Юрий Уваров Ковернинские сосны стихи Горький Волго-Вятское книжное издательство 1979
* * *
Ненастный, Открапал, Отсеял, Растаял в полях за селом… Настала пора повзросленья И переоценки всего: Событий, Стихов и поступков. Все пристальней время души. Мелодия дятлова стука Пульсирует в сетке вершин. Тревожно и гулко в природе. Вдоль просек гудит тишина. Бесследно ничто не проходит — Ни слово, Ни жест, Ни волна, Ни то, что ты хочешь оставить, Ни то, что оставил, забыв… Речная морозная память — Застывшего ветра порыв.Полнолунье
Болею, что ли? Не пойму. Такая тишина в дому, До глухоты, До немоты… Иль, вправду, мы с тобою живы Усильем часовой пружины Да этим светом с высоты!..* * *
Крыши Цвета крыльев голубиных. По низине Серые стога. Пожелтели листья На рябинах, Перезрел шиповник На лугах. Хорошо, Что ночью нет морозов, Снова град промчался стороной… Укололо солнечной занозой Над полями воздух слюдяной. Это свыше хлынул свет наклонный, Так, Что сердце защемило вдруг. Если в бой — Коленопреклоненно Присягну Всему, что есть вокруг: Этим селам, Осени, Рябине, Малому шиповнику, Жнивью… Будто в храме Суздаль и Владимир — Посредине Родины стою.* * *
Прости меня — Кричать не научился. Негромко, Даже тихо говорю. Опять метель за окнами бесчинствует И не дает покоя февралю. Вчера сломало ветром старый тополь. С утра напился старичок сосед И пел мне про березоньку, Что во поле… Про тополь, видно, Русских песен нет. Мы с ним сидели целый день до вечера. Мерцала печь, И тикали часы… Прекрасно сочетанье русской речи С метелью среднерусской полосы.* * *
П. П. Яковлеву
За Узолой улеглись метели, Вполз мороз, Цепляясь за сучки, Белым лишаем — На лапы елей, Сизым лишаем — На сосняки. Волчьей хваткой на загривок леса Брошен остывающий закат. Стужа под амбарные навесы Загнала ворон и воробьят. Тощим махом по полям уходит Инеем осыпанный февраль К Вологде — Шерстить и непогодить, Баламутить северную даль. — Пал Паисич! Посидим у печки. Как ты поседел за этот год… Пусть огонь еловою осечкой Только тень на стенке покачнет. Холод отползет поближе к двери, За окошком упадет звезда. Не одна кукушка постареет, Взявшись нам отсчитывать года. Нас еще с тобой надолго хватит. Наш звонок еще не прозвенел. Лишь бы вновь войне не нагорбатить Холмиков могильных по земле. Это только в песне — Черный ворон, Тяжко снявшись, улетает прочь… Маятник мужского разговора До утра расталкивает ночь.* * *
Капель свисала с крыш, Как бахрома Со скатертей столов послевоенных, Когда вторая мирная зима Вслед за колоннами военнопленных Из города на север уходила. Крутился в небе голубиный гон. А мы катались на реке на льдинах, Приделав к шапкам звездочки с погон. Гордились перешитыми пальто С остатками шинельного покроя. Просвечивало небо голубое Сквозь парусину цирка шапито — Чемпионат борьбы В теченье года… А по стране иная шла борьба. Кумач над проходной автозавода «Не пожалеем силы и труда!» И музыка: «…Сверкая блеском стали», — Неслось из репродукторов к Оке. Пусть мы не очень быстро подрастали На карточном и рыночном пайке, Пусть музыка, И песни, И плакаты Еще хранили отзвуки войны, Но жизнь вела От мая в сорок пятом Иной отсчет для детства и страны. Иной отсчет — Стропила новой школы. Иной — Росли из пепла города. Я ростом недостаточно высоким Горжусь сегодня, Как страдал тогда. О, виадук железный над перроном, Усиженный шпалерами калек… Где человек с медальным пустозвоном, А где с медалью получеловек, Как разобрать, Когда блатные песни Военной темой женщин и детей Смутили. Но не зря пилот Маресьев Над собственной трагедией взлетел. Не просто так сапожник дядя Федя (С одной медалью, Без обеих ног) На башмаки детишкам двух подъездов Бесплатно латки ставил сколько мог. Его слова пойму я много позже, Такое понимается не вдруг: «Заплат не хватит — Собственную кожу Сдеру, но не ходи на виадук». Ну, а пока — Как высшая оплата — Почти взрослея от таких забот, Подшипники От новых самокатов К его тележке детство отдает.Памяти Александра Люкина
I
На улицу выйти едва ли Не с середины концерта, Минуя аптечный подвал И площадь районного центра, По тропке старинного парка Бежать меж сугробов легко, Покуда курортную арку На фоне морских облаков Вдали не увидишь… Но там, В темноте, над заливом, Тяжелое небо лучом Кронштадтский прожектор незримый Царапал. И в небе ночном Гудел самолет монотонно. И в парке, Венчая фонтан, Стандартный пацан из бетона Отчаянно бил в барабан. А рядом, Как колокол ветром, Конический свет фонаря Качало меж парковых веток. Двенадцатого февраля Я понял, что умер поэт.II
Как в зале том фальшиво скрипка пела! Но слева от меня На третьем месте Беременная женщина сидела В наряде, Подобающем невесте, И в валеных удобных сапогах. Программу, Отпечатанную ярко В какой-то типографии столичной, Она держала бережно в руках. Еще скрипач, Подстриженный под Баха, Перевирал испанское каприччо, И в воздухе стоял больничный запах — Наверно, это персонал больничный. Явившись на концерт во всем составе, Рядов двенадцать занял где-то в зале.III
