«Авиация и время 2008 04»

Авиация и время 2008 04

«Авиация и Время» 2008 №4 (100)

С читателями вместе!

Дорогие друзья! Наша редакция (на фото слева направо: В.М. Заярин, Р. В. Мараев, А.Н. Ларионов, А. А. Алексеенко, А.Ю. Со- венко, А.С. Карпов, Т. И. Кузнецова, А.П. Радзевич, А. В. Хаустов) искренне благодарит за поздравления, пришедшие в адрес коллектива «Авиации и Время» по случаю выхода 100-го номера журнала.

Мы и впредь будем стараться оправдывать все надежды и пожелания, содержащиеся в ваших письмах, стремиться делать «АиВ» еще более интересным. Но при этом не будем забывать: чтобы авиационный журнал Украины успешно существовал и развивался, прежде всего необходимо, чтобы в нашей стране продолжала существовать и развиваться сама Авиация – и промышленность, и авиакомпании, и учебные заведения, и Воздушные Силы, и авиационный спорт, и моделизм. Впрочем, чтобы все это достойно развивалось, хороший авиационный журнал необходим. Так что от нас с вами, дорогие читатели, тоже кое-что зависит.

Так давайте вместе делать все возможное, чтобы мечта человечества о полетах продолжала жить и вести нас к новым достижениям!

ПАНОРАМА

Календарь «АиВ»

110 лет назад, 19 августа 1898 г.,родился главный инженер завода № 84 (Ташкент) Б.П. Лисунов, по имени которого был назван самолет Ли-2, выпускавшийся по американской лицензии на этом заводе.

100 лет назад, 2 сентября 1908 г., родился конструктор ракетной техники В.П. Глушко.

100 лет назад, 17 сентября 1908 г., произошла первая в мире авиакатастрофа (летчик О. Райт), в результате которой погиб пассажир – Т. Селфридж.

95 лет назад, 9 сентября 1913 г., в Киеве русский летчик П.Н. Нестеров на самолете «Ньюпор-IV» выполнил впервые в мире фигуру высшего пилотажа «мертвую петлю» (впоследствии – «петля Нестерова»).

75 лет назад, 21 августа 1933 г., в Харькове совершил первый полет бомбардировщик-гигант К-7 (экипаж М.А. Снегирева).

75 лет назад, 25 августа 1933 г., открылся Киевский институт инженеров гражданской авиации (ныне – Национальный авиационный университет).

60 лет назад, 20 сентября 1948 г., совершил первый полет вертолет Ми-1 (летчик-испытатель М.К. Байкалов).

50 лет назад, 29 июля 1958 г., Президент США Дуайт Эйзенхауэр подписал закон о специализированном учреждении по освоению космического пространства. С этой даты ведет свою историю NASA.

20 лет назад, 16 августа 1988 г., совершил первый полет М-55 «Геофизика» (летчик-испытатель Э.Н. Чельцов).

10 лет назад, 24 сентября 1998 г., совершил первый полет Бе-200 (экипаж К.В. Бабича).

5 лет назад, 30 сентября 2003 г., в Киеве открылся Национальный музей авиации (ул. Медовая, 1, район аэропорта «Жуляны»).

Использованы следующие источники: справочник-календарь Издательского дома «Авиамир» (Москва), материалы музея АНТК им. O.K. Антонова, российских и украинских СМИ.

27 июняна ВАСО (Воронежское акционерное самолетостроительное общество) завершилась агрегатная сборка первого серийного Ан-148-100 (сер. № 40-03) производства России. Это событие послужило поводом для презентации лайнера представителям более чем 20 авиакомпаний – его потенциальным эксплуатантам. В нем приняли участие руководители предприятий, активно продвигающих Ан-148 на российский и международный рынки. Среди них: Президент OAK А.И.Федоров, Генеральный конструктор АНТК им. O.K. Антонова Д.С.Кива, Генеральный директор ВАСО М.Н. Шушпанов, Президент ОАО «Мотор Сич» В.А. Богус- лаев, Генеральный директор лизинговой компании «Ильюшин Фи- нанс Ко» А.И.Рубцов. Тогда же было подписано соглашение между OAK и «Ильюшин Финанс» (ИФК), согласно которому ИФК приобретает у OAK 34 Ан-148 в течение 2008-11 гг. для передачи их в лизинг авиакомпаниям-заказчикам. Кроме того, между ИФК и авиакомпанией «Московия» был подписан договор на приобретение в 2009-12 гг. в лизинг 10 Ан-148Е, отличающихся от базовой модели увеличенной дальностью полета.

3 июля АНТК им. O.K. Антонова завершил переоборудование первого Ан-148-100 (сер. № 01-01) для передачи заказчику. После проведения наземных, летно-конструкторских и приемо-сдаточных испытаний самолет будет передан украинской государственной лизинговой компании «Лизингтехтранс» и выйдет на авиалинии. Гендиректор этой компании А.Д. Власишен выразил удовлетворение ходом подготовки первого Ан-148-100 к передаче в эксплуатацию. В частности, он сказал: «Ан-148 – будущее нашей авиации. Мы очень рады, что являемся первыми заказчиками в Украине. Нами подписан твердый контракт на четыре таких самолета».

С 31 июля по 3 августав Польше, на аэродроме Кентшин Вила- мово, прошел 12-й Европейский слет любителей Ан-2. На слет прилетели 23 экипажа из 7 стран. Авторитетное международное жюри оценивало прибывшие Ан-2 различных модификаций по 11 номинациям, в том числе по летным характеристикам, уровню комфорта, возрасту самолета, дальности его перелета к месту проведения слета и др. Главный приз получил польский Ан-2 (регистрационный номер SP-OKO), доработанный на Каунасском авиаремонтном за- воде для обслуживания различных экспедиций.

4 августа Госавиаадминистрация Украины сообщила, что в этом году на рынке пассажирских перевозок в стране работают 36 авиакомпаний, из которых 9 выполняют регулярные рейсы в 41 страну мира по 99 маршрутам. За первое полугодие на международных линиях перевезено 2,2 млн. пассажиров (прирост против прошлого года 28%), из которых 53% воспользовались регулярными рейсами. В то же время, в Украину выполняют регулярные полеты 44 авиакомпании из 31 страны мира по 92 маршрутам. Внутри Украины 10 авиакомпаний выполняют рейсы в 15 городов, за полгода ими перевезено 0,5 млн. человек (прирост 24%).

На рынке грузовых перевозок работают 28 отечественных перевозчиков, при этом 90% всего объема перевозок выполняют лишь 9 из них. Наибольшая доля – 42,2% принадлежит «Авиалиниям Антонова». Всего по стране за полгода перевезено 54,4 тыс. т грузов и почты (прирост 15%). Малая авиация за рассматриваемый период обработала 704,7 тыс. га сельскохозяйственных угодий (прирост 18,3%), ее налет составил 16,1 тыс. ч.

Таким образом, последние 4 года наблюдается устойчивый рост показателей работы авиационного транспорта Украины со средним темпом около 25% в год, что значительно превышает мировой уровень.

28 июлясостоялась церемония презентации самолета-носителя WhiteKnightTwo. С его помощью американская компания Virgin Galactic планирует осуществлять коммерческие запуски многоразового ракетоплана SpaceShipTwo на высоту до 100 км. Аппарат с «космическими туристами» на борту будет закреплен между двумя фюзеляжами носителя и стартовать с высоты 15 км. Предполагается, что WhiteKnightTwo сможет обеспечивать до четырех таких запусков ежедневно. SpaceShipTwo должны представить публике в 2009 г. Тогда же планируются и первые полеты комплекса. Оба летательных аппарата спроектированы в компании Scaled Composites под руководством известного американского авиаконструктора Берта Рутана

26 июня в городе Сан Пабло неподалеку от Севильи, на авиазаводе испанской компании CASA, входящей в состав EADS, состоялась церемония выкатки первого прототипа среднего военно-транспортного самолета А400М. Этот самолет разрабатывается с 2003 г., его компоненты производятся в Германии, Франции, ЮАР, Турции и Великобритании, а окончательная сборка осуществляется в Испании. На данный момент EADS имеет заказы на 192 А400М, а в перспективе собирается построить до 400 машин. Летные испытания А400М планируется начать уже в текущем году, а на вооружение он будет принят в 2010 году. На торжестве в Сан Пабло присутствовали король Испании Хуан Карлос I и другие VIP-персоны

7 июля состоялся первый полет предсерийного учебно-боевого самолета (УБС) М-346 итальянской компании Alenia Aermacchi. М-346 предназначен для углубленной летной подготовки, а также может выполнять роль легкого ударного самолета. Он оснащен двумя турбореактивными двигателями F-124-GA-200, позволяющими развивать скорость до 1050 км/ч. В боевом варианте самолет может нести нагрузку массой до 3000 кг на 5 узлах внешней подвески

9 июля авиакомпания «Международные авиалинии Украины» (МАУ) на грузовом самолете Boeing 737-300SF выполнила первый регулярный рейс по маршруту Киев-Вена-Киев. Самолет взят в лизинг у компании GE Commercial Aviation Services. МАУ – первая из авиакомпаний Украины пополнила свой парк грузовой версией «Боинга 737». На фото, сделанном 25 июня, самолет запечатлен в аэропорту бразильского города Порту- Алегри перед вылетом в Украину. В МАУ этот «Боинг» получил регистрацию UR-FAA.

С 14 по 20 июля в пригороде британской столицы Фарнборо (графство Хэмпшир) состоялся 46-й Международный аэрокосмический салон Farnborough Internation Airshow 2008.

В нынешнем году этот представительный авиафорум отпраздновал свое 60-летие. Первая британская авиавыставка состоялась в 1918 г. в лондонском комплексе «Олимпия». В 1932 г. она переместилась на аэродром в Хендоне (пригород Лондона), затем проводилась на аэродромах Хетфилда и Радлетт в графстве Хартфордшир и, наконец, в 1948 г. переехала в Фарнборо, где располагалось Научно-исследовательское отделение Королевских Воздушных Сил. Если 60 лет назад количество участников составляло 187, то на нынешнем – были представлены около 1500 компаний и фирм из 40 стран мира. На фото: панорама первого авиасалона в Фарнборо. 1948 г.

15 июля на «Фарнборо 2008» состоялось подписание базового соглашения между российской корпорацией «Оборонпром» и итальянской компанией «Агуста/Уэстленд» о создании в России совместного предприятия по производству гражданского вертолета AW-139. Эта двухдвигательная машина имеет взлетную массу 6,4 т и может перевозить до 15 пассажиров. Линия по ее сборке будет создана на новой промышленной площадке в Московской области.

Подписанное соглашение стало очередным этапом в сотрудничестве «Оборонпрома» и «Агуста/Уэстленд». В мае этого года они заключили долгосрочный контракт и дистрибьютерское соглашение, предусматривавшие закупку до 2012 г. гражданских вертолетов «Агуста/Уэстленд» примерно на 450 млн. евро. Объем закупок на 2008 г. составляет около 65 млн. евро (10 вертолетов: по два AW-119 Ке, AW-109 Power, AW-139 и четыре Grand).

3 июляМО Великобритании и промышленный консорциум, в состав которого вошли компании BAE Systems, VT Group, Babcock International и Thales, заключили контракт на строительство двух авианосцев Queen Elizabeth II и Prince of Wales проекта CVF. Они станут самыми мощными боевыми кораблями, когда-либо состоявшими на вооружении ВМС Великобритании (водоизмещение 65 тыс. т, длина – 275 м, ширина – 70 м, скорость более 25 узлов, дальность перехода до 10 тыс. миль, на борту будут размещаться истребители F-35B и самолеты ДРЛО Е-2). Их строительство обойдется британскому бюджету в 4 млрд. фунтов стерлингов. В боевой состав флота Queen Elizabeth II и Prince of Wales войдут в 2014 и 2016 г., соответственно. На фото справа налево: эйрмаршал Йэн МакНиколл (lain McNicoli), министр оборонной промышленности Великобритании баронесса Тэйлор (Taylor) и адмирал сэр Джонатан Бэнд (Jonathon Band) возле модели нового авианосца.

8 июля Boeing и SkyHook (Канада) подписали соглашение о совместной разработке летательного аппарата JHL(Jees Heavy Lifter), представляющего собой гибрид дирижабля и вертолетов.

Необычный аппарат сможет поднимать 40 т груза и доставлять его на расстояние до 320 км (без дозаправки топливом) с максимальной скоростью 125 км/ч.

Константин Удалов, Александр Архипов/ Москва

Фото предоставлены издательством «Авико Пресс»

М -17 – высотное противостояние

Необычный противник

Человек начал покорять пятый океан, используя аппараты легче воздуха. Аэростаты нашли применение во многих армиях мира для ведения разведки и корректировки артогня. В годы Первой мировой войны дирижабли использовались для нанесения бомбовых ударов. Однако бурное развитие авиации оставило воздухоплавателей фактически не у дел. Правда, во время Второй мировой японцы попытались бомбить территорию США с помощью автоматических аэростатов, но быстро разочаровались в этом средстве. Однако сама идея стратегов Страны восходящего солнца, вероятно, произвела впечатление на американцев, и они воспользовались ею в годы «холодной войны».

Начиная с середины 1950-х гг., Соединенные Штаты стали активно использовать для стратегической разведки над территорией СССР автоматические дрейфующие аэростаты (АДА). Они представляли собой оболочки из тонкой синтетической пленки объемом от нескольких до сотен тысяч кубометров, наполненные, как правило, гелием, с прикрепленными контейнерами со спецаппаратурой. Первые «ласточки» были предназначены для изучения скорости и направления воздушных течений в небе СССР. Эти полеты показали, что, используя дармовую энергию ветра, можно легко проникнуть за «железный занавес» и пересечь всю огромную страну. Вскоре АДА стали запускать мелкими группами, а затем и массовыми группировками в основном с территорий североевропейских союзников США по НАТО. Шло постоянное совершенствование самих АДА и тактики их применения: увеличивались высоты полета и радиопрозрачность, уменьшалась толщина пленки (до 5 мкм), повышалась живучесть за счет применения многооболочечных конструкций и подвесок с целыми «гирляндами» контейнеров, в практику вошли оснащение аэростатов автоматами постановки помех и запуск «шаров-пустышек», отвлекавших силы ПВО.

Для Советского Союза АДА стали представлять серьезную угрозу. Эти относительно дешевые аппараты могли как саранча в короткое время заполонить все небо и нести не только разведаппаратуру, но и оружие массового поражения. Бороться с ними оказалось очень непросто. Забравшиеся в стратосферу аэростаты стали недоступны для зенитной артиллерии и дозвуковых истребителей тех лет, а применение против них ракет «воздух-воздух» и «земля-воздух» походило на стрельбу из пушки по воробьям. Стало ясно, что необходимо адекватное средство борьбы с АДА.

В 1967 г. вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР, которым находившемуся в подмосковном Жуковском и возглавляемому В.М. Мясищевым Экспериментальному машиностроительному заводу (ЭМЗ) поручалось провести научно-исследовательскую работу (НИР) «Выбор технических направлений по созданию авиационного комплекса для перехвата и поражения автоматических дрейфующих аэростатов». На ЭМЗ тема получила № 34. Руководить ею поручили зам. главного конструктора Г.И. Архангельскому. В рамках этой темы была проведена серьезная совместная работа с головными институтами авиапрома и привлечением всех заинтересованных министерств и ведомств. Были изучены все мыслимые методы уничтожения АДА, вплоть до таких экзотических, как специальный трал, поднимаемый аэростатами заграждения. В результате сравнительного технико-экономического анализа наиболее эффективным и рациональным решением было признано создание высотного дозвукового самолета- истребителя АДА со стрелково-пушечным вооружением.

В 1970 г. по заказу ПВО страны была открыта тема № 17 – «Работы, направленные на создание специального высотного самолета для обнаружения и перехвата АДА». Ведущим конструктором был назначен Б.М. Морковкин.

Надо сказать, что высотная дозвуковая авиация являлась малоизученной областью для отечественных специалистов. В конце 1950-х гг. в КБ М.И. Гудкова проводились исследования в этом направлении. Был разработан проект высотного дозвукового самолета (ВДС) с ТРД ВД-7Б и энергетической системой увеличения подъемной силы, которая основывалась на отборе воздуха от двигателя и выдуве его на закрылок. Параллельно в ОКБ А.С. Яковлева велись работы по созданию на базе всепогодного перехватчика Як-25 высотного самолета- разведчика Як-25РВ. Стреловидное крыло было заменено на прямое большого удлинения, двигатели АМ-5 – на более мощные Р-11В-300. В 1959 г. Як-25РВ совершил первый полет. Но приспособить его для борьбы с АДА оказалось невозможно, нужен был новый специализированный самолет с большими высотой полета и грузоподъемностью.

Трудно сказать, чем руководствовались в «верхах», поручая именно В.М. Мясищеву программу создания такой машины, ведь большим опытом по высотной тематике обладало ОКБ А.С. Яковлева. То ли значительной загрузкой яковлевской фирмы, то ли желанием дать вновь организованному в 1967 г. ЭМЗ достойное применение своим силам, учитывая опыт В.М. Мясищева на посту начальника ЦАГИ в решении нетривиальных научно-технических задач. В последнее время появилось также мнение, что в то время никто из Генеральных конструкторов не брался за решение столь сложной и наукоемкой задачи с непредсказуемым результатом.

Генеральный конструктор В.М. Мясищев

Автоматический дрейфующий аэростат – основной противник М-17

Решение сложной задачи

Стратосферные полеты давно привлекали В.М. Мясищева своей необычностью и новыми возможностями, поэтому еще до получения официального заказа он поручил небольшой группе специалистов ОКБ сформировать облик дозвукового высотного самолета. Вырисовывалась следующая схема: прямое крыло большого удлинения с высоконесущими профилями, фюзеляж с минимально возможным миделем, мощная силовая установка с возможно меньшими габаритами.

Отечественная авиационная наука готовых рецептов предложить не могла, и в ОКБ уже представляли себе основные трудно сти, с которыми столкнется проект. Необходимо было интегрально решить следующие проблемы:

обеспечить высокие значения крейсерского качества несущей системы самолета (до 20 единиц);

изыскать средства уменьшения массы конструкции при использовании крыла больших удлинения и площади;

обеспечить высокую располагаемую тягу двигателя на большой высоте полета с приемлемыми расходами топлива;

создать высокоэффективную систему вооружения.

А сколько проблем еще предстояло выявить! К тому времени в ОКБ уже детально изучили обломки американского U-2, сбитого под Свердловском, и специально составленные пухлые тома сравнительных характеристик его систем и агрегатов с отечественными аналогами. Подкупала простота и даже некоторая незатейливость конструкции заокеанского самолета и его систем. Ничего лишнего, только жизненно необходимое…

Было выявлено, что в отчаянной борьбе за минимальную массу конструкции создатели этой уникальной машины не побоялись даже существенно занизить расчетные нагрузки (на 15% по сравнению с отечественными нормами) как в полетных, так и во взлетно-посадочных конфигурациях, что всегда являлось «табу» для отечественных конструкторов. Отсюда возник ряд жестких эксплуатационных ограничений, особенно на режимах набора высоты и взлета-посадки. Это определило высокие требования к профессиональной подготовке пилотов U-2, но не избавило самолет от врожденной хрупкости конструкции, что обусловило его значительную аварийность в эксплуатации. По сообщениям зарубежной печати, в результате аварий и катастроф вышли из строя около 40 машин из 60 построенных в 1955-60 гг. В дальнейшем, с модификации U-2K, конструкцию значительно усилили.

Необходимо отметить, что ЭМЗ совместно с ЦАГИ тоже проводили расчетные исследования, направленные на обоснование снижения требований «Руководства для конструкторов» (РДК) к прочности конструкции, учитывая сравнительно малые нагрузки в крейсерском полете на большой высоте и возможность уменьшения ее сроков службы. Руководил этими работами А.В. Вятлев, тогдашний начальник службы аэродинамических нагрузок в подразделении прочности. Однако реализовать такой подход не удалось (заказчик устоял), и мясищевцы создали свой самолет строго по РДК.

Конечно, внимательный подход к проблемам прочности был необходим, поскольку создавался не просто однорежимный самолет, а самолет-перехватчик, способный выходить на боевую высоту более 20 км за 20-25 минут. Результаты изучения U-2 со всей очевидностью показали, что создание ВДС на базе достижений отечественной науки и техники – долгая и кропотливая работа, требующая поиска новых решений. Весь перечень проблем, связанных с весом, аэродинамикой, силовой установкой, вооружением, казалось, решить было невозможно. Но «глаза боятся, а руки делают», и постепенно исходный замысел стал уточняться и обрастать деталями.

Решающее влияние на облик самолета оказал выбор силовой установки. Из всего многообразия возможных схем ВДС в конце концов остались две: с одним двигателем РД-36-51А конструкции П.А. Колесова со взлетной тягой 18 т, расположенным в фюзеляже; с двумя двухконтурными Д-30 П.А. Соловьева с тягой по 6,6 т, подвешенными в гондолах на нижней поверхности крыла. Совместно с ЦИАМ было выявлено, что падение тяги на высотах свыше 11 км оказалось большим для Д-30. Необходимость размещения значительного количества топлива и желание иметь аэродинамически чистое крыло также предполагали наличие одного двигателя в фюзеляже. Кроме того, РД-36-51 А, созданный для сверхзвукового Ту-144, имел отдельную коробку приводов самолетных агрегатов, что существенно облегчало компоновку силовой установки и позволяло уменьшить мидель фюзеляжа. Все эти соображения привели к выбору од- нодвигательного варианта. Повторять облик U-2 – самолета традиционной схемы, двигатель которого пришлось оснастить большой удлинительной трубой, было признано нецелесообразным, и мясищевцы остановились на двухбалочной схеме.

В 1971 г. НИР успешно защитили, и 2 декабря вышло постановление ЦК КПСС и Совмина СССР о создании самолета- истребителя АДА, получившего обозначение М-17. В техническом задании было поставлено требование обеспечить его пилотирование обычными строевыми летчиками, а также добиться высоты барражирования 23-25 км.

Стенды для отработки систем самолета М-17

Летающая лаборатория 17ЛЛ-2

Для достижения необходимых аэродинамических характеристик М-17, прежде всего, требовалось создать крыло с уникальными несущими свойствами. Коллектив авторов в составе В.М. Мясищева, В.Н. Арнольдова, А.А. Брука, Ю.А. Горелова, Я.М. Серебрий- ского, С.Г. Смирнова и А.Д. Тохунца разработал оригинальное двухрежимное крыло с изменяемыми в полете формой профиля и площадью (за счет выдвижения хвостовых секций профиля), на которое было получено авторское свидетельство. Крыло скомпоновали из специально разработанных совместно с ЦАГИ суперкритических профилей новой серии П-173.

Параллельно с решением самолетных проблем, только перечисление которых заняло бы несколько страниц (эргономика кабины, конструкция и место расположения основных опор шасси, конфигурация и площадь ГО и т.д.), шла разработка поисково- прицельной станции для обнаружения АДА и целеуказания системе вооружения. Из-за малой радиолокационной заметности аэростатов было решено использовать активную оптическую систему поиска и сопровождения цели. Система содержала обзорный пеленгатор, который обнаруживал цель, следящий пеленгатор и лазерный дальномер (по тогдашней терминологии – квантовый), сопровождающие цель и управляющие огнем пушки в автоматическом режиме с возможностью корректировки. Эта система была разработана в ЦКБ «Геофизика» под руководством главного конструктора Д.М. Хорола и в дальнейшем показала себя с самой лучшей стороны: заданные в ТТЗ дальность и точность обнаружения АДА были значительно превышены. Требования к оптическим характеристикам системы были так высоки, что, например, лобовое стекло дальномера пришлось изготавливать из горного бразильского хрусталя – в СССР не нашлось минерала со столь минимальным количеством примесей и посторонних включений.

Для поражения аэростатов была выбрана подвижная пушечная установка (ППУ), разработанная ММЗ «Дзержинец» на базе прекрасно зарекомендовавшей себя в эксплуатации пушки ГШ-23Л со скорострельностью 3400 выстрелов в минуту и массой всего 47 кг. Потребовалось также создать высокочувствительный взрыватель, срабатывавший от удара о сверхтонкую оболочку аэростата, что стало еще одним шагом в решении задачи поражения АДА 23-мм снарядами. В этом неожиданно помог сопутствующий физический эффект. При повреждении оболочки аэростата осколками образовывались лишь небольшие отверстия, расход газа через которые был недостаточным для снижения АДА. Но, к радости во- оруженцев, при этом возникал реактивный момент, закручивавший легкую оболочку относительно более инерционной подвески. Удерживавшие ее стропы сжимали оболочку, и газ с нарастающей интенсивностью «выдавливался» через пробоины. В дополнение были разработаны специальные снаряды, из которых при срабатывании взрывателя выбрасывались проволочные жгутики, существенно увеличивавшие размеры пробоин.

Многие решения, заложенные в М-17, требовали проведения летных экспериментов, для чего несколько самолетов переоборудовали в летающие лаборатории. 17ЛЛ-1 на базе Ту-16 предназначалась для проведения летных испытаний и отладки двигателя РД-36-51В, который разместили в специальной мотогондоле под фюзеляжем самолета. В полете она с помощью параллелограммного механизма выдвигалась в поток, после чего подавалась команда на запуск двигателя. В ноябре 1978 г. 17ЛЛ-1 передали в ЛИИ, где и были проведены летные испытания РД-36-51В. 17ЛЛ-2 создали на базе Ту-16К-10 для испытаний прицельно-поискового комплекса и подвижной пушечной установки. 17ЛЛ-3 на базе Як-25РВ предназначалась для отладки системы автоматического управления (САУ-17).

Постепенно список нерешенных проблем укорачивался. В конце 1973 г. эскизный проект, содержавший 21 частный проект по системам и комплексам, 26 технических отчетов, 7 заключений головных НИИ, предъявили на суд Государственной комиссии. Одновременно представили и полноразмерный макет самолета. В создании проекта участвовали: 5 министерств, 13 ведущих ОКБ с десятками своих соразработчиков, 7 НИИ промышленности, 4 НИИ Министерства обороны.

Комиссия одобрила проделанную работу и, учитывая глубину и тщательность проработки, рекомендовала проект к внедрению в производство еще до этапа технического проектирования. После этого вовсю заработали конструкторы и технологи, облекая в лаконичную чертежную форму инженерную мысль.

Для натурных отработок систем и элементов М-17 было создано свыше двух десятков различных стендов, в том числе:

17ст-1 — унифицированный стенд силовой установки. На стенде проведены испытания системы струйной защиты воздухозаборников самолета от попадания посторонних предметов;

17ст-2 — стенд системы управления, предназначен для отработки конструкции и комплексного исследования систем ручного и автоматического управления;

17ст-3 — стенд топливной системы, предназначен для отработки агрегатов топливной системы;

17ст-4/3 — стенд системы вооружения;

17ст-5т — стенд систем жизнеобеспечения, на котором проведены испытания штатной системы аварийного покидания;

17ст-6/2 — стенд системы электроснабжения самолета;

17ст-7 — стенд гидросистемы для ее испытаний на назначенный ресурс;

17ст-9 — стенд противопожарной защиты.

