«Проект 018. Смерть?»

Проект 018. Смерть? (fb2) - Проект 018. Смерть? (Проект 018 - 1) 1210K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Коллектив авторов

ПРОЕКТ 018 Смерть?

«Есть только одна вещь сильнее всех армий в мире. Это идея, время которой пришло».

Виктор Гюго

Предисловие

Вообразите человечество в виде поезда. Первым идет локомотив. Далее пассажирские вагоны, потом товарные. Замыкают состав цистерны. В локомотиве, вагонах и цистернах едут люди. Все они видят внешний мир по-разному.

Сидящие в локомотиве люди смотрят на мир через огромное лобовое стекло, через большие окна по бокам. Их горизонт видения настолько широк, насколько это возможно.

У сидящих в пассажирских вагонах людей кругозор поменьше. Окружающий мир они видят только через боковые окна. Что впереди, они могут увидеть отчасти, щекой и носом прижавшись к стеклу. Хорошо видят только настоящее. Будущего почти не видно.

Кто едет в товарных вагонах, у тех обзор еще меньше. Там нет окон, только щели. В них пробивается свет. Если прильнуть к щели, виден узкий фрагмент внешнего мира.

Цистерна — это закрытый герметичный объем. Туда не проникает ни звук, ни свет, ни запах. Единственная реальность для пассажиров цистерн — пространство внутри этой железной бочки. Внешний мир для них даже не абстракция, его просто не существует.

Широта кругозора определяет масштаб цели. Чем больше человек видит, тем больше у него открываются глаза души — способность видеть умом то, что не фиксируют чувства.

Благодаря своему кругозору люди из локомотива имеют цель вне локомотива. Когда на пути встречаются развязки, они направляют состав, ориентируясь на цель. Если бы не было цели, не на что было бы ориентироваться. Движение задавал бы случай.

Кругозор людей из пассажирских вагонов значительно уже. Его хватает, чтобы признать, что цели могут быть не только внутри вагона, но и за его рамками. Но дальше этой констатации дело не идет. Львиную долю времени и сил они посвящают бытовой и рабочей текучке. О великом они говорят на кухне. Их реальные цели в рамках вагона.

Кругозор пассажиров товарных вагонов еще уже. О пространстве вне вагона они знают только то, что оно есть. Но это все. Внешний мир для них почти абстракция. Они не могут его отрицать, потому что его в щель видно. Но у них нет ни времени, ни сил, ни стимула в щель между досками смотреть и вопросами задаваться. Забот всегда полон рот.

У людей, путешествующих в цистерне, кругозор нулевой. В отличие от предыдущих пассажиров для них нет понятия «внешний мир». Это значит, что если у людей товарных и пассажирских вагонов в теории может быть цель вне поезда, то у людей цистерны в голове нет даже мысли, что можно иметь цель вне поезда.

Из этого следует, что если ваша цель лежит за рамками нашего мира, обращаться с ней в первую очередь нужно к тем, кто едет в локомотиве. Ко многим в пассажирских вагонах. К некоторым из товарных вагонов (тем, кто в щели глядит). К едущим в цистерне нет смысла обращаться. Потому что цистерна герметична и из нее нельзя выбраться.

Но есть одно НО…

Автор данного текста большую часть жизни провел в закрытом пространстве — был человеком из цистерны. Благодаря цепочке событий и случайностей я вышел на свободу во всех смыслах. И узнал информацию, о существовании которой даже не подозревал. Стали возникать большие вопросы: кто я, откуда, куда, зачем? В чем смысл жизни?

Если жизнь — это 70–80 земных лет (если повезет, то сто лет), а дальше исчезновение, уход в никуда, пустота, то смысл жизни — комфортно дожить до смерти. Что есть комфорт — тут у каждого свое понятие. Но если жизнь не сводится к указанному сроку или сводится, но дальше есть продолжение, тогда выстраивается совсем другая логика.

От поставленных вопросов невозможно отмахнуться. Едва задумавшись на эту тему один раз, ты снова и снова возвращаешься к ней. Если же отмахнуться удается, то лишь на малое время. Но потом они снова всплывают и накатывают на тебя всей своей тайной и требуют ответа. Этот поток наседает на тебя и говорит: зачем?

Пока я искал ответ, было много метаний и крайностей. На сегодня ответ найден, из чего я делаю вывод, что жизнь в цистерне — не приговор. Каждый может выйти за рамки, поставленные эпохой, культурой и судьбой. И увидеть больше. Если захочет.

Поэтому текст адресован не только всем людям из локомотива, многим людям из пассажирских вагонов и некоторым из товарных. Текст адресован всем, вне зависимости от того, в чем они сейчас совершают свое жизненное путешествие.

Часть I СИТУАЦИЯ

ГЛАВА 1. Стремление

Все живое стремится к благу. Простая клетка, помещенная между благоприятной и неблагоприятной средой, стремится в сторону благоприятной. Имея выбор выйти на улицу через дверь или через окно, вы выбираете лучший вариант. Поступи иначе, не могли бы сейчас читать этот текст. Но если читаете, значит, до сего момента стремились к благу — из всех возможных вариантов выбирали тот, что казался вам самым лучшим.

Негласная парадигма среды бизнесменов: «Не важно, о чем с вами говорят. В конечном итоге с вами говорят о деньгах». Негласная парадигма живых организмов: «Не важно, к чему вы стремитесь. В конечном итоге вы стремитесь к своему благу».

Это касается и тех, кто сделал своей работой борьбу за народное благо и всеобщую справедливость. Если бы они не видели в этом свое благо, можно гарантировать, что не боролись бы за общее счастье. Не потому, что они плохие, а потому что живые.

Люди никогда не ищут истину. Они всегда ищут свое благо. Это подтверждает простой умозрительный эксперимент. Если вам докажут, что истина требует повеситься, и допустим, возразить на это вам нечего, вы не будете вешаться. Потому что вы не истину ищите, а благо — это ваша единственная и настоящая истина. Все остальное — абстракция.

Верующие говорят, что они выполняют требования Бога не из страха перед адом и в надежде на рай, а исключительно из бескорыстной любви к Богу. Но это лишь оправдание корысти. Их реальный мотив — благо в виде загробных удовольствий и уход от страданий, угрозами которых богато каждое верование (у каждой религии свои кнуты и пряники).

Если допустить, что Бог есть, но не влияет на земную жизнь, и качество загробной жизни никак не связано с земной жизнью, теория воздаяния отменяется. Но если люди действительно следуют требованиям Бога из любви к нему, а не в надежде получить свое благо (на этом и на том свете), они должны продолжать выполнять его требования. Но если у людей исчезнет надежда получить небесное благо в обмен на отказ от земных ценностей, зачем они будут выполнять требования Бога? Разумной жизни свойственно совершать разумные поступки. Человек — не запрограммированный компьютер, и потому он всегда хочет понимать последствия своих поступков. Если последствия негативные (от земных благ отказался и взамен ничего не получил) — это неразумный поступок.

Здесь просится на язык сравнение с матерью, из любви к ребенку отказывающейся от своего блага. Но это инстинкт (или иначе говоря, программа). Я же говорю о разумной стороне жизни. Религия — не инстинкт, записанный нам на природу до нашего рождения и без нашего участия. Религия рождена разумом, искавшим ответ на глобальные вопросы. И потому она конструктивна. Если есть рай, ради него разумно отказаться от земных благ.

Если бы у святых не было надежды на рай, они не делали, s то, что делают сейчас. Верующие, будучи разумными существами, выполняют требования Бога, потому что видят в этом СВОЕ благо. Они верят, что есть рай (бесконечная ценность, которую можно получить только через отказ от земных ценностей (конечной ценности).

Обмен конечного на бесконечное — это разумный поступок. Для верующих обмен земной жизни на небесную так же рационален, как для купца обмен медных монет на золотые. Верующие хотят получить за свои труды. «Петр, отвечая, сказал Ему: вот, мы оставили всё и последовали за Тобою; что же будет нам?». (Мф.19,27).

Выполнять указания всемогущей силы без всякой надежды получить от нее благо, единственно из любви к ней, противоречит сути жизни. Всякая жизнь ориентирована на личное благо. Не стремящаяся к этому жизнь — оксюморон и немыслимый парадокс.

Как квадрат невозможен без углов, так жизнь невозможна без желания радости. Она может ошибаться и не получать искомое. Может принимать за добро то, что им не является. Но жизнь по своей сути не может не стремиться к благу. Иначе это не жизнь.

Предел мечтаний и желаний человека — всегда быть счастливым. Этот предел нашел свое выражение в мечте о рае — месте вечного непреходящего счастья. К сожалению, рай в этом смысле невозможен. Понятие «рай» и «жизнь» — это несовместимые понятия.

Доказательство: если суть жизни — стремление к благу, находящаяся в раю жизнь не может стремиться к благу. Нельзя стремиться к тому, что имеешь. Если жизнь стремится к благу — она не в раю. Если жизнь не стремится к благу — это не жизнь, а что-то иное. Понятие «райская жизнь» — аналог выражения «квадратный круг».

Чтобы иметь благо, нужно быть живым. Мертвые не имеют блага. Так из стремления к благу рождается стремление к вечной жизни. Это стремление пронзает всю историю человечества. Люди никогда не хотели умирать. Они всегда страшились смерти. Чего они только не придумывали, чтобы дать ответ приближающейся смерти.

ГЛАВА 2. Неадекватность

Если человек чего-то не хочет, он ищет вариант избежать того, чего не хочет. Как ищет, эффективно и энергично, или только мечтает, но дальше этого не идет — это уже второй вопрос. Главное, что обязательно ищет. Не может не искать.

Богатые и бедные, умные и глупые не хотят умирать. Все знают, что через 10–20—50 лет они умрут. Логично предположить, что люди ищут выход из ситуации — ищут, как избежать смерти. Как минимум, хотя бы думают на эту тему. Но это в теории. На практике никто ничего не только не ищет, но и не думает на эту тему. Все просто ждут смерти. А пока она не пришла за ними, коротают время за текущими делами.

Можно объяснить, почему верующие в Бога, в переселение душ и загробную жизнь не ищут ответ на вызов смерти. Потому что у них есть ответ. Не важно, насколько он верный. Важно, что люди верят в эффективность своих религиозных технологий. Верят, что исполнение религиозных предписаний спасет их от смерти и даст жизнь вечную.

Можно объяснить, почему проблемой смерти не озадачиваются люди, не знающие о своей смертности, как не знал принц из Северной Индии. Отец окружил его молодыми юношами и девушками, и он жил, не предполагая, что на свете есть смерть.

«Сакиа-Муни, молодой счастливый царевич, от которого скрыты были болезни, старость, смерть, едет на гулянье и видит страшного старика, беззубого и слюнявого. Царевич, от которого до сих пор скрыта была старость, удивляется и выспрашивает возницу, что это такое и отчего этот человек пришёл в такое жалкое, отвратительное, безобразное состояние? И когда узнаёт, что это общая участь всех людей, что ему, молодому царевичу, неизбежно предстоит то же самое, он не может уже ехать гулять и приказывает вернуться, чтоб обдумать это. И он запирается один и обдумывает. И, вероятно, придумывает себе какое-нибудь утешение, потому что опять веселый и счастливый? выезжает на гулянье. Но в этот раз ему встречается больной. Он видит изможденного, посиневшего, трясущегося человека, с помутившимися глазами. Царевич, от которого скрыты были болезни, останавливается и спрашивает, что это такое. И когда он узнаёт, что это — болезнь, которой подвержены все люди, и что он сам, здоровый и счастливый царевич, завтра может заболеть так же, он опять не имеет духа веселиться, приказывает вернуться и опять ищет успокоения и, вероятно, находит его, потому что в третий раз едет гулять; но в третий раз он видит еще новое зрелище; он видит, что несут что-то. «Что это?» — «Мертвый человек». — «Что значит мертвый?» — спрашивает царевич. Ему говорят, что сделаться мёртвым — значит сделаться тем, чем сделался этот человек. Царевич подходит к мертвому, открывает и смотрит на него. «Что же будет с ним дальше?» — спрашивает царевич. Ему говорят, что его закопают в землю. — «Зачем?» — «Затем, что он уже, наверно, не будет больше никогда живой, а только будет от него смрад и черви». — «И это удел всех людей? И со мною то же будет? Меня закопают, и от меня будет смрад, и меня съедят черви?» — Да». — «Назад! Я не еду гулять, и никогда не поеду больше».

(Лев Толстой, «Исповедь»).

Но как объяснить бездействие людей, знающих о приближении смерти, не верящих в Бога и отрицающих загробную жизнь и переселение душ? Весь их жизненный план сводится к максиме «с удовольствием дожить до смерти и потом умереть». Да, у каждого свое понятие удовольствия. У одних это сытость, у других адреналин, у третьих слава. Но это ничего не меняет. Каждый знает, что он умрет. Никто не хочет умирать. Никто ничего не делает, чтобы избежать смерти. Все просто ждут своего конца.

Примеряя на себя такую жизнь (жизнь в ожидании смерти), я нахожу ее в той же степени абсурдной, в какой вы нашли бы поведение пассажиров тонущего корабля, которые, когда узнали, что судно тонет, вместо того, чтобы искать выход из ситуации, все свои силы и время бросили на то, чтобы успеть обустроить каюту.

Им кричат в ухо — судно тонет! Спасайтесь! А они в ответ так спокойно — да знаем мы, что тонет, знаем. Не кричите. Но раз знаете, ищите выход! В трюм лезьте пробоину заделывать, шлюпки к спуску готовьте. Делайте что-нибудь в этом направлении. Но люди даже не думают искать спасение. Они вместо этого с удвоенной энергией каюту красят. И страшно переживают, если не успевают «докрасить каюту» до затопления судна.

Абсурд? Конечно, абсурд. Запредельный. Кажется, такого не может быть. Но только это наша реальность. Семь миллиардов человек знают, что к каждому из них смерть приближается. Но к каким делам их подвигает это знание? Все свои силы они кладут на карьеру, денег заработать, семью создать, быт обустроить, развлечься и прочее.

Все знают о надвигающейся ситуации. Никто не ищет выхода из ситуации. Такое поведение нельзя назвать адекватным. Адекватное — не значит эффективное. Когда люди в панике бегают по горящему дому, их действие неэффективное. Но адекватное. Но если отец семейства в горящем доме уселся футбол смотреть, а мать детей спать укладывает, как бы ни были эффективны их действия, для этой ситуации они неадекватные.

Мир состоит из неадекватных людей. В отличие от Будды они прекрасно знают, что каждый из них болеет болезнью по имени «смерть». Каждый видит на себе или на других умножающиеся следы наступающей старости и смерти. Но все словно сговорились не замечать этих следов. Все живут так, словно смерти нет и жизнь у всех вечная.

Планета напоминает корабль, погружающийся в океанскую бездну. Все пассажиры, все до одного, знают про это. Но абсолютно никак не реагируют на это. Они торгуют, воруют, дерутся, быт обустраивают, пляшут и делают еще тысячи дел. А судно тонет…

Представьте, что к планете Земля летит астероид. Через 50 лет планета столкнется с ним, и все живое погибнет. Люди про это ничего не знают и занимаются своими делами. Это нормально, потому что нельзя реагировать на неизвестную угрозу.

Но вот они узнали о приближении смертоносного астероида. Вы можете допустить, что после этой новости они все силы и время бросят на обустройство планеты? Будут торопиться успеть, чтобы на момент катастрофы планета была цветущим садом.

Чтобы такое допустить, нужно одновременно допустить, что все люди сошли с ума. Если они в своем уме, то сконцентрируют все свои интеллектуальные и материальные ресурсы на отражении угрозы. Например, начнут всем миром космическую платформу строить с огромным ядерным зарядом, чтобы столкнуть ее с астероидом и разрушить его или изменить его направление.

Итак, нормальные люди — это кто адекватно реагируют на проблему, которая несет им смерть через 50 лет. Теперь смотрим на самих себя. Все взрослое население планеты, живущее на данный момент, через 50 лет погибнет по причине старости и смерти.

Адекватность людей выражается соответствующей реакцией на ситуацию. Если нет реакции на угрозу, это признак неадекватности. Максимальная неадекватность — когда люди говорят, что если смерть несет причина «а», на нее обязательно нужно реагировать. Но если точно такую же смерть несет причина «б», на нее не нужно реагировать.

Почему люди адекватно отреагируют на угрозу от астероида, но неадекватно на угрозу от старости и смерти? Подчеркиваю, я не о степени эффективности говорю. Я говорю о наличии адекватной реакции. Как объяснить, что у современных людей ее нет?

Я могу объяснить, почему животные не реагируют на приближение смерти, — они не знают, что умрут. У них нет ассоциативного мышления, для них нет завтра, и потому нет темы смерти. Глядя на мертвого собрата, животное не видит в нем своего будущего.

Когда человек глядит на мертвого собрата, он видит в нем свое будущее. Но никак не реагирует на приближающуюся опасность. Ему становится просто грустно от потери близкого. Он плачет и охает. На краткий миг примеряет роль покойника на себя. Потом закапывает бездыханное тело и идет домой. Вскоре забывает неприятный эпизод. Спустя малое время снова веселый и радостный сидит в песочнице и лепит свои куличи.

Нарисованная картина вызвала в памяти миф о богах, лишивших людей бессмертия. А титаны, боги-полукровки, избавляя людей от ужаса ожидания смерти, заблокировали им мысли на эту тему. С тех пор человек не реагирует на приближающуюся угрозу.

Английский поэт Д. Донн в одной из своих проповедей сказал, что смерть каждого человека умаляет все человечество и потому «никогда не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе». Можно добавить, что когда видите гроб с телом покойника, не спрашивайте, кого хоронят. Это хоронят вас. Когда видите памятник на кладбище, знайте, что под могильным камнем лежите вы.

Если мы не начнем реагировать на угрозу, если продолжим вести себя неадекватно, почитая за главную цель успеть каюту докрасить, все мы к 2100 году исчезнем — умрем. Нас всех ждет грустное будущее. Лично мне такая перспектива не нравится.

Но только что конкретно делать?.. Можно сколько угодно раз констатировать, что смерть приближается, но если непонятно, что делать, сама по себе констатация угрозы не снимает опасности. Чтобы понять, что делать, нужно глубоко вникнуть в ситуацию.

ГЛАВА 3. Взаимоотношения

Давайте взглянем на историю взаимоотношений человека со смертью. На ранней ступени развития человек отрицал смерть в принципе. Десятки тысяч лет он жил в мистической эпохе, одухотворяя космос, звезды, планету, воду, землю, леса, реки, камни, растения, животных. Для нашего предка все было живым, не было ничего мертвого. Никто не считал умерших людей мертвыми. Считалось, что человек просто сбросил с себя тело, как змея кожу, стал невидимым, более сильным, и продолжает жить среди живых без тела.

Умерших соплеменников кормили, принося им жертвы, просили о помощи. Вопрос о преодолении смерти перед нашими далекими предками не стоял, потому что для них смерти не было. Была только жизнь, переходившая из одного состояния в другое.

Потом мистическую эпоху, длившуюся плюс-минус десять-двадцать тысяч лет, сменила религиозная эпоха, длившаяся несколько тысячелетий. В эту эпоху люди видят, что в мире есть смерть. И понимают, что ее невозможно игнорировать. Они отвечают на вызов смерти.

Их сознание рождает потусторонний загробный мир, куда человек попадает после смерти. Этот мир населен могущественными сверхъестественными сущностями. Смерти как бы снова не было. Был переход из одного мира в другой.

По мере развития возникает теория воздаяния — неведомые сущности судят человека и отправляют его для дальнейшей жизни или в ад, что хуже смерти, или в рай, что лучше земной жизни. В рай отправляют законопослушных божествам людей. При жизни им обещают удачу на охоте, исцеление болезней и плодородие. Нарушителей божественных правил ждет ад. При жизни им обещаются засуха, болезни, неудачи и прочие несчастья.

В религиозный период мы видим адекватное поведение. Люди были пассажирами тонущего судна, которые узнали, что судно тонет, но капитан судна и команда заверили их, что переживать не о чем, в трюме идут спасательные работы. Каждый должен принять в них посильное участие — например, непосредственно в трюм лезть пробоину заделывать. Или второй вариант: жить богобоязненным мирянином, заниматься своими делами, пахать, копать, торговать, но отдавать на дело победы над смертью десятую часть своего дохода.

Религиозное общество напоминало страну в состоянии войны, противостоящую наступающему врагу — смерти. Оно разделилось на две части — на тыл и фронт. Священники были на передовой — на линии фронта. С помощью религиозных технологий боролись с сатаной, охотившимся на души человеческие, и освящали путь, ведущий в рай. Миряне были в тылу, следуя технологиям спасения и посильно помогая фронту.

Проходит время, и религиозную эпоху сменяет атеистическая. Она длится несколько веков. Человек в этот период отрицает богов и загробную жизнь. Как следствие, отрицает эффективность религиозных технологий в борьбе со смертью. Что вчера казалось верным способом найти жизнь вечную, теперь считается бессмысленной тратой времени и сил.

Человек как бы возвращается в мистическую эпоху, но на новом витке развития. В отличие от мистического человека, для которого не было понятия смерти, у человека атеистической эпохи есть это понятие — есть вызов смерти.

Первые атеисты-гуманисты отвечают на вызов смерти. Они ставят целью покорить природу и стать всемогущими. С ростом знаний сначала увеличить срок жизни, а потом и вовсе стать бессмертными. На этом они призывают сосредоточить все ресурсы общества.

Так человечество в третий раз ответило на вызов смерти. Люди снова поверили, что где-то там, на передовой линии фронта, есть профессионалы, которые воюют со смертью. И недалек тот день, когда человек станет всемогущим существом — без пяти минут Богом.

Но у атеизма была одна большая проблема — он не был единым. Он представлял из себя разношерстное лоскутное одеяло противоречивых мнений. В отличие от религии он не имел своей книги (единого учения) и ясного мировоззрения.

Идею всемогущества и бессмертия топит политическая экономическая и бытовая текучка. Так с водой выплескивается ребенок. Единицы вопрошали, какой смысл красить каюту на тонущем корабле? «Не нынче-завтра придут болезни, смерть (и приходили уже) на любимых людей, на меня, и ничего не останется, кроме смрада и червей. Дела мои, какие бы они ни были, все забудутся — раньше, позднее, да и меня не будет. Так из чего же хлопотать?» (Л. Толстой, «Исповедь»). Остальные считали покраску каюты важным делом.

Наступает четвертая эпоха — атеизм деградирует и трансформируется в вульгарный материализм. Существующей признается только материя. Отрицается метафизическая область. Чего нельзя понюхать, потрогать, увидеть и прочее — того не существует.

Когда атеистическое общество стало потребительским, смыслом жизни становится потребление. Все проблемы выше быта, текущей экономики и политики теперь — демагогия. Единственно достойным делом на тонущем корабле признается покраска каюты.

Кто пытается обратить внимание общества на неадекватное поведение относительно ситуации, того в «приличном обществе» уничижают и высмеивают. Приличным на тонущем корабле теперь считаются деньги, карьера, быт и развлечения.

Люди в этот период превращаются в трубы, по которым течет река товаров и услуг. Этот поток все умножался. Основной функцией человека становится пропускать через себя этот поток. Кто преуспевал, того потребительское общество превозносило и славило.

Атеизм родил новорожденного, который выкрикнул претензию на всемогущество и бессмертие. Но далее плюхнулся в бытовое болото, где захлебнулся. Человек вернулся в животное состояние — стал жить инстинктами и ориентироваться на шаблоны.

Если оценивать людей нового типа не по внешнему виду, а по цели, они суть умные обезьяны. Цель обычных обезьян — банан. Цель умных обезьян — тоже банан. Отличает их не цель, а способ достижения цели. Простая обезьяна банан руками срывает или палкой сбивает. Умная обезьяна под это дело бананособирательную машину приспосабливает.

«Погляди на стадо, пасущееся возле тебя: оно не знает, что такое вчера, что такое сегодня, оно скачет, жует траву, отдыхает, переваривает пищу, снова скачет, и так с утра до ночи и изо дня в день». Всякое стадо идет за знаменем, на котором ничего не написано.

Когда цель и смысл жизни — добыча сиюминутных ценностей, общество распадается на два типа людей. Люди с талантами, волей и умом бизнесом и политикой занимаются (суть тот же бизнес). Они наращивают потребление и видят в этом свое предназначение.

Прочие люди, лишенные необходимых качеств, чтобы получить такие возможности, налогооблагаемой базой работают, завидуют талантливым и удачливым и на судьбу жалуются, оправдывают свои неудачи, как Карандышев из «Бесприданницы», который говорит: «А я вот взяток не беру». Ему отвечают: «Вам никто и не дает. Место у вас такое, не доходное. Вот бы давали, а вы не брали, тогда и хвастаться можно было».

Мы плывем на «Титанике», пассажиры которого прекрасно видят айсберг, но никто не пытается изменить курс. Все смотрят на оставшееся до айсберга расстояние, охают и причитают… И торопятся за оставшееся время успеть докрасить свою каюту.

ГЛАВА 4. Затычки

Впервые за всю историю возникла ситуация, когда человек видит проблему и никак на нее не реагирует. Если умные и глупые, богатые и бедные, молодые и старые знают о проблеме и не ищут выхода, значит, тому есть причина. И она не только в отсутствии эмоций. У каждой группы людей из поезда-притчи свое объяснение бездействия.

Люди из цистерны не реагируют на смерть, потому что воспринимают мир чувствами. Чего чувства не фиксируют, того для них не существует. Они суть бородатые дети, живущие по формуле «что вижу, то и пою». Горизонт их планирования не дальше ближайших выходных и списка покупок. Что за линией горизонта, того для них нет. Говорить с такими людьми о проблеме смерти — то же самое, что с насекомым, видимость которого на 15–20 см, обсуждать соседнюю галактику (допустим, насекомое разумное).

Социологические опросы утверждают, что от 30 до 60 % людей никогда в жизни не думали на тему смерти. Огромное множество людей заблокировало эту тему как страусы — сунули голову в песок текущих дел и не желают видеть никакой опасности.

Вторая группа людей — пассажиры товарных вагонов. Они более развиты, и потому не могут абсолютно блокировать тему грядущей смерти. Чтобы эти мысли не мешали им жить, они затыкают их бездоказательными утверждениями — затычками.

Примером таких затычек могут служить присказки, что человек не умирает и после смерти живет в памяти народной. Или в своих творениях. Сапожник будет жить в сапогах, герой в подвигах, поэт в стихах, ученый в открытиях и так далее.

Наибольшим успехом в этой среде пользуется затычка под названием «жить после смерти в своих детях». И хотя на планете нет ни одного человека, кто ощущал бы в себе проживающих в нем покойных родителей (в итоге целое общежитие, потому что у родителей тоже были родители), этих людей данный факт не смущает.

Если указать им на этот факт, они скажут, что тот, в ком «живет» умерший родитель, не обязан ощущать в себе этого родителя. С таким подходом можно сказать, что родитель живет в оставшихся после него тапочках или в стенах дома, никак не проявляясь. Тихо так живут, смирно… Опровергнуть данное утверждение невозможно.

Сила затычки в абсурдных утверждениях, которые невозможно проверить. Может, и правда люди после смерти в тапочках живут? Или в своих детях? Для определенного склада людей тут простор для фантазии.

Затычка дается не для того, чтобы с ее помощью осмысливать проблему и искать решение. Ее не надо анализировать на предмет адекватности и здравого смысла. Функция затычки — заткнуть проблему как можно плотнее и забыть о этой теме навсегда.

Самые продвинутые пассажиры товарных вагонов не удовлетворяются затычками из серии «жить в памяти народной» или в своих детях. Они черпают вдохновение во фразах литературных героев и афоризмах известных людей. Люди говорят, что не ищут спасения от смерти, потому что смерть вовсе не зло, а естественное, необходимое явление. Без нее жизнь была бы скучна. Смерть заставляет дорожить каждым мгновением. Она придает жизни гармонию и смысл. Прекрасно и здорово, что в мире есть смерть, — говорят они.

Фирменный знак этого типа людей — заявление, что они не боятся смерти. Полные отваги, они спокойно и смело смотрят ей в лицо. Кто в преклонном возрасте, те добавляют к сказанному, что уже пожили свое и им пора… Все так монументально и благородно.

Еще можно упомянуть переживших клиническую смерть и теперь рассказывающих, как хорошо на том свете. Другие смотрят на них и заражаются спокойствием. Страха нет, потому что смерти, оказывается, тоже нет. Люди же были ТАМ и лично все видели.

Чтобы убедиться, что все это именно затычки, а не реальная позиция, проведем мысленный эксперимент: поместим всех этих храбрых и мудрых людей на тонущее судно. Как вы думаете, пережившие клиническую смерть и уверяющие, что на том свете лучше, чем на этом, выберут лучшее — ту жизнь, которую хвалили? Или будут держаться за худший вариант — за земную жизнь? Хоть один из них сядет в позу лотоса и примет смерть так, как он о ней говорил — твердо и молитвенно? Последуют ли люди сказанным на кухне словам о благости смерти, храбрости, готовности умереть и что им пора? Или же прав Стив Джобс, который, когда уже болел раком, сказал, что никто не хочет умирать. Даже те, кто считают, что после смерти попадут в рай, эти тоже не хотят умирать.

Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что все эти храбрые люди дружно забудут все, что сказали на теплой кухне или перед камерой в студии, и страстно кинутся искать выход — спасаться от смерти. Придет момент истины. Слова не совпадут с поступками.

Кухонные храбрецы и мудрецы прекрасно понимают, что не будут следовать своим словам. Но так как им нужно оправдать бездействие перед лицом опасности, рождаются теории, что смерть — это дверь в иной мир, или что они ее не боятся, что она благо.

Очень популярна теория о том, что, если бы не было смерти, люди давно бы перенаселили и истощили планету. Но вот проблема, люди исправно умирают естественной смертью. Они прилежно убивают себя всевозможными способами в систематических войнах. Смерть давно поставлена на поток. Но только население все равно растет, а ресурсы тают.

Значит, корень проблем не в том, что люди плохо умирают, а в бесхозности планеты. Люди живут по формуле «на мой век хватит, а после меня хоть потоп». Они смотрят на Землю как на гостиницу, откуда не сегодня-завтра уйдем. Согласитесь, постояльцу в голову не придет решать капитальные проблемы гостиницы. А вот если бы ему гостиницу в собственность дали, вот тогда, будучи хозяином, он бы засучил рукава…

Пока человек живет 60–80 лет, он будет воспринимать планету гостиницей. Им будут двигать исключительно сиюминутные цели. Развитие человечества будет определять не глобальная осознанная цель, а стихийный поток, сотканный из миллиардов малых целей.

Временный человек — самая большая опасность. Переломить негативные тенденции разговорами невозможно. Пока человек воспринимает планету местом своего временного пребывания (типа вокзала), ситуация не имеет решения.

Основную угрозу для планеты и человечества представляют лозунги в стиле «живем один раз», «бери от жизни все». Люди правильно считают, что нет смысла думать о будущем, потому что в будущем их не будет. Поэтому «живи здесь и сейчас», а потом хоть потоп. И попробуйте найти в этой логике изъян…

Проблема исправится, если на планете появится хозяин, знающий, что он тут не на время поселился, а навсегда. Никто не станет разбирать дом на дрова, если понимает, что ему зимовать в этом доме. Хозяином может быть только победившее смерть человечество. Пока смерть не побеждена, общество неизбежно будет иметь психологию временщика.

ГЛАВА 5. Мантры

Осталось сказать о людях из пассажирских вагонов. Для них затычки, подходящие для пассажиров цистерн и товарняка, не годятся. Они слишком умны, чтобы оправдывать свое бездействие надеждой жить в детях, памяти народной или своих творениях.

Но так как невозможно умному человеку видеть проблему и не реагировать на нее, люди ищут ответа в философских трактатах. Только не находят. Везде они натыкаются на вопиющую бедность мысли философов и писателей, взявшихся решить эту проблему.

Не найдя ответа в философских концепциях, они оправдывают свое бездействие по Эпикуру: «Пока мы есть, смерти нет; когда смерть есть, нас уже нет». Но это больше шутка, чем осмысленная позиция. И тогда люди достают из кармана последний козырь.

Человек из пассажирского вагона видит ответ на вызов смерти в надежде на науку. Он говорит, что из бюджета на здравоохранение идут гигантские средства. Их объем превышает энергетический сектор. Он уверен, что есть тайные и явные лаборатории, где ученые в белых халатах склонились над пробирками и куют оружие победы над смертью.

«Мы не бездействуем перед лицом проблемы, — говорят умные люди из пассажирских вагонов. — Мы участвуем в этом процессе как налогоплательщики. Каждый из нас занят своим делом. Одни на фронте, другие в тылу. Одни налоги платят, другие на эти налоги науку развивают. Все в целом мы активно ищем ответ на вызов смерти».

Наверное, это самая хорошая затычка из всех выше приведенных. Действительно, на исследования в области здравоохранения и фармации идут самые большие инвестиции. Но никто не задается вопросом, куда конкретно идут эти огромные суммы.

Гигантские ресурсы идут на борьбу с раком, СПИДом, сердечно-сосудистыми заболеваниями и прочее. На борьбу со смертью, как это ни парадоксально, из бюджета не идет НИЧЕГО. В бюджете нет даже такой строки. Так, в США, например, ни одна инстанция вам не сможет даже согласовать бюрократические процедуры для клинических испытаний, если вы изобретете лекарство от смерти. Потому что нет в списке такой болезни. Это показатель. Тема смерти в самом лучшем случае изучается по остаточному принципу. Как до XX века изучалась тема освоения космоса.

Сегодня идея победить смерть выглядит бедной родственницей, примостившейся на краю бюджетного стола. Этого родственника на пушечный выстрел не подпускают к бюджетному пирогу. В лучшем случае он рассчитывает на упавшие со стола крошки.

Говорить, что наука ищет победы над смертью, — очень большое преувеличение. Наука ищет способ победить болезни, а не смерть. На практике это означает, что победа над сердечно-сосудистыми заболеваниями увеличит среднюю продолжительность жизни на 7–8, пусть на 10 лет. Полная победа над онкологическими заболеваниями даст еще 2–3 года. Если победить все болезни (что сегодня считают болезнями), продолжительность жизни вырастет на 15–20 лет. Это максимальные показатели, реально они ниже. Но если даже ориентироваться на максимум, картина все равно печальная. Человек все равно умрет. Причем последние годы жизни он будет частично дееспособен и на манной каше.

Надежды на науку — это именно затычка. Она позволяет сослаться на «британских ученых» и оправдать свое бездействие. Но назвать ее реальным решением проблемы — это огромное преувеличение.

Неоправданные надежды связывают реальные силы. Нет вопросов, когда-нибудь в отдаленном будущем наука решит эту проблему «…и широкую, ясную/ Грудью дорогу проложит себе/ Жаль только — жить в эту пору прекрасную/ Уж не придется — ни мне, ни тебе» (Некрасов).

Поступательное эволюционное движение приведет моих потомков к цели. Я рад за них, но надежды моих современников на науку тщетны. Ныне живущие имеют шанс победить смерть только в том случае, если эволюционное развитие сменит революционный прорыв. При иных вариантах шанса НЕТ.

Этот факт признают люди из пассажирских вагонов. Кажется, после такого признания следующим шагом должен быть переход от бездействия к действию. Но не тут-то было… Когда на людей начинаешь давить этой логикой, у них словно в голове что-то щелкает. Не имея ничего сказать по существу проблемы, равно как не имея возможности отрицать ее, они своим поведением и действиями дают понять, что им неинтересно говорить о смерти.

«Оставьте нас, — говорят люди, — у нас и без вас забот полон рот…» Они как бы впадают в транс и поют мантры: «не-нами-смерть-заведена-не-нам-ее-и-отменять»; «наши-предки-умирали-и-мы-будем-умирать»; «живем-один-раз-живи-здесь-и-сейчас».

Люди прячутся от проблемы, измышляя нелепые оправдания своего бездействия. Они бегут до конца жизни по своим нескончаемым текущим делам. Бегут без остановки, не оборачиваясь… Пока не умрут.

Большинство людей суть биороботы, которым программа запрещает на эту тему думать. Робот не может совершить действие, не предусмотренное программой. Человек тоже носитель программы, различных установок и шаблонов, записанных на подсознание помимо воли и без его участия. К составлению программы человек не имеет отношения, как и компьютер. Если убрать у компьютера все программы, это будет кусок железа. Если убрать у человека все шаблоны, нормы и табу, не будет человека. Это будет биомасса.

Будем реалистами — основная масса людей, без малого 100 %, хочет соответствовать тому образу, какой в их среде считается правильным и авторитетным. Люди хотят жить так, чтобы понимать, что жизнь удалась и они достигли всего, чего предписано достигать.

Люди не хотят сами себе придумывать игры и правила. Они хотят играть в игры, придуманные не ими. Они хотят соблюдать правила, к созданию которых не имеют отношения. Человек только на словах, для красоты образа, говорит, что хочет свободы. На самом деле он бежит от свободы. Шпенглер говорил, что «Свобода — понятие литературное». Достоевский писал, что «Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться».

Дайте нам образцы для подражания, хором кричат женщины, скажите: какую одежду носить в этом сезоне? Модные журналы им отвечают. Чем больше дамам удается соответствовать предписанному образу, тем более они счастливы.

Не отстают от женщин и мужчины. Скажите, какие машины и аксессуары являются социальными индикаторами в этом сезоне — тоже хором кричат они. Мужские журналы им отвечают. Чем больше мужчины соответствуют образу, тем более они счастливы.

У большинства, вне зависимости от пола, образования, положения в обществе, национальности и так далее, главной целью являются деньги. Эту цель они тоже не сами себе поставили. Они выросли в атмосфере, где им с пленок прямо и косвенно внушали, что самое главное в жизни — это материальные ценности (с крахом религии других просто не могло быть). Для их получения нужны деньги — ключ от двери, открывающей доступ к земным ценностям.

«Люди, как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота. Ну, легкомысленны… ну, что ж… обыкновенные люди…» (М.Булгаков, «Мастер и Маргарита»).

Если бы они выросли в другой атмосфере, например, в буддистском монастыре, где с детства внушалось, что самое главное — это созерцание, они бы с таким же рвением тратили свое время и силы на духовные техники, погружающие в созерцание, с каким сейчас тратят его на обретение денег и земных ценностей.

Проблема вчерашнего, сегодняшнего и завтрашнего человека всегда была и будет одна — найти того, за кем признать право творить идеалы. Сам себе человек не может их творить. Кто-то со стороны должен поставить ему цель, дать правила, и он устремится к заявленной цели по предписанным правилам. В случае успеха человек счастлив. В случае неудачи, если цель не достигнута, он чувствует себя лузером. Если цель достигнута с нарушением правил, он чувствует угрызения совести. Полностью человек счастлив, когда достиг поставленной цели без нарушения данных ему правил.

Суть человека — жить по программе и соответствовать всем шаблонам, нормам и табу. Нарушение программы, преодоление норм и табу несут человеку дискомфорт, что объясняет стремление каждого человека соответствовать записанной на него информации.

Разница между людьми — в степени нарушения программы. Одни не могут нарушить ее ни на йоту. Они следуют ей при любых обстоятельствах, даже если понимают, что в данной ситуации это несет им огромные неприятности. Все равно следуют. Роботы…

Другие, оказавшись перед выбором или нарушить программу и получить свое благо, или соответствовать программе, но лишиться блага, взвешивают ситуацию и делают свой выбор. Если осознают, что нарушение программы принесет им благо, они ее нарушают.

Но у любого человека есть предел, за который он не может выйти. Например, если мать получит вечную жизнь, молодость, здоровье и счастье за убийство своего горячо любимого ребенка, она не сможет его убить. Уровень дискомфорта от нарушения программы неприемлем для нее. А библейскому Аврааму этот уровень был приемлем.

Я делю людей по способности нарушить программу. Кто способен нарушить шаблон ради достижения цели, тот человек первой группы — думающий свободный человек. Но тут я должен сделать оговорку — нарушить до определенного предела. У кого нет предела, тот не совсем человек. Или совсем не человек. Это существо из иной плоскости. Я же говорю о людях. Человека делает человеком наличие границ. Без границ нет человека.

Люди второй группы — это кто ни при каких условиях не может нарушить шаблон. Это самые настоящие биороботы. Он ориентируется не на благо (свое или окружающих), а исключительно на соответствие программным установкам. Этих людей можно назвать солдатами эпохи. Идеальный солдат — это робот, для которого нет иного мотива к действию, кроме как выполнить приказ. Путь воина и путь робота идентичны — служить чужой цели. Сами они ее не понимают, но запрограммированы служить этой идее.

Но при этом, если человек стремится жить по шаблону и у него это получается, он счастлив. Кому для достижения цели нужна свобода от шаблона, тот несчастный. Мир шаблонов его отторгает — такова плата за цель, лежащую за флажками. Не факт, что он достигнет цели, ради которой вышел за флажки, в зоны комфорта, но факт, что ему придется теперь жить в зоне дискомфорта (свободы). Пока к нему не придут такие же…

ГЛАВА 6. Пустота

Осталось рассмотреть последнюю категорию — людей из локомотива. Почему они не реагируют на приближение смерти? Потому что некому реагировать. Локомотив пуст. Некому поставить проблему и направить усилия человечества в нужную сторону.

На планете сложилась абсурдная ситуация. Самые огромные усилия сосредоточены на том, чего никто не хочет, — на военной сфере. Самые ничтожные усилия сосредоточены на том, что нужно всем без исключения, — на победе над старостью и смертью. Если изобразить это в графике, можно наглядно увидеть интеллектуальное состояние человечества.

Проблема может быть решена, если будет поставлена в соответствующем масштабе. Для этого нужны люди, сидящие в локомотиве. Пока локомотив пуст, самая главная задача смертного человека будет игнорироваться. Люди будут умирать.

Можно указать на энтузиастов, кого не устраивает пассивное ожидание смерти. Тут и там встречаются одиночки и даже целые группы, решающие задачу. Но они движутся с эволюционной скоростью, тогда как решение задачи требует революционного прорыва.

Для прорыва нужно поставить дело на широкую ногу. Никакая самодеятельность скорых результатов дать не может. Научные сказки о молодом гении (или не молодом), который в одиночку откроет эликсир молодости и вырастит молодильные яблоки, — у этих сказок длинная борода. Когда-нибудь эта сказка станет былью и опередит быль. Но потом, лет через 500. Пока же мы будем думками богатеть и мечты мечтать. А потом умирать…

Сказки о закрытых группах перспективных ученых, финансируемых продвинутыми миллиардерами, — увы и ах, это нереально. Проблему решает только открытая система, стягивающая в себя информацию из всех голов, а не только из ограниченной части людей.

Чтобы иметь шанс решить проблему при нашей жизни, а не когда-нибудь в светлом будущем, нужна субкультура, стягивающая в себя людей соответствующих талантов и масштаба. Плюс к этому некая группа должна концентрировать ресурсы общества на проблеме смерти. Без этих двух компонентов, субкультуры и ресурсов, процесс будет идти с эволюционной скоростью, что для нас, ныне живущих, недопустимо, ибо смертельно.

Создать субкультуру — не проблема. Но как она сможет направлять ресурс общества не на то, на что он сегодня направляется, а на решение проблемы смерти? Конструкция общества не дает субкультуре ни единого шанса управлять ресурсом. Следовательно, пока архитектура системы остается такой же, как сейчас, эволюцию невозможно ускорить до революции.

Итак, для совершения фазового скачка нужно решить две задачи. Первая — создать субкультуру — коллективный разум, мыслящий в соответствующем масштабе, который не ограничен шаблонами. Составить такой разум можно из людей типа Лобачевского или Эйнштейна (им хватило интеллектуальной дерзости помыслить кривое пространство).

Продолжая аналогию с поездом, нужно заполнить локомотив людьми нужного формата. Пока локомотив пуст, невозможно даже задачу такую поставить. Люди продолжат тратить ресурсы не на преодоление смерти, а на совершенствование смерти (военные технологии).

Люди нужного формата могут быть в любой части поезда — в цистернах, товарняке, пассажирских вагонах. Чтобы их выявить, нужно со всего общества снять табу с темы смерти. Пока табу не снято и люди заблокированы, никого невозможно привлечь к делу.

Здесь аналогия с самолетом — пока люди не допускают мысли, что предметы тяжелее воздуха могут летать, мысль о создании самолета будет верхом абсурда. Минимум, люди ее проигнорируют или высмеют. А максимум… Максимум зависит от эпохи. Могут и на бочку с порохом посадить, как Иван Грозный посадил создателя крыльев…

Сегодня за высказывание мыслей, не умещающихся в сформировавшиеся шаблоны, не сжигают на кострах. Сегодня людей награждают нелестными прозвищами, указывая на неадекватность человека. Среднестатистический человек уверен, что не могут разумные люди задаваться вопросами преодоления смерти. Разумные должны смирно ждать смерти.

Итак, первая задача — создать субкультуру. Для этого нужно снять табу на саму идею бессмертия. Далее разблокированные люди сами начнут концентрироваться вокруг темы — локомотив начнет заполняться. Люди начнут искать способ снять табу на тему смерти.

Вторая задача — перестроить общество под идею (сегодня оно сложено на манер средневекового города — дом к дому, без всякого плана). Ошибочно полагать, что идею можно встроить в общество, сложившееся на данный момент.

Чтобы снять блокировку, нужно понять природу этого блока, установить его корни. Анализ показывает, что главная причина бездействия — не те версии, которые озвучивают люди из цистерн и разных вагонов. Такое впечатление, что у всех какая-то иная причина, но никто ее не хочет озвучивать. Причина окружена эшелонированной обороной затычек.

Самое показательное — люди из пассажирских вагонов, понимающие ситуацию, так же блокируют проблему, как люди из цистерн, которые вообще ничего не понимают. Вся разница между людьми из цистерн и пассажирских вагонов в способе блокировки.

Цистерники попросту не видят проблемы, как ее не видит животное. Люди из пассажирских вагонов и некоторые из товарных видят, но сознательно отворачиваются от нее, закрываясь неадекватными аргументами, мантрами и философским юродством.

Общество игнорирует смерть, как пьяный игнорирует море. Причина, по которой оно это делает, лежит в подсознательных глубинах. Люди бездействуют не потому, что решили жить в своих детях или смерти не боятся, а потому что закрыли любой намек на эти мысли затычками.

ГЛАВА 7. Причина

Чтобы увидеть причину, представьте звездолет с неустранимыми повреждениями. Помощи ждать неоткуда. Экипажу осталось жить ровно сутки. Команда разделилась на две группы. Люди первой группы решили прожить последние сутки, не замечая беды. Они закрылись и устроили последний пир. Живут так, словно все у них идет отлично.

Вторая группа людей погрузилась в мысли о приближающейся смерти. Они ищут выход, но кругом тупик. Отчаявшись, они бегают в панике по звездолету, как животные во время пожара. Обезумев от страха, заламывают себе руки и бьются головой об стену.

В назначенное время за всеми пришла смерть. Людей первой группы смерть брала из-за праздничного стола или с любовного ложа. Людей второй группы смерть собирала по всему кораблю из разных закутков, как уборщица собирает мусор.

Первые прожили свои последние сутки в удовольствии. «Какой смысл умирать в палате под стоны и хрип безнадежных больных. Не лучше ли устроить пир… приняв яд, переселиться в другой мир под звуки струн, окруженным хмельными красавицами и лихими друзьями?». (М.Булгаков, «Мастер и Маргарита»).

Вторые прожили последние сутки жизни в отчаянии и смятении. Обезумевшие от страха, потерявшие все силы, они напоминали сдувшиеся после свадьбы шарики. Имея шанс прожить последние часы в удовольствии, они прожили их в дискомфорте.

Какая модель поведения оптимальна, если нет выхода, — вопрос риторический. Если выхода нет, оптимально игнорировать смерть. Всякая жизнь в любой ситуации стремится к благу. В данной ситуации благом является игнорирование смерти.

Это как у ракового больного, которому медицина не может оказать помощи. Ему ничего не остается, кроме как после снятия боли абстрагироваться от своего положения и попробовать жить так, словно никакой проблемы нет, словно смерть ему не угрожает.

Люди будут напряженно думать и активно действовать, чтобы защититься от смерти, которую принесет астероид через 50 лет. Но не пошевелят извилиной и не двинут пальцем, чтобы защититься от смерти, которую старость принесет им через 50 лет.

Это похоже, как если бы бомбу нес самолет, чтобы сбросить ее на наши головы, мы бы искали, как защититься. А если ту же самую бомбу несла ракета, чтобы так же бросить на наши головы, мы бы искали глубокомысленные оправдания своему бездействию. Представляете, ходили бы и рассуждали, что если самолет несет смерть, это да, это опасно. А когда ракета, чего тут бояться… Это ж ракета несет опасный груз, не самолет…

Согласитесь, очень и очень странно. Кажется, какая разница, на каком носителе летит смерть, на астероиде или старости; на самолете или ракете. Главное тут — не как доставляется, а что доставляется. Но это в теории. На практике, если смерть доставляет астероид, люди сопротивляются. Если смерть доставляет старость, люди пальцем не пошевелят, чтобы от нее защищаться. Просто сидя и ждут своего конца.

Причина не в том, что человечество сошло с ума. Причина в том, что, когда смерть несет астероид, люди понимают, что делать. Когда смерть несет старость, люди не знают, что делать. Имея выбор: или игнорировать проблему, или впасть в отчаяние, в котором провести оставшееся до смерти время, люди выбирают игнорирование проблемы.

Истинная причина бездействия не в том, что люди надеются жить в своих детях или считают смерть полезной и славной штукой, без которой жизнь не была бы так прекрасна. Истинная причина в том, что люди понятия не имеют, что делать для защиты от смерти.

Когда люди знают, что делать, они действуют. Когда они верили, что религиозные технологии защитят их от смерти, они показывали чудеса воли и отваги. Сегодня они не верят в действенность этих технологий и считают их пустой тратой времени и сил. Но так как другой технологии они не знают, то находят за благо повернуться к проблеме спиной.

Нас раздражают любые разговоры о неизбежности смерти точно так же, как больных из онкологии. Потому что, а что толку от них, если исправить ничего нельзя… Зачем же отравлять себе жизнь и сыпать соль на рану? Будем жить так, словно нет никакой смерти. Будем петь мантры и сочинять нелепые оправдания… Будем табуировать эту тему.

Сегодня люди считают себя беспомощными перед лицом смерти, как вчера считали беспомощными перед лицом чумы. Но с той разницей, что позиция средневековых людей имела логичное оправдание. Позиция современных людей никакого оправдания не имеет.

В древности чума считалась карой всемогущего Бога. Человек считался беспомощным перед высшей силой. Ни о каком сопротивлении даже не мыслили. Идея сопротивляться чуме в такой атмосфере была аналогом идее сопротивляться Богу. Потому у людей мысль в ту сторону и не шла. Единственное средство против чумы — молитва к милостивому Богу о прощении нас, грешных. Если бы кто призвал искать причину болезни в чем-то ином, кроме грехов перед Богом, его бы… Даже затрудняюсь сразу сказать, как сложилась бы судьба такого безумца… Наверное, попал бы в разряд юродивых, маргиналов и городских сумасшедших. Не исключаю, что при неблагоприятном развитии ситуации его могли бы признать опасным для церкви человеком. А это уже грозило костром…

Подчеркиваю, когда я говорю о борьбе, то имею в виду не карантины, санитарные кордоны, системы фильтрации и прочее. В романской части Европы сохранилась масса населенных пунктов, в названии которых слово «contamine», оставшееся от карантина.

Эти памятники указывают, что люди защищались от чумы, как от наводнения или урагана. Им в голову не могла прийти идея выявить и устранить причину наводнения, засухи или чумы. Всем было понятно, что это дело рук Бога. Искать иную причину чумы — для такой мысли просто места не было в голове религиозного человека.

Как у человека нет шанса знать древний язык, пока он не поставил себе такой цели, так у общества не было шанса победить чуму, пока оно не начало глядеть на чуму не как на наказание от Бога, а как на болезнь. Но как только взгляд на проблему в корне изменился, проблема за относительно короткое время была решена.

Вчера смерть считали законом, исходящим от Бога. Потому и реакция на нее была соответствующая — никакой реакции не было. Бог дал, Бог взял. Но сегодня в Бога не верят. Следовательно, нет веры, что всемогущий Бог постановил умирать, и потому нет смысла даже думать о сопротивлении. Смерть — это такая же болезнь, как чума. Значит, ее можно преодолеть, если не на кухне говорить про это, а заниматься этой проблемой.

Верующий человек может объяснить, почему считает чуму непобедимой. Неверующий человек не может объяснить, почему считает смерть непобедимой. Его вера во всемогущество смерти — самая слепая вера из всех слепых вер.

Если бы такую позицию заявляли только глупые люди, это можно было объяснить. Римская пословица гласит: «Что позволено Юпитеру, не позволено быку». Но в той же степени и наоборот, что позволено быку, не позволено Юпитеру. Быку позволено не думать. Он может говорить глупости. Юпитеру это не позволено (иначе он не Юпитер).

Сегодня позиция Юпитера по теме смерти не отличается от позиции быка. Они оба свято верят, что смерть непреодолима, не умея объяснить своей позиции. Они выдают на эту тему суждения, как говорил профессор Преображенский из «Собачьего сердца», космического масштаба и одновременно космической глупости.

Если под религиозной верой есть какое-то основание, под верой в непобедимость смерти нет вообще никакого основания. В природе нет закона, запрещающего победить смерть. Напротив, есть наглядные факты, подтверждающие, что это реально.

Можно рассказать о бессмертных медузах туритопсисах, нестареющих рыбах типа аулетского окуня, нестареющих животных, например, гренландский кит, за всю историю промысла не поймано ни одного кита с признаками старения, или о грызуне с чудным названием «голый землекоп». Можно рассказать о теломерах, теломеразах, пределе Хейфлика и прочем подобном, из которого следует, что смерть всего лишь программа, и значит, ее можно перепрограммировать. Есть масса специфической информации, прямо и косвенно подтверждающей, что отменить старение и смерть — это не чудо, а реальность.

Вера во всемогущество смерти и ее непобедимость — инерция прошлых веков. До сих пор хорошим тоном считается думать, что смерть — область мистики, метафизики и паранормального. Добропорядочному человеку даже неприлично голову поворачивать в ту сторону. Мысль о сопротивлении смерти в обществе считается неприличной.

Стратегический план жизни приличных людей заключается в том, чтобы несколько десятилетий заниматься текущими делами бытового и экономического характера, потом постареть и умереть. Считается прилично и достойно думающего современного человека смиренно ожидать смерти, как овца ждет прихода забойщика.

Вчера вера во всемогущего Бога расширяла кругозор человека, открывая перед ним вселенские горизонты, побуждая соотноситься с гигантскими объемами. Сегодня вера в отсутствие всемогущего Бога сужает человека до бытовой текучки. Ни о чем другом он не умеет и не хочет думать. Появляется последний человек, который суть умное животное.

«Приближается время, когда человек не родит больше звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека, который уже не может презирать самого себя. «Что такое любовь? Что такое творчество? Устремление? Что такое звезда?» — так вопрошает последний человек и моргает при этом. Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий все маленьким. Его порода неистребима, как земляная блоха; последний человек живет дольше всех. «Счастье найдено нами», — говорят последние люди и при этом моргают». (Ф.Ницше, «Так говорил Заратустра»).

ГЛАВА 8. Ориентир

Кто впервые серьезно задумывается над проблемой, тот чувствует себя в положении пловца, так далеко заплывшего в море, что потерял берег из поля зрения. Его цель — доплыть до берега, но он не может ее достичь, пока не знает, в какую сторону плыть.

Сила в этой ситуации может быть использована как в плюс (если плывет в сторону берега), так и в минус (если плывет в открытое море, а думает, что к берегу). Для пловца в этой ситуации высшее благо — мысленным взором подняться на высоту птичьего полета и увидеть, в каком направлении нужно сосредоточить все свои силы. Без этого перед ним 360 направлений. Сил у него хватит только на одно — на самое короткое.

Каждый человек сознательно или подсознательно понимает, что нет выше ценности, чем жизнь. На ее фоне любые другие цели так же меркнут, как у религиозного человека на фоне души меркнут все мыслимые ценности. «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16,26). Но чтобы двигаться к этой цели, нужно понять, в каком направлении «плыть». Второй попытки не будет.

Если курс ошибочный, все шаги в этом направлении тоже ошибочные. Ресурс вторичен. Направление первично. В этих условиях основная задача — определить верное направление. Говоря конкретнее, в метафизике искать выход или в рамках нашего мира?

Единственный вариант не ошибиться с правильным направлением — это охватить целое. Пока не охвачено целое, невозможно ответить, что нужно делать для победы над смертью, Богу молиться или наукой заниматься? В том и другом направлении целая куча вариантов. Если Богу, то какому Богу? Если наукой, то на чем именно делать акцент?

Жизнь стремится к благу, но что есть благо? Если оценивать героин и горькое лекарство по сиюминутным ощущениям, наркотик попадет в категорию блага, а лекарство в категорию зла. Но оценка переворачивается наоборот, если учитывать последствия. Тогда героиновое благо предстанет волком в овечьей шкуре, а горькое лекарство будет при такой оценке теми самыми терниями, что ведут к звездам.

Сиюминутный эффект не является показателем добра и зла. Подлинная оценка чего-либо возможна при условии, что охвачено целое, совокупность всех плюсов и минусов. Пока целое не охвачено, отличить героиновое благо от настоящего невозможно.

Живая клетка, помещенная между узкой полоской глюкозы, за которой океан кислоты, и узкой полоской кислоты, за которой океан глюкозы, не видя целого, поползет в сторону сиюминутного блага — к глюкозе. И попадет в итоге в океан кислоты.

Умные люди осторожны со спиртным, потому что находят неразумным менять несколько часов алкогольной радости на утреннее похмелье, общую разбитость, вред здоровью и потерянный день. Думающим людям свойственны разумные сделки. Если разумному существу угрожает смерть, оно ищет выход. Для этого оно охватывает целое.

ГЛАВА 9. Понятие

Охват целого Мира называется мировоззрением. Прежде чем идти дальше, уточню это понятие, чтобы отличать его от взгляда из окна на видимую часть мира, от мнений и вкусов, которые люди иногда называют своим видением мира, мировоззрением.

Воззрение на часть мира, не важно, насколько велика часть, некорректно называть воззрением на целый мир мировоззрением. Это части - воззрение (извиняюсь за корявый термин), а не мировоззрение. Мировоззрение — охват всего существующего, видимого и невидимого, ощущаемого и неощущаемого, мыслимого и немыслимого. Совокупность нашего мира, параллельных миров и антимиров (если они есть) плюс понимание всего объема прошлого, существующего и весь объем будущего — вот что такое охват целого.

Пример охвата целого — знание Бога. Кто не верит в Бога, ради передачи смысла допустите его существование. Для Бога нет ничего забытого, неизвестного, непонятого, ускользнувшего. Его знание абсолютно и истинно. В противном случае это не Бог.

Примером мировоззренческого охвата является любое религиозное учение. Если оно не охватывает целого, тогда это что угодно, техническое знание, бытовое мудрствование или кухонное суеверие с набором ритуальных бантиков, но только не религиозное учение.

Подчеркиваю, я не касаюсь вопроса, действительно ли учение охватывает целое или его носители только так позиционируют свое учение. Я лишь говорю, что любая религия позиционирует свое учение всеохватывающей истиной, не только дающей ответы на все заданные вопросы, но также содержащей ответы на все будущие вопросы. По этой причине никакая религия даже в теории не может признать истину другой религии — раз ее учение охватывает все, для другого учения попросту места нет.

Я исхожу из того, что двух целых быть не может. Следовательно, двух истинных знаний о едином целом тоже не может быть. Потому что целое одно. О части целого может быть два и более истинных знания. Например, если вы смотрите на карандаш с торца — вы видите круг. Если ваш друг смотрит на карандаш сбоку, он видит линию. Оба наблюдения — частичная истина относительно наблюдателя. Но это не абсолютная истина.

Абсолютный и истинный взгляд на целое один. Чтобы передать образ, представьте мир огромным глазом. Нет ничего, кроме этого глаза. И этот глаз видит сам себя. Помыслить еще один взгляд на целое при таких условиях невозможно.

Из точки «А» в точку «Б» бесконечно много путей, но самый короткий путь один. Не в том смысле, что единственный, из Южного полюса на Северный, если представить, что планета идеально круглая, бесконечно много одинаковых путей, а в том смысле, что расстояние самого короткого пути выражается одной величиной, и короче ее нет. Длиннее есть бесконечно много, а вот короткая величина единственная.

Аналогично и с целым, ложных знаний о нем бесконечно много, но истинное знание, как величина самого короткого пути, одно. Двух абсолютных истин про Целое не может быть, как не может быть двух коротких путей разной величины.

Понять смысл жизни, главную цель жизни можно только через знание целого. Оно может иметь как религиозный, так и материалистический характер. Не касаясь вопроса, какое из них верное, оно образует фундамент цивилизации. Если нет представления о мире, людям не из чего выводить понятия добра и зла и все следующие из этого нормы и табу. Они живут инстинктами, и это больше есть стадо или племя, чем цивилизация.

Точка отсчета любой цивилизации — представление на тему, что есть окружающий нас мир. Далее из него растут несущие балки — понятия добра и зла. На их основе возникает костяк — шкала ценностей. На костяке крепятся стены и крыша — законы текущей жизни. Из основного закона, из конституции, вытекают гражданские, уголовные, семейные, трудовые и прочие кодексы, включая правила дорожного движения и иные акты, регламентирующие жизнь общества.

Все это образует «коробку» будущего здания. К ней подводят коммуникации в виде культуры, экономики, политического строя и прочее. Люди обживают это «здание», украшают и утепляют его различными традициями. Выстраиваются иерархия и гармония. В итоге возникает уютная и комфортная конструкция для жизни — цивилизация.

Чтобы увидеть роль мировоззрения, представьте висящий над пропастью дом. Его фундамент — воздушная подушка, нагнетаемая гигантским генератором. Здание стоит, пока генератор работает. Стоит ему остановиться, как оно сразу рухнет в пропасть. Как бы ни была прочна его конструкция, если генератор встал — прочность не имеет значения.

Никакое золото, оружие и ресурсы не спасут цивилизацию, утратившую фундамент. Ближайший пример — советская цивилизация. Пока было мировоззренческое учение, были цель и смысл. Это позволяло сконцентрировать ресурсы в одном направлении и в тяжелейших условиях расти и крепнуть. Но как только мировоззрение ушло, СССР со всеми своими экономическими и военными ресурсами рухнул в пропасть, где развалился на части. Грохот был такой, что волны до сих пор по миру идут, и не скоро улягутся.

То, что осталось от СССР, похоже на самолет, совершивший жесткую посадку. У него отвалились крылья, но пока в баках есть горючее, двигатели работают. В салоне тепло, и люди пока там живут. Когда горючее кончится (а оно обязательно кончится), жить в самолете будет нельзя. Улететь он тоже никуда не сможет.

Чтобы летать, нужна конструкция с крыльями. Крылья — это идея. Конструкция — это социум, выстроенный под идею. Если идеи нет, не подо что конструкцию строить. Сиюминутные стремления будут хаотично наращивать объем, как средневековые жители наращивали свой город. Плана не было, просто пристраивали один дом к другому. Такая конструкция никогда не полетит. Она доходит до критической отметки и далее рушится под собственным весом.

Для сравнения посмотрим на иудейскую цивилизацию. Она несколько раз теряла не только свой материальный актив, но и территорию. Но всегда восстанавливалась из пепла, как птица феникс. Причина живучести — сохранение мировоззренческого фундамента.

Утрата мировоззрения для социума так же смертельно опасна, как для здания утрата фундамента. Понятия добра и зла больше ни из чего не следуют, не имеют опоры. Первое время они держатся на традиции, на «так принято». Это очень хилое основание (вернее, его отсутствие). Оставшемуся без мировоззрения обществу ничего не остается, кроме как ориентироваться на инстинкты — считать хорошим то, что сиюминутно хорошо.

Такая технология определения блага закрывает истинный путь и гарантированно ведет к героиновому благу. Вместо твердых ориентиров возникают иллюзорные ценности, своего рода кумиры. Для общества они играют такую же роль, какую мифы древности приписывают сиренам — они очаровывают людей и уводят в пучину гибели. Цивилизация начинает буквально разваливаться на глазах. Спасти ее может или новое мировоззрение, из которого вырастут новые представление о добре и зле и прочее, или второй вариант — в ее внутренностях родится нечто подобное Большому Брату Оруэлла, которое возьмет на себя роль костяка взамен утраченного. В любом случае это не будет прежнее общество.

ГЛАВА 10. Распад

Мировоззрение — это фундамент, из которого растут несущие конструкции. Их роль выполняют сознательные носители мировоззрения. Они могут спокойно, рационально и без эмоций объяснить, почему это добро, а то зло; почему нужно жить именно по этим нормам и табу, а не по иным. Конструкция из этих людей образует костяк.

На костяк крепятся навесные детали. Их роль играют несознательные носители мировоззрения — кто подсознательно придерживается норм, не умея объяснить, почему он считает это добром, а то злом, а не наоборот. Вся их аргументация — это эмоции и «так принято». Они живут по инерции и привычке, без осознания корней и причин.

Если в обществе нет людей, способных внятно и без эмоций объяснить, почему это добро, а то зло, — это показатель, что цивилизация умирает. В современном обществе нет института, за которым признается право давать ответы на глобальные вопросы. Сегодня человек в темах такого масштаба довольствуется эмоциями, общими словами и домашними заготовками в стиле «общечеловеческие ценности» и «так принято».

Чтобы увидеть опасность положения такого общества, нужно держать в уме, что это живой организм, производящий все необходимое для своего бытия. Например, общество производит 50 % мальчиков и 50 % девочек, определенный процент ведущих и ведомых, умных и глупых, смелых и трусливых, мыслителей и обывателей. Никто этого не планирует. Общество само производит весь необходимый ему материал в нужном количестве.

Когда в обществе есть осознанный взгляд на мир, процент пытливых умов находит в нем ответы на все большие вопросы. Но общество не стоит на месте. Оно развивается. По мере развития ответы, удовлетворявшие вчера всех, завтра уже не могут удовлетворить наиболее пытливые умы. Самые думающие люди задаются вопросом, почему мы это считаем добром, а то злом, а не наоборот? Им отвечают «у нас так принято». Такой ответ их не устраивает. Они сами начинают искать ответ. Найденные ответы противоречат существующим, как кругосветное путешествие противоречит теории плоской земли.

Вскоре выясняется, что примирить новое и традиционное знание невозможно. Люди оказываются перед выбором: или придерживаться старых взглядов, противоречащих новым фактам, или занимать сторону нового знания. Люди выбирают знание.

Вольно или невольно они начинают его транслировать, порождая сторонников. Для старого общества рост сторонников нового знания — это как для организма рост раковых клеток. Чем сторонников нового больше, тем организм слабее.

Но в отличие от раковой опухоли, которая неконструктивна, она просто разрушает организм, а потом сама погибает, распространение нового знания по обществу конструктивно. Оно трансформирует социальный организм в настолько же более совершенную конструкцию, насколько новое знание конструктивнее старого.

Как из гусеницы получается бабочка, так из старого общества рождается новое. Переходный период, революция, когда общество уже не старое, но еще не новое, подобно стадии окукливания. Гусеница перестала быть гусеницей, но еще не стала бабочкой.

Когда господствующее мировоззрение не может дать ответы на главные вопросы, соответствующие настоящему развитию общества, первое время общество отмахивается от сложных вопросов, как от надоедной мухи. Но по мере того как ответ «так принято» все меньше удовлетворяет людей, по цивилизации идут трещинки.

Сначала разрушения касаются только фундамента. Пока их мало кто видит, так как фундамент ниже поверхностного взгляда. Но по мере того как трещины становятся глубже и шире, они переходят на здание. Рушится фундамент, следом падает строение.

Если люди не видят разницы между героиновым благом и подлинным, это говорит о том, что они — стадо разумных животных. Их развитие порождает электронного пастуха — Большого брата. Дальше можно фантазировать, но все сценарии, если довести их до логического конца, негативные. Нет у потребительского общества хорошего будущего.

Мне, если честно, все равно, во что превращается общество. Я стремлюсь к своему благу и не прикрываю его заботой об обществе. Чтобы достигнуть его, нужно понять, что есть окружающий меня мир? Есть в нем

Бог и загробная жизнь, или ничего такого нет, и наша жизнь — это случайность, которая, как искра от костра, на миг вспыхнула и погасла.

Без ответа на этот вопрос невозможно определить стратегическое направление усилий. Что в первую очередь нужно делать, Богу молиться или наукой заниматься? Если я посвящу свою жизнь молитвам Богу, а окажется, что его нет, значит, я плыл не к берегу, а в открытый океан. Если же Бог есть, а я потратил свою жизнь на поиск эликсира бессмертия, это тоже значит, что я плыл не к берегу, а в открытый океан.

Если Бог и загробная жизнь есть, человеку никто не нужен для обретения вечной жизни. Он может в одиночку молиться и получить жизнь вечную. Но если Бога нет, в одиночку проблему бессмертия решить нельзя. Нужно искать единомышленников и с ними перестраивать общество под идею. Но для ответа нужно понимать, что есть мир.

Часть II ПРОСТРАЦИЯ

ГЛАВА 1. Острова

Существуют религиозные и атеистические взгляды на мир. Каждый имеет массу подвариантов. Точка отсчета обоих мировоззрений — отрицание или признание высшей силы, сотворившей мир. Никакой взгляд не доказывает свою правоту. Все верят. Атеисты верят, что Бога нет. Верующие верят, что Бог есть. Точкой отсчета у всех является вера.

Для полноты картины можно упомянуть обывательский взгляд на мир, когда людям предлагается верить, что правильная жизнь — это не думать ни о чем таком, а «просто жить» по инстинктам и внушенным установкам, не задаваясь большими вопросами. Их цель — обустроить быт, иметь материальный достаток, сытость, земные блага. Они не знают, почему все свои силы и время концентрируют на этом. Если их спросить, почему они так строят свою жизнь, люди не поймут темы… В их глазах повиснет немой вопрос… В этом смысле люди — запрограммированные роботы, делающие то, что им предписано делать, не пытаясь осмыслить, почему они в данной ситуации это делают, а не иное?

Я отрицаю сознательную веру людей, имеющих осмысленный взгляд на мир (не важно, религиозный он или атеистический). Верующие этого типа много размышляли на подобные темы, но никогда не подвергали сомнению саму точку отсчета — веру, что предопределило направление мысли.

Я отрицаю бессознательную веру людей, живущих инстинктом и ориентирующихся на «так принято». Они никогда в жизни не думали на подобные темы, но подсознательно верят, что правильно жить — это когда не думаешь, а живешь сиюминутными целями.

Я отрицаю все варианты веры. Чтобы мое отрицание выглядело обоснованным, а не очередным призывом верить в новые истины, рассмотрю религиозный и атеистический взгляд на мир. Исходя из полученных результатов, я приму окончательное решение.

Начну с религиозного варианта. Перед началом расскажу историю, случившуюся в середине XX века во времена Второй мировой войны. Военно-воздушным силам США понадобилась перевалочная база в Тихом океане. Оптимально на эту роль подходили острова, населенные дикими племенами. В один прекрасный день на головы островитян в прямом смысле слова опустились с неба «железные птицы». Из них вышли странно одетые люди с необычными предметами в руках. Они продемонстрировали силу оружия, после чего предложили дикарям дары.

Ошеломленные папуасы сразу приняли пришельцев за богов. Аборигены взяли дары у обладателей чудовищной мощи и выразили желание служить и поклоняться им. Так между армией США и дикарями меланезийских островов началось сотрудничество.

Американцы не обижали папуасов. Дикари выполняли примитивный физический труд, получая взамен подарки — стеклянные бусы, сломанные предметы и прочую мелочь типа пустых консервных банок. На досуге американцы рассказывали папуасам о цели своего пребывания, рисовали злые желтые силы, против которых воюют силы добра. Порой они учили дикарей нехитрым технологиям и объясняли устройство мира. Говорили, что когда война закончится, они улетят. Но обязательно вернутся, чтобы проверить, как папуасы усвоили их уроки. Кроме того, с позиции учителя они грозили наказать нерадивых учеников.

Когда война закончилась, американцы покинули острова. Подарков больше не было. Туземцы стали искать способ вернуть пришельцев с их дарами. Они решили: если божества сошли с неба на «железных птицах», значит, нужно взывать к горнему миру, чтобы их услышали.

И тогда аборигены начинают строить средства коммуникации с небом — соломенные копии самолетов, взлетно-посадочные полосы и радиовышки. Они мастерят из кокосов наушники, из соломы и дерева — рации и прочую атрибутику, необходимую для контакта с небом.

Жители островов тщательно копируют действия солдат: ходят строем, держат на плече палки, символизирующие винтовки, рисуют на теле ордена и погоны, пишут на груди «USA» и произносят заклинания — запомнившиеся английские слова.

Пышным цветом расцветает мифотворчество. Самые нелепые фантазии получают путевку в жизнь. В народе зреет ожидание второго пришествия американцев. В этой атмосфере формируется учение, центральной фигурой которого становится Джон Фрум — искаженное сленговое «Джон из Америки». Его рисуют в образе солдата Второй мировой войны. Верования папуасов эволюционируют — Джон в конце времен обещал спуститься с неба, чтобы судить оставленный народ. Одних он будет одаривать, других наказывать.

Возникает настоящая религия с соответствующими атрибутами — мифами, обрядами и традициями. Наиболее близко общавшиеся с американцами папуасы начинают выполнять роль апостолов — носителей истинного знания.

Появляются жрецы, профессионально занимающиеся духовными вопросами, ритуалами и поклонением Джону. Они организуют верующих в подобие церкви, цель которой — вымолить у неба возвращение богов и снова получить дары.

