«Кубик из красной пластмассы»

3082

Описание

В сборник вошли стихотворения Марии Семеновой, с которыми читатель раньше мог знакомиться при прочтении романов «Волкодав», «Те же и Скунс» и цикл стихов «Родная душа» о животных. Трогательные, невероятно красивые, жизненные стихи никого не оставят равнодушными. Автор одинаково хорошо создает и фэнтазийные миры, и детективные героические романы, и рассказывает о исторических событиях, поэтому стихи — только одна из граней, разнопланового творчества Марии Семеновой.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Мария Васильевна Семенова Кубик из красной пластмассы

Из романа «Волкодав»

* * *
Одинокая птица над полем кружит. Догоревшее солнце уходит с небес. Если шкура сера и клыки что ножи, Не чести меня волком, стремящимся в лес. Лопоухий щенок любит вкус молока, А не крови, бегущей из порванных жил. Если вздыблена шерсть, если страшен оскал, Расспроси-ка сначала меня, как я жил. Я в кромешной ночи, как в трясине, тонул, Забывая, каков над землёй небосвод. Там я собственной крови с избытком хлебнул — До чужой лишь потом докатился черёд. Я сидел на цепи и в капкан попадал, Но к ярму привыкать не хотел и не мог. И ошейника нет, чтобы я не сломал, И цепи, чтобы мой задержала рывок. Не бывает на свете тропы без конца И следов, что навеки ушли в темноту. И ещё не бывает, чтоб я стервеца Не настиг на тропе и не взял на лету. Я бояться отвык голубого клинка И стрелы с тетивы за четыре шага. Я боюсь одного — умереть до прыжка, Не услышав, как лопнет хребет у врага. Вот бы где-нибудь в доме светил огонёк, Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке… Я бы спрятал клыки и улёгся у ног. Я б тихонько притронулся к детской щеке. Я бы верно служил, — и хранил, и берёг, Просто так, за любовь! — улыбнувшихся мне… …Но не ждут, и по-прежнему путь одинок, И охота завыть, вскинув морду к луне.
* * *
Отчего не ходить в походы И на подвиги не пускаться, И не странствовать год за годом, Если есть, куда возвращаться? Отчего не поставить парус, Открывая дальние страны, Если есть великая малость — Берег родины за туманом? Отчего не звенеть оружьем, Выясняя вопросы чести, Если знаешь: кому-то нужен, Кто-то ждёт о тебе известий? А когда заросла тропинка И не будет конца разлуке, Вдруг потянет холодом в спину: «Для чего?..» …И опустишь руки.
* * *
Зачем кому-то в битвах погибать? Как влажно дышит пашня под ногами, Какое небо щедрое над нами! Зачем под этим небом враждовать?.. Над яблоней гудит пчелиный рой, Смеются дети в зарослях малины, В краю, где не сражаются мужчины, Где властно беззащитное добро, Где кроткого достоинства полны Прекрасных женщин ласковые лица… Мне этот край до смерти будет сниться, Край тишины, священной тишины. Я не устану день и ночь шагать, Не замечая голода и жажды. Я так хочу прийти туда однажды — И ножны ремешком перевязать. Но долог путь, и яростны враги, И только сила силу остановит. Как в Тишину войти по лужам крови, Меча не выпуская из руки?..
* * *
«Оборотень, оборотень, серая шёрстка! Почему ты начал сторониться людей?» «Люди мягко стелят, только спать жёстко. Завиляй хвостом — тут и быть беде». «Оборотень, оборотень, ведь не все — волки! Есть гостеприимные в деревне дворы…» «Может быть, и есть, но искать их долго, Да и там с испугу — за топоры». «Оборотень, оборотень, мягкая шубка! Как же ты зимой, когда снег и лёд?» «Я не пропаду, покуда есть зубы. А и пропаду — никто не вздохнёт». «Оборотень, оборотень, а если охотник Выследит тебя, занося копьё?..» «Я без всякой жалости порву ему глотку, И пускай ликует над ним вороньё». «Оборотень, оборотень, лесной спаситель! Сгинул в тёмной чаще мой лиходей. Что ж ты заступился — или не видел, Что и я сама из рода людей? Оборотень, оборотень, дай ушки поглажу! Не противна женская тебе рука?.. Как я посмотрю, не больно ты страшен. Ляг к огню, я свежего налью молока. Оставайся здесь и живи…» Оставайся здесь и живи…«…а серая Шкура потихоньку сползает с плеча. Вот и нету больше лютого зверя… «Как же мне теперь тебя величать?..»
* * *
Утратив в неволе надежду на солнечный свет, Душа замирает, и сердце смолкает в груди. И кто-то шепнёт: «Всё равно избавления нет…» Кто сломленным умер в темнице — ты их не суди. И тех не суди, кто, не вынеся груза цепей, Спастись не умея и тщась досадить палачам, Все счёты покончил в один из безрадостных дней… Не лучше ли сразу конец — и себе, и цепям? Не смей укорять их за то, что они не смогли С таким совладать, что не снилось тебе самому. На собственной шкуре попробуй сперва кандалы… А впрочем, не стану такого желать никому. Я знал и иных — кто оковы едва замечал, Строку за строкой составляя в рудничной пыли Трактат о любви и о битве вселенских начал… Те люди — что солнца: они и во мраке светлы. Я был не таков. Я был зол и отчаянно горд. Я знал, для чего меня Боги от смерти хранят. Сперва отомстить за измену, за лютый разор — Тогда только пращуры примут с почётом меня. Я смертью за смерть расплатился и кровью за кровь. За всех, кто до срока ушёл в беспредельную тьму. За всех, превращённых в клубки из когтей и клыков… Такого я тоже не стану желать никому.
* * *
Где ты, Мать? Как мне встретить Тебя, как узнать? Почему далеко до родного крыльца? Почему не могу даже толком припомнить лица?.. Кто обрёк нас друг друга по свету искать? Где наш дом? Отражаются звёзды в реке подо льдом. Я утраты считать разучился давно. Не сыскать ни следа, и на сердце темно… Кто судил нашу жизнь беззаконным, жестоким судом? Отзовись! Может быть, мы у разных племён родились? Может, разных Богов праотцы призывали в бою? Всё равно я узнаю Тебя. И колени склоню. И скажу: «Здравствуй, Мать. Я пришёл. Вот рука, — обопрись…»
* * *
Когда во Вселенной царило утро И Боги из праха мир создавали, Они разделили Силу и Мудрость И людям не поровну их раздали. Досталась мужчине грозная Сила, Железные мышцы и взгляд бесстрашный, Чтоб тех, кто слабей его, защитил он, Если придётся, и в рукопашной. А Мудрость по праву досталась жёнам, Чтобы вручали предков заветы Детям, в любви и ласке рождённым, — Отблеск нетленный вечного Света. С тех пор, если надо, встаёт мужчина, Свой дом защищая в жестокой схватке; Доколе ж мирно горит лучина, Хозяйские у жены повадки. И если вдруг голос она повысит, Отнюдь на неё воитель не ропщет: Не для него премудрости жизни, Битва страшна, но в битве и проще.
* * *
Неслышные тени придут к твоему изголовью И станут решать, наделённые правом суда: Кого на широкой земле ты подаришь любовью? Какая над этой любовью родится звезда? А ты, убаюкана тихим дыханием ночи, По-детски легко улыбнёшься хорошему сну, Не зная, не ведая, что там тебе напророчат Пришедшие властно судить молодую весну. И так беззащитно-доверчива будет улыбка, А сон — так хорош, что никто не посмеет мешать, И, дрогнув в смущенье, хозяйки полуночи зыбкой Судьбы приговор погодят над тобой оглашать. А с чистого неба льёт месяц свой свет серебристый, Снопы, и охапки, и полные горсти лучей, Черёмуха клонит душистые пышные кисти И звонко хохочет младенец — прозрачный ручей. И что-то овеет от века бесстрастные лица, И в мягком сиянии чуда расступится тьма, И самая мудрая скажет: «Идёмте, сестрицы. Пускай выбирает сама и решает сама».
* * *
Покуда живёшь, поневоле в бессмертие веришь. А жизнь оборвётся — и мир не заметит потери. Не вздрогнет луна, не осыпятся звёзды с небес… Единый листок упадёт, но останется лес. В младенчестве сам себе кажешься пупом Вселенной, Венцом и зерцалом, вершиной людских поколений, Единственным «Я», для которого мир сотворён: Случится исчезнуть — тотчас же исчезнет и он. Но вот впереди распахнутся последние двери, Погаснет сознанье — и мир не заметит потери. Ты ревностью бредишь, ты шепчешь заветное имя, На свадьбе чужой веселишься с гостями чужими, Ты занят делами, ты грезишь о чём-то желанном, О завтрашнем дне рассуждаешь, как будто о данном, Как будто вся вечность лежит у тебя впереди… А сердце вдруг — раз! — и споткнулось в груди. Кому-то за звёздами, там, за последним пределом, Мгновения жизни твоей исчислять надоело, И всё, под ногой пустота, и окончен разбег, И нет человека, — а точно ли был человек?.. И нет ни мечты, ни надежд, ни любовного бреда, Одно Поражение стёрло былые победы, Ты думал: вот-вот полечу, только крылья оперил! А крылья сломались — и мир не заметил потери.
* * *
Идём в поводу мимолётных желаний, Как дети, что ищут забавы, Последствия нынешних наших деяний Не пробуем даже представить. А после рыдаем в жестокой печали: «Судьба! Что ж ты сделала с нами!..» Забыв в ослепленье, как ей помогали Своими, своими руками. За всякое дело придётся ответить, Неправду не спрячешь в потёмках: Сегодняшний грех через десять столетий Пребольно ударит потомка. А значит, не траться на гневные речи, Впустую торгуясь с Богами, Коль сам посадил себе горе на плечи, Своими, своими руками. Не жди от судьбы милосердных подачек И не удивляйся подвохам, Не жди, что от жалости кто-то заплачет, Дерись до последнего вздоха! И, может, твой внук, от далёкого деда Сокрыт, отгорожен веками, Сумеет добиться хоть малой победы Своими, своими руками.
* * *
Было время когда-то. Гремело, цвело… и прошло. И державам, и людям пора наступает исчезнуть. В непроглядной трясине лежит потонувшее Зло И герой, что ценой своей жизни увлёк его в бездну. Что там было? Когда?.. По прошествии множества лет И болото и память покрыла забвения тина. Только кажется людям, что Зло ещё рвётся на свет: До сих пор, говорят, пузырится ночами трясина. До сих пор, говорят, там, внизу, продолжается бой: Беспощадно сдавив ненасытную глотку вампира, До сих пор, говорят, кто-то платит посмертной судьбой За оставшихся жить, за спокойствие этого мира.
* * *
Я всякое видел и думал, что знаю, как жить. Но мне объяснили: не тем я молился Богам. Я должен был жизнь на добро и любовь положить, А я предпочёл разменять на отмщенье врагам. Воздастся врагам, мне сказали. Не ты, так другой Над ними свершит приговор справедливой судьбы. А ты бы кому-то помог распроститься с тоской, Надежду узреть и о горе навеки забыть. Ты грешен, сказали, ты книг золотых не читал. Ты только сражаться науку одну превзошёл. Когда воцарится на этой земле Доброта, Такие, как ты, не воссядут за праздничный стол. Чем Зло сокрушать, мне сказали, ты лучше беречь Свободы и правды крупицы в душе научись… Но те, на кого поднимал я свой мстительный меч, Уже не загубят ничью беззащитную жизнь. Я буду смотреть издалёка на пир мудрецов. Пир праведных душ, не замаранных чёрной виной. И тем буду счастлив, поскольку, в конце-то концов, Туда соберутся однажды спасённые мной.
* * *
Всякому хочется жить. Но бывает, поверь, — Жизнь отдают, изумиться забыв дешевизне. В безднах души просыпается зверь. Тёмный убийца. И помысла нету о жизни. Гибель стояла в бою у тебя за плечом… Ты не боялся её. И судьбу не просил ни о чём. Что нам до жизни, коль служит расплатою Честь, Та, что рубиться заставит и мёртвые руки! Что нам до смерти и мук, если есть, Ради кого поднимать даже смертные муки? Тех, кто в жестоком бою не гадал, что почём, Боги, бывает, хранят и Своим ограждают мечом. Кончится бой, и тогда только время найдёшь Каждому голосу жизни как чуду дивиться. Тихо баюкает дерево дождь. Звонко поёт, окликая подругу, синица. Вешнее солнце капель пробудило лучом… Павших друзей помяни. И живи. И не плачь ни о чём.

Песня смерти

Торопится время, течёт, как песок, Незваная Гостья спешит на порог. С деревьев мороз обрывает наряд, Но юные листья из почек глядят. Доколе другим улыбнётся заря, Незваная Гостья, ликуешь ты зря! Доколе к устам приникают уста, Над Жизнью тебе не видать торжества! Незваная Гостья, в великом бою Найдётся управа на силу твою. Кому-то навеешь последние сны, Но спящие зёрна дождутся весны. Незваная Гостья, повсюду твой след, Но здесь ты вовек не узнаешь побед. Раскинутых крыльев безжизнен излом, Но мёртвый орел остается орлом… Незваная Гостья, ты слышишь мой смех? Бояться тебя — это всё-таки грех. Никто не опустит испуганных глаз, А солнце на небо взойдёт и без нас… Доколе над нами горит синева, Лишь Жизнь, а не гибель пребудет права. Вовеки тебе не бывать ко двору, Незваная Гостья, на нашем пиру! Покуда мой меч вкруговую поёт И дух не забыл, что такое полёт, Я буду идти, вызывая на бой, Незваная Гостья, — смеясь над тобой!
* * *
Явился однажды Комгалу в ночном сновиденье Могучий и грозный, украшенный мудростью Бог. «Иди, — Он сказал, — и убей Сигомала в сраженье. Давно ожидает его мой небесный чертог!» Свела их назавтра друг с другом судьба боевая, И видит Комгал, что достойней соперника нет; Людей, Сигомалу подобных, немного бывает: В одном поколенье второй не родится на свет. Рубились герои… Комгал, поскользнувшись, на землю Коленом припал… Вот сейчас голова затрещит! Сказал Сигомал: «Я победы такой не приемлю!» И подал ему, наклонившись, оброненный щит. И надо б разить, исполняя небесную волю!.. Но в самый решительный миг задрожала рука: Комгал поклонился герою средь бранного поля И прочь отступил, покорён благородством врага. Бог Воинов грозный явился ничтожному Дагу И тоже убить Сигомала ему повелел: «Хоть раз прояви, малодушный, мужскую отвагу! Давно ожидает его мой надзвёздный предел!» Не смея ослушаться, Даг устремился в дорогу И выследил воина — тот был с любимой вдвоём. И пал Сигомал на ступени родного порога, Рукою трусливой сражён, вероломным копьём. Что ж дальше? А вот что. В небесном чертоге пируют Комгал с Сигомалом, и пенистый мёд не горчит. А трус и предатель — досталась награда холую! — Скорбит за оградой, в сырой и холодной ночи…
* * *
Весёлый колдун тебе ворожил До века не знать утрат. Словца поперёк тебе не скажи, А скажешь — будешь не рад. Богатство и удаль — залог удач, А ты и богат и смел. А под ноги кто-то попался — плачь! Когда ты кого жалел? Отвага мужчин, девичья краса, Едва пожелал, — твоя! Но всё же нашла на камень коса: Тебе повстречался я. Тебе не поладить со мной добром, Как водится меж людьми. В гробу я видал твоё серебро, А силой — поди сломи! Не будет пощады или ничьей, Не кликнешь наёмных слуг: С тобой нас рассудит пара мечей И Правда, что в силе рук. Богатство и власть остались вовне: Теперь отдувайся сам. Кому из нас, тебе или мне, Оставят жизнь Небеса? В священном кругу лишь Правда в чести И меч — глашатай её. Из этого круга двоим пути Не быть. Кричит вороньё.
* * *
«Что в когтях несёшь ты, друг симуран? Что за чудо из неведомых стран На забаву любопытным птенцам? Расскажи мне, если ведаешь сам!» «Я в диковинную даль не летал, У порога твоего подобрал. Прямо здесь, в краю метелей и вьюг… Не большая это редкость, мой друг». «Что же это? Удивительный зверь?» «Нет, мой друг. Не угадал и теперь». «Может, птица с бирюзовым хвостом?» «Ошибаешься: невольник простой. Он бежал, но не удался побег. Одеялом стал нетронутый снег. Горный ветер колыбельную спел… Этот парень был отчаянно смел». «Так спустись скорее, друг симуран! Мы согреем, мы излечим от ран! Не для смертных — в поднебесье полёт. Пусть ещё среди людей поживёт!» «Нет, мой друг, тому уже не бывать. Вы отца его сгубили и мать, Самого не выпускали из тьмы… Хватит мучиться ему меж людьми. Он довольно натерпелся от вас, И никто не оглянулся, не спас. Ни один не протянул ему рук… Слишком поздно ты хватился, мой друг».
* * *
О чём вы нам, вещие струны, споёте? О славном герое, что в небо ушёл. Он был, как и мы, человеком из плоти И крови горячей. Он чувствовал боль. Как мы, он годами не видел рассвета, Не видел ромашек на горном лугу, Чтоб кровью политые мог самоцветы Хозяин дороже продать на торгу… Во тьме о свободе и солнце мечтал он, Как все мы, как все. Но послушай певца: Стучало в нём сердце иного закала, — Такого и смерть не согнёт до конца. О нём мы расскажем всем тем, кто не верит, Что доблесть поможет избегнуть оков. Свернувшего шею двуногому зверю, Его мы прозвали Грозою Волков… Он знал, что свобода лишь кровью берётся, И взял её кровью. Но всё же потом Мы видели, как его встретило солнце, Пылавшее в небе над горным хребтом. Мы видели, как уходил он всё выше По белым снегам, по хрустальному льду, И был человеческий голос не слышен, Но ветер донёс нам: «Я снова приду». Нам в лица дышало морозною пылью, И ветер холодный был слаще вина. Мы видели в небе могучие крылья, И тьма подземелий была не страшна. Кровавую стёжку засыпало снегом, Но память, как солнце, горит над пургой: Ведь что удалось одному человеку, Когда-нибудь сможет осилить другой. Священный рассвет над горами восходит, Вовек не погасят его палачи! Отныне мы знаем дорогу к свободе, И Песня Надежды во мраке звучит!

Из романа «Право на поединок»

* * *
Ты — всё за книгой, в чистом и высоком, А я привык тереться меж людьми. Тебя тревожат глупость и жестокость, А я — мне что! Меня поди пройми. Различье наше — в чём-то самом главном. Я хмур и зол. Ты — светоч доброты. Тебе не стать как я, а мне подавно, Мой славный друг, не сделаться как ты. Твою учёность превзойдут едва ли, А дело к драке — тут меня держись. И, может статься, Боги не дремали, Таких несхожих выпуская в жизнь?..
* * *
Я — меч. Прославленный кузнец Меня любовно закалял. Огонь Творящий — мой Отец, А Мать — глубокая Земля. Вспорю кольчугу, как листок, Чертя свистящую дугу. Пушинка ляжет на клинок — И распадётся на лету. И всё ж не этим я силён. Иным судьба моя горда: Я Божьей Правдой наделён И неподкупностью суда. Когда исчерпаны слова И никакой надежды нет Понять, кто прав, кто виноват, — Спроси меня! Я дам ответ. Суров мой краткий приговор: Всему на свете есть цена! Огнём горит стальной узор — Священной вязи письмена. Закон небесный и земной Навеки вплёл в себя мой нрав… И потому хозяин мой Непобедим, покуда прав.
* * *
Шагал я пешком И крался ползком, Нащупывал носом путь. А встретился лес, На дерево влез — Вокруг с высоты взглянуть. Свой собственный след За несколько лет Я вмиг оттоль рассмотрел! И понял, каких, Беспутен и лих, Успел накрутить петель! А что впереди? Неисповедим Всевышний разум Богов! Под солнцем искрясь, Гора вознеслась В короне белых снегов! И понял я: вот С каких бы высот Земной увидеть предел! Я ногти срывал. Валился со скал. Я сам, как снег, поседел. Но всё же достиг! Взобрался на пик. Открылся такой простор!.. Все страны земли Вблизи и вдали Нашёл любопытный взор. Куда же теперь?.. И снова я вверх Гляжу, мечтой уязвлён. Там синь высока. И в ней облака. И солнца сизый огонь. Там Правды престол… Но Божий орёл Пронёсся рядом со мной: «Мой друг, не тянись В запретную высь, Коль нету крыл за спиной! Немногим из вас Та тропка далась; Тебе они не чета. Мой друг, ты и так Душой не бедняк. О большем — и не мечтай!..» Я спорить не стал. Я попросту встал, Не жалуясь и не кляня, И прыгнул вперёд… Паденье? Полёт?.. Пусть Небо судит меня.
* * *
Не строй у дороги себе избы: Любовь из дома уйдёт. И сам не минуешь горькой судьбы, Шагая за поворот. Идёшь ли ты сам, силком ли ведут — Дороге разницы нет! И тысячи ног сейчас же затрут В пыли оставшийся след. Дорога тебя научит беречь Пожатье дружеских рук: На каждую из подаренных встреч Придётся сотня разлук. Научит ценить лесного костра Убогий ночной приют… Она не бывает к людям добра, Как в песнях про то поют. Белёсая пыль покрыла висок, Метель за спиной кружит. А горизонт всё так же далёк, Далёк и недостижим. И сердце порой сжимает тоска Под тихий голос певца… Вот так и поймёшь, что жизнь коротка, Но нет дороге конца. Следы прошедших по ней вчера Она окутала тьмой… Она лишь тогда бывает добра, Когда ведёт нас домой.
* * *
Я когда-нибудь стану героем, как ты. Пусть не сразу, но всё-таки я научусь. Ты велел не бояться ночной темноты. Это глупо — бояться. И я не боюсь. Если встретится недруг в далёком пути Или яростный зверь на тропинке лесной — Попрошу их с дороги моей отойти! Я не ведаю страха, пока ты со мной. Я от грозного ветра не спрячу лицо И в суде не смолчу, где безвинных винят. Это очень легко — быть лихим храбрецом, Если ты за спиною стоишь у меня. Только даром судьба ничего не даёт… Не проси — не допросишься вечных наград. Я не знаю когда, но однажды уйдёт И оставит меня мой защитник, мой брат. Кто тогда поспешит на отчаянный зов? Но у края, в кольце занесённых мечей, Если дрогнет душа, я почувствую вновь Побратима ладонь у себя на плече. И такой же мальчонка прижмётся к ногам, Как теперешний я, слабосилен и мал, И впервые не станет бояться врага, Потому что героя малец повстречал.
* * *
Была любимая, Горел очаг… Теперь зови меня Несущим мрак! Чужого паруса растаял след… С тех пор я больше не считал ни месяцев, ни лет. Была любимая И звёзд лучи. Теперь зови меня Скалой в ночи! Я просыпаюсь в шторм, и вновь вперёд По гребням исполинских волн мой конь меня несёт. Была любимая И свет небес. Теперь зови меня Творящим месть! Со мною встретившись, уйдёшь на дно, И кто там ждёт тебя на берегу — мне всё равно. Была любимая И степь весной. Теперь зови меня Кошмарным сном! Дробится палуба и киль трещит — Проклятье не поможет и мольба не защитит… Была любимая И снег в горах. Теперь зови меня Дарящим страх! Поставит выплывший на карте знак — Меня там больше нет: я ускакал назад во мрак. Была любимая, И смех, и грусть. Теперь зови меня — Не отзовусь! Пока чиста морских небес лазурь, Я сплю и вижу прошлое во сне — до новых бурь…
* * *
Когда восстанет род на род, За преступление отмщая, Попомнят люди чёрный год И внукам кротость завещают. Коль чести нет, пусть лютый страж — Надёжный страх — прочистит разум! И потому обычай наш — Платить за всё. Сполна. И сразу! …Но всё ж противится душа И жалость гасит гнев наследный… Убить легко. А воскрешать — Сей светлый дар нам свыше не дан… Окончен бой. Свершилась месть… Но как на деле, не для виду, Черту под прошлое подвесть, Забыв про древнюю обиду? Как станешь ты смотреть в глаза И жить забор в забор с соседом, Над кем всего лишь день назад Хмельную праздновал победу? Чтоб не тянулась эта нить, Сплетаясь в саваны для гроба, Быть может, лучше всё простить? И не отмщать? И жить без злобы?.. …Попробуй это докажи Тому, чей сын уже не встанет! А те, кого оставил жить, Тебя же вздёрнут на аркане…
* * *
На могилах стихают столетий шаги. Здесь давно примирились былые враги. Их минует горячечных дней череда: За порогом земным остаётся вражда, И ничтожная ревность о том, кто сильней, Растворилась в дыму погребальных огней. Об утраченных царствах никто не скорбит — Там, где Вечность, не место для мелких обид. …А наследников мчит по земле суета, И клянутся, болезные, с пеной у рта, На могилах клянутся в безумном бреду До последнего вздоха продолжить вражду: Неприятелей давних мечу и огню Безо всякой пощады предать на корню. И в сраженьях вернуть золотые венцы… Ибо так сыновьям завещали отцы.
* * *
Эта подлая жизнь не раз и не два Окунала меня в кровищу лицом. Потому я давно не верю в слова, И особенно — в сказки со счастливым концом. Надо ладить с людьми! Проживёшь сто лет, Не погибнув за некий свет впереди. Четвертьстолько протянет сказавший «нет»: Уж его-то судьба навряд ли станет щадить! Если выжил герой всему вопреки И с победой пришёл в родительский дом, Это — просто чтоб мы не сдохли с тоски, Это — светлая сказка со счастливым концом. Если прочь отступил пощадивший враг Или честно сражается грудь на грудь — Не смешите меня! Не бывало так, Чтобы враг отказался ножик в спину воткнуть. Если новый рассвет встает из-за крыш И любовь обручальным сплелась кольцом, Это — просто чтоб ты не плакал, малыш, Это — добрая сказка со счастливым концом. Если в гибельный миг прокричал «Держись!» И собой заслонил подоспевший друг — Это тоже всё бред, ибо учит жизнь: Не примчатся друзья — им, как всегда, недосуг. Но зачем этот бред не даёт прожить, От несчастий чужих отводя лицо?.. А затем, чтоб другому помочь сложить Рукотворную сказку со счастливым концом.
* * *
По морю, а может, по небу, вдали от земли, Где сизая дымка прозрачной легла пеленой, Как светлые тени, проходят порой корабли, Куда и откуда — нам этого знать не дано. На палубах, верно, хлопочут десятки людей, И кто-то вздыхает о жизни, потраченной зря, И пленники стонут по трюмам, в вонючей воде, И крысы друг дружку грызут за кусок сухаря. Но с нашего мыса, где чайки бранятся без слов, Где пёстрая галька шуршит под ударом волны, Мы видим плывущие вдаль миражи парусов, Нам плача не слышно и слёзы рабов — не видны. А им, с кораблей, разорённый не виден причал И дохлая рыба, гниющая между камней, — Лишь свежая зелень в глубоких расселинах скал Да быстрая речка. И радуга в небе над ней…
* * *
Нам всем навевают глухую тоску вечера. Нам кажется вечер предвестником горькой утраты. Ещё один день, точно плот по реке, во «вчера» Уходит, уходит… ушёл… И не будет возврата. Нам утро подарит и радость, и новую тень, И вечной надеждой согреет нас юное солнце, Но то, чем хорош или плох был сегодняшний день, Уже не вернётся обратно, уже не вернётся. Мелькают недели, и месяцы мчатся бегом… Мы вечно спешим к миражу послезавтрашней славы, А нынешней глупости, сделавшей друга врагом, Уже не исправить, мой милый, уже не исправить. Мы время торопим, мечтая, как там, впереди, От бед повседневных сумеем куда-нибудь деться… А маленький сын лишь сегодня лежал у груди — И вдруг повзрослел. И уже не вернуть его в детство. В минувшее время напрасно душой не тянись — Увяли цветы, и соткала им саван пороша. Но, может быть, тем-то и светел божественный смысл, Что всякое утро смеясь разлучается с прошлым?.. И сколько бы нам ни сулил бесшабашный рассвет На деле постигнуть вчерашнюю горькую мудрость, Он тем и хорош, что придумает новый ответ… А вечеру жизни — какое наследует утро?..
* * *
Дома, братцы, у Небес Не допросишься чудес. День за днём — как те горшки на заборе. Дома — скука и печаль; Нас притягивает даль — Чудеса живут, известно, за морем. И народ вокруг — не тот! Хоть бы раз пойти в поход: Кто же чудо у порога отыщет? А за морем — пир горой! Что ни парень, то герой, Что ни девка — вмиг утонешь в глазищах!.. Так мы плачемся в глуши И однажды, вняв души Устремленьям, да и просто в науку, Нас хватает и несёт… И судьбы водоворот С надоевшим домом дарит разлуку. …И окажется, что где б Ни прижиться — горек хлеб, Не рукою материнской спечённый, Не в отеческой печи, Не от дедовской свечи, Не на пращуров земле разожжённой. Там героев — как везде: Что алмазов в борозде. Вместо раскрасавиц — дура на дуре. Ну а чудо из чудес — Твой земляк, какой невесть В тот заморский край закинутый бурей. И на сердце ляжет мрак, И назад потянет так, Что хоть волком вой на площади людной. И поймёшь, что дом, где рос, Где по тропкам бегал бос, Он и есть на свете главное чудо. И вспорхнуть бы, полететь!.. Но уж врос в чужую твердь; Корни рвать — себе и ближним на муку… Что и как в родном краю Да про молодость свою — Это всё теперь рассказывай внуку. А взрослеть возьмётся внук, Он осмотрится вокруг, Станет привязью родительский корень: Дома чуда ждать сто лет, Вот в краях, где вырос дед, — Там-то жизнь! Эх, кабы съездить за море…
* * *
Привыкший сражаться не жнёт и не пашет: Хватает иных забот. Налейте наёмникам полные чаши! Им завтра — снова в поход! Он щедро сулил, этот вождь иноземный, Купивший наши мечи. Он клятвы давал нерушимее кремня, Верней, чем солнца лучи. Сказал он, что скоро под крики вороньи Завьётся стрел хоровод, И город нам свалится прямо в ладони, Как сочный, вызревший плод. Там робкое войско и слабый правитель, И обветшала стена, А звонкой казны — хоть лопатой гребите, И век не выпить вина! Мы там по трактирам оглохнем от здравиц, Устанем от грабежей И славно утешим весёлых красавиц, Оставшихся без мужей!.. …Когда перед нами ворота раскрыли, Мы ждали — вынесут ключ, Но копья сверкнули сквозь облако пыли, Как молнии из-за туч!.. Нас кони втоптали в зелёные травы, Нам стрелы пробили грудь. Нас вождь иноземный послал на расправу, Себе расчищая путь! Смеялись на небе могучие Боги, Кровавой тешась игрой. Мы все полегли, не дождавшись подмоги, Но каждый пал как герой! Давно не держали мы трусов в отряде — На том широком лугу Из нас ни один не просил о пощаде, Никто не сдался врагу! Другие утешили вдов белогрудых, Сложили в мешки казну. А мы за воротами сном беспробудным Которую спим весну!.. Погибель отцов — не в науку мальчишкам: Любой с пелёнок боец! Бросаются в пламя, не зная, что слишком Печален будет конец. Жестокую мудрость, подобную нашей, Постигнут в свой смертный час… Налейте наёмникам полные чаши! Пусть выпьют в память о нас!
* * *
Гудящее море с ветрами боролось, По палубе брызги стеля, Когда мы услышали сорванный голос, Донёсшийся с мачты: «Земля!..» В разорванных тучах проглянуло небо, И солнце метнуло лучи, И берег, похожий на зыбкую небыль, Жемчужный туман облачил. Был с нами на судне один северянин, Он руки вперёд протянул: «Утёсы в снегу!.. Вот мой берег буранный, Где я расцелую жену!..» Вскричал уроженец далёкого юга, Смолёных канатов черней: «Я вижу пустыню! Там плачет подруга; Мы скоро обнимемся с ней!» И третий, с востока, заплакать готовый, Всем телом к форштевню приник: Он видел вдали заострённые кровли И слышал, как шепчет тростник. «Мой город!..» — восторженным крикам я вторил, Неистовой радостью пьян: Гранитная крепость вставала из моря, И башни пронзали туман. Но спряталось солнце, и в отблесках молний Седой океан опустел. Лишь мерно катились железные волны, Да ветер над ними свистел…
* * *
Раскинув стынущие руки, Не видя неба в серой мгле, Уже на том краю разлуки — Убитый парень на земле. Он, может, сам во всём виновен И получил, что заслужил. Но ток живой горячей крови Не дрогнет больше в руслах жил. Пусть оправдают, пусть осудят — Ему едино. Он ушёл. Теперь угадывайте, люди, Кому с ним было хорошо. А он не сможет оглянуться Из-за последнего угла И протрезветь, и ужаснуться Своим же собственным делам. Нам словно мало тех напастей, Что посылают небеса. С какой неодолимой страстью Себя двуногий губит сам!.. Пока ты жив, ещё не поздно Начать сначала бренный путь. Там, наверху, пылают звёзды. Там, дальше, — есть ли что-нибудь? Дано ли будет нам обратно Сойти во славе новых тел И смыть всю грязь, и выжечь пятна, Коль в этой жизни не успел?.. Быть может, вправду наше семя Бессмертным спит в кругу планет И ждёт, когда настанет время, И прорастёт… А если нет? А вдруг в последний раз, не в первый Вершится жизни кутерьма? И впереди — лишь тьма и черви, А рай и ад — игра ума? А вдруг не будет ни возврата, Ни похвалы, ни укоризн, — Куда, зачем, на что потратил Одну-единственную жизнь?
* * *
Спи, родной, сомкни ресницы, Кончен грозный счёт. Перевёрнуты страницы, Дальше жизнь течёт. Дремлют сумрачные ели Вдоль пустых дорог. Все мы что-то не успели В отведённый срок. Не отбросит больше радуг Солнце на клинке. Гор закатные громады Гаснут вдалеке. Мы проснёмся утром ясным И продолжим путь. Будет Зло уже не властно Людям души гнуть. Что-то мы с тобой свершили, Что-то — не смогли… Спи, родной, раскинув крылья, На груди земли.
* * *
Наши судьбы текут, как ручьи, Как прибрежный песок. Что — песчинка? Что — капля?.. И всё-таки в жизни не раз Каждый делает выбор. И выбор порою жесток. Даже если судьба королевств Не зависит от нас. Если Зло и Добро В откровенной схватились борьбе И последним пророчествам Сбыться мгновенье пришло, Загляни в свою душу: Что вправду милее тебе, Что влечёт тебя с большею силой — Добро или Зло? А потом присмотрись, Кто силён и наденет венец, А кого проклянут И навеки забудут как звать. И опять загляни себе в душу: Хорош ли конец? И спроси себя снова: Неужто охота встревать?.. Что за радость — Безвестно погибнуть в неравном бою? Может, спрятать глаза, Ведь уже никого не спасти?.. Мало толку в геройстве, Которого не воспоют… Время лечит — Однажды и сам себя сможешь простить. А ещё — ты поверь, так бывает! — Нет хуже врагов, Забывающих в битве жестокой Про всякую честь, Чем стоящие — тот и другой! — За Добро и Любовь… Где меж ними различье? С кем правда? Кого предпочесть?.. …А потом победитель Устало опустит свой меч — Враг стоит на коленях, И мир не постигла беда… И раздастся приказ: «Всем ослушникам — головы с плеч!» С кем пребудет твой выбор, мой доблестный друг? С кем тогда?..
* * *
С младенческого крика До самого «прости» Таинственную книгу Слагаем по пути. Теснятся чьи-то лица За каждою строкой… Мы чёркаем страницы Бестрепетной рукой. Мы веселы и правы, Мы скачем напрямик… Размашистые главы Заносятся в дневник. А если и помаркой Испорчена строка — Ни холодно ни жарко Нам с этого пока. Успеем возвратиться, Попридержать коней… Подумаешь, страница! Их много в книге дней. Что гоже, что негоже И кто кому должник? Когда-нибудь попозже Исправим черновик… …Но поздно, милый, поздно. Не отыскать мостов. И делается грозным Шуршание листов. Обиженные люди, Забытые долги… Поправлено не будет В минувшем ни строки. Кому мы, обещая, Солгали без стыда, Уходят не прощаясь, Уходят навсегда. Кого мы оттолкнули, Кого мы подвели… Корявых загогулин Напрасно не скобли. И наша повесть мчится К финалу… А потом Последняя страница Покроет пухлый том. И так же, запоздало Стирая слёзы с глаз, Как мы иных, бывало, — Другие вспомнят нас.

Из романа «Истовик-камень»

* * *
Мой прадед был из тех, кто не сберёг свободы. Подраненный в бою, пощады запросил И в доме у врага оставшиеся годы Прозвание «раба» без ропота носил. Должно быть, он сперва хранил в душе надежду Вернуться в прежний мир: «Судьба, не разлучи!..» …Но вот хозяин дал и пищу, и одежду, И кров над головой в неласковой ночи. И больше не пришлось в заботе о насущном Решать и знать, что жизнь ошибки не простит. Хозяин всё решит, хозяин знает лучше, За ним рабу живётся и сыто, и в чести. Свободному закон не очень мягко стелет, Свободный, он за Правду стоит порой один… Ну а раба — не тронь! За ним его владелец. А провинится раб — ответит господин. И женщину он даст — супругу не супругу, Но всё ж таки утеху толковому рабу… …И время потекло по замкнутому кругу, В котором повелось усматривать Судьбу. И прадед мой не слал ей горьких поношений, Не возносил молитву о разрешенье уз. Ведь право рассуждать, ответственность решений — Кому-то благодать, кому-то тяжкий груз. И прежняя свобода — закрытая страница — Всё более казалась полузабытым сном. Иною стала жизнь — и мысли об ином… …А правнукам его свобода и не снится.
* * *
Порою люди, не желая зла, Вершат настолько чёрные дела, Что до таких блистательных идей Не вдруг дойдёт и записной злодей. Один решил «раскрыть тебе глаза» И о любимой сплетню рассказал. Другой тебя «приятельски» поддел — А ты от той подначки поседел. Подумал третий, что державы друг Обязан доносить на всех вокруг. И вот — донёс… За безобидный вздор Тебе прочитан смертный приговор. И жизнь твоя приблизилась к черте… А ведь никто худого не хотел. Порою люди, не желая зла, Вершат настолько чёрные дела…
* * *
«Если б исполнение желаний Мне, о Небо, даровало Ты, Я б весь мир избавил от страданий, Весь народ — от горькой нищеты. Пусть дождутся люди урожая, Что никто от века не косил. Ну а если б чудо продолжалось, Я б ещё корову попросил…» Так молился пахарь у дороги, Что вела к деревне через лес, И, однажды вняв, благие Боги Ниспослали вестника с Небес. «Что ж — проси! Ты этого достоин. Ныне день, любезный чудесам. Но учти: соседу дастся вдвое От всего, что вымолишь ты сам!» И крестьянин, поглядев сурово, О заветном высказался вслух: «Пусть издохнет у меня корова, Чтобы он недосчитался двух!..»
* * *
Мы своих хороним близких… Годы, дни и месяца Расставляют обелиски На пустеющих сердцах. Помяну… Рукою голой Со свечи сниму нагар: Кто-то был обидно молод… Кто-то был завидно стар… А другой живёт и ныне. Только тропки разошлись… Только друга нет в помине… Это тоже обелиск.
* * *
«Ложная надежда — это плохо! — Учит нас прославленный мудрец — Если сил осталось на два вздоха И куда сильней чужой боец, Если видишь сам, что дело худо И уже удачу не догнать — Надо ли надеяться на чудо? Лучше поражение признать…» Но тогда как быть, коль самый-самый Врач, к кому явился ты на суд, Разведёт беспомощно руками: «Тут и Боги жизни не спасут!» Это значит — воспринять как благо Темноту — и ждать своей судьбы, Позабыв про гордость и отвагу, Не пытаясь взвиться на дыбы?.. Ну уж нет! По древнему закону, Что ещё никем не отменён, — Кто себя признает побеждённым, Только тот и правда побеждён.
* * *
Четыре копыта, облезлая шкура… По грязной дороге плетётся понуро Забывшая думать о чём-то хорошем, Давно ко всему безразличная лошадь. Она родилась жеребёнком беспечным, Но скоро хомут опустился на плечи, И кнут над спиной заметался со свистом… Забылась лужайка в ромашках душистых, Забылось дыхание матери рыжей… Лишь месят копыта дорожную жижу, И только сгибается всё тяжелее Когда-то красивая, гордая шея. Четыре копыта, торчащие рёбра… Скупится на ласку хозяин недобрый. А жизнь повернуться могла по-другому — Ведь где-то сверкают огни ипподрома, Там тоже есть место обидам и бедам, Но мчатся по гулкой дорожке к победам Могучие кони, крылатые кони… И кутают их золотые попоны. Им, лучшим, награды и слава — но кто-то Всегда занимается чёрной работой. Чтоб им предаваться волшебному бегу, Тебя спозаранку впрягают в телегу, И если до срока работа состарит — Другого коня подберут на базаре. Четыре копыта, клокастая грива… А время обманчиво-неторопливо, И сбросишь, достигнув однажды предела, Как старую шерсть, отболевшее тело. Ругаясь, хомут рассупонит возница… Но ты не услышишь. Ты будешь резвиться В лугах, вознесённых над морем и сушей, Где чают рождения вечные души. Опять жеребёнком промчишься по полю, Неся не людьми возвращённую волю — Большие глаза и пушистая чёлка, Четыре копытца и хвостик-метёлка.
* * *
С тобой хоть однажды было такое? Чтоб небо кружилось над головою, Чтоб чёрные точки перед глазами Метались огненными роями? Чтоб воздух горло палил на вдохе, Не достигая бьющихся лёгких, И на лопатках прела рубаха, Мокрая от безотчётного страха? И ты сознаёшь: свалилось на темя Такое, что вылечит только время, Но ты не торопишь его. Напротив — Жалеешь, что прошлое не воротишь, Где ЭТОГО не случилось ещё, Где было привычно и хорошо… …Бывало? И длилось больше, чем миг? Тогда ты Отчаяние постиг.
* * *
Когда я умру, я не сгину, как искра во тьме. Когда я умру, я очнусь на высоком холме. Там, где не бывает ни горестно, ни одиноко, Очнусь оттого, что большая собака лизнёт меня в щёку. И я потянусь, просыпаясь, и на ноги встану, И вдаль посмотрю сквозь жемчужные нити тумана. Умытым глазам не помеха рассветная дымка — Свой путь разгляжу до конца, до заветной заимки. Тропой через лес, где тяжёлые ветви — как полог, Где голову гладят зелёные лапищи ёлок, А если решу отдохнуть на пеньке у дорожки, Тотчас на колени запрыгнут пушистые кошки, И там, где траву водяную течение клонит, Без страха ко мне подойдут любопытные кони… Чего им бояться — созданиям доброго мира, Где только сухие поленья и рубит секира? И вот наконец сквозь прогалину леса — увижу Дымы очагов и дерновые низкие крыши: Там встретить готовы меня без большой укоризны Все те, кто был мною любим в завершившейся жизни, Готовы принять и судить не особенно строго Все те, кто меня обогнал на небесных дорогах. Обиды и гнева не будет во взглядах знакомых… И я улыбнусь. И почувствую сердцем: я дома.
* * *
Не всему ещё жизнь научила, Больно стукая носом о дверь: Если что-то тебе посулили — Ты посулам не очень-то верь. Пусть ты сам никогда не забудешь, Если слово кому-то даёшь, Но тебя — вот уж истинно — люди Подведут просто так, ни за грош. Это очень жестокая мудрость, Но в жизни таких — хоть коси: Никого, как бы ни было худо, Никогда ни о чём не проси. Те же люди, кого не однажды Из дерьма доводилось тянуть, Или прямо и просто откажут, Или всяко потом попрекнут. Что бы ни было завтра с тобою, Ты завета держись одного: Никогда не сдавайся без боя И не бойся — нигде, никого. Передряги бывают — не сахар, Станет видно, насколько ты крут: Никому не показывай страха, А не то — налетят и сожрут. Жизнь — не очень красивая штука… Все мы чаем добра и любви, А она нам — за кукишем кукиш… Так восславь её, брат. И — живи…
* * *
Темна, нехороша Мохнатая душа: Я — пёс! За тысячу шагов Учует злых врагов Мой нос. Кого-то подстегнёт, Кого-то отпугнёт Мой вид. Я схватки не ищу, Но в жизни не спущу Обид! Щетина на хребте. Сверкают в темноте Клыки. Я — зверь среди зверей. Ну — у кого острей Клинки?! …А ты со мной не схож. Ты кроток, тонкокож, Несмел. Ты в драке не боец. Ты вражеских сердец Не ел!.. Ты только мудрых книг Величие постиг. Твой нрав Опередил наш век. Ты просто — человек. Ты — прав! Неблизок твой рассвет. Покамест даже нет Свечи!.. Но я, матёрый зверь, Прошу уже теперь: Учи…

