«Дважды невидимый фронт. Ленинградские чекисты в тылу врага»

Альберт Федорович Стародубцев Дважды невидимый фронт Ленинградские чекисты в тылу врага

Предисловие

Перед вами книга редкого свойства — рассказ о зафронтовой работе чекистов в Великую Отечественную войну, написанная бывшим работником органов госбезопасности на основе огромной работы с архивами. Как-то так повелось в теме спецслужб, что люди, допущенные к этим архивам, редко берутся за перо, а люди, пишущие о спецслужбах, редко бывают допущены к архивам. Такова специфика темы, и с ней ничего не поделаешь, ибо — секретность!

Однако здесь, в основном, только факты, биографии, документы. В связи с чем возникло несколько проблем. Первая из них — об уровне литературной обработки всего этого массива. Нужна ли она? Подумав, мы решили, что нет. Любая литературная обработка неизбежно снижает подлинность, ту великую правду, которая встает из этого набора свидетельств. Без всяких комментариев видно, с какими трудностями сталкивались работники Ленинградского управления НКВД, посылая бойцов за линию фронта. Уходили десятки и сотни, возвращались единицы. Но эти единицы на землях, охваченных страхом и предательством, заражали сотни людей своим упорством и верой в победу.

Отдельно речь идет о многократно оболганных и оплеванных партизанских «особистах». Их и на фронте мало любили, а тем более в партизанских отрядах. Партизанские контрразведчики занимались не только допросами и проверками, им приходилось вербовать агентуру среди своих… Но задумался ли кто-нибудь из принципиальных товарищей, чем могло обернуться для партизанского отряда наличие в нем всего лишь одного успешно работающего немецкого разведчика? А их вылавливали десятками…

Да и само партизанское движение оказалось не таким, как о нем привыкли думать. Связанное сотнями нитей с Большой землей, оно чем дальше, тем больше становилось зафронтовым подразделением Красной Армии — с полками и бригадами, комиссарами и особистами, заданиями из Центра, соответствующими обстановке на фронтах и оперативным задачам. Чем дальше, тем больше оно упорядочивалось. Например, созданная в 1943 году 5-я партизанская бригада столкнулась с явным недружелюбием местных жителей. Командир быстро сообразил, в чем причина, и провел зачистку территории от «диких» отрядов, после чего местные жители очень полюбили «организованных» партизан, стали охотно помогать им и снабжать продовольствием.

Партизанское движение теснейшим образом переплеталось с работой УНКВД: чекисты становились партизанскими командирами, партизаны — чекистами, отряды помогали разведчикам, а разведчики создавали отряды. Ну, и наоборот случалось: диверсанты и партизаны приписывали к своим отчетам чужие диверсии, а то и сваливали на соседа собственные злоупотребления. Как командование 2-й латвийской партизанской бригады посылало на расположенную по соседству чекистскую оперативную базу кляузы в штаб партизанского движения — такого никакой Задорнов не придумает!

Иногда встречаются вещи пронзительно трагичные. Например, один из лучших командиров диверсионных групп, человек совершенно героический, погиб невероятно нелепо: ползком преодолевая нейтральную полосу, он, ослабевший до последней степени, не смог должным образом ответить на окрик часового, сил не хватило — и тогда тот произвел выстрел, как велел ему устав. Произвел — и попал.

Ну, и зачем это все еще как-то «литературно обрабатывать»?

Вторая проблема — это проблема имен. Любой, кто будет читать, сразу спросит: почему одни бойцы названы с инициалами, другие — с именами, а третьи — просто по фамилиям? Да потому, что так они обозначены в документах. Где-то приведены полные имена (которые мы скрепя сердце решили все же не приводить, ограничившись инициалами), а кое-где — только фамилии. Иногда удавалось установить биографии людей, чаще все ограничивалось отрывочными сведениями, еще чаще о человеке была известна только фамилия. Может быть, даже наверняка книга перегружена именами, но тут позиция автора, с которой я, впрочем, вполне согласна, непоколебима: ни одного имени из тех героев, кто работал за линией фронта, стерто не будет. За каждым из них стоит живой человек, заслуживший, кроме вечной памяти, еще и упоминание в истории, — и это совершенно невозможно: поднять руку, чтобы вычеркнуть его из перечня имен. Тем более что большинство из них погибли, многие перед смертью вытерпев нечеловеческие страдания. Еще, когда есть возможность, мы приводим в тексте годы рождения — причину поймет любой, кто возьмет на себя труд подсчитать, сколько им было лет. Редко кто из героев этой книги перешагнул порог тридцатилетия. Если кого будет утомлять перечисление составов разведгрупп, тот может относиться к этим спискам, как к именам на могильных плитах: их необязательно читать, но они должны здесь присутствовать.

А вот о чем, к счастью, писать не пришлось, так это о подлости начальников и командиров. Руководство разведотдела Ленинградского управления НКВД допускало немало ошибок, но это были именно ошибки, а не, образно выражаясь, «обезвреживание минных полей с помощью пехоты». Ошибки эти происходили в первую очередь от неопытности. А откуда мог взяться опыт у людей, чей срок работы в органах в большинстве случаев исчислялся одним-двумя годами?

После катастрофы «тридцать седьмого года» и последовавших за ней бериевских «чисток» в НКВД почти не осталось опытных работников. Чекист с десятилетним стажем среди персонажей этой книги — чрезвычайная редкость. Большей частью это работники «бериевского призыва» — молодые, энергичные, образованные и честные, но — неопытные. Особенно в первый год войны гибли именно от неопытности: незнания азов разведывательно-диверсионного дела, неумения по мизерности оперативного опыта распознать предателя, плохого инструктажа столь же неумелых наставников. Да, учились быстро, но каждый шаг вперед оплачивался не двойками в журнале, а кровью товарищей.

Руководящих кадров тоже не хватало на всю страну, их делили, как хлеб в блокаду. В 1939 году Берия направил в Ленинград одного из лучших людей своей команды — бывшего наркома внутренних дел Грузии Сергея Гоглидзе, который начал приводить в порядок Ленинградское управление после одного из друзей Ежова — Литвина. Что успел — то успел. В начале 1941 года, когда стали известны гитлеровские планы, Гоглидзе отправили на другой, более важный участок — в Молдавию, а потом на Дальний Восток. Его сменил сначала чекист с четырехлетним стажем Куприн, а потом — столь же «матерый» чекист Кубаткин.

Отсутствие сильного руководства было объяснимо — с точки зрения НКВД Ленинград являлся провинцией. Порядок в городе неплохо обеспечивали партийные органы, фронт стоял стабильно, большую часть немецких шпионов отфильтровывали фронтовые особисты. Да и оккупанты на большей части территории Ленинградской области вели себя прилично, без леденящих душу зверств… конечно, если сравнивать с Белоруссией, а не с Францией. Так что главной задачей чекистских групп за линией фронта была разведка, хотя, конечно, и поезда под откос пускали, и предателей уничтожали — работа такая.

Еще одна особенность именно Ленинградской области — более тесная, чем где бы то ни было, связь партизанского движения и диверсионных групп с Центром (в данном случае с Ленинградом). И неудивительно — расстояния-то небольшие. Попав в трудное положение, партизаны уходили через линию фронта, потом, отдохнув и пополнив личный состав, возвращались обратно. Разведгруппы вообще ходили через фронт, как в гости в соседнюю деревню, особенно зимой, когда немцы сидели в блиндажах. Были, конечно, и у них — у кого? — проблемы взаимодействия с Центром, но далеко не такие, как на Украине или, скажем, в Белоруссии. Рации при всей их маломощности легко преодолевали 100–200 километров, самолеты за пару часов могли слетать туда и обратно, пешим маршрутникам тоже было недалеко ходить, по заливу пробирались катера. Поэтому уже не удивляешься, когда натыкаешься в тексте на пассаж вроде: «В это время начальник опергруппы партизанской бригады был в командировке в Ленинграде». Надо было по работе — с попутным самолетом слетал в город, с попутной разведгруппой вернулся обратно…

А в целом эта книга затыкает преизрядную брешь в нашей исторической литературе. Так повелось, что тема НКВД в ней долгое время была непопулярна (если не считать, конечно, множество страшилок про «зверства чекистов»). Почему так получилось — долгий разговор. Однако время идет, и постепенно «бойцы невидимого фронта» занимают принадлежащее им по праву место — в ряду героев.

Елена Прудникова

От автора

Первым побудительным мотивом для создания этой книги явилось поручение, с которым в порядке обсуждения обратился ко мне один из руководителей архивной службы Управления ФСБ по Спб и ЛO Сергей Владимирович Чернов, предложивший написать биографические справки в отношении руководителей Управления НКВД — НКГБ — КГБ Ленинградской области для биографического словаря «Знаменитые люди города Санкт-Петербурга».

После обсуждения кандидатур остановились на трех руководителях: Куркове Анатолии Алексеевиче, начальнике Управления КГБ по Ленинградской области перестроечного периода, Кубаткине Петре Николаевиче, возглавлявшем Управление НКВД — НКГБ ЛО во время Отечественной войны, и начальнике разведывательного отдела Управления Кожевникове Леониде Ивановиче.

Каких-либо затруднений при освещении биографии и служебной деятельности А.А. Куркова я не испытывал, так как с июля 1965 года и до ухода на пенсию в июне 1989-го работал в разных должностях под его руководством. Иное дело с П.Н. Кубаткиным и Л.И. Кожевниковым. О них я располагал минимумом информации, что стимулировало интерес к каждому из них и побуждало в первую очередь разобраться в их судьбе на фоне того вклада, который они внесли в изгнание немецких войск, а с ними германских спецслужб с ленинградской земли. А вклад-то был огромный!

Исследование, проведенное мною в порядке написания биографической справки на Л.И. Кожевникова, позволило дать объективную оценку ему как личности и снять претензии и обвинения, которые были выдвинуты против него Особой инспекцией НКГБ СССР за связь с государственным преступником П.Н. Кубаткиным, приговоренным к ВМН по так называемому Ленинградскому делу и реабилитированным в 1956 году. Но Кожевникова официально никто не реабилитировал! Он так и остался уволенным, причем не из НКГБ СССР, хотя занимал должность начальника УНКГБ Оренбургской области, а из войск МВД, с 50-процентной пенсией и не решенным жилищным вопросом.

Знакомство же с деятельностью Кожевникова открыло богатейший материал для исследования работы руководящего и рядового оперативного состава 4-го (разведывательного) отдела Управления в период 1941–1944 годов, позволило увидеть значимость вклада в Победу каждого сотрудника, и прежде всего тех, кто погиб в сложнейших условиях немецкого тыла при выполнении специального задания.

Среди погибших мое внимание привлек Мальцев Яков Николаевич, который, как выяснилось после изучения материалов на него, находился в составе оперативной группы УНКГБ ЛО из 50 человек, командированных в марте 1941 года в западные области, отошедшие к Советскому Союзу по пакту Молотова — Риббентропа, для пресечения агентурной деятельности противника на территории, входившей в состав Белостокского района. 22 июня 1941 года в 4 часа 45 мин. у станции Лида Гродненской области состав, в котором командированные со всей страны чекисты возвращались к месту основной службы, попал под бомбежку. Многие сотрудники погибли.

Вполне естественно, что в связи с гибелью чекистов у станции Лида я решил посмотреть, принимались ли какие-либо превентивные, упреждающие меры на случай нападения противника. Оказалось, что такие меры принимались с самого начала 1941 года вопреки многочисленным утверждениям о полной беспечности руководства страны перед лицом очевидной агрессии.

Фотография же Я.Н. Мальцева представлена в Управлении на стенде в ряду 26 сотрудников, погибших в годы войны при выполнении специального задания в тылу противника, что побудило меня вникнуть в их судьбы и понять, всем ли мы отдали почести и во всех ли случаях присутствует жизненная правда.

Оказалось, что почти половина погибших первоначально числились пропавшими без вести — были на оккупированной территории, а куда делись — неизвестно. Лишь в послевоенные годы от очевидцев и участников событий была получена дополнительная информация, позволившая констатировать, что только два сотрудника действительно пропали без вести, что вовсе не исключает их гибели где-то совсем рядом.

И уже по мере изучения биографий начали открываться интереснейшие и ранее не исследованные страницы работы разведывательного отдела Управления. Такие, как создание прифронтовых оперативных пунктов, готовивших и выводивших в немецкий тыл как разведывательно-диверсионные группы, так и отдельных разведчиков-маршрутников, а также помогавших в переправке на ту сторону фронта почти всех 287 (!) партизанских отрядов.

Практически не исследованной страницей (по крайней мере в том, что касается Ленинградского управления) оказалась деятельность оперативных работников УНКВД в партизанских отрядах, полках, бригадах, которая прошла в своем развитии несколько этапов — от особых отделов до оперативных групп и оперативных баз, и в целом разносторонняя помощь, оказанная УНКВД ЛО партизанскому движению в области.

Так, страница за страницей, открывалась передо мной новая, ранее не исследованная часть истории Ленинградского управления.

В связи с публикацией книги хотелось бы высказать слова признательности и глубокой благодарности всем тем, кто в четырехлетний период работы над ней находился рядом и оказывал всяческую поддержку. Это относится прежде всего ко многим сотрудникам и сотрудницам службы архива Управления.

Особо хочу подчеркнуть роль Чернова Сергея Владимировича, который в октябре 2006 года навел меня на мысль о фундаментальной проработке архивных материалов партизанского фонда и в последующем исключительно деликатно не только снабжал справочной литературой, но и помогал выстраивать последовательность подбора и изучения необходимых документов и материалов.

Большую помощь в установлении ранее не отраженных в официальных документах фактов гибели сотрудников УНКВД в тылу врага, что имело важное значение для восстановления исторической достоверности и справедливости, оказали работающие ветераны архивной службы, в частности, Поспелов Иван Иванович и недавно ушедший из жизни Белов Александр Алексеевич.

Моя настырность в работе над книгой подкреплялась настойчивой рекомендацией доктора исторических наук Старкова Бориса Анатольевича отразить в публицистической литературе деятельность Управления НКВД — НКГБ ЛO в противоборстве с германскими спецслужбами. О желательности появления такого труда говорили новгородчане — доктора исторических наук Петров Михаил Николаевич и Ковалев Борис Николаевич, выступая в октябре 2007 года на научно-практической конференции в Управлении РФ ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, которая была посвящена 90-летию со дня образования органов ВЧК — ФСБ.

На заключительном этапе исключительно полезной была совместная работа с доктором исторических наук Ломагиным Никитой Андреевичем по затронутой в книге тематике, но в другом жанре — в жанре документального кино.

Работа над книгой стимулировалась директором филиала музея политической истории «Гороховая, 2» Михайловой Людмилой Васильевной, которая на «вожжах» привлекла меня к мероприятиям филиала и пробудила интерес к публицистике.

Испытываю также большое удовлетворение от совместной работы с главным редактором газеты «Наша версия на Неве» Прудниковой Еленой Анатольевной, которая приложила много усилий, чтобы «олитературить» мой скупой язык оперативного работника. Кроме того, она проявила душевную щедрость и бескорыстно делилась со мной своими познаниями в военной тематике периода Отечественной войны, которые обогатили меня и частично нашли отражение в книге.

Премного признателен Гусеву Владимиру Сергеевичу, генерал-лейтенанту в запасе, председателю Совета ветеранов Управления, за понимание трудностей, с которыми пришлось столкнуться в ходе работы над книгой.

1941 г Начало войны

Нападение фашистской Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года, положившее начало Великой Отечественной войне, было внезапным и вероломным, но ни в коей мере не было неожиданным для высшего руководства нашей страны. Советское правительство знало неуемные территориальные амбиции нацистов, подкрепленные антибольшевизмом и антисемитизмом, и с момента прихода Гитлера к власти считалось с угрозой войны, принимало необходимые меры, с тем чтобы по возможности оттянуть ее начало и успеть перестроить экономику, перевооружить армию и флот, подготовить вооруженные силы и страну к отражению немецкой агрессии.

Можно спорить о том, действительно ли план «Барбаросса» уже через месяц после подписания лежал на столе у Сталина, но Гитлер не делал секрета из своих планов для правящих кругов Германии. Естественно, при таком количестве осведомленных лиц планы немецкого фюрера быстро становились достоянием советской разведки. Невозможно было утаить и концентрацию немецких войск на советской границе, количество которых возрастало еще с лета 1940 года. А события последних предвоенных дней показывали, что для советского правительства не было секретом и ночное время нападения. Вместе со всей страной готовились к грядущей войне и органы государственной безопасности.

Перед грозой

Для НКВД выходом на финишную прямую предвоенного периода стала реорганизация наркомата.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б). 3 февраля 1941 г.

«В связи с необходимостью максимального улучшения агентурно-оперативной работы органов государственной безопасности и возросшим объемом работы, проводимой Народным комиссариатом внутренних дел СССР, ее многообразием (охрана государственной безопасности, охрана общественного порядка, охрана государственных границ, войсковая охрана особо важных промышленных предприятий и железнодорожных сооружений, руководство местами заключения, противопожарная охрана, местная противовоздушная оборона, управление шоссейными дорогами, содержание в лагерях и организация трудового использования осужденных, проведение крупнейших хозяйственных работ, освоение новых районов в отдаленных северных областях СССР, руководство архивным делом и запись актов гражданского состояния и т. д.) ЦК ВКП(б)

ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Разделить Народный комиссариат внутренних дел СССР на два наркомата:

а) Народный комиссариат внутренних дел СССР (НКВД).

б) Народный комиссариат государственной безопасности СССР (НКГБ).

2. Возложить на Народный комиссариат государственной безопасности СССР выполнение задач по обеспечению государственной безопасности СССР:

а) ведение разведывательной работы за границей;

б) борьбу с подрывной, шпионской, диверсионной, террористической деятельностью иностранных разведок внутри СССР;

в) оперативную разработку и ликвидацию остатков всяких антисоветских партий и контрреволюционных формирований среди различных слоев населения СССР, в системе промышленности, транспорта, связи, сельского хозяйства и пр.;

г) охрану руководителей партии и правительства.

3. Установить, что НКГБ освобождается от проведения всякой другой работы, не связанной непосредственно с задачами, перечисленными в пункте 2 настоящего постановления.

4. В союзных и автономных республиках организовать республиканские народные комиссариаты государственной безопасности и внутренних дел, а в краях и областях — соответственно управления НКГБ и НКВД.

Организацию республиканских, краевых, областных и районных органов НКГБ и НКВД произвести на основании разделения существующих аппаратов НКВД, построив их применительно к утвержденным настоящим постановлением структурам НКГБ и НКВД СССР.

5. Разделение НКВД СССР на два наркомата закончить в месячный срок.

6. В месячный срок представить на утверждение ЦК ВКП(б) и СНК СССР положения о народных комиссариатах государственной безопасности и внутренних дел.

Утвердить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о разделении Народного комиссариата внутренних дел СССР».

В состав НКГБ вошли разведывательное, контрразведывательное, секретно-политическое управления, управление коменданта Московского Кремля, следственная часть и некоторые самостоятельные отделы. Главное экономическое и главное транспортное управления были упразднены[1]. Кроме того, из системы НКВД — НКГБ были выведены особые отделы.

Из Постановления ЦК BKП(б) и СНК СССР. 8 февраля 1941 г.

«… В настоящее время в связи с укреплением Красной Армии и Военно-Морского Флота, значительным усилением их мощи и боевой готовности, ростом хорошо подготовленных и преданных делу партии Ленина — Сталина кадров командного и политического состава ЦК ВКП(б) и СНК СССР считают целесообразным передать органы особых отделов из ведения НКВД в ведение Наркомата обороны и Наркомата Военно-Морского Флота.

ЦК ВКП(б) и СНК СССР

ПОСТАНОВЛЯЮТ:

1. Ликвидировать Особый отдел ГУГБ НКВД СССР.

2. Организовать при Наркомате обороны и Наркомате Военно-Морского Флота особые отделы НКО и НКВМФ, подчинив их непосредственно народным комиссарам обороны и Военно-Морского Флота. Именовать особые отделы НКО и НКВМФ соответственно Третьими управлениями НКО и НКВМФ.

3. Возложить на Третьи управления Наркомата обороны и Наркомата Военно-Морского Флота следующие задачи:

а) борьба с контрреволюцией, шпионажем, диверсией, вредительством и всякого рода антисоветскими проявлениями в Красной Армии и Военно-Морском Флоте;

б) выявление и информирование соответственно народного комиссара обороны и народного комиссара Военно-Морского Флота о всех недочетах в состоянии частей армии и флота и о всех имеющихся компрометирующих материалах и сведениях на военнослужащих армии и флота.

4. Организовать при НКВД СССР 3-й отдел с функциями чекистского обслуживания пограничных и внутренних войск НКВД СССР

5. Образовать в Москве Центральный совет из представителей НКГБ СССР, НКО, НКВМФ и НКВД СССР в составе народного комиссара государственной безопасности СССР, народного комиссара внутренних дел СССР, начальника Третьего управления Наркомата обороны и начальника Третьего управления Наркомата Военно-Морского Флота.

Образовать на местах в военных округах аналогичные советы в составе руководителей местных органов НКГБ и НКВД СССР и начальников соответствующих периферийных органов Третьих управлений НКО и НКВМФ.

Возложить на образуемые советы задачу координирования борьбы с антисоветскими элементами, в частности выработку общих методов работы, дачу установок и указаний по отдельным делам и вопросам, затрагивающим интересы соответствующих органов НКГБ, НКО, НКВМФ и НКВД, разрешение возникающих в процессе работы разногласий и пр. Центральный совет и советы на местах собираются по мере необходимости, но не реже одного раза в месяц.

6. Передать на укомплектование организуемых Третьих управлений НКО и НКВМФ кадры работников ликвидируемого Особого отдела ГУГБ НКВД СССР и его периферийных органов…

9. Установить, что органы Третьих управлений НКО и НКВМФ и 3-й отдел НКВД СССР по договоренности с органами НКГБ используют для проведения необходимых оперативных мероприятий (наружное наблюдение, оперативная техника) соответствующие средства НКГБ…

10. Передать из НКВД СССР соответственно в НКО и НКВМФ предназначенные на содержание Особого отдела НКВД СССР в 1941 г. кредиты и денежные ассигнования, а также приписанный к Особому отделу автотранспорт…

12. Все периферийные органы Особого отдела НКВД (округов, армий, корпусов, дивизий, флотов и флотилий) передать соответственно в ведение НКО и НКВМФ.

13. Установить следующий порядок подчинения органов Третьих управлений НКО и НКВМФ:

а) начальники Третьих управлений НКО и НКВМФ подчиняются соответственно народным комиссарам обороны и Военно-Морского Флота.

Все назначения оперативного состава Третьих управлений НКО и НКВМФ, начиная с оперуполномоченного полка и соответствующей ему единицы во флоте, проводятся приказами народных комиссаров обороны и Военно-Морского Флота;

б) начальник 3-го отдела военного округа (фронта) подчиняется начальнику Третьего управления НКО и народному комиссару обороны СССР;

в) начальник 3-го отдела корпуса подчиняется начальнику 3-го отдела округа (фронта) и командующему войсками округа (фронта);

г) начальник 3-го отделения дивизии подчиняется начальнику 3-го отдела корпуса и командиру корпуса;

д) уполномоченный 3-го отделения в полку подчиняется начальнику 3-го отделения и командиру дивизии;

е) соответствующий порядок подчинения устанавливается по линии органов Третьего управления НКВМФ.

14. Структура органов 3-го отдела НКВД СССР устанавливается распоряжением народного комиссара внутренних дел Союза ССР.

15. Передачу органов Особого отдела из ведения НКВД СССР в ведение НКО и НКВМФ закончить в 5-дневный срок».

Как видим, Особые отделы передавались в НКО и НКВМФ чисто формально. Да и сама аргументация их передачи смотрится малоубедительно. Они оставались тесно связанными с НКГБ, служили в них офицеры госбезопасности, для конкретной работы они по-прежнему использовали оперативные возможности (наружное наблюдение, сбор данных о людях по месту жительства, оперативная техника) подразделений родного ведомства. Забегая вперед, скажем, что «экскурсия» особистов в структуры Наркомата обороны оказалась непродолжительной — спустя менее чем два месяца после начала войны они были переданы обратно, в возрожденный НКВД.

Что касается новых наркоматов, то зоны их ответственности устанавливались следующим документом.

Из директивы НКВД СССР и НКГБ СССР № 782/Б/265/M о задачах органов внутренних дел и госбезопасности. 1 марта 1941 г.

«В связи с необходимостью максимального улучшения агентурно-оперативной работы органов государственной безопасности и возросшим объемом работы Наркомата внутренних дел СССР решением Правительства Союза ССР Наркомат внутренних дел СССР разделен на два наркомата:

Народный комиссариат внутренних дел СССР (НКВД);

Народный комиссариат государственной безопасности СССР (НКГБ).

В соответствии с этим решением на организуемые наркоматы возложены следующие задачи.

На Народный комиссариат внутренних дел СССР

а) охрана общественной (социалистической) собственности, охрана личной и имущественной безопасности граждан и охрана общественного порядка;

б) охрана государственных границ Союза ССР;

в) организация местной и противовоздушной обороны;

г) содержание в тюрьмах, исправительно-трудовых лагерях, исправительно-трудовых колониях, трудовых и специальных поселках осужденных и организация их трудового использования и перевоспитания;

д) борьба с детской беспризорностью и безнадзорностью;

е) прием, конвоирование, охрана, содержание и трудовое использование военнопленных и интернированных;

ж) оперативно-чекистское обслуживание войск НКВД;

з) государственный надзор за противопожарной охраной и руководство противопожарными мероприятиями;

и) учет военнообязанных;

к) строительство, ремонт и содержание дорог союзного значения;

л) учет, охрана, научная и оперативная разработка государственных архивных фондов Союза ССР;

м) запись актов гражданского состояния.

На Народный комиссариат государственной безопасности СССР

а) ведение разведывательной работы за границей;

б) борьба с подрывной, шпионской, диверсионной, террористической деятельностью иностранных разведок внутри СССР;

в) оперативная разработка и ликвидация остатков всяких антисоветских партий и контрреволюционных формирований среди различных слоев населения СССР, в системе промышленности, транспорта, связи, сельского хозяйства и пр.;

г) охрана руководителей партии и правительства.

От проведения всякой другой работы, не связанной непосредственно с вышеперечисленными задачами по обеспечению государственной безопасности СССР, органы Наркомата государственной безопасности освобождаются. Существовавшие в НКВД СССР Главное экономическое управление и Главное транспортное управление ликвидированы.

Функции этих управлений в области борьбы со шпионажем, диверсией и вредительством в системе народного хозяйства возложены соответственно на Контрразведывательное и Секретно-политическое управления Наркомата государственной безопасности.

Вместо существовавших дорожно-транспортных отделов, ранее подчиненных Главному транспортному управлению НКВД СССР, должны быть созданы на крупных железнодорожных станциях оперативные отделения и пункты Наркомата государственной безопасности, подчиненные наркоматам союзных и автономных республик, краевым и областным управлениям НКГБ по территориальности (по линии контрразведывательных отделов). Водные отделы речных магистралей должны быть ликвидированы, а оперативные отделения, пункты НКГБ — созданы только в морских портах СССР.

Задачи бывшего Особого отдела ГУГБ НКВД СССР и его органов возложены на Третьи управления Наркомата обороны, наркомата Военно-Морского Флота СССР и 3-й отдел НКВД СССР соответственно (и их местные органы).

Органы пограничной охраны ведут агентурно-оперативную работу на прежних основаниях, и указания об их взаимоотношениях с органами НКГБ будут даны дополнительно…

Организация республиканских, краевых и областных органов НКВД и НКГБ должна быть произведена на основе разделения существующих аппаратов НКВД…

Наркомам внутренних дел и наркомам государственной безопасности союзных и автономных республик, начальникам краевых и областных управлений НКВД и НКГБ предлагается провести совместно следующую работу:

1. Разработать штаты НКВД — УНКВД и НКГБ — УНКГБ и их местных территориальных органов и представить на утверждение в союзные наркоматы соответственно.

Районные отделения НКВД должны быть организованы во всех районах, где в настоящее время они имеются.

Районные отделения НКГБ должны быть организованы лишь в тех районах, где имеются крупные промышленные предприятия оборонного или общесоюзного значения, а также организации и учреждения, представляющие интерес для иностранных разведок.

При проектировании организаций райотделений Наркомата государственной безопасности необходимо руководствоваться оперативной целесообразностью, наличием объектов для возможной подрывной работы вражеских элементов — вредительства, диверсии, шпионажа и иной контрреволюционной работы, а также засоренностью района антисоветским элементом.

2. Временно расставить в соответствии с разработанным проектом штатов личный состав органов НКВД и НКГБ и приступить к работе, не ожидая утверждения штатов союзными наркоматами.

Разделение органов НКВД провести с таким расчетом, чтобы перестройка, безусловно, не вызвала бы дополнительного увеличения штата.

Освобождающихся работников по линии ГЭУ и ГТУ обратить на укрепление органов НКГБ и НКВД.

До утверждения союзными наркоматами представленных штатов и расстановки личного состава реорганизацию существующих ныне дорожно-транспортных отделов и их отделений не производить и работу продолжать в прежнем порядке.

3. Агентурные дела и разработки экономических и транспортных отделов вместе с агентурно-осведомительной сетью передать контрразведывательным и секретно-политическим отделам соответственно.

Передача разработок и дел должна быть произведена через учетно-статистические отделы органов НКГБ…

5. Внутренние (подследственные) тюрьмы остаются за органами НКГБ.

6. Всю эту работу необходимо организовать и провести так, чтобы не ослаблять работу органов НКВД и НКГБ, не запускать находящиеся в разработке дела, в первую очередь агентурные и следственные…

7. Разделение органов НКВД провести в декадный срок, выслав в НКВД СССР и НКГБ СССР соответственно докладные записки с приложением проекта штатов органов НКВД и НКГБ по республике, краю, области и расстановки личного состава.

НКГБ — УНКГБ представить также разработанную ими дислокацию районных отделений НКГБ и отделений и пунктов НКГБ на железнодорожных станциях, морских портах и крупных промышленных предприятиях…

Положения об НКВД и НКГБ и указания о порядке дальнейшей работы органов НКВД и НКГБ будут высланы дополнительно…

С настоящей директивой ознакомить первых секретарей ЦК компартий республик, крайкомов и обкомов».

Именно эти приказы положили начало перестройке органов госбезопасности под решение военных задач.

В Ленинградском управлении организатором мобилизационной работы, а также прямой подготовки к действиям в условиях войны стал его новый начальник, назначенный приказом наркома ГБ № 0010 от 26 февраля 1941 г., старший майор госбезопасности Павел Тихонович Куприн. Он родился в 1908 году в Орловской губернии, в бедной крестьянской семье, в 1929 году закончил Орловскую губернскую совпартшколу 2-й ступени, затем находился на партийной работе. В органы внутренних дел Куприн пришел в декабре 1936 года, а последней его должностью перед назначением в Ленинград стала должность начальника УНКВД по Хабаровскому краю.

Одной из сложнейших проблем в Управлении того времени была проблема кадров. Вакантные места как в руководящем звене, так и в оперативных подразделениях приходилось замещать сотрудниками с минимальным стажем и опытом работы, зачисленными в Управление в течение 1938–1941 годов. Правда, по тем временам это были люди, неплохо образованные — большинство из них имели среднее и даже высшее образование (законченное или незаконченное), — однако отсутствие профессионального опыта сказывалось на работе. Для повышения чекистской квалификации их в срочном порядке зачисляли на обучение в специальные учебные заведения — как правило, без отрыва от служебной деятельности. Среди таких учебных заведений была межкраевая школа, созданная при Управлении НКВД ЛО. Размещалась она на Гороховой улице, 6.

Одним из первых приказов, изданных Куприным, был приказ № 004 от 5 марта 1941 г о создании в Управлении разведывательного отдела и о новых назначениях в руководстве основных оперативных отделов. Вышел он с двухдневным опозданием, так как приказ НКГБ СССР, изданный 20 февраля 1941 г., которым в Центре учреждался разведывательный отдел, требовал создания на местах аналогичных отделов в 10-дневный срок.

Начальником разведотдела стал Леонид Иванович Кожевников. Несмотря на свой высокий авторитет в Управлении, он был достаточно молод — 37 лет. В органах госбезопасности Кожевников работал с 1926 года, а с созданием в 1939 году следственной части УНКВД ЛО (впоследствии следственного отдела) стал ее начальником.

На кандидатуре Кожевникова остановились не случайно. Были приняты во внимание его высокая квалификация как чекиста и 15-летний опыт работы на рядовых и руководящих должностях в разных оперативных подразделениях Управления. Кожевников характеризовался как инициативный, исполнительный оперработник, целеустремленный и требовательный руководитель. На всех участках чекистской деятельности он всегда добивался положительных результатов, за что наряду с другими поощрениями в 1933 году был награжден боевым оружием, а в 1937 году — знаком «Почетный сотрудник ОГПУ»[2].

Заместителями Кожевникова стали: капитан ГБ Макаров Павел Петрович (который в марте 1943 года заменил Кожевникова в должности начальника отдела в связи с назначением последнего заместителем начальника Управления) и младший лейтенант ГБ Сахаровский Александр Михайлович, с 11 января 1941 г. занимавший должность и.о. начальника водного отдела. Позже Сахаровский станет начальником 2-го (контрразведывательного) отдела по области. В 1943 году после прорыва блокады Ленинграда и начала отступления немецких войск он возглавит одну из трех оперативных групп (а именно — Гатчинскую), в задачу которых входила зачистка освобождаемых территорий от предателей, немецких пособников и агентуры немецких спецслужб, как бывшей, так и оставленной на оседание. В последующем Сахаровский стал начальником Первого Главного управления КГБ и одним из заместителей Председателя КГБ СССР.

В состав разведотдела вошли наиболее подготовленные сотрудники других оперативных подразделений, в частности, контрразведывательного, экономического, водного и секретно-политического отделов.

Разведотдел УНКГБ ЛO включал в себя 7 отделений:

1-е отделение являлось аналитически-разработочным: оно разрабатывало наиболее сложные операции, проводило анализ поступивших материалов, вырабатывало рекомендации;

2-е, 3-е, 4-е и 7-е отделения имели разведывательную направленность, которая с началом оккупации Ленинградской области была скорректирована, и за каждым из них закреплены конкретные функции по подготовке разведчиков-диверсантов, разведчиков-маршрутников[3], разведчиков-боевиков, командиров разведывательно-диверсионных групп.

5-е отделение занималось переводами, обрабатывало поступавшие иностранные материалы и сводки радиоперехватов.

6-е отделение занималось техническим обеспечением (в частности, изготовлением документов для тех, кто направлялся во вражеский тыл). Сказалась кадровая реорганизация и на других отделах Управления. Этим же приказом заместителем начальника следственной части был назначен старший лейтенант госбезопасности С.Т. Хорсун, который с началом войны стал заместителем Кожевникова и возглавил оперативную группу (часть) разведывательного отдела в Малой Вишере. Начальником секретно-политического отдела стал старший лейтенант ГБ С.К. Якушев, который с началом войны был назначен руководителем оперативной группы УНКВД Старорусского направления[4], с января 1943 года вновь возглавлял СПО, а после его расформирования в апреле 1943 года в связи с очередной реорганизацией ведомства стал начальником контрразведывательного отдела по Ленинграду. В начале 1945 года он становится заместителем начальника УНКВД ЛО.

Следующим важным этапом в подготовке Управления к войне явились мероприятия по внедрению в практику повседневной работы требований изданного в соответствии с директивой НКГБ СССР приказа начальника Управления № 0012 от 3 апреля 1941 г. «Об агентурно-оперативной и следственной работе». Руководящему и оперативному составу предписывалось сосредоточить усилия исключительно на решении главных разведывательных и контрразведывательных задач путем организации «высококачественной агентурной работы», являющейся «залогом успешной деятельности по обеспечению государственной безопасности нашей Родины». Проще говоря, следовало усилить работу по подготовке агентуры с учетом возможной деятельности в условиях войны и оккупации.

Директивой НКГБ органы государственной безопасности освобождались от всякой другой, не имеющей непосредственной связи с решением главных задач работы, что давало возможность все «внимание сосредоточить на борьбе со шпионажем, террором, диверсией, вредительством, антисоветскими формированиями и их подрывной деятельностью». Ниже публикуемый текст приказа достаточно убедительно свидетельствует об изменении направленности деятельности Ленинградского управления.

Приказ начальника УНКГБ СССР по г. Ленинграду и ЛО № 0012 от 3 апреля 1941 г. «Об агентурно-оперативной и следственной работе»

«Высококачественная агентурная работа является основным залогом успешной деятельности по обеспечению государственной безопасности нашей Родины. Образование Народного Комиссариата Государственной Безопасности и его местных органов имеет главной своей целью максимальное улучшение и усовершенствование агентурно-оперативной работы советской разведки.

На органы Государственной Безопасности возложены следующие основные задачи:

а) разведывательная деятельность за границей;

б) контрразведывательная деятельность — борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной деятельностью иностранных разведок и их агентуры внутри СССР;

в) борьба с остатками антисоветских партий, право-троцкистским подпольем и другими контрреволюционными формированиями;

г) охрана руководителей партии и правительства.

От всякой другой работы, не имеющей непосредственной связи с выполнением вышеуказанных задач, а именно: информационное обслуживание организаций, учреждений, предприятий, выявление недочетов в работе промышленности, транспорта, связи, сельского хозяйства — органы Государственной безопасности освобождаются, что дает возможность нашим органам все свое внимание сосредоточить на борьбе со шпионажем, террором, диверсией, вредительством, антисоветскими формированиями и их подрывной деятельностью.

Исходя из этого, перед каждым оперативным отделом УНКГБ по гор. Ленинграду и Ленинградской области стоит задача:

а) быстро выявлять, разоблачать и ликвидировать врага, своевременно предупреждать его малейшие попытки к совершению каких-либо действий, направленных против нашей партии, против Советской власти;

б) посредством коренного улучшения работы с агентурой и правильного воспитания ее в работе, создать такой агентурный аппарат, который мог бы проникнуть во вражеское контрреволюционное подполье право-троцкистских, шпионских, террористических организаций и групп;

в) применение активных форм и методов ведения агентурных разработок и в работе с агентурой.

В целях решительного улучшения качества агентурно-оперативной и следственной работы УНКГБ и выполнения указаний Народного Комиссара Государственной Безопасности СССР,

ПРИКАЗЫВАЮ:

Начальникам отделов, райотделов и межрайонных отделов УНКГБ по гор. Ленинграду и Ленинградской области:

1. Тщательно пересмотреть всю агентурно-осведомительную сеть с целью отбора наиболее работоспособной и перспективной по своим связям и возможностям агентуры.

Добиться такого положения, чтобы агентура по право-троцкистскому контрреволюционному подполью, агентура среди шпионских, диверсионных, террористических и других контрреволюционных формирований, была бы настолько сильна, чтобы она была в состоянии своевременно вскрывать намерения и планы врагов Советской власти и парализовать их подрываю деятельность.

2. Выявить и исключить из состава агентурной сети всех двурушников, фальсификаторов, расшифрованных, неработоспособных, бесперспективных агентов…»

(Далее следуют задачи, входившие в компетенцию исключительно следственных подразделений и затрагивающие особенности ведения следствия.)

К тому времени в органах госбезопасности уже в который раз сложилась порочная практика, когда за показатель в работе с агентурой бралась количественная сторона. В результате агентурный аппарат стал громоздким, включал в себя множество агентов, от которых, в лучшем случае, не было пользы. Бывало и хуже: агенты приспосабливались к оперработникам и, зная, какая информация им нужна, выдавали заведомо искаженные, порой ложные данные, что приводило к необоснованным обвинениям ни в чем не повинных людей. Имели место и случаи, когда агенты приобретались ради «палочки». Оперработник на встречах с ними только терял время, однако докладывал начальнику, что проводит агентурную работу, а на самом деле его «подопечные» засоряли аппарат, никак не способствуя решению поставленных перед органами госбезопасности задач. Начальники знали о реальном положении дел, но смотрели на изъяны в работе сквозь пальцы, тоже удовлетворяясь количественными показателями. Получался замкнутый круг, куда были вовлечены и добросовестные оперативные работники.

Для выполнения задач по агентуре была необходима большая организаторская работа на всех уровнях, которую невозможно провести в течение 5–6 месяцев. Приказом требовалось в срочном порядке освободиться от нерезультативных агентов, но если их большинство, то можно было остаться вообще без агентуры, а это провал в работе. С другой стороны, освобождая секретный аппарат от балласта, его надо было пополнить высококачественной агентурой, то есть найти людей с нужными личными и деловыми качествами, соответствующим положением в рассматриваемой среде, во избежание возможной ошибки проверить на конкретных поручениях, найти основу вербовки и осуществить ее, потом обучить основам работы, тактике поведения. Процесс непростой, требующий не только временных затрат, но и знаний и опыта оперработника, а большинство сотрудников имели, как уже говорилось, стаж работы менее трех лет. В такой ситуации на первый план выдвигалась роль начальника отделения и отдела, но и среди них было мало людей с достаточным опытом работы. Особенно трудно пришлось областным межрайотделам и райотделам, где кадровая проблема стояла особенно остро.

Другим важным документом, имевшим первостепенное значение для мобилизационной готовности как Управления, так и областных подразделений, потенциально попадавших в зону возможных военных действий в Ленинградской области, был изданный начальником Управления приказ № 0031 от 6 мая 1941 г. «Об организации мобилизационной работы в органах НКГБ», предписывавший немедленно начать подготовку к оперативной работе в условиях войны.

Приказ начальника УНКГБ СССР по г. Ленинграду и ЛО № 0031 от 6 мая 1941 г. «Об организации мобилизационной работы в органах НКГБ»

«В целях обеспечения мобилизационной готовности органов НКГБ на военное время, в соответствии с приказом Народного Комиссара Государственной Безопасности СССР № 00148 от 26 апреля 1941 года,

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Возложить на отделы, райотделы и межрайотделы УНКГБ Ленинградской области в соответствии с теми задачами, которые они выполняют в мирное время, разработку мероприятий на военное время, согласно „Ориентировочного перечня мобилизационных вопросов, подлежащих проработке органами НКГБ“, объявленного приказом Наркома Государственной Безопасности СССР № 00148.

2. Непосредственное руководство мобработой и ответственность за мобилизационную готовность возложить соответственно на начальников отделов, райотделов и межрайотделов УНКГБ Ленинградской области.

3. Немедленно начать подготовку к составлению плана оперативных мероприятий на военное время, согласно перечня мобилизационных вопросов, объявленного приказом Наркома Государственной безопасности СССР № 00148 от 26 апреля 1941 года.

Инструкция о порядке составления оперативных мобпланов будет разослана немедленно по получении из НКГБ СССР».

Уже один этот приказ, датируемый, напомним, 6 мая, полностью развенчивает легенду о том, что война стала неожиданностью для руководства СССР. Как видим, еще весной 1941 года в УНКГБ ЛО полным ходом шли мероприятия по подготовке деятельности Управления в условиях войны.

Какие же конкретные мероприятия проводило УНКГБ ЛО на стадии подготовки к войне, еще до нападения Германии? Для подразделений, расположенных в западной части Ленинградской области, это были организация совместно с партийными и советскими органами скрытых баз оружия и продовольствия, составление пофамильных списков партизанских групп, подготовка оперативного состава, который должен был остаться в тылу противника в случае его вторжения на территорию Ленинградской области. Впрочем, жестокий дефицит времени сказывался и здесь. Когда после начала войны мобилизационные планы Управления были приведены в действие, то выяснилось, что подразделения Управления успели привести в боевую готовность, но в гораздо меньшей мере оказались готовыми к войне областные подразделения, особенно западных районов Ленинградской области, которые первыми оказались под вражеской оккупацией.

Основная проблема органов госбезопасности предвоенного периода — огромный объем работы, с одной стороны, а с другой — недостаток времени, малый стаж и незначительный опыт большинства сотрудников, пришедших в органы внутренних дел после 1938 года, — была и основной проблемой Ленинградского управления. Несмотря на поистине стахановские темпы, заканчивать перестройку пришлось уже в военных условиях, на стадии прямого противоборства с хорошо подготовленным и опытным противником. С другой стороны, реальности войны все равно ставили новые задачи и диктовали новые методы их решения, которые па стадии подготовки предусмотреть было невозможно. Сделать из армии мирного времени действующую армию может только война.

Первые потери

Уже в первый день войны Ленинградское управление, расположенное, казалось бы, далеко от линии фронта, понесло первые потери. Произошло это при следующих обстоятельствах…

Среди превентивных мер, принятых НКВД СССР в период подготовки к войне, важное место занимала проведенная в марте — июне 1941 года операция по вскрытию агентурных связей германских спецслужб и пресечению их разведывательной деятельности в западных областях Белоруссии и Украины, присоединенных к СССР в 1939 году. Для решения этой исключительно сложной задачи в Управление НКВД по Белостокскому району была командирована большая группа сотрудников разных территориальных органов. Ленинградское управление направило туда 50 сотрудников, среди которых были оперативные работники, радиоконтрразведчики и следователи. После трехмесячной работы, сопряженной с большим нервным и физическим напряжением, требовавшей от каждого полной самоотдачи и взаимовыручки, строгого соблюдения конспирации, участники операции собрались в Белостоке и 21 июня 1941 года поездом выехали к местам своей службы[5].

22 июня 1941 года в 4 часа 45 минут утра у станции Лида Гродненской области состав подвергся налету немецкой авиации. Немцы сначала забросали вагоны бомбами, а затем начали расстреливать пулеметным огнем покидавших их пассажиров. Многие вагоны были разбиты и охвачены пламенем.

Трагическая картина происшедшего воссоздается по рапортам сотрудников Ленинградского управления, написанным в связи с утратой некоторыми из них табельного оружия.

Находившийся в составе оперативной группы старший оперуполномоченный, сержант ГБ Я.Н. Мальцев следующим образом излагает ситуацию: «Во время бомбардировки у меня исчез наган, 14 штук патронов и кобура. Произошло это при следующих обстоятельствах: я ехал в вагоне № 10 в одном из купе на средней полке. В тот момент, когда было выбито окно, от сильного толчка (соседний вагон № 11 был взорван) я слетел с полки и вместе с другими товарищами выскочил из вагона. Невдалеке бежавший от меня красноармеец (чекист) был тяжело ранен и я оказывал ему помощь — снимал сапоги, разрезал голенища. Когда обстрел прекратился, я вернулся в вагон, но ничего на своем месте не обнаружил — все было выброшено, так как вагон загорался. Поиски оружия в вагоне (оно находилось у меня под подушкой) ни к чему не привели».

Похожий рапорт написал и старший оперуполномоченный, сержант ГБ М.Г. Панов, за одним исключением: в Ленинград он приехал все же с оружием, хотя и не со своим.

«22-го июня в день нападения на Советский Союз фашистских орд, я вместе с другими сотрудниками УНКГБ ЛО находился в командировке в Западной Белоруссии. Наш поезд, в котором мы ехали, подвергся внезапной бомбардировке с воздуха. Нападение вражеского самолета было произведено утром в 4 час. 45 мин. Мы все спали в вагонах, утомленные работой и неудобствами транспортировок пока ехали до г. Белостока.

Я ехал в вагоне № 8, проснулся, падая с верхней полки. Резкая остановка поезда сопровождалась сильным грохотом, звоном разбитых стекол и криками людей. Сначала никто не знал, что случилось, но затем раздались крики о немедленном оставлении вагона, поезд бомбили с воздуха. Мои товарищи стали выскакивать из вагона. Я тоже выскочил из вагона. В этот момент от головы поезда на бреющем полете летел фашистский самолет и стрелял по окнам из пулемета. Я прыгнул с площадки вагона и отбежал несколько шагов. Самолет пролетел над моей головой отвесно. Я залег в канаву у железнодорожного полотна, выжидая, что будет дальше. Большинство вагонов горело. Из них выскакивали люди и отбегали от полотна. Развернувшись, самолет уже довольно высоко полетел, удаляясь от поезда. Я вместе с другими товарищами решили вернуться в вагон, чтобы взять одежду. В вагоне еще остались мои кое-какие личные вещи и, в частности оружие. Подойдя к поезду, увидел, что он уже оцеплен охраной, горящие вагоны тушат пожарники. Зайдя в вагон, увидел, что внутри его ничего уже нет, все оставшиеся вещи изъяты и неизвестно, куда отнесены. Я их не нашел.

Разыскать мое оружие я не мог и был временно вооружен браунингом одного из наших товарищей, которое было взято из груды бесхозного оружия, собранного в одно место. Браунинг, который временно находился у меня, по приезде в Ленинград 26/VII-41 г. мною был сдан в оружейную мастерскую УНКГБ ЛО».

Для Мальцева, 26-летнего сержанта ГБ, насчитывавшего всего-то полуторалетний стаж работы в органах, история с утерей личного оружия прошла практически без последствий. После возвращения он был переведен в 4-й (разведывательный) отдел, а с сентября 1942 года находился в составе оперативной группы при 3-й партизанской бригаде и погиб в тылу врага.

Из 50 находившихся в эшелоне сотрудников Ленинградского управления у ст. Лида погибли 10 человек и еще один, оперуполномоченный 4-го отдела Н.С. Тихонов, скончался в госпитале. Ниже следуют их имена, которые занесены в «Книгу Памяти» Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области[6].

Ромашев Александр Петрович, 1916 года рождения, сержант ГБ, оперуполномоченный 4-го (экономического) отдела;

Петров Леонид Федорович, 1910 года рождения, младший лейтенант ГБ, оперуполномоченный СПО;

Малушков Михаил Гаврилович, 1903 года рождения, младший лейтенант ГБ, старший оперуполномоченный КРО;

Черкасов Василий Федорович, 1896 рождения, лейтенант ГБ, оперуполномоченный СПО;

Гончаров Иван Александрович, 1919 года рождения, сержант ГБ, помощник оперуполномоченного 2-го спецотдела (радиоконтрразведка);

Тупицын Николай Михайлович, 1915 года рождения, помощник оперуполномоченного 4-го (экономического) отдела;

Парфенов Павел Сергеевич, 1911 года рождения, сержант ГБ, оперуполномоченный 5-го спецотдела;

Кашер Абрам Моисеевич, 1916 года рождения, сержант ГБ, следователь СПО;

Тихонов Николай Семенович, 1905 года рождения, младший лейтенант ГБ, оперуполномоченный 2-го спецотдела (радиоконтрразведка);

Дружинин Иван Петрович, 1907 года рождения, помощник оперуполномоченного 2-го спецотдела (радиоконтрразведка);

Слизков Семен Денисович, 1915 года рождения, техник 1-й категории 2-го спецотдела.

Все они, как и другие погибшие пассажиры того злополучного поезда, были похоронены без выяснения личностей у насыпи железнодорожной линии, ведущей от ст. Лида в направлении Вильнюса. По этой причине многие считались пропавшими без вести. Так, С.Д. Слизков, как погибший при исполнении специального задания, был исключен из списков личного состава Управления только с 16 апреля 1943 года.

После войны останки перезахоронили на территории находящейся поблизости городской больницы, в братской безымянной могиле, на которой 8 мая 1966 г. решением Лидского горисполкома установлена стела. В городе этот мемориал значится как «Памятник жертвам первого дня Великой Отечественной войны».

Имена погибших на нем не указаны. В 1967 году, после того как Управлению КГБ по Гродненской области были предоставлены фамилии убитых во время налета сотрудников УНКВД ЛO, в городском краеведческом музее был открыт «Красный уголок», посвященный ленинградским сотрудникам, похороненным в братской могиле.

Таковы первые потери Ленинградского управления в первый же день войны.

Война

Для большинства жителей Ленинграда Великая Отечественная война началась в полдень 22 июня 1941 года, когда выступивший по радио первый заместитель председателя Совнаркома и нарком иностранных дел В.М. Молотов сообщил о нападении Германии на СССР. Для ленинградских чекистов она началась на несколько часов раньше. Несмотря на выходной день, весь личный состав вызвали на службу и ознакомили с директивой НКГБ СССР, переданной из Москвы во все органы государственной безопасности в 9 часов 10 минут.

Директива НКГБ СССР № 127/5809 от 22 июня 1941 г.

«В связи с начавшимися военными действиями с Германией приказываю немедленно провести следующие мероприятия:

1) привести в мобилизационную готовность весь оперативно-чекистский аппарат НКГБ — УНКГБ;

2) провести изъятие разрабатываемого контрреволюционного и шпионского элемента;

3) мобилизовать внимание всей агентурно-осведомительной сети на своевременное вскрытие и предупреждение всех возможных вредительско-диверсионных актов в системе народного хозяйства, и в первую очередь, на предприятиях оборонной промышленности и железнодорожного транспорта;

4) при поступлении данных о готовящихся государственных преступлениях — шпионаж, террор, диверсии, восстания, бандитские выступления, призыв к забастовкам, контрреволюционный саботаж и т. д. — немедленно принимать оперативные меры к пресечению всяких попыток вражеских элементов нанести ущерб Советской власти;

5) совместно с НКВД — УНКВД обеспечить:

а) строгую охрану важнейших промышленных предприятий, железнодорожных узлов, станций, мостов, радиотелефонных, телеграфных станций, аэродромов, банков и т. д.;

б) мобилизовать внимание работников милиции на борьбу с возможными проявлениями паники;

в) привести в боевую готовность пожарные команды.

Намеченные вами мероприятия согласуйте с первыми секретарями ЦК компартий республик, крайкомов, обкомов ВКБ (б) и о результатах проводимой работы телеграфируйте в НКГБ СССР немедленно.

Народный комиссар государственной безопасности СССР Меркулов».

В тот же день в Ленинграде был создан оперативный штаб для координации мероприятий по обеспечению государственной безопасности и охране общественного порядка. В штаб вошли руководители основных управлений НКГБ — НКВД и пожарной охраны: заместитель начальника УНКГБ старший майор ГБ Огольцов, начальник Управления погранвойск генерал-лейтенант Степанов; заместитель начальника УНКВД старший майор милиции Грушко и начальник Управления пожарной охраны полковник Сериков. Личный состав Управления НКГБ перешел на казарменное положение.

22 июня в связи с нападением фашистской Германии на СССР прекратилась деятельность немецкого Генерального консульства в Ленинграде. На следующий день начальник Ленинградского управления НКГБ направил в НКГБ СССР сообщение № 806 об интернировании его сотрудников: «Сотрудники германского консульства в Ленинграде сосредоточены в здании консульства под усиленной охраной, телефоны консульства выключены, все служащие — граждане СССР получили полный расчет, удалены из здания консульства…» Сотрудники консульства были отправлены в Германию. А 25 июня в Ленинградское управление поступила Директива НКГБ СССР № 140 об интернировании граждан стран-сателлитов фашистской Германии: Италии, Финляндии, Румынии, Венгрии, Словакии.

Надо отметить, что сотрудники германского консульства еще до войны активно занимались разведывательной работой, о чем дал исчерпывающие показания во время следствия арестованный в 1945 году бывший секретарь ленинградского Генконсульства Герман Штреккер.

Из протоколов допросов Штреккера. 1946 г.

«До закрытия ленинградского консульства в 1938 году активную разведывательную работу в Ленинграде против СССР вел генеральный консул Зоммер Рудольф, который в свое время шпионажем занимался также в Харькове, Тифлисе, Владивостоке и Киеве.

Насколько я знаю, Зоммер в бытность свою в Ленинграде агентуру приобретал в первую очередь из числа вновь прибывших германских специалистов, а также лиц немецкой национальности, давно проживавших в Ленинграде…

Зоммер в разведывательных целях часто объезжал Ленинград и его окрестности, систематически посещал порт, где производил личные наблюдения. Как-то в 1938 году генеральный консул киевского консульства Гросскопф заявил мне, что морской атташе германского посольства капитан фон Баумбах свою карьеру сделал благодаря успешно проводимой разведывательной работе Зоммера».

«После открытия генерального консульства в Ленинграде в июле 1940 года, осенью туда из Москвы прибыл морской атташе фон Баумбах. В кабинете генерального консула он собрал работников консульства… Баумбах заявил, что благодаря разведывательной работе Зоммера состояние Балтийского военно-морского флота ему достаточно известно. Нам он предложил собирать шпионские сведения о строительстве новых военных судов всех видов и введении их в строй. Далее он заявил, что мы должны наблюдать за появляющимися на Неве, в канале и в Финском заливе военных судах, а также за работой судостроительных верфей. При этом он ознакомил нас с различными типами судов Балтийского флота. Баумбах также пояснил, что судостроительные верфи удобнее всего обозревать при поездках в Петергоф на катере».

«Во время моего пребывания в Ленинграде… туда 1 или 2 раза приезжал сотрудник ген. Кестринга Шульце Эмиль… когда он приходил весной 1941 г., генконсул просил меня съездить с ним на консульской автомашине в район Лесное… приехав в район за Лесным, я установил, что Шульце имел задание убедиться в готовности к эксплуатации новой трансформаторной силовой линии, месторасположение которой было Шульце точно известно».

Разведчики из Генерального консульства Германии, а ими были почти все его сотрудники, к началу войны сумели собрать объемный материал по предприятиям города, работающим на военные нужды. Уже во время войны немцы, засылая в Ленинград разведчиков, в ходе подготовки показывали им изготовленную типографским способом подробную карту ленинградских предприятий с описанием на двух языках — русском и немецком — выпускаемой ими продукции.

24 июня, когда стало ясно, что советские войска отступают на большинстве участков линии фронта, на места была передана новая директива, определяющая, как должны вести себя органы госбезопасности в условиях отступления.

«В дополнение к нашей телеграмме от 22 июня за№ 127/5809 напоминаю еще раз о необходимости соблюдения максимальной организованности, бдительности и напряжения всех сил в борьбе с врагами советского народа.

В условиях военного времени органы НКГБ должны еще тверже стоять на своем посту; действуя в тесном контакте с командованием частей Красной Армии и рационально используя совместно с органами Наркомвнудела чекистские оперативные войска.

Предлагаю:

1. Форсировать эвакуацию арестованных, в первую очередь из районов, в которых создалось напряженное положение.

2. Архивные материалы и другие секретные документы, не являющиеся необходимыми для текущей оперативной работы, тщательно упаковать и отправить в тыловые органы НКГБ под надежной охраной.

3. Особо охранять шифры, совершенно исключив возможность попадания их в руки противника.

4. Ни в коем случае не покидать обслуживаемой территории без специального разрешения вышестоящих органов НКГБ. Виновные в самовольной эвакуации, не вызванной крайней необходимостью, будут отданы под суд.

5. Совместно с органами НКВД организовать решительную борьбу с парашютными десантами противника, диверсионными и бандитско-повстанческими группами, организованными контрреволюционными элементами.

6. В каждом органе НКГБ создать крепкие, хорошо вооруженные оперативные группы с задачей быстро и решительно пресекать всякого рода антисоветские проявления.

7. Особое внимание обратить на вопросы связи, принимать все необходимые меры, чтобы быть в курсе происходящих событий, в частности знать, в каком состоянии находится тот или иной периферийный орган НКГБ.

8. Не ослаблять работы с агентурой, тщательно проверять полученные материалы, выявляя двурушников и предателей в составе агентурно-осведомительной сети.

Агентуру проинструктировать: в случае отхода наших войск оставаться на местах, проникать в глубь расположения войск противника, вести подрывную диверсионную работу. При возможности обусловливать формы и способы связи с ними.

9. Не реже двух раз в сутки информировать НКГБ СССР всеми доступными способами о положении дел на местах.

10. Решительно пресекать малейшие проявления паники и растерянности среди оперативного состава органов НКГБ, арестовывать паникеров и трусов.

Каждый сотрудник НКГБ должен проникаться чувством огромной ответственности за дело, которое поручено ему Партией и Правительством Советского Союза.

Уверен, что органы НКГБ с честью выполнят свой долг перед Родиной.

Нарком госбезопасности СССР Меркулов».

По сути, это был первый документ, закладывавший основы партизанской войны.

24 июня Ленинградский военный округ преобразован в Северное направление (позже будет назван фронтом), его командующим назначен генерал-лейтенант М.М. Попов.

В тот же день, 24 июня, вышло Постановление Совнаркома о мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе. Ликвидация парашютистов и диверсантов была возложена на органы НКВД. В развитие этого постановления 25 июня 1941 года народный комиссар внутренних дел Л.П. Берия подписал приказ № 00804.

«Во исполнение постановления Совета Народных Комиссаров Союза ССР от 24 июня 1941 г. „О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе“

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Для обеспечения своевременной успешной борьбы с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе организовать в НКВД СССР штаб, а в НКВД — УНКВД по г. Ленинграду и Ленинградской области, Мурманской, Калининской областям, Карело-Финской, Украинской, Белорусской, Эстонской, Латвийской, Литовской и Молдавской ССР, Крымской АССР, по Ростовской области, Краснодарскому краю и западной части Грузинской ССР — оперативные группы.

4. Наркомам внутренних дел, начальникам УНКВД республик, краев и областей совместно с начальниками оперативных групп и органов НКГБ в 24 часа организовать при городских, районных и уездных отделах (отделениях) НКВД истребительные батальоны по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника численностью 100–200 человек каждый и об исполнении донести по телеграфу.

5. Начальникам истребительных батальонов назначить надежных и боевых оперативных работников НКВД, преимущественно из пограничных и внутренних войск и оперативных работников милиции.

6. Истребительные батальоны комплектовать из числа проверенных, смелых, самоотверженных коммунистов, комсомольцев, советских активистов, способных владеть оружием, без отрыва их от постоянной работы.

Для поддержания постоянной связи с бойцами истребительных батальонов и обеспечения своевременного их сбора в необходимых случаях организовать при истребительных батальонах группы связи, на которые возложить несение постоянного дежурства.

7. Начальникам истребительных батальонов для успешного выполнения возложенных на них задач создать в колхозах, совхозах и на отдельных промышленных предприятиях в районах своей деятельности группы содействия.

На группы содействия возложить информацию истребительных батальонов (как их командиров, так и в зависимости от конкретной обстановки отдельных бойцов) о всех случаях появления парашютных десантов и диверсантов противника в районе деятельности истребительных батальонов.

Начальникам истребительных батальонов систематически инструктировать группы содействия, с тем, чтобы своевременно быть в курсе о всяком вновь появившемся диверсанте и обеспечить его уничтожение.

8. Начальники истребительных батальонов, а также каждый боец истребительного батальона должны быть тесно связаны с широкими слоями трудящихся, партийно-комсомольскими и пионерскими организациями для использования их в своевременном выявлении и ликвидации диверсантов, забрасываемых противником на территорию СССР.

9. Начальники истребительных батальонов выделяют в районе своей деятельности наиболее важные промышленные предприятия, железнодорожные сооружения, электростанции, мосты и другие объекты, могущие быть подвергнутыми нападению со стороны парашютных десантов и диверсантов противника, и принимают необходимые меры для усиления охраны и наблюдения за этими объектами.

10. Начальники истребительных батальонов должны привлекать в качестве наблюдателей за возможным появлением парашютных десантов и диверсантов противника пастухов, лесников, путеобходчиков железных дорог, ремонтных рабочих шоссейных дорог, которых необходимо соответствующим образом проинструктировать. Особое внимание уделить использованию в этом направлении сотрудников сельской милиции.

11. В случае возможной высадки противником многочисленного парашютного десанта или групп диверсантов начальники истребительных батальонов обязаны прибегать к помощи близрасположенных воинских частей НКВД и Красной Армии.

12. Начальникам истребительных батальонов наладить действенную связь с соответствующими органами НКВД для обеспечения своевременной информации их о ходе проводимых операций по уничтожению диверсантов противника.

13. Начальники истребительных батальонов должны учитывать возможность дезинформационных сообщений со стороны антисоветского элемента о появлении парашютных десантов и диверсантов противника. Поэтому каждое сообщение необходимо подвергать немедленной проверке.

14. Истребительным батальонам предоставляется право использования в необходимых случаях всех видов местного транспорта и связи (автомашин, мотоциклов, велосипедов, лошадей, подвод, телефона, телеграфа, радио и пр.).

15. Начальнику Управления военного снабжения НКВД СССР генерал-майору интендантской службы Вургафту вооружить каждый истребительный батальон городского, районного и уездного отделов (отделений) НКВД двумя ручными пулеметами, винтовками, револьверами, необходимыми боеприпасами и по возможности гранатами.

16. С настоящим приказом ознакомить первых секретарей ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов ВКП (б), председателей Совнаркомов республик и председателей краевых и областных исполкомов Советов [депутатов] трудящихся.

Приказ ввести в действие по телеграфу.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Л. Берия».

Истребительные батальоны были новым направлением в работе НКВД, поэтому приказ так четко регламентирует все стороны их работы, вплоть до количества пулеметов и связей с пионерскими организациями. Как увидим дальше, далеко не все приказы были столь подробны.

К 1 июля 1941 года стало ясно, что начало войны складывается для Советского Союза катастрофически неудачно: значительные территории страны попадают под немецкую оккупацию.

К Ленинграду рвалась немецкая группа армий «Север», насчитывающая в составе 18-й и 16-й армий более 700 тысяч солдат и офицеров. 26 июня 1941 года немецкие войска захватили город Даугавпилс (Латвия) и вышли на границу РСФСР.

С 30 июня на основании решения Ленинградского горкома партии и постановления Военного Совета Северного фронта от 27 июня 1941 г. в Ленинграде начато формирование дивизий народного ополчения. К 14 июля были сформированы первые три дивизии общей численностью в 31 тысячу человек, которые пополнили Лужскую оперативную группу. Намечалось создать 15 стрелковых дивизий общей численностью в 200 тысяч человек.

1 июля НКГБ СССР направляет в свои органы на местах директиву № 168 об организации нелегальной борьбы в тылу врага.

«Нападение фашистской Германии на Советский Союз продолжается. Целью этого нападения является уничтожение советского строя, порабощение народов Советского Союза и восстановление власти помещиков и капиталистов.

Наша Родина оказалась в величайшей опасности.

Органы НКГБ, каждый чекист в отдельности обязаны приложить все силы для беспощадной расправы с ордами напавшего германского фашизма.

Наркомам государственной безопасности республик, начальникам УНКГБ краев и областей, в первую очередь находящихся на военном положении, необходимо всю свою работу подчинить интересам борьбы с наступающим врагом и его агентурой внутри СССР.

Чекистский аппарат, как гласный, так и секретный, должен быть подготовлен для активной борьбы с врагом в любых условиях, в том числе в подпольных.

В этих целях приказываю немедленно приступить к осуществлению следующих мероприятий:

1. Весь негласный штатный аппарат НКГБ, сохранившийся от расшифровки, подготовить для оставления на территории в случае занятия ее врагом для нелегальной работы против захватчиков.

Аппарат должен быть разделен на небольшие резидентуры, которые должны быть связаны как с подпольными организациями ВКП(б), так и с соответствующими органами НКГБ на территории СССР.

Способы связи (радио, шифры, оказии и пр.) должны быть заблаговременно определены. Перед резидентурами поставить задачу организации диверсионно-террористической и разведывательной работы против врага.

2. Из нерасшифрованной агентурно-осведомительной сети также составить отдельные самостоятельные резидентуры, которые должны вести активную борьбу с врагом.

В резидентуры, как штатных негласных работников НКГБ, так и агентурно-осведомительной сети нужно выделять проверенных, надежных, смелых, преданных делу партии Ленина — Сталина людей, умеющих владеть оружием, организовать осуществление поставленных перед ними задач и соблюдать строжайшую конспирацию.

3. В целях зашифровки этих работников необходимо заранее снабдить их соответствующими фиктивными документами, средствами борьбы (оружие, взрыввещества, средства связи и т. д.).

4. В отдельных случаях допустим перевод на нелегальное положение и гласных сотрудников органов НКГБ, но при условии обеспечения тщательной зашифровки этого мероприятия в каждом отдельном случае.

Сотрудники НКГБ, как правило, на нелегальное положение должны переводиться в местностях, где они мало известны населению.

5. Также заблаговременно необходимо подготовить для упомянутых выше резидентур и отдельных работников-нелегалов соответствующие конспиративные квартиры и явочные пункты, должным образом зашифрованные.

6. В качестве одного из методов зашифровки агентуры, оставляемой на занятой врагом территории, практиковать фиктивные аресты и заключение в тюрьму якобы за антигосударственные преступления отдельных влиятельных агентов, осведомителей.

Повторяю, при разработке этих мероприятий учтите необходимость соблюдения строгой конспирации, тщательного инструктажа лиц, переводимых на нелегальную работу, и всесторонней разработки форм и методов борьбы с врагом.

7. В качестве основной задачи перед работниками НКГБ, переводимыми на нелегальное положение, необходимо ставить задачу по организации совместно с органами НКВД партизанских отрядов, боевых групп для активной борьбы с врагом на занятой им территории СССР.

8. В процессе повседневной текущей работы органы НКГБ — УНКГБ обязаны оказывать всемерную помощь Красной Армии в ее борьбе с наступающим врагом своей активной неутомимой работой по разведыванию сил противника, оказанию всемерного противодействия его продвижению и успеху, осуществлению связи частей Красной Армии с командованием и истреблению проникающих на нашу территорию диверсантов.

9. Сотрудники органов НКГБ обязаны помнить о необходимости максимального повышения своей революционно-чекистской бдительности, беспощадно бороться со всякими проявлениями контрреволюционных элементов, обеспечивая наблюдение за бдительной охраной важнейших предприятий нашей социалистической промышленности, сельского хозяйства, железных и шоссейных дорог, мостов, электростанций, телефонно-телеграфной связи, материальных складов и т. д.

10. В случае вынужденного отхода частей Красной Армии работники органов НКГБ обязаны до последней минуты оставаться на своих боевых постах в городах и селах, борясь с врагом всеми возможными способами до последней капли крови.

Эвакуироваться можно только с последними частями Красной Армии, приняв предварительно необходимые меры к проверке, насколько тщательно уничтожено на занимаемой противником территории СССР народное достояние (фабрики, заводы, склады, электростанции и все, что может оказаться полезным врагу в его борьбе с советским народом), подготовив и полностью осуществив мероприятия, изложенные выше.

Каждому чекисту надо твердо помнить, что в захваченных врагом районах необходимо создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу и срывать все их мероприятия.

В дополнение данных вам ранее директив № 127 и 136 предлагаю немедленно приступить к организации работы, предусмотренной настоящей директивой, и о принятых мерах доложить НКГБ СССР.

Нарком госбезопасности СССР Меркулов».

В Управлении НКГБ ЛО основная нагрузка по выполнению этой директивы легла на разведывательный отдел и областные подразделения.

Уже с 22 июня немецкие самолеты начали бомбить наши города. 2 июля 1941 г. вышел Приказ НКВД СССР и НКГБ СССР № 00871/00259 об организации борьбы с вражескими агентами, подающими световые сигналы самолетам противника.

«В органы НКГБ и НКВД в г. Москве поступают сообщения о том, что со стороны вражеских элементов якобы имеет место сигнализация ракетами и другими световыми средствами для наводки самолетов противника.

При проверке в подавляющем большинстве случаев сообщения о световых сигналах не подтвердились. Несколько случаев осталось невыясненными из-за недостаточности первичных сведений.

В целях тщательной проверки этих сведений приказываем:

1. С 22 часов до 4 часов со 2 июля с. г. и впредь до особого распоряжения на всех 154 наблюдательных вышках г. Москвы организовать дежурство оперативных сотрудников НКГБ — НКВД для тщательного наблюдения за городом.

На каждую вышку послать по одному сотруднику НКГБ и одному сотруднику НКВД.

2. На 19 наблюдательных пунктах ПВО г. Москвы, имеющих между собой телефонную связь, организовать дежурство оперативных групп НКГБ — НКВД по 5 человек с автомашинами.

3. В непосредственной близости от пунктов г. Москвы, имеющих особо важное оборонное значение (электростанции, крупные заводы и пр.), также иметь дежурные группы работников НКГБ — НКВД с задачей наблюдения за этими предприятиями.

4. На пустырях, кладбищах, скверах, садах и в парках культуры и отдыха организовать засады из отрядов милиции под руководством оперативных работников НКГБ — НКВД с задачей в случае появления каких-либо подозрительных сигналов оцеплять и прочесывать эти места.

5. Каждое сообщение о появлении сигнализации ракетами или каким-либо иным способом тщательно проверять.

Задержанных подозрительных лиц подвергать тщательному допросу и в зависимости от результатов решать вопрос об их аресте.

6. Всем органам НКГБ — НКВД по г. Москве и Московской области проинструктировать агентурно-осведомительную сеть, обязав ее в случае обнаружения лиц, тем или иным способом подающих световые сигналы, задерживать их и доставлять в ближайшее отделение милиции или органы НКГБ — НКВД.

7. Выполнение изложенных выше мероприятий возложить на начальника УНКГБ по Московской области тов. Кубаткина и начальника УНКВД по Московской области тов. Журавлева, в распоряжение которых дополнительно командировать из состава оперработников НКГБ и НКВД СССР по 50 человек.

8. Ежедневно в 12 часов дня товарищам Кубаткину и Журавлеву докладывать о результатах принятых за ночь мероприятий товарищам Серову и Абакумову; на которых возлагается общее руководство выполнением настоящего приказа.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР, Генеральный комиссар госбезопасности Л. Берия Народный комиссар государственной безопасности Союза ССР комиссар госбезопасности 3 ранга В.Меркулов»

В начале июля этот приказ в меньшей степени касался Ленинграда — немецкие самолеты до сентября не смогли начать регулярные бомбежки. Однако после сентября он стал выполняться неукоснительно. Тем более что начальником Ленинградского УНКВД к тому времени стал тот самый начальник УНКГБ по Московской области, на которого было возложено исполнение приказа от 2 июля. Так, в ночь с 12-го на 13-е и с 13-го на 14 сентября 1941 года в районах Ленинграда для выявления лиц, выпускающих ракеты и подающих световые сигналы противнику, были организованы скрытые засады и посты. Для этой цели в ночь на 13 сентября в городе были мобилизованы 4450 человек — членов ВКП(б), работников НКВД и милиции. В ночь на 14 сентября в засадах участвовали более 10 тыс. человек. За эти две ночи было зарегистрировано 25 случаев выпуска ракет (от 1 до 10 штук) и 9 случаев подачи световых сигналов, по подозрению в которых были задержаны 11 человек.

20 сентября 1941 г. штаб МПВО передал в Управление сведения о замеченных ракетах и световых сигналах на территории Ленинграда за 19 и 20 сентября, где сообщалось о 21 случае выпуска ракет в вечернее и ночное время. Эти данные за подписью Кубаткина были отправлены в НКВД СССР. Правда, в результате проведенного разбирательства только в одном случае было возбуждено уголовное дело, обвиняемый по которому был осужден.

Любопытна «парная» директива НКГБ № 190 от 6 июля, адресованная органам госбезопасности прифронтовой полосы. Здесь речь идет уже не о борьбе с немецкими пособниками, а о подготовке своих «сигнальщиков».

«Предлагаю:

из проверенных, вполне лояльно к нам настроенных лиц, а также из числа агентуры, которая не может быть использована для более активных целей, организовать кадры сигнальщиков, которые, оставаясь на территории противника, должны всеми доступными им способами (ракеты, поджоги, включение света и пр.) в ночное время во время налетов наших самолетов подавать световые сигналы, указывая им места расположения особо важных объектов противника (расположение вооруженных сил противника, скопление танков, складов со взрывматериалами и проч.).

Сигнальщики должны это проделывать по своему усмотрению, без особых к тому указаний.

Ни с кем из работников резидентуры их не связывать.

Сигнальщики должны действовать осторожно, использовать панику во время воздушных тревог и, подав сигнал, немедленно менять места своего нахождения.

Работу эту проводить не только в городах, но и в селах».

Естественно, не только немцы в предвоенный период приобретали агентуру на нашей территории. Задолго до войны тем же самым занимался и НКВД. Одним из результатов этой работы стала директива НКГБ СССР № 176 от 4 июля о мероприятиях по предотвращению диверсий на оборонных заводах.

«По имеющимся сведениям, вражеские элементы намереваются вывести из строя энергетическую базу следующих заводов:

тульских — пулеметного завода № 66 и винтовочного завода № 314;

ижевских — металлургического завода № 71 и винтовочного завода № 74;

ленинградского артиллерийского завода № 232;

сталинградского артиллерийского завода № 221;

мытищинского артиллерийского завода № 8.

Примите немедленно меры к организации охраны всех основных мест на заводах, в том числе их энергетической базы, и проверке лиц, имеющих отношение к этим местам.

Ориентируйте об этом партийную организацию завода, тщательно проинструктируйте агентурно-осведомительную сеть».

Эта чрезвычайно любопытная директива не является документом общего характера. Речь в ней идет о возможных конкретных однотипных диверсиях на производствах, размещенных в разных регионах СССР. Скорее всего, она является одним из результатов разведывательной деятельности НКГБ в тылу врага.

Ленинградские чекисты успешно справились с поставленной задачей и не допустили в городе никаких диверсий.

4 июля директивой НКВД СССР и НКГБ СССР № 238/181 был определен порядок подготовки к выселению с территорий, объявленных на военном положении, «социально опасных элементов» — тех, кто в решающий момент может стать пособником врагу.

«В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 г., п. 3-„з“, военные власти имеют право на территориях, объявленных на военном положении, принимать решение о выселении лиц, признанных социально опасными,

В случае вынесения такого решения выселение этой категории лиц должно быть возложено на органы НКГБ — НКВД.

В связи с этим предлагаем провести соответствующую подготовительную работу, взяв на учет всех лиц вместе с их семьями, пребывание которых на территориях, объявленных на военном положении, будет признано нежелательным.

Учету подлежат следующие категории лиц:

а) бывшие члены антисоветских политических партий, ныне проявляющие антисоветские, пораженческие настроения;

б) бывшие участники различных контрреволюционных организаций и групп, занимавшие в них в прошлом руководящее положение и ныне продолжающие проявлять антисоветские и пораженческие настроения;

в) все бывшие кадровые троцкисты и правые, привлекавшиеся в прошлом к ответственности в партийном, судебном или административном порядке;

г) все отбывшие срок наказания по обвинению в шпионаже, диверсии, терроре, вредительстве или повстанчестве;

д) бывшие политбандиты, перебежчики, белые, харбинцы, выходцы из Монголии, на которых в настоящее время имеется компрометирующий их материал;

е) лица, исключенные из ВКП (б) по политическим мотивам, если в настоящее время проявляют недовольство и антисоветские настроения;

ж) лица без определенных занятий и места жительства и уголовники-рецидивисты.

К внесению на учет подходите осторожно, предварительно проверяя имеющиеся у вас материалы.

Учтите, что среди указанных выше категорий могут оказаться отдельные члены и кандидаты в члены ВКП(б), орденоносцы, знатные стахановцы, лица, члены семей которых находятся на службе в Красной Армии, Военно-Морском Флоте или в органах НКГБ — НКВД.

Семьи этой категории лиц подлежат выселению лишь при наличии на них особо серьезных проверенных материалов, влекущих за собой арест глав семей.

Нетрудоспособные мужчины и женщины старше 60 лет выселению не подлежат.

Выселение больных откладывается до их выздоровления.

При выселении придерживаться следующего порядка: выселяемые вызываются в органы милиции и им дается 48 часов на устройство своих дел, после чего они обязуются под подписку покинуть территорию, на которой проживали. Им запрещается проживание во всех режимных городах, пограничной полосе, а также в краях и областях, объявленных на военном положении.

В случае если в установленный срок они не выедут, выселение проводится принудительно, в административном порядке.

Списки выселяемых утверждаются военными советами округов, принявших решение о выселении.

Количество взятых на учет лиц, подлежащих выселению, телеграфьте в НКГБ СССР.

Без санкции НКГБ — НКВД СССР к операции не приступайте.

Работу по взятию на учет проводите в ускоренном порядке».

Кстати, что интересно, еще 2 июля НКГБ, с тем чтобы не допустить злоупотреблений при арестах, выпустил «упреждающую» директиву.

«По полученным из ряда областей сообщениям, некоторая часть состоящего на учете антисоветского элемента в связи с войной резко изменила свои прежние антисоветские высказывания и стала на путь безусловной поддержки Советской власти в борьбе против немцев.

В связи с этим предлагаю учесть это обстоятельство при проведении арестов антисоветского элемента и в случае наличия проверенных, повторяю, проверенных, данных о перемене позиции подутчетников таковых не изымать».

Такие меры, как интернирование, превентивное заключение в концлагерь, выселение, проводятся во всех странах накануне или в начале войны, так что ничего исключительного в этом документе нет. В Великобритании, например, после начала войны были интернированы все немцы, в том числе и многочисленные политэмигранты-антифашисты. Этот шаг многих возмутил, но никого не удивил.

В соответствии с директивой в Ленинграде и области эта работа проводилась рядом подразделений Ленинградского управления НКГБ и его городскими и областными райаппаратами и совершенно неожиданно в конечном итоге, в частности, в Ленинграде, обернулась благом для ее жертв, которых организованно вывозили из блокированного города.

В тот же день, 4 июля, наркомам госбезопасности и внутренних дел УССР, начальникам УНКГБ и УНКВД Ленинградской, Смоленской, Гомельской, Витебской, Калининской, Курской, Орловской и Тульской областям поступила Директива НКВД СССР и НКГБ СССР № 239/182 о предотвращении попыток вражеских элементов проникнуть в советский тыл с эшелонами эвакуируемых советских граждан. Решение об эвакуации было принято еще 27 июня. Нетрудно было догадаться, что немцы постараются превратить поезда с эвакуируемыми в канал проникновения вражеских агентов и диверсантов в советский тыл.

«…В целях недопущения проникновения в наш тыл вражеских элементов, диверсантов и шпионов, налаживания тыла и борьбы с дезертирами из Красной Армии

приказываем:

1. Связаться с начальниками тылов, с уполномоченными СНК СССР по эвакуации, начальниками гарнизонов и военными комендантами на железнодорожных станциях и оказать им в их работе всяческую помощь.

Распоряжения начальников тыла должны выполняться безоговорочно, с одновременным сообщением о полученном распоряжении в НКВД — НКГБ СССР по принадлежности.

2. Организовать проверку прибывающих эшелонов, изымая всех подозрительных и тщательно проверяя каждого изъятого.

При наличии достаточных данных их арестовывать и вести следствие.

3. Отбирать все холодное и огнестрельное оружие, обнаруженное в эшелонах.

4. Обнаруженных в составе эшелонов бывших заключенных, которые бежали из тюрем в момент бомбардировок городов, арестовывать и направлять в тюрьмы и при возможности требовать на них материал из мест их первоначального заключения.

5. В случае обнаружения в эшелонах сотрудников НКВД — НКГБ без соответствующих документов, удостоверяющих их право нахождения в эшелоне, арестовывать, проводить расследование через органы Особой инспекции о причинах ухода из прифронтовой полосы и с санкции НКГБ СССР предавать их суду военного трибунала.

6. Мелкие воинские подразделения и отдельных военнослужащих, прибывших с фронта без соответствующих документов, задерживать, разоружать и передавать их военным комендантам или начальникам гарнизонов.

О проводимой вами работе ежедневно докладывайте в НКВД — НКГБ СССР».

Эта задача легла на плечи работников отдела эвакуации города, сотрудников транспортного отдела Ленинградского управления НКГБ (с 20.07.1941 — УНКВД) и дорожного отдела милиции, которые привлекли к выполнению директивы и общественность. Работу они проделали огромную. За первое полугодие 1941 года только в порядке эвакуации граждан из прибалтийских республик, следовавших эшелонами через Ленинград, были перевезены 85 тысяч 088 человек. Именно эти эшелоны, отправленные из республик, где только что установилась советская власть, были самыми сложными для проверки. В город прибывали также беженцы из Белоруссии, Псковского и Новгородского районов. Всего из Ленинграда были вывезены 1,7 млн человек, в том числе 300 тыс. детей.

В начале июля немцы овладели столицей Латвийской ССР, Ригой и продолжали приближаться к Ленинграду. В городе продолжалось формирование дивизий народного ополчения. К 4 июля в состав первых трех дивизий (всего их будет сформировано десять) были откомандированы 52 сотрудника УНКГБ, а всего в состав дивизий народного ополчения были направлены 200 добровольцев, большей частью вошедших в состав особых отделов дивизий. После того как органы военной контрразведки были вновь переданы Наркомату внутренних дел, фронтовые чекисты продолжили службу в особых отделах. Всего летом 1941 года УНКГБ ЛО откомандировало на фронт более 600 сотрудников.

5 июля Л.П. Берия подписал исторический приказ НКВД СССР № 00882. Текст его чрезвычайно краток:

«1. Для выполнения специальных заданий создать Особую группу НКВД СССР.

2. Особую группу подчинить непосредственно народному комиссару.

3. Начальником Особой группы назначить майора государственной безопасности тов. Судоплатова П.А.

Заместителем начальника Особой группы назначить майора государственной безопасности тов. Эйтингона Н.И.».

Так появилось на свет одно из самых знаменитых подразделений НКВД — будущее разведывательно-диверсионное управление, преобразованное 3 октября 1941 года во второй отдел НКВД. Главными задачами Особой группы стали ведение разведывательной и диверсионной работы в немецком тылу, организация партизанской войны, создание агентурной сети на территориях, находившихся под немецкой оккупацией. В Ленинграде эта деятельность составляла основное содержание работы разведотдела. Впоследствии, в соответствии с приказом НКВД СССР от 18 января 1942 г., второй отдел был реорганизован в Четвертое Управление НКВД с задачей проведения специальных мероприятий в тылу противника.

Между тем немцы продолжали наступать. 4 июля 1941 года передовые немецкие части 4-й танковой группировки пересекли границу Ленинградской области и вторглись в Псковщину.

5 июля после двухдневных боев советские войска оставили гор. Остров. Вместе с частями Красной Армии город обороняли Островской истребительный батальон и отряд местного партактива.

6 июля в целях наведения порядка в прифронтовом тылу наших войск издается Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР об ответственности за распространение ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения. Он также был очень коротким. Там говорилось:

«Установить, что за распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения, виновные караются по приговору военного трибунала тюремным заключением на срок от 2 до 5 лет, если это действие по своему характеру не влечет за собой по закону более тяжкого наказания».

9 июля немецкие войска взяли Псков. В нем сразу же разместились три абверкоманды: 104-я (разведывательная), 204-я (диверсионная) и 304-я (контрразведывательная), которые приступили к засылке в тылы наших войск и в Ленинград своей агентуры. Впоследствии разведшколы абвера, включая размещенные в Прибалтике, выпускали в течение месяца до 500 шпионов, диверсантов и радистов. Большинство из них были выловлены чекистами. Многие явились с повинной.

10 июля образовано командование Северо-Западного направления. Главкомом назначен Маршал Советского Союза Ворошилов, членом Военного совета первый секретарь Ленинградского обкома ВКП (б) Жданов.

10 июля враг вышел к созданной усилиями ленинградцев Лужской оборонительной линии, где начались ожесточенные бои. Ленинград стал прифронтовым городом. От пленных немецких летчиков стало известно, что Гитлер отдал приказ занять город к 20 июля. Однако реальность войны скорректировала планы фюрера. Немцы даже не смогли организовать регулярные бомбардировки города, поскольку ближайшие немецкие аэродромы находились западнее Пскова и им не удалось скоординировать работу бомбардировочной и истребительной авиации, а бомбежки без прикрытия истребителей были возможны лишь в темное время суток, но летом в Ленинграде такового не существует.

Бомбежки начались лишь 6 сентября 1941 года, после организации Гатчинского аэродромного узла, а с Псковского аэродрома немцы более активно, чем раньше, стали забрасывать в наш тыл агентов-парашютистов. Поэтому уже в июле чрезвычайно актуальной для Ленинграда стала директива НКВД и НКГБ СССР № 257/207.

«По имеющимся проверенным сведениям, немцы практикуют заброску на самолетах в глубокий тыл групп диверсантов, одетых в форму чекистских, милицейских и иных работников, хорошо владеющих русским языком и снабженных советскими документами.

Сброшенные с самолетов диверсанты сжигают следы своего приземления (парашюты) и направляются в наши промышленные центры с задачей совершения диверсионных актов на крупных промышленных предприятиях.

Предлагаем:

1. Немедленно ориентировать соответствующие органы НКВД, НКГБ, партийные организации и охрану предприятий по существу настоящей телеграммы.

2. Проверить состояние охраны предприятий, расположенных на обслуживаемой вами территории, и принять меры к устранению выявленных недочетов, повышению бдительности и в пределах возможности усилению охраны.

3. Всякое вновь появившееся лицо вблизи промышленных, военных и оборонных объектов тщательно проверять.

4. Организовать дополнительную охрану особо уязвимых мест на предприятиях из состава партийно-советского актива.

5. Проинструктировать агентурно-осведомительную сеть на предприятиях, ориентируя ее на непосредственное задержание подозрительных по диверсии и шпионажу лиц.

6. Особо тщательно проверять лиц, вновь поступающих на работу. Предпринятые вами мероприятия в своей совокупности должны исключить возможность совершения каких-либо диверсионных актов.

Работу по этой линии не ослабляйте ни на минуту, систематически контролируя выполнение отданных распоряжений.

Обо всех случаях задержания диверсантов и о данных ими показаниях немедленно телеграфируйте в НКВД — НКГБ СССР».

17 июля произошло еще одно чрезвычайно важное событие. Находившиеся в ведении Наркомата обороны органы военной контрразведки были вновь преобразованы в Особые отделы. Формально, исходя из специфики работы, они должны были быть подчинены НКГБ, однако вопрос об обратном слиянии наркоматов, по-видимому, был уже решен, поэтому Особые отделы сразу вошли в состав НКВД.

Постановление Государственного Комитета Обороны № 187 сс

«1. Преобразовать органы Третьего управления как в Действующей армии, так и в военных округах (от отделений в дивизиях и выше) в особые отделы, а Третье управление — в Управление особых отделов.

2. Подчинить Управление особых отделов и особые отделы Народному комиссариату внутренних дел, а уполномоченного особотдела в полку и особотдела в дивизии одновременно подчинить соответственно комиссару полка и комиссару дивизии.

3. Главной задачей особых отделов на период войны считать решительную борьбу со шпионажем и предательством в частях Красной Армии и ликвидацию дезертирства непосредственно в прифронтовой полосе.

4. Дать особым отделам право ареста дезертиров, а в необходимых случаях и расстрела их на месте.

5. Обязать НКВД дать в распоряжение особых отделов необходимые вооруженные отряды из войск НКВД.

6. Обязать начальников охраны тыла иметь прямую связь с особыми отделами и оказывать им всяческую поддержку.

Председатель Государственного Комитета Обороны И. Сталин».

18 июля вышла и соответствующая директива НКВД СССР № 169.

«Постановлением Государственного Комитета Обороны от 17 июля 1941 г. органы Третьего управления реорганизованы в особые отделы с подчинением их НКВД СССР.

Государственный Комитет Обороны поставил перед особыми отделами главную задачу — решительная борьба со шпионажем и предательством в частях Красной Армии и ликвидация дезертирства непосредственно в прифронтовой полосе.

Особым отделам для выполнения поставленных перед ними задач даны большие права.

Учитывая огромную ответственность, возложенную на особые отделы, следует немедленно поставить работу по-новому в соответствии с новым положением особых отделов.

Смысл преобразования органов Третьего управления в особые отделы с подчинением их НКВД заключается в том, чтобы повести беспощадную борьбу со шпионами, предателями, диверсантами, дезертирами и всякого рода паникерами и дезорганизаторами.

Беспощадная расправа с паникерами, трусами, дезертирами, подрывающими мощь и порочащими честь Красной Армии, так же важна, как и борьба со шпионажем и диверсией.

Этой задаче должна быть подчинена вся работа особых отделов, вся их деятельность на фронте и в тылу.

Надо решительно перестроить всю агентурно-оперативную работу, с тем чтобы в любой обстановке обеспечить выявление и беспощадное уничтожение предателей, шпионов и дезертиров.

Надо сплотить весь состав работников особых отделов в железный чекистский коллектив для успешного выполнения поставленных перед ним задач, смело выдвигать на руководящую работу людей, оправдавших себя в ходе войны своей беззаветной преданностью, смелостью в борьбе с врагами и умением организовать работу по-новому.

Каждый руководитель особого отдела, каждый работник особого отдела должен расценивать свою работу с точки зрения того, как он выполняет основную задачу — выявление и уничтожение предателей, шпионов, дезертиров.

Со свойственной большевикам энергией, решительностью, в тесном контакте с командным и комиссарским составом должна быть организована борьба за очищение частей Красной Армии, за наведение порядка как на фронте, так и непосредственно в прифронтовой полосе.

НКВД СССР выражает уверенность, что работники особых отделов, верные славным чекистским традициям, оправдают доверие партии, выполнят до конца указания тов. Сталина и самоотверженной работой помогут Рабоче-Крестьянской Красной Армии укрепить дисциплину в ее рядах и разгромить врагов нашей Родины.

С настоящей директивой ознакомить весь личный состав особых отделов».

Директива эта чрезвычайно не типична для НКВД, поскольку содержит много громких слов и практически никакой конкретики.

Впрочем, организовывать работу особых отделов не было нужды: она давно уже была организована Третьим управлением Наркомата обороны, а до того… особыми отделами НКВД, которые и трансформировались 3 февраля 1941 года в третьи управления и отделы НКО. (Реорганизация этой структуры как в феврале, так и в июле 1941 года заключалась как максимум в перешивании петлиц. Аппарат и работники оставались прежними. Впрочем, даже петлицы на самом деле перешивать не пришлось, поскольку большинство работников так и не были переаттестованы и по-прежнему имели чекистские звания. Но при этом руководители как третьих управлений, так и особых отделов часто носили звания комиссаров разного уровня. (Эти загадочные метаморфозы еще ждут своего исследователя.)

Созданные для борьбы с дезертирством и шпионажем, особые отделы под давлением обстоятельств очень скоро стали органами с чрезвычайно широкими полномочиями, сочетавшими в себе чекистские, информационные и властные функции. Это видно уже из директивы № 0367 от 22 июля начальника Особого отдела Северо-Западного фронта, который был создан 18 июля 1941 г.

«Всем начальникам особых органов Северо-Западного фронта.

Поставленные перед нашими органами партией и правительством задачи исключительно ответственны и от выполнения их в значительной мере будет зависеть положение на фронте.

Для выполнения этих задач необходимо максимальное напряжение всех сил и энергии каждого чекиста, беззаветная преданность и храбрость каждого работника — от начальника до рядового бойца.

Между тем до сих пор многие руководители-особисты не сумели еще перестроиться и кое-где ощущается в оперативной работе инертность, медлительность, а подчас недостаточная бдительность и отсутствие политической зрелости в борьбе с враждебными элементами.

С этими вредными явлениями в нашей работе надо немедленно покончить и решительно перестроить всю работу, подчинив ее интересам борьбы со шпионажем, предательством в частях Красной Армии и дезертирством.

Работу особых отделов надо построить так, чтобы не фиксировать уже совершившиеся факты, а предупредить все недочеты и в корне пресекать элементы расхлябанности, вредительства и предательства.

Установлены многочисленные случаи, когда в части направляются мины, тогда как в этих частях нет минометов, и, наоборот, когда направляются снаряды, которые вовсе не нужны, тогда как в других частях в них ощущается острая необходимость.

Случаи самовольного оставления боевых рубежей, паническое бегство и бросание материальной части командирами соединений и красноармейцами также не единичны.

Самое опасное заключается в том, что виновные в этом остаются безнаказанными и продолжают творить свои гнусные дела. Некоторые особые отделы даже не удосужились по таким фактам провести хотя бы простое расследование, не говоря уже об арестах и предании виновных суду.

Вся агентура должна быть направлена на выявление таких лиц, которые своим бездействием или враждебными намерениями срывают мероприятия командования по укреплению фронта и повышению боеспособности частей.

Борьба с предательством в частях Красной Армии должна быть поставлена в центр внимания каждого чекиста, как и борьба со шпионажем.

В этой области, несмотря на многочисленные факты засылки в наш тыл шпионов, диверсантов-парашютистов, наши органы очень мало сделали.

Шпионы-парашютисты безнаказанно орудуют в наших тылах дивизий, корпусов, армий, меры борьбы с ними недостаточны.

Необходимо широко использовать в этом направлении местные органы НКВД, организовать многочисленную сеть осведомления в ближайшем тылу, с тем чтобы сделать совершенно невозможным какое бы то ни было передвижение не только шпионов-парашютистов, но и всякого подозрительного человека, появившегося в расположении части или в ее тылу.

Вокруг тыловых учреждений армий, а подчас и на командных пунктах болтается без дела очень много людей. Особые отделы их не знают, не проверяют, а между тем среди них могут подвизаться вражеские лазутчики-шпионы, которые, пользуясь нашей беспечностью, безнаказанно шпионят и предают нас.

Надо организовать в штабах, учреждениях и в тылу такой образцовый порядок, чтобы исключить возможность проникновения туда врагов, а всех пробравшихся выловить, разоблачить и беспощадно с ними расправиться.

Борьба с дезертирами, паникерами и трусами является главной задачей наших органов наряду с борьбой со шпионами и предательством.

Созданные в тылу каждой дивизии, корпуса и армии оперативные группы и войсковые подразделения, направленные на усиление особых отделов, должны быть так расставлены и использованы, чтобы закрыть все пути для бегства дезертиров.

Особые отделы должны установить строжайшую дисциплину и порядок в тылах дивизий, корпусов и армий, с тем чтобы в течение ближайших нескольких дней покончить с дезертирством и паникой.

Предоставленные особым отделам права обеспечивают полностью выполнение этой задачи.

Вопрос сейчас в том, как эти права сумеет использовать каждый начальник органа.

Успех нашей работы стоит в прямой зависимости от того, как каждый начальник органа сумеет мобилизовать, направить и использовать весь аппарат, личным примером и работой увлекая чекистов на безупречное выполнение поставленных партией и правительством задач.

Настоящую директиву проработайте со всем оперативным составом, разработайте конкретные мероприятия и результаты доложите мне специальной докладной запиской к 1 августа 1941 г.

Начальник Особого отдела НКВД Северо-Западного фронта генерал-майор Бочков».

По сути, Управление особых отделов стало армейским «Министерством государственной безопасности», сочетавшим в себе все основные функции «большого» наркомата.

Однако, несмотря на все грозные директивы, в армии и тылу продолжали если не процветать, то встречаться потрясающие в военное время ротозейство и беспечность, искоренить которые, наверное, невозможно никакими приказами. Подтверждением этому может служить пример немецкого разведчика Ханса Урагана, который преодолел наши воинские оборонительные порядки по исключительно простой схеме.

В ходе следствия Ураган показал, что немецкие разведчики, выведенные 5 ноября 1941 года вместе с ним в наш тыл, были одеты в форму красноармейцев. Перед заброской они получили рюкзаки с гражданской одеждой, в которую должны были переодеться, выйдя за наши оборонительные позиции. При первом соприкосновении с нашими солдатами немцам надлежало выяснить наименование их батареи, роты и взвода, с тем чтобы на вопрос офицеров о воинской принадлежности они могли дать, не задумываясь, четкий ответ.

Ураган так и поступил — и беспрепятственно преодолел нашу линию обороны. Более того, он сел на лафет пушки, которая направлялась в сторону Тихвина, и на ней въехал в чистую зону, где не было войск. Убедившись, что находится на заданном маршруте, Ураган переоделся в гражданскую одежду, закопал армейскую форму, документы, компас и топографическую карту и двинулся в сторону Тихвина, отмечая по пути встречавшиеся укрепрайоны, а также направление передвижения наших воинских частей. С наступлением темноты он пытался найти ночлег в одной из деревень. В двух случаях хозяева домов отказали, в третьем доме хромой старик впустил его. Переночевав, Ураган двинулся дальше к Тихвину, но 6 ноября 1941 года был все-таки задержан.

18 июля вышло Постановление ЦК ВКП (б) об организации борьбы в тылу германских войск. В нем, в частности, была поставлена задача: для обеспечения широкого развития партизанского движения в тылу противника немедленно организовать боевые дружины и диверсионные группы, в т. ч. и из числа работников НКВД и НКГБ.

25 июля Ленинградский областной и городской комитеты партии приняли постановление о формировании 300 партизанских отрядов: 230 отрядов должны были быть сформированы в городе и 70 в области. Однако получилось наоборот: в Ленинграде было сформировано 129, а в области 158 отрядов. Их общая численность составила более 12 тысяч человек. Отряды начали действовать на территории 44 районов Ленинградской области, оккупированных полностью, и 13 оккупированных частично. Кроме этого, Ленинградским управлением госбезопасности было сформировано также 15 специальных боевых отрядов. На командные должности в батальонах (до полка включительно) назначались, как правило, офицеры войск НКВД и руководящие работники милиции, а проверку их боеготовности проводили сотрудники 4-го отдела. Использовались специальные батальоны на наиболее сложных участках обороны.

20 июля 1941 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР об объединении Народного комиссариата внутренних дел и Народного комиссариата государственной безопасности в единый Народный комиссариат внутренних дел. Разделенный в феврале 1941 года НКВД снова был объединен в одну структуру и под единым руководством.

31 июля начальник Ленинградского управления НКВД П.Т. Куприн был откомандирован на должность начальника Особого отдела НКВД Ленинградского фронта. Его сменил и был до 24 августа 1941 года начальником УНКВД 36-летний Николай Михайлович Логунов.

Рассказ о работе УНКВД будет неполным, если не упомянуть, хотя бы несколькими словами, работу экономических отделов. Теперь их функции определялись директивой НКВД СССР № 314/9404 от 8 августа 1941 г.

«Экономические отделы НКВД — УНКВД обеспечивают оперативно-чекистское обслуживание предприятий оборонной промышленности — авиации, боеприпасов, вооружений, станкостроения, танкостроения, электростанций, нефтедобывающей, нефтеперерабатывающей, резиновой и химической промышленности, а также органов связи.

Основная задача экономических отделов состоит в пресечении всяких попыток антисоветских элементов путем вредительства, диверсии, саботажа нарушить нормальную работу предприятий оборонной промышленности и связи и выявления шпионов иностранных разведок.

Кроме того, экономотделы должны своевременно выявлять неполадки в работе предприятий, срывающие выполнение правительственных заданий по обеспечению Красной Армии оборонной продукцией и через ЦК компартий союзных республик, крайкомы и обкомы ВКП (б) на месте принимать меры к устранению этих неполадок.

Экономотделы обязываются также обеспечить оперативное руководство военизированной и вахтерской охраной предприятий оборонной промышленности, с тем чтобы предотвратить всякие попытки шпионско-диверсионных элементов проникнуть на эти предприятия.

Немедленно организуйте оперативную работу экономических отделов в соответствии с этими задачами и о результатах донесите НКВД СССР.

Зам. народного комиссара внутренних дел СССР комиссар госбезопасности 3 ранга Кобулов».

Как видим, экономические отделы были восстановлены со всеми «не свойственными НКВД» функциями: на них (как и на транспортные и особые отделы) была возложена задача не только охраны, но при необходимости и организации производственной работы в подведомственной им сфере. Возможно, по причине запоздалого издания этого приказа все подготовительные мероприятия по плану «Д» в Ленинграде отрабатывались 15 городскими районными отделами Управления.

24 августа, как было отмечено выше, к исполнению обязанностей начальника Ленинградского управления НКВД приступил комиссар 3-го ранга (генерал-лейтенант) 34-летний Петр Николаевич Кубаткин, до этого возглавлявший Управление НКВД по городу Москве и Московской области.

25 августа было принято еще одно знаковое организационное решение. В соответствии с приказом НКВД СССР № 001151 оперативные группы, занимавшиеся «истребительной» работой, влились в разведывательный отдел, который был реорганизован в 4-й отдел, и таковым он оставался до расформирования в сентябре 1944 года.

«1. Существующие на основании приказа НКВД СССР № 00804 от 25 июня 1941 г. оперативные группы НКВД — УНКВД республик, областей и краев по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе реорганизовать в 4-е отделы НКВД — УНКВД

2. Возложить на 4-е отделы организацию и руководство боевой деятельностью истребительных батальонов, партизанских отрядов и диверсионных групп».

Немецкое наступление, хотя и сдерживаемое общими усилиями, но все-таки продолжалось. 16 августа был захвачен Новгород.

23 августа из Северо-Западного выделены два фронта: Карельский и Ленинградский. Командующим Ленинградским фронтом назначен генерал-лейтенант Попов.

24 августа — немцы захватили ст. Чудово, перерезав железнодорожную линию Москва — Ленинград, 25 августа — Любань и Гатчину, 27 августа — Тосно, 30 августа — станцию Мга, выйдя к берегам Невы. 8 сентября немцы захватили Шлиссельбург. Началась блокада Ленинграда.

10 сентября в Ленинград в качестве командующего Ленинградским фронтом прибыл Жуков Г.К. с твердым намерением отстоять город.

В связи с недостаточной пропускной способностью железных дорог (эвакуированные люди и грузы поступали в Ленинград из Прибалтики, Псковщины, Белоруссии, а вывозились только по полутора железнодорожным веткам — двухколейной на Москву и одноколейной на Вологду) к началу блокады в Ленинграде оставался громадный промышленный потенциал. 30 августа 1941 года на железнодорожных путях Ленинградского железнодорожного узла находилось 2200 железнодорожных вагонов, загруженных оборудованием заводов. Когда железнодорожная связь с Большой землей была прервана, все равно продолжалась эвакуация по Ладожскому озеру, а также «внутренняя эвакуация» — перемещение материальных ценностей, запасов сырья и ресурсов внутри города, из угрожаемых районов в более безопасные.

В сентябре, когда немцы вплотную подошли к Ленинграду, не было уверенности в том, что город сумеет устоять. И уже тогда Управление НКВД стало готовить мероприятия, в последующем получившие название «плана „Д“». Это была составная часть советского мобилизационного плана, преследовавшего стратегическую цель — материальные ресурсы нашей страны не должны быть использованы противником для наращивания своего военного потенциала. Согласно известному принципу «Надейся на лучшее, а готовься к худшему», когда замкнулось кольцо блокады и появилась угроза падения Ленинграда, заводы, а также электростанции и прочие системы жизнеобеспечения города начали готовить к уничтожению.

13 сентября в Ленинград прилетел заместитель наркома внутренних дел, бывший недавно наркомом ГБ, В.Н. Меркулов. Он имел мандат Государственного Комитета Обороны № 670 на разработку совместно с членом Военного совета Ленинградского фронта, секретарем горкома ВКП (б) Кузнецовым мероприятий на случай вынужденной сдачи города.

Согласно «плану „Д“», при каждом райкоме ВКП (б) создавались тройки в составе первого секретаря райкома, начальника райотдела НКВД и представителя инженерных частей РККА, назначенного Военным Советом фронта. Эти тройки определяли перечень находившихся на территории района предприятий, подлежащих уничтожению в случае отхода наших войск. На каждом предприятии также создавались тройки. В них входили: директор, секретарь партийного комитета и начальник режимно-секретного отдела.

Эти тройки составляли детальный план спецмероприятий, включавший очередность уничтожения оборудования и запасов, способы уничтожения (подрыв, механическое уничтожение, поджог, затопление и т. д.), поименный список работников, ответственных за выполнение спецмероприятий. В плане указывались необходимое количество взрывчатки, а в случае выведения из строя узлов и агрегатов механическим путем — кувалд и топоров, расчет времени, способы оповещения исполнителей о начале действий.

На УНКВД были возложены функции контроля за выполнением спецмероприятий. С этой целью за всеми предприятиями были закреплены оперативные сотрудники районных отделов.

Общее руководство мероприятиями по плану «Д» и работой районных троек возлагалось на секретаря ГК ВКП(б) Кузнецова и начальника УНКВД ЛO Кубаткина. Распоряжение о приведении плана в исполнение должно было даваться Военным Советом Ленинградского фронта. Стоит ли говорить, какая колоссальная ответственность лежала на нем и какой требовался ювелирный расчет ситуации, чтобы не ошибиться ни в ту, ни в другую сторону: не оставить врагу ленинградские заводы и не взорвать их напрасно. Еще большая ответственность лежала на Меркулове как на контролирующей инстанции — именно он, обладатель мандата ГКО, должен был сказать последнее слово.

Получив распоряжение Военного Совета, непосредственный сигнал секретарям райкомов должен был дать Кузнецов — по телефону или письменно. Параллельно такой же приказ по своей линии отдавал и Кубаткин. Только в случае получения приказа по обеим линиям план подлежал реализации.

Согласно «плану „Д“», следовало подготовить к уничтожению около 380 предприятий, из них к первоочередным было отнесено около 250. План был подготовлен под руководством Кузнецова, тщательно проверен Меркуловым и утвержден Военным Советом Ленинградского фронта 15 сентября 1941 г. Контроль за ходом подготовки к проведению спецмероприятий проводился специальной бригадой НКВД СССР и районными отделами НКВД, которых на тот период насчитывалось 15 (Василеостровский, Володарский, Выборгский, Дзержинский, Кировский, Красногвардейский, Куйбышевский, Ленинский, Московский, Октябрьский, Петроградский, Приморский, Свердловский, Смольнинский, Фрунзенский).

После утверждения плана работа по нему неукоснительно продолжалась, и 23–25 сентября 1941 г. все начальники райотделов УНКВД представили Меркулову специальные сообщения о ходе ее выполнения. Тем не менее он потребовал к 30 сентября дать в письменной форме ответы на ряд вопросов касательно подробностей реализации плана: о степени готовности отдельных мероприятий, в частности, о выделении инструкторов и проведении с ними инструктажей по использованию взрывчатых веществ, о наличии взрывчатки, готовности связных и т. д. Особое внимание уделялось необходимости налаживания взаимодействия с предприятиями энергетического блока, связи и водопровода.

Как всегда в подобного рода случаях, остро стоял вопрос конспирации, а также готовности органов внутренних дел к пресечению любых попыток сопротивления со стороны рабочих и персонала предприятий. Это было связано с работой вражеской пропаганды: немцы в своих листовках призывали население города не допустить уничтожения ленинградских заводов, подчеркивая, что тем самым уничтожаются «средства, необходимые для восстановления вашей родины». В одной из листовок немецкие пропагандисты призывали ленинградцев «собраться с силами и занимать свои фабрики и заводы» и сопротивляться «преступным поджигателям и взрывателям».

В докладных записках начальников райотделов УНКВД указывалось, что подготовку к проведению спецмероприятий удалось в целом провести скрытно от населения, хотя очень маловероятно, что такую масштабную операцию удалось полностью законспирировать. По крайней мере партийный актив и специалисты наверняка о ней не просто догадывались, но и знали.

Материалы немецкой разведки свидетельствуют о том, что и противник был осведомлен о проводившихся в городе мероприятиях, о чем свидетельствуют, например, уже упоминавшиеся листовки. Тем более что речь шла об уничтожении не только важных оборонных и промышленных предприятий, но и соединяющих районы города мостов — эта часть плана обеспечивалась воинскими частями по указанию Военного Совета Ленинградского фронта. Так, в донесении военной разведки штаба 18-й армии о положении в городе в период с 25 сентября по 3 октября 1941 г. говорилось о том, что «предприятия, мосты, а также, по-видимому, водопровод заминированы и подготовлены к взрыву представителями центральных органов». Впрочем, никаких разведданных в данном случае не требовалось: едва ли хотя бы один военный мог сомневаться в том, что в случае оставления города мосты будут взорваны. Кстати, немецкая разведка в 1942 году, направляя своих разведчиков в Ленинград, ставила перед ними задачу выяснить, какие объекты продолжают оставаться заминированными.

По «плану „Д“» во избежание возможного сопротивления со стороны персонала предприятий при реализации спецмероприятий предполагалось обеспечить постоянную охрану объектов силами особо проверенных и надежных рабочих или же до введения в действие плана вывести оттуда всех рабочих и служащих. Кроме того, районные отделы УНКВД проводили дополнительные оперативные проверки исполнителей.

Улучшение положения на фронте к началу октября 1941 года привело к изменению настроения некоторых руководителей предприятий, которые не спешили выполнять все рекомендации бригады НКВД СССР. Обращаясь к Кузнецову, Меркулов напоминал, что «в соответствии с данным нам заданием… вне зависимости от обстановки на фронте, все предприятия должны быть полностью готовы к проведению специальных мероприятий». Уполномоченный ГКО просил «принять соответствующие меры в отношении секретарей горрайкомов, обязав их в кратчайший срок закончить осуществление разработанных планов».

Выявленные бригадой НКВД СССР и районными отделами УНКВД Ленинграда недочеты были обобщены и доведены до сведения Кузнецова 3 октября 1941 года. В частности, указывалось, что на ряде предприятий по-прежнему не разработаны и не утверждены районными тройками соответствующие планы, на объектах не хватает взрывчатки и детонирующего шнура, исполнители далеко не везде переведены на казарменное положение и проинструктированы. Почти во всех районах нет взаимодействия между предприятиями и районными комитетами ВКП (б), с одной стороны, и системами Ленэнерго, телефонной сети и водопровода — с другой.

Подводя итог проделанной по «плану „Д“» работы, можно констатировать, что горкомом ВКП (б) и Военным Советом Ленинградского фронта была выдержана установка ГКО о недопущении как преждевременности проведения мероприятий, так и опоздания с их осуществлением. В конечном счете, благодаря стабилизации Ленинградского фронта не состоялись ни первое, ни второе.

Оценивая значимость «плана „Д“», можно добавить и то, что он сыграл важную роль в повышении эффективности работы предприятий и улучшении дисциплины в рабочих коллективах.

В первые, самые тяжелые блокадные месяцы на плечах уже обескровленного к тому времени Управления НКВД, потерявшего многих сотрудников, лежал огромный объем задач. Кроме собственно контрразведки, кроме подготовки города к возможной сдаче, создания нелегальных резидентур, выявления и обезвреживания незначительного количества подпольных антисоветских групп, которые существовали в городе и готовы были вступить в контакт с гитлеровцами, органы занимались еще специфической, но чрезвычайно важной в условиях осажденного города наблюдательно-пропагандистской работой, которая относилась к сфере действия шельмуемого сейчас секретно-политического отдела.

Управление НКВД полностью контролировало настроения в рабочих коллективах, среди научно-технического персонала учреждений и организаций Ленинграда, изучало их реакцию на положение в городе, на решения высшего руководства страны и ленинградского руководства. Положение было очень сложным. Блокада и нехватка продовольствия, а потом голод в самом городе, взятие немцами 8 ноября 1941 г. Тихвина — все это создавало почву для пораженческих и панических настроений, которые нужно было своевременно вскрыть и нейтрализовать. Надо сказать, что людей, охваченных паникой или чувством безнадежности, считающих, что Ленинград следует сдать врагу, было немного — всего несколько процентов, но разговоры, которые они вели, нередко просто по недомыслию, в условиях блокады становились опаснейшей агитацией.

Отчасти через свою агентуру, отчасти через добровольных осведомителей секретно-политический отдел УНКВД своевременно собирал информацию о настроениях среди жителей города, которая передавалась в обком ВКП(б). На ее основании вырабатывались меры по пропагандистскому воздействию на жителей Ленинграда и восточной территории, благодаря чему обеспечивалась стабильность политической ситуации.

В результате своевременного пресечения УНКВД ЛО преступлений в сфере экономики удалось сохранить немало продовольствия для жителей блокадного Ленинграда. Благодаря введенным режимным и охранным мерам устойчиво работали оборонные и промышленные предприятия, обеспечивавшие бесперебойное снабжение армии и флота военной продукцией. Борьба с «сигнальщиками» затрудняла немцам нанесение по ним бомбовых ударов.

Контрразведывательные отделы на железнодорожном и водном транспорте справились с задачей бесперебойной доставки воинских частей и военных грузов к фронту и вывоза раненых с мест боев, а также обеспечили стабильную работу Дороги жизни.

Все это делалось в тяжелейших условиях блокадного города, нехватки продовольствия, наконец, элементарного отсутствия транспорта, в результате которого работникам Управления приходилось зачастую передвигаться по огромному городу пешком.

А кроме всего этого, на плечах чекистов лежал еще и огромный объем работы на оккупированных территориях Ленинградской области, которая в то время включала в себя нынешние Псковскую и Новгородскую области, где надо было развертывать партизанское движение.

1941 г Фронт за линией фронта Первые месяцы

В противоборстве с немецкими спецслужбами, которые, поскольку немцы так и не взяли Ленинграда, всю свою энергию вложили в работу на оккупированной территории Ленинградской области, основная тяжесть легла на фронтовые особые отделы и Ленинградское управление НКВД. Однако если особисты занимались почти исключительно контрразведкой (а если и вели разведывательную работу, то в интересах опять-таки контрразведки), то работа Управления включала развертывание разведывательно-диверсионной деятельности в тылу противника, а также на первом этапе, до 18 февраля 1942 года, формирование в Ленинграде партизанских отрядов, переброску их в немецкий тыл и до создания Ленинградского штаба партизанского движения в сентябре 1941 года руководство ими, в том числе через включенных в их состав оперативных работников.

В начале августа Управление отчитывалось перед НКВД о том, какие меры были приняты для подготовки к работе в условиях немецкой оккупации как в области, так, возможно, и в самом Ленинграде.

Из сообщения УНКВД ЛО № 16524 в НКВД СССР. 5 августа 1941 г.

«В связи с создавшейся для ряда районов Ленинградской области угрозой занятия их войсками противника разведывательным отделом Управления НКВД по Ленинградской области была развернута работа по организации в районах области разведывательной и диверсионной агентуры с задачей остаться в тылу противника в случае занятия района немецкими войсками и проведения там разведывательной и диверсионной работы.

В зависимости от местных условий завербованная агентура либо сводилась в резидентуры, либо, если не было возможности подобрать на месте или прислать резидента, агентуре давались индивидуальные задания и с каждым в отдельности обусловливалась техника связи.

Связь, как правило, устанавливалась двусторонняя, то есть путем присылки связников из районов, занятых немцами, на нашу территорию и от нас на территорию, занятую противником.

Как показала практика работы, в настоящее время эта техника связи полностью себя оправдала, так как знание местных условий, лесов и троп связниками и специфичность расположения немецких войск по основным дорогам и населенным пунктам дают возможность осуществить почти бесперебойную связь с районами, занятыми немецкими войсками.

К настоящему времени по 33 районам Ленинградской области завербовано 285 агентов, они проинструктированы и им даны задания разведывательного характера.

Из этого числа осталось на территории районов, занятых противником, 62 агента.

По 16 районам области, находящимся в непосредственной близости к фронту, разведывательная агентура сведена в резидентуры. Всего по этим районам организована 41 разведывательная резидентура.

Помимо разведывательных резидентур в районах области созданы также диверсионные ячейки. Всего по 33 районам завербовано и проинструктировано 168 агентов, которым даны диверсионные задания.

Через линию финского фронта переброшена группа диверсантов в количестве 6 человек. Группа специально обучена, снабжена оружием и взрывчатыми веществами. Задачи группы в тылу противника выработаны совместно с военным командованием.

В настоящее время обучена, полностью снабжена и по согласованию с военным командованием перебрасывается группа в количестве 8 человек.

Для установления постоянной радиосвязи с районами области, занятыми противником, оборудованы и переброшены две рации: одна — в Кингисеппском направлении и одна — в Лужском направлении. Третья рация подготовлена и будет переброшена в Старорусском направлении.

В г. Ленинграде создано 4 разведывательные резидентуры, в которые входит 90 проверенных и специально проинструктированных агентов. Резидентуры разбиты на ряд групп, во главе которых находятся старшие групп. Резидентурам будут переданы рации со специально обученными радистами.

В связи с указаниями ЦК ВКП(б) и лично товарища Сталина о развертывании партизанского движения и создании подпольных организаций местные органы НКВД в районах Ленинградской области принимали непосредственное участие в работе партийных организаций по созданию партизанских отрядов.

К организации подпольных ячеек, подбору их руководителей, выработке практических мероприятий по их деятельности в условиях подполья областным комитетом ВКП(б) был привлечен начальник разведывательного отдела УНКВД по Ленинградской области, который в настоящее время введен в тройку по руководству партизанским движением и нелегальной работой на территории, занятой противником, созданную решением бюро обкома ВКП(б) по указанию секретаря ЦК ВКП(б) и Ленинградского обкома ВКП(б) тов. Жданова.

В состав тройки входят: секретарь обкома ВКП(б) член Военного совета тов. Бумагин, зав. военным отделом обкома ВКП(б) и начальник разведотдела УНКВД по Ленинградской области.

В соответствии с решением бюро обкома ВКП(б) и задачами, стоявшими перед разведотделом УНКВД по Ленинградской области, Управлением НКВД по Ленинградской области были созданы в прифронтовой полосе 4 оперативные группы из работников разведотдела УНКВД по Ленинградской области.

Оперативные группы расположены по линии фронта, проходящей по территории Ленинградской области в пунктах Кингисепп, Луга, Шимск, Старая Русса.

Каждая оперативная группа имеет свой район действий по территории, занятой противником, и проводит все свои мероприятия в полном контакте с уполномоченным обкома ВКП (б) и военным командованием прифронтовой полосы, которое имеет специальные указания военного совета.

Задачами оперативных групп являются:

1. Осуществление связи с партизанскими отрядами, действующими на территории противника. Получение от них данных о боевых операциях партизанских отрядов и передача указаний обкома ВКП(б) и военного командования о направлении их деятельности.

2. Осуществление связи с подпольными организациями и передача им указаний обкома ВКП(б).

3. Получение данных о положении в занятых районах.

4. Сбор разведывательных данных военного характера.

5. Выявление предателей и провокаторов из числа оставшегося населения. Полученные разведывательные данные, касающиеся непосредственно фронта, оперативные группы передают на месте военному командованию.

Оперативные группы имеют в своем распоряжении проверенных связников, хорошо знающих местные условия, которые по заранее обусловленным паролям и отзывам устанавливают связь с командованием партизанских отрядов и нашей разведывательной агентурой и получают от них донесения.

К настоящему времени через связников установлена связь с партизанскими отрядами и нашей агентурой, находящимися в Солецком, Гдовском, Осьминском, Полновском, Лядском, Струго-Красненском, Уторгошском, Шимском и Новосельском районах, занятых противником.

В районы Островский, Псковский, Палкинский, Середкинский, Карамышевский, Порховский, отдаленные от линии фронта, направлены наши связники. В ближайшие дни связь будет установлена.

Полученные через связников материалы подробно характеризуют положение населения и отношение немцев к населению, а также деятельность партизанских отрядов в районах, занятых противником.

Эти данные в ближайшие дни будут сообщены Вам специальными докладными записками».

Не следует обольщаться перечислением мероприятий — это сообщение было составлено тогда, когда оккупация Ленинградской области только начиналась и в Управлении еще не представляли себе, с каким опытным и жестоким противником придется столкнуться зафронтовым работникам. Часть мероприятий была скомкана по причине стремительности немецкого наступления и осталась только на бумаге, многие из агентов оказались слишком неопытны и были раскрыты немецкой контрразведкой, другие так и не дождались связи. Но, с другой стороны, возникали стихийные, не связанные с Ленинградом партизанские отряды, случайно оказавшиеся в немецком тылу сотрудники НКВД вели самостоятельную работу, о которой и сегодня, спустя 70 лет, известно далеко не все.

Как выглядела реальная обстановка на только что оккупированных территориях, видно из отчета следователя следственной части Н.И. Иванова, который, будучи отправлен в немецкий тыл для сбора информации об обстановке в Гдовском районе, вошел в состав партизанского отряда.

«17 июля около деревни Сельцы (в 8-ми километрах от Гдова) батальон второго полка (командир т. Тушкин) был брошен в бой с немецкими частями. Бой шел три часа: начался в 12 часов, закончился в три часа дня. Противник был отогнан от деревни и его гнали по лесу по направлению к шоссе — Чернево — Гдов.

Обстановка этого дня была неясной ни командованию батальона, ни командованию полка. Какие были силы у противника — известно не было. Сообщали, что действует два танка и сто человек пехоты.

Был захвачен миномет, несколько пулеметов. Немецкие войска бросали мундиры, бежали в рубашках. Гнали противника 3,5–4 километра вглубь леса.

У убитого немецкого лейтенанта мною была изъята карта. Когда её рассмотрели, выяснилась следующая обстановка: в район Сельцы немцы бросили два минометных взвода, роту пехоты и пулеметный взвод; в район Гдова бросили большую танковую часть; в район Плюссы — большую танковую часть, мотомеханизированную часть бросили в район по направлению к Кингисеппу.

Из этого выяснилось, что наш батальон оказался в окружении. После выяснения этой обстановки, Тушкин принял решение: уничтожить батарею противника, действовавшую недалеко в лесу. Мы это его распоряжение ставим ему в вину, т. к. это было сделано без разведки. Нас было около 30 человек. Был жаркий день, люди были усталые, не было воды. Три часа длился бой в деревне, затем гнали противника по лесу. Некоторые были раненые, например т. Хвощ. Я был оглушен минометным снарядом.

Без разведки мы пошли вперед. Неожиданно наткнулись на засаду противника. Пропустили они нас метров на 15 и открыли из автомата огонь.

Последняя команда была такая — двухминутный шквальный огонь и отходить. Я был в таком состоянии, что плохо соображал. Немцы сильно наседали. По огню и крикам можно было догадаться, что их было не менее роты. Я немного отстреливался. Я был цел. Подождав некоторое время, я стал тоже отползать. Затем, я заметил командира батальона Тушкина и спросил куда идти. Он махнул рукой вправо. Я пополз туда. Подполз к болоту и залег между двумя камнями, думая, что кого-нибудь увижу из своих и прикрою своим огнем. Пролежал часа полтора, но никто не вышел. Я слышал крики наших раненых, добиваемых немцами. Я остался один. Принял такое решение: в случае окружения, покончить с собой. Часов в восемь вечера решил ползти в сторону, в лес. Часов в 10 вечера заметил идущих по лесной тропинке двух мужчин. Думаю, если немцы, то с автоматом я легко справлюсь с двумя. Стал ждать. Когда подошли ближе я увидел, что они в ватниках, а немцы ватников не носят. Бойцы наши тоже в защитной форме. Я решил, что это партизаны. Поднимаюсь и иду навстречу им, а они сразу: „руки вверх!“ спрашивают — кто, что. Объяснил, оказывается это разведка партизанского отряда. Один говорит: „чего вы полезли, тут мото-мех. дивизия. Мы видели, что вы пошли в бой, но ничего не могли сделать“. Они привели меня к командиру. Оказывается в этом районе (деревня Волховщина) два партизанских отряда: часть Гдовского и 15-й партизанский отряд под командованием лейтенанта Кивишика. Лейтенант Кивишик гдовских партизан взял к себе, взял также и 11 полновских партизан. Шесть гдовских (командир отделения Дмитриев), гдовский взвод и полновский отряд 11 человек. Из ответственных работников не было никого. Командир гдовского отделения Дмитриев бухгалтер леспромхоза.

Командованием партизанского отряда было принято решение: выяснить обстановку и найти базы питания продуктами и боеприпасами, которые были расположены на территории этого района и организованы гдовскими партизанами. Оказалось, что базы есть, закопаны, но где — никто не знал. Знал один старшина гдовского отряда, которого в Гдове убили. Слыхали, что базы находятся в районе Чернева, Крутое, но конкретно не знали.

Нужно было добыть питание. Из местных жителей для разведки были привлечены коммунисты и колхозники. Скот из Гдовского района не эвакуирован, а загнан в леса. Он был оставлен там, как база питания для партизан.

Отрядом лейтенанта Кивишика был на Черневском аэродроме уничтожен один бомбардировщик и две цистерны с горючим, две машины с боеприпасами и одна штабная машина подожжена на шоссе. Более крупных операций произведено не было.

У местного населения удавалось доставать молоко и мясо, но хлеба достать было трудно. Доставали буханку-две, но на 50 человек этого было мало.

Когда немцы стали проводить разведку к самой деревне, совсем близко к Гдову, когда стали прочесывать леса, было принято решение идти в Полновский район. Полновские партизаны сказали, что у них имеются базы в районе Мишиной горы, что там можно обосноваться и начать действовать. 24 июля весь этот объединенный отряд двинулся в район Мишиной горы. Часть партизан, в основном все коммунисты, решили осесть в деревне Подполье. Командир гдовских партизан остался в одной деревне (название не помню), несколько человек остались в других деревнях. Остальные двинулись по маршруту — Волховщина, Заборовье, Малинники, Мишина гора. В Мишиной горе выделился полновский отряд и пошел в Мишиногорский сельсовет. Там они будут действовать самостоятельно. (Фамилии командира не знаю.) Решили, что всем оставаться нельзя, так как у них всего две базы, в которых была мука и немного табаку.

Пошли дальше: Страж, Заклинье, Медведево, Погорелово, Пелеши, Катыши. В Пелешах и Катышах тоже осталось несколько человек из местных коммунистов.

В этих деревнях фактически существует советская власть. Имеется председатель сельсовета, все на своих местах. Во многих деревнях немцы еще не бывали.

Тяжелораненых мы оставляли в деревнях, в глухих местах. Легкораненые шли вместе с нами. Крестьяне раненых брали с удовольствием. Было два случая прямой продажи. (?) Сами партизаны устраивают суды над такими лицами и расстреливают их. При мне был суд над одной женщиной эстонкой 40 лет и стариком 60-ти лет. Это было в районе колхоза Койт. Они стали говорить, что коммунистам крышка и другие гнусные антисоветские вещи. Их убрали.

Население к немцам относится не доброжелательно. В деревнях у партизан имеются свои люди, которые сообщают о настроениях, толках и т. д. Во многих деревнях работают колхозами, хотя немцы выбрали своих старост. Есть деревни, где имеется и староста, и председатель сельсовета. Немцы старостой, обычно, выбирают безобидного старика с большой бородой. Он, конечно, находится под влиянием председателя сельсовета. Существует, так сказать, двоевластие. Основная власть у председателя сельсовета.

В отношении уборки урожая. Там много толков. Основное мнение — молотить хлеб для себя, а уборку остального хлеба и сена саботировать. Начинают жать небольшими полосками. Но будут и жечь. При мне этого не было, хлеб был еще недозрелый. Но рожь прекрасная, выше человеческого роста.

Наиболее серьезный момент — это поведение эстонского населения. Поведение эстонского населения было резко враждебным по отношению к советской сласти. Сперва они были чрезвычайно рады приходу немцев. Партизаны их бойкотировали, даже в деревню не заходили. У них большое стадо скота. Немцы сделали реквизицию. Один эстонец стал говорить против, они его расстреляли. После этого эстонцы хлопнули одного немца. Немцы сожгли всю деревню дотла. Это было 28 июля. После этого часть эстонцев организовались в партизанский отряд. Но наши партизаны относятся недоверчиво к этому отряду, но они все-таки действуют. Живут в лесу, так как деревни уже нет. Эстонцы стали говорить по-другому.

Были и такие случаи, кулацкие, когда говорили — вот заведу хозяйство. Взяли из колхоза двух-трех коров, а немцы отобрали и у них сразу разочарование.

По данным партизанской разведки немцы провели перепись населения и выдали ему свои документы. Немцы заставляют носить кресты, крест является, как бы, пропуском, документом. Этим пользуются партизаны.

Пошли дальше через деревни: Савичи, Лучки, Опалов, Житковичи. Деревня Житковичи Лядского района — это последняя деревня, в которой побывали немцы. Когда мы шли в эту деревню, в ней было три броневика, но они успели уйти, пока мы обходили деревню по лесу. Дальше уже идти нейтральная зона — деревня Пашино, Живая горка, Ведрово. Здесь остался партизанский отряд лейтенанта Кивишика для отдыха пополнения.

По пути мы встретили Лядский партизанский отряд под командованием зам. председателя райисполкома или райуполкомзага т. Дмитриева. Отряд очень большой и провел большую деятельность. 29 июля они сделали нападение на Ляды, сожгли штаб и больницу с немецкими ранеными, сожгли школу и другие наиболее крупные постройки. Взорвали несколько мостов около Ляд, напали на немецкую зенитную батарею, уничтожили около взвода мотоциклистов. После этого немцы заминировали Ляды и дальше 3-х километров из Ляд не отходят. Но партизанская разведка проникла и за минное поле. Отряд имеет прекрасные базы, численность отряда очень большая, точно не знаю, но около 500 человек. К ним присоединилось несколько отрядов. В деревнях им хозяйки выпекают хлеб. У них имеются и пешие и конные связисты, держат связь и с воинскими частями. Основной недостаток: нет пулеметов, остальное вооружение есть. Где расположен отряд я не знаю и не говорят. Я знаю, что к ним присоединился отряд капитана Иванова. Кто такой Иванов и сколько у него людей не знаю. Присоединился начальник гдовских партизан — старший лейтенант Литвинов, который имел большой отряд, но растерял его.

Действуют, примерно, две механизированные дивизии, вооруженные до зубов. Питание и боеприпасы сбрасываются им с транспортных самолетов, но основное питание берут при помощи реквизиции скота, свиней у населения. Говорят, доставайте питание для немцев, а у них у самих ничего нет. Я беседовал с некоторыми крестьянами, они говорят, что немцы все перерыли — узел, в который мы сами лет 10 не заглядывали, и тот разрыли.

Отбирают советские деньги, для какой цели не знаю. Был такой случай: купили петуха немцы у одной старухи и предлагают советские и немецкие деньги. Она берет советские, а ее за это револьвером по голове, зачем не те деньги взяла. Не помню, в какой деревне это было.

Говорят, якобы, в Гдове открыто несколько немецких магазинов, где продаются товары на советские и на немецкие деньги. 10 рублей равняются пфеннигу. Крестьяне не ходят в эти магазины.

Партизаны проводят еще одну большую работу: по гдовским и полновским лесам шатается много красноармейцев, отбившихся от своих частей, ходят даже взводами и ротами. Партизаны выводят их в расположение наших частей.

Есть случаи, когда красноармейцы идут добровольно сдаваться немцу в плен, якобы, для того, чтобы не умереть с голоду, но немцы все-равно пленных не кормят. Это не массовое явление, а единичные случаи, о которых рассказывают крестьяне.

Крестьяне говорили, что на станции Ям, в лесу несколько тысяч мотоциклов и автомобилей без горючего и там расположен какой-то штаб. Есть штаб в Лядах, в Гдове и в Ям. Район Чернова и Гдова наши самолеты ночью несколько раз бомбардировали, и может быть эти штабы перестали существовать.

В лесах партизаны находят массу немецких самолетов и поджигают их, а летчиков забирают в плен или расстреливают. Я сам видел два немецких самолета в глухом лесу.

Сейчас отряд будет действовать в Лядском, Осьминском и Лужском районах. Воинские части дают мины, запалы, патроны, бронебойные и зажигательные. Значит, боеприпасами отряд снабжен. Обещали дать столько, сколько нужно.

От лейтенанта Литвинова привез письмо. Передал генерал-лейтенанту Степанову.

Забыл еще вот что сказать: особенно остро ощущается отсутствие медикаментов. Перевязочный материал расходуется выше всякой нормы потому; что немцы стреляют разрывными пулями. Если пуля попадает в центральную часть тела, то получается очень большая рана. Это первое. Второе: многие болеют дизентерией, так как приходится пить болотную гнилую воду. 70 % из нашего отряда болеют дизентерией. Затем, необходимы противопростудные средства.

Весь запас медикаментов израсходовали в течение недели. Индивидуальных пакетов у партизан нет».

В последующие три года как штаб партизанского движения, так и УНКВД будут упорядочивать описанный хаос и сумеют в конце концов создать из разрозненных отрядов и групп мощные и боеспособные партизанские бригады, сыгравшие значительную роль в освобождении Ленинградской области от немецких оккупантов.

«Первые ласточки» тайной войны

На третий день войны, 24 июня 1941 года, вышло Постановление СНК СССР о борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой зоне. Постановлением Ленинградского обкома ВКП(б), датированным 25 июня, партийные организации на местах обязаны были включиться в новый для них вид организаторской деятельности. В тот же день, 25 июня, был издан и соответствующий приказ УНКВД ЛО во исполнение приказа НКВД СССР.

Уже 5 июля немцы вступили на территорию Ленинградской области. Их разведывательные органы, и прежде всего разведка штаба 18-й армии, активизировали свою подрывную деятельность, в массовом порядке направляя в наш ближний и дальний тыл разведывательно-диверсионные группы. В одних случаях группы выдвигались на небольшие расстояния на подвижных транспортных средствах, в других — забрасывались самолетами. Агентура снабжалась портативными радиопередатчиками, фиктивными документами, оружием, боеприпасами, продовольствием и крупными суммами советских денег.

Приказом предписывалось создать оперативные группы, в 24 часа организовать при городских и районных отделах-отделениях НКВД истребительные батальоны, численностью 100–200 человек каждый, и об исполнении донести телеграфом.

Начальниками истребительных батальонов следовало назначать надежных и боевых оперативных работников НКВД, преимущественно из пограничных и внутренних войск, и оперативных работников милиции, комплектовать батальоны проверенными, смелыми и владеющими оружием коммунистами, комсомольцами, советскими активистами без отрыва их от постоянной работы.

В колхозах, совхозах и на предприятиях в районе деятельности батальона создавались группы содействия, которые должны были информировать командиров, а иногда, в зависимости от конкретной обстановки, и отдельных бойцов о появлении парашютных десантов и диверсантов противника в районе деятельности истребительного батальона. Группы содействия постоянно проходили инструктаж, чтобы быть в курсе обстановки, а также знать о всяком вновь появившемся разыскиваемом диверсанте.

Кроме специальных групп содействия, начальникам батальонов, а также бойцам следовало установить связь с населением, с партийными, комсомольскими и пионерскими организациями. В качестве наблюдателей использовались пастухи, лесники, путеобходчики железных дорог, ремонтные рабочие шоссейных дорог и др., которых надлежало соответствующим образом проинструктировать — в этой работе батальоны опирались на сотрудников сельской милиции.

В районе деятельности батальона выделялись наиболее важные промышленные предприятия, железнодорожные сооружения, электростанции, мосты и другие объекты, которые могли представлять особый интерес для диверсантов, соответственно, принимались и особые меры для усиления охраны и наблюдения за этими объектами.

В случае возможной высадки многочисленного десанта или диверсионных групп начальникам истребительных батальонов следовало прибегнуть к помощи близко расположенных воинских частей НКВД и Красной Армии. Они должны были также поддерживать постоянную связь с органами НКВД, обеспечивая их своевременной информацией о ходе операций по уничтожению противника. При необходимости им предоставлялось право использовать любые виды местного транспорта и связи (автомашины, мотоциклы, велосипеды, лошадей, подводы, телефон, телеграф, радио и пр.).

Весь этот огромный пласт работы ложился на областные подразделения Управления. Ее надо было провести в исключительно сжатые сроки. Уже к 1 июля 1941 года в области действовало 168 истребительных батальонов общей численностью около 2 тысяч человек штатного состава, а вместе с помощниками — более 35 тысяч человек. За время военных действий Ленинградского фронта на территории Ленинграда и области в общей сложности были задержаны 113 немецких разведчиков-парашютистов[7].

В архивных материалах отсутствуют конкретные данные, которые подтверждали бы эти цифры, по существу, не было и примеров, отражающих деятельность диверсантов. Однако совсем недавно, 25 февраля 2010 года, жена ветерана-чекиста, участника войны, доктора химических наук Кропачева рассказала о гибели своего брата, который был курсантом военно-морского училища им. Фрунзе. 27 июня 1941 г., когда курсанты находились на летней базе училища под Гдовом, на лагерь внезапно напал отряд диверсантов. Не имевшие никакого оружия, кроме кортиков, почти все курсанты погибли.

Кроме решения главной задачи, истребительные батальоны при вступлении немецких войск на территорию Ленинградской области вместе с частями Красной Армии приняли участие в боевых действиях. Их бойцы, а особенно начальники и командиры низшего звена получили боевую закалку. Впоследствии некоторые из командиров были зачислены в штаты разведывательного отдела, другие стали руководителями разведывательно-диверсионных групп, а рядовые бойцы входили в их состав.

2 июля при участии начальника 4-го (разведывательного) отдела Управления НКВД ЛО Кожевникова закончилось формирование двух отрядов особого назначения — 55-го в Балтийском морском пароходстве и 56-го — на Канонерском заводе. Это были, по существу, истребительные батальоны с диверсионным уклоном.

Как формировались эти отряды, какие перед ними ставились задачи и как они решались, видно из рассказа А.Н. Пенкина, одного из бойцов отряда, сформированного в период с 27 июня по 2 июля 1941 года в Балтийском морском пароходстве[8].

В 1941 году он ходил в загранплавание на сухогрузе в качестве механика и одновременно учился на 2-м курсе вечернего отделения мореходного училища на Васильевском острове. Поскольку длительное отсутствие, связанное с плаванием, отрицательно сказывалось на учебе, он перешел на береговую работу в качестве электрика. Несмотря на то что в соответствии с приказом № 04 ММФ СССР плавсостав, служащие и рабочие порта освобождались от призыва в действующую армию, добровольное вступление в ее ряды не запрещалось и было весьма распространенным.

27 июня в здании пароходства на Двинской улице выступил представитель УНКВД ЛО Сахаровский. Он призвал служащих и рабочих порта к добровольному вступлению в формируемые отряды сопротивления. Отдел кадров порта сформировал из добровольцев отряд в 50 человек. Они прошли стрелковую подготовку в открытом тире под Стрельной, теоретические азы минирования получили на специальных курсах, расположенных на 8-й линии Васильевского острова, там же их научили пользоваться картой, компасом. Местом общего сбора была школа у Кировского завода, куда для инструктажа отобранных бойцов приезжали начальник 4-го отдела Кожевников и его сотрудник Липовский. Именно отсюда рано утром 3 июля все 50 человек, получившие накануне предписания, на двух автомашинах, груженных оружием, боеприпасами и продовольствием, выехали к месту назначения — деревне Черная между Кингисеппом и Лугой, еще не занятой немцами, Руководителем отряда был Херхесов. Вместе с отрядом выехали четыре или пять сотрудников Кировского райкома ВКП (б).

По прибытии они развернули временную базу, распределили оружие и боеприпасы. Продовольствия хватило только на первое время, так что пришлось добывать его у населения, а затем нападая на небольшие немецкие обозы. Вступать в столкновение с превосходящими силами противника было запрещено.

До подхода немцев, разбившись на несколько групп, бойцы проводили прочесывание местности. Задержанных подозрительных лиц передавали командиру отряда, который уже сам определял, как с ними поступить. Пенкин привел случай, когда на бойцов отряда вышел летчик в звании лейтенанта. Командиру он сказал, что его самолет сбили немцы. По заданию Херхесова Пенкин в числе других бойцов отправился к указанному месту приземления летчика. Там они нашли парашют, но не обнаружили остатков самолета. Лейтенанта передали нашему командованию.

Оказавшись в немецком тылу, бойцы отряда занимались диверсионной деятельностью, а также собирали в лесах красноармейцев, отставших при отступлении от своих частей. Имел место случай, когда они вывели за линию фронта на нашу территорию около 150 военнослужащих. В состав отряда был включен радист, благодаря чему почти до самого выхода к своим отряд поддерживал радиосвязь с командованием Ленинградского фронта, передавал собранную разведывательную информацию и получал очередные задания.

Пенкин привел несколько примеров операций отряда на Лужском направлении, в которых он лично участвовал. В первом случае они ночью заминировали шоссейную дорогу на участке в 15 метров. Рано утром по ней прошла немецкая танковая колонна. В результате взрыва было повреждено несколько танков. Во втором случае они заминировали грунтовую дорогу, по которой не было интенсивного движения, так что бойцы, дожидаясь результата, просидели в укрытии несколько часов. Зато потом их ожидала завидная добыча. На дороге появилась легковая автомашина с двумя мотоциклистами впереди. Все они — мотоциклисты, водитель и ехавший в машине немецкий офицер — были уничтожены. При осмотре места взрыва бойцы обнаружили пришедший в негодность баул, содержавший плотно упакованные листы с машинописным текстом, которые при взрыве разлетелись, их собрали и доставили командиру отряда. Херхесов переправил документы командованию Ленинградского фронта.

Пенкин рассказал также об уничтожении их группой штаба гарнизона недалеко от деревни Стеглицы. Трое бойцов сняли охрану из двух человек, а остальные забросали здание бутылками с зажигательной смесью.

В этих операциях принимали участие Г.С. Харин (работавший в конце 60-х — начале 70-х годов в БМП начальником «Инфлота» — организации по обслуживанию иностранных теплоходов), Константинов, Добряков, Кондратов, Мельник и радист Липунов.

В начале сентября 1941 года отряд в полном составе, имея всего несколько раненых, вышел в наш тыл на участке Северо-Западного фронта.

Некоторые бойцы отряда были оставлены на оперативном пункте 4-го отдела в Малой Вишере для использования в разведывательной работе. Это были Пенкин, Кондратов, Мельник и Липунов. Всех четверых направили на отдых, а затем на учебу в разведывательную школу в Лисий Нос. По ее окончании они были переправлены через Ладогу в Малую Вишеру, в оперативную группу Хорсуна для отправки в немецкий тыл. Пенкин впоследствии был зачислен в штаты УНКВД, работал по линии внешней разведки в Австрии.

Один из истребительных батальонов, сводный отряд из 6-го истребительного полка особого назначения под командованием В.Б. Савченко, был сформирован при участии чекистов Смольнинским РК ВКП(б). Отряд действовал на дальних подступах к Ленинграду, сражаясь против наступавшей 18-й армии, и остался в немецком тылу как особый партизанский отряд, действовавший самостоятельно, не присоединяясь к другим партизанским формированиям.

Непосредственно к боевым действиям отряд приступил 25 июля 1941 года в районе станции Дно. Выходя на задание небольшими диверсионными группами, бойцы уничтожали конную разведку немцев, боевую технику, отдельные группы карателей. Кроме того, отряд помогал создавать другие отряды на оккупированной территории, делясь с партизанами захваченным оружием и продовольствием, объединялся с ними для совместных действий против карателей, которые целенаправленно преследовали отряд Савченко, считая его наиболее боеспособным. Неся потери, отряд несколько раз выходил в наш тыл для пополнения личного состава, боеприпасов, оружия и обмундирования. Но Савченко все-таки погиб. Случилось это в сентябре 1942 года. Похоронен он в деревне Новая Маревского района Новгородской области, шефство над его могилой несут учащиеся школы № 335 Невского района.

Значительная часть бойцов истребительных батальонов с началом блокады Ленинграда была передана в ряды Красной Армии. Из числа начальников истребительных батальонов большой вклад в изгнание немецких оккупантов с ленинградской земли внесли Никатанов и многие другие, фамилии которых не нашли отражения в архивных материалах Управления.

В должности начальника батальона начинал свой боевой путь такой легендарный человек, как Карицкий К.Д., в будущем командир 5-й партизанской бригады.

После оккупации немцами территории Ленинградской области в тылу противника оказалась часть сотрудников УНКВД, которые добровольно вошли в состав дивизий народного ополчения и на дальних подступах принимали участие в защите Ленинграда. Оказавшись в немецком тылу, одни выходили к своим, а другие, поодиночке или возглавив группы ополченцев, уходили к партизанам, а иногда и сами формировали партизанские отряды.

Так, старший оперуполномоченный 4-го отдела, старший лейтенант ГБ А.А. Михайлов (1917 г. р.) в июле 1941 года добровольно вступил в ряды народного ополчения. Оказавшись в тылу противника, вместе с группой бойцов он вошел в состав 5-го партизанского полка.

Под его руководством в ноябре 1941 года была проведена операция по разгрому немецкого штаба в деревне Метаморочка Новгородского района, в результате чего удалось уничтожить более 20 немцев и автотранспорт. За эту операцию командование партизанского батальона и полка сочло возможным представить его к правительственной награде — ордену Красного Знамени. Однако представление почему-то не было реализовано[9].

После возвращения в наш тыл, с конца декабря 1941-го по январь 1943 года Михайлов работал старшим оперуполномоченным 2-го (контрразведывательного) отдела на прежнем участке, по оперативному обслуживанию гостиницы «Астория». 15 января 1943 г. Михайлов после подготовки в разведшколе 4-го отдела был вторично направлен в немецкий тыл в составе Лужского межрайонного подпольного партийного центра из 9 человек. На территории Оредежского района, расположившись в семи километрах от ст. Чаща, группа приступила к выполнению поставленной задачи. Михайлов обеспечивал партийный центр разведывательной информацией, готовил диверсионные акты на железнодорожных путях и шоссейных дорогах, выявлял предателей и немецких пособников среди местных жителей.

По сообщению бывшего заместителя руководителя партцентра И.Д. Дмитриева, 26 февраля 1943 г. Михайлов находился в разведке вблизи Островенского сельсовета Лужского района, где был обнаружен карателями. В завязавшемся бою он погиб в трех километрах от деревни Загорье.

Имеются данные о расправе немцев над другим добровольцем армии народного ополчения, старшим следователем следственной части, капитаном госбезопасности И.В. Решетниковым (1909 г. р.), который в августе 1941 года, вступив вместе с другими сотрудниками Управления в народное ополчение, участвовал в боях на Кингисеппском направлении. Затем до декабря 1944 года о нем не было никаких известий. 16 декабря 1944 г. его жена, Решетникова Клавдия Петровна, работавшая во время войны в Красногвардейском райотделе Управления, получила по почте открытку от гвардии лейтенанта Е.Ф. Доильницына, в которой тот сообщил, что один из солдат его воинской части обнаружил в пос. Волосово табурет, на внутренней стороне которого содержалось три надписи. Вот одна из них: «Здесь сидел осужденный немцами 15/3–43 г. Решетников Иван Васильевич из Ленинграда, Загородный пр., 12, кв. 20, расстрелян в Волосове. Сообщите по указанному адресу Решетниковой Клавдии Петровне. Прощайте…»

Вторая надпись гласила: «Здесь сидел осужденный немцами 15.3.43 года Ковалев Владимир Устинович, 1915 года рождения, из Новосибирской области, село Колывань, Пролетарская улица, 2. После войны сообщить Ковалевой Надежде». В результате проведенной графической экспертизы было получено заключение, что почерк первых двух надписей соответствует почерку Решетникова. Родственников Ковалева найти не удалось. Остались также невыясненными обстоятельства пленения и гибели Решетникова. Можно с большой долей достоверности предположить, что он и его товарищ принимали участие в подпольной или партизанской борьбе в какой-либо из групп или отрядов, не связанных с Центром, были арестованы и расстреляны немцами.

Точно так же, как Михайлов и Решетников, оказался в немецком тылу сотрудник УНКВД ЛО, оперуполномоченный, капитан госбезопасности А.А. Лаптев (1903 г. р.). С началом Отечественной войны в составе частей народного ополчения он принял участие в боях по защите Ленинграда, а оказавшись с группой бойцов в немецком тылу, 1 июля вошел в особый партизанский отряд Савченко, где был назначен на должность помощника командира отделения. 5 октября 1941 г., находясь временно на нашей территории, Лаптев был отозван в распоряжение 4-го отдела и после отдыха 18 декабря приступил к работе в оперативной группе Хорсуна в пос. Ефимовское. Впоследствии был включен в разведывательно-диверсионную группу.

Задание — остаться у немцев

Быстрое продвижение немецких войск в глубь территории области не позволило областным подразделениям УНКВД полностью развернуть работу в соответствии с мобилизационными планами. Однако раздел, которым предусматривалось оставление в тылу противника большинства межрайотделов и райотделов, а также отдельных сотрудников, был выполнен — нередко в силу стечения обстоятельств. На них возлагалась задача — совместно с оставшимися на оккупированной территории партактивом и руководителями советской исполнительной власти проводить разъяснительную работу среди населения, организовывать подложную и партизанскую работу. К чести сотрудников органов НКВД, большая часть тех, кто остался в тылу врага случайно, без задания, без связи, делали то же самое.

Стремительное продвижение немецких войск застало врасплох не только партийные и советские органы, но и органы НКВД. Одни руководители областных поразделений сумели сохранить порядок, другие — нет. К сожалению, достаточно типичную картину отразил в своем отчете старший оперуполномоченный Островского межрайотдела В.И. Власов. Не подлежат сомнению его искренность и правдивость в описании событий, пусть и не всегда к чести тех, о ком идет речь.

«22 июня 1941 года отдельные аппараты Управления оказались в полной неподготовленности, растерянности, незнании, что делать, при отсутствии всяких средств связи с Управлением. К таким аппаратам принадлежал и Островский межрайотдел УГБ УНКВД ЛО, в котором я тогда работал.

При извещении об объявлении войны утром ничего конкретного предпринято не было. Вся работа шла самотеком, делали то, что подвернется под руку. Большую часть времени за период с 22 июня по 3 июля оперативный состав проводил в беготне и разъездах по районам, отлавливая мнимых шпионов и парашютистов.

Одним из основных недостатков оказалось отсутствие связи с Управлением НКВД. В результате этого большое количество лиц в районах межрайотдела, подлежавших аресту; остались на свободе, а те которые были арестованы, не подверглись тщательной обработке и остались в Островской тюрьме.

Более того, за несколько дней до занятия немцами города Острова, туда были доставлены из Латвии арестованные сопротивленцы в количестве более 100 человек, которые также остались в Островской тюрьме, и совершенно очевидно, что впоследствии они были использованы немцами против нас.

Немецкие войска подошли к г. Остров со стороны ст. Бренчаниново, что в 12 километрах от города, 3 июля 1941 года около 15 часов дня. Мы, сотрудники межрайотдела, узнали об этом около 16 часов того же дня от железнодорожников этой станции, которые прибежали в межрайотдел сильно взволнованные и сообщили, что на нашей станции немцы. Мы им даже не поверили, полагая, что они или занимаются лжеинформацией, или просто сеют панику. В действительности же оказалось, что это правда.

Сообщение о нахождении неприятеля в зоне города Острова было настолько неожиданным, что ни руководители районных организаций, ни военное командование, ни тем более наши сотрудники не знали, что делать.

Армии в городе не было, если не считать отдельных командиров, не имевших при себе частей. На борьбу с немцами был выслан истребительный батальон, который сразу же был серьезно потрепан и рассеян, а вечером, около 21 часа на город уже полетели снаряды противника.

В ночь на 4 июля 1941 года из г. Острова началась массовая беспорядочная эвакуация населения, а днем 4 июля город был оставлен также сотрудниками межрайотдела, которые обратно в город уже попасть не смогли.

Так начался отход сотрудников Островского межрайотдела, который продолжался до 11 июля, когда мы прибыли в г. Старая Русса, поступили в распоряжение Старорусского межрайотдела и стали работать на разных участках».

В тылу противника в полном составе остались Гдовский райотдел НКВД под руководством Пашкина, Плюсский под руководством Ефремова, Стругокрасненский под руководством Хвоина, большая часть оперсостава Псковского и Новгородского райотделов, Старорусского и Островского межрайотделов, Залучского, Лядского и Поддорского райотделений.

Так, сотрудники Гдовского райотдела, оставшиеся в немецком тылу, вместе с партактивом провели большую пропагандистскую работу среди местного населения, благодаря чему им удалось сформировать два партизанских отряда, в боевой деятельности которых они приняли личное участие.

Начальник Гдовского райотдела Пашкин возглавлял один из этих отрядов, который действовал в немецком тылу с 16 июля по 3 декабря 1941 г. За это время отряд совершил 8 крушений неприятельских поездов, взорвал 3 моста, уничтожил склад боеприпасов, разрушил железнодорожное полотно и линии связи.

В составе этого же отряда успешно действовал старший оперуполномоченный Лядского райотделения Н.В. Новожилов (1916 г. р.), зачисленный на работу лишь в апреле 1941 года. С началом оккупации он вместе с другими сотрудниками Лядского райотделения остался в немецком тылу и 16 июля 1941 г. вошел в состав 2-го Гдовского партизанского отряда. В отряде он вел разведку по немецким военным объектам и коммуникациям, готовил с использованием полученных разведданных диверсионные операции и принимал участие в их проведении. Так, в ночь с 7 на 8 августа 1941 г. он с группой партизан подорвал немецкий эшелон с живой силой и техникой на участке железной дороги Псков — Сланцы.

15 ноября 1941 г. Новожилов вместе с партизанским отрядом вышел в наш тыл и продолжил работу в Ленинградском управлении в составе опергруппы 4-го отдела в Малой Вишере. В начале 1942 года он был вновь отправлен в немецкий тыл, в партизанский отряд. В апреле 1942 года, находясь в разведке, подорвался на мине вблизи ст. Роговка Новгородского района.

Отменно действовал партизанский отряд, сформированный начальником Плюсского райотделения Н.И. Ефремовым. За период с июля по декабрь 1941 года отряд уничтожил более 200 немецких солдат и офицеров, а также разгромил штаб немецкой воинской части, в ходе этой операции был убит фашистский генерал.

Не сумев поначалу организовать эффективную работу, впоследствии большой вклад в развитие партизанского движения внес начальник Островского межрайотдела, майор госбезопасности А.И. Варицев (1900 г. р., в органах ОГПУ с 1930 г.).

Когда немцы подошли к Островскому району, он был оставлен в тылу противника вместе с партийно-советским активом. Принимал непосредственное участие в формировании партизанских отрядов, на базе которых вскоре была создана 1-я партизанская бригада. В марте 1942 года он был назначен начальником Особого отдела бригады. Отличительной стороной Варицева являлось умение организовать оперативное и боевое взаимодействие с командованием бригады, что было не так просто.

Во время осенней карательной экспедиции 1942 года, чтобы сохранить личный состав, 1-я партизанская бригада разделилась на несколько отрядов, действовавших самостоятельно. Варицев вошел в состав отряда, командиром которого являлся И.Д. Дмитриев. Он и тут сумел наладить взаимодействие с командиром, благодаря чему отряд действовал результативно. Партизаны совершали многочисленные диверсии на железной дороге, взорвали несколько складов с боеприпасами и баз горючего. Отряд постоянно вел бои с карателями. В одном из таких боев 1 декабря 1943 года Варицев погиб в районе деревни Стаи Лядского района, о чем стало известно только после окончания войны от Дмитриева и партизана Петрова, жителя Луги.

Примером стойкости, мужества и отваги служит начальник Лядского райотдела, капитан госбезопасности Е.А. Балдин, (1913 г. р.), оставленный в немецком тылу в составе Дедовичского межрайонного партийно-подпольного центра. Он много внимания уделял работе с местным населением. Собранные им разведданные о дислокации немецких воинских частей, комендатур, баз и складов с боеприпасами, техникой, горючим передавались нашему военному командованию. В апреле 1942 года Балдин повторно был выведен в немецкий тыл и в качестве старшего оперуполномоченного вошел в состав Особого отдела 2-й партизанской бригады.

Помимо контрразведывательной работы в 4-м полку бригады, за которым он был закреплен, Балдин вместе с другими сотрудниками готовил и проводил диверсии на немецких объектах, железнодорожных магистралях и шоссейных дорогах, телефонных линиях связи. К примеру, за август 1942 года бойцами полка при его участии пущено под откос 22 эшелона с живой силой и техникой противника.

Совместными усилиями сотрудников Особого отдела выявлены 15 предателей, внедренных в партизанскую бригаду. Полк постоянно вел тяжелые бои с карателями, но в результате правильно организованной Балдиным разведки удавалось избегать больших потерь.

23 июня 1943 года Балдин с группой партизан из 16 человек находился в деревне Кузнецово Дедовичского района, выполняя задание разведывательно-диверсионного характера. Отряд карателей численностью около 150 человек организовал засаду и окружил партизан. Те вступили в неравный бой. Они уничтожили 13 карателей и 8 ранили, но в бою погибли четверо наших бойцов, и среди них Балдин. Указом Президиума ВС СССР от 2 мая 1944 г. он посмертно награжден орденом Красной Звезды с формулировкой «За выдающиеся успехи в организации партизанского движения, за доблесть и мужество, проявленные в партизанской борьбе, и оказание активной помощи Красной Армии в борьбе за освобождение Ленинградской области от немецко-фашистских захватчиков». Его имя занесено на мемориальную доску, установленную в здании Управления, и в Книгу Памяти сотрудников, погибших в тылу противника при выполнении специальных заданий.

Из других областных подразделений в немецком тылу были оставлены отдельные сотрудники, которые еще до прихода немцев разработали мероприятия по развертыванию партизанских отрядов согласно заранее подготовленным пофамильным спискам.

В частности, в Красногвардейском райотделе (ныне Гатчинский горотдел) организацией партизанского отряда занимался старший оперуполномоченный, капитан госбезопасности A.M. Копылов (1919 г. р.). Он заблаговременно, еще до занятия немцами Гатчины, последовавшего 5 августа 1941 г., определил списочный состав партизанского отряда. Отобранные им командиры и бойцы были заранее уведомлены о месте сбора по обусловленному сигналу. Однако уже сам сбор отряда оказался значительно более сложным делом, чем предполагалось поначалу.

Во время наступления немцев почти все местные жители ушли в леса, спасаясь от артиллерийских обстрелов и беспричинных расправ со стороны оккупантов. Оповещать оказалось некого. Кроме того, в намеченных местах сбора расположились немецкие воинские подразделения, что само по себе исключало проведение там каких-либо организационных мероприятий. Немцы, чтобы вывести людей из леса и провести их фильтрацию, распространили приказ о поголовной регистрации населения. Тех, кто уклонялся от регистрации, отлавливали и помещали в гражданские лагеря для выяснения личности. С задержанными не церемонились. Партийных активистов и тех, кто казался немцам подозрительным по части принадлежности к партизанам, расстреливали или вешали, причем для устрашения казни проводились публично. В Гатчине на базарной площади (в настоящее время там парк) ежедневно по утрам появлялись тела повешенных с табличками: «За связь с партизанами», «За сопротивление немецким властям» и так далее.

С этими трудностями столкнулся не только Копылов, но и другие организаторы партизанских отрядов. Ни у кого из них не было времени на раздумье. К тому же надо было удержать людей от регистрации — в противном случае исчезновение зарегистрированного лица грозило расстрелом для его родственников.

К счастью, немецкое наступление не имело единой линии фронта, в ней были километровые разрывы не только по ширине, но и по глубине продвижения войск. На свободных от немцев участках можно было попытаться устроить сбор местных жителей и подобрать места базирования отрядов.

Для начала требовалось провести разведку, чтобы выявить такие свободные места. Кроме того, перед Копыловым изначально были поставлены разведывательные задачи — собирать данные о местах дислокации немецких воинских подразделений, их назначении, вооружении. Однако при отсутствии средств и способов связи толку от такой разведки оказалось мало.

Копылов, собрав партизанский отряд в количестве 38 человек, произвел перестановки в командном звене, отказавшись от заранее назначенных партийными органами командиров и руководствуясь исключительно личными и деловыми качествами имевшихся в его распоряжении кандидатур. Он отчислил из отряда больных и людей со слабым здоровьем, а также паникеров и «нытиков», тем самым сделав его сплоченным, боеспособным коллективом. Благодаря этому только за период с 12 августа по 20 сентября 1941 года отрядом были уничтожены 176 немецких солдат и офицеров, 6 танкеток, 2 бронемашины, 13 автомашин. Это был единственный результативно действующий отряд в Гатчинском районе.

С наступлением зимних холодов и в связи с отсутствием продовольствия, боеприпасов и обмундирования партизанский отряд Копылова, как и многие другие отряды первого периода войны, к концу 1941 года вышел в советский тыл. Отряд был расформирован, личный состав передан в ряды Красной Армии, а сам Копылов, пройдя курс лечения, зачислен в 4-й отдел Управления на должность старшего оперуполномоченного и направлен в Малую Вишеру, в опергруппу Хорсуна. Он погиб 11 мая 1943 г. на линии Волховского фронта при возвращении с боевого задания.

За боевые действия в тылу противника и мужество, проявленное в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами, Копылов был удостоен ордена Красного Знамени.

Большой вклад в развитие партизанского сопротивления внесли старший оперуполномоченный Поддорского райотделения, сержант госбезопасности П.А. Берсенев (1908 г. р.) и и оперуполномоченный Залучского райотделения, сержант госбезопасности А.С. Шильцев (1912 г. р.).

При оккупации немцами Поддорского района в июле 1941 года они вместе с партийно-советским активом были оставлены в немецком тылу. Приняли участие в формировании партизанского отряда «Боевой». В составе отряда участвовали в боевых действиях против немецких карателей, готовили и проводили диверсии. Берсенев погиб в бою 25 октября 1941 г. при проведении диверсионной операции в Поддорском районе. Шильцев же продолжал сражаться в отряде, осуществлял его контрразведывательное обеспечение. Отряд отличался внезапными дерзкими нападениями на немецкие гарнизоны, комендатуры, воинские части. 20 января 1942 г. Шильцев также погиб в бою с карателями.

Иной раз война до неузнаваемости меняла людей. Имеются примеры, когда оперработники, к которым в мирное время предъявлялись претензии по службе и поведению в быту, в боевых условиях проявляли себя наилучшим образом. Это произошло, например, с оперуполномоченным Шимского райотделения, лейтенантом ГБ И.И. Ереминым. До войны он сменил множество мест учебы, являясь работником НКВД, имел постоянные нарекания по части исполнительской дисциплины. Спасаясь от воспитательной работы, которую проводило с ним начальство, за год с небольшим успел поработать в трех райотделениях. Война буквально переродила этого человека. Вместе с партийно-советским активом он был оставлен в тылу противника в составе Новгородского межрайонного партийно-подпольного центра. Наряду с другими участниками центра он проводил большую работу с местным населением, что способствовало вовлечению местных жителей в партизанские отряды, собирал разведданные о дислокации немецких воинских частей и объектов, занимался выявлением агентуры противника и немецких пособников.

В сентябре 1942 года, находясь в разведке вблизи деревни Менюша Шимского района, Еремин был обнаружен карателями и с задания не вернулся. Есть основания считать, что он погиб. По крайней мере о его предполагаемой гибели сообщил после выхода в наш тыл сотрудник Шимского райотделения Марушков, с апреля по декабрь 1942 года находившийся в составе того же партийно-подпольного центра[10].

Немецкие спецслужбы — противник УНКВД

Как германская разведка, так и контрразведка готовилась к войне с Советским Союзом заблаговременно, за много лет до нападения на нашу страну. Подготовка разведчиков и диверсантов для действий в советском тылу велась в немецких разведшколах, в частности, в Гамбурге, под Кёнигсбергом и Варшавой. Кандидаты на учебу подбирались из числа жителей Польши и Прибалтики, владевших русским языком и знавших привычки, нравы и манеры поведения русских в условиях армейской службы, на работе и в быту. Каждую группу разведчиков готовили под определенную задачу. Подбор кандидатов осуществлялся с использованием созданной гитлеровскими спецслужбами широко разветвленной осведомительской сети, которая охватывала все сферы немецкого общества.

В качестве иллюстрации того, как подбирались и готовились немецкие разведчики, можно привести показания уже упоминавшегося арестованного 6 ноября 1941 года под Тихвином Ханса Урагана, 1902 года рождения, уроженца Польши. В 1937 году он переехал в Пруссию и устроился на завод «Ронс Мери». Однажды его вызвал хозяин предприятия и почти в обязывающей форме предложил улучшить знание русского языка, пройдя дополнительное обучение на курсах. Ураган согласился. Через несколько дней он был вновь вызван в кабинет к хозяину, где уже находились около 23–25 рабочих. Всех поместили в автомашину, привезли в пригород Гамбурга и разместили на первом этаже пятиэтажного здания в полной изоляции от лиц, проживавших на других четырех этажах.

«Курсы» оказались весьма своеобразными. Занятия действительно включали изучение разговорного русского языка, кроме того — умение ориентироваться на местности, пользоваться компасом, читать топографическую карту, осуществлять световую сигнализацию. Особенно трудно Урагану давалась сигнализация, за что преподаватель избивал его. Не выдержав режима, он, улучив момент, самовольно покинул школу и вернулся на завод «Ронс Мери», где был восстановлен на работе. Напомним, все это происходило еще в 1937 году.

С началом войны владелец завода вновь вызвал Урагана и, по существу, обязал его добровольно вступить в вермахт, пообещав выплачивать по 500 немецких марок ежемесячно. В противном случае он подлежал увольнению.

С места сбора группу, в которую включили Урагана, доставили сначала в Ригу, а оттуда в Урицк (Стрельна) под Ленинградом. 1 ноября 1941 г. их вывезли на автомашинах к линии фронта под Тихвин, в деревню Заречье, наполовину занятую немцами. 5 ноября он вместе с напарником, следуя разными маршрутами, перешел линию фронта с заданием сбора разведывательной информации по Тихвину и 6 ноября был арестован.

В поверженных странах Европы немецкая контрразведка отработала мероприятия по организации оперативных игр и радиоигр. В этих целях были созданы подразделения радиоконтрразведки «OKW», которые на оккупированной территории Северо-Запада нашей страны были зашифрованы под войска связи вермахта. Одно из таких подразделений «OKW» разместилось в г. Тарту и развернуло работу по поддержанию связи со своей агентурой в нашем ближнем тылу.

Еще до вступления на территорию Советского Союза немецкие спецслужбы, располагая вербовочной русскоговорящей базой, создали основу для формирования агентурных групп. Их резидентами зачастую становились бывшие белоэмигранты. В качестве переводчиков, как правило, использовались выходцы из прибалтийских государств. По мере продвижения 18-й немецкой армии к Ленинграду состав резидентур пополнялся за счет предателей из числа военнослужащих Красной Армии, перешедших на сторону противника.

В первые два месяца войны немцы имели психологическое преимущество, поскольку вели наступательные действия на нашей территории и, считая ее уже своей, устанавливали свой порядок. На полную мощь работала геббельсовская пропагандистская машина. Массированная обработка местного населения способствовала тому, что значительная его часть поддержала оккупационный режим или по крайней мере подчинилась ему. Враждебно настроенная часть жителей, особенно те, что были ранее репрессированы советской властью или потеряли собственность и рассчитывали получить ее обратно, инициативно пошли на сотрудничество с немецкими властями.

Проведенный немцами комплекс военно-административных мер, в том числе регистрация местного населения и фильтрация жителей прифронтовых районов Ленинградской области через созданные гражданские лагеря, позволил немецкой контрразведке выявить тех, кто активно участвовал в работе партийных и советских органов. Публично расправляясь с ними, немцы запугивали народ, тем самым создавая условия, обеспечивающие их спецслужбам проведение разведывательной и контрразведывательной работы. Однако в первые два месяца оккупации Ленинградской области разворачивать ее по полной программе они не торопились, надеясь на быстрое взятие Ленинграда.

Вместе с 18-й немецкой армией, 5 июля пересекшей границу Ленинградской области, вошли и разместились на оккупированной территории разведывательные и контрразведывательные органы противника. Надо сказать, что немцы были чемпионами по созданию параллельных структур, выполняющих одни и те же функции, поэтому неудивительно, что число «разведок и контрразведок» на оккупированной территории перевалило за десяток.

1. Абверкоманды и абвер группы — фронтовые структуры военной разведки. Абверкоманды действовали при штабах групп армий, абвергруппы — при штабах армий. Группы армий именовались также «А», «Б» и «Ц», и в соответствии с этим до 1942 года наименования подчиненных им разведывательных, диверсионных и контрразведывательных абверкоманд группы «Север» выглядели как 1А, 2А, 3А или же 1 Норд, 2 Норд, 3 Норд. Осенью 1941 года на ленинградском направлении действовали 3 абверкоманды, включавшие в себя абвергруппы: разведывательные 104, 111, 112; диверсионно-разведывательные 204, 211, 212; контрразведывательные 304, 311, 312, 313, 317, 319.

Поскольку Ленинградская область все время оккупации не переставала быть прифронтовой полосой, именно абвергруппы являлись одним из основных противников разведотдела УНКВД.

2. Зондеркоманды германской службы безопасности СД, конкретно VI управления РСХА. В рамках этой структуры был создан орган под кодовым названием «Цеппелин», предназначенный для широкомасштабной операции по разложению советского тыла. «Цеппелин» проводил контрразведывательную работу среди населения, а также занимался разведкой. Штабы команд находились в Пскове, Порхове, Луге, Плюссе, Стругах Красных и филиал в Гатчине.

3. Органы немецкой тайной полевой полиции «ГФП», которые, помимо разведывательной и контрразведывательной работы, выполняли следственные и судебные функции. Штабы ГФП располагались в городах Остров, Луга и М. Воронцово (группы: 501, 520, 702, 714, 728).

4. В расположении немецких частей выявлением советских разведчиков занимались разведывательные отделы (1ц), действовавшие при штабах армий, корпусов и дивизий немецкой группы армий «Север». Отдел 1Ц штаба 18-й армии расположился в дер. Лампово.

5. На оккупированной территории области действовали три охранные дивизии, сведенные в марте 1942 года в корпус под командованием генерал-лейтенанта Рока.

6–9. Охотились за партизанами и советскими разведчиками созданные в крупных населенных пунктах немецкие комендатуры, полевая жандармерия, силы гражданской полиции (те самые известные всем «полицаи») в каждом населенном пункте, укомплектованные местными жителями, и подразделения «Ваффен СС ягдфербанд».

10. Разведывательную и контрразведывательную работу вели, кроме того, отделы пропаганды, которые использовали для этой цели свой аппарат из числа русских граждан, ставших их агентами или осведомителями. Получая от них «наводку», отделы пропаганды вербовали агентуру из местных жителей, проживавших вблизи немецких военных объектов или привлеченных к работам по найму.

11. Несколько особняком стояли подчинявшиеся высшим чинам СС специальные подвижные подразделения — айнзатцгруппы, которые в советской художественной литературе ошибочно именуются зондеркомандами. После начала Великой Отечественной войны в находившихся под армейской юрисдикцией районах СССР были образованы оперативные области во главе с высшими руководителями СС и полиции, подчинявшимися лично рейхсфюреру СС Гиммлеру. В их подчинении находились такие структуры, как полиция безопасности, охранная полиция и команды айнзатцгрупп СС «А» (Прибалтика), «В» (район Смоленска), «С» (киевское направление) и «D» (юг Украины). Айнзатцгруппам подчинялись зондеркоманды, действовавшие на фронте, и айнзатцкоманды в армейском тылу. По численности айнзатцгруппа приравнивалась к батальону, т. е. состояла из 800–1000 человек, а айнзатцкоманда— 120–170 человек.

Задачами этих структур являлось то, что сейчас назвали бы зачисткой территории: захват зданий партийных и административных органов, учреждений РККА и НКВД; изъятие архивов и секретных документов; розыск, арест и ликвидация советских и партийных работников, командиров и комиссаров Красной Армии, евреев; выявление коммунистов и подпольщиков, борьба с враждебными проявлениями и информирование вышестоящих органов об обстановке на местах. Они также вербовали агентуру, однако обычно не перебрасывали ее через линию фронта, а использовали на месте.

Штаб айнзатцгруппы, действовавшей под Ленинградом, разместился в пос. Дружноселье Гатчинского района. Во главе ее стоял бригаденфюрер СС генерал-майор полиции доктор Штеллекер, который подчинялся лично обергруппенфюреру СС Райнхарду Хайдриху.

Штеллекер в марте 1942 года был убит под Гатчиной патриотами, так и оставшимися неизвестными. После него айнзатцгруппой руководил Хайн Йотс, впоследствии осужденный Международным трибуналом в Нюрнберге к пожизненному тюремному заключению[11]. В составе АЗГ были две айнзатцкоманда и три зондеркоманды, которые следовали за 18-й и 16-й армиями и проводили карательные операции.

Результатами их злодеяний с августа 1941-го по март 1944 года, то есть за 33 месяца, было:

— расстреляны 6265 человек, повешены 876 человек, умерли после истязаний и пыток 23 899 человек, 254 230 человек угнаны в Германию;

— частично или полностью разрушены 16 городов, 2032 села и деревни;

— сожжено, разрушено, повреждено свыше 81 тыс. домов общественного или частного фонда; свыше 114 тысяч хозпостроек, 3 тысячи промышленных предприятий, 982 школы, 193 лечебных учреждения;

— уничтожено 94 тысячи гектаров леса.

Общий ущерб составил 19 332 млн рублей в денежном исчислении 1946 года.

Для охраны тыла 18-й армии, проведения карательных операций против населения и партизан, задержания бежавших из лагерей советских военнопленных, дезертиров из немецкой армии и РОА только на территории нынешней Ленобласти было создано 6 военных комендатур, размещены 12 отрядов полевой жандармерии, две группы тайной полевой полиции (ГФП), пять зондеркоманд, охранный полк «Бранденбург» и охранная дивизия. Все эти подразделения подчинялись отделу «1 Ц» штаба 18-й армии.

Всей разведывательной и контрразведывательной работой отдела «1 Ц» руководил майор фон Ваккербард[12]. Его заместителем по контрразведке был зондерфюрер, доктор Борис Майснер, уроженец Пскова, житель Прибалтики, с хорошим знанием русского языка, который с начала 1941 года служил на различных должностях в отделе «1 Ц» штаба абвера.

Майснер на оккупированной территории Ленинградской области сформировал 15 специализированных агентурных групп-резидентур, которые занимались вербовкой агентов из числа местного населения, военнопленных Красной Армии, задержанных разведчиков, членов разведывательно-диверсионных и боевых групп, забрасывавшихся в немецкий тыл разведывательными структурами Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов, Краснознаменного Балтийского флота, Ленинградского штаба партизанского движения, а также Управлением НКВД ЛО.

Под непосредственным руководством Майснера работали агентурные группы, призванные создать в прифронтовой зоне благоприятные условия для боевых действий 18-й немецкой армии:

— Шварца — Клочкова — Алексеевой, действовала в дер. Лампово;

— Крюкова-Соколова по кличке «Борода» — Зимберга в Гатчине;

— Андреевой в пос. Сиверской;

— Тумановой-Шмелинг в Трубниковом Бору.

Он же руководил созданием лжерпартизанских (антипартизанских) отрядов для уничтожения партизан и лжегрупп для выявления подпольщиков. Майснер принял непосредственное участие в создании специального карательного отряда из предателей и бывших уголовников, рассчитывая на их жестокость при расправах над патриотами.

Одним из методов работы антипартизанских отрядов и групп являлась провокация. Их участники одевались в форму военнопленных Красной Армии и небольшими группами направлялись в места возможного пребывания партизан. При обнаружении вступали с ними в контакт, а затем вызывали подкрепление. Именно таким образом в Гатчинском районе был разгромлен партизанский отряд Прялкина.

При вступлении в Ленинградскую область абвер для решения разведывательных задач, прежде всего по Ленинграду, разместил в Пскове и в пос. Сиверский Гатчинского района разведпункты, которые тесно взаимодействовали между собой, отправляя в наш тыл как постоянно находившихся в Сиверском разведпункте разведчиков, так и подготовленных на скорую руку агентов из числа сдавшихся в немецкий плен офицеров среднего и младшего командного состава Красной Армии.

Пытаясь создать себе авторитет и обеспечить влияние на местное население, немецкое командование через спецслужбы сформировало в оккупированных районах филиалы антисоветских организаций и обществ, которыми непосредственно руководили «СД» и «ГФП» и которые тоже не брезговали контрразведывательной работой.

К ним относятся:

«Русское общество помощи германской армии», задачей которого являлось оказание всемерной помощи немецким властям в проведении экономических мероприятий на оккупированной территории;

«Национально-трудовой союз нового поколения», занимавшийся распространением среди населения антисоветской литературы, пропагандировавший идеи «национального движения в России» и вербовавший местных жителей к вооруженной борьбе по низвержению органов государственной власти в СССР;

«Русский комитет», в члены которого входили люди, имеющие доход от частной торговли и коммерческой деятельности. Оккупационные власти делали им поблажки, а они, в свою очередь, оказывали «Комитету» материальную помощь. В задачи «Комитета» входило с помощью РОА содействовать немцам в установлении «нового порядка» и превратить филиалы «Комитета» в органы местного самоуправления;

«Русская национал-социалистическая партия», ставившая задачу воспитания местного населения в фашистском духе и поддержания «нового порядка» на оккупированной территории;

«Православная миссия в освобожденных районах России», в которую наряду с церковными деятелями, перешедшими на сторону немцев и оказывавшими активное содействие немецкой администрации в сборе сведений о настроениях населения, вошли немало священников, сотрудничавших с партизанами, и выполнявших по их заданию разведывательные и наблюдательные функции.

Однако, прикармливая своих потенциальных сторонников, с остальным населением и пленными красноармейцами немцы обращались совсем иначе. УНКВД получало информацию об этом от разведчиков и агентов за линией фронта.

Из спецсообщения Кубаткина. Декабрь 1941 г.

«30 ноября с.г. из концентрационного лагеря, организованного немецким военным командованием в Красногвардейске возвратился наш агент.

О положении в лагере и условиях содержания заключенных агент доложил следующее:

1. Лагерь размещен на окраине города в здании так называемых красных казарм. В настоящее время в лагере содержится около 1500 человек военнопленных и 500 человек мужского населения из близлежащих населенных пунктов. Возрастной состав заключенных из гражданского населения от 15 до 50 лет.

Во главе лагеря стоит комендант, русский по национальности, его заместитель быв. ст. лейтенант РККА, тоже русский.

Внутренний распорядок в казарме поддерживают так называемые „полицейские“, назначенные из числа заключенных 1 на 100 человек. „Полицейские“ по требованию начальства зверски избивают заключенных, бьют палками, поддерживают и культивируют драку и разбой между заключенными.

Перекличек заключенных в лагере не бывает. Вновь поступающих нигде не регистрируют, записывают лишь количество, например, прибыло 2, 5, 10 человек и т. д.

20. XI. — произвели учет всех украинцев, финнов, эстонцев и латышей находящихся в лагере, им заявили, что их отправят на родину, но пока еще это не сделано.

До 15.XI — в лагерь поступали пленные и местное население из окружающих деревень и городов — Пушкин, Слуцк, после 15.XI — новых заключенных не поступало.

2. Положение заключенных исключительно тяжелое. Большинство считает себя обреченными на медленную и мучительную смерть.

Заключенные ежедневно летом и осенью работали на поле, убирали хлеб, сено, картофель и овощи, сейчас работают на аэродроме, на заготовке дров в лесу и обслуживают немецкие казармы.

Продолжительность рабочего дня до 14 часов. Руководят работами на поле и в лесу финны и эстонцы. Обращение с заключенными зверское, за малейшую провинность избивают до смерти (отстал от строя, не во время вышел из казармы и т. д.), например 50-летнего старика Щеголева заставили выгружать тяжелые снаряды, когда он начал отставать то был избит палками.

Более слабых заключенных, которые уже неспособны работать, на глазах у всех расстреливают, например 22.XI — в лесу недалеко от аэродрома были расстреляны 3 человека, 24.XI — там же расстрелян 1 человек.

В последнее время работы для всех заключенных не хватало, ту часть заключенных, которая остается, выгоняют из казармы и заставляют целый день бегать по кругу во дворе, отставших избивают палками.

В результате бесчеловечного обращения, тяжелых условий работы и плохого питания, в лагере ежедневно умирают до 30 человек. 25.XI — только утром из казармы вынесли 7 трупов. Больным никакой медицинской помощи не оказывается.

Заключенным один раз в день утром дают небольшой кусок хлеба-суррогата и после окончания работы воду.

В помещении где содержатся заключенные отсутствует какое-либо оборудование. Спят на голом полу, при разбитых стеклах. Питаются прямо на полу или на улице. Воды в помещении нет.

3. Настроения у большинства заключенных озлобленное. Постоянные издевательства, избиения и голод доводят людей до исступления. По всяким незначительным поводам возникают между собой драки, поощряемые администрацией лагеря.

Даже те красноармейцы, которые сами сдались в плен, сейчас сожалеют об этом и ждут прихода Красной Армии.

Один красноармеец не выдержав издевательств, спросил у немца:

„Почему Вы нас избиваете и издеваетесь над нами, ведь мы пришли сами поверив вашим листовкам?“

Вместо ответа пленный красноармеец был избит до полусмерти.

Небольшая часть заключенных, из бывших людей и кулаков, занимающих „административные“ должности, распространяет среди заключенных слухи, что положение значительно улучшится когда немцам удастся взять Ленинград».

Второе сообщение, отправленное в Ленинградский обком, касалось условий жизни местного населения.

Из спецсообщения Кубаткина. 20 января 1942 г.

«Данными нашей агентуры, находившейся в январе с.г. в Кингисеппском р-не Ленинградской области выявлены новые факты, характеризующие ухудшение положения местного населения, усиление репрессий, карательных мероприятий со стороны немецкого командования.

Жители ряда деревень рассказывали нашей агентуре о невыносимых условиях жизни, издевательствах, грабежах, насилии и каторжном труде, узаконенных немцами.

Почти во всех деревнях района немецкие оккупанты насильно отобрали у населения все теплые вещи, вплоть до женской одежды. Голодных, полураздетых крестьян немцы выгоняют на работы. Население деревень Бабино и Криково и др. населенных пунктов, лишенные крова и доведенные немцами до нищенского состояния, ходят группами по уцелевшим деревням в поисках хлеба. Одну из таких групп в 20-ть человек немцы в конце декабря арестовали в дер. Семейская и отправили на работы.

В Котлах организовано волостное управление, которое объединяет все близ лежащие деревни. Вход населения в здание волостного управления свободен, однако каждый, кто входит туда, подвергается обыску…

Немецкие власти установили особый порядок приветствия советскими гражданами проходящих мимо немцев. В г. Кингисеппе и в целом ряде деревень, находящихся вблизи города, власти обязывают население при встрече с немцами останавливаться, поворачиваться лицом к идущему немцу, снимать головной убор и кланяться. Этот порядок обязателен как для мужчин, так и для женщин.

Из бесед нашей агентуры с местным населением установлено, что политико-моральное состояние частей немецкой армии, находившейся на этом участке фронта, еще более ухудшилось.

Колхозник деревни Семейская Дмитриев Федор в беседе с нашим агентом рассказал:

Находившиеся в декабре м-це на отдыхе немецкие солдаты в дер. Семейская жаловались местным жителям на их тяжелое положение, заявляли, что война им надоела и они хотят скорее вернуться в Германию.

Те же солдаты рассказывали об имевших место случаях дезертирства. Из роты, находившейся на отдыхе в дер. Семейская, бежало 5 австрийцев. Позже, некоторые солдаты той же роты при отправке на фронт, не веря в возможность вернуться обратно невредимыми, буквально плакали.

Наличие подобных настроений подтверждается и показаниями взятого 10.1–42 г. в плен ефрейтора велосипедного эскадрона 217 пехотной немецкой дивизии, расположенной в районе Копорье — Март Вилли.

По его показаниям, большинство немецких солдат желают прекращения войны и возвращения в Германию.

Немецкое командование держит солдат в неведении о положении на фронтах. Об успехах Красной Армии солдатам ничего неизвестно».

Как видим, положение на оккупированных территориях далеко не такое простое и однозначное, как принято думать. Особенно в первые месяцы оккупации, пока еще вермахт не начал терпеть поражения, немцы опирались на достаточно многочисленный местный актив. Особым их доверием пользовались финны и прибалтийские народы, хотя оккупанты не брезговали и русскими помощниками. Так, карательные и антипартизанские отряды большей частью состояли не из немцев, а из эстонцев, финнов, а также местных полицаев. Одни переходили на сторону оккупантов по идейным соображениям или из мести, другие — из чувства самосохранения или по чисто шкурным мотивам. С другой стороны, и немцы были разными — далеко не все сочувствовали национал-социализму.

Отношение местного населения к партизанам тоже было неоднозначным. Многие хотели бы помочь, но боялись оккупантов, а еще больше того — полицаев, из которых немцы формировали лжепартизанские отряды. В начале 1943 года немецкая контрразведка прибегла к другой тактике. Она распускала полицаев по домам на отсидку, как якобы не желающих более служить немецким властям. А затем под такой легендой они пытались проникнуть в партизанские отряды. С другой стороны, партизаны тоже бывали разными, да и среди прятавшихся в лесах формирований немало встречалось откровенно бандитских шаек, занимавшихся не борьбой с оккупантами, а насилием и грабежом местного населения.

В такой непростой обстановке Штабу партизанского движения и УНКВД приходилось разворачивать партизанскую борьбу.

Тихвинский оперативный пункт

На случай возможной сдачи Ленинграда на не оккупированной восточной территории Ленинградской области, относящейся к району действий Волховского фронта, еще в конце августа 1941 года был сформирован дублирующий аппарат УНКВД ЛО, включающий оперативные, следственное и вспомогательные подразделения. Расположился аппарат в Тихвине, на запасном пункте УНКВД, а следственная часть — в пос. Ефимовский. После того как 8 ноября 1941 г. наши войска оставили город, в поселок был перенесен весь пункт, который, впрочем, через месяц снова вернулся в отбитый у немцев Тихвин. Организация работы по формированию аппарата, его передислокации и выделению участков первоочередной деятельности была поручена майору ГБ М.П. Макарову, назначенному в августе 1941 года заместителем начальника Управления, который имел к началу войны многосторонний опыт чекистской работы.

По прибытии в Тихвин аппарат запасного пункта совместно с областными подразделениями развернул на не оккупированной территории области агентурно-оперативную работу. В число его задач входили борьба с разведкой противника, обеспечение бесперебойной работы промышленных предприятий, предотвращение немецких диверсионных актов на объектах и коммуникациях, выявление распространителей ложных слухов и панических настроений и пресечение их деятельности, обеспечение порядка и спокойствия среди населения.

Поставленные перед Макаровым задачи требовали жесткого кадрового отбора. Он максимально сократил аппарат вспомогательных служб. В течение сентября — октября 1941 года в эвакуацию в Уфу были отправлены 107 человек, не пригодных для работы в этих сложных условиях (около половины из них — женщины), уволены и переданы в РККА 84 сотрудника. В партизанские отряды направлены 42 человека, в истребительные батальоны, которые продолжали действовать на не оккупированной территории, 60 человек.

Вместе с тем Макаров принял жесткие меры в отношении некоторых руководителей, не обеспечивших выполнения поставленных задач. Так, были сняты с работы и понижены в должности начальники Мстинского и Мгинского райотделений Савуляк и Марушков. (В последующем Марушков с положительной стороны проявил себя, находясь в тылу противника в составе одной из партийных групп Ленинградского обкома ВКП (б). За несоответствие задачам военного времени были сняты с работы начальники районных отделов милиции: Крестецкого — Филатов, Хвойнинского — Михайлов, Окуловского — Цветков, Лычковского — Ефимов, Чудовского — Кутуков. В оперативных подразделениях выдвинуты на руководящие должности 16 сотрудников.

Благодаря принятым Макаровым мерам организационного, кадрового и дисциплинарного характера удалось сформировать сильный и работоспособный коллектив, распределить оперативные силы и средства таким образом, чтобы при небольшой численности оперсостава вести работу достаточно результативно. Даже внезапное оставление Тихвина и переезд аппарата в пос. Ефимовское не нарушили четко организованной деятельности оперативных подразделений.

Близость Тихвинского пункта к линии фронта и расположение вне кольца блокады делали его чрезвычайно удобным для организации и руководства работой УНКВД в тылу врага. Этим предстояло заняться оперативной группе 4-го отдела в Тихвине под руководством С.Т. Хорсуна.

Еще до прибытия в Тихвин аппарата Макарова в прифронтовой полосе уже функционировали четыре стационарные оперативные группы — те самые, что упоминаются в сообщении УНКВД от 5 августа. Они создавались для формирования истребительных батальонов, затем взяли на себя функцию создания партизанских отрядов. Вместе с тем каждая из них проводила контрразведывательную работу среди населения. В соответствии с приказом от 25 августа 1941 г. они должны были влиться в состав сформированного 4-го отдела, однако, за исключением группы Алмазова, продолжали существовать вне его, совмещая решение многих чекистских задач. Так, группа Ермилова, расположившаяся южнее Тихвина, замкнула на себя восточные областные подразделения, а сам Ермилов получил статус заместителя Макарова. Группа Устинова размещалась в Чудовском районе, и ее функции были аналогичны ермиловской, со смещением акцента на западные предфронтовые, не оккупированные районы.

Оперативная группа Якушева (последний до того являлся начальником секретно-политического отдела Управления) размещалась южнее озера Ильмень в Новгородском районе и именовалась «опергруппой Старорусского направления». Она осуществляла руководство межрайотделами, райотделами и отделениями, оставшимися на оккупированной территории Ленинградской области, касательно их участия в формировании и деятельности партизанских отрядов (хотя на практике это оказалось трудно реализуемым).

Группа Якушева продолжала свою деятельность до конца 1942 года, когда сотрудники областных подразделений на оккупированной территории приказом начальника Управления были прикомандированы к 4-му отделу (оставаясь при этом в штатах того или иного межрайотдела или райотдела. Эти штаты формально не только существовали, но и корректировались: в случае гибели сотрудника его должность в штатном расписании сразу же заполнялась). След группы Устинова как-то затерялся. Не исключено, что именно к нему относятся данные, касающиеся одного из участников диверсионной группы — Ф.А. Устинова, который со своим напарником Н. Бурлаковым 4 сентября 1943 г. был заброшен в Лужский район с заданием уничтожения Власова[13]. Группа Алмазова, являвшегося ранее начальником 2-го (контрразведывательного) отдела УНКВД, с самого начала была сформирована как подразделение 4-го отдела и выполняла «истребительные» и «партизанские» функции. Неслучайно уже в июне 1942 года он числился одним из заместителей Кожевникова.

Все четыре группы наряду с проведением контрразведывательной работы среди населения, изучали настроения жителей районов, осуществляли проверку людей, из которых формировались партизанские отряды. После появления Тихвинского аппарата они в течение сентября — октября 1941 года имели двойное подчинение: по месту дислокации — Макарову, а структурно по-прежнему подчинялись Управлению. Такая практика существовала до гибели в мае 1942 года Макарова, когда при сохранении группы Якушева на не оккупированной территории были созданы оперативные отделы, в том числе контрразведывательный отдел области, а на их базе — Управление НКВД области, существовавшее параллельно УНКВД города под общим руководством Кубаткина. Областным Управлением руководил Н.К. Иванов.

Появление аппарата Управления в Тихвине позволяло развернуть одновременно в Ленинграде и в восточном районе области совместно с партийными органами масштабную работу по формированию партизанских отрядов (до начала 1942 года УНКВД наряду со штабом партизанского движения отвечало за эту работу) и обеспечить их вывод на оккупированную территорию.

Вместе с аппаратом Макарова в Тихвин прибыла часть оперативного состава 4-го отдела во главе с заместителем начальника отдела Хорсуном, который до конца октября 1941 года находился в подчинении Макарова. Небольшой по численности штат этой группы, порядка 30–35 человек, по аналогии с 4-м отделом Управления был структурно распределен по семи отделениям, и, кроме того, были выделены две группы сотрудников по 3–4 человека для организации работы на создаваемых прифронтовых оперативных пунктах, в функции которых входили подбор и обучение разведчиков, вывод их с разведывательными заданиями в немецкий тыл и прием обратно. В сферу деятельности оперативных пунктов входило также обеспечение вывода оперативных работников с партизанскими отрядами для проведения боевых действий в тылу противника. Там же, в. Тихвине, в составе группы Хорсуна находились начальники 2-го и 3-го отделений 4-го отдела УНКВД М.Ф. Лаврентьев и Райхель, а также заместитель начальника 4-го отделения Л.С. Трухин.

Непосредственно у линии фронта группой Хорсуна были организованы сначала два оперативных пункта по переправке наших разведчиков-маршрутников и партизанских отрядов в немецкий тыл, а затем, с выходом в конце октября группы Хорсуна из подчинения Макарову и ее перебазированием в расположенную ближе к фронту Малую Вишеру — пять пунктов, которые полностью взяли на себя переброску разведчиков и групп по коридорам, образованным при содействии командования частей Северо-Западного фронта. В этих же целях использовался аэродром в пос. Хвойное, где организацией взаимодействия с командованием Северо-Западного, а затем и Волховского фронтов занимался сотрудник 4-го отдела Пинес.

Первый оперпункт Мгинского направления (Шлиссельбург — Тосно) был создан в конце августа 1941 года, второй, Маловишерский (Старая Русса — Новгород) начал действовать несколько позже — в середине сентября. Руководили ими И.В. Авдзейко и Л.С. Трухин.

Сотрудники опергруппы, входившие в состав отделений, а также выделенные для организации работы на оперпунктах, начали с поиска смельчаков из числа подростков и юношей допризывного возраста, а также лиц, имевших по разным причинам отсрочки от призыва в Красную Армию, которые могли быть использованы в качестве разведчиков за линией фронта. При этом обращали особое внимание на такие качества, как сообразительность, умение маскироваться и ориентироваться в новой, незнакомой обстановке.

Одним из таких людей был П.И. Успенский. Свою деятельность разведчика он начал прямо со школьной скамьи. Голодный, плохо одетый подросток с первых дней оккупации неоднократно ходил в одиночном порядке через линию фронта, выполняя сложные разведывательные задания, показав себя стойким, храбрым, инициативным разведчиком. В 1944 году он был зачислен в штаты УНКВД. Напарником Успенского по ходкам в немецкий тыл был В.В. Гаврилов, вдумчивый, умный разведчик[14].

Братья Головенок, Алексей и Александр, как правило, ходили в немецкий тыл в паре. Один из них, Александр, погиб 20 февраля 1942 года в бою при переходе через линию фронта, находясь в составе разведывательной группы, в которую, помимо него, входили его брат Алексей, Гаврилов и Кругов. Их наставником был А.Д. Иванов. Будучи старше по возрасту, он помогал молодым разведчикам советом и личным примером, написал своего рода пособие по разведывательному делу, которое использовалось оперативными работниками при подготовке начинающих разведчиков. Более десяти раз он ходил в немецкий тыл в одиночку и в составе групп, позже использовался в качестве проводника. За проявленное мужество награжден орденом Красного Знамени. А.Д. Иванов погиб смертью храбрых 4 марта 1943 года в составе разведывательно-диверсионной группы «Боевики».

Е.О. Анч — погиб 28 октября 1942 г. при выходе в наш тыл после выполнения задания в составе группы из 5 человек, которой командовал А.Д. Иванов.

Все они, несмотря на отсутствие опыта, рискуя жизнью, начиная с 1941 года, ходили в ближние тылы противника и добывали важные разведывательные сведения о дислокации и перемещениях немецких воинских частей в зоне Шлиссельбург — Шапки — Тосно, получавшие высокую оценку командования 4-й и 54-й армий Северо-Западного фронта.

Разведывательную подготовку на Мгинском и Маловишерском оперпунктах прошли многие разведчики, часть из них стали в последующем командирами разведывательно-диверсионных групп.

Важной составной частью работы оперпунктов было проводимое в тесном контакте с командованием близлежащих воинских частей изучение обстановки на участках фронта, выделение тех из них, которые наиболее подходили для вывода разведчиков в тыл противника. Поначалу разведчиков, а также участников групп готовили непосредственно на переправочных пунктах. Для них отрабатывались задания, намечались маршруты движения после заброски в немецкий тыл, определялись сроки выполнения заданий и пути возвращения обратно. Переброска разведчиков, характер заданий и маршруты согласовывались с Управлением НКВД и с командованием Северо-Западного фронта.

Круг решавшихся на оперпунктах вопросов виден из оперативного отчета, направленного в адрес Хорсуна начальником расположенного в г. Валдай переправочного пункта № 5, капитаном ГБ Боличевым, хотя он и относится к более позднему периоду — отчет написан 3 сентября 1942 года.

«По линии диверсионно-разведывательной работы в тылу противника созданы две боевые группы в количестве 22 человек. Обе полностью укомплектованы, вооружены, прошли необходимую для них подготовку и готовы к выполнению боевых операций.

Выброска групп может на некоторое время задержаться из-за отсутствия радистов, которые на данное время еще проходят подготовку.

Для одной боевой диверсионно-разведывательной группы составлен примерный план действия в тылу противника, который разрабатывался в контакте с разведотделом СЗФ, имея своей целью оказать помощь фронту. Группа должна действовать в тылу противника на железной дороге г. Псков — Струги — Красные и на шоссе г. Псков — Луга.

Намечено, что вторая боевая группа будет действовать на участке железной дороги ст. Дно — Старая Русса.

Указанный участок представляет первостепенный интерес для командования Северо-Западного Фронта. Но с учетом того, что нахождение боевой группы в данном участке сопряжено с трудностями маскировки (недостаточно лесных массивов, густота населенных пунктов и насыщенность немецкими войсками), окончательное решение о плане действий второй группы пока не принято.

Подготовлены к выброске в тыл противника два агента — „Костя“ и „Быстрый“, которые в данное время заканчивают необходимую подготовку (конспирация, изучение режима в тылу, вербовка, связь и другое). Выброска намечена на 10–12 сентября с.г.

Указанные агенты войдут в состав радиофицированной резидентуры, которая создается совместно с разведотделом Сев. Зап. Фронта, имея целью освещение участка — Карамышево, Славковичи, Сошихино, Чихачево и Дедовичи.

В районе Славковичи, уже находятся три агента разведотдела СЗФ это девушки, которые хорошо легализовались, но ввиду затруднений со связью и отсутствия руководства плохо работают. Поэтому имеется в виду послать наших 2-х агентов. При этом агент „Костя“ готовится как резидент. После удачной выброски устанавливает с девушками связь и возглавит всю резидентуру. Для связи им придается одна рация.

Кроме этих двух агентов проходит подготовку как резидент — агент „Учитель“, который будет переброшен в Середкинский район, северо-западнее гор. Пскова.

Кроме указанной агентуры, в Пестовском районе подготовлены к вербовке еще два человека. Возможности их использования в агентурной работе еще не известны ввиду того, что они на пункт еще не прибыли. Кроме этой работы проводится подбор людей для боевых групп, из коих двое уже прибыли.

Возможности дальнейшей работы и контакт с командованием Сев. Зап. Фронта:

В настоящее время с Военным Советом и Разведотделом Северо-Западного Фронта установлен хороший контакт. Член Военного совета дивизионный комиссар ПРОНИН нашим просьбам уделяет достаточное внимание. Дал указание Нач. разведотдела фронта контактировать всю работу с нами и помогать в необходимых случаях.

По его указанию для нашей агентуры, боевых групп от командования фронта получено следующее: медикаменты, оружие, боеприпасы, взрывчатка и обмундирование.

Кроме всего указанного, командование идет на встречу по выброске людей с парашютами на самолетах. Данный вопрос затруднён лишь для выброски больших групп ввиду того, что самолёта „Дуглас“ у них в данное время нет, а самолет „ТБ-3“ не приспособлен, т. к. нет больших кабин. Командование фронта дало распоряжение на получение двух кабин для ТБ-3 и одного „Дугласа“, за ними выехали представители. Получение их ожидается 15 сентября.

После поставки указанной техники эти самолеты будут работать специально для доставки людей в тыл противника.

На сегодняшний день остаётся нерешенным лишь один вопрос. Это питание людей. Военный совет и продовольственный отдел фронта не берут на себя ответственность за питание людей за счет отпуска по их лимитам. Для того, чтобы питать людей, просят предоставить отношение из Прод. Отдела Волховского Фронта об отпуске необходимого количества пайков в счет лимита Волховского Фронта.

При выполнении указанного, питание людей при Северо-Западном Фронте будет обеспечено.

Принимая во внимание, что по всем вопросам, касающимся нашей работы, командование Северо-Западного Фронта идет нам навстречу, и имея в виду стратегичность направления Северо-Западного Фронта, считаю целесообразным на этом участке расширить действенность нашей работы и иметь еще более тесный контакт с командованием Северо-Западного Фронта».

В октябре 1941 года оперативная группа Хорсуна приступила к подбору разведчиков-женщин, которые, находясь в немецком тылу, не так бросались в глаза и поэтому являлись менее уязвимыми. Оперсоставом и лично Хорсуном были подготовлены несколько молодых разведчиц, которые поодиночке или в паре ходили в немецкий тыл.

К их числу относятся подруги П.И. Болотина (1918 г. р.) и А.А. Бузник (1915 г. р.), обе — уроженки Новгородского района. С началом оккупации Ленинградской области они вошли в состав 3-го Новгородского партизанского отряда, где сразу начали выполнять разведывательные задания, проявляя при этом смелость и находчивость, чем и обратили на себя внимание сотрудников 4-го отдела. 16 октября 1941 г. они были отозваны в распоряжение группы Хорсуна и, пройдя специальную подготовку, стали использоваться в разведывательных мероприятиях. Отважные женщины совершили шесть ходок в немецкий тыл. Наиболее значимая разведывательная информация принесена ими из оккупированного немцами Тихвина, куда они были отправлены 12 ноября 1941 г. За два дня женщины сумели собрать достаточно полные разведданные о немецких войсках и местах их размещения с привязкой к конкретным адресам, что было использовано командованием Северо-Западного фронта при освобождении города.

После окончания Отечественной войны стала широко известна деятельность в немецком тылу разведчицы Косткиной, которая более десяти раз выходила на оккупированную территорию Ленинградской области. Однако в конце концов ее выследили немцы, арестовали и после допросов, сопровождавшихся жестокими пытками, расстреляли.

На начальном этапе работы Мгинского оперпункга много усилий в его организацию вложили заместитель начальника отделения 4-го отдела Л.С. Трухин и начальник отделения Тихвинского горотдела Алехин (в 1944 году переведен в УНКГБ Хабаровского края).

На 1 ноября 1941 г. оперработниками Мгинского оперпункга подготовлены и направлены в немецкий тыл пять разведчиков-маршрутников. Ими же приняты из Ленинграда и направлены на оккупированную территорию в сопровождении проводников пять групп в составе:

1. Опергруппа во главе с начальником Дновского райотделения Краюхиным в количестве 10 человек.

2. Опергруппа Нестерова в количестве 7 человек.

3. Боевая группа Шварца в количестве 15 человек.

4. Боевая группа Смыслова в количестве 10 человек.

5. Боевая группа Лебедева в количестве 15 человек.

Не всем из этих групп удавалось в полном объеме выполнить задания. В частности, не до конца справились с ними опергруппа Нестерова и боевая группа Шварца. Из доклада Нестерова по возвращении на базу следовало, что, выйдя в тыл противника, они достигли реки Тигода, где в районе дер. Дубровы обнаружили оцепление противника, после чего возвратились обратно. Однако уже сам факт обнаружения немецких оборонительных порядков заслуживал внимания.

По объяснению Шварца, его группа, направленная в район дер. Шапки для разгрома разместившегося там штаба немецкой воинской части, была обстреляна немецким дозором и, боясь преследования, вернулась 6 ноября в Тихвин.

После провала задания в отношении обеих групп были приняты меры организационного характера. В частности, Нестерова по причине слабого здоровья направили в распоряжение штаба обороны Тихвина, бойцов и радиста вывели в резерв и временно использовали в истребительном батальоне, куда по указанию Военного совета 4-й армии была также влита группа Шварца.

В действиях групп в тылу противника, особенно в первый месяц разведывательных ходок, когда по причине отсутствия опыта подготовка была слабой, многое зависело от смелости и решительности самих командиров.

Так, боевая группа Смыслова, обнаружив у деревни Карбусель передовое немецкое охранение из двух батальонов, не повернула назад, а, наоборот, внезапным нападением разгромила их, уничтожив при этом около 45 солдат. Кроме того, были добыты важные сведения — в частности, об использовании противником железнодорожной линии Будогощь — Мга, а также обнаружена не показанная на карте шоссейная дорога между деревней Карбусель и станцией Малукса, выявлен ряд артиллерийских установок противника в районе дер. Карбусель.

В первой декаде ноября 1941 года Мгинский оперпункт не располагал данными о местонахождении в тылу противника оперативной группы Краюхина и боевой группы Лебедева. Впоследствии стало известно, что первая вышла к месту расположения 2-й партизанской бригады и соединилась с ней. Краюхин включился в работу действовавшего при ней Особого отдела во главе с Н.М. Ивановым. О судьбе второй группы ничего не известно.

Важное место в деятельности 4-го отдела занимала работа Валдайского оперпункта, опиравшегося на помощь Валдайского, Крестецкого и Мстинского райотделов. Благодаря хорошо налаженному взаимодействию в короткие сроки были подобраны и отправлены в тыл противника 40 разведчиков-маршрутников, из которых обратно возвратились около половины. Объясняется это несколькими причинами. Разведчики подбирались в сжатые, как того требовала обстановка, сроки и без достаточно глубокого изучения. Некоторые из тех, кто имел родственников или семьи в немецком тылу, перейдя линию фронта, разошлись по домам. Другие оказывались в гражданских лагерях — немцы в соответствии с установленным режимом оставляли в прифронтовой зоне только коренных жителей, а всех пришлых задерживали и направляли в более глубокий тыл, размещая их для проверки в лагерях. Связь с такими разведчиками утрачивалась.

Зато сведения, поступавшие от возвратившихся, имели важное значение, так как помогали составить правильный прогноз намерений немецкого командования и позволяли проводить точечные операции по разгрому немецких воинских частей и вспомогательных объектов. Такую информацию Ленинградского управления обком ВКП(б), командование Ленинградского и Северо-Западного фронтов получали по несколько раз в сутки.

В конце октября 1941 года опергруппа 4-го отдела пополнилась оперативными работниками из областных подразделений, благодаря чему на восточной, не оккупированной территории было организовано еще три оперпункта: Дрегельский с направлением деятельности Чудово — Кириши, Тихвинский с направлением Кириши — правый берег реки Волхов и Оятский с направлением Лодейное Поле — Подпорожье — Вознесенье.

Дрегельским оперпунктом подготовлены и направлены в тыл противника, в район Будогощь — Оскуй — Кукуй 6 разведчиков-маршрутников. Этим же оперпунктом в район Будогощь — Оскуй выведена прибывшая из Ленинграда боевая группа Шлома.

За сентябрь — октябрь 1941 года Тихвинским пунктом подготовлены и переправлены в тыл противника, в район станций Черепанино, Ругуй, Хандера 8 разведчиков-маршрутников. Боевая группа А. Иванова в количестве 15 человек, снабженная продовольствием и оружием, была направлена на более длительный срок для проведения боевых операций в районе Черенцово — Чемыхино.

Однако группе Хорсуна не удавалось из Тихвина обеспечить слаженное взаимодействие с Оятским и Валдайским оперпунктами по причине их отдаленности и отсутствия радиосвязи с ними. Управление не имело в наличии нужного количества радиостанций. Особенно тяжело это сказывалось на работе разведывательно-диверсионных групп в тылу противника. Собранная ими информация «зависала», а будучи переданной позже, теряла свою актуальность. Поэтому на начальном этапе названные оперпункты действовали, в основном, самостоятельно, и результаты их работы выпали из поля зрения руководителей 4-го отдела.

Кроме работы, которую проводили оперпункты, непосредственно в Тихвине разведотделом были подготовлены для решения разноплановых задач 11 разведчиков-маршрутников.

Четверо из них, в число которых вошли три связника из группы Нестерова, были направлены в тыл противника для установления и поддержания регулярной радиосвязи с Киришским партизанским отрядом, который в то время перешел с левого берега реки Волхов на правый для проведения боевых операций в районе Кукуйской дачи — дороги Пчевжа — Ругуй, Пчевжа — Мотохово. В задачу четвертого разведчика входило, помимо поддержания связи с отрядом, создание разведывательной резидентуры в немецком тылу, способной следовать за линией фронта по мере продвижения противника в глубь области.

В связи с углублением немецких войск в Чудовский район и захватом станции Чудово в группу Хорсуна поступило пополнение, включавшее сотрудников Чудовского райотдела НКВД и отдела милиции. Из их числа были созданы три боевые группы под командованием начальника райотдела А.И. Шведчикова, старшего оперуполномоченного Иванова и начальника отдела милиции Андреева. Две последние группы в связи с непосредственной угрозой Тихвину были переданы в распоряжение штаба обороны города, а в последующем отправлены за линию фронта, где занимались созданием партизанских отрядов.