Так возникло явление, известное сегодня миру как карго-культ. Смыслом жизни островитян становится «служение» Джону, выраженное в исполнении обрядов, созданных «по мотивам» армейского устава США. Острова охватывает истерия. Начинают происходить разные чудеса. Некоторые из них вполне реальны: например, из предметов поклонения выделяется ароматная жидкость. Бывают и весьма комичные чудеса — когда жрецы обматывают женщин кусками кабеля и прочего мусора, оставленного армией, и дамы от соприкосновения со «святыми» проводами впадают в транс и начинают говорить непонятные слова. Жрецы включают деревянное «радио», надевают на голову «наушники» из кокосов и принимают информацию «от Джона». На основании этой божественной информации они толкуют непонятные слова женщин и затем в доступных образах возвещают народу святую истину: «Джон обещал верну-у-у-ться-я-я…»

Как это ни комично, но усилия верующих принесли результат. После войны один путешественник случайно заплыл на острова и поведал миру о карго-культе. И опять с неба опустились «железные птицы», а кроме того, по океану приплыли огромные «железные рыбы».

Снова на островитян пролился водопад даров. Он и по сей день продолжает литься — к островам проложены туристические маршруты. Правда, теперь соломенные самолеты строятся силами организаторов этих маршрутов, но это уже детали.

Карго-культ — уникальный случай, показавший естественное зарождение религии в полном масштабе. С одной стороны, искренняя вера туземцев опирается на подлинное чудо. «Железные птицы» спустились именно с неба. В них прилетели могущественные пришельцы с чудесными дарами. В этом факте в Меланезии никто не мог усомниться.

Но, с другой стороны, социум начал подстраивать явление под себя. Если представить, что острова пробыли в изоляции не пару десятилетий, а тысячу и более лет, можно безошибочно предположить, что мир увидел бы точную копию всех известных религий.

В менее ярких вариантах аналогичные культы имели место везде, где более развитая цивилизация соприкасалась с обществом, стоящим существенно ниже в развитии. Вывод: до определенной поры разумная жизнь склонна обожествлять все, что сильно превосходит ее в развитии и потому поражает ее воображение. Будем держать этот факт в голове.

ГЛАВА 2. Множество

Разные религии заявляют разное понимание мира. Если истина одна, значит, истиной в лучшем случае обладает только одна религия. Остальные религии обладают ложными знаниями. В худшем случае ни одна религия не обладает истиной, все ложные.

Возьму оптимальный вариант — допущу, что в мире есть истинная религия. Но как ее отличить от остальных, которые при таком допуске неизбежно оказываются ложными? На что ориентироваться при выборе? На аргументы священника? Но какого священника — раввина, муллу, батюшку волхва или еще кого?

Кроме того, все аргументы и приемы священников одинаковы. Все говорят про опыт тысячелетий, авторитет святых и кровь мучеников. Все в один голос уверяют, что истина подобна ни на что не похожему вкусу, словами ее не объяснить, нужно лично попробовать.

«Не надо слепо верить, — говорят священники всех религий. — Приди и вкуси. Пока не попробуешь — не поймешь. Получи духовный опыт и убедись, что именно мы обладаем истиной, а не конкуренты. Мы ничего не скрываем, вся информация открыта…»

На первый взгляд смотрится красиво и звучит разумно. Но при попытке реализовать эту красоту возникает тупик. Для полноценного погружения в одну религию потребуется целая жизнь. Физически невозможно во все религии погрузиться, чтобы выбрать истину.

Кроме того, у людей разные вкусы и способности чувствовать. Одному нравится, когда тихо и спокойно, другому — когда ярко и кричаще. Попробовав на вкус одинаковую информацию, разные люди сделают из нее разные выводы. Так что выявить истину через личную пробу невозможно. Вместо истины вкусовщина получается.

Следующий способ выявить истинную религию — ориентироваться на явления, не имеющие научного объяснения, или, проще говоря, на чудеса. Можно предположить, что у истинной религии есть настоящий контакт с высшим миром, и значит, есть чудеса.

Но вот проблема: языческие идолы мироточат и кровоточат не хуже христианских икон. Буддистские святые сохраняются нетленными, как и христианские. Они благоухают и выделяют маслянистую ароматную жидкость. Известны случаи, когда тела замученных инквизицией «еретиков» оставались нетленными и источали аромат (хотя церковь это по понятным причинам никогда не афишировала, но если это невозможно было скрыть, объясняла происками дьявола, вводящего добрых христиан в заблуждение).

Если бы чудеса случались только в одной религии, она давно вобрала бы в себя все человечество. Но чудеса есть во всех религиях. Речь не о жуликах, которых великое множество, а о настоящих необъяснимых явлениях, возникающих при концентрации на объекте человеческого внимания. Когда люди истово молятся на идола, икону или любой иной предмет, из него может выделяться маслянистая ароматная жидкость (а может и не выделяться). Никакой закономерности нет, никому непонятно, как это происходит.

Так на что же ориентироваться? На красноречие проповедника? Или на древность источника, число сторонников и авторитетов? Может, прикажете выяснить, какое чудо у кого чудеснее? Ответить объективно ни на один из поставленных вопросов невозможно.

Человек оказывается в положении путника, ищущего верное направление. Перед ним много табличек. На каждой написано: «Путь к истине». Все указывают разные пути. Рядом стоят люди, посвятившие этому жизнь. Они восхваляют свою веру и ругают чужие. Эти честные люди объявляют свои чудеса пришедшими от Бога, а чудеса конкурентов — от сатаны. Перед таким «ассортиментом» человек теряется, начинает кружиться голова…

Мусульмане, индуисты, христиане, синтоисты, иудеи и прочие говорят в один голос: истину определить очень просто. Достаточно, помолившись, почитать тексты (каждый укажет свою книгу), и сразу станет ясно, что это писал не человек, а открылось свыше. Но вот проблема — каждый, помолившись, укажет на разные истины. Опять не проходит…

Как идти по пути, указанному одной религией к Богу и жизни, если другая религия говорит, что этот путь ведет к сатане и смерти? Как принимать лекарство, если один врач говорит, что оно лечит и оживляет, а второй уверяет, что оно уродует и убивает?

Когда врач или священник приводят свои аргументы и страстно ругают доводы своих оппонентов, человек не может разобраться во всем этом. Как бы он ни нуждался в истине или лекарстве, принять осознанное решение, что принять, а от чего отказаться, он не может. Это будет не осмысленный выбор, а слепое гадание.

Часто можно слышать, что все религии в равной степени несут добро; что Бог один, а пути к Нему разные. Вывод: иди любым путем — не ошибешься. Про аргументацию тут даже спрашивать глупо — людям просто так кажется. На чем может быть основано их «кажется»? Ни на чем. Кажется, и все. Основным аргументом выступает сердце.

Дефект этого утверждения в том, что сущность, которую одни религии называют Богом и призывают идти к ней, другие называют сатаной и призывают идти ровно в противоположную сторону. Например, христиане считают, что сущность, которую коренные южно-американские религии считают Богом, на самом деле настоящий дьявол.

Выражение «все религии ведут к Богу» не имеет смысла. Все религии по-разному понимают Бога. Соответственно, это рождает разное понятие добра и зла. Традиционные религии Южной Америки говорят, что жертвоприношение детей Богу есть добро, потому что эти дети идут в вечное блаженство. К действию жреца относятся как к действию врача. Если болезненная операция несет в конечном счете благо — эта операция добро.

Все родители хотят блага своему ребенку. Но в каком направлении реализуется это желание, целиком и полностью зависит от того, что родитель понимает под добром. Если мама верит, что хирург вылечит ее дитя, она без колебания отдаст свое чадо на болезненную операцию. Нужно, сама будет помогать хирургу, преодолевая материнский инстинкт и жалость. Если верит, что ребенок получит благо от принесения его в жертву, она так же без колебаний отдает свое чадо жрецу. И так же будет помогать ему, если нужно.

Вообще, нужно заметить, что люди — абсолютно программируемые существа. Их на что угодно можно запрограммировать, в том числе и на то, что с сегодняшних позиций кажется невероятным. Например, на поедание собственных детей.

Правда, ужасные слова? Даже не по себе. Кажется, как вообще могут в голову такие мысли приходить… Дети — это святое, это наше все. Но откуда такая установка? Мы уверены, что это человеческая природа, инстинкт, что люди с этим рождаются.

Это не так. Относительно недавно дети считались расходным материалом, который, если что, можно и съесть. В Библии есть описание женщин, поругавшихся на почве поедания своих детей. «И сказала она: эта женщина говорила мне: «отдай своего сына, съедим его сегодня, а сына моего съедим завтра». И сварили мы моего сына, и съели его. И я сказала ей на другой день: «отдай же твоего сына, и съедим его». Но она спрятала своего сына». (4Цар. 6, 28–29). Все описано так, словно женщины не поделили, какую курицу съесть первой, твою или мою. На материнский инстинкт и намека нет…

Это не единичный случай, когда каннибализм по отношению к своим детям упоминается в Библии. Например, Бог через пророков обещает наказать народ за непослушание «…и будете есть плоть сынов ваших, и плоть дочерей ваших будете есть». (Лвт. 16, 29).

Когда люди верили в Бога, смерть ребенка не была трагедией. Бог дал, Бог взял. Все мы там будем. Культ ребенка возникает, когда идея Бога и загробной жизни уходит из общества. Одной из высших ценностей становятся дети. Этому способствует инстинкт продолжения рода плюс экономические соображения (в детях видят будущую пенсию). С развитием экономики второй стимул ослабляется, люди больше надеются на пенсию, чем на своих детей. А дети… Сегодня их все чаще воспринимают развлечением или данью традиции. В новых условиях инстинкт размножения подавляется (что отлично видно на экономически развитых странах).

Но если у людей опять появится вера в загробную жизнь, земная жизнь мгновенно потеряет сегодняшнюю ценность. Высшей ценностью станет то, что за рамками жизни. В такой ситуации человек любого возраста и пола перестанет быть высшей ценностью.

Представители разных религий стремятся к благу. Но у них разное понимание мира и, как следствие, разные понятия Бога, добра и зла. Что для одних добро, то для других зло. Невозможно сказать, кто прав, потому что, а судьи кто? Противоположные взгляды невозможно примирить, пока они опираются на разные представления о мире.

Абсолютным понятиям добра и зла нет места в мире. Все относительно. Даже если в реальности есть черти, которые в аду грешников на сковородках жарят, — они зло только с позиции человека. Точно так же, как человек с позиции домашних животных абсолютное зло. Для животных, которых он ловит и жарит, человек есть самый настоящий черт.

Вселенная равнодушна. Нет абсолютного добра и зла. Абсолютно только стремление к благу. Так как жизнь может существовать только через причинение вреда другой жизни, прав оказывается тот туземец, у которого спросили, что такое добро и зло. Он ответил, что добро — это если мы украли у соседей стадо коров. Зло — это если они у нас украли.

ГЛАВА 3. Простецы

…Есть такая категория людей — простецы. Их приверженность однажды взятым на себя обязательствам выше ума. На все вопросы они отвечают, слушая сердце. Свое сердце они считают правильным на том основании, что именно оно привело их к тому, что им нравится и привычно. Они рассуждают, что, если бы мое сердце давало неверные советы, оно привело бы меня к другой религии. Но раз привело меня к религии, которую я считаю правильной, значит, мое сердце имеет связь с Богом. А сердце иноверца уловлено сатаной. Почему? Ну как почему… Потому что привело его к ложной религии.

У простеца все просто… Читая эти строки, он подумает про себя: вот вы здесь слова разные говорите, думать призываете. А мне думать не нужно. Я приду в храм (костел, мечеть, синагогу или к идолу), выполню обряды, вознесу молитву, и так мне тепло на душе станет, так хорошо, что и слов никаких не нужно. По сердцу благодать разольется…

Посоветует такой человек не мудрствовать лукаво, а полагаться на сердце, ибо оно знает истину. В качестве окончательного бесспорного аргумента, снимающего последние сомнения, приведет слова из «Маленького принца» Экзюпери: «Прощай, — сказал Лис. — Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце». Оно учует правду.

Звучит впечатляюще. Кажется, даже спорить не о чем. Но я отвечу воображаемому собеседнику: дай тебе Бог всего хорошего, добрый человек. На слух твои слова звучат приятно и правильно, но перенесем их на практику.

Все религии говорят, что доступ к сердцу имеют как духи истины, так и духи лжи. «…сам сатана принимает вид Ангела света» (2Кор. 11, 14). Как узнать, у кого доступ к вашему сердцу? Особенно если ваше сердце чувствует одно, а сердце иноверца другое и оба за свою истину готовы умереть. С помощью сердца? Но это уже замкнутый круг.

Если вам завтра явится существо и представится Богом, как вы определите, правду оно говорит или выдает себя за того, кем не является? На этот вопрос нереально ответить. Остается прятаться от таких вопросов за присказками типа «Бог не попустит», «на все воля Божья» и прочее. Имя этим присказкам — легион.

Многие верующие признают, что истину через духовный опыт, чудеса и сердце не определить. Среди них распространено мнение, что от человека в этих вопросах ничего не зависит. Все решает случай и вкус. Такие люди призывают считать за истину то, что принято в их культуре. Они ориентируются на пословицу: где родился, там и пригодился.

Я опускаю источник и аргументацию подобного утверждения. Бесполезно задавать человеку вопрос, откуда он взял эту «истину»? В какой религии сказано что-то подобное? Ему просто так кажется… Но самое главное, как на практике следовать этому принципу?

Получается, кто родился в России, для того истина в православии. Кто родился в Иране, для того истина — ислам. Кто родился в племени, где люди поклоняются древесной личинке, для того истина — личинка. Ну а кому совсем не повезло и он родился на меланезийских островах, для того истина в молитвах соломенным самолетам.

У сторонников принципа «где родился, там и пригодился» нет проблем признать, что истину определяет случай. Они не видят противоречия в том, что по этой теории абсолютных истин больше одной. Пусть. Но так же они должны признать, что если бы сами родились в другом месте, то считали бы за истину утверждения, которые сегодня считают ложью. А что сегодня считают истиной, то считали бы ложью.

Такая технология определения истины сродни подкидыванию монетки. Кидающий как бы загадывает про себя: выпадет орел, буду считать истиной ислам; если решка — индуизм. Если на ребро встанет, значит, отныне истина для меня в шаманизме…

Простецы — ядро любого верующего сообщества. Они искренне верят во все, во что религии предписывают верить. Никаких фактов они знать не хотят. Анализ касающейся веры информации для простеца равносилен намерению богохульствовать. Если не намерен богохульствовать, зачем анализировать? Верить нужно, а не исследовать…

Религии живы чудовищным невежеством верующих. Это иллюстрирует ходящий по Интернету анекдот — отчет епископа в Синод о состоянии веры. Он пишет, что спросил бабушку: «Во что веруешь, Акулина?» Та в ответ: «В Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божьего». Епископ поинтересовался у Акулины: «А знаешь ли ты, за что его распяли?» Бабушка пошамкала губами, подумала и выдала: «Значит, было за что»…

Идеал религии — верующие с «простой верой» образца Акулины, которая ничего не знает и знать не хочет. При всякой опасной для ее веры ситуации прячется за авторитет своей религии и множество домашних заготовок, сочиненных на такой случай.

По этой причине ни одна религия не приветствует изучение своей истории. Ничто так не раздражают религию, как исследования, вскрывающие ее корни. Чтобы этого не допустить, вместо знаний она культивируют начетничество. Семинарские знания по уровню реальности и полезности равны драконоведению (я учился и знаю, что говорю). С таким же уровнем полезности можно было изучать историю сказочной страны и ее героев.

Религиозные знания — это или научная ловля блох, скрупулезно описывающая, кто кому чего сказал, или галопом по европам. Ключевые моменты своей истории учителя предпочитают тщательно проскакивать. Но если точнее, они их сами не видят. Все знания сводятся к запоминанию бантиков. В самые корни никто не лезет.

Основная причина — религия есть небиологическая форма жизни (равно как и любой социальный институт). Любая жизнь ищет не истину, а свое благо. Базовое стремление — это сохранить себя любыми путями. Замена белого на черное — самый невинный способ. Потенциально жизнь готова на более радикальные меры, чтобы защитить себя.

ГЛАВА 4. Вердикт

Все религии окутаны авторитетом древности, благочестивыми сказаниями, за всеми стоит кровь праведников, у всех одинаковые чудеса и аргументация. При таких условиях из всего этого многообразия нельзя выбрать одну истинную религию. Можно слепо верить в истину одного источника и не менее слепо верить в ложность другого.

Шопенгауэр говорил: «Религии подобны светлячкам: чтобы светить, им нужна темнота». Религиозные концепции были хороши для наших предков. Сегодня человек на другой ступени развития и не может быть по-настоящему религиозен. Настоящая вера — это слепая вера. Она была хороша для эпохи глупых Рыб, готовых верить во что угодно.

Настала эпоха Водолея, эпоха знаний. Современный человек перерос веру и теперь хочет знать. Ставшее взрослым человечество больше не может верить в Деда Мороза. Вера в славного старика с мешком подарков осталась в прошлом, как детские игрушки.

Если сегодня на Красной площади приземлятся инопланетяне, мы признаем их мощь и превосходство технического развития. Но не признаем их богами. Если осел заговорит человеческим голосом, из этого не следует, что сказанное им — божественная истина.

Вчера добропорядочный человек должен был отринуть здравый смысл, закрыть глаза, заткнуть уши и сказать: «Верую, ибо абсурдно». К этому призывает христианский мыслитель III века н. э. Тертуллиан. Он доказывал истину слов Евангелия тем, что человек в здравом уме не мог сочинить такого, ибо это постыдно, безумно и невозможно. «Сын Божий пригвожден ко кресту; я не стыжусь этого, потому что этого должно стыдиться. Сын Божий умер; это вполне вероятно, потому что это безумно. Он погребен и воскрес; это достоверно, потому что это невозможно».

Тертуллиан утверждал в III веке, что если информация постыдна и безумна — это явный признак, что она не от человека, а от высшего существа. В XIX веке ему вторит датский философ Кьеркегор, находя аргументацию Тертуллиана весьма убедительной и достойной. Он призывает при конфликте веры и разума делать выбор в пользу веры — усилием воли совершать «прыжок веры».

«Солидные-то люди, которые себе добра-то желают, за каждой малостью ездят к Ивану Яковлевичу, в сумасшедший дом, спрашиваются. А мы такое дело без всякого совета делаем», (из к/ф «Женитьба Бальзаминова»).

В XIX веке, и тем более в III веке, такие технологии установления истины могли найти применение. В XXI веке такая технология оказывается не у дел. Религия теперь из путеводной звезды стремительно превращается в культурную традицию, соблюдаемую по привычке. Абсолютное большинство людей выше среднего уровня попросту не могут серьезно относиться к религиозным утверждениям. Исключения подтверждают правило.

Но я беру максимально лояльный для религии вариант — есть истинная религия. Но если она есть — она одна. Как мне отличить ее от легиона других религий, неверных? Я не вижу адекватного способа сделать выбор. Чтобы без эмоций, по здравому смыслу…

Ситуация похожа, как будто я больной и передо мной гора таблеток, не отличимых по вкусу, форме, цвету и запаху. На всех написано «чудное лекарство». Допустим, одна таблетка в этой горе действительно лекарство. Остальные в лучшем случае пустой мел, в худшем — яд. Как мне из этой горы выбрать реальное лекарство… если оно там есть? Как говорится, трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.

При всем своем желании, отбросив всякую предубежденность, я искренне не вижу, как выбрать истинную религию. Но если так, у меня нет никаких оснований понимать под религиозными мировоззрениями описание действительности. Напротив, раз их так много, у меня есть все основания полагать, что это творения рук человеческих, созданных в прошлом заинтересованными лицами и институтами для каких-то своих целей.

Часть III ПРИМЕР

«…Иисус спросил: чего ты хочешь от Меня?

Слепой сказал Ему: Учитель! чтобы мне прозреть».

(Мрк. 10,51)

ГЛАВА 1. Пробуждение

Франклин говорил «Нельзя заставить пустой мешок держаться прямо». Чтобы поставить жирную точку на религиозной теме, рассмотрю религию, из которой выросла европейская цивилизация — христианство. Сделаю это через призму личного опыта, так как в недавнем прошлом я был глубоко верующим человеком — православным христианином. Расскажу все по порядку.

Как и у большинства людей, в прошлом у меня в жизни было две задачи: где взять денег и на что их потратить. Все, иных целей у меня в жизни не было. По сути, я был умной обезьяной, отличавшейся от простой обезьяны не целью (цели у всех обезьян одинаковые — сиюминутное благо), а способом достижения цели и внешностью.

Я был полностью погружен в решение нескончаемых текущих проблем. Мне не приходило в голову задать себе вопрос, зачем я живу, почему живу именно так, а не иначе, на каком основании считаю свой образ жизни оптимальным и прочее. Подобных вопросов я помыслить не мог, как их не может помыслить никакой пассажир цистерны.

Уже не помню как, но однажды я обнаружил — за рамками привычной цистерны есть мир. Это открытие меня потрясло и перенесло в товарный вагон. Там были щели, к которым я буквально прилип. Я видел — мы куда-то ехали. Значит, откуда-то. Но откуда? И куда? Я начал смотреть на ситуацию иными глазами. Я не мог больше «просто жить».

Поначалу я добросовестно отмахивался от «странных мыслей», чтобы оставаться нормальным человеком — человеком нормы, шаблона. Общая атмосфера как бы говорила: не думай о всякой ерунде. Думай о серьезных вещах. А серьезные — это деньги, карьера, семья, дети, вещи, курорт, удовольствия. А дальше что, мысленно вопрошал я себя. А не надо думать, что дальше. Дальше — ВСЕ, не думай. Так все нормальные люди живут.

Хорошо, начал я сначала про себя рассуждать, а потом в кругу друзей, допустим, оптимально посвятить жизнь покупке одежды и еды, но из чего это следует? Мне мои собеседники эмоционально говорили, что это же самоочевидно. Кому не хочется вкусно покушать или купить новые тряпки? Согласен, говорил я, это приятно, но считать смыслом жизни покупку еды и вещей у меня не получается. Я хочу понимать, что в итоге будет. Вот купил я себе много вещей, наелся до отвала и получил все удовольствия. Что дальше? Дальше ничего, — говорили мне мои собеседники, — дальше помрем, и все.

Меня такая перспектива не вдохновляла. Слишком резала мысль посвятить жизнь потреблению, а потом помереть. Вершиной такого пути будет большой памятник на моей могиле, а под ним в хорошем гробу будет лежать то, что от меня останется. Если денег не удастся заработать много, памятник будет маленький, а гроб будет простенький. Все остальное будет так же. Вариант минимум и максимум — оба равно непривлекательные.

Я не против денег и очень даже за. Я очень буду рад, став завтра миллиардером. Но я не готов тратить на это свое время. Это как с игрой на скрипке — я не против, если завтра проснусь и окажется, что я умею играть. Но чтобы изо дня в день заниматься обучением игре — нет, на это я не готов.

У каждого есть шанс получить то, к чему он стремится и чему уделяет время. Но ни у кого нет шанса научиться тому, чему он не стремится научиться, чему не уделяет время и силы. Я не уделял время бизнесу и, соответственно, не мог иметь плодов бизнеса — денег.

Я довольствовался случайными заработками и искал ответы на возникшие вопросы. Полез в философию, но там ничего не нашел. «И я искал объяснения на мои вопросы во всех тех знаниях, которые приобрели люди. И я мучительно и долго искал, и не из праздного любопытства, не вяло искал, но искал мучительно, упорно, дни и ночи, — искал, как ищет погибающий человек спасенья, — и ничего не нашёл. Я искал во всех знаниях и не только не нашёл, но убедился, что все те, которые так же, как и я, искали в знании, точно так же ничего не нашли. И не только не нашли, но ясно признали, что то самое, что приводило меня в отчаяние — бессмыслица жизни, — есть единственное несомненное знание, доступное человеку» (Л. Толстой).

Меня такое умозаключение категорически не устраивало. Я продолжал искать. До сих пор помню свое удивление, когда обнаружил, что нет в мире науки, которая заявляла предметом своего интереса целое. Каждая наука концентрировалась на узкой части. На целое никто не помышлял замахиваться. Любая наука как бы говорила, что это не наше дело. Ученые оказались продвинутыми творческими ремесленниками — мастерами. Это были творческие люди, но в рамках своей части. Охватить целое они и не пытались.

Когда монах-иезуит ознакомился с работой Ньютона, он написал в своем отчете: «некий ремесленник по имени Ньютон» (Artifex quidam nomine Newton) высказывает интересные мысли». И великий Ньютон не обиделся, потому что он представлял дисциплину, изучающую часть, а монах представлял дисциплину, изучающую целое.

Единственным институтом, претендовавшим на мировоззренческий масштаб, была религия. В то время синонимом религии для меня было христианство. Я ни минуты не думал, почему так считаю, но иные религии мне в голову не приходило рассматривать в качестве религии (как европейцу не приходит в голову рассматривать тараканов в качестве еды).

Так рассуждает любой простой человек. Для него религия — это традиционная для его среды вера. Если он вырос в исламской среде, религией он будет считать только ислам, и не будет помышлять искать религиозную истину за рамками ислама.

Такого уровня логикой руководствовался исламский завоеватель, когда сжег Александрийскую библиотеку. Он сказал, если книги повторяют написанное в Коране, они лишние; если противоречат, они вредные. В любом случае книги нужно сжечь. Для простого ума тут железная логика. Я в начале пути был простым умом, мне все было ясно.

ГЛАВА 2. Казус

Так я оказался в православии. Благо в раннем детстве был крещен. Для порядка. Вряд ли я могу назвать своих родителей верующими. Просто принято на Руси крестить детей. Вот меня и окрестили. Это для меня как-то забылось, стерлось, а тут я вспомнил.

Я начал ходить в храм, поститься, молиться и по мере сил выполнять все православные предписания. В православной вере воспитывал своих пятерых детей. В своем религиозном рвении жил в монастырях, в том числе в Греции на Афоне, в русском Пантелеймоновском и греческом Св. Павла. Очень скоро я настолько пропитался этой атмосферой, что лучше предпочел бы умереть, чем отказаться от своей веры.

С чистым сердцем верил во все, чему учила церковь. А она учила, что две тысячи лет назад пришел Христос и основал новую религию. Из сторонников новой веры возникла православная церковь. Она начала распространяться и нести истину христианства миру.

Наша церковь рисовалась мне ядром, летящим сквозь толщу веков. Как улитки налипают на днище судна, так на церковь налипало случайное и постороннее. Когда его накапливалось достаточно много, оно отваливалось и превращалось в христианские ереси и секты. Истины в них не было, потому что вся истина хранилась в православной церкви.

Так я считал. Из чего следует, что это именно так, о том я, как верующий человек, даже думать не хотел. Я знал, что православная церковь есть продолжательница учения Христа. И точка. Остальные церкви в той или иной степени еретики. И снова точка.

Имея пытливый ум, я первое время преодолевал желание охватить целое и дойти до корней. Я следовал, насколько мог, напутствию отключать ум при соприкосновении с информацией, позиционированной божественной. Действительно, зачем думать, если ее все равно человеческому уму не вместить. Просто верь, что это святая истина, и все.

Я пошел учиться. На меня полился поток информации, разной, много. Нужно было ее запоминать, а не думать о ней, не анализировать. А я совершил страшный грех с позиции религиозных канонов — начал думать о том, о чем думать, как говорят в церкви, не полезно для души. Чтобы не искусил тебя враг рода человеческого, лучше не думай. Знай себе верь в то, во что церковь говорит, и будет мир на душе. Но я стал думать…

По своему складу ума полез в корни. Пока не дошел до первооснов, мне все было понятно и приемлемо. Проблемы начались, когда дошел до корней. Открылись противоречия, о которых церковь предпочитала молчать (если это было невозможно, начинала говорить о неисповедимости путей Господних или ссылаться на труды, прошедшие жесткую церковную цензуру). Вместо конкретных ответов по существу вопроса церковь многословила и говорила пустое, давя вопрошающего авторитетом.

Когда знаний скопилась критическая масса, у меня земля поплыла под ногами… Я не мог согласовать утверждение церкви, что слово апостолов истинно и непогрешимо, потому что их рукой водил Святой Дух с тем фактом, что у апостолов разное написано.

Например, Матфей пишет, что Давид родил Соломона (Мф. 1, 6). Лука пишет, что Давид родил Нафана (Лк. 3, 31). Так кого же Давид родил, Соломона или Нафана? Какому непогрешимому апостолу верить?

Или еще, у апостола Матфея отцом Иосифа, мужа Марии, числится Иаков (Мф. 1, 15–16). У апостола Луки отцом Иосифа значится Илия (Лк. 3, 23). У апостолов не сходятся число поколений и цепочки родственных связей.

Богословы пытаются объяснить, как так получилось. Они говорят, что путаница у апостолов происходит от того, что один ведет родословную по женской линии, второй по мужской. Опускаю мысль, зачем апостолам понадобилось запутывать ситуацию. Но дело в том, что и эти объяснения не проходят, если беспристрастно изучать ситуацию (боюсь перегрузить текст специфической информацией, и потому каждый, кто глубоко решит разобраться в вопросе, найдет в сети соответствующую информацию).

Если церковь говорит, что рукой апостолов водил Святой Дух, получается, про одно и то же он разное написал. Но как это возможно? Если даже я готов закрыть глаза на противоречия и верить, получается, мне нужно верить, что у мужа Марии было два отца.

Но это физически невозможно. Не может яйцеклетка два раза оплодотвориться от разных мужчин. Так как же мне верить в этой ситуации? И главное, какому верить апостолу, Матфею или Луке? Если рукой того и другого водил Дух Святой, это тупик.

Эти противоречия осознавали сами апостолы. Поэтому сами призывали не лезть в родословия, «которые производят большие споры» (1Тим. 1, 4), удаляться этих споров (Тит. 3, 9). Но если рукой апостолов водил Святой Дух, как учит нас церковь, они лишь записывали, как же Святой Дух мог надиктовать то, что потом вызывает большие споры?

Начал разбираться и выяснил, что сами апостолы никогда не заявляли свои записи информацией от Бога, не говорили, что Бог досылает через них новую информацию к ранее сказанной. Такие заявления были бы для них богохульством. Но так как Риму нужно было по политическим соображениям обожествить записи учеников Христа, он это сделал руками группы христиан, которых назвал государственной христианской церковью.

Записи апостолов не только обожествляли, но и подделывали, дописывая нужное. Самая известная приписка — к словам апостола Иоанна (называется Johannine Comma). В оригинале слова апостола: «Ибо три свидетельствуют на небе, и сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном» (1Ин. 5.7–8). После «художественной» обработки апостольские слова обретают новое звучание: «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном» (1Ин. 5.7–8).

Далее, опираясь на Johannine Comma, к словам апостола Матфея «Итак, идите и научите все народы, крестя их» добрые государственные христиане в своем благочестии, без злобы в сердце, дописали: «во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28, 19).

Когда церковь уличили в жульничестве, указав на древние тексты, где не было этих слов, богословы государственной церкви родили версию, что… ошибка в древних книгах. Во времена гонений на учение о Троице еретики подчистили древние книги, убрав главные слова. Но церковь с помощью Святого Духа восстановила истину.

Эта версия с треском провалилась, потому что в трудах ранних защитников Троицы нет ни одного упоминания этих слов. Например, отец церкви Тертуллиан указывает более трехсот ссылок в Писании, доказывающих, по его мнению, троичность Бога. Но у него нет ссылки на слова Иоанна и Матфея. Богословы не решились сказать, что отцы церкви не заметили слона в стаде овец. Крыть им было нечем, они сели в лужу и замолчали.

Стратегия понятна: простые люди, чья вера сведена к обрядам, никогда не будут искать корни. А не простые… сколько их? Так что помолчим… здоровее будем. Молчание пастыря, уличенного в жульничестве, насколько красноречиво, настолько и неприглядно.

ГЛАВА 3. Тапочки

В текстах, которые христиане признают священными, есть масса прямых запретов на поклонение любым объектам, кроме Бога. Есть запреты в Ветхом Завете «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху…» (Исх. 20, 4). «Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил к вам Господь на горе Хориве из среды огня, дабы вы не развратились и не сделали себе изваяний, изображений какого-либо кумира, представляющих мужчину или женщину». (Втор. 4, 15–16). Пророки, которых церковь называет посланниками Бога, тоже пишут «…не будем более говорить изделию рук наших: боги наши» (Ос. 14, 4).

Есть аналогичные запреты в Новом Завете, где апостол Павел называет безумными тех, кто «…славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку» (Рим. 1,23). Но почему же Бог тогда изображается, если это нельзя, это безумие?

Разбираясь с иконами, на каких основаниях они возведены в культ, я нашел ответ снова в политических потребностях Рима. Иконы вводились для дистанцирования от ислама. Иконы убирались для борьбы с языческими тенденциями в народе. Ввод/вывод икон власть и церковь всякий раз заявляли инициативой, исходящей от Бога.

Церковь под очередной запрет или разрешение всякий раз подтягивала логику. Для обоснования богоугодности икон сегодня создана теория, что христиане поклоняются не иконе, а изображенному на ней образу. Но с теорией конфликтует практика «чудотворных икон». Если на двух иконах нанесен одинаковый образ, но при этом верующие считают, что при обращении к образу, нарисованному на одной иконе, больше шансов получить помощи, чем от того же самого образа, но на другой иконе, тогда ценностью выступает не образ (он одинаковый) а непосредственно доска, на которой он изображен. От теории поклонения образу ничего не остается, кроме хорошей мины при плохой игре.

Признание богоугодности икон вылилось, как и предполагали древние аналитики, в поклонение не только образам, подобным тленному человеку, но и просто вещам. Когда про это не думаешь, не замечаешь странностей. Но когда начинаешь думать, это шок.

В 2013 году сотни тысяч верующих выстроились на поклон ладану (пахучая смола), смирне (мазь для умащивания покойников) и золоту. Если бы волхвы подарили Христу шапку, сапоги и утюг, поклонялись бы им. Как сейчас поклоняются частям одежды (например, поясу платья матери Христа, гвоздям, тапочкам). Не смейтесь про тапочки, найдите в поисковике «тапочки Спиридона Тримифунтского» и удивляйтесь.

Мало того что христиане поклоняются предметам, так эти предметы еще сомнительного происхождения. По всему миру сотни монастырей и церквей хранят гвозди, которыми казнили Христа. Хранят руки, ноги, головы и прочие части тела святых в таких количествах, что получается, большинство были многоголовы, многоруки и многоноги.

В XIX веке во Франции вышла книга Л. Лаланда «Курьезы традиций». В ней список монастырей Западной Европы, где хранятся части тел различных святых. При подсчете вышло, что у святого Юлиана 20 туловищ и 26 голов. У апостола Луки 9 голов. У святого Филиппа 18 голов и 12 рук, у святого Себастьяна 5 туловищ, 6 голов, 17 рук и ног. Иоанн Креститель оставил церкви 12 голов, 7 челюстей, 4 плеча, 9 рук и 11 пальцев.

И это только в западном мире. Православный мир не отстает в этом вопросе. Первый пример, который приходит на память: в Москве в Богоявленском соборе хранится одна голова Иоанна Златоуста, а на Афоне его вторая голова. Я лично прикладывался и к одной, и к другой. А потом задумался, как такое «чудо» возможно…

В Сирии есть монастырь, где хранится детская голова… Иоанна Крестителя. Напомню, царь Ирод казнил Иоанна во взрослом возрасте. Когда спрашиваешь, как такое возможно, монахи отвечают, что это чудо божие и в него нужно верить, а не рассуждать.

Как поверить, что у взрослого человека может сохраниться его детская голова, — это большой вопрос. И он становится еще больше, когда узнаешь, что в разных сирийских монастырях в общей сложности хранится более 20 взрослых голов Иоанна Крестителя и четыре детских. Вы можете поверить в такие чудеса? Я солидарен с вашим мнением.

Эволюция в этом направлении обретет карикатурные формы. Например, есть пустые ящики, в которых хранится «последний выдох Христа». Есть перья, выпавшие из крыльев архангела Гавриила, мундштук от иерихонской трубы, соломинка яслей, в которых лежал младенец Христос, посуда и остатки пищи с последней вечери Христа, крайняя плоть Павла, кости от рыб, которыми Христос накормил тысячи человек, часть небесной манны.

Обожествление тапочек костей пальцев и иных «святых предметов» делали с одной-единственной целью — привлечь паломников и золото. Поклоняясь мощам, они потом жертвуют на храм. Такой вот бизнес во славу божью.

Самое интересное, что если человек сильно верит в чудесную силу того, чему поклоняется, он реально может получить облегчение — эффект плацебо. Вера может горы двигать. Но какое отношение все это имеет к христианству — большой вопрос.

ГЛАВА 4. Программирование

Когда я указывал священникам на факты, их реакция удивляла меня не меньше моих открытий. Вместо конструктивной реакции все они многословили, спекулировали на эмоциях, топили тему в общих словах и переходили на личности. Меня они называли злоумствующим, злологичным и зловерным человеком в прелести, научаемым сатаной, и утаскивали беседу из области здравого смысла в установки «смирить ум человеческий».

Почему такая странная реакция на факты, признаваемые самой церковью? Люди что, не понимают смысла сказанного? Не может быть. Все они понимают, просто их цель не истину искать, а отстоять честь мундира, источник питания и статуса. При таких мотивах не до правды. Особенно если учесть, что многие в свои заблуждения намертво вросли. Признать их ложность, значит признать, что жизнь прожил зря. Это трудно.

В отношении церкви работает правило «жена Цезаря вне подозрений». Христиан за тысячелетия приучили к правилу: не нужно погружаться в историю веры и богословские тонкости. Чтобы диавол не уловил душу. Добрым христианам нужно в церковь ходить, свечки ставить, посты соблюдать и верить во все, во что велено верить. Вот и вся вера.

С массы достаточно благозвучных слов. Истина ей неинтересна. Христианский епископ Синезий в 410 году писал: «Масса требует, чтобы ее обманывали, иначе с ней невозможно иметь дело. Я всегда буду философом для себя, а для массы священником».

Когда с этой позиции смотришь на христианские праздники и ритуалы, оказывается, ВСЕ они или выдуманы, или переделаны из языческих. Например, до христианства крест был символом культа бога Мирты (ради точности — не просто крест, а крест в круге, но крест был основой экспозиции). Армия и большинство населения исповедовали этот культ и поклонялись кресту. Константин, как дальновидный политик, модернизировал этот популярный в народе символ, связав его с казнью Христа на кресте, в символ новой религии. Так орудие пытки и казни Христа стало символом христианства.

Церковная история повествует, как 80-летняя Елена, мать Константина, пошла в археологическую экспедицию, нашла еврея, указавшего ей, где копать, и откопала крест. Затем она установила подлинность своей находки, приложив к выкопанному кресту покойника, добытого из гроба проходившей мимо похоронной процессии. Этот мертвец сразу ожил. Старая женщина убедилась, что крест подлинный, и доставила его в столицу империи. Так появился праздник символа — обретения креста.

Я ничего не придумываю. История про старушку, снарядившую археологическую экспедицию искать крест, — не хохма, измысленная противниками церкви и христианской религии. Это официальная позиция церкви, прописанная в любом учебнике христианства.

Не только символ Митры, но и его рождение, широко празднуемое в народе, было поставлено на службу христианства. Народ продолжал праздновать день рождения Митры, только теперь его называли днем рождения Христа.

Языческий обычай обожествлять хвойное дерево церковь использовало под себя, превратив его в рождественскую елку. Символ вечно живого Христа — вечно зеленое дерево. Много позже к власти пришли коммунисты. Поначалу они пробовали отменить этот обычай, видя в нем угрозу новой идеологии. Но потом поставили его себе на службу, и елка стала символом не Рождества, а светского Нового года.

Я не знаю, кто первым изобрел технологию использования старых праздников для новых целей. Но мне известно, что власть заливает в старую форму новое идейное содержание. Когда фашисты делали из немецких коммунистов национал-социалистов, они тоже не изобретали велосипед. Они в коммунистические символы внесли новое содержание. Даже флаг оставили красным, добавив туда свастику. Ворота были знакомого цвета, и масса пошла в них валом. Знакомая риторика и форма делали свое дело.

Русские демократы тоже не боролись с советскими праздниками, а использовали их под себя. Главный праздник СССР — день революции они заменили неким днем всенародного единства. Понятно, что это абсолютно пустые слова, к которым притянут за уши эпизод из Смутного времени, но главное, что это работает. А народ, ему что… праздник он и есть праздник. Праздник для него — это не суть, а форма.

Если баран не идет в новые ворота, то народ в перекрашенные ворота идет, как по маслу. Ему все равно, чей день рождения праздновать, Митры или Христа, все равно, что выражает крест, митраизм или христианство. Главное, чтобы сохранились привычное время и форма. За одно поколение вырастает новая масса, которая забудет старый смысл символа или праздничного дня, и начнет работать новый смысл.

Функционал у праздников и ритуалов ровно для того же, для чего армейские ритуалы — чтобы пропитать человека атмосферой до мозга костей. Чтобы получить единый организм, люди должны быть постоянно заняты.

Например, солдаты должны постоянно проводить учения, маршировать, поднимать флаг, петь строевые песни или копать яму от забора и до обеда. Не важно, что они делают. Важно, что они все время при деле — постоянно погружены в армейскую обстановку.

Общество пропитывают новой религией по армейской технологии. Чтоб вера до мозга костей пронзила человека, любой шаг верующего должно сопровождать действие, напоминающее ему о принадлежности к церкви. Для этого людей обязывают несколько раз в день молиться — после сна, перед едой, после еды, перед делом, после дела, перед сном. Обязан регулярно посещать службу и участвовать в таинствах. Примерно раз в месяц нужны праздники, и раз в год — большой праздник. Все ключевые события жизни (рождение, свадьба, смерть) тоже должны быть намертво связаны с церковью.

Все христианские обряды очень утомительны. Например, на Афоне каждый день молитва минимум восемь часов в день. Я лично был на службе, длившейся 25 часов (сутки + 1 час). Бессмысленная трата времени и сил преподносится как служение Богу.

Утомительность оправдывается тем, что это бескровная жертва Богу. Бог терпел и нам велел. Кроме того, чем обряд утомительнее и монотоннее, тем сильнее он проникает в подсознание. Это зомбирует человека, превращая его в манкурта, прикованного к церкви.

Если человек каждый день погружен в эту атмосферу от рождения до смерти, он растет в мысли, что является рабом Бога, власти и церкви. Верующий подсознательно согласен с тем, что у него нет права на свое мнение, что он раб, раб, раб. Божий раб. Рабу не нужно думать. За него все уже подумали, пережевали, и ему только глотать нужно.

В рукотворном характере ритуалов, символов и праздников нет ничего плохого. Все военные обряды тоже выдуманы. Но армия не заявляет продукцию своих хореографов даром Святого Духа. Церковь же позиционирует свою продукцию информацией свыше.

Справедливости ради нужно сказать, что сами авторы тех произведений, которые вы видите и слышите в храмах, не говорят, что их рукой водил Бог. Василий Великий, Григорий Богослов и прочие авторы церковной службы не скрывали, что придумали все. Естественно, не без молитвы и призвания помощи небесной, но это уже частности.

Мартин Лютер, отец немецкого протестантизма, существенно расширил эту технологию. В споре со своими оппонентами он писал мелом свое утверждение, и если в процессе спора она не исчезало чудесным образом, Лютер считал это доказательством своей правоты. Такое вот мощное и несокрушимое доказательство.

* * *

Разбирающийся во всех этих вопросах человек может не открыть для себя в этом ничего нового. Ну да, есть некоторые огрехи, но церковь они не колеблют. Главное, что церковь указывает человеку путь в вечную жизнь. Все остальное можно опустить.

Признаюсь, я тоже некоторое время продержался на этой мысли. Пока не полез в самые корни, в самые-самые. И вот то, что я там увидел, не оставило возможности верить во все, во что предписывает верить церковь. Чтобы не быть голословным, смотрите сами.

ГЛАВА 5. Фотография

В 63 году до нашей эры Помпей Великий взял столицу иудейского государства — Иерусалим. Он посетил Храм, центр религиозной и политической жизни иудеев. Войдя в святая святых, куда по иудейскому закону мог заходить только верховный жрец иудаизма, причем один раз в год и в состоянии ритуальной чистоты, Помпей ожидал увидеть нечто особенное, за что насмерть стояли и умирали иудеи, но увидел пустую комнату, в которой абсолютно ничего не было. Это так потрясло полководца, что он упал в обморок.

Помпей не мог понять, за что же сражались иудеи, что защищали, чему молились? Где привычные идолы? Где, на худой конец, священные предметы? Не было ничего, что можно было увидеть… Вокруг чего же тогда вращалась религиозная жизнь Израиля?

Израиль того периода представлял кучу религиозно-политических групп. У каждой группы были свои особенности во взгляде на Бога, на мир, свои философия и ориентиры. Из-за этих разногласий все группы находились в той или иной оппозиции друг к другу.

Если смотреть на Израиль того времени в целом, он делился на два лагеря. Один лагерь заявлял, что Бог передал Моисею на горе Синай информацию во всей полноте. Он ее записал в корпус текстов, именуемых Закон (или Тора, Пятикнижие — первые пять книг Ветхого Завета). Согласно позиции первой группы, если Бог передал всю информацию, ничего не забыл и не упустил, ему нет нужды досылать новые порции информации.

Второй лагерь заявлял, что Бог сказал Моисею не всю информацию, а лишь ее часть. И потому регулярно досылает Израилю новые порции информации через особых людей, снискавших благорасположение в глазах Бога. Этих людей в Израиле называли пророками.

Более того, люди из второго лагеря заявляли, что Моисей лишь отчасти записал то, что получил от Бога. Основной объем Моисей не записал, а устно передал избранным. С тех пор эта информация тайно передается из уст в уста в узком кругу посвященных.

Лидерами первого лагеря были потомственные священники, предки которых были в пустыне провозглашены Моисеем служителями Бога. Они представляли отдельную касту и видели свою миссию в сохранении чистоты Закона, чтобы никто не прибавил к нему ни одной лишней буквы или запятой, равно как и не убавил ни одной буквы или запятой. Ибо Закон «…это завет вечный» (Лвт. 24, 8); «…это постановление вечное» (Лвт. 24, 9).

Священники исходили из того, что если бы Бог действительно передал Моисею не всю информацию, а только часть, а остальное обещал досылать через особых людей, то Моисей обязательно сказал бы об этом их праотцам в пустыне, и информация по цепочке дошла бы до них. Но раз такой информации не дошло, из этого священники делали вывод, что люди, заявлявшие себя посланниками от Бога, в лучшем случае больные (или как тогда говорили, одержимые, в которых бес вселился). Они объявляли их богохульниками и призывали побить камнями, что народ охотно и делал. «Иерусалим! Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе» (Лк.13, 34).

Периодически в Израиле, как и в любом народе, появлялись люди, называющие себя посланниками Бога, почтальонами, принесшими новую порцию свежей информации. Также всегда находились люди, склонные им верить.

Среди людей, называвших себя пророками, не было согласия. Они постоянно выясняли, кто настоящий пророк, а кто лжепророк. Например, Иеремия, почитаемый за пророка, учил: «…да не обольщают пророки ваши, которые среди вас… ложно пророчествуют они вам» (Иер.29. 8–9). Те, соответственно, отвечали ему взаимностью.

Обращает на себя внимание, что Закон предупреждает о появлении людей, которые будут называть себя пророками и их предсказания будут сбываться. Правда, Закон не говорит, как к ним относиться. Но если пророк позовет тебя к иным богам, его нужно убить. «Если восстанет среди тебя пророк… и представит тебе знамение или чудо, сбудется то знамение или чудо, и скажет притом: «пойдем вслед богов иных, которых ты не знаешь, и будем служить им» — то не слушайся слов пророка сего… ибо через сие искушает вас Господь… а пророка того должно предать смерти». (Втор. 13.1–5).

Что делать с тем, кто не позовет служить иным богам, — не сказано. Но любопытно, что Бог не отрицает возможность человека знать информацию о будущем. Только это не значит, что этот человек пришел от Бога. Это косвенно говорит, что есть информационная база, к которой человек может подключиться, но это не значит, что человек послан Богом.

Во всем Законе ничего хорошего о пророках нет. Партия священников враждовала с пророческой партией. Священники видели свою задачу в сохранении информацию от Бога в чистоте. Чтобы к ней не попала информация от человека. Они как бы говорили — в Законе точно информация от Бога. А что вы говорите — мы не знаем, откуда у вас это. Даже если все сбывается, это ничего не значит. Потому что, если бы Бог хотел посылать в Израиль своих людей с информацией, он бы предупредил про это Моисея, и мы бы знали. Но Моисей нашим праотцам ничего такого не говорил, и значит, вы лжецы.

Израиль как бы поделился на три части. Одна часть сформировалась вокруг позиции священников. Вторая часть собиралась вокруг партии пророков. Третья в Храм десятину платила, ритуалы, посты и праздники соблюдала, и больше ее ничего не интересовало

Внутри пророческой партии начинают формироваться группы, объединенные верой в божественность информации, принесенной людьми, которых они считали пророками. Так как сами члены этой партии себя не заявляли пророками, священники не призывали побить их камнями. Чем сильнее сплачивается пророческая партия, тем сильнее у нее напряжение со священнической партией. После определенного предела религиозное напряжение переходит в политическое.

Сложилась уникальная ситуация. Закон был одновременно и осью, вокруг которой все в Израиле вращалось, и демаркационной линией, разделявшей Израиль на две части. Одна часть считала, что Закон вместил всю информацию. Другая часть считала, что Закон вмещает часть божественной информации. Остальное в речах и письменах пророков.

Но все в Израиле сходились во взглядах по трем пунктам. Первое: все признавали Закон. Второе: все признавали святость Храма. Признавали, что это дом Бога, хранители которого священники (никто это право у священников в Израиле не оспаривал). Третье: все признавали своим святым долгом жертвовать на Храм десятую часть своих доходов. Эти три пункта были скрепами, объединявшими противников в единое целое — в Израиль.

Абсолютным лидером первого лагеря были священники. Их сторонники не были выделены в отдельные группы. Они сливались в единое целое под началом священников. Группировка священников (или жреческая партия) получила название саддукеи.

Второй лагерь не имел абсолютного лидера. Он состоял из множества самых разных группировок. Самыми заметными представителями пророческой партии были две группы, получившие название ессеи и фарисеи. Ессеи сосредотачивались на религиозных нормах и удалялись от всякой политики. Фарисеи же, напротив, видели смыслом политическую борьбу, совмещенную с соблюдением религиозных норм, и исполнение пророчества о установлении господства над миром (на тот момент еще планировали силовой путь).

Благодаря своей активной позиции фарисеи были второй по значимости в Израиле партией. Слово «фарисей» изначально означало отделившийся, отступник. Еретик, в общем. Со временем негативное значение слова ушло и стало просто названием группы.

Как саддукеи заявляли себя хранителями записанной информации (Закона), так фарисеи заявляли себя хранителями незаписанной информации (отрицаемой саддукеями). Со временем позиция фарисеев эволюционирует, и они утверждают, что божественная информация не только записана в Законе и не только передается устно от Моисея, но и от самого дальнего контактера с Богом, от Авраама. И она не может забыться, потому что всем истинным иудеям она записана на подсознание.

Для справки: сегодня устная информация от Моисея и пророков записана в книгу, называемую Талмуд. Устная информация от Авраама (та, что по утверждению фарисеев, на подсознании записана) сегодня записана в книгу, называемую Каббала (последнее — корпус текстов, появившихся в разное время и сегодня объединенных в одно).

Феномен «устная информация от Бога» присутствует во всех религиях. Причина — с развитием общества записанная информация, позиционированная от Бога, входит в конфликт с новыми условиями. Решает конфликт через появление новой информации. Ее позиционируют божественной через объявление, что она не вчера появилась, а всегда была и на протяжении тысячелетий передавалась верующими из уст в уста.

Опровергнуть подобное утверждение невозможно. Источником такой информации являются истово верующие, которые, когда сталкиваются с невозможностью примирить записанную божественную информацию с новой реальностью, начинают искать выход. Они домысливают старый текст, трактуют его, в общем, занимаются мифотворчеством.

Другие такие же верующие, сталкиваясь с этой информацией, находят ее разумной (она же соответствует новой ситуации). Таким образом, старые тексты подпираются новыми и не падают, сохраняя свой статус. Просто теперь их, оказывается, нужно понимать не как раньше, а иносказательно, через призму новой информации.

Новая информация, прислонившись к авторитетным текстам, сама становится авторитетной и в итоге получает статус божественной информации. Старая информация благодаря новым подпоркам сохраняет и даже утяжеляет свой авторитет.

У православных христиан аналогом иудейского Закона является Библия. Так называются две объединенные книги. В первую книгу входят иудейский Закон и записи иудейских пророков (объединили саддукеев и фарисеев). Называется первая книга Ветхий Завет. Вторая книга — это четыре жизнеописания Христа и записи его последователей. Называется она Новый Завет. Аналогом неписаного иудейского Закона (Талмуда и Каббалы) является Священное Предание (Жития). Если быть точнее, Талмуд и Каббала не иудейский, а фарисейский документ. Саддукеи отрицали священность этой информации.

Фарисеи верили в загробную жизнь, теорию воздаяния, духов и ангелов. Ключевой узел их веры — утверждение, что человек спасает свою душу одним лишь соблюдением писаного и неписаного Закона. Через полторы тысячи лет теорию о спасении души одной верою возьмут на знамена протестанты. Они заявятся новым Израилем, продолжателями учения апостола Павла, главного фарисея: «Я фарисей, сын фарисея» (Деян. 23, 6).

Третья крупнейшая группировка Израиля — ессеи, сторонились политики, и потому саддукеи с фарисеями их особо не замечали. Эта группа признавала писаный Закон и еще кучу незаписанной информации. Базовой чертой ессеев было ожидание мессии. Они считали, что Бог пошлет освободителя Израиля не только от римлян, но вообще от всякой власти. В том числе от власти саддукеев и от претендовавших на власть фарисеев.

ГЛАВА 6. Отличия

Три основные группы, образовывавшие традиционный иудаизм, сформировались в устойчивые образования примерно во II веке до нашей эры. Разность взглядов на степень полноты Закона порождала разное понимание ключевых моментов. Например, саддукеи отрицали теорию воздаяния на том свете, загробную жизнь и воскресение мертвых на том основании, что в Законе про это нет ни слова. «Саддукеи, которые говорят, что нет воскресения» (Мф. 22, 23).

Это, в свою очередь, закономерно вело к разному стилю жизни. Саддукеи считали, что если они не допустили искажения Закона, значит, выполнили свой долг перед Богом и могут рассчитывать на награду. В определении награды они исходили из того, что если загробной жизни нет, значит, награда может выражаться только в земных благах. Из этого следовало, что награда от Бога — их положение при Храме — центре жизни Израиля, чем они могут пользоваться в свое удовольствие.

Каждый иудей отдавал на Храм десятую часть от всех своих доходов. Это были гигантские деньги. Саддукеи — религиозная аристократия Израиля — считали себя вправе распоряжаться этими деньгами по своему усмотрению. Помимо текущих нужд Храма одним из усмотрений было «брать от жизни все» и «не дать себе засохнуть». Иосиф Флавий сравнивал саддукеев с эпикурейцами, древнегреческими философами, которые объявляли высшим смыслом жизни поиск земных благ и чувственных наслаждений.

Роскошная жизнь и потребление напоказ резко отличали их от остальных иудеев, что вызывало в обществе раздражение. «Бремена тяжелые и неудобоносимые возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их» (Мф. 23, 4).

Совокупность этих факторов предопределяла религиозным аристократам занятия политикой. Это делало их более восприимчивыми к другим культурам. В тот период эллинизм был на вершине культурного мира. Он влиял на все культуры, с которыми соприкасался.

Саддукеи были проникнуты эллинским настроем так же, как и Рим. Благодаря этому саддукеи имели статус благонадежных друзей Рима. В израильской политике он опирался на саддукеев, выстраивая с ними сотрудничество, что полностью устраивало обе стороны.

От роскошествующих саддукеев фарисеев отличал аскетичный образ жизни. Иосиф Флавий уподобил их стоикам, греческим философам, учившим, что счастье — свобода от страстей и спокойствие духа. Фарисеи позиционируют себя знатоками Писания. Это был плюс в глазах народа. Он симпатизирует им, считая сих своими вождями и учителями.

Ессеев Иосиф Флавий сравнивает с пифагорейцами, древнегреческими философами, учившими о самостоятельности души и ее независимости от тела. Ессеи жили в большем аскетизме, чем фарисеи. Исповедуя безбрачие, они брали приемных детей в сознательном возрасте, что обеспечивало идейную монолитность. Ессеи выступали за полную свободу от какой-либо государственной власти и жили коммунами. Как и фарисеи, они давали на Храм десятину, верили в загробную жизнь, воскресение мертвых и теорию воздаяния.

Ессеи были единственными, кто ждал мессию, чтобы под его предводительством установить царство равенства, добра и справедливости. Они притягивали всех, кто заявлял себя пророком. Наиболее ярким их представителем был Иоанн Креститель. Он призывал людей очиститься водой и читал им проповеди на тему жизни без власти.

Саддукеи никакого мессию не ждали и никаких перестроек системы не желали. Их удовлетворяла римская оккупация. Они больше думали, как им лучше выстроить с Римом отношения. Их целью было сохранить свое привилегированное положение.

Фарисеи тоже не ждали никакого мессию, хотя перестройки очень желали. Но так как они сами претендовали на роль вождей и учителей народа, видели себя в роли мессии. В римской оккупации они видели предлог для восстания и перехвата власти у саддукеев.

ГЛАВА 7. Явление

В этот период в Израиле появляется Иисус, сын плотника. Библия приписывает ему удивительные сверхъестественные паранормальные способности, не имеющие научного объяснения. Он лечит больных и творит множество различных чудес.

Это сразу выделяет Христа на фоне других лиц, заявляющих себя пророками. Вокруг него быстро собираются люди. Начинает стремительно формироваться четвертая группа Израиля, грозящая обойти по влиянию три имеющиеся — саддукеев, фарисеев и ессеев.

Проповеди Иисуса близки к ессеям: он отрицает власть, говорит о загробной жизни и призывает покаяться, очистившись омовением водой, как это делали ессеи. Но при этом Христос не разделял понятие духовной чистоты ессеев. Он не видел ничего дурного в том, чтобы прийти на их праздники с ватагой разбойников и проституток.

Ессеи год готовились к своему празднику, соблюдая строжайшую ритуальную чистоту. Но вот приходит Христос с такой ватагой и оскверняет все собрание. На вопрос ессеев, зачем он наносит такие визиты, Иисус отвечал: «Не здоровые имеют нужду во враче, а больные» (Мф. 9,12); «Я послан к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 15,24); «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф. 9,13).

Многие косвенные детали указывают, что Христос не планировал вливаться в ряды ессеев и фарисеев (в ряды саддукеев он не смог бы влиться, там все было по наследству). Христос планировал создать в Израиле свою собственную группировку.

Судя по всему, это была бы четвертая группа, принадлежавшая партии пророков. Но ей нужно было свое учение, чтобы отличаться от других групп, входящих в партию пророков. Подчеркиваю, не новая религия, а новое учение в рамках иудаизма.

Иисус признает Храм, десятину, Закон и ориентир на кровь, но вместе с тем несет и ряд новых утверждений. Например, Закон говорит: «Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб, как он сделал повреждение на теле человека, так и ему надлежит сделать» (Левит. 24, 20). Христос говорит: «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» (Мф. 5, 38–40); «Больший из вас да будет вам слуга: ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится» (Мф. 23, 11–12).

Вместе с тем он говорит противоречивые вещи, но на них не обращают внимания. Например, он говорит: «Ударившему тебя по щеке подставь и другую» (Лк. 6, 29). Но когда его самого ударяют по щеке, он реагирует не так, как учил, а иначе: «Когда Он сказал это, один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь Ты первосвященнику? Иисус отвечал ему: если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?» (Ин.18, 22–23).

Но в целом заявления Христа вызывают интерес. Учитывая паранормальные способности, приписываемые Иисусу, интерес был просто огромный. И он с каждым днем нарастал, как снежный ком.

До своей казни Христос, посылая учеников на проповедь, напутствует их, чтобы они не ходили к людям другой крови, а шли только к своим: «Сих двенадцать послал Иисус и заповедал им, говоря: на путь к язычникам не ходите и в города Самарянские не входите, а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 10, 5–6).

Когда он заявляет: «никого на дороге не приветствуйте» (Лк. 10, 4) — это можно объяснить экономией времени (процедура приветствия была длительной). Объяснить его националистические призывы и отказ от родни можно, если держать в голове, что он строил группировку, способную противостоять трем имеющимся. Для этого сторонники должны были отрезаться от своих старых связей и слиться в монолит, из которого уже нет пути назад. Последователь Христа должен был сжечь все мосты за собой.

Христос подает пример. Например, отказывается от родственников. Когда «некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобой. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукой Своей на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои» (Мф. 12, 46–49).

Иисус постоянно подчеркивает, что людей не иудейской крови считает за собак. Так, он отказывается помочь женщине только потому, что она не еврейка. Помогает он, когда женщина унижается до требуемого уровня и признает за собой статус собаки.

«И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется. Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами. Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева. А она, подойдя, кланялась Ему и говорила: Господи, помоги мне. Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей, и бросить его псам. Она сказала: так, Господи! Но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их. Тогда Иисус сказал ей в ответ: о, женщина! Велика вера твоя; да будет по слову твоему. И исцелилась дочь ее в тот час» (Мф. 15, 22–28).

Толкователи Библии поясняют это так: «Если бы Христос прямо отпустил женщину, как просили Его ученики, то у нас не было бы прекрасного примера, который поясняет, каким образом «Царство Небесное силою берется». Оно берется, несмотря на все препятствия и даже унижения, которым подвергаются или могут быть подвергнуты язычники». В этом же духе толкуются слова Христа, что он послан только к Израилю. Это разъясняет, что под Израилем Иисус понимал не иудеев, а всех принявших его учение.

С таким подходом можно натолковать много всякого и разного.

ГЛАВА 8. Казнь

Все три ключевые группы Израиля видят в Христе или противника, или помеху. Саддукеи видят в нем быстро растущую силу, ориентированную возмущать народ. Это грозило обострением отношений с Римом. Саддукеи хотели избежать конфликта с Римом.

Фарисеи видят в Иисусе прямого конкурента, стремящегося создать свою группу, оттягивая у них народ. Слова Христа, что он отрицает всякие земные дела, в том числе политику, фарисеи считают не более чем популизмом и прикрытием истиной цели.

Ближайшие сторонники Христа тоже считают его истинной целью власть. Апостолы Иаков и Иоанн приходят со своей матерью просить у Иисуса поместить одного из них по правую, а другого по левую руку (просят пост президента и премьер-министра при правителе). «Тогда приступила к Нему мать сыновей Зеведеевых с сыновьями своими, кланяясь и чего-то прося у Него. Он сказал ей: чего ты хочешь? Она говорит Ему: скажи, чтобы сии два сына мои сели у Тебя один по правую сторону, а другой по левую в Царстве Твоем. Иисус сказал в ответ: не знаете чего просите» (Мф. 20, 20–22). Если бы их просьба исполнилась, рядом с Христом висели бы не разбойники, а апостолы.

Ессеи игнорируют Христа, хотя он тоже оттягивает у них людей. Христос отвечает им тем же — не замечает. В Евангелие нет ни одного слова в адрес ессеев — ни хороших, ни плохих. Словно и не было в его время этой группировки…

Саддукеи жестко ругают Христа. Он отвечает им осторожно. «Берегитесь закваски фарисейской и саддукейской» (Мф. 16, 6). Можно предположить, что одна из причин — это огромный административный ресурс саддукеев. Иисус не хотел накалять ситуацию…

Фарисеи тоже сильно ругают Христа. Но тут уж он в ответ не церемонится. Иисус обзывает фарисеев последними словами. Например, ехидной, то есть змеей, что в то время считалось очень сильной бранью. Он говорит: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете домы вдов и лицемерно долго молитесь: за то примете тем большее осуждение. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас» (Мф. 23, 13–15).

Иисус очень эффективен. Он «учил их в синагоге их, так что они изумлялись и говорили: откуда у Него такая премудрость и силы? не плотников ли Он сын? не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон, и Иуда? и сестры Его не все ли между нами? откуда же у Него все это?» (Мф. 13, 54–56).

Когда этот деятельный человек с высоким интеллектом и лидерскими чертами всем начинает мешать, «Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб. Сие же он сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрет за народ, и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино. С этого дня положили убить Его» (Ин. 11, 47–53).

Политические враги Иисуса выставили его перед Римом источником возмущения народа и нарушителем спокойствия. В итоге всех этих интриг Христа казнят через распятие — это был самый мучительный и позорный вид казни в Римской империи.

* * *

Далее начинается череда загадочных событий, не лезущих ни в какие ворота. Чтобы разделаться с многочисленными сторонниками Христа, достаточно было показать мертвое тело учителя на третий день после казни.

Дело в том, что когда ученики спрашивали Иисуса, как им узнать, что он тот, за кого себя выдает, он недвусмысленно отвечал, что доказательством будет его воскресение на третий день после смерти. Причем говорил он это многократно и неизменно.

Он рассказывал, как отправится в Иерусалим, где его предадут смерти, и на третий день он воскреснет. «И по воскресении же Моем предварю вас в Галилее» (Мф. 26, 32). Демонстрация мертвого тела Христа для его последователей означала бы, что он не встал из могилы, т. е. говорил неправду. С этого момента христианская партия умирала.

Следует отметить, что ни один основатель никакого учения ни до Христа, ни после не делал подобных заявлений. Никто не ставил дело своей жизни в зависимость от способности встать живым из гроба. Никто, кроме Иисуса, что весьма необычно.

Но при этом политические оппоненты Христа не смогли продемонстрировать его тело. Хотя, кажется, они именно к этому готовились. Чтобы ученики не украли его тело и не сказали, что он воскрес: «На другой день, который следовал за пятницею, собрались первосвященники и фарисеи к Пилату и говорили: господин! мы вспомнили, что обманщик тот, еще будучи в живых, сказал: «после трех дней воскресну»; итак прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, пришедши ночью, не украли Его и не сказали народу: «воскрес из мертвых»; и будет последний обман хуже первого» (Мф. 27, 62–65).

Когда распятого Христа сняли с креста и констатировали смерть, к его гробнице ставят стражу. Но случилось невозможное — мертвое тело исчезло. И на этом чудеса не кончаются. Пребывающие в жесточайшем унынии его ученики вдруг воодушевляются. Они говорят, что Христос явился к ним на третий день, как и обещал. И не просто говорят. Апостолы готовы за свои слова идти на страдания и смерть.

Можно предположить, что ученики каким-то ловким образом выкрали тело и теперь заявляют, что Христос воскрес. Но нельзя предположить, что они были готовы умирать за свой обман. Люди могут посылать других людей умирать за свой обман, это случается сплошь и рядом. Но самим пойти на смерть — это нереально. Объяснить воодушевление учеников можно лишь лицезрением своего учителя живым. После смерти он явился к ним.

Если с криминалистической скрупулезностью изучать смерть Христа, приходишь к двум возможным вариантам. Первый вариант — его воскресение есть подлинное чудо. Он действительно был убит, а затем действительно воскрес и явился ученикам. Это породило импульс такой силы, который не затухает и по сей день.

Второй вариант — устроенная кем-то могущественным инсценировка. Например, римским прокуратором. Он не ладил с первосвященником и симпатизировал Христу: «С этого времени Пилат искал отпустить Его» (Инн.19,12). Решив досадить недругу, Пилат устроил все так, чтобы Иисус остался жив. Он вступил в сговор с влиятельным членом Синедриона, который тоже симпатизировал Христу, и инсценировал воскресение.

«Пришел Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова. Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер? И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу» (Мрк. 15, 43–45). Он отдал ему мертвое тело. Но если все это инсценировка, это было тело другого человека. Но Иосиф его «опознал».

В пользу инсценировки говорит ряд фактов. Например, когда воскресший Христос идет по дороге, его никто не узнает, в том числе и ученики: «В тот же день двое из них шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус; и разговаривали между собою о всех сих событиях. И когда они разговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними. Но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его» (Лк. 24–13—16).

Воскресший Христос явился ученикам без признаков метафизики, не как призрак и дух, а во плоти: «Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня» (Лк.24,39).

К странности относится слух о бегстве Христа с Магдалиной и детьми после «воскресения». По одной из исторических легенд с этой четы начинается династия Меровингов — французских королей.

Наиболее сильно в пользу инсценировки свидетельствует резкая смена призывов воскресшего Иисуса. До казни он твердо стоит на националистической позиции, везде говорит, что послан только в дом Израиля. После воскресения резко меняет национализм на космополитизм: «…идите научите все народы» (Мф. 28,19); «И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» (Мрк. 16,15).

Такая кардинальная смена призыва указывает на третью силу, заинтересованную в обмане. В иудейской среде кто-то создает учение, способное лечь в основу новой религии и распространиться на весь мир. Поэтому Христос начал с национализма. Иначе бы к нему не присоединились сторонники. А когда получил огромный авторитет, национализм сменил космополитизм. (Воскресшие из мертвых могут что угодно требовать.)

Инсценировка объясняет, почему заинтересованные силы так и не смогли показать конкурентам тело казненного человека. Получает объяснение, почему его ученики были готовы на что угодно, лишь бы следовать указаниям восставшего из могилы учителя.

Я не берусь однозначно утверждать, что Иисус Христос не восстал из могилы. Равно как не берусь утверждать и обратного. Скажу только, что «…если Христос не воскрес… тщетна вера ваша» (1 Кор. 15, 14).

ГЛАВА 9. Развитие

Группа вождистского типа сохраняется после смерти лидера, если есть механизм создания нового лидера. В монархии этим механизмом является наследование власти по праву крови. «Король умер — да здравствует король!» Без такого механизма лишившаяся лидера группа распадается. «Порази пастыря, и стадо рассеется» (Мф. 26, 31).

Когда Александр Македонский лежал при смерти, его команда делила наследство. Сподвижники-военачальники спорили, кто из них в большей степени является македонянином и сильнее предан Александру. Через это они обосновывали право если не встать на место Александра Македонского, то получить долю его империи и славы.

После казни харизматичного лидера сторонники Иисуса Христа тоже приступили к разделу духовного наследия учителя. Они яростно спорят, кто из них ближе ко Христу и кто больший иудей. Апостол Иоанн пишет: «…говорят о себе, что они Иудеи, но не суть таковы, а лгут» (слово «Иудеи» пишется в Библии с большой буквы). Апостол Павел, называя себя иудеем из иудеев, конфликтует с апостолом Петром на почве выяснения, кто из них двоих настоящий иудей: «сказал Петру при всех: если ты, будучи Иудеем, живешь по язычески, а не по иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по иудейски? Мы по природе Иудеи, а не из язычников грешники» (Глт. 2, 14–15).

Но при этом количество сторонников Христа после его казни растет намного быстрее, чем при его жизни. Оно и понятно, авторитет человека, восставшего из мертвых, бесконечно выше обычного человека. Народ валом повалил в христианство.

Правда, это была уже не монолитная группа во главе с неоспоримым лидером, а противоречивая каша. Последователи Христа образуют массу автономных групп. Каждая претендует на духовную монополию, объявляя истиной свою версию учения Иисуса.

Дополнительной проблемой было то, что Христос лично не написал ни одного слова. Единственное упоминание в Евангелии, что Христос что-то писал, — это пальцем на песке. «Иисус, наклонившись низко, писал пальцем на песке» (Ин. 8, 6). Это при желании можно толковать как символичное указание на то, что все уже сказано в Законе.

Между сторонниками начинаются разброд и шатания. Что признают истиной одни, то отрицают другие. Большинство групп не считают за божественную истину писания апостолов. Они говорили, что Христос ни в одном месте, ни одним словом не призывал почитать божественной истиной записи своих учеников.

К слову сказать, сами апостолы считали свои записи обычной частной перепиской. В страшном сне они не могли представить, что их письма впоследствии не просто обожествят — это само по себе было для них кощунством, — но и поставят выше Закона.

Разное отношение к записям апостолов раскололо христианскую партию. Например, христианский святой, епископ из числа мужей апостольских, Папий Иерапольский, пренебрежительно отзывался обо этих записях, считая их частной перепиской. Он говорил, что писали их апостолы так же, как мы пишем друг другу письма. Потом все кому не лень стали переводить их в меру своего понимания с еврейского языка на другие языки, попутно украшая домыслами и благочестивыми фантазиями, выдавая за святую истину.

Другие христианские святые, например, Августин Блаженный, считающийся отцом Церкви, называл записи апостолов боговдохновенной информацией. По авторитетности он приравнивает их к Закону — к скрижалям, полученным Моисеем. Но не ставил выше, как это сделают потом поздние христиане, объявив записи апостолов выше Закона.

Опираясь на слова самого Христа, очень сложно вынести однозначное суждение о его отношении к Закону. С одной стороны, он заявляет Закон единственной истиной. «Не думайте, что Я пришел нарушить Закон или пророков, не нарушить пришел Я, но и исполнить» (Мф.5,17). Но с другой стороны, Закон говорит: «…око за око, зуб за зуб; как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать». (Лвт. 24, 20). Иисус на эти слова Закона говорит: «Вы слышали, что сказано: «око за око и зуб за зуб». А Я говорю вам: не противься злому» (Мф. 5,38–39). Закон призывает любить своих близких и ненавидеть врагов. Христос говорит: «Вы слышали, что сказано: «люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего». А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас». (Мф. 5,43–44). Так непонятно, нарушить он пришел Закон или исполнить?

Каждая христианская группировка объявляет себя монополистом на истину. Всех своих оппонентов обвиняют во лжи и безбожии. Противоборствующие группы обзывают друг друга иудействующими, язычествующими, философствующими еретиками, заблудшими овцами и иными характерными словечками. Между христианскими группами складываются такие же отношения, как между саддукеями, фарисеями и ессеями. Только в новой религии противоборствующих групп было несравненно больше, чем в иудаизме.

Церковь говорит, что противоборствующие христиане ругались без злобы в сердце, по-семейному, по-братски. Возможно. Но тогда нужно добавить, что, если дело доходило до рукоприкладства, били они друг друга тоже смиренно и без злобы в сердце. Иногда и до смерти. Но тут уж ничего не поделаешь, религиозные споры — самые яростные.

Иоанн Златоуст, крупнейший христианский авторитет, дает инструкцию, как должен вести себя христианин по отношению к другому христианину, имеющему иное мнение, а равно и к любому человеку. Он пишет: «Если ты услышишь, что кто-нибудь на распутье или на площади хулит Бога, подойди, сделай ему внушение. И если нужно будет ударить его, не отказывайся, ударь его по лицу, сокруши уста, освяти руку твою ударом».

Позже этот посыл разовьется в инквизицию. Христиане будут освящать руки не только ударами по лицам инакомыслящих христиан, но также пытками и кострами. Но это будет потом, когда христианство станет централизованным. Пока же оно похоже на разношерстное лоскутное одеяло без намека на единую организацию.

ГЛАВА 10. Парадокс

Итак, после смерти Христа в Римской империи начали возникать христианские общины, постоянно конфликтующие друг с другом. У них было две схожие черты: первая — они признавали авторитет Христа. Вторая черта: они не имели кровных ограничений. По всем другим вопросам в христианстве было ровно столько мнений, сколько было групп.

Рим не обращал на них внимания. Он был крайне миролюбив ко всем религиям. Для всех божеств он построил целый Пантеон («пан» — «всеобщий»; «тео» — «бог»), всеобщее божественное «общежитие». Все народы империи помещали туда своих божеств. Там было и пустое место «для неведомого Бога».

Римской империи вообще было плевать, кто во что верит и какие философские и богословские вопросы верующие обсуждает. Власть говорила подданным (то есть людям, находящимся под данью): «Платите налоги и верьте во что хотите».

Религиозных разборок власть никогда не устраивала. Рим жил по сформированному впоследствии неким французским маршалом принципу: «Бог на стороне больших батальонов». Римская власть сосредотачивала свои ресурсы на политической, военной и экономической мощи. На поиске религиозной или философской истины Рим никогда не концентрировался.

Цель власти — не искать истину (тем более религиозную), а сохранять и усиливать себя. Понятия добра и зла власть определяет максимой: что хорошо для империи, то есть добро. Что плохо для империи, то есть зло. Поскольку ситуация постоянно меняется, добро и зло тоже весьма изменчиво.

Ценности — это всегда не более чем политика. Если природа волка вдруг завтра изменится, следом перевернутся его представления о добре и зле. Устройство государства всегда меняется. То монархия, то республика. Понятия добра и зла меняются следом.

Английский историк Эдвард Гиббон так характеризует политику Рима: «Все религиозные культы Древнего Рима народ считал одинаково истинными, философы — одинаково ложными, а правители — одинаково полезными».

Единственной гонимой религией за всю историю Рима стало христианство. Чтобы понять, чем оно так не угодило Риму, почему он гнал христиан, ответ нужно искать в самых корнях как империи, так и ситуации.

Не имеет смысла спрашивать ответ у священника. Он лицо, заинтересованное не в поиске истины, а в отстаивании своей позиции. Поэтому он скажет, что языческий Рим не мог вынести божественной истины, разносимой последователями Христа. Слова Бога его жгли, как черта жжет ладан. Будучи не в состоянии терпеть муку, Рим начал гонения.

Объяснения церкви, что Рим гнал христиан, потому что не мог вынести исходящей от Бога иудеев информации, противоречат фактам. Если бы это было так, Рим гнал всех, кто признает иудейского Бога, не только после казни Христа, но и до нее. Однако этого не было. Сложно представить, что до казни Иисуса слово иудейского Бога было незаметно для Рима, а после вдруг стало невыносимым. Концы с концами не сходятся…

Историки, большинство которых не лезет в корни, ограничиваясь собиранием внешних бантиков, что делает их больше архивариусами, чем историками, выскажут туманные версии, сплетая характер императоров с политической ситуацией и случаем.

Например, скажут, что император Нерон поджег Рим и свалил вину на христиан, что и послужило началом зарождения ненависти римского общества к христианам. Примерно как у населения городка формируется ненависть к цыганскому поселению, торгующему наркотиками. Подобные объяснения больше запутывают, чем объясняют, но других нет.

Поэтому вопрос принято проскакивать, забалтывая общими словами и эмоциями. Люди жмут плечами и говорят: вроде и так все понятно, язычники гнали христиан. Но нет, совсем непонятно. Почему Рим никогда не трогал сторонников иудейского Бога, а христиан вдруг начал гнать. И гнал веками… Очень необычно все это.

Все версии можно разбить на три группы: идеологические, экономические и политические. Идеологический мотив можно отринуть сразу. Как было сказано, Рим не интересовался философией и богословием. Тем более до такой степени, чтобы тратить на это бюджет (организовать масштабные гонения — это совсем не дешевое удовольствие).

Если и случались гонения на тот или иной культ, они носили исключительно политический или экономический, иногда бытовой характер. Известна история любви юноши к знатной женщине, не ответившей ему взаимностью. Отчаявшись, юноша подкупил жрецов храма, чтобы они сказали женщине, будто сегодня ночью ей нужно прийти в храм и отдаться божеству. Все произошло. Обман раскрылся. Женщина открылась мужу. Тот оказался влиятельным человеком. Дело дошло до императора. По приказу сына Юпитера жрецов распяли. Храм разрушили. Культ упразднили.

Бытовой вариант тоже можно отбросить. Помыслить, что христианство триста лет создавало бытовые проблемы, — это нереально. Остаются экономика и политика. Но и от экономической версии тоже приходится отказаться. Не бывает в природе таких экономических проблем, решение которых затягивается на триста лет.

Остается последний вариант — политика. Рим ополчился на четвертую ветвь тогдашнего иудаизма по политическим соображениям. Длившиеся около трех веков гонения говорят об абсолютной несовместимости римской и христианской систем.

ГЛАВА 11. Политика

Чтобы увидеть эту несовместимость, рассмотрю обе системы. Начну с римской модели. Рим был авторитарным государством — к центральной детали крепятся все остальные. Эта система подобна дереву. Оно существует, пока существует ствол. Если ствол ослабевает, вся конструкция слабеет пропорционально стволу. Если ствол исчезает (сгниет, сгорит и прочее), как бы ни были прочны ветви, вся конструкция рушится.

Стволом имперской конструкции был правитель. Его авторитет был делом государственной важности. При республике и империи его величие охранял закон «Об оскорблении Величества». Само слово «величество» при республике означало власть государства, при империи — власть императора. Оскорбление величества считалось преступлением против государства. Наказанием чаще всего была смертная казнь.

Вся римская система была ориентирована на возвышение императора. Испанский поэт Эрнандо Акунья позже выразит этот принцип формулой: «Одна паства, один пастырь, одна вера, один властитель, один меч». Потом ее повторит Геббельс: «Один народ, одна империя, один вождь» («Ein volk, ein reich, ein ffihrer»).

Император имел статус Верховного Жреца — Pontifex Maximus Пантеона. Сейчас этот титул у Папы Римского — Pontifex Maximus Христа. Императора позиционировали не просто человеком. Он непременно был сыном Юпитера или иного божества, т. е. сам в силу такого родства был не человеком, а именно божеством в прямом смысле. Не образно, не понарошку, для формы и вида, а именно самым настоящим божеством во плоти.

Например, когда в лагере Аттилы, предводителе гуннов, между дипломатами двух стран зашел разговор о правителях, византийские послы сказали, что вождь — это человек, а император — божество. Поэтому их нельзя сравнивать. И гунны согласились…

В связи с этим авторитет императора культивировали в Римской империи так тщательно, как в армии культивируется авторитет командующего. Солдаты отдают ему честь и обращаются в установленном порядке. Если солдаты этого не делают, их наказывают.

Казалось бы, что особенного, если солдат обратился к командующему не по уставу? Не отдал ему честь, например, или нарушил субординацию иным образом — вместо положенного по уставу приветствия сказал при встрече: «Привет, Петрович!»

Но что такое армия? Это машина из людей. Ее дееспособность зависит от точности движения всех деталей. Чем сильнее разболтаны детали, тем меньше дееспособность всего механизма. Если люфт деталей становится ниже критического минимума, машина и вовсе становится недееспособной. Теперь это просто куча бесполезных частей.

Абсолютно то же самое происходит с армией, если дисциплина солдат опускается ниже допустимого. Отлаженный воинский механизм превращается в толпу вооруженных мужиков, опасных как для самих себя, так и для окружающих.

Устав для армии — это документ, где описан алгоритм работы машины. Нарушение устава есть разбалтывание машины. Чем меньше положение деталей соответствует чертежу, тем ниже качество машины. После определенного минимума машина превращается в бессмысленное скопище деталей, зачем-то связанных между собой в единую кучу. Если нет силы, способной навести порядок — все детали поставить на свое место и заставить их двигаться так, как предписывает Устав, куча обречена разложиться.

В империи действует точно такой же принцип. Если подданные не будут оказывать должного почтения центральной детали системы, она попросту развалится. Сначала она начнет слабеть. На это обязательно отреагируют соседи. Начнется внешнее давление. Оно будет продолжаться, пока империя не продемонстрирует готовность защищаться. Если этого не произойдет, давление будет увеличиваться.

Планету можно сравнить с комнатой, заполненной надутыми шарами. Если в каком-то шарике давление начинает падать, соседние шары, в которых сохранилось прежнее давление, начинают сдавливать сдувшегося соседа. Они будут давить его, пока не займут его пространство полностью. Это закон природы, а не желание отдельных фигур.

Усиливающееся внешнее давление на слабеющую империю обязательно породит внутреннюю нестабильность. Нарастающий хаос спровоцирует, минимум, гражданскую войну. Неизбежна агрессия соседей. Не важно, насколько будет благовиден предлог, под которым произойдет агрессия. Важно, что агрессия неизбежна.

Внутренние и внешние разрушительные процессы гарантируют гибель миллионов невинных людей. Избежать этого есть только один способ — быть сильным. Сильным, значит, соответствовать своей природе.

Если конструкция построена на принципе дерева, центральная задача — сохранение величества главной детали. Ей должны подчиняться и согласовываться остальные задачи. Если ствол сгниет, истончится, сломается и прочее, ветви тут же опадут. Гармоничная структура мгновенно по историческим меркам превратится в хаотичную кучу.

Если социальная конструкция построена на принципе корзинки, где нет центральной детали, все прутики равны и сплетены между собой, утрата любого «прутика» не грозит крахом. Система разрушается только при потере критической массы «прутиков».

Концепция безопасности каждой системы — охрана своей природы. Безопасность системы «корзинка» зависит от равенства деталей. Поэтому республика (res — дело, publica — общее, то есть общее дело) ревностно следит, чтобы никакой «прутик» не набрал лишний вес. Если прутик превратится в ствол, «корзинка» станет «деревом» и все рухнет.

На первый взгляд не совсем понятно, чем опасно превращение «корзинки» в «дерево» и почему крах неминуем. Если «прутик» станет «стволом», другие «прутики» начнут играть роль «веток». Корзинка постепенно трансформируется в дерево.

Проблема в том, что в изначальной корзинке есть институт преемственности: «Король умер — да здравствует король!»; «Умер генсек — да здравствует генсек!» Есть механизм замены «ствола» новым. Система плодоносит и потому не испытывает потрясения от смены правителя.

Мутировавшая в дерево «корзинка» не плодоносит. Кто пришел к власти корзиночными методами и потом стал диктатором, тот не может заявить, кем является по факту. Диктатор вынужден называть себя тем, кем не является (не главным стволом, а одним из прутиков).

Это исключает наследственный механизм дерева — назначить наследника. Когда диктатор умрет, у фальшивого «дерева» проявятся те же проблемы, какие появляются у монархии, когда правитель умер и не оставил законного наследника. Появляется несколько претендентов на власть. Вокруг них формируются группы. Начинается гражданская война.

В теории диктатор может назначить наследника, но это не будет иметь силы. Не успеет остыть тело покойного диктатора, как его наследник, в самом лучшем, можно сказать, в фантастическом случае, продержится до следующих выборов. Но это вряд ли.

Ранее было сказано, что социальная система — живое существо. Она сознательно и интуитивно защищается. Технологию защиты определяет природа. Что «дереву» хорошо, то «корзинке» смерть. И наоборот, что «корзинке» хорошо, то «дереву» смерть.

Например, «дерево» тем прочнее, чем уже свобода личности. Поэтому государство сужает свободу настолько, насколько это возможно. Корзинка ровно наоборот, чем больше свобода личности, тем она сильнее. Поэтому государство максимально расширяет свободу.

Римская империя была деревом. Поэтому обеспечивала прочность соответствующим способом. Тайная полиция выявляла неуважение к императору и жестко карала виновных. Как правило, публично, в назидание остальным.

Среди казненных всегда были случайные люди, неосторожно или по глупости оскорбившие величество. Были жертвы ложных доносов и судебных ошибок. Их казнили из-за плохих следователей и халатности. Чисто по-человечески этих людей жаль. Но если жалость ослабляет систему — это не жалость, а глупость или предательство.

Можно сказать: пусть лучше девять виновных избегут наказания, чем пострадает один невинный. Звучит красиво, но это позерство, показатель, что человек не в теме. Если следовать предложенному принципу, то, спасая от наказания одного невинного, мы по факту создадим ситуацию, где наказанными окажутся миллионы невинных.

Система не может быть совершенной. Как не бывает идеального круга, так не бывает идеальных судов и спецслужб. Наказания невинных людей — жертва за сохранение безопасности миллионов. Без единичных жертв спасти миллионы невозможно.

Самая хорошая война убьет несопоставимо больше невинных людей, чем самый плохой судья. Чтобы избежать войны, нужно быть сильным, а для этого необходимо оставить жалость дома и действовать не так, как нам приятно, а как требует ситуация.

Бремя власти — из двух зол выбирать меньшее. Или вы жалеете невинных единиц, которые гарантированно пострадают от рук судов и спецслужб, но избегаете гибели миллионов невинных людей от войны и хаоса. Или второй вариант: вы спасаете единиц, обрекаете на гибель миллионы таких же невинных. Выбор невелик — или жалеть народ, или отдельных лиц. Увы, наш мир несовершенен, и третьего идеального варианта нет…

ГЛАВА 12. Корень

В рамках этой парадигмы закон Рима предписывал каждому жителю империи признавать высший авторитет императора во всех духовных и светских делах. В сфере политики авторитет выражался в принятии важных государственных решений.

В духовной сфере высший авторитет выражался в признании, что он — не человек, а божество. В официальных биографиях императоров рассказывалось, что его мать посетил Юпитер, Марс или прочие высшие сущности, от которых она зачала и родила. Это означало, что ее сын не человек, а сын Юпитера, Марса или еще кого-нибудь из богов.

Были иные технологии обожествления правителя, делающие из него полубога. Это объясняло, почему, например, императором стал выходец из низов, а, например, не какой-то знатный человек. Понятно почему — этот выходец из низов был человеком только внешне, а по сути своей был полубогом, божеством.

Божественная природа давала императору право определять понятие религиозной истины, запрещать или изменять любую религию и любой культ и вообще как угодно вмешиваться в религиозное действие. Как было сказано, Рим не вмешивался в религию, у него хватало других забот, но право это за императором-божеством фиксировалось.

Как солдат в знак признания авторитета командира выполняет армейские ритуалы, так жители империи в знак признания божественной сущности императора должны были совершить обряд жертвоприношения божественной сущности императора. Закон во время жертвоприношения обязывал их произносить: «Признаю императора такого-то, сына Юпитера, верховного жреца и правителя, источником истины духовных и земных дел…»

Завоеванным народам такое положение дел казалось естественным. Если вы нас победили, значит, ваши боги сильнее наших. Следовательно, император, сын ваших богов, божество во плоти, заслуживает поклонения и обожествления.

Ключевым узлом христианства является максима «Бог один». Ее корни в иудаизме. В иудейском Законе ясно сказано: «Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен» (Исх. 22, 20). Второзаконие предписывает убивать пророков, если они позовут поклоняться иным богам. Требуется убить свою мать, отца, дочь, сестру и любых родственников, если они позовут принести жертву иным богам (Втр. 13, 1 — 10).

Это означало, что поклонение Марсу, Юпитеру, равно как и их сыновьям, дочерям и иным родственникам, и иным богам прямо и категорически запрещалось. У нарушителя не было шансов остаться в живых. Закон прямо предписывал убить нарушителя.

Принести жертву римскому правителю, сыну Юпитера, означало поклониться тому, кому Закон запрещал поклоняться. Для иудея выполнить римский закон можно было только через нарушение прямого запрета Бога. Одновременно исполнить римский и иудейский закон было невозможно.

Всякий иудей, проживавший на территории Римской империи, стоял перед выбором: или нарушить иудейский Закон, или римские законы. Первое означало отказ от Бога. Второе означало подвергнуться репрессиям от власти.

Выбирая из двух зол меньшее, иудеи предпочитают нарушить римский закон. Они платят налоги и несут прочие повинности, но отказываются принести жертву императору. Они заявляют, что никто в мире, кем бы он ни был, хоть трижды императором и верховным жрецом трижды могучей империи, не может быть духовным авторитетом.

Рим испытывает твердость намерений иудеев каленым железом. Убедившись, что это не просто слова, что люди готовы умереть за свою веру, римляне оказываются перед выбором: или уничтожать подданных за нарушение закона, что означало тратить на это деньги из казны, или закрыть глаза на это нарушение и собирать с иудеев налог.

Рим выбирает налоги. Решение это обосновано тем, что стратегической опасности от иудаизма римляне не видели. Иудаизм был местечковой племенной религией. Он не выходил за пределы еврейского племени. Значит, отказ не мог заразить всю империю.

Христианство времен Христа было религией именно одной из иудейских группировок. Ее основатель признавал Закон. Его последователи также признавали Закон: «Итак, мы уничтожаем Закон верою? Никак; но Закон утверждаем» (Рим. 3, 31).

Христиане тоже считали, что поклоняться можно лишь одному Богу. Но их позиция по этому вопросу была еще жестче иудейской. Если иудеи просто не считали языческих божеств богами, то христиане считали их демонами. Принесение жертвы божеству, сыну Юпитера, было не просто нарушением божественного закона, а отказом от Христа и поклонением бесам, которыми были, по христианскому учению, все языческие божества.

Христиане заявляли: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Мф. 4,10). Претензии римского язычника-императора, по совместительству верховного языческого жреца, на статус высшего духовного авторитета были им просто смешны.

Как и иудеи, христиане напрочь отказываются исполнять закон. Они признавали светскую власть императора, платили ему дань, исполняли гражданские обязанности и повинности. Но отказывались выполнить главный закон империи — принести божеству жертву. Как их только не уговаривали — все бесполезно, они не соглашались.

ГЛАВА 13. Трещина

Первое время римская власть принимает христиан за очередную иудейскую секту и смотрит на их отказ сквозь пальцы. Проблема обозначается, когда не только из Иудеи, но и из самых разных уголков империи начинают поступать сигналы об отказе христиан выполнить официальную процедуру.

По географии отказов видно, что это не известный Риму традиционный иудаизм, а нечто иное, имеющее интернациональный характер. Рим не может его игнорировать из-за размера. Он начинает разбираться, что это такое, откуда взялось и как к нему относиться.

Устанавливается, что одна из ветвей иудаизма, родившаяся в Иудее при Тиберии, — четвертая по значению партия после саддукеев, фарисеев и ессеев, отличавшаяся быстрым ростом. Это многих не устраивало. Во время конкурентной борьбы основателя казнили.

При жизни основатель четвертой партии неоднократно заявлял о связи с Богом. Эту связь он обещал доказать тем, что, когда казнят, на третий день воскреснет из мертвых. По версии христиан, именно так и произошло, их основатель был казнен и на третий день явился своим ученикам целый и невредимый, после чего исчез и больше не появлялся.

Чудесная история спровоцировала распространение христианства на всю империю. До казни основателя группа имела национальный характер, привлекая лишь «овец Израиля». После казни националистический окрас сменяется интернациональным.

Христиане, в отличие от иудеев, не были нацией. Они втягивают всех, не разбирая веры и племени. По словам историков, христианство было особенно популярно среди гнусной и постыдной части общества — воров, проституток, рабов и прочих.

Вчерашние пролетарии (перевод этого слова означает, что эти люди ни на что не годны, кроме как дать потомство) объединялись и демонстрировали небывалую высоту духа в стоянии за свои убеждения. Когда всеми презираемые люди из социальных низов шли умирать за свою веру, это создавало огромный пропагандистский эффект.

Никто не мог помыслить, что у этих людей могут быть убеждения, за которые они готовы умирать.

Особенно интересно это явление тем, что большинство христиан не знало учения. Но это не мешало им умирать за Христа. Презираемые всеми люди вдруг почувствовали себя выше тех, кто их презирал. Новое чувство перестраивало их внутренний мир и высвобождало потенциал. И это действительно выглядело подлинным чудом.

Старый иудаизм был привязан к крови и не мог выйти за рамки племени. Нееврей формально мог принять иудаизм, но хоть он лоб расшиби, путь наверх ему был заказан. Новые иудеи (христиане) преодолели кровное ограничение и вышли за рамки Израиля. Они отрицали значение социального статуса и крови и говорили, что главное — принять их учение. Остальное неважно. Разбойник или проститутка любой крови, вступая в христианскую общину, были равны всем другим членам группы.

У нового учения был потенциал охватить протестом всех людей. Несложно понять, что, если количество его сторонников достигнет критической массы, империя уподобится армии, где количество солдат, не исполняющих воинские обряды, превысило критический минимум. В перспективе это означало крах империи.

Рим находит это явление зловредным и опасным суеверием, расшатывающим основы империи. Что остается делать власти? То же самое, что командиру с солдатом, который после всех увещеваний отказывается выполнить воинский обряд, — солдата расстреливают перед строем. Когда христиане после всех угроз и увещеваний говорят твердое «НЕТ», Риму ничего не остается, кроме как наказывать их публично. Этим Рим и занимался в отношении христиан три века — публично гнал и казнил.

Сначала римская власть пытается справиться с явлением многократно проверенным способом — публичными казнями. Казни становятся все более жестокими, но это не помогает. Напротив, казни дают обратный эффект. Когда все вокруг видят, как люди идут по своей воле умирать за свои убеждения, это создает мощнейший пропагандистский импульс.

Случались истории, когда из собравшейся на потеху толпы выходили люди и тоже заявляли себя христианами. Их тут же просили выполнить закон империи — принести жертву императору. Они отказывались, и их тут же по закону казнили.

Самый известный случай — это некто Бонифатий. Это был раб, живший со своей госпожой, любитель чувственных наслаждений. Он понятия толком не имел, что такое христианство. Так, мельком слышал, что какие-то чудаки… Пошел посмотреть на них.

Увидев силу духа этих людей, он заразился их энергетикой. Он тоже заявил себя христианином. Ему предложили принести жертву императору. Он отказался. Его казнили. Вот и вся история. Бонифатий умер за учение, о котором ничего не знал толком. Но он предпочел умереть с людьми, способными так стоять за свои убеждения, чем жить с людьми, у которых не было никаких убеждений, которые могли стоять только за колбасу.

Сложно однозначно сказать, что двигало людьми, подобными Бонифатию. Скорее всего, уверенность, что раз за что-то добровольно отдают свою жизнь, значит, это что-то ценнее жизни. Логичное суждение. Плюс играла роль энергетика идущих на смерть.

Рим видит, что тупой физической силой вопрос не решается. Он использует тактику кнута и пряника. С одной стороны, поражает христиан в правах, лишает имущества, пытает и казнит. С другой стороны, обещает дать денег на постройку храмов, разрешить свободу обрядов. Взамен требует одного — признать духовный авторитет императора. Если не по-настоящему, то хотя бы формально принести жертву. Ничего не помогает…

Рим не может сидеть сложа руки и наблюдать, как на его теле растет опухоль. Он действует по ситуации в меру понимания. Проявляется интересная закономерность: чем император умнее, тем сильнее он гонит христиан. Например, Марк Аврелий, именуемый философом на троне — время его правления называют золотым веком, — очень жестоко обращался с христианами. Диоклетиан, правление которого называли так же, гнал их еще сильнее. Причина — умные императоры видели в христианстве стратегическую опасность.

Императоры с меньшим масштабом мышления, люди среднего ума, не видели в христианстве опасности. Для них это была обычная религия, одна из многих. При них гонения шли на спад. Но «опухоль» росла и при тех, и при других.

В стратегическом плане перед христианами на выбор было три варианта:

а) мученическая смерть;

б) бегство в пустыню;

в) отказ от веры.

Каждый выбирал путь сообразно силе веры. У кого была самая сильная вера, те шли на мучения. Люди с меньшей силой воли бежали в пустынные районы — так зародилось монашество. У кого вера была совсем слабой, такие изыскивали различные лазейки.

Как и во всякой бюрократической системе, лазеек было множество. Например, купить у чиновника справку о выполнении закона, договориться, что произнесешь необходимые слова про себя (и не произносить). Можно было заплатить, чтобы за тебя жертву принес другой человек, потому что ты не можешь (например, болеешь).

Все эти уловки позволяли соблюсти закон внешне. Но христиане исходили из того, что раз Бог все видит, лукавить нет смысла. Или ты стоишь перед Богом в вере, или нет смысла создавать видимость для людей. Покупка справки у римского чиновника и прочие уловки в христианской среде считались предательством веры. Потому что христианин — это тот, кто поклоняется ОДНОМУ Богу. Кто поклоняется двум богам — Христу и сыну Юпитера, тот не является христианином по самой сути христианства. Таких называют язычествующими христианами или христианствующими язычниками. Язычниками — за принесение жертвы божеству-императору, христианствующими — за признание Христа.

Христианство медленно, но верно распадаться на две части. Первая часть состояла из людей, ни под каким соусом не приносящих жертву сыну Юпитера. У каждого был свой способ. Одни шли за свои убеждения на муки и смерть. Так зарождается институт мученичества. Другие удалялись в пустынные места, где жили одиночками или группами. Так зарождается индивидуальное, а потом общежительное монашество.

Вторая часть состоит из людей, не желавших отказаться от веры, но и не имевших сил пойти на муки и смерть, или более легкий вариант — удалиться в пустыню. Так как они поклонялись двум божествам, в традиционном смысле не являлись христианами.

Этот новый тип верующих был христианами только по названию. По факту это были многобожники. Они не конфликтовали с римским законом, приносили императору жертву. А потом приносили бескровную жертву Христу. В общем, каждому богу давали то, что он от них требовал. Свое двоебожие они называли христианством.

ГЛАВА 14. Концепция

Когда гонения только начинались, люди, приносящие жертву двум и более богам, не считали себя христианами. Это был бы абсурд и нарушение всех религиозных законов, и иудейских, и христианских. Но со временем их становится все больше и больше. К концу III века нашей эры их стало много. Новое христианство было безопасно и привлекало в свои ряды больше народу, чем традиционное христианство с его запретами.

Последнюю попытку решить вопрос силой делает философ на троне — римский император Диоклетиан. В 304 году он ставит целью искоренить имя христианское («Nomen christianorum deleto» — «Да погибнет имя христианское»). Гонение дало новую порцию новых христиан, но традиционных христиан не уничтожило.

Рим приходит к выводу, что нужно искать принципиально иное решение. Анализ показывает, что ситуация стала иной, нежели сто, двести и триста лет назад. Империю наводнил новый тип христиан, не видевших ничего дурного в поклонении двум богам.

Это была не очередная группа внутри христианства с некоторыми религиозными разномыслиями. Это была группа, вышедшая за рамки христианства, но продолжающая позиционировать себя христианами. Эта отдельная прослойка людей отворачивалась от язычников. Традиционные христиане отворачиваются от этого нового сорта христиан.

Раньше христиане, которых власть угрозами или физической силой принуждала принести жертву императору, сами себя переставали считать христианами. Ну какой это христианин, если приносит жертву римскому божеству. Такие считались отступниками.

Но вдруг такие отступники перестают себя считать таковыми и не видят конфликта между христианским учением и принесением жертвы. Появилась теория, примиряющая непримиримое — римский и христианский законы.

В основе новой теории лежали словах апостола (Рим. 13,1), смысл которых «не есть власть, если не от Бога», но его перевернули как «нет власти не от Бога». В первом варианте власть — это только то, что от Бога, а все остальное самоуправство, а не власть. Во втором варианте любая власть от Бога.

Из этого следовало, что власть императора, не важно, сын Юпитера он или еще кто — его власть от Бога. В будущем эта теория оправдает убийство императора с целью занять его место — убил и сел на место убитого, значит, все это от Бога.

На основе этой теории отступники-христиане трактуют свое поклонение императору не как императору, а как его власти. Эта теория удовлетворяла обе стороны. И волки сыты, и овцы целы.

У этой теории были большие и малые проблемы. Малые — апостол говорит про власть сынов Юпитера, что это власть мироправителей тьмы, и они против нее борются. «Наша брань не против плоти и крови, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего» (Еф. 6, 12).

Большая проблема — если бы Христос и апостолы сказали, что у власти только один источник — Бог, оставалось бы только гадать, зачем он дал власть язычнику. И успокоиться на мысли, что пути господни неисповедимы. Но Христос говорит, что источником власти может быть не только Бог, но и тьма: «Теперь ваше время и власть тьмы» (Лк. 22,53). Апостол Иоанн говорит, что и дракон может дать власть: «И дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть» (Откр. 13, 2). Плюс ко всему император утверждает, что ему власть дал не иудейский и не христианский Бог, а Юпитер.

Заявления Христа, апостолов и императора полностью разрушают оправдывающую двоебожие теорию. Новые христиане, не имея что возразить, выбирают беспроигрышную стратегию — игнорируют неудобные моменты и логику традиционных христиан. Они упирают на призыв апостола чтить царя и Бога «Бога бойтесь, царя чтите» (Шет. 2, 17). На этом основании не видят ничего дурного в принесении сыну Юпитера жертвы.

Итак, христианство распалось на две части. Первая группа состояла из сторонников тезиса «только Христос». Вторая группа являлась носителем тезиса «Христос плюс еще одно божество». Да, она не называла сына Юпитера божеством. Она называла его властью и императором, но сути это не меняло. Во всех официальных документах император был божеством и верховным языческим жрецом. Как ни крутись, а седалище сзади…

Две христианские партии начинают выяснять, кто из них христианин по сути, а кто по названию. Традиционные христиане называют своих оппонентов предателями веры и мучеников, отступниками и прочими обидными словами. Новые христиане пытаются на это возражать, опираясь на теорию, что поклоняются не императору, а его власти. Но это не проходит по указанным выше причинам. Им остается игнорировать споры на эту тему. Они сводят христианство к форме, отодвигая суть на задний план. В то время про таких христиан говорили, что их вера сводится к «перецеловать все иконы и спеть молитвы». А потом пойти принести жертву сыну Юпитера. И все так чинно, солидно, благородно…

Рим видит, что новых христиан можно эффективно использовать для окончательного решения христианского вопроса. Нужно создать из них прогосударственную структуру, оказать ей поддержку и возложить на нее борьбу с традиционным христианством.

Самое жесткое противостояние в рамках одного вида. В силу своей природы новое христианство будет бороться с традиционным. При имперской поддержке оно представит его маргинальным и еретическим и в итоге вытеснит на периферию общества. Освободив место, оно заявит себя настоящим и подлинным христианством, идущим от самого Христа.

По этой технологии сейчас работают в политическом секторе. Если в обществе много сторонников какой-нибудь идеи (например, вегетарианцев или коммунистов), под эту группу создают клон — политическую партию. На ее фасаде вывешивают лозунги этой группы, и она стягивает к себе сторонников коммунизма или экологии. Потому что масса суть бараны. Она не хочет вникать в детали. Она идет в ворота, покрашенные в знакомый цвет. А если сверху еще висят знакомые лозунги, она туда валом валит.

Пример из современности — коммунистические партии. Эти организации давно не собираются строить никакого коммунизма. Это обыкновенные тред-юнионы, которых еще Ленин ругал, на чем свет стоит. Политкоммерсанты (не путать с политкомиссарами) используют бренд коммунизма, делая на этом свой бизнес. И это работает — масса прет на лозунги, как бараны в знакомые ворота. Бренд коммунизма монетизируют через тоску по добрым старым временам, символику и портреты вождей на майках и прочее.

В «Скотном дворе» Оруэлла овцы сначала дружно говорили: «Четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо». А потом, когда власти понадобилось обратное, они так же дружно заговорили совсем другое: «Четыре ноги хорошо, две ноги — лучше».

Никто из овец не заметил разворота в противоположную сторону. Точно так же 1700 лет назад не заметили в христианстве. Сейчас не замечают в коммунизме и демократии (что сейчас называют демократией, не имеет никакого отношения к теории демократии).

ГЛАВА 15. Предыстория

С IV века Рим начинает перекладывать теорию на практику. Его принципы: «Если событие нельзя предотвратить, его нужно возглавить»; «От чего заболел, тем и лечись». В 308 году Рим отменяет эдикт против христиан. Теперь их никто не трогает. Напротив, им идут на уступки. В 313 году выходит Миланский эдикт, уравнивающий христианство в правах со всеми другими религиями. Власть приглашает христиан к диалогу (который сводится все к тому же — признайте императора высшим духовным авторитетом).

Как и следовало ожидать, традиционные христиане стоят на прежней позиции — Богу одному поклоняйся. Зато новые христиане охотно идут на контакт с властью. Как-то незаметно, между прочим, в череде текущих событий. Как бы само собой представители власти все чаще оказываются на собраниях новых христиан. Они высказывают мнение по духовным вопросам, и это мнение все чаще становится приоритетным.

Новые христиане обращают в свою веру все больше людей. Власть не препятствует им, а, наоборот, помогает. Потому что теоретики нового христианства проповедуют, что власть императора — это просто власть от Бога, и ей можно поклоняться. Они говорят, что власть от Бога имеет право регламентировать духовную жизнь христиан.

Наиболее яркий представитель такого взгляда на роль власти — святой Августин. Он говорил, что для восстановления церковного единства император может использовать военную силу. За такую позицию государственное христианство объявило его святым. (За те же заслуги власти Китая объявляли Конфуция своего рода святым, а Сунь Цзы гнали.)

Между новым и традиционным христианством разворачивается борьба за электорат. Модернизированное христианство не собирается конкурировать. Оно смиренно просит у власти защиты от еретиков (так теперь называют стоящих на традиционных позициях).

Пройдут века, и новый тип христиан так же смиренно будет просить власть наказать еретиков «без пролития крови и отрубания членов». В переводе с «новохристианского» на человеческий язык это означало сжечь заживо. Но это будет потом. А пока новые христиане еще не вошли в силу. Пока они только просят власть заступиться за них.

Римская власть не отказывает подопечным. В 314 году она издает указ, где перечисляются признаки традиционного христианства. Эти признаки объявляются ересью. По закону настоящим христианином теперь считается тот, кто исповедует учение новых христиан. Кто придерживается традиционного христианства, теперь считается еретиком.

Ситуация перевернулась с ног на голову. Вчера христианином считался тот, кто НЕ ПРИЗНАВАЛ духовную власть императора. Отступником и еретиком считался тот, кто признал. Теперь христианином считался тот, кто ПРИЗНАВАЛ духовную власть императора. Отступником и еретиком стал тот, кто не признавал. Черное стало белым, а белое — черным. Почтенной публике показали фокус-покус — ловкость рук и никакого мошенничества.

Традиционные христиане не сдаются. Они на всех углах заявляют, что таинства от отступников не имеют силы. В ответ новые христиане снова смиренно просят власть защитить их от злых еретиков. Император высказывается в пользу своих подопечных. Традиционные христиане на это заявляют, что мнение императора в духовных вопросах не имеет силы. В ответ на такое заявление император Константин ссылает лидеров традиционных христиан далеко и надолго. Их имущество он передает новым христианам.

Традиционных христиан начинают выставлять сектантами. Термин «христиане» теперь применяется только к новохристианским группам. Традиционных же называют по имени их лидера или ключевому узлу их учения. Например, если лидера звали Николай, значит, его последователи — николаиты, если Донат — донатисты.

Чтобы понять эффект, представьте, что традиционный иудаизм, состоящий из трех основных групп, из саддукеев, фарисеев и ессеев, власть запретила именовать иудеями. Теперь это именно саддукеи, фарисеи и ессеи. А термин «иудаизм» применяют только к группе, собранной властью из людей, принесших жертву римскому императору. С новыми иудеями власть заигрывает, потворствует им. А группы, совокупность которых и является традиционным иудаизмом, называет «еретиками» и системно гонит.

Нужно ли доказывать, что при такой политике через 2–3 поколения истинным иудеем для массы будет тот, кого власть назначила истинным? Настоящие иудеи будут выглядеть склочными сектантами, вечно спорящими на тему, все сказал Моисею Бог или нет, есть загробная жизнь или нет. На их фоне «государственный иудаизм», где тишь, да гладь, да божья благодать, будет восприниматься истинным иудаизмом. А они еретиками.

Такой трюк римская власть проделала с христианами. Она нарисовала народу картинку, где слева лежало новое христианство. Оно выглядело единым и настолько истинным, что его признала даже языческая власть. Справа же находилось традиционное христианство — куча разрозненных групп, вечно спорящих друг с другом и с властью.

Постепенно и незаметно, в череде текущих событий, гонения на традиционных христиан становятся профессиональной обязанностью новых христиан. И новые христиане их прилежно исполняют. Когда не хватает своих сил, обращаются за помощью к власти. В 405 году просят императора Гонория послать против традиционных христиан армию. В 414 году просят лишить их гражданских прав. В 415 году они добиваются от власти, чтобы под страхом смерти запретить традиционным христианам богослужения.

С каждым годом новое христианство набирает силу. Догоняет традиционных христиан оно и по последнему пункту — по силе духа. Появляются простецы, готовые умирать за свои убеждения. Но теперь они не опасны Римской империи. Теперь их энергия направлена на так называемые духовные подвиги. Например, всю жизнь во славу Бога сидеть на столбе, или не мыться, или молчать до гроба.

Это относительно нейтральные подвиги. Есть более экзотические действия, типа, заживо гнить и разводить у себя в ранах червей, копить вшей, что впоследствии дало начало целому течению в христианстве (вшей называли божьими или небесными жемчужинами, и чем больше на человеке было вшей, тем больше у него было повода для гордости). Чистый дохристианский мир с его откровенными радостями и жестокостями сменился грязным и дурно пахнущим христианским гнетущим темным миром.

Для новых верующих, валом пошедших в ставшее безопасным христианство, было придумано много «подвигов». Обращенные в новое христианство люди верили, что сидеть на столбе или всю жизни не мыться весьма угодно Богу и является прямой дорогой в рай.

ГЛАВА 16. Проблема

Первое время все шло как по маслу — новое христианство приносило жертвы императору и давило традиционную веру. Риму осталось только наблюдать за еще одной религиозной разновидностью на своей территории. Но вскоре обнаруживается проблема.

Чтобы показать ее корни, напомню, что иудаизм традиционно состоял из групп, где у каждой было свое мнение о полноте писаного Закона (одни считали, что Бог все сказал Моисею, другие полагали, что Бог периодически досылает новые порции информации).

Это порождало множество новых разногласий, но иудаизм от этого не раскалывался. Он сохранял единство благодаря Храму, где оппоненты встречались во время праздников. Вокруг Храма вращался иудаизм во всей полноте единства противоположностей.

В иудаизме свой отличался от чужого не по тому, признаешь писаный Закон полной информацией или нет, а по тому, какому Храму жертву приносишь. Если даешь десятину в Храм иудейского Бога, значит, свой. Даже если тебя побивали камнями за нарушение Закона, то побивали именно как своего, а не как чужака и еретика. Если же не даешь на Храм десятины, значит, чужой, даже если все обряды исполняешь и форму соблюдаешь. Признаком отпадения от иудаизма считалось прекращение жертвы. Поэтому даже самые последние бедняки клали десятую часть своих нищенских доходов на жертвенник, на что обращает внимание Христос в притче о бедной вдове, давшей на Храм две лепты.

Самым настоящим иудеем считался любой еврей, если он признавал Закон и отдавал десятую часть доходов на Храм. Верил он в загробную жизнь и ангелов или отрицал — это было его личным делом. Вторичное никак не влияло на религиозный статус.

Если два человека еврейского племени признавали Закон и Храм, но один верил в загробную жизнь, а другой не верил, оба были единоверцы. Они могли до хрипоты, до драки и даже до убийства спорить, есть жизнь после смерти или нет, оставаясь при этом единоверцами. Никто не скрывал своих вторичных верований, потому что нельзя было обвинить в ереси и уклонении от иудаизма за то, что мои взгляды отличаются от твоих.

Христианство тоже состояло из групп, имевших разные мнения по религиозным вопросам. Высшего накала противоречия достигают вокруг природы Иисуса Христа. Кто он, великий пророк? Сын Божий? Бог?

Разные мнения по главному вопросу порождали множество новых разногласий. Но христианство продолжало оставаться единым благодаря незримому Храму — отрицанию духовной власти императора. Христиане отличали своих от чужих не по принципу «сколькими пальцами крестишься», а по принципу «скольким богам поклоняешься». Если отрицаешь духовный авторитет императора, значит, свой. Если приносишь ему жертву, значит, чужой. Выполнение римского закона являлось отпадением от христианства.

Любой христианин мог интерпретировать и понимать спорные моменты так, как ему казалось верным. Доказательством его искренности была готовность идти на смерть. Он мог основать группу из людей, разделявших его мнение, не рискуя стать чужим. Для всех он оставался единоверцем, по-своему понимавшим некоторые моменты учения.

Момент истины для всех наступал, когда христиане разных взглядов встречались в камере перед казнью. Все вторичное отходило на задний план, и выступало главное — они добровольно шли умирать за Христа, и только потом за свои истины.

Христианские обряды и богословские тонкости были вторичны. Новые христиане сделают их потом первичными. У традиционных христиан первичным было отрицание духовной власти императора, выражавшееся в отказе принести ему жертву как божеству. По этой причине они считали за христиан лиц, совсем не знавших учения, как упомянутый Бонифатий, отказавшийся принести жертву императору. Его даже не крестили, но он и по сию пору считается самым истинным христианином.

Как иудеев объединял каменный Храм, так христиан объединял незримый Храм — отрицание духовной власти императора. Значение Храма в деле сплочения религии видно на постигшей в 70 году иудаизм беде — Рим разрушил Храм. Иудаизм развалился, как бочка, с которой сняли обручи. Саддукеи сразу сошли со сцены. Ессеи чуть позже. От них остались списки Мертвого моря. Если бы не они, мы бы и не знали о их существовании.

Единственная выжившая ветвь иудаизма — фарисеи. Сегодня они называют себя ортодоксальным иудаизмом. С таким же успехом крыло самолета может называть себя самолетом. Как самолет — совокупность всех частей, и одно крыло не является самолетом, так иудаизм — совокупность саддукеев, фарисеев и ессеев, и одна группа, пусть самая ловкая и удачливая, не является иудаизмом.

Единство традиционных христиан сохранялось благодаря незримому Храму. Но вот проблема — новые христиане отпали от незримого Храма, поклонились императору. Иного же Храма у них не было. А ожесточенные религиозные споры были, что рождало новые и новые группировки, враждовавшие друг с другом намного сильнее, чем в традиционном христианстве. Работает закон «Чем меньше опасность, тем больше принципиальность».

Одно дело, когда твоим оппонентом является Рим с его убедительными доводами в виде пыток каленым железом и казней. Другое дело, когда твой оппонент такой же, как ты. Вы оба прекрасно знаете, что дело дальше слов не пойдет. Максимум, чего можно ожидать, — это подеретесь. На фоне римских казней это такой милый пустяк…

Новые христиане словно хотели реабилитировать себя в своих собственных глазах за свое отступничество. То, на что традиционные христиане обращали внимание во вторую очередь, у новых христиан выходит на первый план и становится делом принципа. У их последователей это найдет выражение в формуле «за единый аз» — будут умирать за «сколькими пальцами креститься». Хотя Христос ни разу в жизни не перекрестился.

ГЛАВА 17. Отягощение

Проблему отягощало эллинское мышление новых христиан и стройность логики, что порождало тупиковые вопросы, поиск ответов на которые крошил их лагерь. Пытаясь дать определение, кто такой Христос, одни говорили, что он Бог. Но если так, получалось, что в христианстве два Бога. Если Богов больше одного — это язычество. Если же Иисус не Бог, то кто? Пророк? Учитель? Но это уже было не важно, потому что если Христос — не Бог, тогда вокруг чего весь сыр-бор? А если Бог, получается многобожие…

Ситуацию осложняло, что сам Христос ни разу не назвал себя Богом. Он назывался сыном человеческим, но это не синоним слова «Бог». Он называл себя сыном Божьим, но все иудеи считали себя сынами Бога: «…да будете сынами Отца вашего Небесного» (Мф. 5,45). Быть или стать сыном Божьим — это не означает быть или стать Богом.

В Евангелии есть слова, имеющие двойной смысл, которые при желании можно трактовать как одним, так и противоположным образом. Например, Христос говорит: «Я и Отец — одно» (Ин. 10,30). Но согласитесь, что это можно понимать, что так Христос намекает, что он Бог. Но это не есть ясное «Я есть Бог». Но Богу не свойственно говорить двусмысленно по важным вещам. Когда высшее что-то сообщает низшему, оно говорит ясно и просто, чтобы не запутать его. Взрослый ясно говорит ребенку, а Бог — человеку. Например, Бог прямо сказал Моисею: «Я Бог» (Исх. 3, 6), «И говорил Бог Моисею и сказал ему: Я Господь» (Исх. 6, 2). А в словах Христа ясности нет. Он никогда не говорил о себе прямо. Ни разу на прямой вопрос о том, кто он, Иисус не дал прямого ответа.

Когда ессеи спрашивают у него, кто он, Христос тоже уходит от ответа: «Иоанн же, услышав в темнице о делах Христовых, послал двоих из учеников своих сказать Ему: Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого? И сказал им Иисус в ответ: пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют; и блажен, кто не соблазнится о Мне» (Мф. 11, 2–6).

Когда к Иисусу пришла целая делегация священников и старейшин с этим вопросом, он ничего не говорит о себе: «И когда пришел Он в храм и учил, приступили к Нему первосвященники и старейшины народа и сказали: какой властью Ты это делаешь? и кто Тебе дал такую власть? Иисус сказал им в ответ: спрошу и Я вас об одном; если о том скажете Мне, то и Я вам скажу, какою властью это делаю; крещение Иоанново откуда было: с небес, или от человеков? Они же рассуждали между собою: если скажем: с небес, то Он скажет нам: почему же вы не поверили ему?а если сказать: от человеков, — боимся народа, ибо все почитают Иоанна за пророка. И сказали в ответ Иисусу: не знаем. Сказал им и Он: и Я вам не скажу, какою властью это делаю» (Мф. 21, 23–27).

Благое у иудеев означало уподобление Богу. Когда Христа называют благим, он выступает резко против: «И спросил Его некто из начальствующих: Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог» (Лк. 18,18–19)

Несомненный факт: все последователи считали Христа учителем и пророком вроде Моисея, но никак не Богом. Если бы Иисус позиционировал себя Богом, ни один иудей в мире не пришел бы к нему. В иудаизме считается, что Бога нельзя увидеть. Кто видел Бога и остался в живых, тот видел не Бога. Так что Иисус никак не мог заявлять себя Богом.

Фанатичные иудеи шли за Христом, потому что видели в нем единоверца. Если бы Христос намекнул, что он хочет создать новую религию, никто из иудеев за ним не пошел бы. Но раз пошли, значит, не считали его Богом и основателем новой религии. Для всех в Израиле Иисус был правоверным иудеем, имевшим иное мнение по частным вопросам.

Единственное место, где Иисус прямо отвечает на заданный вопрос, — это в истории с Савлом, будущим апостолом Павлом, по дороге в Дамаск. Он слышит обращенный к нему с неба голос, но не падает ниц, а с ужасом и недоумением вопрошает: «Кто ты?!» Голос с неба отвечает: «Я Иисус, которого ты гонишь» (Деян. 26, 15). Но и здесь Иисус не сказал, что он Бог.

Реакция Савла заслуживает особого внимания. Чтобы уловить нюансы, подумайте, почему Савл, когда слышит голос с неба, задает такой вопрос? Разве не понятно, кто с тобой говорит с неба? Но Савл спрашивает: «Кто ты?» Почему? Дело в том, что голос с неба говорит фразами из древнегреческих трагедий: «Что ты гонишь меня» (фраза юноши, обращенная к преследующему его Аполлону) и «Трудно тебе идти против рожна» (фраза из трагедии Эсхила). Савл в недоумении, в каком были бы вы, услышь с неба фразы фильмов и песен.

Что это было? Возможно, какие-то технологии, как у египетских жрецов, которые показывали подобные фокусы темному народу, чтобы потом использовать его втемную. Не исключаю, что Савл мог сочинить эту историю. Здесь много странных моментов.

Что религиозную истину невозможно вычислить — это нормально. Истину не удается вычислить даже в точных науках. Например, в математике истину не сердцем чуют, ее там вычисляют и доказывают. Но и там существуют разные школы. Есть даже математическая теорема, отрицающая… точность математики в абсолютном смысле (теорема Геделя о неполноте — средствами системы нельзя описать системы). Что тогда говорить о религии, главным аргументом которой выступает сердце. Так как сердце у всех по-разному чувствует, доказать, что ваше мнение приоритетнее моего, в принципе нельзя.

Например, десять человек прочитали фразу «Блаженны нищие духом» (Мф. 5,3), и каждый ее по-своему понял. Каждый сердцем чувствуют, что ему истина открылась. Но только у всех разная истина. При этом каждый готов идти на страдания и смерть за нее.

Если нет внешней силы, заинтересованной единообразить религию, она в принципе не может быть монолитной. Показатель естественности религии — множество мнений. Не могут свободные в духовных вопросах верующие сами оформиться в централизованный аппарат, где все признают одну истину, а всякое отклонение от нее посчитают ересью.

Показательно, что религия свободна от опеки государства — она требует признания в главном (Храм) и дает свободу в спорном. Потому что тут сердце, а не ум. Сердечная аргументация исключает дискуссию. Только эмоции. Спор на эмоциях — это не спор, а перепалка, только укрепляющая оппонентов в своей правоте. И если нет Храма, споры в пыль раскрошат любую религию, превратив верующих в поклонников карманного бога.

Апостол Павел говорит о духовной свободе: «Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1 Кор. 11:19). Эту мысль повторяет Августин Блаженный: «В главном единство, в спорном свобода, во всем — любовь».

Свобода рождает множество мнений и, как следствие, множество группировок. Но если есть Храм, он удерживает противоречивую массу вместе — центробежные силы уравнивают центростремительными. Если нет Храма, этот «противовес» пропадает. Сообщество разрывается и уподобляется современным поклонникам карманного бога.

Храм есть в каждой религии. Буддизм, даосизм, синтоизм и все прочие религии всегда состояли из школ, имеющих разные мнения по вторичным вопросам. Вокруг новых мнений собирались сторонники, возникали новые школы. Но все они оставались в лоне своей религии, пока не отпадали от своего Храма (совокупности базовых истин-догматов).

Например, в индуизме Храмом является признание трех божеств: Брахма-создатель, Вишна-сохранитель (Кришна), Шива-разрушитель. Эти божества образуют вечный цикл создания-сохранения-исчезновения мира. Кто признает этот факт, тот считается индуистом (в реальности чуть сложнее, нужно еще ритуалы соблюдать, но это вторично).

Помимо трех основных богов индуист может верить в своих домашних богов, по домашнему поверью живущих в его доме. Может приносить им жертвы и поклоняться как хочет. Другие индуисты могут не признавать его домашних богов или даже не знать о их существовании — все это не нарушает целостность индуизма. Потому что есть Храм.

Свобода в религии приводит к возникновению оппонентов. Это показатель жизни. Если исчезает свобода, наступает застой с последующей деградацией и разложением. Нет ни одного исключения. Свобода дает разнообразную жизнь. Несвобода все убивает и появляется однообразная смерть.

Противоборствующие группировки внутри религии похожи на противоборствующие группировки внутри науки. Ученые готовы за свою научную истину в прямом смысле драться (и дерутся реально). Но их Храм науки (фундаментальные законы) обеспечивает единство науки. Признающие этот Храм ученые считают друг друга честными людьми, ищущими истину. А споры… Ну что ж… Природа у человека такая… Зато при спорах расцветают сто цветов.

В свободной научной среде ученым признается тот, кто разделяет базовые истины и оперирует логикой и опытом. В свободной религиозной среде единоверцем признается тот, кто разделяет базовые истины и чистым сердцем ищет ответы на спорные вопросы.

Ситуация переворачивается с ног на голову, когда наука или религия оказывается под пятой государства. Искателей истин власть гонит. Появляются идеологически верные ученые и верующие — начетники и догматики. Истина теперь — это соответствие мнению власти. Если ученый выходит за очерченные рамки, его называют лжеученым. Если верующий выходит за официально очерченные рамки, он получает статус еретика.

Несвободная наука или религия вращаются вокруг нового центра — Власти. Так как у нее нет намерения искать истину, она думает исключительно о сохранении и усилении себя (иначе она не власть), религия, идеология и наука в ее руках превращаются не в живых и свободных искателей истины, а в мертвые инструменты, работающие на власть.

Римская власть в страшном сне не планировала поиск религиозной и философской истины. Она искала решение христианского вопроса, три века бывшего занозой. И вот она нашла решение, создав из новых христиан подчиненную ей конструкцию.

Чтобы духовная армия эффективно культивировала идеологическое единомыслие на всей территории империи, ей нужен центр, вокруг которого она бы вращалась. Этот центр сглаживал бы все противоречия и объединял конфликтующие группировки в целое. Новому христианству нужен был Храм. В роли Храма могла выступить только Власть.

ГЛАВА 18. Ортодоксия

Для римских властей системный кризис был очевиден. Понятно, что проблема не в спорах о природе Христа, а глубже. Не будет этого спора, будет другой, пятый и десятый. Проблема решалась только одним способом — исключить саму возможность таких споров.

В поисках решения этой задачи Рим придумывает принцип, получивший название «ортодоксия». До Рима мир не знал понятия «религиозной ортодоксии». Это изобретение принадлежит сугубо римским аналитикам и политтехнологам.

Суть ортодоксии — информация, объявленная истиной официально, считается такой без всяких рассуждений. Не важно, насколько эта информация соответствует здравому смыслу. Пусть даже ее положения противоречат друг другу — все это не важно. Важно, что если любая информация официально заявлена истиной, значит, это и есть истина.

Второй признак ортодоксии — форма объявляется выше сути. Не важно, насколько верующий честен в своем поиске истины. Согласно ортодоксии, вчера были «блаженны алчущие и жаждущие правды» (Мф. 5,6). Сегодня истину не нужно жаждать, потому что ее теперь должна давать власть от Бога — император Римской империи.

Одной из главнейших задачи ортодоксии было освободить религию от здравого смысла. Если власть через подконтрольных ей священников говорила: сказано, что истина — это, значит, это — истина. И точка. Думать, так ли это на самом деле, не нужно. Даже если ты со всем согласишься, все равно лучше соглашаться не через понимание, а через веру.

Вера для власти приоритетнее понимания. Пусть лучше люди верят, чем понимают. Потому что ситуация постоянно меняется. Чтобы ей соответствовать, следом истину нужно менять, что власть и должна делать. Добрый верующий должен не раздумывая следом менять свои убеждения. Если он вчера свято верил, что дорога в рай лежит налево, после изменения ситуации, и следом истины, он так же свято должен думать, что дорога в рай лежит направо. Для этого нужно быть не гибким, гибкий — мало. Нужно быть жидким. Только тогда без усилий сможешь занимать новую форму истины, предложенную властью.

Если завтра власть изменит мнение, верующий вслед за ней без усилий изменит свои взгляды. Если же человек не только верит, но и понимает, возникает опасность, что он не согласится с логикой новой истины. Не важно, почему не согласится, не поймет ее, или поймет, но увидит ошибки. Тем более во многих случаях истинное объяснение изменения истины невозможно дать.

Например, как Романовы могли объяснить, что реальная цель церковной реформы — это укрепление династии Романовых? Русская церковь присягала на верность династии Рюриковичей, а не Романовых. Анализируя ситуацию, они пришли к выводу, что затевать процесс новой присяги опасно и нелегитимно. Лучше создать новую церковь, которая присягнет династии Романовых. В рамках этого решения старая церковь объявляется ошибкой, а новая — настоящей подлинной и несомненной истиной. Плюс к этому решалась геополитическая ситуация с Византией — Россия хотела идейной самостоятельности.

Осталось объяснить, как так получилось, что без малого семьсот лет старую церковь и ее обряды считали дорогой в рай, а тут вдруг выяснилось, что в рай попадают те, кто не двумя перстами крестится, а тремя, пишут не «Исус» (с одной буквой «и»), а «Иисус».

Раньше вся эта информация позиционировалась пришедшей от Бога. Не беда, что нет документа, где Бог говорил бы, как нужно креститься. Богословы при Рюриковичах говорили, что Бог велит креститься двумя перстами. Что эта информация благочестивыми людьми из уст в уста передается на протяжении тысяч лет и идет от самого Христа.

Романовские богословы объявили, что им открылась новая информация — Священное Предание велит креститься не двумя, а тремя пальцами (ну и там по мелочи много всего). В итоге новая династия получила новую церковь, которая присягнула Романовым.

Ну и как истинную причину реформации церкви можно было объяснить? Никак. Но за счет того, что большинство истину не собиралось в страшном сне искать, оно приняло новую истину. Меньшинство воспротивилось, и в знак несогласия люди добровольно сжигали себя целыми поселениями «за единый аз». Но большинство пошло за новой истиной. Потому что, а чего тут думать, если источник информации — власть от Бога?

Надо заметить, что никакой власти не нужны люди, способные стоять за убеждения. Нужны простые понятные люди, интересы которых в рамках денег, карьеры, быта. С ними все понятно, они управляемы, на них действуют кнут и пряник. С людьми, у которых есть убеждения, кнуты и пряники не работают. Они готовы умереть за свои убеждения…

Задуманная Римом религиозная ортодоксия должна была решать и этот вопрос. Она как бы сгибала любую гигантскую волю авторитетом Бога. Она говорила, что этого Бог требует. Если ты не понимаешь логики Бога, смирись. Не возгордись, как Люцифер, ангел света. Делай то, что официально объявлено святой истиной, и спасешь душу свою. Имей детскую веру и не обращай внимания на здравый смысл, ибо сказано «…если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18,3).

Ортодоксия уверяет, что чем более глух человек к голосу разума, тем больше угоден Богу. Чем меньше человек думает, тем меньше у сатаны шансов искусить его ересью. Ересь по-гречески означает «выбор», «мнение». Добрым верующим выбор и свое мнение не нужны. Его заменяет мнение власти от Бога. Что она назовет истиной, то и есть истина.

Высшая добродетель доброго христианина — послушание. Апофеоза оно достигнет в Средние века. Отец протестантизма Мартин Лютер, в обмен на покровительство немецких князей, проводит мысль, что непослушание есть больший грех, чем убийство, прелюбодеяние, воровство и нечестность.

Иезуиты пойдут еще дальше, они заявят послушание не «до смерти», а «до греха». Смысл этого нового выражения в том, что умереть за Христа — это очевидно. А вот согрешить за Христа, например, убить, обмануть и прочее — это действительно выше обычного. Иезуиты были незаменимыми шпионами, убийцами, провокаторами, потому что делали это не ради себя, а к вящей славе Бога. Глава этого ордена Игнатий Лойола напишет, что «полное послушание слепо, и эта слепота есть мудрость и совершенство человека».

Папа Григорий VII под страхом смерти запрещал читать Библию, чтобы люди не наткнулись на противоречия и абсурды, которыми она полна. И чтобы не начали думать про свою веру. Из человека может получиться добрый верующий только в одном случае — если он никогда не думает о вере. Добрый верующий должен, как компьютер, следовать заданной программе. И ни шагу в сторону.

Ортодоксии нужны не думающие люди, а верующие люди. Свобода воли должна не выходить за флажки. Догмы должны быть позиционированы как непостижимые человеческим умом. Можно сколько угодно спорить, как правильно ставить свечку или соблюдать пост. Но нельзя даже заикаться на тему, насколько истинна та или иная догма.

Ортодоксия учит: если суетный ум видит абсурд в информации, позиционированной божественной, — это верный признак искушения сатаной. В этом случае нужно вспомнить свое скудоумие и, творя молитву, отгонять от себя опасные мысли.

Эту максиму позже выразит русский баснописец Иван Крылов в словах: «Пади, мой дух, в смиренье многом/ И свой не устремляй полет/ В пучины, коим меры нет».

«Как это хорошо — должны говорить верующие люди, — что за нас все продумали. А то бы самим пришлось… А сами мы глупые, не то бы надумали. И были бы уловлены сатаной. Но, слава Богу, заступница наша, власть от Бога, все предусмотрела, все за нас продумала, и в готовом виде преподнесла. Наше дело теперь — знай себе исполняй».

«Как это хорошо, — говорила вяленая вобла, — что со мной эту процедуру проделали! Теперь у меня ни лишних мыслей, ни лишних чувств, ни лишней совести — ничего такого не будет! Все у меня лишнее выветрили, вычистили и вывялили, и буду я свою линию полегоньку да потихоньку вести» (Михаил Салтыков-Щедрин).

По сути, римская власть стремится построить из новых христиан аналог армии. Как в обычной армии идеальный солдат — это слепой исполнитель, в идеале робот, который не знает страха и жалости в исполнении приказа, так и в духовной армии идеальный верующий — это слепо верующий во все, во что велено верить.

Армию организует армейский устав. Новому христианству нужен аналог армейского устава — единое учение, регламентирующее базовые положения. Нужны единые правила и нормы, формирующие текущую жизнь людей. Генералы этой армии должны полностью зависеть от власти, а солдаты должны полностью зависеть от генералов.

Чтобы получить в свои руки мощнейший инструмент управления массами, власти Римской империи нужно две вещи. Во-первых, сделать себя Храмом нового христианства. Во-вторых, культивировать в новом христианстве ортодоксию — религиозный устав.

ГЛАВА 19. Собор

Для реализации задуманного нужно собрать лидеров новых христиан и выработать с ними все положения религиозного устава. Чтобы прошел всеобщий собор, а не всеобщая драка, председательствовать на нем должен непререкаемый авторитет для новых христиан, слово которого по всем спорным вопросам должно быть решающим. На роль такого председательствующего годился один человек — император Римской империи.

Власть начинает работать с лидерами новых христиан. Обнажаются две проблемы. Первая — согласно христианской теории, ни один человек в мире, будь он хоть трижды император и святой, не может быть мерилом истины. Следовательно, председатель собора с правом решающего голоса — с позиции даже нового христианства это невозможно.

Вторая проблема — император Римской империи официально языческим божеством и верховным языческим жрецом империи, Pontifex Maximus. До 381 года императоры Римской империи официально являлись христианскими, но это не мешало одновременно так же официально считаться верховными языческими жрецами.

Они приносили своим отцам, языческим богам, жертвы и устраивали в их честь праздники. Первый, кто нашел этот титул несовместимым с христианством, был Грациан. До него все императоры, все без исключения, были верховными языческими жрецами.

Председательство языческого божества, одновременно являющегося верховным языческим жрецом, — это ну никак не вписывалось в теорию христианства. Вот с какого бока ни крути, но никак. Еще совсем недавно нельзя даже было помыслить такое — что на христианском соборе будет председательствовать языческое божество и жрец.

Но власть Римской империи уже почувствовала верность выбранной технологии и видела, что сможет продавить то, что их предшественникам показалось бы безумием. Но, как говорится, безумству храбрых поем мы песню… В данном случае безумству умных и сильных — масштабу римской власти, которая в итоге добилась всего, чего хотела.

С первой проблемой справляются через заявление, что на собор по молитвам святой церкви сойдет Святой Дух, который покроет собой соборян. Люди будут не генераторами, а приемниками спустившихся свыше решений. Главным приемником «божественной» информации, естественно, будет тот, у кого власть от Бога, — император.

Решение первой проблемы должно было решить вторую проблему — оправдать председательство императора на соборе. Если объявить его решения не плодом усилий императора, а данной свыше информацией, это переводило тему из сферы здравого смысла в область веры. Это пресекало любые споры. Если кто выскажет мнение, отличное от соборного решения, его можно объявить еретиком и в назидание другим наказать.

Но все же языческий жрец в роли эталона христианской истины и председателя с правом решающего голоса на христианском собрании — это было запредельной дичью даже для таких сговорчивых ребят, как новые христиане.

Ситуация была бы значительно проще, откажись правивший на тот момент император, Константин I, от жречества. Но он не мог этого сделать, если бы даже захотел. Большинство населения были язычниками. Отказ императора мог вызвать примерно такие же последствия, как отказ правителя исламского государства от ислама в Средние века. Могла подняться волна, сметавшая правителя, переставшего быть верховным жрецом.

Кроме того, Константин дорожил своим титулом. В официальных документах он писал его первым и потом перечислял остальные свои титулы. Он был типичным новым христианином — христианствующим язычником. Он поместил Христа в Пантеон, в один ряд с прочими божествами. Он поклонялся всем божествам и не видел в этом ничего антихристианского. Это говорит, что под христианством он понимал многобожие. Просто еще одно божество появилось, которое нужно тоже в Пантеон включить.

Константин I называл себя тринадцатым апостолом. Но также поклонялся Аполлону, Юпитеру, Геркулесу и Марсу. Он приносил им жертвы и устраивал празднества, высекал их статуи и чеканил монету в их честь. Себя он увековечил в образе бога Аполлона.

Учитывая, что, согласно христианству, Аполлон был не кто иной, как один из бесов, ваять себя в образе этого персонажа для христианина… ну это примерно как патриарх сейчас бы увековечил себя в образе дьявола.

Любой богослов в частной беседе скажет, что в природе не может быть христиан, признающих, помимо христианского Бога, других богов. Ну не может быть, и все тут. Никак не может. Однако для Константина церковь делает исключение. Если точнее, она делает исключение для всех новых христиан, просто не упоминая такой неприятный факт, что они поклонялись Христу и языческому божеству, сыну Юпитера.

Политический гений Рима решил проблему. Видным лидерам новых христиан сделали предложение, от которых они не смогли отказаться. Почти все они соглашаются участвовать в соборе. Кого не удается уговорить, тех просто не приглашают.

В 325 году в городе Никее под председательством императора Константина I, верховного жреца Римской империи, прошел первый вселенский христианский собор. Все присутствовавшие на нем вели себя в рамках договоренности — никто не возмутился таким, мягко говоря, странным председательством. Словно это самое обычное дело — проводить христианские соборы под властью верховного языческого жреца.

Вот так Рим окончательно победил христиан. И не важно, как он заставил их признать духовный авторитет императора. Важно, что сначала называвшие себя христианами люди НЕ ПРИЗНАВАЛИ правителя духовным авторитетом. А потом ПРИЗНАЛИ с «перевыполнением плана» — объявили его слово эталоном истины.

Император был настолько обожествлен, насколько вообще можно обожествить человека. Впоследствии этот принцип Рима сформировал Мао Цзэдун: «Не важно, какого цвета кошка. Важно, чтобы она ловила мышей».

Суть созданной в Римской империи системы отражает конфликт между епископами и императором Констанцием, сыном Константина I. Епископы указывали императору, что его решения противоречат канону. Тот в ответ вытащил меч из ножен, ударил им по столу, за которым сидели епископы, и сказал: «Вот вам канон». После такого внушения никто не сомневался, что это власть от Бога и через нее говорит Дух Святой.

У Нострадамуса есть туманные слова о «краже из храма». Веками сохранялась неясность, кто украл из храма и что именно было украдено. Сейчас я могу точно сказать смысл загадочных слов прорицателя: Рим украл у христианства имя.

ГЛАВА 20. Чехарда

На первом вселенском христианском соборе основным вопросом было выяснить природу Бога. Одна группа христиан стояла за теорию единого Бога, вторая — Бога-Троицы. Разгорелся спор. Перед Константином встал вопрос: какую группу поддержать?

Сегодня церковь учит, что Константином I двигала жажда истины (потому что он возлюбил христианство и боролся за его чистоту). Но если учесть все сказанное ранее, реальным двигателем его действий было извлечение политической выгоды. Император думал, кого ему поддержать, чтобы получить как можно больше пользы.

На тот момент большинство населения империи было языческим. Значит, теория многобожия больше соответствует умонастроению жителей империи. Константин считает, что, поддержав сторонников Троицы, он угодит и язычникам, и христианам. В ущербе останутся сторонники единого Бога, но относительно общей массы их мало.

Движимый такими мыслями, император принимает решение в пользу Троицы. Его мнение объявляют истиной, дарованной Святым Духом, сошедшим на соборян во время молитвы. Так как Константин обладал властью от Бога, ему первому открылась истина.

Нашлось на том соборе несколько людей, на которых, как утверждает церковь, не сошел Святой Дух. Они отказались признать мнение императора истиной. Всех их объявили еретиками и преступниками и прямо с собора отправили в ссылку.

Но при этом решение собора официально считается единодушным. Как пишут церковные историки, все в едином порыве проголосовали за святую истину. Но как же получилось единодушие, если только что было сказано, что там имелись и несогласные?

Дело в том, что при подсчете голосов учитывались только голоса христиан. Христианами же считали только тех, кто разделял мнение власти. Добрый христианин не мог идти против власти от Бога. Если представитель этой веры не видел во власти источник божественной истины, это означало только одно — его покинула благодать Святого Духа. Такого человека считали искушенным сатаной, и его мнение не учитывали.

По религиозному и светскому законам он совершал два преступления. Первое — против Бога (сопротивление власти от Бога — это сопротивление Богу, верный признак еретика). Второе преступление против власти. Несогласие с императором — оскорбление величества, имевшее соответствующие последствия. Так что атмосферу на соборе можно сравнить с атмосферой съездов КПСС в СССР, где любые решения власти встречали «с чувством глубокого одобрения, сопровождавшегося долгими и продолжительными аплодисментами». Так, наверное, сейчас проходят съезды в Северной Корее.

Через десять лет политическая ситуация меняется. Потакание язычеству, игра и нашим, и вашим, создает опасные тенденции. В народе многие начинают думать, что христианство — это многобожие, потому что богов, оказывается, не один, а три, плюс еще император, сын Бога, которому теперь христиане (государственные) стали поклоняться.

Придворные аналитики говорят императору, что теория Троицы в этой ситуации разрушительна для государственного христианства и ее нужно срочно менять. Необходимо объявить истиной теорию единого Бога, а Троицу сделать ересью.

Константин соглашается. Но как отказаться от теории многоликого Бога, если во всеуслышание было заявлено, что она дарована Святым Духом? Советники ему подсказывают усомниться в присутствии Святого Духа на Никейском соборе.

В рамках полученных советов правитель поручает придворным богословам разобраться, а действительно ли на Никейский собор сходил Святой Дух? Теологи внимательно изучили обстоятельства дела и выяснили, что на собор 325 года ничего не сходило свыше. Молитвы соборян Бог не услышал, но они этого не поняли и самочинно выдали за информацию от Бога свои решения и мнения.

Из-за этих вновь открывшихся обстоятельств император собирает новый Вселенский собор. В 335 году в городе Тире собрались многие из тех, кто десять лет назад был в Никее. Чтобы не принять свое мнение за божественную информацию, соборяне на этот раз более тщательно молятся о снисхождении благодати.

Когда они убеждаются, что Святой Дух точно сошел на них, им открывается, что у Бога одно лицо, а не три, как им показалось на прошлом соборе. На этом основании решения Никейского собора объявляются разбойничьими, лукавыми и ошибочными.

В тот раз тоже нашлись люди, на которых благодать не сошла. Как говорила церковь того времени, их искусил сатана, и они воспротивились мнению императора (он тогда незримо присутствовал на соборе в виде своих представителей).

По установившейся доброй традиции еретиков отправили в ссылку. А тех, кого сослали туда раньше, по ошибке приняв за еретиков, вернули назад. Бывших еретиков объявили праведниками, и они заняли места бывших праведников, ставших еретиками.

Следующий император Констанций, сын Константина, в 355 году собирает собор в Милане. Церковь того периода утверждала, что на нем присутствовал Святой Дух. Участники собора подтвердили истину Тирского собора о природе Бога и осудили Никейскую ересь. По установившейся старой доброй традиции решение собора на 100 % совпало с мнением императора. Руководство небесное всех наставляло на путь истинный.

Но вот приходит к власти император Феодосий. Он заявляет, что ему нужно политическое единство и единомыслие. Но когда одна часть населения думает, что Бог троичен, другая часть думает, что Бог един, а третья часть вообще состоит из язычников, для единства нет места. Чтобы добиться единства, нужно всех привести к единому мнению, в первую очередь в религиозной сфере.

Феодосий находит теорию троичности Бога оптимальной для этой цели. Но чтобы ее внедрить, прежде нужно разрушить официальную позицию церкви. Он прибегает к испытанной технологии — ставит перед придворными богословами известную задачу.

Они тут же улавливают, куда дует ветер, и принимаются за ставшее привычным дело — поднимают архивы, изучают их и обнаруживают, что на Тирском и Миланском соборе не было… догадываетесь кого? Оказалось, что там царило единодушное нечестие и злонамерение, а единства соборян в Боге не было.

Теологи докладывают Феодосию о результатах экспертизы. Правитель узнает, что еретики на прошлых соборах выдали за истину свои разбойничьи решения, введя добрых христиан в заблуждение. Возмущение его не знает предела.

Феодосий исправляет ситуацию, созывая в 381 году Константинопольский собор. Его открывает молитва о схождении Святого Духа. Соборяне просят Бога помочь им разобраться в сложных вопросах. Когда христиане убеждаются, что благодать на этот раз абсолютно точно сошла на собрание, что в этом теперь нет никаких сомнений, им открывается свыше, что природа Бога троична и решения Никейского обора — истина. Также им открывается, что решения Тирского и Миланского соборов были не от Бога.

Когда это вскрылось, возмущенные соборяне в единодушном порыве признают оба предыдущих собора разбойничьими и лишают их статуса Вселенских. По руководству свыше они предают решения этих соборов анафеме.

На том соборе не было ни одного несогласного. Немалую роль в этом сыграло то, что Феодосий был очень крутого нрава. Все со слезами на глазах славили мудрость императора, которому Бог дал силы прозреть такие глубины истины. Все единодушно благодарили Бога, что он в такой трудный час послал народу провидца-императора. Феодосий с радостью внимает этим восхвалениям. Ему нравится полное единодушие.

ГЛАВА 21. Гонения

До Феодосия на территории Римской империи действовал Миланский эдикт, провозглашавший свободу совести. В 393 году запрещаются Олимпийские игры, а еще через два года отменяется Миланский эдикт о свободе вероисповедания. Жителям запрещается рассуждать на темы, по которым Вселенский собор вынес решение. Если кто из христиан дерзал иметь собственное мнение, тех власти жестко гонят.

Церковь говорит, что гонения на христиан закончились с принятием империей христианства, но это не так. Гонения на христиан закончились на период действия Миланского эдикта. И если быть совсем точным, закончились они на тех, кто признал духовную власть императора. Тех же, кто стоял на прежних позициях, продолжали гнать. Власть не может не гнать тех, кто ее ослабляет. Отрицание духовной власти правителя ослабляло Римскую империю. Потому гонения на них не могли остановиться.

При Феодосии гонения на «неправильных» христиан по массовости и жестокости, как минимум, не уступали языческим гонениям, а нередко превосходили их. Оно и понятно, языческие императоры Нерон, Аврелий и Диоклетиан гнали врагов империи, а христианин Феодосий гнал врагов Бога. Почувствуйте разницу.

С I по III век христиан, отказывающихся признать духовную власть императора, казнят самыми ужасными казнями. С III по XIX век христиан пытают и сжигают за то, что они верят в Бога не так, как предписывает власть. Представители концепции «Не судите, да не судимы будете» осуждали на сожжение или мучения до смерти людей за самостоятельное мышление. Последнее аутодафе (сожжение на костре) состоялось, по одним данным, в Мексике в 1815 году, а по другим — в Европе в 1825-м.

К счастью для церкви, императоры больше не меняли мнения о природе Бога. Но если бы следующий за Феодосием правитель изменил его, нет оснований полагать, что придворные богословы не задались бы традиционным вопросом: «А правда ли, что?..» и теологи не остались бы без работы. Однако у императоров больше не было в этом политической необходимости.

По мере того как меняется политическая ситуация, правители вслед за ней меняют свое мнение, а церковь штампует нужные решения, провозглашая новую истину столько раз, сколько власть меняла свои взгляды. В истории нет ни единого случая, чтобы мнение церкви противоречило мнению власти по религиозным вопросам (под мнением церкви понимается решение собора, а не частное мнение человека или группы лиц). И нет ни одного случая, чтобы мнение власти не совпадало с текущим политическим моментом. Так как ситуация постоянно менялась, мнение власти тоже менялось, и вслед за ним менялось мнение церкви на тот или иной вопрос веры.

Кто ставил веру выше мнения императора, тех прямо с собора ссылали в ужасные дикие места, где смерть была или неизбежной, или очень вероятной. Если же правитель менял свое мнение, а это случалось довольно часто, ссыльных возвращали назад, а их места занимали противники новых императорских убеждений.

Как говорится, «Кто девушку ужинает, тот ее и танцует». Церковь технически не может противоречить власти. Если церковный начальник противоречил, его лишали сана и отправляли в ссылку, а на его место ставился человек, заранее согласный с любым мнением «власти от Бога» и готовый его менять по слову правительства.

После Феодосия императоры не меняли свое мнение о природе Бога. Но по всем остальным вопросам меняли весьма активно, как того требовала политическая ситуация. К примеру, когда власть получает сведения, что население превращает христианство в язычество, а иконы — в объекты поклонения, аналог идолов, власть реагирует на эту угрозу. В 754 году созывается собор, на котором 338 православных епископов призывают Святого Духа и объявляют иконы богопротивным оскорблением христианской веры. В империи начинаются облавы на почитателей икон. Иконописцам отрубают пальцы или варят руки в кипятке. Поверх ликов на иконах рисуются свиные и собачьи морды.

В этот период набирает силу возникший при странных обстоятельствах ислам (о его корнях поговорим во второй книге). Появляется угроза слияния христианства с исламом, в котором запрещены любые изображения людей и животных, а также Бога и святых. Реагируя на ситуацию, власть проводит в 787 году новый Вселенский собор, на котором собираются по большей части те же епископы. Они молятся о снисхождении Святого Духа, и открывается им новая истина — оказывается, иконы богоугодные. Это политическое решение, смысл которого — защитить христианское население от поглощения исламом.

Теперь начинаются облавы на иконоборцев. Им вливают в горло свинец, ломают руки, которыми они ломали иконы. За крепостными стенами валяются изуродованные трупы кощунников-иконоборцев. Иконы вновь стали священными.

Наученные горьким опытом, византийцы доставали или прятали иконы в зависимости от ситуации. Иконы стали чем-то вроде флагов — обыватели вывешивали их в зависимости от того, чья партия победила, иконоборцев или почитателей икон.

Потом складывается новая политическая ситуация, и, как реакция на нее, в 813 году решения предыдущего собора отменяются. Для верности этот собор лишают звания Вселенского. Решения собора 754 года заявляют боговдохновенной истиной. Затем, в 843 году, опять складывается новая ситуация, заставляющая решения собора 754 года отменить, а сам собор лишить звания Вселенского. Собору 787 года возвращают вселенский статус и признают его решения истинными. Это уже становится не смешно…

Нет нужды говорить, что всякий раз решение неугодного собора объявлялось исходящим от духа нечистого, а решение угодного собора — вдохновленным Святым Духом. Все они сопровождались изысканиями придворных богословов и непременно опирались на непоколебимые факты. Все было строго по закону. Церковному.

Если не погружаться в причины метаний власти, вся эта ситуация выглядит анекдотичной, императоры кажутся самодурами, а епископы, мягко говоря, непостоянными. На одном соборе они принимали решения, на другом каялись за них, если власть меняла мнение, а потом опять признавали истиной то, что вчера обличили ложью. В общем, епископы жили правилом князей Германии XVI века «Чья власть, того и вера».

Но не все так однозначно. Епископ — церковный чиновник, деталь машины. Перед системой он бессилен. Его несогласие с новым мнением императора по вопросу Бога или статуса икон ничего не изменит. За это его просто объявят еретиком и сошлют в ссылку. Ну и какой смысл ему не соглашаться с властью? Тем более епископ знал, что с одинаковым успехом можно найти доказательства как для одной точки зрения, так и для другой. Был бы заказчик солидный… Поэтому все шло своим чередом. В вопросах веры люди были не просто гибкими, как прутики, а жидкими, как вода.

Причина метаний императоров тоже не является самодурством. Искусство управления заключается не в том, чтобы идти напролом, отстаивая очередную «святую истину», а в том, чтобы принимать решения по ситуации. Верное государственное решение — это решение по текущей ситуации, без заглядывания на века вперед. Потому что если сиюминутное решение будет неверным, заглядывать дальше будет некому.

Полководец на поле боя наступает, отступает и делает иные маневры тоже по ситуации. Так же действует и император. Если правитель излишне склонен к философии и поиску истины, а не к победе на данный момент, ситуация его сметет — или ближайшее окружение отравит, или социальное возмущение поднимет волну, которая смоет правителя, обрядившегося в тогу мыслителя-правдолюбца и пророка. Нельзя путать роль вождя и пророка. Это разные масштабы, и каждый из них должен действовать в своем.

Когда народ требует дать ему понятных божеств, император дает иконы. Когда возникает угроза, что народ превратит христианство в язычество, он запрещает иконы, а когда возникает угроза исламизации населения, снова вводит их в христианскую жизнь. Что тут скажешь… Политика, она и есть политика…

Добавьте сюда борьбу политических и олигархических группировок за власть и ресурсы. Правила системы (правила хорошего тона) запрещают открыто заявлять реальную цель. Все участники подковерных баталий прикрывают борьбу за власть борьбой за истину. В византийский период эту борьбу вуалировали религиозной истиной, и мир потрясали религиозные разборки. В наше время борьбу за власть прикрывают борьбой за счастье народное. Вчера противники обвиняли друг друга в ереси, сегодня обвиняют в предательстве демократии. За высокими идеями политиков, которые они озвучивают на трибунах, всегда прячутся совсем не высокие цели. Се ля ви…

ГЛАВА 22. Распад

Если вам принадлежит танк, а мне — сознание водителя танка, то танк принадлежит мне. Если один владеет сознанием и сердцем народа, а второй — территорией и всеми материальными активами, то первый является властью, а второй — хозяйственником.

Папа Римский Григорий VII владел душами западных христиан, а император Священной Римской империи Генрих IV владел территорией, золотом, народом. Но не душой. В XI веке между ними произошел спор из-за права назначать епископов. Генрих написал Папе: «Мы, Генрих, король Божьей милостью, со всеми епископами нашими говорим тебе — ступай вон!» В ответ Григорий освободил подданных Генриха от присяги на верность королю, объявил его еретиком и отлучил от Церкви. Реакция христианского общества не заставила себя ждать — князья поклялись не признавать власть императора, пока отлучение не будет снято. Генриху ничего не оставалось, как в рубище кающегося грешника стоять перед папской резиденцией в Каноссе и вымаливать прощение в течение трех дней. Вымолил.

Из этого эпизода все светские правители Европы сделают вывод, что власть в первую очередь выражается во власти над сознанием, и только потом — над всем остальным. Если нет власти над сознанием, нет власти ни над чем. Такой правитель является не властью, а завхозом, которого в любой момент могут поменять. Но так будет потом, а пока ситуация только разворачивается. Пока Римская империя распалась на две части, где у каждой свой правитель (Папа и император), а христианская религия, покрывавшая обе части империи, продолжала оставаться единой. Это означало, что глава церкви имел власть над сознанием всех жителей этих государств. Проще говоря, кто глава церкви, у того и власть над христианским миром.

Между Папой и императором разгорается борьба за титул главы церкви. Ни один из них не мог признать в этом статусе никого, кроме себя. Признание другого означало утрату власти. Власть зависела от сохранения своего духовного статуса.

Западная церковь называет себя католической (от греческого слова «вселенская» или «всеобщая»), а восточная церковь берет себе в качестве имени ноу-хау римской администрации — ортодоксальная, что значит живущая по догме и уставу, от которых нельзя ни шага сделать в сторону. Второе ее название — православная, что значит «правильно славящая Бога».

Стороны поделили светскую власть, но из-за единой церкви не могли поделить духовную. Каждый правитель тянет на себя титул верховного христианского жреца. Каждый заявляет себя верховным главнокомандующим на своей территории и верховным жрецом христианского мира. Позже историки назовут такую форму правления для Запада папацезаризмом, а для Византии — цезарепапизмом.

Император обосновывает свои претензии на статус главы церкви, исходя из теории, что у него власть от Бога. Следовательно, он единственный представитель Бога на земле, высший авторитет во всех духовных и земных делах.

Папа Римский отрицает эти претензии, используя логику традиционных христиан. Он говорит, что светский правитель не имеет духовной власти. Свои утверждения Папа основывает на словах Христа, обращенных к первому епископу Рима — апостолу Петру (все Папы считают себя его преемниками): «Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее, и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф.16,18–19).

Складывается тупиковая ситуация. Два «медведя» не могут ужиться в одной «берлоге», а два правителя, Папа и император, — в одной церкви. Мир наступит, когда границы духовной и светской власти будут совпадать, а пока духовная власть одного заходит на территорию другого, мир в принципе невозможен. Решение вопроса — разделение церкви и христианства на две независимые части.

К началу второго тысячелетия между церквями скапливается критическая сумма противоречий и претензий. Когда ситуация доходит до предела, восточная и западная части церкви проклинают друг друга и отлучают друг друга от… церкви. В середине XI века раскол из де-факто переходит в де-юре — возникают две независимые церковные организации.

Придворные богословы, оставаясь верными своему ремеслу, оправдывают своих правителей. Каждая сторона представляет раскол не результатом борьбы за власть, а борьбой за истину. Типа не могла наша честная власть поступиться святой истиной.

Официально религиозных противоречий между церквями сегодня три. Первое — филиокве (у католиков Святой Дух исходит от Бога Отца и Христа, а у православных Дух от Христа не исходит). Второе — непорочное зачатие (у католиков мать Христа родилась от Святого Духа, у православных — от своих родителей). Третье — непогрешимость Папы (католики говорят, что слово Папы, сказанное с кафедры, является абсолютной истиной, а православные говорят, что в природе нет безгрешных людей).

История церкви полна рассказами, как верующие твердо стояли за одну букву. Одни считали Христа подобносущным, то есть подобным Богу по сути, но не Богом. Другие считали Его единосущным (единым с Богом по сути существом, то есть Богом). В греческом написании эти два слова имеют разницу в одну букву «i»: «homoiousios» и «homoousios». Вот за это христиане и воевали. Если продолжить логику, получается, если бы не эти разногласия, не было и раскола церкви на западную и восточную части. Но как тогда решился бы вопрос о главе церкви, что в то время и означало подлинную власть? Решить его было невозможно. Смысл религиозных различий в том, чтобы оправдать политическую борьбу за власть.

В середине XV века Византийская империя оказывается перед угрозой турецкого вторжения. Она просит Рим о помощи. Тот соглашается, но при условии, что обе церкви вновь объединятся в единую церковь и светская власть не будет лезть в духовные дела.

Со стороны кажется, что выставивший такое условие Папа движим благородной целью — восстановить единство церкви. Но на самом деле это продолжение борьбы за власть между Папой и императором. Только Папа теперь диктует: принимай или мою власть, или турецкого султана. Оказавшись перед таким выбором, император из двух зол выбирает меньшее — соглашается на власть Папы (конечно, втайне надеясь, что потом как-нибудь отыграет все назад).

Начинается объединение католической и православной церквей. Все высшие церковные и светские власти Запада и Византии заинтересованы в том, чтобы как можно скорее реализовать соглашение. Осталось провести Вселенский собор, на котором призвать Святого Духа, чтобы под его руководством организовать воссоединение церквей.

Православные и католики начинают готовить VIII Вселенский собор. Готовят его настолько идеально, насколько это вообще возможно. С позиции церковных догм и христианской теории того времени комар носа не подточит. В результате в 1438–1445 годах состоялся VIII Вселенский Ферраро-Флорентийский собор.

Как обычно, все началось с молитвы о призвании помощи небесной. Когда все присутствующие убедились, что молитва услышана и благодать вне всяких сомнений снизошла на присутствующих, собор начал работу. Принимается главное эпохальное решение об объединении двух церквей, восточной и западной, в одну — Единую.

Обе церкви, католическая и православная, объявляют решения собора даром Святого Духа. Теперь это истина, обязательная для всех христиан. Византийский патриарх заявляет, что отрицание решений собора влечет автоматическое отлучение от церкви. Все возможные угрозы и анафемы произнесены. Христианский мир ликует… Наконец-то церкви-сестры примирились и объединились!

Но решение Ферраро-Флорентийского собора неприемлемо для православной Руси. На тот момент Русь не имела самостоятельного духовного статуса и подчинялась во всех религиозных вопросах восточной церкви. Несколько раз она поднимала вопрос об обретении духовной самостоятельности, но ей всегда отказывали. Непонятно было, как это можно сделать. Для этого нужно было дробить Единую Церковь и создавать отдельную русскую церковную организацию, что в то время было немыслимо. Не имея оснований претендовать на статус главы церкви, как Папа римский и император византийский, Русь довольствовалась статусом метрополии слабой Византии, по факту имея политическую самостоятельность.

Решение VIII собора резко меняло расстановку сил. Для Руси принять решение от Духа Святого, объединившего обе церкви в одну, означало, что она переходила из духовного подчинения слабой Византии в духовное подчинение мощного Рима.

Если Древний Рим говорил: «Давайте золото и верьте во что хотите», то католический Рим говорит: «Мы дадим вам золото, только примите нашу веру». Мы же помним — кому принадлежит сознание, тому принадлежит власть. Объединение церквей для Руси означало, что она никогда не получит духовной самостоятельности, а это в перспективе гарантировало утрату и политической независимости.

Правитель Руси Василий II по прозвищу Темный, с одной стороны, серьезный политик, а с другой — набожный человек, видел в объединении церквей великое благо. Но также он видел в этом и утрату власти. Объединение — дело хорошее, но только… «А как же моя власть? — думал он. — Если я приму к руководству информацию «от Духа Святого», моя власть исчезнет. Русь станет римской провинцией, а я — завхозом».

Разрываясь между верой и властью, Василий склоняется к мысли, что информация свыше — это, конечно, хорошо, но власть важнее. Он принимает решение играть на опережение — первым отлучить Папу от церкви.

В духовном смысле это был беспредел. У Василия II не было никаких оснований отрицать решение Вселенского собора. Но ему некуда было деваться, кроме как отрицать информацию от Святого Духа, отрицать зафиксированное по всем правилам решение о единстве церкви. Ему нужна своя церковь, карманная, которая никаким соборам не подчиняется, а подчиняется только правителю, как в Римской империи.

Жребий брошен. Теперь нужно найти способ отвергнуть неудобное решение собора. Но как это сделать? Христианский правитель не может вот так запросто отмахнуться от Вселенского собора и от информации, которая официально заявлена восточной и западной церковями божественной, исходящей «от Святого Духа».

В поисках выхода правитель Руси прибегает к византийской технологии. Русская церковь так описывает этот момент: Василий взглянул на решение VIII собора, но не глазами, так как он был слепым. Его ослепили родственники за то, что ранее он ослепил других своих родственников, сделав это, как написано в его жизнеописании, «без злобы в сердце» (правда, какая мелочь, поругались люди немного, сгоряча чего ни сделаешь).

Взглянул этот добрый человек на решение VIII собора внутренними очами и узрел, что они — не от Бога. Как набожный человек, чтобы окончательно убедиться в этом, он поручил богословам разобраться: а правда ли решения Ферраро-Флорентийского собора продиктованы Святым Духом?

Придворные теологи везде одной масти и потому понимают все с полуслова. Московские богословы проделали колоссальный труд, как в свое время его много раз проделывали их римские, а потом византийские коллеги, и установили, что на соборе формально все было правильно. Вот только руководства небесного там не было.

Как русские богословы выяснили, что решения собора были не от Святого Духа, с помощью каких сил они опустились до таких глубин — про это ничего не сообщается. Говорится только, что они узрели истину и обнаружили предположение своего правителя, что на VIII соборе было бесчинство и самоуправство соборян.

Опираясь на заключение своих экспертов, Василий увольняет главу русской церкви по причине профнепригодности. Раз не смог разглядеть, что на соборе не было Святого Духа, какой же он глава… Новым главой Церкви власть назначает Иону — смиренного человека, заранее согласного со всем, что скажет «власть от Бога».

Точнее сказать, формально Василий Темный нового главу не назначал. Он его рекомендовал. Утвердил нового владыку в должности собор русских епископов. Эту технологию потом один в один скопируют коммунисты. Они тоже будут не назначать на выборные должности, а рекомендовать, а на партсобраниях этих выдвиженцев будут потом «выбирать».

На Василия ополчился весь христианский мир. Как так, божественное решение не принимает… Но возмущение длилось ровно до мая 1453 года, когда Византия пала. Рим не смог защитить ее от турок, несмотря на то что очень этого хотел (есть предположение, что Москва тайно помогала султану одолеть Византию).

Как бы там ни было, Константинополь стал Стамбулом (второе название этого города было Истинполин, от греческого «к городу» — в арабском звучании это слово произносится как Истанполин, в русском языке того времени оно превратилось в Истанбул, а в современном — в Стамбул). Крест сменился полумесяцем.

Теперь Москва начинает свою игру. Ей срочно нужна легитимность. Пока она в глазах христианского мира является так называемым самосвятом — никого не слушает и сама решает все духовные вопросы. В политике это хорошо, но в христианстве — нет. Там считается, что рукоположение и благодать идут от самого Христа и апостолов. Русская церковь из-за нарушения иерархии (не послушала духовного начальства) как бы лишена этого. Ей нужно, чтобы ее признали авторитеты христианского мира — восточные патриархи.

Столица Руси предлагает восточным патриархам финансовую помощь. Под давлением такого веского аргумента патриархи начинают менять свою точку зрения на решение московских богословов. Чем больше Москва помогает патриархам, тем больше у них открываются глаза. Наконец случается чудо — они окончательно прозревают. После очередного финансового транша они признают, что москвичи правильно отвергли решения VIII Вселенского собора. Оказалось, что восемь лет назад нечистый дух выдал себя за Духа Святого. Вот что мощь, финансы творящая, делает!

В результате взаимовыгодного сотрудничества Москвы и восточных патриархов в начале 1589 года в России возникает автокефальная (независимая) церковь — РПЦ (Русская православная церковь). Первым русским патриархом становится Иов. Теперь Рим русским христианам не указ. Теперь мы сами с усами.

Первым правителем, восставшим против власти Папы, отвергнув решение VIII вселенского собора, был наш русский правитель Василий Темный. Он дал толчок — по всему миру, как грибы, стали возникать карманные (национальные) церкви. За Василием выступили немецкие князья, поддержав в 1517 году Мартина Лютера. Потом во вкус вошла половина европейских монархов. Одни руководствовались принципом «Чья власть, того и вера», провозглашенным немецкими князьями, а для других девизом стали слова Генриха Наваррского: «Париж стоит мессы».

Протестанты называли католическую мессу обедней и отрицали ее. Генрих был протестантом, а Франция — католической страной. Чтобы короноваться, ему надо было поменять веру. Будущий король сказал, что власть выше мессы (то есть веры).

Византийская технология понравилась всем христианским правителям. С ее помощью они безошибочно определяли, какое решение церкви божественное, а какое — от духа нечистого. Придворные богословы доказывали все, что требовалось власти.

Чтобы не превращать ситуацию в цирк, церковь родила негласное правило: истинно только то, что власть признала за истину. Если власть перестает считать за истину то, что вчера считала, церковь должна следом за правительством привести свою позицию в соответствие с новой истиной. Ни из каких христианских канонов такой странный способ определения христианской истины не вытекает. Но, увы, жизнь диктует свои правила — христианской истиной стали считать только то, что власть считает истиной.

ГЛАВА 23. Неправда

Можно ли учение, выработанное под председательством верховного жреца племени майя, считать буддистским или мусульманским? Наверное, это учение будет чем угодно, только не буддизмом и не исламом.

Можно ли учение, выработанное на соборе под председательством языческого жреца, назвать христианским? Тоже нельзя. Не потому, что я так считаю, а потому что это противоречит порядку вещей и здравому смыслу.

Армия богословов 1700 лет искала объяснение, как так получилось, что на первом вселенском христианском соборе председательствовал языческий жрец, но ничего так и не смогла сказать. Все ее объяснения только подчеркивают ужас ситуации. Она решила молчать, табуируя неудобные моменты. Потому что, а что тут скажешь? Объяснение лишь разожжет любопытство. А оно, как вам скажет любой священник, для души неполезно.

Опуская бантики и глядя только на факты, я увидел, что Рим создал уникальный политический инструмент для управления массой — государственную церковь, полностью от него зависимую. Ни одно свое решение она не могло принять самостоятельно. Если традиционные христиане не спрашивали разрешения властей, чтобы собраться для решения своих вопросов, то государственные христиане могли собраться только с разрешения властей.

Попытки новых христиан стать независимыми от светской власти в духовных вопросах жестко пресекались. Например, когда св. Мартин и св. Максим Исповедник, подражая традиционным христианам, решили собрать христиан на Латеранский собор 649–653 года без разрешения власти, власть увидела в этом бунт и наказала инициаторов.

Христианство утверждает, что никакой человек не может быть мерилом истины. Но это в теории. На практике с 325 года и до конца VIII века понятие истины зависело от одного человека — от римского, а потом византийского императора. Все изучавшие византийский период христианства единодушны в том, что мнение императора было для церкви аналогом закона. Что он считал христианской истиной, то церковь и объявляла ею. Если он потом передумывал, следом передумывала и церковь.

Нет ни одного ключевого решения, принятого церковью самостоятельно. Она была свободна в области бантиков, но главные положения устанавливала только власть. Если она сказала, что Бог есть Троица, церковь утверждала троичность Бога. Если же власть передумывала и говорила, что Бог не Троица, церковь следом отрицала троичность Бога.

Политический и дипломатический гений Рима создал из отступников христианства новую религию и выдал ее за учение Христа. Учения непосредственно самого Христа не было никогда. То, что сейчас называют его учением, — это записи разных людей об Иисусе, из которых римская власть отобрала нужное и объявила это учением Иисуса.

Если разбирать это учение по косточкам, от него ничего не остается. Христианство живо исключительно призывом слепо и безоговорочно верить, не думая. Отличный пример в этом направлении — теория Троицы. Церковь учит, что Лица Троицы не вместе и не раздельно. Как же они существуют? Правильный ответ — этого разуму не вместить. К догмам веры нельзя применять научные методы. В это нужно верить.

Такая ситуация имеет место в любой религии. Например, в буддизме, который если разбирать, такая же картина вырисовывается, есть рассказ о великом мудреце, который в ответ на сложные вопросы медленно и задумчиво мычал. Дискуссии с их аргументами, логикой и фактами — все это было ниже его мудрости. Его мудрое мычание не отпугивало учеников, а напротив, притягивало, умиляло и восхищало их.

Однажды представитель восточной религии пытался доказать мне, что его вера есть истина. Сначала перечислил мне указанные выше аргументы (тексты, от которых веет святостью, чудеса и прочее). Когда они оказались несостоятельными, привел последний аргумент, неопровержимый с его точки зрения. Он сказал: «Произнеси в тишине звук ОМ, протяжно так — Ом-м-м-м-м… И слушай свои внутренние вибрации. По этому признаку всякому разумному человеку сразу должно быть понятно, что здесь истина».

Аргументы типа «ОМ» — тяжелая артиллерия религии. Его сила — информация не имеет оригинала, к которому можно соотнестись. Проверить в принципе ничего нельзя. Строго говоря, это симулякр, копия без оригинала, не убиваемый козырь, бьющий любую карту. Этот последний довод выкатывают, когда все остальные аргументы провалились.

В православии функцию «ОМ» выполняет Священное Предание. По официальной версии, эту информацию дал Бог, но почему-то не велел ее записывать. Велел передавать ее из уст в уста, что на протяжении двух тысяч лет благочестивые люди и делают.

Если вы задали вопрос, на который нет ответа в Библии и иных авторитетных источниках, священник озвучит официальную версию. На вопрос, из чего она следует, он ответит: так учит Священное Предание — нигде не записанная устная информация.

Такой ответ исключает всякую дискуссию. Кажется, это неубиваемый аргумент. Но даже при таком мощном орудии религии случается сесть в лужу. Например, в Библии нет указания, как креститься. Богословы Рюриковичей учили, что Священное Предание велит креститься двумя перстами. Богословы следующей династии, Романовых, обнаружили, что Священное Предание учит креститься не двумя, а тремя перстами. Как им открылась сия истина, они не рассказывают, но намекают, что открылось это знание свыше.

Или еще интереснее, помимо указания на руководство свыше, данное по молитве, они еще прекрасно объясняют, почему Богу угодно, чтобы христиане тремя перстами крестились. Так же прекрасно, как их предшественники рассказывали, почему Богу угодно, чтобы не тремя, а двумя перстами крестились. Своя рука владыка.

Технология «ОМ» позаимствована православной церковью у древнего иудаизма, родившегося в противостоянии образующих его группировок, партии Храма и партии пророков. Если помните, партия Храма утверждала, что Моисей записал данную Богом информацию, и получилась Тора (Закон). Никакой тайной информации для избранных Бог не давал. Партия же пророков, чтобы обрести легитимность, утверждала, что Моисей от Бога получил информацию, но записал только одну часть. Вторую часть записывать было нельзя, и потому правоверные иудеи ее устно из века в век передают.

После разрушения Храма саддукеи сошли со сцены. Фарисеи получили монополию на иудаизм. То, что сегодня называют иудаизмом, — это не то, что было во времена Христа, сплетение трех крупных групп, саддукеев, фарисеев и ессеев, плюс кучи мелких групп. Сегодняшний иудаизм, если называть вещи своими именами, — это фарисеизм.

В конце II века информацию, которую записывать нельзя и которая от Моисея, фарисеи все же решают записать. Так появляется Талмуд. В XVI веке выходят несколько томов. В этот период появляется новая порция «устной информации», на этот раз фарисеи ее позиционируют от самого ветхозаветного Авраама. Эту информацию тоже записывать нельзя, но ее все же записывают, и сегодня эти тексты именуют Каббала.

Естественно, никаких доказательств, что Авраам что-то получил от Бога для устной передачи, нет. Напротив, есть доказательства обратного. Анализ текста указывает, что он появился в XII веке нашей эры. До этого никто ни о какой Каббале слыхом не слыхивал.

Эти факты не смущают фарисеев. Сегодня они, используя изобретенный Римом принцип ортодоксии, называют себя ортодоксальными иудеями. Фарисеи заявляют, что кто не верит в божественность Талмуда и Каббалы, тот не является полноценным иудеем.

Талмудисты указывают источником устной информации Моисея. Каббалисты говорят, что источник устной информации Авраам. Православные не указывают источник информации, образующей Священное Предание. Не нашлось кандидатуры, про кого можно сказать, что ему Бог поведал сию информацию. Негласно считается, что праведные люди улавливают эту информацию и таинственным образом передают церкви и народу.

Если бы знания верующих не ограничивались благочестивыми байками, на свете не было бы верующих людей. Богословы и религиозные философы существуют благодаря тому, что существуют равнодушные люди. Они суть Акулины, не желающие знать истину.

Указана лишь малая часть противоречий и нелепиц, из которых соткана история церкви. Если касаться всех — отдельную толстую книгу нужно писать. Но сказанного достаточно, чтобы согласиться с Вольтером, который сказал, что «История церкви началась, когда первый мошенник встретил первого дурака».

ГЛАВА 24. Катарсис

Когда я увидел непоколебимые неоспоримые железобетонные факты, не лезущие ни в какие официальные ворота христианства, и все мои попытки объяснить их провалились, я при всем желании не мог сохранить веру. Одно дело, когда не знаешь, есть у тебя в кармане деньги или нет. Тогда можно верить, что они там есть. Другое дело, когда пошарил в кармане… пусто. Почесал в затылке, еще раз залез рукой в карман, опять пошарил. Опять пусто. Теперь точно знаешь, что денег там нет. Теперь нельзя верить, что в кармане есть деньги. Можно слова говорить, что все равно веришь, но это будут пустые слова.

По личному опыту скажу, что для психики это большое потрясение. Подсознание воспринимает его как угрозу жизни. Включается инстинкт самосохранения. Хочется игнорировать логику и факты, противоречащие религии, говорить на черное белое, что угодно говорить и делать, лишь бы защищать уплывающую от тебя веру.

Когда факты таковы, что защититься от них нельзя, возникает духовный дискомфорт. Человек ищет выход. Основная масса находит его в блокировке неудобных фактов. Не важно, насколько они объективные и достоверные. Важно, что, если факты ему не нравятся, это достаточное основание, чтобы отвернуться от них.

Большие проблемы возникают перед теми, кто не хочет слепо верить во все, во что велено верить. Но и вот так вот в одночасье отказаться от всего, во что верил годами и десятилетиями, тоже невозможно.

Лично я, когда уже все понял и осознал, все равно примерно полгода не мог снять крест. Ну вот не мог, и все. Рука не поднималась. Голова и сердце были полны мыслями, что церковники с римской властью все извратили и исказили. А Христос был. И его чистый образ изменил ход мировой истории, указав миру дорогу к свету и добру…

Разогнавшись в этом направлении, спотыкаешься о воскресение Христа. Это основа христианства. Что это, чудовищная фальсификация или чудо? «Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, Которого Он не воскрешал, если, то есть, мертвые не воскресают; ибо если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес. А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще во грехах ваших. Поэтому и умершие во Христе погибли. И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков» (1Kop. 15.13–19).

Нет абсолютных доказательств, подтверждающих воскресение Христа. Равно как нет абсолютных доказательств фальсификации этого события. Есть вероятность и того, что Христос воскрес. Но также есть вероятность, что история с воскресением — обман.

Если Христос — это иудейский националист-политик, из которого заинтересованные силы сделали то, что сделали, тогда христианство — самый большой и подлый обман в истории, отнявший жизни у миллионов людей и оскопивший жизни миллиардов людей.

Если Христос пришел в мир, чтобы взять на себя грехи человеческие через крестную смерть, чтобы потом воскреснуть — это самое большое чудо в истории. Ничего подобного в истории человечества не было. И если так… Тогда я даже не знаю, что сказать.

Сравнивая две версии (фальсификацию и воскресение из могилы), правдоподобность первой версии намного выше. Но есть же на свете чудеса. Может, воскресение Христа — это и есть чудо — думает человек? Тогда плевать на все обманы власти и церкви.

Вооружившись этой мыслью и склоняясь к версии воскресения, человек говорит в сердце своем — верую! Церковникам-саддукеям не верю, а Христу все сердцем верю… И теперь бывший верующий намерен идти по жизни, ориентируясь только на Христа. А все то наносное, что за две тысячи лет налипло на учение Христа, то отвергнуть.

Но продолжается состояние окрыленности недолго. Вскоре понимаешь, что веру нужно показывать не на словах, а из дел своих. Нужно жить, как ранние христиане. Но как конкретно, если были сотни групп ранних христиан. Каждая жила по своим правилам. У одних групп мужчины и женщины жили вместе и ходили нагими со всеми вытекающими последствиями (как в притче про десять дев, пришедших к одному мужчине). У других было строгое половое воздержание. Как узнать, жизнь какой группы угодна Христу?

Начинаешь раскладывать религиозный пасьянс на три кучки: «в это верю, в это не верю, про это потом подумаю». Получается составленная по своему усмотрению религия, где одно отвергнуто, другое оставлено, а с третьим не решено, но в будущем прояснится.

Это дает успокоение, пока не встает вопрос: чем я руководствовался при отделении зерен от плевел? Церковь говорит, что ей Бог помогал отделить зерна от плевел. Не важно, как на самом деле. Важно, что она говорит, каким образом отделила истину от лжи.

С помощью чего я отделил истину от лжи? Тут два варианта. Первый: мне Бог открыл новую истину. Тогда получается, я пророк и основатель новой религии. Дело за малым — по воде пройтись, чтобы точно не сомневаться в своей связи с Богом и пророческих способностях. Но раз по воде ходить не получается, значит, не пророк.

Следовательно, при ревизии веры я руководствовался своим мнением. Теперь осталось объяснить, хотя бы самому себе, на каких основаниях я свое мнение возвел в статус истины. Может, оно и правда истина, но как мне в этом убедиться?

Тупик, однако. Как бы страстно ни хотел человек оставаться христианином, как бы ни думал, что Христос принес истину, церковники ее исказили, а он теперь все это понял и будет жить как ранние христиане, реализовать это благое намерение невозможно.

Простая народная мудрость гласит: нельзя быть наполовину беременной. Нельзя быть христианином, который с одним согласен, с другим нет, а про третье потом решит. Вернее, можно, но это будет христианство собственного приготовления, под которым нет никакого основания, кроме желания остаться в зоне комфорта.

Равно как нельзя быть «просто верующим» без уточнения, во что конкретно веришь. Нельзя сказать, что я просто верю в Бога, не уточнив прежде, в какого Бога. Нельзя сказать, что не важно, во что верить, потому что все религии ведут к Богу. Все понимают под Богом разное, и кроме того, нет ни одной религии в мире, которая признавала бы за истину другую религию. Поэтому стать таким «всеверующим» — это уподобиться Акулине, которая заявляет себя христианкой, не понимая даже значения этого слова.

Но как же теперь жить? Одно дело, когда я был простой христианин, не знавший ничего о христианах и о отступниках, которых Рим собрал на собор, где они сформировали основы христианства под руководством великого языческого понтифика Римской империи Константина I. Не знал, что присутствие/отсутствие Святого Духа на соборах определяла власть. Не знал о технологии подсчета голосов, гарантировавшей 100 %-ное единодушие. Не знал о подделках типа Johannine Comma, созданных защитниками теории Троицы и вписанных в Евангелия, но пойманных за руку. Не обращал внимания на странную биографию Христа, где его основная часть жизни, тридцать лет из тридцати трех, опущены, и рассказывает она только о трех последних годах. Когда ничего не знаешь, можно верить во все, к чему церковь призывает. Но когда знаешь, как верить?

Как прикажете верить, например, что Бог создал церковь, когда знаешь, что ее создала власть Римской империи? Сегодняшняя церковь — это политический инструмент, совокупность догм, обрядов и ритуалов, сочиненных придворными богословами. Все эти ритуалы и обряды были обожествлены с одной целью — чтобы повысить эффективность управления массой. Церковь суть министерство по делам христианской религии или армия. Разве про нее Христос говорил, что ее «врата ада не одолеют» (Мф.16,18), про министерство с его штатом чиновников в рясах? С тем же успехом другие министерства и государственные или социальные институты можно считать данными свыше.

Могу ли я считать священными писания апостолов, если сами авторы этих текстов не считали их священными? Если бы апостолы знали, что их записи объявят священными и поставят выше Закона, они бы… Я даже не знаю, как они могли отреагировать на такое, ибо в глазах фанатичного иудея это была даже не шутка, а самое грязное богохульство.

Если быть честным, в первую очередь перед самим собой, а это единственное, что доступно человеку, во всем другом он может ошибаться, нельзя ошибаться только в своей честности, то никак не получается примирить эти знания с верой.

* * *

Если сделать аналогичный анализ буддизма, иудаизма, ислама, синтоизма, индуизма и любой известной религии, если сконцентрировать внимание не на бантиках, а на самых корнях, ни от одной религии камня на камня не останется. Все они живы исключительно одним — невежеством верующих. Для людей вера — это больше традиция, удобная защита и уход от неудобных вопросов. Настоящих верующих, понимающих всю глубину того или иного учения, там нет. Потому что знание о любой религии исключает веру в нее.

Прощаясь со всеми религиями, особо подчеркну, что на мое окончательное решение повлияли не личные качества плохих священников и отдельные религиозные казусы. Решение принято по совокупному результату глубокого анализа корней христианства и менее глубокого анализа ислама, буддизма и иудаизма (родственность всех религий видна, несмотря на то что буддизм и ислам, например, совершенно разные учения).

Если вы утратили веру, но продолжаете позиционировать себя верующим, вы уже не глупец. Вы лицемер. Все ваши рассуждения о твердости убеждений гроша ломаного не стоят. Твердость убеждений — это соответствовать своему знанию, а не заблуждениям.

Кто рождается в меланезийском племени, тот поклоняется соломенным самолетам. Но если он узнает историю про американских военных, посетивших его остров, его вера должна исчезнуть. Если он продолжает говорить о верности культу карго и продолжает поклоняться самолетам — это не верность, а или преследование выгоды, или идиотизм.

Итак, если церковь со своими ритуалами, традициями и обрядами отвергается из-за ее рукотворного характера; если все писания апостолов отвергаются, что же остается? Остается Христос. Нет абсолютных доказательств ни того, что он не воскрес, ни того, что он воскрес. Что из этого следует? Каждый бывший верующий здесь сам сделает выводы.

У меня нет абсолютного мнения относительно Христа. Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Если были Эдгар Кейси, Мирин Дажо и прочее удивительные люди, чудеса которых зафиксированы и подтверждены, почему бы не быть еще более удивительным людям, демонстрировавшим еще более удивительные чудеса? Например, почему бы не быть этим человеком Христу. Так что все может быть.

Но не может быть, что есть Христос, которого церковь называет одним из лиц Бога-Троицы. Не получается, потому что, если это так, тогда Христос (как Троица) приказывал убивать целые города, вырезая под корень все население, от младенцев до стариков. Если же это делал не Христос, тогда встает вопрос, где он был, когда Бог Отец давал такие указания? Рвется по живому в этом месте христианское учение о Троице. Христос или не Бог, или, если Бог, тогда точно не Любовь. Нельзя называть проявлением любви указания убивать людей садистскими способами. Например: «А в городах сих народов, которых Господь Бог твой дает тебе во владение, не оставляй в живых ни одной души, но предай их заклятию: Хеттеев и Аморреев, и Хананеев, и Ферезеев, и Евеев, и Иевусеев, и Гергесеев, как повелел тебе Господь Бог твой» (Втор. 20, 16–17); «А народ, который был в нем, вывел и умерщвлял их пилами, железными молотилами и секирами» (1 Пар. 20, 3).

Пророк и царь Давид, любимец Божий, регулярно получал от Бога такие приказы. У кого язык повернется сказать, что когда он вывел пленников «…и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры и бросил в обжигательные печи. Так он поступал со всеми городами Аммонитскими». (2Цар. 12, 6), это была любовь Бога к людям?

Церковь объясняет массовое уничтожение мужчин, женщин, стариков и детей по приказу Бога-Троицы тем, что это были не совсем люди, люди со сбившейся программой, т. е. бракованные люди. Поэтому Бог-Троица, проявляя свою любовь, велел всех убивать, не разбирая пола и возраста. Кстати, это были первые зафиксированные биологические чистки, проводимые представителями одной расы относительно людей другой расы.

Заявление

Я отказываюсь от церкви со всеми ее обрядами и ритуалами. Не вижу смысла лицемерить в этих вопросах. Не исключаю, что ошибаюсь… Ну что же… Человеку недоступна абсолютная истина. Как было сказано, единственное, что человеку доступно, — быть честным относительно своих убеждений. Все. Ничего больше ему недоступно.

Когда Савл, будущий апостол Павел, гнал христиан, он был честен относительно своих убеждений. Когда его убеждения изменились, он сам стал христианином. В том и другом случае он был честным человеком. Честность — высшее состояние человека. Вот в нем я и хочу остаться. Если даже есть тот Бог, о котором говорит церковь, а я ошибаюсь, ну и что? Разве Богу нужно мое лицемерие? Нет, ему нужна правда. Он прямо призывает «…правды, правды ищи, дабы ты был жив и овладел землею». (Втор. 16, 22). Кто ищет правду, тот настолько прав, насколько это возможно для человека. Даже если ошибается на этом пути, он все равно прав. Если человек честно делал то, что считал добром, но у него ничего не получилось (или получился обратный результат), его оценивают не по результату, а по намерению. Равно и наоборот: кто стремился сделать зло, но у него случайно получилось добро, оценивать его следует по намерению, а не по результату.

Христос говорит: «Блаженны алчущие и жаждущие правды» (Мф. 5,6). Обращаю внимание, блаженны жаждущие правды, а не насытившиеся правдой. Призыв к несовершенному существу искать истину и не успокаиваться означает, что рано или поздно оно ошибется в своем поиске (иначе это не человек, а совершенное безошибочное существо). Если Бог призывает несовершенное существо искать правду, он не может судить его за ошибки, совершенные при поиске. Это все равно что судить человека за неумение летать. Если и будет суд за ошибки, совершенные при искреннем поиске правды, тогда… я не знаю. Тогда тут для меня тайна.

Как бывший христианин, особо хочу сказать о своем прощании с христианством. Я видел там много хороших людей. Намного больше, чем в обычной жизни. Когда у людей есть цель выше колбасы, не важно, религиозная или научная, это очищает их.

Прощаясь с христианством в частности и со всеми религиями в целом, я скажу, что само пребывание в статусе верующего дало мне хороший урок. Благодаря этому я стал масштабно мыслить, видеть целое, не увязать в бантиках. Вспомнилась евангельская фраза: «…от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишъся» (Мф. 12, 37). Да, я готов.

Аминь.

P.S.

Мое частое цитирование Библии может показаться странным, потому что я не верю в того Бога, кому приписывают эти мысли (пишу его имя с большой буквы, как имя собственное). Кажется, непоследовательность. Вовсе нет. Просто я считаю ценностью мысль, а не источник. Не важно, кто сказал. Важно, что я нахожу эту мысль правильной.

Часть IV РАЦИОНАЛИЗМ

ГЛАВА 1. Атеизм

Разобравшись с религиозным мировоззрением, перехожу к научному атеизму. В нем на первый взгляд нет эмоций и призывов слепо верить. Подкупает, что атеизм своей базой заявляет не непроверяемые утверждения, а научные факты. Кажется, тут все степенно, добротно и академично. Атеистический взгляд на мир призывает думать и делать выводы, а не бездоказательно отрицать Бога, как было за тысячи лет до научного атеизма. «Сказал безумец в сердце своем «нет Бога» (Пс. 13, 1). В этом возгласе эмоциональное отчаяние на безмолвие неба, под которым совершались различные несправедливости, но нет никакой логики. Просто разозлился человек, что Бог ему не помогает стоять за правду…

Научный атеизм отличается от голословного отрицания Бога. Его точка отсчета — научные открытия, случившиеся в христианской Европе XVII века, поколебавшие непогрешимость церкви. Церковь учила, что мир неизменен. Вселенная подобна пустому яйцу. В центре Земля. Вокруг вращаются ВСЕ небесные тела. К скорлупе космического яйца, называемой небесной твердью, крепятся небесные светила (как фонарики на потолке).

Однажды Галилей, добрый католик, направил свой телескоп на звездное небо и увидел, что вокруг Юпитера вращаются спутники. Это открытие нанесло смертельный удар по католической церкви. Оно указывало: НЕ ВСЕ тела вращаются вокруг Земли.

Для людей того времени это был ШОК. У глядящего в телескоп человека почва из-под ног уходила. Факты говорили одно. Церковь говорила другое. Божественность церкви попала под сомнение. Здание католической цивилизации опасно зашаталось.

Современнику сложно представить потрясение средневекового человека, глядящего в телескоп и видящего бездну вместо тверди с фонариками. В голове вихрем неслись мысли: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Но это БЫЛО.

Квинтэссенция нового понимания мира отражена в стихах Ломоносова: «Открылась бездна звезд полна/ звездам числа нет, бездне дна». Звезды оказались далекими солнцами, а не фонариками. Земля была не центром Мира, вокруг которого вращается ВСЕ, а одной из планет, которая сама вращалась вокруг звезды по имени Солнце.

На волне этого потрясения ученые позднего Средневековья объявили, что мир не имеет конца. Небесные тела, раньше считавшиеся прикрученными к небесной тверди, и потому не падающими на землю, теперь объявлялись висящими в пустоте.

Из факта, что не все небесные тела вращаются вокруг Солнца, не следовало, что никакой тверди нет и мир бесконечный. С таким же успехом можно было допустить, что «твердь» очень далеко, и потому ее не видно в телескоп. Но под впечатлением обмана от церкви ученые позднего Средневековья исходят из того, что если церковь учит, что мир имеет возраст и является конечным, значит, истина наоборот — у мира нет возраста и он бесконечный. Мир — вечно существующая бесконечная величина.

Конечно, методология науки не базируется на отрицании религиозных утверждений. Но крах религии повлиял на сознание. Раньше ученые боялись думать против церкви. С ослаблением религии сознание становится более свободным, и догмы сразу посыпались.

Страшным по последствиям было не то, что церковь неверно рисовала картину мира, а ученые на этом основании делали необоснованные выводы о бесконечности Вселенной. Страшным было утверждение, что Мир не имеет НАЧАЛА.

На первый взгляд ничего особенного: ну, нет начала и нет, что такого? Чтобы уловить проблему, нужно понимать, что главный признак Бога — не степень могущества, а творение Мира. Как бы ни было могущественно существо, но если оно не творило мир — оно житель мира, но никак не его творец и, следовательно, не Бог. Синонимом слова «Бог» является словосочетание «Творец Вселенной».

Концепция вечной Вселенной ломает концепцию Бога-Творца. Если Вселенная вечная, у нее нет начала — момента, с которого она начала быть и до которого ее не было. Если мир никто не творил, если он был всегда, значит, у мира нет Творца.

Раз Вселенная вечная и бесконечная, в ней все может быть. Нет никаких проблем допустить существование неведомой высшей жизни, инопланетян, создавших нашу планету со всеми ее обитателями. Все можно допустить. Кроме одного — нельзя допустить, что вечную Вселенную кто-то сотворил. Если Вселенная вечная — Бога НЕТ.

Теория вечной Вселенной демонтирует религиозное мировоззрение и формирует новое понимание мира — атеистическое. В старом мировоззрении высшей ценностью был Бог. В новом мировоззрении Богу нет места. Высшей ценностью становится человек. Как говорит один из героев Достоевского: «Если нет бога, то я бог».

ГЛАВА 2. Равенство

Новая мировоззренческая система, где человек занял место Бога, получила название гуманизм. Сегодня под гуманизмом понимается нечто аморфное, расплывчатое и неопределенно хорошее. Эдакая всеобъемлющая доброта и красота.

На самом деле гуманизм — четкая система координат, где человек объявлен высшей ценностью и поставлен на место Бога. Такое позиционирование рождает священность свобод и прав человека. Раз все люди — божества, значит, их права и свободы священны. Второй вывод из божественной природы людей — все они равны между собой.

Для вставшего на место Бога человека никаких ограничений нельзя помыслить. Как писал Достоевский, если Бога нет, то все можно. Но теория натыкается на практику. Если все равны, это должно выражаться не словами, а распределением земных ценностей — раз все равны, значит, всем всего поровну. Но как этот прекрасный призыв реализовать?

Непреодолимое препятствие на пути к реализации призыва — у людей неравные способности. Слабый не может взять столько же, сколько сильный. Кроме того, сколько бы ни взял сильный, ему всегда будет мало. Не потому, что он сильный, а потому что такова человеческая природа. Это качество лежит в основании развития и прогресса. Как только человек скажет «хватит», прогресс сменит регресс, и начнется откат назад.

Новая теория натолкнулась на невозможность ее практической реализации. Творцам стало понятно, что если не найти способа удержать социальную конструкцию, она просто рухнет под собственным весом. Атеисты-гуманисты ищут техническое решение вопроса, не требуя от него соответствия теории гуманизма. Не до жиру, быть бы живу.

Чтобы удержать от саморазрушения социальную конструкцию, центром которой стал человек, а не Бог, революционную вседозволенность запрещают (с ней жить нельзя). И возвращают в социум нормы, рожденные пещерным общежитием и впоследствии обожествленные религией, а также религиозные догмы «не убий», «не укради» и прочее (революция все это отрицала как безосновательное). Так в обществе появляется религия, в которой нет Бога, но которая содержит в себе все основные постулаты религии.

Осталось ответить, на каких основаниях эти нормы и табу объявить истинными? Когда был Бог, было основание выполнять его требования. Но если Богу в новой системе нет места, непонятно, с чего это нам выполнять его требования? Смысл в чем?

В поисках выхода гуманизм вводит понятие выгоды. Религиозные нормы заявляют истиной не потому, что они от Бога (Бога нет), а потому, что если все будут им следовать, всем членам общества будет выгодно. Богом становится выгода.

На первый взгляд замена выглядит разумной. Действительно, если все честны друг к другу, не убивают и не крадут друг у друга, всем будет выгодно. Все верно. Но до тех пор, пока всем будет выгодно быть честными. А какой мотив быть честным, если выгоднее обманывать? Если ориентир выгода и выгодно убивать и обманывать, а честным быть не выгодно, получается, нужно убивать и обманывать.

Концепция выгоды проваливается. Гуманисты пытаются заменить выгоду страхом перед наказанием. Если обществу выгодно, чтобы человек был честный, но человеку выгоднее обманывать общество, решение видится через наказание обманщика. Кто не будет соблюдать правила общежития, того накажет не Бог, а общество. Если поймает.

Если… Когда Филипп, царь Македонский, готовил поход на Спарту, он написал ее гражданам письмо, что если они не сдадутся, то их замучают, убьют и прочее. Спартанцы в ответ написали одно слово — ЕСЛИ. Смысл понятен: если победишь, то да, сожжешь, убьешь и разоришь. А ЕСЛИ проиграешь?

Если — это граница между религиозным и новым обществом. В прошлой системе не было «если». Люди считали Бога всевидящим и всемогущим, от которого ничего нельзя скрыть. Верующие были абсолютно уверены, что Бог стопроцентно видит все действия человека. Верили, что грешники гарантированно получат наказание, а праведники — вознаграждение. Не важно, будет наказание на самом деле или не будет. Важно, что люди верили в его неизбежность. Как вы, если верите, что продукт испорчен и от него можно отравиться, не будете его есть, если даже вам просто так кажется, и на самом деле продукт просрочен немного, и от него не отравишься. Не важно, как на самом деле. Важно, во что вы верите. Вера формирует соответствующую атмосферу и модель поведения.

Когда люди перестали верить в Бога, гарантия наказания исчезла. Люди знали, что общество не всевидящее и не всемогущее. Следовательно, если никто из людей не узнает о совершенном преступлении, наказания за это преступление не может быть.

Гарантию воздаяния за преступление вне зависимости от того, узнают люди о нем или нет, сменила гарантия безнаказанности. Если люди не узнают — ничего не будет. А если даже и узнают, это тоже не гарантия наказания. С людьми можно договориться…

Старые нормы, позиционированные теперь не как требования Бога, а как традиция и закон, не имели в этой ситуации под собой никакого основания. Они просто заявлялись, и за их нарушение грозили наказанием. Если поймают…

Это раскалывало общество на два лагеря — на массу и на думающих людей. Масса никогда не задается глубокими вопросами, и потому во все века достаточным аргументом для нее было «так надо», «так принято», «так правильно».

Она следует предписаниям, заявленным как требования от Бога, не подозревая, что это требования власти, для убедительности объявленные религиозными. Страх наказания за нарушение заповедей дает дополнительный стимул не сомневаться, что они от Бога.

Думающие люди не видят смысла соблюдать провозглашенные правила. Они видят смысл других призывать следовать долгу и чести, совести и морали, если попадали во власть, но сами ориентировались на земную сиюминутную выгоду. Людей с трибун в прямом смысле программировали делать то, что лично им не нужно и во многих случаях вредно, но люди выполняли эти призывы, потому что «так надо!».

Социум больше не единое целое равных, стоящих перед Богом. Теперь это две части, где верхняя часть не считает нижнюю равной себе. Теперь для нее это материал для своих интересов. Нижние люди ничего не понимают. Им с трибун говорят одно, по факту всегда происходит другое. В подсознании у нижних людей копится недовольство.

ГЛАВА 3. Развал

Когда наука сделала возможным отсутствие религии, элита религиозной эпохи потеряла источник своей легитимности. Когда общество верило в Бога, оно соглашалось с тем, что земной мир устроен как небесный. В царстве небесном на самом верху стоял Бог, ниже архангелы, еще ниже ангелы. В самом низу смертные — народ.

Земное царство копировало это устройство — на самом верху стоял помазанник божий, царь. Ниже шли дворяне и священство. В самом низу опять народ, подданные — с кого собирали дань.

Когда одни имеют власть и богатство, а другие ничего не имеют, плюс должны платить налоги и слушаться власть имеющих, возникало ощущение несправедливости. Но пока общество было религиозным, это ощущение снималось утверждением «так устроил Бог». Зачем он так сделал, того человеку не постичь, ибо пути господни неисповедимы.

Когда религиозное основание уходит, низы ставят перед элитой вопрос: почему вы выше нас? На каком основании ваши дети изначально выше наших детей? В религиозном обществе вопрос имел четкий ответ. В новом обществе этот вопрос повисал в воздухе.

Гармония в обществе кончилась. Одни не видели смысла терпеть несправедливость, потому что «так принято». Другие не хотели терять социальный статус и материальное положение. Конфликт выливается в военное противостояние. По миру прокатывается волна вооруженных восстаний, выливающихся в гражданскую войну и революцию.

К власти приходят носители нового мировоззрения. По их теории, общество дает власть не для того, чтобы правитель с нее кормился и тешил тщеславие, как было раньше, а для создания «земного рая». Цель власти — построить земной рай, заселенный равными и счастливыми людьми. Там не будет ни рабов, ни господ, ни бедных, ни богатых.

Но вот беда, среди новых правителей единодушие было в намерении. В способе реализации намерения были разброд и шатания. Они по-разному понимали, как нужно строить и по какой технологии. Образно говоря, все были согласны, какую деталь нужно делать. Но одни считали оптимальной холодную штамповку, другие — горячую.

Как христианство раскололось на католицизм, православие и протестантство, так гуманизм распался на коммунизм, либерализм и фашизм. Произошла Великая размолвка, и началась внутривидовая вражда — самая жесткая из всех вариантов вражды. Каждый сначала с пеной у рта, а потом с оружием в руках начал отстаивать преимущества своей технологии перед другими.

* * *

Либералы видели достижение главной цели через создание конструкции с максимумом прав, гарантии личной свободы, равенство перед законом, неприкосновенность частной собственности, но двигателем они считали свободу в деловой сфере. Либералы полагали, что экономика — ключевой узел системы. Если будет экономическое развитие, социальные права свободы и прочие узлы конструкции тоже будут развиваться.

По мнению либералов, максимальная свобода в экономике никому не позволит на лаврах почивать. Вчерашние победители будут вынуждены постоянно отбивать атаки новых кандидатов. Эта ситуация породит постоянный экзамен на соответствие. Ослабшие и случайные постоянно будут отфильтровываться. Наверху останутся самые лучшие.

В итоге человечество будет не застывшей пирамидообразной формой, как это было в прошлом, а динамичной и гармоничной моделью. Свежая кровь будет разгонять застой. Такая система инициирует развитие человечества по всем направлениям. Это приведет к получению ресурса, необходимого для достижения всемогущества и бессмертия (именно такой была цель первых гуманистов-атеистов, ее потом выхолостили и заболтали).

Коммунисты (коммуна, единая семья) создавали систему, где общее благо выше личного. Они предлагали превратить человечество в единую семью, живущую по плану и средствам. На первом этапе от каждого по возможностям, каждому по труду. На втором этапе, когда случится изобилие, от каждого по способностям, каждому по потребностям.

По мере развития материальные блага уйдут из шкалы ценностей на второе-третье место, как ушло тепло. Недавно оно было ценностью первого порядка: заготовка дров и топка печи требовали большого труда. Сегодня нельзя найти человека, который хвастается, что у него дома тепло, намекая этим на свою состоятельность.

Тенденцию к тому, о чем говорили коммунисты, можно видеть в наше время. Сейчас появляются 3D-принтеры. Пока они примитивные, на них можно «распечатать» простые вещи типа чайной чашки. Но вопрос времени, когда они научатся делать сложные вещи. В домашних условиях можно будет «распечатать» любую вещь, от одежды до техники.

Это изменит экономику и шкалу ценностей. Потребление вещей ради демонстрации статуса, как это было раньше и наблюдается сейчас, уйдет из жизни. Первое место займут иные ценности. Функционал потеснит бренд, или бренд найдет себе иное выражение.

Когда рыночную конкуренцию сменит план и уйдет потребление напоказ, люди переключат силы на развитие личности. Строителям мировой семьи рисовался образ человека, ходящего по театрам и сидящего в библиотеках. Его лицо одухотворено великой целью — как сделать Землю раем, а человека бессмертным божеством и царем природы.

Коммунисты исходили из того, что раз общество тысячи лет росло в атмосфере несправедливости, значит, исправить его одним пряником, без применения кнута, нереально. Так рождается лозунг: «Железной рукой загоним человечество в счастье».

Они руководствуются логикой Робеспьера, говорившего, что «мы убиваем аристократов не потому, что они сделали что-то плохое, а потому что им нет места в новой жизни». Русский революционер Ткачев предлагал уничтожать всех старше 25 лет лишь за то, что они — носители старой жизни. Впоследствии он «смягчил» свою теорию, сказав, что будущим правителям предстоит определить, кого оставить жить.

Параллельно коммунисты пытались воспитывать словом. Горький возит пролетариат на западные курорты. Они ходят по музеям и на экскурсии, им читают лекции и ведут с ними беседы. Эксперимент был закрыт ввиду получения обратных результатов.

* * *

Фашисты считали высшей ценностью не Бога, а нацию. Человек был ценен как представитель нации (поэтому немецкий национал-социализм — разновидность фашизма). Такая шкала ценностей позволяет утверждать, что фашисты на уровне мировоззрения — именно гуманисты. Их разногласия с либералами и коммунистами сводились к вопросу, кого считать человеком. Либералы и коммунисты предлагают всех гомо сапиенс считать за людей. Фашисты не против такого предложения, но вносят поправки. Они считают, что народы не одинаковы в интеллектуальном и творческом смысле не потому, что одним доступно образование, а вторым нет, а из-за врожденных и неустранимых биологических различий. Например, они признают, что пигмей — это гомо сапиенс, человек. Но говорят, что он никогда не поднимется до европейца, сколько его ни развивай и ни образовывай.

В подтверждение своей теории фашисты указывают на разный вклад разных народов в общее развитие. По их мнению, если одни народы обогатили мир научными открытиями и творчеством, а другие спортивными или эстрадными достижениями, то народы, давшие миру ученых и творцов, выше народов, давших миру хорошо пляшущих или далеко прыгающих людей. Из биологического различия фашисты выводят понятие сортности.

Медведя можно научить кататься на велосипеде, но фашист задается вопросом: будет ли ему от этого польза и удовольствие? Дав отрицательный ответ, он не видит смысла учить медведя кататься на велосипеде, полагая, что ему оптимально жить в лесу.

Фашисты считали, что цели гуманизма лучше всего достигаются, если расставить людей сообразно их качествам, талантам и способностям (тот же подход предлагает конфуцианская модель — меритократия, власть достойных). Как органы в теле занимают места сообразно своей природе и функционалу и получается гармоничный организм, так люди должны стоять на местах, соответствующих их талантам. У кого самые большие таланты, те наверху. У кого талантов поменьше и качество пониже, те на ступеньку ниже.

Немецкие, китайские, еврейские, русские, английские и прочие фашисты (как бытовые, так и политические) считают свой народ выше прочих на тех же основаниях, на каких футбольные фанаты считают свой клуб лучшим клубом на планете. Даже если этот клуб всегда и всем проигрывает, он все равно самый лучший. Почему? Потому что…

Фашисты свято верят, что их нация самая лучшая, потому что… она самая лучшая. Не важно, есть этому заявлению подтверждение или нет. Важно, что они так считают. Это их вера, и она за рамками логики. Переубедить фашистов в их веровании невозможно никакими фактами. «Убогий человечек, которому нечем гордиться, хватается за единственную возможность — гордится нацией, к которой принадлежит» (Шопенгауэр).

В гитлеровской Германии фашизм получает высшее развитие. Он ищет философское обоснование, используя философию Ницше. Но как сказали по этому поводу братья Стругацкие: «Это был большой поэт. Однако ему весьма не повезло с поклонниками».

Фашизм эволюционирует в гитлеризм, родив чудовищный репрессивный аппарат с его концлагерями и камерами для сжигания «неполноценных» людей. После победы над фашистской Германией расовую теорию табуируют. Сегодня считается дурным тоном открыто обсуждать евгенику. Но за закрытыми дверями ее продолжают обсуждать во всех слоях общества, от социальных низов до нобелевских лауреатов и политиков.

ГЛАВА 4. Деградация

Разгоравшаяся борьба между подвидами гуманизма, либерализмом, фашизмом и коммунизмом требовала решения сиюминутных задач. Это определяло кадровую политику — были востребованы не носители идеи, а организаторы и администраторы.

Власть наполнялась людьми, попросту не способными вместить мировоззренческую цель. Они позиционировали себя гуманистами не потому, что разделяли цели гуманизма (они не мыслили в таком масштабе), а потому что видели в этом карьеру и деньги.

Коммунизм деградировал в злую пародию на свои идеалы — в красную монархию. Ее квинтэссенция — Северная Корея. Смешно говорить, что ее правители ориентированы на коммунистическое учение. Формально да, ориентированы, но не больше, чем римские императоры на христианство. Северокорейские лидеры придают легитимность своей политике, заявляя ее развитием марксизма. Но реально нет у них иной цели, кроме как материальных благ искать и тщеславие тешить. Ради этого они превратили свой народ в рабов.

Фашизм деградировал в еще более злую пародию на свои идеалы — в гитлеризм со всеми его ужасами. Вместо системы, где все народы займут место сообразно своим качествам, французы будут лидировать в модной отрасли, немцы в промышленной, а монголы в коневодстве, фашисты построили мясокомбинат с настоящей скотобойней.

Либеральная ветвь гуманизма деградировала в общество потребления. Это было не то, что планировали отцы-основатели. Либерализм сделал из людей трубы, смысл жизни которых свелся к пропусканию через себя все возрастающего потока товаров и услуг.

С высоты прошедшего времени можно констатировать, что все варианты гуманизма утратили высшую цель — сделать человека всемогущим и бессмертным. Поначалу о ней вспоминали только на трибунах, и то с каждым годом все реже и реже. Текущие задачи выходили на первом место и задавали тон. Основной целью стало бытоустроение.

Я ничего не имею против улучшения быта. Я против приоритета бытовых целей над мировоззренческими. Если корабль идет не к намеченной цели, а за проплывающим мимо косяком селедки — это значит, что капитан, команда и пассажиры утратили само понятие цели. Теперь их ориентир — это добыча сиюминутных благ, а не земля обетованная.

Когда бытоустроение становится высшей целью, общество превращается в жирного слепого. Максимальный статус, в который можно возвести земные ценности, — бонус по пути к цели. Но если достижение цели требует отказаться от бонуса, значит, нужно отказаться. Если же бонус стал приоритетным, значит, произошел отказ от цели.

Целью первых гуманистов было не быт народу обустраивать, а новую социальную модель строить. Робеспьер и Ленин понимали народ как инструмент и средство. Поэтому Робеспьер не видел ничего страшного в терроре — невиданной на то время мясорубке. Ленин считал Россию и населяющий ее народ дровами, с помощью которых он разожжет пожар мировой революции. Кто ставил целью обустройство быта народа, того он ругал самыми последними словами.

* * *

Все варианты гуманизма деградировали и погибли, или деградировали и выжили, но превратились совсем не в то, чем изначально замышлялись. Показатель деградации — во всех вариантах гуманизма возник или суррогат Бога, или аналог религиозного культа.

В системе, провозгласившей человека высшей ценностью, нет места Богу с большой буквы. Не может Бог быть на втором месте, а если он там — это что угодно, только не Бог. В непромытых складках гуманизма рождается «карманный бог» — бог с маленькой буквы. Это не «дедушка на облаке», которого люди создали по своему образу и подобию, за которого убивали и умирали, кому строили храмы и приносили жертвы. Кто хочет взглянуть на дедушку, зайдите в московский храм Христа Спасителя и взгляните наверх. Там, под куполом, увидите бородатого пожилого мужчину, раскинувшего в полете руки. «Чем же еще являются эти церкви, если не могилами и надгробиями Бога?» (Ф. Ницше).

Дедушка сам или через своих ангелов-помощников круглосуточно смотрит за всеми, выявляя нарушителей. В одну колонку он записывает грехи, в другую добродетели. Потом сверяется со своими заповедями на Суде, определяя праведников в рай, грешников в ад.

Мне кажется, что все мыслимое существует (раз реальность — это что дано нам в ощущениях, то воображаемая реальность есть самая реальная реальность, только пока из нашего состояния видимая как бы сквозь матовое стекло). Творческая энергия обретает устойчивые формы, и мутное стекло становится прозрачным. Если люди в течение тысячелетий сосредотачивали внимание на образах, они могли вызвать их из небытия. Рай и ад могут быть абсолютной реальностью тех, кто своей верой генерирует эти понятия.

Карманному богу это не грозит, его никто не генерирует. Его адептам в страшном сне не приснится строить ему храмы, служить ему службы и умирать за него. Да он и сам не претендует на это. Он никогда ничего не требовал от своих верующих. Имея статус вторичной ценности, карманный бог довольствовался уголком в сердце верующих.

Карманный бог — это пустое место, которое новый тип гуманистов обожествил, но не поклонился ему. По статусу этот новый бог ниже домового. Тому хотя бы иногда блюдце с молоком ставят, а этому вообще ничего не дают. В него «просто верят». Вера заключается в произношении при случае фразы «я верю в бога». Паства карманного бога считает, что с него и такой веры достаточно. Ведь могли бы и не верить. Так что пусть спасибо еще скажет…

Оказав карманному богу такую милость, новые верующие нагружают его многими бытовыми задачами. Теперь он обязан охранять их от всяких бед, помогать в бизнесе, по службе, давать сил бросить курить/пить, найти жениха/невесту, вылечить ребенка, не опоздать на самолет/ поезд и прочее. В общем, забот у этого бога всегда полон рот. Нет ни выходных, ни праздников. Работа круглосуточно и круглый год.

За хорошую работу верующие награждают своего мажердома, что в переводе означает старший лакей, фразой «слава богу». За плохую работу верующие возмущаются и гневно произносят: «куда бог смотрит?!» Типа, я что, зря в него верю?!

Любопытно обратить внимание на то, как верующие в карманного бога доказывают его существование. Они говорят, я верю, что бог есть, потому что чувствую, как он мне помогает. Вот когда почувствуете это, сразу поверите, говорят они с важным лицом.

Странно, что они не задаются вопросом, почему бог вдруг стал помогать человеку достигать целей, которые не он ему поставил. Обычно таких помощников называют не богом, а обслуживающим персоналам. Бог — это кто, минимум, ставит цели, а не помогает достигнуть целей, поставленных не им, а которые сам себе человек поставил.

Если быть точнее, не человек себе поставил цели, а окружающая атмосфера записала их ему на подсознание. Жил бы этот человек в другом обществе, были бы у него другие цели. И карманный бог, судя по его логике, так же помогал бы ему достигать иных целей.

Карманный бог живет на задворках общества в выделенном ему уголке. Во все ключевые социальные политические и экономические вопросы ему запрещено совать нос. Сфера карманного бога очерчена бытом и личной жизнью обывателя. За нее ни шагу.

Американские гуманисты пишут имя этого бога на своих деньгах: «IN GOD WE TRUST («Мы верим в Бога»), Немецкие гуманисты писали его имя на ремнях своих солдат «Gott mit uns» («С нами Бог»),

Единственными из гуманистов, не запустившими в общество карманного бога с черного хода, были коммунисты. Но зато СССР создал полноценный религиозный культ — с ритуалами, святынями, мощами и праздниками. Даже молельные комнаты были — ленинские и красные уголки. До сих пор по всей территории бывшего Союза сохранились останки красного культа, а в центре Москвы функционирует кладбище с мощами.

Карманный бог — фетиш ленивого сознания, утешение людей формата «бабушки-кумушки». Раз людям легче жить с таким персонажем — я не против. Но для себя говорю: «Прочь с таким Богом! Лучше совсем без Бога, лучше на собственный страх устраивать судьбу, лучше быть безумцем, лучше самому быть Богом!» (Ф. Ницше).

ГЛАВА 5. Открытия

Основа современного гуманистического общества — атеизм. Основа атеизма — воззрение на мир науки позднего Средневековья. Она представляла мир вечным, неизменным и неподвижным в глобальном смысле. Частные мелкие изменения, какие вносит эволюция, признаются, но в глобальном смысле считалось, что мир сегодня такой же, каким был всегда. Из этого делались последовательные логичные умозаключения.

Показательно, насколько въелось такое представление о мире в человечество, — еще Эйнштейн стоял на позиции, что мир неизменный и вечный. Гравитация не собирала мир в кучу, хотя по расчетам давно должна была это сделать, потому что… Тут Эйнштейн попадал в тупик. В поисках объяснения, почему Вселенная за вечное время не собралась кучу, он высосал из пальца антигравитационную мифическую силу, которую назвал греческой буквой «лямбда». Эта лямбда не давала Вселенной сжиматься. Натяжка была очевидна, но иного объяснения не было. Все мирились с этой теорией (кстати сказать, эта лямбда сегодня присутствует в некоторых научных теориях).

Выход подсказал советский математик Фридман. Он заявил, что Вселенная не статична, а динамична; галактики не стоят на месте, а разлетаются с огромной скоростью. Из этого следовало, что Вселенная не вечная,

а однажды появившаяся. Получалось, было время, когда Вселенной не было. Далее, раз у Вселенной есть начало, значит, у нее есть возраст. Согласно расчетам Фридмана, возраст Вселенной примерно 10 миллиардов лет.

В 30-х годах XX века теорию возникновения Вселенной подтвердил американский астроном Хаббл. Теория Большого взрыва кардинально меняет представление науки о мире. Теперь она говорит, что Вселенная, во-первых, не вечная, а однажды появилась. Во-вторых, с самого первого мига своего рождения она постоянно меняется, т. е. никогда не была неизменной. Сначала был нулевой объем — точка сингулярности, где была вся материя и энергия Вселенной. Потом точка взорвалась, и так родилась Вселенная.

Есть иное описание Большого взрыва. Например, нобелевский лауреат по физике Стивен Вайнберг пишет: «Вначале был взрыв. Не такой взрыв, который знаком нам на Земле, начинающийся из определенного центра и распространяющийся на всё большее пространство, а взрыв, который произошел одновременно везде, заполнив с самого начала всё пространство, причем каждая появившаяся частица устремилась прочь от другой части устрицы. В этом контексте «всё пространство» может означать либо всё пространство бесконечной Вселенной, либо конечной, замкнутое на себя, как поверхность сферы».

Запомните эту теорию. Она похожа на появление картинки на мониторе — сразу по всему монитору появилась (а не из одной точки на весь монитор расползлась). Наш мир зажегся, как картинка на мониторе, — небытие стало бытием. Особо стоит отметить, что мир появился за нуль времени, потому что нуль не может постепенно становиться величиной. Если ничто может стать чем-то, то этот переход будет с бесконечной скоростью.

Есть иные объяснения рождения Вселенной. Но не важно, как именно она возникла, в результате взрыва или каким-то иным образом. Важно, что она возникла. Все теории едины в одном — Вселенной до определенного момента не было, и потом она стала быть.

По реликтовому излучению сегодня определен возраст Вселенной. Сегодня ученые сходятся во мнении, что она существует 13,7 миллиарда лет. Современная наука, в отличие от средневековой, считает, что до Большого взрыва не было Вселенной.

Здесь я подхожу к ключевому моменту: ученые позднего Средневековья отрицали Бога, опираясь на утверждение, что мир существует вечно. Логика понятна — вечное не может иметь начала, и потому не имеет творца. Но если мир не вечный, если он однажды появился, рушится логика, построенная на средневековых представлениях науки.

Закономерно рождался вопрос: что было, когда ничего не было? Что было до Большого взрыва? Вчера физики считали, мол, вопрос бессмысленный. Если решение уравнения Эйнштейна нельзя продолжить в область отрицательного времени (заглянуть в область до рождения мира), значит, спрашивать, что было до Большого взрыва, это как спрашивать, что южнее Южного полюса. Так ученые преодолевали философский абсурд ситуации, совершая прыжок веры по Кьеркегору — усилием воли верили, что ничто породило что-то. И отказывались подводить под это какое-то философское основание.

Относительно этого момента ученые показали себя такими же верующими, как христиане относительно теории Троицы. Церковь говорит, что Лица Троицы существуют не вместе и не раздельно, но как именно — этого человеку понять нельзя, ибо немощен.

Ученые одним краем рта говорят: «ничто не может породить ничего». Другим краем рта говорят: «мир породило ничего». На просьбу уточнить, может ничто родить что-то или не может, они уходят в рассуждения о Южном полюсе. Говорят, что спрашивать, что было до Вселенной, равносильно спрашивать, что южнее Южного полюса. Согласитесь, это не ответ на вопрос, это уход от ответа через софистику и научную эквилибристику.

Церковь постулирует противоречивую концепцию Троицы, запрещая ее понимать. Она это объясняет конечностью человеческого ума и бесконечностью Троицы. Понятно, что это натяжка, псевдоаргумент, но все равно это хотя бы какое-то объяснение.

Наука постулирует еще более противоречивую концепцию. С одной стороны, она говорит, что ничто не может родить ничего. С другой стороны, говорит, что Вселенную родило ничто. Как это так получается, этого она не объясняет. Она просто призывает верить, что все именно так и есть. Хорошо, допустим, я согласен верить, но во что же верить? В то, что ничто НЕ может родить что-то? Или что ничто МОЖЕТ родить что-то?

Французская академия в конце XVIII века говорила, что камни с неба падать не могут, потому что на небе нет камней. Но когда оказалось, что камни очень даже могут падать с неба (сейчас это называется метеоритами), академия изменила свою позицию.

В XXI веке слишком много ученых стали указывать на философский абсурд того, что ничто могло родить Вселенную, и физики стали менее категоричны. Сегодня они уже не табуируют вопрос, что было, когда ничего не было. Они ищут на него ответ. Но пока приемлемой модели не существует. Наука в этом вопросе как бы зависла…

Астрофизик Дэвид Дарлинг пишет: «Либо не было ничего, с чего все началось, и тогда… непонятно, как что-то начало быть, либо существовало нЕчто, и в этом случае оно требует объяснения».

До научных открытий XX–XXI веков атеистическое мировоззрение имело под собой основу — данные науки позднего Средневековья. Современные научные открытия изменили представление о Вселенной, чем поставили атеистов в ужасно глупое положение.

Под давлением неоспоримых научных фактов атеисты согласились с тем, что наука в Средние века имела ложное представление о мире. Средневековые ученые думали, что наш мир существует вечно, а оказалось, что он имеет начало. Еще думали, что Вселенная статична, а она оказалась динамичной.

По логике, если средневековые представления науки о мире признаются ложными, выводы из ложного понимания мира тоже должны были признаны ложными. Но не тут-то было… Вместо этого сторонники научного атеизма заявляют, что хоть основание атеизма и ложное, но выводы из него все равно… истинные. Занавес…

Почему атеисты считают, что из ложного основания следует верный вывод — они на эту тему предпочитают молчать. Попробуйте поговорить на эту тему с атеистом, и он вам продемонстрирует все признаки слепой фанатичной веры, отрицающей любые аргументы.

Так называемый научный атеизм после астрофизических открытий превратился в самое настоящее религиозное учение, а сами атеисты в верующих, обходящих по уровню слепоты веры религиозных фанатиков. Научный атеизм стал научным по названию. По факту это весьма странное суеверие, а «Наши атеисты — святые люди» (Макс Штирнер).

Сегодня атеизм обходит все религии по уровню маразма. Религии хотя бы свои основания считают истиной. Не важно, действительно ли это истина. Важно, что они свое основание заявляют истиной. Это дает им моральное право считать истиной выводы из своего основания. Представители научного атеизма называют основание своего учения ложным. Следовательно, у них нет даже морального права называть выводы из этого учения истинными.

По сравнению с «научным» атеизмом суеверие бабушки, ставящей блюдце с молоком домовому, бесконечно логичнее. Бабушка не отрицает домового, она верит, что он есть. Атеисты — это старушка, отрицающая домового, но ставящая ему блюдечко.

Если религия подобна светлячку, которым нужна темнота средневековой веры, чтобы светить, то атеизм подобен светлячку, которому нужна темнота средневековой науки. Свет современной науки ломает концепцию научного атеизма.

Атеизм жив чудовищным невежеством своих сторонников. Если спросить атеистическую Акулину, как получилось, что основание своего учения вы отрицаете, а выводы из него признаете, она пошамкает губами и выдаст: «Значит, так надо…»

Если религия осталась в обществе в виде культурной традиции, то атеизма совсем нет. Есть пустые слова, сказанные на ходу, что «Бога нет». При этом не уточняется, что человек понимает под Богом. О чем он говорит, когда утверждает отсутствие Бога?

Религия подобна темной комнате, в которой нет кошки, но темнота позволяет ей говорить, что, может, кошка там есть. Атеизм подобен ярко освещенной комнате, в которой все видно как на ладони. Все видят, что кошки там нет (под кошкой разумею вечность Вселенной). Освещенность позволяет утверждать, что Вселенная временная. Но атеистов это не смущает. Они абстрагируются от фактов ради своих заблуждений.

Теория плоской земли умерла, когда совершилось первое кругосветное путешествие. Атеизм умер, когда наука установила факт расширения Вселенной. Из этого следовало, что она имеет начало. Теория вечной Вселенной рухнула. Снимите шляпу над телом покойного…

* * *

В эпоху Водолея человеку невозможно принять ни религиозную, ни атеистическую веру. Он не может отринуть здравый смысл и сказать «Верую, ибо абсурдно». Вытекли из мира все варианты слепой веры, как вытекает вода из проржавевшего дырявого ведра.

Атеистическое описание мира не имеет смысла. Следовательно, я не могу взять его представления о мире и, опираясь на них, определить направление к цели.

Религиозный взгляд на мир в той же степени бессмыслен. Значит, на религиозный взгляд на мир я тоже не могу опираться, определяя направление усилий.

Получается, что все варианты религиозных и атеистических представлений о мире — бессмысленные понятия. Опираться на прошлые взгляды общества на мир попросту глупо. Но так как я хочу определить направление усилий победы над смертью, ничего не остается, кроме как самому составить представление о мире как о едином Целом.

Часть V МИРОВОЗЗРЕНИЕ

ГЛАВА 1. Непроходимость

Я приступаю к осмыслению Целого. Под целым понимаю не только наш мир и не только совокупность всех возможных миров плюс, что было до них, что будет после них. Под целым я понимаю все формы бытия, даже если они не вписываются в понятие «мир».

В течение нескольких лет я пытался решить эту задачу. В итоге пришел к грустному выводу: мышление в принципе не годится для этой задачи. Эта задача не решаема не только для моего мышления, она в принципе не решаема путем мышления.

Если помыслить существо, мышление которого в миллиарды раз выше моего, относительно поставленной задачи оно будет так же недееспособно, как и я. Осмыслить бесконечный объем конечное мышление не может. Для решения этой задачи годится только бесконечное мышление. Но это уже не мышление, а что-то иное.

Это как с движением, пока оно идет со скоростью, выражается величиной — это движение. Но движение с бесконечной скоростью уже теряет смысл понятия «движение».

Кратко поясню. Скорость — это что можно зафиксировать. Бесконечную скорость невозможно зафиксировать. Летящий с такой скоростью объект в конкретный миг не находится в конкретной точке. Если объект летит по прямой с бесконечной скоростью, его нет. Если летит по замкнутой траектории, заполняя ограниченный объем, его снова нет. Он везде в замкнутом объеме и конкретно нигде. Он вырастает в объем, по которому летит.

Помыслим пустое пространство, которое занимал бы дом. По этому пространству с бесконечной скоростью пустим микрочастицу, чтобы она проходила по каждому микрону пространства. В итоге получим монолитный дом — частица одновременно находится в каждой точке пространства, которое занимает пустой объем дома. Частица станет домом, который, например, нельзя расколоть или трансформировать.

Не важно, насколько объем, по которому летит частица, большой или маленький. Для бесконечной скорости разницы между величинами нет. Она с равным успехом заполнит своим движением объем атома, города, галактики или Вселенной. Любой конечный объем относительно бесконечности не отличается от другого бесконечного объема.

Все это сказано к тому, чтобы показать разницу между величиной и бесконечностью. Движение с большой скоростью и с бесконечной скоростью — это две разные сущности. В первом случае это движение, а во втором случае небытие (если движение идет по прямой) или разрастание частицы до какой угодно величины (если по замкнутой траектории).

Аналогично и с мышлением, любое мышление, имеющее предел, — это мышление. Бесконечное мышление — это что-то совсем другое, не подпадающее под определение «мышление». Конечное мышление не может вместить бесконечное целое.

Кроме того, конечное мышление — не самостоятельный инструмент. Это продукт, сформированный законами нашего мира. Логика и здравый смысл — не абсолютные инструменты. Наше мышление следует из устройства нашего мира. Если бы в нашем мире были другие законы, у нас была бы иная логики и здравый смысл. Истины типа 2 + 2 = 4 — это железобетонные истины только для нашего мира. Для мира с иными законами это абсурд.

Ближайший пример — сон. Там не действуют наши законы, и потому случающиеся во сне события не умещаются в нашу логику, причинно-следственная связь кажется нам абсурдной. Хотя пока мы спим (живем в мире с иными законами), все происходящее не кажется нам странным. Но если бы мы во сне мыслили тем мышлением, каким оперируем в повседневной реальности, нам то бытие показалось бы очень странным.

Представим, что сон — это реальное бытие, только иное. Если допустить, что в том бытии живут разумные сущности, которые во время своего сна видят наше бытие. Для них наше бытие с его законами было бы так же абсурдно, как для нас бытие сна.

Чтобы ярче показать проводимую мысль, спрошу, почему вы считаете, что часть кирпича меньше целого кирпича? Вопрос кажется глупым. Очевидно же, что часть целого меньше целого. Но все же, почему часть меньше целого?

На такую настойчивость хочется ответить эмоционально: часть меньше целого, потому что она часть, а целое — сумма частей. Если кто-то сомневается, может не сходя с места проверить верность этого утверждения опытным путем — поделить любую свою вещь на части и потом сравнить любую полученную часть с целым.

Убедительный аргумент, но… Он применим только к нашему миру, где действуют известные законы. Если бы в нашем мире действовали другие законы, у нас было бы другое мышление и логика. Например, если бы действовал закон «подобное поглощает подобное» и «часть достраивается до целого», тогда соединение одного объекта с другим давало бы один объект, а деление объекта пополам давало не две части, а два целых объекта.

Мышление, сформировавшееся в мире с иными законами, имело бы иной «здравый смысл». Для получения двух вещей логика подсказывала решение — разделить одну вещь надвое. Для уничтожения вещи логично было соединить ее с другой вещью. Разделил кирпич надвое, получил два кирпича. Соединил два кирпича, получил один кирпич.

Если бы мы жили в том мире, абсурдом считалось утверждение, что часть меньше целого. Люди так же недоумевали, как можно этого не понимать… И предлагали провести сомневающемуся эксперимент — соединить две свои одинаковые вещи и получить одну. Или разрезать любую вещь пополам и получить две полноценные вещи.

Отчасти такие парадоксы наблюдаются в квантовом мире — там сумма частей может быть больше целого, из которого они получены. Эти парадоксы не умозрительные, они выявлены на ускорителях частиц. Это самое настоящее живое доказательство.

Есть компьютерные игры, где действуют иные законы. Дееспособность в этой игре требует оперировать иной логикой, которая конфликтует с привычной. Это как в поддавки играть — выигрывает тот, кто проигрывает.

Если допустить, что в квантовом мире есть разумная жизнь, ее логика совершенно не применима к нашему миру. Равно и наоборот, наша логика неприменима к тому миру. Мышления из разных миров лежат в разных непересекающихся плоскостях.

Мышление относительно целого не может быть абсолютно только в силу того, что оно рождено конкретной средой (частью целого). Мышление исключает свободу. Потому что думать — это из нескольких направлений выбирать лучшее. Если направление только одно, тут нет свободы, потому что нет выбора. Свобода проявляется, когда есть выбор.

Чтобы совершить выбор, нужно на что-то опираться. Если вам не на что опереться, например, перед вами два совершенно незнакомых пути и вы не знаете, по какому идти, — тут тоже нет свободы. Тут случай. Свобода — это совершение осознанного выбора. Если ваш выбор зависит от тех установок, на которые вы опираетесь при совершении выбора, — это программа, а не выбор. Предопределенный выбор — это не выбор.

Если компьютер запрограммирован выбирать из ряда чисел только четные числа, он не выбор совершает, а программе следует. Мышление, основанное на частичных знаниях, демонстрирует собой сложную программу, но никак не выбор.

Мышление невозможно без точки опоры. Для человека точкой опоры являются имеющиеся у него понятия добра и зла. Они предопределяют выбор. Будь у человека иные понятия по поводу хорошо и плохо, он делал бы иной выбор. Получается, знания предопределяют выбор. Но предопределение — это не свобода.

Из сказанного следует, что свобода и мышление — несовместимые антагонизмы. Но если все так (а все именно так), мое намерение познать Целое изначально провальное. Потому что мой единственный инструмент познания — мышление. Оно дееспособно в создавшем его мире. Наш мир лишь часть Целого. Параллельно с ним существует что-то; до него было что-то; после него будет что-то. Получается, мышление, как бы оно ни увеличилось, всегда конечное. Конечное не может познать бесконечное. Конечное может познать только часть бесконечного. Вывод: познать Целое невозможно.

Что же мне делать после такого вывода? Передо мной два варианта: или взять за ориентир результаты, добытые с помощью своего мышления, или второй вариант, взять за ориентир результаты чужого мышления. И при этом знать, что оба варианта ошибочные.

Если любой результат мышления ошибочен, я предпочитаю лучше ориентироваться на результаты своего мышления, чем на чужие результаты. Или скажу так: я предпочитаю ошибаться своими ошибками, чем чужими. В том и другом случае я ошибусь, но если мой ориентир — чужие ошибки, я как бы в клетке догм, из которой не вырваться. Если же мой ориентир — мои ошибки, я как минимум в клетке, конфигурацию которой могу менять.

ГЛАВА 2. Взгляд

Всякое мировоззрение начинается с вопроса, что есть мир? Что есть то, что вокруг нас? Что было, когда мира не было? Что будет, когда мир исчезнет? Есть загробная жизнь или нет? Если есть, влияет ли на нее земная жизнь? И если влияет, то как? Если загробной жизни нет, или есть, но она никак не связана с земной жизнью, к чему нужно стремиться?

Чтобы ответить на поставленные вопросы, нужно составить представление о мире. Люди считают, что мир, данный нам в ощущениях, — несомненный. Что мы чувствуем, то есть реальность. Мы находимся в мире, данном нам в ощущениях. Для нас есть только то, что мы тем или иным образом ощущаем. Словосочетание «находиться в мире» есть синоним «ощущать мир». Если ощущения пропадут, окружающий мир для нас исчезнет.

На основании полученных ощущений (информации как стройматериала) человек сам творит свой мир — свои образы и мысли. Если человек не имеет исходной информации (например, с рождения отрезан от внешнего мира), ему не из чего создавать свой мир.

Ощущения берутся из внешнего мира по пяти каналам — через наши пять чувств. В наш мозг по нервным волокнам в виде электрических импульсов поступает информация, где расшифровывается в тот или иной образ. Совокупность этих образов мы называем реальностью. Мы уверены, что мир именно такой, каким мы его ощущаем.

На чем основана наша уверенность? Ни на чем. В большинстве случаев мы даже не думаем на эту тему, настолько она кажется нам очевидной. Но когда мы смотрим на утюг, нужно понимать, что в мозг по нервам идет не утюг, а набор импульсов, которые мозг расшифровывает в образ утюга. Насколько созданный мозгом образ соответствует тому, что находится вне нас, — открытый вопрос. Мы верим, что соответствует, но это лишь вера.

Может быть, внешний источник информации именно такой, каким нам его рисует мозг. Но может быть, рисуемый мозгом образ похож на источник не более, чем картинка на мониторе похожа на компьютерную программу.

Представим компьютер, генерирующий такие же сигналы, как внешний мир. Теперь подключим его к нервным окончаниям всех наших пяти чувств. По нервам в мозг пойдут точно такие же импульсы, как от внешнего мира, и мозг составит из них образ реальности.

Вопрос: как отличить образ, источником которого является внешний мир, от образа, источником которого является компьютер? Если оба источника генерируют аналогичные импульсы, вы не сможете отличить реальный мир от виртуального.

На основании сказанного можно утверждать, что наблюдаемый нами мир может быть именно такой, как мы его ощущаем. Но также может быть, что мир совсем не то, что нам рисует мозг, а всего лишь высококачественная иллюзия, картинка на мониторе.

Ваше тело, собеседник, стоящий напротив шкаф или висящие в небе звезды — все это, возможно, «картинка на мониторе», игра воображения (солипсизм). Может, единственная реальность — это та неведомая сущность, что генерирует информацию, из которой мозг складывает картинку, называемую «объективной реальностью, данной нам в ощущениях».

Если реальность ощущаемого мира можно усомнить, значит, брать за точку отсчета это нельзя. Нужно то, в существовании чего невозможно сомневаться. Кажется, если мир — сомнительная реальность, то все можно усомнить. Да, все. Кроме ощущений и мышления.

Не важно, верны наши ощущения об окружающем мире или ошибочны. Важно, что наши ощущения и мышление несомненны. Впервые эту мысль высказал древнегреческий философ Парменид: «Мыслить и быть — одно и то же». Далее ее уточнил и развил Декарт: «Мыслю, следовательно, существую». Завершил развитие мысли Беркли, сказав, что «бытие — это или то, что воспринимается, или тот, кто воспринимает».

Чтобы сомневаться в мышлении, нужно мыслить это сомнение. Из этого следует, что усомнить мышление нельзя. Ощущение в широком смысле — разновидность мышления. Поэтому мышление и ощущения несомненны.

Мышление — главная реальность. Все остальное, что мы называем существующим, все объекты, идеи, образы и абстракции — все несамостоятельно. Все они есть следствие мышления, его выражение и продолжение. Без мышления ощущаемый мир исчезнет.

Несомненное на роль точки отсчета найдено — это мышление, структурированная информация. Окружающий мир поставляет в нас информацию, которая структурируется в то, что мы называем мышлением. Наше мышление однажды появилось. Следовательно, до мышления было то, благодаря чему оно появилось, — была причина.

Не важно, всегда была причина мышления или она тоже возникла, и значит, у нее была своя причина. Важно, что всегда что-то существовало.

Не удается помыслить момента, когда ничего не было. Если хоть раз ничего не было, ничего и не могло начать быть. Если существование есть, значит, оно было всегда. Что было всегда, у того нет начала. У чего нет начала, у того не может быть конца.

Если бы существование имело конец, за бесконечное время он должен быть достигнут. Если за бесконечное время конец не достигнут, значит, он не будет достигнут никогда. Существование было всегда и будет всегда, и никогда не сможет перестать быть.

Все существующее движется. Нельзя помыслить миг, где все существующее замерло и не движется. Если бы мир застыл на миг, замерли все элементарные частицы, энергия, мысль, воля, желания и вообще все мыслимое и немыслимое, с этого момента ничто не могло бы двинуться. Нельзя допустить, что в полной неподвижности вдруг началось бы движение. Для этого нужна первопричина, находящаяся в движении, которая вызвала бы цепочку следующих движений. Если бы ничто не двигалось, ничто не могло сдвинуться. Но раз мы видим, что движение есть, значит, движение было всегда.

Движение неотъемлемое состояние существования. Неподвижного существования не может быть. Это утверждение наглядно видно на примере материи. Что есть материя? Движение частиц по алгоритму. Если частицы замрут в поле, материя исчезнет. Я не знаю, что это будет, но это будет не материя. Материя — это движущиеся по алгоритму частицы.

Камень существует, пока образующие его частицы движутся. Если они застынут, камень не в прах превратится, нет. Он именно исчезнет, как на выключенном мониторе исчезает картинка.

Если все существующее движется, значит, каждый миг все меняется. Движущиеся с огромной скоростью элементарные частицы, образующие камень, каждый миг меняют свое положение. Камень сейчас и камень миг назад — это два разных камня.

Переход из предыдущего состояния в последующее указывает на время. Как нельзя помыслить существование без движения, а движение без изменения, так нельзя помыслить изменение без времени. Время — это чередование состояний, движение.

Проведу умозрительный эксперимент: все существующее застыло (по моей логике равносильно исчезло, но не обращаю пока на это внимания). Если движение прекратится, время исчезнет. Представьте, в застывшем мире есть часы. Если они протикают миллионы лет, этот объем времени пройдет для часов. Для застывшего мира пройдет нуль времени.

Если существование и движение пребывают вечно и отрицать это не получается, значит, время тоже пребывает вечно. Вечное существование/движение есть вечное время.

Но почему физики говорят, что время появилось в момент Большого взрыва, а до этого его не было? Они говорят, что миг появления времени сравним с вылетевшим из пушки ядром. Пока пушка не стреляла, ядро не летело — времени не было. С момента выстрела пушки пошло время, и оно идет вот уже целых 13,7 миллиарда лет.

Если нельзя допустить, что до нашего мира ничего не было, потому что из ничего не могло получиться ничего, значит, до Вселенной что-то существовало. Если существовало, значит, двигалось, менялось, переходило из предыдущего состояния в последующее. Это указывает на время. Вне времени только то, что НЕ движется, т. е. НЕ существует.

Объясняется такая позиция физиков тем, что они имеют в виду время Вселенной, а не время вообще. По

Эйнштейну время — это физическое свойство пространства. Корни этой идеи в геометрии Лобачевского и взглядах английского математика Клиффорда, по которым материя не протяженное и неделимое вещество, а искривленное пространство.

Чтобы представить кривое пространство, вообразите ровную дорогу, по которой вы идете из точки «А» в точку «Б». Эта дорога у вас занимает час. Быстрее идти вы не можете. Теперь представьте, что случился гигантский провал местности. Дорога теперь по этой местности проходит не по прямой, а опускается в ложбину и потом поднимается. Из точки «А» в точку «Б» вы теперь идете больше времени. Потому что быстрее, чем ходите, идти не можете (как скорость света не может быть больше 300 000 км/час).

Пространство искривилось, дорога выгнулась и стала физически длиннее и теперь занимает больше времени. Аналогично и гравитация искривляет пространство, создавая «неровную дорогу». Любой объект, свет или небесное тело искривляют свой путь, когда попадают в зону действия гравитации. Гравитация как бы делает вмятину в пространстве.

Если бы свет от звезды шел по пространству, в котором нет гравитации, это была бы идеально ровная дорога — пространство с нулевой кривизной. Но так как на пути света лежат различные небесные тела, создающие вокруг себя гравитационное поле, которое как выемка на дороге, свет идет по кривой дороге (или кривому пространству). Этот образ и передает суть понятия время/ пространство.

Позиция физиков покоится на том, что если до Большого взрыва пространства не было, понятия «свойство пространства», т. е. времени, тоже не могло быть. Когда появилось пространство, сразу появилось время-пространство или время Вселенной.

Это примерно как до вашего рождения вашего времени не было. Когда вы родились, пошло ВАШЕ время. Но это не значит, что до вашего рождения времени не было вообще. Время было, но это было не ваше время. Ваше время началось с вашим рождением.

Аналогично и со Вселенной — до ее появления не было времени Вселенной. Или иначе, не было пространства и, следовательно, не было свойства пространства — времени. Но только время — это самостоятельная величина. Она зависит от пространства так же, как идущий по дороге человек зависит от дороги. Но это не значит, что идущий по дороге человек — это человек/дорога. Это человек. И дорога. Если дорога исчезнет, человек останется. То же самое и с пространством, если оно исчезнет, время останется.

До Вселенной было то, что стало причиной появления Вселенной. Я не знаю, что это, другая Вселенная, которая трансформировалась в нашу, или сила, которая создала Вселенную. Я лишь говорю, что причина появления нашей Вселенной была до Вселенной.

Сначала причина была в состоянии «нетворения мира». Потом перешла в состояние «творение мира». Переход из предыдущего состояния в последующее, из прошлого в будущее указывает, что до нашей Вселенной было существование, движение и время.

Если говорить о времени вообще, без привязки ко Вселенной, оно подобно лучу наоборот. Он не имеет начала и летит из бесконечности. Миг настоящего подобен ядру, на котором, как барон Мюнхгаузен, сидит реальность, совершающаяся в данный момент.

Существование-движение-время — единая сущность. Одно неотделимо от другого, как стороны треугольника. Нельзя помыслить треугольник, не мысля его углов. Нельзя помыслить существование, одновременно не мысля движение и время.

ГЛАВА 3. Информация

Линия состоит из бесконечного множества точек. Точка — не нуль. Если бы точка была нулем, из точек не могла состоять прямая. Но раз линия состоит из нулей, значит, точка не нуль. Совокупность нулей не может дать величины (0 + 0 + 0 +… 0 = 0). Но при этом точка и не величина. Она не то и не другое, а нечто между бытием и небытием.

У линии нет ширины (иначе это не линия, а узкая плоскость), но бесконечное число линий дают реальную ширину — плоскость. У плоскости нулевая высота (иначе это не плоскость, а объем), но бесконечное число плоскостей (нулевых высот) дают реальный объем. Объем имеет нуль движения. Но бесконечное число объемов создает движение.

Точка — бытие нулевой мерности (или бесконечной мерности — нуль и бесконечность тут сливаются). Бесконечное число точек дает одномерное бытие — линию. Бесконечное число линий дает двухмерное бытие — плоскость. Бесконечное число плоскостей дает трехмерное бытие — объем. Бесконечное число объемов дает четырехмерное бытие — движение. Как линия состоит из бесконечного числа точек, так движение состоит из бесконечного числа объемов.

Если взять один миг Вселенной — это трехмерный объем. В объеме нет движения, как в линии нет ширины. Движение возникает из бесконечного множества объемов. Оно как кинематографический эффект, порождающий движение из неподвижных кадров.

Образ одномерного бытия — линия. Образ двухмерного бытия — плоскость. Образ трехмерного бытия — объем. У четырехмерного бытия образом является движение. Как точки складывают линию или плоскости — объем, так объемы складывают движение.

Четыре измерения, длина, ширина, объем и движение, создают четырехмерное бытие — мир, данный нам в ощущениях. Четырехмерная реальность — это наше существование. Что меньше четырех измерений (точка линия, плоскость, объем), того для нас нет. Точнее, оно есть для нас в умозрительном варианте, как абстракция, а не реальность.

Если представить плоский мир, где нет понятия высоты, любое существование в нем будет двухмерным. Если вы создаете на экране изображение, любой ваш рисунок будет иметь не больше и не меньше двух измерений. Не важно, что вы нарисовали, точку, линию или куб, — по факту все это будут двухмерные объекты, ограниченные длиной и шириной. На доске вы нарисуете двухмерный кружочек, передающий образ точки, но это будет не точка. Аналогично нарисуете куб, передающий образ трехмерности, но это будет не куб.

В нашем мире не может быть одномерного, двухмерного и трехмерного бытия, как на плоскости не может быть объема. В бытии, имеющем мерность меньше четырех, нет движения. Что не движется, того не существует. Поэтому все, что мы можем каким-то образом зафиксировать, имеет или четыре измерения, или нуль измерений. Одно-два-три измерения — это фигура речи, живущие в нашем воображении абстракции, ощущения, идеи мысли. Реально таких объектов в традиционном смысле не существует.

Представляя существование как кинопленку — как линию, если продолжить логику, бесконечное число наших существований дает пятимерное бытие точно так же, как бесконечное число линий дает плоскость. Бесконечное число пятимерных бытий породит шестимерное бытие, а оно, в свою очередь, семимерное, и так до бесконечности. Процесс подчинен алгоритму: точка-линия-плоскость-объем-движение. Движение рождает линию кадров, и снова алгоритм: плоскость-объем-движение; плоскость-объем-движение.

Но это всего лишь игра ума, визуализации абстракции. В логике понятно, как бытие меньшей мерности при бесконечном умножении рождает бытие большей мерности. Но при попытке представить любой нарисованный образ (хоть пятого измерения, хоть сто пятого) я обнаруживаю, что все мои образы находятся в объеме, в бытии нашего мира.

Фигура больше четырех измерений не может уместиться в четырехмерный мир по той же причине, по какой плоскость не вместит в себя объем (иначе это не плоскость). Кто утверждает, что в нашем мире возможно создать 5–6—7-мерный объект, тот не видит, что сам себе противоречит. Раз многомерный объем умещается в четырехмерный мир — это очевидное доказательство, что он не превышает 4 измерений. Наш мир есть бесконечное множество объемов, и в него не уместится то, измерение чего больше четырех.

Бытие меньшей мерности может уместиться в бытии большей мерности (как точка в линии или линия в плоскости). Поэтому мы легко можем мыслить бытие меньшей мерности. Бытие большей мерности мы не можем помыслить (как помыслить, что в точке уместилась линия).

Пятимерное бытие может мыслить тот, кто сам в шестимерном бытии, но никак не в четырехмерном. Чтобы мыслить пятимерное бытие, сначала нужно мыслить шестимерное бытие, в которое уместить пятимерное. Для нас это нереально. Мы не можем мыслить бытие больше четырех измерений. Пятимерное бытие за границами нашей природы.

Четырехмерный мир для нас как океан, внутри которого мы находимся и не можем носа высунуть за его границы. Любые наши творения будут в четырехмерном бытии и не выйдут за его рамки. Любые, кроме мысли. Но мысль не всегда можно визуализировать.

Умопостигаемым путем я вижу, что бесконечное умножение предыдущего бытия дает последующее бытие, которое при бесконечном умножении снова дает следующее бытие, и так до бесконечности. Но от умопостигаемости нельзя перейти к образности.

Максимум бытия уходит в бесконечное умножение самого себя. А что есть минимум бытия? Разбираясь с этим вопросом, я прихожу к выводу, что точка — это граница между мыслимым и немыслимым. Она как пуповина, неразрывно связывающая бытие и небытие.

Бытие всегда существовало, и в нем всегда было мышление. К небытию понятие «мышление» и «существование» неприменимы. Но чтобы указать, что небытие — это не нуль, а нечто, я скажу, что оно небытийствовало, а в нем небытийствовало немышление. В переводе на русский язык это значит, что оно имело иной способ присутствия/наличия.

Точка — нулевая мерность. Поднимаясь выше точки, я нахожу существование — структурированную информацию, форму и величину. Опускаясь ниже нулевой мерности, ниже точки, я нахожу неструктурированную информацию (или чистую, или небытие).

Что есть информация? К удивлению, я не нашел ей определения. Многосложные объяснения говорят, что это не упрощаемое понятие: информация — это информация. В словарях говорится об источниках информации, ее носителях, приемниках, хранителях и каналах. Говорят, в какую структуру оформлена информация (в идею, мысль, объект, явление). Но о сути и сущности информации ни один словарь в мире не говорит ни слова.

Труба, по которой течет вода, — это не вода. Бочка, где хранится вода, — тоже не вода. Вода — это отдельная от трубы и бочки сущность. Я могу помыслить воду в чистом виде, вне каналов и носителей. Но помыслить информацию в чистом виде, вне каналов и носителей, помыслить ее как автономную сущность — нет, этого я не могу.

Тут как со временем у святого Августина. Он говорил, что если его не спрашивают, что такое время, он знает. Но когда спрашивают, нет, не знает… Интуитивно я понимаю, что такое информация, но изложить ее суть у меня пока никак не получается.

Размышляя над этим вопросом, я пришел к выводу, что все в мире в конечном итоге информация. Это утверждение доказывает мысленный эксперимент. Разные объекты друг от друга отличаются разным расположением частиц — информацией. Если сжимать вещество, из него в прямом смысле будет выдавливаться информация. Чем больше сдавливать объект, тем проще он будет становиться. Различия между объектами будут исчезать, и в какой-то момент это будет одинаковый набор спрессованных частиц.

Если взять кубический метр газа, телефон и яблоко, все они разного уровня сложности. Но если сжать их в миллион раз, получится вещество с одинаковым уровнем сложности. Количество материи осталось тем же. Количество информации уменьшилось.

Но что будет, если продолжать сжатие? Прежде чем отвечать, напомню понятие материи — это движущиеся по определенной траектории частицы. Если частицы не движутся, потому что сдавлены в кучу и разрушены — это уже не материя, а нечто иное.

Если дальше сдавливать материю (опускаю, как это технически возможно), пока из нее не выдавим всю информацию, материя в итоге исчезнет. Выдавленный из яблока сок будет в стакане. Где будет выдавленная информация?

Так как исчезнуть она не могла, как не мог исчезнуть яблочный сок, значит, она перешла в иное состояние бытия, ушла за рамки существования. Она стала чистой информацией, вне всяких форм, ничем не выражаемая, не обладающая никакими качествами и предшествующая всем качествам.

Получившаяся сущность — это не мысль, а то, чем мыслится мысль; не воля, а то, чем волится воля. Ею творится творчество, живется жизнь, желается желание и существует существование. Она за границами четырехмерного бытия и недоступна познанию. Но она порождает все, что существует. Все физические законы, пространство, энергия, элементарные частицы, атомы, молекулы и образованное из них вещество — все это является реальностью и существует благодаря информации вне существования.

Получился закон сохранения информации: «Информация не исчезает и не появляется. Она переходит из одного состояния в другое». Находясь в чистом состоянии, она образует небытие. Когда информация обретает форму, получается существование. Информация состоит из бесконечностей и нулей. Существование состоит из величин (не обязательно материальных или энергетических, мысль — это тоже величина).

ГЛАВА 4. Программа

Опыты на ускорителях показывают, что при столкновении двух частиц сумма масс полученных частиц (или их совокупная энергия) больше суммы столкнувшихся частиц. С точки зрения здравого смысла это невозможно.

Происходящее напоминает компьютерную игру, где минимальная единица — кирпич. Из него состоят блоки, из блоков здания, из зданий города, государства и в итоге планета. Можно разрушить компьютерную планету, государство, город, здание. Последнее, что можно разрушить, — расколоть блоки на кирпичи. Но дальше пойти нельзя. Компьютерный кирпич не колется, потому что он по программе — минимальная единица.

Чтобы расколоть виртуальный кирпич, нужно оперировать не с видимым на экране объектом, а с невидимой программой. Нужно перепрограммировать ее и создать в ней понятие «часть кирпича». Только после этого компьютерный кирпич можно расколоть на части. Пока программа не изменена, кирпич этой игры расколоть невозможно.

Мир, данный нам в ощущениях, рождает программа. Если в программе записано, что более массивное тело притягивает менее массивное; протон притягивает нейтрон; магнит возмущает движение электронов; скорость не превышает скорости света; тепло не может перейти от холодного тела к горячему — все так и происходит. Почему? Потому что так записано в программе. Набор предписаний и запретов называется физическими законами.

Если мир есть программа, как нельзя говорить о материальности или энергии камня, летящего в компьютерной игре, так нельзя говорить о материальности или энергии камня, летящего в нашем мире. Если вчера все в мире объяснялось «так устроил Бог», то теперь можно сказать: «так написана программа». С этой позиции все необъяснимые эффекты микромира легко объясняются.

Все формы бытия есть визуализация программы. Даже пространство — это следствие программы. Без программы не будет пространства и вообще абсолютно ничего не будет. На первый взгляд это весьма странная мысль. Кажется, как это возможно, если отсутствие пространства нельзя даже помыслить. Мыслится пустое пространство, но не отсутствие.

Но давайте уточним понятие пространства. Это область действия законов. Чтобы пояснить мысль, представьте покрытую камерами слежения область. Камеры фиксируют все нарушения и передают на спутник, который мгновенно на них реагирует. Движение пешеходов и транспортных средств в этой области возможно только по правилам. За границы выйти невозможно. Правила создают область упорядоченного движения. Если правила исчезнут, следом исчезнет область организованного движения.

С созданием пространства аналогично, только тут в роли создателя выступают не дорожные, а физические законы — программа. Если убрать законы, пространство так же исчезнет, как исчезнет область упорядоченного перемещения, если убрать правила дорожного движения. Будет не пустое пространство, а самого пространства не будет.

Представьте квадратный метр пространства, где законы не действуют. Если туда поместить гвоздь, что с ним произойдет? Хочется сказать, ничего. Если ничего нет, на гвоздь нечему и воздействовать. Но что есть гвоздь? Набор движущихся по алгоритму частиц. Частицы движутся так, как им предписывают законы. Гвоздь существует, пока в объеме занимаемого им пространства действуют законы, определяющие движение частиц.

Гвоздь образует движение частиц. Закон создает движение частиц. Если перестанут действовать законы, в занимаемом гвоздем объеме прекратится упорядоченное движение частиц. Если частицы станут неподвижными, они исчезнут. Исчезновение закона означает исчезновение движения и, как следствие, исчезновение гвоздя, образуемого движением.

По мере погружения гвоздя в беззаконное пространство он будет исчезать так же, как исчезала бы ледяная палочка при погружении в кипяток. Он распадется не в хаос молекул (молекулы тоже продукт движения образующих их частица), а именно в ничто. Гвоздь или любой иной объект в беззаконном пространстве исчезнет как в сказке.

Пространство, материя и энергия — визуализация выведенной на монитор программы. В компьютерной игре вес самого большого объекта равен самому маленькому — нулю. В нашем мире точно так же. Понятие «физический показатель» — иллюзия. Единственный способ оценки всего существующего — это качество и количество информации.

Мыслители Востока учили, что мир есть иллюзия и великая пустота. У Стругацких в неоконченном романе «Белый Ферзь» есть слова: «Боюсь, друг мой, вы живете в мире, который кто-то придумал — до вас и без вас, а вы не догадываетесь об этом…»

До компьютерной эпохи эту мысль было сложно визуализировать. Сейчас можно помыслить Вселенную как гигантский трехмерный монитор. Как на двухмерном мониторе миллионы пикселей мигают по алгоритму программы, образуя картинку и динамику, так происходит и на трехмерном мониторе. Роль пикселей во вселенском мониторе выполняют, например, струны или мембраны. Они вспыхивают и гаснут, как лампочки на электронном табло, порождая кинематографический эффект — данный в ощущениях мир.

ГЛАВА 5. Спираль

Выше я говорил, что существование было всегда. Если хоть раз ничего не было, ничего не могло начать быть. Но с другой стороны, что такое существование? Это все, что имеет форму и/или образ. Сюда относятся все формы бытия (параллельные миры тоже). Мы не можем их зафиксировать — осмыслить или ощутить, но от нашей немощи они не перестают существовать. Раз у них есть какая-то форма и образ, значит, они существуют.

Но то, из чего сложен образ, само не имеет образа. Существование состоит из чистой информации — нечто невыразимого, лежащего за рамками любых мыслей образов и форм. Про чистую информацию нельзя сказать, что она существует, потому что у нее нет формы и образа.

Она за рамками существования — не то и не иное, и не что-либо из возможного.

Если информацию некому/нечему считывать, ее не существует. Как не существует добра и зла вне системы ценностей. Информация «оживает», когда ее кто-то или что-то осознал, осязал, считал, воспринял. Если это некому сделать (нет существования), то нет и информации. Она в этом случае небытие, которое не существует, а небытийствует.

Про ширину линии нельзя сказать, что она не существует, равно как нельзя сказать, что она ничто. Ширина линии — потенциал ширины, нечто. Так и чистая информация, она потенциал существования, но сама не существует в известном значении этого слова.

Существование не может иметь начала, потому что нельзя допустить, что было НЕЧТО, ставшее причиной существования, а до него ничего не было. Как минимум, была причина существования. Но что значит была? Была, значит, существовала. Пусть не в известном смысле, а в каком-то ином, но она была. Это было не ничто, потому что из ничего не может получиться ничего, а нечто. Но если это непонятное нечто существовало, значит, существование уже было, и невозможно помыслить причину существования.

Второе соображение, если даже вопреки логике и здравому смыслу допустить, что существование начало быть с определенного момента, а до этого его не было, т. е. оно имеет причину, а сама причина не существует (как ширина линии), значит, эта причина обладает абсолютным всемогуществом. Меньший уровень могущества не проходит.

Если ничего не было и потом стало быть, причина бытия априори абсолютно всемогущая относительно бытия. Абсолютное всемогущество — мгновенная реализация желаний. Мгновенно, значит, за нуль времени, т. е. любое желание не длится во времени, а сразу исполняется. Все желаемое уже есть. Но нельзя желать то, что уже есть.

У носителя абсолютного всемогущества нельзя предположить желаний. У него есть все и сразу, что означает отсутствие движения (двигаться можно только к тому, чего нет). Неподвижность означает небытие. Значит, абсолютное всемогущество не существует, из чего следует, что нельзя допустить причину существования. Существование было всегда.

На всякий случай скажу, что существование как таковое и существование нашей Вселенной — не одно и то же. Наш мир — частный случай существования, появившийся благодаря предшествующей ему причине, которая уже существовала.

Всякое существование есть структурированная информация. Само по себе оно не могло быть. Его должна поддерживать Информация, как воздушного змея поток воздуха. Из этого утверждения у меня рисуется образ гигантской спирали ДНК из двух линий.

Одна линия — чистая Информация. Если мыслить ее вне носителей и наблюдателей в чистом виде, про нее нельзя сказать, что она существует, равно как нельзя сказать, что она не существует. Здесь дефицит языка дл передачи таких понятий. Приходится заниматься эквилибристикой при передаче такой формы существования, про которую нельзя сказать, что она есть, равно как и что ее нет. Поэтому использую такой странный термин, как она небытийствует. Иными словами, она есть, но для нас ее нет.

Когда у информации появляется форма, ее можно наблюдать (не обязательно человеку, а в принципе). В момент, когда информация из небытийствующего состояния переходит в бытийствующее, начинает существовать вторая линия спирали — бытие. Сюда относится все, что имеет форму и образ, что можно ощущать или мыслить.

Линии сливаются в монолитное Целое, в единый поток существования, идущий из бесконечности в бесконечность. Целое образуют две непересекающиеся сущности. Это как железный шар, в нем есть сущность — «железо» и сущность — «круглое». Они сохраняют индивидуальность, не смешиваясь между собой, образуя монолит — «железный шар».

Обе линии содержат в себе бесконечность. Первая линия — чистая Информация, имеет в себе бесконечный объем информации. Вторая линия — Существование, содержит в себе бесконечное число форм структурированной информации — разные законы, энергии и уплотнения (в нашем мире они называются материей, но это может быть что-то иное).

Как сказал поэт, «Два мира властвуют от века/ Два равноправных бытия:/ Один объемлет человека/ Другой — душа и мысль моя» (А. Фет). Я выхожу в область, не охватываемую мыслью. Не умея помыслить немыслимое, но при этом признавая его — тут я затрудняюсь ответить, с помощью чего я это делаю, если это не мышление. С помощью души? Или все же это мышление, видящее свою границу?

Мир существований — это мир величин, форм и размеров. Мир информации — это мир нулей и бесконечностей, вне величин и форм. Чтобы представить, как эти два мира между собой соотносятся, вообразите воздушные шарики из бесконечно растягиваемого латекса. В каждом шарике одинаковое количество латекса, но размеры шарика определяет не количество латекса, а количество воздуха, которым накачан шарик. По сути, все шарики одинаковые, но при этом по размеру одни выглядят огромными, другие ничтожными.

Латекс — Существование. Воздух — Информация. Как размер шарика определяет не количество латекса, а количество воздуха, так размер любого существующего объекта, не важно, галактика это или элементарная частица, определяет количество информации.

Разница между большими и малыми величинами в этом смысле совсем не то, что нам привычно считать. В абсолютном смысле все в нашем мире одинаково, и самый ничтожный размер содержит в себе потенциал самого огромного объекта.

Эту мысль тысячи лет назад высказал некий Гермес Трисмегист, по одним источникам инопланетянин, по другим — историческая личность: «Все есть ничто, ничто есть все; как наверху, так и внизу; как внутри, так и снаружи». Схожую мысль в XV веке высказал Николай Кузанский: «Абсолютный максимум есть абсолютный минимум».

Есть нуль, величина и бесконечность. Все остальное — производные. Мы живем в мире величин. Величина есть потенциал. Разница возникает из того, что один потенциал развернут больше, другой меньше, но по сути все потенциалы равны.

ГЛАВА 6. Свобода

Вселенная — частный случай существования, совокупность сущностей «точка-линия-плоскость-объем-движение». Миг Вселенной — объем без движения. Движение возникает из совмещения бесконечного множества объемов-мигов, следующих друг за другом, как кадры на кинопленке. Движение рождает то, что мы называем существованием. Если нет движения, нет существования в привычном смысле этого слова. Точка, линия, миг и прочие понятия существуют как абстракции. Реальность возникает, когда возникает движение.

Миг — один кадр. Содержание последующего кадра предопределяет предыдущий кадр. Это значит, что все предопределено. Случайности при таком понимании просто нет места. Миг настоящего вытекает из прошлого мига и, значит, предопределен прошлым.

Эту мысль высказывал французский математик Лаплас, известный тем, что когда он показал Наполеону свою теорию мироздания и император сказал, что не нашел в ней Бога, Лаплас ответил: «Я не нуждался в этой теории, сир». Лаплас научно отрицал Бога.

Мир, по Лапласу, есть сложный механизм из триллионов и триллионов деталей, где каждое настоящее движение детали предопределено прошлым состоянием системы. Мир как бильярдный стол, на котором движутся шары. Если знать точную массу всех шаров, их скорость, направление и прочие параметры и иметь бесконечные счетные мощности, можно абсолютно точно сказать, в каком месте был или будет каждый из шаров.

Лаплас сказал, что если представить фантастическое существо, знающее положение, массу и скорость всех частиц, образующих Вселенную, способное мгновенно обсчитывать данные, оно так же ясно будет видеть будущее и прошлое, как видит настоящее. Это гипотетическое существо, названное «демоном Лапласа», видит не только данный момент, но и все будущие и прошлые моменты сразу. Это значит, что демон в традиционном смысле не видит мира. Традиционное видение — это когда ясно видится только настоящее, помнится прошлое и предполагается будущее. Это как видение фильма, где видится только настоящий кадр и помнятся прошлые. Если демон Лапласа видит не только текущий кадр, а все кадры сразу — он видит не фильм, а неподвижную картинку из совокупности всех кадров. Но в этом случае он не видит самого существования. Потому что существование — это сменяющие друг друга кадры. Застывшие кадры — неподвижность. Что не движется, того не существует. Всевидящий демон вместо традиционного бытия видит иную форму существования, которая в принципе не может быть нами воспринята.

Но я заостряю внимание не на том, что видит демон, а на том, что нельзя допустить настоящее, НЕ следующее из прошлого. Потому что если настоящее не следует из прошлого, то встает вопрос, из чего оно следует? Из ничего? Но такое не мыслится, из ничего не может получиться что-то. Следовательно, настоящий миг может следовать только из прошлого, как кадр кинопленки следует из предыдущего кадра. Но если все так, получается, что бытие предсказуемо на 100 %. Все предопределено, и свободе нет места.

То, что я в данный момент пишу, а вы читаете, — это не результат моего и вашего выбора. Это предопределено, потому что настоящее строго следует из прошлого. Если бы было иное прошлое, было бы иное настоящее. Причинно-следственная связь нерушима.

На сегодня самое известное отрицание предопределения принадлежит нобелевскому лауреату Илье Пригожину. Его теория построена на том, что человек не может учесть все величины и мгновенно их обсчитать. Ничтожно малая неучтенная величина приведет к огромным последствиям. Из этого он заключает, что сложные системы (Вселенная, погода, социум) невозможно просчитать, и значит, предопределение невозможно.

Отрицает предопределение и Эдвард Лоренц, известный своим выражением, что взмах крыла бабочки на одном континенте может вызвать ураган на другом. Он говорит, что погоду нельзя предсказать, потому что нельзя учесть все факторы.

В эту же копилку можно добавить принцип неопределенности Гейзенберга, суть которого состоит в том, что нельзя точно знать местоположение и скорость элементарной частицы. Сам процесс наблюдения искажает явление. Это как если вы глядите на пылинку и своим взглядом «дуете» на нее, меняя скорость и местоположение. Если бы наблюдение не влияло на объект, можно было точно знать скорость и местоположение частицы. Но так как наблюдение влияет, человек не может точно знать скорость и координаты объекта. Знает только приблизительно.

Аргументация противников детерминизма сводится к тому, что для абсолютной точности нужно учитывать не только все пылинки планеты, но и все частицы Вселенной. Если не учесть одну частицу, летящую от Солнца или далеких звезд, абсолютная точность невозможна. Если человек не может учесть все частицы и рассчитать их, не может своим наблюдением не возмущать частицы, из этого вывод, что предопределение невозможно.

Но позвольте, из чего следует, что если человек не может все учесть и посчитать, значит, демон Лапласа этого тоже не может? Если вы не можете посчитать все песчинки на пляже, это не значит, что их в принципе нельзя посчитать. Или еще сильнее, это не значит, что песчинки не составляют конкретную величину, выражаемую конкретным числом в каждый миг, и это число меняется. Но конкретность от этого не меняется. Число песчинок всегда выражается конкретной цифрой (не важно, знаете вы это число или нет).

Ограниченные возможности не позволяют учесть и обсчитать все, что составляет Вселенную, но это никак не нарушает утверждения, что настоящее следует из прошлого. В умозрительном эксперименте демон имеет абсолютные возможности и мгновенно обсчитывает систему, и значит, знает все. Но оставим демона. Тот факт, что настоящее следует из прошлого, что все существующее на данный момент возникло из предыдущего момента, позволяет утверждать, что случайности нет места.

Сложные закономерности кажутся человеку случайностью, потому что он не может уловить всю причинно-следственную цепочку явлений. Чтобы наглядно увидеть, о чем я говорю, представьте хаотичный ряд из ста чисел. Никакой закономерности нет, полный хаос. Теперь представим продолжение ряда теми же цифрами в той же последовательности. Получится ряд из двухсот чисел, где каждое число будет повторяться через сто знаков. Это уже не хаос, а закономерность. Если мы видим только сто чисел — видим хаос. Если видим весь рад, все двести чисел, наблюдаем закономерность.

Вместо ста хаотичных чисел можно взять миллион. Пока мы видим только миллион цифр, мы видим хаос. Если охватываем взглядом два миллиона цифр, видна закономерность — каждая цифра в первом миллионе повторяется во втором миллионе.

Хаос и случай отличаются от порядка и закономерности горизонтом видения. Чтобы отличить случай от закономерности, нужно видеть ВСЕ. Человек имеет предел видения. В своих суждениях он опирается не на целое (он его не видит), а на видимую часть целого. С тем же успехом человек, никогда не видевший слона, может оценивать слона по хвосту.

Если миг прошлого рождает миг настоящего, свободе просто неоткуда взяться. Мне этот вывод неприятен, но я не нахожу, что возразить. Можно сказать, что если из вакуума рождаются новые частицы, которых миг назад не было, демон Лапласа не может учесть их в своих расчетах. Далее просится вывод, что если регулярно появляется новое, чего миг назад не было, значит, учесть это новое в своих расчетах не представляется возможным и рассчитать события невозможно. Кажется, на этом основании можно заявить о свободе.

Но, увы, при более глубоком рассмотрении видно, что эта попытка не проходит. Если продолжать стоять на том, что из ничего не может получиться что-то, значит, у любой появившейся частицы есть причина, по которой она появилась. Нам эта причина не видна, и мы заявляем, что частица появилась из ничего (из вакуума). Но это говорит лишь о нашей ограниченности, мы не можем (пока) увидеть то, из чего появляется частица. Но она точно из чего-то появляется, а это уже значит наличие причинно-следственной связи.

Если все существующее имеет причину, все предопределено. То, что мы называем свободой, — это программа, сложный алгоритм. Что есть, того не могло не быть. Чего не случилось, того не могло случиться. Нас тащит поток, которому невозможно противиться.

Бытие есть кино. Относительно обычного кино оно более сложное. Предопределение называется судьбой, но название ничего не меняет в сути. Настоящему кадру так же предшествует предыдущий, и иного помыслить не получается.

Последняя попытка вырваться из детерминированного мира, доказать ощущаемую каждым свободу — это стремление к благу, желание блага. Пусть меня несет поток, пусть я не могу ему противиться и подчиняюсь. Но я гляжу на проносящиеся берега и желаю на них попасть, желаю выбраться из потока. Желание — это проявление свободы.

Но отходя от интуитивных и эмоциональных ощущений и погружаясь в суть, я не вижу, как избежать неумолимого правила, что одно следует из другого и ничто не следует из ничего. Если рождению моего желания что-то предшествовало, следовательно, оно предопределено. Возникло именно то желание, какое должно было возникнуть. Иного не могло возникнуть. Было бы иное прошлое, было бы иное настоящее, в котором желание.

Жизнь — это стремление к благу. Стремление — это выбор. Исполнение программы — тут нет выбора, тут программа. Если нет выбора, значит, нет стремления к благу. Но если нет стремления, значит, нет свободы. Есть механизм, сложная программа. Получается, что жизнь — это программа, которую мы из-за своего низкого уровня развития принимаем за нечто свободное (свобода воли, разум). Это как если бы в нашу эпоху попали люди из докомпьютерной эпохи, поговорив с компьютером, они приняли его за свободное мыслящее существо. До сих пор сложно пройти тест Тьюринга — задавать сидящему за спиной вопросы и по ответам понять, кто перед тобой, машина или человек. Возможно, что то, что мы называем жизнью, свободой и разумом, есть сложная программа. В этом предположении нет ничего удивительного. Если все так, то ВСЕ — это глобальная сложная программа. Но если все есть программа, значит, все предопределено. Предопределено, значит, все, что в будущем случится, уже есть на бесконечной пленке. Каждый миг-кадр уже прописан, на какое расстояние вперед ни перенесись. Мы не видим будущих кадров, но они уже есть (как косвенное подтверждение этого — удачные предсказания будущего).

Существование есть неподвижный набор кадров, где настоящее следует из прошлого, а будущее следует из настоящего. Но существование — это движение/время. Что неподвижно, то не существует. Каждый миг неподвижен. Значит, он не существует. Получается, существование состоит из несуществований.

Здесь я прихожу к волновавшему Зенона вопросу, выраженному в апории о летящей стреле. Стрела каждый миг занимает конкретный объем пространства. Тело, занимающее конкретный объем пространства, является неподвижным. Значит, стрела каждый миг своего полета неподвижна. Получается, движение состоит из… стояний.

Если не довольствоваться согласием с истинами, укрепленными авторитетом, а осмысливать философскую суть проблемы, куда ни кинь, везде сплошное противоречие, с которым логика не справляется (или такие сложные логические цепочки выстраиваются, что вскоре убеждаешься в невозможности согласовать все получившиеся выводы).

Если от предопределения никуда не деться, нужен иной термин, отличающий смысл, вкладываемый в традиционное понятие предопределения как грубой механики, от метафизического предопределения, которое мы называем свободой.

Здесь я дошел до предела, дальше которого двинуться не могу. Но я уверен, что если бы мои возможности были в миллион раз мощнее, предел бы все равно обозначился. Сложность, возникшую за бесконечное существование, нельзя постичь конечным умом за конечное время. Здесь я признаю ТАЙНУ.

ГЛАВА 7. Переходы

Наука утверждает, что за 3,7 млрд лет наша жизнь прошла путь от точки нуль до животного. От животного до дубины она прошла за два с половиной миллиона лет. Путь от дубины до паровоза занял несколько десятков тысяч лет. От паровоза до атомной энергии, ДНК, компьютера и виртуального мира человек прошел за сто лет.

На данный момент мы развились до религиозного могущества относительно диких племен. Мы в прямом смысле боги для жизни на предыдущей ступени развития, что наглядно подтверждает культ карго. И мы разгоняемся дальше…

Скоро мы сделаем виртуальный трехмерный мир, по реалистичности ощущений не отличимый от окружающей нас реальности. Созданный виртуальный мир будет точно так же дан нам в ощущениях, как сейчас нам дан в ощущениях реальный мир.

Термин «виртуальный» сбивает с толку. Он неявно утверждает, что есть настоящее и иллюзорное бытие. Но что такое бытие? Это что дано в ощущениях. Виртуальный мир дан нам в ощущениях точно так же, как и реальный мир. Как было сказано, что мы ощущаем, то и существует. Чего мы не ощущаем, того нет. Реальность и ощущения — синонимы.

Все, что мы ощущаем, есть подлинное бытие. Так как ощущения в конечном итоге — это рождаемая в мозгу картинка или мысли, эмоции, реальностью является все, что мы можем вообразить или увидеть. Получается, нет понятия «реальный мир».

Воображаемые объекты — подлинные объекты. Как я говорил выше, различия между реальностью и иллюзией в яркости ощущений. Свои самые яркие ощущения мы называем реальностью, а менее яркие виртуальностью. Но то и другое есть наши ощущения. Нет ощущений, нет ничего. Все есть реальность. Одна более доступна для наших ощущений, другая менее, но это уже частности. Если слепой не можем сказать, что звезд нет, потому что он их не ощущает зрением, то и мы не можем сказать, что бытие, наблюдаемое нами во сне, не существует, потому что когда мы бодрствуем, не ощущаем его.

Религиозный уровень могущества — это способность творить бытие. Жизнь выходит на начальный божественный уровень, когда начинает воображать. В этот момент она творит новое бытие, данное ей в ощущениях. Если животное видит сны, значит, оно на пути к религиозному могуществу. Еще несколько миллионов лет развития (что по меркам бытия есть миг), и оно сотворит с помощью компьютера виртуальную реальность.

Человек уже прошел этот путь и дошел до религиозного уровня могущества — может творить бытие, которое ощущает не только создатель этого бытия, но и любой желающий. Но так как яркость ощущений этого бытия недостаточная, он называет его виртуальным.

Вопрос времени, когда творимое человеком бытие по ощущениям превзойдет известный нам мир. Новая действительность будет сильнее ощущаться — она будет ярче, вкуснее, страстнее. Виртуальность начнет отодвигать реальность на второй план, потому что она будет более ярко и натурально дана нам в ощущениях.

Новое бытие встает из-за горизонта, как солнце. Его самого еще не видно, но виден исходящий от него свет — заря. Оно войдет в нашу жизнь так же незаметно, как вошло электричество. Еще недавно, буквально вчера, 150 лет назад, это была игрушка. Его силы едва хватало, чтобы качнуть стрелку вольтметра. Сегодня электричество — это ВСЕ. Если завтра электричество исчезнет как сущность, цивилизация в один миг рухнет.

В поисках блага (развлечения) мы создаем компьютерные миры, населенные различными персонажами. Однажды мы создадим искусственный интеллект. С этого момента мы начнем населять виртуальный мир разумными героями. Эти герои не будут знать, что их мир виртуальный. Для них он будет самой настоящей реальностью.

Они начнут развиваться и изучать свой мир. Начнут искать объяснения всему, что происходит в их мире, который создали мы. Мы, создатели игры, будем это приветствовать, потому что нам от игры нужно только одно — чтобы она была интересной. Для этого игра должна постоянно развиваться. Разумные герои будут двигателем развития.

На первом этапе, пока интеллект слабый, мы, чтобы ускорить развитие, установим таймер, ограничивающий срок жизни компьютерных персонажей. Закостеневшие старые будут уходить, оставляя после себя потомство, открытое для новых знаний. Но как только уровень интеллекта достигнет определенного уровня, таймер будет целесообразно снять.

Чтобы не ошибиться с ответом на вопрос, достиг интеллект нужного уровня или не достиг, мы устранимся от этого решения. Когда интеллект разовьется, он сам отключит таймер. Если не может этого сделать, значит, уровень его развития пока еще низкий.

Кем мы будем для компьютерных персонажей, живущих и развивающихся в созданном нами виртуальном мире, который будет дан им в ощущениях? В самом прямом смысле мы будем для них Богом-Творцом. Мы сотворили их Вселенную и создали жизнь.

На время отложу нашу будущую деятельность по сотворению виртуальных миров и созданию в них жизни вообще, и разумной жизни в частности. Теперь посмотрю на ситуацию с той позиции, что если бытие в широком смысле существовало всегда, из этого следует, что мы не можем быть первой жизнью за все бесконечное время существования.

Как уступку я готов допустить, что мы первая биологическая жизнь, и до нас в прошедших пластах времени ничего подобного не было. Но я не вижу возможности утверждать, что за все бесконечное время существования мы впервые возникшая жизнь.

Утверждение о нашей уникальности и первичности противоречит логике и здравому смыслу. Если кирпичи могут один раз сложиться в здание, значит, за бесконечное время они могут бесконечно много раз сложиться в конструкцию подобной сложности. Не в точно такое же здание, хотя и это возможно, а конструкцию того же уровня сложности.

Если информация сложилась в уровень сложности, образующий нашу жизнь, значит, за бесконечное время подобных образований возможно бесконечно много. Не копии нас, хотя и такое возможно, а именно уровень сложности, который можно назвать жизнью.

Я делаю железобетонное утверждение: за бесконечное время, прошедшее до нашего появления и нашей Вселенной, возникло бесконечное число форм жизни. Эти формы жизни так же невероятны для нас, непредставимы и непостижимы, как мыслящие радиация, океан или пространство. Но за бесконечный объем существования они не могли не появиться.

Если до нашей Вселенной была жизнь, она стремилась к своему благу и развивалась. Как было сказано, наша земная жизнь от точки нуль до атомной энергии ДНК и компьютера развилась примерно за 3,7 миллиарда лет. Не сегодня-завтра мы дойдем до религиозного уровня могущества, сможем творить новые формы бытия, создавать целые миры, новую жизнь и искусственный интеллект.

Исходя из того, что всякая жизнь стремится к благу, и значит, развивается, я делаю утверждение, что жизнь, появившаяся намного раньше нас, давно прошла путь развития, который нам только предстоит пройти. Она развилась до уровня, позволяющего делать новое бытие и населять его жизнью, Человек в начале этого пути, а бывшая до него жизнь уже прошла этот путь и развилась до уровня, называемого нами божественным.

ГЛАВА 8. Ответ

Вариантов возникновения нашей Вселенной два. Первый вариант — ее создала могущественная жизнь, возникшая в толще предыдущего существования задолго до нас и развившаяся до уровня религиозного могущества — до уровня Бога. Создала так же, как человек вскоре сможет создавать трехмерную компьютерную игру, виртуальное бытие и населять его всевозможными живыми и далее разумными персонажами.

Второй вариант — наша Вселенная появилась в результате трансформации бытия, предшествовавшего нашей Вселенной. В этом случае наше бытие очередное звено в цепи существований. До нас было иное бытие, которое трансформировалось в наше бытие.

Ответ на вопрос, откуда взялась Вселенная, имеет первостепенное значение, чтобы определить направление движения для победы над смертью. Если Вселенная создана некой всемогущей силой, путь к вечной жизни лежит через соответствие требованиям этой силы. Тогда вопрос бессмертия сводится к узнаванию этих самых требований.

Если же Вселенная есть результат трансформации предыдущего бытия, преодоление смерти возможно через понимание сути нашего бытия. В этом варианте полная свобода действий, не ограниченная никакими заповедями (требованиями высшего создателя).

Я не вижу возможности четко и ясно ответить на вопрос, откуда взялся наш мир. Для такого ответа нужно оперировать не нашими ощущениями и разумом, которые продукт нашего мира, а инструментами, которые являются продуктом всего существования, а не только малого отрезка этого существования (нашей Вселенной, мира, бытия). Но у меня нет инструментов, позволяющих увидеть события, предшествовавшие нашей Вселенной.

Под инструментом я понимаю не умножение ощущений или расширение сознания и погружение в состояние, когда мир ощущается и мыслится по-новому. Я говорю о ином способе познания, превышающем ощущение и мышление.

Но тут совершенный тупик. Для человека перестать ощущать и мыслить — значит перестать существовать. Так что человек, пока он остается человеком, не может познать, что было до Вселенной. Как следствие, не может знать, сотворен он или нет.

Единственный выход из обозначившегося тупика — рассмотреть оба варианта. Нужно ответить, что следует из того, если у Вселенной есть создатель, и что следует из того, если создателя нет. Исходя из полученных результатов, определить направление.

Начну с варианта, что у Вселенной есть создатель — некая неведомая форма жизни, возникшая в пластах бытия, бывших до нашего бытия. Возникает вопрос мотивации — зачем неведомая жизнь сотворила Вселенную? В деталях ответить на него невозможно, но в целом ответ очевиден — в этом акте творения выразилось ее стремление к своему благу.

Исходя из того, что у жизни не может быть конечной цели, стремление к благу через создание Вселенной укладывается в понятие «игра». Создатель нашей Вселенной создал ее с такой же целью, с какой человек создает компьютерные игры — чтобы играть.

Игрок есть живая сущность. Все живое развивается. Чтобы игра была интересна постоянно развивающемуся игроку, она сама должна развиваться. Двигателем развития является жизнь. Мертвая материя играет роль сцены, на которой развивается жизнь.

Первым этапом развития был переход на новый уровень сложности — мертвая материя стала живой, когда достигла определенного уровня сложности, когда частицы склеились в объекты, превышающие сложность любой мертвой материи (РНК, ДНК).

В своем стремлении к благу жизнь начала набирать новшества. Когда они достигают критического уровня, количество переходит в качество, и начался второй переход — живая материя переходит на новый уровень сложности, становится разумной.

Третий переход — превращение разумной смертной жизни в разумную бессмертную жизнь. Это произойдет, когда разумная жизнь достигнет необходимого уровня сложности. Признак достижения этого уровня — жизнь определит это абсолютным приоритетом перед всеми прочими задачами. Пока этого не произошло, пока жизнь имеет другие приоритеты, это показатель, что она еще находится в животном состоянии. Показатель высшей жизни — она не может мириться со своей смертностью и ищет вариант ее преодоления.

Мертвая материя стала живой, потому что мир с жизнью развивается быстрее, чем мир без жизни. Жизнь стала разумной, ибо мир с разумом развивается быстрее, чем мир, где нет разума. Все переходы преследуют одну цель — максимальная скорость развития.

Этот фактор объясняет нашу сегодняшнюю смертность. Если слабо развитая жизнь не будет умирать, она будет тормозить развитие. Чтобы избежать торможения, нужно устранять препятствие, коим является жизнь, закостеневшая в установках прошлого.

Пока жизнь слабо развита, ей нужен таймер, ограничивающий ее срок. Бессмертие или длинная жизнь будет тормозить развитие. Недоразвитые люди будут держаться за старое, потому что их уровень не позволит принять новое. Смерть снимает этот тормоз.

Для высокоразвитой жизни смерть не способствует развитию, а тормозит его. Смерть целесообразна, когда жизнь утрачивает способность воспринимать новое. Если эта способность никогда не утрачивается, жизнь никогда не должна умирать.

Разница между смертной и бессмертной жизнью в способности принимать новое. Как было сказано выше, показателем уровня развития является шкала приоритетов. Пока жизнь имеет цели выше победы над смертью, это показатель, что она на животном уровне.

Если Вселенная создана высшим существом, то создана с одной целью — играть. Для этого игра (Вселенная) должна развиваться. Создатель Вселенной хочет, чтобы человек со смертного уровня перешел на бессмертный. Для этого он должен отключить встроенный в программу таймер. Отключения таймера — это запрограммированное событие в игре.

Если Вселенную сотворила жизнь, возникшая задолго до нас и развившаяся до того уровня, какой мы называем божественным, создатель нашей Вселенной ждет от развитого человека не молитв, это показатель малой развитости, уместный на предыдущем уровне, а реализации заложенного в нас потенциала (он точно заложен, иначе не было бы смысла создавать игру).

Главное сейчас — определить верное направление. И далее взламывать слой за слоем, преодолевать одно препятствие за другим, подбираясь к цели. Сначала мы вскроем программу частично — отключим угасание функций (старение) и получим кардинальное продление жизни. Судя по мифам, жить тысячу лет для человека — это не вопрос. Далее вообще отключим таймер и станем бессмертными божествами.

Заслуживает внимания тот факт, что эта мысль заложена во всех мировых религиях. Практически во всех религиозных текстах есть фразы, где человек называется богом. В Библии неоднократно указывается, что люди — потенциальные боги («Вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы». (Пс. 81, 6); «вы боги» (Ин.10, 34). Смысл этих фраз, что человек в своем развитии достигнет божественного уровня — смертные станут бессмертными.

* * *

Теперь рассмотрю второй вариант — у нашего мира нет создателя. Наша Вселенная есть трансформация предыдущего Мира. Как весна переходит в лето, так прошлый мир, бывший до нашего, 13,7 миллиарда лет назад через Большой взрыв перешел в наш мир.

В этом случае я ориентируюсь не на желание создателя Вселенной, а на стремление к благу. Я хочу жить. Это мое осмысленное хотение. Мне его вполне достаточно, чтобы от слов перейти к делу — искать ответ на вызов смерти.

Маркс в свое время писал, что до коммунизма была предыстория человечества. Его подлинная история начнется с установлением коммунизма. Я считаю, подлинная история человечества начнется с установлением бессмертия. До этого была история животных, где человекообразные вырвались немного вперед, по сути оставаясь теми же животными.

В заключение, чтобы поставить жирную точку на всех возможных спекуляциях на тему загробной жизни, переселения душ и прочего, скажу, что, может быть, я не первый раз живу и просто не помню предыдущих жизней. Может быть, после выхода из тела я не потеряю, а только выиграю. Все может быть. Но во все эти и десятки других вариантов можно верить, равно как во всех можно сомневаться. Несомненно одно — я НЕ ХОЧУ умирать. Для смертного нет более высокой цели, чем победить смерть. Вне зависимости от того, сотворена Вселенная или трансформировалась из предыдущего бытия, смысл и цель жизни от этого не меняется, — найти способ не умирать. Все дороги ведут в Рим.

ГЛАВА 9. Иерархия

Для полноты картины отдельно внесу ясность относительно понятия «Бог». Для начала нужно понять, что вкладывается в это понятие. Обычно люди спорят друг с другом до хрипоты на тему, есть ли Бог, не уточнив, что они понимают под этим термином.

Если под Богом понимать создателя существования, то Бога нет. Не может быть создателя у того, что существовало всегда. Существование было всегда. Здесь логика средневековых атеистов-ученых — если Вселенная вечная, у нее не может быть творца. Так и у меня — если существование было всегда, у него не может быть создателя.

Информация за счет своей неизменности могла бы претендовать на статус создателя существования. Порождаемые ею образы находятся в постоянном движении, но сама Информация неизменна, как океан, вода в котором всегда постоянна и бесформенна, а льдинки в океане (образ существования) всегда имеют форму и всегда в движении.

Информация в некотором смысле причина всех причин и начало всех начал — то высшее, выше которого ничего помыслить нельзя. Она, как и положено Богу, вне всякой формы, за рамками всех мыслимых образов и качеств. Это абсолютно непостижимое понятие, про которое нельзя ничего мыслить, потому что любая мысль — это образ. Чистая информация за рамками всякого образа, и мысли, и слова. Но она не является причиной существования, потому что существование было всегда. Потому я утверждаю четко, твердокаменно и железобетонно: Бога в смысле творца существования — такого Бога НЕТ.

Следующее понятие Бога: «разумная жизнь, сотворившая Вселенную». Как было сказано, невозможно ответить на вопрос, что послужило причиной возникновения именно нашей Вселенной, иной мир, бывший до нашей Вселенной, или жизнь, развившаяся до религиозного могущества. Потому говорю: я НЕ ЗНАЮ, есть ли у Вселенной творец.

Если понятие Бога определять не творением именно нашей Вселенной, а степенью могущества и если считать Богом жизнь, способную создать проект масштаба Вселенной, — такой Бог, несомненно, есть. Его не может не быть. Чтобы отрицать такие формы жизни, нужно отрицать вероятность возникновения жизни до нас. Но такой возможности нет. Напротив, здравый смысл позволяет утверждать, что жизни до нас не могло не быть. Эта жизнь не могла не развиваться. Следовательно, она не могла не дойти до такого уровня.

Последний вопрос — есть ли божества? Под божествами понимаются сущности, чье могущество сильно превышает человеческий уровень, но его недостаточно, чтобы творить Вселенную. Эти существа позиционируются не как творцы Вселенной, а как ее жители.

Под понятие «божество» подпадают олимпийские или египетские боги, разные идолы, домовые, духи, ангелы, демоны и прочие мифические существа. Наши предки им поклонялись как высшим существам ровно по той причине, по какой меланезийские папуасы поклонялись американцам, — теми и другими двигала надежда получить дары.

Рассуждая о существовании божеств, я исхожу из того, что Вселенная существует не бесконечное, а конечное время. Если бы она существовала вечно, я бы утверждал со 100 %-ной вероятностью, что за бесконечное время жизнь во Вселенной обязательно появилась. Но Вселенная существует всего 13,7 млрд лет. Размер и возраст Вселенной достаточен для появления жизни, но недостаточен, чтобы со 100 %-ной гарантией утверждать ее появление.

Если 3,4 млрд лет хватило на появление жизни на нашей планете, то 13,7 должно хватить тем более для появления жизни на триллионах других планет. Тем более, речь не о биологической форме жизни, а о любой жизни. Она могла появиться на Солнце, в черной дыре и в иных немыслимых для нас местах.

Если внутри черной дыры есть жизнь, мы не можем ее помыслить (мы даже саму черную дыру не можем мыслить). Тем более, мы не можем помыслить возможностей этой формы жизни, способа ее мышления и прочее. Но это не повод отрицать вероятность такой жизни. Все может быть. Даже то, чего не может быть, тоже может быть.

С высокой вероятностью мы не одни во Вселенной. Но неоспоримых доказательств нет ни одного. Пустыня Наска, дно Аральского моря или фатимское чудо — это факты, не имеющие объяснения. При желании их можно трактовать как доказательство иной формы жизни, посещавшей или жившей до нас на нашей планете. Но также при желании можно видеть в этом неизвестные технологии, на сегодня утраченные.

Например, когда Маркони заявил, что может с помощью невидимой силы в один миг передавать информацию на гигантские расстояния, современники сочли его за того, за кого считают Лидскалнина, создателя Кораллового замка в США, заявляющего, что он с помощью электромагнитного поля планеты может отключать гравитацию.

Маркони в подтверждение своих слов создал радио, и все убедились в реальности его слов. Лидскалнин в подтверждение слов, что он постиг секрет строительства египетских пирамид, в одиночку построил комплекс из гигантских многотонных глыб. До сих пор нет внятной гипотезы, как один человек мог перемещать многотонные глыбы. Так что ничего не остается, кроме как верить, что он действительно овладел энергией Земли.

Если так, почему не допустить, что у создателей рисунков в Наско не было каких-то утраченных на сегодня технологий. Тогда никакие инопланетяне или мифические могучие цивилизации, жившие до нас, а потом исчезнувшие, тут ни при чем.

Желание — вещь индивидуальная. Что люди желают то и видят. Все необъяснимые факты при желании можно рассматривать как доказательства иной формы жизни в нашей Вселенной. Все религии можно рассматривать как аналог культа карго, из чего выводить, что в прошлом наша жизнь сталкивалась с внеземной жизнью, как меланезийцы с американцами. Но все это косвенные факты. Прямых и неоспоримых, типа инопланетного корабля, нет ни одного. Поэтому на вопрос, есть ли в нашей Вселенной иная жизнь, я отвечаю твердо и однозначно — ВСЕ МОЖЕТ БЫТЬ.

Ответы на вопросы о Боге:

Есть ли Бог как творец существования? НЕТ. Потому что существование вечно.

Есть ли Бог как творец Вселенной? С нашего уровня развития и знаний невозможно ответить на этот вопрос. Вероятны оба варианта, и креативный, и эволюционный.

Есть ли Бог как обладатель могущества, позволяющего творить проекты масштаба Вселенной? ЕСТЬ. Такие сущности на 100 % есть, потому что существование вечно.

Есть ли божества (формы жизни, превышающие человека)? Невозможно ответить. Но с высокой степенью вероятности есть, ибо Вселенная огромная и существует долго.

Если найдутся ответы на неотвеченные вопросы, это ничего не меняет относительно главного — темы жизни и смерти. В любом случае смыслом жизни является победа над смертью. Все остальное на фоне этой цели имеет вторичное значение.

ГЛАВА 10. Трансформер

В заключение уточню понятие «Вечная жизнь». Вечно — это не значит неизменно. Невозможно вечно сохранить человека в привычном формате руки-ноги-голова. Через сто миллиардов или триллионов лет Вселенная перестанет быть тем, чем является сейчас. Если мир не может быть вечным, человек тем более. Все течет, все изменяется.

Достижение личного бессмертия — это не вечное сохранение своего сегодняшнего вида. Такая цель противоречит законам бытия. При нашей скорости развития человек сохранится, максимум, еще несколько веков. Привычный нам образ изменится. «Человек исчезнет, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке» (Мишель Фуко).

Стремление к благу заставляет меняться, приспосабливаясь к новым условиям. В новых условиях появляются новые качества. Копится критическая масса, и количество переходит в качество. Старая жизнь совершает фазовый скачок и превращается в новую. Но так как развитие продолжается, жизнь вскоре снова доходит до критического предела. Количество опять переходит в качество. Снова скачок на новый уровень.

Если жизнь не может перестать стремиться к благу, значит, накопление новшеств не может остановиться. Если развитие неизбежно, никакая форма жизни не может быть последней. Для жизни не может быть конечной станции, где кондуктор объявит: «Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны». Жизнь — это вечный переход из одного состояния в другое. Вечное исчезновение предыдущего и вечное появление нового.

Жизнь играет, развивается, игра совершенствуется, что выводит развитие на новый уровень, где создается новая игра, и так вечно. Жизнь всегда хочет нового, большего. Достигнув результата, некоторое время она им наслаждается. Насыщаясь, она становится новой. У нее возникают желания, каких не могло быть в предыдущем состоянии. Что вчера казалось божественным, завтра становится банальностью и далее нетерпимой скукой.

Это как с детской песочницей, еще вчера она была пределом мечтаний. Но вот прошло время, и теперь вас ничем не заманить в песочницу лепить куличи. Нет, конечно, вам можно предложить много денег, и вы будете лепить куличи, типа работа такая. Но уже того детского счастья не будет. Наоборот, будете думать, когда же это кончится…

Вечно сохранять свой образ можно только в одном варианте — если нет развития. Для этого жизнь должна перестать стремиться к благу, что невозможно. Если жизнь не ищет блага — это не жизнь. Следовательно, неизменность человека исключается.

Человек исчезнет навсегда. Но одно дело, исчезнуть из-за несовершенства тела. Другое дело, исчезнуть в результате своего развития, перерасти себя вчерашнего и стать новым человеком. Например, я сейчас и я 20 лет назад — это два совсем разных человека.

Поясню, что я понимаю под исчезновением в результате развития. Вы из ребенка стали взрослым. Нельзя сказать, что ребенок, которым вы были десятилетия назад, умер. С одной стороны, его нет, он исчез. С другой стороны, он не умер, а развился в вас.

Если бы человек не умирал, через некоторое время он исчезал бы в своем развитии, как исчезает ребенок, превращаясь во взрослого. Через сто лет в вас не будет ни единой клетки, образующей вас сегодня. Через пятьсот лет вы будете абсолютно не похожи на себя сегодняшнего. Через тысячу лет вы будете другим физически. Но это не будет вашей смертью. Вы будущий будете смотреть на себя прошлого, коим являетесь сейчас, как вы сегодняшний смотрите на себя в детстве. Вас прошлого нет, но вы не умерли.

Сегодняшняя смерть так же противоестественна, как упавший на голову кирпич. Для жизни естественно исчезать в своем развитии, а не умирать из-за механического прерывания. Когда гусеница исчезает, превращаясь в бабочку, ее исчезновение смертью не считается. Это развитие жизни. Когда гусеница исчезает, раздавленная ботинком, — вот это СМЕРТЬ.

Вечная жизнь в таком контексте — это исчезновение через развитие. Естественный процесс — это развиваться до предельного уровня, на котором количество переходит в качество и гусеница превращается в бабочку. Далее бабочка в своем развитии доходит до предельного уровня и исчезает — превращается в следующую модель.

Всякая жизнь в своем развитии, если не прервется, однажды дойдет до перехода на следующий уровень. Это значит, что божественная жизнь перейдет на сверхбожественный уровень. Что это — даже фантазировать не получается. Человек мыслит в рамках коридора.

Ранние фантасты не могли фантазировать железные корабли, потому что железо не плавает. Они создавали в своих фантазиях большие деревянные корабли. Современные фантасты тоже мыслят в рамках «деревянных кораблей». Их потомки тоже будут мыслить в рамках границ. Любое мышление всегда ограничено рамками «деревянных кораблей».

Я не могу помыслить образ божественного бытия, и тем более следующих уровней, как не могу визуализировать пятое или сто пятое измерение. Но я могу сказать, что как слабая смертная жизнь однажды станет всемогущей и бессмертной, станет Богом, так Бог по мере развития будет становиться сверх-Богом, потом сверх-сверх-Богом, и так бесконечно.

Из такого понимания следует, что не умирать — не значит сохранять свое туловище (хотя на первом этапе это насущная задача). Не умирать — значит сохранять свою личность — память, основную информацию. Что будет в роли носителя — это совсем не важно.

Такое понимание жизни рождает множество вариантов решения проблемы смерти. В каком именно направлении будет решаться задача — на этот вопрос предстоит ответить в будущем. Пока же важно начать процесс, ориентированный на преодоление смерти.

* * *

На кону огромная ставка — вечная жизнь. В случае проигрыша время и силы, какие я мог бы потратить на свои сиюминутные желания, будут потрачены на безрезультатную для меня деятельность. В случае выигрыша я получу максимум — вечную жизнь.

Хорошо, думает человек, а минимум, что будет в хорошем минимуме? Минимум — проживу яркую одухотворенную жизнь среди людей, идущих со мной к цели. Да, не все наши дойдут до земли обетованной. Многие останутся на дороге. Но если даже я буду на 100 % знать, что не дойду до цели, мне бесконечно приятнее умереть по дороге в новый мир, чем просто сидеть и ждать своего конца в старом мире, за покраской каюты.

Я представляю весы. На одной чаше весов жизнь, где я все силы и время отдаю поиску сиюминутных удовольствий и решению связанных с этим задач. На этой чаше весов нет шанса победить смерть. На другой чаше весов тоже присутствуют сиюминутные удовольствия, но львиную долю времени и сил я отдаю поиску решения, как победить смерть. На этой чаше весов есть шанс. Большой или маленький, но он есть. Выбирая между двумя чашами, я выбираю шанс. Удовольствия буду искать на этом пути.

Часть VI ПРИРОДА

ГЛАВА 1. Возможность

Цели бывают двух видов, достижимые и недостижимые. Достижимая цель — это та, которую человек считает достижимой.

Недостижимая цель — это та, которую человек считает недостижимой. Я могу достичь всего, во что могу поверить. Единственным для меня непреодолимым препятствием является то, что я сам признал непреодолимым. Если я не верю, что могу материализовать свои мысли, я никогда серьезно не возьмусь за это дело. Но если бы у меня была вера в такую возможность, у меня был бы шанс ее реализовать.

Концентрированно эту мысль выражает евангельская фраза «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17,20). По вере вашей да будет вам.

Вся история человечества подтверждает, что если человек в своем развитии дорос до решения задачи и если задача сформирована правильно и привлечен пропорциональный ресурс, она ВСЕГДА решается. Если задача не решается, значит, или человек еще не на том уровне развития, или задача неверно сформулирована, или к ней не привлечен соответствующий интеллектуальный, социальный, материальный и прочий ресурс.

Одним из самых ярких доказательств этого является история освоения атомной энергии. Все началось с изучения структуры атома. Это знание казалось всем, в том числе и первооткрывателям, абстракцией, имеющей практической пользы примерно столько же, сколько решение теоремы Пуанкаре о форме Вселенной.

В самом начала XX века, в 1904 году, атом представлялся облаком, куда, как изюм в булку, натыканы электроны (пудинговая модель). В 1911 году атом представляется как ядро в центре, вокруг которого вращаются электроны (планетарная модель).

Расчеты показывали, что если расщепить ядро, высвободится огромная энергия. Ряд крупных физиков, в частности, Эйнштейн, говорили, что человечество если и получит доступ к атомной энергии, то примерно через… 500 лет. В своих прогнозах они исходили из движения науки широким фронтом, без концентрации ресурса на задаче.

В 30-х годах XX века теоретическое решение задачи было ясно. Оставалось найти ее практическое решение — ответить на крайне сложные инженерные вопросы (сомневаюсь, что термин «инженерный» уместен для такой сложности, но иной у меня не подбирается).

В апреле 1939 года ученые Третьего рейха заявляют, что если сконцентрировать на задаче государственный ресурс, ее можно решить за 9—12 месяцев. Нацистская Германия в случае успеха получала оружие чудовищной мощности, от которого не было защиты. Она могла предъявить ультиматум всему миру: или уничтожение, или покорность.

В сентябре 1939 года Гитлер начинает Вторую мировую войну. Для всего мира это было безумие. Расчеты говорили, что соотношение ресурсов Германии и ее противников не дает Гитлеру шанса выиграть войну. Но в политических уравнениях не учитывалась неизвестная величина — атомная бомба. Что без бомбы выглядело сумасшествием, то с бомбой было рискованным проектом. У Германии появляется реальный шанс на успех.

В ответ на инициативу нацистов в области атомных исследований в 1939 году США начинают свой атомный проект. Чтобы оценить масштабы этого проекта, достаточно сказать, что помимо армии специалистов ему были подчинены наука, экономика, промышленность, образование, СМИ и куча прочих служб и отраслей.

В 1945 году результат вспыхнул «ярче тысячи солнц». Это было истинное чудо. Все свидетели первого атомного взрыва испытали мистические переживания. Казалось, что люди дотронулись до самых глубин мироздания и поколебали Вселенную.

Это событие особенно примечательно на фоне прогнозов о достижимости результата через 500 лет. С момента открытия ядра в 1911 году и до взрыв в 1945 году прошло 34 года. Причина — государство сосредоточило на теме свой ресурс. Если бы проект вели ученые, успех действительно был не раньше, чем через сотни лет. Но за дело взялось государство, гигантский коллективный разум, и результат был получен в 15 раз быстрее.

ГЛАВА 2. Аналогия

Теперь переложу сказанное на тему преодоления смерти. Как и в атомной теме, начну с краткого обзора истории. В середине XIX века ученые установили, что материал в ядре клетки каким-то образом связан с передачей наследственной информации. В 1868–1872 гг. этот материал был выделен и назван дезоксирибонуклеиновой кислотой (ДНК).

Было установлено, что отдельные участки хромосом отвечают за наследственность. В 1909 году эти участки назвали генами. В хромосомах обнаружили ДНК. Функция этого материала была совершенно непонятна, но высказывалось предположение, что ДНК играет фундаментальную роль в процессе передачи наследственной информации.

До 1930 года считали, что ДНК есть только в клетках животных. В 1930 году в СССР было доказано, что ДНК неотъемлемый элемент любой живой клетки. В 1944 году в США было доказано, что ДНК отвечает за наследование признаков у всех организмов.

В начале первой половины XX века общими усилиями физиков, химиков и биологов установили структуру ДНК. Это гигантская молекула, состоящая из двух спиралеобразно свернутых полимерных цепей, каждое звено которой состоит из нуклеотидов.

Какая информация записана на флешке, такой образ возникает на экране. Изменение информации на флешке влечет изменение образа на экране. ДНК суть флешка, куда записана вся информация об организме, от цвета глаз и цвета кожи до умственных способностей, заболеваний, продолжительности жизни и прочее. Изменение ДНК влечет изменение организма — черное станет белым, а ползающее бегающим.

И самое главное, что угасание функций (старение) с последующим отключением функций (смерть) — это программа. Программу можно отключить. Это крайне непросто, это очень запредельно, но это реально и это возможно. Если сосредоточить на проблеме колоссальные усилия, в обозримом будущем будет найдено решение вопроса.

Преодоление смерти (пока биологической) имеет параллель с атомным проектом. В нем было понятно, что расщепление ядра высвободит гигантскую энергию. В проекте бессмертия понятно, что старение и смерть — программа, которую можно отключить.

В глобальном смысле у нас есть философское осмысление проблемы. Нам понятно, в какую сторону думать. Совсем недавно это было так же непонятно, как сейчас непонятно, в какую сторону думать, чтобы отключить гравитацию или расщепить образующие ядро атома частицы (это высвободит невероятную энергию). Современное человечество имеет перед предшественниками в этом смысле колоссальное преимущество.

Отключение программы не означает, что человек теперь не будет умирать. Например, тот же холестерин так же будет скапливаться в сосудах человека, у которого отключен таймер, как и у человека со включенным таймером. И однажды он так же убьет обоих.

На пути к вечной жизни и молодости придется решить много задач, но базовая — это разобраться с программой. Решение этой задачи приведет к параллельным открытиям, которые дадут ключ к решению других проблем, решаемых через программу.

Это как с полетом на Марс — сама по себе постановка такой задачи означает, что в процессе ее решения будет масса попутных открытий. Концентрация на глобальной цели означает не только конечный результат, но и массу промежуточных целей, которые могут оказаться такими же глобальными и неожиданными, как возникновение интернета.

На заре рождения Интернета никто из его создателей не ожидал, что он вырастет в то, во что вырос, — в самостоятельное существо, небиологическую форму жизни. И мне кажется, что это только начало. Интернет развивается и скоро удивит нас еще больше.

Самые большие и удивительные открытия ждут человечество, если оно сосредоточит свой ресурс на преодолении смерти. Невозможно предположить, какие глубины могут нам открыться на этом пути. Ясно только одно — это путь в божественный мир.

Маркс предсказывал неизбежное наступление коммунизма. И раз оно неизбежное, зачем ждать, когда общество дойдет до него эволюционным путем? Нужно искусственно ускорить развитие общества — заменить эволюционный путь революционным.

Современная наука предсказывает кардинальное продление жизни лет через 100–150. Победа над смертью ожидается лет через 500. Мне такие сроки не нравятся, потому что меня к тому времени не будет. Я ставлю задачу: эволюционное движение к цели сменить на революционное — идти не широким фронтом к победе, а совершить узкий прорыв.

Если на цели сконцентрировать ресурс, как в Манхэттенском проекте, задача будет решена при нашей жизни. Кардинальное продление жизни и преодоление старости возможно через 20–30 лет. Через 30–50 лет мы вплотную подойдем к бессмертию.

Это не сказка, хотя звучит сказочнее сказки. Так же, как совсем недавно звучала идея радио. Когда Маркони, делящий с Поповым лавры первооткрывателя радио, подал доклад в министерство связи, где описывал, как можно с помощью невидимой неосязаемой силы передавать сигналы на огромные расстояния, министр начертал на нем резолюцию «в психушку». Но прошло всего несколько лет, и радио стало банальностью.

Так же и с бессмертием — сегодня намерение победить смерть выглядит маргинально и нелепо, потому что… Да люди сами не знают, почему. Просто непривычно все это, вот потому и нелепо. Но современный уровень развития позволяет утверждать, что если на задаче сконцентрировать соответствующий ресурс, при нашей жизни произойдет новое чудо. Бомба вспыхнула тысячами солнц, а человек вспыхнет тысячами лет жизни… И это будет только первый шаг. Дальше нас ждут бессмертие и божественный мир…

ГЛАВА 3. Государство

Достижение любой цели требует пропорционального ресурса. Победа над смертью — самая большая цель за всю историю человечества. Следовательно, ее достижение требует привлечения самого большого ресурса.

Самым большим ресурсом обладает государство. Нет на планете института, у кого ресурс больше. Только оно может, например, разрешить опыты на людях, для чего лишать статуса человека особо опасных преступников. Убивать маньяков типа Чикатило (на его счету только доказанных 54 ребенка) просто неразумно. Разумно по постановлению суда лишать его статуса человека. Теперь это животное. Опыты на животных разрешены.

Серьезный подход к вопросу требует привлечь государство к решению задачи. Не я первый пришел к этому выводу. Существует масса организаций, которые только тем и заняты, что призывают государство заняться самой главной задачей. Но воз и ныне там…

Это заставляет задуматься. Невозможно предположить, что государство не видит проблемы (не знает, что люди умирают). В чем причина игнорирования темы? Почему за атомный проект государство взялось, а за проект бессмертия не думает браться?

В мире нет государства, поставившего целью победить смерть. Если бы такой цели не было у некоторых государств, это можно было объяснить немощью и надеждой, что другие сделают, а мы используем. Но если у всех государств нет такой цели, объяснение одно — особенности конструкции современного государства исключают постановку такой цели. Как заяц не может перейти на мясное питание, так государство не может взяться за проект бессмертия. Поговорить может, дать денег на исследования может. А взяться с той страстью, с какой пассажиры тонущего корабля берутся за свое спасение, не может.

Почему на атомной бомбе государство сосредоточилось, а на проекте бессмертия не может? Чтобы ответить на вопрос, нужно погрузиться в природу государства. Начну с того, что помимо привычного понятия жизни существуют небиологические формы жизни. К таким формам относится, например, религия, Интернет и прочее. Государство тоже есть небиологическая форма жизни. Как и всякая жизнь, оно стремится к своему благу.

Государство — не выразитель желаний народа, как принято думать. Это отдельное живое существо. Относительно нашего представления о разумности у него нет разума. Как следствие, нет человеческих понятий типа истины, совести, порядочности и прочее. Думает государство, если про него так можно сказать, коллективным разумом.

Курс ему задает явная и тайная природа людей и образуемых ими институтов. Так как природа многообразна, возникает множество противоречивых интересов. Сталкиваясь между собой, они формируют усредненный вектор движения (тезис-антитезис-синтез).

В этом свете любопытно выражение российского генерал-фельдмаршала Миниха в XVIII веке: «Русское государство имеет то преимущество перед другими, что оно управляется непосредственно Богом. Иначе невозможно объяснить, как оно существует…»

Действительно, а чем еще объяснить, что все кругом пляшут, поют, воруют, думают только о выгоде, а государство живо? Объяснять это гениальностью правителей смешно. Я бы сказал, что оно живет не благодаря правителям, а вопреки. Здесь как с природой, она жива не благодаря человеческой деятельности, а вопреки ей.

Никакой правитель не охватывает масштаб. Все время уходит на государственную текучку, и стоит ему ее отпустить, как система его сметет. Чем же он может управлять? Да и масштаб его жизни и, как следствие, мышления не соответствует масштабу государства.

«И, в самом деле, — тут неизвестный повернулся к Берлиозу, — вообразите, что вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас… кхе… кхе… саркома…» (М. Булгаков, «Мастер и Маргарита»).

При взгляде сверху человечество похоже на колонию кисломолочных бактерий. Ни одна из них не думает делать кефир. Если поймать за рукав пробегающую мимо бактерию и спросить, хочет ли она создавать кефир, та скажет, что и мысли такой не держала. А скорее всего, и слушать не будет. Как только поймет, что ей какую-то ерунду говорят, махнет на вас рукой и умчится по своим неотложным нескончаемым делам.

Когда люди читают это про себя, они не обижаются, а смеются. Точно, говорят они, оглядывая дела, составляющие их жизнь, самые настоящие бактерии. Но это открытие ничего не меняет. Согласятся и продолжают свой нескончаемый бег. Природа…

Миллионы неотложных дел, образующих жизнь миллиардов бактерий, порождают кефир. Миллионы неотложных дел, образующих жизнь людей, образуют коллективный разум. Это и есть тот кефир, который делают миллиарды людей, не подозревая этого.

Коллективный разум подобен совокупности клеток, рождающих Человечище — существо с разумом и чувствами. Этих качеств нет ни у одной вашей клетки. Они есть у совокупности всех клеток. Если вспомните мое понимание мира, это похоже на создание антенны. Никакая одна деталь не способна уловить сигнал, но совокупность улавливает. Чем сложнее антенна, тем больше она улавливает информации. Население планеты — это самая сложная антенна из известных нам. И она улавливает самую большую информацию.

Человечество пока не понимает, какую систему построило. Каждый делал свое дело. Одни страны завоевывали, другие огурцы сажали. В итоге цивилизацию построили. Это не просто разросшаяся плесень. Это разгоняющийся железнодорожный состав. Сейчас он подходит к развилке и далее устремится или налево, или направо.

Мир в точке бифуркации. Ничтожного события хватит, чтобы повернуть его налево или направо. Возможно, этим событием будет книга, которую вы сейчас читаете. Может, толчком послужит что-то иное. Я лишь говорю, что государство не может быть толчком.

Государство по своей природе соответствует природе плесени. Планета подобна огромному валуну, покрытому разными видам плесени — государствами. Каждая плесень напирает на соседнюю, что порождает напряжение — систему сдержек и противовесов.

Все государства на планете, от самого сильного (США) до самого слабого (Бурунди), имеют потенциал расползтись на весь мир, но упираются в потенциал соседа. Если бы ситуация была неизменной, одно государство, имеющее конкурентное преимущество для данной ситуации, расползлось на всю планету. Но так как идеологическая, политическая и экономическая ситуация периодически меняется, вчерашнее преимущество перестает быть таковым. На историческую сцену выходит новое государство, обладающее качеством, которое в прошлых условиях не было преимуществом, а в новых стало.

Это как если бы разная плесень, которой покрыт валун, имела разную активность в разных условиях. Например, одна устойчива к холоду, у другой высокая активность при теплой погоде, у третьей приоритет при повышенной влажности и так далее. Меняется температура, влажность и прочие факторы, и меняется занимаемая плесенью территория.

Когда равновесие нарушается, начинается война — столкновение несовместимых государственных целей. Военный теоретик Клаузевиц в своей работе «О войне» писал: «Воина есть не что иное, как продолжение политики государства иными средствами».

Прусский теоретик имел в виду горячую войну. Но любая война, экономическая, информационная, горячая — продолжение политики иными средствами. И не только государства, как заметил Ленин, а любого института, проводящего свою политику.

Цель всех известных форм государства точно такая же, как у всех известных форм жизни — искать свое благо. Подчеркиваю, не правду искать и соответствовать разным договорам. Все это инструменты и уловки. Единственная цель государства — свое благо.

Минимальное благо всякой жизни — быть живой. Это платформа, на которой стоят другие стремления к благу. Государство видит свое благо в первую очередь в сохранении себя. Так как это зависит от силы, стремление к благу выливается в стремлении к силе.

Не важно, как достигается сила. Важно, чтобы достигалась. Потому что победителей не судят, а слабые никогда не бывают правыми. Добро с точки зрения государства — это что делает его сильнее. Зло — это что делает его слабее. Единственный показатель блага — эффективность. Все остальное — слова, хитрость и обман.

Когда в бизнесе одна фирма поглощает другую, победитель говорит: «Ничего личного, просто бизнес». Когда одна плесень поглощает другую, она тоже говорит своей жертве — ничего личного, просто природа. Когда одно государство берет под контроль другое, оно тоже могло бы сказать своей жертве — ничего личного, просто политика.

Любая государственная политика в первую очередь направлена исключительно на усиление. По правилам игры это стремление вуалируют красивыми словами и лозунгами. Государство всегда говорит, что его главная цель — счастье людей. Так оно с наименьшими затратами подвигает человеческий материал в нужную сторону. Но реально государство стремится в первую очередь к своему благу. Люди — это всегда лишь инструмент.

Если Северная Корея соединится с Южной в единую Корею, жизнь северных корейцев стопроцентно улучшится. Сейчас их уровень жизни в 40 раз ниже, чем у соседей. Но как бы северокорейское государство ни говорило на трибуне о благе народа, дальше слов оно никогда не пойдет. Потому что реализация этих слов означает для него смерть.

Государство представляется огромной машиной, идущей к своей цели при любых обстоятельствах и перемалывающей любое встречающееся ей на пути препятствие, не важно, детский сад это или вражеская армия. В начале XX века во время Великой депрессии США привлекали армию для расстрела голодных мирных демонстраций.

У государственной машины нет жалости или милости, но не потому, что она злая, а потому что машина. Если достижение цели требует ехать по головам людей — машина едет по головам. Если цель достигается через принесение людям счастья, она приносит счастье. Государство одинаково равнодушно несет счастье и горе людям, как лаборант с одинаковым чувством создает бактериям благоприятные или смертельные условия.

ГЛАВА 4. Направленность

Государство тратит свой ресурс на проекты, которые или защищают его, или делают сильнее. Нацистская Германия направила свой ресурс на атомный проект, потому что он должен был усилить государство. США отреагировали на усиление Германии. Принятию решения способствовала угроза вторжения немцев с моря и их союзников, Аргентины, с суши. Так появляется Урановый проект, перерастающий в Манхэттенский. В результате у США появляется атомная бомба, которая защищает и усиливает Америку.

Никакое традиционное оружие не выравнивало военного превосходства Америки. На это вынужден реагировать СССР. Он концентрирует ресурсы на атомном проекте. Паритет был восстановлен, когда Союз создает советскую атомную бомбу.

Все государства начали осваивать атомную энергию не из жажды знаний, а перед лицом смертельной угрозы. Если бы над Германией, США и СССР не висел свой вариант дамоклова меча, они не стали бы осваивать атомную энергию. Потому что, а зачем? Траты на это запредельные, а результат не гарантирован (так считали те, кто принимал решения).

Ни одно современное государство не берется за преодоление смерти, потому что, а зачем это нужно государству? Оно что, сильнее от этого станет? Напротив, это ослабит государство. Его конструкция рассчитана на смертного человека. Бессмертие породит разрушительные тенденции. Может, этот проект защитит страну от смертельных угроз и опасностей? Тоже нет. Какой же мотив браться за проект «Бессмертный человек»?

Если для человека мясо и яйца бессмертных кур ничем не будут отличаться от мяса и яиц смертных кур, зачем ему тратить ресурсы на преодоление куриной смерти? Если для государства ресурс от бессмертного человека не будет отличаться от ресурса, который оно получает от смертного человека, зачем ему ставить перед собой цель делать человека бессмертным? Ради красивых слов? Это только в сказках для взрослых машинами движут подобные мотивы. В реальной жизни государство не руководствуется такими целями.

Помимо общей природы всех государств у каждой модели существует своя причина, по которой она не возьмется за проект бессмертия. Дополнительные аргументы звучат как контрольный выстрел в висок надежде, что государство возьмется за проект бессмертия.

Высшая цель власти при демократической модели — победа на выборах. Без победы все иные цели, как бы ни были они высоки, для нее как для власти не имеют смысла. Для победы на выборах нужна поддержка большинства. Большинство глупо. Если пойти на выборы с задачей, превосходящей понимание массы, выиграет оппозиция, обещающая избирателю понятные цели (налоги сократить, тарифы на ЖКХ понизить и прочее).

Среднестатистический избиратель делает погоду на выборах. Точнее, им манипулируют, но манипуляция опирается на шаблоны обывателя. Согласно шаблонам, сначала нужно насущные проблемы решить, а потом за глобальные браться. Так как все текущие вопросы решить невозможно, за стратегическую цель он никогда не проголосует. Он будет голосовать за тех, кто обещает накормить, и никогда за непонятное бессмертие…

Политики прекрасно понимают уровень массы, и потому никогда не ставят цели, превышающие ее масштаб. Вчера путь во власть лежал через «кто кого перестреляет». Сегодня путь туда лежит через «кто кого переобещает». Политики соревнуются, кто правдоподобнее пообещает увеличить права и свободы, сократить налоги и прочее.

Если демократический президент поставит цель, превышающую масштаб, который готово принять общество, ближайшее окружение сочтет, что наш… того, совсем плохой стал. На этих дрожжах созреет заговор. Не вписывающегося в систему правителя уберет его собственное окружение. По-тихому уберет или трибунал ему устроят — это детали.

Тоталитарный правитель тоже не может поставить такой цели. Он концентрирует ресурс общества на удержании власти. Если для наследственных царей, у которых власть была следствием религии, корона была опасным украшением, то для самозваных царей, у которых вообще нет никакого основания под властью, ситуация опаснее во сто крат. При таких условиях удержать власть можно, если ресурс направлять на укрепление системы.

Проект бессмертия реализуется, если все ресурсы сосредоточены на нем. Такое распределение ресурсов противоречит цели диктатора не потому, что он жить не хочет, а потому что изменение курса разрушает конструкцию, в которой он только и может жить.

Если в основании власти диктатора лежит религия, это позволяет диктатору открыто позиционировать себя диктатором (с благозвучным названием — помазанник божий). Его положение более устойчиво по сравнению с диктатором-самозванцем. Но и в этом случае он не может сделать проект главной целью государства. Такая заявка нарушит монополию религии на тему смерти. Это неизбежно породит критику религии и выльется в атеизм, что в стратегической перспективе приведет к краху религиозного государства.

Дополнительные аргументы к перечисленным — низкое качество власти. Вожаком стаи лосей может быть только лось, стаи волков — волк и так далее. Вожаком массы может быть только представитель массы. Его масштаб мышления исключает постановку глобальной цели. Ничего личного, просто места нет…

Одни правители прячут голову от вопроса смерти в песок текущих дел. Другие ее теориями типа «жить в памяти народной, в детях» затыкают. Третьи верят в переселение душ. Четвертые надеются на религиозные и мистические технологии. У пятых на науку надежда, когда «британские ученые» изобретут чудо-пилюлю. Вот тут-то они ее и купят.

Каждый ищет по ситуации и в меру своих возможностей то, что считает благом. Если человек вырос в той атмосфере, в какой он вырос, он запрограммирован искать то, что ему на подсознание записано в качестве высшей ценности. Иной цели он просто не воспримет, если даже логично с ней будет согласен. Потому что для действия мало одних знаний. Нужны еще эмоции. Они возникают, когда цель совпадает с программой в голове. Если не совпадает — нет эмоции, а без них нет перехода от понимания к действию.

ГЛАВА 5. Константа

Природа современного государства любого типа исключают возможность взяться за проект бессмертия. Этот проект не усиливает государство и не защищает его, а напротив, его реализация будет ослаблять современное государство.

Слышу возражения, что Манхэттенский проект был запущен диктатором, завершен демократией и повторен опять диктаторской моделью. Да, но атомный проект усиливал и/или защищал государство. Проект бессмертия не только не делает ни того ни другого, так он еще и ослабляет государство. Если все птицефермы пускают свою прибыль на развитие, а одна на работу по победе над куриной смертью, последняя обанкротится.

Еще о качестве человеческого материала во власти — там не инопланетяне сидят, а энергичные выходцы из нашего общества. Они так же пропитаны мифами и шаблонами прошлых эпох. Плюс их масштаб мышления. Ничего не хочу сказать плохого, но кадровый фильтр настроен под характер насущных задач. Люди должны соответствовать их масштабу, быть не ниже и не выше их. Человек с генеральским масштабом мышления так же плох в роли солдата, как человек с солдатским мышлением в роли генерала.

Максимум, что можно ожидать от такой власти, — это если идея бессмертия будет популярной, она возьмет ее на свои предвыборные плакаты. Но не с тем, чтобы реально ее делать, а чтобы выборы выиграть. Далее в лучшем случае появится строчка в бюджете. Самый максимум — институт создадут. Но это ВСЕ. Никакого прорыва не будет.

Идея победить смерть — не аналог идеи зеленых. Чтобы не загрязнять окружающую среду, не нужно никакой \ концентрации ресурса. Достаточно пропагандистской: кампании и ряда простейших решений, мусор сортировать и мониторить вредное производство.

Превращение идеи бессмертия в трамплин избирательной кампании — это не смерть побеждать, а юродствовать на тему бессмертия. Лучше ничего не делать, чем делать то, что дискредитирует идею. Знамя превратится в тряпку, о которую ноги вытирают.

Кроме того, на широкую массу эта идея не ляжет. Вот тарифы на ЖКХ или ура-патриотизм — это да, это пойдет. А чтобы идея стала достоянием масс — это совершенно невозможно. За всю историю мира массы никогда не были носителями глобальной идеи.

ГЛАВА 6. Переплавка

В нашем материальном мире сила денег огромна. Но сила идеи несравненно больше, потому что только она может привлечь к теме соответствующий ресурс. Деньги же в этом деле, как горючее для танков. Без бензина танк не поедет. Но бензин на войне не главное.

Успех проекта так же не зависит от размера финансирования, как победа на войне не зависит от количества бензина. Если бы все можно было купить, давно купили рецепт от того же рака или СПИДа. Туда Запад очень много денег льет. Только толку мало. Кто знаком с этой сферой (я имею в виду на Западе), тот подтвердит, что нет там задач, стоящих из-за недостатка денег. Деньги есть. Только результата нет.

В религиозную эпоху люди верили в непреодолимую силу молитвы, «…и все, чего не попросите в молитве с верою, получите» (Мф. 21,22). У истово верующих во всесилие молитвы могло произойти чудесное исцеление (сейчас этот эффект называется плацебо — организм включает неизвестные механизмы, и происходит чудо).

Сегодня люди верят в непреодолимую силу денег. Но самая истовая вера в силу денег не родит эффект плацебо. Можете миллион раз прочитать мантры «деньги решают все»; «любой каприз за ваши деньги» — это ни на йоту не приблизит к победе над смертью.

Победить смерть — это сверхзадача. Чтобы реализовать ее, нужно сверхусилие. Тут одних денег и власти мало. Тут нужно не цель вписывать в систему, а новую систему под цель создавать. Без глобальной перестройки системы задача в принципе невыполнима.

Для визуализации представляю ситуацию следующей картинкой: на берегу моря в ряд стоят почти двести паровозов, тепловозов, электровозов. Все они разные. Одни по последнему слову науки и техники — суперсовременные и ультрамодные, вытянувшиеся как стрела, с высоким КПД. Другие похуже и КПД пониже. Третьи совсем старые, ржавые, с колесами, похожими на колеса от телеги. Эти паровозы с самым низким КПД.

На одних хорошо выглядящие люди в дорогой одежде. На других публика попроще, но вид тоже солидный. На третьих пассажиры похожи по манерам на революционных матросов. На ржавых паровозах роем расположились жители стран третьего мира.

Объединяет все стоящие на берегу моря машины одно — они не плавают. И как их ни совершенствуй, не поплывут. Но до нашей цели можно только доплыть. Доехать нельзя, потому что море впереди. На паровозе море не переплыть, хоть ты лопни.

Если нет больше другого материала, кроме стоящих на берегу паровозов, тепловозов и электровозов, остается один вариант — переплавить их в корабль. Так проблема бессмертия переходит из научной сферы в цивилизационную. Систему нужно менять.

Современная система складывалась стихийно, как средневековый город. Решение задачи требует сложить социальную систему таким образом, чтобы ее ресурсы шли не на бантики, а на достижение главной цели — победы над смертью.

Часть VII МОДЕЛЬ

ГЛАВА 1. Ловушка

Чтобы реализовать проект бессмертия, нужен ресурс государства. Без ресурса дело дальше разговоров не пойдет. Государство по своей природе не может направить ресурс на проект бессмертия. Следовательно, нужна сила, превосходящая государство. «Туда, где кончается государство, — туда смотрите, братья мои!» (Ф. Ницше).

Кажется, единственный институт, способный решить задачу, — политическая партия. Надо пропагандировать идею победы над смертью, собирать под нее критическое число единомышленников, брать власть и далее сосредотачивать ресурс государства на цели.

На первый взгляд решение выглядит оптимальным, если бы не одно НО. Дело в том, что ни одна политическая партия, пошедшая по этому пути и преуспевшая на нем, что выразилось в получении власти, ни одного дня не занималась реализацией своей идеи.

Как же не занималась, подумает про себя читатель — вон большевики революцию сделали, СССР построили. Разве это не результат их деятельности? Результат. Но только это не тот результат, ради которого собрались люди. Они хотели кашу сварить, а в итоге дом сожгли. Результат их действий налицо и неоспорим, но только каши они не сварили.

У всех идейных организаций путь один. Сначала они начинают борьбу за власть, справедливо полагая, что для реализации идеи нужен ресурс государства. Все силы уходят в этом направлении. О реализации цели никто рта не открывает. Понятно же, что без ресурса это пустые разговоры. Будет ресурс, тогда и будем идею реализовывать.

Но вот идейная команда побеждает и получает власть. Но ей опять не до реализации идеи. Теперь она должна денно и нощно защищать власть. Иначе ее непременно отнимут. Все ее время и силы опять уходят не на реализацию цели, а на укрепление государства.

Вчерашние революционеры превращаются в винтики государственной машины — в госслужащих. На трибуне они говорят, что их цель — коммунизм. Но если государству нужно идти в противоположную от идеи сторону, они идут в противоположную.

Партия уподобляется ученому, добивавшемуся должности руководителя лаборатории с целью наукой заниматься. Став руководителем, он обнаружил, что вокруг масса желающих всеми правдами и неправдами занять его место. Если он не будет защищать свое место, то утратит обретенный пост и вместе с ним ресурс, чтобы заниматься наукой. Если же будет защищать, то ему нужно тратить все время и силы на аппаратные игры и подковерную борьбу. Так наука откладывалась до лучших времен…

Все идейные команды ищут власти, чтобы использовать государство для реализации идеи. В худшем случае они или разваливались, или погибали в борьбе за власть. В лучшем случае получали власть, но далее увязали в делах, связанных с ее удержанием.

Они начинали борьбу за власть, чтобы использовать государство для достижения своих целей. По факту всегда получалось ровно наоборот — государство использовало их для достижения своих целей. Не государство служило целям партии, как обоз целям армии, а наоборот, партия служила целям государства — армия служила целям обоза.

Нельзя заподозрить в лукавстве людей, умиравших и убивавших за свою идею. Но если фанатичное упорство на пределе человеческих возможностей никого не привело к реализации цели, единственный вывод, какой можно сделать из этого факта, — все шли не в том направлении. Если направление неверное, все последующие шаги тоже неверные.

Поднимаясь над ситуацией на высоту птичьего полета, я пытаюсь увидеть ошибку. Анализируя ситуацию, прихожу к невероятному выводу — ошибка всех идейных групп в ориентированности на… власть. Это очень странно слышать, но факты — упрямая вещь.

Ни одна партия за все время своего существования ни одного дня не занималась профильной деятельностью. Сначала собравшиеся под идею боролись за власть. Потом за удержание власти боролись. Все силы и время ушли в итоге в гудок, а не на цель…

Не мудрено, что идея в такой атмосфере очень скоро превращалась в анекдот. На смену революционерам приходили люди, которые серьезным делом считали не то, что ведет к достижению цели (это было смешно), а карьерный рост со всеми сопутствующими ему особенностями.

Рисуется тупик. Для реализации идеи нужен ресурс. Его дает только власть. Если я сейчас начну создавать политическую партию, чтобы бороться за власть, и, допустим, получу ее, далее нужно будет удерживать (иначе зачем боролся). Чтобы удержать власть, нужно будет погружаться в аппаратные игры и подковерные баталии. Плюс к этому нужно заниматься усилением государства, чтобы не раздавили на международной арене.

Любая политическая партия, пришедшая к власти, наполняется политическими бизнесменами, имеющими прозрачные цели. В этом проявляется социальный закон, такой же непреложный, как закон физики. Магнит притягивает железо. Действие, позволяющее достичь материальных целей, притягивает людей, желающих достичь этих целей.

Если встать на путь политической борьбы, у меня будет шанс получить власть. Если это случится, максимальный результат — это строка в бюджете на опыты с мышами и строительство нового Сколкова. Никакой субкультуры, философского осмысления и атмосферы мессианства не будет. А без него не будет прорыва. В итоге гора родит мышь — я буду работать не на реализацию идеи, а на государство, где завязну на 100 %, как танк в болоте. Шанса реализовать идею у меня не будет. Второй попытки тоже не будет.

Перспектива посвятить свою жизнь хозяйственным и политическим вопросам для меня так же чудовищно бессмысленна и ужасна, как для пассажира тонущего судна ужасна перспектива посвятить оставшееся время покраске каюты. Поэтому прочь от всякой политики. Я хочу смерть победить, а не на государство работать.

Власть дает пряники. Но взамен она забирает время и силы. Я не против пряников, но не ценой жизни… Кроме того, если решу задачу, пряники никуда от меня не денутся. А если не решу… Тогда какая разница, с пряником умирать или без…

ГЛАВА 2. Архитектура

Если ориентир на традиционную власть ложный, нужно искать другой ориентир. Нужна государственная конструкция, при которой идейная команда может не обладать традиционной властью и, как следствие, не касаться хозяйственной и политической текучки, но при этом задавать стратегическое направление государственному ресурсу.

Задача выглядит фантастической. Кажется, государственным ресурсом управляет только традиционная власть. Кто не имеет традиционной власти, тот не имеет доступа к ресурсу. Это кажется априорным утверждением, но… смотря с какого масштаба смотреть.

Вообразите страну, где невозможно нарушить закон. По конституции этой страны любой человек имеет право получить власть на установленное законом время, после чего обязан уйти навсегда, уступая место следующему всенародному избраннику.

Законная власть может быть только временной. За намерение получить постоянную власть предусмотрено суровое наказание. Плюс социально-политическая архитектура такова, что правитель технически не может остаться во власти дольше законного срока.

Власть распылена по ряду государственных институтов, одним из которых является институт президента. Институты уравновешивают друг друга, следя за тем, чтобы никто не получил власти больше положенного. Работает система сдержек и противовесов.

Система выборов защищена от любых злоупотреблений, замкнута и открыта всем. Все голосуют цифровой валютой, перечисляя за своего кандидата одну копейку (или миллионную часть копейки, не важно). Важно, что этот именной платеж — ваш голос. Отправляется он одним кликом с любого устройства, никуда ходить не нужно.

Теперь представьте, в этой стране есть идея, которую разделяет большинство людей. Например, идея экологии. Допустим, люди привержены этой идее, как в средневековой Европе были привержены христианству. Зеленые имеют в глазах людей авторитет церкви.

Они не образуют политической партии и не участвуют в выборах, дистанцируются от всякой политической борьбы за власть. Это делает их самым авторитетным в стране институтом. Их авторитет аналогичен авторитету церкви в средневековом обществе.

Но при этом зеленые во время выборов высказывают свое мнение о кандидатах во власть. Они говорят, за кого будут голосовать. Так как приверженцы зеленых составляют большинство, побеждает на выборах тот, кого зеленые сочтут достойным.

При такой социально-политической системе подлинная власть будет не у всенародно избранного на краткий срок правителя, а у зеленых — носителей идеи. Выбранный на время президент будет носителем громкого титула, но никак не реальной власти.

Демократический правитель не может поколебать положение идейной команды. Он всегда временный, а зеленые всегда постоянные. Временность власти влечет ограничение масштаба мышления и действия. Выбранный на время правитель может мыслить и действовать только в рамках политической и экономической текучки (ему от нее голову некогда поднять). Ему некогда осмыслить ситуацию, сформировать цель и шкалу ценностей, направить систему к цели. Временная власть в силу своей природы идет только заданным курсом и только в рамках сформированных ценностей.

Если представить ситуацию, где временный правитель решит изменить направление и выйти за флажки, система возмутится и скинет его. На место несоответствующей власти придет соответствующая, которая пойдет заданным курсом, не выходя за флажки.

Отдаленный аналог этой модели — средневековая Европа в период могущества Папы, когда Ватикан стоял над христианским обществом. Но это именно отдаленный аналог, потому что постоянное положение Папы уравновешивалось постоянной властью короля.

Полная аналогия была бы, если общество по сей день оставалось христианским, как во времена стояния германского императора в Каноссе в XI веке, но вместо абсолютной монархии была либеральная демократия. Власть получали бы не по праву рождения или силы (завоевания), а через всенародное голосование и на ограниченное время. Желающие стать королем на установленный законом срок должны были бы конкурировать друг с другом за симпатии массы. При христианском населении, постоянном Папе и демократическом короле (временном правителе) Папа имел бы абсолютную власть и был решающей силой.

В качестве доказательства, что такая модель возможна на практике, можно привести Иран. Там господствует исламское мировоззрение и победу на выборах определяют не усилия политтехнологов (специалистов по манипуляциям массовым сознанием), а мнение духовных лидеров. Кого лидеры ислама назовут достойным власти, за того мусульмане и проголосуют. Кого они не одобрят, у того нет шансов победить на выборах.

По конституции Ирана высшей властью является выбранный на время президент. По факту высшая власть сконцентрирована у аятолл. Духовные вожди никак не зависят от результатов выборов, тогда как результат выборов абсолютно зависит от них. Показатель их власти — совет аятолл может приговорить президента к наказанию палками.

Современное демократическое общество пребывает в идейном вакууме — свято место пусто. Общество похоже на туловище без головы, управляемое хозяйственной властью (спинным мозгом). Никакая религиозная идея не может занять это место, потому что общество переросло религию. Никакая бытоустроительная идея, реформа быта это или налогообложения, окружающей среды или свобод и прав, не может занять это место, потому что все это хозяйственный масштаб, тогда как нужен мировоззренческий.

Идея победить смерть соответствует современному уровню развития общества и обладает мировоззренческим масштабом. Это единственный кандидат занять свято место. Любые другие идеи, даже внешне кажущиеся масштабными, типа полета на Марс, по сравнению с победой над смертью проигрывают по масштабу и целесообразности.

Если транслировать идею бессмертия на любое современное общество, появятся сторонники. Как помещенная в солевой раствор крупинка соли стягивает молекулы соли, превращаясь в монолитный кристалл, так идея победить смерть начнет стягивать на себя сторонников. Возникнет однородное монолитное устойчивое уплотнение.

Процесс пойдет по стандартной маркетинговой модели. Сначала идея захватит новаторов, и далее последователи будут нарастать как снежный ком. Когда число сторонников достигнет критической величины, они будут влиять на результаты голосования. Это значит, команда, транслирующая эту идею, будет подлинной властью.

Найдена конструкция, где идейная команда может задавать государственному ресурсу стратегическое направление, не являясь при этом традиционной властью и не касаясь текучки. В инженерном смысле мы будем подобны Ватикану периода могущества, но только бесконечно более устойчивыми (благодаря демократическим условиям).

Токвиль писал: «При современных демократиях центр принятия решений смещается от политических партий и органов государственной власти к финансовым центрам». Так происходит в безыдейном обществе. В идейном обществе, где власть формируется через выборы и регулярно меняется, центр принятия решений смещается к носителям идеи.

ГЛАВА 3. Центробежность

Чтобы идейная команда повисла над миром в виде доминирующей силы, нужно весь мир собрать в социально-политическую модель, изображенную на однодолларовой купюре — пирамида с оторванной верхушкой, на которой нарисован всевидящий глаз. Но только если на долларе пирамида и глаз представляют как разорванное целое, верхушка плоть от плоти часть пирамиды, только недосягаемо выше ее. Для реализации Проекта 018 нужна сущность иной природы, которая не в материальном мире. Я называют эту сущность виртуальным государством. Чтобы у вас был образ, представьте, что в мире есть соцсеть, недоступная контролю со стороны государства, вмещающая в себя сотни миллионов сторонников и сочувствующих идее. Эта сеть и есть прообраз виртуального государства. Более детально на эту тему я рассуждаю во второй книге.

Чтобы собрать весь мир в такую конструкцию, во всех странах нужно установить либерально-демократическую систему. Только она гарантирует, что никакой всенародно избранный правитель не будет во власти сверх установленного срока.

Чтобы висящую над миром идейную команду лежащие под ним государства не засосали в себя, она должна дистанцироваться от всякой политической борьбы. Она не должна регистрироваться как политическая партия или любое общественное движение.

Встает вопрос о форме, в которую должна оформиться идейная команда. Эта форма в силу своей природы не должна колоться. Если она расколется, следом развалится вся конструкция. Развалится как деревянная бочка, с которой сняли железные обручи.

Чтобы увидеть эту форму, начну с того, что верхушку пирамиды образует идейная команда. После скопления критической массы сторонников это будет небиологическая форма жизни, коллективный разум. Как он возникает над муравьями или пчелами, когда их собирается критическое количество, так возникнет и над единомышленниками.

У небиологической формы жизни, не важно, государство это или идейная команда, не может быть целью достижение человеческого бессмертия. Всякая жизнь стремится к своему благу. Победа над смертью не является ее благом. Значит, побудить ее работать на эту цель невозможно. Но можно повесить морковку, стремясь к которой она будет идти к нашей цели. Для нее она будет вторичной и побочной, но это уже не важно.

Всякая жизнь хочет жить. Идейная команда тоже хочет жить. Если сделать так, что она существует при условии, если ресурс общества направляется на победу над смертью, то, стремясь к своему благу, она будет двигать человечество к победе над смертью.

На этом принципе построен любой религиозный светский и коммерческий институт. Если священники завтра перестанут верить в Бога, они продолжат делать то, что делают, потому что, а какой смысл им бросать ремесло? Они специалисты по работе с людьми. После увольнения пойдут работать по специальности — или в политтехнологи, рекламу и прочее. Спрашивается, что лучше: а) призывать людей выполнять заповеди божьи; б) за очередного пройдоху голосовать; в) призывать покупать абсолютно ненужные вещи? Все три варианта — обман. Вопрос сводится к тому, в каком направлении лучше обманывать?

Со светскими идейными организациями ситуация еще очевиднее. Среди борцов за демократию или коммунизм нет ни одного человека, кто ясно понимает, к чему он призывает и за что он выступает. Для людей политика — просто работа, и ничего более.

Медицинские корпорации заботятся о здоровье людей не от любви, а потому что это их способ существования. Если они не будут заботиться о здоровье, не смогут существовать. Кто думает, что их мотив милосердие и любовь к людям, тот ошибается.

Это доказывает простой мысленный эксперимент. Если завтра корпорация изобретет таблетку, после которой люди перестанут болеть, она никогда не будет ее выпускать. Потому что их первичная цель — деньги зарабатывать. Здоровье лишь побочный эффект.

Церковь, партия, корпорация — все это живые организмы, которым дела нет до людей. Но так как они могут существовать, если делают определенный вид работы, — они его делают. Если в церкви не будет ни одного человека, верящего в Бога, она продолжит строить храмы. Чиновники тоже прекрасно понимают, что работы бессмысленны. Но они с них имеют свою выгоду, и потому бессмысленное закапывание бюджета — это норма.

Из сказанного следует, что надгосударственная организация никогда не направит ресурс общества на борьбу со смертью из гуманных соображений. Смотрим правде в глаза и не сочиняем небылиц — организация будет направлять ресурс на борьбу со смертью по тем же причинам, по каким компартия СССР, состоящая из людей, не верящих ни в какой коммунизм (толком даже не представляя, что это такое), продолжала направлять ресурс на построение коммунизма. Уклонение от этой обязанности означало бы для нее смерть.

Крокодилу предпочтительнее птичка, которая чистит его зубы не потому, что ее беспокоит здоровье крокодиловых зубов, а потому что находит в них пищу. Крокодил открывает рот, стремясь к своему благу — чтобы зубы не болели. Птичка выковыривает из зубов остатки пищи, стремясь к своему благу — чтобы сытой быть. Стремление птички к пище надежнее надежды на милосердие. Разумный эгоизм эффективнее филантропии.

При строительстве организации изначально нужно ориентироваться не на души прекрасные порывы (весьма переменчивая и ненадежная вещь), а на природу конструкции. Ее нужно построить так, чтобы она или к нашей цели шла, или умирала. Живая структура, убегая от своей смерти, неизбежно начнет толкать человечество в нужную сторону.

Второй важный элемент конституции будущей надгосударственной структуры — она должна быть неделима не благодаря воле образующих ее людей, а в силу своей природы. Это значит, что она не должна быть классической идейной структурой.

Чем больше идейная организация, не важно, партия это, церковь или общественное движение, тем ближе она к разрыву. Рост сторонников напоминает роль температуры в паровом котле — чем она выше, тем котел ближе к разрыву.

На свете нет ни одной идейной организации, которая выросла до крупного размера и не раскололась. Все мировые религии раскололись. Все идейные партии раскололись. Это объясняется тем, что идейную команду образуют люди разного типа и масштаба. Они по-разному понимают идею и способ достижения. Это создает предпосылки для раскола. Чем больше организация, тем сильнее активируются центробежные энергии. Однажды они неизбежно разрывают единое на части — на школы, конфессии, фракции и течения.

Полагать, что наша идейная команда не расколется, — я не вижу таких оснований. Напротив, я вижу основания, что любая идейная команда только в силу своей идейной природы обречена на раскол по мере своего роста.

Из этого вывод: моих сторонников нельзя объединять в политическую, религиозную или общественную структуру. Это такой же тупиковый путь, как борьба за власть. Нужна иная форма социально-инженерной конструкции, которая исключает раскол.

ГЛАВА 4. Форма

Чтобы построить нерушимую конструкцию, нужно исходить из реальности, а не из прекраснодушных мифов о реальности. Высокие и глобальные идеи обладают гигантской связующей силой, но к действию они способны побудить единицы идейных фанатиков.

Идейные люди — это насколько ценный, настолько и редкий тип людей. Их так же мало относительно общей массы, как алмазов относительно камней. Из алмазов можно сделать ювелирное украшение, но нельзя построить здание. Из идейных фанатиков можно построить железную группу, но нельзя построить субкультуру и небиологическую форму жизни, обладающую коллективным разумом.

Чтобы создать большой живой дееспособный организм, нужно много людей. Но тут проблема — идея не может подвигнуть массу дальше разговоров на кухне. Следовательно, идея не может выступить в роли связующего и движущего элемента для масс. Для единиц может, но для массы — это совершенно исключено. Так как реализовать задуманное можно только с привлечением большого числа людей, встает вопрос, что привлекает массу?

В поисках ответа я исхожу из того, что люди социальные (стадные) существа. Это значит, что ориентиром человека является признание обществом его достижений. Все, что люди делают, они делают, чтобы ощутить признание своего окружения.

Если человек вырос и живет в христианском окружении, он счастлив, когда у него на руках и ногах в местах, куда были забиты гвозди распятого Христа, открываются раны — стигматы. Никакой практической пользы от этих ран ему нет, одни проблемы и боль. Но зато какое ощущение избранности… Он не захочет расстаться со стигматами ни за какие деньги. Что деньги… Людей с деньгами много. А со стигматами единицы.

Если стигматы откроются у неверующего человека, живущего среди атеистов, он тут же пойдет избавляться от них. Потому что их никто не ценит. А сами по себе они не нужны. Равно как не нужны сами по себе бриллианты. Нужно ощущение признания своих успехов. К результатам, которые не будут признаны обществом, люди не стремятся.

Имея необходимое для выживания, дальше люди стремятся к признанию. Они ищут признание общества. Если общество считает достижением героизм, а богатство презирает, как было в древней Спарте, люди стремятся стать героями, а не богачами. Если общество признает богатство, а героизм считает идиотизмом, люди мечтают о деньгах и славе. Ради этого они делают то, что убивает людей (табак, например), но удачный производитель табака будет восхваляем этим обществом, потому что ему это дало деньги.

Мы живем в потребительском обществе, где высший показатель успеха и признания — деньги. Вот то, к чему по-настоящему каждодневно стремятся люди. Но не потому, что они такие-сякие корыстные и эгоистичные, а потому что им нравится жить в этом мире. Если бы не нравилось, они ушли в монастырь или горы к молитве и созерцанию. Они могут писать о грязи материального и красоте духовного мира, говорить, что не в деньгах счастье, и им, как Фету, хочется «В мир стремлений,/ Преклонений/ И молитв». Но если в тот прекрасный духовный мир они не идут, значит, если верить не словам, а делам, писать о пороках мира — это просто их способ заработать деньги для жизни в этом мире.

Люди верят словам о презрении к золоту, если тот, кто произносит эти слова, имел золото и отказался от него. Как Будда, например. Или второй вариант — если он по воде ходить умеет. Во всех остальных случаях высказывания против денег воспринимаются скучным морализаторством неудачников, оправдывающих свои неудачи.

Есть более сильные стимулы, чем деньги. Например, инстинкт самосохранения или сексуальный инстинкт; духовный инстинкт или религиозные и патриотические установки; программа чести, морали и совести и иные мотивы, побуждающие человека совершать действия, на которые деньги не могут подвигнуть. Но эти стимулы работают на коротком временном промежутке. Если взять за 100 % всю энергию, которую человек тратит за свою жизнь, абсолютным лидером окажется финансовый мотив (или, скажу шире, материальный мотив, когда действие несет человеку ту или иную материальную выгоду).

Исходя из реальности, а она такова, что мы живем в потребительском обществе, нет более надежного способа связать множество людей, чем деньги. Из этого следует, что самая оптимальная конструкция, связывающая людей, — это идейная корпорация. Она состоит не из идейных сторонников, а из идейных акционеров. Это как если футбольные фанаты были бы не просто болельщиками, а акционерами своего футбольного клуба.

Это не то, что предлагал Муссолини (рабочие — владельцы заводов, на которых работают). У рабочих нет идеи, они случайные люди, пришедшие деньги зарабатывать. Если им выгодно будет разорить завод, они его разорят. Потому что им нужен не завод, а деньги, которые он несет. В случае с идеей другая ситуация. Как пассажиры корабля никогда не согласятся утопить свой корабль ни за какие деньги, так идейные люди никогда не откажутся продать свою корпорацию, потому что их цель — не деньги. Здесь больше подходит аналогия с монастырем, монахи которого имеют другие цели.

Такую форму практикуют некоторые коммерческие компании, когда принимают на работу только фанатов своей продукции. Но это лишь отчасти передает суть конструкции, потому что главным у собравшихся людей является прибыль, а не идея. Полностью суть и дух технологии, совмещающей идею с бизнесом, демонстрирует партия большевиков.

Изобрел эту технологию Ленин. Он первый ясно увидел и обосновал, что издание и распространение газеты, организованное не на любительском принципе, а как бизнес, решает три фундаментальные задачи. Во-первых, продвигает идею. Во-вторых, людей организует в команду. В-третьих, этот бизнес партийную кассу пополняет.

Он пишет, что «Газета — не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор». Что «При помощи газеты и в связи с ней сама собой будет складываться постоянная организация, занятая не только местной, по и регулярной общей работой, приучающей своих членов внимательно следить за политическими событиями, оценивать их значение и их влияние на разные слои населения, вырабатывать целесообразные способы воздействия на эти события со стороны революционной партии. Одна уже техническая задача — обеспечить правильное снабжение газеты материалами и правильное распространение ее — заставляет создать сеть местных агентов единой партии, агентов, находящихся в живых сношениях друг с другом, знающих общее положение дел, привыкающих регулярно исполнять дробные функции общерусской работы, пробующих свои силы на организации тех или иных революционных действий. Эта сеть агентов будет остовом именно такой организации, которая нам нужна: достаточно крупной, чтобы охватить всю страну».

На смену прекраснодушным мечтам о всемирном равенстве и счастье, хождению по улицам с красной гвоздикой в петлице пришла живая работа. Возникла железная команда профессионалов, воинов-интеллектуалов, слитых в единый организм. Поэт сказал про этих большевиков: «Гвозди б делать из этих людей, / Крепче б не было в мире гвоздей».

Итак, оптимальная форма нашей будущей организации — идейная корпорация. Осталось определить коммерческую составляющую. Что это может быть? Для ответа нужно осмыслить современную ситуацию через призму современного рынка и бизнеса.

ГЛАВА 5. Бизнес

Коммерческая конституция современности принципиально отличается относительно прошлого мира. В прошлом мире первичным был функционал. Бренд был его следствием. Товары одного класса от разных производителей отличались качеством и функционалом.

Например, люксовые автомобили Форда отличались от люксовых автомобилей Лиланда (основателя «Кадиллака») точностью и качеством сборки. Потому что Форд был самоучкой, не умевшим чертежи читать (он так до конца жизни и не научился), а Лиланд был оружейным мастером, привыкшим к точности. В рекламных целях три «Кадиллака» разбирали на детали и складывали из них единую кучу, из которой потом собирали три рабочих автомобиля. Проделать такой же трюк с «Фордами» было нельзя.

Сегодня качество и функционал продукции одинакового класса одинаковые. Ничья продукция не лучше и не хуже. Основным отличием теперь является бренд и дизайн. Иной разницы для потребителя нет. Если убрать бренд и характерные черты, отличить один продукт от другого потребителю невозможно.

В еще большей степени это касается продуктов виртуальной реальности — поисковых систем, социальных сетей, компьютерных игр и прочее. Функционал у всех одинаковый. Единственное отличие — фасад. Поменяйте фасад, и потребитель не заметит разницы.

Вчера в бизнесе доминировал функционал, все остальное было следствием. Сегодня в бизнесе доминирует бренд, все остальное стало следствием. Это объясняет технический уровень развития — он настолько высок, что не позволяет видеть качественную разницу.

Следующее сравнение вчерашней и сегодняшней ситуации — вчера свято место было занято Богом. Этот был в современной терминологии супергерой, имевший глобальную цель — дать людям вечную жизнь и блаженство. Ему противостоял дьявол (антисупергерой), также имевший глобальную цель — обречь людей на вечные муки.

Две глобальные сущности, Бог и дьявол, денно и нощно сражались за человека. Сам этот факт говорил, что человек является высшей ценностью, за обладание которой бьются гиганты. Осознание борьбы создавало особую мессианскую атмосферу. Находившийся в этой атмосфере человек был подобен расщепленному атомному ядру, высвобождавшему из себя огромные энергии. У людей была глобальная цель, по сравнению с которой все без исключения меркло и казалось ничтожным. Целый мир по сравнению с этой целью был ничто. В Евангелии есть рассказ о глупом человеке, собравшем большое богатство и решившем, что его жизнь удалась. «Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил»? (Лк. 12,20). «….какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16,26).

Но это было вчера. Сегодня в обществе царит идейный вакуум. Свято место пусто. У человека нет высшей цели, нет миссии и глобальной идеи. Он животное, не ведающее иной цели, кроме добычи банана (сиюминутных ценностей). Он очень занят, у него нет времени смотреть на небо, как у героини из к/ф «Безымянная звезда».

Без глобальной цели не может быть как глобального героя, так и антигероя. Свято место пусто. Попытки занять его различными супергероями типа Бетмэна или Человека-паука и прочее не имеют успеха. Потому что масштаб героя пропорционален масштабу цели. Цель супергероев, рожденных киноиндустрией, в рамках защитить от преступников, инопланетян, катаклизмов, коррупционеров и прочих. Все это хорошо, но этого мало.

Но самое главное — у общества есть потребность в настоящем супергерое. Оно его ждет. В качестве доказательства можно указать на популярность киношных супергероев. Они легко входят в сознание и вшиваются в тело общества, потому что люди их ждут.

Свято место может занять герой с целью религиозного масштаба. Герой с такой целью войдет в реальную жизнь. Люди реально ощутят его присутствие, как до недавнего времени ощущали присутствие Бога. С появлением героя неизбежно появится антигерой соответствующего масштаба, присутствие которого общество так же реально ощутит. Но самое главное, человек снова ощутит себя великой ценностью, которая выше целого мира.

Ощутить себя высшей ценностью можно при условии, если целью является жизнь и преодолении смерти. Любая иная цель меньшего масштаба — это все не то. Только герой с целью победить смерть и дать людям вечную жизнь может занять свято место.

«Люди все сидели и думали. Но ничто — ни работа, ни женщины не изнуряют тела и души людей так, как изнуряют тоскливые думы. И ослабли люди от дум… Страх родился среди них, сковал им крепкие руки, ужас родили женщины плачем над трупами умерших от смрада и над судьбой скованных страхом живых, — и трусливые слова стали слышны в лесу, Сначала робкие и тихие, а потом все громче и громче… Уже хотели идти к врагу и принести ему в дар волю свою, и никто уже, испуганный смертью, не боялся рабской жизни… Но тут явился Данко и спас всех один» (М. Горький, «Старуха Изергиль»).

Суммируя сказанное, в современном мире доминирует бренд, свято место пустует, и нет супергероя. Если появится супергерой, который станет брендом и заполнит свято место, его коммерческий потенциал превзойдет любой бренд и корпорацию.

Теперь перекладываю эти три фактора на себя. У меня есть цель религиозного масштаба — победить Смерть. До настоящего времени это считалось сферой Бога. Но вот человечество переросло эту фазу своего развития, и ему теперь нужен другой супергерой.

Супергерой новой эпохи — это Проект 018. Его масштаб позволяет занять свято место. Продвижение идеи бессмертия неизбежно будет создавать бренд. Противником героя, спасающего человечество от смерти, будет сама Смерть. Как борьба Бога и дьявола (добра и зла) в мире была очевидна, и каждый мог принять в ней участие, так борьба Жизни и Смерти еще более очевидна. И в ней так же каждый может принять участие.

Большевики продвигали идею коммунизма с помощью издательского бизнеса. Мои возможности продвижения идеи преодоления смерти намного шире (в силу того, что мы в информационной эпохе живем). Это значит, помимо лобового продвижения самой идеи можно использовать возникающий бренд, создавая под него социальные сети, поисковые системы и прочее. Как я сказал, о качестве функционала тут беспокоиться нечего, все технологии открыты, и продукты под нашим брендом по качеству будут точно такими же, как лучшие мировые аналоги.

Люди сейчас выбирают социальную сеть или поисковик по чему угодно, но только не по качеству (в силу того, что качество у всех примерно одинаковое). При прочих равных люди предпочтут суть с брендом.

Поисковик или социальная сеть под брендом супергероя привлекательнее системы под брендом без смысла, просто бизнесом. У обычного бизнеса бренд + функционал. У нас к бренду и функционалу прибавляется настоящая идейная энергетика и эстетика.

Если по качеству нет разницы, люди будут выбирать по привлекательности бренда. В первую очередь это сторонники. Так они без усилий будут проявлять лояльность идее. Наличие брендированых объектов плюс ко всему является мощным продвижением идеи.

Коммерческую корпорацию рождает стремление к деньгам. Вырастая, она из пальца высасывает миссию. У одной это напоить, у другой накормить, у третьей информировать. Все это надуманные миссии, коммерческие слоганы, выдающие себя за миссию. В этой «миссии» чувствуется обман, и потому слоган раздражает подсознание, режет слух. Это как надпись в банке или магазине, что они любят своих клиентов, тогда как в реальности они любят не клиентов, а их деньги. Сами по себе люди, без денег, бизнесу не нужны (это не осуждение бизнеса, а раздражение от его агрессивной манипуляции подсознанием).

Идейную корпорацию, новую форму объединения моих сторонников, родит миссия. Деньги здесь побочный эффект, бонус и показатель, что идеи востребована обществом. Форд говорил, что «Без прибыли не может держаться ни одно дело. По существу, в прибыли нет ничего дурного. Хорошо поставленное предприятие, принося большую пользу, должно приносить большой доход и будет приносить таковой. Но доходность должна получиться в итоге полезной работы, а не лежать в ее основании».

Продвижение коммунизма было организовано как коммерческое предприятие, но не нацеленное на прибыль. Продвижение идеи бессмертия тоже должно быть организовано как эффективное предприятие, ориентированное не на прибыль, а на идею.

Деньги в материальном мире — одна из главных ценностей. Говорить о своей вере в успех нашего дела — это одно. Вкладывать деньги в дело — это другое. Не говорите о цели вашей жизни. Скажите, куда вы тратите свои деньги, и я скажу вам цель вашей жизни.

Деньги — лакмусовая бумажка веры. Человек вкладывает их только в то, в успех чего верит. Никто никогда не вкладывается в то, во что не верит. Кто говорит о вере в успех дела, но дальше слов не идет, тот в реальности не верит.

«Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет?» (Иак. 2.14). «…вера, если не имеет дел, мертва есть. Но скажет кто-нибудь: «ты имеешь веру, а я имею дела»: покажи мне веру твою без дел твоих, а я покажу тебе веру мою из дел моих» (Иак. 2.17–18). Вера движет горы, но ее нельзя вызвать по заказу.

Когда люди будут не только говорить о вере в победу над смертью, но вкладываться в идейную корпорацию как акционеры — это будет показателем нашего успеха. Когда акционеры получат прибыль — это будет сигнал, что мы твердо стоим на верном пути.

В завершение скажу, что как разум может иметь образ человека, а может мыслящего океана Лема из романа «Солярис», так бренд может иметь человекоподобный образ (как Бэтман), а может иметь абстрактный образ (например, значок «Мерседеса»), Все мировые бренды можно поделить по этому признаку на антропоморфные и абстрактные.

Судя по истории религиозного супергероя, равно успешен Бог как в виде человека (христианство), так и без образа (иудаизм, ислам). Какой вариант предпочтительнее нам — ответ на этот вопрос требует отдельного социального исследования.

Часть VIII ПРАКТИКА

ГЛАВА 1. Привлечение

Создание всякой корпорации начинается с привлечения заинтересовавшихся темой людей. Коммерческая корпорация привлекает людей на прибыль. Идейная корпорация привлекает людей на идею плюс прибыль. Если люди привлекаются только на идею, без прибыли, это не идейная корпорация, а политическое, религиозное или общественное движение. Но как я сказал, эти формы не годятся из-за их хрупкости. Максимально прочной конструкцией является идейная корпорация — совмещение идеи и бизнеса.

Строительство любой организации состоит из двух этапов. Первый — привлечение людей. Второй этап — удержание. Вся предстоящая деятельность во всем ее многообразии подчиняется принципу, выражаемому двумя словами: Привлекать и Удерживать.

Архитектура большинства материальных социальных и иных конструкций — костяк и навешенная на него масса. Это определяет логику строительства — сначала собирается материал, из которого строится костяк. Потом собирается масса и крепится на костяк.

Здесь тоже аналогия с бизнесом — сначала собираются учредители, люди, которые верят в успех дела и готовы взять на себя все риски, чтобы потом получить долю. Потом приходит наемный персонал, люди, которые не готовы ни к каким рискам, и значит, на долю в случае успеха не претендуют. Они хотят гарантированной оплаты своего труда.]

Пока не появились учредители, наемному персоналу, не важно, гендиректор это или уборщица, появиться просто неоткуда. Чтобы появились те, кто получает деньги за свой труд, сначала должны появиться люди, которые платят деньги этим людям за их труд.

Характеристика первых людей — они видят потенциал идеи, понимают, как и за счет чего ее можно реализовать, и обладают организаторскими талантами. Кто не понимает, не видит, не обладает, тот не может выступить учредителем, как бы он ни разделял идею.

Чтобы принять решение по идее, как минимум, нужно ознакомиться с ней. Из этого вытекает характер работы нулевого этапа — продвижение идеи. Если вы сейчас читаете эту книгу, значит, минимальный объем работы сделан. Осталось его расширить и углубить.

Следующий этап — пошли заинтересовавшиеся люди. Теперь их нужно организовать в структуру. Если бы я искал реализации бизнес-идеи, тут все просто — или я говорю, какие инвестиции требуются, или проявившие интерес люди обозначают размер ресурсов, которые готовы вложить в дело. Далее берем на рынке управленцев и администраторов, плюс узкие специалисты и техперсонал, из которых строим машину из людей.

Но так как создается идеологическая корпорация, алгоритм действий несколько иной. Чтобы идейная структура не переориентировалась на чистый бизнес, нужен костяк из людей, чей интерес в первую очередь в победе над смертью. От попутных бонусов они не отказываются и очень даже за. Но при условии, если сохраняется курс на цель.

Идейную корпорацию можно сравнить с научной лабораторией, результаты которой приносят ученым материальные бонусы. Люди очень этому рады. Но зарабатывать они готовы при условии, что деньги будут следовать из их научной деятельности. Это значит, что если превращение лаборатории в производственный цех окажется выгоднее, ученые не переквалифицируются в бизнесменов. Потому что их главная цель — наука, а не деньги.

Практическая задача — сплавить единомышленников в костяк. Лучше всего это делать через совместное действие и развлечение. Природа человека так устроена, что если люди что-то постоянно делают вместе, плюс вместе развлекаются, между ними возникают личные отношения. Люди как бы проникают друг в друга. Этот процесс можно назвать душевной диффузией, после которого люди становятся больше чем родные. Они теперь могут сколько угодно ругаться внутри общности, но покинуть общность они не могут. Теперь это члены единого тела, не представляющие жизни вне идейного социума.

Если люди, например, утюгами торгуют и с этого кормятся, плюс праздники вместе справляют, они связываются в довольно прочную команду. Теперь представьте, насколько прочнее они сплавляются, если реализуют мировоззренческую идею, что дает им смысл жизни, деньги и земные радости. Возникает монолит наивысшей прочности.

С момента, когда объединенные идеей люди имеют социальный статус и деньги, все, замок защелкивался. Они теперь намертво связаны. Возникает атмосфера, подобная огню — всякий попавший туда или сгорает, или сплавляется с основным массивом.

Движение к цели теперь не работа, а жизнь. Нельзя устать от жизни. Волк не устает от того, что он волк. Он может чередовать одну деятельность с другой, охоту с отдыхом, но во всяком действии он остается волком. Пока он дышит — он волк, и не устает от этого.

Аналогично и люди, если они спаиваются вокруг идеи, которая их кормит, они не на работу теперь ходят. Теперь это их образ жизни. Как волк не может не быть волком, так они не могут перестать быть идейными, вернуться к прежней жизни и стать обывателями.

Систематическая деятельность с полной самоотдачей не может не дать результата. Растет социальный вес организации. Она как бы продавливает социум, образуя воронку, в которую скатываются все новые и новые люди и ресурсы. И чем больше организация, тем больше образуемая ею воронка, и тем больше туда попадает людей и ресурсов. Одно умножает другое. Вокруг организации как бы возникает гравитационное поле. После того как она достигнет критического размера, начнется движение из мира смерти в мир жизни.

ГЛАВА 2. Дифференциация

История и логика говорят, что чем больше цель, тем чаще ее достижение требует нарушить шаблон. Достижение любой глобальной цели, не важно, в рай попасть, революцию делать или со смертью бороться, требует преодоления привычных шаблонов.

Леонардо да Винчи преодолел табу на вскрытие трупов. Воин преодолевает табу на убийство. Создатель нового мира ломает шаблоны старого мира, даже если они не несут вреда и их соблюдение приятно, потому что они мешают эффективному действию.

Золотое правило маркетинга «дифференцируйся или умри». На этапе становления десять человек первого типа, способных преодолеть шаблон ради дела, лучше десяти миллионов людей второго типа, способных к действию только в рамках шаблона.

Абсолютный приоритет имеет качество людей. Широкие массы от нас никуда не денутся, если будем соблюдать технологию. Как на опущенный в раствор соли кристаллик притягиваются молекулы, так на опущенный в социум костяк будут притягиваться люди.

Прочность цепи определяет прочность самого слабого звена. Качество команды определяет качество костяка. В костяке должны быть люди, исходящие из эффективности действия, а не из того, насколько действие соответствует традиции.

Сейчас нужны люди, из которых можно сплавить пусть маленький, но обязательно монолитный костяк. Монолит можно собрать только из однородного материала. Из разношерстного материала будет противоречивое сборище, распыляющее свою энергию во внутренних конфликтах. Осталось сказать о качествах кандидатов в монолит.

На первое место я ставлю фундаментальное качество — человек должен разделять идею и способ ее достижения. Это основное качество, начало всех начал. Если человек не разделяет идеи или способа ее достижения, его нельзя считать сторонником.

На второе место я ставлю сразу три качества. Они равнозначны и равновелики. Человек в перспективе должен быть готов к тому, что это будет его основным занятием. Должен быть готов делать не то, что привычно и приятно, а то, что нужно для дела. И он обязательно должен быть организатором.

На третьем месте я вижу ресурсы. Самый очевидный ресурс — деньги. Так же сюда относится административный ресурс, популярность, эксклюзивные таланты, лидерство в крупных сообществах (реальных или виртуальных — не важно).

Получилось пять качеств:

1. Признание идеи и способа достижения.

2. Готовность отдать себя делу.

3. Способность делать, что нужно делу.

4. Организаторские таланты.

5. Материальные возможности.

Кто обладает всеми перечисленными качествами, тот идеальный материал. Практика показывает, что идеального в материальном мире не встречается (если встречается — это чудо). Чудеса настолько редки, что они невероятны, и потому можно считать, что их нет.

Чтобы любой мог соотнестись с указанными качествами, детализирую свое видение по каждому качеству. Начну с первого — с разделения цели и способа. Здесь мне говорить особо нечего. Я на эту тему эту книгу написал. Каждый прочитавший составил мнение.

Второй пункт — готовность отдать себя делу. Здесь просится аналогия с монастырем. Если носитель религиозной идеи в принципе допускает, что готов отказаться от старой жизни и начать новую, из таких можно построить монастырь. Если же не допускает такой мысли, из таких людей нельзя построить монастырь. Не потому, что они плохие, слабые и прочее, а потому что «Где сокровище ваше, там и сердце ваше» (Лк. 12,34).

Третий пункт — способность делать то, что ведет к достижению цели. Кажется, нет ничего особенного, но в реальности это означает отказ от прошлых понятий добра и зла. Человек считает добром то, что способствует достижению его цели. К злу он относит то, что препятствует этому. Не важно, какая это цель, жить обывателем или в рай попасть. Важно, что добро для человека, а равно и для всякой формы жизни — это что помогает достичь цели и реализовать свои желания; зло — это что мешает достижению цели.

Когда человек обретает новую цель, он неизбежно сталкивается с противодействием людей, ориентированных на старые цели. Например, был атеистом, а стал верующим. В прошлой жизни он оценивал семью, работу, родителей, детей, вещи и прочее как само собой разумеющееся добро. В новом положении он оценивает все это как зло. Все это стало препятствием на пути к цели — в рай попасть. Про это говорит Христос: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф. 10,34–37).

Большая проблема возникает в связи с тем, что эффективным действием может быть то, что человек всю жизнь считал недопустимым и неприличным. А что всегда считалось правильным и хорошим, может оказаться необоснованной привычкой и глупостью.

Человек не компьютер, если его и можно перепрограммировать, то не за час и не за день. Годы потребуются, чтобы перейти на новые рельсы. Пока же он на подсознательном уровне будет исходить из понятий добра и зла, сформированных в прошлой жизни. А на сознательном уровне будет понимать, что для достижения цели нужно делать то, что приносит результат, вне зависимости от степени соответствия шаблонам старой эпохи. Сердце будет тащить человека в одну сторону, а голова в другую.

Способность делать трудное и тяжелое, но привычное дело, вписывающееся в твою шкалу ценностей, — это одно. Способность делать то, что нужно, не принимая во внимание личные представления о добре и зле, — это другое. Если человек борется со старым миром в рамках его традиций, он приспосабливается к старому миру под видом борьбы с ним.

Четвертый пункт — организаторские таланты. Что толку, если человек обладает тремя вышеперечисленными качествами, идею со способом достижения признает, готов отдать себя делу, готов делать что нужно, а не что привычно, но не может перейти от слов к практике. Что толку в знаниях немого, если связь с ним по телефону.

Так как задача первого этапа — организовывать стартапы, создание которых будет нас самих в команду сплавлять и удерживать (как ленинская «Искра» большевиков), а сами стартапы будут привлекать на эмоции и удерживать людей, которых на идею не привлечь, выполнить эту работу без организаторских талантов невозможно. Этот талант выражается не только в способности организовать деятельность в реале, но и в виртуале. Если деятельность в виртуальном пространстве привлекает внимание сотен тысяч и миллионов человек — такой человек организатор. В реале он организовал команду из трех человек. Но в виртуальном пространстве он с помощью этой команды удерживает огромную массу людей. Способность удерживать людей — проявление организаторского таланта.

По трем первым признакам только сам человек может себя оценить. Он скажет, что идею и способ разделяет, погружаться в дело и действовать по ситуации готов. Свои ресурсы вкладывать в дело тоже готов. А вот определить себя организатором сам человек не может. Он может сказать слова. Сказать, что готов организовывать, не жалея сил и времени, но это из серии — вы на скрипке играть имеете? — Не знаю, не пробовал.

За человека, организатор он или нет, отвечают его дела. Если таких дел нет, если вы «не пробовали», ну что же… Я не утверждаю, что у вас нет организаторских талантов. Но пока они не проявились, их нет. Делу же нужны люди, в которых таланты уже проявились.

Если всех, кто заявил себя организатором, считать за такого, невзирая на отсутствие дел, очень много городских сумасшедших придет. Самих сумасшедших собравшаяся публика не смутит. А вот реальных людей, кто действительно нужен, тех очень смутит. Вплоть до того, что развернутся и уйдут. Этого допустить нельзя.

Идеально, если вы до сих пор контролируете организованные вами дела и их можно связать с идеей. Если вы не видите, как вашу деятельность привязать к нашей идее, или по каким-то своим соображениям не хотите пока этого делать… ну что же. В любом случае у вас есть возможность поучаствовать в деле ресурсом.

Проекту нужны Люди и Деньги. В нашем мире деньги — большая ценность. За его рамками есть ценности выше денег и выше мира, но внутри мира деньги огромная ценность. Библия учит «…никто не должен являться пред лице Господа с пустыми руками» (Втор. 16, 6). Перекладывая эту мысль на наше дело, можно сказать, что никто не должен приходить на Идею с пустыми руками.

ГЛАВА 3. Действие

Осталось более конкретно определить характер деятельности. Он вытекает из того, какую машину из людей нужно построить. Это следует из способа достижения цели. Если к цели собираемся плыть, нужно судно; если лететь, нужен самолет; если ехать, нужен автомобиль. Пока непонятен способ достижения цели, непонятно, какую машину строить.

Например, большевики считали, что для достижения цели нужно получить власть. Быстро ее получить можно только через вооруженное восстание. Отсюда необходимость в боевой машине из людей. Это была именно машина — исполнение приказов и никакой самодеятельности. Только она могла противостоять царской государственной машине.

Я считаю, что власть — это ловушка и болото, в котором вязнут глобальные идеи. Я вижу достижение цели через кардинальную перестройку системы — сделать в обществе гарантированно временную власть и повиснуть над обществом надгосударственным идейным институтом. Для решения такой задачи нужна не боевая машина, состоящая в первую очередь из исполнителей. Нужна организация свободных творческих людей.

Соберет таких людей только продвижение идеи. Они читают, и, если соглашаются, остается второй этап — удержать их. Как было сказано, удерживает совместная работа и, как окончательное закрепление, совместный отдых. Но работа в первую очередь.

Большевики в условиях монархической системы понимали под силой вооруженных людей, собранных в военизированные отряды. Я в условиях демократии понимаю под силой критическую массу мирных людей, которых нужно удерживать вместе, чтобы они себя отличали отдельно от остальной массы, от безыдейного потребительского общества.

Получается такой алгоритм: люди костяка собираются на идею. Удерживающим их действием является совместная деятельность по привлечению людей второго этапа (к ним относятся те, кого на идею привлечь нельзя, только на эмоции). Привлеченных на эмоцию людей удерживаем через участие в эмоциональном проекте.

Для визуализации образа представьте группу интеллектуалов, объединенных идеей, которым для реализации идеи нужно привлечь на свою сторону широкую массу. Они создают движение байкеров. Оно стягивает всех, кому нравится кататься на мотоцикле.

Когда человек вливается в это движение, ни о какой идее он понятия не имеет. Ему нравится кататься на мотоцикле. Это активирует в нем подсознательные глубины. Человек чувствует себя тем, кем хочется. Одни ощущают себя хищником, другие рыцарем, третьи пиратом и все вместе — стаей. Все такие едут в коже, металле… Эмоциональному переживанию способствует то, что каждый проецирует на себя общую силу собравшихся.

Постепенно втягиваясь, новичок узнает, что тут не просто катаются. Что у движения есть своя идеологию и цель. Некоторые обязательно захотят ознакомиться с идеей. Так же можно не сомневаться, что после ознакомления часть людей станет сознательными носителями идеи. Если вначале их доминирующий мотив — совместная езда на мотоцикле, то после ознакомления с идеей доминирующим мотивом может стать достижение цели.

Возникнет уникальный материал — сердечную привязанность усиливает разумная. Мало того что человек понимает идею, так ему еще нравится ее реализовывать. Когда байкер станет носителем идеи, он из периферии перейдет в центр — в идейный костяк.

Другая часть, которая читать ничего не собирается, и потому глубокого понимания от нее ожидать не приходится, окажется под очарованием идеи. Революционные матросы тоже не понимали коммунистическое учение. Их влекли атмосфера, масштаб и дерзость.

Сила массовой организации никогда не зависела от количества понимающих идею. Сила зависела от эмоционального накала. Революционным матросам достаточно было понимать, что когда дети рабочего по рождению поражены в правах по сравнению с детьми графа — это несправедливо, и с этим нужно бороться.

Для основной массы моих сторонников тоже вполне достаточно понимать, что когда человечество тратит гигантские ресурсы на совершенствование военных технологий, на смерть человека и совсем ничего не тратит на жизнь человека, — это несправедливо. И нет иного способа изменить ситуацию, кроме как поменять систему, заполнить свято место.

На первом этапе, который я назвал этапом учредителей, нужны люди, способные создавать проекты, привлекающие широкие массы на эмоцию и затем удерживающие их с помощью эмоций. Часть из них захочет ознакомиться с идеей. Из них выделятся новые единомышленники, пришедшие изнутри эмоциональных проектов. Они предложат новые проекты, которые будут эффективнее предыдущих, учитывающие недоработки и ошибки.

ГЛАВА 4. Примеры

Все проекты обязательно нужно привязывать и укоренять в идее бессмертия. Это добавит им энергии. Одно дело, когда человек видит связь между действием и идеей. Другое дело, когда не видит ее. В первом случае действие будет намного энергичнее.

Действие должно затрагивать самые глубины человеческой природы. В идеале оно должно давать приятные эмоции и открывать новые горизонты, выводить на новые смыслы и масштабы. Должно быть удовольствие, польза и служение великому делу.

В качестве примера покажу простой и одновременно перспективный проект (как мне кажется) из серии «здоровый образ жизни». Пишем приложение на смартфон, зовущее по утрам зарядку делать. Таких сейчас много. Но наше будет отличаться не упражнениями (хотя какие-то оригинальности будут нужны), а чувством причастности к силе.

Здесь мы работаем на потребность человека к чему-то принадлежать. Он хочет быть байкером, хипстером, рокером — кем-нибудь, только бы не быть никем. Люди хотят кем-то быть и отличить своих от чужих. Чтобы жизнь не была «дом-работа-выходной».

Если люди будут знать, что одновременно с ними зарядку делает миллион человек, это будет уже не просто махание руками и ногами, приседания и отжимания. Это будет аналог утренней молитвы. Они уловят энергии, какие ловят болельщики, когда смотрят футбол в режиме реального времени. Каждый сидит у себя дома, но чем больше людей одновременно смотрят игру, тем сильнее эмоции — эффект виртуальной толпы.

Если под простой утренней зарядкой лежит глобальная цель, она будет совсем иначе восприниматься. Одно дело, когда вы ведете здоровый образ жизни, чтобы в стратегической перспективе реализовать принцип «кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет».

Другое дело, когда вы увеличиваете свои шансы дожить до дня победы над смертью. Плюс удерживаете друг друга, создаете небиологическую форму жизни, коллективный разум. Забота о здоровье обретает мессианский смысл. Тут как с постом у верующих, я не диету соблюдаю ради здоровья, а ради Бога ограничиваю себя (здоровье как бонус).

Высвобождает мощные энергии не столько само действие, сколько осознание, зачем оно делается. Яркий пример — религиозные ритуалы. Если их исполняют не верящие в их силу актеры, от них не пойдет энергетика. Если те же самые действия выполнят люди, свято верящие в силу ритуала, вы почувствуете монолитную мощь религиозной веры.

В исламе, как в самой молодой религии, эта технология доведена до совершенства — муэдзин с высоты мечети всех мусульман одновременно призывает к молитве. Ни как у христиан, где каждый молится, когда хочет, вместе только в храме собираются, а все мусульмане каждый день по несколько раз в день виртуально собираются вместе.

Все в этот момент чувствуют силу коллективного действия. Когда вы видите площади, заполненные людьми, которых собрало вместе то, за что они готовы умереть, — вы чувствуете энергию. Вы чувствуете ту силу, которая вас страшит и подавляет.

Люди жаждут этой энергии, но не знают где ею насытиться. Голодные, они как на кость бросаются на суррогаты в виде спортивных зрелищ типа футбола. Под футболом нет никакой идеи. Это созданный социальными инженерами суррогат, призванный после падения религии насытить неудовлетворенных людей. На безрыбье и рак рыба. Но когда люди попробуют не соевое, а настоящее мясо, они сделают выбор в пользу настоящего.

Еще пример — исследовательские проекты. Например, генерация случайных чисел, за которой наблюдает большое количество людей. Люди собираются вместе, например, на стадионе, чтобы мысленно желать выпадения большего количества четных цифр (или нечетных), и, о чудо, сила мысли видна в действии — выпадает больше желаемых чисел.

Этот факт не имеет научного объяснения, как не имеет объяснения, например, почему в мирное время мальчиков и девочек рождается 50/50, а после войны мальчиков рождается 70 %, а девочек 30 %. Или почему эпидемии, имея физическую возможность продолжаться, вдруг останавливались. Я вижу здесь деятельность коллективного разума.

Если нам удастся объединить людей вокруг неизведанного, они как бы коснутся мира, лежащего за рамками привычной обыденности. Если это произойдет совместно, мы поймаем масштаб и энергию марширующих колонн, с парада уходящих на фронт.

На этих энергиях можно делать шоу, по сравнению с которым эстрадное действо померкнет. Если люди от пустой картинки ловят эмоции, от картинки, под которой лежит метафизика, они взорвутся. И это будет началом необратимых процессов.

Еще одно направление стартапов — познавательное. Например, изучение корней религии. Когда человек увидит корни своей религии, он не сможет верить. Подлинные верующие, стремящиеся не просто обряды соблюдать, а понять самую суть своей веры, будут терять веру. В поисках новых ориентиров будут смотреть на мое предложение. Я предполагаю, это направление будет давать одни из самых серьезных кадров. Апостолы Павлы получаются только из фанатиков Савлов. Из обывателей ничего не получается.

Наша задача — систематически собирать в реале и виртуале большое число людей. Мы должны создавать продукцию потребительского и/или информационного характера, так или иначе востребованную большим количеством людей (отсюда упор на эмоции).

Проводя все это под единым брендом, мы быстро выйдем на оперативный простор. Наш бренд на фоне брендов всех коммерческих корпораций с их высосанной из пальца «миссией» будет эксклюзивом. Как заметил один мой знакомый, если вы обладаете чем-то эксклюзивным (не важно, чем, голосом или сырьем, технологией), вы как минимум обречены на коммерческий успех.

Мы своими действиями создадим бренд глобальной идеи. Он будет эксклюзивным, что гарантирует успех. В этом свете суть нашей деятельности можно выразить одной фразой: нужно создавать бренд. Все остальное будет следствием.

ГЛАВА 5. Энергии

Выше было сказано, что достижение цели требует пропорционального ресурса. Для достижения огромной цели требуется огромный ресурс. Продолжая эту мысль, получить такой ресурс можно, если высвободить сокрытую в людях мощную энергию. Как энергия атома кроется в его природе, так энергия человека тоже кроется в его природе. Чтобы ее высвободить, нужно получить доступ к его ядерному арсеналу.

Большевики высвободили природную энергию через апелляцию к понятиям добра и зла, высшей справедливости, амбиций. Вскрыв эти глубины, они разбудили намерение в людях лучше умереть в борьбе за новую жизнь, чем смириться со старой жизнью.

Расщепленное ядро атома не может вернуться в прежнее состояние. Разбуженная в людях энергия не позволяла вернуться к прежней жизни. Люди начинали гореть, выделяя энергию, которая прожигала любые препятствия, сама же представляла непреодолимое препятствие для царского режима.

Победить неистовую энергию могла такая же неистовая энергия. Примерно как в Индонезии, где после того, как Хрущев подарил ей флот, началась резня, где были убиты сотни тысяч человек (разгром компартии, третьей по величине после СССР и Китая).

«Утверждение, что массовое движение нельзя остановить силой, не совсем точно. Силой можно остановить и раздавить даже самое мощное движение. Но для этого сила должна быть жестокой и неистовой. И вот тут-то и необходима вера, ибо безжалостное и упорное преследование может проистекать только из фанатичного убеждения» (Э. Хоффер, «Истинноверующий»).

Русская монархия пала, потому что не смогла высвободить у своих защитников такой же энергии, как у большевиков с их фанатичным убеждением в своей правоте. У монархистов такую энергию могла родить религия, но она к тому времени свелась к суеверию и обряду с привычкой. Привычка не рождает неистовой силы.

Монархисты работали на монархию, а большевики служили коммунизму. Работа и служение — разные вещи. Монах или воин не работает, а служит, выполняя свою миссию. Сапожник именно работает, а не служит, потому что для служения нужна миссия.

У меня есть миссия. Я не работаю на идею бессмертия, а служу ей. Это выражается на данный момент в ориентированности не на соответствие шаблонам, а на пользу делу. Я по-честному ищу, без всяких задних мыслей, как лучше перейти от теории к практике. Как не попасть в ловушки традиций и привычек, опасные тем, что они заставляют делать не так, как нужно, а так, как принято, как привычно для нашей эпохи и культуры и прочее. У меня нет цели соответствовать культурным установкам, нормам, шаблонам, традиции и прочее. У меня есть цель смерть победить. Вот моя единственная путеводная звезда и ориентир. Все остальное в моих глазах — инструмент и средство.

С этих позиций я задаюсь вопросом, какие сущности или технологии высвобождают из человека энергию? Деньги? Да, они высвобождают. Но у них есть предел. Как говорил Юлий Цезарь, я знаю много людей, готовых убивать за деньги, но не знаю ни одного, кто готов умирать за деньги. Люди готовы на очень многое ради денег, но не на все.

Угроза смерти активирует инстинкт самосохранения, что высвобождает сильнейшую энергию, но это состояние эксклюзивное. Высвобождение происходит за счет эмоций. Без эмоций энергия не высвобождается. Логика не побуждает людей сопротивляться смерти.

За примерами далеко ходить не нужно. Подавляющее большинство согласится с тем, что они не хотят умирать ни в каком возрасте. В детстве и молодости на эту тему вообще не думаешь. Кажется, смерть тебя не касается. Это противоестественная нелепость, которая где-то там, далеко, и не имеет к тебе отношения. В зрелом возрасте смерть выглядит чудовищной несправедливостью — только понял, что к чему в жизни, разобрался во всех ее тонкостях и невидимых механизмах, как пора на выход, жизнь кончилась.

Каждый согласится, что смерть угрожает лично ему и он хотел бы ее избежать. Но потом отвлекут его от этих мыслей текущие дела или телефонный звонок. Он забудет о угрозе, перевернется на другой бок и продолжит жить так, как жил до мысли о смерти.

Деньги лишь отчасти высвобождают сокрытые в человеке энергии. Угроза смерти высвобождает эти энергии максимально, но в момент возникновения опасности. Если нет сиюминутной угрозы, энергии не высвобождаются.

Ситуация, противоречащая совести, чувству долга, чести и прочее, может вызвать непереносимое эмоциональное состояние дискомфорта. Ради выхода из этого состояния человек может совершать запредельные по своему мужеству поступки. Пока я опускаю, откуда берется понятие совести и прочее. Пока я говорю только о технике высвобождения человеческой энергии. Так вот, честь, долг и прочее не способны долгое время держать открытым глубины человеческой природы. Когда уходит ситуация, следом уходит энергия. Для эпизодичного высвобождения энергии эта технология подходит. Но я ищу способ высвобождать энергию на протяжении длительного времени.

Чтобы увидеть эту энергию, представляю себя в роли инопланетянина. Это позволит дистанцироваться от эмоциональных понятий стыдно/прилично, от всех норм и табу. Это даст возможность оценивать действия не через призму культурных установок нашей эпохи, не с позиции морали, а исключительно с точки зрения эффективности.

Это примерно как работать с запахами, изображенными в виде молекул на мониторе. Я не ощущаю запаха и не завишу от положительных или отрицательных ассоциаций. Я смотрю на молекулы, как лаборант на реактивы. На меня не влияет, какой у вещества вид или запах, приятный или неприятный. Меня интересует только их эффективность.

Вот с этих позиций я буду глядеть на самые сильные человеческие качества и из них выбирать субстанцию, с помощью которой можно максимально эффективно и оптимально высвобождать скрытые в человеке энергии.

ГЛАВА 6. Осветление

Одной из самых сильных человеческих энергий является сексуальная энергия. Она не уступает инстинкту самосохранения и в некоторых случаях его превосходит (зависит от индивидуальных качеств особи). Некоторые люди, как и животные, готовы войти в зону смертельного риска, движимые этой энергией. Другие не готовы. Но в любом случае для всех людей сексуальная энергия является, вне всяких сомнений, одной из сильнейших.

Сегодня, после доминирования государственного христианства на протяжении почти двух тысяч лет, в общественном подсознании сформировалось предвзятое отношение к этой сфере как к чему-то неприличному, постыдному и грязному.

Современное отношение к сексу в обществах, длительное время находившихся (или по сию пору находящихся) под влиянием аврамических религий, сравнимо с отношением к испражнению или мочеиспусканию. Все это регулярно делают, но говорить про это нельзя. Абсолютно табуированная тема, о которой прилично можно разговаривать только в медицинских терминах. С сексом примерно такая же ситуация. Наблюдается обратная пропорция между развитием и запретом — чем выше развитие, тем слабее запреты. И наоборот, чем ниже развито общество, тем выше и строже его запреты в этой сфере.

Положительное или отрицательное отношение к тому или иному явлению зависит не от качества самого явления, а от существующих культурных норм. Например, в древнем Риме на испражнение и мочеиспускание смотрели как на очищение. В римском Пантеоне был бог отходов Стертиций; бог туалетов Крепит; богиня канализации Клоакина, которую называли очистительницей (таким же эпитетом чествовали богиню Венеру). Для Клоакины стоял отдельный храм, для Стертиция и Крепита отдельные святилища. Люди совершали жертвоприношения этим божествам, почитая их без намека на «туалетные» мысли.

В Древнем Китае и Японии места очищения устраивали особым образом, располагая человека к созерцанию. Из этого выросла культура выращивания карликовых деревьев. Были технологии устранения неприятных запахов, и туалет воспринимался совсем не так, как он воспринимается современным человеком. Запахи и атмосфера располагали, а не отвращали. Но с приходом христианства все это было высмеяно и уничтожено в рамках борьбы церкви с язычеством. Европа на тысячу лет погрузилась в собственный смрад.

Оправление естественных потребностей, утратившее технологии и культуры, стало дурно пахнуть во всех смыслах и естественным образом начало табуироваться. Сегодня его предписано совершать в полной изоляции, и говорить или эвфемизмами, или молчать.

Сексуальную тему изуродовал провозглашенный государственным христианством аскетизм. Секс поделился на нормальный, который церковь соглашалась терпеть ради продолжения рода, и ненормальный, отрицаемый и осуждаемый обществом.

Как армия не могла обойти вниманием сильнейшую энергию, сокрытую в ядре атома, так я не могу обойти вниманием сильнейшую энергию, сокрытую в сексе. Энергия секса — это атомная энергия информационной эпохи. Раньше ее активно использовали в созидательном ключе. В последние тысячелетия секс используется для разрушения.

Вы никогда не думали, почему на картине Делакруа «Свобода, ведущая народ» изображена женщина с голой грудью, что приятно возбуждает (по крайней мере раньше точно возбуждало). У ее ног лежит убитый мужчина без штанов, в одном носке и с видом лобковых волос, что немного эпатирует (раньше сильно эпатировало). Зачем эти образы?

Затем, что во Франции времен Делакруа женщина с обнаженной грудью или мужчина со спущенными штанами — это примерно как сегодня секс на Красной площади. Основанием католической Франции было христианство, которое провозглашало, что сексуальный аскетизм угоден Богу, а всякий натурализм и эротизм противен. Нарушение табу рушило фундамент социальной и политической конструкции. Вслед за обрушением фундамента неизбежно следовало обрушение социальной конструкции.

Как из кирпичей разрушенного храма можно построить жилой дом, так из составных частей разрушенной социальной системы складывали новую систему. Основанием новой системы было… Сложно сказать, что лежит в основании современной системы. Наверное, просто жить моментом и не думать слишком глубоко, решать текущие проблемы и радоваться жизни, пока не пришла смерть.

Порожденные христианством традиции остались без фундамента. Теперь это просто традиция из серии «так принято». Если женщина ее нарушает, например, ходит топлес, ее действие не затрагивает никаких оснований и потому не ломает социальной конструкции.

В мусульманских государствах ислам по-прежнему занимает свято место. Женщины там обязаны закрывать лицо не потому, что это просто национальный колорит, а потому что так Бог велит. Ношение паранджи мусульманками является религиозной традицией.

Если женщина снимает этот предмет туалета, она нарушает требования Бога. Это отрицание религии. Чем больше женщин снимет паранджу, тем больше отрицающих не паранджу, а религию. Это будет рушить основы социальной конструкции, основанной на религии. За разрушением фундамента неизбежно начнет рушиться стоящее на нем здание.

По этой причине неизменным спутником цветных революций в мусульманских странах является сексуальная компонента и эпатаж. Женщины всегда в знак солидарности с восставшими снимают паранджу. По уровню сексуальности голое женское лицо в этих арабских странах — это примерно как голая женская грудь в европейских странах.

Современная технология завоевания государства — сначала ему ломают основание, и затем начинается обрушение оставшейся без фундамента социальной конструкции. На ее развалины устремляется информационная армия (фильмы, игры, шоу и прочее).

На данный момент единственными в мире, кто использует эту технологию, являются США. Вчера еще СССР пытался менять в некоторых странах старый фундамент на новый, социалистический. Но не преуспел. Теперь на планете один инициатор этой технологии.

ГЛАВА 7. Инициатива

Глупо отказываться от использования сексуальной энергии на том основании, что она конфликтует с шаблонами старого мира.

Если отказ основан на том, что секс — это неприлично… у меня слов цензурных нет, чтобы передать глупость подобного отказа.

Длительное время отказывались препарировать трупы, потому что с позиции религии это недопустимо. Длилось это до тех пор, пока не нашлись люди, ориентированные на результат, а не на шаблоны. Поэтому сегодня у нас есть медицина.

Невозможно построить новое, оставаясь в границах старого. Новое всегда лежит за границами старого. Как нельзя научиться плавать, не погружаясь в воду, так нельзя создать новое, не выходя за шаблоны. Показатель нового — оно возмущает старое.

Третий мир со своим традиционным укладом подобен средневековому рыцарю, с презрением относящемуся к огнестрельному оружию, называя его оружием черни. Это соответствовало действительности. Все солдаты были вчерашние крестьяне, из которых за три месяца муштры выбивали все человеческое, превращая в слепого исполнителя.

До огнестрельного оружия крестьян немыслимо было представить воинами. Война была прерогативой рыцарей, потому что владение холодным оружием требовало не менее 10 лет каждодневных тренировок. Рыцаря из крестьянина, хоть убей его, невозможно сделать ни за три месяца, ни за три года.

С изобретением огнестрельного оружия самый искусный рыцарь с лучшим мечом и в лучших латах оказывался беспомощен против вчерашнего крестьянина с плохоньким ружьем. Крестьяне попросту расстреливали рыцарей, не собираясь с ними фехтовать. И это при том, что первые образцы оружия по всем параметрам были хуже того же лука или арбалета. У него было только одно преимущество — дешевизна и простота обращения.

Вместо того чтобы идти в ногу со временем, рыцари брезговали оружием черни. Они называли его пукалками, но именно пукалки положили конец блистательному рыцарству. Битва при Павии в 1525 году поставила крест на рыцарях как на военной силе.

Испанцы, вооруженные огнестрельным оружием, попросту расстреляли рыцарское войско во главе с французским королем Франциском I. Французы потеряли тысячи рыцарей, испанцы — сотни солдат. Франциск сказал: «Потеряно все, кроме чести». Машина из людей (рыцарское войско) уступила машине из деталей (войско из солдат).

Появление огнестрельного оружия перевернуло истины, казавшиеся незыблемыми. Те, кого воспринимали разновидностью домашней скотины, вдруг оказались сильнее соли земли — воинов. Рыцарей погубила неспособность выйти за границы шаблонов.

Кто следует своим предрассудкам, того крестьяне безнаказанно и гарантированно расстреливают. Чтобы этого не произошло, нужно ориентироваться не на предрассудки, а на эффективность. Опираясь на эту истину, я говорю, что энергии секса нужно обязательно задействовать в привлечении и сплочении нашего идейного монолита.

Древний Рим активно использовал кровавые зрелища, высвобождавшие мощные энергии, сплавляющие общество в монолит. Если сексуальную энергию в том или ином виде вшивать в наши проекты, это будет атомный взрыв, идейная царь-бомба. Чем сильнее, но одновременно сложнее и тоньше будут высвобождаемые проектами энергии, тем эффективнее мы будем привлекать и удерживать большие массы людей.

Сексуальные переживания плюс пьянящее чувство освобождения даст нам взрывные эмоции. Можно предположить, что нечто подобное испытывает мусульманка, приехавшая в европейскую страну, впервые в жизни снявшая на улице паранджу и ходящая с голым лицом на глазах у всех. Она видит, что все женщины вокруг тоже ходят с голыми лицами. Никто не стесняется своих голых лиц. Напротив, подчеркивают их красоту, и чем это больше удается женщинам, тем более счастливы и они, и наблюдающие это мужчины.

И все улыбаются друг другу. Мужчинам приятно смотреть на женские лица, а женщинам приятно их показывать. Все довольны, всем хорошо — все получают свое благо. За исключением старшего поколения, большинство которого не способно освободиться от своих шаблонов. Оно так и помрет, глядя на мир через призму старого мира…

С одной стороны, современный мир позиционирует себя свободным. С другой стороны, он полон шаблонов и установок старых эпох. Общество на пути к избавлению от них, но еще не избавилось. Шаблоны довлеют над всеми нами.

Наш мир — это огромное ветхое здание со сгнившим фундаментом и несущими балками. Оно скоро рухнет под собственным весом. Нужно не дожидаться его падения, а, как советовал классик, подтолкнуть падающего… Потому что «Когда дует ветер перемен, нужно строить не щит от ветра, а ветряные мельницы» (Мао Цзэдун).

* * *

Затронув тему секса, я вступил на тонкий лед. Среднестатистический читатель, даже если согласен с основным посылом, все равно внутри себя считает, что секс неуместен для мировоззренческого масштаб, осмысления истории и победы над смертью. Все было так серьезно, глобально, и вдруг на тебе… секс. Срамота какая-то. Сектантством попахивает.

Что можно сказать по этому поводу… Кого смущает секс, тот может лицезреть на себе действие записанной на подсознании программы. У каждого есть набор шаблонов, утверждающих, что прилично, что неприлично, какие части тела можно открывать, какие нельзя. Но не каждый может выйти за рамки подсознательных шаблонов. Большинство так и умрет с ними, не в состоянии поставить выводы разума выше привычки и шаблона.

Почему так, а не иначе — на этот счет нет объяснений (или они яйца выеденного не стоят). Но несомненно, что если поставить людям ровно противоположные установки, они так же тщательно следовали бы им, как следуют нынешним установкам.

Все революционно новое, не важно, в сексуальной или научной это сфере, напрягает людей, вызывая мистические или культурные страхи. Когда свидетели первого ядерного взрыва, передовые люди своего времени, увидели, какую энергию они высвободили, их накрыл ужас. Что говорить о простых людях… Они убегали из кинозала, когда видели на экране едущий прямо на них паровоз. Про автомобиль они думали, что это черт движет телегой без лошади (прабабушка рассказывала мне, как мать ее матери отреагировала на автомобиль, первый раз приехавший в их деревню, — закрыла ставни и начала молиться).

Кардинально новое в морально-этической сфере тоже вызывает мистические страхи. Первых христиан или мусульман языческое общество встречало крайне неприветливо. Равно как и первых гуманистов христианское общество встречало так же неприветливо. И нас, носителей идеи бессмертия, когда мы будет заметными, гуманистическое общество тоже встретит неприветливо. Не потому, что люди плохие, а потому что они люди.

Один мудрец выслушал Мухаммеда и сказал: «Если бы я дожил я до времени, когда народ твой станет изгонять тебя!» Мухаммед спросил: «Разве люди станут гнать меня?» Мудрец ответил: «Да, ибо когда человек приносит такое, с ним начинают враждовать».

Форд говорил, что если бы он спрашивал у людей, какое средство передвижения они хотят, все бы пожелали быструю лошадь. У строителей нового мира много тягот. Одной из них является бремя создавать новое, не спрашивая мнения основной массы.

Потребительской цивилизации нужен контролируемый снос. Сгнившее здание надо обрушить, не дожидаясь его естественного падения. Выселить из него людей и обрушить. Кто не захочет уходить, тому… сочувствую. «Из всех прав самое неопровержимое — это право умного (силой ли, уговорами ли) вести за собою дурака» (Томас Карлейл).

Чтобы построить новое, нужно истереть старое в пудру. Это как с кирпичом, если он расколот на куски, из них не слепить горшка. Но если куски перетереть в пудру, если добавить туда воды и все это размешать, получится кашеобразная масса — глина. Из полученной массы можно слепить и горшок, и вообще предмет любой формы.

Новое лежит за границами привычного старого, и потому порождает в головах и сердцах смущение. Чтобы преодолеть его, нужно определить приоритеты. Спросите себя, что для вас по-настоящему важно, правилам общества соответствовать или эффективно дело делать? Если ответить себе на этот простой вопрос, далее все станет понятно.

Чтобы набраться духу для сокрушения старого, нужно такое же ощущение в сердцах и головах, какое было у ранних коммунистов — чувство создателей и свидетелей нового мира. Он встает из-за горизонта медленно, как Солнце. Ночь еще доминирует, но всем ясно, рассвет неизбежен. Он зажигает в головах, сердцах и душах чувство, которое люди поют «… как весну человечества/ Рожденную в трудах и в бою» (В. Маяковский).

ГЛАВА 8. Демонтаж

Мораль переводится как «общепринятая привычка». Вчера под привычкой было разумное основание, ее диктовали религия или условия окружающей среды. Сегодня это просто закостеневший архаизм, не отпавший хвост, который давно пора ампутировать.

Жить согласно морали — это совсем не добро, а ровно наоборот, зло. Своим образом жизни вы укрепляете то, что подлежит демонтажу. Мораль не только обкрадывает жизнь, запрещая насладиться тем, к чему природа дала возможность, делая жизнь не такой яркой, как она могла быть. Мораль связывает, не позволяя действовать.

Сложно запеть первому. Потом, когда многие начали петь, легко подпевать. Когда все поют, тяжело не петь среди поющих людей. Сначала тяжело запеть, потом тяжело не петь. Начните петь свою песню первый. Увидите, вам начнут подпевать…

Совершить трудные наверняка опасные и сложные действия, вписывающиеся в общепринятые понятия добра и зла, несравненно легче, чем совершить не вписывающееся в привычную шкалу ценностей действие. В первом варианте физически сложно, а во втором — духовно.

Умом человек может понимать, что строитель нового мира должен снять паранджу. Даже если ему нравится ее носить, все равно. Только вот рука не поднимется. Ему на улицу совестно с голым лицом показаться. Он умом все понимает, но не может…

Все мы дети нашего времени. Всем нам искренне нравится носить паранджу. Но «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6,24). Чтобы других призывать снять паранджу, сначала нужно снять ее самому. Освободитесь от привычных шаблонов, преступите вчерашнюю мораль.

Если человек заявляет себя сторонником, но отказывается действовать, потому что боится проблем с законом или каких-то материальных издержек, его можно понять. К его бездействию можно как угодно относиться, но причины его бездействия понятные.

Если человек заявляет себя сторонником, но отказывается делать то, сторонником чего себя заявляет, хотя действие не предполагает наказания, а напротив, дает приятные эмоции (свои желания приятно реализовывать) — это не сторонник, а балабол/ка.

Одно дело рассуждать об истине. Совсем другое — жить своей истиной. Достоевский в «Преступлении и наказании» передает эти метания. Раскольников в трактире слышит разговор студента с неким офицером о старухе-процентщице:

«Смотри: с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная… С другой стороны, молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это всюду. Убей ее и возьми ее деньги, с тем чтобы с их помощию посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно, крошечное преступленьице тысячами добрых дел? Одна смерть и сто жизней взамен — да ведь тут арифметика! Да и что значит на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки? Не более как жизнь вши…

— Конечно, она недостойна жить, — заметил офицер, — но ведь тут природа.

— Эх, брат, да ведь природу поправляют и направляют, а без этого пришлось бы потонуть в предрассудках. Без этого ни одного бы великого человека не было.

— Вот ты теперь говоришь и ораторствуешь, а скажи ты мне: убьешь ты сам старуху или нет?

— Разумеется, нет! Я для справедливости… Не во мне тут и дело…

— А по-моему, коль ты сам не решаешься, так нет тут никакой и справедливости!»

Кто говорит, что готов строить новый мир, бороться против старых заблуждений, но только в рамках этих самых заблуждений, тот не борец, а лицемер. Борьба — это когда ориентиром является цель, а не соответствие вчерашней морали.

Если вы мой сторонник и все сказанное здесь вам близко, попробуйте впустить в свое сердце намерение отказываться от старых ценностей и традиций. Не сейчас и не завтра. Этот процесс займет время. Но посмотрите на мир другими глазами. Начните делать то, чего хотели, но установки не позволяли. Преодолейте себя и переступите черту. Станьте на первое время в мыслях преступником (в смысле преступающим шаблоны).

Если у вас есть запреты в области морали, которые вам было бы приятно нарушить, если есть желания, которые традиционное общество оценивает как неприличные, сделайте это ради своего удовольствия и общего дела. Сделайте то, о чем мечтали в своих тайных фантазиях, но гнали эти мысли как аморальные и недостойные. Сделайте ЭТО!

Если у вас нет подобных желаний, если образ добропорядочного мужчины или женщины вам близок, но вы согласны, что нельзя построить нового дома на месте старого, не разрушив прежде старого, нарушьте запреты не ради своего удовольствия, а ради идеи.

Проще снять паранджу тому, кому ее не нравится носить. Сложнее снять паранджу тому, кому она нравится в эстетическом смысле. Но если вы за перестройку общества, то определитесь, что для вас первично, идея или соответствие своему вкусу. Да, вам труднее, но если вы мой сторонник, положите себе на сердце намерение сделать это через силу.

Солдату неприятно убивать, но, как сказала Жанна д’Арк, чтобы Бог даровал победу, солдаты должны сражаться. Встать в строй, значит, построить мораль, соответствующую современной среде и нашей цели. Все остальное ересь, двуличие и малодушие.

* * *

Рассуждение о сексуальных вкусах, свободах и правах сознательно и подсознательно может быть воспринято позерством, хулиганством и тем, что автор так оправдывает свою порочность. Не верьте этим мыслям. Это так старый мир защищается. Чтобы ему противостоять, нужно помнить одно — если точка отсчета ложная, исходящие из нее утверждения тоже ложные.

Я затронул историю возникновения современных норм и табу. Но более глубоко о корнях сексуальных запретов, о взглядах на ключевые понятия добра и зла я излагаю в Приложении. Материал изложен с избыточностью, и потому его наверняка хватит, чтобы определиться, со мной вы (и значит, против шаблонов) или против меня (и за шаблоны).

Приложение придаст вам решимости. Вы сами увидите, как долго мы жили, словно в гипсе — ни согнуться, ни повернуться. Пришло время освободиться ради жизни и счастья. Пришло время допеть песню, начатую более ста лет назад «Отречемся от старого мира/ Отряхнем его прах с наших ног». Тогда не отреклись и не отряхнули. Духу не хватило преодолеть и стереть сидящие внутри программы. Тогда завернули старый мир в новый фантик. Наверное, тогда еще время не пришло. Сегодня время пришло… Доделаем начатое — по-настоящему отречемся от старого мира и отряхнем его прах с наших ног.

Если вы умом со всем согласны, но не представляете своей жизни вне традиции, не торопитесь заявлять себя моим единомышленником. Подумайте. Чтобы не получилось, как с человеком, пришедшим вступать в орден францисканцев — нищенствующий орден.

По уставу организации, одним из условий принятия в орден была раздача своего имущества нищим. Человек схитрил, раздал свое имущество родственникам и друзьям. По факту он стал нищим. Но основатель ордена Франциск Ассизский сказал ему: «…ты еще не вышел из своего дома». В результате человек нищим стал, а францисканцем не стал.

ПОСЛЕСЛОВИЕ Пещера

Представьте огромную пещеру, населенную людьми, — целая страна. Эти люди не знают солнечного света, неба, деревьев, травы, рек, озер и морей. Они родились и всю жизнь прожили в пещере. Продолжительность их жизни не превышала двадцати лет.

Никто не успевал повзрослеть. Как следствие, никто не думал, почему их жизнь двадцать лет, а, например, не сто двадцать. На мысли в этом направлении стоял блок. Все жители пещеры слепо верили, что такая жизнь — предвечная данность и закон природы. Людям в голову не приходила мысль о сопротивлении смерти, и они покорно умирали.

Люди были подобны героям платоновской пещеры, с рождения скованным так, что не повернуться к реальному миру, находившемуся у них на спиной. Они видели стену пещеры, на которой отражались тени реального мира. О мире за спиной, источнике теней, никто из них понятия не имел. Тени на стене люди почитали за настоящий мир.

«И вижу я, что не живут люди, а все примеряются, примеряются и кладут на это всю жизнь. И когда обворуют сами себя, истратив время, то начнут плакаться на судьбу. Что же тут — судьба? Каждый сам себе судьба! Всяких людей я нынче вижу, а вот сильных нет! Где ж они?..» (М. Горький, «Старуха Изергиль»).

Вдруг один человек узнал, что за рамками пещеры есть иной мир. Вместо каменного пола там под ногами трава, вместо стен — леса и горы, вместо потолка бездонное небо. За 150 миллионов километров от Земли есть звезда по имени Солнце. От нее идут свет и тепло, несравнимые с кострами и факелами. В том мире все живут намного ярче и дольше.

Чтобы попасть туда, нужно выйти из пещеры. Но выход завален громадным камнем, заросшим гигантской плесенью. Сначала нужно убрать плесень, затем сдвинуть камень.

В одиночку эту работу не сделать. Главная трудность была не в том, чтобы сдвинуть камень, а в том, чтобы найти людей, способных поверить, что за камнем есть новый, невероятный, невообразимый мир, в котором есть солнце и небо, трава и озера.

Как сказать это жителям пещеры, если они во сне ничего подобного не видели? Если не могут даже мыслью выйти из пещеры? Для них понятие «за рамками пещеры» — это даже не сказка и не абстракция, а небытие (как для нас «за рамками мира»). Как можно позвать людей в небытие? Ситуация выглядит тупиковой.

Но человек начинает продвижение сумасшедшей для пещерных жителей идеи. Его разговоры о солнце, небе, траве и невероятной жизни вне пещеры первое время вызывали насмешки. Но капля камень точит. У идеи выйти из пещеры начали появляться первые сторонники. Они начали толкать камень. Сил было мало, дело шло тяжело, враскачку. Но однажды камень на миг стронулся. Из Щели на мгновение блеснул луч с ТОГО света.

Этого было достаточно, чтобы люди с удесятеренной энергией продолжали работу. К ним начали присоединяться новые сторонники. Когда к делу подключились все, камень отвалился. Так случился Великий переход из пещеры в новый мир. И если вчера люди не могли поверить, что из пещеры можно выйти, то теперь удивлялись, как можно было НЕ верить, что из пещеры можно выйти. То, во что не могли поверить даже в самых смелых мечтах, вдруг стало банальной реальностью.

Когда люди станут бессмертными, они тоже будут удивляться, как можно было в здравом уме и твердой памяти, зная о приближении смерти, не выход искать, а торопиться переделать свои ничтожные дела и потом умереть. Поведение моих современников будет для них настолько непостижимым, что покажется неправдоподобным.

Я очень хочу всех, кто читал этот текст, поздравить с двухсотлетием и с укоризной сказать: а помните, как все начиналось? Помните, как мы в этом сомневались? Помните, как никто не верил? Но мы все равно делали. И сделали. Нам по двести лет. Мы не уродливые в своей немощи старики. Мы молоды и красивы. Перед нами новая жизнь. Все только начинается, только разворачивается во всей своей полноте.

И мы вспомним далекий 2015 год, когда все начиналось…

ПРИЛОЖЕНИЕ

«Прочность цепи определяет не толщина цепи и не материал, из которого она сделана, а сила, которая будет рвать цепь».

Автор

Предисловие

В клетку поместили пять обезьян. Сверху повесили банан. Если обезьяна лезла за ним, ее обливали струей холодной воды. Когда все обитатели клетки усвоили, что за бананом лезть нельзя, в клетку подсаживали одну новую обезьяну и забирали одну старую. Новичок первым делом лез за бананом. Обезьяны-старожилы набрасывались на него, спасая от неприятностей. Вскоре новичок усваивал, что за бананом лезть нельзя.

Постепенно всех облитых водой обезьян заменили новыми. В клетке находились животные, ни разу не облитые водой. Но запрет продолжал работать. Сформировалось устойчивое социальное табу на доставание банана. Все обитатели клетки его соблюдали.

Банан продолжал висеть и соблазнять, но так как табу не подкреплялось, запрет начинал слабеть. Когда обезьян поливали водой, они даже не смотрели в сторону банана. Когда перестали поливать, они все чаще задерживали взгляд на желанном плоде.

И вот однажды находился смельчак, нарушавший банановую традицию. Он доставал банан и на глазах у всех поедал его. Все обезьяны, и особенно старожилы, приходили в нервозное состояние. Их ужимки и жесты говорили, что они презирают бананоеда, считая его бессовестным аморальным преступником, поправшим традицию и обычаи предков.

Преступник испытывал дискомфорт, но когда вешали новый банан, он срывал его с еще большей скоростью. И снова всем на зависть ел. На третьем банане у преступника появлялись последователи. Вскоре все обитатели клетки преодолевали старое табу и без зазрения совести ели бананы. В том числе и самые ярые приверженцы традиции ели.

Этот научный эксперимент показывает механизм формирования и разрушения традиции. Когда обезьян поливали водой, запрет был разумным, и потому все обитатели клетки его соблюдали. Но когда обезьян переставали поливать водой, они переставали понимать, почему банан нельзя срывать. Запрет начинал слабеть и в итоге нарушался.

Первая партия обезьян жила в эпоху поливания водой. Табу держалось на наказании. Вторая партия обезьян жила в эпоху неполивания водой. Табу держалось на традиции. Хранители традиции как бы говорили своим «морально неустойчивым» братьям, что банан срывать нельзя не потому, что это опасно, а потому что «у нас так принято».

Банановый соблазн был реальным. Запрет был абстрактным. Здравый смысл брал верх над утратившей смысл традицией. Обезьяны-новаторы как бы спрашивали обезьян-традиционалистов, зачем отказываться от удовольствия? Традиционалисты отвечали: так нужно, так хорошо, так правильно, потому что так наши предки жили. Всякая порядочная обезьяна должна жить по законам предков и соответствовать их традициям. Новаторам этот довод казался малоубедительным. Они не понимали смысла жертвовать вкусным бананом в угоду традиции предков. В итоге они отрицали табу и нарушали традицию.

ГЛАВА 1. Тулуп

Точно такой же процесс идет в человеческом обществе. Все наши нормы и табу, все, что мы называем общечеловеческими ценностями и традицией, все сформировались в период компактного проживания людей — в пещере, в границах племени, за крепостными стенами. В этот период никто не воспринимал себя отдельной личностью.

Каждый считал себя частью единого организма. Соплеменник был не другим существом, а такой же частью общего организма, как и я. Между людьми формировались отношения, как между членами одного тела. Если палец в беде, значит, все в беде. Когда все помогали пальцу, они помогали не пальцу, а себе — себя спасают.

Сегодня мы живем в совершенно других условиях. Сегодня каждый осознает себя индивидуальность. Если кто и начинает говорить о дружбе народов и обязанности думать в первую очередь не о себе, а о незнакомых людях — от этого веет занудством. Нет у людей сегодня мотива реально, а не на словах жить по формуле «все люди братья».

Когда было холодно, носить тулупы было разумно. Но вот холода ушли. В мир пришло тепло. Казалось бы, нужно менять форму одежды. Но не тут-то было. В холодный период сформировалась местечковая истина, что ношение тулупа — это святая истина. К святому нормы здравого смысла неприменимы. Рождается установка, что тулуп нужно носить при любой температуре. Климат может меняться, но традиции неизменны.

Последователи такой точки зрения называют себя традиционалистами. Они со своих завалинок с глубокомысленным видом возвещали, что необходимо делать то, что делали предки, и придерживаться правил, какими они жили.

На вопрос, а зачем это нужно, они отвечали, что соблюдение традиции нужно понимать не как рациональное, а как сакральное действо, выражающее уважение памяти предков и связь поколений. Долг порядочного человека ради святой истины блюсти сложившуюся традицию при любых условиях, даже если это неудобно и выглядит глупо.

Если бы опять ударили холода, доморощенная святость никому не мешала. Люди с удовольствием носили бы теплую одежду по естественным причинам. Но только холода не думали возвращаться. Напротив, день ото дня становилось все жарче.

Климат провоцировал неудобные для традиционалистов вопросы. Перед людьми все чаще вставал вопрос, зачем нам носить такую одежду? Хранители традиции отвечали про долг порядочного человека, про святую истину и связь времен, но чем выше лез столбик термометра, тем меньше людей устраивало такое объяснение. Они думали про себя — наши предки носили тулупы, потому что холодно было, а нам зачем? И не находя ответа, потихоньку снимали тулупы. Сначала расстегнут его и нараспашку носят. Потом через руку перекинут и несут, демонстрируя атрибут порядочного человека.

Однажды нашлись смельчаки, осмелившиеся выйти на улицу без тулупа. Полностью одетые, последняя пуговка под подбородок застегнута… а тулупа нет. Для находившегося под влиянием традиционалистов общества это был шок. Как совести хватает в таком виде на улице показываться — сетовали добропорядочные люди среднего и старшего возраста.

У самых первых новаторов вскоре находились последователи. Они носили легкие одежды, загорали, купались. В общем, делали немыслимые для тулупоносцев действия. С одной стороны, это противоречило традиции вдоль и поперек. С другой стороны, новое несло свободу и радость. Возникали противоречивые чувства, будоражившие общество, люди открывали утерянный мир. Прошло время, и все отказались от старых шаблонов.

Человечество обвешано безосновательными ограничениями, как новогодняя елка игрушками. Ни под одним табу нет основания. Все они достались нам в наследство или от религии, или от эпохи пещерного общежития, диктовавшего свои табу и нормы.

Сегодня старая эпоха ушла. От религии мы в своем развитии ушли. Но старые правила довлеют над нами. Они как сломанный рояль посреди комнаты, который давно не играет, только место занимает. Но жильцы никак не решатся его выбросить.

Я понимаю логику людей из тейпов, общин, кланов и таборов, живущих правилами вчерашнего общежития — правилами пещеры и племени. Я понимаю логику верующих, живущих религиозными правилами. Но я НЕ понимаю логики жителей мегаполиса, не считающих себя верующими и не живущих общинами, но считающих обязательным ориентироваться на божьи заповеди и соблюдать правила, рожденные эпохой общежития.

Я слышу голоса людей, которые говорят, что нам и не нужно никаких обоснований наших правил. Мы живем по ним, потому что нам так привычно. Мы считаем свою модель поведения нормой и не хотим думать, почему так считаем. Просто считаем, и все.

Тут не с чем спорить — каждый кузнец своего счастья. Не важно, поливают водой или нет. Важно, что для застрявших в прошлом людей действует правило «Привычка свыше нам дана/ Замена счастию она» (А. С. Пушкин). Но только почему общество обезьян отказывается от потерявший свой смысл традиции, а люди тащат ее за собой веками?

Древняя индийская мудрость гласит: если лошадь сдохла — слезь! Не нужно ходить вокруг дохлой лошади, пинками и уговорами побуждая ее перестать быть дохлой. Не нужно тратить время и деньги на посещение семинаров по оживлению дохлых лошадей. Нужно просто слезть с дохлой лошади, и все. И выбрать новое средство передвижения.

Во вчерашней среде старые правила были подобны здоровой лошади, запряженной в телегу. Люди грузили на телегу свои грузы и садились сами. Это делало путешествие по жизни более комфортным, а достижение целей более эффективным.

В новой среде старые правила подобны дохлой лошади, которую люди положили на телегу, а сами впряглись на место лошади и тащат все это за собой. Такой довесок сильно усложняет движение. Логично оставить дохлую лошадь и двигаться налегке. Но люди не хотят отступать от традиции. Раз предки не разделяли лошадь и телегу, значит, и нам не нужно. Но они упускают одну существенную деталь — предки сидели в телеге, и лошадь их везла, а не наоборот. Мудрость предков — использовать лошадь, а не тащить ее на себе.

Сегодня лошадь по всем параметрам сдохла — правила давно не соответствуют среде. Но люди продолжают жить по правилам ушедшей эпохи — по традиции. Зачем им это нужно — они такими вопросами не задаются, почитая это чуть ли не богохульством. Как можно спрашивать, зачем жить по традиции — возмущаются они такой постановкой вопроса. Традиция — она на то и традиция, чтобы жить по ней, а не думать, зачем она.

Им невдомек, что всякая традиция есть правила, оставшиеся после ушедшей эпохи. Пока эпоха не ушла, это была никакая не традиция, а насущная необходимость. Нарушать ее было можно, но так же опасно, как пренебрегать законом всемирного тяготения.

Если кому нравится в новых условиях жить по старым правилам — живите. Нравится вам носить тулуп летом — носите на здоровье. Только не заявляйте свой вкус эталоном. Не говорите, что ношение тулупа — святая обязанность, выражение долга, чести и совести…

ГЛАВА 2. Счастье

Все люди стремятся к благу. Но так как каждый человек индивидуален, у него свое представление о благе и свой способ достижения этого самого блага. Это представление называется вкусом. Вкус не может быть истинным или ложным, дурным или высоким. Он может быть лишь вкусом. Все остальное ересь… Когда понимаешь это, «сразу становится понятно, в какой большой степени это всего лишь мои истины» (Ф. Ницше).

Что есть извращение? Это отклонение от нормы. Какая может быть норма, если все индивидуальны? Если нет нормы в одежде, сексе, гастрономии и музыке или взглядах на семью, не может быть и отклонения от нормы. Никакой не может быть. Кто считает свой вкус за норму и эталон, на который все должны равняться, тот идиот (других слов у меня для такой категории людей нет). Если мне нравится то, что не нравится вам, это не значит, что у кого-то из нас отклонение от нормы. Это значит, что у нас разные вкусы.

Еще сто лет назад женщину, показавшуюся на улице в брюках, забирали в полицию. В Судане за это до сих пор судят. Потому что Россия столетней давности и сегодняшний Судан являются религиозными странами. Запрет был основан на Библии «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим» (Втор. 22, 5). Аналогичное место есть в Коране.

Церковь учит, что мужчина должен носить брюки, а женщина юбку/платье (иными словами, одеваться так, как Христос и апостолы). Вы представляете Христа с апостолами в брюках?

Почему женщине нельзя носить брюки, если в Библии на этот счет ничего нет, если в Бога она не верит, и если это удобно? Не найдя вразумительного ответа, женщина одела брюки. Традиция регламентировать одежду развалилась, когда под ней исчез фундамент.

Одним приятно в новых условиях соответствовать нормам прошлого. Другим это категорически не нравится, они хотят жить сообразно ситуации и современным условиям. Каждый счастлив на свой манер, а не на чужой шаблон.

Одни находят счастье в модели поведения, соответствии образу, религиозным или моральным канонам, традиции. Другие счастливы от размера потребления и денег — чем больше, тем лучше. Третьи видят счастье в обустройстве быта и в семье. Счастье четвертых — секс на пляже и ничегонеделание. У пятых приятное чувство рождается от подвига, власти, преодоления, разрушения и созидания. Шестым нужно для счастья творчество, музыка, научные открытия. Для седьмых счастье — искать смысл жизни.

Счастье — это внутреннее ощущение. Размер этого ощущения не пропорционален способу, которым вы его получили. Большое престижное дело может не дать счастья, а какая-то глупость накрыть огромным чувством. Вы помните свои переживания из детства от визита Деда Мороза? Помните атмосферу новогодней елки или дня рождения? По сравнению с размером этого чувства рождавшие его источники ничтожны.

Ценность представляют не сами предметы, явления или действия, а получаемые с их помощью ощущения. Как только внешний источник (не важно, бриллианты это или человек, музыка) перестает быть источником приятных ощущений, мы теряем к нему интерес. Если он начнет быть источником раздражения, мы избавляемся от него.

Возьмем глупую девушку системы «комнатная собачка» и французского императора Наполеона. Девушка добывает счастье шопингом — ходит по магазинам и выбирает модную одежду. Наполеон добывает свое счастье захватом новых государств.

Теперь представим прибор для измерения счастья — «счастьемер» и измерим счастье Наполеона и глупой девушки. Если окажется, что у полководца размер счастья меньше, а у девушки больше, возникает вопрос, чья технология добычи блага эффективнее? Если один получает из сжигания килограмма угля такое же количество тепла, какое другой получат при сжигании тонны угля, значит, технология первого эффективнее второго.

В обществе принято оценивать счастье не по размеру, а по способу добычи. Один добывает большое счастье нетрадиционным способом, а второй добывает малое счастье традиционным способом. В глазах общества второй выглядит приоритетнее. Но здесь уж каждый сам определяйся, что ему важнее, мнение общества или собственное счастье.

Счастье можно сравнить с температурой в доме. Совершенно не важно, чем топят дом, сушеным навозом или бриллиантами (эти камни при определенной температуре горят, сказывается угольное прошлое). Главное, чтобы в вашем доме тепло было.

Теперь представим невероятную ситуацию. Допустим, считается, что порядочные люди не должны пользоваться энергией сушеного навоза. Это выглядит унизительно и недостойно нормального человека. Люди должны получать тепло только от энергии угля.

Еще представим, люди живут в домах с разными системами отопления. Для одних систем лучше подходит уголь, для других навоз. У кого угольные системы, тем повезло. У них и дома тепло, и общественному мнению соответствуют.

У кого системы на сушеном навозе, те перед выбором: или плюнуть на мнение общества, топить навозом и иметь тепло; или соответствовать мнению общества, и топить углем, но не иметь тепла. Третий вариант: днем напоказ завозить во двор грузовики с углем, а ночью завозить сушеный навоз и по-тихому топить свой дом.

Работники хосписа рассказывают, что перед лицом смерти, когда стесняться больше нечего и бояться некого, люди находят в себе мужество признать, что больше всего они сожалеют, что прожили жизнь не как хотели, а как им диктовали шаблоны. Сожалеют, что не нашли в себе сил преодолеть шаблоны и быть смелее в своих желаниях. В том числе и очень неприличных с точки зрения общепринятых и религиозных норм.

Страх перед чужим мнением заставлял людей делать то, чего они не хотели, и не делать того, о чем мечтали. Система манипулировала людьми, подвергая их духовному насилию, побуждая отдать жизнь тому, что им совсем не нужно.

Люди мечтали быть счастливыми, но не решались исследовать свою природу, индивидуальность, сексуальность. Они позволяли проявиться своему «Я» в сокровенных фантазиях. Многие люди напоминают тюрьму, в подвале которой лежит связанное «Я».

ГЛАВА 3. Эрот

Корни всех существующих сексуальных табу родились во время противостояния двух непримиримых врагов — христианского учения и греческой философии. До этого мир не знал таких табу. Как сегодня никто не говорит вам, сколько и какой музыки можно слушать, чтобы оставаться в статусе порядочного человека, так вчера никто не говорил, сколько и какого пола можно иметь сексуальных партнеров, чтобы быть порядочным человеком. Как сегодня каждый сам определяет объем и качество музыки, которую он слушает, так вчера каждый определял для себя объем и качество сексуальных отношений.

Во всех древних цивилизациях Эрос считается одним из высших божеств. Не важно, в чем выражалось это чувство, в гетеросексуальных или гомосексуальных отношениях, в вариантах, предполагающих зачатие или исключающих его. Важно, чтобы Эрос был в жизни человека, наполнял и вдохновлял его.

Через всю историю красной нитью проходит положительное отношение к этой области нашей природы. На древних фресках дохристианских культур, на шумерских табличках, камнях Ики, папирусах изображены сцены сексуальной радости самых разных форматов. Везде встречается культы фаллоса и вагины, соответствующие праздники и традиции.

О свободном отношении к сексу повествует Библия. Например, Авраам велит своей жене Саре использовать свои женские прелести: «… вот, я знаю, что ты женщина, прекрасная видом; и когда Египтяне увидят тебя, то скажут: это жена его; и убьют меня, а тебя оставят в живых; скажи же, что ты мне сестра, дабы мне хорошо было ради тебя, и дабы жива была душа моя чрез тебя. И было, когда пришел Аврам в Египет, Египтяне увидели, что она женщина весьма красивая; увидели ее и вельможи фараоновы и похвалили ее фараону; и взята была она в дом фараонов» (Быт. 12, 11–15).

Лот, которого церковь определяет святым и праведным, предлагает пришедшим к нему людям взять своих дочерей: «И вызвали Лота и говорили ему: где люди, пришедшие к тебе на ночь? выведи их к нам; мы познаем их. Лот вышел к ним ко входу, и запер за собою дверь, и сказал: братья мои, не делайте зла; вот у меня две дочери, которые не познали мужа; лучше я выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно, только людям сим не делайте ничего, так как они пришли под кров дома моего». (Быт. 19, 5–8).

Сюда же история про дочерей, не видевших ничего дурного в связи со своим отцом. «И сделались обе дочери беременными от отца своего» (Быт. 19, 36). Как можно видеть, на секс смотрят не как на грех, а как на радость или способ решения различных задач.

В Евангелие можно найти такое же отношение к сексу. Например, притча про десять дев, пришедших к одному мужчине на «брачный пир» (Мф. 25, 1—13). Не касаясь смысла притчи, заостряю внимание лишь на взятом для примера материале: девушки пришли для сексуального уединения с одним мужчиной. Церковь предлагает понимать выражение «уединились на брачный пир» в том смысле, что девушки закрылись с мужчиной совсем не для секса, а для какого-то невинного занятия, типа, в шахматы всласть наиграться. Это ошибка. Мужчина уединился с девушками совсем для других игр, более приятных, чем игра в шахматы…

Взятый Христом в качестве аллегории материал для притчи говорит об уровне сексуальной свободы того времени. Сам факт использования таких примеров говорит, что во времена Христа это было банальной ситуацией. Если вы в обществе, где для примера берется рецепт по изготовлению котлет из человека, не важно, что вам хотят сказать этой аллегорией. Важно, что вы находитесь в обществе людоедов.

Чтобы христианство получило место под солнцем, его нужно было обосновать не на уровне «примите на веру нашу информацию», а согласовать со здравым смыслом. На пути к этой цели непреодолимым препятствием встала греческая философия.

Она издевалась над христианскими утверждениями, противоречащими самим себе. Церковь не могла этому противостоять. Она призывала верить в свои утверждения, а греки легко доказывали, что это несусветная чушь, стоящая ниже самым глупых суеверий.

Христианству ничего не остается, как изменить стратегию спора. Оно переключается на личности греческих философов, делая упор на их личной жизни. Это как если человек проигрывает оппоненту дискуссию и переключает внимание на детали, не имеющие к теме отношения. Например, говорит своему оппоненту: ты посмотри, какой у тебя нос! С таким носом, и еще лезет рассуждать о таких темах!

Если за спором наблюдает простонародье, эти «аргументы» вызывают оживление. Оппонент в недоумении спрашивает, при чем тут мой нос? А провокатор дальше тему развивает — ты не уходи от ответа, ты скажи нам (показывает широким жестом руки на собравшихся людей), как это человеку с таким носом пришло в голову говорить на такую тему? Зеваки в хохот. Человек все ориентиры потерял и выбит из колеи. Спор проигран.

Когда христианами считались люди, не поклонявшиеся императору, они успешно проигрывали грекам все богословские диспуты. Потому что христианское учение было невообразимой кашей. Никакой логики там не было, сплошные эмоции и байки.

Ситуация меняется, когда бренд христианства присвоили люди, поклонявшиеся не только Богу, исповедуемому иудеями, но и римскому божеству, сыну Юпитера. Новая церковь не видит проблемы в поклонении двум богам, иудейскому и римскому. За это она получает от государства покровительство и выходит на оперативный простор.

Как мы помним, в этот период она смиренно просит государство применить силу против христиан, стоящих на прежней позиции (поклоняться можно только одному Богу). Традиционные христианские общины армия быстро победила. Но заклятого врага церкви, греческую философию, армия победить не могла. Тем более древнее общество было под влиянием эллинской философии, искало в суждениях стройность и здравый смысл.

Силовая технология тут не проходила. А вот технология «посмотрите, какой у него нос» очень даже подходила. Церковь прекращает с греками интеллектуальную полемику и переходит на изобличение носа — работает на толпу, вызывая у нее сильные эмоции.

Кандидат на роль «носа» ищется в самой сильной и эмоциональной области — в сексе. Греки в сексе делили людей не по полу, а по активной и пассивной позиции. Причем не было более и менее возвышенной роли. Каждый отдавался своей природе, и никому не приходило в голову испытывать угрызения совести из-за «неправильного вкуса».

Гомосексуальный секс был такой же нормой жизни, как и гетеросексуальный (это раскрыто в платоновском диалоге «Пир»). На гомосексуальный секс Греция смотрела, как мы сейчас смотрим на секс между супругами. Это было даже чуть ли не обязательно — если у юноши не было старшего наставника-любовника, который давал ему знания и поддержку, взамен получая от него секс, такой юноша считался ущербным.

Некоторые исследователи объясняют этим интеллектуальные и творческие высоты, на которые поднялась эллинская цивилизация. По масштабу мысли, до которых поднялась Греция, выше не поднялся никто. Их мировоззренческий горизонт был невероятно широк.

В силу действующих ныне культурных установок тщательно вуалируется тот факт, что светила древнегреческой мысли в юности имели покровителями взрослых мужчин — философов, геометров, естествоиспытателей и прочее. Как сейчас говорят, их связывала дружба, но в чем именно выражалась эта дружба — этот момент опускают.

Что могло связывать сорокалетнего Сократа и двадцатилетнего Платона? Наверное, что-то такое, что не умещается в понятие дружба. Равно как сегодня такая дружба имеет место между молодой глупой девушкой и зрелым мужчиной. Все всё понимают, но это не принято обсуждать, ибо считается в порядке вещей.

Гомосексуальность не была признаком манерной женственности, как это стало в наше время. Напротив, это было высшим проявлением мужской дружбы, воинственности и мужественности. Самыми сильными и непобедимыми были отряды, сформированные из любовников. Людей спаивали в военный монолит не по родству и землячеству, а по их любовным связям. Это эффективнее всего активировало в людях лучшие качества.

Родственников и земляков люди спокойно предают и оставляют без помощи. Совсем другие отношения между любовниками. Строй из них максимально сплочён, нерасторжим и несокрушим. Любящий стыдится перед любимым обнаружить трусость, он искренне защищает любимого. Больше всего на свете он опасается не смерти, а позора перед лицом любимого человека. Предания гласят, что когда люди из таких отрядов оказывались перед неминуемой смертью, они просили врага убивать их в грудь, а не в спину, чтобы его возлюбленному не пришла в голову мысль, что его любимого убили во время бегства.

Фиванский полководец Паммена говорил, что глупые полководцы соединяют воинов по коленам и племенам, тогда как искусные составляют строй из поставленных рядом любовников. И по факту он был прав — строй из любовников оказывался несоизмеримо мощнее строя из воинов, поставленных без учета этого обстоятельства.

Самое яркое подтверждение этого факта — священный отряд города Фив. Это был отряд из трехсот отборных мужей и знатных молодых людей — 150 любовных пар. Чтобы понять уровень мужественности этого отряда, достаточно сказать, что он победил фалангу спартанцев, превосходящую его по численности в три раза. Ничего подобного за всю историю не было. Спартанцы заслуженно считались непобедимыми, и вот их победили. Это был удар по бренду, после которого Спарта уже не оправилась и начался ее закат.

Натиск священного отряда Фив не мог выдержать никто в Древнем мире. Он был при жизни легендой. Победил его царь Македонии Филипп (отец Александра Македонского). Он обратил нечеловеческое мужество и храбрость фиванцев против них, используя тактический прием ложного отступления. В результате священный отряд был отрезан от основных сил и потерял строй. Далее его просто начали расстреливать.

Когда армия увидела, что лишилась своего главного ударного отряда, произошла паника, быстро переросшая в хаотичное бегство. По свидетельству очевидцев, отряд Фив сражался до последнего воина в полном окружении, один против македонской армии.

Македонцы предлагали священному отряду почетную сдачу, но для этих воинов не было понятия «сдаться». Они ни разу не сдавались за всю историю своего существования. Они или умирали, или побеждали. В этой битве они погибли все. Последние воины, не имея сил сражаться, покрытые ранами, покончили жизнь самоубийством, бросившись на собственные мечи. Так в августе 338 г. до н. э. в битве при Херонее священный отряд из 300 любовников, мужей и знатных юношей прекратил свое существование.

Очевидцы рассказывают, что когда царь Филипп осматривал место сражения, он заплакал при виде трехсот мертвых тел, каждый из которых предпочел смерть почетному плену. Пораженный высотой человеческого духа этих людей, он повелел похоронить их со всеми почестями в братской могиле и поставить на ней памятник — мраморного льва. Этот памятник до сих пор стоит на месте этого захоронения в Греции, у деревни Херонея.

Для нашего уха понятия гомосексуальность и мужество несовместимы. Но по факту храбрейшими из смертных был священный отряд гомосексуалистов. До сих пор в военном деле, когда оценивают стойкость воинского подразделения, этот отряд берется за 100 %.

Стойкость определяется количеством потерянных человек на сотню, после которой начинается отступление. Например, у русских, немцев, кавказцев этот показатель очень высокий, около 50 %. Отряд сохраняет боеспособность при 50 % убитых. У самых никудышных воинов боеспособность утрачивается при 2–3 % потерь (не буду называть из вежливости этих воинов). Так вот, священный отряд Фив при 99 % погибших сохранял боеспособность. Это фантастика — стоял, даже если в живых оставался 1 %.

Отряд со 100 % стойкостью назывался священным по той же причине, по какой Платон называл любовника «боговдохновенным другом». Корни ведут к древнегреческим божествам, к возлюбленному Геракла Иолаю, разделявшему с ним труды и сражения. Аристотель рассказывает, что влюбленные пары перед могилой Иолая клялись друг другу в верности, после чего спаивались в монолит.

Гомосексуализм в Древнем мире имел прямо противоположный образ тому, как это представляется сейчас. Тогда это было признаком людей высшей порядочности и чести, дошедших в своих отношениях до последних вершин, до которых можно подняться. Сейчас это признак порочности и слабоволия, что-то рядом с наркоманией, когда страсть заставляет нарушить принятые в данной культуре табу.

Секс между воинами древности был признаком мужественности, а не порочности. Иногда он обретал совершенно дикие для современного уха формы. Например, после боя воины-победители часто и охотно вступали в сексуальный контакт с телами поверженных врагов. Это была в чистом виде некрофилия — абсолютно табуированная сегодня тема. Но греки, корни современной цивилизации, не видели в этом действии ничего дурного.

Гомосексуализм определили на роль упомянутого «носа». Упрямым оппонентам в диспутах стали говорить: «Да ты лучше скажи, как свою задницу используешь!». Это гарантировало смех в толпе. Не по причине задницы, а по причине, что секс — это область эмоций, сплошной комок эмоций. Это как если сейчас во время диспута спросите своего оппонента: «Ты лучше скажи, в какие места свою целуешь жену!», реакция гарантирована. Не потому, что места для поцелуев кто-то регламентирует, а потому что все, что касается секса, касается глубинной природы человека, и человек не может не реагировать на это. Естественно, оппонент опешит после такого разворота дискуссии. Толпа в хохот, а «победителю» останется добавить, что с таким человеком даже разговаривать нечего.

Чтобы такой полемический прием не выглядел грубо, гомосексуализм нужно было объявить ужасным, богомерзким и богопротивным явлением, которое хуже даже убийства. Тогда можно сказать, что в гомосексуалисте-оппоненте, которого не удается победить в дискуссии, черт сидит и подсказывает дьявольскую логику. Затем призвать стоять за веру и не поддаваться логике. Осталось найти подобному обвинению обоснование в Библии.

ГЛАВА 4. Передергивание

В Библии есть фраза «Не ложись с мужчиной, как с женщиной: это мерзость» (Лвт. 18, 22). Вокруг нее много мнений. Одни понимают ее именно как осуждение самого гомосексуального акта. Другие говорят, что это неправильный перевод, упускающий суть вопроса. Что тут осуждается насилие над человеком, а не сам гомосексуальный контакт.

Добровольная близость осуждалась, если имела ритуальный характер (в древности были разные формы храмовой проституции). Но тут снова осуждались не секс и интимная близость мужчины с мужчиной, а служение иным богам.

Подтверждают эту версию слова Библии: «Вот в чем было беззаконие Содома… в гордости, пресыщении и праздности, и она руки нищего не поддерживала» (Иез. 16,49). Жители Содома и Гоморры были сожжены не за гомосексуальные практики, а за то, что были убийцами, ворами и лжецами. В противном случае, если Бог жег города именно за сексуальную практику, как утверждает церковь, он должен был сжечь все греческие города. Однако Афины или Спарту не постигло то, что постигло Содом и Гоморру.

Если гомосексуализм в Древней Греции был обыденным явлением, то мастурбация — это как воды попить. Диоген это на площадях делал и сокрушался, что так нельзя утолить потребность в пище, поглаживая себя рукой по животу.

Если все греческие философы мастурбировали и им в голову не приходило скрывать это, значит, если еще и мастурбацию представить грехом, они вообще предстанут в глазах благочестивых христиан скопищем порока, в которых живут бесы.

Осталось найти в Библии обоснование для такого утверждения. Тут оказывается все сложнее. Обоснование притягивают за уши из истории ветхозаветного Онана. По Библии, Бог наказал Онана за нарушение Закона. По иудейскому Закону: «Если братья живут вместе и один из них умрет, не имея у себя сына, то жена умершего не должна выходить на сторону за человека чужого, но деверь ее должен войти к ней и взять ее себе в жену, и жить с нею». (Втор. 25, 5). Когда у Онана умер брат, ему сказали: «… войди к жене брата твоего, женись на ней, как деверь, и восстанови семя брату твоему. Онан знал, что семя будет не ему, и потому, когда входил к жене брата своего, изливал семя на землю, чтобы не дать семени брату своему» (Быт. 38, 8–9).

Онан нарушал Закон с женой умершего брата через «прерванный половой акт», как бы сейчас сказали. Но церковь заявила, что Бог наказал Онана не за нарушение Закона, а за мастурбацию. Не беда, что в Библии нет ни единого запрета на мастурбацию. Одно прямое доказательство можно заменить двумя косвенными.

В Евангелии есть фраза «… малакии… Царства Божьего не наследуют» (1Кор. 6, 9—10). Малакиями в эллинском мире называли людей системы «комнатная собачка» — пресыщенных богатых бездельников любого пола, а также лиц на содержании в обмен на секс-услуги — изнеженных юношей и девушек. Смысл фразы переводился как греховность изнеженной праздной жизни. С началом борьбы церкви с греческими философами слово «малакия» переводят не как неженка и тряпка, а как гомосексуалист и онанист. Из этого вывод: гомосексуалисты и онанисты — смертные грешники (не могут попасть в рай).

На войне как на войне — все средства хороши. Онанизм почти на два тысячелетия из акта, ничем не отличающегося от любого иного удовольствия, какое люди могут иметь по своей природе, стал ужасным, постыдным, мерзким грехом. Каким только унижениям и наказаниям не подвергали людей, замеченных за этим занятием. Каждый человек, когда реализовывал эту потребность организма, потом мучился угрызениями совести.

Развивая наступление на сексуальном фронте на своего идеологического противника, церковь начинает осуждать не только философов, но и их женщин. Лесбийский секс был в Греции такой же нормой, как и гомосексуальный. Были целые направления в культуре, сосредоточенные на воспевании этого вида секса. Церковь называет его богопротивным.

На этот раз у нее большая проблема за уши притянуть что-то из Библии, потому что там ни слова на эту тему. Богословы находят выход из ситуации, говоря, что Богу про такое стыдно говорить. Единственная фраза, которую на данный момент удалось найти во всей Библии, — это слова апостола Павла: «…их женщины заменили естественное употребление противоестественным». (Рим. 1,26–27). Согласитесь, «сильный» аргумент.

ГЛАВА 5. Отличие

Каждому учению нужен отличительный признак. Церковь сделала этим признаком сексуальное воздержание. На фоне древнего мира это так выделялось, как выделилась бы сейчас религиозная группа, где все ходят с одной поднятой рукой (в Индии есть такая).

Но чтобы обосновать сексуальный аскетизм, для этого нужно объявить сам секс, вне зависимости от его формы, греховным и постыдным занятием. Но вот проблема, в Библии есть призывы любить друг друга, плодиться и размножаться. А запрета на секс нет.

Тогда богословы придают имеющимся в Библии понятиям, относящимся к сексу, новый смысл. Например, там есть такие понятия, как «блуд» и «прелюбодеяние». Корни двух этих понятий в иудаизме. Блудом называлась близость иудея с незамужней иудейкой, после которой мужчина не брал на себя ответственность за женщину (не брал ее в жены или под опеку). Если мужчина брал девушку под свое крыло, их сексуальный контакт не назывался блудом. Слово «блуд» означало не сам половой акт, а обман ближнего.

Мужчина как более умный и сильный забирал у девушки ее шансы и годы. Особенно остро это касалось девственниц, после секса с ней мужчина должен был взять ее не просто под опеку, а именно в жены, т. е. дать максимальные права, которые распространялись как на материальную сторону жизни, так и на сексуальную.

Последнее выражалось в том, что если мужчина не удовлетворял женщину, она на него жаловалась старейшинам, и те призывали мужа к исполнению супружеского долга. Что хочешь делай, но чтобы твои женщины не жаловались на свою неудовлетворенность.

В большинстве случаев девушка шла на близость не ради любви к сексу, а в надежде попасть под крыло. Мужчина и женщина понимали эти условности. Секс от девушки как бы закреплял этот бессловесный договор. Мужчина принимал аванс и следующим шагом должен был завершить договор. Если мужчина брал «аванс», но не выполнял дальнейшие условия, он в прямом смысле обманывал не только свою ближнюю, но и весь ее род. За такой обман (а не за секс) подлого мужчину-обманщика побивали камнями насмерть.

Ближним у иудеев считался только человек единой крови и веры. Если мужчина-иудей имел секс с девушкой иной веры и племени, после чего не брал ответственности, обмана ближнего тут не было. Потому что иноплеменница и иноверка не была ближней.

Обычно женщине иного племени мужчина давал компенсацию за «сексуальное питание» и считал обязательства исполненными. Если иудей обманывал иноплеменницу (не платил ей оговоренной компенсации или брал желаемое силой), все равно блуда (обмана ближнего) не было. Был обман чужого. Максимум, его оценивали как уголовное преступление, подобное мошенничеству или грабежу, но точно не как религиозный грех.

Прелюбодеянием называлось сексуальное действо иудея с замужней иудейкой. Грех здесь тоже был не в самом сексе, а в обмане ближнего. Образно говоря, берешь машину и катаешься на ней втайне от него, а он ее содержит.

У иудеев было настолько нетерпимое отношение к обману ближнего, что Христос осуждал саму мысль обмануть, видя в ней зерно греха. «Кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с нею в сердце своем.» (Мф. 5,28). Но осуждается тут не само половое влечение, а зарождающееся намерение обмануть ближнего — взять его жену. Секс в чистом виде, без признаков обмана, никогда не считался грехом.

Если иудей делал то же самое с замужней неиудейкой, это не было прелюбодеянием или блудом. Сам по себе сексуальный контакт именно как физиологическое действие не квалифицировался как религиозный грех. Для такой квалификации нужен был основной признак — обман ближнего. Ключевое слово здесь не «обман», а «ближнего». Если обмана нет или обман есть, но это не обман ближнего, деяние не квалифицировалось как блуд.

Чтобы уловить суть понятия «грех», нужно ко всем «не убий»; «не укради» и прочее добавлять слово «ближнего». Например, заповедь «Не убий» не означает запрет на всякое убийство, а только на убийство ближнего. Иначе невозможно было бы объяснить, как так, что в одном месте Библии сказано «не убий» и десятки раз, как и за что нужно убивать.

Бог строго-настрого запрещает убивать ближнего. Чужих он не только разрешает, но во многих случаях обязывает убивать. Чужими считаются те, кто или изначально чужой (люди с другим пониманием мира, иной шкалой ценностей). Второй вариант чужого — бывший свой, причисленный за свои подлые поступки к чужим.

Бог строго-настрого запрещает воровать у ближнего. Красть у чужих он не только не запрещает, но и повелевает. Например, египтяне не были ближние евреям, и потому Бог велит им взять у египтян взаймы золото и не отдавать, а присвоить себе и унести с собой.

Чтобы наши дети не нарвались на крупные и мелкие проблемы, мы учим их отличать своих от чужих. Дядя на улице — чужой, наставляем мы ребенка — не принимай его за своего, что бы он ни говорил и как бы благообразно ни выглядел. Наука, который мы учим детей, нужна нам самим. С одной степенью доверия относись к своему, с другой мерой к чужому. Кто не делает разницы между своими и чужими, тот есть потенциальная жертва.

Новое слово — церковь начинает определять количества сексуальных партнеров. В Библии нет даже намека на что-то подобное. Но церковь говорит, что только моногамная модель семьи от Бога. Полигамную модель она называет богопротивным блудом и грехом, за который грешники будут наказаны как в этой жизни, так и в будущей.

Если церковь права, если для мужчины иметь столько женщин, сколько он себе может позволить, и правда преступление против Бога, тогда непонятно, как Бог награждал своих любимцев огромных количеством женщин? Многие пророки были награждены Богом гаремами — имели десятки жен. Наиболее святые, например, Давид или Соломон, имели сотни жен (это не считая наложниц и рабынь). Библия говорит, что все женщины были дарованы Богом. Но если многоженство тяжкий грех, ведущий к вечным мукам, то Бог, награждая святых людей женщинами, был подобен родителю, награждающему своих детей за хорошую учебу и отличное поведение страшным наркотиком.

Примечательно, что в Библии нет ни слова на тему, сколько жен можно иметь. Там указано, что диакон и епископ должен быть мужем одной жены (1Тим. 3,12; Тит. 1, 6). Но не потому, что одноженцы лучше многоженцев, а потому что хлопот у них меньше. Значит, они смогут больше времени посвятить общине. Здесь все рационально.

В Евангелии есть цитаты: «…муж есть глава жены» (Еф. 5,23); «…прилепится к жене своей» (Еф. 5,31); «…любит свою жену…жена да боится мужа» (Еф. 5,33). Церковь говорит, что если о жене сказано в единственном числе, значит, можно иметь только одну жену. Но если «возлюби ближнего своего» не означает, что нужно любить только одного ближнего, значит, упоминание жены в единственном числе не означает, что можно любить только одну жену. Заповедь «любить ребенка» не означает, что только одного ребенка можно любить.

Кроме того, в Евангелии есть масса мест, где о женах говорится во множественном числе: «Также и вы, мужья, обращайтесь благоразумно с женами» (Шет. 3, 7). «Мужья, любите своих жен» (Еф. 3,25); «Жены, повинуйтесь своим мужьям» (Еф. 5,22).

Нет больше на свете религии, определяющей, сколько человек может иметь секс-партнеров. Есть только требование брать на себя ответственность за тех, кого приручили. Например, ислам говорит: «Блаженны верующие, не имеющие сношений ни с кем, кроме как со своими женами или невольницами, за что они непорицаемы. А те, кто возжелает сверх того, преступают через дозволенное» (Коран 23:5–7). У пророка Мухаммеда было девять жен (и без счета рабынь и невольниц). В современном исламе дозволено иметь четыре жены и сколько угодно наложниц (любовниц на содержании).

И в заключение темы секса — в Библии на некоторые сексуальные практики есть прямой запрет. Например, Библия запрещает мужчинам и женщинам зоофилию. Мужчине «…ни с каким скотом не ложись. Чтобы излить семя и оскверниться от него» (Лв. 18,23). Женщина «не должна становиться перед скотом для совокупления с ним» (Лв. 18,23).

Ок, для верящих в Бога это основание для запрета. А для неверующих Библия какое имеет значение? Когда атеист оправдывает недопустимость сексуальной практики ссылкой на Библию, он верит словам того, в существование кого не верит. Всплывает образ бабушки, не верящей в домового, но блюдечко с молоком ему ставящей.

В противостоянии христианского учения и греческой философии церковь победила не в интеллектуальных диспутах, а как боксер шахматиста — хрясь оппоненту доской по голове, а потом сразу в морду ему, в морду! И все, полная победа.

Сталин, выпускник семинарии, тоже дискутировал со своими оппонентами по этой технологии. Умный больно? Гегеля читал? На противоречия с Марксом указываешь? В лагерь! Как шутил Радек, сподвижник вождя, «ты ему сноску, а он тебе ссылку».

В наследство от противостояния государственного христианства с греческой философией остались подтянутые за уши сексуальные табу. Они утвердились в обществе как требования Бога. Переводы сгладили смысл, и запреты приняли за чистую монету.

Церковь создала троянского коня, полного утверждений, под которыми вообще нет никакого основания, ни рационального, ни религиозного, никакого. Этот конь пасется в нашем сознании уже скоро два тысячелетия, транслируя свои «истины».

Мы пропитаны этими истинами, и, естественно, если даже умом понимаем ситуацию, сердцу не прикажешь. Между привычкой и фактами возникает конфликт. Большинство склонно решать конфликт в пользу привычки. Общество похоже на субкультуру, где в полдень принято, например, прыгать на одной ноге. Никто не понимает, зачем они это делают. Но делают. Потому что считается, что так должны делать порядочные люди.

Когда позиции религии ослабли, устоявшиеся убеждения нашли новые основания — «рациональные». Заявили, что сексуальные практики, запрещенные церковью, запрещены не потому, что они Богу не нравятся, а потому что несут угрозу обществу, делают людей нечестными, подлыми, злыми и прочее. Утверждается, например,

что мастурбация опасна для здоровья, вызывает слабоумие, психические расстройства и ведет к бесплодности.

Этот «рационализм» полностью разбился о простой вопрос: если все эти страшилки реальны, почему они не проявились в древних цивилизациях? Почему древние общества, о сексуальных свободах которых можно судить по оставшемуся от них творчеству, были из здоровых, красивых и умных людей? Или онанизм и иные «извращения» опасны только для христианского и постхристианского мира, а на древние миры они не действовали? Но если даже так (допустим), учитывая практически 100 %-ное распространение мастурбации, мы должны жить в обществе слабоумных, нечестных и больных людей. Но это не так.

Сегодня люди поголовно ориентируются на заповеди Бога, даже не подозревая про это. Они считают, что ориентируются на общечеловеческие ценности, тогда как это всего лишь переименованные религиозные заповеди и нормы общежития старого типа.

ГЛАВА 6. Идеал

Абсолютное зло — когда источником вашего блага являются мучения другого человека. Самый яркий пример — маньяк, наслаждающийся мучениями своей жертвы.

Абсолютное добро — когда источником вашего блага является удовольствие другого человека. Самый яркий пример, какой мне удается найти, — это добровольный секс. Все прямые и косвенные участники процесса получают благо друг от друга, от ощущения своего удовольствия и созерцания чужого удовольствия, не принося никому вреда.

Но почему же только секс — подумает читатель. Например, мать тоже получает от радости своего ребенка огромную радость. Когда он улыбается, издает нечленораздельные звуки, показывая, что ему хорошо, мать окатывает счастьем, как из ведра — брызги летят во все стороны. На кого эти брызги попадают, те тоже поневоле испытывают радость.

Все верно, но материнское счастье не подходит под абсолютное добро. Детское счастье добывается тяжелым трудом и бессонными ночами. Мать прикладывает много труда, прежде чем получить свою радость. Кто скажет, что мать счастлива во время рутинной работы по обслуживания ребенка, тот просто не знает, что это такое.

Материнское счастье добывается трудом и страданиями. Я же провожу мысль, что идеальное благо — это что достигается не трудом и страданиями, а через удовольствие. Когда человек делает то, что ему приятно, и этим делает приятно всем, кто является прямым или косвенным участником процесса. Единственный такой пример — это секс.

В идеальном варианте он не несет никому вреда, не имеет последствий и всем дает удовольствие. Непосредственные участники получают радость. Зрители, если свободны от предубеждений, тоже получают удовольствие. Возможно, даже большее, тут уже вкусы.

В мире нет ничего подобного сексу. Самые чистые удовольствия, если копнуть глубже, кому-то несут проблемы, горе, страдание. Даже вегетарианец, который мухи не обидит и питается растениями, несет вред растениям — убивает живых существ.

Секс в этом смысле вне конкуренции. Если вы попробуете возразить на это, сказав, что творчество несет не меньшее удовольствие как творцу, он наслаждается искусством, так и поклонникам, они наслаждаются его талантом, я с вами соглашусь лишь отчасти.

Творчество требует наличия таланта. Восприятие творчества тоже требует таланта. Если таланта нет, получить удовольствие ни от творчества, ни от приобщения к чужому творчеству невозможно. С сексом все намного демократичнее. Получение удовольствия тут не требует никакого таланта. Эротическая дверь открыта любому здоровому человеку, как, например, любому здоровому человеку открыто удовольствие созерцать пейзажи.

Человек может получать удовольствие от секса. Животные, кроме высших приматов, не могут. У них брачный период носит такой же обязательный характер, как, например, вспотеть во время жары. Никакого удовольствия от потения нет. Аналогично у животных нет удовольствия от секса, их просто природа активирует. Но церковь относит это к недостойным желаниям. В рамках этого она регламентирует технику совокупления (так можно, как нельзя), хотя в Библии на эту тему нет ничего ни от Бога, ни от апостолов, но церковь уже сама с усами. Она постановила, что единственное оправдание для занятий сексом — продолжение рода. Ради удовольствия не нужно и лучше воздержаться, потому что в этом есть зерно греха.

В прошлом в сексе видели дорогу к чистому счастью, вознесению в божественный мир. Отсюда во всех древних цивилизациях сексуально-религиозные культы, храмовая проституция (не путать с коммерческой, это было почетной обязанностью, а не постыдным занятием, как сейчас), Эрос признавался одним из высших божеств.

Эта светлая идиллия исчезла из общества, когда над миром повисла церковная туча. Одно из самых чистых удовольствий, чище которого ничего придумать не получается, вдруг объявили грехом, пропитанным злом и самой грязной мерзостью. «Христианство дало Эросу выпить яду, но он не умер от этого, а превратился в порок» (Ф. Ницше).

ГЛАВА 7. Семья

Каждая среда порождает соответствующие продукты. Тропики порождают пальмы и попугаев. Антарктика порождает мох и пингвинов. Но ничто не вечно под Луной. Как говорил древнегреческий мудрец Гераклит: «Все течет, все меняется». Проходит время, и тропический климат сменяет ледниковый период, на месте моря возникает суша.

Новая среда, пришедшая на смену старой, уничтожает порожденные предыдущей средой продукты. Холод уничтожает порожденную тропиками флору и фауну. Суша уничтожает порожденных морем животных и растения. Шанс выжить в новых условиях есть у того, кто стремится соответствовать им. Рыбы или ноги отращивают, или умирают. Тропические животные или шерстью покрываются, или замерзают.

Это правило касается социума. Форма экономики, семьи, армии, науки, наказания и прочее — все они рождены конкретной исторической средой. Рабовладельческий мир не мог родить капиталистической экономики, а пещерный мир — моногамной семьи.

Большинство думает, что форма социальных институтов всегда была такой, как она есть сейчас. Например, среднестатистический человек, вне зависимости от того, кто он, представитель дикого племени или высокоразвитой цивилизации, уверен, что нормальная традиционная и классическая семья — это та, что ему привычна. Иные социальные модели он не считает семьей, потому что… (далее у всех идет банановая логика).

Человечество знало много вариантов семьи. Например, экзотическая модель — все женщины одной профессии являются женами всех мужчин другой профессии. Образно говоря, все ткачихи являются женами всех охотников. Дети считались общими.

В Непале и Тибете еще недавно нормальной традиционной классической семьей считался союз одной женщины и нескольких мужчин. Если женщина имела одного мужа, это не считалось полноценной здоровой семьей. Так, глупость одна и баловство…

У настоящей, не европеизированной мусульманки понятие «семья» ассоциируется с полигамной моделью, как у пророка Мухаммеда. Когда у мужчины несколько жен — это показатель его силы. Слабый мужчина не способен на такое. Показатель надежности для новых жен — он не бросает старых жен, за которых однажды взял на себя ответственность.

Европейская женщина считает семьей союз одного мужчины и одной женщины. Для нее показатель надежности и верности мужчины — когда у него одна жена. Если больше одной, она не считает такой союз семьей. Почему? Потому что…

Каждая модель следует из среды, в которой родились. На Тибете суровый климат. Для выживания требуется много мужской силы. Это рождает соответствующую модель — союз одной женщины и нескольких мужчин (полиандрия).

В чуть более благоприятных условиях проявляется полигамная природа человека. Как только мужчина получал возможность завести несколько женщин, он тут же ее реализовывал. У самых сильных мужчин гаремы доходили до нескольких тысяч женщин.

С появлением христианства во многих странах единственно законной моделью семьи провозглашается моногамный вариант. В V веке святой Августин пишет: «Сейчас, в наше время и согласуясь с римским обычаем, не допускается более брать себе вторую жену».

Рим ограничивал количество жен из политических и юридических соображений. Пол и число половых партнеров он не регламентировал. Но перед законом у жены должен быть один муж, а у мужа одна жена. Это позволяло свести к минимуму споры о наследстве, правах и обязанностях и вообще организовать порядок с юридической точки зрения.

Сторонники моногамии доказывали свою правоту; сторонники полигамии свою. Все апеллировали к эмоциям — сравнивали себя и противников с благородными и низкими животными. Приверженцы моногамии говорят, что только обезьяны живут гаремами, а лебеди вдвоем всю жизнь. Приверженцы полигамной модели отвечают, что только шакал с шакалихой живут вдвоем, а лев всегда образует прайд — живет с несколькими львицами.

Церковь активно вступает в борьбу за умы. Супруги получали право на наследство, их дети признавались законными, если их союз признавало государство. Исключительно ради это люди всегда хотели узаконить свои отношения — получить перед законом и в глазах общества права для себя и своих детей. Так как церковь денно и нощно была озабочена проблемой увеличения верующих, она добивается монопольного права на признание союза законным. Под это сочиняется в IV веке процедура узаконивания — обряд венчания. Законность брака теперь определяется только венчанием. Венчаться могут только крещеные. Таким образом, желание узаконить свои отношения необходимым образом вело к приятию христианской веры.

В оправдание полученной монополии церковь придумывает утверждение, что только венчание является формой безгрешной и законной формой сексуальных отношений (и то ради продолжения рода, ради удовольствия сексом добрые верующие заниматься не должны, ибо грех).

Если в оправдание предыдущих запретов она хотя бы искала и за уши тянула различные фразы из Библии, то здесь она уже в этом не нуждается. Она вошла в роль и говорит от имени Бога — исходящая от нее информация является святой и непогрешимой только в силу того, эта информация исходит от церкви. Сильная позиция.

Получается, если до IV века обряда венчания не существовало, законных в глазах Бога браков не было. Правда, апостол Павел, через которого, по словам церкви Бог говорит, утверждал: «…если какой брат имеет жену неверующую, и она согласна жить с ним, то он не должен оставлять ее; и жена, которая имеет мужа неверующего, и он согласен жить с нею, не должна оставлять его признавал законность семьи, состоящей из людей разной веры или где один неверующий» (1Кор. 7, 12–13).

Церковь говорит, что богоугодной семьей является только та, что прошла обряд венчания (значит, оба супруга крещеные). Апостол Павел говорит, что верующий и неверующий супруги тоже законная семья. Кому верить?

Христианская Акулина, читая эти строки, про себя подумает — вы все тут ссылки на Писание приводите, а нужно без всяких ссылок просто верить и порядочным человеком жить. Отличные слова. Но откуда получить информацию, как правильно жить? Из сердца?

* * *

Я не ставлю целью возвысить или унизить полигамную или моногамную модель семьи. Я хочу только показать, что нет единственно верной и правильной социальной модели. Все варианты есть результат внешних условий, в которых они формировались.

На время переходного периода, когда старое стремительно умирает, но окончательно еще не умерло, а новое не успело обозначиться, тема семьи подчиняется коммерческим законам, активно культивируемым потребительской средой. Если вчера люди смотрели на свои активы как на ресурс, который нужно вложить сообразно требованиям Бога, то теперь смотрят как на актив, с помощью которого нужно извлечь прибыль. Друг для друга люди в семье давно не стоящие перед Богом супруги. Теперь это деловые партнеры.

Актив девушки — женские прелести. Она ищет, как выгоднее вложить свой актив. Если находит покупателя, заключает с ним деловой договор. По инерции этот договор называют брачным союзом, но по факту это именно деловой договор.

Со временем капитализация женских активов понижается, а капитализация мужских активов растет. Девушка утрачивает свою красоту, ради которой с ней заключали договор. Мужчина становится богаче, сильнее и умнее — приобретает то, ради чего с ним заключали договор. Однажды женский актив уходит в ноль и восстановлению не подлежит.

Мужчина сознательно и подсознательно понимает, что вчера заключенный договор сегодня не приносит ему прибыли. Но если так, то зачем? Раньше обоим было понятно, зачем нужно соблюдать договор — это была своего рода служба Богу, выполнение взятых перед Богом обязательств. Договор носил не деловой, а сакральный смысл.

Сегодня никто из супругов не воспринимает свое супружество службой Богу. Люди видят в браке только свою выгоду. В чем выгода — вопрос индивидуальный. Для одних это соответствие социальным шаблонам. Для других материальные соображения. Для третьих плотские. Можно долго перечислять мотивы, но главное — сакральный характер договора уступил место деловому расчету.

В бизнесе есть присказка: «не важно, о чем с вами говорят, в конечном итоге с вами говорят о деньгах». Перефразируя эту присказку для института брака, можно сказать: «…не важно, для чего с вами хотят заключить брачный договор, в конечном счете его хотят заключить для своей выгоды». Когда обе стороны видят свою выгоду — вопросов нет, все понятно. Но когда одна из сторон перестает ее видеть, зачем ей продлять договор?

С поиска выгоды начинается знакомство и сближение. С поиска выгоды начинается охлаждение и расставание. Выгода — барышня ветреная. Сегодня она здесь, завтра там. И так как под браком сегодня нет ничего, кроме выгоды, он гарантированно погибнет.

ГЛАВА 8. Скрепы

Можно выделить четыре основных фактора, в недавнем прошлом побуждавших людей объединяться в тот или иной социальный союз, — это экономика, религия власть и культура. Они сдавливали вступивших в союз людей, как железные обручи сдавливают деревянную бочку. После вступления в брак разводы были в принципе невозможны.

Чтобы понимать, насколько прочными были скрепы, достаточно сказать, что когда король Англии Генрих VIII решил развестись с женой, ему пришлось с Папой Римским разругаться и свою карманную церковь создать — англиканскую.

Состоящие в браке дворяне или простолюдины могла как угодно люто ненавидеть свою половину, но развестись у них не было шанса. Проще было убить супруга, чем развестись (что и практиковалось). Однажды защелкнувшийся замок не размыкался.

Власть толкала людей соединяться, видя в этом стабилизацию и упрочение системы. Семейный человек относительно холостого выгоднее и управляемее. У него были новые стимулы работать, а это значит, он платил больше налогов, пополняя бюджет государства.

Дети в семьях рождались активнее — контрацептивов не было, аборты строжайше запрещались, а проституция порицалась. Мужское желание плюс женская беспомощность перед мужем выливались в регулярное производство новых граждан.

К экономическим стимулам создания семьи относилось, например, отсутствие пенсий. Дети были вашей пенсией. У кого не было детей, того в старости некому было кормить. Чтобы завести и вырастить детей, нужно было объединяться в длительный союз.

Помимо долгосрочных планов это было удобно в сиюминутном отношении. Одна работа больше свойственна женщинам (печь, прясть); другая мужчинам (охотиться, пахать). Совместное хозяйство было эффективнее; вместе детей растить было проще.

Еще одним побуждающим мотивом была налоговая политика. Налоги брали не с человека, а с «дыма», с дома, из трубы которого шел дым. Сколько людей жило в доме, не важно. Поэтому чем больше людей жило под одной крышей, тем было выгоднее.

Религиозным стимулом создавать семью было объявление этого богоугодным делом. При свидетелях вступающие в брак люди давали клятву Богу жить вместе до смерти. Кто нарушал клятву, тот, получалось, обманывал Бога, святотатствовал. Перед нарушителем все двери закрывались, друзья отворачивались. Обман Бога приравнивался к убийству.

Последний фактор, культурный, выражался в том, что человека программировали с пеленок, внушая ему, что одно из самых главных дел жизни — создание семьи. Холостого не считали полноценным членом общества, относя к убогому, странному и больному.

Вчерашняя среда в прямом смысле сдавливала людей, заключивших брачный союз. Давление было многослойным, и преодолеть его было нереально. За женихом и невестой стояли родители. Следующим кольцом их опоясывали родственники. Третье кольцо — друзья и знакомые. Эту эшелонированную систему опоясывала религия. Последним весь этот слоеный пирог охватывало государство, намертво связывая конструкцию в монолит.

Сегодняшняя среда в виде культуры, атмосфера развлечений и соблазнов отрывает людей друг от друга, даже если они слепились в семью. Когда со всех сторон соблазны и у людей нет сил и стимула отказаться от соблазнов, семья воспринимается как оковы.

Оцените разницу — вчерашние условия сдавливали людей, а сегодняшние разрывают. Одно дело, когда превосходящая сила прижимает людей друг к другу, другое дело, когда отрывает. В том и другом варианте человек не имеет сил противостоять.

Но даже вчера, когда сдавливание было мощным, семьи все равно распадались. Сегодня, когда усилия сменили вектор в обратную сторону, у социальной конструкции нет шанса выжить. Все известные модели семьи трансформируются во что-то иное.

Экономический стимул к объединению сегодня тоже исчез. Мужчина и женщина могут спокойно обойтись друг без друга. Им целесообразнее встречаться для приятных эмоций на ограниченное время, чем связываться в круглосуточное проживание. Основное время и силы люди сегодня ориентированы тратить не на быт и детей, а на продвижение по социальной лестнице, получение новых знаний и вообще на все, что делает их сильнее.

Один из мощнейших вчерашних стимулов, дети, сегодня тоже не работает. Детей заводят не с целью в будущем иметь в их лице пенсию, а как развлечение. С той же целью заводят домашнюю собачку. Плюс давление традиции — надо. Зачем надо, люди не могут ответить. Просто надо, и все. Хотя многие признают, что дети — это обуза, а не усиление.

Религиозного стимула сегодня тоже нет. Религиозные свадебные ритуалы не имеют сакрального смысла. Никто не воспринимает их клятвой перед Богом. Соответственно, развод никто не считает нарушением божественной клятвы. Если вы на следующий день после свадьбы разведетесь, никто вам слова не скажет. Сегодня ваше семейное положение — это ваше личное дело. Людям больше интересны ваши таланты, деньги, связи и ресурсы.

Смысл семьи передает такой образ: представьте пропасть, на которой лежит балка. Через балку перекинута веревка, концы которой свисают в пропасть. За один конец держится мужчина, за другой женщина. Они висят над пропастью и не падают, пока не выпускают из рук веревку. Стоит одному отпустить веревку, как оба упадут в пропасть.

В одной ситуации равновесие сохраняется, если за один конец держатся несколько мужчин, а за другой — одна женщина. В другой — наоборот, за один конец держится один мужчина, а за другой несколько женщин. В третьей ситуации равновесная модель возникает, если за один конец держится один мужчина, а за другой одна женщина.

Изменение количества висящих на любом конце веревки нарушает равновесие системы, что приводит к падению всех в пропасть. Поэтому вчера все искали противовес. Сегодня ситуация в корне изменилась. Теперь веревка не свободно перекинута через балку, а завязана вокруг нее крепким узлом — за нее может держаться один человек, не боясь соскользнуть в пропасть. Противовес при так закрепленной веревке не нужен.

Люди как бы качаются каждый на своей веревке и на время слепляются с другим таким же качающимся. Одним комфортно с одним слепиться. Другие ищут уже слепленную группу и присоединяются к ней или свою создают. Все стало индивидуально.

Новые условия изменили отношение ко вчерашней модели семьи. Если вчера брак старого формата делал людей сильнее, то сегодня он их ослабляет. Но семья, в которую люди хотят слепляться, — это союз, который в первую очередь делает людей сильнее. Что ослабляет человека, то нельзя назвать семьей. Это что угодно, союз любовников или друзей, партнеров и прочее, но только не семья. Это развлечение, где люди остаются, пока им нравится. Сходятся они не потому, что их среда заставляет, а чтобы получить свое благо. Сошлись и, пока им приятно, живут вместе. Надоело — тут же разошлись.

Этимология слова супруг/супруга от слова «упряжь». Муж и жена впрягались в свои проблемы и тащили их вместе. Сейчас нет проблем, требующих впрягаться в упряжь. Но сила инерции огромна — люди впрягаются в упряжь и ходят парой не потому, что так им жить легче (жить, напротив, тяжелее, свободы меньше, неудобств больше). Впрягаются в упряжь, потому что так принято. Для основной массы это убедительный аргумент.

Семью сегодня создают, чтобы удовлетворить подсознательный шаблон и доказать свою полноценность. Чтобы все было «как у людей». Основной стимул не религиозный и не экономический, и даже уже не культурный. Основной — это фотосессия, запечатлевшая большой праздник, где ты главный герой/героиня и все вращается вокруг тебя.

Возникает вопрос: зачем мне семья? Потому что так принято? Это, конечно, мощный аргумент. Но не для всех. Многим подобная аргументация не кажется убедительной. Еще зачем? Чтобы рядом был близкий человек? Но разве для этого обязательно вместе жить? Разве дружба требует официального подтверждения со стороны государства? И вообще, при чем тут дружба и совместное проживание? Этот аргумент тоже отпадает.

Может, чтобы иметь постоянного сексуального партнера? Тоже непонятно, как это связано с регистрацией в госорганах. Кроме того, люди иногда устают друг от друга. Раньше деваться было некуда, люди ненавидели друг друга, но жили. Ради детей, ради квартиры, для окружающих и прочее. Сейчас всего этого нет. И раз так, то зачем?

* * *

Условия прошлой эпохи формировали определенную иерархию, где мужчина был существом первого сорта, а женщина второго. Причина такой иерархии — в прошлой эпохе первенство определяли физическая сила, дерзость и прочие типично мужские качества. У женщины от природы не было этих свойств, что определяло ее вторичный статус.

Мужчина главенствовал, потому что был добытчиком и защитником. В его глазах женщина была примерно как сегодня автомобиль. Если я его содержу, значит, ездить на нем должен только я, а не кому захочется. Понятная и справедливая позиция.

Сегодня среда изменилась. В новой среде физическая сила и дерзость не решающие факторы. Приоритет обеспечивают интеллект и воля. Эти качества присущи мужчинам и женщинам. Плюс у женщин есть специфические качества — женские прелести, развитая интуиция, они менее агрессивны, тоньше. При умелом пользовании эти качества с лихвой компенсируют более организованный мужской ум, авантюризм, дерзость и прочее.

Основанием всех известных на сегодня моделей семьи, не важно, моногамных или полигамных, является мужской приоритет. Он был основан на условиях прошлой эпохи, где были востребованы сугубо мужские качества. С приходом новых условий принцип мужского приоритета неизбежно исчезнет. Вместе с ним исчезнут старые формы семьи.

Поклонники старины должны понимать, что продукты, рожденные прошлой эпохой, будут разрушены новой эпохой так же неизбежно, как пальмы, рожденные тропической средой, будут неизбежно убиты арктическим холодом. Можно, конечно, разводить рыбу в лужах, оставшихся от моря, но когда лужа высохнет, у рыбы, которую вы с таким трудом вырастили, две перспективы: или сдохнуть, или отрастить ноги и стать земноводным.

Чтобы предстоящая трансформация меньше печалила вас, опустите свое понятие «семья» с полочки «святая истина», куда вы ее сгоряча поставили, на полочку «личный вкус». И живете по своему вкусу, ориентируясь на свое благо, а не на банановую логику.

ГЛАВА 9. Инстинкт

Сутью соли является ее соленость. Без солености нет соли. Сутью жизни является ее стремление к исполнению своих желаний. Подчеркиваю, исключительно своих, не чужих. Без этого стремления жизнь невозможна, как квадрат невозможен без углов.

Чем благо более фундаментально, тем с большими потерями для другой жизни оно достигается. Единственная жизнь, существующая не благодаря чужой смерти, — это жизнь, стоящая в самом начале пищевой цепочки, питающаяся небиологическими веществами. Все остальные формы жизни не могут существовать, если другие жизни не будут умирать.

Быть в наличии — главное благо и основа всякого блага. Следующий уровень блага — удовлетворение желаний, порождаемых инстинктами. Инстинкты бывают как плотскими, так и духовными. Когда мы голодны или сексуально возбуждены, внутри нас возникает дискомфорт от неудовлетворенности плотского инстинкта. Чтобы избавиться от него, мы насыщаем свои желания. В результате у нас возникает приятное чувство — благо.

Так же мы испытываем дискомфорт, когда духовный инстинкт не удовлетворен. Возникает приятное внутреннее ощущение от насыщения духовного инстинкта. Внутри нас поднимается гордость за самих себя или умиротворение и прочие чувства.

В двух словах поясню, что я разумею под словосочетанием «духовный инстинкт». Начну с понятия инстинкта вообще — это программа, порождающая желания. Никто ее себе не формировал. Живые существа уже рождаются с этой готовой программой.

Пример духовного инстинкта — это, например, страх. Новорожденный ягненок, который в жизни никогда не видел волка, увидев его первый раз в жизни, испугается, хотя волк не будет делать ему ничего плохого (допустим, мы ему успокоительное дали). Потому что в ягненке стоит флешка, на которой записана информация бояться волка.

Еще пример духовного инстинкта — чувство жалости. Это чувство тоже рождается не разумом, а программой, духовным инстинктом. При виде мучающегося существа на нас помимо воли, как потоотделение в жаркую погоду, накатывает жалость. Нам некомфортно и хочется избавиться от этого чувства. Когда мы помогаем страждущему, нами движут не благие порывы, а стремление к своему благу — мы хотим избавиться от дискомфорта. Если не можем — стараемся забыть о страдании. Если не хотим — находим оправдание своему действию/бездействию. А к насекомому у нас нет жалости, и потому мы их тапком…

В желании помочь страждущему не больше высокого, чем в желании утолить голод. За чувством голода стоит один инстинкт, за состраданием другой, но это частности. Так что нет плохих и хороших людей. Все люди, как и все живое, — эгоисты. Просто одних на помощь страждущим гонит духовный инстинкт (а не они сами идут, потому что, если сами, то почему не ко всем страждущим?). Других не гонит.

Первых принято называть добрыми людьми, а вторых негодяями. Но то, что делают первые, лишь внешне хорошо. Глубинный движущий мотив — свое благо. Когда человек говорит, что не может на что-то смотреть без слез, и он старается исправить картинку, он в первую очередь стремится избавиться от своего дискомфорта. Если страдание не вызывает дискомфорта, человек и не подумает помогать страдающему. Вы не помогаете голодающим в Африке, максимум, скажете дежурные слова сочувствия, потому что у вас нет дискомфорта от их страданий и, следовательно, нет мотива помогать им.

Духовный инстинкт есть не только у человека, но и у высших животных. В сети есть видеоролик, где леопард убивает обезьяну и тащит ее на дерево. Вдруг видит, за ногу мертвой мамаши держится живой детеныш. Беспомощный, он падает на землю. Находящиеся неподалеку гиены видят упавшего малыша. Сгорая от нетерпения, они ждут, когда леопард уйдет, чтобы сожрать детеныша. Но хищник вдруг прыгает вниз, аккуратно берет малыша за шкирку и сажает на дерево, чтобы гиены его не достали. Зачем хищнику спасать детеныша, а, например, самому его не съесть или проигнорировать и бросить?

Есть видеоролик, где бегемот спасает антилопу от крокодила. Много роликов, как собаки спасают людей и животных. Много историй про дельфинов. Зачем бегемоту помогать антилопе? Зачем собакам и дельфинам кого-то спасать? Никакого блага они не получают. Напротив, бегемот или собака рискуют, леопард недополучает. Зачем же они это делают? Затем же, зачем и человек, — выполняют порождаемые программой желания.

Кроме врожденных установок (плотский и духовный инстинкт), есть искусственные — понятия нормы и табу. Этих установок не было от природы, они возникли в процессе жизни.

Окружающая среда записывает их нам на подсознание. Если человек вырастет в племени людоедов, у него будут одни нормы и табу; если в среде аристократов — другие. Он с равным рвением будет стремиться соответствовать своим установкам. Если ему это удается, он испытывает удовольствие. Если не удается — чувствует себя несчастным.

Проследив человека от пещеры до сегодняшнего дня, я вижу, что им всегда двигало стремление к своему благу и никогда к чужому. Даже то, что внешне кажется заботой о чужом благе, на самом деле является удовлетворением своего духовного инстинкта.

ГЛАВА 10. Убийство

Само действие, без учета ситуации, не подлежит оценке. Добро или зло резать тело человека ножом — зависит от того, у кого в руках нож. Хорошо ростовщичество или плохо, добро или зло высокий процент — все это индивидуально. Без кредитного капитала экономика резко замедлится, что в современных условиях зло. В рискованном проекте высокий процент оправдан, потому что там высокие риски. Запретить высокие проценты, значит, запретить финансировать рискованные предприятия. А они двигатель прогресса.

Никакое действие само по себе не может быть грехом, как нож не может быть ни добром, ни злом. Греховность определяет направление действия, намерение. Вы можете не убивать и быть повинны в убийстве. Можете убить, но не быть повинны в грехе убийства.

Например, враг идет убивать ваших близких. Остановить его можно, только убив его самого. Вы перед выбором: или действием убить врага, или бездействием своих близких. Выбирайте. Здесь нет вопроса «убивать или не убивать». Убить в любом случае придется. Вопрос сводится к дилемме, кого убивать — врага или ближних; как убивать — действием или бездействием. Но это уже не нравственные, а чисто технические вопросы.

Кто в такой ситуации, имея возможность убить врага, не делает этого, потому что он смирный, тихий человек, и тем самым позволяет врагу убить своих близких, тот повинен в грехе убийства. Кто убивает врага и тем самым спасает своих близких, тот безгрешный человек. Кстати, убийство врагов в христианстве — одно из оснований для причисления к лику святых. Существенная доля святых — это кто много убил тех, кого считал врагом.

Представьте своего близкого, попавшего в руки маньяка. Спасти его нельзя. Маньяк будет его страшно и долго мучить, пока не замучает насмерть. У вас есть кнопка, нажав на которую вы сразу убьете жертву маньяка — своего близкого. Перед вами два варианта. Первый: не нажимать кнопку, обрекая человека на продолжительные муки до смерти. Второй: нажать кнопку и убить, избавив от мучений. Какой вариант предпочтительнее?

Вы не видели детей подросткового возраста в теле трехлетнего ребенка, вся жизнь которых сводится к наркотическому забытью, а в перерывах они кричат от боли? Я тоже не видел. Мне рассказывали люди, работающие в таких учреждениях.

Ребенок всю жизнь проводит в двух состояниях — наркотическом сне и крике от боли. Он всегда или кричит, или спит после обезболивающего. Он всегда лежит, так как не может ходить, его мышцы атрофированы. Такому ребенку больно жить. Люди гниют в своей боли и мечтают о смерти. Но так как в обществе работает установка, что убивать — это плохо, имитация добра порождает большее зло, чем могло быть от природы.

В таких местах иногда находятся люди, которые, насмотревшись на мучения детей и вообще людей, решают совершить акт милосердия — дать детям желанный покой. Таких медсестер и врачей называют «ангелы смерти». Общество приравнивает их к маньякам и серийным убийцам. За что? За то, что избавили человека от пожизненных страданий.

Жизнь — не всегда благо. Равно как и смерть не всегда добро. Человеку свойственно убегать от смерти. Но в некоторых ситуациях ему свойственно убегать от жизни. Иногда он нуждается в посторонней помощи, чтобы жить; иногда чтобы умереть. Подходить ко всему со стандартной линейкой — значит лишать больных смерти и обрекать на муки.

Убийство является абсолютным злом, если можно обойтись без него. Убийство ради корысти и развлечения — зло. Если случилась сиюминутная неприятность, о которой вы толком и не вспомните через год, и вы, убегая от дискомфорта, лезете в петлю, такое самоубийство — зло. Если вы через самоубийство избавляетесь от боли — это добро.

Высшее и абсолютное зло — боль. К боли не привыкают, она так же ярко ощущается на десятый день, как и в первый. Большее благо умереть, чем жить в боли. Второе состояние — жить без боли и искать благо. Третье состояние — жить без смерти и с благом.

Тема смерти и жизни не так однозначна, как представляется большинству. Общество закрывается от неприятных тем, как любой человек от экскурсии к умирающим детям или в отделение гнойной хирургии. Мы хотим быть счастливыми, и потому не желаем видеть неприятное. Не хотим даже думать про это. Мы закрываемся от кричащих детей.

ГЛАВА 11. Разделение

Если конкретный «Я», который сейчас пишет этот текст, исчезнет, для исчезнувшего меня исчезнет мир, данный мне в ощущениях. Все существует для существующих. Для несуществующих ничего не существует. Если меня не будет, для меня вообще ничего не будет, ни Вселенной, ни любого мыслимого и немыслимого существования.

Я — основа мира, данного мне в ощущениях. Без меня мир не может существовать, так как его некому будет ощущать. Абстрактно, безотносительно к кому-либо можно сказать, что мир после моей смерти не исчезнет, но это пустое утверждение. Для меня существует только то, что я осмысливаю и ощущаю. Если меня не будет, для меня ничего не будет.

Абстрактной истины нет. Есть только конкретная истина. С позиции этой истины вы — высшая ценность. Вселенная и вообще все, что дано нам в ощущениях, есть, пока вы есть. Вы вмещаете в себя через ощущения целый мир, и значит, вы и есть мир.

Каждый считает себя высшей ценностью. На словах люди много чего говорят, но я склонен доверять информации, которую говорят делами, а не словами. Если смоделировать ситуацию, где нужно умереть вам или соседу, и выбор делаете вы, я нисколько не сомневаюсь, что вы примите правильное решение. Не потому, что вы бессердечный, а потому что высшая ценность приоритетнее низшей ценности.

В прошлом высшей ценностью каждый член общества считал общество. Сегодня все считают высшей ценностью себя. Я знаю много людей, говорящих словами, что человек не животное, что у него есть ценности выше собственной жизни и прочее. Но делами эти люди говорят совсем другую информацию. Они говорят, что нет ничего выше меня.

Зачем же человек так упорно словами отрицает эту истину? Когда он грелся у костра в кругу соплеменников или верил в Бога, у него было одно мировоззрение, и был мотив жить по правилам, сформированным этим мировоззрением. Но сейчас он живет в других условиях, и естественно, у него нет мотива жить нормами ушедшей эпохи. Зачем же он так упорно держится за старые нормы? Да, на словах, не на делах, но все равно — зачем?

Я вижу единственное объяснение — по инерции. Ему так спокойнее. Потому что то настоящее, чем каждый из нас живет, если обнажить его, оно подсознательно страшит. Ну что же, я не против. Если нам всем так комфортнее, давайте говорить высокие слова. Только это не влияет на общий вектор. А он сегодня имеет совсем другое направление.

Чтобы быть до конца понятым, уточню понятие «человек». Вы — это не ваше туловище плюс руки-ноги-голова. Человек — существо социальное. Вы — это вы плюс ваши близкие. Вы кончаетесь не там, где кончается ваше тело, а где кончается ваш ближний круг.

Ближние — это люди, чью боль и радость вы чувствуете так же, как свою (или даже острее). Чем меньше вы ощущаете боль или радость человека, тем меньше он близкий вам. Если никаких чувств не испытываете от его боли и радости, значит, он чужой. Вы равнодушно слушаете о гибели тысяч людей в далекой стране. Но если среди них будет ваш близкий, событие получит мощный эмоциональный окрас и взорвет ваше сердце.

Ближний круг — это вы. Точнее, продолжение вас. Круг имеет множество сфер. Его центр составляет ядро, самые близкие люди. Далее менее близкие. Потом едва близкие. И наконец, посторонние. Весь мир делится на «Я» и «не Я», на своих и чужих.

Чтобы правильно понимать смысл библейских заповедей, нужно добавлять к ним слово «свой». Например, «Не убий» нужно понимать «не убий своего». Чужих можно и нужно убивать, что детально расписано на многих страницах Библии. Свой — это не друг и не родственник, а единоверец. Если друг и родственник не покорен Богу — убей его!

«Если будет уговаривать тебя тайно брат твой… или дочь твоя, или жена твоя на ложе твоем, или друг твой, который для тебя как душа твоя, говоря «пойдем и будем служить богам иным, которых не знал ты и отцы твои», богам тех народов, которые вокруг тебя, близких к тебе или отдаленных от тебя, от одного края земли до другого, — то не соглашайся с ним и не слушай его, и да не пощадит его глаз твой, не жалей его и не прикрывай его, но убей его; твоя рука прежде всех должна быть на нем, чтоб убить его». (Втор. 13, 6–9).

К своим одна мерка, к чужим другая. Неприменимое к своему применимо к чужому. Девиз реальной жизни: «НЕ ДЕЛАЙ ближнему того, чего не хочешь себе»; «ДЕЛАЙ чужому то, чего не хочешь себе, если это ведет тебя к цели». Цель оправдывает средство.

Свой не равен чужому. В критической ситуации каждый спасает своих (в том числе за счет чужих). Если тонет ваш и чужой ребенок и спасти можно только одного, вам в голову не придет спасать чужого. Насколько это цинично, настолько правда.

Побеждает тот, кто перестреляет, переговорит, перехитрит чужих и встанет грудью на защиту своих. Кто спасает чужих в ущерб своим, тот выглядит предателем в глазах и своих, и чужих. Кто применяет к чужим мерку, предназначенную для своих, тот демонстрирует не честность и прочие высокие качества, а глупость и наивность.

Правда — это стремление к своей истине. Когда вас призывают служить правде, не ориентируйтесь на высокие слова. Задайте себе вопрос, в чем ваша выгода? Если вы не видите выгоды и тем более видите вред от этого действия, это не правда, а манипуляция.

Теория гуманизма учит, что все люди равны. Самую большую выгоду от пропаганды равенства получают те, кто считает себя выше всех, но призывает к равенству. Введенная в мир идея равенства выполняет функцию желудочного сока паука, впрыснутого в муху. Когда внутри мухи все переварится, паук высасывает через трубочку готовое питание.

Жизнь не бывает злой или доброй. Она бывает одного типа — ищет свое благо. Злой или доброй она является только с позиции другой жизни. Каждая жизнь идет к своей цели. Цели у всех разные. Зачастую достижение моей цели исключает достижение вашей. Или хуже того, достижение цели одной жизни возможно только через смерть другой жизни.

На «Титанике» всегда не хватает спасательных шлюпок. Это закон жизни. Здесь нет места идеалам, сочиненным в уютной безопасной атмосфере. «Я не отвергаю идеалов, я только надеваю в их присутствии перчатки» (Ф. Ницше).

Все течет, все меняется, что сегодня помогает, завтра может мешать. Вчерашнее добро завтра может оказаться злом. Неизменно только одно — стремление к своему благу. В XIX веке лорд Пальмерстон сказал: «У Англии нет постоянных врагов и друзей. У Англии есть постоянные интересы. Наш долг — защищать эти интересы». Я говорю: У меня нет постоянных ценностей. У меня есть постоянная цель — мое личное благо. Это благо заключается в победе над смертью. Я не могу его достигнуть один. Для этого нужны усилия многих. Следовательно, все мои единомышленники — мои близкие. Кто не хочет двигать камень, не важно, по каким причинам, тот для меня чужой. Это точка отсчета, от которой простраивается вся последующая логика моих мыслей и действий.

Я полностью солидарен с Христом, отказавшимся назвать свою мать и братьев близкими. Ближними основатель христианства недвусмысленно заявил тех, кто разделяет его идею и делает с ним общее дело. А остальные… В лучшем случае знакомые…

«Когда же Он еще говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мф. 12,46–50).

ГЛАВА 12. Неравенство

Пропагандисты всеобщего равенства используют технологию паука. Она ослабляет сопротивление целых народов и переваривает их в кашу. До идеи равенства у людей не было иллюзий. Вот свой, вот чужой. Своему доверяем, с чужим держим ушки востро… Равенство снимает бдительность, размягчая сознание и делая удобоваримым питание.

США позиционирует себя цитаделью свободы и равенства. Статуя Свободы обещает всем униженным и оскорбленным свободу и равенство. Чтобы оценить юмор, вспомните, как белые братья до 50-х годов XX века вешали в США на магазинах таблички для черных братьев: «черным вход воспрещен». И судили в Нюрнберге немцев за то, что те вешали на магазинах таблички для еврейских братьев: «евреям вход воспрещен».

За что наказали немцев? За попрание идеи равенства? Нет. Их наказали не за запрет, а за «кому запрет». Америка на тот момент считала, что черным братьям можно запрещать входить в магазины и сидеть на лавочках, а еврейским братьям нельзя. Почему? Как вам сказать… Ну потому что… В общем… Давайте обсудим это в другой раз.

Идея искусственного всеобщего равенства создает большее неравенство, чем оно возникает в естественных условиях. Равенство, как и всеобщая любовь, — это набор слов для трибуны, а не для жизни. Дальше трибуны эта книжная барышня не ходит.

Народы живут своим естеством, пока не парализованы проповедниками всеобщего равенства. Китайцы живут по природе, а не по гуманизму — делят мир на своих и чужих, на людей и чертей. Люди — это китайцы. Остальные — черти. Слово «черт» не имеет религиозного оттенка, его смысл «иные существа». Черные черти — негры; белые черти — европейцы; красные черти — индейцы. У китайцев одна модель поведения для своих (китайцев) и другая модель поведения для иных существ (для чертей).

Кавказцы, арабы и прочие народы видят окружающий мир охотничьим угодьем. Кто не в их стае, на того смотрят как на потенциальную жертву, добычу. Это не значит, что они плохие. Это значит, что они, в отличие от коренных жителей Европы, еще живые. А Европа мертвая, потому что ее пропитал яд гуманизма и теория всеобщего равенства.

Я полагаю, что если общество подает признаки жизни (у Европы прощупывается слабый пульс, но он угасает), у него есть шанс избавиться от вируса и встать на ноги. Для этого нужно освободиться от злокачественной опухоли — рожденных гуманизмом химер.

Сами они не рассосутся, терапевтическим путем от них не освободишься. Тут нужна только хирургия — резать нужно. Будет операция удачной или добьет и без того дышащего на ладан пациента — это второй вопрос (потому что ему терять нечего). Первый вопрос — кто может взяться за это. Я не вижу даже зачатков такой силы. Без нее Европа не встанет с одра Прокруста-гуманиста (он любит людей за их вкус и сочность).

Когда люди считают, что единомышленник, единоверец и единоплеменник ближе обывателя, иноплеменника и иноверца, — они сплачиваются и становятся сильнее. Кто живет абстрактными гуманистическими истинами, тот становится питанием первых.

Христианство позиционирует себя самым человеколюбивым учением. На словах оно проповедует равенство. Но дальше слов здесь не ходит. Ни один христианин не ставит свою религию вровень с другой религией, свою церковь вровень с другой церковью.

Ислам призывает всех людей считать братьями, но не ставит единоверца вровень с иноверцем. К иноверцу у мусульман одно отношение, к единоверцу другое. Мусульмане называют лиц, не исповедующих ислам, презрительной кличкой — гяур. Христиане звали не христиан погаными (лат. paganus — сельский, современный аналог «деревенщина»).

В священных христианских и исламских текстах есть слова о всеобщем равенстве. Пусть они не исполняются, но хотя бы есть. В иудейских текстах нет даже таких слов. По иудаизму есть только один избранный народ — евреи. Остальные, минимум, не избранные. Максимум, это даже не люди, а животные в человеческом обличии — гои. Этот термин означает от «не совсем человек» до «чужой человек», аналог дикого грязного варвара.

Идея всеобщего равенства — дикость, обман, извращение сути бытия, противное идее жизни. Всеобщее равенство — признак смерти. Равными люди становятся на кладбище. Пока они живы, они не равны. Первый признак жизни — неравенство.

В живом организме органы не равны. Глаз выше пальца, а сердце выше глаза. Если встанет выбор между сердцем и глазом (или глазом и пальцем), ответ будет очевиден. Все равны только в мертвом организме. Сердце трупа нисколько не ценнее глаза или пальца.

С развитием растет неравенство членов. В примитивной клетке все органы примерно равны. По мере развития проявляется иерархия — появляются более и менее важные участки. С обществом происходит то же самое. В первобытном племени все равны. По мере развития происходит дифференциация. Ее корни в разной природе разных объектов.

ГЛАВА 13. Разные

Если одних кормить хорошей пищей, а других плохой, у первых будет здоровое тело, у вторых больное. Если одни потребляют развивающую их информацию, а другие оглупляющую, из первых получатся интересные люди, а из вторых тупое быдло. Кто мне скажет, что качество пищи (не важно, гастрономической или информационной) не влияет на состояние тела или личности, тот скажет очевидную глупость. Питание формирует. Как говорили древние, ты есть то, что ты ешь. Для личности это еще вернее, чем для тела.

Понятно, как оградить людей от вредной пищи, не нарушая их свободы. Достаточно дать информацию о качестве пищи, и ориентир на благо сделает свое дело. Как оградить людей от оглупляющей информации, не нарушая их свободы, — совершенно непонятно.

Если всех людей предоставить самим себе, умные выберут здоровое питание и будут развиваться, а глупые выберут фастфуд и будут деградировать. Свобода будет умножать то, что выше минимума, и сокращать то, что ниже минимума: «Всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет» (Мф. 25:29).

Достоевский словами Раскольникова говорит циничную правду жизни. «Люди по закону природы разделяются на два разряда: на низший (обыкновенных) то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово».

Человечество подобно ракете, рабочий модуль которой уходит в стратосферу, а нижняя ступень падает на землю. Отработанные ступени должны отстреливаться, чтобы ракета вышла в космос. Человечество растягивается между верхним и нижним мирами. Однажды оно разорвется, как растягиваемая резинка. В момент разрыва каждая часть уйдет к своему полюсу. Одни будут животными, другие божествами. Человека не будет.

«Человечество будет разделено на две неравные части; Человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному нам параметру; Человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному нам параметру, причем меньшая часть форсировано и навсегда обгонит большую…». («Волны гасят ветер», братья Стругацкие.)

Инквизитор Достоевского говорит, что люди не равны. Необходимые для обретения рая тяготы могут понести тысячи, для миллиардов они неподъемны. Не в силах малые отказаться от земных радостей ради будущего рая. Они будут нарушать заповеди Бога ради своего простого, бессмысленного и глупого временного счастья. Но даже это счастье будет у них неполным, потому что его омрачит осознание предстоящей расплаты.

«И если за Тобою во имя хлеба небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станет с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного? Иль Тебе дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих Тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных?»

Христос молчит, а Инквизитор продолжает: «Нет, нам дороги и слабые». Раз малые обречены на ад, ибо не могут не грешить, пусть их земная радость не омрачается мыслью о грядущей расплате. Пусть они перед вечной мукой получат свое временное глупое детское счастье. Для этого он разрешает им грешить, освобождая от мысли о будущем.

Цена неомраченного временного счастья миллиардов — утрата единицами их вечного счастья. Чтобы ухватить мысль, допустим, нам нужно вычленить из массы детей единицы способных к математике (допустим, знание математики счастье). Для выявления нужно всех погружать в изучение математики. Заранее понятно, что большинство будет просто мучиться, ни математики не усвоив, ни в детские игры не наигравшись. Единицы выявятся и обретут большое счастье. Цена — лишение большинства детей их малого глупого счастья.

Если всех детей освободить от математики, значит, лишить счастья единиц, имеющих математические таланты (не забываем: математика в нашем случае аналог вечного счастья). Дилемма: или временное счастье миллиардов за счет утраты вечного счастья тысяч; или вечное счастье тысяч за счет утраты временного счастья миллиардов.

Инквизитор делает выбор в пользу слабых. Он принимает решение лишить вечного счастья тысячи людей, чтобы миллиарды людей имели временное счастье. А потом все пойдут в вечную муку, в том числе и те единицы, что могли пойти в рай.

Он изложил свое решение так: «Я тогда встану и укажу Тебе на тысячи миллионов счастливых младенцев, не знавших греха. И мы, взявшие грехи их для счастья их на себя, мы станем пред тобой и скажем: «Суди нас, если можешь и смеешь».

Инквизитор считал временное счастье миллиардов выше вечного счастья тысяч. Я не разделяю его позиции. Мне ближе слова Христа: «Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф. 7.13–14). Вечное счастье миллиона выше временного счастья миллиарда. Ценность определяется качеством, а не количеством.

Можно сколько угодно охать, причитать и отрицать очевидное. Можно петь песню «Все хорошо, прекрасная маркиза». Но «Люди не равны — так говорит справедливость. И чего я хочу, они не имели бы права хотеть!» (Ф. Ницше, «Так говорил Заратустра»).

P.S.

Идея победить смерть стара как мир. Вчера она рождала в людях религиозную веру. Сегодня она инициирует научные изыскания. Мое новое слово не в том, что я предложил победить смерть. Новое слово в способе. Я считаю, что шанс совершить революционный прорыв появляется только в одном случае — если перестроить общество под идею. Если делать то, что делаешь всегда, получится то, что получалось всегда, — смерть.

Приведенные здесь размышления ни в коем случае не претендуют на статус истины в последней инстанции. Абсолютная истина нам недоступна. Единственная несомненная истина для нас — наши желания. Все остальное сомнительно и туманно. Никто не может дойти до самых последних корней, потому что мы конечны, а объект исследования бесконечен. Археолог Уильям Хоули сказал после раскопок Стоунхенджа: «Чем больше мы копаем, тем глубже становится тайна». Это в полной мере касается Целого.

В философском аспекте самым главным своим достижением я считаю масштаб поднятых вопросов. Я попытался на них ответить (хотя то, что я написал о понимании Целого, — это не все, можно погружаться дальше, но я по совету моих друзей не стал все свои мысли включать в данный текст, чтобы не перегружать его). Но в любом случае я спокойно отношусь к тому, что, возможно, я ошибаюсь в своих представлениях и на все можно взглянуть с иной точки зрения. Будет интересно услышать иное мнение по поводу поднятого масштаба. Но желания все равно останутся несомненными.

* * *

Пару слов, почему я не хочу публиковать своего имени. Во-первых, чтобы человек ориентировался на идею, источник должен быть анонимен. В противном случае человек будет оценивать не столько идею, сколько автора идеи, и через эту призму саму идею.

Во-вторых, в информационную эпоху идею можно дискредитировать, выставив в негативном свете ее источник. Если же источник неизвестен, критикам ничего не остается, кроме как работать с идеей. Это более полезно для нашего общего дела.

В-третьих, я не хочу быть поп-звездой, обзаводиться фанатами и быть узнаваемым на улице. Я хочу оставаться свободным и быть узнаваемым только для близкого круга. Для всех остальных я хочу быть безликим, ничем не примечательным человеком из толпы.

Работа еще сыровата. Нужно бы еще месяцев шесть, чтобы довести книгу до ума. Но ситуация развивается слишком стремительно. Нельзя ждать. Сказанного достаточно, чтобы понять суть предлагаемого и соотнестись с темой.

Теперь, когда вы знаете ВСЕ, каждый может решить, кто он мне, близкий или чужой. Для потенциально близких даю адрес своего сайта: text018.ru; text018.com. Там найдете дополнительную информацию, первые шаги и как со мной связаться. Отвечаю на письма лично я.

* * *

Последним словом анонсирую вторую книгу. Она вторая как по масштабу, так и по значению. В ней я более детально разворачиваю анонсированную здесь мысль о виртуальном государстве. И далее через охват человеческой истории пытаюсь понять, какая страна оптимальна на роль площадки для этого нематериального государства.

Наше дело имеет интернациональный характер, но начнется оно в какой-то конкретной стране. На первый взгляд оптимальными кажутся западные страны, типа США, Германии, Швейцарии. Там уровень науки выше, материальных ресурсов больше. Действительно, не в Монголии же, где нет ничего, кроме степей и лошадей, начинать такое дело.

Но Маркс тоже считал, что коммунистическая революция начнется с Германии, Англии или иных развитых западных стран. То, что революция может начаться в России, отсталой аграрной феодальной стране, — он в страшном сне такого не предполагал. Но она началась в России. Так что пути Господни неисповедимы. Дух дышит, где хочет.

Вторая книга не имеет принципиального значения относительно первой. Если она покажется вам местами странной, местами спорной или вы вообще с ней не согласны — ничего страшного. Главное, чтобы вы были согласны с основными положениями первой книги — с Целью и Способом, и готовы были перейти к делу. Малые разногласия между единомышленниками неизбежны, но они всегда сглаживаются в процессе движения.

Оглавление

Предисловие

Часть I СИТУАЦИЯ

  ГЛАВА 1. Стремление

  ГЛАВА 2. Неадекватность

  ГЛАВА 3. Взаимоотношения

  ГЛАВА 4. Затычки

  ГЛАВА 5. Мантры

  ГЛАВА 6. Пустота

  ГЛАВА 7. Причина

  ГЛАВА 8. Ориентир

  ГЛАВА 9. Понятие

  ГЛАВА 10. Распад

Часть II ПРОСТРАЦИЯ

  ГЛАВА 1. Острова

  ГЛАВА 2. Множество

  ГЛАВА 3. Простецы

  ГЛАВА 4. Вердикт

Часть III ПРИМЕР

  ГЛАВА 1. Пробуждение

  ГЛАВА 2. Казус

  ГЛАВА 3. Тапочки

  ГЛАВА 4. Программирование

  ГЛАВА 5. Фотография

  ГЛАВА 6. Отличия

  ГЛАВА 7. Явление

  ГЛАВА 8. Казнь

  ГЛАВА 9. Развитие

  ГЛАВА 10. Парадокс

  ГЛАВА 11. Политика

  ГЛАВА 12. Корень

  ГЛАВА 13. Трещина

  ГЛАВА 14. Концепция

  ГЛАВА 15. Предыстория

  ГЛАВА 16. Проблема

  ГЛАВА 17. Отягощение

  ГЛАВА 18. Ортодоксия

  ГЛАВА 19. Собор

  ГЛАВА 20. Чехарда

  ГЛАВА 21. Гонения

  ГЛАВА 22. Распад

  ГЛАВА 23. Неправда

  ГЛАВА 24. Катарсис

Часть IV РАЦИОНАЛИЗМ

  ГЛАВА 1. Атеизм

  ГЛАВА 2. Равенство

  ГЛАВА 3. Развал

  ГЛАВА 4. Деградация

  ГЛАВА 5. Открытия

Часть V МИРОВОЗЗРЕНИЕ

  ГЛАВА 1. Непроходимость

  ГЛАВА 2. Взгляд

  ГЛАВА 3. Информация

  ГЛАВА 4. Программа

  ГЛАВА 5. Спираль

  ГЛАВА 6. Свобода

  ГЛАВА 7. Переходы

  ГЛАВА 8. Ответ

  ГЛАВА 9. Иерархия

  ГЛАВА 10. Трансформер

Часть VI ПРИРОДА

  ГЛАВА 1. Возможность

  ГЛАВА 2. Аналогия

  ГЛАВА 3. Государство

  ГЛАВА 4. Направленность

  ГЛАВА 5. Константа

  ГЛАВА 6. Переплавка

Часть VII МОДЕЛЬ

  ГЛАВА 1. Ловушка

  ГЛАВА 2. Архитектура

  ГЛАВА 3. Центробежность

  ГЛАВА 4. Форма

  ГЛАВА 5. Бизнес

Часть VIII ПРАКТИКА

  ГЛАВА 1. Привлечение

  ГЛАВА 2. Дифференциация

  ГЛАВА 3. Действие

  ГЛАВА 4. Примеры

  ГЛАВА 5. Энергии

  ГЛАВА 6. Осветление

  ГЛАВА 7. Инициатива

  ГЛАВА 8. Демонтаж

ПОСЛЕСЛОВИЕ Пещера

ПРИЛОЖЕНИЕ

  Предисловие

  ГЛАВА 1. Тулуп

  ГЛАВА 2. Счастье

  ГЛАВА 3. Эрот

  ГЛАВА 4. Передергивание

  ГЛАВА 5. Отличие

  ГЛАВА 6. Идеал

  ГЛАВА 7. Семья

  ГЛАВА 8. Скрепы

  ГЛАВА 9. Инстинкт

  ГЛАВА 10. Убийство

  ГЛАВА 11. Разделение

  ГЛАВА 12. Неравенство

  ГЛАВА 13. Разные Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg