Гарри Беар Движение жизни
Гарри Беар: творческая биография
Гарри Беар (псевдоним И.Е. Медвецкого) родился 23 февраля 1967 г. в Челябинске. С 1984 по 1989 гг. учился в Челябинском государственном университете на филологическом факультете. Стихи писал с раннего возраста, но сознательно стал относиться к этому лет в 17. В 1986 году Беар закончил первый сборник стихов "Изломы" и повесть «Без четверти десять». Рассылка этих произведений по всем известным тогда журналам не встретила абсолютно никакого понимания. В начале 1988 г. вместе с Владом Клепиковым Гарри Беар создает литературно– философское объединение «СТУДИЯ 1», куда вошли челябинские поэты В. Лютов, К. Рубинштейн,
Ю. Попов и др., публикует стихи и прозу в рукописных журналах объединения «Студия-1» и «Старый мир». Признается постмодернистами синдиком Студии. В 1990 г. Беар становится соискателем московского Института Мировой Литературы им. А.М. Горького, пишет диссертацию по игровым моделям в романах Ф.М. Достоевского. В 1989-93 гг. Гарри работает учителем литературы чебаркульских школах, пишет свои наиболее «громкие» произведения раннего периода: «Смерть Музыканта», «Нимфетки», «Студент», «Ра Дзе Ум», «Ленин, или Красный Тиран», «Колыбель для троих», «Странный Дом». В 1991-94 гг. в основном были созданы романы «Создатель», «Олли, или Новая Лолита», «Альбатрос», «Казанова, или Религия», принесшие Беару относительную известность. Критика отмечает яркую индивидуальность русского писателя, его следование как традициям русской классической литературы, так и постмодернизма, также эротизм ряда текстов и их откровенную эпатажность(«Нимфетки», «Олли…», «Ленин…», отчасти «Альбатрос»). Объединение «Студия 1» в 1992 г. практически прекращает существование, известное в Челябинске название «прибирает к рукам» вновь открывшаяся молодежная радиостанция. В 1994 г. в московском издательстве «Интер-Весы» выходит первая книга Гарри Беара «Олли, или Новая Лолита. Альбатрос: Романы» тиражом 560 экземпляров. Книга получает неоднозначную оценку: от восторженных отзывов (В. Малухин, П. Мещанинов, Д. Смирновский) до весьма ругательных тонов. Роман «Альбатрос» переводится на итальянский язык (М. Бёмиг, 1993). В 1995-98 гг. произведения Беара почти не появляются в открытой печати, за исключением небольших подборок стихов в провинциальной прессе; писатель создает эссе «Набакофф», исторический очерк «Царь Иван», пишет первые главы повести "Серая жизнь ". С 1996 г. по 2003 г. писатель работает методистом по литературе Центра развития образования г. Миасса. В июне 1999 г. в челябинском издательстве «МИРОС» выходит вторая книга «Стихо Творения», имеющая более значимый успех. В августе 1999 г. Гарри Беар дает одно из своих самых объемных интервью критику П.В. Мещанинову. В этом интервью он довольно интересно характеризует явления современной литературы и свои поэтические достижения. В 1998–2001 гг. создает новый поэтический цикл «Закат Столетия», получивший высокую оценку ряда отечественных критиков и поэтов. В октябре 2002 г. в Челябинске была издана новая книга стихов «Поззия». Осенью 2004 г. – летом 2005 г. Гарри Беар создает новую версию своего скандального романа «Олли, или Новая Лолита», в 2006-08 гг. переделывает эссе «Царь Иван» и «Набакофф». В 2009-11 гг. он работает над новой редакцией повести «Серая жизнь. Одна неделя Ивана Арнольдовича», пишет историко-литературные эссе «Рамон», «Один среди звезд» и др., редактирует произведения раннего периода. С осени 2003 г. большая часть текстов Гарри Беара представлена на ряде сетевых литературных и поэтических ресурсов в Интернете. Они активно обсуждается в сети, вызывая весьма спорные оценки. Гарри Беару поступают предложения об участии в различных сетевых проектах и конкурсах («Золотая строфа», «Белая скрижаль», «Русский проект», «Неизвестный гений», «Чемпионат русских поэтов» и др.). Некоторые поэтические тексты Гарри Беара издаются в конце 2000-х гг. в различных поэтических альманахах «Золотая строфа», «Поэт года», «Легенс», «Пегас», «Чувства без границ» и др.
Произведения Гарри Беара представлены на следующих ресурсах:
-geniy.ru/users/4359/works/
/
Юрий Попов о поэзии Гарри Беара
«Все это молодость и жажда славы снова…»
Скоро уже четверть века минует со времени начала нашего знакомства с Гарри Беаром и его яркой поэзией. За это время утекло столько воды, но все так же «в черном небе мерцают созвездья» и все так же звучат «ноты Божьей партитуры»…
Помню, как в конце 1980-х я перечитывал повесть Г. Беара «Смерть Музыканта» (на мой взгляд, один из лучших образцов русской прозы конца столетия) и в который раз думал о его специфическом миросозерцании, где Слово и Образ сосуществуют на равных правах с Идеей. Это, конечно, роднит Гарри Беара с представителями метафизической школы, делает его тексты максимально насыщенными смыслом, буквально кипящим в пространстве стихотворения или прозаического отрывка, как магма в глубине вулкана. А еще всегда приходит на ум Евгений Боратынский; аллюзии «последнего поэта» и его осенних дум как будто прорастают в нынешнее время сквозь строки другого поэта-мыслителя, так же обостренно чувствующего свое предназначение, свою неповторимую миссию поэта эпохи Finis mundi, Конца мiра.
«Осенью» – на мой взгляд, один из наиболее интересных текстов Беара. И в самом деле поэт Гарри Беар сродни «русской печальной Триаде» – по выражению философа и богослова русской эмиграции Вл. Ильина, – Боратынскому, Тютчеву, Блоку. Этот генезис поэта позволяет говорить о его несомненной принадлежности к русской классической традиции, ее метафизическим и историософским глубинам.
Особо хотелось бы отметить и то, что Гарри Беара нужно читать не «по диагонали». Нет, это медленное, вдумчивое чтение, требующее от читателя не просто сопереживания, скорее, вживания в ткань текста. Это касается не только таких достаточно объемных вещей, как роман «Создатель» или историософские эссе об Иване Грозном («Царь Иван») или Ленине («Ленин, или Красный тиран»). Любой текст Гарри Беара раскрывается не сразу; он предполагает наличие в читателе определенного навыка распознавания культурного кода, диалога с автором. Тем большее «удовольствие от текста», по выражению Ролана Барта, нам обещано при встрече с творчеством этого замечательного писателя и поэта.
Юрий Попов, поэт, общественный деятель
Сентябрь 2012 г.
Вместо предисловия
Итог столетья
Я – последний Поэт столетья, Но столетье безмерно, верно, И вбирает в себя проклятья Сотен тысяч других эпох… Век двадцатый в момент зачатья Грезился всем как век победный, Век «прогресса», лишенный скверны… Подвести мы должны итог! Две большие войны, плач, стоны, Миллионы людей сожженных Да овчарок лай похоронный На просторах родной страны… Триумфаторы-коммунисты, Анархисты, эсеры, фашисты, Визг ораторов, зело речистых — Славно сыгранный фарс Сатаны. Век двадцатый – познание Неба, Выход в космос: кто уж там не был… И привычным н е б е с н ы м ф и г у р а м Звездный атлас замена теперь! Власть над космосом Человека — Лжесвидетельство нашего века. Глянь: сквозь лик просвещенной натуры Проступает по-прежнему з в е р ь… Все искусство двадцатого века — Поиски искупления, света, Рой молитв, обращенных Небу… Да услышит ли нас о н о?! Два Владимира в поисках Бога… Кто за ними? Ну-ка, попробуй! Помолись Дионису иль Фебу: Повезет, и отхватишь Руно. Роль последнего барда Столетья Нелегка – ведь не золото медь-то… Над стихами ночью ломаться, А наутро веку служить! Двадцать первый почти у порога… «Что же он?» – вопрошаю я Бога, — Человечеству ль время кончаться?!". Бог молчит: значит, времени быть…(Октябрь 1998)
Ранняя лирика (1984–1989)
Из поэтических сборников «Изломы», «Крецлер», «Кубок криков», «России светлый сын», «Зеркала»
Сонет
Мы будем пить вино, кричать о благородстве, Но суждено погибнуть нам – в уродстве… Шекспир великий завещал не пить вино, Но как не пить? да для чего ж оно! Нам часто женщины волнуют юный ум, И каждый вмиг становится угрюм. Забудь про них: то ненависть и зло! Не знал ты женщины? Тебе, друг, повезло! Шекспиром быть я не могу, Сухим Эсхилом – не желаю… Талант свой слабый сберегу, Себя собою оставляя. Титаном сделаться нет силы у меня, А серостью не протяну и дня…(осень 1984)
Я знаю
Структура сознания жива во мне, Как Мастер и Марго при яркой луне… Она постепенно свой Знак изменяет И нитки меня совершенно лишает! Я падаю на пол… и в мертвенной мгле Ищу наказанья, как счастья себе. Но мрачно глядит на меня из подполья Ч у ж а я душа и ч у ж а я неволя. Мы громко кричим, когда нужно молчать! Мы рады всем визирям оды писать… Но страшно потом перед Ним оказаться Бездарным шутом и бездушным паяцем.(1985)
Чудовище
По прочтении Г. Мелвилла
Вот ты опять плывешь, Моби Дик! И белым в синем сверкает твой лик… Весь океан я тебе отдам, Но это только привычная дань тебе, Чудовище! О, будь же ты проклят, дьявольский Кит, Тебя Ахав-капитан победит… В– обнимку сцепившись навеки с тобой, Он адское счастье найдет под водой с тобой, Чудовище! Крепко гарпун засел у тебя, И алою кровью стекает струя… «Пекод» погружается в недра глубин, Но ты, Моби Дик, не пребудешь один, ведь ты – Чудовище! Прав оказался Илия-пророк: На этот конец осудил тебя Бог… Мертвея, ты падаешь мягко на дно, Но зри, Белый Кит, я с тобой заодно! Ведь мы – чудовища…(зима 1986)
Поэт
«Дорогою свободной иди…»
А. Пушкин Если Бог тебя не выдаст, то свинья тебя не съест, Если ты до капли выжат, никакой ты не Поэт! Если ночью ты не плачешь, не встаешь и не кричишь, Значит, утром ты не скажешь ничего – ты промолчишь. Если сумрак летней ночи, мерзлость святочных ночей Не раскроют тебе очи – не поэт ты, фарисей! Если счастье не в романе и не в женщинах оно, Обретешь его ты в тайне, что художнику дано. Если рок тебя погубит, то тебе сам черт не свой! Если ты коснешься Тайны, то умрет она с Тобой…(февраль 1987)
Бесы
Закружились бесы разны, Словно листья в ноябре…
А. Пушкин В пустоте Торичеллиевой Раскачались качели-то: Словно страшное месиво, Разноцветное бесиво! Взвизги слышу и хохоты, Стон разврата и топоты… Сладкогласное марево И кровавое зарево! На глазах наших шоры-то, И напялены скоро-то… Кто не взвоет от ужаса, Как рассеются турусы! Если нет в мире совести, То других уж не провести. Не кичись службой нанятой — Место «бога» не занято… Мерзопакостны мальчики Подымают вверх пальчики, Разворочены небеси — Тут попробуй себя спаси! Я отрезан от мира, я заперт в черте, Меня дергают бесы, только нити – не те…(весна 1987)
От поэта
Я, наверное, скоро свихнусь, В этой жизни похожий на труп… Я, конечно, как прежде лишусь Своих бедных друзей и подруг. Я над странностью счастия бьюсь, Пробиваясь меж мелких страстей. И не помня себя, я боюсь Этих жадных неверных людей… А когда наступает конец, Все приходят у гроба рыдать… И приносят готовый венец — Но зачем он мне? Эх, вашу мать! Ведь я знаю, что в мертвенной мгле Не добыть мне награды себе.(Зима 1988 г.)
«Точно бы великий, я грущу о славе…»
Точно бы великий, я грущу о славе…
То что дальше будет, лучше б не увидел!
Я не представляю, что со мною станет,
И куда иду я, и кого обидел?
Словно котик жалкий, точно Бодхидхарма,
Я путей не вижу, я в людей не верю…
Не страшусь я горя, смутно зная карму.
В каждом человеке нахожу я зверя!
Ну а вы что с т а л и?! Дальше не идете?
Некому вести вас, аль "следа не видно"?
Только Путь заметив, по нему попрете,
Ниц пред тем падете, кто вам душу вынет.
Что ж…быстрей бегите и лечите душу:
Может быть, и н ы е веру вам укажут?!
Только вера эта мне не по карману,
Только с вами верить можно – разве спьяну…
Виктору Цою
Имя тебе – смерть, счастье твое – рай! Ратуем мы за всех, каждый свое – выбирай… Подлое – подлецам, светлое – тем, кто свят. Ты это выбрал сам, поздно идти назад! Нам не убраться в ад, нам – оставаться здесь… Верю – посадим сад, истина в мире есть. Но – если сейчас свернуть, дважды может не быть! Чист еще этот Путь, грязью пока не облит. Что же будет потом – не разглядеть пока… Или Всемирный потоп, или Свободы рука, Которая держит СВЕТ.(март 1988)
Страна
Такая юная страна, Которой правит Сатана, Которая на все готова, Которая кому нужна? Я счастлив верить той стране, Однако дело не во мне… Со мной иль без меня способна Она века гореть в огне! В огне и холоде тревог Родится новый полубог, Который будет всех нас «чище», Который бы спасти нас смог! Однако счастье тем «богам» Свое, по крайней, не отдам! Я лучше снова стану п е п л о м, Чем поклоняться Иродам… Ни бог, ни царь и не герой… Никто не даст нам райский строй — Когда же, наконец, добьемся Мы рая собственной рукой?(1988)
Император пустоты
В. Маяковскому
Не упрекайте меня в зарифмовке Мыслей чужих и пустых выступлений… Сам я давно нахожусь в мышеловке Дерзких и мрачных своих устремлений. Чувствую я, что себя потеряю, Если забуду о взрезано главном… Мысли свои чутко Богу вверяю, Чтоб оставаться мне добрым и славным. Только не будет мой путь без изломов, Без разрушений и вероломства. Но встану я в рост высоты небоскребов, Телом закрыв ошалевшее солнце! Если ж, однако, я солнцем не стану — Ну, ничего… как мне это не больно! То уж, зато Императором гряну В цехе поэтов пустого безмолвья…(весна 1988)
Свобода
Свободой с великой любовью, Свободой, свободой дыши… Ведь это залитые кровью Изломы российской души. Пришедшие к нам из подполья, Чтоб Слово свободы сказать, Пропали в железной неволе — Так что же теперь-то рыдать?! Купить дорогою ценою — И в страхе тупом утопить… О, как тут не впасть в паранойю, Как в ужасе не возопить! О други, не стоит бояться, Не нужно бессильно страдать! Пора нам всем миром подняться: Народ, не устал ли ты спать? Пора! Завязались проблемы Гордиевым цепким узлом… Пока на Руси перемены, Наш долг – разобраться со злом!(весна 1988)
Планида
Посвящается моей матери
Не уподобиться скоту — Пожалуй, требует терпенья, Чтобы среди хвалебна пенья Не впасть в пустую суету. Стать просто добрым человеком, Которому не нужно лгать И сильным – место уступать, Как поучают век за веком… Жить счастливо и верить в ту, Которая дана судьбою! Спать только с ней, а не с любою, И сладострастье – в пустоту. Мир потрясти искусством смеха, Как Николай Васильич мог. Но затвердив его урок, Добиться с в о е г о успеха! Не уподобиться скоту, Стать просто добрым человеком, Жить счастливо и верить в ту… Мир потрясти искусством смеха… – Что означает чушь сия? — О, такова судьба моя!(весна 1988)
Путь
Между ликами великих я искал свое лицо… Проходя среди двуликих, я хочу сказать словцо! От меня все отвернулись, слышен только крысий писк: Вы, наверное, свихнулись? Поищу-ка я других! Не заметив бликов славы, прохожу себе хлыщом… Пью я горечь и отраву в каждом сказанном моем. Видно, в стане одиноких счастье я мое найду, Презираю экивоки, красоту одну лишь чту. Между ликами великих я нашел свое лицо, Оглянувшись на безликих фарисеев и глупцов!(1988)
В вагоне поезда
Посвящается А. Белому
Люблю я в утреннем вагоне проезжая, Смотреть на жизнь проснувшейся природы: На желтые поля под серым небосводом (Сквозь пыльное окно, соседей раздражая), На черного кота, гуляющего вяло, Зевающих людей, снующих по перрону, На глупого быка, предавшегося реву, Больного мужичка, глядящего устало… И видя все это, душа моя стенает, А сердце радостно сжимается (от счастья)! Я сам сейчас – игра природовластья, И это весело… И это убивает…(весна 1988)
К портрету России
Мир бардака и мир бесчестья, Мир грозно-сумрачных стремлений, Бездарных словоизвержений И идиотских соответствий. Мир Достоевского и Блока, Мир Гумилева и Толстого… Мир красоты и мир простого, Мир Петербурга и Востока. Такая вечная она — Евро-азийская страна…(осень 1988)
Любовь
Я вновь пробиваюсь в любовную чащу Сквозь стоны и боль поцелуев кричащих… Вот ты – надо мною, вот ты – подо мною, Мы оба – объятые страстью смешною, Мы вместе в полете над бездной земною! Но страсти уходят, а дети родятся! Плевать им на то, к чему люди стремятся. И Слово их, к жизни готовое рваться, Мы не услышим, мы будем… качаться На лодке Любви.(ноябрь 1988)
Мольба
Мрачный Бог моей судьбы На меня глядит из гроба. "Помоги, перемоги, – говорю, — Мои хворобы!"… Но бесстрастный Божий лик Удаляется все дальше. Слаб и грешен мой язык — Бог не терпит капли фальши… Только как без фальши быть? Не смириться мне с натурой! Но лукавый мой язык — Нота Божьей партитуры.(осень 1988)
Неясный пепел
Неясная песня неясных певцов, Неясные сны и неясная волость, Неясная слава неясных отцов, Неясно здесь все! но услышьте мой голос: Неясный Неясный Пепел Пепел Неясная жизнь неясных времен, Неясный топор над неясной главою, Неясная жалость неясных ворон, Неясный полет над кровавой травою. Неясный Неясный Пепел Пепел Неясные звуки неясных поэз, Неясная сталь над неясной идеей, Неясная совесть неясных сердец, Неясная глупость висит над Расеей! Неясный, но Красный Пепел Пепел.(весна 1989)
Русским
Памяти В. Набокова
Я к вам вернусь когда-нибудь… И вы меня п о т о м поймете! Я к вам пробьюсь сквозь мглу и грусть, Чтоб на века застыть в почете. Мне не грозит забвенья груз, И вы на мне еще взрастете! Без вас остаться не страшусь — В Россию русского возьмете…(1989)
Сквозь век
Мне остается «просто мудро жить»: И в двадцать пятом – голову сложить, В тридцать седьмом – подставить пуле лоб, А в сорок первом – пережить озноб, Как прежде у подножья Машука, Убийцы где не дрогнула рука… В шестьдесят первом снова ощутить Освобожденье и желанье жить! Но через двадцать лет, не дописав труда, Остановиться вновь у смертного одра. И сотню лет спустя все это повторить, Закон-круговорот судеб благословить.(весна 1989)
«Железо кандалов разбило руки в кровь»
Железо кандалов разбило руки в кровь — Запястья кровоточат у Христа… По жизни все людей: от чистого Креста На землю падает кровавая роса. И я стою один, почти что у одра, Рыдая, говорю: «Помилуй мя»… Однако все это – бессмысленно, впустую.(осень 1989)
Признание
Я буду признан после смерти, И это – утешенье мне Во все вселенской круговерти И в тихой русской тишине. Моих мучений не искупит Посмертной славы трескотня. Но их, наверное, окупит Мерцанье скорбного огня Души, которая не сгинет После ухода моего, А в вечном погребальном гимне Сольется в Слово Богово.(зима 1989)
Вечернее рондо
Памяти А.А. Блока
Этот вечер мне ярко запомнился — Я, усталый, ушел от тебя… Только долго и издали звонницы Звуки странные звали меня. Но я шел и уныло раздумывал О своей погасавшей судьбе, И при этом так страстно придумывал Подходящую кару тебе! Ты с другим изменила «случайно»: Что ж, бывало, и я изменял. Но манил меня яд твоей тайны И накрашенных губ твой овал. Мы, наверное, встретимся. Помнится, Он тогда это нам предсказал… И я снова услышу ту звонницу, И увижу тот самый овал.(осень 1989)
Шекспиру
Свой век бессмысленный влачить до тридцати, А там остудится огонь земных желаний, И все сгниет во мраке н е м о т ы: Умрет любовь, и дружба, и сиянье «Безносых гениев» холодной красоты. Но вечна Красота по отношенью — К картинам человечьей суеты…(осень 1989)
Модернисты
Ю. Попову
Разбить об чью-то голову графин, И легкий недуг обозначить «сплин», И кучей шумною таскаться по концертам, И девушек вскрывать, точно конверты… Друг, сей бедлам не нужен никому, Кроме самих эквилибристов слова. Все это молодость, и жажда славы снова! О модернизм, у века ты в плену.(1989)
Предчувствие
Мне не искать верховьев Пустоты, Чужого не бояться святотатства… Увы, ушли все детские мечты, Исчезнул призрак славы и богатства. Но я гляжу на темные черты Своей судьбы – как ей не улыбаться! И различаю слабые следы М о е й Победы, Доблести и Власти.(зима 1989)
Лирика 1990–1996 гг
Из поэтических сборников «ЛМНР», «Зов Эрота», «Серебряный ангел»
Небо
Памяти В. Блейка
В небе черном блистают созвездья, И маячат ф и г у р ы глубоко… Только здесь еще место надежде На того, что зовут люди Богом. На земле человек наг и беден, Нищ и глух, ни горяч и ни хладен… Весь свой век этот червь безнадежно Ищет высь между гибелью впадин. И однажды, став возле могилы, Забирает с собою в пространство Тот лоскут материи свитой, Что отдаст Ангел непостоянства…(февраль 1990)
Алхимия слова
Я прикоснусь пером – страницы оживут! Так Гойя к холсту прикасался кистью. Я оживлю фантомы, что умрут Лишь вместе с человеческою мыслью… О, верьте в колоссальность их судьбы! И жить им бесконечно дольше, верно, Чем поколениям проклятой ворожбы, Которые создал милашка Ленин. Я понимаю, что вам здесь пою, Я этой песней ц е п и разовью…(январь 1990)
Ночь
Томный страх под покровом ночи На меня наступает всечасно. Я хочу раствориться в ней, очень, Но, о Боже, как это ужасно! Будто – черные ямы провалов Замещают пространство ночи, Между блеском звезд-интервалов, Между светом небесных зодчих. Я люблю так сидеть, смотря молча Прохождение жизни вечной. Круг меня одна бесконечность, Во мне… Иоанн-предтеча.(зима 1990)
«Мы живем в ожидании чуда»
Мы живем в ожидании чуда Дивной Вечности, Славы и Счастья. Но едва ли кто знает, откуда К нам придут эти признаки власти — Эти знаки ничтожных стремлений. Ты в себя посмотри – там заметишь Только скуку земных ожиданий! Равнодушное ль небо в ответе За тщету твоих глупых желаний, За бессмыслицу призрачной сути? Наша жизнь «только глупая ш у т к а»: Не устанут трепаться поэты! В этой истине вязкой рассудка — Искра мягкого Божьего света Всего сущего жить…(1990)
Молитва
Святый Боже! Святый крепкий! Я один перед Тобою… Святый Боже! Святый крепкий! Пронеси меня с любовью Мимо этих змеевидных Тел, что просят подаянья, Мимо тех, кто безобидней, Кто выносит все страданья. Святый Боже! Святый крепкий! Ты возьми меня с собою… Святый Боже, святый крепкий! Не сносить мне жизнь с Любовью.(январь 1991)
Шарлю Бодлеру
Скука, дьявол, де Сад… Мерзкий упадок сил! Но подожди же, Ад, Беара хоронить… Пятый среди других — Черных, но Белый я! Только б не пасть меж них, Лучше гашиш иль петля! Ведь падающий стрелок Виден издалека, Не нажимай курок — Смерть, она так легка… Ночью из-под могил Сладкий мне голос твой: «Дьявол меня сгубил…». – Шарль, ты теперь со мной! «Д е л а т е л ь», Бог и сад…(февраль 1991)
Высоцкому
А я шел, я с ней все шел, шел да не мытарился… Глядя на косынки шелк, я совсем растаял, сам. Но как мне было хорошо в ее доме крошечном, Ведь суть жизни – порошок, кровяное крошево… И когда она дала, я ругался, я пылил Лишь слезами, а слова изо рта не шли. …Словно вижу из угла смерть свою проклятую. Там о н и несли Христа, на кресте распятого… И я ушел, да, я ушел! Чтоб ей не мытариться… И так мне стало хорошо, ведь не нужно стариться.(1991)
Пространство ночи
Меняется пространство: День на Ночь… И свету свитому становится невмочь, И мудро отступает он. Тогда Царицей делается т е м н о т а. И ясный пепел звездных сигарет Опутывает миллиарды лет… А ты со мной, мой мальчик! Навсегда! И пусть пусто проносятся года, И мерзки люди, что кругом кишат, И свалка там, где был Эдемский сад. Но – Ангелы лопочут за спиной, Земные твари тянутся с мольбой, А дьявол хмурит лик свой, но молчит, А бог в саду под дудочку дурит… Услышь м о й крик, о Господин, кумир! И я совсем оставлю зряшный мир, И улечу под дудочку с Тобой… А может, еще дурочку возьмем? И полетим тенями в Вышний Дом, Куда так споро Ангелы спешат, Где снова станет р а е м жизни ад…(июнь 1991;1999)
«Свой срок земной уж сняв наполовину…»
Свой срок земной уж сняв наполовину, На Аркольском мосту стоять с одним древком. И серые кровавые картины Спокойно провожать покорнейшим кивком. Но быть уж не одним, а многими… И с ними устало продолжать Сей жизненный побег От прежней жизни – счастливо-унылой — До нынешней неясной… Ч е л о в е к.(лето 1993)
Рубаи
Подражание О. Хайяму
1. Коли ты захотел на земле преуспеть, Научись для начала плясать, пить и петь. Что ж козлом ты поешь и танцуешь, как лошадь? Остается лишь к пьянству тебе прикипеть… 2. Позаехал на трон странный карлик – урод, Говорил всем, как стал при нем счастлив народ. Кто перечил ему, того «гадом» считали, Кто на площади выл – на засов закрывали… Принимал у себя карлик важных особ! Только время сменилось, и его – на засов. 3. Наша жизнь – это тусклый и суетный мрак, И подлец, и герой перед Богом – дурак. Что мне делать? Скажи, превеликий Владыка! Если нет всем делам моим славы никак…(лето 1993, осень 2005)
Русь
Господь мне дал Тебя, как матери дитя, — Но разве я велик, чтоб справиться с Тобою?! Мне слышен смутный зов: «Иди! Вперед, с любовью!». Могу ль, презрев сие, оставить я Тебя? А если упаду на этом поле брани, Ты вспомнишь обо мне, врагов моих губя… С рождения Тобой, похоже, в сердце ранен, Я слышу Зов трубы! готов к борьбе, любя Законы простоты, Отца, свой мир, Тебя…(осень 1994)
Царь Иван
Возьми, царь Иван, сына голову в руки… И есть ли в том смысл, и есть ль в ней ответ Тех страшных и долгих мучительных лет, Когда ты людей убивал! Не от скуки ль? Возьми, царь Иван, его голову в руки! Пробитая посохом старца нога, Крик связанных петлями тонущих женщин, Младенцев повешенных сонм… Череда Злодейств твоих, царь! Их уже не уменьшишь. Пробитая посохом старца нога… Но что, царь Иван, толкало тебя На ряд сих злодейств, бессмысленно жутких? Ответь мне, прошу… Слышу, близко страда! О, как нам теперь число смерти уменьшить?! Ответь, русский царь! Уж близка та страда…(август 1994)
Судьба
Е. Зубкову
Что бы ни делал я, Что бы ни делал ты — Все это с у е т а, Призрачный шаг судьбы… Солнечный света диск — Это синоним Дня, Для человека жизнь Вечная беготня. Что бы ни делал ты, Что бы ни делал я — В мире есть лишь м е ч т ы, Горы, леса, моря… Слышится сердца стук, Сколько еще идти? Его остановка (вдруг) — Время конца пути. Войны и нищета — Это конец мечты, Что бы ни делал я, Что бы ни делал ты! Богу твои дела — Призраки суеты… Можно кричать: «Алла!», Можно садить цветы. Ночь – это гибель Дня, Смерть лишь конец Пути, Что бы не сделал я, Что бы не сделал ты…(Февраль 1996)
Бог
«Я царь – я раб, я червь – я Бог…»
Г. Р. ДержавинСтихотворение, которое не входило ни в какие сборники,
но оно особенно ценно и важно для автора!
Если я есть Бог, то другие кто? Если я никто, то другие – все? Если я есть червь, то другие – дождь? Если жизнь есть вервь, у кого же нож? Если я любовь, то другие – страх? Если жизнь их дрожь, что ж любить в кустах? Если мир есть сон, то проснуться как? Если смерть лишь стон, то к чему сей страх? Если я упал, то другие «ляг»? Если я устал, то тогда все т а к… Но если я Царь есть, все другое что ж?! Если жизнь – путь в смерть, что тогда не ложь? Видно, т о л ь к о Б о г, Е с л и мир есмь Б о г…(январь 1991)
Поэзия 1997–2003 годов
Из поэтических сборников «Закат столетия» и «Пирамида»
Поэт и человек
Памяти И. Бродского
О, н и к о г д а Поэта не кляни! Поэт не знает радости любви, Не верит в денег счет и в тягу лет, Бывает нищ и груб и неодет… И говорят Поэту все подряд, Что он с ума сбежал, что жизнь его пустяк! Что грубостью теперь не удивить, Что слово много легче, чем гранит… Что почестей и славы не видать Т о м у, кто лишь химеры мог создать! Мой брат! внимательно стихи его прочти, И станет ясен свет его пути. И мысли, зарифмованные в ряд, С одним тобой тогда заговорят… И ты поймешь, возможно, что не зря Поэт не зрит листков календаря. Ты видишь жизнь вокруг, а он – во всем! Людей ты знаешь, он же – д у х о в сонм! О, тропы разные, знать, Богом нам даны… Да что – во времени они проложены! И грустно, но покорно мы и д е м: От детства к смерти – ты, От смерти к ж и з н и – Он.(июль 1997)
Предчувствие любви
Екатерине
И опять, уже в сотый раз, Мне вдруг кажется, что я люблю… И насмешливый взгляд твоих глаз С ненасытным упорством ловлю! Между нами граница людей, А над нами – проклятье племен, Но тем более лик твой милей Мне в созвездии э т и х времен. Ты сейчас от меня далеко, Но не дальше, чем в небе звезда. Нам увидеться вновь так легко, Хотя лучше здесь слово в с е г д а. Ты готова понять и простить, Я готов быть с тобою года… Пусть не сказано нами «любить», Но не все говорится ведь, да? …Вот мы рядом стоим и молчим, Будто ясно все так, и без слов. В темном мире сплетенья причин, Может, Парка нам выткет л ю б о в ь?!(декабрь 1998)
Осенью
Осенний город напоминает нам об окончании земной жизни… Проходя мимо знакомых деревьев, где вместо могучей зелени Догорают краснеющей желтизной уже отжившие листья, Понимаешь незначительность собственного угасания. Люди спешат собрать урожай, сделать зимние запасы, Животные вторят им в этом, подтверждая наблюдения Дарвина. Багряный убор – к лицу улицам… Он скрывает убогую стать Однообразных построек. Современная архитектура, увы, Меньше всего похожа на застывшую музыку, более всего — На песочную возню неумелых строителей. Впрочем, Из города можно бежать – в лес, поражающий убранством, Или на безмятежно засыпающее озеро… Каждому свое. Озеро и берег также изменились, осень не забыла ничего. Природа покорна временам года: не нарушаемый Закон бытия… Облизанные водой прибрежные камни уже не вернут Свой незабываемый блеск последних свидетелей лета! Немного постаревшие березы волнующе красивы в новых нарядах: Багряно-белые силуэты бесподобны на фоне небес. Озеро волнуется, волны вновь и вновь набрасываются На охладевший песок, хранящий смутную память о летнем пекле. Прибрежных рыбаков совсем мало. Стоя по колено в воде, Обжигающе-холодной /резиновые сапоги этого не скроют/, Они думают не столько о рыбе, сколько о домашнем тепле. Но мысли о р е п у т а ц и и делают весьма стойкими Этих тихих охотников. Дети скачут по берегу уж не так резво, Осень успокаивает даже этих неугомонных жителей земли. Скоро и октябрь закончит счет своим дням — Осень на перевале. Поэт! что застыл ты перед этим цветением с видом мудреца? Если природа – Сфинкс, то осень самая хитрая его загадка… Разрешив ее, можно, подобно Эдипу, никогда уж не увидеть Зимы, с ее мягким снегом и прочным льдом, Зеленой журчащей Весны, бесконечно цветного Лета… Остановись, присядь и помечтай! Или просто вспомни. Вспомни о некогда надежных друзьях, которые теперь «приятели», О безумно любимых прежде подругах, имена которых Ты помнишь сейчас так же нетвердо, как строчки стихов Посредственных пиитов, коими в юности безмерно восторгался. Все это, однако, не отменяет прелести давно минувшего… Можно помечтать и о грядущем, хотя это не сделает Наше будущее более счастливым, чем оно записано в Книге судеб. Осень еще раз напоминает нам о неизбежности смерти… Отчаяние ни к чему – равнодушие природы общеизвестно! Не лучше ли прогнать дурные мысли и наслаждаться Неповторимой красотой осеннего леса, последними Теплыми днями, неизменно бодрым воздухом и т. д. Наслаждаться и, забыв обо всем суетном, м е ч т а т ь О снежной сказке-зиме, о весне, приносящей любовь, О доблестном жарком светлом лете, Которые к о г д а – н и б у д ь, несомненно, придут.(осень 1998)
Исповедь артиста
Друг, корю я судьбу, что увидел ее!
Что нетвердой походкой я к ней подошел, Торопливо сказал: "Видно, счастье свое Я в тебе, дорогая, к несчастью, нашел…". Ты слегка покраснела: "Другого любя, Я, поверьте, быть с Вами сейчас не могу! Я ценю Ваш талант, но поймите меня: Мы не в силах влиять на любовь и судьбу". …Тем не менее года еще не прошло, Как мы стали с тобою (о чудо!) близки… «Ты мой Гумберт, а я – твоя глупая Ло», — Говорила, касаясь моей, ты, руки. … И теперь говоришь, будто любишь меня, Всем желаньям моим тихо шепчешь: я – «за»: Ты целуешь меня, я целую тебя… Только х о л о д н ы губы твои и глаза! «Вечно буду с тобой», – говоришь тяжело, Ну а в карих глазах твоих мартовский лед. «Дай побыть мне одной!» – и слова, как стекло, Режут страсти моей незабвенный полет. Эти губы твои, этих глаз твоих власть Навсегда отравили привычную жизнь… Мне бы лучше сгореть, умереть иль пропасть, Но не видеть разлома великой любви! Уж не злюсь на судьбу, что увидел т е б я, Что неверной походкой к тебе подошел… …………………………………………………… Друг, поверь, я и счастлив был, только любя Ту, в которой, возможно, погибель нашел.(март 1999)
Задумчивость
Не вспоминай о прошлом никогда… Нам только тени от былого остаются, И вместо ярких губ и тонких рук Лишь только п я т н а в тайниках сознанья. Я говорю себе: не стоит волноваться, Все это улетучится, как дым, Растает, как прекрасное виденье В минуту пробужденья иль похмелья… Но говорить легко, а как забыть Тот образ, что живет в моей душе, Пожалуй, уж с полгода? Часто Он о себе, увы, напоминает… Но время и пространство беспощадны. Ее я позабуду, как иных забыл — Не менее желанных и любимых, Но только в д а л ь н е м прошлом… Несомненно, вся наша жизнь — Лишь цепь воспоминаний. Не вспоминай о прошлом никогда, Там только тени от былого, вот и все!(осень 1999)
Моей кошке
Время жизни истекает каждый час… О л я весело играет – дела ей до нас! Можно в жизни видеть тени, можно и тона: То ли вверх ведут ступени, то ли вниз – до дна. В жизни кошки наступают радостные дни, В жилах кровь весны стреляет – кот, не обмани! Счастье в жизни человечьей – проходящий гость, Много бед, тревог, увечий, а удач-то горсть… Не прожить всем нам счастливо! Счастлив только тот, Кто, объевшись, суетливо моет лапкой рот.(март 1998)
Как бы любовь
«А вы – меж строк читая Юк Сен Сирка…» Э.Паунд Длинные черные волосы, Тонкий девичий стан… Я говорю вполголоса: «Настя! Моею стань…». Ты отвечаешь весело Из окруженья подруг: "Слишком вокруг меня тесно, Будешь мне просто друг!". Но ты для дружбы не создана: Любви на тебе печать. Прелести женщине розданы Эротом, чтобы их брать! И от тоски погибая, Думаю лишь об одном На улице, дома, в трамвае — Будем ли мы вдвоем?! Ты горда и жестока, Узнала цену свою… Среди подруг одинока, Как демон меж гурий в раю. Заденут твое самолюбье, На ушко – пошлую лесть… Всегда готова ты будешь На это поддаться з д е с ь. Милая девочка, помни: Нужно за все платить, За мнимым успехом в погоне Счастье легко упустить… Я не учу тебя, просто Ты мне любезна теперь, А страсть сойдет коростой, Исчезнет праздничный хмель. Про наше чувство забудем Куда раньше, чем оба умрем, И нечего вспомнить будет О страстных встречах потом… Нежно руку пожал на прощанье, Отстранилась – не стал целовать. «Что же, Настя, прощай!» – «До свиданья»… В общем, нечего больше сказать. Длинные темные волосы, Дамы прекрасной стан. Гильом говорит вполголоса: «Соремонда, моею стань!»…(январь 1999)
Видение
«Когда автор проснулся, ему показалось, что он помнит все, и он мгновенно и поспешно записал строки, здесь приводимые…»
С.Т. Кольридж Правда в видениях наших иль ложь… Честно? ведь сразу и не разберешь! Было видение и у меня В смутном закате серого дня. Синие крыши красных домов, Желтое солнце над смрадом болот, Толпы измученных страхом людей, Груды камней посреди площадей… – Слышишь ли зов своих ты богов? – Гибель иль счастье наше грядет? Вопрос этот странный был слышен лишь миг. Вдруг предо мной появился Старик: Светел, но смутен был лик его белый, Словно из камня, одежда и тело. – Кто ты такой? – задал я вопрос, — Божий посланник, волшебник аль пес В образе дерзком старца святого… Но не ответил старик ни полслова. Много ли мало ль часов протекло, Мы рядом стояли, а время все шло… Вдруг… задрожал надо мной небосвод, Твердь расступилась, стал виден тот грот, Что стал Иисусу последним приютом Здесь на земле, после казни той лютой. Странное чувство меня охватило: Будто погасло н а в е к и Светило, Будто н и ч т о уже нас не спасет, Будто закрыт грехов наших счет. Белый старик повернулся, и мне Предстал его подлинный лик в серой мгле. – Три главных вопроса можешь задать, — Молвил Старик, – твой черед выбирать. Мне в душу закрались сомненье и страх, Но громко старца спросил я в сердцах: «Будет ли мир в новом столетье? Будут ли счастливы люди как дети?!» – МИР не наступит в веке другом, Тщетны попытки создать Общий Дом… Вы честолюбцы, вам ж а л к о терять, Хочется жизнь вам со смертью разъять! Но не бывает без ночи дня — Не миновать вам с в я т о г о о г н я. Со страхом смотрел я в лицо Старика, Но новый вопрос уж летел с языка: «Есть ли предел желаний земных? Стоит ли счастье страданий иных?» – Нет! Человечеству радужных снов Больше не видеть… Крыши домов Скоро окрасятся в истинный цвет; Гибели час – в ночь Парада планет! Самые сильные ваши падут, Далее в путь вас слепцы поведут. Алчность погубит жизнь на земле, Добрые помыслы сгинут во зле… Я о России п ы т а л с я спросить, Молил – только правду мне говорить, Лик Старика потемнел лишь чуть-чуть, И поведал мне старец какую-то жуть: – В гибель столетья – гибель всех стран, Пусть много озер, но о д и н Океан. Глупых вопросов не задавай, Знай, нет четкой грани: АД или РАЙ. Ты случаем избран, чтоб всем сообщить Правду о будущем – людям н е б ы т ь! Хоть твердо на тверди я будто стоял, Но, ЭТО услышав, едва не упал… Я страшно смутился, и праведный гнев Меня охватил, мой разум задев: Да кто этот старец: мессия иль лжец? Как смеет он миру пророчить конец! Я,сжав кулаки, к Старику подступал, Чтоб с к а з а н н ое назад он забрал. Но старец стоял, как утес, как скала, Казалось, и жизнь ему не мила… Он будто не видел угрозы во мне, Он, верно, уверен в себе был вполне. Я в гневе ударить хотел Старика, Но словно из мрамора стала рука. Все силы собрав, я взвыл на него (Не дрогнул ничуть Лик светлый его.) – Страшные вещи пророчишь, Старик! Да разве не вспыхнет Спасения миг? Неужто Г о с п о д ь нам защиты не даст, Слабым и грешным руки не подаст?! Мой крик был протест, мой вой был мольба, Но ни слова в ответ, его лик – как судьба… Мы были одни в тишине мирозданья: Я видел лишь смутные гор очертанья, Какие-то тени, неясные звуки, Журчанье ручья да ветви как руки… – Вернуться сюда суждено мне иль нет? Ах, только б услышать честный ответ! Но старец бесстрастно– спокойно молчал, Лишь седые власы его ветер трепал. …………………………………… И так не дождался я боле ответов: Старик, улыбнувшись, пропал в дымке света. Был ли он, не был – не ведаю я! В этом повинна память моя. То, что запомнил, я здесь рассказал; Как мог, виденье свое описал. – А что если это бред? или ложь? – Может быть! Сразу ведь не разберешь… Но вы не судите за это меня В смутном закате серого дня.(Осень 2001 г.)
Тютчеву
Три дерева черных, три дерева страшных Ко мне подступают в покрове ночи… И кажется странным, хоть видится ясным Движение жизни: кричи – не кричи! Мне хочется света (я робко вздыхаю), Но свет не поможет: ослепит глаза, В сей миг пра-ужасный я вдруг понимаю, Что вечно один я, но вечен всегда. В природе безликой узрите вы душу, Но это не Хаос, Гармония, Смысл! Се мрачный покой, что никто не разрушит… В нем Я средь мелькания чуждых мне числ. С р е д и м и л л и о н о в с о з в е з д и й Он в е ч е н и ц е л…(лето 1989; 2003)
Стансы
Февраль приходит вновь… Напоминаньем О всех моих несбывшихся надеждах, Рухнувших планах, сбывшихся обманах, Сомнительных находках и потерях, Которых мне уже ничуть не жалко. Хотя луна как будто светит ярче, Но х о л о д н а на зимнем небосклоне! Мне хочется куда-нибудь сбежать, Но не сбежишь с Земли… Разве в могилу? Приют для тех, кто веру потерял! Ты говоришь: «Нет, рано умирать…», Но разве мы с тобою выбираем, Когда нам жить и сколько?! Нет, конечно. И о моей тоске ты не подумал В лихие годы тяжких испытаний, Опасных для страны и, верно, мира! Что я, так мнимо быстро вознесенный, Теперь могу ответить нашим братьям? Что я себе отвечу? Ведь знамена С кроваво-синим солнцем не трепещут Ни на ветру, ни где-либо еще… Они, подобно тряпкам, безобидны, Как все наши пугающие речи, Произнесенные в экстазе вдохновенья. Ты прав, мой друг, пожалуй, лишь в одном: Любовь и дружба ничего не стоят В сплетении страстей, борьбы, религий… Все погибает: лучшие порывы Не отличишь порой от подлого расчета. Так что же – «цель оправдывает средства»? Но цель– то какова! Ответ запутан… И мы с тобой (уж скоро двадцать лет) Следим за всем этим, томительно прищурясь: Ты – без надежды, обуздав огонь желаний, Я – все такой же дерзкий, с в е т л ы й, Плюс/о ход времен/,пожалуй, беспощадный! Да, уж февраль! Мне скоро тридцать два: Два раза по шестнадцать, как ни странно, И год еще до цифр 3 и 3, И год всего до н о в о г о столетья… Но в сердце нет уж радости моем, В душе моей лишь хлам воспоминаний… Я опасаюсь даже то утратить, Что приобрел ценой больших усилий И вовсе неоправданного риска. Но опасаюсь как-то р а в н о д у ш н о… О, Б о г! к кому еще мне обратиться?! Ведь только Ты все знаешь наперед, В Твоих руках все ниточки судеб… Я не прошу давно уже наград За прошлое. Теперь Тебя молю я Лишь об одном – Ты, впрочем, это знаешь! Дай мне прямой ответ! И это Мой выбор… А что мне еще делать остается — Февраль опять, как веха, предо мною.(Январь 1999 г.)
Прогулки по Аркаиму
Внешний и внутренний круг, Глухое шептание веков… Возьми меня за руку, друг — Ты видишь следы от оков? Все эти холмы вокруг, Увы, только тени от гор Древних и страшных времен, Ушедших за косогор! Мы воздухом дышим одним Лишь с теми, кто был тут вчера, А их дыханье, пойми, Давно поглотила гора! Река Караганка не раз Сменила воды свои: Нам мало что скажут сейчас Сухие каналы и рвы… Две дороги к «горам» — Шаманке и той другой, Которая даст знать нам Путь, предрешенный судьбой. Друг, может, сделать и нам Выбор на много лет — Стать возле края и там Услышать точный ответ. И этот вещий ответ Не Им и не Нам отменять… Его как древний завет Следует лишь исполнять. Возможно, тысячи лет Ждали мы этого дня; Вновь мне забрезжил свет, А ты – обними меня… Кровь аркаимца во мне, Страсть аркаимки в тебе: Мы лишь продолжим их Благодаря Судьбе… Внешний и внутренний круг Общеарийских веков. Возьми меня за руку, друг, Сними следы от оков!(Ноябрь 2000 г.)
Тень
Ты покорно бредешь за моею спиной, Когда солнце стоит над моей головой; Ты, подобно Гермесу, рвешься вперед, Когда солнце на запад стремит свой поход… Я могу тебя видеть ночью и днем: Вместе мы родились, вместе, верно, умрем. Облик свой ты меняешь, увы, без конца, Ты, подобно Судьбе, не имеешь лица! Будто вещие сны, смысл Чудес Мирозданья Ты готова раскрыть мне – я ж полон желанья Их постичь. Но уста твои чутко молчат. Я стараюсь прочесть, напрягаю свой взгляд. …Все спешат точно в след идти за Судьбой, Но судьба – та же тень, только тень за спиной! Ищем мы в мире счастье, находим потери; Вдруг – слияние с роком открывает нам двери. Дверь с трудом приоткрыв, мы увидим за ней Легкокрылые тени ушедших людей, Бесконечное множество лиц без лица, Л и к и древних богов и… начало конца Нашей жизни слепой – без креста! без венца! Ну кого тут винить? Невозможно сказать… Может, лучше и вправду о роке не знать? Ведь наверное зная тропинки Судьбы, Кто б из нас не сбежал от неравной борьбы?! ………………………………………. Ты лишь легкая Тень за моею спиной, Вечный Хорс освещает нам путь вековой. Ты, подобно Орфею, не смотришь назад, Когда я в исступленье ломаю свой взгляд О тебя, м о я Тень, моя верная Тень… И когда же настанет с л и я н и я День?!(сентябрь 2002)
Летняя фантазия
На улице жара и зной, всем хочется воды… Но Солнце радости со мной, и рядом нет беды. Бредем на озеро вдвоем, нам кажется, что мир Освободил от всех проблем июльский паладин, Который знает наперед, что лето все ж пройдет, А осенью, конечно, мы устанем от забот… Мне чудится – звучит свирель в цветущем том саду, «Орфей играет или Лель,»– твержу тебе в бреду, Твой взор смеется: ничего не понял я опять, «То ж Витас! Ну а, впрочем, друг: давай-ка танцевать!" Прохожим видится: ага, сколь выпито вина, А он почти уже седой, и как юна она… Но нам не слышно ничего, жара нам нипочем, Мы в танце обретаем власть над солнечным лучом. Ах, лето кончится, мой друг, сгорит июль дотла! Но наше чувство не умрет, ведь мы не помним зла, Которое несет в себе реальнейшая жизнь, Которое таится в нас – куда свой взор ни кинь… …………………………………………………………. На улице жара и зной, так хочется воды, Но Солнце радости со мной, и рядом нет беды.(июль 2001)
Воспоминания у реки
Прожив уже немало лет, Я не жалею ни о чем; Постиг я жизненный секрет — Одно с другим, но все в одном… И часто, стоя у Реки, Я ясно вспоминаю день, Когда расстались мы с тобой — На солнце пала черна тень! …Мы все стоим у той реки, Увы, на разных берегах. Друг другу смотрим мы в глаза, И ты стремишься мне сказать, Что завтра лучше, чем сейчас, Что счастье может подождать, Ведь вера – ну, почти для нас… Но ты совсем не можешь лгать! К тебе стараясь перейти, Просил меня не оставлять… Скривила губы в темноте, Улыбкой мне давая знать, Что ЗДЕСЬ ни брода ни моста, А эта речка – местный Стикс; Харон не выдаст пропуска, Гермес не опустится вниз. Да, мы расстались навсегда — Забыв про страсть, запомнив ложь, Отринув в е ч н у ю любовь… Но разве ты меня поймешь?! Прошло, увы, немало лет… Ты не со мной, я не с тобой; Расторгнут верности обет, Сожжен безжалостной судьбой! А твои к а р и е глаза Еще тревожат мой покой, Я вспоминаю, словно сон, Как счастлив был тогда с тобой. … Сорви ж листок календаря — Что на него теперь смотреть? Ведь с кем-то ты, а с кем-то я: Теперь не страшно нам стареть. Свои проклятья позабудь — Оценки нам поставит рок. И сколько случай не кляни, СУДЬБЫ безжалостен урок… Увы, не знаю, как сказать, Могу послать один лишь знак: Я не хотел тебя терять, Все получилось просто так… Я прожил очень много лет, Узнал и радость, и обман; Мир стал привычен темноте, Мой путь по-прежнему не прям. Бывает, в и ж у в ясном сне: Мы все стоим пред той рекой, И ты призывно машешь мне — Идти дорогою одной, Забыв про ложь и слепоту Судьбы обманчиво двойной… Попав опять в реку-мечту, Словно в МИР СЧАСТЬЯ иль… иной. Но не войти уж нам туда, Сомкнулись воды навсегда.(Осень 2003)
Поэзия
Поэзия ничто не изменяет, Поэзия живет в долине слов своих… У.-Х. Оден Поэзии присуща простота, И тяжких мук коварное томленье Не заштрихует чистого листа, Пока воспетая поэтом красота Не потеряет груз людских стремлений. Ты говоришь: «П о э з и я пуста…», И твой вердикт суровее креста! Но находясь в пределах пустоты, Поэт может решить свои сомненья, Отлив их в перл чудеснейшей мечты Иль подавив опасность вожделенья… Подобного, увы, н е м о ж е ш ь ты. А не греховна ль эта красота? Не страсть ли разжигает она в людях, Не юные ли души верно губит, Когда глядит с журнального листа… Друг, не печалуйся! подобие скота Не видит более, чем то дано природой; Читатель чуткий отличит урода От подлинных шедевров! Неспроста Поэту не опасна н е м о т а. Поэт, забудь о жребиях земли! Ты избран Небом! Сердцем не криви, Пиши, покорствуя порывам вдохновенья Иль истинным волнениям любви. Не проклинай изменчивость Судьбы, Но будь ей р а в н ы м в ярости борьбы.(Май 1999)
Поэзия 2000-х годов
История одной страны
«Через несколько лет тут буден построен дивный советский город, можно сказать, Город счастья…»
(Из передовицы «Правды») Смотри на Россию, смотри наугад — Страны больше нет! ушло слово «сад». Мы все погружаемся в пенную грязь, И много привычней для нас слово «мразь». Пустые надежды на Новую жизнь Мы все возлагаем, при этом молчим… Молчим, когда видим бесправье и ложь, Вот правый, вот левый – одно все и то ж. Война – не для нас! Воевали отцы… Нет хлеба на завтрак? Вокруг подлецы? Зато мы свободно послушаем, как Нам скажут по телику: «Дж. Буш – мудак…» Надеемся – все разрешится само, И власть обратит для нас воду в вино. И первые станут достойны любви, Нам райские кущи представив – вдали… Но доли десятой я вам не отдам Того, что, возможно, собою создам. Согласен предать и согласен уйти, Ведь Новым Заклятьем уж вас не спасти! Смотри на Россию, смотри наугад — Да где же тот Город и с вишнями сад?! ********************************* Личину согласья щипцами сдери И светом сомнений свой путь озари…(1987; осень 2009)
Благодарность
Марии
На склоне лет все четче и ясней Мы понимаем благость расставаний, И смутный мир, зацикленный на Ней, Становится вмиг четче и желанней. Готовы мы уже другим простить Ошибок груз и недопонимание, А вспомнив море нанесенных нам обид, Вдруг осязаем, что умнее стали. Чужую боль терпеть весьма легко, Свою, конечно, можно, но сложнее. Мы цель былую видим сквозь стекло, Покрытое густым, тягучим клеем. Цель хороша, но что нам до нее… Она лишь образом теперь предстанет Утраченных надежд. И мы ее Без сожаления другим достичь оставим. Чем ярче встреча, тем болезненней закат Всех этих планов страшно дерзновенных! Но разве обновленью ТЫ не рад, Когда стоишь перед лицом Вселенной И обещаешь больше никогда Не отдаваться чувству так нелепо… Ты слишком горд, она в себе тверда, И не случайно наши судьбы слепы. «Лицом к лицу лица не увидать…» — Ты в этой истине великого поэта Найди ключи к понятью «благодать», Разлитой в воздухе как отблески рассвета. Закат любви – рассвет твоей души; Забудь о смутных признаках измены. И ясный взор страданьем не туши — Пусть он несет благие перемены! Мы благодарны быть должны любой любви, И страсти жар залить в своей крови Молитвою о благе расставанья.(Август 2005 г.)
Ожидание воли
«Свободу России, достаток – народу… — Мы слышим от лидеров долгие годы. — Но надо б чуть-чуть еще подождать нам, Пока инновации станут понятны…» В стране нет закона, а власть – у богатства И тех, кого следует людям бояться… Мы видим движенье то слева, то справа, За выход на площадь карают расправой. Нужна ли свобода народам России? Не проще ль спокойно дождаться Мессии, Который движеньем руки нас поманит… И с неба осыплется сладкая манна. И где те вожди, помутневшие разумом, Что смогут поднять всю громадину разом? Где Разины, где Пугачевы и Ленины? В ответ: «Потерпите пока… на коленях». А, может, и лучше – лежать на диване, Смотреть сериал, пребывая в нирване. Тогда уж, наверно, плохого не будет, Хорошего – тоже… но кто ж нас осудит? «Свободу – России, а волю – народу, И хватит с ворами водить хороводы… У трона стоите, а власть не берете! Как деды и прадеды, в рабстве умрете…» Но, кто прокричал это, мы не узнали, Его на патрульной в психушку умчали… Наверное, заслан он был ЦРУ? Народ наш мудрец, не клюет на муру… ……………………………………………. И, грудь переполнивши воплями счастья, Которым уж скоро одарят нас власти, Мы возвратились к ТВ и И– нету… В душе понимая, что песенка спета.(Октябрь 2011 г.)
Будущее без нас
Я прикоснусь пером – страницы оживут! Так Гойя к холсту прикасался кистью… Я оживлю фантомы, что умрут Лишь вместе с человеческою мыслью. Я верю в колоссальность их судьбы, Ведь проживать им дольше, верно, Чем поколениям проклятой ворожбы, Что сотворил другой «художник» – Ленин. Теперь те долгие советские года, Оставив нам станки и монументы, Застыли в памяти, как темная слюда, Чуть прихватив величие момента! Ни стройки, ни война, ни покоренье рек Не дали счастья нашему народу. Везде он был жесток – двадцатый век, Напомнив малость человеческого рода. И если демократии приют Стал для Руси понятен и желанен, То тени прошлого над нами сети вьют, Чтоб не забыли мы, что рождены рабами. А будущее светло и легко, — Так нам внушают лица из эфира! — Вы только не смотрите далеко, Чтоб не подметить грязную порфиру. Да, Будущее лучше, чем Сейчас, Мы в это верить, в общем, не устали. Мы забрели к Свободе в первый класс, А во втором наш ждет, возможно, Сталин. Я верю в то, что я сейчас пою, И этой песней цепи разовью…(1990, лето 2012)
Раздумья
Стоишь на полпути ты к счастью своему, Но эти полпути – длиною в жизнь… Ах! если бы уйти, не сделав никому Плохого, и вообще – не причинить обид. А люди все вокруг похожи на шутов: Кругом одна и та ж пустая речь! Живешь ты, как во сне, "в долине своих слов", Но, брат, не забывай слова стеречь. Ты не проси наград у тех, кто вечно лжет: Награды их совсем не стоят ничего… Ах, если б вымолить у Вечности мир тот, В котором жить и умирать готов. Увы, мирская жизнь – пустая суета, Поэзия ее чурается, поверь! Идут за днями дни, и путь наш без креста Напомнит лишний раз про груз потерь. Будь счастлив только тем, что смог собой создать! И в этом-то твоя Судьба иль рок… Давно уж не с тобой та, что хотел обнять, Но вечен и могуч стихов поток. Стою на полпути я к счастью своему, И эти полпути за миг пройти готов… Поэзия – судьба, а в мире никому Еще не удалось обставить рок.(1999, осень 2009)
Интервью
ИНТЕРВЬЮ, данное Гарри Беаром корреспонденту «Глагола» Матвею Данилову по поводу книги стихов «Движение жизни»
от 21 сентября 2012 г.
М. Данилов: Добрый день, Гарри! Или Игорь? Итак, первый вопрос напрашивается сам собой: «Я Селестен зовусь, я Флоридор зовусь. Я за себя боюсь, поскольку я двоюсь». Эта ситуация относится к симбиозу преподавателя и литературоведа Игоря Медвецкого и поэта Гарри Беара? И симбиоз ли это, либо что-то другое?
Гарри Беар: Вопрос хороший, он вообще многим приходит в голову, кто знает обе стороны моей писательской деятельности. Трудно сказать, есть ли тут симбиоз или это, скорее, дань привычке. Примерно с 1985 года я стал подписывать свои стихи именем Гарри Беар, хотя у меня были и другие псевдонимы, но этот как-то надежно врос в мою жизнь. А с возникновением поэтического объединения «Студия-1» в начале 1988 г. я уже не мыслил свое художественное творчество без этого имени: «Гарри» – аналог варяжского имени Игорь, «Беар» – “медведь” по-английски. То есть мой псевдоним довольно легко разгадывается. Ну а именем, данным мне при рождении, я подписываю все свои научные статьи, какие-то разработки в области методической и преподавательской деятельности.
М. Данилов: Не является ли псевдоним поэта свидетельством тайной страсти к французской актрисе Эммануэль Беар?
Гарри Беар: Соответственно, нет! Я вообще узнал о существовании этой актрисы где-то в самом начале 2000-х гг. из Интернета. Естественно, меня приятно удивило наличие знаменитой однофамилицы, но… Фильмов с ее участием я, честно говоря, не помню, надеюсь, однако, что актриса она хорошая.
М. Данилов: Один из самых банальных вопросов к служителям Муз: когда Вы написали первое стихотворение, первый раз взяли в руки кисть, первый раз спели для мамы? Но многие не помнят себя во время соплей и горшков. Я пойду противоположным путем, желаю знать: а когда автор написал последнее стихотворение?
Гарри Беар: Одно из последних моих по времени написания стихотворений – это «Будущее без нас», текст на современную политическую ситуацию в стране. Может, это и плохо, когда поэт отвлекается на мирскую суету, пишет «гражданские» стихи. Однако ситуация в России развивается так, что жизненная реальность уже не минует ни прозу, ни поэзию. Я обычно, в отличие от таких авторов, как Д. Быков или Вишневский, не пишу стихов на злобу дня. Но тут мне вдруг захотелось высказаться по поводу наших выборов, «странных» отношений власти и общества. Захотелось – и высказался.
М. Данилов: Тут-то многие, которые дома сидят и телевизор смотрят, думают: зачем что-то писать, зачем что-то читать? Включил телевизор: вот тебе Путин, вот тебе девицы веселые. И пиво с чипсами – на табуретке… Часто ли Вы сталкиваетесь со столь практичным подходом к жизни, можно ли его как-то изменить?
Гарри Беар: Если человек не интересуется серьезной литературой или искусством вообще, то никакими заклинаниями его нельзя заставить что-то прочитать или даже посмотреть. В последние 15 лет в России все большее давление мы испытываем со стороны массовой культуры – через телевидение, Интернет, развлекательные журналы и книжки. Даже сериалы на серьезные, казалось бы, темы превращаются в поток
балагурства и лубочных картинок жизни. Я не говорю о бесконечных развлекательных шоу, поставленных в расчете на самое примитивное понимание: «Чтобы даже дебил посмеялся…». Поэтому молодое поколение и не хочет читать Пушкина, Достоевского, Л. Толстого, Бродского. Его вполне устраивают современные тексты, часто подписанные какими-то нелепыми «никами», с примитивными сюжетами, сальными шутками и набором банальностей. Можно ли считать это практичным подходом к жизни? Очень в этом сомневаюсь.
М. Данилов: Поэзия не умерла, но не стала ли она сродни музейному экспонату? По крайней мере, в той манере, в которой творили Пушкин и Боратынский?
Гарри Беар: Как это ни странно, но в творческой манере Александра Пушкина продолжает творить довольно большое число пишущих стихи людей. Можно зайти на любой интернетовский ресурс со стихотворениями на русском языке, и убедиться в этом. Это часто поэтами-любителями в полной мере не осознается, потому что тексты Пушкина мы впитываем с самого детства, он как бы растворен в нашем языке. Человеку, пишущему стихи на русском, выйти из-под влияния Пушкина, Лермонтова, Есенина или даже Тютчева бывает довольно сложно… Впрочем, такой задачи люди часто перед собой и не ставят. Они просто хотят делиться с другими своим настроением, чувствами, эмоциями. И какая им разница, что они берут при этом напрокат у наших классиков устоявшийся ритм, образы, а иногда и довольны узнаваемые периоды их текстов.
М. Данилов: Читаю стихи Гарри Беара и чувствуется какая-то странная перекличка с пушкинской эпохой. Иногда мне кажется, что Онегин взялся за перо и, в пику Ленскому, стал сочинять стихи: «В природе безликой узрите вы душу…», «Счастлив только тот, кто… моет лапкой рот», «Только как без фальши быть, не смириться мне с натурой». Может ли человек с таким мировоззрением избежать творческого кризиса?
Гарри Беар: Глядя на все свое поэтическое творчество из года нынешнего, я, конечно, вижу период становления и взросления поэта Беара. Стихи, написанные мной в 1980-е гг., часто имеют четко выявляемую литературную основу; чтобы читатель не мучился, я иногда сам сопровождаю текст посвящением тому или иному поэту, который оказал на меня в тот период сильное влияние. Это процесс для творчества неизбежный; очень мало поэтов, которые сразу бы заговорили с читателем на СОБСТВЕННОМ поэтическом языке! Посмотрите ранние стихи Пушкина и Лермонтова, сколько там от них, а сколько от Байрона и Жуковского… Начинающие поэты в начале пути часто говорят и о жизни, и о Вселенной, используя чужие обороты, ритмы, метафоры. А вот потом – либо они продолжают говорить на «чужом» языке до конца своих дней, либо обретают СОБСТВЕННЫЙ неповторимый язык, и тогда читатель их отличает. Что касается периодов творческого кризиса, то в творчестве думающего писателя он в принципе неизбежен; этот кризис заставляет автора критически оглядеться и подумать, а надо ли продолжать писать, или хватит – все уж высказано.
М. Данилов: Вообще интересен подход поэта к Эмпиреям. Некоторые поэты оттуда не выглядывают, упражняясь в высоком слоге и аллегориях. А иным – подавай правду жизни и соленое трактирное словцо. Но и те, и другие сидят на Парнасе… Кого бы оттуда можно выгнать поганой метлой?
Гарри Беар: Парнас, как место пребывания богов и поэтов, – дело святое. Выгонять оттуда никого нельзя, лучше уж не пускать изначально… Думаю, только время и память потомков расставляет поэтов по ранжиру, больше ничего не придумано.
М. Данилов: Что Вы думаете о поющих поэтах. Может ли поэт с гитарой быть великим поэтом? или приоритет все же за чистой формой?
Гарри Беар: Наверное, если поэт хочет исполнять свои тексты под лютню или гитару, никто не может осуждать его. Хороший стихотворный текст сам по себе содержит музыку, надо только уметь услышать ее. Пушкин, насколько мне известно, не пел своих стихотворений под фортепиано, но очень быстро его стихи и даже отрывки из «Онегина» стали запоминающимися русскими романсами. Есенин, например, сам любил выразительно читать свои стихи и даже что-то напевал под гитару Кусикова, но вряд ли его нужно считать поэтом-исполнителем. А вот В. Высоцкого от гитары оторвать невозможно, его напечатанные тексты с трудом воспринимаются без его голоса с хрипотцой и гитарного обрамления. Так что тут дело не в музыкальном сопровождении, а в уровне поэзии.
М. Данилов: Как найти дорогу к сердцу читателя? Или это вовсе не обязательно?
Гарри Беар: Думаю, для любого поэта и писателя важно, чтобы его читали. Поэтому найти дорогу к читателю, разумеется, нужно. А вот как это сделать? Честно говоря, у меня нет универсального рецепта. Думаю, что, во-первых, тексты поэта должны быть вполне доступны читателю, сейчас это, с развитием сетевых технологий, вполне возможно. Во-вторых, поэт должен выразить какие-то настроения отдельного человека или общества в целом, которые никто не мог выразить до него. И такого поэта сразу запомнят и выделят читатели. Ну и третье, пожалуй, улыбка Фортуны, удачное стечение обстоятельств…
М. Данилов: Поэзия, как ни крути, все-таки важная информация в рамочке, слова, подогнанные под форму. Какую роль в стихотворении играет эта рамочка?
Гарри Беар: Стихотворный текст по самой своей природе более организован и структурирован, нежели прозаический. Поэтому, с одной стороны, стихи писать технически сложнее, чем прозу. Надо подбирать размер, корректировать рифму… С другой стороны, как я говорил, в области поэзии есть опасность бесконечных повторений уже найденных ритмов, мыслей и образов. Один не слишком известный челябинский поэт даже настаивал на том, что современные поэты – это лишь ксероксы, магнитофоны, бесконечно переписывающие уже давно прозвучавшие тексты. Конечно, мысль не оригинальна, но что-то в ней все же есть. Кстати Бродский говорил, что некоторые свои тексты он просто записывал, как бы воспринимая чей-то размеренный голос Свыше.
М. Данилов: А что же проза, там разве меньше ограничений?
Гарри Беар: Хорошо сделанный рассказ или повесть тоже, безусловно, имеет свою структуру, содержит особенности того или иного писательского метода, набор определенных приемов. Но об этом говорить долго и утомительно, лучше почитать классиков литературоведческого жанра – Ю. Лотмана, М. Бахтина, Р. Барта… Набоков, например, был блистательный стилист и при этом тонкий аналитик прозаических жанров. И в лучших текстах Набокова есть этот модернистский трюк – «обнажение приема», когда он, как автор, сам поясняет читателю применение того или иного сюжетного хода или принципы построения образа. Можно еще вспомнить в этом контексте таких великих прозаиков 20 века, как Х. Борхес, Пруст или Д. Джойс.
М. Данилов: А Вы никогда не пробовали писать прозу так, чтобы мыслей было больше чем слов?
Гарри Беар: Все время именно так и стараюсь поступать; вообще, мой тайный девиз – «Больше мыслей, меньше слов!».
М. Данилов: По прочтении стихотворения 1998 г. «Итог столетья» создается впечатление, что творчество Г. Беара является самым совершенным воплощением поэтической формы и мысли? Что это как раз то, к чему за тысячелетия от Гесиода с Гомером стремилась поэзия? Что же Гарри Беар – тот единственный ангел на кончике иглы, в основании которой и Бодлер, и Гете, и Пушкин, и тысячи прочих? И что поэзии после Беара течь уже просто некуда. «Я последний поэт столетья» – сказано в глобальном масштабе уже все?
Гарри Беар: Это одно из тех моих стихотворений, которое я записал практически без черновика, в порыве вдохновения. «Последний» поэт – это, во-первых, традиция русской поэзии, идущая от Е. Боратынского, поэта великолепного, но отчасти несправедливо забытого. Во-вторых, это констатация моего личного самоощущения в то время… Век двадцатый заканчивался, начиналось новое тысячелетие, и мне хотелось оглянуться и посмотреть на пройденный человечеством путь – и в жизни, и в космосе, и в искусстве. Текст, наверное, звучит несколько трагически, но, мне кажется, он останется в русской поэзии. А мировая поэзия будет течь и течь; конечно, ни на Гарри Беаре, ни на ком другом она никак не остановится. Поэтому Ваш вопрос могу воспринять только как комплимент, высказанный в иронической форме.
М. Данилов: Спасибо за интервью. Надеюсь, «Движение жизни» найдет себе дорогу и будет продолжено в сердцах Ваших читателей.
Гарри Беар: И Вам спасибо за актуальные и непростые вопросы…
Комментарии к книге «Движение жизни», Гарри Беар
Всего 0 комментариев