Трагедия

Наконец возник вопрос о передаче конструкторской документации на завод- изготовитель. И тут стройный плановый характер процесса создания самолета оказался нарушенным. В 1972 г. Министерство авиационной промышленности (МАП) определило для изготовления М-17 Арсеньевский машиностроительный завод «Прогресс». Группа специалистов ЭМЗ выехала в Приморский край для ознакомления предприятия с самолетом и последующей подготовки производства. Первые партии документации подготовили к отправке в Арсеньев, но через год появился очередной приказ МАП о выделении для постройки М-17 Кумертауского вертолетного завода (КумВЗ) в Башкирии. Побывавшие там специалисты ЭМЗ поняли, что вместе с самолетом придется строить и завод: надо было расширять сборочный цех, пристраивать новые производственные помещения для изготовления крупногабаритных агрегатов самолета и т. д. Кроме того, руководство КумВЗ рассматривало М-17 как побочную работу – помощь в производстве опытных экземпляров. Поэтому с получением очередного заказа от МАПа – будь то сборка крыльев для Ту-154 или постройка вертолета Ка-27 – работы по М-17 замораживались на длительное время. Было потеряно несколько лет, пока в конце 1977 г. завод серьезно не взялся за дело.

Натурный макет самолета М-17

На этом месте на третьем летном экземпляре находилась пушечная установка, которую после «демобилизации» самолета заменили обтекателем и УКВ-антенной

S-образный профиль крыла и фонарь кабины летчика третьего летного экземпляра М-17

Летчик-испытатель В.В. Архипенко в высотном снаряжении

Второй летный экземпляр самолета М-17 отправляется в очередной полет по программе «Глобальный резерв озона»

Сборку первого опытного образца М-17 закончили в III квартале 1978 г., а в IV квартале провели наземные испытания систем самолета, включая частотные. Вспоминает ведущий конструктор самолета Б.М. Морковкин: «Осенью 1978 г. самолет М-17 впервые выкатили из ангара на испытательную площадку. По традиции решили торжественно разбить о самолет бутылку шампанского, с трудом купленную накануне в городе. Лучше бы я ее не доставал! Бутылка пробкой ударилась о шасси и не разбилась! После второго удара она разлетелась вдребезги, но было поздно – настроение у всех испортилось.

14 октября 1978 г. умер Владимир Михайлович Мясищев. Коллектив ЭМЗ глубоко и искренне переживал это несчастье, но надо было продолжать работать.

Началась организационная неразбериха, так как продолжительное время ЭМЗ оставался без главного конструктора, да еще приближался день рождения генсека Л. И. Брежнева. На этом фоне, хотя самолет был еще сырой и стояла пасмурная погода с частыми снегопадами, было принято решение поднять М-17 в воздух именно в 1978 г. и именно в г. Кумертау, поскольку Башкирию решили сделать «крылатой» республикой.

Летчик-испытатель К. В. Чернобровкин получил указание приступить к пробежкам. 23 декабря я улетел в г. Жуковский готовить заседание методсовета ЛИИ о разрешении на первый вылет. На следующий день была назначена пробежка, результаты которой должны были доставить на методсовет заводским самолетом Як-40».

Накануне несколько дней шел снег, толстым слоем заваливший полосу и рулежные дорожки. Беспрерывно работали снегоочистительные машины, привлеченные со всей Башкирии, но толку от них было мало. Утро 24 декабря выдалось хмурым и холодным. Для перевозки самолета по снегу на заводе изготовили специальное транспортировочное приспособление, представлявшее собой тележку с колесами большой проходимости, передвигаемую тягачом. Однако по неизвестным причинам самолет на ВПП решили доставить на своем шасси. С утра до обеда с огромными трудностями его тащили сквозь снежные завалы к началу полосы.

После обеда удалось сделать первую пробежку. При этом наблюдавшие за ней специалисты заметили, что самолет оторвался от земли и пролетел с десяток метров. Когда он остановился, руководитель полетов А.И. Никонов сообщил об этом летчику. К.И. Чернобровкин возразил, сказав, что заданную скорость рулежки 170 км/ч он строго выдержал и подлета быть не могло. Для снятия противоречий он попросил разрешить ему повторить пробежку. А.И. Никонов задумался, летчик посчитал молчание знаком согласия, закрыл фонарь и быстро порулил на старт, благо двигатель был запущен. Он не дождался даже инженера-испытателя, который по инструкции обязан был осмотреть самолет после первой пробежки. Все произошло так быстро, что никто ничего не успел предпринять.

Короткий зимний день угасал, было сумрачно, валил крупный пушистый снег, еще больше ухудшив видимость. Самолет разбежался, опять подлетел, слегка накренился и задел законцовкой крыла УАЗик, стоявший на краю полосы. Крен перешел в скольжение, и самолет полетел на людей, стоявших на снежных отвалах вдоль ВПП. Летчик резко взял ручку на себя, увеличил газ, и М-17 скрылся в снежном тумане.

Все обмерли: радиолокационная приводная станция не работает, освещение ВПП отсутствует, естественных ориентиров нет, да еще метет пурга! В наступившей мертвой тишине послышался глухой шум двигателя: самолет возвращался и шел на посадку. Но летчик превысил необходимую высоту и ушел на второй круг. При вторичном заходе он снизился слишком рано и задел крылом сопку, расположенную у начала полосы. Самолет упал, вращаясь в горизонтальной плоскости. Летчик, не зафиксированный привязными ремнями, ударился виском о переплет фонаря и погиб. Так трагически и нелепо завершились, казалось бы, безобидные пробежки первого М-17.

Новый этап

Официальное основание для продолжения работ по «теме 17» появилось только через два с половиной года, когда вышло очередное Постановление ЦК КПСС и Совмина СССР от 5 июля 1981 г. «О создании трех опытных самолетов М-17 в 1981-84 гг.». Однако на ЭМЗ работы над машиной не прерывались. В ее конструкцию были внесены некоторые изменения. Например, еще в 1979 г. решили отказаться от крыла изменяемой формы из-за возможного заклинивания сложного тросового механизма. Вместо него применили крыло обычной конструкции, оснащенное лишь интерцепторами и зависающими элеронами.

Полет завершен. Справа – воздухозаборник оснащен устройством для защиты от попадания посторонних предметов

Носовая опора шасси

Левая основная опора шасси

Новый главный конструктор ЭМЗ В.А. Федотов имел твердое намерение – испытания второго образца М-17 проводить только в ЛИИ в г. Жуковском, так как печальный опыт говорил о полной неприспособленности заводского аэродрома в г. Кумертау для этой цели. Руководство КумВЗ резко возражало против этого и активно готовило мероприятия по расширению существующей ВПП и ее обустройству. Для обоснования своего мнения В.А. Федотов поручил ведущему конструктору Б.М. Морковкину подготовить и обеспечить маршрут доставки самолета с завода-изготовителя в Жуковский, используя систему рек: Белая-Кама-Волга-Ока-Москва-река.

«Самым сложным был первый этап маршрута – доставка М-17 с завода на р. Белую в объезд крупных населенных пунктов с недостаточно широкими дорогами и погрузка секретного груза на баржу, – рассказывает Б.М. Морковкин. -Для этого необходимо было найти удобный и укрепленный подъезд к р. Белая.

Первая разведка не дала результатов – надежного подъезда не оказалось от г. Кумертау вплоть до г. Уфы. Обследуя берег реки, я наткнулся на строящийся мост. Поднявшись на него, поделился своей проблемой с главным инженером стройки. Он сказал, что готового подъезда в округе нет и необходимы большие строительные работы для его организации, поэтому он предлагает свою помощь: «Привозите ваш груз на мой мост, мы берем его мостовым краном и грузим на баржу». Решение было простым и красивым. Я посмотрел вниз на зеркало воды -до нее было метров сто – и мне вдруг стало не по себе. Но иного решения не было, и я предложил эту идею главному конструктору.

Валентин Александрович задумался, а потом сказал: «Мне стало все ясно – первый самолет мы разбили, а второй утопим». Я молча повернулся и опять поехал в г. Уфу – трудно было смириться с тем, что около столицы Башкирии нет хотя бы одного подходящего подъезда к реке. Самое удивительное, что опасения главного конструктора вскоре подтвердились: введенный в эксплуатацию мост пришлось закрыть на ремонт из-за осадки одной из опор.

Настойчивые поиски наконец-то привели к успеху. Местный старожил вспомнил, что лет 10 назад по реке привозили крупногабаритное оборудование, и для его разгрузки был сделан причал. С большим трудом мы разыскали его. После расчистки обнажились мощные бетонные плиты, которые хорошо сохранились. Подъезд был найден! После этого оставалось обеспечить необходимую ширину дороги около 15 м для доставки самолета автомобильным транспортом.

Интересно отметить, что в процессе подготовки трассы пришлось спилить несколько огромных древних эвкалиптов, посаженных в царствование Екатерины II. Для этого понадобилось специальное постановление правительства Башкирской АССР.

Сейчас уже трудно в это поверить, но все работы по обустройству дороги – ее расширение, укрепление двух мостов, бетонирование повреждений и т. д. – привлеченные рабочие выполняли бескорыстно. Лишь иногда я угощал их после напряженного трудового дня национальным русским напитком, запасы которого хранились в будке у знакомого сторожевого пса на причале.

При производстве работ на шум прибыло местное начальство в лице председателя Уфимского горисполкома, видимо, с целью оказать всяческое содействие. Когда же мэр увидел взявшийся как из-под земли добротный причал, широкую подъездную дорогу, он был приятно поражен, сказав: «Вас как будто Бог послал». Наболевшая проблема обслуживания прибывающего в г. Уфу речного транспорта оказалась внезапно близкой к решению.

Крыло большой площади позволило обойтись на М-17 без использования взлетно-посадочной механизации

Хвостовая часть фюзеляжа и воздухозаборник турбостартера

Плавание прошло без особых неожиданностей, за исключением случая, когда наша баржа наскочила ночью на лодку браконьера на р. Каме. Тот предусмотрительно упал на дно своей «Казанки», плоскодонная баржа проскрежетала по ее бортам, и горе- рыбак остался цел и невредим, чего нельзя сказать о его рыболовных сетях».

Самолет был благополучно доставлен и собран на ЭМЗ в г. Жуковском. В ноябре 1981 г. его передали на летно-испытатель- ный комплекс (ЛИК) для проведения наземной отработки систем. 11 мая 1982 г. метод- совет МАП рассмотрел мнения головных институтов о готовности самолета к летным испытаниям. Было выдано заключение на проведение первого полета.

26 мая второй летный образец М-17 поднялся в воздух. Его пилотировал заслуженный летчик-испытатель СССР З.Н. Чельцов. К большой радости собравшихся на аэродроме ЛИИ, все прошло нормально. Начались напряженные дни испытаний и доводок.

Трудностей в процессе летных испытаний было предостаточно – высотные самолеты очень капризны и своенравны. В июне- июле удалось выполнить 4 полета, в которых определялись летно-технические, взлетно-посадочные и прочностные характеристики, устойчивость и управляемость машины, прошла проверку работоспособность силовой установки. По результатам этих полетов провели доработки самолета: усилили основные стойки шасси, перекомпоновали некоторые агрегаты топливной системы для удобства обслуживания, заменили некоторые пилотажно-навигационные приборы и т.д.

В августе 1983 г. самолет передали в ГК НИИ ВВС для проведения этапа «А» совместных Государственных испытаний. В течение 1983-86 гг. по их программе было выполнено 133 полета. Удалось достигнуть высоты 21500 м и максимальной приборной скорости 285 км/ч. В числе прочих испытаний были проведены запуски двигателя на высотах 4000-8000 м и посадка с выключенным двигателем. В этот период коллектив ЭМЗ оперативно проводил работы по устранению конструктивных и производственных дефектов, которые были обнаружены во время испытаний.

Очень важное значение приобрели работы, проведенные на 17ЛЛ-2. Эту летающую лабораторию передали ЛИКу в августе 1984 г. и использовали для наземных, а затем летных испытаний. На этой машине провели практическую отработку боевого комплекса самолета М-17, включавшую стрельбы фугасно-зажигательными снарядами по реальным аэростатам-мишеням.

Завершить испытания боевого комплекса собирались на третьем летном экземпляре М-17, который оснастили пушечной установкой. Его собрали на ЭМЗ из агрегатов, изготовленных в Кумертау. 20 марта 1985 г. В.В. Архипенко совершил первый полет на этом самолете. Во время заводских испытаний не все проходило гладко. В пятом полете произошел отказ демпфера курса, и садиться пришлось на запасном аэродроме.

После выполнения ряда доработок самолет подготовили к смотру авиационной техники, который прошел на аэродроме Мачулищи в Белоруссии. В общей сложности в 1985-87 гг. эта машина совершила 51 испытательный полет, в том числе в ГК НИИ ВВС по программе Госиспытаний. 22 полета, выполненные В.В. Архипенко, были посвящены отработке системы вооружения. Вначале проводились «примерочные» попытки с прицеливанием по Луне, которая играла роль АДА. Затем прошли боевые стрельбы. Поисково-прицельная станция и пушка работали великолепно – было сбито 9 аэростатов, следовавших на высотах 17-21 км. Кроме того, на третьем летном экземпляре М-17 проводили полеты для испытаний пилотажного комплекса ПК-17, изучения прочностных характеристик планера и вибронагрузок, определения загазованности, доводки САУ.

Второй летный экземпляр М-17 на стоянке летно-испытательного комплекса ЭМЗ им. Мясищева в Жуковском

Третий летный экземпляр М-17 – экспонат музея ВВС в Монино

Второй летный экземпляр самолета М-17 в начале 1990-х гг. использовался в программе «Глобальный резерв озона». В этот период самолет имел различные надписи на борту

Третий летный экземпляр М-17 в настоящее время является экспонатом авиамузея в Монино

Оставшийся не у дел

В ноябре 1983 г. советская ПВО зафиксировала пролет очередного АДА, запущенного со стороны Норвегии. На этом воздухоплавательную кампанию против СССР американцы прекратили. Однако у нас об этом пока не подозревали и ожидали дальнейших вторжений, поэтому работы над совершенствованием М-17 продолжались. В 1984 г. была открыта «тема 61» – «Техническое предложение по созданию самолета-истребителя АДА М-17ПВ», который предполагали оснастить новой ППУ с пушкой большего калибра. Расчеты показали, что отдача такой системы будет чрезмерной, и от перевооружения М-17 отказались. В 1986 г. открыли «тему 65», направленную на создание эскизного проекта самолета- истребителя АДА М-17П с модифицированным крылом увеличенного размаха. Но вскоре появилось межгосударственное соглашение о запрещении запуска АДА в чужое воздушное пространство. Фактически к тому времени их использование в разведывательных целях утратило свою значимость в связи с развитием космических средств. В результате программу перехвата аэростатов закрыли, и Госиспытания М-17 так и остались не завершенными.

Но история самолета М-17 на этом не закончилась. Гриф секретности с него сняли, машина получила имя «Стратосфера», и началась ее подготовка к выполнению рекордных полетов. Она закончилась успешно, и весной 1990 г. летчики-испытатели фирмы В.В. Архипенко, Н.Н. Генералов и О.Г. Смирнов установили 25 мировых рекордов высоты, скорости и скороподъемности в подклассе С-11 (однодвигательные реактивные самолеты массой 16-20 т). В том числе: 28 марта В.В. Архипенко поднялся на 21880 м и совершил там горизонтальный полет, 6 апреля он же одолел (без груза) высоту 20000 м за 21 мин 58 с, 19 апреля О.Г. Смирнов поднял 2 т на 12000 м за 8 мин 44,8 с, 3 мая Н.Н. Генералов с таким же грузом забрался на 15000 м за 12 мин 54 с, 18 апреля В.В. Архипенко пролетел по замкнутому 500-км маршруту со средней скоростью 734 км/ч.

Кроме того, М-17 использовали в программе «Глобальный резерв озона» для изучения состояния озонового слоя над Москвой. Организаторами этой работы стали объединение «Ноосфера», Московская патриархия и ЭМЗ, а спонсором – Экспериментальный машиностроительный завод

«Серп и молот». Известно, что запуски космических кораблей, особенно американских «Шаттлов», а также полеты сверхзвуковых самолетов на высотах более 20 км приводят к истощению озонового слоя. Защита Земли тает, и прямые космические лучи способны уничтожить все живое на планете. Отсюда понятно, сколь важной была работа, проводимая с помощью М-17. Появились у «Стратосферы» и другие мирные задачи. Например, экологический мониторинг. Однако ресурс двигателей самолетов М-17 был исчерпан, а заменить их оказалось невозможно, т.к. выпуск РД-36-51В прекратили. Второй летный экземпляр М-17 долго стоял на аэродроме в Чкапов- ской, затем разобранным был передан в Монинский авиационный музей, где находится и сейчас в очень неприглядном виде. Там же обрел свое постоянное «место жительства» и третий летный экземпляр.

Таким образом, можно констатировать, что задача создания эффективного высотного самолета-истребителя АДА была решена, но произошло это слишком поздно, когда надобность в нем отпала. Накопленный за годы работы над М-17 опыт специалисты ЭМЗ использовали при создании следующего высотного самолета М-55, который заслуживает отдельного рассказа.

Автор выражает признательность за помощь сотрудникам ЭМЗ: А.А. Бруку, В.Н. Гончарову, С. Г. Смирнову, В.Ф. Балберовой, В.И. Погодину.

Анатолий Демин/ Москва

Фото предоставлены автором

Воздушные драконы Поднебесной. Часть 2. Помощь идет!

Продолжение. Начало в «АиВ», №№4-6'2007, 32008.

Отбор летчиков-истребителей и экипажей бомбардировщиков для выполнения «специального правительственного задания» прошел с середины сентября до конца первой декады октября в обстановке строжайшей секретности. Несмотря на это, сведения о появлении нового места для выполнения интернационального долга (наряду с Испанией) постепенно, но достаточно быстро распространились среди летчиков. Командованию всех рангов стали поступать многочисленные рапорты с просьбами, а иногда и категорическими требованиями послать на войну.

В то же время, те строевые летчики, на кого первым пал выбор, сначала были в полной уверенности, что попадут «на испанскую корриду». Тем более, что на Дальний Восток для инспекции авиачастей прибыла специальная «наркомовская» комиссия – знаменитые «испанцы» комбриги П.И. Пум- пур и Я.В. Смушкевич. В 9-й отдельной ИАЭ им. К.Е. Ворошилова шла скрупулезная проверка индивидуальной подготовки, в первую очередь, техники пилотирования. По воспоминаниям летчика Д.А. Кудымова, выбрали, в основном, «старичков», служивших в эскадрилье еще в Смоленске, где в начале 1930-х гг. сам Я.В. Смушкевич служил комиссаром авиабригады. В 32-й отдельной ИАЭ ВВС Тихоокеанского флота отобрали еще шестерых. По дороге в Москву в этой группе «припоминали слышанные испанские слова и заучивали их, повторяя как молитву. На станциях поочередно бегали по газетным киоскам и лавкам – не попадется ли русско-испанский словарь, лучше – разговорник». Но попали они не на «корриду», а на «китайско-японскую чайную церемонию» и, как писал Д.А. Кудымов, «. . .кто мог предполагать, что понадобится-то нам русско-китайский?»

Судя по документам РГВА, в качестве волонтеров первоначально рассчитывали использовать, главным образом, летчиков- истребителей Брянской истребительной авиабригады, а большинство морских летчиков (особенно из авиации Балтийского флота) изначально планировалось не для участия в боях, а исключительно как перегонщики. Вероятно, командование учитывало, что в авиации ВМФ значительно больше внимания уделялось полетам по маршруту. Впоследствии в Синьцзяньском среднегорье навыки полетов над безориентирной местностью многим из них очень пригодились, а некоторым спасли жизнь.

Летчиков с Дальнего Востока отправили в Москву, где в летной бригаде Академии им. Н.Е. Жуковского собрали добровольцев со всей страны. Я.И. Апкснис, побеседовав лично с каждым кандидатом, в заключение сказал, что «для Китая мы подобрали… сливки авиации». Одновременно с представлением руководству ВВС летчиков наспех ознакомили с основными характеристиками японского истребителя «тип 95» (Ki.10). Некоторые из пилотов вообще пробыли в Москве чуть более суток. К 21 октября для отправки в Китай подготовили 447 человек, включая наземный технический персонал, специалистов по аэродромному обслуживанию, инженеров и рабочих по сборке самолетов. Переодетых в «гражданку» военнослужащих поездом отправили в Алма-Ату. На вокзале их провожал сам Я.В. Смушкевич, невольно демаскируя всю эту затею. Тем не менее, в поезде летчики выступали как «спортивная команда», а «испанец» Г.Н. Захаров, будущий Герой Советского Союза, представлялся железнодорожным властям и всем любопытным как старший из легендарных тогда легкоатлетов братьев Знаменских, исправно раздавая автографы.

Для обеспечения перелета самой первой партии самолетов в штабе ВВС срочно составили «План переброски людей по перелету в «Z». Основная сложность заключалась в том, что технический персонал промежуточных баз, хотя бы и в минимальном количестве, требовалось доставить на места до прилета первых перегоняемых самолетов. В качестве скоростных пассажирских лайнеров решили использовать суперновинку советской бомбардировочной авиации – самолет ДБ-3 конструкции С.В. Ильюшина. Китайцам в тот период их передавать не собирались и использовали как быстроходные транспортники для оперативного обслуживания трассы.

Четыре ДБ-3 взяли из авиачастей и на авиазаводе № 39 в Москве, сняли с них бомбовое вооружение, бомболюки плотно закрыли толстой фанерой и установили дополнительные бензобаки. Внутри фюзеляжа по обоим бортам поставили диваны, в результате каждый ДБ-3 перевозил в фюзеляже 11 пассажиров или соответствующий груз на дальность более 2000 км, т.е. мог пройти всю трассу с одной промежуточной посадкой. Иногда приходилось перевозить и больше, особенно летчиков-перегонщиков, летевших, к тому же, с парашютами.

Постепенно на трассу прибывали все новые самолеты. Вместе с ДБ-3 и ТБ-3 здесь начали летать знаменитые «Дугласы» DC-3, старенький пассажирский ПС-9 (АНТ-9) и переделанный из бомбардировщика ТБ-1 «грузовик» Г-1, Р-5 и его пассажирский вариант ПР-5, китайская «Савойя» и другие машины. Общий налет по трассе в 1937 г. составил: ТБ-3 – 318 часов, ДБ-3 – 190, DC-3 – 32, ПР-5 и Р-5 – 282, ПС-9 и ТБ-1 – 117. Всего – 939 часов. Судя по налету, в 1937 г. основной «транспортной лошадкой» оказался ТБ-3, и на трассу затребовали дополнительные «тяжеловозы», поскольку ДБ-3 все время преследовали аварии и катастрофы.

В начале октября китайский представитель генерал Ян Чи сообщил, что на промежуточные базы завезли достаточно авиа- и автобензина. На аэродромах в Ганьчжоу и Ляньчжоу еще шли работы по расширению площади (обещали закончить к 10 октября), а все остальные с размерами 1000 х 1000 м были готовы. При этом генерал настоятельно просил немедленно перебросить первую партию самолетов.

Впоследствии стрелок-радист с ДБ-3 А.А. Анисифоров вспоминал, что в Центральном Китае «заправка самолета бензином требовала не только больших хлопот, но особенно – внимания. В Ланьчжоу баки заправляли американским горючим, которое доставлялось на аэродром на верблюдах. С каждой стороны животного, в плетеных сетках висело по 8-10 запаянных банок по 15 килограммов. У самолета верблюды покорно ложились, поджимая под себя ноги. Китайские солдаты брали из сеток банки и передавали их по цепочке к лестнице, стоявшей у крыла. Дальше ее поднимали вверх на площадку, где китаец ловким ударом штыря пробивал по диагонали отверстия, одно большое для слива горючего, второе малое для воздуха – и подавал ее на крыло технику… [Тот], приняв, выливал горючее в баки самолета через воронку с замшей. Пустую банку бросал на крыло. В это время была готова следующая. К концу заправки самолета горючим за крыльями лежали горы банок». Что касается китайского бензина, то он был низкокачественным и, ко всему, грязным, что создавало немалые проблемы – на нем моторы не могли развить полную мощность. Однажды в Шихо из-за того, что моторы «захлебнулись» грязным бензином, один из ДБ-3 потерпел аварию, ремонт затянулся до марта 1938 г. А один раз в Урумчи китайцы по ошибке вообще начали заливать в бензобаки воду!

Для перелетов из СССР в Китай И-16 оснащали подвесными баками

Советские и китайские техники работают на УТИ-4

Начиная с 13 октября, Я.И. Алкснис, державший под личным контролем каждую мелочь, вплоть до назначения ответственных за изготовление дополнительных бензобаков к И-16 и УТИ-4, ежедневно из Москвы «бомбил» командование трассы в Алма-Ате шифротелеграммами с инструкциями и требованиями немедленно начать перелет: «Перелет экипажей организовать звеньями на дистанциях и интервалах в пределах обязательной видимости. Маршрут в основном вдоль тракта, чтобы в случае вынужденной посадки садиться вблизи него. При вынужденной посадке соседний самолет по заранее установленному порядку наблюдает до места посадки, точно фиксирует место вынужденной посадки и только после этого продолжает полет по назначению. О времени вылета [из] Алма- Аты предупредить Урумчи… Впереди эшелона вылетает ДБ-3 в качестве разведчика погоды [с] расчетом обеспечить эшелон данными о погоде по радио и посадку на аэродроме назначения. При распределении самолетов первого эшелона по звеньям в каждом звене иметь один самолет с радиостанцией… Перегон самолетов первого эшелона произвести нашими экипажами. Летчики друзей (т.е. китайцы. – А.Д.), если захотят, могут лететь пассажирами…».

Однако, несмотря на все усилия руководства ВВС и отчаянные просьбы китайцев ускорить перегон, первую группу СБ удалось «вытолкнуть» в Китай лишь 20 октября, и то не дожидаясь завершения оборудования трассы и прибытия всего наземного персонала. 10 СБ взлетели в Алма-Ате, но до границы добрались только семь (одно звено, не пролетев и 120 км, вернулось из-за выброса воды из радиатора у ведущего). Остальные благополучно сели в Урумчи, лишь у одного на посадке лопнула покрышка. Его пришлось оставить. На взлете в Урумчи потерпел аварию самолет № 2/38, потребовавший заводского ремонта. Экипаж остался невредим. Остальная пятерка 24 октября благополучно прибыла в Ланьчжоу.

21 октября в 16.00 в Урумчи приземлилась вторая шестерка СБ, ее вел сам ком- эск Н.М. Кидалинский. На посадке один СБ был разбит – снесено шасси, вырваны моторамы, поломаны лонжероны крыла и винты. Машина ремонту не подлежала, и ее разобрали на запчасти. Остальные к 22 октября добрались до Сучжоу, потеряв в пути еще одну машину, севшую в Хами то ли из-за перебоев моторов, то ли от потери ориентировки. 26 числа четверка СБ прибыла в конечный пункт трассы. 22 октября в Кульджу ушли первые 10 И-16 с лидером СБ. Постепенно сетевые графики перегонки самолетов превращались в «дефектные ведомости» – аварии и поломки матчасти посыпались, как из дырявого мешка.

Так, по данным на 30 октября два СБ находились в Урумчи. Один ожидал из Алма- Аты левую вилку шасси, второй разбирали на запчасти. Разбитый в районе Хотуба И-16 летчика Кириллова везли в Урумчи для разборки на запчасти, где в это время ремонтировали И-16 летчика Конева. Еще на одном И-16 ремонтировали бензобак в Кульдже. Вылетевший 24 числа из Гучена летчик Годин на И-16 «затерялся» на трассе, его долго искали. Из 27 И-16, улетевших в провинцию Ганьсу, три были разбиты около Сучжоу. 31 октября летчик Л.М. Рымко при посадке в Кульдже разбил И-16, поломав шасси, крылья и винт. Самолет требовал заводского ремонта. Причиной аварии посчитали неправильный подход к аэродрому и действия летчика на пробеге – «не законтрил шасси», отчего произошел разворот. Рымко отправили назад, в Алма-Ату. 26 октября в сетевых графиках появилась первая запись: «1 СБ неизвестно где». В ноябре в штабных документах пометок типа «нет данных» и им подобных значительно прибавилось.

Основными причинами аварий стали плохое состояние аэродромов, недостаточная обученность летчиков, спешка, просчеты в организации перелетов – попытки «перескочить» через базу без посадки, поздний выпуск группы и т.п. 27 октября в районе Сучжоу погиб опытнейший летчик ст. лейтенант В.М. Курдюмов (общий налет 727 часов, 1800 посадок), налетавший на И-16 135 часов (900 посадок). В катастрофе по обыкновению обвинили погибшего пилота, он якобы не учел высоту аэродрома в среднегорье, пониженную плотность воздуха и выкатился за полосу. На самом деле основная вина лежит на руководителе полетов: с предыдущего аэродрома тройку Курдюмова выпустили лишь в 18.00, и они прилетели в пункт назначения уже в сумерках.

В последний день октября летчик Ревбурд снес шасси, задев при посадке в Ланьчжоу глиняный забор. В тот же день свою лепту в «производство дров» начали вносить и «друзья»: один китайский летчик поломал шасси на СБ, другой разбил И-16. По данным на 7 ноября, на трассе уже разбили 22 И-16, 5 СБ и один ДБ-3. Из них восстановлению подлежали только 6 истребителей.

По состоянию на 1 ноября, в Ланьчжоу прибыли 16 исправных СБ, 13 И-16 и 6ТБ-3. В соответствии с телеграммой Чан Кайши, их собирались перебросить в Ханьчжун (южная часть пр. Шэньси) и в Чэнду (пр. Сычуань). А 3 ноября практически по всей трассе пошел снег, что еще более затруднило перегонку. По воспоминаниям летчика Г.Н. Захарова, во время ночевки группы в Гучене «за ночь площадку и самолеты так занесло снегом, что наутро пришлось ломать голову над тем, как взлететь. Расчищать взлетную полосу было нечем – места дикие, малолюдные. Я тогда выпустил два истребителя на рулежку, и в течение двух с половиной-трех часов они, руля след в след, накатывали колею. Взлетать с колеи рискованно – это же не по лыжне с рюкзаком идти. Метр в сторону при разбеге – и авария… Но другого выхода не было…»

Ремонт переданных Китаю истребителей

Авария бомбардировщика СБ

Захарову еще повезло. Одна из групп И-16 из-за снежной бури просидела около месяца в Гучене и даже встретила там в глинобитной мазанке новый 1938 год. Когда стихия утихла, по словам техника В.Д. Землянского, «оказалось, что истребители только угадывались под сугробами». Для расчистки аэродрома мобилизовали немногочисленное местное население – китайцев, уйгуров, дунган. Они пробили в снежных завалах рулежные дорожки и «взлетно-посадочную траншею». В это же время группа бомбардировщиков Ф.П. Полынина на другом аэродроме в монгольских степях в течение двух недель укрывалась от песчаной бури.

7 ноября произошло столкновение двух И-16 в воздухе. По сообщению китайцев, один самолет сразу сорвался в штопор, другой некоторое время еще держался в воздухе, но вскоре также заштопорил до земли. С парашютами никто не выпрыгнул. Погибли лейтенант Н.З. Ткаченко и старшина Н.И. Кириллов. 22 ноября произошла четвертая по счету катастрофа, на трассе «затерялся» и погиб лейтенант Н.Н. Нежданов. Обстоятельства его гибели неизвестны, в ряде источников он числится сбитым в воздушном бою и похороненным в Нанкине. На самом деле он пропал без вести и в сетевых графиках до начала декабря, т.е. около 10 дней (!) числился летевшим по трассе с припиской «нет данных».

К 15 ноября, то есть к первоначально запланированной дате окончания перегонки, общее число полностью разбитых самолетов выросло настолько, что сдать «друзьям» запланированную партию машин уже не было никакой возможности. Адекватно оценивая ситуацию, Алкснис еще 11 ноября приказал: «…длязамены самолетов, потерпевших аварии при перегонке… [в] «Z», необходимо дополнительно отправить в самом срочном порядке в Алма-Ату для сборки 10 СБ и 15 И-16». Ко 2 декабря, то есть ко времени вступления в бой первых советских добровольцев, в Ланьчжоу сдали «друзьям- только 86 самолетов (51 И-16, 5 УТИ-4. 24 СБ и 6 ТБ-3) – около двух третей заказанной партии.

Весь ноябрь в Ланьчжоу накапливали перелетевшие самолеты и сдавали их китайским властям. Там же на плоскости и на фюзеляжи наносили белые двенадцатилучевые звезды на голубом или синем фоне (эмблема гоминдановского правительства), а на руль поворота – бело-голубую «зебру» (четыре синих и три белых горизонтальных полосы, на ряде машин полос было больше). Зачастую отшелушившаяся краска превращала киль в набор грязно-белых пятен неправильной формы. Впоследствии на часть самолетов поверх «родной» алюминиевой или светло-серой краски нанесли пятнистый камуфляж (грязно-зеленый или серо-коричневый). На фюзеляжах китайцы белой краской рисовали четырехзначные номера огромного размера, исключение составляли только И-16, на которых размер цифр не превышал 25-30 см. Две первые цифры означали номер эскадрильи, две последние – номер самолета. Иногда номера писали через тире, например, № 3-6.

Поскольку «Операции Z» придавалось государственное значение, о движении самолетов, вплоть до каждой машины, ежедневно докладывали в Москву, где информация через штаб ВВС ежедневно поступала в Генштаб и на стол к Ворошилову. Многочисленные аварии на промежуточных аэродромах вызвали его крайне резкую и очень негативную реакцию. 28 октября нарком потребовал «подробную справку о подборе и инструктаже летно-подъемного состава для «Z»… [и] обязательно возвратить (всех аварийщиков, – А.Д.), а тех, кто их наметил для посылки, вызвать ко мне». Выполняя приказ, назначенный 31 октября начальником авиатрассы комкор П.И. Пумпур срочно откомандировал «аварийщиков», сообщив при этом, что комзвена 17 СБАЭ Захаров разбил СБ при посадке в Урумчи «по недисциплинированности, вопреки указаниям», а комзвена 18 СБАЭ Чернобаев «на своем аэродроме случайно не разбил такового, и в дальнейшем при проверке его техники пилотирования показал неудовлетворительные результаты…»

В докладной на имя Апксниса член Военного Совета АОН-1 корпусной комиссар Гринберг сообщал, что названных «аварийщиков» он лично в течение одной ночи отправил в «Z» для замены отклоненных НКВД кандидатур, руководствуясь «положительной рекомендацией со стороны отъезжавшего в командировку комэска к-на Кидалинского и инструктора по технике пилотирования ст. л-та Новодранова». Он также писал, что «товарищи Захаров и Чернобаев, в отличие от значительной части отправлявшихся в спецкомандировку из 93 авиабригады летчиков, имели большой налет до перехода на СБ. Захаров имел общий налет 157 ч, из них на самолете СБ 10 ч 55 мин. Чернобаев имел общий налет 307 ч, из них на СБ 9 ч 15 мин. Аттестацию по части летной имел хорошую… Политически оба эти летчика никаких сомнений не вызывали». В свою очередь, Алкснис и член Военного Совета ВВС Кольцов, переадресовав Ворошилову объяснения Гринберга, особо подчеркивали, что «аварийщики» успешно прошли через кадровое «сито» УВВС.

Уместно напомнить, что начало перегонки совпало с очередным витком репрессий в СССР. 21 октября 1937 г. арестовали главного инженера Глававиапрома А.Н. Туполева, а затем, по «принципу домино», в авиапромышленности начались многочисленные аресты «врагов народа» и «вредителей». Быстро смекнув, на кого можно переложить вину за многочисленные аварии на трассе, 10 ноября м-р Агеев из штаба ВВС доложил Апкснису: «Т. Командарм! Есть основания считать, что враг приложил руку при отборе. Не случайно попали летчики со слабой техникой пилотирования. Нужно расследовать. Перед отправкой следует всех летчиков проверять в пилотировании. Нужно это сделать в Алма-Ате». Алкснис воспользовался подсказкой и без промедления изложил Наркому обороны «свои соображения» по поводу высокой аварийности и низкого качества самолетов, заявив: «Теперь ясно, что все это было маскировкой преступных сознательных действий врагов народа – вредителей: Туполевых, марголиных, беленковичей, Тухачевских, лавровых(1*) и иже с ними». Стремление Алксниса свалить все промахи на авиапромышленность и отмежеваться от «врагов народа» понятно, однако этот шаг не спас самого начальника УВВС от скорого ареста.

Гоминдановский И-15бис на боевом дежурстве

19 ноября в Москву прибыли отозванные «аварийщики» (за первый этап перегонки таких набралось 18 экипажей). В качестве основных причин большой аварийности в одной из сводок с трассы за 3 ноября указывались «неумение ориентироваться в сложных гористых условиях… Слабая техника пилотирования – неумение сесть в ограничителях… Галька на аэродромах…», а также «зачастую идут без лидеров – в одиночку…». Из объяснительных летчиков картина вырисовывается несколько иная, хотя они старались предельно объективно и самокритично описать свои действия и не пытались переложить вину на других. Например, причиной поломки шасси на И-16 ст. л-та А.В. Редькина стала вынужденная посадка в 10 км от аэродрома из-за потери ориентировки лидером СБ. А у замененных «бомберов» очевидно вырисовывался недостаток летного опыта. В то же время, истребители, в основном, были опытными пилотами с достаточным налетом, и свои объяснительные при желании вполне могли бы написать под копирку. Дело оказалось в том, что на покрытых крупной галькой каменистых аэродромах трассы выявилось слабое место И-16 – крепление костыля на пружинах, которые при ударах о камни часто соскакивали, и удержать машины от разворота в конце пробега, когда рули становятся неэффективны, было невозможно.

Для упрощения посадки на малопригодных аэродромах Залевский предложил пристроить под И-16 некий «подфюзеляжный гребень», позволяющий выдерживать направление, «так как большинство летчиков в конце пробега на твердом аэродроме с разворотом справиться не могут». Однако создавать заново известный еще с конца 1910-х гг. анахронизм не стали, и с пометкой, что «указанный Залевским гребень… необходим», дело заглохло. А аварии и поломки продолжались…

Как водится, комиссар трассы В.И. Алексеев по поводу причин происшествий имел совсем иное мнение. В отчете «О политико- моральном состоянии группы перелета» он, ничтоже сумняшеся, обвинил всех «аварийщиков» в… трусости и нежелании дальше лететь на фронт! И это 11 декабря, когда общее число аварий достигло нескольких десятков! Впоследствии, при возвращении добровольцев в Союз случаи аварий сыграли в их дальнейшей карьере едва ли не определяющую роль. Успехи в воздушных боях, храбрость и героизм, сбитые японцы, прыжки с парашютом из подбитого самолета и ранения – все это при вынесении решения о награде, присвоении звания или выдвижении зачастую перечеркивалось одной аварией.

А в конце 1937 г. судьба отчисленных из «спецкомандировки» могла быть трагической. Не случайно Алексеев в своем отчете привел в качестве примера «недостаточно серьезного отбора» странный и одновременно жуткий случай с неким комсомольцем из 121-й АЭ, на которого якобы еще до отъезда в Китай «был заведен следственный материал прокурором за то, что он искусал милиционера, пьянствовал, а с приездом сюда занял линию на подрыв авторитета… на ослабление дисциплины…» После откомандирования тот, «видимо, запутавшись в своих недисциплинированных делах, не нашел другого пути, как застрелиться».

Проявлением «классово-революционной бдительности», по мнению Алексеева, стало и откомандирование летчика И. Гарку- ши: «Основное направление людям дается к… изучению людей на работе, соблюдению государственной тайны и разоблачению всякого рода врагов, шпионов, диверсантов. Но в этом деле нами еще далеко не все сделано, следствием чего летчик из Брянска Гзркуша был разоблачен позднее, сумел доехать до Алма-Аты. Гаркуша вел разговоры о нецелесообразности проведения этой операции с заявлением «кому здесь помогать, буржуазии, другое дело Испания, там республика». При изучении этого вопроса дальше, он оказался опознанным сыном крупного кулака». Однако из рапортов П.И. Пумпура следует, что самыми «страшными грехами» Гаркуши являлись ка- кая-то недисциплинированность в Алма- Ате, кажется, самоволка, и пьянка в Урумчи.

Огромное внимание уделялось секретности, которая порой принимала весьма странные формы. Присутствие советских воинских частей в Китае, по возможности, скрывали – ведь, несмотря на периодические пограничные конфликты, СССР поддерживал с Японией нормальные дипломатические отношения. Для маскировки политработников придумали фиктивные должности, так комиссар авиагруппы волонтеров А.Г. Рытов стал «главным штурманом». На аэродромах потихоньку от китайцев проводили партсобрания, при приближении посторонних плавно переходившие в «технические совещания». Весь личный состав еще в Москве переодели в штатское, а о происхождении самолетов приказали не болтать.

Все эти «легенды прикрытия» были шиты белыми нитками – ведь выдать тамбовского мужика за китайца невозможно, а японская разведка работала на территории Китая превосходно. Ланьчжоу был буквально наводнен японскими шпионами. К тому же, самолеты СБ, И-15 и И-16 были хорошо знакомы японцам по воздушным парадам в Москве и по международным авиавыставкам в Милане и Париже. Тем не менее, все самолеты по трассе летали без опознавательных знаков, что «имело серьезные неудобства в районах боевых действий и требовало от нас особой осмотрительности и осторожности. При подходе к аэродрому во время воздушного налета японцев, нас могли атаковать не только японские истребители, а также и свои…».

На одного из пилотов, позволившего себе на банкете у губернатора поднять тост за советско-китайскую дружбу, по линии Раз- ведупра в Москву немедленно ушел донос. А военинженера 3 ранга А.В. Платонова сразу же отозвали с трассы, когда он, выступая на похоронах В.М. Курдюмова, произнес: «Погиб при выполнении специального государственного задания». Другими его прегрешениями в части нарушения конспирации посчитали то, что «18.10 Платонов назвал начальнику Хамийской полиции фамилии пассажиров ДБ-3 (люди для авиабаз), которые были переписаны… Там же в Хами Платонов на банкете у губернатора обменялся с ним речами от имени советского народа». И, ко всему, он якобы «допускал выпивки с губернатором в Сучжоу». В целом «шпионская история» Платонова завершилась вполне благополучно, поскольку его выпивки с губернатором и «передача телеграмм через китайские рации – не подтвердились». Тем не менее, когда в 1939 г. А.В. Платонов вновь оказался в списках кандидатов на должность начальника базы на трассе, его вычеркнули. В мае 1939 г. в «Z» начальником базы уехал его однофамилец, военинженер 3 ранга Ф.А. Платонов.

О том, сколь негативное влияние сыграли аварийность, доносы и репрессии на боеспособность авиагрупп, свидетельствует история с комэском Н.М. Кидалинским. Сейчас трудно установить, успел ли начальник УВВС Я.И. Алкснис ознакомиться с написанными 19 ноября рапортами о причинах летных происшествий в «Z». Неизвестно также, повлияла ли большая аварийность в Китае на его судьбу, скорее всего, все уже было определено заранее. Однако весьма вероятно, что эти рапорты стали одними из последних, прочитанных Алкснисом в своей жизни. После его ареста К.Е. Ворошилов приказал новому руководству ВВС представить на утверждение кандидатуры новых командиров групп истребителей и бомбардировщиков в «Z», ведь арест руководства ВВС автоматически превращал весь отобранный им летный состав в потенциальных «врагов народа».

1* В документе все со строчной буквы. Марголин С. Л. – директор Филевского авиазавода № 22, Лавров В. К. – начштаба ВВС РККА.

Бомбардировщик СБ М-103 перед перелетом в Китай

29 ноября новый заместитель начальника УВВС Я.В. Смушкевич предложил Ворошилову назначить командиром всей бомбардировочной авиации в Китае Н.М. Кидалинского, его замом – ст. л-та Ф.Е. Сысоева. Командиром истребительной группы выдвигался к-н В.В. Беспалов, награжденный в 1936 г. орденом Ленина, его замом – ст. л-т А.И. Бурданов. 1 декабря Нарком утвердил всех представленных, но в эти же дни волна репрессий докатилась до командования АОН-1 – арестовали Хрипина с Гринбергом. Затем в ходе поисков «проглядевших» и «вовремя не разоблачивших», а также раскрытия всевозможных «заговоров» в дело пошли многочисленные «сигналы», рапорты и просто доносы, как на уже арестованных, так и «намеченных в их компанию».

И сразу же «пошел в дело» донос техника звена 93-й авиабригады воентехника 2 ранга Л.В. Рудакова, написавшего в адрес самого К.Е. Ворошилова: «…Некоторые командиры неправильно выполняют Ваши приказы об использовании младших авиаспециалистов по званию авиамеханик (далее шли ссылки на «предателя Алксниса» и других арестованных)… [Комэск Кидалинский] принимал на сверхсрочную службу младших командиров на должность авиамеханика …, платит им жалованье, авиамеханики получают натурпайки и пайки диетические и занимают … места писарей. В то время когда… те … которые работают непосредственно на машинах, не в достаточной степени подготовлены, для… звания авиамеханика… Все это видело командование вышестоящее, вплоть до Хрипина, но мер не принималось… поведение Кидалинского ему было на руку… т. Кидалинский очень безобразно относился к основной массе подчиненного состава, матерщина не слазила ни с одного [из] нас… [Он] восхваляет таких работников, которые чужды нашей армии, как…» Далее упоминались исключенный из рядов ВКП(б) техник, чем-то не угодивший доносчику шофер и т.д., и т.п. Фактически целью доноса было желание сидеть в штабе и получать пайки вместо того, чтобы на ветру и морозе копаться в моторе.

Всю эту грязь подхватило новое руководство АОН-1, и временно назначенный начальником политуправления АОН-1 батальонный комиссар Кривицкий (обратите внимание: батальонный вместо корпусного, всех старших по званию уже арестовали) 8 декабря направил в Политуправление РККА и в Военный Совет ВВС свое донесение, а по существу – донос:

«Личный состав… для выполнения особого правительственного задания в частях АОН отбирался лично… ныне разоблаченным врагом народа Гринбергом, поэтому в… [«Z»] оказались несколько человек не внушающих доверия, в их числе… к-н Кидалинский, который бывал несколько раз за границей с ныне разоблаченными врагами народа. Имеет родственные связи с врагом народа Лавровым. До зачисления в кадры РККА он работал в ГВФ в качестве летчика на линии Москва-Берлин, окончил школу слепых полетов в Германии. По рассказам вернувшихся из [спец]командировки, Кидалинский ведет там себя подозрительно.

Комиссар же эскадрильи батальонный комиссар Тарыгин, также отобранный и посланный в командировку врагом народа Гринбергом без санкции ПУ РККА, проявил политическую близорукость, не принял мер по разоблачению летчика Мельникова, занимавшегося восхвалением итальянского фашизма. Решением бригадного партсобрания от 6.12 Тарыгин выведен из состава бригадного партийного комитета. Командир отряда той же эскадрильи ст. л-т Козлов, находящийся в этой командировке, так-же обвиняется в потере бдительности.

В связи с этими фактами партсобранием бригады возбуждено ходатайство перед Политуправлением АОН об отозвании Кидалинского, Тарыгина и Козлова из командировки и разборе их дела в партийном порядке. Считая это решение п/о бригады правильным, прошу указаний об отозвании из спецкомандировки всех троих – Кидалинского, Тарыгина и Козлова».

Несмотря на недавнее назначение Кидалинского, не реагировать на этот рапорт новому руководству ВВС и самому было «чревато». 29 декабря Смушкевич как бы советует члену ВС ВВС Кольцову «немедленно отозвать по работе в «Z» всех подозрительных и неустойчивых…». В свою очередь, Кольцов 2 января 1938 г. «перевел стрелку» на нового начальника УВВС Локтионова, сообщив ему, что «Кидалинского считаю необходимым отозвать. В отношении Тарыгина и Козлова надо, чтобы ВС АОН дал свое заключение. Прошу Ваше мнение». Получив мнение сверху, 6 января Кольцов одновременно «спустил» распоряжение «вниз по команде», а сам «отмазался»: «Кидалинский отозван. В отношении Тарыгина и Козлова договоритесь с ПУ и не позже 8.1. доложите их соображения. Одновременно надо переговорить… о кандидатах вместо Тарыгина и Козлова» (ведь и воевать кому-то тоже надо было!).

Так мастер слепых полетов, опытнейший летчик с налетом 1400 часов, сделавший более 500 посадок на СБ, был «сбит» «экспертами» доносов и моментально превратился из командира особого соединения в подозреваемого. Его судьба в 1938-42 гг. неясна, по-видимому, ему все же удалось избежать ареста. Судьба М.А. Тарыгина недолго качалась на весах Фемиды. 23 февраля он полетел штурманом ведущего экипажа смешанной группы СБ на о. Формоза (Тайвань) и погиб при аварийной посадке по вине китайского летчика, перепутавшего озеро с залитым водой рисовым полем. После этого подозрения с И.Н. Козлова, похоже, сняли.

«Писарчуки поганых вирш» обнаружились и в «Z». Неоднократно упоминаемый в мемуарах добровольцев штурман Г. Лакомов сразу же «настучал» на своих командиров – Ф.П. Полынина, к-на Музюкина, а также на старшего советника по авиации П.В. Рычагова, обвинив двух первых в каких-то «ошибках» (они якобы его не слушали, а он был прав), а всех троих – в присвоении каких-то долларов. К Полынину и Рычагову (до времени) эта грязь не прилипла, а на Музюкина составили «объективку», подшитую в дело РГВА вместе с доносом. Но поскольку за боевые заслуги в «Z» его наградили орденом Красного Знамени и представили к званию полковника сразу после капитана, выдвигая на должность комполка, доносу хода не дали. Еще один мастер эпистолярного спецжанра обнаружился среди стрелков-радистов, он обвинял своего командира экипажа, что тот якобы пропивал его деньги.

Страна должна знать своих героев, и говорить здесь об этом уместно еще и потому, что до сих пор, даже спустя две трети столетия после трагического для нас 22 июня 1941 г., мы так и не пришли к единому мнению о причинах страшных поражений советских ВВС в первые дни войны. При рассмотрении этого вопроса до сих пор влияние репрессий фактически выносится за скобки. А здесь, на очень маленьком участке фронта, эта связь наглядна и вполне очевидна. Впрочем, хватит об этом….

В отличие от И-16 и СБ, истребители И-15 решили из Алма-Аты по воздуху не перегонять. В разобранном виде их отправили на грузовиках ЗИС-6 (фюзеляжи) и ЗИС-5 (плоскости, хвосты и пр.) в Хами, где организовали сборочную базу. Кроме того, поврежденные самолеты требовалось ремонтировать. Поэтому в «спецкомандировку» попали не только военные, но и гражданские специалисты, в частности, 41 человек с авиазавода № 21 (И-15 и И-16) и 28 человек с авиазаводов № 22 и № 39 (СБ и : ДБ-3).

Советские летчики, перегонявшие истребители в Китай

Китайский пилот позирует в новом летном обмундировании

Принято считать, что прибывший в «Z» в , середине ноября «испанец» П.И. Пумпур, в отличие от Залевского, «более-менее наладил» работу авиатрассы. Как вспоминал : доброволец Д.А. Кудымов, Пумпур, узнав о ' летных происшествиях, отменил назначенные сроки вылета второй группы И-16 и начал усиленно тренировать летчиков в полетах на предельных высотах и посадках в труднодоступных местах в сопках, на огра-1 ниченных площадках. Тем не менее, к концу ноября статистика была просто удручающей. Из 94 И-16 исправными оставались всего 57 машин, а к фронту успели добраться только 16. На трассе оставались 41 исправный и 30 неисправных истребителей. Из поврежденных в 27 тяжелых летных происшествиях И-16 восстановлению подлежали только 30% самолетов. Из восьми УТИ-4 до Ланьчжоу долетела ровно половина. Что касается бомбардировщиков, то по состоянию на 26 ноября в глубь Китая ушли лишь 5 СБ, а на трассе оставались 21 исправный и 5 неисправных самолетов. К тому же, китайцы к этому времени в учебных полетах успели разбить 1 СБ и 4 И-16, один китайский летчик погиб.

Любопытно, что практически все летные происшествия произошли на основном маршруте Алма-Ата – Ланьчжоу, получившем название «южной трассы». Второй маршрут – монгольский – от Иркутска через Улан-Батор и Далан-Дзадагад до Сучжоу и далее до Ланьчжоу называли «северным». Он начал функционировать с большой задержкой, хотя к его организации приступили практически одновременно с «южным». 23 сентября 1937 г. Ворошилов приказал организовать перегонку бомбардировщиков «по особому маршруту» из Иркутска через Монголию в Ланьчжоу. Эскадрилью СБ по Транссибу доставили в Иркутск, сборку самолетов поручили местному авиазаводу № 125.

Одновременно Ворошилов приказал обеспечить к 25 октября все базы на монгольской территории необходимым количеством ГСМ и доставить на аэродромы «бензо- и водомаслозаправщики для быстрой заправки пролетающих самолетов» – эскадрильи СБ в сопровождении четырех ТБ-3 с боеприпасами и имуществом. Кроме того, предписывалось «выяснить и донести возможность полета истребителей по указанному маршруту с посадками через каждые 400-450 км, считая от Иркутска и Читы. Пункты возможных посадок по этому маршруту донести…»

Операцию планировали закончить к 15 ноября, но в срок не уложились. В Москву шли телеграммы: «Сборка птиц в Иркутске задерживается». Оказывается, задание по сборке СБ заводу дали, не снижая основного плана. 20 октября начальник Главного управления авиапромышленности М.М. Каганович приказал директору завода ускорить подготовку машин. Но только 26 октября, после поступления требования «к перегонке приступить немедленно по готовности первого эшелона при благоприятной погоде», на авиазаводе приступили к облету первой десятки СБ, обещая подготовить ее к 28 октября, вторую – в самом конце месяца, остальные 11 – к 4-5 ноября. Комбриг Г.И. Тхор разместил свою группу прямо на заводском аэродроме и начал тренировки экипажей. Он поставил задачу довести налет пилотов до 30-35 часов, при любых метеоусловиях, с отработкой навыков навигации над незнакомой местностью. Директор авиазавода жаловался на него в Москву, требуя убрать самолеты, занимавшие место на заводской площадке, но ничего не добился.

В разработке заключительного участка «северной» трассы самое активное участие принял лично Ворошилов. Он не утвердил предварительно разработанный маршрут из-за опасной близости японских позиций. Передовой японский аэродром Баотоу находился в 250-300 км от трассы, и истребители самураев вполне могли перехватить СБ на маршруте. Нарком предложил перенести трассу западнее и сам представил три ее варианта с конечными пунктами в Ляньчжоу и Сучжоу. 2 ноября Алкснис сообщил в Читу, что Ворошилов одобрил новый план перелета и признал правильным решение «произвести предварительную разведку последнего этапа до вылета скоростных самолетов. Разведку произвести или тремя СБ или двумя ТБ-3… В последнем случае на борту ТБ-3 иметь штурманов эшелонов… [СБ]. Следите за обстановкой на земле и в случае продвижения противника на запад придется несколько отнести маршрут в западном направлении…». В результате дальнейших «военно-географических изысканий» конечным пунктом северной трассы стал не Ланьчжоу, а Сучжоу, далее СБ шли по уже облетанной трассе до Ланьчжоу.

Несмотря на то, что Алкснис всячески подгонял Тхора, требуя телеграфировать, чем вызвана задержка «и что предпринимается для скорейшего выполнения задания для доклада наркому», перед вылетом первого эшелона Тхор лично облетел весь северный маршрут и вернулся обратно на связном Р-5. Еще до СБ по трассе через Улан-Батор прошли три ТБ-3, доставив 19 ноября в Сучжоу бомбы и патроны. В пути их сопровождала пара Р-5 – не столько для охраны, сколько на случай вынужденной посадки.

Первый отряд из 15 СБ повел из Иркутска капитан В.И. Клевцов. 7 декабря 9 бомбардировщиков и 3 Р-5 с грузом прибыли в Сучжоу. Перегонку всей партии СБ завершили к середине декабря. Ее предполагали полностью передать китайцам. В целом перелет прошел вполне удачно (всего 3 вынужденные посадки на участке Улан-Ба- тор-Далан-Дзадагад и 1 авария). Этому способствовали отсутствие спешки, тщательная подготовка летчиков и матчасти и внимательная проработка и изучение на местности нового маршрута.

Когда в Ланьчжоу скопилось более полусотни боевых самолетов, возник вопрос об их наиболее эффективном использовании. 15 ноября, буквально перед самым арестом, Алкснис проинструктировал командование трассы: «Постепенный ввод в дело самолетов по мере прибытия не даст должного боевого эффекта, приведет к большим потерям. Боевое применение самолетов допустимо лишь после накопления большинства отправляемых [самолетов] и достаточного количества боеприпасов». Вопреки этому вступление советских летчиков в бой произошло именно малыми группами при полном отсутствии ПВО аэродромов и господстве в воздухе японцев. Это привело к неоправданным потерям. Нетрудно представить условия, в которых вступали в бой летчики-добровольцы, если уже 2 декабря, на следующий день после утверждения Ворошиловым в должности заместителя командира истребительной авиагруппы, в воздушном бою над Нанки- ном погиб ст. л-т А.И. Бурданов. Ранее во время дозаправки при перелете к фронту под бомбами погиб первый китайский летчик И-16, командир 4-й истребительной авиагруппы п-к Гао Чжихан.

Уже 4-5 декабря, за неделю до падения Нанкина, прибывшие самолеты пришлось перебазировать в Ханькоу, за 420-480 км от линии фронта. Об их участии в боевых действиях речь пойдет дальше…

Автор считает приятным долгом выразить свою искреннюю и глубокую благодарность к т.и. ЕЛ. Желто- вой, Г.Ф. Петрову, И.А. Сеидову и А.С. Сергееву за информационную поддержку.

Ирина Пистоленко/ Полтава

Фото предоставлены автором

Летчик и авиаконструктор А.Д. Кованько

А.А. Кованько. Санкт-Петербург, 1910 г.

В наши дни об Александре Александровиче Кованько, кроме историков авиационной науки и техники, вспоминают разве что сотрудники некоторых музеев Украины и России. Однако в начале XX столетия этого талантливого летчика и конструктора аэропланов относили к плеяде видных деятелей авиационного дела в России. О нем часто писали ведущие газеты страны.

Заполняя различные документы, А.А. Кованько в графе «происхождение» указывал, что он «родом из потомственных дворян Полтавской губернии».

В середине XVII в. его предки были казаками полтавских полков (в Старых Санжа- рах, в Великих Будищах Полтавской губернии, в Полтаве). «За службу Отечеству» многие из них получили землю в городе, на его околицах и были внесены в списки дворян Полтавской губернии.

Из хранящегося в Российском государственном военно-историческом архиве послужного списка А.А. Кованько за 1910 г. следует, что он родился 17 июля 1889 г.(2*) в Санкт-Петербурге в семье Александра Матвеевича Кованько. Генерал A.M. Кованько (1856-1919) считается одним из основоположников воздухоплавания и авиации в империи. Он был в числе организаторов и командиров Офицерского воздухоплавательного парка, который впоследствии был реорганизован в Офицерскую воздухоплавательную школу (ОВШ) в Гатчине.

Когда Александру Кованько-младшему исполнилось 10 лет, родители отдали его в 1-й Петербургский кадетский корпус. Как вспоминала его младшая сестра Варвара Александровна Мороко, учеба давалась брату легко. Приходя в выходные дни в отцовский дом, он с друзьями и соучениками по корпусу часто бывал на плацу на Волковом поле, где воздухоплаватели готовили к подъему аэростаты.

В 1906 г. по инициативе начальника корпуса генерала Григорьева кадеты стали издавать журнал «Кадетский досуг». По воспоминаниям М. Е. Карамышевой, редактором этого журнала был ее отец кадет выпускного класса Евгений Карамышев, который вместе с одноклассником Александром Кованько в нескольких номерах напечатали очерк, посвященный истории воздухоплавания. Эта серьезная работа привлекла внимание читателей.

После успешного окончания корпуса в 1906 г. А.А. Кованько поступил в Николаевское инженерное училище, окончив которое, 6 июня 1909 г. был назначен в 3-й понтонный батальон. В августе того же года по его собственной просьбе он был переведен в 1-й Восточно-Сибирский полевой воздухоплавательный батальон в г. Омске. В июле 1910 г. батальон расформировали, образовав на его базе 7-ю воздухоплавательную роту. Осенью 1910 г. Александра Кованько, который проявил себя как талантливый офицер, направили учиться в OBШ, где к тому времени уже был сформирован авиационный отдел. Получив серьезную теоретическую и практическую подготовку, включавшую полеты на привязном аэростате, дирижабле и аэропланах системы Фармана, А.А. Кованько успешно закончил курс ОВШ. По Высочайшему повелению от 28 октября 1911 г. за отличное окончание школы авиатор был награжден орденом Св. Станислава 3-й степени.

В 1912 г. в жизни А.А. Кованько произошли два важных события. Первое: в мае он женился на француженке Елене Гарут, дочери старшего механика ОВШ А.Е. Гарута(3*). И второе: 6 июня Главное инженерное управление направило А.А. Кованько вместе с штабс-капитан Борейко и поручиком Модрахом во Францию «для изучения конструкции аэропланов Ньюпор и для обучения полетам на них». Командировка продолжалась почти 5 месяцев, окончилась успешной сдачей пилотского экзамена.

В том же году А.А. Кованько совершил несколько полетов, вызвавших интерес общественности. Так, в марте газета «Петербургский листок» (№ 10) сообщила о шестичасовом перелете поручиков А. Кованько и С. Модраха на воздушном шаре. Однако предпочтение Александр Александрович все же отдавал аэропланам. Газета «Кронштадтский вестник» описывала его полет, совершенный 24 ноября над Варшавой и ее околицами «на учебном аэроплане, возможности которого ограничены». Чтобы выполнить этот полуторачасовой полет и достичь высоты в 1200 м, «поручику пришлось собственноручно соорудить дополнительные бензобаки».

Службу А.А. Кованько продолжил в авиационном отделе ОВШ (с лета 1914 г. Гатчинская военная авиационная школа). Он стал одним из инструкторов П.Н. Нестерова. По письмам жены этого выдающегося летчика Н.Р. Галицкой, из личной переписки Петра Николаевича, а также по другим свидетельствам установлено, что Кованько и Нестеров стали близкими друзьями. Они оба были пионерами дальних перелетов в России. Так, в марте 1913г. пресса сообщила о перелете Кованько по маршруту Варшава-Люблин-Вар- шава. Газета «Русский Инвалид» высоко оценила это событие с военной точки зрения. В мае А.А. Кованько совершил перелет Гатчи- наПсков-Ревель (Таллинн)-Гатчина с еще одним своим знаменитым учеником, будущим асом Первой мировой Е.Н. Крутенем.

Следует отметить, что незадолго до этого события над Гатчинским аэродромом произошло первое в России столкновение двух самолетов в воздухе. 5 мая во время выполнения очередной фигуры аэропланы, которыми управляли инструкторы школы A. Кованько и В. Дыбовский, столкнулись и упали с 30-метровой высоты. Летчики остались живы.

В августе 1913 г. петербургское «Новое время» опубликовало небольшое сообщение «Диктофон и авиация» об опытах, проводимых военными авиаторами шт.-капита- ном Г.Г. Горшковым и поручиком А.А. Кованько в полетах над Гатчиной. Их успешные результаты подтвердили возможность использования диктофона в разведывательных полетах. К сожалению, из этой публикации невозможно понять, о каком именно устройстве идет речь, ясно лишь, что оно использовалось для связи.

В Гатчине А.А. Кованько занимался и созданием аэропланов. В мастерских ОВШ он построил расчалочный моноплан, в конструкции которого использовал доработанные агрегаты других аппаратов. От «Ньюпора IV» были взяты горизонтальное оперение и консоли крыла, которые изобретатель оснастил элеронами, т.к. в исходном варианте для поперечного управления использовалось гаширование (перекашивание) крыла. Хвостовое оперение крепилось с помощью фермы, которую изготовили из деталей «Фармана VII».

26 сентября 1913 г. на Гатчинском аэродроме состоялись испытания этого аппарата, которые проводил сам конструктор, а также шт.-капитан Г. Горшков и поручик B. Стоякин. Летчики весьма высоко оценили самолет, посчитав его удобным и достаточно простым в пилотировании. «Результаты испытаний оказались в высшей степени удачными. Военное ведомство заказало гатчинским мастерским построить еще два таких аппарата», – констатировали газеты.

2* Даты до февраля 1918 г. даны по старому стилю.

3* Сослуживец и единомышленник A.M. Кованько. Последний период его жизни связан с Полтавой, где 22 сентября 1917 г. он умер и был похоронен.

A.M. Кованько. Санкт-Петербург, 1904 г.

С друзьями и близкими. Слева направо в первом ряду: поручик С.Г. Бошинятов, ? , М.Ф. Ивков; во втором ряду: Е.А. Кованько, М.М. Шабская, поручик А.А. Кованько, Калашникова; в третьем ряду: поручик М.Г. Балабушка, Е.А. Гарут, ? . Гатчина, 1913 г.

Панорама Волкова поля. Снимок с воздушного шара. 1916 г.

Летом 1914 г. П. Нестеров получил возможность строить свой самолет на заводе «Дукс», и в этой работе ему помогал А. Кованько. В фондах Нижегородского областного музея хранится написанное в то время письмо Нестерова жене, где он сообщал: «Живу на даче у Меллера (директора завода «Дукс». – И.П.). В первый … день приезда моего прибыл «Еж» (детское прозвище А. Кованько. – И.П.), с которым мы целую неделю … вместе… летали, … работали на заводе…».

С началом войны А.А. Кованько отправился в действующую армию. Совсем недолго он проходил службу в 9-м корпусном авиационном отряде (КАО), а затем добился перевода в возглавляемый П.Н. Нестеровым 11-й КАО. Туда он прибыл 26 августа, в день, когда командир совершил первый в мире воздушный таран… После гибели друга А.А. Кованько некоторое время возглавлял этот авиаотряд.

За летное мастерство и мужество, за успешное проведение разведвылетов А.А. Кованько был награжден тремя орденами: Св. Анны 3-й степени, Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантами, Св. Анны 2-й степени с мечами, а также Георгиевским оружием за то, что, как сказано в наградных документах, «22-го ноября 1914 г., управляя аэропланом при обстоятельствах исключительной атмосферной трудности, подвергаясь сильному и действенному огню артиллерии противника, проник в глубокий тыл неприятельского расположения, чем дал возможность наблюдателю подпоручику Дзецино произвести разведку, выяснившую наступление противника около 2-3-х корпусов в направлении Суха-Рабко-Тымбарк». Самолет А.А. Кованько дважды подбивали, однако авиатору удавалось в обоих случаях дотянуть до расположения своих войск. Но в третий раз военное счастье изменило летчику. 13 декабря 1914 г. он с поручиком Яковенко возвращался из очередного разведвылета и попал под обстрел неприятельской батареи. Мотор получил серьезное повреждение, и пришлось совершить вынужденную посадку на вражеской территории, в районе Н. Сандеца (в Галиции). Прежде, чем австрийцы захватили его в плен, А. Кованько успел сжечь свой самолет. Как сообщил его сын Георгий Александрович Кованько (гражданин США, г. Браттлеборо, штат Вермонт), летчик 6 раз пытался бежать из плена, но его все время ловили и жестоко наказывали. В конечном итоге непокорного пленника заключили в каземат под усиленную охрану.

Возвратился на родину Александр Александрович только 24 мая 1918 г. в результате обмена военнопленных. Его, совершенно больного, истощенного физически и морально жестокими условиями плена, вывезла в Одессу жена, ставшая в годы войны медсестрой. Октябрьскую революцию 1917 г. А.А. Кованько не принял и вступил в Добровольческую армию. В феврале 1919 г. он стал летчиком 8-го авиационного отряда Вооруженных сил Юга России (ВСЮР). Позже руководил Военной авиационной школой Управления авиации, работал в Авиационном отделе Межведомственной реквизиционной комиссии ВСЮР. С марта 1920 г. исполнял обязанности старшего офицера 4-го авиационного отряда Русской армии П.Н. Врангеля. С июня этого же года командовал 1 -м авиационным генерала Алексеева отрядом. Был избран членом суда чести Крымской боевой авиационной группы. В августе 1920 г. обеспечивал воздушное прикрытие десантной операции на Кубани и за 11 дней «совершил 12разведок и 3 групповых бомбометания». За боевые отличия был произведен в капитаны.

В ноябре 1920 г. красные захватили Крым. А.А. Кованько эвакуировался вместе с генералом Кутеповым в Турцию, в Галлиполи. К тому времени он расстался с Е. Гарут и в эмиграцию выехал со своей новой женой – Еленой Кованько. Вскоре многие бывшие офицеры Императорского военно- воздушного флота приняли предложение правительства Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев прибыть в эту страну для оказания помощи в становлении местной армии. Среди них был и А.А. Кованько, который с семьей поселился в сербском г. Нови Сад, где началось формирование королевского воздушного флота.

В доме Георгия Кованько собраны книги, фотографии, документы, реликвии, чудом уцелевшие вещи отца, а также подборка газетных публикаций, в которых широко показана жизнь в Югославии российской военной эмиграции того периода. Есть и фотоснимок, на котором рядом с отцом в авиационной форме стоят известные в то время летчики Янковский, Шаболин, Антонов, Горн. Многие из них служили успешно. Так, Сергей Шаболин стал полковником сербской армии. А.А. Кованько состоял на службе в авиации Королевства, был инструктором в нови-садовской авиационной школе. Российские летчики многое делали для создания и развития авиационного дела в стране. Они объединились в Общество офицеров Российского воздушного флота в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев. Это общество начало активную деятельность осенью 1922 г. и через год насчитывало 137 действительных членов. Одним из почетных членов был избран авиаконструктор И.И. Сикорский. Общество издавало авиационный журнал «Наша стихия», а также «Авиационный бюллетень», для которых А.А. Кованько писал статьи.

Самолет А.А. Кованько. Гатчина, 1913 г.

А.А. Кованько на своем самолете

Из-за недостаточного финансирования югославской авиации большинству пилотов приходилось летать на старых самолетах, и многие погибали. Это стало одной из причин, побудившей Александра Александровича вновь заняться авиаконструированием. На средства сербского военного министерства он построил в мастерских новисадовского аэродрома учебный самолет. Его первые испытания, проведенные конструктором в феврале 1926 г., дали отличные результаты. К сожалению, в украинских, российских архивах и литературных источниках данных об этой машине пока обнаружить не удалось. И только в архиве Г.А. Кованько сохранилась эмигрантская газета «Возрождение», в которой помещена фотография отца возле его самолета.

Оборвалась жизнь А.А. Кованько 27 сентября 1926 г. Российские историки авиации, основываясь на имеющихся у них данных, считают, что летчик погиб в катастрофе «во время испытания самолета собственной конструкции». Однако югославские публикации того времени свидетельствуют о другом. Так. газета «Политика» от 28 сентября 1926 г сообщала, что пилот подполковник А.А. Кованько и рядовой Мухарем Ахмед Саилович погибли во время полета на польском аппарате типа «Бранденбург» с двигателем Даймлера мощностью 180 л.с. Самолет упал с высоты приблизительно в 150 м через несколько минут после взлета.

До сих пор неизвестно, что именно случилось с самолетом. Опубликовав некролог и биографию летчика, авторы «Русского военного вестника» (№ 62, 10 октября 1926 г.) подчеркивали, что полет проходил при хороших погодных условиях. По одной из версий, пилот-инструктор А.А. Кованько передал управление самолетом курсанту Саиловичу, который резко направил аппарат к земле. Инструктор, по предположению сторонников этой версии, не смог вернуть машину в нормальное положение. Другие исследователи считают, что А.А. Кованько этого сделать не удалось, т.к. выполнявший свой первый полет Саилович то ли потерял сознание, то ли испугался и навалился на органы управления, не позволив инструктору выправить аппарат. Согласно третьей точке зрения, высказанной в газете «Време», сам А.А. Кованько внезапно мог почувствовать себя плохо, что и привело к трагедии. Есть еще одна версия, которой придерживаются родные летчика и некоторые исследователи. Они считают, что гибель А.А. Кованько, не скрывавшего желания вернуться на родину, стала результатом деятельности «Русского общевойскового союза» (РОВС) под руководством П.Н. Врангеля. Подтвердить или категорически отвергнуть любую из этих гипотез за недостатком документальных оснований пока не представляется возможным.

«Русский военный вестник» (№ 61, сентябрь 1926 г. ) поместил сообщение о гибели «известного пилота и конструктора, военного летчика, подполковника А.А. Кованько … [который] входил в состав общества, имевшего своей целью расширение связей с российскими и иностранными авиационными организациями, … издание журналов, организацию лекций… Гибель подполковника Кованько является огромной утратой для российской и сербской авиации». Газеты «Време» и «Русский военный вестник» писали 29 сентября, что во время похорон, отдавая дань заслугам и вкладу А.А. Кованько в развитие авиационного дела в Югославии, в небе летали три самолета типа «Бранденбург». На похороны в Нови Сад прибыли комендант Сербской армии генерал Тура Докич, начальники отделов воздухоплавания Военного и Морского министерств генералы Павлович и Станойлович, представители эмиграции и многие другие.

Журнал Центрального Совета Объединенных Офицерских Обществ Королевства в г. Белграде, напечатав (10 октября 1926 г.), статью об А.А. Кованько, сообщил, что у него осталось двое детей. Дочь Ирина от первого брака находилась вместе с матерью Е. Гарут в Полтаве, а родившийся уже в эмиграции в 1923 г. сын Георгий (Юрий) жил с Еленой Кованько в Югославии.

По ходатайству вдовы и знакомых А.А. Кованько семье была назначена пенсия. Георгий получил право учиться за счет королевской стипендии в Сараево, а позже-в 1-м кадетском корпусе, которым командовал генерал Попов.

Во время Второй мировой войны мать Георгия стала сестрой милосердия в военном госпитале и погибла в 1944 г. в перестрелке с партизанами. После войны Георгий мыкался по разным странам, сидел в лагерях для интернированных, уже инвалидом перебрался в Германию, а потом – в США. Там он закончил университет, получив диплом инженера. Скончался в 2003 г. Его сын, внук А.А. Кованько, стал врачом. Он знает свою родословную и чтит память предков.

Варвара Александровна Мороко бережно хранит фотографии могилы брата и памятника на ней. В начале 1990-х гг. она показывала нам эти снимки и стихи, когда-то написанные ее отцом A.M. Кованько. В них есть такие строки:

…Чтоб летчиком быть, Нужно дело любить. Авиация – дело святое!..

Именно так всю свою жизнь относился к авиации его сын – летчик и авиаконструктор Александр Александрович Кованько. Война, революция и ранняя гибель не позволили раскрыться его таланту полностью, и все же можно утверждать, что он внес существенный вклад в становление и организацию авиационного дела на родине и б Югославии, оставив заметный след в истории авиации.

Андрей Совенко/ «АиВ»

Фото ОАО «Компания «Сухой»

Свет и тени «Суперджета»

«Суперджет» – проект, выбранный в качестве базового для российской авиапромышленности, благодаря которому мы предполагаем сохранить компетенцию системного интегратора в гражданской авиации».

Борис Алешин, руководитель Федерального агентства по промышленности РФ

19 мая, как описано в предыдущем выпуске «АиВ», состоялся первый полет регионального пассажирского самолета «Сухой Суперджет-100» (Superjet-1000 или SSJ-100, прежнее наименование RRJ – Russian Regional Jet). Событие, которого с таким нетерпением ждала вся российская общественность и которое несколько раз откладывалось, прошло на удивление скромно – в стиле, больше характерном для советского периода тотальной засекреченности нашего авиапрома. Это выглядело настолько непонятным, особенно на фоне безудержной рекламы самолета, которую на протяжении уже нескольких лет в России и за рубежом ведет его разработчик – ЗАО «Гражданские самолеты Сухого» (ГСС), что практически сразу же вызвало кривотолки. «Это, мягко говоря, странное и необычное поведение, – сказал на следующий день после полета аналитик компании RyeMan amp;GorSecurities Ленар Хафизов. – Как правило, авторитетные авиастроительные компании осуществляют такого рода презентации на публичном уровне. Самыми желанными гостями являются потенциальные заказчики и журналисты, которые пафосно описывают преимущества… новинки. Я убежден, что авиационный мир будет воспринимать «скрытый» полет SSJ-100 двузначно… Конспиративную тактику можно толковать как страх, неуверенность и недоверие к возможностям и свойствам SSJ-100».

Наверное, такая трактовка внезапного приступа скромности у руководства ГСС вполне может иметь право на существование, хотя мы не станем утверждать, что все именно так и было. Мы вообще не будем гадать, а постараемся говорить только о вещах понятных, бесспорных, заявленных официально через СМИ или высказанных автору этих строк профессионалами, имеющими отношение к теме. Так вот: даже предварительный анализ имеющейся информации позволяет заключить, что в таком характере проведения первого полета SSJ-100 нет ничего странного. Напротив: он естественным образом отражает современную ситуацию вокруг всей программы «Суперджета», в которой плотно переплелись и поводы для гордости, и причины опускать глаза в землю.

Сегодня программа «Суперджета» представляет собой плотный клубок контрастов, и рассуждения на эту тему мы начнем с изложения ее положительных сторон. Прежде всего, следует отметить удачный выбор рыночной ниши будущего самолета – региональные перевозки (в основном, на дальность до 3000 км) сравнительно небольшого количества пассажиров (около 100). Последние 5-6 лет именно этот сектор рынка переживает наиболее бурный рост, причем не только в странах бывшего СССР, где еще недавно наблюдался провал перевозок, но и в остальном мире. Причем в России и странах СНГ ситуация на региональных маршрутах наиболее благоприятна для появления нового самолета: здесь как раз происходит массовый вывод из эксплуатации морально и физически устаревших лайнеров Ан-24, Ту-134 и Ту-154. И хотя на освободившееся место в российском небе уже претендуют Ту-334 и Ан-148, а также ряд лайнеров зарубежного производства, по большому счету региональная ниша все еще остается незанятой. А если учесть степень поддержки, которую оказывает программе SSJ-100 правительство РФ и степень влияния правительства на российские бизнес-структуры, то можно не сомневаться, что самолет получит значительный спрос на внутреннем рынке.

Теперь о господдержке подробнее. Безусловно, это одна из самых сильных сторон организации всех работ над самолетом, и за ее масштаб перед талантом менеджеров ОАО «Авиационная холдинговая компания «Сухой» следует снять шляпу.

До SSJ-100 создание гражданских самолетов в новой России было, образно говоря, личным делом каждого ОКБ. Вспомним хотя бы, как намучились туполевцы с финансированием достройки и испытаний Ту-334! Или другой пример – Ан-148, на разработку которого украинское государство выделило аж 5% от общего объема в 300 млн. USD реально затраченных средств. В случае с «Суперджетом» все не так. В феврале этого года Президент российской Объединенной авиастроительной корпорации (OAK) Алексей Федоров оценил стоимость создания этого лайнера в 1,4 млрд. USD. При этом доля государственных средств, включая прямые бюджетные отчисления, кредиты госбанков и погашение процентов по другим кредитам, по данным министра экономического развития и торговли РФ Германа Грефа, только за период 2006-08 гг. составила более трети названной суммы. То есть если сравнить объемы госсредств в программах SSJ-100 и Ан-148, то в первой их примерно в 33 раза больше! Однако господдержка – это не только непосредственно деньги. Это и фактическое обеспечение стартового заказа (государство является основным акционером «Аэрофлота», который стал первым покупателем самолета), и оказание давления на другие авиакомпании с целью их отказа от Ту-334 и Ан-148 в пользу SSJ-100, и снятие таможенных пошлин на импортные комплектующие, и формирование соответствующих настроений среди российской общественности. О такой заботе со стороны родного государства любая самолетостроительная фирма может только мечтать.

Еще один важнейший момент: SSJ-100 создается принципиально новой управленческой и технологической структурой, сформированной по западному образцу и носящей рыночный характер. ГСС – дочерняя компания холдинга «Сухой», которая специально создана под SSJ-100. Она в полной мере взяла на себя ответственность за весь жизненный цикл своего продукта: проектирование и разработку, маркетинг и продажи, сертификацию, производство и послепродажное обслуживание. А именно этого и требует сейчас рынок. Кроме того, являясь акционерным обществом, ГСС имеет возможность привлекать различные кредиты, вступать в альянсы с партнерами и вообще выполнять необходимые рыночные процедуры, продиктованные целесообразностью развития программы SSJ-100. Заметим: это обеспечивает «Суперджету» огромное преимущество перед конкурентами, которые разработаны конструкторскими бюро еще старого советского образца, ведь отвечающие за их послепродажную поддержку структуры еще находятся в стадии формирования.

Особенно ярко гибкость ГСС проявилась в отношениях с западными партнерами. Практически с самого начала реализации проекта, то есть с 2000 г., только что созданная структура подняла на свое знамя сотрудничество с «Боингом». Как неоднократно подчеркивалось в пресс-релизах ГСС, именитая американская компания выступала в роли консультанта по общим вопросам управления программой, определения облика самолета, организации работы с заказчиками и их послепродажной поддержки. При этом непосредственно в конструировании SSJ-100 американцы участия не принимали и собственных средств в программу не вкладывали. Однако, даже если участие «Боинга» в реальности было всего лишь PR-ходом, то это был весьма удачный ход, поскольку имидж заокеанского авиастроительного гиганта среди российских эксплуатантов авиатехники очень высок. Более конкретное сотрудничество ГСС удалось наладить с итальянской фирмой Alenia Aeronautica. В августе 2007 г. с ней было создано совместное предприятие (доля «Сухого» – 49%) с задачей продажи и послепродажного обслуживания SSJ-100 в Европе. Еще одно совместное предприятие – между российским двигателестроительным НПО «Сатурн» и французской компанией SNECMA – было создано для разработки двигателя SaM-146, предназначенного для установки на самолет.

Если продолжить разговор об участии в проекте иностранных компаний, то оно по российским меркам беспрецедентно. Практически все основные системы самолета либо полностью созданы и поставляются из-за рубежа, либо сделаны при небольшом участии российских предприятий. Так, цифровую систему дистанционного управления самолетом поставляет Liebherr Aerospase. Весь комплекс бортового радиоэлектронного оборудования интегрируется и поставляется компанией Thales. Она же является разработчиком и поставщиком тренажеров для подготовки летного состава. Оборудование и интерьер пассажирского салона – забота В/Е Aerospase, вспомогательная силовая установка – Honeywell, гидросистема – Parker, шасси – Messier- Dowty, тормоза – Goodrich, электросистема – Artus, SAFT и Leach International. И так далее, включая маршевые двигатели. Все это фирмы мирового масштаба (поэтому здесь и не приведена их национальная принадлежность), лидеры в своих секторах рынка, и сотрудничество с ними, да еще столь широкое, призвано принести много пользы российским предприятиям. Ну и, конечно, сделать SSJ-100 более конкурентоспособным на мировом рынке.

Естественно, реализовывать, как пишут рекламисты ГСС, самый амбициозный и перспективный проект российского авиастроения следовало с использованием наиболее передовых технологий. Поэтому создание SSJ-100 с самого начала велось с применением методов трехмерного компьютерного проектирования, и «Суперджет» стал вторым в СНГ самолетом (после Ан-148), сконструированным по безбумажной технологии. Что же касается других технологических аспектов программы, то во многих из них менеджеры ГСС проявили здоровый консерватизм. Так, на SSJ-100 практически не используются полимерные композиционные материалы и алюминиево- литиевые сплавы, а титан применен лишь в конструкции пилонов двигателей и шасси. Конечно, это несколько снижает весовую отдачу самолета, да и вообще идет вразрез с мировыми тенденциями, но зато позволяет более уверенно прогнозировать поведение конструкции с течением времени.

Большой долей консерватизма отмечено не только конструктивное исполнение машины, но и ее аэродинамическая компоновка: низкоплан классической схемы с двигателями на пилонах под крылом SSJ-100 настолько похож на другие современные региональные лайнеры, что, увидев его в аэропорту, простой пассажир врядли отличит от какого-нибудь Embraer-190 или Mitsubishi MRJ. В то же время, по заявлению начальника департамента аэродинамики ГСС Владимира Терехина, «Суперджет» обладает более совершенным крылом, чем конкуренты, а также лучшей местной аэродинамикой. Вся компоновка лайнера настроена на крейсерский полет с числами М=0,78-0,79, и на этой скорости SSJ-100 должен по топливной эффективности на 10% превосходить «Эмбраер-190».

Детально характеризовать бортовые системы самолета нужды нет: как читатели уже, наверное, поняли – это конгломерат достаточно современных изделий, кое- какие из которых полностью идентичны тем, что устанавливаются сегодня на «Эрбасы», «Боинги» и «Эмбраеры». Все системы оборудованы встроенными подсистемами контроля, обеспечивающими быстрый поиск неисправностей и передающими данные в центральную информационную систему технического обслуживания самолета.

На техническом обслуживании SSJ-100 остановимся подробнее, так как эта сторона программы для ее дальнейшего развития будет иметь наибольшее значение.

Принципиальным моментом здесь представляется то, что менеджеры ГСС впервые в российской практике стали вести разговор не о техобслуживании самолета как таковом, а о комплексной системе послепродажной поддержки эксплуатанта. Российские перевозчики из уст отечественного производителя авиатехники наконец услышали о готовности реализовать в этом важнейшем вопросе такой же подход, к которому они уже привыкли, эксплуатируя «Боинги» и «Эрбасы». Это обстоятельство, безусловно, сыграло определяющую роль в формировании лояльного отношения к SSJ-100 со стороны авиакомпаний.

Основная идея здесь заключается в реализации «принципа единого окна». То есть ГСС предлагает эксплуатантам SSJ-100 весь интересующий их пакет услуг, и ни с кем, кроме ГСС, авиакомпании общаться не придется. Это примерно как человек, купивший новую иномарку, на десяток лет вперед уверен, что ему не нужно больше шарахаться по автобазарам в поисках запчастей сомнительного качества, а все вопросы он сможет решить в приличном сервисном центре. Как и такой человек, авиакомпании смогут четко планировать расходы, необходимые для поддержания летной годности самолета на протяжении всего периода его эксплуатации. При этом ГСС будет отвечать за управление процессом технической поддержки, распределяя необходимые работы между изготовителями комплектующих изделий и авторизованными сервисными центрами. А итальянская Alenia Aeronautica будет организовывать послепродажное обслуживание SSJ-100 за рубежом, используя свой большой опыт и инфраструктуру, сложившуюся при обслуживании самолетов ATR-42/72.

Наконец, мы не можем умолчать еще об одной важной стороне программы SSJ-100. «Под нее» целому ряду российских предприятий впервые за последние полтора-два десятка лет удалось получить средства для обновления порядком обветшавшего станочного парка. Это были как прямые бюджетные вливания, так и заемные средства. Так, по словам Генерального директора АХК «Сухой» Михаила Погосяна, только в завод в Комсомольске-на-Амуре (КнААПО), где будет проходить окончательная сборка серийных машин, уже вложено 50 млн. USD. На эти деньги предприятие приобрело новейшие станки производства Японии, Франции, Германии и Швейцарии и освоило такие прогрессивные технологические процессы, как скоростное фрезерование и бесстапельная сборка. А один клепальный автомат стоимостью 5,5 млн. USD был разработан в ФРГ специально для КнААПО. Г-н Погосян утверждает, что КнААПО получит еще 100 млн. USD, после чего сможет выпускать до 60 «Суперджетов» в год. А всего, по расчетам ГСС, мировому рынку требуется до 800 таких самолетов.

Достаточно убедительным подтверждением всем хорошим словам, сказанным здесь в адрес SSJ-100, являются заказы на этот самолет, число которых неуклонно растет. По состоянию на середину июля в портфеле ГСС лежали твердые контракты на 73 машины и опционы еще на 31. В ходе авиасалона в Фарнборо были заключены пред- контрактные соглашения еще на 40 «Суперджетов». Так что мы являемся свидетелями поистине знаменательного явления: впервые в практике постсоветского авиапрома покупается, да еще с таким темпом, лайнер, только начавший свой путь в небо.

…Ну вот, кажется, мы достаточно похвалили «Суперджет». Теперь поговорим об обратной стороне медали, ибо – увы! – в жизни плюсы невозможны без минусов, а иногда они так близки друг к другу, что превращаются в собственные противоположности. Начнем с констатации вполне очевидного факта, что надежда России SSJ-100 создается структурой, которая до этого не построила ни одного (!) самолета. Ни гражданского, ни военного. А материнская структура ГСС – холдинг «Сухой» – создавала лишь военные машины. (Ну, если не считать странный, иначе не скажешь, пассажирско-грузовой самолет С-80, так и недоделанный «суховцами»). Конечно, в ГСС собрались не дети, там есть специалисты, не один десяток лет проработавшие в авиапроме. Но согласитесь: несколько десятков (или даже сотен) специалистов и слаженный коллектив, способный на требуемом уровне создать столь сложную машину, как самолет, – это две большие разницы. Работоспособный коллектив характеризуется прежде всего наличием четкой, годами отработанной системы распределения обязанностей, полномочий, ответственности и взаимного контроля. По словам одного из участников проектирования SSJ-100, ничего этого в конструкторских подразделениях ГСС не было, как не было в классическом понимании самих подразделений. Они находились в перманентном состоянии перемен, в ходе которых в лучшем случае сохранялся лишь менеджерский костяк, а основную массу специалистов набирали или увольняли в зависимости от объема текущей работы. По данным самой ГСС, количество задействованных в программе инженеров варьировалось от 100 до 1000, при этом даже в лучшие периоды число частично занятых составляло 40%!

Отсутствие у ГСС опыта работы в сфере гражданского авиастроения обсуждалось не только в профессиональной среде, но и в СМИ, а также на различных форумах в Интернете. При этом практически каждый, кто пытался непредвзято взглянуть на развитие программы, признавал эту проблему главным риском. В рамках одной из таких дискуссий в феврале 2007 г. на aviaport.ru некто под псевдонимом svin писал: «Как человек, всю жизнь занимавшийся гражданскими самолетами, я понимаю, как мне было бы трудно разрабатывать истребитель. Я бы постоянно оглядывался на прототипы, многое бы, наверно, просто копировал. И не потому, что мозгов нет. Просто, чтобы сделать шаг вперед, надо от чего-то оттолкнуться. Боюсь, что в случае с RRJ – то же самое. Даже если тебе кто-то что-то предложит, разработает, у тебя нет базы, чтобы оценить, как это конструкторское решение или элемент системы поведет себя в эксплуатации. А нюансов – миллион. Так что, боюсь, это первый блин ГСС. Возможно, многое можно и вылечить, но если на этапе проектирования что-то было заложено неверно, то лучше тогда самолет переделать заново. Иначе – второй С-80».

Понимало опасность кадровой проблемы и руководство ГСС, поэтому стремилось привлекать в программу опытных специалистов из других постсоветских ОКБ, ранее работавших над пассажирскими самолетами. Но, собравшись вместе, эти люди попали в очень сложное положение. Ведь в СССР не существовало единой школы создания самолетов, каждая фирма пользовалась своими, десятилетиями наработанными методиками расчетов, принципами объемно- весовой компоновки, проверенными временем «индивидуальными» конструктивными решениями. Когда все это попытались свалить в одну кучу, да еще пользуясь «методической поддержкой со стороны «Боинга», то оказалось, что в конечном результате буквально никто не уверен. Кстати, одна из причин задержки первого вылета «Суперджета»(4*) заключается именно в этом: ведь на документы, разрешающие самолету впервые подняться в воздух, необходимо ставить свою личную подпись… Слава Богу, в России еще остались ЦАГИ и СибНИИА, практически полностью взявшие на себя проектирование крыла и отработку аэродинамики самолета в целом. В лабораториях этих прославленных институтов было выполнено более 4000 продувок моделей SSJ-100, что дает основания с должным вниманием отнестись к заявленным характеристикам лайнера и надеяться на приемлемую степень его безопасности.

К числу серьезнейших рисков программы SSJ-100 относится и столь масштабное участие в ней иностранных компаний. Начнем с наиболее именитых – «Боинга» и «Алении». Так, американская фирма вообще стояла у истоков всей этой истории: именно с соглашения о долгосрочном сотрудничестве между ней и «Росавиакосмосом», подписанного 13 апреля 2001 г., и начала развиваться идея «прорывного» регионального лайнера. Все эти годы «Боинг» выступал в роли консультанта, то есть давал советы, как надо организовать работу над «Суперджетом», при этом не вкладывая в программу ни копейки собственных средств. То есть в случае бешеного успеха самолета «Боинг» не может претендовать на многое, но зато в случае краха программы не потеряет совсем ничего. Туг есть над чем задуматься. Весь практический интерес «Боинга» может сводиться лишь к желанию иметь собственные «глаза и уши» в наиболее финансируемом проекте российской авиапромышленности с тем, чтобы не пропустить момент, когда он сможет превратиться в реального конкурента. Ну, а советы, которые давал «Боинг»… они, безусловно, правильные. Например, в ноябре 2003 г. по его рекомендации был сформирован Консультативный совет авиакомпаний – потенциальных эксплуатантов SSJ-100. Этот орган действительно сыграл важную роль в приближении облика самолета к реальным потребностям авиаперевозчиков. Впрочем, как и Совет эксплуатантов Ан-148, созданный на полтора года раньше без всяких рекомендаций со стороны…

Ситуация с «Аленией» принципиально иная. Она вложила в программу свои деньги (по данным российских СМИ, около 300 млн. USD), но приобрела за них 25% плюс одну акцию в уставном капитале ГСС. Но ведь это блокирующий пакет акций! Таким образом, ключ от успешного развития (да и от просто развития как такового) базового для российской промышленности проекта с августа 2007 г. находится в Италии. То есть в стране из блока НАТО, которому Россия, согласно своей официальной государственной доктрине, оппонирует в глобальном масштабе. Это ли не риск?

В октябре 2005 г. резкая критика засилья иностранцев в проекте раздалась со стороны Контрольного управления администрации Президента России. Начальник этой структуры Александр Беглов направил Премьер-министру страны Михаилу Фрадкову письмо, в котором утверждал, что «использование в самолете практически всех комплектующих изделий зарубежного производства противоречит основным целям и задачам обеспечения развития отечественной авиационной промышленности». И то правда: доля стоимости SSJ-100, которая при таком раскладе создается в России, не превышает 40%. Соответственно, 60% средств от продаж самолета будет уходить за границу. К слову, в Ан-148 российская доля составляет 69%. Да и не это даже главное. Принципиальным моментом является то, что почти все агрегаты внутренней начинки самолета поставляются из-за границы в виде полностью готовых изделий, а россиянам остается лишь этап отверточной сборки. Это – путь к полной потере российскими фирмами технологий создания и серийного производства важнейших элементов бортового оборудования.

Администрация Президента России подвергла критике и общую компоновку SSJ-100, в частности, слишком низкое расположение его двигателей. Как сказано в упомянутом письме, компоновка самолета «по заключению Минтранса России и результатам исследования ЦАГИ, требует принятия дополнительных мер обеспечения безопасности его эксплуатации в региональных аэропортах России». Проще говоря, эксплуатировать новый российский региональный самолет в региональных аэропортах России опасно! Причина – плохое качество поверхности ВПП и угроза попадания в двигатели во время руления и взлета посторонних предметов. Казалось бы – серьезнейшая проблема, но как реагирует на нее руководство ГСС? Запоминающийся ответ на этот вопрос дал в одном из своих интервью Генеральный директор ГСС Виктор Субботин: «Меня удивляет, почему такие вопросы задают нам… Не наше дело все-таки – заниматься авиапокрытиями, мы разрабатываем самолет».

Однако, если создателей SSJ-100 мало заботят проблемы обеспечения его безопасной эксплуатации в условиях российской глубинки, то уж авиакомпании никак не могут их обойти. В их арсенале остается единственный метод решения проблемы – просто- напросто не летать в такие аэропорты, пока их не отремонтируют. По мнению главы «Аэрофлота» Валерия Окулова, все технические условия для эксплуатации лайнера должны быть созданы за счет госбюджета. В частности, из бюджета должна быть профинансирована «повсеместная реконструкция ВПП региональных аэропортов, без которой новый отечественный региональный самолет не сможет ни сесть, ни взлететь».

Необходимо отметить, что повышенный технический риск программы SSJ-100 связан также с однозначной ориентацией на абсолютно новый двигатель SaM-146, который вполне может и не оправдать возлагаемых на него надежд. В этой связи поучительно вспомнить историю с созданием специально для А318 двигателя PW6000. Тогда Pratt amp;Whitney потеряла 4 года и сотни миллионов долларов, но так и не смогла довести его газогенератор до требуемого уровня. Чтобы меньше зависеть от проблем с силовой установкой, самолетостроители обычно ориентируются либо на проверенный временем двигатель, либо рассматривают несколько альтернативных вариантов. В случае с «Суперджетом» нет ни того, ни другого. А между тем, дела с SaM-146 далеко не блестящи: его испытания на летающей лаборатории Ил-76ЛЛ идут с отставанием от графика, а после второго испытательного полета SSJ-100 на одном из двигателей случился помпаж, и самолет почти месяц простоял на земле. Хочу, чтобы меня правильно поняли: от неприятностей никто не застрахован, проблемы на испытаниях – обычное дело, и двигатель со временем обязательно «вылечат». Но сегодня вряд ли кто-то может твердо гарантировать, что SaM-146 продемонстрирует заявленный уровень характеристик, в частности, обещанный низкий расход топлива. А ведь на этом строится маркетинговая политика, подписываются контракты на поставку SSJ-100, которые содержат гарантии часовых расходов топлива и размеры компенсации в случае их превышения!

Все это говорит о том, что программа SSJ-100 по своим основным организационным и техническим составляющим характеризуется значительным риском. И даже самый оптимистичный настрой не позволяет говорить о «Суперджете» как о «суперлайнере», «самолете будущего» и т.п. В лучшем случае это будет довольно обычный региональный самолет с характеристиками, мало отличающимися от других машин своего поколения. Впрочем, и это не новость. Еще в 2005 г. руководитель рабочей группы Госсовета России по вопросам развития авиапрома воронежский губернатор Владимир Кулаков выразил такое же мнение. По его словам, рабочая группа президиума Госсовета заказала в ГосНИИ ГА РФ разностороннее исследование региональных самолетов вместимостью от 70 до 120 мест. «Согласно заявленным параметрам, RRJ не превосходит ныне существующие модели, а, учитывая значительную долю импортных комплектующих, его стоимость не может быть сопоставима с другими отечественными машинами, в том числе Ан-148», – говорил тогда г-н Кулаков. В следующем году эту точку зрения поддержал министр промышленности и энергетики России Виктор Христенко: «По своим техническим характеристикам оба лайнера (SSJ-100 и Ан-148, – А.С.) практически идентичны».

Кабина пилотов SSJ-100 впервые в отечественной практике оснащена боковыми ручками управления

Низкое расположение двигателей может помешать эксплуатации SSJ-100 в региональных аэропортах России

Так в чем же секрет «Суперджета»? Где истоки той колоссальной господдержки, о которой мы говорили в первой части статьи? Почему его с таким упорством восхваляют и продвигают высшие российские чиновники? Уж конечно, не в обманчивом прилагательном «российский» в прежнем названии самолета – ведь в структуре его цены доля зарубежных компаний достигает 60%. Между прочим, это означает, что две трети российских бюджетных денег идет на поддержку зарубежного производителя. Вот один из возможных ответов на этот вопрос, который дает заместитель Гендиректора лизинговой компании «Ильюшин Финанс Ко» Андрей Деркач в статье, опубликованной в «Российской газете» еще 6 апреля 2005 г.: «Может быть, в этом есть какая-то корысть? Действительно, с проекта Ан-148, на который не надо госбюджетных средств и в котором каждая копейка находится под контролем частного бизнеса, какой может быть чиновнику интерес? Зато RRJ с его в миллиард долларов НИОКР и многомиллиардными госсубсидиями гораздо интереснее. Тем более, что проект долгий. Где еще будут те, кто сегодня продвигают проект, через 5-7 лет, когда ситуация с RRJ окончательно прояснится? С другой стороны, прежние крупные проекты в сфере пассажирского самолетостроения, такие, как Ту-334 и Ту-204, «кормившие» различные ОКБ и чиновников, закончились. Чиновникам нужен новый и желательно многобюджетный проект. RRJ как нельзя лучше подходит на эту роль». Еще более откровенно по этому вопросу высказался российский сайт (сообщение от 22/03/06): «Это же просто настоящий Клондайк для наших чиновников, хорошо научившихся конвертировать финансовые потоки из бюджета в недвижимость на Лазурном берегу Франции!».

Конечно, мы далеки от того, чтобы утверждать, что личная корысть группы высокопоставленных лиц- главный мотив, который движет программу. Но, согласитесь, если принять его во внимание, то многое в ходе ее реализации становится более понятным. Например, легкость, с которой бумажный проект RRJ в марте 2003 г. победил в конкурсе «Росавиакосмоса» весьма реальный на тот момент региональный лайнер Ту-334. Кстати, авторы проекта тогда заявляли, что укладываются в требования ФЦП «Развитие гражданской авиационной техники России до 2015 г.» по размеру необходимой государственной поддержки (менее 50 млн. USD) и что на весь проект им требуется не более 415-440 млн. USD. На сегодня, как мы помним, стоимость создания самолета достигла 1,4 млрд. USD, при этом прямые расходы бюджета составили 400-450 млн. USD. О столь вопиющей разнице сегодня предпочитают не вспоминать. Более того, никто не вспоминает, что по кредитам надо отдавать не только собственно взятые суммы, но проценты, которые даже при самых льготных условиях (8-10% годовых) за 7-10 лет окупаемости программы легко добавят к ее стоимости еще миллиард. И уж совсем никто не вспоминает, что стартовым заказчикам самолеты будут поставлены по фактически демпинговым ценам, а на покрытие временных убытков придется брать новые кредиты и платить по ним новые проценты.

Продолжая рассуждать в этом направлении, легко прийти к выводу, что в развитии программы «Суперджета» заинтересованы не одни российские чиновники. Большую пользу проект принес и западным производителям авиатехники, причем не только от продаж комплектующих на SSJ-100. Вспомним, что побежденный в упомянутом конкурсе Ту-334 к тому моменту, хотя и не был до конца испытан, но подготовка его производства уже завершилась. В результате действий «Росавиакосмоса» на нем был поставлен крест, а поступление в российские авиакомпании отечественных региональных самолетов было задержано минимум на 6 лет! Сколько за это время в Россию пришло машин зарубежного производства, в том числе «Боингов»? Так был смысл американской компании оказывать «бескорыстную консультативную поддержку» ГСС?

Имея в виду пресловутый «чиновничий фактор», легко объяснить и многие другие связанные с «Суперджетом» факты. Например, лояльное отношение к задержке реализации программы уже на 2,5 года (соответствующее сообщение пришло от пресс-службы ГСС агентству «Интерфакс» 7 июля). И парадоксальную реакцию на эту новость Комитета по транспорту Госдумы России – предложение увеличить госфинансирование «на ускорение» проекта еще на 13,6 млрд. рублей до 2012 г. Смею заметить: если эти 550 млн. USD «лягут» на и без того уже огромную цену лайнера, то она станет совершенно неконкурентоспособной. Что же касается собственно задержки сроков, то здесь «Суперджет» не оригинален – все проекты подобного масштаба в мире переживают ее в большей или меньшей степени.

Также объясним взгляд сквозь пальцы на явно нереальные обещания руководства ГСС завершить сертификацию самолета к весне 2009 г. (для этого «Эмбраеру-170» с момента первого взлета потребовалось 24 месяца, Ан-148 – 26 месяцев, Ту-334 – 58 месяцев). Понятно и спокойное отношение «Аэрофлота» как стартового заказчика к переносу сроков поставки самолетов. С одной стороны, 25 июня Валерий Окулов признал, что фактически ищет замену SSJ-100, «рассматривая возможность прибегнуть к краткосрочному лизингу других самолетов сходного класса». С другой стороны, он «не собирается поднимать вопрос о штрафных санкциях по отношению к ГСС». Хотя, как пишет российский «КоммерсантЪ», заключенный контракт предусматривает выплату «Аэрофлоту» штрафа 12 тыс. USD за каждый день просрочки. При задержке 5 самолетов более чем на полгода «Аэрофлот» получает право разорвать контракт и потребовать возврата авансовых платежей (15 млн. USD), а также процентов по депозиту с момента их перечисления. Спрашивается, как может руководитель авиакомпании отказываться от законной компенсации понесенных убытков? Оказывается, может, если государство (то есть те же чиновники) является основным акционером и «Аэрофлота», и ГСС.

…Этот материал подготовлен к печати в середине июля и, конечно, не включает в себя события самого последнего времени. Но и без того хорошо видно, как светлые и темные пятна огромного полотна под названием «Программа «Суперджет» тесно переплелись между собой. Наверно, потому, что это первая в России программа, полностью реализуемая по рыночным принципам со всеми их положительными и отрицательными моментами. А за ней уже просматриваются другие, например, создание среднемагистрального пассажирского лайнера МС-21. Поэтому так важно сегодня осознать истинную картину реализации проекта SSJ-100 и в дальнейшем ставить перед собой цель развивать только ее светлые стороны.

4* В октябре 2006 г. руководители ГСС утверждали. что первый полет SSJ-100 состоится в течение месяца после выкатки. В реальности прошло почти 8 месяцев.

Андрей Богданов/ Великий Новгород, Александр Котлобовский/ Киев

Фото предоставил А.Котлобовский

Адью, Алжир!

Продолжение. Начало в «АиВ», № 3'2008

АНО усиливает атаки

Усвоив первые уроки разгоравшейся войны, АНО Алжира наращивала свои силы. Борьба алжирцев получила широкую поддержку в арабских столицах, в первую очередь в Рабате и Тунисе, а также в Каире, где «правил бал» кумир всех арабских националистов того времени президент Насер. Оттуда пошла помощь деньгами, оружием и т.д. На территориях Туниса и Марокко АНО приступила к организации учебных лагерей. Через сухопутные границы и по морю в страну пошло оружие, боеприпасы, медикаменты и прочие предметы снабжения, а также добровольцы. Первые партии вооружения начали поступать в марте, что вскоре позволило алжирцам активизировать боевые действия практически во всех шести вилайетах (округах), на которые командование АНО разбило территорию Алжира.

20 августа состоялась первая по-настоящему крупная наступательная операция партизан. В тот день отряды 2-го округа общей численностью до 1400 бойцов внезапно атаковали 26 городов и поселков, и французы понесли потери. Так, в г. Филиппвиль националисты устроили резню, перебив 123 колониста и лояльных к ним арабов. Французское командование оперативно организовало контрмеры, и к концу дня наступление захлебнулось. Муджахиды ушли в горы, потеряв более 520 человек. Там их преследовали наземные войска и авиация. Действуя по вызову наземных частей, «Тандерболты» совершили 11 вылетов общей продолжительностью 23 ч 35 мин. Как правило, самолеты летали по одному или парами, зачастую взаимодействуя с легкими разведчиками. Например, тот же Олео со своим коллегой Флери по наведению с «Пайпера» атаковали группу партизан, напавших на гражданскую автоколонну, благодаря чему нападение удалось отбить.

Несмотря на летние поражения, к осени отрядам АНО удалось закрепиться в некоторых районах, в т.ч. в Северной Константине, и в октябре возобновить свою боевую активность. В ответ французы провели там, в Орисе и Кабилии, несколько операций, в которых приняли активное участие «Мораны» из EALA 71 и 74, а также «Фламаны» из GOM 86. Одна из них началась 28 октября. В ходе ее MD-315 совершали ежедневно от шести до восьми вылетов на контроль дорожной сети. 29 октября один из таких рейдов закончился трагически. С аэродрома Бискра в разведку над Орисом вылетел «Моран» с-та Жирара и наблюдателя л-та Готье. Вскоре самолет был подбит огнем муджахидов и совершил вынужденную посадку. Экипаж снял рацию, привел в негодность пулемет и решил пешком добираться к своим. Однако французам не повезло: они нарвались на партизан и погибли в перестрелке. Их тела были найдены поисковой командой на следующий день. Поврежденный «Моран» вскоре был уничтожен по приказу командования GATAC 1.

К ноябрю 1955 г. АНО развернула боевые действия в новых районах страны, а число «инцидентов» за последний месяц осени достигло 998. Численность бойцов АНО в июле 1956 г. приблизилась к 13500, а других антифранцузских формирований – к 36500. В результате Париж был вынужден провести ряд мероприятий по усилению своей группировки в Алжире. Авиация дополнительно получила машины, приспособленные для антипартизанской войны. Так, в США были приобретены 150 учебно-тренировочных самолетов T-6G Texan по цене 2000 USD каждый. Французов подкупали прочная и выносливая конструкция машины, а также продолжительность ее полета, составлявшая 5 ч. «Тексаны» доставили во Францию на борту авианосца «Диксмюд» и модернизировали на заводе компании SNCASO в г Бордо. Самолеты оснастили бронезащитой двигателя и экипажа, коллиматорными прицелами, радиостанциями. Под крылом установили по 2 держателя для легких бомб, по 6 направляющих для НАР Т-10, 2 контейнера со спаренными 7,5-мм пулеметами MAC. Для эксплуатации эрзац-штурмовиков в апреле 1956 г. началось формирование легких эскадрилий поддержки (EALA).

На месте катастрофы «Мистраля»

Французы значительные надежды возлагали на бомбардировщики В-26 «Инвейдер»

Использование MD-311 в качестве бомбардировщиков не оправдало себя

Но время не ждало, и в качестве срочной меры французы решили сформировать несколько подобных эскадрилий на базе имеющейся отечественной матчасти. Две из них, EALA 5/70 и 6/70, получили легкие MS 733 Alcyone, которые несли по два 7,5-мм пулемета в крыле, два бомбодержателя и четыре ПУ для НАР. Они предназначались для действий в Восточном Алжире. Еще три эскадрильи, 1/71, 2/71 и 3/71, летали на SIPA IIIA, выпускаемых со времен оккупации Arado 296. По вооружению они были почти идентичны «Моранам», но несли четыре бомбодержателя. Эскадрильи стали базироваться на аэродромах Гальфа (Тунис), Уджда (Марокко) и Джельфа (Южный Алжир). По эффективности применения эта техника уступала «Тексанам», но на безрыбье и рак рыба, даже в Африке. Также французский авиапром выпустил несколько типов специализированных антипартизанских самолетов: Potez 75, MS 1500 Epervier, SE.117 Voltigeur и др. Некоторые из них были вполне удачными образцами, неплохо себя показали в ходе боевых испытаний, однако командованию ВВС пришлось от них отказаться, т.к. промышленности на освоение их производства требовалось слишком много времени.

В качестве эксперимента в мае 1956 г. в Оране была сформирована 77-я бомбардировочная эскадрилья ЕВ 77 на шести MD-311. Поскольку эти машины можно было назвать бомбардировщиками лишь условно, результаты боевой работы части оказались скромными, в сентябре ее расформировали. Командование ВВС настаивало на создании в Алжире бомбардировочных частей, вооруженных Douglas В-26 Invader, которые хорошо зарекомендовали себя в Индокитае. В конце концов такое решение было принято.

В октябре 1955 г. в составе GOM 86 появилась 3-я АЭ, с февраля 1956 г. выросшая в отдельную группу GSRA 76. Она располагала 20 Ju 52, выпускаемых во Франции под наименованием ААС-1 Toucan. «Юнкерсы» выполняли патрульные и разведывательные полеты, наносили бомбовые удары. Правда, после того, как в октябре 1956 г. одна бомба взорвалась на борту и погубила самолет с экипажем, от выполнения ударных задач на ААС-1 французы отказались. В июле появилась еще одна эскадрилья с 10 «Юнкерсами», вскоре выросшая в группу ESRA 78. Получила развитие и транспортная авиация: в распоряжение командования в Алжире в январе 1956 г. были переданы десять Nord 2501 Noratlas, а также сформирована новая авиагруппа GT 3/62 Sahara на С-47. Учебный эскадрон ЕЕОС 1/17 полностью переключился на ведение боевой работы, и 1 апреля 1956 г. его переформировали в полноценную боевую авиачасть – 20-ю истребительную эскадру ЕС 20 с двумя эскадрильями по 18 самолетов.

Авиация ВМС также расширяла участие в боях. В первую очередь, это относится к переведенной в апреле из Индокитая флотилии 28F с шестью четырехмоторными патрульными бомбардировщиками PBY-4 Privateer и к «Корсарам» 14-й флотилии (14F). С 10-го апреля «Прайветиры» приступили к патрульным полетам над морем, налетав к концу месяца 350 ч. Однако изношенность самолетов существенно сократила их боевой потенциал. Боевая нагрузка иногда ограничивалась всего четырьмя 125-кг ОФАБ, с которыми бомбардировщики могли подниматься лишь на 3000 м. Для облегчения машин приходилось демонтировать верхние турели с двумя 12,7-мм пулеметами. На основе опыта, полученного вместе с вертолетчиками п-ка Креспэна, флот сформировал 31-ю флотилию (31F), вооруженную недавно закупленными «Летающими бананами» Н-21С. В середине года вертолеты этого типа получили и армейцы.

Все прибывавшие силы без промедления включались в боевую работу. Так, по данным разведки, 14 января в 30 км к югу от г. Бари- ка должна была состояться встреча командиров повстанческих отрядов. На операцию ушли 2 вертолета: один флотский, другой из 57-й группы. Они высадили отряд коммандос, который неожиданно напал на партизан и разгромил их, пленив шестерых человек.

В тот же день в районе тунисской границы совершал патрульный полет «Юнкере». На обратном пути у одного из оазисов он был обстрелян с земли и получил несколько пробоин. Следующим утром он вновь был над оазисом. Около 12.30 там же появилось звено Р-47 л-та Кастеллано, которому требовалось точное целеуказание, ибо к оазису весьма близко подошла своя пехота. За это взялся экипаж Ju 52. По его команде «Тандерболты» спикировали на место сосредоточения муджахидов и сбросили 48 10-кг бомб. Затем они с полчаса ходили над оазисом, поливая его пулеметным огнем. Примерно 20 человек пытались уйти, но Кастеллано их настиг и перестрелял. По окончании этой бойни пехотинцы насчитали 48 убитых и подобрали 35 винтовок. Когда летчик совершал посадку, оказалось, что тормоза истребителя не работают, и Р-47 выкатился за полосу. Покинув кабину, лейтенант насчитал в своем самолете более 200 пробоин!

22 января прошла удачная операция с участием вертолетов. Используя данные разведки о размещении двух рот бойцов АНО, командир 3-го колониального парашютного полка п/п-к Бижар решил атаковать их при помощи вертолетов. Для этого были выделены четыре Н-19 из ЕНМ 2/57. Рано утром «вертушки» начали переброску десантников. На ничего не подозревавших муджахидов с неба внезапно обрушились солдаты и моментально открыли огонь. Они уничтожили 43 партизана, пленили 96 и захватили 112 единиц оружия. Сами потерь не понесли.

Еще одна примечательная операция была проведена 8 марта. Накануне восстали солдаты одной из рот 3-го батальона алжирских стрелков. Перебив европейских офицеров и сержантов, взяв все вооружение, они двинулись в сторону гор. На перехват дезертиров был поднят полк Бижара, которому выделили шесть Н-19 из GH 2. Сам Бижар для координации действий подчиненных вылетел на легком Н-13. Вертолеты догнали восставших уже на подходе к их цели, зашли с разных сторон и высадили десантников, которые в коротком бою разгромили мятежную роту. Она потеряла 126 человек убитыми и 15 пленными. После этой акции вертолетные десанты окончательно «узаконили» в планах боевых операций.

Поврежденный огнем с земли Р-47 совершил вынужденную посадку

Учебно-тренировочные самолеты MS 733 и SIPA 1 НА французы использовали как легкие штурмовики

19 марта пара Н-19 из GMH 057 была направлена на выручку группы легионеров, попавшей в засаду у границы с Марокко и потерявшей командира. Вечером вертолеты высадили под огнем отделение коммандос, которые помогли своим эвакуироваться. Уже на отходе был ранен один из вертолетчиков – л-т Гарнье. Его место занял сержант Ренодэн, сумевший в темноте привести «вертушку» на аэродром. Это был первый случай ранения вертолетчика в Алжире.

Однако далеко не всегда авиация становилась волшебной «палочкой-выручалочкой» для наземных войск. Так, 13 апреля восьмерке «Мистралей» из Бизерты дали задание разбомбить мост через одно из горных ущелий, которым постоянно пользовались муджахиды. Для выполнения задачи подготовили 500-фунтовые бомбы, залежавшиеся еще со времен боев с Роммелем. Условия бомбометания в ущелье были очень сложными. И хотя летчики проявили чудеса профессионализма, совершая по 3 вылета в день и неоднократно попадая в мост, толку от этого не было никакого: бомбы рикошетировали и взрывались не ближе ста метров от цели. Запас их закончился, а мост продолжал стоять. В конечном итоге, с ним покончили саперы-подрывники, переброшенные на вертолетах.

К лету интенсивность боевой работы французской авиации еще более возросла. Например, когда с 1 по 3 июня в Западной Константине силами двух пехотных дивизий проводилось прочесывание районов сосредоточения боевиков, операцию поддерживали с воздуха все три «реактивные» эскадры, а также «Корсары» из 12F и эскадрилья Р-47. Интересно, что действиями всей этой армады руководил полковник Кюффо – ветеран «Нормандии-Неман». 13 июня в ходе обстрела муджахидов на бреющем полете был подбит «Мистраль» из 1/8 АЭ. Катапультное кресло сработало не сразу, и у наблюдавших падение машины партизан сложилось впечатление, что летчик погиб. Однако сержант Мальвезен в последний момент сумел катапультироваться. Арабы попытались подойти к месту падения самолета, но не смогли: над ним постоянно находилось звено «Тексанов». Уже в сумерках там приземлился на «Пайпере» ветеран Индокитая сержант-шеф Гранжана, который вывез сбитого летчика.

18 июня состоялся боевой дебют легких штурмовиков MS 733 из EALA 6/70, прямо скажем – неудачный. Совместно с «Тандер- болтами» они наносили удары по позициям АНО в Неменче. В первом же вылете подбили комэска к-на Гурэ. Затем настала очередь сержантов Деларю и Ляфрансэз, раненных в ноги. Под прикрытием истребителей им удалось добраться до ближайшего аэродрома. К концу дня были повреждены еще 3 самолета. На следующий день наведение истребителей осуществлял экипаж в составе сержанта Ривьера и аспиранта Фаццио. Огнем с земли пилотировавший самолет Ривьера был смертельно ранен, и машина рухнула на территории, контролируемой муджахидами. Фаццио получил серьезное ранение и, казалось бы, попал в смертельную ловушку, но боевые товарищи спасли его.

15 июля в районе гор Филлусен в Западном Алжире экипаж «Пайпера» обнаружил крупный отряд АНО, против которого бросили легионеров 5-го пехотного полка на четырех Н-19 в сопровождении легкого Н-13. Арабы оказали серьезное сопротивление. У французов 15 человек погибли, а 26 получили ранения, в т.ч. один из вертолетчиков – л-т Делорм. Тем не менее, он сумел до конца выполнить задание и привести свою «вертушку» с ранеными на борту в Тлемсен. Повстанцы были разгромлены, потеряв 70 человек, знамя и 45 единиц оружия.

Всего за первые восемь месяцев 1956 г. ВВС Франции выполнили в небе Северной Африки 31 954 боевых вылета, из них подавляющее большинство – в Алжире. При этом важно отметить, что интенсивность боевой работы постоянно наростала. Если в январе было совершено 122 вылета на непосредственную поддержку войск, то к середине года их месячное количество превысило 1100. Число разведвылетов увеличилось с 645 в январе до 1699 в июле…

Новая ситуация

В августе становление АНО в качестве серьезной боевой силы завершилось. В сентябре Армия захватила стратегическую инициативу и удерживала ее по май 1958 г. В этот период были предприняты 2 крупные наступательные операции, известные как битва за город Алжир и битва за оружие. Муджахиды добились наибольших успехов в боевой деятельности, что связано с рядом факторов, в том числе отвлечением лучшей части французских войск для участия в боевых действиях против Египта в рамках операции «Мушкетер». В августе 1957 г. Освободительная армия разделилась на «внутреннюю АНО», действовавшую на территории Алжира, и «внешнюю АНО», располагавшуюся на базах в Тунисе и Марокко. Главной задачей последней стала доставка оружия формированиям «внутренней АНО».

Говоря о повышении боеспособности АНО, следует отметить некоторое усиление ее ПВО благодаря увеличению количества пулеметов. Наиболее грозным средством против низколетящих самолетов французы считали германские MG 42 со скорострельностью 1200 выстрелов в минуту Их источники упоминали о некоем немце, который, сражаясь в рядах повстанцев, сбил из такого пулемета два Т-6…

В этот период руководство АНО стало применять и собственную авиацию для доставки оружия и боеприпасов отрядам, действовавшим на территории Алжира. Использовались, главным образом, легкие одно- и двухмоторные самолеты, а иногда и вертолеты. Летали они с тайных аэродромов и площадок, находившихся в Тунисе, Ливии и Марокко. Пакистан согласился передать в распоряжение АНО четыре DC-3, а в Египте началась подготовка алжирских летчиков. «Дакоты» привлекались для сброса грузов с парашютами. Иногда партизанам удавалось задействовать даже гражданские лайнеры, перевозившие военные грузы под видом мирного багажа.

Наращивали силы и французы. До марта 1957 г. авиагруппировку пополнили более 50 закупленных в США «Инвейдеров», включая бомбардировщики В-26В/С и разведчики RB-26. Они поступили на вооружение бомбардировочных авиагрупп GB 1/91 Gascogne и GB 2/91 Guyenne, а также разведэскадрильи ERP 1/32 Armagnac, которую в мае 1957 г. расформировали, а самолеты передали в обе вышеназванные GB. В ЕС 20 уцелевшие Р-47 (24 машины) собрали в эскадрилье ЕС 2/20, а ЕС 1/20 получила «Мистрали». В двух патрульных эскадрильях заменили отжившие свое «Ланкастеры» на современные «Нептуны». В ALAT обновлялся парк легких самолетов: помимо «Сессн» и «Пайперов», сюда поступала техника отечественного производства: МН 1. 521 Broussard, NC 856 и Nord 8400. С середины 1957 г. в Алжире началось применение противотанковых управляемых ракет SS-11, носителями которых поначалу были двухмоторные MD 311/315.

Вертолетчики в Алжире много работали, высаживая десанты и эвакуируя раненых

Подбитый Н-34 удачно приземлился в горах

Ощутимо выросли вертолетные силы. ВВС к 1 ноября 1956 г. создали 2 эскадры: ЕН 2 в Оране и ЕН 3 в Буфарике. Каждая из них имела в своем составе 3 эскадрильи: по одной на легких Н-13, средних Н-19 и тяжелых Н-34. В ALAT также начала поступать новая матчасть: американские вертолеты Sikorsky S-58 (Н-34) и французские Djinn и Alouette II. Национальная жандармерия прикомандировала к GH 2 отряд из шести Н-13, которые до конца войны налетали аж 206877 ч на решение связных, разведывательных и эвакуационных задач, перевезли более 20000 раненых и больных. У моряков в 1957 г. появилась флотилия 33F, оснащенная вертолетами H-19D, а на следующий год – 32F, летавшая на HSS-1. На их основе, а также 31F, 1 ноября 1957 г. в Лартиге была создана 1-я флотская вертолетная авиагруппа GHAN 1. Она действовала в Оранской зоне вплоть до границы с Марокко. В целом к весне 1958 г. количество вертолетов в Северной Африке превысило 250, из них 99 использовались в ВВС, 132 – в ALAT и 26 – в ВМС.

Для борьбы с воздушной контрабандой стали привлекать «Мистрали» 7-й эскадры и несколько ночных всепогодных истребителей Gloster Meteor NF11H3 эскадры ЕС 30. Отметим, что «Метеорам» удалось перехватить и принудить к посадке всего 2 самолета. да и то своих. В апреле 1957 г. для перехвата самолетов, выполнявших тайные полеты в интересах АНО, была сформирована флотская авиагруппа GAN 2, вооруженная пятью ночными истребителями F6F-5N Hellcat. 28 апреля она прибыла на базу Габес в Тунисе и работала оттуда до конца мая, а затем ее перебросили непосредственно в Алжир, на аэродром Бон. Однако и моряки не могли похвастать успехами. В мае удалось перехватить и принудить к посадке в дневное время лишь один легкий самолет, оказавшийся американским и не имевшим никакого отношения к снабжению АНО.

В феврале – марте 1958 г. единственный раз за время войны к участию в боевых действиях привлекалась палубная авиация – «Корсары» из флотилий 14F и 15F, работавших с авианосца «Буа-Белло».

Потери и победы

20 сентября Ju 52 из ESRA 78 совершал патрульный полет над районом Дженьен у границы с Марокко. Особое внимание экипаж уделил железной дороге Оран – Колом-Бешар. Около полудня у забытой Богом станции Оглат он увидел стоявший пассажирский поезд, атакованный примерно сотней муджахидов. Оборонявшие состав легионеры несли серьезные потери, взывая по радио о помощи. «Юнкере» не был вооружен, но экипаж связался с расположенным неподалеку постом Дженьен-Бу-Резг, где стояла штрафная рота Иностранного легиона. Здесь он совершил посадку и взял на борт одного лейтенанта и двух штрафников с ручными пулеметами и ящиком гранат. В 12.50 машина взлетела и вскоре оказалась над полем боя. Легионеры открыли огонь и забросали противника гранатами. Повстанцы, в свою очередь, обстреляли «Юнкере», который с 32 пробоинами совершил вынужденную посадку. Тут как раз подоспела подмога, и с ее помощью партизан удалось отбросить. На следующий день прибыл другой Ju 52, доставивший запчасти, материалы и специалистов, за час отремонтировавших поврежденный самолет. Затем обе машины улетели, забрав девять тяжелораненых легионеров.

У тунисской границы эффективно работала EALA 2/72. Так, 23 сентября при ее активном участии наземные части провели успешный бой, в ходе которого погиб один из ведущих командиров АНО Зигут Юсеф. 27 числа пара «Тексанов» поддерживала легионеров в Орисе и наткнулась на сильное сопротивление. Машины получили много попаданий, в т.ч. в топливные баки, но Т-6 продолжали атаки до полного израсходования боекомплекта. Отряд АНО был разгромлен, потеряв 108 человек.

Надо сказать, что французы в полной мере прочувствовали усиление ПВО противника. Командование в Константине докладывало, что в сентябре от огня противника потеряны 4 самолета и один летчик, по неустановленным причинам – еще 3 машины и 4 авиатора. 8 самолетов получили повреждения.

Октябрь был отмечен крупным успехом французов. Как и всякая война, алжирская характеризовалась напряженной работой «бойцов невидимого фронта». Для французских спецслужб важнейшей задачей стала борьба с нелегальными поставками вооружения для АНО. Через агентуру в Египте им удалось выявить загрузку на небольшой пароход «Атос II» 72 т военных грузов, которые собирались доставить на территорию Марокко, а оттуда перебросить через границу. Усиленные таким образом повстанцы планировали создать освобожденный район вокруг г. Тлемсен, затем захватить сам город и разместить в нем временное революционное правительство.

5 октября «Атос» покинул Александрию, о чем из Каира в штаб АНО ушло радиосообщение, перехваченное и расшифрованное французами. Все силы в Западном Средиземноморье были приведены в состояние повышенной готовности. 12 октября экипаж «Прайветира» (борт 28F4), патрулируя в районе Каруба-Лартига, с помощью РЛС обнаружил восточнее мыса Палое судно. Выйдя на визуальный контакт, быстро определили, что это и есть «Атос». Летчики доложили о своем открытии и с малой высоты сфотографировали судно.

Для наблюдения, связи и разведки французы использовали различные легкие аппараты, в т.ч. вертолеты «Джинн» и самолеты «Пайпер» L-21

Вертолет Н-21 доставил груз на горное плато

Затем эстафету приняли «Нептуны» из 22F и 21F. 15 октября, перед заходом солнца, экипаж капитан-лейтенанта Руэ (борт 21F9) обнаружил «Атос» уже у берегов Испанского Марокко, удерживал контакт с ним на протяжении почти 5 ч, наводя сторожевой корабль «Командан де Пимодан», который рано утром 16 октября и захватил судно. Французам достались богатые трофеи: 2726 единиц вооружения, в т.ч. 72 миномета и 114 пулеметов. Для сравнения: части АНО во всем Алжире на 1 сентября 1956 г. располагали 20 минометами и 170 пулеметами. Один из руководителей освободительного движения Алжира Ахмед Бен Белла записал тогда в своем дневнике: «Атос» захвачен, для нас это катастрофа».

Вскоре в руки французов попал и сам Бен Белла. 23 октября 1956 г. президент Туниса организовывал в своей столице саммит руководителей североафриканских государств, на который пригласили и делегацию АНО во главе с Беллой. Поскольку штаб последнего находился в Марокко, король этой страны Мохаммед V любезно предложил алжирцам место в своем «Супер Констеллейшне». Но Бен Белла отказался от монаршего предложения, считая, что французам обязательно станет о нем известно. Он решил воспользоваться обычным пассажирским DC-3 местной авиакомпании Air Atlas. Около полудня самолет короля отправился в полет, и на его перехват из Орана тут же взлетели два звена «Мистралей». В 12.15 их ведущие установили радиоконтакт с экипажем «Супер Констеллейшна» и узнали от его капитана, что алжирцев на борту нет. Перехватчики вернулись на базу.

В 12.30 ушла в рейс и «Дакота». Этот самолет нес французскую регистрацию, а его экипаж возглавлял француз, уволившийся из авиации ВМС капитан 3 ранга Жильер, работавший у марокканцев по контракту. Он и рассказал по радио о присутствии на борту Беллы. Поначалу французы собирались перехватить «Дуглас». Представитель правительства даже предложил его сбить, но генерал Франдон, которому подчинялась вся авиация в Алжире, категорически отказался: самолет находился в международном воздушном пространстве над морем, управлялся французским экипажем и, по сути, являлся французской собственностью. Тогда экипажу предложили симулировать возникновение неисправности и приземлиться якобы вынужденно в Оране, но тот не пошел на риск. Время шло, «Дакота» неумолимо приближалась к Тунису. В 18.15 Франдон принял окончательное решение: посадить лайнер на столичную авиабазу Мэсон-Бланш. Но капитан Жильер, получив соответствующий приказ, не стал спешить с его выполнением. Сперва он проконсультировался с руководством авиакомпании, состоявшим, надо полагать, из французов, затем потребовал гарантий безопасности для себя, своего экипажа и членов их семей, а лишь затем в 19.50 повернул на Алжир.

Между тем, судьба самолета и находившихся на борту людей висела буквально на волоске: при непредвиденном повороте событий французы были готовы сбить «Дакоту». В Блиде к взлету на перехват был подготовлен «Метеор», а в Оране – пара «Мистралей» и один В-26. В 20.43 с Блиды наперехват взлетел вооруженный MD 315R сержант-шефа Ж. Сурнака из GOM 86. Вскоре он получил радиолокационный контакт с «Дакотой», а затем вышел на дистанцию открытия огня. Держа под прицелом один из двигателей «Дугласа», Сурнак несколько раз запрашивал разрешение на стрельбу, однако «добро» не поступало. В 21.15 подошел «Метеор» с Блиды, но уже через 5 минут DC-3 приземлился в Мэсон-Бланш. Бен Белла и еще четверо руководителей АНО даже не подозревали, что угодили в лапы противника: после посадки Жильер сказал пассажирам: «Добро пожаловать в Тунис!». Горькую правду они узнали, только выйдя из самолета и увидев окруживших их французских солдат…

Окончание следует

T-6G из АЭ легкой поддержки EALA 13/72. Алжир, 1958 г.

Vautour IIN из истребительной эскадрильи GC 2/6 «Нормандия-Неман». Алжир, 1960 г.

В-26В из бомбардировочной авиагруппы GB 2/91 «Гиень». Алжир, 1961 г.

Meteor NF.11 из эскадрильи ночных перехватчиков ECN 1/30 «Луар». Алжир, авиабаза Тебесса, апрель 1958 г

Михаил Маслов/ Москва

Фото предоставлены автором

Механические птицы профессора Беляева

Бомбардировщик ДБ-ЛК

В 1930-е гг., когда полеты самолетов уже не являлись экзотикой, авиационные инженеры особенно активно продолжали изыскивать новые варианты компоновок и аэродинамических схем летательных аппаратов. За малым исключением созданные в этот период оригинальные конструкции вовсе не призывались удивить мир – они функционально должны были являться более совершенными, чем самолеты, выполненные по классической схеме. Среди великого разнообразия необычных схем и компоновок наибольший интерес проявлялся к аппаратам, выполненным по схеме «летающее крыло». Сам термин наглядно определил стремление разработчиков устранить по возможности лишнее сопротивление и вес фюзеляжа и тем самым приблизиться к идеальным аэродинамическим показателям. Устойчивый интерес к схеме «летающее крыло» наблюдался и в Советском Союзе. Он выразился в появлении целого ряда самолетов и планеров, выполненных по такой схеме или, по крайней мере, по схеме, близкой к «летающему крылу». Заслуживающими внимания среди них можно назвать разработки конструкторов Калинина, Москалева и Черановского. Однако едва ли не наиболее необычными представляются планеры и самолеты, созданные ученым и конструктором Виктором Николаевичем Беляевым. Большинство из его разработок характеризовалось специфическим, резко суженным крылом с характерной обратной стреловидностью и расположенным непосредственно за крылом горизонтальным оперением. Полет таких летательных аппаратов создавал у стороннего наблюдателя впечатление парения гигантской фантастической птицы…

Профессиональную деятельность в авиации В.Н. Беляев начал в 1925 г. инженером по прочности в КБ Д.П. Григоровича. В следующем году в возрасте 30 лет он перевелся в ЦАГИ, где участвовал в проведении расчетов на прочность самолетов АНТ-6, АНТ-7, АНТ-9, АНТ-14, АНТ-20. Благодаря этой специализации, позднее он наибольшее внимание уделял разработке оригинальных, высокопрочных и одновременно легких конструкций.

В начале 1930-х гг. Беляев создал планер БП-2. являвшийся прообразом задуманного им необычного самолета. Тогда в СССР планеризм стал повальным увлечением, которое затронуло не только пылких юных энтузиастов, но и маститых авиационных специалистов, ведь постройка относительно недорогого планера позволяла едва ли не наилучшим способом проверить на практике новые идеи. Крыло БП-2 площадью 18,5 м2 имело значительный размах, обратную стреловидность, заметное сужение, положительную геометрическую и аэродинамическую крутки. Весь комплекс мер должен был обеспечить минимальный вес конструкции крыла и наилучшую аэродинамику. На задней кромке центральной части крыла размещался трехсекционный закрылок, предназначенный для балансировки аппарата и управления. Кабину пилота для обеспечения необходимой центровки конструктор вынес вперед. Это решение обеспечивало хороший обзор, однако в сочетании с крылом обратной стреловидности несколько ухудшило путевую устойчивость. Для ее повышения служили два широких киля с рулями направления, соединенные в верхней части дополнительным стабилизатором.

У выбранной конструктором схемы поначалу появилось много противников, поэтому для доказательства ее жизнеспособности провели продувки модели планера в аэродинамической трубе. Кроме этого, достаточно остроумно использовали 200-метровый гидроканал ЦАГИ, вдоль которого для буксировки моделей двигалась специальная электрическая тележка. На этот раз ее использовали для экспериментов с моделью планера Беляева, что позволило в короткий срок доказать обоснованность аппарата и рассеять сомнения скептиков.

В августе 1934 г. полноразмерный БП-2 отправили на планерный слет в Коктебель, где его облетал летчик Д.А. Кошиц. Несмотря на некоторое перетяжеление конструкции, планер показал отличные устойчивость и управляемость, аэродинамическое качество достигало 18-20 единиц. После окончания слета БП-2 стал единственным планером бесхвостой схемы, который долетел до Москвы на буксире за самолетом.

Свой очевидный успех Беляев решил закрепить и взялся за проектирование рекордного планера. В 1935 г. новый двухместный аппарат БП-3 с размахом крыла 20 м и массой конструкции 400 кг был построен. В нем использовали крыло с центральной частью в виде «чайки», что позволило уменьшить рулевые поверхности и разместить их более компактно. БП-3 впервые поднялся в воздух 18 июля 1935 г. Его аэродинамическое качество оказалось очень высоким – 33 единицы. По неподтвержденным данным, несколько БП-3 впоследствии построили в мастерских школы морских летчиков в г. Ейске.

Совершенствуя выбранную схему, конструктор принял участие в конкурсе на скоростной транспортный самолет, организованном в 1935 г. Авиационным всесоюзным научным инженерно-техническим обществом (АвиаВНИТО) и газетой «За рулем». Конкурс собрал множество участников, представивших более 60 проектов. Группа В.Н. Беляева, в которую входили П.Н. Обрубов, Д.А. Затван, Э.И. Корженевский, Л.Л. Селяков, Н.Е. Леонтьев, В.А. Лихачев, Б.С. Бекин и И.Е. Борисенко, представила проект двухмоторного пассажирского самолета. Два фюзеляжа, в каждом из которых размещались по 7 пассажиров, являлись продолжением гондол двигателей М-25. Двухкилевое оперение в верхней части соединялось мощной горизонтальной рулевой поверхностью. Получалась легкая и прочная конструкция с отличными аэродинамическими качествами и весовой отдачей около 50%. Взлетная масса самолета, названного АвиаВНИТО-3, должна была составлять 6000 кг, а максимальная скорость – 410 км/ч. Проект вызвал большой интерес, заслуженно вошел в число победителей конкурса и рекомендовался к постройке. К сожалению, полезное начинание не получило дальнейшего развития, и ни один из конкурсных самолетов не был построен. Однако история АвиаВНИТО-3 продолжилась. На его основе был создан экспериментальный бомбардировщик ДБ-ЛК.

В.Н. Беляев. 1940-е гг.

Планер БП-2 (ЦАГИ-2) в полете

Авария экспериментального бомбардировщика ДБ-ЛК во время скоростной пробежки на аэродроме НИИ ВВС. 14 ноября 1939 г.

Разработка этой машины началась в инициативном порядке в 1937 г. Эскизное проектирование и увязку компоновки вел Л.Л. Се- ляков, отработку конструктивно-силовой схемы – П.Н. Обрубов и Д.А. Затван. В начале 1938 г. проект представили на рассмотрение руководству авиапромышленности и получили «добро» на его дальнейшую разработку. Следующим этапом стало изготовление деревянного полноразмерного макета. Весной 1938 г. после многочисленных обсуждений и внесения изменений его утвердила специальная комиссия ВВС, после чего последовало окончательное решение о постройке самолета. В работе комиссии принимал участие Нарком обороны СССР маршал К.Е. Ворошилов, который рискнул и взял личное шефство над машиной. Благодаря столь высокому попечительству вся программа получила неофициальное название «Ворошиловское задание».

Для дальнейшей разработки самолета на московском заводе № 156 организовали КБ-4 во главе с Беляевым, а Селяков, Обрубов и Затван стали его заместителями. Нужно отметить, что реализация столь необычного проекта стала возможной не только благодаря авторитету Беляева и удачным полетам его планеров. Преобразования и аресты в промышленности привели к тому, что в начале 1938 г. на заводе № 156 появился определенный недостаток внедрения новых разработок. Поэтому почти любое обоснованное предложение могло найти поддержку у руководства и дальнейшее практическое воплощение.

На заводе №156 самолет Беляева получил внутреннее обозначение – заказ «350». Позднее он стал называться ДБ-ЛК (дальний бомбардировщик – летающее крыло). В альбоме новых самолетов ВВС Красной Армии, подписанном 28 ноября 1938 г., он значился как «экспериментальный ближний (!) бомбардировщик, заводской заказ 350», строящийся в единственном экземпляре. А постановление Комитета Обороны при Совете Народных Комиссаров СССР № 248 о строительстве ДБ-ЛК было подписано только 29 июля 1939 г.

ДБ-ЛК по определению можно назвать двухфюзеляжным самолетом. Он имел полностью цельнометаллическую конструкцию(*), отличался специфическим крылом «беляевской» схемы с заметно выраженной обратной стреловидностью (5°42' по передней кромке). Каждая консоль крыла резко сужалась и заканчивалась отогнутой назад небольшой законцовкой с дополнительным малым элероном. Основные элероны занимали более половины размаха отъемных частей крыла. Напротив них находились автоматические предкрылки. Элероны автоматически зависали при отклонении посадочных щитков и работали как закрылки. Центроплан с более чем 5-метровой хордой имел регулируемый на земле закрылок (он выставлялся, т.е. поворачивался на 1-2°, так, как регулировались на земле поворотные стабилизаторы), призванный главным образом уменьшать нагрузки на штурвал летчика при взлете. Горизонтальное оперение, состоявшее из небольшого стабилизатора площадью 0,86 м2 и руля высоты площадью 4,27 м2 , крепилось на мощном киле. Первоначально стабилизатор имел небольшие вертикальные гребни, а на руле высоты были установлены вынесенные вперед весовые балансиры – впоследствии эти элементы демонтировали.

ДБ-ЛК проектировали под перспективные двигатели воздушного охлаждения М-88 взлетной мощностью по 1100 л.с. – с ними предполагалось достигнуть скорости 550-600 км/ч. Однако недоведенность М-88 вынудила установить менее мощные М-87Б, развивавшие по 950 л.с. на высоте 4700 м. Топливная система общей емкостью 3444 л включала в себя 7 центропланных и 6 (по три в каждой) консольных крыльевых баков.

* По тогдашней терминологии. На фото видно, что обшивка крыла из дерева и полотна (ред.)

Здесь и внизу ДБ-ЛК в ходе проведения Госиспытаний. Лето 1940 г.

Два фюзеляжа ДБ-ЛК являлись продолжением мотогондол. В левом размещались пилот и воздушный стрелок, в правом – штурман и второй стрелок. Управление самолетом двойное – основное у летчика и дублирующее у штурмана. Основное шасси состояло из двух одностоечных опор с колесами 900x300 мм. Каждая стойка убиралась в «свой» отсек фюзеляжа, ближе к продольной оси самолета. Заднее колесо не убиралось. Оно находилось в подвижном обтекателе, являвшемся частью вертикального оперения.

Максимальная бомбовая нагрузка ДБ-ЛК составляла 2000 кг и могла вся размещаться в бомбоотсеках, смещенных к внешним бортам фюзеляжей (соответственно, кабины пилота и штурмана были смещены к внутренним бортам фюзеляжей). Кроме этого, под центропланом разместили дополнительные держатели, позволявшие подвесить на внешней подвеске 2 бомбы по 1000 кг. Стрелковое вооружение включало 5 установок с шестью 7,62-мм пулеметами ШКАС. Передняя установка представляла собой спарку ШКАСов, смонтированную на поворотном лафете в носке центроплана (углы обстрела: 20° вверх, 12° вниз и до 20° в стороны). Управлял ею штурман при помощи дистанционного привода. Установка имела специальный следящий копир, позволявший при стрельбе огибать диски вращавшихся воздушных винтов.

Совершенно оригинальной была защита задней полусферы, которую обеспечивали почти полностью застекленные средние и кормовые установки. Две средние установки были смонтированы на вертикальных турельных кольцах. Каждая из них могла поворачиваться в свою сторону на 180° вокруг продольной оси фюзеляжа. Перемещались они вручную с помощью рычагов управления, а облегчить эту работу были призваны небольшие крылышки, названные «аэродинамическими двигателями». Вдоль продольной оси каждый пулемет перемещался по направляющей. Вырез в остеклении под его ствол закрывался прозрачной шторкой, которая наматывалась или сматывалась с барабана по мере движения пулемета. Сразу за средними установками находились кормовые стрелковые точки, в которых размещалось еще по одному ШКАСу. Отстрелянные гильзы и звенья пулеметных лент собирались под полом кабин кормовых стрелков.

Постройку ДБ-ЛК, в основном, завершили к 1 сентября 1939 г. Для проведения испытаний самолет перевезли на аэродром НИИ ВВС в Чкаловскую, где его собрали, провели отработку управления и оборудования. В ноябре начались пробные руления и пробежки. Следует отметить, что еще в 1934-36 гг. схема «летающее крыло» вызывала у летчиков искренний интерес и даже любопытство. Однако проведенные испытания таких аппаратов, прежде всего самолетов К-12 Калинина и БИЧ-14 Черановского, удовлетворения не принесли, и интерес к «крылу» заметно снизился. ДБ-ЛК появился именно в период разочарований, поэтому не вызвал ни восторгов, ни удивления. Согласно воспоминаниям летчика-испытателя П.М. Стефановского, персонал испытательного института весьма скептически отнесся к появлению на летном поле самолета Беляева и окрестил его «курицей».

Назначенный ведущим летчиком по испытаниям ДБ-ЛК М.А. Нюхтиков довольно осторожно проводил первые рулежки. 14 ноября 1939 г. ДБ-ЛК опробовал начальник НИИ ВВС бригадный инженер А.И. Филин. Во время скоростной пробежки самолет выскочил на окраину полосы и на скорости 240 км/ч налетел на припорошенный снегом пенек. Дело было в том, что аэродром НИИ ВВС, спешно допущенный к эксплуатации в 1932 г., вскоре потребовалось расширять, и в 1939 г. заровняли окраинные ямы, спилили часть деревьев. Вот на один такой не убранный по осени пенек и налетел А.И. Филин. В результате происшествия левая стойка шасси и хвостовое колесо вместе с обтекателем оторвались, были смяты воздушные винты. Аварийная комиссия, расследовавшая инцидент, признала прочность шасси ДБ-ЛК недостаточной и обязала конструктора доработать самолет.

Досадная авария усилила позиции противников оригинального аппарата, однако работы по нему не свернули. Самолет отправили на завод, где его отремонтировали и кое-что улучшили в соответствии с рекомендациями летчиков. В начале 1940 г. ДБ-ЛК вновь вывезли на аэродром. Летчик Нюхтиков уже не только рулил, но и совершал подлеты. Во время одного из них регулируемый закрылок центроплана оказался неправильно установленным, и машина резко взмыла в небо почти вертикально. На земле все застыли в ужасе, ожидая сваливания на крыло. Однако в момент достижения критического угла атаки сработали автоматические предкрылки, самолет опустил нос и плавно коснулся земли.

Затягивание сроков первого вылета и нерешительность испытательной команды привели к тому, что в наркомате авиапромышленности встал вопрос о прекращении опытов с ДБ-ЛК. Долгое ожидание полноценных полетов нервировало Беляева, и 4 февраля 1940 г. он обратился к заместителю наркома А.С. Яковлеву с просьбой заменить Нюхтикова другим летчиком. Через неделю заместитель начальника 11 -го главного управления Леонтьев с тем же предложением обратился к начальнику НИИ ВВС Филину. Однако желающих облетать необычный самолет не находилось.

И тут ДБ-ЛК неожиданно полетел. 8 марта на аэродроме в Чкаповской шли плановые руления и подлеты. Управлял самолетом М.А. Нюхтиков, в правой кабине находился военный инженер Т.Т. Самарин. На третьем подлете ДБ-ЛК внезапно набрал высоту, сделал 2 круга и благополучно приземлился. «Виновник» события Михаил Александрович Нюхтиков так объяснил происшествие (текст приведен по стенограмме):«Отрулив в конец аэродрома, я произвел разбег, установил рули, как и прежде, по направлению и оторвался для подлета... Оторвался, стал сбавлять газ, чувствую, машина летучая... идет совершенно спокойно, садиться нужды нет. Когда я пошевелил рулями, машина на мои движения отвечала совершенно точно. Прикинул, посмотрел, на доворот не решился, так как не знаю, как машина ведет себя на довороте, поэтому решил на небольшом газу уйти. Прибавил газ и стал набирать высоту, следя все время за машиной, имея в виду, что если что-то неблагополучно, прямо сажать машину. Вижу, машина идет нормально, тогда развернулся назад, вывел, сбавил газ и стал подходить на газу, чтобы не разболтать машину. Заметил, что при медленном снижении машина начала вести себя лучше, спокойнее. При выравнивании машина опять стала более чуткой. С небольшим газом я подвел машину и сел. Вот и все, что случилось».

Инженер Самарин, поясняя несанкционированный полет, добавил:«...стоял штиль, на первых двух подлетах была поднята снежная пыль, поэтому пилот третий подлет произвел на коротком участке аэродрома. Неожиданно подлет получился более высоким, думалось, что врежемся в лес. Поэтому пришлось дать газ и произвести дальнейший набор высоты».

О происшествии, как о чрезвычайном событии, немедленно сообщили наркому авиапромышленности Шахурину, который приказал разобраться и наложил взыскание на Нюхтикова. Однако победителей не судят, проблема первого полета оказалась разрешенной, и ДБ-ЛК начал активно летать. Испытатели отмечали, что самолет«показал вполне удовлетворительную устойчивость и управляемость», поэтому уже в марте в КБ Беляева началась разработка чертежей для изготовления эталонного серийного экземпляра ДБ-ЛК.

До того, как растаял снег, удалось провести заводские испытания и устранить многие, проявившиеся в полетах, недостатки. В частности, расположенные под капотами двигателей воздухозаборники забивались на рулении снегом, и, дабы избавиться от этой проблемы, их удлинили так, что они чуть выступали за пределы капотов. Хотя роль свою заборники теперь выполняли исправно, однако, по выражению Л.Л. Селякова,«для наблюдателя с земли они выглядели неэстетично и напоминали рога».

В апреле ДБ-ЛК переставили с лыж на колеса и передали на Государственные испытания, которые начались 25 числа. На шестой день испытаний самолет совершил, пожалуй, свой самый ответственный и неожиданно сложный полет. 1 мая машине Беляева предстояло принять участие в традиционном авиационном параде над Красной площадью. Справедливо считалось, что проход над трибунами мавзолея В.И. Ленина и произведенное при этом впечатление — прежде всего на И.В. Сталина — могло определить дальнейшую судьбу любого самолета. Накануне этого важнейшего показа отвечавший за подготовку ДБ-ЛК заместитель Беляева инженер Обрубов решил снять удлинение нижних воздухозаборников, считая, что свою задачу по защите от снега они выполнили и теперь только портят внешний вид машины. Это решение оказалось неудачным. На следующее утро взлетавшие на парад эскадрильи бомбардировщиков подняли тучи пыли, в которые окунулся руливший вслед за ними ДБ-ЛК. Пыль забила входные воздухозаборники обоих двигателей, и они потеряли необходимую для взлета мощность. Пока экипаж срулил с полосы, пока механики промыли фильтры, прошло время. Когда необычный аппарат появился над правительственными трибунами, Сталина там уже не было...

Госиспытания ДБ-ЛК продлились до 25 июня 1940 г. Всего было выполнено 73 полета общей продолжительностью 45 часов. В это время в самолет внесли ряд изменений. Площадь руля высоты увеличили с 4,27 мг до 4,8 м2. На закрылке центроплана всю заднюю кромку площадью 0,582 м2 превратили в добавочный руль высоты, площадь вертикального оперения увеличили с 5,82 м2 до 7,0 м2. Так как двигатели М-87Б были легче предусмотренных проектом М-88, то для обеспечения необходимой центровки пришлось установить в районе противопожарных перегородок свинцовые болванки массой 280 кг.

Левая мотоустановка

Кабина летчика

Вид из кабины стрелка-радиста по и против полета

Схема средней оборонительной установки

Схема управления передней пулеметной установкой

Вид на кабину стрелка-радиста через входной люк, «аэродинамический двигатель» средней оборонительной установки и левая опора шасси

Кроме Нюхтикова, самолет облетали другие летчики НИИ ВВС, в том числе Филин, Холопцев, Кабанов, Стефановский, Дудкин. Они отмечали, что экспериментальный бомбардировщик достаточно прост в пилотировании и не отличается от обычных самолетов. Тогда же были проведены 2 учебных воздушных боя с одним из закупленных в Германии Bf 109Е, продемонстрировавшие высокую тактическую ценность и боевые возможности оборонительных установок ДБ-ЛК.

И все же отношение к необычной машине было настороженным, все в ней подвергалось критике и сомнениям. Пилоты считали недостаточным обзор из кабины, техникам и вооруженцам неудобным казалось обслуживание и подвеска бомб. Штурман Цветков, поначалу вполне удовлетворенный своим рабочим местом с застекленным полом, в конце концов согласился с мнением большинства, что обзор из правой кабины недостаточен.

К основным недостаткам самолета отнесли не соответствующую техническому заданию максимальную скорость и слишком высокие взлетную и посадочную скорости. При этом как-то забыли, что 550 км/ч предполагалось достигнуть с моторами М-88, а с менее мощными М-87 самолет летал быстрее серийного ДБ-3. Что касается невысоких ВПХ, то они вообще являлись «ахиллесовой пятой» бесхвостых схем.

Учитывая перечисленные недостатки, а также малый диапазон рабочих центровок, государственная комиссия признала ДБ-ЛК не прошедшим испытания. Беляеву предложили его доработать и предъявить на повторные испытания в октябре 1940 г. В августе конструктор подготовил комплекс изменений самолета, которые постепенно становились все более радикальными. В числе прочего предполагалось заменить двигатели М-87 на М-81 мощностью по 1500 л.с.; вместо посадочных щитков на консолях крыла установить щелевые закрылки; увеличить размах предкрылков; перейти на шасси с носовой стойкой.

Становилось ясно, что нужно строить новый экземпляр самолета, ориентируясь на оснащение его двигателями М-81, АМ-35 ТК-2 или М-120. Росли и требования заказчиков. В частности, военные предложили сделать бомбардировщик пикирующим, а пилота посадить в центральной кабине. В результате облик машины, получившей внутризаводское обозначение «360» или «новый ДБ-ЛК», заметно изменился. Кабина пилота перекочевала на центроплан в виде отдельной гондолы. Четыре варианта моделей такой кабины продували с целью выбора наилучшей в аэродинамической трубе Т-2 ЦАГИ. Подвергались аэродинамическим экспериментам и различные варианты взлетно-посадочной механизации. В результате решили установить предкрылки вдоль всего размаха консолей и на центроплане. Отогнутые законцовки крыла обрезали, чтобы обеспечить приемлемую жесткость при выходе из пикирования. Экипаж собирались сократить до трех человек, совместив обязанности штурмана и одного стрелка. В фюзеляжах оставались только кормовые кабины, которые сверху получали обтекаемые колпаки для улучшения обзора.

Аэродинамические исследования моделей продолжали до начала 1941 г. В последних вариантах предполагалось установить двигатели М-71 мощностью по 2000 л.с., с которыми максимальная расчетная скорость составляла 590 км/ч на высоте 6000 м, нормальная дальность полета – 1500 км, максимальная – 4000 км.

Еще 20 сентября 1940 г. В.Н. Беляева утвердили в ученой степени доктора технических наук. Однако это не помогало основной деятельности. Встал вопрос о переводе КБ-4 на другое предприятие из-за явной перегруженности завода № 156, который к тому времени был ориентирован на изготовление машин «100» и «103» – прообразов Пе-2 и Ту-2. В сложившихся условиях постройка нового ДБ-ЛК становилась практически невозможной, и спустя короткое время работы по нему прекратили.

Фактически бесхозный первый опытный экземпляр ДБ-ЛК продолжал стоять на аэродроме в Чкаловской. Директор завода № 156 Герой Советского Союза А.В. Ляпидевский предлагал передать его как уникальный технический экспонат в Бюро новой техники ЦАГИ или в МАИ, но его усилия оказались тщетными. В октябре 1941 г., когда немецкие войска вышли на ближайшие подступы к Москве, было принято решение перегнать самолет в тыл. Однако свободных летчиков, способных на нем летать, не нашлось, поэтому ДБ-ЛК уничтожили.

Экспериментальный истребитель ЭИ (ПИ)

Эскизный проект этого одноместного пушечного истребителя с двигателем М-105, снабженным двумя турбокомпрессорами ТК-2, Беляев подготовил в сентябре 1939 г. Судя по тому, что ранее конструктор интереса к истребительной тематике не проявлял, а также учитывая время появления проекта, его готовили в соответствии с необъявленным конкурсом на новый самолет-истребитель. В отношении его использовали обозначение ЭИ (экспериментальный истребитель) или ПИ (перехватчик-истребитель).

Продувочная модель пикирующего варианта ДБ-ЛК

Схема истребителя ЭИ (проект)

Схема истребителя ЭОИ (проект)

Данный истребитель Беляева можно считать едва ли не самым оригинальным и необычным среди всех проектов, предъявленных к рассмотрению в 1939 году. ЭИ представлял собой свободнонесущий моноплан смешанной конструкции с высокорасположенным крылом, 3-стоечным шасси с носовым колесом. Он должен был иметь взлетную массу 2640 кг, максимальную скорость 712 км/ч (на высоте 10000 м) и практический потолок 11600 м.

Пилот размещался впереди в герметичной кабине, снабженной дверью автомобильного типа на правом борту. Сразу за кабиной находился двигатель, вращавший воздушный винт, который как бы разрезал фюзеляж. Сквозь редуктор двигателя проходил стальной вал, который соединял заднюю и переднюю части фюзеляжа. По условиям компоновки лонжерон крыла проходил перед двигателем, поэтому для получения необходимой центровки крылу придали ярко выраженную стреловидность. Примерно на 2/3 размаха оно имело перелом и еще более отгибалось назад. Беляев предлагал использовать в крыле специальный ламинизированный профиль № 2409 с относительной толщиной всего 9%. В пояснительной записке к проекту указывалось, что одним из стремлений конструктора является ламинизация обтекания всего планера самолета с целью получения рекордной максимальной скорости.

Конструкция крыла смешанная: лонжерон и силовые узлы стальные, все остальные элементы из дерева в различных комбинациях. Деревянной предполагалась и передняя часть фюзеляжа.

Хвостовое оперение снабжено тремя небольшими килями, что позволяло достичь компромисса между необходимой путевой устойчивостью, величиной посадочного угла самолета и скручивающим моментом хвостовой части фюзеляжа. Вооружение в основном варианте состояло из двух пушек калибром 20 или 23 мм, размещенных на левом борту фюзеляжа. Предполагалась также установка крупнокалиберных пулеметов Березина или ШКАСов.

При рассмотрении эскизного проекта ЭИ представитель экспертной комиссии НКАП Степанец указывал: «Сопротивление подсчитано с возможной точностью и большим знанием дела. Это заставляет с полным доверием отнестись к полученным в эскизном проекте результатам. Более того, данные, полученные по расчетам, по всей вероятности будут превзойдены, так как автор проекта пользовался не совсем точной высотной характеристикой мотора М-105 ТК-2, не 960л.с. на 10000 м, а 1000л.с.». Далее говорилось, что ЭИ в основном удовлетворяет тактико-техническим требованиям (ТТТ) к истребителям на 1940 г. Одновременно указывалось, что автор не учел прогибы фюзеляжа и не обеспечил достаточную его жесткость, чем снизил ценность проекта. При использовании мотор-пушки с валом диаметром 74 мм невозможно проложить проводку управления к хвостовому оперению, а при увеличении диаметра вала до 100 мм потребуется переделка редуктора, что приведет к значительным дополнительным работам. В результате проект не утвердили, однако предлагали построить узел крепления хвостовой части фюзеляжа и провести его всесторонние испытания.

Истребитель ЭОИ

После того как проект ЭИ не утвердили, Беляев переработал его в двухбалочный вариант с двигателем М-105ПТК в 1000 л.с. на высоте 8500 м и толкающим трехлопастным винтом ЗСМВ-2. Теперь самолет назывался ЭОИ (экспериментальный одномоторный истребитель). По основным ЛТХ он должен был практически соответствовать предшественнику. Профиль крыла был также ламинизированный, но относительная его толщина увеличена до 12%. Первоначально Беляев предполагал для уменьшения посадочной скорости использовать мощную взлетно-посадочную механизацию, в первую очередь предкрылок вдоль всего размаха крыла. Однако специалисты ЦАГИ весьма скептически отнеслись к этой затее, справедливо полагая, что предкрылок нарушит ламинарный характер обтекания профиля. Поэтому была разработана совершенно оригинальная, нигде ранее не встречавшаяся система перевода предкрылка в рабочее положение. В убранном положении он заподлицо убирался в нижнюю поверхность крыла в районе его хвостовой части, а на взлете и посадке при помощи шарнирного механизма передвигался на переднюю кромку.

Фюзеляж вытянутой, яйцевидной формы предполагалось оснастить герметической кабиной. Сиденье летчика и система управления размещались на консольной металлической ферме, а вся носовая часть в виде колпака могла отделяться при монтаже и ремонте. Для посадки в самолет и его покидания служила дверь автомобильного типа. Вооружить ЭОИ планировали двумя 23-мм пушками Таубина.

В заключении по самолету от 25 октября 1939 г. говорилось, что заявленные данные реальны. Было принято решение машину строить. Предполагали сдать 1-й экземпляр к 15 октября 1940 г.. второй – к 1 декабря 1940 г. На практике получилось значительно медленнее. Изготовление первого экземпляра началось в феврале 1940 г. до прояснения окончательного облика самолета. 1 мая заложили 2-й экземпляр, а 8 мая макетная комиссия утвердила окончательный вариант вооружения: 2 пушки калибром 23 мм и 1 пулемет ШКАС. Рекомендовали оборудовать складную лестницу для подъема в самолет без использования наземной стремянки и предусмотреть подвеску под крылом 6-8 реактивных снарядов РС-82.

В начале лета стало ясно, что количество конструкторских коллективов, строящих свои самолеты на заводе № 156, превысило все мыслимые пределы. Поэтому решили с этим вопросом разобраться революционными методами: какие-то работы приостановить, а какие-то закрыть. В этой связи в августе на заводе № 156 работала специальная комиссия под руководством А.А. Сенькова, которая весьма критически рассматривала все строящиеся здесь машины. В отношении ЭОИ в документах комиссии говорилось, что 1-й экземпляр готовится к проведению статических испытаний, а 2-й строится как летная машина. Рабочие чертежи полностью сданы в производство 3 июня, а срок сдачи на испытания 15 октября, что заведомо невыполнимо. Самолет Беляева очень сложный для серийного производства. В отношении предкрылков подчеркивалось: «имеют очень сложный механизм установки в рабочее положение, велика вероятность отказа в работе». Положительные стороны ЭОИ также отмечались, тем не менее, его постройку предлагалось прекратить. Понятно, что Беляев защищал свое детище всеми силами. Он сумел доказать необходимость существования ЭОИ, и его строительство продолжилось, хотя и весьма неспешно.

В конце марта 1941 г. закончилась окончательная сборка самолета «ЮЗУ», и часть производственников высвободилась. 5 апреля зам. наркома Яковлев направил Ляпидевскому требование «ускорить работы по ЭОИ в связи с окончанием работ по машине «ЮЗУ». К этому времени ЭОИ «оброс» многочисленными переделками и дополнениями. Например, кок винта оборудовали внутренним вентилятором, увеличили колею шасси, а чтобы в случае экстренного покидания пилот не попал под вращающийся винт, разработали механизм принудительной остановки двигателя. Особое внимание уделили бронированию кабины летчика. Впереди разместили прозрачную броню толщиной 27 мм. Бронированный пол сопрягался сзади с бронеспинкой пилота.

Макет самолета ПБИ в цехе Московского авиазавода №156. 19 июня 1940 г.

Начавшаяся война привела к закрытию очень многих работ в авиапромышленности. Коснулось это и истребителя Беляева. Хотя ЭОИ был практически закончен – готовность его актом от 9 июля 1941 г. оценивалась на 90% – в соответствии с приказом НКАП № 753 от 27 июля 1941 г. строительство самолета прекратили. При эвакуации из Москвы его и всю техническую документацию уничтожили.

ПБИ – пикирующий бомбардировщик-истребитель

Еще одним вариантом истребителя ЭОИ мог стать ПБИ На этой машине со взлетной массой 2850 кг планировали установить перспективный двигатель М-107, применить тормозные решетки для обеспечения выхода из пикирования. Вооружение включало пушку Таубина-Бабурина и один пулемет ШКАС, бомбы до 500 кг и реактивные снаряды PC-132. Особо подчеркивалось, что после выполнения бомбометания самолет мог использоваться как истребитель.

Эскизный проект ПБИ представили для рассмотрения в ноябре 1940 г. При его оценке последовало заключение, что ПБИ не соответствует классификации истребителей в перспективном плане ВВС на 1941 г. Считалось, что для подъема 500 кг бомб требуется увеличить прочность, отчего возрастет полетный вес и летные характеристики самолета снизятся. Предлагалось увеличить площадь горизонтального оперения на 55%. В заключении НИИ ВВС от 5 декабря 1940 г. ПБИ не рекомендовали к включению в план опытного строительства, отложив принятие решения до получения результатов испытаний ЭОИ. Работы по ПБИ завершились изготовлением полноразмерного макета.

Двухмоторный истребитель ОИ-2

Продолжая поиск оригинальных схем самолетов, способных приблизиться к идеальным аэродинамическим показателям, в начале 1941 г. Беляев разработал и направил в НИИ ВВС предварительный проект двухмоторного самолета ОИ-2. Этот одноместный истребитель со взлетной массой 6800 кг должен был развивать на высоте 7500 м максимальную скорость 780 км/ч. Он имел 2 фюзеляжа, являвшиеся продолжением гондол двигателей М-120 взлетной мощностью по 1800 л.с. Фюзеляжи соединялись центропланом с постоянной хордой и стабилизатором. По сути, конструктор предложил объединить два одномоторных истребителя для получения значительной дальности полета (до 1000 км), грузоподъемности и увеличения мощности вооружения.

Пилот размещался в правом фюзеляже. Для попадания в кабину служила дверь автомобильного типа, уже отработанная при проектировании и постройке ЭОИ. Шасси четырехстоечное, убираемое, с двумя носовыми стойками. Вооружение состояло из двух пушек калибром 23 мм, четырех 12,7-мм пулеметов и четырех ШКАСов. Выбранная схема позволяла удачно установить стрелковое вооружение в центроплане. Там же предполагалось разместить на внутренней подвеске 4 бомбы по 100 кг.

Проект ОИ-2 при рассмотрении в НИИ ВВС в апреле 1941 г. вызвал одобрение и в основном получил поддержку. Предлагалось перенести пилота в левый фюзеляж для улучшения обзора, а дальность полета довести до 2000 км. Конструктору рекомендовали провести более тщательную проработку идеи и представить на рассмотрение полноценный эскизный проект. Однако через 2 месяца началась война, и проект ОИ-2 более не прорабатывали.

Заключение

В связи с прекращением работ по самолетам ДБ-ЛК и ЭОИ конструкторское бюро Беляева расформировали. Конечно, конструктор нелегко перенес это, а также и уничтожение своих необычных самолетов. Однако шла война, и знания Беляева, прежде всего как специалиста по прочности летательных аппаратов, оказались востребованы в высшей степени. Осенью 1941 г. он эвакуировался в Омск, где первоначально работал на авиазаводе № 166 (такой номер присвоили авиазаводу, в основном, организованному на основе эвакуированного завода № 156), а затем – начальником расчетного бюро в КБ В.М. Мясищева на заводе № 288. Известно, что в 1944 г. Беляев занимался расчетами прочности истребителя-перехватчика конструкции Р.Л. Бартини.

В послевоенный период Беляев вернулся в ЦАГИ, где занимался исследовательской работой в области прочности авиационных конструкций. В 1949 г. он получил научное звание профессора. Умер Виктор Николаевич Беляев 25 июля 1953 г. на 58-м году жизни.

Валерий Казак/ Витебск

Фото предоставлены автором

Битва за хлопок

Посвящается моим» друзьям и коллегам, как живым, так и ушедшим от нас…

Окончание. Начало в «АиВ», № 3 2008.

По контракту, 10 полетов являлись дневной нормой, то есть за день один вертолет мог обработать 500 феддан. Фактически действовало правило: чем больше, тем лучше, что с арабской стороны только приветствовалось. Но первые же дни показали, что добиться выполнения дневной нормы совсем непросто. По расчетам, среднее время полета составляло 17 минут. Однако в начальный период летчики затрачивали на полет почти в 2 раза больше, так как требовалось найти сами участки и определиться со способом их обработки, учитывая имеющиеся препятствия, направление ветра, конфигурацию полей. Опытным пилотам хватало нескольких дней для ознакомления с окружающей местностью, после чего продолжительность полета вошла в норму, а по прошествии месяца 15-20 полетов в день уже никого не удивляли. Практиковался «закрепленный» метод, когда один и тот же экипаж (пилот и техник) работал весь сезон с одних и тех же площадок в одном и том же районе, хотя летчикам старались предоставить возможность полетать со всех площадок на случай подмены.

Полеты на АХР во всем мире не зря считаются опасными. При этом виде работ пилоту приходится летать не «выше всех», а напротив – у самой земли. В таком полете угрозу представляют различные препятствия (деревья, провода, столбы и т.п.), а также возрастает опасность тяжелых последствий в случае отказа техники. Пилоты сельхозавиации – это особая категория летного состава, их высочайший профессионализм вырабатывался годами. Мало кому известно, что летчики на АХР имели налет в 4-5 тыс. ч и даже более. Согласно документам, при обработке хлопка рабочая высота полета должна составлять 5 м при скорости 80 км/ч. Соблюдение этих параметров гарантировало наилучшее качество обработки, что и было подтверждено многолетней практикой в СССР, научными исследованиями и т.д. Арабские товарищи главным критерием считали минимальную высоту, когда вертолет буквально стриг хлопок колесами. Внешне эффектные (и опасные) полеты с точки зрения увеличения продуктивности борьбы с вредителями были абсолютно бессмысленными, однако убедить арабов в обратном не удалось.

Обрабатываемые площади прямо-таки изобиловали различными препятствиями. Особую опасность представляли электрические линии. Зачастую провода были протянуты настолько хаотично, что их направленность не поддавалась никакой логике. Крупные ЛЭП были хорошо различимы и сами являлись неплохим ориентиром, но линии помельче становились практически невидимыми, особенно когда пилот выполнял заход на гон против солнца. Если столкновения избежать не удавалось, машину старались «поддернуть», чтобы удар приняла передняя стойка шасси и низ фюзеляжа, а не лопасти несущего винта или автомат перекоса. Обычно провода сразу рвались, хотя были случаи, когда вертолет валил 3-4 столба и тащил их за собой не один десяток метров. При этом машина получала минимальные повреждения, как правило, страдало остекление, от удара сворачивало подножки и ПВД, на Ми-2 рассекало расположенные спереди маслобаки двигателей. Когда в 1993 г. польская компания Heliseco завершала свою деятельность в Египте и распродавала имущество, было приобретено несколько комплектов специальных ножей для Ми-2, предназначенных для перерезания проводов в таких ситуациях. Но затем руководство «мудро» рассудило, что пилоты станут неоправданно рисковать, уверовав в имеющуюся защиту, безопасность полетов может упасть и т.д., и т.п. В общем, получилось как всегда, а деньги были потрачены немалые.

Не меньшую угрозу представляли такие обычные «противники» летчиков сельхозавиации, как птицы и многочисленные деревья, окаймлявшие поля либо просто росшие посреди посевов. Благодаря высокой квалификации пилотов, за всю командировку было зафиксировано лишь несколько случаев столкновений с ними. При этом страдали, в основном, законцовки лопастей несущего или хвостового винтов. Гораздо опасней оказались одиночные стебли кукурузы или подсолнуха, выросшие на хлопковом поле. Вовремя заметить их удавалось не всегда, а удар о солидный стебель нередко приводил к поломке поддерживающей тяги штанги опрыскивателя Ми-2. Их запас закончился очень быстро, и техникам пришлось ремонтировать штанги при помощи подручных материалов. Бывало, что из-за «безобидного» растения работа прекращалась на полдня. Надо отметить, что на Ка-26 штанги укреплены при помощи тросовых расчалок, которые в подобной ситуации просто срезали стебли без малейшего ущерба.

Выполнять полеты в воздушном пространстве чужой страны, к радости летного состава, оказалось проще, чем дома. Вести радиообмен на английском, изучение которого стоило немало нервов при подготовке к командировке, никто не требовал. Знание языка пригодилось, в основном, на базаре.

Очередной вылет на опрыскивание египетских посевов

Обычный «химический» полет

Загрузка серы прямо на полевой дороге. Район Кабрита, июнь 1994 г.

Немногочисленные транспортные полеты выполняли наиболее подготовленные пилоты, что дало неплохую практику. Никаких эксцессов с органами УВД и ПВО за все время отмечено не было. На борта вертолетов в качестве опознавательных знаков нанесли треугольники из красных светоотражающих полосок, а также наклеили желтые стикеры с надписью на арабском «Арабская аграрная авиационная компания». Любопытно, что вертолетные площадки часто располагались буквально возле ограждения как действующих, так и заброшенных военных аэродромов – сказывался дефицит земли. Например, наш «филиал» в Танте, где весь сезон базировались Ка-26, соседствовал с авиабазой, откуда активно летали Mirage 2000. Встречи с военными летательными аппаратами в воздухе были редкостью, но несколько курьезных случаев произошло. Вот что рассказывал командир вертолета Анатолий Иванов: «В октябре 1994 г. работали мы в районе Бильбейса, обрабатывали цитрусовые. После хлопка работа казалась несложной, площадка, хоть и пыльная, но приличных размеров, плантации апельсинов и прочих лимонов представляли собой квадраты, площадь каждого – как раз на один полет. Сами цитрусовые – деревца низкорослые, а вот по периметру их окружают высоченные казурины, что-то типа сосны или туи нашей, служащие в качестве лесополосы и одновременно являющиеся границей участков. Для обработки с воздуха это лишнее препятствие, ну да нам не привыкать. Жили в коттедже, рядом с апельсиновой рощей. Все ходили смотреть, как они там растут. Плоды еще зеленые были, капельный полив интересно устроен – под каждым деревом шланг, дозатор, подачей воды руководит компьютер – все по науке.

В один из дней, примерно после обеда, заметил я пару АН-64 – в этом районе находилось несколько военных аэродромов и летная школа… Взлетел, все как обычно, курс – на очередной квадрат, высоту метров сорок набрал, чтобы через казурины перемахнуть, лететь-то всего пару минут. И тут боковым зрением замечаю, как взяли меня «Апачи» в клещи, видно, интересно им стало, что за зеленая стрекоза внизу трепыхается. Вертолет зеленого цвета был, но все борта и балка изрядно измазюканы химикатами и копотью, довольно живописный камуфляж получился. Пилотов я хорошо разглядел, да и пушки с подвесками, ведь близко было, каждая заклепка видна. Ну, да мне времени особенно не было переглядываться, вот он мой квадратик, я как казурины перелетел, аппаратуру включил, «шаг-газ» – вниз, да пониже, пониже, работали качественно, арабы претензий никогда не предъявляли. Гон короткий, мне еще высоту набрать для «запятой», и снова вниз. Смотрю, а ребята на «Апачах» сразу не поняли, куда я делся из их «клещей», как машина вниз ушла, они парой по инерции проскочили вперед, пока скорость погасили и огляделись, я уже на встречном курсе на них иду, а за мной шлейф желтый. Даже подумал: вот парни у меня в прицеле, а вот она, кнопка пуска… химаппаратуры. Ми-2, конечно, не лучший вариант, но летать мне на нем нравилось. «Апачи» делают простой горизонтальный подъем, без всякого видимого усилия, сразу метров на 100, мощность позволяет, и расходятся. За оставшиеся дни, пока работа продолжалась, пару раз над площадкой проходили, но больше меня над апельсинами не сопровождали».

Немалый урон приносили вертолетам местные мальчишки. Пацаны подстерегали низко летящую машину, и метко брошенный в упор камень или ком земли легко разбивал плексигласовое остекление. Тактика их была следующая: затаиться среди хлопковых кустов, а когда машина приблизится, подняться, швырнуть булыжник и тут же спрятаться. Особым шиком считалось нырнуть под пролетающий вертолет, причем «стрелок» попадал в облако из пестицида, что, впрочем, его не сильно волновало. Как вариант, подбрасывали вверх палку, которую могло подхватить потоком и швырнуть в лопасти. Наибольшую опасность такие броски представляли для Ка-26 с его «лобастой» кабиной, а однажды удачно брошенный камень вчистую снес визуальный датчик обледенения на пилотском блистере Ми-2.

Если пилот вовремя замечал потенциальных метателей, то либо уходил на другой участок, либо старался построить схему обработки таким образом, чтобы держаться на расстоянии от мальчишек, заставляя их побегать за вертолетом. Если кто-то все же пытался швыряться камнями, то приходилось останавливать полеты, пока «штаб» не примет меры для «зачистки» территории. Пренебрегать такими вещами не стоило, так как, кроме повреждений матчасти, существовала опасность попадания детей под винты, а последствия такой трагедии никто не мог предугадать. Летчики мрачно шутили, что будь местные ребятишки знакомы со столь замечательным устройством, как рогатка, то половину вертолетов посбивали бы в первый же месяц.

С самого начала командировки стало ясно, что работа здесь отнюдь не похожа на увеселительную прогулку, и даром денег платить никому не будут. Пилоты выматывались и не имели возможностей для полноценного восстановления сил. Некоторые признавались, что даже во сне видят провода и пальмы по курсу… Не давали желаемого отдыха ночная духота и обилие комаров. Нормальный сон приходил лишь с утренней прохладой, но вот пропел муэдзин, скоро подъем и новый трудный день. Не удивительно, что в такой обстановке последовал резкий всплеск авиационных происшествий. Первый случай на Ми-2 произошел 10 июля 1992 г., когда борт СССР-23306 зацепил законцовками лопастей деревья, а при заходе на посадку пилот, очевидно, под влиянием пережитого стресса допустил очередную ошибку и задел хвостовым винтом землю. Хвостовой редуктор с винтом остались висеть на нескольких болтах, но летчик все же сумел удержать машину от опрокидывания. Всего за время работы в Египте группа потеряла 2 Ка-26, 2 Ми-2 разбили молдаване. Подобные случаи были у болгар и россиян, к счастью, все происшествия обошлись без человеческих жертв.

Ничуть не легче пришлось техникам. Они первыми прибывали к вертолету и покидали площадки только после выполнения всех необходимых процедур, связанных с подготовкой машины к завтрашнему дню. Регламентные работы, устранение дефектов, замену агрегатов выполняли «всем миром», т.е. всем свободным на тот момент техническим составом. Отдельной бригады для проведения периодического регламента не было, а квалификация и опыт каждого авиатехника позволяли выполнять эти работы в полевых условиях. Кроме того, техник постоянно присутствовал на площадке во время полетов. Он следил за загрузкой, одновременно контролировал опасные зоны, между делом протирал остекление, осматривал общее состояние вертолета, сельхозаппаратуры, производил заправку топливом и т.д. И все это при 30-градусной жаре, в пыли и песке, скользя по жидкой грязи от пролитой вокруг воды. Но хуже всего было целый день находиться в окружении в общем-то доброжелательной, но чересчур назойливой публики, при всяком удобном поводе старавшейся продемонстрировать свои познания в английском и спросить твое имя, поинтересоваться, как ты себя чувствуешь, узнать, который час… Ни жара, ни пыль и песок не утомляли так, как маниакальное стремление местных пообщаться и поглазеть на белого человека, а иногда и прихватить, разумеется, в качестве сувенира оставшиеся без присмотра отвертку или пассатижи. Со временем местное население привыкло к нашему присутствию, и проблема то ли сгладилась, то ли на нее перестали обращать внимание.

Ми-2 на гоне над хлопчатником

Воду для химрастворов забирали из ближайших оросительных каналов

Самым тяжелым испытанием для техника было и остается ожидание. Отправляя машину в полет, никто не мог гарантировать ее благополучное возвращение. За все время нахождения в Египте произошло несколько случаев отказов двигателей Ми-2 в полете прямо над полем, все они завершились благополучной посадкой во многом благодаря мастерству пилотов. Причины были самые различные: от попадания посторонних предметов в воздухозаборник до самовыключения из-за помпажа. По возможности двигатели меняли прямо на месте, вместо крана использовали самодельную лебедку, устанавливая ее на место демонтированной лопасти. Обычно машину вводили в строй уже на следующий день.

Опыт эксплуатации в Египте Ми-2 и Ка-26 наглядно показал все преимущества и недостатки обоих типов вертолетов. К моменту описываемых событий эти машины явно устарели. Не затрагивая вопрос о плюсах и минусах соосной и классической вертолетных схем, отметим, что по маневренности и энерговооруженности Ка-26 нет равных, и все же Ми-2 под управлением умелого пилота вполне мог потягаться с «камовцем». Следует оценивать оба вертолета, исходя из их эксплуатационной надежности и функциональности. Ми-2 трудно назвать удачным детищем КБ Миля. Эта многоцелевая машина весьма активно применялась в сельхозавиации, причем очень хорошо зарекомендовала себя на этом поприще, несмотря на ряд существенных недостатков. Во-первых, это большой взлетный вес, обусловленный навесной сельхозаппаратурой и бесполезным для данного вида работ пустым фюзеляжем. Второй и главный недостаток – слабые двигатели ГТД-350 для конструкции с такой массой. Как ни крути, но Ми-2 – это прежде всего транспортная машина, приспособленная под АХР. Ка-26 гораздо лучше подходит под определение «сельскохозяйственный вертолет», во многом благодаря схеме «летающее шасси» и малому весу конструкции. Прекрасный обзор из кабины пилотов, размещение переключателей на ручках управления, хорошая эргономика рабочего места, кондиционер – в этом «камовец» превосходил своего «одноклассника». Да и химикатов он брал больше – 900 кг против 700 кг у Ми-2. А вот в качестве транспортной машины Ка-26 уступал своему визави, прежде всего из-за меньшей скорости и сомнительного комфорта в подвесной пассажирской кабине.

Тем не менее, обе машины в эксплуатации зарекомендовали себя настоящими «рабочими лошадками», надежными и неприхотливыми. Полеты в Египте в условиях жары, высокой влажности и запыленности площадок ничего нового в плане появления дефектов и неисправностей не принесли. Двигатели ГТД-350 требовали повышенного внимания из-за всепроникающей пыли, которая забивала воздушный фильтр и жиклеры автомата запуска. Их хронический недостаток – повышенный расход масла из-за нарушения уплотнения 3-й опоры – был известен и раньше, просто в местных условиях он проявлялся значительно чаще. Для техников стало правилом: ежедневно, независимо от налета, очищать и промывать воздушные фильтры и жиклеры, чтобы хоть в какой-то мере продлить срок эксплуатации ГТД-350. Знаменитый чернозем дельты Нила подобно пластилину налипал на лопатках спрямляющего аппарата и первых ступеней компрессоров двигателей, на передних кромках лопастей, закупоривал воздушные полости каналов суфлирования. Именно из-за этой землицы примерно через каждые 50 ч налета начинало течь масло через уплотнения выводного вала – дефект, практически не встречавшийся в условиях Белоруссии. При обработке полей в безветренную погоду облако химикатов подолгу висело в воздухе, и пилотам не всегда удавалось миновать его. Мельчайшие капли проникали во всевозможные отверстия и заборники, в том числе и в кабину. Пыль, попадая на липкую поверхность, закупоривала маслорадиаторы двигателей и редуктора, что приводило к повышению температуры масла.

Крепкое шасси милевского вертолета позволяло осуществлять взлет перегруженной машины по-самолетному. Однако гораздо более эффективным считался «химический» взлет – только на колесах передней стойки. Вертолет при этом быстрее переходил в косую обдувку, что значительно сокращало взлетную дистанцию. Методика таких взлетов не была расписана в РЛЭ, все основывалось на собственном опыте. В среднем каждая машина за сезон при налете в 150-200 ч выполняла 400-500 взлетов-посадок.

Покрытие полевых площадок, расположенных на границе дельты и пустыни, представляло собой смесь песка и мелких камней. Взлетая с «колеса», вертолет поднимал тучи пыли, тут же попадавшей в воздухозаборники. Забоины лопаток первой ступени компрессора были обычным явлением, чего регламент не допускал. Редко какой ГТД отрабатывал межремонтный ресурс в таких условиях. «Движки» наловчились менять за считанные часы, а частота проведения этой операции служила постоянным источником дружеских насмешек со стороны техников Ка-26, так как поршневой АИ-14 не был подвержен подобным напастям. Статистика действительно была неутешительной. Так, за 2 сезона Ми-2 СССР-14252 налетал 780 ч, и за этот период пришлось заменить 6 двигателей. Еще более удручающая картина была на СССР-14253: налет – 640 ч, заменено 8 двигателей, из которых лишь 1 отработал межремонтный ресурс, еще 1 сняли для установки на другой вертолет. Указанные машины эксплуатировались практически круглый год, причем большую часть времени работали в пустыне. Статистика по вертолетам, работавшим только во время хлопкового сезона и почти всегда с площадок в дельте, была немногим лучше: СССР-23370 налетал за все время 339 ч при замене 2 двигателей, СССР-20805 – 546 ч, заменили 5 двигателей, СССР-20816 – 298 ч, заменили 3 двигателя. В среднем «движков» хватало на 100-150 ч при межремонтном ресурсе 750 ч, хотя бывали и исключения.

Поломка лопасти после удара о препятствие

Последствия удара о землю, борт СССР-23306. 10 июля 1992 г.

Авария Ка-26 вблизи Даманхура. Июль 1992 г.

Вынужденная посадка Ми-2 из-за отказа одного двигателя. Командир вертолета А. Бугаев

Песок и камни повреждали не только лопатки компрессора, но и защитную оковку лопастей несущего винта, иногда пробивая сталь насквозь. Со временем оковка отклеивалась целыми секциями, отрываясь во время полета. Для восстановления защиты обдирали старые лопасти, а вместо специального клея использовали обыкновенную эпоксидку. Да что там лопасти – песчинки, находившиеся в растворе химиката (а они постоянно там присутствовали, так как воду забирали из каналов) под давлением за считанные недели растачивали калиброванное отверстие жиклеров на опрыскивателях, из-за чего увеличивалась норма расхода, а это уже грозило штрафными санкциями.

Слабым местом на Ми-2 были и насосы ЭЦН-17. Из-за воздействия агрессивной рабочей жидкости уплотнения электродвигателя МТ-3000 не выдерживали, и, как следствие, мотор мог перегореть. Проблема эта была известна еще по работе в Союзе, но рем- комплектов для насосов поляки не поставляли, уплотнения приходилось заказывать на предприятиях, выпускавших резинотехнические изделия. Любопытно, что такие же насосы применялись на сельхозаппаратуре Ка-26, но качающий узел и электродвигатель были разнесены, что значительно увеличило надежность.

Известны минимум 2 случая, когда основные стойки Ка-26 были повреждены ударом о препятствия (скорей всего, о брустверы, окаймляющие каналы), в результате чего были согнуты штоки амортизаторов основных колес. Запас бензина позволял долететь до базовой площадки, а садились такие машины на импровизированные козлы, сооруженные техниками из бочек, досок и иных подручных материалов. Один случай произошел в присутствии очередной высокой комиссии проверяющих, но все обошлось без оргвыводов. По общему признанию, шасси на камовском вертолете было явно слабовато.

Все-таки для арабов Ми-2 был предпочтительней по простой причине: для Ка-26 следовало приобретать дорогой авиационный бензин, да и моторного масла он расходовал прилично. Стоимость же осветительного керосина, на котором летал Ми-2, была совсем невысокой. Газотурбинные двигатели расходовали, согласно нормам, 0,3 л масла в час, а при нормальном состоянии ГТД-350 расход практически равнялся нулю. Силовую установку старались сразу перевести на Aeroshell вместо родного Б-ЗВ, что благоприятно сказалось на долговечности двигателей, но ввело в некоторые растраты арабских партнеров.

Разбитая техника. Аэродром Даманхур, сентябрь 1994 г.

Кроме хлопчатника, довелось обрабатывать практически все культуры, выращиваемые в Египте: рис, картофель, пшеницу, оливки, виноград. Экипажи, работавшие зимой, выполняли совсем уж экзотические полеты: опрыскивали цитрусовые, манго, бананы, клубнику. Летали по всей стране: от Думьята на севере до Асуана на юге, где уничтожали личинок москитов в каналах. С воздуха хорошо было видно, что граница земледелия давно вышла за пределы дельты Нила, и человек все дальше проникает в глубь Ливийской пустыни. Работать на просторных полях оказалось не в пример легче, чем в перенаселенной дельте, вот только эти площадки с вечными песком и камешками… Для длительных перелетов сельхозаппаратуру не демонтировали, устанавливая в кабине один-два дополнительных бака, соединяя их с основным при помощи удлиненных шлангов, выведенных наружу через лючки для подсоединения электрожгутов. Взлетный вес в этом случае, скажем так, несколько превышал допустимый, но выносливая «двойка» все терпела.

В отдельную эпопею вылилась работа по внесению серы. Неизвестно, каким образом «передовая арабская агротехническая наука» дошла до идеи использовать коллоидную серу для борьбы с вредителями хлопка, но тот факт, что стоимость ее значительно ниже импортных пестицидов, был общеизвестен. Большого энтузиазма эта мысль не вызвала ввиду явной абсурдности, тем не менее, в конце второго сезона молдавские экипажи первыми опробовали методику выполнения таких работ. На следующий год на весь парк вертолетов вместо штанг установили опыливатели, и малая химическая «война» началась. Поначалу работали с нормой 5 кг на фед- дан, то есть за полет обрабатывали 100 феддан. Арабы быстро сообразили, что такими темпами контракт будет выполнен за месяц, и придется доплачивать за каждый дополнительный феддан, а потому вскоре норму увеличили вдвое.

Работа на опыливании имеет ряд особенностей и требует хорошей наземной организации. В местных условиях загрузку серой производили вручную, мешками, из-за чего приходилось выключать двигатели после каждого полета. Это удлиняло рабочее время и выводило из строя изношенные аккумуляторы. Из-за высокой влажности порошок серы слипался и плохо высыпался, техникам приходилось мудрить и приспосабливать к штатным валам рыхлителя различные скребки, пружины и т.д. При безветренной погоде желтый столб порошка мог подолгу висеть над полем, затрудняя дальнейшую обработку. Ко всему, сера токсична и пожароопасна, она могла воспламениться при попадании на выхлопные патрубки двигателей. По-видимому, эксперимент провалился, так как арабы вскоре вернулись к обычным пестицидам, возможно, именно из-за экологических соображений.

Завершилась экспедиция достаточно тривиально. Еще перед началом третьего сезона каждая группа обрела самостоятельность и стала работать сама на себя. Продолжение миссии требовало постоянного подвоза запасных частей, особенно двигателей, цены на которые постоянно росли, ряду вертолетов требовался ремонт или продление ресурса. Стоимость обработки феддана за прошедшие годы не пересматривалась. К тому же, спрос на египетский хлопок на мировом рынке упал. Имелась информация, что после ужесточения экологических требований были случаи отказа приобретения партий сырья из-за повышенного содержания инсектицидов. Постепенно сворачивали свою деятельность украинцы, болгары, россияне. В 1995 г. и руководство витебского предприятия решило не заключать новый контракт, хотя основной причиной являлась предстоящая реорганизация компании.

Сразу вывезти вертолеты не удалось из-за финансовых разногласий с арабскими партнерами, и потому еще больше года техника находилась на египетской земле. В конце концов, все имущество не без приключений доставили на родину, часть машин восстановили, и они благополучно продолжают летать поныне. Меньше повезло болгарским «двойкам», брошенным в каирском аэропорту Эмбаба. Дольше всех оставались на берегах Нила молдавские авиаторы: по имеющимся сведениям, свою работу они завершили в 2002 г.

За оказанную помощь при подготовке статьи автор благодарит своих коллег – пилотов и техников: Геннадия Балуева, Владимира Болтина, Валериана Высоцкого, Анатолия Ганцеля, Александра Дединкина, Александра Нестреляева, Виктора Скадорву, Александра Суранова и Николая Юденкова.

Оглавление

С читателями вместе!

ПАНОРАМА

М -17 – высотное противостояние

Воздушные драконы Поднебесной. Часть 2. Помощь идет!

Летчик и авиаконструктор А.Д. Кованько

Свет и тени «Суперджета»

Адью, Алжир!

Механические птицы профессора Беляева

Битва за хлопок

Реклама на сайте