Стихотворение А. Блока «Все тихо на светлом лице…» (Опыт семантической интерпретации метра и ритма)
П. А. Руднев
Постановка проблемы. Имея в виду современное стиховедение, можно с уверенностью сказать, что в постановке и решении вопроса о смысловом (семантическом) анализе стиха наиболее плодотворным считается подход к стиху как к эстетически значимой форме, представляющей собою структурное единство компонентов разных уровней (от метро-ритма до стихового слова и интонационно-синтаксической организации). Дискуссионность вопроса заключается здесь в том, что́ следует считать фундаментом, трамплином анализа — содержание стихотворения, лирическую эмоцию, воплощенную в нем, или же его всегда значимую форму, общий каркас его метрической композиции? Большинство современных советских исследователей, занимающихся этой проблемой (Л. И. Тимофеев и его ученики, А. Л. Жовтис и др.), предпочитают первый путь.[1] Автору этих заметок методологически более плодотворным, наоборот, представляется путь второй — говоря грубо, от формы к содержанию.[2] Отсюда цель предлагаемой работы — дать описание метрико-ритмической структуры конкретного небольшого текста и, основываясь на данном описании, сделать попытку его семантической интерпретации.
Анализ. Перед нами метрико-ритмическая модель текста, фиксирующая основные (далеко не все) уровни его стиховой структуры: размер с его ритмическими формами; словоразделы; систему ударных гласных (для простоты — без вариантов фонем); рифмическую композицию (строчной буквой обозначены сплошь мужские рифмы); синтаксическую организацию. Что дает подобная, обозримая модель? На наш взгляд, очень много. Именно: она, во-первых, позволяет уверенно характеризовать интонационный тип данного текста в целом; во-вторых, — увидеть горизонтальные и вертикальные корреляции ряда элементов его ритмической структуры разных уровней, что, в свою очередь, поможет установить наличие определенных ритмико-семантических курсивов (или курсива), на чем уже вполне можно строить собственно семантический анализ.
Описание. А. Блок, «Все тихо на светлом лице…»[3]
Текст Ритм. схема Словоразделы Ударные гласные Рифмовка Синтаксис 1. Все тихо на светлом лице. ⏑́–́⏑⏑–́⏑⏑–́ М—Ж—Ж о—и—э—э а ⎰ (1+1) 2. И росистая полночь тиха. ⏑⏑‒́⏑⏑‒́⏑⏑‒́ Д—Ж и—о—а б ⎱ + 3. С немым торжеством на лице ⏑‒́⏑⏑‒́⏑⏑‒́ М—М ы—о—э а } 2 4. Открываю грани стиха. ⏑⏑–́⏑–́⏑⏑–́ Ж—Ж а—а—а б 5. Шепчу и звеню, как струна. ⏑–́⏑⏑–́⏑⏑–́ М—М у—у—а а ⎰(1+1) 6. То — ночные цветы — не слова. ⏑́⏑–́⏑⏑–́⏑⏑–́ М—Ж—М о—ы—ы—а б ⎱+ 7. Их росу убелила луна. ⏑́⏑–́⏑⏑–́⏑⏑–́ М—М—Ж и—у—и—а а }2 8. У подножья Ее торжества. ⏑⏑–́⏑⏑–́⏑⏑–́ Ж—М о—о—а бВ соответствии с принятой в стиховедении типологией интонационных стиховых структур[4] данный текст, бесспорно, должен быть отнесен к стихотворениям напевной (или мелодической) интонации. Позитивные признаки: а) четкое строфическое членение (два четверостишия аналогичной мужской перекрестной рифмовки: абаб); б) полное совпадение синтаксических и ритмических доминант (каждая строка представляет замкнутое — или относительно замкнутое — интонационно-ритмическое целое); в) полная аналогия в синтаксической структуре обеих строф: (1+1)+2. Негативные признаки: а) отсутствие enjambement; б) отсутствие перебоев ритма на синтаксическом уровне.
Обратимся к метру. Бросающиеся в глаза признаки: а) трехсложная основа (из 16 междуиктовых интервалов 15 равны двум слогам); б) композиционно неупорядоченная вариация анакруз (в пределах 1—2 слогов); в) единственный случай односложного междуиктового интервала локализуется в четвертом стихе, представляющем собою II ритмическую форму трехиктового дольника с анапестической анакрузой.[5] Вывод: размер стихотворения — один из видов переходных метрических форм (в данном случае — переходная метрическая форма между классическим трехсложником с вариацией анакруз и трехиктовым дольником).