Группа Шведчикова была направлена в тыл противника через Будогощь для проведения операций в районе Оскуй — Грузино. В ее задачу также входило восстановление связи с нашей агентурой, оставленной на оседание, создание резидентуры для ведения разведывательной и диверсионной работы. В последующем он как командир отряда вошел в состав 2-й партизанской бригады[15].

Кроме вышеназванной деятельности, уже на начальном этапе работы опергруппы 4-го отдела в Тихвине отрабатывалось взаимодействие с обкомом ВКП(б) по включению оперативных сотрудников в состав партийных групп.

Первые итоги

Сама обстановка выделяла из среды чекистов сотрудников, в большей степени пригодных для работы в тылу врага, и в этом отношении важное значение приобретала каждая ходка в тыл противника. Есть много примеров, когда оперработники, не имея специальной подготовки, успешно справлялись с заданием.

Мы уже приводили отчет следователя следственной части Н.И. Иванова, который оставил емкое и красноречивое описание первых недель борьбы за линией фронта. Во второй раз Николай Иванович был направлен в немецкий тыл в составе партийной группы Ленинградского обкома ВКП(б) во главе с Тарасовым, которая действовала в Красногвардейском, Оредежском и Слуцком районах в период с 14 января по 15 марта 1943 года[16]. Тяжелораненый, он оказался одним из двоих членов группы, вышедших в наш тыл.

Однако расчет на то, что направленный в тыл противника оперработник сразу проникнет в интересующую нас среду и сможет решить на месте поставленные задачи, оправдывался далеко не всегда. В этом сотрудники 4-го отдела убедились довольно быстро. Именно в результате ошибочного решения погиб старший оперуполномоченный Плюсского райотдела, лейтенант госбезопасности И.Г. Гаренко (1906 г. р.). 15 августа 1941 года он в составе разведывательной группы из трех человек был отправлен в немецкий тыл для налаживания связи с партизанским отрядом, действовавшим в Струго-Красненском районе. В сентябре 1941 года Гаренко, поскольку рация вышла из строя, отправил приданного ему радиста в Ленинград, а сам остался в Плюсском районе, ожидая его возвращения, и в результате погиб, так и не выполнив задания. Другие разведчики в подобных случаях создавали из бродивших в лесах солдат Красной Армии боевые группы, находили оружие и боролись с оккупантами, в дальнейшем присоединяясь к партизанским отрядам.

Несмотря на самые замечательные личные качества, подготовку (или, грубо говоря, наработанные штампы для применения в конкретных ситуациях) ничем заменить не возможно. А они появляются только по ходу обобщения практики деятельности в тылу противника и потерь в ходе этой деятельности.

В этом отношении несомненный интерес и особую ценность представляли отчеты оперативных работников о проведенных операциях и содержащиеся в них рекомендации, по существу, наставления по разведывательной деятельности в немецком тылу. Наиболее содержательные и поучительные отчеты в тот период были представлены сотрудниками 4-го отдела В.И. Власовым и И.Н. Никуличевым, принимавшими участие в работе на оперпунктах и в тылу противника, начиная с июля 1941 года, то есть в самый сложный начальный период противоборства с германскими спецслужбами.

Например, Власов, исходя из своего личного первоначального опыта, отмечал, что борьба разведывательно-диверсионных групп, разведчиков-одиночек, партизанская борьба в целом — это такой вид противоборства, «в котором от каждого командира, бойца и особенно чекиста требуются такие качества, которые необязательны для военнослужащих Красной Армии. Каждый должен иметь, прежде всего, хорошее зрение, особый слух, здоровые ноги и находчивость. Особое внимание при подготовке лиц, идущих в тыл врага, должно быть обращено на умение командира и бойца, и особенно чекиста пользоваться компасом и уменье читать карту. Это настолько необходимо в партизанских условиях — как питание или боеприпасы.

Чекист при себе должен иметь автомат и пистолет, желательно русский, одного калибра, компас, карты всей зоны действий.

В ранце сотрудника должно быть питание, по возможности одна пара белья, полотенце, запасные носки или портянки, бритва или прибор, мыло, два-три носовых платка, табак, средства добывания огня, ложка, кружка, карманный нож или финка, нитки, иголка, обязательно масленка с маслом для оружия».

Никуличев, до войны работавший в МГБ Эстонии в гор. Пярну, имел опыт борьбы с эстонскими бандформированиями, благодаря чему был лучше подготовлен к разведывательно-диверсионной деятельности, чем другие сотрудники 4-го отдела. Именно по этой причине, как он отмечает, по прибытии из Таллина в Ленинград его сразу стали использовать на переправах боевых, диверсионных и разведывательных групп, а также разведчиков-одиночек в тыл противника.

В качестве примера он приводит разработанную им операцию по переправе удачно подобранной группы из трех человек с правильно отработанной легендой.

«Числа 8 октября 1941 года у железнодорожного моста, ниже Невской Дубровки мне нужно было переправить через Неву трех разведчиков с задачей установления немецких объектов на ст. Мга. Были смелые две девушки и один одноглазый парень. Но перебраться через Неву, с ее бурным течением, когда противоположный берег занимался немцами, с их сильной огневой обороной, когда каждые 10 минут взлетали в воздух ракеты, освещавшие поверхность Невы, было невозможно без соответствующего риска.

Двое суток я с этими разведчиками сидел в траншеях на нашем берегу и изучал, где установлены немецкие пулеметы, где стоят посты, что и когда делают солдаты. И только на третью ночь, более темную и ветреную, чем другие, мы подтащили лодку к воде, привязали к ней телефонный провод с тем, что если лодка будет разбита на середине реки, мы вытащим тонущих обратно на свой берег, а если она достигнет немецкого берега, то конец провода будет отвязан, и мы уберем его к себе. В полночь, усадив разведчиков в лодку, я отправил их через реку. Когда лодка достигла середины реки, от немцев взвилась ракета, потом вторая и третья. По лодке в сторону нашего берега били все немецкие пулеметы, установленные на этом участке обороны. Из лодки слышны были душераздирающие крики, но там еще не тонули и продолжали грести вперед. Наконец, немцы прекратили огонь. Лодка подходила к берегу. Одна девушка плакала, парень кричал: „Спасите. Мы к вам!“ (Так было отработано.) Немцы, встречая лодку, кричали: „Хальт, хальт!“ Я вытащил на свой берег телефонный провод.

Правильная легенда помогла разведчикам через два дня освободиться от немецкого допроса, и они ушли выполнять задание на ст. Мгу».

Вскоре после этой операции Никуличева перевели из основного состава 4-го отдела, оставшегося в блокадном Ленинграде, в Малую Вишеру, в оперативную группу Хорсуна, и он приступил к работе на оперпункте в Киришах.

Мы уже упоминали про краткое пособие, которое составил А.Д. Иванов, суммируя опыт первых ходок в тыл врага. Теперь настало время его привести.

«Передвижение в тылу противника

Направляющий, ведя группу, наблюдает вперед на случай встречи с противником; ему в помощь выделяются 2 бойца — один наблюдает вправо по движению, другой — влево; замыкающий наблюдает за тылом.

Командир группы может вести группу или наблюдать за правильностью движения по маршруту.

Движение одиночек и малочисленных групп может быть по тропам, не оставляя следов. Где сухие места, надо идти около троп.

Переход дорог осуществлять рассредоточено в обратном направлении, а если не отпечатываются следы, то и по направлению движения.

При переходе дорог нужно предварительно высылать разведку на расстояние зрительной связи.

Выбор места для базы в тылу врага

Выбранное место для базы не должно отличаться от всей местности; на болотистых местах — кромка болота; на сухом месте — с частыми зарослями (при подходах посторонних создают шум, что дает возможность приготовиться к возможному бою) подальше от троп.

Подход к базе нужно осуществлять рассредоточено, чтобы не проминать землю и не оставлять следов, подходить к базе с сухого места.

Костры жечь вечером с наступлением сумерек (можно и ночью при наличии палатки, прикрывающей огонь) и утром до наступления полного рассвета.

Заготовка дров должна быть перед наступлением темноты за 10–15 минут, на целые сутки, чтобы в дальнейшем не делать шума.

На базе разговаривать полушепотом, кашлять, прижав руку ко рту или закрыв рот шапкой.

Если нет надобности двигаться ночью, то останавливаться на ночлег перед наступлением темноты, чтобы заготовить дров, воды.

Сразу же выставить на все четыре стороны на расстоянии от места ночлега 200–300 метров дозоры и установить порядок их смены.

Если ночь темна и поблизости нет населенных пунктов или расположения противника и к тому же не разжигается костер, то дозор не выставляется, ограничившись одним дневальным на месте.

Переход линии фронта из тыла противника

Изучив по карте место предполагаемого выхода из тыла противника и не доходя до линии фронта 2-х — 3-х километров группа в лесистой или болотистой местности располагается на целый день для наблюдения.

С наступлением сумерек — подходить к линии обороны, определить по выстрелам воюющих сторон расстояние между нашими и вражескими частями (нейтральную зону), продвинуться в середину нейтральной зоны. При обстрелах — стрельбой не отвечать.

Стараться по нейтральной зоне продвигаться кустарниками, по воде или сырыми местами, т. е. местами, где меньше всего можно встретить минные поля.

У проволочного заграждения, при отсутствии стрельбы или когда противником ведется неприцельный огонь, один из бойцов нагибается, на него встает второй боец и пролезает заграждение на колах-столбах, затем другие бойцы. Первые, преодолевшие заграждение готовят проход оставшемуся за заграждением бойцу. После перехода заграждения и приблизившись к нашей обороне — выслать одного или двух разведчиков вперед (чтобы избежать внезапных ненужных потерь), которые голосами предупреждают, чтобы не стреляли.

В случае если там окажутся немцы — разведчики отходят, а группа, оттянувшись, ожидает их приближения.

Ночь для выхода из тыла противника должна быть не очень темной, но лучше всего ветреной — в таких случаях не слышно передвижения бойцов к линии фронта.

Направляющий, ведя группу, наблюдает вперед на случай встречи с противником; ему в помощь выделяются 2 бойца — один вправо по движению, другой — влево; замыкающий наблюдает за тылами.

Командир группы может вести группу или наблюдать за правильностью движения по маршруту».

Конечно, эта «памятка диверсанта» недостаточна для по-настоящему серьезной работы в тылу врага, но она по крайней мере показывает типичные ошибки, которые делали неопытные и неподготовленные участники разведывательно-диверсионных групп.

Как обстановка в немецком тылу, так и накопленный опыт разведывательной и диверсионной деятельности 4-го отдела настоятельно требовали организации по-настоящему серьезной подготовки разведчиков, которая осуществлялась бы с учетом оперативной обстановки на предполагаемой территории их заброски.

Первая разведшкола 4-го отдела благодаря личным усилиям Кожевникова была открыта в сентябре 1941 года на побережье Финского залива, в Лисьем Носу. Годом позже, в ноябре 1942 года, когда первая школа уже не могла обеспечить потребность в кадрах, была открыта вторая — в пос. Боровичи, недалеко от Малой Вишеры.

С началом войны на Малой Охте работала школа 2-го спецотдела по переподготовке радистов. С сентября 1941 года на 16-й линии Васильевского острова готовила разведчиков для заброски в немецкий тыл еще одна школа, созданная по линии контрразведки. В этот же период в Выборгском районе находилась школа УНКВД по подготовке радистов, зашифрованная под военно-морскую.

Ретроспективно видно, что Ленинградскому управлению в интересах соблюдения конспирации обучающихся разведчиков следовало бы иметь еще одну-две школы. Там можно было бы отдельно готовить разведчиков из ненадежных контингентов: тех, кто побывал в плену у немцев, из числа выходцев из Прибалтики и в отдельных случаях из числа явившихся с повинной немецких разведчиков. Для этого требовался хорошо подготовленный преподавательский состав, которого в то время просто не было. До появления школ подготовкой разведчиков занимались сотрудники 4-го отдела непосредственно на оперпунктах на основе опыта, приобретенного в немецком тылу.

Среди многих сотрудников областных подразделений Управления, которые внесли существенный личный вклад в развитие партизанского движения, заслуживает особого упоминания старший оперуполномоченный Островского межрайотдела В.И. Власов (1905 г. р.) — тот самый, который дал такую яркую картину первых дней войны в городе Остров. После эвакуации из занятого немцами Острова в Старую Руссу он, как знающий шифровальное дело, был назначен шифровальщиком межрайотдела и пробыл на этой работе до 28 июля 1941 г. 1 августа он был зачислен уполномоченным УНКВД ЛО в партизанский отряд «Пламя», в котором пробыл до ноября 1941 года. Отряд был организован в поселке Поддорье Славковичского района, что недалеко от границы с Калининской областью. На тот период это была свободная зона советской власти, где немцев не было, так как они устремились в сторону Ленинграда. Первоначальная численность отряда составляла 40 человек. В него вошли секретари райкома, председатель исполкома, его заместители, колхозники.

«Сбор проходил следующим образом. Весь личный состав применял всевозможные приемы по своей маскировке: надевали крестьянскую одежду, оставляя все то, что в какой-то степени давало повод к опознанию, перестали бриться, в отдельных случаях срезали даже пуговицы с карманов, если они указывали на воинскую принадлежность. Делалось это с целью замаскироваться даже от населения, чтобы никто не мог распознать в нас партизан.

Окончательно сборы отряда „Пламя“ были завершены 10 августа, а 12 августа 1941 года нас на автомашинах доставили в дер. Вязовка Дедовичского района для переброски уже через линию фронта.

Армейское командование в Поддорье выделило нам старшего лейтенанта — разведчика, который должен был перевести нас через линию фронта. Но за 10–12 км до нее он показал направление и сказал: „Вот этим лесом пойдете, а там дальше сами увидите“. На этом его миссия была закончена, он сел в машину и уехал обратно в Поддорье».

Этот случай в практике партизанских отрядов и разведывательно-диверсионных групп, выходивших в немецкий тыл в сопровождении проводника, к сожалению, не является единичным. Командиры воспринимали такую ситуацию как должное и не высказывали недовольства, удовлетворяясь тем, что их подвели за несколько километров к линии фронта и показали направление дальнейшего движения.

Перед отправкой в немецкий тыл на оперпункте Власова инструктировал начальник отделения Тихвинского горотдела Алехин, прикомандированный к 4-му отделу. Напутствуя, Алехин говорил, что «по прибытии на место к нам будут приходить связные, от них мы получим новые указания, они заберут у нас материалы, чего в действительности не было. Никакие связные к нам не приходили, да и быть этого не могло, так как условия, в которые мы попали в Славковическом районе, никак не способствовали этому».

Конечно же, не вина Алехина, что данные им установки не были реализованы. Сотрудники 4-го отдела искренне хотели бы наладить устойчивую связь с оперативными работниками, действовавшими в немецком тылу, но не было отработанных схем поддержания такой связи, всему приходилось учиться на ходу, расплачиваясь неудачами операций и жизнями людей.

Даже переброска отряда в немецкий тыл, начавшись со сбоя, так же и продолжилась.

«12 августа 1941 года, пробыв в дер. Вязовка двое суток, двинулись в путь. Перейдя реку Полисть около дер. Серболово (это был один из опорных пунктов в защите партизанского края. — Авт.), сразу же вышли на неверный путь, ходили по лесу целый день. Пришлось вернуться обратно на исходные позиции.

Люди сильно устали, это сразу заставило многих партизан пересмотреть свои сумки и кое-что выбросить. Первый партизанский ночлег был в лесу, около бараков Серболовского лесопункта. В это время в зоне Серболовских лесов находилась одна из кавалерийских частей Красной Армии, которую усиленно бомбили немецкие самолеты.

На следующее утро мы увидели первые жертвы войны: трупы убитых людей, лошадей, ломаные и разбитые тачанки и повозки. Все это, бесспорно, отразилось на настроении партизан. Отряд далее пробирался очень осторожно, предполагая каждую минуту встретить врага. Однако прошло двое суток, а немца встретить так и не удалось.

На третий день, примерно, 15 августа в зоне дер. Зеленый Клин Дедовичского района встретили особый партизанский отряд легендарного командира Савченко, который, ознакомившись с нашими планами, ввел нас в курс боевой обстановки, рассказал подробно, где находятся немцы. Оказалось, что мы уже в тылу врага. С его слов, в том направлении, где нам надо идти, немецких гарнизонов нет, а есть только отдельные группы, контролирующие дороги и сопровождающие обозы.

Таким образом, побеседовав с Савченко около часа, мы вошли в курс боевой обстановки значительно больше, чем нам растолковывали несколько дней у нас в тылу. После беседы с Савченко мы успели пройти не более двух километров, как услышали шум мотора мотоцикла, а через несколько минут впереди нас за 300–400 метров показались две немецкие автомашины и несколько мотоциклов, с которыми бойцы отряда Савченко уже начали перестрелку и убили несколько немецких мотоциклистов. Затем, встретившись с нами, рассказали о только что проведенной операции. С собой они несли одного раненого партизана. Наша медсестра сделала ему перевязку. Под впечатлением первого боевого крещения мы остановились на дневку. На следующую ночь отряд усиленно стал продвигаться к месту боевого назначения в Славковичский район, куда прибыли 23 августа, остановились у совхоза „Ломы“. За время последующего продвижения никаких особых происшествий не было».

С дисциплиной тоже оказались проблемы — те самые, которых старался избежать Копылов, подбирая руководителей, исходя не из партийных постов, а из личных и деловых качеств. Тем более что народ оказался не готов к истинному уровню жестокости оккупантов.

«В партизанском отряде „Пламя“, возглавлявшимся командиром — вторым секретарем Славковичского райкома ВКП (б) и комиссаром — первым секретарем, кадровых военных специалистов не было. Многие из отряда имели семьи, оставшиеся в районе, занятом немцами, что отрицательно влияло на ход боевых операций. Нередки были случаи, когда намечалась операция на каком-то участке и обязательно находился кто-нибудь из партизан, у которого там или поблизости проживали родственники. Он начинал переживать, что, если мы проведем операцию, то его родственников немцы уничтожат. Таким образом, операции срывались. К тому времени в каждой деревне района были вывешены приказы и приказания немецкого командования с угрозами расстрела за содействие в укрытии проходящих красноармейцев или партизан.

Немцы за короткий срок успели запугать население, которое стало настороженно относиться к лицам, появляющимся в деревнях.

Ввиду того, что в это время по немецкому тылу проходило много всевозможных окруженцев, военнопленных, тех, кто в этой местности был неизвестен, нам удавалось выдавать себя за разных лиц, тем самым скрывать свою партизанскую принадлежность. В таких условиях мы доставали себе питание, встречали нужных людей, восстанавливали с ними связь.

Имел место случай, когда я пришел к одному из агентов в колхозе „1-ый Май“ Сошихинского района, он не только не согласился со мной работать, а вообще не стал разговаривать и ушел в дом. В таких случаях возможно предательство».

В июне — июле 1941 года в Новгородском районе Ленинградской области, куда следовал отряд «Пламя», создавался партизанский край. Важно было знать настроения местных жителей, с тем чтобы правильно построить работу с ними. Это также входило в обязанности как Власова, так и всех других оперативных работников в партизанских отрядах — бригадах.

Касаясь своей работы среди местного населения, Власов подмечает ряд нюансов, которые, безусловно, следовало учитывать, исходя даже из интересов личной безопасности. Немаловажным обстоятельством являлось то, что «население партизанского края боялось вести разговоры с незнакомыми людьми на виду у односельчан. Следовательно, если необходимо встретиться и завербовать того или иного человека, нужно организовать встречу с ним так, чтобы никому не было известно о ней. В большинстве случаев человек соглашался работать.

Завербовать агента в тылу врага (речь идет о глубинных районах, таких, как Уторгошский, Дновский, Порховский, Островский и других южных районах. — Авт.) — это довольно сложное дело. Во-первых, потому, что не имеешь возможности намеченного человека хорошо проверить. Во-вторых, где гарантия, что он не работает на немцев. В-третьих, есть большое опасение, что он может на вербовку не пойти и сообщить о вербовочном подходе немцам.

На вербовку лучше всего шли люди, которые по ряду причин имели возможность перемещаться на более или менее дальние расстояния. Такими в районе могли быть любители всевозможных менок, переселенцы, побирашки, отдельные старосты и т. д. Мною использовались также лица преклонного возраста и молодежь по той причине, что все население от 12 до 65 лет по приказам немцев должно находиться на трудовых работах и если появлялся незнакомый человек трудоспособного возраста, он сразу же вызывал подозрение, а, следовательно, была большая опасность провала. Из таких категорий у меня были агенты в Белебелковском районе; в Гусево — зимой 1941–1942 года он часто ездил во Псков за солью, а потом ее менял по деревням на хлеб; староста в дер. Еремкино, один молодой парень в дер. Фокино.

С учетом того, что отряд „Пламя“ был немногочисленный (всего 40 человек) и с большой партийной прослойкой, не требовалось его углубленное агентурное обслуживание, то есть выявлять, возможно, проникшую в него агентуру противника. Поэтому основное внимание было уделено вербовке агентуры из местных жителей и немецкой администрации, а также восстановлению связи с оставленной на оседание агентурой.

Как только отряд прибыл в район дислокации, командование стало направлять бойцов в разные сельские советы для ознакомления с обстановкой, я же этих партизан использовал, чтобы узнать, проживают ли в тех сельских советах интересующие меня лица (агентура), и я таким образом восстанавливал связь.

Вообще же, чтобы связаться с агентом, использовался следующий прием: внешне подделываешься под безобидного крестьянина, с котомкой за плечами или какой-нибудь сумочкой в руках идешь по нужной деревне, у одних просишь хлеба, у других напиться воды, а в нужном доме под каким-либо благовидным предлогом постараешься задержаться и дождаться нужного человека. После нескольких слов в большинстве случаев друг друга узнавали, с этого момента восстанавливалась связь. За время пребывания в районе я связался с ранее мне знакомой агентурой в деревнях Стволово, Климово, Сонино, Смыкалово, в колхозе „1-ый Май“ Сошихинского района, в Козловичах, в Жуково и т. д.

Последующие встречи с агентурой приходилось проводить большей частью в лесу. Договаривались так, что агент в назначенный день под предлогом поездки за дровами, выезжает в условное место и там передает собранные данные.

После того, как мною была восстановлена связь с рядом лиц из числа знакомой мне агентуры, я сразу же последнюю стал ориентировать на добывание нужной мне военной информации. Агентов посылал в города Псков, Остров, Славковичи, откуда они приносили довольно интересные данные о дислокации воинских частей, особенно о наличии и месторасположении всевозможных складов и аэродромов. Получаемые сведения передавал в штаб 2-й партизанской бригады.

Особенностью выявления предателей было то, что я не имел возможности их лично уничтожать. Кроме того, опасался носить при себе их список, поэтому агентура ориентировалась на учет всех подозрительных на предательство лиц, а при встрече забирал у агентов эту информацию».

Конечно, не только Власов, но и другие оперативные работники, находившиеся в партизанских отрядах, полках, бригадах, решали широкий круг задач, но в его отчете с наибольшей полнотой отражены методы проводимой контрразведывательной работы. К примеру, он пишет: «Как я получал требуемые сведения, будучи в Славковичском районе. Немцы, как правило, первое время своего пребывания в большинстве случаев на должности старост ставили бывших председателей колхозов. Я и командование отряда стали использовать это обстоятельство, так как большинство старост нам были ранее знакомы. Как только немцы собирались проводить в жизнь то или иное мероприятие, от этих старост мы уже имели информацию и соответственно намечали, что нам предпринять.

Таким образом, многие немецкие старосты по существу были нашими агентами. В ряде колхозов и деревень и по настоящее время старостами или какими-либо другими руководителями у немцев остались бывшие председатели колхозов. Поэтому осторожно, но некоторых из них можно использовать, как мы это делали в Дновском районе. Ряд старост этого района работали с ними до последнего времени. Следует при этом учитывать, что в последнее время особенно в деревнях и районах, близлежащих к Партизанскому краю, старост как предателей часто убивали партизаны, а если они помогали партизанам, то их снимали или расстреливали немцы. Следовательно, в этих деревнях к старостам надо относиться особенно осторожно, даже в тех случаях, если с ними был знаком раньше.

В практике работы часто приходилось использовать получение интересных сведений от случайно проходивших жителей или военнопленных, которые подчас давали очень ценные материалы».

В 20-х числах октября отряд ушел из Сошихинского и Славковичского районов в партизанский край. Там он был реорганизован и объединился с более крупным отрядом, а Власова назначили на оперативную работу на сборном пункте 1 в пос. Белебелка. Там был организован отряд «Ворошиловец», сформированный из военнопленных, бежавших из немецких лагерей, и Власов принял его в оперативное обслуживание. Работа сразу стала на порядок сложнее, поскольку среди беглецов могли и даже должны были быть немецкие агенты, завербованные и заброшенные к партизанам.

«В отряде „Ворошиловец“ возникли новые задачи, так как контингент партизан был из военнопленных, то есть лиц, побывавших уже в лапах немцев.

Особое внимание было обращено на усиление агентурного обеспечения отряда. За время пребывания в „Ворошиловце“ мною завершено дело на 2-х человек по бандитизму, которые ночью сбежали из отряда и ограбили одну крестьянскую семью. Вскрыто агентурой несколько случаев намечавшегося дезертирства».

Однако обязанности оперативного работника далеко не ограничивались внутренней контрразведкой. Они были гораздо обширнее.

«В зоне партизанского края вербовку агентуры среди населения было проводить гораздо легче, чем в тылу врага (имеются в виду вышеназванные районы. — Авт.). Здесь просто знакомишься с человеком, обрабатываешь его, получаешь о нем сведения от колхозного актива и другим путем, и если считаешь, что человек подходит, его вербуешь.

Оперативный работник отряда, полка и бригады по существу является равноправным членом штаба подразделения, в обязанности которого, кроме агентурной работы, входит и участие в разработке плана подготовляемых операций. Поэтому он должен всегда хорошо изучать участок предполагаемых оперативных действий отряда, знать его не только через агентуру, но желательно изучить самому лично, что это за объект, какие к нему подходы и отходы, рельеф местности и т. д.

Это нужно смотреть лично. Тем самым помогаешь командиру лучше разработать план, а, следовательно, способствуешь успеху операции. Ведь были случаи, когда операции готовились всего за три-четыре часа, без воинской агентурной разведки. Как правило, такие операции заканчивались плачевно, как это было у деревни Станки и Тарасово в Станковском и Дедовичском районах.

Только заблаговременно хорошо разработанная агентурой и войсковой разведкой разведывательная операция может быть хорошо проведена и иметь перспективу на успех.

В силу того, что в условиях вражеского тыла слово чекиста подчас бывает решающим, поэтому крайне желательно, чтобы прежде, чем посылать сотрудника в тот или другой отряд, надо познакомиться, что там за командование, исходя из этого, посылать соответствующего сотрудника, который бы не просто занимал место, а мог действительно помогать командованию в работе.

Только тогда, когда оперработник в подразделении будет соответствующим — не попадет под влияние командира или комиссара, он сможет хорошо выполнять порученное дело и пользоваться надлежащим авторитетом».

В практике имели место случаи, когда командиры игнорировали оперативный состав, не обращали внимания на их замечания и не считались с их мнением.

Завершая изложение работы, проведенной в немецком тылу, Власов отметил достижения партизанского сопротивления, но вместе с тем рассказал и о печальных последствиях первой немецкой карательной экспедиции.

«В конце 1941 года в зоне Поддорского, Белебелковского, Дедовичского и Ашевского районов, в зоне партизанского края немецких гарнизонов не было. Там были организованы оргтройки советской власти, которые стали проводить мероприятия по советским законам.

Партизанские силы росли с каждым днем, поэтому жизнь вообще и агентурная работа, в частности, шли нормальным чередом, но это продолжалось недолго. 30.11.1941 года в зону партизанского края со всех сторон одновременно — от Поддорья, Белебелки, Болота, Славковичей, Чихаево пошли немецкие танки, танкетки, автомашины, конница, пехота и самолеты.

Так началась первая экспедиция немцев по борьбе с партизанским краем.

Партизаны были не в силах оказать немцам какое-либо серьезное сопротивление. Они ушли в глубокие леса и болота, где находились около 15 дней.

За эти 15 дней немцы сожгли 39 деревень. Большое число людей расстреляли или повесили.

Хотя немцы пробыли в крае всего несколько дней, они успели насадить и оставить своих людей в отдельных деревнях и колхозах, поэтому, когда партизаны вернулись в край, они столкнулись с предателями и бандитами.

Так, мною была вскрыта бандитская группировка из трех человек в дер. Ерзовка Белебелковского района. Это семья Николаевых, которая поймана и уничтожена. Вскрыт предатель Голубев. Всего за время пребывания в партизанском отряде „Ворошиловец“ было вскрыто и уничтожено 6 предателей.

За период партизанской деятельности мною проведено следствие на 9 человек, это были в основном дезертиры. Из числа местных жителей вскрыто и уничтожено около 30 предателей и пособников, расстреляно без суда и следствия около 50 лиц, в основном бандиты, захваченные входе операции. Из них два немца».

Итоги деятельности партизан с июля по декабрь 1941 года выглядят довольно внушительно. Ими были уничтожены свыше 11 тысяч немецких солдат и офицеров; совершено крушение 64 эшелонов с живой силой и техникой; взорвано 116 складов боеприпасов и продовольствия, 294 железнодорожных и шоссейных моста; подорвано 1492 грузовых и легковых автомашины, 67 танков, 25 бронемашин, 35 орудий, пулеметов и минометов, подожжено 72 самолета, разгромлено 8 штабов немецких гарнизонов. Урон был настолько большой, что немцы в декабре 1941 года предприняли против партизан мощнейшую карательную экспедицию с использованием войсковых частей, с применением легкой и тяжелой техники, артиллерии и авиации. В результате находившиеся на оккупированной территории партизанские отряды общей численностью порядка 12 тысяч человек были рассеяны, а созданные к тому времени первые четыре партизанские бригады оттеснены вглубь и в стороны от партизанского края, к болотам, куда немцы не рискнули пойти. Зато они попытались лишить партизан поддержки со стороны местного населения, ударив в нарушение всех международных конвенций по мирным жителям.

К концу 1941 года обстановка для ведения партизанской борьбы крайне усложнилась: личный состав отрядов ощущал недостаток в продовольствии, боеприпасах, обмундировании. Связь с местным населением затруднялась тем, что к зиме в населенных пунктах в большом количестве стали располагаться немецкие войска, были усилены гарнизоны, ужесточился режим для местного населения. 3-я и 4-я партизанские бригады ушли в глубокий немецкий тыл и частично были рассеяны. Партизанские отряды, не имевшие заранее подготовленных продовольственных баз, боеприпасов, зимней одежды, были вынуждены выйти в советский тыл, после чего они прикомандировывались, как правило, к Маловишерской оперативной группе 4-го отдела. Оставшиеся в немецком тылу партизанские формирования нуждались в пополнении численного состава, обеспечении оружием, боеприпасами и продовольствием. Назрела необходимость пересмотра и доктрины партизанского движения, а в этой связи места и роли в нем Ленинградского управления.

1942 г Разведчики и партизаны

1941 год был годом становления партизанского движения в условиях современной войны. На практике многое оказалось не так, как мыслилось в предвоенный период. Предстояло по-новому осмыслить его задачи, функции, возможности.

Теперь, когда окончательно стало ясно, что война не закончится не только в ближайшие несколько месяцев, но и в ближайшие годы, фронт за линией фронта становился очень важным направлением работы как для армейского командования, так и для НКВД.

В соответствии с приказом № 00145 от 18 января 1942 года было образовано 4-е Управление НКВД во главе с Павлом Судоплатовым. Обязанностью вновь созданного управления, как говорилось в приказе, стали «проведение специальной работы в тылу противника, а также организация и осуществление мероприятий по выводу из строя и уничтожению промышленных предприятий и других важнейших сооружений на территории, угрожаемой противником». 4-й отдел Управления НКВД ЛO становился линейно подчиненным 4-му Управлению.

К «специальной работе» относилось, в частности, создание резидентур в крупных населенных пунктах, таких, как Псков, Порхов, Остров. Выпадал из этого ряда Красногвардейск (Гатчина), где сложилась исключительно сложная ситуация. Германским разведывательным и контрразведывательным службам удалось создать в Гатчинском районе разветвленную агентурно-осведомительную сеть и с ее помощью надежно контролировать обстановку.

Другой, не менее важной задачей являлось агентурное проникновение в немецкие спецслужбы и их формирования, а также в созданные оккупантами административные органы. Остро стояла задача дезорганизации вражеского тыла, для чего требовалось ускорить подготовку и заброску через линию фронта разведывательно-диверсионных групп. На 4-е отделы был возложен также опрос немецких пленных и перебежчиков.

Но зато этим же, январским приказом с Управления НКВД ЛО была снята работа по созданию партизанских отрядов и руководству ими — эти функции полностью перешли к Ленинградскому штабу партизанского движения и военному командованию Ленинградского фронта. Состоялось долгожданное разграничение полномочий. УНКВД освобождалось от не свойственных ему функций и теперь отвечало только за разведывательно-диверсионные группы, резидентуры и оперативное обслуживание партизанских отрядов.

Органы руководства партизанским движением тоже эволюционировали по мере осознания серьезности этой работы. Уже в первых числах июля 1941 года была выделена группа партийных работников для руководства партизанским движением. 2 августа решением бюро обкома ВКП(б) была создана тройка по руководству партизанским движением в Ленинградской области. Руководство тройкой возложили на секретаря обкома Г.Х. Бумагина. Кроме него, в нее входили зав. военным отделом обкома М.Ф. Алексеев и начальник 4-го отдела УНКВД Кожевников Л.И.

27 сентября 1941 года решением Военного совета фронта тройка была преобразована в Ленинградский штаб партизанского движения, который возглавил секретарь обкома ВКП(б) М.Н. Никитин. В Совет штаба наряду с ним и Алексеевым вошли начальник УНКВД Кубаткин и начальник разведывательного отдела штаба Ленинградского фронта полковник Евстигнеев, вскоре получивший звание генерал-майора.

Теперь, имея уже некоторый накопленный опыт, ЛШПД и начальник партизанского отдела штаба Ленинградского фронта улучшали руководство партизанским движением, для начала четко распределив функциональные обязанности. При помощи полковника Евстигнеева боевые действия партизан увязывались с оперативно-тактическими задачами частей и соединений фронтов. Ускорилось прохождение добытых разведывательных данных о противнике, так как все партизанские бригады, полки и значительная часть отрядов теперь имели радиосвязь с ЛШПД и со штабом Ленинградского фронта.

Хотя 4-й отдел УНКВД и отошел от непосредственного решения вопросов партизанского движения, Кубаткин, оставаясь в составе Совета, владел информацией о планах руководства штаба и трудностях, сопутствовавших партизанскому сопротивлению, и мог координировать зафронтовую работу УНКВД с деятельностью партизан.

Зимой 1941–1942 гг. партизанскому движению требовались серьезная поддержка и помощь, в том числе и со стороны чекистов.

Кожевников в той части своих воспоминаний, которая касается состояния партизанского движения, отмечает, что «разрозненные группы и партизанские отдельные отряды создавали большие трудности в части связи, снабжения оружием, боеприпасами. Это также не дало возможности взять в руки массированные, тактические операции партизанской войны. Отдельные отряды стали сводить в более крупные подразделения — партизанские бригады. В 1942 году работа по формированию бригад была закончена. Насколько я помню, зимой 1942 года начальник управления и я были вызваны к члену Военного совета тов. А.А. Жданову, у него был начальник штаба партизанского движения М.Н. Никитин. Тов. Жданов очень коротко побеседовал о нашей работе, об успехах партизанского движения и потом прямо поставил вопрос о необходимости нашей работы и обязательного присутствия чекистов в партизанских бригадах, в качестве уполномоченных по аналогичной работе контрразведки в армейских соединениях».

То есть, как видим, чекист в партизанском отряде — это прежде всего контрразведчик. Чтобы противостоять антипартизанской работе абвера, требовались профессионалы, без которых отряды заполонила бы немецкая агентура. Впрочем, партизанскому движению на выходе из зимнего периода 1942 года требовалась разносторонняя помощь.

Уже по февральско-мартовским 1942 года мероприятиям 4-го отдела просматривается четыре основных направления в его работе, созвучные состоявшемуся разговору:

1) Оказание конкретной помощи 2-й партизанской бригаде в защите партизанского края — туда были посланы отряды особого назначения.

2) Укрепление оперативными работниками формируемых и действующих партизанских бригад, чтобы не допустить проникновения в их среду агентуры противника, а также решительно пресекать пораженческие настроения и панические слухи.

3) Активизация деятельности разведывательно-диверсионных групп на основных коммуникациях противника в целях дестабилизации немецкого тыла, а также для уничтожения его живой силы и техники.

4) Включение по поручению Ленинградского обкома ВКП(б) оперативных работников в состав партийно-подпольных центров и партийных групп, которые забрасывались на оккупированную территорию для проведения пропагандистско-патриотической работы среди местного населения и вовлечения его в партизанскую борьбу.

Отряды особого назначения

Уже в феврале 1942 года опергруппа Хорсуна приступила к формированию первого из отрядов особого назначения. Он готовился для диверсионной работы, а также для защиты партизанского края от немецкой карательной экспедиции, которую следовало ожидать, когда сойдет снег и просохнут дороги. Его командиром стал Никатанов, бывший начальник одного из истребительных батальонов.

15 марта отряд перешел линию фронта. Прибыв в партизанский край, он был командованием 2-й бригады, ответственным за сохранение края, присоединен к 1-й бригаде, хотя и наделен определенной автономностью. Партизаны держали линию обороны, а отряд Никатанова действовал на подходах к ней, нарушая коммуникации и боеготовность противника. В период с 15 марта по 3 июня 1942 года, действуя самостоятельно, он провел 10 боевых операций, в ходе которых нанес противнику значительный урон. В частности, были взорваны железнодорожный мост, склад с горючим и боеприпасами, уничтожены 2 малокалиберные пушки. В качестве трофеев отряд захватил 2 станковых пулемета, 2 ручных пулемета, 35 винтовок, 2 автомата, 4 револьвера, 25 тысяч винтовочных патронов, 5 повозок с продовольствием и боеприпасами, 22 лошади.

Отправив в немецкий тыл отряд Никатанова, группа Хорсуна приступила к формированию теперь уже батальона специального назначения под командованием К.Д. Карицкого, в будущем прославленного партизанского командира. Формированием его занимались диверсионное и разведывательное отделения 4-го отдела.

За основу батальона были взяты бойцы истребительных батальонов Крестецкого, Валдайского, Мошенского, Окуловского и Лодейнопольского районов. Специально для проведения разведывательной и диверсионной работы в его состав вошел отряд боевиков численностью в 60 человек, возглавляемый оперативной группой из восьми сотрудников 4-го отдела, в составе: Загребалов, Никуличев, Лукин, Цикин, Тютев, Лапин, начальник разведывательного отделения Райхель, радистка Каменкова. Руководство отрядом боевиков осуществлял начальник диверсионного отделения Лаврентьев. Батальон Карицкого предназначался для усиления 2-й партизанской бригады, а боевики должны были, совершая диверсии, сковывать силы карателей и тем самым помогать 1-й и 2-й бригадам в защите партизанского края. Чекистское обслуживание обоих подразделений — батальона Карицкого и отряда Никатанова — осуществлял оперуполномоченный 4-го отдела сержант госбезопасности Загребалов, который принимал непосредственное участие в боевых действиях.

К 4 мая 1942 года батальон численностью в 200 бойцов (включая отряд Лаврентьева) был полностью сформирован, вооружен винтовками и гранатами и 6 мая, согласно приказу зам. начальника УНКВД ЛО, старшего майора госбезопасности Огольцова, выведен через линию фронта в немецкий тыл. 24 мая он прибыл в партизанский край. 28 мая в соответствии с указанием начальника партизанского отдела Ленинградского фронта полкового комиссара Осмолова и представителя штаба партизанского движения при Ленинградском обкоме ВКП(б) Гордина батальон занял оборону в районе расположения 1-й партизанской бригады у деревень Броды, Бродки и Лобаны.

С 24 мая по 3 июня на этом участке обороны партизанского края было затишье. Карицкий использовал его для приведения батальона в боевую готовность после длительного пешего перехода. На линии обороны бойцы оборудовали укрепсооружения: выкопали окопы, соорудили блиндажи, построили 1 ДЗОТ. Карицкий, кроме этого, успел провести реорганизацию: подготовил взвод минометчиков и взвод пулеметчиков, а из оставшихся бойцов батальона несколько расчетов противотанковых ружей. На линии обороны вместе с батальоном Карицкого занял позицию отряд Никатанова. Отряды НКВД оказались по центру обороны, партизанские бригады — по флангам.

3 июня противник сосредоточил на участке обороны батальона в районе дер. Бродки до 2 рот пехоты, 4 танка и, имея поддержку с воздуха, повел наступление на партизанские оборонительные позиции. Бой продолжался 13 часов. 4 июня он возобновился с еще большим накалом. Из-за неодновременных наступательных действий других подразделений 1-й бригады основной удар противника принял на себя батальон Карицкого. Немцы понесли значительные потери и были вынуждены уйти.

При защите партизанского края батальон и отряд Никатанова во взаимодействии с 1-й партизанской бригадой уничтожили 719 немцев (из них один полковник, 18 офицеров, остальные — рядовые). Взорваны 4 танка, 3 малокалиберные пушки, 2 батальонных миномета. В ходе боевых операций у убитых немецких офицеров изъяты важные документы, которые были переданы в штаб 1-й партизанской бригады, а оттуда — в штаб Ленинградского фронта.

Умелые действия Карицкого и командиров рот позволили достичь столь впечатляющих результатов при минимальных потерях. По данным, переданным Карицким, погибли всего 13 человек, 29 получили ранения и пятеро пропали без вести (в отчете Загребалова, которому тоже было поручено вести подсчет наших потерь и потерь противника, данные по батальону следующие: 3 июня погибли и ранены 11 человек, 4 июня — 40 человек. Всего за два дня потери составили 51 человек погибшими и ранеными от общей численности батальона в 140 человек). Вместе с тем бои показали, что командиры отделений и взводов имеют низкий уровень боевой подготовки, а некоторые бойцы вели себя трусливо. Но в целом, по оценке командования штаба 2-й партизанской бригады, батальон отлично справился с поставленной задачей. Взаимодействовавший с ним отряд Никатанова также получил высокую оценку.

19 июня отряд Никатанова и батальон Карицкого по приказу штаба 2-й партизанской бригады для участия в боевых действиях в глубоком тылу врага покинули партизанский край и ушли в район Порхова. Вместе с батальоном Карицкого туда же ушел и Загребалов, которому поручалось вести контрразведывательную работу внутри батальона, а также среди местных жителей. В октябре 1942 года батальон с боями прибыл к месту дислоцирования 3-й партизанской бригады и влился в ее состав. Загребалов и Карицкий вошли в оперативную группу Кадачигова, которая вела контрразведывательную работу в бригаде и среди населения в местах ее дислоцирования. Вскоре Загребалов был отозван Хорсуном в Малую Вишеру для получения нового задания.

Что касается отряда Лаврентьева, то к 4 июня он был разделен на 10 диверсионных групп, полностью обеспеченных боеприпасами и питанием, и готов к проведению диверсий. Однако 4 июня в связи с тем, что немцы предприняли наступление по фронту дислокации партизанских бригад, командование 2-й бригады и представитель штаба партизанского движения Ленинградского фронта приказали отряду в числе прочих партизанских подразделений занять оборону у деревни Жилая Волотня.

С утра 5 июня отряд вел оборонительные бои с карателями. В целях предотвращения прорыва немцев со стороны деревни Дегжо были подорваны мельничная плотина и переправа через реку Шелонь. Однако уже в первые часы боя отряд понес потери, и к середине дня из его состава выбыли 11 тяжело раненных бойцов, еще 11 человек имели ранения средней тяжести и 2 бойца — легкие. Таким образом, из строя были выведены более трети боевиков. Когда бой затих, Лаврентьев все же принял решение снять отряд с линии обороны и приступить к выполнению своего основного задания — диверсий на железной дороге. Он понимал, конечно, что командование 2-й партизанской бригады может расценить его действия как необоснованные, но взял всю ответственность на себя — не зная к тому же, какую позицию займет по данному вопросу руководство Управления.

Сделав своим опорным пунктом деревню Алексино, Лаврентьев начал действовать. Уже 6 июня он направил две группы для проведения диверсии на коммуникациях Дно — Сольцы. Их вели проводники-партизаны из Дновского района. Один из проводников, подойдя к деревне Тетерениха, зашел к своим родственникам. Возвратившись через некоторое время, он сообщил, что в близлежащих деревнях стоят немецкие гарнизоны. Группы двинулись в обход этих деревень, но подверглись обстрелу и были вынуждены, поскольку проводник отказался вести их дальше, возвратиться обратно в Алексино.

Первая неудача заставила провести дополнительную разведку местности и подходов к коммуникациям Дно — Волот и Дно — Сольцы. Выяснилось, что немецкое тыловое командование в ожидании возможных диверсий с нашей стороны перекрыло подходы к железнодорожным линиям и шоссейным дорогам, для чего было привлечено значительное число карательных отрядов. В деревнях обосновались гарнизоны, были выставлены заслоны и засады. Тем не менее оперативная группа в главе с Лаврентьевым настойчиво продолжала изыскивать варианты решения поставленной перед ними задачи, посылая к объектам диверсий одну группу за другой. За период с 10 по 19 июня было направлено 10 групп, которым, однако, не удавалось выйти к железнодорожным линиям.

И все же настойчивость взяла верх. Две группы отряда, под командованием Григорьева и Кабанова, удачно вышли на коммуникации Порхов — Дно. Обе они 15 июня проникли в район деревни Лобаны, откуда двинулись по маршруту: деревни Броды, Ручейки, дер. Гороховище, через реку Судома, западнее дер. Патрово, километр в сторону дер. Мокрая, вдоль речки Тишинки через дер. Малая Тишинка, далее Молодошково, Вредно, Сечи, Мох Городенский до дер. Юхариново. Этот сложный путь они прошли самостоятельно, несмотря на имевшуюся договоренность, что группы будут вести проводники из партизанского отряда Храброва. Однако перед самым выходом командир отряда отказался предоставить проводников, сославшись на свои планы боевых действий.

Группе Григорьева предстояло взорвать железнодорожный мост на линии Порхов — Дно на 3,5 км восточнее разъезда «Роща». В задание группы Кабанова входил подрыв полотна во время движения немецкого эшелона. Она расположилась на 400–500 метров западнее группы Григорьева и первой подорвала эшелон, после чего вторая группа взорвала мост. В результате крушения эшелона был уничтожен 41 вагон, из них 2 вагона с живой силой и 39 с боеприпасами. Кроме этого, группе Кабанова удалось произвести еще один взрыв, в результате которого подорвалась проходившая дрезина с вагоном, где находилась ремонтная бригада, высланная немцами к месту первого взрыва. Выполнив задание, обе группы 3 июля возвратились в дер. Серболово, в район расположения 2-й партизанской бригады, пробыв на операции 18 дней.

Между тем командование 2-й партизанской бригады отказалось снабжать отряд Лаврентьева боеприпасами и продовольствием — надо полагать, обидевшись за самовольный уход с линии обороны партизанского края. В связи с этим 4 июля по указанию руководства Управления оперативная группа 4-го отдела в составе Лаврентьева, Райхеля, Никуличева, Лукина, Цикина, Тютева, Лапина вместе с радисткой Каменковой вышла в советский тыл, а 45 бойцов отряда вошли во 2-ю партизанскую бригаду.

По прибытии в Малую Вишеру Лаврентьев представил отчет о проделанной работе, который, как и другие отчеты подобного рода, был тщательно изучен с целью практического использования приобретенного опыта. В этом плане наибольшее значение имеют его критические замечания. Среди них он, в частности, указал: «На территории края собралось значительное количество работников, занимающихся агентурно-разведывательной деятельностью. Это работники Особых отделов партизанских бригад, полков, отрядов, работники райотделов УНКВД ЛО. Работа не объединена единым замыслом и, как следствие, результаты ее имеют исключительно местное значение». Он отметил также, что от руководства Управления и 4-го отдела в течение трех дней, с 17 по 19 июня, поступило пять взаимоисключающих указаний по части боевых действий и выхода в наш тыл — их давали заместители начальника Управления Иванов и Огольцов, начальник 4-го отдела Кожевников и его заместитель Алмазов.

Результатом этого отчета стал приказ начальника Управления о прикомандировании действующих в немецком тылу сотрудников областных подразделений к 4-му отделу и включении их в состав оперативных групп при партизанских бригадах, которые стали создаваться в августе — сентябре 1942 года как альтернативные Особым отделам чекистские подразделения 4-го отдела.

Особые отделы УНКВД за линией фронта

«Образцовым» по части контрразведывательных мероприятий оккупантов может считаться Гатчинский район, где немцам удалось провести в жизнь эффективную систему выявления наших разведчиков и местных жителей, поддерживающих связь с партизанами. Из-за этого в районе отсутствовало партизанское движение, не удалось и разместить в Гатчине партийно-подпольный центр. Но в других районах Ленинградской области успехи немцев оказались значительно скромнее. К весне 1942 года они понесли большой урон в результате деятельности разведывательно-диверсионных групп и возродившегося после неудач конца 1941 года партизанского сопротивления.

Ответными мерами немецкой контрразведки стали использование антипартизанских групп и отрядов, а также подготовка в разведшколах в Пскове и в Сиверской агентов из числа военнопленных для внедрения их в отряды. Задачей этих агентов было уничтожение партизанских командиров и привнесение в среду рядовых бойцов панических слухов и пораженческих настроений, что, по замыслу противника, побудило бы партизан отказаться от вооруженного сопротивления. В этой связи становится понятной установка, которую Жданов дал Кубаткину и Кожевникову: организация в партизанских полках и отрядах чекистских подразделений УНКВД наподобие особых отделов в войсках.

Одним из следствий этой установки стал приказ, отданный старшему оперуполномоченному Власову: передать Особому отделу 2-й партизанской бригады отряд «Ворошиловец» и принять в оперативное обслуживание переброшенную 15 февраля 1942 года из нашего тыла 5-ю бригаду, которая уже в июле была реорганизована в полк. Она была скомплектована ЛШПД во взаимодействии с командованием Ленинградского фронта в Киришском районе, на восточной, не оккупированной территории области из военнослужащих, отставших при отступлении от воинских частей, и военнопленных, бежавших из немецких лагерей, а также жителей районов, в течение месяца, с 8 ноября по 9 декабря 1941 года, побывавших в оккупации, — контингент, который еще больше повышал значимость контрразведывательного обеспечения бригады.

Командование 5-й бригады рассмотрело предложение Власова и согласилось создать из одиннадцати имеющихся в ней отрядов только четыре, с таким расчетом, чтобы за каждым из них был закреплен оперативный работник, что обеспечивало лучшую управляемость ими и возможность более конкретно вести их индивидуальную чекистскую подготовку. Образованная Власовым из командиров низшего звена бригады группа решением штаба была утверждена как Особый отдел. Уполномоченных Власов распределил по отрядам в следующем порядке: Александр Дашкевич закреплялся за отрядом «Храбрый», М.Н. Бойцов — за отрядом «Боевой», А.Л. Яковлев. — за отрядом «Дружный», Е.Н. Игнатьев — за отрядом «Вперед». Поскольку никто из них ранее контрразведывательной работой не занимался, Власов организовал пятидневный семинар, с тем чтобы дать новым особистам общее представление о направлениях чекистской работы — как непосредственно по личному составу бригады, так и но окружению (местным жителям) в местах дислоцирования, разъяснил им задачи, решаемые с помощью агентуры. Затем эти вопросы отрабатывались на практических делах. Наиболее сложные, требовавшие ежедневного применения в обязательном порядке рассматривались на проводившихся каждые 10–15 дней оперативных совещаниях.

Как отмечал Власов в отчете, касающемся этого этапа его работы, «принцип построения Особого отдела был такой. Каждый оперработник подчинялся непосредственно комиссару отряда, по оперативной линии — начальнику ОО. Я как начальник Особого отдела подчинялся непосредственно комиссару бригады, перед ним отчитывался о проведенной отделом работе, с ним согласовывал все оперативные вопросы».

Однако неопытные сотрудники не обеспечивали полноценного функционирования Особого отдела, поэтому Управление позаботилось о его укреплении.

«В конце апреля 1942 года в Особый отдел прибыло чекистское пополнение в лице трех оперативных работников, которые были расставлены по отрядам в следующем порядке: оперуполномоченный Славковичского райотдела Пенкин Виталий Миронович — за отрядом „Храбрый“, старший оперуполномоченный Волотовского райотдела Крутиков Федор Иванович — за отрядом „Дружный“, оперуполномоченный Арестов Леонид Сергеевич — за отрядом „Боевой“. После реорганизации бригады в полк командиром отряда „Вперед“ стал оперуполномоченный Маловишерского райотдела Шамшурин Николай Николаевич, который к тому времени прибыл с сформированным отрядом из советского тыла.

Работавшие в этих отрядах товарищи были освобождены от чекистской работы и назначены на командные должности в бригаде. С прибытием сотрудников работа с агентурой улучшилась, стали поступать более весомые разведывательные данные, а также сведения, касающиеся недостатков и недочетов внутри отрядов. В 5-ой бригаде существенно изменились методы партизанской борьбы, чаще стали проводиться боевые операции с предварительной разведкой местности. Как правило, когда намечалось проведение какой-либо операции, оперработники в зависимости от того, на чьем участке находится объект, проводили агентурную разведку. Это давало возможность перепроверить разведданные войсковой разведки, часто существенно их дополняя, а иногда заменяя. Кроме того, имеющаяся агентура ориентировалась на выявление предателей и лиц, имеющих связи с немцами. По ряду сельских советов Дедовичского и Дновского районов выявлено более сотни предателей, по которым предстояло принять решения».

Проведенная оперативной группой Власова работа затрагивала широкий круг вопросов, в том числе уничтожение карательных отрядов, состоявших из предателей Родины, ликвидацию немецких гарнизонов, боровшихся с партизанами, вынесение судебных приговоров ставшим на сторону немцев старостам деревень и сел, волостным старшинам, выявленным немецким агентам.

Примером тому могут служить два эпизода из отчета Власова:

«После того, как отряд „Боевой“ в деревне Тюриково начал операцию по ликвидации карательного отряда, на командный пункт бригады прибыл посыльный с просьбой оказать помощь в операции. Комиссар бригады, я и два бойца охраны сели на лошадей и поехали к месту боя. Проехав 300–400 метров, мы заметили, что навстречу нам едет несколько человек, определить, кто именно, в темноте не представлялось возможным. Когда лошади сошлись голова в голову и остановились, мы спросили: „Кто едет?“ Последовал ответ: „Свои“. На вопрос „Кто свои? Ваш пропуск?“ Тот же голос ответил: „Называй меня по имени. Это я, Пивоваров. Что ты меня не узнаешь?“ На мой вопрос: „Из какого отряда?“ он ответил: „Из отряда Бубеннова — бывшего начальника Псковской милиции“. Мы с комиссаром переглянулись, решили вызвать этого Пивоварова к себе. На нашу реплику: „Иди сюда“, он подошел. Оказалось, что этот самый Пивоваров, командир взвода Псковского городского отдела милиции, который перешел на сторону немцев, вступил в карательный отряд и ехал на борьбу с партизанами. Пивоваров с группой бандюков в 8 человек сумел из деревни Тюриково сбежать, но попался нам. Вся эта группа была разоружена. У них был отобран пулемет Дегтярева, а группа уничтожена».

Другой эпизод касается разгрома немецкого гарнизона в дер. Ломовка.

«После того, как немцы укрепились на шоссе Крутец — Северное Устье, в 40 км от него в деревне остановился один из гарнизонов. Об этом стало известно штабу. Сведения о противнике были дважды перепроверены, и нами была намечена операция. Бойцы отряда „Дружный“ под командованием Иванова незаметно подползли к деревне. Потом молниеносным броском ворвались в нее, гранатами забросали дома, в которых спали фрицы, и почти без потерь, с одним раненым, уничтожили весь гарнизон».

Особый отдел успешно справлялся с задачей обеспечения боеготовности личного состава бригады. 30 июля 1942 года 5-я бригада была реорганизована в 5-й отдельный полк, который затем вошел в состав 2-й партизанской бригады. Власов оставался в нем старшим уполномоченным до возвращения 1 октября 1942 года в наш тыл.

Как отмечает Власов, за время его партизанской деятельности им «проведено следствие на 9 человек, это были в основном дезертиры. Из числа местных жителей вскрыто и уничтожено около 30 предателей и пособников, расстреляно без суда и следствия около 50 лиц; в основном бандиты, захваченные в ходе операции. Из них два немца».

Вместе с оперативным составом Власов провел большую работу по сбору данных о немецких воинских частях и о подразделениях спецслужб в городах, представлявших наибольший интерес для УНКВД и военного командования. Им были собраны следующие данные, которые в последующем уточнялись и дополнялись:

По Пскову

«Город в основном остался целым. Большинство зданий города немцами используется.

В новой „Октябрьской“ гостинице находится главный штаб. Там же все линии телефонной связи с Прибалтикой.

В большом доме на Комиссаровской улице, в котором раньше жили военные, помещается Гестапо (имеется в виду ГФП. — Авт.)

В здании бывшего дома Советов — госпиталь.

Во всех домах Корытово, где раньше жил комсостав РККА, проживают немецкие офицеры.

В военном городке — лагерь военнопленных.

В Крестах, на территории бывшего советского аэродрома — немецкий аэродром бомбардировочной авиации, причем сам аэродром по территории расширен.

Второй аэродром транспортной авиации находится на 8-м клм от города по Рижскому шоссе по правой стороне дороги, не доезжая дер. Неелова. На аэродроме находилось до 100 шт. Ю-52.

На территории бывшей Псковской нефтебазы, около железнодорожной ст. Березка, — большой нефтесклад.

Второй нефтесклад — по набережной реки Тереха, от кирпичного завода в местечке Тереха, по направлению лесобиржи Промежица. Горючее и смазочное вещество в бочках накатаны по лесу в большом количестве.

Городская электростанция работает.

Железнодорожный мост и железный мост через реку Великая около дома Красной Армии — восстановлены и эксплуатируются.

В бывшем военном лагере в Терехе — лагерь военнопленных. Еще один лагерь военнопленных на песках около железнодорожной станции г. Псков.

Населения города осталось около 12 тыс. человек.

В г. Пскове в разных немецких учреждениях работают: в печатном органе „Русское слово“ бывш. редактор газеты „Псковский колхозник“ Владимир Хроменко, который уже выпустил книгу клеветнического порядка на органы НКВД. В газете возводится клевета на советскую власть.

В городской Управе работает врач Колобов.

В городской Управе, а по другим данным, будто в Гатчине, работает бывший трубочист Лебедев, который до войны сотрудничал с НКВД».

По Стругам Красным

«В зданиях на бывшем полигоне Красной Армии помещается какая-то часть особого значения — немецкая фельдкомендатура. Это — большое количество разных военных начальников, помещения, в которых помещаются эти люди, — обнесены проволокой, кругом сделаны блиндажи и окопы.

Ежедневно к комендатуре подъезжает и уезжает много автомашин, большинство легковых. До весны 1942 г. эта комендатура находилась где-то в зоне гор. Луга. (Это один из штабов „Зондеркоманд“ германской службы безопасности СД. — Авт.)».

По гор. Порхову

«Порховский аэродром последнее время не работал, на нем самолетов не было.

В городе через р. Шелонь около старого взорванного моста немцы строили новый железобетонный мост.

В домах по набережной р. Шелонь помещается госпиталь, занимает более 20 зданий.

На территории бывшего нефтесклада, что около вокзала, большой склад горючего и смазочных масел, на складе находилось более 7 тыс. бочек. Большой склад амуниции находится на территории и в зданиях бывшего конезавода.

В бывшем военном городке, что на восточной стороне города, лагерь для военнопленных. В зданиях — гаражах городка большие мастерские по восстановлению порченного оружия. Ремонтируются все виды оружия, вплоть до артиллерии».

По г. Дно

«Военные гарнизоны в Дно, Порхове небольшие, исчисляются несколькими сотнями человек. В частности, в Дно на протяжении всего лета общее число солдат не превышало 2,5–3 тыс. человек. За последнее время 2–3 месяца в Дно было не более 1000 человек. Причем в основном саперы, которые строят линию обороны. В городе в бывших складах Красной Армии — большой склад продовольствия.

В деревне Скурры — большая концентрация автотранспорта, до 3-сот машин. В восточной части деревни и на северной стороне, около моста — нефтебаза.

На шоссейной дороге Дно — Скурры, на повороте, не доезжая дер. Нов. Переходы, по обе стороны дороги построены 6–7 бараков, в которых помещаются немцы, около 2 тыс. человек.

По всей северной и восточной сторонам гор. Дно построена сильная линия обороны, идущая через территорию совхоза на восток, южнее разветвления железной дороги Дно — Ленинград, Дно — Ст. Русса, идет на юг, по направлению д. Суки.

Вся линия обороны имеет большое количество ДОТов, ДЗОТов, артиллерию и т. д.

По шоссейным дорогам Дно — Дно-3, Дно — дер. Филипповка, Дно — д. Суки — Выскодь, по обе стороны дорог наложены штабеля авиабомб и артснарядов.

Штабеля расположены на расстоянии 5–10 метров от дорог с 40–50-метровым разрывом.

В лесу, что севернее д. Суки, находится большой склад боеприпасов.

В разветвлении линий железных дор. Дно — Ленинград — Ст. Русса имеется батарея зенитных тяжелых пушек. Зенитные пушки, тяжелые пулеметы и пулеметы имеются в зоне вокзала.

По опушкам леса около д. Суки и Выскодь также имеются зенитки, которые охраняют с одной стороны город, с другой — Гривочский аэродром. В зоне гор. Дно имеются прожекторные установки до 40 аппаратов.

По всем деревням, что расположены южнее железной дороги Дно — Старая Русса, до самого Морино и дальше, расположены небольшие немецкие гарнизоны. Кроме того, вооружено в отдельных деревнях население. Все, и гарнизоны и местное население, несут охрану подходов к железной дороге.

Немцы много раз меняли порядок передвижения по дорогам и в г. Дно.

За последнее время был установлен следующий порядок.

Каждый трудоспособный и вообще житель должен иметь рабочий паспорт, временное удостоверение личности (без карточки), рабочее удостоверение, фанерную дощечку 8–10 см, на которой крупными цифрами написан №, под которым значится каждое лицо в деревне. Этот же № проставлен в верхнем правом углу рабочего удостоверения.

Продвижение из деревни в деревню, а особенно в город, следующее: для того, чтобы пройти из деревни в деревню проходящий должен иметь разрешение деревенского старосты. Для прохода в город деревенский староста пишет волостному старосте, и только тот дает разрешение на въезд в город. В разрешении указывается — кто следует, куда, с указанием улицы и по какому делу. В последнее время был введен такой порядок, что, не доходя до города, на дорогах стоят пикеты. Всех задерживают, проверяют документы, а потом организованным путем, с охраной, вся группа идет в город».

В своем отчете Власов не забыл упомянуть и о недостатках, отрицательно сказавшихся на деятельности особых отделов в партизанских бригадах и отрядах.

Они сводились к следующему:

1. Работники ОО были предоставлены сами себе, не имели руководства со стороны Управления.

2. Неправомерность подчинения оперсостава комиссарам отрядов.

3. Отсутствие в ведении оперсостава самостоятельных средств связи.

Это были те недостатки, которые требовали рассмотрения и решения на уровне руководства Управления. По ним были приняты меры:

1. Как отмечено выше, для улучшения руководства оперативным составом был издан приказ о прикомандировании сотрудников областных подразделений (штатная расстановка, несмотря на оккупацию, была сохранена) к 4-му отделу.

2. Для устранения подчиненности оперативного состава комиссарам бригад, к чему призывал не только Власов, но и другие сотрудники (например, это прозвучало в отчетах Лаврентьева по результатам деятельности его боевой группы, а также в отчете Сергеева, который, будучи еще молодым сотрудником, тем не менее остро среагировал на неправомерность такого положения во 2-й партизанской бригаде), были созданы новые структуры 4-го отдела — оперативные группы не в бригадах, а при них, и не в подчинении комиссаров, а работавшие в контакте с ними.

3. Чтобы устранить зависимость оперативного состава от командиров бригад в использовании радиосредств, в оперативные группы, как правило, направлялось не менее одного радиста.

В большей мере процесс укрепления чекистских подразделений коснулся 2-й партизанской бригады, которой, как ответственной за существование партизанского края, ЛШПД и первый секретарь Ленинградского обкома Жданов уделяли повышенное внимание. В марте — апреле 1942 года Особый отдел бригады пополнился несколькими сотрудниками. Как отмечает в докладной записке от 31 октября 1942 г. начальник Дновского райотдела Краюхин, «в марте 1942-го по распоряжению начальника Старорусской опергруппы УНКВД ЛО Якушева я и оперуполномоченный райотдела Злотников выбыли в распоряжение командования 2-ой партизанской бригады. По указанию комиссара бригады Орлова в апреле организовали 10-ти дневную школу разведчиков. Первый выпуск составил 14 человек. В мае обучение прошел еще 21 боец». Вместе с Краюхиным в бригаду прибыл начальник Порховского райотдела Батенин.

В апреле в состав Особого отдела бригады вошли прибывшие из советского тыла Г.Н. Романов и Н.В. Сергеев, хорошо видящие и остро чувствующие недостатки сотрудники. Позже к ним присоединились направленные в немецкий тыл в составе партизанских отрядов Балдин и Ивановский, впоследствии геройски погибшие в боях с карателями. Общая численность отдела возросла до 17 человек, каждый сотрудник был закреплен за полком или отрядом. Как видно из перечисленных фамилий, в Особом отделе был хороший сплав опытных и молодых сотрудников.

На первом же совещании оперативного состава, проведенном начальником Особого отдела Н.М. Ивановым в связи с прибытием новых сотрудников, тем показалось необычным и странным, что комиссар бригады оказался полностью осведомленным о проводимой оперсоставом агентурной работе и давал указания, кого и как вербовать.

Н.В. Сергеев прибыл во 2-ю партизанскую бригаду в апреле 1942 года и находился в 3-м полку до выхода в наш тыл в конце октября 1942 года. Свой отчет, датированный 27 октября, он начинает именно с подчиненности оперативного состава комиссарам.

Из отчета Н.В. Сергеева (стиль сохранен).

«Оперативный состав до нашего прибытия из разговоров было видно, что они находились в подчинении командиров и комиссаров отрядов, как например: оперуполномоченный Дорошко находился в ПО „Буденовец“, оперуполномоченный Иванов — в ПО „Бундзина“. Командиры мне заявляли, то что я как оперуполномоченный должен их приказ выполнить. По приказу командира и комиссара отряда в августе месяце без санкции бригады и без согласования со мной был расстрелян партизан, за что был снят с работы оперуполномоченный Дороненко П. начальником ОО НКВД 2-ой партизанской бригады т. Ивановым. Настроение у партизан нехорошее, обижаются, что плохо кормят, нет никаких условий для питания, что приходится готовить самому, как например партизан Дюдиков из п/о. Горявина сказал. Что нас плохо встретили, о нас плохо заботятся. Само командование пьет, ест, что хочет, а бойцам ничего, как будет смотреть на такие дела боец и как он будет воевать.

Командир бригады и командир полка действительно мало интересуются бойцами, часто занимаются пьянкой.

27 октября 1942 года я был доставлен в гор. Валдай, на пути моего следования мне попался в Осташкове б. Зам. Нач. 00 НКВД 2-й партизанской бригады т. Староладко, который отозвал меня в присутствии оперуполномоченного Чернышева и сказал, что если будешь в гор. Валдае, то много не болтай. К чему он это сказал, мне неясно».

Оперативный состав Особого отдела НКВД 2-й партизанской бригады действительно имел серьезные упущения в работе по контрразведывательному обеспечению бригады, а также не информировал 4-й отдел о злоупотреблениях командиров и их отступлениях от норм поведения. Зато он успешно вел разведку в местах дислоцирования бригады, что нашло отражение в отчете Н.М. Иванова от 1 сентября 1942 года, представленном после его отзыва в наш тыл. Особо ценными стали сведения, полученные из разных источников, об участках возводимой немцами оборонительной линии «Пантера». Эти сведения в последующем дополнялись другими, находившимися в тылу противника сотрудниками 4-го отдела. В завершенном виде оборонительная линия предстала как сооружение, проходящее по берегу реки Нарва, западным берегам Чудского и Псковского озер, а также через Псков, Осташков и далее на Белоруссию. Данные о линии «Пантера» были использованы в феврале — марте 1944 года в ходе наступательных операций Красной Армии.

Важное место в деятельности Особого отдела занимало изучение настроений населения в местах дислокации бригады, в частности, в Дедовичском, Дновском, Порховском, Белебелковском, Псковском, Островском районах Ленинградской области и Ашевском районе Калининской области. Его сотрудники также собирали информацию о политической и экономической обстановке в районах, что помогало 4-му отделу правильно отрабатывать линию поведения разведчикам-маршрутникам, направляемым с заданиями в немецкий тыл.

Сотрудники Особого отдела приложили немало усилий для приобретения новых источников информации. В частности, они завербовали трех агентов в Псковском, четырех — в Порховском районе, по пять агентов — в Дедовичском и в Ашевском районах. Такая вербовочная активность была связана еще и с тем, что начальники Порховского и Дновского райотделов, не имея при себе по причине конспирации списков прежней агентуры, не могли выйти на связь с надежными людьми. В этих же районах на доверительной основе были привлечены к сотрудничеству 12 человек, в основном, из числа старшин и старост деревень и поселков, которые поставляли сведения о планах немецкой администрации и о сотрудничавших с ней предателях и пособниках. Полученная таким образом информация доводилась до руководства чрезвычайных троек Дедовичского и Белебелковского районов, которые в местностях, свободных от немецких войск, осуществляли функции органов советской власти.

Сведения разведывательного характера, информация об экономическом положении и политическом состоянии в районах собирались и путем опроса местных жителей, а также новых бойцов партизанской бригады из числа местного населения, граждан, стремившихся выйти в советский тыл, и военнопленных, бежавших из немецких лагерей. В отчете, представленном начальником особого отдела УНКВД ЛО 2-й бригады Ивановым, собранная информация по состоянию на 1 сентября 1942 года выглядела следующим образом:

«В городе Остров и по району возводятся оборонительные укрепления: в стенах Симоновского монастыря сделаны амбразуры в четырех направлениях. Около города и, главным образом, на берегу реки Великой, из бревен, камня и другого материала строятся укрепления. В городе находится немецкая хозяйственная часть. В бывшем военном городке расположен гарнизон численностью 250–300 человек. Около 300 солдат расположены в деревне Воронцово, вблизи города Острова.

В деревне Махновка находится карательный отряд в количестве 200 предателей-пособников и немецких солдат.

На Островском аэродроме имеется:

— бомбардировщиков — 7 штук, истребителей — б штук, транспортных самолетов — около 40 штук и несколько самолетов-разведчиков.

Аэродром реконструируется: производится настил плит и цементируется посадочная площадка. За последнее время отмечалась концентрация немецких войск в сторону Ленинграда. Ежедневно из Латвии через город Остров к Ленинграду перебрасываются солдаты с техникой. В бывшем райцентре Сошихино находится около 2000 немцев-строителей, которые возводят укрепления-блиндажи в направлении города Пскова.

В городе Дно и районе по левой стороне железнодорожной линии, идущей на Витебск, начиная от опушки леса около станции Дно к деревне Белошкино и до ворот авиагородка „Гривочка“, расположены блиндажи на расстоянии один от другого 50–60 метров.

На этом же участке установлены прожектор и звукоулавливатель.

На аэродроме „Гривочки“ базируется большое количество самолетов бомбардировщиков и истребителей. Вокруг аэродрома и военного городка построены блиндажи.

Начиная от совхоза „Дновский массив“ и дальше к деревне Шильское, тянутся железобетонные ДОТы.

По шоссейной дороге на деревню Суки и по железной дороге, ведущей на аэродром Гривочки построены блиндажи в 3–4 линии, а также окопы.

Вокруг города Дно, начиная от железной дороги на аэродром „Гривочки“ и по другую сторону к сенопункту, построены траншеи и окопы в 3–4 ряда с ходами сообщения. Далее эти укрепления идут через железнодорожный переезд станции Дно по направлению к станции Морино, к деревне Шильское.

Город Дно и его окрестности превращены в узел обороны. Работа по устройству оборонительных укреплений продолжается с использованием населения Дновского и других прилегающих районов, а также военнопленных.

Наличие технических средств обороны не обнаружено. Танковых частей нет, численность гарнизонов около 1000 человек.

В городе Порхове и районе оборонительные сооружения отсутствуют, и таковые не производятся. Порхов превращен в полевой госпиталь раненых со Старо-Русского фронта.

Городская больница, школа-десятилетка, библиотечный техникум и другие большие сохранившиеся здания — заняты ранеными.

Для размещения таковых дополнительно построены северо-восточнее улицы Красноармейская Слобода — 40 стандартных бараков на 35–40 человек каждый. Госпитали имеются в здании курорта „Хилово“ и в санатории „Хиловки“.

Численность гарнизона колеблется от 4500 до 14 000 солдат на 1 июня. Постоянных частей не имеется. В основном расквартированы в домах по улице Карла Маркса, здании овчинно-шубного завода и в домах рабочих около такового.

При скоплении войск таковые размещаются по частным домам, но обязательно с предварительным выселением домохозяев.

Гарнизон численностью около 800 человек размещен в зданиях бывшего 18-го конезавода „Волышево“, там же в здании десятилетки проживает около 5-ти офицеров, а иногда генерал тыла, которому предполагалась передача всей усадьбы данного завода.

Главный склад боеприпасов, продовольствия, снаряжения и ОВ размещен в зданиях овчинно-шубного завода. Аэродромов в районе нет, наличие технических войск не установлено.

Непосредственно вокруг города Пскова укрепления не производятся, и таковых не имеется. Возводятся оборонительные укрепления от города Пскова и дальше по направлению Порхова, так как ожидают удар со стороны Пскова на Порхов — Дно.

В Крестах около города Пскова используется аэродром, выпускающий одновременно до 50-ти самолетов. В 13-ти км от Пскова в селе Кривоселье (Коровье село) находится другой аэродром. Охраняется зенитными установками, имеются прожектора. На перегоне железной дороги Псков — Дно заметно активное движение воинских эшелонов, примерно до 40 эшелонов в сутки.

Данные о численности гарнизонов в городе Пскове отсутствуют.

В 15–18-ти км от Пскова, через реку Великую, вверх по течению, строится большой мост.

В городе Пскове рядом с льночесальной фабрикой, на берегу реки Великой, строится авиаремонтный или ремонтный завод, рассчитанный на 5000 рабочих. На работах завода занято около 1500 человек.

От станции Локни на Холм проводится (строится) узкоколейная железная дорога. В районе станции Локни немцы возводят оборонительные укрепления: ДОТы, блиндажи, окопы.

Со стороны Чихачево на Ленинград ежедневно проходит большое количество эшелонов с войсками и другим грузом. Везут шпалы и рельсы. Отмечено большое количество автомашин по шоссейной дороге Валка — Тарту по направлению на Ленинград. Дорога охраняется эстонскими патрулями».

Оперативным составом отдела были выделены объекты для бомбардировок нашей авиацией. В частности, указывалось, что «предприятия, сохранившиеся или восстановленные, работают исключительно на немецкую армию, так например: меховой завод в городе Пскове обрабатывает меха и там же производится пошивка разных меховых изделий.

В городе Порхове до марта-месяца 1942 года работал овчинно-шубный завод, а после реализации сырья вывезли все оборудование в Германию, а в помещении завода устроили склад и разместили войсковой гарнизон, для офицеров создали ресторан.

Там же оборудовали электростанцию. Работают с полной нагрузкой льнозаводы в Порхове и Пскове».

Сведения, которые могли быть сразу использованы командованием Ленинградского и Северо-Западного фронтов, передавались командиру 2-й партизанской бригады и дальше в ведомство Никитина.

Оперативными работниками была собрана информация об административном делении районов и о гражданских органах управления, о режиме проживания, передвижения, регистрации и необходимых для этого документах, что имело исключительно важное значение при подготовке разведчиков-маршрутников и разведчиков, намечавшихся к заброске в немецкий тыл на оседание.

Изучалось настроение немецких солдат, населения прибалтийских республик и Польши, что также нашло отражение в предоставленном Ивановым отчете. Там же сообщалось о положении населения, скудости их питания, установленных немцами принципах получения земли в индивидуальное пользование, о размерах обязательных поставок сельскохозяйственной продукции и налогах на нее, о политических настроениях населения со ссылкой на конкретные высказывания, об отношении к немецким газетам и указывалось на необходимость более активного распространения наших газет и листовок, которые сбрасываются с самолетов и потом залеживаются в лесу.

Эволюция разведгрупп

В начале 1942 года 4-й отдел принял решительные меры к активизации разведывательно-диверсионной деятельности. Уже в период с 13 по 28 февраля в район населенных пунктов Мга, Тосно, Шапки, Малукса, Карбусель, Ерзуново, Белоголово с небольшим интервалом были отправлены три разведывательные группы с задачей: собрать данные о концентрации и перемещениях немецких войск. И это было только начало. Заброска групп шла по возрастающей линии. Для сравнения: если за II полугодие 1941 года в немецкий тыл были заброшены 7 разведывательно-диверсионных групп (правда, в тот период не каждая ходка регистрировалась), то в I полугодии 1942 года туда были выведены уже 24 группы, а за весь 1942 год — 48. При этом существенно повысилась эффективность их боевых и диверсионных действий.

Изменилась и «география» заброски. Во второй половине 1941 года разведывательные группы выдвигались, в основном, в ближний немецкий тыл, особенно в Мгинский район, для контроля за перемещением немецких войск, чтобы предотвратить внезапный удар с Мгинского фланга. Впрочем, и в 1942 году острота вопроса не снялась, и это направление осталось на картах 4-го отдела. Именно в этой связи с 10 по 28 февраля 1942 года в район Мги были отправлены три разведывательно-диверсионные группы, которые, помимо совершения диверсий, следуя разными маршрутами, собирали ценную разведывательную информацию для командования Северо-Западного фронта.

С конца января 1942 года произошла активизация заброски групп в Лужский, Красногвардейский, Псковский, Порховский, Дновский, Плюсский, Струго-Красненский, Островский, Тосненский районы. Если рассматривать конечные пункты заброски, видно, что они охватывали те районы Ленинградской области, через которые немцами осуществлялись наиболее важные военные перевозки и где концентрировались их воинские части.

Естественно, не все 24 разведывательно-диверсионные группы, заброшенные в I полугодии 1942 года в тыл противника, действовали достаточно эффективно. Наилучших результатов достигли десять из них.

1. Группа «Тосненцы» в составе 5 человек, заброшенная 21 января 1942 г. в район станции Шапки, бойцы которой в трех местах заминировали железнодорожное полотно, в восьми местах нарушили телефонную связь.

2. Три группы, возглавлявшиеся Алексеем Головенком, Шваненбергом, Лангиным, действовавшие в районе Мга — Малукса в период с 13 по 28 февраля.

3. «Путейцы» в составе 7 человек, заброшенные в Старорусский район 22 февраля 1942 г. После боев с карателями в наш тыл смогли прорваться только двое: радист Кобернин и боец Пентонен.

4. «Взрыватели» в составе 2 человек — М.С. Марова и А.М. Сергеева, выведенные в Мгинский район в марте 1942 года. Собрав развединформацию, они вернулись на базу в поселок Троицкое.

5. «Нарушители» в составе 2 человек — Реброва и Кузьмина, выведенные в феврале 1942 года в Красногвардейский и Оредежский районы. Они возвратились в Малую Вишеру, совершив диверсии на трех участках железной дороги, что было подтверждено армейской авиаразведкой.

6. «Лужане» в составе 5 человек, возглавляемые Никитиным и его заместителем А.И. Ивановым, заброшенные в марте 1942 года в Струго-Красненский и Плюсский районы. Выполнив задание, они в декабре 1942 года вышли в наш тыл.

7. Группа «Громова» в составе 5 человек во главе с командиром Н.В. Козыревым, заброшенная 13 мая 1942 г. с заданием но Полновскому и Лядскому районам. Группа совершила ряд крупных диверсий, уничтожив более 200 немецких солдат и офицеров, и вышла в наш тыл 11 июля 1942 г., потеряв убитыми радиста Грачева и сотрудника Гдовского РК ВКП (б) Кошелева, а также пропавшим без вести бойца Кононова.

8. Группа «Искатели», радисту которой А.Г. Суворову удалось вырваться из окружения карателей и с собранной информацией вернуться в наш тыл.

Остальные четырнадцать разведывательных и диверсионных групп не были оснащены рацией и не вернулись обратно. Их судьба осталась неизвестной. В основном, это были группы из двух человек, направлявшиеся в Ораниенбаумский, Новгородский, Лужский, Батецкий, Псковский, Кингисеппский, Красногвардейский, Тосненский, Волосовский, Оредежский районы. Сюда же относится группа «Испытатели» в составе 4 человек, заброшенная в мае 1942 года в Псковский район с задачей проникновения в город Псков.

Отсутствие каких-либо сведений об участниках названных групп позволяет делать самые разные предположения о причинах их исчезновения, тем более что все они, кроме группы «Луганцы», отправлялись без средств радиосвязи.

Как выглядели эти рейды во вражеский тыл, видно из отчетов вернувшихся разведчиков. О братьях Головенках уже упоминалось, а теперь приведем описание рейда, который стал для одного из них, Александра, последним.

Итак, 13 февраля 1942 года в немецкий тыл была отправлена оперативная группа из четырех разведчиков: Алексей Головенок — командир, бойцы — Головенок Александр, Кругов Михаил и Гаврилов Василий. Даже по меркам того времени члены группы были исключительно молоды — самым старшим исполнилось по 17 лет. Между тем они проявили такое мастерство разведчиков, спайку и взаимовыручку, которым стоило бы поучиться многим куда более взрослым разведчикам.

Линию фронта они перешли, ведомые дивизионной разведкой, на участке 951-го полка. В пути к ним примкнули две девушки-маршрутницы из оперативной группы 4-го отдела, отправившиеся из деревни Подолье. При переходе дороги между деревнями Лодва и Вороново к ним присоединилась группа дивизионной разведки во главе с Дубельером в составе четырех человек, уже знакомая с чекистской группой по прежним ходкам. Когда весь отряд дошел до дороги Малукса — Карбусель, дивизионная разведка отделилась и ушла выполнять свое задание.

Группа Головенка, двигаясь на лыжах, вышла к железной дороге Мга — Будогощь. Не обнаружив ничего особенного, они продвинулись дальше и вышли на дорогу Малукса — Карбусель, где видели одну бронемашину, направлявшуюся в сторону деревни Карбусель.

15 февраля разведчики перешли железнодорожное полотно между станциями Малукса и Бурышкино, установив, что этот участок железной дороги немцами не используется — рельсы были занесены снегом. После ночевки, утром 16 февраля, группа двинулась лесом к реке Пискуновке. В лесу нашли пустой блиндаж, а на берегу реки обнаружили еще несколько. Затем вышли на берег реки Мги. На противоположном берегу на возвышенности увидели деревню, сверились по карте и убедились, что это Ерзуново. Слева виднелась деревня Белоголово, а справа — деревни Ком и Муя. Вблизи Ерзунова группа немцев каталась на лыжах. Вокруг деревни разведчики обнаружили траншеи и блиндажи, замаскированные снегом. Они наблюдали и фиксировали обстановку: по дороге в деревню Ком прошла крытая грузовая машина, по той же дороге в Ерзуново прошла другая грузовая машина. Затем двинулись вверх по реке Мге к деревне Белоголово. Дорогу, идущую от Березовки на Белоголово, разведчики перешли на 1 км восточнее последнего и установили, что по ней идет интенсивное двустороннее автомобильное движение.

На следующий день группа вышла к полю возле деревни Шапки, где обнаружила, что немцы строят и маскируют земляные укрепления. За лесом было слышно интенсивное автомобильное движение. Дальше двинулись в обход Шапок на восток, юго-восток, юг и юго-запад, шли по краю болота до Любанского шоссе.

У Любанского шоссе вдоль дороги обнаружили пустые землянки, возле них много нарубленного елового лапника. На дороге ближе к Шапкам стояла грузовая машина, около нее возилась группа немцев. Бойцы перескочили дорогу южнее машины.

Утром следующего дня, проверив по карте направление просек, группа по одной из них, что шла мимо песчаного карьера, отправилась к железной дороге. Пересекли шоссе, которое идет вдоль железнодорожной линии. На шоссе движения не было. В лесу нашли немного листовок, обращенных к немецким солдатам, сброшенных с нашего самолета. Не дойдя до полотна железной дороги, услышали, как в лесу рубят дрова. Это место бойцы обошли слева и слышали, как по дороге прошел поезд на станцию Шапки и обратно. Командир изложил свой план подрыва поезда, после чего он и Гаврилов пошли минировать дорогу. Гаврилов поставил железнодорожную мину и две шашки тола к рельсе около семафора и замаскировал их снегом. Командир ставил мину чуть в стороне.

У станции Шапки стояли вагоны, около них ходили люди. Александр Головенок и Михаил Кругов проложили лыжню в лес, чтобы обеспечить быстрый отход после взрыва. Когда мины были установлены, Гаврилов остался в кустах около мин, а остальные отошли в лес.

Примерно через полчаса по железной дороге в сторону Шапок прошел мотовоз[17] с прицепленным к нему другим мотовозом и вагоном. Он наехал на мину, мина взорвалась. У мотовоза оторвало колесо и разбило мотор, на пути осталась куча черных обломков. Гаврилов побежал к нему, чтобы взять документы у машиниста, но увидел, что машинист жив и вместе с какой-то женщиной бежит к станции Шапки. Он не стал стрелять, так как беглецы находились уже далеко, и вернулся обратно. По приготовленной лыжне бойцы пошли к Любанскому шоссе, при переходе которого были замечены немцами.

К месту перехода подъехала машина с немцами, но те отправились в другую сторону, и группа благополучно ушла. Переходя дорогу Березовка — Белоголово, братья Головенки обрезали один толстый и один тонкий кабель, концы захватили с собой. Ночь провели в землянке на берегу реки Пискуновки.

Возвращаясь, обследовали дороги, однако ничего примечательного не заметили. Когда переходили через дорогу, идущую по болоту Лидинево, Гаврилов и Круглое обрезали два черных провода, захватив их с собой, а братья Головенки обрезали двойной белый провод. Вечером 19 февраля при попытке перейти линию фронта Алексей Головенок был ранен в обе ноги. Командира оттащили на полкилометра назад — в тыл немцев.

Выкопав в снегу ямку, бойцы построили шалаш на двух человек и обложили его снегом. Оставив одного члена группы с раненым, Гаврилов и Александр Головенок отправились искать тропинку к линии фронта. В лесу под сосной нашли раненого товарища из группы Дубельера, сам он двигаться не мог. Найдя тропинку, бойцы вернулись к шалашу. Когда стало темнеть, туда пришел вместе с девушкой Галиной из опергруппы деревни Подолье боец лыжного батальона, который, участвуя в наступательных боях местного значения, при отступлении отстал от своих. У девушки были обморожены ноги, и она осталась с другими ранеными.

21 февраля, когда стемнело, Гаврилов, Александр Головенок и боец лыжного батальона втроем снова пошли к линии фронта в поисках прохода на нашу сторону, но безрезультатно. Затем они все-таки нашли другую тропинку, двинулись по ней, прежде чем перейти фронт, долго бродили по лесу, возвращались назад и снова находили ту же тропинку. По тропинке проходил провод, на ней было много трупов и лыж. Гаврилов шел впереди, а товарищи сзади. Посреди тропинки заметили пулемет и обошли его. Вышли к большой дороге, на которой была большая воронка. Когда перешли дорогу, разведчики встретили наш пост и спросили дорогу на КП 951-го полка.

В полку они обратились к начальнику штаба, а затем к начальнику разведки Подгорному. Тот выписал сухой паек на один день оставшимся в тылу товарищам и дал двух разведчиков, с которыми Александр Головенок пытался перейти линию фронта. Однако, миновав дорогу, он и один из разведчиков были ранены автоматчиками. Раненых доставили на перевязочный пункт, где оба скончались. Судьба второго разведчика неизвестна. О случившемся рассказал дивизионный разведчик Клопов, который сам все видел, а затем принял участие в спасении оставшихся за линией фронт а раненых. Сам Гаврилов пойти за ними не мог, поскольку отморозил обе ноги (стоит напомнить, что морозы в ту зиму стояли за сорок градусов).

Утром 23 февраля Гаврилов пошел в Особый отдел полка. Оттуда его направили в Особый отдел дивизии, где он передал собранные разведданные. На выделенной им автомашине разведчики отправились в Троицкое, в расположение оперпункта. В Жихареве машина была задержана и доставлена в Бассары, где капитан Особого отдела допросил Гаврилова, но приехавший за ними оперработник 4-го отдела П.С. Храмов забрал всю группу и доставил ее в Троицкое.

Другая разведывательно-диверсионная группа, в составе 4 человек (командир — Шваненберг, бойцы — Равдоникас, Багров и Судаков), была выведена в немецкий тыл разведчиком — проводником оперпункта Авдзейко А.Д. Ивановым 17 февраля 1942 года, также на участке 951-го полка, севернее деревни Лодва. Примечательно, что сначала к линии обороны немцев ее повела рота дивизионных лыжников. Армейские разведчики, которые шли вместе с группой Шваненберга и должны были вести ее дальше за железную дорогу, как-то сникли и начали отставать, узнав, что она не будет углубляться в немецкий тыл, а намеревается собирать разведданные, по существу, вблизи оборонительных позиций противника. Тогда группу повел находившийся с ними А.Д. Иванов, хорошо знавший по предыдущим ходкам зону ее действий. В отчете, составленном после выхода в наш тыл, они пишут:

«Сначала шли двумя группами — группа Шваненберга и армейская группа разведотдела Ленинградского фронта. Обе группы продвинулись до болота Линиева.

Не дойдя до железной дороги, сделали однодневный привал.

С 17 на 18 февраля перешли железную дорогу и под утро были в лесу недалеко от реки Мга. Развели костер, но часов в 10–11 были обстреляны немцами. Без боя отошли обратно километра на два.

Командир Шваненберг, боясь попасть в плен, уничтожил карту. Маневренность группы нарушалась тем, что боец Судаков плохо ходит на лыжах. Кроме того люди были уже измотаны постоянными уходами от столкновений с немцами.

Перешли дорогу и остановились ночевать в лесу недалеко от болота Линиево. В ночь с 18 на 19 февраля вышли к линии обороны немцев, предварительно заминировав дорогу от станции Малукса к Гора Пушечная и дорогу, идущую по восточной стороне болота Линиево, где срезали телефонные провода. Подходя к немецкой линии обороны, встретили группу из четырех ребят и двух девушек из Подолья, с которыми стали переходить участок между деревнями Лодва — Гора Пушечная. Наткнувшись на немцев и будучи обстреляны, двинулись вправо в поисках прохода в наш тыл. Часть группы Иванов оставил в лесу с тем, чтобы не создавать излишнего шума. С собой в разведку взял Багрова и Равдоникаса. Пройдя метров 200–300, услышали чей-то разговор. Иванов послал туда Багрова и Равдоникаса, которые по возвращении доложили о нахождении там немцев, которые начали стрелять по ним из автоматов. Пришлось отойти. В это время подошла группа бойцов 951 полка численностью 20–25 красноармейцев. Договорились, что возвращаться будут вместе. С красноармейцами двинулись южнее к деревне Лодва, где были обстреляны немцами. Второй раз попали под обстрел, когда вышли на немецкие землянки, после чего сместились в лес. Снова попытались пройти к линии нашей обороны, для чего вышли к полю, но и здесь были обстреляны. Пока красноармейцы прикрывали огнем, Иванов со своей группой отделился вправо и выскочил на Лодвинское поле, которое оказалось изрытым траншеями с немцами, оказавшимися на расстоянии метров 50 от наших бойцов. Они дали освещение. Стремясь уйти в лес, участники группы проползли под сильным огнем метров 800–900. Когда собрались вместе, выяснилось, что Равдоникас ранен в правое плечо и руку. Пройдя по болоту с километр, сделали привал, спустившись в воронку у насыпи. С рассветом Иванов и Шваненберг пошли искать более подходящее место для перехода линии фронта, но оказалось, что на насыпи находятся немецкие землянки и окопы, а неподалеку в лесу расположилась немецкая воинская часть. Решили сидеть в воронке, а ночью уйти в лес с тем, чтобы обсушиться, так как одежда и маскхалаты замерзли, из-за чего создавали шум.

19 февраля с наступлением темноты ушли в западную сторону Большого Лодвинского леса, где ночь отдыхали, а днем сушились и вели наблюдение. Ночь для перехода использовать не удалось, так как почти все были обморожены и от усталости не могли двигаться.

В ночь с 20 на 21 февраля была сделана еще одна попытка выхода в наш тыл, но ввиду того, что стоял сильный мороз, из-за чего при движении был слышан скрип, было принято решение обождать еще сутки. К тому же еще не было точно установлено, где располагаются наши передовые позиции. Вернулись к Большому Лодвинскому лесу.

В ночь с 21 на 22 февраля группа покинула западную опушку Лодвинского болота, вышла в поле, что южнее деревни Лодва, и, пройдя по нему 1,5–2 км, углубилась в лес, где в 8 часов утра зашла в расположение дивизии, где в штабе передали собранные разведданные, а сами участники группы направились в поселок Троицкое».

Так закончилась одна из первых в 1942 году разведок немецких оборонительных позиций, которая довольно интенсивно продолжалась и в последующем.

Третья разведывательно-диверсионная группа состояла из 5 человек: командир — Лангин, бойцы — Григорий Петров, Григорий Королев, Иван Васильев и Сергей Яковлев. Находясь в немецком тылу с 20 по 28 февраля, они успешно справились с поставленной задачей:

— заминировали полотно на участке железной дороги Шапки — Тосно, севернее деревни Нурми;

— взорвали железнодорожное полотно на повороте севернее Ерякинского болота;

— на шоссе Шапки — Белово вырезали восемь метров дивизионного артиллерийского провода;

— в районе передовой линии около Лодвы порвали линейный провод на протяжении 5 метров.

За восемь дней группа прошла по следующему маршруту: от линии фронта севернее Лодвы до железной дороги, которую перешли вблизи станции Малукса. Обойдя деревню Надино, с юга преодолели шоссе Шапки — Волово, далее двигались по шоссе Шапки — Белово и вышли южнее шоссе Шапки — Тосно в направлении к железной дороге Шапки — Тосно, до участка южнее деревни Нурма. До Шапок шли с проводником, обратно возвращались прежним маршрутом, используя проложенную лыжню. По пути группа собирала разведывательные данные, в частности, при переходе линии фронта обнаружила передвижение небольшого обоза, направлявшегося по дороге Воронова — Лодва; в стороне от Лодвы заметила неоднократную смену расчета минометных батарей в количестве восьми человек, двигающихся по опушке леса, причем это происходило несколько раз в день; на дороге Вороново — станция Малукса ими был замечен обоз в количестве 10 лошадей, двигающихся в направлении Воронова; в районе треугольника Шапки — Нащи — Сигалово они обнаружили аэродром, неоднократно наблюдали посадку и взлет самолетов; 23 февраля ночью они установили передвижение по шоссе Шапки — Любань в направлении к Любани полка мотомеханизированной пехоты; зафиксировали на северной стороне Ерякинского болота производство русскими под наблюдением немцев строительных работ, расположение в районе высот севернее станции Малукса артиллерийских батарей, на немецкой линии фронта гнезда автоматчиков, минометных батарей в шахматном порядке перед немецкой передней линией фронта и за ними в таком же порядке артиллерийских батарей.

Столкнувшись в СССР с новым для себя явлением — масштабной партизанской и диверсионной войной — и проведя в декабре 1941 года скороспелую и в целом не очень убедительную карательную операцию, которая в большей степени была направлена на устрашение местного населения, немцы зимой из-за больших морозов получили временную передышку, позволившую им преодолеть первоначальную растерянность. Вместе с тем из-за неподготовленности к проведению карательных операций в зимний период (отсутствовала теплая одежда) немцам не удавалось наладить эффективную охрану тылов и коммуникаций. Однако к лету эта проблема была ими решена достаточно грамотно. Немецкая контрразведка оставалась грозным противником. Немцы умели учиться, и чем дальше, тем меньше шансов было у наших групп в случае плохой подготовки выполнить задание и вернуться живыми.

Еще осенью 1941 года в школе контрразведки на 16-й линии Васильевского острова и в школе 4-го отдела в Лисьем Носу началась подготовка разведчиков, намечаемых к заброске в немецкий тыл в качестве командиров разведывательно-диверсионных групп и их заместителей. Обучение шло ускоренными темпами. Первый, январский 1942 года выпуск школы контрразведки в количестве 40 человек во главе с ее начальником Р.Г. Рейхом отправился из Ленинграда в Невскую Дубровку, где будущие руководители разведгрупп прошли дополнительную подготовку, приближенную к боевой. Затем их направили в Малую Вишеру для включения в состав формируемых боевых групп.

Среди первых выпускников школы контрразведки был разведчик А.И. Иванов, который вошел в состав разведывательно-диверсионной группы «Лужане» в качестве заместителя командира, И.Н. Никитина. Особая заслуга группы состояла в том, что ее руководители в тяжелой и неоднозначной обстановке 1942 года сумели найти среди жителей Струго-Красненского и Плюсского районов патриотов, которые, рискуя жизнью, помогали им. Местные жители собирали информацию о немецких гарнизонах, засадах и заставах, а также о движении эшелонов по железной дороге Струги Красные — Луга, Псков — Красногвардейск — Ленинград, о перемещениях военного автотранспорта по шоссейным дорогам Псков — Ленинград, Струги Красные — Новоселье. Полученные разведданные по рации передавались в Ленинград, где представлялись командованию Ленинградского фронта.

Одним из таких помощников был староста деревни Лучкино Александр Селиверстов, которого немцы замучили до смерти, добиваясь его признания в сотрудничестве с разведгруппой. Его два сына, Михаил (15 лет) и Федор (17 лет), позже, в 1943 году, ушли в 5-ю партизанскую бригаду. Вместо Селиверстова немцы назначили старостой деревни Я.Ф. Елисеева, который также стал работать на разведгруппу. Связь с ним поддерживалась через Е.Д. Петрову из деревни Лохово. Информацию о предателях предоставлял также житель деревни Сеглицы И.Я. Андреев. Благодаря этим людям группе удавалось избегать провалов.

В результате упорной разъяснительной работы Иванов сумел создать надежную опору среди жителей. Эти же люди помогали ему и в марте 1943 года, когда Иванова забросили в эту же местность как командира опергруппы из пяти человек с тем же названием — «Лужане».

Выполнив поставленные задачи, группа в декабре 1942 года вышла в наш тыл. Никитин и Иванов после отдыха в январе-феврале 1943 года прошли переподготовку в спецшколе в Боровичах и начали готовиться к следующей заброске в немецкий тыл.

Среди разведывательно-диверсионных групп, которые нанесли немцам наибольший урон, следует назвать радиофицированную группу «Громова», которая в составе 5 человек под руководством командира Н.В. Козырева 13 мая 1942 года была с самолета десантирована в Полновском районе. Наряду с разведывательной и диверсионной работой перед группой стояли пропагандистские задачи — разъяснительная работа среди местного населения и мобилизация его на борьбу с немецкими оккупантами, для чего в ее состав был включен бывший работник Гдовского РК ВКП (б) Кошелев.

Зоной действия «громовцев» были Полновский, Гдовский и Лядский районы. Предусматривалось, что ее бойцы, возможно, останутся здесь на оседание, поэтому они были снабжены документами для легализации. После приземления они развернули патриотическую работу среди местных жителей и подготовили из их числа руководителей вооруженных групп на случай восстания в Полновском и Гдовском районах. Затем «громовцы» присоединились к действовавшему в этой местности Гдовскому партизанскому отряду и стали проводить боевые операции вместе с ним.

До августа 1942 года группой совместно с партизанским отрядом между станциями Сланцы и Боровин, Замогилье и Боровин подорвано и спущено под откос 4 немецких воинских эшелона с живой силой и техникой, при этом разбиты 4 паровоза и 122 вагона, убиты свыше 400 солдат и офицеров. В первых числах августа группой на участке железной дороги Сланцы — Гдов подорвано 2 немецких эшелона, в результате чего разбиты 2 паровоза, 8 пассажирских вагонов с солдатами и офицерами и 17 вагонов с боеприпасами. Убиты около 200 немцев.

13 августа 1942 года «громовцы» и отряд подверглись нападению карателей, которые окружили их у хутора Ломы Гдовского района. В результате тяжелого боя отряд был рассеян, часть людей погибли, в том числе Кошелев и радист группы, старший техник радиостанции № 21 2-го спецотдела УНКВД ЛО, лейтенант ГБ Грачев[18]. Что касается Козырева, то он после боя с карателями оказался отрезанным от бойцов своей группы и отряда и отправился в Полновский район, где до войны являлся руководящим партийным работником. Добравшись туда, он вначале вступил в Полновский партизанский отряд, затем сам создал новый отряд из местных жителей, которые хорошо его знали и охотно уходили к нему в лес, принося с собой оружие, боеприпасы и продовольствие. В апреле 1943 года отряд вошел в состав 2-й партизанской бригады, а Козырев был включен в действовавшую при ней оперативную группу Репина. Вскоре его с согласия Репина назначили комиссаром одного из полков, с которым он прошел боевой путь до марта 1944 года, когда район был освобожден советскими войсками.

Если партизанские отряды, которые несли людские потери (прежде всего в результате немецких карательных экспедиций), большей частью оставались боеспособными, то у разведывательных и диверсионных групп положение было совсем другое. Из-за их малочисленности любая утрата сразу становилась заметной.

А если гибнут несколько бойцов, то, как правило, срывается выполнение спланированного задания и приходится посылать другую группу.

Проблем было много. Иногда к неудачам, а то и к гибели бойцов приводили неучтенные мелочи или даже просто трагические случайности, особенно когда разведчиков с началом 1942 года начали забрасывать в немецкий тыл самолетами. Десантирование, как правило, происходило в темное время суток, при этом далеко не всегда удавалось обозначить место выброски. Естественно, в таком случае пилотам приходилось выбрасывать десант приблизительно в заданном районе, что иногда приводило к роковым последствиям.

Так, 26 июля 1942 года для работы в Плюсском и Струго-Красненском районах была направлена разведывательно-диверсионная группа «Гаи», состоявшая из 9 человек, под командованием Гасимова, бывшего сотрудника органов госбезопасности. Она была ошибочно выброшена над озером Песно, недалеко от деревни Залесенье. Утром 27 июля местные жители обнаружили двух мертвых бойцов в воде у самого берега, а затем, выплыв на озера на лодках, достали из воды еще 6 человек. В живых осталась только медсестра А.Г. Трошкина, которая, оказавшись в одиночестве, вступила в один из партизанских отрядов[19].

При десантировании с самолетов имели место случаи гибели, увечий. Раненых бойцов приходилось оставлять у местных жителей, где они часто гибли при облавах или в результате предательства. Слабым местом разведывательно-диверсионных групп было адаптирование к местным условиям. Это касалось прежде всего жизнеобеспечения, поскольку участникам групп приходилось входить в контакт с местными жителями не только для получения информации об обстановке, но и из-за нехватки продовольствия, и первую порой было легче получить, чем второе.

Обычно после выброски бойцов с самолета сбрасывался баул с боеприпасами и запасом продовольствия. Группа, собравшись, начинала поиски баула, который нередко обнаруживался разбитым, попадал в болото или оказывался на значительном удалении от места приземления бойцов. Если принять во внимание, что из 24 групп, заброшенных в немецкий тыл в первой половине 1942 года, 13 не имели раций, то становится понятным, что в получении продовольствия им зачастую приходилось рассчитывать на местное население. Именно эти 13 групп после выброски с самолетов пропали без вести.

Перед выброской во время инструктажа бойцам групп давали установку — уничтожать каждого местного жителя, кто будет заподозрен в пособничестве немцам. Однако далеко не всегда удавалось распознать предателей, которые в разговоре показывали себя патриотично настроенными, а на самом деле служили оккупантам. Именно по этой причине погиб лейтенант госбезопасности П.Г. Пантелеев, который 3 марта 1942 года в качестве радиста разведывательной группы был заброшен в Струго-Красненский район. В результате предательства в апреле 1942 года он был пленен немцами и расстрелян в деревне Выборово.

Сложившаяся ситуация требовала изменения подходов к комплектованию разведывательно-диверсионных групп, их оснащенности. Особенно это касалось раций, наличие которых обеспечивало своевременное поступления в Центр собранных разведданных и доставку группам подкрепления, боеприпасов и продовольствия, отсутствие которого особенно тяжело отражалось на боеспособности.

Отрицательно сказалось на качестве формируемых разведывательно-диверсионных групп длительное отсутствие на рабочем месте в Малой Вишере начальников 2-го и 3-го отделений и их подчиненных, общей численностью 9 человек, которые с марта 1942 года занимались формированием и подготовкой батальона Карицкого и спецотряда Лаврентьева, а затем вошли в состав последнего в качестве диверсантов. К работе они приступили только по возвращении, в июле. В это время основная нагрузка по формированию и подготовке разведывательно-диверсионных групп (а эта работа стояла «на потоке») легла на оставшихся сотрудников группы Хорсуна. В состав готовящихся групп редко включались выходцы из местности, где им предстояло действовать, что не позволяло сразу после заброски разворачивать работу в соответствии с заданием и вынуждало тратить лишнее время и усилия на изучение оперативной обстановки.

Планом работы 4-го отдела на второе полугодие 1942 года были предусмотрены анализ состояния разведывательно-диверсионной деятельности в тылу противника и выработка мер, направленных на ее совершенствование. Этой работой предстояло заняться 1-му отделению, как аналитическому и разработочному. Кроме того, если предыдущие планы, в основном, ограничивались перечнем групп, спецификой их подготовки, порядком и последовательностью их заброски в немецкий тыл, то планом на 2-е полугодие предусматривались мероприятия, разработка которых требовала изобретательности, творчества, комбинационного мышления. К числу таковых относятся мероприятия по предателю Власову и Сиверскому разведпункту. И если даже первый «блин» и вышел комом, то попытка печь подобные «блины» сама по себе говорила о возросшем уровне оперативной деятельности 4-го отдела. О том же говорят и результаты операций, проведенных разведывательно-диверсионными группами, заброшенными в немецкий тыл во 2-м полугодии 1942 года.

Улучшилось и обеспечение разведчиков радиостанциями. Только три группы были отправлены без раций. Это «Незнакомцы» и «Латвийцы», по четыре участника в каждой, заброшенные в сентябре 1942 года (первая в Лужский, вторая в Волосовский районы), и группа 2-го (контрразведывательного) отдела «Волевой», также из четырех человек, заброшенная в ночь на 7 ноября 1942 года в Кингисеппский район. И снова повторилась та же история — после выброски именно эти группы пропали без вести.

Естественно, разведывательно-диверсионные группы и во втором полугодии продолжали нести потери, но это были потери другого свойства. Стало гораздо меньше несчастных случаев и трагических ошибок. Разведчики погибали прежде всего в боях с карателями, при выходе в наш тыл, а также попав в плен. Однако при боевых столкновениях каратели несли значительно большие потери, чем наши оперативные группы. Что касается плена, то происходило это, как правило, когда разведчики были ранены, обессилены или безоружны. Сохранившиеся свидетельства убеждают, что немцам не удавалось получить от плененных бойцов разведгрупп какую-либо полезную информацию, поэтому, не желая возиться с разведчиками, они их быстро расстреливали.

Конечно же, бывали потери и при выходе в наш тыл. Но к тому времени все участники групп, как правило, уже прошли подготовку в спецшколах и имели навыки боевых действий в разных условиях. Немцы на участках вероятного прохода через линию фронта устраивали заслоны, засады, ловушки, но и при этих, казалось бы, благоприятных для себя условиях они несли значительный урон в живой силе. Члены групп, которым удавалось выйти в наш тыл, пусть даже в единственном числе, в обязательном порядке доставляли разведывательную информацию — не менее чем по структуре немецких оборонительных позиций.

Из 24 разведывательно-диверсионных групп, направленных 4-м отделом Управления в немецкий тыл во 2-м полугодии 1942 года, 14 групп, полностью или частично выполнив задания, вернулись обратно. В пяти случаях оставшиеся в живых участники вошли в состав чекистских формирований при партизанских отрядах или непосредственно в состав самих отрядов. И только в пяти случаях группы после боев с немцами прекратили свое существование. Возросла и эффективность их деятельности.

За июль 1942 года 4-й отдел забросил в немецкий тыл наибольшее по сравнению с предыдущими периодами количество групп — семь, при высокой эффективности их использования.

26 июля 1942 г. в район Новгород — Батецкая была заброшена разведывательно-боевая группа в составе 7 человек во главе с командиром Евтропковым. Поначалу она проводила доразведку объектов диверсионных операций и собирала разведданные о противнике. 5 октября 1942 г. группой был заминирован участок железной дороги Новгород — Батецкая, в двух километрах западнее разъезда Нащи, в результате чего подорван железнодорожный состав. 18 октября при выходе с боем в наш тыл были уничтожены пять немцев и добыты разведданные о железнодорожном и шоссейном строительстве. При этом погиб один боец и двое пропали без вести, а командир вместе с тремя бойцами вышел в наш тыл.

Из четырех разведывательно-диверсионных групп, заброшенных в августе, наибольший интерес представляет спецгруппа № 28. В составе 18 человек, во главе с сотрудником 4-го отдела A.M. Копыловым, она была 22 августа 1942 года десантирована вблизи Баданских болот для проведения операции против Сиверской разведшколы. Об этой операции будет подробно рассказано в другом разделе.

Группа Малинова, который возглавил ее после гибели командира, была в составе шести человек 4 сентября десантирована в Тосненском районе с задачей сбора разведданных на территории Чудовского района. После выполнения задания, следуя к линии фронта, группа в боях потеряла убитыми еще двух бойцов, один пропал без вести. Малинов вместе с бойцом Потехиным вышел в наш тыл.

26 сентября в район станции Батецкая была выброшена группа «Мост» в составе 10 человек под руководством Черноярова. После приземления она попала в зону действия немецкого карательного отряда. В бою погиб командир, после чего руководство взял на себя его заместитель Г.П. Адамский. Немцы упорно преследовали разведчиков. Попал в плен боец А.Н. Лисин. Карателям удалось расчленить группу, но она не была уничтожена. Адамскому, имевшему при себе собранные разведданные, удалось выйти в наш тыл, остальная часть группы вошла в партизанский отряд Тубалкина.

Заслуживает упоминания разведывательно-диверсионная группа «Стрижов», которая 25 сентября в составе 15 человек была выброшена в немецкий тыл для проведения операции по ликвидации генерала Миньоне Гранде, командира 250-й испанской, так называемой Голубой дивизии. Намеченная операция не была проведена по причине того, что немецкое командование к этому времени отвело дивизию из зоны десантирования группы. Тогда она занялась сбором разведданных. Судьба ее участников такова: один разведчик остался на оседание, трое с собранными разведывательными данными вышли в наш тыл, двое погибли в бою с карателями, один был взят в плен и расстрелян, остальные пропали без вести.

С 28 сентября по 28 октября в Тосненском районе действовала разведывательно-диверсионная группа, командиром которой являлся А.Д. Иванов, начавший разведывательную работу еще в сентябре 1941 года под руководством Авдзейко из опергруппы Хорсуна. В ее задачу входили разведка и контроль за коммуникациями противника в районе четырехугольника Тосно — Мга — Шапки — Любань. За месяц пребывания в тылу противника группой зафиксирована переброска на 13 платформах в направлении Любань — Чудово груза, похожего на отравляющие вещества, установлена посадочная площадка для самолетов в районе станции Никитинская, выявлена дислокация ряда крупных воинских подразделений и их штабов в районе Мга — Шапки — Нурмы, а также собраны обстоятельные сведения о созданной противником второй линии обороны вдоль шоссе Любань — Шапки и другие разведданные, касающиеся железнодорожных и автотранспортных перевозок.

Командир группы А.Д. Иванов ввиду отсутствия продовольствия и неисправности рации принял решение о выходе в наш тыл, так как бойцы были истощены семидневной голодовкой. При переходе линии фронта погибли заместитель Иванова, разведчик с первых дней войны Е.О. Анч и боец Молочков. Неразлучные боевые товарищи Иванова — В.В. Гаврилов и П.Н. Успенский вместе с ним вышли в наш тыл.

Завершала сентябрьскую «серию» разведгруппа № 44 в составе 11 человек под руководством сотрудника 4-го отдела, старшего лейтенанта госбезопасности Гладышева и его заместителя Мурашкина. Перед заброской Гладышев получил данные на агентуру, имевшуюся в Тосненском районе. Ему предстояло после восстановления связи с ней создать резидентуру, которая включилась бы в работу по сбору разведданных.

В ночь на 30 сентября группа была заброшена в Тосненский район. Когда собрались все ее участники, выяснилось, что отсутствует Гладышев. После двадцатидневных бесплодных поисков группа, перебазировавшись к озеру Кузнецовское, приступила к скрытой разведке, установив контроль за железной дорогой Слудица — Еглино — Чудово, Новгород — Ленинград и за развилкой шоссе Вырица — Тосно, Вырица — Слуцк. Собрав обширные разведданные она под руководством Мурашкина 15 ноября после боя с карателями в полном составе вышла в наш тыл. О судьбе Гладышева ничего узнать не удалось.

Осенний период разведывательно-диверсионной деятельности 4-го отдела завершился успешной работой в немецком тылу двух боевых групп.

Разведывательно-диверсионная группа «Опытные» под командованием В.В. Стулова была выведена в тыл противника в ночь на 15 октября на участке Соколье — Поддорье. В ее состав, помимо командира, вошли семь бойцов: Т.Г. Григорьев, В.В. Егоров, И.А. Кузьмин, А.Е. Глухов, Н.О. Осипов, П.Ф. Терентъев и С.М. Хромченков. В задачу группы входило проведение диверсионных акций на участках железной дороги Дно — Старая Русса, Дно — Уторгош, а также сбор разведывательных данных.

Продвигаясь в сопровождении проводника в глубь оккупированной территории, группа 19 октября прибыла в расположение партизанского отряда «Дружный», где пробыла до 22 октября. За это время бойцы отдохнули после длительного перехода. Комиссар отряда М.И. Тимохин ознакомил их с обстановкой[20].

22 октября в сопровождении пяти бойцов отряда группа вышла на заданный маршрут. После трехдневного совместного марша партизаны отправились выполнять свое задание, а разведчики к вечеру того же дня дошли до места запланированной диверсии. В течение двух дней они вели наблюдение за системой охраны железной дороги и интенсивностью движения по ней.

Вечером 28 октября группа вышла к железной дороге в районе станций Морино — Старая Русса и после того, как в 23 часа в сторону Морина прошел немецкий эшелон, заминировала полотно под стыками рельс, уложив в землю 10 кг тола и 2 мины, по 200 граммов каждая. Отойдя на 150–200 метров от железной дороги, бойцы продолжали наблюдение за ней.

Около часа ночи 29 октября от Морина в сторону Старой Руссы вышел эшелон, состоящий из 35 крытых вагонов и 7 платформ. В вагонах находился неизвестный груз, а на платформах — автомашины и бочки. При переезде заминированного участка последовал взрыв, в результате чего паровоз и несколько вагонов рухнули под откос, большинство вагонов было разбито. Группа в полном составе благополучно отошла с места взрыва и стала двигаться лесами к линии фронта.

По пути бойцы проводили разведку, заходили в деревни для заготовки продуктов. Они обнаружили и взяли с собой четырех бойцов партизанского отряда «Народный мститель», отставших от своих, и трех военнослужащих 2-й ударной армии. В ночь на 9 ноября 1942 года группа вместе с примкнувшими к ней семью бойцами в районе Соколье — Малое Лосево вышла в советский тыл.

Успешно действовала разведывательно-диверсионная группа под командованием Я.И. Зарязанова, в состав которой входили 11 человек (в том числе радист П.И. Крылов, бойцы М.Я. Ветров, B.C. Суриков, В.И. Шаров, Г.Н. Пономарев, М.Н. Иванов, И.Е. Смирнов, Т.О. Потапов). 16 октября была переправлена через линию фронта в том же, что и группа Стулова, районе деревни Соколье и поселка Поддорье с задачей проведения разведки и осуществления диверсий на коммуникациях противника. За 20 дней пребывания в немецком тылу группе удалось выполнить намеченное задание. Первый успех пришелся на 24 октября, когда на шоссейной дороге Дно — Порхов они уничтожили группу немцев. 26 октября на участке железной дороги Дно — Дедовичи бойцы заложили под рельсы два заряда тола и подорвали идущий со стороны станции Дно к линии фронта железнодорожный состав с 20 крытыми товарными вагонами. Паровоз и 16 вагонов от взрыва скатились под откос и разбились. Железная дорога была выведена из строя на сутки.

18 октября прекратилась связь из-за того, что при переходе реки Полость намокла радиоаппаратура. Но группа продолжала заниматься сбором разведданных о противнике. Оставаясь в немецком тылу, ее участники прошли по территории нескольких оккупированных районов Ленинградской области. Путем личного наблюдения и бесед с местными жителями они собрали обширный материал разведывательного характера, касающийся передвижения немецких войск, дислокации воинских частей, аэродромов, объектов военного назначения, складов с боеприпасами, горюче-смазочными материалами, обмундированием и продовольствием. За 20 дней пребывания в немецком тылу группа понесла только одну потерю — при выполнении индивидуального задания пропал без вести боец Суриков. 4 ноября она вернулась на базу в Малую Вишеру и после отдыха приступила к подготовке к очередной заброске.

Такова динамика боевой деятельности разведывательно-диверсионных групп, заброшенных Управлением во 2-м полугодии 1942 года. В целом видно, как по мере накопления опыта проведенные группами операции становились все более успешными при заметно уменьшающихся потерях.

В огненном котле

Лето 1942 года было ознаменовано неудачной попыткой прорыва блокады. Части Ленинградского и Волховского фронтов должны были нанести удар по созданной противником глубокоэшелонированной обороне на левом берегу реки Волхова. Основная роль в прорыве немецкой обороны с выходом на соединение с частями Ленинградского фронта отводилась вновь сформированной и оснащенной самыми совершенными для того времени видами вооружения 2-й ударной армии.

После тщательной подготовки в начале июня 1942 года 2-я ударная, сломив ожесточенное сопротивление противника, форсировала Волхов и, перейдя на левый берег, разорвала оборону немцев, заняла ряд населенных пунктов и на несколько десятков километров продвинулась в глубь немецких войск в северо-западном направлении для соединения с частями Ленинградского фронта.

Немецкое командование для уничтожения вклинившейся в их оборону армии перебросило воинские части с других участков фронта. Начались упорные, кровопролитные бои. Населенные пункты неоднократно переходили из рук в руки. Благодаря численному преимуществу немцы сумели окружить наши войска на левом берегу Волхова, севернее Новгорода, и предприняли попытку по частям разбить окруженную 2-ю ударную армию. Вместо организации боевых действий против немцев и вывода своих войск из окружения командующий армией генерал Власов сдался в плен. Командиры и бойцы группами и в одиночку с боями выходили в советский тыл.

Перед 4-м отделом Ленинградского управления еще до того, как стало известно о предательстве Власова, была поставлена задача вывода командования армии на нашу сторону и обеспечения сохранности ее личного состава.

Для решения этой не по силам сложной задачи 4-й отдел в срочном порядке начал подготовку трех разведывательных групп, которые в июне, июле и августе 1942 года с двадцатидневным интервалом были заброшены на территорию, где находилась армия. Они десантировались в трех, примерно равноудаленных друг от друга зонах, поскольку местонахождение генерала Власова и его штаба не было известно.

Все три группы во главе с И.И. Тимофеевым, И.Т. Степановым и И.Г. Киннарем готовил заместитель начальника отделения, младший лейтенант госбезопасности Л.С. Трухин. Ему помогали старшие оперуполномоченные М.И. Николаев и М.И. Клементьев. Они же готовили командирам групп приказ-задания, которые были утверждены начальником УНКВД ЛО.

Первой 18 июня десантировалась в районе Мясного Бора группа из восьми сотрудников 4-го отдела, в состав которой вошли А.А. Лаптев, B.C. Корольков (1912 г. р.), А.П. Гвоздарев(1912 г. р.), радист, сержант госбезопасности Б.М. Дмитриев (1907 г. р.), водитель 4-го отдела Л.С. Курдюков, включенный в состав группы на случай, если придется управлять автомашиной, и переводчица 4-го отдела К.П. Абрамова (1902 г. р.).

Заместителем руководителя оперативной группы был Филиппов, а руководителем — старший оперуполномоченный 4-го отдела, лейтенант ГБ И.И. Тимофеев (1912 г. р.).

Квалификация руководителей и участников группы была достаточно высокой и сомнений не вызывала. Тимофеев, находясь в составе группы Хорсуна, проделал большую работу по подготовке разведчиков и агентов и выводу их в немецкий тыл. О Лаптеве и его работе в тылу противника уже говорилось. Остальные тоже являлись достаточно опытными сотрудниками.

Однако, несмотря на исключительно сильный состав, судьба группы сложилась трагически. После в целом благополучного десантирования в нескольких километрах от деревни Мясной Бор ей удалось собраться и определить зону своих первоначальных действий, но развернуть работу по полной программе она не смогла по причине царивших там неразберихи и паники. Немцы, взяв в окружение 2-ю ударную армию, не сразу закрыли узкий коридор в сторону Мясного Бора, в который устремились наши солдаты и командиры. Чтобы не допустить их прорыва, немцы подвергали коридор прицельному артиллерийскому обстрелу и массированным налетам бомбардировочной авиации, а на выходе из коридора организовали усиленное войсковое оцепление, с тем чтобы сумевших пробиться красноармейцев брать в плен. Попав на участок, который может быть с полным правом назван мясорубкой, группа пропала без вести, и до окончания войны судьба ее бойцов оставалась неизвестной, хотя Курдюков в ноябре 1942 года вышел в наш тыл и работал в группе Хорсуна. Однако рассказать о судьбе остальных он ничего не смог — попав под мощнейший артобстрел, он потерял из вида своих товарищей.

Некоторую ясность внесла Абрамова, явившаяся в июле 1945 года в Управление НКГБ Ленинградской области с рапортом о продолжении службы. Она рассказала, что 24 июня 1942 года группа пыталась прорваться через немецкие заградительные заслоны и практически сразу осталась без командиров. Тимофеев погиб первым в результате прямого попадания снаряда. Его заместитель Филиппов был тяжело ранен в обе ноги и оставлен, так как не мог передвигаться. Корольков, Лаптев и другие, уничтожив документы и зарыв в землю полевые сумки, в ночь на 25 июня прошли две цепи немецких заграждений, пересекли дорогу, но были замечены немцами. Произошла перестрелка, в которой погибли Лаптев и Корольков. В отношении себя Абрамова показала, что она и оставшиеся в живых Дмитриев и Гвоздарев вернулись на болото, к первоначальному месту сбора, которое беспрерывно подвергалось артиллерийскому обстрелу и атакам с воздуха, и там разошлись, пытаясь найти укрытие. После того как немцы 28 июня взяли ее в плен и этапировали на машине, Абрамова видела Гвоздарева в колонне советских военнопленных, направлявшейся в сторону Новгорода, и второй раз — в лагере военнопленных в пос. Рождествено. О себе она рассказала, что содержалась в нескольких лагерях военнопленных, где использовалась на писарских должностях и в лагерной библиотеке (в лагерях существовали библиотеки, где находились немецкие газеты и пропагандистские книги на русском языке). Работали там, как правило, осведомители лагерной администрации. Со слов Абрамовой, к ней были вербовочные подходы со стороны немецких спецслужб, но от этих предложений она отказывалась.

В 1946 году в Ленинграде объявился и Гвоздарев. Глубокого расследования по нему не проводилось. Об участниках группы он вообще не был опрошен. О себе сообщил, что в Мясном Бору в одиночку двигался на выход из окружения, но, обессиленный, был задержан немцами. Затем он содержался в нескольких лагерях для военнопленных, из последнего, находившегося в Германии, был освобожден англичанами и передан нашему командованию, которое включило его в состав комиссии по возвращению советских граждан на Родину. Там он проработал до 1946 года, через фильтрационный лагерь не проходил. Что стало с ним впоследствии, неизвестно.

Такова суровая судьба группы Тимофеева.

4 июля 1942 года самолетом с Хвойнинского аэродрома в район Филева Луга Новгородского района была выброшена группа И.Т. Степанова, в состав которой вошли: радист И.И. Малафеев, бойцы Ю. Никитин и К.В. Богданов. Задание оставалось прежним — найти и доставить на нашу территорию командование 2-й ударной армии.

В тот же день Степанов радировал, что группа благополучно приземлилась в заданном районе и приступила к выполнению задания. 5 июля он сообщил по рации, что обнаружена группа в составе пяти командиров старшего, трех командиров среднего звена и четырех бойцов. Разведчики указали им маршрут выхода в советский тыл. Кроме того, они встретили и оставили у себя сотрудника Особого отдела 2-й ударной армии Табаргина.

Из радиограммы Степанова от 6 июля следовало, что многие командиры сдаются в плен. Младшие командиры вместе с бойцами, если удается вырваться из окружения, группами уходят в северном направлении.

10 июля Степанов сообщил, что им расстрелян на месте предатель — начальник финансового отдела 382-й дивизии Лоноткин, а также, что его группой снова обнаружены несколько десятков военнослужащих из числа старшего, среднего командного и рядового состава, которым даны необходимые ориентиры и оказана помощь при выходе в наш тыл.

В результате проведенной поисковой работы группа установила, что начальник Особого отдела 2-й ударной армии Шашков погиб при попытке выйти из окружения. Находившийся вместе с ним член Военного Совета армии Зуев ушел в лес, и его местонахождение установить не удалось, несмотря на то что поиски велись в радиусе 20 километров от места выброски группы.

После этого из 4-го отдела поступило новое задание. В соответствии с ним группе надлежало направиться в район разъезда Нащи к железной дороге Луга — Новгород для проведения разведки и наблюдения за передвижением войск противника. К этому времени группа израсходовала месячный запас продовольствия, наступили голодные дни, но тем не менее до 2 августа от нее регулярно поступали разведывательные данные о передвижении немецких войск.

7 августа в помощь группе Степанова 4-й отдел забросил самолетом еще четырех человек — Г.П. Адамского, М.Г. Фокеева, Л.С. Михайлова, С.В. Васильева и вместе с ними продукты. 9 августа Степанов радировал, что все товарищи благополучно приземлились, однако грузы не найдены.

Утром 10 августа 1942 года на группу внезапно напали немцы. Завязался бой, в ходе которого был убит так и остававшийся с ними Табаргин, дважды получил ранение Михайлов, боец Никитин попал в плен. Радист Малофеев в упор убил офицера — командира немецкого подразделения и выстрелами вывел из строя их рацию. После того как немцы открыли пулеметный огонь, группа отошла в глубь леса. Оторвавшись от преследования, бойцы, утратив связь со своим командиром, стали двигаться на выход в советский тыл.

Ночью с 15 на 16 августа группа в составе Адамского, Васильева, Фокеева, Богданова, Михайлова и Малофеева при переходе линии фронта наткнулась на огневую точку противника. Выстрелом из дзота был убит Малофеев. Остальные, отойдя в сторону на 30–40 метров, подползли к немецкому проволочному заграждению, миновали его и вышли в расположение боевого охранения воинской части Красной Армии.

Степанов, в ночь на 16 августа дежуривший во время отдыха бойцов, утром, незадолго до нападения немцев, поднял группу, а сам лег отдыхать. Ослабев от долгого голодания, он, когда услышал стрельбу, не смог присоединиться к группе. Немцы тем временем ушли вслед за бойцами в лес. Степанов направился к заранее обусловленному месту резервной базы, где в подобного рода случаях должны собираться бойцы. В течение пяти суток он искал своих людей, но безуспешно. Пройдя несколько районов, 23 августа он вышел на свою родину, в Дновский район, нашел в лесу местный партизанский отряд и с помощью проводника отряда 10 сентября вышел в расположение войск Калининского фронта. В 1943 году Степанов во главе разведывательной группы вновь окажется в немецком тылу.

В ночь с 25 на 26 июля 1942 года самолетом «Дуглас» Волховского фронта в 12 километрах от Чудова была выброшена радиофицированная разведывательная группа «Эшелон» в составе 7 человек: командир группы И.Г. Киннарь, радист Г.Н. Воинов, бойцы Л.И. Дубровка, П.Д. Сергеев, П.М. Карску, С.А. Мадонов, П.И. Зверев. Перед группой стояла та же задача, что и перед группами Тимофеева и Степанова.

26 июля Киннарь сообщил в 4-й отдел, что весь состав группы приземлился благополучно и приступил к выполнению задания.

Однако положение разведчиков осложнялось тем, что не были найдены сброшенные с самолета грузопарашюты с продовольствием, в связи с чем бойцы пережили длительную, двадцатидневную голодовку.

На следующий день Киннарь радировал, что его группой обнаружены старшие офицеры 2-й ударной армии — командир 846-й стрелковой дивизии Кисель, председатель военного трибунала той же дивизии Михеев и начальник особого отдела 267-й стрелковой дивизии Коваленко, находившиеся в плохом физическом состоянии, изнемогшие от голода.

Из 4-го отдела последовало указание: оказать обнаруженным командирам посильную помощь и подобрать посадочную площадку для приема самолета. Операция по подбору площадки была затруднена тем, что группа действовала в заболоченной местности, и только 23 августа Киннарь радировал, что посадочная площадка подобрана, и сообщил ее координаты.

К 30 августа 4-й отдел совместно с командованием 14-й воздушной армии разработал план операции по выводу из окружения вышеназванных командиров 2-й ударной армии. В ночь со 2 на 3 сентября три самолета У-2 вылетели в район базирования группы. Однако командир, возглавлявший операцию, не решился провести посадку самолетов, и они вернулись обратно. Тогда Киннарь по рации вновь подтвердил, что посадочная площадка, указанная им ранее, вполне пригодна для приземления наших самолетов.

В ночь с 12 на 13 сентября четыре самолета У-2 снова вылетели в район базирования группы. Три самолета должны были принять по одному из трех командиров, а четвертый предназначался для отвлечения немцев — он должен был устроить бомбардировку гарнизона карателей, расположившегося в близлежащем населенном пункте. Два самолета успешно справились со своей задачей — они приземлились, приняли на борт и доставили в наш тыл Киселя и Коваленко. Третий самолет посадки не совершил якобы из-за отсутствия оговоренных сигналов с земли и прибыл на аэродром без пассажира. Четвертый отбомбился и вернулся на свою базу. В ночь с 14 на 15 сентября Михеев уже другим самолетом был доставлен в советский тыл.

Благодаря хорошо проведенной подготовке к приему самолетов, как то: правильный подбор площадки, ее расчистка, четкая организация охраны во время приземления, обеспечение сигнализацией — группа успешно провела операцию по спасению трех командиров. Доставленные в советский тыл Кисель, Коваленко и Михеев, находившиеся в группе Киннаря в течение 45 дней, обратились с письмами к командованию Волховского фронта, в которых дали высокую оценку боевому и моральному состоянию разведчиков. По заявлению командира дивизии Киселя, взаимоотношения в группе товарищеские, дисциплина поддерживается на высоком уровне. Самого Киннаря он охарактеризовал как волевого, смелого, решительного командира, замечательного следопыта и хитрого разведчика, скромного и молчаливого человека. Михеев особо отметил готовность бойцов пойти на выполнение любого задания и участвовать в любой операции. Также командиры обратили внимание на то, что, несмотря на трудности в обеспечении продовольствием, Киннарь и его бойцы делились с ними последней пищей, беспокоились о состоянии их здоровья. Даже за формальными строчками рапортов чувствуется горячая благодарность командиров спасшим их разведчикам.

Во время пребывания в тылу противника Киннарь и его бойцы занимались и разведывательной работой. Группа вела круглосуточное наблюдение за передвижением немецких войск по шоссе Ленинград — Москва и по железной дороге в районе Чудово — Бабино, добывала ценные данные о дислокации воинских частей, складов, об оборудованных укреплениях и огневых точках, о режиме, установленном для населения. В период развертывания операций под Синявином в сентябре 1942 года группа зафиксировала снятие противником двух пехотных дивизий и крупных танковых подразделений, стоявших против наших 4-й и 59-й армий Волховского фронта и их перемещение в сторону Тосна. Киннарь в соответствии с заданием занимался также вербовочной работой среди местных жителей, проводил встречи с приобретенными агентами, получая от них материалы.

2 октября боец Карску, обеспечивавший встречу Киннаря с агентом, был обстрелян и получил ранение. К тому времени группа фактически прекратила систематическую разведывательную работу из-за еще одного двадцатидневного голодания, которое сопровождалось желудочными заболеваниями. Метеорологические условия затрудняли вылет самолетов для заброски продуктов питания. Получив указание выйти в советский тыл, группа после ста трех дней пребывания у немцев в ночь на 3 ноября 1942 года в полном составе пересекла линию фронта и вышла в расположение 288-й стрелковой дивизии Красной Армии.

Командование Волховского фронта дало высокую оценку результатам работы группы. Весь ее состав был представлен к правительственным наградам.

Когда в сентябре 1942 года стало известно, что командующий 2-й ударной армией Власов изменил Родине и находится в Берлине, оперативно-розыскные мероприятия были прекращены и 4-й отдел продолжил работу в соответствии с планом, намеченным на второе полугодие 1942 года, который дополнился разработкой операции по поимке или уничтожению Власова.

В 159 километрах от Санкт-Петербурга, в 40 километрах от Новгорода рядом с шоссе расположен мемориал, посвященный бойцам 2-й ударной армии, погибшим в июне — августе 1942 года. Памятник воздвигнут по проекту скульптора Клыкова в 1968 году. В июне — июле 2009 года его отреставрировали. В настоящее время он представляет собой комплекс, состоящий из 29 мемориальных тумб, на которых установлены 174 мемориальные плиты с высеченными на них 17 132 фамилиями бойцов, павших в боях при попытке выйти из окружения. Сколько их было на самом деле — не известно до сих пор. На митинге при открытии комплекса в июле 2009 года говорилось, что здесь похоронены 40 000 человек. Называется и другое количество погибших — 100 тысяч. Число офицеров и красноармейцев, попавших в немецкий плен, также противоречиво — вплоть до 100 тысяч человек. Во всяком случае, после Мясного Бора все немецкие лагеря для советских военнопленных в Ленинградской области были переполнены, особенно в Гатчине и Гатчинском районе.

На центральном постаменте памятника золотыми буквами выбита надпись: «Воскресшим из забытья героическим бойцам и командирам 2-й ударной армии, смертью, подвигом своим отстоявшим Ленинград». С полным основанием можно считать мемориал памятником не только павшим воинам, но и сотрудникам 4-го отдела, погибшим в апреле — июне 1942 года при проведении чекистских мероприятий в районе деревни Мясной Бор, фамилии которых отсутствуют на мраморных плитах.

Партийные группы обкома ВКП(б)

В ряде районов Ленинградской области с началом их оккупации сотрудники областных подразделений УНКВД вместе с районными партийными руководителями создали партийно-подпольные центры, основной задачей которых являлась пропагандистская работа среди населения, чтобы ободрить местных жителей и вовлечь их в сопротивление агрессорам. Однако в области имелись районы, где по причине сложной обстановки не удалось в начале оккупации создать такие центры. Тогда решено было формировать и забрасывать в эти районы партийные группы с аналогичными задачами.

Уже на начальном этапе деятельности опергруппы 4-го отдела в Малой Вишере она стала работать в контакте с Ленинградским обкомом ВКП(б), включая оперативных сотрудников в состав партийно-оперативных или оперативно-партийных групп (поначалу не могли определиться, какое из двух слов поставить на первое место, не говоря уже о том, кто из представителей этих двух структур должен становиться руководителем, а кто заместителем). Однако существовавшая неопределенность в структурном построении таких групп не позволяла четко разграничить функции руководителя и заместителя и не обеспечивала должного взаимопонимания между ними.

Показательной в этом отношении является оперативно-партийная группа М.К. Зубакова — И.П. Бакушева, который до заброски являлся представителем Ленинградского обкома на Валдае. Уровень значимости группы был достаточно высоким. Об этом свидетельствует тот факт, что в ее подготовку лично включился начальник 4-го отдела Кожевников. Он, видимо, по согласованию с обкомом давал ее участникам следующую установку: после выхода в немецкий тыл группа должна проникнуть в Шимск и Сольцы, установить связь с действовавшими там партизанскими отрядами, заняться созданием новых партизанских групп и отрядов и руководить ими. Группу переправили из Ленинграда в Валдай, откуда подготовленные проводники должны были вывести ее через оперативный пункт в немецкий тыл.

Находясь в Валдае, Бакушев получил данные о якобы распаде партизанских отрядов в Шимском и Солецком районах и, действуя самостоятельно, без согласования с 4-м отделом, через Тихвин вылетел в Ленинград для получения новых инструкций. Трудно сказать, являлось ли это истинной причиной его отъезда или он хотел поднять свой статус и стать руководителем, во всяком случае, вывод группы был приостановлен, из ее состава выбыли несколько человек. Поскольку Бакушев отсутствовал, Зубаков включился в работу Валдайского оперпункта, занявшись приобретением разведывательного опыта, который, безусловно, пригодился ему, когда в скором времени, уже в конце октября 1941 года, он в составе, по существу, той же партийной группы, но уже в качестве ее комиссара оказался в немецком тылу, в районе Новгорода. Руководителем был утвержден Бакушев.

Перед группой стояли задачи, которые можно было отнести к сфере деятельности как обкома, так и УНКВД. В утвержденном Кожевниковым плане-задании они выглядят следующим образом:

1. Установление связи с партизанскими отрядами, находящимися в тылу противника в Новгородском, Шимском и Солецком районах.

2. Руководство боевой деятельностью партизанских отрядов, постановка перед ними боевых задач по уничтожению штабов, баз горючего, боеприпасов, живой силы противника, а также нарушение коммуникаций согласно прилагаемой инструкции.

3. Регулярное поддержание связи с УНКВД ЛО путем использования рации и посылки связных.

4. Проведение агентурно-оперативной работы внутри партизанских отрядов.

Не вызывает сомнения, что первые две задачи, несмотря на то что осенью 1941 года УНКВД еще занималось руководством партизанским движением, носят в большей степени партийный характер. Но информация об их выполнении, как видно из третьего пункта, должна была идти в УНКВД и уже оттуда — в партаппарат, где ее позже сличат с представленным руководителем группы отчетом. Само собой разумеется, что отчет по линии госбезопасности представит также сотрудник Управления. По-видимому, такой сложный способ связи был избран потому, что штаб партизанского движения в то время еще только формировался. В последующем, когда все вопросы по партийным группам были урегулированы, текущая информация от них шла на приемопередаточные узлы ЛШПД, основными из которых были: Ленинградский, Волховский и Хвойнинский.

В связи с поставленными задачами можно рассмотреть состав группы и ответить на вопрос, кто из ее участников и в какой степени мог выйти на уровень их решения. В плане-задании дается перечисление участников в следующем порядке:

М.К. Зубаков, оперуполномоченный Секретариата УНКВД ЛО, лейтенант госбезопасности; И.П. Бакушев, представитель Ленобкома ВКП(б); И.Н. Дроздов, радист, сотрудник спецотдела УНКВД ЛО; Н.А. Мароев, член ВЛКСМ, колхозник колхоза «Победа» Новгородского района; Н.Д. Михайлов, член ВЛКСМ, колхозник колхоза «Броневик» Шимского района; В.И. Харин, член ВЖСМ, пекарь Мстинского сельпо.

Первые трое в силу своей общей и специальной подготовки близки к решению этих непростых задач. Трое других могли на месте поработать со своими связями при условии, если они сохранились, принимая во внимание, что немцы в первые дни оккупации в приказном порядке провели регистрацию населения, выявили партактив и представителей советской власти и публично, для устрашения других расправились с ними. А в общем-то, они годились только на роль связных и весьма условно — рядовых бойцов.

Надо отдать должное Бакушеву и Зубакову. По прибытии в район Сольцы — Шимск они провели среди местных жителей большую агитационную работу, склонили наиболее сознательную часть населения к вступлению в партизанский отряд, дополнили его красноармейцами, отставшими от своих частей при отступлении, и советскими военнопленными, успевшими бежать из немецких лагерей. Заслуга отряда состояла в том, что своими боевыми действиями он показал местному населению возможность и необходимость активного сопротивления немецким оккупантам.

В конце ноября 1941 года отряд влился в состав 4-й партизанской бригады. Зубаков был назначен ее комиссаром.

Отмеченная на примере группы Бакушева и Зубакова неопределенность в структурном построении подобного рода партийных групп была быстро и исключительно просто преодолена. Ленинградский обком стал самостоятельно не только формировать, но и направлять в тыл противника партийные группы с единственной задачей — проведения пропагандистской работы во всех ее формах, и обращался в Управление в случаях, когда появлялась острая необходимость иметь в их составе оперативного работника. Отказа не было.

К примеру, в августе 1942 года при 4-й партизанской бригаде временно, как бы на сохранении находилась партийная группа Великитного, в составе которой, так же как партийный работник, находился сотрудник УНКВД ЛО Марушков. Хотя задача группы состояла в ведении пропагандистской работы среди населения, тем не менее ей приходилось вместе с бригадой участвовать в боевых действиях. В сентябре 1942 года по указанию обкома группа выделилась из бригады и присоединилась к Новгородскому межрайонному партийному центру.

Из имеющихся архивных материалов видно, что в октябре — ноябре 1942 года, после того как в ходе немецких карательных экспедиций партизаны понесли значительные потери, партийными инстанциями были приняты экстренные меры для укрепления партизанского движения. Одна из них — создание и вывод в немецкий тыл значительного количества партийных групп. Целью этой деятельности было положение численности партизанских формирований за счет местного населения. Для работы в составе этих групп Управлением был выделен старший оперуполномоченный контрразведывательного отдела Н.С. Крупин.

Технология зачисления в состав партийной группы видна из его рапорта, представленного значительно позже, в сентябре 1943 года, после лечения в Москве. В частности, он указывает, что в Малую Вишеру, к 4-му отделу, он «был прикомандирован 5-го ноября 1942 года как работник партийной группы Лен. обкома для засылки в немецкий тыл».

«Назначение дал 14-го декабря 1942 года уполномоченный обкома Поликарпов», после чего Крупин «был включен в партийную группу Рачкова Н.А.». (Рачков в начале октября 1942 года несанкционированно вывел в наш тыл 3-й партизанский полк, командиром которого являлся, и часть примкнувшего к нему 2-го полка, в связи с чем проводилось расследование по линии УНКВД.) Как видим, назначение Крупину давалось не Управлением, а уполномоченным обкома.

Конечно, опыта у партийных функционеров по преодолению немецких оборонительных позиций не было, и неудивительно, что проникновение в немецкий тыл было для них делом непростым. Крупин указывает, что «с 17-го декабря 1942 года по 8 марта 1943 года совместно с партийными группами передвигался вдоль линии фронта от Поддорья до дер. Михали (южнее Холма), но безуспешно, не перешли».

Продолжая тему выхода в немецкий тыл, далее он пишет: «9 марта 1943 года на планере вместе с заместителем начальника партийной группы Петровой опустились в расположении 2-й и 3-й бригад, куда Рачков прибыл на 10 дней раньше и был назначен командиром 2-й партизанской бригады. 8 человек, летевшие одновременно с Рачковым, но на другом планере, были опущены на немецкие позиции южнее Старой Руссы. Половина погибла, половина вернулась в наш тыл».

Ввиду распада партийных групп Крупин был назначен в оперативную группу НКВД 2-й партизанской бригады к Репину. Петрова стала заместителем начальника политотдела бригады.

Дальнейшая судьба Крупина — партизанско-чекистская. «С 10 по 20 марта 1943 года занимался разведкой на дальние города Псков, Остров, Новоржев. Затем находился с 20 по 30 марта в партизанском отряде № 50. В трех боях командовал отрядом, так как командир был ранен. 9 апреля вместе с начальником штаба Юрцевым (впоследствии А.В. Юрцев стал командиром 13-й партизанской бригады. — Авт.) и другими командирами пошел на прорыв окружения в районе дер. Горочка у железной дороги Порхов — Дно и был ранен в голову. С 26 апреля по 23 мая находился в 3-й партизанской бригаде и помогал в работе руководителю оперативной группы Кадачигову. От него самолетом вылетел в Москву для лечения в клинике Бурденко».

В партийных группах оперативные работники назначались заместителями руководителей, если группа состояла из 5–6 человек. При большей численности сотрудники являлись вторыми заместителями. При этом они командировались Управлением НКВД в распоряжение обкома, прибывали к месту формирования группы как партийные работники, и на Валдае (в основном, оттуда группы уходили в немецкий тыл) ими занимался представитель обкома.

Примером трудностей, с которыми сталкивались партийные группы, может служить деятельность группы Ленинградского обкома ВКП(б) под руководством партийного работника Тарасова, которая находилась в немецком тылу с 14 января по 15 марта 1943 года.

Зоной ее действий были определены Красногвардейский, Слуцкий и Оредежский районы, куда ранее забрасывались радиофицированные партийные группы, однако на связь они не вышли. Это были те районы (особенно Красногвардейский, то есть Гатчинский) где немецкие спецслужбы внедрили эффективную систему контрразведывательных мер.

Всего в группу вошли 12 человек. Ее руководителем был партийный работник И.П. Тарасов, первым заместителем — также партработник Н.В. Колесов. Вторым заместителем являлся старший следователь следственного отдела УНКВД Н.И. Иванов, включенный аппаратом обкома ВКП(б) в группу как партийный работник. В 1942 году он уже ходил с заданием в немецкий тыл. Вот имена остальных участников (обратите внимание с точки зрения подбора группы на их специальность и места работы в прошлом). Обком в отличие от УНКВД формировал свои группы из людей, которые до войны работали в той местности.

Н.П. Черных, председатель Красносельского райисполкома;

A.M. Смирнов, председатель Красносельского горсовета;

A.M. Иконников, директор торфоразработок в Слуцком районе;

Н.И. Иванов, заведующий отделом Слуцкого РК ВКП(б);

Н.В. Дичева, секретарь Слуцкого РК ВЛКСМ;

Кириллов, редактор демянской районной газеты;

Кустов, студент ЛГУ;

Шляпников Сергей, Ольм — радисты.

После высадки из самолетов по причине отсутствия достаточного количества лыж (так как большая их часть сломалась при выброске) группа остановилась в полутора километрах от озера Мочалище, расположившись на небольшом острове среди замерзшего болота, а не в лесном массиве, что существенно ограничило возможности развернуть работу и о чем радиограммой было сообщено начальнику ЛШПД Никитину. Обращаясь к Никитину, они главным образом рассчитывали, что им забросят лыжи, без которых группе в зимних условиях было не обойтись, тем более что передвигаться по дорогам они не могли, поскольку там слишком велики были шансы натолкнуться на карателей или патрули.

Группа сразу взялась за дело. Для начала изготовили четыре листовки общим тиражом около 350 экземпляров. Первая содержала информацию об успехах Красной Армии и призыв к населению усилить борьбу с оккупантами. Вторая извещала о разгроме немцев под Сталинградом, рассказывала о патриотическом движении трудящихся Советского Союза по добровольному взносу сбережений на производство военной техники для Красной Армии. Третья оповещала о наступательных действиях Ленинградского и Волховского фронтов, о прорыве блокады Ленинграда. Четвертая листовка содержала обращение к населению Оредежского, Красногвардейского, Слуцкого и Красносельского районов с призывом к усилению борьбы с немецкими оккупантами всевозможными средствами, как то: уход к партизанам, саботаж немецких приказов, разрушение железных дорог, мостов, порча связи, телеграфа и так далее.

Листовки вместе с экземплярами газеты «Ленинградская правда», которых было сброшено около 4 тысяч, распространяли при встречах с жителями Красногвардейского, Слуцкого и Оредежского районов, а также в Красногвардейске, на станции Сиверская, в поселках Дивенский, Мшинский, Чаща, Чолово, Вырица и других. Для того чтобы добраться до этих населенных пунктов, надо было скрытно пройти большое расстояние, порой до 150 километров. К тому же само появление вблизи населенных пунктов было сопряжено с опасностью.

Одновременно с этим в соответствии с заданием предстояло разыскать партийную группу Андреева, сформированную из местного партактива, с тем чтобы получить информацию об обстановке в Оредежском районе и о патриотически настроенных местных жителях, которых можно было бы использовать в пропагандистской работе.

Участники группы поочередно, сменяя друг друга, раз за разом выходили на поиски группы Андреева, ориентируясь на лыжные следы и оставленные вещи. 19 января нашли две разрушенные землянки. В одной из них были обнаружены следы крови, разбросанные запалы, противотанковые мины, питание для радиостанции, обрывки газет, старый полушубок, книги на русском языке и другие предметы. От землянок в сторону поселка Чолово шли лыжные следы. Было сделано предположение, что на группу Андреева напали каратели, так как накануне оттуда слышалась автоматная стрельба. Пройдя по лыжне в сторону Чолова, группы не обнаружили, поэтому на окраине поселка разбросали листовки и вернулись на базу.

26 января на базу пришли два участника другой партийной группы, Кривенко и Забелин. Группа, по их информации, была заброшена в ночь с 23 на 24 января и состояла из четырех человек: руководителя Ивана Кривенко, двух разведчиков, Александра Забелина и Пакуева, и радиста Лосева. Все они были десантированы в южной части озера Стречно.

Со слов Кривенко, 25 января им был сброшен с самолета баул с продуктами, розыском которого в это время занимались Пакуев и Лосев. Несколько членов группы во главе с Тарасовым вместе с Кривенко и Забелиным отправились на поиски баула и оставшихся разведчиков. Остановившись в укрытии у озера Мочалшце, они отпустили «гостей» вперед и стали наблюдать за развитием событий. Действительно, вдалеке были видны два человека, к которым двигались Кривенко и Забелин. Но в это время поодаль появился отряд карателей, начавших окружать Лосева и Пакуева. Остальные двое также были замечены полицаями, которые стали их преследовать. Оторвавшись от карателей, Кривенко и Забелин у озера Мочалище встретились с ожидавшей их группой Тарасова и, прибыв на базу, дали Никитину радиограмму о распаде группы.

29 января в расчете на то, что каратели снялись и ушли, а Лосеву и Пакуеву удалось спастись, на их поиски снова были посланы Кривенко и Забелин и с ними Колосов и Кустов. Однако на месте они обнаружили только лыжные следы в направлении Малой Вишеры. Возникло предположение, что разведчики попали в плен, которое впоследствии подтвердилось. Лосев под диктовку немцев вышел на связь с партийным радиоцентром в Малой Вишере и назначил Кривенко место встречи в сарае у деревни Пелково. Чтобы не попасть в немецкую засаду, группа Тарасова прекратила поиски Лосева и Пакуева. Кривенко и Забелин присоединились к ней.

Для выполнения задания каждый участник с дневным интервалом направлялся в походы, которые проводились мини-группами из трех человек, как правило, во главе с Колосовым или Николаем Ивановым. Они выясняли обстановку в населенных пунктах Кремено, Вырице, Сиверской, в Зверинских и Комаринских хуторах, устраивали засады для задержания местных жителей, чтобы получить информацию о немецких гарнизонах и о людях, которых можно использовать в пропагандистских мероприятиях.

В районах железнодорожных станций Чаща, Дивенская, Мшинская организовывали наблюдение за движением поездов, фиксируя перевозимые грузы и изучая систему охраны.

17 февраля Николай Иванов проник в Ширские хутора для восстановления связи с проживавшими там довоенными агентами УНКВД «Арнольдом», «тетей Полей» и «Соловьем». Не обнаружив их, он пошел в дом лесника Елагина, где провел с ним и его дочерью беседу, в ходе которой дал им задание разыскать агентов и собрать сведения о наличии в близлежащем окружении немецких воинских частей, их численности, вооружении и возможном перемещении, о строительстве оборонительных сооружений, работе и строительстве аэродромов, расположении складов с боеприпасами и продовольствием, выяснить места расположения карательных отрядов, составить списки старост деревень и полицейских, а также советского актива, подобрать людей для включения в партизанские отряды и провести сбор средств на нужды Красной Армии.

Елагин отнесся к Иванову лояльно, без колебаний назвал известные ему места расположения немецких воинских частей и карательных отрядов, рассказал, что «Арнольд», «тетя Поля» и «Соловей» переехали в Вырицу, назвал несколько лиц, которые, по его мнению, настроены патриотично. Для закрепления вербовок Иванов взял у Елагина и его дочери подписки об их согласии сотрудничать с советской разведкой, обговорил способы связи через почтовый ящик и передал для распространения листовки и газеты.

Иванов и другие участники группы, имея установку ради безопасности устранять лиц, подозрительных по части сотрудничества с немецкой контрразведкой, действовали довольно решительно. Так, 20 февраля они сделали засаду на тропинке между деревней Чаща и бараком Тупик, задержали неизвестного мужчину лет 50, который назвался охотником. В разговоре тот восхвалял немцев и категорически отказывался помогать партизанам, в связи с чем был уничтожен.

Вероятнее всего, немцам стало известно о деятельности группы Тарасова. По крайней мере каратели стали подтягиваться к месту, где располагалась база. 23 февраля произошло первое серьезное нападение на группу, и ей пришлось покинуть базу. Было принято решение продвигаться в наш тыл. Однако каратели следовали за группой, которая не могла оторваться от них, поскольку по-прежнему не хватало лыж.

24 февраля 1943 г. Чернат и радист Шляпников были посланы за лыжами в соседнюю деревню. Вечером они вернулись без лыж, объяснив, что заблудились. Рано утром 25 февраля их снова послали с приказом вернуться к 12 часам дня. Чернат пришел вечером один и заявил, что у Острова они попали под обстрел засады карателей и «при первых выстрелах Шляпников сел и больше не поднимался». Чернат был вынужден уйти. Видимо, перестрелка действительно имела место, так как в 12 часов дня в районе Острова группа слышала автоматную стрельбу.

25 февраля вечером группа, закопав радиостанцию Шляпникова и сделав снегоступы, отошла за Витебскую железную дорогу. 26 февраля на проселочной дороге между деревнями Черемна — Кремено была сделана засада в составе трех человек: обоих Ивановых и Тарасова.

Днем они задержали двух женщин — одна была из деревни Черемна, другая из деревни Кремено. С ними провели короткие беседы, дали газеты «Ленинградская правда» и немного листовок для передачи в Кремено Мочалкину и Жоржиной, которые в прошлом относились к партактиву, а также чтобы распространить в деревне Черемна.

Женщины сообщили, что в Кремено, кроме немецких солдат, около двух недель стоит карательный отряд из 35–40 человек. Они назвали старосту деревни, а также поименно советский актив.

При переходе реки Оредеж группа снова была настигнута карателями, произошла перестрелка. Преследование продолжалось и дальше. С каждым днем по причине голода продвигались все медленнее. В Ленинград Никитину послали радиограмму с просьбой забрать группу самолетами у озера Глухого и пошли дальше.

К первым числам марта второй Иванов, Никандр, Кириллов и еще некоторые участники идти уже не могли. Группа приостановила движение и дала квадрат для заброски баула. 3 марта они получили продукты и лыжи. По мере восстановления сил группа продвигалась в Тосненский район, перешла железную дорогу Новгород — Пушкин. Оттуда послали людей к Елагину, чтобы очистить почтовый ящик и дать новые задания, поскольку все сведения он должен был приготовить к 1 марта 1943 года.

Рано утром 8 марта на опушке болота Пушкинский мох на группу снова напал карательный отряд. В бою были убиты Чернат и Иконников. Тяжелые ранения в ногу, руку и плечо получил радист Ольм, которого долгое время везли на лыжах, пока каратели их снова не настигли. Ольма пришлось оставить, снабдив его продуктами и боеприпасами. Вскоре каратели в третий раз за день настигли группу. Во время боя были слышны стоны Ольма и выстрелы там, где он лежал. Не установлено, каким его взяли немцы — живым или мертвым.

Всего в течение дня группа выдержала четыре боя. В ней остались семь человек, каратели потеряли не менее десяти. Было принято решение переходить линию фронта в районе Мясного Бора и Любина Поля. В последующие четыре дня, начиная с 9 марта, группа вела бои у деревни Новая и в районе деревни Финев Луг, между реками Рогатка и Кересть. Были тяжело ранены Иванов Никандр — в ногу, спину и щеку и в грудь — Иванов Николай. В эту же ночь в присутствии всех оставшихся членов группы были сожжены шифр НКВД и шифр радиста Ольма, так как, по предположениям, линия фронта находилась уже близко и с шифрами через нее идти не хотели.

Тогда же было вынесено решение застрелить Никандра Иванова, поскольку тот был тяжело ранен, а нести его не было сил. Но стрелять никто не решился, и его оставили в лесу одного с продуктами, картой, компасом и оружием.

У Николая Иванова были обморожены ноги и не действовала рука. Несмотря на обмороки, он все же шел за группой, передав пистолет заместителю командира Колосову.

Вечером 13 марта 1943 г. группа достигла озера на Замашском болоте, где пробыла всю ночь и следующий день. Вечером 14 марта оставшиеся шесть человек — Тарасов, Кириллов, Колосов, Дичева, Забелин и Иванов — подошли к передовым оборонительным линиям немцев. За разобранной железной дорогой Новгород — Чудово неожиданно вышли на замаскированный вал с глубокой траншеей, в которой находились немецкие солдаты. Группа раскололась на две части. По утверждению Забелина, севернее пошли четыре человека — Забелин, Колосов, Дичева и Кириллов, южнее — двое: Иванов и Тарасов.

Иванов вынырнул из маскировочного вала и проскочил у самой траншеи, спрятавшись за холм. Солдаты после окрика «Хальт» открыли стрельбу, и бежавший за ним Тарасов упал. После длинной автоматной очереди Иванова немцы затихли. Тогда чекист выбежал из-за холма, бросил в траншею с солдатами гранату «Ф-1», перелез траншею и побежал через поляну в лес.

Вскоре немцы со всех сторон открыли ураганную стрельбу из пулеметов, минометов, автоматов, освещая местность ракетами. Иванов добежал до леса, а затем пошел строго на восток. Линию фронта он перешел 15 марта 1943 г. в 2 часа ночи.

Пройдя лесом около трех километров на восток, Иванов вышел на опушку леса, где находилась землянка с красноармейцами, сдал им автомат и был доставлен в штаб 2-й стрелковой дивизии 59-й армии Волховского фронта. В штабе по карте ему указали место, где он перешел линию фронта — в районе между деревней Любцы и Мясным Бором. Сразу же из штаба дивизии его отправили в госпиталь.

Что касается тех членов группы, которые пошли севернее, то они также наткнулись на немецких солдат в количестве 7–8 человек. Шедший впереди Забелин скосил их из автомата. Перейдя траншею, они встретили круглое проволочное заграждение, которое не смогли пройти. Колосов пошел правее, а Забелин, Дичева, Кириллов остались на месте. Немцы открыли ураганный огонь. В этот момент осколками была контужена Дичева и ранен в обе руки, в висок и щеку Забелин. Осколками мины они пробили дыру в проволочном заграждении. Забелин и Дичева преодолели его. Кириллов остался на месте, и его больше не видели. Уже за проволокой пулеметной очередью была убита Дичева. Забелин добрался до леса, где встретил красноармейцев, которые отвезли его в штаб 2-й дивизии, а оттуда в госпиталь.

Услышав ураганный огонь со стороны немцев, в штабе дивизии подумали, что началось наступление, и выслали передовые части. На одну из них вышел Колосов, которого, приняв за немца, застрелили.

Из четырнадцати человек группы Тарасова линию фронта сумели преодолеть только двое — остальные погибли или пропали без вести. Выпал из отчетов Н.И. Иванова и Забелина Кривенко, последующая судьба которого осталась неизвестна. Не хотелось бы думать, что он погиб. Во всяком случае, по уголовному делу в отношении немецкого разведчика Винка, участника истребительного батальона, добровольно сдавшегося немцам в плен, в 1945 году давал показания Кривенко, знавший Винка по периоду совместной учебы в институте им. Лесгафта и пребыванию в истребительном батальоне. Однако достоверно идентифицировать Кривенко, вошедшего в группу Тарасова, не зная его имени и отчества, нельзя.

После лечения в госпитале Николай Иванов 20 мая 1943 г. представил обстоятельный отчет о работе в тылу врага, к которому приложил рапорт с просьбой снова направить его в немецкий тыл.

В заключение — рассказ о гибели еще одного чекиста, заброшенного в составе партийной группы, старшего оперуполномоченного 4-го отдела, старшего лейтенанта госбезопасности А.А. Михайлова. 15 января 1943 г., почти день в день, что и группа Тарасова, он в составе Лужского межрайонного партийно-подпольного центра из 9 человек был десантирован в семи километрах от ст. Чаща на территории того же самого Оредежского района.

Михайлов имел немалый опыт работы в тылу врага. Еще осенью 1941 года он воевал в составе 5-го партизанского полка. В ноябре под его руководством была проведена операция по разгрому немецкого штаба в деревне Метаморочка Новгородского района, в результате которой были уничтожены более 20 немецких военнослужащих и автотранспорт.

Теперь Михайлов обеспечивал группу информацией об оперативной обстановке в зоне ее деятельности, для чего установил доверительные контакты с местными жителями, используя их для выявления предателей и немецких пособников. Также он, наблюдая за коммуникациями, собирал данные разведывательного характера.

Обстоятельства его гибели стали известны уже после войны от бывшего заместителя руководителя Лужского партийного центра И.Д. Дмитриева, впоследствии ставшего комиссаром 9-й партизанской бригады. Дмитриев сообщил, что 26 февраля 1943 г. Михайлов находился в разведке вблизи Островенского сельсовета Лужского района, где был обнаружен немецкими карателями. В завязавшемся бою он погиб в трех километрах от деревни Загорье.

1942 г Будни разведки

Как правило, когда пишут о работе наших разведчиков в тылу врага, в качестве примера приводят удачные операции. И в самом деле — зачем приводить неудавшиеся? Исходя из тех же соображений, много рассказывают о героизме советских людей и лишь глухо упоминают о предательстве.

История провалов и предательств, недомыслия и неразберихи мало кого интересует. И зря. Потому что реальная работа в тылу врага состояла не только, а часто и не столько из удач, сколько из ошибок и трагических случайностей. И люди, к которым обращались за помощью, тоже далеко не всегда являлись патриотами, особенно в первые полтора года войны, когда многим казалось, что окончательная победа немцев — лишь вопрос времени.

Один из пиков предательства пришелся на первые месяцы войны, второй — на июль — август 1942 года. По-видимому, он был связан с трагедией 2-й ударной армии. Иногда предатели сотрудничали с немцами на идейной основе, но чаще просто из желания сохранить жизнь. Это желание порой приводило к тому, что отдельные личности переходили с одной стороны на другую по несколько раз.

Кто же они были — люди, перешедшие на сторону врага?

О предателях и предательстве

Предавали, шли на сотрудничество с немцами самые разные люди: местные жители оккупированных территорий; переселенцы, которых вывозили в глубокий немецкий тыл из населенных пунктов прифронтовой зоны, таких, как Тосно, Пушкин, Павловск, пос. Володарский, Урицк и другие; военнопленные, содержавшиеся в созданных немцами лагерях. Не были исключением также разведчики и бойцы разведывательно-диверсионных групп всех десяти разведывательных служб Ленинградского и Северо-Западного фронтов, КБФ и Управления НКВД ЛО.

Все эти люди представляли собой вербовочную базу для немецких спецслужб. Идейных предателей, инициативников было не так уж и много, основу местных агентурных сетей составляли завербованные из корыстных побуждений или ради самосохранения советские граждане.

На оккупированной территории Ленинградской области в 1941–1944 годах сотрудничали с немцами более 15 тысяч человек, в том числе более 10 тысяч — с гражданской администрацией, полицейскими, жандармскими и абверовскими органами, и около 5 тысяч состояли в РОА. Правда, не всякое сотрудничество — предательство, что, кстати, хорошо понимали те, кто после освобождения области рассматривал дела этих людей. Естественно, никакому наказанию не подлежали те, кто работал на немцев, чтобы прокормиться. Советская власть сочла возможным не карать даже рядовых сотрудников полиции, если те не являлись бывшими военнослужащими, т. е. не изменили принесенной присяге, и не участвовали в карательных операциях против партизан и мирных жителей. Да и среди русских сотрудников немецкой разведки и власовцев было немало таких, кто пошел на это с одной целью — вырваться к своим и, как только представлялась такая возможность, переходил на нашу сторону.

Всех этих людей мы вынесем за скобки нашего повествования и будем говорить только о тех, кто более-менее искренне и результативно работал на врага.

Предательство имеет свои гносеологические корни, но в данном случае уместнее говорить не о философии, а о проводившейся немцами пропагандистской обработке населения и о методах вербовки агентуры, основой которой служили, в частности, нечеловеческие условия содержания в лагерях военнопленных и чудовищные методы допроса попавших в плен советских разведчиков и разведчиц. Ни одна спецслужба не прибегала в таком массовом порядке к подобного рода омерзительным методам вербовки, но надо сказать, что и надежность немецкой агентуры была очень низка.

Предпосылкой к вербовке гражданских лиц являлся уже сам факт получения работы в немецких административных органах, на железной дороге, на военных объектах, таких, как склады продовольствия и обмундирования, базы горючего и боеприпасов, в лесничествах и по содержанию шоссейных дорог. Занятые в этих сферах люди не умирали с голода — они имели хороший паек, такой же, как у рядового немецкого солдата. Если принять во внимание, что пайком кормилась вся семья, то зависимость была очевидной.

Немецкие спецслужбы имели большой выбор кандидатов на вербовку, и любой отказ от сотрудничества рассматривался ими как проявление неблагонадежности и возможного противодействия в последующем. Осознавая подобного рода зависимость, вербуемый или становился на путь предательства, или, дав согласие, искал выход в оказании помощи подполью и партизанам. Немцы, в свою очередь, пытались закрепить вербовку не только получением подписки о сотрудничестве, но и, заставив человека выполнять задания, связанные с предательством.

Решению задачи создания на оккупированной территории разветвленной агентурно-осведомительной сети германские спецслужбы подчинили свой пропагандистский аппарат. К нему относились:

1. Открытая в Гатчине пропагандистская школа, курс обучения в которой проходили одновременно 40 человек. Контингент слушателей был русскоговорящий, с явно выраженным антисоветским уклоном. Преподавательский состав имел четкую антибольшевистскую, геббельсовскую ориентацию. Диапазон использования выпускников был довольно широк, начиная от редакций, где издавались книги, газеты и листовки с клеветой на советскую власть и Красную Армию, до вещания через громкоговорители на наши передовые позиции с призывами переходить на сторону немцев.

Такую школу закончила в марте 1945 года предательница из Гатчины Грязнова, которая в апреле выезжала к передовым позициям наступавших на Берлин войск Красной Армии и призывала через громкоговоритель наших солдат складывать оружие ввиду скорой победы вермахта. До этого она закончила школу надзирательниц и работала начальником женского трудового лагеря в Красногвардейском районе.

2. Немецкие власти, чтобы держать население в состоянии информационного голода, в приказном порядке под угрозой расстрела обязали всех жителей сдать радиоприемники. (Впрочем, Ленинградское радио все равно осуществляло вещание на оккупированную территорию в надежде, что хоть кто-то услышит его голос и поделится новостями с родственниками или соседями.)

3. В наиболее людных местах, на рынках, площадях через громкоговорители передавалась лживая, искаженная информация о победах немецкой армии, о якобы взятии таких крупных городов, как Сталинград, и даже о взятии Москвы и падении Ленинграда. В передачах содержались призывы отлавливать большевиков и евреев и сдавать их немецким властям как врагов русского народа.

4. Немцы начали издавать и распространять на оккупированной территории через розничную сеть газеты на русском языке, такие, как «Русское слово» в Пскове, «Северное слово» в Риге. В Гатчине издавалась газета «Мировое эхо», в которой печатались наряду с лживой информацией об успехах немецких войск письма граждан, выехавших на работу в Германию, об идиллическом пребывании в этой стране.

Воздействию печатного слова на население немцы придавали особое значение. В частности, они обязали жителей Гатчины и района, работающих в немецких учреждениях, подписаться на газету «Мировое эхо». Печатали объявления, чтобы повысить интерес к периодическим изданиям и увеличить тиражи. К примеру, дневная выручка одного из газетных киосков в Гатчине доходила до 1500 рублей при стоимости одной единицы издания 1,5 рубля.

Немцы постоянно отслеживали читательский интерес к печатным изданиям, в том числе к распространявшимся в большом количестве листовкам. Нельзя не отметить, что среди издателей находились трезвые головы, которые указывали на шаблонность статей, прямолинейную подачу лживой информации, а также на отсутствие элементарной привлекательности. Однако критическая оценка содержания печатных изданий некоторыми немецкими пропагандистами в вышестоящих пропагандистских органах в Берлине зачастую рассматривалась как попытка привнесения пораженческих настроений и грозила смещением с должности и отправкой на фронт.

5. Была предпринята попытка насадить среди местного населения немецкую массовую культуру, чтобы сделать образ Германии более привлекательным в глазах русских людей. В Гатчине открыли кинотеатр для местных жителей (фильмы для немецких солдат и офицеров показывались в отдельном кинотеатре). Посещаемость его была невысокая, в основном, туда ходили подростки и молодые женщины, а также лица, работавшие на немецких объектах и в административных учреждениях, которые посещением кинотеатра должны были демонстрировать свою лояльность немцам. Однако пропагандистам массовой культуры не удалось добиться высокой посещаемости. Объяснялось это также тем, что фильмы шли на немецком языке, в основном, были развлекательного характера, как правило, после одного-двух «культпоходов» интерес к ним пропадал.

Организовывались также концерты, где главным действующим лицом являлся бывший солист Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова Н.К. Печковский, который, будучи талантливым тенором, пользовался популярностью у немцев. С концертами он выезжал в оккупированные города Ленинградской области, в Прибалтику, выступал в Берлине и Вене, где не был принят в труппу знаменитого оперного театра по причине якобы незнания немецкого языка.

Арестованный предатель Г.А. Куликов, подготовленный в Сиверском разведпункте для ведения разведывательной работы в блокадном Ленинграде, рассказывал об обстоятельствах, при которых певец стал работать на немцев: «Уже в бытность пребывания Загоруйченко (студент института им. Лесгафта, до войны чемпион СССР по боксу в среднем весе, добровольно сдался немцам в плен. — Авт.) на Сиверской обнаружилось, что личным знакомым последнего является певец Печковский, проживающий со своей матерью и еще одной женщиной в Карташовке под Сиверской на собственной даче, и которого Загоруйченко знал еще по Ленинграду. Знал ли Загоруйченко о пребывании Печковского в Карташовке еще до своего прибытия на Сиверскую или встретился с ним во время одной из тренировочных прогулок на лыжах, я не знаю. Но однажды, в январе или в феврале месяце (1942 года. — Авт.), Загоруйченко рассказал нам, что встретился с Печковским, что последний живет очень плохо и испытывает крайнюю нужду в продовольствии. Он предложил нам, то есть всем проживающим на „Корниловской даче“, сделать сбор продовольствия в его пользу. По договоренности с Владимиром Яковлевичем (капитан Красной Армии, добровольно сдавшийся в плен, комендант Сиверского разведпункта. — Авт.) и эстонцами (три охранника разведпункта: Хельмут, Карл и Артур. — Авт.) мы собрали две буханки хлеба, выделили некоторое количество картофеля, и все это Олег Загоруйченко, Борис, Николай (другие разведчики, пребывавшие в школе, тоже добровольно сдавшиеся в плен военнослужащие Красной Армии. — Авт.) и кто-то из эстонцев свезли Печковскому. Затем в это дело вмешался и Владимир Николаевич (гражданский сотрудник школы, занимался подбором разведчиков из числа военнопленных, одновременно являлся переводчиком. — Авт.). По его указанию из штаба были доставлены на дачу Печковского дрова. Побывав в отпуске с 15-го февраля по 15-е марта у своей семьи в Риге, Владимир Николаевич привез для Печковского продовольственную посылку, якобы из Риги, и ее свезла в одно из воскресений Печковскому эта же группа лиц. Причем вместе с группой в тот день пошел на лыжах в Карташовку и сам Владимир Николаевич. Свою заботу о Печковском Владимир Николаевич мотивировал тем, что нужно сохранить для новой России этого крупного певца. В дальнейшем положение Печковского резко улучшилось. В апреле месяце мне пришлось слышать от кого-то из ребят, как будто бы от Бориса, что Печковский начал давать концерты, и что о нем проявляется забота, и он уже ни в чем не нуждается».

После войны против Печковского было возбуждено уголовное дело, однако суд не нашел в его деяниях состава преступления. Его работа на немцев ограничивалась поездками с концертами по немецким гарнизонам, на более глубокое сотрудничество с оккупантами Печковский не пошел. Более того, он знал гатчинского подпольщика Игоря Рыбакова, работавшего в комендатуре переводчиком, но не выдал его.

6. В Пскове при участии СД была открыта «Славянская миссия» с филиалом в Гатчине. Немцы на оккупированной территории области увеличили число действующих церквей до 176 и попытались поставить церковь под контроль СД, укомплектовав штат миссии многими изменниками, что не осталось не замеченным дня населения.

Народ ходил в церкви, но проводившаяся там немецкая пропаганда воспринималась далеко не всеми прихожанами. Кроме того, немцы явно «перебарщивали», пытаясь завлекать народ в церковь через репродукторы.

7. Немецкий пропагандистский аппарат и СД важное значение придавали учащейся молодежи. В Гатчине открыли гимназию, а в Мариенбурге — прогимназию. Директором прогимназии назначили К.С. Шуева, который был завербован СД в качестве осведомителя. Заданием Шуева было изучать преподавателей, учащихся и их родителей, выявлять коммунистов, евреев, советский актив, партизан и лиц, имевших связь с ними, узнавать о возможных заговорах против немцев. Информацию своим хозяевам он предоставлял в письменном виде вместе с протоколами родительских собраний. Именно в этот период он дал наводку на упомянутую выше Грязнову, которую после дополнительного изучения завербовала немецкая контрразведка и направила в школу надзирательниц в Вырицу.

Шуев поддерживал тесную связь с начальником Гатчинского отдела пропаганды Никитиным и его заместителем Лаписом. От них он систематически получал литературу фашистского толка, которую раздавал ученикам. Из отдела пропаганды он также получал учебники, в частности, учебник русского языка «Родное слово», изданный в Риге. Через отдел пропаганды он печатал в газете «Северное слово» антисоветские статьи под псевдонимом «Семенов».

В мае 1942 года от вновь назначенного начальника отдела пропаганды, лейтенанта Фурмана Шуев получил задание организовать при прогимназии курсы немецкого языка для приобщения учащихся, их родителей и вообще жителей Мариенбурга к немецкой культуре и немецким порядкам. Затем он по заданию СД и при ее содействии создал антисоветский комитет «Русское общество помощи германской армии», ставивший целью воспитание населения в фашистском духе. Для участия в работе общества он привлек И.И. Терешкова, бургомистра Мариенбурга, П.П. Равелина, бывшего бургомистром до Терешкова и расстрелянного патриотами, П.Е. Кузнецова, перешедшего с должности бургомистра в администрацию Гатчины, Д.Н. Угарова, заведующего хозчастью конторы бургомистра, Л.H. Левскую, переводчицу конторы, Л.И. Белана, сторожа конторы, A.M. Малинина, зав. амбулаторией в Мариенбурге. Все они были агентами СД и при отступлении немцев бежали с ними, за исключением Равелина, убитого патриотами, Шуева и Терешкова, которые 21 марта 1944 года были осуждены по ст. 58-1а УК РСФСР, соответственно, к 10 и 15 годам лишения свободы. До бегства предателей из Гатчины Шуев поддерживал тесные отношения с агентами гатчинской немецкой агентурной группы Крюкова-Соколова, проживавшими по Комсомольской улице, в домах 15–19, был в приятельских отношениях с сержантом полиции СД В.А. Артемовым, работавшим школьным советником при немецком штабе на ст. Волосово.

Изучение материалов дел предателей позволяет разделить их на несколько категорий.

Первая — это люди, которые постоянно испытывали недостаток власти. В своем большинстве они волевые, но жесткие и жестокие, стремящиеся хоть немного подняться над остальными. Когда им это удается, они пытаются употребить власть не во благо людей, а для их морального и физического подавления.

Таковыми были в своем большинстве назначенные немцами из местных жителей бургомистры, старосты и старшины, надзиратели, которые стали ненавистны основной массе населения, и их уничтожение воспринималось с удовлетворением.

Ко второй категории предателей относится тип людей, определяемых в русском языке словами «прихвостни», «прихлебатели», которым все равно, какой власти служить, лишь бы быть при ней. Они готовы на любую подлость, чтобы угодить хозяевам и не лишиться минимальных благ, которые те дают им.

Как правило, это люди, у которых отсутствуют твердые жизненные позиции. Они удобны власти, которая, впрочем, держит их в «узде», понимая, что со стороны подобных персонажей можно ожидать предательства в любой момент.

К третьей категории относятся недовольные и обиженные. Это прежде всего выходцы из дворянской, купеческой, кулацкой среды и их потомки, которые, лишившись имущественных прав, затаили злобу на советскую власть.

Сюда же можно отнести бывших белогвардейцев, участников ликвидированных антисоветских блоков и лиц, принимавших участие в стихийных восстаниях и за это репрессированных. Это люди с устойчивыми политическими взглядами и убеждениями, сознательно выступавшие за восстановление старых порядков и поддержавшие немецкий антибольшевизм. Примером являются руководители антипартизанских отрядов, сотрудники немецких разведшкол, пронемецки настроенные церковнослужители.

Четвертая категория — люди, павшие духом. Это прежде всего военнопленные, которые перенесли тяжесть отступления в первые месяцы войны или разгром, как это было со 2-й ударной армией в июне — августе 1942 года. Оказавшись в лагерях для военнопленных, в частности, в гатчинских лагерях, численность населения которых после разгрома 2-й ударной армии возросла в разы, они были поставлены перед угрозой голодной смерти и, не имея другого выбора, шли на сотрудничество с немецкими разведывательными и контрразведывательными органами, чтобы выжить.

К пятой категории относятся, в основном, женщины, которых толкнули на путь предательства проблемы личного характера: развал семей, мобилизация мужской части населения, вызванная оккупацией неустроенность личной жизни, моральное разложение, характерное в большей степени для молодых женщин, утрата веры в способность Красной Армии победить нацистскую Германию, страх за свою жизнь в случае попадания в плен после переброски в тыл противника в составе разведывательно-диверсионных групп.

Так, агент СД Воронцова, желая отомстить за разрыв отношений, выдала Гатчинскому ГФП патриота Степанова, одного из руководителей подпольной молодежной группы, состоявшей из 25 человек. Немцы взяли Степанова под наблюдение и в конечном итоге установили всех участников группы, которые были расстреляны в Гатчине 30 июня 1942 года. Их имена выбиты золотыми буквами на мемориальной доске, размещенной на стене при входе в Гатчинский парк.

Некоторые молодые женщины, не имея средств к существованию и не видя возможности заработать на жизнь, пошли в организованные немцами кабаре и публичные дома. К примеру, в деревне Горино у озера Ильмень в церкви, полуразрушенной при советской власти, немцы организовали кабаре с участием молодых женщин-проституток.

Так, Градова, начавшая заниматься проституцией в шестнадцатилетнем возрасте, была завербована оккупантами для выявления партизан и граждан, оказывавших им помощь. При отступлении немцы оставили ее в Ленинградской области в качестве агента, проинструктировав о поддержании связи с резидентом, который прибудет к ней и определит ее дальнейшие действия.

С нашей стороны в немецкий тыл забрасывались спаренные агенты-женщины — при отсутствии мужского трудоспособного населения им было легче маскироваться и проникать в нужные сферы. Но пленение одной из них, как правило, вело к предательству. Так, в начале августа 1942 года 4-м отделом в Гатчинский район для участия в намеченной операции по разгрому немецкой разведшколы в пос. Сиверская были заброшены спаренные разведчицы Веселкова (1914 г. р.) и Кирпе (1918 г. р.). При этом предполагалось, что Кирпе, финка по национальности, сумеет войти в доверие к проживавшим в окружении Сиверской разведшколы финнам и таким путем сможет собирать нужную информацию. Но после десантирования Веселкова сразу сдалась немцам, а Кирпе отправилась к своим родственникам в деревню, где проживала до войны. Немцы не получили от них информации о планируемых мероприятиях по разведшколе, поскольку они не были посвящены в замысел руководства. В данном случае все обошлось без ущерба для намечавшейся операции, но так бывало далеко не всегда.

Используя предателей, немцы для выявления партизан, жителей, помогающих им, и советских разведчиков создали сеть агентов и осведомителей, особенно плотную вокруг интересующих советское командование объектов, таких, например, как Сиверская разведшкола. На подходах к ней действовала стационарная и подвижная агентура, которая укомплектовывалась за счет предателей, в том числе и бывших участников разведывательно-диверсионных групп.

Так, Особым отделом 54-й армии в июне 1942 года в район Финева Луга, в зону окружения 2-й ударной армии, была выброшена группа из трех разведчиков: Л.И. Алексеевой (1922 г. р., уроженки Москвы, в прошлом технической сотрудницы ЦК ВЛКСМ), К.Н. Разумова (1922 г. р., до начала войны проживал в Гатчине) и с ними радиста Антипова, который при приземлении исчез — возможно, погиб. Перед группой стояла задача: сдаться немцам в плен и легендировать себя как изменников Родины, с тем чтобы проникнуть в Сиверскую разведшколу. После приземления Алексеева и Разумов действительно сдались в плен, но не для того, чтобы действовать в соответствии с заданием, а чтобы перейти на сторону противника.

Разумов был включен в состав агентурной группы Майснера, Алексеева завербована начальником отдела «1 Ц» Ваккербардом. Поначалу она не входила ни в одну из агентурных групп, а находилась у него на личной связи. Ваккербард внедрил Алексееву в медпункт дер. Выра с задачей выявлять всех посторонних лиц, появлявшихся у местных жителей. В паре с ней работал дорожный мастер Хожалов, имевший возможность искать на дорогах людей, проявляющих интерес к разведшколе и проживающим в ее окружении гражданам.

В августе — октябре 1945 года по обвинению в измене Родине были арестованы и осуждены по статье 58-1 «б» УК РСФСР члены агентурной группы Майснера, в частности, В.П. Петров, 1923 года рождения, приговоренный к 20 годам каторжных работ, Ф.В. Комаров, 1919 года рождения, приговоренный к 15 годам каторжных работ. В данном случае власть поступила чрезвычайно гуманно, поскольку эти люди являлись виновниками уничтожения Гатчинской подпольной группы. Вместе с ними к различным срокам наказания осуждены другие предатели, участники агентурной группы Майснера. Среди них: Железнов М.А., 1914 года рождения, уроженец Калининской области, Кривицкий В.И., 1919 года рождения, уроженец Смоленской области, Ульянов М.Т., 1924 года рождения, уроженец Ленинградской области, Разумов К.Н., 1922 года рождения, уроженец Калининской области, Лагутин М.М., 1920 года рождения, уроженец Брянской области, Иванов И.Я., 1915 года рождения, уроженец Ленинградской области, Иванов В.Г., 1924 года рождения, уроженец г. Ленинграда, Власов М.А., 1925 года рождения, уроженец с. Журавлево Ярославской области.

В отношении указанных лиц установлено, что все они, оказавшись на оккупированной немцами территории Ленинградской области, в разное время добровольно поступили на службу в немецкие контрразведывательные органы и продолжительное время состояли на службе в контрразведывательном подразделении отдела «1 Ц» при 18-й немецкой армии. Они активно использовались немцами в операциях по выявлению и истреблению советских патриотов, партизан и парашютистов-разведчиков.

Комаров попал в плен к немцам в ноябре 1941 года на Ленинградском фронте, содержался в лагере военнопленных в Гатчине (Красногвардейск). Он явился одним из основных виновников гибели подпольной гатчинской группы, возглавлявшейся Разумихиным, Костенко, Колесниковым.

Будучи допрошенным в сентябре 1945 года, он показал: «Во время пребывания в лагере военнопленных в г. Красногвардейске я летом 1942 года был завербован руководителем Гатчинского подпольного комитета партизанского движения Разумихиным Николаем для работы связным в подпольном комитете, который в Красногвардейске (Гатчина), при отходе частей Красной Армии в 1941 году, был оставлен для подпольной работы и руководства партизанским движением. Комитет состоял из 15 человек во главе с тройкой: Разумихин Николай, Костенко Ефим и Колесников Виктор.

В Красногвардейске по ул. Хохлова был организован лагерь для гражданских лиц. В этот лагерь я попал после того, как совершил побег из лагеря военнопленных и при задержании объявился гражданским.

Из гражданского лагеря подпольный комитет вербовал людей к себе для подпольной работы против немцев. Завербованных переправляли в лес, где у озера Черного создавался партизанский отряд.

По заданию подпольного комитета я завербованных лиц из гражданского лагеря отводил в лес и там передавал двум лейтенантам, те их уже сопровождали к Черному озеру.

Комитет не имел связи с командованием Красной Армии. Для установления такой связи комитетом были направлены с целью перехода линии фронта я — Комаров, Ратников и другие, в том числе с нами был и Петров Владимир, скрывавшийся в гор. Красногвардейске после побега из РОА. Линию фронта мы не перешли и возвратились обратно.

В Красногвардейске я снова стал работать поваром в лагере и по заданию комитета сопровождал людей в лес. Петров и другие оставались в лесу. В ноябре 1943 года я также ушел в лес, так как меня стали подозревать в связи с партизанами.

Примерно 20 ноября 1943 года из леса я прибыл в Красногвардейск с тем, чтобы получить указание от комитета о своей дальнейшей деятельности. Однако комитета в городе уже не было, так как он ушел в лес и там продолжал свою работу.

Вечером я решил выйти из города и снова направился в лес. По выходе из города я был задержан участниками контрразведывательной группы Крюкова-Соколова Курочкиным, Услановым и Чернышевым, которые меня доставили к Соколову. Обер-лейтенант Соколов допросил меня о том, когда я вступил в подпольный комитет, кем был в нем и что делал, а также спрашивал и другие вопросы в связи с этим. На его вопросы я сообщил, что в подпольный комитет я был завербован руководителем комитета Разумихиным и выполнял функции связника — выводил людей в лес. Также я назвал Крюкову-Соколову весь состав подпольного комитета и сказал, что комитет из города ушел в лес.

На предложение Крюкова-Соколова поступить к нему в контрразведывательную группу, я ответил согласием, но Крюков-Соколов сказал, что не может сам оформить мое поступление в группу, и что это делают сами немцы.

На следующий день Соколов доставил меня в пос. Сиверское в „ГФП“, где меня допрашивал сотрудник отдела „1 Ц“ 18-й немецкой армии зондерфюрер Майзнер, которому я рассказал то же, что накануне Крюкову-Соколову.

После этого Майзнер в присутствии Крюкова-Соколова, он же по кличке „Борода“, предложил мне вступить на службу агентом для выявления советских патриотов. Я дал согласие. Майзнер в моем присутствии приказал Крюкову-Соколову, чтобы он доставил меня в свою группу и использовал в работе в качестве агента-опознавателя.

От Майзнера Крюков-Соколов в тот же день доставил меня к себе в группу в г. Красногвардейск и с тех пор, то есть, примерно с 25 ноября 1943 года я стал служить в контрразведывательной группе. На третий день нахождения в контрразведывательной группе я был вызван в кабинет Крюкова-Соколова вместе с состоявшими там на службе Чернышовым Николаем и Борисенок Василием.

Крюков-Соколов сказал нам, что старшим среди нас будет Борисенок и перед нашей группой ставится задача ходить по городу, посещать рынок и опознавать участников подпольного комитета, которых задерживать. Опознавать должен был я.

Мне по этому поводу Крюков-Соколов дал следующий инструктаж: следуя по улицам города, посещая рынок и другие места, где собирается народ, я должен среди жителей опознать известных мне членов подпольного комитета и лиц, связанных ним. После опознавания я был обязан сказать об этом Чернышову и Борисенок, а последние должны были принять меры к задержанию опознанных мною лиц.

Для этой цели мы были одеты в изорванную одежду, Борисенок и Чернышов вооружены пистолетами. С 28 ноября 1943 года и до дня эвакуации из Красногвардейска мы своей группой ходили по городу и опознавали участников подпольного комитета и партизан, известных мне.

За это время мною были опознаны и задержаны участники подпольного комитета, укрывавшиеся в городе, Петров Владимир, Мартынов и один по имени Юрий. Все они были задержаны и сданы Крюкову-Соколову.

На основании моих данных и данных арестованного лесничего о том, что подпольный комитет партизанского движения из города Красногвардейск ушел в лес и там продолжает свою работу в подполье, была создана группа из агентов Петрова Владимира и Черникова Павла, и эта группа направилась в лес. Там они нашли местонахождение комитета, все сведения о комитете передали Крюкову-Соколову, после чего была организована операция по аресту участников комитета. В этой операции принимал участие и я, будучи вооружен револьвером системы „наган“.

Во время операции были арестованы все члены подпольного комитета с их семьями. В частности, было арестовано 7 мужчин, 7 женщин и 7 подростков, среди которых были и малого возраста дети. Всего нами были арестованы 21 человек, то есть, весь состав комитета с семьями. В числе арестованных членов Гатчинского подпольного комитета были Разумихин Николай, Костенко Ефим Ефимович и Колесников Виктор.

Мужчины после ареста были сданы под стражу в „ГФП“ в пос. Сиверское и судьбу их я не знаю. Не знаю также, куда были помещены остальные арестованные».

Касаясь своего участия в деятельности партизанского отряда, Комаров показал: «Находясь в лесу в партизанском отряде с 7.11–22.11 1943 года, я три раза ходил в г. Гатчину с заданиями. Первый раз 10 ноября пошел в г. Гатчину в подпольный комитет узнать в отношении получения оружия для отряда, где мне сказали, что оружия пока нет. Во второй раз я пошел 15.11 получить головки к снарядам. И в третий раз пошел 20.11 узнать насчет вооружения отряда. 21.11 я узнал, что комитет из Гатчины выехал, а 22.11 руководителем антипартизанской группой ст. лейтенантом Крюковым-Соколовым я был задержан и направлен в жандармерию в гор. Гатчина.

В разведку в гор. Гатчину в подпольный комитет меня послал начальник отряда ст. лейтенант Евгений (Корзун. — Авт.), фамилию не знаю, с задачей узнать, когда будет оружие для партизанского отряда».

О себе Комаров сообщил, что летом 1944 года перешел в 675-й русский охранный (карательный) батальон, которым командовал известный своими зверствами Феофанов, участвовал в карательных операциях против партизан, а затем служил в РОА. Тем не менее советский суд, который почему-то считают негуманным, счел возможным сохранить ему жизнь. Едва ли предатель такого рода мог рассчитывать остаться в живых в любом другом воюющем государстве.

Напарник Комарова — В.Л. Петров сдался в плен в августе 1941 года в районе Колпино. Из лагеря военнопленных бежал и с сентября 1941 года проживал в Красногвардейске. Весной 1943 года поступил на службу в РОА. При допросе в сентябре 1945 года он показал:

«На службе в РОА я находился около пяти месяцев, а затем совершил побег в леса около Гатчины, где скрывался до декабря 1943 года. В лесу скрывалось много жителей Красногвардейска, а также много бежавших из РОА, которые не желали с немцами отходить в тыл. Немцы в то время вели усиленную подготовку к своему отходу. Находившийся в лесу существовавший в г. Красногвардейске подпольный комитет партизанского движения пытался организовать и объединить их на борьбу с немцами.

Сразу после побега из РОА я прибыл в Волосово, где познакомился с поваром или рабочим кухни при гражданском лагере Комаровым Федором Васильевичем, вместе с которым и еще другими лицами бежали в лес. Один из нашей группы, бежавший в лес, был связан с подпольным комитетом партизанского движения гор. Красногвардейска (Гатчина).

От комитета он взял какой-то пакет и имел задачу перейти через линию фронта для связи с командованием частей Красной Армии. Мы также все с ним двинулись к линии фронта в целях ее перехода, но потом побоялись, и большинство высказало мнение возвратиться обратно.

Комаров сказал, что он возвратится на свое место и станет снова работать поваром или рабочим на кухне. Я же сказал, что не могу возвратиться, так как совершил побег из РОА, и что останусь в лесах около Гатчины. Так было и сделано. Спустя некоторое время к нам в лес явился Комаров и привел к нам из города людей для укрытия. Нам он рассказал, что людей в лес он сопровождает от комитета партизанского движения, в котором, якобы, работает связником.

В лесу вокруг нас образовался большой лагерь укрывавшихся. Кто-то, видимо, донес, так как в лесу была сделана чистка антипартизанским отрядом, который размещался в Дружной Горке.

После этого я, потеряв своих друзей, пришел в гор. Красногвардейск и стал укрываться у себя на квартире вместе с пришедшим со мной из леса Мартыновым Яковом Степановичем, который скрывался потом в другом доме. В гор. Красногвардейске я скрывался около 10 дней, но потом потерял связь с Мартыновым и стал его разыскивать, так как одному мне было скучновато. Я узнал, где он скрывался. Хозяйка этого дома мне сказала явиться вечером, и она устроит мне свидание с Мартыновым. Примерно в начале декабря 1943 года вечером, уже было темно, я пришел в дом, где скрывался Мартынов, но его там не оказалось. Хозяйка дома мне сказала, что к ним в дом приходил Комаров и с ним Мартынов. Они только что ушли. Перед уходом между ними произошел разговор о предполагаемом моем посещении дома. Мартынов предлагал дождаться моего прибытия, но Комаров настоял пойти, не дожидаясь меня, оставив для меня адрес, куда я должен явиться для дальнейшего укрытия от немцев. Перед этим я долгое время не видел Комарова и поверил его записке, думая о том, что он также скрывается сейчас и что вместе нам будет лучше скрываться. Хозяйка в разговоре заметила, что я свободно могу их в пути догнать, я быстро пошел в указанном направлении, в скором времени действительно на проспекте 25 Октября догнал Комарова и Мартынова, шедшими с еще одним мне незнакомым человеком, которого впоследствии я знал как Константина — добровольца из разведывательной группы изменника Крюкова-Соколова. (Грудзинский Константин Владимирович, 1925 г. р., уроженец Гатчины, который, как и его мать — Грудзинская Ядвига Константиновна, 1899 г. р., был немецким агентом и входил в контрразведывательную группу Крюкова-Соколова. — Авт.).

Ничего не подозревая, поравнявшись, я поздоровался с ними и затем спросил, куда они следуют в такой поздний час. Отвечал Комаров, что они идут на товарную станцию Гатчино, где, якобы, имеется удобное место для укрытия и что там организуется группа для ухода в лес. Я сказал, что мне мало верится в сказанное, так как в районе товарной станции большое засилье полицейских. В этом меня поддержал и Мартынов. Тогда Комаров обиженным тоном стал нам говорить, что он не настаивает и что мы, мол, свободны в своих поступках, но он как друг хотел сделать для нас лучше. Его напарник Константин тоже поддержал высказанные Комаровым мысли. Тогда мы решили пойти с Комаровым вместе, дабы не обидеть его. Мы ему верили, ибо вместе скрывались в лесу продолжительное время и знали один другого по поступкам и настроению.

На товарной станции Комаров завел нас в одинокий дом, в котором к нашему удивлению было несколько лиц в форме добровольцев немецкой армии.

Сам Комаров сразу же из комнаты вышел, сказав о том, что он позовет наших знакомых. Через некоторое время в комнату вошел в гражданской форме высокого роста мужчина и за ним несколько человек добровольцев. Вошедший вынул из кармана штанов пистолет и, наставив его на меня, скомандовал поднять руки. То же было проделано другими в отношении Мартынова. Мы совсем неожиданно оказались в руках немецкого карательного отряда Крюкова-Соколова. Было ясным, что Комаров нас предал, пользуясь нашей доверчивостью и незнанием, что он служит в антипартизанском отряде, завел нас вслепую в расположение отряда и там сдал.

Нас обыскали, а затем привели в дом, где располагался начальник антипартизанского отряда обер-лейтенант Крюков-Соколов, который нас пригласил сесть, дал закурить. В это время в комнату, где мы были, зашла группа ребят знакомых мне по совместному пребыванию в лесу.

Среди них был и Комаров, указывая на которого Крюков-Соколов сказал нам: „Вот Федор у нас хорошо работает и живет. Ваш товарищ, он вас и привел к нам. Вы одумайтесь, с кем имеете дело, сейчас вы поедете, но еще с вами увижусь“.

Затем мы под конвоем на автомашине были доставлены в городскую жандармерию и там водворены под стражу в одну камеру. Это было в декабре 1943 года. Так окончилось мое нелегальное пребывание в гор. Красногвардейске.

Под стражей в городской жандармерии мы содержались около 3–4 дней. На допросы нас никто не вызывал. Потом сам Крюков-Соколов прибыл в жандармерию и его конвой нас на автомашине из жандармерии доставил в пос. Сиверский и там поместил в здание „ГФП“, где с нами беседовали зондерфюрер Майзнер и Крюков-Соколов, которые предложили мне и Мартынову поступить на службу в их антипартизанский отряд. Так как другого выхода из создавшегося положения мы не имели, то согласились с предложением о службе в антипартизанском отряде.

Майзнер после этого сказал Крюкову-Соколову доставить нас в свою группу и взять на все виды довольствия как добровольцев.

В тот же день Крюков-Соколов привез нас в свою антипартизанскую группу; которая размещалась в г. Красногвардейске по ул. Рабочая, 16. Нас он определил в комнату к добровольцам группы, и так началась наша служба в антипартизанской группе. Это было в 20-х числах декабря 1943 года.

Антипартизанская группа Крюкова-Соколова по своим задачам являлась контрразведывательной карательной группой. Она выявляла места нахождения партизанских отрядов, устраивала облавы и прочесывания местности в целях поимки советских партизан, арестовывала их, то есть несла службу по охране тыла немецкой армии.

Личного состава в контрразведывательной группе Крюкова-Соколова насчитывалось до 13 человек, определенной формы обмундирования участники группы не имели, вооружены были автоматами и пистолетами.

Я, как доброволец контрразведывательной группы, на вооружении имел автомат и пистолет, а также мне было выдано удостоверение личности с указанием моих прав.

Добровольцы группы по заданию Соколова ежедневно, будучи вооруженными, ходили в лес и искали партизан путем прочесывания лесных массивов.

Я также неоднократно участвовал в этих операциях, но при этом никто из партизан пойман не был.

Крюков-Соколов все время стремился найти место нахождения подпольного штаба партизанского движения.

Было известно, что комитет Красногвардейского партизанского подпольного движения из г. Красногвардейска ушел в лес и там продолжает свою работу. Группой Крюкова-Соколова был арестован лесник фамилию которого не знаю. Лесник после долгого запирательства дал показания о неточном месте нахождения Гатчинского подпольного комитета, то есть он назвал примерно участок леса, где может находиться комитет.

Для перепроверки показаний лесника и установления точного места нахождения комитета и его конкретного состава было необходимо направить в лес людей, которые, отыскав место укрытия подпольного комитета, смогли бы влиться в него и, проживая там, в течение некоторого времени, должны были установить его личный состав и практическую работу.

Для выполнения задания был использован и я, как ранее имевший некоторый контакт с подпольным комитетом в период своего пребывания в лесу, укрываясь от немцев.

Хорошо помню, что под новый год 1944 года меня вызвал к себе в кабинет Крюков-Соколов. К нему был вызван также доброволец Черников Павел.

Крюков-Соколов сказал нам, что предстоит сложная работа, выполнение которой он возлагает на нас, так как надеется, что только мы в состоянии ее выполнить.

Он рассказал, что от лесника, арестованного группой, стало известно, хотя не совсем точно, местонахождение гатчинского комитета подпольного партизанского движения.

Обращаясь ко мне, Крюков-Соколов продолжил свою речь в том направлении, что я — Петров как имевший ранее связь с подпольным комитетом могу и обязан вместе с добровольцем Черниковым направиться в лес (участок был указан Крюковым-Соколовым на карте) и там разыскать месторасположение комитета.

Явившись в комитет, выдать легенду, что весь период продолжаю со своими товарищами скрываться в лесу и что не знаю, как в дальнейшем поступать и что делать.

Таким разговором и истощенным видом добиться того, чтобы быть оставленным в лагере при комитете.

Затем, находясь в лагере комитета, наблюдать за той работой, которую они проводят, слушать их разговоры, наблюдать за тем, куда они ходят, с кем имеют связь, кто их посещает и по каким вопросам. А самое главное, говорил Крюков-Соколов, установить точно количественный состав комитета и составить себе их пофамильный список.

После того, как будет проделана данная работа — разъяснил Крюков-Соколов — мы должны будем добиться того, чтобы быть посланным комитетом в Гатчину по какому-либо заданию, то ли за продуктами питания или же за оружием и тому подобным.

Использовав этот случай, один из нас должен в обязательном порядке посетить его, то есть Крюкова-Соколова и проинформировать обо всем и получить указания по дальнейшей разработке подпольного комитета.

После вышеуказанного инструктажа Крюков-Соколов нам сказал, чтобы мы с собой не брали оружия и продуктов, а также удостоверений личности, чтобы следовали лесом, как настоящие блуждающие и истощенные, так как только при этих условиях нас не смогут разоблачить.

В соответствии с полученным указанием и инструктажем, я и Черняков под новый год направились в лес для выполнения задания.

В лесу мы ходили недолго в поисках места нахождения комитета. В скором времени нами был обнаружен бункер. Около него сидели гражданские люди, среди которых с нашим появлением произошло небольшое замешательство.

Видимо, наше появление было неожиданным и странным для них в такой густой чаще леса, где они укрывались.

Среди сидящих женщин и мужчин у бункера оказались лица, которые меня знали по городу и по укрыванию в лесу.

Они нас пригласили в бункер, там их старший — Разумихин Николай стал расспрашивать нас о том, что мы делаем, как попали к ним. В этих расспросах принимали участие и другие участники комитета.

Мы отвечали, что блуждаем по лесу, так как в Гатчину идти боимся, так всех ребят разогнали добровольцы, многих повылавливали, и мы сейчас не знаем, что делать дальше.

Таким образом, мы вели себя, как нам говорил Крюков-Соколов, и в результате в ходе опроса нам было предложено остаться у них, но мы вначале выразили свое „стеснение“, что нам, якобы, неудобно быть лишними ртами у них, на их продуктах питания, с которыми им и без нас тяжело.

Участники комитета, видя наше такое поведение, стали основательно предлагать остаться у них и мы „решили“ остаться.

В расположении подпольного комитета я и Черняков прожили около 16 дней. Примерно на пятый день своего нахождения в комитете я выразил мысль о том, что смог бы в Гатчине у своих знакомых достать табаку и продуктов.

Так как в то время среди участников комитета остро ощущался недостаток в продуктах и совсем не было табаку, то я был немедленно послан достать табаку и продуктов питания в Гатчину с поручением.

К этому времени мной было установлено, что Красногвардейский подпольный комитет укрывается в бункере, сооруженном в глухой чаще леса, состоит из семи членов, которые живут вместе со своими семьями там же в общем бункере, что комитет связи ни с кем не имеет и его никто не посещает, что все его участники живут одной мыслью — ожиданием прихода частей Красной Армии, а также имеют при себе оружие — несколько винтовок, пистолеты и пулеметы Дягтерева, что возглавляет комитет Разумихин Николай.

Явившись в гор. Красногвардейск, я сразу же посетил квартиру Крюкова-Соколова, которому сообщил все вышеизложенные о комитете, и то, что пришел с заданием добыть табаку и продуктов. Крюков-Соколов выслушал мое донесение, затем еще раз подробно расспросил в отношении нашего поведения и о комитете.

Потом дал мне умеренное количество табаку и продуктов и поручил находиться и далее в расположении комитета и выполнять полученное задание.

Возвратившись в комитет, я рассказал о том, что табак и продукты достал у своих знакомых и товарищей, которые по моей просьбе обещали мне в любое время, если понадобится еще достать табаку и продуктов для меня.

Все были рады принесенному мной табаку. Я принес также несколько кусков мыла, чем были особенно довольны женщины.

В результате такого успешного выполнения задания я был через некоторое время вторично послан с таким же заданием в гор. Красногвардейск.

Как и в первый раз, я снова явился на квартиру к Крюкову-Соколову и сказал, что повторно прислан комитетом в город с тем же заданием.

На этот раз Крюков-Соколов расспросил меня о том, как устроен бункер, в котором располагается комитет, как осуществляется охрана места укрытия комитета, фамилии, имена и отчества всех участников комитета, кто какое имеет оружие, и каким порядком они располагаются в бункере во время ночевки.

На все вопросы я дал подробный ответ Крюкову-Соколову, рассказал все, что мной было установлено за время пребывания в расположении комитета.

Я перечислил по фамилиям, именам и отчеству всех участников подпольного комитета, занимаемом ими положении, наличии у каждого оружия. Рассказал, как и в каком порядке, они располагаются на время сна.

Рассказал о том, что охрана места нахождения участниками комитета осуществляется только в дневное время, а как только стемнеет, охрана снимается и лагерь спит без охраны.

Выслушав меня, Крюков-Соколов предложил мне на листе бумаги начертить план расположения бункера применительно к тому участку леса, путей подхода к нему, и план внутри бункера, расположение предметов, оружия и людей.

По предложению Крюкова-Соколова я на бумаге составил такой план и передал его ему, затем получил от Крюкова-Соколова продукты и направился в лес.

Перед уходом я был предупрежден Крюковым-Соколовым, что в наступающую ночь его отряд произведет операцию, то есть они явятся в бункер и арестуют всех участников подпольного комитета.

Возвратившись в лес в расположение комитета, я передал им принесенные продукты, а в разговоре со своим напарником-агентом Черниковым сообщил, что нам недолго остается здесь маяться и, что в эту наступающую ночь в бункер явятся Крюков-Соколов и его добровольцы, которые арестуют комитет.

По обыкновению и распорядку в наступающую ночь мы вместе со всеми без малейшего опоздания уложились спать.

Не успели мы уснуть, как в бункере появились Крюков-Соколов и другие с прожекторами в руках. Вместе с Крюковым-Соколовым в бункер зашли его сожительница Котик Виктория, Бовшич Галина и Комаров Федор, а также ряд других агентов. Крюков-Соколов скомандовал всем спящим не двигаться с места и поднять руки вверх.

Однако пулеметчик комитета по имени Николай зашевелился и тогда из агентурной группы кто-то несколько раз выстрелил в потолок бункера.

Все участники подпольного комитета в количестве 7 мужчин, 7 женщин с малыми детьми и подростками были арестованы. Оружие, принадлежащее мужчинам, было изъято.

Нас также арестовали для зашифровки. Наставляя на нас оружие, кричали поднять руки вверх, но потом, когда мужчины и женщины на отдельных автомашинах из леса под усиленным конвоем и со связанными назад руками были увезены — „арест“ с нас был снят, и мы помогали производить тщательный обыск всего бункера. Во время этого обыска нами был найден чемодан с разными бумагами и документами, содержание которых я не знаю.

После всего мы вместе со всеми добровольцами возвратились в свое расположение и продолжали службу в контрразведывательной группе Крюкова-Соколова.

Позже мне стало известно, что арестованные мужчины — участники подпольного комитета были сданы для ведения следствия ГФП в пос. Сиверский, а женщины с детьми там же были помещены в гражданский лагерь. Дальнейшую судьбу арестованных я точно не знаю, полагаю, что их расстреляли».

За участие в операции по захвату Гатчинского подпольного комитета Петров награжден немцами «Восточной медалью». Летом 1944 года он служил в 675-м батальоне Феофанова, а затем в 1-й дивизии РОА.

«Подпольный комитет», упоминаемый в показаниях, — это одна из пяти подпольных групп, действовавших в Гатчине (из них уцелела только одна). Возникли эти группы безо всякого руководства извне и действовали по своему разумению. Они организовали канал вывода военнопленных в лес к партизанам, но прямой связи с партизанами не имели, так как на территории Гатчинского района их вообще не было. Группа ушла в лес, поскольку немцы вышли на их след и деваться им было некуда. Они погибли за какой-то месяц до того, как Гатчина была освобождена советскими войсками.

«Абверкоманда-112» в поселке Сиверский

Вслед за 18-й немецкой армией на территорию Ленинградской области проследовал ее главный разведывательный орган — отдел «1 Ц» штаба абвера. Отдел имел два разведывательных пункта. Один разместился в Пскове, а другой — в деревне Лампово, откуда его вскоре перевели на станцию Сиверская, в так называемую Корниловскую дачу. Там с октября 1941-го до января 1944 года дислоцировалось подразделение отдела «1 Ц» «Абверкоманда-112».

Группа занималась разведывательной деятельностью в ближнем тылу Ленинградского, Волховского, а позже 3-го Прибалтийского фронтов, забрасывая агентуру, подготовленную в разведывательных школах в городах Валга, Стренчи, местечке Мыза Кумна и непосредственно при группе.

Для обеспечения безопасности разведпункта немцы приняли достаточно серьезные меры. В поселке Сиверский было размещено отделение тайной полевой полиции, создана комендатура, образовано отделение гражданской полиции. Там же приступила к работе агентурная группа предательницы Андреевой, переведенная из Гатчины. Поблизости от поселка расположился карательный отряд, а непосредственно в Сиверском — его боевая группа.

Немецкие власти провели тщательную фильтрацию населения в поселках Сиверский, Старо- и Ново-Сиверский, выселив всех неблагонадежных, в основном, русских, в глубокий тыл. Они не тронули только финскую и эстонскую часть жителей, не без оснований полагая, что на них в силу неприязни к русским можно положиться. Была образована местная администрация, назначены волостной старшина, поселковые и деревенские старосты.

Отдел «1 Ц» начал насаждать, прежде всего в Гатчинском районе, подвижную и стационарную агентуру. Подвижные агенты в силу занимаемого служебного положения (старосты, лесники, дорожные мастера и т. д.) были теми, к кому прежде всего обращаются люди на подходах к населенным пунктам. Германские агенты должны были вступать в контакт с неизвестными лицами и, выдавая себя за патриотически настроенных людей, выяснять цель их появления и намерения.

Стационарные агенты размещались в населенных пунктах, занимали положение (медсестры, мастера по пошиву одежды, ремонту обуви и т. д.), позволявшее им своевременно выявлять незнакомых людей, поселившихся у местных жителей. При удобном случае они заманивали интересующих их лиц к себе в дом, чтобы прощупать, кто они такие, и неблагонадежных выдавать немецкой контрразведке.

В Сиверском, в доме по Белогорской улице, 26, разместилась агентурная группа двадцатилетней Евгении Андреевой, которую агенты называли «Женей». Она была из Ленинграда, до войны проживала на Садовой улице, обучалась на тренерском факультете института им. Лесгафта. Находясь в составе дивизии народного ополчения, Андреева добровольно сдалась в плен, была завербована заместителем начальника отдела «1 Ц» штаба абвера бароном фон Кляйстом и назначена руководителем агентурной группы, которая действовала вначале в Гатчине, а с декабря 1941 года в Сиверском. Андреева имела на связи агентов из молодежи, которые контролировали общественные места, выявляли неизвестных и сдавали их в ГФП. Каждый вечер агенты собирались у нее в доме и отчитывались о проделанной работе.

В начале октября 1941 года в Сиверский прибыла передовая группа разведпункта, возглавляемая Владимиром Яковлевичем Кирсановым. Ему было около 35 лет, кадровый военный в звании капитана Красной Армии, он родом из Сибири, перед войной проходил службу в Москве. Находясь в действующей армии на передовой, добровольно сдался в плен. По занимаемой должности Кирсанов являлся комендантом разведпункта, хотя реально круг его обязанностей был шире. Он ведал всеми хозяйственными делами, в том числе экипировкой разведчиков, направлявшихся в наш тыл. Кроме того, когда в Сиверский прибывали новенькие, он подробно опрашивал их, выясняя прежде всего отношение к советской власти, добровольно ли они сдались в плен, а также биографические данные, продвижение по службе, семейное положение, наличие родственных или иных связей. Кирсанов присваивал им псевдонимы, под которыми они общались с преподавателями и администрацией школы, а также между собой. Все полученные сведения он заносил в журнал, который вел исправно и педантично. Захват журнала мог раскрыть полные данные о немецких разведчиках, как засланных, так и готовившихся к заброске в советский тыл. Вместе с Кирсановым в Сиверский прибыли три эстонца — Артур, Нельмут и Карл. Они были добровольцами немецкой армии, ходили в гражданской одежде. На левой руке носили в отличие от других обитателей разведпункта желтые повязки с надписью на немецком языке, дававшие им право на выход за пределы разведпункта. В обязанности эстонцев входили обеспечение внутренней охраны и контроль за местными жителями, привлеченными для работы в качестве вольнонаемных.

В составе передовой группы находились также четыре немецких действующих разведчика из числа советских военнопленных. Одним из них был некий Юрий Алексеевич, в возрасте примерно тридцати лет, имевший псевдоним «Пестриков Юрий», по девичьей фамилии своей жены, которая в это время вместе с ребенком находилась в Ленинграде. Ее брат, являвшийся сотрудником милиции, был эвакуирован в Тихвин вместе с Управлением внутренних дел.

Из вынесенного 9 мая 1942 года постановления на его арест видно, что на самом деле это Куликов Гурий Алексеевич, 1908 года рождения, уроженец Ленинграда, русский, сын торговца, с высшим образованием, до июля 1941 года работал преподавателем физкультуры в школе тренеров при институте им. Лесгафта и проживал на Моховой улице. Он был заброшен под Тихвин 25 апреля в группе из трех человек и задержан 7 мая в Тихвине при попытке найти укрытие у брата жены.

В постановлении констатируется, что «1-го мая 1942 года в городе Тихвине был задержан и подвергнут допросу Куликов Г.А., который показал, что он, будучи командиром РККА, в сентябре месяце 1941 года сдался в плен к немцам и служил у них разведчиком. 25 апреля с. г. Куликов и вместе с ним еще два немецких разведчика были выброшены на парашютах на территории СССР, не оккупированной немцами, с заданием разведывательного характера». Невзирая на военное положение, закон был соблюден в точности — постановление, подготовленное следователем, сержантом ГБ Н. Мусатовым, было утверждено зам. начальника УНКВД и 10 мая санкционировано прокурором Ленинградской области.

В ходе следствия Куликов представил развернутые данные о структуре разведывательной школы, поименный список руководящего, инструкторского и вспомогательного составов, расписал их размещение по строениям и во внутренних помещениях, сообщил о режиме, установленном для постоянно находящихся в ней разведчиков, число которых составляло не более 10 человек, и прибывающих на короткий срок обучения военнопленных, назвал женщин, используемых на работах внутри пункта, отметил кадровые и иные изменения, произошедшие в школе за последние месяцы.

Согласно его показаниям, вместе с ним в передовой группе находился Куприн Василий, 1908–1909 года рождения, военнопленный, также добровольно сдавшийся в плен, до войны работавший в Ленинграде на заводе «Марта» технологом котельного или корпусного цеха. Они вместе пробыли около месяца в лагере в Выре, затем немецкий разведчик по имени Владимир Николаевич завербовал их и доставил на станцию Сиверская. В конце ноября 1941 года Куприн был переброшен в районе Ораниенбаума в советский тыл, но с задания не вернулся.

Касаясь личности Владимира Николаевича, Куликов показал: «Владимир Николаевич — немецкий разведчик, работает при штабе немецкой разведки на станции Сиверская, в возрасте около 45 лет. Бывший белоэмигрант, проживал в Риге. В Сиверской ходил всегда в гражданской форме. Переодевался в разные костюмы. На рукаве пиджака носил широкую желтую повязку с надписью на немецком языке. Зимой ходил в черной нагольной шубе. Часто уезжал из Сиверской. Привозил на автомашине русских военнопленных и вместе с лейтенантом немецкой разведывательной службы производил опрос — вербовал для шпионской деятельности на территории СССР в пользу Германии и затем отвозил, куда-то с заданиями. Я сам испытал эту церемонию и видел, как он привозил и допрашивал вместе с лейтенантом, а иногда со старшим лейтенантом».

Все участники передовой группы Кирсанова расквартировались в трех комнатах дома Марии Ивановны Кеконен, финки по национальности, по адресу: Малая Набережная улица, дом 3. Ее муж, которого называли «дядей Федей», пользовался среди жителей большой известностью, так как работал кузнецом.

Кирсанов, приступая к обустройству территории «Корниловской дачи», где должен был расположиться разведпункт, начал с выселения жильцов, проживавших в трех двухэтажных домах, расположенных примерно в двухстах метрах один от другого. Подлежавшим выселению предоставили дома, оставшиеся от русских, отправленных в глубокий немецкий тыл.

Несколько раньше, чем произошло последнее переселение, на улицу Малая Набережная, в дом 5, по соседству с Кеконен, переехала Лянгузова Анна Дмитриевна, 1903 года рождения, которую Кирсанов сразу привлек к стирке белья для персонала передовой группы. Любопытно, что с веранды ее дома была видна вся территория разведпункта, несмотря на то что она была обнесена забором, на котором висели таблички с надписью: «Проход строго воспрещен».

Кирсанов и его коллеги на вопросы, что разместится на «Корниловской даче», отвечали, что территория готовится под лагерь военнопленных, хотя местным жителям было известно, что в Сиверском уже существовал такой лагерь.

После того как подготовительные работы были окончены, в конце октября 1941 года в «Корниловскую дачу» из Лампова перебрался разведпункт. Отвечая на вопрос о структуре разведпункта и его персональном составе, Куликов показал:

«Был штаб, или, как принято у нас называть, „контора“ (отдельно стоявшее двухэтажное здание, примыкавшее к улице Малая Набережная. — Авт.) во главе с обер-лейтенантом, немцем, хорошо владеющим русским, эстонским и др. языками, в состав штаба входили лейтенант (по имени Бруно), также хорошо говорящий на нескольких славянских языках, Владимир Николаевич, русский, штатский, занимаемую должность которого я не знал, писарь Фриц (его фамилия Кноп), еще один писарь, имени которого я не знаю, хозяйственник, ведающий вопросами снабжения, по имени Павел Иванович (его фамилия Торбан), эстонец или латыш по национальности, хорошо говорящий по-русски, два шофера — первый по имени Пауль, второй по фамилии Германский и третий, имя которого мне не известно.

Кроме того, при штабе работали два немецких солдата, по специальности мотористы, которые наблюдали за нормальной работой двигателя, дававшего электроток в здание штаба.

Далее существовала „Корниловская дача“, в которой размещалась так называемая обслуживающая группа, во главе которой находится Владимир Яковлевич, считавшийся среди нас старшим (Хаупман), или комендантом. В состав этой группы входили восемь человек рядовых разведчиков, которые проживали в Сиверской наиболее продолжительное время. Это я, Анатолий, Саша, Борис, Николай, Олег и Виктор. Все мы были завербованы немцами, имели псевдонимы, в большинстве своем были ленинградцами и, как нам говорили, предназначались для особых целей после захвата немцами Ленинграда. Вместе с тем, почти все члены группы, разновременно отправлялись немцами в тыл на русскую сторону с чисто разведывательными целями».

Вскоре в разведпункт привезли около 50 военнопленных, что должно было, по замыслу его руководства, подкрепить легенду о размещении там лагеря. Прожили они в «Корниловской даче» недолго и незаметно, как и прибыли, куда-то исчезли. Впрочем, местных жителей обмануть не удалось: они не только знали, что в «Корниловской даче» разместилась разведшкола, но даже называли ее «командой-112». В последующем туда продолжали поступать военнопленные, небольшими партиями и на непродолжительное время. Часть из них осела и вошла в постоянную команду по обслуживанию дачи и штаба.

После того как группа Кирсанова выехала из дома Кеконен, туда сразу же въехала боевая группа карательного отряда, обеспечивавшая внешнюю охрану разведпункта на случай непредвиденных обстоятельств,

Для хозяйственных работ непосредственно в школе были подобраны четыре девушки из местных жителей. Две из них работали на кухне. Первая — Вера Иванова, 29 лет, проживавшая в поселке Сиверский. Она значилась старшим поваром и сожительствовала с интендантом Паулем Торбаном, эстонцем или латышом по происхождению. Вторая — ее помощница, 24-летняя девушка по имени Руфа. Обе переезжали со школой с места на место, а в начале января 1944 года эвакуировались с ней в Нарву. Их дальнейшая судьба неизвестна.

Уборщицами в доме, где размещался штаб, работали сестры Лидия и Мария Мондонен, финки по национальности, проживавшие также на улице Малая Набережная. Обе после изгнания немцев в декабре 1944 года переехали во Владимирскую область и работали на ткацкой фабрике в городе Вязники.

На территории разведшколы проживали еще две девушки — Рая и Валя. Как показал Куликов, обе они «были отправлены в тыл к немцам с русской стороны с разведывательными целями и были задержаны немцами при обратном переходе к красным в районе Ораниенбаума в ноябре или декабре месяце 1941 года. Валя — уроженка села Копорье Лен. области. В этом селе осталась ее мать. Она (Валя) — жена убитого советского летчика, с которым проживала до войны на острове Ханко. Валя проживала на „Корнилловской даче“ около 2 месяцев, выполняла обязанность уборщицы и потом, как рассказывал Владимир Николаевич, была устроена им на работу в качестве повара в какую-то местность за Псковом. Рая сразу после приезда на Сиверскую была отведена в штаб немецкой разведки, где и работает до настоящего времени в качестве официантки и уборщицы».

Раей являлась Егорова Раиса Федоровна, 1924 года рождения, уроженка дер. Широково Кингисеппского района. До 1939 года она проживала в Копорье Ораниенбауманского района, где закончила 5 классов местной неполной средней школы, затем уехала в Кронштадт. Там работала на заводе и одновременно училась в техническом училище. В связи с эвакуацией всех иногородних из Кронштадта она 28 сентября 1941 года переехала в поселок Старую Красную Горку и поселилась у своей подруги Алексеевой Валентины Владимировны, тоже 1924 года рождения, уроженки поселка Копорье. Они знали друг друга по совместной учебе в школе.

Как эти две девушки появились в Сиверской разведшколе? Одна из них, а именно Егорова, была знакома с водителем автомашины Особого отдела Краснознаменного Балтийского флота. Ему она рассказала о беде, постигшей ее приятельницу Валю в деревне Фабричная Слобода. Там она, ее мать и местная жительница Анастасия Макарова были изнасилованы немецкими солдатами из передовой группы, ворвавшейся в деревню на мотоциклах. Мать Вали, спасаясь от позора, переехала к ней в Старую Красную Горку. Водитель автомашины рассказал об этом случае начальнику Особого отдела КБФ батальонному комиссару Рудакову, который проявил интерес к этой истории и встретился с подругами в поселке Лебяжье, находившемся на нашей стороне фронта. В ходе беседы комиссар убедился, что Алексеева глубоко переживает случившееся. Из ее рассказа он узнал, что Валя после школы пошла работать поваром на военный аэродром в Копорье, а в начале 1941 года вместе с воинской частью переехала на остров Ханко. Однако в июне часть вернулась обратно, а девушка устроилась работать при ней официанткой в пионерском лагере. Внимание Рудакова привлек факт появления немцев в Фабричной Слободе за несколько дней до оккупации. Он сделал вывод, что ворвавшиеся туда немецкие мотоциклисты были из диверсионного подразделения абвера.

Рудаков увидел, что обе девушки настроены патриотично, готовы отомстить врагу за поруганную честь, и предложил им попробовать свои силы в разведке, с чем те охотно согласились. Тогда он в течение четырех дней, с 15 по 18 октября 1941 года, провел их разведывательную подготовку, отработал задание и легенду о причинах выхода в немецкий тыл.

Задание, которое они получили, кроме, естественно, сбора информации о немецких воинских частях в прифронтовой полосе, включало: найти в Копорье перешедшего к немцам командира батареи лейтенанта Брюшникова. Как пояснил Рудаков, этот предатель, находясь у немцев, от своего имени пишет листовки-обращения, призывая наших солдат к переходу на сторону противника. Девушки должны были не только найти Брюшникова, но, самое главное, уничтожить его, а если последнее не удастся, то по возвращении сообщить его местонахождение, чтобы с предателем расправились партизаны.

Кроме того, Егоровой и Алексеевой предлагалось познакомиться с кем-либо из офицеров немецкой армии достаточно высокого чина, с тем чтобы попасть в поле зрения немецкой разведки и быть привлеченными к сотрудничеству. Решению этой задачи должны были способствовать такие личные качества Егоровой, как общительность, умение перевоплощаться, хитрость, а также привлекательная внешность.

Если вторая часть задания не будет выполнена, то через 10–15 дней обе подруги должны были вернуться обратно тем же маршрутом, используя данный им пароль «Сдобникова». Пароль был закреплен за Алексеевой, которая назначалась старшей, так как произвела на Рудакова впечатление более серьезной девушки, чем Рая.

Легенда у них была простая. Егорова вместе с Алексеевой идет к своей матери Аграфене Марковой, проживающей на оккупированной территории в дер. Широково Кингисеппского района, так как девушки слышали, что там немцы хорошо относятся к местному населению, снабжают продуктами и устраивают на работу. Немцам льстило, когда о них так говорили.

По коридору, организованному командиром 50-й бригады морской пехоты в ее оборонительных порядках, девушки благополучно прошли в немецкий тыл, миновали Калище, Фабричную Слободу, Гастилов, Подозванье и прибыли в деревню Широково. На подходе к дому Марковой они были замечены местным старостой, который хотя и знал их, но тем не менее доставил обеих подруг в немецкую комендатуру. После того как они изложили свою легенду, немцы их отпустили.

Однако полицейский из числа местных жителей Валентин Григорьев, хорошо знавший Алексееву, донес немцам, что у той среди родственников есть коммунисты и что она переходит линию фронта уже не впервые. Снова начались допросы в комендатуре. На втором допросе Алексеевой присутствовал Григорьев, который утверждал, что она партизанка, линию фронта переходит в третий раз и что в ее семье все коммунисты. У немцев сложилось впечатление о неискренности подруг, и для более глубокого разбирательства их перевезли в пункт полевой жандармерии сначала в Копорье, а оттуда в поселок совхоза Кирова.

В жандармерии девушек опросили и в ожидании решения вышестоящей инстанции передали старосте дер. Подозванье по фамилии Вальк для временного использования в качестве прачек. Пытаясь найти возможность бежать в Лебяжье, девушки рассказали Вальку, что, пробираясь в Широково, видели в деревне Ласуны поле с неубранной капустой. 30 октября Вальк снарядил подводу и отправил своего шестнадцатилетнего сына Александра вместе с Раей и Валей в деревню для заготовки капусты.

По прибытии в прифронтовую зону Вальк-младший отказался ехать дальше, так как шла перестрелка, и сказал, что будет ждать, пока девушки не придут с капустой. Рая и Валя пешком двинулись якобы к капустному полю, а на самом деле к линии фронта известным им маршрутом, но трижды натыкались на немецкие заградительные посты.

По истечении нескольких часов, когда начало темнеть, сын старосты понял их замысел, вернулся в Подозванье и оповестил немецкий патруль о намерении девушек бежать на советскую территорию. Егорова и Алексеева были задержаны и снова доставлены в полевую жандармерию, где подверглись тщательным допросам. Их скороспелая подготовка дала трещину, и они, сначала Егорова, а затем Алексеева, сознались, что шли на советскую территорию с заданием по Брюшникову.

Подруг перевезли в Гатчину и до 4 ноября 1941 года содержали в тюрьме ГФП на Замковой улице. Егорова в ходе допросов полностью раскрыла немцам содержание полученного задания. Из Алексеевой показания выбивали физическим методом, затем, пытаясь изобличить, ознакомили ее с протоколами допросов Егоровой. Тогда и Алексеевой пришлось сознаться, что они имели задание советской разведки. Впоследствии она упрекала Егорову за то, что та рассказала немцам правду.

4 ноября их допросил начальник штаба Сиверского разведывательного пункта капитан Шмидт, специально приехавший для этой цели в Гатчину. Советской контрразведке он был известен под псевдонимом «Роза». Именно таким был пароль немецких разведчиков при возвращении из советского тыла после выполнения шпионских заданий. Убедившись в правдивости их предыдущих показаний о намерении проникнуть в немецкую разведку, Шмидт объявил, что берет их к себе на работу, и доставил Егорову и Алексееву в «Корниловскую дачу».

По прибытии в разведпункт девушки были размещены в доме, в котором проживали готовившиеся к заброске в наш тыл советские военнопленные. На следующий день их перевели в другой дом, где находились служебные комнаты трех офицеров: один из них в звании обер-лейтенанта, второй — лейтенант по имени Михель Бруно, третий занимался радиосвязью. Допросы Егоровой и Алексеевой продолжались несколько дней. Их проводили Шмидт и Бруно, иногда участвовал сотрудник без звания Владимир Николаевич. Наибольшее внимание они уделяли Егоровой, поскольку та первой рассказала о задании выйти на немецкую разведку.

От Егоровой, а затем от Алексеевой немцы получили исчерпывающие данные о дислокации находящихся за линией фронта воинских частей Красной Армии, о пристанях и причалах, расположенных на побережье Финского залива, о передвижении военных транспортов водным путем, о характере перевозимых грузов, о личностях командиров и сотрудников Особого отдела КБФ, в том числе о Рудакове, направившем их с заданием к немцам.

Каждую из девушек в отдельности вывезли к месту перехода линии фронта, где они показали маршрут, коридор и посты охраны. После этого им было предложено сотрудничать с немецкой разведкой, на что они дали свое согласие.

Вербовку Егоровой немцы оформили подпиской — в связи с тем, что ей сразу дали задание: тем же маршрутом перейти линию фронта, явиться в Особый отдел, где рассказать о благополучном прибытии в Широково к матери, а затем сообщить подготовленные немецкой контрразведкой данные о дислокации поблизости деревни Широково немецких воинских частей. Полагая, что советская разведка пошлет Егорову обратно в немецкий тыл, немцы дали ей задание приобрести и доставить образец продовольственной карточки, а также собрать данные о доставке военных грузов и воинских частей Красной Армии паромами на пристань Лебяжье и о строительстве новых причальных линий.

Егоровой был дан пароль «Розен-33» для прохода через линию фронта и обратно. О намерении немцев послать ее в Лебяжье она рассказала Алексеевой, которая, желая вернуться на нашу территорию, обратилась к Бруно с просьбой послать ее вместе с Егоровой, мотивируя это желанием повидаться с матерью. Однако Бруно отклонил просьбу, не веря в ее возвращение, хотя и не исключил вероятности того, что в дальнейшем, когда Егорова вернется, пошлет их вдвоем.

Затем Бруно и Шмидт на автомашине доставили Раю в совхоз им. Кирова. Там они сделали остановку для последнего инструктажа, детали которого Шмидт должен был получить по телефону в местной комендатуре. По возвращении из комендатуры он переговорил с Бруно по-немецки, и автомашина отправилась обратно в Сиверский. На вопрос Егоровой, что происходит, Бруно пояснил, что ее переход в советский тыл не санкционирован начальством по причине опять же недоверия.

Вероятнее всего, немцы действительно отказались от первоначального плана послать Егорову в наш тыл и решили держать девушек в качестве приманки, не без оснований полагая, что советская контрразведка все-таки проявит к ним интерес.

По возвращении в «Корниловскую дачу» Егорову и Алексееву развели по разным местам: Раю оставили в доме, где находились служебные кабинеты немецких офицеров, а Алексееву поместили в комнату на первом этаже дома, в котором размещались разведчики из числа военнопленных и Кирсанов. Дома эти находились за 200 метров один от другого и были разделены оврагом с ручьем, так что девушки не могли общаться между собой без разрешения.

За время пребывания в разведпункте они виделись всего два раза: один раз в бане у «тети Нюры» в декабре 1941 года, второй раз — в январе 1942 года, когда Рая посетила Валю вместе с начальником канцелярии Кнопом. Немцы не рекомендовали Егоровой общаться с подругой, полагая, что та отрицательно влияет на нее. За пределы территории девушки вообще не имели права выходить. Послабление было сделано для Алексеевой, и только для того, чтобы она могла носить белье немцев и эстонцев в стирку «Нюре» (Лянгузовой). Вскоре обе вступили в интимные отношения с сотрудниками разведпункта.

В апреле 1942 года на смену Шмидту прибыл капитан Борис Рудин, 40 лет, давнишний приятель Кнопа. Хотя Рудин был и выходцем из белоэмигрантской семьи, но русским языком владел слабо. Егорова продолжала обслуживать теперь уже нового начальника штаба, который жил в отдельно стоявшем доме, ежедневно носила ему с кухни завтраки, обеды и ужины, убирала помещение, приводила в порядок форму проживавших на втором этаже офицеров и, как бы выполняя задание Особого отдела познакомиться с кем-либо из немецких разведчиков высокого чина, вступила в интимные отношения с Рудиным.

По причине царившей в разведпункте обстановке борделя Рая и Валя знали весь его постоянный и переменный состав. Валя постоянно общалась с немецкими разведчиками из числа советских военнопленных, участвовала в совместных лыжных пробежках, играла с ними в волейбол. По поручению Кирсанова перед выброской разведчиков в советский тыл шила для них варежки, вязала носки. Знала об их ходках и успешном возвращении и следовавших за этим наградах и поощрениях.

Рая наперед знала о предстоявших забросках разведчиков в советский тыл, даже хотела с одним из них, Емельяновым Виктором, передать оказией консервы и письмо в Ленинград, своей сестре.

От этой идеи ее отговорил сам разведчик, объяснив, что если его задержат, у сестры могут быть неприятности.

К началу 1942 года Егорова и Алексеева уже не представляли интереса для абвера и рассматривались как отработанный материал. К тому же советская контрразведка даже не обозначала попытки, кроме случая с заброской Белоусова, выйти на контакт с ними. Вреда же и хлопот от их пребывания в разведпункте было больше, чем сомнительных выгод от их присутствия в нем в качестве приманки.

В конце февраля 1942 года Кирсанов вывез Алексееву в Псков, где ее определили на работу в бензозаправочную часть. 27 июля из разведпункта убрали и Егорову.

К Сиверскому разведпункту имела отношение и «тетя Нюра». Арестованные на нашей стороне немецкие разведчики, прошедшие через абвергруппу-112, то есть разведпункт, говорили о ней, что она родом из Перми, настроена патриотически, якобы даже помогала партизанам, что ее муж по фамилии Герасимов находится в действующей Красной Армии, а два сына вывезены в Германию в порядке трудовой повинности.

Настоящее имя «тети Нюры» — Лянгузова Анна Демьяновна. Родилась она в 1903 году, правда, не в Перми, а в поселке Уни, Унинского района, Кировской области. В Перми она жила с 1921-го по 1936 год, а потом приехала в Старо-Сиверскую, проживала вначале на территории «Корниловской дачи», а после выселения — в доме № 5 по Малой Набережной улице, в том самом, с веранды которого просматривалась территория разведпункта, что позволяло хозяйке знать в лицо всех обитателей зоны. Лянгузова дважды была замужем, но мужа с фамилией Герасимов у нее не было. Она имела только от первого брака сына — Г.М. Лянгузова, 1926 года рождения. Весной 1942 года он добровольно выехал на работу в Германию, где получил место на заводе в городе Ауренбурге. Мать переписывалась с ним вплоть до своего ареста в феврале 1944 года. Ее второй муж — Н.М. Теплоухов, на самом деле находился в действующей армии. Известий о нем она не имела.

По показаниям самой Лянгузовой, в июне 1942 года она вступила в интимную связь с сотрудником немецкой контрразведки по имени Рудольф, который работал под прикрытием должности старшего переводчика в Сиверской комендатуре. В своих показаниях о начале не интимного сотрудничества с контрразведкой Лянгузова путалась. Сначала сказала, что Рудольф завербовал ее без отбора подписки в июле 1942 года, затем непонятно почему показала, что вербовка состоялась годом позже. Немецкая контрразведка при вербовке осведомителей не брала у них подписки и не выплачивала им в отличие от агентов ежемесячного денежного вознаграждения. Награда за службу ограничивалась выдачей пайка в размере, положенном немецкому солдату, и еще некоторыми льготами, как то: справкой об освобождении от трудовой повинности, возможностью проезда в другие населенные пункты, посещения леса и т. д. Именно такими льготами и пайком пользовалась Лянгузова на основании выданной Рудольфом от имени комендатуры справки, что она занимается стиркой белья для немецкого персонала. Это не соответствовало действительности, белье она стирала только для Рудольфа и интенданта комендатуры Коллера, у которого получала паек. Справку, выданную Рудольфом, как она утверждала, у нее выкрали вместе с сумочкой незадолго до ее ареста в феврале 1944 года.

Соседки, которые давали свидетельские показания по уголовному делу, подозревали ее в сотрудничестве с немецкой контрразведкой и нередко спрашивали, почему она так часто ходит в комендатуру, что она там делает. Та каждый раз, как и велел ей Рудольф, отвечала, что возвращает выстиранное белье.

По показаниям Лянгузовой, Рудольф еженедельно проводил с ней встречи в помещении комендатуры, в ходе которых инструктировал ее, как себя вести. Кроме того, Рудольф, чтобы в какой-то степени обезопасить Лянгузову, рассказал ей о пяти известных ему немецких агентах, в общении с которыми следовало проявлять осторожность и не вступать в близкие отношения, назвал их по именам и кличкам.

Даваемые Лянгузовой задания касались прежде всего выявления в местах скопления местных жителей неизвестных лиц. В этой связи она приютила у себя дома дезертировавшего из немецкой армии чеха по имени Степан и выдала его Рудольфу. Позже ей стало известно, что по пути в тюрьму Степан подорвал немцев гранатой, бежал, но был схвачен и расстрелян.

УНКВД против Сиверской разведшколы

В УНКВД постепенно накапливалась информация по Сиверскому разведпункту. В начале июля 1942 года были арестованы еще два разведчика оттуда — Набоков и Кадыров. Наряду с другой информацией они показали, что на допросах пленных военнослужащих 2-й ударной армии присутствовали ее старшие командиры, как бы подтверждая тем самым бессмысленность запирательства. Тогда-то и узнали о предательстве генерала Власова.

К середине 1942 года в Сиверском произошли кадровые изменения. В марте 1942 года Шмидта на должности начальника штаба заменил Рудин. Кирсанов был переведен в Псковский разведпункт.

Как уже говорилось, наиболее полные данные о Сиверском разведпункте предоставил Куликов. От него же стало известно, что в Лисьем Носу на берегу Финского залива находится изба, которая используется немецкой разведкой как переправочный пункт. При возвращении из первой лыжной ходки в Ленинград в марте 1942 года он со своим напарником Емельяновым три дня находился там в ожидании темной ночи. Их отправку обеспечивал некий «дядя Миша», который работал шорником в совхозе на Лахте. Проживал он вместе с женой и сыном по имени Ваня, в возрасте 15–16 лет. Фамилия «дяди Миши» была Корнеев или Еремеев. Показания Куликова по части обстоятельств заброски в наш тыл были перепроверены в ходе допросов его напарников — радиста Юшкова и Захарова, задержанных 28 апреля 1942 года.

От арестованных немецких разведчиков было известно и о существовании тесно связанных с разведпунктом девушках Рае и Вале, а также о «тете Нюре», однако, кто они такие, достоверно выяснить не удалось. Тем более что Особый отдел КБФ, передавая в Управление НКВД информацию, основанную на показаниях арестованных немецких разведчиков из Сиверской разведшколы, и не подумал сообщить, что там находятся две разведчицы, отправленные флотскими особистами в немецкий тыл. Естественно, умолчали они и о том, что 31 декабря 1941 года для установления связи с ними туда был заброшен подготовленный ОО КБФ разведчик П.Ф. Белоусов, 1894 года рождения, последующая судьба которого осталась неизвестной.

Как бы то ни было, в Управлении решили покончить с рассадником шпионов в поселке Сиверский.

Пресечение деятельности разведпункта можно было осуществить несколькими путями. Самым многообещающим с точки зрения контрразведки было бы перехватить канал доставки разведчиков в Ленинград и их отправку обратно через «дядю Мишу» и начать с немцами оперативную игру. Именно так поступили бы контрразведчики Смерша и предшественники этой структуры — армейские особые отделы. Почему УНКВД не пошло по этому пути — неведомо.

Если вынести этот вариант за скобки, то первое, что может прийти в голову несведущему человеку, и самое простое — уничтожение ее ударами с воздуха. К примеру, 4 апреля 1942 года наши самолеты бомбили аэродром, находившийся рядом с «Корниловской дачей», так почему бы заодно не разбомбить и разведпункт, уничтожив его безо всяких хлопот? И даже почти разбомбили — тогда одна из бомб попала в здание штаба, отчего оно сгорело.

Другие варианты были сложнее, в зависимости от того, какая ставилась задача. Если говорить о физическом уничтожении персонала и захвате документации, нужен был мобильный, хорошо подготовленный отряд с отработанными путями отхода. Если, помимо изъятия документации, ставилась задача захвата и вывоза в наш тыл кого-либо из сотрудников разведпункта, то план усложнялся еще во много раз. В этом случае требовался точный расчет времени каждого фрагмента операции — с учетом того, что в Сиверской находилась немецкая боевая группа, в Дружной Горке — карательный отряд, а также охранное подразделение на аэродроме. Надо было, чтобы к началу операции поблизости стоял самолет в полной готовности к взлету, нужен был транспорт для доставки захваченных людей и материалов, то есть требовалось все отработать до мелочей и отрепетировать.

Несмотря на ту общеизвестную истину, что сложные маневры редко удаются, в УНКВД остановились на самом сложном варианте. При этом вопреки показаниям Куликова и других разведчиков почему-то исходили из того, что разведпункт не охраняется, местные жители в дневное время имеют туда свободный доступ, а обучающиеся разведчики уходят по субботам в увольнение и общаются с местными девушками.

На самом деле ничего подобного не было. Поначалу из русских сотрудников разведпункта правом выхода за его пределы пользовался только Кирсанов, который для обозначения такого права носил на левой руке повязку желтого цвета. Позже такого же права и такой же повязки удостоились разведчики, побывавшие с заданием в советском тылу, о чем Куликов исправно рассказывал в ходе допросов. Как же можно было все это не учитывать?

Кроме того, что шло вразрез с правилами подготовки таких сложных операций, ее план не был согласован с Москвой. Он утверждался руководством Управления и командующим Волховским фронтом генералом Мерецковым (последним — так как для доставки в наш тыл одного из немецких офицеров или документации нужен был самолет).

Но и это не все! В соответствии с планом перед исполнителями ставились еще две задачи. Первая — установить круглосуточный контроль за воинскими железнодорожными перевозками у станции Мшинская, что не представляло большой трудности и было оправдано с разведывательной точки зрения. А вот вторая, как говорится, ни в какие ворота. Кому-то (по-видимому, из руководства Управления) пришло в голову задержать и доставить в Ленинград вышеупомянутого Печковского, который имел дачу недалеко от Сиверской, в дер. Карташевская. Более того, параллельно с похищением Печковского предстояло еще найти московского артиста Тамарина-Блюменталя и проделать с ним то же самое.

Более того, задача по Печковскому и Тамарину должна была решаться первой, что во многом обусловило срыв операции, и без того подготовленной далеко не лучшим образом.

Для налета на Сиверский разведпункт была сформирована исключительная по размерам и составу группа. Работа велась под руководством начальника отделения Трухина с участием оперуполномоченных Клементьева и Хохлова, а также старшего оперуполномоченного Копылова — того самого, который в августе 1941 года сформировал в Гатчинском районе партизанский отряд, провел ряд дерзких операций, после чего в декабре 1941 года вместе с отрядом вышел в советский тыл.

Среди кандидатов в члены группы были такие, кто уже имел опыт боевых действий в немецком тылу. К их числу относится радист А.Г. Суворов (1916 г. р.), который в июне 1942 года забрасывался в Псковский район в составе группы «Искатели». В ожесточенном бою с карателями ему удалось вырваться из окружения и в одиночку выйти в наш тыл.

Боец Н.А. Лисин (1907 г. р.) был командиром сформированной в феврале 1942 года разведывательно-диверсионной группы «Мстители», которая затем была передана в отряд физического прикрытия агентуры в тылу противника. Из ее состава, помимо Лисина, в группу вошли бойцы В.П. Марушак (1917 г. р.), Ф.Ф. Королев (1910 г. р.), Д.П. Званцев (1915 г. р.), В.В. Лукин (1913 г. р.).

При формировании группы учитывалось, что, возможно, разведчикам потребуется помощь местного населения, поэтому в ее состав был включен боец B.C. Баталов (1923 г. р.), мать и сестра которого до оккупации проживали в пос. Ново-Сиверский по ул. Кирова, 14. Дядя Баталова — А. Фросичев стал при немцах старостой в пос. Рождествено.

У бойца Онуфриева в одной из близлежащих деревень были знакомые — хорошо известные ему семьи Ванюшиных, Новожиловых и Тарановых, причем с двумя последними он находился в родственных отношениях. В частности, в курорте «Орлино» проживала Новожилова Лидия Васильевна, являвшаяся сестрой оперуполномоченного Лядского райотдела Н.В. Новожилова.

Помимо вышеназванных бойцов, в состав группы из 18 человек вошли: заместитель командира — Б.В. Реев (1918 г. р.), который в июне 1942 года ходил в немецкий тыл; комиссар — М.В. Синецкий (1919 г. р.); бойцы — К.В. Комаров (1920 г. р.), А.А. Шахов (1900 г. р.), А.К. Шадрин (1916 г. р.), И.И. Васильев (1917 г. p.), B.C. Сурин, (1924 г. р.), Н.П. Егоров (1921 г. р.) и подросток А.И. Капитанов (1927 г. р.), которого предполагалось использовать для восстановления связи с агентурой. Командиром спецгруппы № 28 руководство 4-го отдела утвердило A.M. Копылова, исходя из того, что он имел опыт боевых действий в тылу противника и хорошо знал местные условия.

Группа в полном составе прошла заключительную полуторамесячную подготовку в Боровичах и двумя партиями: первая — 8 человек во главе с Реевым и Синецким, вторая — 10 человек во главе с Копыловым, 22 и 23 августа была выброшена с самолетов вблизи Баданских болот в Гатчинском районе. И сразу же начались неувязки. Вопреки докладам летчиков о выброске обеих партий в заданных координатах оказалось, что они приземлились на удалении 8–10 км одна от другой, и шесть последующих дней ушли на взаимные поиски, в то время как на всю операцию отводился месячный срок.

В течение этих дней люди Копылова оставались без пищи, так как четыре грузопарашюта с боеприпасами, запасным питанием для рации, а также продуктами, достаточными для месячного использования, были сброшены с самолетов неудачно, и на их поиск после того, как 29 августа группа соединилась, ушло еще четыре дня. Целым был обнаружен только один грузопарашют, два других оказались разбитыми (из имевшихся в них продуктов годные к употреблению составили 20–30 %), одного вообще не нашли.

Перед заброской Копылову сообщили, что по линии контрразведывательного отдела УНКВД для выполнения задания, связанного с Печковским, готовится к заброске группа из пяти человек под условным названием «Иван», которая, не исключено, окажется в его подчинении. Так оно и произошло. 30 августа группа «Иван» благополучно приземлилась в заданных Копыловым координатах, и даже сброшенный вместе с ней грузопарашют был обнаружен целым и поблизости, так что все питались продуктами этой группы.

Только 4 сентября, после поиска последнего грузопарашюта, группа приступила к организации основной базы на восточной стороне Баданских болот: построили блиндаж, склад для хранения продуктов, устроили маскировку.

По ходу сбора группы и поисков грузопарашютов бойцы вели разведку находившихся поблизости немецких гарнизонов, комендатур, следили за перемещениями немецких грузов и частей по железной дороге и шоссе, проводили опросы местных жителей. Полученные данные они сообщали в опергруппу в Малую Вишеру и в 4-й отдел в Ленинград.

Так, в радиограмме от 2 сентября 1942 г., характеризуя общую обстановку, Копылов сообщал: «В районе действия спокойно. В Рождествено размещается 2-й эшелон пехотного корпуса. В Даймище и Батово размещено 120 солдат, которые используются на покосах сена. На дороге Выра — Заречье установлено усиленное движение грузовых крытых машин, машин с живой силой, поездов. По Лужскому шоссе движение небольшое. Новостройка железной дороги идет: Архиповка — Нижесосницы, пересекает Балтийскую ж.д. в районе казарм. Имею карту немецкого офицера с отметками зеленым карандашом от реки Перепрянда на восток до 56 меридиана, на юг через хутор Весна, овраг 110, на Запад — километр ниже высоты 113,1, на юг через железную дорогу до реки Дивенка. Отдельно очерчен и подчеркнут зеленым карандашом район Заводье. Внутри зеленого красным карандашом помечен центр. Даймище подчеркнуто, идет линия шоссе Даймище — Ляды, Даймище лесной дорогой к высоте 113,1. Значение отметок неизвестно. Карта выпуска — июнь 1942 года». Это была обычная разведывательная информация, ценная, но требующая уточнения.

Получив первые сообщения от Копылова, руководство 4-го отдела доложило Кубаткину о благополучном развитии операции. Лишь после этого тот направил начальнику 4-го управления Судоплатову спецсообщение об операции, а также проинформировал о том, что в немецкий тыл в помощь группе заблаговременно заброшены две разведчицы (впрочем, что с ними дальше стало, Управлению все равно не было известно).

Копылов тем временем, согласно плану, пытался установить связь с довоенной агентурой НКВД, имевшейся вблизи района операции. В радиограмме от 5 сентября он сообщал: «Разведчики в Меньково посланы 3-го. Устанавливаю связь с агентами в Веко во, Заречье. „Седую“ встретить трудно. Переехала в Грязно. Установил, что путь до Поддубье безопасен. Дальше значительно труднее. Проход более безопасен ночью».

6 сентября он радировал: «Сведения о Даймище, Рождествено получены от местного населения, также — найденная полевая сумка немецкого офицера. В пос. Чикино организованным отрядом охраняются истребители. Моя прошлогодняя база с имуществом (группа находилась в зоне действия партизанского отряда Копылова в 1941 году. — Авт.) разграблена. По-видимому, выдал дезертир Законов Иван — смотрите рапорт».

В этот же день второй радиограммой Копылов сообщил: «В районе действия находятся в разведке 4 бойца с задачей подготовить место и установить обстановку по объектам № 1 (Сиверская) и№ 2 (Карташевская)».

До 11 сентября группа не имела непосредственных контактов с местными жителями, поэтому в информацию, исходившую от нее, не могли попасть сведения дезинформационного характера. Согласно радиограммам, первый контакт произошел 11 сентября и содержал ценные сведения: «В марте этого года добровольно вступившие в германскую армию жители деревни Ляды — Керман Павел Иванович, 19 лет; Гаен Павел Иванович, 30 лет, Пастьев Андрей Андреевич из пос. Чикино, а также Сойту Иван Андреевич, 18 лет, были отвезены в Гатчину и переброшены на нашу территорию. По сведениям местного населения».

Радиограммы, который посылал Копылов на основании проведенной разведки, свидетельствовали, что в районе действия группы сложилась довольно благоприятная для выполнения задания обстановка. Его сведения подтверждали ранее имевшиеся данные о том, что немецкие гарнизоны в населенных пунктах были немногочисленны, так как в этой местности в течение более восьми месяцев не предпринималось никаких действий со стороны партизанских отрядов. Поэтому немцы не проводили здесь прочесывания лесов и не привлекали карательных отрядов.

Еще в августе 4-й отдел известил штаб партизанского движения о заброске группы с важным заданием и попросил, чтобы во время проведения операции штаб не осуществлял выброски партизан в этот район. Руководство партизан просьбу чекистов благополучно проигнорировало. По распоряжению начальника оперпункта штаба партизанского движения в гор. Валдае Гузеева в конце августа 1942 года в трех километрах от места базирования группы был выброшен с самолета партизанский отряд под командованием Шепетова с задачей проведения активных боевых и диверсионных операций. А в первых числах сентября вслед за группой Шепетова в этот же район был десантирован партизанским штабом большой отряд, численностью около 100 человек, который сразу же после приземления развернул активные боевые действия.

Единственное, чем полезна была разведчикам выброска партизан, так это тем, что бойцы группы обнаружили грузопарашют с боеприпасами, питанием для рации и продовольствием, который, естественно, реквизировали. Зато немцы сразу же после выброски начали антипартизанские карательные операции крупными силами, и группе пришлось в срочном порядке покинуть основную базу, оставив там минимальный запас продовольствия.

Копылов разбил своих людей на две команды. Одну, в составе 13 человек под руководством Реева, включив в нее радиста Кириллова из группы «Ивана», он направил в район станции Мшинская с задачей круглосуточного ведения визуальной разведки (с чем команда Реева успешно справилась), а также для контроля сохранности основной базы.

Другую команду, из 10 человек, в составе которой были 4 человека из группы «Ивана», возглавил сам Копылов. Им предстояло пройти около 50 километров по местности, насыщенной немецкими гарнизонами. Выполнив эту задачу, 10 сентября группа вышла к высоте 113,5 м, что примерно в 10 километрах от Сиверской. Новое место временного базирования Копылов выбрал неслучайно. Еще по партизанским действиям в 1941 году он знал, что эта местность позволяет подготовить посадочную площадку для самолета, о чем он сообщил руководству отдела еще перед заброской. Добравшись до высоты, он убедился, что площадка находится в удовлетворительном состоянии, и попросил выбросить ему инвентарь для вырубки кустарника.

Из десяти бойцов Копылов сформировал три небольшие группы. 11 сентября одну из них, в составе комиссара Синецкого, бойцов Баталова и Лисина, он направил к Сиверской для изучения дорог, по которым можно проникнуть в разведпункт. Кроме того, Баталову предстояло посетить в Ново-Сиверской свою сестру — Макарову Евгению Семеновну и получить у нее нужную информацию, в том числе по загадочным женщинам — «Рае» и «Нюре».

В обход Даймище — Рождествено бойцы подошли к железнодорожной линии вблизи станции Сиверская и убедились в том, что дальнейшее продвижение к «Корниловской даче» невозможно, так как вдоль железнодорожного полотна вырублены деревья и кустарник на полосе шириной в 200 метров с каждой стороны и на расстоянии видимости расставлены немецкие посты. Группа была вынуждена отойти назад и искать на дорогах кого-либо из местных жителей, чтобы разузнать о менее опасных путях подхода к Сиверской.

Вторая группа, в составе бойцов Марушака, Онуфриева, проживавшего до войны в этой местности, и подростка Капитанова, была направлена в деревню Большое Заречье, что в 5 километрах севернее Сиверской. Капитанов, изображавший сироту, должен был проникнуть в деревню, найти проживавшего там Ивана Ивановича Кузнецова, 55 лет, в прошлом кузнеца одного из ленинградских заводов, и передать ему записку от Копылова, где назначалось место встречи.

В деревне мальчик обнаружил, что дом кузнеца сожжен. Тогда он познакомился с местным старостой, который из жалости к подростку приютил его у себя дома на ночлег и даже хотел устроить на работу. Староста не мог сказать, куда делся кузнец и где его семья. Пробыв в деревне два дня, Капитанов вернулся к ожидавшим его вблизи деревни товарищам. 14 сентября они возвратились на высоту 113,5 м.

12 сентября Копылов направил в разведку к даче Печковского двоих эстонцев из группы «Ивана» — Э.И. Бьеркланда и А.А. Пакки, родственники которого проживали в пос. Меньково, что на пути к Карташевской. Сам он вместе с радистом Суворовым, командиром группы «Ивана», И.М. Ягоненом и его бойцом Э.И. Пореном остались на временной базе в ожидании возвращения групп, а также сообщения из Ленинграда о местонахождении и способах связи с двумя разведчицами 4-го отдела — Веселковой и Кирпе, заброшенными в начале августа 1942 года в Осьминский район для последующего использования в операции.

15 сентября на базу вернулся Бьеркланд, который сообщил, что, следуя с напарником в сторону Карташевской, они 13 сентября подошли к деревне Меньково, где Пакки сказал, что намерен посетить своих родственников, и предложил Бьеркланду пойти вместе с ним. Несмотря на возражения, Пакки ушел, предупредив напарника, чтобы тот ожидал его в лесу только в течение пяти часов и, если он не вернется, считал бы, что он окончательно остался у родственников. Бьеркланд ждал Пакки в течение суток, но тот так и не появился. Копылов сразу же направил в Меньково Ягонена и Порена, чтобы те привели Пакки, определив им трехдневный срок возвращения. Однако до 22 сентября они так и не вернулись, и их дальнейшая судьба неизвестна — вероятнее, всего, бойцы попали в организованную немцами засаду.

В то же время стало известно, что 14 сентября немецкий карательный отряд обнаружил основную базу группы на Баданских болотах, изъял оттуда продовольствие и боеприпасы, сжег маскировочные сооружения и саму базу. Было ясно, что появляться там более нельзя, так как немцы могли организовать засаду.

16 сентября из разведки вернулась группа комиссара Синецкого. Из его устного отчета и сделанных записей следовало, что 13 сентября на участке дороги между деревнями Хорчевни и Замостье они устроили засаду и захватили жителя дер. Выра, дорожного мастера Хожалова Ивана Исаевича, 1890 года рождения. От него они получили информацию о местах дислокации мелких воинских подразделений, совпадавшую с имевшимися у них данными. С учетом того, что Хожалов показал себя патриотически настроенным человеком и высказал готовность помогать партизанам (так представились разведчики), ему было дано задание провести разведку безопасных путей в направлении Сиверской. Эта вербовка стала роковой ошибкой, так как Хожалов оказался немецким агентом.

Синецкий назначил ему встречу на следующий день и контрольную — на 15 сентября. На первую встречу Хожалов не пришел, но на контрольную явился и сообщил о постоянном патрулировании немцами основных шоссейных дорог (что было и без него известно), но пообещал, что к следующей встрече, назначенной на 17 сентября, попробует с риском для себя сделать рекогносцировку. Синецкий договорился с Хожаловым, что, если тому не удастся прийти, к нему пойдет с запиской Капитанов. 17 сентября дорожный мастер на очередную встречу не явился, и на следующий день к нему послали мальчика.

В этот же день Копылов прорабатывал с Капитановым возможность его проникновения в Старо-Сиверскую, с тем чтобы разыскать «Нюру» и «Раю». Однако мальчик уклонился от задания, боясь попасть в руки немцев.

18 сентября Копылов и Синецкий на Пятигорской мельнице провели встречу с Хожаловым. Не имея возможности проникнуть в Сиверскую иным путем, они дали тому задание выяснить, проживает ли в Ново-Сиверской сестра Баталова, и подыскать кого-либо из надежных женщин для использования в качестве связной.

Копылов закрепил вербовку Хожалова, получив от него подписку. Очередная встреча была назначена на 19 сентября, однако тот снова сорвал ее. К нему в дом в дер. Выру опять был направлен Капитанов с запиской о месте и времени новой встречи, которая состоялась 20 сентября, снова на Пятигорской мельнице. Встречу проводил Синецкий. Хожалов привел с собой девушку по имени Лида. Разумеется, Копылов не знал, кто она такая.

На самом деле это была та самая Алексеева, которая вместе с разведчиком Разумовым в июне 1942 года была заброшена Особым отделом 54-й армии в Финев Луг, в зону окружения 2-й ударной армии, и добровольно перешла на сторону врага.

Алексеева сообщила Синецкому, что была заброшена Особым отделом с заданием на оседание и легализацию, что с заданием справилась и, проживая и работая в Выре медсестрой, пользуется доверием у немцев.

Таким образом, Алексеева и Хожалов, выступая спаренными агентами, получили возможность игры. Они имитировали сложность выполнения заданий (хотя на самом деле работали под контролем немцев, которые сами подбирали информацию для разведчиков), срывали явки, не приходили на контрольные встречи, вынуждая направлять к ним для восстановления связи Капитанова. На встречи приходили, подменяя один другого, тем самым усложняя возможность проверки доставляемой ими информации.

Хожалов, выполняя задание немецкой контрразведки, продолжал изображать патриотически настроенного человека, преданного советской власти. Каждый раз он представлял о себе новые биографические данные и в конце концов сообщил адрес в Ленинграде, где якобы проживают его жена и три дочери. Алексеева же пыталась убедить Копылова, что она способна и готова выполнять его задания.

22 сентября Алексеева пришла на встречу одна. Она передала собранные разведданные по немецким объектам, а также сообщила, что ей удалось проникнуть в Ново-Сиверскую и что мать Баталова и его сестра по названному адресу не проживают, так как эвакуированы в другую местность. Ей было дано задание разыскать в Старо-Сиверской «Нюру» и «Раю» (их фамилий Копылов не знал).

Получив от Алексеевой информацию об интересе Копылова к «Нюре», отдел «1 Ц», несмотря на доверие к ней Рудольфа, поручил отделению тайной полевой полиции провести у нее в доме обыск, а саму ее арестовать. Однако обыски, проведенные перед арестом «Нюры» и после освобождения из тюрьмы, где та провела двое суток, результатов не дали, а данные ею на допросах объяснения сняли подозрения в помощи партизанам. Давая показания нашим следственным органам в феврале 1944 года, она очень удивлялась, почему у немцев вдруг появились подобного рода подозрения, и заявила, что никогда не была связана с партизанами и никакой помощи им не оказывала.

Что касается «Раи», то она, как мы помним, еще 27 июля была отправлена на работу в Волосовский район и контрразведчиков Сиверского больше не интересовала.

К этому времени бойцы группы были сильно истощены из-за отсутствия нормальной пищи. У них начались желудочно-кишечные заболевания. 18 сентября положение стало критическим, и Реев радировал: «Срочно бросайте продукты, живем ягодами…» Получив радиограмму, Трухин запросил начальника 4-го отдела: «Сообщите, можете ли срочно помочь продуктами». 19-го, а затем 20 сентября от Реева продолжали поступать просьбы о помощи: «Срочно бросайте продукты, хотя бы сухарей…»

Копылов, раздосадованный постоянными обещаниями по поводу выброски груза, 20 сентября отправил Трухину «художественную» радиограмму: «Хорошо нам на Некрасовской (т. е. в Боровичах — Малой Вишере. — Авт.) слышать ласковые слова, тяжеленько на высотке груза ждать до Покрова».

Трухин в ответной радиограмме от 23 сентября наряду с постановкой задачи написал: «Спасибо за радиограмму. Понимаю тебя. Согласен». Впрочем, продовольствия не прислал, а от его понимания разведчикам легче не стало.

24 сентября Трухин на основании радиограмм Копылова составил и направил начальнику 4-го отдела сообщение следующего содержания: «…„Иван“ с бойцом 16-го сентября ушел в разведку и до 22-го не вернулся. Опасаясь повторения предательства, Копылов с базы снялся и 23-го соединился с Реевым. Ваших продуктов, очевидно, не получил. Имеет 7 телеграмм, не может передать из-за отсутствия питания. Ждут продуктов, питания к рации, бумаги. Помогите с выброской. Дал указания вести разведку за коммуникациями и по объекту № 1».

Действительно, 22 сентября Копылов в связи с предполагаемым предательством во избежание облавы принял решение сняться с временной базы на высоте 113,5 м и идти на соединение с группой Реева, о чем радиограммой в Мало-Вишерскую опергруппу сообщил: «23 соединился с Реевым. Всего личного состава — 20 чел. Имею 7 опертелеграмм, передать не могу, нет питания, бумаги. Жду груз 24–25. Сообщите, будет ли».

В отчете бойцов после выхода в наш тыл отмечается: «Даже уходя с высоты 113,5 м 22 сентября, когда радиосвязь из-за отсутствия питания к рации стала нерегулярной, когда тяжело стало с продуктами питания, когда не вернулись „Иван“ и Пакки, Копылов принял решение о временном отходе с базы у высоты. Все чувствовали себя в основном хорошо, рассчитывая, как говорил командир Копылов, получить продукты и через несколько дней приступить к проведению операции».

С 28 сентября по 6 октября в адрес Трухина ежедневно шли радиограммы, в которых наряду с оперативной информацией все время говорилось о голоде. В ответ Трухин рекомендовал Копылову: «Подбодрите товарищей, сбросим».

6 октября Копылов снова сообщает Трухину: «Выброски не было. Когда будет? Положение в районе тяжелое, настроение бойцов мрачное, есть слабые. Что делать дальше?» 8 октября он информирует о невозможности в дальнейшем поддерживать связь из-за отсутствия питания к рации и просит давать сообщения вслепую.

Из оперативных радиограмм Копылова в Ленинград и Малую Вишеру видно, что немецкая контрразведка дифференцированно снабжала его информацией. Через Хожалова она давала малозначительные сведения о дислокации и перемещении мелких воинских частей и отдельных групп военнослужащих. Вместе с тем она прибегла к своему излюбленному приему: немцы часто предлагали организовать на подставленной ими конспиративной квартире радиоточку, после чего захватывали радиста и начинали радиоигру. Они и через Хожалова предложили посадить в «надежном месте» нашего радиста. Впрочем, на это Копылов согласия не дал и известил о полученном предложении Центр.

Одновременно немецкая контрразведка использовала Алексееву, чтобы установить причины интереса Копылова к окружению Сиверского разведпункта. Когда немцам стало ясно, что группа подбирается именно к нему, они через Алексееву дали дезинформацию, которую Копылов 4 октября сообщил в Малую Вишеру: «„Роза“ всей конторой переехал в район Нарвы. На его месте расположилась авторемонтная база. Дано задание через Нюру узнать местонахождение „Розы“ и „Раи“. Принимаю меры перепроверке этих данных. Ориентируйте, что имеете дополнительно по этому вопросу». Как ни странно, руководство 4-го отдела приняло эту дезу за правдоподобное сообщение и снизило и без того вялый интерес к работе группы.

Немецкая контрразведка, по-видимому, полагая, что ей удалось собрать достаточно информации по группе Копылова, и убедившись, что он не идет на их уловки, приняла решение об уничтожении группы и разрешила Хожалову 8 октября выйти на последнюю встречу — одному, без Алексеевой.

Как отметили в своем отчете бойцы, встреча состоялась у моста через реку Черную, у дороги между деревнями Большое Заречье и Грязно. Ее проводил Синецкий, прикрытие обеспечивали Баталов, Васильев и Королев. О чем шел разговор на этой встрече, осталось неизвестным. Сразу после ухода Хожалова на группу напали каратели. В завязавшейся перестрелке немцы понесли потери, из наших был ранен Королев. Бойцам удалось уйти от преследования и добраться 9 октября до новой базы на Баданском болоте.

Копылов, вероятно, полагая, что попал в немецкую западню, дал в Малую Вишеру и в Ленинград на имя начальника 4-го отдела радиограмму следующего содержания: «По ходу операции и общей разведки требуется мне прибыть к Вам с личным докладом, с выброской меня обратно. Срочно жду Вашего распоряжения». Однако ответа на это обращение не последовало, как и на некоторые другие. Не было ответа и на запрос Копылова в отношении Алексеевой. Он в нескольких радиограммах сообщал биографические данные девушки и просил подтвердить факт внедрения ее к немцам Особым отделом 54-й армии. Не получил он также ответа и на информацию в отношении Хожалова, которую изложил в трех радиограммах. 25 сентября: «Для исполнения основной задачи мною завербован житель деревни Выра, дом 28, нагрудный знак 2053, выдан комендантом района — ХОЖАЛОВ Иван Исаевич, 1890 года рождения, кличка „Ильин“, в прошлом бедняк». Из другой радиограммы следовало, что по объекту № 1, то есть по Сиверскому работает агент «Ильин». Дано задание обеспечить явку Макаровой Жени. В третьей: «В Ленинграде, переулке Ильича, дом 9, проживает жена Хожалова — Иванова Клавдия Ивановна и три его дочери: Нина, Таня, Мария. Проверьте по возможности, организуйте доставку письма».

Из радиограммы от 12 октября видно, что группой получен один грузопарашют, содержимого которого должно было хватить на 3–4 дня.

16 октября Копылов принял решение добывать продукты самостоятельно и с группой, за исключением нескольких бойцов, которые по болезни не могли передвигаться, направился с новой базы на Баданских болотах в деревню Сосново, предварительно выслав разведку. Спокойно войдя в деревню, Копылов, Реев, Синецкий и Онуфриев пошли к старосте и потребовали продукты, но получили отказ. Тогда Копылов изъял у старосты большое количество бланков различных документов, предназначенных для выдачи местным жителям, около 5 тыс. рублей и вместе с Синецким продолжал обыск в доме. Тем временем Реев с бойцами, захватив с собой старосту, направился к его помощнику Кирсанову, который был известен как активный немецкий пособник. У дома Кирсанова староста закричал, предупреждая того об опасности, и попытался скрыться, но был застрелен бойцом Лукиным. В это время из дома началась стрельба из автомата. Стоявший напротив двери Реев был убит выскочившими из дома полицейскими, которых, в свою очередь, уничтожил Онуфриев. После этого группа отошла за пределы деревни.

Копылов и Синецкий, находившиеся в доме старосты, не слышали выстрелов и после окончания обыска подошли к дому Кирсанова, где были встречены автоматным огнем, от которого погиб Синецкий.

Когда бойцы собрались на окраине деревни, Копылов принял решение вернуться обратно, чтобы взять убитых. Их тела они обнаружили уже в другом месте, на дороге. Оба погибших были разуты и раздеты, а главное, пропала полевая сумка Синецкого с кодированной топографической картой, дневником и служебными записями, раскрывавшими замысел операции. Бойцы группы вынесли тела погибших за деревню, однако похоронить их не успели, так как приехали шесть автомашин с немцами. При перестрелке был убит боец Шадрин.

Группа отошла в лес. Вскоре выяснилось, что боец группы «Ивана» Бьеркланд, которому поручалось нести мешок с немецкими документами и деньгами, изъятыми у старосты, при отходе бросил его в лесу. Найти мешок не удалось.

После неудачной операции в деревне Сосново группа снова сменила место базирования, заминировав подходы к прежней базе. Прибывший туда карательный отряд начал прочесывать местность, но после того, как несколько немцев подорвались на минах, был вынужден уйти.

18 октября Центр уведомил Копылова, что в этот же день ему было сброшено два грузопарашюта, и попросил подтвердить получение, однако подтверждение не было направлено по причине отсутствия питания к рации. На этом радиосвязь прекратилась вообще. Из справки, составленной сотрудником опергруппы в Малой Вишере после опроса экипажа самолета, следует, что груз мог быть выброшен не по назначению. Впоследствии стало известно, что во время поисков груза часть группы попала в окружение карателей, в результате чего пропал без вести боец Егоров.

Группа находилась в исключительно трудных условиях — без продуктов и боеприпасов, постоянно преследуемая карателями. Кроме того, были утрачены документы, раскрывающие операцию. В этой ситуации 22 октября Копылов принял решение о выходе в советский тыл через линию фронта в районе города Холм и двинулся на юг. В первые два дня держались поближе к болотам. Вышли к деревне Натальино, где запаслись продуктами, затем переправились через реку Луга. 23 октября в поисках продуктов зашли в деревню «Крестьянский труд», где на группу внезапно напали каратели. В бою потеряли тяжелораненого Комарова. От немцев уходили впопыхах, стихийно разбившись на две группы. Первая, которую возглавил боец Марушак, направилась в сторону деревни Узки. В пути им встретился лесник Федоров, враждебно настроенный к партизанам. Марушак, опасаясь предательства, принял решение о его уничтожении. Документы Федорова взяли с собой и за линией фронта передали нашему командованию.

24 октября обе группы соединились на болоте Западное. Оказалось, что во второй группе отсутствует Копылов. Со слов бойца Королева и радиста Кириллова, во время нападения карателей в деревне «Крестьянский труд» они вместе с Копыловым выбегали из дома, а затем он был отсечен от них огнем немецких автоматчиков.

В отсутствие Копылова командиром группы стал Марушак, который принял решение продолжать двигаться к линии фронта. Боец Лисин, хорошо знавший эту местность и владевший компасом и картой, повел группу дальше. В ночь с 25 на 26 октября пересекли Лужский полигон. 26-го, 27-го и 28 октября перешли сначала железнодорожную линию Луга — Псков, затем шоссейную дорогу этого же направления между деревнями Низовка и Жилино и двинулись в сторону Череменецкого озера. 29 октября миновали деревню Побережье, далее направились на ст. Уторгош, мимо деревни Любятино. 6 ноября, дойдя до деревни Узки, Лисин разведал у знакомой, что немцев там нет. Группа сделала привал на несколько часов, после чего двинулась дальше на юг. На следующем привале обнаружили отсутствие Бьеркланда. После пятичасового ожидания решили не возвращаться за ним в Узки, опасаясь засады. В пути следования повстречали трех вооруженных людей, назвавшихся партизанами 3-й партизанской бригады, якобы отставшими от отряда. От контактов с ними отказались из опасения, что это могут быть лжепартизаны.

До 14 ноября миновали деревни Пески, Абрамково, Костыжицы, Овинец, Петровка, Александровка. 14 ноября ночью между разъездами Роща и Щелина пересекли сначала железную дорогу Дно — Порхов, а затем и шоссейную, что в 8 км от ст. Дно. Ночью 17 ноября подошли к переезду железной дороги Дно — Дедовичи, но не смогли ее преодолеть, так как столкнулись с немецким блокпостом с собаками. Возникла перестрелка. У Лисина отломался приклад автомата, и он остался без оружия. Подросток Капитанов, несший амуницию, спасаясь от пленения, был вынужден выбросить вещевой мешок, в котором находились захваченные у немцев документы.

19 ноября, преодолев железную дорогу, вышли к дер. Вреда, где у местного старосты узнали, что в соседней деревне, в 500 метрах, ночуют немецкие каратели. На следующий день те напали на группу.

В бою был ранен Васильев. Боец Сурин выстрелами был отрезан от группы. Из-за усталости и истощения искать его не решились, полагая, что если тот жив, то по следу догонит группу, которая с раненым Васильевым двигалась очень медленно.

С 20 ноября по 2 декабря шли через безлюдный партизанский край, встречая на пути только сожженные деревни, питаясь рожью, найденной в одном из разрушенных домов. К линии фронта в районе Дуброво — Тараканово, что южнее гор. Холма, ориентируясь на выстрелы, группа подошла вечером 2 декабря и там неожиданно столкнулась с немецким обозом, который вез продовольствие. Уничтожили 8 немцев, унтер-офицера взяли в плен, пополнили запасы питания.

Линию фронта переходили, разбившись на две команды. Первая шла в составе Марушака, Суворова, Лисина и Званцева. Когда они проходили линию немецких укреплений, унтер-офицер, которого в качестве «языка» собирались доставить нашему командованию, поднял шум, зовя на помощь, и его пришлось убить. Документы унтер-офицера сдали в воинскую часть при выходе.

Вторая команда в составе семи человек отошла от Дуброво — Тараканово на северо-восток и при переходе немецких передовых позиций была обстреляна, при этом Васильева ранило вторично. По этой причине он и сопровождавший его радист Кириллов прибыли на оборонительные порядки нашей стрелковой дивизии на два часа позже. К тому времени там уже находились пятеро их товарищей.

До выяснения личности все 11 человек были изолированы. Но, пока наводились справки, Лисин по просьбе командования дивизии пять раз выводил подразделение войсковой разведки на немецкую передовую линию, за что был отмечен благодарственным отзывом.

17 декабря бойцов передали нашей оперативной группе в Малой Вишере, где те представили коллективный отчет о деятельности группы за период с 22 августа по 2 декабря 1942 года, в котором отразили причины невыполнения задания так, как они их видели:

1. «Включение в состав группы „Ивана“, предательство ее состава».

2. «Помешали действия выброшенных вскоре партизанских отрядов Ленобкома ВКП (б) т. Гузеева».

3. «Крайне плохое нерегулярное снабжение группы продуктами питания и радиопитанием».

Безусловно, все эти факторы существенным образом повлияли на боеспособность коллектива разведчиков и, самое главное, позволили немецкой контрразведке обнаружить группу и организовать ее преследование. Однако главная причина кроется в изначально плохой подготовке операции, важность которой предполагает согласование с Центром. Вне сомнения, опытные московские специалисты указали бы на существенные недочеты в ее подготовке, а может быть, и вообще не санкционировали бы эту, по сути, не нужную операцию. Да и взаимоотношения со штабом партизанского движения при поддержке из Москвы имели бы совсем другой характер.

Раскрытие группы Копылова, по-видимому, спугнуло немцев. В начале 1943 года разведпункт был переведен в Лампово, затем к линии Волховского фронта. Через пять месяцев он вернулся обратно и расположился в пос. Кезево, вблизи Сиверского, где пробыл совсем недолго, и в начале января 1944 года был передислоцирован в Эстонию, а с приближением советских войск — в Германию. Так что работа разведпункта была дестабилизирована.

Впрочем, в провале операции как таковой меньше всех виноваты разведчики. Кстати, не выполнив основного задания, специальная группа № 28 решила ряд других задач.

1. Добыла и своевременно сообщила важные разведывательные данные о передвижении немецких эшелонов с военной техникой и живой силой по железной дороге Луга — Гатчина, режиме охраны мостов и железнодорожных линий; об активном перемещении воинских частей по шоссейным дорогам, в частности, по шоссе Грязно — Заречье, Выра — Заречье, вблизи Даймище по направлению Сиверская — Ленинград; о переброске французских и испанских батальонов в Даймище; о местах дислокации немецких воинских частей и подразделений; о наличии в пос. Чикино аэродрома с самолетами-истребителями и о его охране; о формировании немцами казачьих отрядов и направлении их через Вырицу в Гатчину; о строительстве железнодорожной линии Архиповка — Нижесосницы.

2. Уничтожила нескольких предателей и немецких пособников, в частности, Андрея Пастьева из дер. Чикино, который осенью 1941 года сообщил немцам место расположения базы партизанского отряда Копылова, старшину дер. Сосново и его помощника Кирсанова, лесника Федорова, который по заданию немцев выявлял партизан.

3. В боях с карателями были убиты более 25 врагов, разбит немецкий обоз у передовой линии.

4. Выявлены предатели в деревне Ляды — Керман, Андреев, Пастьев[21], Сойту, которые после вступления в германскую армию находились в Гатчине, а затем как диверсанты заброшены в наш тыл.

5. Пробираясь к линии фронта, встречались с жителями многих деревень. Сохранившая, несмотря на тяжелейшие условия, моральный облик и боевой дух группа своим примером вселяла в людей веру в победу.

После прибытия в Малую Вишеру Васильева отправили в госпиталь, остальным бойцам, изголодавшимся и уставшим, также пришлось пройти медицинскую реабилитацию.

Радостная весть пришла 29 ноября 1942 года из 1-й партизанской бригады. Начальник опергруппы 4-го отдела УНКГБ ЛО Г.Б. Федоров сообщил по рации, что «в бригаду вошел оперработник 4 отдела Копылов A.M., от которого стало известно, что он с группой бойцов забрасывался в район станции Сиверская для проведения операции по разведпункту немецкой разведки и немецким пособникам — Печковскому и Блюменталю-Тамарину». В этой же радиограмме он, со слов Копылова, сообщил об обстоятельствах, при которых тот остался в одиночестве: «Во время заготовки продуктов в одной из деревень на группу напали каратели, в результате чего погибло 3 бойца, остальные были рассеяны. Он оказался один и в течение месяца продвигался немецкими тылами на соединение с партизанами».

После возвращения из немецкого тыла Федоров в своем отчете от 10 августа 1943 года сообщил: «…В дальнейшем, с прибытием в бригаду, Копылов был использован на агентурно-оперативной работе, главным образом, разведывательного порядка. Выполнял отдельные поручения, имел агента в деревне Живое Горнышко, изъял всю документацию у волостного старшины деревни Горнышко».

Впрочем, Копылов недолго оставался в бригаде. Вскоре Федоров радировал, что тот пропал без вести при выполнении боевого задания 30/1–1943 г. А позднее, в отчете, написал: «В конце января 1943 г. при выполнении боевого задания откололся от бригады, своим ходом пошел на выход в советский тыл, погиб при переходе линии фронта».

Смерть несгибаемого разведчика была обидно нелепой, в точном соответствии с поговоркой: «Асы гибнут на земле». 15 мая 1943 года от начальника отдела контрразведки «Смерш» 34-й армии Куприянова поступило в Управление контрразведки «Смерш» Северо-Западного фронта спецсообщение о том, что «утром 11 мая 1943 года при переходе с немецкой стороны в район обороны 1-й воздушно-десантной гвардейской дивизии убит оперативный уполномоченный Волховского РО УНКВД по Ленинградской области сержант госбезопасности Копылов Александр Михайлович. Обстоятельства убийства следующие:

Красноармеец 1-го батальона 3-го стрелкового полка 1-й воздушно-десантной гвардейской дивизии Богданов, неся службу по охране переднего края, заметил двигавшегося ползком неизвестного человека со стороны противника, окрикнул его командой „Стой!“. Последний продолжал ползти в нашу сторону. На второй окрик Богданова неизвестный отозвался словом „Рус“, после чего красноармеец Богданов с расстояния в 6 метров выстрелил и убил Копылова.

При осмотре трупа обнаружены документы на имя оперуполномоченного Волховского РО УНКВД ЛО сержанта госбезопасности Копылова Александра Михайловича.

Вместе с личными документами (удостоверение личности, паспорт, временное удостоверение № 92333 о награждении орденом Красного Знамени, орден Красного Знамени № 33106) у него было обнаружено и изъято много агентурных материалов, подписки о вербовке агентуры, план немецкого разведпункта № 13800 ст. Сиверская, несколько топографических карт — одна карта закодирована и ряд других материалов.

Из документов видно, что в оккупированном Осьминском и смежных с ним районах Ленинградской области действует несколько групп советских патриотов, координирует работу этих групп некто „Леша“.

Документы и материалы, обнаруженные у Копылова, направляем Вам для оперативного использования».

Найденные при убитом материалы были пересланы в опергруппу 4-го отдела Хорсуну, который 9 июня 1943 года направил их в 4-й отдел Управления, сопроводив следующей записью:

«Из документов, полученных из отдела СМЕРШ Северо-Западного фронта, видно, что Копылов A.M. вел оперативную работу вплоть до момента выхода в наш тыл. Прошу представить т. Копылова по линии НКГБ к посмертной награде».

Из этой истории следует, что, оставшись в одиночестве, Копылов не только пытался выйти через фронт к нашим, но по пути продолжал работу, собирая разведывательную информацию. Погиб он, по-видимому, потому, что, предельно ослабев, просто не мог должным образом ответить на вопрос бойца. Ну, а тот… тот действовал по уставу, к сожалению, не используя для контроля ситуации головы.

Документы, обнаруженные у Копылова, имели важное значение для оперативной работы в тылу врага. Это были добытые у волостных и поселковых старост бланки паспортов, удостоверений, образцы справок, которые выдавались жителям оккупированных территорий. Значительный интерес представляли и документы, свидетельствовавшие о том, что в «оккупированном Осьминском и смежных с ним районах Ленинградской области действует несколько групп советских патриотов и координирует их работу некто „Леша“».

Из архивных материалов, относящихся к деятельности Гатчинского подполья периода 1942–1943 годов, видно, что у гатчинских подпольщиков имелись каналы вывода советских военнопленных из Гатчинского лагеря, после чего некто «Алексей» направлял освобожденных в партизанские отряды.

Дальнейшая судьба участников группы Копылова, оставшихся в живых, в основном, сложилась благополучно. Исключение составляет Баталов. 3 марта 1943 г. он в качестве заместителя командира группы «Луга» в составе 8 человек был заброшен в Лужский район. После благополучного приземления от группы поступили разведданные по участку шоссейной дороги Толмачево — Осьминка. 17 марта связь с «Лугой» прекратилась. Согласно сообщению из оперативной группы 3-й партизанской бригады, прибывший к ним военнопленный — перебежчик В.В. Плечкан в ходе опроса показал, что 24 марта в тюрьму г. Луги, где он содержался под арестом, был доставлен взятый в плен парашютист Баталов Василий Семенович. Находясь в одной камере, Баталов рассказал Плечкану, что их группа в середине марта совершила диверсию на железнодорожной линии Луга — Гатчина. В тот же день на них напали каратели. Командир был тяжело ранен, часть бойцов убиты, другие разбежались. Со слов Плечкана, боец по имени Николай (видимо, Н.А. Попов) после пленения находился в лагере для военнопленных, а затем вывезен немцам в неизвестном направлении. О дальнейшей судьбе Баталова Плечкану ничего не было известно. Можно предположить, что немцы его расстреляли.

Суворов 3 марта 1943 года в составе группы «Дно» из 10 человек был заброшен в немецкий тыл для проведения диверсий в Дновском и Порховском районах. Выполнив задание, оставшиеся в живых 8 человек, и среди них Суворов, вошли в оперативную группу 3-й партизанской бригады. Оттуда он был отозван в Малую Вишеру и впоследствии зачислен в штаты УНКВД ЛО, где работал уже в послевоенные годы.

Званцев, уже как заместитель командира группы Г.Н. Контиайнена, 16 октября 1943 года был заброшен в немецкий тыл. После приземления ему вместе с двумя бойцами не удалось соединиться с другими участниками группы, и они с боем перешли линию фронта на участке 54-й армии, действовавшей в новгородском направлении. На этом его действия в тылу врага закончились.

Королев 15 апреля 1944 года в качестве комиссара разведывательной группы «Мстители», состоявшей из 17 человек, был выброшен в Латвию, в район озера Лубаны. После приземления группа присоединилась к оперативной базе, вместе с который Королев участвовал в боевых действиях до подхода Красной Армии.

Марушак и Капитанов в 1944 году были зачислены на работу в Управление НКГБ Ленинградской области, где продолжили службу в послевоенные годы.

1942–1943 гг Новые отношения с партизанами

Анализ жизнеспособности и деятельности разведывательно-диверсионных групп в тылу противника за первые месяцы 1942 года, проведенный 4-м отделом, показывал необходимость их более тесного взаимодействия с чекистскими подразделениями, действовавшими на оккупированной территории Ленинградской области в составе партизанских бригад. Таковыми на тот момент являлись особые отделы УНКВД ЛО, в частности, в 1-й и 2-й партизанских бригадах, и их уполномоченные в полках и отрядах.

Правда, такое взаимодействие осложнялось несколькими факторами. Во-первых, сотрудники особых отделов были тесно привязаны к штабам партизанских формирований. Они все время перемещались вместе со своими бригадами, полками, отрядами, которые уходили от преследования немецких карательных экспедиций, так что для разведывательно-диверсионных групп постоянно существовала опасность в поисках помощи нарваться на карателей. Во-вторых, основной задачей сотрудников особых отделов на тот период была контрразведывательная работа по личному составу партизанских формирований и в увязке с ней — организация работы среди местного населения в местах их дислокации.

И, наконец, взаимодействие сдерживалось полной подчиненностью начальников особых отделов комиссарам бригад и уполномоченных на местах — комиссарам полков и отрядов, перед которыми они отчитывались по всем направлениям оперативной деятельности. Такая система подчиненности не обеспечивала соблюдения принципов конспирации в работе особых отделов.

Партизанские командиры иногда злоупотребляли сложившейся практикой взаимоотношений. Не случайно в своем отчете за 1942 год старший оперуполномоченный Власов предостерегал, что оперработник может попасть в зависимость от командира, и рекомендовал перед тем, как направлять сотрудника в тот или иной полк или отряд, поинтересоваться, кто там командир. Но времени для того, чтобы заниматься еще и этими вопросами, у 4-го отдела просто не было.

В той или иной мере эти проблемы были общими для уполномоченных УНКВД в партизанском движении. Наиболее рациональным выходом из создавшегося непростого положения явилось решение Центра о создании вместо особых отделов оперативных групп при партизанских формированиях, которые под прикрытием бойцов, специально выделенных в партизанских отрядах, могли бы самостоятельно проводить весь спектр чекистской деятельности, в том числе оказывать содействие разведывательно-диверсионным группам и разведчикам-маршрутникам, направляемым в немецкий тыл.

Поскольку при общности проблем конкретная ситуация везде была разной, 4-е управление НКВД СССР предоставило право прифронтовым территориальным УНКВД разработать и утвердить положение об оперативных группах и определить, при каких партизанских формированиях их учредить. Как показала практика, оперативные группы в разных территориальных управлениях были созданы почти одновременно.

4-й отдел УНКВД ЛО также разработал положение об оперативных группах, выделил приоритетные задачи, стоящие перед ними, и определил те четыре бригады, при которых их создать. 18 августа 1942 года этот основополагающий документ был утвержден начальником Управления, комиссаром ГБ 3-го ранга Кубаткиным.

Положение об организации особых оперативных групп при отдельных партизанских бригадах. 18 августа 1942 г.

«В Ленинградской области при отдельных партизанских бригадах организуются особые оперативные группы.

В задачи этих оперативных групп входит:

1. Организация разведывательной работы на территории противника.

2. Организация диверсионной и специальной работы на территории, оккупированной противником.

3. Выявление разведывательных органов противника и внедрение в них нашей агентуры с целью разработки и перехвата линий шпионской работы противника.

4. Предупреждение антисоветских и изменнических настроений враждебного элемента, проникшего в партизанские бригады.

5. Выявление в партизанских бригадах возможной агентуры противника.

6. Подбор кадров для организации разведывательной диверсионной и контрразведывательной работы на территории, временно оккупированной противником.

Всю свою работу оперативные группы проводят в контакте с комиссарами отдельных партизанских бригад.

Для организации и проведения контрразведывательной работы в каждой оперативной группе назначается зам. начальника опер. группы по КРО.

Каждая оперативная группа снабжается радиостанцией и квалифицированным работником и ежедневно по рации отчитывается в своей работе.

Помимо ежедневного отчета оперативные группы ежемесячно дают письменный отчет о проделанной работе.

Оперативные группы при 4-х партизанских бригадах ОРГАНИЗУЮТСЯ в следующем составе:

1. 1-я бригада, действующая в Струго-Красненском районе.

Начальник опергруппы.

Зам. Нач. по КРО.

3 уполномоченных по отрядам. Радист с рацией.

2. 2-я бригада, действующая в Дедовичском районе.

Начальник опергруппы.

Зам. Нач. по КРО.

16 уполномоченных по отрядам. Радист с рацией.

3. 3-я бригада, действующая в Порховском районе.

Начальник опергруппы.

Зам. Нач. по КРО.

3 уполномоченных по отрядам. Радист с рацией.

4. 4-я бригада, действующая в Псковском районе.

Начальник опергруппы.

Зам. Нач. по КРО.

3 уполномоченных по отрядам. Радист с рацией.

Организация оперативна групп и руководства ими возлагается на начальника 4 отдела УНКВД ЛО — майора государственной безопасности тов. Кожевникова».

Далее следовала подпись Кожевникова как составителя документа.

31 августа Кубаткин утвердил список оперативного состава УНКВД ЛО, направляемого в партизанский край. Начальником опергруппы при 1-й партизанской бригаде назначался старший оперуполномоченный 4-го отдела А.Ф. Кадачигов, его заместителем по КРО — старший оперуполномоченный контрразведывательного отдела Степанов, радистом — Гусев. При 2-й бригаде начальником опергруппы должен был стать зам. начальника отделения 4-го отдела И.В. Авдзейко, его замом по КРО — старший оперуполномоченный Дновского РО Иванов, радистом — Фомин. При 3-й бригаде начальником опергруппы становился зам. начальника отделения 4-го отдела Г.Б. Федоров, его заместителем по КРО — старший оперуполномоченный КРО Суслов, радистом — Мохов. При 4-й бригаде начальником опергруппы должен был стать старший оперуполномоченный 4-го отдела Боличев, заместителем по КРО — старший оперуполномоченный КРО Стогов, радистом — Гуцаловский.

Оперативный состав должен были подбираться на месте. Отвечали за это зам. начальника 4-го отдела, капитан госбезопасности Хорсун в Малой Вишере и зам. начальника отдела кадров Управления, капитан госбезопасности Евстафьев в Валдае, где находились представительства обкома ВКП(б) и ЛШПД. Первый подбирал состав опергупп из работников, отзываемых из немецкого тыла, а также из сотрудников, которые находились в его распоряжении в Малой Вишере. Второй занимался вопросами взаимодействия с представительствами по кадровым вопросам. Пофамильный состав опергруппы надо было не только согласовать, но и выдать каждому сотруднику предписание, в котором указывалось его положение в опергруппе и в партизанском подразделении, а также определялась форма взаимодействия с командиром и комиссаром бригады. Увязку этих вопросов с партизанским руководством также брал на себя ЛШПД.

Первоначально предполагалось ограничиться созданием оперативных групп при первых четырех партизанских бригадах. Позже с учетом необходимости контрразведывательного обеспечения бригад (хотя эта задача уже перестала быть первоочередной, что видно из положения об оперативных группах) было признано целесообразным создать их также при других бригадах. Однако их оперативная значимость была неодинаковой. К примеру, когда осенью 1942 года 2-я партизанская бригада во избежание потерь среди личного состава в ходе третьей немецкой карательной экспедиции рассредоточилась на полки и отряды, а 3-й полк и частично 2-й несанкционированно вышли в советский тыл, было крайне сложно определиться даже с местом размещения оперативной группы. Она в составе шести сотрудников во главе с Репиным в сентябре 1942 года присоединилась к полку командира Н.И. Синельникова. С возвращением в немецкий тыл командира 3-го полка Рачкова и назначением его в марте 1943 года командиром бригады была восстановлена ее целостность, и оперативная группа начала работать в соответствии с поставленными перед ней задачами.

Объективные трудности для деятельности опергруппы возникли в 4-й бригаде из-за постоянного преследования со стороны немецких карателей, которые в конце концов ее рассеяли и частично разгромили.

Оперативные группы при других партизанских бригадах создавались позже, ближе ко времени изгнания немцев с ленинградской земли, что не позволило им многопланово развернуть свою работу.

Пока утрясались и согласовывались эти приказы, события за линией фронта приняли угрожающий оборот. Немецкое военное командование, желая в очередной раз покончить с партизанским краем, в первых числах сентября 1942 года начало третью карательную экспедицию против 2-й и 3-й партизанских бригад. В результате 3-я бригада была вытеснена на остров Голодаевка Карамышевского района, окруженный со всех сторон болотами, и блокирована.

2-я бригада до 6 сентября держала оборону, но и ей пришлось отступить под натиском немецких войск, включавших 4 тыс. солдат, танки и танкетки, артиллерию и авиацию. Немцы захватили опорные пункты партизан — Серболово, Паревичи и Гривы. Командир бригады Васильев отдал отрядам приказ рассредоточиться и скрываться в лесах и болотах. Тяжело пришлось 3-му полку, который после ухода с оборонительных позиций в течение сентября 1942 года подвергался постоянному преследованию, в связи с чем командир полка Рачков и комиссар Орлов приняли решение о выходе в советский тыл. Однако предпринимавшиеся попытки перехода линии фронта заканчивались неудачно. Отрядам приходилось неоднократно отходить в немецкий тыл, чтобы добыть продовольствие.

Первыми перешли линию фронта отряды «Партизан» и имени Красавина. По приказу командира полка в немецком тылу надлежало временно оставаться для заготовки продуктов отряду «Буденновец», в составе которого находился оперативный работник Дорожко, а остальным отрядам — «Ворошиловцу», имени Горявина, «Бундзина» (в составе которого находился оперуполномоченный Иванов) — вместе с несколькими отрядами 2-го полка пробиваться через линию фронта, что в конечном счете удалось сделать в начале октября 1942 года.

7 сентября для поддержки боевых действий 2-й партизанской бригады в район ее дислоцирования самолетом был заброшен партизанский отряд численностью в 30 человек. Среди них находился старший оперуполномоченный, старший лейтенант госбезопасности В.А. Ивановский. Несмотря на все трудности, переживаемые бригадой, группа влилась в оставшийся в немецком тылу 9-й партизанский отряд, где Ивановский приступил к исполнению возложенных на него обязанностей по контрразведывательному обеспечению. Действуя в Новоржевском районе, отряду удавалось благодаря хорошо налаженной (с участием Ивановского) разведке наносить достаточно сильные удары по противнику. Ивановский дважды в составе диверсионных групп провел операции по подрыву немецких эшелонов с живой силой и техникой, проявив при этом хладнокровие и мужество. На основании полученных им разведданных был разгромлен немецкий гарнизон в селе Выбор Новоржевского района, пытавшийся блокировать отряд.

В марте 1943 года партизанский отряд вел ожесточенные бои с немецкими карателями в районе Дубковой горы. 21 марта Ивановский с двумя пулеметчиками и одним разведчиком в ходе боя у озера Сево оказался отрезанным от остальных сил отряда. Каратели предприняли попытку окружить их и захватить в плен, однако встретили решительное сопротивление, потеряв убитыми 19 солдат. Когда кончились патроны, партизаны гранатами уничтожили приблизившихся к ним вплотную немцев, но и сами погибли от взрыва. Раненый Ивановский, чтобы не попасть в плен, последнюю пулю приберег для себя.

3-я партизанская бригада

Одной из первых была создана оперативная группа при 3-й партизанской бригаде. В соответствии с приказом начальника Управления в ее состав вошли семь сотрудников 4-го отдела: И.С. Пуховиков, В.А. Лосев, С.С. Мусихин, Я.Н. Мальцев, П.И. Бессчастнов. 24 декабря 1942 года к ней присоединился заброшенный с самолета старший оперуполномоченный, старший лейтенант госбезопасности Загребалов, который обнаружил в лесу остатки партизанского отряда Баранкова и вместе с ними добрался до бригады.

Руководителем группы был назначен старший оперуполномоченный А.Ф. Кадачигов, его заместителем по контрразведывательной работе — оперуполномоченный Н.В. Тимоненко. Группе были приданы два радиста из 2-го спецотдела Управления.

Как видно из перечисленных фамилий, состав оперативной группы по сравнению с тем, что был утвержден Кубаткиным месяц назад, полностью изменился, в том числе возрос количественно. Изменения произошли по причине того, что командованию бригады требовалась практическая помощь в выводе личного состава из окружения.

Зоной разведывательных и боевых действий группы Кадачигова были определены Порховский, Псковский, Островский и Славковичский районы.

Задачи, поставленные перед ней, видны из справки — отчета о деятельности группы за период с мая по декабрь 1943 года, подписанной руководителем опергруппы в Малой Вишере Хорсуном, в которой они обозначены следующим образом:

1. Внедрение агентуры в разведывательные и контрразведывательные органы противника, карательные и полицейские отряды.

2. Физическое уничтожение «Ворона» и других членов «Русского комитета».

3. Разложение подразделений «Русской освободительной армии» с целью перехода их на сторону Красной Армии и партизан.

4. Насаждение разведывательных и диверсионных резидентур.

5. Чекистское обслуживание личного состава бригады.

Далее констатируется, что за период с мая по декабрь 1943 года оперативной группой проведена следующая работа:

1. Завербованы и внедрены в отдельные полицейские управления, комендатуры и волостные управления, в подразделения «Русской освободительной армии» 58 агентов.

2. Перехвачена линия Псковского гестапо, засылавшего агентуру в партизанскую бригаду под видом членов легендированного «советского подполья» в Пскове.

На момент написания справки еще продолжалась работа по выявлению засланной в бригаду гестаповской агентуры. Кроме того, проводились мероприятия с целью полной локализации провокаторской работы «советского подполья»: изъятие и доставка в наш тыл его руководителей, выявление и физическое уничтожение остальных членов. В связи с этим в оперативную группу бригады 4-м отделом был направлен специальный оперативный работник.

3. «Проделана большая работа по насаждению разведывательно-диверсионных резидентур, с помощью которых взяты под систематический агентурный контроль воинские перевозки на основных, стратегически важных для противника шоссейных и железнодорожных коммуникациях: Псков — Луга — Ленинград, Псков — Порхов — Старая Русса, Псков — Остров, Остров — Порхов — Дно и другие.

Добыты ценные военно-разведывательные данные о дислокации немецких воинских подразделений и их штабов, аэродромов, различных баз и складов, а также обширные данные по оборонному строительству.

Через агентуру совершено 15 диверсионных актов на железнодорожных коммуникациях, сожжено 8 баз и складов горючего емкостью более 1500 тонн.

В результате агентурной работы по разложению подразделений „Русской освободительной армии“, карательно-полицейских отрядов состав 3-й партизанской бригады увеличился на 2 тысячи человек из числа перебежчиков.

Отмечены факты восстания жителей отдельных деревень — Полозово, Назимово, Новорожье, Лопавино и других в Порховском и Дедовичском районах, уничтожения там немецких гарнизонов и восстановления советской власти».

Но все это было позже. А начинала оперативная группа с того, что ее сотрудники во главе с Кадачиговым совместно с командованием бригады искали способы вызволить бригаду из «мешка», в который ее загнали немцы. Преследуемые карателями, партизаны были вынуждены укрыться в Карамышевском районе на острове с символическим названием Голодаевка, окруженном со всех сторон болотами. Немцы заблокировали проходы между болотами и стали ждать, пока партизаны сдадутся либо вымрут от голода.

22 сентября оперативная группа была доставлена самолетом в Карамышевский район и десантировалась прямо на остров Голодаевка. Первое, чем им пришлось заняться, — морально-психологическим состоянием личного состава, которое было подавленным: дважды предпринимавшиеся попытки выхода из окружения закончились для бригады неудачно и впереди маячили или плен, или смерть. С помощью чекистов командованию удалось снять панические настроения.

Затем Кадачигов сформировал небольшую группу из опытных и физически крепких бойцов, вместе с которыми пошел искать пути выхода из болота. Группа удачно миновала немецкие заграждения и, проделав 60-километровый переход, пересекла железнодорожную линию Порхов — Псков и вышла в одну из деревень. Там Кадачигов вступил в контакт с местными жителями и подготовил условия для отдыха бригады в случае ее благополучного выхода.

После возвращения группы бригада в ночь на 12 октября 1942 года снялась с острова и двинулась в южном направлении. Партизаны, преодолевая семикилометровое болото, шли по грудь в воде, оружие несли над головами. Пройдя тяжелейший болотистый участок, они вышли на маршрут, проработанный Кадачиговым, и прибыли в деревню, где их тепло встретили местные жители, обеспечивая в течение 12 дней отдыха продуктами питания и одеждой.

За участие в успешном выводе бригады из окружения, организацию и проведение боевых операций в тылу противника Кадачигов в апреле 1943 года по представлению штаба партизанского движения Северо-Западного фронта был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени.

Двигаясь в Порховский район к месту дислокации, 3-я партизанская бригада была обнаружена карателями и стала объектом нападений, которые усиливались по мере того, как к карателям подходили подкрепления. Командование бригады, используя маневр, устройство засад, внезапные атаки, наносило чувствительные удары по противнику, в чем, безусловно, немалая заслуга принадлежала ее командиру А.В. Герману, легендарному «партизану Герману», именем которого названа одна из улиц в Ленинграде.

Именно тогда оперативная группа понесла первую потерю. Входивший в ее состав старший лейтенант госбезопасности Мальцев[22] вместе с бойцами бригады неоднократно ходил в разведку для выяснения дислокации карательного отряда и его численности. При этом приходилось вступать в бой, совершая отвлекающий маневр. 27 октября 1942 года в ходе тяжелейшего столкновения с карателями группе, возглавляемой Мальцевым, удалось оторваться от немцев и вернуться в бригаду. Однако бой 8 ноября, уже в Порховском районе, был не так удачен для отважного чекиста: в ходе его Мальцев погиб.

На первом этапе оперативной деятельности перед группой Кадачигова встали две основные взаимосвязанные задачи: пополнение состава и повышение боеготовности, а также создание агентурного аппарата вне бригады, среди местных жителей, и формирование резидентур с целью усиления руководства агентами и своевременного получения собранной ими информации.

Решить вторую задачу было невозможно без разъяснительной работы среди местного населения, часть которого находилась под влиянием немецкой пропаганды. В результате принятых партизанами мер, таких, как уничтожение в деревнях предателей и немецких пособников, захват немецких обозов с продовольствием и передача его местным жителям, проведение встреч с ними, в ходе которых разъяснялись положение на фронтах и важность включения в партизанскую борьбу, численность бригады с ноября 1942 года начала возрастать, сначала медленно, но уже весной 1943 года она составила 2500 человек. Из них были сформированы три полка и четыре отдельных отряда, за каждым из которых был закреплен куратор, или, как правильно называлась эта должность, оперуполномоченный по внутреннему обслуживанию, замыкавшийся на заместителя Кадачигова по КРО Тимоненко.

Осуществляя контрразведывательное обеспечение бригады, Тимоненко пресекал попытки противника внедрить в нее свою агентуру. Кроме того, он, занимая принципиальную позицию, вскрывал факты поборов со стороны некоторых командиров в отношении местного населения и ставил перед командованием бригады вопрос об их наказании. Как правило, принимавшиеся меры (порицание, дисциплинарное взыскание, суды партизанской чести) оказывали должное воздействие. Тимоненко участвовал также в разработке наиболее сложных операций диверсионного характера и обеспечивал оперативными мерами их проведение.

В апреле 1943 года бригада снова вела тяжелые бои с преследовавшими ее карателями. В ходе одного из них, 19 апреля 1943 года, Тимоненко погиб у деревни Выбор Островского района. После его гибели заместителем Кадачигова по КРО был назначен Пуховиков, исполнявший контрразведывательные функции до перевода в октябре 1943 года вместе с радистом Лундовским в состав оперативной базы Щербакова.

Пополнение бригады за счет местного населения и бежавших из немецких лагерей военнопленных требовало повышенного внимания к ее контрразведывательному обеспечению. В этой связи был установлен такой порядок, что ни один человек не мог быть принят в бригаду без санкции начальника опергруппы. Все вновь прибывшие проходили опрос и, если возникала необходимость, подвергались допросам. Нередко при допросах удавалось выявить немецких осведомителей, после чего те уничтожались. В тех случаях, когда уверенности в том, что человек является немецким агентом, не было, а подозрения оставались, люди все же зачислялись в бригаду, но потом подвергались проверке, в том числе в ходе боевых операций. В основу оценки результатов работы опергруппы был положен принцип: если среди личного состава не вскрыта немецкая агентура, то это не значит, что ее нет. По нынешним временам такой подход может показаться излишней подозрительностью, но надо вспомнить, сколько бед мог принести партизанам один-единственный неразоблаченный предатель, как мы увидим чуть дальше, в истории с Гатчинским подпольным центром.

Заслуживает того, чтобы стать хорошим детективом, история с Мратовой, которая как разведчица в марте 1943 года была десантирована в расположение 5-й партизанской бригады, а затем по распоряжению 4-го отдела передана Кадачигову для решения задачи объединения усилий подпольных групп в Пскове. Кадачигов изменил принятое решение по использованию Мратовой и послал ее в Псков одну, а не вместе с разведчицей Герасимовой, у которой там проживали родители. При подходе к Пскову Мратова была встречена немецким агентом, который выдал себя за подпольщика. На своей квартире он познакомил ее с другими, ему подобными «подпольщиками», которых она восприняла как настоящих патриотов и начала обсуждать с ними вопрос о создании подпольных групп. Немецкие агенты использовали факт признания ею своей связи с партизанами как компрометирующий материал, стали вести ее идеологическую обработку с антисоветских позиций, и в конечном итоге Мратова была завербована немецкой контрразведкой. По ее заданию она внедрила в бригаду двух агентов, представив их как советских патриотов-подпольщиков. Кадачигов вместе с 4-м отделом провел мероприятия по вскрытию ее предательской деятельности и возвращению под благовидным предлогом в Ленинград, где она была арестована и осуждена. Оба немецких агента также были отправлены в Ленинград, но уже под арестом. В 1953 году Мратова на волне огульной кампании была реабилитирована как жертва политических репрессий, тогда как материалы дела не дают для этого никаких оснований.

За период с ноября 1942-го по октябрь 1943 года оперативная группа сумела сформировать агентурный аппарат численностью до 170 агентов. В целях обеспечения конспирации и повышения эффективности использования агенты, проживавшие в отдалении, были сведены в резидентуры. В Порхове были созданы три резидентуры, по 7 агентов в каждой. Две отдельные резидентуры были созданы в Славковичском, Порховском и Сошихинском районах, куда вошли 17 агентов. В Пскове — две резидентуры по 5–6 агентов. Кроме того, имелось большое число агентов, действовавших самостоятельно.

Работа по вербовке агентуры и созданию резидентур была сопряжена со многими трудностями, в том числе с риском провала из-за возможного проникновения в сети немецких агентов. Далеко не все подобранные в качестве резидентов люди соглашались идти на сотрудничество. То же самое происходило при вербовке агентов из числа лиц, работавших в немецких учреждениях. Но тем не менее задача решалась. Самое главное — вербовки, как правило, были целевыми, то есть для разработки конкретного лица или изучения обстановки на конкретном объекте. К примеру, в пос. Сошихино через агента был завербован следователь районной полиции, который, выполняя данное ему задание, завербовал там же делопроизводителя. Через них партизаны получали данные на лиц, которые находились у немцев в проверке, что позволяло опергруппе определить свое отношение к ним, а также списки полицейской агентуры.

Другой пример: в Пскове был завербован переводчик одного из немецких лазаретов, который получал на немецких складах медикаменты и передавал их россыпью нашим связным, а в одном случае сумел передать даже ящик с медикаментами. Тот же агент проводил среди военнопленных лагеря в Порхове разъяснительную работу, в результате чего в конце 1942 года оттуда бежали 35 человек, которые присоединились к бригаде. И это не единичный случай, когда настойчиво проводившаяся патриотическая работа среди военнопленных завершалась их переходом на сторону партизан. Хотя основная масса военнопленных все-таки оставались в лагерях.

Осуществляя общее руководство деятельностью оперативной группы, Кадачигов принимал и непосредственное участие в работе с разведчиками, подготовленными в нашем тылу. Так, в марте 1943 года он принял на связь уже упоминавшуюся маршрутную разведчицу Герасимову. Тогда ей было 22 года, в разведчицы она пошла с 4-го курса кораблестроительного института. С момента прибытия Герасимовой в бригаду Кадачигов использовал ее в вербовочных мероприятиях и в получении разведывательной информации. Первоначально предполагалось, что она, имея родителей в Пскове, сможет легализоваться и, устроившись на один из немецких объектов, создаст агентурную сеть. Однако в местной комендатуре ей было отказано в регистрации и проживании у родителей. По этой причине для проведения нелегальной работы она с апреля по декабрь 1943 года совершала ежемесячные ходки в Псков пешком, проходя по 100–150 километров.

При первом посещении Пскова она восстановила свои прежние связи, выяснила их возможности относительно получения информации о людях, работающих на немецких объектах, дала им на первый взгляд безобидные, не отягощающие поручения. В последующем Герасимова, действуя в соответствии с полученным от Кадачигова заданием, завербовала в Пскове четырех агентов, которые дали ей подписки о негласном сотрудничестве с советской разведкой. Двое из них работали в офицерской гостинице, третий — на железной дороге составителем поездов, четвертый — в немецком административном учреждении.

Трех человек из числа своих связей она привлекла к сотрудничеству на дружеской, доверительной основе, некоторых знакомых использовала «втемную».

От этих людей постоянно поступала информация о местах дислокации и переброске немецких войск, количественном составе воинских частей, о строительстве оборонительных сооружений в районе Пскова, о системе противовоздушной обороны города, движении по железной дороге воинских частей и техники, ее назначении, аэродромах, типах и количестве самолетов на них, о продукции военного назначения, выпускаемой на действующих заводах и фабриках, о минировании немцами отдельных объектов и самого города, о действительных и несостоявшихся разрушениях в результате бомбежки нашими самолетами, что в последующем использовалось для корректировки действий бомбардировочной авиации.

Кроме того, Герасимова проводила большую работу в лагере для советских военнопленных. Ей удалось завербовать находившегося там бывшего комиссара батальона Красной Армии, который по ее заданию склонял военнопленных к бегству к партизанам. В этих же целях она использовала четырех сотрудников из числа персонала лагеря. Когда немцы приступили к мобилизации местных жителей в трудовую армию, то она через своих помощников развернула работу по саботажу строительства ими оборонительных сооружений и проводила агитацию за уход к партизанам.

Герасимова доставляла в Псков листовки и сообщения Совинформбюро, изготовленные в письменном виде, которые она передавала «своим» людям. В последующем те расклеивали их на заборах и стенах зданий, а также распространяли в лагере военнопленных.

В результате ей удалось склонить к бегству из города в общей сложности около 400 человек из числа местных жителей и военнопленных, которые вошли в партизанскую бригаду.

Когда стало известно, что за домом, где Герасимова проводила встречи со своими «людьми», немцы установили слежку, Кадачигов прекратил посылать ее в Псков и использовал в последующем в разведывательных мероприятиях по месту дислокации бригады[23].

Оперативная группа Кадачигова постоянно пополнялась, в том числе за счет сотрудников, которые входили в нее в силу разных обстоятельств (на что требовалось в обязательном порядке согласование с 4-м отделом). Ее численность временами достигала 15–17 человек. В то же время Кадачигову приходилось по указанию 4-го отдела делиться опытными сотрудниками с другими оперативными группами, а позже — с оперативными базами.

Он также взаимодействовал с разведывательно-диверсионными группами в случаях, когда, по мнению руководства 4-го отдела, требовалось его участие. К примеру, в ночь на 24 марта 1943 года в Псковский район с заданием диверсионно-разведывательного характера была выброшена группа «Партизаны» из четырех человек в составе: Е.И. Иванов — командир, В.А. Стрелков— радист, А.И. Васильев и Н.А Седов. — бойцы. В ночь на 5 мая 1943 года она произвела взрыв железнодорожного эшелона с техникой, шедшего в направлении Луги, в результате чего были разбиты паровоз, 9 вагонов и выведен из строя железнодорожный путь. Результаты операции на этот раз были подтверждены даже аэрофотосъемкой, произведенной с борта самолета.

В начале июня 1943 года группа «Партизаны» по указанию 4-го отдела вышла в район дислокации полка Нестерова 3-й партизанской бригады, а затем присоединилась к оперативной группе Кадачигова, оставаясь в ней до конца февраля 1944 года.

В своей работе опергруппа повышенное внимание уделяла добыванию образцов подлинных документов, которыми можно было снабжать засылаемых 4-м отделом на оседание и легализацию разведчиков и агентов-маршрутников. Решалась эта задача с помощью агентуры, которая устанавливала доверительные отношения с сельскими старостами и волостными старшинами, но нередко и в результате насильственного захвата документов при уничтожении немецких прислужников. Дважды такие образцы переправлялись самолетом в 4-й отдел Управления. В ноябре 1942 года они были доставлены командированным в Ленинград сотрудником опергруппы, второй раз отправлены в конце декабря с оказией, но попали не по назначению — в КРО Северо-Западного фронта, откуда их вместе с подписками 60 завербованных на тот период агентов забрал заместитель Кожевникова Хорсун.

Практика работы оперативной группы строилась на основе самостоятельности и взаимной требовательности. Это в первую очередь связано с тем, что четыре отряда и три полка, входившие в состав бригады, были рассредоточены и нередко находились на значительном удалении не только друг от друга, но и от штаба бригады. Перед оперативными сотрудниками открывалось довольно широкое поле деятельности, что давало возможность проявить инициативу и организаторские способности.

В этом отношении показательной является оперативная деятельность входившего в состав группы оперуполномоченного, лейтенанта госбезопасности Бессчастнова, который был зачислен на работу в Управление НКВД ЛО в 1941 году и к моменту направления в оперативную группу имел минимальный чекистский опыт. По распределению функциональных обязанностей он как куратор был закреплен за 11[24] отрядом 3-й партизанской бригады, который нередко действовал обособленно от нее, в частности, в Пушкиногорском районе Ленинградской области.

За период с октября 1942-го по март 1944 года Бессчастнов сформировал среди местных жителей полноценный агентурный аппарат, создал две резидентуры в административно-хозяйственном и полицейском аппаратах немецкой администрации. В отряде подготовил группу боевиков, которая провела два дерзких диверсионных акта: взорвала железнодорожный мост и немецкую офицерскую казарму в Пушкинских Горах.

В начале ноября 1942 года Бессчастнов получил сведения, что в деревне Гусино Порховского района проживает агент ГФП Ф.А. Алексеев. В ночь на 12 ноября, взяв с собой двух бойцов и группу прикрытия, он проник в деревню и арестовал Алексеева. Утром 13 ноября к дому, где Бессчастнов допрашивал предателя, подтянулась немецкая команда из 60 человек, которые залегли в лощине и, намереваясь окружить его, открыли огонь из пулеметов. Бессчастнову удалось с двумя бойцами выскользнуть из дома, подползти к лощине и подавить противника огнем из автоматов. Каратели, никак не ожидавшие такого поворота событий, растерялись и отступили. В этом бою группа уничтожила 27 немцев, взяла трофеи: 3 ручных пулемета, автомат, 4 пистолета, более 30 винтовок, ценные документы и фотоаппарат. Отличился и сам Бессчастнов, уничтожив немецкого офицера и четырех солдат.

Алексеев во время перестрелки бежал, однако впоследствии вновь был арестован группой Бессчастнова, которая и привела в исполнение приговор партизанского суда.

Ночью 2 декабря 1942 года Бессчастнов с 12 партизанами выехал в деревню Махновка Порховского района с задачей арестовать волостного старшину И.В. Бабкина и разгромить помещение волостного управления.

Получив через агентуру данные о том, что немцы покинули деревню и выехали в Порхов, а в Махновке остались только полицейские, Бессчастнов с партизанами под видом полицейских на четырех подводах въехал в деревню. Выставив посты вокруг дома, где помещалось волостное управление и проживал старшина Бабкин, он представился тому в качестве полицейского и потребовал запрячь в сани всех имевшихся в деревне лошадей, чтобы отвезти его людей в гарнизон деревни Морозово. Бабкин через свою дочь дал указание старосте деревни Г.М. Михайлову приготовить 10 подвод. Когда подводы прибыли к дому волостного управления, Бессчастнов и его группа арестовали Бабкина, Михайлова и писаря. В результате произведенного обыска были изъяты имущество, хлеб, два ящика гранат, после чего здание сожжено.

Еще один эпизод, взятый из отчета Бессчастнова:

«26 декабря 1942 года 11-ый отряд бригады разбил гарнизон немцев и полицейских в деревне Ясно Порховского района. В этом бою взяли в плен 15 полицейских. Операция выполнялась так: получив сообщение агента, что сегодня должны прибыть из Порхова 50 полицейских в связи с разгромом партизанами волостного управления, командование отряда разработало план разгрома и этих полицейских, то есть во вторую ночь повторить налет на волостное управление в деревне Ясно. Узнав о том, что полицейские расположились в двухэтажном здании бывшей школы, отряд окружил дом и поджег его. Но тяжелую гранату никак не удавалось забросить в окна второго этажа. Опасность состояла в том, что она могла взорваться снаружи, и тогда партизаны могли понести потери. На помощь пришла партизанская смекалка. Привязав к длинному шесту противотанковую гранату со шнурком, подняли шест к окну второго этажа. Когда противотанковая граната была направлена шестом в окно, дернули за шнурок, раздался взрыв в помещении второго этажа. Все окна и двери бойцы держали под обстрелом. Из 50 полицейских, находившихся в здании, вышли 16 человек, побросав заранее оружие в окна, и сдались в плен. Другие 15 полицейских за отказ вступить в партизанский отряд и попытки к бегству были расстреляны».

Успешно действовали резидентуры, созданные Бессчастновым в зоне дислоцирования отряда. Об одной из боевых операций, проведенной в Пушкиногорском районе в сентябре 1943 года, он докладывал:

«26 июля 1943 года мною в Пушкиногорском районе была создана из местных жителей разведывательно-диверсионная группа. Руководил бывший немецкий пособник — механик тракторного парка Копырин Андрей. В ее состав входили работники кирпичного завода „Подкрестье“ Пушкиногорского района: Воронина Александра, Богданова Клавдия, Мохова Валентина, Николаева Таисия, Гагина Вера. Связь между ними и руководителем группы осуществлялась через связника — разведчика Макмошина Ивана Ивановича. Поскольку группа находилась на другом берегу реки Сороть, то была организована законспирированная переправа, которая осуществлялась через жителя деревни Лягушкино Никонова Гавриила Николаевича.

26 июля 1943 года мы располагались в деревне Тучи Пожиково и принимали грузы, доставленные самолетами из советского тыла. С самолетов нам бросили также и газеты. В одной из них сообщалось, что приказом Главнокомандующего вынесена благодарность генерал-лейтенанту Гагину. Мне припомнилось, что в разговоре с девушками с кирпичного завода кто-то упоминал, что кассиром завода работает Гагина Вера. Я написал письмо Вере и послал ей также номер газеты „Красная Звезда“, в котором упоминалось имя генерал-лейтенанта Гагина. В письме попросил, чтобы она пришла в обусловленное место к назначенному времени, заверил ее в безопасном исходе встречи. Разведчица Николаева передала через связь-цепочку письмо Вере. 6 августа 1943 года Николаева пришла на встречу вместе с Гагиной. В ходе разговора выяснилось, что генерал-лейтенант Гагин является ее родным братом. В процессе беседы она также сообщила, что кирпичный завод „Подкрестье“ выпускает 13 тысяч кирпичей в сутки и там изготовляется специальный кирпич, который используется немцами на строительстве укреппостов на линии фронта и других оборонительных сооружений, что на заводе работает около тысячи человек, и рабочие были бы рады, если этот завод перестал существовать. Была изучена возможность совершения диверсии на заводе. Для этого требовалось двести килограммов тола».

По просьбе Бессчастнова командир бригады им. Германа И.В. Крылов (сам Герман погиб в бою 6 сентября 1943 года у деревни Житницы Новоржевского района) выдал 200 кг тола и выделил трех бойцов, которые отвезли взрывчатку в деревню Ракитовку к разведчику-связнику Макмошину.

«Из деревни Ракитовка девушки в течение 14 дней разными способами переносили толовые шашки на завод „Подкрестье“. Привязывали их к ногам, груди, пряча в сапогах, хлебе и так далее. Наконец, все было перенесено. Были подготовлены два механика этого завода Михайлов и Дементьев и на них возлагалась задача совершить взрыв. В двух гофманских печах был замурован тол: в трех местах каждой печи. Руководитель группы Копырин А. 22 сентября 1943 года доставил капсюли и маломагнитки механикам, которые в эту же ночь заложили их к зарядам с трехчасовых капсюлем.

В тот же день Гагина Вера взяла находившиеся у нее на заводе служебные документы, наличные деньги кассы завода в сумме 34 тысяч рублей и с 60 молодыми рабочими перешла к партизанам.

Через 3 часа обе гофманские печи взлетели на воздух, и завод вышел из строя»[25].

После снятия блокады Бессчастнов был назначен оперуполномоченным Лужского райотдела. 8 мая 1944 года за подписью начальника Ленинградского штаба партизанского движения, секретаря Ленинградского обкома М.Н. Никитина в УНКГБ ЛО поступила аттестация в порядке представления его к очередному званию лейтенанта госбезопасности.

В этой аттестации указывалось: «Тов. Бессчастнов находился на службе в действующей 3 партизанской бригаде более полутора лет и зарекомендовал себя энергичным, трудолюбивым работником. Им проделана большая работа по насаждению агентуры в немецкие органы управления и крупные гарнизоны. Через агентурную сеть бригада и фронт получали необходимые сведения о расположении и численности противника и его передвижениях. Кроме того, по его заданию агентурщики взорвали большое количество ремонтных мастерских, маслозаводов и других предприятий, работавших на немцев. За личные боевые заслуги в борьбе с немецкими захватчиками Бессчастнов награжден орденом „Красное Знамя“, медалями „Партизану Отечественной войны 1 степени“ и „За оборону Ленинграда“. Дисциплинированный и авторитетный командир. Достоин присвоения очередного офицерского звания „лейтенант госбезопасности“»[26].

К положительной стороне стиля работы Кадачигова следует отнести то, что в опергруппе не оказалось сотрудников, которых можно было бы упрекнуть в отсутствии инициативы или в нерешительности. Боевые операции и диверсионные акты разрабатывались в отрядах, затем в оперативном порядке согласовывались с Кадачиговым и проводились группами бойцов, в состав которых входили, как правило, два сотрудника опергруппы, что обеспечивало не только своевременность в принятии решений по ходу операции, но и, что немаловажно, взаимную поддержку и взаимовыручку.

Вот наиболее значимые диверсии, которые были совершены в Порхове в конце 1942 года и приобрели широкую огласку среди местного населения.

1. Взрыв военной комендатуры с личным составом.

2. Взрыв сельской управы с работавшим там персоналом.

3. Взрыв электростанции и котлов овчинно-шубного завода, выпускавшего продукцию для немецких воинских частей.

В Пскове были совершены запомнившиеся горожанам диверсии: взрывы водонапорной башни и ресторана с находившимися в нем немецкими офицерами.

На ст. Пески была взорвана база горючего.

Трудно сказать, сколько немецких солдат и офицеров погибло при диверсиях, проведенных с участием оперативных работников. К такому подсчету они в тот период не прибегали, только сообщали в радиограммах о конкретных операциях, полагая, что главным является эффективность нанесенных по противнику ударов. Если учесть, что только за несколько дней декабря 1942 года в нескольких местах было подорвано железнодорожное полотно общей протяженностью в 0,5 км на участках железнодорожных линий Порхов — Псков, Дно — Новосокольники и уничтожено в результате взрывов 3 эшелона, состоявших из 87 крытых вагонов с вооружением, боеприпасами и продовольствием и 15 открытых платформ с 8 танками и 7 грузовыми автомашинами, то общая картина диверсионной работы с ноября 1942-го по март 1944 года представляется довольно внушительной.

Важное место в деятельности руководителя оперативной группы занимало информирование командира и комиссара бригады о распространении среди личного состава пораженческих настроений, подготовке к дезертирству, фактах мародерства и грабежей местного населения, в чем иногда были замешаны также и отдельные командиры. Что касается «пораженцев» и дезертиров, то они решением суда бригады расстреливались перед строем. Виновные в грабежах представали перед судом партизанской чести. Имел место случай, когда командир, его заместитель по разведке и комиссар отряда были вынуждены с извинениями возвратить владельцам похищенные у них вещи и получили по выговору.

После освобождения района действия 3-й партизанской бригады частями Ленинградского фронта все сотрудники оперативной группы Кадачигова вернулись в распоряжение УНКГБ ЛО.

4-я партизанская бригада

Оперативная группа 4-го отдела, которой по плану, утвержденному руководством УНКВД, надлежало войти в 4-ю партизанскую бригаду, была скомплектована в августе 1942 года и 6 сентября выброшена самолетом в район дислоцирования партизан у озера Радиловское Павского района. Бригада к тому времени насчитывала около 400 бойцов.

В состав опергруппы входили: начальник — капитан ГБ Ф.М. Михайлов, его заместитель по контрразведке — лейтенант ГБ Н.И. Суслов, старший лейтенант ГБ Г.С. Голубков и радист 2-го спецотдела Фомин, который при приземлении повредил ногу.

К моменту заброски в бригаде уже находились три оперативных работника: младший лейтенант ГБ Марушков, направленный в тыл противника с партийной группой Ленинградского обкома и временно находившийся при 4-й бригаде, а также сотрудники бывшего Особого отдела 2-й партизанской бригады сержант ГБ Владимир Овсянников и младший лейтенант ГБ Петр Котляров.

Кроме них, в составе бригады находились посланные туда по линии обкома ВКП(б) еще два сотрудника Управления: лейтенант ГБ М.К. Зубаков, являвшийся ее комиссаром (в октябре 1941 года он в составе партийно-оперативной группы из 6 человек во главе с Бакушевым был заброшен самолетом в Солецкий район, где они сформировали партизанский отряд, который в конце ноября 1941 года вошел в 4-ю бригаду), и при нем радист 2-го спецотдела П.Н. Дроздов.

Первое боевое крещение группа Михайлова получила уже в 8 часов утра 6 сентября, через 2 часа после появления у партизан, когда те подверглись нападению карателей. В бою, длившемся более 9 часов, немцы потеряли убитыми около 70 солдат, а бригада — двух бойцов.

Под натиском превосходивших сил противника партизанам пришлось уйти, и они не смогли забрать сброшенные для опергруппы грузы с боеприпасами и продовольствием, которые достались немцам в качестве доказательства того, что совсем недавно здесь были советские парашютисты.

Фомин в бою потерял питание к рации. Кроме того, повредив при приземлении ногу, при отходе он двигался крайне медленно, постоянно отставал от колонны и задерживал продвижение бригады.

После боя штаб бригады принял решение оставить входившие в ее состав отряды Грозного и Эрен-Прайса на своей базе в районе озера Радиловское вместе с оперработниками Овсянниковым и Котляровым, которые осуществляли их контрразведывательное обеспечение. Другие два отряда со штабом бригады направились к новому месту дислоцирования, в Полновский и Середкинский районы. Оперработник Марушков, находившийся в партийной группе Великитного, по указанию обкома ВКП(б) был направлен в Шимский район для обеспечения деятельности партийно-подпольного центра.

14 октября при очередном нападении карателей на бригаду Фомин не смог своевременно отойти с партизанами и был захвачен немцами. При контратаке партизаны освободили его. Однако по решению штаба радиста оставили на одном из хуторов Полновского района на оседание. Позже от местных жителей стало известно, что при обходе хутора полицейским отрядом он был задержан и отправлен в немецкую комендатуру. Дальнейшая судьба Фомина неизвестна — вероятнее всего, немцы его расстреляли.

Штаб бригады вновь изменил место базирования и с теми же двумя отрядами стал продвигаться в северную часть Стругокрасненского района. Оперативная группа, передвигаясь вместе с партизанами, изучала местное население и проводила работу по вербовке агентуры, чтобы иметь информацию об обстановке в местах временного расположения. Несмотря на сложные условия работы, уже к началу ноября 1942 года оперативным составом были завербованы 27 агентов, и, что особенно ценно, вербовки были проведены не только среди местных жителей, но также среди работников различных немецких учреждений — волостных старшин, писарей, служащих комендатур, что сразу подняло значимость поступавшей информации. Уже на первоначальном этапе работы через агентуру и официальные источники оперативные работники выявили более 70 предателей и активных немецких пособников. 28 из них удалось захватить. Их судили партизанским судом, и решения по ним были однозначными. Опергруппа собрала информацию о местах расположения сельских и волостных органов власти, проявлявших усердие перед немцами. Вместе с партизанами она приняла участие в их разгроме в Яблонецкой, Дубницкой, Горско-Роговской, Муховерской, Синовицкой, Наумовской волостях Лядского района и в Дертинской волости Стругокрасненского района, что было воспринято населением как назидание тем, кто пойдет служить немцам.

Сотрудники опергрупп принимали участие в диверсионной деятельности бригады, что подняло их авторитет среди партизан. Так, в ночь с 4 на 5 ноября они самостоятельно взорвали два моста: один на шоссейной дороге в 4 километрах от поселка Полна и второй — через реку Желча между деревней Корытно и деревней Забельское. В целом 4-я бригада за это время взорвала 17 эшелонов с живой силой и техникой противника, что, безусловно, заслуживало высокой оценки и вызывало озлобленность немецкого тылового командования.

Каратели не оставляли партизан в покое, но поначалу не предпринимали массированных действий, ограничиваясь провоцирующими вылазками, пытаясь растянуть их силы и разбить по частям.

18 ноября 1942 г. штаб бригады вместе с двумя отрядами и опергруппой прибыл в Стругокрасненский район, к новому месту своего дислоцирования. Разведка местности, проведенная опергруппой, показала наличие крупных сил карателей. Партизаны предприняли попытку незаметно, небольшими группами уйти с базы, чтобы избежать возможных потерь при нападении противника. Тем не менее потери были, и коснулись они также оперативной группы, хотя более тяжелыми оказались для партизан. Так, 1 декабря 1942 г. при переходе с группой партизан железной дороги Псков — Дно был убит комиссар бригады, лейтенант госбезопасности Зубаков.

25 декабря бригада была атакована крупными силами карателей, которые, ведя огонь из минометов и пулеметов, пытались взять ее в кольцо. В район боевых действий прибыл отряд во главе с командиром Пенкиным[27] из 1-й партизанской бригады, который также уходил от преследования немцев, был вынужден вступить в бой и понес большие потери. Бригада отошла к озеру Черное, где к ним с группой бойцов примкнули сам Пенкин, комиссар отряда Иванов и уполномоченный УНКВД ЛО Якушев. (Вероятнее всего, в данном случае речь идет о В.К. Якушеве (1917 г. р.), оперуполномоченном Псковского райотдела, который в октябре 1942 года был десантирован в немецком тылу. Он отличился тем, что 16 августа 1943 г. в Пушкинских Горах провел операцию, в которой участвовали два его агента, совершившие поджог 4-этажного каменного здания, ранее принадлежавшего райисполкому. В полуподвальном помещении сгоревшего здания было уничтожено 200 бочек с бензином и около 8 тонн смазочного масла.)

После того, как Пенкин собрал остатки своего отряда, они отделились от 4-й бригады и вышли на маршрут, определенный им командованием 1-й партизанской бригады.

Штаб 4-й бригады, зажатой немцами в тиски, принял решение выходить к первоначальному месту дислокации, к озеру Радиловское, где были оставлены отряды Грозного и Эрен-Прайса. Однако немецкие войска снова преградили бригаде путь. Видя безвыходность положения, 14 января 1943 г. командование приняло решение выходить в советский тыл, так как ни боеприпасов, ни продуктов уже не оставалось. Бойцы ослабли от голода и были не способны к боевым действиям.

28 января бригада вошла в деревню Острая Лука Дедовичского района для заготовки продовольствия и кратковременного отдыха, однако тут же подверглась нападению со стороны карателей. В ожесточенном бою партизан вытеснили из деревни в поле. Автоматным огнем были убиты командир Глебов, начальник штаба Петров, радист, младший лейтенант ГБ Дроздов.

Еще до последнего злополучного боя, 18 января 1943 г. для встречи находившихся на боевом задании двух диверсионных групп к совхозу Полное Порховского района был направлен с несколькими бойцами капитан госбезопасности Суслов, который вместе с ними самостоятельно должен был выходить в наш тыл. Группа была обнаружена карателями, которые навязали ей бой. Среди погибших в том бою был и Суслов.

Начальник опергруппы Михайлов в бою 28 января был ранен, но мог передвигаться. Уходя от преследования карателей, он и Голубков 30 января 1943 г. перешли линию фронта в районе Поддорье — Соколье и вышли к нашим боевым порядкам. Оперработники Овсянников и Котляров остались с партизанскими отрядами Грозного и Эрен-Прайса в немецком тылу и были определены в другие оперативные группы, так как оба отряда вошли сначала в состав 3-й партизанской бригады, а затем — в 5-ю после ее образования 12 февраля 1943 г.

Причины разгрома 4-й бригады и ее штаба были установлены только в марте 1944 года, после изгнания немецких войск с территории Ленинградской области. По полученным достоверным данным, партизан предал староста деревни Острая Лука В.И. Пыхов, бывший кулак, осужденный до войны к 5 годам ИТЛ. Будучи арестованным в марте 1944 года, Пыхов показал, что в начале Великой Отечественной войны он находился в исправительно-трудовом лагере на станции Синявино, откуда был освобожден немцами. Приехав к себе в деревню, он подал заявление немецким властям, в котором указал, что является врагом советской власти, и выразил желание помогать оккупантам в проводимых ими мероприятиях. Вскоре после этого Пыхов был назначен старостой деревни Острая Лука. Желая оправдать доверие немцев, он ревностно выполнял все их указания, активно сотрудничал, предоставлял информацию о партизанах и советских патриотах из числа местных жителей.

24 января 1943 года, когда в деревню Острая Лука пришли партизаны во главе с командиром бригады Глебовым, Пыхов сообщил об этом немцам, по их указанию привел в Острую Луку латышский карательный отряд численностью в 200 человек, который стоял в соседней деревне, и указал карателям дома, в которых находились партизаны.

На допросе Пыхов показал:

«24 января 1943 года в деревню Острая Лука пришли партизаны и разместились в трех крайних домах. Установив, что партизаны спят и патрулей на улице нет, я пошел в деревню Крутец, где стояли латыши, и сообщил им, где находятся партизаны. Командир сразу объявил боевую тревогу и вместе со мной отряд в количестве 150–200 человек отправился в деревню. Каратели окружили дома, в которых находились партизаны, и стали стрелять в окна из автоматов. Из домов стали выскакивать партизаны и отстреливаться. После боя оказалось 18 партизан убитых, 2 молодых партизана 14–16 лет взяты в плен. Каратели забрали у убитых документы, ордена и медали».

Через неделю после этого Пыхов был вызван к немецкому коменданту, который сообщил ему, что среди убитых оказался командир бригады Глебов. Одновременно комендант от лица немецкого командования объявил ему благодарность, распорядился выдать ему лес для постройки нового дома. Спустя несколько месяцев Пыхов был назначен старшиной волости. Боясь преследования со стороны партизан, он переехал на жительство в Дедовичи, где и был арестован в марте 1944 года, после освобождения района от немцев. Военным трибуналом войск НКВД Пыхов приговорен к расстрелу.

Из числа оставшихся в живых бойцов отряда, а также за счет пополнения, присланного Ленинградским штабом партизанского движения, была восстановлена целостность 4-й партизанской бригады. Оперативную группу при ней возглавил заместитель начальника отделения 4-го отдела Г.Б. Федоров. Зоной деятельности оперативной группы являлись юго-западные районы Холмского направления.

На заключительной стадии боевых действий 4-я бригада размещалась южнее райцентра Сошихино и контролировала участок шоссе и железной дороги Остров — Пыталово. Оперативная группа в составе бригады участвовала в проведении диверсий на железной дороге Остров — Карсава, где было пущено под откос 28 эшелонов с живой силой, техникой и боеприпасами противника. Соединилась бригада с наступавшими частями Красной Армии 2 февраля, после чего оперативная группа Федорова вернулась в Ленинградское управление.

5-я партизанская бригада

Создание оперативной группы при 5-й партизанской бригаде неразрывно связано с именами легендарного партизанского командира, сотрудника Управления НКВД ЛО К.Д. Карицкого и начальника отделения 4-го отдела, имевшего позже звание полковника, И.В. Авдзейко (1916 г. р.). Их связывала длительная совместная работа на Мгинском оперативном пункте, куда Карицкий неоднократно возвращался после выполнения очередного задания в тылу противника. Тогда Карицкий находился в подчинении Авдзейко, что его никак не тяготило.

Судьба распорядилась таким образом, что в 5-й партизанской бригаде они надолго оказались вместе, причем иерархия поменялась: Карицкий стал комбригом, Авдзейко же, как руководитель оперативной группы, хоть и не подчинялся ему напрямую, но постоянно ратовал для своей группы за статус Особого отдела, что косвенно доказывает, что между двумя чекистами — командиром и начальником оперативной группы — не было ни производственных, ни личных конфликтов. Даже в своих воспоминаниях Авдзейко написал, что после того, как бригада была полностью укомплектована, «создали политотдел, Особый отдел и административно-хозяйственную службу».

Мы расстались с Карицким после того, как он, отличившись в защите партизанского края, 19 июня 1942 года по приказу штаба 2-й партизанской бригады вместе с 1-й бригадой отправился в глубокий немецкий тыл, с задачей проведения разведывательных и боевых действий в Порховском, Псковском и Дновском районах. В составе батальона вместе с ним неотступно следовал оперативный работник 4-го отдела Загребалов, в задачу которого входило контрразведывательное обеспечение личного состава. По месту новой дислокации, помимо боев с карателями, бойцы батальона во взаимодействии с Загребаловым проделали большую работу по установлению мест расположения немецких штабов и комендатур, уничтожению бандитских групп, бесчинствовавших в деревнях под видом партизан, после чего население стало снабжать батальон и бригаду продовольствием. Немецкое командование, пытаясь пресечь боевые действия батальона, предприняло попытку насадить гарнизоны в деревнях, прилегающих к лесным массивам в Лядском, Порховском, Псковском и Лужском районах, а также приступило к прочесыванию лесных массивов и минированию троп. Несмотря на это, батальон благодаря внезапности, умелому маневрированию и взаимодействию с партизанами продолжал наносить противнику чувствительные удары. За время боевых действий были уничтожены более 300 немецких солдат и младших командиров, а также несколько офицеров. Захвачено большое количество трофеев, в том числе оружие и боеприпасы, лошади, подбит танк и разбит обоз с продовольствием. Но и потери батальона были немалые: около 70 человек убитыми и ранеными.

В ноябре 1942 года батальон Карицкого вместе с присоединившимся к нему отрядом Б.И. Эрен-Прайса с тяжелыми боями вышел на соединение с 3-й партизанской бригадой А.В. Германа. Оставшихся в живых бойцов Карицкий передал в бригаду, а сам, как и Загребалов, вошел в оперативную группу Кадачигова, в составе которой занимался, в основном, контрразведкой. Прибывший вместе с батальоном в бригаду Загребалов вскоре был отозван в Малую Вишеру.

Положительно сказалось на Карицком общение с комбригом Германом, который, как он считал, внедрил новую тактику партизанской войны, хотя на самом деле так воевал еще Денис Давыдов в Отечественной войне 1812 года. В ее основе, как писал Карицкий в своей книге «Ленинградские партизаны», «лежала не статика, а динамика боевых действий», предполагавшая «найти у врага слабое место, ударить по нему, быстро передислоцироваться и так же молниеносно, с минимумом потерь вступить в бой уже на другом направлении». Впоследствии Карицкий применял идеи Германа во многих боях и считал себя его единомышленником и последователем.

21 января 1943 года оперативная группа ЛШПД с учетом положительного опыта создания крупных партизанских соединений, и прежде всего опыта боевых действий 3-й бригады, издала приказ № 018-а о начале формирования 5-й партизанской бригады и стала изучать и согласовывать кандидатуры на должность комбрига. Радиограммой от 2 февраля 1943 года исполнявший обязанности начальника оперативной группы при 3-й бригаде Пуховиков (Кадачигов в это время находился в Ленинграде) сообщил начальнику 4-го отдела, что капитан Карицкий вышел перед начальником ЛШПД Никитиным[28] с инициативой о назначении Кадачигова командиром формируемой 5-й бригады. Пуховиков просил Кожевникова санкционировать утверждение Кадачигова в этой должности. Однако руководство Управления сочло целесообразным оставить Кадачигова в 3-й бригаде и согласилось на предложенное Никитиным назначение комбригом Карицкого.

Согласно приказу № 018-а, командир бригады должен был принять под свое командование пять самостоятельных партизанских отрядов, в том числе отряды И.И. Грозного и А.Н. Нестерова, оперативно обслуживавшиеся сотрудниками группы Кадачигова. Однако ко дню фактического создания бригады в ее состав вошли только последние два отряда — три других отсекли немцы, а Грозному и Нестерову навязали на пути к деревне Ровняк Славковичского района, где дислоцировалась 3-я бригада, тяжелые, изматывающие бои.

Но опытные командиры, нанеся карателям мощный удар, умело оторвались от преследования и прибыли в деревню Ровняк. Здесь в присутствии личного состава 3-й бригады и пробившихся к ней отрядов Грозного и Нестерова поздно вечером 12 февраля 1943 года был оглашен приказ о создании 5-й партизанской бригады. Своим приказом № 1, отданным в тот же день, Карицкий принял на себя командование прибывшими отрядами. Эта дата считается днем рождения бригады.

13 февраля 1943 года 5-я партизанская бригада во взаимодействии с 3-й бригадой приняла бой с превосходящими силами противника у деревни Ровняк и нанесла карателям мощнейший урон, открыв первую страницу в истории своего славного пути.

19 февраля у озера Сево в район расположения 5-й бригады была десантирована оперативная группа 4-го отдела УНКВД ЛО в составе: тогда еще заместителя начальника отделения, старшего лейтенанта госбезопасности Авдзейко в качестве руководителя, старшего оперуполномоченного, тогда еще сержанта, в последующем — старшего лейтенанта ГБ Загребалова в качестве его заместителя по КРО и опытного, хорошо известного Авдзейко радиста Г.Н. Воинова, несколько раз выходившего в 1941–1942 годах с заданиями в немецкий тыл.

К этому времени Авдзейко в опергруппе Хорсуна был одним из самых опытных сотрудников. В период работы начальником Мгинского оперпункта, именно с его непосредственным участием были подготовлены разведчики Алексей и Александр Головенки, В.В. Гаврилов, Е.О. Анч, А.Д. Иванов, Г.П. Адамский, П.И. Успенский, И.Г. Киннарь и многие другие, прошедшие через горнило боевых действий в тылу противника. Как начальник Мгинского разведпункта, он обеспечивал вывод в немецкий тыл разведывательных и боевых групп и других чекистских формирований.

Если сравнивать деятельность оперативных групп Кадачигова и Авдзейко по стоявшим перед ними задачам, то видны некоторые различия, которые касались прежде всего обеспечения деятельности разведывательно-диверсионных групп, направлявшихся 4-м отделом в тыл противника. В большей мере сопровождением их диверсионной и боевой работы занимался Авдзейко, что видно на примерах его взаимодействия с разведывательными группами Степанова («Дно»); Иванова («Лужане»); Шведова («Питерцы»), подорвавшегося при минировании железнодорожного полотна; Гончарука, Е.И. Иванова («Партизаны»); Трофимова («Лесные братья»); Емелина и пр. Вместе с тем с некоторыми из перечисленных командиров по мере необходимости взаимодействовал также и Кадачигов. К примеру, через его оперативную группу 4-й отдел в октябре 1943 года направил командиру разведывательной группы Иванову радистку В.Ф. Федорову. Кадачигов принял меры к обеспечению безопасности бойцов группы Тунденкова, которая была заброшена в немецкий тыл 9 сентября 1943-го года и понесла при этом потери. Погиб и сам Тунденков. Радиста Кадачигов взял к себе в группу.

Уже на первом этапе оперативной деятельности в 5-й партизанской бригаде группе Авдзейко, несмотря на ее малочисленность, удалось собрать довольно полные данные о местах дислокации немецких гарнизонов, что позволило Карицкому провести ряд боевых операций против карателей. О них стало широко известно в близлежащих деревнях и селах, в результате чего жители пошли в партизаны. За февраль и март 1943 года приток был настолько большим, что появилась возможность создать еще один партизанский отряд под командованием А.А. Андреева. Кроме этого, в ночь с 8 на 9 марта 1943 г. из советского тыла в бригаду самолетами были доставлены два отряда: Чебыкина и пограничника Иванова. 19 марта бригада пополнилась еще одним отрядом во главе с Шерстневым.

Талантливое руководство боевой деятельностью бригады сделало имя Карицкого популярным в местах ее дислоцирования. Опираясь на помощь оперативной группы, он вступал в контакты с местным населением, среди которого распространялись издаваемые в бригаде газета и листовки, что также побуждало местных жителей присоединяться к партизанам. Активно работали чекисты группы Авдзейко и с советскими военнопленными, содержавшимися в немецких лагерях, за счет чего бригада также постоянно пополнялась. Так, пленный военврач B.Л. Ваневский дважды приводил в бригаду группы военнопленных, из которых был сформирован отдельный отряд. В этой связи становится понятным, почему бригада по численности личного состава — пять полков с пятью тысячами бойцов — и по огневой мощи стала наиболее боеспособной из всех тринадцати действовавших на территории Ленинградской области партизанских соединений. Есть неподтвержденная информация о том, что в 5-й партизанской бригаде имелся также отряд, сформированный из «штрафбатовцев». Что касается Ваневского, то его заслуги не заканчиваются только проведением агитационной работы среди военнопленных. С его участием были установлены места дислокации подразделений РОА, сформированных немцами из добровольцев-власовцев. Проникая в населенные пункты, он выяснил, что в поселке Городец разместился отряд РОА в количестве 150 человек, в деревнях Большая и Малая Павы — 80 человек, в деревне Залазы — 120 человек, в Плюссе — 110 человек. Ваневский собрал данные о дислоцировании подразделений РОА в деревнях Переростань, Ситенка, Замашки. Важное значение имела добытая Ваневским информация о том, что при каждой немецкой дивизии существует группа власовцев для ведения пропаганды в районах ее дислоцирования. В частности, он установил, что при немецкой дивизии, разместившейся в Уторгоше, группа состоит из 13 солдат, 4 унтер-офицеров и лейтенанта по фамилии Готманов-Колев. Солдаты получают в месяц 375 рублей, унтер-офицеры — 600 рублей, офицер — 900 рублей. Они имеют одноразовое питание, носят немецкое обмундирование с советскими знаками различия, вооружены русскими винтовками, пользуются противогазами немецкого производства. Впоследствии, после ухода в лес, Ваневский стал полковым врачом в 5-й бригаде[29].

17 марта 1943 года немецкое тыловое командование организовало против 3-й и 5-й партизанских бригад, а также созданной из сохранившихся отрядов 2-й бригады, находившихся на марше в Порховском районе, четвертую карательную экспедицию, длившуюся до 24 марта, когда благодаря тактическому мастерству Германа бригадам удалось выйти из окружения и разойтись по своим маршрутам.

Перед Авдзейко ввиду резкого повышения численности бригады встала задача укомплектования группы. Уже традиционно это делалось не только за счет заброшенных через фронт сотрудников Управления, но и привлекая к оперативной работе командиров разведывательно-диверсионных групп и боевых отрядов, а также партизан, по своим личным и деловым качествам пригодных для оперативной работы.

По согласованию с 4-м отделом в состав опергруппы вошел Петр Дороненко из Особого отдела 2-й партизанской бригады. Это был оперативно грамотный сотрудник. Именно благодаря его инициативе в деревне Пешково был выявлен немецкий агент, расстрелянный решением суда местных жителей.

К полку Скородумова примкнул заброшенный с разведывательно-диверсионной группой сотрудник УНКВД ЛО Комендантов[30], зачисленный затем непосредственно в оперативную группу Авдзейко. Также в ее состав вошел Я.Е. Емелин, исполнявший обязанности командира разведывательно-диверсионной группы из 12 человек, которая во главе с Л.Д. Каменским 7 марта 1943 г. была заброшена в район Дно — Порхов — Пожеревицы. После удачно проведенной диверсии западнее Порхова, на участке железной дороги Псков — Дно — Старая Русса, Емелин с бойцами прибыл в распоряжение Авдзейко.

Осенью 1943 года состав опергруппы пополнили сотрудники 4-го отдела из группы Хорсуна, Владимиров и Еремеев. Авдзейко, как опытный специалист по выращиванию разведчиков, среди личного состава бригады подобрал двоих партизан, зачисленных позже в штаты Управления. Первым из них стал Михаил Андреев, прибывший из нашего тыла с партизанским отрядом. С санкции руководства Управления он был включен в состав опергруппы, а по окончании войны официально оформлен на работу в органы госбезопасности. Другим был П.Ф. Гриценко (1923 г. р.). В 1942 году он окончил партизанскую школу под Москвой и в составе испанского партизанского отряда под руководством Гульона заброшен на оккупированную территорию Ленинградской области. Из-за неудачной выброски с самолета отряд не смог собраться, бойцы и командиры небольшими группами выходили в советский тыл. Гриценко остался с группой комиссара отряда Пилипенко, вместе с ним неоднократно участвовал в боях с карателями, был трижды ранен. В феврале 1943 года группа Пилипенко соединилась в Уторгошском районе с отрядом Шерстнева, который ЛШПД переправил в немецкий тыл для вхождения в 5-ю партизанскую бригаду.

Первое время Гриценко находился на положении рядового бойца, участвовал во многих боевых операциях. Затем его взяли в редакцию политотдела бригады, где он занимался составлением, печатанием и распространением листовок и газет среди местного населения. Также он являлся заместителем секретаря комсомольской организации штаба бригады. Как один из лучших комсомольцев-партизан, Гриценко был рекомендован комиссаром бригады, Героем Советского Союза Сергуниным на работу в оперативную группу. За короткое время он усвоил принципы контрразведывательной работы и стал одним из лучших сотрудников. С его участием в бригаде была вскрыта и обезврежена группа немецких разведчиков, руководимая Клочковым[31], выявлен ряд агентов ГФП и предателей[32].

Успешно работал в оперативной группе Г.Н. Воинов, который ранее вместе со своей коллегой Сергеевой неоднократно забрасывался во вражеский тыл. Будучи высококвалифицированным радистом, он смог обеспечить устойчивую радийную связь с УНКВД. Кроме тот, систематически оказывал помощь в ремонте раций радистам 5-й бригады, а также других партизанских отрядов.

Авдзейко сумел организовать работу оперативного состава по полному спектру задач разведывательного и контрразведывательного характера. В их число входило и содействие разведывательно-диверсионным группам, направлявшимся 4-м отделом в места дислоцирования 5-й бригады, благодаря чему существенно возросла эффективность их разведывательных и боевых операций.

В непосредственное подчинение Авдзейко вошла разведывательно-диверсионная группа «Лужане», возглавлявшаяся А.И. Ивановым, в состав которой входили радист В.И. Леонардов, бойцы В.Ф. Подсекин, М.А. Антонов и А.В. Бриллиантов. В ночь на 21 марта 1943 г. все пятеро десантировались в Струго-Красненском районе. Перед ними была поставлена задача проведения разведывательной и диверсионной работы на основных коммуникациях противника, вербовки для этой цели агентуры из числа жителей Струго-Красненского и Плюсского районов. 25 марта Иванов впервые связался по рации с 4-м отделом УНКГБ и передал собранные разведданные.

В конце мая группа «Лужане» вошла в контакт с начальником опергруппы при 5-й партизанской бригаде Кадачиговым. Через несколько дней Иванов в радиограмме сообщил: «29 мая встретил бригаду Карицкого. Дал информацию о районе. Связь держим через связных, посылаемых к нам, установили места встречи. 10 мая 1943 года в Стругах выступил Власов». Также Иванов сообщил, что 3 мая немцами был устроен медосмотр мужчин в возрасте от 14 до 65 лет для зачисления в армию и трудовые колонны, — факт, который следовало учитывать при организации работы с населением.

14 июня Иванов проинформировал руководство 4-го отдела о существенном изменении оперативной обстановки в зоне действия группы.

«5 бригада ушла, оставив нам одного раненого и сестру. Ушли из-за отсутствия продуктов, в деревнях их не достать — размещены гарнизоны отдыхающей дивизии. По дорогам, в лесу и по деревням — засады». И далее: «До 4-х тысяч немцев следует по пятам 5-й бригады. С 9-го по 12-е июня лес прочесывался всеми силами пехоты, полиции, с применением танкеток». Кроме того, сообщалось, что «раненых партизан бригада укрыла по деревням, в связи с чем немцами проводятся аресты мирных жителей, продуктов питания достать нельзя, и группа ждет помощи».

Собранная «Лужанами» информация давала основание для инструктажа готовящихся к заброске групп. А обстановка становилась все более тревожной. Иванов передавал:«В деревнях усилены немецкие гарнизоны, в лесах и у рек на переправах выставлены засады, охрана железных дорог усилена до 20 человек из местных жителей и 2-х немцев на каждый километр пути. Немцы мобилизуют советскую молодежь на работы».

К 1 августа командиру «Лужан» удалось решить вопрос радиосвязи — Авдзейко выделил ему еще одного радиста, Мухину. В октябре Мухину заменила радистка Федорова, которая самолетом была доставлена в 3-ю партизанскую бригаду, затем Кадачигов направил ее в группу «Лужане».

В порядке взаимодействия с оперативной группой 5-й бригады Иванов поддерживал контакты с подразделениями бригады. Так, в связи с прибытием отряда Чебыкина в зону деятельности группы «Лужане» он провел с начальником штаба отряда инструктивную встречу, в ходе которой обстоятельно изложил сведения об обстановке в районе, что было важно для подготовки намечавшейся боевой операции.

В течение продолжительного периода, со 2 марта 1943-го по 21 февраля 1944 г., группа «Лужане» вела в заданном районе постоянный контроль за передвижением противника по железнодорожным и другим магистралям, устанавливала расположение немецких гарнизонов, складов, баз, выявляла предателей, привлекая к этой работе местных жителей, о чем Иванов регулярно информировал по рации опергруппу Авдзейко и 4-й отдел.

От местных жителей Иванов получал разнообразную информацию, одно перечисление которой дает представление об обстановке в районе. Она касалась дезертиров из 5-й партизанской бригады Викторова и Федорова; гибели некоторых бойцов отряда Чебыкина и присоединения остальных к другому партизанскому отряду; о прибытии в августе гарнизонов по 50–100 человек (в основном, эстонцев) в деревни Жупаново, Горки, Букино, Логовице, Сазоново, Заборовье, Новоселье и устройстве ими засад; о размещении на отдых пехоты в деревнях Николаево, Новоселье, Малково, Лудони, Велена, Пашково, Горки, Логовице, Замошкино, Горелово, Бутырки, Селище, поселке Остров; о нахождении в Букине, Кирилкове, Сазонове подразделений полиции численностью по 30–50 человек.

Руководство 4-го отдела высоко ценило работу группы. Когда из-за отсутствия питания к рации радистка Мухина не могла передавать важные сведения, Кожевников на последней телеграмме Иванова наложил резолюцию следующего содержания: «Надо дать указание, чтобы „Лужане“ примкнули к Загребалову и ждали приезда Авдзейко, которому разработать задание об их использовании». Для заместителя начальника Управления Кожевникова (назначен на эту должность в июне 1943-го года) это далеко не типично.

29 августа группа выяснила, что в районе Черного озера, в доме отдыха «Черные горы», расположились отдел контрразведки и школа диверсантов на 20 человек, которую «возглавляет майор, охрана — 20 немцев. Ведет наблюдение спецгруппа Смирнова. Наша ли эта группа?[33] Самостоятельно, даже при наличии боеприпасов разгром не произвести». Оценка довольно объективная — сравним ее хотя бы с упрощенной оценкой обстановки по Сиверскому разведпункту.

С помощью местных жителей проводилась и работа по разложению гарнизонов РОА, в результате чего из Оредежского гарнизона к «Лужанам» перешел взвод власовцев в количестве 24 человек. Затем последовал переход большой группы власовцев из Плюсского гарнизона (200 человек), из Плюссы и Струг Красных к группе присоединились 15 полицейских. Все они были переданы в 5-ю партизанскую бригаду.

По причине выхода из строя рации Иванов не мог сообщить в Ленинград о том, что ими совершено нападение на немецкое волостное управление в деревне Логовице. А между тем в ходе налета среди взятых бойцами материалов были обнаружены приказ немецкого командования о насильственном вывозе населения в Германию и списки тех, кто подлежал вывозу. Получив подобные списки также по другим трем волостям, бойцы группы и их помощники-патриоты обошли деревни, объявив населению о намерениях немцев, после чего местные жители начали уходить в лес. Люди увозили с собой хлеб, фураж. Они доставили также 60 винтовок, хранившихся по домам. На основе этого потока беглецов был создан отряд в 170 человек.

После восстановления в начале ноября 1943 года связи с 5-й партизанской бригадой этот отряд также был передан в ее состав, за исключением 14 человек, которыми пополнилась группа Иванова. В ее состав вошли бывшие солдаты РОА: Н.Е. Варфоломеев, А.С. Степанов, М.Т. Герасимов, В.И. Дроздов, И.Г. Карпов, Лобахин, местные жители: П.П. Данилов, Н.В. Евдокимов, М.Д. Григорьев, Н.А. Петров, Ф.А. Петров, И.Т. Иванов и ранее примкнувшие к группе армейские разведчики С.А. Малыгин, Я.Я. Морозов.

Выступая в защиту местного населения, бойцы группы устраивали засады для борьбы с карателями. Так, 30 октября, находясь в засаде, они встретили огнем подходивший к деревне Букино карательный отряд и в течение двух часов вели с ним бой, пока все жители деревни не скрылись в лесу. При этом те успели вывести скот и увезти свое имущество.

30 января 1944 г. группа устроила засаду у деревни Замошки, куда, по полученным данным, должны были прибыть каратели. 9 бойцов, находившиеся в засаде, встретили пулеметным огнем подходивший карательный отряд, состоявший из 200 человек. В результате были убиты около 30 и ранены до 60 карателей.

Группа потерь не имела и благополучно отошла в лес. В январе 1944 года также был рассеян карательный отряд в деревне Лохова-Водская.

Через своих помощников и местное население группа выявила 55 предателей, 37 из которых были расстреляны.

Во время пребывания в тылу противника «Лужане» провели многочисленные диверсионные акты:

22 марта 1943 г. спущен под откос эшелон с техникой на участке Батецкая — Новгород, в результате разбиты паровоз и 5 вагонов;

21 апреля подорван эшелон, при этом разбит паровоз, два вагона сошли с рельс, взорвано два пути, движение по железной дороге задержано на 6 часов;

30 апреля подорван воинский эшелон, разбит паровоз, 4 вагона сошли с рельс, взорвано два пути, движение задержано на 7 часов;

21 мая подорван воинский эшелон, в результате чего разбиты паровоз и 1 вагон, 4 вагона сошли с рельс;

3 августа по линии железной дороги Струги Красные в Ленинградском направлении взорваны рельсы в 16 местах, 7 августа подорваны рельсы в 12 местах, 21 августа — в 16 местах; 9 октября 1943 года — в 12 местах;

11 декабря подорван немецкий воинский эшелон, в результате чего разбит паровоз и два вагона сошли с рельс;

31 января 1944 года подорван эшелон с войсками и техникой, в результате чего разбиты паровоз и 7 вагонов, 12 вагонов сошли с рельс и частично разбились, путь, идущий к Пскову, был заблокирован до 5 февраля. В это время действовала лишь одна колея в обратном направлении.

14 февраля бойцы группы применили «техническую новинку»: заминировали путь найденным в лесу 8-дюймовым снарядом. Правда, поезд, следовавший по заминированной колее, не дошел до места, так как снаряд был обнаружен немецким патрулем, зато при попытке его обезвредить снаряд взорвался, в результате чего были убиты 7 немцев… и сэкономлена взрывчатка, что было тоже немаловажно.

Что касается ликвидации мостов, то этот процесс был поставлен группой Иванова на поток.

26 октября 1943 года с помощью двух местных жителей они взорвали мост через реку Курею, по которому проходила узкоколейка для вывоза леса. Тол для взрыва Иванов через своего помощника передал рабочим, находившимся в немецких лагерях и работавшим на лесозаготовках. Мост восстанавливался 150 рабочими в течение трех недель.

27 октября, на следующий день, взорвано и разрушено три моста через реки Плюсса, Омута и Лудонка, соединявшие отдельные деревни проселочными дорогами.

29 октября с помощью крестьян, находившихся в лесах, разобран деревянный мост через реку Курея у деревни Заборовы.

В тот же день сожжен мост через реку Плюсса у деревни Погорелово.

30 октября сожжено два моста через реки Курея и Синюха и еще два разобрано.

Бойцы группы неоднократно нарушали телефонно-телеграфную связь между немецкими гарнизонами. За период с мая по сентябрь 1943 года вдоль шоссе Струги Красные — Новоселье дважды были взорваны столбы телеграфной связи и четырежды уничтожалась линия телефонной связи общей протяженностью более 3 км.

Аналогичная операция произведена в ночь на 11 сентября 1943 года на шоссе Псков — Луга, когда был вырезан многожильный кабель длиной около километра.

Наряду с работой по выводу из строя железнодорожных магистралей, подрыву воинских эшелонов, уничтожению мостов бойцами группы проведены диверсии хозяйственно-экономического характера, пусть даже местного значения. В этом отношении хотелось бы вернуться к упоминанию об узкоколейке.

Эпизод, касающийся узкоколейки, в феврале 2010 года нашел отражение в статье, размещенной в Интернете. Там шла речь об ее существовании и якобы использовании партизанами бригады Германа для перевозки своих грузов и продовольствия. Мне представляется, что это не совсем так. Как видно из отчетных материалов, взрыв моста узкоколейки был произведен бойцами группы Иванова, который взаимодействовал с оперативной группой Авдзейко при 5-й партизанской бригаде.

Если согласиться с тем, что в зоне узкоколейки находилась 5-я, а не 3-я бригада, то все становится на свои места. Можно даже согласиться с утверждением автора статьи о том, что к командиру бригады чуть ли не приходили немецкие переговорщики с просьбой приостановить разрушительную деятельность какой-то партизанской группы, которая настолько распоясалась, что, не считаясь ни с чем, уничтожает заготовленное зерно, предназначенное для питания немецких солдат. Действительно, группа Иванова с окончанием заготовительной кампании, начиная с августа 1943 года, провела серию поджогов складов с сельскохозяйственной техникой и собранным урожаем, в связи с чем со стороны немецкого командования могли последовать разного рода действия, в том числе по изъятию зерна и другого продовольствия у местных жителей. Хотя вряд ли они посылали к партизанам парламентеров, разве что новую порцию карателей.

В конце августа 1943 года Иванов получил от агента сведения о том, что в бывшем совхозе «Ретени» Плюсского района немцы готовят обмолот хлеба для Плюсской комендатуры. Явившись ночью с двумя бойцами к управляющему имением старосте Витковскому, Иванов потребовал, чтобы тот в ближайшие дни завез в сарай весь предназначенный для обмолота хлеб, две молотилки, трактор и весь имевшийся в запасе горюче-смазочный материал и сообщил бы по окончании этой работы человеку, который явится от его имени. Староста выполнил требование и доложил об этом прибывшему связнику.

В ночь на 4 октября бойцы подожгли сарай, который сгорел вместе с находившимся там хлебом для обмолота с 15 га, 40 бочками горючего, двумя молотилками и трактором. Сгорели также располагавшиеся рядом около 1500 пудов сена, несколько стогов обмолоченной соломы и сарай с сельхозинвентарем.

В сентябре 1943 года от другого агента были получены сведения о том, что немцами заготовлена и свезена в сарай в деревне Новоселье Струго-Красненского района озимая рожь, снятая с 28 гектаров, а также привезены трактор и две молотилки для ее обмолота. 7 октября сарай был сожжен вместе с хлебом и сельхозтехникой.

11 октября сожжено 6 стогов сена (около 800 пудов), заготовленного немецкой комендатурой.

21 октября в районе Струг Красных путем поджога уничтожены около 1200 пудов сена, сарай с заготовленным немцами для обмолота озимым и яровым хлебом с 20 гектаров, трактор, молотилки, солома, склад с сельхозиивентарем и конюшня с конской амуницией.

7 декабря в деревне Курея сожжена мельница, в которой проводился помол хлеба для немецких гарнизонов. Сгорело свыше 1000 пудов зерна.

В тот же день в немецком гарнизоне деревни Гривцево Плюсского района сожжен склад с амуницией для 300 лошадей.

По заданию 4-го отдела и опергруппы при 5-й партизанской бригаде Иванов в январе — феврале 1944 года организовал пять засад в целях поимки «языка». Во время операций были убиты 44 и ранены 19 немцев и взят немецкий ефрейтор Карл Венц, который был передан в 5-ю бригаду. При проведении засад захвачены оружие, боеприпасы и продукты.

При активной помощи личного состава группы «Лужане» в ноябре 1943 года в Стругокрасненском и Плюсском районах была восстановлена советская власть, которую осуществляла чрезвычайная тройка. Среди документов о работе группы есть и отзыв о ее деятельности, подписанный заместителем председателя Чрезвычайной тройки по Струго-Красненскому району Антоновым 24 февраля 1944 года.

«Дана командиру спецгруппы т. Ильину (псевдоним, под которым Иванов действовал в тылу врага. — Авт.), в том, что т. Ильин, работая командиром спецгруппы, провел большую работу по выкорчевыванию немецких шпионов на территории Плюсского и Стругокрасненского районов между шоссейной и железной дорогами, одновременно проводил большую работу среди населения по спасению от угона в немецкое рабство, благодаря чему все население спасено, а также не попал в руки к немцам продуктивный и рабочий скот. Под командованием т. Ильина совершено несколько налетов на немецкие гарнизоны, а также спущено под откос несколько эшелонов немцев и часто производились взрывы линии железной дороги. На данной территории установлена Советская власть, и тов. Ильин проявил большую инициативу по установлению таковой».

Бюрократия — она и за линией фронта бюрократия!

Местные жители, ставшие еще с 1942 года, по существу, нашими разведчиками, давали Иванову сведения о принимавшихся немцами мерах по усилению охраны железной дороги, об организуемых ими местах засад, о патрулированиях железнодорожного полотна, о выявленных удобных подходах к железной дороге для совершения диверсий. Кроме этого, разведчики сообщали о предателях, сотрудничавших с немцами.

Чекисты разведывательно-диверсионной группы «Лужане» Бриллиантов и Леонардов 5 августа 1967 года в связи с 25-летием со дня их заброски в район Красных Струг на символической могиле 14 патриотов-разведчиков, погибших от рук оккупантов, поставили стелу и каменную плиту с надписью: «Советским разведчикам от ленинградских чекистов».

21 февраля 1944 года в связи с освобождением территории Ленинградской области от немецких оккупантов группа «Лужане» вернулась в Малую Вишеру.

Вместе с «Лужанами» к нашим вышли С.А. Малыгин (1920 г. р.) и Я.Я. Морозов (1924 г. р.), которые 9 февраля 1943 года были заброшены в немецкий тыл работником Хвойнинской опергруппы ЛШПД майором Суховым в составе отряда Чикаревского. Потеряв отряд при выброске, 14 апреля они примкнули к группе Иванова, в составе которой находились до 28 февраля 1944 г. В ходе разведывательных и диверсионных операций они проявили себя смелыми и решительными разведчиками — с такой характеристикой их передали в опергруппу ЛШПД.

Большая заслуга в успешной деятельности «Лужан» принадлежит сотруднику 4-го отдела УНКГБ Козловскому, который готовил их перед заброской и осуществлял руководство ими из расположения опергруппы Хорсуна.

Надо отдать должное 4-му отделу, который проявлял гибкость в избрании формы взаимодействия Авдзейко с руководителями разведывательно-диверсионных групп. В случае с «Лужанами» просматриваются довольно тесный контакт и некоторая оперативная зависимость Иванова от Авдзейко, которая шла ему только на пользу. Несколько иначе по форме выглядело взаимодействие Авдзейко с разведывательно-диверсионной группой И.Т. Степанова, в состав которой наряду с другими семью бойцами вошли многоопытные Адамский в качестве заместителя командира и радист Суворов. Группа из 10 человек десантировалась 6 марта 1943 г. в Дновском районе, который был определен зоной ее деятельности с учетом того, что Степанов был местным жителем и до войны возглавлял там один из колхозов. При выброске с самолета из-за нераскрывшегося парашюта разбился насмерть один из бойцов. Суворов опустился на значительном расстоянии от группы, оказался на крыше сарая, при падении ударился головой о землю и потерял сознание. В таком состоянии его утром подобрали крестьяне и спрятали в одном из домов в деревне Гусли. Придя в себя, Суворов 8 марта связался по рации с Ленинградом, сообщил о себе и об утере связи с группой. После первого радиообмена в рации перегорела лампа, и Суворов утратил связь с 4-м отделом.

Степанов, оставшись без радиста, принимал меры к его розыску. Направляя бойцов в разведку, инструктировал их опрашивать жителей о пропавшем разведчике. 16 марта бойцы Степанова, находясь в разведке в деревне Гусли, наконец нашли его, и он вместе с ними прибыл на базу. Суворов, пытаясь починить рацию, выходил на контакт с партизанскими отрядами, но нужной лампы ни у кого не оказалось. При одном из таких контактов Степанову все-таки удалось сообщить в штаб ЛШПД наиболее важные разведывательные данные о противнике и тем самым известить 4-й отдел о существовании группы.

На связь с Ленинградом Степанов вышел лишь в начале сентября, после того как у него установился деловой контакт с оперативной группой Авдзейко. К тому времени он, вращаясь в знакомой обстановке, установил доверительные отношения с рядом советских патриотов, известных ему по довоенному периоду, и получал от них по широкому кругу вопросов информацию, в которой был заинтересован также Авдзейко. Сложилась ситуация, когда Степанов, по существу, превратился в поставщика информации для Авдзейко, который к тому же стал включать его бойцов в мероприятия своей оперативной группы. Степанова, привыкшего к самостоятельности, такое положение никак не устраивало, и он попросил руководство 4-го отдела освободить его от чрезмерной опеки со стороны Авдзейко. С санкции Кожевникова вопрос был решен положительно. Авдзейко поступило указание не сковывать инициативу Степанова, дать ему возможность действовать самостоятельно, но согласованно. В конечном итоге взаимопонимание между обоими руководителями не было нарушено. Все равно вся информация оседала у Авдзейко, а Степанов получил возможность самостоятельно планировать и проводить разведывательные и диверсионные мероприятия, присоединяясь к оперативной группе в случаях, когда это вызывалось необходимостью.

Степанов много внимания уделял встречам с местным населением, проводил беседы, в ходе которых убеждал собеседников в неизбежности победы над гитлеровскими оккупантами, помогал им в устранении активных немецких пособников, прежде всего тех, кто терроризировал и обирал крестьян, что вызывало у них положительную реакцию. Местные жители активно помогали ему в борьбе с карателями. Они своевременно через связных сообщали Степанову о появлении в деревнях немецких отрядов, благодаря чему он со своей небольшой группой удачно устраивал засады. Через своих помощников он настойчиво проводил работу по разложению личного состава гарнизонов РОА, готовил и осуществлял побеги военнопленных из немецких лагерей. В июне 1943 года 20 военнопленных совершили побег из лагеря, прибыли в группу Степанова и через несколько дней были выведены проводником в советский тыл. К июлю 1943 года группа увеличила численность до 50 человек, вооруженных трофейным оружием. Новобранцы были проверены на боевом задании — они подорвали два немецких эшелона, следовавших к линии фронта.

Задание, поставленное перед группой, было выполнено. К тому же не хватало боеприпасов, усилились немецкие карательные операции. Степанов принял решение о выходе в наш тыл, разделившись на две группы. Одну из них возглавили Адамский и Суворов. Им удалось проникнуть через немецкие заграждения на нашу территорию. Степанов же с 24 бойцами не смог преодолеть заслоны и возвратился в Дновский район, где снова приступил к разведывательно-диверсионной работе. И снова он попал в обстановку доброжелательности со стороны местного населения, когда его помощники инициативно приводили к нему людей, желавших вступить в отряд.

Немецкое командование было наслышано о делах отряда Степанова и, намереваясь покончить с ним, развесило объявления, что тот, кто укажет его местонахождение, получит вознаграждение в 3 тысячи немецких марок. Однако на немецкие посулы никто не поддался — жители района по-прежнему тщательно оберегали группу, своевременно информируя о грозящей опасности.

В начале октября 1943 года Степанову через связника удалось снова выйти на оперативную группу Авдзейко, которому он передал 200 человек, готовых с оружием в руках сражаться с немецкими оккупантами. После этого снова установился деловой контакт с оперативной группой 5-й бригады. Степанов направил усилия отряда и помощников на получение разведывательных данных, которые потом доставлялись Авдзейко через связных.

Продолжая работать с местным населением, Степанову удалось к февралю 1944 года пополнить отряд до 500 человек, которые в очередной раз были переданы в 5-ю бригаду. Сами бойцы Степанова, получая наводки от местных патриотов, беспощадно расправлялись с немецкими пособниками и предателями. Это вызывало удовлетворение у местных жителей, но вместе с тем побуждало немцев направлять карателей с целью уничтожения группы.

Оставалось совсем недолго до подхода наших войск, уже был освобожден Новгород, когда 26 февраля 1944 г. Степанов, взяв с собой связного, пошел на встречу с помощником для получения оперативной информации. Внезапно они оказались перед карательным отрядом. В завязавшемся бою Степанов был смертельно ранен. Связному удалось скрыться от немцев. Когда он привел бойцов группы к месту боя, командира там не оказалось. Можно предположить, что его тело забрали немцы, чтобы показать своему командованию.

Потеряв командира, бойцы отряда перешли в 5-ю партизанскую бригаду, которая через несколько дней в результате блестяще проведенной войсковой операции соединилась с частями Красной Армии.

К патриотической работе с населением Степанов привлек своих родственников — мать и сестру, Гущину (дев. фамилия Степанова) Акулину Тимофеевну (1925 г. р.), проживавшую в деревне Горушка и работавшую в гор. Дно. 6 сентября 1943 г. она привела по заданию брата на заранее обусловленное место 37 военнопленных, выполнявших земельные работы у гор. Дно, и вместе с ними осталась в его партизанском отряде.

Ее патриотизм проявился уже в первые дни войны, когда она была совсем молоденькой девушкой. Недалеко от деревни Горушка она встретила двоих сбитых советских летчиков и, хорошо зная местность, провела их до линии фронта. После второй заброски в немецкий тыл Степанов стал активно использовать ее как разведчицу и как связную. В частности, она по его заданию выходила на связь с Иваном Трубачевым, жителем Дно, и с переводчиком по имени Жора. В 1943 году оперативной группой Авдзейко проводилась операция по захвату бургомистра гор. Дно, и Степанов по согласованию с Авдзейко поручил ей поддерживать связь с участниками операции.

Из числа разведчиков отряда Степанова Авдзейко особо отмечал за смелость и мужество М.И. Зиновьева, замученного немцами в дер. Дубенка Карамышевского района, Д.И. Пятакова, К.В. Богданова и Г.П. Адамского.

Проводя агентурную работу в тылу противника, Авдзейко опирался также на патриотов, контакты с которыми были ранее установлены его предшественниками. Так, через Солецкую чрезвычайную тройку он вышел на А.Ф. Кисленко и Владимира Липовского, которые ранее входили с состав истребительного батальона, затем были оставлены в тылу и ориентированы сотрудником 4-го отдела Петровым на проведение разведывательной и патриотической работы. Находясь в Сольцах, они настраивали рабочих саботировать выполнение заданий немцев, за что были помещены в лагерь.

С помощью местной жительницы П.М. Мостовой им удалось бежать в лес, где они собрали группу молодых людей в количестве 30 человек, с которыми стали совершать налеты на немецкие хозяйственные объекты. В деревни Муссы сняли немецкие патрули, присоединили к себе еще несколько человек, а затем в бывшем совхозе «Победа» захватили выпас, где немцы собрали скот для отправки в Германию. Часть скота патриоты взяли с собой для передачи в партизанскую бригаду, остальной раздали местным жителям. В последующем они работали под руководством Авдзейко.

Мостовая, служившая переводчицей на бирже труда в гор. Дно, по заданию Авдзейко доставляла в опергруппу бланки немецких паспортов, хлебных карточек, топографические карты, устанавливала лиц, работавших в немецких учреждениях и воинских частях, выясняла их настроения, составляла списки полицейских и осведомителей, сотрудничавших с немцами, помогала местным жителям избежать отправки в Германию.

В один из воскресных дней в сентябре 1943 года Мостовая была вызвана на работу с тем, чтобы сделать отметки в карточках лиц, добровольно уезжающих на работы в Германию. После того как приказ-список был принесен из комендатуры, она, воспользовавшись тем, что немец инспектор ушел на обед, взяла этот приказ, топографическую карту, компас, пистолет, покинула город и ушла в 5-ю партизанскую бригаду.

Эшелон с добровольцами так и не был отправлен. Инспектора разжаловали и отправили на фронт. Пострадали и родители Мостовой: они были арестованы немцами и помещены в концлагерь.

С приходом в бригаду Мостовая использовалась Авдзейко как переводчица. С окончанием военных действий она вместе с опергруппой прибыла в Ленинград и была определена на работу в поселок Морозово.

Деятельность оперативной группы Авдзейко заканчивалась так же убедительно и содержательно, как и начиналась. Уже на первых этапах боевой деятельности 5-я партизанская бригада, используя разведывательные данные оперативной группы, собранные в сжатые сроки, смогла нанести значительный урон противнику, проводя диверсии на его коммуникациях: железных и шоссейных дорогах Луга — Струги Красные, Луга — Новгород, Батецкая — Дно. Сотрудники оперативной группы вместе с командованием и политотделом бригады провели большую организационную и пропагандистскую работу среди жителей Лужского, Батецкого, Солецкого, Уторгошского, Плюсского, Струго-Красненского, Дновского, Порховского районов, направленную на срыв приказа немецкого командования от 22 сентября 1943 г. об угоне местных жителей в Германию, и подняли население на восстание, которое вылилось в вооруженную борьбу с карателями. В результате были спасены от угона в Германию более 40 тысяч местных жителей; разгромлены 53 немецких районных и волостных управления, 13 воинских гарнизонов; уничтожены 2 тысячи немецких солдат и офицеров, 14 танков и бронемашин. Партизаны создали в семи районах органы советской власти — чрезвычайные тройки, охватывавшие своим влиянием до 400 населенных пунктов, организовали уничтожение предателей, учредили с участием населения народные суды.

В период наступления войск Ленинградского и Волховского фронтов оперативная группа обеспечивала Карицкого необходимой разведывательной информацией, используя которую, бригада наносила сокрушительные удары по тылам противника, оказав тем самым существенную помощь частям Красной Армии.

Оперативная группа Авдзейко приняла непосредственное участие в выполнении Карицким заключительного диверсионного задания Ленинградского штаба партизанского движения о проведении крупных операций в период с 14 января по 21 февраля 1944 г. Результаты впечатляющие: взорваны и уничтожены 5 железнодорожных и 24 шоссейных моста, 18 паровозов и 160 вагонов и платформ с живой силой, боеприпасами и военной техникой, 1 бронепоезд, 218 автомашин с живой силой и различными военными грузами, разрушено 150 км телефонно-телеграфных линий связи противника. Тем самым были полностью парализованы перевозки на участках железных дорог Плюсса — Луга, Батецкая — Сольцы и шоссе Николаево — Луга, Николаево — Уторгош, Сольцы — Боровичи.

С участием оперативной группы в период с 3 по 20 февраля партизаны оказали существенную помощь 256-й и 372-й стрелковым дивизиям Волховского фронта, попавшим в окружение юго-западнее станции Передольская, обеспечили их продовольствием и вели совместные бои против 12-й танковой немецкой дивизии. В результате удалось полностью сохранить боеспособность и технику обеих дивизий, что позволило им после выхода из окружения занять опорные узлы сопротивления немцев в населенных пунктах Милец, Рейно, Лютинка.

20 февраля 1944 г. бригада Карицкого после упорных боев во взаимодействии с 256-й стрелковой дивизией овладела районным центром и железнодорожной станцией Уторгош, а затем крупным населенным пунктом на перекрестке шоссейных дорог, Городищем.

В это же время другая часть бригады захватила и удержала до подхода частей Красной Армии важнейшие участки шоссе: Николаево — Городец и Николаево — Уторгош, лишив тем самым немецкое командование возможности осуществить переброску воинских частей и техники.

Вместе с командованием бригады сотрудники оперативной группы включились в выполнение приказа ЛШПД, в соответствии с которым 27 февраля 1944 года партизаны с боем овладели железнодорожной станцией Передольская и удерживали ее до подхода 7-й гвардейской танковой бригады Волховского фронта.

За организацию широкого народного восстания в тылу противника, мужественное и умелое руководство боевыми действиями партизан по оказанию помощи наступающим частям Красной Армии Карицкому Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 апреля 1944 г. было присвоено звание Героя Советского Союза.

6 марта 1944 г. в истории партизанского движения Ленинградской области было знаменательным днем. 5-я партизанская бригада прибыла к Пулковским высотам и, выстроившись в колонну, во главе с Карицким, ехавшим на гнедом коне, прошла маршем по Московскому проспекту, встречаемая овациями жителей Ленинграда.

На Дворцовой площади перед огромной массой народа 33-летний командир бригады отдал рапорт начальнику Ленинградского штаба партизанского движения о том, что задание Родины выполнено.

Так закончилась славная боевая история 5-й партизанской бригады, а с ней оперативная и разведывательно-диверсионная деятельность группы Авдзеейко, вклад которого в работу 4-го отдела в тылу противника трудно переоценить.

1-я партизанская бригада

Первоначально было принято решение о создании четырех оперативных групп, которые и были сформированы в сентябре — начале октября 1942 года. Появление остальных связано с образованием новых партизанских бригад.

Так, 1-я бригада была сформирована в сентябре 1943 года в результате слияния 1-го и 3-го батальонов 1-го отдельного партизанского полка, который с 1942 года действовал в немецком тылу. К этому времени настроения местного населения существенно изменились. Причиной тому стала в первую очередь достигнутая в результате активных действий Ленинградского и Волховского фронтов победа — прорыв блокады Ленинграда 18 января 1943 г., а потом победа под Сталинградом, которую немцы, как ни старались, не могли утаить от русского населения.

Народ в большом количестве стал уходить в леса и присоединяться к партизанам. В то же время тыловое немецкое командование, учитывая складывавшуюся не в его пользу обстановку, приступило к подготовке массовой эвакуации местного населения в Германию, переброске в свой глубокий тыл оборудования стратегически важных предприятий и сельскохозяйственных ресурсов.

Подготовка немцев к возможному отступлению сказалась не только на настроениях простых жителей области, но на отношении к ним немецких пособников — карателей, полицаев, агентов. Почувствовав неуверенность в силе своих покровителей, они также изыскивали возможность бежать в леса к партизанам, пытаясь тем самым хоть как-то искупить свою вину.

Появилась возможность формирования крупных партизанских соединений, способных вести широкомасштабные войсковые и диверсионные операции.

Одновременно с формированием 1-й партизанской бригады при ней была создана оперативная группа УНКГБ ЛО под руководством И.Г. Пяткина. В ее состав вошли оперативные работники Васильев, П.М. Шатилов, Цветков и Иванов. Пяткин, имевший склонность к агентурной работе, сумел вовлечь в нее своих подчиненных, в итоге они обеспечили решение задач, поставленных руководством 4-го отдела, и прежде всего задачи по проникновению в разведывательные органы противника.

Подготовленный Пяткиным разведчик из числа военнопленных Лазарев был внедрен в немецкую разведывательную школу, находившуюся в местечке Печки в Эстонии. Состоя в охране школы, он быстро завоевал доверие ее руководства и был выдвинут на должность командира среднего звена. В соответствии с заданием он создал условия, благодаря которым оперативная группа задержала и доставила в штаб партизанской бригады заместителя начальника разведывательной школы Гурьянова, который самолетом был переправлен в Ленинград. Гурьянов дал подробные показания о своей предательской деятельности в пользу германской разведки, назвал немецкую агентуру, заброшенную с разведывательными заданиями в советский тыл. После выполнения задания Лазарев остался в партизанской бригаде.

Пяткину удалось также правильно выстроить взаимоотношения с командованием бригады, что позволило оперативной группе эффективно заниматься внутрибригадным контрразведывательным обслуживанием, а также работой с населением в местах дислоцирования бригады, с военнопленными, содержавшимся в немецких лагерях, с добровольцами РОА. Агентурная работа, проводившаяся среди разных контингентов, позволила решить ряд важных задач, одной из которых являлось пополнение личного состава бригады за счет скрывавшихся от немцев в лесах местных жителей, а также лиц, служивших у немцев в карательных отрядах, подразделениях РОА и полиции. Под влиянием агентов многие из них решались на переход к партизанам.

Так, например, в сентябре 1943 года из гарнизона деревни Межничек, охранявшего железную дорогу Дно — Дедовичи, на сторону партизан перешли 32 солдата, которые явились с пулеметом, минометом, 24 винтовками и боеприпасами. В том же месяце с работ по возведению оборонительных укреплений в районе города Пскова ушли к партизанам 168 советских военнопленных. В октябре 1943 года из гарнизона деревни Большая Горушка Псковского района на сторону партизан перешли 72 солдата РОА.

С помощью агентуры оперативной группе удалось разложить карательные гарнизоны в деревнях Псковского района: Шванибахово, Москино, Липеты, в результате чего к партизанам ушли более 800 человек, из которых 365 были зачислены в состав 1-й бригады, остальные переданы в другие партизанские формирования.

Пополнение бригады, в том числе местными жителями, шло быстрыми темпами. В сентябре 1943 года в ней было 616 человек, в октябре — уже 878, в ноябре — 1188, в декабре — 1497, в феврале 1944 года — 2060. В марте 1944 года, на день соединения с частями Красной Армии, бригада насчитывала в своем составе 2448 человек.

В связи с быстрым ростом личного состава остро обозначилась задача пресечения проникновения немецкой агентуры в подразделения бригады, для чего требовалось увеличение численности оперативной группы. Не было иного пути решения проблемы, кроме как привлекать к деятельности группы наиболее подготовленных, политически зрелых командиров и бойцов партизанской бригады. Пяткиным на оперативную работу были выдвинуты 6 человек: командир взвода Баранов, командиры рот Сиденин и Семченко, а также бойцы Смирнов, Кузьмин, Терентьев. Сочетание опытных сотрудников и вновь зачисленных (а они знали личный состав не хуже, чем оперработники) позволило усилить агентурные позиции в бригаде за счет новых вербовок, благодаря чему агентурный аппарат вырос до 120 агентов, из расчета — один агент на 20 человек. С их помощью были разоблачены 22 агента немецких спецслужб, внедренных в партизанскую бригаду, и 152 предателя в окружении.

Вот некоторые из них:

— Токарский, он же Ларин Борис Иосифович, бывший лейтенант Красной Армии. После пленения завербован немецкой разведкой, обучался в разведывательно-диверсионной школе в Эстонии. В январе 1942 года был выброшен с разведзаданием в советский тыл, после его выполнения в феврале того же года вернулся в город Псков. От немецкой разведки получил вознаграждение в сумме 40 тысяч рублей. Вместе с другими военнопленными в 1943 году был внедрен в 1-ю партизанскую бригаду, но изобличен и по решению партизанского суда в конце 1943 года расстрелян.

— Кирьянова Мария Алексеевна, при немцах работала агрономом Славковичского земельного управления. Являясь агентом немецкой контрразведки, была внедрена в бригаду, но разоблачена и расстреляна.

— Андреева Анна Андреевна, проживавшая в Сошихинском районе, была завербована немецкой разведкой и внедрена в партизанскую бригаду с заданием войти в близкие взаимоотношения с командным составом и в удобный момент уничтожить командиров. По решению партизанского суда расстреляна.

В целом оперативная группа провела в бригаде работу по 198 следственным делам на 206 человек, занимавшихся шпионской, предательской и другой враждебной деятельностью, в том числе склонением к дезертирству, распространением панических слухов и мародерством.

Серьезных результатов оперативная группа достигла в контрразведывательной работе в окружении мест дислоцирования бригады. Опять-таки это произошло за счет приобретения источников информации среди местного населения. Оперативным составом были завербованы 240 агентов, которые были сведены в 7 резидентур, а также 47 агентов — связников, разведчиков-маршрутников, вербовщиков и содержателей явочных квартир. Агентурный аппарат регулярно обеспечивал оперативную группу разведывательной информацией, а также участвовал в подготовке и проведении диверсий.

Успешно действовали две резидентуры, созданные в Пскове. Первая состояла из 10 агентов, каждый из которых имел свое задание. Один доставал взрывчатые материалы и передавал их другому негласному помощнику, который работал кондуктором на железной дороге, а тот — резиденту для использования при проведении диверсий. Другой помощник, работавший бухгалтером в Управлении службы пути в Пскове, предоставлял сведения о графике движения поездов и характере перевозимых немцами грузов. В состав этой резидентуры также входила группа боевиков, которые успешно справлялись с заданиями диверсионного характера.

Так, 1 ноября 1943 г. в железнодорожном депо псковской станции было взорвано 4 паровоза, находившихся там на ремонте.

5 ноября 1943 г. ими же была нарушена телеграфно-телефонная связь на дороге Остров — Псков, на восстановление которой немцам потребовалось двое суток.

21 и 26 января 1944 г. в железнодорожном депо в Пскове они вывели из строя 3 паровоза.

8 февраля 1944 г. в Пскове было полностью сожжено машинное отделение мельницы.

Второй резидентурой руководила женщина, у которой на связи были 8 помощниц и помощников. Одна из них работала на территории немецкой воинской части и давала сведения о технической оснащенности ее подразделений, их численности, пополнении. Другой помощник, работавший на немецком аэродроме, информировал о количестве, типах самолетов, запасах боеприпасов и горючего. Служившая на вещевом складе информатор сообщала сведения о воинских частях в Пскове. Сапожник, принимавший заказы на дому, собирал информацию о лицах, имевших связь с немецкими спецслужбами. Спаренные агенты — подруги, жительницы Пскова — выявляли среди местных жителей тех, кто имел пронемецкие настроения.

В Новоржевском районе была создана резидентура под руководством местного жителя, работавшего у немцев волостным писарем. Он имел на связи 14 агентов, которыми руководил через двух связников. Помимо сбора разведывательных данных, они, выполняя задание опергруппы, сожгли три моста через реку Льста на шоссейных дорогах Новоржев — Сущево и Остров — Псков.

В Сошихинском районе действовала резидентура под руководством также женщины, которая являлась хозяйкой явочной квартиры. На связи у нее были три помощника, в задачу которых входило проведение исключительно разведывательной работы.

Связь с опергруппой резидент осуществляла через связника-маршрутника.

Оперативная группа смогла усилить агентурные позиции в Островском, Порховском, Славковичском и Карамышевском районах. Так, например, одна из помощниц, приобретенная вербовщиком, сумела вывести к партизанам врача-хирурга Порховской больницы Знаменского. В дальнейшем, находясь в бригаде, Знаменский вылечил более 200 больных и раненых партизан. Трое помощников, имевшие связь с лагерем военнопленных, постоянно устраивали побеги военнопленных и через агента-маршрутницу переправляли их в партизанскую бригаду.

Один из боевиков, работавший в совхозе «Дербинка», 14 октября 1943 г. путем поджога уничтожил около 1000 пудов зерна и 25 тонн сена и соломы, заготовленных немцами для воинских частей. Другой боевик 19 октября 1943 г. сжег два деревянных моста на шоссе Соловьи — Лонева Гора. Позже, в ноябре 1943 года он же поджег еще три моста.

Боевик, действовавший в Псковском районе, 28 октября 1943 г. сжег два сарая, в которых находилось 28 тонн сена, заготовленного немцами для кормления лошадей, и три барака, построенных для размещения там раненых солдат.

Боевик-маршрутник 5 ноября 1943 г. в деревне Баево Псковского района сжег дом вместе с находившимися там документами и имуществом штаба немецкой воинской части, занимавшейся строительством оборонительных сооружений.

С сентября 1943 года по март 1944 года первой партизанской бригадой при непосредственном участии оперативной группы были разгромлены гарнизоны противника в деревнях Морозы, Вески Новоржевского района, в деревнях Погорелка, Немаево, Рысцово Славковичского района. В этих гарнизонах уничтожены 630 немецких солдат и офицеров. Еще внушительнее выглядит цифра карателей, уничтоженных партизанами в боях, — 2079 человек. При этом взяты в плен 14 немцев и захвачены впечатляющие трофеи.

Диверсионными группами бригады с использованием разведданных опергруппы взорваны 78 железнодорожных эшелонов с живой силой и техникой противника, 18 железнодорожных и 88 шоссейных мостов, приведено в негодность 6 километров железнодорожных путей, регулярно выводилась из строя телефонно-телеграфная связь.

Партизанская бригада контролировала значительную территорию Славковичского, Сошихинского и Порховского районов. В этих районах с помощью партизан была восстановлена советская власть и, как знак этой победы, открыты две начальные школы.

С началом наступления частей Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов в январе 1944 года неизмеримо возрос боевой дух партизан. Так, 1-й полк под командованием Дунского в районе Псков — Карамышево разгромил немецкую группировку, готовившую операцию против партизан. В результате внезапного налета уничтожены около 500 немцев и взяты трофеи.

2-й полк под командованием Матвиенко совершил налет на двигавшуюся по дороге Выбор — Красное Сосонье колонну противника. В бою были уничтожены около 200 немцев, разбито 6 автомашин с живой силой, взяты трофеи — 4 пулемета, 54 винтовки, более 20 тысяч патронов.

21 февраля 1944 года бойцы бригады совершили налет на один из участков Варшавской железной дороги. Были разобраны рельсы, шпалы, нарушена насыпь дороги, в результате чего все перевозки были приостановлены на 10 суток.

В марте 1944 года 1-я партизанская бригада соединилась с наступающими частями Красной Армии и была расформирована. Бойцы и командиры бригады пополнили ряды действующей армии, а сотрудники госбезопасности приступили к работе в Управлении НКВД ЛО.

8-я партизанская бригада

8-я бригада была сформирована на базе 2-го батальона 1-го отдельного партизанского полка в начале октября 1943 года. Зоной ее действий являлись Псковский, Островской, Сошихинский и частично Славковичский районы. Именно к этому времени относится и создание при ней оперативной группы 4-го отдела УНКГБ ЛО. Возглавил ее оперативный работник Г.И. Репин, ранее являвшийся начальником опергруппы при реорганизованной 2-й партизанской бригаде. В опергруппу вошел также уполномоченный при 2-м батальоне этого партизанского полка С.А. Мальцев.

Ко времени создания 8-й бригады обстановка в немецком тылу существенно изменилась. Партизаны, хотя и несли потери от действий карателей, наносили немцам удары по всем направлениям боевой и диверсионной деятельности. В период с 3 августа по 15 сентября 1943 года по указанию ЛШПД ими была проведена знаменитая «рельсовая война», по существу, дезорганизовавшая работу железнодорожного транспорта в немецком тылу, а сразу после нее последовала не менее неприятная для немцев операция «Концерт», завершавшая транспортную и телефонно-телеграфную разруху. Эти громкие «выступления» не могли остаться не замеченными и местным населением, у которого по мере ухудшения положения оккупантов все больше начинали проявляться патриотические настроения. Поэтому пополнение бригад, в том числе 8-й, шло непрерывным потоком. В нее, как и в другие бригады, вливались жители окрестных сел и деревень, военнопленные, бежавшие из немецких лагерей. У задумывающихся о своем будущем солдат РОА также не было другого выбора, как идти к партизанам. Немецкие пособники из полиции и других немецких формирований тоже призадумались об искуплении своей вины и шли с повинной туда же.

К марту 1944 года численность личного состава 8-й бригады дошла до 3900 человек. Среди них находились: 211 бывших добровольцев-власовцев, 129 полицаев, 178 человек, работавших ранее в строительных немецких батальонах и других учреждениях, 763 военнопленных, бежавших из немецких лагерей.

Появление подобного контингента в бригаде требовало усиления агентурно-оперативной работы по ее личному составу. По причине отсутствия кадровых оперативных работников Репин, имевший опыт в подобного рода деятельности, подобрал и выдвинул на чекистскую работу семерых наиболее подготовленных, политически грамотных младших командиров бригады: И.Ф. Жалнина, бывшего оперуполномоченного ОО НКВД 789-го стрелкового полка, бежавшего в августе 1943 года из немецкого плена; М.И. Ширяева, в прошлом оперуполномоченного дорожно-транспортного отдела НКВД на станции Шауляй, прибывшего из Пскова в августе 1943 года, где находился на лечении у отца после контузии; М.В. Спиридонова, бывшего участкового уполномоченного милиции Славковичского района, партизана с 1942 года; В.П. Яцуляка, бывшего начальника пожарной охраны Пестовскогр РО НКВД, партизана с 1942 года; М.И. Лаврентьева, бывшего работника ИТЛ НКВД в Ленинграде, бежавшего из плена в августе 1942 года; И.М. Макотра, бывшего народного судью Гдовского района, бежавшего из плена в июле 1943 года; М.А. Зеленкина, партизана с 1942 года.

За период с октября 1943-го по март 1944 года опергруппа разоблачила 40 агентов немецкой контрразведки, пытавшихся проникнуть в бригаду (из них 31 расстрелян). В местах дислокации установлены 56 предателей (54 расстреляны). 39 человек из числа личного состава бригады были казнены за бандитизм, грабежи, мародерство, дезертирство.

В числе разоблаченных немецких агентов были:

— Н.А. Шепилин, бывший участковый оперуполномоченный милиции, который, находясь в рядах действующей армии, в конце 1941 года сдался в плен. В лагере военнопленных в городе Замберг, в Германии, был завербован немецкой разведкой и направлен на учебу в разведшколу в м. Печки в Эстонии. В октябре 1943 года, по ее окончании, в числе других обучавшихся в ней агентов был внедрен в 8-ю бригаду, но сразу выявлен и расстрелян.

— В.Д. Постников, 1915 г. р., в 1938 году окончил Московский институт театрального искусства и работал артистом театра имени Вахтангова. Осенью 1941 года, выехав с бригадой на гастроли на фронт, во время окружения сдался в плен, назвав себя офицером Красной Армии. Находясь в лагере военнопленных на территории Литвы, был завербован немецкой контрразведкой, занимался выявлением среди советских военнопленных патриотически настроенных лиц, являлся ярым агитатором за вступление в РОА. В дальнейшем сам вступил в РОА, был переведен в Замберг, в лагерь СД, доносил об антинемецких настроениях офицеров РОА, выступал перед ними с антисоветскими речами. В мае 1943 года был переведен в батальон РОА под городом Псковом и зачислен в отдел пропаганды.

В октябре 1943 года немецкая контрразведка внедрила его в состав гарнизона РОА деревни Назимово Псковской области. Когда гарнизон перешел на сторону 8-й партизанской бригады, Постников под легендой военнопленного, бежавшего из немецкого лагеря, проник в бригаду, имея задание попасть в Москву, где должен был проводить разложенческую работу среди артистов. Однако этим планам не суждено было сбыться. В ноябре 1943 года Постников был разоблачен как немецкий агент и расстрелян.

— Г.И. Каменчук, в ноябре 1941 года сдался в плен. Находясь в лагере военнопленных, был завербован ГФП. По заданию Псковского ГФП в течение лета 1943 года под видом жестянщика и лудильщика посещал населенные пункты Псковского и Сошихинского районов. Ему удавалось проникать в партизанские отряды, после чего он сообщал в ГФП о местах их расположения. В декабре 1943 года как предатель был расстрелян.

— И.Н. Чумак, бывший военный врач. Находясь в лагере, вошел в состав созданной немцами антисоветской организации «Союз русских националистов». Активно участвовал в выработке ее программы. Он же претендовал на портфель министра здравоохранения в составе антисоветского «Правительства новой России» под руководством некоего Бессонова. После разгона немцами этого «правительства» Чумак добровольно вступил в РОА, а с августа 1943 года работал в немецкой разведывательно-диверсионной школе в местечке Печки в Эстонии в качестве начальника санитарной службы и преподавателя. В 1944 году проник в бригаду, но был разоблачен и расстрелян.

Как отмечено выше, оперативная группа при 8-й партизанской бригаде вскрыла несколько террористических и бандитских групп, действовавших против партизан по заданию немцев. В октябре 1943 года они заслали в бригаду своих агентов Бабина, Егорова, Попова и Васильева для совершения терактов против командного состава. Им удалось уничтожить опытного командира, старого партизана Верещагина.

Будучи арестованными, они показали, что до внедрения в бригаду были завербованы Псковской тайной полицией, прошли курс обучения в лагере СС методам подрывной деятельности и террора. Под видом военнопленных, бежавших из лагеря, проникли в бригаду с заданием: добиться участия в диверсионных актах под руководством опытных командиров-партизан, чтобы во время выхода на задание уничтожать их, а по возвращении докладывать надуманные причины гибели.

Находясь в составе одного из отрядов бригады, которым командовал Смирнов, террористы убедили его направить их на задание вместе с командиром Верещагиным. Выйдя в район Ланевой горы Псковского района, на привале они убили Верещагина, а вернувшись в отряд, заявили, что по пути следования попали в засаду и были обстреляны, при этом Верещагин погиб.

Через несколько дней группа Бабина снова вызвалась пойти на ответственное задание, поставив условие, чтобы с ними был направлен опытный командир или политрук. Однако на этот раз их замысел был раскрыт, и 10 ноября 1943 г. они были расстреляны перед строем партизан.

В период массового ухода местного населения в леса немцы активизировали использование лжепартизанских бандитских групп, созданных для дискредитации партизанского движения. Так, в конце 1943 года в Славковичском районе действовала бандитская группа «зеленых» в составе четырех человек под руководством немецкого агента, бывшего полицейского Славковичской полиции Горшкова. Эти бандиты, кроме грабежей и убийств местного населения, передавали немцам сведения о местах расположения партизан и скрывавшихся в лесах мирных жителей. По доносу Горшкова немецкий карательный отряд напал в Славковичском районе на землянки жителей деревни Горбово и для устрашения других сжег на кострах 19 человек, в том числе детей и стариков. Бандитская группа была выловлена и 23 ноября 1943 г. расстреляна перед жителями деревни.

В октябре 1943 года сотрудниками опергруппы был пойман и расстрелян служивший у немцев старшим полицейским в Мелеховской волости Псковского района В.Д. Громов, лично расстрелявший 50 цыган[34], проживавших в деревне Мелехово.

На основании данных, полученных от агентуры и путем опроса местных жителей, опергруппа взяла на учет более 450 человек, занимавшихся предательской и пособнической деятельностью. Впоследствии эти сведения были использованы в работе тремя нашими контрразведывательными группами, следовавшими за воинскими частями наступающей Красной Армии. Одну из них, Гатчинского направления, возглавлял начальник 2-го контрразведывательного отдела области Сахаровский.

Сотрудники оперативной группы в своей работе опирались на помощь завербованных ими 119 агентов. Часть из них они свели в 9 резидентур. Среди агентов были 30 связников, что обеспечивало своевременность поступления от резидентов и агентов собранной теми информации, и 10 вербовщиков, которые на стадии подбора агентов проводили их изучение, а затем самостоятельно вербовали или создавали условия для выхода на них оперативных работников. Как видим, рекомендации Кожевникова в частной переписке с Репиным, когда тот был еще руководителем оперативной группы при 2-й партизанской бригаде, не пропали даром. Кроме того, Репин, находясь в августе 1943 года на лечении в нашем тылу, пополнил в опергруппе Хорсуна свой багаж опытом других сотрудников и извлек для себя много полезного.

Результаты были налицо. От агентов постоянно поступали сведения о противнике, с их участием проводилась работа по разложению гарнизонов РОА и полицейских подразделений, переправлялись в партизанскую бригаду те, кто не желал служить немцам. Под руководством оперативного состава они также проводили диверсии на железных дорогах, складах и коммуникациях оккупантов.

В Пскове была создана резидентура под руководством женщины, работавшей сотрудницей Псковской биржи труда. Она сообщала о строительстве оборонительных сооружений, куда биржа направляла местных жителей, о минировании отдельных зданий в Пскове и другую информацию. От находящихся у нее на связи патриотов она получала данные о противнике и отправляла все эти сведения через связника в оперативную группу.

Одна из помощниц, работавшая в военно-полевом банке в Пскове, где состояли на денежном довольствии немецкие воинские части, систематически сообщала о передвижении войсковых частей, их нумерации и численности. Другая, работавшая медсестрой немецкого военного госпиталя № 917 в Пскове, доставляла данные о воинских частях, действовавших на фронте, о количестве поступавших и убывавших после лечения немецких солдат и офицеров. Кроме этого, передавала партизанам медикаменты.

Одним из вербовщиков была завербована машинистка немецкой авиационной части, через которую опергруппа получала ценные сведения о самолетах на аэродроме «Кресты». Через нее же шли данные о результатах налетов нашей авиации на объекты противника.

С помощью другого вербовщика опергруппе удалось в конце 1943 года создать в Пскове вторую резидентуру, также под руководством женщины, работавшей на кухне немецкой железнодорожной части. У нее на связи были четыре помощника, которые служили в различных немецких военных учреждениях и доставляли ценную информацию о перевозках грузов и живой силы противника, а также о немецких пособниках из числа местных жителей.

Двумя вербовщиками в январе 1944 года была создана резидентура в городе Острове, также во главе с женщиной, работавшей в немецкой пекарне. У нее на связи находились две женщины-сестры. Одна из них была официанткой в столовой немецкой летной части, и от нее поступали сведения о наличии в Острове войск противника, о передвижении частей, количестве и типах самолетов, базирующихся на аэродроме вблизи города, и другая ценная информация.

Резидентура в Пушкиногорском районе, руководимая работавшим у немцев писарем Софинской волости, информировала о передвижении немецких подразделений по дороге Остров — Опочка и Остров — Пушгоры, выявляла предателей. Сам резидент собирал разноплановую разведывательную информацию и готовил связникам опергруппы нужные документы для свободного передвижения по Островскому и Пушкиногорскому районам.

Заслуживает внимания работа, проведенная оперативным составом по разложению гарнизонов РОА, карательных отрядов и полиции. Следует заметить, что к осени 1943 года все места дислокации гарнизонов РОА были чекистским формированиям, действовавшим в немецком тылу, хорошо известны. Не являлась исключением и оперативная группа Репина, которая сразу после прибытия в бригаду начала проводить мероприятия по гарнизонам РОА. Иногда такие операции блестяще удавались — в частности, в гарнизоне деревни Назимово Псковского района, когда часть солдат перешли на сторону партизан, а остальные были отправлены немцами в Псков и разоружены.

Обстоятельства этой операции следующие: начальник опергруппы Репин получил данные от двух помощников о том, что в Назимовском гарнизоне настроение у большинства рядового и офицерского состава весьма колеблющееся и склоняется не в пользу немцев. Через помощников удалось собрать сведения о командном составе и установить, что командует всеми гарнизонами, сведенными в 1-й гвардейский ударный батальон РОА, белоэмигрант, капитан граф Лямздорф, а начальником гарнизона Назимова является лейтенант Жданов.

Получив такие данные, Репин незамедлительно обратился с письмом ко всем начальникам гарнизонов РОА, в котором указывал на бессмысленность их борьбы против советских партизан, а также на то, что они своими действиями усугубляют вину перед Родиной. В письмах, доставленных через связников, каждому были назначены даты предварительных встреч.

6 октября первым на обусловленное место в дер. Мелехово, где не было немцев и власовцев, явился Жданов. Репин встретился с ним один на один. Из того, что говорил Жданов, он сделал вывод, что солдаты РОА воевать против партизан не хотят и при удобном случае убегают к ним. Начальник Назимовского гарнизона согласился привести личный состав к партизанам.

Однако, вернувшись в Назимово, Жданов доложил Лямздорфу о проведенных переговорах, и тот, будучи опытным агентом немецкой разведки, имевшим награды за участие в боевых действиях в Испании, решил начать игру с партизанами. 8 октября, известив через связных, он также явился на личную встречу под охраной группы офицеров РОА.

Репин встретил их с командиром одного из отрядов Воробьевым. Они договорились, что гарнизоны РОА прекратят борьбу против партизан. После этой встречи Репин принял рискованное решение и направил Воробьева с двумя партизанами прямо в расположение гарнизона, чтобы сразу увести солдат на партизанскую базу. Появившись в гарнизоне, Воробьев провел митинг, однако вернулся обратно без добровольцев.

Лямздорф, находившийся в это время в другом гарнизоне, в дер. Шванибахово, узнав о посещении Назимова партизанами, прибыл туда и написал письмо, в котором указал: «Мы к партизанам идти не согласны, ибо не разделяем партизанскую красную идеологию», — и просил о новой встрече с командованием отряда. В то же время он дал команду немедленно отправить личный состав назимовского гарнизона в Псков и там их разоружить.

На встречу с Лямздорфом никто из опергруппы не пошел. Репин через связников успел установить контакт с одним из офицеров гарнизона, лейтенантом Зуевичем, который 12 октября от имени Репина обратился к солдатам и офицерам с призывом перейти к партизанам, не дожидаясь возвращения Лямздорфа, и с помощью направленных к нему партизан снял и увел в лес весь гарнизон с вооружением и боеприпасами. Жданов и другие антисоветски настроенные лица были арестованы.

Операция была проведена без единого выстрела. К партизанам перешли 152 солдата РОА. Из гарнизона были вывезены 3 станковых и 7 ручных пулеметов, 3 ротных миномета, 141 винтовка, 4 автомата, 21 тысяча русских и 9 тысяч немецких патронов, 180 гранат, 225 минометов и 15 подвод разного имущества.

Примерно таким же образом в октябре была проведена работа по разложению гарнизонов в дер. Стадник Островского района, откуда агентура привела 211 солдат, и в ноябре 1943 года в деревне Пезово Ашевского района, откуда прибыли еще 70 добровольцев РОА. Всего опергруппа вовлекла в партизанскую бригаду более 450 человек из числа власовсцев, полицаев и членов рабочих батальонов. Свою работу оперативная группа заканчивала с хорошими показателями. 1 марта 1944 года, находясь на территории Островского района, 8-я партизанской бригада соединилась с наступавшими частями Красной Армии.

13-я партизанская бригада

13-я партизанская бригада создавалась на базе партийно-подпольной группы под руководством В.И. Порученко, которая насчитывала 20 человек. Летом 1943 года за счет местного населения она выросла в партийный партизанский отряд численностью в 100 человек. Возглавил его бывший председатель Кипеньского сельсовета Дедовичского района М.С. Аникин. К октябрю 1943 года отряд состоял уже из 400 человек и продолжал пополняться, что дало основание ЛШПД сформировать на его базе батальон под командованием В.Д. Буровцева. С учетом того, что к началу февраля 1944 года численность батальона достигла 1000 человек, решением ЛШПД он был преобразован в бригаду. Ее возглавил капитан Красной Армии А.В. Юрцев, который до этого был начальником штаба 2-й партизанской бригады. Комиссаром стал майор А.Г. Порученко. Действовали партизаны в Дедовичском, Белебелковском, Дновском, Волотовском, Пожеревицком районах.

4-й отдел 6 февраля 1944 года направил в бригаду оперуполномоченного, лейтенанта ГБ Котлярова, который работал в Особом отделе УНКВД ЛО 2-й партизанской бригады до ее реорганизации, затем осуществлял контрразведывательное обеспечение отряда Грозного в составе оперативной группы Кадачигова, а с передачей его в 5-ю партизанскую бригаду вошел в состав оперативной группы Авдзейко.

По причине все того же отсутствия кадровых работников (а они к тому времени были задействованы на оккупированной территории области в 12 оперативных группах при партизанских бригадах, в отдельных партизанских полках и в 4 оперативных базах УНКВД ЛО) Котляров определил на оперативную работу опять-таки положительно зарекомендовавших себя в боевых операциях партизан: И.П. Анисимова, в прошлом участкового уполномоченного милиции Дедовичского района; Ю.Н. Лебедева, в прошлом студента медицинского института; Б.П. Васильева, боевика 4-го отдела, который 22 марта 1943 года в составе группы «Псковичи» был заброшен с заданием в тыл противника. В марте 1944 года был зачислен в штаты УНКВД.

В феврале 1944 года 4-й отдел направил в бригаду оперработника, младшего лейтенанта ГБ Лятушева М.И., командира той самой группы «Псковичи», в которую в свое время входил и Васильев.

Тогда группа состояла из четырех человек, была заброшена к Радиловскому озеру, действовала в Струго-Красненском районе. В течение марта и апреля 1943 года она собрала заслуживающую внимания разведывательную информацию по немецким коммуникациям. Малочисленность группы привела к тому, что она не смогла противостоять немецким карателям. 8 апреля в бою погибла Н.Н. Петрова. 29 июля не стало радиста В.М. Мальцева (1924 г. р.). Будучи на задании, он попал в засаду, в завязавшемся неравном бою уничтожил нескольких карателей. Получив тяжелое ранение, отважный разведчик не сдался немцам, последним выстрелом из автомата покончив с собой[35].

Опергруппа Котлярова начала свою деятельность с вербовки агентуры и к марту 1944 года сформировала агентурный аппарат из 113 человек, с помощью которых осуществлялись оперативное обслуживание бригады и выявление враждебных элементов среди местного населения. С их участием были разоблачены и уничтожены два предателя и получены материалы на нескольких местных жителей, сотрудничавших с немцами. Однако большего группа не успела сделать, так как в первых числах марта 1944 года 13-я партизанская бригада соединилась с наступавшими частями Красной Армии. Кадровые сотрудники УКГБ, а также Васильев вернулись в Ленинград, на Литейный, 4.

С последней поставленной точкой у читателя может возникнуть как минимум два вопроса. Первый из них — зачем создавать оперативную группу за месяц до освобождения ленинградской земли от немцев? И второй — существовали ли оперативные группы в других партизанских бригадах?

В порядке ответа на первый вопрос следует вернуться к январской, 1942 года встрече Жданова с Кубаткиным и Кожевниковым в присутствии начальника Ленинградского штаба партизанского движения Никитина. Носила она не праздный характер. По-видимому, Никитин опасался, что чекисты, которым приказом № 00415 от 18 января 1942 г. поставлены новые задачи, отойдут от партизанского движения. Потому-то Жданов и дал установку, чтобы во всех партизанских соединениях были организованы чекистские подразделения, аналогичные особым отделам в воинских соединениях. Кубаткин как член Совета ЛШПД и несший в этом качестве также ответственность за состояние партизанского сопротивления, ждановскую установку выполнил до конца, в том числе и по последней — 13-й бригаде. Тем более что в начале февраля 1944 года не все еще было так ясно, как стало месяцем спустя.

Что касается оперативных групп в остальных партизанских бригадах, то их чекистская деятельность строилась примерно так же и тоже на основе агентурной работы. На всех этапах деятельности органов госбезопасности их сотрудникам настойчиво внедрялась мысль о том, что их главным оружием является агентура и без нее — никуда. Понятно, что оперативные работники в партизанских формированиях разрабатывали и готовили операции против немцев, а для их реализации, как правило, привлекались советские патриоты из числа советских военнопленных и местных жителей.

Таким патриотом оказался К.А. Чехович, в котором руководитель оперативной группы при 7-й партизанской бригаде М.Н. Малахов сумел разглядеть умного разведчика. Вместе они подготовили и осуществили дерзкую операцию по уничтожению порядка 500 офицеров немецкой армии, собравшихся в кинотеатре в городе Порхове 13 ноября 1943 г. после проведенного совещания. Что касается личности самого Чеховича, то он был из «беглых», то есть военнопленных. Так называли Чеховича близко знавшие его люди, не имея о нем другой информации. О себе он мало что рассказывал. В Порхове появился неожиданно и незаметно, поселился у молодой женщины по имени Дуся, впоследствии ставшей его женой. Поначалу устроился работать мастером на электростанцию, а затем администратором и киномехаником в кинотеатр для немцев. Сумел завоевать их доверие. К тому же занялся еще и ремонтов часов, имея к тому некоторые навыки. Его дом стали посещать местные жители, заходили также и немецкие военнослужащие — благодаря этим связям он получил в комендатуре пропуск для посещения других населенных пунктов. Таким путем у него установилась связь с «лесом», поддерживать которую помогала мать Дуси — Анна Максимовна, проживавшая в деревне Радилово.

При выходах в «лес» Чехович встречался с командирами партизанских отрядов 7-й бригады Сарычевым и Жеребцовым, которые познакомили его с начальником оперативной группы Малаховым. Тогда-то и зародилась мысль о проведении дерзкой операции, которая тщательно готовилась при участии комбрига А.В. Алексеева и комиссара А.Ф. Майорова. Они выделили немалое количество тола, доставкой которого в кинотеатр занимались связная оперативной группы К.В. Архипова и партизан из местных жителей, после войны работавший в колхозе деревни Радилово, а также жена Чеховича Евдокия Васильевна и ее 16-летняя сестра Женя. Чтобы пронести тол в помещение кинотеатра и надежно укрыть, Чехович в течение месяца приучал немецкую охрану относиться без подозрений к тому, что он посещает проход под полом кинотеатра. Когда Чехович убедился, что немцы перестали обращать внимание на его непродолжительные заходы в «подполье», он поместил тол под полом в зоне балкона (на котором, как и предполагалось, разместился «цвет» немецкого офицерства) и присоединил к толу часовой механизм. 13 ноября 1943 г. во время сеанса он рубильником отключил подачу электричества в зал, что вызвало среди офицеров легкое замешательство, и покинул кинотеатр. Когда раздражение немцев в темноте зала стало переходить в ярость, раздался взрыв огромной силы, который потряс близлежащие здания.

На следующий день Чехович добрался до деревни Большие Утехи, где его с нетерпением ожидал Малахов, которому разведчик доложил подробности успешно проведенной операции. Вместе с Малаховым он прибыл в лес и был назначен начальником штаба второго отряда 7-й партизанской бригады.

Можно себе представить, как бесновались немцы после гибели пятиста офицеров, среди которых был даже один генерал. Немецкая контрразведка начала охоту на Чеховича. Она предприняла попытку внедрить в бригаду своего агента, Евдокию Гусеву с заданием вывести Чеховича в одну из деревень, где немцы смогли бы его арестовать или, если это не удастся, уничтожить его в бригаде. Однако Гусева была разоблачена Малаховым и его заместителем Староладко (ранее он входил в состав Особого отдела УНКВД 2-й партизанской бригады) и расстреляна.

Позже партизаны разгромили Карамышевскую ортскомендатуру. Там среди прочих документов было обнаружено распоряжение о розыске Чеховича в связи с покушением в порховском кинотеатре и давалось описание его внешности. Кстати, в своем сообщении в Берлин немцы, «слопухнувшие» теракт, указали меньшее количество погибших в результате взрыва, чем было на самом деле. После войны Чехович с семьей проживал в Одессе. Примечательно то, что в декабре 1967 года, накануне Дня чекиста он с опаской, как бы не желая раскрыть государственную тайну, дал корреспондентам газеты «Советская Россия» интервью о том, как готовилась эта операция и как она была им проведена.

Это один из эпизодов успешной деятельности оперативных групп при не упомянутых партизанских бригадах.

1943 г Оперативные базы УНКВД

К 1943 году стало очевидным, что и оперативные группы не обеспечивают решения комплекса задач, ставившихся 4-м отделом. Напомним, что замена особых отделов оперативными группами вызывалась необходимостью вывести сотрудников 4-го отдела из подчинения комиссарам отрядов, полков, бригад, раскрепостить их в работе по широкому спектру задач, прежде всего разведывательных. Но так или иначе, а сотрудники оперативных групп остались, как и во время существования особых отделов, жестко втиснутыми в рамки партизанских структур, их деятельность была подчинена прежде всего внутрибригадному контрразведывательному обслуживанию, и изменить что-либо оказалось чрезвычайно сложно. В первую очередь по той причине, что куда отряд — туда и оперативный работник. Постоянные перемещения по области затрудняли работу с агентурой до полной ее невозможности. Хорошо, если удавалось передать местных агентов другому сотруднику 4-го отдела, находившемуся поблизости, а если нет? Да и агенты относились к таким переброскам резко отрицательно, ведь чем больше людей знают о них, тем выше вероятность провала, а рисковали жизнью все-таки они!

Кстати, в силу постоянных передач агентуры от одного сотрудника другому получалось так, что одни и те же агенты входили в подсчет каждого сотрудника, который с ними работал, в результате чего общее число нашей агентуры на оккупированной территории вырастало до значительных масштабов, действительное же их число было куда скромнее. Достоверный список агентуры был составлен лишь по окончании войны.

Уже в первой половине 1943 года позиция руководства 4-го отдела в тактическом построении агентурно-оперативной и разведывательно-диверсионной деятельности существенно изменилась, что видно из обмена письмами между руководителем оперативной группы при 2-й партизанской бригаде Репиным и Кожевниковым, назначенным в июне 1943 года заместителем начальника УНКВД ЛО.

Не зная о состоявшемся назначении, Репин в июне 1943 года пишет Кожевникову как начальнику разведотдела частное письмо, что в практике взаимоотношений «подчиненный — начальник» случай исключительный. Сразу извиняясь за частный характер письма, Репин объясняет свой поступок тем, что ему следовало бы представить отчет, но отчитываться за столь короткий срок нечем, и что по этой причине приходится писать письмо-размышление. Видимо, такое чистосердечное начало пришлось Кожевникову по душе. В ответном, также частном письме, выдержанном в спокойном тоне, Кожевников переориентировал Репина по задачам, стоящим перед оперсоставом в тылу противника. Кожевников одобрил усилия сотрудников группы Репина по вербовке агентов и сведение их в две резидентуры. Однако он подчеркнул, что в настоящее время надо приобретать хороших агентов в среде местных жителей для внедрения в разведывательные и контрразведывательные органы противника и созданные им антисоветские формирования, но таких агентов, как рекомендовал Кожевников, следует тщательно проверять. Как на одну из первоочередных задач Кожевников указывает на важность контроля за воинскими перевозками противника и на их дезорганизацию. Что касается вербовки внутрибригадной агентуры и контрразведывательной работы по личному составу, то Кожевников прямо указывает, что «вопрос обслуживания полков — для нас задача второстепенная».

Репин в письме пожаловался на отсутствие в группе опытных работников и радиста, отмечая, что погибли Ивановский и Бражкин, ранены и отправлены в тыл Староладко и Крупин, по линии штаба партизанского движения командиром 1-го полка назначен уполномоченный И П. Подушкин, а Н.В. Козырев — к нему комиссаром, а также, что в соответствии с поступившим распоряжением он передал сотрудника Шатилова в опергруппу Авдзейко. Кожевников пообещал прислать трех оперативных работников и радиста, что вскоре было сделано.

Однако явных положительных сдвигов в работе опергруппы не произошло да и не могло произойти. Чтобы перестроить работу согласно изложенным в письме рекомендациям, требовалось время, да еще и внимание опергруппы постоянно отвлекали внутрибригадные проблемы личного состава, от которых просто так не отмахнешься. В бригаде имели место факты ведения антисоветских разговоров и распространения пораженческих слухов, находились лица из числа даже средних и младших командиров, которые подбивали бойцов на дезертирство. Не удавалось искоренить случаи членовредительства и грабежей местного населения — и все это несмотря на строгие дисциплинарные меры. Так что внутрибригадной работой приходилось заниматься в полном объеме, а задача по проникновению в немецкие спецслужбы хотя и злободневная, но может и подождать. Да к тому же она требует опытных кадров, а их все-таки в распоряжении Репина не было, как не было у него самого опыта комбинаций по продвижению агентуры к противнику, что он самокритично признал в своей статье, опубликованной уже в 60-е годы в одном из номеров чекистского сборника.

Можно, конечно, умиляться этой переписке — как оправданиям Репина, так и снисходительности Кожевникова. Однако проблема от этого никуда не делась, и, как оказалось, не так уж она зависела только от личности начальника опергруппы. В августе 1943 года по причине болезни Репин был отправлен в советский тыл, а руководителем группы стал Н.В. Сергеев, оперативная деятельность которого тесно свела его со 2-й партизанской бригадой. Однако результаты работы оперативной группы от этой замены не улучшились.

Можно с полным основанием утверждать, что именно в этот период было принято решение о создании оперативных баз.

Принципиально иные по своей организационной форме, они должны были стать независимыми от бригад, располагать собственной материально-технической базой, иметь свои основные и запасные места базирования, удаленные от вынужденных маршрутов перемещений бригад, уходящих от карателей. Одновременно с этим они должны были находиться на стратегически важных направлениях диверсионной деятельности, которые определялись командованием Ленинградского и Волховского фронтов. Кроме этого, оперативные работники баз должны были помочь сотрудникам оперативных групп разобраться с агентурным аппаратом, некоторых агентов по согласованию с руководством 4-го отдела взять на личную связь.

Перед тем как принять решение, где расположить оперативные базы, руководство отдела провело обстоятельное изучение обстановки в зонах, которые априори являли собой стратегически важные направления разведывательной и диверсионной деятельности Управления, увязанные с планами ЛШПД, командования Балтийского флота, Ленинградского и Волховского фронтов. Место расположения базы должно было быть, во-первых, безопасным, во-вторых, при этом находиться в наибольшей близости к важнейшим коммуникациям, используемым противником в своих стратегических целях.

Для решения этой задачи в первой половине 1943 года в намечавшиеся зоны разведывательных и боевых действий баз были заброшены несколько разведывательно-диверсионных групп.

Среди них:

Кингисеппское направление

1) 23 января 1943 г. разведывательно-диверсионная группа «Смирнова» в составе 4 человек была заброшена в Кингисеппский район, где сразу попала под немецкую карательную операцию. Вернулся обратно только один ее участник — Н.И. Савельев, ранее уже неоднократно побывавший в тылу противника. Позднее он прославится как командир отряда прикрытия при 2-й оперативной базе, которая была создана именно в зоне действия группы «Смирнова».

2) 26 января в район Кингисеппа заброшена группа «Минеры» в составе 4 человек. После приземления группа на связь не выходила, и никаких сведений о ней в 4-й отдел не поступило. По-видимому, все они погибли.

3) 5 февраля 1943 г. в зону разведывательно-боевых действий в Кингисеппском и Волосовском районах забрасывалась группа «Громова» в составе 5 человек. В живых после боя с карателями остались радистка Михайлова и боец Докторов, которые примкнули к одному из партизанских отрядов, где вышли на контакт с оперработником.

4) 6 марта 1943 г. в район Кингисеппа по льду Финского залива на санях выведена группа «Эстонцы» в составе трех человек. Сведений от них не поступало.

Псковское направление

1) 3 марта 1943 г. в зону боевых действий в Дновском и Порховском районах выведена группа «Дно» в составе 10 человек во главе с командиром И.Т. Степановым, который в июле 1942 года с боевой группой забрасывался в немецкий тыл для выполнения спецзадания по окруженной немцами 2-й ударной армии.

Заместитель Степанова Адамский и радист Суворов вышли в наш тыл. Степанов с группой бойцов остался в немецком тылу, сформировал партизанский отряд и проводил успешные боевые действия против немцев, пока не погиб 26 февраля 1944 года.

2) 4 марта 1943 г. в зону болота Лосиный Мох Лужского района заброшена группа «Луга» под руководством А.А. Крамаренко. Разведчики передали по рации данные по участку шоссейной дороги Толмачево — Осьмино. 17 марта связь прекратилась. По сообщению начальника опергруппы при 3-й партизанской бригаде Кадачигова, перебежчик из Красной Армии Плечкан, добровольно перешедший вначале к немцам, а затем к партизанам, при допросе сообщил, что в Псковской тюрьме он находился в одной камере с заместителем командира группы «Луга» B.C. Баталовым. От него Плечкану стало известно, что в плен он и боец Н.А. Попов попали в ходе боя 18 марта после успешно проведенной диверсии на железной дороге. Со слов Плечкана, Попова немцы куда-то увезли.

3) 4 марта 1943 г. в зону Дно — Волотово — Марино десантирована диверсионно-разведывательная группа «Ходоки» в составе семи человек во главе с Н.К. Первухиным. Все пропали без вести.

4) 7 марта 1943 г. в зону действия Дно — Порхов — Пожеревицы заброшена группа Л.В. Каменского в составе 12 человек, которую после того как Каменский отправился в Малую Вишеру (поскольку был включен в состав 1-й оперативной базы в качестве командира отряда прикрытия), возглавил его заместитель Я.Е. Емелин. В последующем Емелин вошел в состав оперативной группы Авдзейко при 5-й партизанской бригаде, а бойцы с образованием 1-й базы перешли в отряд прикрытия Каменского.

5) 14 марта 1943 г. группа «Стрелка», состоявшая из 6 человек, во главе с командиром П.К. Гордовым десантировалась в районе озера Лучно Порховского района. Вместе с ними к месту дислокации 3-й партизанской бригады возвращался из командировки в Ленинградское управление начальник оперативной группы Кадачигов.

В ходе боевых действий Гордов погиб, двое бойцов пропали без вести. Помощник командира А.И. Алексеев и два бойца вышли в наш тыл.

6) 21 марта 1943 г. к Радиловскому озеру Струго-Красненского района заброшена группа «Псковичи» в составе 4 человек. При столкновении с карателями 18 апреля группа была рассеяна. В бою погибли Н.И. Петрова, затем, 29 июля, радист В.М. Мальцев. Боец Б.П. Васильев вошел в состав 5-й партизанской бригады. Командир М.И. Лятушев вышел в советский тыл, был зачислен на работу в 4-й отдел и затем прибыл в оперативную группу при 13-й партизанской бригаде.

7) 21 марта 1943 г. вблизи дер. Лудони Струго-Красненского района десантировалась группа «Лужане» из 5 человек, во главе с А.И. Ивановым, которая успешно взаимодействовала с начальником опергруппы при 5-й партизанской бригаде Авдзейко и оставалась на оккупированной территории до прихода частей Красной Армии.

8) 24 апреля 1943 г. в Псковский район заброшена группа «Партизаны» в составе 4 человек под руководством Е.И. Иванова. Ночью 5 мая она совершила диверсию на железной дороге, взорвав эшелон, следовавший в направлении Луги. В результате были разбиты паровоз, два вагона и выведен из строя железнодорожный путь. В начале июня группа вошла в состав 3-й партизанской бригады и с полком Нестерова принимала участие в боевых действиях до февраля 1944 года.

Новгородское направление

1) 24 января 1943 г. разведывательно-диверсионная группа «Магистраль» в составе 7 человек под руководством И.Г. Киннаря была десантирована в Демянском районе, в зоне Шумилов Бор — Лычково — Демянск. 3 февраля в бою с карателями Киннарь погиб. Из состава группы с разведывательными данными вернулись только 2 бойца.

В ночь с 17 на 18 февраля в Тосненском районе с самолетов десантированы сразу 3 группы.

2) «Боевики-1», в составе 6 человек, для разведывательно-боевых действий в зоне Чудово — Любань — Кириши. Два бойца вышли в наш тыл, двое погибли, судьба еще двоих неизвестна.

3) Группа «Разведчики» в составе 6 человек была выброшена вблизи Ушавинского болота в Тосненском районе. Командир и один из бойцов пропали без вести. Двое из четверых вернувшихся за добытые ценные разведданные награждены орденами Красной Звезды.

4) Группа «Боевики» в составе 6 человек во главе с командиром Л.Д. Ивановым была выброшена также в районе Ушавинского болота. 4 марта 1943 года в ходе боя Иванов погиб. Его заместитель П.И. Успенский и боец В.В. Гаврилов вышли в наш тыл. В 1944 году они воевали в составе разведывательных групп 4-й оперативной базы в Латвии, у озера Лубаны.

5) 19 февраля в зону Кудровского болота Тосненского района для проведения диверсий и разведки на железнодорожной магистрали Тосно — Мга — Красногвардейск выводилась группа, командиром которой являлся Манцев. Находясь в оборонительных порядках немцев, группа собрала ограниченные разведданные о передовых немецких позициях, с которыми вернулась в наш тыл.

6) 19 февраля 1943 г. в зону Кудровского болота для проведения разведки и диверсий на железной дороге Тосно — Мга — Красногвардейск в Тосненском и Красногвардейском районах заброшена группа Баскакова в составе 6 человек. Из них трое пропали без вести, один погиб, двое вышли в наш тыл.

7) 20 февраля 1943 г. для проведения разведки и диверсий в Тосненском и Оредежском районах в зону болота Тушинский Мох Чудовского района заброшена группа «Состав» из 6 человек во главе с командиром Сухаревым и его заместителем И.М. Потаповым. Из-за ошибки при выброске группа рассеялась, и собрать ее не удалось даже с помощью двоих разведчиков, направленных 3 марта специально с этой целью из Малой Вишеры.

8) 4 марта 1943 г. в Демянском районе с зоной действия в Уторгошском, Новгородском и Батецком районах десантировалась разведывательно-диверсионная группа «Гвардейцы» в составе 6 человек. Последняя связь по рации прошла 5 марта 1943 г., когда группа уходила от преследования карателей.

9) 6 марта 1943 г. вблизи озера Черное для проведения разведки и диверсий на коммуникациях Дно — Дедовичи выброшена группа «Истребители» в количестве 8 человек во главе с командиром Н.Г. Павловым. Три бойца — Алексеев, Панкратов и Шакаль — 31 марта вышли из немецкого тыла. Судьба остальных неизвестна.

10) 22 марта 1943 г. в Уторгошский район заброшена боевая группа «Лесные братья» в составе 10 человек во главе с командиром А.Л. Трофимовым. Его заместителем был Ф.В. Яковлев, с группой шли два радиста, И.К. Дейлиденас и М.П. Минаева. Часть группы в ходе боя пропала без вести, 4 человека вошли в отряд Скородумова 5-й партизанской бригады, в том числе Минаева, которая позже была придана группе А.И. Иванова. Радист Дейлиденас вошел в состав 1-го отдельного полка Пяткина.

11) 14 июля 1943 г. в 25 км западнее Уторгоша была десантирована разведывательно-диверсионная группа в составе 9 человек, возглавлявшаяся сотрудником 4-го отдела И.С. Гончаруком. Из оперативной группы Авдзейко 25 августа 1943 года поступила радиограмма об их благополучном приземлении. В подкрепление Гончаруку 4-й отдел направил в конце июля группу из 5 человек во главе с опытным разведчиком И.П. Левенцевым. Согласно справке Хорсуна от 19 сентября 1943 г., с группой Гончарука — Левенцева была налажена устойчивая радиосвязь. В дальнейшем Авдзейко оказывал ей содействие в выполнении заданий. Радиограммой в 4-й отдел от 31 июля 1943 г. сообщил, что группа провела успешный налет на немецкий штаб в п. Большой Уторгош. В этом бою Гончарук и боец Шарун убили трех немецких офицеров, награжденных «Железным крестом», один из которых был заместителем коменданта участка шоссейной дороги Уторгош — Николаево. Однако в том же бою был убит боец группы Атрашкевич.

10 августа Гончарук проводил встречу с одним из своих агентов. В это время на них напали власовцы. В неравном бою Гончарук погиб смертью храбрых. Вместо него командиром группы был назначен И.П. Левенцев, его заместителем — Сахаров.

12) В ноябре 1943 года к группе Левенцева присоединились Малинов и Балашов, оставшиеся в живых от группы «Бывалые», которая в составе 6 человек во главе с Малиновым в ночь с 16 на 17 октября 1943 г. забрасывалась в Чудовский район.

13–14) Вместе с группой Малинова в Чудовский район в ту же ночь забрасывались еще две группы, по 6 человек каждая, под командованием Овчинникова и Контиайнен.

Группа Н.В. Овчинникова сразу попала в зону действия немецкого карательного отряда. В живых остался только боец А.А. Петров.

Из второй группы в наш тыл вышли сам командир, его заместитель Д.П. Званцев, бойцы Сафронов и Герц. Последние трое вошли в состав 4-й оперативной базы у озера Лубаны в Латвии.

Из этих кратких справок видно, что 4-й отдел с наибольшей настойчивостью, целенаправленно отрабатывал три главных направления: Псковское, Новгородское и Кингисеппское, через которые немецкое командование осуществляло основные перевозки воинских частей и техники для усиления 18-й и 16-й немецких армий.

1-я оперативная база

Для организации 1-й оперативной базы, действовавшей в немецком тылу с начала сентября 1943-го по март 1944 года, в район Псков — Гдов — Дно были самолетами доставлены 10 оперативных работников 4-го отдела, 10 радистов 2-го спецотдела и сформированный отряд боевиков численностью в 130 человек, возглавляемый опытным командиром Каменским, специально отозванным с этой целью из немецкого тыла.

Задачи, поставленные перед личным составом базы, были предельно ясны и строго разграничены.

Оперативный состав без промедления должен заняться:

— вербовкой агентуры среди местного населения и работников различных немецких учреждений;

— организацией диверсионных актов и специальных мероприятий в отношении представителей немецкого командования и руководителей антисоветских формирований;

— приемом маршрутной агентуры из Ленинграда и организацией ее продвижения по заданным маршрутам для выполнения специальных заданий;

— вербовкой агентуры и направлением ее с заданиями в Прибалтику и Германию.

Бойцы отряда должны были охранять основную и запасные базы, обеспечивать вооруженное прикрытие мероприятий, проводимых оперативными работниками, создавать резервные базы боепитания и продовольствия, готовить посадочные площадки для самолетов, вести разведку в зонах расположения баз и проводить диверсии по разработанным планам.

Оперативную базу возглавил начальник отделения 4-го отдела М.Ф. Лаврентьев (тот самый командир спецотряда, который не сошелся характером с руководством 2-й партизанской бригады в июне 1942 года), заместителем являлся ст. оперуполномоченный И.Н. Никуличев, входивший тогда в состав отряда Лаврентьева. В их подчинении находились оперативные сотрудники М.И. Клементьев, также побывавший в немецком тылу вместе с названными руководителями, Н.В. Данилов, А.В. Пушкарев, Д.С. Попруженко, А.Д. Проценко, Н.С. Пушкарев, С.П. Стрижов, Г.Н. Романов. В ноябре 1943 года к ним присоединился оперработник Евсеев. В целом это был коллектив зрелых сотрудников, большинство из них имели опыт оперативной работы и боевых действий в тылу противника.

Так, Стрижов забрасывался в немецкий тыл 25 сентября 1942 г. в качестве командира разведывательно-диверсионной группы, состоявшей из 15 человек, с задачей захвата или уничтожения генерала Меньоне Гранде. Романов с апреля 1942 года в течение 6 месяцев находился в составе Особого отдела 2-й партизанской бригады, с частью которой в сентябре вышел в наш тыл. Остальные участники оперативной группы 1-й базы ранее работали на оперативных пунктах 4-го отдела, готовили и выводили в немецкий тыл разведчиков-одиночек и разведывательные и боевые группы.

Отряд бойцов возглавил старший лейтенант Л.В. Каменский (1909 г. р., член ВКП(б) с 1939 года), до войны работавший директором средней школы № 403 в Колпине. На фронт он ушел в составе дивизии народного ополчения. Оказавшись в немецком тылу, был назначен командиром 104-го отряда 3-го отдельного партизанского полка, в составе которого действовал до декабря 1941 года, когда отряд вышел в наш тыл. За боевые заслуги в декабре 1941 года Военным Советом Ленинградского фронта награжден орденом Красного Знамени. Затем находился в распоряжении 4-го отдела, участвовал в комплектовании разведывательно-диверсионных групп, прошел подготовку в спецшколе. В начале января 1942 года в качестве командира одной из таких групп вместе с Карицким, который был на положении рядового бойца, забрасывался в немецкий тыл. Там он успешно провел заранее разработанную веерную[36] операцию на коммуникациях противника, охватив обширную территорию в районе Порхова за счет того, что поделил группу из 24 человек на 4 отделения и направил каждое своим маршрутом к намеченной цели диверсии. Сбор он назначил через 6 дней, имея в виду, что задания будут выполнены. Так оно и произошло благодаря правильно избранной тактике.

7 марта 1943 г., являясь командиром разведывательно-диверсионной группы из 12 человек, Каменский был десантирован в зоне Дно — Порхов — Пожеревицы с заданием проведения диверсий под руководством оперативной группы Авдзейко при 5-й партизанской бригаде. Боевики Каменского 26 мая 1943 г. осуществили крушение немецкого товарного эшелона из 11 вагонов с боеприпасами и продовольствием. В этот же период они дважды подорвали железнодорожное полотно на участке Псков — Новоселье.

Как опытный разведчик и диверсант, Каменский со своими бойцами был включен в состав оперативной группы Авдзейко и назначен на должность оперуполномоченного по контрразведывательному обслуживанию одного из полков.

В июле 1943 года он был отозван 4-м отделом в наш тыл для формирования отряда физического прикрытия и 3 сентября, являясь его командиром, в составе 1-й оперативной базы, возглавлявшейся Лаврентьевым, десантировался в районе Псков — Гдов — Дно.

В отряде Каменского находились опытные разведчики и боевики, такие, как Успенский и Гаврилов, снискавшие славу за многие проведенные в тылу противника операции, А.В. Васильев, в течение 7 месяцев ходивший по немецким тылам в составе разведывательно-диверсионной группы, Я.И. Зарязанов, который в 1942 году в качестве командира группы забрасывался за линию фронта. К сожалению, Зарязанов погиб смертью храбрых 13 февраля 1944 г. в бою с карателями у деревни Варчиха Середкинского района. Из-за тяжелой обстановки он был оставлен на месте боя.

По аналогии с описанной выше веерной операцией весь оперативный состав с приданными ему радистами и необходимым количеством бойцов был рассредоточен на максимально большой территории Псковского, Гдовского и Порховского районов, с тем чтобы по возможности расширить зону агентурной и боевой деятельности базы. Благодаря этому оперативные работники за период с сентября 1943-го по март 1944 года осуществили вербовки 317 агентов в Псковском, Струго-Красненском, Полновском, Гдовском и других прилегающих районах области, что позволило контролировать ситуацию на обширной территории.

Значительная часть завербованных агентов были из числа работников немецких административно-хозяйственных учреждений, комендатур, войсковых частей. Они обеспечивали получение разведывательных данных о противнике, принимали личное участие в подготовке и проведении диверсионных актов на важных объектах и коммуникациях, с их помощью выявлены многие предателей в местах их проживания.

Специально сформированные группы проводили круглосуточный контроль за передвижением немецких воинских частей и грузов по железным и шоссейным дорогам Луга — Псков, Псков — Гдов, Сланцы — Веймарн. По результатам разведывательной работы оперативная база передала в Ленинградское управление 233 радиограммы с данными о противнике, которые по назначению были использованы командованием Ленинградского и Волховского фронтов.

С помощью агентуры, путем опросов перебежчиков, допросов «языков» были установлены места дислокации 22 штабов и немецких войсковых частей, 40 строящихся линий обороны и узлов сопротивления, 66 гарнизонов, 17 баз горючего и автопарков, 42 складов боеприпасов и продовольствия.

Были получены и сообщены в Ленинград сведения об укреплениях по западному берегу Чудского и Псковского озер, которые являлись участками возведенного немцами оборонительного рубежа «Пантера», что в конечном итоге в совокупности с ранее поступившими данными дало возможность 4-му отделу составить цельную картину этой немецкой системы обороны и предоставить информацию командованию обоих фронтов.

Сотрудники оперативной базы передали командирам наступавших частей Красной Армии подробные схемы укреплений Псковского и Нарвского узлов, оборонительных сооружений в Луге, Гдове, Плюссе и данные о численности находящихся там частей.

В результате проведенной диверсионной работы пущено под откос 13 эшелонов с живой силой и техникой противника, при этом уничтожено 152 вагона, подорвано 10 железнодорожных мостов, уничтожены 119 немецких военнослужащих, в том числе 7 офицеров.

Успешно прошла операция в деревне Бор Псковского района, в ходе которой был убит немецкий полковник, начальник строительства укреплений Пскова.

В результате операции на станции Ямм был разгромлен штаб гарнизона, при этом наряду со штабными офицерами убит начальник гарнизона майор Анот.

С использованием агентуры проводились мероприятия по разложению карательных подразделений, в результате чего два гарнизона 207-й дивизии, общей численностью в 179 человек, состоявшие из добровольцев РОА, перешли на сторону партизан.

Многие мероприятия диверсионного характера проводились с участием агентурного аппарата. Так, резидентом был взорван Псковский телефонный узел и пущены под откос два немецких эшелона. По заданию опергруппы один из агентов вывел из строя две турбины Псковской электростанции и уничтожил монтажные чертежи этих турбин.

С помощью агентуры выявлены 446 предателей, из них 125 агентов тайной полевой полиции. Приведены в исполнение приговоры в отношении 92 выявленных предателей, в том числе 45 агентов ГФП.

Находившийся в составе оперативной группы сотрудник 4-го отдела Никуличев в воспоминаниях описывает свои впечатления от пребывания в немецком тылу в составе базы следующим образом:

«Находясь 6 последних месяцев в тылу противника, наш батальон во главе с оперативными сотрудниками Ленинградского Управления НКГБ[37] провел массу интересных операций боевого, диверсионного и разведывательного порядка. За всю войну я первый раз чувствовал полное удовлетворение, видя, что мое дело, мои операции наносят непосредственный удар по немцам. Такое же удовлетворение имел и каждый из моих товарищей-чекистов, действуя на самостоятельных участках боевой и оперативной работы. Проведенные боевые дни в тылу врага останутся в моей памяти, как лучшие из лучших, за годы отечественной войны.

В 35 км от Струг Красных находится деревня Подол, в которой проживал наш разведчик, завязавший по нашему заданию связь с полицией в райцентре Красных Струг.

По моему заданию он подготовил переход на нашу сторону 35 полицейских во главе с их старшим полицейским В. Станкиным. Но перед ними до перехода была поставлена задача совершить диверсионный акт на немецких объектах, что ими было выполнено.

В ночь с 28 на 29 сентября они взорвали завод „Красная заря“, в котором помещались немецкие ремонтные мастерские.

Полицейские бежали в лес к партизанам, а оставшуюся полицию в Стругах после этого случая немцы разоружили и заперли в здании.

Ночью 6 октября 1943 года в эти же Струги с небольшим отрядом бойцов проник оперработник — капитан госбезопасности Д.С. Попруженко. Используя местного разведчика-проводника, тропами и кустами отряд Попруженко подошел вплотную к конюшням и казарме немцев. Снят часовой, казарма прямо в окна забросана ручными гранатами. Из конюшни уведено 18 лошадей, из них часть с седлами. Полчаса времени, и участники смелого налета без потерь вернулись обратно в партизанский лес. Так удачно была проведена эта заранее подготовленная через агентуру операция.

Командованием поставлена задача: любыми средствами поймать „языка“, получить данные о намерениях немцев на нашем, Ленинградском фронте.

Все чекисты батальона включаются в выполнение этой операции, изыскивают возможности, где схватить немецкого офицера. Каждый хочет сделать это сам.

И вот, 11 октября 1943 года я, будучи на задании вместе с нашим руководителем майором госбезопасности Лаврентьевым и тремя бойцами-разведчиками, в 10 км от Струг Красных встретил нашу разведчицу Ольгу, которая рассказала, что в свой дом она может привести немецкого обер-лейтенанта, но только в пределах этих суток, иначе он собрался уехать в Германию.

Мы были рады этой случайности. Но ее дом находится в Стругах на Полевой ул., д. 22. Кругом немецкий гарнизон, патрули при входе в поселок и выходе из него. К тому же обер-лейтенанта нужно взять живьем, а затем эту тучную фигуру надо вывести из городка. Хорошо, если он пойдет сам, а если нет? Не унесешь же его на себе.

Я вызвался пойти на эту операцию, а все детали ее решил разработать на месте. Взяв с собой одного бойца-разведчика и Ольгу, в ночь на 11 октября я направился в Струги. Шли ночью. Обходили немецкие посты известными тропами и оврагами. Наконец достигли дома Ольги. Обдумали план действий на завтрашний вечер: заманить офицера к дому на его же лошади. Но так как днем он давал прощальный обед, на котором должна была присутствовать и Ольга, немца решили, по возможности, подпоить, а обед растянуть до сумерек.

Перед рассветом я с разведчиком залез на чердак дома, подобрали щели для наблюдения за улицами, замаскировали себя на случай обыска. Утром Ольга ушла на работу, а в 7 часов вечера она должна вернуться с обер-лейтенантом на его подводе. Сидя день на чердаке в холоде, когда вокруг дома ходят с песнями колонны немцев, ездят полицейские на велосипедах, проезжают конные немцы, когда к дверям дома подходят незнакомые нам люди и стучатся в дверь, прямо скажу — ощущение весьма неприятное.

Ольга — немецкая переводчица, которую я встречал всего второй раз. „Можно ли на нее положиться, товарищ капитан?“ — спрашивает меня разведчик. „Можно“, — говорю, а сам думаю: кого она приведет к своему дому? Одного офицера или взвод немцев, чтобы поймать нас. С наступлением темноты мы спустились с чердака в квартиру. Заняли боевые места, подготовили веревки, тряпки, чтобы заткнуть рот немцу и ждали приезда „гостя“. В темноте показалась повозка, которая свернула к дому. Мимо окна мелькнула тучная фигура офицера в высокой фуражке с горбатым козырьком. Офицер с Ольгой зашли в дом. Несколько метров оставалось до комнаты, в которую он заходил раньше и где сидели мы сейчас. Он шел, освещая фонарем. И как только он перешагнул порог, мой нож сверкнул перед его глазами. Он попятился назад, хватаясь за пистолет, но, получив пинок в живот, был схвачен сзади за подбородок моим разведчиком и повален. На все остальное потребовалось полминуты времени, и он уже лежал, заваленный соломой, но в своей собственной повозке, которая через несколько минут на галопе вывезла его из города в партизанский лес. Через 15 км я вытащил тряпку из немецкого рта, и, когда фриц увидел перед собой партизан, он застонал, как раненый кабан.

Начало февраля 1944 года. Все внимание сосредоточено на поимке немецкого полковника — начальника строительства линии обороны северной части Пскова. В то время он проживал в деревне Гора Псковского района. Солидный офицер не мог не привлечь к себе нашего внимания. Хотя в то время нами были добыты все планы и схемы построенных немцами укреплений вокруг Пскова, но, тем не менее, захватить полковника живьем было для нас почетно. Настойчиво работала разведчица по изучению режима полковника, тщательно разрабатывалась операция захвата. Две попытки сорвались. Дом полковника охраняется часовыми. В деревне 6 пар патрулей и гарнизон немцев в 250 человек. Я направил семерку смельчаков в третий раз. Проводник — наш разведчик, хорошо знал подходы к дому полковника. В свое время строил тесовые перегородки в его доме, разделяя для удобства и комфорта псковскую избу на несколько комнат. По-видимому, здесь полковник собирался жить долго.

Ночью 12 февраля семь смельчаков достигли дома полковника и разместились в сарае на сеновале. Часовой ходил вокруг дома, патрули вдоль деревни. Группа просидела до утра, но осталась до следующей ночи. Утром 14 февраля полковник с адъютантом выехали на автомашине, а к вечеру возвратились обратно. Было решено войти в дом на рассвете следующего дня. В 7 час. утра, когда часовой ушел на другую сторону дома, двое из семи бойцов вошли в коридор, а затем и в дом. Увидев, что полковник схватился за пистолет, он был убит очередью из автомата у умывальника, а также его денщик при попытке оказать сопротивление. Часового уничтожили у стены дома. Обстреляв немецкий караул, группа скрылась в овраге. Немецкий гарнизон настолько растерялся, что только через несколько минут открыл беспорядочный огонь. Взять полковника живьем не удалось».

Представляют интерес послевоенные отзывы Никуличева о своих боевых товарищах-чекистах, с которыми ему довелось работать в тылу врага.

«Известный мне чекист-орденоносец — ст. лейтенант госбезопасности М.И. Клементьев, за время своего нахождения в тылу противника показал себя смелым, отважным командиром-чекистом. Под его руководством совершены десятки диверсий на жел. дорогах Псков — Луга и Псков — Гдов. Пущено под откос 6 вражеских эшелонов, подорвал несколько мостов. Бесстрашен, смел, выдержан в бою. Всегда радушное настроение. Но злости у него во время боя не меньше, чем песен в веселой компании. Я видел его в бою неоднократно. 22 марта 1944 года мелкие группы нашего батальона преследовались немцами всю ночь. Пройти немецкие засады мы не смогли. Я приказал отряду отойти назад, чтобы уйти от них. Недоставало патронов. Требовалась дополнительная разведка путем прохода. Отойдя лесом 2–3 км от места боя, отряд расположился на высокой горе. Усталые, полуголодные бойцы спали на снегу. Во второй половине дня, откуда ни возьмись, по южному склону нашей высоты передвигался отряд немецких лыжников. Часовой своевременно предупредил, но немцы, заметив его, развернулись и по команде своего офицера двинулись на высоту. Мы встретили их огнем. Завязалась короткая, но жаркая партизанская перестрелка, в ходе которой немцы потеряли 21 солдата и своего офицера. У нас был только один тяжело раненный. В бою смело дрался М.И. Клементьев и командир взвода Иван Кузьмин — Кузьмич, как мы его звали, любимец всех бойцов, один из самых смелых и храбрых командиров.

Чекистский орденоносец Ленинградского Управления старший лейтенант госбезопасности Григорий Наумович Романов, пробыв 8 месяцев в тылу противника, показал себя не только как хороший оперативник, но и как смелый боевой командир, с которым ни один боец никогда не отказывался пойти на любую операцию. Он со своим отрядом пережил не одну немецкую карательную экспедицию.

Чекист-орденоносец Ленинградского Управления майор госбезопасности М.Ф. Лаврентьев. В 1942 году я был с ним вместе в партизанском крае. Видел его в бою 3 июля у дер. Жилая Пустая Болотня. Руководимый им отряд провел успешный бой с немцами. С 12 сентября 1943 года по 1 марта 1944 года он руководил агентурно-оперативной работой в тылу противника, побывав в ряде районов оккупированной территории Ленобласти. Умело организовал руководство оперсоставом. Личным примером не раз показал образцы смелости при столкновениях с отрядами противника. 12 и 14 марта 1944 года мы с ним, на двух санных повозках, около дер. Вязки Середкинского района, внезапно попали на немецкий отряд лыжников численностью до 50 человек. У него и у меня были только наганы. Немцы первым выстрелом убили мою лошадь.

Я отстреливаясь, отходил к лесу по пояс в снегу. Немцы пытались настичь меня, но всегда верный в бою Лаврентьев опередил их, подобрав меня на свою лошадь. Так мы с ним вышли из неравного боя.

По совместной борьбе во вражеском тылу в составе батальона мне хорошо известны боевые дела чекиста Ленинградского Управления, после войны — сотрудника эстонского наркомата капитана госбезопасности Пушкарева. Организуя и проводя агентурную разведку сил и объектов противника, направляя диверсионные группы на вражеские коммуникации, Пушкарев добивался хороших результатов. За два месяца агентурной работы на участке Нарва — Кингисепп он получил ценнейшие сведения и схемы всех выстроенных немцами укреплений. Десятки агентов немецкого ГФП и предателей нашей Родины пойманы и уничтожены партизаном-чекистом.

Большинство боевых операций, проведенных лично мною и оперативным составом нашей разведывательной группы, были успешными. Необходимо отметить, что в задачу чекистов, работающих в тылу врага, входила организация боевых операций не путем открытого боя, а через агентуру или мелкие диверсионные группы. Вполне понятно, что это гораздо сложнее, чем организовать партизанскую засаду в овраге или перелеске, или, имея преимущество, сделать налет на вражеский гарнизон и силой внезапного огня подавить его. Поэтому некоторые операции вследствие агентурной недоработки закончились провалом. Приведу одну из них, как наиболее характерную в этом отношении, когда вражеская разведка своими контрмерами не только сорвала наши мероприятия, но и сумела захватить в свои лапы молодого чекиста, проводившего операцию. Было это 10 февраля 1944 года.

Молодой, смелый чекист — старший лейтенант госбезопасности Николай Пушкарев с группой бойцов-разведчиков базировался около деревни в трех километрах от Заварово, где стоял гарнизон противника, состоявший из эстонцев до 60 чел. под командованием обер-лейтенанта. Уборщица казарм, с которой поддерживал связь Пушкарев, регулярно информировала его о положении в эстонском гарнизоне.

Все шло как будто бы хорошо. Пушкарев давал ей различные задания, в том числе по выявлению настроений в гарнизоне, на предмет перехода его на нашу сторону. Она их выполняла. Утром 10 февраля к домику, где Пушкарев жил с бойцами, подъехали сани, где были его знакомая и фельдфебель — эстонец из этого гарнизона. Фельдфебель отрекомендовался, сказав, что его направил начальник переговорить с командирам партизан об условиях сдачи гарнизона и перехода на нашу сторону. Интересное дело, подоспевшее как раз вовремя, разгорячило молодого чекиста. Об условиях сдачи гарнизона была достигнута полная договоренность. Перед объездом фельдфебель как бы вскользь заметил, что его начальник выразил желание видеть партизанского командира у себя и обо всем подробно переговорить. Пушкарев поехать отказался, но тогда вступилась влиятельная знакомая Пушкарева, которая заявила: „Что же, Коля, трусишь? Мне не веришь? К вам приезжать не боятся, а ты?“ Ударив тем самым по самолюбию смельчака, она привела его в ярость. Он взял с собой бойца-автоматчика и на санях фельдфебеля выехал в эстонский гарнизон. Оттуда он не вернулся. Немецкая разведчица сделала свое дело. Через несколько часов гарнизон был заменен другим».

Разбирательство, проведенное в связи с провалом операции и гибелью Пушкарева, показало, что уборщица казарм была привлечена им к сотрудничеству без достаточной проверки и без учета того, что в дислоцировавшемся в деревне Заварово гарнизоне она пользовалась полным доверием, что само по себе должно было насторожить Пушкарева. Кроме того, желая как можно быстрее решить задачу по разложению гарнизона, он не закрепил ее вербовки выполнением полновесных заданий, что должно было привести к появлению в ее поведении признаков, указывающих на связь с немецкой контрразведкой. Кроме того, Пушкарев пренебрег предостережениями оперработника Евсеева, присутствовавшего при переговорах, который отклонил предложение фельдфебеля о поездке в гарнизон и потребовал, чтобы его начальник сам прибыл в расположение отряда. Возможно, при принятии решения Пушкарев посчитал себя более опытным, чем Евсеев, который присоединился к опергруппе 4 ноября 1943 г., после того, как с разведывательно-диверсионной группой «Балтийцы» из трех человек во главе с командиром Блиновым А.Н., при радистке Ветровой К.С. десантировался в Полновском районе.

Евсееву же и пришлось принимать меры к поиску Пушкарева. С этой целью он на следующий день, 11 февраля 1944 г., послал в гарнизон надежного агента — женщину, которая обратно также не вернулась.

Позже было установлено, что Пушкарев и сопровождавший его боец Тихонов по прибытии в расположение Заваровского гарнизона были арестованы и сопровождены в Псковскую тюрьму, где подвергались немцами обстоятельному допросу. Их дальнейшая судьба осталась неизвестной.

Посланная Евсеевым агент также была арестована, но ее удалось спасти. Засада, предусмотрительно выставленная опергруппой на дороге от Заваровского гарнизона, в ночь на 17 февраля 1944 г. обнаружила ее следовавшей под конвоем в Псков. Группа уничтожила немецкий конвой, и она, избитая и изможденная, была доставлена на опербазу.

Несмотря на некоторые ошибки и упущения, личный состав оперативной базы успешно справился с поставленными задачами и, действуя в Псковском районе, внес значительный вклад в изгнание немцев с территории Ленинградской области.

После соединения с наступающими войсками Ленинградского фронта оперативные работники вернулись в Ленинград, получили назначения и приступили к работе в Ленинградском управлении, а М.И. Клементьеву предстояло пройти подготовку и в июле 1944 года возглавить 4-ю оперативную базу в Латвии, в районе озера Лубану.

2-я оперативная база

К 1943 году оккупированные немцами Кингисеппский и Ораниенбаумский районы Ленинградской области являлись для противника исключительно важными в стратегическом плане зонами, которые связывали по железной дороге Нарва — Гатчина и по побережью Финского залива тылы немецкой армии с фронтом. Немецкие морские базы, расположенные по берегу Финского залива, также приобретали существенное значение для удержания приобретенного плацдарма. Задачей 2-й оперативной базы было путем проведения диверсий выводить из строя коммуникации противника, что дестабилизировало бы ситуацию в немецком тылу и облегчило бы проведение наступательных операций наших войск. Кроме этого, для командования КБФ было необходимо своевременное поступление информации о перемещениях немецких войск в районе побережья Финского залива — для планирования боевых действий. С этой целью 3 сентября 1943 г. в район Кингисеппа была выброшена радиофицированная группа, состоявшая из двух человек: командира Н.И. Савельева и радиста И.Е. Кондюкова.

К этому времени Савельев уже был опытным, проверенным в боевых делах разведчиком. С января 1942 года до последней заброски он четыре раза побывал в тылу противника, успешно справлялся с заданиями, сохраняя при этом жизни вверенных ему бойцов. В самых сложных ситуациях он проявлял трезвый расчет; решительность, высокие волевые качества. Немаловажным обстоятельством было и то, что до войны он работал в Кингисеппском и Ораниенбаумском районах, прекрасно ориентировался на местности, имел широкие знакомства среди местных жителей.

Савельеву, не являвшемуся оперативным работником, предстояло заняться восстановлением связи с ранее имевшимися там агентами, организовать их рациональное использование. Более чем вероятно, что их вообще могло не оказаться в местах предыдущего проживания. Тогда ему предстоял поиск людей, которые из патриотических чувств согласились бы выполнять задания советской разведки. Задания-то были не простые. Речь шла о внедрении в административно-хозяйственные органы противника. Кроме этого, надо было создать разведывательные группы из местных жителей, военнопленных и так называемых добровольцев РОА, а также принять меры к выявлению и ликвидации пособников, предателей и агентов немецких спецслужб.

После проведения первоочередных мероприятий по сокрытию следов десантирования и организации баз укрытия Савельев и радист приступили к выполнению поставленных перед ними задач. Начали, как и положено, с вербовки агентуры. Можно только удивляться, как Савельеву за два месяца удалось завербовать 28 агентов из числа местных жителей и получить от них разведывательные сведения разной степени важности. Наиболее ценная информация по рации передавалась в 4-й отдел.

Когда из-за принудительной отправки в Германию началось массовое бегство жителей района в леса, Савельев в октябре 1943 года создал отряд численностью в 100 человек. Кроме того, ему удалось склонить к побегу из Котельского лагеря 27 советских военнопленных. Из их числа он выбрал четырех командиров и с их участием сформировал четыре разведывательно-диверсионные группы, которые приступили к практической работе.

3 ноября 1943 г. 4-м отделом в расположение базы была выброшена группа в составе сотрудника Управления В.П. Павлова, специалиста по взрывному делу, и радиста В.К. Баранова. С ними был также радист разведывательного отдела КБФ Е.М. Егоров.

Общее руководство всем личным составом осуществлял Савельев. На базе отряда он создал разведывательно-диверсионные группы с таким расчетом, чтобы каждая из них имела привязку к конкретному объекту и конкретным участкам коммуникаций.

Важная роль в обучении командиров разведывательно-диверсионных групп подрывному делу отводилась Павлову, который организовал краткосрочные курсы по их подготовке. Одна из таких групп вскоре была испытана в деле. В результате нападения на немецкие легковые автомашины на Кингисеппском шоссе бойцы захватили ценные разведывательные документы и оружие уничтоженных офицеров.

Савельев проводил также разведывательную работу, добывая информацию о немецких военно-морских базах на побережье Финского залива. Эти данные представляли значительный интерес для разведотдела КБФ, и их радист трудился с полной нагрузкой.

Деятельность отряда становилась все более заметной для местных жителей. В этом отношении особо значимыми и показательными стали события, связанные с уничтожением начальника политической полиции Попова и захватом начальника административного управления Котельского района Баранова со всеми планами немецких властей в отношении местного населения. Эта операция была воспринята населением положительно, тем более что он своими злодеяниями стал ненавистен всем. В спецсообщении Управления в Ленинградский обком говорилось, что Баранов, в прошлом кулак, «олицетворяет не только административную власть в волости, но и является фактическим руководителем оперирующего в Котельской волости, карательного отряда численностью в 40–45 человек. Отряд неоднократно выезжал в деревни для поимки партизан, выявления советского актива, а также и для грабежа населения. Так, например, прибыв в декабре м-це (1942 года) в дер. Рятель, карательный отряд Баранова выгнал все население на мороз и потребовал от него назвать фамилии и местонахождение партизан. Несмотря на это, никто из жителей дер. Рятель не назвал ни одной фамилии партизан, хотя Баранов продержал их около 4 часов па морозе. Убедившись в том, что никто из жителей не намерен выдать партизан, Баранов приказал карателям избить население нагайками, что и было сделано.

В другой раз каратели Баранова явились в деревню и объявили, что желающие получить хлеба должны явиться в волостное управление. Прибывшим к назначенному времени жителям БАРАНОВ приказал отправиться на работу по очистке дорог от снега. Хлеба, конечно, никто не получил».

С учетом значимости Кингисеппского района и побережья Финского залива в оперативных планах командования Ленинградского фронта и Краснознаменного Балтийского флота 4-й отдел Управления продолжал укреплять оперативную группу. Для этого 10 ноября 1944 г. в район ее расположения были десантированы два оперработника 4-го отдела — А.К. Смирнов, который возглавил базу, и А.Ф. Кукин. С их прибытием завершилось формирование базы.

Согласно распределению обязанностей заместителями Смирнова стали: по разведке — Савельев, по диверсионной работе — Павлов, который продолжал обучать бойцов взрывному и минерному делу. Кукин проводил проверочную работу по личному составу базы и работал с агентурой из местных жителей. Такая, на первый взгляд простая схема организации работы позволила добиться положительных результатов по всем направлениям деятельности базы. За непродолжительное время ее сотрудники завербовали 76 агентов из числа местных жителей и служащих немецких гражданских органов управления. С их помощью, а также проводя разведку, удалось изучить оборону противника по берегу Финского залива, получить данные о местах концентрации живой силы, об артиллерийских батареях, других огневых точках, об оборонных сооружениях. Были выявлены штабы немецких воинских частей, подготовленная немцами линия обороны по рекам Нарва и Нарова, взята под постоянное наблюдение железная дорога Нарва — Ленинград.

С использованием агентуры на побережье Финского залива были созданы пункты физической связи с разведотделом КБФ и 4-м отделом Управления. 1 декабря 1943 г. одна из групп Савельева в ходе операции захватила немецкого офицера и переводчика Ручьевской комендатуры Матвеева. Их доставили в один из таких пунктов на побережье Финского залива и на катере, вызванном по рации, отправили в Ленинград.

Агентурным путем были выявлены 132 предателя, и девять из них по приговорам, вынесенным с участием местных жителей, уничтожены.

Используя проводившуюся немцами эвакуацию финской части населения в Финляндию, сотрудники опергруппы в октябре — декабре 1943 года внедрили в их среду 22 агента, через которых контролировали планы немецкого командования по срокам и категориям перемещения.

О достаточно высокой эффективности диверсионной работы базы свидетельствуют мероприятия, проведенные на железной дороге между Котлами и Веймарном в заключительный период ее деятельности:

— 2 декабря 1943 г. в районе деревни Керстово спущен под откос паровоз, следовавший без вагонов;

— 4 декабря 1943 г. на железной дороге у деревни Ранолово взорван паровоз с двумя вагонами;

— 20 декабря 1943 г. подорван воинский эшелон, в результате чего были выведены из строя паровоз и 19 вагонов;

— 2 января 1944 г. взорвано железнодорожное полотно и уничтожены паровоз и несколько вагонов с живой силой и техникой противника;

— 10 января 1944 г. подорван поезд, спущены под откос паровоз и 6 платформ.

Немецкое тыловое командование бросило для подавления базы карательный отряд в 300 человек. Из 4-го отдела поступило указание: «Активных действий не вести. Работать только для сохранения базы и разведки».

Последним заключительным аккордом, подведшим итог славной деятельности базы, явилось выполнение задания о скрытной проводке батальона 48-й отдельной морской бригады к Усть-Луге. Внезапный удар моряков с тыла ускорил освобождение Кингисеппского района, и с ним закончилась в середине февраля деятельность оперативной базы.

3-я оперативная база

Началом создания 3-й оперативной базы 4-го отдела явилось десантирование в Солецком районе в ночь на 14 сентября 1943 г. с самолета «Дуглас» радиофицированной разведывательно-диверсионной группы «Расплата» в составе 9 человек: командир — старший лейтенант ГБ Л.E. Щербаков, заместитель командира Д.К. Вальков, радист В.З. Маров, бойцы А.Д. Жуков, И.Е. Смирнов, С.Б. Ивановский, А.А. Малышев, Т.Г. Григорьев, С.Д. Дорожкин.

При выброске из самолета разбился заместитель командира группы, оперативный работник Вальков, у которого не раскрылся парашют. Во время приземления сломал ногу боец Ивановский и по этой причине до конца пребывания в немецком тылу активного участия в работе не принимал.

Перед группой были поставлены две основные задачи: уничтожение изменника Родины Власова и его ближайшего окружения, руководящих лиц в созданных немцами антисоветских формированиях «Русский национальный комитет» и «Русская освободительная армия», а также проведение активной разведывательной и диверсионной работы.

При решении первой задачи руководитель оперативной группы Щербаков, не имея данных из 4-го отдела о прибытии Власова и других изменников Родины в район Новгорода — Порхова — Пскова, ориентировался на информацию, полученную от агентуры, а также на сведения, почерпнутые путем опроса местных жителей. Исходя из этого, становится очевидным, что выполнение основного задания было сопряжено со многими случайными обстоятельствами и, по существу, трудно реализуемо. Действительно, Власов и другие изменники Родины, перешедшие на службу к немцам и возглавившие антисоветские формирования РНК и РОА, в мае, июне и июле 1943 года в пропагандистских целях посетили Псков, Порхов, Лугу, Красногвардейск и Волосово. В Пскове 22 июня специально для Власова был организован парад частей РОА, в связи с чем немецкая контрразведка вывела на улицы города весь свой агентурно-осведомительный аппарат для предотвращения возможных антивласовских проявлений.

Однако ничего не произошло. Благоприятная ситуация была упущена.

Надежды 4-го отдела на новый приезд Власова не оправдались. Данных о его возможных визитах Щербаков также не получил, о чем он 29 октября 1943 г. радировал в 4-й отдел. Согласно поступившему указанию он должен был сосредоточить усилия на разведывательной и диверсионной работе, а также принять меры к разложению подразделений РОА.

Что касается разведки немецких объектов и проведения диверсий на них, то Щербаков имел в своем распоряжении неплохих исполнителей — бойцы его группы прошли разностороннюю подготовку в спецшколе. О хорошем уровне их подготовленности свидетельствовали уже первые выходы на немецкие коммуникации. Так, в ночь на 19 октября 1943 г. было совершено две диверсии:

— подорван эшелон на участке железной дороги Морино — Дно, в результате были разбиты паровоз, 9 вагонов с находившимися в них немецкими солдатами (более 400 человек), один вагон с 50 офицерами, 20 платформ с 30 автомашинами. Железнодорожное движение было остановлено на 36 часов;

— подорван эшелон на участке железной дороги Сольцы — Дно, были разбиты паровоз, 19 вагонов с солдатами, 3 вагона с офицерами, 16 платформ с танками и автомашинами, 9 платформ со строительными материалами.

20 октября 4-й отдел направил Щербакову поздравительную радиограмму в связи с успешным началом боевых действий. Группа, воодушевленная высокой оценкой ее деятельности, продолжала наносить удары по врагу. 25 октября, выполняя задание 4-го отдела по захвату «языка», бойцы подорвали на шоссе немецкую легковую автомашину, в результате чего был убит комендант Уторгошской комендатуры, имевший звание майора. Через день, 26 октября на участке железнодорожной линии Сольцы — Дно был подорван эшелон противника, разбито 9 вагонов с живой силой, движение по железной дороге приостановлено на 25 часов.

Группа Щербакова действовала вблизи расположения 5-й партизанской бригады, поэтому диверсии, совершенные ею, становились известны опергруппе Авдзейко, которая, в свою очередь, информировала о них 4-й отдел Управления. Между Щербаковым и Авдзейко установилось тесное взаимодействие, которое помогло командиру группы в формировании агентурного аппарата. За короткий срок были приобретены 50 агентов из разных контингентов (местных жителей, служащих немецких учреждений, военнопленных, власовцев), что позволило организовать работу по основным направлениям оперативной деятельности. Одним из них являлась работа по разложению подразделений РОА, что было определено 4-м отделом в качестве второй задачи группы. Вскоре наметились первые положительные результаты.

Уже 28 сентября 1943 г. к нашим разведчикам перешли с оружием 26 солдат РОА, которые изъявили желание бороться против немцев. 14 октября Щербаков радировал в центр, что к ним прибыли еще 30 власовцев. Новоприбывшие бойцы проверялись на острых мероприятиях диверсионного характера. Вскоре численность отряда возросла до 90 человек. Пополнение шло за счет обычных для того времени групп: солдат РОА, военнопленных и местного населения. Боевой дух был высоким, но ощущалась острая нехватка вооружения — только 45 бойцов имели оружие. Выручил Авдзейко.

Большой приток людей в отряд, тем более относящихся к очень сложному контингенту, требовал постоянного и тщательного отбора среди пополнения, а также повседневного агентурного контроля, чтобы выявить возможных агентов немецкой контрразведки. Между тем оперативный работник в отряде был только один — сам Щербаков, у которого хватало и других забот. Поэтому 5 ноября к нему по указанию руководства 4-го отдела, из оперативной группы Кадачигова были направлены оперработник И.С. Пуховиков — для организации контрразведывательной работы и радист Лундовский.

С прибытием чекистского пополнения завершилось создание оперативной базы, и зона ее действий распространилась на Солецкий, Дновский, Шимский, Волотовский районы.

К середине декабря 1943 года в составе базы находились уже 216 человек, в том числе 102 бойца из числа военнопленных, бежавших из немецких лагерей, 64 перебежчика из РОА и 40 местных жителей. В связи с перегруженностью базы личным составом 120 человек из поступившего пополнения после проверки были переданы в 5-ю партизанскую бригаду.

В связи с численным увеличением агентурного аппарата и необходимостью улучшения его управляемости были созданы две резидентуры. В одну из них, где резидентом был «Милан», свели агентов, которые использовались в сборе разведывательных данных о перевозках военных грузов по железнодорожной линии Дно — Сольцы. Во второй резидентуре состояли агенты, контролировавшие военные перевозки по железной дороге Дно — Старая Русса, что позволило значительно увеличить поступление разведывательной информации. Обе резидентуры также самостоятельно проводили диверсии. Так, агенты «Милана» уничтожили 4 моста на линии Волот — Сольцы, а агенты второй резидентуры вырезали 1 километр телефонно-телеграфного кабеля, связывающего немецкий штаб, расположенный в городе Сольцы, с фронтом в Старой Руссе, произвели взрыв в диспетчерской железнодорожной станции Морино.

В целом за время существования оперативной базы (с сентября 1943-го по февраль 1944 года) совершено 26 диверсий на железных дорогах, в результате которых разбиты и уничтожены 16 паровозов, 154 вагона и платформы с живой силой и техникой, взорвано 5 мостов, подорвано 244 метра железнодорожного полотна, срезано более 1,5 километра телефонно-телеграфной связи, уничтожено 4 автомашины, взорвана диспетчерская на станции Морино, сожжено более 200 тонн сена, заготовленного немцами для отправки в Германию. Были приведены в исполнение приговоры в отношении 59 предателей. Найден, отремонтирован и отправлен в советский тыл самолет, совершивший вынужденную посадку. После освобождения района частями Красной Армии в соответствии с приказом от 27 февраля 1944 г. база была расформирована. При этом воинским частям передано 123 человека личного состава, 6 ручных пулеметов, 1 миномет, 109 автоматов и винтовок, 6 пистолетов, 20 тысяч патронов, 8 лошадей, 850 кг продовольствия. Кроме того, в сельские советы Солецкого района переданы 30 лошадей с упряжью, 3474 килограмма ржаной муки, ячменя и ржи (все передавалось по акту).

Опергруппа с 46 бойцами возвратилась в Ленинград. Командир базы Щербаков в июле 1944 года был направлен к месту дислоцирования 4-й оперативной базы — в район озера Лубану, в Латвию.

Эстонский провал

Высокие результаты деятельности оперативных баз 4-го отдела на территории Ленинградской области достигались за счет глубокого знания оперативной обстановки, которое постоянно дополнялось новой информацией. Она включала в себе такие на первый взгляд не имеющие существенного значения факторы, как время года, погодные условия, территория предполагаемых действий, растительность, железные и шоссейные дороги, используемые средства связи, плотность населенных пунктов, национальная принадлежность проживающих там жителей и особенности их характера, восприятие ими оккупационного режима. Важным элементом оперативной обстановки было наличие разведывательных и контрразведывательных органов противника и их формирований, таких, как карательные и антипартизанские отряды, агентурные группы, резидентуры, их расстановка, используемые ими формы и методы работы. Имело значение наличие административных органов власти, а также концентрационных и гражданских лагерей, лагерей для советских военнопленных. Учитывались также и действующие на рассматриваемой территории силы сопротивления немцам. Иными словами, чем полнее знание оперативной обстановки, тем вероятнее, что будут приняты правильные решения еще на стадии организации оперативной базы.

И наоборот, упрощенное восприятие оперативной обстановки, тем более базирующееся на односторонних источниках информации, таких, как бежавшие из плена военнослужащие, перебежчики или сдавшиеся в плен немецкие солдаты и офицеры, никак не способствует созданию надежной основы для развертывания полноценной оперативной базы. Именно под этим углом зрения следует рассматривать нижеследующий документ.

Докладная записка начальника 4-го отдела П.П. Макарова руководству УНКВД ЛО. 29 августа 1943 года

«О положении и наличии немецких военных объектов в оккупированных Прибалтийских Республиках.

ЛАТВИЯ

Вскоре после оккупации Латвийской С.С.Р вся исполнительная власть была передана немцами бывшему генералу латвийской национальной армии Данкерс, который именуется теперь рейхсминистром и подчиняется непосредственно Альфреду Розенбергу.

В каждом латвийском городе созданы органы местного самоуправления, так называемые городские управы, руководимые городской головой (в большинстве случаев из латышей) и контролируемые немецкими комендатурами. Городские управы занимаются сбором налогов, распределением карточек на продовольственные и пром. товарные изделия, ведают всеми другими техническими и хозяйственными вопросами.

В Латвии, помимо соответствующих немецких органов, существует местная (латышская) полиция, отделения которой имеются в каждом крупном населенном пункте и состоят чаще всего из 10–15 человек, включая одного руководителя (начальника) отделения. Латвийские полицейские контролируют частную торговлю, вылавливают спекулянтов, проводят при необходимости проверку документов у гражданского населения и выполняют отдельные указания немецких комендантов.

Повсеместно в Латвии созданы и постоянно функционируют „рабочие бюро“, ведающие распределением свободной рабочей силы. Без ведома этих бюро наем рабочих и служащих кем бы то ни было строго запрещен. Все работающие на предприятиях обязаны иметь на руках рабочие книжки.

На всей латвийской территории распоряжением немецких оккупационных властей снова узаконен, как основной документ, — латышский национальный паспорт, наличие которого обязательно для всего гражданского населения без исключения. На обложке паспорта ставится прямоугольный штамп рабочего бюро с указанием номера личной карточки и даты регистрации.

Для военнообязанных латышей, помимо паспорта, имеются еще военные билеты, а у солдат латышских батальонов — солдатская книжка на латышском и немецком языках.

По сообщениям военнопленных, в марте мес. текущего года в Латвии, Литве и Эстонии должна была быть проведена всеобщая перепись гражданского населения в целях мобилизации в германскую армию и на работы в Германию. В связи с этим, оккупационные власти заранее объявили, что будет создан латышский легион, куда должны быть зачислены все мужчины в возрасте от 17-ти до 45-ти лет, а непригодные к военной службе будут отправлены вглубь Германии для работы на промышленных предприятиях. Отправке в Германию якобы подлежат и все бездетные незамужние женщины от 17-ти до 55-ти лет. Вследствие этих мероприятий ряд латышских учреждений и предприятий намечены к ликвидации, а в сельском хозяйстве значительное число латышей заменяются пленными красноармейцами.

Из показаний немецких военнопленных видно, что за последнее время административный режим для гражданского населения в Латвии и Эстонии несколько смягчен. Так, например, в большинстве населенных пунктов, в том числе и в крупных городах — хождение разрешается круглые сутки. Допускается свободное передвижение гражданских лиц по железным и шоссейным дорогам. Только для проезда в междугородных автобусах требуется специальное разрешение властей (данные требуют проверки).

Снабжение гражданского населения в Латвии основными продуктами питания и промышленными изделиями нормировано и товары отпускаются только по карточкам. В Риге функционирует рынок, но доставляемое крестьянами в ограниченном количестве продовольствие на деньги ими не продается, а обменивается на различные промтовары, на табак, водку, соль, несмотря на то, что всякого рода сделки по натуральному обмену усиленно преследуются властями. В городе открыты также кафе, чайные и столовые. Обед, состоящий из постного супа и отварного картофеля, без жиров, — отпускается без карточек и стоит 1 марка 20 пфеннигов.

В городе Рига система административного контроля по сравнению с другими районами и пунктами более строга. Движение по городским улицам разрешено с рассвета до 23-х часов; причем город круглосуточно патрулируется полицией, полевой жандармерией и нарядами немецких солдат. Городской охране весьма часто приходится улаживать многочисленные инциденты и ликвидировать драки между немецкими и испанскими солдатами, между военными и гражданскими лицами.

Все основные учреждения оккупационных властей и местных органов самоуправления расположены в центральной части Риги, на ул. А. Гитлера (ул. Свободы). В здании, где до войны размещалась рижская милиция, сейчас находится полицейпрезидиум, а рядом с ним — управление военного коменданта Риги.

В Риге постоянно проживает командующий германскими военно-воздушными силами Северного и Центрального участков фронта, фельдмаршал фон-Келлер. Он ведет свободный образ жизни, часто бывает на концертах и в театрах, разъезжает по городу в автомобиле марки „Мерседес-Бенц“.

В Риге имеется по меньшей мере восемь госпиталей для раненых и больных военнослужащих германской армии. Госпиталь № 608, рассчитанный на 1,5–2 тысячи коек, расположен на восточной окраине города у конечного пункта трамваев №№ 2 и 12. Госпиталь № 308 для легко раненных на 500 человек размещается на Турмштрассе рядом с башней бывшей рижской крепости. Рядом в новом 3-х этажном здании из красного кирпича располагается другой госпиталь на 1.500 человек. На главной рижской улице, переименованной сейчас в улицу А. Гитлера, в доме, где ранее была женская медицинская школа, находится немецкий лазарет на 1.000 человек. В разных частях Риги имеется еще несколько военных госпиталей, в том числе лазарет для обслуживания так называемого прибалтийского „добровольческого“ легиона.

Латыши, зачисленные в состав этого легиона, носят германскую военную форму с отличительными знаками „СС“ на мундирах. Значки на пилотках у легионеров отличаются от значков кадровых германских солдат.

На главном вокзале в Риге имеются отдельные залы и самостоятельные выходы на перрон для военных и гражданских пассажиров. При выходе на платформу производится проверка документов у военнослужащих. Каждый солдат, выписанный по выздоровлении из госпиталя и возвращающийся на фронт, должен обязательно иметь при себе солдатскую книжку и приказ на марш. Приказ на марш служит одновременно проездным билетом. При посадке в вагон документы снова проверяются, но никаких отметок на них не делается. В поездах, отправляющихся из Риги в Валгавском направлении для военнослужащих отведены специальные вагоны.

ЭСТОНИЯ

Административный режим в Эстонии, налоговая политика, система снабжения гражданского населения и все прочие отрасли внутреннего устройства организуются оккупационными и местными властями по совершенно аналогичному с Латвией принципу.

Передвижение по шоссейным и проселочным дорогам в районе г. Пярну вполне свободное без всяких пропусков. Патрулей на дорогах и военных гарнизонов в мелких населенных пунктах не наблюдается. Между городами Пярну и Валга поддерживается регулярное железнодорожное движение по узкоколейке. В вагонах, обслуживаемых исключительно эстонцами, следуют совместно без всякого разделения военные и гражданские лица. Документы у гражданского населения в поездах и на вокзале в Пярну почти никогда не проверяются.

Однако город непрерывно патрулируется немецкими солдатами, которые, как правило, проверяют документы только у военнослужащих. Передвижение по городу для гражданского населения временем суток не ограничено. Среди жителей Пярну преобладают старики, женщины и дети, молодые мужчины встречаются значительно реже.

На вокзале г. Тарту имеется специальная железнодорожная охрана и военные патрули. У всех прибывающих в город документы проверяются, однако система контроля не отличается четкостью и может быть легко обойдена. Поддержание порядка в городе и регулирование уличного движения возложено на эстонскую полицию. После наступления сумерек город тщательно затемняется, но движение по улицам для гражданского населения не ограничивается.

Тартуский университет частично функционирует, обучение студентов ведется на немецком и эстонском языках. Верхний этаж университетского здания отведен под военный госпиталь.

В г. Пярну функционирует только одна текстильная фабрика. В порту замечается большое оживление и передвижение многочисленных мелких рыболовецких судов (парусных и моторных). Действуют два кинотеатра, один театральный зал, все магазины открыты, но товары, за исключением писчебумажных принадлежностей, строго нормированы.

В Тарту постоянно располагается лишь малочисленный немецкий гарнизон. Регулярные воинские части в городе отсутствуют.

В селе Эльва, в 35-ти клм. от гор. Тарту, по железной дороге на Валга, в 600 метрах от железнодорожного полотна, в здании бывшей школы, размещаются одномесячные курсы по усовершенствованию военных радистов 16-ой германской армии.

По показаниям допрошенных нами военнопленных, все курсанты-радисты по существу только отдыхают и радиотехникой почти не занимаются.

Близ того же поселка Эльва по обеим сторонам линии железной дороги на Тарту, располагаются дома отдыха для немецких военнослужащих. В каждом из небольших домов помещается по 50–60 человек германских солдат, которые остаются там в течение месяца. Охрана домов отдыха отсутствует.

В гор. Петсери (Эстония) и его окрестностях сконцентрированы многочисленные лазареты 16-ой германской армии. Тяжело больные и раненые содержатся в 2-х этажном каменном особняке бывшей средней школы. Все остальные раненые размещаются в семи бараках, находящихся на северо-восточной окраине города, в 200 метрах от шоссейной дороги. Бараки никем не огорожены и не охраняются. В каждом из бараков лежит по 70–80 человек больных.

На юго-восточной окраине города Валга в 300 метрах справа от железнодорожного пути Валга — Рига, в поле расположен большой немецкий склад горючего, огороженный колючей проволокой и охраняемый военными постами. На складе имеется до 50-ти штабелей железных 200-литровых бочек с жидким топливом. В каждом штабеле от 100 до 150 бочек. Интервалы между штабелями 50–100 метров. От станции Валга к складу проложена железнодорожная ветка. У самого склада на двух платформах установлено два зенитных 200 мм. орудия.

В г. Пярну расположен довольно значительный германский гарнизон. Начальникам гарнизона и комендантом города является генерал МОРИЦ. Военная комендатура помещается в двухэтажной вилле рядом с городским парком. На фасаде виллы имеется вывеска.

На Вальмарштрассе (близ парка) дислоцируется немецкая саперная школа, в которой обучается до 200 человек курсантов.

Приблизительно в полукилометре от северо-западной стороны Пярну на берегу реки того же названия располагается санаторий для немецких солдат армии генерала Буш. Санаторий занимает шесть корпусов, где одновременно отдыхает и лечится 500 человек. Корпус № 1 отведен для офицеров, остальные пять корпусов для унтер-офицеров и рядовых. Продолжительность пребывания в санатории один месяц. Каждый солдат, направляемый в этот санаторий дивизионными врачами, имеет при себе медицинское свидетельство, приказ на марш, солдатскую книжку и аттестат на денежное и продовольственное довольствие. Кроме того, у каждого должно быть присвоенное ему личное оружие с патронами и противогаз.

В различных пунктах Пярну размещаются части Прибалтийского „добровольческого“ легиона. Легионеры — латыши, эстонцы и литовцы проходят военное обучение и занимаются за городской чертой группами по 30–50 человек. Все они экипированы в немецкую форму и расквартированы в домах, принадлежащих частным лицам.

В Пярну наблюдается присутствие небольшого количества „добровольцев“ из числа лиц украинской национальности, также обмундированных по немецкому образцу, но с красными петлицами на гимнастерках. Солдат в эстонской военной форме, не считая нескольких музыкантов местной капеллы, не замечается вовсе.

В соответствии с утвержденным руководством Управления НКГБ по Ленинградской Области планом агентурно-оперативной работы на территории Прибалтики, — нами проводятся следующие мероприятия:

а) для создания двух резидентур в Таллине — подготовлены 8 квалифицированных агентов— „Рейн“, „Метус“, „Юге“, „Сильви“, „Мери“, „Выйт“, „Вейки“ и „Тамара“. Всей этой агентуре поручается проникновение в ново-эмигрантские круги и немецкие разведывательные школы, а также восстановление связи с ранее переброшенной в Эстонию агентурой;

б) заканчивается подготовка и обучение агента „Рудольф“, намечаемого к использованию в качестве резидента в гор. Нарва;

в) завершена подготовка агента „Юрьес“, направляемого в немецкий тыл, с целью внедрения в контр-разведывательные органы противника;

г) подготовлены агенты „Якорь“ и „Якобс“ для легализации в Риге и внедрения в немецкие разведывательные школы в Вецаки и Стренчи;

д) полностью подготовлены две диверсионно-разведывательные группы „Балтийцы“ и „Соколы“ по 6 человек каждая, направляемые для проведения в Эстонии активных мероприятий по разрушению немецких коммуникаций и сбору разведывательных сведений в районе треугольника Таллин — Раквере — Тарту.

Вся уже подготовленная агентура будет переброшена в немецкий тыл в ближайшее время.

Одновременно нами регулярно ведется опрос немецких военнопленных и принимаются меры к выявлению и вербовке новых агентурных кадров, годных для работы в Прибалтике».

Из приведенного документа видно, что готовился он под создание двух баз: сначала в Эстонии, а затем в Латвии. И сразу возникает два вопроса: насколько полно раскрыта оперативная обстановка в зоне предполагаемого действия базы в Эстонии и какими источниками при этом пользовался составитель документа?

Из материалов по разведывательно-диверсионным группам видно, что 4-й отдел приступил к проработке эстонского варианта еще в марте 1943 года.

Так, 18 марта в Эстонию были заброшены две группы. Первая, «Лесники», состояла из трех человек, десантировалась в уезде Виру-Маа, у деревни Тусно. Находившийся в ее составе эстонец Сай перешел на сторону немцев. Другой участник группы, Морозов, попал в плен, его дальнейшая судьба осталась неизвестна. Только третьему участнику, В.Е. Соловьеву удалось вернуться в наш тыл. Через месяц он был заброшен уже в Латвию, где пропал без вести.

Вторая группа, «Валга», состояла из пяти человек и была выброшена вблизи города Валга. После приземления на связь она не вышла, и судьба ее осталась неизвестной.

Безрезультатной оказалась и заброска в сентябре 1943 года еще двух групп. Радистами в них были эстонцы. В первой, заброшенной 6 сентября поблизости от деревни Мустая, им был И.Л. Халль. Во второй, десантировавшейся 12 сентября вблизи деревни Патика, — П.А. Исметс. Ни та, ни другая группа после приземления на связь не вышла.

Как видим, заброска групп не способствовала выяснению реальной ситуации в Эстонии. Из агентов-маршрутников в рассматриваемый период на эстонскую территорию Управлением никто не выводился.

Так что почти наверняка можно утверждать, что 4-й отдел не располагал перепроверенной информацией о реальной обстановке в Эстонии и докладную записку готовил на основании данных, полученных только путем опросов немецких военнопленных. Тем не менее был составлен план агентурно-оперативных мероприятий, утвержденный на высоком уровне — руководством Управления, что повышало ответственность за их реализацию.

Речь в записке идет об очень серьезных делах — о создании двух резидентур в Таллине, для чего, как утверждалось в документе, подготовлены 8 квалифицированных агентов — «Рейн», «Метус», «Юге», «Сильви», «Мери», «Выйт», «Вейки» и «Тамара». Как видно из документа, перед ними ставятся исключительно важные задачи — проникновение в новоэмигрантские круги и немецкие разведывательные школы, а также восстановление связи с ранее переброшенной в Эстонию агентурой.

Возникает вопрос, о какой агентуре идет речь. Если она имелась, то ее следовало назвать и пояснить: это ранее оставленные агенты или те, которые забрасывались в составе разведгрупп. Последние или перешли на сторону противника, или разбежались по домам. Их уже не найти.

Кроме того, для каждого из этой большой группы названных агентов надо было отработать индивидуальную легенду, что вызывает необходимость длительной и кропотливой работы с ними при хорошем знании оперативной обстановки. Ведь речь идет о проникновении в логово противника. Если бы 4-му отделу удалось продвинуть туда хотя бы одного из перечисленных агентов, можно было бы утверждать, что задача им решена.

В заключительной части докладной называются агенты «Юрьес», «Якорь» и «Якобс», которым предстоит легализоваться в Латвии для внедрения в разведывательные органы противника, в частности, двоим последним в немецкие разведывательные школы в Вецати и Стренчи. Действительно, в конце апреля 1944 года была предпринята попытка легализовать в Риге латыша Эглитиса, который при первой же возможности перешел на сторону немцев, что привело к гибели сотрудника 4-го отдела Хвиюзова, являвшегося комиссаром оперативной базы в Латвии.

Что касается утверждения, что «полностью подготовлены две диверсионно-разведывательные группы, „Балтийцы“ и „Соколы“ по 6 человек каждая, направляемые для проведения в Эстонии активных мероприятий по разрушению немецких коммуникаций и сбору разведывательных сведений в районе треугольника Таллин — Раквере — Тарту», то с ним вышло совсем плохо.

А начиналось все с того, что в первые дни Отечественной войны в Ленинградском порту оказалось немало торговых судов прибалтийских стран, ставших в 1940 году советскими республиками. С приближением линии фронта к Ленинграду члены их экипажей были пересажены на военные транспорты и использовались для доставки водным путем грузов к нашим передовым воинским частям и вывоза в тыл раненых командиров и солдат.

Когда в конце 1942 года обозначилась перспектива разведывательной работы по Прибалтике, 4-й отдел, как и другие разведывательные структуры Ленинградского фронта, начал заблаговременно приобретать агентов, в частности, среди эстонских экипажей, которых затем в течение полутора лет готовили в школе в Лисьем Носу и на конспиративных квартирах в городе.

К концу 1943 года необходимость создания оперативной базы вблизи города Тарту стала вырисовываться довольно реально. Она обуславливалась разведывательными данными о том, что немецкое военное командование намеревалось в случае продвижения Красной Армии на Запад остановить ее на линии бывшей государственной границы между Эстонией и Советским Союзом. Однако при планировании операции по созданию базы 4-м отделом были допущены явные ошибки и просчеты, которые привели к гибели и исчезновению 28 разведчиков.

В первую очередь это вызывающий удивление факт, что 4-й отдел, разрабатывая мероприятия по оперативной базе, руководствовался ошибочной по своей сути идеологической установкой о том, что народы прибалтийских государств жизненно заинтересованы в социалистических преобразованиях и в силу этого полностью поддерживают освободительную миссию Красной Армии. С этих позиций оценивалась военно-политическая и оперативная обстановка в Эстонии и делался ошибочный вывод, что усиление активности немецких властей в проведении всякого рода тотальных мероприятий вызывает рост сопротивления и недовольство фашистским режимом среди основных слоев эстонского населения.

К сожалению, не принимал участия в разработке плана мероприятий по развертыванию базы сотрудник 4-го отдела Никуличев, который в это время находился в немецком тылу в составе 1-й оперативной базы. Очень пригодился бы его опыт работы в этой республике накануне войны, о чем он писал: «Начало Отечественной войны застало меня в Эстонии, когда я работал сотрудником отдела НКГБ в г. Пярну. 22 июня объявили войну, а 24 июня и все последующие дни, до прихода немецких войск шла борьба с бандами из эстонской контры, которая к началу войны сбежала в леса уезда, сумела организоваться, вооружиться, и с объявлением войны начала активные действия против Советской власти в Эстонии».

Уже один этот факт должен был бы заставить руководство отдела задуматься, ведь на территории Ленинградской области не было ничего подобного. Но… Никуличев, как уже говорилось, участия в разработке плана не принимал. Это пример единичный, частный, но он показывает, что была возможность более вдумчиво подойти к оценке оперативной обстановки в Эстонии и не упустить из виду возможность измены со стороны эстонцев, привлекаемых к участию в создании базы.

При разработке плана имело место явное непонимание отношения населения Эстонии к мероприятиям немецких властей. На самом деле большинство ее жителей рассматривали их административные меры как вынужденные и оправданные. В частности, не было противодействия мобилизации мужчин в возрасте от 18 до 45 лет в состав регулярных частей германской армии, в национальные легионы и карательные отряды. Не было возмущения вывозом рабочей силы в Германию, изъятием мяса, зерна и других сельскохозяйственных продуктов.

Население Эстонии положительно воспринимало факты возрождения немецким командованием органов самоуправления, по своей структуре и функциям сходных с административными учреждениями бывшей буржуазной Эстонии. К тому же установленный немецкими властями административный режим был действительно менее строг по сравнению с режимом на оккупированной территории Ленинградской области. Вместе с тем он обеспечивал за счет помощи самих же эстонцев, по существу, полный контроль над ситуацией в городах и сельской местности.

Немецкое командование внедрило систему мер, практически исключавшую возможность проникновения незнакомых лиц в какую-либо местность, тем более для развертывания разведывательно-диверсионной работы. В регионах велся постоянный визуальный контроль за прилегающей местностью со специально построенных вышек, а также радиоконтроль с помощью пеленгаторных установок. Для борьбы с партизанами действовали многочисленные отряды карателей, сформированные из взрослого населения. Хутора, расположенные у лесов и болот, были обеспечены телефонной связью с волостными управлениями, где на дежурстве постоянно находились специальные охотничьи команды — «ягдткоманды», состоявшие из местных жителей. Кроме того, для тщательного прочесывания лесов и болот в обязательном порядке привлекались команды местной самозащиты, «Омакайтсе», в которых состояли мужчины в возрасте от 16 до 65 лет. Леса, как в намечаемой для создания оперативной базы волости, так и по всей Эстонии были разделены широкими просеками, что позволяло лесникам и членам «Омакайтсе» вести наблюдение с целью выявления появляющихся там неизвестных лиц и своевременно уведомлять о них немецкие власти.

Странно, но эти особенности оперативной обстановки оказались вне поле зрения оперработников и не учитывались при планировании операции.

Именно к таким выводам пришла комиссия 4-го отдела УНКГБ ЛО, которая в октябре 1944 года выезжала на место развертывания оперативной базы «Балтийцы» для выяснения причин провала операции и розыска предателей.

Реальная ситуация выглядела следующим образом.

При комплектовании первых двух групп, «Балтийцы» и «Соколы», совершенно ошибочно акцент был сделан на лицах эстонской национальности, что и послужило, в конечном счете, причиной провала операции. В первой группе из пяти человек двое были эстонцы, во второй из девяти человек — четверо. На первый взгляд, включение значительного числа эстонцев было оправданным, они действительно хорошо знали местные условия, имели в Эстонии родственников и знакомых, с помощью которых предполагалось решать такие вопросы, как пополнение личного состава за счет местных жителей, получение информации о местах дислокации немецких частей и эстонских карательных формирований, обеспечение продовольствием, а также в случае необходимости временным укрытием. Однако все это было возможно при условии надежности привлеченных к сотрудничеству эстонцев, которая должна быть многократно проверена в процессе изучения их личных и политических качеств, а также семейных и родственных связей. Не было учтено и то обстоятельство, что они возвращались на свою родину, к родственникам, которые жили своей жизнью и не были сторонниками присоединения к нашей стране.

В августе — сентябре 1942 года 4-й отдел по анкетным данным выбрал из числа эстонцев несколько человек и направил их в разведшколу, где они в течение полутора лет обучались диверсионному делу и умению работать на радиостанции. Из анкетных данных эстонцев следует, что они были примерно одного возраста, от 20 до 25 лет, знали друг друга по совместной работе на торговых судах Эстонского, а затем Балтийского пароходств.

В период обучения в разведшколе в Лисьем Носу их проверка сводилась, в основном, к наблюдению за поведением во время занятий и совсем не проводилась по месту их проживания на конспиративных квартирах. В характеристиках по окончании школы отмечались с положительной стороны такие качества, как дисциплинированность и исполнительность, что, как известно, является чертами, свойственными всем прибалтийским народам, но не были приняты во внимание такие национальные качества, как замкнутость и стремление вести общение между собой на родном языке. Возможно, по этой причине остался не вскрытым их сговор после заброски в Эстонию перейти на сторону немцев.

26 октября 1943 г. недалеко от города Тарту, вблизи озера Выртсярв была десантирована разведывательно-диверсионная группа «Балтийцы» в составе командира П.Л. Русакова, его заместителя А А. Смогоржевского, радиста А.Г. Каттеля, бойцов — Н.Д. Семина и А.А. Саара.

Саар сразу после приземления отделился от группы и на ближайшем хуторе обратился к местному жителю с просьбой сообщить немецким властям о приземлении советских парашютистов. Утром следующего дня к немцам явился Каттель.

Прибывший из Тарту карательный отряд, который вел Саар, захватил в плен Русакова, Смогоржевского и Семина. Они были доставлены в тюрьму г. Тарту.

Немцы включили Каттеля в радиоконтрразведывательную команду «OKW» (оберкоманда вермахта) в Тарту, замаскированную под подразделение главного командования войск связи, а Саара отправили в эстонскую боевую группу.

Таким образом, группа в полном составе оказалась в руках противника. Немецкая контрразведка стала готовить Каттеля к радиоигре с Ленинградским управлением.

30 октября руководство 4-го отдела, не имея сообщений от «Балтийцев», обратилось за информацией в авиационное подразделение, осуществлявшее 26 октября выброску группы, и получило подтверждение — задание выполнено. За это время немцы подготовились к радиоигре. 4 ноября Катгель вышел на связь якобы от группы «Балтийцы» и сообщил, что Русаков при десантировании получил тяжелую травму и умер «сегодня 27 октября в 12 часов. Остальные приземлились благополучно. С 1-го ноября находимся на базе, обозначенной на карте».

4-й отдел Управления не придал значения тому факту, что Каттель вышел на связь только через неделю, а не в день приземления или, в порядке исключения, на следующий день, как того требовала инструкция. Кроме того, не обратили внимания и на временное несоответствие в сообщении о смерти Русакова. «…Умер сегодня — 27 октября в 12 часов…» — а радиограмма была отправлена 4 ноября.

В порядке проверки Каттеля радиоконтрразведывательный отряд «Б» Управления, выйдя на связь с ним 6 ноября, передал условный сигнал, означавший вопрос, не работает ли он по принуждению. Каттель, по-видимому, был не готов к такому вопросу и, не имея времени на согласование с немцами, обусловленной фразой подтвердил свою работу под принуждением. Однако, получив сигнал, в 4-м отделе почему-то предположили, что радист перепутал обусловленные фразы, и не приняли даже элементарных мер предосторожности.

Кроме того, все последующие радиограммы продолжали поступать не от имени ставшего после гибели Русакова командиром Смогоржевского, как того требовала инструкция, а за подписью Каттеля. На что руководство отдела обратило внимание только при прочтении радиограммы от 13 декабря 1943 г. (в ней красным карандашом подчеркнута подпись Каттеля), но должным образом на это не прореагировало.

В своих последующих радиограммах Каттель докладывал, что подготовлено место для создания оперативной базы, и настоятельно просил подкрепления людьми и продовольствием. В то же время он сообщил о стычках с карателями и о ранении Семина, что должно было свидетельствовать, что группа попала в поле зрения немцев.

Радиограммы Каттеля должным образом не анализировались. Оставались без внимания содержащиеся в них противоречия, всевозможные уловки. Так, бездеятельность группы Каттель оправдывал сложными местными условиями, связанными с тем, что большинство эстонцев поддерживают немецкий режим и что ситуация далеко не такая простая, как видится из советского тыла. Это в целом соответствовало действительности. Однако несколькими днями позже он отметил, что обстановка позволяет выброску десанта для усиления оперативной базы.

Таким образом, радиограммы от «Балтийцев» имели ряд признаков, ставивших под сомнение их достоверность и обязывавших вместо того, чтобы продолжать операцию, срочно заняться тщательной проверкой поступающей от Каттеля информации. Однако этого не произошло.

18 января 1944 г. руководство Управления утвердило план дополнительных мероприятий по развертыванию базы. Согласно ему, предполагалось перебросить к месту дислокации «Балтийцев» еще две разведывательно-диверсионные группы — «Соколы» и «Морозова». Опять же не были учтены имевшие место признаки неблагополучия в группе Русакова, и заброска обеих групп осуществлялась по отработанной в условиях Ленинградской области схеме: десантирование с самолета в конкретном районе при опознавательных знаках с земли, что облегчало противнику поимку разведчиков-парашютистов и их пленение.

Правда, было намечено, «по соображению осторожности и для проверки обстановки на месте», выбросить «Соколов» не вблизи базы «Балтийцев», а на расстоянии 5–10 км от нее. После приземления и установления радиосвязи один из участников группы должен был явиться в обусловленное место, где намечалась его встреча с заместителем командира группы «Балтийцы» Смогоржевским. Затем при нормальном развитии событий группы должны были объединиться, оборудовать лагерь и приступить к выполнению заданий. Включение эстонцев в состав группы «Соколы» не предусматривалось. Так было по плану.

Однако первой в ночь с 25 на 26 февраля 1944 г. выбрасывалась группа «Морозова». Каратели приготовились к ее приему, организовали в зоне приземления засаду и после десантирования окружили группу. В завязавшейся перестрелке три ее участника, в том числе радистка С.С. Воскова, сотрудница Управления, погибли. Радистам И.Е. Кондюкову и А.А. Головкину удалось вырваться из окружения. В плен были взяты командир Н.В. Морозов, бойцы В.А. Баранов и С.А. Ермаков.

Группа «Соколы» выбрасывалась в эту же ночь, но несколькими часами позже группы «Морозова» и в те же координаты, указанные через Каттеля немецкой контрразведкой. Немцы четверо суток держали группу под наблюдением и после того, как сдались в плен входившие в ее состав эстонцы — радист Хансен и боец Роберг, уничтожили остальных ее участников. Исключение составил радист Нигул, которому удалось каким-то образом скрыться.

Следующие две разведывательно-диверсионные группы «Энтузиасты» и «Подрывники», благополучно приземлились только благодаря тому, что 4-й отдел на этот раз не уведомил «Балтийцев» об их заброске и высадил десант в значительном удалении от намеченного района базирования, что обеспечило благополучное приземление. Однако немцы все равно обнаружили эти группы и разгромили их. Произошло это по причине предательства эстонца Нигула, который сумел найти обе группы, присоединился к ним, а затем сбежал к немцам и выдал место их укрытия.

4-й отдел Управления из сообщения зарубежного радио узнал о проведенной немцами якобы крупномасштабной операции по разгрому советских диверсантов, завершившейся у Чудского озера, и вполне обоснованно пришел к заключению, что речь шла о наших группах. Теперь уже не было сомнений в том, что провал базы произошел в результате радиоигры немецкой контрразведки. Как выяснилось позже, в ней участвовали предатели Каттель, Нигул и Хансен.

Пытаясь как-то выправить ситуацию, 4-й отдел разработал операцию «Норд» и пошел на дальнейшее поддержание радиоигры с немцами, длившейся до августа 1944 года. Однако существенных результатов она не дала.

Объективная картина предательской роли эстонцев — Каттеля, Саара, Роберга, Нигула и Хансена — была воссоздана на основании данных разведчика Хейно Каска, внедренного Управлением контрразведки Смерш Ленинградского фронта в немецкий контрразведывательный орган «OWK», и показаний Хансена, которые он дал после ареста в марте 1945 года. Любопытно, что Хансен по своей инициативе рассказал Каску об имевшем место еще в школе в Лисьем Носу сговоре перейти на сторону немцев после заброски в их тыл. Из шести предателей (среди них была женщина, которую немцы после сдачи в плен устроили на работу поваром в офицерскую столовую) пятерых в послевоенные годы разыскать не удалось. Вероятнее всего, они ушли вместе с оккупантами.

Предательство эстонцев привело к тому, что 15 участников групп погибли в боях с карателями. 12 человек были захвачены немцами в плен и содержались в тюрьме г. Тарту. Вероятнее всего, их, за исключением одного, расстреляли. Основанием для такого вывода послужила обнаруженная 22 декабря 1944 года в камере № 2 Тартуской тюрьмы надпись, которая излагается в натуральном виде: «Сидела группа парашютистов 26/VI–44 г. Последняя ночь. 1) Шульгин Виктор. 2) Михеев Иван. 3) Егоров Евгений 4) Мулев… 8) Громов 9) Уваров… Иван Вершинин остался в камере один, наверное, ночью расстреляют 29/VI–44 г.».

Пропали без вести и две разведчицы-маршрутницы, И.К. Хомутовская и Э.Л. Эрна, которые были заброшены вместе с одной из групп для выполнения задания, не связанного с базой.

Что касается единственного уцелевшего из всех участников разведгрупп, то им является командир группы «Энтузиасты» Шульгин Виктор Петрович, который в послевоенные годы проживал во Владимирской области. О том, что он остался жив, стало известно в 1992 году, когда он обратился в Ленинградское управление за справкой, подтверждающей его участие в разведывательно-диверсионной деятельности по линии 4-го отдела. Справку ему выдали, а вот обстоятельствами, при которых ему удалось уцелеть, не поинтересовались. А жаль. Наверное, ему было что рассказать об обстоятельствах гибели участников по меньшей мере своей разведывательно-диверсионной группы. Впрочем, тот факт; что за пятьдесят лет Шульгин так и не посчитал нужным сообщить в Ленинградское управление о том, что он жив, позволяет выдвигать разные версии.

Предательство — очень веская, но не единственная причина провала операции. На командира группы «Балтийцы» и его заместителя были возложены задачи разной сложности, но в совокупности они требовали наличия боевого и оперативного опыта, позволяющего, помимо обустройства базы, развернуть разведывательную и диверсионную работу, осуществлять вербовку агентуры из местных жителей, а также при определенных условиях обеспечить уничтожение одной из немецких разведывательно-диверсионных школ. Тем не менее ни в первую, ни в последующие четыре группы не были включены оперативные работники, а число участников, имевших боевой опыт, было минимальным.

Не отличается глубиной проработки 4-м отделом и оперативная обстановка в Латвии. Не выделяя других упущений, все-таки следует обратить внимание на такой существенный элемент оперативной обстановки в зоне предполагаемого места дислоцирования базы, как нахождение там 2-й латвийской партизанской бригады, с командованием которой, а это очевидно, придется взаимодействовать. Следовало заранее определить уровень такого взаимодействия, тогда можно было избежать целого ряда недоразумений как с латвийской, так и с нашей стороны.

Все-таки провал базы в Эстонии кое-чему научил руководство 4-го отдела, и оперативный состав более вдумчиво отнесся к отработке мероприятий, связанных с созданием базы в Латвии… А поскольку туда подбирали опытных бойцов и оперативников, в конечном итоге база сработала более чем удовлетворительно.

4-я оперативная база

С учетом оперативно-тактических задач Ленинградского фронта и обстановки в Латвии Ленинградским управлением было принято решение, согласованное с 4-м Управлением НКГБ, — создать там оперативную базу, ориентированную в своих боевых и разведывательных действиях также на помощь и поддержку местного населения.

Во исполнение этого решения 27 февраля 1944 г. в район Лубанского леса у озера Лубана была десантирована с самолетов разведывательно-диверсионная группа «Первенцы» в составе 13 человек под руководством командира А.А. Кучинского и комиссара М.И. Хвиюзова, старшего оперуполномоченного 4-го отдела. В группе были три радиста, в том числе сотрудница 2-го спецотдела Управления Е.П. Вишнякова, что обеспечивало надежную связь с Центром. Особенностью этой группы являлось то, что в ее состав после соответствующей проверки были включены бывшие военнослужащие немецкой армии: чех Шимур, австриец Ильке и немец Браст, которых предполагалось использовать с учетом их национальности и знания немецкого языка.

После приземления группа подобрала удобное место для организации базы, осуществила ее маскировку, возвела заградительные укрепления, отработала надежные пути выхода из базы и возвращения обратно, что позволило ей в течение месяца наладить разведывательную работу, не вступая при этом в прямые столкновения с карателями. Только дважды, 9 и 15 марта 1944 г., бойцы вступали в удалении от базы в навязанный им бой, не понеся при этом потерь. К тому же состав базы пополнился 10 бежавшими советскими военнопленными.

В течение марта были собраны и переданы в Ленинград разведывательные сведения о близлежащих немецких гарнизонах, передвижении воинских подразделений по шоссейным дорогам и на участке железной дороги Резекне — Псков, а также об установленном немецкими властями режиме для местного населения.

4-й отдел Управления с учетом стратегической важности базы наращивал ее разведывательные и боевые возможности. В период с 27 марта по 11 апреля база пополнилась 7 группами в количестве 51 человека. Тем самым было завершено ее создание и превращение в боевое подразделение численностью до ста человек.

Перед руководителями базы были поставлены следующие задачи: проведение разведывательной работы, разгром штабов немецких воинских частей и комендатур, взятие «языков», выявление агентуры противника, предателей и пособников и их уничтожение.

Первый командир базы Кучинский был энергичным, решительным и очень храбрым человеком, лично водил бойцов на исключительно дерзкие операции. Что касается комиссара Хвиюзова, то на него, опытного 28-летнего сотрудника 4-го отдела, возлагались особые надежды. За его плечами были участие в финской войне, учеба в Могилевской межкраевой школе НКВД. В Управление он пришел в 1940 году, но к моменту заброски успел в течение двух лет поработать в 4-м отделе на разных участках, благодаря чему получил разностороннюю разведывательную подготовку. 30 декабря 1943 г. приказом НКВД СССР ему было присвоено звание старшего лейтенанта госбезопасности.

Уже в первые дни пребывания на базе проявились такие его качества, как рассудительность, обстоятельность во всем, забота о подчиненных. Как комиссар, он проводил работу по сплочению личного состава, повышению его боеспособности, создавал в отряде атмосферу взаимопомощи, взаимной поддержки и товарищества, при том что непростым был состав теперь уже отряда, где присутствовали как бывшие немецкие, так и бывшие советские военнопленные.

Неподалеку от базы размещалась именно та 2-я латвийская партизанская бригада, о которой сказано выше, и оперативная целесообразность требовала взаимодействия с ней, к чему Кучинский относился более чем прохладно, ошибочно полагая, что в разведывательно-диверсионной работе вполне можно обойтись без местных партизан и поддержки населения. Каких-то очевидных трений с командирами латвийской бригады не возникало, но у тех появился повод при выходе на связь со своим представительством при оперативной группе штаба партизанского движения в Валдае постоянно высказывать разного рода жалобы, в частности, на нежелание руководства базы взаимодействовать с ними по вопросам проведения совместных операций, а также информировать о намечавшихся карательных действиях в отношении немецких пособников. В то же время имели место случаи, когда латышские партизанские командиры приписывали себе результаты диверсионных операций, проведенных базой, а также пытались переложить на чекистов вину за совершенные ими самими насильственные действия по изъятию у местного населения продовольствия, скота и одежды. Наша база не нуждалась в продуктах питания, так как снабжалась всем необходимым в централизованном порядке.

И все же Хвиюзову удавалось находить взаимопонимание со своим коллегой — комиссаром латышских партизан, от которого он получал довольно обширную информацию, в частности, о намечавшихся теми диверсионных актах, что позволяло избегать непредвиденных столкновений и лишней затраты усилий.

Кроме того, приходившие на базу связные партизанской бригады в ходе опросов давали сведения о конкретных лицах из местных жителей, настроенных патриотично. Некоторых из них Хвиюзов использовал для получения разведданных и выявления предателей и немецких пособников. Связные доверительно предоставляли ему информацию о процессах, проходивших внутри латышской партизанской бригады, настроениях среди руководящего и рядового состава, в частности, об ориентации большей части партизан на прозападное решение прибалтийского вопроса по окончании войны. Нередко связные по идейным соображениям выказывали готовность войти в состав базы для оказания помощи в проведении агентурно-оперативной работы, от чего Хвиюзов уклонялся, чтобы не обострять отношения с командованием латвийских партизан и не давать повода для жалоб.

В результате правильной организации агентурной работы, взаимодействия с командованием латышской бригады, опроса наших военнопленных и местных жителей, а также целенаправленного руководства командирами групп и бойцами-разведчиками Хвиюзову удалось за непродолжительный срок, с февраля по май 1944 года, собрать важную разведывательную информацию по широкому кругу вопросов.

На основе его радиограмм в 4-й отдел Управление регулярно направляло в НКВД СССР спецдонесения о настроениях местного населения в связи с активными наступательными действиями Красной Армии; о его реагировании на измышления, распространявшиеся немецким пропагандистским аппаратом (что в случае занятия нашими войсками Латвии все латыши как враги большевизма будут уничтожены); об отношении к проводимым немецким командованием мероприятиям по мобилизации мужской части населения в формируемую латвийскую дивизию; о минировании промышленных предприятий Риги и подготовке их к взрыву с приближением Красной Армии; об отказе высшего немецкого командования от плана построения оборонительного рубежа в Эстонии; о настроениях в немецкой армии; о прибытии в Латвию с передовых позиций разбитых немецких дивизий и их переформировании; о численности и технической оснащенности прибывающих из Германии немецких воинских частей; о строительстве и переоборудовании аэродромов и численности находящихся на них самолетов, точности произведенных нашими летчиками бомбардировок и их разрушительных последствиях; о строительстве и использовании новой стратегической дороги Абрино — Остров; о размещении на хуторе Салнава, к западу от города Карсава, штаба германской Северо-Восточной армии и режиме его охраны и, наконец, о расположении в городе Цесис по Центральной улице, в доме № 36, где размещалось отделение тайной полевой полиции (ГФП), подведомственной ей специальной школы, готовившей диверсантов и разведчиков для внедрения в партизанские отряды и шпионажа в советском тылу. Фамилии большинства из них были установлены и сообщены в Центр.

Хвиюзов наряду с этим ставил руководство 4-го отдела в известность о некоторых фактах неправильного поведения Кучинского, таких, как разбазаривание имущества базы в обмен на самогон, распитие спиртных напитков с подчиненными, допускавшихся им необоснованных, порой провокационных действиях по отношению к рядовому составу, а иногда даже к нему самому, что не могло не сказываться на морально-психологическом климате в коллективе. Более того, имел место факт ничем не обоснованной проверки Кучинским Хвиюзова, повлекший гибель одного из бойцов базы.

Для проведения проверки он привлек четырех советских военнопленных, переодетых в немецкую форму. Что было дальше, изложили в своих объяснительных записках боец Б.Е. Алексеев и медицинская сестра А.Н. Шатобина после выхода из немецкого тыла в августе 1944 года. Радистка Е.П. Вишнякова, сотрудница 2-го спецотдела, донесла об этом рапортом на имя заместителя начальника 4-го отдела УНКГБ ЛО Желтякова В.Н.

В изложении бойца Алексеева от 31 августа 1944 г. «проверка» происходила так:

«Хвиюзов и я возвращались с разведки. Это было в конце марта 1944 года на реке Айвекста. Капитан Кучинский, подойдя ко мне, посвятил в свой замысел — сыграть шутку над Хвиюзовым, то есть чтобы я провел его до стога сена, а там должны были Хвиюзова взять в плен прибывшие на опербазу русские военнопленные. Я не согласился, объяснив, во-первых, что хотя они свои военнопленные, но в плен, даже шутя, не пойду, а во-вторых, не хочу подводить Хвиюзова.

Тогда он послал чеха Шимуру. И вот что произошло. В плен Хвиюзова не пришлось им захватить, так как Шимура повел Хвиюзова не на стог, где сидела засада в немецкой форме, а метрах в пяти. Когда Хвиюзов уже прошел стог сена, то военнопленные выскочили с автоматами и закричали: „Сдавайся!“ Я думал, что этим и кончится, но вдруг услышал длинные очереди из автомата, поэтому решил, что стреляет Хвиюзов и побежал на выстрелы. Первого я увидел Хвиюзова, бледного, с дымящимся автоматом. Он спросил: „Что это за люди?“ Но тут подошел капитан Кучинский и говорил только лишь одно слово: „Виноват я, виноват я“».

Медицинская сестра Шатобина А.Н.:

«В это время комиссар Хвиюзов был на задании по вербовке агентов.

Капитан Кучинский поговорил с военнопленными и приказал им взять в плен комиссара. А как это было организовано — я не знаю. Этим капитан хотел проверить стойкость комиссара.

Когда комиссар Хвиюзов возвращался с задания, к нему навстречу с оружием в руках в немецкой форме вышли 4 человека с крикам: „Сдавайся!“ и, не открывая огня, подходили все ближе и ближе. Двое из них стали взводить автоматы. Комиссар также взвел автомат. К нему подходили все ближе. Он открыл огонь первым. В это время двое бросили оружие и побежали, а двое были ранены, один тяжело, который через полчаса скончался, другой был на выздоровлении в течение месяца».

Вишнякова в своем рапорте изложила:

«… Кучинский с целью проверки Хвиюзова решил послать меня и 4-х бойцов из военнопленных для захвата Хвиюзова живым, якобы немцами. От участия в этом деле я отказалась, несмотря на нажим Кучинского. Приблизительно часам к 4–5 Кучинский выслал к стогу сена 4-х бойцов из числа военнопленных в немецкой форме, вооружив их автоматами.

После того, как была устроена засада, проходившему мимо Хвиюзову было предложено сдаться в плен, на что он открыл по бойцам автоматный огонь. В результате этого Хвиюзовым один из бойцов был ранен в обе ноги и другой смертельно, остальные спрятались за стог сена.

Моральное состояние всех бойцов от этой „шутки“ Кучинского сразу резко упало».

Хвиюзов, несмотря на имевший место инцидент, в известной степени подрывавший и его репутацию, продолжал изо дня в день настойчиво решать возложенные на него задачи и выполнять поручения Центра. В частности, ему предстояло с помощью комиссара латвийской бригады легализовать в Риге радиста 4-го отдела П.П. Эглитиса, который был заброшен на базу 27 марта 1944 г. в составе группы «Лесники». По плану Эглитис, уже официально находясь в Риге, должен был проводить разведывательную работу и результаты ее сообщать по рации в 4-й отдел. Реальность мероприятия не вызывала сомнений — к его выполнению были неплохие предпосылки. Эглитис — латыш по национальности, его мать, брат и сестра проживали в Риге, жена — в Ленинграде, где он до прохождения разведывательной подготовки работал в составе одной из пожарных команд младшим командиром.

Комиссар латышской партизанской бригады выделил Хвиюзову надежную женщину-латышку, которая должна была снабдить Эглитиса необходимыми документами для легального проживания в Риге.

28 апреля 1944 г. Хвиюзов послал Эглитиса в город Лубану для встречи с ней в фотосалоне и получения документов. 5 мая, после истечения обусловленного срока возвращения Эглитиса, Хвиюзов вместе с медсестрой А.Н. Шатобиной и раненым командиром одной из наших групп Н.И. Бойцовым направился в лагерь для раненых, организованный совместно с оперативным отрядом «Мстители», заброшенным 4-м отделом в конце апреля 1944 года на южный берег озера Лубану. Решив вопросы по лагерю, он собирался посетить руководство бригады и выяснить, почему не вернулся Эглитис.

Недалеко от лагеря они попали в засаду карательного отряда, прибывшего туда, как выяснилось позже, по наводке Эглитиса. Пришлось вступить в бой. Бойцов и Шатобина после того, как территория в первых числах августа 1944 года была освобождена нашими войсками, дали подробное описание этой неравной схватки. В частности, Бойцов отметил, что, «не доходя одного километра до базы „Мстители“, на просеке восточнее деревни Гаркрауй, мы были обстреляны немцами и первыми же выстрелами Хвиюзов был ранен в живот разрывной пулей. Я открыл ответный огонь, а Шатобина начала его перевязывать. Окончить перевязку ей не удалось, так как немцы подошли слишком близко. Под прикрытием моего автомата Шатобина, взяв его под руки, потащила глубже в лес. Через несколько перебежек Хвиюзов вновь был ранен в ногу. Шатобина оттащила его в сторону, вновь начала его перевязывать. В это время немцы начали окружать нас. Вместе с Шатобиной из двух автоматов мы заставили их залечь. Воспользовавшись этим, Шатобина вновь подняла Хвиюзова, и тот пошел по направлению к густому лесу, но дойти не смог, так как был убит пулей.

В это время ранило в левую руку и меня. Оружием владеть я уже не мог, поэтому свернул на просеку, откуда направился к болоту, на краю которого встретился с Шатобиной».

Медицинская сестра Шатобина дополнила изложение обстоятельств гибели Хвиюзова следующим образом: «… был тяжело ранен в живот и правую ногу. Сразу же закричал: „Шура, перевяжи, я ранен“. Через просеку он переполз сам. Я оттащила комиссара метров на 40. Только начала делать перевязку, комиссар закричал: „Гады ползут со всех сторон, мы окружены“.

…Первое окружение обошли. Я комиссара оттащила метров на 500 и решили отдохнуть. А раненый Бойцов Н. в это время спросил разрешения комиссара идти на базу раненых. Комиссар ответил: „Идти на базу раненых нельзя, могут обнаружить и взять в плен. Мы тяжесть этой экспедиции должны терпеть одни, но не подводить товарищей“. Я спросила комиссара разрешения замаскировать его во мху. Комиссар ответил: „Приказывать сейчас я не имею права, но очень прошу, не оставляйте меня и помогайте мне до последнего“. И еще раз повторил: „Шура, не бросай меня в такой обстановке…“ В это время нас снова окружили. Я снова вытащила комиссара метров на 300 в безопасное место. Бойцов Николай Иванович все время прикрывал отход, комиссар снова попросил отдыха. Мы все легли в густой траве, но не успел комиссар отдохнуть, как нас снова окружили. Сзади подошли на 15 метров, справа — метров на 50, слева — метров на 20. Комиссар приказал Бойцову дать очередь по ближним. Бойцов дал очередь, каратели залегли. Я дала две короткие очереди в другую сторону. В это время комиссар поднялся и побежал вперед. Бойцов бросился левее его, а я по правую сторону. Комиссар отбежал метров 40 и был смертельно ранен…»

Спутникам Хвиюзова удалось скрыться от карателей. Два дня они прятались в болоте, где и были обнаружены разведкой отряда «Мстители», полузамерзшие и обессиленные. Через несколько дней тело комиссара было найдено разведчиками опербазы «Первенцы» и захоронено.

Оставшись без комиссара, база тем не менее продолжала успешно вести диверсионную работу. Наиболее значимые операции надо отнести к заслугам Кучинского.

В мае 1944 года руководимая им группа бойцов на участке железной дороги Мадона — Гулбене подорвала вражеский эшелон с тяжелыми артиллерийскими орудиями. В результате было разбито более 10 платформ и повреждено железнодорожное полотно. Два аварийно-вспомогательных поезда, направленные немцами к месту крушения, также подорвались на минах, заложенных бойцами. Движение поездов на этом участке было прервано на 6 суток.

В июне 1944 года боевая группа под командованием Кодакова в 7 километрах восточнее города Гулбене, у хутора Антаны взорвала следовавший к линии фронта немецкий эшелон с военными грузами. В результате этой операции весь эшелон, состоявший из 30 вагонов, рухнул под откос и разбился. В одном из элитных вагонов погиб видный немецкий офицер. Находившиеся впереди поезда паровоз и две платформы со щебнем оторвались от остального состава, сошли с рельс и врезались в другой поезд, который также потерпел аварию.

Отряд «Мстители», находившийся поблизости, также имел неплохие показатели в диверсионной работе.

В июне 1944 года группа под командованием Кайченко взорвала железнодорожный мост на дороге Виланы — Резекне и одновременно разбила воинский эшелон, состоявший из трех вагонов с боеприпасами и газовыми баллонами, 12 платформ с танками и автомашинами, четырех вагонов с живой силой. Движение поездов на этом участке было прервано на 38 часов.

В июле 1944 года боевой группой под руководством Жеглова на железнодорожной линии Остров — Резекне был взорван немецкий эшелон с военным грузом и живой силой. В результате этой операции разбиты паровоз и 24 вагона, в том числе 14 вагонов с солдатами, 2 вагона с командным составом и 8 крытых вагонов с грузом. Движение поездов на этом участке было прервано на 3 суток.

Еще до гибели Хвиюзова в планы 4-го отдела входило создание южнее озера Лубану второй оперативной базы, для чего, как отмечено выше, 15 апреля была десантирована группа «Мстители» в количестве 16 человек в составе командира Ф.В. Баранкина, комиссара Ф.Ф. Королева, заместителя Баранкина — Т.Г. Григорьева, радистов Р.Ф. Костина и В.З. Марова, а также 11 бойцов. В течение 7, 8 и 12 мая в зону действия «Мстителей» самолетами были доставлены еще три группы в количестве 18 человек. Среди них находился разведчик Брускин, в подчинение которого вошла группа Баранкина.

Таким образом, на небольшой площади образовались два отряда 4-го отдела, которым предстояло действовать самостоятельно. Сама концепция двух баз была неверной и не отвечала требованиям оперативной обстановки, тем более что не было увязки их действий друг с другом. К тому же в Лубанском лесу на небольшой площади в 10 на 15 км, помимо самих отрядов, базировалась также латвийская партизанская бригада. Действия этих подразделений не были объединены единым замыслом. Это приводило к тому, что они только мешали друг другу, будучи лишены оперативного простора.

Кроме того, бойцы постоянно общались с партизанами и связными латвийской бригады, что повышало опасность обнаружения наших отрядов местными жителями, а в случае предательства у немцев была перспектива проведения успешных карательных операций. В подтверждение тому уже были примеры. В мае 1944 года в результате прочесывания немцами местности, где базировались наши отряды, погибли командиры среднего звена И.С. Иванов, С.А. Басманов, В.Д. Таразевич, М.И. Ассельборн и пять бойцов. Два бойца были взяты немцами в плен. Их судьба осталась неизвестной.

После гибели Хвиюзова руководство оперативной базой «Первенцы», которое изначально осуществлял Кучинский, взял на себя 4-й отдел, поскольку проявившиеся по ходу работы его личностные и управленческие недостатки не позволяли доверить ему единоличное командование. Изначально назначение Кучинского, не являвшегося оперативным работником, руководителем оперативной базы было очередной ошибкой 4-го отдела. Оперативная база — это сложное оперативно-диверсионное формирование, руководство которым базируется на опыте чекистской работы и знании тактики борьбы с карателями. Кроме того, от руководителя требуется умение сплотить коллектив и правильно управлять им. Кучинский не соответствовал этим требованиям. Поэтому ему подчинили только его отряд, а на период, пока подбирали кандидатуру нового руководителя, оперативное управление базой в целом взял на себя 4-й отдел.

1 июля в зону действия обоих отрядов прибыл М.И. Клементьев, в подчинение которому должны были войти Кучинский вместе с его отрядом и отряд Баранкина, на основе которого 4-й отдел первоначально намечал создать в Латвии вторую оперативную базу.

Клементьев на месте убедился в том, что эти два отряда, по существу, не взаимодействуют, более того, между ними сложилась нездоровая конкуренция. В связи с низким уровнем агентурной работы отсутствовали данные по удаленным объектам, подлежавшим изучению, и, как следствие, по ним не проводилось диверсионных операций. Деятельность обеих баз свелась к проведению, в основном, диверсий на малозначительных объектах, расположенных поблизости от мест дислокации отрядов. Клементьев убедился, кроме того, в том, что не только у Кучинского, но и у Брускина отсутствуют нормальные деловые отношения с руководством местных партизан, имевшим большие возможности использовать для разведки местное население.

Клементьев из бойцов отряда Кучинского сформировал пять радиофицированных групп. За каждой из них была закреплена зона разведывательных и боевых действий на территории Латвии, из числа представляющих наибольший интерес для Центра. Так, наиболее боеспособной группе Кодакова предстояло действовать в районе магистралей Рига — Псков, Рига — Мадона. Группе Никитина были определены магистрали Рига — Радова, Рига — Кракнесе. В район Гулбене направлялась группа Герца. Группе Гольденталя был выделен район Мадона с последующим выходом к Риге. При этом предполагалось, что группа будет дислоцироваться вблизи местного отряда Ратынша, имевшего хорошие связи среди населения. Одна группа оставалась резервной.

Клементьев принял и меры воспитательного характера по отношению к руководящему составу отряда Брускина, целью которых было повышение ответственности каждого командира за состояние дисциплины среди бойцов, а также осознание необходимости структурной реорганизации закрепленных за ними подразделений. Из одного отряда он сформировал два отдельных полка — полк Брускина и полк Кайченко, — конкретно определив каждому из них задачи и районы действия, и взял их деятельность под свой личный контроль.

Вследствие принятых мер наметился численный рост полков за счет военнопленных (до 500 человек), улучшилось их вооружение, резко активизировалась боевая деятельность. Каждый командир полка стремился не отстать от другого, чем также обеспечивалось достижение оптимальных результатов.

20 июля 1944 г. в помощь Клементьеву был прислан Л.Е. Щербаков, до этого возглавлявший 3-ю оперативную базу. К этому времени Ленинградская область была полностью освобождена от немецкой оккупации, весь личный состав, находившийся в тылу противника, был распределен по областным подразделениям, и 4-й отдел имел возможность укрепить базу Клементьева не только одним Щербаковым.

Принятые меры организационного характера привнесли в деятельность базы большую целенаправленность и повысили эффективность оперативных и боевых операций. Одной из важных и интересных операций базы было уничтожение штаба, как сказано в докладной записке Кубаткина в обком ВКП(б) об итогах работы в Латвии, «войсковой части, входящей в состав германо-полицейских войск СД»[38] и приданного ему карательного отряда, что стало возможным благодаря хорошо налаженной вербовочной работе, а также правильному использованию агентурного аппарата.

В июле 1944 года оперативным работникам стало известно, что в одной из деревень остановился «штаб СД».

Несколько раньше, 10 мая, старший лейтенант Кайченко завербовал в качестве агента «Янет», 1912 г. р., проживавшего в деревне Жоготы, Режицкого уезда. Он служил старшим полицейский в Быковской полиции и исполнял обязанности заместителя начальника. Вербовка его проводилась с использованием агентов «Емельяна» и «Разна», бежавших из концентрационного лагеря и скрывавшихся в Режицком уезде.

«Емельян» был человеком с трагической судьбой. В период советской власти в Латвии он работал народным судьей, с приходом немцев вместе с женой был посажен в тюрьму и после годичной отсидки бежал. Его пятнадцатилетнюю дочь немцы расстреляли на его глазах, жена была расстреляна в Саласпилской политической тюрьме.

Стремясь отомстить немцам за гибель семьи, «Емельян» сам связался с советскими разведчиками и самоотверженно шел на любые задания. Будучи местным жителем, он исключительно умно использовал свои связи. Впоследствии по его личной просьбе он был включен в состав полка Кайченко, принимал участие во всех самых сложных боевых операциях и диверсиях, пользовался у бойцов авторитетом и в конечном итоге был назначен комиссаром полка.

В вербовке «Янета», в соответствии с отведенной ему ролью, принимал участие также агент «Разна», который скрывался в доме «Янета» и был в фактическом браке с его сестрой Клотильдой, впоследствии также завербованной и получившей псевдоним «Грета».

О том, что «Емельян» и «Разна» скрываются, «Янет» прекрасно знал, но донести о них не мог, ибо понимал, что вслед за этим последуют репрессии как по отношению к сестре, так и лично к нему. В силу этих обстоятельств, а также здравого представления об исходе войны, «Янет» не сразу, но все-таки пошел на вербовку и, как впоследствии стало очевидным, работал «не за совесть, а за страх», но вместе с тем исключительно добросовестно.

Так, по заданию Кайченко он 16 июля 1944 г. провел операцию по поимке начальника Быковской полиции Николая Берскланса. Кроме того, он систематически снабжал полк Кайченко гранатами и боеприпасами. Причем вся работа проводилась им настолько чисто, что никаких подозрений со стороны немцев и латышских полицейских не было. Однако, несмотря на настойчивые предложения Клементьева уехать с заданием в глубь Германии, «Янет» категорически отказался, заявляя: «Лучше расстреляйте, но с немцами не поеду».

В том же районе у разведчиков был другой агент — «Кирилис», 1918 г. р., уроженец Виленской волости, бежавший из лагеря военнопленных. Он был завербован Кайченко 5 мая также с использованием агента «Емельяна». Последний и «Кирилис» вместе скрывались в деревне Балтини Режицкого уезда. «Кирилис» на сотрудничество пошел с желанием и принес большую пользу руководству базы. Он успешно занимался обработкой местных жителей, полицейских, легионеров и военнопленных, агитируя их за уход к партизанам, а также давал ценные разведывательные данные о противнике, своевременно информировал базу о готовящихся немецких экспедициях.

Итак, возвращаясь к начатому повествованию о разгроме штаба: 24 июля в 10 часов 30 минут «Янет» через «Кирилиса» сообщил командиру полка Кайченко, что в расположении Быковской полиции ночевал штаб СД, который эвакуируется в Германию и в 12.00 будет проезжать через населенный пункт Балтини. Штаб двигался на семи подводах в сопровождении примерно 80 солдат, вооруженных двумя пулеметами, автоматами и винтовками.

В 11.30 Кайченко и его комиссар «Емельян» с отрядом в 35 человек, вооруженные четырьмя ручными пулеметами и автоматами, залегли в засаде на окраине деревни Балтини. Через 10 минут 12-летний подросток, посланный «Кирилисом», доложил им, что штаб уже близко и что впереди него движется разведка в пять человек.

В 12.00 пять пеших немцев поравнялись с засадой, которая бесшумно сняла их, а еще через 7–10 минут подошедший к месту засады обоз был встречен дружным и сильным огнем. Сразу были убиты более 15 немцев. В первый момент противник полностью растерялся, но затем занял оборону и открыл ответный огонь. После длительной перестрелки Кайченко поднял бойцов, и с криками «ура» они пошли в атаку. Ошеломляющий огонь атакующих партизан решил исход боя — немецкие солдаты, сопровождавшие штаб, поднимали руки, сдаваясь в плен, а старшие чины, среди них немецкий капитан, два унтер-офицера и штабс-фельдфебель, видя безвыходность положения, застрелились.

Не удалось захватить документы штаба, находившиеся в специальном ящике, который немцы успели облить бензином и поджечь.

В результате операции, длившейся более двух часов, партизаны потеряли убитыми всего трех человек. Что касается противника, то наши бойцы уничтожили 25 немецких солдат и офицеров и взяли в плен 47 немецких солдат, из которых 43 после короткого допроса были повешены. Лагерей для пленных у партизан не имелось, и с оккупантами они не церемонились.

По-видимому, выбор способа казни был обусловлен показаниями пленных. Из них следовало, что немецкий отряд должен был сжечь несколько крупных деревень, население которых было заподозрено в сочувствии партизанам, в том числе деревню Балтини. В этом случае казнь через повешение была не только оправдана, но и с учетом того, как расправлялись с такого рода карателями, например, белорусские партизаны, чрезвычайно гуманна.

Несколько неожиданным и приятным следствием нападения на штаб стало то, что колонна местных жителей численностью около 300 человек, которую гнали в километре позади штабного обоза для отправки в Германию, как только завязался бой, разбежалась, как и сопровождающие ее солдаты.

По данным «Янета», у которого ночевали офицеры штаба СД, и данным допроса взятых в плен солдат было установлено:

1. Штаб СД № 34 400 дислоцировался на станции Бордово и эвакуировался в город Крейсбург, Германия.

2. Среди убитых были 3 немца, окончившие школу гестапо (так в отчете) при штабе в Бордово.

3. Застрелившиеся — капитан и 2 унтер-офицера — были награждены «Железными крестами».

4. Отряд, сопровождавший штаб, должен был сжечь 9 населенных пунктов, в том числе деревню Балтини.

5. Штабу были приданы 8 латышей из батальона ОР ТОД, дислоцировавшегося в городе Лудза, которые впоследствии должны были направиться в город Мариенбург в Германии.

Не слишком ценной по части разведданных, но весьма колоритной в смысле мщения была другая операция — захват начальника Быковской полиции лейтенанта Берскланса.

По заданию Кайченко «Янет» должен был во время очередной попойки в здании полиции насыпать Берклансу и другим полицейским в спиртное снотворный порошок, и после того, как они уснут, группа бойцов Кайченко должна была разгромить здание полиции с находящимися там людьми.

Первую часть задуманной операции «Янет» выполнил полностью, но, чтобы не вызвать подозрений, ему пришлось выпить и самому. Поэтому он не смог сообщить Кайченко о происходящем в полицейском участке, так как вместе с остальными полицейскими просто-напросто заснул.

Одновременно с выговором за срыв операции Кайченко изменил «Янету» задание — теперь тот должен был доставить живым в лес начальника Быковской полиции. Эту операцию он провел блестяще. Пригласив к себе в дом Берскланса, «Янет» основательно напоил его самогоном и, когда тот уснул, вместе с «Кирилисом» уложил его на повозку и доставил в лес к Кайченко, где Берскланс под утро и очнулся. Правда, допрос его почти ничего не дал, кроме одного любопытного факта: на вопрос Кайченко, что ему известно о партизанах, Берскланс ответил: «Мне известно, что партизан в Латвии много (порядка нескольких тысяч) и, в основном, они базируются в Лубанских лесах. Возглавляет партизанское движение в Латвии майор, выброшенный из советского тыла, который имеет награды» (имелся в виду Клементьев). На вопрос, откуда это ему известно, Беркланс ответил, что их об этом ориентировали немецкие власти.

В соответствии с поступившим из 4-го отдела указанием о продвижении нашей агентуры в Германию для проникновения в разведорганы предполагаемых новых послевоенных противников Клементьевым и Щербаковым были подготовлены и направлены по разным каналом в глубокий немецкий тыл 11 агентов. Среди них (как следует в отчете Клементьева):

«Чудский» (1919 г. р.), военнопленный, бывший лейтенант Красной Армии. Сначала он находился в лагере, потом работал у хозяина, затем служил в немецкой зенитной части в Риге. В конце июня еще с двумя товарищами был отпущен в отпуск к хозяину, у которого работал раньше. За четыре дня до окончания срока отпуска все трое бежали к партизанам, однако попали на оперативную базу. После тщательного допроса 6 июля 1944 г. все трое были завербованы оперативными работниками. «Чудский» получил задание попытаться выехать с немецкой частью в Германию и вернуться обратно в Ригу. Ему был дан пароль: «Привет от майора». Вскоре зенитная часть, в которой он служил, действительно эвакуировалась в глубокий немецкий тыл.

«Попов» (1911 г. р.), военнопленный, работал у хозяина в деревне Юдзкауне. После вербовки был с соответствующей легендой направлен в лагерь военнопленных с задачей — попасть в Германию. До эвакуации лагеря в глубокий тыл имел связь с оперативной базой. Получил пароль для связи: «От командира Леши привет».

«Грачев» (1915 г. р.), военнопленный, завербован и направлен вместе с «Поповым».

«Гертруда», жительница города Риги. Пароль: «От капитана».

«Фаина», тоже жительница Риги. Пароль: «Мне сказали, что вы продаете пальму» (как видим, знаменитый «славянский шкаф» списан с натуры). Ответ — «продаем».

«Ястреб» (1924 г. р.), уроженец Пскова. Живя в Пскове, был связан с сотрудником госбезопасности Фадеевым из 4-й партизанской бригады, потом перебрался в Ригу. Пароль — «Ястреб» — через печать.

Ощенков Диментьян (1922 г. р.), родом из Двинска, жил в Риге. В 1940 году вступил в ВЛКСМ, затем был членом подпольной комсомольской организации, попал в лагерь политзаключенных Саласпилс, из которого его вывезли в Штутгоф, в Германию. Пароль: «Валька Жой искал вас».

«Валька» — Шой Игнатий (1921 г. р.), из Риги, правая рука руководителя подпольной комсомольской организации в Риге, расстрелянного немцами 2 сентября 1942 г. Как и Ощенков, увезен в Штутгоф.

Сахонько Георг — из Двинска, ранее работал в Двинском НКВД. Относится к той же группе эвакуированных в Штутгоф узников Саласпилса.

Романович Иван Михайлович (1912 г. р.), поляк, член подпольной партийно-комсомольской организации. Тоже увезен в Штутгоф. Пароль: «От Ромки Крутикова» (Крутиков — его друг из Двинска).

Воицкий Генрих (1924 г. р.) из Двинска. Также увезен в Штутгоф.

Связь с последними пятью агентами была установлена через бежавшего из лагеря Саласпилс узника, имевшего агентурный псевдоним «Джим». Небольшая подпольная труппа в этом лагере имела между собой договоренность — кому раньше удастся бежать, сообщить разведорганам Красной Армии или партизанам о том, что они до конца будут вести активную работу против гитлеровцев. По данным «Джима» и некоторым другим, никому из членов труппы немцы не предъявляли конкретных обвинений, а взяли просто по подозрению, причем последнее почти сгладилось.

Довольно интересные данные удалось получить работникам базы касательно работы английской разведки в Латвии. Узнали о ней через уже упоминавшуюся «Грету», сестру «Янета», молодую женщину 1923 года рождения. С приходом немцев она некоторое время работала в Риге. Там у нее был знакомый — дамский портной Изидир Зели. Как-то он предложил девушке вступить в члены так называемой группы английской ориентации и перейти на подпольную работу (именно это удержало Клотильду от вступления в организацию, тем более что она некоторое время проработала секретаршей в тюрьме и хорошо знала, что там делают с подпольщиками). По ходу разговора Зели сообщил ей, что в члены организации вошло много людей из среды латвийской интеллигенции и что общая численность группы достигает 400 человек[39]. В том, что разговор не был провокацией или вымыслом портного, свидетельствует то, что подруга «Греты» Луция Бикерс, студентка Рижского университета, рассказала ей, что немцами арестован профессор университета Квасис за принадлежность к некоей подпольной «группе английской ориентации».

Как видим, основы английской нелегальной работы в Латвии, развернувшейся широко уже после 1945 года, закладывались еще во время войны.

Работники базы, как видно из вышеизложенного, развернули оперативную деятельность во многих направлениях. Партизанские полки, которые в общей сложности выросли до 500 человек и прекрасно вооружились, также доставляли немцам серьезные неприятности. Ввиду стремительного наступления Красной Армии немцы осуществили круговую блокировку Лубанских лесов. Они уже не пытались бороться с партизанами, их задача была не выпустить тех за пределы леса, чтобы безболезненно отвести свои отступающие части.

К сожалению, из-за этого была сорвана подготовленная базой операция по освобождению саласпилского лагеря политзаключенных, где содержались около 5 тысяч человек, в том числе члены литовского правительства, отказавшегося воевать с Советским Союзом. Между тем операция имела хорошие шансы на успех.

С февраля по сентябрь 1944 года личным составом совмещенной базы «Первенцы» и «Мстители» было подорвано 20 железнодорожных эшелонов противника, в результате чего разбиты и спущены под откос 18 паровозов и 119 вагонов с живой силой и техникой врага; разрушено 450 метров железнодорожного полотна; подорван один железнодорожный и 10 шоссейных мостов; повреждено около 5000 метров телефонно-телеграфной связи; подбито на дорогах 4 автомашины с солдатами; разбито 26 гужевых повозок.

В результате боевых действий против карателей уничтожены из засад около 100 солдат и офицеров противника (без учета немцев, погибших при крушении поездов). Выявлены и казнены 35 предателей. Вместе с тем в боях с немецкими формированиями в тылу врага погибли 35 наших бойцов и командиров.

Наряду с диверсионной деятельностью оперативная база постоянно проводила военно-разведывательную работу, ежедневно контролировала переброску немецких войск и техники по железной и шоссейным дорогам Псков — Остров — Гулбене — Мадона — Рига, Псков — Остров — Резекне — Двинск, Псков — Валга — Рига, Полоцк — Резекне — Двинск.

Оперативной базой с использованием имевшихся источников информации выявлено: 2 штаба различных воинских соединений германской армии, 20 крупных воинских гарнизонов, 10 аэродромов и посадочных площадок, 24 склада боеприпасов, горючего, продовольствия, 11 фронтовых радиостанций и узлов связи.

Оперативными работниками базы за период ее существования были завербованы 65 агентов из числа местных жителей, которые оказали серьезную помощь в проведении боевых и разведывательных операций.

К августу 1944 года основная часть личного состава оперативной базы находилась уже на освобожденной территории (хотя правильнее будет сказать, что это освобожденная территория дошла до расположения базы). В тылу противника остались пять групп под командованием Крылова, Александрова, Романова, Синицына и Баранкина, которые продолжали вести разведывательную работу и по рации сообщали полученные данные в 4-й отдел. Оказавшиеся на освобожденной территории оперативные сотрудники и разведчики базы занялись другой, не менее важной и нужной работой — как сказали бы сейчас, зачисткой территории от оставшихся немецких пособников, полицейских и карателей.

Отдельные группы из состава базы оказывали помощь наступавшим частям Красной Армии. Так, бойцы группы Степанова и Фролова использовались войсками 3-го Прибалтийского фронта в качестве проводников для нанесения удара в тыл немецких воинских частей.

Командир дивизии 3-го Прибалтийского фронта, с которой они взаимодействовали, гвардии полковник Панишев высоко оценил боевую помощь, оказанную разведчиками. В частности, он отметил:

«…Дивизия, встретив сильное сопротивление противника в районе Нагли, предприняла маневренный обход одним полком в глубокий тыл противника с целью внезапного захвата переправ в районе Викшни. Устарелость имевшихся карт создавала значительную трудность в ориентировке на болотистой местности.

Командир группы Степанов, ранее действуя в этом районе, хорошо знал положение противника и явился с группой партизан к командиру полка, совершавшего обход, и взял на себя обязанность проводника. Провел полк в совершенно бездорожном лесу, форсировал три реки и незамеченным для противника вывел полк в район Викшни, к большаку Викшни — Лубана, отрезав тем самым по пути отхода группировке противника с восточного берега реки Педедзе, в результате, вражеский батальон был разгромлен, после чего дивизия успешно форсировала указанную реку».

По ходу операции в ночь на 31 июля 1944 г. обе группы, руководимые Степановым, минировали дороги и вместе с полком дивизии участвовали в боях. Степанов, Фролов, а также боец Яковлев И.А. командованием дивизии были награждены орденами Красного Знамени, а остальным бойцам групп была объявлена благодарность.

11 августа 1944 года бойцы оперативной базы были переданы в ряды Красной Армии. Оставшиеся в тылу противника пять боевых групп в конце сентября 1944 года вышли в советский тыл и были направлены в распоряжение 4-го отдела НКГБ Латвии в город Двинск.

* * *

После прочтения книги у читателя, наверно, возникнет вопрос, в какой мере Ленинградское управление справилось с теми задачами, которые были возложены на него в годы Великой Отечественной войны.

Исключительно важными были первые недели войны, которые характеризовались быстрым продвижением немецких войск по территории Советского Союза, по существу, не встречавших сопротивления. Огромное расстояние от западной границы до границ Ленинградской области немцы прошли за 12 дней. Поэтому многие довоенные планы, касающиеся районов Ленинградской области, первыми попавших под гитлеровскую оккупацию, просто не успели реализовать, а многие были скомканы.

Однако потом благодаря совместно принятым мерам и героизму наших солдат продвижение немецких войск существенно замедлилось. Чтобы дойти от границ области до Ленинграда, им потребовалось 64 дня, и для немцев это была не праздная прогулка.

А в это время в городе и в не оккупированных районах принимались и реализовывались жизненно важные решения, которые не позволили немцам взять город. Во всех случаях Ленинградское управление явилось одним из исполнителей решений инстанций и установок НКГБ — НКВД СССР и справилось с их выполнением. Сюда относятся:

— Выполнение приказа НКВД СССР по борьбе с диверсантами и воздушными десантами как первоначальный этап прямого противоборства с хорошо подготовленным противником. Вместе с партийными органами за 10 дней создано 168 истребительных батальонов. Они сыграли важную роль не только в борьбе с разведчиками и агентурой противника, но и, оказавшись в немецком тылу, они превратились в партизанские отряды. Кроме того, вместе с частями Красной Армии держали оборону от наступавших немецких войск.

— Реализация решения обкома ВКП(б) от 25 июля 1941 г. о формировании партизанских отрядов в Ленинграде и области. За период с августа по конец сентября 1941 года создано 287 партизанских отрядов, общей численностью более 12 тыс. человек, в состав которых, как уполномоченные УНКВД ЛО, вошли 59 сотрудников Управления.

— В сложных условиях оккупационного режима на значительной части территории Ленинградской области Управлению удалось развернуть разведывательно-диверсионную деятельность и по мере накопления опыта в ее проведении, улучшения материально-технического обеспечения разведывательно-диверсионных групп фактически поставить эту работу на поток. Это стало характерным для второго полугодия 1942 года, когда ежемесячно забрасывалось по 5–7 групп при достаточно высокой — 50-процентной эффективности их диверсионной деятельности. Всего УНКВД ЛО выведено в немецкий тыл с разведывательными и диверсионными заданиями 176 групп, подготовленных 4-м отделом, а также контрразведывательным и секретно-политическим отделами Управления.

— Сотрудники 4-го отдела и областных подразделений, находившиеся в составе партизанских формирований, разведывательно-диверсионных групп, а также специально подготовленные разведчики, являвшиеся, как правило, их командирами, создали во всех оккупированных районах области широко разветвленную агентурно-осведомительную сеть. С ее помощью они собрали обширную разведывательную информацию в интересах командования Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов, выявили значительную часть немецкой агентуры, многих предателей и пособников. В оперативно оправданных случаях приняли меры к их уничтожению.

— Руководство Управления и 4-го отдела своевременно меняло тактику противоборства с германскими спецслужбами, что являлось неожиданным для немецкой стороны. Немецкое тыловое командование утрачивало темпы в подавлении советского сопротивления. 4-му отделу, не имевшему довоенного опыта ведения разведывательной и диверсионной деятельности, за счет концентрации усилий на подборе и воспитании разведчиков, удалось развернуть на коммуникациях противника спланированные акции диверсий, которые наряду с действиями партизан в конечном итоге вылились в дестабилизацию немецкого тыла.

— Руководство Управления проявило гибкость в реализации приказа НКВД СССР № 00145 от 18 января 1942 г. и наряду с решением главной задачи, определенной приказом — проведением специальных мероприятий в тылу противника, — обеспечило поддержку партизанскому движения в наиболее трудные для него периоды весны и осени 1942 года. В марте и мае в немецкий тыл были направлены специально сформированные отряд и батальон с задачей защиты партизанского края, с чем они успешно справились. В действующие две партизанские бригады и во вновь создаваемые партизанские формирования были дополнительно направлены более 20 сотрудников для проведения в них контрразведывательной работы и пресечения пораженческих настроений. Пока в начале 1942 года шла перегруппировка партизанских сил, 4-й отдел активизировал заброску разведывательно-диверсионных групп для проведения диверсий на коммуникациях противника, что не позволило немецкому тыловому командованию в полной мере осуществить карательные экспедиции против партизан и дало ЛШПД выигрыш во времени для приведения партизанских формировании в состояние боеготовности.

— Важным этапом в деятельности Управления и 4-го отдела явилось создание оперативных групп взамен особых отделов при партизанских бригадах, что позволило раскрепостить оперативный состав в организации агентурно-оперативной деятельности и поднять ее на более высокий уровень. Появление оперативных групп при партизанских бригадах обусловило и возможность их взаимодействия с разведывательно-диверсионными группами, прежде всего по обеспечению безопасности последних.

— Новым и неожиданным для противника, эффективным этапом в деятельности 4-го отдела явилось создание трех оперативных баз на оккупированной территории Ленинградской области с привязкой их к основным коммуникациям. Эти базы вкупе с оперативными группами при партизанских бригадах стали для противника грозной и практически недосягаемой и неуязвимой силой, завершившей противоборство спецслужб в пользу нашей стороны. Конечно же, венцом оперативной деятельности 4-го отдела явилась 4-я оперативная база в Латвии. Ее руководитель М.И. Клементьев, который пришел в отдел в мае 1942 года из следственной части, не имея оперативной практики, продемонстрировал значительный рост чекистского мастерства в боевых условиях.

Таким образом, Ленинградское управление противоборство с немецкими спецслужбами в целом выиграло. Возникает вопрос, а что не получились, что не удалось, и с чем это было связано.

Упрекать оперативный состав областных подразделений в отсутствии осмысленности своих действий при стремительном наступлении немецких войск было бы неправильно. Война есть война, и тут срабатывают совсем другие факторы и критерии. Винить малочисленный и недоукомплектованный 4-й отдел в том, что он заблаговременно не подготовил нужного количества разведчиков для работы в немецком тылу, тоже нельзя.

С другой стороны, руководством Управления и 4-го отдела были допущены ошибки и просчеты, которых можно было избежать.

1. Не была решена задача проникновения в разведывательные и контрразведывательные органы противника и созданные им антисоветские формирования. То, что удалось сделать Пяткину по внедрению Лазарева в немецкую разведшколу в местечке Печки, является приятным исключением, в котором, кстати, нет заслуги 4-го отдела. Эта дерзкая операция — результат инициативной и творческой работы руководителя оперативной группы Пяткина. Когда ставка делается на высококвалифицированную агентуру, результат всегда обеспечен.

Кубаткин и Кожевников, а также сменивший последнего в должности начальника 4-го отдела Макаров, сами не имея практики проведения острых чекистских мероприятий, в частности, оперативных игр, не проявили должной требовательности к сотрудникам 1-го отделения 4-го отдела, которые в первую очередь должны были заниматься решением задачи проникновения в спецслужбы противника. Эта задача присутствовала во всех планах, но до реализации дело так и не дошло, так как никто не требовал ее неукоснительного решения.

Конечно, не всем дано разрабатывать подобного рода операции. Тогда надо находить оперативных работников с комбинационным складом мышления, определять их в одну группу и поставить перед ними задачу разработки специальных мероприятий. Совершенно верно поступило руководство Особого отдела Ленинградского фронта, когда оно уже в 1942 году сконцентрировало всю работу по немецким разведшколам в подразделении подполковника Соснихина и добилось того, что почти в каждую из них была внедрена особистская агентура. В этом отношении нельзя не прислушаться к словам бывшего начальника ГРУ П.И. Ивашутина, когда он говорил, что в период Отечественной войны в плане проникновения к противнику особые отделы сработали значительно лучше, чем территориальные органы.

2. Не удалось Управлению и 4-му отделу решить задачу проникновения в созданные немцами антисоветские формирования с целью разложения или уничтожения их руководителей. Речь идет в первую очередь о предателе Власове. Задача его уничтожения ставилась трижды. В первом случае с этой целью в Лужский район 4 августа 1943 г. забрасывалась группа «Боевики» в расчете на возможное появление там Власова, а он не появился, так как в мае — июле побывал в Пскове, Порхове, Луге, Волосове и Гатчине. Как ни странно, 4-й отдел не воспользовался этой возможностью. Эта же задача, как одна из главных, была обозначена перед 2-й оперативной базой, созданной 14 сентября 1943 года в районе Новгорода, и опять, как и в случае с группой «Боевики», расчет делался на случайное появление Власова.

Третья попытка выглядела более солидно. Был составлен план мероприятий по внедрению в окружение Власова агента с легендой о том, что в Москве якобы существует группа научно-технических работников, заинтересовавшихся его идеями борьбы с большевизмом. План в августе 1943 года был доложен Кожевниковым в присутствии Кубаткина Судоплатову, который сразу же увидел в нем изъяны и оставил его у себя на доработку. С рекомендациями Судоплатова план вступил в действие. Агент с заданием и легендой была введена в немецкий тыл и направилась в Псков, где должна была выйти на близкие связи Власова. На этом операция закончилась. Во всяком случае, ни от нее, ни о ней самой информации не поступило.

3. Провал 2 операций, на которые делали ставку Кубаткин и Кожевников, рассчитывая, по-видимому, на высокую оценку в случае их реализации.

Речь идет об операции по разгрому Сиверского разведпункта, которую в том виде, как она была спланирована 1-м отделением 4-го отдела, вообще нельзя было проводить. Помимо смешения задач, что недопустимо в таких случаях, имела место при наличии достоверных данных об обстановке внутри разведпункта и в его окружении искаженная, дезориентирующая ее оценка.

Второй операцией, закончившейся более чем печально, явился провал попытки создания оперативной базы в Эстонии в конце 1943-го — начале 1944 года. Как и в случае с Сиверским разведпунктом, провал произошел вследствие ухода от объективной оценки оперативной обстановки и ориентации на негодных агентов, подобранных из числа эстонцев, как будто не было известно, что уже в первые три месяца войны предательство со стороны эстонцев было наибольшим. В данном случае в операции участвовали 6 агентов-эстонцев, которых 4-й отдел готовил в течение полутора лет, и все они оказались предателями, сговорившись еще в нашей разведшколе сразу же после выброски перейти на сторону немцев.

Но, по большому счету, эти неудавшиеся мероприятия можно было и не планировать и не проводить, тем более что они не определяли решения главной стратегической задачи, а носили, в лучшем случае, тактический, если не сказать, частный характер. Что касается основной деятельности, то сделанное в годы оккупации Ленинградской области Кубаткиным, Кожевниковым, подчиненными им сотрудниками и их агентами, безусловно, заслуживает высокой оценки.

Сотрудники Управления, погибшие в тылу противника при выполнении специальных заданий

Этот список далеко не полон и не закончен. До сих пор не удалось найти биографии многих сотрудников, о гибели которых в немецком тылу точно известно. Сюда, например, относятся:

Вальков Д.К., оперуполномоченный, погиб 14 сентября 1943 г. из-за нераскрытия парашюта при десантировании в Шимском районе.

Гладышев, ст. лейтенант, сотрудник 4-го отдела, пропал без вести при десантировании 30 сентября 1942 г. у озера Кузнецовское в Тосненском районе.

Гончарук Иван Сергеевич, погиб 20 августа 1943 г. в бою при проведении оперативного мероприятия недалеко от Уторгоша.

Корольков Виктор Семенович, 1912 г. р., уроженец г. Орла Смоленской области, член ВКП(б) с 1938 года, в органах ГБ с 1940 года, лейтенант ГБ, оперуполномоченный 4-го отдела, погиб в составе группы Тимофеева у дер. Мясной Бор 25 июня 1942 года.

Мальцев С.Л., оперуполномоченный. Погиб в октябре 1943 года в бою с карателями.

Овчинников Н.В., погиб 17 октября 1943 г. в Чуцовском районе при десантировании в бою с карателями.

Пушкарев Николай Сергеевич, ст. лейтенант ГБ, 10 января 1944 года захвачен немцами при проведении оперативной операции по Заваровскому гарнизону РОА в Псковском районе и, вероятнее всего, расстрелян.

Филиппов, оперуполномоченный 4-го отдела, погиб 24 июня 1942 г. у дер. Мясной Бор во время артобстрела.

Фомин, радиооператор. В один из дней с 10 по 24 октября 1942 года арестован немецкими полицейскими в одном из хуторов в Полновском районе — и многие, многие другие…

Не значится в списке и большая группа командиров, радистов, бойцов, которые представлены в книге как участники разведывательных групп, особых отделов бригад, оперативных групп при бригадах, оперативных баз. Совсем не исследованной остается судьба большого количества агентов-маршрутников, направлявшихся 4-м отделом в немецкий тыл со специальными заданиями. Последние две категории сотрудников состояли на специальном учете в УНКВД ЛО и были, как правило, откреплены от военкоматов.

Количество представленных ниже сотрудников (29 человек с полными биографиями) превышает число тех, кто представлен на мемориальном стенде в Управлении (26 человек), что обязывает нас после дополнительного исследования обновить его.

Итак:

Балдин Ефим Андреевич, родился 16 января 1913 г. в деревне Волим Добрянского района Пермской области. После окончания сельской семилетней школы в дер. Волим и курсов землетехников в Перми работал в Пермском земельном ведомстве техником по землеустройству. Среднее образование получил, пройдя обучение в течение 1931–1932 гг. на агрохимическом рабфаке в г. Ирбит, потом поступил в Пермский сельскохозяйственный институт. По его окончании в 1937 году был распределен на работу в Туркмению в качестве агронома-химизатора. Отработав по распределению положенный срок, вернулся в родные места и трудился по той же специальности в г. Оса Пермской области. В 1939 году приехал в Ленинград и поступил учиться на одногодичный агропедагогический факультет Ленинградского сельскохозяйственного института. Здесь его определили на работу в органы госбезопасности, и 15 октября 1939 года он был зачислен в штаты Управления в качестве старшего оперуполномоченного Валдайского районного отдела. В течение 1941 года он назначался начальником сначала Молвотицкого, а затем Лычковского райотделов. В 1941 г. вступил в ВКП(б). В немецком тылу Балдин находился в составе оперативной группы при 2-й партизанской бригаде. Геройски погиб в бою с карателями 23 июня 1943 года у дер. Кузнецово Дедовичского района. Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 2 мая 1944 года Балдин Ефим Андреевич посмертно награжден орденом Красной Звезды с формулировкой: «За выдающиеся успехи в организации партизанского движения, за доблесть и мужество, проявленные в партизанской борьбе и оказание активной помощи Красной Армии в борьбе за освобождение Ленинградской области от немецко-фашистских захватчиков».

Имя Балдина Ефима Андреевича занесено на мемориальную доску, установленную в здании Управления как сотрудника, геройски погибшего в тылу противника при выполнении специального задания.

Берсенев Петр Александрович, родился 29 июня 1908 г. в деревне Осиново, Никольского района, Вологодской области в многодетной крестьянской семье среднего достатка. Окончив 2 класса второй ступени (приравнивается к 5 классам) единой трудовой школы он, оставшись без матери, был вынужден прекратить учебу и заняться работой в крестьянском хозяйстве. Семилетнее образование получил, чередуя учебу с поденной работой. Занимался распиловкой и погрузкой дров, очисткой просек в лесохозяйствах Архангельской области, работал на лесопильных предприятиях в качестве грузчика-укладчика. Имея отсрочку, тем не менее добровольно пошел служить в Красную Армию.

В сентябре 1930 года был зачислен в школу младших ветеринарных фельдшеров при Ленинградском гарнизонном военном лазарете, окончание которой приравнивалось к восьмиклассному образованию, и до 1937 года оставался на сверхсрочной службе. Приехав в г. Пушкин, работал ветеринарным техником при инспекции Пушкинского райсовета, одновременно завершил учебу в средней школе. В январе 1939 года вступил в ВКП(б). На работу в Управление НКВД ЛО был принят в июле 1939 года по рекомендации бюро Пушкинского райкома ВКП(б), после чего прошел спецподготовку в межкраевой школе НКВД и распределен в Поддорское райотделение. В первом полугодии 1941 года работал в Старорусском межрайотделе в должности оперуполномоченного. Берсенев при оккупации немцами Поддорского района в июле 1941 года вместе с партийно-советским аппаратом был оставлен в немецком тылу. Принял участие в формировании партизанского отряда «Боевой», в составе которого проводил диверсионные акты на коммуникациях противника. Погиб в бою 25 октября 1941 г. при проведении диверсионной операции в Поддорском районе.

Варицев Александр Иванович, родился 14 июля 1900 г. в деревне Антоново, Ржевского района, Калининской области. С 1925 по 1930 год работал на судостроительном заводе «Северная верфь» в качестве формовщика медно-литейного цеха. После вступления в 1928 году в члены ВКП(б) избирался на руководящие партийные должности, в связи с чем партком «Северной верфи» рекомендовал его на работу в органы госбезопасности.

С августа 1930-го по апрель 1932 года учился в Центральной школе ОГПУ в Москве. По ее окончании приступил к работе в Лужском райотделении, начав с должности рядового сотрудника и дойдя до врио начальника райотделения. В марте 1939 года переведен в Островское райотделение, преобразованное перед началом Отечественной войны в межрайотдел, начальником которого был назначен. С оккупацией немцами Островского района Варицев был оставлен в немецком тылу вместе с партийно-советским активом. Принимал непосредственное участие в формировании партизанских отрядов, на базе которых в партизанском крае была создана 1-я партизанская бригада. В марте 1942 года он был назначен начальником Особого отдела. Вместе с командованием бригады Варицев в трудных условиях защиты партизанского края в декабре 1941-го и мае 1942 годов провел большую работу по повышению боеспособности бойцов и командиров, поднятию их морального и боевого духа, пресечению проникновения в партизанскую среду пораженческих и панических настроений.

В интересах сохранения личного состава в конце 1942 года партизанская бригада разделилась на несколько отрядов, действовавших самостоятельно. Варицев вошел в состав отряда, командиром которого являлся И.Д. Дмитриев. Благодаря хорошо налаженному взаимодействию между Дмитриевым и Варицевым отряд действовал результативно.

В одном из боев 1 декабря 1943 года Варицев погиб в районе деревни Стаи Лядского района.

Вишняков Иван Михайлович, родился 29 октября 1911 г. в деревне Поничено, Ржевского района, Калининской области. Получил начальное образование по месту рождения, затем работал у отца в хозяйстве. Воспитывался без матери. В 1928–1929 годах выезжал на побочные заработки в гор. Чухлому Костромской области. Приехав в 1932 году в Ленинград, устроился работать на цементный Глухоозерный завод сначала пожарным, а затем — авгогрузчиком, откуда был призван в войска НКВД. Служил рядовым 151-го Октябрьского железнодорожного полка войск НКВД.

По окончании срочной службы подал заявление с просьбой о зачислении в органы НКВД и был принят на работу в марте 1936 года на должность секретаря-счетовода Осьминского райотделения. В этой должности состоял до 1939 года. От комсомольской организации райотделения был делегатом Осьминской районной конференции ВЛКСМ. Принимал вместе с оперативным составом непосредственное участие в операциях по ликвидации в пограничном районе националистических формирований и диверсионно-повстанческих групп. Как положительно зарекомендовавший себя сотрудник, был назначен в январе 1939 года на должность помощника оперуполномоченного.

В августе 1939 года был переведен в Тосненский райотдел. В 1940 году вступил в ВКП(б). Для повышения чекистских знаний в феврале 1940 года прошел обучение по программе межкраевой школы НКВД, после чего в декабре 1940 года с учетом положительных результатов в работе был повышен в должности до оперуполномоченного, и ему было присвоено звание младшего лейтенанта ГБ. 5 октября 1941 г. в составе группы партийно-советского актива, сформированной с участием 4-го отдела в Малой Вишере, был направлен на оккупированную немцами территорию Тосненского района для установления связи с партизанскими отрядами, действовавшими в Тосненском, Чудовском, Оредежском, Слуцком районах, и осуществления руководства их боевой деятельностью. После выполнения задания группа в декабре 1941 года вышла в наш тыл.

18 мая 1942 г. в составе разведывательной группы он вновь был направлен в немецкий тыл в Тосненский район. Следуя вблизи линии фронта, Вишняков Иван Михайлович погиб около деревни Мясной Бор во время артиллерийского обстрела.

Воскова Сильвия Семеновна, родилась 7 июля 1920 г. в Петрограде, в семье участников революционного движения. Отец — Восков Семен Петрович, 1889 года рождения, до Октябрьской революции работал столяром на инструментальном заводе в Сестрорецке. Являясь членом ВКП(б) с 1905 года, он в годы Гражданской войны был комиссаром 7-й дивизии РККА, вместе с которой, находясь на Украине, занимался заготовкой сельхозпродуктов для жителей Ленинграда. Умер в марте 1920 года от сыпного тифа в Таганроге. Мать — Каляева Сальме Ивановна, 1898 года рождения, уроженка Ленинграда, член ВКП(б) с 1918 года. Окончила Ленинградский медицинский институт, работала врачом-терапевтом в больнице им. Эрисмана, а с начала Отечественной войны — в эвакогоспитале № 65.

Их дочь Сильвия в 1937 году после окончания средней школы № 5 Петроградского района поступила учиться в Ленинградский электротехнический институт им. Ульянова-Ленина, который закончила в январе 1942 года с правом последующей защиты диплома, получив специальность инженера проводной связи. После окончания института непродолжительное время работала санитаркой в эвакогоспитале № 65, а затем добровольцем вступила в ряды РККА, прошла обучение в Военно-морской школе № 2, где получила специальность радиста-оператора и в августе 1942 года была принята на работу во 2-й спецотдел Управления НКВД Ленинградской области, где зарекомендовала себя исключительно с положительной стороны. 22 декабря 1942 г. она была награждена медалью «За оборону Ленинграда».

В течение 1943 года неоднократно обращалась к руководству с просьбой отправить ее в тыл противника и все-таки добилась того, что в июле 1943 года распоряжением начальника УНКВД была направлена в спецшколу разведывательного отдела, где прошла необходимую тренировку по радиоделу и специальную подготовку для работы в тылу противника.

В ночь с 25 на 26 февраля 1944 года Воскова в составе разведывательно-диверсионной группы во главе с Морозовым в качестве радистки была самолетом заброшена в Эстонию для выполнения боевого задания. После приземления у озера Выртс-Ярв, следуя к намеченному месту базирования, группа попала в зону действия немецкого карательного отряда. В завязавшемся неравном бою при попытке вырваться из окружения Сильвия Воскова погибла смертью храбрых. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 мая 1965 г. Воскова Сильвия Семеновна посмертно награждена орденом Отечественной войны 2-й степени и занесена в Книгу Памяти Управления.

Гаренко Иван Гаврилович, родился 23 сентября 1906 г. в гор. Александрия Кировоградской области. Его отец в Гражданскую войну воевал в составе Красной гвардии и был расстрелян белыми. Сам он, закончив пять классов школы в гор. Александрия, вынужден был прервать учебу и пойти работать сначала учеником, а затем мастером кустарного дела. Срочную военную службу проходил с 1928-го по 1930 годы в 10-м погранотряде НКВД в гор. Острове, где остался на сверхсрочную службу. В 1930 году вступил в ВКП(б). С 1931 года был экспедитором фельдсвязи, с 1934 года — начальником фельдсвязи при Домянском, а с 1938 года в Струго-Красненском райотделении. Одновременно с работой учился в школе, получив семилетнее образование. В сентябре 1939 года был зачислен в штат Струго-Красненского райотделения на должность оперуполномоченного, а в 1941 году назначен на должность старшего оперуполномоченного Плюсского райотдела. Находясь в немецком тылу в составе разведывательной группы из двух человек, в сентябре 1941 года, оставшись без радиосвязи, пропал без вести.

Грачев Леонид Васильевич, родился 12 марта 1919 г. в Твери, в семье служащих. В 1934 году окончил семилетнюю фабрично-заводскую школу, затем в 1937 году Ленинградский электротехникум связи, потом прошел высшую вневойсковую подготовку при Электротехническом институте связи.

На работу в Управление НКВД ЛО принят в июле 1938 года в порядке набора специалистов-радиооператоров. Службу проходил во 2-м спецотделе. За короткий срок освоил работу по радиоразведке и радиоконтрразведке, достиг высоких показателей в эксплуатационном приеме знаков русского текста на латыни и в передаче на ключ. В 1939 году без отрыва от работы окончил шестимесячные курсы при 2-м спецотделе. 29 ноября 1941 г. приказом начальника Управления ему была объявлена благодарность «за хорошую работу по радиосвязи и изготовление новой аппаратуры». В немецкий тыл Грачев был заброшен 13 мая 1942 г. в качестве радиста в составе группы «Громова» (командир Н.В. Козырев) с заданием по Полновскому и Лядскому районам. Группа совершила ряд крупных диверсий, уничтожив более 200 немецких солдат и офицеров. 13 августа 1942 г. Грачев погиб в бою у хутора Ломы Гдовского района.

Дмитриев Борис Митрофанович, родился 4 августа 1907 г. в дер. Агарышево, Красногородского района Калининской области. После окончания сельской школы-пятилетки работал на лесозаготовках и на дорожном строительстве. В 1929 году, в период прохождения срочной службы, закончил курсы радиотелефонистов, получил допуск к секретным работам и был назначен младшим командиром отдельного радиобатальона, находившегося в Ленинграде. По службе в армии зарекомендовал себя с положительной стороны. Был принят в члены ВКП(б), являлся парторгом подразделения и редактором батальонной газеты «Ильичевка». Желая совершенствоваться в радиооператорном деле, остался на сверхсрочную службу.

Демобилизовавшись в 1938 году, поступил на работу в качестве радиооператора Приемной радиостанции Радиодирекции Ленинграда. Как специалист по радиоделу, Дмитриев получил предложение работать в органах НКВД ив 1938 году был зачислен в штаты Управления на должность радиооператора радиостанции № 21 2-го спецотдела. Упорно и настойчиво работал над совершенствованием своего профессионального мастерства, существенно повысил количество принимаемых на слух в минуту знаков латинского и русского текстов. Накануне Отечественной войны переведен в 4-й отдел, куда была функционально передана радиостанция № 21.

С возвращением радиостанции в ведение 2-го спецотдела вместе с его личным составом был прикомандирован к Управлению НКВД Вологодской области, куда временно переместилась радиостанция № 21. В июне 1942 года был заброшен в район Мясного Бора в составе чекистской группы. Погиб 26 июня 1942 г.

Дроздов Павел Николаевич, родился 18 января 1909 г. в деревне Житинки Калининской области. Происходит из многодетной крестьянской семьи. До 1927 года работал в хозяйстве родителей в дер. Житинки, где закончил начальную школу (4 класса). Оставшись без отца, в поисках работы выехал в Ленинград, к брату. В 1928 году через биржу труда получил сначала временную работу, а затем был направлен на учебу в качестве штукатура на завод «Красный Октябрь», где проработал полтора года. В 1930 году принят на бумагопрядильную фабрику «Веретено» в качестве ученика, а затем переведен на рабочую должность прядильщика.

В январе 1931 года его призвали на срочную службу, которую он проходил в Ленинграде в подразделении связи — в/часть 1193 на Звенигородской улице. Демобилизовавшись в 1933 году, вернулся на бумагопрядильную фабрику, где в последующем стал мастером.

С сентября 1939 года Дроздов принимал участие в финской кампании. При демобилизации в июле 1940 года, как специалист-радиотехник высокой квалификации, был рекомендован на работу в органы госбезопасности и 15 августа 1940 г. зачислен в Управление НКВД ЛО в качестве младшего техника радиостанции № 21 2-го спецотдела. С началом Отечественной войны прошел специальную подготовку в разведшколе 4-го отдела и как радист включен в состав группы Зубакова — Бакушева, которая в октябре 1941 года самолетом была заброшена в Дедовичский район, где сформировала партизанский отряд, а затем вместе с ним влилась в 4-ю партизанскую бригаду. Дроздов погиб 28 января 1943 г возле деревни Острая Лука Дедовичского района.

Еремин Иван Илларионович, родился 29 августа 1914 г. на хуторе Трясинский, Фрунзенского района, Сталинградской области. Оставшись без матери в четырехлетнем возрасте, воспитывался у родственников, так как его отец, занимая ответственный пост в Ростовском крайисполкоме, не имел возможности уделять ему должное внимание. В 1931 году он после семилетки окончил ФЗУ Севкавметаллообъединения в Ростове и устроился работать на завод «Красный гвоздильщик» слесарем. Затем два года учился на рабфаке при Ростовском институте железнодорожного транспорта. В 1934 году, прибыв в Ленинград, опоздал с поступлением в Институт иностранного туризма и отправился в Мурманск, где его приняли в контору начальника станции в качестве заведующего делопроизводством. В 1935 году вернулся в Ленинград, поступил в Институт железнодорожного транспорта, но с первого курса был отчислен за академическую неуспеваемость, так как, не имея стипендии, был вынужден работать. Начинал в Петергофе в качестве агента по снабжению 233-го Военно-строительного управления. В сентябре 1936 года Еремин поступил в Ленинградский институт инженеров холодильной промышленности — и через два года вновь был отчислен за систематические прогулы, что опять было связано с необходимостью зарабатывать деньги на существование.

Еще находясь в институте, Еремин интересовался возможностью попасть на работу в органы НКВД. В спецотделе ему рекомендовали попробовать решить этот вопрос через райком комсомола. Тогда он устроился в райсовет Осоавиахима Фрунзенского района инструктором военно-массовой работы отдела боевой подготовки, где за три месяца сумел проявить себя положительно, на сей раз своевременно и аккуратно выполняя все порученные задания. В результате он получил характеристику «дисциплинированного, ответственно относящегося к делу, политически грамотного и выдержанного человека» и 10 сентября 1939 г. был принят на работу в УНКВД ЛО и зачислен в Солецкое райотделение на должность помощника оперуполномоченного. Затем в порядке повышения квалификации в январе-феврале 1940 года прошел курс обучения в межкраевой школе при Управлении НКВД ЛО.

Однако ресурс «своевременности и аккуратности» после достижения цели быстро закончился, появились нарекания по части исполнительской дисциплины, кроме того, у него были не урегулированы отношения с бывшей женой, которая обвиняла его в уклонении от уплаты алиментов. Все это вынуждало руководство райотделения и отдела кадров Управления проводить с ним индивидуально-воспитательную работу. Сочетание этих факторов привело к тому, что в начале 1941 г. он попросился в другое подразделение и был переведен во вновь созданный Солецкий межрайотдел на должность оперуполномоченного отделения КРО. В августе 1941 года был назначен на ту же должность в Шимское райотделение. В связи с оккупацией немецкими войсками Шимского района Еремин вместе с партийно-советским активом был оставлен в тылу противника в составе Новгородского межрайонного партийно-подпольного центра. В сентябре 1942 года, находясь в разведке вблизи деревни Менюша Шимского района, Еремин был обнаружен карателями и погиб в бою.

Зубаков Михаил Константинович, родился в 1906 году в Петербурге. Среднее образование получил, обучаясь в разных городах, так как его отец, будучи музыкантом по образованию, переезжал с бригадами строителей-железнодорожников, детям которых преподавал музыку. Поэтому Зубаков начинал учиться в Ленинграде, продолжил образование в г. Мелекессе на Украине, семилетку заканчивал в Ташкенте.

В 1922 он году поступил работать строгальщиком в механические мастерские «Ташкентского гострамвая». С открытием в 1923 году ФЗУ при мастерских поступил туда на учебу, по окончании которой в 1926 году был принят на работу в качестве электромонтера в контору «Электроснабжение».

С июля 1925 года состоял на выборной, а затем освобожденной комсомольско-партийной работе, являясь заведующим орготделом сначала в РК ЛКСМ, а с 1927 года в РК ВКП(б). В 1928 году был направлен на работу в ЦК ЛКСМ Туркмении в гор. Ашхабад, откуда призван на срочную службу. Проходил ее с 1928-го по 1930 год в отдельной роте связи в г. Ленинграде. После демобилизации работал обмотчиком на заводе «Электрик», одновременно учился в Ленинградском индустриальном институте, по окончании которого работал мастером, инженером, старшим инженером на северо-западном проектно-монтажном предприятии «Теплоэлекгромонтаж», где был избран секретарем парткома.

В июне 1938 года Зубаков по партийному набору принят на работу в Управление НКВД ЛО. Вначале его использовали на оперативной работе, а в феврале 1939 года перевели в следственную часть на должность следователя. В декабре того же года, как имеющий положительные результаты, он был повышен в должности до старшего следователя.

В марте 1941 года в связи с наложенным дисциплинарным взысканием за халатное отношение к сохранности секретных документов Зубаков был переведен в Ленинский райотдел Управления на должность старшего оперуполномоченного контрразведывательного отделения. В августе 1941 года его назначили на должность секретаря начальника Управления НКВД ЛО. В октябре 1941 года он был переведен в 4-й отдел Управления с перспективой использования в тылу противника на партийной работе.

В октябре 1941 года Зубаков, являясь комиссаром партийной группы, был заброшен самолетом в Дедовичский район, где с его участием был сформирован партизанский отряд, который затем влился в 4-ю партизанскую бригаду. Зубаков стал ее комиссаром. Погиб он 1 декабря 1942 г. в бою с карателями при переходе с группой партизан железнодорожной линии Псков — Дно.

Иванов Яков Яковлевич, родился 5 ноября 1913 г. в дер. Заречье, Новгородского района, Ленинградской области. Трудовую деятельность Иванов начал довольно рано, что помешало ему получить полное среднее образование. С 1928 года в течение двух лет работал разнорабочим в Новгородском аэропорту. Затем с 1930-го по 1934 год был столяром 213-го участка военно-строительного отдела ЛВО. В 1936–1937 гг. проходил срочную службу в Красной Армии, будучи красноармейцем 30-го отдельного саперного эскадрона в г. Острове.

В органы госбезопасности зачислен в августе 1938 года, когда после демобилизации из армии работал культработником артели «Моряк». В течение трех лет был вахтером, затем, начиная с 1941 года, занимал должности помощника оперуполномоченного и оперуполномоченного Новгородского райотдела УНКВД ЛО. С оккупацией немецкими войсками Новгородского района вместе с партийно-советским активом оставлен в немецком тылу, принял участие в формировании партизанского отряда. Погиб в апреле 1942 года в бою с карателями в районе дер. Мясной Бор Новгородского района.

Ивановский Валентин Алексеевич, родился 19 июня 1919 г. в селе Важино, Подпорожского района, Ленинградской области. Его отец был школьным учителем, мать работала фельдшером. В 1937 году на станции Мга Ленинградской области окончил десятилетнюю железнодорожную школу, после чего поступил в Ленинградский ветеринарный институт. Имел хорошие показатели в учебе, принимал активное участие в общественной жизни, в связи с чем комитет комсомола института рекомендовал его для занятий в летную школу аэроклуба Московского района.

В марте 1938 года Ивановский по комсомольской разнарядке был зачислен на работу в Управление НКВД ЛО и направлен на учебу в одногодичную межкраевую школу НКВД при Ленинградском управлении, по окончании которой прошел полуторамесячную оперативную стажировку, после чего был назначен на должность помощника оперуполномоченного Ораниенбаумского райотделения. В мае 1939 года был выдвинут на вышестоящую должность оперуполномоченного Ораниенбаумского райотделения. Впоследствии работал оперуполномоченным в Шлиссельбургском райотделении, а с марта 1941 года — в Волховском межрайонном отделе, где вскоре был назначен на должность старшего оперуполномоченного. В этой же должности с мая 1942 года состоял в штате Середкинского райотделения. Затем состоялась его заброска в немецкий тыл по линии 4-го отдела Управления. Погиб он 21 марта 1943 г. в неравном бою с карателями у озера Сево, недалеко от Дубковой Горы в Новгородском районе. Его имя занесено на мемориальную доску, установленную в здании Управления, как сотрудника, геройски погибшего в тылу противника при выполнении специального задания.

Копылов Александр Михайлович, родился 11 сентября 1909 г. в Москве. До поступления в 1939 году в органы госбезопасности прошел солидную жизненную школу: после двухгодичной срочной службы на Черноморском флоте в 1932–1934 гг. он по разнарядке занимался сельхоззаготовками, затем работал в промышленности, входил в комсомольскую номенклатуру, в связи с чем ему приходилось менять места жительства, вливаться в новые коллективы, завоевывать практическими делами авторитет и доверие товарищей по работе. Жизнь учила его умению общаться с людьми, приобретать знания и опыт, формировала характер, выдвигала на первый план требование не уходить от трудностей, преодолевать их, принимать самостоятельные решения. С таким багажом в 1939 году после окончания Высшей профсоюзной школы в Ленинграде он был зачислен в Волховский райотдел Управления НКВД Ленинградской области. Погиб 11 мая 1943 г. на линии Волховского фронта при возвращении с боевого задания.

Лаптев Афанасий Антонович, родился 19 августа 1903 г. в Кировской области. Работать начал еще в детстве, в хозяйстве родителей. В 1924 году отправился на Урал, в г. Надеждинск, где устроился работать на металлургический завод подручным резчика. В 1925 году был призван на службу в войска ОГПУ, проходил ее в Кронштадте в 6-м пограничном отряде, сначала рядовым краснофлотцем, потом командиром отделения, а затем заместителем помощника начальника заставы. Закончив срочную службу, работал в 3-м районе охраны Октябрьской железной дороги в Ленинграде. В 1930 году устроился слесарем на завод «Электросила», зарекомендовал себя как высококлассный специалист; был ударником труда, редактором газеты «Железосборщик». В штаты УНКВД зачислен по рекомендации парткома. Без отрыва от оперативной работы получил среднее образование, окончив специальную школу им. Дзержинского. Погиб 25 июня 1942 г. у дер. Мясной Бор, находясь в составе группы Тимофеева, в результате немецкой воздушной бомбардировки.

Лосев Василий Алексеевич, родился 24 февраля 1912 г. в дер. Клин, Мошенского района, Ленинградской области, в крестьянской семье. Рано оставшись без отца, трудился в индивидуальном хозяйстве матери. Одновременно учился в местной семилетней школе, которую закончил в 1927 году, затем обучался сапожном делу. С 1929-го по 1930 год работал в г. Боровичи в слесарно-кузнечной артели, сначала учеником, потом — мастером. Одновременно учился в заочном двухгодичном кооперативном техникуме, по окончании которого пошел работать в торговлю, сперва в качестве продавца, а затем был назначен заведующим магазина. В то же время был ответственным исполнителем по заготовкам от Мошенской заготконторы райпотребсоюза, позже стал заместителем председателя сельпо станции Устрепа Мошенского района. С 1934 по 1936 год проходил срочную службу в г. Хабаровске. После демобилизации вернулся к прежней работе в райпотребсоюзе села Мошенское, откуда в октябре 1939 года был принят на работу в качестве оперуполномоченного Мошенского РО УНКВД ЛО. К тому времени в Мошенском райотделении уже работали его брат — Лосев Григорий Алексеевич, в качестве секретаря, и его сестра — Лосева Антонина Алексеевна, в качестве машинистки. 1 августа 1941 г. Лосев был назначен старшим оперуполномоченным Мошенского, а с 1 марта 1942 г. Карамышевского райотделения УНКВД ЛО. Последнее звание — старший лейтенант госбезопасности — ему было присвоено приказом НКВД СССР № 102 от 11 февраля 1943 г.

Лосев дважды побывал с заданием в немецком тылу. 1 августа 1941 г. он был переправлен через Мгинский оперпункт и вошел в состав партизанского отряда Баранкова, а в сентябре 1942 года был зачислен в оперативную группу при 3-й партизанской бригаде, которую возглавлял Кадачигов.

Как следует из характеристики, изложенной в рапорте зам. начальника 2-го отделения 4-го отдела капитана ГБ Федорова начальнику 4-го отдела полковнику ГБ Макарову, «Лосев Василий Алексеевич, сотрудник Поддорского РО УНКГБ ЛО, показал себя с хорошей стороны, с агентурой работать может. Политически грамотный. По своему характеру смелый, решительный, в работе принципиален. Среди бойцов пользовался авторитетом. 25 марта 1943 года в бою с карателями был ранен. В мае 1943 года с группой раненых был направлен в советский тыл своим ходом. Заслуживает продвижения по занимаемой должности». Решение по рапорту не было принято.

По данным партархива, в ноябре 1943 года Лосев, выполняя разведывательное задание вблизи деревни Адамово, пропал без вести.

Мальцев Яков Николаевич, родился в 1915 году. После окончания начальной, а затем средней школы в 1930 году поступил в Вельский сельскохозяйственный техникум. Получив диплом агронома, с 1933-го по 1936 год работал в Вельске на сортировочном участке Всесоюзного института растениеводства, где занимался выведением высокоурожайных сортов зерна. В 1936 году был командирован ВИРом в Ленинград на шестимесячные курсы по подготовке к поступлению в сельскохозяйственный институт. Во время учебы был секретарем комсомольской организации курса, факультета, членом комитета ВЛКСМ, членом ревизионной комиссии Приморского районного комитета ВЛКСМ г. Ленинграда, входил в состав приемной комиссии института.

В декабре 1939 года по рекомендации Приморского РК ВКП(б), Мальцев был зачислен на работу в УНКВД ЛО, продолжая заочно учиться в институте. В марте 1941 года он с отличием сдал программу пятого курса и половину программы последнего — шестого курса. Работая в Управлении, в 1940 году прошел обучение в межкраевой школе НКВД по агентурно-оперативным и юридическим дисциплинам, что в последующем способствовало его успешной работе на разных участках оперативной деятельности. В мае 1940 года вступил в члены ВКП(б).

В УНКВД ЛО состоял в должности старшего оперуполномоченного сначала Ефимовского, затем Петергофского райотделов, где в январе 1942 года стал начальником отделения КРО. В марте 1942 года был переведен в Новосельское райотделение, став его начальником. На всех участках оперативной работы проявлял настойчивость, а будучи начальником чекистских подразделений — требовательность и чуткость к подчиненным. В марте 1941 года вошел в состав оперативной группы УНКВД ЛО, которая была направлена в приграничный западный район и решала задачу пресечения агентурных связей германских спецслужб. В блокадном Ленинграде занимался обеспечением безопасности города. Погиб 8 ноября 1942 г. в бою с карателями в Порховском районе.

Михайлов Александр Александрович, родился 21 мая 1917 г. в дер. Кореничено, Старицкого района, Калининской области. Окончив начальную школу, а затем школу колхозной молодежи, в 1932 году приехал в Ленинград, поступил учиться в ФЗУ при заводе им. К. Маркса. Трудовую деятельность начал на этом же предприятии в 1934 году в качестве строгальщика, затем с 1935 года работал в течение трех лет на заводе № 77 фрезеровщиком-инструментальщиком, потом — бригадиром фрезерного участка. Одновременно учился в школе, где получил образование в объеме 8 классов. На заводе, будучи заместителем секретаря комитета ВЛКСМ, был направлен на городские двухгодичные курсы пропагандистов. Не закончив их, по партнабору 16 июня 1938 г. зачислен на работу в УНКВД ЛО помощником оперуполномоченного контрразведывательного отдела по обслуживанию гостиницы «Астория». По работе характеризовался положительно. С октября 1939 года по октябрь 1940 года без отрыва от работы прошел обучение в межкраевой школе НКВД при УНКВД ЛО. Погиб 26 февраля 1943 г. в бою с карателями у дер. Загорье Лужского района.

Новожилов Николай Васильевич, родился 17 октября 1916 г. в г. Торжке Калининской области. В 1930 году, окончив пять классов, пошел учиться специальностям кустарного дела и одновременно работал сначала учеником сапожника, затем — красильщика, вскоре став мастером-сапожником в частном кустарном производстве. По-видимому, уже тогда он проявлял недюжинные организационные способности, потому что в 1933 году Новожилов стал сперва заведующим ледовым катком в Торжке, затем стадионом Комитета физкультуры и спорта. Возглавлял Комитет колхозных касс взаимопомощи райисполкома, был инструктором-методистом Комитета физкультуры и спорта, секретарем районного Комитета союза низовых спортивных школ, одновременно являясь там инструктором физкультуры.

Имея отсрочку от военной службы, в 1939 году добровольно прошел срочную службу в составе поста ВНОС. В 1940 году вступил в ВКП(б). Демобилизовавшись, вернулся на работу в Комитет физкультуры и спорта сначала в качестве инструктора, затем стал председателем комитета, откуда в апреле 1941 года был зачислен на работу в УНКВД ЛО и стал работать вахтером в Гдовском райотделе. Дважды находился в немецком тылу. Погиб в апреле 1942 года при проведении диверсии на железной дороге у дер. Роговка Новгородского района, подорвавшись на мине.

Пантелеев Петр Григорьевич, родился 17 июля 1914 г. в селе Полотняный Завод Смоленской области, в рабочей семье. Окончил начальную школу, затем продолжил учебу в ФЗУ при полотняно-бумажной фабрике в селе Кондрово Смоленской области. В 1932 году по комсомольскому набору был направлен в Красное Село Ленинградской области и распределен для работы в качестве сеточника на Красногорскую бумажную фабрику.

В марте 1936 года был призван на службу в Красную Армию, проходил ее в радиодивизионе (часть 1193 п/я 584 «А»), где освоил специальность радиста. Демобилизовавшись в ноябре 1937 года, вернулся в Красное Село и, имея положительные характеристики с места службы, подал заявление о приеме на работу в УНКВД ЛО и зачислен радиооператором радиостанции № 21 2-го спецотдела. За период работы хорошо освоил радиостанцию в режиме коротких волн, изучил установочные данные иностранных и отечественных радиосетей, успешно справлялся с работой радиоразведчика-пеленгаторщика. Находясь в составе разведывательно-диверсионной группы в немецком тылу, Пантелеев был выдан одним из предателей, взят в плен и расстрелян в апреле 1942 года у дер. Выборово Струго-Красненского района.

Решетников Иван Васильевич, родился 27 января 1909 г. в дер. Липино, Нолинского района, Кировской области. Рано оставшись без отца, участника войны 1914–1918 гг., он был вынужден совмещать учебу в семилетней школе с работой в крестьянском хозяйстве. По тем временам семь классов являлись довольно высоким образованием, поэтому по достижении 16 лет его приняли на государственную службу: с 1925 года он состоял делопроизводителем в Зыковском волисполкоме, затем в Татоуровском народном суде Нолинского района. В 1928 году устроился на работу на ст. Кушавера Кировской железной дороги кочегаром паровоза, а в 1930 году перешел в автогараж службы тяги в качестве моториста. Избирался секретарем комсомольской организации ст. Кушавера, являлся членом рабочего комитета профсоюза железнодорожной станции.

В октябре 1931 года Решетников был призван на военную службу. Проходил ее сначала в 19-м погранотряде в г. Оловске на Украине, затем — в радиошколе погранвойск в Хабаровске, где остался на сверхсрочную службу, по окончании которой подал заявление о приеме на работу в органы госбезопасности. 3 июня 1936 г. он был зачислен в транспортный отдел УНКВД ЛО на ст. Хвойная в качестве помощника оперуполномоченного. Оперативную работу успешно сочетал со следственной практикой. В конце 1939 года стал помощником начальника отделения. С образованием в Управлении следственной части Решетников 1 февраля 1939 г. назначен на должность старшего следователя. С началом войны пошел в народное ополчение. Оказавшись в немецком тылу, принял участие в сопротивлении, был схвачен и расстрелян 15 марта 1943 г. в пос. Волосово.

Суслов Николай Иванович, родился 10 августа 1908 г. в деревне Куракино Кирилловского района Вологодской области. Закончив семилетнюю школу, в 1926 году уехал в Ленинград, где поступил учиться в 1-й медицинский техникум, который окончил в 1929 году, получив специальность физиорентгенотехника. После этого был направлен в Повенецкий район Карельской АССР, где работал заведующим медико-санитарным пунктом 9-го участка «ЖЕЛЛЕС» Мурманской железной дороги.

Вернувшись в 1930 году в Ленинград, Суслов поступил учиться в Ленинградский инженерно-экономический институт. В 1932 году по специальному набору Наркомата тяжелой промышленности переведен для дальнейшей учебы на 3-й курс Ленинградского индустриального института (ныне Политехнический институт), который окончил с отличными показателями и был направлен на Невский машиностроительный завод. С января 1937-го по август 1938 года работал начальником строившегося литейного цеха и начальником термической мастерской инструментального цеха, где был принят в члены ВКП(б), а затем введен в партком парторганизации.

В августе 1938 года по решению Ленинградского обкома ВКП(б) Суслов был направлен на работу в УНКВД ЛО, где зачислен на должность оперуполномоченного 3-го (экономического) отдела. Затем в течение 1939 года состоял в должности секретаря начальника Управления. В связи с подачей рапорта о переводе на оперативную работу в 1940 году возвращен в 3-й отдел на должность старшего оперуполномоченного. В марте 1941 года переведен в контрразведывательный отдел по обслуживанию германского консульства в Ленинграде. За положительные результаты в работе в августе 1941 года повышен в должности до заместителя начальника отделения. Приказом 7 апреля 1942 г. награжден знаком «Заслуженный работник НКВД».

Суслов был заброшен в немецкий тыл 6 сентября 1942 г. в составе оперативной группы при 4-й партизанской бригаде. Являлся заместителем руководителя по контрразведывательной работе среди личного состава бригады, проводил работу по вербовке агентуры из числа местных жителей, внедрению ее в немецкие административные учреждения и формирования, собирал разведданные по объектам и коммуникациям противника, готовил и осуществлял диверсионные акты. Так, в ночь с 4 на 5 ноября 1942 г. при его личном участии было уничтожено два моста: один через шоссейную дорогу в 4 километрах от поселка Полно, второй — через реку Желча около деревни Корытно. Опергруппой с участием Суслова выявлены более 40 немецких пособников, 7 из них уничтожены.

18 января 1943 г. Суслов с несколькими бойцами отправился к совхозу Полоное Порховского района для встречи с находившимися на боевом задании двумя диверсионными группами, с которыми должен был выходить в наш тыл, но наткнулся на карателей и погиб в бою.

Память о Н.И. Суслове, его жизненном пути и боевых делах поддерживается в Волокославской школе имени Героя СССР Е.Н. Преображенского в Кирилловском районе Вологодской области, где он занесен в Альбом знаменитых выпускников школы.

Тимоненко Николай Варфоломеевич, родился 24 декабря 1911 г. в дер. Рафолово, Мстиславского района, Могилевсюой области в многодетной крестьянской семье среднего достатка. Семилетнее образование получил, обучаясь в школе г. Мстислава. В 1931 году приехал в Ленинград и поступил на ГОМЗ в качестве ученика токаря. С 1931-го по 1933 г. учился на вечернем рабфаке при Механико-технологическом институте. Будучи призванным в Красную Армию, с 1933-го по 1936 г. проходил службу в Управлении коменданта Московского Кремля, где окончил курсы младшего командного состава, был командиром отделения, затем порученцем в спецотделении по обслуживанию квартир членов Политбюро ЦК ВКП(б).

После демобилизации в 1936 году вернулся в Ленинград, где продолжил работать на ГОМЗе в качестве слесаря-инструментальщика. По работе характеризовался положительно, был ударником труда, принимал активное участие в комсомольской работе. В 1937 году окончил курсы пропагандистов при РК ВЛКСМ Красногвардейского района, являлся агитатором во время избирательных компаний по выборам в местные советы депутатов трудящихся, возглавлял цеховую комсомольскую организацию.

В 1940 году по путевке ГК ВКП(б) был направлен на работу в УНКВД ЛО и 17 февраля 1940 г. назначен на должность помощника оперуполномоченного Боровичского райотделения, где до июля 1941 года состоял сначала на должности оперуполномоченного, а затем старшего оперуполномоченного. На всех этапах трудовой и оперативной деятельности Тимоненко всегда занимал принципиальную позицию, что проявлялось уже в его молодые годы. Так, в 1933–1934 годах он был направлен на работу в УИТУ по Ленинградской области в качестве помощника начальника исправительно-трудовой колонии по политико-воспитательной работе, а через два месяца уволен за то, что вскрыл факты грубого злоупотребления служебным положением начальника лагеря и связанных с ним других должностных лиц, а также прокурора, надзиравшего за УИТУ. Меры к преступной группе были приняты после обращения Тимоненко в общественную организацию при облсуде.

В тылу противника Тимоненко находился в составе оперативной группы при 3-й партизанской бригаде, где являлся заместителем Кадачигова по контрразведывательной работе. Погиб в бою с карателями 19 апреля 1943 г. у дер. Выбор Островского района.

Тимофеев Иван Изосимович, родился в 1912 году. В начале 30-х гг. в течение трех лет работал токарем на строительстве лесозаводов в Архангельске, там же, несмотря на молодость, его избирают депутатом Соломбальского райсовета созыва 1932 года. В 1933 году он добровольно поступил на службу в Красную Армию, проходил ее в Ленинграде в отдельном саперном батальоне 19-го стрелкового корпуса. Демобилизовавшись в 1935 году, поступил в Ленинградский юридический институт, где, вступив в члены ВКП(б), занялся партийной работой. Василеостровский райком ВКП(б) в начале 1938 года рекомендовал его на работу в УНКВД ЛО. Начинал он как помощник оперуполномоченного водного отдела, вскоре став оперуполномоченным.

В октябре 1939 года Тимофеева откомандировывают в Особый отдел 8-й армии, в составе которой он и принял участие в финской кампании. Будучи заместителем начальника отделения, он умело сочетал оперативную работу со следственной и был с повышением назначен руководителем оперативной группы, которая проводила прочесывание хуторов и населенных пунктов на передовых позициях наших войск, выявляя финских снайперов и группы боевиков. Награжден медалью «За боевые заслуги». В августе 1940 года Тимофеев возвратился в УНКВД и приступил к работе в качестве старшего оперуполномоченного водного отдела. В марте 1941 года он вошел в состав 4-го отдела, звание лейтенанта ГБ получил 30 октября 1941 г.

С началом войны Тимофеев работал в оперативной группе Хорсуна, занимался формированием и направлением в немецкий тыл разведывательно-диверсионных групп. Одну из таких групп, образованную из сотрудников 4-го отдела, возглавил лично. Погиб 24 июня 1942 г. в районе дер. Мясной Бор.

Филин Валентин Филиппович, родился в 1915 году в гор. Нолинске Кировской области. Воспитанием мальчика занимался отец, работавший после Октябрьской революции начальником местного отдела милиции, а позже — в органах исполнительной власти. Филин окончил 5 групп начальной школы в гор. Нолинске, затем двухгодичную школу кооперативно-торгового ученичества и в 1933 году приступил к самостоятельной трудовой деятельности: сначала работал бухгалтером в Лудянском сельпо, затем в Татауровском райпотребсоюзе. Службу в армии проходил с октября 1937-го по ноябрь 1940 года в 19-м зенитно-артиллерийском дивизионе, в составе которого в 1939 году участвовал в освободительных боевых действиях в Западной Белоруссии, а в 1940 году — в установлении советской власти в Литве. За образцовое выполнение заданий был представлен командованием дивизиона к значку «Отличник РККА».

В декабре 1940 года Татауровским райкомом ВКП(б) Филин рекомендован на работу в органы НКВД и в январе 1941 года зачислен секретарем-счетоводом Татауровского райотдела НКВД Кировской области. Как положительно зарекомендовавший себя сотрудник, направлен на учебу в Свердловскую межкраевую школу ГУБГ НКВД, по окончании которой получил распределение в УНКВД ЛО и 1 января 1942 г. назначен оперуполномоченным Дедовичского райотделения. 10 марта 1942 года он был отправлен в немецкий тыл с группой Дедовичского межрайонного партийно-подпольного центра, в дальнейшем с группой партизан вошел в 5-й полк 3-й партизанской бригады.

17 июля 1943 г. Филин вместе с напарником выполнял разведывательное задание вблизи села Сусельница в Ашевском районе Калининской области. Возле села каратели устроили засаду, в которую и попали разведчики. В завязавшемся бою погибли товарищи Филина. Оставшись один, он отчаянно сопротивлялся, когда кончились патроны, подпустил немцев на близкое расстояние и последней гранатой подорвал себя и находившихся поблизости карателей.

Имя младшего лейтенант ГБ В.Ф. Филина занесено на мемориальную доску, установленную в здании Управления, как сотрудника, геройски погибшего в тылу противника при выполнении специального задания. Добрую память о чекисте чтят в его родных местах, в гор. Нолинске. В 1983 году в Кирове издана книга «На подвиг и труд», в одном из очерков которой повествуется о его жизненном пути и боевых делах.

Хвиюзов Марк Иванович, родился в 1916 году. С 1935-го по 1937 год работал токарем на архангельском судоремонтном заводе «Красная кузница». С 1937-го по 1939 год проходил срочную службу в ВМС. Ходил на военном корабле в качестве командира машины, затем, оставшись на сверхсрочную службу, продолжил ее в качестве младшего командира 35-й танковой бригады в Петергофе. В составе бригады принял участие в финской кампании и за боевые заслуги в мае 1940 года был награжден орденом Красной Звезды.

В сентябре 1940 года Хвиюзов был направлен на учебу в Могилевскую межкраевую школу НКВД СССР. Заканчивал ее перед началом войны. Получил распределение в Ленинградское управление, где был назначен на должность оперуполномоченного Красногвардейского райотдела. Находясь в Латвии в составе 4-й оперативной базы в качестве комиссара, организовал поступление ценной разведывательной информации. Погиб 5 мая 1944 г. в бою с карателями.

Имя М.И. Хвиюзова занесено на мемориальную доску, установленную в здании Управления, как сотрудника, геройски погибшего в тылу противника при выполнении специального задания.

Шаренда Владимир Григорьевич, родился в 1918 году в дер. Сойно, Сойенского района, Витебской области. В трехлетнем возрасте, оставшись без матери, вместе с отцом переехал на жительство на ст. Пестово Ленинградской области, где закончил 6 классов местной школы. С этого времени началась его трудовая деятельность. Сначала он работал счетоводом леспромхоза в Лесном районе Калининской области, затем — в совхозе «Полюстровец» в Ленинграде.

В 1936 году добровольно пошел служить в Красную Армию. Немаловажным обстоятельством при определении места службы стало то, что он с 1930 года в течение двух лет посещал музыкальный кружок, давший ему начальное музыкальное образование (играл на трубе). В силу этого его распределили в духовой оркестр дивизии, дислоцированной в гор. Острове.

В октябре 1939 года по окончании срочной службы принят на работу в органы НКВД в качестве секретаря-счетовода Гдовского райотдела УНКВД ЛО. Перед началом войны состоял в должности оперуполномоченного Псковского райотдела, в составе которого остался в тылу противника и принял участие в работе партийно-подпольного центра. 16 июля 1941 г. вступил в первый Гдовский партизанский отряд, принимал участие в диверсионных и боевых операциях. К апрелю 1942 года отряд понес значительные потери и был вынужден выходить в наш тыл для переформирования. Преследуемый противником, в одном из ожесточенных боев вблизи деревни Мясной Бор отряду не удалось избежать потерь среди личного состава. В числе погибших был и Шаренда Владимир Григорьевич.

Шильцев Александр Степанович, родился 28 июня 1912 г. в дер. Гостинское, Котласского района, Архангельской области, в многодетной семье, где, помимо него, были еще сестра и четыре брата. Трое братьев погибли в годы Гражданской войны, сражаясь на стороне красных. Сам он рано потерял отца и вынужден был много работать в крестьянском хозяйстве одновременно с учебой в сельской семилетней школе.

В 1930 году после окончания курсов железобетонщиков занимался строительными работами при Красавинской фабрике в Велико-Устюгском районе Вологодской области. В 1932 году поступил на рабфак при Архангельском лесотехническом институте. В 1936 году был призван на срочную службу, которую проходил в Ленинграде в батальоне связи, сначала как рядовой, а затем, окончив школу младшего комсостава, в качестве младшего командира. По окончании срочной службы в 1938 году поступил в Ленинградский институт журналистики. Как положительно зарекомендовавший себя в комсомольской работе, уже на первом курсе получил предложение пойти работать в органы госбезопасности и в октябре 1939 года была зачислен в Поддорское райотделение. В первом полугодии 1941 года работал в Старорусском межрайотделе в должности оперуполномоченного, получив звание сержанта ГБ.

При оккупации немцами Поддорского района в июле 1941 года Шильцев вместе с партийно-советским активом был оставлен в немецком тылу. Принял участие в формировании партизанского отряда «Боевой», осуществлял его контрразведывательное обеспечение. Отряд отличался внезапными дерзкими нападениями на немецкие гарнизоны, комендатуры, воинские части. 20 января 1942 г. Шильцев погиб в бою с карателями в Поддорском районе.

Цветков Иван Егорович, родился 18 июля 1905 г. в дер. Ульяници, Капшинского района, Ленинградской области, в зажиточной крестьянской семье. Его отец, член ВКП (б) с 1919 года, до революции был волостным старшиной, в то же время принимая участие в подпольном революционном движении, благодаря чему в годы советской власти находился под опекой партийных органов и избежал партийных чисток и раскулачивания.

Цветков в 1918 году закончил 6 классов средней школы, вступил в комсомол. В августе 1924 года, работая счетоводом в Шугозерском обществе потребителей, по рекомендации комсомольской организации был введен в состав правления кооператива, где начали формироваться его организаторские навыки. Будучи призван в 1926 году на срочную службу, закончил в Ленинграде броневые командные курсы и оставлен при курсах сначала в качестве рядового красноармейца, а затем помощником командира взвода. Демобилизовавшись в 1927 году, остался в Ленинграде, где устроился работать бухгалтером-статистом в тресте «Всебумпрома». В 1929 году вступил в ВКП(б). В 1930 году в порядке повышения квалификации прошел переподготовку на шестимесячных курсах плановых и счетных работников лесной промышленности. По их окончании был распределен в Тихвинский леспромхоз, где начал работать плановиком-бухгалтером, а затем начальником спецчасти. Активно участвовал в общественной жизни коллектива, в комсомольской и партийной работе, в связи с чем в августе 1931 года Тихвинский райком ВКП(б) рекомендовал его на работу в органы госбезопасности, и в декабре 1931 года он был зачислен в Волховский оперсектор по Тихвинскому району в качестве помощника оперуполномоченного.

В 1934 году по окончании курсов переподготовки оперативного состава Цветков был распределен в Череповецкий оперсектор и назначен в оперуполномоченным по экономической линии Череповецкого райотделения НКВД. Имел хорошие показатели в оперативной и следственной работе, в связи с чем был отмечен благодарностью и денежной премией. Затем работал в УНКВД ЛО, где последовательно прошел ступени оперуполномоченного, помощника начальника отделения, начальника отделения экономического отдела и в 1940 году назначен на должность заместителя начальника следственной части. На всех участках служебной деятельности Цветков характеризовался положительно, добивался конкретных результатов. В 1937 году был награжден боевым оружием. Приказом № 102 от 11 февраля 1943 г. ему присвоено звание капитана ГБ.

Цветков входил в состав Особого отдела 1-й партизанской бригада. Погиб 16 июля 1942 г. в бою с карателями.

Закончив список сотрудников, погибших в тылу противника при выполнении сложных специальных заданий, следует остановиться на биографиях трех руководителей разных уровней, которых роднит большой вклад, внесенный ими в достижение Победы:

Макаров Михаил Петрович, родился 12 июня 1902 г. в г. Петровске Саратовской области. В 1925 году после окончания Высшей пограншколы ОГПУ работал на руководящих должностях в особых отделах. В 1938 г. в течение одного учебного года руководил межкраевой школой НКВД по подготовке оперативного состава в Киеве. В 1939 году с должности заместителя начальника ОО Краснознаменного Балтийского флота был назначен начальником 3-го (водного) отдела УНКВД ЛО. В 1939 году награжден знаком «Заслуженный работник НКВД», в 1940 году — медалью «XX лет РККА».

В августе 1941 года Макаров был назначен заместителем начальника Управления и приступил к формированию из сотрудников основных и вспомогательных отделов запасного пункта на случай оставления Ленинграда в г. Тихвине. Погиб 11 мая 1942 г. при исполнении служебных обязанностей, следуя к месту выполнения оперативного задания в Малую Вшперу.

Кадачигов Александр Филиппович, родился в 1914 году в дер. Алексесво, Куженерского района, Марийской АССР (ранее Горьковская область), в многодетной семье (еще 2 брата и сестра) крестьянина-середняка. Рано оставшись без отца, убитого в 1918 году, с четырехлетнего возраста воспитывался матерью. В 1924 году поступил в местную начальную школу, летом работал пастухом. В 1928 году поступил в Конганурскую школу-семилетку, получал, как учащийся из семьи с малым достатком, государственную стипендию. По окончании школы в 1931 году поступил в техникум рыбной промышленности в Казани, но в связи с его ликвидацией в том же году отправился в Ленинград, где начал учиться в техникуме речного транспорта. Из-за материальных затруднений был вынужден прервать учебу, будучи на 3-м курсе судоводительского отделения, и осенью 1933 года принят на работу в Ленинградское речное пароходство, сначала матросом, а вскоре переведен на должность третьего помощника капитана.

Осенью 1934 года Кадачигов зачислен курсантом 1-й Ворошиловской школы НКВД при 1-м погранотряде в г. Ухте, но после двух семестров прервал учебу, не согласившись на перевод в пехотное отделение, так как это исключало распределение его на оперативную работу. Затем в течение 1935 года работал в Ленинграде на государственной службе, сначала комендантом маневренного фонда исполкома Совета Центрального района, а затем культработником «Ленгортопа». В 1936 году был призван в РККА, где прослужил всего 6 месяцев, а затем после болезни был комиссован и освобожден от дальнейшего прохождения срочной службы. С 1936-го по 1938 год работал в Исполкоме Фрунзенского района Ленинграда, сначала заведующим административного надзора, затем инструктором президиума Совета.

Его зачисление на работу в УНКВД ЛО произошло 22 апреля 1939 г., после подачи заявления, поддержанного Фрунзенским советом г. Ленинграда. Он был назначен на низшую оперативную должность — помощником оперуполномоченного водного отдела, в 1939 году повышен в должности до оперуполномоченного, а в марте 1941 года, в связи с созданием разведывательного отдела, как перспективный сотрудник, включен в его состав. С началом Отечественной войны, будучи старшим оперуполномоченным, являлся начальником оперпункта в расположении 13-го дивизиона 42-й армии Северо-Западного фронта, занимался выводом в тыл противника нашей агентуры, разведывательно-диверсионных групп, а также сформированных Управлением партизанских отрядов. Кроме того, сам подбирал и готовил агентуру, отрабатывал ей задания и выводил в тыл противника, проявлял при этом смелость и находчивость.

После освобождения Ленинградской области в марте 1944 года Кадачигов был зачислен на оперативную работу в Водный отдел Управления в качестве заместителя начальника отделения. Но, как только представилась возможность снова вернуться к боевым операциям, он добровольно вошел в состав оперативной группы, сформированной в УНКВД ЛО и прикомандированной ко 2-му Прибалтийскому фронту. Являясь заместителем начальника Тукумского оперсектора, с декабря 1944-го по май 1945 года выполнял специальные задания в Прибалтике. По возвращении приступил к работе в Ленинградском управлении, но вскоре был командирован в распоряжение 3-го Управления НКВД СССР (военная контрразведка) и до октября 1946 года находился в составе оперативной группы в Балканских странах, в основном, в Югославии, где участвовал в мероприятиях по обеспечению личной безопасности Иосипа Броз Тито и установлению народовластия, за что в 1947 году награжден высшим орденом Югославии «За народ».

По возвращении из загранкомандировки Кадачигов в октябре 1946 года был распределен в МГБ Эстонии и назначен на должность начальника отделения Водного отдела. В декабре 1948 года, после подачи рапорта о переводе в Ленинград, где проживала его семья, он был возвращен на прежнюю должность — заместителя начальника отделения Водного отдела. Приказом МГБ СССР № 3916 от 24 октября 1949 г. уволен из органов госбезопасности за «невозможностью дальнейшего использования».

Причиной увольнения послужили якобы вскрытые факты его кулацкого происхождения, которое в последующем было переквалифицировано в середняцкое, и гибели его отца в 1918 году в результате столкновения с красноармейцами, занимавшимися изъятием продовольствия у зажиточных крестьян. На самом деле имела место фальсификация недобросовестного сотрудника Куженерского райотделения, который не захотел исправить допущенную ранее ошибку. В ходе очередной проверки в 1951 году, проводившейся по инициативе Кадачигова, противоречивые данные о причине и обстоятельствах гибели его отца не были должным образом исследованы, и руководство МГБ СССР приняло решение не рассматривать вопрос его восстановления в органах госбезопасности.

А.Ф. Кадачигов является кавалером двух орденов Красной Звезды (1942 и 1943 гг.), двух орденов Отечественной войны (1 ст. — 1943 г., 2 ст. — 1945 г.), высшего ордена Югославии «За народ» (1947 г.), четырех медалей.

Карицкий Константин Дионисьевич, родился 26 сентября 1913 г. в поселке рудника «Желтая река», в многодетной рабочей семье. Трудиться начал уже в школьные годы. Окончив в 1928 году семилетнюю школу на ст. Лозовая, там же начал работать в совхозе «Коммунар» сезонным рабочим. С конца 1928-го по октябрь 1932 года трудился в промышленности: сначала в Мариуполе на трубопрокатном заводе чернорабочим, затем в г. Сталино в Донбассе на металлургическом заводе, где освоил специальность подручного сталевара. За производственные успехи награжден грамотой ВЦСПС.

В 1931 году после вступления в комсомол был избран секретарем комсомольской организации мартеновского цеха, в 1932 году — делегатом на Всеукраинскую конференцию ЛКСМ и делегатом 1-го слета молодых металлургов Украины. В августе 1932 года принят в члены ВКП(б). В октябре 1932 года добровольцем вступил в ряды Красной Армии и был направлен в погранвойска. По окончании учебных сборов в пос. Девяткино под Ленинградом распределен в 3-й погранотряд и назначен командиром отделения 32-й заставы. В июле 1935 года стал шифровальщиком штаба 3-го погранотряда при одновременном исполнении обязанностей адъютанта начальника отряда. С середины 1937-го по декабрь 1939 года являлся сначала младшим помощником, а затем старшим помощником начальника разведотделения штаба 3-го погранотряда.

С началом финской кампании в декабре 1939 года добровольно записался в действующую армию. Был зачислен на должность заместителя командира роты по агентурной разведке 4-го сводного пограничного полка, в составе которого принимал участие в боевых действиях на петрозаводском направлении, имел ранение. С выходом войск на новую границу с Финляндией был назначен зам. командира по разводке 80-го погранотряда. Командование отряда посчитало возможным удовлетворить просьбу Карицкого о получении чекистского образования и направило его в сентябре 1940 года на учебу в Ленинградский филиал Высшей школы НКВД, которую он закончил в июне 1941 года, перед самым началом войны.

Состоя в штатах органов госбезопасности с 1940 года, 27 июня 1941 г. Карицкий был назначен командиром истребительного батальона. Осенью 1941 года ему поручили сформировать мотомеханизированный отряд УНКВД ЛО численностью в 500 человек, предназначавшийся для уличных боев в Ленинграде и защиты от внезапных нападений оборонных и промышленных предприятий, где он занял должность заместителя командира. После расформирования отряда Карицкого включили в состав 4-го отдела, и он работал в Малой Вишере, в группе Хорсуна, а также на Мгинском оперативном пункте. В начале 1942 года с заданиями дважды выводился в немецкий тыл. Во втором случае как командир специального батальона успешно выполнил боевое задание по защите партизанского края, соединился со 2-й партизанской бригадой, куда передал личный состав батальона, а сам вошел в состав оперативной группы Кадачигова, где занимался контрразведывательной работой среди личного состава бригады. 12 февраля 1943 года назначен командиром 5-й партизанской бригады.

По линии ЛШПД предполагалось, что после освобождения Ленинградской области от немецко-фашистских захватчиков Карицкий будет использован на советской работе в качестве председателя Лужского исполкома. Однако Ленинградский обком ВКП(б) выдвинул его на работу в УНКВД ЛО, где он был зачислен сначала на должность заместителя начальника отделения 4-го отдела, а после возвращения из длительного отпуска утвержден в должности начальника Василеостровского райотдела. В январе 1945 года он был включен в состав оперативной группы, сформированной в Ленинградском управлении, и направлен в Латвию для борьбы с местным бандитизмом. За успешное выполнение поставленных задач награжден орденом Отечественной войны 1-й степени. Вернувшись в июне 1945 года в Ленинград, продолжил работать в должности начальника Василеостровского райотдела. По работе характеризовался положительно. Отмечалось его умение руководить аппаратом, правильно строить отношения с подчиненными. Подчеркивалось, что он пользуется авторитетом среди партийно-советского актива района и сотрудников райотдела. На районной партийной конференции в 1945 году был избран членом пленума райкома ВКП(б).

Тем не менее в 1946 году Карицкий уволен с должности начальника Василеостровского райотдела в связи с тем, что в Ленинградскую военно-медицинскую академию приехал на учебу член компартии Югославии, участник югославский армии Сопротивления, оказавшийся дальним родственником Карицкого, который после революции, в возрасте 14 лет, вместе с другими учащимися юнкерской школы был вывезен из Петрограда в Югославию.

После увольнения Карицкий с января 1947 года работал заведующим партизанским отделом Музея обороны Ленинграда, а с мая 1950 года — заместителем директора музея по научной части. Вместе с другими ветеранами партизанского движения вносил большой вклад в дело патриотического воспитания учащейся молодежи.

За боевые заслуги он был награжден пятью орденами: орденом Ленина с вручением Золотой Звезды Героя Советского Союза (1944 г.), орденом Красного Знамени (1940 г.), дважды орденом Отечественной войны 1-й степени (1943 и 1945 гг.), орденом Красной Звезды (1953 г.) и медалями.

Перечисление оставшихся в живых сотрудников 4-го отдела, внесших решающий вклад в изгнание немецких оккупантов с ленинградской земли можно было бы и продолжить. Тогда в этом ряду идут И.В. Авдзейко, И.Н. Никуличев, М.Ф. Лаврентьев, Л.С. Трухин, М.И. Клементьев, Л.В. Каменский, В.Д. Загребалов, П.И. Бессчастнов, П.С. Храмов и многие другие. Однако за фамилиями должны следовать биографии, которых а Ленинградском управлении не оказалось из-за отсутствия личных дел на названных сотрудников. Хочется надеяться, что этот пробел будет восполнен — может быть, на эту книгу откликнутся их родственники, которые поделятся сведениями о жизненном пути героев.

Иллюстрации

В одном из выпусков «Германского еженедельного кинообозрения» — пропагандистского киножурнала, который предварял все киносеансы в Третьем рейхе, зимой — весной 1942 года появился сюжет о том, как где-то на территории Ленинградской области отряд СД ликвидирует партизанскую группу, устроившую теракт на дороге, по которой двигались колонны германских автомобилей. Немцы по горячим следам заходят в лес, находят партизанскую землянку, штурмуют ее с помощью гранат, затем берут в плен «террористов». В землянке хранились оружие, взрывчатка, радиостанция и парашют. На основе информации, полученной СД, проводятся аресты подпольщиков.

Сегодня нет никакой возможности установить, были эти съемки постановочными или нет, но можно наверняка утверждать одно: деятельность партизан под Ленинградом настолько досаждала немцам, что им пришлось даже снимать пропагандистский сюжет, в котором рассказывалось о том, что они контролируют обстановку на оккупированной территории.

Примечания

1

Сразу же после начала войны ГЭУ и ГТУ были воссозданы.

(обратно)

2

Так в личном деле.

(обратно)

3

То есть тех, которые, будучи выведенными в немецкий тыл, после выполнения задания возвращались обратно.

(обратно)

4

Оперативные группы УНКВД занимались созданием истребительных батальонов, а потом партизанских отрядов на оккупированной территории.

(обратно)

5

Что еще раз доказывает, что известен был не только месяц, но и день нападения.

(обратно)

6

Краткие биографии погибших приведены в Приложении.

(обратно)

7

На не оккупированной территории ЛО за Ладожским озером истребительные батальоны действовали как минимум до 1943 года.

(обратно)

8

А.Н. Пенкин 5 февраля 2010 г. отметил свое 95-летие.

(обратно)

9

Представление и характеристика приведены в Приложении.

(обратно)

10

После войны работал в Управлении МГБ Новгородской области.

(обратно)

11

В 1951 году по ходатайству федерального правительства Германии он был помилован и проживал в Дюссельдорфе.

(обратно)

12

После войны проживал во Франкфурте-на-Майне.

(обратно)

13

После возвращения в Ленинград оба работали в Управлении. Бурлаков числился за Лужским горотделом, а Устинов находился в штатах АХУ.

(обратно)

14

Остался в живых, после войны проживал в поселке Новая Свирица Ленинградской области.

(обратно)

15

После войны работал в Новгородском управлении МГБ.

(обратно)

16

О судьбе этой группы будет рассказано ниже.

(обратно)

17

По-видимому, имеется в виду мотодрезина.

(обратно)

18

После войны останки Грачева и Кошелева перевезены в город Гдов, где покоятся в братской могиле.

(обратно)

19

Разведчиков похоронили на кладбище у деревни. По окончании войны их останки были перенесены в братскую могилу, сооруженную в деревне Заполье.

(обратно)

20

В последующем М.И. Тимохин был комиссаром 10-й партизанской бригады.

(обратно)

21

Родственник А. Пастьева из п. 2.

(обратно)

22

Это тот самый сержант Мальцев, который в первый день войны попал под бомбежку на станции Лида и потом объяснял в отчете, как потерял оружие.

(обратно)

23

После войны Герасимова проживала в Ленинграде, вышла замуж, сменила фамилию на Заварину, у нее было двое детей. В 1951 году они все вместе переехали к ее родителям в Псков, где она работала в органах исполнительной власти и была почитаема среди жителей города.

(обратно)

24

Нумерация отрядов не обязательно соответствовала их количеству.

(обратно)

25

В послевоенные годы Дементьев обращался за подтверждением своего участия в мероприятиях по заводу и нахождения в группе Копырина. Однако его просьба не была рассмотрена положительно, возможно, в связи с тем, что при проверке не обратились к отчетному документу Бессчастнова.

(обратно)

26

В боях с немецкими карателями Бессчастнов был контужен. Повреждение слуховых органов не позволило ему продолжить службу в Ленинградском управлении. В 1947 году, будучи старшим оперуполномоченным Раутовского райотдела, он ходатайствовал перед руководством УНКГБ ЛО об увольнении из органов госбезопасности по состоянию здоровья. Просьба его была удовлетворена, и в том же году он выехал на постоянное жительство в Астрахань.

(обратно)

27

Это не тот Пенкин, о котором идет речь в начале книги.

(обратно)

28

К достоинствам Михаила Никитича Никитина, помимо многого другого, следует отнести и то, что он знал всех партизанских командиров среднего звена и выше, а также многих успешных командиров и руководителей чекистских формирований, действовавших в немецком тылу.

(обратно)

29

После войны до 2005 года работал в ГИДУВе (сейчас МАПО), являясь заведующим кафедры анестезиологии. Был удостоен мантии Почетного члена РАН.

(обратно)

30

В 1949 году он был убит при выполнении служебного задания.

(обратно)

31

Обстоятельства, связанные с внедрением начальником отдела «1 Ц» штаба абвера Вакербардом Клочкова, Андреевой и других немецких агентов подробно изложены на страницах 229–234 в очерке «Из дела одной шпионки» книги «В поединке с абвером», хотя в нем имеют место некоторые, видимо, специально допущенные искажения.

(обратно)

32

После выхода опергруппы в Ленинград Гриценко был официально зачислен на работу в органы государственной безопасности и направлен в МГБ Эстонии, где в одной из операций против националистических банд получил ранение, в результате которого у него была ампутирована нога. Проживал в Таллине.

(обратно)

33

Смысл вопроса сводился к выяснению того, послана ли группа Смирнова 4-м отделом с конкретным заданием по школе и надо ли «Лужанам» заниматься ею.

(обратно)

34

Цыгане подлежали уничтожению наряду с евреями.

(обратно)

35

В.М. Мальцев похоронен на кладбище деревни Старище Порховского района Псковской области.

(обратно)

36

Веерная операция — при которой группа разделяется на несколько меньших групп и расходится в разные стороны, каждая со своим заданием.

(обратно)

37

К тому времени НКВД снова разделился на два наркомата: НКВД и НКГБ.

(обратно)

38

По отчетам разведывательно-диверсионных групп и оперативных баз далеко не всегда можно понять, что именно они разгромили. В первичном отчете говорится о некоем «штабе СД».

(обратно)

39

Уже одно это должно было удержать любого здравомыслящего человека от того, чтобы иметь дело с данной группой.

(обратно)

Оглавление

.

Предисловие

От автора

1941 г . Начало войны

1941 г . Фронт за линией фронта . Первые месяцы

1942 г . Разведчики и партизаны

1942 г . Будни разведки

1942–1943 гг . Новые отношения с партизанами

1943 г . Оперативные базы УНКВД

Сотрудники Управления, погибшие в тылу противника при выполнении специальных заданий

Иллюстрации . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте