«Праславянские и восточнославянские этимологии»

Памяти моего учителя Леонида Гиндина

Общеславянское слово *mirъ, пережившее достаточно типичную для этого круга понятий семантическую эволюцию от значений типа ‘дружба, согласие, спокойствие’ к социально и концептуально насыщенным понятиям ‘мир, свет’ и ‘община, общество’, ‘народ, люди’ (последние — исключительно в восточнославянском, см. СРНГ 18, 170; Гринченко II, 426)[1], едва ли может вызвать какие-либо сомнения в том, что касается его принадлежности к и.‑е. *mēi‑ ‘связывать’ (Pokorny I, 711—712)[2]. Однако наличие — пусть даже верной — корневой этимологии еще не влечет за собой ясности в деталях и не характеризует слово *mirъ с точки зрения его деривационной истории и, в особенности, его положения в кругу близких индоевропейских форм. В этом смысле существенно то обстоятельство, что у слав. *mirъ отсутствуют или, по крайней мере, не фигурируют в явном виде точные цельнолексемные соответствия в других индоевропейских языках, прежде всего, в балтийском, поскольку ст.-лит. mieras ‘мир, покой’ (в Катехизисе 1547 г.) и лтш. miêrs то же все-таки должны рассматриваться как старьте славянские заимствования