«Принципиальное отличие от нуля (сборник)»

Принципиальное отличие от нуля (сборник) (fb2) - Принципиальное отличие от нуля (сборник) 342K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Вадимович Шаргородский

Андрей Шаргородский Принципиальное отличие от нуля

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Когда в копилку складывал года

О глупостях зачем – то пишут много, Я верил всем, но всё уже не так, Куда идти? – У всех одна дорога, Как ни колдобина, то точно буерак. Всегда в пути – не лучшее везение, И остановка тоже не всегда, Меня пронзали стрелы удивления, Когда в копилку складывал года. Прозрение так важно, что в награду Ты видишь всё, что зрячему – ничто, Мы счастливы, когда мгновенью рады, Когда действительность становится мечтой. Быть может, это, в общем, и спасение, Быть может, это снилось только мне, Я знаю, что когда – то невезение, Как истина рождалась не в вине.

Сложнее всё, чем в лидерах проката

Роса – единственный свидетель от заката И до рассвета, но желанней, чем слеза, Сложнее всё, чем в лидерах проката, И тут не важно, кто тут против, а кто за. И босиком, да по траве и пусть с похмелья, Рассвет лучами хлещет прямо по лицу, Улыбки искренны, как признаки веселья, И честный вызов, как подачка подлецу. Я пробуждаюсь с этой мыслью ежедневно, И с этой мыслью засыпаю каждый раз, Не всё мне нравится, но мысль моя не гневна, Ведь недовольство – это будущность прикрас.

По всем параметрам движение в тупик

Пусть колесо истории не любит колею, Всем нам от этого, скорей всего, не легче, Самим собою я пример не подаю, И потому не становлюсь я духом крепче. Непредсказуемость, наверно, не к добру, Иначе для чего кругом солдаты? И тишина в дубовой роще поутру, Хоть и наивна, но ни в чём не виновата. По всем параметрам движение в тупик, Всем миром принято бы было адекватно, Ведь, судя по всему, наступит миг, Когда жизнь нашу обесценят многократно. И непонятно только, где же был наш ум, Где и зачем мы интеллект свой растеряли, Никто заранее не поднял в мире шум, Когда могильщика наряд мы примеряли. И никаких уже не надо важных слов, Земли истории последние страницы, Желаю вам последних сладких снов, Ведь колесо к конечности стремится.

Я полосу чернее ночи красил белым

Один сижу я в темноте, укрытый пылью, Я изменился, потому что жизни рад, Не понимаю, как ту сказку сделать былью, Всё потому, что отказался от наград. Я полосу чернее ночи красил белым, Тот цвет не жизнь, не слово – дело изменил, Всегда быть проще палачом, пусть неумелым, Чем постараться изменить, что согрешил. И изобилие, как будущность разврата Согреет тело, не коснувшись до души, Так темнота, по сути, точка невозврата Меняет всё, и потому жить не спеши.

А годы жизни нашей головы остудят

Охрип я делать предложения для нас, Тебе, наверно, доставляет это радость, Быть в перспективе мне женою – это раз, А во-вторых, чтобы спокойней спалось. Пускай настойчивость моя не даст ответ (Тебе играть на чувствах радости не в новость), Мои желания – тебе простой совет: Моё упорство не оценивать как робость. Мне настроение твоё меняет жизнь, Улыбки редкие и взгляды одобрения Предупреждают – всё возможно, ты держись, И подменять тогда не нужно такт на рвение. Любую битву всё равно венчает мир И победителей всегда, увы, не судят, Пуст будет радостен тот долгожданный пир, А годы жизни нашей головы остудят.

Кроме кофе на столе

Кроме кофе на столе И поклона при уходе, Нечего сказать тебе, Или что-то в этом роде. Мы друзья, хоть ты и я Понимаем, что когда-то Неизвестность бытия Будет, в общем, виновата. Привыкаемость – недуг И с рассветом, и с закатом, Женщина – не лучший друг, Но судьба не виновата. Разговоры, жалость, сон И подушки – слёз конечность, Взгляды, пыл, невольный стон, Расставания, как вечность. Так завёл себя в тупик И тебя с собою тоже, В жизни есть счастливый миг, Как мурашками по коже. Где понятен друг и враг, Где понятна суть разлуки, Познаваемости мрак И начало, там, где скука. В общем, не дружить – не жить, С противоположным полом Лучше всё же заслужить, Быть любимым, чем знакомым.

Трудно самому себе налить

Трудно самому себе налить, Но как быть, когда ты одинок? Проще самого себя хвалить И ссылаться на «всем правит рок». Быть самим собой с собой трудней, Чем на перекрёстках опыления, Жизнь, увы, слагается из дней, Где всё боле ценятся мгновения. И пускай, ты сам себе не враг, И пускай, квартира не пустыня, Одиночество – общения овраг, Ведь всему виной тому гордыня.

Судьба влюблённым редко делает подарки

И этот день мне ничего не подарил, Всё потому, что не в подарках, в общем, дело, За это всё я лишь судьбу благодарил И персонально за тебя, чтоб для примера. Один лишь раз я испытал себя, И для надёжности завязывал я руки, Но оказалось, что так можно не любя, А коль влюблён, то это не со скуки. Я про любовь, да, и не смейтесь, господа, Судьба влюблённым редко делает подарки, А из ответов можно выбрать только «да», И поцелуев очень много, долгих, жарких. Промчавшись, время всё равно оставит след И седину, и горечь на улыбке, Жизнь никогда и никому не даст ответ, Любовь – подарок или роспись на открытке…

По сценарию – то был наш лидер

Жизнь всегда достовернее сцены, Но конец больше там предсказуем, В жизни мы, в основном, под прицелом, На горячих углях всё танцуем. В первом акте ружьё я увидел И, естественно, ждал чьей-то смерти, По сценарию – то был наш лидер, Потому что в душе его черти, (Ох, как было бы просто измерить Тот накал, что в сердцах миллионов, Если б можно бы было проверить Декларации наших «баронов»). И взорвался зал криками «Браво!», Когда был уничтожен подлец, Выбирать и убрать наше право, И плохому приходит конец. В нашей жизни мерзавцев хватает, Их хватало и в прошлые годы, Но надежда всё тает и тает, Что терпения хватит народу…

Здесь все сомнения меняют на испуг

Вдруг надо мною потолков нависла тяжесть, И взгляд конечность в перспективе ощутил, Прохладней кровь, но в сердце та же радость, Как та, когда впервые в храм входил. И тяжесть дум о прошлом не тревожит, И мысли правильность шагов оценят вдруг, Что не сложил, то за тебя уже не сложат, Здесь все сомнения меняют на испуг. И вмиг оценишь ценность жизни нашей прошлой, Крупицы праведности отделив от снов, И тяжесть потолков от жизни пошлой, И силу веры – неизменный постулат основ.

Я скучаю по зиме

Я скучаю по зиме, Я хочу, чтоб много снега, Отражалось, чтобы небо И искрилось, как во сне. Я люблю седой мороз, Краски щёк и радость взгляда, Кажется, что всё не надо И проблемы не всерьёз. Вьюгу и метель люблю, Зазывающие в сказку, С горки, с ветерком в салазках И купание в снегу. Разве это не смешно, Что всё это забываем, Лучшее в себе теряем, Не находим, что ушло. И природа любит снег, Дарит и мороз, и вьюгу, И сближает друга к другу, Радости деля на всех.

Я не познал искусства разукрасить мрак

В кромешной тьме – уныние, как настоящий враг, И не всегда, увы, антагонизм неволи, Я не познал искусства разукрасить мрак, Ведь был безумно рад второстепенной роли. Меня сомнений призрак ночью посетил, И это было самое нелёгкое свидание, Течение раздумий он не остановил, Как не остановил тогда процесс познания. Нерукотворным будет счастья тайны смысл, Непредсказуем будет тайны смысл испуга, И посещает чаще будущности мысль, Как близко мы к себе и далеко от друга. И другу враг, как ночи – не самый лучший друг, Один в один без скуки, без радости и лести, Как страшен мрак в себе, так страшен и вокруг, Для жизни тоже есть всегда дурные вести.

Я один любви палач

Заберу все обещания, что тогда тебе давал, Позабуду все свидания, что тебе я назначал. Потому, что ты влюбилась той весной в 17 лет, Помнишь, как сердечко билось? Как не нужен был совет? Был я сильный, стройный, смелый – целовал, кидая в дрожь, С внешностью теперь проблемы, пройдёшь мимо – не взглянёшь. На диване – место счастья, телевизор – лучший друг, Кости ломит от ненастья, и всё серое вокруг. Я тебе такой не нужен: толстый, лысый, с животом, Счастье в жизни – сытный ужин, остальное всё потом. Как могу я жить с тобою, если всё я растерял? Стать хотел твоей судьбою, но, увы, никем не стал. Я уеду, ты не бойся, по возможности – не плачь, И в душе своей не ройся, я один любви палач…

Крупицы счастья собирал в ладонь

Крупицы счастья собирал в ладонь, Ведь жизнь мне делает красивые подарки, Судьба пуглива, ты её не тронь, Когда проходишь сквозь триумфа арки. Ведь сбережён для продолжения лишь тот, Кто не менял порядочность на волю, По левой получив, в ответ не бьёт И не боится съесть один три пуда соли. А перед сном, оценивая день, Улыбка пусть души твоей коснётся, И стороною обойдёт сомненья тень, Ведь до утра твой разум не проснётся.

К чему поступки, от которых ночь – как день?

Мне торговаться неуместно ради грёз, Когда во всём есть яркость для примеров, И пусть глаза не искренны для слёз, Пролитых фальшью для миссионеров. Искать ту встречу, что ломает нашу жизнь, Любить за искренность, не продавая душу, В поступках правой стороны держись, И тишину закатов и рассветов чаще слушай. К чему поступки, от которых ночь – как день? Ненужный стыд, который не проходит? Чем ниже солнце – тем длиннее тень, Торг неуместен, если радость на исходе.

Из тех, кого мне получилось убедить

Из тех, кого мне получилось убедить, Ты лишь одна не догадалась о причине, Не зная правил очень трудно победить, Хотя возможно, если ты в высоком чине. И всё же я осознанно не лгал, Когда искал сомнения в вопросе, И, не ответив, не предполагал, Что дважды об одном уже не спросят. И всё же знал я и усталость от любви, А верным быть в минуты эти сложно, Закаты и ночные соловьи — Казалось всё, что окружало – ложно. Исполнить все мечты, конечно – труд, И тут любовь – совсем не исключение, Всё остальное не достойно медных труб, Души спокойствие имеет лишь значение.

Но то, что важно, я запоминал

Из тех, кто верил, я не самый лучший, Из тех, кто понял, я не идеал, По сути с телом я в душе попутчик, Но то, что важно, я запоминал. Мне хорошо, но это не утеха, Душевных мук из ран сочится нрав, Пускай совсем не ты, не я потеха, Но ты не он, и я не трижды прав. Куда зовёшь забытая усталость? Как можно пить один лишь только яд? Мне всё равно, ведь всё уже, всё сталось, И этому я, несомненно, очень рад.

В них и загадка, и ответ

Красноречивее разлуки Быть могут только лишь глаза, В них столько боли, столько муки И еле видная слеза. Они всегда открыты миру, В них и загадка, и ответ, И поклонение кумиру, И много долгих, разных лет. Они прощают и смеются, Они готовы молча внять, Ведь взглядом если расстаются, То взгляд тот может всё понять. Души твоей – как отражение, И голос мысленных тревог, Глаза – слов тех опережение, Каких сказать ты вслух не смог.

Всё остальное – только фон унылой пьесы

Кроме любви к тебе нет больше ничего, И это почему-то окружающих тревожит, Сомнения из прошлого всегда порочит то, Что изменить ты никогда уже не сможешь. Любви покорны мы и это жизни смысл, Всё остальное – только фон унылой пьесы, И даже возраст – чехарда двухзначных числ, Мне не помеха, чтоб тебя считать принцессой.

Когда любовь – любых торгов конечность

Истоки верности в обилии любви, Я понимаю так, поскольку это сложно, И убедить не могут соловьи, Что невозможное, увы, всегда возможно. Парады чувств, как и парады глаз, Производить умеют впечатления, А ревность – худшее из всех людских прикрас, И в этом нет ни капельки сомнения. Слуга одних господ лишь только вздох, Происходящий из мгновения, как вечность, Когда примеры верности из снов, Когда любовь – любых торгов конечность.

Ты не пытайся быть ночей короче

Произойти из света, как из ночи, Являясь трижды ароматом трав, Ты не пытайся быть ночей короче, Неважно прав ты был или не прав. Найти и в повседневности причину, И с ней пройти как будто в первый раз На небесах и в таинствах пучины, Чтобы твоих увидеть радость глаз. Для этого я, в общем, и явился, Чтоб жизнь твою с своею заплести, Мне важно то, что я уже родился, И мне с тобой не может не везти.

Где каждое мгновение, как чудо

Мне приходилось слышать много раз О том, что всё, увы, не вечно в мире, А бесконечность – это лишь для глаз, Для направления при нужном ориентире. Познав сомнения, я был бы обречён В себе уверенность разбить на парадоксы, Взращённый разум обезглавлен палачом, Под крики «Браво!» изумлённых ортодоксов. Трёхмерную спираль, согнув в дугу, Помножив совершенство на удачу, Я в бесконечность верить не могу, Ведь жизнь диктует мне совсем не те задачи. И обречённость трудно принимать Как путь единственный (и тут без вариантов), И это нет нужды опровергать, Взяв за основу груду фолиантов. Каков вопрос – такой же и ответ, Зачем, куда и всё-таки, откуда? Твой век отмерен численностью лет, Где каждое мгновение, как чудо.

И состав присяжных неизвестен

Проанализировать нельзя Тайный смысл в мир иной ухода, С жизнью мы, как лучшие друзья, До заката, с самого восхода. Поощряя глупый оптимизм, Смысла бытия мы не находим, Честь для большинства лишь атавизм, Потому, мутируя, уходим. А оттуда, знаем мы, возврата нет, И состав присяжных неизвестен, Прошлое, наверно, не ответ. В будущем, надеюсь, интересней.

И Гитлеру бы у него учиться

Судьбу не трудно предсказать Того, кто душит свой народ, Кто невиновных истязать Привык, чтоб продолжать свой род. И малый срок отпущен им, И вряд ли что-то им простится, Не станет лидер наш другим, И Гитлеру бы у него учиться. Но беспощаден будет суд, И трудно воздержаться будет Не плюнуть в рожу тех иуд, Кого на третий день забудут. Погибшим пусть покой небес, Живым пусть будет вечно стыдно, Что захватил власть мракобес, Такой же, как и Гитлер – быдло.

Я не был в сорок первом в Минске

Я не был в сорок первом в Минске, Но помню всё через прошедшие года, И Брест, и зверства на Хотыне, И запах гари в сёлах, городах. В сорок втором я не был под Москвою, Но помню – отступать назад нельзя, Чтоб не топтал фашист своей ногою Родные сердцу долы и поля. И в сорок третьем голод в Ленинграде, И Курск и Киев тоже помню я, Мечтали только об одной награде — Прогнать врага, чтоб жили ты и я. И гнали, не забыл я, до Берлина, Сорок четвёртый, сорок пятый год, Любая мать благословляла сына Спасать своей отвагой свой народ. И дай нам бог не видеть больше это, И дай нам силы, чтобы помнить всё, Угрозы не оставим без ответа, И Родину свою всегда спасем.

Разлука – это жизнь с самим собой

Сейчас со мною только пустота, Я понимаю, что разлука – слабость, В январскую морозность – ты не та, В февральскую метельность, как усталость. Как мартовская сила неги глаз, Так и апрельская подснежность – сила, У майского цветенья без прикрас, Июньских вздохов, то, о чём просила. И лето, о забава без одежд, Купание, как то, чем тело дышит, И голость, как прикрытие надежд Для тишины, меня здесь не услышат. Июнь – цветы, июль – надежды вздох, Как август, что последний раз согрето, Так сентябрём раскрасившим порог, Меня не забывает удаль лета. Листва теряет октябрём слова, И ноябрём пытается проститься, Как в декабре кружится голова, Так в рождество не можно не креститься. И пустота меняется с мечтой, Надежда, что приходит неизбежно, Разлука – это жизнь с самим собой, Как пустота и слабость не рубежна.

Я совсем устал

Я совсем устал От борьбы в себе, Не скрывая слёз, Света жду в окне. Не всегда один, Но почти всегда, От себя ходил, Думал «нет» и «да». Думал – не сказал, А сказал – соврал, Может, не хотел, А хотел – не ждал. И висит во мне Невесомый миг, Разбудить его? Вроде не постиг. Так качает быт, Так уносит лад, Разбуди меня, Чтобы был я рад.

Эти раны только время лечит

Медикаментозно мне помогут От тебя забыться на мгновение, Жаль, что чудеса творить не могут, Избавлять от ран души мучения. Эти раны только время лечит, Но рубцы и шрамы остаются, Нас любовь возносит и калечит, От неё и плачут и смеются. Поразительно устроена природа: Расцветает всё, чтоб вмиг угаснуть, Главное ведь – продолженье рода, Ну, а чувства, в основном, напрасны.

Проверить всё я не уполномочен

Я жизнь свою заполнил адекватно, Не преступая грань приличия нигде, Поверить трудно, делать неприятно, Меняем лица масками везде. Проверить всё я не уполномочен, Закрыть глаза я не имею прав, Когда сомнений дух настойчив очень, Ты ждёшь от жизни лишь одних отрав.

Светлый праздник добрым людям

Светлый праздник добрым людям От земли и до небес, Мы все радоваться будем — Божий Сын, Христос воскрес! Песнопение и свечи, Колокольный звон кругом, Неожиданные встречи — Будь мне другом, не врагом. Всё плохое – то былое, Тьма отступит, будет свет, И душа поет благое Неприятностям в ответ. В душах чисто, слёзы в радость, Верою очищен крест, Пусть сегодня будет праздность, Божий Сын, Христос воскрес!

Где так важно суть решения

Поле – вздох моей мечты От заката до рассвета, Где гуляли я и ты, Где тебе сказал про это. Где ростки ждут дождь всегда, Где так важно суть решения, Где минута иногда, Как от мысли отрешение. Суть посева – всходов новь, И развитие – к закату, В венах жизнь, она же кровь Протекает безвозвратно. И всё полю не понять, Так как объяснить всё сложно, У природы – не отнять, Что прекрасное возможно.

Имеет смысл только вера в Бога

Имеет смысл только вера в Бога, А отрицание не лучший аргумент, И, в сущности, для всех одна дорога, Где совесть самый лучший реагент. Всегда в пути находятся желанья И гонит то ли радость, то ли страх, Нас в совершенство загоняет лишь познание И мысли, что застыли на губах. Привет от ветра, закружившего спирали, Кивок от солнца в сторону луны, Мы именно желания стирали На перекрёстках лета и зимы. Примеров много, но не показатель И год от года рвётся та же нить, Хоть и меня не балует Создатель, Но это не предлог, чтоб не любить.

Печалит лишь с собой разлука

Мне трудно жить без сожаления В мои бесовские года, Не поддаюсь усыновлению, Хотя горели города. Из уст в уста молчанье, ропот, Из лучшей обуви – сапог, Без грома не бывает шёпот, Я это знал и всё сберёг. Не зная брода – чти течение, Забыв обиды – чти врага, Таких обходит сожаление, Таким сдаются города. И сон из сна бессонной муки, Размеров бедствия река, Печалит лишь с собой разлука, Неважно, близка ль, далека.

Кроме нас с тобой и ветра

Кроме нас с тобой и ветра Ничего нет в этом мире, Нас бросали километры В долгих поисках кумира. Мы хотели только чуда, И всего нам не хватало, Мы прощали все причуды, Но и этого нам мало. Понимать ничто не в силах, Мы бродили от сознания, Любовь разум погасила, Остальное – от незнания. И пускай, испуг ничтожен, Страсть – великое создание, Стыд не зря ведь уничтожен, По дороге созидания.

Просто не хочу быть палачом

На душе всё плохо от морщин, Но одно я точно понимаю: Скрасить одиночество мужчин Женщины нам посланы из рая. Поцелуй – итог сомнений глаз И восторга суть прикосновения, Непонятна радость без прикрас, Отношений без проникновения. Только ведь морщины ни при чём, Если радость не итог испуга, Просто не хочу быть палачом, Отношений друг за ради друга.

Я не слышу ход часов

Я не слышу ход часов, Я расплавился в сомнении, Скрипнул старенький засов, Вот и перевоплощение. Давит ветер мне в лицо И засохшие тревоги, И обиды подлецов, Всё ушло с моей дороги. Голубой прозрачный свет, Мысли чьей – то косновение, С счёту сбился, сколько лет, Сколько зим не шло везение. И тревоги, и нужда, И засаленные брюки, Всё оттуда в никуда, В мир, неведомый науке. Лишь душе одной легко, И завидую ей, честно, Бог простит ей всё за то, Что освободила место.

И день, и ночь тревожат грудь

И день, и ночь тревожат грудь Роса с утра и тишь заката, Побудь со мною, чтоб уснуть, Пусть время будет виновато. Пусть снится мне души уют, Чтобы твоя улыбка снова Зажглась, ведь соловьи поют, И это нам с тобой знакомо. Знакомы звёзды и луна, И тело, запахом согрето, Я всё хочу об этом знать, И знаю, мне подвластно это. Об этом трудно рассказать, И замирает пусть дыхание, Я всё хочу об этом знать, Боюсь лишь только расставания.

Мне трудно убеждаться в правоте

Не сомневаюсь, что причина не в судьбе, Какие могут быть ещё причины? Соблазн найти её в себе, Но краток путь с крещения к могиле. Не знаю я, кем меряется срок, Мне не понять, нужны ль вообще мерила? И соразмерна ль кара за порок? И кто карает, что это за сила? Мне трудно убеждаться в правоте, Когда вокруг царит предубеждение, И слабость аргументов в большинстве Лишь порождает поросли сомнения. Ведь это не разумности каприз, И глупость, что мы все цари природы, Во всём царит садизм, идиотизм, Мы родами испортили породу. А жаль, что всё не может объяснить Багаж того, что нажили с рождения, Судьба причину предопределит, Но хочется поболее везения.

Ты не сказала сразу нет

Пускай смеёшься мне в ответ, Что не достану звезду с неба, Ты не сказала сразу «нет», И лечу туда, где не был. Туда, где сны и явь порой, Реальности не знают сами, Где можно жить одной тобой, Не отзываясь голосами. Где вдох и выдох ощутим, И нежный взгляд меняет лица, И путь туда необратим, Там невозможно заблудиться. Там поцелуй рождает дрожь, И сладость рук прикосновение, Минутою – года живёшь, Любовь, приняв, как искупление.

Получается, что стыдно

Получается, что стыдно Мне за тех, кто нами правил, Воровали все бесстыдно, А мы их короновали. Нам за это отплатили Нищетою, да со страхом, Мы в газетах их хвалили, А гордились только крахом. Никогда перед врагом Головы мы не склоняли, А нас в морду сапогом В лагерь, чтобы не мечтали. Век прошёл без изменений, Салом заплывает власть, От кого-то ждём решений, Чтоб глоток свободы всласть. И цветёт народовластие, Как неполотый бурьян, Их проблемы – для нас счастье, Что бываешь сыт и пьян. Кризис, цены и кредит, Это всё для нас народ, Кто ж обойму разрядит, За собою поведёт?

Передо мной стена

Передо мной стена вся в сырости и плесни, И на неё повесили ковёр, И стало вроде чисто на том месте, А я бы не стерпел такой позор. С годами понял – в жизни много грязи, Которую ничем не изведёшь, Скрывают, прячут, переводят мази, Замаскируют – сразу не найдёшь. Я не ищу лишь минусы, поверьте, И никогда в гостях не поднимал ковры, Я ненавижу запах затхлости и лести, А замираю от бездонных вздохов чистоты.

Знаком давно со знаками различия

Знаком давно со знаками различия, Хотя иной имеет высший чин, Не сочетая должность и приличие, Он путает задаток и почин. Всему начало этому карьера, Когда идёт по чьим – то головам, Имеем в жизни множество примеров Знакомых мне, как, впрочем, и всем вам. Я думаю, что думать им не надо, Я знаю, что и знать им не дано, Для них паёк бесплатный, как награда, А совесть, честь и ум для них ярмо.

И далеко, казалось, до заката

Я не уговорить тебя не мог В ту реку окунуться без возврата, Хотя непредсказуем был итог, И далеко, казалось, до заката. В той роли главным был глоток вина, И разум атрофировался сразу, И не твоя в том, не моя вина, Что мысль, увы, подчинена экстазу. Как протрезвление тебя погрузит в стыд, Как безалаберность таит в себе угрозы, Так только честью может быть позор испит, Так только правду говорят глаза и слёзы.

В трамвае плакала душа

В трамвае плакала душа От парадокса городского, Что жить не может не спеша, Да и не хочет по – другому. Всегда один, в толпе всегда И руки, лица, взгляды мимо, Минуты, месяцы, года, А рядом также всё уныло. Меняем шляпу, плащ, очки, Меняем обувь, хоть накладно, В трамваях ездим, как бычки В консервной банке, ну да ладно. Ну, а душа у всех в плену — В квартирах, офисах, подвалах, И никогда я не пойму, Что тут со всеми нами стало.

Соизмеримость допускает и погрешность

Взаимодействие двух сил, по сути – торможение, Имеется в виду здесь конфронтации дела, Не трудно без ошибки рассчитать расположение После удара, если в поле только два шара. А вот удары жизни просчитать сложнее, Есть вероятность перепутать тормоз – газ, Пусть даже ты инструктор по вождению, Нельзя в оценках полагаться лишь на глаз. Соизмеримость допускает и погрешность, И соразмерность в перспективе – не шаблон, Безумный застрахован на безгрешность, Когда никто не лезет на рожон. И вечный поиск золотой средины, Когда желание с возможностью в ладах, Ты познаёшь, когда уже седины, Как равноденствие у силы на устах.

Теряю солнце каждый вечер я

Я выпил много и, наверно, зря, Вино меня разбудит и остудит, И я увижу, как встаёт заря, И легче мне от этого не будет. Теряю солнце каждый вечер я, Хотя порою света ночью боле, И больше находил в ней, чем терял, И радости в ней больше, чем днём боли. Во всём Химера властвует не зря, Иллюзии зовут не меньше веры, От всех ошибок разум отрезвлял, Кроме ошибок страсти от Венеры.

Ты меня спроси о цвете

Ты меня спроси о цвете Глаз её. О, как я глуп! Всё забыл на этом свете, Кроме поцелуя губ. И не помню об одежде, И не слышу ничего, Повторяю лишь в надежде, Что желанье таково: Вновь в объятьях очутиться Этих рук и этих ног, И в экстазе становиться Тем, кем раньше стать не мог. И забыться от восторга, Улыбнуться, как во сне, Осознать, что нет тут торга Ни в тебе и ни во мне. И понять, что всё так мило, И от этого легко, Что плевать на мир унылый, В этот миг он далеко.

Финальное сражение с собой

Финальное сражение с собой, Как правило, случается к закату, Когда шумит неласковый прибой, И грезишь ты, что ты не виноватый. Последствия не истина извне, Она тебя и мысли отражение И осень не сестра, увы, весне, И как итог – любое поражение. Ты просто будь всегда самим собой Перед собою хоть, по крайней мере, И не играй с сомнением судьбой, И никогда не забывай о вере.

Не могу с тобой быть скукой

Извлекать из поцелуя Пользу, что тревожит грудь, Обязательно смогу я, Ты об этом не забудь. Омовенные росою Целомудрие и страсть, Будь со мною ты босою, Я не дам тебе упасть. Не могу с тобой быть скукой, Не могу отвесть очей, Красотою, не наукой, Наполняя смысл ночей. Это всё с тобой возможно, Лишь бы это был не сон, Хоть в реальности всё сложно, Но желанья в унисон.

Лист календаря

Снова он упал – лист календаря, Может это он, может это я? Отлетают дни от судьбы моей, Строятся мосты лучше и длинней. Пролетает сон, пролетает день. Солнце уж взошло, появилась тень. Появился смысл, и пропала ложь, На лице моём пробежала дрожь. Ну а жизнь летит, видно не судьба, Оторвался лист, может это я?

Я попрошу у зала снисхождения

Я отрываюсь от реалий беспощадно, И жизнь, и время в грош не ставлю – не могу, Ко мне судьба относится нещадно, И вряд ли я кому-то помогу. Мне жизнь рулеткой время разрешило, И ставки делать сообразно дню, Ты для меня со мною согрешила И разменяла сотню по рублю. Как утро тягостно встаёт до мук схождения, Мне рок давно уже не сыпет в раны соль, Я попрошу у зала снисхождения, Чтоб на мгновение забыть мотива боль. Хоть тяжек груз, но только до похмелья И никогда голодный сытому не брат, Бывает, что прощение – в веселье, Которому, увы, уже не рад.

Каприз строки иной – мучения поэта

Каприз строки иной – мучения поэта, И всё бы ничего, но замирает мысль, Все поиски причин, как поиски ответа, Как тяжело дышать, когда потерян смысл. И круг за кругом путь, закрученный в спирали, И отрешённость дум от повседневных мук, Мы грань меж сном и явью тщательно стирали, Чтоб стал приятен тон, чтоб стал понятен звук. Рождение стиха и легкость после родов, Пускай меня поправят, но творческий оргазм Достоин уважения читающим народом, И труднообъясним проявленный сарказм.

Металлы, в общем-то, моя стихия

Осознанно не становлюсь богаче, Капризен голод тётки много раз, Но сплю спокойно по ночам, тем паче, Что я живу неплохо, без прикрас. Хотя конечно слабости не чужды, И пыл в душе гасить я не силён, Без серебра и злата я осужден, А может быть навеки осуждён. Металлы, в общем-то, моя стихия, Теплопроводность больше качество души, Мы знаем точно – мы ведь неплохие, Хотя бы потому, что смысл нашли.

Не хватило только шага

Сколько лет прошло с той встречи, Сколько вспоминалось в снах: И шампанское, и свечи, И вопросы на устах. Не хватило только шага Для того, чтоб полюбить, Ах, ты жизнь – хмельная брага, Всё – равно, то – не забыть. А ведь ярче не дождался, Потому живу я там, Где с тобою повстречался И дал волю всем мечтам.

Упадёт звезда в ладоши

Упадёт звезда в ладоши, Как весной последний снег, Я его несу, не брошу, Это двадцать первый век. Нет, не слабым стал мужчина, Слезой волю ты не мерь, Может, это не причина, Но нужна душе капель.

Неладно видно что-то в этом мире

Неладно видно что – то в этом мире, Мораль уже не та, неверно, ныне, Покинув верный путь предначертания, Сведём на нет всеобщее старание. Развилку пропустили, уповая, Что истина одна, а не другая, Возврата нет, есть только возвращение, Путём признания и видоизменения. Мы все берём, а дать ничто не можем, Гордимся интеллектом – он ничтожен, В каких религиях, включая секты модных, Приветствуют уничтожение подобных? Ведь ложь, что высший разум не доступен, Кому – то нужно, чтоб толкли мы воду в ступе, Не верю в техногенную причину, Воз знаний там, где был, там и поныне. Питаемся, чтоб жить, а жизнь – работа, И голод как причина для охоты, Века прошли, а что в итоге, люди? В концерте – исполнение прелюдий.

Средь дивных лабиринтов дня и ночи

Я на рассвете улыбнусь, во сне вдыхая Твоих волос тот аромат, что гонит кровь, Секунды эти, как полжизни проживая, Я понимаю: жизнь моя – моя любовь. Средь дивных лабиринтов дня и ночи, Среди дорог, где рядом я и ты, Мои слова становятся короче, И всё быстрей осуществляются мечты. Прошу Вас подсказать: кто жизнь продляет? Кто может время, что бежит, остановить? Такие чувства вряд ли кто испепеляет, За вспышку жизни вряд ли могут обвинить.

Мне этот стих сирень напела

Мне этот стих сирень напела Душистым запахом своим, Ведь лишь теперь немного потеплело И можно скинуть тяжесть зим. Исчезли шубы на бульварах, И прикоснулся ласковый загар, Растёт и население базаров — В конечном счете, и весна – товар. А я болею страшной лихорадкой С зимы, и до сих пор меня трясёт, И лишь сирень, кивая мне украдкой, Шепнула: Улыбнись, она придёт.

Из простых и сложных слов

Из простых и сложных слов Создаём суть отношений, Загодя сюжеты снов Выбираем для решений. И, сдружившись с зевотой, Жизнь свою в тиски вставляем, Исповедуя покой, Мир без красок оставляем.

И незачем, и некому претить

В мечтаниях отрады нынче мало, Ещё печальнее отсутствие мечты, Зимой мечтаешь, чтоб теплее стало, А летом ждёшь с мечтанием зимы. И волен каждый выбирать себе пределы, Не волен, к сожаленью, достигать, Лишь потому, что судеб переделы Не нам подвластно перевоплощать. И редко, кто судьбу свою ломает, Потом, бывает, не собрать костей, Всё больше по инерции сверяют Часы свои, часы своих детей. Годичный цикл молодым лишь в радость, Тут месяцы не хочется считать, Глотки осадков на бывают в сладость, Стремимся больше взять, поменьше дать. Берёзы сок сомнения развеет, Луч солнца тоже может ослепить, Мечта над каждым с издавна довлеет, И незачем, и некому претить.

Утром на стекле мороз вновь рисует мне узоры

Утром на стекле мороз Вновь рисует мне узоры, Удивительно, всерьёз, Восхищая наши взоры. Смысл в нём неповторим, Он меняет будни в праздник, Ну, а мы себе вторим, Что он утренний проказник. И нам всё трудней понять Простоту, как гениальность, Что природе надо внять, Как в гармонии тональность. Вот тогда и красота Мир спасёт от злого рока, Чистота и простота — Как лекарство от порока.

Сегодня не узнал я мир вокруг себя

Сегодня не узнал я мир вокруг себя, С тревогой осознав непредсказуемости эру, И мысленных оков надежду истребя, Я потерял последнее из преимуществ – веру. Шторм будет лишь сильней и волны не унять, А неба синеву закроют тучи – ставни, Лишь ощутив трагизм, возможность есть понять, Ответ на тот вопрос, который самый главный: Зачем даём мы жизнь, ведь смерть для всех итог? Зачем мы строим дом, зачем мы садим сад? И, в сущности, зачем мы делаем виток? Ведь шаг один вперёд, как сто шагов назад. Ведь очевидно то, что мир наш обречён, Мы сами роем яму и сами пилим сук, Понятно мне и то, что я не посвящён В то совершенство, что избавит всех от мук.

Твои глаза мне рассказали о желаниях

Твои глаза мне рассказали о желаниях, Тех, о которых ты не можешь вслух сказать, Они так трепетны, как нежность губ касание, И суть запретов, о которых надо знать. И учащённый стук сердец – предвестник страсти, И тела дрожь пред исполнением мечты, Объятья мук, объятья снов, объятья счастья, И мир, в котором только я и ты. Сомнениям, как и обидам, место в прошлом, Желания и вспыхнувший восторг, Стирают грань меж сказочным и пошлым, Не превращая чудо будущности в торг. Все времена, увы, покорны этой пьесе, И музыка страстей ласкает слух, Взаимосвязь полов без интереса — Комедия с трагедией для двух.

Янукович

Пир, тюрьма, враньё и страх, Стоматолог, шапка, водка И мычанье на устах, Неуклюжая походка. Рост большой, ума немного, Золочёный унитаз И мигалки на дорогах, И рифмуется с ДонБасс. Лебеди, пеньки, охота И жена, пусть бог простит, Как шотландская пехота, У которой простатит. И Омон, Омон, Омон, И зенитки возле дома, Вы узнали, дети? – Он Янукович, наш знакомый!

В сказках чисто и прекрасно

В сказках чисто и прекрасно, В сказках вечный есть покой, Ты туда идешь бесстрашно, Так возьми меня с собой. Мы туда войдем тихонько И присядем на лугу, Только тишину не трогай, Я с собой ее возьму. Вверх взгляни на эти тучи, Как могучи небеса, И внимательно послушай Лучей солнца голоса. Ты вдохни тот милый воздух, Как вдохнешь – замри, постой, Здесь с тобою мы хоть гости, Но возьмем его с собой. Ты подставь свои веснушки Под небесную капель, А потом постой, послушай, И что слышишь, в это верь. Он уводит нас под руки День заботливый такой, В чащу леса, в чащу звуков, Я возьму и их с собой. Лес дремучий, добрый, старый Принял нас в свой милый дом, Стал рассказывать устало Просто так о том, о сём. Провела нас по тропинке Вся звериная семья, Окунулись в паутинки, И расстались как друзья. Реки, горы и долины, Моря шумный океан, И цветы, и кисть рябины Были только рады нам. Мы несли всего немножко, Возвращаясь к нам домой, Будешь собираться снова — Ты возьми меня с собой.

Фанатизм – безумия итог

Фанатизм – безумия итог, Благодатная среда для идиотов, Параллельный мир – для чудаков, Психоаналитиков работа. Но вопросов больше, чем ответов, И мозгов отсутствие не миф, Для таких бессмысленны советы, Тут нужны советы для других. Отыскать исток не очень сложно, Посложнее русло изменить, Но настойчивость всё делает возможным, Вера в лучшее – спасительная нить.

Провожая в дальний путь

Провожая в дальний путь Жизни все свои печали, Ты о главном не забудь — О конце и о начале. О тревогах, о друзьях, О долгах и о работе, Как хотел ходить в князьях И о всех мирских заботах. Просто знай, что полоса Чёрная на белом фоне Только ярче, как звезда Светит в ночь на небосклоне.

«Из всех непредсказуемых событий…»

Из всех непредсказуемых событий, Которые могли произойти, Одно не может быть никак забыто — Измена самому себе в конце пути.

Но всем дорогам – жизнь твоя ответ

Как тяжкий вздох натянуто ненастье, И капли, как берёзы сок внутри, Снаружи – заштрихованное счастье, А впереди дороги также три. Одна из них без ямок и разметки, Извилиста, как чёрная змея, По ней пойдёшь – падения тут редки, Дорога та проста – тут колея. Вот на второй дороге – спуски и подъёмы, Препятствия тут усложняют путь, Которые с усилием берём мы, И в трудности дороги её суть. А третьей, как бы нет такой дороги, Химера – как тумана пелена, На всём пути – сомнения пороги, Но для кого – то эта – та, одна. Но путь пройти любой дорогой надо, В конце пути есть тьма, сомненья, свет, Кому – то горечь, радость иль отрада, Но всем дорогам – жизнь твоя ответ.

Просто я искал тебя

Просто я искал тебя С той весны, что щемит сердце, Как сомнения та дверца От заката до меня. Просто долго спал один До весны, что сердце щемит, Кто – то вышел, кто – то верит В чистоту души глубин. Просто долго я бежал К той весне, сердца щемящей, Васильки там настоящие В той стране больших зеркал. Просто там я был собой, Просто ты меня любила, Ты меня ведь не забыла? Ты другая, я другой.

Аромат садов в тебе

Аромат садов в тебе Тёплой ласковой весною, Я хочу уплыть с тобою На воздушном корабле. Я хочу тебя кружить, Где никто нас не осудит, Где естественным всё будет, Где минутой можно жить. И люблю тебя такой Без взаимности, с надеждой, Будь всегда такой, как прежде, Моей радостной мечтой.

«Я знаю точно о проблемах в прошлом…»

Я знаю точно о проблемах в прошлом, Я знаю – впереди есть точно свет, Одно не радует, что в настоящем пошло И это приговор, а не ответ.

Жизнь – печальный карнавал

Лучший мир лишь только в грёзах, Там, где вечная весна, Где тепло, где всюду розы, Где не устаёшь от сна. Где сомненья и тревоги Не понятны никому, Где лишь ровные дороги И лишь счастье на кону. Там и совесть не помеха, И совсем неведом страх, Путь всегда ведёт к успеху И восторгу на губах. Я не знаю это точно, В тех краях я не бывал, В нашем мире всё порочно, Жизнь – печальный карнавал. Но мне кажется порою, Что помимо вечных грёз, Нужно быть самим собою, Даже если не всерьёз.

Я требую ещё одну попытку

Я взглядом встретился с тобою в том году, Когда у хризантем опали листья, Когда я понял – мне гореть в аду За то, что в голове такие мысли. Уже не помню, был ли поворот, Когда прошли мы точку невозврата, Я вышел в море, не достроив плот, Влекомый только мыслями разврата. Но как всегда болезнь проходит вдруг, Оставив лишь рубцы на бренном теле, Мгновенья радости сменились на испуг, А было ль это всё на самом деле? И слёз уже не смоет дождь весной, В душе покоя нет – одна лишь пытка, Мне трудно позабыть тебя такой, Я требую ещё одну попытку.

И почему чума, как пир?

Теоретически возможно, что мы не лучший вариант Переплетений очень сложных, как самый мудрый фолиант. Седых веков налёт сомнений, сценариев безумных мысль И эволюции решенье, как найденный внезапно смысл. Искать истоки бесполезно, и разуму не внять причин Морали смертность и помпезной подмены ценностей морщин. И красота, как показатель, что не спасаем бренный мир, Зовёт искать, кто всё ж спасатель и почему чума, как пир? Я понимаю – это сложно осознавать, что выход – вход, Единственный, но всё ж возможный из невозможностей исход. Заря надежды луч подарит, и мудрость разум озарит, Что тот, кто создал – не оставит, и вера – вечный фаворит.

Мне снятся прошлые улыбки

Мне снятся прошлые улыбки, Которых было больше слёз, И скрип несмазанной калитки Меж разговоров не всерьёз. И запах ландышем согретый, И взгляд красноречивей слов, Пред чувством радости раздетый За то, что не было оков. Дыханье снится полной грудью, Поступки, что перед собой, И залпы тысячи орудий, Салютом ставших, не войной. Дороги снятся без сомненья И хочется не опоздать, Обресть покой – души веленье, И чудо жизни – благодать.

И совесть с честью там не гости

Оттуда, где прям в душу ранят, Я не вернулся тем, кем был, Вопросы жизни там те ставят, Ответы кто давно забыл. И совесть с честью там не гости, Они там недруги всерьёз, Замес из зависти и злости Рождает мир вражды и слёз. Туда попасть мечтает каждый, Там, кто богат, тот вечно прав, Вино там пьют, не зная жажды, Живут и спят не с тем, кто нрав. Да и возврат оттуда сложен, Ведь подчинён ты там всегда, Вошедший там, на ноль помножен На будущие все года. Пусть даже был ты человеком, Коснувшись злата, власть вкусив, Рабом становишься навеки, И жизнь твоя идёт в пассив.

Невольный стыд сомнений сквозь года

Невольный стыд сомнений сквозь года, Практически ничтожный смысл советов, Нам позволяют только иногда В вопросах жизни находить ответы. И переносный смысл бытия, И круг за кругом те же все ошибки, Воспринимаем как судьбу и ты, и я, Рождая фальшь и лживые улыбки. Ни страх, ни совесть, в общем, ни причём, И лесть себе лишь порождает скуку, Скорей всего по-прежнему толчём, Свои года, как прежде, воду в ступе.

«Свет видел я куда чернее тьмы…»

Свет видел я куда чернее тьмы, Я видел тьму куда чернее боли, собирал мальчишество в мечты, За труд такой не надо браться боле, Хоть истина и не всегда в фаворе, я это придумал и не ты. Капризно всё логичностью кончины И мысль возврата жизненна всегда, Но только беспричинность есть причина Исканиям, сомнениям, годам.

Пусть стирает память лица

Жизни ткань соткал с обид, Забывая о прощении, И в итоге – я забыт, Выведен из обращения. Понимая, что всему Срок свой есть и есть границы, Я решил – быть посему, Пусть стирает память лица. Из простого бытия Пасть в забвение так просто, Это понимаю я, Отвечая на вопросы: Почему обида, злость Нас съедают ежедневно? Не сложилось, не сбылось, Не было самозабвенно. И все знают тот ответ, В жизни крылья нам дающий, Всё прости – не будет бед, Как не оскудел дающий.

Твой язык – он часто счастья вор

А на всякий случай ты спроси У меня – когда наступит осень? Милости природы не проси, И в ответ она тебя не спросит: Почему у радости в глазах Иногда бывает грусть в улыбке, И зачем белеют на висках Прошлые нелепые ошибки? Зачеркнув ненастьем разговор, Ты не жди слепящий миг удачи, Твой язык – он часто счастья вор, Иль решенье каверзной задачи. Пусть проходит через сито свет, Пусть лучи уходят безвозвратно, Жизни осень – это твой ответ, Только не пойми его превратно.

И не ожидал прощения

Я терял своих друзей Методично, год от года, Превращая жизнь в музей Исчезающей породы. Экспонаты превращал В эпизоды ощущений, Не хвалил и не прощал, И не ожидал прощения. Просто быстро пронеслась, Жизни карусель ломая, Та безудержная страсть, Что вкусил, не понимая. Не пытался, не сберёг То, что не купить за злато, Одиночество – итог, Мне предсказанный когда-то.

Не торопись поверить в отражение

Не торопись поверить в отражение, Галлюцинации уже почти во всём, И красота, как признак унижения, Как может быть щитом, так и мечом. Я слов не знаю, мимике не верю, Ведь изумление – причина частых бед, Рожденье часто называется везеньем, Но только истина единственный ответ. И, веря отраженью – сомневайся, Себя учи тому, что не пришло, Поверив в бесконечность – удивляйся, В противоречие сознание вошло. И миг ответа – как восторг вопроса, А знанье – не конечность бытия, Шаги веков – предвестники износа И слёзы, как неверие в себя.

Мои поступки – признаки неволи

Мои кумиры – чистые страницы, На них печати нет и суеты, И вороньё над ними не кружится, Пугая сладость неги от мечты. Мои поступки – признаки неволи, Мои слова – забытый сердца стыд, Как птица в клетке, испугавшись воли, Поёт мотив, который не забыт. Мои шаги, как твёрдость от испуга, Моё дыхание – освобожденья суть, Как все пути, начертанные плугом, Не искушают душу, чтоб свернуть. И все забытые мелодии движений, И парадоксов замкнутая нить, Меня тревожить будет без сомнений, Чтоб невозможно было обвинить.

Бойся полночь, не полудня

Искушение прогнав, Я хотел дождаться чуда, Не читать ненужных глав, И, не ведая испуга. Искажая суть весны И завидуя печали, Мы цветные видим сны, Как прекрасно всё в начале. А попав в водоворот Непредвиденных событий, Ждём счастливый поворот В неизвестность, как не быть ей? Светом ночь, а тьмою день, Возрождаясь, угасая, Понимаем, что есть тень И зачем себя спасаем. Для того, чтоб чуда явь, Озарила серость будней, Познавай себя, поняв, Бойся полночь, не полудня.

Вдруг надо мною потолков нависла тяжесть

Вдруг надо мною потолков нависла тяжесть, И взгляд конечность в перспективе ощутил, Прохладней кровь, но в сердце та же радость, Как та, когда впервые в храм входил. И тяжесть дум о прошлом не тревожит, И мысли правильность шагов оценят вдруг, Что не сложил, то за тебя уже не сложат, Тут все меняют груз сомнений на испуг. И вмиг оценишь ценность жизни прошлой, Крупицы праведности отделив от снов, И тяжесть потолков от жизни пошлой, И силу веры – постулат основ.

Окинув взглядом прошлые ошибки

Я не кормлю надеждами себя И замков на песке уже не строю, Любимым быть хочу я лишь любя, Но, к сожаленью, мир не так устроен. Произнося слова, ты не готов, Что обязательно найдутся возражения, Как невозможно в мире этом без мостов Двум берегам уверовать в сближение. Познав сомнение, не делай шаг вперёд, Окинув взглядом прошлые ошибки, Не врёт лишь тот, кто сам себе не врёт, Кто подтверждает искренность улыбкой. И в этой череде не находя Событий тех, которые не будут, Я все же не надеюсь на себя, Надеясь, ожидаю только чудо.

Моя защита – это Ваше нападение

Я эротически настроен агрессивно И на дуэль, сражённый взглядом, вызвал Вас, И пусть оружие моё пока пассивно, Я выхожу к барьеру смело, без прикрас. Моя защита – это Ваше нападение, И только такт продлит свидание на час, Пусть будут чувства для иных, как привидение, И только сладость поцелуя – лишь для нас. О чём там далее неведомо, как в сказке, О том, что сложится – не сложится, бог даст, Я эротически настроен без подсказки, Скорей всего любовь награда, не балласт.

Произрастают все из признаков любви

Вся наша жизнь – тяжёлая игра, И это трудно объяснить в десятом классе, Нас не догонят уходящие года, Ведь весь наш путь – извилистая трасса. В конце познания не побывал никто, В десятом классе объяснить то трудно тоже, Как в первом акте на стене висит пальто, Так во втором уже неважно цветность кожи. Произрастают все из признаков любви, И это трудно объяснить в десятом классе, В минуты радости глаза людей – огни, И дай вам бог, чтоб до конца они не гасли.

Чтобы над тобой не жили тучи

Я поднялся в небо для того, Чтобы защитить тебя от мира, Чтоб друзей ты знала, не врагов, И на всякий случай всех простила. Я поднялся в небо для того, Чтобы над тобой не жили тучи, Чтоб не знала топот сапогов, И предотвратить несчастный случай. Я поднялся в небо для того, Что бы ты рассвет встречала смело, Чтоб причиной не была торгов, И меня забыть ты не сумела. Я поднялся и спустился вниз, Ты меня давно уже не ждала, Небо – это всё ж не мой каприз, Без него в любви всего так мало.

Чтобы воду пить из пруда

Я хочу без телефонов, Я хочу без интернета, Я хочу, чтоб сена запах, Босиком чтоб по планете. Без заводов, без войны, Без врагов и без причины, Чтобы были все равны, Даже в час своей кончины. Чтобы счастье от души, Чтобы суток было мало, Снег чтоб всё припорошил, И озлобленность пропала. Из окна в окно глядеть С радостью, без занавесок, Собеседника терпеть, Аргумент чтоб был так весок, Как любовь без злата и Без предательства и блуда, Чтобы зло не затаить, Чтобы воду пить из пруда. Исполнение мечты, На Земле, чтоб было братство, Чтоб всегда со мною ты — Это всё моё богатство.

