«Девятый иерусалимский дневник»

Девятый иерусалимский дневник (fb2) - Девятый иерусалимский дневник 223K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Миронович Губерман (Псевдоним И.Миронов)

Игорь Губерман Девятый иерусалимский дневник Новые гарики из будущей книжки

© Губерман И.М., 2013

© ООО «Издательство АСТ», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

* * *

Не двигается время наше вспять, но в некие преклонные года к нам молодость является опять и врёт, как лихо жили мы тогда.

* * *

Мы содержимся в холе и неге, мы хранимы семьёй, как алмаз, только мха молодые побеги всё равно прорастают из нас.

* * *

Во гневе полезно в себя заглянуть и тихо застыть, наблюдая: с душевного дна поднимается муть и злобно бурчит, оседая.

* * *

По жизни повстречал я много разного — изрядно и высокого, и гнусного, прекрасного не меньше безобразного, но более всего – смешного грустного.

* * *

Меня моя берлога приласкала, от ветра укрывая и дождя, а слава, говорят, меня искала и очень огорчилась, не найдя.

* * *

Блаженны те, кто зубы стиснув, терпя насмешки и лишения, весь век у жизни ищут смысла, хоть у задачи нет решения.

* * *

Мой дом зарос холмами книг, и душно спать к утру, но окажись я вдруг без них, я ссохнусь и умру.

* * *

Воздух весенний похож на лесной, пахнет мечтами увядшими, многие ангелы скользкой весной тихо становятся падшими.

* * *

Ужели допалил я мою свечку и кончились пути мои кривые? Но времени шуршащую утечку недавно я почувствовал впервые.

* * *

Вырос я в загадочной отчизне, в ней созрел мой разум и желания, в университетах нашей жизни ложь была наукой выживания.

* * *

Смешно в закатной нашей драме играть надрывно и всерьёз: уже маразм не за горами и гнусно ширится склероз.

* * *

Нет, мы у судьбы не слепые рабы, устроено так мироздание, что если не ждёшь ничего от судьбы, она утолит ожидание.

* * *

Всемирное движение истории является для нас весьма загадочным, однако же бывают территории, где бег её становится припадочным.

* * *

Прощусь покуда с мыслями угрюмыми и стану о былом писать моём: былое, разукрашенное думами, роскошным выливается враньём.

* * *

На будущее я не повлияю — свои шуты появятся у них, поэтому я молча наливаю и тихо пью за правнуков моих.

* * *

Сейчас доступно для продажи всё – от Луны до эскимо, не только рукопись, но даже и вдохновение само.

* * *

Все бураны, вьюги и метели, что меня трепали много лет, — кончились, опали, улетели, только на весну надежды нет.

* * *

Печать печали перламутром туманит лица людей, не смогших этим утром опохмелиться.

* * *

Античных авторов читаю, довольно многих – первый раз, и человеческую стаю такой же вижу, как сейчас.

* * *

Пьём на равных. В результате — как на слаженном концерте: слабый духом спит в салате, сильный духом – спит в десерте.

* * *

Сезоны тянутся, меняясь, бесшумно шар земной вращается, и, год от года удлиняясь, моя дорога сокращается.

* * *

Клеймящих недостатки и пороки я тьму встречал на жизненном пути, они бубнили мне свои упрёки, а я им говорил, куда пойти.

* * *

Мне часто снятся умершие люди — знакомые, приятели, родня, как будто тени кончившихся судеб о чём-то упредить хотят меня.

* * *

Просторы российской словесности — настолько большое пространство, что в этой раскидистой местности цветёт и любое засранство.

* * *

Долго, часто и помногу, запустив дела и пьянки, люди молятся то Богу, то сверкающей обманке.

* * *

В давние мальчишеские лета я читал запойно и подряд, и в меня втекла отрава эта, и в судьбу залился этот яд.

* * *

Изрядно время обломало лентяя, пьяницу и лоха: я хоть и знаю очень мало, но я и это помню плохо.

* * *

О всякой не заботясь чепухе, желая быть в уверенных руках, овечки в их мечтах о пастухе не думают ничуть о шашлыках.

* * *

Я виски лью в мои руины, я пил на воле и в неволе, меня Творец лепил из глины, замешенной на алкоголе.

