Борис Поломошнов ХИМЕРА ВОСПИТАНИЯ
Моему сыну и другу Егору посвящается
Автор выражает свою искреннюю признательность «заказчикам» данного проекта и притом – суровым критикам его предварительного текста – преимущественно своим студентам разных лет: Руслану Баранову; Марии Борисенко; Дарьи Вдовиченко; Александру Герасимчуку; Яне Гордиенко; Натальи Даценко; Евгению Дмитриеву; Марии Егоровой; Вячеславу Жуку; Анне Корнильевой; Станиславу Корнильеву; Игорю Корховому; Ирине Коршуновой; Александру Костюченко; Евгении Крюковой; Ивану Лещенко; Ольге Макухе; Денису Майданнику; Инне Манько; Наталье Маткивской; Екатерине Махлай; Ивану Мацюку; Евгению Минченко; Евгении Мицай; Алле Мовчан; Илье Новикову; Богдану Осьмирко; Владимиру Пасюте; Татьяне Пихоте Инне Полищук; Богдану Половинскому; Марии Поломошновой; Олегу Редьке; Елизавете Романовой; Наталии Рошаловой; Анне Турбинской; Анастасии Филоненко; Виктору Филоненко; Светлане Шостак; Татьяне Шпур; Максиму Цвелодубу; Артему Полищуку, Alyona Gurey, Валентине Буковской, Елене Литвиненко и Анастасии Якуш.
Ну что? Начнем ВОСПИТЫВАТЬ этого мальца, или пусть пока поживет как человек?
«Детей нет. Есть люди».
Януш Корчак.Вместо предисловия
Дети – не приручаемые дикие животные, нуждающиеся в дрессировке.
Каждый ребенок – не недочеловек.
Не псевдо/человек.
Не эрзац/человек.
Не будущий когда-нибудь – в более или менее отдаленном грядущем – человек.
Он – уже человек.
Страдающий и радующийся.
Ранúмый и уязвимый, как, может быть, никто другой на Свете.
Остро чувствующий отношение к себе окружающих и искренне относящийся к ним.
Далеко не все знающий, но – узнающий.
Далеко не все понимающий, но – стремящийся понимать.
Открытый для сострадания к другому и для сопереживания с другим.
Он – Уникальная Вселенная, вмещающая в себе всю необъятную Универсальную Вселенную – вот ведь какой парадокс!
И вот на это-то Чудо Мироздания обрушивается – со всей своей когтисто-лапистой и клыкасто-пастистой хищной силой Химера Воспитания – «чудище обло, огромно, стозевно и лайяй».
За что?
Почему?
Для чего?
Для кого?
Разберемся.
Впрочем, а кто сказал, что Воспитание – это какая-то Химера?
Может быть, это наоборот – Херувим?
С крылышками.
Как у мотылька.
И с венчиком.
Из одуванчиков.
И разносит он исключительно приятности.
Послушным.
По принципу: «Будешь папу с мамой слушать, будешь ты конфеты кушать».
Почему бы, собственно говоря, и нет?
Или, наоборот, строгий, но справедливый, как закон Ома, дядька Черномор.
Вон у него, сколько воспитанников: аж тридцать три, и «все равны, как на подбор».
Чем плохо?
Все у него за всë получают по заслугам: провинился – кнутом, исполнил всë, как велено, – отведай пряника.
Печатного.
Доставленного чартерным волшебным рейсом ковра-самолета прямо из самой Тулы.
Вместе с самоваром.
Чтобы было из чего чаи гонять, да чем пряник печатный запивать.
Красотища!
Казалось бы.
Но есть одна закавыка: уж слишком наш воспитуемый при этом смахивает на пресловутую собаку лауреата Нобелевской премии Ивана Петровича Павлова с ее условными рефлексами: «Дают – бери!», – хоть объедок с барского стола, хоть обносок с барского плеча, и: «Бьют – беги!», – пока насовсем не убили.
Для дрессировки животных – вполне приемлемо.
Для человека же – оскорбительно.
И – унизительно.
Если он – Человек.
Ребенок же и есть Человек.
Хотя и маленький, но – с большой буквы.
Ведь взрослый – это тот же ребенок, только – значительно хуже.
Сомневаетесь, уважаемый Читатель?
Тогда купúте билет на любой спектакль кукольного театра.
Посетúте.
И сравните свою собственную реакцию на происходящее на сцене с реакцией любого ребенка.
Догадались о последствиях?
Догадались.
В худшем случае Вам станет завидно.
В лучшем – стыдно.
За себя.
Куда-то исчезнет Ваше снисходительно-менторское отношение к «братьям и сестрам нашим меньшим», и останется блуждать на Вашем лице лишь растерянная улыбка: и когда это я успел растерять все то чистое, светлое, искреннее и непосредственное восприятие Мира, которое ведь и у меня когда-то было?
И куда это все улетучилось-то?
Господи, и какие же они все… настоящие!
В отличие от нас, взрослых.
Увы, уже давно и далеко не-настоящих.
Тем не менее, их-то, настоящих, воспитывают.
Кто??
Взрослые.
То есть, не-настоящие.
Как же так??!
Надо, надо таки разбираться.
Глава I «The terrible child» – «Ужасный ребенок»
«Иногда я думаю, что дети – это чудовища, которых дьявол вышвыривает из преисподней, потому что не может совладать с ними».
Рэй Брэдбери. Поиграем в «Отраву».«Да что там разбираться!», – с праведным гневом, искренним возмущением и бурным негодованием воскликните Вы, уважаемый/уважаемая Читатель/Читательница.
И добавите: «Да откройте свои глаза! Да снимúте свои розовые очки в перламутрово-мутной оправе! Да посмотрите, наконец-то, вокруг не-вооруженным, но пристальным взглядом! Сколько кругóм околачивается не-совершеннолетних, но уже совершенно конченых отморозков, малолетних садистов и полных дебилов, которым хоть кол на голове теши, а они будут только нагло ржать вам в лицо, да и то – в лучшем для вас случае. Да какие там кукольные театры! Им лишь бы где-то «уколоться» или с полиэтиленовым кульком на голове понюхать клею. Сегодня они – просто шпана, а завтра станут закоренелыми преступниками-рецидивистами. Изолировать их надо от общества и проводить с ними в местах изоляции предельно жесткую воспитательную работу. Чтобы другим неповадно было. Как они с нами, нормальными, так и мы с ними, ненормальными. И нечего с ними цацкаться-панькаться-нянькаться».
Вот так-то.
Коротко и ясно.
Сорняки, как говорится, под корень.
Выкорчевывать.
Из нормальных учебных заведений для нормальных детей.
И пусть ими занимается система пенитенциарных учреждений.
Так?
Так именно так уже сделано.
И именно так они и называются: воспитательные колонии.
Система воспитательных учреждений для воспитания трудновоспитуемых создана и функционирует вот уже много лет как.
По всей нашей, богатой на все, а, особенно, на страдания, стране.
Для лиц каждого пола – раздельно.
К услугам дефективных и социально опасных подростков мужского пола предоставлены воспитательные колонии: Ковельская (Волынская область); Перевальская, что в поселке Селезневка Перевальского района Луганской области; Дубенская (Ровенская обл.); Павлоградская (Днепропетровская обл.); Кременчугская (Полтавская обл.); Куряжская, что находится в селе Подворки с ближайшей к нему железнодорожной станцией Куряж (Дергачевский район Харьковской области); Бережанская (Тернопольская обл.); Самборская (Львовская обл.); Прилукская (Черниговская обл.).
Для осýжденных (особый шик пенитенциарного сленга) несовершеннолетних лиц женского пола уготовано пребывание в Мелитопольской (Запорожская обл.) воспитательной колонии для девочек (официальное ее название).
Вы этого хотели?
Получúте.
Спецподарок.
Вам.
От государственной пенитенциарной службы.
Рады, как говорится, стараться.
И благонравные родители своих благопристойных детей – тоже рады: не будут их чада якшаться со всякой швалью.
А дирекции и нормальные члены педагогических коллективов нормальных школ для нормальных детей рады особенно.
Вполне понятно – почему.
А те, кто не рады, те – ненормальные.
И то, что они не рады – это их личные проблемы.
На то они и ненормальные.
И все же…
Расскажу-ка я Вам одну быль, а может – небыль – судите сами.
Про одну ненормальную.
И сами же сделаете вывод о том, насколько она ненормальная.
Не возражаете?
Не возражаете.
В таком случае – то ли быль, а то ли небыль.
Жила-была в городе N учительница младших классов.
Звали ее, говоря почти условно, Екатерина Александровна.
Работала она в школе № NN.
Известна она была всему городу N.
Тем, что в ее класс «сбрасывали» со всего района всех обормотов и оболтусов, конченых малолетних отморозков, садистов и дебилов.
И всех их она в свой класс принимала.
Для детской комнаты милиции она была настоящей находкой.
Для директора же школы № NN – сплошной головной болью, доводящей его до отчаяния, истерики и исступления:
– И этого Вы берете?! Куда??!! У Вас в классе и так уже почти пятьдесят человек!!!
– Пусть ребенок учится.
– Так это же не ребенок! Он – чудовище! Он уже затерроризировал и учеников, и педагогические коллективы всех тех школ, в которых он до этого пребывал, и в которых он непременно оставался на второй год! Он же бил не только учеников, в том числе, и старшеклассников, но и – страшно сказать – учителей! (В общем, не просто «бяка», а «бяка из бяк», практически – «кака», или даже малолетний «бабай»).
– У нас такого не будет.
– Вы уверены?
– Более чем.
– Ну, как знаете. В случае чего – пеняйте на себя.
– Будьте покойны.
Надо сказать (по секрету), что именно к этой учительнице не только приводили в класс самых отъявленных хулиганов и беспросветных неучей со всего района, но и привозили из самого центра города дитятей высокопоставленных чиновников, чьи жены уже совсем отчаялись от безнадежности своих попыток хоть как-то влиять на своих неуправляемых чад.
Естественно, их Екатерина Александровна тоже принимала в свой класс.
Заметьте, без какой бы то ни было мзды.
Что по нынешним временам выглядит, по меньшей мере, как-то странновато, но ведь на то она и ненормальная, не так ли?
Зато результаты были ошеломляющими.
Не то, чтобы непослушные становились послушными, нет: ни послушными, ни покорными, ни смиренными, ни подобострастно заискивающими перед старшими они не становились, но Екатериной Александровной это и не вменялось им в обязанность.
Они – всего-лишь-навсего – раскрывались как полноценные личности.
Избавившиеся от всего того, что на языке воспитательной науки называется деструктивной ориентацией и девиантностью поведения.
Если словосочетание «всего лишь» здесь уместно.
Но возвратимся, однако, к нашему «суперхулигану» и «сверхоболтусу».
Звать его, как и известного персонажа многочисленных анекдотов про трудновоспитуемых «тинейджеров», Вова.
Естественно, без сардонически-саркастического «чка».
Какой уж тут сарказм – один Вселенский Ужас!
Фамилия этого ужастика – Ш. – обозначим ее так.
Итак, Вова Ш. в сопровождении молоденькой – только после окончания милицейской академии – сотрудницы детской комнаты милиции – лейтенантки по фамилии…, впрочем, это не важно, явился в первый раз в свой новый – четвертый «Г» класс школы № NN.
Место на «галерке» ему предупредительно было предоставлено.
Как и повышенный интерес к нему со стороны новых одноклассников: ведь слухи о его будущем появлении циркулировали по всей школе уже задолго до самогó его появления.
«И что-то сейчас будет?!», – затаив дыхание, замерли в ожидании все присутствующие.
К глубокому разочарованию всех любителей сенсаций ничего экстраординарного не произошло.
Урок как урок.
Все – как обычно: в меру напряженно; без меры увлекательно.
Ну, представили классу нового ученика.
Ну, девочки обменялись – шепотом и буквально двумя словами – своими впечатлениями по поводу прически и прочего антуража милиционерки-лейтенантки.
Впрочем, очень быстро внимание учеников переключилось и с нее, и с Вовы Ш. на выполнение классных (в обоих смыслах этого слова) заданий.
И продолжалось все именно так практически до сáмого звонка.
А со звонком, собрав тетрадки для проверки выполнения классного задания, Екатерина Александровна ровным голосом, таящим в себе непонятно какой смысл, попросила подойти к своему столу Вову Ш.
Все замерли.
Совершенно буднично Екатерина Александровна предложила Вове Ш. собрать его книжки-тетрадки и сказала, что сейчас он пойдет вместе с ней.
Куда – не сказала.
В общем-то, для Вовы Ш. процедура эта была достаточно привычной:
«С вещами – на выход», – типичная преамбула к его походам в «места, не столь отдаленные».
Например, в кабинет, где, в окружении портретов выдающихся педагогов вообще и воспитателей в частности восседает «Первый после Бога» в школе – ее директор.
Так что в самóй фразе относительно того, что «с вещами», ничего необычного для Вовы Ш. не было: сплошная рутина.
Необычность же ситуации, при которой было сказано сказанное, скажем прямо, озадачила Вову Ш., ведь обычно он знал, если и не точно, то, во всяком случае, в значительном приближении, за что именно его сейчас ожидает то, что его сейчас ожидает.
А тут – «нате Вам, здрасьте», – «еще ничем-ничего», а уже – «с вещами».
За что, спрашивается, ведь ничего же еще не сделал?
Более того, он еще даже не успел подумать: «А чего бы тут такого наделать?», – как уже: «С вещами».
Не страшно, конечно, – и не такое бывало, но – странновато как-то.
Странности продолжались.
Вместо того чтобы подниматься на второй этаж, где непосредственно располагается обитель «Первого после Бога» в школе – ее директора, Екатерина Александровна в сопровождении Вовы Ш. вышла из здания школы.
И – под недоуменным взглядом, неизвестно из какого материала слепленного бюста, установленного в честь одного из светил Воспитания, – пошли они по посыпанной гравием дорожке в направлении из школы.
Помолчали.
Какое-то время.
В конце концов, нервы у Вовы Ш. не выдержали, и он спросил:
– А куда это Вы меня ведете?
– Хочу познакомить тебя с моими внуками.
И тут Вова Ш., выражаясь сленгом обычного его окружения, что называется, «прозрел»: «Так у нее же фамилия – точь-в-точь такая же, как у двух местных знаменитостей – чемпионов всего-всего по боксу среди своих сверстников.
Один из них – «в тяже», другой – «в полутяже».
«За что?», – в отчаянии почти вырвалось у Вовочки, то бишь, у Вовы Ш.
«Будут бить», – догадался он.
«Что ж, буду сражаться до конца, каким бы он ни был», – таково было его мужественное решение.
Как у Белого Клыка из книжки, ни названия, ни автора которой ему узнать до сих пор не удавалось, поскольку досталась она ему уже без передней обложки и без первых страниц, но которая ему очень понравилась.
Единственная – изо всех тех, что ему попадали в руки.
Пока Вова Ш. молча и горестно размышлял обо всем этом, оказалось, что они уже пришли.
К месту назначения.
Им оказался ничем не примечательный снаружи дом в, что называется, «частном секторе».
Помните: «Садок вишневий коло хати, хрущі над вишнями гудуть…»?
Вот как раз такой оказалась обитель Екатерины Александровны, проживающей тут вместе со своим семейством.
Довольно многочисленным.
Включая внуков-боксеров юношеского возраста, учащихся с/ш № NNN.
«А почему не в с/ш № NN?», – спрóсите Вы.
А потому что не в обычаях семьи Екатерины Александровны было «разводить семейственность».
Разводила же она в крохотном палисаднике перед своим домом цветы.
Преимущественно – георгины.
И первого сентября, когда цены на цветы на базарах взлетали до заоблачных высот, а в цветочных магазинах все куда-то внезапно исчезало, можно было зайти во двор к Екатерине Александровне и попросить у нее букет.
Сама нарежет и сама скомпонует.
Совершенно безвозмездно.
То есть, даром.
Вот такое у нее было увлечение.
А еще – «куховарить».
Для всей своей большой семьи.
А еще – книги.
Которых в семье у них было – не счесть.
Приступив на кухне ко второму своему увлечению – готовить «первое», «второе» и компот, Екатерина Александровна предоставила свою библиотеку в полное пользование Вове Ш.
Вот тут-то он и увидел впервые обложку своей любимой книги, и узнал, наконец, ее автора.
Однако, обед готов.
Тут как раз и внуки Екатерины Александровны подоспели.
Познакомились с Вовой Ш.
Вчетвером пообедали.
Помыли-повытирали посуду.
Стали заниматься делами.
Каждый – своими.
Братья – готовить домашние задания.
Самостоятельно.
Вова Ш. – готовил свои «уроки» с помощью своей же учительницы.
Приготовили «уроки».
Теперь – в путь.
На тренировку.
По боксу.
Втроем.
Братья-чемпионы и их новый друг.
Понятно, что у последнего спортивной формы не было.
Ни в прямом, ни в переносном смысле.
Не беда.
Братья, покопавшись в своих запасниках, выделили своему новому другу все необходимое.
Познакомили со своим тренером.
«А поворотись-ка, сынку, экий ты худой какой!», – была его первая, почти по гоголевскому Тарасу Бульбе – реакция на анатомо-морфологические параметры Вовы Ш.
«Ну, ничего. Были бы кости, а «мясо» нарастет. Руки длинные. Координация есть. Будешь стараться – будет толк. Завтра принесешь медицинскую справку», – таковой была реакция вторая.
Вове Ш. очень хотелось сказать, что он очень, очень будет стараться.
Что будет стараться так, как никто никогда не старался.
Но – постеснялся.
Понял, что среди настоящих мужчин многословие не в чести.
По древней славянской традиции: «Не хвались, на рать идучи,…».
После тренировки братья-чемпионы и Вова Ш. шли вместе.
Вместе подошли к калитке подворья, где проживал Вова Ш. со своими родителями и младшей сестренкой.
«Ты погуляй пока. Мы быстро», – сказал старший из братьев.
И – действительно.
Буквально через несколько минут братья вышли.
За ними вышел стодвадцатикилограммовый двухметровый детина, весь в «наколках», самая приличная из которых: «Нет щастья в жизне», – папаша Вовы Ш.
О чем там у них был разговор, в какой форме он проистекал, можно лишь догадываться.
Только глаза у вышедшего на крыльцо своего дома папаши были растерянные и даже, можно без преувеличения сказать, несколько ошалевшие.
Как у персонажей гоголевского «Ревизора» в финальной сцене пьесы.
Немой сцены.
А теперь – некоторые комментарии к ней.
И, кстати, ко всем тем странностям, свидетелем и участником которых в этот день был Вова Ш.
А также – к тем необычностям и непривычностям, по крайней мере, для обычного человека, живущего в привычных для него социальных координатах, где воспитующие воспитывают невоспитанных трудновоспитуемых, или же, по крайней мере, пытаются это делать, или же – делают вид, что пытаются: «Ведь все равно бесполезно».
Как только возник вопрос: «Быть или не быть Вове Ш. в 4-м «Г» классе школы № NN?», – Екатерина Александровна собрала всю необходимую информацию об этом ученике.
Из разных источников.
Интересовало ее, прежде всего, почему он такой?
Выяснилось, что папаша Вовы и его младшей сестренки – немного поседевший и много «отсидевший» – регулярно и с остервенением бил и Вову, и его сестру, и их маму.
Бил специально предназначенным для этого куском резинового шланга – чтобы следов избиения не оставалось на теле истязаемого.
Бил как по любому поводу, так и без оного.
Просто так.
Чтобы сорвать всю свою злость.
За свою неудавшуюся жизнь.
Вову же к тому же – в качестве воспитательного «know how» – закрывал на ночь в «туалете типа сортир», ведь все «удобства» у них были во дворе.
Там, кстати, и состоялось знакомство Вовы Ш. с повестью Джека Лондона «Белый клык», проколотой и повешенной на гвоздик в качестве туалетной бумаги в «отхожем месте».
После такой «отсидки» завтрак Вове не полагался.
И возненавидел тогда этот человек весь Мир.
И – все человечество.
Безотносительно к тому, прогрессивное оно или же, наоборот, регрессивное.
Глядя на других детей – хорошо одетых, вкусно и сытно накормленных, ухоженных, благополучных, идущих в школу с красивыми ранцами, в которых среди книжек-тетрадок умещалась еще и красивая спортивная форма «на физкультуру», и аппетитный завтрак, – Вова Ш. готов был завыть, со всей неизбывной тоской, как Белый Клык на Луну.
В этом невыразимом и беззвучном вое его душú сосредоточилась вся невысказанная мировая скорбь Человека, вся его злость на беспредельную несправедливость Мира людей, с брезгливым равнодушием отторгающего ни в чем не повинного изгоя.
Разве же Вова Ш. виноват, что у него такой отец?
Разве мог он что-то изменить при своем рождении?
Разве был у него выбор?
Так за что же теперь люди так относятся к нему, будто именно он виноват во всех последствиях своего, такого неудачного, рождения?
Ведь он, как и каждый другой Человек, хочет быть любимым и готов любить!
А его лишь либо ненавидят, либо – презирают, либо – брезгуют им.
И взбунтовалась его душа!
И вскрикнула от невыносимой боли его униженная и оскорбленная любовь к людям.
«Ах, так?!», – выдохнула она, – «Ну, погодите!».
И пошла Вовина душа вразнос.
И пустилась она «во все тяжкие».
И «допустилась» бы она, и «доопустился» бы Вова Ш. до того, что стал бы заурядным уголовником.
И – в конце концов, умер бы от туберкулеза «на зоне».
Либо – в «лихие девяностые», – будучи «пушечным мясом» при «разборках» бандитских «бригадиров» получил бы в перестрелке «девять граммов в сердце».
На очередной «стрелке».
Либо спился бы окончательно, и окоченел бы «по пьяному делу» холодной ночью под каким-нибудь забором.
А может быть, повесился бы.
От неизбывной тоски и отчаяния, выпив перед этим для храбрости бутылку дешевого теплого пива.
Тут, как говорится, возможны варианты.
Ау-у!
Где вы, высоколобые специалисты-профессионалы высшей квалификации, с «ученым видом знатока» пишущие учебно-методические пособия, и полным неизбывного пафоса голосом чревовещающие с академических кафедр о «воспитании трудного подростка» и о «детях с девиантным поведением»?
И куда это вы все вдруг попрятались, не желая глядеть на бездыханное тело Вовы Ш., далеко еще не достигшего возраста Христа на кресте?
В каком-таком месте вы находитесь, вместе с вашим глубокобессмысленным словоблудием, облегшимся, благодаря вашему усердию, в псевдонаучную форму концепций «не упускания из виду трудновоспитуемого» и «держания его под постоянным пристальным контролем» (читай – надзором) (см., например, «Воспитание трудного подростка: Дети с девиантным поведением. Учебно-методическое пособие». – М.: Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС, 2001)?
«Клевета!», – возмущенно воскликнут высоколобые блюстители и ревностные радетели разномастных концепций Воспитания.
«Никуда мы не прятались!», – гневно добавят они.
«Мы делали наши глубокомысленные умозаключения», – фундаментально и окончательно обоснуют они же свою же концепцию по поводу своей же позиции.
И засядут они за разработку очередных методических и методологических рекомендаций на предмет усиления «держания под постоянным пристальным контролем» (читай – надзором) воспитуемых, особенно – трудновоспитуемых.
По факту девиантного поведения подростка, завершившего суицидом свой совсем недолго продолжавшийся жизненный путь, руководящие, направляющие, организующие, контролирующие и санкционирующие органы Воспитания направят комиссию.
От подотчетных в срочном порядке они потребуют предоставления:
– планов мероприятий по проведению дополнительной Воспитательной Работы;
– графиков проведения соответствующих мероприятий и осуществления утвержденных планов;
– отчетов об осуществлении мероприятий и выполнению «планов по проведению дополнительной Воспитательной Работы».
Все это – по «полной форме».
С изданием директорских директивных приказов и доведением их до сведения подчиненных под личную роспись каждого из них.
С составлением и утверждением соответствующих протоколов.
И все – к такому-то сроку.
Чтобы комиссии было что проверять и писать о проверенном в своих протоколах.
Как любил говáривать Цицерон, «Epistule non erubescit», – «Бумага не краснеет» («Бумага все стерпит»).
Найдут, как это водится, «стрелочников».
«Влепят» им по выговору.
«С предупреждением».
Уф-ф!
Славно поработали!
Что называется, «в поте чела своего».
И пойдут они, высоколобые служители Химеры Воспитания, проникнутые чувством честно и добросовестно выполненного долга, а также глубокого от этого удовлетворения, воспитывать своих домапроизрастающих чад:
«Ты ж смотри, не пей пива, от него подростки самоубиваются».
А что же Екатерина Александровна?
А она, если бы Вова Ш. не попал бы в ее класс, конечно же, выполнила бы всю обязательную программу, требуемую к исполнению от всех подотчетных чиновничьими соглядатаями, уполномоченными к этому Химерой Воспитания.
Как человек, умудренный опытом, она понимала, что в этом Мире, увы, далеком от совершенства, но далеко не так безнадежном, как это может иногда показаться, за все надо платить: за свои успехи – завистью других; за то, что тебя невозможно презирать, тем, что зато тебя можно ненавидеть; за радость общения со своими учениками – отвращением от общения с чинушами от Химеры Воспитания.
Нужна вам бумага?
Нате.
Такую, какую хотели.
Надо еще – нате еще.
Ведь бумага – великая сила.
В обумажненном мироустройстве.
Игнорировать это обстоятельство нельзя.
Зато можно использовать.
В мирных, как говорится, целях.
Например, такая невзрачная на вид бумаженция, как так называемое ходатайство.
От педагогического коллектива с/ш № NN на имя зав. районо с просьбой предоставить бесплатную путевку в санаторий-профилакторий для ученика 4-го «Г» класса той же школы Владимира Ш.
С этой-то бумагой, которую пробила у себя в школе Екатерина Александровна («Что? Опять!?», – только и смог выдохнуть из себя многострадальный директор), выбила она таки в районо просимое.
Заодно еще и позитивную резолюцию на заявлении о включении Вовы Ш. в группу продленного дня с бесплатными обедом и «полдником».
Зав. районо тоже, как и директор школы № NN даже и не пытался сопротивляться: знал, что бесполезное это занятие.
Отказывать Екатерине Александровне в ее просьбах.
За других.
А за себя она никогда и не просила.
А вот от сидения в различных президиумах Екатерина Александровна всегда и всячески увиливала.
Несмотря на наличие у нее достаточного множества ну очень высоких правительственных наград.
Ведь наивысшей для нее наградой всегда были успехи и достижения ее учеников.
Да, не каждый из них стал великим и выдающимся человеком.
Но зато каждый стал настоящим.
Вова Ш. – не исключение.
Ведь с того дня, когда он впервые вошел в класс, где учительницей была Екатерина Александровна, началась у него новая жизнь.
И – продолжается.
По сей день.
Только теперь уже он полковник.
В отставке.
Мастер спорта по боксу (это звание – пожизненное).
За свои сбережения арендовал подвал, и с помощью своих подопечных, преимущественно – «неблагополучных» подростков, оборудовал в нем спортзал и тренажерный зал.
Где бесплатно тренируются у него и участвуют в различных соревнованиях ребята и девчата.
Его жена – сама спортсменка (теперь уже – физкультурница) – к делу мужа относится с полным пониманием и поддержкой.
Как и двое его детей и четверо (пока что) внуков и внучек.
Старшую звать Катя.
По взрослому – Екатерина.
По отчеству – Александровна.
Вот такое резюме остается после этой то ли были, то ли небыли.
А еще – постфактум – остаются цветы.
Георгины.
Которые Владимир Ш. носит на могилу своей Учительницы каждый год на День учителя.
И, естественно, на день ее памяти.
Вот такие дела.
Бессловные и безусловные.
«А слова?», – спросите Вы.
Действительно, с делами понятно.
А какое применение находила словам Екатерина Александровна, если для Воспитания она их не применяла, поскольку для нее Оно было неприемлемо как таковое?
И то, правда: за делами мы как-то забыли совсем про слова.
Наверстываем.
Во взаимодействии и взаимосодействии с маленьким по росту и (или) по весу, и притом – юным по возрасту, но уже – с большой буквы Человеком все дела взрослого призваны служить одной единой цели: помогать расти.
Над неблагоприятными условиями.
Над неблагополучными обстоятельствами.
Над собственными страхами и слабостями, предрассудками и предубеждениями, самое распространенное из которых: «Мне это не по плечу».
Ведь, как сказал Марк Аврелий, «если ты что-то дельное не можешь сделать, то это отнюдь не означает, что этого не может никто, но если кто-то это может сделать, то сие никак не означает, что этого не сможешь сделать ты» (см. его «Размышления»).
Дело взрослого Человека по отношению к не-взрослому, но уже тоже Человеку – помогать.
«Помогать» означает делать.
Вместе.
И – ни в коем случае – не вместо.
Слова же взрослого при таком взаимодействии и взаимосодействии предназначены для служения делу окрыления невзрослого Человека.
Окрыляться – это не значит отрываться от земной основы, но означает уметь подниматься над ней.
Над мелкими пакостями, исходящими от пышущих злобой, ненавистью и завистью недоброжелателей, над крупными неприятностями, подстерегающими Человека на его жизненном пути.
Подниматься над земной основой, сохраняя с ней, полной опасностей и неприятных сюрпризов, невидимую, но вполне реальную двухстороннюю связь.
Как у находящегося в небе пилота самолета с «землей».
Через диспетчерский пункт Опыта.
Через приборную панель Разума.
Обретаемых посредством взаимодействия с Учителем.
Не учащим.
Не поучающим.
Но вдохновляющим и помогающим учиться.
Глава II «Insufferable child» – «Несносный ребенок»
– Гена! Ты что, плохо слышишь?
– Нет. Слышу я хорошо.
– Так почему же ты не делаешь то, что Я тебе сказала?!
– Не хочу.
Из разговора матери несносного ребенка с ним, несносным.«А Вас я попрошу остаться», – обращаясь к Екатерине Александровне, казенным голосом произнес директор школы № NN Борис Лукич по окончании заседания педсовета.
«Тут такое дело», – поправляя вечно сползающие со вспотевшей переносицы очки, начал разговор Б.Л.
– Звонили из МИНИСТЕРСТВА и сказали, что нужно принять именно в Ваш класс сына одного очень высокопоставленного ответственного работника (был когда-то в ходу такой слово-оборот). Я, конечно же, сказал, что Ваш класс и так переполнен, но на том конце провода меня даже не захотели слушать.
В общем, с понедельника этот ученик прибудет со всеми документами в нашу школу. В Ваш класс. Готовьтесь. Судя по всему, это будет очередной «the insufferable child».
– Вы же знаете, Борис Лукич, что «insufferable», как, собственно, и «terrible» бывают только «parents».
– Да, да, конечно. Я знаю эту Вашу точку зрения. Но тут совершенно другой случай: прекрасные – образованные, цивилизованные, воспитанные – родители, и – тут такое горе! – совершенно неуправляемый ребенок!
– Значит, случай не другой, а вполне даже тривиальный.
– О! Так Вы поможете?
– Ребенку – обязательно.
– А родителям? Для нас же главное – помочь родителям! Ведь именно на это нас нацеливает ЗВОНОК из МИНИСТЕРСТВА!
– А родителям – как получится. У них. Будут стараться измениться в нужную сторону – все у них получится.
– Так изменяться в нужную сторону должен ребенок! Впрочем, Вы, как всегда, оперируете парадоксами. Что ж, не буду Вам мешать. В конце концов, нам нужен результат. Исключительно положительный. Надеюсь, Вы знаете, что и как для этого нужно делать и сделать.
– Будьте покойны.
На том и разошлись.
До завтра.
Назавтра встретились.
За четверть часа до начала занятий.
В том же составе плюс «the insufferable child», плюс его высокообразованная, хорошо воспитанная и тщательно ухоженная мать.
Из Мира Небожителей.
Как они сами себя про себя называют.
А вслух они себя называют элитой.
Из того Мира, в котором у всех все есть.
А если чего-то и нет, то это будет куплено.
Тотчас же.
По принципу: «Не откладывай на завтра покупку того, что хочется купить сегодня».
Где жизнь великосветской дамы протекает между шопингом и шейпингом, коктейлями (не Молотова) и светскими раутами (или же тем, как тогда все это называлось).
Не будем передавать здесь перипетии общения представителей разных Миров.
Отметим только, что из всего того, что чрезвычайно пылко и страстно было произнесено матерью «несносного ребенка» с целью характеристики его несносности, удалось вычленить то, что он:
– во-первых, дерзит, грубит и хамит взрослым – прежде всего – своим родителям;
– во-вторых, демонстративно игнорирует все их наставления;
– в-третьих, после нескольких лет занятий в музыкальной школе наотрез отказывается далее ее посещать;
– в-четвертых, он запирается на ключ в своей комнате и заявляет о том, что если кто-то силой попытается лишить его такого права, то он сбежит из дома;
– в-пятых,…
Впрочем, уже перечисленного оказалось вполне достаточно, чтобы родители Гены К. (условно назовем его так) вынесли ему свой вердикт: совершенно отбившийся от рук несносный мальчишка, которого требуется крайне незамедлительно поставить на место.
Сделать это – по их же мнению – просто обязана Екатерина Александровна, ведь на то она и заслуженный учитель страны.
То есть, перед ней предстал классический клинический, патологический случай.
Во всей его сомнительной красе.
Со всеми его атрибутами.
Иными словами – неотъемлемыми признаками.
Однако, и «клиника» и «патология» здесь исходят отнюдь не от ребенка.
А как раз – совсем наоборот.
И лечить тут надо бы, естественно, вовсе не ребенка.
А как раз – совсем наоборот.
Но как им, тем, которые поставили себя «по ту сторону» своего ребенка, это объяснить?
Ведь не поверят же!
Как достучаться до их сознания?
Как достичь осознания ими того, что это они своими руками, ногами и всем иже с ними сами создали два параллельных мира: свой собственный и ими же противопоставленный ему мир своего ребенка?
Ведь теперь в результате именно их действий эти два мира не только не соприкасаются, но и стремительно отдаляются друг от друга, как разбегающиеся галактики.
Как им это объяснить, и как им это доказать?
Попробуем.
Было время, когда их совсем еще маленькому ребенку ну очень-очень хотелось, чтобы мама почитала на ночь сказку, а маме именно в тот час, как, впрочем, и в любое другое время, было недосуг.
То есть, не до того ей было: у нее были совсем другие, значительно более важные, срочные и неотложные – как ей всегда казалось – дела.
То с маникюршей-педикюршей, то с парикмахершей-головомойкой, то с закройщицей-портнихой.
Да и светские тусовки пропускать ну никак нельзя, иначе, что подумают люди?
Так что, извини, сынок, сказку тебе почитает гувернантка.
А ребенок не хочет, чтобы гувернантка: она читает, а сама на часы поглядывает, ведь у нее в контракте четко прописано ее рабочее время – до 21:00.
И ровно в прописанный час гувернантка удалялась восвояси с чувством честно отработанного времени и не менее честно заработанных денег.
А маленький мальчик с взрослым именем Геннадий в одиночестве плакал навзрыд в подушку.
От того, что он-то ведь человек, хотя и маленький, но относятся взрослые к нему исключительно как к вещи.
Которую – когда надо – можно достать из пыльного чулана, хорошенько встряхнуть и по надобности использовать: «А сейчас, дорогие гости, наш сын сыграет для Вас что-нибудь на рояле!».
Особенно хорошо идет под водочку «Лунная соната» Людвига Ван Бетховена и вальсы Шопена.
Оно навевает.
Нечто такое-этакое.
Что способствует и пищеварению, и его облагораживанию.
А когда надобность в способствующей акту активизации работы пищеварительного тракта и притом – облагораживающей сей процесс «вещи» исчерпывается, засунуть ее обратно в пыльный чулан.
Сыграл?
Сыграл.
Молодец!
«А теперь – поди-ка, поиграй к себе в комнату».
И «вещь» отправляется на свою «полку».
А еще на этой «вещи» можно заработать.
Либо – деньги, как это делает гувернантка, либо – имиджевые рейтинговые баллы, как поступает его учительница по классу фортепьяно, либо – удовлетворение собственного тщеславия, как это выходит у родителей Геннадия.
Вот они-то испытывают пароксизм самодовольства, когда их сын на академическом концерте в музыкальной школе лучше всех (конечно же, а как же иначе!») исполняет на рояле что-то из Глюка: «А Ирочка-то С. (дочка директора самого крупного в стране мясокомбината) мало того, что толстушка до неприличия, так еще и пять раз сбилась, пока сыграла этюд Гедике!».
Чем не повод для вящей радости родителей Геннадия?!
И невдомек им, что на усладу их тщеславия Геннадий – по требованию учительницы по фортепьяно, маниакально стремящейся к славе первоклассного музыкального педагога, – полгода своей жизни фактически угробил на повторение до одури одних и тех же пассажей из одних и тех же композиторских опусов.
Да, действительно, Антонио Паганини доводил своего сына Николо до исступления, до каталепсии, истошными воплями, пинками и подзатыльниками заставляя того «денно и нощно» музицировать, музицировать и еще раз музицировать.
Однако, во-первых, далеко не все, кого именно так учили музыке, стали великими музыкантами, и, во-вторых, далеко не факт, что Никколо Паганини не стал бы великим музыкантом без применения к нему истошных воплей, пинков и подзатыльников.
То, что нет у Гены К. никакого ван-клибернского таланта, он давно уже сам понял, но убедить своих родителей в этом было затеей, заведомо обреченной на провал («Ты что, с ума сошел?! Сколько денег мы угрохали в тот концертный инструмент, на котором ты играешь дома, ты знаешь?! А сколько денег уже заплачено за учебу в музыкальной школе?!! А сколько подарков отнесено ее преподавателям, завучу и директору ты посчитал?!!! Или тебе назвать эти цифры?!!!!»).
Не хотел Геннадий никаких цифр.
А хотел он, нет – страстно желал, нет, он просто мечтал о том, чтобы его папа взял его на рыбалку.
С ночевкой.
Под открытым небом.
На такую, про которую взахлеб рассказывали двое его одноклассников – братья-близнецы – Саша и Паша.
На такую, когда днем на лугу возле озера – никогошеньки вокруг, кроме сосредоточенно гудящих шмелей и весело стрекочущих кузнечиков, и можно бегать наперегонки по свежеумытой росой траве босиком.
А вечером есть обжигающе горячую ушицу, вкуснее которой нет ничего на свете.
А потом неспешно пить непередаваемого аромата чай, заваренный на молодых стеблях дикорастущей ожины (она же – ежевика).
И – слушать рыбацкие байки.
Про пойманных или якобы пойманных рассказчиком двухметровых сомов и пятикилограммовых пузатых карпов.
И – смотреть на взлетающие ввысь искры от костра.
И – на светлячков, грациозно кружащих свои хороводы.
А еще – на звезды.
Со всех сторон глядящие на тебя.
Прямо из Вечности и Бесконечности.
А когда они падают с неба – загадывать желания.
Под самозабвенное курлыканье лягушек.
А спозаранок – когда и утра-то еще толком нет – угадывать, а какая это птица сейчас поет?
Первой.
Соловей или жаворонок?
А потом увидеть и вовсе невероятное: Чудо рождения Восходящего Солнца!
Не сердитесь на людей, сказавших и написавших, что в этом Мире есть микрокосм – это человек и макрокосм – это Вселенная.
Просто этим людям, по-видимому, не посчастливилось ни разу в жизни побывать на рыбалке с ночевкой под открытым небом.
А если бы посчастливилось, то им бы открылось, что крохотное по своим геометрическим параметрам – в сравнении со Вселенной-то! – существо, именуемое человеком, способно вместить в себе всю Ее целиком.
Более того, оно, это существо, вмещает в себя еще одну Вселенную, которой за пределами этого крохотного существа просто не существует: Вселенную человеческого отношения.
Ко всем людям, которые живут, жили, и будут жить в этом Мире, увы, далеком от совершенства, но, к счастью, далеко не так безнадежном, как это иногда нам кажется.
Ко всем живым существам, которые обитают, обитали, и будут обитать в этом Мире.
Ко всему тому, что в Нем есть, было и будет.
И не только на Земле.
И Вы продолжаете настаивать на том, что человек – это микрокосм?
Что-то наподобие микроба?
Или – бактерии?
Или – фага?
В таком случае сходите на рыбалку с ночевкой под открытым небом.
Чем раньше, тем лучше.
Пока еще не стало совсем поздно.
И – поделитесь своими впечатлениями.
С тем, с кем Вы считаете уместным.
Ведь место уму и подлинно человеческим чувствам – Везде.
А время ума и подлинно человеческих чувств – Всегда.
Екатерина Александровна так и сделала – по уму.
И – по совести.
В тот день, когда Гену К. привели в ее класс, – а было это в самом начале сентября, – она провела классное сочинение.
На тему: «Какие мои мечты не успели сбыться за прошедшее лето?».
И – всë!
И человек, искренне, честно и откровенно написавший такое сочинение, предстает перед своим читателем, как на ладони: со всеми своими жизненными приоритетами и ценностными ориентирами.
И не надо быть ни дипломированным психотерапевтом, ни лицензированным психоаналитиком, чтобы узнать и понять, какие проблемы мучают человека, написавшего такое классное сочинение, к чему он стремится в жизни, и что ему мешает в осуществлении его устремлений.
А, узнав и поняв, – помочь.
Ему.
Или – ей.
Разобраться.
С его или ее проблемами.
Иначе зачем тогда взрослые невзрослым?
У ответственного же работника, являющегося – по совместительству – отцом Гены К., было несколько иное представление обо всех этих «вещах»: обеспечить солидное материальное благосостояние семьи – в общем, и каждому из ее членов в частности – вот главная его задача.
Как ему кажется.
Что сверх того, то, как говорится, «от лукавого».
Поэтому и ездил он на рыбалку только с нужными людьми.
К числу которых, естественно, его сын не относился.
И – не только на рыбалку.
А еще – и на охоту, как правило, на два дня.
И – в сауну, обычно – до утра.
Исключительно убедительно объясняя своей жене, что именно там решаются самые животрепещущие деловые вопросы.
То есть, там, где «без галстуков».
Как минимум.
А там, где «при галстуках», там принятые решения только оформляются официально.
Якобы так.
Насколько этому можно верить – кто его знает?
В любом случае жены высокопоставленных рыбаков-охотников-парильщиков, как правило, получают солидную материальную компенсацию.
За понесенный ими «моральный ущерб».
А дети?
А дети остаются, как правило, «при своих».
При тех обещаниях, которые им когда-то были дадены.
Дадены да недодадены.
Ведь родитель, обещая что-либо своему ребенку, не обещает, что он выполнит свое обещание, не так ли?
Так какие, спрашивается, к нему могут быть претензии?
Оказывается, могут-таки быть.
И обязательно будут.
У кого?
У его сына.
Того самого, которому он постоянно внушал, что врать и обманывать – это нехорошо.
А сам постоянно ему врал и его обманывал.
Если только вообще с ним общался.
И если от своей жены высокопоставленному мужу еще как-то удается откупиться деньгами, особенно, при условии не особо вмешиваться в ее личную жизнь, достигая тем самым некоего молчаливого взаимного согласия – паритета на некие шалости, то с сыном такие проделки не проходят.
Никакими покупками никаких игрушек – будь то электронные или не-электронные – не компенсируется дефицит настоящей мужской дружбы отца с сыном.
Даже котенок или кутенок, взятый в семью, хочет, чтобы с ним играли.
Пусть даже в самые простые и незамысловатые игры.
А тут – человек, пусть и маленький, но вполне настоящий!
Да, конечно, как только он обретает способность самостоятельно передвигаться в окружающем его пространстве, он может какое-то время уединенно проводить в мире своих собственных фантазий, строя себе пещеры в платяном шкафу или комоде.
Вытаскивая оттуда и разбрасывая по полу все лишнее – сложенное в аккуратные стопки постельное и нижнее белье, альбомы с семейными фотографиями и папки с документами.
Вам это не нравится?
Вас это раздражает?
Вас это возмущает?
Сердитесь на себя: это не Ваш ребенок, а Вы сами не сочли нужным, или – забыли, или – не успели, что никоим образом не снимает с Вас ответственности – закрыть створки шкафа или ящики комода на ключ.
Вы пребываете в совершенном отчаянии оттого, что Ваш ребенок разрисовал разноцветными фломастерами только что поклеенные дорогостоящие обои?
Ну и кто Вам в этом виноват?
Обои?
Фломастеры?
Ребенок?
Дудки-с!
По совершенно логичной логике ребенка, если есть чемрисовать, то на чëм всегда найдется, в чëм Вы можете легко сами убедиться, оставив своего ребенка нежного возраста один на один с пачкой фломастеров.
Мальчики при этом отдают предпочтение созданию настенных панно.
В стиле Давида Сикейроса и Хосе Клементе Ороско.
О чем ни первые, ни вторые даже не догадываются.
Девочки…
Девочки ближе к жизни.
Реальной.
Они пишут автопортреты.
То есть, портреты самих себя.
На самих себе.
При этом губы красятся красным фломастером, глаза обводятся синим или зеленым: все, как у мамы.
Если же у Вас – покамест – нет ребенка – не беда: во-первых, значит радость его появления в Вашей жизни еще впереди; и, во-вторых, постарайтесь вспомнить себя в самом нежном своем возрасте.
Либо самостоятельно, либо по рассказам о Вашем самом раннем детстве Ваших папы и мамы, а еще лучше – дедушек и бабушек, поскольку их память всегда наполнена такими эпизодами, что называется, под завязку, и находится в постоянной готовности их выдать, что называется, «на горá».
Однако, как только папа или мама, дедушка или бабушка предлагают – пусть даже самому расшалившемуся ребенку – поиграть, например, в прятки, то с ним тотчас же происходит удивительная метаморфоза.
По первому же зову взрослого, мобилизовавшего совсем еще не-взрослого на игру, мобилизованный сразу же будет готов быстро-быстро собрать все разбросанное им и сложить все в кучу – у него это будет называться: на место, – только бы с ним поиграли.
И будет с замиранием сердца ждать, когда его не-найдут, а если не-находят слишком долго и спрашивают: «Сынок (чаще – внучок), где ты?», – то он, не в силах сдержать своих чувств, воскликнет: «Папа (чаще – деда), я тута!».
И что, спрашивается, может быть светлее и радостнее для ребенка, чем такая незамысловатая игра?
Да ничего!
Разве что – другая игра, столь же незатейливая и столь же светлая и радостная.
Только вот знает ли об этом его отец – высокопоставленный и вечно уставший от своих суперважных дел?
Готов ли он нести своему ребенку эту светлую радость и приобщиться к ней?
Это – вряд ли.
А мама ребенка?
Вечно отягощенная, и чем дальше, тем больше – в силу естественных причин – заботой о каждодневной своей успешной самопрезентации, она – как? Готова?
Еще более чем сомнительно.
А если при этом дедушек-бабушек, как говорится, «иных уж нет, а те – далече», тогда – как?
А тогда – никак.
Никак не будет никакая фрекен Бок играть с малышом в прятки или, тем более – чур ее, чур! – в снежки, или – кататься с ним с горки на лыжах.
А близнецы – сверстники и одноклассники Гены К. – Саша и Паша – в хорошую зиму и в снежки со своим папой играют, и на лыжах с ним катаются.
Как-то раз они пригласили Гену на свой десятилетний юбилей – один на двоих.
И между «горячим» и «сладким» всей собравшейся за столом гурьбой высыпали во двор, а там снегу насыпало – по колено!
Мягкого и влажного!
Как раз такого, что снежную бабу лепить – то, что надо!
И построили они Снежную Крепость.
И «разбились» на две команды: одна с предварительно налепленными снежками в руках штурмует Крепость, другая, соответственно, стрельбой такими же снежками доблестно ее защищает.
А потóм – наоборот.
А еще потóм – с набитыми «сладким» ртами взахлеб и наперебой рассказывали друг дружке о своих подвигах при защите-взятии Крепости, и если кто-то в ней проигрывал, то тут же находил тому исчерпывающее объяснение: «Да, конечно, за вас же нападал (оборонялся) Саши-Паши папа!
И все сразу же становилось на свои места: «Если папа, то – конечно!».
Ведь каждый ребенок видит своего папу исключительно самым сильным («А вот я позову МОЕГО ПАПУ, и он как даст твоему папе!»), самым смелым, самым ловким и самым умелым («Вот какой лук со стрелами сделал МНЕ МОЙ ПАПА!»).
А еще – самым умным («МОЙ ПАПА все знает!»).
А мама?
А мама – всегда самая-самая красивая!
И – самая-самая добрая!
Гена, вприпрыжку скача «на своих двух» с юбилея Саши и Паши, переполнялся сладким предчувствием того, как он будет рассказывать своей маме о том, как они замечательно поиграли во «Взятие снежного городка» (см. одноименную картину Василия Ивановича Сурикова, о существовании которых в то время Гена даже не подозревал).
Однако…
– «Ты где шлялся?!», – с исказившимся от гнева лицом, прямо с порога ошарашила Гену вопросом его самая красивая и самая добрая мама. Ты же сказал, что идешь на день рождения!!
– Так я на нем и был!!
– А почему куртка такая грязная??!! Я же только что ее купила! Она же совсем новая!! Была!!!
– Она не грязная, а влажная. Она просто не успела высохнуть!
– Ты что, в ней купался??!!
– Нет, мы играли!
– Во что вы играли?! В кораблекрушение?!!
– Нет, мы играли в штурм Снежной Крепости! И с нами играл папа Саши и Паши!!
– Больше ты к ним не пойдешь. Еще не хватало ангину подхватить. Или – воспаление легких. Крупозное.
– Но ведь они пригласили меня пойти с ними в следующее воскресенье кататься на лыжах с горки!
– Тем более. Развесь аккуратно на полотенцесушитель и на батареи все свое мокрое, помой руки и садись разучивать гаммы. Берта Иосифовна жаловалась на тебя, что ты недостаточно внимания уделяешь гаммам. Особенно – хроматическим. И – расходящимся.
– Не хочу. И – не буду. НИКОГДА!
Занавес.
Мужайся, Геннадий.
Теперь у тебя впереди долгие и мучительные походы – в сопровождении! – по кабинетам, где дипломированные психотерапевты и лицензированные психоаналитики разными, но одинаково вкрадчивыми голосами будут разговаривать с тобой, как с дебилом, а твоим родителям будут писать на бумажке авторучкой системы Parker cуммы аванса в свободно конвертируемой валюте.
Родители, конечно же, будут сначала рады, ведь, как известно, если проблему можно решить за деньги, то это не проблема, а всего лишь расходы.
Зато потом, с течением времени, когда расходы будут расти, а «воз», как говорится, будет «и ныне там», начнутся скандалы: родителей Гены с психоаналитиками.
Теперь уже называемыми родителями Гены совсем другими словами, самое приличное из которых: «Шарлатаны!».
И продолжалась бы такая ситуация невесть сколько, если бы не нашлась добрая душа, и не подсказала бы родителям Геннадия, что обратиться следует, естественно, через определенные каналы, именно к Екатерине Александровне – как сейчас сказали бы – «кризис-менеджеру по особо запущенным случаям».
Сказано – сделано.
Как оказалось – не зря.
Екатериной Александровной была представлена перед родителями Гены по сути дихотомичная альтернатива: либо они будут продолжать воспитывать своего сына – в присущем им духе, – и тогда он возненавидит их окончательно.
Вытравив из себя последние остатки сыновней любви.
И – пустится «во все тяжкие», используя родителей исключительно как ходячую кредитную карточку и палочку-выручалочку.
При его вляпывании в различные инциденты.
Либо же они все же прислушаются к голосу души своего сына и, наконец-то, услышат его.
Ко взаимной вящей радости.
Вняли.
Учли.
И сегодня они счастливо нянчатся со своими обожаемыми внуками и внучками: Геннадиевичами и Геннадиевнами, играя с ними в прятки и другие азартные игры, а перед сном читая и рассказывая им добрые сказки.
В снежную зиму дети Геннадия катаются с ним с горок: те, кто постарше – на лыжах, кто помладше – на санках.
И их мама совсем не их ругает, когда домой они приходят все мокрющие – лишь бы батарей в доме хватило для просушки промокшего.
В погожие летние дни они всей гурьбой выезжают на рыбалку с ночевкой под открытым небом: бегать по свежеумытой росой луговой траве; вкушáть горячущую ушицу и чай, заваренный на молодых побегах дикорастущей ожины (она же – ежевика); смотреть на звездное небо, а потом – становиться свидетелями Чуда рождения Восходящего Солнца.
Мир этому Миру и всем, входящим в Него!
Глава III «Child-destroyer» – «Ребенок-разрушитель»
– Зачем ты сломал свою новую игрушку?
– Я хотел узнать, что у нее внутри.
Из разговора мамы ребенка-разрушителя с самим разрушителем.Допустим, Вы, уважаемая Читательница (в данном случае – именно так), решили сделать приятное своему ребенку.
На день его рождения.
Или – просто так.
В силу порыва своей души (вспомним, как сказано у Пушкина А.С. в его стихотворении «К Чаадаеву»: «Души прекрасные порывы!», – то ли восторг тут выражен, то ли призыв?).
Не повод тут важен.
Главное – что решили.
И сказали себе: «А куплю-ка я своему ребенку игрушечную железную дорогу».
С тепловозиками-электровозиками, вагончиками, семафорчиками, туннельчиками, мосточками и прочей разнообразной игрушечно-железнодорожной всячиной.
Пусть ребенок порадуется!
Тем более – «мой! – родимый и ненаглядный».
Так Вы решили.
Ведь прекрасный порыв Вашей души был вполне созвучен с невысказанной Вашим ребенком, но прочувствованной Вами его мечтой.
Ее Вы прочли в его глазах, когда были в гостях у Ваших друзей, которые подарили своему ребенку почти такую же железную дорогу.
Только та была поменьше, попроще, и, соответственно, подешевле.
Вы же купили такую, которая и побольше, и посложнее, и, естественно, подороже.
И – о радость!
Только увидев, пусть даже еще в упаковке, принесенное Вами СОКРОВИЩЕ, Ваш ребенок воссиял даже не от восторга – от счастья!
Полнейшего!
Ни с чем не сравнимого!
Как говорили в таких случаях, или, по крайней мере, хотели сказать, но не успели мудрые, хотя и древние римляне: «Beati, qui beatus sit, nostis» – «Блаженны, умеющие быть счастливыми»!
«Какое же это счастье: видеть своего ребенка счастливым!», – подумалось Вам, промокая украдкой платочком невесть откуда взявшуюся на Ваших ресницах влагу.
Хорошо-то как, правда?
Конечно же, правда.
Но, увы, не вся.
А вся правда открылась перед Вами, когда Вам уже показалось, что все получилось как нельзя лучше.
Вот как раз тут-то и началось.
Непредвиденное.
Непредсказуемое.
Невероятное.
По крайней мере – для Вас.
Прижав свое СОКРОВИЩЕ к груди, Ваш ребенок стремглав метнулся в комнату, где – со всей доступной ему прытью – стал монтировать на полу подаренную Вами конструкцию.
Не желая ни мешать ему, ни отвлекать его, полностью увлеченного появившимся у него крайне важным делом, Вы со спокойной совестью и с «чувством глубокого удовлетворения», почти на цыпочках вышли из комнаты на кухню, где у Вас уже накопилось своих дел, как говорится, невпроворот.
И тут мерное, умиротворяющее Вашу душу жужжание действующей в штатном режиме игрушки сменилось неожиданной тишиной.
Сначала Вы просто не придали этому значения: «Ну не жужжит и не жужжит. Мало ли почему?»
Когда же подозрительная тишина стала угрожающе затяжной, она тотчас же приобрела некий зловещий смысл.
Не желая верить самым худшим из своих предчувствий, Вы заглянули в комнату, и – О, УЖАС! – Вашему взору открылась страшная картина: на полу сидит Ваш ребенок, а в руках у него – в одной – папина отвертка, в другой – папины же плоскогубцы, а между ними – лежащий на ковре кверху дном… блестящий свежей заводской краской и доламываемый Вашим сыном игрушечный электровозик.
Вы можете себе это представить?!
Да?
Тогда – представьте.
Из глубин Вашего подсознания сразу же всплывает явственный образ товарного чека, полученного Вами вместе с покупкой дорогущей, хотя и игрушечной железной дороги.
Обидно, да?
Горше всего то, что Ваш ребенок даже не представляет себе всей ценности того, от чего Вам довелось отказаться ради его весьма кратковременного удовольствия какой-то час поиграть дорогущей игрушкой.
Да как же так можно?!
Все Ваше естество категорически протестует против такого, совершенно дикого и бессмысленного (на Ваш взгляд), совершенного Вашим ребенком варварства.
Более того – вопиющего вандализма!
Оно, Ваше естество, просто отказывается признавать правомерность такого безобразия.
И, тем более, принимать его как должное.
Конфликт?
Конфликт.
Как говорится, налицо.
Тут же Ваше лицо невольно наливается краской негодования, которое Вы уже готовы выплеснуть на виновника произошедшего чрезвычайного происшествия.
Видя те бурные и угрожающие перемены, что случились с Вашим лицом, Ваш ребенок интуитивно ощущает, что происходит что-то неладное.
Но – не может уловить причину происходящей неладности.
«Мамочка! Что-то случилось?», – спрашивает он.
«И он еще спрашивает!», – с праведным – на Ваш взгляд – возмущением ответствуете Вы.
Будучи преисполненной «чувством глубокого» не-удовлетворения.
И – совершенно неподдельного гнева.
Стремительно трансформирующегося в явную ярость.
И – в моментальное ментальное самобичевание.
По поводу того, насколько неоправданно мягкие методы Воспитания применялись Вами до сих пор по отношению к Вашему ребенку.
«Ведь он даже не раскаивается в том, что он натворил!»
«Не испытывает даже намека на угрызения совести!»
А ведь доброжелатели уже давно Вам говорили: «Распустили, понимаешь, вы вашего ребенка, разбаловали: страха не знает!».
«Все! Хватит панькаться-нянькаться-цацкаться! Отныне переходим на самый жесткий режим Воспитания нашего несовершеннолетнего и совершенно не понимающего, «почем фунт лиха» ребенка», – вот как Вы подумали, и как Вы же решили.
Что сразу же нашло свое отображение и выражение на Вашем, в который раз – за всего несколько последних минут – изменившемся лице.
Теперь уже – предельно жестком, волевом и непреклонном.
То есть, Вы для себя решение уже приняли, и – «Да будет так!».
Как, по словам очевидцев, воскликнул еще в далеком 1557-м году германский император Фердинанд Первый, – вроде как специально для Вашего этого самого случая: «Fiat justitia et pereat mundus!» – «Да свершится правосудие, да погибнет мир!».
Сказано – сделано.
Жестко и непреклонно.
Отныне же – постоянно и неукоснительно – Ваш ребенок будет Вами подвергаемым Воспитанию в «ежовых рукавицах» страха.
Который – по определению Аристотеля – есть «ожидание зла» (см. его «Политику»).
Пусть знает.
Естественно, не Аристотель, а ребенок.
Как наказуемо ломать дорогостоящее.
Пусть даже этим дорогостоящим является игрушка.
Заметим от себя: его игрушка.
Ведь Вы ему ее подарили, не правда ли?
Как, собственно, и самое его жизнь.
Ведь Вы ее тоже подарили ему, Вашему ребенку, не так ли?
Так.
Именно так.
В копилке ребячьей мудрости есть и такая: «Подарки – не раздарки».
Подарили – не претендуйте на право владения, распоряжения и пользования подаренным.
Ни игрушкой, принадлежащей Вашему ребенку, ни его жизнью.
И – не превращайте подаренную Вами Другому Человеку жизнь в свою собственную игрушку.
Противное если и не противоречит действующему законодательству, то каждой живой, не-очерствевшей душе оно претит.
До отвращения.
До отвержения.
До отторжения.
Откуда же, спрашивается, возник сей конфликт интересов между воспитующей мамой, приобретшей для своего ребенка развивающую (в строгом и точном соответствии Системе Воспитания согласно концепции Марии Монтессори) игрушку, и воспитуемым ребенком?
Ведь была же на самом деле искренняя родительская заинтересованность в том, чтобы ребенок нормально развивался, и приобретенная игрушка была (теперь уже точно – в прошедшем времени) призвана служить именно этой благородной и достойной всяческого пиетета цели.
И ребенок – пусть даже не совсем осознанно, но совершенно искренне – был заинтересован в том же.
Так в чем же тогда проблема?
Она состоит в том феномене, который носит название: НЕПОНИМАНИЕ.
То, что маленький по росту и юный по возрасту человек чего-то не понимает, это – нормально: он открывает Мир вокруг себя; он открыт к пониманию, – и взрослым остается только нормально, то есть, тактично, деликатно, не-навязчиво помогать ему понять.
Предназначенное к пониманию.
Ежели же мама или папа не понимает своего ребенка – ни его устремлений, ни его ценностей, ни его интересов – это уже беда.
Для обеих сторон.
И для мамы/папы, и для ребенка.
Фактически только что на Ваших глазах произошло осуждение ребенка.
За что?
За то, что он недостаточно бережно обошелся с новой игрушкой, не проявив должной ответственности при обращении с ней, обнажив тем самым свою недо-воспитанность.
А Вы ее обнаружили.
Со всей ее кажущейся очевидностью.
«Что ж – решают папа с мамой, – «будем воспитывать его по-другому: по всей строгости».
То есть, провинился – получи «по заслугам».
Как говорится, по факту.
Если есть сломанная вещь и есть тот, кто ее сломал, то это означает, что все улики – против него, значит, соответственно, подозреваемый становится обвиняемым, автоматически становящимся осужденным.
Кто «за»?
Кто «против»?
Ты, малец?
Не считается: ты еще слишком мал, чтобы иметь право голоса. Вырастешь – заимеешь.
А пока – сиди молча и слушай, что говорят взрослые (читай – умные, образованные, благовоспитанные).
Принято единогласно.
Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Судебному приставу и палачу приступить к исполнению приговора.
Вот такая она, эта логика взрослых.
Логика людей, находящихся в своей системе координат своих ценностей.
И оценивают, и судят, и осуждают они действия и поступки как относительно завершенные действия тоже людей.
Но – не-взрослых.
По своей логике.
Взрослых.
По своей шкале – взрослых – оценок действий не-взрослых.
Почему здесь слово логика выделена курсивом?
Потому что оно сопряжено здесь со словом «своя».
То есть, та логика, на которой были воспитаны в свое время сегодняшние воспитующие.
Логика как нельзя более удобная и привычная.
Им.
Построенная на принципе: «либо – «А», либо – «не-А», и «третьего не дано».
То есть: «Либо пациент жив, либо пациент мертв».
Это – цитата.
Из глубокомысленного диагноза.
Провозглашенного лекарем Богомолом над бездыханным телом Буратино, только что извлеченным из затянутого «бурой тиной» пруда имени черепахи Тортиллы.
Провозглашатели сего и всего подобного сему изо всех сил, со всем возможным усердием пытаются втиснуть в «прокрустово ложе» двухзначной и непротиворечивой логики невтискиваемое: самое жизнь во всем безграничном многообразии ее проявлений и во всей ее противоречивости.
Однако неспроста сегодня кроме двухзначной логики Аристотеля-Лейбница, зиждущейся на принципе: «либо – А, либо – не-А» – «третьего не дано», называемом законом исключенного третьего, существуют и трехзначные логики – Яна Лукасевича, Аренда Гейтинга, Ганса Рейхенбаха, Дмитрия Анатольевича Бочвара и четырехзначная – того же Лукасевича, и даже – n-значная – Эмиля Леона Поста и многозначная – Александра Александровича Зиновьева.
