«Вергилиева Энеида, вывороченная наизнанку»

Вергилиева Энеида, вывороченная наизнанку (fb2) - Вергилиева Энеида, вывороченная наизнанку 563K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Петрович Осипов

Часть 1-я

Песнь 1-я Еней претерпевши кораблекрушение был брошен на пустой берег и принят благосклонно Ливийскою царицею, которою угощен великолепно.

     Еней был удалой детина, И самый хватский молодец. Герои все пред ним скотина; Душил их так, как волк овец. Но после свального как бою Сожгли обманом греки Трою, Он, взяв котомку, ну бежать; Бродягой принужден скитаться Как нищий по миру шататься, От бабей злости пропадать.      Какая ж бы была причина Ему Юнону рассердить? Еней был хоть куда детина; За что б его ей не любить? Богиням вовсе не годится Людьми как щепкой веселиться, И так, как мячиком, швырять. Но знать, что на Олимпе бабы По нашему ж бывают слабы, И так же трудно их унять.      Юноне больше перечоса Парис когда-то досадил, Когда у ней вдруг из-под носа С насмешкой яблочко схватил Юпитера подозревала, И к Ганимеду ревновала, Который был Енею сват. Парис по матушке Енею Был самой ближнею роднею: А именно: крестовый брат.      Вот дело всё, за что Юнона Его хотела погубить; Хотела дать ему трезвона И непременно утопить. Пошел Еней на сине море, Взвился, пустился мыкать горе И странствовать он полетел. Судьбы свирепой оплеухи Его жиляли так, как мухи, Покамест к Риму он дошел.      Юнона только лишь узнала, Что сел на корабли Еней, Как бешеная заплясала; И в злости думала своей: «Теперь тебя уж не оставлю; «Из света вон тотчас управлю; «Как рыбку научу нырять. «Узнаешь, какова Юнона; «Тебе с Зевесова я трона «То постараюсь доказать».      Проворно в праздничну телегу Своих павлинов запрягла, И не кормя, и без ночлегу В Еолию их погнала. Французски новые где моды, В тогдашни древние там годы Был мрак и днем так как в ночи Сидели ветры там в трущобе В земной запрятаны утробе, Выглядывая как сычи.      К Еолу, старому детине, Пришла Юнона на поклон, Поведать о своей кручине, И чтобы в том помог ей он. «Пожалуй, сделай одолженье «Исполни ты мое прошенье «Мой сватушка и куманёк! Рассыпь пожалуй мне троянцев Как волк в лесу трусливых зайцев; «Зажги громовый огонек.      «Всё войско их и с кораблями «Пожалуй к чорту загони; «Пускай они погибнут нами, «И плавают как тюлени. «За важную ж сию услугу, «Тебе в награду милу друга «Красотку я на выбор дам. «Когда мое ты кончишь дело, «Бери из нимф любую смело «И выбирай пожалуй сам».      С улыбкой из подлобья глядя, Как мышь из круп смотрел Еол И бороду свою погладя, Рыкнул ей так как добрый вол: «Великую ты честь мне строишь; «Себя напрасно беспокоишь; «Царица ты моя и мать! «Чего желаешь ты сердечно, «Исполнил бы теперь конечно: «Но как я стану помогать?      «Все ветры у меня в расходе, «И дома нет ни одного «Иной в гульбе, иной в разброде; «Тебе не знаю дать кого. «Борей с похмелья в лазарете; «А Нот еще в прошедшем лете «Ушибен больно на бою; Зефир в наймах у стихотворцев, «Евр водит за нос крючкотворцев; «То чем тебе я пособлю?      «Однако ж быть так постараюсь «Тебя утешить, как могу; «Изволь, наверно обещаюсь, «И покажу, что я не лгу. «Всё будет для тебя готово. «Смотри ж, и ты сдержи мне слово; «Сегодня ж нимфу мне пришли. «Теперь покамест берегися, «Стой крепче и не повалися, «Плотнее чепчик приколи».      Еол ей низко поклоняся, Мешок поспешно развязал. И сам к сторонке притуляся Он ветрам всем свободу дал. Вздурились ветры, засвистели, Взвились, вскрутились, полетели; Настала сильная гроза; Иной пыхтел надувши губы, Другой шипел оскаля зубы, Иной дул выпуча глаза.      Горшок у бабы как со щами Бурлит в растопленной печи, Так точно сильными волнами Кипело море в той ночи. Со всех сторон вздымалась буря, Всё море сделалось как тюря; Не видно света ни следа; Ревела волком вся пучина; Настала в море чертовщина, Бросало порознь все суда.      Троянцы все перебесились, Ходили вовсе без ума, От ужаса все взбеленились, От страха сделалась чума; Иной ревел плачевным гласом, Как волк в лесу пред смертным часом; Иной ругался в нос и в рот; Иной сидел поджавши руки; Иной от страха и от скуки, Сивухой наполнял живот.      Ревела буря громогласно, Свистали ветры как сурки; Суда, качаясь ежечасно, Ныряли в воду как нырки. Иного сильною волною Вверх опрокинуло кормою; Другой наседкой на мель сел; Иной песку с водой наелся; Иной раздулся и расселся, На дно за раками пошел.      Еней как будто в лихорадке Зубами хлопая дрожал, Или в падучем как припадке Кривлялся, корчился, зевал; Взирая с судна на пучину, Бурлацки клял свою судьбину, И бабьим голосом ревел: «Ах! если б в Трое я остался, «То так теперь бы не скитался, «И столько б горя не терпел.      «На печке теплой с Сарпедоном «Обнявшись в небе бы сидел; «И с жалостным теперь бы стоном «На грозну бурю не смотрел; «Не видел бы моих троянцев «Дрожащих так как робких зайцев, «Забывших славу всю и честь. «Но если сей беды избавлюсь, «Нептуну верно обещаюсь «На жертву я козла принесть».      Играла буря кораблями, Как ткач за станом челноком; Иной был весь покрыт волнами. Другой оборочен верх дном; Иной потершись близ утёса Оставил своего полноса, И сделался совсем курнос; Иной под облака вздымался; Другой в морское дно спущался; Иного к чорту ветр унёс.      Нептун, услыша суматоху, Бурлили ветры как в волнах, Хотел им с сердца дать жарёху И всех заколотить в щелях. Вздурился он и ужаснулся, Разинул рот и весь раздулся Индейский будто как петух. «Какое здесь теперь вам дело? «Кто вам велел шутить так смело? «Вон все! чтоб здесь не пах ваш дух!      «Еолу за сию потешку «Скажите от меня в глаза: «Что отсмею ему насмешку, «И дам хорошего туза. «Как смеет не спросясь он броду, «Соваться сам собою в воду, «В чужом поместье бунтовать? «Ступайте вон, пока не биты, «Не связаны и не обриты; Я скоро вас могу унять».      Потом он севши в одноколку Поехал по морю гулять; Трезубец взявши и метёлку Он море начал тем ровнять. Тотчас вся буря утишилась, На море тишина явилась, Престала бурна дребедень; Ушли дождливые все тучи, Сравнялись на море все кучи, И просиял вдруг красный день,      Матросы все от удивленья Как раки стали на мели; И с бурного того похмелья Едва очнуться все могли. Запели песни, засвистали, Скорее к берегу пристали, И якорь кинувши сошли. Все начали скорей сушиться; И чтоб получше ободриться. Огонь расклавши спать легли.      Потом часов пять-шесть уснувши Свежей троянец всякий стал; А обсушась и отдохнувши, Ни в чем как будто не бывал. Тотчас сварганили селянку, Поевши принялись за склянку, И стали плотно куликать; Забыли грусти все и скуки; И прежние свои все муки Сивухой стали заливать.      Зевес тогда с постели вставши Спросонья морщился, зевал; И только лишь глаза продравши Нектару чашку ожидал, Иль по просту отъемной водки Для прочищенья пьяной глотки; С похмелья он лечился сим. Тут Ганимед с большим подносом, И с кружкой Геба с красным носом Тотчас явились перед ним.      Потом Цитерска щеголиха, Любви и волокитства мать, Подкравшись к двери из-подтиха, Изволила пред ним предстать; Как немка перед ним присела. И жалобно ему запела: «Ах! батюшка сударик мой! «Чем сын мой сделался виновен? «За что Еол толико злобен? «Тебе по мне он не чужой.      «Теперь я вижу очень ясно, «Ему что Рима не видать: «Старанье всё мое напрасно, «Чтоб тамо царство основать. «Твоя супружница Юнона «Всегда во всем ему препона, «И хочет выгнать с света вон; «Везде ему напасти строит, « Всегда немилосердно гонит, «И хочет, чтоб погибнул он».      Старик Зевес оскаля зубы Улыбку нежну оказал; Усы разгладивши и губы, С усмешкой дочь поцеловал; Сказал: «Об нем ты не пекися; «Но на меня в том положися; «Всегда я в слове господин. «Еней во всем себя прославит, «Потомство сильное восставит; «Или я не Сатурнов сын.      «Постой на час ты здесь немножко, «Тебе я весточку скажу; «В Дельфийско севши я лукошко «Его весь жребий покажу. «Внимай слова мои прилежно, «Случится с ним что неизбежно «И с поколением его. «Свой трон он в Латии построит, «Латинско царство там устроит, «И утвердит из ничего.      «Потом родится забияка, «Отважный Ромул молодец, «Разбойник, хват, урвач, гуляка, «Боец кулачный и борец. «Сберет он воровскую шайку, «И свет весь так как будто сайку. «Запрячет в римский свой карман. «Все покорит себе народы, «Прострет на землю власть и воды, «И будет в Риме так как хан.      «Потом явится сильно племя «Одних мужчин всё холостых; «С себя те сбросят светско бремя; «Не будет вовсе жен у них. «Все будут петь по их погудке, «Плясать по их все будут дудке, «Весь свет под власть свою возьмут; «Везде пошлют свои законы, «Везде свои поставят троны, «И всех под ноготь свой прижмут.      «Их власть дотоле продолжится «И будут все их почитать, «Доколе слепота продлится, «И будут ноги целовать. «Начальник их, старик не промах, «Воздвигнет трон на царских тронах, «Возьмет под власть свою царей; «Ему все будут поклоняться, «Его все будут устрашаться «И чтить во слепоте своей.      «Теперь о том уж не крушися, «Случиться может что вперед; «И в той надежде ободрися, «Что твой Еней не пропадет. «Увидишь скоро перемену; «Заедет сын твой в Карфагену; «Как сыр он в масле будет там: «Начнет есть, пить и потешаться, «С царицей нежно проклажаться; «Ступай, и верь моим словам».      Брала Енея грусть и мука, Не знал он что тогда начать; И чтоб его разбилась скука, Пошел по бережку гулять. Вдоль берега пошел слоняться, Желая с кем бы повстречаться, И где они о том узнать; Грустить ему, иль ободряться, Печалиться, иль утешаться И людям что своим сказать?      Не ведал, делать что от скуки, И грусть чем разогнать не знал. Ломал он с горя свои руки, И тяжко больно воздыхал. Явилась вдруг пред ним колдовка, Цыганка, старая хрычовка; Сказала: «здравствуй, молодец! «Положь-ка мне пятак на ручку; «То я тебе любезну внучку «Скажу, что будет наконец».      Еней воспитан не по моде, Но попросту по старине; Он верил ворожбам, погоде, Гадал почасту на вине. Но ей руки не подавая Спросил: «скажи, моя родная! «Живут какие люди тут? «Скажи, какие здесь соседы? «Не дикие ли людоеды? «И землю как сию зовут?»      Никак не можно удивляться, Что был несведущ так Еней; Учиться не хотел стараться, Как в молодости был своей; Ему тогда все потакали, Все тешили и баловали, И сделали совсем хоть брось; Тогда он вовсе не учился, Играл лишь только и бесился; И от того повесой взрос.      «Ливия здесь, страна прекрасна, «Поверь ты слову моему; «Дидоне вся она подвластна». Рекла цыганка так ему; «Дидона, здешняя царица, «Отметный соболь молодица, «Как кровь, голубка, с молоком, «Какие соколины взоры! «И слаще меду разговоры! «Ей, ей! не лгу! поверь мне в том.    «Теперь вдовою горе мычет, «Томится в горести своей; «И жениха себе не сыщет, «По вкусу чтоб пришелся ей. «Убил у ней злой брат супруга, «Лишил ее любезна друга, «Вдовой заставил горевать. «Она ж ему за то отмстила, «Казну его всю подцепила, «И начала здесь поживать,     «Скажи ж и ты, дружок любезный! «Приехать как ты мог сюда? «Могу я дать совет полезный, «И не солгу уж никогда». Еней сказал: «мы все герои «Бежали из сожженной Трои, «И рыщем кой-как там и сям. «Мы двадцать кораблей имели: «Но только восемь уцелели; Что делать? я не знаю сам».      «Поди небось, ступай всё прямо;— Сказала корга та ему; «Не будет счастие упрямо; «Всё станется по моему». Сказав сие тотчас взвилася, На воздух кверху поднялася. Еней как сумасшедший стал. Запахло разными духами; Цыганка уж под облаками; В ней мать свою Еней узнал.      Стоял в великом изумленье, Смотрел наверх разинув рот; И чуть такое удивленье Его не скорчило живот. Очнувшись скоро спохватился Пред ней на землю повалился, И о песок стучал челом. «Тобой оставлен что не буду, «Беды и горести избуду, «Теперь уверен твердо в том».     Идти он в город так боялся; Чтоб там не быть у всех смешным. Не без причины опасался, Чтоб не смеялися над ним. Венера ж то предусмотрела, И облаком его одела, Где он как за забором был. Пред ним всё было на ладонке; А он прижавшися к сторонке Невидимым от всех ходил.     Осматривал сперва строенья, Которы воздвигали там; И вне себя от удивленья Глазам своим не верил сам. Огромны домы поднимались; Ужасны зданья возвышались, Все улицы очерчены; Сады везде и огороды, И с теремами переходы, Цвели так как в печи блины.     Не мог никак он удержаться Прошедши мимо кабачка, Чтобы со стойкой не видаться, И не хватить винца крючка;, Или для прочищенья глотки Хорошу выпить рюмку водки И закусить то пирожком, Или хорошею селянкой, Или крупичатою сайкой, Или блинами с творожком.    Хватив крючок он винной кашки Ни в чем как будто не бывал; Пошли по животу мурашки, И он повеселее стал; Забыл свои все грусти, скуки, И посошок свой взявши в руки Пошел по городу зевать; Побрел осматривать столицу Желая посмотреть царицу И ближе чтоб ее узнать. Она была тогда в заботе И в самых сильных хлопотах; Приказывала о работе, И рассуждала о делах. Все без доклада к ней входили; Все попросту с ней говорили, И обходились без чинов. Везде Дидона поспевала, На всё она всем отвечала; Напрасно не теряла слов.    Вдруг перед нею появились Толпы голодных пришлецов; Пришедши в ноги повалились, Просили дать им всем покров. Все наги были те и босы Оборваны, простоволосы, В лохмотьях все и в лоскутках. Еней смотря на иностранцев Увидел в них своих троянцев, Что были с ним на кораблях.    «Царица! все они кричали; «Не прикажи нас уморить. «Ты зришь, мы наги босы стали; «Вели скорей нас накормить. «Мы много горя претерпели «И сутки трои уж не ели «Шатаясь ветром по морям. «Нас порознь бурей всех разбило, «И к берегу сюда прибило. «Не дай теперь погибнуть нам.      «Из Трои шли мы все с Енеем; «Наш флот был в многих кораблях. «Но если б знали, то б с злодеем «Мы тем не сели на судах. «Как время бурное настало, «Суда все наши разметало; «То он нас бросил и ушел. «Теперь не знаем, где девался, «Куда от бури он попался, «Иль может быть где на мель сел».      Тотчас Дидона приказала Пришельцев тех всех накормить, «Не бойтесь, им она сказала, «Не допущу вас в нужде быть. «Но если бы Еней ваш с вами «Явился вместе перед нами «Я больше рада бы была…» «Он здесь!» вскричал Еней тут смело. Вдруг облако всё улетело; Пропал весь мрак, исчезла мгла.    Его на тот раз нарядила Сама Венера на подряд; Прихолила и приумыла, И щегольской дала наряд; Напрыскала его духами, Мазьми, помадами, водами, И показала удальцом. Еней и без того детина Был самый хватский молодчина, Куда ни кинь так молодцом.      Тотчас пошли у всех поклоны И шарканья наперерыв; Пошли учтивства, забобоны, Всяк сделался там в ласках чив. Сжимали друг у друга руки; Забыли грусти все и скуки, В тогдашней радости своей. Матросы также не забыты; Послали к ним вина корыты, И целые корчаги щей.      Еней как молодец учтивой И знающий всю в тонкость честь, Хозяйке той щедролюбивой Велел подарки он принесть. Из Трои вздумал как подняться, То всем не позабыл запасться, Что мог лишь только подхватить. Еленино всё умыванье, Белила, мушки, притиранье Дидоне вздумал подарить.      Венера также не дремала И помышляла о сынке; Из глаз Енея не спускала, Водила будто на снурке; Цитерски жертвы забывала, О том лишь только помышляла, Чтоб славу в свет об нем пустить, А чтобы не жил он несчастно, И время не терял напрасно, Дидону вздумала взбесить.      Велела кликнуть Купидона, Чтоб сделать тайный с ним совет, «Уставы твоего закона «Хранит весь твердо здешний свет»,— Она, призвав его, сказала, Обняв взасос поцеловала, Чтоб только услужил он ей. Сулила всяческих игрушек, Коньков, звонков и побрякушек, Карет, картинок и саней.      «Еней, сказала, хоть детина, «И брат тебе по мне хоть он; «Но туп, как сущая дубина, «И разгильдяй как самый слон. «Что делать он ни начинает, «Нигде никак не успевает, «Валит колоду через пень, «Из рук всё у него валится; «Что ни начнет, всё не спорится; «Во всем выходит дребедень.      «Мне хочется состроить шутку, «Чтоб тем себя повеселить; «И так как рыбочку на удку «Ему Дидону подцепить. «С бедами полно уж возиться; «Пора ему повеселиться, «И мыкать горе перестать. «Но жаль, что он детина вялый, «В делах любовных небывалый «Не знает, как в том поступать.      «Итак прошу тебя, дружочек, «Пожалуй в том мне помоги; «Послушайся меня, сыночек, «И нашу честь побереги. «Проворнее перевернися, «Асканием[1] перерядися, «И в виде том ты к ним войди, «К Дидоне ближе приласкайся, «Зажечь любовь в ней постарайся, «Смотри ж, себя не остыди.      «Но чтоб Асканию плутишке «Тебе ни в чем не помешать, «То сонного тому мальчишке. «Ты зелья постарайся дать. «А я его уже украду «И скрою от людского взгляду; «То ты как хочешь работай. «Проворней исполняй всё дело, «Во всю ивановскую смело; «Не спи никак и не зевай. »      Амур, мальчишка плутоватый, О пакостях лишь помышлял, Не промах был, не простоватый, Ни в чем ни мало не дремал. Людскими же играть сердцами Как мячиком или шарами, Того лишь только и глядел; Колчан отбросив со стрелами, Поддел камзольчик с рукавами И в Карфагену полетел.      Еней велел, чтобы Асканью Дары Дидоне поднести; Но по Венеры приказанию Его успели унести За тридевять в десято царство, И в неизвестно государство, Быть невидимкой никому. Исчезли крылья у Амура, Явилась новая фигура; Он стал Асканьем по всему.    По приказанию Дидоны Тогда был праздник во весь мир, Огни, пальба, потехи, звоны, И для приезжих знатный пир. За стол все севши проклажались, Сытней как можно наедались, Не забывали запивать. Лишь рюмки там у всех сверкали; Так часто их переменяли, Что не успеешь и считать.      Различны ествы там заморски, По почте всё привезено; Дурного не было ни горсти; Всё на подряд припасено. Пуд в десять окорок вестфальский, С большую башню сыр голландский, Жаркого часть был целый бык, На пироге ж или паштете Катайся цугом хоть в карете; И с свинью был у них кулик.      Напитками лишь не ленися Хоть пруд из них себе пруди; Лишь только сам в том не плошися, А то на них хоть не гляди. Вином шампанским хоть облейся, Не только досыта напейся И наливай себе живот; А если кто тут не дорвался, К сторонке с горя прижимался, Облизываяся как кот.      Царица только лишь узрела, Вошел Енеев сын что к ним, Тотчас призвать к себе велела, И начала резвиться с ним; В колени у себя сажала, В роток и глазки целовала, Давала всяческих сластей. «Какой пригоженький мальчишка! «Такой же будет он плутишка, «Как и отец его Еней».      Дидона столько полюбила Сего притворщика тогда, Что вовсе уж тогда забыла О прежнем муже навсегда. Как первый раз поцеловала, Тогда ж из сердца вон изгнала; В другой поцеловавши раз Немножко сделалась смелее, И стала думать об Енее, И не спускала его с глаз.      Меж тем притворный тот ребенок Ее целуя не дремал; Хоть был он смирен как теленок, О деле лишь своем смышлял. Дидона с ним как забавлялась, Того ни мало не боялась, Чтоб пакость он состроил ей; Но он нимало не зевая, И ей на ласки отвечая Зажег весь нутр собой у ней.      Дидона вдруг переменилась И стала уж не та совсем; Вздурилась баба, взбеленилась, Зарделася в лице своем; Пришла вдруг сильная зевота, Задумчивость и потягота; Всё сделалось постыло ей; Всё в свете вовсе забывала; О том лишь только помышляла, Чтоб вместе с нею был Еней.      Наевшись гости и напившись Все поднялись из-за стола; Рекли хозяйке поклонившись, Здорова чтоб была она; Спасибо ей за всё сказали, Поклоны многи отдавали, Благодарили за прием. Все в розницу пошли шататься; Своим всяк думал заниматься; О деле всяк смышлял своем.      Из-за стола лишь только встала Беседа новых сих гостей, Тотчас Дидона приказала Любимице одной своей, Из всех заморских чтобы рюмок Принесть большой заздравный кубок, Что был отменнейшим у ней; И наливши его отменным Вином шампанским сельдерейным, Рекла беседе так своей:      «Ко мне любовь кто ощущает, «И почитает кто меня, «Своей царицею считает «Подданства жар ко мне храня, «Пускай последует за мною». Потом махнула вдруг рукою, Дала всем музыкантам знак. Во всё хайло все заревели, Литавры, трубы загремели, Шальным козлом запрыгал всяк.      Она ж тот кубок вверх поднявши Сказала всем гостям своим, Глазами знак Енею давши; «Желаю я, чтобы мне сим «Мое усердие сердечно «Явить Енею всеконечно», И вытянула весь до дна. Царице все в том подражали, До суха рюмки осушали; Она тянула не одна.      Потом все порознь разбрелися, И заиграл на свой всяк лад; Кто как изволь, так веселися; Кто чем богат, то тем и рад. Одни в треноги заплясали, Иные в кости закатали; Иной за картами дремал, Проворы лясы подпущали, Нарциссы дурищ облещали, Пролаз рога глупцу ковал.      По всем домам там на ночь плошки Приказано у всех зажечь; У всех освещены окошки; Никто не смел в потемках лечь; Все улицы огнем сияли; Везде толпы людей гуляли; Везде во весь кричали рот; Везде народы копошились; Везде с стаканами возились; Мурлычал всякий так как кот.      Царице ж не было чтоб скучно, И в одиночку б не зевать, И чтоб с Енеем неразлучно Ей весь тот вечер окончать, Затеяла различны шутки, Гулючки, жмурки, прибаутки, Курилки, бонки, шемелой; И разны слушая куранты Играть всех засадила в фанты, Енея посадя с собой.      И бабьей хитростью своею Устроила так на заказ, Что самый первый фант Енею Из всех и вынулся тотчас. Дидоны было в том хотенье, За тот чтоб фант всем в угожденье Троянску брань всю описать; Какие были там герои, Какие драки, свалки, бои, О всем подробно рассказать.      Енею было хоть досадно, Но так тому уже и быть; Для славы хоть его накладно, Но должно было говорить: Однако ж тут он умудрился, По-молодецки лгать пустился Как самый добрый книгочей, Или как с приписью подьячий, Старинный секретарь, иль стряпчий, О чести думая своей.

Песнь 2-я Еней рассказывает царице Дидоне и всем ее придворным о последней ночи Троянской осады и о конечном сего города разорении.

На креслах штофных с бахромою Разнежившись сидел Еней; И хвастать начал он собою Перед Дидоною своей. Вдруг все замолкли, занишкнули, К рассказам уши протянули, И слушали разинув рот. Еней то видя восхищался, Как можно больше лгать старался Весь надседая свой живот. Хоть сон его и очень плотно И не на шутку уж клонил И он уж очень неохотно В такие розсказни входил; Но чтоб к Дидоне прислужиться, И неучтивцем не явиться, Напойку табачку хватил; Прочхался и протерезвился, Как будто вновь переродился, И речь свою к ней обратил. Нас греки десять лет в осаде Держали будто пастухи; Мы были так как овцы в стаде, Не шевелились ни крохи. Однако ж после ободрились, Исправились, приосамились, Трезвона дали им самим. Что было делать нам от скуки: Сидеть нельзя поджавши руки! Пошли на вылазку мы к ним. И как они ни храбры были, Но также струсили потом; И скоро лыжи навострили, Как будто не было ни в чём; Оставили осаду Трои; И все их бойкие герои От нас бежать пустились прочь Тогда нам веселее стало; Все горе вдруг от нас пропало; А то терпеть пришло не в мочь. Оставя город и осаду Не даром отошли от нас; За претерпенье нам в награду Залог оставили для нас; Чтоб мы о них не забывали И чаще бы напоминали, Как будто старых нам друзей, Как прежде презирали нами, Так после сделались друзьями. Дивились мы премене сей. В том месте, где они стояли Под городом в своих шатрах, И где щелчки нам раздавали, Дрались на копьях, кулаках; Где мы друг с другом храбровали Друг друга плотно тасовали, Тузили сильно по вискам, Расквашивали с рылом губы, И с корнем выбивали зубы Стуча друг друга по носкам, В том самом месте сработали Они коня в гостинец нам; И в город к нам тотчас послали Сказать Приаму и жрецам; Что в знак у нас своей надсады, И горемычной той осады На память сделали сие И просят нас не погнушаться И от того не отбиваться, Но в город взять так как свое. Но что за конь тот был ужасный! Сказать никак то не могу; Весь труд мой будет в том напрасный; Поверь, Царица! Я не лгу. Он с башню был величиною, А в брюхо с копну толщиною, И весь наполнен был людьми; Натискали и надавили, И брюхо всё так уложили, Как будто бочку в торг сельдьми. Лишь только греки откачнулись От Трои нашей далеко, И мы от страха очунулись, И стало нам уже легко; Забыли то как горевали; Ни в чем как будто не бывали; Прошло как с гоголя вода, Пошло веселье за весельем; Гналось похмелье за похмельем; Не приходила в ум беда. И в Трое люди любопытны, Так как и в прочих городах, И к новизне все ненасытны Иметь ее в своих глазах. Вздурились все, перебесились, Смотреть коня того пустились Все в запуски на перерыв; Пошли из города толпами, Как будто свиньи в луг стадами; Никто тут не был в нас ленив. В торговой тесной будто бане, Или как кашица в горшке, В пивном как бродит гуща чане, Или как муравьи в мешке; Так люди тесно там толпились, Дрались, теснились, копошились, Стараяся вперед попасть. За теснотой уж не ходили, Друг друга на себе носили; Зерну там негде было пасть. Вокруг коня того обставши Смотрели все разинув рот; Никак ни мало не уставши Зевать все ради целый год. Потом довольно наглядевшись, Пыхтя, потея и зардевшись Всяк в разговоры тут вошел, Заспорили и закричали, Шептали, кашляли, жужжали, Как новый рой сердитых пчел. Заумничали все отменно, Судил тут всяк по своему; Что завсегда обыкновенно В большом случается шуму. О нем все разно рассуждали, Но в цель нимало не попали, И всякой только что лишь врал; Свое всяк утверждал неложным, А все чужое невозможным; Но там всю правду прозевал. Одна из женщин Царска рода[2] И нам троянцам всем родня, Смотревши с нами на урода Велела принести огня, И сжечь его как поросенка; Чтобы он вместо жеребенка Из брюха не родил людей, Безумною ее считали, Тот слов ее не уважали, Ни в чем не доверяли ей. Меж тем пред нами тут явился Почтенный старец, родом грек; Троянцам всем он поклонился, И бороду разгладя рек: Что греки много чтя Палладу, Состроили сие в награду В Троянский храм богини сей; Дабы она им помогала, И их в пути не оставляла, К земле управя их своей. Все люди громко закричали: Коня потребно в город взять; Что греки в храм Палладе дали, То долженствует там стоять. Но в город так ввести не можно, То непременно будет должно Ворота выше проломать; Иль вновь хотя пробить всю стену, Чтоб в свете вещь сию отменну Во Трою как-нибудь достать. Все стену вдруг ломать пустились, Все чистили в той стороне; И заодно все торопились Работать дружно на стене. Нашлось тут много рукодельных; Снастей сыскали корабельных, Ломов, канатов, рычагов; Кругом всю лошадь обмотали, Опутали и обвязали, И всяк был сам тащить готов. Потом все в лямки запряглися, На Волге будто бурлаки; Тянуть коня все принялися, Как будто тоню рыбаки. Ай! ай! ао! кричали разом! Людей всех не окинешь глазом, Что начали его тащить. Кто в лямку не поспел запрячься, Старался как-нибудь продраться, Чтобы кушак хоть прицепить. Троянски малые все дети, Старушки все и старички, Взмостились на заборы, клети; И выпуча глаза в очки На чудо новое зевали, И в удивленьи утопали, Не веря в том своим глазам. Меж тем народ с конем трудился, Тянул коня, а конь тащился К Троянским городским стенам. Коня как в город притащили, Настала празднична гульба; У всех стаканы зазвонили, Пошла бутылошна пальба. С конем друг друга поздравляли, Друг другу рюмки наливали, И выпивали их до дна; И лишь одну как осушали, Другою тотчас погоняли, Чтоб не осталась ни одна. Иной на четвереньках бродя Почасту носом грязь клевал; Иной бодрился, но сам ходя Мыслете по грязи писал; Иной бурлил, другой прокудил, Иль сидя носом рыбу удил, Или выпучивал глаза; Иной разинув пьяну глотку, И думая запеть молодку, Блеял как давлена коза. Вот такова была вся Троя На радостном веселье том; Всяк сидя, лежа или стоя, Обременился пьяным сном. Кто где сидел, там и остался; Кто где лежал, там и валялся, Мычал, храпел, ревел как зверь. Непьяным старец лишь остался, В попойку нашу не мешался И был так трезв, как я теперь. А между тем уж темно стало, Почти не видно было стен; Не трогался никто не мало, И спал как в воду опущен. Проклятый старец не ленился, К коню немедленно пустился, И брюхо в нем спешил раскрыть. Посыпались оттуда греки Как овцы в жаркий день на реки, Чтоб лишний зной скорей запить. Другие также не дремали И дожидались ясака; В щелях запрятаны стояли Смотря на них издалека. Когда ж по шороху узнали Коня что греки опростали, Тогда и те пристали к ним. Пустились в город все толпами, Хотели нас поесть зубами, И разом проглотить одним. Пошла такая тут потеха, Какой век не было нигде; Пришло троянцам не до смеха, Узрели как себя в беде. Троянцы все как зюзи спали; Которы ж на часах стояли, Дремали также на заказ; С похмелья делать что не знали; На силу на ногах стояли, Продрать не могши пьяных глаз. Я в самое то злое время С Креузою сном крепким спал. Мне снилось, будто греков племя Я как свиней дубиной гнал; И подле небольшого леса Трезвонил в рыло Ахиллеса, И задал таску не одну, Но вдруг услышавши тревогу, Не знал куда найти дорогу, И бросился скорей к окну. Не редко вдруг когда случалось Вам блох у вас когда искать, И что под пальчик попадалось Скорей ловить и убивать. Вообразите же, как блохи Без всякой сильной суматохи Все в рост с припрыжкою бегут; Так точно все мы повскакали, Тулились, прятались, бежали, Но по пятам и греки тут. Я видя то взмутился духом, Как будто кто щелчка мне дал; И как за мухою с обухом На драку тут же побежал. Спешил скорей помочь троянцам, И робким сим с похмелья зайцам Хотел пример подать собой. Но образумясь возвратился, Скорей одеться торопился, В рубашке был тогда одной. Но вдруг троянцев жаль мне стало, Пошел опять на драку к ним; Мнил: «В платье нужды нет нимало «И драться надобно не им; «Была бы сабля повострее, «И сам немножко посмелее, «То все на свете трын трава.» Пустился в сильную к ним схватку; Всех бил, сказать всю правду матку, Как удалая голова. Из греков кто ни попадался Ко мне в жару том на глаза, В крови своей тотчас купался; Я всякому давал туза. Бросал туда сюда всех в угол, Как будто шариков, иль кукол; Кроил их многих пополам. И мстя за все Троянско племя, Был сколько храбр в то злое время Не надивлюсь тому и сам. Всегда народа целы тучи Сбираются вокруг глупца; Так на войне героев кучи Толпятся подле храбреца. Меня троянцы лишь узнали, Толпами вкруг тотчас обстали, Пошли на греков напролом; Что ни попалось, все топтали, Рубили, били, прогоняли; Пощады не было ни в ком. Но лучши чтоб иметь успехи, То мы смигнувшись меж собой Надели гречески доспехи, И так пустились в свальный бой. Но греки тотчас догадались. Никак в обман к нам не попались, И начали нас всех рубить. Я видя то, отшел в сторонку, И от сраженья потихоньку Решился лыжи навострить. Лил пот тогда с меня ручьями, Как будто в бане на полку; И я несчастными судьбами Попал из поломя в реку. Когда и где ни обернуся, Везде все грекам попадуся; Нигде нет наших никого. А кои мне и попадались, Изранены, как стен шатались; А молодца ни одного. Троянцы кучами лежали, Как с барок у реки дрова; В крови друг друга потопляли. «Пропала бедна голова!» Я мнил так о себе в то время; «Свалится ли с меня то бремя? «И я дойду ли до своих?» Меж тем к воротам добирался; Дойти туда скорей старался, Чтоб выдти в поле через них. Но городские все ворота У греков были уж в руках; Стояла их там цела рота На карауле, на часах. Урядник был у них повеса Сын молодого Ахиллеса, Отважный Пирр, боец лихой; Копье его длиною с башню, А толщиной с артельну квашню; Но он играл им, как лозой, Доспехи все его и латы Черны печное как чело; На шлеме перья все мохнаты Торчали будто помело. Глаза горели так как уголь, А брови как в пшенице куколь; Лицо ж зардевши как снигирь. Ему никто не попадайся, Иль вовсе с головой прощайся. Такой был хватский богатырь! Сей хват незваный и без спросу Вбежал к Приаму во дворец, Чтобы и там задать всем чосу И перебить всех как овец. Толпу с собою вел буянов, Головорезов и нахалов; Все жег, топтал, валял и бил, Весь двор того никак не зная И сей беды не ожидая В одной еще рубашке был. Пошел крик, вопль; и все завыли Там девки приведенны в страх; Плачевным голосом вопили, Как будто на похоронах. А храбры гречески пролазы Узрели многия проказы Туда вошедши невзначай. Чего б и в ум не приходило, То там на самом деле было. Пожалуй ты людей узнай! Смотритель старый над пажами С красоткою обнявшись спал; Хоть часто иногда лозами За волокитство их щунял. А барска барыня Царицы, У коей были все девицы В присмотре строгом завсегда, Раскинувшись, простоволоса, Покоила молокососа На ручке у себя тогда. Иной, примером постоянства И трезвости у всех что был, При людях ненавидел пьянства, Одну лишь только воду пил; Сидел о стол клюнувшись носом, Держал схвативши над подносом Не допитой в руке стакан; Но как прошло уж много ночи; То пить его не стало мочи; Толико был он плотно пьян. В опочивальной же палате, С Гекубой где Приам наш спал, В одном лишь тоненьком халате Вскоча от страха он стоял; Забыл спросонья и одеться Но, как? досуг ли осмотреться, Когда злодеи на носу? Схватил со стопки саблю в руки; «Вот я вас всех, навозны жуки! «В пирожны крошки разнесу!» Но не укрался ж от Гекубы Приам, чтобы идти на бой. Вскочила вдруг оскаля зубы, И подняла по-бабьи вой. «Куда ты, старый чорт тащишься? «Не впрямь ли смерти не боишься. «И вздумал также воевать? «С твоей ли дряхлой головою, «И с поседелой бородою? «Подлезь-ка лучше под кровать.» Ея последовать совету Приам решился в тот же час. «Так право, места лучше нету, «И безопаснее для нас.» И уж совсем было собрался; И лезть под ложе нагибался; Но с шумом отворилась дверь. Влетел тут Пирр и с молодцами, На старика щелкал зубами Как на быка голодный зверь. «Постой, кричал, седая крыса! «Постой, теперь уж не уйдешь; «Со мной не так, как у Улисса, «Не расплатясь не отойдешь.» Сказав сие схватил за глотку; И треснул оземь как молодку Рассерженный с похмелья муж; И растяня его как кошку, Снес голову с него как плошку. Весь вышел дух в минуту ту ж. А я беду ту неминучу Увидевши, скорей бежать, Чтобы в такую грозну тучу И мне с другими не пристать. Я был тогда не без догадки; Резвее зайца без оглядки Лишь пятки вверх вбежал во храм; Стараясь прятаться за стену, Нашел красавицу Елену Прижавшись в уголочке там, «Ты здесь, и мне попалась в руки», Сказал я разъярившись ей, «Тобой все греческие штуки «Состроились в сторонке сей. «Теперь, сказать всю правду матку, «Изволь-ка учинить расплатку «За то своею головой; «Чтобы и прочи наши жены «Боялись жечь Троянски стены, «Пример я покажу тобой. «Твою смазливую я душу «Своей рукою погублю; «Всю отрясу тебя как грушу, «И в мелки щепки изрублю, «За наши все тебя напасти «Как тушу раскрою на части «И разошлю по городам; «Чтоб все троянцы то узнали, «Что здесь от бабы погибали, «И впредь не верили женам.» Я мнил; хотя и непристойно Герою женщину убить; Но уж давно ее достойно Скорей из света истребить. Сорвя негодную крапиву, Чтобы не заглушала ниву, Другим я травам дам простор; Чтоб жены не трясли губами, Язык держали за зубами, Из изб не выносили сор, Уж вытащил до половины Свою шпажицу из ножен, До самой чтоб ее средины Рубнуть, как позавялый клен. Но вдруг Венера подскочила, С рукою меч мой ухватила, Сказала мне: «Постой, сынок! «На что теперь так расходился, «Над бабой столько расхрабрился? «К чему некстати так жесток? «Убавь хоть малу крошку грома «На бабу сабли не востри; «И то, что делается дома, «Гораздо лучше посмотри. «В чужое не вступайся дело, «Не харабрись о нем так смело; «Но уплетай скорей домой. «Твоя Креуза и парнишка «И мой любовник старичишка[3] «Забудут грусть свою с тобой.» Потом как будто подлипале В десницу мне дала лорнет, И сквозь него гораздо дале Смотреть велела в горний свет. Я пялил все глаза как плошки, Но не видал в него ни крошки; Затем что сроду не смотрел. Поверья не было меж нами, Чтоб быть слепым, хоть кто с глазами, В очки ни разу не глядел. Однако ж после понемножку К нему по нужде тут привык. И подошедши с ним к окошку К глазам приставивши приник. К Олимпу обратил я взоры Сквозь рощи облака и горы; Зевеса там с женой узрел. Юнона мужа обнимала, А глазок и губки целовала. За то что нас он не жалел. Сверх нашего ж Троянска града, Который весь пылал в огнях, С Нептуном ездила Паллада В казачью рысь на облаках; А чтоб в дороге не дремали В запас они с собой набрали Куски канатов смоляных, Которы обливали варом, Смолою, нефтью, скипидаром, И в город к нам бросали их. Простяся с матушкой родимой Пошел домой скорей к своим, Чтобы как щит непобедимый От греков наглых был я им Но естьли б мать моя забыла И тут меня не защитила, Пропал бы уж наверно я; Обжарен был бы как теленок, И опален как поросенок, Или сгорел как головня. Увидел ясно, сколь полезно Богининым чтоб сыном быть; И с радости рыдая слезно Венеру стал благодарить, С моим что старичком слюбилась И в свет меня пустить потщилась Не смертной женщины сынком. Но и отец мой знать детина, Был самый хватской молодчина, Еще как не был стариком. Какое ж было удивленье Как я к себе домой пришел! Всех в страхе, вопле и смущенье Моих домашних тут нашел. Отец мой в шубы завернувшись И в три погибели свернувшись Запрятался в большой сундук. Аскания нашел за печкой Жена ж прикрывшись епанечкой От глаз не отнимала рук. «Не бойтесь все и не робейте! «Я здесь, вам полно уж тужить; «Скорее только лишь успейте «Помягче что-нибудь схватить. «Со мной Венера говорила, «Мне нову землю посулила «Где мед и молоко текут. «Оставим обгорелу Трою; «Ступайте все скорей за мною «Туда где сласти все растут.» Асканий видя то вздурился, Запрыгал вдруг и заплясал, Коверкался, шутил, резвился, Шумел, ревел и хохотал. «Ах! там не будет нам уж скуки!» Кричал он мне целуя руки; «Вот там-то я всего поем! «Всего уж будет там довольно, «Всегда досыта брюхо полно «И весело нам будет всем. Креуза хоть со слез надселась, Щемило с плача ее грудь; Но по-дорожному оделась На скору руку как-нибудь. А я чтоб не было мне хуже, Набил свой черезок потуже, И ближе к телу обвязал. Потом людей своих призвавши, Где нас дождаться, приказал. Горела сильно наша Троя И все валилось по кускам Троянцы все по-волчьи воя Шатались как безумны там. Пожар никак не унимался, Но от часу все прибавлялся, И чуть-чуть не дошел до нас. «Пойдем, сказал я, поскорее! «Со мной вам будет посмелее, «Отбросим Трою всю из глаз.» Потом свои оконча речи, Часы нам были коротки; Отца взвалил себе на плечи В езду как будто в городки, Или как малого ребенка Иль на продажу как теленка Понес кряхтя я на спине. Аскания же вел рукою; Креуза вместе шла со мною За нами тут же в стороне. Свои как помню лета детски Не видел робости такой; А тут дрожал по-молодецки Как будто на снегу зимой. Не о себе я опасался, Но ношу потерять боялся В той суетливой тесноте. За мной которые бежали, Кричал им, чтобы не отстали И не пропали в темноте. Отшедши несколько саженей Из дворниц на широкий двор, И уж спустившись со ступеней Хотел подлазить под забор. Но вдруг Анхиз вскричал: Ай! Греки! Я струся пролил слезны реки, Прибавя шагу, ну бежать; Тащил мальчишку за собою, Но отбежавши, глядь, за мною Моей Креузы не видать. Вздурился я и взбеленился, И сбросил с плеч Анхиза прочь; Тем следом взад бежать пустился, Как добра лошадь во всю мочь; По всем углам везде совался, Как угорелый кот метался, Не мог ее нигде найти. Но потерявши уж Креузу, Оставшу чтоб сыскать обузу Хотел уже назад идти. Как лед холодною рукою Не знаю кто меня схватил; Ни зги не видя пред собою, Не мог подумать, кто б то был; На мне поднялся дыбом волос, Но вдруг услышал томный голос: «Не бось! не бось! ведь это я! «Окончились мои все лета, «Пришла к тебе с того я света; «Мертва Креуза уж твоя.» По голосу тотчас узнавши, Что то была моя жена, Мнил удержать ее обнявши, Чтоб не ушла опять она И не умножила мне муки. Но только лишь расставил руки, Чтобы ее схватить скорей; О пень ногою спотыкнулся; И в грязь так рожею клюнулся, Что мне уж стало не до ней. Потом вскочил, и отряхнувшись К Анхизу я назад побрел; Щекою на руку корнувшись Унывну песенку запел; Однако же не так как бабы, На вой и слезы кои слабы; Но потихохоньку ворчал, Как жил с Креузою согласно; Но после вздумал, что напрасно О ней я столько горевал. Не только места, что в лукошке В себе я после размышлял Не только света, что в окошке И белый свет у нас не мал. Хотя с женою и расстался, Но я в живых еще остался. Неужто не найду другой? Была бы только лишь охота, Найдешь, пожалуй, доброхота Весь ныне свет уж стал такой. Потом к своей пришедши шайке, Всю грусть и скуку я забыл И севши в роще на лужайке Стаканчик водочки хватил. Тут стал я несколько смелее, Пошло по сердцу веселее. «Пойдем, робята! я сказал «Оставим здешнее мы горе «И пустимся мы в сине море, «Лишь бы попутный ветер стал. «Куда вас поведу с собою «Не будете уж там тужить; «Найдем мы там другую Трою «И припевая будем жить. «Венера то мне обещала, «Она ж ни разу ведь не лгала, «Моя хоть и родная мать. «Построим крепкие мы стены, «Там будет пиво, мед и жены «И станем жить да поживать.» «Пойдем с тобою! - все кричали «И не отстанем ни на час; «Забудем наши все печали «Лишь ты люби пожалуй нас. «Теперь, сказал я, вы устали «И больно все оголодали, «Не худо ль нам перехватить, «Чтобы на брюхе не ворчало; «Говели вы и так немало «Начнем зубами молотить! «К тому ж и в темноте не видно «О важном деле рассуждать; «Чтоб после не было нам стыдно «Свою ошибку поправлять. «По утру будет веселее, «Ведь утро ночи мудренее, «Дождемся-ка мы лучше дня. «Теперь пока сие оставим: «Ко сну глаза наши направим, «А клонит сон давно меня.»

Песнь 3-я Еней продолжает рассказывать Ливийской царице повествование о разорении Трои; и каким образом все слушатели при том заснули

Лишь только ночь та миновалась, И чуть лишь брежжиться стал день, Из наших глаз вся Троя скралась , Пропала, сгибла так как тень. Огромны храмы где стояли, Там головешки лишь торчали; А где Приамов был дворец, Дымок над пепелом курился. Троянец всяк тут прослезился, Зря Трои таковой конец. Что было делать нам в то время, Не знали сами мы тогда. Свалило нас несчастно бремя, Как кочка сшибла с ног беда; Придумать ничего не знали, Как угорелые стояли Без памяти разинув рот. Кто самый бойкий был детина, Но и того тогда кручина Весь корчила совсем живот. Гляденьем брюха не наполнишь; Не кормят басней соловья; Крушеньем горести не сломишь; Тогда в себе так думал я. Начнем о том теперь стараться, Чтоб как-нибудь отсель убраться, И сохранить Троянску честь По разрушенью невредимо. Пословица идет не мимо: Научит нужда сайки есть. Ум и в скоте беда рождает; От нужды всяк замысловат; Тут часто и дурак бывает Умнее мудреца стократ. Троянско все остатне племя Послал я не теряя время На иду гору лес рубить, И как-нибудь на скору руку Свою там разгоняя скуку Суда к походу смастерить. Довольно было нам работы, Пока сплотили мы суда; Тут было нам не без заботы, Не мало также и труда; Однако ж кое-как успели, Что скоро лодки нам поспели, И мы в них ехать уж могли. Тотчас проворно в низ садились, От берегов прочь торопились, Взвились, пустились и пошли. Куда ж мы бы тогда хотели От Трои отваля идти? О том и думать мы не смели; Не знали никуда пути. Туда, сюда, везде шатались, Нигде к земле не приближались, Готовились уж умереть; Запасы все свои поели; Голодну смерть в глазах мы зрели; Пришло невмочь уж нам терпеть! Бросаемы волнами моря Не мало видели чудес; Довольно натерпелись горя; Потратили не мало слез. Однако ж небо милосердо Троянцев зря всех сердце твердо Над нами сжалилось тогда; И бурю утиша безпутну Дало погоду нам попутну; Пристали к берегу суда. Земля где мы тогда пристали, В союзе с Троею была. Тотчас мы там запировали; Тотчас попойка вдруг пошла. Фракийцы, что в земле той жили, По нашему ж попить любили, И скоро стали нам друзья. Забыли грусти мы и скуки, И подхватя стаканы в руки Дружились песенки поя. Для славы я Троянска племя У них там нанял уголок, И в самое коротко время Сварганил кой-как городок; А имя чтоб свое прославить, На память по себе оставить Великим подвигам моим, Была б чтоб всем известна Троя; То город тот совсем устроя Я назвал именем своим. Во всяком месте не без чуда, Нельзя чтоб не было проказ; Узнал я, что вблизи оттуда Какой-то чудный жил пролаз; Нечистым духом всем являлся До смерти всяк его боялся, Считая сильным колдуном, Иль дьявольской ворожеею. С неустрашимостью ж моею Хотел узнать я сам о том. От самого малейша детства Всегда я любопытным был, И на все вздоры с малолетства Смотреть с охотою любил; То нечему и здесь дивиться, Желанье что могло родиться Увидеть чудо то, во мне. Меня все в том остерегали, Идти туда все отвращали, Стращали, что сгорю в огне. Но я никак не устрашаясь Считал все то за пустоту; И бабьим басням насмехаясь, За вздор их клал и за мечту. А чтобы в том их всех уверить, И правду ту собой проверить, Задумал сам туда идти; И все молвы пренебрегая, И любопытствовать желая Велел себя туда вести. Но для запасу и примера Двух удальцов с собою взял, Чтоб не ровна пора и мера Без обороны не пропал. Я ободряя их собою, Вооружил как будто к бою От самой головы до ног; Чтоб если будет трудновато, И с духом спорить плоховато, За них бы спрятаться я мог. Раздувшись месяц как волынка Светил нам выпучив глаза; Не шевелилась ни пылинка, И не страшна была гроза. Пошли мы в лес тот к чародею, По правде в том признаться смею Как самы храбры смельчаки; В себе боязни не имели, Не трусили и не робели, Не так как многи простаки. Вошедши в лес, нам показался Надгробный камень меж дерев; И жалкий стон в лесу раздался, Похожий на медвежий рев. Я сколько тут ни харабрился: Но пот с меня как град катился, И дыбом волос поднялся; Дрожащими ступал ногами, Щелкал как мерзлый кот зубами, И вправду трусить принялся. Вокруг того лесного гроба Березки были в два ряда. Я и головорезы оба Пошли со трепетом туда. А для скорейшего прохода К жилищу чудного урода Ломать я сучья приказал; Но только сук лишь отрывался, Весь черным соком наполнялся, Чернильну кровь ручьем пускал. Кто только лишь ни прикоснется Сучок чтоб с дерева сломить, Тотчас от дерева начнется Вой, плач и крик происходить. Я струсил тут уж не на шутку; И чуть на заячью погудку Оттуда лыж не навострил; Но провожатых постыдился, И сердце сжав вперед пустился, Не знавши сам тогда что был. По счастию из провожатых Один со мною был цыган, Из самых хитрых и богатых, Колдун, волшебник и буян; Умел он разводить бобами; Переворачивал волками На свадьбе часто всех гостей; Нашептывал для порчи воду, И навораживал погоду; Был чернокнижник, чародей. Поставя к месяцу спиною Кругом меня он очертил, И наклонясь передо мною Сквозь зубы нечто говорил; Потом кривляясь многократно, Слизнул меня он троекратно, И пересолом напоил; Ни мало не велел бояться, Назад никак не обращаться, И с трех перстов водой скатил. Всю кожу тут на мне подрало, Прошиб меня холодный пот; Всего как от побой ломало, И со страстей засох весь рот. На что глаза ни обращались, Вдвойне все вещи мне казались; Ни зги не взвидел я потом. Все зеркало вдруг потемнело, Потускло все и припотело, Как будто было под сукном. Цыган же от меня ни пяди В то время прочь не отходил, Племянник будто как от дяди; И только то одно твердил: Чтоб я никак не устрашался, Но пристально смотреть старался В то зеркало, что он мне дал. «Все кончится к добру не худо; «Увидим скоро странно чудо» Он зачуравши мне сказал. Стекло вдруг стало прочищаться И сделалося как вода; И начал мне в него казаться Туман густой как дым тогда; Но после всё то истребилось; И мне перед глаза явилось Ужасно чудо или урод; Глазищи страшные мигали, Ручьем чернила проливали, Как слезы льет людской наш род. К черте моей он подошедши Свою разинул страшну пасть, И раза три кругом обшедши, Старался внутрь черты попасть. Но видя труд свой в том напрасен, Плачевный вопль пустил ужасен, Как будто перед смертью волк, Или на бойне как корова. Не проронил я тут ни слова, И все его взял речи в толк. «Зачем ты пакости мне строишь, «Незваный гость! пришел сюда «Меня и в гробе беспокоить?» Сказал мертвец тот мне тогда. «Теплю и так я наказанье «За все бумажное маранье, «Что в жизни я моей творил. «Когда я жизнью наслаждался, «То только тем и утешался «Что всех бумагами душил. «С людьми я строил разны шутки «Работая моим пером; «У всех расстраивал рассудки «И оборачивал верх дном; «И забавляясь чудесами, «Я умных делал дураками; «Гнал честь и правду из сердец; «Осмеивал законы, веры; «Считал все вещи за химеры «За то что ж вышло наконец? «В награду мне и воздаянье «За то, что в жизни я творил, «Положено, чтоб в наказанье «Я участь горьку здесь сносил. «Все перья мною притупленны, «При мне у гроба прицепленны, «И в сучья преобращены. «Вздыхаю я и здесь стихами; «Чернила вместо слез глазами «Текут за все мои вины. «Но сжалься странник надо мною! «И облегчи мою напасть; «Избавь меня своей рукою, «И тем окончи злую часть. «Гласит судьбы моей решенье, «Чтоб мне сие мое мученье «До тех лишь только пор сносить, «Покуда здесь кто не явится, «Кто бы как дядька мог пуститься «Меня лозами испестрить.» Я сроден к жалости с измала И рад всем ближним помогать; Я бедным с самого начала Старался помощь подавать. А слыша таково мученье Пришел в велико сожаленье, И вознамерился помочь; Вооружа себя лозами, Принялся плотными руками Хлестать его как вотчим дочь. Трудился я тогда не худо, И так как в бане употел. Какое ж сделалося чудо? Едва лишь только я успел Пробить на нем рубцами кожу И испестрить так как рогожу; То он взвился вдруг и пропал, Исчезла роща и гробница. Я видя то, поверь, Царица! Как шаль разинув рот стоял. Потом промешкавши не мало И отдохнувши на заказ, Пора уже нам ехать стало Искать других для нас проказ. Суда свои перечинили, Оправили и оснастили, И севши в них пустились в путь. Фракийцы все нас провожали; До тех пор с нами куликали, Пока попутный ветр стал дуть. Направя парусы и снасти Пустились в путь мы по волнам, Но знать за нами все напасти Гналися тут же по пятам. Хоть мы тогда не унывали, Почасту с горя попивали, Но не могли всех бед избыть. Вытьем же горя не убавить; И радости тем не прибавить; Знать так уже тому и быть. Лесок вдали вдруг усмотревши К нему направил я суда, Убавить паруса велевши, Не торопясь поплыл туда. То место было неизвестно А я всегда и повсеместно С измала осторожен был. Беды спешеньем не избудешь, А тише едешь, дале будешь; Я то из детства затвердил. Усмотренный лесок тот нами, Когда мы ближе подошли, Был слой, покрытый островами; Мы целу сотню их начли. Близ берега остановились, И якорь кинув, разснастились, Суда чтоб кой-как починить И запастися понемногу Всем нужным для себя в дорогу, Чтоб было нам что есть и пить. Тот островок, где мы пристали, Был всякой всячиной набит. Сошедши на берег узнали, Что называется он Крит. Нашед местечко тут привольно, Где было нам всего довольно, Я вздумал в нем прожить годок. А чтоб нам было безопасно И люди б не жили напрасно, То взгромоздил тут городок. Будил троянцев спозаранки, И не давал им долго спать; Копал уютные землянки, Старался стену возвышать. Работали мы безумолку, На скору руку и без толку, Чтобы себя огородить; Дабы пронырливым критянам, Догадливым ко всем обманам Нельзя нас было пощечить. Устроя город, стал стараться, Чтобы люднее населить, Чтоб не пустым ему остаться И мне бы не в безлюдье жить. Всем то сказал мое желанье И отдал строго приказанье, Чтоб всякий род свой умножал; Женаты все и холостые, Ребята, стары, молодые, Никто б в том деле не дремал. К тому ж для лучшего успеха, Чтоб всем охоту дать к тому, И для скорейшего поспеха Намерению моему, Определил я воздаянье, Кто лучшее явит старанье Там детской размножать завод. Пошли плодиться мне ребята, Как в добры годы поросята: У всякого явился плод. Все взапуски тогда пустились На перерыв детей рождать; И так в том дружно торопились, Что негде стало и девать. Друг дружку в том перегоняли. У всех ребята вырастали, Как осенью в лесу грибы, На то я глядя восхищался, На тех цыпляток любовался. Но упасешься ль от судьбы? Напала вдруг на нас невзгода, И всем нам сильный перебор, И для троянского народа Как на заказ ужасный мор, Болезни чумные настали; Валились все, околевали, Как тараканы на снегу. Ах! столько тут я сокрушался, И о себе отчаивался! Теперь и вздумать не могу. Беду же видя неминучу Оттуда вздумал наутек, Чтобы такую грозну тучу И на себя я не привлек, И не попал в такую ж муку. Скорей кой-как на скору руку Суда к походу снарядил; И взяв с собой людей остатки, По всем по трем и без оглядки Подале в море отвалил. Но только лишь пустился в море, Из вида берег потерял, Настало новое нам горе, И в новую беду попал. Все небо тучами покрылось, А море будто взбеленилось, Начавши бурею бурлить. Пошла такая вдруг потеха, Что нам пришло уж не до смеха; Не знали мы, как нам и быть. За громом гром тогда гонялся, Как взапуски на бегунах; Шумел, ревел и раздавался Без шабаша у нас в ушах. Так сильно молнии сверкали, Что чуть глаза не выжигали, И не нагнали слепоту. Когда ж они переставали, То мы ни зги уж не видали, Одну лишь зрели темноту. Поесть ли с горя кто собрался, Совал в потемках мимо рта; За ложку ль кто тогда хватался, Ан глядь, в руках лишь пустота. А ветры все не умолкали И наши корабли бросали Весьма небережно тогда В буграх рассерженной пучины. Такой ужасной чертовщины Не зрел я сроду никогда. Казалось, небо согласилось На нашу пагубу с водой, И как нарочно сговорилось Нас напугать такой грозой. Того мы только и глядели, Чтобы от молний не сгорели, Иль не поехали б ко дну. С такой всяк чуть не лопнул страсти; И плавая в такой напасти В явь видел смерть в глазах одну. Такое горе зло терпели Мы целые три сряду дни; Покоя вовсе не имели, Но только оханья одни. Потом погода утишилась, И буря с ветром примирилась, Проглянул день, исчезла тьма. Как с плеч гора тут с нас свалила; А страсть так всех нас утомила, Что чуть мы не сошли с ума. Кой-как с умом потом собравшись Насилу в чувство мы пришли, И долго всюду озиравшись Узрели землю, к ней дошли. Мы так тогда оголодали, Что кучами с судов бежали, Чтобы достать что пожевать. Всего съестного закупили; Но и того не позабыли, Чтоб было чем и запивать. Все приготовя для обеда Обсели взапуски в кружок. Пошла было у нас беседа; Но ненавистливый наш рок Гоняясь по пятам за нами Везде нас погонял бедами И здесь покоя не давал; Не преставал всегда тревожить, И чтоб нам пакостей умножить Рой саранчи на нас наслал. Совсем от всех иных отменна Та злая гадина была; Знать особливая порода Ее на свет произвела. На что она ни нападала, Сосала, грызла, поедала Не оставляя ничего. Но то всего чуднее было, Что в них как в утке вдруг все ныло. Нельзя сказать про них всего. Что мы себе ни выбирали, Но не могли до рта донесть; Они и с ложек все хватали; Нельзя никак нам было есть. Как мы от них ни защищались, Но ничего те не боялись И лезли прямо нам в глаза. Нам до зареза приходило; А им ничто не страшно было, Ни бой, ни смерть и ни гроза. На дерзость таковую глядя, Пришел в гневливый я задор, И меч свой кладенец погладя, Решился дать им перебор. Немедля обнажил шпажищу И ту прокляту саранчищу Принялся на лету косить. Они тотчас от нас отстали, Потом и вовсе с глаз пропали, Не смея больше нам вредить. Но как пропали те уроды, Один из них тогда отстал И многие несчастны годы Мне и троянцам предвещал, Что долго будем мы скитаться, Как нищи по морю слоняться, Не будем есть домашних щей; Нигде не избежим ненастья, И не увидим вовсе счастья Как собственных своих ушей. Такие речи презирая Никак мы не внимали им; Но ближе к чашкам поспешая, Бежал тут всяк с ножом своим. Соседов хищных тех прогнавши Пристали, груди расстегавши Плотнее ложками возить; Чтоб пища не была сухая, То мы старались запивая Похлебкою скорей залить. Потом оттуда отвалили И далее пустились в путь; Еола взапуски молили: Чтобы попутным ветрам дуть Он в наши корабли позволил, И нас бы поскорей пристроил, Где потеплее зимовать. Потом мы плыли дней не мало, Актийску землю видно стало; Мы к ней старалися пристать. Зима с седыми волосами За осенью гоняясь вслед, Стращала всех снегами, льдами. Мы избегая новых бед, Задумали то злое время Промешкать у актийска племя, И зиму всю у них пробыть И с ними вместе забавляться, Поесть, попить, попроклажаться И вместе скуку проводить. Знакомство скоро завелося, Я стал там по гостям ходить; Довольно и таких нашлося, Рука с кем на руку попить. Пошли по городу троянцы По озими как будто зайцы Покормочки себе искать; И где что плохо примечали, То тут не мало не дремали Свое проворство показать. Мы зиму всю там проводили В забавах, шутках и играх; Заботы наши только были О вечеринках и пирах. Театры, балы, маскерады, Катанья, клобы и наряды, Гульбищи, дачи и сады Друг за другом переменялись, И будто взапуски гонялись Без всякой вовсе череды. Потом когда зима раскисла Разъехалась, захлюстав хвост, И на носу весна повисла, Подкрался к нам великий пост. Все люди тут не те уж стали, Не тот уж вид совсем казали, Шаталися как будто тень, И с превеликого похмелья Пришло тут всем до взбелененья, Тяжел для нас такой был день. И так чтоб чем-нибудь заняться И скуку с горем разогнать, Задумал я от них убраться И якори велел поднять. Сказавши им благодаренье За хлеб, за соль и угощенье Опять пустился по водам, Искать: авось ли прилучится, Где мне с народом приютиться И всем конец найти бедам. Известна вам сия прибаска, И думаю, что знает всяк, Что скоро говорится сказка, Дела ж идут совсем не так. Пустившись мы с судами в море Опять замыкали зло горе, Шатались кой-как там и сям. Но бед больших тут не видали, И скоро к берегу пристали К попавшимся нам островам. Хаонию мы тут узнали Землицу изобильну всем. Хаонцы в Трою к нам езжали И людям в войске всём моем Издавна хлеб и соль возили; Так не было о чем тужить, Мы все по горло наслаждались, Как в масле сыр у них катались, И рады бы хоть как там жить. И я в знакомство также вплелся Нашедши тамо земляка, С которым вмиг роднею счелся Хоть несколько издалека. То был Елен, мужик учтивый, Гуляка, малый неспесивый, И для знакомых хлебосол. Любил поесть, попить с друзьями, И чтоб не пуст был дом гостями Держал для всех открытый стол. Знакомство сведши с ним по-братски, Спустя мы жили рукава, И вместе куликали хватски; Он был отважна голова. Вошедши в тесную с ним дружбу, Каку ни есть бездельну службу Хотел ему я отслужить; И нового совсем покроя Отменный городок устроя Его тем вздумал подарить. Поживши там не мало время Гуляя в роскошах таких, Нашел у них троянско племя, Увидел несколько своих; Нашел там нашу Андромаху, Мне ближню сватью или сваху, Что Пирр из Трои подцепил; Но после как наскучил ею, Тогда с придачей небольшею Сему Елену уступил. О прежнем муже воздыхала Потом бедняжка самый час, И никогда не осушала Своих плакущих бабьих глаз; Никак его не забывала, По всякий час напоминала, И не спускала с языка. Печалью так ее убило, Что всякому приметно было, Так грусть была в ней велика. Узнав о нас, что мы из Трои, Тотчас подсела ближе к нам. Где делись наши все герои? И где остался наш Приам? О всем подробно вопрошала, Покоя вовсе не давала; И в тонкость все желала знать. Речьми так сыпала своими, Что я словами ей моими Не успевал и отвечать. Потом попраздновав довольно Я стал и об езде смышлять, Чтоб как-нибудь уже привольно Себе местечко наживать. Со всеми с ними распрощался, В поход от них опять поднялся, Пустился снова горевать, Хаонцы все нас провожали, Всего в дорогу надавали; Нам было чем их поминать. Хаонцы в путь нас провожая, Сказали нам приятну весть, Что нам в Италию желая Недалеко до ней догресть. Что скоро мы туда поспеем, И верно положиться смеем, Что будем завтра же туда. Когда мы весть сию узнали, Тогда повеселее стали, Как не грустили никогда. Мы все с восторгом ожидали Италию скорей узреть, С нетерпеливостью желали Скорее чтоб туда поспеть. Из нас все что ни говорили, Все про Италию твердили. Смотрели выпуча глаза; За тем лищь только и глядели Чтобы на мель мы вдруг не сели И не отбила б нас гроза. Но все печали прекратились, Прошло с нас горе все долой, Как горы с плеч у нас свалились, Когда вдали мы пред собой В подзорны трубки вдруг узрели С судами где пристать хотели, И всю дорогу окончать. Запрыгали как сумасшедши, Забыли горести прошедши, Друг друга стали поздравлять. Но радость наша продолжалась Один почти лишь только час, Когда потом вдруг показалась Опасность бедственна для нас. Не знаю участью какою Узрели вскоре пред собою Сердитых двух и злых сестриц, Которы всех красот лишенны, И навсегда преобращенны В глубоку пропасть из девиц. Ревела Сцилла там ужасно, Слышна была издалека; Крутилась, пенилась всечасно, Была пучина глубока. Кто только не побережется И близко к ней лишь чуть потрется, Наверно должен тот пропасть; Но и беды сей убегая, Смотреть потребно не смигая, Чтобы в Харибду не попасть. Спастись нам было невозможно И уберечь себя никак, Хоть примечал и осторожно Места тогда опасны всяк. Никак того не избежали, Чтобы суда не поплясали Вокруг пучин тех козачка; И вместе прыгая с волнами Над разъяренными водами Не поскакали там бычка. Насилу мы освободились, Кой-как и с горем пополам, И от пучин тех торопились Скорее ближе к берегам; И с радости остолбенели, Латинску землю как узрели, Стояли руки опустя; Друг друга с тем все поздравляли; Потом тотчас закуликали, Чертили рукава спустя. Но несмотря на всю пирушку До пьяна не велел я пить, Чтоб с нами и опять игрушку Еол не вздумал пошутить. Мы плыли очень осторожно, Скорей спешили как возможно С судами к берегу пристать. И так немало мы страдали, И горе уж терпеть устали; Пора бы хоть и перестать. От берега вдали узрели Невероятны чудеса; Ручьи там огненны шумели, И видны были сквозь леса. Я правда хоть робел по-свойски, Но дух в себе хотел геройский Моим троянцам показать; Являл отважный вид робея, Как в бане с ужасу потея, И чудо то хотел узнать. Но сам идти туда боялся, Чтоб не было какой беды, И чтоб не сгинуть опасался Без всякой тамо череды. Желание ж во мне кипело, Чтобы все чудное то дело Пообстоятельней узнать. Не ведал, как на то решиться; Не знал я как на то пуститься, И что придумать пригадать. С десяток выбрав поумнее Из бывших там со мной людей, Которы были посмелее Троянской кучи изо всей, Послал я их о том разведать, Пообстоятельнее сведать, И нам подробно рассказать. Они так дружно торопились, Что в час назад к нам воротились И так нам начали вещать: «Ах! Государь! - они сказали, «Какая небылица там! «Тому б в глаза мы наплевали, «Кто прежде то сказал бы нам; «Чего не видано глазами, «Не слыхано нигде ушами, «То все там было наяву. «Никак поверить невозможно; «Все почитать то будут ложно; «За сказки, вздор и за молву. «Мы шли отсюда скорым шагом, «Чтобы приказ исполнить твой; «Но за одним большим оврагом «Узрели гору пред собой, «Котора вся в огне курилась «Как будто в бане печь топилась, «И шел из оной дым столбом; То вверх, то вниз он расстилался; «Когда ж на час хоть унимался, «Вертелось поломя клубком. «Прилежно все мы там смотрели «Не пропуская ничего; «Совсем надежды не имели, «В том месте чтоб найти кого; «Иль с кем-нибудь там повстречаться, «Чтобы подробней попытаться. «Но глядь, вдали прохожий шел. «Тотчас мы вслед за ним погнали; «Нагнав кругом всего обстали, «Чтобы от нас он не уплел. «Он нам все рассказал подробно «О том, что мы хотели знать. «Одно чудовище там злобно, «(Не помним, как его назвать) «Живет давно под той горою; «Его все тело как корою «Или как будто чешуей, «Покрыто липкими крючками «С прицепленными головнями; «И людям всем оно злодей. «Хоть мало кто лишь тут потрется «Вблизи от сих опасных мест, «Тотчас к нему тот попадется; «Оно его с костями съест. «Когда крючком кого прицепит, «Тотчас к себе того подцепит, «Склюет как рыбка червяка. «Кого ж хотя не поимает, «То головнями замарает, «И обожжет издалека. «Но как оно ни пожирает, «Что ни подцепит на крючок, «И брюхо как ни наполняет, «Бросая за куском кусок, «Все в нем тотчас как в ушке тает «В один все миг перегорает, «Как будто порох на огне. «Бегите от сего урода; «Из вашего всего здесь рода «Лишь будут косточки одне.» Услыша таковые вести, Я прочь оттуда отвалил, Чтобы как курочку с насести Урод тот нас не подцепил. Пригрянули по-молодецки; Запели печенки гребецки; Суда летели как стрела, Погода нам была споручна; И нас судьба благополучно В Дрепанску гавань принесла. В сем месте для меня несчастном (Сказал Еней и зарыдал, И на лице его прекрасном Платочком слезы утирал) В сем месте злобною судьбою Я горемычным сиротою Узрел себя лишась отца. Анхиз мой умер с перепоя. Я храброго того героя Не позабуду до конца. Отцу окончив погребенье Как водится у всех людей, И сделавши поминовенье, К земле пустились мы своей. Сначала ехали счастливо, Но после небо к нам гневливо Опять нас вздумало щунять; Наслало новое нам горе, Взмутило все волнами море, И стало нас опять швырять. Суда все порознь разметало, Так как мякину на гумне; Толкались мы где ни попало. В которой были стороне, Того совсем никак не знали; Весь ум и разум растеряли; И думали совсем пропасть. Но буря скоро утишилась; Надежда в нас приободрилась, И вся из нас пропала страсть. От бури все мы растерялись, И вздумали дождаться тех, Которых в нас не дочитались; Но не могли дождаться всех. Сжидалися немало время; Но все троянско наше племя Разбилось порознь по сучкам. Всех ждать не стало больше мочи; И плавать не хотя до ночи, Пристали к здешним берегам. Вот все, но ныне что случилось С моим народом и со мной; И вот, как счастье веселилось Моею бедной головой, Довольно мы перетерпели, Довольно горестей имели, Покудова дошли сюда. Но не велика та причина; Не век нас будет гнать кручина, И всяко горе не беда. Но что я вижу? вы уж спите! Вот как убаял всех я вас! Проснитесь; полно, не храпите. Но вижу, всех сон клонит вас. Я думаю и сам пуститься К перинам ближе приютиться, И там во всю геройску мочь Повосхрапнуть по-молодецки. Ведь лета наши уж не детски; Пойдем, прощайте! добра ночь.

Часть 2-я

Песнь 4-я Каким образом Ливийская царица влюбилась чрезвычайно; езда их на охоту и бывшие там происшествия. Как потом Еней царицу ту оставил, и она умертвила себя собственными руками.

   Дидоны тлело всё сердечко Енеем больно непутем; И каждое его словечко Как будет врезывалось в нём Всю ночь о нем лишь помышляла Из памяти не выпускала, Не могши вовсе глаз сомкнуть. В постелю легши лишь металась; Как угорелая бросалась, И не могла никак заснуть.    На все бока она вертелась, Лежала будто на иглах; И чуть от вздохов не надселась В любовных мучась хлопотах; Кусала ногти, грызла губы; Едва от скрежета все зубы Не стерла вплоть и с корнем вон. Все люди крепким сном храпели; А от Дидониной постели Один был только слышен стон.    С бессонницей боряся в схватку Вся выбилась из сил совсем; И разум подхватя в охапку Зарылася в уме своем Не дотыкаясь до рассудка. Знать страсть любовная не шутка, И с ней накладно нам шутить; В нас входит вдруг она пудами, Выходит вон золотниками; Нельзя ее вдруг с шеи сжить.    Так точно мучилась Дидона В постеле всю ту темну ночь; От вздохов, бреда, слез и стона Пришло уж ей совсем не в мочь; О чем бы мнить ни начинала, Везде Енея там встречала; Вертелся он в ее глазах, И не давал никак покою; Не знала делать что с собою, Томилась бедная в тосках.    Потом как сильно одолела Ее кручина такова, И не на шутку ослабела Та горемычная вдова; Не зная с горя где деваться, И чем от грусти избавляться, И что тогда начать с собой, Поукоротать чем-то время, Пооблегчить свое зло бремя; Послала за своей сестрой.    Сестра ее была не промах И девка в самой уж поре; На посиделках, в хороводах, Из всех девиц при том дворе Собой как гоголь отличалась; Ни в чем никак не ошибалась, Глядела в оба без очков; О всем уж смыслила подробно: Когда, где, что и как удобно; Напрасно не теряла слов.    Ко времени шутить умела, Умела также и молчать; И совесть чистую имела, Напрасно не любила лгать; Не занималась пустяками, Не тешила себя словами, Но самым делом напрямик; Была ко всем щедролюбива, Без гордости и не брезглива Таков был разум в ней велик.    Дидона только лишь узрела, Вошла ее сестра что к ней, Всем девкам выдти вон велела Из спальной комнаты своей. Потом немножко оробела, И глядя на сестру краснела, Не зная как с ней речь начать; Как ей изобразить всю скуку, И описать жестоку мук; И что ей про себя сказать?    «Поди ко мне сюда, сестрица! «И сядь поближе на кровать; «Была для всех ты мастерица «Советы в нужде подавать. «За тем послала за тобою; «Чтоб всё сказать, как я тоскою «Промучилась всю ночь одна; «Во всю я ночь протосковала, «Ресниц ни мало не смыкала, «И не видала вовсе сна.    «Уйми мою тоску-кручину, «И в сильном горе помоги; «Скажи мне слез моих причину «По правде всей и не солги. «Скажи: какая бы причина, «Что мне приезжий тот детина «Всегда мерещится в глазах? «Никак из мыслей не выходит, «Весь ум мой за собою водит, «И топит все глаза в слезах? «Забыть нельзя ни на минуту, «Как он красив и свеж собой, «Надеюсь на тебя, Анюту, «Что ты не дашь в тоске мне злой «Себя тем попусту тревожить, «Без пользы горести лишь множить «Томясь и так в моем вдовстве, «И так без мужа рок мой слезен… «Не будет ли Еней полезен «В моем несчастном сиротстве? «Ах! Если бы я прежде знала, «Случиться может что со мной, «То на себя б не налагала «В своем вдовстве обет такой: «Чтоб моему усопшу другу, «Любезнейшему мне супругу «До самой смерти верной быть: «Никем на свете не прельщаться «И ни на час не покушаться, «Чтобы кого мне полюбить.  «Теперь же вижу очень ясно, «Что в слове мне не устоять; «Клялася видно я напрасно, «И клятвы той мне не сдержать. «Колико человеки слабы! «А наши сестры, девки, бабы, «Слабее их в сто крат еще; «Никак не можем воздержаться, «Чтобы скрепяся не влюбляться, «И не страдать в любви вотще. «Любезному когда Сихею «Последний долг я отдала, «И с царской пышностью всею «Оплакав слезно погребла, «То в мыслях твердо положила, «Любви что никакая сила «Меня во власть не покорит «Что буду с нею драться смело; «И сердце вдовье затвердело «Никем на век не возгорит. «Но слишком мало разумела «Тогда я бренность наших сил; «И вовсе не предусмотрела, «Чтоб мог кто сделаться мне мил. «Но так и быть; хоть проступилась «Теперь Дидона и влюбилась, «Но сердце твердо сохранит, «И в слабость ни на час не вдастся; «Хоть с жизнию должна расстаться «Но мужу век не изменит». За сими страстными словами Выскакивал за вздохом вздох; Покрылося лицо слезами; Кричала только: ох, да ох! С тоски сидеть в ней сил не стало, И ничего уже ни мало Не взвидела перед собой; Стремглав на ложе повалилась, В подушки головой зарылась В тоске страдая таковой. Вот какова была Дидона Троянским щеголем вспалясь; От горьких слез и тяжка стона На тот чуть свет не убралась. Болезнью такой своею Сестру сидящу вместе с нею Заставила с собой тужить. Тронулась Аннушка сестрою; И слезы с глаз сотря рукою Так начала ей говорить: «Безмозгла дура зла кручина; «А кто и тужит, тот дурак. «Подумай-ка: что за причина «Тебе тужить напрасно так? «Слезами горя не убавишь; «Но только больше лишь прибавишь «Себе на шею злой тоски. «О чем напрасно так вздурилась? «Нет нужды, что тебе вцепилась «Теперь любовишка в виски «На что томить себя напрасно «И тосковать по пустякам; «Облизываясь ежечасно «Себя лишь гладить по усам, «Не лучше ли как умудриться, «Чтоб чем тоски такой лишиться, «И мыкать горе перестать? «Постой! раскину я костями, «И разведу тотчас бобами, «Чтоб участь всю твою узнать». Дидоны Аннушка сестрица Любила бедным помогать: При том на карты мастерица Была великая гадать; Сводить мужей могла с женами, Знакомить девок с молодцами, Давать невестам женихов; Умела сватать и знакомить, И познакомивши поссорить: На все был ум ее готов. «3абудь о том, что обещалась «Быть верной мужу твоему; «Ты вечно с ним уже рассталась, «И не принадлежишь ему; «Тобой теперь он не владеет, «То права вовсе не имеет «На верность брачную твою. «Не бойся ты того обета; «Не будет из подземна света «Он упрекать жену свою. «Клялася ты ему живому, «Как он еще не умирал; «И к обещанью таковому «Тебя никто не принуждал. «Ты слово в том свое сдержала, «И никогда не надевала «Оленей шапки на него; «Невредным лоб его остался, «Ни на волос не прибавлялся «Во всю супружню жизнь его. «Теперь же нет его на свете; «То время с кем тебе делить? «Неужто в глупом том обете «Себя должна ты уморить? «Зачем он жизнь свою убавил, «Тебя вдовою здесь оставил, «Не в пору вздумав умереть? «Пеняй он на себя в том деле. «Осталась ты жива и в теле; «На что ж голодну смерть терпеть? «Вкруг нас живущие соседи «Любви не могут воспалить; «Не жди приятной в них беседы, «Иль с нежностью поговорить. «Возможет ли в нас Ярб[4] собою «Своею рожею смазною «К себе желание возжечь? «А прочи здешние царишки «И африкански старичишки «В любовь не могут нас привлечь. «Еней же хоть куда детина; «Не выкидок из сотни вон; «Не промах, бойкий молодчина, «И всякому задаст трезвон. «Сказать тебе всю правду-матку, «Не всякий сунется с ним в схватку; «Он рыло всякому утрет; «И всех окольных нумидийцев, «Сиртян, тирянцев, гетулийцев, «Он за пояс себе заткнет. «Как будет он твоим супругом, «Не всякий суйся нам в глаза; «С таким удалым милым другом «Мы всякому дадим туза. «Не бось, никто не зашурмует, «И против нас не завоюет, «Как рак попятится назад. «Твое теперь ведь вдовье дело; «Пускайся с ним в знакомство смело; «Для нас он самый сущий клад. «А если просто не удастся «Его тебе в любовь склонить, «То я беруся постараться «Его к тебе приворотить; «Пойду тотчас и накопаю «И мигом поддоброхотаю «Я приворотных корешков. «Надейся на меня в том смело; «Склеить любовь, то наше дело; «Нет нужды тратить много слов. «Когда бы я в твоем здесь месте, «Была в теперешный злой час, «Не мешкавши скорее вместе «Ударя по рукам тотчас «Сыграла б шуточну игрушку; «И свадебную в миг пирушку «Сварганила бы на заказ. «Плюнь на кручину всю, царица! «Послушайся меня, сестрица! «Побереги ты вдовьих глаз». Дидона слушала прилежно Сестру свою, разинув рот; Забилося в ней сердце нежно По всем углам во весь живот. Всё горе прежнее забыла; Как будто с плеч гора свалила, Услыша таковой совет. Ей больше года ночь казалась; Нетерпеливо дожидалась, Дневной скорей настал чтоб свет. Совсем вдруг вся переменилась Дидона бедная вдова; И точно так вдруг взбеленилась, Как перед завтреней сова. Как зарево вся раскраснелась, В груди и сердце разгорелась, Пошли мурашки в животе; Заёкало, затрепетало . В ней сердце и не то уж стало И мысли стали все не те. Вдруг опрометью соскочила Стремглав с постели кувырком; И чуть-чуть рыла не разбила, Не ударилась в стену лбом. Всех барских барынь разбудила; А девок чуть не перебила, Не давши и очнуться им. «Скорей, кричала, умыванья, «Белил, румян и притиранья, «С уборным столиком моим». Французски ветреные моды Никто еще совсем не знал В тогдашни простодушны годы; Никто никак не помышлял, Что сделала сама природа, Переворачивать в урода, И опрокидывать верх дном. На обезьян в тогдашни веки Не походили человеки; Все шло порядком-чередом. Бараньи кудри и с рогами Не громоздили из волос, И поседелыми висками Не чванился молокосос; Не кутались молодки в латы; Из кружев с башнями палаты Не строили на головах; Согласно с матерью природой Рядились все одною модой, Как хаживали при отцах. Дидона долго выбирала Что понаряднее надеть; Без толку перешурмовала И взбудоражила всю клеть. По всем углам везде совалась, В ларцах и сундуках копалась И перерыла всё копром. Поспешно столько торопилась, Что чуть с досады не взбесилась, И не простилася с умом. Едва не лопнула с надсады И не осталась без души: Все праздничны ее наряды Казались ей нехороши. Что для себя ни выбирала, С досады под ноги кидала; Всё ей казалось не на лад; Всё не к лицу, и не пристало; Всё ей красы не прибавляло; Всё было гадко, невпопад. Кой-как насилу умудрилась И справилася наконец; И в ту ж минуту торопилась Одеть себя как под венец. Ни на пядень не вставши с места Принарядилась как невеста К девичнику иль на сговор; Надела штофну телогрею, Напутала себе на шею Жемчуг нанизанный в узор. С кваском головку причесавши По моде бабушек своих, Под сборник косы подобравши На вытяжку скрутила их; Пригладила и прилощила, Большим кокошником прикрыла С печной заслон величиной, Обнизанный весь вкруг рядами Каменьями и жемчугами, И канителью золотой. Лицо с белилами умыла Одной гуляфною водой, И притираньем налощила Почти на палец толщиной; Накрасила сандалом губы, И сажей начернила зубы, Натерла брови колесом Изведши все почти сурмилы, И по лицу тоненько жилы Намазала карандашом. И как совсем уже оделась И нарядилась на подряд, То долго времени смотрелась По зеркалам вперед и взад; Потом собой налюбовавшись, Изволила тотчас поднявшись Пойти к Енею на поклон; О том ни мало не спросяся, Лежит ли в ложе растеняся, Иль встал уже с постели она Меж тем услужливый мальчишка, Красавицы Венеры сын, Заботился, чтобы братишка Его не горевал один. Схватя свой лук и со стрелами, Пустился скорыми шагами За бедною Дидоной вслед; И сам поотходя в сторонку Без шабаша пускал в догонку Любовны стрелы на пролет. Пробито было все сердечко Насквозь как будто решето; И всякое на нем местечко Как будто варом улито. Пропала бедная Дидона От Купидонова трезвона! Совсем уж стала не своя! С толпой рассталась своею; Велела, чтобы вместе с нею Одна Анюта шла ея. Рука с рукой с сестрой схватившись Бежали высуня язык, Нигде никак не становившись На двор к Енею напрямик; Как пули из винтовки мчались, И до земли не дотыкались, Вертелся вслед дымок столбом; В прискачку на рысях бежали; Лишь каблучки одни сверкали В великом поспешеньи том. Дидона только лишь вбежала К Енею на широкий двор, Скорей как можно поспешала Насытить им свой жадный взор. На силу-то могла дождаться, Чтоб дать ему поприубраться На скору руку как-нибудь. Он спал еще тогда в постеле; Была рубашка лишь на теле, И чисто на распашку грудь. Насилу слуги тут успели К нему пред нею поспешить; И в беспорядке все шумели Спеша о гостье доложить. Еней от шума пробудился И посещенью удивился Незваной гостьи той к себе. Скорее вздумать торопился: В чем перед нею проступился Вечор на праздничной гульбе? Смекнул однако ж скоро делом И все начисто угадал; И в разуме раскинув зрелом Тотчас причину всю узнал «Ага! попалась нам царица! «Знать наша стала молодица! «Не даром рано так пришла. «Не даром ей теперь не спится; «В сердчишке мною гомозится! «Здесь видно наша уж взяла» Кой как скорей тулуп накинув Спешил навстречу гостье он; И шапочку пред нею скинув Отвесил по пояс поклон. Дидона же как шаль стояла И ничего не примечала, Смотрела только на него; Тряслась, краснела и зевала, Всего глазами пожирала, Хотела взором съесть его. Отбросив стыд весь, торопилась, Скорее чтоб его обнять, И в шею так ему вцепилась, Родная будто сыну мать, Ходившу в дальние походы, И не видавшись многи годы Вдруг встретившуся невзначай. Так и она его схватила, Что чуть совсем не задушила; Пришло было уж с ним прощай. Потом с ним в горницу вошедши От страсти сделалась нема, Речей ни мало не нашедши, Сидела будто без ума. Аскания к себе поймала И столько много целовала, Что начал он уже кричать: «Пусти, пусти меня; ай! больно! «К чему шутить со много так вольно? «Ведь ты моя еще не мать». «Никак сам рок меня морочит?— Дидона воздохнув рекла. «Смотри, что сын твой мне пророчит! «Ребенок он, и нет в нем зла. «Когда б счастливыми судьбами «Его робячьими словами «На самом деле то сбылось! «Счастлива б я была на свете, «Когда бы в нынешнем же лете «Такое счастье мне нашлось!» Еней в великом удивленье Не знал, что ей и отвечать, И в чрезвычайном том смущенье Старался ей лишь потакать. Дидона ж делать что не знала, И бестолковщину болтала Без шабаша как попугай, Или как Якова сорока. Болтливого она порока Всегда держалась через край. А разговор свой продолжая В колени мальчика взяла; Целуя, нежа, обнимая Почти вне разума была. «Какой пригоженький мальчишка! «Вот то-то будет уж плутишка! «Настроит многие беды. «Но только жаль, что молоденек «Еще теперь он и глупенек, «И нет уса ни бороды». Пословица не мимо мчится: Каков где поп, таков приход; Во что приказчик устремится, За ним туда же и народ. То самое и в Карфагене По барыниной перемене Тогда случилося точь в точь Все дело вовсе позабыли, 3абражничали, закутили Что стало и унять не в мочь. Судья оставил попечение Дела приказны разбирать; А полководец о сраженье Совсем забыл и помышлять Которы ж при строенье были, Через колоду пень валили, Валилось всё у них из рук. Все в волокитство устремились, В гульбу и в роскоши пустились; Пошел у всех стаканный звук. Сия столь чудна перемена Наделала таких проказ, Что новенькая Карфагена Едва не сгибла между глаз. С Олимпа боги то узрели, И с удивленья онемели, Качали только головой. Столь чудно им всё то казалось, Что им и в разум не вмещалось, С такою делать что бедой. Всех больше там захлопотала Юпитериха рассердясь, И на Венеру так напала, Что чуть це треснула озлясь, Как шавка на медведя взъелась, Как клюковка вся раскраснелась, И начала ее ругать На рынке бабы как бранятся; Была готова хоть подраться: Не знали как их и унять. «Не стыдно ли тебе, разиня! «Что ты везде собой шутишь «Скажи: какая ты богиня, «Что пакости лишь мастеришь? «Но нечему о том дивиться, «Что от тебя всегда родится «Похабство, мерзость и позор. «Везде бесстыдство ты вселяешь, «И волокитству научаешь; «Позоришь весь Олимпский двор.  «Сама как с Марсом забавлялась, «И всех так мнишь переучить; «Сызмала ты избаловалась; «Так может ли добро тут быть? «Мужей у всех нас ты отбила; «И всех в Олимпе научила «Того ж урокам ремесла. «На свой похабный лад всех строишь; «Сама ж так странствовать изволишь, «Что не найдешь в том и числа.  «Скажи: геройское ли дело «Енею бабу обольстить; «И бедно вдовушкино тело «Как на жару разгорячить? «Смотри, она как колобродит, «Почти с ума по нем уж сходит, «Забыла стыд свой весь и честь; «Не помнит, что она царица, «Но как простая молодица «Куска не может с горя съесть.  «Но так и быть; пускай влюбилась «В сынка Дидона твоего; «Лишь только тем бы не лишилась «Честного имя от него. «Ужели ты ему позволишь, «И так все дело то настроишь, «Чтобы ее он обманул: «И с ней теперь попроклажавшись, «Потом в глаза ей насмеявшись «Как чиж из клетки ускользнул? «Мы можем дело то поправить «На лад и самым чередом. «Беруся я сие исправить; «Лишь не мешай мне только в том «И не испорть мою работу. «Взбешу их завтра на охоту, «Вздурю за зайцами гонять; «Потом нашлю дождливы тучи, «Дождя пущу в них целы кучи, «Что не успеют и бежать. «А чтоб от бури им укрыться, «В пещеру темну заведу; «И постараюсь умудриться, «Дабы окончить всю беду, «Чтобы Еней ей изъяснился; «И не на шутку бы пустился, «Как водится у всех людей, «К Дидоне подойти с дарами «И поменяться с ней перстнями; «Потом женился бы на ней». Венера слыша то смеялась Холодным смехом сквозь зубов; И вся с досады разрывалась От сих Юноны колких слов. Но было должно согласиться, Чтоб от того не проступиться Перед Юпитером впросак. А с ним шутить никак не ладно, Нет пользы и весьма накладно. Дрожал его в Олимпе всяк. «Изрядну вздумала ты шутку! — Рекла Юноне так она.— «И так уж как пискарь на удку «Та вдовушка подцеплена. «Изволь; на все я соглашаюсь, «И ни во что не примешаюсь; «Все станется по моему ж; « И выдумкою сей твоею, «Мне все равно, что будет с нею «Еней любовник или муж». Потом по дружески расстались Богами обе меж собой, Как будто вовсе не считались Похвальной бранью никакой. Венера брызнула к Пафосу, Где было много ей приносу От страждущих в любви сердец. Юнона также не дремала, Скорей к Самосу поспешала Одним родинам дать конец. А между тем уж поднялося Дневное солнце высоко, И от лучей его пеклося Довольно в землю далеко; Настал день самый беспогодный, К охоте заячей удобный; Всё небо чисто как стекло; Нигде ни тучки не носилось, Ни на волос не шевелилось; Лишь только солнышком пекло. Тотчас везде загомозились Скорее лошадей седлать; И взапуски все торопились, Чтобы никак не опоздать. Борзых на своры принимали, И гончих на смычки смыкали Охотничею чередой; Собраться все скорей спешили, В кривые роги затрубили; Охотники все стали в строй. А для Дидоны приготовлен Был сивочалый жеребец, Расчесан, вымыт и сноровлен, Как будто к свадьбе молодец; По щетку шла кудрями грива, Манежна выступка игрива, И горда шея колесом; От всех собой он отличался, И до земли не дотыкался; Летал как будто соколом. Еней же к полю поприбрался Совсем отменным удальцом; От всех собою отличался; И не ударил в грязь лицом; Наряд был весь к лицу и к стате; В заморском был одет халате, Простроченном в узор каймой Одною битью золотою; Кушак персидский с бахромою, И трость на ленте голубой. Царице почесть сохраняя На лошадь сам не прежде сел; Но угодить ей поспешая Коня за повод ей подвел. Держал одной рукою стремя; Другою подхватя в беремя В седло легонько посадил, Не торопясь и осторожно; И тише сколько было можно, Чтоб чем ее не повредил. Потом кричал, чтоб подавали Ему скорей аргамака, И времени бы не теряли; Скочил в седло издалека Ногою в стремя не вступая; И вслед за нею поспешая, Бок с боком ехал всё при ней, Асканий был при той же шайке; Сидел укутан в тарадайке С старухой мамушкой своей. Подъехав к острову спустили Всех гончих в рощу со смычков, И по опушке обступили; Был всякий там травить готов. Псари все в голос запорскали, Загаркали и закричали: «Ай, ай! ту,ту! ех! довались!» От шума зайцы все взметались Без памяти везде совались. Трави, пожалуй, не ленись. Асканий также прибодрился, И от других не отставал; Как будто вытный хоробрился, И рот разинувши кричал. Хотя собак он и боялся, И плотно к мамке прижимался, Но также за людьми бурлил. А если бы он был постаре, То б на коне своем Угаре Зайчишков с пару протравил. Но небо брови понахмуря Насупилося сентябрём; Настала вдруг ужасна буря, И пролил с градом дождь ведром; От ветров лишь в ушах звенело; Вдруг смерклося и потемнело, Осенняя как будто ночь. Дождем как лейкой поливало; А градом по носу щелкало; Пришло всем наконец невмочь. Всяк бросился искать прикрышки, Чтоб не расстаться с головой; Обмокли все, как в луже мышки; Ни нитки не было сухой. Иной под хворост зарывался, Иной в ущелье забивался, Иль прятался под лошадей. Как в вар обмокнуты все стали, И делать что совсем не знали В тогдашней робости своей. Все врознь от страха разбежались, От ястреба как воробьи; И от грозы сберечь старались Размокши головы свои. Дидона также трепетала, И ни на пядь не отставала От мила гостя своего; В беде его считая оной Себе надежной обороной, Держалась крепко за него. Еней хоть человек военной И в стычках многих уж бывал, Но робости такой отменной В себе ни разу не видал. Хоть вдовушки он и стыдился, Но тут уж больше не храбрился, Быв трусости своей не рад. Искать пустился он приюту, Чтоб отдохнуть хотя минуту, Пройдет покамест дождь и град. Рука с рукою с ней сцепяся, Пустился взапуски бежать; А дождь как будто рассердяся Не преставал их поливать, Стуча громовую тревогу. Медвежью старую берлогу По счастью невзначай нашли, Покрытую кругом ветвями, Как будто гонтом иль досками; И от дождя в нее зашли. С обеих с них текло ручьями. Что было им тогда начать? Друг другу принялись руками Хвосты обмокши выжимать. Дрожали бедные от стужи; Где только ступят там уж лужи, Сухого ни местечка ж нет. Но чтоб с ненастьем не сражаться, Расположились там остаться, Покамест вся гроза пройдет. В ненастной страшной той тревоге, Что делали тогда они В медвежей лесовой берлоге, Оставшись от людей одни? Виргилий то от всех скрывает И никому не объявляет, Смекнувши сам лишь про себя. Слыхал я речь меж стариками: «Держи язык свой за зубами, «Что не касается тебя». Но злая дама Пусторечье Между людьми никак не спит; Болтливое бесчеловечье Неугасимо в ней горит. На всех одним злым ядом дует; Того лишь только и пильнует, Чтобы кого как оболгать. Отцом имеет любопытство, А матерью родной бесстыдство. Возможно ли добра тут ждать? Таскается везде бродягой Во всяческих всегда местах, Неутомимой волочагой, По деревням и в городах. С купцом, вельможей и солдатом Обходится как с панибратом, Не брезгует никем нигде; В церквах, в дворцах, в домах боярских И в бедных хижинах крестьянских, Живет по всякий час везде. Чинов и мест не разбирает И кто бы ни был, равен всяк; И на волос не уделяет Пощады никому никак. Что истинно и справедливо, Что пустошь, выдумка и лживо, Для ней бывает всё равно. Что где хоть мало лишь спознает, Как конопельку рассевает. И ложь и правду заодно. Сия злодейская болтушка В ту пору как-то мимо шла, Когда под дождичек пирушка В берлоге от грозы была. Тотчас то в быль поворотила, Любовну басенку склеила, По свету разнесла всему. Та весть оттуда как урвалась, С прибавкою везде помчалась; Дошла и к Ярбу самому. Арапов областью большою Сей смуглый Ярб тогда владел; И молодой пленясь вдовою Со сватаньем к ней подлетел; Но со стыдом свои хвост поджавши, Как будто без соли хлебавши Оглобли взад поворотил. Узнавши ж про Енея вести, Как будто кочеток с нанести К Дидоне с местью покатил. Легко рожденьем посчитаться С Енеем мог он завсегда; И предками повеличаться Не можно было никогда Пред нумидийцем сим Енею. Ярб должен жизнию своею, Так точно как троянец сей, Любовной божеской игрушке. Рожден Зевесом на пирушке С сударушкой одной своей. Такие дети незаконны, Тишком родившись от любви, В сердцах всегда неугомонны И самой огненной крови. Вздурился Ярб и взбеленился, Когда о всем том известился, С Дидоной что Еней сыграл. Вспылало сердце всё отмщеньем; Вскочил, и с крайним поспешеньем Во храм к Зевесу побежал. Ярб помня то, что от Зевеса На сей он свет произошел, Близ бережку и подле леса Воздвигнуть храм ему велел; Чтоб в нем отцу его молились, И пред кумиром чтоб курились Богаты жертвы день и ночь. Пустился Ярб туда поспешно Молиться батюшке прилежно, Чтоб вздумал он ему помочь.  «О ты! девичьих чад родитель, «И всех любовных дел творец! «Наставник бойкий и учитель «Всех молодеческих сердец! «Ты в волокитстве утопаешь, «Ковать рога всех научаешь, «И подаешь собой пример. «Воззри, меня как обижает; «Кусок из горла отнимает «Троянский хитрый лицемер.  «Когда б твоим я сильным громом «Хотя на малый час владел, «С троянским всем своим содомом «Еней бы к чорту улетел. «Рожден я от твоей забавы. «Хотя для молодецкой славы «Своей теперь мне помоги. «Задай сему троянцу чосу; «Не будешь верно без приносу. «Смотри ж; для сына не солги». Такое Ярбово моленье До слуха Зевсова дошло, И в несказанно удивленье Его со гневом привело. Качнул трикратно головою, Кивнул усом и бородою, И возгласил разинув рот: «Кой чорт так Ярб мой колобродит «И мне молитвы с жертвой строит? «Какую пустошь там несёт?  «О чем ему так мнится стыдно? «Что весь ведет его живот? «Ни чуть ни мало не обидно «Отъехать от чужих ворот, «Обтерши рыло без обеда. «Дидона будто ногтоеда «Арапа бедного щемит. «Но быть так; за него вступлюся; «Помочь ему во всем потщуся; «Отцовска кровь так мне велит.  «Небесного ко мне пошлите «Скорей разгонщика сюда; «Совсем прибраться прикажите; «Наряжена ему езда». Явился скорыми шагами Меркурий в шапочке с крылами, Держа в руке претолсту плеть; На шее сумочка с гербами, И опоясан весь ремнями; Готов был хоть куда лететь. «Ступай скорей и не ленися, «Хоть голову сломя лети; И без оглядки торопися «Не отдыхая на пути "К Дидоне в нову Карфагену. «И в город пролетя чрез стену «Троянска щеголя найди; «И отведя его в сторонку, «Наедине и потихоньку «Такую речь с ним заведи:  «Не стыдно ли ему детине «Со вдовушкою пировать, «Когда предписано в судьбине «Им Римско царство основать? «Что сделал он еще доселе? «Неужто лежа на постеле «Он хочет строить города? «Чтоб в миг оттуда он убрался, «И с милой вдовушкой расстался; «Иль будет злая с ним беда. Меркурий низко поклонялся, Коснувшись шапочки рукой, И по-солдатски повернулся Притопнул также и ногой. Тотчас проворными шагами Как гончая за русаками Впрягать кибитку побежал; Борея в коренну запряжку, Зефира с Нотом на пристяжку. Ударил, свистнул, поскакал. Леса, болота и долины, Стога и копны па полях, Овраги, горы и стремнины Мелькали только лишь в глазах. Как молния он быстро мчался; Лишь колокольчик раздавался; Дрелень динь динь в ушах жужжал. Меркурий же не преставая, По всем по трем не уставая Ежеминутно погонял. На мягком бархатном диване Еней раскинувшись лежал; Он париться изволил в бане, и после оной отдыхал. Геройски члены подкрепляя, Прихлебывал попридувая С отъемной водкой сбитенёк; И от четвертого стакана Из белого лица румяна Проскакивал и огонёк. Дидона также на лежанке Одна запершись без людей, Воспоминала о зарянке С сестрой Анютою своей; И вдовей красотою всею Училась нравиться Енею, Чтоб от нее он не отстал. Как будто сердце предвещало, Что злобный рок уже начало Ей горьких слез и бед сплетал. Тогда во горницу к Енею Курьер Зевесов прибежал, С поспешной опрометью всею Такую речь ему сказал: «Здорово, брат, ты Подлипало! «Изволь не мешкавши нимало «Отсель сегодня ж уплетать. «Приказ сей прислан от Зевеса. «Смотри ж, любовная повеса! «Чтоб слез тебе не утирать.  «Когда ж сему повиноваться. «Трудненько кажется тебе, «То можешь ты и здесь остаться, «Когда не тужишь о себе. «Тебе назначенная слава, «И царства Римского держава «Останется не для тебя; «А ты как щеголь самый слабой «Резвися на досуге с бабой, «И с нею потешай себя». Ужасно больно неприятна Енею речь сия была; Но по несчастью очень внятна. Когда б не от сего посла Услышал весть он таковую, То так как травку полевую Тогда ж его бы подкосил И откатав его по-свойски, В три шеи прямо по-геройски Домой обратно проводил. А тут совсем не то уж дело; Не смел никак разинуть рта; Некстати не решился смело Поукоротать живота. В словах он заикаясь мялся, И с унижением извинялся В тогдашней резвости своей; И с клятвой дал честное слово, Что ночью ж будет всё готово К отъезду и с толпою всей. По сердцу грызли как собаки; Не знал он что тогда начать. Троянцы были все гуляки, Все научились куликать; Все мнили только лишь о девках, О супрядках и посиделках, О вечеринках и гульбе; То захотят ли вдруг подняться, И не простясь ни с кем расстаться? Еней так думал по себе. Но Зевса строго повеленье Нельзя никак переменить. Скорей как можно исполнение Ему потребно учинить. Не сломишь хворостом обуха. Еней пред Зевсом так как муха; Юпитер же в сердцах жесток; Швырком неведь куда закинет, Что весь и след совсем простынет, Как будто по ветру дымок. Созвав к себе троянско племя Приказ строжайший всем им дал, Чтоб всяк в кратчайше само время Себя на путь приготовлял. Скорей чтоб парусы чинили, И все суда приноровили В ту саму ночь совсем в поход. Не приказал ни с кем прощаться, И потайком к судам собраться Чтоб не встревожить тем народ, А чтоб бедняжечку Дидону Ему от слез предохранить, Решился без пальбы и звону Оттуда лыжи навострить. В французском ветреном народе Такой он выучился моде Украдкой бегать из гостей. И он так вздумал той же ночи, Лишь сон ее закроет очи, Тихонько ускользнуть от ней. Любовь, как всякому известно, Имеет кошачьи глаза; Всегда пильнует повсеместно, Не прозевает ни аза. Проникли вдовушкины взоры Троянские в дорогу сборы; Смекнула скоро всё умом, Что сей смазливенький молодчик Лукавый был в любви проводчик, Порхнуть задумал соколом. О том ни слова не сказавши, Не знала будто ничего, Легла в постелю, в мысли взявши Подкараулить чтоб его Еней совсем того не зная, И сонною ее считая, Взяв шапку лишь хотел идти; Дидона с ложа вдруг вскочивши И за кафтан его схвативши Вскричала: «Нет, брат! не уйти! «Не мнишь ли ты, что я не знала «Всего лукавства твоего? «Нет; знай, что верно ожидала « Такой беды скорей всего. «Ни мало предо мной не скрылось, «Тебе что в голову вселилось «Меня оставить и бежать. «Тебе веселье здесь приелось, «Наскучило и захотелось «Другую обмануть искать. «Ах! вспомни то, злодей негодный! «Подумай, с чем сюда прибрел? « Как пес ты был тогда голодный « И рубашонки не имел. « К тебе я жалость возымела, «И с ног до головы одела «С троянской шайкой всей твоей. « Теперь меня ты покидаешь; «И тем все ласки награждаешь, «Что видел от любви моей.  «Стараясь о твоей забаве, «Для утешенья твоего «Не думала о чести, славе; «Не нужно было ничего. «Вся по уши в тебя влюбилась; «Того ни мало не стыдилась, «Что тем чиню себе позор. «Во всем тебе я угождала; «И в роскоши избаловала «Как город, так и весь мой двор.  «Тебя мне милого злодея «Никак не пожалела б я, «И вероломного Енея «Забыла бы любовь моя, «Жила спокойно бы в разлуке «Не мучилась в несносной скуке «Одна расставшися с тобой, «Когда б за страсть мне в воздаяние «Ты о себе в напоминанье «Живой портрет оставил свой». Но видя, что слова все страстны Не льнут, как об стену горох, И речи что ее напрасны,. Взбесилася, весь рот засох, Не взмолвила вдруг ни словечка; Забилось около сердечка Без шабаша и не путем. Потом заскрежетав зубами, И топая о пол ногами Рекла в беспамятстве своем:  «Негодный! дерзкий! плут! похабник! «Мерзавец ! пакостник ! страмец! «Мошенник! вор! злодей! начальник! «Подлец! бродяга! сорванец! «Нет сил уж больше укрепиться, «Тебе чтоб в рожу не вцепиться, «И с носом не отгрызть ушей; «Потом по кошачьи когтями «Узоры расписать цветами «По скверной харе всей твоей...  «Неправда, что тебя Венера «В любви с Анхизом родила; «Такого гнусного примера «Она еще не подала. «Но верно пьяная подлянка, «Иль шедши с кабака крестьянка «Тебя произвела на свет. «Нельзя, чтоб ты такой розиней «Любовной был рожден богиней; «В тебе такой приметы нет. «Ступай; раздуй тебя горою! «И провались ты; чорт с тобою, «И со троянскою толпою! «Хоть в омут сунься головой. «Сшибут вас всех напасти многи; «И ни пути вам ни дороги «Не будет вовсе никогда. «Тогда меня воспоминая, «И локтем слезы утирая, «Узнаете, что есть беда». Еней гораздо неутешно Ту жалобную слушал речь; И для того весьма поспешно Старался оную пресечь. Ни слова ей не отвечая, Пустился словно как борзая Стремглав из горницы бежать. И в миг на берег прибежавши, Людей в суда всех посажавши Велел в путь якори поднять. Во флоте было всё готово, И всё приправлено как раз; Починено всё там за ново, Как будто с рынку на заказ. Перечинили все канаты В узлы, плетушки и заплаты, Из лык, мочалок и лубков. Суда все дегтем намарали; В верху по мачтам навязали На место флюгера платков. Дидона под окошком сидя С сестрой в высоком терему, И весь отъезд Енея видя, По белому лицу всему Ручьями слезы проливала; Как сумасшедшая кричала, Всё платье на себе рвала, О стол стучала кулаками, Обгрызла губы все зубами, И так как без ума была, Потом как несколько очнулась И помирилася с умом, Стремглав о пол лицом клюнулась К Анюте в ноги кувырком. «Нет больше для меня приюта, «Родимая моя Анюта! «Как только в помощи твоей. «Со всеми я теперь рассталась; «Одна лишь только ты осталась «В кручине помогать моей.  «Дай помощь мне в моем несчастье, «И в сильном горе помоги; «И несмотря на всё ненастье «Скорее к морю побеги; «И как-нибудь наудалую «Там севши в лодочку косную «Пригрянь за ним скорее вслед; «Уговори, чтоб воротился, «И поскорее торопился «От всех меня избавить бед». Анюта перед ней молчала, Не знала что и отвечать, Хотя с усердием желала В такой ей нужде помогать, Но с роду в лодке не каталась, И ездить по морю боялась. Не знала как с Дидоной быть, Со всею хитростью своею Не ведала, что делать с нею И как злу горю пособить? Потом по долгом размышленье И посоветовав с умом, Сказала ей во утешенье: «Уж есть тебе тужить о ком! «И лучше есть его на свете; «Теперь ты в самом лучшем цвете, «И тридцати не было лет, «Наплюй на всю ты грусть-кручину; «Найдем другого мы детину; «Людей на свете сем не нет. «А ежели никак не можно «Тебе тоски по нем унять, «То не тужи; авось возможно «Его нам и назад достать. «Не будет умничать он боле; «Воротится и поневоле «На ручку как сокол к тебе. «Зачем пред ним нам унижаться, «И по морю за ним гоняться? «Небось сам будет не в себе. «Всю тайность я тебе открою, «Держу теперь что на уме. «Пойдем не мешкавши с тобою «К одной названой мне куме. «Она все знает обороты, «Шептанья, порчи, привороты; «Знакома с бесом не одним. «Во всех делах сих мастерица; «И будь уверена, сестрица! «Что даст конец бедам твоим». Вдова сестру свою обнявши И обтерев от слез глаза, Повыше платье подобравши Скакнула будто стрекоза; Как из лука стрела пустилась И столь проворно торопилась, Что Аннушка пыхтя за ней Чуть-чуть насилу успевала; И только вслед уж ей кричала, Куда бежать к куме своей. Колдунья встретивши Дидону Узнала, что потребно ей; И пособить ее урону По всей возможности своей В сию ж минуту обещала. Потом промеж зубов ворчала, Шептала долго над водой, Чертила угольком за печкой, Топила олово над свечкой, Стучала в печь сковородой. Верхом на ступу вдруг вскочила, В одну поддела руку пест, В другую помело схватила Привязанно на длинный шест. И в колдовском таком уборе Пустилася на сине море 3а беглецом Енеем вслед. Но старая сия грызунья Была хоть сильная колдунья, Своих же не узнала бед. Еней ходил тогда по судну Поглядывая часто взад; И своему отъезду чудну Ни мало не был вовсе рад. По вдовушке своей крушился. При нем цыган тут находился, Его любимец и угар. Ему и прежде он сгодился; И если б тут не прилучился, Еней пропал бы как комар. Цыган издалека узревши На ступе скачущу Ягу, Разинул рот весь побледневши, И задрожал как на снегу. Потом цыганской ворожбою Сожав ладонь махнул рукою, Надулся, плюнул, зачурал. Яга со ступой вдруг взвернулась, Как камень в море окунулась; И приворот весь тут пропал. Теперь конец любовной сказки В Дидониных одних руках. Она вольна то без огласки Окончить всё не на словах И слишком ежели досужа, И третьего себе пусть мужа На место беглеца возьмет. Виргилий предписал в законе, Что должно умереть Дидоне Пускай же и у нас умрет. Пожалуй, господин читатель! Хотя минуту погоди; Не будь ты строгий в том искатель, И мне виною не клади. Не я Дидону умерщвляю Но Марону в том подражаю: Он смерть такую положил. А я лишь ту его погудку Переверня в смешную шутку На русский лад поворотил. Телега солнцева спустилась Уже далеко за леса, И в свет наш белый взгромоздилась Ночная темна полоса; По гнездам птички все сидели; Одни лишь только полетели С совами филины, сычи. Добравшись люди до постели Во всю Ивановску храпели, Как водится всегда в ночи. Но горемычная Дидона Никак на ложе не легла; Сердечна своего урона Забыть ни мало не могла; Вздыхала только повсечасно. И привидение ужасно В ночной спокойной тишине Ежеминутно ей казалось, От страха сердце надрывалось; Горела будто на огне. Комар ли стукнет по обоям Иль мышь под печкой запищит, Казалось ей, что по покоям К ней муж ее давить бежит. При том же к лютой сей печали Бурливы ветры вдруг настали На пущую ее беду: Слепни и комары вплетались, В пруде лягушки раскричались Без шабаша и череду. В такой несносной бывши скуке Она не знала что начать. В тоске, кручине, горе, муке, Задумала вдруг умирать. А чтоб не долго ей томиться, И с жизнию скорей проститься, То стала в мыслях разбирать, Какая смерть не беспокойна И больше для нее пристойна; Такую бы и ей избрать. Сперва хотела попытаться Черкнуть по горлышку ножом; Но гнусно кровью замараться, То не решилася на сем; А выбрала на перемену Чтоб голову разбить об стену; Но скажут, что с ума сошла. Повеситься ж иль удавиться По званию ей не годится; Такая смерть для ней подла. Придумывая долго время, Не знала вовсе как решить, Свое чтоб горько жизни бремя Скорее прочь с себя сложить. По долгочасном рассужденье И по глубоком размышленье Решилась дать собой пример. Против окошек на лужечке, Близ пристани на бережечке Велела дров сложить костер. Со всех сторон его обила Богатой самою парчой И сверху оной нацепила, Что не успел Еней с собой Схватя увезть в своем побеге, И позабыл что на ночлеге Свои троянски животы. Всё безотходно тут стояла; Сама прилежно заплетала Венками зелень и цветы. Потом когда уже готово И всё поспело наконец, Костер и всё убранство ново, Надевши на себя венец, Переплетенный со цветами Енеевыми волосами, Взошла Дидона на него; И снесть не могши всей кручины Схватила в руки пук лучины, И весь кругом зажгла его. Поднялся дым кругом клубками Как из печной трубы большой; И пламя обняло рядами Костер тот весь и со вдовой. Все люди в ужасе взметались, Костер тот раскидать взбросались; Но поздно уж туда пришли. Дидона вся совсем сгорела; И от ее всего там тела Лишь косточки одни нашли. Вот был какой конец несчастный Дидоны бедной от любви; За то, что не могла жар страстный Ничем залить в своей крови. Огнем она и в жизни тлела И от огня ж в костре сгорела; Жила и умерла огнем. В любви хоть мало кто потрется, Тот очень больно обожжется, И всё как трут сотлеет в нем. Сия Дидонина кончина Жалка для всех людей была: И на спине своей пучина Ту весть к Енею принесла. Об ней он сльппал разных речи Взвалилася ему на плечи Не малая по ней тоска; За вздохом вздохи вылетали Мехами будто раздували; Из глаз ручьем текла река. Ни в чем никак не уступают Дидоне бабы и у нас; И в том ей верно подражают Все взапуски как на заказ. Вся разность в том у наших с нею: Рассталась с жизнью та своею Сгоревши вся одним огнем. У нас огнем не умирают, Хоть часто свой огонь меняют; Но смерти не находят в нем.

Песнь 5-я Поминки в Сицилии Енееву отцу Анхизу и бывшие при том празднестве игры и потехи

По судну своему гуляя, Не знал чем грусть разбить Еней, Почасту взор свой обращая Ко вдовушке назад своей. Услыша ж про ея кончину, Оставил всю свою кручину, И перестал он горевать. «Дай Бог, сказал, ей память вечну «За всю любовь ко мне сердечну; «Мне ж свежую вдову достать.» Дидоной слезы пролитые Меж тем на небе собрались В дождливы тучи громовые, И как из бочки пролились. Суда все ветрами качало, И так как мячиком швыряло То вверх, то вниз, вертя в воде. Троянцы все тряслись, дрожали И делать что совсем не знали, Зря в таковой себя беде. Вскричались все как будто чайки Перед погодой над водой. Из всей троянской робкой шайки Один был только удалой. Он назывался Палинуром И не последним балагуром Считая промеж их из всех. Не испускал он вопль напрасный, Старался сей езде несчастной Какой-нибудь сыскать успех. Смиренные к Нептуну взоры Поднявши руки обратил, И в дружеские разговоры Как с ровнею своим вступил: «К чему такое строишь чудо: «Скажи: за что так вздумал худо «Теперь нас потчевать грозой? «Что так тебя на нас взорвало? «Ничуть никто из нас нимало «Не виноват перед тобой.» Потом к троянцам обратяся, Что были с ним на судне том И всем низенько поклоняся, Сказал без шуток прямиком: «Пускай хоть чёртом тот хлопочет «В Италию кто ехать хочет, «А я в ту землю не ездок. «Измучились, оголодали «И всякий до костей обмок. «Не лучше ли, свернув в сторонку, «К ближайшей нам земле пристать «И там Нептуновску погонку «Без всякой нужды переждать; «А между тем и понемножку «В такую дальную дорожку «Еды и пойла закупить. «Мы так в дорогу полетели, «Совсем что вовсе не успели «Себе ни зернышка схватить. «Сицилия лежит здесь близко; «Пригрянем, братцы, мы туда. «А в бурю ехать морем слизко; «Забьёмся и невесть куда. «Земля же та нам всем знакома; «Мы там все отдохнем как дома, «От бурных ускользнув хлопот. «Ацест их царь, мужик богатый «И на хлеб на соль тороватый, «Ко всем великий доброхот.» ................................... Один из той толпы бродящей Троянцев бедных горемык, Знаток во всем был настоящей, Насквозь всё видел напрямик; Из всех их был во всем умнее, Догадливее, смышленее; Притом делец и книгочей; Провор мужик и не бездельник, Смекало, знахарь и волшебник, Колдун и сильный ворожей. Самой был научен Минервой Пронырствам и пролазам всем; И в том мудрец был самый первой. В проворстве никому ни в чем Не уступал никак нимало. Нигде такого не бывало Во всех проводах молодца. Окинуть не успеешь глазом, Как он опутает вдруг разом Хотя какого удальца. Навтесом он именовался И был от всех всегда в чести. Узря, Еней что огорчался, Не мог никак того снести; И подошедши потихоньку, Взял за руку, отвел в сторонку, И сколько можно утешал, Уныло сердце ободряя; И речь свою окончевая За тайну на ухо сказал: «К чему так вдруг разгоревался, «И с горя губы распустил, «Некстати так в кручину вдался «И будто баба приуныл. «Слыхал от многих я издавна: «Фортуна баба своенравна «И любит только тех одних, «За ней которы без устатку «Гоняются без перестатку, «И не жалеют сил своих. «Что ты найдешь себе слезами ? «И дашь ли помочь горю тем? «Подумай-ка со стариками, «Что делать в злом несчастье сем? «Не здесь ли на житье остаться, «Иль сызнова нам в путь подняться «Они тебе приговорят. «Послушайся ты их совету; «Тебе иного средства нету, «Коль мысли так тебя матят». Навтесов сей совет Енею По сердцу до души пришел, Простившись он с толпою всею От горя приуснуть пошел, Чтоб тем свою несносну скуку И горя всю кручинну муку Хотя немножко уменьшить; Чтоб грусть свою поприуснувши И от устатку отдохнувши Дела на мере положить. Однако ж сколько ни старался Глаза всей силою сжимать, Но сон как будто отказался Его в то время усыплять. В уме несметные пучины Бурлили разной чертовщины, Волшебства, дряней, небылиц; В глазах же беспрестанно зрелись, Толпились, прыгали, вертелись, Собранья разных в харях лиц. Потом видение ужасно Изобразилось наконец. Как будто въяве очень ясно Предстал ему его отец. Подшед к постеле потихоньку И осторожно полегоньку От сна Енея возбуждал. Еней же шубами прикрывшись И дух скрепивши, притаившись Ни жив, ни мертв тогда лежал. «Проснись, не спи, о сын любезный!- Вещал Анхиз Енею так.- «Не будет более рок слезный «Тебя тузить вперед никак. «Юпитер дождь тебе проливший «И тем пожар весь загасивший «Меня сюда к тебе послал, «Нарочно давши повеленье, «Чтоб оному ты исполнение «Чинить скорее поспешал. «Имей надежду несомненно, «Что кончились твои беды; «И ты теперь уж совершенно «И от огня и от воды «Избавлен им совсем на веки. «Ступай теперь на римски реки «И ново царство созидай. «Фортуна гнать тебя устала; «Счастлива жизнь твоя настала; «Живи теперь да поживай.  «Однако ж знай, что прежде должно «Тебе сходить на час во ад; «Иначе ж будет невозможно «Тебе найти счастливый клад. «Последуй в том судьбы закону; «И к нашему царю Плутону «Тряхни с почтеньем на поклон «И кувырнясь челом пониже «Легонько подойди поближе. «Внемли, тебе что скажет он. «Увидевшись я там с тобою «Что делать далее скажу; «И сам окольной стороною «К одной Сивилле провожу, «Которая тебе накажет «По пальцам толком перескажет «Как впредь тебе на свете жить «Но времени теперь мне мало «Прощай - почти уж рассветало. «Пора мне в ад домой спешить». Енею больно не хотелось Опять пускаться по волнам; И жестоко уже приелось Шататься с ветром по морям. В Сицилии он был как дома, Без всякого совсем содома, Гулял лишь только, пил и ел. А тут опять пришло скитаться, И сызнова опять слоняться, Как прежде горе зло терпел. Грустил о том он неутешно; Но так тому уже и быть. Оставшие суда поспешно Велел скорей перечинить; Чтобы кое-как пособравшись И со Ацестом распрощавшись, Опять с людьми пуститься в путь, Дабы в Италию пришедши И уголок свой там нашедши От всех напастей отдохнуть. Венера только лишь узрела, Что вся троянская толпа На корабли свои посела, Была на тот раз не скупа; Тройные заплатя прогоны, Во все без подорожной гоны Пустилася на почтовых К Нептуну старику с поклоном; И с самым женским жалким стоном Просить о нуждицах своих. Нептун сидел поджавши руки На лавке у своих ворот, И забавляяся от скуки, Тритонов собрал хоровод; И Амфитриту потешая, Велел им пред собой играя Резвиться как они хотят, В горелки, в свайки, чехардою, В пристен, иль в городки с ездою, И выставил вина ушат. К Нептуну с щегольским почтеньем Венера тихо подошла, И с волокитным унижением С улыбкою ему рекла: «Пожалуй, сделай одолженье, «Исполни ты всё то моленье, «Тебе троянцы что чинят; «И не мешай ты им дорогой; «Ручаюся, что жертвой многой «Тебя конечно наделят». Нептун во всем ей обещался Услугу верну оказать И в утверждение поклялся, Что не намерен в том солгать. Настал троянцам ветр споручный И им в пути благополучный; Пустилися они в поход; По ветрам паруса подняли, Запели песни, засвистали, И по хребту летели вод. Их кормчий сидя у кормила Качаяся тогда дремал; Ни уха вовсе он, ни рыла Перед собою не видал. Когда в дорогу он прощался, То несколько опростовался, И слишком через край хватил; А от того лишился мочи; Посоловели ясны очи И управлять не в силах был. Еней велел его тихонько В каюту людям проводить И тамо с бережью легонько Проспаться в койку положить. Но только лишь его те взяли И с места за руки подняли, То ветр корабль волной качнул; Он вдруг ногою спотыткнулся, И в воду с корабля клюнулся, Упал из рук и утонул. Еней жалел о нем не мало, Но погрустивши перестал. «Пусть только тем бы миновало;— Вздохнувши он о нем сказал.— «Хоть мне и жаль сего детины, «Но лишь бы большей мне кручины «В последнем сем пути не зреть. «И окончав его счастливо, «Хотя бы на какое диво «Уж больше горя не терпеть».

Часть 3-я

Песнь 6-я Каким образом храбрый витязь Еней узнал от Кумской Сивиллы будущую свою судьбину и пустился путешествовать в ад.

Так точно с горя изъяснялся В тогдашней грусти злой Еней; Однако ж как ни укреплялся, Но из обеих вдруг очей Текла слеза вожжей ручьями; И вздохи будто как мехами У слесаря иль кузнеца Друг друга спешно догоняли, И белую всю грудь вздували Тузя кручиной молодца. А ветры между тем подули В затылок сильно кораблям, И паруса все натянули Висящие по всем щеглам. На палубе гребцы рассевшись, И будто белены объевшись Кричали песни, кто что знал. Суда как на крылах летели, И воду пеною вертели; Один другого догонял. Скоренько сказка говорится, И вся на полету идет; На деле же не так спорится, И с остановкою ползет; Так точно наши удалые Пучины мерявши морские Проездили не день один; И к пущей всей своей печали Совсем никак о том не знали, Куда их мчит Анхизов сын. Проездивши не мало время И понырявши по волнам Троянско горемычно племя Пристало к Кумским берегам. И никому не поклоняся Причалилися не спросяся, И стали стройно все рядком; Суда покрепче привязали И на берег все повскакали Друг друга догоняя в том. Кто до чего имел охоту Заботился того искать; И всю имел о том заботу, Чтоб то себе скорей достать. Иной побрел туда шататься, Куда привыкли собираться Молодушки по вечерам Плясать под песни в хороводы; Чтоб после бури и погоды, Отраду дать хотя глазам. Другие жаждой утомяся Искали где бы им подпить, И на отрез подвеселяся В вине беды все утопить. Пролазы же из низкой черни Пошли искать майданов, зерни, Чтобы кого-нибудь оплесть; И на плащишке разваляся Вскричать: Бью зависть! разъяряся, И душу тем свою отвесть. Другие с горя и печали Зашед в укромные места С досады крепко козыряли В Хлюст, в Едну, в Горку, в Три листа, Воспоминая о невзгоде. В троянском балагурном роде Макао, Ломбер, Вист, Бостон, В то время были неизвестны; И меж солдат совсем невместны; Простой там был картежный звон. А люди в летах пожилые Совсем смекали о другом И косточки свои больные Пеклись поправить чередом; И тщась отраду дать сердечку, Полати, голбец или печку Старались для себя найти; Чтоб часиков пять-шесть уснувши, Поотдохнуть повосхрапнувши От столь далекого пути. А кто довольно поназябся И не на шутку передрог, О том лишь только и старался, Когда бы бог ему помог Сходить к кому-нибудь не в гости, Но в баньке чтоб замерзлы кости Распаря добрым чередом, Взъерошить спину поплотнее, Чтоб быть в составах половчее, Как будто не бывал ни в чем. Енея ж ни одно веселье Собою не могло пленять; Анхиза строго повеленье Спешил скорей он исполнять; И ни минуты не теряя, Проворно брызнул как лихая Ямская лошадь па бегу; Едва с душою собираясь Достигнул в поте запыхаясь, Где храм был Фебов на лугу. В уме хоть не о богомолье Еней на тот раз помышлял, На молодцов своих раздолье С великой завистью взирал; Смотря как люди проклажались, Гульбой различной занимались, Ручьями слюни испускал, И на судьбу свою сердясь, И больших бед вперед страшася, С досады делать что не знал. Вошедши в храм поизумился Троянский парень удалой; Всему, что видел в нем, чудился Разиня рот был сам не свой. Всё, что в глаза ни попадалось, Несбыточным ему казалось И делом вовсе не людским. Стоял в восторге превеликом; И в изумлении толиком Бродил как шаль умом своим. Простительно и подивиться Старинну зданию тому. Такою выдумкой хвалиться Возможно только лишь уму На штуки бойкого Дедала, Который с самого начала Своих робяческих годов В ученье всячины пустился И с басурманщиной водился, На всё был завсегда готов. Когда во Крите у Миноя Сей хитрый выдумщик Дедал Царице угожденье строя Колодником в тюрьму попал, Тогда, скучая сей напастью И дать конец хотя несчастью, Нелюдским голосом кричал, Гоняя вздохами рыданья, И разны Фебу обещанья С моленьем слезным посылал. Тронувшись Феб его моленьем К нему на помощь прикатил, И божеским своим внушеньем Освободиться научил. Дедал из перьев крылья свивши И воском к телу прилепивши Мог птичкою легко летать; Тогда беды все забывая, Пустился время не теряя По воздуху скорей бежать. И в благодарность за свободу Он к Кумским прилетев брегам На память будущему роду Соорудил сей Фебу храм; А Феб то полюбя строенье, Определил, чтоб в нем моленье С гаданьем всякий отправлял, Кто хочет с шеи сбыть кручину, Иль будущу узнать судьбину, Сюда бы с жертвой прибегал. Сивилла с бровью поседелой И с таковою ж головой, Свой век гораздо устарелой Определила на покой В сем храме посвященном Фебу; И часто от безделья к небу Старушечий умильный взор Сквозь подопрелых глаз пускала, И шамкая сквозь десн ворчала Дельфийского напева вздор. Еней во храме зазевался, На редкие приборы в нем; И так в тот раз опростовался, Забыл что о себе совсем; Зевая в храме на картины, Все горести свои, кручины Из разума утратил вон; Забыл отцовско приказание И всё свое терял вниманье Смотря пустых лишь забобон, Но вдруг Ахат, молодчик верной Енею князю своему, В нетерпеливости безмерной С упреками вещал ему: «Не стыдно ли тебе, герою, «Такой безделицей пустою «Напрасно время погублять «Старинного зевая грезу? «Не дай ты остывать железу, «Спеши горячее ковать». А между тем и кумска жрица К Енею также подошла, И как проворна мастерица На всяки бойкие дела, В сторонку от людей отведши И в уголок поотошедши Сказала шоптом сей совет: «Глазами сколько ни зеваешь «Но ничего тем не узнаешь: «Сухая ложка рот дерет.  «Пошевельни-ка ты мошонку «И растряхни свой черезок, «То может быть, что потихоньку «Найдешь какой-нибудь здесь толк. «А чтобы дело шло скорее «И для тебя во всем спорее, «Не тратя время ни часок «С приносом подойди поближе, «И Фебу нашему пониже «Челом с гостинцем в каблучок.  «И так оставь ты попустому «На украшенье стен зевать; «Но для священна здешня дому «Вели ты жертвы припасать; «Полдюжины больших теляток, «Овечек столько ж и козляток, «Светлейшу Фебу на обед». Еней во всем повиновался, Во всем ей угодить старался, Дальнейших опасаясь бед. Енея за руку схватила Сивилла крепко не путём; К кумиру Феба притащила; И прямо на него лицом Глядеть велела не мигая Из глаз ни мало не спуская Покамест будет вопрошать. Сама ж вдруг вся переменилась И так не в шутку забесилась, Нельзя что было и унять. Раздулись ноздри, как весною У молодого жеребца; Сверкал огонь не чередою Изо всего ее лица; Запел охриплым басом голос. Взъерошился рогаткой волос, Как будто иглы у ежа; Все члены вовсе помертвели, Опухши губы посинели, Тащилась пена как вожжа. Вещунства дух ее ломая По всем углам бросался в ней, Сивиллу бедную кривляя Кто будто порчей ворожей. Еней не знал как быть с собою; В мороз как мокра мышь зимою Живот подкорчивши дрожал, Потом простерши руки к небу, Молитву жалобную Фебу Сквозь зубы в страхе проворчал:  «О ты, что сильною рукою «На самых резвых рысаках «Катаясь в небе четвертнёю «Нам виден только в красных днях! «Тобою стены Илиона «От сильных вражьих стрел трезвона «В защите были завсегда. «Как будто курица цыпляток, «Ты нас берег, своих дитяток «Не забывая никогда.  «Родного батюшки веленье «Исполнил я пришед сюда «Внемли ж теперь мое моленье! «Теперь твоя уж череда «Исполни все мои докуки; «Поверю я и без поруки «Священну слову твоему. «Скажи: доколе нам слоняться? «И долго ль нищими таскаться «По свету белому всему? «Ты мне услужишь не скупому «И будешь не без барыша; «Тебе я, солнышку дневному, «Свой через весь распотроша «Ни крошечки не пожалею «И всё что здесь я ни имею, «То в клад во храм твой положу «Златому твоему болвану. «А что не склонен я к обману «На деле самом покажу.  «Смотри ж и ты, светильник ясной! «Не проведи нас на бобах «И ложной радостью напрасной «Не тешь нас на пустых словах, «Чтоб были все твои ответы «И все Сивиллины советы «Написаны не на воде, «А если как-нибудь слукавишь «И нас лишь баснями отправишь «Не жди ни денежки себе». Меж тем пока Еней молился Кумиру Фебову в тот час В Сивиллу Фебов дух вселился И разных тысячи проказ Показывал ее кривляньем. Потом как божеским вещаньем Насытилась уже она, К Енею взором обратилась, И сим ответом разродилась Вещая будто бы со сна:  «Судьба богов неисследима «Сокрыта в участи твоей! «Латинщины тебе и Рима «Не видеть как своих ушей. «Однако ж не отчаивайся «И горевать не вдруг пускайся; «Хотя ты и не будешь там «Ни мало вовсе ни ногою, «Но скажут все, что там тобою «Богам построен первый храм.  «Но и не вдруг же восхищайся «Таким весельем наперед «И прежде сам приготовляйся «Отведать кучу горьких бед. «Тибр, Ксант увидишь пред собою «Не чистою речной водою «В своих текущи берегах: «Сгустясь те воды побагреют, «Бура чным соком покраснеют, «Смешавши кровь в своих волнах .  «Юнона завсегда готова «Тебя попотчевать бедой; «Зачнет и там тревожить снова «Последующий род весь твой; «Возами горя им доставит, «И нового для них. наставит «Там Ахиллеса на заказ «С толпой неугомонных греков. «От сих нахальных человеков «Поплачете вы все не раз. «Но несмотря на злу судьбину «Держащую над вами меч, «Вы всю свою тоску-кручину «Свалите будто гору с плеч; «И все свои забыв печали «Ни в чем как будто не бывали «Начнете припевая жить «Настанут вам деньки блаженны! «Не навсегда вы осужденны «С котомкой по миру ходить». Когда Сивилла окончала Троянцам таковы слова , Сщемивши губы замолчала. Пророческая голова Ее тогда отяжелела; Как с перепою опьянела С надсады Фебовых тузов; С устатку только отдувалась; В Енее ж крепко разрывалась Душа от грозных Феба слов. Не могши скрыть своей досады Сверкал глазами будто кот, Гневливые пуская взгляды. «Возьми сей час меня сам чорт,— Сказал Еней, — когда все бредни «Оракуловой сей обедни «Могу хоть крошку в разум взять. «Набредила она с лукошко; «Но если понял хоть немножко, «Готов я дать себя пытать.  «Меня хоть режь всего ножами, «Я знаю столько ж и теперь, «Как перед теми знал часами, «Входил когда в сей храм во дверь. «Но пусть что корга ни ворчала «И что нам здесь ни наболтала, «Готов то видеть над собой; «Лишь только бы пооблегчилась «И проводить не обленилась «Меня туда, Анхиз где мой.  «Не даром он из-за могилы «На поговорку приходил, «И изо всей мертвецкой силы «К себе в ад погостить просил. «Хоть много я везде шатался «И выпуча глаза слонялся, «Но там ни разу не бывал. «И так не худо бы от скуки «Узнать и адские все муки, «И где отец мой там попал.  «А то и прежде уж бывало; «И в ад ходил я не один; «И сделаю не я начало. «Угаристый Алкменин сын «Укутавшися шубой львиной «Чуть-чуть весь ад своей дубиной «Во гневе злом не откатал, «И задал было всем жарёху, «Орфею также скомороху «Плутон жену на выкуп дал. «Послушай же добро, старушка! «Кинь враки все, и не шути; «Теперь со мной уж не игрушка; «Готовься к адскому пути. «Приказ тебе даю не ложной; «Ямских на тройку подорожной «Не тратя время запасись; «Мы заплатя вперед прогоны, «Махнем во все с тобою гоны. «Ступай проворней, не ленись».  «Ах! милый внучек мой родимый!,— Рекла грызунья та ему,— «Тот путь назад невозвратимый; «Назад нет ходу никому. «Для входа широки ворота; «Гекашина вся в том забота, «Чтоб их прихожим отворять; «Но в них лишь только кто вотрется, «Как мышь из пасти не вернется, «И должен там уж кочевать. «Но если сильная охота «Тебя из мочи всей берет «И прогуляться в ад забота «С ума долой никак нейдет, «То только сам лишь не плошися, «Раскрыть мошонку не скупися, «Авось либо мы путь найдем; «Хотя за таковы затеи «У многих на сторону шеи «Плутон ломает не путем.  «Когда помажешь ты телегу, «Тогда она уж не скрипит; «Без остановки до ночлегу «По маслу будто сыр катит. «Лишь только побренчи карманом, «Везде тебя всяк примет паном; «Ты знаешь: денежка мана! «Божусь тебе, дружок! не ложно, «Всё в свете ею сделать можно; «И в ад к Плутону ключ она.  «Покамест моего совета «Послушай, что тебе скажу; «И тем во ад со здешня света «Путь самый легкий покажу. «В лесу густом непроходимом, «На дереве одном любимом «Мертвеческой земли богам, «Растут отменны наливные «Садовы яопоки большие; «Увидишь, подивишься сам.  «Знай, те деревья не простые, Какие в наших здесь садах; «На них все ветки золотые «Растут на гладеньких сучках. «А что всего в них мудренее «И для простых умов чуднее, «Что если тот сучок сломить, «Тотчас другой вдруг возрастает, «Собою старый заменяет, «И мигом плод начнет носить.  «Без ветки сей во ад к Плутону «Не смей никак никто придти; «Или по адскому закону «Назад не узрит уж пути. «Стран адских сильная богиня, «Плутонова жена княгиня, «Охотница гостинцы брать; «И с сим приносом ей любимым «Назад отпустит невредимым, «Кто б ни посмел пред них предстать.  «Но ведай же и то, сыночек! «И в ум плотнее забери, «Что сей искавши ты сучочек «Себя на век не погуби. «К сему кто роком не назначен, «Тот как ни будь удал и взрачен, «Но не найдет никак его; «Ни зги не взвидит в лес вошедши, «И весь по волоску обшедши, «Не сыщет вовсе ничего.  «Кому ж удачливой судьбою, «Назначено ту ветвь иметь, «Одним тот мигом пред собою «Почти под носом будет зреть. «И так когда тебе удастся «В лесу с тем суком повстречаться, «Не тратя время ни мига «Сломи его скорей и в шапку, «И поплотней схватя в охапку «Лизни оттуда в два прыга. «Однако ж полно из пустого «В порожнее переливать; «Поди покамест удалого «Товарища похоронять, «С вина который угоревши «Лежит теперь окоченевши, «Вверх носом и разиня рот. «Сваргань ему поминовенье «И чин по чину погребенье; «Тебя уж весь народ там ждет» Сие сказавши замолчала, И хвост вернувши перед ним, Как заяц от собак из мяла К кумирам брызнула своим В каморку тайну особливу. Еней стоял, такому диву Чудясь; не ведая того, Кто б так из них опростовался, И скоро без него собрался В поход из света вдруг сего. Такой ответ от ней схлебнувши, Как будто без соли что съел; От сердца крепко воздохнувши К троянцам на берег побрел. Ахат, Енея верный спутник, Во всех делах его сотрудник, Шел по сторонке вместе с ним; Себя ни мало не жалея, Стараясь грусти все Енея Разбить шутя лганьем своим. Натащивая разны шутки, Вздор вздором в зашей погонял, И строя разны прибаутки Енея тем развеселял. Но князь никак не усмехаясь И мысльми только занимаясь, Сел будто обвареный гусь; И все его пред ним болтанья Насмешки, шутки и кривлянья Не дул ни мало вовсе в ус. Отшедши на один десяток Больших на скору рысь шагов И подходя уж близь палаток Своих троянских удальцов, В сторонку оба оглянувшись Увидели, что растянувшись Лежит какой-то молодец; К нему поспешно подлетели; И как поближе осмотрели, Узнали, что он тот мертвец. Одутливому он Еолу Был как-то близкою родней, И часто всем давал назолу Неугомонностью своей, За тем что был великий спорщик; При войске первый был сиповщик, Иль попросту сказать, трубач; Трубил всегда без перестатку; В попойке ж братской без устатку Тянул отменно в рысь и в скачь. В бою на драке был храбрее Изо троянской шайки всей; Никто не мог его вострее Со всей проворностью своей, Как дело подойдет до схватки, Направить лыжи без оглядки, Иль дать по-свойски стрекача. Дивились все ему немало. Нигде на свете не бывало Такого храбра трубача. С похмелья вздумал он от скуки Пойти по бережку гулять, И взяв рожок солдатский в руки Бурлацки песни надувать, Игрой своею восхищаясь. Потом Тритонам насмехаясь, Звал всех с собой на трубный бой, Дутьем в рожок отведать силы, Сыграть с ним песни две унылы, Иль марш походный полевой. Тритонам похвальба такая Была совсем не по нутру; Ту ночь в гостях они гуляли Сердиты были поутру К несчастью бедного троянца; «Вот мы тебя ужо, поганца, «Научим скоро надувать «Иным напевом под водою!» Столкнув потом вниз головою Заставили в воде нырять. Енею, зря сию утрату, Нельзя никак не потужить. За службу бывшую в уплату Велел его похоронить С трубачей честию отменно. Еней всегда обыкновенно Был жалостлив ко всем и щедр; Жалея мертвого детину Всем роздал для его помину Вина с десяток полных ведр. И с честью строя погребение Мизену храбру трубачу, Велел ему в поминовенье По мягкому всем калачу Закушать поминальну чару, Чтоб их от дыму и угару Не стало в животе тошнить, Сбирать в стакан как станут пепел Покамест он горяч и тепел, На память чтоб его хранить. Костер ему сооружая Принес всяк по охапке дров; Еней ту почесть учреждая На всё проворно был готов; И речь надгробну проболтавши Покойнику сказал припавши, Чтоб он Плутона и с женой Попотчевал его поклоном; Потом с пальбой, музыкой, звоном, Зажег костер своей рукой. Печальный праздник окончавши, Ударился в тоску Еней; Глаз с глазом вовсе не смыкавши Он пробыл несколько ночей, Всечасно мысльми колебаясь, И всем умом-то добираясь Пообстоятельней узнать, Какой то был сучок чудесный, Ему доселе неизвестный, С которым в ад ему предстать? Загнувши руки к пояснице Кручинно больно выступал; И корги старой небылице В уме сколь толку ни искал, Но всё не находил ни мало. Ума и разума не стало, Что в том придумать пригадать; На чем ему теперь решиться? Куда ему брести пуститься? И где ему ту ветвь искать? Но вдруг над головой Енея, Прохладный тихий ветерок, Тихохонько весьма повея, Олимпских горных стран душок Донес к его кручинну носу; Притом небережно за косу Невидимою вдруг рукой Подернул некто не леняся. Еней назад поворотяся Увидел чудо пред собой. Голубчик сизый потихоньку С голубушкой над ним летал; Порхая с нею полегоньку, Вокруг его реи давал Еней гнездо сие узревши И с радости весь обомлевши Едва козлом не заплясал Узнавши в них прибор любимой Венеры матушки родимой. Сказал: «Теперь я не пропал!» Остолбеневшими глазами Всей мордой вверх разинув рот Смотрел на них, поджав руками Дрожащий с радости живот, А голуби меж тем взвилися Кругами кверху поднялися И в путь пустились на полет; Еней к ним взор свой весь уставя И шапочку свою поправя, Ударился за ними вслед. Из глаз их не спустить стараясь Бежал за ними прямиком, Как пес усталый запыхаясь; Не раз один о сучья лбом С разбегу скорого толкался, Так что в ушах лишь раздавался Башки пустой шумящий звон; Иль на пень перекувырнувшись, Лежал в грязь рожей всей клюнувшись Отведав не один трезвон. Но то забыв и не сердяся, Спешил лишь всё вперед бежать, Скорее встав и отряхняся, Цитерских птах не промигать Старался изо всей он мочи; Тем больше, что почти уж к ночи Плотненько подвигался день; Низенько солнышко спускалось, Почти уж за лес закаталось, И лезла в небо черна тень. Бежал за ними он немало, И не на шуточку устал; В нем больше сил не доставало, И чуть с надсады не упал. Но вдруг Венерины пернаты, Енеевские провожаты, Спустились тихо вниз к леску. Герой наш с силами собравшись, И к лесу оному добравшись, Узрел обеих на суку. Представь себе, мой друг читатель! Каков быть должен наш герой, Богов олимпских почитатель, Когда узрел перед собой Тот самый сук неоцененный, Ему Сивиллой прореченный, Которого ходил искать? Всё бывшее в нем восхищенье, Восторг весь, радость и веселье Нельзя ни вздумать, ни взгадать. У самой древней как избушки При обвалившихся углах В потемках светятся гнилушки В растреснутых везде щелях; Или как в темну ночь весною Между кустами под травою Блестит задочком червячок, Так точно золотом сияя Блестел глаза все ослепляя На дереве один сучок. Ению в мысли углубляться В то время было не досуг; Старался как-нибудь подкрасться, И подхватя с разбегу вдруг Сломил сучок единым разом, Так что ни самым вострым глазом Никто не мог успеть мигнуть; И сжав его плотней руками, Спустился скорыми шагами Улизывать в обратный путь. Читателям, я мню, случалось В мясном ряду когда бывать, И там частенько удавалось Собачьи хитрости видать. Из них котора посмелее И в бойкости поудалее Когда мосол подтенетит, Тогда проворно без оглядки С добычей той во все лопатки Уйти скорей оттоль спешит. Так точно нашему Енею, Случилося тогда бежать; Боялся он душою всею, Чтобы не стали догонять. Вперед грудцою всей припавши, И рыло в сторону задравши, Пустился как лихой рысак; Лишь пятки только вверх сверкали; Так что за ним не успевали Его товарищи никак. Ко аду ключ в руках имея, Еней приказ всем строгий дал, Всяк ничего чтоб не жалея, Скорей как можно припасал Богам стран адских многи жертвы; И также чтобы тени мертвы Забыты не были при том. Чтоб все ему могли сгодиться, Помочь с Плутоном подружиться, И не напакостили в чем. Лишь только с черной епанчею Нахмуря брови темна ночь Со всею свитою своею Отъехала подала прочь В край света в пропасти глубоки И подрумянилися щеки На небе утренней зари, С постелей люди повскакали, Друг друга в зашей погоняли, В порошу будто как псари. Троянцы все загомозились Приказ Енеев исполнять, И друг пред другом торопились Скотину к жертве припасать. По данну исстари закону Царю подземному Плутону Четверку молодых быков Нарочно всю ту ночь кормили, И начисто всю шерсть обрили На лбу их промежду рогов. Жрец первый с бородой седою, Висящею до кушака, Благословенною рукою Отвесил по лбу шумака Скотам на жертву осужденным Ножищем жреческим священным, И мигом всех распотрошил; И разбирая требушину, Троянцам счастливу судьбину С Енеем князем им сулил. А между тем отборны жрицы Из всех троянских знатных жен, Закрывши покрывалом лицы, Чтоб не был ими кто прельщен, Прижавши всей ладонью губы, Тихонько про себя сквозь зубы Нашептывали на стихах Похвальны речи Прозерпине, Богине адской и княгине, У коей сам Плутон в вожжах, Гекату также не забыли Попотчевать с другими в ряд; Барашка черного убили Ей особливо на подряд. И трем уродливым сестрицам Сердитым адских стран девицам Которы ходят в париках, Унизанных кругом рядами На место локонов змеями, Крапивы принесли в пучка х. Но вдруг среди всего раздолья И умничанья стариков Сивилла в храме из подполья Предстала промежду жрецов. Глазищи вылупя дрожала И страшным голосом визжала: «Вон все! чтобы простыл ваш след! «Назначено то так судьбою «Чтоб был один Еней со мною; «А прочим дела вовсе нет.  «А ты! — рекла она Енею,— «Удалый добрый молодец! «С неустрашимостью твоею, «Ступай за мною. Твой отец «Ждет нас давно нетерпеливо, «Но чтобы дело шло счастливо «И не было в пути нам зла, «То ты теперь, не тратя время, «Для адского чертовска племя «Сам черного зарежь козла». Еней, учтивство сохраняя, Как гоголь самый удалой, Во всем сей няньке угождая, Своею тот же час рукой Исполнил что она велела. Как скоро жертва та сгорела И обратилася золой, Тогда Сивилла вдруг вскочивши И крепко за руку схвативши, Помчала в ад его с собой. О вы, глубоких стран и темных Бурмистры, старосты писцы, Которые в щелях подземных Владеете во все концы! Хотя вы все и молчаливы, Но будьте для меня столь чивы, И помогите описать Жилища ваши пояснее. Неужто Марона умнее Никто не может написать? Путем никем не проходимым, Ни зги в котором не видать, С героем сим своим любимым Пошла в подземную гулять. Еней в потемках злой сей ночи Глаза таращил что есть мочи, Но взвидеть ничего не мог; За коргин лишь подол держался, На всяком шаге спотыкался И чуть ни вывихал всех ног. Но Ментор нового покроя С троянским Телемаком сим В потьмах шаги свои удвоя Брели, как можно было им. Потом узрели пред собою Как будто тучею густою Зловонным дымом всю вокруг Покрыту щель, иль двери к Аду. Еней хоть в том имел отраду, Что шел в походе сем сам друг. Последуя новейшей моде, Котора водится у нас Во всяком просвещенном роде, Их с честью встретила тотчас Вся челядь адская с прибором, С зажмуренным Дремота взором, Зевая и храпя во сне, Их приняла весьма учтиво, Что все тогда сочли за диво Живущи в адской стороне. Потом им Смерть своей косою Отбрякнула по-свойски честь, Ведя толпами за собою Всё, что у ней в команде есть: Войну, Дуели, Голод, Муку, Раздор, Вражду, Мор, Зависть, Скуку; 3а ними следом Старость шла, И за собою Дряхлость, Бледность, Болезни, Ненависть и Бедность Чин чином за руки вела. За сим злой Смерти страшным строем Другие Злы попарно шли, И будто бы за ней конвоем Не отставаючи брели: Сердиты мачихи лихие, Брюзгливы вотчимы скупые, Расчетисты опекуны, Зятья, невестки и золовки, Свекрови, старые колдовки, И все земные сатаны. Шеренга целая стояла За ними на отбор из всех, И наяву всем представляла Прицепливый приказный цех; Подьячи были там бездушны, Поверенные криводушны, С толпой безграмотных судей; Пронырливы дельцы, сутяги, Повытчики, глупцы, скупяги, И дюжина секретарей. За ними выступкой степенной Шли постоянницы рядком, Взор в землю устремя смиренной; Во богомолье лишь одном Свое всё время провождали И нотками перебирали Пороки ближних и друзей, Злословили благочестиво, В посте с молитвой нелениво Пересуждая всех людей, Насупротив сих богомолок, В оттенке их и для красы, Высокий небольшой пригорок Уставлен был в три полосы: Красавицами площадными, Любовницами заводными И подмастерьями мужей, С толпами щоголей нахальных И кучей девок театральных И общих даровых детей. Еней с Сивиллою своею, Идя сквозь адский сей прибор, Робел дрожа душою всею, Но в сторону простерши взор Пришел в велико удивленье, Когда на малом возвышенье Растуще дерево узрел; Шатались вкруг его Безделья, Вздор, Бредни, ложны Сновиденья, Как будто рой вкруг матки пчел. Потом Сивилла указала Дитяте пальцем своему, Где всяка сволочь обитала; Дивиться было тут чему. Там жили разные уроды, Последней самой новой моды, Отобранные на заказ; Один другого удалее, И в безобразии страшнее, Лицом как с рынку на показ. Кентавры, Грифы, Герионы Гиганты, Карлы, Бриарей , Химеры, Гарпии, Горгоны, Невиданных станицы змей, Большими бегали толпами , Как волки в генваре стадами, Давя друг друга в тесноте; Дрались, толкались копошились, Теснились, тискались, давились И в вечной были суете. Но чтоб читателю досадным Не показалося сие, То для него я толком внятным Сие отборное вранье Колико можно растолкую И всех их порознь размалюю В известных видах перед ним; За то дабы он не сердился, Что я ему скучать пустился Чужим враньем, а не своим. Один удаленький молодчик К Юпитерихе подлетел, И с ней как ветреный господчик Побалагурить захотел, Или, сказать всю правду матку, В рогатую оленью шапку Зевеса вздумал нарядить. Юнона мужу то шепнула, И жалуяся притакнула Его по свойски пожурить. 3евес Юноны наговорам Почти не верил никогда, Пустым ее смеяся вздорам; Но тут готовилась беда Его юпитерскому ложу. Подрало как морозом кожу, На лбу прошиб холодный пот. Вскричал: «Когда я то замечу, То пуще чорта изувечу, «И до ушей распялю рот». А чтобы лучше утвердиться И подноготно всё узнать, Велел Юноне разрядиться И платье всё ему отдать, Которое он смявши в кучу Им нарядил громову тучу, И вид своей жены ей дав Молодчику тому представил, Который тут же не оставил К ней присуседиться обняв. Юпитер крепко рассердяся Туза ему всей дланью дал, И ревностью злой бесяся На само адско дно втоптал. Кентавры от сего родились; На тушах конских взгромоздились До половины мужики, Лягались четырьмя ногами Щелкая острыми зубами, И всё дрожало их руки. Разнообразные три тела Имел царевич Герион; Без всякой всем вины и дела Смертельный задавал трезвон И мясо искроша кусками Копил огромными чанами И вместо сечки иль овса Кормил свою людьми скотину. Однако ж в ад сего детину Столкнула смертная коса. Гиганты были встарь уроды, Отменные от всех людей, И самы смелые народы Назойливостию своей. Все были страшны Ерусланы, Бовы, Богатыри, Полканы, И всех отборных удальцов Тузили сильною рукою, И доставали головою Почти до самых облаков. Надеясь на себя в том смело Пройти всё удальством своим, Затеяли отважно дело, Чтоб на Олимп взобраться им, И там без всякого расспросу Задать порядочную чосу, Схватя Зевеса за виски, И все его олимпски войски, Отпаточить дубьем по-свойски И весь Олимп зажать в тиски. Юпитер и все прочи боги Потрусили тут не путем; И в разные пути дороги В безмерном страхе все своем Бежать пустились не на шутку, На резву заячью погудку. Но образумясь вдруг Зевес Пустил своим в них страшным громом И всех нахалов сих с содомом В три шеи потолкал с небес. Теперь скажу о Бриарее, Отменном парне удалом; На свете был он всех смелее И трусости не знал ни в чем; Сто рук болталися как плети, Которыми как будто в сети Что ни попалось тенешил; А над могучими плечами Глядел полсотней головами, И что ни взвидел попленил. Нельзя нигде сыскать примера, Иль в свете с чем-нибудь сравнять, Какой урод была Химера: Разинутая страшна пасть С кудрявой головою львиной, На туше вклеена козлиной, Таща змеиный сзади хвост. Кому удастся ей попасться, Нельзя никак не испугаться, Каков бы ни был кто не прост. Летали Гарпии стадами, Как в жаркий день в лесу шмели; Девичьи рожи с головами Ко птичей хлупи припасли, Имея крылышки совины, И остры кохти ястребины, С медвежьих парою ушей. В глаза что им ни попадалось, От них до тла всё пожиралось, Не оставляя и костей. Но всех чудовищ сих страшнее Горгоны были на подряд. Страшилищ сих нигде чуднее Не видывал и самый ад. Одним во лбу смотрели глазом, И превращали в камень разом, Кто только взглянет лишь на них. Вкруг их голов меж волосами Ужи шипели со змеями Как будто бы в норах своих. Еней со храбростью своею Геройской трусостью робел; Но пред старухою своею Ни мало вовсе не хотел Прослыть ребенком боязливым. И вдруг со взором он гневливым Свою шпажищу обнажил Рубить их всех предпринимая, Того ж никак не объявляя, Каков тогда в сердчишке был. Сивилла сколько ни старалась, Его гнев лютый утолить, За меч его не раз хваталась, Чтобы его не допустить Удариться с тенями в схватку, Вперяючи в него догадку, Что всё пустая то мечта, Что зрят они перед собою, И небылицею такою Здесь в аде полны все места. Но наш герой расхоробрившись Не слушал вовсе ничего, И в кучу к ним с мечом пустившись, Хотя б Плутона самого Готов был превратить уродом. Но чуды сии со всем содомом Исчезли мигом перед ним. Еней в ударе размахавшись, И на ногах не удержавшись, Поклон всем носом отдал им. Кой-как вскочивши оправлялся, Повальной будто не платил, Перед старухой извинялся, Что перед ней упрямым был, Вменяя в резвость то и шутку, И к таковому впредь проступку, Ей обещался ни на пядь Во весь свой век не приближаться Должна была Сивилла сдаться, И в милость приняла опять. Потом в дальнейший путь пустились, К столице адской чтоб дойти; И тут препятствы появились На самом лучшем их пути. Дошли до речки Ахерона, Котора в аде у Плутона . Главнейшею течет межой В поганом будто бы корыте, И во болотистом Коците Вонючий бег кончает свой. В струях сих грязных и вонючих, Что тиной с зеленью текут На веслах как крылах летучих Явился перевозчик тут. Лицо чернее голенища Нечосаная бородища Вся в колтунах и завитках Висела до пупа клочками, Сивоседыми волосами, Старинный как парик в кудрях. Одет же был по-щегольскому: В сермяжном старом зипуне Заплаты по куску большому На всех боках и на спине; Запачкан грязью весь и салом Обвязан из куля мочалом С узлами вместо кушака, Протоптаны все башмачонки, А под кафтаном рубашонки Ни на полушку лоскутка. При всем таком его наряде Раздутый будто бы павлин Спесивее был всех во аде И горд как масляничный блин. Покрыт весь берег был стадами Во ад идущими душами, Которы все к нему толпясь Старались как-нибудь продраться, Чтобы чрез речку перебраться, Друг перед другом суетясь. Как будто ряпушка в затоне Иль сельди невода в матне, Как овцы в тесном где загоне, Квасная гуща как на дне,— Так точно люди там стояли, Друг друга в тесноте толкали, Вперед старался всяк долезть, К Харону руки простирая, И со слезами умоляя Чтобы позволил в лодку сесть. Но злобный кормщик, не внимая Слезливой жалобы ничей, Веслом всех бил, прочь отгоняя И кучей рыночных речей Всех оделял и в нос и в рыло. Не многое число тех было, Которых в лодку он пускал. И отваля на ту сторонку Чин по чину и потихоньку Из лодки на земь выпускал. Еней не мало удивлялся Харона грубости такой; И наконец тем не пронялся; Но к корге взор вернувши свой, Подъехал с ласковым поклоном, Прося, она ему чтоб в оном Растолковала всё подряд: Зачем Харон не всех пускает, И многих взашей прогоняет, Не позволяя ехать в ад?  «Послушай, друг! — она сказала,— «Вонючий мерзкий сей ручей «От самого еще начала «Первейшей бытности своей «Уважен был весьма богами, «Которые его струями «В сомнительных делах одних «Отваживаются божиться; «Во лжи ж когда кто приличится, «Лишится почестей своих. «И как здесь самая граница «Пространных адских областей, «И мертвых каждая станица, «Простяся с жизнию своей, «Здесь в ад должна перевозиться, «Юпитер, видя, что нажиться «Копейкой можно тут ему, «На откуп взял всю здешню воду; «И перевоз умерших роду «Харону поручил сему.  «Здесь точно так, как и на свете. «Не возьмешь даром ничего; «И здешни боги на полете «Щечатся также от всего. «На скору руку кто собравшись «И денежками не запасшись «Осмелится сюда придти, «Довольно тот потерпит горя; «И будет у сего здесь моря «Жизнь хуже каторжной вести.  «Коли ж по смерти погребенья «Не сделано, как долг велит, «И с сорочинами моленья «Никто ему не проворчит, «Тот нищим должен здесь таскаться «И лет под сотню дожидаться, «Чтобы угрюмый тот Харон «Тронуться жалостью изволил «И в лодку сесть свою позволил, «Оконча вопль его и стон». Еней наш беглыми глазами По берегу бросал свой взор Меж сими бедными тенями, Чудясь весьма на сей позор. Но вдруг меж душ сих осужденных И погребения лишенных Увидел спутников своих; Узрел Левкаспа кашевара, Оронта бойкого угара, Что умерли в волнах морских, И промеж ними Палинура Увидел также тут в голях. Сего шутлива балагура Почти при всяких он речах Напоминал всегда с слезами. Затем проворными шагами Вдруг бросился его обнять. «Желанье всё мое сбылося! «Еще мне в жизни удалося «Тебя хоть раз поцеловать», Но только было развернулся И протянул свои уста, Мертвец как в воду окунулся: Узнал Еней, что то мечта Была одна пред ним пустая; Воспомня, как теней сражая При самом первом входе в ад, С размаху перекувырнулся, Так что насилу и очнулся Быв бодрости своей не рад. А Палинур со стоном слезным Издалека ему кричал: «Ты с кормщиком твоим любезным «Всегда ладнёхонько живал; «Друзьями в свете мы бывали, «И вместе дружески пивали; «Воспомни то, мой князь Еней! «Не дай бродягой здесь таскаться, «Сто лет в печали дожидаться «Конечной участи своей.  «Не можно ли как ухитриться «Перед Хароном сим тебе, «Как будешь в лодку ты садиться, «Пристроить и меня к себе, «Схватя по-воровски в охапку, «Иль спрятав под ширинку в шапку «На тот краек перевезти? «Чтоб здесь я больше не шатался «И с горестями распрощался; «Беды мне полно уж нести». Еней столь бедным состоянием Тронулся всей душой до слез, И жалкий стон его с рыданьем До сердца вплоть к нему прилез. Решась его все кончить муки, Простер к нему поспешно руки, Чтоб как-нибудь его схватить, И смявши утиральной тряпкой, Тихонько от людей украдкой В карман сертучный посадить. Но вдруг руками и ногами И головою закачав, Сивилла грозными словами Енея за ворот приняв, Сказала: «Что ты затеваешь? «Беду на шею привлекаешь; «О двух ты что ли головах? «Когда рассердишь ты Плутона, «Тебе такого даст трезвона, «Что громко зазвенит в ушах.  «Скажи: с твоей ли рожей смертной «Устав богов переменять «И рок одним лишь им известной «По-своему перекривлять? «Твое ли человечье дело «Мешаться в их разряды смело? «Пустого ты не начинай. «3а таковы твои затеи «Смотри, чтоб не сломили шеи, «И головы поберегай.  «А ты, утопленник негодной, «Оставшийся без похорон, «Размокши весь в пучине водной! «Ты кажешься мне глуп, как слон. «Как можешь ты велеть Енею, «Чтобы он для тебя своею «Всей жизнью жертвовать хотел? «Нет, полно! тяга, сын духовной! «Ты ждешь, чтоб смертью он подобной «С тобой здесь вместе околел.  «Но нет, не допущу ни мало «Его до глупости такой; «Тебе когда несносно стало «С твоею мучиться бедой, «То я тебе, дружку сердечну, «Судьбину всю твою конечну «По пальцам ясно расскажу «И всё, случится что с тобою, «С буйной твоею головою, «Как будто в ручку положу. «Но не возмни, что небылицу, «Я здесь перед тобою лгу... «Построют для тебя гробницу «На Сицилийском берегу, «Близь коего ты захлебнулся «И с волосами окунулся «Нырнувши в море головой; «Тогда Харон с тобой поладит, «В косную лодочку посадит, «И в ад возьмет тебя с собой». Такие речи Палинуру Хоть были и не понутру, Но старую сию он дуру И адских всех чертей сестру Тогда прогневать опасался, Поморщился и почесался, И сжавши губы замолчал, Низехонько им поклоняся; Потом проворно поверняся, К теням в станицу побежал. А между тем сынок любезный Богини ласковых красот, Стирая с глаз источник слезный, Остолбенел разинув рот Ничьих болтаньев не внимая И только головой качая На спутницу свою смотрел, И с нерешимостию всею Следами по пятам за нею Ко перевозу подошел. Харон гостей таких названных Увидевши захлопотал. Речей огромну кучу бранных Им на полете насказал, Отборными паля словами: «Какими странными судьбами «Нелегкая вас принесла «Из белого в потемки света  «В такие коловратны лета? «Неужто жизнь вам не мила?  «Ступайте прочь без дальня спору, «Не ожидаючи тузов; «Довольно и не в вашу пору «Видали здесь мы молодцов, «Которы с жизнью не простившись «Пришли сюда и расхрабрившись, «Без спроса и не чередом «Достали силой переправу. «Нет! знайте, что на вас управу «Найду я сам своим багром». Сказав то грозными словами, Возвысил долгий свой багор, Схватя обеими руками. Но ласковый умильный взор Сивилла на него возведши И в сторону рукой отведши Дитятю тихо своего, Рекла ему весьма учтиво, С поклоном низким, не спесиво, От сердца чистого всего: «Пожалуй, дедушка родимый! «Ты пустяков нам не мели; «Неужто ты неумолимый? «К тебе сюда мы прибрели «Не даром и не попустому. «К Плутонову лишь только дому «Ты нам пройти как укажи «Перевезя на ту сторонку, «Легохонько и потихоньку «И в ад дорогу покажи.  «Ты ведаешь, кто я такая. «И знаешь, в свете что могу. «Не баба с площади простая «Перед тобою не солгу. «3а мной обмана не бывало. «Ступай! за чем же дело стало? «Сажай нас в лодку поскорей. «Пришли не сами мы собою; «Но так приказано судьбою, «Чтоб в ад сходил живой Еней.  «А если ты сему не веришь, «Взгляни на сей златой сучок; «То больше с нами не забредишь, «И твердо уж поймешь всё в толк». При том Харону рассказала, Кого с собою провожала, Чрез Ахерон во мрачный ад. Слова Сивиллы престарелой Внял твердо старец поседелой, И сих гостей принять был рад. Взглянув на сук, поулыбнулся, Оскаля зубы до ушей, И с лодкой к берегу вернулся; Чтоб новых сих принять гостей. Теней уж в лодке было много; То многим приказал он строго Из лодки, выскочить долой На берег кувырком проворней, Чтоб в лодке было попросторней; И вымел чисто в ней метлой, Еней с Сивиллою своею Лишь только в лодку ту вошел, Со смелостью своею всею Не в шутку вдруг приоробел, Увидя, что вода ручьями Течет в нее везде щелями; Боялся в аде утонуть. Харон гребя багром с размаха, Лишил его такого страха, И не дал в Ахерон нырнуть. Приставши к берегу другому, Харон веслом им отдал честь, Гребцу как должно не простому; И дал покойно с лодки слезть. Еней учтивство сохраняя, Свою старуху сберегая, По-щегольски за ручку свел, И петиметрам подражая, Поступки модны сохраняя, Всех в удивление привел. Невдалеке от перевоза. Вонючей адской сей реки, Что пахнет скаредней навоза И коей волны глубоки Покрыты зеленью и тиной, В одной горе непроходимой, Заросшей хворостом и мхом, Лежал согнувшись в холодочке Цербер привязан на цепочке, Трояким лая громко ртом. Цербер Енеевым приходом Во гнев был страшный приведен; Живущим на земле он родом Был очень много огорчен, И помнил твердо Геркулеса. В один раз бойкий сей повеса, Зашедши вдруг незваный в ад, Церберу задал поволочку И втискавши в пустую бочку Наделал тысячи досад. Увидевши еще живого Идуща с света молодца, Такого ж для себя худого Был должен ожидать конца; Озлобился и разъярился, И крепко заревев пустился Трояким зевом их пожрать. Еней Цербера испугался, К старухе крепко прижимался, Готовясь в аде погибать. Сивилла ж вовсе не робея Прямехонько к Церберу шла И полумертвого Енея Насильно за собой вела. В разинутые песьи глотки Бросала разные оглотки Вчерашних ужинных костей. Голодный пес, давно не евши, И вечно на цепи говевши, Был очень рад добыче сей, Оставя лай свой и ворчанье, Треглавый страж подземных стран, Забывши строго приказание, Как будто на вина стакан Ярыга с сильного похмелья, К костям пустился от безделья И храбро начал их глодать; Потом, желудок свой набивши, Приказ Плутонов позабывши, Лег крепко без просыпа спать. Еней увидевши, что можно. Без Опасенья им пройти, Пошел с Сивиллой осторожно По мрачну адскому пути. Бояся учинить проруху, Вел за руку свою старуху И потихохоньку ступал; Но вдруг услышал разны крики, Увидел чудеса велики, Каких и сроду не видал. Робята малые кричали На разны в аде голоса И отдыху совсем не знали В своем кричанье ни часа; Бесперестанно есть просили И матерей своих бранили, Которые им на подряд Жизнь даровали веселяся И наказания страшася Отправили по почте в ад. Мужья с ужасными рогами Без памяти шатались там, Большими собравшись толпами, Всех зол и бед своим женам От сердца чистого желали За то, что не спросясь послали Их в ад к Плутону погостить. Несчастные от рог сии тени Женам твердили разны пени, Не переставая их бранить. По стогнам адской сей столицы Бродили в горе и слезах Отчаянны самоубийцы. В кровавых пылких их глазах Видна была нетерпеливость, И необузданна гневливость Преследовала их и здесь. О жизни прежней все жалели. С охотой бы теперь стерпели Хотя бы в свете ад был весь, Беды, печали, скуку, голод, Несчастья, бедность и напасть, Вражды, раздоры, жар и холод, И тысячу хоть раз пропасть Теперь охотно б согласились, Лишь только б в свете очутились Опять попрежнему в живых. Но всё тогда уж было поздно; Во аде наказанье грозно Во веки не оставит их. Писатели стихов негодных, Которы в свете живучи Всех слушателей благородных, Как ночью мерзкие сычи, Всегда стихами заглушали, И до зареза досаждали Читанием парнасских дел, От всех здесь во презренье были И никого не находили, Кто бы послушать их хотел. В сей куче жителей подземных, Живущих в адской стороне, Еней увидел душ отменных, В любовном тлели что огне. Там Федра жалобно стонала, О Ипполите воздыхала, Которым пленена была; Прокриса своего Цефала Без памяти везде искала, Хоть от него и умерла. Дочь светла Феба Пазифая, Там в грусти лежа на боку, Несбыточным огнем сгорая Пылала страстию в быку. Ревела волком Ерифила, Котора мужа погубила Пославши на войну его. И Даодамия несчастна, К Зевесу бывши в свете страстна И смерть принявши за него. Меж сими женскими толпами, Томиться сосланными в ад, Еней вертя везде глазами, Нашел свой стародавний клад, Увидевши вдову Дидону. По древню щеголей закону И по манеру волокит Спешит к красавице проворно, Являя сердце ей покорно, И поклоняся говорит:  «Не стыдно ли тебе, красотке, «С отчаяния умереть «И столь молоденькой молодке «Зарезавшись в огне сгореть, «Любви несчастной ставши жертвой? «Какая польза в бабе мертвой «На свете том для молодцов? «Возможно ль с нею потешаться, «И с восхищеньем дожидаться «Веселых для себя часов?  «Мне сказано, что я причиной «Был злобной участи твоей; «Но знай, что строгою судьбиной «Мне было велено скорей, «Не тративши ни мало время, «Троянско взяв с собою племя, «В другую землю уплетать. «Я должен был повиноваться, «Со вдовушкой своей расстаться «И ехать горе горевать.  «Но ведай то, моя драгая! «Что я с тех пор всё тосковал; «И часто по тебе вздыхая, «Ни мало глаз не осушал. «Теперь сошедшися с тобою, «Никаковою уж судьбою «Не откачнуся от тебя. «Мы будем жить здесь припевая, «В забавах время провождая «Друг друга с нежностью любя». Дидона в мысли углубившись Не слушала сих страстных слов. Но вдруг всем взором искосившись Едва не лопнула с сердцов; Взглянувши на Енея грозно Сказала: «Нет, теперь уж поздно. «Ты с лясами не подъезжай. «Хотя в ногах валяться станешь, «Но здесь меня уж не обманешь; «Хоть к чорту в омут побегай». Потом оставивши Енея Ударилась в прискок бежать, И мужа своего Сихея Спешила поскорей сыскать; Чтоб он сейчас сему свояку Скроил по-свойски перебяку За всю его к ней бывшу лесть, И за его притворну ласку Порядочную задал таску, Стараясь ребры перечесть. Еней оставшись в удивленье И ждя себе больших хлопот, Стоял во страхе и смятенье Без памяти разинув рот. Седая ж кумская старуха Шепнув ему на оба уха, Сказала внятно потайком: «Что стал как пень? брось всю кручину. «Не стыдно ль, что тебя, детину, «Печаль зашибла о пустом? «Ступай скорей не тратя время «Потщися добрести к концу; «Иль я тебя схватя в беремя «Насильно потащу к отцу, «Как на поварню поросенка, «И как упрямого ребенка «Пред всеми в аде пристыжу, «Пойдем к героям стародавным «И удальцам троянским славным; «Я всех тебе их покажу». Лишь только речь ту окончала, Схвативши за ворот рукой, В собачью рысь тотчас помчала, Таща насильно за собой. Еней нагнувши с грусти шею, Шел упираясь за нею, Тужа по вдовушке своей. С Сивиллой спорить невозможно И обходиться осторожно Надлежит смертным с коргой сей. Прошедши несколько улусов По темной адской той стране, Где храбрых множество и трусов Купаются всегда в огне, Терпя не шуточные муки За всё то, что они от скуки Понакудесили в живых, Пришли в богатые покои, Где все отменные герои Сходились для забав своих. Еней не знал куда деваться От храбрых мертвых сих теней; С кем кланяться, с кем обниматься, И с кем об участи своей Успеть поговорить свободно? Героям исстари то сродно, Чтобы увидясь меж собой Отборными из лжи словами Похвастать славными делами И описать весь подвиг свой. Но вдруг увидел пред собою Еней большие их полки, Которы все к нему толпою, К шинкарке будто поляки, Со всех сторон шумя сбегались, Его приходу удивлялись, И вкруг его везде теснясь Всего глазами озирали, О всем подробно вопрошали, Друг перед другом торопясь. С поджатыми к грудям руками Как вкопанный стоял Еней И меж геройскими тенями Искал знакомых и друзей, С которыми всегда водился, На белом свете веселился, И часто взапуски гулял; И всматриваясь непрестанно Обрадовался несказанно, Что многих в сей толпе узнал. Увидел в них он Сарпедона, С которым в тесной дружбе жил, И Антенора и Медона, С которыми с похмелья пил. И между их Партенопея, Адраста, Главка и Тидея, Со множеством друзей своих. Забыл тогда все грусти скуки И распростря с восторгом руки Обнявши целовал всех их. Потом не мало удивился , И весь наморщил с грусти лоб, Когда пред ним тут появился Разбитый вдребезги Дейфоб. В исчерканной его всей роже И шорохом на взрытой коже Живого места нет нигде; В узор широкими рубцами С бесчисленными полосами Исписано кругом везде. Одет был не по-щегольскому, И только что не нагишом; И, к пущему несчастью злому, Ходил зимою босиком; На плечах нет ни кафтанишка; Разорванная епанчишка Чуть чуть держалася на нем. В слезах Енея обнимая. Едва мог рассказать рыдая О лютом горе всем своем. «Любезный барин мой и милый, «Удалый добрый молодец! «Ты был мне в свете не постылый «По самый смертный мой конец. «С тобой мы дружески живали, «В веселье время провождали, «Гони по шее всю печаль; «Мы так исправно куликали, «Стаканы только лишь бренчали; «Теперь мне дней тех очень жаль. «Ты знаешь, сколь бесчеловечно «Я был злодейкой умерщвлен, «Которою душой сердечно «Был крепко по уши пленен. «Она меня сюда послала, «Из света белого согнала. «Ты видишь, как я здесь хожу. «Поверишь ли, что от измены «Лукавой женщины Елены «Я здесь ярыгою брожу. «По смерти красика Париса, «Что пал под Троей на бою, «Сия пригожа Мирикриса «Зажгла всю душеньку мою. «Не могши овладеть собою «Я взял ее моей женою, «И с нею припевая жил, «Как мышь в сметане проклажался, «Любовью только занимался, «Но самым тем себя сгубил.  «Когда в конце осады Трои, «Наделавшей нам столько бед, «В которой многие герои «Большой сюда проклали след, «Ты помнишь то, что злобны греки «За пролитые ими реки «Троянской крови в ту войну «Коня большого взгромоздили «И в город к нам его втащили «Палладе за свою вину.  «Я спал тогда с женой в постеле «Не помышляя ни о чем; «Была рубашка лишь на теле; «Случилось ночью то, не днем. «Стремглав Елена вдруг вскочила, «Сказав мне, будто позабыла «Свечу в гостиной погасить. «Я ей не отвечал ни слова; «Но та была уже готова «Меня как муху погубить.  «Я ждал ее к себе не мало, «И начал крепко уж скучать, «Как будто сердце предвещало, «Что смерти мне не миновать. «Вдруг отворились в спальню двери; «Вбежали греки будто звери «И начали меня тузить «Кому что ни попалось в руки. «От сей бесчеловечной муки «Я послан здесь во аде жить.  «Но ты, детинушка удалый! «Скажи, зачем пришел сюда? «Здесь гость доселе небывалый! «Не таковая ж ли беда «Превратной в свете том судьбою «Стряслася там и над тобою «От щедролюбных добрых жен? «Скажи мне: что бы за причина, «Что ты, живой еще детина, «Сюда к нам в гости приведен? Еней Дейфобу подноготно Беды свои все рассказал; Как греки их тузили плотно И как из Трои он бежал, Как по морям везде шатался, В любви с Дидоной проклажался И не простяся с ней уплел; Как по отцовску приказанью Ко дружескому с ним свиданью Сюда с старухой сей прибрел. Меж тем как плотно завирался Щеголеватый наш Еней И без оглядки в даль пускался Многоречивостью своей, Румяна утрення Аврора Влезая вверх из-за забора Выглядывала мордой всей; Четверку лошадей впрягала, Путь Солнцу в мир приготовляла Тащиться по пятам за ней. Старухе было то досадно И чересчур непонутру, Что заврался Еней не ладно. «Я скоро нос тебе утру,— Рекла она ему в задоре,— «Ты размололся на просторе, «Некстати и не в добрый час; «Брось к чорту ты сего Дейфоба; «Иль мы с тобой погибнем оба; «Взъерошат здесь хоть и не нас». Дейфоб, Сивиллы испугавшись, Не рад был встрече земляка. Скорей плотнее подобравшись Как будто кошка с чердака Лизнул от них прочь без оглядки, По ляжкам только лишь пятки Щелкали барабанну дробь, Боялся, чтобы бабьи руки Не вздумали ему от скуки Задать еще в прибавок скорбь. Потом не мешкав ни минуты В дальнейший с ним пустились путь, Где адские приставы люты Изволят грешных плотно дуть. Столица грозна там Плутона, Который с тартаровска трона Умерших судит всех теней: Достойных щедро награждает, Плутам же казнь определяет По адской строгости своей. Честных людей там провожают Во Елисейские поля, Где пьют они, едят, гуляют; И благодатна там земля Цветет лишь виноградом зрелым, И ярым хмелем самым спелым; Ручьи не ключевой водой Людскую жажду утоляют, Но медом, пивом протекают, Вином и водкою двойной. Не видно спорщиков сварливых, Не встретишь злобных там людей, Не слышно стариков брюзгливых, И криводушных нет судей. Бессовестны заимодавцы, Кащеи, хищники, лукавцы, Не смеют заглянуть туда, Одни лишь только люди честны Бывают в той сторонке вместны, И веселятся там всегда. Нечаянно вдруг оглянувшись, Еней как обвареный стал И с удивлением ужаснувшись Что видел, сам того не знал: Узрел он замок и палаты, Где башни, стены, рвы, раскаты Из дорогих лишь хрусталей Глаза людей всех ослепляли, Сверкали, брезжились, блистали, Различных сотнями огней. Горящей серой и смолою Вокруг тек быстро Флегетон; Шумел он сильно так волною, Что в воздухе стоял лишь стон И страшны вои раздавались; А берега все испещрялись Репейником и беленой, Полынью, терном и дурманом, Волчком, крапивой и бурьяном И всякою травой дурной. Грызунья злобная Ягая Разинувши широкий рот, Стояла крепко не смигая На карауле у ворот; Вся опоясана цепями И с ядовитыми змеями, Шипящими на парике. Усмотрит лишь кого та глазом Одним как муху сплющит разом Сожмя в одной своей руке. Была то страшна Тизифона Которая несчастным всем Давала сильного трезвона В остервенении своем. Сия ехидная старуха Спины, боков, висков и брюха Не разбирала никогда; Варганила их всех ремнями В реку свергала верх ногам И потопляла навсегда. Как летом без воды в загоне Коровы с голоду мычат, Как рыба прыгает в затоне Как свиньи бегая визжат Перед ненастною погодой Так мучимые Тизифоной Страдая от ее тузов, По всем углам везде скакали Ревели, вопили, кричали, Произнося тьму бранных слов. Еней всему тому дивяся Как будто в лихорадке был, И ко Сивилле обратяся С покорностью ее просил, Чтобы ему, сынку названну, Ту небылицу несказанну Растолковала прямиком, За что своею всею силой Своей старушке кумской милой Отслужит не шутя потом.  «Я всё тебе,— она сказала,— «Как на ладонке покажу; «И сказку всю сию сначала «Поподноготно расскажу, «Ни крошечки не утаивши. «Гекате верно я служивши «В ключах без мала сотню лет, «За всю мою усердну службу «Вошла в теснейшу с нею дружбу, «Какой еще примера нет. «Плутоново подземно царство «Геката показала мне, «И мрачно адско государство, «Где люди все горят в огне. «Везде меня с собой водила; «Все здешни тайности открыла, «Которые известны ей, «Я всё тебе теперь открою, «И ничего никак не скрою, «Что знаю за душой своей.  «Смотря из-под бровей сгущенных «Как будто на часах драбант, «На креслах кровью позлащенных «Сидит угрюмый Радамант; «Всех в аде судит он и рядит; «Кто прав, тех по головке гладит, «А виноватых тормошит «Без милости всех и пощады, «И никакой для них награды «Во веки вечны не сулит.  «Ко смерти он не осуждает «Своим решеньем никого; «Но муки тяжки налагает «Несносней ада самого. «Сечет всех, вешает, бичует, «Клеймит, бьет, жарит, колесует, «И деревянною пилой «Пилит, и с гор крутых свергает, «И поминутно окропляет «Горячей серой и смолой.  «Низверженные верх ногами «С высоких гор вниз кубарем «Неведомыми чудесами, «Как будто не были ни в чем, «Являются на прежне место. «Как блинно на опаре тесто «Их кожа бухнет и растет; «Иссеченное заживает «И к новым ранам поспевает; «Им отдыха ни мало нет. «Здесь мучится за все проказы «Честолюбивый Салмоней, «Имея все в себе заразы «Несносной гордости своей, «Титей, ужасный мужичина, «Рослее всяка исполина, «Растянут в кольцах здесь ревет «Вой страшный с криком испуская; «К нему ворона прилетая «Целком клочками печень рвет,  «Тантал голодной смертью тая «Пустое должен лишь глотать, «На ествы набранны взирая «Не может ничего поймать; «Он сколько рот ни разевает «И как прилежно ни хватает, «Но на зуб ничего нейдет; «Качается всё над усами «Большими жирными кусками, «А в рот никак не попадет.  «Нежалостлива Тизифона «На муки все их не смотря, «Во исполнение закона «Плутона, своего царя, «Сечет живыми их змеями, «Которы острыми зубами «Кусают их и тормошат. «Сестры ее, такие ж корги, «Толико ж для несчастных строги, «Всех с нею взапуски тузят». Еней стоял развеся уши, Сивиллу слушая свою, Как в аде злые мертвых души За шалость с резвостью свою Трезвоны плотны принимали, Что только кости лищь трещали, От Тизифониных плетей; Всему тому весьма дивился, Как небывальщине чудился, Но принужден был верить ей, Меж тем как корга напевала Енею сказки своему, И толковито научала Обычью адскому всему,— Ворота замка отворились, И взору странников явились Различных тысячи чудес. Еней к старухе прижимался, И в изумлении кривлялся, Как перед завтренею бес. Сынка Сивилла ободряя, Сказала молодцу: «Небось! «К чему в тебе боязнь такая? «Пожалуй страх ты весь отбрось «И кинь из сердца всю кручину. «Тебя, удалого детину, «Я здесь в обиду не отдам. «Плутон, стран здешних воевода, «Узнавши, ты какого рода, «С отменной честью встретит сам.  «Покамест же, чтоб не напрасно «Нам время попусту терять, «Жилище здешне всё ужасно «Хочу по пальцам рассказать «Тебе, сердечному дружечку, «И как несмысленну овечку, «Незнавшую еще волков, «Во всем порядочно наставлю «И ни пылинки не оставлю, «Чтоб ты на всё мог быть готов.  «Ты видишь дым густой клубками «Выскакивающий с огнем. «С пятьюдесятью головами «Недремлющ сторож в замке сем «Поставлен вместо гарнизона; «И в замок адского Плутона «Живых не впустит никого, «Разинув рты все по аршину, «Сжигает всех так как мякину, «Не оставляя ничего. «Теперь я думаю что можно «Тебя Плутону показать; «Смотри: готовься ж ты как должно, «Чин чином пред него предстать; «А царства адского княгине, «Жене Плутона Прозерпине, «С учтивостию щегольской «На цыпочках шагнув поближе «И поклонялся ей пониже «Поднесть сучок наш золотой». Еней таращил нараспашку И раздирал свои глаза, Их протирая об рубашку, Но ни малейшего аза Не мог приметить пред собою. Сумрачной было то порою В осеннюю претемну ночь; Герой наш не видал ни крошки, Хоть пялил все глаза как плошки, И разевал их во всю мочь. Старуха молодцу сказала: «Тебе, мой друг, я верю в том; «От света самого начала «Еще во смертном ни одном «Столь быстра не бывало зренья, «Чтоб выдти мог из ослепленья, «И видеть в здешних всё местах; «Все люди страждут слепотою, «Ни зги не видят пред собою, «Мерещится у них в глазах. «Дворец Плутонов перед нами; «Тотчас, как видишь, будем в нем, «Искусные Циклопы сами «При архитекторе своем, «Вулкане старом хромоногом, «По времени довольно многом «Его сложили на подряд «С искусством лучшим и отличным; «Плутон же серебром наличным «Платил им сам за каждый ряд». Сивилла за руку схватила Енея старою рукой, И поневоле притащила Слепца как будто за собой. Шагов десятка два прошедши, Почти уж под стену пришедши, Едва не стукнулися лбом. Потом на цыпочках шагами Повсюду шарили руками, Найти чтоб дверь в Плутонов дом. Еней как можно прибодрялся Перед Плутониху предстать И щегольски приготовлялся Ей самолично ветвь отдать, Похвальну сказочку сказавши, Котору кое-как собравши Скропал из разума всего. Но к горести его, беде, кручине, К богине адской Прозерпине Не допускали никого. Меж тем вошли они в чертоги Плутона, адского царя; На чудеса дивились многи Вокруг себя везде смотря. В глаза что им ни попадало, Всё их смущало, удивляло, И выводило из ума. А корга хоть Сивиллов роду, Прошла везде сквозь огнь и воду, Дивилася ж тому сама, Великолепных всех уборов Пространна адского дворца, Чудесны что для смертных взоров, С начала всех и до конца Никак пересказать не можно. Виргилий лишь один не ложно Старался нам их описать. Не можно вздумать то умами, Ни написать пером словами Ни в сказках бахарских сказать. Здесь хлеба черства оржаного Умерши тени не едят, И на стакан вина простого Ни мимоходом не глядят. Цо для забавы и утехи Медовы прянишны орехи С коврижками всегда грызут; Горячу жжонку подпивают, Калачиками заедают И самоварный сбитень пьют. Не видно здесь людей докучных, И не бывает вовсе драк; Рассказчиков нет глупых, скучных, Драчливых пьяниц, забияк; Хвастливых лживых самохвалов И бойких щоголей нахалов Туда не впустят никогда. Старухи злобные ревнивы, Брюзгливы старики ворчливы Исключены здесь навсегда. Когда случится жар жестокой В дни летни в государстве том, В реке широкой и глубокой, Текущей пивом и вином; Кто хочет хоть весь день купайся, По горло сидя проклажайся, И как угодно веселись. Плыви снетком, иль тюленями, Или ныряй на дно нырками Или плескаяся резвись. Кто в свете до чего охоту Имел, когда еще был жив, Тот не входя совсем в заботу Свободно время улучив, Тем до упаду наслаждался; Как будто в масле сыр катался, Лишь отдувался от забав; Как только в мысли что попало Тотчас перед тебя предстало: Не мучься понапрасну ждав. Прожора ел за обе щеки, Напихивая полон рот; Плясун поджавши руки в боки Скакал, как сумасшедший кот; Охотник ловлей наслаждался И лаем гончих восхищался; А волокита молодой Везде себе встречал красотку, Пригожу девку иль молодку, И жар тушил любовный свой. Певец на лире многозвучной, Или по-русски на рылях, Орфей проводит век нескучной Во адских живучи странах; В восторге сидя балабонит, И всею пятерней трезвонит, Гремя мазилкой по струнам; Наигрывает разны песни С Бутырок, Балчуга и Пресни, Что слышал там по кабакам. Строители сгоревшей Трои Сидя между собой в кружку, И все троянские герои При бережечке на лужку Без скуки время провождают. Друг с другом важно рассуждают, О старобытных временах: Как в стары годы воевали И подзатыльники давали Рукою плотной на воинах Неутомимы стихотворцы Собравшись в кучу меж собой Как самы храбры ратоборцы Держали преужасный бой, Не копьями и не мечами, Но неисчетными стихами Друг друга крепко по ушам Без умолку всегда щелкали; Безостановочно читали, Кто мог лишь что придумать там. Рифмач Музей из всех смелее, Оставя рыцарей своих, Проворным шагом поскорее, К невесте будто бы жених, Манежным скоком подбежавши К старухе кумской и пожавши Иссохлу руку у нее, Спросил: какая бы причина, Что с нею молодой детина Жилище посетил сие? Сивилла от него не скрыла, Для важности какой большой Сюда Енея притащила Во адские страны с собой. Пришла с Анхизом повидаться, Чтоб от него ума набраться Любезному сынку его. Он въяв ему в глаза покажет, И подноготно перескажет, Ему напредки, ждать чего. Музей с почтеньем поклонившись Весьма учтиво отвечал; И с ними вместе в путь пустившись Сопровождать их обещал, Не требуя от них заплаты, Плутона в адские палаты, И путь им к оным указать; Желая также на досуге Плутону и его супруге Поклон стихами защипать. Казалося весьма не ладно Енею вместе с ним идти. И думал, будет что накладно Иметь товарищем в пути Назойлива стихов писаку. Боялся, не вплестись чтоб в драку, Вошедши с ним за рифму в спор. Из опытов он ведал ясно, Что часто рифмачи напрасно Приходят за ничто в задор. Отправя от себя Музея Не топавши опять назад, Пошел с старухой не робея Чрез плодовитый адский сад К одной горе крутой высокой, С которой весь лужок широкой Могли они обозревать; Взлезая на гору потели, И взлезши вкруг везде смотрели, Анхиза чтоб не прозевать. Анхиз гуляя по долине Задумавшись тогда ходил, В жестоком горе и кручине Везде умом своим бродил, О сыне только помышляя И на свиданье ожидая По приказанию своему. Не ведал, что бы удержало, И прибрести сюда мешало Сынку на пару слов к нему. Но вдруг на гору обративши В задумчивости смутный взгляд И вверх глаза свои открывши Как будто празднику был рад Увидя своего Енея; И мешкать более не смея, Спешил к нему в собачий скок Проворной самою походкой; Чтобы с Енеем и с молодкой Поговорить хотя часок.  «Не стыдно ль, милый мой дружочек! «Что я тебя так долго ждал? «Я думал, что ты, мой сыночек, «Совсем уж без вести пропал «И с кожею и с головою, «Таскаясь крепко за вдовою «Во Карфагене не путем; «Боялся я того не мало, «Чтоб в голову тебе не впало «Жениться в бешенстве твоем.  «Давно тебя здесь ожидая «Не раз один с ума сходил, «И рок несчастный проклиная, «Венеру и тебя бранил «Отборными в сердцах словами. «Теперь увидевшися с вами «Всё горе бывше позабыл, «Не помня прежнего ни мало. «Судьбине знать угодно стало, «Чтоб ты отныне счастлив был.  «Поди ж ко мне не тратя время; «К чему пустое нам болтать? «В тебе мое я вижу племя; «Отцовски дай себя обнять, «По дружески расцеловавши. «Тебя так долго не видавши «Я был в боязни не шутя; «Чтоб ты, дружок, не зарезвился, «И в шалости бы не пустился, «Как избалованно дитя». Еней на старика взирая От радости стоял немым; В беспамятстве совсем не зная, Что делать с батюшком своим. Но вдруг потом в себя пришедши, И полны слез глаза возведши На ту почтеннейшую тень, Хотел плотнее ухватившись, Руками крепко уцепившись, Держать обнявши целый день. Но к пущей горестной печали Анхиза и его сынка Тогда лишь только то узнали, Живая что ничья рука Обнять не может тени мертвой. Анхиз соделавшися жертвой Злой смерти острыя косы, Не мог никак обнять Енея, И от досады весь потея Смочил слезами все усы. Но как такой его кручине Ничем не можно пособить, Решился, чтобы наедине С сынком своим поговорить И дать подробно наставленье, Что будущих времен в теченье Случится с племенем его; Какие выдут в свет потомки, И все дела их славы громки, Не покрывая ничего. Тогда случились в аде святки, И все играли ворожбой; Анхиз же был не без догадки; То вздумал взять его с собой В святочну бабью вечеринку, Чтобы троянского детинку Повеселее угостить; Дабы ему в стране Плутона В веселостях быть без урона, И время всё шутя прожить Святочные во аде ночи Текли в гульбах все и пирах; Гуляли все что было мочи, Шумя на разных голосах; Девичьи шайки многолюдны Кричали песенки подблюдны Загадывая меж собой; Борису свадебку играли; Жгутом Игумна прогоняли, Резвились в Фанты, Шемелой. Зажегши спичку иль лучинку, Передавали ту вокруг, Играя оною в курилку Покамест не погаснет вдруг; С разбега на снежок ложились; Мужчин прохожих торопились Об имени скорей спросить; Сбирали разные игрищи; Ходили в баню, на кладбищи, В конюшню, в курник ворожить. Анхиз то ведал достоверно, Что сей святочной ворожбой По правде истинной наверно Узнает всяк весь жребий свой, И что кому вперед случится, Как на ладонке все явится, К Енею обратясь сказал: Ступай, мой сын! скорей за мною; «Я позабавлю вас игрою, «Какой ты сроду не видал». Приведши в девичью пирушку, Енея тут же посадил; И взять его в свою игрушку С поклоном девок всех просил, Чтобы, как знают, погадали, И правду всю ему сказали: Что в будущие времена Должно с сынком его случиться? Какие от него родиться Должны на свет сей племена? Одна была из всех резвее Девиц и баб в игрище том, Драгуна всякого смелее, И никогда нигде ни в чем Стыда и совести не знала И без запинки отвечала, О чем ни спросит кто ее; К Анхизу с бодростью прибегши И на ухо ему прилегши, Сказала мнение свое: «Как я еще была живою, «То, помню, в наших городах «Считали лучшей ворожбою «Молоть иголку в жерновах. «Иголка прямо всё покажет, «И досконально всё расскажет: «Чему событься или нет, «Кому вдоветь, или жениться, «Быть в счастье, или утопиться, «И сколько на земле жить лет?» Анхиз бесспорно согласился Сие гаданье испытать; Еней же очень суетился Свою судьбину всю узнать. Иголку девка та сыскала, Енея к жерновам примчала, И приказала их вертеть. Еней трудился тут немало, В нем сколько силы доставало, И принужден был весь потеть. Анхиз и думская старуха И добрый молодец Еней, Услышали на оба уха От молотой иголки сей Пискливый звонкий бабий голос. Взъерошился их дыбом волос, От чуда страшного сего; Но девка тут же к ним присела И слушать пристально велела Не опасаясь ничего. Иголка в жерновах скрыпевши Ворочалась на все бока, И вдруг как песенку запевши Сказала им из далека: «Покиньте попусту крушиться! «Потомство сильное родится «Енею в скорых временах. «Построят града Рима стены, «И преужасны перемены «Наделают во всех странах.  «Но всех имен никак не можно «Теперь тебе пересказать; «Но верь, что всё сие не ложно. «Всем светом будет обладать «Твое из Латии потомство; «И молодецкое геройство «Везде по всем земли углам «Покажет сильною рукою; «Всё попленит везде собою, «И забурлит по всем местам.  «Однако ж и тебе, герою, «Не должно долго здесь гостить, «Чтобы от здешня перепою «Себе вреда не приключить. «Ступай не мешкав, убирайся! «Со стариком своим прощайся, «Покамест жив еще и цел. «Не стой здесь попусту зевая; «Старайся время не теряя, «Чтоб ты здесь вовсе не засел». Анхизу больно не желалось Расстаться со своим сынком; С досады сердце надрывалось; И мыслил только лишь о том; Но с участью не можно драться, И надобно повиноваться Сурову жребью своему. С Енеюшком простясь любезным, Его целуя с током слезным Пошел путь показать ему. Вон вышедши Еней из Ада Поверх земли на белый свет, Отцовского лишился взгляда На множество грядущих лет; Побрел тихонько на лужайку, Где всю свою троянску шайку Себя оставил дожидать. Соделавшись тогда смелее, Большою рысью поскорее К своим старался поспешать.

Часть 4-я

Песнь 7-я Каким образом храбрый витязь Еней пристал в Италию, и как от царского сна и за постельну собачку возгорелася война.

«Как едки трои не посутчишь, «Так на тошне заживотит; «На всем нытье ты зажелудчишь «И на ворчале забрюшнит. «А если позубит жевало, «Не засердчит уж тосковало, «И все уйдило прочь сгрустит; «Сбедятся кучи все в забудку, «Скручинишь всю свою избудку , «И улетило сголодит. «Но что пустячить нам звонилом? «Звенильцом лучше замошнуй «К чему полтиниться скупилом? «Жалелом так ты не рублюй. «Поденежи меня давальцом, «То поумлю я раскидальцом; . «Рассказы посудьблю всем вам: «Что спередить с тобой в случиле? «И как ты должен угодиле «Юнонить и Минервить сам?» Здесь скажет, может быть, читатель, Что так не кстати тарантит Енея нашего писатель? Он вздором нас не удивит. С билибердною гиль чухою И с непонятной шабалою Видали мы и без него. К чему тарабарские враки? Дела Енея-забияки Хотим мы слушать от него. Пожалуй погоди немного, Читатель! и не вдруг сердись; Поспешно не суди так строго, Но прежде с мысльми соберись И рассуди умом прилежно. Всё то на свете неизбежно, Чего не можно миновать. Бранить меня ты перестанешь, Когда подале не устанешь, Стихов десяток прочитать. Сивилла баба не простая, Отличная от женщин всех, И чина жреческа Ягая, Не станет говорить на смех И языком обыкновенным, Но громким, пышным и отменным, В невразумительных словах, Чтоб речью ей такой своею Со всею сволочью Енею Внушить почтение и страх. И для того столь кудревато Отборным штилем в изворот Так бредила замысловато. Еней стоял разинув рот Слова ее на ум хватая; Но ни чего не понимая Не знал совсем как с нею быть, Однако ж рук ее кривлянье Оказывали всё желанье, Что ей хотелось подловить.    Не мешкавши тогда ни мало Стараясь услужить ей в том, Прощанью первое начало Своим он сделал кошельком, Который со благоговением И с должным жрице сей почтеньем Ей тихо в руку положил. Она же вдруг проворно с маху Усердно ёмь его да в ляху, Как будто он не тут то был. Потом простившися с Ягою Старался поспешать в свой путь, Попутной чтоб скорей волною Верст сотни две им угребнуть Но прежде своего похода, Дабы тем у всего народа В отменную любовь придти, В поминок няньке козу мертву Гекате посвятил на жертву, Чтоб горя не было в пути. Суда лишь только отвалили От берегов подале прочь, Вдруг ветры сильно забурлили И грозная настала ночь; Суда как мячиков швыряло, И так бессовестно качало, Что на ногах не устоять. Троянцы все развеся губы Чуть не разбили с дрожи зубы; Не знали что тогда начать. Но небо сжалясь их бедою Зефиров всех на почтовых Послало дуть чтоб над водою И бурю отогнать от них. Собравшиеся в страшны тучи Громовые сердиты тучи Пропали вдруг из вида вон; А месяц вытараща очи Светил им сколько было мочи; Утих троянский жалкий стон. По мачтам паруса надулись; Суда летели как стрела; Троянцы с робости очнулись; Струя вертелась как юла Позадь руля за кораблями В кривых извилинах волнами... Но не прошло еще часа, Завыли все ручьями в оба, Как на погосте подле гроба Крестьянски бабы в голоса. Троянский кормщик побледневши Ничком на палубу припал, Потом от робости хрипевши Нелепым голосом визжал; Как рыба об лед бедный бился И ошалевши суетился; Кричал: «Теперь-то берегись! «Пропали мы без повороту «Как от солдат жиды в субботу, «И нет возможности спастись. «Чертовский остров перед нами; «Нельзя его никак пройти. «Теперь голов нам над плечами «Здоровыми не унести. «Цирцея здесь, дочь ясна Феба, «За колдовство изгнанна с неба. «Изволит в заточение жить. «Кто ей ни попадется в руки, «Того тотчас она от скуки «В животных вид перерядит. «Красавец делался уродом, «В ее волшебничьих кохтях; «На четвереньках скотским ходом, «Иль верх ногами на руках «Начнет ходить здесь всяк проезжий; «Иной под шкурою медвежей «Заставлен от нее реветь; «Иной мня действовать руками, «Порхая хлопает крылами:, «И птичьим свистом должен петь. «Здесь англинский милорд надменный «Поёт гагарой на суку; «А нидерландец в крюк согбенный «Кричит сквозь нос кокореку; «Французы собравшись кружками «Борзыми резвятся щенками; «Голландец же забившись в грязь «Лягушкою в воде клокочет; «И тонко горлицей хохочет «Изнеженный германский князь. «Гишпанец в гордости раздувшись «Ходил индейским петухом, «Ступал ходой не спотыкнувшись «Хвост расщеперя колесом. «Тирольцы же и савояры «И прочи римские бояры «Шипя, мурлыча и ревя «Коверкались как обезьяны, «Плясали, пели как цыганы, «Ползли оборотясь в червя. «Что делать нам в таком несчастье, «И чем злу горю пособить? «Пускай бы нас опять в ненастье «Волнами стало колотить; «Лишь только бы от злой Цирцеи «Свои нам по здорову шеи «Как можно дальше унести «И не остаться здесь зверями. «Беды сидят здесь над бедами; «Кто может нас от них спасти?». Беду ту видя неминучу Удалый молодец Еней, Собравши всех троянцев в кучу В каюте убранной своей, И там схватясь полой за полу: Над бурей старосте Еолу Велел произносить мольбы; Чтоб он их в нужде не оставил, И в сторону оттоль оправил Избавя их от злой судьбы. Еол, услышавши моленье Отчаянных троянцев сих, Тотчас дал строго повеленье: И бурный ветер вдруг утих. А между тем перед зарею Со всею чернотой своею Оканчивалась темна ночь, И солнечны лучи являлись, С востока кверху поднимались Гоня собой потемки прочь. Поверхность вод морских стояла Как будто гладкое стекло. Печаль в троянцах вся пропала И горе с сердца отлегло; Исчез у них весь ропот смутный; Подул им в спину ветр попутный И прочь от острова погнал. Троянцы в духе освежели, Присевши песенки запели, И всяк ни в чем как не бывал. Пригрянув дружно по-гребецки, От вёсел только стон стоял; Всяк взапуски по-молодецки Из всех кишок приналегал Друг друга в том не выдавая. Еней по палубе гуляя В даль очи ясны простирал, Все замечая рвы, лесочки, Поляны, горы и кусточки, И ничего не пропускал. Потом как-будто взбеленяся Вдруг витязь наш осатанел, 3апрыгал всячески бесяся И рот разинувши смотрел, Указывая всем руками На устье речки меж кустами, Крича, чтоб к ней приворотить. «Вот Тибр река нам обещанна! «И вот земля обетованна, «Где будем мы спокойно жить…» Суда поворотя кормилы Направилися к тем краям Гребя из всей геройской силы, Еней не уступал и сам В работе никому ни мало. Потом как к берегу пристало Всё войско беглых сих троян, Еней сказал: «Богов веленье «Дает всё в наше здесь владенье; «А я здесь вельмовластный пан !..» Читатель! здесь приготовляйся Услышать странны чудеса; Страшись, робей и восхищайся. Чего не зрели небеса, То ты увидишь пред собою. Что нам предписано судьбою, И я то не перешагну. Большое чудо должно статься, Когда два молодца бранятся За землю или за жену. О Марс, головорез исправный, Охотник сечь, палить, рубить! И Геркулес, детина славный! Потщитесь здесь мне пособить, Военным штилем и по-свойски Все описать дела геройски, Отчоску, рубку и трезвон; Как здесь троянцы работали, Латинцев плотно оплетали Тузя без дальных забобон. А нежно Еввино отродье! Созданное лишь для того, Чтоб не лишилася в безродье Земля живущего всего! Вы все у нас нетерпеливы, Слезливы, робки и пужливы; И для того прошу вас всех Перепрыгнуть сии грозны строки, Которые для вас, жестоки И не найдете в них утех. В то время над Латинским царством Владел латинский царь Латин, И всем пространным государством Спокойно управлял один. Все люди без заботы жили; Бояре бедных не давили; Судьи с людей не драли кож; Мотали моты понемножку, Тянули по одежке ножку; Был всякий на себя похож. Латин был роду не простого. Марика, мать его, влюбясь В красивого божка лесного, И дружелюбно согласясь, Пустила в свет сего сыночка, Надеяся, что выдет дочка От жаркой Фауновой любви. Сей Фаун произведен был Пиком, Который был хотя шит лыком, Но из Сатурновой крови. И так он был, хотя не близко, Олимпским жителям сродни; И для себя считал всё низко, Простые бары где одни И не юпитерской породы. Женат он был уж многи годы Трудясь во всю супружню мочь; Но видно с зависти Луцина Ему не подарила сына И даровала только дочь Но дочь сия была и девка, Отменная от прочих всех. Резвиться с нею не издевка, Отведает всяк с горем смех. Она была как холь и нега. Лицо ее белее снега, А щечки будто маков цвет. Росла, стройна, свежа, красива Приступа всем и не спесива И было уж осьмнадцать лет. На лакомый такой кусочек И нехотя разинешь рот; Зачешется небось усочек И мигом подведет живот; Развесишь от зеванья нюни; Покажутся на губе слюни, И поневоле дрожь проймет; Заёкает как от испуга Сердчишко будто от натуга. Ничто на ум уж не пойдет. Такую дочку драгоценну Какой ни вздумать ни взгадать, Как невидальщину бесценну Лелеяли отец и мать. Довольно молодцов пытались И у дверей ее стучались, Чтоб как-нибудь да подцепить Принцессу ту на свойску удку, И ту пригоженьку голубку Себе женою снарядить. Но матушка ее Амата Старинных баба лет была, Ее ценила пуще злата, Как порох в глазе берегла. Искала жениха прямого, Увесистого, молодого, Судя о дочке по себе; Чтоб ей не мыкать с мужем горе И не остаться бы в позоре; Но быть довольной по судьбе. Хоть сваталося к ней и много Прямых нарядных женихов, Но мать их выбирала строго; Всё был по дочке не таков, Какого бы для ней хотелось. Лишь Турну одному сумелось Амате как-то угодить. Амата Турна полюбила И непременно положила, Чтоб на Лавинии женить. Сей Турн владел у них в соседах И был Аматушке знаком; На многих с многими беседах Везде являлся молодцом И не трусливого десятку. Амата взяв сие в догадку, Что столь детина удалой Для дочери ее полезен, И будет верно ей любезен Не попусту имев женой. Но не хвались на рать пошедши, Пословица у нас идет, А с рати похвалися шедши. Превратен стал весь ныне свет. Что есть в руках, то только наше; А в людях видишь хоть и краше Но надобно еще достать. А наперед что загадаешь И что зараньше полагаешь, Того никак не окончать. Судьбина девка своенравна, Всё делает по-своему, Всем пакостит она издавна, У ней нет спуска никому. И здесь как будто мимоходом, Царице и со всем содомом Досаду крепку навела, Переверня ее желанье Совсем в другое окончанье, Чего и в ум та не брала. Латину как-то с перехмелья Пригрезился неловкий сон, В котором божески веленья Как въяв понятно слышал он: Чтоб дочку ту свою, невесту, В замужество он ни к какому месту Пристраивать не поспешал И тем никак не торопился; Но дожидался б, чтоб явился Троянский молодой нахал. Назначено то так судьбою, Чтоб сей приезжий молодец Имел ее своей женою, И с ней пошедши под венец Остался б в Латии роднею. Сей князь владеть здесь над землею Издавна предопределен; Распространит ее границы За самы дальные станицы, И всех возьмет соседей в плен. Царь утром ото сна проснувшись Глаза спросонья протирал, И кое-как поочунувшись, О сновиденье помышлял Не позабыв его ни мало. К тому же и давно начало Предчувствия уж было в нем Различными знаменованьми И жреческими предвещаньми О зяте будущем своем. Однажды при закладке дома (А прежде жил он в шалашах) При страшном ударение грома Нечаянно при всех глазах На месте том, где рвы копали И стены дома назначали, Возрос лавров зеленый куст, Издревле посвященный Фебу. Вскричали все: угодно небу, Чтоб дом Латинов не был пуст. Потом опять, как миновало Кусту сему с десяток лет И дерево большое стало Нося на длинных сучьях цвет, Не знаю по какой причине На самой вдруг его вершине Привился мимоходом рой. Друг другу люди все шептали, Что пчелы счастье означали И изобилие собой. Так водится всегда невесте И девке зрелых взрослых лет Ходить с родителями вместе Кто в гости их ни позовет. На пир однажды пребогатой Идя с Латином и Аматой Соделалося чудо с ней. Все пукли разом возблистали, На волосах лучи сверкали Различных пламенных огней Все люди взапуски взметались Чтобы огонь тот потушить Но тщетно все они старались Свое усердье в том явить; Огонь тот, сделавшись веночком Обшед кругом вертясь вьюночком, По лбу, по темю и вискам, Потом в клубок большой собравшись И без вреда с ней распрощавшись Наверх поднялся к облакам. Вельможи, знать вся и дворяне, Седобородые жрецы, Купцы, подьячи и мещане, Все книжники и мудрецы, В глазах то чудо видя ясно, Кричали шоптом громогласно, Оно что даром не пройдет И что судьба рекла уж гневна, Что девушка сия царевна Довольно крови попрольет. Латину таковы приметы Не больно были по нутру. На стары несмотря он леты В один день рано поутру Идти задумал ворожиться, О всем подробно изъясниться С родимым дядюшкой своим, Который жил во пустоплесье, И во пустынном чернолесье Был славен колдовством своим. Он всякому поподноготно Не заикаясь предвещал, И за труды свои всех плотно Весной как липку обдирал. Латински древние народы В непросвещенны стары годы В знак благодарности своей Его пожаловали в боги; И со приносом жертвы многи Курились у его дверей. Сей Фаун Латину бывши дядя И в самой близости родня, Привыкши на подарки глядя И от него того же дня Надеялся попощечиться И думал, что перевалится На магарыч ему с атгын. Но царь пришел и нему с голями, Надеясь, там что над лесами И он такой же господин. Не рад был Фаун сему приходу, Боясь, чтобы не стал народ Сию безденежную моду Хранить и впредь из рода в род; Но помня всё родство и дружбу Решился колдовскую службы Для родственника своего Со всею точностью исправить, Во всем порядочно наставить От сердца чистого всего. Разгладя бороду с усами, Утерши кулаком глаза, Щелкнул скрипнувши он зубами, И по лбу дал себе туза Десницы сильной пятернею; Потом взяв шуйцею своею Латина за руку, пожал Легонько, сколько было мочи, И выпуча с задора очи Такую речь ему сказал:  «В реке не испытавши броду «Идти не суйся в быстрину; «Наквасишь потонувши воду, «Юркнешь как рак во глубину. «Не скоро к делу торопися, «Но прежде знахарей спросися «И по совету их ступай. «Не больно с Турном ты якшайся, «В родню к нему не вдруг вплетайся «И свадьбы сей не затевай.  «Кому ты, глупая скотина! «Задумал дочь свою отдать? «Какого проку от латина «Себе напредки можешь ждать~ «И самый лучший из латинцев «Как будто огурь из тавлинцев «Того и смотрит чтоб стянуть «Отбрось ты Турна мужичину, «Сыщу я лучшего детину «И дело всё пойдет на путь. «Мне будущее смертных время «Известно въяве наизусть. «3най то, что турновское племя «Собравшися в кружок под куст «Бродя жить будет по-цыгански. «Коль хочешь ты, чтобы по-царски «Твоя Лавиния жила, «То свадьбою не торопись, «Но зятя пришлого дождися «Кого судьба ей избрала». Богиня Фама без умолку Болтает всё, везде, о всем; Кричит разиня рот без толку, Что делается в свете сем. Хоть крошечку что где случится, У ней тот час на то родится Охабки две заказных врак С прикрасою и с барышами, Которы полными ушами Хватает умный и дурак. Случись же так, что в это время, Как Фаун кудесил чудеса, Еней и с ним троянско племя Понатянувши паруса Попутною волной летели, Ко берегам тем подоспели, И якорь брося стали в трой; И только лишь остановились, Сойти на землю торопились, Чтоб чем набить желудок свой. Болтливая в то время Фама К троянцам принесла ту весть Оставшийся что род Приама Назначен в Латии воссесть Над всеми самовластным паном, И станет за ничто и даром Свои карманы набивать, Сдирая до живого шкуру, И только лишь свою конуру Плотнее будут наполнять. Троянцы только привалили К латинским с моря берегам, В один все голос завопили: «Пора б хоть и попить уж нам!» Не спорил в том никто ни мало; На животе у всех ворчало, И жажда плотно их брала. И самому тогда Енею С княжною Латия своею На ум никак совсем не шла. В дороге можно ль запастися Всем так, как дома на печи? Троянцы в путь не собралися Как бара пышно живучи Со всем столовым в путь прибором, Но севши дружно под забором Сбиралися чем бог послал Набить желудок свой и брюхо. Тут всякий рот свой, глаз и ухо И ум на жвачку направлял. К еде совсем приуготовясь Увидели уже тогда, Что, наперед не изготовясь, Случилася у них беда. Где взять к столу прибор готовый? Весь харч их и запас столовый Был чорствый хлеб и сухари; Посуду ж и на стол припасы И все съедобные запасы, То всё где хочешь, тут бери, Еней наш был не без догадки И всё тотчас в уме смекал; Из сучьев сработать палатки Своим робятам приказал; Из хлебных корок сделал ложки А из краюшек чорствых плошки Из мякиша стаканы смял; И под шатер свой на лужайку Всю посадя троянску шайку Обед им не на шутку дал. Изведав рок с собой безродный И злой судьбины треухов, Троянский люд весь тот голодный Хоть сатану был съесть готов. Проворно все порасстегнулись, К обеду разом прикачнулись Теснясь жевать наперерыв; Без хитрости и без утайки Спешили чавкать без оглядки; Тут всякий для себя был чив. Асканий был с догадкой всюду; И здесь наевшися сказал, Чтоб всякий всю свою посуду Не съеденну не оставлял. А если у кого из ложки Останутся хоть малы крошки, Иль из стакана лоскуток, Не будь тот братом нам троянцем, На весь останься век поганцем, И будь французом без порток. Троянцы, запорожским кругом Сидевши за одним столом, Спешили все, друг перед другом, Чтоб им тот раз в приказе том Не сделаться непослушливым. С прямым усердьем не ленивым Свою всю долю всякий съел Все ложки, блюды и тарелки Как чарка сгибнули горелки, Пропали, будто порох стлел. Еней в конце всей той пирушки, Встав с важностью из-за стола Держа остаток от краюшки, Вскричал: «Вот наша уж взяла! «Теперь-то вижу я уж ясно, «Что всё то было не напрасно, «Мне в аде что сказал отец: «Мы будем голодать до туду, «Что всю свою съедим посуду. «Здесь всё свершилось наконец». Потом сынка на руки взявши С отцовской лаской обнимал, И без устатку целовавши Так плотно к сердцу прижимал, Что бедный нежный тот ребенок Мычал как молодой теленок От приголубленьев его; И выпуча слез полны очи Кричал в нем сколько было мочи От сердца чистого всего.  «Скорее, братцы! без откладки,— Сказал троянцам всем Еней Подняв стакан во все лопатки,— «Отдуем кубок полный сей «За здравие земли счастливой, «Куда мы рок стерпев гневливой «На вечно кочевье пришли. «От ветров, бури и пучины, «От бед, напастей и кручины «Теперь на веки мы ушли.». Троянцы, дружно подражая Начальнику в том своему, «Ура!» и «здравствуй!» восклицая, По полному и одному Стаканчику до дна хватили, Потом не мешкавши спешили Отдать со службой должну честь Богам земли той и богиням, Сатирам, нимфам и княгиням, И жертвы с пением принесть, У жбанов, фляг, сулей, бутылок Когда уже обсохло дно, А из ковшей, ендов, братинок Всё высуслено вон вино, Когда троянцы протрезвяся И меж собою согласяся Пошли ту землю обдирать, Где им назначено судьбою Соседей плотною рукою Под сильный ноготь свои прижать. Но вдруг назад все возвратившись С рапортом к князю своему, Об ручку низко поклонившись Рекли: «Не быть здесь ничему, «В земле латинской у Латина «Мы будем глупая скотина «Не знавши толку здесь ни в чом, «Здесь бают только по-латински, «А мы бормочем по-фригийски; «Какой успех нам будет в том?» Еней, не тратя нужно время И не теряя ни часа, Свое троянское все племя Скорей на разны голоса Велел учить латинску складу; И всем прилежно без откладу Язык тот в голову вбирать Не исподоволь по-боярски, Но палями по-семицарски, Чтобы скорей его о ять Когда же все поизучились И взяли в толк язык весь тот, Тогда к Енею все явились. Без дальнейших Еней хлопот Экзамен дав на скору руку И похваля за их науку Десяток лучших отобрал; И с пышностью по царску чину К латинскому царю Латину Послами от себя послал. Послы, дошедши до столицы, Стоявшим тамо часовым Сказали: «Для царя, царицы «Еней с почтением своим «Дары чрез нас препровождает; «Всем добра здравия желает, «Ласкаясь в дружбу к ним вступить. «Мы присланы сказать Латину, «Чтоб он троянского детину «Велел в дворец свой проводить». Латину только доложили, Что добрый молодец Еней Желает, чтоб его впустили Со всею сволочью своей К его латинску царску трону, По низкому отдать поклону, Царю, царице и с семьей; При том прислал к ним по подарку. Распить намерен с ними чарку И дружбой клясться им своей. Такие о подарках речи Как будто медом по губам, Иль в бане жаркой паром плечи, Царя латинского ушам Пришли по животу и за честь. Вскочил шагов с престола за шесть, И вестника обняв сказал: «Я рад гостям; ступай смелее! «Веди сюда их поскорее! «Добро пожаловать на бал! «И сам тряхнувши стариной «На радостях повоскурну, «Готов тянуть хоть до запою; «Ни капельки не промигну. «Бегите все не тратя время «Принять енеевско всё племя «Чин чином, доброй чередой. «Вы знаете, что я разборчив, «На кус и чарочку приморчив «И в угощенье сам не свой» Тотчас велел приуготовить Высокий для гостей терем, Чтоб с радости поколобродить До самого повалу в нем. В клетях, каморках, переходах, Светелках, чердаках, проходах, Все стены приказал убрать С отменным щегольством по-свойски; И предков подвиги геройски Все въяв и в лицах показать. С Бутырок, Балчуга, Неглинной, Зацепы, Пресни, Плетешков, Со Красной площади предлинной; С Рогожек всех, из-под шатров, У Троицы на рву с погосту, Со Спасского из лавок мосту Набрали разные листы, На коих лучшие картины И размалеванны личины Цветут как в рощице кусты. В одной там небылица в лицах Чертами изображена; В другой вся роспись о девицах В таблицах расположена; В иной Савоська с Парамошкой За винною поссорясь плошкой Друг друга рыцарски тузят; В иной кота хоронят крысы; В иной прекрасны Мирикрисы Бову к себе в любовь манят. В иной там Семика встречают, Дежуря дружно в кабаках, И масляницу провожают С гудком и дудкой на свиньях Досушивая бочки пива. Коза с бородушкою сива, Надевши синий сарафан, Покруче держит кверху роги, Перед медведем бьет в треноги; А тот трезвонит в барабан. Такими редкими вещами Хотел пощеголять Латин Пред небывалыми гостями. Трудился в том не день один Картины все перечищая, Приклеивая, прибивая, Чтобы товар лицом продать. Когда ж привел всё к окончанью, Тогда к нарядному свиданью Себя стал сам принаряжать. Был торг от города не близок. Послал туда скорей гонцов, Чухонских накупить пронизок, Стеклярусовых жемчугов, Гагатных косточек со счетов, Обломков хрусталя с заводов, Шумихи, бусов, янтарей; И всё прошивши мишурою Сшил платье нового покрою Себе со всей семьей своей. Сам сел на месте возвышенном, На липовой скамье с ковром, В кафтане новом испещренном, И в шапке Аське со пером. Пониже на другой скамейке В грезетной желтой телогрейке Сидела царская жена. Лавиния присела с нею, И всею красотой своею Как солнце в день была видна. От царской лавки и до входа, Или по-русски до дверей, Как будто в поле для похода Во всей окружности своей Стояли витязи отличны, Стражи придворные опричны, Как крепки каменны столпы. За ними вплоть к стене рядами Теснились давкою толпами Дворяне, бабы и попы. Послы ввелися церемонно, Как водится во всех дворах, На цыпочках, тишком, уклонно, В манерных с шарканьем шагах, В сопровождение двух придворных. В латинских риторствах отборных На цицероновскую стать Один из них приосамяся, В присядку низко поклонялся Стал рацию свою читать: «К тебе, как мужику богату, «Пришли мы, Серениссиме!. «Хоть даром, хоть и за заплату «Позволь нам, Бенегниссиме! «Беднягам обнищавшим в Трое «В твоей земле пожить в покое. «Экзавди нос ты, Домине! «Пришли просить мы хлеба-соли; «И от твоей зависим воли; «Любя тебя ин Номине.  «Пожалуй не оставь нас бедных «И милостию не покинь; «Не дай в бедах скитаться вредных, «И просьбы нашей не отринь. «Энеус наш детина славный; «Его род царский стародавний, «И храбр как Муромец Илья; «Хорош, пригож, румян, бел, строен, «Росл, бодр, неспорлив и спокоен. «Правдива, верь, вся речь моя. «Всё правда то, что об Енее «Тебе теперь я доношу; «И дружелюбно помилее «Подарки сии принять прошу, «Которые он от досугу «Тебе Латину, милу другу, «Чрез нас осмелился прислать; «А если ты возьмешь терпенье, «В твое я царско угожденье «Могу их все пересказать. «Вот нож охотничий булатный «Троянских прежних всех царей; «В войне он служит меч как ратный, «А в поле пазночит зверей. «Приамус им всегда гордился, «Сек, бил, колол, рубил и брился, «И иноходца погонял. «Не бось! Энеус знает сметку! «Старинну вещь такую редку «Тебе из дружбы в дар прислал. «Вот гребень из слоновой кости. «Парисова всегда жена, «Когда куда случалось в гости «Бывала кем подозвала, «Изволила чесать им кудри, «Которые хоть и не пудри, «Всегда бывали в завитках. «Сей гребень греческой девицы «Енеем прислан для царицы; «Пусть красится в ее руках' «Вот дар отменный для царевны: «Наперсток чудный золотой! «Во времена для Трои гневны «Когда нас рок щелкал всех злой, «Гекуба слезы им скопляла, «Которы с горя проливала «Когда убит ее Приам «И овдовела та сударка. «Ты редкость всю сего подарка, «Конечно, ведаешь и сам.  «А впрочем князь наш уверяет «С женой и дочерью царя. «Что с нетерпением желает, «Проехав многие моря, «Здесь сделать отдых и дневанье, «И просит, чтоб на кочеванье «Велел местечко ты отвесть «Под рощицею за лужайкой. «А он за то со всею шайкой «Тебе служить сочтет за честь.  «Троянцы ж наши все робята «Проворны, бойки, силачи; «И против всякого солдата «Умеют выпрячь и впрячи «И сунуться по горло в воду; «Не струсят дальнего походу, «Привыкли есть и сухари. «Попить ли, погулять, побиться «Иль с девками повеселиться, «О том хоть и не говори». Латин от сей посольской речи Как от удара изумел; Подняв к ушам могучи плечи Глаза разинувши глядел, Смотря остолбенелым взором На ритора с его прибором; Не ведал, что им отвечать. Какую на троянску сказку Соврать Латинскую прибаску? Иль красноречивей солгать? Но вдруг на разум толконулся Ему недавно бывший сон. Тотчас в уме своем очнулся Тогда без дальних забобон, Разинувши уста пошире, Как будто бы Орфей на лире Напевом сладким возгласил: «Скажите вашему Енею, «Что мне он и с семьей моею «Как будто сын родимый мил.  «Вся здешняя земля вам рада; «Ступайте кушать наших щей. «Такой-то парень нам и нада, «Каков молодчик ваш Еней. «Не даром Фаун меня морочил; «Его-то точно дочке прочил, «Не позволяя отдавать «Ни за кого из здесь живущих, «Стращая кучей бед грядущих. «Пускай же будет он мой зять.  «Еней мне точно муж по сердцу, «Лавинии же по плечу. «Вот то-то зададим мы перцу, «Кому когда ни захочу! «А то для нас всего милее, «Приятнее и веселее, «Что с ним Лавиния моя «Не титулярною женою; «Но точно будущей весною «Нарядит в дедушки меня. «Ступайте же скорей, спешите «Не мешкавши здесь ни мига; «Енею вашему скажите: «Покорный я ему слуга, «И милости прошу в беседу «К простому нашему обеду «По дружески чем бог послал, «Не будь для гостя ты запасен, «Будь рад ему и с ним согласен, «Я так от стариков слыхали. Царь был так рад сему случаю, Как будто б на небе сидел. И по старинну обычаю Посольских меж дворами дел Велел с приезжими послами К Енею шествовать с дарами Боярам лучшим из своих; Сказать поклонов полны горсти, И звать к себе на завтра в гости Смотреть латинских щеголих. Шестерку бурых белогривых, Задорных самых игрунов, Отменных, рослых и красивых И с виноходью скакунов, Которые во царском стойле На корме медовом и пойле Стояли для красы одной, Латин велел убравши чище Вести к Енею в становище Вслед за посольскою толпой. Отменного те были роду Царя Латина жеребцы; По пятому все были году И удалые молодцы. Не с конских куплены заводов, Иль от проезжих коноводов, Но от Цирцеи присланы В подарок для царя Латина, И все из княжеского чина В скотину преобращены. И так с Енеем у Латина Все дело поплыло на лад; Троянский молодой детина Найдет в княжне наверно клад. Но погоди, не торопися, А прежде богу помолися, Чтобы не похлебать тычка. Юнона баба не дремлива, Не промах и везде смеклива, И здесь Енею даст толчка. Олимпа горнего царица, Которой весь подвластен мир, Не стара бывши молодица Готовилась рядиться в пир На именины к Прозерпине, Где ей, как всех богинь княгине, Готовилась отлична честь. Плутон супруге в угожденье Затеял празднично веселье, И было что попить, поесть. Юнона частым гребешечком Головушку свою чесав Старалась всем своим сердечком, Чтоб как-нибудь пригожей став В гостях Зевесу приглянуться; Чтоб он не вздумал откачнуться В гульбу с другою на отлет. А он, сказать всю правду-матку, Разбродливого был десятку, И бил с прямого на пролет. Но в самое приятно время, Когда рука богини сей Схватя лилей и роз беремя Держала у груди своей, Сама ж пред зеркалом ломаясь Со вкусом приколоть стараясь Жеманилась красой своей,— Ириса к ней тогда влетела, И всё подробно то отпела, Как счастлив хочет быть Еней. «Кто? где? что? как? Еней негодной «Из рук моих уж ускользнул? «Хотя б он в пропасти подводной «Иль в самом аде утонул, «Но я его и там достану; «Иль называться уж не стану «Юпитеровою женой. «Когда Зевс у меня на удке «И по моей танцует дудке, «Что ж мне троянец молодой~  «Нет, нет; такой ему потешки «Отведать я не допущу «И за Венерины насмешки «Ему, повесе, отомщу. «Теперь же с просьбою моею «Повешуся богам на шею, «Чтоб сделали по моему. «А если в них не будет толку, «То Зевсу своему я, волку, «В глаза наплюю самому. «Ну, так и быть, во что б ни стало, «Я шуточку с ним смастерю; «Расстрою свадьбы сей начало «И гордость всю поусмирю. «Мой Турн свои собравши войски «Отпаточит его по-свойски «За нежную его любовь. «В приданство же за той царевной «Прольет у них ручьем Марс гневной «Троянску и рутульску кровь. «Но что болтать мне попустому «И время лишь в речах терять; «Пойдем-ка лучше ко прямому «И точну делу приступать. "Скорее, нимфы, все бегите «И голову сломя спешите «К Плутону в преисподний ад "И там нашедши Тизифону «Тотчас представьте пред Юнону «Суля ей тысячи наград». Читателю во угожденье Я здесь поприостановлюсь; И каково его уменье, О том с самим им поспрошусь. Я мню, что чуть не половина Читак моих такого чина, Что учены по старине И мифологии не знают, О фуриях не понимают, Какие женщины оне. И для того с их позволенья Открою им хоть лоскуток Из мелка моего ученья, Чтоб им взять легче было в толк, Какие в аде баснословном, В жилище жарком и бездонном Живали злобные жильцы, От коих испуская вои Терпели страшные побои Удалы добры молодцы. Кто в свете жил по-молодецки И ни о чем не горевал И проводя лишь лета детски По-удалому куликал, Тех в аде в каторгу ссылали И трем сестрицам отдавали Пытать, жечь, рвать и тормошить. Вот фурии какие были! Они-то смертных всех казнили, Кто живучи любил грешить. Одна сестрица Тизифона Ехидна так и зла была, Что чуть и самого Плутона С ума собою не свела. Ее-то из подземна света Для тайного с собой совета На поговорку позвала В сердцах юпитерска супруга; И ожидая будто друга Всю ночь насквозь ту не спала. Явилась фурия из ада Тотчас к Юнонину лицу. От одного той зверска взгляда Хотя какому молодцу Пристанет к сердцу дрожь с морозом. Лицо запачкано навозом, Между волос шипят змеи Смертельным угрожая жалом, А с рук и с платья как каналом Текут кровавые ручьи.  «Поди ко мне, моя драгая!— Юнона фурии рекла,— «Ты мастерица пребольшая «Работать людям кучи зла. «Любимая твоя забава, «Веселье, радость, честь и слава, «Чтоб человеками кутить; «Вселять вражды между друзьями, «Рассоривать мужей с женами, «Детей против отцов мутить.  «Прошу тебя, любезна друга, «Теперь мне в нужде послужить «И сколько можно от досуга «Троянских псов потеребить, «А больше потузить Енея, «И сделать, чтоб он был смирнея «И о женитьбе не смекал. «Затей здесь между ими ссору:, «Чтоб дело как пойдет до спору «Латин ему потачку дал». «Изволь, царица! наше дело,— Сказала фурия в ответ,— «Надейся на меня в том смело. «Какой меня ни знает свет «Лютее сатаны во злости, «Но эти прибылые гости «Отведают таких тузов «Что всяк из них возбеленится, «Хотя на нож не убоится, «И к чорту на рога готов.  «Из свадебных же сих затеев «Не будет вовсе ничего. «Я возмущу всех как злодеев; «Пойдут один на одного «И целой кучей в сильну схватку, «Начнут давать друг другу катку, «И драки в свалку закипят. «Скулы, гляделки, жабры, губы, «Храпочки, морды, рот и зубы «Как щепки розно полетят». Яга, сказав такие речи, С улыбкой сделала поклон Оскаля рот по самы плечи. От змей ее раздался стон Со свистом, ревом и шипеньем Стращая страшным угрызением, Так что Юнона и сама Немного тут поиспугалась, Чтобы и с ней не привязалась Такая адская чума. А фурия из глаз пропавши Пустилася в латинский град, Чтоб во дворец к царю попавши Завесть там настояший ад. Прокралась потайком к Амате, Которая в своей палате Сидела запершись одна, Горючи слезы проливала И мужа своего ругала От головы насквозь до дна. До сердца было ей обидно, Досадно во всю бабью мочь, И перед всеми очень стыдно, Что милую родиму дочь Не удалося так обабить, Чтоб можно и самой повабить На ручку зятика к себе. В сердцах всю брань перебирала, Рвалась, бесилась и стонала, Упреки делая судьбе. К ней тут подкравшись Тизифона За нею став подождала И жалобна подслушав тона Весьма довольна тем была, Что подоспела в саму пору. Из адского волос убору, Шипящих ядовитых змей Одну сорвавши похитрее И в аде злобном посильнее За пазуху впустила к ней. Змея легонько извиваясь, Чтоб не услышана была, Под платьицем притаеваясь Тихонько к телу прилегла. Потом кой-как промеж грудями Закрытыми от всех путями, Посольство чтоб свершить свое, Прокралась от часу пониже, И сердцу подходя поближе Вошла во внутренность ее. Черевы молодой царицы Казалися как будто рай Для адской старой сей девицы. Такой прелестный нежный край Ей очень было жаль оставить; Но дело чтоб свое исправить, Не долго мешкала у ней И по углам всем поскакавши Пустилась яд свой изблевавши Обратно к фурии своей. Весной в деревне у крестьянок Пред пасхою в великий пост На разговенья для цыпляток На яица поджавши хвост Сажают молодых наседок. Пример такой у нас не редок. Распарясь в яице желток От беспрестанного сиденья Получит действы оживленья, И выдет целый петушок. Так точно было и в царице От яда адского тогда; Сей яд в латинской молодице, Хотя без курячья гнезда, Однако ж разгнездился скоро; Хоть слишком торопко, но споро И семена с плодом пустил; Потом помалу надуваясь И от часу поприбавляясь Вдруг въяв себя весь разродил. Когда хмельнистой где молодке С похмелья в пьяный ум взбредет, Что муж ее в том околодке Кого-нибудь ей предпочтет В ее супружнем брачном ложе,— Мороз проймет ее по коже И выдет баба из ума. Амата точно так взбесилась; Вскоча тотчас бежать пустилась Куда, не ведая сама. А между тем змеиста девка Взбеся Латинову жену Хотела, чтоб ее издевка (Чем льзя вскружить и сатану) Досталася в удел и Турну. Оставя шум и лютость бурну И притая свои змеи К нему подкралась потихоньку; И в сновиденье полегоньку Явила чудеса свои. Турн был вчерась на вечеринке И поздно уж домой пришел, Хватив по дружеской братинке Довольно плотно охмелел; От тошноты не знал где деться Так что не могши и раздеться Средь полу ринулся как пень; И руки врознь свои раскинув Храпел с мычаньем рот разинув От утра и во весь тот день. В то самое сонливо время, Как Турн с похмелья крепко спал И пьяное с себя беремя Храпеньем сильным прогонял, Увидя страшно сновиденье Пришел в такое исступление, Так что и в сне осатанел; И столько много испугался, Что как безумный врознь метался И страшным голосом ревел. Мечталось Турну, что прихожий Троянский парень молодой, Собою будучи пригожий И забияка удалой, Схватя в кулак его невесту Тащил к укромненькому месту Бурлацкой сильною рукой Почти на горло наступивши, И всю ее растеребивши Тянул насильно за собой. Лавиния сперва кричала И вырывалась от него, Но после вдруг призамолчала Как будто вовсе ничего Еней над ней не проклажался. Меж ими в миг союз начался И дружба тесная сплелась; Лавиния его милуя И с приголубленьем целуя За ним охотно уж плелась. Такое страшное мечтанье Столь сильно Турна потрясло, Что превеликое терзанье Во всех составах в нем пришло: Пищал из глотки дикий голос, Встопорщился щетиной волос, Всё тело всколотила дрожь; В великом страхе весь метался, Как от огневицы кривлялся И не был на себя похож. Без памяти от сна проснувшись, Как шаль разинув рот стоял И от похмелья не очнувшись Тянулся, кашлял и зевал, Твердя ругательств полны кучи И целые громовы тучи Перебирая бранных слов; В сердцах бил в груди кулаками, И топая о пол ногами Был хоть на нож тогда готов. «Кого ? меня? кто? ... побродяга «Перелукавить чтоб умел? «Нет, нет! Троянская бедняга! «Хоть будь ты пуще чорта смел, «И сатаны собой сильнее, «И дьявола во всем умнее, «Но не перемудришь меня; «И сам я также ведь с усами; «И не с такими молодцами «Работала рука моя. «Ты хочешь воровски подцапать «Невесту у меня мою; «Но я умею сам отстряпать «Всю кожу на тебе твою. «Узнаешь, каково со мною «Померяться тебе собою; «Я морду у тебя утру. «Готов с тобой хоть в схватку драться; «А каково со мной тягаться «Увидишь завтра ж по утру» Тотчас потом схватя бумагу Письмо к Енею написал И к утрему с собой на шпагу Во поединок вызывал Иль молодецкими руками Изведать силы кулаками. Но мало было то ему. С царицей самому Латину Отведать дать хотел дубину И отвозить по своему. А фурия меж тем скорее К троянцам вздумала зайти, Чтобы всё дело пополнее К концу со славой привести. Нашла большую в них заботу; На псовую все там охоту Сбирались лошадей седлать Енееву в угодность сыну, Который с добра молодчину Тогда уж начал вырастать. Но убежишь ли от прорухи И пакости судьбины злой? У царской мызницы, старухи, Яги, грызуньи и лихой, Которая давно в отставке Поблизости к троянской ставке В покое с пенсией жила, Была болонска собачонка, Котору больше как робёнка Лелеяла и берегла Собачке той все чтя старуху, Оказывали с лаской честь Белее снега, мягче пуху Была на ней кудрява шерсть, Как шолк висящая до полу; И всю собачью твердо школу С начала взяв и до конца Без книги наизусть умела, И совершенно в том успела Не хуже лучша мудреца. В старухином уединенье Она была как соловей, И в скуке лучшее веселье Собой приносила ей. С ней с сухарями чай пивала, Повсюду блох у ней искала И будто молодой супруг Ласкала, хоть не целованьем, Но тихим с нежностью лизаньем. Как самый настоящий друг. Асканий в роги затрубивши Со псами в поле поскакал, И гончих со смычков спустивши Зайчишка под опушкой ждал, Держа борзых своих на своре; Не мнил о том ни мало горе, Готовилося что ему; О том лишь только и старался, Чтобы зверок ему попался Отцу в гостинец своему. Старухина же собачонка В то время вырвавшись ушла. Одна прислужная девчонка 3а нею нянькою была; Везде как дочку провожала И с глаз нимало не спускала; Но тут к несчастью своему Резвяся как-то просмотрела, И поздно следом полетела Вдогонку по полю всему. Собачка выбежавши в поле Весьма была довольна тем, Увидя вдруг себя на воле; И в тонком лаянье своем Всю радость с визгом изъявляла, Развилась, прыгала, скакала, Ко вдруг услыша гончих лай На голос тот бежать пустилась, Найти себе подобных льстилась. Забывши про старухин рай. Асканий у опушки сидя На резвой бурой лошади И нечто белое увидя Перед собою впереди, Сочел то молодым зайчишком, Или другим каким зверчишком, Пустился сам скорей травить. Собаки воззряся доспели, С костями всю и с шерстью съели; Поопоздали и отбить. Собачья нянька испугавшись Пустилася назад бежать Из всех кишок и запыхавшись; Спешила горе то сказать В великом страхе со слезами, Какой манерой в поле псами Собачка вся разорвана, Так что от бедной той скотинки Не уцелело ни шерстинки Но вся в куски разделена. Услышавши такие вести Старуха вдруг с ума сошла; С усердием без всякой лести Охабку бранных слов прочла; Потом ударивши тревогу Заворошилася в дорогу Туда, где был троянский стан; Таща толпами за собою Свою всю челядь к страшну бою Поймать псарей всех на кукан. Сама схватя из-под тагана Пылающую головню, Храбрилась пуще Еруслана И всех лютейшему огню Предать фригийцев собиралась. В сердцах шумя расхрабровалась Как над цыплятами петух; Своих людей всех ободряла, Быть храбрыми увещевала, И перебить злодеев в пух. Служанка следом за хозяйкой Сгребла с ухватом помело; Кухарка приподнявши шайкой Грозила в самое чело Ударить кто ни попадется. Лакей забывши и одеться Спешил туда схватив голик. Извозчик с ездовым прибором В запас вооружась запором Шел в драку испуская крик. А прочи в доме челядинцы Быв ради случаю сему, Как самы дружные тавлинцы Тотчас один по одному Толпой к тревоге той собрались И со оружием сбежались, Кто что скорей успел схватить. Косарь служил наместо сабли, За копья отправляли грабли; Готов был всяк всю кровь пролить. Но у троянской молодежи Не выторговать ничего. Дай бог, чтобы здоровы рожи Принести с побоища сего. Асканий за своей толпою Стоял как будто за стеною, И щедро плотною рукой Тузил всех, кто ни попадался; В ушах лишь только раздавался От оплеух со звоном вой. Пошла меж ими сильна свалка В потаску, под бока, в захват; И не одна в мочалки палка И в дребезги разбит ухват. Всяк в драке о своих жалея Работал дружно не робея, Не разбирая ничего, Во что бы тяпнуть ни пришлося, И как попасть ни привелося В размашку со плеча всего. Иной геройския десницы Могущественным кулаком Врагу подкрашивал зеницы; Иной с разбега и пинком Хватив противника под вздохи Последни выбив духа крохи Со стоном принуждал зевать; Иной зубов не досчитался; Иной весь кровью обливался, Иной заставлен век хромать. Не мало молодецкой крови Лилося на сражение том. У многих растроили брови Бурлацким добрым чередом. А кто тут был посмышленее, Догадливее и умнее, Тот по здорову по добру, Хлебать страшась такой же катки, Давай бог ноги без оглядки Добраться целым ко двору. А между тем в то само время Когда за мызницына пса Латинско и троянско племя Вцепясь друг другу в волоса По-братски меж собой таскались, К Латину вдруг тогда примчались От Турна грозные гонцы С весьма нерадостною вестью, Что Турн дышит ужасной местью И все рутульски молодцы. «Когда ты вздумал без причины, — Сказал царю один посол,— «На стары несмотря седины «Из глотки выдернуть мосол, «Тобою Турну обещанный, «И хочешь чтоб его незванный «Сюда пришелец оглодал, «Готовься завтра ж в поединок «Отведать турновских дубинок. «За тем к тебе нас князь прислал». Такие сильные угрозы Царь слышать вовсе не привык. Едва в глазах мог спрятать слёзы, Но расшумелся как голик Величество свое являя, Чтоб тем весь страх утаевая Себя не робким показать; И кой-как с мыслями собравшись Готовился не заикавшись Послам со гневом отвечать. Но выглянув на двор широкий В окошко из своих палат Пришел вдруг в ужас прежестокий, Услышавши, что бьют в набат; На площади ж перед окнами Скопляется везде толпами Латинский весь его народ, Крича: «Война против троянцев! «Мы всех енеевских поганцев «Сгубим на век из рода в род». Латин был царь миролюбивый И драки вовсе не любил, Смирен, не спорлив, не гневливый, И весь свой век спокойно жил, Со всеми убегая спору, Одну имел лишь только ссору Ночною изредка порой Со вздорливой своей женою, Котора сильною рукою Его под ноготь жала свой. И так услыша о сраженье, О поединке, о войне, Пришел и вправду в изумленье, Вспылал как будто на огне; Напал жестокий жар со дрожью, Загомозило по закожью; Не ведал вовсе как и быть; Что делать в злом таком несчастье, И чем столь страшное ненастье Подальше с шеи сколотить. В часы такие сердцу люты, Горчее редьки для него, Не мешкав ни одной минуты Велел тотчас изо всего Латинская многолюдна царства, Из знати, княжества и барства К себе собраться старшинам, Которы прочих поплотнее И бородами поседее, И слушался которых сам. Загнавши всех большой толпою В особу отдаленну клеть, Приказ всем дал, чтоб меж собою Никто из них не смел шуметь, Сберечь свои кто хочет плечи, Но царские одни бы речи Внимать прилежно тщился всяк, Ни в чем их не перебивая, И ничего не отвечая И рта не разевал никак. «Какой в вас дьявол поселился? — Латин боярам всем сказал.— «Вам хочется, чтоб я взбесился «И драку до крови начал. «Вы знаете все до едина, «Что никогда еще Латина «Никто не задирал войной. «Лить кровь людскую я боюся; «И ни за что не соглашуся «Ни в шпажный ни в кулачный бой. «Военной вашей чертовщины «Я вовсе слышать не хочу. «Когда у вас в чесотке спины, «Изволь, я вас поколочу «Своими царскими руками. «Подумайте прилежно сами: «Прошло уже довольно лет «Как мы войны совсем не знали, «Ничем себя не запасали «И войск у нас ни пула нет. «Покиньте глупое геройство «И бросьте драку начинать. «Я тихое люблю спокойство «И не намерен променять «Сию невинную забаву, «В которой чту свою всю слава. «На громкую воинскую честь. «А вы того не затевайте: «Но лучше лишь о том смекайте «Чтоб было что попить, поесть, «А если кто мне заикнется «Хотя полслова про войну, «Тот скоро у меня утрется. «Я в три погибели согну «Такого скоро забияку; «И всякого из вас рубаку «Пошлю лет на пять в монастырь «Толочь с молитвой в ступе воду. «Такую от меня невзгоду «Жди на нос всякий богатырь». Сказав сие махнул руками, И с места встав от них пошел В сердцах гневливыми шагами, Бояся, чтобы не нашел На речь свою от них отказа, И чтоб они его указа Не вздумали переменить. И так ответа не дождавшись, Проворнее от них убравшись Побрел к Амате чаю пить; Бояре от сих слов Латина Не знали что и отвечать, И будто глупая скотина, Лишь выпуча глаза молчать Из всей своей старались мочи; Но как уже шло дело к ночи, То не теряя ни часа В совет пустились меж собою, И споря сильною рукою Кричали в разны голоса. По долгом тайном их совете, Ворчанье, шуме и вранье, Решились, чтобы в том же лете Собравши войско всё свое Готовиться на рать к походу, На царску плюнуть всю невзгоду И брань между ушей пустить; И не касаясь суммы царской Из собственной казны боярской Скорей всю силу снярядить. Меж тем покамест возгоралась Повсюду страшная война, С восторгом фурия помчалась Туда, где Зевсова жена От скуки сидя отдыхала И с нетерпеньем ожидала Решенья зачатых проказ; Боясь, чтобы троянски гости Не ускользнули вон из горсти И не пропали б между глаз.  «Ура! великая Юнона! «Теперь-то наша уж взяла1 В пыхах прибегши Тизифона Юпитерихе так рекла: «Ты ничего не потеряла, «На службу что меня избрала «Тебе отраду в горе дать. «Я столько каши заварила, «Что никакая в свете сила «Ее не может расхлебать.  «Приезжих голых всех троянов «Проймет со лихорадкой дрожь; «Пойдут отсюда без кафтанов, «А может быть что и без кож. «Енею ж вовсе не удастся «С Лавинией пообвенчаться «И подцепить себе женой. «Хоть по устам течет ручьями, «Но не попасть между губами; «Хоть кус и сладок, но чужой.  «Амату также постаралась «На свой потизифонить лад; «Царица так возворковалась, «Что ей никто уж и не рад. «Без панцыря теперь штурмует, «На мужа крепко негодует «И волосы с сердцов дерет. «Небось, мой труд не бесполезной «И дочери ее любезной «Еней никак не приберет. «А Турна так возбеленила, «Что он хоть на стены готов. «Ни носа, ни бровей, ни рыла «Ни рук, ни ног и ни голов «Не хочет у троян оставить; «И точно на своем поставить, «Чтобы Латиновскую дочь «Своею сгоношить женою «И за нее всей головою «Рад спорить сильно день и ночь» Юнона адской сей плутовке Тьму благодарностей рекла; Рукой погладить по головке Готова бы ее была За столь велико одолженье, Но в волосах ее шипенье Десятков многих лютых змей Поудержало нежну руку, Чтоб и самой такую ж муку От фурии не скушать сей.  «Спасибо, мила Тизифона, «Прекрасна в скверности своей!— Сказала фурии Юнона.— «Но убирайся поскорей «Обратно в адское жилище, «Покамест мой еще мужище Спросонья глаз не продирал; «Чтоб он тебя здесь не увидел, «Во гневе крепко не обидел «И в шею с света не согнал.  «Когда тебя он здесь застанет, «То так начнет в сердцах ломать, «Что адской силы всей не станет «Тебя из рук его отнять. «Итак ступай не тратя время «Во аде мучить смертных племя. «А я уж мочью всей моей «Всё то, что начато тобою «К успешному концу пристрою «По всей возможности своей». По-адски страшно улыбнувшись Зла фурия во весь свой рот, Пошла со свистом повернувшись Унесть от Зевса свой живот. Подбравши волосы змеины И крылья распустив мышины Порхнула к самым облакам; И там в клубочек вся сверняся, И как стрела на низ пустяся Юркнула в ад ко всем чертям. О вы, парнасские сестрицы! Девятка пожилых невест! Вы, безотлучные жилицы Ученых ипокренских мест! Вы любите болтать охотно. И всяку дрянь поподноготно Читаете по всем углам. Ко мне на помощь поспешите; И хоть пылинку уделите Парнасска смаку сим стихам. Пошла по всей земле жарёха Против желания царя, И столь велика суматоха, Что реки, горы и моря Военным духом замутились; Все взапуски засуетились Солдат везде вооружать, Готовить корму им и пойла, Для конницы поставить стойла И всё для драки запасать. Сперва назначили квартиры Для сотни тысяч молодцов; Потом построили мундиры И накроили сапогов. А там по самой той одежде, Которая пошита прежде, Спешили набирать людей; Однако же не без разбору Но чтобы всяк пришелся впору По амуниции своей. Потом со всех солдат портреты Велели вкратце живо снять; Весь рост их, леты и приметы Как в зеркале все показать; И ту подобную картину Через нарочного детину Послали к вражеску царю, Чтобы троянец мог увидеть, Кого осмелился обидеть И с кем вступает в сильну прю. За недостатком крупна лесу И толстых барочных досок, Из драни и гнилого тесу Сплотили крепкий городок, И в защищение столицы Свезли на самые границы. А для зарядов боевых Из всех контор, архив, приказов Набрали кучами указов, Катать патроны чтоб из них. Для лучшей в войске дисциплины И строгости во всех полках Должны там были все мужчины У жен своих побыть в руках По крайней мере сутки трои И страшные от них побои Со многой бранью претерпеть, Дабы потом самим собою И над солдатскою толпою Как должно властвовать уметь. Повсюду кельи монастырски В казармы преобращены; Военны силы богатырски Постоем в них помещены. В церквах, в торжественно служенье Читалося одно ученье На место всех проповедей. Попы кричали: «Стой! равняйся! «Смотри направо! не шатайся! «Вперёд! все разом! не робей!» Из вил навозных сделать копья Приказано во всех полках; А из тряпиц, мочалок, хлопья, Поразжевавши их в зубах, Скатали ядра и картечи. Отняв заслонки все от печи Одели латников из них. Хорунжии верхом с усами На место знамя с помелами Стояли при полках своих. От бабок отобрав свинчатки Спешили в пули разрубить. Подметки, стельки и перчатки В лапшу велели искрошить; И смазав клестером рядами Поделать шлемы с шишаками. Котлы, кастрюли и горшки В мортиры слиты все и пушки. Петардой сделаны подушки, А бомбами с песком мешки. Лишь в уши каждого латина Раздался бранный глас трубы Как воробьи из-под овина Прибавил всяк своей ходьбы Сбегаяся в большие кучи, Иной вскоча забыл онучи; Иной бежал без кушака Накинув женину рубашку; Иной спеша скорей в размашку Толкал друг друга под бока. Всяк сделался тут патриотом, Похоже на французску стать. Никто не смел сказать что шоптом, Но каждый должен был кричать О наступающем походе, Приноровляясь к новой моде, Бурлаки, нищи, кузнецы, Поденщики и трубочисты Соделалися вдруг клубисты И новой секты мудрецы. Тотчас по сортам разделили Народ весь дружно работать, И всякого поприсадили Снаряды ратны припасать, Сапожник запасшись вервями Из голенищ кроил ремнями Верхи палаточных чехлов. Французски модные торговки Наклали целые начовки Ко вьючным лошадям хохлов. Конфетчики взялись патроны И картузы приготовлять; Колбасничьи отцы и жены Их подрядились начинять. Обойщик делал батареи; Насосник мастерил фузеи; Минером выбран могиляк Артиллеристом сделан лекарь; За инженера был аптекарь; А пушки вычищал скорняк. Десяцких выбрали в шпионы И повезли на почтовых В троянские тишком загоны, Смотреть всю силу ратну их. Голытьба, пьяницы, ярыги, Мошенники и моторыги Отправлены посереди На место в войске авангарда; А в замке за ариергарда Шли скоморохи позади. Харчевники и маркитанты Казну приставлены стеречь; Трактирны щоголи и франты Больных и раненых беречь. Картежник выбран в комиссары. Проворы, плясуны, фигляры, Борцы, кулачные бойцы, Повесы, моты и транжиры Назначены все в фуражиры; В урядники же к ним купцы. Не зная вовсе, по какому Случаю было встарину, Что если царь один другому Задумал объявить войну. То шли с зажженными свечами Многонародными толпами В одну часовню, или храм, В котором Янус бог двуличной Во всякой почести приличной Стоял при самых дверях там. Во времена войны и драки Сей храм отворен был всегда; . А в мир ни кошки ни собаки Не велено пускать туда, И двери были па запоре. Во время мирно на просторе Разгуливали только в нем Одни лишь крысы со мышами; А двери толстыми замками Накрепко заперты ключом. Латинцы над царем усилясь Поставили по-своему; И изо всех кишок все жилясь Бежали к Янусу тому. Пришед ко храму, вся забота Их в том была, чтобы ворота Скорей как можно отворить. Сгреблись все дружно за затворы; Крюки, задвижки и запоры Тотчас успели отшибить. Латинцев мы теперь оставя Работать как они хотят, И в сторону глаза управя Посмотрим турновских робят. И Турн не выкидок собою, Не левой чистит нос ногою; Но вместе за людьми бредет Ни крошечки на отставая; И никому не уступая Как добрый скосырь жизнь ведет. Умыслив Турн войну кроваву Послав к союзникам своим, Чтоб не дали рутульску славу Попрать наездникам чужим; Но на отмстительно сраженье Прислали б сильно ополченье По силе помочи своей; Дабы он с ними посмелее Возмог енейцев поскорее Из Латии повыгнать всей. Со всех сторон тотчас пустились К нему на помощь молодцы; И друг пред другом торопились Отменны в драке удальцы Своим геройством отличиться; И досыта навеселиться Над сопротивнои головой Порасписав ее тычками Под зеньками и под скулами От сердца плотною рукой. Меценз к нему сперва явился, Детина лет уж пожилых. Лишь случай где б ему открылся В бою померять сил своих, То неотказна был десятку, Но напрямик совался в схватку И на опасность не смотрел. Под старость тем и веселился, Когда на кулаках возился; Жданья ни мало не терпел. За ним поспешно тем же следом Приехал Лауз, сын его; Одним питался только медом На место кушанья всего. Был росл, при том красив и взрачен, И на войне не безудачен; Дирался уже много раз. А с ним кто в драку ни пускались, Все верх тормашками валялись, Без носа, уха и без глаз. Потом пришел большой повеса, Угар, наездник Авентин, Сын удалого Геркулеса. Нигде с ним вовсе ни один Боец не смел померять силы. Столь крепкие имел он жилы, Что целый дуб сгибал дугой. На голову свою и спину Вздевал накинув кожу львину; А впрочем был почти нагой. Из греческа соседня града, Два братца к Турну приплелись; Брала их на троян досада За то что девять лет дрались За бабу, как за важно дело, Горя и тут подраться смело. Один из них был князь Корас, Другого же Кратиллом звали. Против троян они пригнали Всё войско, коней и запас. Сетул, побочный сын Вулканов С Пренестским воинством своим Поднялся также на троянов И на Енея, чтобы с ним Разделаться как должно брату Хорошей таскою, в заплату За старика его отца, Который презря честь и веру Любовью обольстил Венеру Пустя с рогами кузнеца. Мезап, рожденный в свет Нептуном, К союзникам туда ж приспел. Ни Зевс вооружась перуном Не может быть столь много смел. От скуки, для единой шутки, Дирался он по трои сутки Не отдыхая ни часа. В бою был молодец премилой; Не вырвешь никакою силой, Кому вцеплялся в волоса. Галез, сынок Агамемнонов, Туда же к прочим прискакал; Фригийских в Трое он трезвонов Десятка с два-три прохлебал.— Уфенс, молодчик, нурсианин Чернехонек как персиянин, О коем нечего сказать. Хулить людей я не умею, А даром похвалить не смею, чтоб как-нибудь да не солгать. За всеми следом после прочих Союзников пришедших всех, С Енеем в бой вступить охочих. И в драке ищущих утех, Явился как пригожий гоголь, Или отменный черный соболь, Сынок Тезеев Ипполит: На золоте вся сбруя ратна, При боке сабелька булатна, И на руке серебрян щит. Виргилий сплел чудесну сказку О бойком Ипполите сем; Скажу и я его прибаску На русском языке своем. Сей рыцарь ездя за лисицей, В лесочке встретился с девицей Из нимф богини полевой; И с молодецка легкоумья Без всяка дального раздумья Хватил ее своей женой. Отец тогда сего детины Взбесясь женился на другой, Которая его седины Седее делала собой; Держала на вожжах моржовых, И в нарукавниках ежовых, Играя крепко на носу. Тезей был принужден смириться И пред женою проступиться Не смел ни на одном часу. Тезеем Федра овладея Так точно, как желалось ей, И мужа вовсе не робея Весь двор по дудочке своей Плясать неволей заставляла. Но вдруг на пасынка припала У ней на сердце сильна страсть. Сперва она к нему ласкалась, И всею силой домогалась Поймать его к себе во власть, Но Ипполит, любя другую, О мачихе не дул и в ус И бабу видя в ней лихую Пред ней ни мало не был трус. К себе презренье видя Федра, Из бабьего презлобна недра Всю ненависть приподняла; И воскипевши всей утробой К нему непримиримой злобой, Из света выгнать в ум взяла. С растрепанными волосами Пришедши к мужу своему, В рыданье, вздохах, со слезами Нажаловалася ему: «Твой мерзкий пакостник сыночек, «Отцовский королев кусочек «Хотел насильно полизать, «И чуть нахрапом не собедал, «Так что никто б и не проведал. «Пора тебе его унять». Тезей кувыркою вскочивши Как рак в сердцах весь покраснел, И в злобе пасть свою раскрывши Хотел вскричать, но лишь хрипел; Потом затопавши ногами, В спотычку скорыми шагами Горя весь местью побежал Ко своему блудливу сыну, И сбивши об него дубину В три шеи со двора прогнал. Со взбитою как пух спиною Шел подгорюнясь Ипполит Стирая слезы с глаз рукою.— Ни разу от роду сердит Его так не бывал родитель; Но на сына вдруг стал гонитель По наговорам злой жены. Пословица не мимо мчится, Что если женщина озлится То буде хуже сатаны С побой, печали, грусти, горя, И телом и душой болел, По бережечку синя моря Взваля котомочку пошел Куда его глаза глядели Вдруг волны с шумом закипели, В крупчатке как под колесом Вода из жолоба стекая: Настала буря вдруг большая, Хотя и не был слышен гром. Нептун, трезубец взявши в руки И запрягши морских зверей, Всходился под вечер от скуки Со всею пышностью своей Верхом по морю разгуляться.— Не знал от страха где деваться Изгнанный мачихою сын; Где от грозы ему укрыться, И чем в беде оборониться; А был на берегу один. Неподалеку тут паслися Воловьи с конскими стада. Царевич мня от зла спастися Пустился на рысях туда; И подцепя одну кобылку, Не мешкавши вскочил с затылку, Вцепился в гриву, поскакал.— Но не ускачешь от ненастья, И не уйдешь от зла несчастья, Когда нам рок то предписал. Отроковица конска роду Родясь не видя молодца Была бы рада хоть и в воду, Как будто бы от жеребца; Поднявши ноги поскакала, Лягала, прыгала, 6рыкаа, И сшибла всадника долой. А Ипполит сего не ждавши И вдруг с нее на низ упавши Попал о камень головой. Расплющен лоб, разбиты зубы Растреснут череп до висков, Расщеплены клочками губы, Разметан мозг меж волосов, Разинут рот и полон кровью, Глаза запрятались под бровью, И запеклися все уста. От кобылицына трепанья Ни гласу в нем, ни послушанья, Ни духа и ни живота. Все думали, что он уж мертвой, И приказал всем долго жить Безгодной смерти ставши жертвой. Но нечего о нем тужить. Диана, знав сего детину, Олимпскому врачебну чину Дала по строгости приказ, Чтоб всё свое они уменье Употребили на леченье Поставя на ноги тотчас. С седою длинной бородою Явился старый Ескулап, Привезши возом за собою Лекарств различных целый шкап. Тотчас избито тело нежно Обмывши сам водой прилежно, Намазал снадобьем своим; И дав слабительное с потным Смешав со взваром крепким рвотным Велел, чтоб он так был храним. Небесный врач с больным возяся Вдругорядь вновь заставил жить, И угодить Диане тщася Его старался воскресить. Богиня за его заботу Пожаловала за работу Довольно щедрою рукой. Зевес же за сии затеи Врача с олимпских мест в три шеи Повытолкал с небес долой. А Ипполит сей пооправясь Слоняться по свету побрел Местечко жить найти стараясь, К Егерии служить пришел; И жив у ней не мало время Пустил от Нимфы сей в свет племя, В подарок давши ей сынка, Который в батюшку удался; Везде за ним всегда шатался, И был как правая рука. Но Ипполитом занимаясь Далеко больно я забрел. И от Енея удаляясь Неведь куда с враньем уплел. И так назад поворочуся, С читателями примирюся Докончив им мои стихи Четвертой сей Енейды части. Кто в свете убежит напасти? Кого не путают грехи? К несчастью нашего Енея Сбиралися со всех сторон Против троянцев злость имея В пространный турновский загон Различны всякие народы, Красивы рожей, и уроды, На колесницах, и пешком, Причосанны, простоволосы, Лет старых, и молокососы, И в сапогах, и босиком. Но кто возможет именами Те все народы перечесть? Читатели пускай же сами, Когда хотят им сделать честь, Посправятся об них нарочно, Узнать чтобы всю правду точно; А мне теперь не до того. К тому ж когда я сим займуся, Опять в сторонщину завруся От сочиненья моего.

Примечания

[1]

Асканий — сын Енея и Креузы

[2]

Кассандра, дочь Приама и Гекубы, имела дар предсказывать будущее

[3]

Анхиз, отец Енеев и любовник Венерин

[4]

Царь Гетулийский, сватавшийся на Дидоне

Оглавление

Часть 1-я Песнь 1-я Еней претерпевши кораблекрушение был брошен на пустой берег и принят благосклонно Ливийскою царицею, которою угощен великолепно. Песнь 2-я Еней рассказывает царице Дидоне и всем ее придворным о последней ночи Троянской осады и о конечном сего города разорении. Песнь 3-я Еней продолжает рассказывать Ливийской царице повествование о разорении Трои; и каким образом все слушатели при том заснули Часть 2-я Песнь 4-я Каким образом Ливийская царица влюбилась чрезвычайно; езда их на охоту и бывшие там происшествия. Как потом Еней царицу ту оставил, и она умертвила себя собственными руками. Песнь 5-я Поминки в Сицилии Енееву отцу Анхизу и бывшие при том празднестве игры и потехи Часть 3-я Песнь 6-я Каким образом храбрый витязь Еней узнал от Кумской Сивиллы будущую свою судьбину и пустился путешествовать в ад. Часть 4-я Песнь 7-я Каким образом храбрый витязь Еней пристал в Италию, и как от царского сна и за постельну собачку возгорелася война.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg