«Памяти Брюсова»

1. Да, он был труженик – поэт, Он сам себя воздвигнул на Парнасе: Поэт и образ в редкой ипостаси ,- Он сам чеканил много лет. Он мишурою критик изъязвлялся И слабостям по жизни предавался. Служил правительству – тельцу, Считая Власть Труда к лицу. Но классик полки золотой в словарной мишуре наречий пылал в поэзии он печи, и слова яркий звук литой в душе историй умывал, и все , что мог, он предсказал. 2. "Я жажду книг, чтоб сделать груду слов " В. Брюсов. "Терцины к поискам книг",1901г. Ты жаждешь книг, чтоб "сделать груду слов". Но этот метод для меня не нов, Труднее вычленить их измы, услышать их рычащий стон в боренье фоазео –логизмов и ими литеро – ворон метлой гонять в искусстве и науке, и в жизни с удовольствием седеть от ощущенья радости – не скуки. Как хорошо в просторе песни петь, где от души строка порой ложится и в ритме бюрократов не боится. Пускай их рев, пускай их вой мои глаголы поедает, – их тварность в этом лишь скисает, Но оборотов давит строй, и жизнь рефлексией в нас рвет, о слово словом фразы трет И парадигмы порождает. 3.ДАНТЕ Равновеликий божеству он прозревал и в душах одолел у тьмы звериное смятенье, Он был как молния мгновенья, В воображении резца из мрамора он стал, когда в звероподобным жили люди, и, полагая, мир им всем подсуден, Плели свой век из серых паутин , и глупостей в них вал был в сущности един и озарялся пеплом, дымом от костров, В них плоть терзалась не от снов, а превращалась в прах и тьму страданий, Тот ветер из воспоминаний До нас донес поэзию мечты, и в ней живем мы снова – я и ты. Проходит время бесконечной чередой, Оно как в комнате пустой аукается гулко в переходах кругов, где не было свободы, – Там Данте в нас встречается с мечтой. 4.НАПОЛЕОН Когда из пушек Ватерлоо вас положили в пух и прах, не дрогнул лик его суровый, Ему неведом жизни страх. Лишь на скале в унылом лике Переживал он Мир опять, Душа его в зверином рыке Желала мир кромсать и рвать. Он новый дал миропорядок В тяжелом пламени свободы, И в жерлах пушек встали годы Из мертвых тел людской породы. Историки в елей речений его эпоху превратив и светом славы озарив, кровавых рек людских мучений при Ватерлоо пьедестал воздвигли ложному кумиру, коротконогому сатиру в ком зверь лесной извечно спал. 5. В исчезновении нет смысла и надежды, Но дышит тут сама безбрежность, Там нет цепей, там нет оков И череды без смысла снов. Там нет, там нет воображенья, Бессмысленно само стремленье Проникнуть в таинства удел, – Исчезновенье есть предел и обращение в ничто. Там нет предметности на "Что?" Но там глаголами сверкают процессы действия опять, – необратимость не унять, Там на Надежду уповают. 6. Ах, Дурбан, жемчуга огней! Пылающее море светобликов И чаек розовых в своих гортанных криках, И шепот ночи в шелесте теней. Унылые гудки от лайнеров седых, пекущихся о собственном уюте, и жизнь, живущих в чистых и простых круизах , в замкнутой каюте. Ах, Дурбан! Я тебя люблю: Твои коттеджи, и бассейны, виллы, и бедность наготы, когда я крепко сплю, и предсказаний смысл праматери Сивиллы. И только здесь я чувствую опять как сладко мне в постели дома спать. 7. Как шелестит индийский океан, – Один единый в многих лицах, И бремя золота румян На небеса от них ложится. А дальше Дурбан голосистый вплетенный в сети рас и наций, яхтклубов рева и оваций тотализаторов рысистых, пекущих денежный улов из глупостей надежды – снов. Волнуется Индийский океан как сине-розовый всемирный сарафан, И, вдруг, в победном цвете суеты приоткрывает ОН мечты. 