«Дорога в Монсегюр»

Этой фразой Симон IV, граф Монфор и Лестер, перечеркнут на века. Он произнес ее в Безье в 1209 году, во время крестового похода против альбигойцев, когда распорядился взять город и перебить там все население. Нашлись совестливые, спросили кровожадного графа: «А вдруг там не только еретики? Вдруг там окажутся католики? Как же нам отличить католика от еретика?» Но Монфор дал гениальный ответ — «всех»…

По другой версии, вопрос задал сам Симон, а ответ принадлежит легату папы Иннокентия III — Арно Амори.

И, наконец, бытует совершенно уж дикое мнение, будто эти слова произнес святой Доминик…

«Убивайте всех»!.. Одна из тех загадок, что преследуют меня с детства. С того самого лета, как нам выдали учебники на следующий, шестой, класс. Как обычно, я взахлеб прочитала учебник истории — в том году это была история европейского средневековья. Советская педагогическая мысль обогатила мое воображение информацией о том, как варвары с грохотом опрокинули Римскую империю, поотбивали носы у памятников искусства, построили феодальную лестницу, учредили инквизицию и предались религиозному фанатизму. Свет в вечной ночи зажег только Данте, предвещая эпоху Возрождения.

Именно тогда эта фраза — «убивайте всех» — и прозвучала для меня впервые. Потом я то забывала о ней на несколько лет, то снова вспоминала и пыталась понять — как у человека язык повернулся… «Всех»… Дети тоталитаризма, мы болезненно отзываемся на знакомую гримасу, если она таращится на нас из глубины веков.

В конце концов, мне надоело ломать голову над отвлеченными понятиями, и я решила написать о Монфоре роман. Другого способа понять этого человека у меня не было.

Тема «Завоевание Лангедока северянами-крестоносцами» имеет давнюю и весьма прочную романтическую традицию. Поначалу я собиралась следовать именно этой традиции.

Какое сердце не затрепещет при словах «восстание», «вольнодумцы», «свобода»? В 70-е годы в Ленинградском музее истории религии и атеизма в Казанском соборе имелась композиция с восковыми фигурами, поражавшая фантазию каждого школьника: мрачный застенок инквизиции, «тройка» скрюченных врожденным мракобесием монахов и молодой красивый еретик с гордо поднятой головой.

Схема рисовалась следующим образом.