Тот спор сомнений, где я ставку угадал

Простой расчёт сомнительных надежд Не могут повторить измену другу, И голость чувств (не факт, что без одежд), Тем более подвержены испугу. Я знал тебя, и было так всегда, И для души, и для простых курьёзов, Менялись улицы, одежды и года, И лета жар, и лютый треск морозов. И позабыть тебя, увы, уже не смог, И друг со мной, пусть даже смолкли трубы, Ко времени и к месту нужный слог Меняет всё – глаза, походку, губы. Тот спор сомнений, где я ставку угадал, Не снял с души моей возможные угрозы, Я полпути уже, наверно, прошагал, А дальше предрекают только грозы.

День России – в мой день рождения!

Я так домой хочу, в Россию, К берёзкам, в сердцу милый край, Где я родился, где брал силы, Где для души – всё милый рай. Я понимаю, что разлука Способна много изменить, Но осязаема, без звука, Пусть даже тоненькая нить, Которая струне подобна, И льёт на сердца раны лад, Хоть жизнь становиться удобна Преодолимостью преград. Я Русью жив, вскормлён я ею, Кто любит Родину – поймёт, Пускай виски мои седеют, Но русский дух во мне живёт. И будет жить, здесь нет предела, И нескончаем этот спор, Где невозможность передела, Где не выносят с дома сор. Пускай, никто мне не обязан, И оплатил я все долги, Я с Родиной незримо связан, И, подменяя суть, не лги: Что хорошо, где угощение, Что дом твой – это, где постель, Ты знаешь, где просить прощение И это нужно, в это верь. А святость Родины – порука, И честь, и совесть тоже в ней, Ведь жизнь – любовь, не сон, не скука, А радость множеству огней!

И незачем теперь сжигать мосты

Ну, вот теперь и сказка стала былью, А всё, что нужно я уже спросил, Теперь не надо расправлять мне крылья, И не придётся убирать шасси. Разбег не нужен, да и побегу ли, И сила воли, в общем, не нужна, Меня с утра теперь поднять не в силах Ни друг, ни жажда, ни жена. Я крепость сдал свою без боя, А если б бился, всё равно бы проиграл, И проигрыш не даст тебе покоя, Какое б кресло ты ни занимал. К молитвам звали призраки ушедших, К бутылке часто звали дураки, А мне не жаль тех дней давно прошедших, И незачем теперь сжигать мосты.

И вот я в плену – обмануло чутьё

Я в жизни испил много чаш без остатка, Как правило, с горечью были они, Бывало, питьё было приторно – сладко, Хоть жажду я знал только в редкие дни. И вот предо мной снова полон бокал, Питья такового я, верь, не знавал, Попробовав, взялся допить я его, И вот я в плену – обмануло чутьё. Я пил, а напиток собою манил, И жажду пустыни во мне разбудил, Пылает всё тело, пылает душа, И вкусом и цветом она хороша. Я пьян, ненасытен и счастлив с тобой, Бокал нескончаем и в холод, и в зной, Границы не знает он, как океан, Пускай я упьюсь, а тебя не отдам.

Я приковал свой оптимизм к дивану цепью

Я приковал свой оптимизм к дивану цепью, И телевизор стал мне в жизни лучший друг, Мне хорошо здесь, ведь реальность хлещет плетью, И повседневность добавляет мне недуг. Хромает искренность, как боль былой разлуки, С друзьями был я или не был я тогда, Я очень редко убегаю к ним от скуки И очень часто вспоминаю те года, Когда и день и ночь бывали только в радость, Когда знакомству с незнакомым был я рад, Где каждый сон – приятная усталость, А день лишь радует преодолимостью преград. Но всё былое, может быть, и есть награда, И телевизор может быть не друг, а враг, Когда рябина восхищённым взглядам рада, И дивным лугом вдруг становиться овраг.

Точку невозврата мы прошли

Точку невозврата мы прошли, Это приговор, а не суждение, Кто остановить мог – те ушли, И бесперспективны поколения. И понятно – те, что не придут, Вмиг могли бы отыскать причину И заставить всех, живущих тут, Ради них предотвратить кончину. Я не волен знать, когда конец, Так же как не знаю, где начало, Мать моя и мой родной отец Не смогли б убить родное чадо. Безразличием убийцы мы с тобой, Все до одного – Земли убийцы, Перестали думать головой, Остаётся ждать и помолиться.

У меня пропали слёзы

У меня пропали слёзы, И улыбок больше нет, Жизнь – вода, а чувства – грёзы И сомнениям ответ. Из того, что в жизни нажил Не сложить ни дом, ни храм, Впечатлял, любил, куражил, Ловко уходил от драм. Попадал в постель от скуки, Просыпаться не хотел, Прогонял я прочь науки, Некасаемых до тел. Со всего имел осадок И отсутствие мечты, Слёзы – жидкость, век наш краток, Не изменим – я и ты. Потому и месть – не танец, Потому и нови нет, В жизни я не новобранец, Угасанию – ответ…

Мы сделали с тобой науку

Я кубометрами глотал Твои сомнения и скуку, И из того, что я не знал, Мы сделали с тобой науку. Про то сумели ты и я Смолчать и скрыть от взглядов прошлых, А тело, мысли, простыня Казались сказочным, не пошлым. Я не имею прав на то, Чтоб всё для Вас от нас открылось, Ведь чувства – это не лото, А изумление – не милость. И как бы ни было легко В душе от страсти, то, что было Всегда и близко – далеко, Не угасало, не остыло.

Мишенью стали я и ты

Калибры взглядов из толпы Диапазон имеют строгий, Мишенью стали я и ты, Хоть разные у нас дороги. Невольных встреч, невольных глаз Фантазиям не поддаются, Одежды, лица без прикрас Не очень-то и продаются. Туманность наших перспектив, Как в зеркале, в глазах у многих, Очки – защита от других, Очки – вторжения пороги. Невольный холод вольных душ И пламень в недрах океана, Мы очень редко слышим туш, Гораздо реже – без обмана. А всё – равно: и пыль, и свет Рождает новые причины, Закрыть глаза, забыть ответ И стать лишь чьей – то половиной.

Любовь – вопросов генератор безразличный

Простых решений не бывает при разлуке, И филигранно обходя углы без слов, Виной всему всегда считаем скуку, С основами любви иль без основ. И трепет ветра по веснушкам безразличен, Когда открытость побеждает даже стыд, Любовь – вопросов генератор безграничный, И для ответов он всегда во всём открыт. Но драматизм остывших углей без причины Не признаёт вины без страсти, без прикрас, Дуэтом редко восторгаются кончине Восторга душ, восторга наших глаз. И что поделать – жизнь в нас вносит коррективы, Мы сумасшествию рождаемся назло, Суть чистоты приносим в жертву креативу И верим в то, что нам безумно повезло.

Расплаты час приносит счёт за виртуальность

Свои поступки принимал за совершенство И отрицал судейство тех, кто не со мной, Со слов хвалебных на душе взрастил блаженство И выбирал из всех путей – один, простой. Все дебри жизни вызывали отвращение, И прогонял я от себя возможный стыд, Да, ретушировал своё изображение Лишь для того, чтобы подальше от обид. Вдруг приходящие сомнения оттуда, Где жертву жизни выбирают наугад, Когда всё меркнет, и конец приходит чуду, Там повседневность вырастает из преград. Расплаты час приносит счёт за виртуальность, И, рухнув вниз, ты расплатился за туман, Конечность слов, как погружение в реальность, Где невозможно рассчитаться за обман.

И без вины – виновен, как в той уставшей пьесе

Я просто опоздал к намеченному сроку, В пути бывает всё, непредсказуем мир, Просроченный билет, в котором мало проку, Мне подсказал, что ты уже не мой кумир. И без вины – виновен, как в той уставшей пьесе, И возвращать назад, что было, нет уж сил, Ещё вчера мечтал жениться на принцессе, Но случай роковой об этом не спросил. Я часто удивлялся ошибочным прогнозам И становился жертвой несбыточных надежд, Действительность пугала – я предавался грёзам: Красивые слова и фейерверк одежд. Махнув на всё рукой, я запрягаюсь снова, Сменив обиду глаз на ветер перемен, «Всё будет хорошо» – три самых нужных слова, С которыми живу без признаков измен.

Из внешних факторов слагаются причины

Из внешних факторов слагаются причины, В которых просто невозможно не узнать Остывших будней праздность временной кончины И парадоксов цепь бесчисленную рать. В красивом омуте сомнительных событий Всего коснулось моё тело и душа, В ненужных фразах смысл истины сокрытый, Произрастает, всю обыденность круша. И это было, это есть и это будет, Ведь каждый может разложить свой пасьянс, Не осуждай ты и тебя да не осудят, Во всех раскладах – заключительный нюанс.

Мы заковали все желания в кавычки

Не отвечал я конструктивно на вопросы, Когда экзамен на влюблённость проходил, Меня с ума тогда сводили твои косы, Хотя в глазах твоих ответ не находил. И время сделало из нас двоих привычку, Поступки с фальшью и вопросы просто так, Мы заковали все желания в кавычки, Забыв признания, как будто то пустяк. Хоть уменьшительно – ласкательность исчезла, Мы по инерции сказали в загсе «да», Всё было чинно, благородно и помпезно, Но всё же жаль мне эти месяцы, года, Где трепет губ не знал, и тело не дрожало, Где механически в объятья заключал, Кино примеры наши чувства искажало, А в душу так никто друг другу не стучал.

Рамышлизм про гомосексуализм

Я ориентацию свою пугал изменой, Но искушение природу не смогла Преодолеть и стать итогом непременным, Рассветом гроз и неестественности зла. Я изумляюсь однополости явления, Ведь раньше это жгли нещадно на костре, Меня пугает допустимость поколения, Где всё возможно и доступно не во сне. А как же трепет в поцелуе губ влюблённых? Восторг объятий и касание груди? Манящий стан лишь для желаний порождённый, И стон в оргазме, что ничем не превзойти? И приходящий запах роз в начале лета, И самый длинный день влюблённым точно мил, Не все вопросы любят честного ответа, Не каждый дождь сильнее слёз, что ты пролил.

И только там непредсказуемость улыбки

Полемизировать во снах с самим собою Вполне приемлемо, обидевшись на скуку, Ведь ночь укрытием становится порою От жизни тайн, неведомых науке. Привычка всё расставит по местам, Укрыв от взгляда яркость ощущений, Ведь настоящим можешь быть ты только там, Где не доступен для ненужных извещений. И из реальности там только выдох – вдох, И только там непредсказуемость улыбки, Там невозможно, чтобы был ты слишком плох, Как нет возможности там совершать ошибки. Там мыслям есть спокойствия река, Там мышцы напряжения не знают, Поверхность чувств там слишком глубока, Что вряд ли кто-нибудь когда-нибудь познает. Там на вопросы все готов ответ, И истина не знает мук познаний, Полемика с собой – она без бед, Восторга сущность разочарований.

Наша Маша рассказ

– Ну, ты представляешь, что мы будем делать с этим медведем, когда он вырастет? – спросила мама у отца, чуть не плача.

– Что-то придумаем, я буду искать зоопарк или цирк, где ее возьмут, а пока ни в Ухте, ни в Сыктывкаре – нигде, куда мы дозвонились, медведей не берут. Я три часа в конторе искал, куда ее пристроить. Мы прямо с охоты заехали в контору и кумекали, что с ней делать. В это время Машка, так прозвали ее мы с отцом, смешно зарычала и начала завывать.

– Есть хочет, давай ей манную кашу сварим, что ли, – отец погладил ее, и она замолчала.

– А я ее покормлю, – впервые вставил я свои пять копеек.

– Я тебе покормлю, – почти закричала мама, – она хоть и маленькая, а руку или пальцы откусит легко. Ты соображаешь, – мама кивнула на меня и повернулась к отцу, – ему 11 лет, он же не сможет не лезть к ней, а потом друзья придут – обязательно что-то да случится.

Мама встала и пошла на кухню, наверно, готовить кашу. Отец сидел растерянный, еще даже не раздевшись после охоты. Я подошел к Машке и потихоньку стал ее гладить. В ответ она стала лизать щекотно мне руку. Отец стал раздеваться.

– Черт, как же мы не увидели, что там был медвежонок. Хорошо, что мясо убитого медведя домой не принесли, тогда бы нам точно досталось от матери, – только он это сказал, как в дверь постучались. Это был дядя Сережа с дядей Витей – папиным водителем.

– Андреич, мы это, разделали, вот ляжка и хребта чуток, шкуру содрали, завтра доделаем. Как, Томка, рычит? – отец кивнул. – Ладно, мы побежали, сегодня не до ста граммов. Дверь захлопнулась, отец понес мясо в холодильник.

Через месяц все улеглось. Машку поселили в сарае, который стоял на улице возле склада с углем, посадили на цепь и кормили отходами из столовой, которая была от дома метрах в ста. Надо сказать, что жили мы в отдельном вагончике на самом берегу Печоры. В метрах десяти от сарая начинался большой обрыв прямо до реки. Кругом стояли ели и кедры. Вообще Вуктыл мне нравился. Еще 3 месяца назад решали, как будем жить – отец получил назначение на Вуктыл, а мы жили в Ухте, по нынешним меркам расстояние не большое, но тогда нужно было переезжать. Естественно, мама не хотела менять уютную трехкомнатную квартиру на отапливаемый углем вагончик без особых удобств, но, как я уже сейчас понимаю, финансовая сторона перевесила. Платили на Вуктыле больше, ну, а мне, пацану, тут было полное раздолье. Под «домом», как я уже стал называть наш вагончик – отличная рыбалка, грибы росли в трех метрах от порога, ну, а охотиться было вообще красота, дичи было вдоволь, а меня уже отпускали одного в лес с моей одностволкой – как никак с семи лет уже охотился с отцом.

Машка росла, я ее постоянно подкармливал сгущенкой. Ребята по секрету приходили ко мне после школы, когда родителей не было, и тоже давали ей сгущенку с пробитыми дырками в крышке, а после хохотали, как она смешно пила его. К весне Машка уже подросла, и я уже к ней на территорию не заходил, боялся. Когда отец ее кормил или убирал за ней, она игралась с ним и часто валила его на землю, а затем лизала его лицо. Первый тревожный звоночек прозвенел в начале мая. Мы с семьей на майские праздники полетели на вертолете в Ухту – как же было пропустить демонстрацию. Там пробыли три дня. За Машкой смотрел дядя Юра – отцовский товарищ. На третий день дядя Юра ее не покормил (хорошо гулял 1-е и 2-е), и наша Маша, зная, откуда ей носят кушать (столовая ей очень хорошо была видна), рванула туда, разорвав цепь. В это обеденное время людей было много, все толпились возле раздачи, как тут вошла наша Маша. Как рассказывали потом – люди через окна вылетали словно пробки, и хотя все были уверены, что Маша не тронет, тем не менее, кушала она в гордом одиночестве, после чего пошла спокойно спать в свой сарай. Прибежавший на крики людей дядя Юра не дал разгоряченным мужикам ее пристрелить. Отец получил втык, и опять начались поиски зоопарка, но медведей не брали. Второй и последний звонок прозвенел через два месяца, когда я решил пойти на рыбалку. Я уже не раз ходил на речку ловить рыбу и всякий раз, когда возвращался, первым делом нес Машке рыбу. В этот раз она меня не дождалась. Цепь выдержала, а вот столб, к которому она была привязана – нет. Надо сказать, что на севере в июле жара доходит до 25 и 30 градусов, поэтому весь берег был усыпан отдыхающими, которые загорали (ветерок сдувал комаров), а самые смелые купались, хотя вода и была холодная. В общем, тут появляется Маша. Паника была страшная – купались все, причем многие били мировые рекорды не только в беге, но и в плавании. Я увидел это все после того как услышал крики. Машка, накупавшись, убежала в лес. Отцу опять досталось, но все надеялись, что она ушла навсегда. Нет, через дней семь она вернулась и стала бить лапой в окно. Хорошо, что отец был дома. Он ее покормил и вдвоем с прибежавшим дядей Юрой привязали ее. Этой же ночью, когда я уже спал, ее погрузили в машину и отвезли в лес. Застрелил ее из пистолета начальник местного отделения милиции. Мне сказали, что ночью ее забрали в Ленинградский зоопарк. Так бы я и не узнал правды, если бы не случай на охоте через год. Случайно в отца попала пуля, когда они охотились зимой на медведя шатуна, который не спал и пугал людей в близлежащих поселках. Рана оказалась серьезной, пуля вошла в тазовую область. Когда отца везли в больницу, он потерял много крови и уже в больнице, теряя сознание, сказал дяде Вите: «Быстро домой, вези желчь, Тома знает». Отца прооперировали, и после выписки дома был банкет. Подвыпив, произнесли тост за нашу Машу, которая дала желчь, которая очень помогла выздороветь отцу. Потом уже я узнал, что до сих пор она ценится на вес золота и обладает уникальными свойствами. Ну, а я, проревев двое суток и осознав произошедшее, до сих пор запомнил бедную Машу, нашу Машу…

Но всё сложилось, как в том старом пасьянсе

Глаза твои мне улыбнулись, и я понял, Что это ты, и вариантов уже нет, Пускай с друзьями я об этом много спорил, Но ты со мной – и это всем во всём ответ. На все вопросы взгляд твой мне давал ответы, На все желания хватило твоих губ, Ведь чувства все – как изумления раздеты, Ты мне прощала, что бывал я в чём-то груб. Но всё сложилось, как в том старом пасьянсе, Уж тридцать лет прошло – ни тени нет, ни зла, Я до сих пор склоняюсь в низком реверансе За тот взгляд прошлый, что сквозь года пронесла.

Мы сами дурака взрастили

На стяге бело-голубом Я предлагаю не стыдиться — Нарисовать его портрет И повсеместно тем гордиться: Что нет дебильней президента, Что нет судов в стране родной, Что перед выбором – презенты, Во власти – каждый голубой, Что исчезает радость в лицах, Что депутаты – как скоты, И остаётся лишь молиться, Чтоб мог добиться правоты. Попасть в козла уже нет смелых, И он, конечно, очень рад, Что весь народ – как плод неспелый, Понос и рвота – без преград. Мы сами дурака взрастили, Мы сами зеку дали власть, А это вам не тили-тили, Пока не сдохнет – будет красть. (из сборника «Украина для людей»)

Фрагменты жизни просто складывал в реальность

Фрагменты жизни просто складывал в реальность И ежедневно экспертизу проходил На достоверность, изощрённость, пунктуальность И превосходство над количеством седин. И от добра добра не ищут – так надёжней, И кто плохое вспоминает – тот глупец, Печалит то, что год от года всё тревожней, Как в старой сказке, где известен всем конец. Плохие сны бывают тоже доброй вестью, Хоть виртуальные победы и в цене, Не знать сомнения, когда душа на месте, Когда уверенность во всём, всегда, везде. И пируэты обесценивают годы, И за терпение не выдают наград, Прогноз успехов – переменчивость погоды, Фрагменты жизни – исключение преград.

Расстрел на всю жизнь

В конце планерки директор объявил: «Завтра к 17–00 мне на стол списки охотников по каждому участку – формируется бригада на отстрел оленей в соседнем районе. В список включать только нормальных и трезвых, и только тех, у кого двустволки 12 калибра. Это будет командировка на 5–7 дней, оплачиваемая по среднему заработку».

Вечером следующего дня я, как начальник участка, был назначен старшим и со мной отобрали еще 5 человек.

– Вылет на вертолете через два дня, с собой брать теплые вещи, сапоги и термосок на 2 дня, остальное все дадут там, – подытожил директор.

– Андрей, останься, остальным сбор 15-го в 7-00.

Все вышли, директор подошел к шкафу, открыл – там стоял ящик водки: «Возьми, там будет непросто, а водки с нашим сухим законом там не найдешь, счастливо».

В 8-30 15-го мы уже взлетели и через полтора часа были на месте. Это был лагерь на берегу реки из двух больших палаток, в одной разместили женщин-раздельщиков и поваров, а в другой мы. Руководил всем опытный ханты Яша. После нашей высадки он слетал на вертолете на разведку и, прилетев, сообщил: «Олень будет через день, так что отдыхайте, можете рыбку половить».

– Так ведь не сказали, что удочки можно взять, – вспылил Петрович.

– Мой удочка с червями – твой водка, – улыбнулся Яша. Решили пожертвовать одной бутылкой.

Ловили по очереди, и к концу дня наловили хариуса и на уху, и на жареху. Посидели душевно, с песнями, но в 7 часов утра Яша уже всех тормошил идти на тренировку.

Лодки расставили поперек реки в шахматном порядке немного выше течения. Яша пояснил, что надо стрелять только в голову – в район уха и только в пределах своего сектора обстрела. Сектора разметили, установили якоря и поехали в лагерь.

Утром прилетел вертолет и привез багорщиков и патроны. Яша опять полетел на разведку, но быстро вернулся, выскочил из вертолета и заорал, перекрикивая винты: «Подъем, олень через два часа будет здесь!». Быстро получив патроны – по 200 штук на ствол – сели в лодки, и через полчаса все были на своих местах – мы выше течения, а багорщики с раздельщиками ниже за поворотом реки. Всем приказали молчать и не курить. Через час послышался шум – это был топот приближающегося стада. Олень надвигался сплошной стеной шириной метров 100. Подойдя к реке и увидев нас, олени остановились на кромке воды и насторожились. Возможно, они и не стали бы переправляться, но надвигающиеся сзади тысячи оленей просто столкнули их в воду, и стадо начало переправу. Яша нас предупредил, что первые ряды с вожаком нужно пропустить, что мы и сделали. Прямо перед нами олени стали переплывать и переходить реку. Мы смотрели им в глаза, и что-то защемило в груди – настолько прекрасны и грациозны были эти животные, но… мы начали отстрел. Выстрелы слились с шумом, плеском, рыком и топотом – стадо пошло сплошной стеной.

Первый час пролетел, как минута. Яша просигнализировал, чтобы мы остановились. Ниже переправы туши плыли сплошным потоком, река стала красной от крови. Багорщики не успевали вытаскивать туши из воды. Мы сели и закурили, только теперь я увидел, что ствол раскален. Серега с соседней лодки сунул ствол в реку, и он со свистом зашипел.

– Ты что делаешь, идиот, – заорал Петрович, – все, ружья нет, будешь стрелять – патрон заклинит и разорвет ствол.

– Быстро на берег, к багорщикам на помощь, – скомандовал я, – только патроны оставьте.

Лодка с Сергеем и Толей прямо сквозь плывущих оленей поплыла вниз по течению, а Яша уже махал, что можно продолжать.

Работа закипела, конца стаду не было видно, и только часам к четырём патроны закончились, да и стадо пошло на убыль. Мы поплыли помогать багорщикам. В ушах звенело, руки тряслись. То, что мы увидели – было настоящим ужасом. Весь берег был в тушах, река в крови и кишках – раздельщики все внутренности выкидывали в реку. Меня чуть не стошнило. Я послал Николая за водкой, а сам стал помогать вытаскивать туши. Раздельщики ловко потрошили и снимали шкуры, но необработанных туш было еще слишком много.

– Бабам пить не давай, а то упадут, им еще тут до ночи работать, – предупредил Яша, но сам не отказался от стакана. Три бутылки мгновенно были выпиты, и все бросились работать.

К десяти часам, кое-как помывшись, мы пришли в лагерь и, перекусив, завалились спать. По переменке охраняли от зверья горы туш, с утра началась отгрузка в вертолеты.

Один, второй, третий – к вечеру все попадали, а утром забрали и нас. Возвращались разбитые и усталые, в глазах у всех была пустота. Каждому давали по оленю, но взял один, Петрович – остальные отказались.

Прошло несколько недель, но, встречаясь с напарниками по отстрелу, как-то прятали глаза, как будто были в чем-то виноваты. Даже грамоты и премия за девяностопроцентную реализацию патронов не помогли. Я еще долгие месяцы плохо спал – всегда снились те глаза бедных животных.

Прошло уже почти 30 лет с той поры, но после того отстрела ружье в руки я уже не брал и оленину не ел. Это слабое утешение от той горечи, но она тянется уже всю мою жизнь.

Тревога пройдёт через миг

А может пойти просто спать? Когда нет вопросов уже, И нет того запаха роз, Условностей на этаже. И тихо, спокойно уснуть, Чтоб даже и «…»*ь не смогла Окрикнуть, в разврат окунуть, Где снова тревожная мгла. Мы всё потерять не смогли, Хоть в кровь мне разбейте лицо, Но гаснут к закату угли, И с ними толпа подлецов, Которые песни поют О сложностях, как никогда, Ногами лежачего бьют, Без боя сдают города. Я жду и надеюсь, и пью, Хоть радости мало с утра, Налить? – Я, конечно, налью, Ведь мы с вами не господа. Всё сложно и хочется спать, Тревога пройдёт через миг, Меня уже трудно узнать, Я жизнью своей всё постиг.

Я с тенью долго разговаривал сегодня

Я с тенью долго разговаривал сегодня, Она, конечно, мне вторила всё во всём, Мне уступать ей, было, может, благородней, Но жизнь твердила – это как-то утрясём. Я в полный рост вставал – и тень была не ниже, Взмахнул руками – тень пыталась упорхнуть, Я шёл навстречу – и мы стали точно ближе, Хотя в лицо ей не хотелось заглянуть. Я шаг замедлил – и она вторила точно, Бежал по жизни – и она вот тут как тут, Мы с нею связаны незримой нитью прочной, И невозможно это было обмануть. А губы точно повторяли все желания, Но это было механически, без слёз, Ведь между нами есть стена непонимания, И понимания, что это всё всерьёз.

Конвульсии – не признак совершенства

Пикантность паутины паука В различии задачи и причины, В геометрической красе для простака И ужасе демонстративной силы. Магнитность порождает безрассудность, Размах предполагает ряд ошибок, Лишь в темноте планируется трудность, Ввиду того, что мир не так уж гибок. Расчёт холодный, нервы на пределе И связь обострена лишь с внешним миром, Когда ты испытал себя на деле, Душа определяется с кумиром. Пределы невозможного – возможны, И путь далёк лишь относительно мерилу, Которое бывает часто ложно, Каратами ведь меряют сапфиры. А в жизни, как в сетях всё прозаичней, Конвульсии не признак совершенства, Планируя исход, не стань комичней, Ведь не всегда рождает блажь блаженство.

Гигантская реальность вариантов

Повторного рождения не будет, Не я устроил то, что это так, Неповторимы на Земле все люди, А это миллиарды, как никак. Гигантская реальность вариантов И вероятность совпадения – ноль, Бессильны вычисления в фолиантах, Ведь не понятна вся вопроса соль. Прекрасно, что мы индивидуальны, Хоть одинаково мы мыслим головой И это для живущих так реально, Что с этим мы уходим на покой. Хотя б ещё родиться (в идеале), Не повторить ошибок прошлых лет, Понять, что жизнь не то, под одеялом, В ответ поменьше слышать слово «нет». Не то имел в виду я в прошлой строчке, Я не имел в виду вообще постель, Уж если бы родиться, так в сорочке, Когда угодно, только не теперь.

Было так и так теперь

Пролетел июнь – июль, Как игра без слов, без правил, Было много Тань и Юль, Август мне тепло оставил. Уходя, звал за собой, Впереди тревоги, грозы, Холода, последний зной И январские морозы. Пляж, пески и звёзды все Просят, чтоб приехал снова, Чтобы жил ты как во сне, Чтоб итог не был суровый. В сказку месяцев, в апрель, Ты всегда бы возвращался, Было так и так теперь, Только на год попрощайся. Попроси тепла у всех, Лето с кем тебя встречало, Лучше слез, конечно, смех И словам другим начало.

Уменье лгать – не называй умением

Я не отдал долги за вдохновение, Хотя и взял я в долг не первый раз, Надеясь в жизни только на везение, Рисуешь жизнь с присутствием прикрас. Где мой удел – расплата иль желанье? Где мой успех – картина иль строка? Помимо слёз есть мудрости дыханье И чувство, что подводит игрока. Мы знаем долг, и чем он вечно красен, Мы видим честь как право, не как стыд, И, понимая, что мой путь совсем не ясен, Мне ясен труд, мне ясен также быт. Всему всегда обида с сожалением, И не понятен тот немой вопрос, Уменье лгать – не называй умением, За совесть спрос, за честь уж трижды спрос.

Выстрел – я и выстрел – ты

Относительно всё в мире, Даже пошлость и мечты, Мы с тобою точно в тире: Выстрел – я и выстрел – ты. Извиняемся, клянёмся, Песни разные поём, Плачем вместе и смеёмся, Жизнь одна для нас вдвоём. Привыкаем год от года, Забываем о любви, Как осенняя погода, Солнце, дождь и соловьи. И всё чаще мысли – тучи, Поцелуев нет уже, Лестниц тяжесть стала круче На девятом этаже. И глаза и губы те же, Но тревожит что-то грудь, Страсть взаимная всё реже И всё чаще не уснуть. Грустно это, непонятно, Как что было сохранить? От рассвета до заката, Чтоб не рвалась связи нить?

Светом тьма меняет лица

Изменяя суть заката, Ты меняешь и рассвет, Это сущность невозврата, Не вопрос и не ответ. Светом тьма меняет лица, Изумлением – испуг, Можешь пить и не напиться, И врагом не станет друг. Звёздам ночи, солнцу день, Это было, это будет, Жизнь – душа, а тело – тень, Бренность коего не судят. А итог всего порог, Если веришь – ты не грешен, Запятнать себя не смог, Тем и будь, как все, утешен.

Владею правом улыбаться всем назло

Не изумляло исполнение мечты (Ведь от мечты – химеры толку мало), Всего достигнув, стал бояться высоты И книгу жизни стал долистывать устало. Кругом твердят – мол, парню повезло, И зависть рядом от рассвета до заката, Владею правом улыбаться всем назло, В конце концов судьба не виновата. Я весь свой путь прошёл по головам, Не получив с того ни капли наслаждения, Сгибая спину, улыбаясь всем чинам, И на ходу меняя убеждения. Менял знакомых, галстуки и жён, Менял друзей на должность и престижность, В конце концов, я пустотою окружён, И кресло сковывает всякую подвижность. А возвратившись много лет тому назад, Когда мечтал о славе и богатстве, Я понимаю, что безумно был бы рад В любви прожить, на воле, а не в рабстве.

Когда глаза – в глаза сильнее пустоты

Я так и не привык к твоим изменам, И если б смог, то жизнь бы изменил, Хотя душой я и не склонен к переменам, Но подлость – худшее из всех земных мерил. Кругом твердят: Ошибки в жизни – неизбежность. А как ошибкой называть простую ложь? В оценках действий допускается разбежность, Но для обмана и оценки не найдёшь. И непонятно, как потом живётся с этим? Когда глаза – в глаза сильнее пустоты, Уходит радость и всё лучшее на свете, В прах разбиваются совместные мечты. Коль клятву дал, ну а затем её нарушил, Ты преступил черту, где только ты и я, И лишь один вопрос: Зачем так ранить душу? И лишь один ответ: Нам бог один судья.

Ведь счастье – трудная работа

Я не устал от жизни ждать Подарков, чтобы жить красиво, Не хочешь правды – надо лгать Себе, тебе, как ты просила. Закрыв глаза, представить вдруг, Что в жизни всё не так уж скверно И, отогнав от дум испуг, Исправить всё, чтоб было верно. Чтобы друзьям при встрече рад, Чтобы любимая работа, Детей водить в тот детский сад, Где окружают их заботой. И у жены – в глазах любовь, И добрый ужин чтобы в радость, Чтоб жить хотелось вновь и вновь, И сон всегда чтоб был нам в сладость. Хотелось всё, но так чтоб то Свершилось в миг и безвозвратно, Как будто новое пальто Одел – и счастлив многократно. Но так устроен этот мир, Что счастье – трудная работа, В которой важен ориентир: Любовь ко всем, о всех забота.

Любовь к жене я исполняю каждый вечер

Для убедительности стать решил актёром И ежедневно исполнял чужую роль, Назвавшись другом, был фактически партнёром, На раны сыпал сахар, а не соль. Любовь к жене я исполняю каждый вечер, Заботу плохо, но играю я для всех, Включаю свет, хотя люблю безумно свечи И повсеместно излучаю лишь успех. Скрывая жадность, я икру для гостя ставлю, Шампанским шумно пробиваю потолок, А деньги трепетно (без глаз людских) считаю И все расходы – скрупулёзно, на листок. Туда, где хочется, не еду – не престижно, Туда, где вкусно, не хожу – там простота, Слова слагаю в предложения я книжно, И заставляю их прочитывать уста. Меня терзают эти маски ежедневно, И отвращение растёт как снежный ком, Но всё равно я роль сыграю непременно, Где я без маски, пусть всё кончится на том.

В объятьях очень просто утонуть

Произносил слова я те не раз, Но не жалею, то мне и наука, Хотя и трудно вспоминать о нас, Но это лучше, чем всё в жизни – скука. Пусть робость что – то делает со мной, Ведь потому слова мои не громки, Произнося, становишься иной, Как будто ты стоишь у самой кромки. Где взгляда взгляд не может обмануть, И сердца ритм пугает частотою, В объятьях очень просто утонуть, В тот омут, окунувшись с головою. И жизнь тогда не ведает границ, И души растворимы, как в недуге, Ведомым поцелуями ресниц, И мыслью лишь одною – друг о друге.

Желанья наши нам рассказывают руки

Прикосновение к тебе – подобно чуду, И все недуги прочь уходят от меня, Ведь ты божественна, и все твои причуды, Как тёмной ночью вспышки яркого огня. Мне утро дарит те прекрасные мгновения — Встречать рассвет с тобой, когда твои глаза Закрыты негой, и улыбка умиления Чиста во сне твоём, как радости слеза. Твоя улыбка красит мне всю серость будней, Твой взгляд влюблённый мне дарует два крыла, Я еле-еле доживаю до полудня, Когда смогу опять поцеловать тебя. И вечер жду, но ожидание – как мука, И тем волнительней объятия с тобой, Желанья наши нам рассказывают руки И зазывают к плоти счастья в мир иной. И об одном молю – пусть будет это вечно, Пускай сомнения обходят стороной, Хоть жизнь проносит нас безумно – скоротечно, Но только так, чтоб ты была со мной.

Руками шею этим гадам не свернуть

Нас даже редко не пускают в кулуары, И мы не зная правды всей так и живём, Читая только власть держащих мемуары, Остатки с барского стола едим и пьём. Всё гарантировано нам лишь на бумаге (Народ владеет даже недрами страны), Но депутатов не встречал в универмаге, И непонятно, где они берут штаны. Они твердят, что надо жить нам по закону, Хотя по фене – все в законе там они, Бывая в храмах – оскверняют там иконы, Ведь их иконы – гривны, доллары, рубли. Их дом не здесь, а во Флориде, или Ницце, И дети с внуками «грызут» науку там, От мук душевных заплывают жиром лица, В объёмах пропорционально их постам. Мне трудно сделать объективную оценку, Ведь мы же сами выбирали этот путь, И головою бей – не бейся ты о стенку, Руками шею этим гадам не свернуть.

Каждый пишет свой роман

Сероватый привкус будней Смысл меняет отношений, Бесполезностью полудней Лживых жертвоприношений. Смыслу здравому назло Жизни лучшие минуты Продаём, как барахло, За гроши и за салюты. И простой самообман Подменяет все сомнения, Каждый пишет свой роман, А какой – твоё решение. Подводя всему итог, Приговора жди от судей, Потому что ты не смог Разукрасить серость будней.

Всё остальное – это пыль и суета

Вполне логично, что я тоже продолжение, Естественно, что после есть и до, И важное решение, как сомненье, Из многих «да» всегда есть «нет» одно. Когда постигнешь, что любовь спасенье, Когда обида разум трогает, не кровь, Ты попытаешься понять предназначение, И почему ты только веруешь в любовь. Всё остальное – это мелочи природы, Всё остальное – это пыль и суета, Века над этим размышляют все народы, Но побеждает споры всё же красота. Не думай часто, честно, не поможет, Живи по чести, так всегда легко, И убеди других, пускай живут так тоже, Пока ничто и никуда не уплыло.

Но я с тоскою провожаю корабли

Умея пить – я не боюсь запоя, Пускай опять на сердце только грусть, Мы понимаем слово «паранойя», Хоть применяем редко – это пусть. Не всем от света легче и теплее, И потому добро и зло всегда Нас учат жить без совести и с нею, И перелистывать прошедшие года. Прекрасный миг нам память будоражит, Когда реальность – бесполезней сна, От серых дум душа тоской куражит И ждёт, когда придёт к тебе весна. Из вечных слов – унылая усталость, Я жизнь свою не продал за рубли, Не знаю я, как много мне осталось, Но я с тоскою провожаю корабли.

Любопытство, в общем, не порок

Я ходил по городу один Ночью, чтоб приблизиться к рассвету, Бесполезность так и не убил, Впрочем, цель была совсем не эта. В окна я заглядывать не мог, Не люблю с рожденья дело это, Любопытство, в общем, не порок, Любопытство – это для ответов. Ну, а для ответов не тот час, Больше ценятся теперь советы, Только ведь не принято у нас Делать это по ночам, без света. Вот поэтому хожу всегда один, Одиночество – среда поэта, Ночь вообще причина из причин Выпадения росы с рассветом.

Жизнь – прекрасное искусство

В зеркале, укрытом пылью, Жду твоё я отражение, То ли сказкой, то ли былью, Будь в меня собой вторжением. Исторически сложилось, Что удача правит миром, И хотелось, чтоб кружилось, Было пиром, не трактиром. Изнывая от восторга, Рухнуть, как звезда в падении, И не быть причиной торга Ни в закате, ни в рождении. Боль разлуки не увидеть, Не дожить до смерти чувства, Я люблю тебя такой, Жизнь – прекрасное искусство.

Я убеждён – дорога может всем помочь

Дорога долгая – совсем не повод спать, Дорога долгая сгоняет мысли в кучу, В дороге долгой можешь ты себя познать, И, что возможно, можешь стать немного лучше. Попутный ветер разгоняет тучи прочь И вероятнее всего – дорога в радость, Я убеждён – дорога может всем помочь И позабыть ненужную усталость. В пути мелькают реки, тропы, города, Мелькают здания, столбы и чьи-то лица, В пути невольно возвращаешься в года И хорошо, что в прошлом нечего стыдиться. Ни повороты, ни подъёмы ни по чём, Пугают только уходящие минуты, Ведь время может быть нещадным палачом, Хоть это может и не нравиться кому-то. И собираясь в путь гони сомненья прочь, В дорогу дальнюю возьми с собой улыбку, Я убеждён – дорога может всем помочь, Но уходя, не закрывай совсем калитку.

Я венерических болезней избежал

Я венерических болезней избежал Лишь потому, что я брезгливый по натуре, Ведь похоть ранит – как тупой кинжал, Больнее ранят только стрелами Амура. Я не горжусь всем этим, просто не хочу, Чтоб грязь из тела залезала прямо в душу, Чтоб на анализы сдавать кровь и мочу, Чтоб тело женское служило так, как туша. Я понимаю, что для многих это бред, Но в жизни нашей не совсем уж всё так просто, И если радость обращать себе во вред, То невозможно ждать ответов на вопросы. Где та черта, через которую нельзя? Где все сомнения существенней тревоги, Кому-то в жизни предначертана стезя, Ну а кому-то жизни трудные дороги.

Там даме руку целовать при встрече можно

В душе мы князи, наши дамы – баронессы И редкий случай, когда в жизни без преград, При том, что чувства нескрываемы для прессы И благородство редко требует наград. Есть мир такой, где вход и выход рядом, Где нет сомнения, что лучшее в нём – мы, Где говорят все от души, пусть даже взглядом, Где ночь намного отличается от тьмы. Там даме руку целовать при встрече можно И это просто жест, не повод для интриг, А чувства там все искренны, не ложны, Там все бросаются на помощь слыша крик. Там всё решает не богатство и не сила, Там честь и совесть над судьбой вершат свой суд, В почёте там – что чисто и красиво, Там все традиции, устои берегут. Я знаю – каждый там бывал, пусть на мгновение И каждый взял там для себя себе в пример Лишь то, что сердце подсказало к применению, И для отличия от созданных химер.

За пять минут до ада

Я даже не думал, что самое сложное не принять решение повеситься и не толчок от табуретки, а то – куда закрепить верёвку, чтобы выдержала вес моего тела. И хотя настрой был покурить и пуститься во все тяжкие, всё равно пришлось идти в строительный магазин покупать анкера, сверло для перфоратора, возвращаться домой и заниматься укреплением самодельного кронштейна для того, чтобы закрепить верёвку. Когда всё было готово, включил интернет и нашёл как правильно вязать узел, чтоб наверняка. Так же добрые люди настоятельно рекомендовали верёвку намылить. Ладно, делаем всё по науке. Итак, табуретка стоит, петлю примерял, всё, можно готовиться к отплытию.

Налил себе на кухне стакан водки, выпил. Решил перекурить на дорожку. С удовольствием закурил и вспомнились последние годы моей поганой жизни.

Всё правильно – шерше ля фам. Конечно, я её не любил, но с ней так было классно, что мы переспали с ней на втором свидании и после этого почти месяц жили практически не разлучаясь. Она училась в техникуме, где никому не было дела до посещаемости (главное плати бабки на зачётах и экзаменах), а у меня был свой небольшой бизнес – полиграфические услуги – мой зам прекрасно справлялся без меня. Деньги были, квартиру я снимал целиком – живи и радуйся.

Гром (как обычно) прогремел среди ясного неба: у моей подруги, оказывается, был СПИД. Дело в том, что мы уже давно занимались этим делом без презиков, у меня даже мысли не было что-то подумать, но – дело сделано, я проверился, анализы сказали «ДА». Куда-то всё поплыло и закружилось, мы расстались и я стал пытаться себя спасти. Каких только лекарств я не принимал, с кем только не консультировался, но через полгода анализы не улучшились. Ещё через 3 месяца мне позвонили знакомые и сообщили, что моя бывшая умерла.

Сидя на её могиле я тысячу раз задавал себе один и тот же вопрос – зачем? Зачем она всё так сделала, почему у неё ничего не шевельнулось, когда она знала, что меня заразит? И не находил ответа.

Слушая врачей и знакомых о том, что это лечиться, что миллионы людей живут с этим, что ты для нас такой, какой и был, я понимал – все врут. Со мной перестали здороваться за руку, перестали приглашать в гости и на вечеринки, бизнес рушился.

Прошёл год и меня было не узнать – я начал пить. Не то чтоб буйно, но систематически. С анализами ничего не менялось. Поехал в столицу и в одной клинике мне откровенно сказали – 2–3 года максимум. Мне трудно передать как это жить с этим. Я возненавидел весь мир.

В полубезумном состоянии я решил всё продать и погулять последние годы по-взрослому. Продал бизнес, контору, одну машину, хорошо приоделся и пошёл в ночной клуб.

Я и раньше видел этих замороченных гламурных тёлок, но сейчас, когда я денег не жалел они сами начали липнуть ко мне. Не помню как это произошло, но в голове моей созрел план, в котором я должен был отомстить всему миру, а именно женщинам. Я специально накачивал их до упора и во время близости не пользовался презиками – поступал, как поступили со мной. Первый раз это было сложно, но затем всё пошло как по маслу. Я стал завсегдатаем шикарных клубов, со мной охотно велись практически любые киски и я мстил, мстил и мстил.

Прозрел я недавно, когда счет моих жертв перевалил за полусотню. Очнувшись, как после тяжёлого похмелья я первым делом побежал в церковь. Исповедоваться пришлось молодому попику. Когда я всё ему рассказал он поднялся, перекрестился три раза и со словами «Прости, Господи!» со всего маху заехал мне прямо в челюсть. «Пошёл вон!» – он повернулся и ушёл. Вообще-то он сделал всё правильно, я его понимаю.

Прошло ещё несколько недель и я понял, что мне пора собираться. Приведя кое-какие дела в порядок, я съездил к родителям, сказал, что еду в долгую загранкомандировку. Сходил на могилу своей подруги, ничего не нашёл лучшего, как помочиться на её могилу. Ну что, сигарета уже докурена.

Мне пора.

Через пять минут буду в аду…

Во снах никто на деньги совесть не меняет

Мне истолковывать не надо смысл снов, Я их дыхание воспринимаю словно чудо, Где открывается действительность всех слов, Где смысл – всё, пришедший ниоткуда. Там всё по совести – того что в жизни нет, Там всё в улыбках, что у нас не поощряют, Во снах вопросы получают свой ответ, Во снах никто на деньги совесть не меняет. Мне там легко и пусть меня все те простят Кому не спиться по ночам, где всё так просто, Кто в своей жизни очутился как в гостях, И никогда уже не станет просто взрослым. Я им скажу и всё же трижды буду прав, Ведь обо мне они узнают – эти люди, Я не хочу, чтобы они топтали трав, Где мои дети, где никто их не осудит. Порою жизнь во снах берёт свой новый старт И явь из снов берёт всё лучшее, не боле, Я предлагаю исключить из жизни страх, Чтобы свободу предпочесть, а не неволю. 2013 год

Оглавление

Когда в копилку складывал года

Сложнее всё, чем в лидерах проката

По всем параметрам движение в тупик

Я полосу чернее ночи красил белым

А годы жизни нашей головы остудят

Кроме кофе на столе

Трудно самому себе налить

Судьба влюблённым редко делает подарки

По сценарию – то был наш лидер

Здесь все сомнения меняют на испуг

Я скучаю по зиме

Я не познал искусства разукрасить мрак

Я один любви палач

Крупицы счастья собирал в ладонь

К чему поступки, от которых ночь – как день?

Из тех, кого мне получилось убедить

Но то, что важно, я запоминал

В них и загадка, и ответ

Всё остальное – только фон унылой пьесы

Когда любовь – любых торгов конечность

Ты не пытайся быть ночей короче

Где каждое мгновение, как чудо

И состав присяжных неизвестен

И Гитлеру бы у него учиться

Я не был в сорок первом в Минске

Разлука – это жизнь с самим собой

Я совсем устал

Эти раны только время лечит

Проверить всё я не уполномочен

Светлый праздник добрым людям

Где так важно суть решения

Имеет смысл только вера в Бога

Печалит лишь с собой разлука

Кроме нас с тобой и ветра

Просто не хочу быть палачом

Я не слышу ход часов

И день, и ночь тревожат грудь

Мне трудно убеждаться в правоте

Ты не сказала сразу нет

Получается, что стыдно

Передо мной стена

Знаком давно со знаками различия

И далеко, казалось, до заката

В трамвае плакала душа

Соизмеримость допускает и погрешность

Теряю солнце каждый вечер я

Ты меня спроси о цвете

Финальное сражение с собой

Не могу с тобой быть скукой

Лист календаря

Я попрошу у зала снисхождения

Каприз строки иной – мучения поэта

Металлы, в общем-то, моя стихия

Не хватило только шага

Упадёт звезда в ладоши

Неладно видно что-то в этом мире

Средь дивных лабиринтов дня и ночи

Мне этот стих сирень напела

Из простых и сложных слов

И незачем, и некому претить

Утром на стекле мороз вновь рисует мне узоры

Сегодня не узнал я мир вокруг себя

Твои глаза мне рассказали о желаниях

Янукович

В сказках чисто и прекрасно

Фанатизм – безумия итог

Провожая в дальний путь

«Из всех непредсказуемых событий…»

Но всем дорогам – жизнь твоя ответ

Просто я искал тебя

Аромат садов в тебе

«Я знаю точно о проблемах в прошлом…»

Жизнь – печальный карнавал

Я требую ещё одну попытку

И почему чума, как пир?

Мне снятся прошлые улыбки

И совесть с честью там не гости

Невольный стыд сомнений сквозь года

«Свет видел я куда чернее тьмы…»

Пусть стирает память лица

Твой язык – он часто счастья вор

И не ожидал прощения

Не торопись поверить в отражение

Мои поступки – признаки неволи

Бойся полночь, не полудня

Вдруг надо мною потолков нависла тяжесть

Окинув взглядом прошлые ошибки

Моя защита – это Ваше нападение

Произрастают все из признаков любви

Чтобы над тобой не жили тучи

Чтобы воду пить из пруда

Тот спор сомнений, где я ставку угадал

День России – в мой день рождения!

И незачем теперь сжигать мосты

И вот я в плену – обмануло чутьё

Я приковал свой оптимизм к дивану цепью

Точку невозврата мы прошли

У меня пропали слёзы

Мы сделали с тобой науку

Мишенью стали я и ты

Любовь – вопросов генератор безразличный

Расплаты час приносит счёт за виртуальность

И без вины – виновен, как в той уставшей пьесе

Из внешних факторов слагаются причины

Мы заковали все желания в кавычки

Рамышлизм про гомосексуализм

И только там непредсказуемость улыбки

Наша Маша рассказ

Но всё сложилось, как в том старом пасьянсе

Мы сами дурака взрастили

Фрагменты жизни просто складывал в реальность

Расстрел на всю жизнь

Тревога пройдёт через миг

Я с тенью долго разговаривал сегодня

Конвульсии – не признак совершенства

Гигантская реальность вариантов

Было так и так теперь

Уменье лгать – не называй умением

Выстрел – я и выстрел – ты

Светом тьма меняет лица

Владею правом улыбаться всем назло

Когда глаза – в глаза сильнее пустоты

Ведь счастье – трудная работа

Любовь к жене я исполняю каждый вечер

В объятьях очень просто утонуть

Желанья наши нам рассказывают руки

Руками шею этим гадам не свернуть

Каждый пишет свой роман

Всё остальное – это пыль и суета

Но я с тоскою провожаю корабли

Любопытство, в общем, не порок

Жизнь – прекрасное искусство

Я убеждён – дорога может всем помочь

Я венерических болезней избежал

Там даме руку целовать при встрече можно

За пять минут до ада

Во снах никто на деньги совесть не меняет Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg