«Особенность конкретного простора»

Виктор Коваль Особенность конкретного простора

1 В накопителе

Встреча

…В первой, может быть, декаде,

Думаю, что до обеда.

Так, понятно. Пушкин. Сзади.

Лучше где? У Грибоеда?

Где-нибудь в районе, вроде

Трёх, возможно, без десьти?

Да. В подземном переходе.

Нет. Я должен быть к пяти

На Савёловском. С детьми,

Понимаете – на дачу.

Если к часу я иссякну,

То тогда же вам и звякну

И наш план переиначу.

В два конца – поймите – глупо!

Я не корчу сибарита.

Как у вас во вторник? Глухо…

В среду? Тоже всё забито…

Вот Господь послал заботу.

Нет, я не могу. В субботу

Я – в хозяйственных вопросах.

Вы, конечно, на колёсах?

Вот и я хожу пехотой

И в тени жилых утёсов

Воздыхаю с неохотой.

Жаль. От центра удалённый,

Я – всему далековатый.

У какой? Восьмой колонны?

Знаю, нету там девятой.

Чтобы нам договориться,

Надо очень постараться.

Хочешь, в пятницу в 7.30

В вестибюле у торца?!

Хорошо. В последних числах,

К Малой Бронной по пути.

У прудов – согласен – Чистых.

Нет, я должен быть к пяти

У зубного Степаненки.

Может, в восемь на Петровке?

Буду я стоять у стенки,

Знаете, в такой ветровке…

Думаю, что мы, наверно,

Возле – около, примерно,

Всё-таки пересечёмся

В направлении взаимном,

Непременно, непреложно,

Между делом и поспешно.

Это ведь вполне возможно?

– Да, конечно, неизбежно!

Природные условия

люли-люли, betula,

люли-люли, pendula [1] .

1

В дорогу мама мне дала букет

Из ноготков и гладиолуса.

А этой твари по сю пору нет.

Опять она куда-то подевалася!

Ведь слышит, бестия, как издалёка

Бранится мать «бессовестной скотиною»

И призывает: «Клёпа! Клёпа!» —

С букетом, словно с хворостиною.

2

Ну, до свиданья. Рейсовый автобус

Меня повёз до станции Морозки,

Качается в букете гладиолус,

Мелькают за окном берёзки,

Бабуля рядышком уснула,

Я про берёзку думаю: бетула…

3

…Бетула, думаю, плакучая пендула.

О как привык я к белизне твоей коры

И к рыжине подкоркового слоя!

– Да! – за спиною кто-то говорит,—

Уж таковы природные условия.

– И каковы они? —

                              бабуля встрепенулась.

Мол, не спала, но вдруг проснулась.

– Они – для разума

                               желательная пища,

Они – и радость наша, и беда.

Сплошные горизонты! Широтища!

А вот дороги наши – никуда!

Ни к чёрту! Хоть возьми да тресни!

И вот что интересно: если

Вдруг недород – то надо закупать.

А денег нету. В силу недорода!

Но хуже – урожай! Куда его ссыпать?

Везти в Снежанск?

Поломана дорога!

Стою среди своих товарищей, растерян,

Поскольку труд их урожаем обесценен.

Да и «кому грузить?»,

                              да и «на чём возить?»

Не счесть вопросов иже с ними трудных.

Ему порой бывает выгоднее – гнить

В условиях таких паскудных!

Кому – ему? Соображаю,

Что – урожаю.

– А вы как полагаете? – Я полагаю,

Что о предметах, мне далёких, —

                                                    не сужу.

– Вы сходите? – спросила Пелагея

Васильевна. – По-моему, схожу.

4

Приехали. На станции Морозки

Встречаю Клёпу в обществе хвостатых

Вокруг неё облезлых отморозков,

Котов – неистребимых супостатов.

Ну, курва! Пшла домой! —

Стремлюсь её догнать,

Из-под кустов, из-под земли её достать,

За всё – физическим букетом

                                              ей воздать,

Словесною картиной угрожая

О пагубе иного урожая!

Передряга

Со мною случай на метро «Арбатской»

Произошёл весьма дурацкий.

Запомним: нищий, к стенке прислонённый,

Сидит с гармошкой – без руки.

Навстречу панк идёт с причёскою зелёной,

За мной постукивают шпильки-каблуки

Трёх женщин – трёх различных рас.

Да. Я о фатуме, конечно, повествую.

Споткнулась чёрная. Но не о том рассказ —

Она ногой поддела мятую, пустую

«Джин-тоник» банку жестяную.

И вот помчалась жестяная банка

С подскоками – к ботинку панка.

Тот бьёт по банке – китаянке —

Ей на подъём и под её замах.

Она, в вельветовых штанах —

Бьёт! – в гармониста попадает. Нищий

Сам молодой, но с Карабаса бородищей,

Единственной рукой с татуировкой «вор»

Меня расстреливает банкою в упор!

Я уклоняюсь, белую сбиваю проститутку,

Её, чтоб не упала, ухватив за грудку.

И мы вдвоём, испуганы, как дети,

Заваливаем, падая, мента в бронежилете.

Он, свой отдельный наблюдая интерес,

Бежал по службе – нам вразрез!

А я, увы, не в очень трезвом виде.

Душа-предательница в пятки упадает.

Но мент сказал мне: «Извините!»

Да. Это выдумка. Такого не бывает!

О сколь же наши представленья скудны

О том, что тут бывает. Божья воля

Нас уместила в три секунды —

Как мы попадали, футболя.

Не хочешь – а влипаешь в передрягу,

Хоть ты запрись, да окна все закрой!

Четвёртая секунда – и «Бродягу»

                                                   на гармошке

Играет нищий. Да. Одной рукой

Зануда

Он муху называет «бедный Озрик»,

Чей – помнит – фрак с брусничною искрой,

Любитель говорить, что это возраст

Таков уж… И не за горой

Простор без возраста. Ну не зануда ль?

Другой сказал бы: пустомеля.

Однако, кто сумел бы Букстехуде,

Как он, зануда,

Отличить от Пахельбеля?

Он на себя бывал особенно похож,

Когда травил вcё ту же с бородою байку,

И у плиты со спичками: «Ну что ж,

Давай-ка, брат, с тобой поставим „Чайку“».

Любитель: «Карты, – говорить, – сданы!»

К ним, картам, с детства равнодушен,

Внезапно бросить взгляд со стороны:

«Ты пьян, прости, и оттого мне скучен».

А сам-то? По какой причине

Его, вы думаете, мучает икота?

И, вдруг, беседы дружеской посередине

Он затевает распрю о сангине,

Что всё-таки, она – не терракота!

Мы на балконе с сигареткой холодеем,

А в комнате, в виду ледовой брани,

Давно уж, удрученные хоккеем,

Не различаем шайбу на экране

В накопителе

В обратном Адлере на взлётном поле

Я вдруг задумался о воле

В нескромном понимании «хотеть»

И в скромном понимании «стремиться».

Гляжу: невероятно, чтоб взлететь.

И, – чудо! – думаю, – чтоб приземлиться.

Сих дум случайные свидетели

Сосредоточились со мной перед посадкой

В одном удушливом, потея, накопителе;

Склонилась дочь над ученической тетрадкой

Для —

Не какого-нибудь там естествознания,

Но, первым делом, отчеркнув поля,—

«Для, – написала, – вольного писания»,

Которое, конечно, начиналось с «Я»

Такая-то: фамилья, имя, отчество,

Где проживает и так далее.

А дальше думать ей уже не хочется,

Впадать в бытописательство детальное

У ящика

Услуги по… коньков заточке.

Неглинка. Помните, разнообразной пастой

Заправку шариковых ручек? В этой точке

Всем заправлял златозубастый

С тройной отсидкою Фарид.

Он молнию вшивал мохнатой лапой,

Крюк клюшки гнул паяльной лампой,

Что синем пламенем горит.

Он эту точку, видимо, держал

Не для трудкнижки и не ради денег,

Но – чтоб огонь его гудящий окружал

И света синего – сиреневый оттенок.

Плыви, плыви сиреневый туман.

И то, что с ним рифмуется – туда же.

Почтовый ящик. Я стою, как истукан,

Читаю приглашенье к распродаже

В фасовке заводской ацетилена

И полуфабриката шоколада.

К чему бы это? Что это – эмблема?

В каком контексте, и какого ляда?

Читаю снова: да, гексахлоран,

Башкирский мёд, вагон со стекловатой.

А что? Разумно: старых шуб обмен

На новые. Обидно, что с доплатой.

Тут все, что подобает человеку,

Как я – разнообразного достатка:

Коттедж. Великолепный вид на реку.

Песок. Бесплатная доставка.

Ну, как же – разбежался! В Сингапур.

Да, да Египет, Крит, со скидкою путёвки…

Я эту призывающую дурь

Воспринимаю в качестве издёвки.

И тут ещё Свидетель Иеговы

Мне пишет:

«Завтра – всё! А вы готовы?»

Оптовый рынок

Бывало, все услуги по —

Один продмаг, одно сельпо.

Теперь…

Испания, керамика, смеситель,

Германия, сушитель, нагреватель,

И я как Витя, биожитель – потребитель

И Леша, мой приятель – покупатель —

Идём вдоль по рядам внимательно и бодро.

В центре вниманья – голени и бёдра

Куриные, и для морозной свежести —

«Миф», «Дося» моющие принадлежности

И «Ласка»;

Сосиска венская, колбаска

Деревенская.

Теперь их тут, как воздуха – навалом,

А ведь бывало… Хватит о бывалом!

Особенность конкретного простора:

Замылка взора,

Тыщи как копейки,

Рука судьбы,

Плечо индейки

Магнит

Полвека я уже как доктор.

И тем, конкретно, знаменит,

Что, разломавши репродуктор,

Я обнаружил там магнит.

Из репродуктора сирена

Мне пела, что она калитку

Приотворила в чудный сад,

Что есть на свете рио-рита,

Мосторг, ВДНХ и Гагры,

Цирк на Цветном и эскимо.

И на Трубе, на месте самом видном

Она содержит пирожки с повидлом.

И, что с котятами – не там, а у Мосторга —

Марина из седьмого «Б» сказала строго.

Из репродуктора сирена

Мне пела так, что три танкиста

Горят, горят в душе моей!

И, что запутавшийся в детском лепете,

Я умиленья уронил слезу,

Туда, где восковые гуси-лебеди

И утки плавали в тазу —

У цирка, помню, на Центральном рынке.

Что ты ответишь на: какой же ты дурак! —

Что дура! – из седьмого «Б» Маринке

Подпись к фотографии

Мне кажется, что в каждом доме

Располагается на фоне

Ограды зоопарка сонный пони —

Неужто тот же? – а на нем – дитя

Сидит с улыбкою цветущей,

К тому же месту общему, цветя,

Впоследствии своих детей ведущий —

В берете черном, в расписной венгерке,

Пошитой мамою по высшей мерке —

Великоватой, но ботинки,

Я вспоминаю, жмут на фотоснимке

Des infants terribles (Ужасные инфанты)

Я буду врать – и не солгу,

А правду расскажу – едва ли.

Не зря конфетную фольгу

Мы золотцем именовали.

Чтобы немедленно – к восьми! —

Кому-то из окна орали.

У мамки-улицы спроси —

За что пороли?

Еще задолго перед сроком

Тому настырному влетит,

Кто перебил водой с сиропом

И пирожками – аппетит.

Тогда – ужасные инфанты,

Теперь – отцы во цвете лет,

Мы закопали наши фанты

И застеклили наш секрет

2 Особый пафос сна

«О, дымка! О, туман нелётный…»

О, дымка! О, туман нелётный,

Вползающий ко мне домой!

То разряженный он, то плотный,

И вдруг – как вихрь огневой!

Так закрутил меня Армагеддон —

Наш – снежный и египетский – песчаный.

Дурная смесь – кошмарный сон.

Теперь смешной. Тогда печальный.

Особый пафос сна:

Как мне избегнуть пекла,

Коль воздух всюду пламенеет бегло?

Особый юмор сна:

«Але!» – с пожарной службою

Я срочно выхожу на связь.

Дежурный отвечает: «Слушаю.

Как вас зовут и адрес ваш?»

Помехи. В трубке треск и вслед за этим

Кошмар рассеялся. Гляжу:

Туман – надуман. Телефон – предметен.

И я лежу,

Как звать меня, по телефону говорящий,

Не виртуальный, нет, но настоящий.

«Отбой! – кричу. – Кошмар попутал, все – в ажуре!»

«Нет. Поздно, – отвечает мне дежурный. – Наряд в пути!»

Полковник с каской на боку – пожарный

И два мента – сержанта с акаэмами

Вошли. Я объясняю: сон кошмарный.

А это – чай, черновики с поэмами,

Остатки завтрака – нормальный быт.

И я – рассудочен и вовремя побрит.

А также я имею свойство

Благодарить людей за беспокойство.

Даю:

Ментам – по сотне: «Не сочтите за обиду».

Полковнику, что под рукой, – Хеопса,

За неименьем третьей сотни – пирамиду.

На их вопрос: «Зачем я красномордый?».

«Ах, виноват, – не лепечу я, – извините!»

Но: «Загорел! – ответ имею твердый. —

Да. В марте! Что, не верите? В Египте!»

Мои понятья, посчитав нечеткими,

Они меня препроводили для порядка

Во множество дверей с решетками,

С ключом единым – «кавадратка».

«Конечно, в принципе, ты, брат, невиноватый.

Но не учел серьезности момента.

И засветился, как дурак, тогда ты,

Когда в Москве вокруг – одни теракты,

А в воскресенье – выбор Президента!»

Неделю воли не видать мне и небесной выси

И пребывать в тоскливой заморочке:

Ну, сдал бы я полковнику весь комплекс в Гизе,

А как потом в глаза смотрел бы дочке?

3 О вещи бесхозной

Ветка

Пурпурно-алые яблоки, думаю, что – Джонатан,

Скачут по лестнице вниз на «Отрадном».

Север. Серая ветка.

Эка печаль, что – побитые,

На кольцевой – всё б раздавили!

Думаю,

Что же такое на «Бунинской» скачет «аллее»?

Ясно – антоновка, желто-зеленая!

Серая ветка. Юг.

Ёшкин кот

1

Скачет лягушка по нашей садовой дорожке,

Ёжик за нею бежит, никак не поспеет.

Тут появляется Лакки (Lucky – удачник).

Как черная молния, он настигает лягушку,

Чуть придавив, отступает:

«Ёжик, твой теперь ход!»

Ёжик – к лягушке. Но та

Живо в тройном прыжке сиганула

В кадку с водой дождевою и грязной посудою – плюх!

Скрылась, как в омуте. Двух

Теплокровных надула амфибия.

Слава лягушке!

Слава Лакки, коту,

Вступившему с ёжиком чуждым в совместную ловлю

Не ради корысти!

Гостю, спасибо, ежу, за то, что уважил

Мой садовый участок нашего общества «Дружба»!

Мне – неуспевшему переоформить

Право свое на собственность эту —

Позор!

2

Трудно качаться на даче в своем гамаке,

Если земля не заверена

В Дмитрове нотариально.

Если тут каждая яблоня шепчет:

«Как же тебе не поздно!»

Впору сказать наконец:

«Ёшкин кот!»

И – двинуться в Дмитров.

3

Двинулся только – но тут – ёшкин кот! —

Вдруг ураган налетел!

Двенадцатибальный. Со шквалом.

Если бы Лакки совсем ее придушил —

Баллов было бы больше, и крышу, наверно, снесло,

А так —

В кадке вода обновилась, ну и посуда. И ладно.

Тучки небесные высохнут – двинемся снова:

Не унывая – как ёжик,

С силой витальною – как у лягушки,

Как Лакки – играючи!

4

В строгих словах о нелегком труде садовода,

Помнится, тщетно к земле меня приучал

Папа, когда-то хозяин участка, участник

Финской компании в тридцать девятом, а дальше —

В танке проехавший через Европу – в Китай.

– Все это – глупости, – так говорил недовольно

Папа, когда я просил: – Расскажи про кукушек!

Направление

Парень, видать с бодуна,

В тамбур вбежал. Спросил у народа:

«Верное ли это направление?»

Двери закрылись, вагон покатился.

Парень, подумав, с обидой сказал:

«Нет, это неверное направление!»

Дескать, ну что же вы, люди, молчали?

А чего говорить?

Если стоим и курим,

Значит, уверены – верное!

Воробей

К нам в электричку влетел воробей.

Так же вылететь прочь ему уже невозможно.

Не объяснишь ему: вот приоткрыто окошко.

Путь от «Морозок» до «Тимирязевки» – час

Без малого.

А с малым сим – совсем ничего.

То по вагону он в ужасе мечется,

То он бесстрашно садится на плечи и головы.

Юркий! Нет, не ухватишь такого!

Один ухватил. Крепко, но бережно.

Резко бросил его (иначе – нельзя) в окошко – гуляй!

Прямо навстречу идущему поезду.

– Юркий! – подумал вагон, – наверное, вырулил!

Зять

Как-то в Свистухе мой зять захромал на левую ногу —

                                                                                артрит.

С палочкой двинулся он за продуктом

В ближний ларёк, где какая-то сука

Хворую ногу ему искусала, собака.

Ибо с палкой пришел, а у суки – щенки.

Да и нечистый – тоже хромает на левую ногу.

Не избежать тебе, зять, превентивной атаки,

Если в деталях ты, зять, не продуман,

А в ближнем – всяко бывает. Свистуха!

Через неделю – крестился. Рядом, в Ильинском,

Именно в день пророка Ильи. Ну, посмотрим

Вещь

О вещи бесхозной я доложил шоферу маршрутки:

– Там кто-то оставил портфель на заднем сидении!

– Ты – первый увидел – и забирай его – ты!

Трубы

– В доме стандартном, но сделанном наспех

Ваши трубы по-своему согнуты и перекошены.

На всех этажах

Нет и двух одинаковых! —

Мастер сказал, установщик у нас водосчетчиков.

Ушел, не установив.

Внешне – безликая типовуха,

Внутри – труб личные судьбы

Вектор

Шолохов в лодке сидит поперек людского потока.

Пара гребков – и упрется в ограду чугунную.

Лучше б ему от «Кропоткинской» в сторону Гоголя

Вдоль по бульвару свободно направить движение.

Нет, вектор к Сивцему Вражку здесь тормознул.

Отдыхает —

Писатель,

А вектор —

Все же стремится.

Нет, не наедет.

Но мимо – как ни пройду – спотыкаюсь

Прохожий

Каждый прохожий держится за ухо.

Что, получил оплеуху?

– Да! Это я! – говорит сам с собою, – Алё!

Сотовый, тысячный. Миллионный

Закуска

Он завязал.

Но ему из Ростова прислали стерлядку.

Он развязал. Зовет Антонину:

– Закуска такая, что жалко испортить! Придешь?

А ведь всего-то:

Oстренький носик и репутация

Мухи

Зол алкоголик Седов на Божье творенье без кира.

Мухи мясные в витринах на скрученных лентах висят.

Пусто в палатках и нету, увы, у таксиста. А было б?

– Было б – не дали! – в аптеке сказали, – уйдите!

Всё разобрали: «Боярышник» и «Поморин»!

Что же осталось?

Роза и мухи

Скрученной в трубку газетой красавица Роза, мегера,

Двух синеватых с зеленой искрою прибила

Мух космоногих, бликующих в солнечном свете. – Уйдите!

Хлопнув об стену и по столу, – вот вам, заразы! – сказала.

Мухи давно улетели, а девушка бьет их и бьет

4 Все игроки на поле

Второй голос

Я верю в чибиса, а не в чудеса

(п о г о в о р к а)

У дороги чибис

(п е с н я)

1

Девушка Шура, «от воблы шкура»,

сидит на мостках, болтает ногой.

– На воде, – слышит девушка, – рябь и каша без соли.

К шуткам ребят равнодушна – пустое.

– Эй, ля бемоль! Паром далеко ли?

Потянулась – хрустнула.

– Слышь, балерина! Рыбу пугаешь!

Рассмеялась – прикрыла ладошкой,

зевнула – прихлопнула.

Вот и паром.

– Эй,

ты куда – с чемоданом тяжелым?

Может, поженимся? Я подсоблю!

– Уже подсобил! —

прихлопнула.

2

– Слышь, что ли? Спишь

в ботинке одном?! Я же сказала: – Отчаливай, старый, отчаливай!

Если не мучить Муму, то успеем – до перерыва – на десять!

Ну, давай, шевелись, пошевеливай вал!

Слышь, что ли – грома раскаты?!

– «Отчаливай!» – так говори жениху своему конопатому, ясно?

И – «шевелись».

Видишь: люди, как мухи ползут – кое-как, не торопятся, думают,

что, наверно, дадут дополнительный.

Дадут – не дадут, а я без людей не отчалю.

Жди! И не ёрзай мне под руку, как шилохвостка!

С шилом в заднице тут над душой не елозь. Тьфу! —

Сплюнул несмачно – только ради словца,

бегло ощупал себя – где же, где? – достает,

рукавом заслоняет от ветра. Чиркает.

– Бедный мой парус, кафтан дыроватый,—

песню под нос себе напевает, – тьфу! —

с легкой руки шилохвостки.

3

– Эй, дебаркадер несчастный, понтон недоштопанный!

Что ты тянешься с визгом и скрипом —

никак не развалишься?!

Так бранят его местные, чтобы не сглазить —

вот он пока и тянется, тянется,

рыбу пугает пока.

– Рыбу? Какую? Окстись! —

посмеиваются,

Яхрому речку – вонючкой зовут – для отвода

глаза дурного.

Вот потому и успели – тьфу-тьфу! —

на дополнительный в десять пятнадцать из Талдома

(вне расписания)

и в перерыв (из-за ремонта путей) —

нет, не попали – в трехчасовой!

Это значит – тьфу-тьфу! – что мы стопудово,

точно в одиннадцать ровно – ноль-ноль! —

все там и будем – в столице постылой!

4

Все – кроме девушки Шуры, сказавшей:

– Ну, не верю я в дополнительный!

Верит, конечно. Просто —

слаба на терпелку училка по пению,

«Сявка босявка».

Помню, вот так же – полвека назад – её, бедолагу,

доводили ребята – я знаю – беззлобные, просто —

когда же сорвется —

ждали.

5

Она мне велела сидеть у окна. Сказала:

– Второй голос.

А я незаметно к стене отъезжал – сидя за партой.

Сидя за партой, мы все потихонечку ездили

туда-сюда, думали – пение! —

можно расслабиться – после

русского и математики.

– Чайка крыльями машет, —

как дураки хохотали.

– За собой нас зовет, – кричали, как чайки

«Только не надо ля-ля!..»

«Только не надо ля-ля!» —

так говорить вообще-то не надо.

Ибо:

и всеми любимая Людмила Лядова,

бывало: «ля-ля»,

и – великолепная Гелена Великанова!

«Только не надо ля-ля» —

Хилю скажи Эдуарду – только.

Поющему: – Вот вам ля-ля бесконечные!

– Хватит! – скажи ему, – больше не надо ля-ля!

Хиль же ответит:

– Все ля-ля мои – музыка!

А ваши ля-ля – о ней разговоры.

Вот и не надо ля-ля!

А ты ему скажешь: – А что разговоры – не музыка?

Музыка!

Вот и не надо ля-ля!

Всё понятно:

Все ля-ля говорят, что прекрасное – неназываемо!

Отсюда – ля-ля!

Но сами ля-ля, в конце-то концов,—

надоедают.

Отсюда – не надо ля-ля!

А надо-то – что?

Говорят: – Ни гу-гу!

– Ни гу-гу! – говорят, говорят —

как филин – птица ночная, непевчая:

– Ни гу-гу, ни гу-гу, ни гу-гу!

«Грачей драка…»

Грачей драка,

обрывки ругани

про друг друга ли,

про трактор ли,

про тракториста с транзистором

с Первым концертом Чайковского

и солистом —

Рихтером у рояля,

и дирижером – фон Караяном

у пульта. А фуль-то?

Все —

игроки на поле!

5 День Глухаря (из цикла «Гомон»)

«– Привет щеглам! – Салют тетерям!..»

Эвельпид: А что насчет пути ворона думает?

Писфатер: О Зевс, она по-новому закаркала

Первая птица: Торо-тикс, торо-тикс!

Аристофан, «Птицы»

– Привет щеглам! – Салют тетерям!

– Как живы? – Помаленьку птерим:

Кто где. Я, например, – бекасю,

Сижу на берегу и квасю.

Глядишь, мыслишку некую —

Поймаю, и – кумекаю.

– А я где кину харю – там и глухарю.

– Пап!

У меня – вопрос неприличный:

Кто первичнее —

Утка или утконос?

– Такой вопрос принят на сброс!

Сегодня – День глухаря, между прочим,

И наш разговор – к нему приурочен.

О чём и доношу!

– А я доношу, что не клюю анашу,

А моя пташка – ну такая анашка!

– А я доношу, что прошу

Прощения за наше с вами общение.

Ибо оно – распря!

– А что? Венец разговора —

Ссора!

Отцвела беседа – и давай отседа!

– Сик! Разговор обретает простор —

Через раздор!

– А простор преобороть —

Это, если вы поймёте,—

Как перепеть Паваротти!

Или – перепить Гаргантюа —

А?!

– Правильно получается:

Душа по-разному облегчается!

– А где душа – у меня, дутыша?

Неужели – тут – где я надут?

Признаюсь, очень уж не хочется,

Скривив душою – скособочиться!

– А душа, как и ум,

Хоть и не бездомна, но автономна.

И буквально: автокефальна!

– Душа – птицеподобна.

И это нам понимать удобно.

Но на нашем лбу не написано,

Что ум – антропоморфен.

А ведь это так!

– Зачем темнить,

Когда и так – мрак?

Ведь что такое – брак

И куда его деть?

Угнездить-то он угнездит,

Да будет так гнездеть!

– А насчет гарема есть теорема:

Жрите столько наложниц, сколько влезет.

Сколько влезет, столько и жрите!

А не влезет – ждите!

– Птица – вещь скромная,

Но – стрёмная!

Живет – вразнос

И жрет – вразброс!

– Птица вещь глупая, но не кушает хлюпая!

– Вот тут ты туп!

– Туп, да не труп!

– Эх, мать моя жистянка, за жисть потасовка,

В Египте зимовка!

Сегодня День глухаря, между прочим,

И наш разговор – к нему приурочен!

– Так мы о том и говорим:

– День Глухаря – неоспорим!

– День Глухаря – такой это день уж,

Что никуда ты его и не денешь!

– В День Глухаря и его Глухарки

Наши кулдыканья – наши подарки!

– Да кумекать надо, а не клекотать!

Я жду приветливости от кумекливости,

А от клекотания да клекливости —

Мне не надо милости!

– И мне – приятно, не скрою,

Например, над бездной морскою

Пораскинуть мозгою!

– И я – не против, чтоб лучше петрить —

Мозги проветрить,

Но не выветрить, едрить твоё гнездо —

Их – на все сто!

– Вот и не надо пороть чепуховое порево —

И тем позорить небо лазорево!

– Разуй глаза: твердь – бирюза!

– Сам разуй: оно – лазурь!

– Да шел бы ты в дупло, фуфло!

– Силь ву пле! Я – в дупле!

Вижу из дупла, как наружность светла,

Без меня, фуфла.

– Только не надо субъективничать!

Утеряли придурки критерии,

А притырки находят и балуются.

– А я критерий потеряла по весне.

Какое счастье! Но без критерия

И Ленин прыгает в пенсне,

А надо – Чехов, Берия!

– Эх, мать-тиас ракоши!

Да как не стыдно вам, однако же!

Сегодня – День глухаря, между прочим.

И наш разговор – к нему приурочен!

А вы развели тут базар недостойный,

Отстойный!

– А каковы указания ваши?

– Шат ап, шпана, нишкни у параши!

– Пап, а что такое – нишкни и шат ап?

– Цыц! – Ну, пап…

– Когда наступают такие дни,

Как День глухаря, то, конечно, – нишкни.

А «шат ап», моя душа, происходит от «ша»,

Что и для птиц

Означает: «Цыц!»

( Все замолкают. Издалека доносятся едва различимые голоса )

– Си?

– Си!

– Си зив?

– Зив, зив!

– Синь-синь! Цзян-цин цыси. Си?

– Це цыси, си-си!

– Цвик-цвик! Цвейг-цвейг це плятт?

– Це плятт-плятт!

– Ки-ки плятт-плятт? Ватт-ватт? Вольт-ватт?

– Ом-ом! Юм-юм ом-ом! Пси?

– Пси!

– Цорн! Цорн!

– Цо, цорн? Климт кмит?

– Ниц, ниц! Клех-клех клейст.

– Цхао! Цхао нема!

– Склифф…

– Гир, гир! Брэд пит – депп?

– Пропп! Гроф-гроф дрда.

– Дрда… дрда… Пселл, плятт, пселл!

– Ки пселл? Плятт пселл? Гуль-гуль пселл!

– Гуль-гуль – куркуль,

Гур-гур – горгуль!

– Брехт! Брехт!

– Ки брехт? Плятт брехт?

– Ке-ке плятт? Пяст бакст!

– Ке-ке ки-ки? Кви-кви?

– Склифф…

– Цуцик, цуцик! Цо хцешь? Цацу?

– Ниц!

– Цыцу?

– Сик!

– А мы на Иссык —

                            куле

Цыкали цыку в июле.

И нацыкали столько цык,

Что тут тебе и сипуха – сцыкуха,

И тишина – сцышина.

И тут вдруг: – Иссык!

Ну, думаем: куль!

Чуток обцыкались,

И больше не цыкали!

– Тьфу! Мать-тиас ракоши!..

Да как не стыдно вам, однако же!

Это я говорю – глухарю!

А вам говорю, повторяю: – Зря —

С Днём глухаря поздравлять глухаря!

Дело это такое —

Глухое!

Целый день говорю ему, говорю:

– С днём глухаря! А кому? – Глухарю!

Короче,

Разуйте очи:

Что есть – глухарь? Глушня глушнёй.

Чурбан без области ушной!

– Глухарь – башкою нездоровый!

Визжит, как боров краснобровый!

– Линяем! Ясно дураку,

Что наш Глухарь – давно ку-ку!

– Пап, а Глухарь ли он – вопрос.

Вдруг – китоглавый челнонос?

– А вдруг он – мнимости пузырь?

Болотный хмырь?

А мы – с поклонами – к хмырю!

Тьфу! – глухарю!

( Все шумно взлетают, летят прочь; за их полетом

наблюдает Калхаз Фесторид, верховный птицегадатель )

КАЛХАЗ ФЕСТОРИД ( Агамемнону )

Теперь – пора!

Летят как надо – в добрый знак!

АГАМЕМНОН

Ну, наконец-то! ( Менелаю )

Руби концы. Звездец троянцам!

МЕНЕЛАЙ

А?! Что?! Не понял!

( все дико ржут над Менелаем )

АГАМЕМНОН

Оглох, тетеря? Отплываем!

( отплывают )

6 Бытование битвы

«Воспитание шеренги…»

Воспитание шеренги,

Уроки фаланги,

Наука бровей насупления,

Наступления

На горло брани его:

– Да чтоб ты!..

Брань его

Страшно хрипит, издыхая,

Так же – Да чтоб…

Но брань не погибнет,

Покуда в частях её верных,

Служит пароль: – Да чтоб ты! И отзыв:

– Да чтоб!

Случайный прохожий

Однажды пароль в глазах моих прочитал —

Слово в ответ сказал понимающе.

Мы обнялись

«Сдох гад, свет свят…»

Сдох гад, свет свят.

Все спят.

Мирный покой – это брань на одре,

Но, как магма в ядре,

Не остывает брань

И – не отходит! – отходит

На заранее подготовленные позиции:

– Тс…

«Бытование битвы – базис…»

Бытование битвы – базис.

Надстройка —

Военная тайна конечных целей

«Битва Зевеса с мятежными тварями…»

Битва Зевеса с мятежными тварями

При Олимпе:

– Смерть титанам!

– Сам титан!

Известно,

Из крови титанов вырастут многие

Гады и членистоногие

«Триумф паука-птицееда…»

Триумф паука-птицееда

В битве с тарантулом —

Съесть несъедобное,

Только, чтоб уничтожить.

Такое – бывало:

У меня – в столовке

На гауптвахте в Саратове,

У иных – где их

Схарчевали соратники

«Тоже при Джотто…»

Тоже при Джотто:

Битва Ренессанса – с Прото;

Треченто – с дученто.

Триумф кватроченто над треченто

При Паоло Уччелло.

Триумф барокко над чинквеченто

При Караваджо.

Полный разгром шестиченто —

Нету такого,

Как одноченто когда-то —

Не было как уноченто!

И – нулевых —

Зероченто —

Нету зачем-то

«Битва сундуков с копилками…»

Битва

Сундуков с копилками —

Апология банковского дела:

– Эй!

Не копите, а вкладывайте,

Дураки Босха!

«Битва дураков Босха…»

Битва дураков Босха

С дураками Брейгеля

При Северном Ренессансе.

– А мы – Северо-Восточный!

– Бутырский?

– Дурак! Отрадненский!

«Битва рыбной и мясной лавки…»

Битва

Рыбной и мясной лавки

При фламандцах.

Я – за мясо!

Битва кентавров с амазонками:

Девы во гневе свирепы, как звери,

Но мы – кони!

«Где же ты, наш бог футбольный?..»

– Где же ты, наш бог футбольный?

– Я? На позиции убойной!

«Взялись как-то раз Сальвадор с Гондурасом…»

Взялись как-то раз Сальвадор с Гондурасом

Драться ногами нешуточным боем.

Футбол их поссорил как государства,

Футбол опоил их своим алкоголем!

Соперникам он всполошил авиацию,

От артиллерии чувства добился,

Чтоб всякий беати-иммакулати

В его шишковатую буцу обулся.

Апофеоз грехов человеческих —

Ликует футбол

При Октотепеке!

О, как катали ногой победители! —

Помнит Кинич-Ахау, солнечный бог

Майа

«Битва левого с правым…»

Битва левого с правым

В мозгу полушарием:

– Пленных не брать!

– Брать! Но – утилизировать!

«Бунт на корабле…»

Бунт на корабле

Современности:

– Не тех сбросили!

Манёвры при ковре:

– Не так сели!

Песня из окна:

– Все не так, ребята!

А когда – так,

Всё равно – так же

«Борьба пространства со временем…»

Борьба пространства со временем —

Миф.

Было —

Взаимонерасположение.

Время сказало однажды пространству:

– Не будет меня —

Будешь плакать?

Вечность пройдет, пока дойдет

Сказанное

«Свет – бесконечен…»

Свет – бесконечен,

День – изменчив.

Изменщика – к стенке.

Вот и кончился день

«В массах – братание…»

В массах – братание,

Все штыки – в землю!

– А!!! – кто-то вскрикнет ужасно,

Найдется всегда недовольный

«Cito! Быть…»

Cito! Быть —

На тактике в Алабино!

При себе иметь:

Тактике – циркуль,

Стратегии – астролябию!

«Битва Уставов…»

Битва Уставов:

Внутренней службы

С Караульным:

Кто ёмче?

Ёмче присяга —

ложкой по жопе:

– Раз!..

«Она пригласила к себе…»

Она пригласила к себе

На Багратионовскую,

Обещает страстную битву.

– Битва – насмерть,

Борьба – за выживание.

Не лучше ль – процесс состязательный?

– Тогда приходить не надо.

Дома сиди, в Бутаково

«Лирика, всё же опаснее эпоса…»

Лирика, все же опаснее Эпоса.

Близка!

Бьет с мыска —

Лично, по точкам.

А у Эпоса уровень общий – не твой.

Масштаб! Понимаешь?

Линяй незаметно!

Эй, дезертир!

Гляди: всемогущий Эпос

Тебя достает целиком в любой

( точке )

«Я, правдолюб, люблю…»

Я, правдолюб, люблю

Её

Разделенной любовью,

И всех ревнивцев несчастных

Здесь призываю на битву!

«Битва спорщиков за…»

Битва спорщиков за

Последнее слово.

Последнее слово: – За мной!

7 Запястья и щиколотки

Свадьба

Здравствуй, герой, рядовой,

Старослужащий,

Идущий к свадьбе через лес,

Где невозможно продвигаться без

Проверки на вшивость,

Cмекалку, решимость,

И – неизвестно герою,

Как опять его уедят и уроют,

И – как подсидят – не знает солдат.

Но чует дремучая уйма,

Что свадьба уже неминуема —

Мороки чертовой – с солдатом

Сорока

Невозможно —

Ежа общипывать,

Сороке —

До пяти подсчитывать.

Ужаса этого – не представляю,

Если сорока подумает: «Пять»!

А ведь она трещит, подсчитывает,

Вдруг догадается – методом тыка?

Страшно ежу

Аля-улю

Я стал беспомощным и толстым,

А был – беспомощным, худым,

Носил малинововый галстук,

Теперь тот галстук – лататы.

Я видел кривды подоплеку,

Но, чтобы вправду поумнеть,

Ходил в кинотеаблитеку —

Читать, по сторонам глядеть.

Я тряс в назначенных коробках

Булавки, спички и горох.

Люблю, когда они грохочут —

Подручной жизни лататы.

Я был как будто бы нанаец,

А стал – какой-то алеут.

Он ничего не понимает,

Когда нанай: аля-улю.

Я зелен был и необучен,

А стал – во всем и бэ и мэ!

Я алеут – для благозвучия!

Пью для здоровья – каберне!

Я

Как много «Я» в моих стихотворениях.

Они там появились неслучайно.

В них отразился многолетний опыт

Червя, раба, царя и бога.

Я царь —

Стою на танцплощадке,

Не приглашен на «белый танец».

Я раб —

Страстей: они меня не любят!

Я червь —

Сомнения: а если б пригласили —

Что тогда?

Я бог —

Пою из радиолы:

– Volare!

Ого, го-го!

Cantare!

Ляля, ля-ля!

«Парки прядут, бестолковые тётки…»

Парки прядут, бестолковые тётки.

Меня, покорного судьбе,

Послали за шерстью, а там везде —

Половые щетки!

Наверное – тест

На верность

Клятва верности Конституции

Всю жизнь чего-то мне недоставало.

Чего? – не думал я. И вдруг – опомнился:

Все-все мне Конституция давала

А я прошел.

И с ней не познакомился!

У Конституции, у незнакомой Девы

Я на коленях о прощении молю,

Целую все ее разделы,

Ее преамбулу люблю!

Во имя Духа Сына и Отца

Я с этих пор и до конца

Мне отпущающихся дней

Ей в верности клянусь на ней!

Хор:

Он в верности на ней клянется

На том стоит и не согнется!

«Чего тут нет? Наверное, того…»

Чего тут нет? Наверное, того,

Чтобы резвяся и играя,

К нам молния явилась шаровая.

Картину мира дико украшая,

Она – капустница в снегах Тянь-Шаня!

Она – судьбы внезапная поправка,

Доселе сдержанная втуне.

Глядишь – под чайником

Не анонимная подставка,

Но вдруг – «Детгиза» «Накануне»!

«Это время сплошь едино…»

Это время сплошь едино.

Прочитавши Бахтина,

Вижу: высится стена,

А на ней висит картина:

Рама, небо голубое,

Домик с чижиком в окне,

Кошка, кактус и алоэ,

Лампа, стол и все такое:

За столом хохочет кто-то,

Под стеклом цветное фото,

Чайки, море в глубине,

И обоев позолота —

Все принадлежит стене.

Уникальная работа!

О природе (несмешная)

Смеха – книжка раздвижная

План

Вид сверху: в трещинах паркет.

Вид снизу: потолок протек.

Вид сбоку: выцвели обои.

Давно, усталый раб, замыслил я побелку,

Оклейку и циклёвку

«И дело сделано…»

И дело сделано

И жизнь сделана

(несколько раз)

И дело сделано

(насмешливо)

Да что это? Да что это?

И жизнь сделана

(снисходительно)

Да что это? Да что это?

И еще говорят:

(недовольно)

Да что это, да что это?

Надо еще чего-то делать!

(возмущенно)

Да что это?! Да что это?!

(заинтересованно)

Да что?

«– Хули делать?..»

– Хули делать?

– Делать хули.

– Как опять всё те же хули?

Я вчера наделал хулей

Лет на семьдесят вперед.

– Впрок не делаются хули.

Смысл хулей в ежедневном

Хуль посильном производстве.

Расшибись – а в день по хуле —

Сделай – и гуляй свободен!

Но не делай для отписки

Ты некачественных хуль

Лет на семьдесят вперёд.

А не то оценщик хуль

Спросит: – Разве это хули?

Мы вздохнем: – А хули делать?

– Делать хули! – скажет он

«Сел напротив. Ест аккуратно…»

Сел напротив. Ест аккуратно.

Галстук неброский – в тон, при том —

Красноречив. Глядеть неприятно.

Частный случай, несчастный —

Взаимонерасположения

«Вот вам ручка, бумага – пишите!..»

– Вот вам ручка, бумага – пишите! —

Слышу во сне – кошмарном! —

Хотя говорящий —

Муза

«Алё! День добрый! Это скорая?..»

Алё! День добрый! Это скорая?

Прошу вас срочно оказать мне помощь.

Моя душа страдает хворая,

Поскольку все бесстыдно врут,

Что я навязчивой идеи овощ,

Чужого произвола фрукт.

И достоин презрения

Как плод умозрения

«Против нервного расстройства…»

Против нервного расстройства

Нет защитного устройства,

Кроме как сойти с ума,

И – не беспокоиться!

Что – возможно,

Когда счастливчики к своему счастью

Уже бесчувственны

«Прижми запястья…»

Прижми запястья,

Щиколотки прихвати!

Летом – от клещей,

Зимой – от замерзания,

В сумрачный лес войдя

8 Шестёрочка

Серия «ЖЗЛ», «феномен ИПС»

Иванов-Петров-Сидоров —

Как трехчленный имярек

И репрезентативный фрагмент ряда.

Кто его назначил? Ряд?

Фольклор или канцелярит?

Почему не Андреев-Борисов-Васильев – АБВ,

И не ДНК – Денисов, Николаев, Карпов?

Чем они хуже?

Личным корнем? Коллективным смыслом?

Звукописью?

Социальный химизм

Или фатальная карта?

Бессмертен ли ИПС?

Свидетельства из уст,

Вклейки из истории Искусств,

Фотодокументы

«Бывало в СССР…»

Бывало в СССР:

Ульянов играл Ленина,

Скрябин играл Молотова,

Молотов – Скрябина

«Играли…»

Играли:

Бахтин, Березовский, Брежнев, Вагнер, Гесс, Евтушенко,

Зиновьев, Каменев, Моцарт, Мышкин,

Набоков, Романов, Семичастный, Ткаченко, Шевченко,

Ягода, Яновский

Статистик – Есенин,

Судья – Шкловский

«Сложная интонация…»

Сложная интонация —

Ласкательно-уничижительная:

– Шестерочка… —

Сказал полковник МВД

Про газ «Черемуха 6»

«Я – не контра…»

Я – не контра, я – визави!

«Периферия вскрикнула…»

Периферия вскрикнула:

– Нас окружает центр!

Большая провинция – великие мании

«Чай с тростникововым сахаром…»

Чай с тростникововым сахаром выпил невежда.

Сказал: «У царя Мидаса золотые уши!»

Две версии слиплись

«Я пришел к парикмахеру, сказал спокойно…»

Я пришел к парикмахеру, сказал спокойно:

– Голова моя машет ушами, как крыльями птица.

Причешите мне уши!

Две версии слиплись

«– Что – голубь пролетел?..»

– Что – голубь пролетел?

– Нет, зубы чистил.

Рубашка, немного заляпанная пастой «Пародонтакс»

И слегка – промелькнувшая тень одонтоторма,

Зубастого голубя

«В детстве проглотил всего Пушкина и Толстого…»

В детстве проглотил всего Пушкина и Толстого,

кроме «Анны Карениной».

Что еще осталось от детства?

Голос Лермонтова в пустыне:

– Дайте сказать! Я же вас не перебивал!

«– Сыночек, а у тебя есть мелочь на метро…»

– Сыночек, а у тебя есть мелочь на метро?

– Какая мелочь, мама?!

У меня – пенсионное удостоверение!

«Бумажные кораблики до изобретения бумаги – факт…»

Бумажные кораблики до изобретения бумаги – факт.

Оловянные солдатики в каменном веке – фиг-то!

Тут не матерьял – строй!

«Мы – не полтора червя…»

Мы – не полтора червя,

Мы – два землекопа!

«Убил в себе дракона…»

Убил в себе дракона.

Разлагается

«Нет Бога, если жив…»

Нет Бога, если жив

телеведущий N

«Такова амплитуда…»

Такова амплитуда:

Оттуда и дотуда!

«– Мы были, кажется, знакомы?..»

– Мы были, кажется, знакомы?

– Припоминаю – по Аристотелю!

«– Попрошу кого бы то ни было!..»

– Попрошу кого бы то ни было!..

– Когобытонибыло – выбыло!

«Дамы с двойным дном…»

Дамы с двойным дном —

У да Винчи и Д. Линча

«Я тебе – Артемида…»

Я тебе – Артемида,

А ты мне – Артмедиа!

«С виду такой обаятельный…»

С виду такой обаятельный,

Матом кроет для виду

«Ты не тупи…»

Ты не тупи:

Ту би – не ту би…

«загадки века…»

загадки века

того

и этого

насчет того же

и этого

самого

«вчера мне снилось…»

вчера мне снилось

что нельзя

сегодня снится

всё что можно

«Всё, что не запрещено, – ложно!..»

Всё, что не запрещено, – ложно!

«Заточка ума – в руках мудреца!..»

Заточка ума – в руках мудреца!

«– Как живёте?..»

– Как живёте?

– Как у Родена:

Мыслитель – сидит,

А идущий – без головы!

«Догоню идею…»

Догоню идею —

Массами овладею!

«Шла Саша по шоссе…»

Шла Саша по шоссе,

А за ней – шахсэ-вахсе

«Как ни побреюсь – порежусь…»

Как ни побреюсь – порежусь.

Ясно:

Гляжу себе под руку

«Руку подниму – жмёт…»

Руку подниму – жмёт

9 Рассказ с изъяном

ДРОКИН (заметки преподавателя художественной школы)

КТО ГДЕ

Пишем этюды в городском парке. Докудовская из старшей группы говорит, что бог – это природа. Дрокин задумывается. Затем подбегает к берёзе и громко, подобно глашатаю, объявляет ей, что бог – это берёза. Таким образом он обращается к небу: бог – это небо, кустам: бог – это кусты, траве, машинке для стрижки газона, а когда я велел ему прекратить валять дурака, Дрокин крикнул, что бог – это Виктор Станиславович.

– Ну и дурак же ты, Дрокин! – хохочут учащиеся всех групп и тихонечко просят, чтобы Дрокин отмочил ещё что-нибудь.

И Дрокин прячется под садовую скамейку и орёт оттуда намеренно противным голосом, что никакого бога нигде нет.

ДОМЫСЕЛ

– Иду я по улице Шмита, – говорит Дрокин. – Вижу, ворона клюёт на помойке ученическую линейку. И никак она не может её ухватить. Стукает, а она не подпрыгивает. Тогда я ей карандаш кинул – «Конструктор 2 м». Ворона схватила его и полетела к себе гнездо строить. А линейка – вот она.

Дрокин достаёт из портфеля линейку, хватает её зубами и, сдавленно каркая, летает вокруг учительского стола.

– Дрокин, дурак, выплюнь линейку, – кричат дети, – она же с помойки!

Дрокин смеётся:

– Это я просто так сказал про помойку – ради красного словца!

МЫ

– Иду я по улице Шмита, – говорит Дрокин. Вижу, две тётки – тоже идут! У одной на воротнике лиса, а у другой – живая курица в авоське.

Дрокин показывает, какое у курицы надменное лицо.

– Ей в авоське неудобно, у неё нога провалилась и – по земле. И этой ногой она ещё ходить пробует.

Дрокин показывает – как.

– А за авоськой собака бежит, курицу нюхает. Дрокин показывает.

– А за этой собакой еще собака бежит, собаку нюхает. А я по другой стороне улицы иду, показывает, – но теперь уже не отдельно, а вместе с ними со всеми.

ДРОКИН-ОТЕЦ

– Его надо обрывать, – говорит Дрокин-отец, – останавливать. А то: пнул щепку в ручей и вместо того, чтобы домой пойти, пошёл вслед за щепкой. Нет, ничего он не начитался. Он у нас вообще не желает ничего делать. Но вы его по затылку не бейте – не поможет. Только за ухо! Берите его вот здесь и вот так, – Дрокин-отец показывает на себе. – Тут он цепенеет, понимаете, ну абсолютно оцепенивает.

И Дрокин-отец показывает, как он оцепеневает, – с какой-то непонятной для него мечтательной улыбкой на неизвестно чьих устах – его или сына.

ПОДКОЗЕЛОК

Недавно я узнал, что в человеческом ухе содержатся такие забавные точки и зоны, как, например, подкозелок.

Массируя эти точки, человек становится лучше, у него пропадает усталость, он сосредотачивается и может сделать больше, чем думает.

Я понял, что драньё за ухо имеет своей высшей целью не устрашение и не обрыв уха, но стабилизацию всего человеческого состава. Ухо при этом желательно иметь с особо чувствительным подкозелком, как у Дрокина.

72 СЛОВА

Когда в поликлинике мне крикнули в ухо: «Вы – к сурдологу?», я переспросил: «Какие сорок долларов?». Так я обрёл старый положительный опыт: понимать не то, что слышится, а то, что подразумевается. Например, слышу я голос диктора в метро: «За несанкционированное растление – штраф!» и понимаю: «расклеивание». Слышу: «граница жижи» и понимаю: «страница жизни». Слышу: «здесь и теперь» и понимаю: «надо терпеть». Слышу: «А чем прикажешь платить за квартиру?» – и ничего не понимаю. Абсурд какой-то!

РАССКАЗ С ИЗЪЯНОМ

Картина такая: сосед Володя возле нашего дома возится со своими «Жигулями»; я прохожу мимо. – Здорово, – здорово. – Дай, – говорит Володя, – закурить, – а то он завязал с этим делом, своих не имеет, – и далее продолжает говорить так, как будто бы речь шла о другом нашем соседе: – Обама тоже завязал, публично поклялся: «На этот раз – окончательно!»

Мы закурили. – И вот, мне интересно, где он после этого будет потихоньку покуривать? – спросил Володя. По его разумению, у него дома, в Белом доме – нельзя, потому что, во-первых, поклялся, а во-вторых – там все углы фэбээровцами просвечиваются – для его же, президентской безопасности. Видеокамеры, жучки. Конечно, он в своем доме – хозяин, но – компромат! Возможна утечка: дескать, вот он – президент – с сигарой в форточку покуривает – клятвопреступник. А на улице, говорят, теперь всем американцам курить запрещается. А где тогда – можно? Президенту-то? Представляешь?

Я задумался. – Страшное дело, – продолжал Володя, – влиять на судьбы мира в таком состоянии. Ведь человек, бросивший курить, становится нервным и неспособным принимать адекватные решения, – по себе знаю, – сказал Володя, – вот и курю втихаря, только, чтоб успокоиться, а ему, бедняге – негде. – Шучу, – сказал он затем и, по-моему, этим самым слегка испортил свой рассказ.

РАЗНЫЕ ПОДАРКИ

Шкура и скатерть. В 1945 году мой отец привез из Маньчжурии шкуру леопарда и китайскую шелковую скатерть – подарок генерала Чан Кайши в благодарность за совместную борьбу против японских захватчиков. Но одно дело – братство по оружию, а другое – политика. Тогда освобожденные от японцев территории мы передавали политическому сопернику Чан Кайши, но нам «социально близкому» Мао Цзэдуну, который, кстати, моему отцу ничего не подарил. Помню, скатерть мы расстилали только по праздникам, а шкура висела всегда, правда, со временем незаметно сокращаясь в размерах. Моя младшая сестра помнит её уже без головы, а моя дочь знает о них только по моим рассказам: на охристом фоне разбросаны черно-коричневые сквозные пятна неправильной формы и бело-золотистые фигуры императоров, вышитые по голубому полю, вписаны в темно-фиолетовый геометрический орнамент.

Автомобиль. Приятным для отца сюрпризом явилось решение нашего правительства выдать ему за заслуги перед Отечеством автомобиль. Но, увы, с такими оговорками, которые сделали этот подарок невозможным. По закону для получения автомобиля («Запорожец» любого по желанию цвета) ветеран должен был «дослужиться» до такой группы инвалидности, после которой никакой другой группы нет, только вечность. Понятно, что в такой группе люди долго не задерживаются. Поэтому исполнители закона (негласно) с его исполнением не спешили. Время работало на них, и в результате – сработало. Те же чиновники из тех же лицемерных организаций звонили впоследствии и маме, такой же, как и отец, фронтовичке, дай Бог ей здоровья!

Пылесос. Однажды в качестве подарка ко дню Победы они предложили маме пылесос. Пылесос так пылесос, спасибо. Через год они позвонили с уточнением, проживает ли такая-то по этому адресу и нужен ли ей по-прежнему пылесос? Не помешает – на даче пригодится. И позже звонили: не нужен ли пылесос к Новому году и затем – к женскому дню 8 марта? А в этом году они высказались определеннее: «Через недельку-другую ждите комиссию». Оказывается, ответственным работникам надо убедиться в том, что мама действительно нуждается в пылесосе больше, чем кто-либо иной. «Если у вас, например, есть новая мебель, – сказали они, – то это означает, что вы сами в состоянии купить себе этот пылесос!»

Пиджак. Недавно в поэтическом клубе некий крепко поддатый незнакомец посоветовал мне сменить пиджак, потому что такие, как мой, пиджаки продавались в 96-м году на Черкизовском рынке. Иными словами, мой пиджак – полный отстой! А ведь я только что здесь, на сцене этого клуба закончил читать свои стихи по случаю своего же авторского вечера. И тут – такое язвительное замечание! Наверняка оно испортило бы мне настроение, если б я, бывало, не носил иные пиджаки, получше. Например, английский вельветовый пиджак тёмно-болотного цвета в крупный рубчик. Когда в 89-м году мы (группа поэтов «Альманах») возвращались из Лондона в Москву, наш переводчик Ричард Мак Кейн (а он хромал) подарил каждому мешочек с разными вещичками из своего обихода. Нам объяснили, что это у них принято – дарить такое при расставании.

Мои друзья, втайне от Ричарда, этими подарками пренебрегли. Что они, нищие что ли (что так и было) – носить обноски? И – из суеверных соображений: чужая вещь имеет свою – чужую! – историю, и, неизвестно – какую (что справедливо). Мне достался немного потертый вельветовый пиджак темно-болотного цвета в крупный рубчик, каковой я и носил до тех пор, пока он окончательно не истерся. В нём я пережил и путч, и штурм, и всеобщую нехватку всего основного. Много позже из разговора с Ричардом выяснилось, что этот пиджак – особый. Однажды в нём он из-за каких-то своих английских неприятностей выбросился из окна, но, благодаря пиджаку, спланировал вниз таким образом, что всего лишь сломал ногу. «Это был очень счастливый пиджак! – сказал Ричард, – а ты как думаешь?» Я с ним согласился не раздумывая.

Список вещей, предметов моего повествования, можно продолжать до бесконечности. Что я и делаю.

Двустволка. Стволы и курки – никелированные, стреляет пистонами. Ее подарил мне мой дядя, военный лётчик. Вещь – желанная и престижная, не хуже водяного пистолета. Помню, когда я постреливал из нее на Неглинном бульваре, ко мне на лавочку присел негр. Я сразу же отодвинул двустволку в сторону, мол, не моя, а потом поднялся и ушел, действительно, напрочь про нее позабыв. Наваждение основывалось на том, что «все негры борются за мир во всем мире, а я тут – с оружием, как какой-нибудь поработитель!» Вспомнив о пропаже, вернулся к лавочке – ни двустволки, ни негра. До сих пор обидно. А ведь первоначально дядя Юра предполагал подарить мне мелкокалиберную винтовку. Она тут же, на Неглинке и продавалась – в «Охотнике». Мама отговорила: «Юра, ты сошел с ума!»

Лампа дневного света. Ее мне подарили на юбилей. С тех пор она в течение 14 лет исправно светит и не тускнеет, что замечательно лично для меня, но безынтересно для настоящего повествования. Другое дело – никчемная хреновина.

Как-то плавая в водах Средиземного моря у турецкого берега, я столкнулся с некоей длиной в полтора метра и похожей на кишку хреновиной розового цвета, предположительно из пенопласта. По своему назначению она находилась в одном ряду с надувными акулами и дельфинами.

Не знаю, что тогда на меня нашло, но я привез этот подарок судьбы в Москву, немало потрудившись над его упаковкой: хреновина упорно не складывалась так, как мне было надо, и даже взбрыкивала, как живая. Тогда в моём доме бушевал ремонт. В этой стихии погиб дедушкин буфет в стиле купеческий ампир, папина румынская стенка, моя коллекция марок в трех альбомах для рисования и все мягкие дочкины игрушки. Кое-что из перечисленного – по ошибке, с мусором на вынос. А вот бестолковая хреновина с турецкого берега уцелела, хоть и болталась в разных местах квартиры под ногами у мастеров. «Если она не нужна, то мы её выкинем!» – сказали мастера и, завязав хреновину узлом, временно забросили её на шкаф. Сейчас этого шкафа уже нет, а хреновина существует до сих пор, прижатая моей кухонной дверью.

КИТОВЫЙ УС

Всю жизнь валялся, пылился – отпиленный кусок дугообразной лопасти с бахромой. Роговая ткань. Гравировки не поддается, крошится, захламляет балкон. Во время остекления ус был выкинут. И – навсегда забыт, если б не вдруг возникший вопрос:

– А откуда он взялся?

Недавно увидел по телевидению передачу про Антарктиду. Был поражен догадкой:

– Из Одессы! Где я бывал в детстве.

И где базировалась китобойная флотилия «Слава» – говорят, доставшаяся нам по репарации после разгрома Германии.

Непростая история, причудливая география. Безжалостное остекление.

В ПУТИ

Не всякая очевидная правда является уместной, а, следовательно, – безусловной правдой, потому что это условие существует – уместность.

Попробуйте, остановить любого прохожего и сообщить ему какую угодно бесспорную правду. Например:

«Кит – животное, а не рыба!» Или – остановить смеющихся прохожих со словами: «Увы, господа, как бы вы ни были веселы, всё равно найдется какой-нибудь гад, который испортит вам настроение!» И даже, если вы сообщите прохожему что-то для него очевидно полезное: «Курить вредно!» или дружески приободряющее: «Вы продвигаетесь в верном направлении!» – всё равно прохожий воспримет эту правду исключительно как помеху на его пути. Ибо называется этот путь – прайвиси, в смысле – не твоё дело, то есть – его частное дело. Во что невозможно поверить, когда прохожих вокруг – целая армия!

ЭХ!

Интересно, что случайные прохожие, общаясь друг с другом, как правило, в строго информационном поле («сколько времени?» или «как пройти на Газгольдерную улицу»), могут вдруг высказаться не к месту художественно.

Однажды, когда я спросил: «Который час?», прохожий ответил: «Твой!» А в незнакомой мне Сызрани, где я поинтересовался насчет ближайшей пивной, мне сказали: «Там же!» Еще случай. Проходил я мимо женщины, стоящей возле картонного ящика с надписью «Самсунг». Женщина мне сказала: «Эх, зря ты в другую сторону идешь! А то бы по пути мне коробочку донес!»

Эх! Всё бы ничего, если б не ящик!

ЗАЧЕМ?

Прощаемся в передней. Объятья, поцелуи в щеку. Зачем? Скоро же увидимся – снова расцелуемся. Зачем? Вот, если бы мы, расставаясь, вдруг надавали друг друга по щекам – тогда, при встрече, наши поцелуи были бы искренними. А так – пустая формальность. Бездушная.

КУПЛЮ ВОЛОСЫ ДОРОЖЕ ВСЕХ

Читаю объявление на стене нашего дома: «Куплю волосы дороже всех» и чувствую в этих словах некую недосказанность. Какую? Задумавшись в очередной раз, я вдруг понял: слова «Куплю волосы» адресуются широкой публике, но затем их интонация резко меняется на проникновенно личную: «Дороже всех… для меня – только ты!»

Именно так и звучат слова бессмертной души, обращенные к каждому, кто желает в повседневности расслышать её голос.

ЗАРЯДКА

Есть такая здравоохранительная практика: сразу после пробуждения не вскакивать спешно с кровати, но, лежа (ноги вытянуты, руки по швам), повернуть голову в сторону до упора и там – зафиксировать взгляд, а затем – в другую сторону до упора и там – зафиксировать взгляд. Это – в горизонтальной плоскости. Потом так же – в вертикальной: головой вверх и вниз, фиксируя взгляд.

Получается – Роза ветров: с Запада на Восток – от Кронштадта до Владивостока. И по вертикали: от северных морей до южных гор. Много раз.

Вот так ежеутренне я утверждаю себя в пространстве – с помощью восстановленных координат, утраченных во сне.

Похоже на крестное знамение, но – одной головой.

ПЛОЩАДЬ В ТРЕТЬЯКОВКЕ

Площадь картины Иванова «Явления Христа народу» в Третьяковке равняется жилой площади трехкомнатной квартиры без лоджии и подсобных помещений (6 на 8) А ее значительно меньшая копия, находящаяся в Русском музее в Питере, равняется площади кухни в двухкомнатной квартире (2 на 4). Теперь о литературе. Гоголь сравнивал Русь с тройкой (коренник и две пристяжных), Блок – со своей женой, а Гончаров – с «Великой бабушкой» – в последних словах своего «Обрыва». Далее: Чернышевский – простая змея, а Добролюбов – очковая. Кто так сказал? Тургенев!

Если ученик в своем ответе сумеет вставить эти знания, то любой учитель поймет, что отвечал он не по шпаргалке, а на основе своего личного опыта и интереса.

Если ученику покажется, что указанные знания не соответствуют заданному вопросу и в нужный ответ они никак не вставляются, он должен сам задать вопрос – учителю: «А почему вы смотрите на меня, как Николай Александрович на Ивана Сергеевича?» – «Это как?» – не поймет учитель. Вот тут пусть ученик и вставляет.

ЭСТЕТИКА В СИЛЕ

Из-за неумения рисовать портреты он не прошел в Академию художеств. Пейзажи посмотрели – ничего, сойдут. Другое дело – портреты. Портреты – дрянь. Так что, идите в политику, молодой человек. Позже он скажет: «Наша революция не победит, пока мы не дегуманизируем людей». Вот оно – художество в политике: в отместку за свое неумение рисовать людей – дегуманизировать их. Стереть их личность. «Сотри, – говорит, – случайные черты – и ты увидишь – мир прекрасен!»

Бывало, очарованные сами стирались.

ЗАЦЕПА

– Ты – чеэк умый, пасы сам: ну кто тут – коме тебя?

– Если говорить с матросом в зубах, то тут вокруг – никого. Один уровень. Со всплесками.

– А я скажу: – Я не логопед, не знаю, как правильно, но «никто» – у нас лучше, чем «кто-то» – в полоску или – в горошек – такой меленький, знаете?

– Знаем: как ни верти шилохвоста, у него всегда шило в заднице – вот и вертится. А шилоклювка – ругое делдо.

– А кто не вертится? Вот сквозняки, например, – всегда себя сами находят, даже в лампочке Аввакума.

– А где еще существу завихряться-то, как не в сфере «чпока»? Точнее – в его напряженном отсутствии.

– Де? А ы пасы в бельмондофках. Мобыць – ам?

– Уровень не тот: левое ниже правого.

– Смешно. Я ваш катаклизм наблюдаю, как муха – потолок: везде неровности, но, спасибо, есть на что опереться.

– Опираются – подопорники! И подопридержатели! Мол, есть за что попридержаться. А нам главное – вычленить зацепу! Дефиницию – обнимаешь?

– А то! Кто не обнимет дефиницию, тот и зацепу не вычленит!

– Кто не вычленит зацепу, тот матери скажет: – Женщина, вы что? – перешагивая.

– Кто вычленил зацепу, тому уже никакая тягота ум не замутит. Тот со своим умом – живо собеседует, а не дует в ухо ему – уму: «Ну, вложи, вложи!»

– Вычленивши зацепу, не возздравь свою холю, не всхоль свою хорь. Здраву не уподобляйся, будь сам здрав. Ты – здравонос, а не здравосос!

– Зацепа – вещь деликатная. Если крикнут: «Эй, зацепа!» – то прежде, чем плюнуть тому в лицо, подумай: а вдруг это – твоя зацепа? – так цепляется?

– А мой океан гнездится на том, что любую зацепу надо отцеплять! Если отцепилась – значит, ложная, если вцепилась до смерти – подлинная.

– Ложная всегда привлекательней подлинной. Изуродуй ложную – получишь подлинную. Вынимаешь?

– Вынимаю. Но – кое-как, с грехом попадью.

– Фсё ферно! У филоклювки, например, фило – в бафке! И – фто? Фсем фалить ф Дурцую? Асем? Умаю, фрочитать «Хвилиаду» мощно и зесь. А фот софинить – ругое делдо! Огда – токо ф Дурцую! Или, ефли «Одицею» – из Дурции!

– Я, лично, между своих глаз такой мысли не допускаю. Сведением бровей! Одно усилие – и всё!

Брови сведены, усилие произведено. Наступило всё! И – никакой разницы. Потому что всё – это и разница, и – никакой. Такова моя зацепа: сцепление ресниц мигнувших век. – Чпок! – ресницы сцепились, и он же – чпок! – расцепились! Умному (Караваеву) – наука, а дурак (Петелин) – всегда будет мстить.

10 Мысль

– Какое ВДНХ, если следующая – Батсад?!

Все: – Мысль!

УСТАНОВКА НАТЮРМОРТА

Поставил на диван чертежную доску. Не глядя, накинул на доску белую льняную драпировку – так, чтобы складки сами упали с доски и распространились по горизонтальной плоскости. Положил в складки кораблик, сложенный из газеты. Поставил бутылку из-под шампанского, выкрашенную белой гуашью. Рядом – белую вазу, матовую. Рядом – такую же белую, но – глянцевую, с бликами. Поставил белый фарфоровый кувшин, повернув его так, чтобы незабудка на его боку не была видна. Мысль: – А не бросить ли пару клубничек на втором плане, – посчитал кощунственной. Поставил два прозрачных стакана – гранёный и тонкий. Тонкий – повалил на бок. Кажется, всё. Одна группа предметов – выстроена, другая – в произвольном небрежении. Нет, чего-то не хватает. Налил немного воды в граненый стакан, положил в глянцевую вазу три яйца – белых. Кажется, что-то лишнее. Убрал тонкий стакан. При этом задел складки. Поправлять их нельзя – будет хуже. Все! Натюрморт установлен! Мысль: – А зачем его рисовать, если он уже – готов? – посчитал дилетантской. Мысль профессионала: – Поди, приляг, сосни – натюрморт должен как следует отстояться.

ВЕЛОСИПЕД

Наказание – рисовать по памяти велосипед. Помню, что он где-то вписывается в ромб. – А конь – в квадрат, – сказал аниматор Юрий Норштейн. Нас познакомили в вестибюле метро «Водный стадион». Сказали про обоих: – Вот, тоже художник. Мысль: – А вот велосипед! Ответная: – Конь! Сошел сразу же, на «Войковской». Ничего, когда-нибудь договорим.

Мысль: – А вдруг сказанного – достаточно?

КОНЬ

Как-то, засыпая, стал вспоминать, как ноги у коня сгибаются. Задние – так же, как передние? Мысленно нарисовал, расхохотался. Нет! Сделал еще несколько набросков и пришел к такому выводу: передние конечности у коня сгибаются так же, как ноги у человека в коленях, а задние конечности у коня сгибаются так же, как руки у человека в локтях!

Мысль: – Скажешь: – Все не как у людей! – и ошибешься. Скажешь: – Все как у людей! – людей насмешишь.

НА ПОЧТЕ

Зашел на почту, отстоял в очереди, купил две нужные марки, которые никак не наклеивались. Я их, как положено, обильно облизал, придавил к конверту, да и кулаком потом несколько раз пристукнул – с нарастающей силой. Нет, не наклеиваются. Попросил клей у девушки в окошке. Та сказала, что эти марки сами наклеиваются, только с них надо снять защитную пленку. Ту самую, которую я так тщательно лизал. – Лизать их с пленкой – бессмысленно, – издевательски уточнила девушка, – а без пленки – опасно. К языку приклеятся. Это на словах – девушка в окошке, как свет в окошке – просветила. А там, на почте, набитой народом, все выглядело не так привлекательно. Мысль: – Кроме девушки в окошке, показавшей мне язык – для образа.

КРАСНЫЙ

Радостный прохожий подходит ко мне, затем меняется в лице. – Извините, обмишулился. И пояснил: – Как грибник в лесу. Думал, что вы – Иван. – А причем тут грибник? – Ну, как же: грибник думает, что это белый, а при ближайшем рассмотрении оказывается, что нет, не белый. – Красный? Мухомор что ли? – Да не в этом дело. Издалека-то вы на Ивана очень похожи, Звонарева.

Зачем мне знать эту фамилию – Звонарев?

Мысль: – Теперь пусть и другие знают.

УСЛОВНОЕ ЛИЦО

Простым карандашом нарисовано условное лицо. Подрисуночная подпись сделана кривыми печатными буквами: «стиснутый зуб». Наверное, лицо стиснуло зубы – в гневе или, проявляя выдержку – скрипя зубами. Так – зубами! А тут – зуб! Стиснутый!

Мысль: – Стиснутый зуб – это отдельный зуб, испытывающий стеснение других зубов в зубастом рту. Читай: «Один как все».

Или – первый зуб, испытывающий стеснение других зубов, которые вырастут позже. Читай: «Фантомное переживание будущего».

Или – последний зуб, испытывающий стеснение других зубов, которые уже выпали. Читай: «Воспоминание».

Или – одинокий зуб, одновременно испытывающий все перечисленные выше виды стиснения. Читай: – Протозуб! О физическом виде которого нам известно всего лишь то, что лицо у него – условное, простое.

САМОДОСТАТОЧНЫЙ

Прочтёшь: «Марш водолазов» – ив твоем сознании сразу же возникают водолазы в медных шлемах, со свинцовыми грузилами на груди и спине. Они идут медленным строем в свинцовых же калошах, волоча за собой шланги для подачи воздушной смеси. Видимость – нулевая, но ты их все равно видишь.

Наверное, «Марш водолазов» как моностих – самодостаточен. Коротко сказанное будит воображение. Не нуждаясь в прочих словах и тем более – в музыке.

Увы, бодрая маршевая музыка Дунаевского никак не соответствовала «лунной походке» водолазов. И – словам Саянова: «Ходим мы среди тьмы под тяжелою водой».

Мысль: – Имел ли в виду автор – подспудно – тяжелую (дейтериевую) воду, подавляющую все живое?

Не исключено. «Марш» был написан в 1933 году, как раз тогда, когда и была впервые получена тяжелая вода – из обычной воды – в результате длительного электролиза.

Конечно, точнее было бы не «марш», но «очень медленное танго водолазов». Но состоялся-то – марш! Со своими неуклюжими особенностями и темной историей. Получается – уникальная песня. А другой – с таким же названием – не будет никогда.

Был «Марш аквалангистов» – у Высоцкого – как реплика на «Марш водолазов». И – те же трудности: в ластах маршировать не легче, чем в свинцовых калошах.

Мысль: – Ходим мы среди тьмы под тяжелою водой, а над водой – Дух Божий витает!

Мысль: – Почему – только над – витает? Дух везде. Под – тоже!

СВОЙ КОСМОС

Чем опасен сладкий чай? Тем, что при высыхании приклеивает блюдце ко дну чашки.

Как-то поднял я чашку вместе с таким блюдцем – блюдце отклеилось. На лету не поймал – бэм-с! – блюдце – вдребезги! Теперь, как ни наводи порядок, босиком тут уже не походишь.

Крупные осколки я, конечно, подмел. Другое дело – мелкие и мельчайшие. Они хоть и разлетелись (центробежно – как при взрыве) в дальние углы кухни, но впоследствии все равно выползут оттуда и вырулят к ее центру. Выползут и сгруппируются. В силу воздушных, магнитных и прочих потоков, виющихся на самом дне моей кухни. Теперь уже – центростремительных! Такие мощные потоки, бывало, выволакивали из-под электроплиты и более крупные фрагменты. Да и не только фрагменты – объекты целиком, например, электрические бигуди! Не знаю, так ли уж мы независимы от этой локальной астрофизики, если спим – за стеной?

Мысль: – Слава Богу, босиком, не в тапочках!

ТАПОЧКИ

Купил в Москве пляжные тапочки, чтобы не тратиться в Турции и не торговаться с турками. Долго выбирал (Отрадное, крытый рынок). Кожаные, резиновые, пластиковые, дорогие, дешевые, открытые и закрытые – с одним большим пальцем. Выбрал (на тапочках впоследствии обнаружил некую трудно читаемую надпись). Приехал в Турцию. Спросил: – Где тут, в конце-то концов, настоящий турецкий базар? С настоящим турецким кофе? Без гостиничной туфты! Отвечают: – Надо ехать на автобусе в какое-то Конаклы. Поехал в Конаклы (в тапочках, разумеется). Не буду долго интриговать: на тех тапочках так и было написано: «Konakly» («Конаклы»).

Мысль: – Тапочки ли продиктовали мне путь в Конаклы, или Конаклы указали, какие надо купить тапочки?

НУТ-КО, КАКАЯ ПОГОДКА?

Посмотрел в окно – в чем люди ходят? Никого.

Пошел на кухню, посмотрел оттуда. Никого.

Вышел на балкон, дождался мужика в майке и тренировочных штанах. Не показатель. Дождался другого – в пальто с поднятым воротником.

Мысль: – В майке – собаку выгуливает, а с воротником – дед Антон с 14-го – он всегда мерзнет.

Оделся соответствующе. Вышел. Народу – тьма!

НОЧЬЮ В МЕТРО

В пустом вагоне, кроме меня – двое. Один в конце вагона спит, развалясь на лавке, а другой – напротив меня – сидя спит. Вижу, у него из кармана бумажник торчит – вот-вот вывалится.

– Проснись, – говорю, – вещь потеряешь!

Нет, спит. В полном отрубе.

И тут к нему подсаживается тот, спящий лежа. Запускает руку ему в карман и медленно вытаскивает оттуда бумажник – глядя мне в глаза. И тот, спящий сидя, тоже на меня глядит.

Мысль: – А мне-то куда глядеть? В сторону – как-то некрасиво, западло!

– XЫЧА!

Это восклицание сделалось для нас универсальным. – Хыча! – так мы говорили в смысле: «Бежим!» и в смысле: «Стой!» Да – хыча. Нет – хыча. – Хыча! – блеск в высшей степени. Хыча! – дрянь – хуже не бывает. Поговаривали: – Хыча – быча, хыча – хычная, в хычу – хошь? Хыча, даже нейтральная – как приветствие при рукопожатии – все равно произносилась, со слегка искривленным ртом, мол, ты чо, паря?

Мысль: – Эта психомимика наблюдается и в первом звуковом советском фильме – про беспризорников – «Путёвка в жизнь», и в настоящей жизни: – Атстой! Убейся ап стену! Или, с чувством собственного достоинства: – Уважуха! Респект!

Иногда в смысле хычи употреблялся «корн-флёкс!» – ради понта. В этих случаях шукшинский герой (артист Куравлев) говорил: – Пирамидон!

Была ли наша хыча исключительно нашей или так говорили еще где-то? И – с каким смыслом? Я набрал «хычу» в «поиске» и вот что узнал:

1) – Хыч-хыч! – скрести задницу.

Так же – почесывать небритую физиономию.

2) Хыч – как чок: – Поднимем бокалы, – хыч! – содвинем их разом.

3) Хыч – герой писателя Астафьева.

4) «Муж схватил вилку и – хыч!» (резкое действие)

5) «Хыч пива попил бы» (хыч как хучь, хоть).

6) Хычины – кавказские пироги.

7) Хыча – собака писателя Арсеньева (охотничья лайка черного цвета).

9) Кыча – герой писателя Колышевского.

10) Кича – тюрьма

Мысль: – А «сарынь на кичку!» – тоже ведь где-то не без хычи!

ВРЕШЬ

– Твой велосипед? – Мой. – Врешь! – Сколько время? – Без десяти пять. – Врешь! Врешь – не в смысле «врешь», а в смысле «понятно». И это было понятно всем.

Мысль: – Но отвечали на всякий случай: – Пс тисьти пять, пля пуду!

ТУПОЙ ВОПРОС

– Почему яйца не могут быть квадратными?

– Потому что яйца – объемные, а квадрат – плоскость. Правильно говорить: «Почему яйца не могут быть кубическими?» Вот тут уже нужно отвечать по существу. Да только кому это надо?

Мысль: – Одной только мне.

ПРОМОРГАЕТСЯ!

Мне не нравится, когда шампанское открывается с гусарской бравостью – чпок! – в потолок, с шумной пеной во все стороны. Меня научил один бывалый человек, как это надо делать без глупостей. Просто проткнуть пробку шилом, дождаться, пока из бутылки выйдет газ, спокойно вынуть пробку и затем так же спокойно разлить шампанское по бокалам, повторяю – без этих женских визгов: – Ой, только не на меня!

Именно так я и поступал. Всегда – успешно, за исключением последнего раза. Тогда я сдуру взял не надежное «Советское», а какое-то итальянское шампанское, с мудреными перегородками в пробке.

Проделал отверстие, слышу: газ не шипит, не выходит. Почему? Посмотрел в отверстие одним глазом, а оттуда пробка с гусарской бравостью – чпок!

Я даже: – А! – полностью сказать не смог – замер на вдохе. Слышу, кричат: мне – чтоб я глаз не тёр – и детям: чтобы немедленно помочились в горшок.

– Не надо! – сказал кто-то, – глаз – не (бранное слово), проморгается! Кто так сказал? При женщинах и детях? Наверное, коллективное бессознательное сказало, в том числе – с участием женщин и детей.

Мысль: – Коллективное бессознательное – диалогично! Иначе – ограничилось бы одним горшком.

ВОТ-ВОТ!

Чихают при выдохе, икают при вдохе. Бывает, чихают, как и икают – много раз подряд, безудержно. Таковы бессознательные попытки остановить мгновение. И при выдохе (чихании), и при вдохе (икании). Ибо верно было сказано: задерживать дыхание – значит не окисляться, не сгорать, не стареть.

Мысль: – Тут тебе и покушение на вечную жизнь, и наказание за покушение, которое, к счастью, вечно не длится.

НУ, ПОЧЕМУ?

Однажды сыграли мы в футбол – один на один в двое ворот до пяти голов. Я, старый футболист, проиграл со счетом 0:5! И – кому? Новичку Петру Васильевичу. Ну, почему? Выпили-то мы одинаково!

Мысль: – Крепко выпив, напрочь забыли: я – про свою футбольную юность, а Петр Васильевич – про то, что никогда в жизни в футбол не играл. И тут у Петра, конечно, преимущество.

Мысль, Звонарёв, догоняешь?

НА ПРЕДЕЛЕ СИЛ

Убитые жарой, возвращаемся с речки. Я отстал. Гляжу, как мои попутчики бредут, едва передвигая ноги.

Мысль: – А не рвануть ли мне вперед изо всех сил – со словами: – Собака! Бешеная собака!

Предыстория: однажды на съемках кинофильма «Дружок» (1958) режиссер попросил меня показать вялым ребятам из массовки, как им надо правильно отыграть эпизод со словами: – Собака! Бешеная собака! Я показал.

Показал и сейчас – своим попутчикам. Те – в недоумении. Но не в том смысле, что: – Рехнулся? Какая бешеная собака? А в том смысле, что: – Какая же это – бешеная собака?

Смотрю, за мной, бегущим и на бегу кричащим: – Собака! Бешеная собака! – действительно понеслась, неизвестно откуда взявшаяся собачка – вроде японского хина. Яростно тявкает. Бежевая.

Мысль: – Нашлась божья тварь – отозвалась на мою мысль. Невольно. Посильно.

Спасибо.

КОТ С ПЯТНОМ

Снежок – так мы назвали белого котенка с маленьким сероватым пятном на груди. Пятно со временем увеличилось и потемнело. Сейчас Снежок – абсолютно черный кот с едва заметной белой звездочкой на лбу и с новым именем – не связанным с его цветом – «Дакки» (удачник). Но я, шутя, называю его по-прежнему: «Снежок».

Мысль: – Чтобы не умножать лишних сущностей!

СНЕЖОК

При моем появлении он ничем не выказал своего беспокойства, продолжая лежать с закрытыми глазами. Знаю: так он зрит сквозь дрёму.

Это значит, что ему понравился обжитый мной уголок, тщательно мной продуманный и прочувствованный и, вроде бы – специально для него приготовленный.

Все важные, с его точки зрения, детали – белого в целом натюрморта – остались стоять на своих местах, не сдвинувшись ни на миллиметр. Кроме – газетного кораблика. На нем Снежок и улегся. Складки тоже оказались смятыми. И – безнадежно испорченными. Ну и как это все называется?

– Сучара лыбится! – сказал я, опережая мысль.

Мысль: – Анимация натюрморта!

ПЕЙЗАЖ ЗА ОКНОМ

У нас, на Декабристов, напротив «Байконура» стоят «Золотой Вавилон» и «Карусель». Зимой у кафетерия в «Карусели» очередь в шапках и шубах при подходе к кассе начинает отчаянно отмахиваться – комары! Именно – у кассы. Отойдешь чуть в сторону от кассы – никаких комаров. Почему?

Мысль: – Ура! Деньги как первопричина на этот раз отпадают!

Ну, это мысль – романтика, а реалист скажет: – Бардак в «Карусели»!

Интересно, что они скажут просто – на: «зимой у кафетерия в супермаркете „Карусель“ на Декабристов» – без комаров? Оба в один голос: – А помните, тут комары когда-то летали?

В СВЕТЕ ОБЛАКОВ

Считается, что облака – воздушная стихия. Хотя они – водная. Как и радуга. Как и человек – на 75 процентов.

Мысль: – Что есть наибольшая иллюзия: радуга или облако, похожее на Черчилля? Курящего сигару?

Мысль: – Облако, похожее на Бога.

То есть просто облако, ни на кого не похожее.

Таких большинство.

Примечания

1

betula pendula ( лат .) – береза плакучая.

Оглавление