин»! Три — «Путин!» Это звезды! Питер. Тройка. Туз. СемЕн, к Пиковой Даме! Питер. Тройка. Туз. СемЕн, к Пиковой Даме! Питер. Тройка. Туз. СемЕн, к Пиковой Даме! Питер. Тройка. Туз. СемЕн, к Пиковой Даме! …24 «Орел и кобра»
О плаху воздух ласкает руки и солнце точит острие топора и кандалами вдали постукивает она. О куст терновый цепляет платье и с нитью ворон летит в гнездо уж под сандалью, на ее счастье, познАл седло. Упала в куст и лежит заплакав сорвался камень с тропинки вниз разбил висок палачу на осле — какой каприз…. Молись и ты чтобы уж в твой выполз стих. А в небо, на плаху, и в мыслях ты не тянись. Едь на осле палачом или будь ослом — вези палача. Орел и кобра лишь знают в тебе — где верх где низ.25 «В люк голову как я…»
Ах, залив, мой залив, я люблю по кромочке, серпантинной, наблюдая валуны об волны, выпить молча «У Камина» хеннеси две рюмочки козырнуть под куполок крепости кронштадской. Ах, залив, мой залив, спой мне с криком, Градский! Пьян от запаха морского я, да в дым, от шашлыка! Когда девы были молоды, с опаскою любили гнать а нынче обнимают нас их души-облака. Летний вечер-альбинос с домиками — цацками, обгоняя поворот, мчит машинка адско в рай, ах залив, мой залив, на «губе» тесемочка край от дамбы, да вдали кольцом сеточка сачка… Ах залив, мой залив, друг без друга — фитиш мы! Намертво приклеилась к тебе зряшная Душа! «А зари, нет зари!», — белой ночью пишешь, руль отпустив и просунув в глюк, Бог, голову, как я….26 «Жизнь летит, об рельс колеса…»
Машет, машет, машет утка рядом с поездом-попуткой утка в воздухе, в просторе машет, машет: «Воли, чо ли»!? Поезд мчится в грязном поле объезжая после порки ягодицы бабьи — горки космонавты, гляньте вниз: это поезд с визгом мчится! По хлебУ-горбу, горчице низко пламень и дымится прошлогодняя трава, вау! Не горит моя земля, пня! За окном пошли посты будки, в будках спят собаки для Христа — гудбай, солдатик! В греки-хряки да по гати выезжаем на Валдай мы! На Валдае снег растаял! лес за поездом шагает по мудя в воде студеной Домик! Бедный, бедный домик подтонул по печь, а топят из трубы дымок, да вокруг вода домик валится на бок ерунда! ОбрЕз да весла жизнь летит, об рельс колеса солнце греет, светят косы занавешу занавеску С Магдали, в купЕ. Пока-с… — Паз…. — Хармс! — Паз! — Хармс! — Паз! — Хармс…27 «Закружилась завертелась прорвалась…»
Закружилась, завертелась, порвалась, хаотично заметалась в стопке-кубике, Чортик к гвоздикам подкидывает бублики, мыши в церкви — без норы — поют псалмы им да в углу палят огонь поленья-умники. Закружилась, завертелась, порвалась. На коленях, вся обмякла, жилы вздуты на руках, больших, натруженных. За куклой черно-белой, небо кистью красит Ангел в фиолетовый, оранжевый и глупый. Закружилась, завертелась, порвалась. Убери ее — и кончится свобода что так явно проступает через воздух а оставить — значит сново будут годы заключенные в решетку ядер глаз клух. Закружилась, завертелась, порвалась опрокинулась Ягой, в корзинку попадя. В балахоне Чип и Дэйла Мальчик-с-мышкой на лугу зеленом воздух клеет к лопастям и в бубличный дом летит за дыркой с выпивкой… Закружилась, блядь, завертелась, порвалась…28 «Пушкин и Райн»
Я раскрою тебе маленькую тайну она спрятана в моем большом портфеле она стОит очень много, ты поверь мне встречи Пушкина и рядовую Райна такая тайна. Она смотрит из окна в вечернем классе на кустарники вербальные вдоль школы на убитых из пейнтбола, ящик в студии а в руке стакан компота, в зрачках — счастье и кастинг. Приходи ко мне. Родителей не будет восьмиклассница…29 «А в банке треть…»
О допусти меня до круглого окна измерить радиус у неба головой и дотянуться чтобы нижнею губой до прошлогодней маленькой сосульки с навылет дырочкой от золоченой пульки обжечь язык холодною водой и лаять не коверкая слова на пролетающие звезды мимо Музы и пялиться на груди ночи в блузе так распирающие что трещит по швам и пуговка луны скользит в петельке и впились в плечи белые брительки у Утра, что встает с постели там где все еще звенит церквей будильник о допусти меня до круглого окна чуть сдвинься и щекой к стене приплюснув заплачь тихонько (чтобы стИху было грустно) глаза потупив на смешного муравья бегущего по сахарной тропе по подоконнику до двухлитровой банки на треть заполненной вареньем фейхуа.Примечания
1
В этом доме, на Пряжке, напротив «Желтого», жЫл Александр Блок.
(обратно)
Комментарии к книге «Вечность номер пять», Виктор Авин
Всего 0 комментариев