«Паниковский и симулякр»

“... Другое дело если б, например, он встретился с Либихом, не зная, что это вот Либих, хоть в вагоне железной дороги. И если б только завязался разговор о химии и нашему господину удалось бы к разговору примазаться, то, сомнения нет, он мог бы выдержать самый полный учёный спор, зная из химии всего только одно слово “химия”. Он удивил бы, конечно, Либиха, но — кто знает — в глазах слушателей остался бы, может быть, победителем. Ибо в русском человеке дерзости его учёного языка — почти нет пределов.”

Ф. М. Достоевский

Данное интересное обсуждение развивается экстатически. Начав с проблемы кризиса славистики, дискуссия плавно спланировала на обсуждение академического дискурса в гуманитарном знании, затем перебросилась к сюжету о Судьбах России и окончилась темой почтения к предкам (этакий неожиданный китайский конец, видимо, — провидческое будущее русского вопроса). Кажется, что связанность замещена пафосом, особенно явным в репликах А. Иванова. Однако, в развитии обсуждения есть своя собственная экстатическая когерентность, которую интересно выявить.

Констатируем сразу до боли русский взгляд на славистику, походя, между делом, отождествлённую с русистикой. Если Драган, вероятно, просто не заметил такого агрессивного отождествления, то для его русских собеседников тождество славистики и русистики представляется, видимо, чем-то само собой разумеющимся. Между тем, русский язык и литература, и даже русская история и культура — лишь узкая специализация внутри существенно более широкой дисциплины, имеющей дело с более чем десятью славянскими языками и соответствующими культурами. Можно было бы предположить, что отождествление славистики и русистики — просто недоразумение словоупотребления. Однако дальнейшие претензии, которые предъявляет славистике А. Иванов, показывают, что отождествление славистики и русистики — вовсе не ошибка словоупотребления. Ибо славистика превращается в его представлении в Универсальную Науку, изучающую — а точнее конструирующую — Россию как таковую. Более того, Славистика превращается в его постепенно разворачивающей экстатику по направлению к воскресению Отцов речи в теургическое знание, ответственное за создание в умах западных обывателей образа Небесной России.