Был високосный год, И был апрель. Седьмые сутки оттепель гремела По желобам, Карнизам, И владела Седьмые сутки городом капель. Ложились спать. Да уж какой там сон, Когда, Проснувшись за полночь, Услышишь, Как сердце бьет с капелью в унисон И снег ползет, Сдирая краску с крыши, И падает с карнизов по углам… А эта ночь — подобие тумана, Где только звуки сообщают нам, Что существует мир иного плана, В котором все иначе и всерьез. Но этот мир рассудку не подвластен. Когда под утро дверь откроешь настежь И не поймешь — То площадь или плес, Когда фонарь среди ветвей горит Мимозой в целлофановом пакете, Пока сулит метаморфозы ветер И оттепель по городу гремит. В событьях намечался поворот. У русских есть старинное поверье: Когда наступит високосный год, В домах великих смерть встает у двери.IV
Ни дождинки. Почти со звоном Опадала листва в саду. Подчиняясь прежним законам, Осень Так же, как в прошлом году, Годовщины справляла, Даты, Покупала с лотков цветы. Как неистовствуют закаты Перед буднями нищеты!.. Скоро занепогодит, скоро Загрустится, Постой, ужо… Вот уже над сосновым бором Кто-то снова зарю зажег. Ах как коротки дни, Как быстро Ходят ходики — звяк да стук. За окном опадают листья. Шорох, Звон — И все тот же звук. Торопись! Как песок сквозь пальцы Время. Память моя острей. Клены, точно протуберанцы, Вдоль границы ненастных дней. Так торжественно и тревожно Краски смяты и смещены: Словно реквием Медной дрожью С похоронами той зимы. Лишь минута — И грянет горе, Но сегодня, Сейчас, Сейчас, И заплачет Шумилов Боря, Не скрывая слезы от нас: — Александр Иванович, Что ж, вы? …Точно камень — на всех вина. Память. Снова мороз по коже, Как по Волге зыбун-волна. И защемит, И горло сдавит, Приглушеннее голоса… Точно кардиограммой дали С перебоями рвут леса. По диагнозу — С перебоем, Перебои… — Но корень «бой»! Спи сапером на минном поле, Разминированном тобой. Чтоб просторно было, Не тесно. Высоко в небесах скользят Лебединые чьи-то песни, Высоко — Разглядеть нельзя. И не сглазить бы. Бабье лето. Коротки, Высоки, Тихи Дни стоят — Как судьба поэта, Зарифмованная в стихи.V
Последние листья сгребают. Костры по аллеям дымят. Неделя пройдет, И едва ли Узнаешь, что был листопад, И этот дымок горьковатый Уже не коснется земли. Щемящее чувство утраты, Звенящая близость зимы.* * *
Родины моей поля Плавно выгнуты холмами. Вдоль дороги тополя С телеграфными столбами. За окошком промелькнут Встречный транспорт иль прохожий… Бег дороги. Ход минут. С каждым годом все дороже, С каждым годом все родней Колыбельный ритм полей — Вдоль дорог, По бездорожью Строй столбов и тополей.* * *
О как пленительна Земля В неверных линиях прилива! Но птицы тянутся к морям, Усталость набирая в крылья. Тревожно смотрят в глубину, Воде дарованную небом… Тоска походит на волну, Где ветер оперяет гребень. Моря притягивают нас, Мы с детства их просторам верим, До той поры, Как шторма власть Напомнит нам О власти вербы. Она стоит среди ручья, Вода черна, Как черный камень, Но в красных ветках, Как в лучах, Живет немеркнущее пламя. Светильник вечный мой! Пучок Огня и дымности апреля! Весна, Как родина, влечет, И лемехами бредит семя. . . . . . . . . . . . Поля в дымящихся волнах… За плугом Шествуя державно, Гуляют птицы в бороздах И лапы в землю погружают.Рыбалка в ночь на 21 июня
1
Снова двадцать первое число. Ночь сложила лилию щепоткой. Примостил скрипучее весло Коростель на песенную лодку. Темень села у воды на камень, На колени голову склоня… Как живцы на жерлицах — кругами Ходят разговоры у огня. Отмеряют жестами пространство — Чем длинней — крупнее чешуя. В приступе рыбацкого шаманства Кружками и песнями шумят. Там на стрежень Стенька выплывает, С ним два тракториста и селькор. Каждый по княжне за борт бросает, Весело, Как рыбам на прикорм. И… Замолкли… Громыхнуло глухо Дальним громом в стороне зари. В этот час Под Киевом Старухи Крестят небо: — Боже, сохрани…2
Но будет час — Порывом темноты, Как прядь волос, спокойствие отбросив, Ночь упадет в горячие кусты Лицом к земле. Болей росой, как оспой, Дремучих просек перезревший бред Косматым зверем в бурелом сознанья Ворвется, Оставляя дымный след Пыльцы, Росы И лунного сиянья. Еще выздоровлением грозя, Вдали гроза растит коренья молний… Ступи на лунный свет — Укол игольный Отрежет отступление назад. Ступи на свет… Неведомым соцветьем Цветов и звезд, Упавших на пути, Распустятся бутоны паутин, И в целом мире Не отыщешь ветер. Но кто узнает — От каких ночей На лапах елей Провисает влага? От жаркого дыханья волчьих ягод В овраге задыхается ручей.3
Не испугай, Едва дыша, Твои движенья повторяю, Когда, как дым, твоя душа Над нами у костра витает. Когда так тихо и серьезно Висит роса на волоске… Перед рассветом Так позвездно Ночь отражается в реке. Ты ж повторяешься во мне, Я голос твоего молчанья… Лежит крылато за плечами Тень человека на земле.4
Смотри. Покуда не проснулся ветер, Такая высота над головой!.. Земля моя — Равнина на рассвете, Омытая росой и тишиной. Рассветный час — Неумолимо время. Но памятью В прошедших временах, Соединяя судьбы поколений, Мальчишка привстает на стременах. Смелей, пацан! Последняя тревога. Труби! Мы знаем цену тишине. Горчайший путь — Военная дорога, Священный долг — Солдатская шинель. Где шли они С боями До Берлина Дорогами сороковых годов, Где души обожженных городов Глазницами руин глядели в спины, Где брачилось над ними воронье В предчувствии трагических пирушек… Зарницы, Будто вспышки старых пушек, Вновь высветят сознание твое.* * *
Самолеты над бором сосновым Пронеслись, Распоров небеса До сверкающей снежной основы… В двух местах к полосе полоса. Только тяжкое эхо форсажа Вмяло в землю листву и полынь. Но взлетел, Как над пламенем сажа, Старый ворон в небесную стынь. Поднялся — так спокойно и просто, Прокричал — так наотмашь и зло. Одиночество или сиротство Опалило воронье крыло. Как он кружит, Откуда он взялся? Что в растрепанных перьях несет? Черным креном по ветру вписался Контур крика его в небосвод. В предзакатный, Предзимний, Осенний, Расползающийся на глазах, Как устал от больших потрясений Этот мир на крови и слезах! Эта вросшая в землю деревня На заволжской моей стороне Потеряла (Кто нынче поверит!) Двести душ на прошедшей войне. Вот и плюй старикам на приметы… «Тулку» вместе с гвоздем — Со стены, И долой эту погань со света. Больше, бабка, не будет войны.* * *
Потели ведра у колодца, Жара кудахтала в пыли. Подсолнух украинским солнцем Светил в двух метрах от земли. Под ним быки арбу тянули Или арба толкала их… Вновь память, Точно рой над ульем, Гудит у летка дней моих. Летит пыльца воспоминаний На босоногого меня, И тихо старенькая няня Стоит у старого плетня, Сияя платьем домотканым, По кругу источая свет. Все, Что должно забыться, — канет, Лишь это не сойдет на нет: Лицо, Склоненное над детством, Земля, Где первый раз шагнул, Очаг, Где тяги ровный гул Возносит к звездам запах теста — Все то, Что мне с рожденья свято И вечно мной руководит… Клубится дым над отчей хатой, Двадцатый век над ней гудит.* * *
Лошадка мала и обрита, Тропинка петляет во ржи, Мелькают босые копыта, Пульсируют в небе стрижи. Отец в украинской рубашке И мама, прямая в плечах. А дальше — Ромашки, ромашки… Уже не видна каланча. Уже надвигаются сосны. Дорога на дне духоты. Колеса, Колеса, Колеса И пыльной породы цветы, Рябины в осенних кюветах, Февральских полей пустота… Шлагбаум стандартных расцветок На миг остановит, А там — У мамы седая прическа, Лишь смутная тень от отца. Гвоздем, загоняемым в доски, Все реже, все глуше сердца Родных, и друзей, и знакомых. Все тише застольная речь. И гулкую музыку дома В дому все труднее сберечь. Она как родная природа, Как просеки вдоль проводов — Все к сорок девятому году От восьмидесятых годов.* * *
И нет покоя сердцу моему. Взлетел глухарь, Качнув тяжелой веткой. Заколотили окна в том дому, Где мы и без того бывали редко. Ушла деревня. Выродился сад. Заполонила кладбище крапива. Как ботнички, гниют у речки ивы, Едва ли пару лет прошелестят. Уж, видно, срок пришел… А все же жаль. Какие были над водой качели! Какая сверху открывалась даль! Какие песни вечерами пели! За лесом заворчали трактора, Включили репродуктор на центральной. Ушла, как бабка К детям, До села, Еще одна деревня в отчем крае. Но нет покоя. Сердцу тяжело. Не детство ли чуть слышно окликает… Как мудро птица ставит на крыло Своих птенцов, навек с гнезда толкая.* * *
Л. Лопуховой
Осыпаются тени. Все чаще Дни похожи на доски забора, Где тумана льняные шторы Для просушки развесил октябрь. Но туман исчезает в полдень, Оставляя пожухлый шорох, Влажный запах коры и дыма, Сквозняками продутый лес. Листья плавают в лужах, Как в чашках Керамические узоры, Старый клен обвит паутиной, Как снастями большой корабль. В патронташи вставлено эхо, В гильзах дремлет бездымный порох, Тяжелеет вода в затонах, Облака обретают вес. И тогда начинает природа Говорить языком пространства, То лесами шума, То небом, То полями ветра дыша. И тогда начинают мысли Собираться в грустные стаи, И тогда начинает сердце Понимать, что такое даль. Значит, птицы Крылом отлета На болотах осины гасят, Значит, стало просторней в мире, Но тревожнее на душе. Вот когда Все удачи — дальше, А потерянное — детальней, Вот когда Можно все расстоянья Зреньем памяти различать.* * *
Трепещут листья на осине, Как крылья бабочки меж рам. Вот и совсем отморосили Дожди по золотым шарам. Цветы поникли вдоль ограды И между рейками оград, Как та листва на зубьях грабель, Забытых кем-то между гряд. Сожгли ботву на огородах, Сжигают листья по садам… Быть может, Это время года Дано для размышлений нам. Пока совсем не обнажат Ветра осину в эту осень, Пока синицы есть не просят, Пока меж стеклами дрожат Два нежных крылышка… Пока Душа разлукой не томится… Как перистые облака, Летят неторопливо птицы.Осенний тост
Г. Дементьеву
Ударила рыба на плесе, За кругом расходится круг. Как белка, Мигрирует осень Все дальше и дальше на юг, Где птичьим и облачным перьям Ничто не сорвет перелет. Откроем подсчеты потерям, Закроем ошибок подсчет. Уже високосное небо Сгребает ветра вдоль полей… Про воздух, Про Волгу Не требуй, Чтоб вольно писалось — Налей! За рано ушедшего друга, За непреходящую боль… Почти на глазах По округе Дубы превращаются в голь. Налей! Чтоб любовь и свобода На свете не перевелись. Девчонка из службы погоды Зондирует шариком высь.* * *
Вытягивает шею утиный перелет, Шарахается вальдшнеп, От нежности балдея. Крылатая любовь Вдоль просек и болот Вечернею зарей окрашивает перья. Какой огонь в груди И на краю небес, На острие крыла, На прутьях краснотала! Рассудку вопреки, Судьбе наперерез Под выстрелы стремит Полет за парой пара. Я счастлив оттого, Что лишь тобой любим! Я безрассуден вновь: Так мною ты любима! Далекие костры К воде склоняет дым, Укрыты берега Черемуховым дымом. Ты, золотая, Ты… Нам нечего терять. Как бережно касанье Этих рук и взгляда! Кто право людям дал, Кто право дал встречать Крылатую любовь Ружейной канонадой?..* * *
Поздняя пронзительная осень Сквозняками проходных дворов, Как листву пожухлую, выносит На дорожки стаи воробьев. В обнаженность ветреного сквера, Где фонарь еще горит вразброс, Где к подножью мраморной Венеры Ранним утром припадал мороз, Где вчера навек расстались двое… Нажимает дворник на скребок. Да и то подумать — Ну на что ей Воробьи озябшие у ног.Тридцатый километр
То желтый курослеп, То вереск-бересклет, Мохнатые шмели, Метелки иван-чая… Сорочью лапку — здесь, А там — лосиный след Коричневой водой Болотце заполняет. Тридцатый километр Тростинкой меж осин Поет себе едва, Пришептывает тихо, Как детским ноготком По сердцу, И бессиль- но время над тобой, И позабыто лихо. Мой старый крепкий стол, Бумага и перо, Бессонные часы, Минута вдохновенья — Что толку в вас, Когда Кукушечьим крылом Горячий маслят хлеб Старухи в той деревне! Тридцатый километр, Зеленая звезда, Как осень за окном, Прозрачно и высоко Свети, пока не на- ступили холода, Пока дрожит моя Кровинка на осоке.* * *
Сливают ненастье В грибные воронки дожди. От ветра и выстрелов Скоро леса обескрылят. Конец листопада, И сердце в утиной груди Замолкнет под ветром От малой дробинки навылет. Удачной охоты, Ни пуха тебе ни пера. Сентябрь на исходе, Осинник последним закатом Уже догорает. И тихое: «Друг мой! Пора!» — Как отзвук забытой И невозвратимой утраты.* * *
Маленький город в два этажа. Белые улицы, сонные окна. Плавной поземки мерцающий локон Варежкой ночи к дорожке прижат. Ты ли решилась меня провожать, Я ли до дома тебя провожаю. В гнездах ветвей меж двумя этажами Перышки эха кружат и кружат. Все, что осталось от наших шагов. Где же вы, робкие птицы свиданий С мягкоочерченной хрупкой гортанью, С крыльями легче и чище снегов, Тех, что хранимы от света луны Тенью сугробов и тенью строений… Грустная область моих сновидений — Маленький город в верховьях страны.Письмо Хокназару Гоибу
Как заболеешь — Вспомни мой совет: Возьми в ларьке таджикского вина, Нагрей не до кипенья И в бокал Налей и выпей. Друг мой! Все проходит. Едва тюльпана чашечка на свет Раскроется, Она вином полна, Как твой бокал в слабеющих руках — Так на Памире говорят в народе. . . . . . . . . . . . . . . . В той чайхане, Где купол голубой Над головой висел, как пиала, Ты мне читал, Что говорил Хайям, Остывший чай усами согревая. Вился дымок над глиняной трубой… Гоиб! Я болен, И у нас зима, Как белый дым — поземка по полям. Я твой совет все чаще вспоминаю. Теперь мне до Памира далеко. Бокал с вином походит на тюльпан. А ты сейчас На том краю земли, Где нет почти понятья «время года». Пусть будет мне хоть от того легко, Что мысленно произнеся: «Салам», — Я вспомню, Как читает рубаи Веселый сын Веселого народа.Кара-Даг перед грозой
Перестань. Это все мне знакомо, Фиолетовый жук-плавунец, Обитатель подводного дома, Родниковой запруды жилец. Полон воздуха твой теремок. Пузырьки под крыло собирая, Что ты мечешься, Точно челнок, Раздвоенною спинкой играя?.. Или время с тобой не в ладах? Это мне три минуты на сборы. Перестань. Тяжелеет вода. Надвигаются тучи на горы. Вот уже затупили иглу, На угольях плавильную чашу Раздувая, У неба в углу Полотенцами мокрыми машут.Самая короткая ночь
Проходит мимо Издалека И погружается во мглу, Пока кузнечики в осоке Куют зеленую иглу, Пока лопух Ворсистым ухом К тропинке луговой приник, Летучим тополиным пухом Мышиный заглушая крик. Спеши. Не кончилась работа. На все один отпущен срок — И на совиную охоту, И на перепечатку строк.* * *