Из романа «Знамение пути»

***
В низкое небо смотрят глазницы Улиц пустых и гулких дворов. Медленный вихрь листает страницы Воспоминаний, мыслей и слов. Не передвинешь — названы сроки, И не возьмёшь с собой за порог Писем забытых жёлтые строки В траурных лентах старых дорог. Холодно что-то стало на свете… Всё обретает истинный вид: Милой улыбки нет на портрете — Злая усмешка губы кривит. А ведь когда-то — дальше от края — Думал, что вечно будешь любим… Саваном пыли след заметает. Времени ветер — неумолим.
* * *
Все мы, братишка, кто поздно, кто рано, Сгинем в холодных волнах океана. В кои-то веки добравшись на сушу, Как тут в трактире не выплеснуть душу? Ну-ка, подруга, пивка на полушку, Да пощедрее наполни нам кружку! Пусть оно в глотки потоком прольётся — Выпьем за тех, кто уже не вернётся. Выпьем за пахарей сумрачной пашни, Кто разворачивал парус бесстрашно, Кто навсегда у подводного Бога Загостевал в Его мокрых чертогах. Поздно ли, рано ли — все под волнами В круг соберёмся за теми столами…
* * *
Иногда происходят-таки чудеса: Взяли с улицы в дом беспризорного пса. Искупав, расчесали — и к морде седой Пододвинули миску со вкусной едой. Вполовину измерив свой жизненный круг, Он постиг благодать человеческих рук. И, впервые найдя по душе уголок, На уютной лежанке свернулся в клубок… Так оно и пошло. Стал он жить-поживать, Стал по улице чинно с Хозяйкой гулять. Поводок и ошейник — немалая честь: «У меня теперь тоже Хозяева есть! Я не тот, что вчера, — подзаборная голь. Я себе Своего Человека завёл!» И Хозяйка гордилась. Достигнута цель — Только ей покорялся могучий кобель… А потом на прогулке, от дома вдали, Трое наглых верзил к ней в лесу подошли И услышали над головой небеса, Как она призывала любимого пса… Вот вам первый исход. Спрятав хвост между ног, Кобелина трусливо рванул наутёк. Без оглядки бежал он сквозь зимнюю тьму: «Этак, братцы, недолго пропасть самому! Ну и что, если с ней приключится беда? Я другую Хозяйку найду без труда. Ту, что будет ласкать, подзывая к столу, И матрасик постелит в кухонном углу…» А второй был на первый исход непохож. Пёс клыки показал им, и каждый — как нож! «Кто тут смеет обидеть Хозяйку мою? Подходите — померимся в честном бою! Я пощаду давать не намерен врагу! Я Хозяйку, покуда живой, — сберегу! Это право и честь, это высший закон, Мне завещанный с первоначальных времён!» А теперь отвечай, правоверный народ: Сообразнее с жизнью который исход?
* * *
Тебя я знаю вдоль и поперёк. Ты мог Моим бы стать, пожалуй, близнецом В мой дом Войдёшь и тоже знаешь, что да как, — Мой враг. Тебя я знаю вдоль и поперёк. Исток Вражды потерян в изначальной тьме. Ты мне Роднее брата, ближе, чем свояк, — Мой враг. Тебя я знаю вдоль и поперёк. Жесток От прадедов завещанный закон. Но он С тобою навсегда нас вместе спряг, Мой враг. Тебя я знаю вдоль и поперёк. Итог — С такой враждой не надо и любви… Живи Сто лет. Удач тебе и благ, Мой враг.
* * *
Становятся длинными тени, Спадает дневная жара. Дружище, довольно сомнений! Пора нам в дорогу, пора. Родным поклонившись воротам, Шагнуть, как бывало, вдвоём За ближний рубеж поворота, А после — за сам окоём. Познать, как бывало, ненастье От тёплого крова вдали И, может, сподобиться счастья, Где радуга пьёт из земли. Узнать, что воистину свято И с кем разойдутся пути… Ещё далеко до заката — Немало успеем пройти.
* * *
Меч звался Гнев. Казалось нам, разить Он должен всех, с кем выпало поспорить. А если нет, то бешено грозить Упорствующим в глупом разговоре. Небось обратно в ножны не спешил Ужасный Гнев, не выплеснувшись в деле!.. Лишь удивляло, как таки дожил До бороды седой его владелец? Уж верно, был он всем бойцам боец И побивал, с кем выпало рубиться… «Поведай нам, пожалуйста, отец, Что Гневу твоему ночами снится?» «С таким, как он, разящим наповал, Обязан быть хозяин осторожен… И оттого почти не покидал Мой добрый меч своих уютных ножен. Уж как легко рубить, рассвирепев! Да только вспять не вывернешь былого. Ну а доколе в ножнах дремлет Гнев, Любой пожар легко погасит Слово» Так говорил нам старый удалец, И размышляли мы, что это значит. Он вправду был прославленный боец. Ведь лучший бой — что так и не был начат.
* * *
Что совершенней, чем алмаз? Сияют сказочные грани… Но он, услада наших глаз, Не содрогнётся, плоть поранив. Не он виной, что вновь и вновь Кругом него вскипают страсти… Он отразит пожар и кровь — А сам пребудет безучастен. Ему едино — зло, добро… Желанен всем и проклят всеми, Своей лишь занятый игрой, Плывёт сквозь суетное время… Но это камешек в земле. А если взор поднять повыше?.. Молись хоть десять тысяч лет, Коль Совершенен — не услышит. Ведь гнев, любовь, упрёк судьбе — Суть рябь на лике Совершенства. А значит, нет Ему скорбей, Ни мук, ни страсти, ни блаженства. Ему что радость, что беда, Что ночь в канун последней битвы… Коль Совершенен — никогда Не отзовётся на молитвы. Ему хвала или хула, Святой елей и комья грязи, Благой порыв и козни зла — Что блики пёстрые в алмазе. Не изменяется алмаз, Хоть свет, хоть тьма его окутай… Вот так и жреческий экстаз Не достигает Абсолюта. Он — сам в себе. Он полн собой. И наше напряженье духа Не возмутит Его покой: Коль Совершенен — Небо глухо. Ему едино — зло, добро… И, что б ни пело нам священство, — Своей лишь занято игрой, Плывёт сквозь время Совершенство. Хоть вечный век Ему молись, Ни с чем останешься в итоге. И поневоле брезжит мысль: «А для чего такие Боги?»
* * *
Рассуждали поэты о чести… Читали стихи, Высекавшие искры из самых бессовестных душ. Были песни свободны от всякой словесной трухи И на жертвенный подвиг немедленно звали к тому ж. Лишь один опоздал поучаствовать в их торжестве. А когда появился — заплакал: «Не дайте пропасть! Я по злобе людской без вины обвинён в воровстве… Поручитесь, прошу вас, что я неспособен украсть! Среди белого дня надо мной разразилась гроза! Неужели позволите, братья, втоптать меня в прах?..» Но молчали поэты и лишь отводили глаза: Ведь у каждого только одна голова на плечах. Нет, конечно, любой обвинённого издавна знал, И стихами его восхищался, и был ему друг. И, конечно, никто не поверил, что этот — украл. Но чужая душа, как известно, — потёмки: а вдруг?.. Уходили поэты, спокойствие духа храня, Отвернувшись от слёз: пусть во всём разберётся судья! Им ещё предстояло назавтра стихи сочинять О величии дружбы, о «жизни за други своя»…
* * *
Расскажу я вам, люди, Не совсем чтоб о чуде — Будет прост мой недолгий рассказ. В рыжей шкуре я бегал И любил человека: Это счастьем зовётся у нас. Сын старинной породы, Я нанизывал годы, Ликовал, отмечая весну. Время мчалось недаром — Стал я сивым и старым И однажды навеки уснул. Вытер слёзы Хозяин: «Больше ты не залаешь, Не примчишься, как прежде, на зов. Спи спокойно, мой милый…» Но какая могила Удержала собачью любовь? Убегать беззаботно, Оставлять без присмотра Тех, кого на земле защищал?! Да когда так бывало, Чтоб меня не дозвались, Чтоб на выручку я опоздал?.. …А потом было вот что. Как-то зимнею ночью Возвращался хозяин домой. Я — по обыкновенью — Бестелесною тенью Провожал, укрываемый тьмой. Было тихо вначале, Только сосны шептали Да позёмка мела под луной… Недоступную взгляду Я почуял засаду У развилки дороги лесной! «Что, Хозяин, мне делать? Мне, лишённому тела, Как тебе на подмогу успеть?..» Я рванулся из тени, Из нездешних владений, И возник перед ним на тропе! Перед смертью-старухой Я не ползал на брюхе, Не скулил, не просился назад. Под напором свирепым Просто лопнули цепи — «Поспеши, мой Хозяин и брат!» Изумлён нашей встречей, Он пошёл, не переча, Доверяя любимому псу, По тропе безымянной Прочь от тех окаянных, Затаившихся в тёмном лесу. И до самого дома По дороге знакомой Мы дошли, точно в прежние дни. Как бывало — бок о бок… Лишь следы по сугробам На двоих оставались одни.
* * *
Кто кого воевал — отошло, погрузилось во тьму. Не о битвах и военачальниках будет рассказ. Просто город был взят, и войска разгромили тюрьму, И в глубоком и тёмном подвале увидели нас. «Кто такие?» — «Ворьё и разбойники, конченый люд. Мы купцов потрошили по дальним дорогам страны. На руках наших кровь, мы творили насилье и блуд И к паскуднейшей смерти за это приговорены!» И сломавшим ворота понравился дерзкий ответ. «Что за глупость — на площади вешать таких удальцов! Собирайте мечи, выходите на солнечный свет: Не окажутся лишними несколько добрых бойцов!» Так мы стали законными чадами Бога Войны. Там, где мы проходили, расти прекращала трава. Не указ нам ни совесть, ни праздное чувство вины: Бей, ты прав!.. Это — враг!.. Остальное — пустые слова. За кого — не упомнить, но пьянствовали без вина И рубили, рубили, и счёт не вели головам… А потом неожиданно кончилась эта война. И войска разбрелись по давно позабытым домам. Ну а мы? Нас не ждал ни далёкий, ни близкий удел. И спокойною жизнью зажить мы смогли бы навряд. Но бывает ли так, чтобы долго скучал не у дел Бесшабашный, отважный и лютый наёмный отряд? Обязательно сыщется в ссоре с соседом сосед, Или чают подмоги для бунта в каком-то краю, Или — бунт усмиряют… И так до скончания лет. Это значит, что жив наш закон: заплатили — воюй! Мы косили косой, мы рубили и били подряд Без пощады любого, о ком говорили: «Вот враг!» Да разгневались Боги… и кровью политый отряд Превратили однажды в свирепую стаю собак. Может, думали Боги — вот тут-то мы пустим слезу И у храмовых стен завывать устремимся бегом?.. А ничуть не бывало! Ведь злые собаки грызут Очень даже исправно любого, кто назван врагом. Псу не надобны деньги, он служит за вкусную кость, За хозяйскую ласку, за коврик в непыльном углу, За возможность кусать, изливать кровожадную злость… И ему безразлично, служить ли добру или злу. Вот и нас, превращённых, недолго снедала тоска. Вмиг нашёлся хозяин для четвероногой орды. Мы почуяли крепкую длань на своих поводках И носами припали к земле: «Укажи нам следы!..» И доныне мы носим обличье клыкастых зверей, Чья забота сражаться, как только приказ прозвучит. Если встретите нас — уходите с дороги скорей И молитесь, чтоб мы не за вами летели в ночи…
* * *
Из-за пазухи вынув щенка-сироту, Обратился Хозяин со словом к коту: «Вот что, серый! На время забудь про мышей: Позаботиться надобно о малыше! Будешь дядькой кутёнку, пока подрастёт?» — «Мур-мур-мяу!» — согласно ответствовал кот. И тотчас озадачился множеством дел — Обогрел, и утешил, и песенку спел. А потом о науках пошёл разговор: Как из блюдечка пить, как проситься во двор, Как гонять петуха и сварливых гусей… Время быстро бежало для новых друзей. За весною весна, за метелью метель… Вместо плаксы щенка стал красавец кобель. И, всему отведя в этой жизни черёд, Под садовым кустом упокоился кот. Долго гладил Хозяин притихшего пса… А потом произнёс, поглядев в небеса: «Все мы смертны, лохматый… Но знай, что душа Очень скоро в другого войдёт малыша!» Пёс послушал, как будто понять его мог, И… под вечер котёнка домой приволок. Тоже — серого! С белым пятном на груди!.. Дескать, строго, Хозяин, меня не суди! Видишь, маленький плачет? Налей молока! Я же котику дядькой побуду пока…

Из романа «Самоцветные горы»

* * *
Расскажу я вам повесть минувших времён О бродячем певце. От Богов одарён, По краям чужедальним он, странствуя, пел И везде прославлял свой родимый предел. «Там, — он пел, — не умолкнут ручьёв голоса. Там траву целовать не устанет коса, Но лишь вдвое пышней вырастает трава, И стада не объедешь ни в месяц, ни в два. Там склоняются ветви под грузом плодов: Нету в мире прекраснее наших садов! А за ними горят городов огоньки, И дробят их спокойные воды реки, Отраженье бросая в пучины небес… Вы нигде не найдёте подобных чудес!» Принимали его у степного костра, И на склонах хребтов, где кочуют ветра, И у берега моря, где тучи и мгла, И в пустынях, жарою спалённых дотла, И в избушке лесной, и под сводом дворца — Всюду рады заезжего слушать певца. Видно, силу особую Небо даёт Тем, кто в сердце чужбины о доме поёт! Много лет в одиночку торил он свой путь… И однажды надумал домой завернуть. Что же дома? Он в ужасе смотрит вокруг… Травостойный и пастбищный вытоптан луг, За чужими стадами не видно земли, У причалов чужие стоят корабли, Незнакомые дети играют в садах, Незнакомые песни слышны в городах, Даже храмы и те изменили свой вид, А на троне отцов — иноземец сидит… …Оттого-то, друзья, пуще всякой заразы Мы с тех давних времён опасаемся сглаза. Ибо вот как аукнулось эхо похвал, Что он родине в дальнем краю расточал.
* * *
Горькие зелья себе проливая на платье, Злобу ничтожных людей принимая без стона, Старый волшебник трудился над неким заклятьем, Тысячу лет посвятив разысканьям учёным. Всем пренебрёг в этой жизни мудрец одинокий, Дружбу забыл и любовь, отказался от славы, Лишь бы почувствовать в жилах чудесные токи И укрощённую формулу миру оставить. Брошенный всеми, торил он дорогу во мраке, До бесконечности пробовал так и иначе… …И наконец начертил вожделенные знаки, В день завершенья трудов ожидая удачи. И… ничего! Перед ним — ни огня, ни движенья, Ни очертаний в дыму благовонном и зыбком… Вот и пришлось ощутить ему вкус пораженья. Хуже: он понял, что вышла не просто ошибка. Так и должно было быть! Он преследовал тени. Больше себе не откажешь в признании честном: Весь его путь вдохновенных трудов и лишений Был обречённым полётом в бесплодную бездну. Что же теперь? Понапрасну истрачены силы, Целая жизнь, посвящённая тайне заклятья. Сколько ещё отделяет его от могилы?.. Долго он плакал. А после… вернулся к занятьям. Много ли, мало ли дней впереди остаётся, Может быть, снова в тупик заведёт его опыт… Разницы нет старику. Он над формулой бьётся И под ретортой очаг потихонечку топит.
* * *
Это было давно, Да запомнилось людям навек. Жил в деревне лесной Старый дед с бородою как снег. Кособочился тын Пустоватого дома вокруг: Рано умерли сын И невестка, но радовал внук. Для него и трудил Себя дед, на печи не лежал, На охоту ходил И хорошую лайку держал. Внук любил наблюдать, Как возились щенки во дворе: Чисто рыжие — в мать И в породу её матерей. Но однажды, когда По-весеннему капало с крыш, Вот ещё ерунда! — Родился чёрно-пегий малыш. «Знать, породе конец! — Плюнул дед. — Утоплю поутру…» Тут вмешался малец: «Я себе его, дед, заберу! Пусть побудет пока, Пусть со всеми сосёт молоко…» Но пронять старика Оказалось не так-то легко. Вот рассвет заалел… Снились внуку охота и лес, Дед ушанку надел И в огромные валенки влез. Снился внуку привал И пятнистая шёрстка дружка… Дед за шиворот взял И в котомку упрятал щенка. «Ишь, собрался куда! Это с пегим-то, слыхана речь! Что щенок? Ерунда! Наше дело — породу беречь. Ну, поплачет чуток, А назавтра забудет о чём…» …И скулящий мешок Канул в воду, покинув плечо… «Вот и ладно…» Хотел Возвращаться он в избу свою, Тут внучок подоспел — И с разбега — бултых в полынью! «Что ты делаешь, дед! Я же с ним на охоту хотел…» Внук двенадцати лет Удался не по возрасту смел. Только ахнул старик… Не успел даже прянуть вперёд, А течение вмиг Утянуло мальчонку под лёд. Разбежались круги В равнодушной холодной воде… Вот такие торги И такая цена ерунде. Без хозяина двор, Догнивает обрушенный кров… …А в деревне с тех пор Никогда не топили щенков.
* * *
«За друга — постою! За друга я в бою Суров!» — Твердит любой из нас И повторять сто раз Готов. Но это лишь пока Не начался куска Делёж. А жизнь как наподдаст — И друга друг продаст За грош! Споткнёшься невзначай: Дружище, выручай!.. Ничуть Один из десяти Не поспешит пойти Толкнуть. Так что же — дружбы нет? На это дан совет Хорош: Про соли тяжкий пуд, Про то, как узнают, Где ложь. Все сто твоих друзей При первой же грозе Видны. А с кем прошёл сквозь тьму, Так знай, что нет ему Цены.
* * *
Жила-поживала когда-то большая семья. Настала пора переезда в иные края. Когда же мешки с барахлом потащили во двор, У взрослых с детьми разгорелся нешуточный спор. И «против» и «за» раздавались у них голоса — Везти или нет им с собою дворового пса. А тот, чьих зубов опасался бессовестный вор, Лежал и внимательно слушал людской разговор. «Я стал им не нужен… Зачем притворяться живым?» И больше не поднял с натруженных лап головы. Спустя поколение снова настал переезд На поиски более щедрых и солнечных мест. И бывшие дети решали над грудой мешков — Везти или нет им с собою своих стариков.
* * *
Если жизнь покатилась к дурной полосе, На закате особенно чёрного дня Я скажу: «Ну и что? А подите вы все! Лишь бы дома, как прежде, любили меня!» Если дома хоть кто-то мне искренне рад, Если с визгом навстречу бросается пёс, Это будет награда превыше наград, Что бы прожитый день на хвосте ни принёс. Если кошка, мурлыча, прижмётся к душе, Этот тёплый комок — оборона от бед, И Вселенная сразу начнёт хорошеть, И растает, исчезнет недоброго след. Ну а если чей дом — это просто ночлег, Не согретый биением верных сердец, Беззащитен на свете такой человек, Кто не сеет добра — тот ему и не жнец.
* * *
Шла девчонка по лесу морозной зимой. Из гостей возвращалась на лыжах домой. И всего-то идти оставалось версту — Да попался навстречу косматый шатун Отощалый, забывший о вкусе добыч… Неожиданно встретивший лёгкую дичь… Тут беги не беги — пропадёшь всё равно: Разорвёт и сожрёт под корявой сосной. Обомлела девчонка, закрыла глаза… Оттого и не сразу приметила пса. И откуда он там появился, тот пёс? Может, вовсе с небес? Или из-за берёз? Он мохнатой стрелой перепрыгнул сугроб! Людоеда-медведя отбросил и сгрёб!.. Под покровом лесным, у девчонкиных ног По кровавой поляне катался клубок. Две железные пасти роняли слюну: Посильнее схватить!.. Побольнее рвануть!.. Эхо грозного рыка дробилось вдали. Когти шкуру пороли и воздух секли, Оставляя следы на древесной коре… Только смерть прервала поединок зверей. Потревоженный иней с ветвей облетал. Морщил морду медвежью застывший оскал. Невозможной победе всю душу отдав, Чуть живой распластался в снегу волкодав… И тогда-то, заслышав о помощи крик, Появился из леса охотник-старик. Оглядевшись, качнул он седой головой: «Век живу, а подобное вижу впервой! Ну и пёс!.. Это ж надо — свалил шатуна! Да подобных собак на сто тысяч одна! Только будет ли жить — вот чего не пойму… Ты ли, внученька, тут за хозяйку ему?» Вот вам первый исход. «Нет, — сказала она. — Не видала его я до этого дня…» И охотник со вздохом промолвил: «Ну что ж…» И из ножен достал остро вспыхнувший нож… А второй не чета был такому исход. «Мой! — она закричала, бросаясь вперёд — Коль сумел заступиться — отныне он мой! Помоги отнести его, старче, домой!» А теперь отвечай, правоверный народ: Сообразнее с жизнью который исход?
* * *
Что задаром даётся, то не будет и свято… Ты во взглядах Бессмертных приговор свой прочёл. Пусть потешатся властью! Ты вернёшься, Крылатый. Мы согреем Тебя. Мы исцелим Твою боль. Пусть упрячут как могут, хоть за краем Вселенной, И чудовищ приставят самый след сторожить — Что нам грозная стража, что нам крепкие стены? Мы придём — или будет просто незачем жить. Мы придём за Тобою… только б не было поздно Ускользающий пламень подхватить на лету… И в слепые глазницы лягут новые звёзды, Чтоб опять научиться отражать Красоту. Опустевшее небо над землёю распято, И ненастные зори, как предвестье конца… Но затем ли будил Ты наши души, Крылатый, Чтобы скорбью бесплодной надрывались сердца?! Кто сказал, будто ныне поведётся на свете, Чтобы добрых и мудрых ждал терновый венец? Чтобы стыло в груди и тихо плакали дети, Когда горькую песню довершает певец? Кто сказал, что за счастье неизбежна расплата И нелепо тягаться с жерновами Судьбы? Зря ли нам от рожденья говорил Ты, Крылатый: Мы — свободные Люди. Никому не рабы. Горевать, ожидая хоть каких-то известий, И склоняться всё ниже? Ну уж нет. Не про нас. На Небесном Престоле позабыли о чести… Значит, воля Бессмертных больше нам не указ. Мы, свободные Люди, не даём на расправу Тех, кого полюбили, никакому врагу. А иначе — пустышка наша прежняя слава, И цена ей копейка на базарном торгу. За любовь — не казнят! Не обрекают на муку! Даже Боги на память не наложат печать! Предавать, продавать — ведь это тоже наука… И её Ты нам, грешным, позабыл преподать. А ещё не учил Ты поклоняться из страха И стреноживать мыслей дерзновенный разбег… Ну так может ли статься, чтоб взошёл Ты на плаху — И с колен не рванулся ни один человек? Мы пройдём эти бездны. Разузнаем дорогу. А не то и проломим створки Врат неземных… Чтобы смертные Люди заступились за Бога — Кто сказал, не посмеем?!! Покажите таких! Наша Правда и Совесть — вот и всё, чем богаты. И Любовь, о которой с нами Ты говорил. Мы придём за Тобою. Ты дождись нас, Крылатый. Мы придём за Тобою. Лишь не складывай крыл.

Из романов «Те же и Скунс»

* * *
Священный завет И природное право мужчины — В лихую минуту Из ножен выхватывать меч. Но как уберечь вас, Наживших до срока морщины, От подлости, целящей в спину, Как вас уберечь? Вы, сильные люди, Порой до того беззащитны, Седые мальчишки, Готовые лезть на рожон… На хищную стаю Идёте в неравную битву, С открытым забралом Шагаете прямо в огонь. Вы верите слову, Ведь вам оно чести порука, — И платите цену Чужих необдуманных слов… Забывшие совесть Бросают вас друг против друга, В копеечном споре Готовые лить вашу кровь. Как вас удержать, Заводных, неуступчивых, чистых, Какие слова отыскать, Да и будет ли толк? Как вас, храбрецы, Оградить от ничтожной корысти, Себя выдающей За высший и праведный долг?..
* * *
Ещё я жду тебя, мой синеглазый. Хоть знаю — не прийти тебе за мной. Ты быть бы мог полковником спецназа, А я — твоей красавицей женой. Календаря назад не передвинуть… Давным-давно понять бы мне пора, Что ты, не встреченный, должно быть, сгинул В далёких, солнцем выжженных горах. Мне снилось, как ты тщетно ждал подмоги, Отстреливался и слабел от ран… На камне тлели чёрные ожоги, По кручам плыл пороховой туман… А те, другие, подбирались ближе, Совсем без страха двигались вперёд… Быть может, ты ещё успел услышать, Как стрекотал далёкий вертолёт, И в тот же миг под край помятой каски Шальная пуля клюнула? Бог весть… А я живу. И сочиняю сказки Про благородство, мужество и честь. Про то, как помощь всё-таки поспела, Как кто-то вынес друга на руках, Про то, как пуля мимо просвистела В далёких, солнцем выжженных горах…
* * *
Где-то у вас соловьи посходили с ума. Радуга в небе, и солнце, и сполохи гроз… А у меня всё никак не проходит зима. А у меня всё метели, снега да мороз. Где я прошёл, те дорожки давно замели Мёртвые листья да снег над пожухлой травой… Белые крылья мелькают в далёкой дали. Чёрные крылья — над самой моей головой. Я бы поверил своей незакатной звезде. Я раздобыл бы к вам, люди, обратный билет. Серые сумерки гаснут, едва поредев. Серое небо в себя не пускает рассвет… С каждой зимою всё больше жестоких потерь, Только растёт и растёт неоплаченный счёт. Белые крылья всё дальше относит метель. Чёрные крылья почти задевают плечо. Отсветы гаснут, грядёт окончание дня. Кто-то уснёт и увидит волшебные сны О негасимой надежде… А здесь у меня — Осень да осень. И больше не будет весны. Как помолиться, чтоб сбылся несбыточный сон? Ляжет прямая дорога, светла и чиста… Белые крылья скрывает седой горизонт. Чёрные крылья всё ниже, всё ниже свистят…
* * *
Давай я тебя согрею И кровь оботру со лба. Послушай, очнись скорее, Утихла вдали стрельба. Дождём закипают лужи, Разбит на двери замок, И пулю сожрал на ужин Включавший электроток. Всё вышло даже красиво, Ещё помогла гроза, Все наши остались живы, — Послушай, открой глаза! Сейчас подоспеют крылья, Ведь им не помеха дождь. Мы так за тобой спешили, Мы знали, что ты нас ждёшь. Мы скоро взлетаем, слышишь? Винты в вышине гудят. Послушай, очнись, дружище, Не то подведёшь ребят. Держись! Не твоей породе Да в пластиковый мешок! Ты видишь — солнце восходит, Всё кончилось хорошо. Ты завтра напишешь маме, Я сам отнесу конверт… Послушай, останься с нами! И так довольно потерь. Ещё впереди дорога Длиною в целую жизнь… Родной, потерпи немного! Держись, братишка. Держись…
* * *
Позабыт на мели, отлучён от родного простора, Он не помнит былого, он имя утратил своё. Где-то катит валы, где-то плещет холодное море, Но ничто не проникнет в дремотное небытиё. Океанской волною бездонной печали не взвиться. Не прокрасться по палубам серой туманной тоске. Не кричат у форштевня знакомые с бурями птицы: Только жирные голуби роются в тёплом песке. И лишь изредка, если всё небо в мерцающем свете, Если чёрными крыльями машет ночная гроза, Налетает суровый, порывистый северный ветер И неистово свищет по мачтам, ища паруса. И кричит кораблю он: «Такое ли с нами бывало! Неужели тебе не припомнить страшнее беды? За кормой, за кормой оставались летучие шквалы, Уступали дорогу угрюмые вечные льды!..» Но не слышит корабль, зарастающий медленной пылью. Не тонуть ему в море — он гнить на мели обречён, И беснуется ветер, и плачет в могучем бессилье, Словно мёртвого друга, хватая его за плечо. «Оживи! Я штормил, я жестоким бывал, своевольным. Но ещё мы с тобой совершили не все чудеса! Оживи! Для чего мне теперь океанские волны, Если некого мчать, если некому дуть в паруса?!.» Но не слышит корабль. И уходит гроза на рассвете. И, слабея, стихающий вихрь всё же шепчет ему: «Оживи!.. Я оттуда, я с моря, я северный ветер… Я сниму тебя с мели… сниму… непременно сниму…»
* * *
Чернеет вода, клубится серый туман. Под небом беззвёздным холодный спит океан. Кроваво горит вдали последний закат. Полгода спустя вернётся солнце назад. Скользит его отблеск по краю вечного льда. Клубится серый туман, чернеет вода. С востока грядёт, наползая, кромешный мрак. По океану неспешно плывёт гора. Хрустальные грани хранят неслышимый звон. Зелёные глыбы дробят багровый огонь. Чудес не бывает и не было никогда, Но чудится светоч живой под толщами льда. И даже когда затянет ночь небосклон, В прозрачной пещере будет гореть огонь. И отблеск будет бежать по чёрной воде, И кто-то направит корабль к далёкой звезде. И будет ему светить надежды маяк, Пока над головой не сомкнётся мрак, И не приснится последний, волшебный сон Про айсберг, в котором горел зелёный огонь.

Кубик из красной пластмассы

 …А шуток у жизни полно, и особенно — грязных. Лишь память порой от беды заслоняет крылом, И мне вспоминается кубик из красной пластмассы, Неведомо как и откуда попавший к нам в дом. Дробились в таинственных гранях слои отражений, И будничный мир обретал красоту миража. Там всё подчинялось закону случайных движений, Там солнечный блик по-иному на стенке дрожал… Там всё было в точности так, как хотелось мальчишке: Там Правда и Честь друг за друга стояли горой, И новый финал получали печальные книжки, Когда обнимался с друзьями спасённый герой. Не нужен трамплин для полёта безгрешному детству, И я без труда от обид и тревог улетал. Смотрел я в глубины прозрачного красного плеса, Как юный волшебник в магический смотрит кристалл. Давно в волосах седина и на шкуре заплаты, И сердце успело дубовой корой обрасти, Но выдвинешь ящик стола — и опять, как когда-то, К вселенным добра и чудес возникают мосты. И кажется: вдруг мою жизнь, повернувшую косо, На том берегу прочитает такой же малец, И детской рукой, утираясь и хлюпая носом, Припишет к несбывшейся сказке хороший конец…

Из сборника «Родная душа»

***
Железный старый пёс, могучая дворняга, Он знает эту жизнь и вдоль и поперёк. Бродяжничал, болел, под чьей-то дверью плакал… Теперь в хозяйском джипе — заслуженный ездок. Качается старик на кожаных подушках, Глядит, как убегает дороги полоса. Он был уже не юн, когда в собачью душу Впервые заглянули те самые глаза. Он ради них забыл дикарские повадки, Ведь всех запретов стоил уютный новый дом, И даже не страшна учебная площадка, Где ватный человек размахивал ножом. Дипломы на стене — как мастера картины, Постигнуто такое, чему не научить: Поджавши хвост бежал паскудный кобелина, Неумным человеком натравленный в ночи. А сколько было тех, кто миром разминуться Предпочитал, для боя отваги не найдя! На прожитую жизнь не стыдно оглянуться Под говорок мотора, под мерный шум дождя. Он шёл без поводка, к нему бежали дети, И то, что он не тронет, все знали наперёд. А он шагал с одним-единственным на свете Любимым человеком, и знал, зачем живёт. Железный старый пёс, прошедший все науки, С хозяином пустился в дорогу от крыльца. Он едет выбирать молоденького внука, Чтоб сделать из мальчишки такого же бойца. Ему он посвятит всех дней своих мгновенья, Затем, чтоб в должный час, означенный в судьбе, В счастливые луга шагнуть без сожаленья, Хозяина доверив подобному себе. Ну а пока он дремлет под ровный гул мотора Да смотрит, как пейзажи меняются вокруг… Молюсь, чтоб от меня ты ушёл ещё не скоро, Свирепый старый воин, мой самый лучший друг…

Реквием

Незаметно и молча Подкатилась беда… И затих колокольчик, Отзвенел навсегда. Без упрёков, без жалоб Улетела душа. Вот и всё. И не стало Моего малыша. На тропинках, которых Ты уже не пройдёшь, Слышен шёпот и шорох — Начинается дождь. По полям, где ты не был, Я хожу и молчу. Потускневшее небо Для чего-то копчу. Вслед за мной только ветер Носит лап топоток. Говорят, ты на свете Не последний щенок… Запищат в одночасье Дети братьев, сестёр… Опустевший матрасик Поглощает костёр. За клубящимся дымом В ту страну впереди Я приду, мой любимый, Ты меня подожди…
* * *
Мой пушистый малыш… Чёрно-белая мягкая шёрстка, Неуклюжие лапы, Смешной любознательный нос… Сразу в десять сторон От меня на прогулке ты порскал — И обратно спешил, И во взгляде светился вопрос. Старый веник тебя Заставлял улепётывать с писком, От хозяйского гнева Спасая обрезок хвоста. А потом ты, прощённый, Засовывал мордочку в миску — И заранее знал, Что кормушка не будет пуста. Но один на другой Наши дни не бывали похожи, И всё тот же хвостишко Торчал, как воинственный флаг: Ты решительным басом Облаивал поздних прохожих, Если был слишком резким К хозяйке направленный шаг. Ты седого бойца Раскачал на потешную драку, Чтоб свирепый старик Поучил тебя тайнам борьбы… А когда заболел — Ни о чём не просил и не плакал, Ощутив приближенье Безжалостной суки-судьбы. Сколько было в тебе Доброты и весёлого света! И казалось — какие Преграды на нашем пути?.. …Ползимы и весна. И начало последнего лета. И дыра на душе. И не может никак зарасти.

Собака Баскервилей

Моему Чейзу, которого действительно пощадили

Над Гримпенской трясиной Клубится туман. И порохом и псиной Пропитан роман. Несётся над болотом Воинственный клич: Объявлена охота, Назначена дичь.  Огнём пылает рыло Исчадия зла - Собака Баскервилей По следу пошла. Не видевшее ласки В британской глуши, Страшилище из сказки Под пули спешит.  И вот, на тропке стоя, Инспектор навёл Недрогнувшей рукою Безжалостный ствол… …Но сэр! Сюжет едва ли Подходит для врак! Зачнем они стреляли?! Всё было не так!  Инспектор, не палите В безвинную тварь! Ведь вы кровопролитий Нанюхались встарь. Вам всё равно награду Дадут через час… Позвольте, я в засаду Пойду вместо вас!  Сэр Артур, придержите, Прошу вас, перо! Подвластны вам все нити, - Явите ж добро! Совсем не в вашем вкусе Жестокость и боль!.. …И вроде улыбнулся Старик Конан Дойль…  Не верите — проверьте. До нашего дня Тот пёс, избегший смерти, Живёт у меня. Любому душегубу Урок и отпор - Чудовищные зубы, Бестрепетный взор.  А если никнут крылья И жалок итог - Собака Баскервилей Ложится у ног, Чтоб греть колючей гривой И в руку дышать, И песенкой ворчливой Меня утешать.  Спасибо вам, инспектор, За этот финал! Спасибо вам и всем, кто Убийцей не стал. Нельзя, чтоб кто-то плакал, Добро, победи! Беги, моя Собака, Беги впереди.  А вёрсты либо мили, Сейчас иль давно - Собакам Баскервилей Не всё ли равно…

Стихи разных лет

ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ
Вот и вечер… Светило уходит в туман. Гонит облако ветер, Свирепый, седой и колючий. Слишком много любимых Ушло за хрустальную грань. Слишком мало осталось Со мною считать эти тучи.  Пар дыханья уносит Остатки живого тепла. Холодеют ладони - Им стало трудней согреваться. Над бумагой рука, Обмакнувши перо, замерла… Время точку поставить Как знак завершенья абзаца.  Пусть сгущается сумрак, Сливая все краски в одну. Пусть спокойно течёт Ко всему равнодушное время. Сквозь сырые потёмки Я руки вперёд протяну… И почувствую отклик. Я скоро увижусь со всеми.  Одного у судьбы я Сегодня подарка прошу, Прежде чем этот луг До конца будет осенью скошен. Я ведь тоже на свете, Похоже, кого-то держу… Те, кто мною согрет, Ни один пусть не скажет, что брошен.  И не будет пустой Уплывающих дней маета, И тропинка ещё Попетляет немного на склоне, Не иссякнет тепло, И не так уж черна темнота, Если чьё-то сердечко Доверчиво бьётся в ладони.
* * *
Если б мы никогда не смотрели на небо И на бархате ночи не видели звёзд, Кто бы нам рассказал про охвостье Денеба И основу вращения — Северный Гвоздь?  Ветры, внуки Стрибожьи, вам это зачтётся: Над моей головой разрывайте свинец, Открывая то тёплое золото Солнца, То косматого Ригеля сизый венец.  Отражается в лужах апрельская Вега И дробится в сосульках январский Арктур… Никогда не наскучит уму человека Постигать иероглифы звёздных фигур.  Сколько их, испещривших листы поднебесья! В должный час, как диктует предвечный закон, Возжигает маяк золотой Бетельгейзе И, свой Пояс оправив, встаёт Орион.  Век за веком мы ждём от Небес откровенья, Обещанья чудес… Предвещенья беды… Что несут нам планеты в своём построенье? Что глаголет мерцанье Собачьей Звезды?  И помстится однажды: отнюдь не случайно Млечный Путь через тёмное небо пролёг, И душа затрепещет в присутствии тайны, А земля потихоньку уйдёт из-под ног.  И поверится: кончив служенье земное, Мы всего лишь откроем иные пути, Из Большого Ковша причастимся покоя - И за Лебедем в новую даль полетим.
* * *
Грошовая ссора нам пылью летит в глаза, Грозит навсегда расторгнуть наши пути. А Вега светила и тысячу лет назад, И тысячу лет спустя продолжит светить.  Любой неуспех означает всему конец, Случайная фраза сулит завершить главу. Но сотни веков напрягает свой лук Стрелец, И вовсе не завтра спускать ему тетиву.  Учёный дурак норовит подвести черту, Твердит, что на свете не будет новых чудес. Но вовсе не деды зажгли в небесах Арктур, И вовсе не внуки проводят его с небес.  Летим, однодневки, торопим вращенье сфер. Уходим, за краткость свой срок на земле кляня. Ну нет бы с действительно вечного брать пример И благодарить за чудо каждого дня.
* * *
Когда во дворе появился котёнок - Белей, чем на белом снегу молоко, - Мы все, от бульдогов до важных болонок, Немедля утратили сон и покой.  «Не смей подходить!..» — завизжала левретка. Огромный мастиф посулился, что съест. Свирепый кавказец на верхнюю ветку Едва за котёнком с разгону не влез.  «Не тронь наши миски! — ворчали овчарки - Ещё раз увидим — пеняй на себя!» И даже дворняга в сердцах из-под арки Брехала, замшелую кость теребя.  Котёнка облаивал пудель весёлый, Он лаек-охотниц тревожил во сне… «Я, может, и добрая, — фыркала колли, - Но лучше, приятель, не суйся ко мне!»  Ротвейлер с работы притопал устало. Всю ночь сторожил в магазине меха. Котёнка увидев, клыки показал он И коротко рыкнул: «Уйди от греха!»  Но тот же ротвейлер на помощь сорвался, А с ним и последний безродный барбос, Как только за нашим котёнком погнался Какой-то чужой невоспитанный пёс!  За пятку схватила обидчика такса, За шкирку злодея тряхнул азиат: «А ну, поживей со двора выметайся! Ты нам тут, любезный, не брат и не сват!»  От лая трещали в ушах перепонки, Врага кобели помножали на нуль, А колли в углу утешала котёнка, И шёрстку вылизывал рыжий питбуль…  …Сегодня засыпало снегом дорожки, Но вы не ленитесь к нам в гости зайти - Взглянуть на красивую белую кошку, Что спит у кавказца в мохнатой шерсти.  Она из любой угощается миски, Собачьих носов не боясь никогда… А кто зарычит или гавкнет на киску, Тот живо забудет дорогу сюда.
* * *
…Так смотри беспечальные сны, Спи спокойно, любимый малыш. На тебе ни малейшей вины, А меня ты, надеюсь, простишь.  Был недолог на свете твой срок. Я тебя уберечь не смогла. Едкой хлоркой протёрт поводок. Все игрушки сгорели дотла.  Как лениво плывут облака… Тих и пуст неразбуженный дом. Старый пёс, потерявший дружка, Все бока пролежал под столом.  Осторожно вхожу со двора: Ты не лаешь, не прыгаешь в дверь… И, похоже, сознаться пора - Сказка кончилась. Что же теперь?  Словно руки, тропинки скрестив, За порогом нахмурился лес… Так позволь мне, тебя отпустив, Бросить это копченье небес.  Я тебе доплетаю венок. Все следы исчезают в траве. Пусть скорее родится щенок В те же руки, от тех же кровей.  Встретит первую в жизни весну Твой племянник, твой маленький брат. Я в глазёнки ему загляну, Чтобы, может быть, встретить твой взгляд.  Да, конечно, он будет другим… Повторений не терпит судьба. Только мною он будет любим Просто так — и ещё за тебя.  Так смотри беспечальные сны, Спи спокойно, мой славный малыш. На тебе ни малейшей вины. А меня ты, надеюсь, простишь.
СОБАКА НА ПЕРРОНЕ
Нам жизнь предлагает За повестью новую повесть. На дачном перроне Собака считает года И ждёт: вот сейчас наконец Остановится поезд. И выйдет хозяин И ей посвистит, как всегда.  Ведь ей неизвестно Значение слова «больница». Подавно — зачем Кисеёй затенять зеркала. Её ожидание Попросту длится и длится… Она на платформе Удобное место нашла.  Ей люди суют Колбасу и огрызки ватрушек. Она благодарно Берёт угощенье из рук… Но взгляд напряжён, Насторожены чуткие уши: Когда же навстречу Шагнёт заблудившийся друг?  Она бы по первой команде Несла ему мячик. И лапу давала. И рядом шагала, горда… …Пустеет перрон. И надежду во взгляде собачьем Сменяет тоска.  И всё мимо спешат поезда. А в общем, награда близка. Ведь у зверя на свете Побывка не очень длинна. И, оставив дышать, По лунной тропе, Миг кончины почти не заметив, Догонит хозяина Верная пёсья душа.
* * *
Один был громаден, другой был мал. Тот чёрен, а этот — бел. Один уже всё о жизни узнал. Другой — узнать не успел.  Состарился пёс — хранитель двора, Утратил былую прыть. Подумал хозяин: пришла пора Юнца на смену купить.  Пошёл на базар и принёс щенка: «Воспитывай, куцый хвост. Чтоб мог возле печки ты греть бока, Ему передав свой пост!»  Малыш подружился со стариком. Природной семьи тесней. И очень способным учеником Себя показал к весне.  За домом растаял последний снег, Когда на хозяйский двор Вломился чужой и злой человек, В руке он держал топор.  «Тебя не пущу к родному крыльцу!..» - Послышался лай щенка. Но много ль такому надо бойцу? Вполне хватило пинка…  И всё же недаром короткий миг Держался его заслон. Сорвавшись с цепи, налетел старик, Он всё ещё был силён.  Хоть старость затмила его зрачки, Умерила резвость ног, На горле врага сомкнулись клыки - Топор уже не помог…  Вот так и ушли в тот же день и час, На соловьиной заре: Старик на крылечке тихо угас, Малыш уснул во дворе.  Один был громаден, другой был мал. Тот чёрен, а этот — бел. Один уже всё о жизни узнал. Другой — узнать не успел.  Немало воды утекло с тех пор, Но люди навряд ли лгут: По-прежнему крепко стоит тот двор. Два пса его берегут.
* * *
Ты был когда-то забиякой, А нынче путь ведёт на край. Обидеть старую собаку Не дай мне, Господи! Не дай. В дурном порыве раздраженья Её с дороги оттолкнуть За то, что в старческих движеньях Погасла огненная ртуть, Походка сделалась корявой, И, дождь пророча нам с небес, Скрипят в изношенных суставах Мои походы через лес. Была весна и гомон птичий, Теперь болячек, как вериг. Мне мокрый нос в ладони тычет Седой, беспомощный старик. На свой матрасик у камина Ложись. Погрейся у огня. Мой друг, тебя я не покину, А ты — не покидай меня. Когда подкравшаяся дрёма Уймёт биение в груди, Ты Там, за гроздьями черёмух, Меня немного подожди.

Оглавление

  • Из романа «Волкодав»
  • Песня смерти
  • Из романа «Право на поединок»
  • Из романа «Истовик-камень»
  • Из романа «Знамение пути»
  • Из романа «Самоцветные горы»
  • Из романов «Те же и Скунс»
  • Кубик из красной пластмассы
  • Из сборника «Родная душа»
  • Реквием
  • Собака Баскервилей
  • Стихи разных лет Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Кубик из красной пластмассы», Мария Васильевна Семенова

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства