«Маленькое дорожное приключение»

Терри Лоренс Маленькое дорожное приключение

1

Она позвонила. Отступать поздно. Теперь придется либо примириться с последствиями, либо провалиться сквозь землю.

В радиоприемнике зазвучал хрипловатый мужской голос: «Вы слушаете радио Си-эй-ди, Пайн-Форест, Северная Калифорния. С вами говорит «Вечерний Остин». Сегодня у нас в эфире – «Беседы с Фионой Александер». Вам уже знаком цикл передач, целью которых Фиона ставит сближение людей, соединение мужчины и женщины в прочную пару. Позвоните нам и назовите имя самого необщительного мужчины, который…»

И она позвонила. Как она могла? Она взглянула на своего пассажира. В тесноватом салоне седана его стройное мускулистое тело оказалось так близко. Если бы он был чуть поразговорчивее – ну, хотя бы как налоговый инспектор или полицейский. А то это просто автопилот какой-то, только и слышишь от него: «Вы забыли выключить фары, сейчас поворот налево, не переключайте скорости так резко…» Вот ей и пришлось позвонить на радио, чтобы хоть как-то заполнить мучительные паузы в их так и не сложившейся беседе.

«Назовите имя интересующего вас мужчины, и Фиона Александер, одна из самых выдающихся экстрасенсов нашего столетия, определит, где находится женщина, предназначенная ему судьбой. Но позвольте предупредить вас, леди, – этой счастливицей можете оказаться не вы».

«Будьте осторожны со своими желаниями», – со смешком произнесла Фиона.

Эви сжала руль и мрачно уставилась на дорогу. Коул Крик, ее попутчик в этом чертовом путешествии, никогда не узнает, как низко она пала. Никогда. Конечно, если они не выставят ее жизнь на всеобщее обозрение в передаче, которую будет слушать вся страна.

Ее намерения были просты. Если она услышит свой голос по радио, то направит машину в ближайшую канаву.

Но, к несчастью, на ровной, как стол, земле Огайо было непросто воплотить в жизнь подобное решение. Эви лихорадочно искала выход. Сегодня утром они выехали из Дирборна, штат Мичиган, и направились на юг по автостраде И-75. За семь часов езды шоссе и раскинувшиеся по обе стороны поля надоели бы кому угодно. Тут даже идея позвонить на радио с автозаправки покажется блестящей и забавной. Просто обхохочешься!

– У меня есть для вас подходящий мужчина, – сказала Эви, дозвонившись на радиостанцию.

– Он такой нерешительный, что даже о погоде поговорить боится.

Режиссер рассмеялся, потом поинтересовался, как ее зовут, и выспросил те немногие подробности о Коуле, которые были известны Эви. Он уже давно был одинок. Ее друзья Бад и Вивиана не сомневались, что Коул ни с кем не встречается. Не то чтобы ей хотелось его заарканить. Если бы она проявила, хоть малейший интерес, они постарались бы свести их. Хотя Коул уже два года работал механиком в их автомастерской, Эви с ним почти не встречалась, а если они и сталкивались, она не обращала на него внимания.

Но у Бада не вовремя разболелась спина, и он не смог сопровождать ее в этом путешествии, как это планировалось. И пришлось ей поехать с Коулом. Вот и все.

Эви взглянула на Коула. Он небрежно развалился на сиденье, напоминая актера Сэма Шепарда, имя которого казалось Эви синонимом сексуальной привлекательности. Худощавое, словно высеченное из камня лицо Коула и его мускулистое тело могли бы оставить беднягу Сэма без заработка.

Синие, как небо, глаза сейчас были устремлены вперед, в полутьму. Его губы придавали бы лицу жесткое выражение, если бы полная нижняя губа не смягчала это впечатление. Коул Крик был настоящим воплощением мужественности.

Всю дорогу Эви пыталась втянуть его в беседу. Поскольку он никак не откликался, ей приходилось довольствоваться собственными домыслами. Подрагивание его ресниц могло быть вызвано неодобрением. Пролегшая у рта резкая складка могла означать стоическое терпение либо скуку. Уж не думает ли он, что она слишком болтлива? Или что у нее ветер в голове?

Именно это он и подумает, если услышит ее голос по радио.

Эви еще крепче сжала руль. Она всегда поступала так. Она предпочитала догадываться, о чем мужчина думает и чего он хочет, вместо того, чтобы прямо спросить его. Ее главная ошибка заключалась в том, что все проблемы в отношениях с мужчинами, которые были ей не безразличны, Эви пыталась решить самостоятельно.

Но Коул, то был ей безразличен. Она едва была с ним знакома. Она должна была по заданию редакции своего журнала проехать через всю страну в новеньком «конквесте», чтобы испытать это широко разрекламированное достижение автомобильной промышленности в дорожных условиях.

И вот теперь ее ожидает тысячемильное путешествие на машине в компании малознакомого молчаливого мужчины. Если его, оказывается, невозможно втянуть в разговор, звонок к экстрасенсу кажется вполне разумной альтернативой.

«Это та же самая логика, на которой строится реклама», – подумала Эви, покачав головой. Как сотруднику журнала для потребителей, ей не раз приходилось предостерегать своих читателей от некачественных продуктов, вредных для здоровья, не внушающих доверия электроприборов и ненадежных торговых фирм. Уж она-то должна была бы знать, какая это глупость – звонить в подобные передачи.

Радиопередача была прервана рекламой, и Эви с облегчением вздохнула. Последнюю сотню миль она старалась убедить себя, что передача идет в прямом эфире. Когда она разговаривала по телефону, Коул отошел от бензоколонки и нырнул в капот, так что был виден только туго обтянутый джинсами зад. Когда он выпрямился и посмотрел на Эви, она быстро повесила трубку. Они никак не могли успеть выпустить ее в эфир.

Реклама закончилась. Снова раздался приятный тенор ведущего: «С вами «Вечерний Остин». Фиона, во время перерыва вы сказали, что хотите поговорить о недавнем звонке».

«Да, Остин, благодарю вас. Сейчас я обращаю мои слова к женщине из Огайо. Я чувствую, дорогая моя, что вы находитесь на распутье. Можете быть уверены – вашего спутника сейчас мучают те же самые вопросы, что и вас. Но помните, что и жизнь, и любовь – не самоцель. Это путь, по которому мы идем вместе. Возможно, Эви, тот, кто предназначен вам судьбой, сейчас куда ближе к вам, чем вы думаете…»

– Предназначен!

Коул вздрогнул и медленно повернулся:

– Простите?

Эви принялась лихорадочно давить на кнопки, расположенные на приборном щитке. Из обогревателя хлынул теплый воздух, дворники заскребли по сухому стеклу, на часах вспыхнули цифры 12:00.

– Где выключается эта штука?

– Вот здесь.

Коул протянул руку и нажал на выключатель. В машине воцарилась благословенная тишина.

– Вы что-то сказали?

Эви надеялась, что он забудет об этом.

– Что именно? А, вы о предназначении?

– Да нет, скорее уж о месте назначения. – Эви с трудом подавила вздох облегчения.

В салоне машины воцарилась тишина, в которой, казалось, еще витали отзвуки низкого голоса Коула. Эви попыталась представить, как бы она описала его в своем отчете. Мягкий, но хрипловатый, слегка скрипучий, но приятный. Ей на ум пришло сравнение с поскрипыванием кожи на старом седле. При взгляде на обветренное лицо Коула можно было подумать, что он работает где-нибудь на техасском ранчо, а не в крохотной ремонтной мастерской на окраине Дирборна. Как он там появился? Откуда он взялся? Куда они направляются?

Эви ухватилась за предложенную тему.

– Наше место назначения? Я вам сейчас его покажу. – Она повернулась, чтобы достать дорожные карты, лежавшие на заднем сиденье.

Коул потянулся за картами одновременно с ней. Их руки встретились.

– Я достану карты.

– Я сама.

– Я достану карты.

В чем-чем, а уж в его упрямстве она успела убедиться.

Ремни безопасности мешали им развернуться. Колени Эви уперлись в руль, а длинные ноги Коула оказались на сиденье для пассажира. Они одновременно потянулись через щель между спинками кресел и очутились лицом к лицу.

Этот момент длился и длился, словно белая разделительная полоса посредине шоссе. Эви смотрела на дорогу, стараясь не обращать внимания на то, что Коул, нисколько не скрываясь, изучает ее профиль. Она только надеялась, что темнота скроет вспыхнувший на ее щеках румянец.

Коул перевел пристальный взгляд с испуганных глаз Эви на ее полуоткрытые губы.

– Позвольте мне, – произнес он.

Он переложил развязавшуюся папку на переднее сиденье. Несколько секунд каждый тянул папку к себе. Наконец Эви победила. Она положила папку на колени и принялась перелистывать карты всех штатов, да еще и канадских провинций в придачу, стараясь не обращать внимания на то, что руки у нее заметно дрожат.

– Оклахома. Нет, не то. Айова. Не то. Новый Орлеан. Опять не то. Надо будет разложить их по алфавиту.

– Давайте, я найду.

– Я сама. – Эви разложила карту Огайо так, чтобы на нее падал свет от приборной доски. – Полчаса назад мы въехали в Кентукки. Надеюсь, к ночи доберемся до Ноксвилла.

– А почему именно до Ноксвилла?

– Я заказала там места в гостинице.

Разговор снова заглох. Однообразная дорога убаюкивала. Эви надеялась, что разговор о маршруте даст ей возможность подумать о чем-нибудь другом, кроме как об исходящем от Коула запахе выдубленной кожи, смешанном с ароматом лосьона, и о его сильных руках, спокойно лежащих на коленях. Как бы ни так, лапочка! Теперь Эви почувствовала еще и слабый запах разгоряченного мужского тела. Это снова напомнило ей о том, что в седане все-таки тесновато. Надо не забыть отметить в отчете, что салон стоило бы сделать побольше.

– Не могли бы вы подать мне мой блокнот? – обратилась Эви к своему молчаливому спутнику.

– Который?

– Зеленый. Он, кажется, в бардачке. – Коул распахнул бардачок так, что дверца упала ему на колени. Небольшая лампочка подсвечивала отделение для всяких мелочей. Коул откинул спинку сиденья, едва сев в машину. Эви помнила это так отчетливо, словно это произошло только что, а не несколько часов назад.

Коул потянулся и движением колена вернул дверцу на место.

– Держите.

– Спасибо. – Эви ухитрилась открыть блокнот одной рукой. – Черт! Это о мотелях.

– В смысле?

– Я веду записи в нескольких блокнотах – об обслуживании в ресторанах и отелях, в которых мы будем останавливаться по дороге, о безопасности путешествия для одинокой женщины, о состоянии автострад на интересующих меня направлениях – словом, собираю различную информацию, которая может пригодиться водителю в пути.

– А потом забываете, что в каком блокноте записано.

– И не говорите! – Эви тихо рассмеялась и бросила блокнот на заднее сиденье.

– Бензоколонки вы тоже отмечаете?

– Конечно.

Наверняка он обратил внимание, как долго она пробыла на автозаправке. Эви захлестнуло ощущение вины. Но даже если он и заметил, что она застряла в телефонной будке, что с того? Она могла звонить в редакцию, родителям, Баду с Вивианой – да кому угодно. Если уж его интересует, почему он не спросит напрямую, как нормальный любопытный человек?

Тогда она могла бы соврать, как любой нормальный человек, чувствующий себя виноватым.

Эви глубоко вздохнула.

– Мы выехали довольно поздно, но к полуночи все-таки должны добраться до Ноксвилла. Давайте не будем до тех пор включать радио, ладно? Коул, что вы делаете?

Карта соскользнула у нее с колен. Миннесота. Прикосновение сгиба карты к бедру было похоже на прикосновение лезвия ножа. Коул положил карту обратно в папку, лежавшую у нее на коленях.

– Я и сама могу их собрать, – сказала Эви дрогнувшим голосом.

– Вы бы лучше держались за руль. Карты я соберу.

Эви пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать ноги на педалях. Каждый раз, как Коул тянулся за новой картой, Эви приподнимала колени. Ее обдавало жаром.

Коул протянул руку за очередной картой. Папка скользнула по ногам Эви и уперлась в руль. Коул положил карту поверх остальных, и у Эви внутри все сжалось.

Так же молча, как он подбирал карты с пола, Коул переложил открытую папку к себе на колени. Только теперь, когда он отстранился, Эви смогла вздохнуть.

Коул отыскал Кентукки.

– Давайте я вам прочту маршрут, – предложил он.

Во рту у Эви был противный привкус – словно она пробовала жевать бумагу.

– Я договаривалась провести эту поездку таким образом, чтобы выяснить, с какими трудностями может встретиться женщина, путешествующая в одиночестве. А если бы я сейчас была одна, я бы и читала сама, – упрямо сказала Эви.

– Что, на скорости семьдесят миль в час? – Эви оторвала носок от педали газа.

– Шестьдесят пять.

– Вы можете воспользоваться моей помощью.

Эви кашлянула.

– Извините, но вы здесь присутствуете только для подстраховки.

– Как веревка у альпиниста, так, что ли? – Этот мужчина все сильнее возбуждал ее. Эви усмехнулась – странное у него чувство юмора.

– Мой редактор, мои родители и все мои знакомые настаивали, что меня должен сопровождать механик. Я им возразила, что у меня будет машина новой модели и механик мне ни к чему.

– Новая модель может чудить больше старых.

– Вот и они тоже самое мне сказали. Если бы они не давили на меня целый месяц, я бы поехала одна.

– Гмм.

– Вы не против, если большую часть дороги за рулем буду я?

– Да, пожалуйста.

Эви снова охватило любопытство. Краешком глаза она наблюдала за Коулом. Нечасто встретишь мужчину, который, сев в машину, не старается сделаться хозяином положения. Обычно мужчина сразу усаживается на место водителя.

Коул был исключением. Он был очень сдержанным и хорошо владел собой. Его ноги не вдавливались в пол, прижимаясь к несуществующим педалям, когда Эви тормозила с запозданием, а руки не стискивались в кулаки, словно бы сжимая руль, когда она делала слишком резкий поворот.

– Я уверена, что вы прекрасно это умеете, – успокоила она его.

Коул обернулся к ней.

– Что умею?

– Водить машину. Я не сомневаюсь, что вы прекрасный водитель.

– Не знаю, не знаю. Вы же никогда не видели меня в деле. В смысле, за рулем.

Эви прислушивалась к его протяжному выговору уроженца западных штатов. Этот мужчина даже не представлял, какой у него сексуальный голос.

– Просто, как я уже сказала, я хочу делать все сама. Выполнять какое-либо дело самостоятельно и выполнять его в компании – совершенно разные вещи.

– Я бы не сказал.

– Я имею в виду путешествия.

– Это долгий путь, и нам предстоит проделать его вместе. Так, что ли?

– Да. Гм. Да. Пожалуй, так. – Эви скрипнула зубами. Она чувствовала, что у нее вспотели ладони. – Ой, кажется, я что-то не то говорю.

– Да нет, что вы!

Коул рассмеялся. Эви вздохнула, надеясь, что он не заметил двусмысленности отдельных ее высказываний.

– И не забудьте о мотелях, – добавил Коул.

Эви надавила на газ, и машина рванулась вперед.

– А вот единственное, чего мы не будем разделять, – так это комнату в отеле.

– Можете не бояться.

Эви немного расслабилась. Но тут, же снова втянула голову в плечи. Что он имел в виду? Что она может не беспокоиться, что он захочет воспользоваться удобным случаем? Или что она его не интересует?

Ее напряжение передалось и ноге, лежащей на педали газа, и скорость возросла до восьмидесяти миль в час. Заметив это, Эви чуть расслабилась и осмотрелась. Коул, не поворачивая головы, краем глаза наблюдал, как стрелка спидометра поползла вниз.

– Просто чувствуешь, как она слушается руля, – заметила Эви.

– Она?

– А что, вам не кажется, что машина – женского рода?

– Могу поспорить, что вы уже дали ей имя. – Ну вот, еще одно доказательство, что у него плохо с чувством юмора. Действительно, страховочный канат какой-то. Эви усмехнулась, постепенно расслабляясь. Дружеский, поддразнивающий разговор был именно тем, чего им не хватало.

– Я действительно подумываю о том, чтобы назвать ее Кончитой.

– «Кончита Воинственная»?

– Это все же лучше, чем «Вильгельм Завоеватель».

Коул хмыкнул. Все-таки ей удалось заставить его улыбнуться! Она обязательно это запишет. Эви сравнила блеск глаз Коула с мерцанием звезд. Что с того, что он не чувствует потребности обсуждать каждую промелькнувшую мимо машину? В длительном путешествии умение твоего спутника помолчать может оказаться просто даром Господним.

Миля пролетала за милей. Эви вдруг стало любопытно, неужели Коул так же сдержанно ведет себя и в постели?

– Ау!

Коул выпрямился.

– Что случилось?

Эви услышала, как заскрипела спинка сиденья, когда он откинулся назад, и ей представилось, как сейчас напряжены мышцы живота под клетчатой фланелевой рубашкой. А этот исходящий от него дурманящий запах, этот его голос…

– Да ничего особенного, – небрежно откликнулась она.

Ничего и не должно было случиться. Слишком уж часто она пыталась завязать надежные отношения с мужчиной, и жар души угас. Работа в журнале для потребителей дала Эви обширные знания о способах одурачивания людей, но в личных отношениях она словно сама напрашивалась на то, чтобы ее обманули. И все-таки оптимизм еще не покинул ее.

Она нажала на кнопку радиоприемника.

– Как тут можно найти музыкальную станцию?

– Покрутите ручку настройки, пробегитесь по всему диапазону.

Если бы только она могла так же легко пробежаться взглядом по списку подходящих мужчин! Присмотреться к ним получше и выбрать того, единственного…

«Ну да, как же, – язвительно сказал ее внутренний голос. – Да ты бросишься на шею первому же встречному и поверишь каждому его слову!»

Наклонившись, Коул снова привлек ее внимание к ряду матовых кнопок на приборной доске.

– Вы включили обогреватель.

Можно подумать, ее из-за этого бросает в жар.

– Вот нужная вам кнопка. Когда вы найдете то, что нравится, нажмите ее еще раз, и эта передача останется.

– А если я трижды топну, то окажусь в Канзасе? – шутливо спросила она.

– Только если Канзас входит в намеченный маршрут, – усмехнулся Коул.

Эви недовольно поморщилась и сосредоточилась на управлении машиной. За десять миль до границы Теннесси она предприняла еще одну попытку.

– Бедняга Бад, надо же было так расхвораться.

– Угу.

Снова долгое молчание.

– Если бы у Бада не разболелась спина, мы бы так не задержались с отъездом.

– Если бы не его спина, меня бы здесь вообще не было, – проворчал Коул.

– Я удивляюсь, как это он решился оставить гараж без вашего присмотра.

– Там Вивиана.

– Но она, же разбирается в машинах не лучше меня, – удивилась Эви.

– Вивиана справится. Она точно ставит диагноз.

– Что, действительно?

– И хороший переводчик к тому же.

– Я и не знала, что Вивиана говорит по-испански.

Коул усмехнулся.

– Она понимает язык машин. Если кто-нибудь приходит и говорит, что его машина как-то странно шумит, хрипит или чихает, Вивиана сразу объясняет, что машина хочет этим сказать. Я уж давно говорю Баду, что он должен назначить Вивиану специалистом по контактам. Но он на это отвечает, что тогда Вивиана потребует соответствующую ставку.

– Кто о чем, а Бад о зарплате, – рассмеялась Эви.

– Вивиана уже двадцать пять лет замужем за автомехаником и разбирается в машинах получше нас с вами. Люди часто знают куда больше, чем может показаться на первый взгляд.

Эви кивнула, соглашаясь. «Диагност, специалист по контактам». Она надеялась услышать от Коула другие слова. И сейчас ей важнее всех прочих показалось коротенькое слово «нас». Что за чушь она порет! Глупо искать любовных приключений на проезжей дороге. Коул – ее попутчик и не более того. Тем не менее, Эви захотелось сказать ему что-нибудь приятное.

– Знаете, Коул, вы бываете очень забавны.

Коул хмыкнул и надолго умолк.

«Вы очень забавны», – сказала она. А сам Коул считал себя чокнутым.

Этим утром дал о себе знать пресловутый радикулит Бада – накануне он малость переиграл в бейсбол. В устах Вивианы легкое недомогание превратилось в травму, простуду и судороги. Выслушав жену, Бад принялся корчиться не хуже вампира на ярком солнышке.

Коул не поверил в эту внезапную болезнь. Врать его друзья не умели, и это сразу было видно. Бад и Вивиана были добрыми, сердечными людьми и всегда старались помочь Коулу устроить жизнь наилучшим – с их точки зрения – образом.

К тому времени, как подъехала Эви на своем сверкающем «конквесте», Коул знал, что ему уже поздно пускать в ход свою обычную отговорку «меня это не интересует». С того момента, как он увидел ее, его интересовало в ней все.

Эвелин Мерсер знала, что он вот уже два года избегает ее. Каждый раз, когда она и ее отец останавливались у гаража и принимались давать Баду непрошеные советы о том, как следует ремонтировать машины, Коул сразу же вспоминал, что ему нужно проверить, как работает вентилятор на складе, или сделать еще что-нибудь столь же спешное.

Коул предпочел бы продолжать в том же духе, но Вивиана безжалостно выставила его на тротуар. Руки у Коула были грязными после возни с моторами, но Эви не колебалась, ни мгновения. Она протянула ему руку и ослепительно улыбнулась. «Рада вас видеть, Коул».

Он, пробормотав что-то неразборчивое. Да и что тут можно было сказать? Но взгляд его успел вобрать в себя все – пряди каштановых волос, брови вразлет, как у киноактрисы, смешинка в голубых глазах. На Эви был пиджак и короткая юбка. Коул заметил, что даже в туфлях на высоком каблуке она сохраняла уверенную походку.

Десять часов спустя, когда они неслись по автостраде И-75, Коул все продолжал смотреть на обтянутые нейлоновыми чулками ноги Эви. Зеленый огонек приборной доски освещал ее колени, но лодыжки прятались в тени. Вся рассудительность Коула грозила полететь к чертям.

Он снова вспомнил сегодняшнее утро. После обычного обмена любезностями он ушел в гараж, чтобы вымыть руки. Ему пришлось напомнить себе, что Эви планировала отправиться в эту поездку с Бадом, которому было за пятьдесят, и который любил ее, как дочь. И значит, в дорогу она одевалась безо всякого намерения произвести впечатление на него, Коула.

А Коул обожал ее как женщину, которой никогда не посмеет обладать.

«Опомнись, – сказал он себе. – Ты здесь для того, чтобы чинить мотор, проверять шины, заменять масло». Но что, же делать, если после единственного взгляда, единственного прикосновения он влюбился в эту женщину, влюбился безумно, как влюбляются, лишь однажды в жизни. И был готов ради нее абсолютно на все.

2

До мотеля они добрались уже после полуночи. Эви настояла на том, чтобы самой проверить, как здесь будут обслуживать путешествующую в одиночестве женщину. Коул ожидал ее снаружи. Он уже битый час пытался понять, в какой именно момент эта женщина перевернула всю его жизнь. Лишние десять минут здесь дела не меняли.

Сидя в салоне машины, Коул наблюдал, как дежурный клерк вручил Эви ключ, назвал ей номер комнаты и объяснил, где можно припарковать машину.

Коул небрежно подошел к регистрационной стойке, расплатился за свой номер кредитной карточкой журнала, которую ему дали в дорогу, и вышел, чтобы забрать из багажника свою дорожную сумку.

– У вас какие-нибудь трудности? – спросил он у Эви, когда та прошла мимо него на стоянку.

– Клерк был не прав, когда так громко назвал номер моей комнаты.

– И отправил вас одну по такой темноте он тоже зря.

– Да, надо будет отметить в отчете, – весело сказала Эви. Похоже, было, что ей хочется побыстрее уйти к себе.

И она ушла. А Коул остался стоять, прислонившись к стволу дерева. Он подумал, что кто-нибудь обязательно решит, что он прячется здесь с недобрыми намерениями, и вызовет полицию. И все-таки он бродил под ее окном, словно привязанный. «Ну и что дальше, Крик, может, завоешь на луну?»

Он забросил сумку на плечо и неохотно отправился на второй этаж. Добравшись до двери своего номера, Коул вставил ключ в замочную скважину. Из кондиционера тянуло затхлостью. Картина на стене явно была приобретена на распродаже. Выключенный телевизор ненавязчиво предлагал свое общество. В номере у Эви играло радио, и доносились звуки льющейся воды. Коул представил, как блестят на ее обнаженном теле капли воды.

Он потряс головой. Месяц в одной машине с Эвелин Мерсер! Если и дальше так пойдет, он загремит в психушку раньше, чем они доберутся до Техаса.

Коул швырнул сумку на одну из кроватей и взялся за телефон. Сейчас он скажет Баду все, что о нем думает, – надо же было так удружить с этой поездкой! Линия была занята. Коул положил трубку, распаковал свои вещи и попробовал, сильно ли провисает матрас. Улегшись, он закинул руки за голову и уставился в потолок. У него случались ночи, когда он был бы рад крыше над головой, а ванная была бы пределом мечтаний, так что сейчас ему не на что жаловаться. Интересно, Эви уже вышла из душа?

Коул резко поднялся. Ну ладно, он зайдет к ней минут через десять. Все это время он предавался неутешительным размышлениям. Эви была красивой, смелой, уверенной в себе – такой она ему виделась – и радующейся всему миру.

Не то, что он. Ее не назовешь ни скептичной, ни подозрительной, ни разуверившейся в жизни. С самой первой их встречи она всегда выглядела энергичной и деятельной. «Посмотри правде в лицо, Коул. Теперь в ней что-то изменилось».

Он заметил, что она искоса посматривает на него, и эти взгляды были словно ласковое, нежное прикосновение ладони к щеке, словно тепло женского тела во время медленного танца.

Эви была любопытной и достаточно смелой, чтобы проявить инициативу в отношениях с мужчиной. Упорное молчание Коула явно мешало ей придерживаться обычной линии поведения – а если судить по тому, как Эви вела машину, ее девизом было «полный вперед». А после остановки у бензоколонки она была чем-то сильно взволнована.

Коул не хотел расстраивать ее. Он скорее прищемил бы себе пальцы дверью, чем обидел ее. Но не чувство вины разъедало его, подобно ржавчине. Ей никак не удавалось разговорить Коула, и от этого лицо у нее делалось совершенно беззащитным – Коулу никогда бы и в голову не пришло, что у Эви может быть такое лицо, – и это абсолютно обезоруживало его.

Зазвонил телефон. Коул поспешно схватил трубку. Ему необходима была какая-нибудь встряска, любой повод, чтобы избавиться от подобных мыслей. Это звонила Эви, и ей нужна была помощь.

Едва Эви успела положить трубку, как Коул уже постучал в дверь ее номера.

– Да-да, войдите, – ответила Эви, убирая волосы со лба и кутаясь в махровый халат. Лицо у нее было словно у обиженного ребенка, готового расплакаться. – Я ничего не могу поделать с этим телевизором. Я уже все кнопки перепробовала – никакой реакции.

От нее пахло мылом. Коула бросило в жар. Он легко шагнул в комнату.

– Ну-ка, в чем тут дело?

– Изображение. Я никогда не думала, что в Теннесси могут быть такие помехи.

Коул похлопал ладонью по телевизору.

– Вы еще не ложитесь?

Эви поплотнее запахнула халат.

– После целого дня за рулем у меня нервы на взводе. А вы как себя чувствуете?

«Как после автокатастрофы», – подумалось Коулу.

Телевизор стоял на шаткой подставке, рядом с платяным шкафом. Стараясь подобраться к телевизору сзади, Коул невольно заметил туфли Эви, стоявшие подле кровати поистине королевских размеров. На подушке устроился телефон. Коулу захотелось узнать, с кем Эви собралась разговаривать. Наверно, с дежурным клерком.

Эви наклонилась, и прядь волос сразу же скользнула ей на глаза, мешая видеть.

– Ну как?

– Подождите немного.

Из ванной комнаты тянуло паром. Он заметил на вешалке кружевной бюстгальтер. Коул нажал две кнопки на задней панели телевизора.

– Вот здесь.

– Где-где?

– Вот.

– Я уж решила, что пропущу «Рассыльного».

Коул кое-как выбрался из-за телевизора. Эви благодарно улыбнулась, придерживая рукой непослушную прядь. Сейчас, когда Коул увидел ее босиком, то понял, что она меньше ростом, чем ему показалось сначала. Халат слегка разошелся, и сквозь щель проглядывала нежная грудь.

– Я и не знала, что это так удобно, когда у тебя под рукой собственный механик, – засмеялась Эви.

– Как там говаривал Гручо Маркс? «Мне нравится крутить ваши колеса, но вам придется ночевать в гараже».

Он приподнял бровь, подражая известному комическому актеру.

Эви снова засмеялась. Это была всего лишь шутка. Ничего неприятного, ничего опасного. Он вел себя дружелюбно, оказал ей услугу. Что же он не уходит?

Эви уставилась на ковер, не зная, что сказать. Он бросил взгляд на ее босые ноги, перевел его на сброшенные туфли.

– Еще раз спасибо.

Она улыбнулась.

– Всегда, пожалуйста.

Эви чуть приподняла бровь.

– До завтра?

– Да.

Коул взглянул на кровать. Ему представилось, как он просыпается рядом с Эви. Мягкий свет падает на ее лицо, под смятой простыней нежится нагое тело. Он обнимает ее, привлекает к себе, вдыхает запах спутавшихся каштановых волос…

Одиночество захлестнуло Коула с головой. Нежность была нужна ему куда больше секса.

– Коул?

Он взглянул ей в глаза. Не обманывает ли он себя? Неужели Эви так же одинока, как и он сам?

Это вполне объясняло все ее попытки разговорить его там, в машине.

– Коул?

Он отвел взгляд.

– Извините. Слишком долго сегодня смотрел на белые полосы на дороге.

Эви кивнула в сторону кровати.

– Хорошо хоть простыни у них не полосатые. И без километровых столбов.

– Интересно, сколько миль укладывается вместе с людьми в эти постели?

Улыбка Эви стала неуверенной. Коул поднял руку к скуле, шершавой, как наждачная бумага.

– Забудьте, что я тут наговорил.

– Ничего страшного. Сегодня был слишком долгий день.

После этого наглядного проявления собственной глупости Коул избавил Эви от необходимости указать ему на дверь. По сравнению с топотом его ковбойских сапог шорох ее босых ног по ковру звучал, словно легкий вздох.

Эви замерла у открытой двери. Одна ее рука скользнула по дверному косяку, вторая легла на латунную ручку.

– Ну что, спокойной ночи?

– Спокойной ночи.

– Вы сейчас в холл?

– Да.

– Вы выглядите уставшим.

– Со мной все в порядке. – Он повернулся, чтобы уйти.

– Коул?

Он не был уверен, что хочет увидеть, каким взглядом сопровождались эти слова. Пытливым, зовущим, не желающим отпускать его? Он сам во всем виноват. Если бы тогда, в машине, он поддержал разговор, сейчас им не пришлось бы преодолевать этот барьер отчужденности.

Коул обернулся.

Взгляд Эви был влажным и виноватым.

– Мне очень жаль, что наше путешествие началось так неудачно.

Помада на губах Эви почти стерлась, но они все равно были нежно-розовыми и манили к себе. Коулу захотелось попробовать, каковы ее губы на вкус.

– Я знаю, что вы не собирались отправляться в эту поездку, – сказала Эви. – Я невольно нарушила ваши планы.

С ней он отправился бы куда угодно.

Коул поежился. Действительно, он не собирался в эту поездку и был совершенно к ней не готов. Может быть, завтра он немного придет в себя и в голове у него немного прояснится.

Он шагнул навстречу Эви. Он хотел сказать, что сам не знает, что это на него сегодня нашло и сколько это еще продлится. Но, что бы это, ни было, совершенно незачем втягивать в это Эви.

Но тут Эви приподняла голову, взглянула Коулу прямо в глаза и тут, же снова отвела взгляд. Ясно было, что она чем-то взволнована. Когда Коул оказался с ней рядом, она словно почувствовала себя гораздо уверенней.

– Я думаю, мы станем друзьями. – «Да», – мысленно согласился он.

– По крайней мере, хотелось бы.

«Мне тоже», – так же беззвучно ответил Коул.

Эви засмеялась.

– Коул, наверно, у меня слишком живое воображение, но, поскольку вы все время молчите, мне остается только догадываться, о чем вы думаете. А это может привести к недоразумениям.

– Вы хотите знать, о чем я думаю?

Эви не могла не понять, что он собирается сделать.

Она попыталась отвести его руки.

– Не стоит…

Коул взял ее лицо в ладони. Эви затаила дыхание. Коул ожидал, даже в глубине души надеялся, что она рассердится, но этого не произошло. Холодность в ее голубых глазах таяла быстрее, чем иней под солнцем. Ее губы шевельнулись. Возможно, она произнесла его имя. Коул не хотел этого знать.

Чуть отклонив ее голову назад, Коул уловил легкое дыхание Эви. Ему хотелось вызвать у нее испуг своей настойчивостью, продемонстрировать, что ждет ее, если она его не остановит.

Но результат его действий оказался совершенно противоположным. Она доверчиво потянулась навстречу ему, и их губы встретились. Все его намерения вести себя грубо улетучились быстрее, чем лепестки увядшего цветка под порывами ветра. Вместо того чтобы в неистовом порыве впиться в ее рот, его губы нежно прижались к ее губам, но ладонь Коула не притронулась к ее груди, и бедра их не соприкоснулись. Чувствовалось, что тело Эви все еще было разгоряченным после душа. От ее кожи исходил терпкий, дурманящий аромат жасмина. Их языки коснулись друг друга, пока еще нерешительно, словно узнавая друг друга. Коула охватило головокружительное чувство, что Эви это нравится не меньше, чем ему самому. О, черт!

У Коула вырвался приглушенный стон.

Эви в ответ тихо вздохнула, словно на нее, наконец, снизошел покой. Она перестала упираться руками в грудь Коула и уютно устроилась в его объятиях.

У Коула перехватило дыхание, а губы приоткрылись для нового поцелуя. Он взглянул вниз, и почувствовал, как его охватывает искушение. Полы халата разошлись, и его взору предстало ее соблазнительное тело в изящном дамском белье. Коул представил, как это полупрозрачное белье прилипло к влажной коже Эви. Он разомкнул объятия и отступил на шаг. Ресницы Эви затрепетали.

– Коул?

– Эви, не надо! – с трудом произнес Коул. В глазах у нее промелькнуло удивление.

– Я… Я не знаю, что сказать. Я совершенно этого не ожидала…

А вы пробовали влюбляться воскресным сентябрьским утром? У Коула голова шла кругом. У нее тоже, судя по тому, как растерянно она улыбалась. Эви зарделась и широко распахнула глаза.

– Я не ожидала… – Она провела кончиком языка по губам, словно еще чувствуя на них вкус других губ. – Но не скажу, что мне это не нравится. – Эви засмеялась. – Это было…

Это было настоящее безумие. Она не убежала и не вышвырнула его за дверь. А ведь должна была. В некоторых ситуациях мужчины разбираются только до тех пор, пока они не происходят с ними на самом деле. Одного влюбленного дурня было вполне достаточно. Коул оперся о косяк и мрачно уставился в ковер.

– Вы же этого не хотите.

– Я сама в состоянии решать, чего я хочу.

– Тогда решайте. – Он привлек Эви к себе так близко, что это уже переходило все границы дозволенного. Одна рука Коула обвила талию Эви, а другая крепко сжала ее бедро. – Я смотрю, вы не любите терять время.

У Эви вспыхнули глаза, и она резко вырвалась из рук Коула.

– Я не сказала, что хочу, чтобы это произошло так быстро, – возразила она.

– Но вы и не протестовали.

– Ну, так я протестую теперь! – Эви возмущенно вскинула голову.

От этого движения взгляд Коула оказался направленным на одежду Эви. Он никогда не думал, что махровый халат может смотреться так соблазнительно. Но настоящая женщина соблазнительна в любой одежде. Коул прикоснулся к вороту халата, потом осторожно провел кончиками огрубевших от работы пальцев по шее Эви и почувствовал, как пульсирует жилка под тонкой кожей.

– Какая у тебя нежная кожа! А хочешь узнать, какая у меня?

Он не знал, что заставило ее отступить – это проявление мужского эгоизма или его слишком откровенный взгляд. У Эви вырвалось возмущенное восклицание. Все-таки гордость была не последней чертой ее характера. Это главное оружие женщины, и Эви пустила его в ход, хотя и в самый последний момент.

– Полагаю, вам пора идти. – И голос, и взгляд Эви были тверды.

Коулу захотелось проверить, действительно ли она так решительно настроена.

Эви резко убрала руку Коула со своего халата и поплотнее запахнула его. Смахнув прядь волос с раскрасневшейся щеки, она скрестила руки на груди.

Коул решил все-таки довести начатое дело до конца, чтоб быть уверенным, что она теперь до самого конца их путешествия лишний раз и не взглянет в его сторону. Он с самоуверенным видом прислонился к косяку, нарочно приняв такую позу, чтобы было видно его заметно воспрянувшее мужское достоинство.

– Гонки на машине, которые вы сегодня устроили, просто чепуха по сравнению с теми гонками, которые я могу показать вам этой ночью. Мы можем забраться подальше Кентукки, – и он многозначительно подмигнул.

Выражение лица Эви изменилось. Коул с отчаянием понял, что даже за этим демонстративным проявлением мужской самовлюбленности она угадала, какие побуждения двигали им на самом деле. Эви наверняка поняла, что он старался вывести ее из себя, чтоб она прогнала его прочь.

И это было уже не в первый раз.

Он быстро пробормотал:

– Доброй ночи, – повернулся и поспешил в свой номер.

Он ожидал услышать, как у него за спиной захлопнется дверь и щелкнет замок, но этого не случилось. Спускаясь по лестнице, Коул все время продолжал чувствовать спиной полный беспокойства взгляд, которым провожала его Эви.

* * *

На следующее утро Эви выбрала в ресторане мотеля столик у самой двери. Она хотела первой увидеть Коула, прежде чем он заметит ее. Ей дорога была каждая лишняя секунда, позволяющая подготовиться к этой встрече.

Она порылась в сумочке и извлекла из-под пакетиков с сахаром один из своих блокнотов. На блокноте было написано: «Сервис и путешествующая одинокая женщина». Но вместо замечаний о небрежности официанток Эви принялась записывать в нем фразы, с которых она предполагала начать беседу.

«Как вам спалось?»

Нет, это не подходит, это просто готовый повод для двусмысленных шуточек. Эви перечеркнула написанное и начала заново.

«Ну и представление вы разыграли вчера вечером!»

Нет, это звучит слишком уж обвиняюще. В конце концов, она сама ничуть не играла, когда ответила на его поцелуй. Что же, спрашивается, может извинить ее саму?

Эви посмотрела на исписанную страницу, вырвала ее из блокнота, скомкала, бросила в пустую пепельницу и тут же принялась писать снова.

«Сегодня мы направимся на запад».

Нет, тоже не подходит. Он может подумать, что ей хочется сделать вид, будто ничего не произошло.

А что, собственно говоря, произошло? Может ей кто-нибудь объяснить? Пока Эви не разберется в этом, она не сможет даже выпить с ним кофе, а не то, что путешествовать в одной машине.

«Гонки на машине, которые вы сегодня устроили, просто чепуха по сравнению с теми гонками, которые я могу вам показать этой ночью».

При этом воспоминании Эви вспыхнула. Это было совершенно не похоже на Коула – вести себя так развязно. Бад, которому она тут же позвонила с перепугу, тоже это подтвердил. Эви хотелось надеяться, что она не причинила Баду слишком большого беспокойства – как-никак, он был старым другом их семьи. И еще ей отчаянно хотелось надеяться, что все так неудачно сложилось не из-за какой-то ее ошибки. Но ведь не мог, же такой спокойный, уравновешенный и порядочный человек, как Коул Крик, безо всякого повода вдруг начать вести себя как похотливый самец! Не уж то ему хотелось отделаться от нее? Может, он решил, что она вешается ему на шею? Ну что она опять сделала не так?!

Эви в сердцах бросила карандаш. Она вовсе не собиралась вступать с ним в какие-то особые отношения. Да, она была польщена, когда Коул ее поцеловал. Она испытывала любопытство, даже некую надежду на близкие отношения.

Забывшись, Эви принялась вертеть в руках пакетик с сахаром. Коул целовался восхитительно – нежно, сильно, сдержанно. Эви представила себе, каким бы он был любовником. Пакетик у нее в руках лопнул, и сахар рассыпался по полу. Эви охнула.

– Одну минутку, – протяжно произнесла проходившая мимо официантка с подносом в руках.

Слова извинения застыли у Эви на губах. Коул стоял у стойки дежурного клерка. Его волосы цвета меда были лишь слегка приглажены. Он стоял, барабаня пальцами по стойке, слегка скривив губы. Воспоминание о его поцелуе пронизало ее до глубины души. Он так сжимал ее в объятиях, словно вот уже тысячу лет не обнимал ни одну женщину.

– Мы выезжаем, – сказал Коул кассирше. Эви угадала эти слова по движению губ.

– Да плюньте вы на него. – Официантка стояла рядом с Эви и держала в каждой руке по кофейнику. – Вам со сливками?

Эви в растерянности открыла полдюжины упаковочек со сливками и вылила их все себе в чашку.

– Да, конечно.

Официантка наполнила чашку кофе. Эви была ей очень благодарна она и чашку-то в руках удержать не могла, не то, что кофейник. Все ее тело охватил трепет, словно кто-то пропустил через него ток. И она знала кто.

Коул неспешно приближался к ним. Его походка бывалого ковбоя невольно притягивала внимание Эви к покачивающимся, обтянутым тесными джинсами бедрам. Эви отвела взгляд. Каблуки сапог Коула впечатывались в пол с хорошо рассчитанной небрежностью. Эви с трепетом следила, как он приближается.

Коул уселся напротив Эви.

– А вам как, с сахаром?

Коул подхватил предложенный официанткой игривый тон.

– Мне тоже, что и леди.

Вазочка с взбитыми сливками выскользнула из рук официантки.

Никто не засмеялся. Эви и Коул не отрывали взгляда от стола. Официантка сердито хлопнула перед ними меню.

– Позовете меня, когда решите, что будете заказывать.

Лицо Эви горело.

Коул наблюдал за ней, словно через прозрачную стену. Но в глубине его глаз читалось, что он очень сожалеет об упущенной вчера возможности. Эви захотелось сказать ему, что она, создала неверное представление о себе и совершила ошибку, ответив на его поцелуй.

– Я смотрю, вы рано поднялись, – сказал Коул. Голос у него был напряженным, словно ему было трудно говорить. Эви улыбнулась.

– Плохо спать в незнакомой кровати. – «Да, особенно если тебя мучают мысли о том, кто мог бы сейчас делить с тобой эту кровать», – подумала она.

Эви снова отвела взгляд. Вчера она едва не поддалась порыву страсти.

Его поцелуй был таким нежным! Чувствовалось, как он изголодался по любви.