«Эко их сколько! К чему их, столько-то?!», – изумитесь Вы, и непременно добавите: «Неужели одной не достаточно?».
А посудите сами.
На простом примере.
Согласно классической или традиционной логике, «из двух взаимо-противоположных суждений по одному и тому же предмету, одно из них обязательно должно быть истинным, а другое – ложным» (дословная формулировка закона, выведенного Аристотелем и получившего известность под названием «tertium non datum» – «третьего не дано»).
Задается Вам вопрос: «Скажите, Вас давно выпустили из тюрьмы?».
Извольте отвечать!
Сударь.
Или – сударыня.
Ведь «третьего не дано», не так ли?
Отвечайте же: «да» или «нет»?
«Да, давно», или же – «нет, недавно»?
И – даже не пытайтесь увильнуть от прямого ответа.
Вот так-то обстоит дело.
Заведенное по обвинению Вас в попытке солгать.
Ведь Вы же не хотите сказать правду: «да», или «нет»!
Значит, пытаетесь солгать.
На самом же деле, кроме двух вышеназванных вариантов ответа на поставленный Вам вопрос, могут быть совершенно иные, никоим образом не укладывающиеся в прокрустово ложе дихотомии: «либо давно, либо недавно».
Вы можете, например, вообще никогда не бывать в тюрьме.
А можете до сих пор сидеть в ней.
Вот такой катаклизмический конфуз получился.
С тюрьмой и с Вами в ней.
И с извлеченным из злосчастного пруда бездыханным телом бедняги Буратино – то же самое.
Он может находиться в одном из промежуточных состояний между жизнью и смертью, которое в обиходе называется: «Ни жив, ни мертв», – и это состояние никак не вписывается в двузначную классическую логику.
Не потому, что классическая логика Аристотеля-Лейбница неправильная, а из-за того, что, как и всякая иная концепция, доктрина или теория, данная имеет границы действительной ее применимости, за пределами которых она превращается в абсурд.
Логики Лукасевича или Гейтинга, Рейхенбаха или Бочвара, Поста или Зиновьева не отменяют, не упраздняют, не аннулируют, не ликвидируют логику Аристотеля-Лейбница, но выявляют те самые границы действительной ее применимости, за которыми она становится недееспособной.
Наглядным проявлением такой недееспособности как раз и является Воспитание как таковое.
Согласно фундаментальному концепту благообразия, присущему каждой из Систем Воспитания, если Ваш ребенок, тихо сопя и никоим образом не отвлекая своих родителей от их важных и насущных взрослых дел, предсказуемо и поощряемо играет подаренной игрушкой, не ломая ее паровозиков/вагончиков, не кромсая ее платьица/причесочки, то он/она – хороший/хорошая мальчик/девочка.
Если же он/она ломает/кромсает свою игрушку, то, сообразно концепту безобразия, в той или иной форме, но – обязательно присущему каждой Системе Воспитания, ломающий/кромсающая игрушку мальчик/девочка – плохой/плохая.
И заслуживает наказания.
Или – в самом гуманном варианте – неодобрения и порицания.
В воспитательных целях.
Как пишется в воспитующих книжках.
Безотносительно к тому, какую цель ломающий/кромсающая игрушку мальчик/девочка при этом преследовал/преследовала.
А если этот мальчик – будущий Эдисон, а девочка – будущая Коко Шанель, тогда – как?
Двухзначная (или – «А», или – «не-А») логика Воспитания стыдливо уклоняется от ответа на такой щекотливый вопрос, невнятно бормоча себе под нос нечто невразумительное насчет Воспитания рачительности, бережливости и аккуратности в обращении с вещами.
Однако, как только неодобрение и порицание по поводу поломки/кромсания ребенком принадлежащей ему игрушки родители ему выскажут или же выразят иным способом, так – сразу же и тем самым – они в один момент выроют между ним и собой глубокий ров отчужденности и взаимонепонимания.
Эрозия Ваших отношений с Вашим ребенком может начаться с такой мелочи, такого пустяка, такого вздора (по Вашей собственной оценке, присущей Вашей системе ценностей), как выражение и проявление Вами Вашего, мягко говоря, неудовольствия по поводу поломки Вашим ребенком дорогостоящей игрушки.
«Подумаешь, какой обидчивый! Ну, сказала (сказал) я несколько нелицеприятных слов. А что он/она думает, что можно вот так вот, запросто ломать дорогущую игрушку?! Пусть знает, что деньги папе с мамой с неба не падают, а достаются тяжелым трудом».
Что означает эта Ваша гневно-праведная тирада?
То, что Вы готовы прочесть Вашему ребенку-дошкольнику лекцию по политической экономии, цитируя «Капитал» Карла Маркса: «Труд есть источник всякого богатства», – и: «Деньги есть всеобщий эквивалент стоимости»?
Это Вы хотели сделать с Вашим ребенком?
Находясь в здравом уме и при трезвой памяти?
Сомнительно.
И для Вас – в первую очередь.
Поскольку Вы сами прекрасно понимаете, что даже если Вы заставите Вашего несовершеннолетнего ребенка выучить наизусть все четыре (вместе с незавершенным К.Марксом – четвертым) тома «Капитала», ничего хорошего из этого не выйдет, а выйдет только наоборот.
Вы же не хотите, «чтоб наоборот»?
«Естественно», – ответите Вы, и тут же спросите: «А что же делать, чтобы не-наоборот?».
А для не-наоборот требуется всего-то-ничего: просто помыслить по-другому, чем это принято среди взрослых, опирающихся на дихотомию: «Либо «А», либо «не-А», и третьего не дано».
И тогда перед мыслительным взором взирающего откроется удивительной красоты картина, в которой, как и в жизни, кроме черной и белой краски заблистают во всей своей красе и другие цвета.
Отнюдь не уступающие ни черному, ни белому.
Ни по своей уместности, ни по правомерности своего применения.
И окажется тогда, что кроме сформированного в Вашем воображении «черного» – плохого мальчика, со всем априорно присущим ему вандализмом крушащего и кромсающего ни в чем не повинные электровозики-вагончики дорогостоящей игрушечной железной дороги, и «белого» – хорошего мальчика, благочинно и многочасово созерцающего циклический процесс движения не-поломанных им электровозиков-вагончиков по замкнуто-кольцевой линии, – реально существует совсем другой мальчик – ни «черный», ни «белый».
Не ограничивающийся в своих действиях двухзначной (традиционной, классической) логикой.
Ломающий игрушечный вагончик игрушечной железной дороги не для того, чтобы проявить свой вандализм, и не с тем, чтобы причинить своим родителям душевные муки от «выброшенных на ветер денег», а руководствуясь совсем иными соображениями.
Неудержимо пытающийся выяснить, почему этот вагончик на колесиках едет, как он устроен для того, чтобы ехать, и стремящийся внести свои изменения в его дизайн сообразно своим представлениям о том, как он должен выглядеть.
Это означает, что тот, кем есть этот мальчик, не только не исчерпывается, не ограничивается оценочной дихотомией: «А» – «хороший» – не ломающий игрушек мальчик, или – «не-А» – «плохой», ломающий их, – но даже не сводится к ней.
Как сказали, не сговариваясь, два человека, незнакомых друг с другом, но по-настоящему понимающих психологию детского возраста, одного из которых звали Эвальд Васильевич Ильенков, а другого – Владимир Андреевич Роменец, ребенок познает Мир руками.
Познает не так, чтобы просто принять окружающий Мир как раз и навсегда данное в неизменном и незыблемом виде, не так, чтобы покорно смириться с тем, каков этот Мир есть на сегодня, а так, чтобы лучше Его узнать и глубже Его понять.
Для того чтобы углядеть в Нем действительно существующие внутри Него связи и отношения, чтобы впоследствии, используя приобретенное таким образом знание и понимание, смочь Его изменить.
В лучшую для нас всех – людей – сторону.
Не мучая, не насилуя, не ломая «через колено».
Ни Его, ни себя.
Мальчикам свойственно стремление разгадывать секреты внутреннего устройства механических игрушек.
Девочкам – экспериментировать с нарядами и прическами своих кукол.
И то, и другое – нормально.
Как говорится, на здоровье.
И физическое, и – психическое, и – социальное.
Не имеющее ничего общего ни с аномией, ни с девиантностью, ни с оценочной дихотомией его поведения, его действий и его поступков как относительно завершенных действий.
Не мешайте ребенку ломать его игрушки.
Какими бы благородными и надзирательно-назидательно-воспитательнвми мотивами ни было продиктовано Ваше мешающее ломанию игрушек Вашим ребенком вмешательство.
Ваша родительско-взрослая власть над игрушкой своего ребенка заканчивается в момент дарения.
Ее ему.
Ваша же власть над ребенком как ассиметричное влияние властвующего на подвластного заканчиваться не должна.
Потому что не должна начинаться.
Хотите, чтобы Ваш ребенок был Вам другом?
Хотите.
Не можете не хотеть.
В таком случае – будьте другом ему.
Отношения дружбы – в отличие от отношения властвующий/подвластный – являются симметричными.
По определению.
Друг – это всегда друг другу.
И нет тут, и не может быть никакой иерархии и подвластности.
Иначе – это все, что угодно, но только не дружба.
Сломать же нормальные человеческие отношения дружбы, которые складываются между взрослыми и – пока еще – не-взрослыми – чрезвычайно легко.
Значительно легче, чем не-взрослому сломать игрушечный вагончик/электровозик.
Восстановить…
Вот это уже – проблематично.
То, что на языке взрослых называется «сломать», «испортить», «раскурочить» игрушку, в представлении не-взрослых означает понять, как она устроена, и постараться преобразовать ее.
В соответствии со своими представлениями.
О том, какой она должна быть.
Мальчик обязательно постарается освободить в сплошь металлической конструкции тепловозика/электровозика место для вылепленного им из пластилина машиниста, иначе, что же это за локомотив без машиниста?
Для девочки же ее кукла – безбрежное море воплощений фантазий.
По преобразованию своей красавицы-куклы в сказочную принцессу или в невесту в подвенечном наряде.
И за это Вы будете корить своего ребенка?
Так кто Вы тогда будете?
Палач фантазий?
Провоцирующий своего ребенка на горький плач страданий оттого, что его не понимают?
Не иначе, как так.
«Так что же делать, если ребенок совершенно по-варварски и по-вандальски курочит и кромсает только что подаренную ему дорогущую игрушку??!», – воскликните Вы в полнейшем отчаянии.
Мужайтесь.
Усядьтесь понадежнее в мягкость Вашего кресла.
Сейчас Вы полýчите ответ.
Жесткий.
Готовы?
Тогда – получúте.
Если Вы увидели продукт содеянного Вашим ребенком по отношению к подаренной ему игрушке варварства и совершенного им вандализма, если Вы убедились, что точка невозвращения к исходному состоянию игрушки в процессе ее «преобразования» Вашим ребенком уже пройдена, подсядьте к нему/ей, и помогите ему/ей доломать (докромсать, докурочить) эту игрушку окончательно.
Во-первых, потому что Вы вместе с Вашим ребенком сможете это сделать более квалифицированно, чем Ваш ребенок в одиночку, а, во-вторых, для того, чтобы он почувствовал, как в песне поется, «что вдвоем вдвойне веселей».
Плечо друга – великая сила.
И остается она таковой даже при ломании, курочении, кромсании игрушки.
Попробуйте.
Если Вам поначалу эта затея и не очень понравится, то потом – когда Вы войдете во вкус – Вы ощутите радость первооткрывателя, испытываемую же, только в несопоставимо бóльшей мере, Вашим ребенком.
Любые обвинения по поводу того, что таким образом стимулируется неуважение к труду тех людей, которые создавали, в данном случае, игрушки, не могут быть признаны состоятельными по той простой причине, что для взрослого и для не-взрослым одни и те же вещи имеют разную ценность.
Если же Вы хотите добиться, чтобы Ваш ребенок научился понимать и уважать, признавать и принимать Вашу систему ценностей, извольте понимать и уважать, признавать и принимать его систему ценностей.
По-другому – никак.
Только в такой последовательности.
Сначала – Вы понимаете своего ребенка, потом – он Вас.
Почему именно так, а не иначе?
Потому что Вы старше.
Вы – опытнее.
Вы – смеем надеяться – мудрее.
Видя Ваше стремление понимать его, ребенок и сам будет стремиться понимать Вас.
И, естественно, наоборот: Ваше нежелание понимать Другого вызывает ответную и симметричную реакцию Другого.
По отношению к Вам.
В полном, строгом и точном соответствии «эффекту бумеранга».
Как бы Вы ни заставляли своего ребенка относиться с должной почтительностью к тому, что почитаемо Вами, насильно Вам, да и никому другому этого добиться не удастся.
Единственное, чего Вы сможете достигнуть в этом направлении действования, так это смирения и покорности.
По крайней мере – их внешних проявлений.
Смирение же и покорность ребенка, иногда действительно достигаемыепри воспитующем воздействии на его сознание, становятся свидетельством не его благоприобретенной почтительности, а либо прогрессирующего его благоглупостного отупления, либо затаенного – «до поры – до времени» – стремления к мести.
Мести с отложенным сроком ее исполнения.
Как пресловутое ружье.
Мирно и благопристойно, казалось бы, висящее на стене.
В первом акте пьесы.
И оно же – обязательно выстреливающее в последнем акте.
Для каждого нормального ребенка, не успевшего отупеть от пыток воспитанием, аргументы вроде того, что: «Нельзя потому что нельзя», – или: «Так надо, потому что надо именно так», – или: «Я так сказал (сказала) значит так и будет», – даже при наличии определенного авторитета того, кто произносит такую или подобную ей ахинею, не являются и не будут являться ни необходимо, ни достаточно убедительными.
Чем больше такой ахинеи произносится, тем больше падает авторитет произносящего ее.
И это – нормально.
Ненормально – если не падает.
Восприятие ненормального в качестве нормального является прямым свидетельством аномальности восприятия.
Формирующейся и закрепляющейся в сознании ребенка (в первую очередь, главным образом, прежде всего) по вине воспитующих его.
Стремящихся подогнать под себя и сознание ребенка, и его действия.
Цель такой подгонки – сделать не-взрослого (пока еще) человека удобным для пользования им.
Отныне и «вовеки веков».
Цена такого удобства – либо убожество всей последующей интеллектуальной и эмоциональной жизни воспитуемого, либо – происходящий в нем «взрыв замедленного действия» – всегда неожиданный, всегда непредсказуемый, всегда – непóнятый и непонятный, а потому – пугающий («в тихом омуте черти водятся» – см. фольклор разных народов).
И, соответственно, осуждаемый.
Воспитующим.
Как сказал Марк Фабий Квинтилиан в своем трактате «Наставления оратору», («Dammant quod non intellegant»), «Осуждают то, чего не понимают».
Взрослые осуждают не-взрослых за то, чего эти самые взрослые не понимают.
Того, например, почему не-взрослые ломают, курочат и кромсают игрушки.
То, что происходит с психикой не-взрослых, сталкивающихся «лоб в лоб» с непониманием их и с осуждением их же взрослыми, можно квалифицировать по-разному.
Однако самой мягкой из возможных квалификаций будет: тяжелая травма.
Психическая.
Крайне трудно залечиваемая.
Поскольку об ее излечивании – без каких бы то ни было остаточных явлений – речь вообще не может идти.
«Счастье – это когда тебя понимают», – под этой формулой (см. фильм «Доживем до понедельника»), – пусть и корявой с точки зрения правил построения лингвистических конструкций, – готов подписаться каждый, кто хотя бы раз в своей жизни столкнулся с – по сути – трагической ситуацией его непонимания.
«Так что же, для того, чтобы избежать трагедии непонимания ребенка его родителями, им нужно разрешать ребенку ломать, кромсать, курочить подаренные ему дорогостоящие игрушки, или даже – чур нас, чур! – поощрять его в таких действиях?!», – вырвется у Вас, что называется, крик души.
Если Вас в этой ситуации больше всего беспокоит ее финансовая сторона, то тут-то как раз все просто.
Просто не дарите своему ребенку дорогостоящих игрушек.
Дарите дорогие.
Дорогостоящие – те, что стóят много.
В денежном выражении.
Безличном.
И – безразличном.
По отношению к Личности.
Маленького по росту и весу, малолетнего по возрасту, но уже Человека.
Дорогой же подарок – это тот, что по душе.
Личности.
Единственной и неповторимой.
Ведь, как сказал Генрих Гейне (см. его «Путевые заметки»), «каждый человек – это целый Мир, который вместе с ним рождается и умирает, и под каждой могильной плитой лежит Всемирная История», ведь ей пришлось славно потрудиться для того, чтобы появился именно этот – неповторимый и уникальный – Человек.
Дорогой подарок – это тот, воспоминания о котором как о совершенно ценном будут греть душу одариваемого.
Долго-долго.
Умение найти и сделать именно такой – дорогого стóит.
Но – и воздается сторицей.
Неспроста.
Потому что ой как непросто подарить именно такой подарок!
Чтобы был он действительно, что называется, по душе тому, кому он предназначается!
Потому что требуется для этого от дарящего и понять, и почувствовать то, что на душе у одариваемого.
В том числе и то, о чем даже сам одариваемый не знает, а только лишь испытывает смутное томление.
Именно такой подарок и делает честь Вам как дарящему, и вызывает неописуемую радость.
И у одариваемого, и у дарящего.
У последнего – радость свою, испытываемую от радости Другого – друга.
Каковым в данном случае является Ваш ребенок.
Как любил говаривать Марк Аврелий (см. его «Размышления»), «чужая душа – потемки».
И пребудет она для Вас именно в такой ипостаси до тех пор, пока не осветится исходящим от Вас светом любви, уважения и стремления к пониманию.
Только слияние воедино сей «святой троицы» дает эффект освещения душú Другого.
Ведь любовь без уважения и понимания – слепа.
Уважение без любви и понимания – бесплодно.
Понимание же без любви и уважения – бесчувственно.
По меньшей мере, наивно ожидать, что Ваш ребенок безоговорочно примет Вашу, взрослую систему ценностей, и тотчас же заменит ею свою – не-взрослую.
Речь должна идти не о досрочной замене одной из них в пользу другой, но о признании не-взрослым человеком права на существования системы ценностей взрослого человека, а обязательным предварительным условием для этого может и должно быть безусловное признание взрослым права на существование системы ценностей не-взрослого человека.
Желаемый Вами результат может быть достигнут только в такой последовательности, и ни в какой иной.
Хотите, чтобы Ваш ребенок Вас любил?
Хотите.
В таком случае – любúте его.
Не «за что-то», а просто потому, что он есть.
Со всеми его слабостями и недостатками.
Ведь все они даже не устранимы, а просто исправимы.
Вашим с ним взаимодействием.
Фактически – взаимосодействием.
Хотите, чтобы Ваш ребенок Вас уважал?
Хотите.
Тогда – извольте уважать его: не абстрактно, а вполне конкретно – в живых, жизненных ситуациях.
Проявляя свое уважение в совместных с Вашим ребенком взаимодействиях.
Прямо и непосредственно свидетельствующих о признании Вами прав, свобод и достоинств уважаемого Вами не-взрослого.
Хотите, чтобы Ваш ребенок Вас понимал?
Хотите.
Значит, соблаговолите понимать его.
Будьте так любезны.
И – не сочтите за труд.
Как бы сложно и трудно Вам это ни доставалось.
Сказанное – не поучение и не наставление.
Но – предложение и просьба одновременно.
От всех не-взрослых – ко всем взрослым.
Если хотите, это – призыв.
К принятию.
Того, что находится «по ту сторону» благоглупостей и благогнусностей.
Совершаемых взрослыми по отношению к не-взрослым.
Проявляющих себя в виде поучений и наставлений, нравоучений и запретов, то есть, всего того комплекса который, увы, и поныне принято называть Воспитанием, и который ничего, кроме комплексов, спровоцированных отчаянием бессилия противостоять диктату воспитующих, у воспитуемого не вызывает и вызвать не может.
Ведь как это соблазнительно для воспитующего – сурово насупив брови, пригрозить воспитуемому пальчиком: «Низзя!», – дескать.
Пригрозил – и дело с концом.
Потом только останется наказать пригроженного, если он посмеет нарушить запрет.
Неизмеримо морочливее – понять скрытую даже от самогó не-совершеннолетнего воспитуемого логику его действий и его поступков как относительно завершенных действий.
А, поняв, найти не-оскорбляющие, не-унижающие, не-уничижающие человеческого достоинства аргументы, побуждающие не-взрослого Человека признать убедительной, и, если это необходимо, принять позицию Человека взрослого.
Только совершив в себе самом такую революцию, взрослый Человек сможет добиться того, что его любовь к Другому Человеку – пусть маленькому по росту и юному по возрасту, но уже – с большой буквы – перестанет быть слепой, а уважение – бесплодным.
Только лишь таким образом возможно совершить переход от отношений Воспитания, где обязательно есть субъект как тот, кто является источником воспитательной активности, и объект как то, на что направлена воспитательная активность субъекта, к подлинно человеческим.
Построенным на принципиально иной системе отношений: на взаимодействии двух равно-суверенных субъектов.
Несмотря на существующую весьма существенную разницу между субъектами сего взаимодействия.
По целому ряду параметров.
Как то: возраст; рост; вес (как в прямом, так и во всех переносных смыслах); авторитет; жизненный опыт; образование; имущественные и гражданские права, etc.
Как сказал в свое время Квинт Аврелий Симмах в своей «Реляции об алтаре Победы», «человек человеку – Бог. Каждый каждому».
Не рабовладелец – рабу, не феодал – вассалу, не воспитующий – воспитуемому, поскольку в таких системах отношений нет и не может быть места равно-суверенности субъектов, а друг другу.
В подлинном смысле слова друг.
Задача друга – не натаскать своего друга на выполнение и соблюдение некоего набора унифицированных и стереопизированных алгоритмов действования – это входит в обязанности дрессировщика, а предложить своему другу сделанные собой и для себя открытия.
К его собственному рассмотрению.
Не: «Делай (не делай) того-то и так-то, и не задавай лишних вопросов», – а: «Ты знаешь, как интересно получается: оказывается, что если сделать то-то, то произойдет се-то».
Вроде бы и то же самое, а на самом деле – далеко не то же.
Как в лозунгах/девизах Помпея и Гая Юлия Цезаря, провозгласивших весьма схожие, казалось бы, прокламации в войне друг против друга (не правда ли, поразительное словосочетание) за – фактически – трон императора Римской империи.
Первый из них громогласно заявил: «Кто не со мной, тот – мой враг!», – а второй – почти то же самое, но, как впоследствии оказалось, по результату, не только не совсем то же самое, а – совсем не то же самое: «Кто не против меня, тот – мой друг».
А теперь скажите на милость: как Вы думаете, кто из этих двух почтенных римлян победил, и – почему именно он?
Догадались?
Ну, конечно же!
Победил, как и следовало ожидать, Гай Юлий Цезарь.
Потому что он своим девизом привлекал людей на свою сторону.
Не запугиванием, а дружеским расположением к ним, в то время как Помпей стремился всех не присоединившихся к лагерю его сторонников застращать.
Страхом же запугивающий может вызвать лишь имитацию запугиваемым поддержки запугивающего, но – не саму поддержку.
Иными словами, таким образом можно получить лишь иллюзию единства и поддержки вместо самих единства и поддержки.
Что, собственно, и произошло с Помпеем в его войне против Гая Юлия Цезаря.
Вызвав тем самым необратимые и неотвратимые последствия для его, Помпея, судьбы.
Да, безусловно, страх, вызываемый запугивающим у запугиваемого, – грозное оружие.
Но – обоюдоострое.
Как сказал Луций Анней Сенека, «многих должен бояться тот, кого боятся многие».
Любая же система Воспитания в значительной мере основана именно на страхе.
Перед санкциями.
За неповиновение.
За непослушание.
За непокорность.
Такая основа весьма хлипка и ненадежна.
При любом существенном изменении соотношения сил между противниками, в каком угодно противоборстве, запуганный силой – уже якобы сторонник – может в самый неожиданный момент для запугивающего переметнуться на сторону противника.
Как это может проявиться (проявить себя) в интересующей нас ситуации Воспитания?
Если взрослый, входя в воспитующий раж, начинает опираться в своих отношениях с воспитуемым на силу страха перед грозящими за сопротивление санкциями, то в сознании воспитуемого непременно возникает столкновение страха и протеста.
Если все-таки побеждает страх, то происходит фактически полное подавление воли воспитуемого.
С последующей трансформацией его в покорное чужой воле существо, лишь по своим анатомо-морфологическим признакам похожее на человека.
Если же побеждает протест, то возникает бунт.
Воспитующий, отталкивая от себя своими запугиваниями, как и любыми иными проявлениями своего непонимания и своего неуважения, демонстрируемыми по отношению к воспитуемому, фактически сам толкает его в объятия иных сил.
Например: силы улицы со всеми присущими ей уличными ценностями; силы неформальных авторитетов – предводителей разного рода сект и клик; силы лидеров криминальных и около-криминальных группировок; силы всевозможных экстремистских «новообразований» (термин, заимствованный из лексикона онкологов); силы Интернета – в наиболее деструктивных для психики и интеллекта ее проявлениях.
То есть, в случае любого спровоцированного воспитующим столкновения страха и протеста, возникающих в сознании и подсознании воспитуемого, последний становится не просто заложником, а – в полной мере – жертвой действий первого.
Тут уж, как говорится, «куда ни кинь – везде клин».
«Как же можно «расклинить» эту ситуацию?», – спросите Вы.
Ответ – предельно простой: не доводить до нее.
«А как же можно не доводить до нее, если ребенок категорически не слушается: ни родителей, ни воспитателей, ни кого бы то ни было из дображелающих ему взрослых?», – не успокаиваетесь Вы.
Ответ – еще проще: а ребенок и не должен слушаться.
Ни родителей, ни воспитателей, ни кого бы то ни было еще.
«???!!!»?
И ничего не «???!!!».
Не-взрослый человек точно так же обязан слушаться взрослого человека, как погода обязана слушаться прогнозов метеорологов.
В пределах любой системы Воспитания такое суждение не только недопустимо, но и немыслимо.
А кто, собственно, сказал, что все суждения по поводу принципов взаимоотношения и взаимодействия между взрослыми и не-взрослыми должны укладываться в прокрустово ложе Воспитания?
Не слушается Вас ребенок, не подчиняется Вашим приказам – и правильно делает.
Вы – не прапорщик, а Ваш ребенок – не рядовой-первогодок срочной службы.
Максимум, на что Вы вправе претендовать относительно Вашего мнения в системе Ваших отношений с Вашим ребенком, это на то, чтобы он прислушался.
К Вашему мнению.
Хотите, чтобы он Вас слушал, слышал и услышал без априорного отторжения Вашего мнения?
Заслужúте право на это.
Хотите, чтобы Ваш ребенок не был подвержен воздействию вирусов социальной инфекции, исходящих от всевозможных социальных вирусоносителей?
Хотите.
Просто не можете не хотеть.
В таком случае даже и не пытайтесь искусственно оградить не-взрослого человека от всей этой заразы: Вы будете ее изгонять «через дверь», она будет проникать «через окно», «через вентиляционные отверстия», вползать «через щели в полу», просачиваться «через систему канализации, тепло-водо-газоснабжения».
Эта зараза – как радиация: на запах ее не почувствуешь, а ощутишь ее только по последствиям ее воздействия на живое.
В данном случае – на живую человеческую душу.
Против нее бессильны любые заклинания или иные ритуальные действия, любые «социальные спреи» или «дезинфикаторы».
Тогда что может помочь против нее?
Воспитание на своем собственном примере?
Да разве же это средство применимо для всех без исключения ситуаций, в которых может оказаться воспитуемый в его – уникальной и неповторимой – личной жизни?
Воспитывать на собственном примере – значит пытаться прожить жизнь своего воспитуемого вместо него.
И как Вы полагаете, будет ли он Вам за это благодарен?
Из практики: в неблагополучных семьях формирование сознания не-совершеннолетнего Человека зачастую происходит не благодаря отвратительным примерам поведения взрослых, а вопреки им.
Как сказано в древнеиндийской «Дхарме», которой совсем недавно исполнилось 2800 лет, «не учись дурному даже у своих родителей, учись хорошему даже у своих врагов».
С упорством, достойным значительно лучшего применения, различными системами Воспитания предлагаются лишь разного рода «прививки» от тех или иных социальных заболеваний.
Однако их «вирусы», как и их биологические «сородичи», имеют свойство мутировать.
Исторгая при этом из недр своего естества такие «новообразования», такие «штаммы», против которых «антивирусов» еще не только не создано, но и не придумано.
В «гонке за лидером» – мутирующим социальным «вирусом» – изобретение и изготовление «антивируса» всегда будет находиться в положении ослика.
Вечно догоняющего подвешенную перед его носом вязанку соломы, и вечно не имеющего ни единого шанса ее настичь.
Воспитание бессильно в борьбе против «социально-вирусных новообразований».
Как наказывать за ослушание, за непослушание, за неповиновение – тут оно – расспециалист!
Всегда готовый предоставить к Вашим услугам полный комплекс средств и методов наказания.
В комплекте.
Прилагаемом к любой инвективе.
А если ослушания (непослушания, неповиновения) нет?
Тогда – как?
Ведь каждое наказание прилагается к определенному преступлению, по крайней мере, так гласит любая система Воспитания, а преступление – даже сугубо этимологически – есть переступление.
Через определенный запрет.
Так или иначе постулируемый, регламентируемый и санкционируемый.
То есть, если нет запрета, то не может быть и переступления через него.
Соответственно, нет и преступления.
А значит, не может быть и наказания.
Наиболее ретивые воспитующие требуют от своих воспитуемых, чтобы те, бедняги, в каждом сомнительном случае обращались к воспитующему за разрешением: можно или нельзя поступить так или иначе, тем или иным образом.
Казалось бы, логично.
Особенно – при наличии практически у всех мобильных телефонов.
А теперь представьте себя на месте Вашего ребенка.
Представили?
В таком случае ответьте: как бы Вы себя чувствовали, если бы Вы были обязаны каждый свой даже не шаг – шажочек – согласовывать со своей мамой или со своим папой?
Вот так и Ваш ребенок.
Он не хочет делать сам из себя посмешище.
Ведь любой его отказ от участия в том или ином инициированном его сверстниками мероприятии обязательно должен быть мотивирован, иначе такой отказ рассматривается либо как бестактность, либо – как оскорбление.
Как поступить не-совершеннолетнему в том случае, если он догадывается, что его участие в «мальчишнике» («девичнике», «мальчишнико-девичнике») не получит одобрения со стороны его родителей?
Ссылаться на то, что папа-мама не разрешают?
Это даже не рассматривается.
По вполне понятной каждому причине: стыдно.
Ведь, как сказал Бенедикт Спиноза в своей «Этике», «стыд есть страх честности перед позором».
Врать?
Придумывать какие-то небылицы?
Юлить и изворачиваться?
То есть, поступить так, как обычно ведут себя стыдливые воспитующие перед своими воспитуемыми?
Гадко.
Так что же тогда остается?
Загадка.
Разгадки которой не дает ни одна система Воспитания.
Значит, искать разгадку этой загадки, как и многих-многих других придется за пределами Воспитания.
То есть, искать и находить там, где кончается система целенаправленного воздействия на сознание, и где начинается взаимосодействие двух людей: одного – большого Человека (по росту, по весу, по возрасту), другого – маленького – по всем перечисленным параметрам, но – уже тоже – с большой буквы.
Потому что – настоящего.
«Я уже большой!», – самое популярное изречение маленького по росту и юного по возрасту, но уже – Человека.
И – «Да будет так!» («Let it be»), – как поется в одноименной песне незабвенной группы «Beatles».
И – да помогут друг другу два Человека.
Один – большой.
По росту, весу, возрасту.
Своим опытом, своими знаниями, своими умениями, своим прочувствованием особенностей «национальной охоты» за благоприятными – насколько такое возможно – условиями жизни.
Другой – маленький.
По параметрам роста-веса-возраста.
Но – необъятный.
По своей ничем не-измеримой душевной чистоте.
По своей не-поддельной светлоте.
По своей не-иссякаемой искренности.
По своей не-увядаемой непосредственности восприятия Мира.
Вот эти-то все «не-», так присущие маленькому по росту, весу и возрасту, но уже с большой буквы Человеку, и призваны помочь взрослому человеку, вынужденно погруженному во всевозможные «свинцовые мерзости жизни» (см.: Максим Горький, «На дне»), не утратить окончательно присущую каждому человеку способность быть Человеком.
Да, это взаимосодействие уже не будет Воспитанием.
Да, оно будет не-Воспитанием.
Оно будет тем, что придет на смену Воспитанию.
Полностью исчерпавшему на сегодня ресурс своего развития, а потому – призванному Его Величеством Временем уступить свое место новому.
Тому, что не является Воспитанием.
Тому, что – при разумном его применении и использовании – оказывается открытым к открытию и раскрытию Человека в каждом человеке.
Тому, что является системой взаимосодействия взрослого Человека и не-взрослого – тоже Человека.
Глава IV «Ungrateful child» – «Неблагодарный ребенок»
– Вот когда ты вырастешь, и станешь самостоятельно зарабатывать, ты будешь покупать и носить то, что хочешь. А пока будешь носить то, что мы тебе купили.
– Не буду.
Из разговора родителей неблагодарного ребенка с ним, неблагодарным.Благодарность…
«Как много в этом звуке…» (Пушкин А.С. «Евгений Онегин», глава седьмая).
Она – то, чего ожидают родители от своего ребенка, и на что они – с полным, как им кажется, основанием – вправе рассчитывать.
Хотя бы даже за то, что они дали ему жизнь.
Уже за одно это – по мнению родителей – ребенок должен и обязан быть им благодарен.
Пожизненно.
А еще – они его воспитывают.
Бесплатно.
И за это он тоже им должен.
И – обязан.
По крайней мере, быть благодарным.
Такова их логика.
Которая совпадает с их волей.
Но насколько обоснована эта их логика?
Родили?
Да.
Однако просил ли их об этом их ребенок?
Нет.
Это была не его, а их инициатива.
Или Вы с этим не согласны?
В таком случае давайте обяжем каждого ребенка ежедневно неоднократно благодарить своих папу и маму: «Большое тебе, папуленька, спасибо за то, что ты меня зачал! И тебе, мамуленька, спасибо, что ты не сделала аборт, когда была беременна мною!».
Так?
И кто мы с Вами тогда будем после этого?
И каким-таким словом нас после этого надо будет назвать?
Светочами?
Воспитательного разума?
Или все же как-то иначе?
Требовать от ребенка благодарить родителей за совершенный ими акт его рождения – еще бóльшая бестактность (не правда ли, весьма редко встречающееся слово при определении отношения родителей к детям?), чем попрекать его куском хлеба.
Такое требование сродни вымогательству.
Достойному – по самому своему определению – никак не поощрения.
И даже – не снисхождения.
Что заслужил, то и получи.
По факту.
И – по полной программе.
Да, родители могут хотеть благодарности от своего ребенка.
Но для того, чтобы ее получить, одного их желания отнюдь не достаточно: нужны конкретные действия, направленные на обеспечение получения желаемого.
Будущее не интересуется, по какой программе вы занимались Воспитанием Вашего ребенка.
И занимались ли Вы вообще его Воспитанием.
Быть может, Ваше взаимосотрудничество с ним строилось на совершенно иных принципах, нежели воспитательные.
Будущее выстраивается от причины к следствию.
По следствиям же выясняются их причины.
Действиями определяются их последствия.
По последствиям можно судить о действиях, их вызывающих.
Диапазон последствий Воспитания или не-воспитания, сказывающихся на отношениях между людьми, чрезвычайно широк, и проявления их безмерно разнообразны.
От единения – до отчуждения.
От уважения – до презрения.
От любви – до ненависти.
От благодарности – до проклятия.
По ним же, этим проявлениям, восстанавливается и порядок, и характер действий, послуживших причинами последствий.
Проследим путь от последствия, называемого родителями «черной неблагодарностью ребенка», к истокам, то есть, к причине, порождающей такое последствие.
Представим себе вполне конкретную, реальную жизненную ситуацию, многократно возникающую в любой семье.
Называется она – покупка.
В данном случае – ребенку.
Одежды или обуви.
Для него.
Итак, ребенок вырос из своих одежек-обувок.
Да и поизносились они.
Что делать?
Естественно, покупать новое.
Кому?
Ребенку или родителям?
Покупают родители.
Но – ребенку.
Что же получается?
Покупают вещь родители, а носить ее предстоит ребенку.
Чувствуете возникающую коллизию?
Дальше – больше.
Родители в лице (чаще всего) мамы, совершая покупку вещи, предназначенной для их ребенка, сообразуются с их – родительскими – представлениями о том, «что такое хорошо и что такое плохо» для их чада.
После приобретения искомой вещи мама, обуреваемая сладким предчувствием предстоящей встречи с осчастливливаемым ею ребенком, радостно и стремительно мчится домой.
Она уже мысленно видит и предчувствует ту безмерную благодарность, которую излучают глаза ее ребенка и источает все его поведение.
Она уже почти счастлива.
Осталось до полного счастья – всего ничего: увидеть и ощутить эту благодарность воочию и непосредственно.
Вот тут-то и начинается нечто совершенно – казалось бы – непредсказуемое и уж точно – полностью неожиданное для нее.
Увидев мамину покупку («Для тебя, деточка, старалась!»), ребенок, вместо того, чтобы броситься маме на шею, обнять и расцеловать ее, начинает часто-часто моргать, и из этих морганий потекли слезы.
Горькие-горькие.
Ручьем.
– Мамочка! Но такое уже не носят!!!
– Какое-такое «такое»? Оно что – недоброкачественное?
– Доброкачественное.
– Не твой размер?
– Мой.
– Так в чем тогда дело?
– Дело в том, что оно несовременное, немолодежное и немодное. Вот в чем.
– Вот когда ты вырастешь, станешь взрослой, начнешь сама зарабатывать деньги, тогда и будешь покупать, то, что тебе хочется, и то, что тебе нравится, а пока будешь носить то, что тебе купили родители.
– Не буду!
– Что? Что такое??! Что за капризы??!!
– Не буду носить это!!
– Нет, будешь!!!
– Нет, не буду!!!..
…Полундра! Свистать всех наверх! Бунт на корабле!
Так благостно и благопристойно плывшем до этого в уютную гавань семейного счастья.
Конечно, капитан корабля на своем корабле – «первый после Бога».
За невыполнение его приказания можно оказаться либо вздернутым на рее, либо же выброшенным за борт – акулам на корм.
Либо же – сначала вздернутым, а потом – выброшенным.
Конечно, в нашем случае дело до этого не дойдет: не та у нас коллизия.
Но революционная ситуация, как говорится, налицо.
Почти такая, как на броненосце «Потемкин» в 1905-м году: «низы не хотят», «верхи не могут».
Конечно, сейчас – не 1905-й год.
И современная семья – не броненосец «Потемкин».
В итоге таки все остались живы.
Но здоровы ли?
Каждый участник только что описанных событий получил свою рану.
Прямо в душу.
Рану кровоточащую.
Незаживающую.
Мама оказалась раненой разрывной пулей «черной неблагодарности» своего ребенка, ребенок – осколком маминой фугасной бомбыарядагоиног осколком маминого неуважения и непонимания.
Но за что, собственно говоря, ребенок должен был быть благодарен в такой ситуации?
За то, что ему купили вещь, нося которую на себе, придется сносить иронические, насмешливые, или, что еще горше, сочувственные взгляды?
За то, что, ходя в этой вещи, носящий ее будет переполняться чувством собственной неполноценности?
За это??!
Да, конечно, не место красит человека, а человек красит место.
Но сегодня – не период послевоенной разрухи, и то, во что человек одевается и обувается, должно быть, по меньшей мере, уместно.
Что для этого требуется от родителей?
Кроме денег?
Немногое.
Всего-лишь-навсего – посоветоваться со своим ребенком.
По поводу того, что именно и какое именно ему купить.
Ведь носить-то купленное придется ему, а не им.
Еще лучше – поехать в «Детский Мир» вместе с ним, и там, на месте, определиться, что и к чему.
Не слишком сложно, не правда ли?
Что же в таком случае помешало нашим виртуальным родителям поступить именно так, по-человечески и по-разумному?
Почему же тогда мама поехала в «Детский Мир» за покупкой для своего ребенка одежки-обувки одна, а не вместе со своим ребенком?
Потому что поступить именно так диктовало ей ее Воспитание, согласно которому потакать, поблажать, потурать, потворствовать капризам и прихотям ребенка считается крайне дурным тоном.
А если это не каприз и не прихоть?
А если это вполне резонное и законное право Человека претендовать на то, чтобы носить на себе не только то, что «по-плечу», но и по вкусу, сообразуясь, естественно, с финансовыми возможностями покупающего одеваемое-обуваемое?
Действительно, где начало того конца, которым заканчиваются вполне обоснованные права и начинаются капризы?
В этом вопросе Воспитание ведет себя, как ретивый охранник, действующий под девизом «лучше перебдеть, чем недобдеть».
В любой системе Воспитания, отношения между воспитующим и воспитуемым изначально предельно ассиметричны: воспитующий повелевает, воспитуемый подчиняется.
Однако сегодня дети, которые нормально растут и нормально развиваются, уже не молчат в ответ на безапелляционный диктат кого бы то ни было, будь то родители или иные взрослые, наделенные или наделившие себя властными и воспитательными полномочиями.
Кануло в Лету – безвозвратно! – то время, когда родители императивно диктовали своему ребенку, а тот безропотно подчинялся диктату.
В том числе, относительно того, что ему носить на себе и с собой, с кем ему дружить, а с кем – нет, чем ему заниматься и чем увлекаться, на ком жениться (по принципу: «Адам, вот тебе Ева, выбирай себе жену»), или – за кого выходить замуж.
Да, безусловно, стремление оградить своего ребенка от дурного влияния дурно влияющих вполне понятно и объяснимо, но понять мотивы действия и объяснить само действие отнюдь не означает оправдать и поощрить любое мотивированное действование.
Взрослого по отношению к невзрослому – особенно.
Представьте себе, уважаемый/уважаемая Читатель/Читательница, хотя в данном случае обращение адресуется, в первую очередь, именно Читательнице.
Вы спешите с работы домой.
Уставшая.
Расстроенная – донельзя.
Перед этим Вам пришлось выслушать какие-то дурацкие претензии со стороны Вашего Начальника, а ведь он не просто дурак, но – хуже дурака.
Ведь кто страшнее дурака? – дурак с инициативой (см.: Даниил Гранин «Иду на грозу»), обожающий посылать своих подчиненных: «Поди туда, не знаю куда; принеси то, не знаю что».
А потом – распекать.
Их же.
За не-принесение.
Требуемого.
А после работы Вас обвесили, обсчитали, а потом еще и обругали в магазине.
А в транспорте – по дороге домой – Вам наступили – очень больно! – на ногу, надышали Вам в лицо перегаром, и в крайней теснотище оборвали пуговицу на Вашем единственном плаще.
А, переходя дорогу, – на «зебре», на зеленый для Вас свет, – Вы были обданы холоднющей и грязнущей водой из местной лужи промчавшейся мимо машиной крутого мажора.
А, – в довершение Ваших, ничем не спровоцированных Вами, злоключений Вас еще и облаяла и чуть не покусала невесть откуда взявшаяся псина.
И в этих, прямо скажем, экстремальных для психики любого нормального человека условиях единственным, что грело Вашу душу, было ожидание.
Радостное.
Того, что сейчас Вы придете домой, и Вас с неописуемым и самозабвенным восторгом встретит Ваш замечательный и обожаемый Вами ребенок, соскучившийся и по Вам, и по приготовленному Вами обеду («Сейчас, сейчас, я разогрею, потерпи всего минуточку!»).
Вам осталось сделать всего-навсего несколько шагов – вот оно уже, Ваше парадное!
И тут – о, ужас! – Вы видите, что на лавочках, где обычно заседают старушки, греющие свои косточки на солнышке и перемывающие косточки соседям, восседают дворовые и приходящие, мягко говоря, тинейджеры, и с диким ржанием и гоготанием, в полный ненормативной лексикой голос, обсуждают их, тинейджерские новости: кто – кому; кто – кого; кто – как; кто – с кем.
Судя по количеству близлежащих свеженаделанных окурков и опивков, сидят они уже здесь давно.
И – ни в чем себе не отказывают.
Демонстративно наплевав на асфальт и – что приводит их в особое возбуждение – на явно неодобрительные взгляды прохожих и проходящих.
Может это зрелище оставить Вас равнодушной?
Конечно же, нет, ведь Вы же – мать!
Тинейджерам, естественно, Вы ничего не сказали – к чему Вам дополнительные проблемы, не так ли?
Зато, едва попав ключом в замочную скважину (руки-то трясутся от только что увиденного и услышанного), стремглав вбежав в квартиру, Вы – «с места в карьер» – атакуете своего ребенка-подростка: «Ты же, смотри, не употребляй!» (далее следует обширный перечень того, употреблять чего категорически не следует).
Интересно, как Вы думаете, какая будет реакция на Вашу пространную тираду Вашего ребенка-подростка?
Догадались?
Судя по выражению Вашего лица, – нет.
Не догадались.
Как не догадались и о том, что делать то, что Вы только что наделали, Вам категорически не следовало.
«Как это «не следовало»?», – грозно-недоумевающее спросите Вы.
И продолжите: «Ведь все сказанное мной было сказано для его же (ее же) пользы!».
Бедная, бедная польза!
Как много глупостей и дикостей, учиняемых людьми, ими же сваливалось и сваливается на нее.
Как будто польза – это нечто, лежащее на дне помойной ямы, а сверху на нее вываливается что попало: всякая гадость и всевозможные нечистоты, дескать, польза все стерпит, все выдержит на себе и все сама само собой оправдает и поправит.
Ведь, к примеру, сжигая на кострах аутодафе еретиков, палачи – и те, кто выносил приговоры, и те, кто их добросовестно исполнял, – пеклись (извините за почти невольный каламбур) исключительно о пользе казнимых, ибо такая, прямо скажем, зажигательная процедура призвана была служить очищению заблудших душ от скверны.
Радеющая о благе своего чада родительница, самозабвенно и исступленно (не правда ли, какое замечательное слово придумали наши пращуры!) произносящая перед своим ребенком-подростком свою пламенную инвективу против сквернословия, алкоголеупотребления, табако-и-не-только-курения, глубоко убеждена, что совершает исключительно полезное действо как проявление хорошего Воспитания.
А как на самом-то деле?
А так же, как если к Вам в гости пришли – по Вашему, заметьте, приглашению – Ваши друзья, а Вы произносите перед ними тираду примерно такого содержания: «Здравствуйте, гости дорогие! Проходите, чувствуйте себя, как дома, не забывайте, что вы – в гостях. Раздевайтесь, разувайтесь, надеюсь, вы свои носки постирали, прежде чем обуть наши тапочки? Кстати, как раз перед Вашим приходом мы повесили на окна новые занавески. Так вот, к вам у нас просьба: не сморкайтесь, пожалуйста, в них».
Как Вы полагаете, какова будет реакция Ваших гостей, теперь уже, – конечно же, бывших Ваших друзей?
Безусловно, по форме своего проявления она будет существенно отличаться от реакции Вашего ребенка-подростка на Вашу воспитующую тираду, вызванную впечатлением от встречи с тинейджерами местного разлива.
Однако по своей сути эти реакции будут тождественны.
Поскольку и одна, и другая будут ответом на один и тот же вызов.
Брошенный Вами.
Чувству собственного достоинства: в одном случае – Ваших гостей и – по сути – теперь уже бывших Ваших друзей; в другом случае – Вашего ребенка-подростка.
Ведь что Вы на сáмом деле сделали по отношению и к ним, и к нему?
Вы и одних и другого фактически унизили и оскорбили.
Ничем не-спровоцировано.
Ничем не вынуждено.
Ничем не оправдано.
Никем из них не заслужено.
В общем – незаслуженно.
Их реакция на Ваше по сути дела хамство будет вполне предсказуемой.
И – совершенно нелицеприятной.
Крайне неприятной для Вас.
Не будет Вам никакой благодарности ни за Ваше благорвение, ни за Ваше благорадение.
И не зачтется ни то, ни другое Вам в «плюс», поскольку из Вашего «хотела как лучше», получилось одно сплошное «как всегда».
Отсутствие благодарности воспитующему со стороны воспитуемого далеко не всегда является выражением и проявлением черной неблагодарности cо стороны последнего.
Часто, слишком часто оно является ничем иным, как сигналом для воспитующего задуматься: действительно ли совершаемое мною во благо воспитуемого является именно таковым?
Хотите благодарности от Вашего ребенка?
Извольте постараться.
И не тем, что Вы его произвели на свет – это Вам не в зачет от него: Вы предстали перед ним как данность, а за саму по себе явку на зачет «зачет» не ставят.
И не Вашей заботой и беспокойством о том, чтобы он был сыт, обут, одет и обстиран: это вещи априорные.
И даже не Вашей любовью к нему: родительская любовь к ребенку воспринимается им как должное и само собой разумеющееся.
Благодарность – и притом сполна – Вы сможете получить от своего ребенка только за то, что им ценится в Ваших отношениях к нему больше всего на свете: больше заботы о нем; беспокойства о его здоровье и благополучии; больше самóй сáмой искренней и самоотверженной любви к нему.
Что же это такое – это загадочное «что-то»?
Это то, что встречается крайне редко в отношениях родителей к детям, а ценится последними чрезвычайно высоко.
Это что-то – уважение.
К своему сыну/дочери как к самодостаточной личности.
К его/ее суверенным правам.
В том числе – к его/ее праву иметь собственное мнение по любому вопросу.
Далеко не всегда и совершенно не обязательно совпадающее с мнением родителей.
К его/ее праву не только высказывать, но и отстаивать свою точку зрения, и на равных участвовать в выработке консенсуса как взаимоприемлемого решения.
Именно за такое отношение к себе в семье сын/дочка к маминому приходу с работы будет всегда готов/готова не только почистить картошку, не только протереть пыль с мебели с применением соответствующей тряпочки и полироли бренда… (вниманию производителей и распространителей полиролей: здесь могла быть ваша реклама!), но и пропылесосить все имеющиеся в доме ковровые покрытия.
И все это, заметьте, без каких бы то ни было требований со стороны взрослых.
А на праздник «Восьмое марта», пока мама спит – ведь сегодня же – выходной! – сын (дочка такого точно не сделает, почему – сейчас увидите), возьмет сковородку, нальет на нее умеренную дозу растительного масла, высыплет на нее же макарон из картонной пачки, покрошит туда же докторской колбаски, и когда все это «заскворчит», аккуратно выложит содержимое сковородки на тарелку: «Мама! Завтрак готов!».
И счастливая от такого восьмимартовского подарка мама будет пробовать приготовленное сыном-дошкольником кушанье, и, поблагодарив за завтрак, скажет: «Ты знаешь, сын, все – замечательно, и будет совсем здорово, если макароны еще и отварить перед поджариванием».
Дочка такого, конечно же, не сделает, ведь у нее изначально несколько иные представления о кулинарии, но – не беда: она тоже найдет, чем поздравить маму с праздником, и это тоже будет и неожиданно, и радостно.
Ведь друг познается не только в беде, но и в радости.
А друг, как сказал почти две тысячи лет назад Марк Фабий Квинтилиан, это тот, кто стремится помочь, даже когда не может.
Друг же помогает другу безо всякого расчета на благодарность.
На то он и друг.
Будь то мама или папа, сын или дочка.
И не будет ни папе, ни маме благодарности – ни от сына, ни от дочки за пусть даже продиктованные самыми благими намерениями воспитательные акции, тем более, если последние сопряжены с предположением, что сын или дочка могут совершить нечто недостойное.
Подобного рода предположение уже само по себе есть жестокое оскорбление и мерзопакостное унижение.
Разрушающее и чрезвычайно хрупкие и ранимые доверительные отношения между людьми, и их дружбу как взаимопомощь без каких бы то ни было претензий и расчетов на благодарность.
И любые попытки оправдаться, по крайней мере, в отношении своего ребенка-подростка тем, что, дескать, «мал еще свой характер показывать», обернутся тем, что когда, наконец-то, он станет не-мал, мало от него не покажется.
Никому.
Родителям – в первую очередь.
И кого родителям тогда в том винить?
А некого.
Кроме самих себя и осуществляемого ими Воспитания.
«Так что же это такое?!», – с чувством собственного задетого честолюбия воскликнете Вы, уважаемая Читательница.
«Что, я должна буду спокойно и равнодушно смотреть, как мой ребенок, моя кровинушка, будет пить, курить и сквернословить, нарушая общественный порядок и терзая душевный комфорт матери? Так, что ли, по-Вашему?!».
Не так.
Конечно же, не так.
И совсем уж не так, как зачастую представляют себе свою родительскую миссию ретивые папаши и мамаши, рьяно радеющие о благонравии и благолепии своих дитятей.
Представьте, например, что Вы решили проводить систематическую профилактическую воспитательную работу «среди» Вашего ребенка.
Предыдущую попытку Вы предпочли счесть неудачной, списав свое воспитательное фиаско на проявленную Вами горячность, вызванную форсмажорностью предшествующих ей обстоятельств.
На сей раз Вы уже спокойно усаживаетесь сами, и предлагаете сделать то же самое Вашему ребенку-подростку.
«Сынок» («доченька»), – доверительно и проникновенно, с нотками строгости и, одновременно, крайней заботливости в голосе произносите Вы.
Умудренный опытом предшествующих общений с Вами, начинающихся именно с такой прелюдии, Ваш ребенок, чрезвычайно вежливым тоном произносит: «Минуточку», – и идет в свою комнату, откуда возвращается с толстой тетрадкой «в клеточку» и с шариковой ручкой, наполненной первоклассной пастой для письма.
«Я – весь внимание», – дескать.
Теперь Вы будете изрекать, а воспитуемый Вами ребенок-подросток будет конспектировать изрекаемое Вами.
Со всем возможным усердием.
О чем еще может мечтать воспитующий!
Казалось бы.
Однако по прошествии после этого совсем немногого времени некие доброхоты сообщили Вам, что с Вашим ребенком случилось нечто совершенно невероятное!
То, что по всем Вашим рассуждениям и умозаключениям ну просто никак не могло случиться.
Оказалось, что Ваш, со всем возможным тщанием и старанием холимый и лелеемый, опекаемый и оберегаемый ребенок в компании своих одноклассников и не только… нюхает клей!
Марки… впрочем, не будем предоставлять бесплатную рекламу продукции фирмы-производителя клея.
«Как!!!», – воскликнете Вы в неподдельном ужасе.
Очень просто: одевает на голову полиэтиленовый пакет, открывает емкость с клеем, и – нюхает.
«Этого не может быть!», – со всей доступной Вам твердостью и убежденностью заявляете Вы.
Вот-вот.
Именно так, теми же самыми словами и с той же интонацией заявил некий посетитель зоопарка, впервые увидев жирафа.
Вы тут же заводите своего ребенка в помещение, бывшее когда-то просто комнатой в Вашей квартире, но теперь уже Вашими усилиями в одночасье превратившееся в инквизиторско-гестаповскую камеру пыток, и начинаете свой пылкий и гневный допрос.
По сути – пытку Воспитанием.
Вернее, пытаетесь ее начать.
И тут Вас подстерегает нечто уж совсем непредвиденное.
Вместо того чтобы стенать от раскаяния, заламывая себе руки и рвя на себе волосы, Ваш ребенок совершенно спокойно произносит всего одно слово: «Минуточку».
Затем удаляется, и… возвращается.
Уже не с пустыми руками.
Неся в них, как священную реликвию,… что?
Никогда не догадаетесь.
Конспект Ваших воспитательных поучений, наставлений и нравоучений.
Вот так сюрприз! – не правда ли?
Немного полистав сей «кондуит», Ваш ребенок с нескрываемым чувством глубокого удовлетворения торжественно зачитывает искомые им фрагменты Ваших изречений.
«Не пить всякой гадости!».
– А я и не пью, – изрекает отрок.
«Не курить!», – сказано было Вами, а им записано – ну прямо как в салоне пассажирского лайнера во время взлета и посадки.
– А я и не курю, – все так же спокойно продолжает аморально добивать Вас Ваше дитятко.
«Не вкалывать себе никакой мерзости!», – императивно приказали Вы своему чаду когда-то.
А оно – поди ж ты! – записало.
– А я и не вкалываю. Ни в каком из смыслов, – вбивает очередной гвоздь в крышку гроба уже покойной Вашей радужной безмятежности по поводу того, что вот у Вас-то все в полном порядке с Воспитанием Вашего ребенка.
Образцово-показательного.
Но на этом – не обольщайтесь – «гвозди» у него отнюдь не закончились.
Последний оказался самым несгибаемым:
– А теперь покажите мне, милостивые господа-Воспитатели, где в этом свидетельстве Вашего воспитующего рвения хоть что-то сказано о том, что мне запрещается нюхать клей?
Немая сцена.
Занавес.
Мир праху повергнутых в прах иллюзий.
«Он что, надо мной издевается?!», – с дрожью в голосе и со смешанным чувством возмущения, растерянности и оскорбленного благонравия вопрошаете Вы.
Разумеется.
А как Вы хотели?
Чтобы Вы устраивали своему ребенку пытки Воспитанием, а он покорно и благодарно их сносил?
Если так и бывает, то лишь до поры – до времени.
После чего происходит бунт.
Либо – «бессмысленный и беспощадный» (см.: Пушкин А.С. пропущенная глава к «Капитанской дочке»), либо – хорошо продуманный и тщательно выверенный – как в случае с Вашим ребенком.
Ведь он – в ответ на применяемые Вами к нему пытки Воспитанием – применил по отношению к Вам пытку испытанием Вашей психики на прочность.
Путем доведения Вашей системы Воспитания до ее логического завершения.
Каковым оказался абсурд.
Теперь же – мучайтесь.
Вы.
И – гадайте: нюхал ли Ваш ребенок этот злосчастный клей, или же только сделал вид, что нюхал, демонстрируя тем самым всю ущербность применяемого Вами к нему Воспитания.
Хорошего – по Вашему глубокому убеждению.
Однако, несмотря на все Ваши глубокие убеждения в обратном, Хорошее Воспитание, это все равно, что хорошая виселица или хорошая гильотина.
Она не представляет собой ничего, кроме бессмысленного и кощунственного сочетания не-сочетаемых между собой слов.
Ведь любое Воспитание, пусть даже самое-самое расхорошее, по сути своей есть аркан.
На котором воспитующий тянет воспитуемого.
Туда, куда он, субъект Воспитания, считает нужным.
Ни в малейшей степени не считаясь при этом с мнением на сей счет объекта Воспитания.
Однако то, что должно связывать людей друг с другом, а не врага с врагом, не может быть ни арканом, ни лассо, ни поводком с жестким ошейником, а только лишь репшнуром – альпинистской веревкой.
То есть, не средством насилия над личностью Другого, а инструментом вспоможествования.
Друг другу.
Животное, которое тянут на аркане – в стойло ли, из стойла ли, на бойню ли (из бойни его уже не тянут на аркане, а вывозят по частям на машине с надписью: «Свежее мясо и мясопродукты») – есть, прежде всего, существо, страдающее от насилия.
Человек же, идущий к труднодостижимой но достойной понимания, уважения и достижения цели в связке с Другим Человеком – единомышленник ему.
И – друг.
Только в связке с Другим – другом, доверяясь друг другу всецело, вверяя друг другу – ни много – ни мало – самоë свою жизнь, можно достичь недостижимого в одиночку, но вполне достижимого в связке с Другим – другом.
В системе Воспитания – любой, пусть даже самой разнаилучшейшей – нет места дружбе, поскольку ею – дружбой – предопределяется и предвосхищается обязательный паритет в отношениях.
Как возможен паритет в отношениях между воспитующим – субъектом процесса Воспитания – и воспитуемым как объектом сего процесса?
Точно так же, как между заарканившим и заарканенным.
То есть, никак.
В альпинистской связке – все по-другому.
Там тот, кто в данный момент сильнее, идет впереди.
Но настает момент, когда силы идущего впереди иссякают.
И тогда ведущим становится тот, кто шел вторым (см.: фото ниже).
Присмотритесь к журавлиному клину.
Летящий в нем первым принимает на себя всю силу встречного потока воздушной массы.
И в тот момент, когда лидирующему становится невмоготу выполнять свою лидерскую миссию, его сменяет другой.
Тот, чьи силы свежее.
Ни в одной системе Воспитания ничего подобного нет и в помине.
В ней – любой из них! – каждый воспитующий считает зазорным для себя и ниже своего достоинства признать, что в какой-то момент он оказывается слабее своего воспитуемого.
И тогда происходит нечто, несообразное с реально сложившейся ситуацией.
Воспитующий начинает ловчить, юлить и изворачиваться, изо всех сил стараясь хотя бы делать вид, что все у него «под контролем».
Воспитуемый же – хоть разумом, хоть чувством – улавливает ложь и фальшь в поведении воспитующего.
От чего возникает всерасширяющаяся трещина в их отношениях.
Трещина, порой достигающая глубины пропасти.
Глава V «Aggressive and, moreover, a stubborn child» – «Агрессивный и притом упрямый ребенок»
– Так ты скажешь мне за что ты побил мальчика?!
– Нет, не скажу.
– Ладно, вот придет папа, ты ему все скажешь.
– И папе не скажу.
Из разговора матери агрессивного и притом упрямого ребенка с ним, агрессивным и упрямым.Вообразим.
Сегодня – суббота.
Прекрасное солнечное утро.
Впереди – полных два дня заслуженного отдыха – целая вечность!
Для того, кто умеет ценить время.
Во всей неисчерпаемой полноте его замечательных наполнений.
Да и вообще – для того, кто способен воздавать должное всему действительно ценному.
Несколько слов о Вас как героине сего повествования.
Вы – мама.
У Вас замечательное – компактное и комфортное – друг для друга – семейство.
Живущее по принципу: «Папа, мама и я – очень дружная семья!».
Образцово-показательного Ваш ненаглядный сынуля уже успел выучить все заданные на понедельник уроки, и сейчас, с чувством добросовестно выполненного долга, играет на своей компьютерной приставке во что-то захватывающее.
С едва сдерживаемым нетерпением ожидая приготовляемых Вами горячо любимых им горячих оладушков.
С запеченными в них ломтиками яблок.
Вкуснотища!
И ее первая порция вот-вот будет готова к употреблению по назначению.
Красотища!
Ваш кот, наевшись свежесваренной специально для него куриной печенки, разлегся на свежеотглаженном белье и самозабвенно посапывает, безмятежно просматривая свои, кошачьи сны.
Папа, правда, на смене, но скоро придет с работы, и они с сыном – как и собирались – пойдут в… да какая, собственно, разница – в куда?
Главное, что это обязательно будет увлекательно и интересно.
Идиллия!
Просто не верится, что кто-то или что-то сможет ее нарушить.
И вдруг…
Звонок.
Во входную дверь.
Кот стремглав метнулся на шкаф, за книжные полки, откуда, с высоты своего положения, приготовился с недоумением наблюдать: «А кого это там принесло в такую рань?».
Вы, разрумянившаяся от готовки вкуснющих оладушков, выскакиваете в прихожую, и, даже не заглянув в «глазок», открываете дверь.
И тут, прямо с порога, на Вас обрушивается поток нечленораздельного.
Полуречи-полурыка.
Исторгаемого из черного ротового отверстия.
Хищно разверзнутого.
Развернутого в полной боевой готовности.
Прямо на Вас.
Лица, исторгающего извергаемое нечленораздельное, почти не видно: только рот.
И из него, как из жерла клокочущего кипящей лавой вулкана, исторгаются вопли.
В самом высоком из всех возможных звуковом регистре.
На фортиссимо и притом еще и крещендиссимо.
Сказать, что Вас охватила оторопь, значит не сказать почти ничего.
В Вашу безмятежную жизнь на Ваших глазах через входную дверь Вашей квартиры явно происходит вторжение.
Неведомого и необъяснимого.
«Так», – говорите Вы себе.
«Спокойно».
«Надо взять себя в руки».
«Хотя бы частично».
И лишь после этих слов, сказанных Вами самой себе, Вы замечаете, что возле клокочущей яростью, вторгающейся в Вашу обитель и в Вашу безмятежную жизнь Мегеры, находится несовершеннолетнее существо.
Чуть постарше Вашего сына.
Одним кулачком размазывающее по своему лицу истекающие из него потоки жидкости и коллоидов, а пальчиком, торчащим из другого кулачка, показывающее на Вашего сына, выбежавшего на учиненный незваными пришельцами шум.
Теперь ситуация начинает понемногу проясняться: судя по всему происходящему, Ваш сын, по-видимому, нанес какое-то членовредительство сыну Мегеры.
Отчего она и клокочет.
Бурной и неудержимой яростью.
«Спокойно», – еще раз говорите Вы себе.
«Без паники».
«Нужно включить свой мозговой компьютер, и тщательно рассчитать оптимальную линию своего поведения в сложившейся ситуации».
Какие варианты имеются в наличии?
Захлопнуть дверь и не реагировать на последующие звонки, стуки и грюки в нее?
Не подходит: яростный напор вторгающейся Мегеры этим явно не остановить, и при таком развитии событий не исключено применение с ее стороны любых спецсредств.
Включая и ныне вновь обретший былую популярность коктейль Молотова.
Пригласить попить чайку с оладушками и предложить спокойно все обсудить?
О чем Вы говорите?!
Мегера явно хочет сатисфакции, и никакие оладушки ей желаемого удовлетворения не принесут.
Что тогда остается?
Устроить с Вашим сыном «разбор его полетов»?
Это при Мегере-то и ее Мегеренке?
Да Вы только посмотрите сейчас на своего сына!
Он испытывает чувство страха.
Но – не перед наказанием.
Сколь суровым оно бы ни было.
Да, он боится.
Но боится не наказания, а того, что сейчас Вы можете стать на сторону Мегеры с ее Мегеренком.
Ваш сын боится оказаться преданным своей мамой, которую он бесконечно любит, и которой он беспредельно предан.
Вот чего он боится.
А не гипотетического сурового наказания.
И Вы хотите, чтобы самые жуткие опасения Вашего сына сбылись?!
И кто Вы тогда будете после этого??!
Ведь даже Уголовный Кодекс, которого никто не любит, но который все должны чтить, гласит, что близкие родственники подозреваемого или обвиняемого освобождаются от обязанности давать свидетельские показания против него!
Значит, что тогда остается?
Извиниться.
Но не от имени своего сына – тогда им это было бы воспринято как предательство.
И не от себя лично – тогда им это было бы расценено как индульгенция на любые дальнейшие нарушения общепринятых этических правил и норм.
Извинения в таком случае должны быть принесены, начиная со слова мы: «Мы приносим свои извинения, если мы были неправы».
Мы – это слово, с которого начинается семья.
Настоящая.
Сплоченная.
Дружная.
Ведь само слово семья происходит от числительного («семь») и личного местоимения первого лица («я»).
То есть, в семье «я» не один.
В семье «нас-я» столько, сколько есть членов нашей семьи.
И всех нас в семье связывают узы не только кровного родства, но и взаимопонимания и взаимопомощи.
В сложившейся ситуации Вы отчетливо понимаете, что Вашему сыну нужно помочь.
Экстренно.
Поскольку ситуация – экстремальная.
Все «внутренние разборки» – если даже и есть в них необходимость – потóм.
Сейчас же необходимы эффективные действия по отражению внешней агрессии.
Касательно вашей семьи.
Позволяющие сохранить ее монолитность, сплоченность, и не идущие вразрез ни с общепринятыми нормами общежития, ни со сложившимися в вашей семье отношениями.
И Вы делаете ход.
Как незаурядный шахматист в неблагоприятно складывающейся для него шахматной партии.
До этого Вы уже сделали «ход конем», принеся извинения от вашего «мы», и приведя тем самым противника в замешательство – такого от Вас явно не ожидали.
А теперь Вы «приносите в жертву ферзя», делая свое предложение оппоненту: «Может быть, Вам дать денег?».
Жертва не принимается: «Я своим ребенком не торгую!», – гневно и непреклонно ответствует Вам Мегера.
В таком случае, как говорится, «всем спасибо за внимание».
«Шах и мат».
На Вас с Вашим сыном напали на вашей же территории.
Нападавшие жаждали сатисфакции.
Они ее получили.
В виде принесенных Вами извинений.
С принесением извинений даже уже неминуемая, казалось бы, дуэль, когда противники уже готовы убить – в прямом смысле этого слова – друг друга, отменяется.
Более того, в качестве дополнительной компенсации за причиненный телесный и материальный ущерб, Вами были предложены деньги.
Чего в такой ситуации можно требовать еще?
«Суда Линча»?
Однако сейчас не девятнадцатый век, и мы с Вами – не в США.
Значит, нравится это Мегере, или же нет, но ей придется признать, что повестка дня ее визита исчерпана.
Однако тут-то и начинается самое существенное, связанное со сложившейся ситуацией.
Вы спрашиваете своего сына: «За что ты побил мальчика?»
В ответ слышите: «Мама, этого я тебе не скажу».
«Ладно», – говорите Вы, – «вот придет папа, и ты ему все расскажешь».
«И папе не скажу», – произносит Ваш сын.
А теперь уже вопрос к Вам, уважаемая мама: как Вы думаете, а за что же, все-таки, Ваш сын ударил мальчика, да так, что «расквасил» тому нос?
Догадались?
Судя по недоуменному выражению Вашего лица, нет, не догадались.
А дело было так.
Мама побитого Вашим сыном мальчика, в тот момент еще пребывающего в полной целости и сохранности, провожая его в школу, выглянула в окошко.
Она так всегда делала: может быть, придется потеплее одеть своего школьника – в зависимости от того, как одеты проходящие мимо прохожие.
И тут в поле ее зрения оказываетесь Вы.
В очередной раз.
Выходящая из своего «парадного», расположенного как раз напротив окна упомянутой наблюдательницы.
И, как всегда, Вы стройны, подтянуты, элегантны.
Несмотря на весьма скромные зарплаты.
Вас и Вашего мужа.
Ни упомянутая наблюдательница, ни, тем более, ее муж, уже давно не живут на зарплату.
Он – как лицо, обремененное званием ответственного работника, – весьма плотно занимается распилом бюджетных средств, и в поте лица своего трудится над получением откатов, не говоря уже о неких материальных благодарностях от просителей его автографов на разрешительных документах.
Она же – как лицо, наделенное званием жены ответственного работника, – уже давно не позволяет себе совершать выходы ни в какóм ином, кроме луи-виттоновского.
Однако, или же все зеркала, в которые она смотрится, кривые, или Louis Vuitton окончательно захирел, но все, надетое на ней, сидит, извините, «как на корове седло».
И тут, выглянув из своего окна, она увидела, нет, ощутила всем своим нутром – нате вам, здрасьте! – какая-то брандахлыстка без гроша за душой позволяет себе неслыханную дерзость и невиданное нахальство: быть всегда не только подтянутой, но еще и элегантной, изысканной и утонченной!
«Какое свинство!», – не правда ли?
«Вот…Ь!!», – только и смогла натужно выдохнуть из себя наша наблюдательница.
Тут как тут – ее сынок!
Подхватил, и – понес!
Сначала – на улицу.
А потом – и в школу.
А там – сын наблюдаемой наблюдательницей.
То есть, Ваш сын.
«А твоя мать – …Ь!!!», – радостно сообщил сногсшибательную новость один мальчик другому мальчику же.
И тут – бабах!
Такой удар судьбы!
С ног сшибающий!
Прямо в нос!
До кровавых, извините, коллоидов.
И кто бы мог подумать, не правда ли?
И как после этого не пожаловаться маме на такую обиду и несправедливость?!
Ведь она такая умная: всегда все знает.
Про всех.
Или, все-таки, не всегда?
Что-то, наверное, шестое чувство, начинает помаленьку ему подсказывать, что, наверное, не всегда.
Неправда, что шестое чувство всегда приходит через пятую точку.
Как оказалось, иногда оно приходит через самую выдающуюся точку на лице, а именно, через нос, что, собственно и произошло в данном случае.
А в семье обидчика и его папы с мамой далее произошло вот что.
Папа пришел с ночной смены, а работает он кузнецом в цехе тяжелых кузнечно-прессовых машин, и, услыхав от мамы всю эту историю, пригласил сына на разговор.
Как говорится, «tête à tête».
«Было?», – сурово спросил отец.
«Было», – исподлобья ответил сын.
«За что?», – был задан вопрос.
Отцом.
«Было за что», – был дан ответ.
Сыном.
«Добре, сынку», – сказал отец – «я тебе верю».
На этом вся воспитательная акция отца по отношению к сыну закончилась.
Не успев начаться.
Да и надо ли было как-то по-другому?
Все равно ведь сын – ни при каких условиях и ни-в-каких-бы-то-ни-было обстоятельствах – не сказал бы никому на всем Белом Свете, за что именно он расквасил нос бедолаге, повторившему глупость и подлость своей мамули.
Да, пострадал нос одного человека.
Но виновницей сих страданий – по большому счету – была изначально совсем другая персона.
Какая – нетрудно догадаться.
За одного из двух мальчиков, участвовавших в вышеописанном конфликте, можно быть спокойными: он растет, как надо.
То есть, не только Личностью, но и Рыцарем, ведь честь дамы сердца настоящего Рыцаря находится на острие его шпаги.
И пусть не обольщаются потенциальные обидчики его будущей внучки: за кажущейся физической немощью старика будет подремывать – до поры-до времени – непреклонная воля Ворошиловского стрелка.
К «Химере Воспитания» Пропущенные главы
Этих глав нет в первом издании книги «Химера воспитания».
Но – будет.
Обязательно.
Во втором.
Ее появление на свет предопределено.
Теми вопросами, что прозвучали на разных презентациях первого издания.
Она – ответ на них.
Или же – скажем несколько скромнее – попытка дать на них ответ.
Итак…
Глава № N «Capricious child» – «Капризуля»
«Любой каприз ребенка есть его бунт против либо недостатка, либо – переизбытка внимания к нему».
Из воспоминаний и наблюдений бывшего ребенка.Бабахнул Чернобыль.
Еще тогда.
Когда власть предержащие всем нам не то, чтобы говорили, что ничего страшного не случилось, но просто не говорили.
Ничего.
Выводя на первомайскую демонстрацию воодушевленные массы трудящихся.
И – параллельно – отправляя своих чад и домочадцев куда подальше.
От чернобыльского бабаха.
Земля же, как известно, слухами полнится.
Любая.
Что населена людьми.
Особенно – встревоженными.
Даже не столько за себя, сколько – за своих детишек.
И это – нормально.
Даже в самой ненормальной ситуации.
Более того, в ней – особенно.
В той ситуации на улицах и площадях Киева, бродя по ним хоть целый день, невозможно было увидеть ни одного ребенка, ни одной мамы с детской коляской: детей вывезли.
Родители.
Кому куда удалось.
Чем дальше, тем лучше.
Так и герой этой главы – шестилетний мальчуган по имени Егор был благополучно вывезен аж в Псковскую область, в деревню Литвинково: к гостеприимным родителям жены брата мамы Егора.
Почти как на дачу.
Ведь там флора и фауна произрастают и процветают во всем своем почти первозданном великолепии: трава-мурава буйствует; козочки идиллически пощипывают ее вместе с буренками; поросята упоительно хрюкают, утята уморительно крякают; котята и кутята самозабвенно носятся друг за другом и гоняются за своими собственными хвостиками.
Красотища!
Где еще дитя «асфальтовых джунглей» может столь привольно общаться с дитятями Природы?!
Нравится?
Кнут тебе в руки.
Как говорится, иди и паси.
И вот уже наш шестилетний «мужичок с ноготок» – в фуражке, фуфайке и резиновых сапогах.
Все – как минимум, на четыре размера больше, чем он вырос.
Пасет.
На лугу.
Стадо.
Всем на радость и на пользу: и крупному рогатому скоту, и его престарелым – других-то в деревне уж давно не осталось – хозяевам.
Вот в таком виде и застал своего сына его папа, приехавший на смену маме, чей очередной отпуск к тому времени уже был исчерпан.
Приехал, разгрузился от подарков и гостинцев, и, естественно, на луг.
Где его сынуля с кнутом пасет буренок с колокольчиками на шеях.
«Сыночка, привет!», – кричит с пригорка папаша.
«А, папа. Погоди. Я – сейчас», – ответствовал серьезный шестилетний мужчина в картузе и прочих, соответствующих его новоприобретенному ответственному статусу, причандалах.
«Куда пошла, ëшь твою медь!», – это – Человек-с-кнутом корове.
И та, бедолага, уписавшись с перепугу, – со всей доступной ее стати и габаритам прытью – метнулась из прибрежных к озеру кустов, куда ее занесла нечистая сила.
«Сына, чего ж ты так ругаешься?», – не совсем отойдя от пережитого им лексического удара, вопросил спустившийся с пригорка папаша Егора.
«Папа, я не ругаюсь, а так разговариваю. По-другому они (то бишь, коровы – прим. автора) не понимают. Так мне сказали».
«Вот так так…», – подумалось папаше – «издержки первозданности».
«C этим что-то делать надо, надо что-то предпринять», – глубокомысленно изрек он – про себя.
Тут и подсказка подоспела: с высоты холма, на котором была расположена скромная обитель деда Коли и бабы Мани виднелись золоченые купола Святогорского монастыря.
Да, да, того сáмого, где нашел свое вечное упокоение мятежный Александр Сергеевич.
Пушкин.
Ныне это место так и называется: Пушкинские горы.
Увидено – сделано.
Едем.
Серповидный месяц – на небо – буренок – по домам.
Благополучно сдав кнут, прочие причандалы и полномочия своему семилетнему сменщику, привезенному родителями из Питера к бабушке – на парное молоко, Егор стал тщательно готовиться к завтрашней поездке.
Пистолет (с пистонами) – в сторону: будем надеяться, что не пригодится.
Фонарик – на всякий случай – в рюкзачок.
Фляжку с водой – тоже.
Перочинный ножик, спички, компас – мало ли что? – туда же.
Рогатку… ее-то лучше, чтобы папа совсем не видел.
Бутерброды баба Маня обещала соорудить завтра спозаранок.
Со свежеиспеченным в печи хлебом.
Вроде бы – все.
Можно ложиться спать.
Пораньше.
Ведь завтра – в поход.
Спокойной ночи.
…
В деревне будильник не нужен.
Всякая живность живо разбудит.
С утра пораньше.
Безо всякого будильника.
Баба Маня хлопочет у печки.
Порядок.
Завтрак – на столе.
Бутерброды готовы и упакованы.
Необходимые наставления по поводу дороги и опасностей, гипотетически подстерегающих на ней, получены – в путь!
Долго ли, коротко ли, папа с сыном шли-шли, и, наконец, дошли.
Возле центральных ворот Святогорского монастыря – вереница экскурсионных автобусов, из которых постоянно высаживаются туристы. Преимущественно – пожилые западноевропейцы.
Оживленно гогочут.
Интенсивно фотографируют.
Вычурно позируют.
Белозубо фотографируются.
В основном – на фоне памятника (см. ниже).
Интересно, есть ли среди них потомки Дантеса?
– Папа, а кто убил Пушкина?
Вот только этого вопроса папе Егора сейчас не хватало!
Придется как-то выкручиваться.
Да так, чтобы у сына не возник синдром французофобии.
«Видишь ли», – начинает говорить папаша, еще не имея представления, чем он закончит свой спич.
– Пушкина убил Дантес.
– А на его могилу люди тоже носят цветы?
– Нет. Не носят. Даже прямые его потомки (см. фото надгробной плиты на могиле Жоржа Шарля Дантеса в городе Сульце, что во Франции – прим. автора).
Уфф, вроде бы как выкрутился.
– Правильно делают. У нас деньги есть?
– А сколько надо?
– Чтобы хватило купить цветы.
– Есть.
– Давай.
Дал.
«Это тебе за твои сказки», – сказал шестилетний Егор, тщательно укладывая купленный им букет к подножию памятника навечно тридцатисемилетнему Пушкину.
Ничего лишнего.
Только личное.
Не будем и мы эксплуатировать лишние слова.
Просто помолчим.
А потом вернемся к нашим поточным делам.
Егор – пасти коров.
Его папа – косить траву.
В качестве будущего сена (господи, как эти местные косари это так делают, что к концу дня у них поясница не отваливается? Особенно – с правой стороны, откуда косу заносишь?! Да и с левой – тоже).
Все.
Решено.
На следующие выходные Егора едем в Питер.
В «гордый город на Неве».
Сказано – сделано.
Едем.
Сборы были недолгими.
В отличие от дороги.
Ну, да ничего.
Асфальт плавно стелется под колесами «Икаруса».
Почетный караул корабельных сосен выстроился по обе стороны трассы.
Сама же она устремилась в створ триумфальной арки, образованной дугой разноцветно сияющей радуги.
Вся природа прозрачно намекает пассажирам автобуса, что они мчатся вместе с ним не иначе, как в сказку.
Так и есть.
Прибыли.
Вот она – сказка!
Тут – крылатые львы (см. фото).
Там – сказочные дворцы.
Здесь – почти воздушные зáмки.
Ходи и глазей.
И вдруг – нежданно-негаданно: «Стоп. Никто никуда дальше не пойдет».
Кто это сказал?
– Это сказал я, Егор. Никто никуда дальше не пойдет, пока ты, папа не купишь мне во-он тот синий шлем.
Шлем как шлем.
Мотоциклистский.
Выставлен, по-видимому, для украшения витрины. Какого-то магазина. На Невском проспекте. Ну, выставлен себе и выставлен. Но вся беда в том, что провозглашен ультиматум: «Ни шагу ни вперед, ни назад без этого шлема».
– Зачем он тебе??! Ведь ни у меня, ни у тебя, ни у мамы нет мотоцикла!
– Надо.
– Кому?
– Мне.
– И что ты с ним собираешься делать.
– Носить.
– Где?!
– На голове. Мотоцикла у меня нет. Пока. Зато голова – есть. Уже.
Вот так.
Для незадачливого папаши наступил критический момент.
Вопрос уже стоúт.
Ребром.
«Что делать?».
Если отказаться покупать этот самый злосчастный шлем, то – скандал.
Скорее всего – в виде истерики.
С воплями и коллоидами.
Исторгаемыми и источаемыми – все знают откуда.
Согласиться же покупать эту синюю блестящую ненужность – значит обречь себя на беспросветную непонятность: что с этим злополучным шлемом делать.
И сейчас, и – потом.
Как говорят в таких случаях шахматисты, «цугцванг» (нем. Zugzwang «принуждение к ходу» – положение в шахматах, в котором любой ход игрока ведёт к ухудшению его позиции).
К счастью, жизнь богаче шахмат.
Она несводима к формализованным позициям.
Ищущий да обрящет
Во всяком случае, стоит на сие надеяться.
Пусть даже это сие будет ничем иным, как Счастливым Случаем.
И Он пришел.
Вожделенный.
Как только, следуя Принципу Наименьшего Зла, папа Егора направился вместе с сыном ко входу в магазин, в чьей витрине так коварно и искушающее торчал злосчастный мотоциклистский шлем, как на пороге возникла Добрая Фея.
В обличии и наряде дородной Продавщицы Мороженого.
«Мороженое! Мороженое! Кому мороженого? Эскимо на палочке и без палочки! Крем-брюле! Пломбир в брикетиках и в стаканчиках!».
Ура-а-а!
Да здравствует питерское мороженое, самое мороженное в мире!
– Так, Егор, ты хочешь мотоциклистский шлем?
– Да, хочу.
– А я хочу мороженого. Сейчас пойду и куплю себе у вон той пожилой снегурочки. Тебе брать?
Пауза.
И – затем – решительное резюме: «Два!».
Вот вам и «цуг-цванг».
Мнимый.
Если Вам кажется, что выхода нет, то это означает лишь то, что Вы чего-то не заметили.
Раз у Егора в каждой руке оказалось по брикетику мороженого, то идти к прилавку с ними уже, по крайней мере, неприлично.
Значит, что?
Значит, что надо погулять, пока мороженое не съестся.
Только теперь папа с сыном гулять уже будут по-другому: папа – пешком, сын – верхом. На плечах у папы. На голову которого в два ручья стекает мороженое. Жизнь налаживается!
Вот такой «happy end» оказался у этой истории.
С географией.
И – с психологией «нежного возраста».
Могло все завершиться иначе?
Совсем иначе?
Вполне.
Не спохватись вовремя папаша Егора, и не подумай он – про себя: «А не дурак ли я?».
Ну, не то чтобы совсем дурак, но, по крайней мере – непутевый.
Ведь как можно было не заметить, что шестилетний Человек, хотя он уже и с большой буквы, но анатомо-морфологически и физиологически он еще вполне маленький.
И он очень устал с дороги.
Проголодался.
Ему бы умыться, поесть да отдохнуть, а тут его непутевый оголтелый папа таскает его за ручку по всему Невскому проспекту.
Ведь они с папой находились хотя и в одном и том же месте, но – в совсем неравных условиях.
И досталось им разное.
Как в сказке.
Про вершки и корешки: папе – вершки (виды на шпиль Адмиралтейства, на памятники фельдмаршалам М. И. Кутузову и М. Барклаю-де-Толли возле Казанского собора, и т. д., и т. п.), а сыну… ноги, ноги, ноги.
Чьи-то.
Ну, и то, что чуть выше.
У них же.
И этим практически исчерпывалось все доступное шестилетнему человеку обозревание.
Ну, и как ему после этого было не взбунтоваться??!
Да и какие могут быть прогулки на голодный желудок?
Теперь же все по-другому.
С высоты почти в полтора человеческих роста можно с неподдельным интересом рассматривать местные достопримечательности.
Особенно – если у тебя в каждой руке – по брикету мороженого.
Заметьте: новые сандалики, купленные перед отъездом из Киева, при путешествии верхом уже практически не натирают те места, которые до того натирали.
На фоне таких маленьких, но весьма ощутимых радостей тяга к покупке мотоциклистского шлема сначала значительно ослабла, а попозже и вовсе угасла.
Ведь понятно, почему возник сыновний ультиматум недогадливому папаше: папа создал неприемлемую для сына обстановку, сын постарался ответить папе тем же.
Разумно?
Не факт.
Но факт, что спровоцировано.
Папой.
Ведь любой каприз ребенка, или, по крайней мере, то, что взрослыми так называется, есть проявление страданий, или же, по меньшей мере, дискомфорта, испытываемого не-взрослым.
Жарко/холодно, хочется есть/пить/спать, усталость от хождения/стояния (возле папы, страстно обсуждающего перипетии вчерашнего матча со встретившимся на улице таким же футбольным болельщиком, как он, подле мамы, ведущей во дворе оживленную беседу с соседкой бог весть о чем), в конце концов, просто скучно – вот вам далеко не полный перечень тех состояний не-взрослого, каждое из которых вызывает у него протест. Выражающийся в форме того, что взрослыми квалифицируется как каприз.
Не будем забывать и о ревности.
Приходилось ли Вам удивляться, почему это ребенок, если он отправляется в путешествие – куда угодно – с одним из родителей, то ведет себя задорно, весело и радостно, если же с обоими, то становится ершистым, колючим и дерзким?
Да?
Не стоит удивляться.
Это – вполне нормальная реакция нормального человека.
Ведь он, отправляясь с родителями в путешествие, надеялся, что они будут общаться преимущественно с ним.
А что же они?
А они стали вести нудные для него разговоры практически исключительно друг с другом.
Как будто до сих пор еще не наговорились.
И после работы, и – по ночам.
Как Вы понимаете, ничем хорошим это не закончится.
Обязательно будут капризы.
Как действия назло.
Как месть.
За недовнимание.
Уважаемые родители!
Дождитесь, когда ваш ребенок уложится спать, и общайтесь тогда между собой хоть всю ночь напролет.
Но если уж вы с ним выбрались – куда угодно – то, будьте любезны, не делайте из него третьего лишнего: он будет переживать.
Очень болезненно.
И реагировать соответственно.
«Так что же», – спрóсите Вы – «никуда не ходить втроем вместе: папе, маме и сыну/дочке?».
Ходите.
Пожалуйста.
Куда угодно.
Вшестером.
Вы – семьей, и ваши друзья – тоже семьей.
Взрослые тогда смогут общаться между собой, а не-взрослые – тоже, соответственно, между собой.
В таком случае идиллия отношений будет обеспечена.
Хотят ваши родственники и друзья поздравить вашего ребенка с Днем его рождения?
Добро пожаловать!
Конечно же, пусть приходят.
С их детьми.
Близкими по возрасту вашему ребенку.
А вы в таком случае накрываете не один стол, а два – каждый для своего возраста.
Весьма желательно – в разных комнатах.
И не будут тогда взаимотяготить: ни взрослые не-взрослых, ни – наоборот.
Будет ли в таком случае стремление покапризничать?
Да, конечно.
Проявляемое со стороны не-взрослых гостей именинника: им жутко будет не хотеться уходить домой. Даже когда время будет достаточно позднее.
И имениннику будет не хотеться, чтобы его гости расходились по домам.
Однако и он, и они будут сдерживать свои эмоции.
Максимально.
Чтобы никому из взрослых не подумалось, что их дети – маленькие.
На пикнике, на шашлыках на природе – тоже самое.
Там взрослым не придется уделять не-взрослым повышенного внимания: все сами самоопределятся с тем, чем им заняться.
Ко всеобщему удовольствию.
Если с родителями капризоопасных не-взрослых мы с Вами, уважаемый Читатель, более или менее разобрались, то с бабушками-дедушками дело обстоит значительно сложнее.
В силу их гипертрофированной любви к внуку/внучке дедушки-бабушки обрушивают лавину своего обожания на ни в чем не повинного внучечка/внучечку.
Особенно, если бабушек-дедушек много, а внучат мало.
Что сейчас становится явлением все более и более распространенным.
Напряжение конкуренции между различными кланами бабушек-дедушек за симпатии одних и тех же внучат зашкаливает, и подчас достигает силы, угрожающей и физическому, и психическому здоровью последних.
«Скушай то, отведай это», – и попробуй отказаться: ведь все предлагаемое на самом деле необычайно вкусное и состряпанное от всей души.
Как обезопасить своего ребенка от безудержного стремления бабушек-дедушек реализовать их жизненное кредо: «Все лучшее – внучечку/внучечке!»?
Да так обезопасить ребенка, чтобы не обидеть при этом бабушек-дедушек??
Чтобы, вырвавшись из когтисто-лапистой, клыкасто-зубастой хватки Химеры Воспитания детей не попасться на коготь или на клык Химеры Воспитания бабушек-дедушек??
Вот задачка, так задачка!
Может быть, у нее вообще нет решения (ввиду чрезвычайной ее сложности)?
И она не-раз-реши-ма, как задача построить perpetum mobile?
Ничего подобного!
Решение есть.
И – не слишком сложное: найти общее занятие.
Для бабушек-дедушек вместе с их внучатами.
И – увлечь им.
Например, рыбалкой.
Внука.
С помощью деда – заядлого рыболова-удочника.
Или – подбором и реализацией бабушкой со внучкой выкройки для любимой куклы.
Или – собиранием вишни – ведь вон ее сколько уродило!
Где деду с бабой всю собрать?!
Так что, тебе, внучок, бидончик – на тесемочку, тесемочку – на шею, и – «вперед, и вверх, а там»…
А там внучкá ждет заслуженная награда: когда он соберет все вишни с нижних ярусов, то на самом верху – ни с чем не сравнимое лакомство!
Вы когда-нибудь пробовали вишни, что растут на самой верхушке вишневого дерева?
Нет??!
Считайте, что вся та жизнь, которую Вы прожили до сих пор, прожита Вами зря.
Там, на самой верхотуре, куда без стремянки ну никак не добраться, растут сморщенные от солнечного света и тепла вишни.
Почти черного цвета.
Сладость их неописуема!
В бидончик они не попадают: просто не успевают донестись до него, поскольку съедаются, как только сорваны.
Слава Природе, умеющей создавать такие шедевры!
Какие там капризы?!
Бидончик давайте!
На тесемочке.
И – стремянку.
Повыше.
И – понадежнее.
Ну, хорошо.
С теми бабушками-дедушками, которые живут посреди садочка «вишневого коло хаты» все, вроде бы, понятно. А как с теми, кто без садочка? В урбанистических крупнопанельных домах? Им-то что делать с внучатами? В лото играть? Не станут продвинутые внучата погрязать в такую дремучую архаику. И, честно говоря, правильно сделают.
Тогда – что?
А тогда – вот что.
Тогда – мастерить.
Вместе с дедушками.
И – под их чутким руководством.
Что мастерить?
А – все.
То, чем интересно потом будет пользоваться.
От воздушных змеев, и – до самокатов.
Таких – знаете? – что на шарикоподшипниках.
Вместо колес.
Грохоту, конечно, от них, когда на них самокатятся, – что от автомобиля «Ferrari» без глушителя.
Зато удовольствия – намного больше!
Ведь ездока на самокате с шарикоподшипниками вместо колесиков видят все.
В отличие от водителя «Ferrari» без глушителя.
Да, собачки разных пород, выгуливаемые во дворе своими хозяйками неопределенного возраста, будут захлебываться собственным лаем.
Да, бесхозные коты, вздыбив шерсть на своих загривках, будут разбегаться от самокатчика врассыпную.
Но сверстники-то, сверстники обладателя САМОКАТА будут сбегаться!
Со всех обозримых окрестностей.
Как пчелы на мед.
И – предлагать обмен.
На их взгляд, эквивалентный.
Например, выменять вожделенный самокат на папин цейссовский бинокль двенадцатикратного увеличения.
Ни к чему это.
Лучше организовать производство самокатов силами самих будущих самокатчиков.
Под руководством и при непосредственном участии дедушки-умельца и его внука.
А потом провести на достаточно безлюдной аллее ближайшего парка многодневную гонку: «Тур де парк».
На только что смастеренных самокатах.
И наградить победителей и призеров.
Медалями.
Только что смастеренными.
Дедушкой-умельцем, его внуком и примкнувшими к ним соучастниками сего действа.
Как Вы думаете, захочется ли внуку уезжать домой от такого деда?
Дорогие бабушки и дедушки разных кланов одних и тех же обожаемых внучат!
Конкурируйте между собой!
За благосклонность ваших внучков и внучечек и за их стремление приезжать к вам как можно чаще и гостить у вас как можно дольше.
Не пытайтесь купить их любовь к вам за ваши деньги.
Поскольку всех возможных подарков все равно не купишь, а только раздразнишь одариваемого, провоцируя его на бесконечные и безудержные капризы.
Да здравствуют дедушки-бабушки, стремящиеся и умеющие изобретать увлекательное для своих внучат!
Ведь состояние увлеченности – лучшее противодействие против всякой социальной инфекции, в том числе – против капризничания.
И, как говорится, «Let it be!».
Глава № NN «Badfriends» – «Скверные друзья»
«Ты иди вперед, а я за тебя отомщу».
Девиз скверного друга.Вы хотите стать и быть настоящим другом Вашего ребенка?
Замечательно!
У Вас это получается?
Еще лучше!
Однако раньше или позже настанет таки тот момент, когда Ваша монополия на дружбу с ним будет нарушена.
Скорее всего, кем-то из его сверстников.
Или же – сверстниц.
Или же – кем-то из близких им по возрасту.
Противиться этому – противоестественно.
Остается только принять этот факт как должное.
Но ведь Вам далеко не безразлично, с кем будет дружить Ваш ребенок, не так ли?
Так.
И Вы начинаете – более или менее осмысленно – пытаться влиять на процесс выбора друзей Вашим ребенком.
Напрасная это затея.
Наставления вроде того, что «не водись с этим мальчиком (этой девочкой)» при всем Вашем заслуженном авторитете не срабатывают.
Поскольку сразу же вызывают вполне нормальный вопрос: «Почему?».
Вы готовы на него ответить?
Тогда – отвечайте.
«Потому что у этого мальчика (этой девочки) плохие родители», а, как гласит народная мудрость, «яблоко от яблони недалеко падает», так?
Не будет этот аргумент воспринят Вашим ребенком.
Во всяком случае, так, как Вам бы того хотелось.
И это – нормально.
У агрессивного во хмелю папы, – а «пьет» он безбожно – и у забитой мужем и забытой Богом мамы может расти и вырасти прекрасный сын.
У которого может быть лишь одна рубашка, но он ее сам регулярно стирает и собственноручно гладит стареньким утюгом.
И всегда он чист и опрятен.
И – добр.
Как ни странно.
В его-то жизненных обстоятельствах.
Так что, Вашему сыну с ним не дружить?
Вы возьмете на себя ответственность на этом настаивать?
И кем Вы тогда станете?
Для Вашего ребенка?
Не отвечайте.
Не надо.
Ваш ответ предсказуем.
Вполне.
Если он искренний.
А если не искренний – тем более не отвечайте: вранья вокруг и так хватает.
С избытком.
Если же не врать – ни самому себе, ни своему ребенку, то придется признать: он имеет право выбирать себе друзей.
И никто не вправе помешать ему в осуществлении этого его права.
Даже Вы.
Значит – что?
То, что аргументация, опирающаяся на перечислении недостатков и – чур нас, чур! – пороков родителей друга Вашего ребенка не производит на него ожидаемого Вами эффекта.
Будете рассказывать своему ребенку о том, что объект, избранный им в друзья, именно он сам, а не его родители, курит, пьет, принимает вовнутрь себя наркотики и всегда готов научить этому другого?
Да возьмите себя в руки!
Вы что, забыли, что у Вашего ребенка – при непосредственном, кстати, Вашем участии (см. главы № 1 – № 5) – уже сформирован устойчивый иммунитет против принятия вовнутрь всяческой дряни?
Значит, что? Ваш ребенок в безопасности от скверных друзей??
Вот уж – нет.
Скверные друзья – не только и не столько те, кто сквернословят и употребляют в себя всякую дрянь и дурь.
Для Вашего ребенка, самодостаточного, обладающего чувством собственного достоинства и не страдающего комплексом неполноценности в любых его проявлениях, главную опасность представляют те друзья, что льстят ему, лебезят перед ним, и … провоцируют его. Втягивая его в сомнительные и более чем сомнительные авантюры.
Например:
– Егор, я поспорил с ребятами с нашего двора, что ты сможешь прыгнуть «ласточкой» в воду с моста, который – знаешь? – между Русановкой и Березняками.
– И?
– И надо прыгнуть.
– А то?
– А то я проиграю спор.
Нужны комментарии?
Да, маленькому по росту, весу и возрасту, но уже – с большой буквы Человеку чрезвычайно лестно, что его смелость, ловкость и умелость оценены по достоинству.
Да, ему приятно, что им гордятся и что в его восхитительные возможности и способности верят.
Безоговорочно.
Однако стоит ли ему доказывать наличие у себя этих качеств, возможностей и способностей, подвергая свою жизнь опасности просто потому, что человек, называющий себя его другом, решил провести над ним сомнительный эксперимент?
Или, все же, – более чем сомнительный?
Дети любят гордиться.
Если угодно – хвастаться:
– А что у меня есть!
– Покажи! Ух ты!
– …!!!
Но любая вещь, пусть даже самая-самая, меркнет, тускнет и блекнет по сравнению с тем, что:
– А мой папа – …!
– У-у-ух ты! Вот это – да…
Надо чем-то ответить.
Достойно.
Срочно!
– А мой старший брат…! Вот!!!
А если нет ни папы, ни старшего брата, и все об этом знают, и даже если их придумать, то все равно никто не поверит, тогда – как?
Тогда приходится гордиться своим другом: «А мой друг может вот что! Ага!!!».
Или же – подругой.
То есть, тем, кто, как говорится в известном стихотворении, «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет».
А если на роль такого друга или такой подруги его/ее другом/подругой будет отпределен/а Ваш сын/дочь?
Тогда – как?
Входить ему/ей в горящую избу и останавливать на скаку коня??!
Это в его/ее-то нежном возрасте??!
Обязательно ли?
Всенепременно ли?
Да, конечно, если уж случился пожар, и Ваш ребенок спас крошку-малышку, вытащив ее из огня, дыма и угарного чада, то медаль «За отвагу на пожаре» Вашему ребенку обеспечена.
Однако Вы, находясь в здравом уме и трезвой памяти, никогда не станете умышленно создавать ситуацию, в которой Вашему ребенку придется проявлять героизм – или геройство – сопряженный/cопряженное с реальным риском для здоровья и жизни.
А скверные друзья на такое способны.
И даже не из зависти.
Даже не из злости.
Как это ни прозвучит парадоксально, они будут испытывать чувство своей сопричастности.
К геройскому поступку.
Совершенному их другом.
Чего бы это ему ни стоило.
Понять мотивы такого действия скверного друга можно.
Принять такое его действие как должное – нет.
Тем более – нельзя признать невозможность противодействия ему.
– Ты хочешь, чтобы я прыгнул с моста в воду?
– Ну да, я же ведь поспорил, что ты это сделаешь.
– Ладно. Но только – вместе с тобой. Крепко – как настоящие друзья – возьмемся за руки и вместе бултыхнемся. Идет?
– Ну, нет. Мы так не договаривались.
– А мы с тобой вообще никак не договаривались. Особенно, насчет того, чтобы ты меня подставлял.
…, …, ….
Верный друг – это тот, кто стремится помочь другу, даже когда не может.
Скверный – тот, кто стремится решать свои проблемы за счет друга.
Захочет скверный друг стать другом верным – честь ему и уважение.
Не захочет, не сможет, не хватит на это духу или еще чего-то – «извини, друг, придется тебе искать другого друга для твоей скверной дружбы».
Не в том сила человека, чтобы бесконечно демонстрировать безграничность своих возможностей, а в том, чтобы иметь мужество сказать: «Нет», – когда тебя всячески подталкивают к тому, чтобы сделать «да».
Мы не вправе решать за своего ребенка, с кем ему дружить.
Это решать ему.
Как, впрочем, и многое другое.
Существует притча о том, что для того, чтобы человек не умер с голоду, живя на берегу то ли моря-океана, то ли речки-озера, надо не рыбы ему дать – ведь этот гостинец – исчерпáем, а дать удочку.
Глупости это.
Удочка, в конце концов, сломается, крючок оборвется – вместе с грузилом и поплавком, или же без них – неважно.
И снова наш бедолага будет сидеть на берегу – то ли моря-океана, то ли речки-озера – с голодным желудком и с бесполезными остатками того, что когда-то было удочкой.
Искусство делать удочку – вот чем следует овладеть человеку, чтобы не быть голодным на берегу естественного, со всей причитающейся ему флорой и фауной, водоема.
Кто им владеет – да поможет не-владеющему.
Кстати о рыбалке:
– Внучек, послезавтра я собираюсь пойти половить окуней. Составишь мне компанию?
– Не-а. У нас с Костиком на послезавтра другие планы.
– Так позови и Костика: ведь втроем втройне веселей.
– А что с собой надо взять?
– С меня – удочки и прочие снасти, с вас – пиявки и ошитки.
– А что это?
– Пиявки?
– Да ну тебя, деда. Что я, пиявок не знаю?! Вот те, вторые, что ты назвал?
– По-простому – ошитки, по-научному – ручейник, что-то вроде маленького рачка. Живет в домике, похожем на трубочку.
– Покажи.
– Да вот, у Брема, смотри.
…, …, ….
Послезавтра, с самого утра, даже, можно сказать, с ночи, когда глазастые звезды еще вовсю сверкали на бархатно-черном небе, трое рыбаков двинулись в путь.
Один – старый, и двое – малых.
У каждого – своя поклажа.
У деда Ивана – удочки и прочая снасть.
У внука Егора – испеченные бабой Катей пирожки и прочая снедь.
У Костика – верного друга Егора – пиявки и ошитки.
Как положено – в баночках.
С болотной водой.
Вчера наловили.
И – налили.
Как надоумил деда Ваня.
В близлежащем болотце.
Гордо именуемом озером.
Правда, без названия.
…, …, …
Сапоги у деда Вани – «скип-скрип».
Пирожки в рюкзачке у Егора, когда он спотыкается на колдое…, ну, в общем, на ухабах проселочной дороги – темно ведь! – «шмяк-шмяк».
Баночки с будущей наживкой в сумочке у Костика – «звяк-звяк».
Хорошо!
Дружить – хорошо!
А хорошо дружить – еще лучше!!
Так, чтобы без задних мыслей.
Чтобы все мысли дружащих были только передними.
Как открытые ладони.
При рукопожатии.
Сопутствующем приветствию друзей.
Верных.
Неверных, то есть, скверных друзей не бывает.
Как, по словам Михаила Афанасиевича Булгакова, сказанными им в его романе «Мастер и Маргарита», не бывает осетрины второй свежести.
Друг, как и свежесть, или же его нет.
Хотите дружить – дружите.
И тогда – будьте любезны – обходитесь без:
– провокаций и инсинуаций;
– продажности и предательства;
– без обижающих друга глупостей и оскорбляющих его подлостей.
Не «подставляя» его, а подставляя ему свое плечо. Когда он нуждается в поддержке.
В этом – искусство дружить.
Овладел им сам – помоги сделать то же самое своему другу.
Тогда дружба ваша с ним будет, как говорится, «не разлей вода».
Не разделят тогда друзей ни пропасть различия их социального статуса, или же финансового положения, ни козни злопыхателей, или же науськивающих друга на друга «доброжелателей».
Когда-то, давным-давно, почти тысячу лет назад, Омар Хайям сказал: «Быть лучше одному, чем с кем попало».
Ошибся древний мудрец.
Не точка в этой строчке должна быть, а – запятая.
Чтобы не запятнать Человеческую Мудрость.
Несуразицей.
Вопиющей.
Кричащей.
Беззвучным криком.
А после запятой должны быть слова: «Но неизмеримо лучше, чем одному, быть с тем, с кем стóит быть».
На том стоит и стоять будет настоящая дружба.
Без которой нам не быть настоящими людьми.
Стоящими того, чтобы быть.
Послелюдия к первым главам и прелюдия к последующим
Как показал проведенный выше экскурс в пучину самых разнообразных событий, происходящих с самыми разными детьми из самых различных семей: с неблагополучными из неблагополучных; с неблагополучными из благополучных; с благополучными из благополучных, но, – подчас – с проблемами, – достойные уважения выходы из даже самых критических, и, казалось бы, неразрешимых, ситуаций вполне возможны, реальны и достижúмы.
Одно только обстоятельство не может не смущать добросовестных исследователей Воспитания: каждое из принятых и рассмотренных здесь решений в критических ситуациях принималось и осуществлялось не только не благодаря, а – фактически – вопреки любой Системе Воспитания.
И – Всем Им, взятым в их совокупности.
Естественно, сразу же возникают вопросы.
Если Химера Воспитания недееспособна, а в ее недееспособности мы постоянно убеждаемся, как свидетельствуют материалы пяти предшествующих глав, то, спрашивается:
– была ли Она всегда, то есть, с самого начала существования людей?
– если «да», то почему?;
– если «нет», то зачем Она возникла?;
– кому было выгодно Ее появление?;
– и, если Она не вечна, то: что будет, когда Ее не будет?
Разберемся.
Глава VI «O tempora, o mores!», – «О времена, о нравы!»
«Молодежь растлена до глубины души.
Молодые люди злокозненны и нерадивы».
Надпись на глиняном сосуде.
Вавилон. ХХХ-й век до н. э.
«Молодые строптивы, без послушания и уважения к старшим…
Несут миру погибель».
Надпись на гробнице фараона Гор-Аха.
Египет. ХХХ-й век до н. э.
Судя по расшифрованным надписям, содержащимся на артефактах весьма почтенного возраста, вот уже, как минимум, 5000 лет молодежь «растленна», «злокозненна», «нерадива», «строптива», «непослушна» и – «неуважительна к старшим».
Она все разваливает и разрушает.
Вот уже, по крайней мере, 5000 лет.
Разваливает-разваливает, разрушает-разрушает, и – все никак не доразваливает и не доразрушит.
А убеленные сединами и блистающие лысинами старцы как хаяли «мóлодежь», так и хают, как хулили ее, так и хулят.
Уж такая сложилась международная традиция.
Так что же получается?
Проблема: «Отцы и дети», – неизбывна, непреодолима и неразрешима?
Глобальна – судя по географии охвата ею?
И – имманентно присуща любому человеческому сообществу – судя по ее истории?
Вместе со всеми сопутствующими ей корвалольно-валидольными стрессами и инфарктно-инсультно-суициидальными их последствиям?
Разум этому противится.
И – неспроста.
«Однако» (до чего же все-таки прилипчив этот чукотский фольклор!), давайте отвечать на вопросы в порядке очередности их постановки.
Первым был вопрос по поводу неизбывности, непреодолимости и неразрешимости проблемы: «Отцы и дети».
С него и начнем.
Да, действительно, подавляющее – во всех смыслах – большинство ну очень авторитетных специалистов в области педагогики вообще и Воспитания в частности глубоко убеждено в том, что названная проблема не только неизбывна, непреодолима, неразрешима, но и полезна для развития.
Людей.
Их сообществ.
Включая человечество.
Дескать, из конфликта поколений в мýках и страданиях рождалось и рождается новое: идеи; слова; вещи.
Да, конечно, существует такое мнение, которое с наибольшей выразительностью сформулировал Бернар ле Бовье де Фонтенель в своей книге «Entretiens sur la pluralit é des mondes» – «Разговоры о множестве миров»: «Новая идея – это клин, который входит только толстым концом».
Куда – не уточнил.
И, если бы не злополучное слово «только», то с автором этой экстравагантной идеи можно было бы в принципе согласиться.
Тем не менее, Истории известно множество примеров, когда новые идеи, обретшие – фактически сразу же после их генерирования – удобное и полезное для пользователей материальное воплощение, входили в практику и из нее – в общественное и индивидуальное сознание людей не только не «толстым концом», а – прямо «как нож в масло».
Например, канализация, анестезия, пенициллин, лампочка накаливания.
Без какой бы то ни было реакции их отторжения.
В том числе, и поколениями «отцов».
Более того, некоторые «отцы» и даже «праотцы» работающих и сегодня идей, пребывая в весьма почтенном возрасте, не только не являлись ретроградами – противниками новых, чрезвычайно смелых проектов, но и сами становились их авторами, носителями, выразителями и внедрителями-внедрятелями.
Так, например, создатель первой в мире серийно производимой электрической лампочки накаливания Томас Алва Эдисон изобрел железо-никелевый аккумулятор в 1908-м году, когда ему исполнилось 60 лет от роду.
Лауреат Нобелевской премии (1950-й г.), Бертран Рассел создал Международный трибунал по расследованию военных преступлений во Вьетнаме в 1966-м году.
Годков ему в тот момент было аж девяносто четыре.
В том, что американские войска таки были вынуждены покинуть Индокитайский полуостров, несомненно, есть и заслуга Бертрана Рассела.
Так что, к глубокому прискорбию высоколобых и высокочтимых мужей от педагогики, приходится признать: слухи о том, что новые идеи рождаются из конфликта «отцов» и «детей», оказались значительно преувеличенными.
Отсюда следует со всей неизбывной неизбежностью то, что конфликт «отцов» и «детей» не является необходимым условием генерирования и внедрения новых, прогрессивных идей.
Соответственно, раз настоятельной необходимости для осуществления такой благородной миссии в конфликте поколений нет, а никакой другой пользы от него за, как минимум, пять тысяч лет никто придумать так и не удосужился, то этот конфликт должен быть квалифицирован в качестве болезни.
Социальной.
Наряду с алкоголизмом, наркоманией супружеским мордобоем.
От всего которого пользы тоже ровно столько же.
То есть – нисколько.
Если только не принимать во внимание гипотетическую возможность того, что один мордобойствующий супруг – воинствующий садист, а вторая/второй (сегодня, как известно, возможны варианты), – закоренелый мазохист.
Впрочем, даже в этом, прямо скажем, экстравагантном случае о полном, по крайней мере, психическом здоровье участников гипотетических событий такого рода говорить не приходится.
Любые же болезни или расстройства здоровья, будь-то физические, физиологические, психические или социальные, как известно еще со времен Гиппократа, лучше и легче предотвратить, чем лечить.
Только вот возможно ли это?
А что если конфликт поколений изначален для человеческого сообщества?
Тогда – как?
Так, как говорится: «Против лома нет приема»?
И: «Не тратьте, куме, силы, спускайтесь-ка на дно»?
Так?
Обратимся к Льюису Генри Моргану.
Точнее, к его книге под странноватым названием: «Лига ходеносауни или ирокезов», впервые изданной в 1851-м году и сразу же ставшей мировым бестселлером, по крайней мере, на какое-то время.
О ее главной особенности, отличающей ее от всех работ всех предшественников, трудившихся в области освещения жизни и быта каких бы то ни было аборигенов, в своем предисловии к «Лиге» пишет сам Морган: «Поскольку данная работа не опирается на авторитеты, то у читателя может возникнуть вопрос: откуда взят материал для нее, либо же насколько заслуживают доверия высказанные в ней положения. Поэтому тут уместно будет сообщить, что в ранней молодости обстоятельства жизни автора, о которых тут нет смысла говорить, вызвали не только частое общение его с ирокезами, но и привели к усыновлению его племенем сенека».
Неординарностью ситуации написания этой книги в значительной мере была обусловлена и необычность ее содержания, и нетривиальность формы его изложения.
По своей сути книга «Лига ходеносауни или ирокезов» – это конспект того, что удалось увидеть, услышать и – спровоцировать увиденное и услышанное ее автору.
Непосредственно в процессе его пребывания среди ирокезов в качестве… ирокеза.
То есть, в данном случае цивилизованному Льюису Генри Моргану предоставилась уникальная возможность: соединить в себе качества наблюдателя за жизнью нецивилизованных индейцев-ирокезов племени сенека, и – одновременно – непосредственного участника событий, происходящих в этом племени.
Возможность, которой он сполна воспользовался, написав, кроме «Лиги», еще и «Домá и домашняя жизнь американских туземцев», и «Системы родства и свойства человеческой семьи», и «Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса», – наилучшая для достоверного понимания иного, принципиально отличающегося от обычного для человека «индустриальной», а, тем более, – «постиндустриальной» эпохи, уклада жизни.
Такого, который во многом странен нам, и пред которым мы, считающие себя людьми цивилизованными, предстаем дикарями.
Да, да, именно так.
Так, в частности, Льюис Морган пишет о той неловкой ситуации, которую он создал своим вопросом, адресованным к ирокезам: как на их языке звучит слово, соответствующее по своему смыслу английскому слову suicide?
То есть, Морган, составляя свой англо-ирокезский и ирокезо-английский словарь, хотел узнать, каким словом у этих – нецивилизованных, казалось бы, людей выражается то, что мы, люди цивилизованные называем самоубийством.
Вполне нормальный вопрос.
На наш, цивилизованный взгляд.
Не правда ли?
Но, как оказалось, спрошенное вызвало не просто недоумение, но – шок.
Возникла многозначительная и тягостная пауза.
Исследователь, проявив недюжинную настойчивость, попытался объяснить, что именно он хочет узнать, но чем больше он объяснял, тем бóльшее смятение в рядах вопрошенных он вызывал своими объяснениями.
В конце концов один из индейцев, предварив свой встречный вопрос всевозможными извинениями, все же спросил: «А зачем человеку себя убивать?».
Поставьте себя на место Льюиса Моргана, и Вы почувствуете, насколько ему стало стыдно.
И за себя, цивилизованного, и за ту цивилизацию, которую он в данном случае представлял.
На сегодня мы уже доцивилизовывались до того, что Всемирной организацией здравоохранения (ВОЗ) – при поддержке и под протекторатом ООН – день 10 сентября, начиная с 2003-го года, провозглашен Всемирным днем предотвращения самоубийств (World Suicide Prevention Day), поскольку дошло, наконец, до мировой общественности, что «с этим что-то делать надо, надо что-то предпринять».
Ведь по данным ВОЗ в третьем тысячелетии от самоубийств ежегодно погибает – по явно заниженным данным – около миллиона людей (более точно цифры указать невозможно из-за практически повсеместного стремления государственных органов и официальных учреждений представлять самоубийства, особенно, среди детей и подростков, как несчастные случаи, ведь даже самым задубелым чиновникам иногда бывает стыдно).
То есть, сейчас гибнет от самоубийств больше людей, чем во всех происходящих ныне войнах, вооруженных конфликтах, террористических актах и от всех насильственных убийств, вместе взятых.
Сколько среди самоубийц наличествует сегодня детей и подростков – продуктов и жертв той или иной системы Воспитания – тайна, покрытая мраком официозной статистики и ее идеологов, прикрывающих срам постыдного фиговым листком официальной статотчетности.
Впрочем, ни вóйны, ни вооруженные конфликты, ни террористические акты, ни насильственные смерти, инициаторами, идеологами, организаторами и исполнителями каждой и каждого из которых обязательно являются, опять-таки, продукты той или иной системы Воспитания, также не делают чести нашей цивилизации.
И – не приносят ей ни доблести, ни славы.
И – ни в коей мере не могут служить предметом гордости.
Наоборот – вполне.
В ситуации, вынуждающей испытывать стыд и срам за всю свою цивилизацию, бедняга Льюис Морган оказывался неоднократно.
Например, спросив, о том, какие наказания ирокезами применяются к детям.
Тут же следовала очередная немая сцена.
В неизбывной глубине которой таился невысказанным все тот же сакраментальный встречный вопрос: «А зачем?».
Действительно, зачем наказывать ребенка, если он ведет себя в полнейшем соответствии с его возрастным статусом?
Да, безусловно, ребенок час от часу шалит.
Да, иногда вместе со своими сверстниками всей гурьбой они носятся, как угорелые, и шумят, как оголтелые.
Ну и что?
Это – их прерогатива: шалить, носиться до упаду и – шуметь! – жизнерадостно и жизнеутверждающе.
Да, они – люди.
Но – еще не взрослые.
Которые – тоже люди.
Но – уже не дети.
Всякому возрасту – свое время.
Не-взрослые люди, в обиходе именуемые: «дети», – со временем повзрослеют.
Они остепенятся.
И у них – сами собой – отпадут свойственные юному возрасту желания и стремления.
Как то: проворно лазать по деревьям, оглашая все обозреваемые окрестности победными тарзаньими воплями; или же самозабвенно бегать по лужам, разбрызгивая их содержимое по всем сторонам света.
Не забывая при этом набрызгать на себя и на всех окружающих.
В радиусе досягаемости брызг.
Все – путем.
Естественным.
Ведь все взрослые – это бывшие дети.
И все дети – это потенциально будущие взрослые.
И не следует пытаться преждевременно превращать девочек в бабушек, а мальчиков – в дедушек.
Вот это было бы противоестественно.
То есть, противно Природе.
Природа же не терпит издевательств и надругательств над собой.
За каждое подобное деяние Она воздает.
Соответственно содеянному.
Не безжалостно.
Не беспощадно.
Но – по большому счету – вполне справедливо.
Поскольку Природа не знает жалости и пощады, а вот справедливость как воздаяние, соответствующее содеянному, заложена в самом ее естестве.
Противоестественно отягощенные же преждевременно обрушившейся на них степенностью, чинностью и осанистостью, дети становятся одолеваемыми всевозможными комплексами, маниями и фобиями: ведь они не прошли подобающей их возрасту закалки – с «шишками» на лбу и со ссадинами на локтях и коленках.
Без закалки же нет смекалки.
Отсюда – неизбежные в таких случаях деструктивные для психики и для всей дальнейшей жизни последствия.
Ирокезы же жили в полном согласии с Природой.
По уже упоминавшемуся здесь принципу: всякому возрасту – свое время.
Да, конечно, их взрослые могли порой и шугануть не в меру расшалившихся и расшумевшихся своих «тинейджеров».
Но – беззлобно!
Безугрозно.
Безамбициозно.
Беспретензиозно.
Без нравоучений, наставлений и поучений.
Без возмущений.
Без обобщений.
Без визга, óра и истерик.
Не срывая на детях всю свою – взрослую – злость за свою не-сложившуюся жизнь, за все свои физические немощи и психические расстройства.
Ирокезские же «тинейджеры» к беззлобному их «шуганию» относились с полнейшим пониманием.
Не огрызаясь в ответ, не дерзя, не стремясь действовать по принципу:
«Ах, так?! Ну, мы вам сейчас покажем!!».
Они просто перемещали эпицентр взрыва своих эмоций и выброса своей кипучей и брызжущей во все стороны энергии.
В иное пространство.
Благо, простора для этого у ирокезов в те лучезарные для них времена было предостаточно.
Ну, и где же тут, скажите на милость, конфликт поколений?
Где тут «проблема отцов и детей»??
Не было.
У ирокезов.
Ни того, ни другой.
Как не было у индейцев-ирокезов и наказаний.
Потому что не было и преступлений.
И братоубийств не было.
И – отцеубийств.
И детоубийств.
Вообще – никаких убийств, включая самоубийства.
Не было.
И краж не было.
И – грабежей.
И разбойных нападений.
Все это было привнесено на землю ирокезов носителями цивилизации.
Вместе с: виселицами и электрическими стульями; камерами пыток и камерами предварительного заключения; следственными изоляторами и резервациями; гетто и особыми Воспитательными учреждениями для несовершеннолетних преступников.
Привнесено, привезено, принесено и доставлено.
Вместе с орудиями пыток.
Вместе с «огненной водой» и сифилисом.
То есть, вместе со всем тем «трешем» (от англ. trash – мусор), что, увы, непременно является деструктивным побочным продуктом внедрения нашей – на все лады рекламируемой и пропагандируемой нами же – цивилизации.
По крайней мере, на дико-образном этапе ее проникновения в ту средý, для которой она изначально была инородной.
Вместе с «конфликтом поколений» и «проблемой» «отцов и детей».
Вместе с Системой Воспитания.
Обязательно основанной на таких атрибутах, как – по определению Иммануила Канта – «обетования и угрозы» (см. его «Opus postumum»).
Иными словами, непременно зиждущейся на «кнуте» и «прянике», только представленных в иной, нежели у Канта, последовательности.
То есть, на средствах, в определенной мере пригодных для дрессировки животных, но ни в коей мере не приемлемых – в силу своей в силу унизительности и оскорбительности – для отношений между людьми.
Весь этот историко-географический экскурс в этносферу современных Льюису Генри Моргану индейцев-ирокезов потребовался здесь отнюдь не для возбуждения у Вас, уважаемый Читатель острого приступа ностальгии по «ранешним» временам и идиллическим местам, не тронутым благами цивилизации: что было, то прошло, и к прошлому возврата нет.
Сей экзерсис призван лишь предоставить необходимую и, как надеется автор, достаточную информацию и аргументацию.
Для обоснования простого и незатейливого, как вигвам ирокеза, тезиса, гласящего, что проблема: «Отцы и дети», – не была ни изначально, ни имманентно присущей всем человеческим сообществам.
То есть, она имеет свое начало.
Как возникновение существования.
В пространстве.
И – во времени.
Значит, должна иметь и свой конец.
Как прекращение существования.
Но, как прозорливо заметил в свое время Марк Аврелий Августин Философ, пожалуй, единственный в Истории добро/совестный римский император, в Мире нет прекращения, а есть только превращения.
Соответственно, и проблема: «Отцы и дети», – появившись не из ниоткуда, не может исчезнуть в никуда.
В нее, надуманную, была преобразована действительно существующая вот уже, по меньшей мере, 5000 лет – судя по надписям на гробницах-горшках-черепках – ПРОБЛЕМА.
Только – не «отцов и детей».
Эту-то «проблему» как раз и «изобрели» «отцы».
Для того чтобы замаскировать полную свою неспособность справиться с инфицированной ими самими ПРОБЛЕМОЙ.
То есть, с той хворью, которой страдают сами «отцы».
Они же и стремятся не столько разделить с «детьми», но переложить с «больной головы на здоровую» ответственность за нее именно на «детей», фактически «заражая» ею их.
Хворь эта, выдаваемая «отцами» за проблему: «Отцы и дети», – на самом-то деле является ПРОБЛЕМОЙ ДУРНОВАТЫХ «ОТЦОВ» (последнее слово – в кавычках, поскольку в эту категорию, увы, попадают и матери), от которых хронически страдают бедняги-дети (слово «дети» здесь выделено курсивом потому что: см. эпиграф, предваряющий предисловие).
Из которых впоследствии вырастают дурноватые «отцы», от которых… – да, да, Вы не ошиблись в своем предположении – страдают их бедняги-дети!
В точности по схеме:
«У попá была собака, он ее любил. Она съела кусок мяса, он ее убил.И, убивши, закопал.
И на камне написáл,
Что…
У попа была собака, он ее любил…»И так – до бесконечности.
Говоря словами Иммануила Канта, – до «дурной бесконечности геенических мучений» (см. его «Критику чистого разума»).
Так что же делать?
Как быть?
Чтобы разорвать-таки порочный круг этой дурной бесконечности?
Да так, чтобы без каких бы то ни было суицидальных потуг, без издевательств и надругательств человека над человеком?
В том числе – и над самим собой.
Как?
Во что же преобразуется проблема дурноватых «отцов», когда ее ослиные уши уже не удастся скрывать в изрядно поношенном, обтрепанном и дырявом мешке под названием Воспитание?
Вопрос, конечно же, интересный, но – преждевременный.
Не разберемся мы с ним, пока не узнаем, откуда же взялась дурь под названием Воспитание?
Ведь у индейцев-ирокезов ее не было и в помине!
Не было ее и у папуасов, обитавших на острове Маилу и на островах Тробриан.
Что, собственно и засвидетельствовал в своих трактатах британский антрополог и этнограф польского происхождения Бронислав Каспер Малиновский, долгое время живший, по примеру Льюиса Генри Моргана, среди туземцев (курсив обусловлен уничижительным смыслом, вкладываемым обычно в это слово, служащее для означивания нецивилизованных людей).
У «соседей» «тробрианцев» – балийцев – тоже не было Системы Воспитания, судя по тому, что написал о них американский антрополог и социолог Клиффорд Гиртц, также черпавший необходимую информацию непосредственно из своих собственных наблюдений.
На какие же размышления наводят, и к каким, собственно говоря, выводам приводят сведения, почерпнутые из трудов Бронислава Каспера Малиновского, Льюиса Генри Моргана и Клиффорда Гиртца?
Предлагается взять глобус.
На глобусе же – посмотреть.
Где находятся США и Канада – исконные обители их коренных обитателей, в том числе – индейцев-ирокезов, и где расположены острова Маилу, Тробриан и Бали?
Видите?
Далековато друг от друга, не правда ли?
А Системы Воспитания как таковой, как, впрочем, и самого Воспитания одинаково не было на всех этих, достаточно далеко отстоящих друг от друга территориях.
На всех них жили люди – такие же, как и мы с Вами, уважаемый, Читатель – с руками, ногами, головой и всем прочим, что причитается.
Только цивилизация добралась в их края несколько позже, чем до нашей срединной Родины.
Ведь наша большая РОДИНА – общая для всех людей планета Земля.
Малая – конкретный город, село, ПГТ, хутор, заимка, стойбище и иже с ними.
Срединная же – та страна, где каждый из нас удостоился или удосужился – неважно! – родиться, ведь любим-то мы ее, родимую, все равно, пусть даже и непутевую.
И здесь, где мы с Вами, уважаемый Читатель, проживаем и переживаем различные житейские катаклизмы, тоже когда-то не было Воспитания, и жили наши пращуры в мире и согласии с матушкой Природой.
Во всех-то ее ипостасях.
В том числе – с Природой возраста.
Не переча Ей и не пререкаясь с Ней.
Точь-в-точь, как и описанные Льюисом Генри Морганом индейцы-ирокезы.
Сразу же непременно возникают вопросы.
Как то:
– так как же это так: не было, не было Воспитания, и вдруг Оно появилось?;
– почему?;
– зачем?;
– для чего?;
– для кого?
Разберемся.
Глава VII «Qui prodest?» – «Кому это выгодно?»
«Трудно видеть глазами то, что перед глазами».
Иоганн Вольфганг Гете.Представьте себе, что Вам в наследство от Вашей, горячо любимой Вами и, притом, весьма родовитой прабабушки достался огромнейший бриллиант.
Размером с яйцо.
Фаберже.
«Чистейшей воды».
Земля, естественно, слухами полнится, и про сие Ваше наследство стало известно.
Кое-кому.
И, совершенно естественно, что у Кое-Кого из этих кое-кого возникло жгучее, острейшее и непреодолимейшее желание.
Произвести изъятие у Вас теперь уже Вашего сокровища.
Естественно, в их – Кое-Кого из кое-кого пользу.
Что же в такой, прямо скажем, пикантной ситуации надлежит Вам делать?
Нести Ваше сокровище в банк?
Чтобы положить в тамошнюю ячейку?
Это – при нашей-то банковской системе?
Когда сегодня банк с Вашим вкладом в него есть, а завтра, как говорится, «иных уж нет, а те – далече»?
Называется – «курам на смех».
Оставить дома?
Где именно?
Если Вы обеспокоены тем, чтобы в Ваше отсутствие Ваши перьевые подушки и пуховые перины не были выпотрошены, как щука перед изготовлением из нее «рыбы-фиш», можете положить Ваш бриллиант на самое заметное место.
Злоумышленники его тут же заметят, и сделают так, что Вы его уже больше не увидите.
Никогда.
Несмотря на все напряженные усилия мыслительных óрганов наших доблестных следственных óрганов.
Если же Вы спрячете свое драгоценное сокровище подальше от посторонних глаз, то злоумышленники – куда бы Вы его ни спрятали – все перероют, все перерыщут, и все равно найдут.
А еще – попутно – устроят Вам в Вашей квартире такое, что без судорожного содрогания во всех Ваших внутренних óрганах Вы не сможете об этом вспоминать.
Всю Вашу оставшуюся и, надеемся, долгую жизнь.
Которая, естественно, будет существенно укорачиваться от каждого такого воспоминания.
Найдут злоумышленники Ваш бриллиант в любом месте.
Кроме одного.
Которое будет находиться… в свежевымытом Вами стеклянном графине со свеже-налитой водопроводной водой («Слава доблестным работникам «Горводоканалтреста»!).
Почему так?
А потому что коэффициент преломления солнечных лучей чистой (водопроводной!) водой и бриллиантом «чистой воды» одинаков.
И как бы ретивые и злобные, но при этом – туповатые – злоумышленники ни пялились на Ваш бриллиант сквозь чистейшее стекло графина, изготовленного на заводе «Красный Графинщик», и через налитую в него чистейшую воду производства «Горводоканалтреста», не увидят они, как и предвидел И.В. Гете, «своими глазами то, что перед глазами».
При Вашем на то желании мы могли бы еще порассуждать на предмет того, насколько непросто увидеть стоящий на шахматной доске мат в пять ходов, который, согласно условиям шахматной задачи, «белые» ставят противоположным по цвету.
Однако такие рассуждения – только для любителей.
Не только порассуждать, но и шахмат.
Так что от частностей перейдем сразу к общностям.
Таким, которые нас всех объединяют.
Независимо от того, имеем ли мы наследственные сокровища, доставшиеся нам от прабабушки-графини, хранимые нами в стеклянном графине, и умеем ли и любим ли мы играть в шахматы.
Мы – все вместе взятые, и каждый из нас по отдельности – живем в Мире Теней.
Отблесков.
Отсветов.
Отбрасываемых в наш Мир Явлений Миром Сущностей.
Первым это отметил в своем трактате «Государство» Аристокль Афинский, в обиходе называемый: «Платон», – по своему древнегреческому «ник-нейму», которое на русский язык переводится как «Широкие Плечи».
Не вникли люди в идею «Пещеры» Платона.
Во всяком случае, так, как она того заслуживает.
Не оценили ее по достоинству.
А зря.
Ведь, действительно, мы часто, очень часто, слишком часто видим лишь формы, не замечая притаившегося в них содержания.
Явления же предстают перед нами, пряча в себе свои сущности.
Следствия со всех сторон окружают нас.
Утаивая от нас причины.
Не явные.
Но: вызывающие, порождающие, продуцирующие явные следствия.
Трудно, подчас – чрезвычайно трудно – увидеть в явном следствии далеко не явную причину.
Однако «трудно» не означает «невозможно».
Жившие двадцатью восьмью веками ранее нас с Вами, в далекой от нас в пространстве и во времени Древней Индии, навсегда оставшиеся анонимными авторы «Дхармы» выразили с предельной четкостью и ясностью исключительно ценную для каждого человека разумного мысль: «Дорогу осилит идущий».
Не глупыми людьми сказано.
Иначе их мысль уже давно канула бы в Лету, как вода уходит в песок.
Раз этого не случилось, раз и сегодня эта мысль подвигает людей к действию, значит, – что?
Значит, правы таки были авторы «Дхармы»!
Значит, вперед!
От незнания – к Знанию.
От непонимания – к Пониманию.
И пусть Великие Умы Великих Предшественников нам помогают на нашем пути.
Итак, делаем первый шаг.
Ставим вопрос.
Почему у индейцев-ирокезов, маилийцев, балийцев, тробрианцев не было Воспитания?
На первый взгляд, ответ очевиден: потому что они были дикие, примитивные, необразованные, невежественные, нецивилизованные.
Однако первый взгляд слишком часто бывает поверхностным.
Марк Аврелий же, через тьму веков обращаясь к нам, сегодняшним, призывал нас: «Не довольствуйтесь поверхностным взглядом», – поскольку ничего путного при этом не углядеть.
Ни содержания в форме.
Ни сущности в явлении.
Ни причины в следствии.
А надо.
Бы.
Ведь не стыкуется наш, казалось бы, очевидный и несомненный ответ на поставленный вопрос с тем фактом, достоверно установленным непредубежденными исследователями, такими, как Льюис Генри Морган, Бронислав Каспер Малиновский и Клиффорд Гиртц, что у людей, названных нами дикими, примитивными, необразованными, невежественными и нецивилизованными не было ни преступлений, ни наказаний, ни прочих сомнительных «прелестей», прочно вошедших в быт людей, считающих и называющих себя цивилизованными.
Однако сам термин «civilis» означает не что иное, как «гражданский» и «государственный».
Следовательно, Цивилизация – по определению – возникает лишь там, тогда и постольку, где, когда и поскольку возникает Государство.
Заметьте – рабовладельческое.
Ведь все исторически первые государства, без каких бы то ни было исключений, были рабовладельческими.
Начиная с древнейших шумерских городов-государств (Эриду, Урук, Лагаш, Ниппур), сформировавшихся в нижней долине Евфрата на рубеже IV и III тысячелетий до н. э.
А также с:
– Нижнего (IV тысячелетие до н. э.) и Верхнего (ок. 3500 г. до н. э.) Египта;
– Ассирийского царства (XXIV в. до н. э.);
– Вавилона, возникшего в XX в до н. э. в Нижней Месопотамии;
– древнекитайского царства Шань (XIV–XI ст. до н. э.);
– древнеиндийских государств, существовавших во второй половине II тысячелетия – первой половине I тысячелетия в долинах Инда и Ганга.
Не говоря уже о древнегреческих городах-полисах и Римской империи.
Почему?
Почему все они – без каких-бы-то-ни-было исключений – были рабовладельческими?
То, что говорилось и писалось Джоном Локком из Рингтона, Томасом Гоббсом из Малмсбери и Жан-Жаком Руссо из Женевы, а за две тысячи лет до них – Аристиппом из Кирены – о договорном характере образования государств, было продиктовано скорее их стремлением выдать желаемое за действительное, чем «схватыванием» (grasp) действительной сущности сего процесса.
Всем этим достопочтимым мужам и достойным, благородным гражданам своих государств, безусловно, страстно желалось, чтобы и государства, в которых они произрастали, имели бы благородное происхождение.
Увы, но, как сказал в свое время Джордж Герберт (1593–1633 г.г.), «Hell is full of good meaning and wishings» – «Ад полондобрыми намерениями и желаниями» что в более популярном изложении интерпретируется как «благими намерениями выстлана дорога в ад» (см.: George Herbert, «Jacula prudentium»).
Впрочем, сути дела эта интерпретация не меняет.
Нас же интересует именно суть дела.
Посему задаемся исключительно деловым вопросом: если происхождение государств имеет договорной характер, то кто тогда с кем договаривался?
Рабы с рабовладельцами?
О чем??
О том, как рабам быть рабами, а рабовладельцам – рабовладельцами??!
И Вы верите этой, мягко говоря, ахинее??
Это, как говорится, вряд ли.
Так как же все же все произошло на самом-то деле?
Насчет образования самых первых в Мире государств-то?
Для чего, для кого, кому и зачем потребовалось затевать всю эту затею с учинением государств, тем более – рабовладельческих?
Ведь до того все и так было хорошо.
И – не просто хорошо, а замечательно, прелестно, чудесно!
От того же Льюиса Моргана мы можем узнать о том, что те же индейцы-ирокезы работали в среднем четыре часа в сутки – всего-то-навсего!
И в чем же, спрашивается, заключалась их работа?
Преимущественно в том, чтобы собирать что-то съедобное дикопроизрастающее или же ловить что-то съедобное дикобегающее, дикоплавающее, диколетающее, дикоползающее.
Какой, скажúте на милость, смысл обитателю, к примеру, джунглей бассейна Амазонки всего этого насобирать и наловить сегодня больше, чем сегодня же (ну, в самом крайнем случае, завтра с утра) можно удосужиться съесть?
Учитывая температурно-влажностный режим джунглей?
Принимая во внимание факт наличия отсутствия каких бы то ни было холодильников, морозильников, избытка соли для засолки, сахара для варения варенья, не говоря уже об установках для вакуумной упаковки?
Нельзя нам с Вами не согласиться с тем, что на самом деле – НИ-КА-КО-ГО смысла в долгосрочном накоплении скоропортящегося не было, нет и не будет.
Зачем же тогда заниматься тем избыточным трудом, плоды которого непременно сгниют или протухнут?
НИ-ЗА-ЧЕМ.
Вот и занимались нецивилизованные люди – по определению нас, людей цивилизованных – трудом по добыванию пропитания ровно столько, сколько в этом был смысл.
И – нинасколько не больше.
Как пишет Льюис Генри Морган, не был труд для индейцев-ирокезов «почетным правом».
Не был он для них и «священной обязанностью».
А был он для них совершенно естественным проявлением присущих им жизненных сил.
Таким же, как, например, еда, питье и сон.
Отлынивания от работы среди ирокезов не было и в помине.
Никто из работоспособных не ссылался на грыжу в боку, в позвоночном столбе или же в мозгу – от перенапряжения мозговых извилин.
Ни у кого из них даже и мысли такой не возникало.
Да и не могло быть иначе.
Не было в их труде ни страдания, ни отвращения, ни геройства.
Надо – значит надо.
Не вопрос.
Надо построить, например, лодку – дружненько взялись, споренько поработали, скоренько построили.
То же самое и с жилищем.
На: «Раз, два, взяли!», – глядишь – уже готово!
Можно отмечать новоселье.
С песнями, плясками и прочим сабантуем.
Так и по сегодняшний день трудятся, например, центральноафриканские пигмеи племени мбути.
В среднем – как и ирокезы времен Л.Г. Моргана – по четыре часа в день.
И все это время крутятся вокруг них детишки.
Приобщаются.
Кто чем сможет, тем и поможет.
Добровольно.
Не-принудительно.
Не-назидательно.
Не-надзирательно.
Не-воспитательно.
Каждый – в меру своих собственных сил, желаний и интереса.
«Чем же все эти люди занимались и занимаются все остальное время, если работали и работают они в среднем только по четыре часа в день?», – спрóсите Вы, будучи обуреваемыми нескрываемым недоумением.
Ответ будет совершенно обескураживающим: они готовились!
Только не к войне, как можно было бы подумать, вспомнив приписываемую римскому историку Корнелию Непоту знаменитую фразу: «Si vis pacem, para bellum» – «Хочешь мира – готовься к войне», а к… праздникам!
Праздников же у индейцев-ирокезов, к примеру, была целая уйма.
Все ирокезские праздники были изумительно-восхитетельно-трогательно естественными.
Например: «День первой клубники», когда отмечается появление в лесу первой в текущем году этой сладкой и крупной ягоды; «День первой земляники»; «День сладкого кленового сока»; «День первой молодой кукурузы», и т. д., и т. п.
Только успевай готовить соответствующий макияж, татуаж и костюмерный антураж!
Детишки важно и сосредоточенно пытаются копировать приготовления взрослых к приближающемуся празднику.
Или же – наоборот: с восторгом и упоением, с радостными воплями и визгом носятся между вигвамами.
Всецело пребывая в состоянии нетерпеливого ожидания.
Празднества.
Идиллия?
Полнейшая.
Упоительнейшая.
Спрашивается: кому и зачем потребовалось ее разрушать?
Ведь люди, весьма далекие от всего того, что у нас принято называть цивилизацией, жили в полной гармонии с Природой: они не брали у Нее ничего лишнего, избыточного, чрезмерного; Она же не ставила перед людьми никаких неразрешимых задач.
Таких, например: «Как выжить, если выжить невозможно?».
Вот и продолжалось бы себе доныне и «присно и вовеки веков» действие сего никем не подписанного, но обеими сторонами – и Природой, и людьми – соблюдаемого Договора!
Не так ли?
Людям – на радость и на счастье.
Природе – на пользу.
Ан – нет.
Не суждено было этому Договору соблюдаться долго.
Нарушился он.
В одночасье.
Долго ли, коротко ли, но в один прекрасный, солнечный день, утро которого не предвещало, казалось бы, никаких катаклизмов, вышел античный человек из своего античного жилища, сладко потянулся, взглянул на ласковое солнышко и произнес про себя: «А пойду-ка я в ближайший лесок, и что-нибудь съедобное в нем насобираю или изловлю».
И только он так подумал, как – глядь! – а леска-то и нет!
И тут-то вспомнил наш бедолага, как – не далее чем вчера – вырубил он со своими соплеменниками последние остатки леска – древесина срочно понадобилась.
На хозяйственные нужды.
Сел античный человек на уже нагретый утренним солнышком камень, и – заплакал: «И что же мне теперь, бедолашному, делать? Чем кормить себя, жену, и и без того сварливую тещу, не говоря уже про деток – «мал мала меньших»?
Ведь есть-то всем хочется!
Хорошо, когда есть что есть!
А если нет того, что можно есть, тогда что есть?
И что делать-то тогда?
Идти искать другой лес?
По-соседству?
Но там, по-соседству, полным-полно соседей.
И у них с лесом уже тоже туговато: по той же причине.
Хорошо животным.
Например, приматам.
Ведь у них в генетическом коде заложено, что если в ареале их обитания возникает дефицит того, что можно есть, то они тотчас же переходят на однополые половые отношения.
Дабы избыточно не плодиться и не создавать дополнительное давление на и так уже исчерпывающийся пищевой ресурс (см.: Артур Шопенгауэр «Метафизика половой любви»).
Но мы-то с Вами – не животные, не правда ли?
И не гоже нам им уподобляться.
Даже в cамые критические дни.
И тут – «Эврика!».
«Нашел!», – вскричал в экстазе наш бывший бедолага.
«Если нельзя сберечь натурпродукт – будь то сорванное или пойманное – в мертвом виде, то сберегать его следует в живом!» – сформулировал он свою гениальную и спасительную для всего рода людского мысль.
«А еще лучше» – продолжал генерировать он свои гениальности, – «сберегать натурпродукт в произрастающем и размножающемся виде!».
Сказано – сделано!
И придумал наш страдалец – теперь уже – бывший! – отличную придумку: живые консервы!
Сразу в двух видах: земледельческом и скотоводческом.
Ведь если сегодня не съесть свою, например, живую корову, то назавтра она не только не протухнет, но и, будучи спозаранок препровожденной на пастбище, под вечер и молочка принесет, и «живого веса» нагуляет.
И тут, сразу же, решил наш античный бывший горемыка свою – тотчас же оказавшуюся в прошлом – болющую проблему: «Как выжить, если выжить вроде как не получается?».
Чего же еще желать?
Казалось бы.
Ан, нет.
Оказалось, что как только была решена животрепещущая проблема выживания в предопределенных определенными, крайне неблагоприятными обстоятельствами невыживаемости, так нашего, опять-таки, горемыку настигла и накрыла с головой порожденная решением одной проблемы другая.
Даже – много других.
И каждая из них – новая головная боль.
Ведь как только появилась у человека возможность не съедать сегодня им же выращиваемую и выкармливаемую будущую еду, сразу же встал ребром вопрос о том, что этой еды можно выращивать и выкармливать больше и больше.
Как?
Надо больше трудиться и повышать производительность труда.
Каким-таким образом?
И снова наш сообразительный пращур додумался: надо произвести разделение труда.
И – закрепить отдельные виды работы за определенными людьми.
Тогда каждый в отдельности быстрее поднатореет в своем ремесле, а общий результат будет значительно выше, нежели каждый бы делал все то, что делают и все другие.
Сказано – сделано.
Одни стали постоянно делать одно, другие – другое, а вместе у них получалось то, что надо.
Но, однако, возникла одна закавыка: как оказалось, при разделении труда появились такие сектора (сегменты, участки, делянки) трудовой деятельности, трудиться на которых желающих не оказалось.
Например, выносить за животными навоз.
Из стойла.
Если этого не делать, то бедняги-животные утонут в собственных же фекалиях.
Значит, надо-таки делать эту работу.
Тяжелую.
Неприятную.
Неблагодарную.
Потому что как только будет очищено последнее стойло, в первом снова будет навалено.
Понятно чего.
Но кто, кто это будет делать??!
Кто, спрашивается, будет постоянно, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год выносить навоз?
Регулярно наваливаемый.
Авгию, к примеру, просто несказанно повезло, что нашелся сметливый Геракл, и расчистил авгиевы конюшни в два счета.
Благо поблизости была речка, и не было экологического надзора за состоянием стоков.
А другим-то как?
Тем, у кого под боком – ни Геракла, ни речки?
Да и не рачительно это: смывать навоз в речку.
Ведь он хоть и г…, зато – добро.
Им и землицу удобрять – лучше всякой химии! – и, если его подсушить, то топливо получается – то, что надо (при дефиците-то древесины!), и – если его добавить к глине – вместе с соломой, то саманный кирпич получится – лучше не придумаешь!
Значит – нельзя навоз сливать в речку.
А надо – тщательно его собирать.
И – отвозить.
Туда, где он пригодится.
Для хозяйственных, так сказать, нужд.
И кто же эту работу будет делать?
Изо дня в день?
Из месяца в месяц??
Из года в год???!
В полнейшем соответствии с правилами.
Рачительности.
И – повышения производительности.
Совокупного общественного труда.
За счет его разделения.
И – закрепления.
За определенными категориями трудящихся.
Так кто же, все-таки, будет делать ту работу, которую делать никто не хочет, а делать ее все равно надо?
Кто??!
Добровольно – НИ-КТО.
А раз НИ-КТО не хочет добровольно, значит, некто будет делать ее принудительно.
Этими некто и стали рабы.
То есть, изначально – побежденные победителями и фактически обреченные на пожизненное заключение в статусе рабов.
Победителей.
Тотчас же обретших статус рабовладельцев.
Соответственно, для обеспечения соблюдения обоих этих статусов потребовался определенный инструмент силового воздействия на несогласных и недовольных.
Именно им-то и стало Государство.
Подчеркиваем: все без исключения древнейшие государства были рабовладельческими.
Другая возникшая в результате изобретения «живых консервов» проблема: кто будет владеть излишком производимой продукции?
Все?
В равной мере?
И рабовладельцы, и рабы??
Чтобы собственник раба и раб как собственность рабовладельца в равной мере владели собственностью?
Несуразица какая-то получается.
Рабовладелец, владея правом собственности над рабами, считает себя вправе быть и владельцем производимых ими продуктов их труда.
Рабы, естественно, недовольны такой Системой права.
Им, понятное дело, не нравится такая Система.
Они, естественно, против нее.
То есть, они являются ее врагами.
Хоть скрытыми, хоть явными, но – отъявленными.
Не случайно в этой связи Луций Анней Сенека заметил: «Quot servi, tot hostes» – «Сколько рабов, столько и врагов» (см. его «Нравственные письма к Луцилию» («Epistulae morales ad Lucilium»).
А поскольку они – враги, и их – много, то рабовладельцу, если он хочет оставаться именно им, и при том – живым – придется хорошенько потрудиться, чтобы защититься от своих же рабов – своих же врагов.
Значит, потребовалась Система Защиты.
Всех прав.
Тех, у кого все права есть.
От тех, у кого никаких прав нет.
Ведь раб – это тот, у кого нет никаких прав иметь хоть какие-нибудь права.
И функцию именно такой Защиты был призван выполнять, опять-таки, инструмент, называемый Государством.
Если функцию защиты от внешних врагов до возникновения государства более или менее успешно выполняло племя, то Государство возлагает на себя дополнительную функцию, совершенно не свойственную племени: Защиты от врагов внутренних.
Защиты, в том числе, и самого Государства.
От посягательств на его Устои и на заведенные в нем Порядки.
В том числе – и по Защите.
Имущих правá и имущество.
От не-имущих ни того, ни другого.
Получается точно, как в сказке про вершки и корешки: одним – все хорошее, а другим – все то, что останется.
Диспропорции и диссонансы такой Системы настолько уродливы, кричащи, и вопиющи, что без прикрытия Ее срама Ей и на люди показаться непристойно.
Значит, потребовался Системе «фúговый листок».
Даже – два: один – спереди, другой – сзади.
Один носит название Идеология.
Другой – Воспитание.
Идеологически зрелое.
То есть, выдержанное в духе Идеологии.
Соответственно, понадобились и социальные институты, или, говоря словами одного из «трех святых социологии» (по определению Уильяма Аутвейта) Эмиля Дюркгейма, «фабрики по производству общественных отношений».
Официальная Идеология любой господствующей Системы – это всегда набор определенных приемов, призванных убедить всех и каждого в Еë – Системы незыблемости, нерушимости и, если и не идеальности, то, по меньшей мере, оптимальности.
Для тех же, кто особо упорствовал в своем категорическом несогласии становиться и быть убежденными в убеждаемом посредством Идеологии, Системой предусмотрительно были уготованы три достаточно действенных и эффективных средства: «Iocatio, eculeo, ax», – «Кляп, дыба, топор (палача)».
У Воспитания же как служанки Идеологии всегда наготове свои, испытанные веками и тысячелетиями существования рабовладельческого Государства средства: «Et lignum carota», – то есть, «кнут и пряник».
Для воспитуемых рабов «пряник» чаще всего означает только одно: неприменение кнута.
Естественно, временное.
С течением времени рабство и рабовладение мало-помалу покидают историческую арену.
Сегодня уже нигде в мире не существует рабства.
По крайней мере – номинально и в некриминальных сферах.
Предпоследний оплот официально институированного рабства пал вместе с поражением «южан» от «северян» в гражданской войне 1861–1865 г.г. в США, и вроде бы как рабство навечно устранилось с исторической арены.
Особенно – после падения последнего его оплота (Бразилия, 1888-й год).
Вместе с «кляпом, дыбою и топором палача».
Однако умирающее рабство оставило по себе свое отравленное жало.
В виде доставшиеся нам в наследство от рабовладельческих государств ядовитых змеиных зубов Идеологии и источаемого ими яда Воспитания.
И то, и другое имеет четкое предназначение: намертво впиваться в сознание людей, и медленно, но верно отравлять его изнутри.
Превращая людей в зомбируемые существа.
Слепо и тупо повинующиеся.
Командам.
Исходящим от зомбирующих Сверхсуществ.
То есть, от тех кто, используя «магические чары» идеологического воздействия, лишают людей способности самостоятельно и трезво мыслить.
При этом самые маразматические системы Воспитания возникают и существуют как порождения самых параноидальных и мизантропических систем идеологических догм и императивов.
Прислуживая им и обслуживая их.
Чем жестче и жесточе Система Идеологии – независимо от того, является ли она клерикально-ортодоксальной или «воинствующе-атеистической», «классовой» или расистской, фашистской или нацистской, – тем одиознее прислуживающая ей Система Воспитания.
И нет такого маразма и такого идиотизма, на которые не были бы способны Гарпия Идеологии и Химера Воспитания.
Миазмами от идеологически-воспитательных маразмов пропитывается практически все живое, в том числе, и в искусстве, и в культуре: живопись и скульптура; поэзия и драматургия; архитектура и кинематография, – не говоря уже об опере.
Не верите?
Извольте удостовериться.
22-е апреля 1964-го года.
Кремлевский дворец съездов.
Премьера оперы В.И. Мурадели «Октябрь».
«Занавес поднимается. Мы видим площадь перед Финляндским вокзалом. На сцену выезжает броневик. На него поднимается Ленин». (Хроника. В обоих ее смыслах).
С башни Ленин речитативом, ритмически, в стиле современных крутых реперов произносит «Апрельские тезисы» (тезисы доклада «О задачах пролетариата в данной революции»)…
Входя в верноподданнический раж, идеологически-воспитательно-зрелые, а по сути – холуйствующие проходимцы во все времена занимались тем, что в народе называлось: «заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет».
Только они-то считают, что дураки-то как раз те, кто не холуйствуют и не проходимствуют, то есть, не используют свой шанс.
Чуть ниже приводится мини-галерея образчиков творений.
Принадлежащих «кисти и резцу» умельцев, умело использующих свой шанс.
Порождаемые их творчеством целые сонмища монстровидных мутантов становятся идеологически-воспитательными идолами и, по сути, секс-символами эпохи господства маразма.
Полюбуйтесь соответствующими образчиками (см. репродукции ниже):
Самохвалов А.Н. «Ткацкий цех» (1930 г.)
А.Н. Самохвалов. «Метростроевка со сверлом» (1937 г.)
И невдомек сему Самохвалову А.Н. что в руках героини его живописного шедевра вовсе никакое не сверло, а пневматический отбойный молоток.
Работа с которым для женщины физиологически несовместима с ее будущим, а вернее – уже точно не-будущим материнством.
А вот это художество (см. фото ниже) называется «Девушка с веслом».
Оно украшало собой парк имени Горького в городе Москва.
Каждая из таких ОБРАЗЧИЦ идеологически выверенных художеств – то ли «с веслом», то ли – «со сверлом» – несла на своих отнюдь не хрупких плечах весьма ответственный груз Воспитания: служить эталоном и примером для неукоснительного следования ему.
По поводу и того, как именно следует самоотверженно трудиться на работе, и того, как вне работы нужно самозабвенно готовить себя к самоотверженному труду ради целей, предписанных Идеологией.
Ведь по сути своей любая Идеология есть предписание.
К тому, например, как нужно ослепительно белозубо и лакокрасочно улыбаться, когда идешь на войну убивать ни в чем не повинных людей.
(см. фото выше).
Особенно, если ты – убийца – женщина.
Под стать представленным здесь образчикам околохудожественного самоиспражнения исправно служит Политической Целесообразности и такой инструмент закручивания «идеологических гаек», как манипулирование сознанием идеологизируемых объектов.
Ведь только самые примитивные идеологи врут.
В том смысле, что говорят неправду.
В соответствии с печально известным принципом: «Чем чудовищнее ложь, тем больше шансов, что в нее поверят».
Не отягощенные же патологическим примитивизмом идеологи не говорят неправды.
Такие «маэстро» – исполнители идеологических партитур на инструменте под названием манипуляция сознанием – всегда говорят, пишут и показывают исключительно «правду, одну только правду, ничего кроме правды».
Правда, идеологизирующие самоиспражнители говорят, пишут и показывают людям не всю правду.
Они выхватывают из нее – «с мясом» – кровоточащие ее куски.
Выдавая вырванное за целое.
Тем самым, преподнося рваные куски правды, они лгут.
Вот такой получается виртуозный пассаж.
«Искажать ситуацию позицией» (определение лжи по Мартину Буберу, см. его трактат «Я и Ты») особо изощренным манипуляторам удается и без применения говорения неправды.
Как сказал Жан-Поль Сартр в своей пьесе «Дьявол и Господь Бог», «не лги: ни словами, ни молчанием», поскольку зачастую умолчать – по сути дела означает солгать.
Так, например, как это сделали партийно-государственные бонзы, выведя в Киеве людей на праздничную демонстрацию трудящихся, через пять дней после феномена «26.04», больше известного под названием: «Чернобыльская катастрофа», бабахнувшая в одном из бывших красивейших мест Киевской области.
Произнося же ритуальную фразу: «Клянусь говорить правду, одну только правду, ничего кроме правды», – лгуны, соблюдая сказанное дословно, зачастую лгут по существу.
Говоря правду, но – не всю.
То есть, существует способ манипуляции сознанием, называемый умалчиванием.
Или же – недомолвкой.
Однако эти два пика айсберга лжи – лишь его верхушки.
Подводная же его часть значительно массивнее и опаснее надводной.
Именно в ней сосредоточен массивнейший сгусток хитрости, коварства и изворотливости.
Как протезов мудрости, справедливости и изобретательности.
Называется он: «Избирательность».
В подборе фактов.
В их комбинировании.
В их интерпретировании.
Для подбора фактов можно обратиться к статистике.
Очень удобная вещь.
Ведь уже всем и давно известно, что есть ложь, есть наглая ложь, а есть еще и статистика.
Например, опираясь исключительно на статистические данные, можно смело утверждать, что употребление в пищу свежих огурцов является смертельно опасным для человека.
Доказательства?
Извольте.
Девяносто шесть целых и шестьдесят шесть сотых процента всех погибших в авиакатастрофах употребляли в пищу свежие огурцы.
Не верите?
Можете проверить.
Провести, например, социологическое исследование на эту тему.
Если и не среди жертв авиакатастроф, что, как мы с Вами понимаем, само по себе достаточно затруднительно, то, хотя бы, путем опроса их близких родственников, друзей, коллег по работе, знакомых.
Продолжим.
Девяносто семь целых и семьдесят семь сотых процента всех погибших в дорожно-транспортных происшествиях также употребляли в пищу свежие огурцы.
И девяносто восемь целых и восемьдесят восемь сотых процента всех утонувших в открытых водоемах также ели огурцы.
Хотите – проверяйте.
В любом случае ошибка будет в пределах статистической погрешности.
Вывод?
Тот самый, который был обозначен сразу: употребление в пищу свежих огурцов смертельно опасно для человека.
Убедительно, не правда ли?
А главное – не придерешься.
Логическая цепочка рассуждений выстроена вполне последовательно и в строгом соответствии с формальными правилами индуктивного умозаключения.
Хотя, как Вы, Уважаемый Читатель, понимаете, все это – полнейшая Ахинея.
Задурили мы сами себе голову всеми этими свежими огурцами и ново-преставившимися покойниками.
Это – мы себе.
А если Она нас?
То есть, Идеология.
Она же – Ахинея.
Тогда как?
Тогда-то как раз и получится то, что называется манипуляцией нашим сознанием.
Подбором вполне достоверных фактов.
Но – выборочным.
«Искусство» подбирать факты для одурачивания одурачиваемых – одно из излюбленнейших занятий профессиональных дурильщиков от Идеологии.
Не менее любимое для них – комбинирование фактов.
Технологию этого действа описал один из создателей, а впоследствии – и теоретиков документального кино Дзига Вертов.
Например, – говорит он, – Вы хотите показать на экране, что Ваш герой испытывает острое чувство голода.
Запечатлейте на кинопленку его лицо.
С вытаращенными глазами.
Самым крупным планом.
После этого снимите на эту же пленку миску с только что сваренными аппетитными варениками.
Все!
«Блюдо» готово!
При демонстрации на экране этой «комбинации» у зрителя складывается полное и прочное, а главное – нужное Вам впечатление того, что герой Вашего фильма чрезвычайно голоден, и что все мысли его и чувства сосредоточены исключительно на содержимом миски.
Теперь – пишет Дзига Вертов, – вырежьте кадры, где запечатлена полная вареников миска, и – вместо вырезанного – подклейте предварительно отснятые кадры, на которых фигурирует фигуристая молодая пышнотелая обнаженная красотка.
Получúте!
В результате проделанных чудодейственных операций зритель оказывается глубоко убежденным в том, что герой нашего фильма до самой глубины своего естества чрезвычайно озабочен.
Сексуально.
По крайней мере, в отношении запечатленной на кинопленке красотки (см.: Вертов Д. «Киноглаз»).
Идеологией – целиком и полностью в духе претендующего на интеллектуальную элитарность постмодернизма – применяется и широко используется еще и такой метод «промывания мозгов», как интерпретация – универсальное средство перелицовки «грешного в праведное».
Например, можно поместить в СМИ сообщение о вполне достоверном факте.
Но – преподнеся его потребителю информационного продукта таким образом, что – «оказывается!» – это именно садисты-враги коварно вели изуверский огонь.
По добросовестно исполнявшим свой воинский долг и полетное задание нашим мирным бомбардировщикам.
Именно этот, отнюдь не джентльменский набор изощренных и не очень средств воздействия на человека применяется каждой Идеологией.
И всем этим, в свою очередь, диктуются нормы и правила Химере Воспитания.
Например, одной Идеологией диктуется, что каждый пионер-всем-ребятам-пример (см. фото ниже) должен быть «Всегда готов!» повторить подвиг мальчика-стукача Павлика Морозова, настучавшего Куда Надо на своего отца – «пособника раскулаченного куркуля».
Иначе ты – изгой, отщепенец и малолетний «враг народа».
Другой Системой Идеологии предписывается, предначертывается и императивно диктуется (см. фото ниже):
Страница букваря (1937-го года) с изображенными на ней марширующими членами детской нацистской организации «Jungvolk»
Признаешь и принимаешь к безоговорочному исполнению «с младых ногтей» все вдалбливаемое в твою голову системами нацистской Идеологии и соответствующего ей Воспитания, и ты – свой.
Идейно-родственный.
Не признаешь вдалбливаемого – и ты становишься – ächten, boykottieren.
В общем – отщепенцем.
«Белой вороной».
То есть, такой, каких агрессивно настроенная стая ворон – будь то черных или серых – не потерпит.
И – в конце концов – заклюет.
До смерти.
Так, как это произошло с Августом Ландмессером, рабочим судоверфи «Blohm + Voss» в Гамбурге, где была сделана фотография, на которой все (!?) присутствовавшие вскинули руку в нацистском приветствии, салютуя Фюреру в честь спуска на воду военно-морского судна «Horst Wessel».
Все, кроме одного.
На фото видно, что только один человек стоит в толпе со скрещёнными на груди руками и презрительной усмешкой.
Адресованной кому?
Сами понимаете.
Таких «вольностей» по отношению к себе ни одна тоталитарная политико-идеолого-воспитательная Система не прощает.
За такие «вольности» Система наказывает.
Беспощадно.
Сразу же после своей «возмутительной выходки» недовоспитанный политико-идеологическо-воспитательной Системой Третьего Рейха Август Ландмессер был отправлен в штрафной батальон XIX/999, где в одночасье и исчез.
Бесследно.
Cсуммируем и срезюмируем вышеизложенное в данной главе
Первое: Химера Воспитания не извечна и не присуща ни имманентно, ни изначально человеческому сообществу.
Второе: Химера Воспитания возникает лишь там, тогда и постольку, где, когда и поскольку возникают исторически первые государства – все без исключения рабовладельческие.
Третье: Химера Воспитания с самого момента своего появления становится, и по сей день остается служанкой Гарпии Идеологии.
Отсюда – вопрос: а если нам все же собраться с духом и решиться-таки отказаться от Воспитания, то что в таком случае мы с Вами потеряем?
Разберемся.
Глава VIII «Nec de amissione dolendum» – «Утрата без скорби»
«Исцелившийся да не возжалеет об утрате костылей своих».
Медицинский фольклор.Первое, что теряется (потеря № 1) в системе взаимодействия между воспитующими и воспитуемыми, а фактически – в конгломерате воздействий первых на последних – при гипотетическом, зато – категорическом отказе от Воспитания, называется: «Запрет».
Без Запрета нет, да и не может быть Воспитания.
Никакого.
Как такового.
Но так ли необходим Запрет в системе человеческих отношений между людьми?
По своему существу Запрет есть самая неэффективная изо всех возможных форм противодействия.
Главным образом потому что «запретный плод», как известно, сладок.
По словам Овидия, сказанным им в его «Любовных элегиях», «nitirum vetitut simper cupimusque negata» – «мы всегда стремимся к запретному и желаем непозволительного».
Ведь человек – существо не только любознательное, но и любопытное.
Особенно – в юном возрасте.
Как только ему что-то запрещают, у него сразу же возникает масса вопросов: «А почему это мне запрещают?»; «А что будет, если этот запрет я все-таки нарушу?»; «А если это сделать так, чтобы взрослые не узнали, тогда что?».
В этих вопросах интерес – почти исключительно исследовательский.
При этом ребенком здесь наблюдается и изучается не только и не столько объект запрета, то есть, то, на совершение чего налагается запрет, сколько субъект запрета.
То есть, исследуется тот, кто этот запрет налагает: его степень компетентности («насколько он разбирается в том, что он запрещает?»); границы его возможностей («узнáет или не узнáет о нарушении запрета?»); мера его решительности в осуществлении им санкций по отношению к нарушителю запрета («а что будет, если все-таки узнáет?»).
В двух последних из данного ряда вопросах содержится чрезвычайно интригующий для ребенка игровой момент столкновения двух мощнейших чувств (см. по этому поводу совсем небольшую по объему, но грандиозную по смыслу работу Георга Вильгельма Фридриха Гегеля: «О карточной игре»): страха как «ожидания зла» (см.: Аристотель, «Политика») и надежды как «стремления души убедить саму себя в том, что желаемое сбудется» (см.: Рене Декарт, «Размышления о методе).
Иными словами, Запрет есть форма провокации.
Реакция же человека на провокацию непредсказуема по своим последствиям.
Особенно – человека юного по своему возрасту и неискушенного по своему жизненному опыту.
Эфемерная потеря № 2 при отказе от Воспитания есть утрата такой «вещи», как Наказание воспитуемого.
Наказания, безусловно, должны быть.
За преступления.
Совершаемые преступником.
Преступником же человека может квалифицировать только суд.
При соблюдении всех необходимых и предусмотренных законом юридических процедур.
Включая защиту интересов подозреваемого (обвиняемого) адвокатом на всех этапах досудебного расследования и в самóм суде.
При наказании же взрослыми (родителями ли, опекунами ли, приемными ли родителями) ребенка все происходит, мягко говоря, несколько иначе.
По известному от гоголевского Тараса Бульбы принципу: «Я тебя породил, я тебя и убью».
Ну, не «породил», так «кормлю, пою, воспитываю».
Не убью, так измордую.
«Для твоей же пользы: чтобы впредь неповадно было».
И откуда потом у ребенка в глазах появляется неизбывная тоска безысходности?
Оттуда, что некому жаловаться.
Как рабам Древнем Риме: только статуям богов.
Синяков-побоев-свидетелей нет?
Нет.
В таком случае – до свидания.
А еще лучше – прощайте.
Навсегда.
Возможно – до последующего за сим суицида и благополучного закрытия этого заурядного бытового дéла («А мы-то тут причем? Может это из-за неразделенной любви? Бывает. Дело-то – житейское»).
Да, да, именно из-за любви.
Неразделенной.
К людям.
А еще – оскорбленной.
Ими же.
Тысячи раз был прав Фридрих Вильгельм Йозеф фон Шеллинг, написав в своей «Философии откровения»: «Ненависть есть бунт оскорбленной любви».
Забыв, по-видимому, при этом добавить: «Оскорбленная любовь порождает не только ненависть, но и отчаяние».
Резюме: в двустороннем – по определению – процессе взаимодействия между людьми Воспитание-через-наказание означает вырождение двусторонности не просто в односторонность, но в односторонность репрессивную, поскольку по сути своей оно есть узурпация всех прав, – включая право безапелляционно карать, – одной стороной.
Узурпация единоликая в трех лицах: обвинителя; судьи и исполнителя наказаний.
Доводящая воспитуемого до отчаяния.
И, естественно, до ненависти к своим воспитателям.
Ненависти – как меры протеста, бунта и мести.
Как ответной реакции на несправедливость предвзятого суда.
Такой суд по своей сути – это судилище.
Или – самосуд.
Как «суд Линча».
Не обязательно над телом.
Но непременно – над душой.
Пусть еще маленького по росту и юного по возрасту, но уже – Человека.
Предполагаемая же потеря № 3 при отказе от Воспитания есть утрата такой «вещи», как Поучение воспитуемого.
Толковый словарь русского языка, составленный Дмитрием Николаевичем Ушаковым, содержит такой пример применения термина поучение: «Поучить пса палкой».
Комментарии?
Комментариев нет.
Неотвратимой потерей № 4 при отказе от Воспитания является утрата Нравоучения.
«Нравоучения все еще сыпались обильно, но, по явному истощению запаса, повторялись одни и те же» (цитата из «Национального корпуса русского языка»).
По поводу нравоучений Блез Паскаль высказался совершенно недвусмысленно (см. его «Рассуждения о религии и других предметах»): «Как истинное красноречие смеется над витиеватостью, так истинная нравственность смеется над нравоучением, и только самый наивный может принять последнее за первое».
За время, прошедшее после первого опубликования этой мысли, ни одним, даже самым преданным сторонником нравоучений не было предпринято ни одной попытки публично возразить Паскалю по существу вышеприведенного высказывания.
Неспроста.
Ведь, на самом деле: нечего возражать, если возразить нечего.
Потеря № 5, возникающая при отказе от Воспитания, есть утрата Демагогии, неизменно и неизбежно присутствующей в отношении воспитующий – воспитуемый.
В современной интерпретации демагогия, она же – словоблудие – есть проявление одной из «зияющих вершин» (от названия произведения Александра Александровича Зиновьева) нечеловеческой низости.
Демагогия – это даже не вранье.
Демагогия – это наглое шулерство.
Подобное тому, как прямо на Ваших глазах захудалая «шестерка» подменяется извлеченным из рукава козырным тузом.
Ремесло демагога состоит в том, чтобы подменять мысль эрзацем мысли, смысл – псевдо-смыслом, содержание – его имитацией.
Примеры?
Извольте: «Авиация – это очень важно, потому что очень важна авиация!», – из выступления ну очень высокопоставленного чиновника перед профессорско-преподавательским составом Национального авиационного университета в городе Киеве (2005-й год).
Продемонстрируем образец классики жанра демагогии, применяемой в Воспитании.
– Воспитующий: «И вообще – не смей спорить со мной!».
– Воспитуемый: «Почему?»
– Воспитующий: «И ты еще смеешь задавать мне этот вопрос??!».
– Воспитуемый: «И все-таки?».
– Воспитующий: «Потому что нельзя спорить со старшими!!»
– Воспитуемый: «Почему?»
– Воспитующий: «Потому что спорить со старшими нельзя никогда!!!».
Аргументация – точь-в-точь, как у героя рассказа Антона Павловича Чехова «Письмо ученому соседу»: «Вы сочинили и напечатали в своем умном сочинении, как сказал мне о. Герасим, что будто бы на самом величайшем светиле, на солнце, есть черные пятнушки. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».
То есть, по мнению демагогов, «пятнушек» на Солнце быть не может, потому что «этого не может быть никогда», зато Демагогия – по их же глубокому убеждению, быть может и пребудет она во веки веков.
И она таки будет.
По крайней мере – в Воспитании.
Дотоле, доколе пребудет в Мире людей Химера Воспитания.
Дотоле, но не дóлее.
Ежели же Воспитание раньше или позже все же «испустит дух», то неизбежной потерей № 6 при этом для нас станет утрата привитой воспитующими воспитуемому Показухи.
Ведь каждый воспитующий стремится к тому, чтобы как можно больше людей как можно лучше узнали и увидели, насколько высококачественно он воспитал своего воспитуемого.
Оттого и старается.
Воспитующий.
Чтобы каждый воспитуемый старался стараться как можно более усердно (интересно, все-таки, от какого-такого слова на самом деле происходит термин усердие?).
«Сделай дяде ручкой»; «Шаркни тете ножкой».
«Вот молодец-то какой! И сделал, и шаркнул!! Далеко пойдешь!!!».
«Так воспитаньем, слава богу, У нас немудрено блеснуть».(Пушкин А.С. «Евгений Онегин». Роман в стихах).
Блеснул воспитуемый, значит, блеснул и воспитующий.
Своим умением заставлятьвоспитуемого блистать.
А что же кроется там, за этим праздничным, ярким блеском мишуры?
Презрение воспитуемого и к воспитующему, и – ко всем окружающим, приторно и притворно демонстративно восхищающимся талантами воспитанности воспитуемого.
На самом же деле ко всем тошнотворно-приторно восхищающимся воспитуемым у него самого возникает холодная ненависть.
И – не только она.
А еще и едва сдерживаемая («до поры-до времени») ярость.
И все это – под маской благовоспитанности.
Надетой на лицо, как забрало шлема.
Защищающего голову воспитуемого от воспитательного воздействия на него воспитующих.
Отсюда – и потеря № 7, неизбежно возникающая при отказе от Воспитания: утрата Лицемерия.
Следует заметить, что лицемер – это самое моральное существо в мире.
Он сам, по своим собственным меркам, скроенным по лекалам приданного ему Воспитания, меряет свое лицо.
И – меняет его.
В зависимости от ситуации.
Если у любого нормального человека есть лишь одна мораль, то у лицемера их имеется сразу две: одна – для других, другая – для себя.
«Держи вора!», – истошно вопит вор.
Характерная черта лицемера – осуждать в действиях других то, что он сам себе не только позволяет, но и поощряет.
Сам в себе.
В любой системе Воспитания воспитующий требует по отношению к себе со стороны воспитуемого проявлений всемерного уважения, почтения и пиетета.
Независимо от наличия или отсутствия у него, воспитующего, каких бы то ни было действительных достоинств.
Этот же воспитующий выразит крайнюю степень возмущения и негодования, если столкнется с аналогичным и симметричным требованием со стороны воспитуемого.
Такой вид Лицемерия заложен в каждой системе Воспитания.
Лицемерие призвано скрывать подлинное лицо лицемера.
«Как взор его был быстр и нежен, Стыдлив и дерзок, а порой Блистал послушною слезой».(Снова Пушкин А.С. Снова вечно новый «Евгений Онегин»).
Хотите, чтобы Ваши дети – те, которые уже есть, и те, которые еще будут, – на самом деле – не приторно, не притворно уважали Вас?
Хотите.
Не можете не хотеть.
В таком случае, будьте так любезны, – уважайте детей.
И не только своих.
Хотите, чтобы Ваши дети не лгали Вам?
Хотите.
И Ваши глаза об этом говорят красноречивее любых слов.
В таком случае, извольте не лгать детям.
И речь здесь идет не о Деде Морозе, Снегурочке и иже с ними: они – не ложь, а фантазия.
А в фантазии нет корыстолюбия.
А значит – не в ней и лжи.
Персонажи сказок никаких выгод для рассказчика о них не дают.
И не будьте в претензии к ребенку, если он, в свою очередь, преподнесет Вам свои фантазии, уверяя, что говорит чистую правду, ведь он сам искренне верит в то, что говорит.
– Кто съел варенье???
– Кошка!!!
– Значит, нужно наказать кошку, не так ли?
– Нет! Не так!! Никого не нужно наказывать!!!
– Почему?
– Потому что варенье вкусное.
– А откуда ты знаешь, что оно вкусное? Ведь ты же его не пробовал?!
– Пробовал. Кошка поделилась.
Как Вы догадываетесь, на самом деле было все как раз наоборот: Ваш ребенок открыл, сняв (зубами!) пластмассовую крышку с банки с вареньем, предложил его кошке, и когда та понюхала его, и, облизнувшись, высокомерно отвернулась, с чистой совестью съел сам.
Нет здесь в его поведении ребенка никакого Лицемерия.
А есть только сплошная непосредственность и – немножко лукавой фантазии.
И тут Ваш ребенок, несомненно, прав: не нужно никого наказывать за случившееся.
А если Вам уж так хочется кого-нибудь наказать, то наказывайте себя.
Ведь это именно Вы спровоцировали своего ребенка оставлением варенья в пределах его непосредственной досягаемости.
Как поется в популярном когда-то романсе, «не искушай меня без нýжды».
Вы же не можете не позволить себе, найдя на дороге, где в радиусе прямой видимости нет никого, кроме пробегающей мимо кошки, купюру с изображением Бенджамина Франклина, использовать ее – купюру, а не кошку – по прямому ее назначению, то есть, в качестве «всеобщего эквивалента стоимости» (см.: Карл Маркс. «Капитал»)?
Не можете.
И тот, кто ее потерял, пусть Вас не провоцирует на присвоение и использование того, что Вам не принадлежит.
Уже – принадлежит.
Как говорили мудрые, хотя и древние римляне, «res nullius cedit primo occupanti», – «ничья вещь становится собственностью первого овладевшего ею».
Ваш ребенок искал свой куда-то запропастившийся мячик.
Искал везде.
В том числе – и в кладовке с приоткрытой дверцей.
Заглянув туда, мячика он не нашел.
Зато нашел там банку с вареньем.
Точь-в-точь, как Вы – стодолларовую купюру.
А, найдя, – использовал ее содержимое по прямому ее назначению.
Претензии есть?
К тому, что он взял банку с вареньем «без спросу»?
А Вы зеленоватую купюру взяли «со спросом»?!
То-то же.
И оставьте, наконец, своего ребенка в покое.
Не мучьте его сим злополучным вареньем.
Это будет лучшее, что Вы можете сделать в данной ситуации.
Все иное – Лицемерие.
Лицемерие же порождает Лицемерие.
И в этом – его бумерангность: Ваше Лицемерие – по отношению к кому бы то ни было – обязательно вернется к Вам.
Бумерангом Лицемерия же.
И – ударит.
Больно.
Так что от Лицемерия как проявления Благонравного Воспитания лучше все же отказаться.
Подобру-поздорову.
Совсем рядышком с Лицемерием располагается еще одна сомнительная прелесть, избавление от которой просто необратимо неотвратимо при отказе от Воспитания.
Называется она: «Ханжество».
В нашем списке она значится под «№ 8».
Если Лицемерие есть двуликость, проявляющаяся в осуждении других за позволяемое себе, то Ханжествоесть фиговый листок скромности, прикрывающий стыд и срам зависти.
Ведь зависть – по словам Плутарха – есть «несчастье от счастья другого» (см. его работу «О состоянии духа»).
Признаться в наличии внутри самого себя разъедающей душу ржавчины под названием Зависть стыдно даже самому откровенному цинику.
Совершить такое признание означало бы расписаться в своей собственной несостоятельности, ущербности и – неполноценности.
По своей природе Ханжество сродни не только Лицемерию, но и Словоблудию или, если угодно, Демагогии.
Подобно демагогу (словоблуду) ханжа более всего озабочен сохранением – любыми средствами, вплоть до самых абсурдных, – «хорошей мины» при своей скверной игре.
Как тренер футбольной команды, проигравшей очередной матч со счетом 0:13, заявляющий на после-матчевой конференции: «Зато мы – Самая Скромная в Лиге Команда, и за это нам надо вручить Первый Приз. Желательно – деньгами».
Чего во всей этой белиберде больше: Демагогии, то бишь, Словоблудия, или же Ханжества?
Много, очень много у них общего.
Главное, что их объединяет, – это их фальшивость.
Если Демагогия, она же – Словоблудие – есть эрзац, которым живая, трепетная, пульсирующая мысль подменяется выхолащивающей какой бы то ни было смысл псевдомыслью, то есть, тем, что по форме, вроде бы, как и мысль, а, по сути – ее извращение, то Ханжество – есть оскопление.
Идеал ханжи – бесполое существо.
Сгусток сплошного морализаторства.
Ханжа, как правило, осуждает людей за то, чего сам хотел бы, но что у него не получается.
«В Советском Союзе секса нет», – провозгласила одна демонстративно бесполая участница телемоста, проводимого Владимиром Познером и Филом Донахью между Ленинградом и Бостоном (1986-й год).
«Так какая же основная функция Ханжества?», – спросите Вы.
То есть, попросту говоря, зачем и кому Оно нужно?
Ответ простой: Ханжество служит заменителем.
Естественного на вымороченное.
Например:
– веселости – занудливостью;
– гордости – смирением;
– чести – угодливостью;
– чувства собственного достоинства – покорностью;
– уважения – чинопочитанием.
Образчики продукции Ханжества действительно могут быть приняты за эталон и идеал Воспитания.
Раба.
Там же, где нет, и не будет ни рабов, ни, соответственно, рабовладельцев, и где не потребуется ни их производства, ни их воспроизводства, Ханжеству места нет.
И не будет в помине.
Потеря № 9, обусловленная отказом от Воспитания, есть утрата Высокомерия.
С высоты своего взрослого роста воспитующий глядит на воспитуемого сверху вниз.
Как в прямом, так и в переносном смысле.
Напрасно он так делает.
Придет время, и ситуация обернется к нему, как «избушка на курьих ножках», – не передом, а совсем наоборот.
И теперь уже бывший воспитуемый станет глядеть на согбенного от старости и немощей бывшего воспитующего как на нечто, недостойное равновысокого обращения, общения и отношения.
Бывшим воспитуемым бывшему воспитующему вспомнятся все прелести отношения высокомерного старшего – по всем параметрам – к подвергаемому Воспитанию младшему.
По всем тем же параметрам.
Тут – и небрежение, и – пренебрежение, и – снисходительные ухмылки, и – недосказанные намеки, дескать, «что с него возьмешь, с недо…» (далее следует один из многочисленных вариантов недочего).
Все это и оскорбляет и унижает.
Особенно – в присутствии третьих и иже с ними лиц.
Любые проявления высокомерия воспитующего по отношению к воспитуемому – не нечто инородное по отношению к феномену Воспитания.
Они – «плоть от плоти» – порожденные Воспитанием как таковым.
Основанным на парадигме априорного превосходства воспитующего над воспитуемым.
Превосходства – не только физического, каковое таки существует, хотя и носит временнóй и временный характер, – но и – воображаемого самим воспитующим – интеллектуального, и – приписываемого воспитующим же самому себе – морального.
На сáмом же деле интеллектуального – в смысле потенциала развития способности к мышлению – превосходства воспитующего над воспитуемым нет и в помине.
Более того, потенциал способности к мышлению у взрослого человека если и не задавлен, то в значительной мере подавлен массивом месива догм и стереотипов, штампов и шаблонов, нагромождаемых друг на друга в течение многих лет, и вырываться из-под пресса которых мыслительной способности взрослого человека подчас удается не иначе, как титаническим трудом.
Если вообще удается.
В результате мощнейшего давления этого массива на все, находящееся в зоне его действия, происходит существенное оскудение и торможение возможностей выхода за его пределы.
Воспитуемый же, как правило, человек молодой, и уже в силу этого обстоятельства, не успевший стать задавленным ни убогими догмами, ни примитивными стереотипами, ни расхожими штампами, ни заскорузлыми шаблонами.
Приобрести все это, мягко говоря, хозяйство – несложно: надо только покорно, безропотно и беспрекословно подчиняться во всем своему воспитующему и покориться его воле и воображаемому им самим его интеллектуальному превосходству.
И все сразу станет О.К.
С точки зрения воспитующего.
А с точки зрения Разума?
А с точки зрения Разума – не О.К.
Даже – совсем не О.К.
Нужны доказательства?
Извольте.
Представьте себе, что Ваш ребенок попросил у Вас апельсин.
Да, у Вас есть апельсины.
Но – пока еще не годные к употреблению: находящаяся на их сладкой, сочной и ароматной мякоти оранжевая кожура мешает употребить их по их прямому назначению, то есть, быть съеденными.
Вы так и говорите своему ребенку: «Вот тебе апельсин, но его надо почистить».
У ребенка появляется изумленное выражение лица: как это – «почистить»??!
«Очистить», «почистить», «начистить», – все это означает: освободить от «грязи и пыли», накипи и нагара, не так ли?
Так.
Именно – так.
Но ведь апельсин – тот, что уже в руках у Вашего ребенка, – не грязный, поскольку прежде, чем положить апельсины на тарелку, мама тщательно вымыла их водопроводной подкрановой водой.
Зачем же освобождать апельсин от грязи, которой на нем нет??!
«Нет!», – скажет Ваш ребенок, – «не почистить его надо, а распечатать».
Или – «распаковать».
Ведь в своей кожуре апельсин предстает перед нами в запечатанном или запакованном виде.
Именно так.
И никак не иначе.
Несмотря на все чудаковатые высказывания по этому поводу взрослых, чье сознание упаковано в плотную скорлупу закостенелых догм и задубелых стереотипов.
Непонятно зачем и неизвестно откуда взявшихся.
Еще пример?
С удовольствием!
Если ребенку, находящемуся в комнате, становится душно, то он попросит взрослых: «Включите форточку».
Заметьте: не «откройте», а – «включите»!
Ведь не форточку мы открываем для проветривания помещения, а само помещение.
Для его проветривания.
Посредством включения в действие… форточки!
И кто же из нас после этого – взрослый или не-взрослый – мыслит как Человек Разумный?!
Посему нет и не может быть у взрослого человека никаких, – не говоря уже о необходимых и достаточных, – оснований ни для Высокомерия, ни для сродной с ним Надменности, ни для снисходительно-пренебрежительных ухмылок по отношению к интеллекту ребенка.
Более того, каждый ребенок, зачатый не в состоянии тяжелого алкогольного опьянения одного из родителей или же – «чур нас, чур!» – обоих, – прирожденный философ.
Сомневаетесь?
В таком случае вспомните, какой вопрос чаще всего задает ребенок, растущий в нормальной семье, своим родителям?
Вспомнили?
Ну, конечно же, этот вопрос: «Почему?»!
И именно этот вопрос является главным – потому что идет от головы – философским вопросом.
«Не что почем?», и не «А где купил?», – эти-то вопросы приходят позже, и к философии не имеют практически никакого отношения, а именно «почему?».
И что же потом с этим прирожденным философом происходит?
А – ничего.
Потому что в нем философа убивают.
И кто же это делает, как Вы думаете?
Совершенно верно: взрослые.
Которым бесконечные «почему», а они-таки бесконечны по самой своей природе, бесконечно раздражают.
Именно своей бесконечностью.
А еще – нежеланием думать, как на них ответить.
А еще – растерянностью оттого, что ответа-то «под рукой» может и не оказаться.
Не знаете, как ответить на очередное «почему?» Вашего ребенка? Так предложите ему: «Давай подумаем вместе».
И как Вы думаете, как часто взрослые поступают именно так?
Не надо отвечать.
Ведь вопрос-то по сути дела риторический, не так ли?
Что же касается гипотетического морального превосходства взрослых над детьми, то, хотите Вы того, или же – не хотите, но Вам таки придется признать, что даже самое злобное «маленькое чудовище» есть лишь либо слепок с Чудовища Большого, либо продукт и результат действия Его чудовищности.
И нет такого достопочтимого взрослого, за чьими плечами не таился бы призрак совершенного им недостойного.
Далеко выходящего за пределы банки со съеденным без спросу вареньем и даже комнаты с размалеванными фломастерами обоями.
Потеря № 10, вызванная отказом от Воспитания, есть утрата Фальши.
В отношениях между Человеком и тоже Человеком, но – Другим.
Каждый Человек, называемый нами, взрослыми, ребенком есть существо в высшей мере чуткое.
Ему свойственно тонко и точно ощущать любую фальшь в отношении к нему, любую неискренность, любую имитацию настоящих чувств и подмену их поддельными.
Наиболее остро он переживает Безразличие к нему.
Так, например, мальчуган с упоением рассказывал про то, как его вчера выпорол отец.
Разгадка этого, казалось бы, невероятного феномена таилась в том, что на самом-то деле он – круглый сирота.
И в том его обыденном окружении взрослых, в котором всем на него было, мягко говоря, наплевать, он придумал себе «легенду» о чрезвычайно строгом отце, карающем его за малейшие проступки.
Оказалось, что для него даже такое проявление неравнодушия к нему было желанным.
Во всяком случае, несопоставимо более ценным, чем полное игнорирование всеми его успехов и неудач, маленьких и больших побед и поражений, его радостей и огорчений.
Среди множества людей, мельтешащих вокруг, снующих – туда-сюда, торопящихся куда-то по своим неотложным и непомерно важным делам, он чувствовал себя ненужным всем.
Для всех – лишним.
Всеми даже не отторгаемым, а просто – не замечаемым.
А иногда – досадно мешающим.
Как мусорный бак, торчащий посреди дороги.
Вот парнишка и придумал себе персонажа в виде более чем строгого отца, который хоть поркой (!), но проявлял к нему небезразличие.
Ведь безразличие к человеку, пренебрежение к нему, игнорирование его унизительны и оскорбительны для него.
Их проявления вызывают у человека мало с чем сопоставимые страдания, и служат они чрезвычайно питательной средой для произрастания в нем всевозможных комплексов и фобий.
Фальшивое же небезразличие, проявляемое к человеку, приводит его в ярость.
Когда – глухую, вызывающую зудящее желание отомстить изощренно и утонченно, вынашивая и выстраивая коварные планы под девизом: «Ах так, ну ты у меня получишь! Дай только срок, и тебе воздастся. С лихвой!».
Когда – бурную.
Необузданную и неуемную.
Именуемую бунтом.
В любом случае это будет месть.
То ли с отложенным сроком ее исполнения, то ли – безотлагательно.
Но всегда это будет Месть.
Жестокая и беспощадная.
Месть оскорбленного достоинства.
Месть за Фальшь в отношениях, когда человек открывает другому человеку душу, а в ответ получает в нее могильный холод бездушия, маскирующегося под радушие.
Откуда же Фальшь в отношении к воспитуемому берется у воспитующего?
Из ниоткуда?
Не скажúте.
Она проистекает из самой сути Воспитания.
Предписывающего обеспечить – в первую очередь, главным образом, прежде всего – безусловное послушание.
Воспитуемого воспитующему.
А также – полное и безоговорочное подчинение и повиновение.
Первого второму.
Если такой результат обеспечивается, то делается вывод о достижении Воспитанием позитивного результата.
Если нет, то, соответственно – нет.
При этом то, что кроется на самом деле за достигнутым результатом, никому не известно.
Да и никому из воспитующих и не интересно.
Ведь главное в Воспитании – его результат.
То, каким образом он достигается, что кроется за его видимостью в душе человека, именуемого ребенком, по большому счету не волнует никого, кроме самого ребенка.
Послушен, вот и молодец.
Купи себе конфетку.
При этом воспитующий может, изобразив на своем лице некое подобие благожелательной улыбки, спросить послушного воспитуемого: «Ну, как дела, дружище? Надеюсь, все хорошо?», – и, не дождавшись ответа, развернуться и – уйти, устремившись в поход за новыми воспитательными достижениями и успехами, ведь как много ему надо еще успеть в благородном деле Воспитания воспитуемых, не правда ли?
Конечно же, правда.
Как правда и то, что фальшивая чуткость в отношении человека к человеку – это гнусность похлеще «Скорбного бесчувствия» (см. одноименный кинофильм Александра Сокурова).
Скорбь об утрате Фальши, присущей любой системе Воспитания, может быть только фальшивой.
Не может не быть таковой.
Потеря № 11, вызванная отказом от Воспитания, есть утрата Угодничества.
Каждая система Воспитания исподволь и подспудно ориентирована на то, чтобы воспитуемого принудить к убеждению в том, что главная его добродетель – это подобострастное стремление угодить воспитателю.
Непременный девиз каждого угодника: «Чего изволите-с?».
Апофеоз угодничества – сладкопроизносимый вопрос: «Вам кофе в постель или в чашку?».
Да, конечно, вышколенный продавец, изо всех своих сил стремясь продать свой товар, руководствуется принципом: «Покупатель всегда прав».
Только у воспитуемого его товаром является человеческое достоинство, продаваемое им за благосклонность воспитующего.
Как гласит народная мудрость, «угождать – на себя плевать».
И, наконец, потеря № 12, вызванная отказом от Воспитания, есть утрата Цинизма.
По крайней мере, в отношениях между взрослыми и не-взрослыми.
Подчинить воспитуемого своей воле.
Заставить его слушаться.
Принудить к повиновению.
Во что бы то ни стало.
Любой ценой.
В этом – суть Цинизма, засевшего и окопавшегося в любой Системе Воспитания.
Под какими бы прекрасными, светлыми, чистыми, душеспасительными и душещипательными лозунгами и прокламациями ОНО себя ни позиционировало.
Всякие лишние вопросы, сомнения, колебания при сем отбрасываются.
За их ненадобностью.
Как вредоносные.
И – мешающие.
Осуществлению повиновения.
На все вопросы воспитуемого, неудобные для воспитующего, у последнего есть дежурный набор стандартных ответов:
– «тебе еще рано это знать»;
– «вырастешь – узнаешь»;
– «подрастешь – поймешь».
Ими воспитующий отмахивается от назойливого воспитуемого, как собака своим хвостом от надоедливых мух.
Немудрено, ведь слово «циник» в переводе с языка оригинала как раз и означает: собачий.
Резюме по данному пункту: не замечать Цинизма в любой системе Воспитания – это цинизм.
Резюме по данной главе: если «отшелушить» от Воспитания все перечисленные здесь присущие ему атрибуты, как то: запреты и наказания; поучения и нравоучения; демагогию и показуху; лицемерие и угодничество; высокомерие и фальшь; ханжество, и цинизм в отношении воспитующего к воспитуемому, – то от любой Системы Воспитания не останется ничего.
Кроме горьких воспоминаний о том, что Оно, «к сраму и стыду нашему» (из выступлений Петра Аркадьевича Столыпина на заседаниях Государственной Думы) у нас было.
«Позвольте!», – возмущенно воскликнете Вы.
«Какие резюме?! Где их обоснования? Где неоспоримые доказательства? Где неопровержимые аргументы? Где документы? Все, что здесь было представлено в качестве доказательной базы обвинений в адрес Воспитания – лишь слова! Клеветнические! И за них клеветник должен быть привлечен к ответственности! Лучше – уголовной! А еще лучше – к аутодафе!!»
Вы, конечно же, правы.
Как, впрочем, и всегда.
Действительно, как это можно: фактически обвинять такой авторитетный, веками и тысячелетиями устоявшийся (и, главное, – состоявшийся!) социальный институт, каковым является Воспитание, в больше чем во всех смертных грехах.
Каковых насчитывается – кем – семь, кем – восемь, – а тут – сразу двенадцать??!
Целая дюжина!
Добро еще, что не чертова.
Правда, называемы они не грехами, а атрибутами, то есть, неотъемлемыми свойствами, но сути дела это не меняет.
«А не слишком ли много на себя берет зарвавшийся автор своими обвинениями в адрес такой высокочтимой леди, каковой во всем мире признается Воспитание?», – возможно, спросите Вы.
И, может быть, продолжите свою по сути дела инвективу: «А не привлечь ли его к ответу на эшафоте за клевету в Ее адрес и за оскорбление Ее чести и достоинства?».
Что ж, это можно.
Только сначала взгляните на фотографию (см. ниже).
На ней, как Вы видите, изображен человек.
По имени Роберт Грин Эллиот.
Пребывавший долгое время в должности штатного электрика в тюрьме Dannemora, что расположена на cевере штата Нью-Йорк.
Cей законопослушный гражданин и добропорядочный отец семейства за время своей службы в указанном казенном учреждении казнил 387 человек.
Посредством электрического стула.
За каждого казненного им он получал премиальные в размере 150 долларов США.
Согласитесь, недорого.
Сразу видно – человек скромный, и за свои услуги не требует чрезмерной оплаты.
Хорошие деньги он получил в качестве гонорара за свою автобиографическую книгу.
Вашему вниманию предлагается небольшой фрагмент, заимствованный из нее: «За годы работы мне удалось усовершенствовать казнь на электрическом стуле. До меня использовалось напряжение в 500 вольт. В этом случае приговоренный мучительно умирал 40–50 секунд. Я же сначала включал сильное напряжение в 2000 вольт, которое мгновенно сжигало все внутренние органы человека, и только после этого постепенно понижал разряд» (см.: Elliot, R.G. (and A.R. Beatty). «Agent of Death: The Memoirs of an Executioner»).
Роберт Грин Элиот отнюдь не какой-то отщепенец.
По данным AIADP (Amnesty International Against the Death Penalty) cегодня в Соединенных Штатах Америки проживает полторы тысячи работников уголовно-исправительной системы, принимавших участие в казнях.
Cамым молодым казненным на электрическом стуле был Джордж Стинни.
Его казнь состоялась в тюрьме города Колумбия, административного центра штата Южная Каролина.
На момент приведение в действие приговора казненному было 14 лет и 239 дней.
Суд длился в общей сложности два с половиной часа, в течение которых были заслушаны свидетельские показания трех свидетелей со стороны обвинения, ни один из которых не присутствовал на месте преступления в момент его совершения.
Сразу же вслед за процедурой заслушивания свидетелей состоялось десятиминутное обсуждение дела присяжными заседателями (см.: Jones, Mark R. «South Carolina Killers: Crimes of Passion». The History Press, 2007. Как Вы видите, название этой книги более чем двусмысленное).
После чего этими добропорядочными, благонравными и благовоспитанными леди и джентльменами, не мешкая (и так уже засиделись!), был вынесен подсудимому обвинительный приговор.
Засим и присяжные, и судья с объединяющим их всех чувством добросовестно выполненного гражданского долга отправились по своим домам.
Поглощать свой честно заработанный обед и заниматься воспитанием своих собственных чад.
Чтобы те стали такими же добропорядочными, благонравными и – главное – благовоспитанными.
Такими, как их образцово-показательные папули и мамули.
Только что потрудившиеся в поте лица своего и позаботившиеся о том, чтобы было над чем потрудиться электрику-палачу.
Ведь у него дома – тоже дети.
Свои.
Их ему приходится кормить-поить, одевать-обувать, и – самое важное – воспитывать.
Понятно, что каждые 150 $ за казненную им единицу экзекуции ему всегда очень кстати.
Они – и семейному бюджету подспорье, и собственную самооценку в своих глазах ему помогают поднять, и пример подают.
Поучительный.
Деткам.
Пусть учатся, как денежки зарабатывать.
Это называется – Воспитание на примере.
Под девизом: «Делай, как я, и будешь таким, как я!».
Недаром же в эпоху Средневековья профессия палача передавалась по наследству – от отца к сыну, а при отсутствии такового – к зятю.
Вместе с соответствующим набором инструментов, оснастки и приспособлений.
«Carnificis mortuus – diu vivere сarnificis!» – «Палач умер – да здравствует палач!»
Каждый из палачей и их приспешников – не Маугли.
Вырос он не в лесу.
Воспитывался не волчьей стаей под предводительством волка-вожака Акелы.
Воспитующими каждого из них были не пантера Багира и не медведь Балу, а люди.
Оснащенные той или иной системой Воспитания, включая наисовременнейшие.
В связи с этим Вам предлагается следующая задача.
Требуется определить, чего в каждой из систем Воспитания, по которой воспитываются будущие палачи, больше всего нет: запретов ли; наказаний ли; поучений ли; нравоучений ли; демагогии ли; показухи ли; лицемерия ли; угодничества ли; высокомерия ли; фальшивости ли; ханжества ли; цинизма ли?
До тех пор, пока вразумительного ответа на эту задачу не будет найдено, автор оставляет за собой право отвергать все обвинения в свой адрес касательно и клеветы на почтенную леди по имени Воспитание, и оскорблений Ее достоинства, и посягательств на Ее честь.
Химера Воспитания не плотоядна: она не пожирает искореженные в предсмертных судорогах тела казненных с сожженными в них высоковольтным напряжением внутренними органами.
Она – душеядна: питается исключительно покалеченными ею душами людей.
Называемых детьми.
«Но как же так!», – продолжите Вы негодовать и возмущаться, хотя уже и с некоторой растерянностью в голосе, – «Ведь сколько умнейших, добрейших, талантливейших, честнейших, в конце-то концов – гениальнейших людей было воспитано в соответствии с той или иной системой Воспитания!».
Простите, а как Вы себе представляете воспитующего, наставляющего своего воспитуемого подвергать все сомнению, в том числе и в первую очередь то, что проповедует он сам – воспитующий?
Наоборот – это всегда – пожалуйста!
Это, как говорится, «с дорогой душой»!
Как горько заметил еще восемь веков тому назад Пьер Абеляр, «никому не позволено безнаказанно сомневаться в том, что признано остальными» (см. его «Историю моих бедствий»).
А ведь именно с сомнения в том, «что признается остальными» незыблемым и несомненным, начинается любое открытие и каждое изобретение.
Уверены ли Вы в том, что все носители и выразители всех Вами вышеперечисленных достоинств стали такими, как Вы о них говорите, именно благодаря, а не вопреки Воспитанию?
У Вас есть тому доказательства?
Веские?
Недвусмысленные?
Неопровержимые?
Документальные?
Сомневаюсь.
Вы, скорее всего, – тоже.
Если только Вы сами не воспылаете страстным желанием убедить самого себя в несомненности того, что на самом деле является более чем сомнительным.
Упреждая Ваше утверждение о том, что производными от Воспитания являются все и без каких бы то ни было исключений человеческие доблести и достоинства, заметим: все они в своем становлении и развитии точно так же слушались и слушаются воспитующих, как погода – прогнозов метеорологов.
Системы Воспитания – не рельсы, по которым, как поезда на станцию назначения, прибывают и доставляют человеку его доблести и достоинства.
Их человек не получает, как добавку к очередной порции Воспитания, а добывает.
В «острой и напряженной» борьбе, чтобы не сказать: «войне» против «свинцовых мерзостей жизни».
В том числе – против мерзостей Воспитания.
Которых водится у Воспитания – «хоть пруд пруди».
Как головастиков.
В теплом и вонючем болоте после брачного периода жаб и лягушек.
И все же, не будем уподобляться Марку Порцию Катону Старшему, упорно талдычившего на всех заседаниях римского Сената: «Carthago delenda est, Carthaginem delendam esse», – что обычно переводится как «Карфаген должен быть разрушен», – и не станем ни в коем случае настаивать на необходимости разрушения Воспитания.
Оно, как и всякое иное, исчерпавшее все ресурсы своей жизненности, умрет само.
Уступив занимаемое им место иному.
Чему?
Об этом – чуть ниже.
Глава IX «Sancta locus numquam uacua» - «Cвято место пусто не бывает»
«Если что-то менять, то только на что-то лучшее».
Вуди Аллен.Каждое отжившее свой век уходит не бесследно.
Уступая свое место не пустоте, поскольку, как известно, Природа не терпит пустоты, а чему-то более наполненному содержанием, нежели бессодержательный вакуум.
Алхимия уступила свое место химии.
Астрология – астрономии.
Оставшись «наукой» только в саморекламе ушлых шарлатанов, «в поте лица своего» зарабатывающих на простофильстве их добровольных жертв.
Идея флогистона (теплорода) уступила когда-то занимаемое ею почетное место в системе наук «Началам термодинамики».
Принадлежащая Теофрасту Парацельсу идея гомункулуса (крохотного человечка, сидящего в папином сперматозоиде, и – при попадании в мамину яйцеклетку – увеличивающегося до размеров новорожденного) практически без борьбы освободила высокочтимое место, когда-то ею занимаемое, науке генетике.
Та же участь ожидает и идею Воспитания.
Как процесса давления субъекта (воспитующего) на сознание объекта (воспитуемого).
Чем же будет заменен феномен Воспитания после его ухода в «мир иной», или – если угодно – «на заслуженный отдых»?
На сегодня альтернатив Воспитанию существует немного.
Тем не менее, они есть.
Соответственно, каждая из них заслуживает, по крайней мере, рассмотрения.
Итак, Вашему вниманию предоставляется ассортимент имеющихся на сегодня расхожих вариантов замены Воспитанию как системе целенаправленного давления субъекта – воспитующего – на сознание объекта – воспитуемого:
– вариант первый: пусть себе растет, как бурьян в «чистом поле», что-нибудь да вырастет;
– вариант второй: «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало»;
– вариант третий: отдать ребенка «в хорошие руки» (бабушек-дедушек, «нянек-мамок», специалистов-педологов и т. д., и т. п.), и пусть они с ним разбираются;
– и, наконец, вариант четвертый: «угодничество шиворот-навыворот», совершаемое под девизом: «Мой ребенок не будет нуждаться ни в чем, чего бы мне это ни стоило».
В каких случаях возникает вариант № 1?
В тех, когда ребенок становится обузой для родителей, или же – что чаще всего происходит в так называемых неполных семьях – для одного из родителей: того, на чьем попечении остался ребенок.
Родителям-алкоголикам ребенок мешает заниматься их излюбленным делом, то есть свинячить напропалую, иными словами – напиваться «до поросячьего визга».
Матери-одиночке, желающей «устроить» свою личную жизнь, он препятствует «устраивать» ей ее личную жизнь.
Отцу-одиночке, что, как правило, встречается значительно реже, он «мешает» быть завидным холостяком.
Во всех трех подвариантах первого варианта ребенок фактически становится сиротой.
При живых родителях (родителе/родительнице).
Он оказывается не просто обременительным, но просто ненужным.
Школе он тоже в тягость: неухоженный, неблагополучный, портящий общий благообразный вид и благостную, идиллическую атмосферу класса и школы.
Да и взять с него нечего.
Ни на ремонт класса.
Ни на благоустройство школы.
Ни на оборудование учебного кабинета.
Ни спонсорства от его родителей, ни меценатства, ни инвесторства.
Одна морока.
Бессмысленная и бесполезная.
Одноклассники, как правило, чураются такого ребенка.
Ведь у него нет ни компьютера, ни мобильного телефона, не говоря уже об iPod!
О чем в таком случае можно с ним говорить?
О бабочках и гербариях?
Да и родители его одноклассников предупреждают: «Не водись с этим мальчиком (девочкой)! Наберешься всякой дряни!».
Даже в том случае, если найдется сердобольная учительница, которая проникнется сочувствием и состраданием к этому, по сути, заброшенному ребенку, она будет подвергнута остракизму со стороны и начальства, и своих коллег, и родителей других детей: «Да что это она панькается-нянькается-цацкается с этим…» (вместо троеточия тут обычно вставляются разные по звучанию, но одинаково близкие друг другу по смыслу слова).
В спортивную секцию его не возьмут: спорт сегодня озабочен, прежде всего, своей собственной рентабельностью.
Не говоря уже о школе игры на фортепьяно.
Или – на скрипке.
Да и как Вы себе представляете чету конченых алкоголиков, покупающих своему отпрыску рояль одного из традиционных или же суперсовременных брендов: «Steinway amp; Sons»; «Grotrian Steinweg»; «Shigeru Kawai»; «Petrof»; «Pleyel»; «Bösendorfer Fazioli», – или же – на худой конец – подержанное пианино фабрики «Красный Октябрь»?
Не представляете.
Никак.
Что и немудрено.
Зато улица со всеми ее подворотнями всегда готова принять в свое необъятное и бездонное лоно кого угодно.
Там-то, в подворотнях-то, и научат.
Всему.
Тому, что запрещается законом и осуждается общественным мнением.
Воспитанием это, конечно же, не назовешь, и если заменять Воспитание, то точно – не этим.
А чем тогда?
Может быть, альтернативной парадигмой № 2:
«Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало»?
– «Не плачь, дам калач».
– Не хочу калач!!
– А чего же ты хочешь?
– Порше-кайен хочу!!!
С тюнингом!!
И – с откидным верхом!!!
– Ты хочешь Порше кайен кабриолет?
– Хочу!!
– Так ведь таких не делают!
– Так пусть сделают. А ты – купи. И – подари мне.
Что ж, придется папуле поднапрячься.
Брать еще побольше взяток и откатывать себе поболее откатов.
Чтобы его чадо имело возможность кататься на том, на чем оно хочет.
Когда хочет.
Куда хочет.
С кем хочет.
И – с какой хочет скоростью.
Не смотря ни на какие дорожные знаки.
Несмотря ни на что.
Такой вариант парадигмы, альтернативной Воспитанию, встречается довольно часто.
Чаще всего – в тех случаях, когда папаша чада оставил свою прежнюю семью, женившись на своей молодой и чрезвычайно привлекательной секретарше-референтше, а остатки совести его, все-таки, периодически подмучивают.
И хочется ему тогда откупиться.
И от остатков совести, и от чада.
Оставшегося на Белом Свете с ныне опостылевшей папаше бывшей его женой.
В конце концов, это чадо садится на голову папаше, «прогрызает в ней плешь» и мечтает о том дне, когда можно будет положить скорбный букет цветов на крышку дорогущего папулиного гроба.
Как сказал по такому поводу Авл Галлий в своей «Аттической ночи», «Herēdis fletus sub persōnaris est» – «Плач наследника (над гробом наследуемого) – лишь замаскированный радостный смех».
Да, конечно, потом чаду придется судиться за папулино наследство со своей – достаточно молодой еще и еще более молодящейся – мачехой.
А она ведь такая, что ей, как говорится, «палец ей в рот не клади».
Но, как гласит в таких случаях народная молва, «игра стоит свеч».
Вам такая парадигма альтернативы Воспитанию подходит?
Как?!
Опять – «нет»??!
Какая вопиющая привередливость!
Что же, придется предлагать следующий вариант.
Под № 3.
Звучит он так: отдать ребенка «в хорошие руки» (бабушек-дедушек, «нянек-мамок», специалистов-педологов и т. д., и т. п.).
И пусть теперь они с ним разбираются.
Вариант явно мутантный.
Получается в результате скрещивания.
Как мул.
У которого мама – кобыла, а папа – осел.
Роль «мамы» в данном случае исполняет вариант № 2, роль «папы» – вариант № 1.
От «папы» третий вариант позаимствовал родительское равнодушие, граничащее с бездушием, по отношению к своему ребенку (как говорится, «с глаз долой – из сердца – вон»), от «мамы» же – имитацию заботы о своем чаде.
Отослать ребенка «к бабушке в деревню – на парное молоко», нанять гувернантку, отдать в «заведение с полным пансионом» – что может быть лучше?
Казалось бы.
Но – для кого – «лучше»?
Для ребенка?
Быть оторванным от ласки родителей?
От общения с ними?
От их внимания?
От их понимания?
И это называется лучше??!
Для него – однозначно: нет.
Для родителей?
Если под словом лучше понимать комфортнее, то, конечно же – да.
«Роскошные балы, забавы, развлечения» (опять – Пушкин, А.С.), – сегодня это называется: «корпоративы»; фуршеты; деловые рауты; официальные и неофициальные приемы – все это к услугам состоятельных родителей.
Фактически добровольно отдавшим своего ребенка на попечение другим людям.
Но страдания ребенка от небрежения им его родителями, от их не– разделения с ним его и печалей, и радостей не имеют себе оправданий.
Никаких.
Какими бы красноречивыми и изощренными ни были уверения в обратном.
Эти страдания непременно вернутся.
Их виновнику.
Бумерангом отчуждения.
Кто у детской кроватки с лежащим в ней больным ребенком тайком «слезу утирает», и при этом делает все возможное и невозможное для его выздоровления, кто разделяет его чувства и переживания «в горе и радости», тот и будет им любúм.
Это – даже не правило.
Это – закон.
Не допускающий – в отличие от любых правил – каких бы то ни было исключений и случайных сбоев в своем действовании.
Кто сидел возле детской кроватки с маленьким Сашей Пушкиным в ней?
Правильно: «бабушка Арина» – не умеющая ни читать, ни писать не только по-французски, но и по-русски, крепостная крестьянка помещиков Пушкиных.
Кому он посвятил свои стихотворения: «Няне» и «Зимний вечер»?
Ей же.
А сколько своих стихотворений Александр Сергеевич Пушкин посвятил своей биологической матери?
Ни одного.
Сколько раз он ее упоминал в своих стихах?
Ни разу.
Комментарии?
Нет комментариев.
Годится Вам, уважаемый/уважаемая Читатель/читательница такая парадигма альтернативы Воспитанию?
Это, как говорится, вряд ли.
Тогда что?
Попытка № 4?
Под названием: «угодничество шиворот-навыворот».
Если угодничество, целенаправленно формируемое различными системами Воспитания, выражается и проявляется в настойчиво выпестовываемом в воспитуемом стремлении угодить своему воспитующему, то под «угодничеством шиворот-навыворот» понимается деятельность взрослого, направленная на то, чтобы угодить ребенку.
Во что бы то ни стало.
Такого рода деятельностью «грешат», чаще всего, матери-одиночки, решившие посвятить свою жизнь служению главному – как они считают – делу своей жизни: обеспечить все необходимое (и – даже больше!) для радости и счастья своего ребенка.
Чего бы это ей, матери, ни стоило.
Нетрудно заметить, что объект альтернативы № 4 Воспитанию является полным антиподом объекта альтернативы № 1.
Ведь если в парадигме альтернативы № 1 ребенок – обуза, то в парадигме альтернативы № 4 ребенок – смысл жизни.
Субъект же альтернативы № 4 принципиально отличается не только от субъектов альтернатив № 1 и № 3, что является достаточно очевидным, но и от субъекта альтернативы № 2, что – на первый взгляд – представляется довольно странным.
Ощущения этой кажущейся странности сразу же рассеиваются, как только удастся более или менее внимательно присмотреться к тому, чем каждый из них поступается.
Если субъект альтернативы № 2 лишь вынужденно поступается частью «нажитого своим непосильным трудом» в пользу своего ребенка, то субъект парадигмы № 4 готов (чаще – готова) – с самоотверженностью, граничащей с жертвенностью – отдать без остатка все свои силы и всю свою душу ради своего ребенка: его здоровья; его обеспеченности; его радости; его счастья.
Вся жизнь такого субъекта (как-то даже неловко называть Человека, столь возвышенного по своим побуждениям и действиям, таким казенным словом) проходит под девизом: «Все лучшее, что только у меня есть, и что только у меня может быть – моему ребенку! Мне же – лишь то, что останется».
Позиция, достойная безграничного восхищения и всяческого пиетета.
Казалось бы.
Однако…
Давным-давно Марк Аврелий сделал удивительное – как для императора самой могущественной в мире империи – заявление: «Живи так, чтобы ни для кого не быть ни рабом, ни тираном».
«Но позвольте!», – возмущенно воскликните Вы.
«При чем тут Марк Аврелий?!», – продолжите Вы с нескрываемым раздражением, возмущением и негодованием.
«Ну, сказал себе и сказал», – скажете Вы, – «какое-такое отношение сказанное где-то и когда-то Марком Аврелием и пересказанное тут имеет к самоотверженности вплоть до жертвенности матери-одиночки? Да и ко всей рассматриваемой здесь парадигме альтернативы № 4 Воспитанию?».
Действительно.
Вроде бы и как будто бы и не имеет.
На первый взгляд.
А – на второй?
На тот, который не поверхностный, а обращенный вглубь происходящего.
На него-то – как?
А на него – так, что самоотверженная – вплоть до самопожертвования мать своим поведением, своими действиями и своими поступками по отношению к своему, обожаемому ею ребенку фактически превращает его в тирана.
По отношению к ней, родной его матери.
Себя же она при этом превращает в его рабыню.
– Хочешь – пирожного?
– …! (Ответ возмущенно-категорически отрицательный).
– Хочешь – мороженого?
– …! (Ответ такой же, как см. выше).
– Хочешь – твороженного?».
– Я сказал: «…!», – значить – «…!!!». Сама ешь свое пирожное-творожное!
– А чего же ты хочешь??!
– Не хочу учиться, хочу – жениться! (Классика жанра!).
– А на ком?
– Да ты ее не знаешь, но она сказала, чтобы обязательно со штампом регистрации по адресу нашего местожительства, потому что со своим четвертым мужем она разошлась, и теперь у нее нет ни жилья, ни регистрации по месту жительства.
– …???…
Маэстро, музыка!!
Свадебный марш Якоба Людвига Феликса Мендельсона-Бартольди!
…,…,…
А кто, на Ваш просвещенный взгляд является более вредоносным и гнусным Злом: раб или тиран?
Вот вопросец так вопросец!
Ведь если сказать: «Тиран!», – то тут же Ваш оппонент скажет: «Минуточку! Позвольте! А как это может быть тиран, если нет рабов? Если нет рабов, то не над кем и тиранствовать! Именно раб является главной предпосылкой существования тирана!».
А ведь и правда: как сказал Блез Паскаль в своих «Мыслях», короля играет его свита.
Если нет у короля королевской свиты, то нет и короля.
Если нет у тирана рабов, то нет и тирана.
То есть, раб и есть предпосылка становления тирана.
Значит, раб – хуже тирана!
Так?
Не так.
Потому что не было, нет и не может быть такого, чтобы отдельно был раб, а отдельно – тиран.
Раб и тиран – это всегда одно и то же лицо.
Тот, кто позволяет себе «облизывать сапоги» вышестоящему, тот позволит себе и «шпынять ногами» нижестоящего.
Позволяющий же себе «шпынять ногами» нижестоящего, обязательно позволит себе «облизывать сапоги» вышестоящему.
Кто – нет, тот – нет.
Ни при каких условиях.
Ни в каких обстоятельствах.
Это – закон.
Объективный.
То есть, такой, который открывается добросовестным и непредвзятым исследователем, а не изобретается-принимается ушлыми дельцами-проходимцами, купившими себе депутатские значки-мандаты и всë, к ним причитающееся.
За наворованные у своего электората деньги.
Да, есть-таки законы объективные, хотя и характеризующие поведение, действия и поступки как относительно завершенные действия именно субъектов человеческих отношений.
И это – тоже закон.
Объективный.
То есть, не допускающий исключений.
И – согласно именно такому закону – самоотверженная вплоть до самоотрешенности и самопожертвования мама обожаемого ею своего дитяти превращает его не только в жестокого тирана по отношению к ней самой, но и – в покорного раба – его прихотей и капризов.
Сформированный таким образом «тиранораб» не только не в состоянии побороть в себе свои тиранские замашки и ухватки, но и не в силах преодолеть свою рабскую зависимость.
От овладевающих им капризов и прихотей.
То, что происходит при этом с самóй – сáмой самоотверженной – мамой, есть процесс превращения ее не только в рабыню своего ребенка, но и в тирана.
По отношению к себе самой.
Возьмете ли Вы на себя смелость утверждать, что тирания над самой собой лучше, чище и благороднее, чем тирания над другим человеком?
Это – вряд ли.
Не правда ли?
Правда.
В Ваших глазах это читается.
Безо всяких сопутствующих слов.
Человек не перестает быть человеком не только от того, что он – Другой, но и от того, что он – не-Другой.
И издевательство над собой не менее отвратительно и омерзительно, чем издевательство над Другим.
Материнская любовь прекрасна.
По определению.
Ей посвящались и посвящаются отнюдь не верхушечные (ведь верхушки бывают даже у чахлых кустарников), а вершинные (как у Гималайских гор) творения человеческого гения.
Например, Мадонна Литта Леонардо да Винчи.
Или же – Сикстинская Мадонна Рафаэля Санти.
И все же…
Материнской любви, как, быть может, никакой другой, свойственен дефектный эффект, известный под условным названием материнская слепота.
Ослепленная своей безграничной любовью к своему ребенку, мать зачастую оказывается не в состоянии увидеть тени тех зловещих процессов, что происходят в его психике.
В его характере.
В его поведении.
В том числе – если не сказать: «в первую очередь», – «благодаря» ее материнской самоотверженности и самоотрешенности.
Граничащим с жертвенностью.
Крутясь-вертясь, как белка в колесе, в системе координат: работа – дом; дом – работа, – самоотверженная до самоотрешенности мать помещает в центр своего кручения-вращения своего ребенка.
Тем самым она невольно способствует формированию у него не просто представления, а глубокой убежденности в том, что именно он – Центр Вселенной.
В том, что Весь Мир Вокруг Нас ему – априорно любимому и обожаемому – изначально и бесконечно должен.
Должен вращаться вокруг него, любимого и обожаемого.
Должен ублажать все его прихоти и капризы.
Должен служить ему в качестве средства удовлетворения всех его желаний.
Сколь бы причудливыми и вычурными они ни были.
В такой ситуации конфликт между Всем Миром и человеком, убежденным в том, что Весь Мир ему – слуга и прислуга – становится неизбежным.
Со всеми сопутствующими такому конфликту катаклизмическими последствиями: Весь Мир не желает быть чьим бы то ни было слугой и прислугой; желающий же, чтобы этот Мир предстал перед ним именно в таком качестве, не желает мириться с возмутительным своеволием Мира.
Мирным путем этот конфликт неразрешим.
Значит, что?
Значит – война.
Миров.
Мира Вокруг нас, и – Мира человека, глубоко убежденного в том, что этот Весь Мир должен быть слугой, прислугой, если угодно – рабом не просто отдельно взятого человека, а вполне конкретного человека, то бишь, его самогó – сáмого достойного всяческих благ.
Всхоленного и взлелеянного.
Горячо любящей и обожествляющей его родительницей.
Всю свою жизнь посвятившей именно ему.
И всю свою жизнь видевшей, «как свет в окошке», весь смысл своей жизни в исключительно в том, чтобы сделать все, что только можно, и даже то, что невозможно, для благополучия, радости и счастья своего ребенка.
Иными словами: хотела – как лучше.
Получилось же…
Вспомним давно сказанное по поводу того, куда выстлана дорога благими намерениями.
Туда, куда никто из нас не спешит.
Нет такого Некто, кто спешил бы Туда.
Откуда никто не возвращался.
Но попасть Куда каждому страшно.
Даже в тот момент, когда пробьет его – Некто – последний, скорбный час.
Пожалуй, именно в этот час – особенно.
Не с бухты-барахты же весьма неоднозначно вспоминаемый и воспринимаемый ныне Виссарион Григорьевич Белинский подметил: «Умереть сегодня – страшно, а вот когда-нибудь – ничего» (см. его «Ничто о ничем»).
Под знаменитыми на весь мир пражскими часами на Cтароместской площади когда-то было начертано, а вскоре после того – убрано ввиду крайней пессимистичности начертанного: «Omnes vulnerant, ultima necat» – «Каждый час ранит, последний – убивает».
Время убивает нежизнеспособное.
Исчерпавшее все внутренние ресурсы дальнейшего своего развития.
Это касается – в ряду всего прочего – и Воспитания, и всех известных и перечисленных здесь его альтернатив.
Однако прелесть Времени не только и не столько в том, что оно убивает отжившее свой век, но и в том, что оно порождает.
Новое.
Жизнеспособное.
Жизнеутверждающее.
Жизни/способствующее.
Пусть не сразу заметное.
Пусть не сразу себя проявляющее.
Как зародыш ребенка во чреве матери.
Однако незнание о существовании не означает не-существования.
«Ты суслика видишь? Нет. И я не вижу. А он есть!» (цитата из саркастически-сардонического фильма «ДМБ»).
Где же, все-таки, притаился тот жизнеспособный, жизнеутверждающий, жизни/способствующий «суслик-невидимка», призванный придти на смену отжившим свой век Воспитанию и всем известным на сегодня его альтернативам?
Пока что он не был замечен.
Но это отнюдь не означает, что его нет.
Он – есть!
Хотя, в отличие от настоящего суслика, наш «суслик» не умеет ни пить, ни есть.
Зато он умеет показывать, что можно и нужно делать, когда, казалось бы, уже ничего путëвого не поделаешь.
Как в нашем случае, когда и Воспитание обнажило всю свою бесперспективность, и все известные альтернативы ему оказались ничуть не лучше.
Суслик «зрит в корень».
Он выкапывает питательные корешки растений и кормится ими.
Подсказывая тем самым, что следует делать и нам.
Если «стебель» Воспитания засыхающ и умирающ, как трава-мурава, то нельзя сказать того же самого о «корешке», из которого произрастает сначала молодой и зеленый, и лишь впоследствии – засыхающий и умирающий стебель.
Под засохшим «стеблем» любой системы Воспитания таится глубоко спрятанный от поверхностного взгляда жизнеспособный и жизнетворящий корешок.
Его не требуется ни придумывать, ни изобретать.
Он есть.
Он всегда был, отколе появились в этом Мире люди.
Он всегда будет, доколе в этом Мире будут люди.
Он находится внутри человеческих отношений.
Именовать его можно по-разному.
Как сказывал Луций Анней Сенека в своем опусе под названием: «Oratorum et rhetorum sententiae, divisiones, colores» («Высказывания ораторов и риторов, анализ работ, художественные средства»), – «Cum rem animus occupāvit, verba ambient» – «Когда ум овладел предметом, слова приходят сами».
То есть, для того, чтобы к нам пришли нужные слова, нам следует, как следует, овладеть предметом.
В данном случае – тем, что представляет собой по своей сути жизнеспособную и жизни/способствующую альтернативу Воспитанию.
Моделируем ситуацию.
Представьте себе, уважаемый (и – особенно – уважаемая) Читатель (и – прежде всего – Читательница, поскольку Ей эта ситуация ближе и знакомее, чем Ему), что на регион, в котором проживаете Вы и Ваша семья, неумолимо и неотвратимо надвигается эпидемия (см. ее символ, изображенный на рисунке, помещенном чуть ниже).
Чума в Аугсбурге, табличка с предупреждением (1607–1635 г.г.). Deutsches Historisches Museum Berlin. Художник неизвестен
Или же – чур нас, чур – пандемия (см. репродукцию ниже) какой-то страшной болезни.
Портрет пандемии. В полный рост. «Холера», картина 1866 года. Художник неизвестен
Например, гриппа, который называется вирусом Myxovirus influenzae.
Из семейства ортомиксовирусов.
Просьба не пугаться его названия: его последствия все равно страшнее.
Как свидетельствуют авторитетные и вполне заслуживающие доверия источники информации, этот грипп протекает весьма тяжело: сердечно-сосудистая система, ЦНС, дыхательные органы получают необратимые поражения.
Они, в свою очередь, вызывают болезни сердца и сосудов, трахеобронхиты, менингоэнцефалиты, пневмонии.
Вот такая она, эта зараза.
«Что же делать? Для того чтобы избежать участи стать зараженными этой нечистью?!», – спросите Вы, будучи, совершенно естественно, чрезвычайно озабоченными.
Сначала выясним, «hic et nunc» – «здесь и сейчас»: что обычно происходит, по крайней мере, у нас в таких случаях.
А происходит вот что.
Целое сонмище вполне респектабельных и благовоспитанных физических лиц, в своем лице официально и уполномочено представляющих определенные юридические лица, начинают интенсивно потирать ручонки свои шаловливые и сучить ножонками своими нетерпеливыми.
В предвкушении куша, который они смогут урвать при «распилах» и «откатах» на дележке бюджетных средств, выделяемых государством для борьбы с вирусной нечистью.
Своих собственных деток они благополучно отправят, если уже давно не отправили – в безопасное и надежное место, а сами на своем рабочем месте примутся энергично и рьяно закупать, распределять и продавать закупленное и распределяемое.
Как говорится, «слава болезням!».
Чужим.
Ведь на них можно существенно оздоровить финансовое положение.
Свое.
Собственное.
Если постараться, и оказаться в нужное время в нужном месте.
Нужном, естественно, себе.
Не людям же!
Люди пускай заботятся и беспокоятся о себе сами.
Если, конечно, смогут и сумеют.
Ведь они – просто люди.
В отличие от других.
Тех, которые не-просто.
Тех, которые – в силу своего чиновно-сановного положения определяют, как будут жить просто люди.
Да и будут ли.
И не волнует таких не-просто людей ни качество вакцины – ведь ни они, ни члены их семей ни в коем случае и ни в коей мере эту вакцину не позволят в себя влить, – ни ее действительная эффективность, ни сроки ее годности и реализации, ни условия ее хранения и транспортировки, ни т. наз. побочные эффекты, вызываемые ее применением.
Ведь, в конце-то концов, все эти мелочи определяются документами.
То есть, бумажками, а бумага, как известно, все стерпит.
Были бы желание и интерес.
Подкрепленные и подогретые.
Хоть наличными, хоть – безналичными.
А просто мама ведет своего просто ребенка в поликлинику.
Для вакцинации.
Вакциной по сути непредсказуемого свойства-качества.
Поможет или же – не поможет это ребенку сохранить его здоровье – есть тайна великая.
Покрытая мраком.
Будучи неизбывными оптимистами, предположим, что все же этому просто ребенку таки повезло, и он – в силу ли действия упомянутой вакцины или же – безотносительно к ее действию, или же – вопреки ему – не заразился вирусом Myxovirus influenzae из семейства ортомиксовирусов.
Но – вот незадача-то! – пока сидел он в тесном и душном поликлиническом коридоре вместе с многочисленными больными детками перед дверями кабинета врача заразился он от кого-то них совсем другим вирусом, от которого теперь ему предстоит излечиваться.
Долго и упорно.
Вот такая получилась незамысловатая и огорчительная история.
И что теперь маме-страдалице делать со своим сыном-бедолагой?
Вкалывать ему прививки от всех возможных вирусов?
Как говорится, «во избежание»?
«Лучше перебдеть, чем недобдеть»?
Так какая, извините, попа выдержит такое надругательство над собой?
Значит, что?
Значит, то, что на самом деле нужно делать, дабы избежать восприимчивости к действию всевозможнейших вирусов и всякой подобной им пакости и гадости, проникающей внутрь ни в чем не повинного организма через «ухо-горло-нос», а также через промокшие в осеннее-зимне-весеннюю слякотищу и непогодищу ноги и переохлажденную голово-грудь, должно быть не вакцинацией, а чем-то иным.
Чем-то нечто, принципиально отличающимся от всех и всяческих прививок.
И это нечтоназывается…?
Совершенно верно.
Вы догадались!
Это нечто называется: закаливание!
Как это в песне поется?
«Чтобы тело и душа были молоды, Были молоды, были молоды, Ты не бойся ни жары и ни холода, Закаляйся, как сталь!».Не только «молоды», – добавим мы, но и здоровы.
Отменным физическим здоровьем!
Обретенным, заметьте, без каких-бы-то-ни-было уколов-прививок.
Без таблеток и порошков.
Без пилюль и микстур.
Случаи поездок в малярийно-болотистые и энцефалитно-таежные местности, в которых соответствующие прививки таки обязательны, не считаются: они приравниваются к травме организма.
Не только враждебными кровососами-вирусопереносителями, но и непривычной окружающей средой.
Хотя и там закаливание организму не повредит.
Поскольку даже и там – в джунглях и в пустынях, в болотах и в тайге – при закаливании организма формируется ИММУНИТЕТ, иными словами – невосприимчивость к вредоносным внешним и проникающим вовнутрь бывшим внешним воздействиям.
Да, конечно, в борьбе против вирусов, «палочек» и вибрионов чумы, холеры, туберкулеза и прочих разящих наповал эпидемично-пандемичных гадостей одного лишь ИММУНИТЕТА недостаточно: нужны комплексные профилактические системы противодействия возбудителям болезней.
Включая чистоту.
Окружающей среды.
И – рук и душ чиновников.
В чьи обязанности входит обеспечение противоэпидемиологической обстановки.
Сразу оговоримся.
Относительно возможных обвинений в «ненаучности» применяемого здесь термина «душа».
Тем более – «чистая».
Поскольку автор исторически первого трактата «О душе» Аристотель Стагирит писал свои произведения не на русском, а исключительно на древнегреческом языке, постольку есть смысл сделать обратный перевод термина «душа» с русского на древнегреческий, и тогда получится эквивалентное по смыслу русскому слову «душа» древнегреческое ψυχή – «дыхание», «душа» (англ. рsyche), а вот этот-то термин как раз и является как нельзя более научным.
Под чистотой души же здесь и далее понимается ее освобожденность.
От засоряющих ее стремлений.
Как то:
– провозглашать поучения;
– гундосить занудливые нравоучения;
– разводить демагогию или же, попросту говоря, словоблудие;
– устраивать показуху;
– источать лицемерие и угодничество;
– использовать в своекорыстных целях фальшь и ханжество;
– применять на практике стяжательство и цинизм.
«Ну, и к чему здесь все эти разглагольствования? Ведь мы-то сейчас заняты совсем другим делом, а именно – поиском жизненной альтернативы Химере Воспитания», – скажете Вы.
Конечно, заняты мы другим.
Но – не совсем.
Как прививкам подобно Воспитание, только прививаемое в голову, а не в наоборот, так и физическому закаливанию есть своя социальная аналогия: благо-приобретаемый социальный ИММУНИТЕТ.
От любой социальной заразы.
Как известной, так и пока еще неизвестной.
Ведь физическое закаливание формирует иммунитет против не какой-либо определенной телесной хвори, а против всякой.
Не так ли?
По сути, точно так же обстоит дело и с социальной заразой.
Не от какой-то определенной или же определенных ее разновидностей дóлжно предохранять человека, а обеспечивать социальное закаливание его от любой из них.
Как ужé известной, так и пока еще неведомой.
«Ну да, конечно», – иронически-саркастически скажете Вы.
И продолжите.
В том же духе: «Вот придумал автор так придумал! Социальное, видите ли, закаливание, обеспечивающее благоприобретаемый социальный же иммунитет. Это же надо было такое выдумать! Да где Вы такое видели? А?».
Вот то-то и оно-то.
Мало кто его видел.
А он, тем не менее, есть.
Только надо его отыскать.
Чем и займемся.
Прямо здесь и сейчас.
Итак…
Глава X «Ubi output?» – «Где выход?»
«Человек есть одновременно тупик и выход».
Макс Шелер.Мы, люди сами удосужились наделать себе на голову и на все другие уязвимые места кучу проблем: «Отцы и дети»; «конфликт поколений»; «растленность, злокозненность и нерадивость молодежи», – загнав себя в тупик отчужденности старших от младших и младших от старших, в глухой угол их взаимного непонимания, взаимного недоверия и взаимной если и не озлобленности, то, по крайней мере, настороженности.
Значит, думать, искать и находить выход из той тупиковой ситуации, в которую мы, люди, сами себя загнали, наделав вышеназванную кучу проблем, придется нам самим, людям, ведь ни боги, ни зеленые человечки из летающих тарелок или же из чего-нибудь еще этого за нас не сделают.
Как говорили мудрые, хотя и древние римляне, «Deos cogitare сirca nobis. Sed non repositoque nobis», – «Боги думают о нас. Но – не вместо нас».
При этом, как метко и язвительно заметил Генри Форд старший, «можете ли вы выполнить что-либо, или же уверены, что не сможете, в обоих случаях вы правы».
Наша задача – смочь.
Избавиться от всей той социальной дури, и хвори, которые любыми системами Идеологии и Воспитания не только не вылечиваются, а лишь усугубляются.
Что для этого нужно?
В первую очередь?
Прежде всего, отрешиться.
От въевшихся в наше сознание «убеждений» и предубеждений.
Почему такое увесистое, солидное и впечатляющее слово, как убеждение здесь взято в кавычки?
По той простой причине, что оно выражает собой не мысль, а абсурдизацию мысли через ее абсолютизацию, ведь идея, возведенная в абсолют, вырождается в абсурд.
Любая.
Какой бы мудрой и справедливой она ни была, и какой бы несомненной и неуязвимой она ни казалась.
Сомневаетесь, уважаемый Читатель?
Требуете доказательств?
Извольте.
Существует – издавна и даже исстари – фундаментальная Воспитательная Идея: «Нужно уважать старших!».
Она, как говорится, альфа и омега всего несокрушимого Здания Педагогики.
Его краеугольный камень.
Святая святых Системы Воспитания.
Любой.
Ее «притча во языцах».
Ось воспитательного Мировоззренческого Мироздания.
Вокруг которой, казалось бы, должны вращаться все помыслы и чаяния всех воспитуемых.
По замыслу воспитующих.
А как на самом деле?
А так, что, если идею: «Нужно уважать старших!», – возвести в ранг абсолюта, то в результате такой процедуры возникает даже не один, а сразу два абсурда.
Абсурд первый: поскольку требование уважать старших позиционируется в качестве абсолютного, постольку – в строгом и четком соответствии с ним – уважать придется только старших, исключительностарших, и никого, кроме старших.
Соответственно, ни равных по возрасту, ни, тем более, младших уважать не требуется.
И как это должно называться?
По-Вашему?
В любом случае, как бы этони было названо, все равно название этому будет слишком «нежным и ласковым».
Абсурд второй: производя процедуру возведения в ранг абсолюта требования уважать старших, получаем категорическое повеление уважать всех без исключения старших, безотносительно к тому, достоин ли данный конкретный старший уважения и заслуживает ли он этого.
Если «старший», например, Чикатило А.Р., на счету которого 53 доказанных убийства: 21 мальчика в возрасте от 7-ми до 16-ти лет; 14 девочек и 18 девушек и женщин, то за что прикажете его уважать?
За его «седину в бороду»?
За его «бес в ребро»?
Уважения достоин каждый человек.
Безотносительно к его возрасту.
Уже за то, что он – человек.
То есть, по своему определению, sapiens.
Уже за одно это мы предоставляем ему беспроцентный кредит нашего к нему уважения.
И будет он его достоин до тех пор, пока он сам – своими собственными действиями или своим бездействием – не станет доказывать обратного.
Уважение, как и доверие к себе, человек может вернуть.
Если очень захочет.
И – если очень постарается.
Но – не во всех случаях.
Если человек долго и упорно двигался в направлении от уважения к нему ко всеобщему его презрению или ненависти его, то на этом пути обязательно имеется «точка невозвращения», перейдя которую, человек утрачивает возможность восстановить, как говорили мудрые, хотя и древние римляне, status quo и начать, по их же словам, начать с tabula rasa.
Не из каждого положения можно вернуться в исходное.
Исходным же положением любой системы Воспитания является именно абсолютизацияпринципа: «Нужно уважать старших», – процедура – как мы только что убедились, дважды абсурдная по своему существу.
Если же вдалбливание воспитующими в голову воспитуемого одинарной дозы абсурда имеет своим неотвратимым следствием тяжелое ранение Разума, то вколачивание туда же двойной дозы ахинеи, деликатно называемой абсурдом, убивает Разум.
Наповал.
Как дуст таракана.
Разум же Человека – не тараканье отродье, и Он никак не заслуживает тараканьей ýчасти.
По самомý определению Человека.
Как существа разумного.
При этом никакие ссылки на театр абсурда либо на «Эссе об абсурде» тут не срабатывают.
Уже хотя бы потому, что и родоначальники первого – Эуджен Ионеску и Самюэл Беккет, и автор второго – Альбер Камю стремились привлечь внимание Человека Разумного к проблеме преодоления абсурдности существования Человека в нечеловеческих условиях.
Через очеловечивание этих условий.
За что и удостоились двух Нобелевских премий на троих.
Нам же с Вами, со своей стороны, осталось лишь определиться с направлением преодоления двойной абсурдности системы Воспитания.
Основанной, в первую очередь, на абсолютизации идеи, гласящей: «Нужно уважать старших».
Откуда же берется весь этот абсурд?
Было бы более чем наивно предполагать, что его появление, утверждение и доминирование в самых различных системах Воспитания носят случайный характер.
Как призывал нас всех в свое время Марк Аврелий, не следует нам довольствоваться поверхностным взглядом.
Покопавшись же поглубже в истоках двойного абсурда, содержащегося в абсолютизации идеи: «Нужно уважать старших», – можно без особого труда обнаружить торчащие из нее «ослиные уши».
Принадлежащие, опять-таки, Идеологии.
Суть которой – в данном случае – заключается в том, что воспитуемые «с младых ногтей» приучаются неукоснительно уважать старших.
По их чину.
По их рангу.
По их званию.
Как следствие – по их более высокому, чем у воспитуемых месту в иерархической структуре.
И, соответственно, воспитуемым вменяется в непреложную обязанность неукоснительно, беспрекословно и безоговорочно выполнять команды, указания, наставления и приказы.
Исходящие сверху.
При этом ни о каком симметричном признании прав и свобод тех, кто «внизу» или же – просто «ниже» по всем перечисленным параметрам речь даже не заходит.
Исходя из широко распространенных во властолюбивых кругах принципов:
– Я начальник – ты – дурак;
– есть два мнения – одно Мое, другое – неправильное;
– если Мне потребуется ваше мнение, Я вам его скажу.
Безусловно, каждому человеку хочется, чтобы его уважали.
Отсюда и почти сакраментальное: «Ты меня уважаешь?!!».
Ведь для чего люди, что называется, пьют?
Для того чтобы пьющему посредством вливания в себя непомерной дозы алкоголя, создать иллюзорного себя Который ему самому нравится значительно больше, чем тот, каков он есть на самом деле.
Если мой собутыльник уважает меня, а я уважаю своего собутыльника, то кто тогда мы есть с моим собутыльником?
Правильно: тогда мы с ним – уважаемые люди.
Пьющему нужен алкоголь для того, чтобы создать некоего иного себя, достойного – в его собственных – пьяных – глазах уважения.
А собутыльник ему нужен для того, чтобы тот подтвердил: «Да… Ты же… ик… Умúще!».
Ежели же собутыльник не оправдывает возлагаемых на него чаяний и ожиданий, то получает по заслугам: по голове ли, по другой ли части тела, но – непременно.
Вспомните хотя бы, сколько между собутыльниками происходит драк.
Включая и сопряженных с насильственным членовредительством.
Тем самым вынуждая правоохранительные óрганы заводить на участников такого рода дел «Дела».
Ужé уголовные.
Практически все они возникают из-за недоуважения одним пьющим другого, пьющего с ним же.
Как заметил Люк де Клапье Вовенарг (см. его «Размышления и максимы»), «стóит нам почувствовать, что человеку не за что нас уважать, – и мы начинаем его ненавидеть».
Да, действительно, стремление быть Уважаемым Человеком было, есть и будет мощным побудительным мотивом в действиях и поступках как относительно завершенных действиях каждого человека.
Более того, уважение к личности Человека – пусть еще пока и маленького по росту и малолетнего по возрасту, но уже – с большой буквы, поскольку этот Человек, в отличие от нас, взрослых – настоящий, является тем, что ценится Им выше всего другого.
Несравненно выше заботливости о нем, которая в абсолютизированном своем выражении обретает формы мелочной опеки («Надень рукавички», «Дай я тебе повяжу на шею шарфик», «Скушай яичко, давай я тебе его почищу»).
В своем гипертрофированном виде это звучит примерно так:
– Гена!!! Немедленно иди домой!!! Ты что, не слышишь!!!?
– Мама! Я что, уже хочу кушать?
– Нет! Тебе уже холодно!!!
Неизмеримо выше беспокойства о его благе, вырождающеюся в подмену свободы его воли послушанием воле его родителей («Мы купили тебе пианино, чтобы ты изучал «Школу игры на фортепьяно», а не носился по улице со всякой шантрапой»).
Выше самóй Любви.
Пусть даже самой самоотверженной и жертвенной: «Скушай шоколадку.
А я? А я свою уже съела».
Последняя фраза – полное вранье.
Ведь не было никакой другой шоколадки.
Шоколадки в шуршащих обертках, непомерных размеров нотные папки с тесемочками, вязаные рукавички и шарфики – все это – лишь внешние атрибуты того отношения, которое испытывает на себе маленький по росту и весу малолетний Человек с большой буквы со стороны горячо пекущихся и рьяно радеющих о нем взрослых.
И – раздражающих его.
Их ретивым бдением о его благе.
И – их же мелочной опекой.
Его.
Пусть еще и не-взрослого, но уже – Человека.
Чем же взрослые отвращали и отвращают от себя не-взрослого?
Прежде всего – своим непониманием его.
Им постоянно кажется, что они знают все о своем ребенке.
И про то, что ему нужно, и о том, что ему полезно, и даже насчет того, что ему хочется.
Знание это – иллюзорно.
Иллюзия знания – это заблуждение.
Иными словами, оно – это красивое и дорогое покрывало.
Скрывающее испещренное струпьями и язвами тело Непонимания, мнящего себя Всезнанием.
Потому что нужно, полезно и хочется маленькому, но с большой буквы Человеку совсем не того, что представляются рьяно радеющим и горячо пекущимся о нем взрослым.
Ведь в рукавичках не слепишь ни снежку, ни снежную бабу.
А повязываемый на шею шарфик раздражающе мешает дышать полной грудью.
А нотная папка с вытесненным на ней портретом усатого, хотя и безбородого композитора Бородина, своими тесемками давит не столько на руки, сколько на душу.
Непомерной тяжестью невозможности погонять после уроков вместе со сверстниками «в квача» ли, «в сыщики-разбойники» ли.
А самое вкусное – это совсем не шоколадка, купленная родителями в магазине «Золотой Ключик», а сорванная с самой верхушки дерева шелковицы ягода.
От которой и руки, и все лицо весело и задорно приобретают густо фиолетовую окраску.
Хорошо тем Людям – маленьким, но с большой буквы, чьи родители это понимают.
Увы, но таких – было и есть меньшинство.
Большинство же не-взрослых страдали и страдают от патологического непонимания и неуважения их взрослыми.
От – пресловутого Воспитания.
Как проявления недоверия.
Ко вполне нормальному, хотя пока что маленькому по росту и юному по возрасту Человеку.
Мнящемуся его радетелям-доброхотам недо-разумным (недоразумением?).
От всего этого, вместе взятого: не-понимания, не-уважения и не-доверия.
Коренящихся в не-умении и не-желании признавать за не-взрослым по возрасту человеком права быть Личностью.
Чрезмерное радение чадолюбивых родителей за своих детей так же губительно для детских душ, как и равнодушие.
Отсутствие внимания или же имитация внимания, или же гипертрофированное внимание к еще не-взрослым, но уже – людям равно-губительны для формирующейся в них именно в этот период чрезвычайно ранимой психики.
Ведь невнимание к маленькому по росту и юному по возрасту Человеку, исходящее от взрослых, особенно – от родителей – порождает у него ощущение своей никчемности и ненужности, «лишности» собственной Личности в этом Мире.
Избыточное же внимание, вырождающееся – при его абсолютизации – в вездесущую и во все проникающую мелочную опеку, превращает объект такого внимания в придаток к субъекту.
На шатком канате человеческой жизни над пропастью бездушия («слева») и перерадения («справа») любое подталкивание вправо или влево одинаково губительно для становящейся и развивающейся Личности.
Она катастрофически падает.
Либо – в кромешную темень пучины агрессивности и тотальной враждебности, либо – в бездну отчужденности.
В любом случае это – полет.
Но – только вниз.
Неуправляемый полет вниз называется падением.
Маленький – пока что – по своему росту и юный по возрасту Человек, называемый ребенком, – это существо чрезвычайно интуитивное.
Он очень тонко и точно чувствует, где взрослые люди проявляют к нему, его заботам, интересам и стремлениям искренний и неподдельный интерес и стремление к партнерским с ним отношениям, а где – лишь сплошные ложь, фальшь и лицемерие.
На них он отвечает, как правило, либо откровенным и неприкрытым бунтом, либо – изображением из себя сплошного воплощения покорности и послушания, на самом же деле держа при этом даже не «кукиш в кармане», а «камень за пазухой».
Чрезмерное же внимание – пусть даже самое искреннее – либо раздражает и отвращает, либо развращает и разлагает.
Любого человека.
Юного – в первую очередь.
Побуждая его либо к капризам и истерикам, либо к манерничанию, самолюбованию и самовосхищению, либо ко всему этому, вместе взятому (жутчайшая, следует заметить, смесь).
Вызывая тем самым неподдельное недоумение у воспитующих: «И откуда у нашего воспитуемого все это негодное взялось? Ведь мы же так хорошо, правильно, а главное – обильно его воспитывали??!».
Им, сердешным, и невдомек, что хорошее и правильное Воспитание – это такой же нонсенс, как прекрасная виселица или замечательная гильотина.
Вроде бы и все тут лингвистически правильно, в этих словосочетаниях, а – поди ж ты! – что-то в них режет.
По живому.
И слух, и ум, и душу.
Как будто бы все и скроено ладно да складно: брусок – к брусочку; доска – к досочке; винтик – к шпунтику; болтик – к гаечке; воспитующий – к воспитуемому; воспитуемый – к воспитующему.
Однако в результате запускания в действие всего этого благообразия по прямому его назначению получается полное безобразие.
Виселицей голова отрывается от всего остального организма, гильотиной – отрезается от тела, а Воспитанием голова воспитуемого отчуждается от его сердца.
Тысячи раз был прав Макс Вебер (см. его труд под названием «Призвание к политике»), заявляя о том, что государство есть политический институт, закрепивший за самим собой право на легитимное применение насилия.
В любом государстве с его же легкой руки право на легитимное применение насилия официально санкционируется и нормативно закрепляется не только за самим государством как политическим институтом, но и за той идейной служанкой Политики, каковая называется Идеологией.
И – за служанкой этой служанки.
Всем давно и хорошо известной.
Под именем Воспитание.
Как сказал Шарль Луи де Монтескье, «самая жестокая тирания – та, что выступает под сенью законности и под флагом справедливости» (см. его трактат «О Духе законов»).
Единственная модификация и метаморфоза, которую за последние пять тысяч лет претерпели Идеология и Воспитание как инструменты легитимного насилия над Личностью насилуемого состоит в том, что идеологическое и воспитательное физическое насилие все более стали признаваться постыдными, при полном сохранении и процветании насилия психического и интеллектуального.
Не сжигают сегодня на кострах аутодафе ни еретиков, ни ведьм, ни прочих отступников от официальной идеологической доктрины.
Не устраивают сегодня и показательных порок розгами («исключительно в целях Воспитания») непослушных школяров.
Как гневно негодуют добропорядочные обыватели, сталкиваясь с описанием действительно безобразных случаев физического (сексуального – особенно) насилия над детьми!
Но кто сказал, что насилие над психикой и над интеллектом Человека, называемого ребенком, менее деструктивно, менее опасно, менее отвратительно, чем насилие над его телом?
Тем не менее, даже в современных так называемых цивилизованных государствах, особо горячо пекущихся о соблюдении прав и свобод «человека и гражданина», законодательно закрепляется запрет на все виды насилия над телом и – лишь выборочно, в порядке исключения – на отдельные (некоторые, особо вопиющие, как-то: кликушеско-фанатичные; ханжеско-деспотичные; расистско-ксенофобские) виды насилия над душой.
В результате имеем то, что имеем.
Как пишет Алис Миллер (см. ее книгу: «Драма одаренного ребенка и поиск собственного Я»), «взрослый может творить с душой ребенка все, что ему заблагорассудится, он может обращаться с ней как со своей собственностью; точно так же тоталитарное государство поступает со своими гражданами. Но взрослый человек не так беспомощен перед государством, как младенец перед ущемляющими его права родителями. Пока мы не воспримем на чувственном уровне страдания крошечного существа, никто не обратит внимания на осуществление деспотической власти над ним, никто не ощутит весь трагизм ситуации. Все будут пытаться смягчить ее остроту, употребляя выражение: «Ну это же всего лишь дети». Но через двадцать лет эти дети станут взрослыми, и теперь уже их детям придется расплачиваться за страдания родителей в их прошлом, когда они были детьми».
Все мы «родом из детства», как сказано в одноименном кинофильме.
Оно – детство – наше достояние.
От момента первого пробуждения самосознания и – «по гробовую доску».
Оно – детство – то, что мы о нем помним.
Со всеми его трогательными восторгами.
Ведь детские восторги незабвенны и сокровенны.
Печали же и обиды имеют свойство уходить из памяти, как вода уходит в песок.
Исключения – обиды от несправедливости, нанесенной близкими родными, дорогими людьми.
Именно такие обиды воспринимаются ребенком особенно остро и болезненно.
Ребенок радостно не идет – бежит вприпрыжку! – навстречу Этому Прекрасному Миру, распахивая ему свои объятия и свою душу.
И получает в ответ… равнодушие или плевок в душу от самых близких его душе людей – вот что самое горькое и обидное.
– Мама, а почему Солнце яркое?
– Отстань! Не видишь? Мама занята!
– Мама, а давай я тебе помогу!
– Иди в свою комнату: ты запачкаешься, а маме потом стирать.
– А давай я тебе помогу постирать.
– Не морочь мне голову. Лучше пойди поиграй на пианино. Вон у тебя сколько заданий по фортепьяно. А скоро академический концерт!
– Лучше я вообще не буду ходить на музыку.
– И не думай! Мы для чего пианино купили?
– Вы купили, теперь сами на нем и играйте, на вашем пианино.
– Ах ты… неблагодарная…,…,…!
Крики.
Слезы.
Истерики.
Занавес.
В традиционных, особенно – традиционно-клерикальных сообществах со всей присущей им ортодоксией – сила Идеологии и Воспитания, их определяющее влияние на жизнь и поведение людей весьма ощутимы.
По сей день.
Однако вследствие происходящего сегодня Большого Информационного Взрыва, так дальше быть не может, и так не будет продолжаться вечно.
Как в XV-м столетии изобретение Гуттенбергом печатного станка означало конец доминирования вульгаты, позиционирующей себя в качестве аутентичного и экзархичного перевода Библии с языка оригинала, и способствовало распространению иных, более точных, а, главное, незаангажированных ее переводов (Эразма Роттердамского – на латынь и Мартина Лютера – на немецкий язык), так в начале XXI-го века массовое внедрение в повседневную жизнь все более широкой юзерской аудитории того, что называется Интернет, означило собой конец диктатуры любой Идеологии.
Как претендента на роль носителя и выразителя Абсолютной Истины.
В конечной ее инстанции.
Ведь даже при неминуемом наличии всего того «шумового фона», которым неизбежно сопровождается вхождение Интернета в нашу повседневность, роль его как средства развенчания любого сокрытия скрываемой правды постоянно усиливается.
В том числе – по отношению к любой Идеологии как служанки Политики.
Таков характер объективного процесса.
Независимо от того, нравится это кому-то или нет.
Утрата же любой Идеологией реальной перспективы стать Господствующей означает конечное прекращение ее существования как таковой – ведь никто не хочет поклоняться «неправильному богу».
Никакие косметические, реанимационные или эксгумационные меры, никакие, сверхусилия, никакие потуги, направленные на спасение никакой Системы, полностью исчерпавшей ресурс своей жизнеспособности, не в состоянии привести к ее спасению.
Конец же любой Идеологии, Идеологии как таковой, одним из своих естественных следствий имеет завершение существования любой Системы Воспитания, поскольку каждая из них является производным продуктом и порождением той или иной Идеологии, а участь последней предрешена.
И исторически, и логически.
И тут-то, нам, казалось бы, должно стать страшно.
Как же нам жить, без Воспитания-то??!
Ведь, – перефразируя приписываемую Федору Михайловичу Достоевскому фразу, якобы содержащуюся в его романе «Братья Карамазовы» («Если бога нет, то все позволено?»), – можно спросить: «Если Воспитания нет, то все дозволено?!».
Тогда что?
Полный беспорядок, хаос, и «беспредельное», «безбашенное» безобразие??
Невоспитанные обормоты шастают туда-сюда по миру, пугая окружающих своим омерзительно безобразным внешним видом и ужасающе беспорядочным внутренним содержанием?
Так, что ли?
Но ведь окружающие же тоже невоспитанные!
И что это будет?!
Страшно??
Аж жуть???
Не скажúте.
Многим было страшно и тогда, когда хоронили последнего в Стране Вождя(он же – Вождь Всех Народов): «Батюшки-светы! Как же теперь жить-то? Ведь Он был не только самым большим Другом Народа, но и гарантом Стабильности, Порядка и Благообразия!»
И что?
И – ничего.
Небо на Землю не упало.
Армагеддон не наступил.
Многие другие уже давно научились жить без предводительства вождей.
Не хуже, чем под их водительством.
И – даже лучше.
Мы же только учимся.
Научимся жить и без вождей, и без Идеологии как прислужницы политики вождей.
Вы знаете хотя бы одну Идеологию без Вождя?
Нет?
Немудрено.
Ведь такой просто нет.
Да и не было никогда.
А не будет Идеологии, не будет и ее прислужницы – Воспитания.
И без Воспитания как прислужницы прислужницы тоже научимся жить.
Как?
Достойно.
Нашему определению нас как человеков разумных.
Без ржавых гвоздей в голове.
Вбиваемых туда кувалдами Идеологии и Воспитания.
Глава XI «Mundus advenientis» – «Мир входящему»
«Новое рождается в муках, однако это отнюдь не означает, что ему не стоит рождаться».
Неизвестный автор.В каждом человеке изначально наличествует Человек.
Как цветок – в бутоне.
Как плод – в цветке.
Как зернышко – в плоде.
Как мысль – в слове.
Как дело – в мысли.
Загубить, задушить, раздавить Человека в человеке – проще простого.
Средств для этого изобретено превеликое множество.
Как сказал в своем небольшом по объему, но необъятном по смыслу эссе «Размышления о гильотине» лауреат Нобелевской премии Альбер Камю, «человечество на сегодня удосужилось изобрести тысячи способов, как убить человека, и ни одного – как его оживить».
Для убийства Человека в человеке средств изобретено никак не меньше, чем для физического умерщвления любого живого существа.
Диапазон этих средств – широчайший: от самых примитивных и – до наиболее изощренных.
Большинство из них затаилось, как хищный зверь в засаде, как мурена в расщелине среди подводных камней, внутри феномена, деликатно называемого Воспитанием.
Целью которого было есть и будет – пока оно будет – вырождение человека в существо послушное, то бишь, смиренное и безоговорочно покорное ВОЛЕ ВОСПИТУЮЩЕГО, самим же воспитующим возведенной в ранг закона.
Горе каждому проходящему, пробегающему, проплывающему в непосредственной близости от хищницкой засады: шансов на сохранение самого себе в целости и сохранности у него практически нет.
Так и с Химерой Воспитания: каждый, столкнувшийся с Ней в одиночку, по сути дела, обречен.
Не по силам отдельно взятому человеку окончательно и бесповоротно вырваться из ее когтисто-лапистых и клыкасто-пастистых «объятий», смертоносных для всего человеческого в человеке.
Тут уж не до реализации человеком внутренне присущего ему творческого потенциала, не до осуществления им его призвания, не до раскрытия всего богатства его внутреннего мира: тут как бы ноги унести от этой Химеры.
С наименьшими для своей психики потерями.
Да голову свою бы сберечь.
От тяжелой контузии Воспитанием.
Однако, если объединить силу воли, силу чувств, и силу интеллекта людей, не замороченных вымороченными причудами всевозможных модификаций Воспитания, людей, действительно стремящихся помочь и себе, и другим встать в полный рост своей Личности, то под действием этих сил Химера Воспитания непременно зачахнет.
Захиреет.
И, в конце концов, будет вынуждена уползти.
Скуля и подвывая.
С дороги человека Домой.
То есть, к самому себе как Человеку.
С дороги, поперек которой Химера Воспитания дотоле вполне комфортно располагалась.
С самого момента своего появления.
Рьяно бдившая и бдящаяя за вверенным ей объектом: массой воспитуемых.
Действовавшая, и по сей день действующая по принципу:
– Стой, стрелять буду.
– Стою.
– Стреляю.
В каждого, кто стремится идти той дорогой, что ведет человека Домой.
Домой, то есть, к самому себе.
Не к себе как к червю (об этом см. подробнее в «Энхиридионе» Эпиктета), в которого – чего уж «греха таить» – зачастую мы превращаемся, «благодаря», не в последнюю очередь, ретивой Химере Воспитания.
Не к себе в ипостаси сверхчеловека, который всех других считает слишком глупыми, чтобы быть таким коварным, как он, и слишком трусливыми, чтобы быть таким жестоким, как он (относительно этого – см. детальнее: Фридих Ницше «Так говорил Заратустра»).
К себе – значит: к Человеку как существу разумному и добродеятельному.
«Но», – глубокомысленно изречете Вы, – и продолжите: «всë это – умозрительные рассуждения, а где же в них тут практика? Что конкретно нужно делать, чтобы, отказавшись от Воспитания, пусть и несовершенного, но вполне привычного, и уже потому – приличного, – не вляпаться во что-то непривычное и совсем уж неприличное? Что?».
Что ж.
Хотите конкретно?
Хотите практически?
Извольте.
Как только Ваш ребенок начинает ходить и говорить, у Вас возникает не только и не столько законное право, сколько священная обязанность: купить билеты в кукольный театр, и вместе с Вашим ребенком посетить спектакль.
Не «сводить ребенка» – вот это как раз было бы воспитательной акцией, – а – вместе с ним сходить и вместе с ним посмотреть.
И – послушать.
И – ощутить атмосферу.
И – окунуться в нее.
С головой.
И – со всей душой.
Придти заранее.
Неспешно побродить по фойе и коридорам театра.
Среди коллекций кукол, кукольных костюмов, макетов и фрагментов декораций.
Проникнуться почти забытым детским ощущением предчувствия Сказочного Действа.
По первому же звонку, приглашающему зрителей в их – зрительный – зал, занять места «согласно купленным билетам», и, оглядевшись, с нескрываемым интересом нетерпеливо приступить к ожиданию Чуда.
Оно непременно произойдет.
Как и в жизни.
Только, как и в жизни, придется настроиться на его зачарованную «волну», чтобы суметь и услышать его шаги, и увидеть его образ, и почувствовать его трепетное дыхание.
Входящее в гармонический резонанс с движением Вашей души.
Наконец, свет в зале плавно гаснет, и – вот оно, – Чудо!
Вот оно, – Волшебство!
В действии!
Как по мановению волшебной палочки, вознесшейся и опустившейся вместе со взмахом рук дирижера, пространство действия раздвигается.
Разрастаясь до размеров зрительного зала.
Охватывая собой всех присутствующих в нем.
И – превращая каждого из них в сопереживателя и содействователя.
Здесь – все по-настоящему.
Зло – по-настоящему.
Добро – тоже по-настоящему.
Страсти – аж кипят и бурлят.
Пронизывая своим кипением и бурлением каждого.
«С головы до пят».
Маленькие по росту и весу, юные по возрасту, но, как никакие другие, – настоящие! – Люди, переживают за Добро.
Противостоящее, противодействующее и противоборствующее Злу – по самому настоящему!
То есть, от всей души.
Вовлекая пришедших с ними взрослых в пучину клокочущих страстей сопереживания и содействия.
Бурно проявляя полную готовность вскочить со своих мест и выскочить – прямо к героям действа, и защитить их от коварных козней злодеев.
Стремясь – изо всех сил – показать последним, «где раки зимуют».
Знать бы только, где это.
Спасибо всем не-взрослым, присутствующим в зале.
За Чудо Преображения.
И – Исцеления.
Взрослых.
Поголовно искалеченных – кто больше, кто – меньше – бездушными жерновами житейских неурядиц, мелочных дрязг и изматывающих душу, изощренных интриг и козней.
То, что с Вами происходит на спектакле кукольного театра – благодаря содействию Вашего ребенка и его соратников – «плюс – минус» равных ему по возрасту – в неистовой борьбе против Зла за торжество Добра, не является катарсисом.
То есть, это не «очищение души через страдание», а просветление ее.
Через «высшую роскошь, доступную человеку, – роскошь человеческого общения» (см.: Антуан де Сент-Экзюпери, «Планета (Земля) людей», принципиально отличающаяся от «Планеты обезьян» Пьера Буля).
Человеческого – значит наполненного взаимным уважением и обоюдным стремлением к взаимопониманию.
Ведь единственным видом обмена, при котором может происходить приращение суммы взаимообмениваемых ценностей, действительно есть человеческое общение как взаимообогащение людей мыслями и чувствами.
«Если», – как любил говаривать лауреат Нобелевской премии Бернард Шоу (см. его «Афоризмы»), – «у Вас есть одно яблоко, и у меня есть одно яблоко, и мы с Вами ими обменялись, то у Вас останется одно яблоко, и у меня – одно яблоко, но если у Вас есть одна идея, и у меня есть одна идея, то при обмене ими у Вас оказывается уже две идеи, и у меня – две».
Сэр Бернард Шоу сказал правду, но – не всю.
На самом деле удвоением числа идей у каждого из двух обменивающихся ними, процесс наращивания ценностей далеко не ограничивается.
Ведь из чуда «соития» идеи № 1, имеющейся у одного из обменивающихся, с идеей № 2, наличествующей у другого, у первого рождается – с большой степенью вероятности – идея № 3, а у второго – идея № 4, при обмене которыми – совершенно верно, Вы догадались! – первый разрешается от бремени своей «интеллектуальной беременности» идеей № 5, а второй – идеей № 6.
То есть, возникает цепная реакция бесконечного рождения новых идей.
Являющихся – по определению академика Павла Васильевича Копнина (см. его труд под названием «Идея как форма мышления»), – синтезом объективного знания и субъективной цели.
Однако при подлинно человеческом общении, свободном от вранья и зависти, сплетен и пересуд, шкурничества и демагогии, возникает приращение не только мысли, но и чувства.
Настоящего.
Подлинного.
Человечного.
Так, сразу же после окончания спектакля, Вы с Вашим ребенком вовлекаетесь в чрезвычайно увлекательный процесс обмена впечатлениями.
Идя с ним по тротуару, Вы оба будете постоянно натыкаться на прохожих, вызывая у них острое чувство недоумения: «И о чем это так взаимоувлеченно могут разговаривать между собой взрослый и ребенок?».
Бедные, бедные прохожие!
Им и невдомек, что на их глазах общаются между собой не две полярности: полновзрослая, половозрелая особь, и – человекоподобная козявка, а два Человека.
Каждому из которых есть что рассказать друг другу, и есть чем поделиться друг с другом в этом разговоре: «А ты помнишь, как…?», – «А ты обратил внимание, как…?», – «А ты заметила, как…?».
Как отметил все тот же неизбывный Пушкин А.С. в одном из писем своему брату Льву, «что за прелесть, эти сказки! Каждая есть поэма!».
Если взрослые сегодня жалуются на то, что современных детей просто невозможно заставить читать книги, то с ними просто необходимо немедленно согласиться: и с этими взрослыми, и с этими детьми.
То есть, заставить-то можно, только ничего толкового от такого заставляния не будет.
Одна только аллергия.
На чтение.
Читаемого.
Не только в данный момент, а вообще.
Вы этого хотели?
Если – «да», то Вы своего добились.
Хотя весьма сомнительно, чтобы Вы добивались именно этого.
Если же – «нет», то нет пределов Вашему огорчению: ведь Вы же хотели как лучше, а получилось, как всегда, «как всегда».
«А почему же так получилось?», – в состоянии крайней своей расстроенности спросите Вы.
А потому, что нет никакого смысла заставлять детей читать.
И – приносить детям книжки тоже бессмысленно.
Толку от такого заставляния-приношения – никакого.
Получится только один сплошной эмоционально-ментальный диатез.
Как и от приучения детей читать книжки.
Приучить читать, – тем более, – книги, то есть добиться того, чтобы человек это делал по привычке, «на автомате», не задумываясь, точно так же, как, например, мыть руки перед едой, или же, уходя, гасить свет, – невозможно.
Да и не нужно.
Ведь книги пишутся не для того, чтобы их читали, не задумываясь.
По крайней мере, те, что стоит читать.
Хотите, чтобы Ваш ребенок читал «книги – источник знания»?
Конечно же, хотите, разве может быть иначе?
В таком случае – избавьте себя от весьма распространенной и навязчивой иллюзии, что «книга – источник знаний».
Пóлноте!
Единственный источник и знаний, и пониманий – это жизнь.
Во всей полнотé своих проявлений.
Книга же – есть проводник «к» и путеводитель «по» этому источнику.
Можно бродить и блуждать по протокам и притокам Реки Жизни самостоятельно, постоянно натыкаясь на подводные корчи и коряги.
А можно – с гидом.
И, как говорится, почувствуйте, разницу.
Да, конечно, ни одна, даже самая размудрейшая книга не станет в жизни Универсальным Абсолютным Гидом, ведь каждый проводник может оказать свою действенную помощь лишь на более или менее ограниченном участке жизненного пути.
Искать и находить гида, нужного для именно данного ареала жизненных обстоятельств, условий и проблем – в этом и состоит смысл чтения книг, а не в том ни к чему никого не обязывающем времяпрепровождении, о котором в своих «Пестрых письмах» Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин высказался вполне недвусмысленно: «…литератор пописывает, читатель почитывает».
Путешествуя по Реке Жизни – от одного ее притока к другому, от него – к третьему, и так – на всем протяжении реальной длительности своего пребывания в этом Мире, человек совершает свое беспредельное по глубине проникновения в сущность происходящего индивидуальное странствие.
Опираясь на помощь опытных гидов – книг – «хороших и разных».
Черпая из них не только и не столько знания о происходившем и происходящем, но и – что неизмеримо важнее и существеннее – понимание происходившего и происходящего, производными от которого становятся и предвидение, и моделирование, и конструирование будущего.
Настолько же точные, эффективные и действенные, насколько глубоким оказывается понимание.
От знания – к пониманию, и от него – к действованию – таков действительный путь Человека Разумного и Доброде ятельного, формирующего себя с помощью – не в последнюю очередь – именно книг.
В отличие от тех троп, что уводят человека в формализованные и алгоритмизированные дебри Виртуального Мира компьютерных «бродилок» и «стрелялок».
Как не-взрослого человека отучить и отлучить от компьютерных бродилок-стрелялок и приобщить к чтению книг?
Да никак.
«А как же тогда быть?!», – обязательно воскликнете Вы, – ведь Вас точно не устраивает такая безнадежная ситуация, не так ли?
Конечно.
Однако сложившаяся ситуация хотя и критическая, но отнюдь не безнадежная.
Для ее разбезнадеживания требуется не так уж много: сделать так, чтобы Вашему ребенку самому захотелось читать книги.
Заставить захотеть – все равно, что заставить полюбить: затея совершенно абсурдная, ведь любить или не-любить – дело сугубо добровольное.
Да, конечно, когда-то люди и женились и выходили замуж по принципу: «Адам, вот тебе Ева, выбирай себе жену».
А далее следовало наставление: «стерпится – слюбится».
Сегодня, как никогда ранее, и вышеозначенный принцип, и вышеупомянутое наставление выглядят для современного человека не просто анахронизмами, а какой-то пещерной дикостью.
Практически во всем.
Как никогда ранее, сегодня для человека время жить – это время выбирать.
Даже, как говорит Уильям Джеймс, «когда необходимо сделать выбор, а Вы его не делаете, это тоже выбор» (см. его «Прагматизм: новое название для некоторых старых методов мышления: Популярные лекции по философии»).
Это – общее правило.
Ваш ребенок – не исключение из него.
У него тоже есть право выбора: играть на игровой приставке или читать книжки.
Как говорится, вольному – воля.
Помешать этому выбору Вы не в силах.
Разве только, что откажете Вы своему ребенку в покупке игровой приставки.
Но тогда неминуемо последует трудноостановимый скандал: «Как это?!
У всех есть, а у меня – нет??!».
Вам скандал нужен?
Естественно, нет.
Так купúте своему ребенку эту злосчастную игрушку.
Но – в тот же час – как бы ненароком, скажите ему, что покупать ее Вы поедете вместе с ним.
Туда, где – опять-таки, вместе с ним – будете выбирать и игрушку – ему, и книжку – в подарок прадедушке на день его рождения: он обожает военную мемуаристику.
Сказано – сделано.
И вот Вы с Вашим ребенком уже едете в магазин.
Большой.
Такой, где продаются и разные книжки, и всевозможные компьютерные приставки.
Сначала, конечно же – к приставкам.
Выбирали – выбирали, наконец – уфф! – таки выбрали.
Теперь можно и к книжкам.
Хотя в этот отдел Вашему ребенку тащиться ну совсем уж не хочется, он, тем не менее, не протестует.
Ведь он помнит про Ваш с ним уговор, а настоящие мужчины, пусть даже четырех-пяти лет от роду, свое слово держат крепко.
Это потом, во взрослом возрасте, они становятся настоящими хозяевами своего слова: захотел – дал слово; захотел – забрал его обратно – ну чем не хозяин?!
Да, дескать, он пообещал.
Но он же не пообещал, что он выполнит свои обещания!
Значит, никаких к нему претензий быть не может.
Такова – в чистом виде – грязная логика взрослого, которому обмануть ребенка – как два пальца, к примеру, растопырить.
Ведь это же – только для маленьких: «Уговор дороже денег».
У большúх, как правило, – совсем другое отношение.
И к уговору, и – к деньгам.
Маленькие, как правило, стремятся чтить уговоры с большúми по-взрослому (так и тянуло сказать: по-большому).
До тех пор, пока сами взрослые своими действиями или бездействиями не начнут доказывать того, что они не достойны того, чтобы уговоры с ними чтили.
Пока с Вашей стороны ничего подобного допущено не было, Ваш ребенок, вздохнув украдкой (ведь так хочется поскорее заняться вплотную своей(!) компьютерной приставкой!), побрел за Вами в «книжный отдел».
Вот тут-то Вы, как будто невзначай, оброняете: «Пока я тут выберу книжку, интересную моему дедушке, а твоему – прадедушке, можешь посмотреть вон на том прилавке книжки поярче».
И – все.
И – никаких комментариев.
И – никаких наставлений.
И – никаких поучений.
Вообще – никаких больше слов.
Вы свое дело сделали.
Дальше дело – за Вашим «пацаном»/«девчушкой».
За его/ее любопытством, его/ее любознательностью, за его/ее интересом.
Как сказал пра-прадедушка многих современных умностей Карл Маркс, «всякая идея всегда посрамляла себя, как только она становилась оторванной от интереса» (см. его «Дебаты о свободе печати»).
Среди всего того многоцветья книгопечатной продукции для «дошкольного и младшего школьного возраста», которым пестрят сегодня книжные раскладки, просто невозможно, чтобы глаз Вашего ребенка не остановился на чем-то.
Тут-то Вам и глядеть во все глаза, а, углядев, на какую из книг положил глаз Ваш ребенок, взять ее в руки, полистать и, увидев подходящую картинку, воскликнуть: «Глянь-ка! Это как раз про то, про что мы смотрели в кукольном театре!».
И, что самое интересное, это не будет неправдой.
Потому что все детские книги – про то же, про что все детские кукольные спектакли: про Добро и Зло, и про то, как Добро – в трудной борьбе, но – обязательно побеждает Зло.
Как Вы уже догадались, дальнейшая судьба книги, побывавшей уже в руках у Вашего ребенка, предрешена: она поедет домой.
Вместе с вами.
Обоими.
И не Вы ее понесете.
А понесет ее с собой тот, для кого она написана, и для кого она приобретена.
Тот, кому она пришлась по сердцу.
Можете быть уверены: книжку, которую Ваш ребенок сам выбрал и сам принес домой, он обязательно захочет сам прочитать.
Вам доведется лишь чуточку помочь ему в этом («Давай так: я прочитаю вслух вот столько, а потом ты – вот столечко, потом – опять я, а потом – снова ты. Согласен?»).
Ну, конечно же, Ваш ребенок будет согласен, ведь он все время стремится именно к этому: «Я сам!», – только взрослые постоянно мешают ему в этом.
А тут – наоборот – помогают!
И от этого приятно и радостно на душе становится всем.
Писателю – оттого, что его книжки читают.
Издателю – оттого, что их покупают.
Ребенку – оттого, что ему интересно читать то, что он читает.
Вам – оттого, что все так удачно сложилось.
Проявили ли Вы при этом хитрость и изворотливость?
Отнюдь, ведь эти две дамы сомнительного достоинства – лишь протезы Мудрости, а в данном случае то, что Вы проявили своими действиями, как раз и явилось Мудростью.
В ее эффективном действовании.
Мудростью как способностью понимать трудное (см.: Аристотель, «Политика»).
И – действовать.
В полном соответствии с подлинным пониманием.
Трудного к пониманию.
Заставить, обязать, принудить человека быть мудрым невозможно.
Любая Система Воспитания тут бессильна.
Да и ни к чему ей это.
Ведь она озабочена совсем другим: принуждением к повиновению, а не приобщением к пониманию.
Мудрость же взрослого Человека в его отношении к не-взрослому Человеку заключается в том, чтобы помочь человеку в его стремлении реализовать присущую ему способность быть Человеком.
То есть, тем, кто делает свой собственный выбор с учетом накопленной всеми предшествующими поколениями людей Мудрости и Добродеятельности.
Ведь все, что делалось до нас, делалось для нас.
И хорошее, и плохое.
Хорошее – для того, чтобы мы смогли его впитывать, им проникаться, и, преобразовывая его в себе и через себя, на основе его формировать свои собственные мысли, воплощающиеся в свои собственные действия по сохранению, продолжению и преумножению действительно ценного.
И притом – ценимого.
По-достоинству.
Плохое – с тем, чтобы его отторжение и его отвращение трансформировать в свои собственные мысли и в свои собственные действия по его преодолению и предотвращению его впредь.
При этом вся кажущаяся расплывчатость критериев отличия «хорошего» от «плохого» улетучивается в одночасье.
Как только – вслед за Бенедиктом Спинозой – признать, что подход к понятиям «Добро» и «Зло» правомерен только «с точки зрения Вечности» (см.: Б.Спиноза «Этика»), и определить Добро как ответственность перед Вечностью, а Зло – как попытку Ее обмануть (см. об этом подробнее: Борис Поломошнов, Егор Поломошнов «Между Добром и Злом»).
Мы-то с Вами понимаем, конечно же, что Вечность сама по себе не станет разбираться с нами: у нее и без нас дел – полно.
Полномочными представителями Вечности в деле оценки сделанного (как синтеза совершëнного и наделанного) нами выступают наши потомки.
Они-то и разберутся: что нами было сделано не-так, а что – так.
Как надо.
А как, собственно говоря, надо, чтобы было, как надо?
Смутно догадываемся, что, скорее всего, одним посещением кукольного театра, пусть даже Вы с Вашим ребенком сходили на самый лучший спектакль, и покупкой одной книжки, пусть даже самого талантливого автора, Вам не удастся, что называется, «закрыть вопрос».
Раз уж Вы взялись рождать детей, то извольте обеспечить их нормальное, то есть, человеческое развитие.
Через приобщение Вашего ребенка ко всему тому богатству человеческого духа, что было накоплено людьми, жившими и творившими до нас.
Все театры, кинотеатры, муз/театры, не говоря уже про ТЮЗы, все парки, зоопарки, гидропарки, «луна-парки», все храмы, музеи и планетарии – все это, благодаря Вам, должно стать достоянием внимания Вашего ребенка.
Сегодня – одно, завтра – другое, послезавтра – третье.
Что?
Тяжело?
А как Вы думали?
Конечно, тяжело.
Куда как тяжелее, чем посадить ребенка на стул перед собой, и голосом, преисполненным переизбыточного пафоса, занудливо рассказывать ему, чего ему «низзя».
И пусть не расстраивают и не огорчают Вас кажущиеся Вам Ваши неудачи в Ваших совместных с Вашим ребенком, и – по совместительству – Вашим другом – походах.
Все возможные при этом «неудачи» лишь на первый взгляд представляются таковыми.
Ну и что, что в ответ на Ваш вопрос, заданный Вами Вашему ребенку о том, понравилось ли ему только что посещенное представление либо ТЮЗа, либо детского музыкального театра, он – Ваш ребенок бодро ответит: «Да, буфет был хороший!»?
Вполне нормальный ответ.
Вполне нормального человека, да при том еще – весьма деликатного.
Ведь он не хотел Вас впрямую огорчать своим резко негативным ответом, что, дескать, это было не представление, а полная ерунда и сплошное занудство.
Он лишь достаточно прозрачно и вполне интеллигентно намекнул на то обстоятельство, что либо репертуарный выбор был сделан Вами не совсем удачно, либо этот сценический жанр ему не по душе, быть может – пока.
Тем не менее, он дал Вам понять, что им оценено по достоинству Ваше старание приобщить его еще и к такому, доселе неведомому ему и неизведанному им проявлению лицедейства, и что он, Ваш ребенок, по-прежнему открыт к продолжению совместных экспериментов в этой области.
Чего лучшего Вы могли бы еще ожидать и пожелать?
Чтобы он все это сказал именно такими словами?
Извините, но таких слов пока еще нет в лексиконе Вашего ребенка.
Они, такие слова, к нему еще придут, а вот его отношение к Вам и к Вашему отношению к нему уже пришло.
И это отношение называется: благодарность.
Или же, если угодно: признательность.
То есть, то самое ценное, что только может возникнуть в отношениях между людьми.
Она, – эта самая благодарность-признательность, если она искренняя, способна творить невиданные и неслыханные чудеса.
В ней, как ни в чем другом, сконцентрирована и взаимная симпатия, и взаимоуважение, и взаимопонимание, и настоящая крепкая дружба.
Не утрачивая присущего Вам оптимизма, поддерживаемого Вашим ребенком, Вы продолжаете предлагать ему все новые и новые походы.
За открытиями.
Зоопарк, цирк, всевозможные аттракционы – это все, безусловно, входит в обязательную программу посещений, вызывающих у Вашего ребенка более или менее предсказуемые впечатления.
Однако такой стандартной программой Вы – совершенно справедливо – решаете не замыкаться.
А поcему Вы совершаете вместе с Вашим ребенком паломничество по церквам, храмам и соборам, не ограничиваясь при этом культовыми сооружениями какой-либо одной определенной религиозной конфессии.
Ведь каждое из них – будь то кирха или мечеть, синагога или костел, буддийский храм или православный собор – есть квинтэссенция той или иной, достаточно древней и весьма почитаемой множеством людей культуры.
Вам даже не приходится объяснять своему ребенку правила поведения в таких сооружениях: как человек интуитивный и способный, в том числе, проникаться духом окружающей его атмосферы, ребенок, глядя на поведение других, достаточно быстро догадывается о том, как именно ему следует вести себя в ней.
Доверьтесь и этой способности своего ребенка, и его интуиции, и у Вас сама по себе отпадет мучительная необходимость одергивать, поучать и наставлять его правилам хорошего тона, соответствующим духу времени и места.
Лишь вполголоса, если не полушепотом, Вы можете только постараться обратить его внимание на ту или иную особенность настенной или купольной росписи, на тот или иной витраж либо орнамент.
Не спрашивайте его о его впечатлениях: если Ваш ребенок сочтет нужным, он ими с Вами поделится.
Если нет, то – нет.
Все его впечатления обязательно проявятся.
И – выразятся.
В его вопросах.
Обращенных именно к Вам.
А к кому же еще?
Ваша задача – быть к ним готовым.
Даже – к самым неожиданным.
И – неудобным.
Для ответа.
Как на них отвечать – дело Вашего интеллекта.
И – такта.
Не знаете, как ответить – не изгаляйтесь, не изворачивайтесь, как червяк на рыболовном крючке, а просто предложите: «Давай подумаем вместе».
Не бойтесь: таким ответом Вы не только не урóните свой авторитет в глазах своего ребенка, но вызовете в них блеск искренней благодарности.
За доверие и уважение.
Проявленные Вами.
И к его мыслительным способностям, и к его мнению.
Если Вам – вместе с Вашим ребенком – для ответа на поставленный им вопрос недостает необходимой информации, можете предложить ему заглянуть вместе с Вами в имеющиеся в Вашем распоряжении энциклопедические издания.
И (или) – в Интернет.
Найденное же там непременно даст вам обоим и необходимую почву для последующих умозаключений, и дополнительный импульс для поиска искомого ответа на интересующий вас обоих вопрос.
Было бы просто замечательно, если бы визуальные впечатления Вашего ребенка от посещения культовых сооружений дополнились бы еще и сопутствующими слуховыми.
Будь то органная музыка или хоровое церковное песнопение.
Единственное, чего при этом следовало бы избегать, так это – толпы.
В любых своих проявлениях она – то, во что любой ребенок – инстинктивно ли, интуитивно ли – избегает быть вовлеченным, испытывая в ней неизбывное и неодолимое ощущение опасности и чувство страха.
По-видимому, не зря (см. фото ниже).
И где здесь, позвольте Вас спросить, Вы найдете место Вашему ребенку?
Не будем же испытывать судьбу, и делать ребенка заложником состояния толпы.
Тем более – состоящей из многочисленных здоровенных «дяденек» и глубоко озабоченных чем-то «тетенек».
Ведь до сих пор еще никто не только не опроверг, но даже не поставил публично под сомнение сказанного Гюставом Лебоном в его работе «Психология толп» и – в несколько иной интерпретации – Габриэлем Тардом – в его трактате под названием «Мнение и толпа» – относительно того, что уровень интеллекта любой толпы всегда соответствовал не среднему изо всех людей, составляющих эту толпу, а – IQ «самого тупого среди них» (цитата из «Психологии толп»).
Хотите все же рискнуть и вовлечь своего ребенка в ту или иную толпу?
Ведь «риск – благородное дело» (см.: восьмая часть трактата под названием «Трумот», содержащегося в Талмуде), не так ли?
Так.
Конечно же, так.
Если рискуешь ради праведного дела.
И – только исключительно собой.
А не другим.
Тем более – ребенком.
Хотите поглазеть – глазейте.
Хотите поучаствовать – участвуйте.
Хотите испытать острые ощущения – флаг Вам в руки.
Но – сами.
Оставьте Вашего ребенка, да, собственно, и любого Другого вне сферы действия Ваших авантюр.
«Не навреди!», – вспомним завещанное.
Гиппократом.
Для нас для всех.
Не водите, папы-мамы, деток в Африку гулять.
В Африке, как известно, акулы, в Африке – гориллы, в Африке большие злые крокодилы, будут вас кусать, бить и обижать (см. подробнее: «Бармалей» Корнея Ивановича Чуковского).
Сами – если хотите – ходите.
Это – дело Вашего вкуса и Ваших наклонностей.
Но своего ребенка не пытайтесь превращать в объект риска: рискованные занятия он и сам для себя найдет.
Безо всякой Вашей помощи.
Будьте уверены.
Лучше помогите ему в чем-то человеческом.
Можете помочь делом – помогайте.
И да помогут Вам в этом деле все наличествующие в Вашем городе и за его пределами выставки, музеи и планетарии, да и просто сто ящие под открытым небом памятники: истории ли; архитектуры ли; того и другого вместе ли.
И ведь-таки помогут.
Обязательно.
Не обязательно сразу.
Сходили Вы с Вашим ребенком в Природоведческий музей: один; второй; третий?
Сходили.
Посмотрели на бивни мамонта и скелет динозавра?
Посмотрели?
Ну, и как?
Да никак.
Да, занимательно.
Да, познавательно.
Но – не увлекательно.
Не впечатлило это.
Вашего ребенка.
Почему-то.
Почему?
Он и сам не знает.
Просто там ему скучно.
Ну, скучно так скучно – пошли дальше.
В музей театра, например.
Эффект – тот же.
На выставку картин художника-футуриста N сходили.
Аналогично.
Зашли в кафе, поели мороженого – значительно интереснее: там, в центре зала, стоúт огромный аквариум с настоящими живыми пираньями – вот это – да!
Красотища!
Экзотища!
Как будто во время путешествия по дикой Амазонии в гости к путешественникам заглянул добрейший волшебник и прихватил с собой для них разноцветного и разновкусного мороженого.
Все хорошо?
Вроде бы как бы так, но…
Но гложет Вас червь сомнения: неужели же у Вашего ребенка не вызывает интереса ничего, кроме кукольного театра, разноцветного мороженого и – постольку-поскольку – рыбок-пираний, да и то лишь после Вашего умопомрачительного рассказа про них?
Не хотелось бы в это верить, не правда ли?
Конечно же, правда!
Не верите Вы в это?
И правильно делаете.
Вы свое дело продолжаете, не обращая внимания на врéменные относительные неудачи.
Не давая поглотить себя без остатка ни огорчению ни, тем более, отчаянию.
И – в результате Вашего неиссякаемого оптимизма – Вас непременно ожидает удача.
Которая, как известно, сопутствует настойчивым.
В ее достижении.
Так и в Вашем случае: Вы еще не успели, не только сходить с Вашим ребенком в планетарий – после посещения Исторического музея, – но даже и запланировать такую межзвездную экскурсию, как уже в этом самом музее произошло чудо из чудес: Ваш ребенок натолкнулся на такой зал, из которого его ни вытащить, ни вытолкнуть оказалось невозможно.
Он сначала уставился, глядя, как завороженный, на доспехи конного рыцаря – с плюмажем на шлеме и декоративными крыльями за спиной.
Затем стал мелкими перебежками, на полусогнутых ногах, как охотник, выслеживающий дичь, перемещаться.
От стенда к стенду.
В каждом из которых, застекленные, экспонируются различные разнообразности рыцарского одеяния и снаряжения.
Все.
Дальше уже никто никуда не идет.
До самого закрытия музея.
Вытаскивайте своего ребенка из этого зала, не-вытаскивайте – все равно он будет возвращаться туда снова и снова.
Разглядывая и запоминая каждую интересующую его деталь, которая для него самого – далеко не мелочь.
И когда, (наконец-то! – для Вас), прозвенит звонок, возвещающий о том, что для посетителей музея время его работы истекло, первое, что спросит у Вас Ваш ребенок, будет: «А когда мы снова сюда придем?».
И придется Вам отвечать, что в следующие выходные.
Поскольку никакие другие ответы, относящиеся к более отдаленному будущему, не будут ни восприняты им, ни, тем более, приняты им как должное.
Только – тютелька-в-тютельку – в следующую субботу.
И – не днем позже.
Об ином не может быть и речи.
Конечно, Вашему ребенку хотелось бы раньше.
Значительно раньше.
Лучше – завтра.
А еще лучше – завтра с утра.
Но он понимает: завтра понедельник.
Для музея это – выходной.
Значит, доживем до послепонедельника.
И – до послевторника.
И т. д.
Аж до субботы.
А вот в субботу-то Ваш ребенок и отыграется за все предыдущие дни недели.
В том зале, к которому в прошлый раз у него возник столь жгучий интерес, он вновь ощутит себя Крылатым Рыцарем.
Как говорится, «без страха и упрека» (в оригинале – «Le Chevalier suns peur et sans reproche» – звание, которое король Франции Франциск I пожаловал известному французскому рыцарю Пьеру де Террайлю Баярду (1476–1524), прославившемуся своими разнообразными подвигами в многочисленных битвах).
И вновь он вообразит себя Благородным Рыцарем, готовым и способным защитить от любых происков каких угодно злобствующих злодеев каждого, кто нуждается в такой защите.
За что каждый защищаемый им будет непременно испытывать к нему чувства благодарности, признательности и восхищения.
На сей раз Ваш будущий Благородный и Героический Рыцарь уже взял с собой что-то пишущее и что-то, на чем можно и писать, и рисовать.
Сосредоточено бормоча что-то себе под свой пока еще совсем не рыцарский носик, он – в меру своих художественных возможностей – пытается что-то изобразить на прихваченной из дому бумажке.
Не следует мешать ему в этом деле.
И отвлекать его тоже не стоит.
И тормошить, и теребить – тоже.
Лучше – порадуйтесь.
И за него, и – за себя.
За то, что на сей раз не Вам приходится отвечать на поток спонтанно возникающих у Вашего ребенка непредсказуемых вопросов.
Все, что ему нужно разглядеть и увидеть, он сам разглядит и увидит.
Что недоразглядит и недоувидит, то дофантазирует.
Единственное, что имеет смысл Вам сказать своему ребенку в сложившейся ситуации, так это: «Ты знаешь, а я на днях видел в книжном магазине книгу как раз про таких рыцарей».
Все.
Дальнейший ваш совместный маршрут на сегодня предопределен.
И пусть мамин борщ дома стынет: холодный он еще вкуснее.
И, возвращаясь домой, теперь уже не только с новыми впечатлениями, но и с новой Книгой, Ваш ребенок – на самом подходе к «парадному» – скажет Вам: «Ты иди, а я – сейчас приду. Книгу возьми. Смотри, не потеряй».
И, действительно, скоро он пришел.
И – не с пустыми руками.
А – с грязными.
От свежедобытой невесть где ржавой-прержавой проволоки («Папа, мама, не смотрите, что она такая ржавая: я сейчас ее быстренько зачищу наждачкой, и будет она блестеть лучше новой! Ну, конечно же, проволока, не наждачка же!»).
А потом, зачистив, как и обещал, свое проволочное сокровище, попросит у папы пассатижи и аккуратно нарежет ими кусочки проволоки разновеликой длины, которую определять будет по одному ему вéдомому принципу.
Что это?
Неизвестное проявление известного принципа: «Чем бы дитя ни тешилось,…»?
Не скажúте.
Тут все продумано.
До малейших деталей.
Вот из этого кусочка проволоки – видите? – того, что подлиннее, – конструируется скелет туловища.
Почти подлинный.
А из этих четырех – тех, что поменьше, – «костяк» рук и ног.
А теперь все это между собой увязывается – сообразно замыслу творителя сего творения – и облепливается – в нужных пропорциях – пластилином.
И сверху на все это сооружение водружается что?
Совершенно верно: пластилиновая голова.
Что это?
Абстрактные «палка, палка, огуречик, получился человечек»?
Ничегошеньки подобного.
Никакой это не абстрактный «человечек», а вполне конкретный рыцарь.
Только недоделанный.
Пока что.
А для того, чтобы его доделать, потребуется:
– во-первых, вырезать из фольги, в которую иногда заворачивают шоколадные конфеты, латы, как у всамделишных рыцарей, и укрепить их на пластилиновой основе;
– во-вторых, выстругать из палочек всевозможные виды оружия и покрасить их «серебряной» краской, и, наконец;
– в третьих, – самое главное! – сделать – с применением тончайших перышек – крылья, как у тех крылатых гусар, чьи доспехи демонстрируются в музее (см. репродукцию ниже).
«Атака гусарии». Александр Осипович Орловский. Масло, холст, начало XIX века
Пока Ваш ребенок увлеченно занимался всеми этими важными делами, под окнами вашей квартиры собралась ватага его друзей-приятелей.
Они пришли с чрезвычайно соблазнительными предложениями, от которых до сих пор Ваш ребенок просто не мог отказываться.
Сегодня же – совсем другое дело: «Извините, парни, но я чрезвычайно занят. Хотите – заходите, поглядите – чем. Не хотите – приходите в другой раз. Вольному, как говорится, воля».
И пошли они, «солнцем палимые», по своему обыкновению, «валять дурака», и так же привычно, как обычно, «бить баклуши».
В отличие от Вашего ребенка, которому эти занятия уже перестали быть интересными.
Как оказалось.
Потому что с ним произошло Чудо.
Дивное.
К нему пришло увлечение!
И стал он теперь тем, кого смело можно назвать: «Homo Aduncum» – «Человек Увлеченный».
Станет ли это его увлечение Увлечением на всю оставшуюся жизнь?
Не факт.
На протяжении жизни Человека его увлечения могут преобразовываться из одного в другое, могут сменять друг друга.
И – «Да будет так!» («Let it Be!»), – как утверждается в широко известной песне не менее известной «ливерпульской четверки».
Приходя и уходя, изменяясь и сменяя друг друга, увлечения оставляют по себе не только и не столько ностальгическую память о приходящем и уходящем, сколько – главное! – неугасимое состояние увлеченности, – «закономерно затухающей и закономерно разгорающейся вновь» (словосочетание, взятое в кавычки, заимствовано у Гераклита Эфесского Темного, первым его применившего, хотя и по совсем другому поводу).
Откроется ли в этом увлечении то, что принято называть Призванием?
Совершенно не обязательно.
Обязательно лишь состояние увлеченности, без которого не пробьет человек свой собственный тоннель – сквозь громадину-гору всего наносного, не-необходимого, второ-третье-n-степенного – и к открытию своего Подлинного Призвания, и к раскрытию своей собственной Творческой Сущности.
То есть, это состояние является условием необходимым, хотя и не достаточным для такого рода открытия-раскрытия.
Ведь увлечения же бывают разные: и прекрасные, и безобразные.
И наинизменнейшие, и наивозвышеннейшие.
Начиная от азартных игр, и до…
А вот «до»-то, как раз, и нет.
Как нет пределов полету ни человеческой мысли, ни человеческой фантазии.
Горе зациклившимся на примитивном!
И обделившим тем самым себя во всем, что примитивным не есть.
И для «дитяти» – горе горемычное, и для всех, его окружающих, тоже.
Дабы избежать сего горя, требуется всего-то ничего: предложить нечто, более интересное и увлекательное, нежели примитивное.
Что это будет?
Заранее не знает никто.
Ни родители своего ребенка, ни он сам.
Пока не попробует.
Как говорится:
– Вы играете на саксофоне (ксилофоне, граммофоне, и т. п.)?
– Не знаю, не пробовал.
Пусть попробует.
Может быть, понравится.
Не понравится – предлагайте другое.
Чем шире диапазон предложений, тем больше шансов, что среди них найдется созвучное с его призванием.
Вступающее с ним в резонанс.
Не предлагайте лишь несовместимого.
Ни с природой, ни с сущностью Человека – разумного и добродеятельного.
По его определению и по его предназначению в этом Мире.
И несопоставимого с анатомо-морфологическими и психомоторными особенностями Вашего ребенка ему не предлагайте.
Например, если он/она достаточно рослый/рослая по отношению к своим сверстниками, не пытайтесь его/ее приобщить к занятиям в секции спортивной гимнастики или акробатики, или – прыжков на лыжах с трамплина.
И – наоборот.
Если Ваш ребенок маленького роста, то не стоит стремиться его увлечь занятиями баскетболом: по большому счету толку не будет никакого, а поводов для серьезных огорчений появится в избытке.
Тут мы с Вами не изобретаем никакого велосипеда, давно уже изобретенного до нас и без нас.
Но – и для нас.
Мы лишь фиксируем этот «велосипед» в своем сознании и «примеряем» его к Вашему ребенку.
Удачно подобранный велосипед – как в прямом, так и в переносном смысле этого слова – дает два удовольствия в одном: и удовольствие, и пользу.
Такую, что от нее тоже получается удовольствие.
Пусть не сразу.
Пусть через пот и слезы.
Ведь от слез неудачи до слез радости – всего один шаг.
Правда, это очень длительный и решительный шаг.
От пессимизма – к оптимизму.
Помогайте Вашему ребенку учиться оптимизму.
Ведь оптимизм, – как любил говаривать сэр Уи́нстон Леона́рд Спе́нсер-Че́рчилль, – есть движение от неудачи к неудаче без потери энтузиазма.
Помогайте, но не злоупотребляйте.
Ни своей помощью, ни достигнутым оптимизмом Вашего ребенка.
Не эксплуатируйте оптимизм ребенка.
Не вселяйте в него убеждение в его исключительности.
И сами себя не обольщайте на сей счет.
Да, Ваш ребенок своеобразный.
Да, он неповторимый.
Да, он единственный в своем роде.
Если хотите – уникальный.
Но – не исключительный.
Ведь каждый без исключения ребенок и своеобразный, и – неповторимый, и – единственный в своем роде (уникальный).
Но: ни один – не исключительный.
Сформированное – в значительной мере «благодаря» именно Вашим усилиям – представление Вашего ребенка о его исключительности вполне может обернуться жестоким разочарованием и глубокой депрессией.
Именно так и происходит практически со всеми так называемыми вундеркиндами.
«Вундеркиндство» сродни наркотику: «подсев» на него, однажды «подсаженный» постоянно востребует все новых и новых доз, без получения которых у него начинаются «ломки».
Причем как с кавычками, так и без: ломка характера; ломка настроения; ломка мироощущения, мировосприятия, миропредставления.
Мир из неисчерпаемого источника «радости, добра и красоты» (см.: Эвальд Васильевич Ильенков, «Философия и культура») становится для все более и более бывшего «вундеркинда» неблаговидной и неблагодарной средой мучительного обитания в ней.
Мир не оправдывает ожидания псевдоисключительного человека, и такой человек начинает «создавать» иллюзорный мир, который нравится ему самому больше реального.
Делается это, например, с «помощью» наркотиков.
Со всеми вытекающими из них последствиями.
Однако не только Мир не оправдывает чаяний, надежд и ожиданий «вундеркинда», ставшего в одночасье бывшим.
Сам же бывший «вундеркинд» перестает нравиться себе, – когда-то, в безвозвратно канувшем в лету прошлом, «исключительному».
И тогда он начинает «создавать» иллюзорного себя, такого, который нравится ему значительно больше реального.
Вот это делается с «помощью» алкоголя.
Таким образом, колесо широко применяемых сегодня отношений взрослых к детям, сделав полный оборот вокруг своей оси, замыкается.
Как сказал Блез Паскаль, «крайности смыкáются» (см. его «Мáксимы»).
Если в предыдущих главах было выяснено, что крайнее невнимание к ребенку и непризнание за ним его прáва быть личностью – своеобразной, неповторимой, единственной в своем роде (уникальной) – приводит к деструктивным изменениям в его психике, действиях и поступках как относительно завершенных действиях, то «hic et nunc» – «здесь и сейчас» обнаружилось, что гипертрофированное внимание и вынесенное за границы действительной применимости, абсолютизированное признание своеобразия, неповторимости, единственности в своем роде (уникальности) ребенка вырождается в очередной абсурд.
В данном случае это – воображаемая исключительность ребенка.
При происходящем – раньше или позже – обнаружении ее иллюзорности приводятся в действие те же самые механизмы деструктивных изменений в его психике, действиях и поступках как относительно завершенных действиях, что и при непризнании за ним его прáва быть Личностью.
В украинском фольклоре этот феномен обрел саркастически-сардоническое звучание: «Не вмер Данило, так галушкою вдавило».
Вдохновляет?
Отнюдь.
Значит, будем стараться избегать произносить такие слова и совершать такие действия, в которых сосредотачивается и воплощается тот или иной экстремизм в той или иной его форме.
Например, помещать своего ребенка под хрустальный колпак его исключительности, «отключив» его от нормального общения со сверстниками.
Либо же – культивировать в нем убежденность в его избранности, элитарности, бесподобности, беспрецедентности, восхитительности, изумительности, необыкновенности, неотразимости, непревзойденности, превосходности, феноменальности, экстраординарности.
Поступать так – значит калечить его психику и, в конечном итоге, всю его последующую жизнь.
Покалечить человека легко.
Исцелить покалеченного трудно.
Химера Воспитания – плохой целитель.
Поскольку сама обременена целой кучей болезней.
Преимущественно – неизлечимых.
Начиная от старческих: склероза; маразма и слабоумия, – и заканчивая псевдо-интеллектуальными хроническими: энурезом (недержанием речи), диареей (словесным поносом), и вспучиванием живота (от чрезмерного поглощения душ воспитуемых), проистекающим под девизом: «Внимание, газы!».
А как – интересно! – поживают самые близкие родственники Химеры Воспитания: Скунс Пропаганды и Хорек Агитации?
Может быть, кто-то из них окажется удачливым, нежели сама Химера Воспитания, целителем для душ, нуждающихся в исцелении?
Проверим.
Глава XII «Relatives Сhimeras Education, which are close to her in the spirit» – «Родственники Химеры Воспитания, близкие ей по духу»
«Скунс и хорек – близнецы-братья».
Из заметок пострадавшего от них юнната.Cамыми близкими по духу (извините за почти невольный каламбур) родственниками Химеры Воспитания являются Скунс Пропаганды и Хорек Агитации.
Все они создают вокруг себя такую атмосферу социального удушья, в которой нормальному человеку без соответствующего противогаза ни вздохнуть, ни, как говорится, продохнуть.
Связаны они между собой настолько близко и тесно, что все генетически присущие Химере Воспитания «хвори» и «болячки», «язвы» и «струпья» точно так же присутствуют в организмах и вышеназванного Скунса, и вышеозначенного Хорька.
Речь идет о таких атрибутах (неотъемлемых свойствах), как, напомним: «обетования и угрозы» (И. Кант, «Opus postumum»); поучения и нравоучения; демагогия и показуха; лицемерие и угодничество; высокомерие и фальшь; ханжество и цинизм.
Различие между Химерой Воспитания, Скунсом Пропаганды и Хорьком Агитации состоит лишь в том, что первая из них наставляет (или – поучает), второй – направляет (или – натравливает), а третий – уже конкретно посылает объект их воздействия.
В нужное Горгоне Идеологии русло действования.
И вся эта троица из кожи вон лезет, чтобы вдолбить людям в головы угодный Горгоне Идеологии совсем не джентльменский набор примитивных и агрессивных клише, и тем самым вынудить людей смотреть на Мир либо сквозь замочную скважину, либо через перекрестье оптического прицела.
Не существует и в принципе не может существовать ни одной Идеологии без некоей Сверхидеи.
На осуществление которой – по замыслу идеологов – должны быть мобилизованы все сверхусилия всех объектов Воспитания, Пропаганды и Агитации.
Точно так же не существует и не может существовать ни одной Идеологии без образа врага.
А врагом объявляется кто, как Вы думаете?
Совершенно верно: тот, кто категорически и упорно не желает.
Ни внимать пропагандируемой Идеологией Сверхидее.
Ни воспитываться в Ее духе.
Ни агитироваться за Нее.
В качестве такой Сверхидеи может выступать, например, Призрак, Который Бродит по Европе (см.: «Манифест Коммунистической партии»), или же – лозунг «Икс-ляндия для иксляндцев!», или близкий ему по духу – «Если в кране нет воды, значит выпили… враги!», или ура-патриотичный – «Икс-ляндия превыше всего!», например, «Deutschland, Deutschland über alles!» («Германия, Германия превыше всего» – начало гимна Третьего рейха), или,… да мало ли какое еще «или» может стать у «кормила» и «поила» того или иного вида мракобесия.
Почему же так получается?
Может быть, в основу Идеологии до сих пор брались исключительно плохие идеи?
Быть может, просто надо взять за основу хорошую идею, и тогда у нас получится хорошая Идеология?
Что же, попробуем.
Только сначала вспомним, на каких идеях строились ранешние Идеологии.
И что из этого получалось.
Платон, например, решил не ограничиваться одной какой-то благородной и основополагающей идеей, и предложил целый комплекс их.
Назвав их добродетелями.
И отнеся к их числу Мудрость, Мужество, Умеренность и Справедливость (σοφία, το θάρρος, την εγκράτεια, τη δικαιοσύνη: см. Платон «Диалоги. Протагор»).
По сути дела джентльменский набор перечисленного стал исторически первой системой европейских, или же – что сегодня отождествляется, по крайней мере, ортодоксальными европофилами, – общечеловеческих ценностей.
Справедливости ради следует заметить, что за порядочное время до платоновского компендиума почти в точности такой же набор добродетелей был изложен в Ветхом Завете.
А именно – в Книге Премудростей Соломоновых, где, так же, как и в платоновском диалоге, были названы четыре добродетели: рассудительность; справедливость; мужество и – целомудрие (см.: Прем. [8:7]).
Причем последнее в этом ряду в числе ветхозаветных приоритетов названо первым.
Поскольку же менталитетом древних греков целомудрие на дух не воспринималось в качестве добродетели, а образом их жизни она же категорически отвергалась, то Платону – «хочешь – не хочешь» – пришлось заменить ее.
На нечто, более воспринимаемое его согражданами.
В качестве замены ветхозаветному Целомудрию в предлагаемом Платоном пантеоне добродетелей была определена Умеренность.
Хорошие идеи-добродетели?
Конечно!
Просто – замечательные!
Все.
Как одна.
Какую ни возьми.
Например, Справедливость.
Не добродетель, а – сплошное загляденье!
Однако, будучи возвеличенной до ранга Воздаяния, Адекватного Содеянному, и вынесенной за границы действительной своей применимости, идея Справедливости тотчас же вырождается в принцип талиона (от лат. lex talionis – закон возмездия), заложенный в книгах Ветхого Завета Исход и Второзаконие.
Дословно: «отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб» (Исх. [21: 23–25] и «да не пощадит [его] глаз твой: душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу» (Втор. [19: 21]), что, будучи возведенным в ранг абсолюта перерождается в идею кровной мести.
Согласно которой дети вынуждены своей кровью платить за злодеяния их отцов.
Которым их жертвы или же родственники их жертв не успели – в силу естественных или же противоестественных причин – «отплатить», что называется, персонально.
В свою очередь Мудрость, возведенная в абсолют, хотя и удерживает человека от отчаяния, но зачастую лишает его тех радужных надежд, которые он мог бы питать, не будь он мудрым.
Например, человек, не отягощенный Мудростью, мог бы понадеяться на то, что людям вот-вот надоест-таки наступать на грабли, ими же самими повсеместно разбросанные.
Увы, но на сей счет Мудрость ничего обнадеживающего, по крайней мере, на самое ближайшее время нам сообщить не может.
Скорее, даже наоборот.
Как гласится в «Божественной комедии», «Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate», что в переводе с итальянского языка оригинала означает: «Оставь надежду, всяк сюда входящий» (по версии Данте Алигьери, именно такими словами украшена арка над вратами Ада).
А потому, как сказано у Екклесиаста, «во многой мудрости много печали» (см.: Екк. [1:18]).
Мужество…
Как много притягательного и привлекательного в этом слове…
Кто из мужчин не мечтал обладать в полной мере таким вот славным качеством, и кто из женщин не грезила быть опекаемой (а – в тайне, – конечно же, и страстно любимой) именно мужественным мужчиной!
Да, безусловно, Мужество – качество роскошное.
Просто – расчудеснейшее!
И все же…
Как только оно становится предметом его абсолютизации, так тотчас же оно вырождается в очередное проявление абсурда, а именно – в безрассудство.
Скакать в «аллюр три креста» с шашкой наголо на вражеские танки – это, безусловно, ну никак не является проявлением трусости.
Но Мужества ли?
Это – едва ли.
Никаким образом не возможно напугать голой саблей вражеский танк.
Объежившийся со всех сторон броней, крупнокалиберными пулеметами, пушкой, да еще и – в придачу – ракетами класса «земля – земля».
Уважаемые гусары, драгуны, уланы и даже кирасиры!
Напрасны, как говорится, ваши совершенства: вашими саблями, пиками и палашами танк вам не одолеть.
Даже самый плохонький.
Известно, что плох тот солдат, который не мечтает стать генералом.
Однако значительно хуже тот генерал, который в своей стратегии и тактике опирается лишь на голый энтузиазм, мужество и героизм.
Вверенных в его распоряжение военнослужащих.
Призываемых и обязываемых их генералом бросаться грудью на амбразуру вражеского дота (долговременная огневая точка).
Тем более – дзота (долговременная защищенная огневая точка).
В этой связи, казалось бы, самой благоразумной и рассудительной добродетелью предстает Умеренность.
При одном только ее упоминании на нас сразу же нахлынут волны воспоминаний и о «золотой середине», и о том, что «Все – в меру», – сказал Джавахарлал Неру», и о многих других, бытующих в мирý аналогичных благопристойностях.
Однако тут же из глубин недремлющего подсознания самопроизвольно выныривают язвительные строки:
Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным, наконец (эпиграмма А.С. Пушкина на М.С. Воронцова).
В меру любить и в меру ненавидеть – это и есть быть полуподлецом.
Да, конечно, проявление сдержанности в выражении своих вполне человеческих эмоций – признак высочайшего самообладания человека.
И чем сильнее эмоции – бурлящие, кипящие, клокочущие в нем, – тем бóльшая сила воли требуется для того, чтобы держать их, что называется, «в узде».
А если их нет в человеке, этих человеческих эмоций, тогда – что?
А тогда, оказывается, то и сдерживать-то нечего.
Если человеку все, как говорится, «по-барабану» и «до лампочки», если на все ему в лучшем случае наплевать, то его Умеренность – никакая не добродетель, а явный признак безволия, бездушия и безразличия.
Присущего тому, кто сам по сути своей, как говорится, «ни то, ни се».
То есть, есть так, как оно есть.
И даже сама Умеренность имеет вполне реальные границы ее действительной применимости.
Тем не менее, долго ли, коротко ли, но более чем полтысячи лет именно платоновская система добродетелей, или, если угодно, моральных ценностей в цивилизованной Европе продержалась на доминирующих позициях.
До тех пор, пока триумвиратом теперь уже новозаветных христианских добродетелей: «Вера»; «Надежда»; «Любовь», – содержащихся в Первом послании к коринфянам апостола Павла (см.: 1Кор. [13:13]), – не началось поступательное вытеснение «старой» – платоновской – системы добродетелей.
В развернутом виде триумвират, состоящий из Веры, Надежды и Любви получил достаточно детальную разработку в трудах таких классиков христианской философии, как Августин Блаженный и Фома Аквинский.
Тем не менее, возведенная в абсолют, каждая из новозаветных христианских добродетелей – увы! – тоже вырождается в абсурд.
Точно так же как и все рассмотренные ранее платоновские.
Ведь Вера – в абсолютизированном своем выражении – предстает перед нами в виде господствующей в сознании человека «мировоззренческой установки на восприятие желаемого в качестве действительного» (см. соответствующие энциклопедические статьи академика Шинкарука Владимира Илларионовича).
Надежда как «стремление души убедить саму себя в том, что желаемое сбудется» (см. Р.Декарт, «Размышления о методе»), будучи абсолютизированной, побуждает к бездействию, к пассивному ожиданию гипотетически сваливающейся с неба «манны небесной».
Любовь же, абсолютизируя саму себя, становится слепой.
По крайней мере, наполовину.
И – глухой.
Настолько же.
Любящая мать, например, готова видеть и слышать ВСЕ то, что несет угрозу для ее ребенка.
И – НИЧЕГО из того, что таит в себе опасность, исходящую от ее ребенка.
По отношению к другим.
Когда же спохвáтится, вполне возможно, что будет уже слишком поздно.
И останется тогда лишь горевать: «И где же это, и что же это я упустила в воспитании своего ребенка?».
Ввиду постоянно обнаруживающей себя ущербности системы добродетелей, состоящей из триптиха Вера, Надежда, Любовь, раньше или позже, но обязательно должна была появиться альтернативная ей.
Что, собственно говоря, и произошло накануне и в процессе Великой французской революции.
На ее знаменах было начертано – визуально ли, виртуально ли – не суть важно, главное – что: «Свобода, равенство, братство» (фр.: «Liberté, Égalité, Fraternité»).
Первоначально – «Свобода, равенство, братство или смерть!» (фр. «Liberté, Égalité, Fraternité ou la Mort») – подлинный изначальный девиз Великой французской революции.
Действительно, Свобода!
Что может быть любезнее «для сердца вольного и пламенных страстей» (см.: Лермонтов М.Ю. «Смерть поэта»)?
Ведь она:
– и «отсутствие принуждения» (Дэвид Юм);
– и «право выбора» (Фома Аквинский);
– и – «осознанная необходимость» (определение совершенно загадочного авторства, приписываемого то Спинозе, то Гегелю, то Марксу с Энгельсом, и все это притом, что ни у одного из них в точности такого определения нет);
– и «возможность делать все, что не наносит вреда другому» (см.: «Декларация прав человека и гражданина» принятая Национальным учредительным собранием – фр. «Assemblée nationale constituante» – 26-го августа 1789 года);
– и «право человека быть дураком, если хочется» (Рональд Рейган).
Не правда ли, сколько удовольствий «в одном флаконе» под названием «Свобода»!
И все бы с ней, Свободой, было бы распрекрасно, и даже разыдеально, если бы не два убийственных обстоятельства.
Первое: абсолютизированная Свобода самоубийственна.
Второе: возведенная в ранг абсолюта, Она же убийственна.
Доказательства?
Извольте.
Ничем не ограниченная Свобода, в частности, частного предпринимательства убивает Свободу частного предпринимательства.
То есть, абсолютизируясь, Свобода, частного предпринимательства самоубивается.
Посредством формирования монополий.
И, соответственно, установления тотального их господства над всеми остальными субъектами частного предпринимательства в монополизированной монополистом области.
Во избежание такого катаклизма, самоубийственного и для экономики страны, да и для всей хозяйственной жизни в государстве, а по сути – коллапса, каковой, например, случился в конце 20-х – начале 30-х годов прошлого столетия, и получил в США название Великой Депрессии (англ.: Great Depression), государство вынуждено вводить в действие ограничения Свободы частного предпринимательства.
Путем имплементации антимонопольного законодательства.
Убийственность же возведенной в ранг абсолюта Свободы выражается в том, что, как сказал Бенито Муссолини в своем опусе под названием «Фашизм: доктрина и институции» (1932-й год), «я даю людям высшую форму свободы, это – свобода от свободы».
Несколько позднее этот парадокс получил свое теоретическое обоснование.
В работе Эриха Фромма по названием «Бегство от свободы» (1941-й год).
В ней вполне научно-популярно объясняется: свобода как право выбора неминуемо сопряжена с личной ответственностью за сделанный выбор, а многим ну просто ужасно не хочется нести персональную ответственность за последствия своего выбора.
Куда как проще подчиниться воле вождя, фюрера, дуче, каудильо и т. п.
То есть, того, кто направляет и посылает.
Людей.
Наделенных им «высшей формой Свободы» – свободой от свободы».
На учинение всякой мерзопакости.
Вплоть до массового убийства ни в чем не повинных людей.
Пока вождь (фюрер, дуче, каудильо), что называется, на коне и со щитом, посылаемому им можно будет ухватить какой-нибудь объедок с барского стола.
А чуть что пойдет не так, то есть, – наперекосяк, – то можно будет «свалить все на него» (вождя, фюрера, дуче, каудильо).
Состроив хорошую мину оскорбленной добродетели при плохой игре «в дурака».
Прикидного.
При игре в которого играющий прикидывается дураком.
Дескать, а я-то тут причем?
Ведь мне приказали!
Вот такие метаморфозы происходят со Свободой.
Если она абсолютизируется.
То есть, становится «высшей формой свободы – свободой от свободы».
Всенепременно наповал убивая при этом все разумное, доброе, человечное, что только есть в человеке.
Сущность этой абсолютизированной, и, тем самым, абсурдизированной Свободы ухватил и показал всему Миру Владимир Высоцкий:
А перед нами все цветет, За нами все горит. Не надо думать – с нами тот, Кто все за нас решит.(см. его стихотворение «Солдаты группы «Центр»).
Это – что касается идеи-лозунга Свободы и ее абсолютизации.
То есть, по результату, абсурдизации.
«А как обстоит дело с идеей Равенства?», – непременно спрóсите Вы.
И, возможно, напомните блистательную мысль, словоизреченную буквально накануне Великой французской революции великим же французом Франсуа Мари Аруэ, более известным под его псевдонимом Вольтер: «Я бы признал, что люди приходят в этот Мир изначально неравными, если бы одни из них рождались бы со шпорами на ногах, а другие – с седлами на спинах» (см. его «Философские письма»).
Да, конечно же, и – несомненно: идея Равенства («Égalité») и благородна, и, в общем-то, достойна всяческого восхищения ею и восхваления ее.
Но только на уровне декламации лозунгов и прокламаций.
То есть, вообще.
Дьявол же, как известно, прячется в частностях (фр.: «Le diable est dans les détails», – фраза, приписываемая Гюставу Флоберу).
Как только начинается скрупулезный, что называется, «по косточкам», и незаангажированный, то есть непредвзятый анализ абсолютизированного Равенства, так сразу на поверхность исследования всплывают таящиеся в темных глубинах реальности монстры: Равенство в Тотальном Бесправии и Равенство во Всеобщей Бедности.
И то, и другое мы, люди, живущие в XXI-м веке, уже проходили в своей Истории, причем – не слишком отдаленной от нас.
И во времени, и в пространстве.
Хотим ли мы Еë повторения в таких Еë проявлениях?
«Это – вряд ли», – как говорил незабвенный герой неподражаемого «Белого солнца пустыни».
Что же касается идеи «Fraternité» или «Братства», то при одном упоминании о ней наше подсознание сразу же выплескивает из своих глубин многое.
Может быть, даже слишком многое: и ассоциации с Белым и Черным Братством — одними из самых мракобесных сект, принесших и продолжающих приносить море горя всем попавшимся на их пропитанные идеологическим ядом крючки, и сардонически-саркастический лозунг Станúслава Еже Леца: «Люди! Станем же, наконец, все братьями! Как Каин и Авель».
Сама идея всеобщего Братства настолько нелепа, что еще в XIX-м веке Эдуард Бернштейн стыдливо заменил ее, фигурирующую в идеологическом триптихе «Liberté, Égalité, Fraternité!», на идею Солидарности (см. его работу: «Проблемы социализма и задачи социал-демократии», 1899 г.).
Что же, Солидарность так Солидарность.
Происходит от французского слова solidaire – «действующий заодно».
Крепко сбитый бренд.
Имеет свои корни в латыни, ведь «solidus» означает «плотный, твёрдый».
Обозначает то, что, как говорится в известной украинской пословице, «гуртом і батька бити легше».
Иными словами – «общность интересов и единодушие».
Чем плохо?
Да ничем.
Хорошо!
Кроме того, понятие солидарности несет в себе оттенок активного сочувствия чьим-либо действиям или мнениям.
А ведь с сочувствием мы относимся к людям униженным, оскорбленным, несправедливо обделенным.
И все это – просто замечательно!
То есть, замечательно не то, что людей унижают, оскорбляют и несправедливо обделяют всякими благами, а то, что есть-таки солидарность по отношению к ним.
Перефразирую слова Поэта, можно было бы воскликнуть: «Остановись, Солидарность! Ты прекрасна!».
Увы, но придется добавить: «Пока не возведена вабсолют».
Ну а вот когда возведена, тогда, что называется, держись!
Тогда то, что называется Солидарностью, вырождается в то, что именуется Круговой Порукой.
По-видимому, от поговорки «рука руку моет».
Или же – пачкает.
Как в случае с Круговой Порукой.
Когда ради «заботы о сохранении чести мундира» и невынесения «сора из избы» из чувства корпоративной солидарности прикрываются, покрываются (пылью и плесенью) и «кладутся под сукно» любые «Дела» о бесчинствах и мерзопакостных действиях.
«Собратьев по цеху».
Например, правоохранителей, защищающих правопорядок от правозащитников (Вы только вчитайтесь в последние слова: ну где, в каком еще языке народов Мира встретишь такое изысканное словоизощрение!).
Формула абсолютизированной Солидарности: «Да, такой-то – сякой-то, может быть, и сукин сын, но он НАШ сукин сын» (согласно версии американского историка Дэвида Шмитца (см.: David Schmitz, «Thank God They’re on Our Side: The United States and Right-Wing Dictatorships, 1921–1965»)в 1939-м году в приватной беседе президент США Франклин Делано Рузвельт высказался по поводу диктатора НикарагуаАнастасио Сомоса Гарсия фразой, ставшей впоследствии крылатой: «Сомоса, может быть, и сукин сын, но это наш сукин сын»).
То есть, если идею Солидарности, как, впрочем, и любую другую, пусть даже достойную самого глубокого уважения, почтения и восхищения, абсолютизировать и тем самым распространить за пределы действительной ее применимости, то приведение сложившейся ситуации к абсурду становится неотвратимым.
Над «тринадцатью добродетелями», предложенными Бенджамином Франкилином в его «Автобиографии» к нашему с Вами их соблюдению, Вы, естественно, при Вашей на то доброй воле, можете поупражняться сами.
И – поисследовать. В какой именно конкретный абсурд вырождается та или иная бенджамино-франклиновская (или же – почти его) добродетель при ее абсолютизации.
Их перечень:
1. Воздержание. – Есть не до пресыщения, пить не до опьянения.
2. Молчание. – Говорить только то, что может принести пользу мне или другому; избегать пустых разговоров.
3. Порядок. – Держать все свои вещи на их местах; для каждого занятия иметь своё время.
4. Решительность. – Решаться выполнять то, что должно сделать; неукоснительно выполнять то, что решено.
5. Бережливость. – Тратить деньги только на то, что приносит благо мне или другим, то есть ничего не расточать.
6. Трудолюбие. – Не терять времени попусту; быть всегда занятым чем-либо полезным; отказываться от всех ненужных действий.
7. Искренность. – Не причинять вредного обмана, иметь чистые и справедливые мысли; в разговоре также придерживаться этого правила.
8. Справедливость. – Не причинять никому вреда; не совершать несправедливостей и не опускать добрых дел, которые входят в число твоих обязанностей.
9. Умеренность. – Избегать крайностей; сдерживать, насколько ты считаешь это уместным, чувство обиды от несправедливостей.
10. Чистота. – Не допускать телесной нечистоты; соблюдать опрятность в одежде и в жилище.
11. Спокойствие. – Не волноваться по пустякам и по поводу обычных или неизбежных случаев.
12. Целомудрие. – Похоти предавайся редко, единственно для здоровья или для продления рода; не допускай, чтобы она привела к отупению, или к слабости, либо лишила душевного покоя или бросила тень на доброе имя твоё или чьё-либо ещё.
13. Скромность. – Подражать Иисусу и Сократу.
Безусловно, особое место в Пантеоне Высокочтимых Идей – Доброде – телей занимают такие, как: Национальная Гордость, Национальное Достоинствои Национальное Самосознание.
На высокой волне всенародной поддержки борьбы за возрождение которых пришла к победе на выборах в Рейхстаг Национал-социалистическая германская рабочая партия (NSDAP), возглавляемая Адольфом Гитлером.
И если в своей предвыборной борьбе эта партия апеллировала к патриотическим чувствам немцев, униженных и оскорбленных чудовищно позорными для их родины условиями Версальского мирного договора, то после прихода к власти NSDAP стала активно абсолютизировать идею патриотизма.
В итоге последовательного проведения такой абсолютизации патриотизм выродился в национализм, тот – в нацизм, который дегенерировал в нацистский фанатизм, имеющий своим логическим завершением экзальтированное мракобесие.
Да, безусловно, немецкая нация своеобразна.
Да, она неповторима.
Да, она уникальна.
Однако на клумбе, где произрастают цветы наций, нет ни бурьянов, ни сорняков.
Своеобразна, неповторима и уникальна каждая нация.
И каждая – по-своему.
Ни одна из них не хуже и не лучше другой.
Цветок незабудки не лучше и не хуже розы.
Девятая симфония Бетховена не лучше и не хуже ни Сороковой симфонии Моцарта, ни Седьмой – Шостаковича.
Она – Другая.
Как хочется сказать по-украински, «бутиІншим не означає бути гіршим» (быть Другим отнюдь не означает быть худшим).
И если бы можно было создать абсолютно лучшее – навечно! – музыкальное произведение, то в гипотетическом случае создания именно такого абсолютного композиторского шедевра фактически произошло бы убийство музыки.
Ведь какой смысл писать, исполнять и слушать то, что является заведомо худшим, не правда ли?
То же – с цветами.
То же – с нациями.
Произведенная официальной Идеологией Третьего рейха абсолютизация несомненных достоинств немецкой нации вполне закономерно дегенерировала в идею ее несомненного превосходства над всеми другими и, соответственно, в идею права ее на тотальное и глобальное господство.
Над всеми остальными.
Что и нашло свое осуществление в проводимой «верхушкой» (как сейчас принято говорить – истеблишментом) Третьего рейха политике.
Вот, например, фрагмент одного из многочисленных политических высказываний Адольфа Гитлера по национальному вопросу: «Должна обязательно проводиться планомерная политика народонаселения и народоистребления.
Да, да, именно народоистребления. Огромную опасность для белой нордической расы представляет высокая биологическая плодовитость восточных славян, которые подобно всем другим неполноценным народам восполняют недостаток качества избытком количества» (см.: Hermann Rauschnings. «Gespräche mit Hitler» – Герман Раушнинг. «Беседы с Гитлером»).
Что же получается в итоге проведения такой политики?
По свидетельству Альберта Шпеера – министра вооружения нацистской Германии – в последней беседе с ним Адольф Гитлер заявил: «Если войну не спасти, и Германия обречена на поражение, то ее народ тоже должен погибнуть» (см.: Albert Speer. «Spandauer Tagebücher» – «Дневники, написанные в Шпандау»).
Сказано – сделано.
Рано утром 2 мая 1945-го года было затоплено Берлинское метро – группа сапёров из Добровольческой танково-гренадерской дивизии СС «Нордланд» (нем. 11. SS-Freiwilligen-Panzergrenadier-Division «Nordland»), выполняя данный им приказ с Самого Верху, взорвала тоннель линии метрополитена, проходящий под Ландвер-каналом в районе Треббинерштрассе.
Взрыв привёл к разрушению тоннеля и заполнению его водой на двадцатипятикилометровом участке.
Вода хлынула в тоннели, где укрывалось большое количество мирных жителей и раненых.
Число жертв до сих пор неизвестно.
Судя по количеству трупов, извлеченных из затопленных водами реки Шпрее станций, особенно – в районе Штадтмитте, и из тоннеля метро, жертвами данной акции оказалось около пятнадцати тысяч человек.
«Хотя вполне вероятно, что многие из погибших, чьи тела впоследствии поднимали на поверхность, на самом деле умерли не от затопившей их воды, а от ран и болезней ещё до разрушения тоннеля» (см.: Энтони Бивор, «Падение Берлина. 1945»).
Меняет ли оговорка, сделанная Э. Бивором, суть содеянного?
Это, как говорится, вряд ли.
Абсолютизированному национализму – нацизму, как и мифологическому Сатурну, свойственно «пожирать своих детей» (см. ниже соответствующий офорт Франсиско Гойи).
Франсиско Гойя. Сатурн, пожирающий своих детей(1819–1823 г.г.)
Ведь практически все погибшие в Берлинском метро были немцами по своей национальности.
Может быть, диаметрально противоположная Нацизму, противостоящая ему идея Интернационализма избавлена от скверного свойства «пожирать своих детей»?
Увы, но, будучи возведенной в абсолют, и эта идея вырождается в абсурд.
И – точно так же, как аллегорический Сатурн, поглощена поглощением своих «детей».
Достаточно вспомнить о «выполнении интернационального долга» в Афганистане советскими воинами-интернационалистами.
Среди которых – только по официальным данным Министерства обороны СССР – погибли 13 833 человека, а число раненых составило 49 985 человек.
Как сказал Блез Паскаль, «Les extremites se touchent» – «Крайности совпадают» (см. его «Мысли»).
Менее чем тридцатью годами ранее афганского позора в стране – Оплоте Мирового Интернационализма – была предпринята и попытка реанимации идеологического триптиха «Свобода, Равенство, Братство» с добавлением еще трех пропагандистских клише: «Мир, Труд, Счастье всех народов» (см.: «Материалы XXII-го съезда КПСС).
Придется рассмотреть и их.
Положение, как говорится, обязывает.
Начнем, с миром.
Естественно, с мира.
«Миру – мир!».
Казалось бы, ну какие могут быть возражения?
Ведь даже «плохой мир лучше хорошей войны» (афоризм, авторство которого бесследно кануло во тьму веков, а может быть и тысячелетий), не так ли?
Так, конечно же, так.
Особенно – сегодня.
Особенно – в Украине.
Особенно – если говорить не от имени тех, кто наживается на войне.
По обе стороны линии фронта.
Однако…
Мириться с агрессивно и нахраписто действующими глупостью и подлостью означает смириться с их тотальным и глобальным господством над Миром.
Господством, в существенной мере осуществляемым при прямом пособничестве глупых и подлых тварей: Скунса Пропаганды и Хорька Агитации.
Вот с ними-то и следует воевать.
Как, собственно, и с их сюзереншей – Гарпией Идеологии.
И вот их-то и следует побеждать.
«А почему, скажúте на милость, – спрóсите Вы – Пропаганда и Агитация являются проявлениями глупости?».
Да потому, что, как сказал Франсуа де Ларошфуко, «нет ничего глупее, чем считать себя умнее всех» (см. его «Максимы»).
Скунс же Пропаганды и Хорек Агитации ведут себя именно так, как будто именно они – самые раз-умные.
Будто бы все, услышавшие и узревшие пропагандируемое и агитирующее, сразу же прозреют.
И c неописуемым восторгом дружненько примутся внимать непреходящей мудрости пропагандистов и агитаторов.
Дудки-с!
У расчета на дурака ослиные уши вылезают из-под любого колпака.
Ведь у любого мыслящего человека ЛЮБАЯ Пропаганда и Агитация ничего, кроме «чувства глубокого» отвращения и омерзения не вызывают и вызвать не могут.
Подлость же Гарпии Идеологии, Скунса Пропаганды и Хорька Агитации состоит в том, чтобы привести всех людей и каждого из них к общему знаменателю не просто послушных, не послушных поневоле, а насквозь проникнутых духом послушания Генераторам абсолютизированных и тем самым – абсурдизированных идей.
В мутной воде организованного абсурда его нечистоплотные инициаторы и глашатаи как раз и обстряпывают наиболее активно свои грязные делишки.
Мириться же с агрессивной подлостью и насаждаемой ею тотальной глупостью – значит одобрять и поощрять их на дальнейшее словоблудие и зло-действие.
Да, мы за мир.
Но не с Миром агрессивной подлости и воинствующей глупости.
Это именно Он без объявления войны развернул и ведет активные военные действия против всего, что есть разумным и человечным в людях.
Тут уж для людей, не отягощенным ни агрессивной подлостью, ни воинствующей глупостью, не остается ничего другого, кроме как победить.
И – одну, и – другую.
В том числе – и в себе.
И пока не победим, не будет нам покоя.
Ведь развязавшие против нас войну глупость и подлость сами по себе в покое нас не оставят.
А для достижения победы нам всем, не желающим быть порабощенными горгонско-скунсовско-хорьковской сворой, придется потрудиться.
Изрядно.
То есть, из ряда вон выходяще.
Так, может быть, именно Труд и есть той самой спасительно-панацейной идеей, которую мы так долго искали?
Ведь еще две тысячи лет тому назад Марк Манилий изрек незабываемую фразу: «Труд есть сам по себе наслаждение!» (см. его «Астрономику»).
Девятнадцатью веками позже Виссарион Григорьевич Белинский добавил: «Труд облагораживает человека».
Наверное, оба они вполне явственно представляли себе, каким именно образом облагороженная своим трудом девушка получает наслаждение от работы с кайлом.
Или – с совковой (извините за почти невольную двусмысленность) лопатой!
Не говоря уже о труде, осуществляемом посредством пневматического отбойного молотка.
Наверное, экстаз, испытываемый девушкой, работающей с таким инструментом, сопоставим только с…
Ладно, не будем больше об этом.
Вспомним лишь, что по приказу обергруппенфюрера СС Теодора Эйке фраза «Arbeit macht frei», что в переводе с немецкого означает «Труд делает свободным» была вывешена стальными или же намалеванными эмалью на металле буквами над воротами концентрационных лагерей:
в Заксенхаузене (см. фото ниже);
в Освенциме (см. фото с перевернутой, как говорят в Украине, «догори дригом» – ай-яй-яй! – буквой «В» – чуть ниже);
в концлагере Терезин, что функционировал в Чехии (см. фото еще ниже);
в Гросс-Розене, располагавшемся и действовавшем в Польше (см. фото еще ниже).
Судя по такой впечатляющей масштабности применения вдохновляющего лозунга «Arbeit macht frei», Труд не только облагораживает и приносит наслаждение, но и освобождает человека.
Часто, очень часто, слишком часто, как мы знаем из истории концлагерей, – от самой жизни.
Главное, что наглядно просматривается сквозь насаждаемую суесловную пыль словесов о наслаждающем, облагораживающем, освобождающем воздействии Труда на человека, это то, что абсолютизация несомненных достоинств Труда как общечеловеческой ценности, точно так же, как и любой другой чревато вырождением ее в абсурд.
Но, может быть – и это едва ли не последняя наша надежда! – все-таки хоть Счастье является абсолютной ценностью?
Ведь что может быть желаннее, вожделеннее, сокровенно мечтаемее для человека, нежели Счастье?
Ничто.
Казалось бы.
А на самом деле?
Давайте разбираться.
Если принять в качестве рабочей гипотезы формулу: «Счастье есть состояние полной и всеобъемлющей гармонии человека с самим собой и с окружающим Миром», то достижение такого состояния вполне может быть принимаемым за цель и мотив всех действий и поступков как относительно завершенных действий каждого человека.
Не так ли?
По большому счету, если отбросить всякое лицемерие, ханжество и показушный альтруизм, не говоря уже о патологическом мазохизме, то придется таки признать: так.
Значит ли это то, как сказали почти одновременно Николо Макиавелли, Игнатий Лойола, а чуть ранее – подчиненный последнего рядовой армии ордена иезуитов некто Эскобару, что «цель оправдывает средства», и что каждый человек, как юный пионер, всегда готов ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ достигать состояния, называемого Счастьем?
Представим себе, что автор – Ваш покорный слуга — обладает таким неотъемлемым свойством Золотой Рыбки, как способностью выполнять любые мечты.
Только заслышав о мечте своего Читателя впасть в состояние полной гармонии себя с самим собой и с окружающим Миром, автор (он же – Золотой Рыб) стремительно подсуетился, и обзавелся изрядным запасом сильнодействующей дури.
По-научному называемой наркотическим средством.
Желали получить Счастье?
Извольте – готово!
Вам осталось только проглотить предоставленные Золотым Рыбом таблеточки или внюхнуть в себя соответствующие порошочки или вколоть себе в вену мутноватую дурь.
А дальше – одно сплошное наслаждение!
Состоянием.
Полной гармонии самого себя с окружающим Миром и с самим собой.
То есть Счастьем!
Хотите Вы этого?
Нет??!
Ну, Вы и привереда!
Что?!
Вы говорите, что и те люди, с которыми Вы постоянно общаетесь, тоже не хотят?!!
Да как вы все посмели??!
Автор (он же, напомним, – Золотой Рыб) изо всех сил напрягался, покупал втридорога – только чтобы побыстрее Вас ублажить – самую высококачественную и дорогостоящую дурь, а Вы теперь отказываетесь ее принимать вовнутрь??!
Да как Вы посмели??!!
Платúте немедленно неустойку.
С процентами.
По принципу: «Покупай или плати».
Чтобы неповадно было впредь глумиться над Золотым Рыбом.
Что, даже это не заставило Вас отказаться от Вашей затеи отказаться от предоставляемого Вам Счастья?
Но почему??!!!
Может быть, Вас пугают последующие ломки как неотвратимые последствия принимания внутрь наркотиков?
Так этот вопрос решить для Золотого Рыба – как два пальца растопырить веером – никаких проблем!
Получите столько доз, сколько Вам хватит для всей последующей счастливой жизни!
«Да потому», – ответите Вы, – «что для любого нормального человека при всем его страстном стремлении к обретению Счастья далеко небезразличен не только результат, но и процесс, которым этот результат достигается».
И тут с Вашими словами просто невозможно будет не согласиться.
Если процесс обретения состояния полной гармонии самого себе с самим собой и с окружающим Миром нас не устраивает, то и результат, обеспечиваемый таким процессом, нам не нужен.
Это – норма.
Иное – патология.
Не отягощенная же ею человеческая мысль настойчиво продолжает стремиться к Абсолютной Общечеловеческой Ценности.
Внедрением которой в сознание и в институированную социальную практику было бы оправдано существование и Химеры Воспитания, и Горгоны Идеологии, и Скунса Пропаганды, и Хорька Агитации.
Сегодня, после долгих и продолжительных скитаний в чащобе слов, призванных – как принято полагать – открыть заповедную дверь ко всеобщему процветанию и благоденствию Мир, называющий себя цивилизованным, сформулировал для себя новую панацейную – по его глубокому убеждению – триаду: Свобода; Демократия; Права человека.
Как мы видим, первое из них – это последнее из того, что осталось от некогда доминантного триумвирата добродетелей, доставшегося потомкам в наследство от Великой французской революции.
Изрядно ощипанная и потрепанная в арьергардных боях за самосохранение самой себя как одной из Абсолютных Общечеловеческих Ценностей, Свобода продолжает свой весьма извилистый и колдобистый путь к самоутверждению себя именно в таком качестве.
Изощренность ее в этом деле порой просто поражает.
Например, одна страна, признающая своим символом завезенную из-за океана статую Свободы, продолжает свою многолетнюю упорную борьбу за освобождение другой страны, называющей себя островом Свободы.
При этом каждая из них считает именно себя носителем и выразителем этой абсолютной ценности.
На самом же деле, бесценность Свободы как Абсолютной Ценности, по меньшей мере, значительно преувеличена.
И – более чем сомнительна.
В чëм мы с Вами имели возможность убедиться несколько выше.
Еще более сомнительной является драгоценность такой абсолютизированнойценности как Демократия.
И дело здесь даже не только и не столько в том, что с самого момента своего зарождения в древней Греции Демократия была исключительно рабовладельческой.
Да еще и – впридачу – эксклюзивной прерогативой мускулинного контингента.
Ведь, в конце концов, первое стало поправимым с момента ликвидации официального рабовладения в последних рабовладельческих странах Мира, каковыми – напомним – являлись США (вплоть до 1865-го года) и Бразилии (до 1888-го г.), – а второе – при распространении электорального права на прекрасную половину человечества.
Для справки: первыми избирательное право получили имущие женщины в Новой Зеландии в 1893 году и в Австралии – в 1902 году.
И лишь позже – в ряде европейских стран: в Великом княжестве Финляндском – в 1906 году, в Норвегии – в 1913 году, в Дании и Исландии – в 1915 году, в России – в 1917 году.
В Азербайджане и Канаде законодательно закрепленное право избирать и быть избранными в парламент женщины получили в 1918 году.
В 1919 году права голосовать и избираться в государственные и общественные институции добились женщины Германии, Нидерландов, Швеции, Люксембурга и Бельгии (в последней из названных стран – только на муниципальных выборах), в 1920 году – США, Австрии и Венгрии, в 1922 году – Ирландии, в 1928 году – Великобритании, в 1931 году – Испании.
С 1944 года избирательное право предоставлено женщинам во Франции, с 1945 года – в Италии, с 1947 года – в Болгарии, с 1948 года – в Бельгии (на общенациональном уровне) и Румынии, с 1952 года – в Греции, с 1962 года – в Монако, с 1971 года – в Швейцарии, с 1974 года – в Португалии, с 1984 года – в Лихтенштейне, с 2011 года – в Саудовской Аравии.
И все же самой опасной коррозией, неотвратимо разъедающей изнутри Демократию как социально значимую ценность, было и остается потворствование мнению.
А чаще – настроению – большинства.
Независимо от того, право оно или нет.
Этот изъян Демократии обнаружил еще две с половиной тысячи лет назад Гераклит Эфесский «Темный» (прозвище, данное ему теми людьми, кто склонен принимать глубину за темноту).
«Существует ли», – обращал Гераклит свой вопрос в не желающее слышать ничего, кроме собственного настроения большинство, – «безусловное доказательство того, что большинство всегда право, а противоречащий ему одинокий голос Человека всегда неправ?».
Ну и что можно ему ответить?
По существу?
Даже с высоты вполне современной – не-рабовладельческой и полигендерной Демократии?
А ничего.
Ведь вопрос-то по сути дела – риторический.
И если бы научные проблемы решались исключительно самым демократическимпутем, то есть, прямым и непосредственным голосованием участников обсуждения, то и по сей день Солнце для нас обращалось бы вокруг Земли.
К счастью для нас всех – людей – одинокий голос Человека не всегда и не везде оказывается подавленным и задушенным мнением и настроением подавляющего большинства.
Через триста лет после смерти Гераклита Полибию из Мегалополя удалось-таки (см. его «Всеобщую историю») подобрать адекватный термин для обозначения того конкретного абсурда, в который вырождается Демократия при ее абсолютизации: Охлократия.
То есть – власть Толпы.
Ведь Толпа не рассуждает.
Ей не свойственны ни сомнения, ни размышления, ни угрызения совести.
Ответственности за свои действия она не несет.
В этом ее привлекательность.
Для желающих получить «высшую форму Свободы – свободу от свободы» (см. чуть выше).
И в этом же ее чрезвычайная опасность.
Для Будущего.
Всех и каждого.
Кого коснутся последствия реализации настроения Толпы.
Фрагментом Толпы вправе становитьсякаждый человек.
Если сам того пожелает.
Это – вполне законное право.
Всех.
Без каких-бы-то-ни было исключений.
В полном соответствии с провозглашаемой и активно пропагандируемой сегодня социальной ценностью под названием Права человека.
И никто не вправе лишить человека этого права.
Конечно же.
Однако…
Представьте себе, что вы совершаете морскую прогулку на специально предназначенном для такого рода приятного времяпрепровождения судне.
Погода – расчудеснейшая!
Легкий освежающий бриз.
Брызги от рассекания форштевнем лазурных вод Черного, Белого, Желтого или Красного моря – не суть важно, – вызывают сладостные воспоминания о вкушении благородного, искрящегося напитка под названием «Dom Pérignon».
Или, по крайней мере, «Игристого полусладкого».
Красотища!
Не правда ли?
Правда, конечно же, правда!
Как и то, что вдруг какая-то полусветская дама, до того томно покуривавшая и стрелявшая глазками на праздно прогуливающихся денди возле правого (по ходу судна) борта, стряхивая пепел своей сигареты в море, внезапно возвопила: «Дельфины!».
Что произошло потом – не трудно догадаться.
Каждый человек, находящийся на палубе, рванулся к правому борту настолько стремительно, насколько ему позволяли его двигательные способности.
Дети – с их безудержным восторженным визгом, – конечно же, впереди.
Престарелые пассажиры и инвалиды «умственного труда» – в арьергарде.
Из кают, расположенных по левому борту, практически все, там находившиеся, толкаясь локтями, животами и всем прочим, взбирались по трапам и тотчас же присоединялись к толпе.
Желающих поглазеть на резвящихся в море дельфинов.
Действительно красивых и, в общем-то, общительных.
А что же корабль, на правом борту которого столпился фактически весь наличный контингент пассажиров?
А то, что, не выдержав такого дисбаланса нагрузки, он стал угрожающе стремительно крениться на правый борт.
Стюарды и экскурсоводы с дрожью в голосе в микрофон умоляли людей изменить свою диспозицию на палубе!
Какое там!
«Panem et circenses» – «Хлеба и зрелищ!».
Поскольку хлеб у развлекающихся туристов вроде как есть в достатке, то, соответственно, «зрелищ – в двойном размере!».
Особенно – таких экзотических, как гонки дельфинов наперегонки с прогулочным катером.
А главное – бесплатно!
Разве можно устоять перед таким соблазном?
Особенно – в толпе.
Таких же зевак и ротозеев.
Вполне понятно, чем закончилось бы это «шоу дельфинов», не возьми капитан – «первый после Бога» на корабле – в руки микрофон и сложившуюся ситуацию.
Первый его деликатный призыв немедленно отойти от борта судна толпа просто проигнорировала.
И тогда ему, капитану, пришлось произнести второй.
На чистейшем лексиконе бравого и бывалого боцмана с пиратской шхуны.
Вот это подействовало.
Незамедлительно.
Что называется, проняло.
В результате на сей раз, как говорится, пронесло.
Зато теперь рьяные и ревностные защитники Прав человека оказались вполне вправе предъявить капитану претензии по поводу нарушения им по отношению к пассажирам прогулочного судна такого основополагающего Права человека, как право на вежливое обращение к ним со стороны должностного лица.
И – подать на него в суд.
Иск.
Требуя материальной компенсации.
За причинение им им морального ущерба.
Слава доблестным ревнителям Прав человека, рьяно ратующим за их неукоснительное соблюдение!
Как раз во время заседания суда по делу о нарушения Прав человека капитаном прогулочного судна в соседнем зале слушалось другое дело.
И тоже – о нарушении Прав человека.
Добрым молодцем, нанесшим телесные повреждения в виде разбития носа гражданину Имярек.
Ответчик – сразу же по предоставлении ему слова – заявил, обращаясь к судье, буквально следующее: «Ваша честь! Поскольку мы живем в свободном демократическом государстве, постольку я как субъект права имею полное право свободно размахивать руками так, как сочту нужным. И если какой-то… (следующее слово мы опустим из уважения к общественной нравственности) вылез со своим носом туда, куда не следует, то вся ответственность за последующую целостность его носа – это уже не моя, а его проблема!».
Вот так-то.
И не больше, и не меньше.
А что же судья?
А он рассудил мудро.
Как и подобает не «заряженному» взяткой и не заангажированного никаким другим способом арбитру: «Ваше, ответчик, право свободно размахивать руками заканчивается там, где начинается нос другого человека».
И он прав.
Отсюда – выводы.
Неотвратимые.
И – необратимые.
Вывод первый: абсолютизация любой идеи, пусть даже достойной самого глубокого уважения, высочайшего почтения и заслуживающей всемерного и всемирного признания ее непреходящей нравственной ценности, ею представляемой, губительна.
Не только для человеческого Разума, но и – зачастую – для живых его носителей и выразителей.
Ведь, к примеру, даже самые недемократические режимы могут приходитьк власти самым демократическим путем. Так, как это случилось в Германии в 1933-м году. Единственное, что потребовалось для этого сделать с электоратом – так это подсунуть ему нравящиеся ему же идеи, возведенные в абсолют. Со всеми трагическими последствиями такого возведения.
Вывод второй: поскольку каждая Идеология есть абсолютизация, и – как следствие – абсурдизация той или иной идеи, постольку любая Идеология есть дегенерация Разума.
Никто из людей не является Носителем и Выразителем Абсолютной Истины в Конечной Инстанции.
Поскольку постичь ЕЕ – значит найти последний ответ на последнее «ПОЧЕМУ?».
Такое не под силу никому из людей.
Соответственно, никто из людей не вправе возлагать на себя миссию быть Мессией по вправлению мозгов всем остальным. Ни посредством Воспитания, ни способами, используемыми технологами Идеологии Пропаганды и Агитации.
Вывод третий: на функционирующем сегодня конвейере идеологического одегенерачивания Разума каждой аллегорической твари отводится своя, вполне определенная функция: Химера Воспитания поставляет человеческие заготовки (на языке технарей заготовки называют, обычно, чушками или болванками);Скунс Пропаганды отштамповывает из них деталюхи, а Хорек Агитации отправляет (или, все-таки, посылает?) их по назначению.
Определяемому Горгоной Идеологии.
Как видим, все твари – «при деле».
Только вот дело ли это – делать такое дело?
А «что делать?», – так и напрашивается извечный сакраментальный вопрос метущегося Разума.
А – вот что.
Для начала – показать всему честнóму народу «кто есть ху» (этот лингвистический перл заимствован из ответов М. С. Горбачева на его пресс-конференции 22 августа 1991 года): кто есть Химера Воспитания, кто – Скунс Пропаганды, кто – Хорек Агитации, а кто – Горгона Идеологии.
Каждого из них показать в готовом «платье голого короля».
Пусть народ знает своих «героев» не только в лицо.
Тех, кто его наставляет, направляет и посылает.
Для продолжения – дать спокойно умереть тварям, несущим Разуму омертвение: убивающим все разумное, гангреноносным Скунсу Пропаганды и Хорьку Агитации, как, собственно, и их ближайшей родственнице по духу – Химере Воспитания и их сюзеренше – Горгоне Идеологии место на погосте.
Для промежуточного завершения же процесса отвечания на вопрос:
«А что делать?», – представляется уместным предоставить широкой публике весь сонм родственников Химеры Воспитания.
Достаточно тесно связанных с ней генеалогически либо этимологически, но далеко не всегда и совершенно не обязательно родственных ей по духу.
Ведь от них, а не от Химеры Воспитания – зависит будущее Человека Разумного.
Речь идет о Ласточке Научения (learning), Дятле Обучения (training), СветлячкеПросвещения (education, enlightenment, illumination) и, наконец, о Сове Образования (education, formation, forming, generation, schooling, background).
Ими и займемся.
Прямо сейчас.
Глава XIII «Other relatives Chimeras of Education» – «Другие родственники Химеры Воспитания»
«Если бы каждый из них отвечал за действия всех своих родственников, то горе было бы им всем».
Робб Старк. «Игра престолов».Родственников не выбирают.
Они – данность.
Уж, какая есть.
У Химеры Воспитания наличествует масса родственников.
Разных.
Отличающихся не только друг от друга, но и от самих себя в разных своих ипостасях.
Ближайшие родственники Химеры Воспитания – Скунс Пропаганды и ХорекАгитации были нами уже представлены.
В предыдущей главе.
Осталось познакомиться с остальными.
Начиная с самых незатейливых и незамысловатых.
Следуя сему принципу, первым рассмотрим Научение (learning).
Оно есть путь приобщения.
К установленным или установившимся правилам.
Касающимся чего угодно.
Например, поведения в обществе.
Вспомним, в частности, почти сакраментальное:
Вот это стул — На нем сидят. Вот это стол — За ним едят.Свинья:
Вот это стол — На нем сидят.Коза:
Вот это стул — Его едят.(С. Я. Маршак «Кошкин дом»).
Поскольку научением предполагается лишь внимание (от слова «внимать») к получаемой информации, но никак не императивное требование немедленно и неукоснительно исполнять повеления, постольку ментальное родство ЛасточкиНаучения с Химерой Воспитания хотя и существует, но по существу оно – весьма отдаленное.
Если Химера Воспитания действует с постоянной оглядкой на Гарпию Идеологии, неукоснительно следуя ее догматам, то Ласточка Научения опирается исключительно на опыт.
Ведь «Опыт», – по словам Олдоса Леонарда Хаксли, – «это не то, что случается с человеком, а то, что человек делает, когда с ним что-то случается» (см. его «Вечную философию»).
Принимать во внимание «опыт – сын ошибок трудных» (см.: Пушкин А. С. «О, сколько нам открытий чудных…»): как свой, так и – даже предпочтительно – чужой, воплощенный в определенные правила, есть целью и комплексной задачей того, что называется научением.
Им – в отличие от Поучения – научающемуся предоставляется свобода действовать сообразно своим умопредставлениям, держа, однако, в уме и установленные и установившиеся правила, и накопленный и воплощенный в них опыт.
Поучением же – в отличие от научения – такая свобода даже не декларируется, а, наоборот, императивно повелевается неукоснительно и беспрекословно соблюдать и выполнять все установленные правила.
С более или менее явным намеком на вполне определенные санкции и карательные процедуры по отношению к не-соблюдающим и не-выполняющим содержащегося в повелениях.
Посему Поучение не состоит в родственных отношениях с Химерой Воспитания, а входит в состав ее организма.
Примерно так же, как, например, прямая кишка входит в структуру кишечника.
Любое научение – чему бы то ни было – имеет точку своего этапного завершения.
В которой фиксируется факт овладевания азами того, чему научаются.
Например, научиться ездить на двухколесном велосипеде означает достижение умения поддерживать равновесие в процессе езды на этом аппарате.
Научиться плавать – значит, пусть и барахтаясь, уметь держаться над поверхностью воды, не захлебываясь и не идя «топориком» на дно.
Научение чтению – есть овладение умением складывать буквы в слоги, слоги – в слова, а слова – в предложения.
Мудрые, хотя и древние, греки для обозначения никчемности человека говорили о нем: «Он не умеет ни читать, ни плавать».
Соответственно, и сегодня путь к социализации человека проходит через обязательное овладевание им первоосновами «прожиточного минимума» знаний, умений и навыков, обретение которых достигается через научение.
Если научение для человека есть «первая Ласточка», прилет которой знаменует собой приход ранней весны его жизни как существа разумного, то прилет – вслед за ней – Дятла Обучения означает начало ее расцвета.
Дятел– по словам незатейливой старинной загадки – «не дровосек, не плотник, а первый в лесу работник».
И детишек своих сызмальства обучает он своему «ремеслу».
Дятел Обучения, как и Ласточка Научения, несомненно, старше и Химеры Воспитания, да и самогó человека.
Горделиво и самонадеянно именующего себя Homo Sapiens.
Подчас не имея для этого достаточных оснований.
Сомневаетесь?
В таком случае скажите: а кто, собственно присвоил человеку столь престижный титул: «Sapiens»?
Вы правы: он сам себе и присвоил.
Без какого бы то ни было учета мнения других по поводу себя.
«Позвольте», – возмутитесь Вы, – «это каких же таких других?», – с явным недоумением в голосе спросите Вы.
«Кто, собственно, имеется в виду под словом другие?».
Да кто угодно.
Обезьяны, например.
Как сказал Генрих Гейне в своих «Путевых заметках», «обезьяны глядят на людей свысока, усматривая в них вырождение собственной расы».
Не верите?
Проверьте.
Сходúте в зоопарк.
В киевский, например.
Там, в нем, на клетке с гориллами висит табличка, на которой черным по-украински четко написано: «Не підходьте близько до клітки з горілами – вони кидаються лайном» («Не подходите близко к клетке с гориллами – они бросаются дерьмом»).
Почему?
Потому что они, гориллы, считают, что мы ни на что лучшее не заслуживаем.
В самом деле, представьте себе, что нам с ними пришлось бы поменяться местами.
Теперь уже не они бы, а мы, люди, были бы посажаны в клетки, а они – обезьяны – ходили бы по тротуарам, ели бы эскимо на палочке и показывали бы своими указательными пальцами на нас, сидящих в клетках.
Глумясь и потешаясь над нами.
И что бы тогда оставалось бы делать нам?
Правильно.
Вы догадались.
Как заметил Уинстон Черчилль, «собаки глядят на людей снизу вверх, кошки – сверху вниз, и только свиньи усматривают в людях равных себе». (см. его «Размышления и приключения» («Thoughts and Adventures», 1932).
Если капитана Франческо Скеттино угораздило потопить при полном штиле и прекрасной видимости вверенный ему под его личную ответственность круизный лайнер, то можно ли назвать это проявлением разумности Человека Разумного? (cм. ниже: фото круизного лайнера «Costa Concordia» до и после рукодельной катастрофы авторства Ф. Скеттино):
Если на учебных стрельбах ракета залетает на крышу жилого дома в городе-спутнике Киева Бровары, или же проводится сомнительный эксперимент на работающем ядерном реакторе Чернобыльской АЭС с печально известными всему миру последствиями, то это что: свидетельства триумфа человеческого Разума?
«Нет», – говорят, – «все эти и другие рукотворные катастрофы – не что иное, как проявления человеческого фактора».
Но раз так, то придется нам с Вами сделать весьма обескураживающий всех нас, горделиво и самодовольно именующих себя «homo sapiens», вывод: понятия человеческий и разумный несовместимы.
К счастью, до повсеместной распространенности сего вывода дело не доходит.
Ведь Разум таки предоставлен человеку.
Хотя и лишь в виде способности быть разумным.
Ведь способность эту нам, людям, необходимо постоянно развивать и усовершенствовать.
Если мы действительно хотим заслужить безоговорочного подтверждения нашей разумности.
Кто-то этим занимается, кто-то нет.
Если же этим все же заниматься, то, спрашивается: «Как?».
Отвечается: «Посредством процесса обучения».
Обучением, как и научением своих детей и детенышей занимались раньше и занимаются сегодня, говоря словами героини чеховской «Чайки», «люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки…».
И, разумеется, т. д.
И – т. п.
Не прошедшие же положенного им «курса молодого бойца» новобранцы Мира Животных, например, просто не способны в нем выжить.
Однако, если в ходе научения сии новобранцы обретают способность лишь отличать съедобное от несъедобного и опасное от неопасного, то в процессе обучения они уже овладевают определенным ремеслом.
Львята обучаются львиному «ремеслу», орлы – орлиному (см. «хит» семидесятых под аллегорическим названием «Орлята учатся летать»: идейно зрелая музыка Александры Пахмутовой на идеологически выдержанные слова Николая Добронравова), куропатки – куропаткиному.
И – пр.
Люди же могут обучаться чему угодно.
Ремеслу – любому.
От «дровосека и плотника» и – до палача.
Профессия которого, как мы с Вами помним, испокон средних веков передавалась «от отца к сыну».
А – при наличии отсутствия последнего – к первому из зятей тестя – «заплечных дел мастера».
Лексикону же нам с Вами можно научиться какому угодно.
Легче всего – ненормативному.
Можно.
Но нужно ли?
Всему ли тому, чему нас обучают, пытаются обучать или же намереваются пытаться обучать, следует обучаться?
«Вот в чем вопрос», – как говаривал незабвенный Гамлет в переводе и Б. Пастернака, и П. Гнедича.
Как легко и радостно становится на душе, когда осознаешь, скольким ненужным вещам ты так и не удосужился научиться!
Например, считать.
На счетах.
С деревянными костяшками.
Которыми надо щелкать.
И – на арифмометре.
С металлической ручкой.
Которую надо крутить.
И – на логарифмической линейке.
С целлулоидным курсором.
Который сначала надо установить, а потом – передвигать! – туда-сюда, сюда-туда!
Но все наши удовольствия от того, что мы с Вами так и не научились щелкать (деревянными костяшками счетов), крутить (металлическую ручку арифмометра) и передвигать (целлулоидный курсор логарифмической линейки), тускнут, меркнут и блекнут.
Перед той радостью, которую невозможно не испытать от того, что нам с Вами несказанно посчастливилось не стать объектами попыток научить нас стучать.
На телетайпе ли, на ключе ли азбуки Морзе, на соседей, знакомых, родственников и сотрудников по работе.
Ли.
Вывод: не всему тому, чему нас пытаются учить, следует учиться.
Чтобы потом не было ни мучительно больно за напрасно потраченное время, ни жутко стыдно за себя.
Поддавшегося.
И – сдавшегося.
На милость обучающего.
Либо – стремительно уходящему в небытие, либо – гадостному и мерзопакостному.
Как говаривал Стив Джобс, «я горжусь не только тем, что я сделал, но и тем, чего я не делал» (см.: Уолтер Айзексон. «Стив Джобс»).
Оно, конечно же, неплохо бы – обучиться, например, вышиванию крестиком-ноликом: говорят, это очень даже успокаивает вдрыск расшатанную нервную систему.
И, к тому же, расширяет эстетический кругозор обучающегося.
И, быть может, мы с Вами именно так бы и сделали.
Непременно.
Но – при одном непреложном условии: если каждый из нас жил бы вечно.
Увы – ресурс нашего пребывания в этом Мире ограничен.
Примерно 600-ми тысячами часов.
В среднем.
Если жить в Европе.
Или – в Японии, например.
Жили бы мы в Африке так, как живут среднестатистические африканцы, – жили бы меньше.
Раза в два.
Это – по статистике.
Из отведенного нам статистикой ресурса каждый день неумолимо и безвозвратно уносит с собой двадцать четыре часа.
Нашего бесценного времени.
Непростительно ошибался Бенджамин Франкин (см. его портрет ниже), заявляя: «Время – деньги» (в развернутом варианте – «время, которое у нас есть, это деньги, которых у нас нет»).
Данное его заявление – это гнусная клевета.
На Его Величество Время.
По поводу Его якобы сравнимости.
С чем бы то ни было.
Тем более – с такой тленностью, как деньги.
Ведь Время, во-первых, – в отличие от любой денежной массы – невосполнимо.
Во-вторых, а может быть, это-то как раз и во-первых, Время обладает потенциалом обретения таких богатстви сокровищ, каких невозможно приобрести ни за какие деньги.
Например?
Извольте.
Настоящую дружбу.
Или же – не менее настоящую любовь.
Ведь, как заявил Станúслав Ежи Лец, «любовь есть продолжение дружбы иными средствами».
Увы, Время безвозвратно.
В отличие от денег.
Которые сегодня, допустим, Вы потеряли, а завтра – поднатужившись и поднапрягшись – снова обрели.
Да еще и в бóльшем количестве.
Посему нам все время приходится выбирать: на что именно тратить безвозвратный и невосполнимый ресурс отведенного нам Жизнью Времени.
Время жить для человека – это время выбирать (позволим себе такую реминисценцию на название книги Эриха Марии Ремарка «Время жить и время умирать», в оригинале – «Zeit zu leben und Zeit zu sterben»).
В том числе – и то, чему обучаться.
По принципу, получившему название «бритвы Оккама» (от имени его изобретателя, жившего и изобретавшего принципы еще в далеком XIV-м веке).
В свободной же интерпретации сей принцип обычно трактуется так: «Отсекай все лишнее».
То есть, из практически безграничного массива всего того, чему можно обучаться, особенно сегодня, когда Интернет буквально кишит разнообразнейшими предложениями по сему поводу, стоит-таки отбросить все лишнее.
Осталось только выяснить – всего-то ничего: а что же все же следует считать лишним?
А что – не лишним?
Из меркантильных соображений не лишне обучаться тому, что имеет позитивную перспективу его востребованности.
И близкую, и отдаленную.
Например, обучаться какому-либо ремеслу.
Пользующемуся устойчивым – актуально и потенциально – спросом на рынке товаров и услуг.
В таком случае процессом обучения обеспечивается или, по крайней мере, должно обеспечиваться обретение обучающимся определенных знаний, умений и навыков.
Посредством которых человек формирует в себе то, что принято сегодня называть профессиональной компетентностью.
Иными словами, в процессе своего обучения человек становится ремесленником.
Более или менее квалифицированным – в зависимости от того, насколько добросовестно и старательно он обучался, и у каких именно профессионалов.
«Набитая рука», «наметанный глаз», «намотанное на ус» – вот это все и есть конкретные результаты обучения.
И – одновременно – оно же является признаками ремесленника.
То есть, лицá, овладевшего – в процессе обучения – определенным набором установленных или установившихся правил.
Позволяющих выполнять некий фиксированный комплекс стереотипных действий.
Осуществляемых по определенному алгоритму.
Обеспечивающему возможность производить входящее в перечень востребованных товаров и услуг.
Но – не более того.
По гедонистическим же мотивам предпочтение, как правило, отдается обучению тому, что является созвучным с собственным призванием человека.
То есть, тому, к чему, у него, образно говоря, «лежит душа».
Если же эти два вектора совпадают по своему направлению, то лучшего и желать не приходится.
Однако было бы непростительной ошибкой считать, что интересоваться всем остальным – лишнее.
В научной фантастике неоднократно обыгрывалась такая гипотетическая ситуация.
Допустим, что человеческое сообщество достигло настолько высокого уровня своего развития, что может позволить себе неслыханную и невиданную доселе роскошь: каждый человек имеет реальную возможность беспрепятственно и без каких бы то ни было негативных последствий для своего благосостояния заниматься именно тем, к чему у него, как говорится, «лежит душа».
Предположим, что Вы создавали-создавали, и наконец-таки создали нечто совершенно невообразимое: некое яйцо размером с тираннозавреное, которое перламутрово блестит и переливается всеми цветами радуги.
И – вдобавок – обладает еще целым рядом других расчудеснейших свойств.
Естественно, теперь Вы просто обуреваемы неуемным желанием поделиться с людьми сделанным Вами открытием-изобретением-произведением.
Вот тут-то Вы сталкиваетесь, что называется, «лоб-в-лоб» с неожиданной проблемой: каждый человек настолько увлечен тем, чем он занят, что никому и дела нет до Вашего расчудеснейшего яйца.
Вы рассылаете сообщение о нем всем Вашим друзьям по социальным сетям.
Реакции – «ноль».
Размещаете информацию в различных иных Интернет-ресурсах – то же самое.
Отчаявшись, Вы выбегаете из своего офиса-лаборатории-мастерской на улицу, и пытаетесь остановить любого прохожего с целью рассказать ну хоть кому-нибудь о своем Чуде-Юде.
От Вас шарахаются, как от прокаженного.
И тут – откуда ни возьмись – подходит к Вам один тип, и говорит:
«Я слышал, как Вы пытались рассказать о своем открытии-изобретении-произведении человеку, который отказался Вас выслушать. Говорите. Я – готов слушать».
Боясь поверить своему счастью, Вы хватаете этого милейшего человека за пуговицу его сюртука, и лихорадочно пытаетесь ему рассказать все сразу. Нет, конечно же, нет! Не рассказывать надо, а показывать, ведь это совершенно недалеко отсюда, буквально в соседнем парадном!
Взглянув на часы, милейший человек вежливо поинтересовался, сколько это займет времени.
Сошлись на четверти часа.
В течение этого временнóго интервала Вы попытались все рассказать о своем детище, все показать, и все объяснить упомянутому милейшему человеку.
Он же, не перебивая Вас, все рассказанное выслушал, все показанное рассмотрел и всему объясненному внял.
Казалось бы.
Но как только оговоренное Вами с ним время истекло, теперь уже он взял Вас за Вашу пуговицу Вашего пиджака и произнес: «А сейчас ты пойдешь со мной, и будешь слушать, смотреть и внимать тому, что я буду тебе говорить, показывать и объяснять!».
То есть, милейший человек, отчаявшись, как и Вы, найти хоть кого-то, кто бы заинтересовался – хотя бы просто посмотреть! – его открытием-изобретением-произведением, сознательно пошел на жертву своимдрагоценнейшим временем с тем, чтобы – гарантированно! – обеспечить себе слушателя-зрителя-внимателя.
В Вашем лице.
Вконец растерявшемся.
От такого разочарования и нахальства.
Возможна ли описанная ситуация?
В принципе?
Гипотетически?
Увы, но всех возможных оптимистов на сей счет придется огорчить.
Такая ситуация НЕ-возможна.
Ни «в принципе», ни «гипотетически».
Невозможно генерировать ничего принципиально нового ни в одной из сфер и областей человеческой деятельности, если наглухо замкнуться в скорлупе исключительно ее одной.
Если не осуществлять постоянной подпитки себя идеями и эмоциональными импульсами, исходящими из иных, не обязательно непосредственно соприкасающихся с данной, сфер, отраслей и областей деятельности.
Для выхода за пределы уже достигнутого необходима вспышка, которая, как молния в кромешной тьме ночи, осветит и проблему, и путь к ее решению.
Откуда она возьмется?
Когда?
При каких условиях?
В каких обстоятельствах?
Сие неведомо и не предсказуемо.
Но точно известно, что не из ниоткуда.
Бетховена, например, вдохновил на написание его Героической симфонии освободительный поход Наполеона по Европе, о чем свидетельствует соответствующее посвящение на титульном листе сего опуса.
Правда, потом, когда Бонапарт сам себя провозгласил себя императором, Бетховен собственноручно зачеркнул свое посвящение, но симфония то осталась!
В свою очередь Дмитрия Ивановича Менделеева на его многочисленные открытия и изобретения вдохновляли – по его же словам – картины Архипа Ивановича Куинджи (см.: Менделеев Д. И. «Перед картиной Куинджи», соч. в 25-ти томах, том 24).
В частности, «Лунная ночь на Днепре» (см. репродукцию ниже).
Куинджи А. И. Лунная ночь на Днепре
То есть, если человек в своей деятельности не желает «застрять» на репродуцировании того, что уже было ранее создано, ему непременно придется – хочет он того или нет – приобщаться ко всему необъятному и бесценному богатству сотворенного и накопленного Человеческим Гением.
И чем многостороннее и не-поверхностнее будет это приобщение, тем больше будет шансов у приобщившегося выйти за узкие пределы освоенного им ремесла.
И – войти.
В бескрайние просторы Творческого Созидания.
Иными словами, если ничегó не «видеть» и ничегó не «слышать», то и сказать будет нéчего.
Слова «видеть» и «слышать» тут взяты в кавычки, поскольку, как ответил слепоглухой ученик Эвальда Васильевича Ильенкова Алексанр Васильевич Суворов на адресованный ему вопрос: «Как Вы можете говорить? Ведь Вы же ничего не видите и не слышите??», – «А я вижу и слышу. Глазами и ушами всего человечества, данными мне моими учителями» (см. ниже фото из книги: Ильенков Э. В. «Философия и культура»).
Диалог Э. В. Ильенкова со слепоглухим студентом МГУ А. В. Суворовым. Фото 1970-х годов
Значит, обучаться стóит чему-то определенному.
Созвучному со своим призванием.
И – имеющему достаточно прочную и надежную перспективу своей востребованности.
Приобщаться же есть смысл ко всему тому, что может нести в себе интеллектуальный и эмоциональный заряд взрывной мощности и созидательной силы, ведь взрывами можно не только разрушать, но и созидать, например, каналы, дамбы и плотины.
Соответственно, чем богаче, разностороннее и многограннее по своему содержанию процесс такого приобщения, тем шире предоставляемые им Вам возможности.
Для создания – теперь уже – Вами – принципиально нового.
Ранее не виданого и не слыханого.
Здесь то и приходит на помощь Дятлу Обучения Светлячок Просвещения.
Ведь Свет Разума пробивается из тьмы веков.
И само-то по себе Просвещение есть приобщение к Свету Разума.
Понятие просвещения принято и привязывать к XVIII-му веку, с безудержным оптимизмом названному, по крайней мере, в Европе, эпохой Просвещения (вспомним, например пушкинское «О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух»), и ассоциировать еë с именами Вольтера и Дидро, д’Аламбера и Кондорсе, Гольбаха и Ламетри, Юма и Монтескье.
Иногда обращаясь к более ранним просветителям: Ньютону и Локку.
Как раз посреди того столетия, которое сегодня именуется веком Просвещения, а именно, в 1750-м году с кафедры Сорбонского университета двадцатичетырехлетний профессор сего высокочтимого учебного заведения Анн Роббер Жак Тюрго безапелляционно провозгласил: «Нравы смягчаются, человеческий разум просвещается, изолированные нации сближаются» (см.: Тюрго А. Р. Ж. «Последовательные успехи человеческого разума»).
Его бы слова, да, как говорится, «богу в уши».
Если бы тенденция, о которой так восторженно заявлял высокочтимый молодой профессор Сорбонны, была едино-направленной, то сегодня, через 265 лет после произнесения им его знаменитой речи, мы все жили бы уже в эпоху Беспредельно Смягчившихся Нравов, Бескрайне Просветившегося Человеческого Разума и Окончательно Сблизившихся в Братских Объятиях Наций.
Увы, но на самом деле ситуация складывалась и складывается далеко не так радужно, безоблачно и безмятежно, как это представил Миру А. Р. Ж. Тюрго.
Как бы в издевку над его словами, вскоре после их публичного произнесения, с легкой руки Жозефа Игнаса Гильотена – профессора анатомии и члена Учредительного собрания – был законодательно утвержден просвещенный метод казни.
Посредством гильотинирования.
«Уравнивающего в правах знать и простолюдинов» (см. предоставленный законодательному органу Франции рекламный проспект творения, представленного Ж. И. Гильотеном).
Полюбуйтесь.
Вашему вниманию предлагается выставочный образец гильотины французской конструкции (см. фото ниже).
Сие творение «смягчало нравы» настолько, что после проведения нескольких публичных экзекуций с ее применением во время Великой французской революции, как ее назвали сами французы, в Париже практически исчезли с улиц коты, собаки и голуби: всех их казнили посредством отсечения голов местные тинейджеры.
Насмотревшиеся на то, как легко и просто это делают с людьми взрослые люди (см.: Ллойд Демоз. «Психоистория»).
Этот же аппарат «допросвещал» разум того, что и по сегодня представители экстремистских и партий, и «движений» всех мастей и расцветок считают лучшим средством от головной боли именно гильотину.
Ведь, на самом деле, не болит голова у того, у кого ее нет.
Именно она, гильотина, простотой своей конструкции, экономичностью в ее изготовлении и использовании, надежностью в работе «сблизила» нации настолько, что стала изготовляться не только во Франции, но и, например, в Германии.
И использоваться, к примеру, в Украине.
Где публичное гильотинирование применялось по отношению к местному населению. Как средство наведения «нового порядка» и устрашения всех потенциально непокорных ему.
Как средство наведения «нового порядка» и устрашения всех потенциальных Сегодня каждый желающий может увидеть образец гильотины, конечно, не такой изящный, как на предыдущем фото, но зато – действительно действовавший, в Национальном музее Великой Отечественной войны в городе Киеве (см. фото ниже).
Безусловно, определенный смысл в том, чтобы ассоциировать Просвещение с Западной Европой и с XVIII-м веком есть.
Однако сие никак не означает, что просвещение как стремление к приобщению к Свету Разума (и тем самым – его приращению, о чем – чуть позднее) не существовало в более ранние времена и на более пространном географическом ареале.
Первые библиотеки как очаги просвещения появились еще во I-м тысячелетии до н. э. в Ассирии и Древнем Египте.
Самая первая публичная библиотека открытого доступа к ее фондам функционировала уже в V-м веке до н. э. (при Писистрате в Афинах).
В библиотеке античной Александрии при Александрийском музее в начале IV-го века до н. э. хранилось и выдавалось читателям до 700 000 рукописных пергаментных свитков.
Сами же музеи (от греч. μουσεῖον – Дом Муз) как учреждения, занимающееся вначале коллекционированием, хранением и экспонированием, а позднее – и изучением предметов – памятников естественной истории, материальной и духовной культуры, а также просветительской и популяризаторской деятельностью возникли задолго до основанного в 270-м году до н. э. Птолемеем I Александрийского музея: с самого начала второго тысячелетия нашей эры в храмах Китая и Японии.
Однако до тех пор, пока не был изобретен печатный станок, о Просвещении как мощном и влиятельном идейном и культурном течении в обществе и речи не могло быть.
Ведь Просвещение – не только некий компендиум определенных идей, но и процесс и результат их распространения. Как можно более широкого.
Что и стало происходить всеускоряющимися темпами по мере внедрения типографского дела в общественную жизнь.
Как только в средине 1440-х годов Иоганном Генсфляйтером цур Ладеном цум Гуттенбергом был создан европейский способ книгопечатания подвижными литерами, материальные предпосылки для Просвещения как лавинообразного процесса приобщения читающей публики к Свету Разума обрели вполне реальные очертания.
В Европе начался подлинный бум книгопечатания.
Уже в 1460-м году в Страсбурге заработала типография Ментеля, в1461-м в Бамберге – издательство Пфистера, в 1466-м в Кельне – Ульриха Целля, в 1468-м в Аугсбурге – Гюнтера Цайнера, в 1470-м в Нюрнберге – Генриха Кеффера и Иоганна Зензеншмидта, после чего вступили в действие типографии во Франкфурте-на-Майне, Любеке, Лейпциге, Эрфурте и т. д.
В Нидерландах первым городом, в котором была основана типография, стал Утрехт (в 1473-м году); за ним следуют Лувен (1474-й г.), Брюгге (1475-й г.), Антверпен (1476-й г.).
Чуть позднее в бум книгопечатания были вовлечены Англия и Франция, Испания и Португалия, Венгрия и страны Скандинавии.
Только в одной Италии к концу XV-го столетия уже существовало свыше 250-ти типографий: в Венеции, Болонье, Флоренции, Неаполе, Риме.
Таким образом, плацдарм для победного наступления Просвещения как максимально широкого приобщения людей к Свету Разума был подготовлен.
Что, собственно говоря, стало реальной угрозой для существовавшего на тот момент в Европе тотального господства обскурантизма и мракобесия.
Совершенно естественно, что Горгоной Идеологии, ощутившей своим звериным чутьем опасность и своему доминированию, и даже самому своему существованию, проявив недюжинную реакцию, немедленно были предприняты ответные шаги по недопущению и предотвращению крайне нежелательного для Нее развития событий.
В частности, именно тогда создается фактически идеологическая жандармерия, функции которой поручается выполнять только что основанному на тот момент времени Игнатием Лойолой Ордену иезуитов, в обязанности которого включается надзор за соблюдением директив, содержащихся в Индексезапрещенных книг (см. ниже: фото его обложки):
Index Librorum Prohibitorum, издание 1564 года Павла Мануция
Нет ни возможности, ни смысла здесь перечислять все, учиненное с неугодными идеологической жандармерии изданиями и их авторами в период действия (с 1529-го по 1966-й т. т.) сего Индекса.
Отметим лишь, что, согласно данному Индексу, в число авторов запрещенных книг входили: Эразм Роттердамский и Пьер Абеляр; Рабле и Монтень; Декарт и Паскаль; Лафонтен и Монтескье; Вольтер и Ж. – Ж. Руссо; Дидро и Гельвеций; Стендаль и Бальзак; Виктóр Гюго и Флобер; Александр Дюма (отец) и Метерлинк; Анатоль Франс и Сартр; Спиноза и Локк; Беркли и Юм; Кондильяк и Даламбер; Поль Гольбах и Иммануил Кант; Ламетри и Сведенборг; Лоренс Стерн и Джонатан Свифт; Гейне и Бергсон.
При этом ни опус фюрера (см. фото ниже),
ни сакраментальное творение дуче (см. еще ниже)
в сей Индекс не вошли.
Вот такая изобретательная избирательность была проявлена составителями Индекса.
А по-другому, собственно говоря, и быть не могло, ведь библиографические откровения и Гитлера, и Муссолини как нельзя лучше приучают своих читателей к покорности и послушанию.
Фюреру и дуче.
И, конечно же, Режиму Правления.
Что само по себе уже гарантирует получение индульгенции от Горгоны Идеологии и ее верной прислужницы – Химеры Воспитания на какое угодно преступление.
Как уже совершенное, так и еще только планируемое к его совершению.
Лишь бы оно было санкционировано вышестоящей инстанцией.
Впрочем, такого рода занятиями – в той или иной мере – увлекались практически все главари всех диктаторских режимов правления: кто – более или менее тайно; кто – явно.
Подводя под сие свое увлечение то или иное идеологическое обоснование.
Так, например, согласно «Шанцзюнь Шу» («Книге правителя области Шан»), еще в 213-м году до н. э. придворные обратились к Сяо-гуну (князю) царства Цинь с инициативой «сжечь все книги, дабы те не будоражили умы подданных». В результате принятия Сяо-гуном сих рекомендаций тысячи свитков были сожжены, а ученых, их составлявших, закопали в землю живьем.
Наиболее откровенно и радикально сформулировал заветную мечту всех диктаторов Павел Афанасьевич Фамусов – один из героев грибоедовского «Горя от ума»: «Уж коли зло пресечь, забрать все книги бы да сжечь».
«Забыв», по-видимому, добавить: «Вместе с их авторами».
«Рукописи не горят» только в магическом Мире булгаковского Воланда.
В реальной же жизни – увы! – горят.
Еще и как!
Весело, задорно, как говорится, «с огоньком»!
Как в 415-м году сгорело – по деликатной подсказке епископа Кирилла Александрийского – все, написанное умом и пером Ипатии Александрийской, пожалуй, самой выдающейся женщине-ученому – математику, астроному, философу – эпохи поздней античности.
Сгорело вмести с ней самой.
Правда, к тому моменту уже расчлененной живьем на куски.
С подачи того же Кирилла.
Просвещение, девизом которого, по словам Иммануила Канта (см. его «Ответ на вопрос: «Что такое просвещение?»), является «Sapereaude!» (лат.), что в кантовской интерпретации звучит как «Имей мужество пользоваться собственным умом!» (нем. «Habe Mut, dich deines eigenen Verstandes zu bedienen!»), у любого тоталитарного режима всегда и везде вызывало одинаково истеричное беснование.
Сопровождаемое, в том числе, и сожжением книг.
Будь то в азиатском царстве Цинь 213-го года до н. э., в североафриканской Александрии 415-го года уже нашей эры, или же – в европейском Берлине 1933-го года (см. фото ниже).
Сжигание книг в рамках «акции против негерманского духа» (нем. «Aktion wider den undeutschen Geist») на Опернплац в Берлине 10 мая 1933-го года
Беснование, сопряженное с сожжением книг, как правило, сопровождалосьумерщвлением еще живших на тот момент их авторов, ведь – по пророческим словам Генриха Гейне (см. его трагедию «Альмансор»), – там, тогда и постольку, где, когда и поскольку сжигают книги, обязательно будут сжигать и людей.
Книги с марта 1933-го года массово и публично сжигали в 70-ти городах Германии.
Под музыку оркестров, песнопение, «клятвы на огне» и соответствующие этим «пляскам святого Витта» речевки, что – по замыслу инициаторов и организаторов проводимой акции – должно было произвести на всю германскуюнацию потрясающий воспитательный эффект.
Второй этап этой «Просветительской кампании», как она была названа в официальной прессе III-го Рейха, стартовал 26 апреля 1933 г. сбором «подрывной литературы». Каждый студент должен был, прежде всего, очистить собственную библиотеку и библиотеки знакомых и членов семьи от «вредных» книг, затем обыскивались библиотеки университетов и институтов. Публичные библиотеки и книжные магазины также подвергались зачистке от запрещённой литературы. Члены Гитлерюгенда и Национал-социалистического студенческого союза распространяли от имени Комитета борьбы против негерманского духа требования к студентам: изымать отмеченные в прилагавшемся «чёрном списке» книги, а затем передавать их представителям Комитета для последующего публичного сожжения. Всего было сожжено 70 тысяч томов 313-ти авторов и соавторов.
В этом – по задумке авторов кампании по уничтожению книг – состоял воспитательный эффект мощнейшей идеологической силы.
Химера Воспитания вполне могла тогда торжествовать.
Что Она, собственно, и делала.
До тех пор, пока Она не испустила дух.
Именно в той, зажигательной и – сжигательной своей ипостаси.
Сегодня же оживший мертвец – Химера Воспитания – предстает перед нами в своем новом обличии и облачении.
Сейчас стало считаться дурным тоном сжигать книги.
Как, впрочем, и их авторов.
И теперь Химере Воспитания приходится изобретать иные, более изощренныеспособы взнуздания своего строптивого родственника по имени Просвещение.
В современных условиях Химера Воспитания, неустанно продолжая осуществлять свою гаденькую сущность принудительницы к повиновению, преимущественно озабочена тем, чтобы придать себе имидж респектабельной дамы.
Она теперь все более активно, хотя и предельно конспиративно совокупляется с Хамелеоном Изворотливости, порождая совместными с ним деторождающими усилиями причудливых мутантов: полухимер-полухамелеонов.
Действующих в соответствии с весьма своеобразным принципом: хулить ранее ими же хвалимое; хвалить ими же ранее хулимое.
Достаточно вспомнить, что хвалили и что хулили – с одинаково пламенным чувством глубокой убежденности – профессиональные блюстители Системы Идеологии, господствующей на территории самой большой страны в Мире, и что они же стали хвалить, а что – хулить после смены Системы.
Если конъюнктура на свободном рынке купли-продажи идейно-воспитательныхуслуг радикально изменяется, то кардинально изменяется и полярность.
Хвалимого и хулимого.
Идейно-воспитательным полухимерам-полухамелеонам безразлично, какой Идеологии служить.
Лишь бы эта Идеология была провластной.
Тогда и идейно-воспитательные мутанты будут привластными.
То есть, при кормушке.
Однако мимикрией чудеса изворотливости, проявляемые Химерой Воспитания, вовсе не исчерпываются.
Вопреки всем законам генетики современная Химера Воспитания обладает способностью скрещиваться с рыбой-прилипалой.
После чего продукты такого извращенного совокупления приспосабливаются присасываться особыми присосками и к Светлячку Просвещения, и к Ласточке Научения, и к Дятлу Обучения, и к Сове Образования.
Доказательства?
Извольте.
То, что Химерой Воспитания позиционируется в качестве физического воспитания, на самом деле в лучших своих проявлениях является физической подготовкой.
К полноценной и полнокровной жизни.
Именуемое трудовым воспитаниемпо своей сути представляет собой трудовое обучение.
Если оно действительно происходит, а не только декларируется и имитируется.
Называемое музыкальным воспитанием на поверку оказывается музыкальным образованием.
Иначе это – просто идеологическая накачка.
Идеологизируемых.
Под бравурные звуки, извлекаемые из музыкальных инструментов.
Преимущественно – духовых и ударных.
Призванных обеспечить укрепление Духовных Основ в Государстве и Обществе.
А чем же, собственно говоря, занимается все это время Сова Образования?
Ведь практически обо всех родственниках/цах Химеры Воспитания мы с Вами здесь уже вспомнили.
А про Сову Образования что, забыли?
Ну уж, нет.
Ей мы с Вами посвятим целую главу.
Отдельную.
И – последнюю.
По крайней мере, в этой книге.
Итак…
Глава XIV «The most Ambiguous Kinswoman Chimeras Education» – «Самая неоднозначная родственница Химеры Воспитания»
«Государство обезобразилось бы, если бы все жители стали образованы, ибо вместо послушания они преисполнились бы гордыней».
Арман Жан дю Плесси де Ришелье. «Политическое завещание».Произнесите перед англоговорящим человеком слово «еducation», и он не поймет о чем именно Вы говорите: то ли о воспитании, то ли об образовании, то ли о просвещении.
То есть, в данном случае для достижения Вами однозначного понимания Вас Вашим англоязычным собеседником Вам неминуемо придется применять дополнительные пояснения.
Ведь без них вероятность быть неправильно понятым будет чрезвычайно высока.
Сказанное в полной мере относится и к франко-испано-германо-и-прочая-и-прочая-язычным визави, ведь в подавляющем большинстве ныне здравствующих языков (и не только европейских) понятия: «воспитание», «просвещение» и «образование», – могут быть обозначаемыми одним и тем же словом.
Откуда взялась такая лингвистическая неразборчивость?
Оттуда, что изначально образование отождествлялось снатаскиванием на зазубривание прописных истин, что давало вполне определенные основания для того, чтобы отождествлять образованием с воспитанием.
Надо было и впрямь обладать поистине недюжинным политическим чутьем, свойственным таким незаурядным (в том числе – и в масштабах своей подлости) умам, как те, что характеризовали кардиналов Садолето, Ришелье и Мазарини, чтобы уловить ту опасность, что несет в себе для любой власти над людьми повсеместное и повселюдное распространение ОБРАЗОВАНИЯ.
Потенциально не только не исчерпывающегося суммой зазубренных прописных истин, но и не сводимого к ней.
Интуитивно об этой опасности догадывались правители еще в Древнем Риме – на всех уровнях правления.
Исходя из весьма скорбного для себя опыта, рабовладельцы Рима пришли к выводу о том, что покупка образованного раба сродни добровольному втаскиванию «под уздцы» в свою обитель Троянского коня.
Со всей его начинкой.
Именно поэтому на всех невольничьих рынках Римской империи образованныйраб стоил вдвое меньше, чем необразованный (см.: Плиний Старший. «Естественная история»).
По этому поводу каждый образованный раб мог бы сказать о себе, перефразируя слова Рене Декарта: «Cogito ergo sum periculosum» – «Мыслю, следовательно, я опасен».
Для любой власти над людьми.
Посему в качестве превентивной меры, призванной максимально обезопасить господствующий режим правления от любых посягательств на незыблемость , во всех тоталитарных системах устанавливался строжайший порядок и несокрушимость его устоев.
Относительно того, кого, чему и как именно образовывать.
Чтоопределялось, санкционировалось, регламентировалось, контролировалось и – при несоблюдении определяющих, cанкционирующих и регламентирующих требований – каралось Соответствующими Полномочными Органами тоталитарного государства.
Например, в Третьем Рейхе полномочия Главного Идеолога, Главного Образователя, Главного Просветителя и Главного Пропагандиста объединялись в одной должности – «Reichsminister für Volksaufklärung und Propaganda» – «имперский министр народного просвещения и пропаганды» – именно так официально именовался сей почетный пост.
Его бессменно – с 1933-го и по 1945-й годы – занимал небезызвестный Читателю Пауль Йозеф Геббельс – незаменяемый (с 1930-го года) рейхсляйтер по вопросам пропаганды НСДАП.
С целью же обеспечения того, чтобы в его деятельности не было ни малейших отклонений от политической и идейной линии Партии и Фюрера, эту деятельность вменялось в обязанность НАДЗИРАТЬ.
Уполномоченному Фюрера по контролю за общим духовным и мировоззренческимвоспитанием НСДАП (Beauftragter des Führers für die Überwachung der gesamten geistigen und weltanschaulichen Schulung und Erziehung der NSDAP) (1934–1945), руководителю Центрального исследовательского института по вопросам национал-социалистической идеологии и воспитания (1940–1945), рейхсминистру восточных оккупированных территорий (Reichsministerium für die besetzten Ostgebiete) (1941–1945), рейхсляйтеру НСДАП (1933–1945), обергруппенфюреру СА Альфреду Розенбергу.
Вот как тщательно оберегалась непоколебимость устоев нацистской Идеологии, укоренившейся в господствующей на тот момент в Третьем Рейхетотальной Системе Просвещения, Образования и Воспитания.
В то же самое время в другой тоталитарной стране, ее Вождь Иосиф Сталин в своей беседе с Гербертом Уэллсом заявил прямо и без каких бы то ни было обиняков: «Образование – это оружие, эффект которого зависит от того, кто держит его в руках, кого этим оружием хотят ударить» (Журнал «Большевик», 1934 г., № 17).
В государствах с самыми одиозными режимами правления этот принцип по отношению к образованию неукоснительно соблюдался и соблюдается, всемерно осуществлялся и осуществляется.
По сегодняшний день.
Включительно.
Такова уж традиция: в любой стране с тоталитарным режимом правления Система Образования, как и Система Воспитания, является вторичной по отношению к Системе Официальной Идеологии, и ей же беспрекословно подчиненной.
Соответственно, в силу того, что в лингвистических системах, называемых языками, слова, выражающие собой смысл понятий «образование» и «воспитание», возникли лишь там, тогда и постольку, где, когда и поскольку появились первые государства – все без каких бы то ни было исключений рабовладельческие (то есть, тоталитарные, по крайней мере, по отношению к рабам), – не следует нам удивляться тому, что в подавляющем большинстве ныне здравствующих языков такие разные по своему содержанию понятия, как образование и воспитание могут быть обозначаемыми одним и тем же словом.
Ведь если в вышеприведенной сталинской фразе слово «образование» заменить, казалось бы, иным по своему смыслу – «воспитание», – то и ее политическая и идеологическая направленность, и ее пафос сохранятся незыблемыми.
Тем не менее, в отличие от Воспитания, с самого момента своего появления в исторически первых государствах являющегося ничем иным, как принуждением к послушанию (а также, к: неукоснительному повиновению; беспрекословному подчинению; смиренной покорности и покорной смиренности), сущность Образования на всем протяжении и его собственной истории, и того, что называется Всемирной Историей, претерпевала и продолжает претерпевать кардинальные преобразования.
Из средства зазубривания прописных (читай – абсолютизированных, и уже в силу этого – абсурдизированных) истин, Образование все более и более превращается в нечто иное.
Во что именно – будем разбираться.
Прямо сейчас.
Сегодня уже ни один человек, находящийся, что называется, «в здравом уме и при трезвой памяти», не позволит себе кичиться своей необразованностью.
В отличие, от, например, Адольфа Гитлера.
Поместившего в свой сакраментальный опус «MeinKampf» довольно пространное рассуждение о, если и не вреде, то, по крайней мере, бесполезности образования: «Так называемая интеллигенция, как известно, всегда смотрит сверху вниз на каждого пришельца, который не имел счастья пройти через учебные заведения всех надлежащих степеней и «накачаться» там всеми надлежащими знаниями» (для справки: Адольф Гитлер не имел законченного среднего образования). «Для этих «образованных» людей», – продолжал далее будущий фюрер свои словоизвержения – самый талантливый молодой человек (на кого бы это намек, как Вы считаете?) в их глазах ничто, если ему не удается преодолеть (слово-то какое!: симпатичное или же здесь, все-таки, симптоматичное?) всю школьную премудрость».
В общем, как говорится, «мы университетов не кончали; мы их не начинали»: скромное обаяние мании величия, проистекающей из комплекса неполноценности.
Да, конечно, жизненные обстоятельства у человека могут сложиться так, что ему не удается получить образования.
Пусть даже законченного среднего.
Однако выставлять свою необразованность в качестве собственного достоинства – это уже патологический случай воинствующего невежества.
Чрезвычайно опасного не только для самого его обладателя, носителя и выразителя, но и для всех, имеющих несчастие быть ведомыми его убийственнойхаризмой, и страдающих от проявлений его гипертрофированных комплексов и маний.
Как написал в своем дневнике украинский поэт-«шестидесятник» Василь Симоненко, «нет ничего более страшного, чем неограниченная власть в руках ограниченного человека» (см. запись от 21.10.1962 г., вошедшую в изданный уже после смерти ее автора сборник под названием «Окрайці думок» – «Краюхи мыслей».).
Смерти – крайне преждевременной – в двадцативосьмилетнем возрасте.
И – инициированной «заплечных дел мастерами» – подручными Гарпии Идеологии.
Да, конечно, прямой кореляции между необразованностью и ограниченностью и не существует.
Да, безусловно, дураком и подлецом может быть обладатель целой кучи дипломов разного достоинства.
Да, несомненно, человек, не имеющий дипломов, может – благодаря упорной и самоотверженой работе над собой — достичь незаурядной эрудированности.
Однако, тем не менее, комплекс необразованности и ограниченности будет постоянно его преследовать, «как сумасшедший с бритвою в руке» (см.: Арсений Тарковский. «Первые свидания»), обостряя уязвленное собственной необразованностью честолюбие, и порой подталкивая к неадекватным, а в особо клинических случаях – к омерзительным действиям.
Особенно, если необразованный человек отягощен избыточным тщеславием и непомерным себялюбием и при этом еще и обременен непомерной властью над людьми, над их жизнями и смертями.
Как, например, шеф гестапо Генрих Мюллер (с 1939-го по 1945-й г. г.) или же генеральный комиссар Госбезопасности (с 28-го января 1937-го года по почти самый момент его казни 4-го февраля 1940-го года в застенках того же самого карательного Óргана) Николай Ежов, оба не имевшие законченого начального образования.
Да, конечно, образование не является лекарством ни от глупости, ни от подлости.
Да, безусловно, оно не служит панацеей от ограниченности.
Да, несомненно, образование никогда не была образцом совершенства.
Не является оно им и теперь.
Однако еще ни для кого необразованность никогда не была, не есть и не будет ни в какой, даже самой отдаленной перспективе «делом славы, чести, доблести и геройства» (словосочетание, заимствованное из зачитанного Сталиным И. В. политического отчета ЦК XVI-му съезду ВКП (б), от 27-го июня 1930-го года).
Да, у Совы Образования в шкафу затаились сразу несколько скелетов, но их наличие отнюдь не является поводом для того, чтобы стереть с лица Земли саму Обитель Разума со всеми ее обитателями.
Как живыми, так и мертвыми.
Речь идет о тех скелетах, что торчат в шкафу у Совы Образования.
Безотносительно к тому, клерикальное оно или секулярное.
Дорогущее оно или просто дорогое.
Дешевое оно или же вовсе бесплатное.
Перво-наперво, следует заметить, что нет такого скелета, от которого нельзя было бы избавиться.
Каким бы громоздким он ни был.
И для того, чтобы доказать сей тезис, прямо здесь и сейчас перейдем от слов к делу, и поможем благородной и мудрой птице – Сове Образования – избавиться от загромождающих ее шкаф скелетов.
С чего начнем?
Да, как обычно, с инвентаризации.
То есть, с установления того, что есть, в каком количестве и каких габаритов.
Сразу же по открывании пресловутого шкафа на нас падает и тотчас же попадает в наши, не успевшие даже как следует распростертись, объятия скелет.
Которому мы тут же и тотчас же прилепливаем бирку с инвентарным номером «01» и присваиваем ему инвентаризационное название: сумма знаний, накопленных и содержащихся в голове, мозгу, памяти человека как отождествляемое с понятием образованности.
Следуя заветам этого скелета, если довести их до их логического завершения, приходится признать, что самым образованным человеком мог бы считаться тот уникум, появись он на Свет («свят, свят, свят!»), который выучил наизусть и постоянно держит в своей памяти, к примеру, всю таблицу Брадиса.
Со всеми ее синусами-косинусами, тангенсами-котангенсами и прочими логарифмами и квадратными корнями до шестого знака после запятой включительно.
Да, конечно, как доказал основатель английской ветви империи Ротшильдов Натан Ротшильд «кто владеет информацией, тот владеет Миром» (см. об этом: Frederic Morton. «The Rothschild: a Family Portrait»).
Однако «владеть информацией» совсем не означает «обязательно содержать ее именно в своей голове, в своем мозгу и в своей памяти».
Есть, особенно – сегодня, достаточное множество других вместилищ, вполне приемлемых для помещения в них информации без обременительного и не-необходимого отягчения нею своей собственной головы и содержащегося в ней мозга, а в нем – памяти.
Более того, любая информация для человека разумного есть лишь пища для его ума.
Ум же есть универсальное средство осмысления информации, то есть то, без чего любой ее объем, содержащийся в голове, мозгу, памяти человека будет являться для него лишь тягостной и ненужной обузой.
Чем-то вроде очков.
Для мартышки (см. соответствующую басню дедушки Крылова).
Полизать их?
Пожалуйста!
Нанизать их себе на хвост – с дорогой, как говорится, душой.
Использовать же очки по прямому их назначению – дудки-с.
Тут уже лизательных-нанизывательных дарований явно недостаточно: нужно что-то другое.
Не-сводимое ни к каким инстинктам, рефлексам и обезьяньим ужимкам.
Как сказал в своих «Размышлениях» Марк Аврелий, «разум у тебя есть? Есть. Отчего же ты им не пользуешься?».
Но ведь разум дан человеку лишь в виде способности, которую необходимо развивать и усовершенствовать, то есть, образовывать.
Вот для этого-то и нужно человеку Образование.
Не-фрагментарное.
Не-обрывочное.
Не-«с-миру-по-нитке-голому-рубашка».
Не-поверхностное.
Не-верхоглядское.
Не-засоренное.
Никакими идеологически-воспитательными «заморочками».
Вроде той, которой гласится: «Если в образовании нет ничего, чего не было бы в нашей Главной Сакральной Книге, то такое образование лишнее. Если же в нем есть то, чего нет в нашей ГСК, то оно – вредное».
Однако даже в тех случаях, когда удается-таки избавить Образование от всей и всяческой идеологически-воспитательной мути, то парочка смутно белеющих своими мослами в сумерках невежества скелетов, мрачно торчащих за спиной у Совы Образования, все же остается.
Один из них нами уже узнан.
И назван.
Можем назвать его еще и по-другому: напичкивание образовываемого ЗАУЧИВАНИЕМ.
По сути – ЗАЗУБРИВАНИЕМ.
Формулы ли Жуковского, уравнения ли Бернулли, теоремы ли Вейерштрассе, закона ли Бойля-Мариотта, волновой ли функции Шредингера – де Бройля.
Не в них – действительно заслуживающих всемерного уважения и вызывающих благоговейный трепет у каждого не-посвященного в их таинства — суть нашего возражения против предложения их ЗАУЧИВАТЬ.
Она – в неприятии и непринятии самóй предполагаемой процедуры обращения со всеми и всяческими формулами и уравнениями.
Ведь вдолбить человеку в голову можно практически все, что угодно.
В том числе – любую формулу и какое-угодно уравнение.
Но что со всем этим вдолбленным делать?
Потóм.
Когда вдалбливаемое уже заучено и сдано.
На соответствующем зачете или экзамене.
Выбросить?
По принципу: «С глаз – долой, из сердца – вон»?
Жалко.
Своих титанических усилий, гераклических стараний и сизифовых страданий.
Затраченных на заучивание и зазубривание вдалбливаемого.
Держать же все вдолбленное в памяти – невыносимо!
И – чревато.
Попаданием в психоневрологический диспансер.
В качестве пациента.
И кому он, бедолага, там, в «желтом доме» будет рассказывать заученные им формулы?
Нянечкам-санитаркам?
Медицинским сестрам, разносящим ритуальные пилюли и микстуры?
Они и не такое слышали.
От пациентов из соседних палат – наполеонов и александров македонских.
Да, конечно, можно поиздеваться над своей многотерпной памятью, и сначала заставить ее впихнуть в себя всевозможные продукты человеческой премудрости, а затем еще и постоянно принуждать ее удерживать их – все! – внутри себя.
Но, спрашивается, зачем?
Для кого и для чего это нужно?
Для того чтобы на одном из многочисленных интеллектуальных телешоу самых умных вундеркиндов вызвать бурный экстаз, слезоточивое умиление и спазматический пароксизм довольства у ведущего: «Подумать только! Этот гениальный ребенок ужé знает, что напряжение измеряется напряжометром!».
Так это надо понимать?
Так чем тогда заучивание напряжометров отличается от выучивания наизусть таблицы Брадиса?
Давайте тогда будем выучивать и ее.
Много-много-циферную.
С тем, чтобы блистать впоследствии глубоким еезнанием?
Перед персоналом психлечебницы и своими коллегами – соседями по палате?
Да?
Да, формулы, безусловно, нужны.
Особенно, если ними концентрированно выражается суть объективных законов.
Но предназначение формул – быть не запоминаемыми, а понимаемыми.
И – знаемыми, где именно им быть находимыми, если в них возникнет необходимость.
Любая формула – будь то тригонометрическая, физическая, химическая или какая-либо иная – как таблица умножения: помнишь, что «пятью пять – двадцать пять»; «шестью шесть – тридцать шесть»; «семью семь – сорок семь» – молодец!
Купи себе пирожное!
С мороженым!
Или, все-таки, что-то там не так запомнено?
Так это же можно проверить!
Легко!
Если только понимать, откуда оно взялось.
Если же не-понимать, то и получится ободранный до костей скелетс налепленной на нем биркой: «Инв.№ 01», уныло торчащий в шкафу у Совы Образования, и при любом малейшем сбое в «блоке памяти» субъекта образования талдычащий себе под то, что когда-то было носом: «Семью семь – сорок семь».
На сем описание «Инв.№ 01» позволим себе считать исчерпанным.
Инвентарный же номер «02» обязательно будет присвоен другому скелету.
Названному нами так: овладение алгоритмами решения типовых задач.
Солидно звучит, не правда ли?
Подтвердим зычно звучащее не менее звучным примером.
Что называется, классическим.
Вот таким: «Из пункта А в пункт В навстречу друг другу выехали на двух велосипедах два пешехода».
Сии задачки существующая и поныне Система Образования научает нас решать.
Про «двух пешеходов», про «двух землекопов», про «две трубы», по одной из которых нечто «втекает», а по другой это же самое «вытекает».
Научились?
Научились.
Мо-лод-цы!
Что называется, профессионалы!
И теперь, переступив в последний раз в качестве образовывающегося через порог cвоей «almamater», наконец-то, уже образованный человек вступает обеими ногами в то, во что он вступает.
А именно – в самостоятельную Жизнь.
А тут – вот сюрприз так сюрприз! – оказывается, что Жизнь не ставит перед ним никаких задач.
Во всяком случае – в окончательно сформулированном и постулированном виде.
А ставятся Жизнью перед человеком исключительно проблемы.
А Задача и Проблема, как оказывается, такие же родные сестры, как Каин и Авель – родные братья.
Родство этих двух сестер состоит в том, что и одна, и другая могут быть представлены в виде системы уравнений.
Но есть нюанс: если в системе уравнений, представляющей собой задачу, количество уравнений строго равно количеству неизвестных, то в системе уравнений, составляющих проблему, такого равенства нет – количество неизвестных в ней неотвратимо превышает количество уравнений.
Посему ни один, пусть даже самый совершенный, компьютер не в состоянии сегодня и не будет в состоянии в насколько-угодно отдаленном будущем решить ни одной проблемы.
Столкнувшись с ситуацией превышения количества неизвестных количество уравнений, любой компьютер выдаст на экране своего дисплея короткое и хлесткое, как удар хлыстом, слово: «Еrror».
Человеку же – в отличие от компьютера, предназначенного для решения исключительно задач – на протяжении всей своей жизни постоянно приходится решать не задачи, а проблемы.
В условиях неотвратимого, жесткого и хронического дефицита нужной для их решения информации.
То есть, в обстановке, где количество неизвестных постоянно превышает число «уравнений».
Да, конечно, точно так же, как невозможно человеку стать художником, не овладев умением смешивать между собой разные краски, так нельзя стать успешным кризис-менеджером своей жизни, не научившись решать типовые задачи.
Однако, как искусство художника не только не исчерпывается ремеслом смешивать между собой краски, но и даже не сводится к нему, так и для того, чтобы успешно решать жизненные проблемы, далеко не достаточно умения пользоваться набором стереотипных алгоритмов, вполне пригодных для решения формализованных задач.
Так что, кглубокому прискорбию истовых почитателей и ярых приверженцев прописных, а по своей сути – абсолютизированных истин нам приходится констатировать тот факт, что оба скелета в шкафу у Совы Образования, то есть, и «инв. № 01» – НАПИЧКИВАНИЕ образовываемого ЗАУЧИВАЕМЫМ, и «инв. № 02» – НАТАСКИВАНИЕ на решение ФОРМАЛИЗОВАННОГО, – хотя и имеют некую определенную область своего действительного применения, однако область эта – крайне ограниченная.
Соответственно, скелетный реквизит, хранящийся в полурассохшимся от своей дряхлости шкафу у Совы Образования, и обозначаемый соответствующими бирками как «инв. № 01» и «инв. № 02», для решения реальных проблем, с которыми человеку постоянно приходится сталкиваться в жизни, мягко говоря, недостаточно пригоден.
Так что же тогда получается?
То, что Адольф Гитлер был прав, настойчиво и весьма прозрачно намекая (см. несколько выше) на ненужность образования для «талантливого молодогочеловека»?
Так, что ли??
Нет.
Не так.
HerrHitler явно лукавил.
То, что на самом деле является ОБРАЗОВАНИЕМ, не только не исчерпываетсяНАПИЧКИВАНИЕМ образовываемого ЗАУЧИВАЕМЫМ и НАТАСКИВАНИЕМ его жена решение ФОРМАЛИЗАВАННОГО, но даже не сводится к этим двум скелетам в шкафу Совы Образования.
Так что же тогда такое это самое пресловутое ОБРАЗОВАНИЕ?
На самом-то деле?
Ведь обычно принято считать, что чем больше человек знает, тем он более образован.
Или же, все-таки, лишь напичкан знаниями?
Как рождественский гусь горохом или чем там еще?
И – натаскан на решение типовых задач, как охотничий пес на принесение убитой или недоубитой дичи?
А, может быть, оно – как чучело, набитое по самое «не-могу» всякой всячиной?
Собранной «с бору по сосенке»?
Да, конечно, хорошо, когда человек много знает.
Даже – просто замечательно!
А если он знает, но не понимает того, что он знает, тогда это как?
Хорошо ли?
А если он думает, что он и знает, и понимает, а на самом деле и знает, и понимает исключительно превратно тогда что ЭТО?
ОБРАЗОВАНИЕ?
Или – не-совсем ОНО?Или же – совсем не-ОНО?
Ведь понимать превратно, иным словом – искаженно – значит заблуждаться.
Заблуждаться же – суверенное право каждого человека.
Лишь бы не упорствовать в своем заблуждении (почти цитата из «Мáксим» Франсуа де Ларошфуко).
ОБРАЗОВАНИЕ же как таковое, как такое, что соответствует своему предназначению, как раз и призвано «рассеивать туман нашего невежества, заставляющий нас думать, что мы понимаем то, чего на самом деле не понимаем».
А вот это уже и впрямь цитата.
Прямо из «Системы логики, силлогистической и индуктивной» Джона Стюарта Миля.
Правда, сказано сие было Милем относительно не всего Образования, а именно науки логики, но поскольку без освоения, по крайней мере, основ этой науки любое образование не-полноценно, то и сказанное по поводу нее вполне применительно и к Нему.
Так, все-таки, что же это за птица такая – Сова Образования?
Альберт Эйнштейн любил говаривать: «Образование – это то, что остается в голове, мозгу, памяти человека после того, как он забывает все, чему его учили».
Сам «забыв» при этом – видимо, по причине своей рассеянности, так свойственной гениальным людям, – сослаться на автора по сути цитированной им сентенции.
Право же ее первородства до сих пор оспаривается.
Между двумя претендентами на звание ее генеалогического родителя.
Их имена: сэр Джон Драйден (1631–1700 г. г.), и сэр же, лорд по имени Джордж Савиль Галифакс (1630–1695 г. г.).
Вот и, поди разберись: кто из них двоих первым дал Образованию такое, прямо скажем, экстравагантное определение.
Так бывает.
В истории.
И науки, и техники, и чего угодно еще.
Вспомним, хотя бы, для примера, гипотезу Канта – Лапласа, лампочку накаливания Джозефа Уилсона Соуна – Томаса Эдисона, паровую машину Джеймса Уатта – Ивана Ползунова.
Причина таких совпадений во времени по сути одинаковых открытий и изобретений, совершаемых разными людьми, достаточно проста.
Если в ней разобраться.
Дело в том, что Мир открывается Человеку настолько, насколько Человекк этому готов.
Не готов – не открывается.
Готов – открывается.
Иногда – сразу перед несколькими людьми.
Самыми готовыми на тот момент времени.
Такими, например, как сэр Джон Драйден и сэр же, лорд Джордж Савиль Галифакс.
Которым практически одновременно открылась суть того, чем есть или же, по крайней мере, должно стать и быть ОБРАЗОВАНИЕ.
И – таки станет.
И – будет.
Раньше или позже.
Но – обязательно.
Непременно.
Иначе – к чему тогда все наши «совершенства» и старания по совершенствованию Образования?
Однако у пытливого исследователя тут же и сразу же возникает вопрос.
По сути.
Если забыть все, чему тебя учили, то, спрашивается, что же тогда, может остаться – в качестве Образования — «в голове, мозгу, памяти» человека?
Абсолютное НИЧТО?
Так??
На сей счет есть замечательная детская загадка: «А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало. Кто остался на трубе?».
Вопрос практически риторический.
Конечно же, «на трубе» остался тот, кто кроется под именем: «И».
И не суть важно, с заглавной буквы пишется его «nickname», или же с прописной.
Главное, что он есть.
Точно так же обстоит дело и с тем, что остается «в голове, мозгу, памяти» человека после того, как он забывает все, чему его учили.
Остается двухкомпонентное образование, составляющее суть ОБРАЗОВАНИЯ (просьба принять очередное извинение автора за очередной почти невольный каламбур).
После того, как человек забудет все, чему его учили, у него в голове, мозгу, памяти остается нечто, чему он научился.
Сам.
У тех, у кого он учился.
Ведь Человек – не получатель (англ.recipient) ОБРАЗОВАНИЯ, а ЕГО добыватель (англ. to obtain – добывать).
Чего сам умудрился и добился добыть, извлечь и обрести – из книг ли, из лекций ли, из лабораторных и аудиторных занятий ли, то все – свое.
Как в речитативе речитативится:
Речка, небо голубое — Это все мое, родное…А то, что насильно всучили, впарили, вдолбили, – то – чужое.
То нечто, что «остается «в голове, мозгу, памяти Человека после того, как он забывает все, чему его учили», есть:
– во-первых, добытый Им опыт, умение, навыки работы с информацией (сбор, отбор, подбор необходимой информации, ее анализ и синтез, экстраполирование, «аналогизирование», абстрагирование от не-существенного и сосредоточение на существенном);
– во-вторых, обретенная Им культура мышления.
О последней – подробнее.
Как Вы думаете, что подумают нормальные студенты нормального университета, например, Киевского национального лингвистического, если Вы зададите им вопрос: «Почему вода кипит при температуре девяносто градусов по Цельсию, а прямой угол равен ста градусам, естественно, не по Цельсию?».
Как Вы думаете, что они подумают?
О Вас, естественно.
Не о Вашем же вопросе, конечно!
О нем-то чего думать?
Как говорится, «сало є сало», «закон есть закон», в том числе — и тот математический, называемый коммутативным, согласно которому «от перестановки слагаемых сумма не изменяется».
Ведь все – просто!
Предельно!!
Как валенки: какой на какую ногу ни надень – на правую ли, на левую, – все едино.
Один плюс один равно два, а А плюс В равно В плюс А.
Всегда.
Вода кипит при температуре сто градусов Цельсия, а прямой угол, конечноже, не по Цельсию, равен девяноста градусам.
Везде.
И нечего морочить головы.
Нормальным людям.
Дурноватыми вопросами.
Не так ли?
А так ли?
Насчет сала, например?
Если кусман его положить куда-то в кладовку лет этак на пяток, а потом попытаться его использовато по прямому его назначению, то есть, съесть, то можно ли будет его есть?
Иными словами, будет ли соблюден при этом непреложный и несомненный «принцип», гласящий: «Сало є сало»?
Если Вы скажете: «Да», – то ешьте его сами.
Как говорится, на здоровье.
Если у Вас это получится.
Как сказал еще тысячу лет назад в пятом томе своей «Книги врачебной мудрости» Абу Али ибн Сина, он же – Авиценна, – «лекарство от яда отличается только дозой».
Прежде всего – времени.
И то, что, образно говоря, еще вчера было лекарством, сегодня становится ядом (сейчас эта авиценова мысль нашла свое отображение в понятии «срок годности»).
«Закон есть закон»?
Замечательно!
Непреложно!
Ли?
Да, конечно.
Же.
Если только проигнорировать слова, сказанные лауреатом Нобелевской премии Альбером Камю в его книге «Бунтующий человек»: «Мы живем в эпоху мастерского осуществления преступных замыслов, и то, что вчера еще было преступлением, сегодня считается законом».
А если все же не проигнорировать, то тогда – как?
А так, что прекрасный – по замыслу его автора – лозунг: «Даешь диктатуру закона!», – при его абсолютизированном воплощении неминуемо выродится на практике в диктатуру тех, кто закон сочиняет, принимает и – утверждает.
Вы глубоко убеждены в том, что «один плюс один всегда равно два»?
Прекрасно!
Но это – до тех пор, пока Вы к одному нулю не попытаетесь добавить еще один нуль.
И сколько тогда будет нулей?
При их сложении-то?
Один.
А если к одной бесконечности добавить еще одну бесконечность, то сколько бесконечностей получится?
Одна.
А если к одной полукритической массе оружейного плутония добавить еще одну такую же, то сколько получится полукритических масс оружейного плутония?
Ноль.
Потому что вся его масса мгновенно превратится в энергию.
Ядерного взрыва.
Согласно формуле лауреата Нобелевской премии Альберта Эйнштейна (см.: ее фото ниже).
А вот она же – еще ниже: на самом высоком небоскребе Тайваня.
Формула Альберта Ейнштейна. Скульптурное изображение (2006-й год) у стен Старого музея (AltesMuseum) в Берлине
Она же – на небоскрёбе «Taipei 101», 2005 год
А «А + В = В + А»?
Всегда ли?
Да??
А если «А» – это – вода, а «В» – это кислота, то одинаковыми ли будут химические реакции: налития кислоты в воду и наливания воды в кислоту?
А если на благоиспеченный Вами замечательный тортик сверху водрузить расчудеснейшую вишенку, то будет ли это то же самое, что на расчудеснейшую вишенку сверху возложить замечательный тортик?
Как у нас в Украине говорят в подобных случаях, «так отож».
И – с учетом этого «отож», которое отнюдь не означает отождествления, – математическую формулу коммутативного закона, казалось бы, абсолютноуниверсальную и навеки незыблемую, придется-таки откорректировать.
По существу.
Вот таким образом:
«А +В В+А».
То есть, «А плюс В равно В плюс А, но не всегда».
В том случае, если позволить себе отвлечься от конкретного содержания и того, что такое «А», и того, что такое «В», то с коммутативным законом – полный порядок: как в народе говорится, «что пнем по сове, что сову об пень».
Увы.
Для совы.
Если же говорить конкретно, к примеру, о Сове Образования, то прибить ее окончательно вусмерть ни одному пню, ни одним пнем еще не удалось.
Да и не удастся.
Ведь за столетия и тысячелетия по сути непрестанных гонений на нее со стороны Горгоны Идеологии и ее приспешниц Сова Образования обрела такие характеристики устойчивости по отношению к температурным и всем иным-прочим внешним воздействиям, каковые приписываются исключительно Птице Феникс.
И, обратившись сейчас к Сове Образования с вопросом: «Почему же, все-таки, вода кипит при температуре девяноста градусов по Цельсию?», – можно добиться Ее ответа.
Он будет таков: «Потому что температура кипения воды зависит от давления окружающей среды, и чем ниже будет это давление, тем ниже будет температура кипения. В том числе – и девяносто градусов. При соответствующем давлении окружающей среды».
И сей ответ будет добыт от Совы Образования не насильническим давлением на Нее, не битьем Ее пнем глупости, извращенно совокупившимся с пнем подлости, а не иначе, как трепетной и искренней Любовью.
Проявленной к ней, Сове Образования.
И – в ответ на беззаветную Любовь —Сова Образования непременно откликнется.
Взаимностью.
И тогда, наверняка, Вам, заодно, удастся добыть у Нее и ответ на вопрос: «Почему прямой угол равен ста градусам?».
«А потому», – скажет Сова Образования, – «что это только в геометрии Евклида, в которой рассматривается лишь некриволинейное пространство, прямой угол всегда равен девяноста градусам.
В криволинейном же пространстве Гаусса – Бойяи – Лобачевского – Римана, то есть, таком, какое существует, например, вокруг и вблизи, естественно, по астрономическим меркам, так называемых Черных Дыр, перпендикуляр, опущенный на прямую, может составлять с ней какой-угодно угол.
В том числе – и равный ста градусам.
В зависимости от радиуса кривизны пространства».
Вот именно так Сова Образования и скажет.
Можете даже не сомневаться.
Означает ли это, что «новая» геометрия упраздняет «старую»?
Да ни в коем случае!
Если любая «старая» наука на самом деле была-таки наукой, а не наукообразным шарлатанством, то любая «новая» не ликвидирует, не уничтожает, не низлагает «старую», а только лишь превращает «старую» в частный случай «новой».
Неукоснительно соблюдая при этом принцип преемственности в отношениях со «старой», и определяя границы ее действительной применимости.
Вот таким ответом поделилась с нами Сова настоящего ОБРАЗОВАНИЯ.
Достойного такого высокого звания и престижного названия.
И – спасибо Ей за это.
Большое.
Как говорится, Человеческое.
Потому что Человек – по самому своему определению – разумный.
Значит, хочешь-не-хочешь, а придется Человеку это свое определение подтверждать.
Что невозможно, если не обращаться постоянно за помощью к Сове настоящего ОБРАЗОВАНИЯ.
Вот она-то и подскажет нам, что второй компонент двухкомпонентного образования, называемого ОБРАЗОВАНИЕМ, а именно – культура мышления, состоит в овладевании всеми способами мышления и в обретении искусства уместного применения каждого из них.
Не пугайтесь: не так уж их и много.
Во всяком случае, значительно меньше, чем иероглифов в китайской письменности.
Без которых быть образованным китайцем просто невозможно.
Чтобы быть совсем уж точным, способов мышления за всю свою многостолетнюю и многострадальную Историю человечество удосужилось изобрести всего три.
Называются они: эклектический, софистический и диалектический.
Что представляет собой каждый из них?
Рассмотрим на примере.
Что, притомились?
Ну, совсем уж недолго осталось.
Или – вообще пропустите это место.
До «потом, как-нибудь».
И все же – для самых отчаянно дотошных – продолжим.
Если утверждается, что 1 + 1 ≡ 2, то есть не просто равно (=) – при определенных условиях и в определенных обстоятельствах, а тождественно равно(≡), то есть равно при всех без исключения условиях и в любых обстоятельствах, то такое утверждение эклектично (от др греч. ἐκλέγω – собираю).
Что, собственно, означает соединение воедино разнородного вплоть до несовместимого.
Такой способ мышления на самом деле имеет область своего действительного применения, но лишь в достаточно узком диапазоне условий и обстоятельств, как, собственно, и интервалов времени.
Относительно того, чтобы кому-либо удалось соединить воедино «коня и трепетную лань», у науки нет достоверных данных об успешных экспериментах именно в таком направлении.
Однако скрестить осла и кобылу получалось.
Неоднократно.
В результате появлялось на свет животное, именуемое мулом.
Увы, при этом – всегда бесплодное.
Если для исповедователей эклектического способа мышления «один плюс один всегда равно два» (1 + 1 ≡ 2), то для приверженцев софистического (от греч. σόφισμα – мастерство, умение, хитрая выдумка, уловка, мудрость) «один плюс один никогда не будет равно два» (1+1 ≡ 2), а всегда будет лишь «один плюс один» (1 + 1 ≡ 1 + 1), и по-другому – никак.
Аргументы софистов, какими они могли бы быть, если бы в их времена были бы пионеры: если есть пионер Петя и есть пионер Вася, то недопустимо выстраивать из них образцово-показательный ряд одинаковостей, ведь ни одинПетя не тождественен ни одному Васе.
Даже, если они близнецы-братья.
Как бы нас ни уверяли в обратном идеологически озабоченные носители и выразители той или иной Идеологии.
Ну, и кто после этого скажет, что софисты – лишь зловредные и злокозненные исказители-искажатели Истины?
Да, им свойственно сомневаться.
В том, что признано остальными.
И это – нормально.
Для нормального, то есть, мыслящего Человека.
Не отягощенного никакими идеологически-воспитательными заморочками.
Но и мы с Вами, уважаемый/уважаемая Читатель/Читательница, тоже нормальные, то есть, мыслящие люди.
И нам с Вами свойственно не только сомневаться, но и – догадываться.
В том числе – и насчет того, что в этом Мире каждое одно по отношению к каждому другому является одновременно и тождественным, и – противоположным.
Тождественным – в одних отношениях, противоположным – в других.
Эклектический и софистический способы мышления – не исключение.
Да, они противоположны.
В том, что в одном из них абсолютизируется тождественность.
А в другом – абсолютизируется не-тождественность.
Но они – и тождественны.
В том, что и в том и в другом происходит абсолютизация.
И – тем самым – абсурдизация.
Утверждаемого.
И в этом – их ущербность.
Обоюдоприсущая им.
Преодолеваемая третьим способом мышления.
Называемым диалектическим.
Ничего не абсолютизирующим.
Для которого, в частности, один плюс один равно два, но не всегда (1 + 1 2).
А вот когда, то есть, при каких условиях, в каких обстоятельствах, благодаря или же вопреки каким факторам «равно», а когда – «не-равно», диалектическим методом призывается разбираться.
Конкретно.
Не скопом.
Не гамузом.
Не огульно.
«Зачем?», – спрóсите Вы.
Затем, чтобы не случилось – в бесконечно-очередной раз – того,что «хотели как лучше, а получилось – как всегда».
Как это получилось, например, с одной высокочтимой фармацевтической Фирмы (не будем бесплатно заниматься ее антирекламой).
Ее бизнес на производстве и продаже некоего обезболивающего препарата процветал.
В Европе.
И – в Америках.
Обеих.
«Ага!», – глубокомысленно подумали в Совете директоров Фирмы.
И, продолжив свое глубокомыслие, решили: «Будем продвигать нашу замечательную обезболивающую продукцию в остальном Мире. В частности – в арабском».
Сказано – сделано!
Перевели свои замечательные в своей занимательности и экономической эффективности рекламные комиксы на арабский Мир (благо, расходы по переводу комиксов на любой язык минимальны), растиражировалиих массово и – запустили.
Вместе со своими обезболивающими пилюлями.
На арабский рынок.
И– стали, естественно, ждать своей честно заработанной прибыли.
И – что?
И – НИЧЕГО.
Не покупают арабы замечательно обезболивающую продукцию Фирмы.
НИ-В-КАКУЮ.
Но – ПОЧЕМУ???
А – потому.
Что арабы – в отличие от евро-американцев – не только читают «справа налево», но и картинки в комиксах просматривают точно так же.
И если слева расположить смешной рисунок, изображающийчеловека с лицом,искаженным мучительной болью (согласитесь, что у рекламопроизводителей довольно своеобразное представление о смешном), посредине – его же, глотающего таблетки Фирмы, а справа – сияющую рожицу того же человека, то…
Догадались?
Конечно!
То арабочитающий и арабопросматривающий комиксы потенциальный потребитель таблеток воспримет предлагаемое к употреблению так: сначала человеку было хорошо, потом он проглотил таблетку, и после этого ему стало ой как плохо!
Ну, спрашивается, и какой же нормальный человек будет покупать такие таблетки??!
То есть, «Такие Табетки плюс Такие Рекламные Комиксы равно ВОТ ТАКОЙ ПРИБЫЛИ!», но – не всегда.
По формуле: ТТ + ТРК ВТП.
Что и требовалось доказать.
Всем желающим приобщиться.
К тому, что называется культурой мышления.
Составляющей один из непременных компонентов двухкомпонентного образования, называющегося НАСТОЯЩИМ ОБРАЗОВАНИЕМ.
«А присутствует ли где-либо «в подлунном Мире» учебная дисциплина под названием «Культура мышления?», – непременно спрóсите Вы.
Конечно.
В городе Кембридж, что входит в состав мегаполиса Бостон, штат [битая ссылка] Массачусетс.
Еще конкретнее – в расположенном там Гарвардском университете (см., например: «The Thinking Classroom: Learning and Teaching in A Culture of Thinking». By Shari Tishman, David N. Perkins, Eileen Jay (All of Harvard University).
А еще…, впрочем, не стоит давать бесплатную рекламу университетам.
Чужим.
«А своим?», – спрóсите Вы.
А в наших университетах учебная дисциплина «Культура мышления», не преподается.
Будем надеяться, пока что.
Ну, ничего.
Будет, как говорится, и на нашей улице праздник.
Праздник Культуры Мышления.
И тогда, корчась в агонии, шипя и извиваясь, уползут прочь с нашей дороги и Гарпия Идеологии, и Скунс Пропаганды, и Хорек Агитации, и Химера Воспитания.
Ну, а пока…
А пока мы имеем то, что имеем.
«А именно?», – поинтересуетесь Вы.
Ответим вопросом на вопрос.
Если сегодня какой-нибудь Имярек скажет Вам, что Вы не умеете управлять – в качестве пилота – взлетом-полетом-посадкой сверхскоростного истребителя, то, спрашивается: как Вы отреагируете на такое обвинение, или же, по крайней мере, такой упрек?
«Естественно», – снисходительно ответите Вы, – «ведь меня же не обучали этому искусству!».
Если же Вам скажут, что Вы не умеете мыслить, то есть, что Вы не владеете «искусством мышления» (см. книгу Анри Арно и Пьера Николь «Логика или искусство мыслить»), то такая претензия к Вам вызовет у Вас чувство глубочайшей обиды.
И – оскорбленного самодостоинства.
Вынуждая Вас воспринимать слова Вашего обидчика как плохо завуалированный намек на Вашу умственную недоразвитость и, соответственно, интеллектуальную неполноценность.
Ведь каждый человек доволен своим умом и недоволен своим положением.
Независимо от того, обучался он «искусству мыслить» или же не обучался.
И – безотносительно к тому, что, если все-таки и обучался, то – на каком именно уровне качества обучения это происходило.
Так что каждый – без каких бы то ни было исключений – здравомыслящий человек считает, что его умственные способности, несомненно, присущие ему, дают ему же вполне достаточно оснований претендовать на лучшее, чем то, что на сегодня является его уделом, «место под Солнцем».
Персонажи журнала «Forbes» не являются исключением из этого общего правила.
Каждый, находящийся в пятой сотне по рейтингу самых богатых людей Мира, считает себя вполне достойным быть, по крайней мере, в первой сотне.
Любой человек, входящий в первую сотню (по версиижурнала «Forbes»), глубоко убежден в том, что он – своим умом и сообразительностью – заслуживает места в первой десятке.
Второй – обязательно испытывающ.
Непоколебимую уверенность.
В том, что он вполне достоин стать быть Первым.
Первый – в том, что он вправе претендовать на значительно больший отрыв от Второго.
Так и живут.
Мечтая.
И – считая себя вполне достойным осуществления своей мечты.
Согласитесь, что каждый здравомыслящий половозрелый человек мечтает быть здоровым, богатым и счастливым.
Насчет чего и адресуют ему на очередной день его рождения свои пожелания практически все приглашенные гости.
Касательно же того, чтобы ему быть умным — никто из них.
Ведь такое пожелание, вне всякого сомнения, было бы воспринято его адресатом не иначе, как оскорбление.
Самим предположением, что поздравляемый – подозреваемо – может быть недостаточно умным.
Поскольку уже в самом определении человека, которое он сам дал самому себе, указывается: он – sapiens.
Что в переводе с латыни означает: разумный.
Соответственно, подразумевается, что если кто-то недостаточно разумный, то он и недостаточно человек.
И кто же, спрашивается, такое оскорбление в свой адрес может спокойно выдержать?
Да никто!
Вот и спорят люди.
До хрипоты.
До поросячьего визга.
До истерики.
До изнеможения.
До исступления.
До окончательного отупения.
И кто же это такое сказал, что «в споре рождается истина»?
В споре истина убивается.
За ее ненадобностью.
Единственной целью любого спора является: доказать, что твой оппонент – дурак.
Доказать любой ценой.
Во что бы то ни стало.
«И пусть в споре погибнет истина, и да восторжествует победа над втоптанным в грязь оппонентом!», – как патетически воскликнули бы античные риторы (естественно, на своем античном языке), – доведись им пориторствоватьна сей счет.
Именно поэтому, как сказал Биант Приенский – один из гипотетических участников описанного Плутархом полуаллегорического «Пира семи мудрецов», – «лучше разбирать спор между своими врагами, чем между друзьями, ибо заведомо после этого один из друзей станет врагом, а один из врагов – другом».
Да, в споре может закаляться бультерьерский характер спорящего.
Да, в споре может оттачиваться его казуистическая сноровистость.
И то, и другое, безусловно, может ему пригодиться.
В жизни.
На всякий случай.
Ведь случаи в жизни бывают разные, не так ли?
Так, конечно же, так!
Но только к совместному поиску истины все это никакого отношения не имеет.
Если же люди на самом деле пытаютсяи стараются совместно найти истину, то делают это исключительно в процессе диалога.
Опирающегося на добровольную и обоюдо-или-больше-стороннюю готовность признать и принять аргументы оппонента.
Не отбрасывая их, что называется, «с порога».
Не отвергая их априорно, то есть, доопытно.
Не исключая реальной возможности того, что даже в самой абсурдной, казалось бы, мысли оппонента содержится момент истины.
Лишь бы это действительно была мысль.
Как инструмент проникновения в сущность.
Хотите, чтобы Ваша мысль была неуязвимой?
Именно относительно ее проникновения в сущность?
Хотите.
В таком случае – независимо от Вашего желания или же не-желания – Вам придется «искать и находить доводы против своей концепции: доводы «за» всегда найдутся сами» (из конспекта лекции лауреата Нобелевской премии, академика Петра Леонидовича Капицы, прочитанной им в Московском физико-техническом институте).
Как правило, люди этим не занимаются.
Во всяком случае, избегают этим заниматься.
«Почему?», – совершенно справедливо спрóсите Вы.
Такова уж – не взыщите – особенность (одна среди прочих) человеческого мышления: мы, люди, стремимся к тому, чтобы наше мышление было комфортным.
Для нас.
Некомфортность нашего мышления нас раздражает и вызывает у нас же досаду.
Как изжога.
Или – икота.
Только – мозга.
Эту (в числе прочих) особенность нашего, человеческого мышления подметил и отметил в своем «Новом Органоне» четыреста лет тому назад Френсис Бэкон.
И назвал он ее Идолом.
Рода.
Человеческого.
То есть, все мы – люди – мало того, что любим сами себя хвалить – хотя бы даже и только мысленно – за свои априорно глубокие мысли, но мы еще и склонны при этом мыслить исключительно прямолинейно.
«Почему?», – опять-таки на вполне законных основаниях спрóсите Вы.
Да просто потому, что нам так удобно.
Однако, в отличие от нашего мышления, изрядно тяготеющего к прямолинейности, в действительности прямолинейных процессовне бывает.
В ней все процессы происходят с определенными отклонениямиот прямолинейности.
Если же мы думаем так, как нам удобно, то есть, прямолинейно, о том, что по своей сути прямолинейным не является, то тем самым мы сами себя обрекаем на то, чтобы постоянно попадать, что называется, впросак (в обиходе – «пальцем в небо»).
И – «садиться в лужу».
Вплоть до тех пор, пока шестое чувство не подскажет нам выход из сложившегося пикантного положения.
Недаром же говорится, что шестое чувство приходит к нам через «пятую точку».
Однако на этом коварные происки злобных Идолов, на каждом шагу подстерегающих наше мышление, – такое нежное и уязвимое его же собственными изъянами – отнюдь не заканчиваются.
Второго зловредного Идола, постоянно искушающего наше мышление всяческими соблазнительными несуразицами, Френсис Бэкон назвал Идолом Пещеры.
Который просто вынуждает нас забираться в железобетонный бункер нашей самоограниченности, и именно из него смотреть на все, происходящее вне нас.
Либо сквозь замочную скважину, либо через перекрестье оптического прицела.
Так и живем.
Называя такие способы вúдения Мира своей оригинальной точкой зрения и – особенным углом.
Своей же своеобразной «эмоционально-интеллектуальной перцепции» и неповторимой «интеллектуально-эмоциональной апперцепции».
Да, безусловно, каждый человек вправе иметь и отстаивать свою собственную точку зрения.
По любому вопросу.
Касающемуся любого предмета.
Да, несомненно, каждый человек имеет суверенное право смотреть на Мир и видеть все, происходящее в Нем, под собственным углом зрения.
Однако кроме этих прав человек, претендующий на соответствие званию разумный, имеет и обязанности.
Необходимо регламентируемые самим статусом разумного.
Первейшими и главнейшими из них является: беспокоиться.
И – заботиться.
О том, чтобы рьяно отстаиваемый в своей непреходящей суверенности угол зрения не был тупым.
Иначе он не может быть сфокусированным на главном, существенном, необходимом.
И – о том, чтобы собственная точка зрения не становилась дегенерацией (вырождением) кругозора.
В нее же, в точку.
Ограниченного зрения.
Куриная слепота имеет скверное свойство распространяться и на людей.
Как и куриная глупота.
Процедура распространения последней обретает характер доминирующей тенденции под влиянием еще одного, также разоблаченного Френсисом Бэконом Идола нашего мышления: Идола Театра.
Под таким респектабельным термином кроется наше, почти неодолимое, стремление безоговорочно верить Авторитету.
Будем откровенны.
В непрекращающейся войне человека со «свинцовыми», и, «положа руку на сердце», признáем: зачастую «свинячьими» мерзостями жизни, – ему, человеку, как воздух, необходима точка опоры.
Желаннее всего – олицетворенная.
В лице того, на чей несомненный авторитет можно было бы надежно опереться и уверенно положиться.
И в своих мыслях, и в своих словах как озвученных мыслях, и в своих действиях как овеществляемых мыслях и словах.
Отсюда – и прочно засевшая в нас мощная тяга к «сотворению себе кумира» или же, если угодно, Абсолютного Авторитета.
Чьим словам мы очень-очень хотим верить.
Безусловно.
Безоговорочно.
Бессомненно.
И чьи дела мы готовы всесторонне поддерживать.
Увы, но, идя таким путем, мы фактически сами себя превращаем в крыс.
Зачарованно и безропотно бредущих за Тем, Кто Дудит в Магическую Дудочку.
Ведь на самом-то деле мнение, высказываемое и овеществляемое ПризнаннымАвторитетом, отнюдь не является ни необходимым, ни, тем более, достаточным доказательством истинности самого мнения.
Четвертый Идол нашего мышления, выявленный Френсисом Бэконом, назван им же Идолом Рынка или Площади.
Суть его состоит в том, что мы с нашим собеседником зачастую не понимаем друг друга по одной простой причине: мы с ним вкладываем в одни и те же слова различный смысл.
То есть, под одинаковыми словами подразумеваем разное.
Иногда при этом получаются казусы.
Во всем их возможном диапазоне: от – комических и до – трагикомических.
Приведем здесь – для примера – один из них:
– Добрая половина населения страны просто ненавидит правительство.
– Представляете, как к нему относится злая половина?
Забавно, не правда ли?
Правда.
Почти.
Однако забавно получается далеко не всегда.
Зачастую – весьма печально.
Когда люди, произнося одни и те же слова, на самом деле хотят разного.
Вплоть до противоположного.
Например, при прочтении и произнесении того, что начертано на лозунге.
Один при этом хочет одного, другой – другого, третий – третьего.
То есть, каждый из них троих хочет именно того, что всплывает в его сознании, и, особенно, в подсознании при произнесении им лозунга.
На самом же деле, как правило, получается совсем не то, чего хотел каждый из них троих, а то чего никто из них не хотел.
Зато – то, чего хотел Некто.
Четвертый.
Тот, кто и первому, и второму, и третьему подбросил, как тряпичную куклу вислоухому Тузику, псевдоинтеллектуальную игрушку – лозунг определенного звучания: пусть себе забавляются, – а Сам, пока они увлечены этим глубокобессмысленным занятием, за их спинами вершит свой собственный интерес.
Шкурный.
Задрапированный в маскировочный халат, сшитый из лозунгов.
Учитывая все вышесказанное по поводу учения Френсиса Бэкона касательно Идолов нашего с Вами мышления, зададимся вопросом: учит ли нас с Вами чему-то Френсис Бэкон?
Помилосердствуйте!
Чему?
Френсисизму-бэконизму?
Или же какому-нибудь еще «изму»?
«Чур нас, чур!».
Единственное, что позволил себе – по отношению к нам – Френсис Бэкон, так это – поделиться.
С нами.
Теми открытиями, которые он сделал когда-то для себя.
Станут ли эти его-Открытия Открытиями-для-нас?
Если мы хотим быть по-настоящему образованными людьми и получать от этого ощутимую пользу, то – да.
А ведь мы-таки на самом деле хотим!
Если же по-настоящему захотим, то, значит – будем.
Образованными.
Обретая Образование.
Как – в числе прочего – способность к избавлению своего мышления от присущих ему Идолов.
На самом деле мы – не рабы.
Ничьи.
Во всяком случае, нам категорически не хочется быть рабами.
Да и непристало нам ими быть.
Ничьими.
В том числе – и Идолов нашего мышления.
Достижимо ли это?
Вполне.
Но только – при надлежащем применении и осуществлении соответствующего этой цели Образования.
Дистанцированного от проявлений себя в качестве Напичкивателя Заучиваемым и Натаскивателя Формализованным.
Образования, защищающего себя и нас от действия оружия массового поражения, испражняемого Скунсом Пропаганды и Хорьком Агитации из них самих.
Образования, укрощающего хищнические инстинкты и Химеры Воспитания, и Гарпии Идеологии.
Питающихся жертвами Идолов нашего же мышления.
«Somniatis miranox» – «Сон в чýдную ночь» (вместо послесловия)
Вы уснули.
И тотчас же очутились в чýдном Мире.
Где нет и в помине никаких пыток никакими Химерами Воспитания.
Где совсем еще не-взрослые и их родители находят время друг для друга.
Чтобы вместе и с упоением носиться, как угорелые, среди лютиков и бог-весть-каких-еще цветов.
Источающих головокружащие запахи лета и счастья.
А зимой – с неописуемым восторгом вместе играть в снежки, кататься — на чем есть – с горок и лепить снежную бабу.
Там – в приснившемся Вам Мире – путь в школу ли, в университет ли – это не «долгая дорога в казенный дом».
И даже – не стезя к Храму Знаний.
А – полет.
На крыльях Неукротимого Стремления.
К загадочному и манящему своими чудесами Зáмку Открытий Дивных.
Где Маги и Чародеи, всуе называемые учителями и преподавателями, вместе со своими со-Магами и со-Чародеями, именуемыми, по-видимому, для конспирации, учениками и студентами, вершат таинство приобщения.
К разгадкам тайн и загадок Мироздания.
К высотам и глубинам.
Человеческого Духа.
Там, в приснившемся Вам Чудо-Мире, «ни сном, ни духом» не пахнет ни Гарпией Идеологии, ни Скунсом Пропаганды, ни Хорьком Агитации.
Там в каждом человеке видят Человека.
Независимо от его возраста.
Там помогать Другому в постижении себя и других – не право.
И – не обязанность Человека.
А – естественное проявление Его жизненных сил.
Такое же, как дышать.
И – да станет Ваш сон вещим!
При нашем с Вами непосредственном участии в его овеществлении.
P.S. Все возникшие у Вас замечания и предложения, возражения и возмущения по поводу представленного здесь текста и его контекста просьба направлять по адресу: Boris543211@rambler.ru.
Небезответность гарантируется.
С искренним уважением к Вам – автор.
Комментарии к книге «Химера воспитания», Борис Евгеньевич Поломошнов
Всего 0 комментариев