8. Позолоченное море, апельсиновый песок, Ветер с пеной крепко спорит и кудрявится Восток. Кипарисы и платаны шлют привет седой волне, Чья душа там тихо стонет и поет сейчас во мне. Далеко от побережья Там, где светлые туманы по низинам в беге странном лишь верхушки сосен нежат, распускаются цветы, где живем и я, и ты. 9. Когда эпоха времени хазаров уже давно, как степи, отцветала, Славяне думали, – эпоха их настала, Но неожиданность их мужество ждала. С Востока кровь природу окропила в туманах бешеных монголов, И Русь святая возопила в предсмертных ужасах и стонах. Ковыль – трава, – забвение историй творится памятью души, Беспечный Запад время дальше гонит, И жизнь своей историей спешит. В славянах рабство – Дух свободы в мятежном трепете, как меч, на Калке принимает роды, желая свет Души стеречь. 10. Какие испытания, Ты, время Судьбой по жизни дало мне узнать, И натянул ли я так туго дело – стремя, что удалось везенье взять и обуздать. Я не могу на время обижаться, Мне память сохранила милые черты, стяжая Дух, сумел я возрождаться, лелея счастья теплые мечты. У счастья есть и смысл, и содержанье, У счастья есть любовь и идеал, что вдохновение мне в искреннем давал, Когда шагал я сквозь страданья, – Ведь счастье действие в мышленье И мыслей мир в соединеньи. 11. Как сорок лет не то, что быстротечны, Но как спрессованы они! Вот почему и точка – вечность И бесконечность сами наши дни. Опять поток из новых суесловий, Опять повсюду длится болтовня, И бюрократов глаз коровий, И воровской обман чиновничьего пня… Сквозь образ твой себя я продолжаю, И в памяти молекул я живу, В их бесконечной, разноцветной стае Иду сквозь мир к небытию, – не сну. В нем открываю новое мгновенье Как буквы в мир стихотворенья. 12. Не возвращаясь, все проходит, а впереди клубится темнота, но голубь Духа в нас нисходит и мир в душе пространстве – естества. И в алой теплоте цветущего восхода, в лимонной лихорадке у морской воды, когда прошедший день встал у черты исхода, – аллеи кипарисов видят сны. Их сны не наша тьма воображений, где страсти говорят, а чувственность молчит, где мир страданий крючьями торчит, а язвы тел – печать переживаний. Нет, сны кипарисов чувственно просты, Как вязи ткань зеленой их листвы. 13. ОСТРОВ ПАСХИ Никто не скажет, кто они, – Впередсмотрящие из камня, В их грозных ликах валуны живут историей столь давней, что Вегенерова Земля еще являла Мир единый, и в той Землей миг время для , плыл в океане коркой дынной. Но вздыбилась земная твердь, и плиты рассекли твердыню, и в океане начал петь лишь ветер в красках темно-синих, теряя память в простоте, как великаны в немоте. 14. Ни мечты, ни любви, ни сознанья За планетным явлением Земля Мы не встретим. И упованья бесполезны и поиски зря. Мы с живой оболочкой планеты, осознали себя в ноосфере в равновесии теплого света Дух, и Разум, и Бога воспели. Мы явили творение Духа и любовь как среду обитанья, и мечты – наши образы слуха превратили в пучины страданья, посылая людей на костер, – тех, чей разум наш в вечность простер. 15. В аромате душистых ромашек Я лежал в траве забвения И душевного томления, Слышал пенье звонких пташек. Знаю я, что на планетах не найти твой запах чистый, Свод небесный, свет кометы не заменят взгляд лучистый и опаловую зелень мне твоих раскосых глаз, В мирозданье черном темень Свет души твоей не даст. На Земле люблю, страдаю и в твоих объятьях таю. 16. Магическое море порождает В нем изгибы белой пены, Душу в тройку запрягает, Что пробьет любую стену. Месяц острым ятаганом в сердце чертит вязь Судьбы, И страданья спозаранок в нас готовят ритм борьбы. Месяц в море плеск волшебный задает из часа в час и колеблется целебной, светлой ртутью каждый раз, отгоняя в нас сомненье и рождая озаренье.

Реклама на сайте