Привычное не возводи в привычку. …Опять раскрыла ночь дырявый зонт. На молнию последней электрички Застегнут до рассвета горизонт. По замше листьев водит ветер пальцем, Летит пыльца на водяной паркет… Паук свои серебряные пяльцы Выносит из угла на лунный свет. И чудится мне голос в темноте: Священно все, Что звездный зонтик крутит, К ручьям подземным Гнет ольховый прутик И красоту склоняет к простоте, Любовь — к Отчизне, Душу — к чистоте.* * *
Скрепляли ласточки слюной Под крышей глиняное счастье, И львиный зев под бузиной Держал пчелу в медовой пасти. Порхали бабочки в тени, Сновала птица быстрой тенью. Паук по тропкам нитяным Спускался в дебри чистотела. Мелькали крылья и листва, Пыльца И солнечные пятна… Так сильно хочется устать, Чтоб лечь И не ходить обратно, Чтоб, как телятам на лугу, Душе младенчество светило. Терзай, Сгибай меня в дугу, Как этот мальчик хворостину. Ему из всех земных чудес Открыта лучшая страница. Под крышей месит глину птица. За домом луг. За лугом лес.Ковернинские сосны
На вечерней заре Запоет бородатая птица. В двухметровом кипрее Заблудятся сумрак и зной. Ковернинские сосны, Июль обливая живицей, Шевеля высоту, Тянут к небу подлесок резной. Шелудивой корой Осыпают седой муравейник… Я костер разведу И… Замру, Оглянувшись назад — В стреловидных надрезах Смолистые души деревьев, Покидая стволы, Точно стрелы, к земле пригвоздят Тишину и покой. Будто сердце родимого леса Разом Остановилось… На месте былых сосняков Только душная ночь, Да еще рахитичный подлесок, И не слышно вершин Прародителей-семенников. А ведь было. Баюкали небо дремучие кроны, Ветры гнезда свивали В могучих развилках ветвей, Грозовые разряды По дуплам ворочали громы, Под корнями В берлогах Медведи рождались во тьме. Что ж, Всему свое время. Зачем же мне так одиноко, Если эти вот стрелы (В полете своем не вольны) Кровь пускают сосне. Только жаль — Слишком часто до срока… Если б так же, До срока, Приходило к нам чувство вины. На гвоздичной поляне, На клейкие стебли гвоздики Опрокинусь, И странные мысли не к месту придут: Отчего Там, Где вечно Заснежены горные пики, Там естественно люди Подолгу На свете живут.Браконьерская ночь
В. Шленскому
Снова Шомохты. Избы, покрытые дранью. На три области утром орут петухи. Время гона с лосиных боков обдирает Клочья шерсти, Как серые листья с ольхи. Время гона. Тревожно осунулись лица. Вот и егерь бессонно сереет лицом. И мелькают огни сигарет над крыльцом, Как багряные брови реликтовой птицы. Браконьерская ночь вороненым калибром Тайно ладит прицел на рогульке куста, Поднимая вверх брюхом последнюю рыбу, Динамитную шашку швыряет с моста. Время гона. И снова жестокость людская На любовную песню Спускает курки. Век от века За пазухой камень таская, Равнодушьем смиряет трусливость руки. Если б нам подоспеть! Если б вышла осечка! Но подкошен сохатый, И в центре зрачка Отражаются Шомохты, Черная речка, Грозовая вершина и склон Машука.* * *
Н. Рубцову
Скрипит фонарь, Как колыбель, Мерцая колыбельным светом. Еще не улеглась метель У стенда с траурной газетой, Где рамки скорбная печать Исполнена его стихами О том, Что светлая печаль Подчас овладевает нами. О том, Что нужно долго жить, Когда друзья на свете живы… За речкой вырубили ивы, И негде тайно слезы лить, Когда зажгла ритмичный свет Бессонницы ночная зыбка… Под ветром хлопает калитка. Метель у стенда для газет.* * *
Запоминай мгновений новизну. Лишь памяти доступны повторенья… Все то, Что было сверху и внизу, Сливается по мере удаленья. Смыкаются земля и небеса, Густеет воздух в плавном завихренье… Вновь снеговой прообраз колеса В который раз приводится в движенье. Мельканье, Шорох И летящий свет, Начало звука Как начало чуда. Через мгновенье все сойдет на нет. Запоминай мгновения, Покуда На грани снегопада и пурги Метелью озаренная квартира Не стала для тебя ячейкой мира, В окне которой не видать ни зги.Без вести пропавший
К морозному стеклу ладони прислони, Вглядись, как негативен оттиск линий жизни. Всегда неповторим и все-таки сравним С какой-нибудь из рек заснеженной отчизны. Когда еще вода свободна от оков, Но холода, гусей склоняя к перелету, Крылато повторят на фоне облаков Клинообразный план речного поворота. И в темных небесах, быть может, навсегда Отобразят изгиб покинутых излучин. Венозный ток воды под тонким слоем льда, Как оттиск на стекле, вморозив в тяжесть тучи. А в стынущем дому стареет человек, Все реже в чутких снах его душа летает, И сеть морщин ветвит ладонь, как дельты рек, Но иней на окне под ней почти не тает. Что проку говорить о памяти людской, Когда к печной трубе навек прильнула вьюга, Когда полярный день обрел себе покой В ином краю земли, от Заполярья к югу. Там, в стрекоте сорок дымится полынья, В речном парном чаду белье полощут вдовы… К морозному стеклу ладони прислоня, Я вот что говорю, приемля за основу: — Прекрасно в мире все, что жило и живет, Что будет без меня, когда меня не будет, Беспечен краснобай, но все же он не врет, Заученно твердя, что смерть красна на людях.* * *
До блеска накатан проселок. Далекие окна горят. Верхушки заснеженных елок Вмерзают в январский закат. Вздохнуть бы, Да некуда деться, Когда переполнена грудь До края Ударами сердца, Вместившего пройденный путь. Где рядом — Несчастье и нежность. Но все же всегда — чистота. И вновь обретая надежду, Свой путь продолжает мечта. И слышится скрип караульный Вдоль стен снеговой тишины. Мороз Тетивой новолунья Стянул хворостину луны.* * *
Хрустящий воздух розового цвета. В березняке стеклянная заря. И только души звонниц отогреты Чуть видимым дыханьем воронья. Пока тропу под стенами Софии Прокладывает увалень-рассвет, Благословенны изморозь и иней Сиятельным явлением на свет, Сияющим сошествием на кровли, Резным и резким сверком верховым… Над Вологдой, Как над большим подворьем, Столбами небо подпирает дым. Высокий купол северных морозов. Классические формы января, Где скрип ворот, И узкий визг полозьев, Как память детства, Дворики хранят. И я храню И к сердцу принимаю Сквозную сень карнизов навесных, Румяный облик городских окраин, Кустодиевский поскрип мостовых. Но хочется поставить на ладонь Весь городок И протереть до блеска (Пока заря не разожгла огонь), И, все запомнив, Возвратить на место, Как матери — младенца в колыбель, Как саженец — его судьбе древесной. И, если можно, Не дослушав песни, Уйти, То не сегодня, Не теперь.* * *
Весна моя! Пора чуть слышных песен! Твоих стволов прохладного свеченья Касаюсь. Да свершится облученье Лучами сосен и молчаньем леса.* * *
Почти за неделю до срока На лед проступила вода. Шурша прошлогодней осокой, Гуляют грачи у пруда. Еще не осели сугробы, Но легкий парок над крыльцом Как шепот над ухом: Попробуй Подставить под солнце лицо. И вот уже веточки вербы — Как бы продолженье лучей. И не от такого ли неба Оттенок на крыльях грачей! Весь день Петушиное пенье, Весь день под окном толчея Капели… И сердца биенье В такт сердцебиенью ручья.* * *
Ручьи под снегами пробили дорогу, Фонтанами в небо ударили струи Стволов серебристых, Сбегающих к Волге… Останься на склонах Настраивать струны Березовых веток И трав прошлогодних. Для песен дана нам Не эта весна ли! Ты видишь: Апрель — голодранец и плотник — Наш старенький дом оплетает лесами Капелей, Пронизанных ветром и солнцем.Оттепель
Есть радость испуга. Иголка из рук — Подобна летящей с карниза сосульке. Последствие звука нежданного — Звук Падения на пол иголки и шпульки. Вот так и замри с ослабевшей рукой. Такой и запомнись. Впервые за зиму Забывшая о рукодельной корзине, Замри, Как и я замирал над строкой. Так полуулыбка, Не зная зачем, Вдруг высветит помолодевшие губы… Сверкают пылинки в наклонном луче, Как блики На бронзовых горнах и трубах.Свиданий наших редкие мгновенья
По улочке, А там, За поворотом, Брандмауер в разводах сквозняка, Где львиная головка на воротах От инея как морда у щенка Немыслимо загадочной породы. И так По узкой улочке Туда, Где влага и морозная погода Связали шерстяные провода, Как музыки классической оттенки Связали нас порукой круговой. Спеши! Покуда свет люминесцентный Сияет у тебя над головой, Пока на парашютах снегопада Повисли хлопья — Бабочки почти. Не говори… Не обнимай… Не надо… Такой сегодня теплый снег летит. И вновь. Как в лифте, В комнате без света, Где наши тени объединены Размеренным движеньем тишины К земле И от земли движеньем веток. И вновь, Как в лифте… Молча у окна… По восходящей… До оцепененья… Какой безумец властью облекал Свиданий наших редкие мгновенья Продлять до верхних этажей зимы, Где раздраженье порождает вьюга. Мы слишком безнадежно влюблены. Мы слишком не подходим друг для друга.Любимая! В начале марта…
Верховым огоньком Пролетает пушистый зверек, Что так щедро усеял Сугробы чешуйками шишек. Где-то булькнула капля, Как будто в пустой пузырек Из капельницы леса Упало целебное «Тише…». Как спокойное сердце, Малиновый дятел стучит, Снегириными ветками Мягко качает орешник. …Хвойной лапой меня Осени, Если вновь излечим Тот недуг, Что роднит Человека, Дупло И скворечник. Если имя ему — Ожиданье того, кто придет… И не важно гортани — Звереныша петь или птицу. Осени, Как любовь Осеняет весной перелет Журавлиной, Лебяжьей Иль просто грачиной станицы. Оседают сугробы. Глухарь подметает тока, На столешницах пней Закипает весеннее сусло. И уже не понять, То лучи иль стволы сосняка, Где и жить еще музам, И что есть на свете — Искусство. Ты закрыла под солнце глаза, Ты стоишь у ольхи. Как прекрасны вы обе И неуловимо похожи. Осторожно, прохожий! В такие минуты, быть может, Зарождается музыка И возникают стихи.Зима 1962 года
Ночью ветер раскачивал дым, Выгибал и закручивал в кольца. И казалось: до дальней звезды Ближе, чем от крыльца до колодца. Так высоко снега улеглись, Что пространство меж небом и настом Сократилось, Но это пространство Лишь сближало звезду и карниз, Где за трешницу в месяц чердак Снят был в качестве зимней квартиры. Голубым из окошка светило, Оживляя ночами сквозняк. Слава богу, порядок вещей Неизменен был как беспорядок… Там бессмертник и пара хвощей Сохли в томике вместо закладок. Там достоинство черновиков Завышало значенье тетрадок… Только вспомню — И мир пустяков Снова недосягаемо сладок. Никогда — Ни потом, Ни теперь — Так восторженно сердце не билось. Я сейчас принимаю, как милость, Что само барабанило в дверь, Отвергая хозяйский совет, И советы в конвертах от мамы… Трепетала оконная рама И душа восемнадцати лет. Мне счастливо везло той зимой На бессонницу и невезенье В состояние возраста «Зелень», Но зато Меж землей и звездой.Первая любовь
Высокий холод. Лунные холмы. Смирись, гордыня, Пробудись, волненье. Равнинной вьюги низовое пенье Сменила ночь на тишину зимы. В лесопосадках распустился иней. Вновь скрипнула звезда Под каблучком Моей Когда-то навсегда любимой (С которой был тогда я незнаком). По тропке Между юностью и детством, Из памяти, Из тех далеких дней Труси́т любовь Фигуркой неуместной На расстоянье нежности За ней. Оглянемся. Он никогда не сможет Приблизиться на эти двадцать лет. Мороз высокой телеграфной дрожью Сшибает с проводов пушистый свет. И вздрагивает мальчик неуклюжий. И дрожь его Передается мне. Как хорошо, Что я ему не нужен, …Но мы с тобой — Как тени на стене, Как тени на окне, Как на экране, Где ревность крутит взрослое кино. Пройдут года. Залечит сердце раны. За встречу Двое разольют вино, Поговорят. И женщина с надеждой Посетует на мужа и семью… В программе Пушкин. Пятый класс в бреду: «Я Вас любил, Так искренне, Так нежно…»* * *
На столе облетает букет. Все темнее листва на березах. Мимолетные майские грозы Обрывают в садах пустоцвет. Он летит на окрестные дачи, Белым крапом усеял газон. Как скворца Оперением брачным, Обметало с утра чернозем. И опять я не верю в забвенье. Где упали зерно и капель — Над землей, На стеблях испаренья Распустилась чуть видная трель. Это для невелички-подруги Жаворонок, Схватив на лету Песни всех родников по округе, Разучил и поднял в высоту. Что же мне остается, Родная, Если птицы над полем и сад, Дрожью жизни Простор наполняя, Все о той же любви говорят.Из М. Курдиани
1
Прекрасно быть любимым И любить. Вино и хлеб с товарищем делить И песни петь за чашей круговою. Но если б это все звалось судьбою, В которой места нет ничтожной боли — Избавь меня! Я не хочу так жить!2. Предчувствие
Какие тайны зеркало хранит, Когда в него заглядывает полночь?.. Есть женщина, Которая не спит (Как жаль, что ты ее почти не помнишь), И долго, Молча, Смотрит в никуда… Бессонница. Не зажигаю света. — Где и когда? — шепчу, Но нет ответа, Лишь только эхо в памяти! Беда… Какая мука! Вновь: — Когда и где?.. (Нет ничего страшней, чем неизвестность). Лишь только эхо в памяти: «К беде…» Так явственно, Как бы на всю окрестность. И ты уже не можешь объяснить Нахлынувшую смутную тревогу. Как путник в чаще ищущий дорогу, Или тропинку, Иль хотя бы нить, Иль проблеск малый, Искру, Светляка, Что движет мыслью и ведет сознанье. Но этот миг за гранью пониманья. Дрожит на выключателе рука. Невыносимо! В зеркале темно. В ночной оправе Глубина и Вечность. Пошатываясь, Будто от болезни, Найти на ощупь и раскрыть окно. За ним звезда высокая горит, Одна, Как будто мной она хранима. Как далеко! И я даю ей имя: «Та женщина, которая не спит».3. Северная муза
Словно Врубель наш вдохновенный, Лунный луч тот профиль чертил. А. Ахматова Ложится снег на длинные ресницы. Так холодно, Когда высокий свет В глазах души не смеет отразиться, Да и сама душа теряет след От врат Никорацминды До равнины, Где ночью Тайно Проходили Вы. С вершин гранитных — снежною лавиной, Волной свинцовой — в парапет Невы. О Грузия! Чьих ты ступней касалась… Чей след твои дороги озарил… Дай мне набраться смелости и сил Пройти путем, Где тень ее пласталась, Где месяцу сопутствует заря… Благослови! Еще жива надежда. Над вечностью не властвует, как прежде, Перекидной листок календаря.4. Осенний мотив
Уходят годы. Как ты ни гляди, Но с каждым часом все трудней привыкнуть К тому, Что время обрывает нити Меж гордостью и страстью. Вновь один. Один. А рядом дышит тишина. Туманит окна робкое дыханье. Заря на грани ночи затухает, И ты опять пьянеешь без вина. Тогда приходит женщина одна В негромком платье Цвета старой бронзы. Любуйся ей, Как виноградной гроздью, Когда она сквозь листья чуть видна, Омытая задумчивым дождем… Смотри: Он и сейчас идет на запад, Шурша в траве по склону тихим крапом. О чем молчишь ты, И чего мы ждем, Каких необъяснимых потрясений? Опять твоя прохладная рука От глаз моих закрыла облака Одним движеньем При звезде осенней.5
Родная! Молчаньем не мучай. Так долго к тебе я спешил… Царапают низкие тучи Гранитные ребра вершин. На заиндевелых деревьях Лохмотья прошедшей пурги. Я, может, впервые поверил, Что есть у молчанья враги: Любовь, Нетерпенье И ревность. Закрыли дороги снега. Сегодня в замкнутые двери Стучатся три робких врага: — Ты любишь ли… — сердце стучится. — Ты любишь ли… — просят глаза. — Ты любишь? Так дальше нельзя. Что может меж нами случиться? И вновь над глухим перевалом Пурга вперемежку с дождем. Я душу свою открываю, Покрытую снегом и льдом. Родная! Не мучай молчаньем, Хотя бы огонь засвети. Пусть все, Что узнал я вначале, Не ждет в окончанье пути. (Перевод с грузинского)* * *
Крылом волну задел Утиный перелет. Опять поет гудок Протяжно о разлуке. Речной вокзал, Ноябрь, Отходит пароход, И мы в последний раз Соединяем руки. Ну что ж, Любовь моя, Прости и ты меня. Верша прощальный круг, Тридцатый год уходит. На волжских пристанях Подняли якоря, И к нашей подошел Буксирный пароходик. Тяжелая вода Трамбует берега, На дальние пески Под утро ляжет иней. За Волгой облака, Как снежная шуга, Стирают синеву Горизонтальных линий. Уже не различить, Что будет впереди, За кормовым огнем Шипит и гаснет пена… Как руки от лица, От сердца отведи Все то, К чему душа Привыкла постепенно. Еще звучит гудок Сквозь сумерки. — Внемли… Замкнуло время круг Над холодом затона. Как непосилен груз Отвергнутой любви! Смени его на грусть Любви неразделенной.* * *
Кружили птицы тяжело Над безголосой колокольней. Я помню мокрое село И контур лодки на приколе. Была высокая вода, Неделю с юга моросило, И нам Недоставало силы, Чтобы расстаться навсегда. Лишь в запотевшее окно Глядеть, Не глядя друг на друга… Но, отраженные стеклом, Себя мы видели в испуге. О, этот взгляд со стороны, Растерянный И чуть печальный, Нам больше рассказал, чем мы Могли сказать своим молчаньем. Смотри, они уйдут сейчас, Их смоют капли дождевые. Еще вдвоем, Уже чужие И так похожие на нас.* * *
Отделяя небо от земли, Солнце иней в тень отодвигает. За последним стадом меж стогами Бродит осень поздняя вдали. Видно, вышла затемно в луга, Может быть, Прощаться с нашим краем. Неподвижной чистотой закраин Воложка пристыла к берегам. Вот уже последний «диги-дон» Отбивает колокол в затоне… Маленькой, Величиной с ладонь, Нежностью тихонько сердце тронет Ко всему, Что вижу и люблю, Ко всему, Что чувствую и слышу. Как там проживется воробью В ласточкином домике под крышей?Прощание с Вологдой
Квадратное эхо Дворов проходных, Заснеженных улиц пустынное эхо. Гудок паровозный Возник и затих… Зачем ты уехал! Зачем ты уехал! Зачем против сердца морозный ожог Оставил, И севером не отогреешь. По белому насту тоскливый гудок… Зачем ты не веришь! Зачем ты не веришь! Не веришь прощальному жесту руки. О, если б могла удержать тебя взглядом! Перрон оглашают Иные гудки… Зачем ты не рядом! Зачем ты не рядом! Зачем ты не рядом, Когда с тополей Вокзальные птицы осыпали иней. Меня не жалеешь, Себя пожалей, Прощай, мой любимый! Прощай, мой любимый! Прощай, мой любимый, Зачем на двоих Делить, Что разделят без нас, без помехи. Квадратное эхо Дворов проходных, Заснеженных улиц пустынное эхо.* * *
О чем смотрела ты задумчиво В коричневую глубину, Когда между водой и тучами Жара сковала тишину. И что ты мне сказала шепотом На белом кварцевом песке, Когда меж трепетом и ропотом Висел раскат на волоске. И что кричала ты, Не понял я, Что в сумерках кричала ты, Вся напряженная, Как молния, И гибкая, Как те кусты… О чем ты улыбалась, Милая, Во сне под радугой двойной… Качало лилии волной, И плыли по теченью лилии. И теплым был песок сырой, Когда под прутиком рождались Рисованный шалаш с трубой, А на трубе веселый аист.Старинная пластинка
Дитя граммофонной воронки… Чуть слышный За давностью лет Вибрирует голос негромкий, Как с трещинкою инструмент. Сквозь скрипы, Шуршанье И сбои, Сквозь сеть музыкальных морщин Я вижу лицо молодое На фоне сосновых вершин, Где шорохи леса и песня Легко воедино слились С лучом светового отвеса, Пробившего хвойный карниз. Смятение звуков и линий, Да так, что уже не разъять. Достало бы только усилий Увидеть, Запомнить, Понять.* * *
М. Курдиани
Открывая окно в тополя, Грампластинку поставлю под осень. Пусть грузинское многоголосье Прозвучит по валдайским полям, Где, прощаясь, По кромке жнивья Ходят старые птицы за плугом. Вновь, Взаимную память храня, Оглашает «Квириа» округу. Южным ветром В знобящий простор Тополиные листья уносит. …Как ты жил без меня до сих пор, Как мне жить без тебя в эту осень, Если битые волки И те По яругам сбиваются в стаи! Снова град на поля налетел И туманом у речки растаял, Точно сизый ружейный дымок, Точно выстрел, Срифмованный эхом. …Кто там встал у развилки дорог, Где нельзя Ни пройти, Ни проехать?
Комментарии к книге «Ковернинские сосны», Юрий Васильевич Уваров
Всего 0 комментариев