А из-за ее нетерпеливости этот поцелуй преждевременно превратился в жаркий – даже слишком жаркий, доходящий до бесстыдства.

Не это ли было ее обычной проблемой? Ее желание ускорять события.

Так вот почему он отступил? Коул был смущен. Он понял, что это будет слишком, если они лягут в кровать в первый же вечер.

Эви не обиделась. Напротив, она наконец-то все поняла. Это был не первый мужчина, которого она отпугнула своей поспешностью.

Всего одна крохотная деталь мешала ей объяснить Коулу все как есть. Один секрет, который она унесет с собой в могилу. Да, она была взволнована его поцелуем, неумелым, но искренним. Но постепенно волнение улеглось. Глубокой ночью Эви призналась себе, что его грубый сексуальный напор вызвал в ней от клик, мгновенно пробудил какое-то примитивное, животное начало. Стоило ей попытаться уснуть, и она снова видела перед собой глаза Коула, полные жгучего желания, и воображение рисовало ей неистовые гонки, которыми они могли бы сейчас заниматься.

В сотый раз Эви напомнила себе, что его животная страсть была продемонстрирована не для того, чтобы привлечь ее, а напротив, чтобы оттолкнуть.

«Вот и потрудись понять намек, милая моя».

Эви решилась и взглянула на Коула с улыбкой.

– Прошу прощения за то, что прошлой ночью создала у вас неверное представление о себе.

Коул отправил опустевшую коробочку из-под сливок в пепельницу.

– Я сам вас на это спровоцировал.

Эви отхлебнула непонятный напиток, наполовину состоящий из сливок и даже отдаленно не напоминающий кофе.

– По-моему, все произошло из-за того, что мы провели так много времени вдвоем в машине – в салоне возникла ложная атмосфера интимности.

– Ложная атмосфера… – задумчиво повторил Коул.

Такой поворот в беседе Эви тоже обдумала заранее.

– Длительное нахождение рядом иногда создает некое странное притяжение между людьми. Кто знает? Возможно, это из-за аэрозоля, которым пропитывают обшивку в новых машинах.

– Испарения, вызывающие ложную атмосферу интимности…

– Вот именно.

Коул пригубил свой кофе.

– У вас есть какое-нибудь объяснение получше? – поинтересовалась Эви.

– Что вы скажете насчет вожделения?

Эта новая грубость отрезвляюще подействовала на Эви, но горящие страстью глаза Коула удержали ее от того, чтобы оборвать разговор.

Официантка поставила на стол тарелку с гренками. Коул откинулся на спинку стула.

– Спасибо – Коул взял ломтик, намазал его маслом и принялся наблюдать, как оно тает.

У Эви внутри тоже что-то таяло. Она внимательно следила за Коулом, словно надеялась понять что-то важное. Она смотрела, как его пальцы прикасаются к гренкам. В другой руке Коул держал нож и тщательно мазал гренки маслом. Он слизнул растаявшее масло, стекавшее по корочке. Эви смотрела на губы Коула, на его ослепительно белые зубы. Коул откусил кусочек. Хруст гренок вызвал у Эви приступ дрожи.

Густые ресницы Коула дрогнули. Он помедлил секунду – у Эви замерло сердце – и снова взглянул на нее.

Эви поспешно схватила ломтик поджаренного хлеба и яростно принялась хрустеть им.

– Надеюсь, я не ввела вас в заблуждение. Мне совсем этого не хотелось.

Коул скривился, словно кофе в его чашке внезапно стал горьким.

– А я разве что-то говорю?

– У меня осталось ощущение, что вы стремитесь отпугнуть меня, – решительно сказала Эви.

– Этого я не говорил.

– Мне нужен механик, вот и все. – Коул криво улыбнулся.

– Как я уже говорил, я счастлив, крутить ваши колеса, леди.

Эви прикусила губу.

– Перестаньте паясничать, Коул.

Коул угрюмо смотрел в окно, на стоянку, заполненную в основном грузовиками.

– Вы можете мне доверять, хотя сейчас вам может казаться иначе.

– Бад говорит, что вы самый порядочный человек из всех его знакомых. – По голосу Эви можно было подумать, что сама она в этом сильно сомневается.

Коул решил упрочить эти сомнения.

– А откуда Баду это знать?

– Но вы, же два года работали у него и жили при гараже.

Коул добавил сливок в кофе и бросил пустую упаковку в переполненную пепельницу, откуда вывалилась скомканная страница из блокнота Эви.

– Слова Бада не всегда соответствуют действительности, – лениво обронил он.

– Вы что, хотите сказать, что Бад лжет?

– Я хочу сказать, что у него есть привычка выставлять меня в самом лестном свете – как и вас, кстати говоря. Если верить Баду, вы – остроумная, элегантная, честолюбивая – одним словом, очень интересная женщина, занимающая в своем журнале чуть ли не редакторскую должность.

Смущенная Эви убрала прядь волос за ухо.

– А я и не знала, что сделала такую хорошую карьеру.

– К тому же вам, по его мнению, уже пора бы выйти замуж, и поэтому вам нужен подходящий мужчина. Бад считает, что очень нелегко подобрать достойную пару для такой женщины, как вы.

Эви покраснела и нерешительно засмеялась.

– Ну, вы же знаете Бада. Он убежден, что каждый человек должен остепениться, обзавестись семьей.

– Он очень высокого мнения о вас.

– О вас тоже.

Повисло неловкое молчание.

– Ну что ж, – заговорил Коул, – мы сошлись на том, что Бад склонен преувеличивать, особенно, когда речь идет о симпатичных ему людях.

– Да, похоже на то.

– Вот и не надо верить всему, что он обо мне говорит. – Коул залпом допил кофе и кивнул в сторону выезжающего со стоянки грузовика: – Если вы хотите, чтобы я отправился обратно в Мичиган, то я прекрасно доберусь на попутках.

– Нет, – Эви поспешно положила ладонь на руку Коула. – Я этого не говорила. Мне нужен надежный механик.

– И ничего больше?

– Да, именно так.

– В таком случае… – Коул указал взглядом на ладонь Эви, лежащую на своей руке.

Эви отдернула руку, словно обжегшись. Щеки у нее горели.

Коул поставил локти на стол, сцепил пальцы и наклонился вперед.

– Ну, смотрите: у меня есть ящик с инструментами, кое-какие запчасти и пара рук. Вы что, вправду думаете, что этого хватит в случае серьезной поломки? Может случиться, что машина сломается глухой ночью на безлюдном участке шоссе и как раз нужной детали у меня-то и не будет.

В воображении Эви возникли поломанная машина на пустынной дороге и два человека в ней. Они прижимались друг к другу, стараясь согреться.

– На самом деле все, что вам нужно, – это сотовый телефон и буксировочный трос.

Что ей на самом деле нужно, так это какой-нибудь препарат, подавляющий деятельность гормонов. Иначе ей никак не справиться со своими фантазиями и грезами. А ведь она в командировке, а не на свидании.

– Я полагаю, что такая ситуация могла бы сблизить нас, – предположила Эви.

– Что вы хотите этим сказать?

– Мужчина и женщина вдали от дома – в подобной ситуации возникает любопытство, хочется немного больше узнать друг о друге.

– А больше вам ничего не хочется? – осторожно поинтересовался Коул.

Эти слова эхом отозвались у нее в сознании. Хочет ли она?

– Нет. Это был эксперимент, вот и все. Мы не должны больше этого делать.

– А мы ничего и не сделали.

– Видите ли, Коул… Мы – взрослые люди. Насколько все мы знаем биологию – а это просто биология, – мы нормальные, здоровые люди. Пока мы относимся к этому благоразумно и откровенно, у нас не будет проблем. – Эви засмеялась. – Почему бы взрослым людям не испытывать друг к другу легкого сексуального влечения?

– А если не очень легкого?

К хрусту гренок добавился новый звук – шорох бумаги. Коул поигрывал выпавшим из пепельницы смятым листком, на котором Эви пыталась набросать достойные фразы для начала этого разговора.

Эви судорожно схватила листок бумаги, скомкала и смела им весь мусор со стола в пепельницу.

– Нам пора ехать.

Наблюдая за этой внезапной вспышкой нервозности, Коул спокойно рассматривал подобранный им листок.

Эви забрала и этот смятый листик бумаги.

– Все это пойдет в журнал, – поспешно объяснила она.

– Как скажете.

Эви что-то неразборчиво пробормотала, потом вытряхнула из сумочки на стол ключи, ручки, расческу и косметику. Бумажник отыскался под картами.

– Хотите знать, по какому маршруту мы поедем сегодня?

Коул вопросительно приподнял брови.

Эви развернула карту на столе, изо всех сил стараясь отвлечь Коула от прежней темы разговора.

– Значит, так. Мы едем на запад. Через Теннесси до Нэшвилла, потом до Мемфиса. Я собираюсь сделать короткую остановку в Грэйсленде…

Эви быстро взглянула на Коула, ожидая, не последуют ли за этим какие-либо ехидные комментарии.

Никаких возражений.

– …Потом, после ленча, мы свернем чуть севернее, на шоссе 55 и направимся к Сент-Луису. Мы должны быть там к заходу солнца. – Эви засунула карту обратно в сумку.

– Я думал, мы направимся в Новый Орлеан, – удивленно вскинул брови Коул.

– Из-за урагана «Роберто» пришлось изменить планы. Он сейчас принесет с Мексиканского залива в Луизиану, Миссисипи и Джорджию настоящий потоп. Я считаю, будет лучше, если мы сейчас объедем этот район и побываем там, на обратном пути.

– Звучит неплохо. А как насчет нас? – Эви вскочила из-за стола.

– Не вижу никаких причин, которые мешали бы нам изменить маршрут. Гибкость – ключ к успеху. – Эви заплатила в кассу двадцать долларов и подождала, пока ей дадут сдачу. – Может быть, сегодня утром машину поведете вы? – спросила она.

Коул посчитал это предложение утешительным призом.

– А вы будете изучать карту?

– Да я уже изучила!

– Заметано! – Коул придержал дверь, давая Эви пройти.

– Да, Коул, еще одно…

Его рука дрогнула на дверной ручке, когда он встретился взглядом с умоляющими голубыми глазами Эви.

– Я слушаю.

– Пообещайте мне, что вы будете поразговорчивее.

Коул перевел дыхание.

– Я попытаюсь.

Фиона Александер поймала себя на том, что она внимательно, сосредоточенно прислушивается. В стуке дождевых капель ей слышалась морзянка какого-то закодированного послания, словно дождь хотел ей что-то сказать.

Но это послание было адресовано не ей.

Она отодвинула микрофон и закрыла глаза, чтобы лучше почувствовать стихию, животворящую воду и неяркий успокаивающий свет. Послание было адресовано…

Эви. Той женщине, которая позвонила в воскресенье и внезапно оборвала разговор. Фиона тогда сказала ей, что она движется навстречу своей судьбе и что ее судьба ближе, чем этой женщине кажется. «Обратите внимание на Огайо», – сказала ей Фиона.

Фиона с ужасом осознала, что допустила грубейшую ошибку. Ей редко случалось так ошибаться. Фиона расправила пеструю ткань ее просторного гавайского платья и снова прислушалась к шуму дождя.

Родственная душа Эви находилась не в Огайо! Этот человек находился… в Теннесси? Нет. В Миссури? Каждый раз, когда Фионе казалось, что теперь она правильно определила место, земной шар, словно слегка сдвигался вокруг своей оси. Фиона пожала плечами и покачала головой.

Но что, же ей было делать? Связаться с этой женщиной и уточнить то, что было сказано, не было никакой возможности. «Вечерний Остин» должен будет выйти в эфир только в конце недели.

Фиона встала перед окном и принялась смотреть на улицу. Капли дождя текли по стеклу, словно слезы. Дырка в небе, так это называет ее племянник. Фиона прислушалась к отдаленным раскатам грома. Как она могла так ошибиться?

Небо прорезала вспышка молнии. «Помехи», – подумала Фиона. Должно быть, это все из-за них. Помехи в космическом масштабе.

3

В этот утренний час машин на улицах почти не было, и Коул без затруднений вывел «конквест» за пределы Ноксвилла.

Эви сидела на месте пассажира, которое раньше занимал Коул.

– Вы пообещали, что будете разговаривать.

– А о чем вам хочется поговорить?

– Выберите тему сами.

– Вы сказали, что предпочли бы считать, что ничего не случилось.

Ничего подобного Эви не говорила.

– Мы можем считать, что все происшедшее останется между нами.

Коул угрюмо улыбнулся.

– Вот-вот. Считать. – Он холодно взглянул на Эви.

– Коул!

– Ну, так предложите другую тему. В конце концов, это ваша машина, – пожал плечами он.

В данный момент машина больше походила на ловушку. Коул снова посмотрел на Эви. Она заерзала на сиденье. Вцепившись в ремень безопасности, Эви старалась оттянуть его подальше от груди – он мешал ей дышать. Она почувствовала, что Коул опустил взгляд.

– Прежде всего, – заявила Эви, – это не моя машина.

– Ну, вашего журнала.

– «Справочник потребителя». Вы его читали?

– Бад держит несколько номеров в комнате для посетителей.

– Мы уделяем особое внимание детским игрушкам, легковоспламеняющимся одеялам с электроподогревом, безопасности автомобилей. Вообще безопасности товаров, – пояснила Эви.

– Ага.

– Понятия не имею, почему это Бад решил, что я вообще хотела бы когда-нибудь стать редактором.

– Может быть, потому, что вы всегда говорите «мы», когда рассказываете о своем журнале.

Тон Коула, как и домыслы Бада, раздражали Эви. Да, она действительно любит свою работу, ну и что?

– Я думаю, что занимаюсь жизненно важным делом, – пылко заявила Эви. – Мы – общество потребителей. И кто-то должен заботиться об интересах покупателей. Напористые продавцы дурачат стариков. Детей приманивают широко разрекламированными игрушками, сладостями, фруктовыми соками, в которых если два процента сока есть, так и то хорошо. Мы вырастаем, все время, ожидая, что нас обманут или продадут товар с истекшим сроком годности.

Эви заметила, что на лице Коула промелькнула легкая улыбка. Кажется, она слишком увлеклась. Но если бы Коул видел письма, которые начали приходить Эви после того, как она стала вести свою рубрику…

– Например, когда женщина покупает автомобиль, ей всегда стараются навязать целую кучу бесполезных сопутствующих товаров. Я делала серию заметок об этом.

– Черная записная книжка?

– Можете язвить, если хотите. Мы отправили Брэда – нашего журналиста – купить «Нептун» серии «Е».

– Ну и?

– А я отправилась к тому же агенту по продаже неделю спустя. Та же самая машина, тот же самый выбор. Они попытались содрать с меня на пятьсот долларов больше, чем с Брэда.

Он тоже об этом писал. Мы с ним каждый месяц устраиваем подобные исследования.

– Этот ваш Брэд холост?

– Разговор не об этом.

Если бы Эви заметила, как Коул стиснул руль, она, пожалуй, думала бы иначе.

– И если бы так поступали только агенты по продаже автомобилей! – продолжала она. – Женщин обманывают практически все механики, считая, что они ни черта не смыслят в технике!

– Я пытаюсь быть честным, – попытался остудить ее пыл Коул.

– Я не имела в виду вас. На самом деле мне уже приходила в голову мысль написать о вас и о Баде. Найти честного механика – это почти тоже самое, что найти клад, я вам точно говорю.

Коул что-то проворчал и посмотрел в боковое зеркало на обгонявший их мощный автомобиль.

– Мне об этом ничего не известно.

– Вы сами не знаете, какая вы редкость.

Коул сверкнул глазами в ее сторону.

Сейчас, утром, его общество казалось безопасным. Эви почувствовала себя уверенно и осмелела.

– Может быть, я все-таки напишу о вас.

– Не стоит. А то, что я буду делать с письмами от поклонников? – усмехнулся Коул.

– Я прямо вижу этот заголовок: «Сенсация недели! Последний Честный Механик!»

– Есть и другие. Надо только знать, где искать.

– Так же, как и просто хороших людей, – добавила Эви.

– Они тоже редко встречаются? – поинтересовался Коул.

– Почти вымерли. – Коул стиснул руль.

– Может, вы и правы.

– Вы имеете в виду, что трудно найти порядочную женщину? – уточнила Эви.

Он имел в виду, что сейчас слишком много детей, рожденных вне брака. Женщина должна быть осторожной. Коул пожал плечами.

– Возможно, порядочные женщины встречаются не так уж редко – если только мужчина дает себе труд поискать, – сказал он.

– Только не говорите, что вы даже не пробовали искать!

Коул искоса взглянул на пасмурное небо и снова перевел взгляд на дорогу.

– Похоже, будет дождь.

– Похоже, что вы уклоняетесь от ответа, – заметила Эви.

Коул усмехнулся.

Эви ответила такой же усмешкой. Она радовалась, когда ей удавалось вызвать у него улыбку.

– Вы и раньше старались от меня улизнуть – каждый раз, как я появлялась в гараже, – припомнила она.

Коул тяжело вздохнул. Вот этого он и боялся – что разговор будет вертеться вокруг этой темы.

– Что, я выгляжу так устрашающе?

– Да нет, не очень.

– Тогда зачем же меня сторониться? – Ответ пришел им в голову одновременно, и они произнесли его хором:

– Бад и Вивиана! – Эви рассмеялась.

Коул обиделся, глядя на ее беспечную улыбку.

– Они успели обсудить нашу свадьбу и наш медовый месяц прежде, чем нам вообще пришло в голову что-то подобное. Уж эти мне женатые люди!

– Счастливые женатые люди, – поправила его Эви. – Хуже того: они хотят, чтобы все остальные тоже были счастливы. Однако…

Колеса ровно шуршали по шоссе. По радио звучала ковбойская песенка о скверном парне, обманувшем свою подружку. Вопреки собственным наилучшим намерениям, Коул продолжал разговаривать язвительно.

– Что – однако?

– Брак – это не всегда плохо, – сказала Эви.

– Что, действительно?

Белые линии дорожной разметки на шоссе были похожи на детские «классики». Машин на шоссе в этот час было немного, и они наслаждались быстрой ездой, открывающимся перед ними пейзажем и близостью друг друга.

– Коул?

– Что?

– Вы так выглядите, словно вы сейчас за миллион миль отсюда.

– Всего лишь за пару тысяч.

Эви заметила, как недовольно нахмурились его брови, но не знала, чему именно приписать это выражение.

– Вы изо всех сил этого избегаете. Я имею в виду брак.

– Так же, как и вы, – парировал он.

– Но вы, же не из тех мужчин, которые смотрят на брачные узы как на западню, разве не так?

– Может быть.

– Тогда что – избегаете ответственности? – Коул слишком сильно надавил на педаль, и их швырнуло вперед.

– Ничего я не избегаю, – ровным голосом произнес он.

– Я не в плохом смысле…

– А что, о бегстве можно говорить в хорошем смысле?

Эви почувствовала удивление. В воцарившейся тишине она изучала профиль Коула, словно высеченный из камня. Отчетливо было видно, как пульсирует артерия на шее. Все внимание Коула было приковано к дороге, лишь время от времени он бросал взгляд в зеркало заднего обзора.

Эви не была готова поддержать угасший разговор и тихо подсчитывала, когда они доберутся до Мемфиса. Свернув карту, она отправила ее на заднее сиденье. Потом закинула ногу на ногу и одернула свитер.

– А сиденья здесь неплохие, – заметила она, чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Довольно удобные, – кивнул Коул и снова замолчал.

Начинался дождь. Эви сердито смотрела на капли дождя на ветровом стекле. Открыв бардачок, она вытащила руководство по эксплуатации и принялась листать алфавитный указатель, разыскивая, как там включаются дворники.

Коул уверенно потянулся к кнопкам и нажал на одну из них.

– Вот эта.

Дворники монотонно поскрипывали. Если ей придется проехать сотни миль в такой обстановке, под конец у нее начнется истерика.

– Ничего, если я включу радио? – Эви нажала кнопку, и стрелка забегала по шкале радиоприемника. – Помните вчерашнюю передачу? «Мужчина, который не может решиться».

– Я вырубил радио именно в тот момент, когда они начали разговаривать с экстрасенсом. Болтовня, рассчитанная на обман легковерных слушателей. Вы могли бы написать статью об этом.

– Я подумаю над этим, – мрачно пробурчала Эви. Хорошо бы, чтоб они не выпустили эту передачу в эфир по второму разу.

Позади осталось еще тридцать миль. Эви расшнуровала свои ботинки, сняла их и укутала ноги ковриком. Каждый раз, когда она включала обогреватель посильнее, Коул снова убавлял мощность. Несмотря на шерстяные носки, у Эви замерзли ноги. В конце концов, она забралась на сиденье с ногами. Эви взяла в путешествие одежду, которая не сковывала бы движений. Вот и сейчас удобные старые джинсы обтягивали ее, словно вторая кожа.

Коул взглянул на прореху, сквозь которую виднелось колено. Любимые джинсы сразу сделались какими-то неуютными. Эви поспешно прикрыла колени полой жакета.

– Может быть, экстрасенс – это было уже чересчур, – предположила Эви. – Но в целом – не такая уж плохая идея.

– Не общаться?

– Использовать темы радиопередачи, как переходный момент для беседы.

Коул пристроил локоть на боковом окне и потер верхнюю губу.

– Не сделать ли нам тоже самое?

– Да! – Эви стремительно развернулась лицом к Коулу. – Сегодняшняя тема: «Трудности, возникающие у мужчин в общении с женщинами».

– Я смотрю, вы никогда не отступаете, – усмехнулся он.

Она отступила предыдущей ночью, и как раз вовремя, пока все не запуталось окончательно. Эви подобрала ноги под себя и развернулась к Коулу. Левой рукой она обхватила подголовник сиденья.

– Итак?

Коул хмуро посмотрел на ремень безопасности, стягивающий руку Эви.

– Вам так может оторвать голову.

– Я доверяю вашему водительскому искусству, – беззаботно ответила Эви.

– А вдруг лопнет шина?

– Не лопнет, они новехонькие.

– Мы можем наскочить на камень, – продолжал свое Коул.

– Не заговаривайте мне зубы, – рассердилась Эви. – Или мы беседуем на предложенную тему, или возвращаемся к вопросу о браке.

– А разве это не одно и то же?

– Вы думаете, что мужчины боятся брать на себя какие-либо обязательства?

– Я принял на себя определенные обязательства, когда согласился на эту поездку, – пожал плечами он.

– Коул!

– Ладно. Мужчины берут на себя обязательства, когда это нужно.

– Множество женщин, которые вчера звонили на радио, придерживались другого мнения, – возразила Эви.

– Ну, да. А еще они верили, что экстрасенс им поможет обрести личное счастье.

– Возможно, они просто уже отчаялись.

– Вот и я о том же.

– Хотите развить это утверждение?

Это было все равно, что беседовать с палачом о том, какова цель у его топора.

– Я думаю, что многие мужчины идут на попятный потому, что понимают, что связались с женщиной, которая им не подходит. Черт возьми, что мешает им прийти и прямо об этом сказать! – Он посмотрел на Эви.

Эви вскинула голову.

– И еще, если мужчина говорит, что он не собирается завязывать прочные отношения, то женщина тут же обвиняет его в том, что он не способен брать на себя обязательства. А все дело, может быть, в том, что он не хочет связывать себя именно с этой женщиной!

Эви заерзала, устраиваясь поудобнее, и поморщилась, когда натолкнулась мягким местом на дверную ручку.

– Возможно, в чем-то вы правы.

– Если по-хорошему, эта тема должна называться: «Женщина, которая отказывается смотреть в лицо действительности».

– Это недостаток всех женщин, – вздохнула Эви.

Коул вздрогнул. Он слишком хорошо знал, что далеко не каждая женщина согласилась бы с таким доводом. Тем не менее, прошлой ночью он убедил себя, что для Эви будет лучше, если она узнает обо всех его недостатках. И он разложил их, словно дорожную карту.

– Если отношения между мужчиной и женщиной испортились, в этом всегда виноваты двое.

– Я с вами согласна.

– Что, если этот мужчина не тот, кто нужен этой женщине? Вместо того чтобы предложить парню идти своей дорогой, многие женщины норовят прибрать его к рукам и переделать на свой вкус.

– Каждый может стать лучше.

– Если мужчина не подходит женщине, почему бы ей не сказать об этом прямо?

– Возможно, ей не хочется задевать его чувства, – предположила Эви. – Она щадит его гордость и самолюбие.

– Это куда лучше, чем надеяться на то, чего никогда не будет. Во всяком случае, каждый мужчина знает, что его оценивают.

– Это не так.

– Можете написать список, вроде тех, какие печатает ваш журнал. Перечислите все качества, которые вам нравятся в мужчине. Вот этот – медлительный, но надежный. А этот слишком шустрый…

– А с этим трудно иметь дело…

– А вот этот хорош собой, но… – Эви усмехнулась.

– Но, у него посередине запасное колесо, – закончила она.

И они дружно рассмеялись. Коул положил руку на руль, небрежно свесив кисть.

– Вы можете завести специальную рубрику в вашем журнале. «Как правильно выбрать мужчину».

– Не следует заводить мужчин без руководства по эксплуатации.

Эви откинула дверцу бардачка, достала справочник и принялась читать вслух:

– «Правила ухода за новым мужчиной. Рекомендуемые сорта бензина и машинного масла. Техническое обслуживание». – В голосе Эви зазвучало любопытство: – Интересно, какой у него пробег?

– Немалый.

Эви вздохнула и спрятала справочник обратно.

– Это не сработает. Мужчины слишком разные. Их невозможно загнать в общие рамки и изучить всех сразу.

– Некоторые женщины все же изучают. Правда, они еще не сдавали на права…

– А мужчины?

Коул быстро взглянул на Эви.

Она хотела обратить все в шутку. А он принимал эту беседу всерьез. Эви скрестила ноги и откинулась на спинку сиденья. Значит, были мужчины, которые плохо обошлись с ней. Как говорится, для танго нужны двое. Она была бы счастлива, потрудиться ради того, чтоб создать прочные взаимоотношения, и стремилась бы к этому.

– Возможно, женщины недостаточно разборчивы, когда доходит до дела, – предположила она.

Коул ненадолго задумался.

– Было несколько клиенток, которые остались недовольны одним моим качеством.

Брови Эви изумленно поползли вверх.

– Женщины? Недовольны вашим качеством?

– Ваше удивление мне льстит, – усмехнулся Коул.

Ее удивление было искренним.

– Но что в вас можно было забраковать? – Коул предпочел не смотреть на Эви.

– Им хотелось, чтобы я был поразговорчивее.

На мгновение Эви онемела, потом расхохоталась.

– В яблочко, Крик!

Коул усмехнулся и накрыл ладонью пальцы Эви, легшие на его руку. Время остановилось. Они молчали, объединенные близостью.

– Я причинила вам боль? – мягко спросила Эви.

Это прикосновение вызвало у него дрожь.

– Нет.

– Я не собираюсь вас приобретать. Просто нам предстоит долгое путешествие.

– И нам предстоит пройти его вместе, – торжественно произнес он.

Эви погрозила ему пальцем.

– Это двусмысленность, Коул! Помните, что я вам сказала о сексуальном влечении?

– Оно будет нас сопровождать.

Эви склонила голову, задумавшись, согласна ли она с этим.

– Ну и как далеко вы собираетесь идти? – В его глазах заплясали веселые огоньки.

– Как далеко я собираюсь идти вместе с вами? – Она придвинулась поближе к Коулу, словно поддразнивая его. – Тысячи миль. От берега до берега, от границы до границы.

– И вы надеетесь поддерживать меня в этом состоянии всю дорогу? Я имею в виду – разговорчивым.

Эви шутливо хлопнула его по руке.

– Поскольку выяснилось, что вы все-таки бываете разговорчивым, я официально прошу вас поддерживать это состояние.

Коул грустно покачал головой:

– Очень жаль, но мне придется вас разочаровать.

– Да, я уже поняла, что умение вести беседу не является вашей сильной стороной.

– По характеру я – одиночка.

– Вы таким родились?

– Нет, стал.

Эви обдумала его признание. Еще один ключ к загадке. Она решила не использовать его. Лучше поддерживать беседу, пока у них есть настроение делиться сведениями.

– Расскажите побольше о себе. Это ведь нетрудная тема, – попросила она.

– Я не знаю, что рассказывать.

– Как, вы не знаете ничего о себе?

– Я не знаю, с чего начать.

– Выродились…

– В Монтане.

– И сколько там прожили?

– Пока мне не исполнилось шестнадцать.

– Куда ваша семья перебралась после этого? – Коул преувеличенно внимательно смотрел на дорогу.

– В Грэйсленд. Туда мы и направляемся, верно?

Эви не была уверена, куда именно они направляются. Каждый раз, когда они начинали разговаривать, разговор застревал на полдороге.

– Туда мы попадем не раньше чем через час, если никуда не свернем.

– Понятно.

Эви достала с заднего сиденья коробку с кассетами и поставила «Грэйсленд» Пола Саймона.

– Этого хватит до самого Грэйсленда.

– Замечательно, – кивнул Коул.

В течение следующего часа, пока они не съехали с трассы и не влились в поток экскурсионных автобусов, в машине не прозвучало ни одного слова. У бело-зеленых ворот Грэйсленда под дождем мокла толпа туристов.

– Сейчас вторник, середина дня, и вы только посмотрите, сколько здесь народу, – сказала Эви.

– Прямо как у священного источника!

– Надеюсь, вы захватили зонтик?

Они вышли на тротуар и встали в очередь, прячась под зонтиком. Возникшая было атмосфера доверия, все же не перекинула мост через разделявшую их пропасть. Эви очень хотелось знать, где они допустили ошибку. Кажется, когда заговорили о его семье.

– О, загадочная Америка! – сказал Коул полтора часа спустя, когда они осматривали Комнату Джунглей. – Как, по-вашему, почему сюда все так рвутся?

– Он написал много прекрасных песен.

– Я согласен, но эти женщины – они, же просто обожествляют его.

Они наблюдали за людьми, замечая умиленные взгляды, выражение преданности, иногда – слезы на глазах. Эви посмотрела на Коула. Он насмешливо ухмылялся.

Особенно ей бросилась в глаза одна женщина – брюнетка средних лет, с элегантной прической и тонкими, точеными чертами лица уроженки Аппалачей. Она была похожа на первопроходца, испытавшего много страданий, но все, же достигшего желанной цели. Ее хрупкие плечи вздрагивали при каждом шаге, когда она шла через владения своего кумира.

– Не надо так глазеть! – шепотом предупредила Эви.

Коул и сам это понял. Он отвернулся, испытывая почему-то жалость к этим людям.

Когда они оказались на ступенях, Коул заговорил, продолжая разговор, который все это время вел сам с собой.

– Беда с такой любовью. Слепая, безоговорочная, безответная – да она и не могла быть взаимной. Разве она не понимает, что он никогда бы не ответил на ее любовь? Некоторые женщины не понимают, что заслуживают лучшего.

– Коул?

Коул холодно взглянул на Эви:

– «Женщина, которая любит слишком сильно». Чем не тема для передачи? Это правда. И это главная причина, по которой я никогда не женюсь.

Они свернули на автостраду 55 и направились на север, срезав угол через Арканзас. Через час с небольшим они уже были в Миссури. Там они купили бутербродов – перекусить. Эви одолела лишь половину, остальное засунула в сумку.

Машину снова вел Коул. Эви ужасно хотелось понять, о чем он думает. Почему он так ощетинился? Многие мужчины отрицательно относятся к браку. Но это, же была всего лишь тема для разговора, а не реальное предложение руки и сердца.

Эви смотрела на идущий за окном дождь.

Дворники шуршали в такт еще одной песне Пола Саймона – она называлась «Бесприютный». Коул раздраженно выключил магнитофон.

Он смотрел на моросящий унылый дождик и думал о том времени, когда сам был бесприютным. В памяти у него всплыло лицо той женщины в музее. Коул постарался прогнать это воспоминание. Она знала, что эта любовь не была взаимной. Так почему же она не остановилась? Почему не нашла себе кого-нибудь другого, кто мог бы ответить на ее чувства?

– Почему ты его не бросишь? – умоляюще спрашивал мальчик, стараясь успокоить мать, унять слезы, пока отец не вернулся домой.

– Ты не понимаешь, – ответила она. – Я люблю его. Он твой отец.

Коул нахмурился и потер ладонью шею. Большинство тех, кто приезжал сюда, были фанатами, но при этом – нормальными, приспособленными к жизни людьми. И большинство женатых людей не устраивали из своей жизни такой ад, какой устроили его родители.

Коул ненавидел своего отца с того момента, как помнил себя, – за то, как он обращался с матерью. Он не считался с ней, унижал ее, частенько бил. И, несмотря на все это, мать продолжала его любить.

Коул покачал головой и втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Он никогда этого не понимал. Женщинам не нужна искренняя любовь. Им нужно побольше требовать от мужчин и поменьше их любить.

Он посмотрел на Эви. Она дремала на своем сиденье, уронив голову на грудь и приоткрыв рот. Похоже, ей не грозит влюбиться в него. После того как они покинули Грэйсленд, веселые искорки уже не прыгали у нее в глазах. Коул сказал себе, что был бы рад, если бы отношения между ними сохранились в официальных рамках на время всей поездки.

И тут он увидел подростка. Мальчишка стоял на обочине и голосовал. Бесформенная куртка скрывала очертания тела, на плече болтался рюкзак. Похоже, было, что он уже насквозь промок.

Коул чертыхнулся. Ему совсем не хотелось останавливаться, не хотелось видеть этого перепачканного с головы до ног мальчишку в машине и еще меньше хотелось, чтобы его видела Эви.

«А почему бы и нет?» – насмешливо подумал он. Ведь он миллион раз говорил себе, что женщина должна увидеть худшие стороны мужчины, прежде чем увлекаться им. Пускай Эви его увидит.

Эви подняла голову, мельком взглянув на ливень.

– Почему мы тормозим?

Коул кивком головы указал назад за плечо. Под колесами зашуршал гравий. Коул остановил машину под эстакадой. Шум дождя исчез, и внезапно в машине стало тихо. Коул посмотрел через забрызганное заднее стекло. Мальчишка трусцой припустил к машине.

– Ой, нет! – воскликнула Эви.

– Его надо подвезти.

– Я не подбираю тех, кто голосует на дорогах.

– Здесь поблизости нет никаких тюрем и вообще ничего подозрительного, – пробормотал Коул.

– Это не имеет значения. Никакая путешествующая в одиночку женщина не станет подбирать голосующих на дорогах, если она не совсем сошла с ума, – возразила Эви.

– Вы путешествуете не в одиночестве.

– Но если бы я была одна…

– Его надо подвезти.

– Коул, мне не хотелось, бы давить на вас авторитетом, но в этой поездке командую я, и я не хочу его подбирать.

– Ладно.

Эви откинулась на спинку кресла.

– Его подберу я. – Коул нажал кнопку на панели управления и открыл заднюю дверь.

Вместе с насквозь мокрой фигуркой в машину проник шум скоростного шоссе, дождя и ветра. Эви опустила щиток, с ужасом рассматривая в зеркале их нового пассажира.

Подросток стащил капюшон с головы. Его длинные волосы, забранные в хвост, давно пора было вымыть. На щеках едва начинал пробиваться пушок. На вид ему было никак не больше пятнадцати.

– Привет.

– Привет, – ответил Коул.

– Вы куда?

– А куда тебе надо?

Мальчишка посмотрел на Эви, неодобрительно поджавшую губы, потом снова на Коула.

– Все равно.

Коул повернулся и завел двигатель.

– Ну, если все равно, тогда давай с нами. Сент-Луис тебя устроит?

– Вполне.

– Подожди минуту. – Эви тронула Коула за руку, потом обернулась назад. – Твои родители знают, где ты? – требовательно спросила она у подростка.

Глаза мальчишки от удивления полезли на лоб.

– Я серьезно спрашиваю.

– Скучать по мне они не будут, – с явным отвращением ответил он.

– Как ты можешь так говорить?

– Знаю, вот и говорю, – вспыхнул мальчишка.

– Сколько тебе лет?

– Достаточно.

– Ну что, все? – произнес Коул, желая положить конец этому допросу.

– Нет, не все.

Коул вывел машину на шоссе.

На протяжении следующих десяти миль Эви бормотала проклятия сквозь зубы – что-то насчет ослиного упрямства и наивности. У первого же знака, разрешающего остановку, она не выдержала.

– Остановитесь здесь.

Коул ничего не ответил. Знак приближался. Эви набрала побольше воздуха в грудь, приготовившись устроить скандал. Коул включил сигнал поворота.

– Пора бы заправиться, – объявил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Они подъехали к заправочной станции, при которой был небольшой магазинчик. Эви распахнула дверь прежде, чем машина окончательно остановилась.

– Коул, мне нужно с вами поговорить. – Коул дернул за рычаг. Капот открылся. Коул толкнул дверь и обошел машину спереди.

Эви ждала его, скрестив руки и в нетерпении притопывая ногой.

– Я не хочу, чтобы он ехал с нами, – решительно заявила она.

– Поздно.

– Я ему не доверяю.

– Почему? Потому, что он грязный? Или потому, что он молод?

– Потому, что он врет.

Коул отыскал защелку и поднял крышку капота, отгородив таким образом их от посторонних глаз.

– А что такого он сказал?

Эви возмущенно взмахнула рукой.

– Вы сами слышали. Он сказал, что родители не будут по нему скучать. Если это – не отъявленная ложь…

Лицо Коула потемнело.

– Это вполне может быть правдой. – Пустота в его глазах была пугающей.

Эви поежилась. Опасения, терзавшие ее с тех пор, как они выехали из Грэйсленда, ожили с новой силой: она его не понимала. Если говорить честно, она знала Коула не лучше, чем этого подобранного на обочине подростка. Но, к лучшему или к худшему, а им приходилось находиться рядом, совсем близко. И они едва не сблизились еще больше – там, в комнате мотеля.

Она решила настоять на своем.

– Мне это не нравится.

– Ну, давайте, вы будете вести машину, а я сяду на место пассажира и буду следить за каждым его движением, – нашел выход из положения Коул. – Это вас устроит?

Эви почувствовала, что закипает от его насмешливого тона.

– Осторожность не повредит. Он может быть наркоманом.

– Он не наркоман. – Коул обошел Эви и протер форсунку бумажной салфеткой. – Я сменю масло.

– Не увиливайте от темы.

– У нас есть машина. У него нет ничего, кроме этого рюкзака. Вам что, так хочется, чтобы он ночевал в канаве?

– Для этого существуют приюты.

– Вы хоть один видите? – фыркнул Коул. Вокруг были одни поля.

Коул протер свечу, зажигания и засунул шланг в отверстие, над которым было написано «Масло».

– Эви, попробуйте на минуту взглянуть на мир его глазами. Целый день он может ехать в машине с людьми, которые не станут его грабить, обдирать, которые не смотрят на него как на добычу. Он будет в безопасности.

На какое-то мгновение Эви смягчилась. Потом дверь машины открылась, и нескладный подросток направился в сторону магазинчика.

– Я мигом, – пробурчал мальчишка. – Я вас не задержу.

Эви прикусила губу и подождала, пока подросток не отошел настолько, что уже не мог слышать их разговор.

– А мы в безопасности в его присутствии? Ведь он может быть вором или хулиганом.

– Не думаю.

– Но вы, же ничего о нем не знаете. – Коул стер грязь с рук.

– Эви, он – это я.

4

– Он кто? – с изумлением переспросила Эви.

Голос Коула стал хриплым.

– Он – это я. В шестнадцать лет я ушел из Монтаны и автостопом проехал через всю страну. Бывали дни, когда я считал бы, что мне чертовски повезло, если бы меня подобрала машина вроде этой.

Коул провел салфеткой по картеру и показал ее Эви.

– Со вчерашнего дня разошлось полкварты. С новыми машинами это бывает. Вам придется за этим присматривать.

Эви долго смотрела на Коула, потом перевела взгляд на здание автозаправки. Мальчишка бродил по магазинчику.

– Лучше вы присматривайте за машиной, а я присмотрю за ним.

Коул вздохнул. Эви относилась к этому подростку как к преступнику. Она «ловко» прошлась вслед за ним по рядам и встала у кассы. По поникшим плечам и опущенной голове Коул угадал стыд и обиду, вспыхнувшие в их попутчике. Ну и зачем, спрашивается, ходить за ним хвостом? Если мальчишка вытащит пистолет и попытается ограбить магазин, что Эви сможет сделать? Написать об этом статью в журнале, что ли?

Коул косо посмотрел на сверкающую машину. Он помнил, каково это – быть голодным до спазм в желудке. Он завидовал всем, у кого хватало храбрости схватить то, что им хочется, и убежать. Но сам он был слишком порядочным и твердо решил, что не будет таким, как его отец.

Коул поднял голову. Он двинулся к комнате отдыха и по дороге заметил, что Эви платит за сандвич. Это показалось Коулу странным – ведь Эви поела, когда они выезжали из Мемфиса.

Эви протянула сандвич мальчишке. Тяжесть, сдавливавшая Коулу грудь, исчезла. При всей ее подозрительности Эви не была плохим человеком. Просто она плохо знала жизнь.

Когда Коул вышел из туалета, машина стояла у заправки уже с заведенным двигателем.

– Вы готовы? – окликнула его Эви.

Как Коул и предполагал, она заняла место водителя. Коул сел рядом.

– Так что, – спросил он у подростка, когда машина выехала на автостраду, – тебе надо в Сент-Луис?

Мальчишка пожал плечами. Он скорчился в углу заднего сиденья, отгородившись от остальных папкой с картами и собственными проблемами, и смотрел на падающий дождь.

– Меня это устраивает.

– Забери сандвич.

– Да, спасибо, – пробормотал мальчишка, завернул недоеденный сандвич в вощеную бумагу и спрятал в сумку.

– На здоровье, – улыбнулась Эви и посмотрела вперед.

Коул протянул руку и поднял щиток. День был пасмурным, и защищаться от солнца не имело смысла.

Эви косо посмотрела на Коула. Она явно пользовалась зеркалом заднего обзора, чтобы присматривать за их пассажиром.

Каждый из сидящих в машине это понимал. Коул слегка развернулся назад.

– Как тебя зовут?

Мальчишка подумал.

– Брэд… Нет, Люк. Люк.

– Люк так Люк. Эта дорога довольно неприятная…

– А что, бывают приятные дороги?

Он устало улыбнулся.

– Как насчет того, чтобы поспать? Мы разбудим тебя, когда въедем в город.

– Как скажете…

Мальчишка закутался в куртку, свернулся клубком и через минуту уже спал. Коул поймал станцию, передающую легкую музыку.

Эви зачем-то опять опустила солнцезащитный щиток и взглянула на Коула.

– Не могли бы мы теперь поговорить? – пробормотала она.

– Я не мог оставить его на дороге под таким дождем.

– Я не об этом.

Коул вздрогнул и уставился на дорогу.

– Я понимаю, что вы ненамного откровеннее, чем этот Люк. Если, конечно, его действительно так зовут.

– Может, и не так.

– Но вы сказали, что он был честен.

– Если бы он назвал свое настоящее имя, его могли бы выследить и отослать домой.

– С вами тоже так случалось?

Пауза.

– В первый раз. Отец так избил меня, что я неделю не мог встать.

Эви замолчала, пытаясь осмыслить услышанное.

– Я не знала…

Коул был благодарен за то, что она не принялась жалеть его.

– Вы расскажете мне об этом? – тихо спросила Эви.

Коул смотрел на мелькающие за окном холмы. Эта часть страны была ему хорошо знакома. Но тогда все дороги казались ему одинаково чужими.

– Моя семья была не такой, как ваша.

– Но я ничего вам не рассказывала о своей семье, – возразила Эви.

– О ней можно судить по вам. Ваши родители не могут быть неприятными людьми.

Смешок Эви вызвал у Коула удивление.

– Это похоже на комплимент.

– Могу поспорить, ваши родители всегда были вместе.

– Еще со школы, – подтвердила она.

– А занимались ли они сексом до того, как поженились? – неожиданно спросил Коул.

– Вот чего не знаю, того не знаю.

– Могу также поспорить, что они вас поддерживают, регулярно общаются с вами, помогают вам деньгами, если возникает такая необходимость.

– Последний раз я обращалась к родителям за деньгами спустя месяц после окончания колледжа, когда у моей машины полетела коробка передач. Впрочем, эти деньги я вернула. С процентами.

– Уверен, что они знали, что вы вернете долг. А ведь вы у них единственная дочь, верно?

– Я не принцесса. По крайней мере, мне так кажется.

– Вы именно принцесса. – Эви нахмурилась.

– Немножко, но есть, – сказал Коул. – У вас такой вид, словно вы имеете право требовать от окружающего мира, чтобы он соответствовал вашим ожиданиям.

– К сожалению, моя работа быстро приучила меня не ожидать слишком многого.

– Но все-таки вы не видите ничего странного в разговорах о том, как изменить мир, сделать его лучше, жить в соответствии со своим долгом.

Эви покачала головой. На лице у нее отразились волнение и гордость.

– Моя семья далека от совершенства, Коул. Отец тратит слишком много денег на свою лодку, а мама просто помешана на поддержании чистоты в доме. А ее колледж! Она читает там курс лекций. И уж если она садится готовиться к занятиям – горе тому, кто помешает ей! – Эви прикрыла глаза. – Мои родители – вовсе не идеальная семья из «мыльной оперы».

Они проехали еще несколько миль в молчании. Эви нерешительно взглянула на Коула.

– Мы говорили о вашей семье… – Коул глубоко вздохнул.

– Неужели они были такими уж плохими?

– Ну, нельзя сказать, что мы были совсем уж на плохом счету…

Коул пожал плечами и посмотрел на мальчишку, проверяя, не проснулся ли тот.

– Нашу семью можно считать довольно обеспеченной. Отец был фермером, разводил рогатый скот.

– Был? Он что, умер? – перебила его Эви.

– Да. Уже давно. А что касается моей матери, все ее время было посвящено тому, чтобы прислуживать отцу. Она умерла в девяносто первом. – Грустный рассказ Коула был недолог.

– Мне очень жаль.

– А мне нет. Я был очень рад, что она пережила отца. Я всегда боялся, что он ее убьет.

Эви трудно было вообразить себе подобные жестокие отношения в семье.

– Почему же она не ушла от него?

– Я думаю, из-за ее отца. Они были очень бедными и жили в хижине с земляным полом и с удобствами во дворе. В школу моя мать ездила на хромом пони. Когда она вышла замуж за моего отца, у которого было четыре тысячи акров земли, она думала, что ей необыкновенно повезло. А что он ее бил – так ведь за все надо платить. И она терпела…

– Я не понимаю подобного образа мыслей, – возмутилась Эви.

– А может, дело и не в этом. Может, она просто его любила.

– Но как, же это могло быть?

– Да так, как, бывает, любят женщины – слепой, безрассудной любовью. Даже когда он умер, она предпочитала помнить о нем, а не обо мне.

– Не может быть, чтобы вы действительно так думали, – покачала головой Эви.

Коул перевел дыхание, словно приготовившись к долгому рассказу.

– Я начал убегать из дому, когда мне было тринадцать лет. Я убегал раз за разом, уходил в горы, куда глаза глядят, лишь бы подальше от домашних побоев. А ей тогда доставалось то, что причиталось мне. Она меня защищала.

– Но каждая мать защищает своего ребенка!

– Этот «ребенок» был почти шести футов росту. Я убежал. Я оставил ее наедине с ним.

Коул ожидал услышать от Эви слова осуждения, но не услышал.

– Неужели никто не мог вмешаться?

– Мы жили на ранчо, очень замкнуто. Рабочие не пошли бы против отца – они могли потерять работу. А больше об обстановке в нашей семье никто не знал, разве что мамина сестра. Туда-то я и направлялся в первый раз – к тете Эгги в Небраску. Меня перехватили у шоссе И-80. Как я уже говорил, после этого я неделю не мог встать. Отец сильно избил маму за то, что она пыталась защитить меня. Потом мы даже подшучивали друг над другом, когда вдвоем хромали по дому, будто инвалиды войны.

Он посмотрел в окно, потом перехватил потрясенный взгляд Эви.

– Она сама сказала мне, чтобы я уходил из дома. Иначе какой-то день станет последним или для меня, или для него. И все-таки мама продолжала надеяться, что все еще может каким-то образом исправиться. Ее девизом было: «Все устроится». Она все время обещала мне, что еще немного, и все будет хорошо.

В школе я начал встречаться с одной девочкой и только тогда увидел, как живут нормальные семьи. Однажды отец подстерег меня, когда я поздно вечером возвращался с танцев. Но, вместо того чтобы приняться за меня, он принялся бить мать. Я не мог больше этого терпеть. Я ударил его так, что он грохнулся без сознания. – Коул сглотнул. – Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Мать бросилась к нему, обняла и закричала на меня, чтобы я убирался.

– Я уверена, что она не имела этого в виду на самом деле. Женщины в подобной ситуации…

– Женщины в подобной ситуации защищают тех, кто их оскорбляет. И не спрашивайте меня, почему это так. Они лгут и себе, и другим. «Все будет хорошо. Он изменится. Любовь изменит его». Любовь ничего не меняет, – с горечью произнес Коул.

– Тогда вы и ушли?

– Мне тогда было шестнадцать. В тот раз я изменил свой маршрут и отправился на юг, через Юту, потом через Нью-Мексико и Техас. На юге много нелегальных эмигрантов, и там легко найти временную работу. Правда, не так уж легко добиться, чтобы вам за нее заплатили. Через шесть месяцев я попал в Небраску. Там меня нашло письмо от матери. Она написала, чтобы я не возвращался домой. «Живи, как хочешь, но не возвращайся».

Эви прикусила губу. Она понимала, что жалость сейчас была бы хуже насмешки. Она чуть повернула зеркало, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы.

Коул пристально смотрел на дорогу.

– Вот такая история. И вот так она закончилась.

Эви очень хотелось, чтобы эта история действительно закончилась. Но прошлое напоминало рюкзачок мальчишки, которого они подобрали на обочине дороги: Коул все еще не избавился от его груза.

Они ехали на север. Дождь наконец-то утих. К тому времени, когда они добрались до окраины Сент-Луиса, тишина в машине стала просто угнетающей.

Эви сказала Коулу, что она заказала комнаты в отеле в Нижнем городе, с видом на Миссисипи и знаменитые Врата.

Коул открыл план Сент-Луиса и набросал маршрут через деловую часть города.

– Прежде чем мы остановимся, – шепотом сказала Эви, – я хотела бы, чтобы вы сделали мне одно одолжение.

Коул и так уже понял, что что-то затевается, – по взглядам, которые Эви бросала в зеркало на их юного пассажира.

– А в чем дело?

– Я допускаю, что вы правы и что, видимо, отправить Люка домой – не лучший для него выход.

Коул взглянул на спящего мальчишку. Похрапывать тот уже перестал, но все еще не проснулся.

Эви продолжала:

– Ведь все равно любое оскорбление может привести подростка обратно на улицу – уж вы-то это знаете. А что, если в следующий раз Люка подберет кто-нибудь менее доброжелательный, чем мы?

Коул был согласен с ней. Честно говоря, представители среднего класса редко подбирают тех, кто голосует на дорогах. Вот и получается, что бездомных мальчишек, которые даже не могут себя защитить, подбирают всякие подозрительные личности. Коул надеялся, что Люк носит с собой нож или какой-нибудь баллончик с газом для самозащиты.

– Ну и что вы предлагаете?

– Я предлагаю, чтобы мы остановились на автозаправочной станции, нашли адрес приюта и отвезли его туда. Ведь есть же какие-то общественные организации, которые занимаются подобными беглецами?

– Например, «Дом Согласия». Возможно, у них есть здесь отделение. – Коул не был уверен, что это сработает. Бродячие дети, как и бродячие собаки, быстро приучаются не доверять благотворительным подачкам. – А вон, кстати, и заправочная станция.

Эви подрулила к станции. Она оставила Коула заправлять машину, а сама зашла в здание станции, чтобы полистать телефонный справочник в поисках нужного адреса.

Коул протер губкой ветровое стекло. Когда бензобак наполнился, насос коротко звякнул. Коул тоже отправился в здание станции, заплатить за бензин.

Эви выписывала в блокнот адрес из телефонной книги. Услышав, как прозвенел колокольчик на входной двери, она подняла глаза и улыбнулась Коулу. Потом ее взгляд скользнул на улицу, и лицо Эви застыло в недоумении.

– Куда это он?

Подросток проворно выбрался из машины и торопливо пошел прочь, постоянно оглядываясь через плечо.

– Он стащил мой бумажник! – вскрикнула Эви.

Коул распахнул дверь и выскочил наружу, Эви не отставала от него.

– Люк! Брэд! Вернись, черт тебя подери! – Резкий голос Коула эхом отразился от окрестных зданий.

Несколько прохожих поспешили убраться с дороги.

Коул, не встретив препятствий, быстро преодолел разделявшее их расстояние и поймал мальчишку за воротник. Юнец рванулся из его рук, и они вместе рухнули на землю. В потасовке Люк ухитрился пнуть Коула в колено. Коул выдохнул ругательство – не столько от боли, сколько от того, что мальчишка сумел при этом вывернуться.

Поднявшись на ноги, Коул увидел, как мальчишка шарахнулся вправо. Причину он понял слишком поздно. В него врезалась запущенная парнишкой сумка. К несчастью для подростка, бег и броски явно не были его сильными сторонами – он споткнулся и упал.

А Коул, к несчастью, уже почти утратил свои старые футбольные навыки. Сумка отскочила от тротуара и больно ударила Коула по голени. Коул побежал дальше, прихрамывая и ругая себя последними словами.

«Что за идиотизм!» Он должен был догадаться, что не стоит доверять этому подростку. Разве сам он когда-то не жалел, что ему недостает мужества стащить то, в чем он нуждается?

Мальчишка свернул в переулок. Коул прибавил ходу. Его сапоги были плохо приспособлены для бега. У Коула болела голень, он тяжело дышал. Он давно уже не слышал за спиной стука каблучков Эви и понадеялся, что она вернулась на заправочную станцию, чтобы вызвать полицию.

Забавно – недавно его заботила мысль, есть ли у мальчишки какое-нибудь оружие, чтобы он мог защитить себя в случае необходимости.

Переулок выходил на другую улицу, и там уже маячила фигурка Эви. Пока Люк и Коул боролись на тротуаре, Эви их обогнала.

Люк забился за мусорный ящик и пригнулся, приготовившись к нападению. Он был загнан в угол, но еще не пойман. В руке у него был перочинный нож со сломанным лезвием.

– Убирайтесь! – хрипло скомандовал он. Эви бесстрашно шагнула вперед.

– Эви, уйди! – закричал Коул. Подросток резко обернулся.

– Убирайтесь оба! Ни в какой приют я не пойду!

– Мы не хотим тебе ничего плохого, – сказала Эви.

Голос ее звучал убедительно, но мальчишка всем своим видом выразил презрение.

– Мы хотим помочь тебе, – продолжала настаивать Эви.

Мальчишка красочно объяснил, что она может сделать со своей помощью.

Коул стиснул кулаки. Ему захотелось размазать это отродье по кирпичной стене и заставить его извиниться.

Но гнев его угас так, же быстро, как и вспыхнул. В конце концов, он ему не отец. Под сапогами у Коула захрустело битое стекло. Он отошел в сторону, освобождая мальчишке путь к отступлению.

– Возьми наличные, отдай кредитные карточки и убирайся, – приказал он.

– Нет!

– Ну и дурак! Ты все равно не сможешь воспользоваться кредитной карточкой на имя Эви Мерсер, если унесешь бумажник. Тебе же нужны только наличные.

Исподлобья поглядывая на них, мальчишка открыл свою поясную сумку, выудил оттуда бумажник Эви и забрал деньги. Потом он согнул бумажник в поисках потайных отделений. Фотографии и удостоверение личности высыпались на землю. Сверху полетел выпотрошенный бумажник.

Эви зажала рот ладонью, удерживая рвущийся крик. Коул хотел ей что-то сказать, но тут заметил агрессивную позу подростка. Коул отступил в сторону, позволяя ему пройти, и поймал за руку Эви, которая попыталась двинуться следом за мальчишкой.

– Не надо.

– Но он удирает!

Коул схватил Эви за плечи и встряхнул.

– Это всего лишь деньги!

– Он украл мой бумажник!

– Ну и что мне теперь делать? Чего вы хотите – чтобы парни с заправочной станции его отлупили? Или чтобы он угодил в тюрьму, в одну камеру с каким-нибудь извращенцем?

Эви с яростью и изумлением посмотрела на Коула.

– Он преступник! Кого интересует, что с ним случится? Вот еще демократ нашелся!

Она кричала на весь переулок.

– На самом деле, – резко ответил Коул, – я голосую за независимых кандидатов. Когда вообще голосую.

Смехотворность происходящего дошла до них одновременно, и они расхохотались. Постепенно они успокоились. Эви почувствовала, что ее трясет от происшедших событий.

– Мне просто не верится, что все это произошло на самом деле. Мы стали жертвами преступления, – растерянно сказала она.

– Я свалял дурака. Мне нужно было получше за ним присматривать.

Эви принялась шарить среди мусора, собирая свои вещи. Слезы застилали ей глаза, и, когда Коул наклонился помочь ей, Эви спрятала от него лицо.

– Мне очень жаль, что все так получилось.

– Вы не виноваты. Вы были добры к нему, а я – нет. Может, он потому и решил нас обворовать…

Коул сжал ее руку.

– Вы ни в чем не виноваты.

Эви сердито посмотрела на его руку. Коул сразу же все понял.

– Извините. – У него было такое чувство, что ему еще не раз придется это говорить.

* * *

Эви пристально смотрела на мутные воды Миссисипи. Она знала, что, когда позвонила Коулу в его номер, ее голос звучал высокомерно и холодно. Она назначила ему встречу на берегу реки. Солнца уже не было видно. Не было видно ничего, кроме водного пространства широкой, неспешно текущей реки.

Им надо было поговорить.

Эви стояла на гранитной лестнице, спускавшейся к самой кромке воды. Флажками была отмечена дорожка для прогулок. Рядом с Эви остановился мужчина, подошедший так тихо, что она не услышала его шагов.

От неожиданности Эви вздрогнула.

– Все еще нервничаете? – спросил Коул.

– Слыхали, в девяносто втором году во время наводнения вода поднялась аж до этих флажков? А вы только взгляните, как высоко они расположены, – сказала Эви, игнорируя его вопрос.

– Ага.

– Могли бы хоть сделать вид, что вам это интересно. Все-таки подобные вещи не каждый день происходят.

– Так же, как и ограбление, – возразил Коул.

Эви поежилась и нервно потерла руки. Потом она повернулась спиной к Коулу и принялась глядеть на воду.

– У него был нож.

– Я знаю.

Коул будет винить во всем себя. Пора бы уж перестать быть доверчивым дураком.

Он снял свою кожаную куртку и набросил ее Эви на плечи. Лучше бы он этого не делал! Но от куртки пахло, как от самого Коула, – сильным, терпким запахом, и Эви захотелось закутаться в эту куртку.

– Коул?

– Да?

Эви засмеялась, но этот смех был больше похож на всхлипывания.

– До чего же неубедительно это все звучит, вам не кажется? Все то, что мы говорили сегодня утром насчет сексуального влечения и биологии. Если бы мы уделяли больше внимания дороге…

Она повернулась к Коулу:

– Вас могли убить.

– Вас тоже. О, черт, Эви, у него же мог быть пистолет!

– А вы об этом думали, когда сцепились с ним там, на тротуаре?

Коул обиделся и повернулся к реке. Ну почему она не понимает самых очевидных вещей?

– Это была моя вина. Если кто-то и должен знать, как защищаться от беглецов, так это я.

– Так же, как вы должны были защищать вашу мать от вашего отца?

Коул смотрел на мост, переброшенный через реку.

– Я читал кое-что по психологии, Эви, – сообщил он.

– Бад говорит, что вы читаете обо всем на свете.

– Еще один комплимент от Бада?

– И от меня тоже. Вы проявили великодушие, когда подобрали этого подростка, и мужество, когда бросились за ним в погоню. Вы не должны чувствовать себя виноватым. Ни в чем.

А в том, что влюбился в нее? Прежде чем они заговорили о пистолете, она собиралась сказать ему, что между ними ничего не будет. Он помнил ее слова о влечении, – каким бы бессмысленным это ни казалось сейчас. Она оборвала отношения прежде, чем они сложились. Коул хотел, чтобы она знала, во что ввязывается. Вот и отлично. Она струсила и вышла из игры.

– Может, мы лучше вернемся в гостиницу? – спросил Коул.

– Попозже. – Она закуталась в его куртку. Воротник у куртки был из овчины, когда-то белой, а теперь слегка пожелтевшей от времени. Эви потерлась о воротник щекой, словно он был шелковым. Ее ресницы чуть заметно затрепетали.

Коул сглотнул вставший в горле комок.

– Мне очень жаль.

– А мне нет. – Эви шагнула к Коулу. – Обними меня…

Он обнял ее. Эви порывисто прижалась к нему, припав щекой к его груди. Она была теплая и душистая. Коул прикрыл глаза и слушал, как хлопают флаги на ветру. Флагштоки поскрипывали, словно корабельные снасти. Коул опустил голову и нежно прикоснулся губами к волосам Эви.

Она робко подняла глаза. У Коула больше не было сил сдерживаться. Всего лишь один поцелуй. Хоть один взамен всех тех, от которых он отказывается. Пусть ему будет, о чем вспомнить, когда это путешествие закончится.

Губы Эви прикоснулись к его губам, и Коул перестал что-либо слышать, кроме стука собственного сердца. Когда он, наконец, выпустил Эви из объятий, она провела кончиком языка по губам, словно облизываясь.

– Ты слышишь музыку?

К удивлению Коула, он действительно слышал музыку. Мимо них плыл пароход, и над водой разносилась джазовая мелодия.

– Уже темнеет, – пробормотал Коул.

– А мне здесь нравится. И ты мне нравишься.

Коул стиснул зубы. Поцелуй был данью тому, что закончилось, так и не начавшись. Надо дать Эви понять, что у нее ничего не выйдет.

Эви приложила палец к губам Коула.

– Не спорь. Ты надежен в тяжелых ситуациях и сам это знаешь. Ты очень правильно сделал, позволив юнцу уйти с деньгами.

– Да, только деньги были твои.

– Там не было и пятидесяти долларов. Журнал мне их возместит, а я еще и напишу об этом статью.

– Предупреждение читателям не подбирать тех, кто голосует на дорогах? – спросил Коул.

Эви прижала ладонь к его рубашке.

– Я посоветую им всегда иметь под рукой кого-нибудь вроде тебя. Надежного и смелого…

– Не возводи меня на пьедестал, Эви.

– Даже если ты этого заслуживаешь? – Она подвела Коула к лестнице, а сама встала на ступеньку выше. – Ты не дал мне договорить. Я просто выразить не могу, как я тобой восхищаюсь. Пройти через все, что довелось пережить тебе, и, тем не менее, суметь наладить свою жизнь…

Коул почувствовал гнетущую пустоту внутри. Что у него было? Комната над гаражом и его умелые руки – единственное, что он может забрать с собой в любой момент, если ему вздумается собраться и уйти.

– Я всего лишь механик. У меня нет такого образования, как у тебя.

– У тебя есть хорошая работа, начальник, который тебя очень ценит, и женщина, которая… – Эви запнулась.

Коул должен был бы знать, что у нее хватит решительности договорить. Эви никогда не была застенчивой.

– У тебя есть женщина, которую очень тянет к тебе и которая хочет узнать тебя поближе. – Ее голубые глаза были преисполнены решимости.

Поднявшийся ветер швырнул волосы Эви ей в лицо. Коул осторожно убрал их, погладив мочку ее уха, и почувствовал, как вздрогнула Эви.

– Ты преувеличиваешь мои достоинства. – Эви положила руки на плечи Коулу и чуть отодвинулась, чтобы лучше его видеть.

– Я всегда слишком медленно соображаю, – с усмешкой призналась она.

– Никакой я не герой.

Губы Эви легонько прикоснулись к его губам.

– Я хочу быть с тобой.

Если бы она только знала, как сильно он хочет быть с нею! Но он всегда был плохим защитником. По крайней мере, в тех случаях, когда это действительно было важно. Любовь заставляет женщин терять рассудок. Они совершают глупости и жертвуют собой ради тех, кто этого недостоин. Коул был уверен в этом.

Но сейчас, сжимая ее в объятиях и ощущая, как соприкасаются их языки, Коул хотел быть тем героем, каким он ей представлялся.

Уже почти стемнело. Коул отступил на шаг. Эви смотрела ему в глаза в тщетной надежде, пытаясь справиться с разочарованием.

– Наши номера на одном этаже? – спросил Коул.

Эви поколебалась, потом кивнула. Коул сжал ее локоть – слишком грубо, слишком резко.

– Идем отсюда.

Он ненавидел себя за то, что вводил ее в заблуждение. Когда она обнаружит, что именно он собирается делать, возможно, она его возненавидит. Эви заслуживала большего, чем он мог ей дать. И надо было, чтобы она это поняла.

5

Коул распахнул окно спальни. Горячий воздух хлынул ему навстречу. Сквозняк шевелил легкие занавески. Коул посмотрел на кровать. Чтобы просушить эти измятые простыни, легкого ветерка будет мало. После того, так Коул всю ночь метался и ворочался, на кровати образовались колдобины, как на проселочной дороге.

Коул поднял трубку и набрал номер Эви. Она ответила после первого же гудка.

– Уже почти девять, – сказал Коул.

– А ты что, будильник?

– Я думал, что ты хочешь выехать пораньше.

– Я не нуждаюсь в напоминаниях, – заявила Эви.

В трубке было слышно жужжание ее портативного компьютера. Ей также не нужно было напоминать, что вчера Коул распрощался с ней перед дверью ее номера и даже не поцеловал на прощание. Это она запомнила навсегда.

Он плюхнулся на кровать, не разуваясь и подложив подушку себе под спину. Затылок Коула глухо стукнулся о стену. Он вспомнил, каким потрясенным было лицо Эви, как его залила краска смущения, когда он уводил ее от реки, будто ему не терпелось поскорее отправить ее обратно в номер. Потом он распахнул перед ней дверь и пожелал спокойной ночи…

Коул чувствовал, что должен извиниться за свое вчерашнее поведение.

– Эви…

Она поняла, что к чему, прежде чем он договорил ее имя.

– Мне нужно поработать, Коул.

– Я хочу объяснить.

– А что тут объяснять? Это был запутавшийся мальчишка, нуждающийся в пище и крове. Но нам не повезло – этот Брэд или Люк подложил нам свинью…

Сейчас она, должно быть, пожала плечами, продолжая при этом прижимать трубку плечом к уху. Трубка выскользнула и со звуком, напоминающим приглушенный вздох, упала на кровать. Коул представил себе другие вздохи, которые могла слышать эта кровать.

– Я не о мальчишке…

– Давайте попозже, а? Мне еще многое надо сделать.

Коул положил трубку. Им предстояло проехать тысячи миль. Он все больше привязывался к ней, но его раздражало, что она делает из него героя. Он никогда не хотел завоевывать беззаветную любовь подобным образом.

Любовь заставила Коула лишиться рассудка, но это еще не повод обманывать Эви.

– Я закажу обед, – пробурчал Коул. – Уже полдвенадцатого. Поздновато выезжать.

– Выезжать никогда не поздно, – беспечно произнесла Эви и закинула чемоданчик в багажник.

Пускай себе сердится. Из-за его поспешного бегства прошлой ночью она все утро крутилась, как белка в колесе, не находя себе места. Статья была почти готова, но получилась совершенно сумбурной. И такой же сумбур царил у Эви в голове.

Ну что она сделала неправильно? Там, на берегу Миссисипи, она не призналась ему в любви, не упомянула ни о браке, ни о детях и не использовала ни одного слова, более пугающего, чем «взаимоотношения». И все же, доведя Эви до дверей ее номера, он поспешил отделаться от нее, словно от окурка, обжигающего пальцы.

Эви выудила из сумочки ключи от машины и бросила их Коулу.

– Если вы хотите перекусить – в холодильнике фрукты и йогурт. А я еще работаю над статьей. Из-за некоего звонка я сбилась и потеряла мысль.

Нельзя сказать, что это была исключительно его вина. Она хотела было сделать утреннюю гимнастику и искала по телевизору подходящую программу, но вместо этого наткнулась на передачу для женщин, и настроение у нее совсем испортилось. Проблемы отношений между мужчинами и женщинами… Только этого ей не хватало!

Самый застенчивый представитель сильной половины человечества уселся за руль.

– Если мы хотим что-либо успеть в этом путешествии, мы должны выезжать пораньше, – сказал он.

– Итак, мистер Нам-надо-остановиться превратился в мистера Мы-должны-ехать, – себе под нос пробормотала Эви.

Коул завел мотор и повернул ручку переключения скоростей.

– Куда едем?

Эви нацепила солнечные очки.

– В четырех часах езды на запад лежит Канзас-Сити.

– А потом?

Эви открыла портативный компьютер и начала печатать.

– Я еще не решила.

Коул посмотрел по сторонам и резко рванул машину со стоянки. Если Эви и почувствовала запах паленой резины, то ничего об этом не сказала.

Пальцы Эви быстро бегали по клавишам компьютера. Коул наблюдал за ней. Время от времени Эви, прежде чем написать фразу, что-то неразборчиво бормотала. Три часа она просматривала статью, иногда читала предложение вслух, потом выправляла его. Иногда слышались тихие восклицания вроде «Вздор!», «Чепуха!» или «Муть!». Коул тяжело вздохнул.

– Это напоминает путешествие по пересеченной местности с сироткой Энни.

– А? – Эви подняла взгляд и, осмотрелась по сторонам, словно с ней заговорила силосная башня, а не ее попутчик.

Коул ничего больше не сказал, и Эви вернулась к своей статье.

Он уставился на дорогу. Она с головой погрузилась в работу. Коулу было так тошно, что хотелось хлебнуть кислоты из аккумулятора.

В голове у него вертелись разные варианты объяснений. Он недостаточно хорош для нее. Между ними нет ничего общего. Стоит лишь вспомнить, что получалось каждый раз, когда они пытались сблизиться. Он целовался с ней на берегу Миссисипи, словно герой пошлого кинофильма, говорящий «прощай» своей единственной настоящей любви. А потом фактически оттолкнул ее.

Он заслужил холодный прием. Он заслужил хорошую трепку. А получил стук клавишей, от которого раскалывалась голова, и неутихающую пульсирующую боль в паху.

Коул взглянул на Эви. Белизна ее кожи ослепила его. На Эви была полупрозрачная шелковая блузка. Когда Эви наклонялась, блузка сползала, обнажая плечо, а когда она поднимала руку, сквозь пройму виднелась округлость груди. То, что она не сознавала своей привлекательности, делало ее еще более неотразимой.

Коул крепко стиснул руль. Всю ночь он изнемогал от желания, а теперь Эви была рядом, стоит лишь руку протянуть, чтобы коснуться ее. Он может снова целовать ее, впитывать свежесть ее дыхания и блеск губ. А вместо этого он мрачно пялится в запыленное ветровое стекло.

Этого хватило на две мили. Эта женщина ни минуты не сидела спокойно. Одежда Эви вполне подходила для теплого осеннего дня в прериях – розовая блузка, бежевые шорты и сандалии, яркие, словно солнечные зайчики. Эви то скрещивала лодыжки, то закидывала ногу на ногу. Компьютер едва не соскальзывал у нее с колен. Ее джинсовые шорты были просторными и не подчеркивали фигуру, но воображение Коула дорисовывало остальное.

Он включил кондиционер на полную мощность.

– Вы меня заморозите, – сказала Эви.

– Сейчас жарко и влажно.

– Снаружи – может быть, а здесь просто холодильник какой-то.

А вот Коул чувствовал себя так, словно его поджаривали на сковородке.

Пальцы Эви застыли над клавишами. Она ждала, но Коул продолжал смотреть на дорогу. Эви нагнулась и закрыла вентиляционное отверстие.

Возможно, она была права и в машине действительно прохладно. У Эви даже соски заострились, и тоненькая блузка этого не скрывала. Коул скрипнул зубами, опустил боковое стекло и пристроил локоть на окне. Если бы не надо было вести машину, он и голову высунул бы в окно.

Эви не обратила внимания на ворвавшийся в машину поток воздуха. Она задумчиво грызла ручку, размышляя над статьей.

Коул вернулся к событиям предыдущего вечера.

– Было слишком рано, – коротко бросил он.

– А мне показалось, будто вы говорили, что мы разошлись слишком поздно.

– Слишком рано для секса.

Ручка упала на клавиатуру и скатилась Эви на колени. Коул взглянул на нее. Она подобрала ручку и одернула шорты.

– А разве кто-то что-то говорил о сексе? – с невинным видом осведомилась Эви.

– Все понеслось слишком стремительно…

– Как вы сейчас?

Стрелка спидометра уже добралась до отметки «85» и продолжала двигаться дальше. Коул сбросил газ. У него заныла ушибленная голень. Он взглянул в зеркало заднего обзора.

– Я не хочу, чтобы мы нарвались на какую-нибудь неприятность, оттого что слишком торопились.

– Я никуда не торопилась! – пылко заявила Эви.

– Мы знаем, друг друга всего лишь три дня, – упрямо стоял на своем Коул.

Эви обиженно швырнула ручку на колени, вставила дискету в компьютер и нажала на клавишу.

– И нечего делать такой вид, будто я старалась затащить вас в кровать, – не сдержалась она.

– Именно туда мы и направлялись.

– Мы направлялись ко мне в комнату. Могут люди просто поговорить?

– Конечно, могут. Вы как предпочитаете разговаривать, сверху или снизу?

Эви захлопнула крышку компьютера.

– Все мужчины – просто эгоистичные дикари! Вам даже в голову не приходит, что я хотела просто разобраться, почему меня к вам тянет…

– Ага, разобраться, – язвительно сказал Коул.

– В моей комнате были кресла и диван…

– И роскошная кровать.

– Такая же была и в Ноксвилле.

– Я помню.

Под пристальным взглядом Коула Эви смутилась и опустила глаза.

– Я провела прошлую ночь на двуспальной кровати…

– Мне не хочется говорить вам, как провел ночь я.

– Если мужчина и женщина остаются наедине, они не обязательно должны заниматься сексом, – не очень убежденно сказала она.

Коул положил руку на руль и еще пристальнее посмотрел на Эви.

– Мы бы занялись непременно.

Эви возмущенно выпрямилась, поправляя ремень безопасности, чтобы он не мешал ей поворачиваться к Коулу.

– Несмотря на то, что ты себе нафантазировал, Коул Крик, существуют и более ранние стадии… э-э… взаимоотношений. – Нет, она все-таки это скажет. – Конечно, мы нормальные взрослые люди, и то, о чем ты говоришь, тоже не исключено…

Коул поджал губы.

– Мне не нравится эта мысль.

– Я не сказала, что так бы оно и было.

– Я о взаимоотношениях вообще.

Хотя Эви изо всех сил старалась не давать воли своим надеждам, теперь, когда они окончательно рухнули, ей стало очень горько.

– Я не собиралась вешаться тебе на шею. Между людьми бывают и другие взаимоотношения – например, дружеские.

Коул прикоснулся к руке Эви.

– Я боялся, что они перерастут в нечто большее.

Эви терпеть не могла, когда мужчины пытались отделаться от нее, сохраняя при этом видимость приличий. Она стряхнула руку Коула.

– Отлично. Если ты этого хочешь, то так и скажи.

Коул заколебался, потом отодвинулся.

– Если это то, чего хочешь ты, – дипломатично ответил он.

– Нечего сваливать всю ответственность на меня.

– А я и не сваливаю.

– Ничего бы этого не случилось, если бы ты не целовал меня каждый раз, как я к тебе повернусь, – воскликнула Эви.

– Я не мог удержаться.

– Неубедительное оправдание.

– Я хочу тебя…

«Но? Всегда ведь есть какое-то «но», – подумала Эви». Она нравится мужчинам, но…

Мужчины хотели бы завязать с ней какие-то отношения, но… Он сказал, что хочет ее, но…

– Мы не подходим друг другу, – решительно произнес Коул.

Эви возмущенно вскинула руку.

– Почему ты так думаешь? Мы же еще ничего друг о друге не знаем!

– Потому, что я… – Коул замолчал, пропуская вперед огромный бензовоз.

– Что – ты?

Что он может ей сказать? Что он любит ее? Что он не удержится в рамках дружеских отношений? Что он все время представляет ее в постели…

– Я не хочу заходить слишком далеко.

Он и так уже зашел куда дальше, чем намеревался. Коул все еще питал надежду, что путешествие закончится, а с ним и это безумие, и он, наконец, придет в себя.

– Я вполне способна остановиться вовремя, – пробормотала Эви.

Коул подвинул ноги вперед, и его колени уперлись в руль.

– Не уверен в этом. – Он пристроил локоть на спинку сиденья и бросил взгляд на Эви. – Хочешь это проверить? – Коул убрал ногу с педали газа.

Эви поспешно оглянулась. На шоссе виднелось несколько автомобилей. Тем временем их машина сбавила ход. Коул взял вправо. Колеса загромыхали по обочине, напоминая Эви опасные раскаты в голосе Коула.

– Я могу свернуть в любой момент, Эви. Найдем какую-нибудь тихую проселочную дорогу – какая тебе больше понравится. И проверим, сумеешь ли ты остановиться вовремя. – Коул провел кончиками пальцев по обнаженному предплечью Эви.

Взгляд Эви был прикован к спидометру, но сердце ее бешено колотилось.

– Ты едешь слишком медленно, – напряженным голосом сказала она.

– Хочешь, чтобы я увеличил скорость? – Эви сбросила руку Коула со своей.

– Ты говоришь, что можешь этим управлять. А я говорю, что ты утратишь контроль над собой прежде, чем кто-то из нас сумеет остановиться.

– Так же, как и ты, – ответила Эви.

– Конечно, я теряю голову, когда нахожусь рядом с тобой. И обсуждать это в комнате, где стоит огромная роскошная кровать, это все равно, что подносить зажигалку к бензобаку.

Эви скрестила руки на груди и кивком головы указала на приборную доску.

– Что у нас с бензином?

– До Канзас-Сити вполне хватит. Но, конечно же, если ты хочешь, чтобы я остановился, я остановлюсь.

По мнению Эви, они только начали. За эти три коротких дня она узнала о тяжелом прошлом Коула, увидела, как он рискнул жизнью из-за ее бумажника, оценила его лукавый юмор и убедилась в его порядочности. Она его полюбила.

– Эви, хочешь, чтобы мы остановились? Она сглотнула застрявший в горле комок.

– Лучше поедем дальше. Я обещала Майку, что буду к пяти.

– А кто такой Майк?

Эви вскинула голову и ничего не ответила. Коул стиснул руль и не стал переспрашивать.

* * *

– Мне не нравится мысль о том, что между нами не может быть никаких взаимоотношений.

Это отчаянное заявление вырвалось у Эви минут за сорок до въезда в Канзас-Сити. Момент она выбрала исключительно неудачный. Коул пытался найти просвет между несущимися в пять рядов машинами, чтобы пробраться к знаку объезда. Впереди здоровенный грузовик занял, чуть ли не две полосы сразу.

– Ну, кто сказал, что не может существовать обычной дружбы? Коул?

– Что?

– Ты меня не слушаешь.

А как он может слушать, если машина слева отказывается его пропустить? Они проехали еще тысячу ярдов, прежде чем им удалось выбраться из пробки.

– Дело не в тебе, а во мне.

– Понятно. – Нуда, это она уже слышала. Коул думал об этом уже битый час – с того самого момента, как Эви смущенно отвела его руку.

– Ты хочешь знать, что делать дальше?

– Я уверена, что ты мне скажешь.

– Ты считаешь меня героем, Эви, а я никакой не герой.

– Ты бросился в погоню за этим воришкой, словно Клинт Иствуд.

– Это было глупо и небезопасно. И то, что ты перехватила его на выходе из переулка, тоже не намного умнее.

– Глупее всего я поступила, когда из благодарности поцеловала тебя. Ты с тех самых пор бегаешь от меня.

Коул скривился.

– Не бегаю. Я просто не хочу, чтобы ты в меня влюблялась, ясно? – Он знал по недавнему опыту, какими разрушительными могут быть чувства.

Коул высматривал поворот. Неужели он его пропустил? Пронзительно засигналив водителю из Виннипега, норовящему оттеснить остальных, Коул пронесся перед самым бампером его «тойоты».

Эви хранила молчание. Коул оглянулся на нее.

– Как ты можешь так говорить! – взорвалась Эви.

Коул смотрел на фары медленно ползущих машин, растянувшихся на добрую милю.

– Я просто не хочу, чтобы какая бы то ни было, женщина теряла из-за меня голову, потому, что тогда она не воспринимает меня таким, каков я есть на самом деле. Вот это я и имел в виду.

На лице Эви появилось такое выражение, словно она была до крайности оскорблена.

– Это эгоизм, непроходимая тупость и вообще полный идиотизм!

– Эви…

– Ты думаешь, что после проведенной с тобой ночи я обезумею от любви?! – воскликнула она с возмущением.

Он обезумел после проведенного с ней дня.

Эви отстегнула ремень безопасности. Это был скверный признак. Она развернулась на сиденье, чтобы высказать Коулу все, что она о нем думает.

– Послушай, ты! Я не собираюсь навязывать тебе какие-то взаимоотношения! Я скорее умру, чем еще раз повторю ту же самую ошибку! Только потому, что я назвала тебя «героем»…

– А что, на самом деле ты так не думала? – Резкий сигнал соседней машины заставил Коула выругаться и быстро занять освободившееся место.

Эви откинулась обратно на спинку сиденья.

– Ты действительно вел себя как герой. Но это еще не значит, что я тут, же примусь клясться тебе в вечной любви или тянуть в постель! Я думала, что отношения вполне могут развиваться постепенно. Если им есть куда развиваться.

– В таком случае, весь этот разговор происходил под влиянием гормонов.

– Это твои слова!

Эви с отвращением отвернулась от него, скрестила руки на груди и закинула ногу на ногу. Вдали уже виднелись окраины Канзас-Сити. Эви хмурилась, теперь еще и оттого, что они еле ползли. Она смотрела в окно и размышляла. В этом споре последнее слово осталось за ней, так почему же она чувствует себя проигравшей?

Да, действительно, она улыбалась ему, восхищалась его героизмом, а потом самозабвенно целовалась с ним. Ну, когда она хоть чему-нибудь научится? Нельзя было так открыто выражать свои чувства! Эта любовь не была непосредственной, непринужденной. Ей не хватало свободы действий и такта.

Но Эви была совершенно уверена, что Коулу хочется целовать ее, – ведь он так страстно обнимал ее, так нежно и настойчиво целовал! И так заботливо укутал ее своей курткой…

И она сделала из этого слишком далеко идущие выводы. Как и всегда.

Эви подавила желание застонать. Коул закрыл окно, чтобы выхлопные газы не попадали в салон. Кондиционер с шуршанием принялся нагнетать холодный воздух. Эви стиснула руки.

Он не хочет ее любви. Он прямо так и сказал. Какое предупреждение ей еще нужно? Череп со скрещенными костями и подпись: «Осторожно, этот мужчина опасен для вашего здоровья»?

Взгляд Эви был устремлен на видневшееся вдали высотное здание.

– Я обещала Майку, что в половине шестого перешлю ему статью по факсу.

– Так Майк – твой редактор?

– Нечего произносить это с таким облегчением. Он станет моим бывшим редактором, если я не отправлю ему статью вовремя. Мне нужен модем и факс. Они вон в том синем небоскребе. Попробуй туда пробраться.

– Я все время смотрю, как тут можно выбраться.

У Эви возникло тошнотворное ощущение, что выход для себя он уже нашел.

Факс отстучал новое задание Майка. Эви просмотрела его и удивилась. Босс потребовал, чтобы она подробнее писала о машине. А что о ней писать? Машина работает. Машину пора помыть. Машина доставила их туда, где они сейчас.

Но где они сейчас?

Эви сунула полученный факс в папку. В данный момент ее меньше всего интересовали машины.

Она подошла к «конквесту» со стороны водительского места.

– Мы могли бы взять пару хот-догов и пойти посмотреть матч, – предложил Коул. – Стадион Кауфмана нам по пути.

– Что?

– «Канзас-Сити Ройялз». Два выигранных матча. Две недели до конца сезона.

Эви представила себе, как она сидит рядом, с Коулом, а вокруг ликующие зрители кричат, свистят и аплодируют, и внезапно ей захотелось плакать.

– Матч закончится поздно.

– Мы могли бы, и заночевать в Канзас-Сити.

И ужинать в напряженном молчании в каком-нибудь ресторане при гостинице? Спасибо, не надо.

– Я хочу к ночи добраться до Уичито. – Коул вздохнул.

– Если это из-за того, что я наговорил…

– Ты выразил свои чувства предельно ясно. – А она совершила свою обычную ошибку, погрузившись в свои чувства и слишком быстро их обнаружив. – Я хочу ехать дальше.

Коул умолк. Потом он включил радио и поймал передачу – шум переполненного стадиона узнавался безошибочно.

– Сегодня два матча. По крайней мере, мы можем послушать репортаж.

Не умеющая скрывать своих чувств Эви поняла, что опять сказала слишком много.

Фиона рассматривала свой любимый кристалл в лучах утреннего солнца. Она искала в нем ответы на вопросы, ключи к загадкам. Но там, где Фиона ожидала увидеть цветную призму, был лишь какой-то мутный вихрь. Творилось что-то странное.

Это происходило с женщиной из Огайо. Но сейчас Эви находилась не в Огайо – в этом Фиона была уверена. И мужчина, о котором она спрашивала… Он был в… Канзасе? В Айове? В каком-то из внутренних штатов.

Фиона покачала головой. Все непонятнее и непонятнее. Наверно, она съела слишком много острого перед передачей. А возможно, перемены в личной жизни повлияли на ее проницательность.

Фиона со вздохом положила кристалл. Надо позвонить в «Вечерний Остин» и настоять на еще одном выходе в эфир. Фиону охватило странное чувство, что эта женщина, Эви, и ее безымянный мужчина движутся навстречу неприятностям. Причем крупным неприятностям. Из тех, которые разлучают людей.

Или соединяют их на всю оставшуюся жизнь.

– Вот идиот! У него же никакой логики. Что хорошего выйдет из повышения тарифов в торговле с Канадой? Канада – дружественная страна!

На следующее утро, когда они покинули Уичито, за руль села Эви. Эта возмущенная реплика относилась к болтовне диск-жокея. Эви осмотрелась, чтобы проверить, вписывается ли она в транспортный поток.

– Может, лучше включить музыкальную передачу? – предложил Коул.

– Пускай болтает. Хоть какой-то собеседник.

– Как ты можешь разговаривать с радиоприемником?

– Если бы кто-то – не будем уточнять, кто именно, – был, хоть немного поразговорчивее, мне бы не пришлось разговаривать с радиоприемником.

– Давайте не будем.

– Тарифы на канадские товары тормозят развитие производства. Что ты об этом думаешь?

Коул думал, что отношения между ними и так достаточно напряженные, чтобы приплетать сюда еще и Канаду. Он достал с заднего сиденья папку с картами и принялся их перебирать, раскладывая в алфавитном порядке. Потом он принялся за коробку с кассетами.

– Прекрати, – резко сказала Эви.

– Ты же не сможешь одновременно следить за дорогой и искать нужную кассету.

– Они лежат по порядку.

– Пол Саймон после «Ю-2»? «Джипси» рядом с «Севильским цирюльником»?

– А я люблю разнообразие.

– Это же минутное дело.

– Дай мне Гершвина.

– Только не Гершвин, – пробурчал Коул. Эви повелительно протянула руку.

– Если ты не хочешь слушать о политике…

– Гершвина мы слушали уже два раза. – Эви покопалась в кассетах, выбрала другую и вставила ее в магнитофон. Салон заполнили звуки «Обходчика из Уичито».

– Прекрасно. – Тихонько подпевая, Эви снова сосредоточилась на управлении автомобилем.

Дорога внезапно сузилась до двухполосной. Эви посмотрела на промелькнувший дорожный указатель.

– Додж-Сити! – Эви наклонилась, вцепившись в руль.

– Что случилось?

– Но это не дорога в Техас! Мы едем не туда!

– Ты свернула на эту дорогу сразу же, как мы выехали из Уичито.

– Но я хотела поехать на юг, через Оклахому до Форт-Уэрта.

– Мне ты ничего не сказала, – с упреком произнес он.

Она и так за последнее время наговорила ему много такого, чего говорить не стоило.

– Черт! – Эви потянулась за картой. Коул подал нужную.

– И как ты теперь хочешь ехать?

Эви нахмурилась, словно дорога могла стать шире, если повнимательней к ней присмотреться.

– Это не главная автострада.

– А ты это только заметила? Она же уже миль тридцать двухполосная. – Коул не смог скрыть иронии в голосе.

– Я думала, что мы въезжаем в Оклахому. Это примерно на сто миль южнее Уичито. А сейчас мы…

– На сотню миль западнее.

– Но я сюда не собиралась, – жалобно протянула Эви.

– По-твоему, я сюда собирался?

– Коул, не заводись.

– Я тебя ни в чем не обвиняю.

– Лучше подскажи, как вернуться обратно на шоссе И-35.

– Теперь уже поздно. Но, с другой стороны, мы ведь едем не в какое-то конкретное место, и Додж-Сити подходит нам ничуть не меньше любого другого городка.

– Прекрасно.

– Ну, вот и отлично.

– Дай мне карту. – Эви разложила карту Канзаса поверх руля.

Просматривая карту, она отклонилась влево. Раздался сигнал встречной машины. Эви высказалась в адрес водителя – и довольно крепко.

– А где Оклахома?

– К югу отсюда, – подсказал Коул.

– Я карту спрашиваю.

Коул протянул ей карту Оклахомы.

Эви пристроила карты так, чтобы они соприкасались краями, и принялась обдумывать дальнейший маршрут.

– Из Додж-Сити мы можем отправиться в Либерал, а потом дальше на юг, в Гаймон. Когда мы доберемся до Техаса, то направимся прямо на юг, в… Где Техас?

– К югу…

Хмурый взгляд Эви заставил Коула замолчать на полуслове. Он подал ей карту. Эта оказалась развернутой прямо на ветровом стекле, потому что на руле места уже не было.

– Как ты думаешь, не закопалась ли ты в бумагах? – поинтересовался Коул.

Техас был слишком велик и не поместился на одной карте. Эви попыталась уложить карты рядом. Оклахома соскользнула ей на колени, а Канзас свернулся. Эви возмущенно фыркнула и вернула карты Коулу.

– Мы найдем Амарилло, когда доберемся до него, – заключила она.

– Если доберемся, – со вздохом уточнил Коул.

– А твой сарказм у меня уже в печенках сидит.

– Извини.

Эви захотелось успокоиться. Она выключила радио.

– Где мои кассеты?

– Подожди, давай я сам угадаю. Джордж Стрэйт, «Утро в Амарилло».

– А чем тебя не устраивает Стрэйт?

– У нас получается исключительно музыкальное путешествие. «Прогулки по Мемфису», «Грэйсленд», «Канзас-Сити». Когда мы доберемся до Калифорнии, будет играть «Знаете ли вы дорогу в Сан-Хосе?» и «Я оставил сердце в Сан-Франциско».

– Ты еще забыл «Я люблю Лос-Анджелес» Рэнди Ньюмена.

– По-моему, этой записи у тебя нет. – Коул поддразнивал ее, сохраняя при этом совершенно серьезное лицо. Эви метнула на него разъяренный взгляд.

– Сперва нам придется пересечь «Высокие Скалистые горы». И «Путь через Скалистые горы».

Коул застонал.

– Я думаю, что сумею подобрать музыкальное сопровождение для всех возможных изменений в маршруте. Чтоб не скучно было.

С ней и так не соскучишься. Коул рассеянно рассматривал однообразный пейзаж.

– На мой взгляд, здешние места похожи на Канзас.

Неожиданное изменение маршрута вызвало у Эви прилив энергии. Она выпрямилась.

– Мы пообедаем в Додж-Сити, потом поедем на юг. Потом пересечем Оклахому – ив Техас. Мы будем в Амарилло вечером, а не утром.

Взглянув в зеркало, она внезапно уловила обращенный на нее взгляд Коула. Эви зарделась. Этот взгляд подтверждал то, что говорили ей ее чувства.

Коул продолжал смотреть на Эви. Он изучал ее профиль с тщательностью человека, у которого впереди тысячи миль монотонного путешествия, и торопиться ему совершенно некуда.

Эви убрала прядь волос за ухо. Нужно смотреть своим страхам в лицо. У нее есть заботы поважнее, чем потакать собственным желаниям. Но устоять она не могла.

– В чем дело?

– Просто думаю об Амарилло, – ответил Коул.

– Ты там уже бывал? – Коул покачал головой.

– Я представлял себе еще одну гостиницу. – «И еще один поцелуй?» – подумала Эви, крепко сжав руль.

– Я прошу прощения за то, что была такой нервной сегодня утром.

– Не выспалась? Слишком многое снилось.

– Ты был прав, когда сказал, что не стоит устраивать себе лишние сложности. Это не значит, что мы непременно занялись бы сексом. – Повелительный, категоричный жест Эви вызвал у Коула улыбку. – Это только бы все усложнило. Это нас бы стеснило.

Коул посмотрел на заднее сиденье, словно проверяя, насколько тесно было бы там.

– Мда.

Эви беспокойно заерзала на сиденье, может быть, подумав о том же самом.

– Все дело во мне. Я вечно забегаю вперед, – призналась она. – И не спрашивай почему.

– Когда? – тихо спросил Коул.

Она должна была догадаться, что это беспокоит Коула куда больше, чем он показывает. Но от догадки один шаг до желания. Она не хотела угадывать, что скрывается за его молчанием. А вслух он говорил только о том, что с этим пора покончить. Как говорила ее подруга Шелли, иногда голодный взгляд означает всего лишь, что мужчина давно не кормлен.

Эви покачала головой, сокрушаясь о собственной глупости. Она так спешила уехать из Уичито, что свернула не на ту дорогу. Ей не хотелось ошибиться еще раз. Поэтому-то Эви так насторожил вопрос Коула.

– Я уверен, что ты говорила искренне, – добавил Коул. – В этом я не сомневаюсь.

– Мои друзья считают, что так оно и есть.

– И близкие друзья? – вкрадчиво спросил он.

– И подруги, и приятели. Бывшие приятели. Я слишком многого требую.

– А это плохо?

– Это напоминает обращение с товаром. Если вы обнаруживаете брак, то отправляете вещь обратно на фабрику или жалуетесь продавцу, и вам эту вещь заменяют или ремонтируют.

Коул улыбнулся, и от его глаз разбежались лучики морщин.

Эви с трудом отвела взгляд от его лица и заставила себя сосредоточиться на бесконечной серой ленте дороги.

– К сожалению, во взаимоотношениях между людьми гарантий не бывает, – заметил Коул.

– Если между друзьями возникли какие-то трения, я не вижу, почему бы им просто не обсудить все в открытую и не постараться понять, что же было не так.

– А знакомые мужчины не хотели этого?

– Как это ты догадался? – Коул рассмеялся.

Эви взяла с подставки под радиоприемником банку колы.

– Это похоже на покупку нового автомобиля. Нужно не только посидеть в салоне стоящего в магазине автомобиля, а обкатать машину, посмотреть, как она ведет себя на трассе и на что способна.

– И все – в первый же день? – многозначительно спросил Коул.

Эви прикусила соломинку, через которую она потягивала колу.

– Я же и говорю, я требую слишком многого.

– В первый же день? Тебя могут неправильно понять.

– Могут. Но это не значит, что я отчаиваюсь. Обычно мужчины приходят в замешательство при виде двух вещей – пылких чувств и слишком решительного поведения женщины.

– Некоторых это не смущает.

Именно спокойные слова и тон, лишенный всякого осуждения, придали Эви уверенности. Ей захотелось все объяснить. Навстречу с шумом пронеслась группа мотоциклистов.

– Я так понимаю, что это – дорога с двусторонним движением, – заметила Эви. – Возможно, это я во всем виновата.

А возможно, мужчины, которые бросали ее, были просто идиотами. Коул смотрел на ее губы, плотно сжимающие соломинку, и на ямочки, появляющиеся на щеках, когда Эви делала очередной глоток.

– Некоторым мужчинам подобные вещи нравятся, – намекнул Коул.

А самому Коулу, когда он снова вернется в свой гараж в Дирборне и будет слышать о чем-то подобном, придется страдать молча.

Коул стиснул в руке банку с холодным чаем, которую только что достал из маленького холодильника.

– Я пыталась быть менее требовательной. – Эти слова сопровождались взмахом руки.

Да, и еще она пыталась охладить возникшее между ними влечение рассказами о своих былых ошибках. Об этом Коул и сам догадался. Он слушал ее щебет, смотрел, каким беззащитным становится иногда ее лицо, и ненавидел себя за то, что не решается оборвать все одним махом.

Эви поставила банку с колой обратно.

– Из этого можно сделать вывод, что я тебе на шею не вешаюсь, – подвела итог Эви. – Разве не так?

Не отрывая взгляда от мелькающих за окном пейзажей, Коул покачал головой.

– Я до сих пор здесь.

– Да, действительно. Но ты мне скажешь, если я буду слишком сильно торопить события.

– Обязательно скажу, – твердо пообещал Коул.

Коул любил Эви именно такой, какая она есть. Он снова вспомнил первое утро их путешествия, протянутую руку Эви и ее готовность сделать шаг навстречу. Потом его пленили улыбка Эви, ее прекрасное лицо, ее тело. Теперь вот – ее искренность. Эви проникала в его душу, словно ключ в замочную скважину, открывая одну дверь за другой.

Некоторое время они ехали молча.

– Но ведь не за три, же дня мы должны хорошо узнать и понять друг друга? – спросил Коул.

Эви тяжело вздохнула.

– Трудно сказать. В большинстве случаев, когда ты начинаешь встречаться с мужчиной, он приглашает тебя на обед или в кино, и вы сидите в темноте и пялитесь на экран. Через неделю вы встречаетесь снова и обмениваетесь парой фраз о работе и о семье. Потом он оказывается, загружен делами, и следующая встреча происходит недели через две. Тогда вы в первый раз целуетесь.

Коул было задремал, но тут встрепенулся и нахмурился. Ему не понравился такой поворот разговора. Он немного ослабил ремень безопасности и наклонился вперед.

– За пару недель о человеке много не узнаешь, – продолжала Эви. – Наверное, я хочу невозможного – знать все и сразу.

Коул кашлянул.

– Ну, в этом нет ничего странного. Чем лучше ты знаешь человека, тем меньше вероятности, что он втянет тебя в неприятности.

– Но посмотри на нас. Мы знакомы всего три дня, а у меня такое чувство, словно я знаю тебя, целую вечность, – призналась она.

– Так, значит, мы из-за этого наживаем себе неприятности?

Эви бросила на Коула взгляд, смущенный и возмущенный одновременно.

– Ну, да, конечно, несколько поцелуев – это просто ужасные неприятности!

Ага, и ноющая боль в паху – тоже мелочи.

– Я, собственно, уже говорила о том, насколько мы знаем друг друга. Если сравнить этот случай с другими… Вот возьмем, например, Кристофера – я встречалась с ним два года и ни разу не испытывала подобного чувства…

Коул не хотел слушать эти рассуждения. В конце концов, он ей не подружка, чтобы с ним сплетничать. Но остановить ее он не мог. Вопреки здравому смыслу и слабым попыткам Коула сменить тему, Эви открывала перед ним свое сердце, бесстрашно признаваясь в своих недостатках и ошибках.

Его мать никогда не допустила бы даже мысли о том, что ее муж в чем-то перед ней виноват. И она дорого за это поплатилась – неуважением и презрением со стороны мужа. А Эви надеялась, что ее поймут и выслушают.

Коул подпер щеку кулаком, с трудом подавив вздох разочарования. Какого черта, она что, предполагает, что он сможет долго сопротивляться?

Коул снова прислушался к речи Эви. Он закончила перечислять свои недостатки и перешла к выводам.

– Что меня беспокоит, так это то, что ты заранее забиваешь себе голову тем, что может между нами произойти, и пугаешься этого.

– Ты сама понимаешь, что это только бы все осложнило.

– Но мы можем быть друзьями.

Коул так не думал. Ему очень хотелось в это верить, да вот не верилось. Не верилось потому, что ему очень хотелось перестать сдерживаться и с восторгом отдаться нахлынувшим чувствам. Застывшее сердце Коула начало оттаивать.

– Впереди бензоколонка, – сказал он. – Нам надо остановиться.

Эви почувствовала внезапную перемену настроения Коула и попыталась его поддразнить.

– Ну вот, мы еще и не начали, а уже пора остановиться.

Но Коул даже не улыбнулся в ответ.

6

Пока Эви загоняла машину на маленькую бензозаправочную станцию, Коул упорно молчал. Они подъехали к одинокой колонке, явно, рассчитанной на самообслуживание. Рядом с крохотным магазинчиком располагалась видавшая виды скамейка. На этом удобном наблюдательном пункте восседали двое мужчин в рабочей одежде и запыленных ботинках.

– Привет, – произнес один из них. Эви улыбнулась, выбираясь из машины.

– Привет.

Влажный ветер подхватил край ее юбки. На Эви была легкая блузка с открытой спиной. В оценивающих взглядах мужчин появилось восхищение. Эви восприняла это как комплимент.

Коул продолжал угрюмо молчать. Эви слышала, как он вышел из машины и хлопнул дверцей. Когда Коул проходил мимо Эви, ветер особенно усердно принялся трепать подол ее юбки.

Эви надоела мрачная задумчивость Коула.

– Эй!

Коул подошел к торговому автомату и взял синюю бумажную салфетку.

– Ты очень любезен, – пробормотала Эви. Коул резко развернулся и направился к ней. Их тела застыли в нескольких дюймах друг от друга.

Эви почувствовала на щеке дыхание Коула. Взгляд Коула скользнул по нежной шее Эви, по ее обнаженным плечам. Ветер принялся играть ее волосами. Эви подняла руку, чтобы убрать их с лица. Но вместо этого она медленно провела пальцами по шее Коула. Она уже не знала, хочется ли ей укрыться от его ищущего взгляда или, напротив, продолжать ощущать этот взгляд и представлять себе прикосновения Коула, его жгучие поцелуи.

– Мне нужно туда, – произнес Коул. У Эви пересохло во рту.

– Простите – куда?

Коул взял ее за локоть и жестом заставил отойти в сторону.

Он распахнул дверцу машины и наклонился внутрь, чтобы открыть капот.

Эви поняла, что должна чувствовать проколотая шина, когда из нее выходит воздух.

Коул с глухим стуком захлопнул дверцу. Эви последовала за ним к капоту.

– Ты вовсе не обязан качать бензин каждый раз, как мы останавливаемся, – сказала она. – Это и я могу сделать.

– Что ты можешь? Говорить «нет»? – Эви невольно понизила голос.

– Что это с тобой? Я же сказала, что мы можем быть друзьями. Я думала, что ты со мной согласен.

– Так не пойдет. Побереги пальцы.

Эви отдернула руку, и Коул открыл капот. Он сдвинул крышку радиатора влево, и из-под нее вырвалась струйка пара.

Эви посмотрела на застывшее в решимости лицо Коула и сочла за лучшее отступить, вернувшись на сиденье пассажира. Но обтянутые кожей сиденья «конквеста» даже на вид были раскаленными и липкими. И ноги у нее прямо зудели – до того хотелось их размять. Эви выгнула спину и потянулась.

Коул нагнулся, чтобы поправить дворники.

– Коул, я прошу извинить меня, если я опять забежала вперед. Мне действительно свойственно торопиться во взаимоотношениях с людьми, но, по правде говоря, мне уже надоело извиняться за то, что ты мне нравишься.

Коул что-то пробурчал и вытер руки от загустевшей смазки о бумажную салфетку.

Эви стукнула кулаком по крылу автомобиля.

– Мы должны с тобой ладить! Мы, в конце концов, партнеры. И если ты чувствуешь себя неловко, мы можем установить какие-то границы.

Коул выпрямился. Его голубые глаза встретились с глазами Эви.

– Тогда мы уже давно их перешли.

– Это как?

Его взгляд скользнул по волнистым волосам Эви и ее зардевшимся щекам. Она почувствовала, что в груди у нее разгорается жар, от которого по всему телу растекается сладкая истома. Ей хотелось переступить с ноги на ногу, стряхнуть с себя это обессиливающее ощущение, пронизывавшее ее подобно электрическому разряду. Что с ней происходит?

– Если я могу держать себя в определенных рамках, то и ты это можешь.

Коул бросил разъяренный взгляд на мотор.

– Мы с тобой испытываем друг к другу разные чувства.

Смущение заставило Эви выпрямиться.

– Это я понимаю, Крик. Как я уже сказала, я совершено не собираюсь вешаться тебе на шею.

Чувства Эви были ему до лампочки, и он выразил это вполне доступно. Ну что ж, можно считать, что до нее наконец-то дошло.

И все-таки она намерена плюнуть на его слова. Если он действительно не хочет завязывать никаких отношений, то какого черта он выглядит таким одиноким? Каждый раз, когда он уклонялся от поцелуя, он выглядел как человек, идущий к месту казни. Или как автостопщик, в самом начале тысячемильного путешествия сломавший себе руку.

Она никогда не принимала на веру рекламные проспекты, касающиеся нового товара. Так как же она может успокоиться и так просто поверить заявлению Коула, что она его не интересует? В особенности если опыт показывает, что это не так? Он чего-то не договаривает.

Хотя, конечно, Эви могла выдавать желаемое за действительное – с ее вечной привычкой приписывать другим то, чего они на самом деле не думают. Она ведь уже не раз в этом убеждалась.

Эви положила руки на капот.

– О'кей, мистер механик, расскажите мне, как это работает, – с иронией спросила она.

– Это мотор, – буркнул Коул.

– Раз у меня под рукой имеется специалист, я должна все время узнавать что-нибудь новое. Объясните мне, что тут делается.

– Хотел бы я сам это знать, – пробормотал Коул.

– Что это было? Коул вытер руки.

Эви решила вернуться к обходным путям – задеть его профессиональную гордость.

– Майк сказал, чтобы мы побольше рассказывали о машине. Лично я думаю, что это будет жутко скучно…

– Но именно это большинство ваших читателей и хотят узнать из твоих статей. Как можно больше обо всех технических нововведениях. – И из Коула хлынул поток сведений, которые наверняка удовлетворили бы ее редактора. – Но, с другой стороны, – добавил Коул, – мне не нравится, как эта машина заводится. И бензина она расходует многовато.

– Может, это потому, что она еще новая?

– Это можно было бы сделать получше. Отрегулировать, например, нейтралку… – И он стал внимательно рассматривать мотор.

– А ты можешь это переделать?

– Если я сдвину ее слишком низко, мотор может заглохнуть.

– Гмм. – Эви наклонилась, чтобы присмотреться к мотору поближе, так, что ее плечо почти касалось плеча Коула. – А я тебе не рассказывала, как однажды у меня заглох мотор на железнодорожном переезде, а в это время из-за поворота вывернул поезд?.. Ну, неважно. Так ты говорил…

Плечи Коула напряглись. Он невольно поджал губы, почувствовав, как бедро Эви легко коснулось его бедра.

– Тут работы до черта, – мрачно сказал он и указал на переплетение проводов. – Потребуется не меньше часа только на то, чтобы распутать все это.

– А зачем?

– Чтоб добраться до карбюратора.

– А, – понимающе пробормотала Эви, – карбогидраты.

Коул взялся тряпкой за другую крышку и повернул ее.

– Обыкновенному автолюбителю здесь не разобраться.

– А в наши дни так трудно найти квалифицированную помощь, – вздохнула Эви.

У Коула на шее запульсировала жилка.

– Дроссель расположен рядом с компьютером; распрыскиватель топлива может отрегулировать только специалист, до привода зажигания вообще не доберешься. А чтобы заменить фары, надо перекопать весь мотор. Сейчас это распространено. Кроме того, здесь широко используется фибергласе.

Коул произнес это так, будто ему предложили этот фибергласе пожевать. Эви придвинулась еще ближе, под порывами ветра ее юбка игриво обвилась вокруг ног.

– А это плохо?

– Хорошо, если вы боитесь ржавчины. Но стоит трубке в одном месте треснуть, и все придется менять.

Совсем как у них. Одно неверное движение, и их и без того еще не наладившиеся взаимоотношения снова дадут трещину. Голод, который Эви удалось разглядеть в Коуле, улегся, и ее шутки развеялись дымом.

– Я возьму компьютер и запишу все эти замечания, – пробормотала Эви.

Она резко повернулась, обошла машину и опустилась на сиденье для пассажира. Переворошив бардачок, Эви вытащила свои записные книжки, рассортированные по цветам и по алфавиту.

За окном мелькало яркое пятно – рубашка Коула. Он как раз вставлял наконечник шланга в бак. Эви решила, что это слишком уж символично, оторвала взгляд от его рук и вернулась к своим записям. Внезапно по стеклу рядом с Эви проехалась губка. От неожиданности Эви вздрогнула. Коул двумя взмахами очистил стекло. После этого он занялся ветровым стеклом и навалился на него грудью.

Эви наблюдала за тем, как переливаются мышцы у него на груди, смотрела на завитки рыжеватых волос, виднеющиеся из-под расстегнутой рубашки. Джинсы плотно обтягивали его узкие бедра.

Насос звякнул. В маленькое боковое зеркало Эви продолжала смотреть, как двигаются плечи Коула, когда он сворачивает шланг. От долгого сидения за рулем его рубашка измялась и прилипла к спине. Эви захотелось снять с него эту рубашку.

Она закрыла глаза и откинула голову на подголовник. По груди у нее скользили струйки пота, впитываясь в складки ткани на талии, а бедра покрылись испариной. «До чего же нагреваются машины на солнце», – подумала Эви. Сколько ни предупреждай людей, чтобы они не оставляли собак и детей в запертых машинах…

Дверца со стороны водителя открылась. Вместе с порывом ветра в машину ворвался мускусный запах тела Коула. Эви поспешно подняла голову. Только теперь она осознала, что положила голову на подголовник еще и затем, чтобы лишний раз вдохнуть запах Коула, которым пропиталась обивка. Его высокая фигура склонилась над ней. Что-то щелкнуло.

Коул достал из бардачка выданные на проезд деньги и техпаспорт и выбрался из машины. Глухо хлопнула дверца.

Эви убрала волосы с лица. Она попыталась сосредоточиться на путешествии, на раскинувшихся вокруг полях кукурузы, на бескрайнем синем небе. Через щель ей было видно, как Коул вновь начал возиться с двигателем. Потом он положил руки на капот. Похоже, было, что Коул чем-то расстроен – его пальцы побарабанили по крышке капота, потом напряглись. Эви подумала о том, какие сильные и изящные у Коула руки, и ей захотелось узнать, как эти руки прикасались бы к женской груди. К пышной и очень чувствительной груди.

Джинсы Коула были потертыми и вылинявшими. На внутренней поверхности бедер они до того истрепались, что это уже грозило появлением дыр. Ткань вдоль «молнии» выцвела почти до белого цвета.

Во рту у Эви пересохло. Ей не сиделось на месте, легким не хватало воздуха в духоте салона. Она выругала себя за то, что забивает себе голову чужими руками и поношенными джинсами. Она уже пять минут пялится на его промежность.

К тому моменту, как Коулу надоело нянчиться со всей этой грудой деталей, Эви была слишком зла на себя и слишком возбуждена. Она вышла из машины. В магазинчике наверняка должен быть лимонад или холодный чай. Возможно, это утолит ее жажду, но от сжигающего ее огня не поможет, можно даже не сомневаться.

Эви подошла к Коулу, сжимая в руках две баночки с холодным чаем. На их серебристых боках блестели капельки влаги. Почти таким же влажным был лоб Эви.

– Хотите?

Время тянулось медленно, казалось, оно расплавилось от солнца. От асфальта поднимались волны жара. Подошвы босоножек Эви прилипали к размягченному асфальту. Это привлекло внимание Коула к ногам Эви, к тому, как ее юбка путалась у нее между колен.

Он спрятался за капотом, надеясь, что | волны жара, исходящие от машины, пригасят тот жар, что сжигал его изнутри. И это вроде бы помогло – пока Эви не протянула ему эту банку.

Коул вытер выступивший над верхней губой пот и взял жестянку.

– Спасибо.

– Я посмотрела на тебя и решила, что чай не помешает.

Коул сделал глоток.

– Я пытаюсь привести это хозяйство в порядок.

И себя тоже. Раньше он не допускал женщин в свою жизнь, но появилась Эви, и все изменилось.

Ему захотелось узнать, не то ли это чувство, которое его мать испытывала к его отцу.

Коул буквально спекся. Он опорожнил полбанки одним глотком. Движение воздуха донесло запах духов Эви. Вторым глотком Коул прикончил чай. Поставив жестянку на землю, он вернулся к прерванному занятию – ему все-таки хотелось довести двигатель до ума.

Эви наблюдала за его действиями, стоя слишком близко. Коул взялся за плоскогубцы. Он зацепил рукой за перегревшуюся деталь и зашипел от боли.

Губы Эви шевельнулись – ей хотелось поцеловать больное место, облегчить боль.

Но это только бы все ухудшило.

Коул выпрямился и вытер руки тряпкой.

– Это все, что я могу сделать на данный момент.

– Это должно помочь?

Убивая время, можно убить и желание. Но оно с первого дня вселилось в Коула, наполняло его сны, жгло его кожу, и он никак не мог от него избавиться.

– Я должен объяснить тебе одну вещь. – Эви прижала к губам тыльную сторону ладони.

– И что же это, интересно?

– Как проверять уровень масла.

На несколько мгновений Эви застыла, потом глотнула чаю, чтобы протолкнуть застрявший в горле комок.

– Отлично. Покажи, как это делается. – Она наклонилась над двигателем.

Эви старалась сосредоточиться, глядя на темные волоски на руке Коула, протянутой к измерителю, на натянувшиеся сухожилия на внутренней стороне его запястья. Коул повернул щуп и показал ей деления.

– Вот это – кварта, полкварты, и так далее.

– Поняла.

– Это вставляется вот сюда.

Плоский металлический стерженек скользнул в темное отверстие, царапнув по краю. Волоски у нее на шее встали дыбом. Несмотря на жару, Эви пробрал озноб.

Коул неторопливо вынул щуп обратно, предусмотрительно поддерживая под ним бумажную салфетку.

– Теперь ты можешь посмотреть, какой сейчас уровень масла.

По стерженьку сползла крохотная золотистая капелька, на мгновение зависла на кончике, сорвалась и упала в мотор. Что-то вспыхнуло и зашипело. По спине у Эви ползли капли пота.

Эви кивнула. Завитки волос липли к потной шее. Эви подобрала волосы и попыталась свернуть их в пучок на затылке, надеясь, что ветерок хоть немного освежит ее. От этого движения ткань блузки перестала так туго обтягивать грудь, и ноющая боль в груди чуть притихла.

Коул вернул щуп на прежнее место. Он долго рассматривал мотор, потом снова вытер руки.

– Что еще тебе хотелось бы знать?

Такое равнодушие к ее страдающему сердцу лишь усилило страсть Эви. Чем настойчивее Коул старался удержать Эви на расстоянии, тем сильнее ее тянуло к нему. Она попыталась сказать себе, что это все от жары. Впрочем, такое объяснение не помогало понять, почему она хотела этого мужчину в Ноксвилле, в первую ночь их путешествия, и в Сент-Луисе, и на протяжении каждой мили пути, который они проехали вместе в тесноватом салоне «конквеста».

Эви присматривалась к морщинкам, окружавшим его глаза, к его упрямо стиснутым челюстям. Почему Коул не подпускает ее к себе? Почему не хочет, чтобы она любила его? Разве у кого-либо в этом мире было достаточно любви, чтобы отказываться, когда ему предлагали еще?

«А что, речь уже идет о любви?» – возмутился внутренний голос.

Эви опустила руку, и волосы тут же снова прилипли к шее.

– Что еще мне хотелось бы знать? – переспросила она.

– Квалифицированный механик всегда к вашим услугам, – ответил Коул, не глядя на Эви.

Эви на мгновение задумалась, зачем он так себя ведет. Намекает ей, чтобы она держалась подальше? Ей стало еще жарче, хотя только что казалось, что жарче уже некуда.

– Нужно ли проверять уровень масла при каждой остановке?

– Пока машина новая – раз в неделю, а потом вообще будет довольно раза в месяц.

– Я сама могу с этим справиться.

– Да, но это грязная работа.

– Должен же кто-нибудь ее делать, – огрызнулась Эви.

Если он так и не прикоснется к ней, у нее начнется истерика.

– Трудно представить, как ты забираешься под машину с масленкой в руках.

– Да? – Ее воображение тут же нарисовало портрет Коула, выбирающегося из-под машины: рубашка измазана, джинсы туго обтягивают бедра…

– И почему под нее нужно забираться так часто?

Коул внимательно взглянул на Эви и приподнял бровь, как бы сомневаясь в том, что «она» – это именно машина, а не…

– Машины нуждаются в смазке.

Эви глубоко вдохнула знойный воздух.

– В самом деле?

– Когда бензин поступает в двигатель, он воспламеняется с помощью искр из стартера. От этого приходят в движение поршни в цилиндрах. Благодаря этому возникает поступательное движение.

– Поступательное движение…

– Если цилиндры не будут смазаны, усилится трение, и мотор начнет перегреваться.

– Ты меня убедил.

– Следующее, что тебе следовало бы знать…

Их глаза встретились.

– Да?

Кадык у Коула резко дернулся. Губы у него были сухими и жаждущими.

– Когда что-нибудь случается, вот здесь «вот зажигается красный огонек. Если ты его заметишь – немедленно останавливай машину.

Эви прижала жестянку с чаем к груди. Холодное прикосновение вызвало дрожь в теле.

– А нельзя ли разобраться со всем этим потом?

– Лучше сделать это сейчас.

– Съехать с дороги?

– Или добавить масла.

Эви не было никакого дела до технического состояния машины, она чувствовала, что у нее подгибаются колени. По телу растекалась сладостная истома.

Коул полез в задний карман.

– Я возьму счет.

Когда Коул открыл бумажник, Эви опустила глаза. Знакомая упаковка рядом с его кредитной карточкой привлекла ее внимание. Эви захотелось знать, как долго Коул носит с собой этот презерватив. И для кого он предназначался, для нее или для какой-нибудь случайной подружки? Возможно, Коул относится к интимным связям настолько же небрежно, насколько щепетильно относится к ним сама Эви. Эви смотрела, как он направился к магазинчику.

– Когда я вернусь, можно будет ехать, – сообщил он.

Эви пожала плечами. Он уже добрых двадцать минут делает все, чтобы довести ее до состояния бешенства. Почему бы не продолжить в том же духе?

Коул размашистым шагом вернулся к машине. Он взял с капота свою жестянку с чаем, уже изрядно нагревшуюся, допил все, что в ней оставалось, и отправил банку в урну таким сильным броском, что та лишь жалобно звякнула.

Коул спросил себя, кого он пытается обмануть. Он поцеловал эту женщину однажды и сделал бы это снова. Наверное, это было безумием, но ему все сильнее и сильнее хотелось поцеловать ее хотя бы еще один раз. Он был влюблен в Эви.

И по ходу дела свел с ума и ее саму. Один взгляд, один невинный разговор о двигателе внутреннего сгорания, и волна желания затопила их. Сам воздух вокруг изменился. У Коула пересохло в горле и саднило в легких. Джинсы вдруг оказались слишком тесными, а в висках молотом стучала кровь.

И хуже всего то, что она об этом знает. Он видел это по выражению ее голубых глаз, – тревога, предвкушение, надежда. Он готов был умереть, лишь бы коснуться ее. Сердце Коула принадлежало Эви с первой их встречи. И вопрос о том, когда его тело, наконец, не выдержит, был всего лишь делом времени.

Они приехали в Додж-Сити около часа дня и сразу отправились осматривать местную достопримечательность – «живой уголок Дикого Запада».

Это и в самом деле был ковбойский поселок, точь-в-точь такой, как в голливудских фильмах: деревянные тротуары, лошади, привязанные к перилам, салуны с дверьми нараспашку, где барабанили на пианино. Приближалось начало учебного года, и потому поток туристов немного уменьшился по сравнению с летним периодом. И, тем не менее, именно туристы казались Эви главной достопримечательностью этого места.

– Меня всегда занимал вопрос: почему люди, становясь туристами, покупают всякую ерунду? – сказала она Коулу.

Коул усмехнулся. Эви нырнула в магазинчик, торгующий всякими безделушками, брелоками, пепельницами «Привет из Доджа!» и сувенирными игральными картами. Она устроилась в уголке и принялась наблюдать за покупателями с видом ученого-антрополога, изучающего повадки дикарей в джунглях Амазонки.

– Ты только погляди на них! – воскликнула она.

– А чего такого? Нормальные люди.

– Да, но они же все в ковбойских шляпах, словно снимаются в вестерне! И ладно бы только продавцы – и покупатели тоже!

– В этих краях почти все так ходят, – пожал плечами Коул.

– Ты что, тоже ходил в ковбойской шляпе, когда жил в Монтане?

– Ну да. Я перестал ее носить всего несколько лет назад. Без нее я чувствовал себя просто голым.

Ох, лучше бы он этого не говорил! Она и так все не могла заставить себя перестать думать об этом со времени того разговора у бензоколонки.

Он взял одну из стетсоновских шляп, лежавших на прилавке, подошел к большому зеркалу и примерил ее. Коул стоял, расставив ноги, немного согнув колени. Сдвинув шляпу набекрень, он покосился на нее из-под полей.

– Ну как, мэм?

Это было сногсшибательно!

Эви не помнила, как выбралась наружу, на потемневшие от дождей доски тротуара. Она глубоко вдохнула, зажмурилась и стала прислушиваться к цоканью подков, поскрипыванию кожаной сбруи, скрипу повозки и гомону туристов. Внезапно она уловила приятный аромат ванили. Эви открыла глаза.

– Не желаешь освежиться?

– Как ты догадался? – Она взяла вафельный рожок. Рука у нее дрожала. Его взгляд жег ее, как раскаленный уголь. – Ой, ванильное! Мое любимое!

– Эви…

– Что? – Она неохотно подняла взгляд. Лихой ковбой ухмыльнулся ей из-под шляпы.

– Оно, между прочим, шоколадное. Сердце у нее подпрыгнуло. Она поспешно слизнула с губ холодную сладкую массу. На самом деле она не замечала ничего, кроме него. От него пахло дорожной пылью, и этот запах – его запах – начисто перебивал все остальные. Его тень заслоняла от нее солнце.

Он сдернул шляпу, обвил рукой талию Эви и склонился к ней ближе.

– Пожалуйста, не делай этого! – умоляюще произнесла она.

– А что такого? Что с нами может случиться – сейчас, на людной улице, среди бела дня?

– Что угодно!

– А что такое «что угодно»?

И он поцеловал ее. В каком-то смысле он уже давно целовал ее. Когда он говорил, его губы, казалось, касались ее губ, будоражили ее, сводили с ума…

Эви прижималась губами к его губам, желая, чтобы поцелуй длился еще и еще… Вкус его языка дразнил ее.

– Ой, давайте их сфотографируем! – раздался рядом чей-то голос.

Эви даже не обратила внимания на каких-то любопытных туристов. Не до того. Колени у нее, казалось, таяли, как мороженое в руке. Липкая жидкость текла по пальцам.

Его губы прилипли к ее губам, бедра прогнулись вперед. Эви прижалась к нему, лаская языком его язык, в такт толчкам крови, которая мощно пульсировала у них в жилах.

Эви провела свободной рукой по спине Коула. Он отозвался каждой клеточкой. Она бесстыдно ухватила его пальцем за пряжку пояса и подтянула поближе. Коул охотно подчинился и мягко раздвинул коленом ее ноги. Ее рука оказалась зажата меж их телами, а они даже не заметили этого.

Эви пришла в себя от того, что ее тела коснулось что-то ужасно холодное. Мороженое быстро таяло. Шоколадная капля медленно скользила по ее коже к ямке между грудей. Эви попыталась освободить руку.

Коул немного разжал объятия и опустил глаза. Эви поняла, что ему больше всего хочется слизнуть эту каплю. Но вместо этого Коул взял ее руку и поднес к губам. Он поцеловал ее – сперва жилку, бьющуюся на запястье, потом основание ладони, потом большой палец. Его язык скользил меж пальцев, слизывая потеки мороженого.

Женщина с фотоаппаратом увела прочь своих ребятишек. Ковбои с пистолетами и лошадьми, куда ушли. Но на целующихся влюбленных детям глазеть не следует.

Коул потянулся к мороженому. Он прикрыл глаза и откинул голову назад, смакуя его вкус. Когда Коул открыл глаза, он увидел, что Эви глядит на него, как завороженная.

– Ну что, остыла?

– Ты ведь знаешь, что нет. – Голос у нее был хриплый и неровный. Впрочем, у него голос тоже был не лучше.

– Что, жжется? – усмехнулся он.

– Огнем горит!

– Слушай, найти бы какое-нибудь укромное местечко…

– Коул, пожалуйста, не играй с этим!

Ее умоляющий тон хлестнул его, как бичом. Он пропустил через пальцы пряди ее волос.

– Ты что думаешь, я играю?

– То ты хочешь, чтобы я была сдержанной, то…

– Да это мне надо быть сдержанным, а не тебе. Я хочу тебя.

Эви судорожно вздохнула.

Наконец-то он сказал это вслух! По крайней мере, часть того, что, должно быть, хотел сказать. Коул снял шляпу и вытер рукавом полоску пота. Посмотрев вниз, он обнаружил, что мнет шляпу в руках – и впрямь как какой-нибудь неуклюжий ковбой с Дикого Запада! Он огляделся. На улице стало удивительно тихо.

Начиналось ежедневное представление. Из здания банка выбежал на середину улицы бандит в маске и черной шляпе. На кожаной куртке шерифа поблескивала звезда. Туристы, привлеченные происходящим, подтянулись поближе.

Эви посмотрела в глаза Коулу.

– Я тоже хочу тебя, – сказала она.

– Ну, тогда давай подальше отсюда!

Коул схватил ее за локоть и потащил к стоянке. За спиной у них захлопали выстрелы. Зеваки радостно завопили. Эви с Коулом почти не заметили этого.

7

Минут двадцать они ехали молча, не глядя друг на друга Добравшись до перекрестка номер пятьдесят четыре, повернули на юг, в Оклахому.

Эви кое-как сложила карты и бросила их на заднее сиденье. Коул взял ее за руку, их пальцы переплелись, но ему этого было мало. Он поцеловал ее ладонь, теребя губами нежную кожу.

Эви не стала застегивать ремни. Она устроилась на сиденье, поджав одну ногу под себя. Колени были раздвинуты, и юбка не скрывала очертаний бедер. Когда Коул поцеловал ее в запястье, Эви повернулась к нему и свободной рукой взъерошила его волосы.

Он застонал и прижался головой к подголовнику. Эви принялась поглаживать его шею. На губах у нее играла чувственная улыбка. Коул постанывал и все больше откидывал голову, прося новой ласки.

– До Амарилло еще несколько часов езды, – сказала она.

– К обеду будем на месте.

Разумеется, оба они в этот момент думали не об обеде.

Эви придвинулась ближе.

– Может быть, я помогу тебе скоротать эти часы? – вкрадчиво спросила она.

Ее пальцы коснулись ямки под подбородком. Коул застонал.

– А кто сказал, что мы обязательно должны попасть в Амарилло сегодня?

Эви окинула взглядом простирающиеся вокруг поля.

– Тут же негде остановиться!

– По дороге будут поселки…

– И небольшие мотели? Хмм… – Она задумалась. Коул затаил дыхание. Эви залезла на сиденье с ногами, чтобы удобнее было наклониться и поцеловать его в ухо, в щеку, в ямочку на виске…

– «Утро в Амарилло»…

Да, утром они проснутся в Амарилло. Коул взглянул на дорогу – и снова перевел взгляд на ее нежное лицо. Нет, она хочет дать ему слишком много! Он не заслуживает такого счастья. Коул решил объяснить ей, как много она для него значит.

Эви тем временем принялась расстегивать пуговицы у него на рубашке. Коул отрицательно мотнул головой.

– Сядь-ка на минутку.

– А волшебное слово? – Она вскинула бровь и капризно выпятила губы.

Он тоже вскинул бровь. Началось соревнование – кто выше. Победил Коул. Эви села на место.

– Мне нужно сказать тебе одну вещь, – объяснил он.

Она, как примерная девочка, одернула юбку и сложила руки на коленях.

– Я вся внимание.

На самом деле она была охвачена желанием, и его взгляд показал ей, что Коул это тоже чувствует.

– Я просто хотел, чтобы ты знала… – Он откашлялся и так стиснул руль, что побелели костяшки пальцев. И где же его ковбойская шляпа? Когда нужна, так ее нету… Коул обернулся. Ах, вон она, на заднем сиденье, под картой.

– Так что ты хотел сказать?

Он повернулся и стал смотреть на дорогу. Это было легче, чем смотреть в ее глаза, такие хмельные, словно они не в машине едут, а ужинают при свечах. Но он все равно чувствовал, как Эви ест его глазами.

– Я… это… хотел сказать, насчет того, что я тебя хочу…

Эви лениво поскребла ноготками его плечо. Тонкая рубашка раздражала его, словно грубая дерюга. Ему хотелось сорвать ее с себя прямо сейчас.

Он сглотнул.

– Это не просто…

– Что «не просто»?

Ее лукавый взгляд дразнил его и усиливал желание. Коул поймал ее руку.

– Я хотел сказать, что не просто хочу тебя. Для меня это нечто большее. Я хотел, чтобы ты знала…

Он смотрел в ее голубые глаза дольше, чем следовало. Сзади загудел какой-то грузовичок. Коул поспешно уступил дорогу.

– Я не понимаю… – сказала Эви.

Она хочет, чтобы он высказался до конца.

– Я не могу ничего обещать, – признался Коул.

– А я и не просила, чтобы ты что-то обещал.

– А чем все это может кончиться?

– Сперва надо начать…

– А почему у меня такое ощущение, что давно уже начал?

Ее оптимизму не было границ. Его сомнениям тоже. Коул пристально смотрел на дорогу, над которой закручивались пыльные смерчи.

Эви протянула руку и включила радио, найдя радиостанцию, которая передавала кантри-музыку.

– Ой, какие помехи! – удивилась она.

– Наверно, там гроза.

На самом деле ему не хотелось обсуждать качество радиопередачи.

Ей тоже. Эви погладила его по щеке.

– Ты знаешь, а мне начинает нравиться твоя молчаливость.

Он скрипнул зубами – ее прикосновение пробудило в нем чересчур сильные чувства.

– А как же вчера вечером? Ты была очень недовольна.

Вчера они, поужинав, поспешно удалились в свои комнаты, расположенные в разных концах отеля.

– Ну, поцелуй у Миссисипи был куда приятнее, – усмехнулась Эви. – Поцелуй у Миссисипи… Приятно звучит. А вспоминать еще приятнее.

Она снова коснулась его щеки.

«Как же признаться ей в любви? Она ведь его засмеет насмерть!» Коул нахмурился еще сильнее.

Ее голос стал мягче.

– А ты такой романтик ешь? Ты об этом знаешь?

– Я более романтик, чем ты можешь предположить.

– Надеюсь, я это скоро выясню. – И она потянулась к его ноге.

– Попробуй, тронь – и ты узнаешь это прежде, чем мы пересечем границу штата.

Она неохотно отвела руку.

– Я это делаю уже не в первый раз. – Коул вскинул голову.

– Чего-чего?

Эви прикусила губу и положила руки на колени, стиснув их в кулаки.

– Извини. Я зашла чересчур далеко.

– Я же говорю, что это не ты виновата.

– Я, я. Мне это все говорят. Связь должна развиваться медленно, постепенно, а я бросаюсь в нее с головой.

Может быть. Но поверит ли она, что он влюбился в нее с первого взгляда? Она может подумать, что он просто страдал от одиночества до тех пор, как в его жизнь не вошла она. А ведь это не так. Но лишь с тех пор, как Коул увидел ее, для него началась настоящая жизнь.

– Это неважно, – сказал он. – Пусть будет, как ты захочешь.

Эви отвернулась. Ее волосы блеснули на солнце. Она принялась смотреть на пролетающие мимо поля.

– Ну да, ведь никаких обязательных рамок не существует…

– Никакого кодекса любви…

– Ничего… Все прекрасно.

– Так о чем же мы спорим?

– Я боюсь снова ошибиться. Я могу задавить тебя. Начать обращаться с тобой, как с ребенком. Взять все на себя и начать распоряжаться и решать за тебя – все, включая то, нужна ли я тебе, – взволнованно объяснила она.

Впереди, на горизонте, собирались темные тучи.

– Я должна предупредить тебя, Коул. Я имею привычку переигрывать, когда имею дело с мужчинами.

– Ну, пока что я этого не заметил.

– Я хочу, чтобы ты остановил меня, если понадобится. Скажи мне, когда я стану чересчур назойливой.

– А с чего бы это вдруг? – Она развела руками.

– Не знаю. Оно само собой выходит. Мне кажется, что я просто пытаюсь угадывать мысли мужчины, который мне нравится, а, в конце концов, выходит так, что я беру на себя слишком много. Да, вот именно. Я слишком много вкладываю в отношения с мужчинами. – Она вздохнула.

– Никогда бы не подумала, что можно любить слишком сильно, но…

– Можно, – хмуро ответил Коул.

– Значит, ты понимаешь, что я имею в виду?

Коул больше не видел ни дороги, ни туч, что заслоняли горизонт. Он видел горы Монтаны, дом, куда ему так не хотелось возвращаться после школы, женщину, которая любила так сильно, что готова была простить своему мужу все, что угодно…

– А ты? – спросила Эви.

Он недоумевающе, вскинул голову.

– Какие отношения у тебя складывались с женщинами?

Коул пожал плечами.

– Их было не так много, – признался он.

– Слишком мало?

– Я ни с одной не сходился достаточно близко.

– Из-за них или из-за тебя? – допытывалась Эви.

– И все-то тебе надо знать!

– Журналистская привычка. Кто, что, когда, где, с кем…

Коул покосился на нее.

– Просто интересно! – встряхнула она головой.

Женский «интерес» хуже полицейского допроса. Копы, по крайней мере, предупреждают, что ты имеешь право не отвечать на вопросы, и что твои показания могут быть использованы против тебя. А Эви выковырнула его из его раковины, в которой ему было так уютно, и вытянула на свет Божий…

– Больше, чем на несколько дней, меня не хватало, – признался Коул. – Только одна связь тянулась несколько месяцев.

– Наверно, они тебе слишком быстро надоедали, – предположила Эви.

Он пожал плечами.

– А почему с той ты пробыл дольше? – Коул никогда не пробовал сформулировать это словами.

– Она… она не пыталась сократить дистанцию и не требовала слишком многого, – нехотя сказал он.

Мда, объяснил, называется!

Эви смотрела вперед, на небо, но ничего не видела. Она вся обратилась в слух, и тело ее застыло в неподвижности, как воздух снаружи. Она решила использовать метод, испытанный ею при проверке продукции: разобрать наиболее серьезные претензии.

– А почему ты стараешься сохранять дистанцию?

По ветровому стеклу забарабанили первые тяжелые капли.

– Три года я путешествовал автостопом, – сказал Коул. – В девятнадцать лет пошел в армию. Когда отслужил, я решил, что пора осесть и остепениться. Жениться мне так и не удалось. Мы с Кэтти поселились вместе, но оказалось, что я к этому еще не готов.

– Она была огорчена, когда вы расстались?

– Не особенно. Я постарался, чтобы она не очень привязалась ко мне. Наверно, я защищал ее от себя.

– Ты путаешь себя с этим подонком – своим папашей.

Он криво улыбнулся.

– Да, верно. А что можешь вспомнить ты?

– Ну, несколько довольно продолжительных связей. Одна так и не продвинулась дальше совместных походов в кино. Я все надеялась на что-то более серьезное, а он все отговаривался. Не хотел брать на себя каких-то обязательств.

– Мужчина соглашается брать на себя обязательства только тогда, когда готов к этому.

– Возможно, ты прав. Джек женился на своей сотруднице через полтора месяца после того, как мы расстались. Я потом долго удивлялась, как это они успели так быстро все подготовить. Это показывает, какая я дура. У них, наверно, все давно уже было решено. Эви увидела, как он помрачнел.

– Да нет, Коул, я не набиваюсь на жалость. У нас с ним действительно ничего бы не вышло. Но это я теперь понимаю, а тогда…

Коул внезапно сделал ей знак замолчать. Она тихонько вздохнула и затихла. Он шумно перевел дыхание.

– Что такое? – удивленно спросила Эви.

– Помолчи, пожалуйста, – одернул ее Коул.

– А что?

Солнце, клонившееся к западу, ушло в темноту. Коулу вспомнились закаты в горах. Но черная масса на горизонте не могла быть горной цепью. Это Оклахома, а не Монтана. Здесь закаты длятся часами. Коул только теперь заметил, что все вокруг освещено каким-то странным зеленоватым светом. В воздухе висела грязно-бурая хмарь, похожая на смог.

Внезапно плотные тучи расколола яркая ветвистая молния. И по крыше застучал град величиной с голубиное яйцо. Эви испуганно ойкнула.

– Такое впечатление, что едешь в консервной банке! – прокричала она, стараясь перекрыть грохот, и полезла в бардачок за блокнотом.

– Не надо!

Эви удивленно воззрилась на Коула.

– Не время этим заниматься! – пояснил Коул, напряженно глядя вперед.

Эви посмотрела туда же. Гроза поглотила их. По машине хлестали порывы ветра и струи ливня. Коул искал подходящее место, где можно было бы свернуть с дороги и переждать ненастье. Но вокруг простирались плоские равнины Оклахомы, и укрыться было негде.

Эви только теперь увидела то, на что Коул старался не обращать ее внимания. С туч на землю спускался извивающийся, танцующий смерч. Она дернула Коула за рукав.

– Коул, смотри! – Он отмахнулся.

– Молись, чтобы он обошел нас стороной! – Эви вцепилась в его руку.

– Коул!

Он тихонько выругался и свернул на обочину.

– Надо выйти из машины! – крикнул он.

Эви кивнула. Град перестал так же внезапно, как и начался. В машине наступила странная, зловещая тишина. Единственным звуком, нарушавшим ее, было завывание ветра.

Черный смерч извивался гигантской коброй, кружился, как восточная танцовщица, исполняющая танец живота. Он рос, набухал, вздымая клубы пыли и грязи, волоча за собой рваные темно-фиолетовые облака.

– Надо где-то укрыться, – сказал Коул. Голос его был неестественно спокойным. – А то нам не поздоровится.

– А где?

Местность была плоская, как тарелка. Далеко-далеко, в стороне от пути смерча, виднелась одинокая силосная башня. И все.

– Если он поползет сюда, спрячемся в кювете, – распорядился Коул.

– Подождем?

Ждать пришлось недолго. Шум нарастал, превращался в рев, – рев мчащегося паровоза, рык огромного бешеного зверя.

Коул распахнул свою дверцу, выволок наружу Эви. Пригибаясь под порывами ветра, они двинулись к кювету, который казался недостижимой целью.

Коул что-то прокричал насчет того, что надо отойти подальше от машины. Эви обернулась – и зря. Смерч надвигался. Светлый «конквест» раскачивался, как корабль в бурю.

Эви зажмурилась – в глаза летела пыль, – споткнулась, вскрикнула. Земля ушла из-под ног. Коул стащил ее в глубокую канаву, на дне которой был цементный водосток.

Она сунулась было в трубу, идущую под шоссе, но Коул схватил ее за платье и вытащил обратно.

– Куда ты? Ее же затопит! – крикнул он. По водостоку уже сейчас бежал ручеек, достигавший щиколоток.

– А что же делать? – растерялась она.

Он прижал Эви к себе и прислонился к подветренной стороне канавы.

– Надеюсь, обойдется!

Эви уставилась на него с ужасом.

Коул посмотрел в ее расширенные от страха глаза. Дождь хлынул снова. Через несколько секунд они оба промокли насквозь. Но это было неважно. Важно, что в ее глазах светилась вера в него. И Коул понял, что рядом с ним ей ничего не страшно.

Сердце у него дрогнуло. Всю жизнь он убеждал себя, что не хочет, чтобы женщины относились к нему таким образом. Только позавчера он сбежал от этого – там, на берегу Миссисипи. Он избегал этого с шестнадцати лет. Но сейчас Коул был готов отдать все на свете за то, чтобы держать ее в своих объятиях. Нет, он не был героем. Но мог ли он признаться ей, что сейчас он так, же беспомощен, как она сама?

Не мог. И к тому же она все равно не услышала бы его за воем торнадо. Он притянул ее ближе к себе и крепко поцеловал. Ее груди прижались к его крепкой груди, ее ноги сплелись с его ногами. Коулу стало жарко. Больше ему ничего не нужно.

Буря терзала землю, а Коул, забыв обо всем, осыпал поцелуями шею Эви. Он упивался ею, как иссохшая земля первыми каплями долгожданного дождя. Глинистая стенка канавы, к которой прижималась Эви, стала блестящей и скользкой от влаги. Коул зарылся пальцами в глину и прижался к Эви, притискивая к стене ее тело. Сверху хлестала вода. Платье Эви облепило ее тело, рубашка Коула прилипла к груди.

Он почувствовал, как ее руки торопливо расстегивают на нем рубашку. Ее ладони были удивительно горячими по сравнению с холодными струями дождя. Коул же не мог возиться с какими-то пуговицами. Руки у него тряслись, кровь бешено пульсировала в жилах. От желания или от будущей грозы? Он сам этого не знал. Коул знал только, что должен овладеть ею – невзирая на грозу, невзирая на прошлое.

Ее губы страстно ласкали его грудь, зубы покусывали сосок… Коул содрогался от желания. Он тоже хотел ласкать ее. Он схватил край ее юбки и грубо задрал ее вверх. Эви взяла его руку и направила внутрь, к полоске влажного шелка, в сладостную влагу… Одно прикосновение его пальца – и она застонала…

Дальше Коул не помнил ничего, кроме жара, раскатов грома, скользкой глины и желания. Все произошло слишком быстро. Она звала его – без слов, но настойчиво, – умоляла его любить ее… И никакой смерч не мог ему помешать.

Эви наклонила голову. Из душа хлестали струи горячей воды. Она прижалась спиной к холодному скользкому кафелю. Соски набухли и болезненно ныли. Впервые за свою бродячую жизнь Эви не боялась заразиться грибком или еще какой-нибудь дрянью и не думала о том, как соблюдаются гигиенические нормы в этом небольшом мотеле. Она прикрыла глаза, наслаждаясь тем, как хлещет по груди горячая вода.

Но даже прикосновение струй воды возбуждало ее. Стоя в ванной комнате, быстро наполнявшейся паром, Эви обняла себя за плечи и плотно сжала колени. Да, там, в кювете, посреди завывания бури, она отдалась Коулу Крику. Они любили друг друга в грязи, в потоках струящейся воды…

Ей должно было быть страшно. Но она не видела ничего, кроме Коула. Ветер свистел и завывал. Этот вой слышался отовсюду и ниоткуда. Порывы ветра хлестали и секли их струями дождя. Они стояли по колено в воде, которая быстро прибывала.

И Эви неслась по течению. Она дала себе волю – и бросилась в его объятия. Она делала такое, что ей раньше и не снилось. Она расстегнула его джинсы, сунула туда руку, почувствовала, как напряглась его плоть. Его скользкие от глины ладони прошлись по ее бедрам, обхватили ягодицы, приподняли ее… Дождь был холодным, а тела их – горячими. В реве бури Эви так и не услышала, когда порвались ее трусики, и не заметила, куда они исчезли. Она обнаружила, что их нет, только тогда, когда Коул на миг замер и она ощутила у себя между ног его напряженный, горячий член. Ничто не преграждало ему пути – никакого белья, никаких сомнений и колебаний…

Шум воды, льющейся из душа, прервал ее воспоминания. Эви посмотрела на свои руки. Под ногтями залегла черная полоска грязи. А о волосах даже подумать страшно! Эви скрипнула зубами, оторвалась от стенки и встала под душ, чтобы смыть глину с волос.

Она потрясла головой и выплюнула воду. И о чем она только тогда думала?

Обо всем – и ни о чем. Она позволила себе отдаться мгновению. Она цеплялась за Коула, как утопающий за спасательный круг. Она отдала ему все. Все!

Эви застонала. Ну вот, опять тоже самое!

Мыло щипало глаза, словно в наказание. Нет, не то же самое. Она никогда не давала мужчине так много. Что бы она ни говорила себе за последние два года, как бы усердно она ни посещала всяческие курсы психологии общения, она так ничему и не научилась. Она не хотела быть сдержанной в любви. Она жаждала страсти – неудержимой и самозабвенной. Она отдалась бы Коулу даже под страхом смерти!

Но чего хочет он? Эви чувствовала, что он отвечал ей не менее страстно. Она попыталась стереть пятно с бедра и обнаружила, что это не пятно, а синяк. Когда она вспомнила, как Коул вошел в нее, у нее затряслись колени. Тело ее содрогнулось, вновь охваченное желанием.

Потом они долго ехали, молча, пока не добрались до этого мотеля. Но возбуждение так и не улеглось. Буря прошла, а безумие, охватившее Эви, осталось.

Она зажмурилась, повернулась другим боком. Вода заструилась по спине.

Истощив свою страсть, они долго стояли, прислонившись к стенке канавы. Эви не знала, сколько времени прошло с тех пор, как кончилась буря и Коул заговорил.

– Пора ехать, – сказал он.

Эви понятия не имела, какие чувства он испытывает. Она, конечно, могла бы истолковать его молчание как угодно, но совесть запрещала ей делать это. Горький опыт предыдущих связей научил ее не задавать вопросов. Но ей все, же ужасно хотелось узнать…

Коул помог ей подняться, одернул на ней юбку. Лицо у него было мрачное и смущенное. Эви это не удивляло. Песок и грязь налипли на ее бедра, платье выглядело как мокрая тряпка.

Наверху, на дороге, терпеливо дожидался светлый автомобиль.

– Ну что, поблагодарим Детройт? – спросила Эви.

– Запиши в свой блокнот, – посоветовал он.

Но неуклюжие шутки не могли разрядить обстановку. По сравнению с царившей снаружи непогодой, салон «конквеста» показался уютным и знакомым, каким-то домашним.

Коул ехал не торопясь, оставляя за спиной милю за милей. Они проехали через небольшой городок. Город сильно пострадал от торнадо. Повсюду виднелись выбитые окна, сорванные крыши, поваленные столбы и сломанные деревья. Небольшой грузовичок оказался в витрине химчистки, его водитель, застигнутый бурей, видимо, не справился с управлением. Грузовичок лежал на боку, его колеса все еще медленно вращались. Над ним висела покореженная вывеска.

Проехав еще десять миль, они увидели этот вот мотель, стоявший в чистом поле. Коул снял номер – один на двоих, ему было не до того, чтобы думать сейчас о приличиях. В душ он пустил ее первой. Эви направилась прямиком туда, чтобы побыть немного в одиночестве и хоть немного прийти в себя.

И вот теперь, стоя под душем, она, задавалась вопросом, сколько времени понадобится, чтобы все стало так, как было раньше. Этот смерч сокрушил не только маленькие городки. Эви казалось, что ее самое тоже разметало ураганом, снесло все защитные стены, и ее душа оказалась беззащитна перед Коулом.

Эви провела рукой по волосам. Они снова стали мягкими и шелковистыми. Она снова прислонилась спиной к кафельной стенке. Но нельзя, же стоять так вечно!

Коул нетерпеливо постучал в дверь ванной.

Эви затаила дыхание.

– Эй, ты там жива? – раздался его обеспокоенный голос.

Эви зажала себе рот ладонью, чтобы сдержать смешок, который грозил закончиться истерикой. Они только что любили друг друга в грязи, под дождем, и над ними завывал торнадо. Нет, она, конечно, жива, но…

8

Коул вернулся к кровати. Он просидел на ней двадцать минут, уронив голову на руки и размышляя, какой бес его попутал. Он увидел на покрывале грязное пятно. Как это он не догадался подстелить полотенце!

И не только об этом он не подумал. А презервативы? А здравый смысл?

Их тела сплелись, и смерч рыл землю, словно разъяренный бык, и Коул не мог думать ни о чем, кроме ее любви. Он вонзился в нее и напирал так сильно, что их извивающиеся тела вдавились в глину. Коул боялся потерять ее, но еще больше он боялся никогда не узнать ее, упустить случай дать ей понять, что он почувствовал, впервые увидев ее, – что он чувствовал до сих пор. Буря как бы воплотила в себе его чувства, дала им волю. И Коул уже не мог сдержать себя.

Он поморщился и подошел к двери. Он очень надеялся, что Эви не слышала, как он крикнул «Я люблю тебя!» Он выкрикнул это в тот миг, когда налетел смерч. Он простонал это, входя в нее. Он едва слышал сам себя за адскими завываниями бури. Слышала ли она его? Ему показалось, что ее глаза говорили, что она чувствует то же самое, – но, быть может, он ошибся?

«Может, мне все это приснилось?» – спросил он себя, потер лоб и хмуро уставился в зеркало, висевшее у двери.

После того поцелуя в Додж-Сити все неотвратимо шло к этому. В машине царила напряженная атмосфера. Если бы существовал прибор, измеряющий мужское желание, его бы наверняка зашкалило.

Он как мог сдерживал себя. У него едва хватало силы воли на то, чтобы вести машину. Он трепался, старался показать ей, что на уме у него не только это, рассказывал о своих бывших любовницах – короче, общался. Он где-то читал, что женщины ждут в первую очередь именно этого. Он хотел дать ей понять, что он не какой-нибудь неандерталец, который только и думает, как бы завалить бабу в койку.

«Признайся честно, ты ведь боялся!» – снова обратился он к себе.

Коул сумрачно оглядел комнату. Он ведь так гнал машину именно потому, что не хотел овладеть Эви где-нибудь в дешевом номере мотеля! Он хотел попасть в Амарилло. Воображал себе роскошный номер для новобрачных, тихую музыку, ванну на двоих… Такое место, где мужчина может сказать женщине, что безумно любит ее, и, даже если он не найдет достойных слов, обстановка доскажет за него остальное. Шампанское, розы, ужин при свечах…

А вместо этого он вывалял ее в грязи и привез в эту дыру отмываться. Чего ж удивляться, что она не торопится выходить? Может, она давно вылезла в окно и побежала разыскивать ближайшую патрульную машину…

Шум воды стих. Коул ждал. Не успела Эви открыть дверь, как легкие Коула наполнились паром – горячим, клубящимся, душным паром.

Эви закуталась в полотенце, повязав его выше грудей, и набросила другое полотенце себе на плечи. Она на цыпочках подошла к кровати.

– Твоя очередь! – весело сказала она. Но в глаза ему не посмотрела.

Она протиснулась в узкое пространство между кроватью и стеной и придвинула к себе свой чемодан. Откинутая крышка заслонила ее от Коула, словно щит.

Коул указал на ведерко со льдом, в котором остужались две банки «Доктора Пеппера». Да, это тебе, конечно, не «Вдова Клико»…

– Я притащил твою сумку, – сказал он, неизвестно зачем.

– Спасибо. – Эви рылась в косметичке в поисках расчески. – Это очень кстати. Мне понадобится чистая одежда.

Она хочет сказать, что это все из-за него?

«Нуда, а то из-за кого же?»

Он удалился в ванную и захлопнул за собой дверь. Содрал с себя мокрую рубашку и изо всех сил шмякнул ею об стенку. Но это его не успокоило. Рубашка плюхнулась на пол, оставив на стене еще один грязный след.

Коул рывком открыл кран и выругался сквозь зубы. Разве так следует обращаться с женщиной, которую любишь? Захватил ее врасплох, поставил в такое положение, когда она не могла отказаться…

А теперь заметил, что она не смотрит ему в глаза, и смылся, как последний трус.

Когда Эви потом лежала в его объятиях, она ему ничего не сказала. И потом, сидя рядом с ним в своем промокшем, изодранном платье, она молчала. На протяжении целых десяти миль она не сказала ни единого слова!

А теперь сидит на кровати и дрожит. Что могло бы быть – и что произошло! Разумеется, она обиделась. Надо было сказать хоть что-нибудь. Спросить, как она…

Его болтушка Эви молчит как рыба! Какой еще ответ ему нужен?

Он выключил горячую воду и встал под ледяной душ, чтобы наказать себя. Торнадо. Ха! Вот в голове у него действительно словно пронесся торнадо. Хуже всего не дурацкие обстоятельства, в которых они занимались любовью, не грязь и не дождь. Хуже всего то, что он уже не сможет отшутиться. Она слышала, как он сказал «Я люблю тебя». И дала ему понять, что не нуждается в его любви.

Когда дверь ванной открылась, Эви скрестила ноги. До этого она сидела на кровати, вытянув ноги, прислонившись к спинке. Из душа она вылезла красная как рак, но сейчас ее кожа успела приобрести нормальный оттенок. Колени торчали из-под шорт, рубашка, похожая на мужскую, была целомудренно застегнута до самого верха. Эви то подвертывала, то отворачивала манжеты, нервно оправляла воротник, застегивала и снова расстегивала верхние пуговицы. «Любит – не любит?»

Он появился, как раз когда она расстегнула две верхние пуговицы. Деваться было некуда. Она принялась теребить уголок воротника, уставившись на свои голые коленки.

– Ты в порядке?

Она пошевелила пальцами в гольфах и теннисных туфлях.

– Я потеряла босоножки.

– Извини.

Как она ненавидит этот тон! Эви скрестила руки на груди, чтобы не было заметно, как они дрожат, и уставилась на Коула. Она не хотела, чтобы он извинялся. То, что произошло между ними, было… невероятно! Восхитительно! Но, если сказать это вслух, это прозвучит пошло…

Он подошел к зеркалу у двери и встал перед ним – плечи ссутулились, голова опущена, джинсы еле держатся на узких бедрах. Эви посмотрела на его обнаженную спину, и щеки у нее вспыхнули: она увидела тонкие царапины, оставленные ее ногтями.

Да, в пылу страсти Коул говорил, что любит ее. Но сейчас он повернулся к ней спиной – буквально! Эви очень хотелось бы верить, что то, что он выкрикнул, перекрывая рев торнадо, было правдой. Но она не была столь наивна. Он сделал это потому, что думал, что ей хочется это услышать. Возможно, он даже был искренним. В тот момент. Но ее реакция отпугнула его: ее беззаветная, безоглядная страсть. Ее потребность любить кого-то.

Любить его. Эви чувствовала себя оскорбленной его молчаливым пренебрежением, слезы наворачивались на глаза, но она все, же жаждала коснуться его, заставить расправить плечи, дать ему понять, что она вовсе не собирается заставить его расплачиваться за свои опрометчивые слова.

– Подумаешь, босоножки! – небрежно сказала она.

– Да нет, за то, что все так вышло. Я не хотел…

– Не надо. Не извиняйся.

Эви застегнула воротник. Ладони у нее вспотели.

– Я уже не маленькая, не первый день живу на свете. Мало ли что бывает!

И все мужчины боятся, что их поймают на крючок из-за такой вот случайной связи, которая в какой-то момент выйдет за рамки простого любовного приключения.

– Не беспокойся на этот счет. Мы оба взрослые люди. Просто мы оба потеряли голову…

Коул достал из спортивной сумки бритвенный прибор. Нашел расческу и привел в порядок свои влажные волосы.

– Я ничего от тебя не требую, Коул! Честное слово!

Расческа выпала из его рук.

– Так, значит, ты не считаешь меня сукиным сыном, который воспользовался твоей слабостью? – недоверчиво спросил он.

– Да что ты, Коул!

– Но ведь ты просто не могла отказать мне…

– А ты уверен, что я хотела тебе отказать?

– Была буря, тебе просто некуда было деваться…

И он напряженно застыл, ожидая ответа. Эви видела, как он напрягся.

– Ас чего ты взял, что мне этого хотелось?

– Женщина всегда должна иметь возможность отказаться…

– Глупости. Насколько я знаю, обычно отказываются не женщины, а мужчины, – возразила она.

Он повернулся к ней лицом:

– Эви, я не хотел сказать ничего такого… – Она жестом остановила его.

– А я ничего такого и не думала. Но, ты знаешь, нет нужды раздувать угасшие угли…

– Ну, если ты так считаешь…

Эви хотела задать вопрос напрямик, не страшилась ответа, который может услышать. Любит ли он ее? Но сейчас у нее не хватало мужества.

Она спустила ноги на пол и взбила подушку.

– Насколько я помню, перед тем как налетел смерч, мы обсуждали вопрос, почему все наши предыдущие связи оканчивались ничем.

– Насколько помню я, мы направлялись к ближайшему мотелю. – Коул схватил бритву, не зная, что ему делать: то ли бриться, то ли собрать вещички и поскорее убраться отсюда. – Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, дело было не в грозе.

Эви вскинула голову.

– Я же предупреждала тебя, что имею обыкновение без оглядки вешаться на шею мужчинам. Я просто хотела дать тебе понять, что не стоит беспокоиться из-за того, что было между нами.

Коул сунул бритву в коробку. Противно скрипнула «молния».

– Отлично!

– Нет ничего удивительного, что мы зашли дальше, чем собирались. Это не должно иметь никаких последствий, если мы оба не захотим…

«Даже если я признался, что люблю ее?» – с горечью подумал Коул. Ну, да, конечно. Он был прав. Ей это не нужно.

Раздался стук в дверь. Они оба вздрогнули. Коул подошел к двери и отпер ее. В дверях появилась пожилая женщина, которая, видимо, занимала здесь должность администратора.

– Мистер и миссис Крик? – уточнила она. Коул не счел нужным поправлять ее.

– Да. В чем дело?

– Вы извините, мне очень неудобно, но из-за урагана несколько семей остались без крова. Слава Богу, все живы, но фургоны, где они жили, оказались повреждены. Я так поняла, что вы не собирались тут ночевать…

– Мы уже готовы. Минут через десять мы освободим номер.

– Я вам очень признательна. Вам еще повезло…

«Ой, повезло ли?» – подумала Эви. Судя по тому, как не терпится Коулу выбраться отсюда, они потеряли все…

По дороге в Амарилло оба молчали. Хозяйка мотеля дала им пару старых полотенец, чтобы застелить мокрые сиденья. Эви сидела на месте пассажира. Она любила вести машину, когда хотела подумать. А сейчас ей хотелось свернуться клубочком и смотреть на Коула, пристально следившего за дорогой.

Уже темнело, но лицо Коула было освещено светом приборной доски. На шее у него билась жилка.

Эви не кривила душой, когда говорила Коулу, что не станет ловить его на слове. Но здесь было одно маленькое «но». Похоже, она действительно всерьез влюбилась в него.

Она боролась с этим, как могла. Коул конечно, очень хорош собой. Но перед этим она могла бы устоять. Но его ранимость в сочетании с сильным характером и неколебимое чувство чести… Как можно было не влюбиться в такого человека? И даже то, что они только что занимались любовью, не разрядило обстановки.

Эви вздохнула, откинулась на спинку сиденья и прикрыла веки. А что, если он действительно любит ее? В ее душе затеплился слабый огонек надежды. Может быть, он ждет ее ответа? Может, на этот раз она была слишком осторожна?

Нет, надо набраться мужества и задать вопрос напрямик. Лучше знать наверняка, чем терзаться догадками.

Стоп. Где-то она это уже слышала. Ах, ну да. Как раз перед тем, как порвать с Джеком. И с Биллом тоже. Каждый раз, как она встречалась с таким вот нерешительным мужчиной и решалась задать вопрос напрямик, оправдывались ее худшие опасения. Как хорошо было ничего не знать! Однако, к сожалению, правда всегда, в конце концов, вылезала наружу… «Нет, все же надо спросить!» Эви открыла рот. Коул обернулся к ней, так, словно ждал этого, словно ловил каждое ее движение.

Слова замерли у нее на губах. Нет. Не сегодня. Им и так пришлось перенести слишком много. Его ковбойская шляпа все еще валялась на заднем сиденье. В ее ушах все еще звучал рев торнадо. Ее тело еще трепетало после любовных ласк. Ее нетерпеливому, пылкому сердцу на этот раз хватило мудрости выждать.

«Но в мотеле он зарегистрировал нас как супружескую пару!» – нашептывал ей голос, внушая надежду.

Да, и съехал оттуда при первой же возможности.

«Но ведь эти семьи действительно нуждались в жилье сильнее нас!»

Эви позавидовала этим бездомным семьям, потому что они, несмотря ни на что, имеют возможность быть вместе! Нет, с ней явно не все в порядке. И все равно Эви было больно от того, что Коул не хочет провести эту ночь с нею. Он так мчится в этот Амарилло, словно этой бури вовсе не было!

Когда Эви проснулась, было уже совсем темно. Они проезжали городские окраины: гаражи, бары, ремонтные мастерские, мексиканские ресторанчики.

Коул включил радио. Эви услышала мужской и женский голоса и поняла, что это передача «Вечерний Остин», та самая, которую они слушали тогда, в первый вечер их путешествия. И снова выступала эта Фиона Александер, женщина-экстрасенс.

Эви протянула руку и выключила радио. Коул удивленно посмотрел на нее. Эви смотрела на неоновые огни вдоль дороги. Ей только и не хватает экстрасенса, который будет давать советы, как заставить мужчину решиться на серьезный шаг… Нет, Коул просто не хочет связывать себя. Он же сам ей рассказывал. Как раз перед тем, как они занимались любовью. Предупреждение было вполне своевременное. И ей хватит ума воспользоваться им.

– Гостиница «Холидэй»? – предложил Коул.

– Сойдет.

Коул показал ей расценки, опубликованные в рекламном буклете.

– Там есть номера по тридцать долларов за ночь.

– Ну, вот и хорошо.

Номера, разумеется, отдельные. И она всю ночь будет пялиться в потолок. Ничего, зато будет время обо всем хорошенько подумать.

– Завтра рано вставать не обязательно. Мне надо записать эту историю со смерчем. «Десять необходимых предосторожностей для тех, кто застигнут бурей».

Коул начал загибать пальцы.

– Во-первых, найти убежище. – Она нашла его – в его объятиях!

– Во-вторых, остерегаться наводнений… – А как быть тем, кого захлестнули эмоции? Он посмотрел в зеркало заднего обзора, затем невольно перевел взгляд на ее ноги. Эви разжала стиснутые кулаки.

– В общем, ты меня завтра рано не буди. Спешить нам некуда.

Нет, есть куда! Коул это понял в тот момент, когда Эви принялась уныло смотреть в окно. Им надо найти место, где можно спокойно поговорить. А если разговоры не помогут, помогут ласки. Значит, им нужна комната, а не машина.

Поэтому он остановился у первого же отеля, который показался ему подходящим, надеясь, что Эви, которая почти засыпала, не заметив, что он переменил первоначальные намерения. Когда он въехал на стоянку и выключил мотор, Эви вздрогнула и проснулась.

– Что, уже приехали?

– Там мест нет.

Эви посмотрела на вздымавшийся перед ними небоскреб.

– Это же, наверно, самая дорогая гостиница в городе!

– А вот я сейчас проверю. А ты сиди. Ты устала.

– Но это моя работа!

– Вместо этого ты напишешь статью о торнадо. По крайней мере, выспишься, как следует.

Эви махнула рукой. Она слишком устала, чтобы спорить.

Через четверть часа Коул вышел из лифта на десятом этаже, подождал, пока коридорный откроет дверь, внес в номер вещи Эви и поставил их у ее кровати. Потом снял с плеча свою спортивную сумку и бросил ее у двери.

Эви полезла в кошелек за чаевыми.

– Не надо, у меня есть, – сказал Коул.

Он сунул пятерку в руку коридорному и вежливо, но настойчиво выпроводил его за дверь. И сам вышел следом.

Будь это несколько дней назад, Эви прислушивалась бы к его шагам, пытаясь угадать, в каком он номере. И, ложась спать, представляла бы себе, как он лежит в другой кровати, в точно такой же комнате. Она представляла себе его обнаженную грудь, то, как он лежит, закинув руки под голову и смотрит в потолок – так же, как она.

Но теперь ей уже не было нужды представлять себе его тело. А что до всяких милых пустячков – сегодня он сказал ей такое, что превосходило ее самые смелые фантазии. Если только он действительно думал то, что сказал.

Она была слишком измотана. Сейчас ей от этих мыслей хотелось плакать.

– Эй, с тобой все в порядке?

Эви шмыгнула носом и полезла в косметичку за носовым платком.

– День был тяжелый. И потом, я, кажется, простыла. Стоять под дождем все-таки не полезно.

– А лежать – тем более.

Она попыталась рассмеяться, но смех вышел неубедительным. Он стоял в ногах кровати, уперев руки в бока. Рубашка натянулась у него на груди. Если она не прикоснется к нему, она умрет от тоски…

– Эви…

Она махнула платком.

– Если хочешь идти – иди. У тебя тоже был тяжелый день.

Он глубоко вздохнул и медленно выпустил из легких воздух.

– Раздевайся.

Эви удивленно подняла брови – с таким трудом, словно это была штанга.

– В смысле?

Коул подошел к кровати и сдернул покрывало. Потом бросил на стул ее чемодан и открыл его.

– Ночнушка у тебя есть?

И принялся рыться в ее белье. Во все стороны полетели трусики и колготки. Эви знала, что ей следовало бы возмутиться… Рассердиться… Но она просто остолбенела. И ей никак не удавалось изобразить достойное негодование.

– Вот, – Коул вытянул мятую ночную рубашку. – Надевай.

И зачем только она ее положила? В его руках сорочка казалась кукольным платьицем.

– Я надеваю ее только в дороге. – Коул хмыкнул.

– Дома я обычно сплю голой.

Он сердито посмотрел на нее. В чем дело? Почему она должна делать вид, что он не видел ее голой? И что они вовсе не занимались любовью в самых необычных обстоятельствах? Делать вид, что ничего не случилось, – это не выход! Им еще целых три недели ехать вместе.

Она расстегнула шорты, спустила их на пол и отбросила ногой в угол. Расстегнула третью пуговицу на рубашке, потом четвертую… Повернулась к Коулу спиной и стянула ее через голову. Потом сразу натянула ночную рубашку. Все, что успел увидеть Коул, – это ее зад, обтянутый крошечными трусиками.

Но тут она заметила, что Коул смотрит в зеркало, висящее наискосок.

Она поспешно откинула одеяло, легла на кровать и натянула одеяло до подмышек.

Коул что-то положил на ночной столик.

– Приемник мне не понадобится. Я ложусь спать.

– Ладно.

Он положил ключи от машины рядом с пепельницей.

– Когда будешь выходить, можешь погасить свет.

– Сейчас, – ответил Коул, продолжая выгружать содержимое своих карманов. Он выложил на стол часы и кучку мелочи.

– Ты что делаешь? – удивленно воскликнула Эви.

– Ложусь спать. – Эви разинула рот.

– Ты что, хочешь сказать, что у нас один номер на двоих?

– Именно так.

– Что, в городе большое родео? Или какая-нибудь международная конференция?

– Понятия не имею. Просто я заказал только один номер.

Сердце у Эви подпрыгнуло. Он поймал ее, словно бычка лассо!

Коул снял рубашку, снял джинсы, повесил их на спинку стула. Раздевшись донага и с таким видом, словно так и должно быть, он подошел к двери и выключил свет.

Эви слышала, как он запирал дверь. Потом шаги по ковру. Коул отдернул занавески, и комната осветилась светом уличных огней.

– Чтобы видно было, – пояснил Коул. Эви смотрела на его силуэт. В темноте он казался огромным, почти угрожающим.

– Я не могу спать, когда так светло! Коул послушно задернул занавески.

Так было еще хуже. В темноте все звуки казались громче. Вдобавок у нее шумело в ушах. Эви прислушалась. Рядом слышалось короткое, отрывистое дыхание. Чье – его или ее собственное? Она и сама этого не знала.

– Нет, я передумала. Отдерни занавеску. – Он остановился в нескольких дюймах от постели.

– Ну, пожалуйста!

И Эви замерла в ожидании. Занавеска снова отдернулась.

– Так лучше?

– Вроде да…

Матрас прогнулся – Коул лег рядом. Оба лежали неподвижно и молчали.

– Эви…

– Коул, пожалуйста…

– Что «пожалуйста»?

Эви зажмурилась. Если бы Коул действительно любил ее, он не стал бы разговаривать таким нерешительным тоном!

– Я не хочу думать об этом. Только не сейчас! Я и так слишком много думаю. А сейчас – не время. И не место.

Коул фыркнул.

– Ну, если сейчас не время…

– Коул, пожалуйста!

Наступило долгое молчание. В тишине слышалось лишь тиканье его дорожного будильника.

– Мне уйти?

– Не надо! – ответила Эви, не успев подумать, стоит ли это говорить. Слово – не воробей…

Темнота окутывала их, как материнское чрево. Их голоса растворялись во тьме.

– Ты на меня не сердишься за сегодняшнее? – спросил Коул.

– Что, разве это ты устроил этот смерч? – со смешком произнесла Эви.

– Но мы занимались любовью. В грязи, под дождем…

– А ты слышал, чтобы я на что-то жаловалась?

– Я вообще ничего не слышал. Ты же все время молчишь… – И Коул снова умолк.

Надо ли говорить ему, что слышала она!

Его рука коснулась ее руки, пальцы их сплелись. Другая его рука коснулась ее бедра. Через несколько мгновений он выпустил пальцы Эви и принялся гладить ее предплечье. Потом повернулся на бок, нашел на ощупь нежную шею, погладил ее. Потом нащупал под рубашкой ее грудь…

– Не будем говорить об этом сегодня, – прошептал он.

На нее нахлынула сладкая печаль. Она опять совершает чудовищную ошибку – отдается мужчине, так и не набравшись мужества поговорить с ним начистоту. А ведь, может быть, он ее совсем не любит! Она отдается ему, не думая, что ждет ее впереди, более беззащитная, чем когда бы то ни было…

Эви потянулась к нему. Ее маленькая, прохладная рука коснулась его бицепса. Она сдавила его мускулы, удивляясь их силе. Бицепс был напряжен и слегка дернулся у нее под пальцами.

– Что, демонстрируешь силу?

Коул услышал по ее голосу, что она улыбается, и мгновенно расслабился. Он придвинулся ближе, прижался к ее бедру, коснулся губами ее губ.

– Сегодня я вел себя не самым лучшим образом…

Она рассмеялась глубоким грудным смехом.

– Это было замечательно! Так хорошо мне не было ни с кем и никогда!

9

Эви снилось, что они едут по шоссе. Шумит дорога, машина вибрирует… И она вся до кончиков пальцев наполнена восхитительным ощущением сексуального удовлетворения. Ее рука сжимает гладкую, полированную рукоятку тормоза, в открытое окно врывается свежий ветер, волосы у нее развеваются, лицо горит, сердце колотится…

Она открыла глаза. Оказывается, это Коул дул ей в щеку перед тем, как поцеловать.

– Привет!

Эви застонала. Коул был уже одет. Солнце ярко светило в окно.

Она заслонилась рукой от солнечных лучей.

– Убирайся!

– Вчера вечером ты этого не говорила…

Она не нуждалась в том, чтобы Коул напоминал ей об этом. Они больше не говорили о любви. Зато делали все остальное.

– Ты что, собрался меня шантажировать?

Коул рассмеялся смешком удовлетворенного самца и отошел. Эви захотелось запустить в него подушкой. Но ее охватила приятная лень, и она, казалось, не могла пошевелить пальцем.

Всю ночь они занимались любовью – нежно, не спеша. Это были мягкие ласки, подчинявшиеся медленному ритму. Коул снова и снова целовал ее, показывая ей свое искусство в любви, которого не успел продемонстрировать тогда, во время бури.

Эви сонно улыбнулась, вспоминая об этом. Она никогда не думала, что Коул может быть так нежен. Но в этой нежности все равно чувствовалось нетерпение, сдержанная, но горячая страсть. Она вспомнила кульминацию этих длительных объятий, и по ее телу прошла сладкая судорога. Она перевернулась на бок, уткнулась носом в подушку и вдохнула крепкий мужской запах Коула.

– Завтрак, мэм!

Эви приоткрыла один глаз. Перед носом у нее очутился поднос с завтраком. Она ощутила аппетитный запах яичницы с беконом. Эви перевернулась на живот и приподнялась на локтях.

– Как? Уже?

– Оладьи, сок, тосты, яичница. Чего желаете?

Прежде всего, она хотела Коула Крика, и желательно в голом виде. Эви откинула со лба прядь волос, которая лезла ей в глаза.

– Слушай, принеси халат, пожалуйста.

– В ванной, кажется, висит халат. Сейчас принесу.

Она села в кровати, поставила поднос себе на колени и улыбнулась при виде еще одного сюрприза, о котором Коул не упомянул: алой розы в высокой вазочке.

Он принес ей махровый халат и уселся на кровать в ногах. Включил телевизор и принялся переключать программы, ища прогноз погоды.

– Куда моей госпоже будет угодно направиться сегодня? – с видом покорного слуги поинтересовался он.

– На запад, молодой человек!

– В Нью-Мексико?

– Да, а потом в Аризону. Я хочу посмотреть на Большой Каньон.

– К тому времени, как мы туда доберемся, уже стемнеет. Я не думаю, что его подсвечивают…

– Ну, задержимся на денек. К тому же… – Эви стерла с губы приставшее масло и порозовела, увидев, как Коул невольно облизнул губы в ответ. – К тому же мне еще надо напечатать статью про смерч. Если в журнале подсуетятся, они успеют разрекламировать ее к тому времени, как выйдет очередной номер.

Коул понял намек и передал ей портативный компьютер.

– Дело, конечно, прежде всего!

– Ты хочешь сказать, что я только и умею, что работать? – обиделась Эви.

– Ну, что ты! Ты умеешь и многое другое. Вчера я в этом убедился, – поспешил успокоить ее Коул.

Он потянулся к ней. Теперь он уже сам стер полоску джема с ее нижней губы. Она машинально высунула язык и коснулась мозолистого пальца Коула.

Эви решила отложить работу еще на час, и завтрак успел остыть…

Выйдя из душа, она обнаружила, что Коул стоит посреди комнаты и переодевается.

– Ну как тебе тренажерный зал?

– Великолепно! Я еще никогда не был в такой отличной форме! – бодро воскликнул он.

– Мужские гормоны творят чудеса!

Коул согнул руку и напряг бицепс, упершись лбом в кулак, приняв позу профессионального культуриста.

– Ну, как?

– Великолепно! Вылитый Арнольд. Это надо было бы сфотографировать.

– Как твоя статья?

– Продвигается.

– Так же удачно, как мы? – вкрадчиво спросил он.

Эви вздрогнула. Коул подошел к ней сзади и положил руки ей на плечи. Он распахнул ее халат и принялся мягко покусывать ее плечи и шею.

– Я тебя не напугал?

– Это было даже приятно… – пролепетала Эви. Поразительно, как его близость действует на нее! И почему это она тает от одного прикосновения его губ?

Она завела руку назад и взъерошила волосы Коула, наслаждаясь его лаской. Под кожей вспыхнул огонек, растекся по груди, потом спустился ниже, к животу, к горячему местечку между ног. Эви наслаждалась этим медленно расползающимся жаром.

Внезапно Коул замер, держа ее за плечи.

– В чем дело? – томно спросила Эви.

Коул ничего не ответил. Восхитительное ощущение ослабело.

– Коул!

– Неужели это дело моих рук?

Голос у него был какой-то испуганный. Это заставило Эви обернуться. Коул уронил руки и растерянно смотрел на ее нежную кожу, местами усеянную синяками. Эви подняла халат, набросила его себе на плечи и с опаской подошла к зеркалу. На груди и на плечах у нее красовалась россыпь мелких синяков.

Эви поспешно прикрыла их рукой, как будто это могло заставить Коула забыть об этом зрелище.

– Я сделал тебе больно…

– Это, наверно, во время бури. Похоже, мы немного забылись…

– Почему «мы»?

– Коул, мне не было больно.

Он с силой отвел ее руку и развернул Эви к зеркалу.

– Посмотри, ты же вся в синяках!

– Но это, же от поцелуев…

Он сдернул халат с ее плеч – грубовато, злясь не на нее, а на самого себя.

– А это что, на руке? А где еще? Большущий синяк красовался у нее на бедре, но это от камня, который выступил на склоне, размытом дождем. Коул вовсе не собирался толкать ее на этот камень – это вышло нечаянно. Коул же не знал, что он там торчит… Ну, да, ну, синяки…

– Ты ведь не нарочно…

Его ледяной взгляд мог бы остудить и кипящую лаву.

– Где-то я это уже слышал…

– Коул!

Он отошел к кровати и принялся, как попало запихивать свои вещи в сумку.

– Терпеть не могу, когда женщины страдают во имя любви!

– Да знаю, знаю. Но одно дело – нарочно ударить женщину, а другое дело – любовная игра…

– «Он не нарочно!» – саркастически повторил Коул. – «Это вышло случайно!» «Он просто не мог сдержаться!»

– Прекрати!

Коул рывком застегнул набитую сумку.

– Нам пора ехать.

– Мы никуда не поедем, пока не разберемся с этим.

– Тогда мы застрянем в Амарилло очень надолго, Эви. Это старая история, за несколько дней с нею не разберешься…

* * *

Странно, что больнее всего задевают какие-то мелочи. Эви ехала на запад, к границе между Техасом и Нью-Мексико, и мучилась оттого, что для Коула история их отношений – это, оказывается, всего лишь «несколько дней». А для Эви это была целая эпоха в ее жизни, и она знала, что память об этом сохранится в ее душе надолго, гораздо дольше, чем понадобится времени на то, чтобы зажили эти несчастные синяки.

И еще странно, насколько по-разному люди воспринимают одни и те же явления. Она ведь тоже видела эти синяки, когда принимала душ. Но для нее это было сладостное напоминание о ласках Коула, как бы символ пылкой страсти, страсти, которой до сих пор Эви никогда не испытывала. А для Коула это было мрачное напоминание о прошлом.

Как только они пересекли границу штата, спор вспыхнул с новой силой.

– У меня просто такая нежная кожа! – заявила Эви уверенным тоном.

– Не смей оправдываться! – воскликнул Коул.

Эви поразило, с какой горячностью Коул бросился защищать ее – от нее же самой. Она сбавила тон.

– Коул, пойми, синяки у меня появляются даже от пристального взгляда. Обычно я даже не помню, где я успела посадить себе синяк.

– На этот раз это было по моей вине, – упрямо твердил он.

– Но больше это не повторится? Ты это имел в виду?

– Только не говори, что ты любишь, когда тебе делают больно!

Эви еще никогда не встречала мужчины с такой уязвимой совестью! Он решительно во всем винит себя и только себя. Ну что ему можно возразить?

– Но это, же ты любя!

– Ну да, конечно. Скажи «люблю» и можешь делать все, что угодно, так, что ли? – вскипел Коул.

– Но ведь ты что-то говорил о том, что любишь…

Коул пронзил Эви яростным взглядом.

– Тот, кто действительно любит, никогда не причинит боли любимому человеку.

– Мысль замечательная. Но действительности она не соответствует.

– Ну да, конечно. Это любимый девиз моей матушки. Она всегда говорила, что это не папаша ее бьет, а некая его часть, которая от него самого не зависит. Как будто папаша не ведал, что творят его кулаки!

– Но ты, же не твой папаша! – Эви уже начала терять терпение. – Ты что думаешь, я стала бы связываться с тобой, если бы ты был таким же, как он?

– Надо же, как ты меня защищаешь!

– Я просто умею отделять одно от другого.

– Да, но только не в любви.

Это задело Эви. А может быть, Коул прав? Она ведь действительно имела привычку находить оправдания мужчинам: почему он не позвонил, почему не пришел на свидание, почему отказывается встречаться… Быть может, и с Коулом у нее то же самое?

– Я никогда не мирилась с насилием, – возразила она.

– Мирилась, Эви. Пойми, ты же вся пятнистая, как леопард!

Эви вышла из себя. Она расстегнула блузку одной рукой, другой продолжая вести машину. Стянула блузку с правого плеча и наклонилась вперед, чтобы видеть себя в зеркале.

– Посмотри хорошенько! Разве же это следы насилия? Это ведь следы поцелуев!

Позади раздался гудок. Эви от неожиданности чуть не съехала в кювет. Она смотрела в зеркало на себя и не заметила догоняющего их грузовика.

Эви поспешно обернулась. Водитель грузовика понимающе подмигнул ей и сделал знак – раздевайся, мол, дальше.

Коул перегнулся через Эви и показал шоферу выразительный жест. Тот ответил залпом непечатных слов и промчался мимо, осыпав «конквест» градом мелких камушков.

Эви снова взялась за руль, натягивая блузку на плечо.

– Кобель, – пробормотала она сквозь зубы.

– Вот и я говорю – кобель.

– Да я же не о тебе!

– А какая между нами разница?

Судя по его мрачному лицу, Коул с самого Амарилло обзывал себя всякими нехорошими словами, и «кобель» среди них было, вероятно, самым легким.

– Я не хочу, чтобы ты обвинял себя в том, что произошло между нами!

– Великолепно! Значит, ты собираешься отвечать за мои поступки? Значит, я могу и дальше продолжать в том же духе?

– Коул, у тебя что, мания на этой почве? Ты – не твой отец. Тебе давно пора это понять. Скажи, ты хоть раз в жизни ударил женщину?

Коул ответил не сразу. По спине у Эви отчего-то поползли мурашки.

– Ну? – Эви уже не казалось, что она лезет не в свое дело. Между ними было слишком многое, чтобы прятаться за вежливыми, ничего не значащими фразами. – Я имею право знать!

– Мне случалось бить мужчин.

– Когда?

– Двух парней, которые подобрали меня, когда я путешествовал автостопом. Пьяницу на стоянке грузовиков. – Он помолчал. – Однажды я ударил своего старика.

– Но женщин ты не бил?

– Нет.

– Так в чем же дело? – в недоумении воскликнула Эви.

– В тебе.

* * *

Эви возобновила этот разговор только после ужина. Она боялась сделать из этой фразы чересчур далеко идущие выводы. Но все же… Неужели Коул относится к ней так же, как она относится к нему? Возможно ли это? Она боялась выказывать свои чувства – а вдруг они снова выйдут из-под контроля, как бывало с ней раньше? Она не хотела снова воображать себе нежные чувства там, где их нет и в помине. Они сидели в тихом ресторанчике в Альбукерке. Окна ресторанчика выходили на Рио-Гранде. Эви попыталась завести разговор об их сегодняшнем путешествии.

– Я и не подозревала, что пустыня может быть такой красивой! И все-таки не понимаю, как люди могут жить без деревьев! Как ты думаешь, кактус может считаться за дерево?

– Чего?

– Коул, ты просто блестящий собеседник! – с сарказмом воскликнула она.

Он потер рукой лоб.

– Да нет, я тебя слышал. Пустыня хороша, когда едешь по ней в машине с кондиционером и с полным баком горючего.

– А ты что, ходил через пустыню пешком?

– Ага. Да еще летом, в самую жару. Не слишком удачная мысль!

Эви взяла в руки графин.

– Еще воды?

– Ты прямо читаешь мои мысли! – усмехнулся Коул.

– Я просто представила себе: запекшиеся губы, вьющиеся над головой стервятники, побелевшие кости…

– Ну да, что-то в этом роде. Я парень из Монтаны, страны горных козлов. Что я мог знать о пустынях? – Коул осушил кружку пива и задумчиво посмотрел на Эви. – Я все надеялся, что вот-вот найду оазис.

– Ну и как, нашел?

Коул посмотрел на нее так, словно сама Эви была оазисом, озером чистой, прохладной воды, способной утолить многолетнюю жажду.

Эви откинула назад волосы, которые лезли ей в глаза, но невесомая прядь снова упала ей на лоб.

– Расскажи…

– О чем? О том, как я сбежал из дому?

– О жизни на дороге.

– Это другой мир. Совсем другой. Идешь один. Сам по себе. И вокруг – только небо. Небо, асфальт и бескрайние просторы.

Коул пожал плечами.

– Мне повезло – я выжил. Все остальное тогда было неважно. Дома дошло до того, что у меня был только один выбор: уйти или…

– Или что?

– Или убить моего старика.

– И ты ушел.

– Навсегда.

Коул поставил локти на стол, сгорбился над своей опустевшей тарелкой.

– Даже когда старик умер, мать все равно не захотела принять меня обратно. Я так понимаю, что она слишком дорожила его памятью… – Он встряхнул головой. – Ее три года как похоронили. Я даже не поехал на похороны.

Эви мягко коснулась его руки. Коул, казалось, не заметил ее жеста. Наступило длительное молчание.

– А тебе не хотелось бы…

– Чего?

– Проехать через Монтану.

Коул задумался. Он сидел, комкая в руках бумажную салфетку. Наконец рассеянно засунул ее в пепельницу.

– Нет. Не стоит будить спящую собаку.

– Но теперь, же там все изменилось! – возразила Эви.

– А воспоминания остались.

Эви разглядывала блестящую ложку, лежавшую рядом с тарелкой. Отражение ее лица на полированной поверхности выглядело унылым.

– А что, воспоминания остались только там, или ты носишь их с собой повсюду?

– Верно, сказано, миссис Фрейд.

Эви нахмурила брови и заговорила с немецким акцентом:

– Фоспоминания не есть Монтана. Фоспоминания – стесь! – Она постучала себя по лбу. – Не так ли, молотой шелофек? – Он перестал улыбаться.

– Не здесь, а здесь. – Коул провел пальцем по шее и ключицам – там, где у Эви были синяки.

– Но мне, же не было больно, Коул! – Она уже устала повторять это.

– Ну и что? Мало ли как я мог тебя ранить? Тем, что сказал что-нибудь не то. Тем, что я не тот человек, какой тебе нужен. Тем, что позволил нашим отношениям зайти так далеко…

Эви побледнела. Появилась официантка.

– Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо. Принесите счет, – сказал Коул.

Но Эви не собиралась отступать.

– Если ты причинишь мне боль, я тебе об этом скажу.

Она уже и так слишком многое ему прощает.

– Поехали, что ли? Ты же вроде хотела к вечеру попасть в Галлап.

– О, да! Я не хочу пропустить закат!

Коул подумал о том, как холодно в пустыне ночью – холодно и одиноко. Он знал, что лучше держаться подальше от Эви, – но, выходя из ресторана, невольно взял ее под руку, чтобы почувствовать тепло ее тела.

Такой простой вопрос: «Как ты ко мне относишься?» Он все время вертелся на языке у Эви.

Они ехали навстречу ослепительному, оранжево-индиговому закату Нью-Мексико, навстречу новой ночи в очередном мотеле. Эви была охвачена теплой истомой. Она заранее знала, что они снова будут спать вместе, что Коул снова явится к ней. Но какой будет эта ночь? Насколько она может раскрыться перед ним так, чтобы не выдать правды?

Она любит его. Он никогда не говорил ей о своей любви, кроме того, самого первого, раза. И сколько раз она обещала себе, что больше не станет прятать голову в песок перед своими страхами?

Она очень надеялась, что Коул припишет ее молчание восхищению перед красотой заката. Эви включила радио и принялась искать ту передачу, которая тогда заинтересовала ее. Но передачи не было.

Фиона помешала почти готовое блюдо из поджаренных цуккини и соевой пасты. И почему это полезная пища всегда такая неаппетитная? Она задумалась над тем, как придать этой стряпне более съедобный вид, не добавляя при этом калорий. «Пряностей добавить, что ли?»

Фиона вздохнула. Ей так хорошо удается выходить на контакт с известными историческим личностями и знаменитостями! Ну почему она не может вызвать дух какого-нибудь французского кулинара? Он бы ей сейчас так пригодился!

Внезапно белая масса сгрудилась в нечто, напоминающее горную цепь. Цуккини рассыпались слева, напоминая заросли вечнозеленых растений. Соевая паста была похожа на снежные хлопья. Фионе, неизвестно почему, вспомнились Скалистые горы.

– О-о! – протянула она. Для любви горы – дурной знак. Они символизируют угрозу, иногда даже непреодолимые препятствия.

* * *

Фиона умела доверяться течению своих мыслей. Она расслабилась и стала ждать. Ей вспомнилось ее второе выступление в «Вечернем Остине». Оно не принесло ей ничего, кроме разочарования. Таинственная Эви так и не позвонила.

Почему же она вдруг вспомнила о ней? Фиона повернула сковородку к свету, гадая по содержимому, как по кофейной гуще. Как интересно! Она все время была уверена, что человек, о котором думает Эви, находится рядом с ней. Это было по-прежнему так. Ощущение надвигающейся бури исчезло. Теперь на горизонте вздымалось новое препятствие, выше любой горы…

Она потянула носом. Цуккини сгорели до неузнаваемости. Фиона вытряхнула их „в мусорное ведро и сунула в микроволновку вегетарианскую пиццу. Да, тяжелая работа у экстрасенса!

– О-о! Это настоящий вызов! – Угу.

Эви стиснула баранку и нажала на газ.

– Препятствие сложное, но не сказать, чтобы непреодолимое.

– Как скажешь.

– Что, думаешь, мне слабо? – задорно воскликнула Эви.

Коул прищурился, глядя на извилистую горную дорогу, казавшуюся отсюда узенькой ленточкой. Она вилась над пропастью, без каких бы то ни было ограждений, уходя к перевалу через Скалистые горы. Эви настояла на том, чтобы ехать по этой менее наезженной дороге. Она хотела проверить, на что способна ее машина.

– Полная проверка! – воскликнула она. – Пустыня, горы, снег…

Отсюда, из предгорий, были хорошо видны снега на вершинах.

– И ты собираешься ехать здесь на скорости шестьдесят миль? – переспросил Коул.

– Только пока нет встречных машин и дорога сухая.

– Может быть, пока не поздно, вернемся на основное шоссе, – предложил Коул.

– Между прочим, на этой машине стоят специальные шины для всех сезонов!

– Да? А какой, интересно, у тебя водительский стаж?

– Я три года назад закончила специальные курсы вождения. И вообще, я веду раздел по безопасности движения в нашем журнале!

– Гмм…

– Сразу видно, что ты меня ни в грош не ставишь! – с обидой произнесла Эви.

Коул тяжело вздохнул, проверил ремни безопасности и махнул рукой в сторону возвышающихся впереди гор:

– Прошу!

Ехать оказалось куда проще, чем они ожидали. За исключением нескольких сложных поворотов, когда Коулу хотелось ухватиться за ручку над головой, Эви вела машину легко и уверенно.

– Фью! Вот здорово!

Коул нутром чуял, что за поворотом их ждет очередной серпантин. Он поморщился и потер лоб.

– Ну, чего ты? Все же в порядке! – сказала Эви.

– А я разве что говорю?

– У тебя сейчас вид как у пса, которому тычут в морду палкой.

– Ну, в общем, так оно и есть… Дело было не в дороге.

Эви нажала на кнопку магнитофона и поставила новую кассету.

– Вот, как раз подходящая песня. «В Скалистых горах»…

– Ты меня с ума свести решила?

Эви пробормотала себе под нос что-то насчет извращенного музыкального вкуса.

– Может, «Лестницу в небо»?

– А как насчет Джорджа Стрейта? – Коул врубил популярную мелодию в стиле кантри. – Давай не будем ссориться из-за музыки! Просто поставь то, что нравится мне.

Эви рассмеялась.

– А мы разве ссорились?

На самом деле это было замечательно. Легкая перебранка… Несколько раз Эви взвизгнула, вписываясь в чересчур крутой поворот… Все это не портило ей настроения. Она прибавила скорость и обогнула очередной поворот, уже совершенно уверенная в себе. Коул что-то ворчал, но она только смеялась в ответ.

Это была она, Эви, такая же, как всегда, веселая, отважная, готовая встретить все опасности лицом к лицу. Совсем не такая, как его мать. Та бы при малейших признаках разногласия поспешила уступить, отступить, извиниться… А Эви… Где сядешь, там и слезешь.

– В ближайшем городе придется остановиться на заправку, – предупредил Коул. – В горах бензин расходуется в два раза быстрее.

– Остановимся на перевале, – ответила Эви. – Там должно быть ущелье…

Самое большое ущелье они видели накануне. Удивительно – только вчера они были в пустыне Аризоны и стояли над Большим Каньоном. А теперь они уже в горах. Воздух был холодный и прозрачный, шоссе блестело от наледи, а не от волн жара, как вчера, из-под колес летели брызги вместо пыли.

Вот и его жизнь, казалось, менялась так же быстро, как пейзаж за окном. Последние две ночи они провели в одной постели. Их тела, одеревеневшие после целого дня в машине, становились гибкими и послушными в объятиях друг друга.

Ее синяки мало-помалу проходили. Хотел бы он сказать то же о своих душевных ранах!

Она посмотрела в его сторону.

– О чем ты задумался? – Коул вздрогнул.

– Я, наверно, уже достала тебя этими разговорами об отношениях между мужчиной и женщиной. Но ты так неожиданно притих…

– Я просто смотрел в окно. Мы едем довольно быстро…

– Я хочу выжать из этой машины все, на что она способна.

Коул подумал о том, на что способна сама Эви, и испытал прилив тепла. Это ощущение стало для него привычным за последние несколько дней.

– Скажи что-нибудь!

Коул ощутил еще одно знакомое чувство, на этот раз – угрызения совести. Он видел, как она опасливо поправила зеркало заднего обзора, покосилась в его сторону и расправила плечи, как бы вызывая его, Коула, на откровенность. Он даже не подозревал, как ей тяжело говорить с мужчиной о его чувствах…

– А что ты хочешь знать?

– То, о чем мы спорили вчера.

– О моих родителях? Ты знаешь, мне хотелось думать, что я навсегда оставил их позади, в Монтане. Видимо, рано радовался…

– Но ведь ты знаешь, что ты совсем не такой, как твой отец!

– Знаю. – При одной мысли о том, что он может, пусть невольно, причинить ей боль, Коулу становилось плохо. – Возможно, я перестраховался, Эви. Но я никогда не причинил бы тебе боли. Я хочу, чтобы ты это знала.

– Я это знаю. Но…

В машине стало холодно – они все выше забирались в горы.

– Что «НО»?

– Ты причиняешь мне боль, когда изводишь себя. Когда замолкаешь и замыкаешься в себе.

– Извини.

– Да нет, все в порядке! – Эви поморщилась при виде его натянутой улыбки. – То есть я тебя понимаю. Но меня раздражает – и не просто раздражает, а прямо-таки выводит из себя, – когда ты ведешь себя так, словно у меня не хватит чувства собственного достоинства на то, чтобы расстаться с мужчиной, который меня обижает. Я ожидала большего доверия к своему вкусу!

Да, она права. На все сто. Не только его отец, но и его мать, с ее всепрощающей покорностью, внушили ему неправильное представление о браке.

– Доверия к твоему вкусу, говоришь?

– Ага! – Эви кокетливо улыбнулась и по-кошачьи потянулась всем телом. – А вкус у меня, между прочим, безупречный!

10

Они приехали в крошечный городок, вытянувшийся вдоль шоссе. Первым, что они увидели, был ресторанчик, рядом с которым стояло с полдюжины автоматических бензоколонок.

– Ну что, сперва заправим машину, потом заправимся сами? – спросила Эви.

– Давай на этот раз машину заправлю я. В конце концов, это моя работа.

– Я подожду тебя за столиком.

Эви натянула нейлоновую зимнюю куртку, которую захватила специально для путешествия через горы, надела на плечо свою сумочку и скрылась в ресторанчике.

Это было бревенчатое здание величиной с небольшой сарай. Столы были застелены клетчатыми скатертями. Мерцали свечи, воткнутые в бутылки из-под кьянти. Уютно пахло опилками. В камине ревел огонь. Эви захотелось, чтобы Коул тоже поскорее пришел сюда и увидел все это. Хотя, с другой стороны, сейчас у нее есть несколько минут на то, чтобы обдумать его слова.

«Это моя работа». Быть может, его именно это и тревожит? Он со вчерашнего дня то и дело ронял замечания насчет разницы между женщиной, закончившей колледж, и простым рабочим-механиком. Он только не знает, что Бад частенько поговаривает о том, чтобы продать мастерскую…

– Темновато тут, ты не находишь? – Эви подвинулась. Коул сел рядом с ней.

– Тут должен быть оркестр. Отсюда, наверно, хорошо видно…

– А я думал, ты хочешь поговорить…

Да, она хотела поговорить. Эви решила взять быка за рога.

– Угадай, с кем я говорила вчера вечером?

– Ну, со мной. А с кем еще?

– Пока ты был в душе.

Коул пожал плечами, махнул официантке, заказал пива, уселся поудобнее и по-хозяйски обнял Эви за плечи.

– Ты хочешь сказать, что у тебя есть муж в Мичигане? – насмешливо спросил он.

– Лучше!

– Что может быть лучше?

– Я говорила с Бадом!

– Бад – наш общий друг, – пояснил Коул присутствовавшей при их разговоре официантке.

Официантка ухмыльнулась, поставила на стол пиво и положила два меню.

– А также источник мудрых советов и полезных сведений, – добавила Эви, когда они остались одни.

– Ну, и что ты у него выведала?

– Много всякого. Он говорит, что ты – лучший механик, какого ему только доводилось видеть, и что ты превосходно разбираешься с всякими компьютерными новшествами, которые сейчас ставят на машины. И что он собирается передать тебе свою мастерскую, когда уйдет на пенсию.

– Ага, где-нибудь в конце будущего столетия. На твоем месте я бы не верил Баду. Он так и помрет на боевом посту, с гаечным ключом в руке, помяни мое слово! – улыбнулся Коул.

– Не знаю, не знаю. Во всяком случае, он говорит, что ты – единственный человек, которому он в этом деле доверяет больше, чем самому себе. И, вдобавок, они через три года переедут во Флориду.

– Если верить Вивиане, он об этом говорит уже лет десять.

– А еще он говорит, что ты на редкость толковый малый, что ты обладаешь прекрасной деловой сметкой и что ты сумел привлечь в мастерскую уйму новых клиентов.

– Ну, если ты берешься обслуживать импортные машины, это всегда со временем окупается. А что до компьютерных примочек…

Эви рассмеялась и похлопала его по руке.

– Удастся ли мне когда-нибудь заставить тебя признать за собой хоть что-то хорошее?

– Я просто объясняю…

– Что ты вовсе не такой замечательный, как все думают!

– Все – это Бад, что ли?

– И я тоже…

Замечание повисло в воздухе. Эви замерла в ожидании ответа. Он не смотрел на нее. Черт побери, сейчас она хотела зайти слишком далеко! Она хотела высказать свои чувства…

– Эви, я ведь обыкновенный самоучка. – Это она уже слышала.

– Я четыре года провел в армии, еще четыре – перебивался работой механика. Я все время переселялся с места на место. Я впервые так долго проработал на одном месте.

– Почему?

– Устал жить на лету. Устал оглядываться назад…

Эви слушала молча. Его жизнь была, в самом деле, непростой! Приключения, бедность, скитания… Борьба за выживание. И он вышел из этих испытаний, сохранив ясность ума, трудолюбие и все достоинства души, которые его отец мог бы разрушить, но вместо этого только закалил.

И все же… все же ее преследовало чувство, что Коул хочет сказать что-то еще. В каждой его фразе был скрытый подтекст: «Я тебе не пара, у нас нет ничего общего». У нее семья замечательная, у него – ужасная. Она привыкла к доброте и ласке, он – к насилию и жестокости. Они нравятся друг другу, и это замечательно, но любить друг друга – упаси Боже!

Эви напомнила себе, что у нее есть тенденция слышать то, что она хочет услышать. И в то же время ей казалось необходимым опровергнуть его слишком суровые суждения о себе, защитить свою любовь…

– Женщина не обязательно должна быть слепой и самоотверженной до крайности как твоя мать, Коул. Настоящая любовь – не такая.

– Тебе бы на радио выступать!

Да ведь она и так чуть было не попала в радиопередачу! Как странно – прошло, всего неделя с тех пор, как они встретились. С тех пор, как Эви позвонила экстрасенсу, прося совета. Тогда она еще почти не знала Коула. Но с каждым днем она узнавала о нем все больше.

– Твои родители жили, цепляясь друг за друга. А настоящая любовь – это союз двух свободных людей.

Коул это уже слышал. Но, ему трудно было поверить в это. Он поставил на стол кружку с пивом и стал просматривать меню. Он никогда не разбрасывался обещаниями, и чувства свои предпочитал хранить при себе. Быть может, пора позаимствовать у Эви немного отваги? Заботиться о себе – одно дело, но рисковать чужими чувствами…

Он стиснул руку Эви, по-прежнему не глядя ей в глаза. Официантка подошла, принесла заказ и отправилась на кухню. Коул дождался, пока они снова останутся одни.

– Эй, эта рука мне еще понадобится! – пошутила Эви.

И Коул решился.

– Если мы благополучно переберемся через горы – в чем я, впрочем, сильно сомневаюсь, учитывая, как ты ведешь машину…

– Ха!

– Так вот, если все будет благополучно, я… Я не знаю, как это сказать… я еще никогда не говорил об этом с женщинами.

Эви поняла, что беседа вышла за рамки обычной застольной болтовни. Она нервно облизнула губы и отхлебнула воды.

– Да?

Нет, надо сказать это немедленно, иначе он вообще этого не скажет.

– Я хотел бы поехать в Монтану. – Она судорожно вздохнула.

– В Монтану?

– И чтобы ты поехала со мной. Я хотел бы показать тебе места, где я вырос.

Это звучало ужасно неуклюже. Опять не этого Эви ждала большего. Коул знал это. Возможно, когда-нибудь дойдет и до этого. Но сперва он должен избавиться от призраков ПРОШЛОГО…

Он покосился в ее сторону, ожидая увидеть ее лице разочарование. Но на ее лице сияла улыбка, что Коулу показалось, будто в темном ресторанчике стало светлее.

– С удовольствием, Коул!

– Что, серьезно?

Она точно знала, что он имеет в виду и как много значит, для него возможность разделите с нею свои страхи. Она провела пальцем по его подбородку. Глаза ее сияли любовью.

– Серьезно.

Он поцеловал ее, не думая о том, что могут увидеть и что обед стынет.

– Эви, ты чудо! Ты это знаешь?

Она увернулась от нового поцелуя и расстелила на коленях салфетку.

– Дай, пожалуйста, кетчуп!

– Эви…

– Что?

– Что, теперь будешь скромничать?

Она высокомерно вскинула голову. Что это, у нее, в самом деле, слезы или просто глаз слезятся от усталости?

– Я тебя не понимаю, – пожала плечам Эви. – О чем ты, Коул?

– Мы ведь это уже сказали друг другу, как только могли.

– Что мы сказали?

– То, что мы говорим по ночам. Я люблю тебя. И я знаю, что и ты… ты тоже любишь меня.

Она ничего не ответила.

– Я видел, как ты смотришь на меня, – продолжал Коул, – когда я вхожу в тебя, когда ты обвиваешься вокруг меня. Ты тоже меня любишь.

Эви медленно залилась краской и отковырнула корочку со своей рыбы.

– Ну и что ты хочешь, чтобы я сказала?

– Что тоже любишь меня.

– Я это уже говорила.

– Да, в пылу страсти.

– Я говорила, просто ты не хочешь слышать. Я всегда забегаю вперед.

– А со мной тебе этого не хочется, так? – И он смыл горечь глотком пива.

– Не передергивай. Я знаю по опыту, что фраза «Я люблю тебя», так же, как и «Нам надо поговорить», – самое верное средство заставить мужчину сбежать.

– Ну да, а я и так с детства только тем и занимаюсь, что сбегаю, – с горечью сказал Коул.

Он потянулся за жарким, но Эви перехватила его руку.

– Я никогда не встречала человека, который был бы меньше склонен сбегать, чем ты, Коул. Я тебе верю.

– Мы с тобой знакомы всего неделю. – Она пожала плечами.

– Думай, как хочешь. Но я все равно верю тебе.

– И любишь?

– Я себе не верю, Коул. Я боюсь задавить тебя.

Он усмехнулся, сунул в рот кусок жаркого и вытянул руки вдоль спинки диванчика.

– Если ты меня достанешь, солнышко, я тебе об этом непременно скажу!

Эви ответила чуточку надменной улыбкой.

– Ты ведь сам говорил, что тебе не нравится, когда тебя возносят на пьедестал и делают героем.

Ему следовало бы знать, что когда-нибудь она ему это припомнит.

– Я про это давным-давно забыл!

– В смысле? И вытри рот, у тебя на губах кетчуп!

Коул протянул руку и поиграл ее волосами, потом провел пальцем по ее шее. Эви дернула плечом.

– Я имею в виду, что после той нервотрепки, которую ты устроила мне за последние несколько дней, я перестал бояться, что ты меня избалуешь. Ты сумеешь вовремя поставить меня на место.

– А это хорошо? – Он пожал плечами.

– За шестнадцать лет, что я прожил с родителями, я ни разу не видел, чтобы моя мать поставила отца на место. А ты не боишься одергивать меня.

– Я же тебе говорила, что не позволю садиться мне на шею!

– Теперь я тебе верю.

Она смотрела ему в глаза, на губах у нее играла нежная улыбка.

– Что, правда?

– Ну да. Поглядев, как ты яростно настаивала, чтобы мы ехали именно по этой дороге, а потом неслась, как бешеная, по этому серпантину, я понял, что ты не уступишь никому.

– Это же всего лишь машина.

– И женщина за рулем. – Эви громко расхохоталась.

– Да? И кто кого теперь ставит на пьедестал?

– Есть люди, которые этого достойны. – Он-то уже давно вознес ее на пьедестал!

Коул склонился ближе и прошептал ей на ухо:

– Не беспокойся. Ночью ты все равно будешь внизу.

Эви коснулась губами его губ.

– Надеюсь!

Покончив с едой, еще немного послушали оркестр. Спешить им было некуда. Эви принялась рассуждать о том, нельзя ли тут переночевать.

– Мы вполне можем убить тут весь вечер, – сказал Коул. – Кто говорит, что нам непременно надо ехать дальше?

– В журнале удивятся, что я присылаю счета только за один гостиничный номер.

– А зачем нам два?

– А что я буду делать, если мне возместят расходы за два номера?

– Пожертвуешь лишнее на благотворительность. В Оклахоме найдутся бедные семьи, которым эти денежки весьма пригодятся.

– А это идея!

– Кстати, о лишних тратах, – Коул полез в карман и достал пачку сигарет.

Эви брезгливо поморщилась.

– Старая привычка, – пояснил Коул. – Все никак не могу бросить.

– Но почему ты собираешься курить именно сейчас?

– Ты, между прочим, сегодня несколько раз едва не снесла ограждение на дороге, – ответил Коул. – Надо же мне успокоить нервы!

– Да? Ну, потом не скули, если заболеешь раком легких! И не вздумай курить в машине.

Коул зажал губами сигарету и сразу напомнил Эви мужественного красавца с рекламного щита табачных изделий.

– К этому я пристрастился в армии.

– Ну и какие у тебя еще дурные привычки? Выкладывай сразу!

– Больше вроде никаких. Разве то, что я тебя люблю…

Он усмехнулся, чиркнул спичкой, затянулся и выпустил клуб дыма, стараясь не дымить в ее сторону.

– Мерзкая привычка! – фыркнула Эви.

– За то, какая нужна сила воли!

– Сила воли нужна на то, чтобы бросить!

– Ничего подобного. На то, чтобы воздерживаться, силы воли требуется куда больше, – возразил Коул. – Мне хотелось закурить с того самого раза, как мы с тобой…

– Ну, да, после совокупления всегда на это тянет.

– Да. Только во время торнадо прикуривать трудно, – усмехнулся Коул.

– А я-то думала, от нас и так искры летели!

– Да, детка. Что верно, то верно. – Эви покачала головой и рассмеялась.

– И как это случилось, что все стало так легко? – удивленно произнесла она.

Коул и сам не раз думал об этом. Они болтали, дурачились, поддразнивали друг друга – словно прорвало плотину. Они как-то внезапно преодолели первоначальное смущение и сделались настоящими любовниками. Он наклонился к ней, чтобы снова поцеловать ее. На этот раз Эви подставила ему щеку.

– Фу, от тебя воняет дымом!

– Что, не нравится?

– Если ты куришь не так часто, бросить будет нетрудно.

– Ты уже пытаешься меня переделывать! – Она покосилась на сигарету, тлеющую у него в пальцах.

– А этот гвоздь в гроб?

– Последний!

– Поверю, когда увижу. Все наркоманы обещают и не выполняют обещаний. Так что доверять им не стоит.

Но женщинам, которые не боятся говорить то, что думают, доверять стоит. Коул охотно согласился бы пожертвовать гаванской сигарой, которую он позволял себе раз в год на Рождество, лишь бы эта женщина принадлежала ему. Он обнял ее за плечи, отведя руку с сигаретой подальше в сторону. Оркестр заиграл новую песню. Эви тесно прижалась к Коулу, а он прикрыл глаза и стал слушать. Песня была, конечно, о любви. Он вдыхал сладкий аромат ее волос, запах сосновых дров из камина, острый запах плавящегося нейлона…

Эви взвизгнула, схватила свою куртку и швырнула ее на пол. Ковбой, сидевший за соседним столиком, вскочил и принялся затаптывать пламя.

Коул бросился помогать ему. На пол сыпались искры, едкий дым першил в горле. Коул махнул хозяину, тот всплеснул руками и бросился заливать пламя из огнетушителя.

– Ты подпалил мне куртку! – воскликнула Эви.

– Я же не хотел!

– Выкинь эту дрянь! – скомандовала она. Коул послушно сунул последнюю сигарету в пепельницу.

– И залей водой!

Коул залил сигарету водой из стакана.

– Ладно, господа, представление окончено, – рядом с Коулом вырос хозяин ресторанчика. – Вы чего-нибудь еще собираетесь поджигать?

Коул набычился.

Эви посмотрела на свою испорченную куртку и зажала рот ладонью. Посмотрела на пепельницу, полную воды, потом на Коула…

– Ну, давай, – мрачно сказал Коул. – Предъяви счет!

У нее вырвался смешок. Эви поспешно подавила его и напустила на себя суровый вид.

– Просто поверить не могу, что ты на такое способен!

– Я не думал, что так получится, – промямлил Коул. – Я вовсе не собирался причинять ущерб твоему гардеробу.

Эви брезгливо приподняла за воротник несчастную куртку.

– Что, совсем пропала?

– Разве что сделать из нее жилетку… – Обгорелые останки рукава упали на пол, наружу высунулся утеплитель. – Я слышала, что страсть воспламеняет, но не нейлон же!

– Я тебе куплю новую, – пообещал Коул.

– Этот цвет назывался «лондонский туман». Боюсь, теперь его иначе как «лондонский смог» не назовешь. – Эви фыркнула и встряхнула головой, встретившись взглядом с виноватыми глазами Коула. – Ничего, Коул. Я же знаю, что ты нечаянно!

– Извини. Я вел себя как настоящий дикарь. Давай поскорее уберемся отсюда!

Он выглядел таким несчастным, что Эви позволила ему оплатить счет.

– Ночевать не останемся?

– Здесь? Ни в коем случае! – воскликнул Коул. – Давай попробуем до темноты доехать до границы штата.

Они уже успели выехать из городка, а Эви все еще хихикала.

– Ой, посмотри! Пока мы обедали, пошел снег! Добрый дюйм навалило!

– Да, в горах такое бывает.

– А у огня было так уютно… – задумчиво протянула Эви.

– Не надо, а?

Она хмыкнула, ничуть не испугавшись его грозного взгляда.

– Ну, Коул, ты же не нарочно!

– Слушай, давай не будем больше об этом, – попросил он.

Эви усмехнулась себе под нос. Они проехали миль десять по серпантину. Коул включил обогреватель.

– А то еще замерзнешь.

– А я как раз думала о твоей пламенной натуре…

– Очень смешно!

Она снова хмыкнула и внезапно почувствовала себя удивительно счастливой.

– Хочешь, возьми мою куртку, – предложил Коул.

– Обойдусь. Интересно, в Йеллоустоне есть приличные магазины?

– Ближайший большой город – Бозмен в Монтане.

– Ничего, доживу.

– Ты как? – Коул потянулся к рукоятке обогревателя. – Так теплее?

Разумеется! Эви стало теплее от одного его взгляда. Она ощутила тепло под собой.

– Обогреваемые сиденья, – пояснил Коул. – До сих пор они нам не были нужны.

Да и сейчас, наверно, не особенно нужны…

– Замечательная вещь!

– Да, зимой это очень кстати. Или когда забудешь куртку.

– Или спалишь ее!

Эви устроилась поудобнее, наслаждаясь уютным теплом, а также тем, какие неожиданные обороты принимает подчас их роман.

Минут через двадцать Коул встряхнул головой и потер лоб ладонью.

– Ты знаешь, самому не верится, что я такое натворил.

Эви рассмеялась.

– Какой у тебя был перепуганный вид!

– Ты знаешь, поджигать одежду дамы мне раньше не приходилось!

– Охотно верю.

Судя по растерянному выражению его лица, она могла бы с таким же успехом сказать «Я тебя люблю». И она это сказала. И как раз вовремя.

Он снял одну руку с баранки, поймал руку Эви и прижал ее к своему бедру.

– Боюсь, я этого не заслуживаю…

– В свете последних событий?

– Да, света было довольно! Точнее, огня. Я думал, ты будешь меня пилить, – признался он.

– Судя по твоему несчастному виду, с этим ты прекрасно справишься и без меня, – улыбнулась она.

– Ты меня простила?

В мозгу Эви прозвучал сигнал тревоги. Стоит ли прощать его так легко? Ведь его мать тоже всю жизнь только и делала, что прощала его отца…

– Еще не решила. Я над этим подумаю.

Он мрачно улыбнулся и кивнул на дорогу.

– Ладно.

«На войне и в любви все дозволено, – подумала Эви. – В том числе и маленькие хитрости…»

– Мы здесь были, когда мне было лет десять, – сообщила Эви. – В Йеллоустоне я могла бы провести и месяц.

– Можно было бы, если бы у нас было туристское снаряжение, – сказал Коул и выключил радио. – Потом поедем в Монтану. До Бозмена где-то час езды.

– А ты где жил?

– В трех часах езды к северу, недалеко от Грейт-Фолс.

– Просто жду не дождусь, когда мы туда доберемся!

– К закату будем там.

А потом стемнеет. И наступит еще одна ночь. Ночь, которую она проведет с Коулом…

Эви выпрямилась на сиденье. У нее было странное чувство, что эта ночь будет не такой, как другие. Она не просто покажет ему, как она его любит, она ему об этом скажет. Она отворила запертую дверь, за которой прятала свои чувства, и Коул не отверг ее. Она боялась, что он сбежит, но оказалось, что он разделяет ее любовь.

Она содрогнулась от желанья. Вспоминая проведенные вместе ночи, Эви просто не могла себе представить, что можно сойтись еще ближе, чем они уже сошлись. Он задел такие струны в ее душе, о которых она и сама не подозревала, заставил раскрыться так, как она никогда не раскрывалась перед другими мужчинами.

Она оттянула пальцем свой воротник.

– Что, жарко?

Эви не знала, что ему ответить. Ее бросало то в жар, то в холод. Она потянулась к приборной доске.

– Обогреватель все еще работает?

– Нет, я его выключил полчаса назад. Ты тогда вроде задремала…

– Да, мне удалось немного поспать.

Он посмотрел на ее бедра, и губы его раздвинулись в самодовольной мужской улыбке.

– Я как раз думал, что тебе может сниться. – Она отвернулась, чтобы Коул не видел выражения ее лица.

– Мне ничего не снилось.

– Ты что-то бормотала. И улыбалась. И постанывала. Если бы я не слышал от тебя таких стонов раньше… – Он не договорил.

Эви сглотнула.

– Что-нибудь не так?

– Мне хочется поразмять ноги.

Он немедленно притормозил. На краю дороги, в тени заснеженных сосен, была небольшая площадка для стоянки.

Эви отстегнула ремни, выбралась из машины и отбросила назад волосы. Щеки у нее раскраснелись от морозного воздуха.

– Что-то у меня кружится голова.

Он подошел к ней сзади и крепко обнял за талию.

– Это из-за меня?

Эви прислонилась к его груди со смущенной улыбкой. Его тело было крепким и теплым.

– У меня такое странное чувство… Как будто это судьба.

– Это все от высоты.

– Да, я еще никогда не взбиралась так высоко.

Коул погладил ее по спине.

– Не бойся, я с тобой.

Ей и не хотелось оказаться где-то в другом месте. У нее было такое ощущение, словно они одни на свете, в чудесном мире гор и снега. Она прислушалась, ожидая услышать шум машин, но не услышала ничего, кроме журчания ручья, бегущего по камням.

Коул взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза.

– Ты как пьяная!

Эви покачала головой.

– Я просто влюблена. Мне даже страшно. Неизвестно, что может случиться.

– Что я слышу? Ты стала пессимисткой? Моя Эви?

Ей ужасно нравилось, когда он ее так называл.

– Ты знаешь, мне вообще-то не свойственно тревожиться без причин. – Эви помолчала. – Ты уверен, что тебе этого хочется?

– Поехать в Монтану? Ну да. Это прекрасная страна – если люди ее не портят.

– Ну, если там будешь ты, она и в самом деле станет прекрасной.

Коул ткнулся носом в ее щеку.

– Это должен был сказать я.

Она теснее прижалась к нему. Сказать ему «Я люблю тебя» во второй раз за день – что могло быть естественнее! И она сказала это – и подтвердила свои слова поцелуем.

Эти простые слова взбудоражили Коула. Со времени их знакомства прошла всего неделя, и он еще не успел привыкнуть к тому, что его любят. Однако Эви постепенно приучала его к этому. И все же, обняв ее, Коул понял, что никогда не сможет привыкнуть к близости ее тела, к тому, как смотрят на него эти голубые глаза. Для него это всегда будет ново и прекрасно.

– Я смотрю, ты уже вполне освоилась с этим!

– А что, разве так трудно сказать «Я тебя люблю»?

– Смотря кому ты это говоришь.

Он выпустил её ненадолго, чтобы сходить к машине и взять свою куртку. Он набросил ее на плечи Эви. Солнце уже скрылось за горой; в воздухе кружился ранний снежок.

– Я так понимаю, мисс Мерсер, что вы наконец-то нашли себе подходящего мужчину?

– Бад будет так гордиться! – Коул хмыкнул.

– Ох, что будет, когда мы вернемся! «Ну вот, мы же вам говорили!»

Мы. Он говорит о будущем. Он уже считает ее неотделимой частью самого себя…

Эви плотнее закуталась в его куртку. Она предпочла бы его объятия… Ей вдруг захотелось, чтобы он обнял ее. Сейчас. Немедленно. Хватит мечтать! Пришло время мечтам стать явью.

Коул направился к машине. Эви последовала за ним.

– Поцелуй меня, а?

Он удивленно обернулся, на его лице появилась радостная улыбка.

– Солнышко, да ведь я мог бы целовать тебя весь день!

– Просто обними меня…

И он обнял ее, привычно, уверенно, по-хозяйски. Она прильнула к нему.

– Коул, я тебя люблю!

– Я тебя тоже.

* * *

На следующее утро они выехали из Бозмена, направляясь на северо-восток. Эви любовалась великолепным пейзажем. Вести машину она доверила Коулу – в конце концов, это было его путешествие.

– Ты говорил, у твоего отца было десять тысяч акров земли? Однако вы были не бедные!

– Если иметь в виду землю – да.

У них было все, кроме любви, догадалась Эви.

– Земля перешла по наследству к моей тетке. Она сдает ее в аренду. Я не хотел иметь к этому отношения.

Эви потрепала его по голове, пропустив сквозь пальцы песочные пряди. Тающий снег сверкал на солнце. Коул спокойно рассказывал об истории Монтаны, но Эви чувствовала, как с каждой милей растет его напряжение.

Он не бывал здесь шестнадцать лет. Эви следила за выражением его лица. Он то и дело узнавал знакомые места и сравнивал воспоминания с действительностью.

Коул кивнул на маленькое ранчо.

– Вот здесь живут Мария с мужем. А может, уже и не живут. Она десять лет служила у нас экономкой. А ее муж каждую весну клеймил наш скот. Скоро приедем.

Эви думала о том, что Коул взял ее с собой уда, куда не пустил бы ни одну другую женщину. Он пустил ее в свое прошлое, показал все вой старые шрамы и тяжелые воспоминания, изволил разделить с собой не только хорошее, и плохое…

Эви почти не разговаривала. Она старалась подмечать все до последней мелочи – намеки, вдохи, суровые морщинки между бровей, благоговение, с каким он смотрел на горы… Он отпускал шуточки по поводу сентиментальных путешествий. А Эви прислушивалась к эху воспоминаний. Так не вязалось это высокое синее небо – и звуки пощечин, удары кулаков… Она сопоставляла вежливого, сдержанного мужчины, которого она знала, с его суховатым юмором, с его пылкой страстностью, – и его тяжелое детство, о котором он рассказывал. Коул так нежно любил ее этой ночью! Словно хотел возместить что-то, спрятаться от чего-то страшного…

И вот они едут туда. Вдвоем. Вместе. Так что все будет хорошо.

Она нашла его руку.

Коул на несколько мгновений стиснул ее руку в своей, потом снова взялся за руль. Эви погладила его по шее, пытаясь заставить расслабиться. Коул запрокинул голову и тяжело вздохнул.

– По-моему, я нервничаю, куда больше тебя! – рассмеялась Эви.

– А чего нервничать-то?

И правда, чего она боится? Эви смотрела на дорогу, продолжая поглаживать Коула по плечу.

Он взял ее руку и положил себе на грудь. Его сердце глухо билось под пальцами, и стук успокаивал Эви.

– Наше ранчо тебе не сделает ничего дурного.

– Но твое прошлое…

– И твое тоже. Мы оба позволили прошлому взять слишком большую власть над нами.

– Да, это верно, – согласилась Эви.

– Дом, несколько сараев. Ничего особенного. Отец всегда очень заботился о том, чтобы соблюдать внешние приличия. И мать тоже, А что происходит в семье – это никого не касается.

Эви верила ему. Временами, когда она замирала в его объятиях, ей казалось, что он видит всю ее душу насквозь и между ними нет и не может быть никаких тайн. А временами, как сейчас, он уходил от нее и никакие ласки на свете не могли заполнить эту пропасть. Словно он шагал по какой-то, видимой только ему одному, дороге, одинокий, далекий и недоступный, как горы на горизонте. У него не было никого, кому он мог бы довериться, и Коул привык не искать посторонней помощи. Эви восхищалась этим и уважала его за это.

Но сумеет ли она когда-нибудь привыкнуть к этому? Да, он хочет ее – но позволит ли он себе нуждаться в ней, зависеть от нее? Он так привык жить сам по себе…

Ей следует быть осторожной и не перегибать палку – не спешить навязываться ему со своей помощью, своим сочувствием, советами. Ей не хотелось совать нос не в свое дело. И все же она очень хотела знать, о чем он сейчас думает.

Коул дернул плечом, сбросил ее руку. Эви снова положила руку ему на плечо.

– Не надо. А то мы так далеко не уедем. – Эви положила руки на колени. Может быть, она и так зашла чересчур далеко?

– Ты выглядел таким напряженным, – объяснила она, очень стараясь, чтобы ее голос не звучал виновато.

– В самом деле? Я бы скорее сказал – на взводе!

Эви изумленно уставилась на него. Коул рассмеялся.

– Ты что думаешь, я железный? Ты меня ласкаешь, а я что, должен сидеть как истукан? Ты меня отвлекаешь от дороги.

Эви залилась краской.

– Я не хотела… – Он понизил голос.

– Я знаю, солнышко. Ты чертовски соблазнительна, даже когда сама того не хочешь. Но мне-то от этого не легче…

Она поспешно отвела глаза. Пейзаж за окном сделался вдруг бледным, как пастельная акварель.

– Я не собиралась тебя заводить…

– Но я надеюсь, что ты закончишь то, что начала?

– Как?

Скрип тормозов объяснил ей его намерения.

– Эй, здесь же нельзя выключить свет!

– Ничего, мы можем заняться этим и при свете. Иди сюда.

– Коул, нельзя же так! – запротестовала Эви, не очень, впрочем, усиленно.

– Почему же? Мы уже час едем, и хоть бы одна машина попалась навстречу!

– Коул!

Он наклонился к ней, упершись коленом в приборную доску. Он был горяч и хорош собой, как ковбой, приехавший с отдаленного ранчо в город поразвлечься.

– Ты что думаешь, в машине мало места? Кстати, потребителям будет интересно знать и это, – с усмешкой сказал Коул.

Он нежно коснулся ее груди, и Эви шумно втянула в себя воздух. Коул погладил ее по щеке, она судорожно сглотнула. Это привлекло его внимание к ее расстегнутому воротнику.

– Что, снова голова кружится? – участливо спросил он.

– Кажется, да…

– И я здесь, как всегда, ни при чем? – Коул поднес ее ладонь к губам и принялся целовать ее.

Эви задыхалась.

– Коул, мы же посреди голой равнины!

– Ничего, тут есть все, что мне нужно.

– А если полиция?

– Что, ты в это веришь? Какая тут полиция?

И может ли она устоять перед ним?

– Коул, ты с ума сошел!

– И почему мы не делали этого раньше? – Он бросил взгляд на заднее сиденье, заваленное вещами. – По-моему, это вполне разумно.

– Мы же не школьники, Коул!

– Но ведь это здорово! Рискнем?

Она и так каждый раз рисковала – рисковала растаять в его объятиях.

– Коул, ты коварный соблазнитель! Ты это знаешь?

– Ну что ж, давай совершим грехопадение…

11

Он вытянул ее свитер из джинсов. Громко щелкнул отстегнутый ремень безопасности. Коул ущипнул ее за мочку уха, и Эви громко застонала. Ее стон показался ему настоящей музыкой.

– Это тебе не прошлая ночь! – усмехнулся он.

Она вспомнила огромную ванну. Они нежились в ней и по очереди растирали друг друга – мышцы у обоих застыли после многих дней, проведенных в машине. Эви хорошо запомнила каждый мускул у него на теле.

Эви понятия не имела, как они попадут на заднее сиденье. Но сейчас она была слишком занята тем, что ласкала эти мышцы, вдоль лопаток к позвоночнику, вниз вдоль спины, ощущая, как напряглись его бедра.

Она резко втянула в себя воздух. Он запустил руки ей под свитер, нащупал грудь под ее любимым кружевным лифчиком. Эви вспомнила, как утром Коул наблюдал за тем, как она надевает этот лифчик, и ее вновь обдало жаром.

Он прикрыл глаза и ласкал большим пальцем ее шелковистую грудь, теребя набухший сосок. Эви вновь застонала. Он задрал на ней свитер, наклонился и поцеловал ее в пупок, заставив содрогнуться от наслаждения.

Ее джинсы расстегнулись. Эви затаила дыхание. Нет, похоже, до заднего сиденья они не оберутся… Эта мысль возбудила ее еще больше. Эви нравилось, что она заставляет Коула «бывать обо всем на свете, что он с трудом сдерживается – но и сдерживается он только ради нее. «Да, это настоящая любовь!» – подумала она.

И тут он впился губами в ее шею. Эви тихо ахнула.

– Коул!

Он отвел волосы назад, чтобы удобнее было целовать ее.

Эви ждала, задыхаясь. Она зажмурилась, и под веками у нее пульсировали оранжевые огни. Коул вдруг застыл. Она прижалась щекой к его щеке, наслаждаясь запахом его кожи, в ожидании дальнейших ласк.

– Коул… Коул? – теребила его Эви в нетерпении.

Он не двигался.

Эви открыла глаза и, ничего не понимая, ставилась на Коула.

Коул смотрел в окно. Она только сейчас осознала, что пульсирующие оранжевые огни ей вовсе не померещились. В двадцати шагах позади них стояла полицейская машина.

Эви поспешно села.

– А что мы делали?

– Ничего!

Эви беззвучно рассмеялась и одернула свитер. Коул снова сел за руль. Лицо у него был каменным.

– По крайней мере, за превышение скорости они нас не оштрафуют, – хихикнул Эви. – А, Коул?

– Это дорожный патруль. Сиди и помалкивай, – приказал Коул бесцветным голосом.

– Говорить буду я.

Эви надулась. Нашел тоже время изображать из себя сильного мужчину! На само деле, это же смешно! Надо же было этим полицейским подъехать именно в тот момент, когда они… хм… Эви покраснела. Полицейский сидел в своей машине, в руке у него была рация.

– Должно быть, проверяет наш номер. Коул что-то проворчал, глядя в зеркало заднего обзора.

– Мы, конечно, зашли далеко, но ведь за это, кажется, не штрафуют? – Эви снова рас смеялась.

Коул однажды сказал, что ему очень нравится, как у нее сверкают глаза, когда она смеется.

Он и глазом не моргнул.

В машине наступила неловкая тишина. Эви осторожно потянула его за рукав.

– Ну что ты, Коул? Все ведь в порядке!

Он вскинул руку, делая ей знак замолчать. Он ничего не хотел слушать!

Эви обернулась. Полицейский неторопливо шел к их машине.

Коул нажал кнопку на подлокотнике, и стекло медленно поползло вниз. В машину ворвался ветер.

Полицейский остановился перед дверцей водителя и нагнулся к окошку. Эви обратила внимание, что он как бы нависает над своей жертвой. На нем были темные очки, но у Эви было чувство, что ее внимательно изучают. Впрочем, все правильно. Машины, застрявшие на дороге, доставляют полицейским не меньше хлопот, чем угонщики и лихачи.

– У вас проблемы? – спросил он.

– Нет, – сухо ответил Коул. – Мы просто любуемся пейзажем.

Полицейский огляделся. Вокруг простиралась голая плоская равнина, вдалеке виднелись горы – и все.

– Есть чем любоваться!

– Тут красиво! – объявила Эви. Она наклонилась к окну, чтобы лучше видеть лицо полисмена. – Я в Монтане первый раз!

Полисмен едва заметно улыбнулся. Эви видела свое искаженное отражение в его темных очках.

– А вы, сэр?

Коул пробормотал что-то невнятное.

– Простите? – Полицейский нагнулся ниже, так что его лицо оказалось почти на одном уровне с лицом Коула.

– Я здесь уже бывал.

Полицейский побарабанил толстыми пальцами по дверце машины, раздумывая, что предпринять дальше.

– Простите, сэр, не могли бы вы предъявить мне свои права?

Улыбка Эви словно прилипла к ее лицу. Ну чего Коул так возится? Ей хотелось подтолкнуть его, поторопить…

– Извините, сэр, работа такая, – добавил полисмен.

Коул выудил из заднего кармана свой бумажник. Когда он наклонился вперед, полицейский выпрямился. Эви успела заметить у него на бедре пистолет в кобуре черной кожи.

Коул достал свои права и предъявил их полицейскому.

– Адрес у вас не менялся, сэр?

– Нет.

– А ваши права, мэм?

– Я тоже из Мичигана. А мои права где-то там, – Эви указала на заднее сиденье.

– Ну, хорошо, – сказал полисмен. – Попрошу вас пока задержаться.

Он развернулся на каблуках и направился к своей машине.

Эви подождала, пока он отойдет настолько, чтобы не слышать их.

– Ты мог бы вести себя и повежливей. – Коул смотрел прямо перед собой. Лицо у него было каменное.

– Зачем?

– Ну, занимались любовью, ну и что?

– Надеюсь, ничего другого ему в голову не придет.

– В смысле?

Коул стиснул баранку и снова посмотрел в зеркало. У Эви на миг возникло неприятное ощущение, что он подумывает, не рвануть ли с места и мчаться, не останавливаясь до самой канадской границы.

Она выдавила смешок.

– Я ведь совершеннолетняя!

Он даже не улыбнулся. Только провел рукой по лицу, так что щеки у него вытянулись. Потом заметил, что Эви озабоченно смотрит на него. Он сжал ее руку.

– Извини. Когда шляешься по дорогам, часто приходится иметь дело с копами, и это не всегда приятно.

– Они тебя обижали?

– Бывало. Хотя некоторые подвозили и даже кормили. Копы тоже бывают ничего.

Тогда отчего же он так напряженно уставился в зеркало?

Эви снова рассмеялась. На этот раз смех вышел более естественным.

– А может, это хозяин того ресторана послал за нами погоню? Попытка поджога – это, знаешь ли, дело нешуточное.

– Очень смешно.

– Я буду навещать тебя в тюрьме.

– Очень мило с твоей стороны.

– Нет, правда. Я буду приходить к тебе в шляпке с вуалью, и мы будем говорить по переговорному устройству через двойные стекла с решеткой. Я буду приходить каждый день! – продолжала дурачиться она.

– Я тебе верю.

– А потом испеку пирог и засуну внутрь напильник.

– Не надо. – Он говорил серьезно! Полицейский снова вернулся к машине.

Темные очки он снял и сунул их в карман рубашки. Так он выглядел менее устрашающе.

Эви вздохнула с облегчением. Видимо, Коул просто не любит подобных ситуаций, вот и нервничает. Впрочем, ему простительно. Однако не стоит ухудшать и без того достаточно неприятную ситуацию.

– Постарайся быть повежливей, – шепнула она.

На этот раз полисмен наклонился к ветровому стеклу, чтобы лучше разглядеть лицо Коула.

– Так вы говорите, что раньше тут жили? – поинтересовался полицейский.

– Я сказал, что я тут бывал. – Полицейский ткнул пальцем в грудь Коула.

– Вы – Крис Рейне? – Коул ничего не ответил.

– Вы учились в школе Маккинли? Выпуск семидесятого года? Или семьдесят второго? Нет, подождите. Вы ведь, кажется, не закончили?

Коул поднял голову – ровно настолько, чтобы успеть разглядеть лицо, которое он и без того давно узнал.

По спине у Эви поползли мурашки.

Полисмен снял фуражку и широко улыбнулся, отчего сразу помолодел лет на десять.

– А я – Роб Китридж. Я был на два класса младше.

– Не помню.

– Мы еще вместе занимались на стадионе. Ты бегом, а я тяжелой атлетикой. Помнишь?

Коул снова промолчал. Китридж рассеянно потеребил в руках права Коула.

– То-то мне показалось, вроде имя знакомое. Вроде бы к югу от вашего ранчо ручей такой есть, Коул-Крик называется, верно?

– Верно.

Полицейский снова надел свою фуражку.

Блеснул черный козырек. Он протянул в окошечко права. Коул сунул их в бумажник.

У Эви голова шла кругом. Судя по задушевному тону полисмена, это была встреча старых друзей. Конечно имя, которое он назвал, было каким-то незнакомым, но Эви видела, что Коул узнал этого человека. Она догадалась об этом по его взгляду.

Эви ткнула Коула в бок.

– Коул! Коул, он же с тобой разговаривает! – Китридж снова рассмеялся.

– Ну, вылезай! Дай-ка я на тебя полюбуюсь.

Вместо этого Коул посмотрел на Эви. Ободряющая улыбка застыла у нее на губах.

– В чем дело?

Голос полисмена слегка изменился, шутливости в нем поубавилось.

– Вылезай, говорю!

– Что вам еще надо? – резко спросил Коул.

Полисмен взглянул на руки Коула – тот все еще теребил бумажник. Полисмен положил свою мясистую руку на ручку дверцы.

– Сэр, не могли бы вы выйти из машины? – Эви выпрямилась в кресле.

– Что за глупости?

Они смахивали на двух бульдогов, что кружат друг возле друга, собираясь сцепиться. Дверца щелкнула.

Коул на миг застыл, потом вышел на шоссе. Он был такого же роста, как полисмен, но тот был куда плотнее. Коул сунул бумажник в задний карман.

– Будьте любезны положить руки на машину, сэр!

Эви выглянула в окно:

– Что происходит?

Коул повернулся к машине. Эви видела только его грудь и локти – он поднял руки и положил их на крышу. Полисмен быстро обыскал его. У Эви все перевернулось внутри при виде того, как полицейский ощупывает Коула.

– Путешествуете под вымышленным именем? – спросил Китридж.

– Это имя не вымышленное. Меня зовут Коул Крик.

– Это явно какое-то недоразумение! – настаивала Эви. – Вы его с кем-то путаете.

– Ваше настоящее имя – Кристофер Рейне?

– Да, меня так раньше звали.

У Эви было такое ощущение, словно ее позвоночник превратился в сосульку. Она попыталась заглянуть в лицо Коулу. Лица Коула она не разглядела, зато увидела, как полисмен, стоящий у него за спиной, достает наручники.

Она метнулась к дверце.

– Мисс, попрошу вас оставаться в машине.

– Я имею право знать, что происходит! – Полицейский расстегнул кобуру. Сердце у Эви болезненно сжалось. Полисмен деловито принялся командовать:

– Руки за голову! Сцепить пальцы! Теперь отойдите от машины. Медленно. Лечь на землю! – Он указал на асфальт коротким движением. Тускло блеснуло дуло пистолета.

Коул покосился на пистолет, потом посмотрел на горы. Полисмен повторил свой жест. Коул опустился на колени.

– Прекратите! – воскликнула Эви. – Оставьте его в покое!

Она толкнула дверцу. Полицейский придержал ее.

– Оставайтесь в машине, мисс.

– Что вы с ним делаете?!

Она не могла этого видеть. Коул, ее Коул, лежит ничком на асфальте, сцепив пальцы на затылке, словно какой-то преступник!

Полицейский наклонился к окну, загородив собой эту сцену. Эви отшатнулась.

– Это для вашей же безопасности, мисс. Этот человек давно находится в розыске. Ему предъявлены очень серьезные обвинения.

– Какие еще обвинения? Его зовут Коул Крик! Он механик. Живет в Мичигане. Он сопровождает меня в командировке. Я сотрудница журнала «Справочник потребителя»…

– Он разыскивается по обвинению в убийстве, мисс.

Эви замерла. Время тоже замерло. Она вдруг очень отчетливо увидела каждую деталь формы полисмена.

– Что?

– Его настоящее имя – Кристофер Майкл Рейне. Он разыскивается за убийство, совершенное в Монтане.

Пост дорожной полиции размещался в сборном домике у въезда в небольшой городок, расположенный у подножия горы. Он был больше похож на временное школьное здание или филиал какой-нибудь конторы.

Эви въехала на стоянку. Ладони у нее вспотели и скользили по баранке. Она всю дорогу ехала вслед за полицейской машиной, не отводя глаз от силуэта Коула на заднем сиденье. Он ни разу не обернулся.

Не успела машина Китриджа остановиться, из здания участка вышли двое полицейских и увели Коула внутрь.

Эви хотелось оставить «конквест» на стоянке и броситься вслед за Коулом. Но она заставила себя выждать некоторое время. Сердце у нее отчаянно колотилось, дыхание с шумом вырывалось из легких.

Она открыла дверцу. Прозрачный горный воздух казался тяжелым, как свинец. Эви двигалась медленно, словно находилась под водой. Она взялась за ручку двери и услышала, как шум голосов внутри резко затих. Четверо полицейских обернулись к ней.

Она осмотрела комнату. Внутри домик выглядел так же убого, как снаружи: дешевые деревянные панели, серый затертый палас на полу… Три рабочих стола. Перегородка, увешанная календарями и семейными фотографиями.

Эви подошла к ближайшему столу, не обращая внимания на прочих полисменов. Человек, сидевший за ним, разговаривал по телефону. Эви подождала, когда он закончит разговор.

– Чем я могу вам помочь?

– Я приехала с Коулом Криком. Мне нужно с ним поговорить.

Полисмен – человек средних лет с заметным брюшком и лицом, изрезанным морщин; ми, – усмехнулся и заглянул в бумаги, лежавшие у него на столе.

– У нас таких нет.

– Его только что привезли… – Ее охватило чувство безнадежности. Но она взяла себя в руки – ради Коула. – Возможно, его привезли сюда под другим именем.

– Он вам сам об этом сказал?

– Я знала его только как Коула Крика. Его так зовут. Это была ошибка…

Полисмен уселся за клавиатуру компьютера и указал ручкой на оранжевый пластмассовый стул.

– Не могли бы вы рассказать об этом поподробнее?

Эви села.

– Он ничего не сделал!

– У нас другие сведения, – сурово ответил полицейский. Но все, же его тон несколько смягчился.

Эви почувствовала, что с ним говорить можно. Тем самодовольным копам было все равно – они не знали Коула.

– Это ошибка, сержант! Я это знаю! – Полисмен поморщился, потом сделал своим коллегам знак выйти.

– Моя фамилия Дорнен. Расскажите мне все, что вы знаете о Коуле Крике.

– Могу я видеть его?

– Сперва мы должны задать ему несколько вопросов.

Они допрашивали его уже полчаса! Каждый раз, как их беседа с Дорненом прерывалась, Эви оборачивалась в сторону короткого коридорчика, который вел в другую часть домика. Она представляла себе лабиринт маленьких комнаток и тупичков. Она представляла себе Коула, сидящего в унылой комнате перед столом, заставленным переполненными пепельницами и банками из-под пива. Точь-в-точь как стол Дорнена.

– Я полагаю, это все, что нам потребуется, – сказал Дорнен, введя в компьютер последний ответ Эви.

В углу заработал факс. Не успел он замолчать, как в комнату вошел другой полисмен и взял листок, который выполз из факса.

– Вы говорили, что мне разрешат с ним увидеться, – напомнила Эви.

Дорнен поднял глаза.

– Сперва я должен сообщить некоторые сведения, которые могут показаться вам небезынтересными.

Эви взяла себя в руки.

– Ваш приятель находится в розыске за убийство, побег и кое-что еще.

– Когда? Как? Последние два года он прожил в Мичигане. Я могу за него поручиться.

– Преступления совершены им шестнадцать лет назад.

– То есть когда ему было шестнадцать?

Эви потупила глаза. Коул, в самом деле, не любил своего отца и не пытался скрывать этого. Он говорил, что отец бил его. И, помнится, признался, что однажды сам ударил отца. Эви вспомнила, что перед этим он сделал длинную паузу.

Она встряхнула головой.

– Но ведь это, же было так давно! Разве не существует срока давности?

– На убийство – нет. Хотя есть факты, которые еще остались невыясненными. Когда мы закончим допрос, нам придется отослать его в Бозмен, где расследование будет продолжено.

– Что это значит? И вообще, с кем я разговариваю? Здесь есть телефон? Можно от вас позвонить?

Полисмен рассмеялся почти по-отечески.

– Вас никто не арестовывал, мисс Мерсер. Звоните, пожалуйста. – Он кивнул в сторону таксофона.

Когда Эви вставляла в щель телефонную карточку, рука у нее дрожала. Она тупо уставилась на кнопки. Кому же звонить? Они в двух тысячах миль от дома. Но Коул то, Коул у себя дома! Если он действительно Коул…

Все было как в кошмарном сне. Единственный человек, с которым она хотела поговорить, был Коул. И в то же время Эви сильно сомневалась, что знает его.

* * *

Она села на стул, стоявший у стенки. Прошло еще два часа. Пришло еще несколько факсов. Звонили телефоны. Пришел Китридж – похвастаться своим подвигом и выслушать поздравления коллег.

– Я только поглядел на него и сразу думаю: «Э, да я этого парня знаю!» Сделал вид, что хочу только права проверить. Ни про какого Крика я и спрашивать не стал – сразу спросил у Дорнена, что ему известно про Криса Рейнса…

Тут он заметил Эви и осекся.

Она сидела, прислонившись головой к стене. С тех пор, как она закончила говорить с Дорненом, с ней никто не заговаривал. Она отчаянно надеялась, что не сболтнула ничего лишнего. Впрочем, так или иначе, полицейские были убеждены, что Эви тут ни при чем.

Она зажмурилась и стиснула губы. Ну как она может быть ни при чем? Она ведь любит его!

Но знает ли она его? Или она снова совершила ошибку, худшую ошибку в своей жизни? Снова видела только то, что хотела видеть, верила в то, во что хотела верить? Сейчас она не могла думать об этом.

Треск полицейской рации вернул ее к действительности. Патруль докладывал о проверке документов.

Всего несколько часов назад они с Коулом были обычной, ничем не примечательной парочкой. И у них тоже проверяли документы.

Нет, не с Коулом. С Кристофером. Но Эви не могла называть Коула этим чужим именем.

Дверь приемной открылась. Сердце у Эви подпрыгнуло.

Вошел Коул под конвоем двух полицейских. Эви не помнила, как она очутилась на ногах и сколько шагов она сделала. Просто внезапно она оказалась рядом с ним. Ей так хотелось коснуться его, обнять…

Но полицейские преградили ей путь. Между нею и Коулом встала, словно непреодолимая стена.

Между двумя высокими полисменами Коул казался ниже ростом. Лицо его как-то заострилось, и взгляд сделался пронзительным, как у коршуна. Он не отводил глаз от ее лица.

– Ты все еще здесь? – спросил он.

Ей нужно было сказать ему так много! Что она любит его. Что она его выручит. Но вырвалось у нее совсем другое:

– Коул, что происходит? Скажи, это ведь ошибка?

Она не могла преодолеть стены, которой отгородился от нее сам Коул. Он выглядел пристыженным, сердитым и виноватым.

– Поезжай домой.

Эви даже не догадалась позвонить в отель. Она не знала, где будет ночевать. Эви знала только одно: никуда она не поедет.

– Без тебя я не уеду.

– Уезжай!

Она словно не слышала его. Подступила ближе, заглянула ему в глаза.

– Как твое имя?

– Коул Крик, – ответил он совершенно бесцветным голосом.

– Кристофер Рейне, – уточнил один из полицейских.

– Мое имя – Коул Крик! – повторил Коул. – Я поклялся, что не буду больше носить имя Рейне.

– Потому, что это имя вашего отца?

– Я оставил все это позади.

– Он сбежал, – сказал другой полисмен. – На его имя выписан ордер на арест.

– Это произошло через три дня после того, как я покинул штат! – отрезал Коул. – Я даже не знал о его смерти, пока не попал в Небраску.

Эви не знала, что говорить. Она не знала, что сообщил им Коул, и боялась сказать что-нибудь, противоречащее его словам.

Осознав, о чем она думает, Эви резко выпрямилась и вскинула голову. Человек, которого она любит, не может врать! Он сказал правду. И бояться ей нечего.

«Но ведь он не сказал тебе своего настоящего имени», – напомнил ей внутренний голос.

Она обратилась к Коулу.

– Ты говорил, что добирался из Техаса в Небраску полгода.

– Это правда. А в Небраске меня ждало письмо от матери, из которого я узнал, что отец умер.

– Это ты его убил! – встрял в разговор Китридж.

– Он бил мою мать. Я его ударил.

– Хорошо ударил!

– Я должен был остановить его.

– Раз и навсегда?

– Я его ударил. Он упал. Когда я уходил, он был жив.

– А через три дня он умер от сердечного приступа, – сказал Китридж. – И хирург сказал, что это было напрямую связано с тем, что ты его ударил.

– Я его ударил только один раз, – снова повторил Коул.

– Ну, да, и травма вызвала сердечный приступ. И, кстати, это тоже считается преступлением.

– Тогда почему его не арестовали за то, что он бил мою мать?

Китридж надменно пояснил:

– Причинение телесных повреждений, влекущих за собой смерть, тоже считается уголовным преступлением!

– Не я же устроил ему этот сердечный приступ! – взорвался Коул.

– Это решит суд!

– По-моему, улик недостаточно, – пробормотал себе под нос Дорнен.

Эви захотелось его расцеловать – его слова давали хоть какую-то надежду. Она не могла отвести глаз от Коула. Их взгляды говорили красноречивее любых слов. Эви молча, умоляла Коула сказать ей правду. Она просто не могла видеть его виноватым, исполненным отвращения к себе самому.

– Долго ли мы будем здесь стоять? – резко спросил он полисмена.

– Нет! – вскричала Эви так, что все вздрогнули.

Коул замер в дверях, плечи его так напряглись, словно Эви ударила его ножом в спину.

– Я люблю тебя!

– Не надо.

Ее грудь пронзили ледяные осколки. Она знала, что ей следует сказать. И неважно, что всего пару часов назад она говорила это в шутку.

– Я найму лучших адвокатов. Я позвоню Баду, и Майклу, моему редактору. Я буду приходить к тебе…

– Каждый день?

Его ухмылка задела ее за живое. Она никогда еще не видела такой холодности в его глазах.

Но она не позволит ему оттолкнуть себя!

– Да, каждый день.

– Я тебе не пара, Эви. Пойми ты это, наконец.

12

Эви сидела на кровати в очередном мотеле, у дороги, ведущей в Бозмен. Очередная скучная комната, которая кажется такой пустой без Коула. Сколько ночей они провели вместе? Три? Четыре? И как ей удалось так крепко полюбить его за такое короткое время?

И как она могла быть так слепа?

«Говорили тебе, – твердил назойливый внутренний голос, – будь осторожнее!» Она делала все, чтобы унять его, но это плохо у нее получалось.

«Он даже не сказал тебе своего настоящего имени!»

Как она могла быть такой доверчивой? И снова обмануться!

Ей хотелось рухнуть на кровать и разрыдаться. Она уже представляла себе, как слезы катятся у нее из глаз, сбегают по щекам, впитываются в подушку с грубой наволочкой…

Но Эви не шевельнулась. Она по-прежнему сидела и смотрела на шоссе и на горы вдали. По шоссе пронесся джип. Немного погодя проехал большой трейлер. Отдыхающие! Счастливые люди!

А у нее перед глазами стояло лицо Коула, когда его уводили в тюрьму. Ему снова было шестнадцать, и он возвращался в ад, из которого ему дважды удалось вырваться. В третий раз ему уже не уйти. Он все еще расплачивался за грехи своего отца.

– Прекрати! – сказала она себе, и сама удивилась звуку своего голоса.

Эви оглядела комнату и уставилась на серый экран выключенного телевизора. Не надо делать из него романтического героя! Не в этом ли корень всех ее бед? Надо смотреть в лицо фактам, надо узнать правду. А для этого нужно поговорить с ним.

Но он сказал ей, чтобы она не приходила.

Осел упрямый! Ну, нет. Она не станет сидеть тут и пытаться угадать мотивы его поступков, предполагать, сопоставлять, вспоминать каждый разговор в поисках намеков… Когда люди что-то говорят, они обычно не задумываются, насколько по-разному можно истолковать их слова.

Эви то, это знала! За последние несколько часов она успела обдумать каждый взгляд, каждое прикосновение…

Она начала с самого начала. Вспомнила, как Коул в первый раз пожал ей руку и задержал ее в своей руке чуть-чуть дольше, чем следовало. И посмотрел ей в глаза так, словно увидел там нечто особенное. И Эви почувствовала, как сердце у нее дрогнуло.

Она спрятала лицо в ладонях. «Прекрати! Он просто посмотрел на тебя, вот и все!» Он пожал ей руку. Потом отправился к умывальнику смывать машинное масло. И что, это было началом настоящей любви? Чепуха!

А что она сделала после этого? Позвонила экстрасенсу! С горя, что ли? С чего она взяла, что ей удалось преодолеть свою дурацкую привычку доверять любому мужчине, с которым она общалась хотя бы один день?

«Да вовсе нет! Ты умная, веселая, заботливая…» Да. Особенно когда она находится рядом с Коулом.

Эви обняла себя за плечи, вспоминая его голодный взгляд, его сильные руки… Тогда ей казалось, ничто на свете не сможет разлучить их.

А полиция разлучила.

Эви опустила голову. Что там говорила эта женщина-экстрасенс? Они с Коулом в пути, и важно, куда приведет этот путь. А сейчас она сидит в мотеле на дороге, ведущей к тюрьме. Ей преграждают путь горы. А ему – тюремная решетка.

Она представила себе Коула в тюремной камере, застонала и принялась раскачиваться взад-вперед. Голова у нее гудела.

Самое худшее в том, что Коул ведь пытался предостеречь ее! Он говорил ей, что он человек конченый, что он ей не пара, что он ненавидел своего отца…

А она не слушала.

Но убийство? Эви не могла заставить себя произнести это слово. «Самозащита». Это звучит лучше. Но, может быть, она просто пытается успокоить себя?

Она встала с кровати и подошла к чемодану. Достала компьютер и принялась делать записи.

Нет, только не убийство! Коул на это не способен. Эви его достаточно хорошо знает…

«А может, это тебе только кажется?»

– Нет, я знаю его! – упрямо сказала Эви. – Знаю и люблю.

Она любит его. Это единственное, на что она может положиться. Да, другие мужчины обманывали ее. Но на этот раз она не сдастся! Она верила в себя, в свой инстинкт, в то, что она не ошиблась в Коуле. Она полюбила этого человека, потому что он добр, честен, надежен, порядочен… Он преодолел ужасные обстоятельства и стал тем человеком, каким она его знала.

Она открыла новый раздел. «Самозащита». Убийство ради самозащиты не считается преступлением, если твоей собственной жизни угрожает опасность. Это Эви знала точно. Если он убил отца, чтобы защитить свою мать…

– И потом, он же пытался избежать этого! Он убежал из дома. Его поймали. Что ему оставалось? Он вынужден был бороться – бороться за себя, за мать…

Эви вспомнила, что Коул рассказывал, что отец жестоко избил его после первого побега. Но ведь тогда должны быть свидетели! Учителя. Тренеры. На стадионе мальчишки бегают в шортах. Неужели никто не заметил синяков?

Она вскочила, чтобы найти телефонный справочник, и удивилась, как темно стало в комнате. Она и не заметила, как наступил вечер.

Коул, конечно, не одобрил бы то, что она собирается сделать. Ну и пусть. Она любит его и не будет сидеть, сложа руки в ожидании суда над ним.

У нее куча вопросов, на которые надо найти ответы. А она умеет делать это, как всякий хороший журналист.

– Отец почти не повышал голоса, если не считать… – Эви сделала паузу.

Они сидели за складным столиком у дороги. Эви улыбнулась, щурясь на слепящее солнце.

– Если не считать чего? – спросил Коул.

– Каждые полгода он устраивал генеральную уборку. А вставлять-выставлять зимние рамы – это такая работенка, что от нее озвереет любой, даже самый покладистый человек. Именно тогда я научилась ругаться.

– Он ругался?

– Еще как! Правда, тут обычно появлялась мама. «Не смей говорить таких слов при ребенке!»

Коул рассмеялся.

– Не думаю, что твой отец умеет как следует ругаться. До моего папаши ему наверняка далеко.

– Серьезно?

* * *

Коул заворочался на койке, ткнул кулаком подушку и прислонил ее к железной спинке. И зачем он терзает себя воспоминаниями? Все эти мелочи. Улыбка. Обрывок разговора. Шутливая ссора из-за того, какую передачу слушать по радио.

Он спустил босые ноги на цементный пол, смял тюфяк. Не пришла. Он сам сказал ей, чтобы она не приходила. Он был уверен, что она его не послушается, ведь Эви ничем не напугаешь.

Ничем. Кроме правды.

Он зажмурился так крепко, что в глазах запрыгали огоньки. И принялся шагать по камере. Он уже успел изучить ее до мельчайших подробностей. Прошло три дня. Где-то она теперь? В Айове? В Иллинойсе? А может, уже дома…

Это было жестоко с его стороны – сказать ей, чтобы она уехала. Черт возьми, ему просто было страшно – и он до дрожи в коленях боялся, что Эви заметит это и разлюбит его.

Он прятал свой страх, как подростком прятал синяки. Он снова нацепил ржавую броню, которую создал для себя много лет назад: щит с надписью: «Мне на все плевать», за который он прятался каждый раз, как отец колотил его. «Ты со мной ничего не сделаешь, если я тебе не поддамся!» Он прятал в себе все удары. Что ж, переживем и этот. Сам виноват. Черт его дернул влюбиться в такую женщину, как Эви! Они принадлежат к разным мирам: она – к своей любящей семье, он – к своему проклятому прошлому.

Он убил своего отца. Черт возьми, он хотел этого!

Он прислонился к стене и уперся лбом в холодную плитку, пока голова не прояснилась от холода. Он заслужил это. За то, что был плохим сыном. За то, что не мог защитить мать. Он просил, умолял ее бросить этого человека – но она любила его и говорила, что не может этого сделать. И тогда он, Коул, бросил ее. И всю жизнь потом винил себя за это.

Разве можно бросать тех, кого любишь?

Коул этого не знал. А Эви его бросила?

Из коридора донесся шум. Коул резко развернулся к двери. Нет, все тихо. Хуже всего то, что он тоже причинил боль любимой женщине. Как и его отец. Отец ведь тоже утверждал, что любит свою жену. Только он, Коул, действовал тоньше. Не кулаками, а словами.

Он вспомнил, какая боль отразилась у нее на лице, какое непонимание застыло в ее глазах… Он терзал себя воспоминаниями о женщине, которую ему не следовало любить, обо всех прикосновениях, которых не должно было быть. Он вспоминал, как блестела ее кожа по утрам, как он мылил ее в ванной, как блестело ее тело, как гулко звучал ее голос в замкнутом пространстве, как она смеялась, дразнила его, хихикала от удовольствия и стонала от желания.

Он вспомнил, как впивался губами в ее шею, как дрожали его руки, сжимающие баранку. Они ехали через Аризону, оставив позади Большой Каньон, и впереди их ждала еще одна ночь…

– Прекрати! – скомандовала Эви. – Следи за дорогой и жми на газ! И попридержи руки, Коул Крик!

Он положил руки на колени. И снова поцеловал ее в шею.

Она содрогнулась. Он коснулся ее волос, ее уха, провел пальцем вдоль ушной раковины, увидел, как раскрылись ее губы, судорожно втягивая воздух. Она облизнула губы.

– Я никогда не думала… – начала она – и потеряла мысль.

Коул украл ее. Так же, как ее любовь. С первого дня он выжидал своего часа, следил за ней, говорил себе «нет» – и продолжал преследовать ее. Он поцеловал ее тогда, в первую ночь. С тех пор он целовал ее, наверно, раз сто. Но этого было мало. Слишком мало для того, чтобы поддерживать Коула в те трудные годы, что ждут его впереди.

Но ничего не поделаешь. Придется обойтись тем, что есть. Он бережно собирал воспоминания. То, как она сглатывала, когда он проводил пальцем по ее шелковистой коже на шее. То, как она машинально прислонялась к его руке, и трепетали ее полуприкрытые веки.

Он стиснул железную спинку так, что койка заскрипела.

…Коул положил ладонь ей на затылок, и ее волосы струились сквозь пальцы густыми каштановыми прядями. Она выгнула спину и откинула голову, подставляя шею для нового жадного поцелуя.

Жадного? Да. Он жаждал ее. Когда она выгнулась назад, платье туго обтянуло ее груди. Он расстегнул одну пуговицу, вторую и забрался внутрь. Она вскинула ногу и ударилась коленом о баранку.

– Я веду машину! – напомнила она.

– Не тормози!

Эви коротко ахнула.

– Даже не собиралась!

Но машина замедлила ход. И его движения тоже замедлились. Он приподнял край платья, сунул руку между ног и ласкал ее до тех пор, пока у обоих не закружилась голова от желания.

– Я сейчас съеду в кювет! – слабо запротестовала Эви.

Он коснулся ее груди, чувствуя, как колотится ее сердце. Надавил пальцем на сосок.

– Найди место, где можно остановиться.

– Подожди минутку!

– Не могу!

Она попыталась рассмеяться. Коул попытался взять себя в руки. В ту ночь они любили друг друга, пока пот не полил с них в три ручья. Он никогда не любил ее так сильно, как тогда…

Коул очнулся. Он был в камере. Он изо всех сил ударил рукой по стене. Лжец! Сейчас он любит ее еще больше. Именно поэтому он и отослал ее отсюда. Именно поэтому он готов был продать душу, лишь бы она навестила его. Хотя бы один раз.

– Нет!

Он тер усталые глаза, пока они не заболели.

Он потер затылок. Меньше всего ему хотелось снова увидеть то выражение, которое было у нее в глазах, когда она сказала, что любит его. Коул не хотел, чтобы она любила его так же слепо и безоглядно, как его мать любила его отца. Он не хотел, чтобы Эви жертвовала чем-нибудь ради него.

Эта мысль заставила его вспомнить о том, с чего все началось.

Он не убивал отца, но хотел, чтобы тот умер. И теперь наказан за это. Парадокс в том, что именно отец научил его обороняться. Коул просто дал сдачи. И вот теперь этот удар вернулся к нему.

Есть вещи, от которых не убежишь. От семьи. От судьбы…

Коул снова потер глаза. Помнится, Эви как-то спросила его, верит ли он в судьбу. Да, в первый день. Там еще какой-то экстрасенс выступал по радио… Коул прогнал это воспоминание. Он и без предсказателей знает, что теперь будет. Эви уехала, и это к лучшему. Он будет говорить это себе до последнего дня своей жизни.

* * *

– К вам пришли!

Слова охранника отдались эхом в коридоре. Эви ждала. С гулом захлопнулась стальная дверь. Заскрипела, вставая на место, железная решетка. Комната для свиданий оказалась удручающе казенной: серо-зеленый линолеум, крашеные цементные стены. На потолке гудят лампы дневного света. Эви раньше никогда не бывала в тюрьме, но подумала, что, наверно, они все одинаковы.

В дальнем конце комнаты распахнулась дверь. Пока охранник вел Коула к столу, Эви разглядывала свой портфель.

– Я хотела тебя видеть…

Коул развел руками, как бы говоря: «Вот он я».

Она услышала щелчок наручников и подняла глаза. На нем была серая заношенная рубашка навыпуск, поверх джинсов. Эви уставилась на наручники, прикрепленные к тяжелому поясу, который сползал ему на бедра. Неужели он так похудел?

Колени у нее подгибались. Она поспешно села.

Коул поколебался, потом тоже сел, отодвинув от стола голубой пластмассовый стул.

– Я думал, ты уехала домой.

Эви положила на стол свой портфель так бережно, словно он был стеклянный и мог разбиться. Руки у нее тряслись так сильно, что она при всем желании не смогла бы сейчас открыть кодовый замок.

Она сложила руки на коленях и посмотрела Коулу в глаза. Щеки его ввалились, скулы выпирают. В голубых глазах ясно читается: «Не подходи!» Нет, он не позволит ей приблизиться к себе…

– Я даже не знаю, как к тебе обращаться. Кристофер. Крис?

– Зови меня Коул.

– Но твое настоящее имя – Кристофер Рейне?

– Когда я ушел из дому, я назвался Коулом Криком. Я хотел начать жизнь сначала, – нехотя сказал он.

– Это я понимаю.

– Но всего остального тебе не понять.

– Ну почему же… Я пыталась узнать правду.

– Правда ли, что я совершил все, в чем меня обвиняют? – напрягся Коул.

– Ты не убивал его.

– Я его ударил. А потом сбежал.

– Тебе было всего шестнадцать!

– Я не знаю, отчего у него случился сердечный приступ. Честно говоря, когда я узнал, что он умер, я очень удивился, что он умер от сердечного приступа. Я был рад этому, Эви.

Она понимала, что Коул пытается шокировать ее, изобразить закоренелого негодяя. Каких же усилий это ему стоило! Эви сложила руки на столе.

– И ты всерьез веришь, что у него случился сердечный приступ по твоей вине, когда ты уже три дня как находился в другом штате?

– Я много лет желал ему смерти.

– Об этом ты уже говорил.

– Я лгал.

Она изумленно воззрилась на него.

– Я лгал тебе, Эви.

– Насчет твоего имени?

– Насчет всего.

– Не верю.

Коул хлопнул рукой по столу. Охранник встрепенулся.

Эви и глазом не моргнула.

– Я много думала обо всем, что ты говорил. Обо всем, что было между нами. Знаешь, Коул, я наивна и доверчива, но все, же не до такой степени. Я не могу не признать настоящую любовь.

На столе стояла пепельница, почувствовав исходящий от нее запах, Коул ужасно захотел закурить.

– Ты сама не понимаешь, что с тобой происходит.

– Понимаю.

– Видишь, что делает любовь с женщинами? – горько спросил Коул. – Она ослепляет их…

Охранник кашлянул.

Коул наклонился вперед, напряженный и настойчивый. Его колени почти коснулись ее колен под столом. Он попытался вытянуть руки вперед, сам того не замечая. Цепочка от наручников царапнула по столу. Он снова отшатнулся назад, ссутулил плечи.

– Черт возьми, Эви. Послушай меня. Посмотри на меня. Неужели это то, что тебе нужно? Я не тот, за кого ты меня принимала. Я лгал тебе обо всем – о своем имени, о своем прошлом…

– Судя по тому, что мне удалось разузнать, о своем прошлом ты говорил правду, – возразила Эви.

– Тогда слушай. Я тебе не подхожу. Будь умницей, оставь меня. Прямо сейчас.

– Я люблю тебя.

– Не надо. И не смотри на меня так. Не надо делать вид, что все, что я сделал, было в порядке вещей.

– У тебя было тяжелое детство.

– Ну, да, конечно. Я ни в чем не виноват. Просто у меня тяжелый характер.

– Черт возьми, Коул, я не такая, как твоя матушка! Ради своей любви она защищала чудовище! А я защищаю достойного человека, который сумел многого добиться в жизни! – горячо воскликнула Эви.

– Тебе просто хочется в это верить! А обманывать себя совсем несложно, не так ли?

Эви вскинула голову.

– Ты всегда бьешь в слабое место, когда хочешь одержать верх, не так ли?

Коул потер запястье о край стола. Он чувствовал себя последним мерзавцем. Ему очень хотелось извиниться, но делать этого было нельзя. Если он сейчас сдастся, он заключит ее в объятия и примется умолять, чтобы она поверила ему. И она поверит.

Он скрипнул зубами, глядя на обшарпанную облицовку стола. Потом прикрыл глаза и втянул в себя воздух. Он ощутил легкий аромат ее духов. Она словно забралась ему в душу и свернулась там клубочком… Нет, надо ее поскорее отослать отсюда.

Его рука ощутила легчайшее прикосновение. Лицо его напряглось, он хрипло вздохнул и медленно открыл глаза.

Эви передвинула портфель так, чтобы охранник не мог их видеть.

Надо продолжать беседу так, чтобы он не заметил, что что-то изменилось.

– Не смотри на меня так! – сказал Коул. Его голос сел от волнения.

– Я говорила с твоим адвокатом.

– Назначенным от суда! – фыркнул Коул и провел пальцем по ее кисти.

– Я пригласила Селину Коннорс. Это очень известный специалист по уголовным делам.

– Так я, стало быть, уголовник? – Их пальцы сплелись.

– Она уверена, что дело даже не будет передано в суд. Дело очень давнее, доказательств мало. Прокурор, который завел это дело… – Она бросила взгляд на «дипломат».

Коул провел пальцем по жилке, бьющейся у нее на запястье. Он с трудом напомнил себе, что должен изображать холодность.

– Он был знаком с моим отцом. Они вместе ходили на охоту, – нехотя сказал Коул.

– Теперь он на пенсии. Новый прокурор меньше заинтересован в защите власть имущих и сочувствует неудачникам. Активист, либерал…

– Тогда вы должны сойтись!

– Коул…

Он слишком любил ее и боялся потерять. Он выпустил ее руку.

Эви часто-часто заморгала. Она подвинула к себе «дипломат» и открыла его так, что крышка совсем заслонила их от охранника.

Охранник это заметил. Подошел, заглянул в портфель. Одни бумаги. Он посмотрел на их руки, разделенные столом. Коул плотно сцепил пальцы.

Охранник, убедившись, что все в порядке, вернулся на свое место.

– Эви, давай покончим с этим! – Спрятав поглубже свои эмоции, она вернулась к делу.

Эви достала блокнот, на этот раз – желтый.

– Давай я объясню тебе свой метод.

Коул фыркнул. Ну конечно! Его Эви ни перед чем не отступает.

– Я решила сделать то, что обычно делается при изучении потребительского рынка. Посетила четырех адвокатов, побеседовала с каждым, изучила рекомендации, список удовлетворенных и неудовлетворенных клиентов. Я позвонила в адвокатскую контору…

Она принялась перелистывать страницы своего нового блокнота.

– Короче, твоим адвокатом будет Селина Коннорс.

– А тот, которого назначил суд?

– Ты же отказался с ним разговаривать!

Это был нахальный выпускник юридического колледжа. Он ввалился в камеру, три раза подряд перепутал имя Коула и изложил свои дурацкие планы защиты. Коул послал его подальше вместе с его планами.

– Он хотел, чтобы я во всем признался.

– Но ты, же невиновен!

– Он сказал, что это проще, чем судебное разбирательство.

Эви сглотнула.

– Ты отказался?

– Может, я убил отца, а может, и нет. Но в любом случае я об этом не жалею.

– Ты же знаешь, что ты не убивал его! – горячо возразила Эви.

– Неважно. Я не стану подавать прошения. – Она вздохнула с облегчением.

– Ну, по крайней мере, ты еще не совсем спятил.

Да, но чего это разбирательство будет стоить ей! Она ведь нипочем не сдастся! Она будет стоять насмерть. А его отец был человеком могущественным и уважаемым. Коул знал, что кое-кто сочувствовал ему и его матери, но никто не вмешался, чтобы остановить его отца. В Монтане господствовало убеждение, что влезать в чужие семейные дела не следует.

– Этот процесс может затянуться на месяцы, – сказал он. – Если меня признают виновным…

– Не признают. На худой конец, подашь апелляцию.

О том, что в штате Монтана существует смертная казнь, они оба предпочли не вспоминать.

– Не стоит тебе впутываться во все это. – Она пожала плечами.

– Поздно. Уже впуталась.

– Я не хочу, чтобы ты торчала здесь! – Коул наклонился вперед и взял ее руки в свои. – Не трать на меня свою жизнь!

Охранник окликнул его. Коул выпустил руки Эви так поспешно, словно обжегся.

– Селина собирается, прежде всего, воспользоваться законом о сроках давности.

– На убийство это не распространяется.

– Всему свое время. Кроме того, она собирает сведения о твоем детстве. А я составила список людей, которые могут поручиться за тебя с тех пор, как ты ушел из Монтаны. Твой нынешний работодатель, прежние работодатели, твой армейский командир…

Его молчание было таким же непроницаемым, как цементные стены, а глаза – синими, как небо, видневшееся меж кремнистых пиков.

– Мы опросили ваших бывших работников, вашу экономку Марию, твоих бывших учителей, твоего тренера. Они все говорят, что у тебя было очень тяжелое детство, что ты пытался защищать свою мать…

– Но у меня ничего не вышло.

Эви продолжала листать список потенциальных свидетелей.

– Затем твоя школьная подружка – девушка, с которой ты встречался, когда учился в старших классах. Ей тоже есть что порассказать.

– Не сомневаюсь!

Коул внимательно смотрел на Эви. Она была уверена в себе и готова преодолеть любые препятствия – ради него. Теперь он представлял себе, как все начиналось у его матери. Должно быть, она была такой же ясноглазой, влюбленной женщиной, упорно отказывающейся верить в худшее…

Коул знал, что он должен сделать. Сейчас же. Немедленно.

– Получится солидный список, – с довольным видом сказала Эви.

– Ты кончила?

– Да что ты! Это только начало!

– А как же твоя работа?

– Поехав со мной, ты, таким образом, сделался служащим нашего журнала. Это, конечно, была только временная работа, но Майкл сказал, что даст мне отпуск для того, чтобы я вытащила тебя…

Коул встал, отодвинув стул.

– Свидание окончено.

Охранник отклеился от стены, видя, что Коул направляется к нему. Еще десять шагов, и он уйдет. Щелчок замка «дипломата» заставил Коула вздрогнуть. Он стиснул зубы.

– Я не сдамся! – объявила Эви.

– Поезжай домой.

– Я буду на первом слушании в пятницу.

– Не надо.

– Коул!

Он обернулся, стоя в дверях. В лице у него не было ни кровинки. Коул пытался расправить плечи, принять независимый вид, но не мог. Он чувствовал себя подавленным и униженным. Это чувство было ему хорошо знакомо. Шестнадцать лет назад чего бы он только не дал, чтобы кто-то постоял за него! Но теперь… Теперь он не может воспользоваться ее помощью.

Его голос был еле слышен:

– Ну и что мне делать? Признаться, что я виновен, так, чтобы быстрее покончить с этим, чтобы ты уехала домой и забыла обо мне?

Он видел страх в ее глазах, страх и сомнение. Она пыталась найти нужные слова. Что ей, бросить ему вызов? Чтобы он сделался еще упрямее? Или сдаться?

«Скажи «нет», – мысленно умолял ее Коул. – Скажи, что ты останешься!» Но он заставил свой внутренний голос замолчать.

– Поезжай домой, Эви. Мне не нужна ни твоя помощь, ни твои адвокаты, ни твое частное расследование. Не жди меня. Я тебя ждать не буду.

13

В зале суда пахло столярным клеем и свежими досками.

Эви посмотрела в круглое окно над галереей. В окно светило солнце, и на стене, над скамьей присяжных, было круглое пятно света. Оно постепенно перемещалось, словно стрелка солнечных часов. Эви отсчитывала время.

Она поднялась, когда судебный пристав приказал всем встать, но почти тут, же села – ноги ее не держали. Ввели Коула. На нем были брюки военного образца и темно-зеленый свитер. Селина сказала, что он отказался надеть костюм.

Он занял место за столом рядом с Селиной Коннорс, которая в знак приветствия протянула ему руку. Посмотрите, говорил этот жест, какой достойный человек перед вами!

Коул поколебался и наконец, пожал ей руку – чисто из вежливости. Она что-то шепнула ему на ухо и ободряюще похлопала его по спине.

Они обернулись, когда вошел судья.

– Это предварительное слушание, которое проводится для того, чтобы установить наличие состава преступления.

Эви сидела в заднем ряду и мяла свою сумочку, пытаясь разглядеть через ряды голов Коула. На голове у него торчал вихор – должно быть, ворочался во сне и забыл причесаться. Она рассеянно потерла пальцы, вспоминая, как она приглаживала его волосы, когда они ехали в машине.

– Все будет в порядке, – успокаивающе сказал Бад, наклонившись к ней.

Эви посмотрела на старого друга своей семьи. Вивиана перегнулась через мужа и взяла Эви за руку:

– Не волнуйся, все будет нормально.

Ах, если бы Эви могла в это поверить! А что, если он все-таки решил признать себя виновным? Эви вытянула шею, стараясь не пропустить ни слова из того, что говорит Селина.

Женщина-адвокат подошла к своему столу и вынула из папки список свидетелей защиты.

Эви не сиделось на месте. У нее кружилась голова, ее подташнивало. Солнечный круг над скамьей присяжных поплыл в сторону. Ей необходимо было выйти на воздух.

* * *

Селина Коннорс вызвала для дачи показаний Агату Петерсон. Тетя Эгги, как звал ее Коул, показала, что ее сестра временами жаловалась на жестокое обращение со стороны мужа. Седовласая пожилая леди в старомодном костюме говорила коротко и точно. Когда она рассказывала, как ее тринадцатилетний племянник впервые пришел к ней в дом, голодный и продрогший, в голосе у нее звучал металл. Она позвонила сестре, чтобы сообщить, что с Кристофером все в порядке. Муж сестры вырвал у жены трубку. Через два дня приехали двое работников ранчо, чтобы забрать Кристофера домой.

– Что говорила ваша сестра после того, как ее сын вернулся?

– Почти ничего.

– И что вы предположили?

– Ваша честь, я протестую! Предположениям не место при допросе свидетелей!

Судья махнул рукой.

– Для суда это неприемлемо, но ведь это только первое слушание.

Эгги кивнула.

– Сестра говорила только то, что могла. Но ее молчание было не менее красноречиво, чем слова. Кроме того, муж ей не разрешал слишком долго говорить по телефону. Она сообщила, что Кристофер дома, что все нормально, чтобы я не беспокоилась. Я предложила навестить их на Пасху, до которой оставалось всего несколько дней.

– И что она ответила?

– Что мне не стоит утруждать себя. Это означало, что она не хочет, чтобы я приходила.

– Благодарю вас.

Селина вызвала следующего свидетеля.

– Мария, не могли бы вы вспомнить какие-то случаи жестокого обращения, которые вам доводилось видеть или о которых вы догадывались?

– Догадки, ваша честь? – Прокурор снова вскочил на ноги. – Мы собрались, чтобы выяснить факты или разбираем чьи-то фантазии?

– В таком случае, расскажите только о том, что видели своими глазами, – сказала Селина.

Экономка описала запуганную мать, сына, который вмешивался каждый раз, когда чувствовал, что дело грозит скандалом, грозного папашу, который держал свою семью буквально в плену на своем уединенном ранчо.

– Она мне никогда ни о чем не говорила. Она вела себя так, словно считала предательством по отношению к мужу сказать о нем хоть одно дурное слово. Я ей говорила, что не все мужчины такие, как он. Она ведь хорошенькая была – могла бы забрать сына, уйти от мужа, начать жизнь заново…

– Она вас не послушалась?

– Нет. Однако она старалась, чтобы сын как можно меньше бывал дома. Я помню, как она все уговаривала мужа записать мальчика в оркестр, в секцию – куда угодно, лишь бы он подольше находился в школе и мог пожить нормальной жизнью.

Эви увидела, как Коул поднял голову. Теперь она села с краю, так, чтобы лучше видеть его. Он ни разу не обернулся к ней. Эви понимала, как ему приходится нелегко. Вновь погружаться в события шестнадцатилетней давности, перебирать в памяти подробности несчастливой жизни.

Коул запутался в сетях этого семейного кошмара, и Эви подозревала, что теперь его воля окончательно сломлена, и он не захочет бороться за свое освобождение.

Эви очень хотелось поддержать его, просто прикоснуться к нему, взять его за руку…

Но он отказался от свиданий.

Через три дня предварительного слушания дела судья положил конец потоку свидетелей – учителей, пасторов, школьных друзей Коула.

Селина размахивала пачками показаний и обращалась к присутствующим, заявляя, что она могла бы привести еще сотню свидетелей, которые могут подтвердить, что Кристофер Рейне, ныне известный как Коул Крик, подвергался жестокому обращению со стороны своего отца. Поскольку он не мог найти поддержки в обществе, ему ничего не оставалось, как прибегнуть к самозащите. Всего один раз. Что касается состояния сердца его отца – оно всегда было неважным. Они нашли врача, у которого он лечился. Состояние его было таково, что он мог умереть в любой момент.

Что касается последующей жизни Коула, то он всегда был образцовым гражданином. Этому тоже есть свидетели: работодатели, друзья, клиенты мастерской – люди, которые прибыли сюда, за две тысячи миль, чтобы выручить его из беды.

Бад с Вивианой выпрямились на своей скамье.

Коул опустил голову.

Эви следила за ним в напряженном молчании. Она примечала каждое его движение: как он оттягивал воротник, словно ему нечем дышать, как ерзал на стуле. Но двигался он редко. Единственный раз он среагировал на выступление свидетеля, когда говорила его тетя.

– Да, сестра сообщила мне, что ее муж умер. – Пожилая леди всхлипнула и полезла в сумочку за платком. – Извините. Это было так тяжело…

– О чем вы говорите? – спросила Селина.

– Она прислала мне письмо – на тот случай, если Коул появится у меня. В письме было сказано, чтобы он больше не возвращался домой. Сестра боялась, что, когда Коул узнает, что отец умер, он вернется. Она не хотела, чтобы он знал.

– Что?

– Что его обвиняют в смерти отца. А кто его обвинял? Только наш старый прокурор. Никому другому и в голову не пришло…

– Существовал приказ о его аресте. Почему она просила вас не сообщать ему об этом?

– Потому что она знала, что Коул захочет вернуться и предстать перед судом. Он всегда был такой – считал себя в ответе за все, что происходит.

Тетя Эгги промокнула глаза и откашлялась. Коул уронил голову.

Голос его тетушки дрогнул, но потом она снова взяла себя в руки.

– Целых двенадцать лет не видела она своего мальчика. Она дала ему понять, что не хочет его видеть. Но она сделала это ради него. Последняя попытка защитить его…

Коул спрятал лицо в ладонях. Эви зажала рот рукой и крепко зажмурилась. Нет, она больше не выдержит!

– Почему я не могу увидеться с ним?

Селина взяла Эви за локоть и повела по коридору. Она спешила в камеру к Коулу.

– Не стоит сейчас этого делать, поверьте, Эви.

– Но я хочу поговорить с ним!

– Эви, пожалуйста! Я его адвокат…

– А я люблю его!

Селина остановилась и заглянула ей в глаза. Открылась дверь. Судебный пристав вывел Коула.

– Мне нужно сказать тебе одну вещь! – объявила Эви через голову Селины.

Коул уставился в пол.

Эви готова была возненавидеть его за то, что он не хочет поделиться с ней своей бедой. Она любила его вопреки всем доводам рассудка. Если он никак не может примириться с этим, что ж…

– Ты сказал, что я глупа, потому что слепо люблю тебя. Ты хочешь сказать, что все эти люди – тоже дураки? Они ведь тоже любят тебя, Коул! Бад, твоя тетя, твои друзья…

– А где они были, когда мне была нужна их помощь? – горько спросил он, позволив себе единственный упрек за все те годы страданий, которые пришлось перенести им с матерью.

– А может быть, они все время были рядом и старались помочь тебе, так же, как я? – Эви шагнула к нему. Ноги плохо слушались ее, ногти вонзились в ладони. – А ты сам прогнал их прочь – так же, как ты гонишь меня. Ты никому не доверял, никого к себе не подпускал. Ты, как и твоя мать, делал вид, что все в порядке, что у вас нормальная семья. Ты научился этому от нее. Что жаловаться – стыдно. Что вы с ней – одни против отца. Ты привык не просить помощи!

Коул отвернулся.

Эви схватила его за руку. Голос у нее дрожал.

– Позволь мне любить тебя! Пожалуйста! – Коул колебался. На шее у него билась жилка. В конце длинного коридора, ведущего в тюремное помещение, отворилась дверь. Коул посмотрел на дверь. Потом на Эви. Он не мог сделать выбор. Судебный пристав потянул его за рукав.

Коул послушно двинулся за ним.

Дверь гулко захлопнулась.

Селина коснулась ее руки.

– Может быть, ему нужно справиться с этим одному…

– Не нужно! – воскликнула Эви. И наконец, расплакалась. – Почему кто-то должен справляться со всеми трудностями один?

– Но он всегда так считал…

А как насчет нее? О ней он не думает… Эви зажала рот ладонью. Это эгоизм! Но это все, что ей осталось. Он ей так нужен! Но Коул слишком любит ее, чтобы позволить ей взять на себя его боль…

– Я беседовал со свидетелями, с защитой и пришел к выводу, что смерть мистера Рейнса не была следствием удара, который нанес ему его сын. Что касается всех прочих обвинений, они снимаются за прошествием срока давности. Таким образом, ответчик невиновен и может быть отпущен на свободу, – провозгласил судья и стукнул молотком.

Эви затаила дыхание. Коул не проявлял никаких чувств. Она не знала, плакать ей или смеяться. Они победили. Но неужели она все потеряла?

Вивиана крепко обняла ее и сунула ей в руку платок. Бад, сидевший с другой стороны, сделал то же самое. Эви попыталась улыбнуться. Ей хотелось броситься к Коулу, заглянуть ему в лицо прежде, чем он уйдет.

– В чем дело? – спросила Вивиана. – Ты не рада?

– Мне нужно прийти в себя. Побыть одной.

Эви усмехнулась. Какая ирония! Она только теперь поняла эту потребность забиться в свою раковину, отгородиться от мира. Ей хотелось сказать об этом Коулу. Он пожал руку приставу и направился к боковой двери.

Эви принялась проталкиваться к нему. Ей пожимали руку, поздравляли, улыбались. Это она созвала всех этих людей – его друзей, родственников, коллег. Когда что-то случалось, ее первым порывом было искать поддержку у близких людей.

А Коул разбирался со своими трудностями сам. Научится ли он когда-нибудь делиться ими?

Эви, наконец, добралась до барьера и перегнулась через него, чтобы поблагодарить Селину. Они обнялись, потом адвокат заметила, куда смотрит Эви, и отступила назад.

– Его выпустят через час, после того как уладят все формальности…

Эви кивнула.

* * *

В коридоре было пусто, лишь временами по нему проходил кто-нибудь из служащих.

Эви терпеливо ждала Коула. Но не может, же она ждать вечно! Она знала, что надо быть готовой ко всему, в том числе к тому, что он может снова объявить ей, что они не подходят друг другу. Она делала все, что было в ее силах, чтобы доказать Коулу, что любовь стоит того, чтобы за нее бороться. Настоящая любовь. Такая, которая заставляет больше всего заботиться о том, кого любишь – не забывая при этом о себе.

И, как и во всякой борьбе, здесь можно потерпеть поражение. Надо смотреть на вещи трезво. Они провели вместе всего неделю – и потом расстались на три дня. Этого недостаточно, чтобы завязать прочные отношения. Если для этого недостаточно любви.

Он должен признать, что любовь может быть не только такой, какая связывала его родителей.

Она должна рискнуть сказать ему это.

Коул вышел из-за угла, увидел ее и остановился.

Эви вытянулась. Она вертела в руках ковбойскую шляпу. Потом нервно взмахнула ею. Голос ее сделался пронзительным от волнения:

– Я вижу, тут все мужчины ходят в таких шляпах. Я подумала, может, и ты захочешь…

Коул посмотрел на нее долгим взглядом. Взгляд у него был суровый, но за этим что-то скрывалось. Печаль? Нежность? Нет, не стоит гадать. Лучше подождать, послушать, что он скажет, и быть готовой ко всему.

Эви протянула ему шляпу.

Коул шагнул вперед, взял ее, посмотрел, покрутил…

– Я попросила всех остальных, чтобы они подождали снаружи, – сказала Эви. – Они все ждут тебя, чтобы поздравить. С освобождением… и с возвращением домой.

Коул удивленно посмотрел на нее.

– В Монтану.

– Хмм.

– Ты останешься здесь?

– У меня же работа в Мичигане. Если, конечно, Бад меня не выгонит, – наконец произнес Коул.

– Да ты что! Ты же его лучший механик. Он будет тебе рад!

Эви помолчала.

– И я тоже, – закончила она.

По коридору процокала на высоких каблучках секретарша. Коул подождал, пока она уйдет. Потом огляделся по сторонам.

– Может, пойдем?

Сердце у нее упало. Вот оно как… Он торопится присоединиться к остальным. Он не хочет оставаться с ней наедине. Что ж, можно было догадаться. Он ведь сказал ей это почти напрямик…

Эви направилась к двери.

Когда она проходила мимо Коула, он взял ее за рукав и мягко развернул к себе.

– Я еще не успел поблагодарить тебя.

Эви попыталась пожать плечами, боясь расплакаться.

Коул не знал, с чего начать. Он шагнул вперед.

– Извини…

– Не надо. Я…

– Тсс…

И он поцеловал ее – крепко, нежно и благодарно.

Она прижалась к нему, не смея дышать, не смея надеяться.

Он прижался лбом к ее лбу, так, что его теплое дыхание щекотало ей щеку.

– Застряла ты тут из-за меня, – сказал он. – Полетели все твои планы…

Эви подняла голову. В глазах у него играли искорки света, и к вискам разбежались веселые морщинки. Он выглядел усталым, измученным. И, как всегда, неотразимым!

Эви прижалась к нему так, что не могла вздохнуть. Но ей было все равно.

– Я просто не могла уехать, – сказала она. – Я знала, что ты не хочешь, чтобы я оставалась здесь, но что мне было делать? Отступить при первой же трудности?

– Сбежать…

Эви крепко взяла его за воротник. Ему давно уже пора простить себя за то, что он убежал из дома. Ведь он спасал свою жизнь!

– Ты сделал все, что мог. Ты выжил! Быть может, теперь ты поступил бы иначе, но ты не сделал ничего дурного!

– Ты меня даже не слышала…

– Слышала. Но не послушалась.

– Опять то же самое. Любовь, честь, послушание…

– Да, но только если тот, кого ты любишь, прав. Надо бы вносить такой пункт в свадебный контракт.

– К сведению потребителей… – пошутил Коул.

– Да, – Эви стерла со щеки слезу.

– Да, – и Коул поцеловал ее в лоб.

– Ты надо мной смеешься? – воинственно спросила Эви.

– Ты у меня герой. Ты меня спасла. И если ты считаешь, что права, тебя ничто не остановит.

– Ничто. И ты в том числе.

Она уютно прижалась к нему. Он гладил ее по голове, лаская губами ее лоб.

Она вдыхала знакомый терпкий запах и уже не пыталась сдерживать слезы.

– Прости, что я пытался оттолкнуть тебя, – шепнул он. – Мне очень жаль…

– Мне тоже! – Она взъерошила его волосы, подняла на него взгляд и фыркнула. Легонько ткнула кулачком его в грудь. – Ты что думаешь, мне было очень приятно, когда ты сказал мне, чтобы я убиралась? Я ужасно обиделась, Крик. Но я все поняла. Должен же кто-то из нас двоих быть умнее…

Коул взглянул в ее лучистые глаза. Странная штука – любовь! Она лишает человека всех стен, которыми он себя окружает, разрушает все барьеры. Эви видела его насквозь, со всеми его ошибками и страхами.

Она была в суде, в полицейском участке, разговаривала со свидетелями, с адвокатами. И когда он утратил веру в себя и в любовь, Эви помогла ему вновь обрести все это.

Да, конечно, она тоже сомневается… Эви крутила пуговицу у него на рубашке, пока Коул не понял намека.

– В чем дело?

– Мы ведь знакомы всего неделю…

– Да, этого маловато для серьезных отношений.

– Вот и я говорю.

– Но на самом деле мы знакомы гораздо дольше.

– Что ты имеешь в виду?

Коул взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза.

– Я влюбился в тебя с первого взгляда, – признался он.

– В самом деле?

– По уши влюбился.

– Что же ты молчал?

– Я о многом раньше молчал.

Эви смотрела на него. Веснушчатые щеки были влажными, слипшиеся ресницы торчали, как лучи звезды.

– Я знаю, что ты любишь меня, – сказал Коул. – Я знаю, что ты будешь стоять за меня насмерть, если я прав, и грызть и пилить меня, когда я буду не прав. Это настоящая любовь, Эви.

Он снова поцеловал ее – на этот раз страстно. В коридор могли войти, но ему было все равно.

– Ну что, пошли? – спросила она через несколько минут.

Они по-прежнему стояли, тесно обнявшись.

Коул вздохнул.

– Да, пора выйти к народу, – с неохотой сказал он.

– Они же помогали тебе! – укоризненно посмотрела на него Эви.

– Я знаю…

Держась за руки, они подошли к двери. Коул толкнул ее.

Снаружи никого не было.

Эви растерянно огляделась по сторонам.

– Что, они нас не дождались? Не верю!

Коул нахлобучил на голову ковбойскую шляпу и понимающе прищурился.

– Устали, наверное…

– Нуда, конечно. Эти полицейские провозились целую вечность. Я уже боялась… – Эви покраснела. – Я уже собиралась устроить сидячую забастовку. Или, по крайней мере, подать жалобу.

– Да, с тебя станется!

– А чего они так долго?

– Мне надо было поговорить с судьей.

– Еще какие-то проволочки?

– Да нет, насчет нашего свадебного контракта.

Лицо у Эви стало растерянным.

– А почему бы и нет? – продолжал Коул. – Из уз закона – в узы брака, так сказать.

– Коул!

Он притянул ее к себе.

– Никаких побегов, Эви. Я хочу, чтобы мы были связаны навеки.

Она повисла у него на шее, едва не свалив с ног.

– Ура!

И принялась целовать его: в губы, в щеки, в шею…

Коул рассмеялся и поставил ее на ноги.

– Потише, потише! Я так думаю, что все ждут нас вон в том ресторане. Репетиция торжественного обеда…

Эви не тронулась с места.

– А мне и тут хорошо, – прошептала она, прильнув головой к его плечу.

Коул ощутил знакомый жар.

– Нам придется тут немного задержаться. Пройти медицинское обследование, и все такое. А потом можно закончить нашу поездку.

– Ты хочешь ехать дальше?

– А что? Неплохое свадебное путешествие. Сиэтл, Орегон, долина Напа. Завершим поездку в Новом Орлеане. Нам еще ехать и ехать!

– А потом еще жить и жить…

Он поцеловал ее в последний раз.

– Где твоя машина?

– За домом.

Они вернулись в здание суда, прошли по длинному коридору, мимо многочисленных офисов. У черного хода сидел за столиком охранник. Он кивнул им на прощание, и они вышли на улицу. Эви только сейчас заметила красоту окружающих гор. Коул не видел ничего, кроме нее.

Охранник включил радио.

«С вами снова «Вечерний Остин». Семь часов по Каролинскому времени, на побережье четыре».

А в Монтане – пять. Через час – конец работы. Охранник налил себе кофе. «Вечерний Остин» была его любимая передача.

– Верите ли вы в экстрасенсов? – продолжал ведущий. – Если да, то сегодня перед вами, по просьбам наших слушателей, снова выступит Фиона Александер, одна из лучших экстрасенсов нашей страны. Добрый вечер, Фиона.

– Добрый вечер, Остин.

– Я вижу, наши дежурные уже вышли на связь. Но вы, кажется, хотели чем-то поделиться с нами прежде, чем начнете отвечать на звонки наших слушателей?

– Знаете, люди всегда спрашивают, каковы результаты, есть ли польза от моих советов. Что произошло с теми, кто звонил на передачу в прошлый раз? Нашла ли та или иная женщина себе пару?

– Нам уже многие звонили, благодарили вас за советы. Я уже готов вам поверить…

– Да уж, пора! Но сегодня, прежде чем мы начнем, я хотела бы обратиться к той женщине, которая звонила нам на позапрошлой неделе. Эви, ваши поиски окончены. Но вы знаете не хуже меня, что настоящее путешествие только начинается. Счастливого пути, дорогая!»

Эпилог

– Микроавтобус.

Коул уперся руками в бока, обошел чудище, стоящее на стоянке у гаража в Дирборне, и вопросительно посмотрел на свою жену.

– «Харлей», насколько я понимаю. «Корвет-65», черный, разделяется на две половины…

– Последнее слово в дизайне микроавтобусов! – настаивала Эви. – Идеально подходит для растущей семьи.

– Курятник на колесах.

– Да ты внутрь загляни, Крик! – попыталась убедить она.

– И прекрати скулить, – добавил Бад, похлопав его по спине.

– Управишься без меня? – спросил Коул своего бывшего босса.

– Ха! Я всего полгода как ушел на пенсию, и ты боишься, что я уже не смогу поменять шину?

– С твоей-то спиной менять шины? – отозвалась из офиса Вивиана. – Это работа Билли!

Парнишка, которого Коул нанял в помощники, поднял голову от мотора, с которым возился. Он терпеть не мог, когда его называли Билли.

– Меня зовут Билл! – крикнул он.

– Ей-богу, Коул еще хуже Бада, – говорила Эви Вивиане, но так, чтобы слышали все. – Его от работы за уши не оттащишь. Ведь это наш первый отпуск за два года!

– Не волнуйся, – успокаивал Бад Коула. – Я тут пока приведу в порядок все, что ты успел натворить, пока меня не было.

– Знаю, знаю! – проворчал Коул.

Он обнял на прощание Бада, потом Вивиану и направился к микроавтобусу, намереваясь сесть за руль.

Но на водительском месте уже лежала панама Эви.

– Ты что, хочешь сказать, что я даже машину вести не могу? – возмутился Коул.

– Можешь, можешь. Я просто хочу опробовать ее первой, – сказал Эви, похлопав его по спине.

Он обнял ее за талию и крепко поцеловал.

– Ладно. Так и быть, веди.

– Так и быть?! – вскинулась Эви.

– Папа, поехали!

Коул рассмеялся. Их трехлетняя дочка нетерпеливо ерзала на заднем сиденье.

– Я не упаду? – требовательно спросила маленькая вертушка.

Коул наклонился и проверил ремни безопасности на ее детском сиденье. Эви не купила бы его, если б оно не было самым надежным из тех, что есть на рынке. А Эмили не согласится на нем сидеть, пока папа не проверит его лично.

– Не упадешь, лапочка.

– А Келли? – спросила Эви. Она озабоченно проверяла список вещей – все ли взяли?

Коул проверил сиденье их годовалого сынишки.

– Как у Христа за пазухой!

Эмили радостно взвизгнула. Коул поцеловал ее в ушко. Она снова рассмеялась.

– Следи за братиком.

– Хорошо. А ты еще поцелуешь маму?

– Сейчас.

Но миссис Крик было не до того. Она рассматривала карту.

– Сегодня будем ночевать в Олбани, завтра поедем в Мэн. Если, конечно, не задержимся в Вермонте.

Коул отобрал у нее карту.

– Куда приедем, туда и приедем. У нас же впереди целых три недели отдыха, Эви!

Она посмотрела на него, наконец-то думая о нем, и только о нем.

– Пять лет…

– Да, сегодня как раз пять лет. Счастливая годовщина! – И Коул поцеловал ее, долго и крепко.

– Эй, вы так до завтра с места не тронетесь! – окликнул их Бад.

Вивиана одернула его.

– Пять лет… – промурлыкала Эви, потершись щекой о щеку Коула.

– А ты мне подарила всего-навсего микроавтобус!

Эви фыркнула.

– Это же пробный экземпляр! Последнее слово техники. Надо же кому-то его проверить.

– А блокноты с тобой?

– Штук десять.

– Ты меня все еще любишь?

– Это записывать не обязательно. Тебя все равно не переделаешь. Да и не надо.

– Ну, еще бы! Совершенство в улучшениях не нуждается.

– Вот именно.

Коул поцеловал ее и прижал к себе.

– Эви, я тебя люблю.

– Я тебя тоже.

– Помнишь наш старый «конквест»?

– Он нам очень хорошо служил! – сказала Эви.

– Ну да, а теперь ты сменила его на микроавтобус.

Эви звонко чмокнула его в щеку.

– То ли еще будет!

– Да? И что же именно? Лавины? Обвалы?

– Ладно, Бог с ней, с картой. Только найди мне отель, где можно нанять няню.

Коул нахмурился.

– Только с няней будешь разговаривать сама. Не хочется доверять детей неизвестно кому.

Эви рассмеялась и вытянула из своей сумки блокнот и помахала им перед лицом мужа.

– У меня есть подробные сведения обо всех отелях в городах от одного океана до другого!

– Тогда поехали.

Эви села за руль микроавтобуса.

Ступеньки неудобные… Она вписала это в свой блокнот.

Коул сел рядом с ней. Эви смотрела, как он проверяет сиденья малышей. Ничего удивительного, что из него вышел такой заботливый отец. Он отличался завидным терпением, никогда не повышал голоса, и в то же время у него хватало мудрости давать детям относительную свободу, не опекать их неотступно днем и ночью.

Эви не сомневалась, что вдвоем они вырастят прекрасных детей. И брак их становился все прочнее с каждым днем. Ей вспомнились страхи, которые терзали ее раньше. Теперь ей трудно было себе представить, что когда-то она не знала, о чем говорить с Коулом. Она давно привыкла делиться с ним даже самыми мелкими своими невзгодами и радостями. И он отвечал ей тем же.

– Ну, чего стоим? Поехали!

Она уставилась на него. Коул, оказывается, давно уже сидел на месте.

– Я задумалась. Вспоминала…

Он нагнулся к ней, и они снова поцеловались.

– Поехали, детка. Посмотрим, на что способна эта железяка.

Эви покосилась на заднее сиденье.

– Кстати, спинки откидываются.

Она многозначительно подмигнула мужу.

Коул хмыкнул и надвинул на глаза свою ковбойскую шляпу. Эви заметила, что на губах у него играет лукавая улыбка. Он застегнул ремни безопасности и устроился поудобнее.

– Приедем в Олбани – разбуди.

– Ты что, спать собрался? – обиженно спросила Эви.

– Я тебе доверяю. К тому же у меня такое чувство, что сегодня мы долго не уснем…

По телу Эви разливался знакомый жар. Она усмехнулась.

– Обещания, обещания…

– Ты меня правильно поняла.

Эви посмотрела в зеркало заднего обзора и вырулила со стоянки. Путешествие только начиналось!

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

Эпилог

Реклама на сайте