Описание и определение метра дают уже некоторые предварительные основания для семантических интерпретаций. Именно: строка №4 оказывается курсивной по своей ритмической структуре, сигнализируя тем самым о своей смысловой выделенности. Проверка этого предположения анализом уровня словоразделов и системы ударных гласных делает это предположение почти бесспорным. По «игре» словоразделов четвертая строка отчетливо выделяется благодаря: а) единственной на весь контекст вариации Ж—Ж; б) контрасту с соседними стихами (третьим и пятым), дающими резко противоположное сочетание: М—М. По характеристике ударных гласных фонем — и того больше: а) опорная фонема «а» в первых трех стихах встречается лишь однажды, да и то в рифме (что способствует композиционно-ритмической соотнесенности второго и четвертого стихов в границах строфы — единства смыслового и ритмико-интонационного); б) четвертый стих дает уже тройной ассонанс на «а», включая рифму; в) звуковая инерция рифмы на «а» во второй строфе устанавливается окончательно: «струна — слова — луна — торжества», что происходит, очевидно, под влиянием композиционно-переломного, курсивного, характера все того же четвертого стиха.
В приведенном выше схематическом описании структуры данного текста отсутствует грамматический уровень. Между тем он здесь «работает» очень активно. Ограничимся лишь одним его параметром — глагольностью. Из 27 знаменательных слов текста глаголов оказывается четыре: открываю, шепчу, звеню, убелила. Из них — 3 последних находятся во второй строфе; первый («открываю»), локализуясь опять-таки в четвертом стихе, дает вновь начало «глагольной инерции» всего текста.
Таким образом, все ведет к четвертой строке. Подобное, столь ярко выраженное структурное единство метрической композиции всего текста едва ли можно признать случайным.
Собственно семантическое рассмотрение данного текста (на уровне «идейного» содержания) с привлечением некоторых внетекстовых связей должно подтвердить или опровергнуть (или — скорректировать) сказанное выше.
Стихотворение Блока «Все тихо на светлом лице…» датируется 19 марта 1903 г., т. е. уже эпохой «Распутий». Характерно, однако, что оно впервые опубликовано Блоком в 1907 г. в альманахе «Белые ночи» (см. I, 682) и не было введено им впоследствии в основной текст I тома. По своему образно-семантическому строю «Все тихо на светлом лице…» явно тяготеет к лирическим произведениям Блока, так сказать, «умиротворенно-классического» периода «Стихов о Прекрасной Даме» (1901 г.) с их отчетливо воспринимаемой философско-мистической семантикой слов — символов двойного плана. Это, несомненно, облегчает его анализ: в нем совершенно нет той намеренной импрессионистской расплывчатости, которая столь присуща многим вещам цикла «Распутья» и стихотворениям II тома, связанным, в частности, с семантическим комплексом так называемого «мистицизма в повседневности».
По интонационной фактуре (напевный тип) данное стихотворение также сближается с подавляющим большинством вещей «Ante Lucem» и «Стихов о Прекрасной Даме». Интонационный тип большинства стихотворений 1903 г., напротив, тяготеет, скорее, к различным вариантам говорной интонации, что, очевидно, обусловлено общей дисгармоничностью смятенного внутреннего мира героя «Распутий», в целом представляющего явную антитезу гармонической цельности (пусть — доминантно!) «отрока» и «рыцаря» «Стихов о Прекрасной Даме».
Подобные внетекстовые связи подтверждаются и на уровне системы размеров Блока, взятых в диахроническом разрезе. По данным «Метрического справочника к произведениям А. Блока», составленного автором этих строк, значительная часть метрических экспериментов поэта в области неклассических размеров (дольники, тактовики) падает опять-таки на период «Распутий» — 1903 г. Именно: 33 произведения, 473 строки (29,7 и 16,0% — от общего числа оригинальных монометрических произведений и строк Блока, написанных неклассическими размерами). С другой стороны, пятилетний период (1898—1902 гг.) дает такие показатели по тем же типам стиха: 33 произведения, 536 строк (23,2 и 18,1 — от того же общего количества). Это — суммарно. Метрический же тип анализируемого стихотворения, вообще очень редкий у Блока, падает на более поздний период (1905—1914 гг.). В 1903 г. этот размер, напротив, встречается лишь однажды, коррелируя с двумя относительно близкими по переходному метрическому типу стихотворениями раннего этапа («Долго искал я во тьме лучезарного бога…», 1898 — I, 380 и «Старые письма», 1899 — I, 441). Причем — оба названных стихотворения, как и анализируемое нами, не включены Блоком в I том канонического трехтомника (они были опубликованы посмертно, лишь в 1926 г. — см. I, 649).
Думается, что отмеченные внетекстовые связи на уровне интонации и метра весьма убедительно подтверждают наше предположение о близости этого стихотворения Блока 1903 г. к вещам, созданным в течение предшествующего периода его творчества.
Теперь можно приступить непосредственно к семантическому анализу данного текста на высшем уровне — уровне композиционно-идейном.
Лирическая ситуация, возникающая в смысловом контексте стихотворения, варьирует нечто подобное, встречавшееся в таких вещах «Стихов о Прекрасной Даме», как «Тихо вечерние тени…» (I, 77), «Кто-то шепчет и смеется…» (I, 89) и др. Правда, в анализируемом стихотворении традиционная для Блока 1901 г. лирическая ситуация осложнена еще мотивом, связанным с поэтизацией акта творчества (впрочем, ср. также такие вещи предшествующего этапа, как «Я шел к блаженству. Путь блестел…» — I, 20; «Сама судьба мне завещала…» — I, 21).
В стихотворении «Все тихо на светлом лице…» отчетливо прослеживаются три «пространственных» семантических сферы, располагающиеся в вертикальной плоскости. 1) Высшая — Ее сфера («Все тихо на светлом лице…»; «У подножья Ее торжества…» — первая и заключительная строки, реализующие кольцевую композицию, столь характерную опять-таки для лирики раннего Блока. Причем, здесь ощущение кольцевого принципа возникает на основе «чистой» семантики — никаких формальных соответствий между первым и восьмым стихами внешне не обнаруживается[6]). 2) Промежуточная сфера — сфера природы (точнее — пейзажа, интерпретированного в мистико-философском плане: «И росистая полночь тиха…»; «То — ночные цветы — не слова. ‖ Их росу убелила луна…»). 3) Низшая сфера — мир героя стихотворения, который соприкасается с идеальным миром Прекрасной Дамы (с миром высшей сферы) благодаря своей сопричастности искусству, акту поэтического творчества, в то же время соотносясь и с промежуточной сферой «росистой (т. е., видимо, белой, что очень значимо в системе поэтики Блока той эпохи) полночи» («С немым торжеством на лице ‖ Открываю грани стиха…»; «Шепчу и звеню, как струна…»).
В этой «пространственной» иерархии семантических сфер своеобразным переломным моментом экспрессивной динамики поэтической идеи вновь оказывается четвертый стих, ибо по направлению к нему усиливается напряженность экспрессии, а по направлению от него к финалу (прозрение причастившегося акту творчества героя совершилось!) в развитии лирической ситуации ощущается своего рода «катарсис» — герой снова через природу, но уже в новом качестве (просветленный высоким искусством поэзии) соприкасается с миром «Ее торжества». Кольцо лирического сюжета замкнуто, но не по кругу, а по спирали. «Развязка» лирической ситуации такова: пафос Творчества и пафос Любви — Служения Идеалу оказываются слитыми воедино.
Столь же едиными и взаимно дополняющими друг друга оказываются семантический анализ низшего метрического уровня и высшего уровня поэтической структуры — уровня идей. Следовательно, поставленная в настоящей заметке задача решена более или менее удовлетворительно.
Примечания
1
См., например, из новейших работ: Л. И. Тимофеев. «Анчар». В кн.: Русская классическая литература. Разборы и анализы. М., 1969, стр. 39—48; А. Жовтис. Стихи нужны… Алма-Ата, 1968, стр. 116—127.
(обратно)2
Ср. работу М. Гаспарова «Стиховедение нужно…» (Вопросы литературы, 1969, №4, стр. 205—206), где аналогично поставлен вопрос. См. еще: Р. О. Якобсон. Разбор тобольских стихов Радищева. В кн.: Роль и значение литературы XVIII века в истории русской культуры. К 70‑летию со дня рождения члена-корреспондента АН СССР П. Н. Беркова. М.—Л., 1966, стр. 228—236.
(обратно)3
Александр Блок, Собр. соч. в восьми томах, т. 1, М.—Л., 1960, стр. 528. В дальнейшем ссылки на это издание в основном тексте (первая цифра обозначает том, вторая стр.).
(обратно)4
См.: В. Е. Холшевников. Основы стиховедения. Изд. ЛГУ, 1962, гл. «Интонация».
(обратно)5
См.: М. Л. Гаспаров. Русский трехударный дольник XX в. В кн.: Теория стиха. Л., 1968, стр. 67 след.
(обратно)6
Видимо, здесь мы сталкиваемся с таким прецедентом, когда «автор намеренно нарушает единство формы и содержания, чтобы лучше выделить содержание» (Д. С. Лихачев. Принципы историзма в изучении единства содержания и формы литературного произведения. В кн.: Вопросы методологии литературоведения. М.—Л., 1966, стр. 144).
(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Стихотворение А. Блока «Все тихо на светлом лице…» (Опыт семантической интерпретации метра и ритма)», Пётр Александрович Руднев
Всего 0 комментариев