* * *

Усердие, серьёзность и практичность — такие свойства духа не просты, такую выдающуюся личность я лично обхожу за три версты.

* * *

Я легко погружался в туман, был решителен в жизненных сложностях, и сложился бы дивный роман об упущенных мною возможностях.

* * *

Сомнения меня одолевают, они уже давно во мне крепчали: ведь если в небесах не наливают, то праведники там полны печали.

* * *

День ужался до мгновения, но взошли колосья строчек; смутно время вдохновения и сокрыт его источник.

* * *

Леплю понты, держу фасон, хвост у меня всегда морковкой, но неотступно вижу сон, что я защёлкнут мышеловкой.

* * *

Не скурвился, не спился и не спятил, не вылинял от жизни ежедневной, а всё, что потерял или утратил, — пустяк на фоне целости душевной.

* * *

К нам Божественный свет освежающе льётся, от него мы сильней и добрее, человечество живо, покуда смеётся, раньше всех это знали евреи.

* * *

Внучата со мной снисходительно дружат, мы видимся кратко и редко, потомки, быть может, потом обнаружат во мне интересного предка.

* * *

Повсюдный климат, он таков — печалит ум и дух, сегодня время пауков, и очень жалко мух.

* * *

Моей амбиции граница — моё квартирное присутствие, тому, кто властвовать стремится, — моё брезгливое сочувствие.

* * *

Мир, конечно, круто развивается, только чует чувство наше дошлое: будущее насмерть разбивается об укоренившееся прошлое.

* * *

И пигмеи, и титаны равно рады, вероятно, если ихние путаны соглашаются бесплатно.

* * *

Про мир и дружбу пылкие доктрины при взгляде с моего простого ложа, с дивана моего, с моей перины — пусты и пустотой меня тревожат.

* * *

Об этом и легенды есть, и были, и книжным лесом факты проросли: повсюду, где евреев не убили, они большую пользу принесли.

* * *

И время шло бы удивительней, и жизнь текла бы замечательно, когда б себе своих родителей мы подбирали до зачатия.

* * *

Конечно, хвала небесам за ихний благой произвол, но вырастил я себя сам — и ветви, и листья, и ствол.

* * *

Рифмы вяжутся не вдруг — ищут мыслей, бедные, а во мне – Полярный круг и поганки бледные.

* * *

В день святого Валентина, в день венериных оков серебрится паутина на паху у стариков.

* * *

Непрестанно свой рассудок теребя, я додумался – и лично, и по книжкам: полагаться можно только на себя, да и то с большой опаской и не слишком.

* * *

Раскаты войн и революций трясут державы на корню, а люди женятся, ебутся и рады завтрашнему дню.

* * *

Оградившись незримым пунктиром, я укрылся и виден едва, на границах общения с миром сторожат нас пустые слова.

* * *

Во мне на сцене каждый атом работает на артистичность, и это чувство всем фанатам упятеряет фанатичность.

* * *

Уже Москва почти пуста, а Питер вовсе стих, друзья отбыли в те места, где я не встречу их.

* * *

Дела мои грустно меняются, печальны мои ощущения: теперь даже мысли стесняются являться ко мне для общения.

* * *

Слова играют переливами, как на закате птичья стая, и мы себя вполне счастливыми вдруг ощущаем, их читая.

* * *

На исходе, на излёте, у финала, когда близок неминуемый предел, ощущается острей, насколько мало получилось из того, что ты хотел.

* * *

Уму и сердцу вопреки в душе хрустит разлом: добро сжимает кулаки и делается злом.

* * *

В борьбе за счастье люди устают и чувствовать его перестают.

* * *

Россия – край безумного размаха, где начисто исчезло чувство меры: за много лет нагнали столько страха, что он теперь в составе атмосферы.

* * *

Люди злы, опасливы и лживы, мир – увы – таков, какой он есть, только, слава Богу, ещё живы совесть, милосердие и честь.

* * *

В любом государстве, стране и державе ценя пребыванье своё, евреи свинину всегда обожали за вкус и запретность её.

* * *

Когда-то мужиком я был неслабым, а дух легко с материей мешал, и психотерапию нервным бабам весьма удачно хером совершал.

* * *

К Создателю душевное доверие, молитвы и услужливая лесть — сейчас по большей части лицемерие на случай, если всё-таки Он есть.

* * *

Полно дураков на ристалище нашем, различных повадкой и лицами, дурак из евреев особенно страшен — энергией, хваткой, амбицией.

* * *

Недавно я подумал, что в чистилище огромная толпа теней клокочет: оно ведь наилучшее вместилище для тех, кто даже в рай не очень хочет.

* * *

Я утвердился с годами прочнее в мысли заносчиво шалой: жизнь без евреев была бы скучнее, более плоской и вялой.

* * *

Поскольку я здоровье берегу, то днём не лечь поспать я не могу, и только после близости с Морфеем я снова становлюсь былым Орфеем.

* * *

Заметил я, насколько мало слов осталось в тощей памяти моей, теперь и ежедневный их отлов даётся мне значительно трудней.

* * *

Боялся я, что разум врёт — уверенно притом, и поступал наоборот, и не жалел потом.

* * *

Однажды выпадет мой фант, и в миг успения навеки сгинет мой талант хмельного пения.

* * *

В этой жизни мы странные странники, мы в порядке земном – перебои, и с одной стороны мы избранники, а с другой – безусловно изгои.

* * *

Давно я дал себе зарок не сочинять печальных строк, но дуры мне не подчиняются и сами грустно сочиняются.

* * *

Не то чтоб мы сошли с ума, но сделалось видней: на мир нещадно льётся тьма, и он утонет в ней.

* * *

Читать не хочется совсем; и стих не лепится; пойду чего-нибудь поем; и рюмка светится.

* * *

Старение – это худая лошадка, неспешно везущая хворостей воз; года наши тянутся хоть и не гладко, но страх и печали врачует склероз.

* * *

Нам часто знак, сигнал, намёк судьбой тактично шлются, но нам обычно невдомёк, что это беды шьются.

* * *

Обидно, что сейчас интеллигенция — всегда ей честь по чести воздавалось — рифмуется со словом «импотенция», а раньше никогда не рифмовалась.

* * *

От Бога эта околесица: все лгут и гадят; но Он однажды перебесится и всё уладит.

* * *

Ремёслами славится труд, всё строится выше и краше, а голуби срали и срут на все достижения наши.

* * *

Мне книги так мозги запудрили, тесня друг друга, что в голове моей под кудрями — пурга и вьюга.

* * *

Восходит новая заря и там и тут, и стаи нового зверья везде растут.

* * *

Я многое прочёл довольно поздно, я в школе хулиганил и мечтал, а после стало пресно, скучно, постно что раньше я с восторгом бы читал.

* * *

После приёма стопаря, после повтора душа готова, воспаря, для разговора.

* * *

И в неге жил я, и в гавне, и что-то удалось, но больше умерло во мне, чем родилось.

* * *

В будущее стелется дорога, тихо проплывают облака, стало геростратов нынче много, что им жечь не знающих пока.

* * *

Я в телевизор пялюсь временами; плёл диктор о наследии нетленном; а жаль, что оставляемое нами шакалам достаётся и гиенам.

* * *

То место мной забудется едва ли, там было много дыма и людей, и дивно горемыкал на рояле упитанный, но грустный иудей.

* * *

Друг болен и готовится уйти — спокойно, как отважится не каждый; ну что ж, душа, счастливого пути, а там ещё мы встретимся однажды.

* * *

Ева вышла из ребра, Бахус вылез из бедра, оттого и длится с ними наша вечная игра.

* * *

Хранят российские дорожки следы запуганных зверей, а той избушки курьи ножки все съел еврей.

* * *

Возня, суета, мельтешение, корысти азарт и предательство, и вдруг у души утешение — покой, похуизм, наплевательство.

* * *

Мы все – бедны или богаты, но про богатство любим сказки, а лично я люблю закаты — за золотистость их окраски.

* * *

Без устали крутился мой волчок; доселе кружит; из мальчика случился старичок; и пьёт, не тужит.

* * *

Всё ближе дня рождения порог, не праздновать его никак нельзя, халвой хвалы украсят мой пирог на выпивку пришедшие друзья.

* * *

От канувшего времени лихого остались голубые небеса, не помню ничего уже плохого — особенно того, что делал сам.

* * *

Увы, уже с утра во мне курение и чистого листа моя боязнь унылое рождают одурение и острую к работе неприязнь.

* * *

Гастроли по России я люблю; пускай свистит пурга и холод лют; забавно, что российскому рублю я радуюсь сильней иных валют.

* * *

У времени простое измерение: течёт покой, как некое событие, и снова наступает озверение, и новое идёт кровопролитие.

* * *

Не думай ни о ком нехорошо и на язык накинь тугие вожжи — учил меня отец, и я нашёл его слова в Талмуде много позже.

* * *

Навеянная чтением печаль по телу растеклась. Лежу недвижно. В рассудке чахло теплится свеча, но думается муторно и книжно.

* * *

Я нюхал очень разные цветы, и запах был порою одуряющим, однако то, дружок, чем пахнешь ты, скорей подобно газам отравляющим.

* * *

Товарищ мой поведал мне о важной умственной находке, что если истина – в вине, то правда – в водке.

* * *

Нашей жизни сумбур и тщета порождают казённый привет: непрерывно сочатся счета нам за воду, за газ и за свет.

* * *

Смешно мне слушать, горестно и скучно, что всё уже постигнуто научно, и с кафедры вещает сивый мерин, что мир трёхмерен.

* * *

А как изначально возникли стихи? Кем был первобытный поэт и певец? Мне кажется, некогда их пастухи в ночи сочиняли, устав от овец.

* * *

На старости я больше пью под вечер, и к ночи ближе льётся благодать, поскольку мне заняться больше нечем, а время как-то нужно скоротать.

* * *

Хороши мои дела, всем они наука: дочка внучку родила, сын добавил внука.

* * *

На кладбище всегда полно гостей, здесь отдых от забот и дел кипучих, оно не только лежбище костей, оно и космодром для душ летучих.

* * *

Не найдя нас в толпе соискателей, ожидавших небесную ссуду, Бог не просто послал нам читателей, но ещё расселил их повсюду.

* * *

Гуляя, как мартовский кот — и время текло по усам, — я свой генетический код по многим послал адресам.

* * *

Умерли, ушли, скончались, распылились, как пыльца, и теперь уже в начале те, кто двигался с конца.

* * *

Я сам себе создал устав, я им горжусь: устав и даже не устав, я спать ложусь.

* * *

Пока не требуют поэта ни Аполлон, ни муза грешная, страдает он, скрывая это, и морда очень безутешная.

* * *

В мире Божьем, где рвут и когтят, где друг друга все твари едят, нет жесточе и нету лютей озверевшего стада людей.

* * *

Просветов мало. Но во мраке любой эпохи и поры повсюду в гору лезут раки, мечтая свистнуть нам с горы.

* * *

Ветрами времени продут, стал тип я продувной, и Тот, который там и тут, не знается со мной.

* * *

Везде всегда у тёмной черни роятся смутной злобы черви, и нужен ум особый, чтобы в идею слились эти злобы.

* * *

Придут потом иные времена, взойдут потомков наших семена, и новых графоманов племена другие наворотят письмена.

* * *

Не знаю, прав ли я, что дух мой не клокочет, но лени колея сама меня волочит.

* * *

Ни читать, ни писать неохота, нету мыслей неслышного хруста, это мной неопознанный кто-то пустотой начинил меня густо.

* * *

Года несутся, как трамвай, но я пока живу, и хоровое «Наливай!» нас держит на плаву.

* * *

На земном беспутном карнавале ценны ум, талант и благородство, но в почёте много мелкой швали из большого круга руководства.

* * *

В жизни бывают прекрасные миги: после прочтения редкостной книги, при узнавании важного факта, перед началом любовного акта.

* * *

Живу, глаза раскрыв и уши, и часто думаю без жалости: Творец, ваяя наши души, порой халтурит от усталости.

* * *

Не знаю час, когда я уплыву куда-то далеко за облака, но до вечерней рюмки доживу наверняка.

* * *

Вползает мутной лжи чума и в пожилых, и в юных — увы, затмения ума гораздо чаще лунных.

* * *

У меня душа моя спросила: из тебя, хозяин мой и барин, утекает жизненная сила — ты за это тоже благодарен?

* * *

Ты обо мне, любимая, не плачь, отнюдь не собираюсь жить я вечно, но родственник у нас – отменный врач, и я умру здоровым безупречно.

* * *

По беспечности и по наивности люди сходятся, словно любя, а потом от нехватки взаимности начинается бегство в себя.

* * *

Я молод был ещё недавно и подвергался комплиментам, но вял и слаб теперь так явно, что всем кажусь интеллигентом.

* * *

В кошмарно переменчивой судьбе умея искры жизни возродить, евреи даже родину себе смогли из ничего соорудить.

* * *

Весьма загадочно старение — моё живое настоящее, в нём интересно изнурение, вдруг самозванно приходящее.

* * *

Уж раз я сам себя запряг в литературный воз, то западло мне и в напряг возить на нём навоз.

* * *

Кругом царит ожесточение — кураж со злобой пополам, крутое умопомрачение навеял Бог за что-то нам.

* * *

Политики лукавят, притворясь толпой блядей на людном перекрёстке: из них порой талантливая мразь выходит на центральные подмостки.

* * *

Я часто очень мало понимаю в кипящей суете мужчин и женщин, поэтому почтительно внимаю тому, кто понимает ещё меньше.

* * *

Работа и семья – кто нас осудит? Уютом дышит чистая берлога; что рядом – замечательные люди, уже мы узнаём из некролога.

* * *

Российской школы давний выпускник, я знаю о себе не от кого-то: подобно всем я мыслящий тростник, но я пропитан соками болота.

* * *

Любая мне мила попойка, душе дарящая полёт, я выпил в жизни этой столько, что не любой переплывёт.

* * *

Упал кураж и выдохся трезвон, мы общество собой не беспокоим, на склоне дней приходит угомон и вкрадчиво становится конвоем.

* * *

Давным давно я думаю об этом: наш дух изобретательнее тела, исчезли если б личности с приветом, то жизнь сама намного б оскудела.

* * *

Весьма роскошен мой фасад, хотя внутри не столь богато; я сам себе садовник, сад, мотыга, лейка и лопата.

* * *

Всё в мире нам понятней и видней на склоне дней.

* * *

Согласно прихоти природы текут загадки, ей угодные: плодятся дикие народы и малодетны благородные.

* * *

Творцу как ярко творческой натуре присущи своенравные капризы, отсюда на земле цунами, фюрер и жуткие российские сюрпризы.

* * *

Живу я с удовольствием на свете, хоть возраст у меня – смурной и смутный, а то, что в голове гуляет ветер, — так он попутный.

* * *

Есть отрадная в этом загадочность: вопреки нулевой вероятности, но нередко любовь и порядочность побеждают соблазн и превратности.

* * *

Иду земной дорогой много лет я, длину её отмерит Божий глаз, однако шириной дорога эта зависит исключительно от нас.

* * *

Не зря пустая голова глотала умственную пищу: в ней густо плещутся слова и смысла ищут.

* * *

Я верю, что Божественному чуду послушно всё и вся любой порой, и если б мы низвергли зло повсюду, Бог новый сочинил бы геморрой.

* * *

Когда-то стаи дикарей, гуманность не нажив, ещё не знали, кто еврей, и ели всех чужих.

* * *

Всё в мире так несовершенно, что сердце тешится изысками, и одиночество блаженно, когда с родными ты и близкими.

* * *

Я Петрарку вспоминаю нынче вновь, размышляя о подробности интимной: очень часто безответная любовь несравненно плодотворнее взаимной.

* * *

С годами я не делаюсь мудрее, но чувствую наследственную нить от генов местечкового еврея, умевшего всё в жизни объяснить.

* * *

Всё время думаю о том, что все российские напасти — хворь вековая, чей симптом — рабы при власти.

* * *

Конечно, есть судьба и рок, фортуна, предопределение, но мы за краткий жизни срок их надуваем тем не менее.

* * *

Всё, что было, быльём поросло, усыхает любое влечение, остаётся одно ремесло, чтобы чувствовать жизни течение.

* * *

Склероз – весьма медлительный процесс: мне чужд уже общественный бульон, ещё к себе я теплю интерес, однако выдыхается и он.

* * *

Во внешности крутые превращения обычно происходят у людей, которые, не чувствуя смущения, в успешных совращаются блядей.

* * *

А всё-таки великое явление, историей оно уже замечено — то многомиллионное растление, которое Россию искалечило.

* * *

Курил я с гегемонами чинарики и тайно думал я, дурак надменный, что всё ж не гегемоны, а очкарики мир этот сотворили современный.

* * *

Живу я тише самой мелкой мыши, свой вечер освежаю крепким зельем, и занят я – по горло, как не выше, своим душеспасительным бездельем.

* * *

Большая в жизни этой сложность — о ней во многих книгах речь — почти глухая невозможность себя от мерзости сберечь.

* * *

Есть похожести в каждой судьбе, будь любая на свете эпоха: пробивая карьеру себе, мы меняемся – сильно и плохо.

* * *

Клочки, обрывки, шелуха из нашей речи разговорной везде на кружеве стиха лежат, как духа след узорный.

* * *

Есть одна в генетике подробность, думает о ней отнюдь не каждый: жизни многолетней низкопробность явится наследственной однажды.

* * *

Из тех немногих добродетелей, которые мне всё же свойственны, назвал бы первой я – спокойствие, когда стишки мои заметили.

* * *

Я срок земной почти что отмотал, душа незнамо в ком начнёт сначала, теперь коплю презренный я металл, чтобы вдова детей не огорчала.

* * *

Любой лишён я начисто надменности и к людям я с большим тянусь доверием, но к подлой и цветущей современности с надменным отношусь высокомерием.

* * *

Мне симпатичен тот запал, которым надо бы гордиться: еврей, куда бы ни попал, — пускает корни и плодится.

* * *

Порой находит наваждение, затменье вкуса и ума, и ощущаешь наслаждение от очевидного дерьма.

* * *

В немой не корчись укоризне и постыдись угрюмой позы: в тернистый путь семейной жизни Творец повтыкивал и розы.

* * *

Мне будущий бедлам не по нутру (грозятся и пророки, и пророчицы); хотя я к той поре уже помру, но глянуть и послушать очень хочется.

* * *

У науки множество затей и невероятные изыски, скоро и зачать себе детей сможет человек по переписке.

* * *

Во все века, в любой эпохе, какое время ни означу, все проходимцы и пройдохи ловили кайф, ловя удачу.

* * *

Я внимателен, я скрупулёзен, осторожен, как вылезший ёж, когда мне на высоком серьёзе преподносят херню или ложь.

* * *

Женщины чужих мужчин уводят, а мужья чужих уводят жён, в этом интенсивном хороводе каждый подвиг с риском сопряжён.

* * *

Уже нам не расскажут ничего — ни прозой, ни холстами, ни в стихах те юноши с талантами, кого эпоха раздавила впопыхах.

* * *

Люблю ежевечернее подпитие, когда ничто блаженству не мешает, и с ангелами Божьими соитие душа неторопливо совершает.

* * *

Лакеи, лизоблюды, прихлебатели, на старости ударившись в художество, печалятся, что жизнь они потратили на хамское бездарное ничтожество.

* * *

Сам себя усерднейший читатель, начисто запутавшись в ролях — «богохульник, но богоискатель», я себе заметил на полях.

* * *

Те люди, чьё глухое раздражение бурлило в них по поводу всего, большое учинили одолжение, исчезнув с горизонта моего.

* * *

Я – смысловик, моё меню — умам высоким подражание, и хоть я звук весьма ценю, но мне дороже содержание.

* * *

В Израиле нету незримых клешней, и всё по-другому во всём, и Богу отсюда гораздо слышней, какую херню мы несём.

* * *

Я много наблюдал различных судеб в житейском занимательном задачнике — забавно, что успешливые люди значительно добрей, чем неудачники.

* * *

Таким порой бывает день, что даже в чахлом виде жалком заплесневелый дряхлый пень заметно тянется к фиалкам.

* * *

Зажгла чинарик только третья спичка, и я подумал, умственный мудила: жить – это тоже вредная привычка и до добра она не доводила.

* * *

В одёжке вольных видов и расцветок мы клеимся к упругим незабудкам, невидимые прутья наших клеток зовут законом, долгом и рассудком.

* * *

Меня приводит в умиление всё то, что мне познать невмочь, а перистальтика мышления — та вообще темна, как ночь.

* * *

Всегда витают в жизни обстоятельства, которые способствуют тому, что всюду и везде полно предательства, и тут же – оправдание ему.

* * *

Приветливей стал я на старости лет, поскольку позорно забывчив, и лица я помню, а чьи они – нет, поэтому так я улыбчив.

* * *

Планете грозит умирание, сказал бы всевидящий врач: везде, где царит обжирание, идёт необузданный срач.

* * *

В негодность постепенно приходя, я думаю, что, если повезёт, совсем уже немного погодя Харон меня по адресу свезёт.

* * *

Теперь живу я осмотрительно: во внешний мир идя из комнаты, себя осматриваю бдительно — очки, ключи, штаны застёгнуты.

* * *

Напрасно в нас ума томление, жить размышляя – дело скверное: я обо всём имею мнение, почти всегда оно неверное.

* * *

Попав под чары искушения — люблю его я и боюсь — с утра греху словосмешения я рукоблудно предаюсь.

* * *

Забавно, что от алкоголя нисходит к нам покой и воля.

* * *

Очень грустно дома вечером, если в доме выпить нечего.

* * *

Ясно видя в жизни, что почём, выискал к покою я ключи: вовсе не нуждаюсь я ни в чём из того, что я не получил.

* * *

Всех нас желанью вопреки согласно Божьему билету несёт течение реки, которая впадает в Лету.

* * *

Привычная мила мне колея, обидно только мне за этот путь: по мне слезу прощальную пролья, его продолжит вряд ли кто-нибудь.

* * *

Загадки порой разрешаются просто, спокойствие старости – штука простая: с годами душа обрастает коростой и суше становится, ей обрастая.

* * *

В голове моей вертятся шарики и мигает нейрону нейрон, как из этого лепятся гарики, знает только невидимый Он.

* * *

Мне старость ещё круче нос повесила, года весьма кураж мой остудили, но зрителям со мной пока что весело, ведь иначе они бы хер ходили.

* * *

Мы в подлой выросли державе, налиты соками её, и чтобы стёрлись пятна ржави, полощем души, как бельё.

* * *

Осмысленна земная маета, живительна и благостна она, любезна мне людская суета, её я наблюдаю из окна.

* * *

Кто бы меня в диспут ни вовлёк, чем бы ни закончилась дискуссия, жжёт меня изжогой уголёк острого дурного послевкусия.

* * *

Я издали смотрю не без печали, как новая идёт закалка стали: настолько нынче люди одичали, что скоро племена пойдут и стаи.

* * *

Жестокую шутку придумал Господь, ислам полюбив беззаветно: зелёного знамени жаркая плоть наш мир затопляет заметно.

* * *

Разрезал тишину кошмарный крик, не слышный, кроме Бога, никому: то молча умолял больной старик продлить существование ему.

* * *

Понял на днях в размышлении праздном то, что с годами поймут наши внуки: каждое дело становится грязным, если творят его грязные руки.

* * *

В небесном Божьем царстве теней полно святых, но есть ли шут? А потому и нет сомнений, что там себе я роль сыщу.

* * *

Купался б я сейчас в большом почёте, дивились бы смущённые народы: десятки лет не пил я на работе; поскольку не работал в эти годы.

* * *

Если совсем не верить в чудо, то быть естественной беде, и я, никто из ниоткуда, — никем я стану и нигде.

* * *

Блажен, кто бьётся лбом о стены и ощущает упоение, но рушит подлые системы лишь только тихое гниение.

* * *

Реалии сегодняшнего времени, наращивая воздух ледяной, свидетельствуют горестно о темени, в которую вползает мир земной.

* * *

Высоких слов пустой накал во мне рождает смех, а смехом, циник и нахал, я раздражаю всех.

* * *

Под оком тысяч упырей, дух чуя ножевой, беспечно нежится еврей, счастливый, что живой.

* * *

Мне тяжек перерыв между стишками: читаешь, разговариваешь, спишь — на дне туши скребётся коготками назойливая пакостная мышь.

* * *

Мы все живём в роскошном антураже — моря и реки, горы и леса, и только воздух жизни сильно гаже, чем созданные Богом чудеса.

* * *

Мир сейчас на тихом перекрёстке, скука души юных бередит, снова скоро выйдет на подмостки пламенный убийца и бандит.

* * *

Весьма разнообразно время множит в нас перемены личного всего; дерьмо, конечно, стать иным не может, но дивны превращения его.

* * *

На мир и на людей мои воззрения болтаются, как овощи в борще, весьма правдоподобны подозрения, что я их не имею вообще.

* * *

В русскоязычной всякой местности плетя со сцены монолог, я стриг наличные с известности, платя усталостью налог.

* * *

Танцуют люди пожилые, и я приязнен к парам слипшимся: уже едва-едва живые, но дышат духом сохранившимся.

* * *

Из самых лучших побуждений впадают выросшие люди во блуд высоких заблуждений, ибо уютней жить во блуде.

* * *

Смерть – эпизод обыкновенный, извечный, всехний и повсюдный, как будто сон – самозабвенный и непробудный.

* * *

А кто отыщет завтрашнюю нить, тот явит и харизму, и кураж, и новый миф сумеет сочинить, чтоб мы опять поверили в мираж.

* * *

Возраст мой, весьма осенний — объяснение тому, что согласен я со всеми, но не верю никому.

* * *

Плывёт отара облаков, а я внизу притих; на свете много мудаков, и я – один из них.

* * *

Недавно старый друг ушёл туда, где нет ни воздыханий, ни печали; недолгие остались нам года, чтоб мы в его отсутствие скучали.

* * *

Пред ними склонялись и падали ниц, а ныне их имя безвестно, на свалке истории множество лиц, которым на свалке и место.

* * *

Меняется в мире любая погода, и в день обращается ночь, в российские двери стучится свобода, но всё достучаться невмочь.

* * *

Встаньте, дети, встаньте в круг, вы состаритесь не вдруг, но придёт и ваш черёд, и растает хоровод.

* * *

Как небожитель, полна эгоизма и несомненно колдунья, муза истории жутко капризна, стерва, шалава и лгунья.

* * *

Похоже, сбылись все мечты, я рад житейским обстоятельствам; спасибо, Господи, что Ты не наделил меня стяжательством.

* * *

Скользят, меня минуя, взоры дев, и я на них внимание не трачу, но, на меня секунду поглядев, младенцы плачут.

* * *

Забавно, как мало тревожимся мы, спасительный выдохся страх, по миру несётся дыханье чумы, а нюх наш ослаб на пирах.

* * *

Я прочёл уйму книг и набит мой чердак — то ли мудрый старик, то ли старый мудак.

* * *

Безумных лихолетий череда, эпоха ослепительной беды — уплыла, не оставив и следа, поскольку похоронены следы.

* * *

Фортуна привела меня в нирвану, и думается мне, когда устал: не зря душевно предан я дивану — весьма достойный это пьедестал.

* * *

Нас годы загнуться зовут, пустеют родные пенаты, но женщины дольше живут, поскольку они не женаты.

* * *

Любое благородное деяние, все добрые дела, какие были, — с годами обретают воздаяние; обычно адресат уже в могиле.

* * *

Конечно, кротость и смирение — очаровательные свойства, но чахнут разума горение и дух, лишённый беспокойства.

* * *

Меня не постигнет высокая участь, и свет не прольётся на мыслей дремучесть, поскольку состарился, благополучен и тихости нрава жестоко обучен.

* * *

Ошибки, глупости, оплошности я совершал от резвой живости, но никогда красивой пошлости не предавался по брезгливости.

* * *

Люблю своё былое отдалённое, где музыка игралась не по нотам; какое было время воспалённое, каким я был потешным обормотом!

* * *

Вряд ли осознать сумеют внуки жизни прошлой горькие детали: в наше время сволочи и суки всюду очень сильно процветали.

* * *

Добродушное и непоспешное, хотя, может быть, очень убогое, теплю я убеждение грешное, что и Бог нам обязан за многое.

* * *

Уже полвека я пишу и слышу в тишине, как мирозданья рваный шум полощется во мне.

* * *

Нам солнце обаятельно лучится, и на душе теплее от него, а Ленин заповедал нам учиться, но не сказал – чему и у кого.

* * *

Все порывы суеты никудышной я давлю в себе железной рукой, перейдя на незаметный, неслышный и блаженный, как нирвана, покой. Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg