«Посмертный портрет»

Светильник для тела есть око.[1]

Новый Завет

Святая память сына

О матери вечна.

Сэмюэл Колридж

ПРОЛОГ

Мы начинаем двигаться навстречу смерти с первого вздоха. Она становится все ближе и ближе с каждым биением нашего сердца. Ее не избежит никто на свете. Однако мы цепляемся за жизнь, молимся на нее, несмотря на ее скоротечность. Или, возможно, благодаря ей.

И все же мы думаем о смерти. Ставим памятники умершим, чтим ее в наших ритуалах. «Какой будет наша смерть? – спрашиваем мы себя. – Внезапной и быстрой или долгой и мучительной? Будем ли мы испытывать боль? Наступит ли она после долгой и насыщенной жизни или неумолимо настигнет нас в цвете лет?»

Когда придет наш срок? Для смерти срока нет. Он ей безразличен.

Мы придумываем себе загробную жизнь, потому что мысль о конце нестерпима. Придумываем богов, которые руководят нами, которые встретят нас в золотых вратах, дабы ввести в вечную землю, где текут молочные реки с кисельными берегами.

Мы – дети, за одну руку прикованные к добру и вечной награде, а за другую – к злу и вечному наказанию. В итоге почти никто не живет по-настоящему и не знает, что такое свобода.

Я изучил жизнь и смерть.

Есть только одна цель. Жить. Жить свободно. С каждым биением сердца сознавать, что ты не тень. Ты свет,а свет следует пить, всасывать в себя отовсюду, из любого источника. Тогда наш конец не будет смертью. В конце мы сами станем светом.

Меня назовут безумным, но я нормален. Я обрел Истину и Спасение. Когда я стану самим собой, создам и сделаю то, что написано мне на роду, это будет прекрасно.

И тогда для всех настанет вечная жизнь.

ГЛАВА 1

Жизнь была чудесной. Ева пила свою первую чашку кофе и одновременно выбирала рубашку. В конце концов она остановилась на тонкой безрукавке. Лето выдалось знойным, и от жары задыхался не только Нью-Йорк, но и все Восточное побережье.

Ну и пусть. Жара лучше, чем холод.

Ничто не могло испортить ей день. Совершенно!

Ева надела безрукавку, оглянулась по сторонам, удостоверилась, что ее никто не видит, и, покачивая бедрами в стиле буги-вуги, отправилась на кухню за второй чашкой кофе. Посмотрев на наручные часы, она убедилась, что времени для завтрака полно, и сунула в микроволновку пару оладий. Потом она вернулась к шкафу за ботинками.

Ева была высокой, стройной и в последнее время носила брюки цвета хаки со светлой рубашкой. Волосы у нее были короткие, модно подстриженные, русые, со светлыми прожилками, выгоревшие на щедром солнце. Эта прическа очень подходила к ее худому лицу, широко расставленным карим глазам и крупному рту. На подбородке у нее была ямочка, и муж Евы, Рорк, обожал поглаживать эту ямочку кончиком пальца.

Несмотря на жару, с которой предстояло столкнуться на улице, по дороге в гостиную Ева прихватила с собой легкий жакет и бросила его на портупею с кобурой, висевшую на спинке дивана.

Значок уже лежал у нее в кармане.

Лейтенант Ева Даллас вынула из микроволновки оладьи, щедро полила их черничным вареньем, взяла кофе и плюхнулась на диван. Она приготовилась насладиться роскошным завтраком перед тем, как приступить к обязанностям офицера отдела по расследованию убийств.

Жирный кот Галахад, проявлявший поразительное чутье, когда дело касалось еды, возник из воздуха, вспрыгнул на диван, сел рядом и двухцветными глазами уставился на тарелку.

– Это мое! – Ева подцепила оладью вилкой и посмотрела на кота сверху вниз. – Дружище, Рорка тебе удалось бы уломать, но меня – нет… Тем более что ты наверняка уже ел, – добавила она, кладя ноги на журнальный столик и продолжая завтракать. – Бьюсь об заклад, что на рассвете ты прокрался на кухню, проскользнув мимо Соммерсета.

Она наклонилась и посмотрела коту в глаза.

– Ну, приятель, радуйся. Нас ждут три прекрасные, чудесные, волшебные недели! И знаешь, почему? Знаешь?

Счастливая Ева сдалась и сунула коту кусочек оладьи.

– Потому что этот тощий, упрямый сукин сын уезжает в отпуск! Далеко-далеко! – запела она, вспомнив, что дворецкий Рорка, бич ее жизни, не будет раздражать ее ни сегодня вечером, ни в ближайшие вечера. – Мне предстоит двадцать один день жизни без Соммерсета, и это замечательно!

– Не уверен, что кот разделяет твое ликование, – сказал Рорк, уже давно стоявший в дверях и наблюдавший за женой.

– Конечно, разделяет! – Ева схватила вторую оладью, не дав Галахаду сунуть нос в тарелку. – Он просто притворяется бесстрастным… Я думала, что сегодня утром ты рассылаешь ценные указания по всей планете.

– Уже разослал.

Рорк вошел, и настроение Евы улучшилось еще больше. Она любила следить за изящными движениями своего длинноногого, ослепительно красивого мужа.

«Его грации позавидовала бы даже кошка», – подумала Ева. Она улыбнулась и решила, что на свете нет женщины, которая не пришла бы в восторг от возможности видеть за завтраком такое лицо. Подобное совершенство мог создавать только бог, причем далеко не каждый день. Худое, с высокими скулами, твердым подбородком и полными губами, от вида которых у Евы текли слюнки. Обрамленное пышными черными кудрями и освещенное голубыми кельтскими глазами. «Все остальное не хуже», – подумала она.

– Иди сюда, красавчик! – Ева схватила Рорка за полу рубашки, притянула к себе и жадно впилась зубами в его нижнюю губу. Потом провела по ней языком и отпустила. – Ты вкуснее оладий.

– Я вижу, ты сегодня очень жизнерадостная.

– Чертовски верно! «Жизнерадостность» – мое второе имя. Сегодня я собираюсь улучшать настроение всем и каждому.

– Приятно слышать, – весело ответил он, по-ирландски растягивая слова. – Тогда начни с меня. Я переживаю из-за отъезда Соммерсета.

Ева скорчила гримасу.

– Это могло бы испортить мне аппетит. – Она быстро доела оладьи. – Нет, не испортило. Скатертью дорога!

Рорк поднял бровь и дернул ее за волосы.

– Ты в самом деле так рада?

– Да. Я готова танцевать от радости. Три недели! – Она довольно потянулась, встала и убрала тарелку подальше от кота. – Три потрясающие недели я не увижу мерзкую физиономию этого типа и не услышу его скрипучий голос!

– Почему-то мне кажется, что он думает так же… – Рорк вздохнул и поднялся. – Но лично я уверен в том, что вам будет друг друга не хватать.

– Еще чего! – Ева пристегнула портупею с кобурой. – Сегодня вечером я это отпраздную. Именно отпраздную! Закажу пиццу и съем ее в гостиной. В голом виде.

Брови Рорка взлетели вверх.

– Мысль интересная…

– Если так, закажи себе пиццу сам. – Она накинула жакет. – Пока. Я буду в управлении.

– Сначала потренируйся. – Рорк положил руки ей на плечи. – Скажи: «Приятного путешествия. Счастливого отпуска».

– Ты не говорил, что мне придется прощаться с ним. – Увидев выражение лица мужа, Ева выпалила: – Ладно, ладно, так и быть! Приятного путешествия. – Потом она растянула губы в улыбку и добавила: – Счастливого отпуска… Задница! Наконец-то я избавлюсь от этой старой задницы!

– Понятно. – Рорк провел ладонями по ее предплечьям, взял за руку и повел к двери. Кот стрелой вылетел из гостиной. – Старик тоже ждет этого с нетерпением. В последние два года он не брал отпуска.

– Потому что не хотел спускать с меня глаз… Ладно, все в порядке! – весело сказала Ева. – Он все-таки уезжает, а это самое главное.

Они уже подходили к двери, как вдруг послышался кошачий вопль, проклятие и несколько глухих ударов. Ева была легка на ногу, но Рорк ее опередил. Он уже бежал по лестнице вниз – туда, где лежал Соммерсет среди кучи рассыпавшегося белья.

– Черт побери… – только и сказала Ева, увидев эту сцену.

– Не двигайся. Постарайся не двигаться, – бормотал Рорк, склонившись над Соммерсетом.

Ева добралась до последней ступеньки и нагнулась. Лицо Соммерсета, всегда бледное, на сей раз было белым как мел и покрыто испариной. В его глазах застыла боль.

– Нога… – хрипло выдавил старый дворецкий. – Боюсь, я сломал ногу.

Ева и сама догадалась об этом: нога под коленом была неестественно вывернута.

– Принеси покрывало, – сказала она Рорку, вытаскивая из кармана мобильный телефон. – У него шок. Я вызову «Скорую».

– Последи, чтобы он не двигался. – Рорк быстро накинул на Соммерсета мятую простыню и бросился наверх. – У него могут быть и другие повреждения.

– Только нога. И плечо. – Старик закрыл глаза; тем временем Ева набрала номер. – Я споткнулся об этого проклятого кота. – Потом он открыл глаза и насмешливо сказал Еве, которая стучала зубами, несмотря на жару: – Вы наверняка думаете: какая жалость, что он не свернул себе шею.

– Я думаю, что вы старый упрямец!

Ева перевела дух. Слава богу, он в сознании. Правда, глаза слегка блестят. Она посмотрела на Рорка, возвращавшегося с покрывалом.

– «Скорая» уже едет. Он злится и ворчит. Похоже, сотрясения мозга нет. Он пересчитал ступеньки и ударился о каменный пол. Споткнулся о кота.

– О господи…

Рорк взял Соммерсета за руку и сжал ее. Ева вздохнула. Она часто ссорилась с этим старым бабуином, однако хорошо понимала, что Соммерсет значил для Рорка куда больше, чем родной отец.

– Я открою ворота «Скорой».

Она подошла к панели управления воротами, которые отделяли обширные частные владения Рорка от территории города. «Галахад бесследно сгинул и скоро на глаза не появится, – хмуро подумала она. – А может, проклятый кот сделал это нарочно? Решил испортить мне настроение в отместку за оладьи?»

Услышав вой сирены, Ева открыла входную дверь и чуть не упала от удара тепловой волны. Всего восемь, а жара такая, что мозги плавятся. Небо – цвета кислого молока, воздух напоминает сироп. И все же Ева с удовольствием пила бы и то и другое, будь у нее хорошее настроение.

«Приятного путешествия, – подумала она. – Сукин сын…»

И тут в кармане Евы запищал телефон.

– «Скорая» уже здесь, – сказала она Рорку и отошла в сторону. – Даллас слушает… Черт побери, Надин! – воскликнула она, услышав голос своей подруги, репортера Семьдесят пятого канала. – Ты не вовремя.

– Я получила сообщение. Похоже, дело серьезное. Встретимся на углу Деланси и авеню «Д». Я выезжаю.

– Постой, постой! Я не собираюсь сломя голову лететь в Нижний Ист-Сайд только потому, что…

– Думаю, кого-то убили. Мне прислали фотографии молодой девушки. Думаю, она мертва.

Ева нахмурилась:

– Почему ты думаешь, что она мертва?

– Все расскажу при встрече. Мы даром тратим время.

Ева жестом пригласила медиков войти и снова прижала трубку к уху:

– Послушай, если к тебе поступила какая-то информация, почему ты сразу не вызвала полицию?

– А вдруг выяснится, что это утка? Тогда меня обвинят в том, что я морочу полиции голову. Даллас, по-моему, там случилось что-то очень важное. Приезжай, или я начну действовать самостоятельно. А потом передам в эфир все, что удалось обнаружить.

– Будь все проклято, ну и денек начинается! Ладно, стой на углу. Купи себе какую-нибудь булочку, что ли… И ничего без меня не предпринимай. Тут у меня самой черт знает что творится! – Она шумно выдохнула и посмотрела на медиков, осматривавших Соммерсета. – Я выезжаю.

Ева дала отбой и сунула телефон в карман. Потом подошла к Рорку и, не придумав ничего лучшего, потрепала его по руке.

– Мне нужно проверить одну вещь.

– Представляешь, я не могу вспомнить, сколько ему лет. Ничего не помню.

– Эй!.. – На сей раз Ева сжала его руку. – Он не позволит себе слечь надолго. Послушай, если хочешь, я плюну на это дело…

– Нет, поезжай. – Рорк тряхнул головой. – Споткнулся о чертова кота. Он ведь мог свернуть себе шею! – Он повернулся и поцеловал Еву в лоб. – Жизнь полна мерзких сюрпризов. Берегите себя, лейтенант. На сегодня одного сюрприза достаточно.

Пробки были ужасные, но испортить Еве настроение они уже не могли – оно и так было хуже некуда. Поломка автобуса на Лекс остановила все движение в южном направлении. Раздавались гудки. В небе вились и жужжали вертолеты патрульной службы, мешая горячим головам промчаться по встречной полосе.

Ева, которой все это осточертело, включила сирену, проехала по тротуару, свернула на восток, а потом, увидев, что путь свободен, снова повернула на юг.

Она позвонила в управление и сообщила, что берет час личного времени. Не назвав причины и не сказав, что понеслась к репортеру прямого эфира, поманившему ее пальцем. Однако она доверяла инстинкту Надин (нюх у этой женщины был, что у твоей гончей), а потому приказала своей помощнице, сержанту Делии Пибоди, немедленно прибыть в Деланси.

Жизнь здесь била ключом. В этом районе было полно магазинчиков, кофеен и киосков, которые теснились вдоль тротуара и обслуживали обитателей здешних небоскребов. Ева припарковалась рядом с фургоном посыльной службы и включила маячок. Потом с неохотой покинула прохладный салон и вышла на удушливую и влажную летнюю жару.

В нос тут же ударили запахи пережженного масла, кофе и пота. Соблазнительный аромат дыни перешибался дымом передвижного мангала, от которого воняло луком. Ева стояла на углу, оглядываясь по сторонам и стараясь не дышать. О господи, кто может есть эту гадость?

Ни Надин, ни Пибоди еще не было, но зато она увидела нескольких торговцев и ремонтника, о чем-то споривших у зеленого контейнера. Следя за ними, Ева раздумывала, не позвонить ли Рорку. Как там Соммерсет? Может быть, произошло чудо, фельдшеры каким-то образом срастили старику голень, и он собирается в дорогу? В результате утреннего несчастного случая он возьмет не три недели отпуска. А все четыре. Во время отсутствия безумно влюбится в профессиональную проститутку, которая будет спать со старым мошенником бесплатно, женится на ней и поселится в Европе. Нет, не в Европе. Это слишком близко. Они улетят в Новую Зеландию и никогда не вернутся на материк по имени Америка.

Если она не позвонит, то сможет еще долго цепляться за эту хрустальную мечту…

Но Ева помнила боль, стоявшую в глазах Соммерсета, и то, как Рорк держал его за руку.

Она тяжело вздохнула и достала из кармана телефон.

Прежде чем она успела набрать номер, один из торговцев толкнул ремонтника. Ремонтник ответил тем же. Ева увидела мелькнувший кулак – и ремонтник рухнул плашмя. Она сунула телефон в карман, снова вздохнула и пошла разнимать дерущихся.

Ева почуяла этот запах еще за метр. Она слишком часто сталкивалась со смертью, чтобы допустить ошибку.

На тротуаре было тесно. Из киосков и парадных выскакивали люди и подбадривали драчунов криками. У обочины останавливались велосипедисты, желавшие насладиться зрелищем.

Ева не стала вынимать свой значок. Просто схватила стоявшего за полы рубашки, а на грудь упавшего поставила ногу.

– Уймись.

Торговец был маленький, но жилистый. Он попытался вырваться, однако Ева продолжала держать его за потную рубашку. Кровью его глаза налились от гнева, но кровь на губе была настоящей.

– Леди, это не ваше дело, так что уходите, пока целы!

– Эта леди – лейтенант полиции. – Ева вынула значок и ослепительно улыбнулась торговцу. – Еще посмотрим, кто из нас будет цел… Так что лучше помалкивайте.

– Коп? Вот и отлично. Посадите этого вонючего подонка! Я плачу налоги. – Торговец поднял руки и обратился к толпе за поддержкой, как боксер, бегающий по рингу между раундами. – Мы платим, а гады вроде этого на нас плевать хотели!

Ремонтник, лежавший на земле, казалось, не горел желанием вставать. Он был тучный, страдал одышкой, а его левый глаз уже изрядно заплыл. Но Ева, не испытывавшая приязни к представителям всех ремонтных служб, продолжала прижимать его ногой к земле.

– Он оскорбил меня действием! Я хочу подать жалобу!

Ева посмотрела на человека, прижатого ее ботинком.

– Молчать, – коротко приказала она и ткнула пальцем в торговца: – Фамилия!

– Ремке. Уолдо Ремке. – Он подбоченился, упершись ободранными костяшками в тощие бедра. – Это я хочу подать жалобу!

– Да-да… Это ваше место? – Она указала на маленькую кулинарию.

– Уже восемнадцать лет. А до того оно принадлежало моему отцу. Мы платим налоги…

– Это я уже слышала. Контейнер ваш?

– Мы платили за этот контейнер уже двадцать раз. Я, Костелло и Минц. – Потный торговец кивнул в сторону двух лавочников, стоявших сзади. – Но он половину времени сломан. Вы только понюхайте! Чуете этот запах? Кто захочет иметь с нами дело, если рядом будет так смердеть? За последние шесть недель мы трижды вызывали ремонтную службу. А им на это начхать!

Толпа согласно загудела, а какой-то остряк крикнул:

– Смерть фашистам!

Ева прекрасно знала, что жара, вонь и уже пролившаяся кровь могут моментально превратить сборище безобидных соседей в агрессивную толпу.

– Мистер Ремке, мистер Костелло и мистер Минц, останьтесь. Остальных прошу заняться своими делами.

Ева услышала за спиной топот; так цокали об асфальт только ботинки полицейских.

– Пибоди, – не оборачиваясь, сказала она, – удали толпу, пока они не нашли веревку и не линчевали этого малого.

Пибоди, слегка задыхаясь, подбежала к Еве.

– Есть, мэм. – Она повернулась к собравшимся: – Пожалуйста, идите по своим делам.

При виде формы, даже слегка помятой из-за жары, большинство зевак попятилось. Пибоди поправила солнечные очки и фуражку, немного перекосившиеся во время забега по тротуару. Ее широкое лицо покрылось испариной, но в темных глазах за тонированными стеклами читалась решимость. Она бросила взгляд на контейнер, а потом многозначительно посмотрела на Еву.

– Лейтенант?..

– Вот именно. – Ева нахмурилась и постучала ботинком по груди ремонтника. – Фамилия!

– Ларри Пул. Послушайте, лейтенант, я только делаю свое дело. Я приехал по вызову, а этот тип накинулся на меня с кулаками!

– Когда вы приехали?

– Десять минут назад. Этот сукин сын даже не дал мне посмотреть на контейнер. Сразу полез в драку!

– Отойдите в сторону. Не напрашивайтесь на неприятности, – сказала Ева Ремке.

– Я хочу подать жалобу. – Он сложил руки на груди и начал облизывать окровавленную губу. Тем временем Ева помогла Пулу встать.

– Они швыряют сюда всякое дерьмо, а потом жалуются, что контейнер ломается, – начал Пул. – Используют не те щели. Если бросать органику в щель для неорганических отходов, то, конечно, будет вонять!

Он захромал к контейнеру, но задержался, чтобы надеть маску.

– Все, что от них требуется, это соблюдать инструкции, но они, черт побери, предпочитают жаловаться каждые пять минут…

– Как работает замок?

– Он имеет код. Понимаете, они арендуют контейнер у города, а город хранит коды. Мой сканер считывает код, а потом… Черт побери, он взломан!

– А что я говорил?

Пул с достоинством выпрямился и мрачно посмотрел на Ремке.

– Замок и печать взломаны. Иногда такое вытворяют мальчишки. Проклятие, я тут ни при чем! Кто знает, почему мальчишки то и дело гадят? Наверно, прошлой ночью они сломали замок и сунули в контейнер дохлую кошку.

– Я не собираюсь платить за испорченные замки… – начал Ремке.

– Перестаньте, мистер Ремке, – предупредила Ева. – Значит, контейнер не заперт и не запечатан? – спросила она Пула.

– Да. Теперь придется вызывать ремонтную бригаду для очистки… Чертовы мальчишки!

Ремонтник начал снимать крышку, но Ева шлепнула его по руке:

– Отойдите, пожалуйста. Пибоди!

От запаха и так выворачивало наизнанку, но Пибоди знала, что дальше будет еще хуже.

– Напрасно я съела по дороге хот-дог…

Ева уже взялась за крышку, но эти слова заставили ее обернуться и покачать головой:

– Ты ешь эту дрянь? Что с тобой?

– Они вкусные. К тому же это быстро.

Она сделала вдох, задержала дыхание и кивнула. Потом они вместе подняли тяжелую крышку.

Из контейнера вырвался запах смерти.

Она лежала ничком в отделении для органических отходов. Была видна лишь половина ее лица. Ева видела открытый зеленый глаз – ярко-зеленый, цвета бутылочного стекла. Она была молода и, должно быть, хороша собой.

Но смерть и жара обезобразили ее.

– Что они туда пихнули, черт побери? – Пул заглянул внутрь и тут же отшатнулся, закрыв рукой рот.

– Пибоди, звони. С минуты на минуту тут будет Надин. Она попала в пробку, иначе уже давно была бы здесь. Не пускай сюда ни ее, ни оператора. Она будет уговаривать, но ты держись.

– Там кто-то есть? – На лице Ремке не осталось и следа гнева. Он смотрел на Еву испуганными глазами. – Человек?..

– Мистер Ремке, идите к себе. И уведите остальных. Я скоро приду. Нам будет нужно поговорить.

– Я только посмотрю. – Он откашлялся. – Я мог бы… если это кто-то из наших соседей, я мог бы узнать… Я посмотрю, если позволите.

– Это тяжелое зрелище, – предупредила Ева, но махнула рукой и пропустила его.

Лицо Ремке было бледным, и все же он шагнул вперед. Потом на мгновение закрыл глаза и оскалил зубы. Его щеки совсем побелели.

– Рэйчел! – Он отпрянул, борясь с тошнотой. – О боже… О боже… Это Рэйчел – не знаю ее фамилии. Господи Иисусе, она работала в круглосуточном магазине на противоположной стороне улицы. Совсем девочка. – По щекам Ремке полились слезы, и он отвернулся, пытаясь скрыть их. – Двадцать, максимум двадцать один. Студентка университета. Она всегда занималась…

– Идите к себе, мистер Ремке. Я позабочусь о ней.

– Совсем девочка… – Он вытер лицо руками. – У какого зверя поднялась рука на ребенка?!

Ева могла сказать ему, у какого зверя. У самого злобного и опасного на свете. Но она промолчала.

Ремке подошел к Пулу.

– Пойдем. – Он положил руку на плечо ремонтника. – Пойдем в магазин, там прохладнее. Я дам тебе воды.

– Пибоди, полевой набор в машине.

Отвернувшись от трупа, Ева включила прикрепленную к лацкану видеокамеру.

– Ладно, Рэйчел, – пробормотала она. – Беремся за работу. Начинаем запись. Жертва – женщина. Белая, приблизительный возраст – двадцать лет.

Ева распорядилась оцепить место происшествия и расставила полицейских, которые не должны были пропускать за ограждение зевак. Засняв труп, контейнер и прилегающую местность, она выключила камеру и приготовилась лезть в контейнер.

Как раз в этот момент в конце квартала показался микроавтобус Семьдесят пятого канала. «Надин начнет дымиться, – подумала Ева. – И умрет от обезвоживания организма. Ждать придется недолго».

Следующие двадцать минут были просто ужасными.

Когда Ева вылезла наружу, Пибоди протянула ей бутылку воды.

– Спасибо. – Ева залпом выпила полбутылки, потом перевела дух, но так и не смогла избавиться от мерзкого вкуса во рту. Вторую бутылку она вылила на руки. – Пусть эти ребята немного остынут, – кивнула она на кулинарию. – Сначала мне нужно поговорить с Надин.

– Вы уже установили личность убитой?

– Да. Я запросила данные, и в картотеке нашлись отпечатки ее пальцев. Это Рэйчел Хоуард, студентка Колумбийского университета, работавшая неполный день. – Ева стерла пот с лица. – Насчет возраста Ремке не ошибся. Двадцать лет. Тащи мешок с биркой, – добавила она. – Проклятие, она так испеклась там, что я не могу определить даже причину смерти, не говоря о времени! Посмотрим, что скажут «уборщики», а потом передадим ее экспертам.

– Хотите начать поиск свидетелей?

– Подожди, пока я не поговорю с Надин.

Ева сунула Пибоди пустую бутылку и пошла по тротуару. Один из зевак хотел что-то спросить, но увидел выражение ее лица и тут же отстал.

Надин вышла из микроавтобуса, злая, как кошка.

– Черт побери, Даллас, сколько времени ты будешь меня мариновать?

– Сколько понадобится. Сначала мне нужно увидеть снимки. А потом отвезти тебя в управление и допросить.

– Нужно? Плевать я хотела на то, что тебе нужно!

Утро выдалось ужасное. Ева жутко вспотела, ее преследовал чудовищный запах из контейнера, а от завтрака, которому она так радовалась, осталось одно воспоминание. В душном воздухе стлался дым передвижного мангала, владелец которого сбивался с ног, обслуживая людей, толпившихся вокруг и жаждавших полюбоваться на чужую смерть.

Поэтому Ева и не пыталась сдержать гнев. Она злобно уставилась на свеженькую Надин, выглядевшую словно майская роза и державшую в холеных пальчиках чашку кофе со льдом.

– Отлично. Ты имеешь право хранить молчание…

– Что это значит, черт побери?!

– Ты являешься важным свидетелем в деле об убийстве. – Ева жестом подозвала ближайшего полицейского. – Прочитайте мисс Ферст ее права и проводите в управление. Она задержана для допроса.

– Да ты что, спятила? За что?!

– Скоро узнаешь. – Ева резко повернулась и пошла к судебным экспертам.

ГЛАВА 2

В кулинарии было прохладно и пахло кофе, копченым лососем и свежим хлебом. Ева выпила стакан воды, протянутый Ремке. Хозяин больше не напоминал готовую к старту ракету. Он выглядел измученным.

Ева по собственному опыту знала, что так часто бывает с людьми, ставшими свидетелями насилия.

– Когда вы в последний раз пользовались контейнером? – спросила она.

– Вчера вечером. Около семи, сразу после закрытия. Обычно кулинарию закрывает мой племянник, но на этой неделе он взял отпуск. Повез жену и детей в Диснейленд. Один бог знает, зачем.

Он оперся локтями о стойку и прижал ладони к вискам.

– Не могу выкинуть из головы лицо этой девочки. «И никогда не сможешь, – подумала Ева. – Будешь вспоминать его то и дело…»

– Когда вы открыли магазин?

– В шесть утра. – Он тяжело вздохнул и опустил руки. – И сразу заметил… запах. Я пнул контейнер. О боже всемогущий, пнул его, а она лежала там…

– Вы не могли ей помочь, но можете сделать это сейчас. Что было потом?

– Я позвонил и обругал оператора. Костелло и Минц пришли около половины седьмого, и мы сказали друг другу все, что об этом думаем. В семь я позвонил снова, потому что никто не явился, и страшно злился, пока не приехал этот Пул. Думаю, прошло около десяти минут. А потом я его стукнул.

– Вы живете наверху?

– Да. Мы с женой и наша младшая дочь. Ей шестнадцать лет. – Дыхание Ремке участилось. – Господи, она ведь тоже могла очутиться в контейнере! Вчера вечером она вернулась в десять. Такой у нас порядок. Она куда-то ходила с подружками. Не знаю, что бы я делал, если бы… Не знаю, что бы я делал. – У него сорвался голос. – А что делают в таких случаях?

– Да, это тяжело… Вчера вечером вы не слышали ничего подозрительного? Может быть, видели кого-нибудь?

– Шелли вернулась вовремя. Мы строго следим за этим, так что она пришла в десять. Я смотрел по телевизору какой-то спорт, но главным образом ждал ее. В одиннадцать все уже спали. Нужно было открывать кулинарию, поэтому я лег рано. И уснул, как убитый.

– О'кей, расскажите мне о Рэйчел. Что вы о ней знаете?

– Не так уж много. Кажется, она работала в круглосуточном магазине около года. Чаще днем. Иногда выходила в ночную смену, но работала главным образом днем. Когда я заходил в магазин, то видел, что она занималась. Конечно, если не было покупателей. Она собиралась стать учителем. Улыбка у нее была чудесная… – У него снова сорвался голос. – Стоило посмотреть на нее, как у тебя улучшалось настроение. Не понимаю, как у кого-то поднялась рука… – Он выглянул в окно и снова посмотрел на контейнер. – Просто не понимаю.

Ева в сопровождении Пибоди перешла улицу и направилась к круглосуточному магазину.

– Свяжись с Рорком. Я хочу узнать, как себя чувствует Соммерсет.

– А как он себя может чувствовать? Он же сегодня уезжает в отпуск. С фанфарами и фейерверком. Вы отметили это в календаре.

– Он сломал ногу.

– Что? Когда? Как? Вот тебе и раз…

– Сегодня утром грохнулся с лестницы. Думаю, он сделал это назло мне. Просто уверена. Скажешь Рорку, что я позвоню, как только покончу с этим делом.

– И передам, что вы искренне сочувствуете бедняге. – Ева смерила ее убийственным взглядом, однако Пибоди сумела сохранить серьезный вид. – Он поймет, что это вранье, но так принято.

– Говори что хочешь.

Ева вошла в магазин, работавший круглосуточно семь раз в неделю. Какой-то тактичный человек уменьшил громкость музыки, которая обычно оглушительно звучала в каждом магазине сети «24/7». Помещение напоминало пещеру, наполненную продуктами быстрого приготовления и товарами повседневного спроса. Вдоль одной стены выстроились игральные автоматы. У дверей маячил полицейский, за стойкой сидел юноша с красными глазами.

«Еще один тинейджер», – подумала Ева. Продавцы в магазинах этой сети были главным образом старшеклассниками или студентами, гнувшими спину за смешные деньги.

Юноша был чернокожий, худой, с впечатляющей гривой оранжевых волос, торчащих в разные стороны. В его губу было продето серебряное кольцо, на браслете часов болтался дешевый брелок.

Он посмотрел на Еву и снова беззвучно заплакал.

– Они сказали, чтобы я никому не звонил. Сказали, чтобы сидел здесь. А я не хочу сидеть здесь!

– Ты скоро освободишься. – Ева кивком отослала полицейского на улицу.

– Они сказали, что Рэйчел мертва…

– Да. Ты дружил с ней?

– Я думаю, это ошибка. Думаю, вы ошиблись. – Он провел пальцем под носом. – Если вы дадите мне позвонить, то поймете, что произошла ошибка.

– Мне очень жаль. Как тебя зовут?

– Мадинга. Мадинга Джонс.

– Нет, Мадинга, это не ошибка. Мне очень жаль. Я вижу, что вы действительно были друзьями. Как давно ты ее знал?

– Этого не может быть! Не может быть… – Он потер лицо руками. – Она стала работать здесь прошлым летом. В самом начале лета. Она училась в университете и нуждалась в работе. Иногда мы с ней куда-нибудь ходили.

– Вы были близки с ней? Состояли в связи?

– Мы дружили, вот и все! У меня есть девушка. Иногда мы вместе посещали какой-нибудь клуб или смотрели новый фильм.

– У нее был молодой человек?

– Вообще-то нет. Рэйчел никого особенно не выделяла, потому что ей нужно было учиться. Она обожала учиться.

– Она никогда не говорила, что ее преследуют? Может быть, был человек, недовольный тем, что на него не обращают внимания?

– Я не… ну, был один парень, с которым мы познакомились в клубе. Однажды она с ним встречалась. Кажется, он владелец ресторана или что-то в этом роде. Но Рэйчел сказала, что он слишком много хочет, и бросила его. Малому это не понравилось, и какое-то время он не давал ей проходу. Но это было несколько месяцев назад. Еще до Рождества.

– Тебе известно его имя?

– Диего. – Он пожал плечами. – Фамилию не знаю. Лощеный, нарядно одетый. Он ей совсем не подходил – только и делал, что таскался по клубам и барам. Но он умел танцевать, а Рэйчел нравились танцы.

– В каком клубе они познакомились?

– «Устрой сцену». На Четырнадцатой, неподалеку от Юнион-сквер. Он… он что-то сделал с ней перед тем, как бросить в контейнер?

– Пока не могу сказать.

– Она была девушкой! – У него задрожали губы. – Говорила, что не хочет спать с мужчиной просто от нечего делать. Я слегка подтрунивал над этим, потому что мы дружили. Если он что-то сделал с ней… – Слезы юноши высохли, и его взгляд стал каменным. – Вы должны сделать с ним то же, что он сделал с ней!

Выйдя наружу, Ева пригладила волосы и пожалела, что не взяла с собой темные очки. Они вечно куда-то исчезали.

– Перелом ноги, – сообщила Пибоди. – Вывих плеча и повреждение запястья.

– У кого?

– У Соммерсета. Рорк сказал, что его сутки продержат в больнице. А потом он заберет старика домой и будет ухаживать за ним. Вдобавок Соммерсет ушиб колено здоровой ноги, так что поднимется не скоро.

– Дерьмо!

– Да, а еще Рорк сказал, что благодарит вас за сочувствие и непременно передаст ваши слова больному.

– Дерьмо, – повторила Ева.

– Должна обрадовать вас еще больше. Пришло сообщение от адвоката Надин. Вы обязаны закончить ее допрос через час, иначе Семьдесят пятый канал подаст на вас официальную жалобу.

– Ничего, потерпит. – Ева выхватила из нагрудного кармана Пибоди темные очки и надела их. – Сначала нам нужно поставить в известность ближайших родственников Рэйчел Хоуард.

Добравшись до управления, Ева мечтала только об одном: принять душ. Но душ мог подождать. Она устремилась прямо в «гостиную» – так в управлении называли просторную комнату для тех, кто ждал допроса, членов семей и потенциальных свидетелей, которые не горели желанием помогать следствию. Тут были стулья, столы, торговые автоматы и пара телевизоров для развлечения ожидавших. Сегодня единственными обитателями «гостиной» были Надин, ее группа и какой-то нарядно одетый мужчина – очевидно, адвокат.

Увидев Еву, Надин тут же вскочила:

– Ну, сейчас ты у меня получишь!

Адвокат – высокий, стройный, с волнистыми русыми волосами и холодными голубыми глазами – потрепал ее по руке:

– Надин, позвольте мне… Лейтенант Даллас, я – Картер Суон, юрист Семьдесят пятого канала, представляющий здесь интересы мисс Ферст и ее коллег. Начну с того, что ваше обращение с моим клиентом, известным репортером, совершенно неприемлемо. Вашему начальству будет подана жалоба.

– Ясно. – Ева свернула к торговому автомату. Кофе здесь был отвратительный, но ей нужно было что-то выпить. – Мисс Ферст… – Она набрала свой личный код и выругалась, получив сообщение, что ее кредит исчерпан. – Мисс Ферст является важным свидетелем по делу об уголовном преступлении. Ее просили явиться на допрос добровольно, но она не пожелала оказать помощь следствию.

Ева порылась в карманах, разыскивая мелочь или жетоны, но тщетно.

– Я имела право дать распоряжение о доставке ее в управление. А у нее было право вызвать вас сюда в пику мне. Надин, мне нужны снимки.

Надин снова села, скрестив длинные ноги, взбила пышные светлые волосы и заставила себя улыбнуться.

– Тебе придется предъявить моему адвокату судебное постановление, а если он подтвердит его подлинность, мы поговорим о снимках.

– Надин, не играй с огнем!

Из глаз Надин, зеленых, как у кошки, полетели искры.

– Так ты мне еще и угрожаешь?!

– Согласно закону, – начал Картер, – мисс Ферст обязана предъявлять полиции свое личное или профессиональное имущество только по решению суда.

Надин постаралась взять себя в руки.

– Я сама позвонила тебе, – вполголоса сказала она. – Я не была обязана это делать. Я могла поехать прямо в Деланси и сделать свой репортаж. Но я позвонила тебе по дружбе. А ты успела туда первой… – Она бросила злобный взгляд на одного из членов своей бригады, и тот съежился. – И заткнула мне рот. Это мой репортаж!

– Ты сделаешь свой проклятый репортаж. Последние полчаса я провела в симпатичном бруклинском домике с родителями двадцатилетней девушки. С родителями, которые теряли сознание у меня на глазах, когда я говорила им, что их дочь мертва, и рассказывала, где она провела эту траханую ночь!

Ева подошла к Надин, та медленно поднялась, и они гневно уставились друг на друга.

– Если бы не я, ты бы никогда не нашла ее.

– Ты ошибаешься. Разница только в том, что на моем месте мог оказаться кто-нибудь другой. Если кто-то проводит пять-шесть часов в контейнере при температуре в тридцать пять градусов снаружи и минимум пятьдесят внутри, у всех вокруг улучшается обоняние.

– Послушай, Даллас… – начала Надин, но Ева уже завелась:

– Возможно, именно на это и рассчитывал тип, который прислал тебе снимки и сунул труп в контейнер. Возможно, он думал о бедном сукином сыне, который найдет ее, и о полицейском, который туда полезет. Надин, ты знаешь, что случается с трупом после нескольких часов пребывания при такой температуре?

– Это тут ни при чем!

– Нет? Тогда взгляни сюда!

Она вынула из кармана снятую кассету и вставила ее в видеомагнитофон. Спустя несколько секунд на экране появилось изображение Рэйчел Хоуард в том виде, в каком ее обнаружила Ева.

– Ей было двадцать лет, она училась в Колумбийском университете, собиралась стать учителем и работала в круглосуточном магазине. Любила танцевать и собирала медведей. Плюшевых медведей. – Голос Евы, не сводившей глаз с экрана, стал острым как бритва. – У нее есть младшая сестра по имени Мелисса. Родные думали, что Рэйчел осталась ночевать у подруг в общежитии. Такое случалось пару раз в неделю, так что они не волновались. Пока я не постучала в дверь.

Она отвернулась от телевизора и снова посмотрела на Надин.

– Ее мать сначала опустилась на колени, а потом упала плашмя, как будто из нее выкачали воздух. Когда мы закончим, советую тебе поехать туда с бригадой. Снимете хороший сюжет. Человеческие страдания сильно повышают рейтинг передачи!

– Ваши слова несправедливы, – бросил Картер. – И неуместны. Мой клиент…

– Успокойтесь, Картер. – Надин протянула руку к своему кожаному портфелю. – Лейтенант, я хочу поговорить с вами наедине.

– Надин, я настоятельно советую…

– Помолчите, Картер! Даллас, ты меня поняла? Наедине.

– Ладно. – Ева вынула кассету. – Пошли в мой кабинет.

Они направились к лифту и, не говоря ни слова, поднялись на нужный этаж. Когда они шли через общее помещение, с ними пытались здороваться, но видели выражение их лиц и тут же умолкали.

Кабинет был маленьким и тесным, с единственным узким окном. Ева села за письменный стол, жестом показав Надин на жесткий стул. Но садиться Надин не стала. Было видно, что она потрясена.

– Ты меня знаешь. Хорошо знаешь. Я ничем не заслужила такого обращения. Не заслужила, чтобы мне говорили такие веши.

– Может быть. Но ты сама притащила адвоката. И орала на меня за то, что я помешала тебе снять репортаж.

– Черт побери, Даллас, ты арестовала меня!

– Никто тебя не арестовывал. Просто доставили в управление для допроса. Так что жаловаться тебе не на что.

– Плевать я хотела на жалобы!

Надин со злости пнула стул. Ева отнеслась к этому жесту с уважением, несмотря на то что сиденье взлетело в воздух и ударило ее по ноге.

– Я позвонила тебе! – прошипела Надин. – Поставила в известность, хотя вовсе не обязана была этого делать! А ты заткнула мне рот, притащила сюда и обращаешься со мной, как с вампиром!

– Я не затыкала тебе рот. Просто делала свое дело. А притащила сюда, потому что у тебя была нужная мне информация, а ты злилась и не желала ее предоставлять.

– Значит, это я злилась?

– Да, злилась… О господи, умираю без кофе! – Ева встала и протиснулась мимо Надин к автомату. – Я тоже злилась, но на ссору у меня времени не было. А вот за вампира прошу прощения. Я действительно хорошо тебя знаю. Налить чашечку?

Надин открыла было рот, но тут же закрыла его и шумно выдохнула:

– Да. Если бы ты относилась ко мне с уважением…

– Надин… – Ева протянула ей чашку с кофе. – Если бы я относилась к тебе по-другому, то пришла бы в «гостиную» с судебным постановлением.

Надин пожала плечами и сделала глоток кофе.

– Честно говоря, я сделала для тебя копии снимков еще до того, как отправилась в Деланси. И была бы там намного раньше, чем ты, если бы Ред не повредил бампер другой машины. – Она вынула копии из портфеля.

– Отделу электронного сыска придется проверить твой компьютер. Нужно выяснить, откуда были присланы изображения и текст.

– Да. Я думала об этом.

Битва закончилась, и они снова смотрели друг другу в глаза. Женщины, объединенные общим делом.

– Славная была девушка, – уронила Надин. – С чудесной улыбкой.

– Так все говорят. Давай посмотрим… Эта фотография сделана на работе – видна витрина с кондитерскими изделиями. Эта… должно быть, в метро. А эта… не знаю… кажется, в каком-то парке. Она не позировала. Может быть, даже не знала, что ее снимают.

– Он преследовал ее?

– Возможно… А вот тут она позировала.

Ева вгляделась в последний отпечаток. Рэйчел сидела на стуле у белой стены. Ее ноги были скрещены, руки аккуратно сложены на коленях. Освещение было мягким и неназойливым. На девушке были те же голубая рубашка и джинсы, в которых ее обнаружили. Лицо было юным и прелестным, но ярко-зеленые глаза – абсолютно пустыми.

– Послушай, а ведь она тут мертвая, – прошептала Надин. – На этой фотографии она уже мертва!

– Возможно. – Ева отложила снимок в сторону и прочитала текст сообщения.

«ОНА БЫЛА ПЕРВОЙ, И ЕЕ СВЕТ БЫЛ ЧИСТЫМ. ОН БУДЕТ СИЯТЬ ВСЕГДА – ТЕПЕРЬ ОН ЖИВЕТ ВО МНЕ. ОНА ЖИВЕТ ВО МНЕ. ВМЕСТИЛИЩЕ НАЙДЕТЕ В ДЕЛАНСИ, НА УГЛУ АВЕНЮ „Д“. СООБЩИТЕ МИРУ, ЧТО ЭТО ТОЛЬКО НАЧАЛО. НАЧАЛО ВСЕГО».

– Я позвоню Фини и попрошу прислать кого-нибудь из ОЭС проверить твой компьютер. Поскольку мы выяснили отношения, я могу не предупреждать, что о некоторых подробностях, важных для следствия, – в частности, о содержании этого сообщения – в репортаже упоминать не следует.

– Можешь. А я, в свою очередь, могу не просить держать меня в курсе и давать мне эксклюзивные интервью по ходу следствия.

– Можешь. Только не сейчас, Надин. Я еще формально не завела дела.

– Тогда сделай официальное заявление. Которое я могла бы передать в эфир, доказывая, что нью-йоркская полиция не сидит сложа руки.

– Ладно. Скажешь, что следствие ведется во всех возможных направлениях и что ни отдел расследования убийств, ни лейтенант Даллас не будут смотреть сквозь пальцы на то, что с молодыми женщинами обращаются как с мусором.

Оставшись одна, Ева снова села за письменный стол. Первым делом ей следовало отправиться к судмедэкспертам. Но сначала она должна была выполнить еще один долг.

Она набрала личный номер Рорка, услышала бесстрастный ответ «абонент недоступен», но не успела дать отбой, как ее соединили с администратором.

– Ох… Привет, Каро. Наверно, он занят?

– Привет, лейтенант. Он только что закончил совещание. Наверно, уже освободился. Сейчас переключу.

– Я не хочу беспокоить… О, черт!

Ее снова переключили. Прислушиваясь к гудкам, Ева беспокойно ерзала в кресле. Наконец в трубке послышался голос:

– Лейтенант, вы все-таки позвонили…

– Извини, что не сделала этого раньше. Вздохнуть некогда. Как он чувствует себя?

– Перелом сложный, и он злится. Добавь к этому плечо, колено, шишки и синяки… В общем, падение было тяжелое.

– Да. Слушай, мне очень жаль. Честное слово.

– Угу… Они продержат его до завтра. Если Соммерсет немного оправится, я отвезу его домой. На первых порах передвигаться самостоятельно он не сможет, так что за ним потребуется уход. Я уже распорядился.

– Как по-твоему, я могу что-нибудь для него сделать?

Голос Рорка смягчился:

– Например?

– Понятия не имею. А как ты сам? О'кей?

– Не совсем. Ты же знаешь, я становлюсь излишне сентиментален, когда что-нибудь случается с теми, кто мне дорог. Во всяком случае, так говорят. Он сердится на меня за то, что я отправил его в больницу. Точно так же, как это делаешь ты в похожих ситуациях.

– Посердится и перестанет. – Еве хотелось прикоснуться к нему и разгладить тревожные морщинки в уголках глаз. – Как и я.

– До тебя он был мне единственным родным человеком. Я ужасно испугался, увидев его в таком виде.

– Он не позволит себе слечь надолго. Для этого он слишком дотошен… Слушай, мне пора бежать. Не знаю, когда вернусь.

– Я тоже. Спасибо, что позвонила.

Ева дала отбой, еще раз посмотрела на снимки и сунула их в сумку. Потом вышла из кабинета и направилась к отсеку Пибоди.

– Пибоди, мы уезжаем.

– Я получила расписание занятий жертвы. – Пибоди с трудом успевала за размашисто шагавшей Евой. – Список преподавателей. И фамилии коллег по работе в магазине. Но еще не успела просмотреть их.

– Сделаешь это по дороге в морг. Заодно займешься фотографиями. Может быть, обнаружишь что-нибудь интересное.

– Кстати, о фотографии… Рэйчел выбрала факультатив по фотоделу. И неплохо успевала. Черт побери, она всюду хорошо успевала. Толковая была девочка. – Пока они шли к гаражу, Пибоди достала карманный компьютер. – Факультатив проходил по вторникам вечером.

– То есть вчера?

– Да, мэм. Ее преподавательницу зовут Лиэнн Браунинг.

– Проверь ее данные. – Когда они подошли к гаражу, Ева принюхалась и спросила: – Откуда эта вонь?

– Как ваша помощница и добрый товарищ, должна сказать, что этот запах исходит от вас, лейтенант.

– О, черт!

– Вот. – Пибоди порылась в сумке и вынула оттуда флакон аэрозоля.

Ева инстинктивно отпрянула.

– Что это? Убери сейчас же!

– Даллас, когда мы сядем в машину, нам не поможет даже исправный кондиционер. Дышать будет нечем. От вас воняет. Думаю, жакет придется сжечь. А это очень обидно, потому что он по-настоящему классный.

Не успела Ева пригнуться, как Пибоди прицелилась, открыла огонь и не прекратила его даже тогда, когда доблестный лейтенант завопила во всю мочь.

– От твоего аэрозоля пахнет… гнилыми цветами!

– Гнилью пахнет от вас. – Пибоди наклонилась и принюхалась. – Ну вот, намного лучше. Если стоишь в трех… нет, в пяти метрах, почти незаметно. Наверно, в морге найдутся сильные дезинфицирующие. Вы сможете помыться, а тем временем они что-нибудь сделают с вашей одеждой.

– Приступай к поиску, Пибоди.

– Есть, лейтенант.

Пибоди забралась в машину и начала искать данные Лиэнн Браунинг.

– Профессор Браунинг. Пятьдесят шесть лет. Работает в Колумбийском университете двадцать три года. Состоит в однополом браке с Анджелой Брайтстар, пятидесяти четырех лет. Живет в Верхнем Вест-Сайде. Адрес… Криминальных записей нет. Родственники – брат, живет в Верхнем Ист-Сайде, женат, имеет сына двадцати восьми лет. Родители еще живы, на пенсии, живут в Верхнем Ист-Сайде и Флориде.

– Проверь данные и о Брайтстар тоже.

– У Брайтстар есть небольшой прокол, – спустя мгновение ответила Пибоди. – Хранение запрещенных наркотиков двенадцать лет назад. Небольшой запас «Экзотики». Признана виновной, приговорена к трем месяцам общественных работ. Брайтстар – свободный художник, имеет в доме студию. Брат чист, родители тоже, но у племянника есть две записи. Одна – хранение запрещенных наркотиков в возрасте двадцати трех лет, другая – оскорбление действием, совершенное прошлой весной. В настоящее время живет в Бостоне.

– Может быть, с ним стоит потолковать. Включи его в перечень. Проверим, не посещал ли он вчера наш благословенный город. Получи расписание занятий профессора Браунинг. Я хочу заехать к ней сегодня же.

Ева шла по белому коридору морга. «Да, здесь пользуются сильными дезинфицирующими, – думала она. – Но от запаха никуда не скроешься. Он заполняет собой все щели и витает в воздухе».

Рэйчел Хоуард уже лежала на столе из нержавеющей стали, и над ней трудился патологоанатом Морс. Его лимонно-желтый костюм был прикрыт длинным зеленым халатом; волосы, собранные в целых три конских хвоста, выбивались из-под хирургической шапочки. Почему-то эта прическа никому не казалась смешной.

Ева склонилась над трупом и сразу увидела причину смерти. Аутопсия не оставляет аккуратных маленьких отверстий напротив сердца.

– Ну, что ты мне скажешь?

– Что бутерброд всегда падает маслом вниз.

– Запишу к себе в дневник. Причина смерти – удар в сердце?

– Верно. Очень точный и быстрый. Стилет, старомодный нож для колки льда или что-то в этом роде. Он действовал без шума и пыли.

– Он? Есть следы сексуальных домогательств?

– «Он» – в смысле убийца. Никаких сексуальных домогательств. Несколько небольших синяков, которые могли возникнуть во время перевозки. Без шума и пыли, – повторил Морс. – Он перевязал рану. Я видел следы клея вокруг. Аккуратный кружочек. И еще вот это. – Он повернул руку Рэйчел ладонью вверх. – Видишь красную точку? Это след шприца.

– Она не похожа на наркоманку. Кроме того, странное место для инъекции наркотика. Он что-то вколол ей. Наверно, транквилизатор.

– Увидим, когда получим результаты токсикологического анализа. Кроме прокола, на теле нет следов насилия. Однако есть слабо выраженные рубцы на запястьях, левом колене и правом локте. Посмотри сама.

Он протянул ей вторую пару очков-микроскопов.

– Следы от веревок? – спросила Ева, взяв очки. – Странный способ связывать человека.

– Обсудим эти странности как-нибудь в другой раз. Приглядись внимательнее.

Ева отрегулировала очки и склонилась над телом. Теперь она видела еле заметные тонкие линии, которые на свету отливали голубым.

– Какая-то проволока, – сказал Морс. – Не веревка.

– Чтобы придать позу… Он пользовался проволокой, чтобы придать ей позу! Следы на верхней части одного запястья и на нижней части другого. Он сложил ей руки на колене. Скрестил ноги и прикрутил проволокой к стулу. На фотографии проволоки не видно, но он мог отретушировать снимок.

Ева выпрямилась и вынула из сумки один отпечаток.

– Как тебе нравится эта гипотеза?

Морс поднял очки на лоб и внимательно изучил фотографию.

– Похоже. Значит, он фотографирует мертвых… Вообще-то такой обычай существовал лет двести назад. Может, теперь он вновь вошел в моду?

– Какой обычай?

– Придавать мертвым мирную позу, а потом фотографировать. Люди хранили эти снимки в специальных альбомах.

– Не перестаю удивляться человеческой испорченности.

– Не знаю… Это делали для памяти и утешения.

– Может быть, он хочет запомнить ее, – задумчиво сказала Ева, – но еще сильнее хочет, чтобы запомнили его… Мне нужны результаты токсикологического анализа.

– Потерпи, моя радость. Немного потерпи.

– Она не сопротивлялась или не могла сопротивляться. Либо она знала этого человека и доверяла ему, либо была лишена способности двигаться. Он привез ее туда, где сделал этот снимок. – Ева сунула фотографию обратно в сумку. – Либо она уже была мертва, либо он убил ее там – могу держать пари, что верно последнее. Потом он перевязал жертву, чтобы кровь не просочилась сквозь рубашку, придал ей нужную позу и сфотографировал. Снова погрузил в машину и бросил в контейнер для утилизации мусора напротив магазина, в котором она работала.

Она начала расхаживать по комнате.

– Может быть, убийца живет где-то по соседству. Видел ее каждый день, и это превратилось в манию. Не сексуальную, но манию. Он фотографирует ее, ходит за ней по пятам. Приходит в магазин, а она ничего не подозревает. Она дружелюбна. Возможно, знает его по имени… Либо это кто-то из университета. Знакомый человек. Человек, вызывающий доверие. Может быть, он предложил довезти ее до дома или до университета. Так или иначе, но он уговорил ее. Ей наверняка было знакомо его лицо. – Ева вздохнула, глядя на Рэйчел сверху вниз. – Так же, как ему – ее…

Слегка освежившаяся после дезинфекционной обработки в морге, Ева остановила машину у тротуара напротив входа в шикарный небоскреб, где проживала профессор Браунинг.

– А я думала, что учителям платят еще меньше, чем копам, – пробормотала она.

– Я могу провести стандартный поиск ее финансовых счетов.

Ева вышла из машины, наклонила голову и подбоченилась, увидев выбежавшего навстречу швейцара.

– Боюсь, вы не можете оставить здесь… это.

– Это транспортное средство, принадлежащее полиции. А это мой значок. Поскольку я приехала по делам службы, машина останется здесь.

– Автостоянка совсем рядом! Я с радостью покажу вам дорогу…

– Вы с радостью откроете дверь, пройдете со мной и сообщите профессору Браунинг, что с ней хочет говорить лейтенант Даллас из Нью-Йоркской городской полиции. После этого вы вернетесь и будете с радостью показывать людям дорогу куда угодно. Хоть в Марокко. Меня это не волнует. Ясно?

Кажется, он понял, потому что быстро подошел к двери и набрал код.

– Если бы профессор Браунинг ждала вас, меня бы поставили в известность.

Ева злобно улыбнулась этому чопорному и напыщенному типу.

– Знаете, один такой служит у меня дома. У вас что, клуб?

Швейцар только фыркнул в ответ. Его пальцы быстро бегали по пульту.

– Профессор, это Монти. Прошу прощения за беспокойство, но здесь внизу находится лейтенант Даллас. Она хочет пройти к вам. Да, мэм. Я видел ее удостоверение. Ее сопровождает сержант в форме. Конечно, профессор.

Швейцар повернулся к Еве, сжав губы так плотно, что ими можно было резать бумагу.

– Профессор Браунинг увидится с вами. Пожалуйста, поднимитесь в лифте на пятнадцатый этаж. Вас встретят.

– Спасибо, Монти… Как ты думаешь, почему все привратники меня ненавидят? – спросила она Пибоди по пути к лифту.

– Наверно, потому, что ощущают ваше презрение. У них прекрасный нюх. Конечно, если бы вы сказали им, что замужем за Рорком, они бы тут же упали на колени и начали молиться на вас.

– Предпочитаю внушать страх и ненависть, – пробормотала Ева, входя в лифт.

ГЛАВА 3

Лифт открылся на пятнадцатом этаже, где его уже ждал молодой человек с гладко зачесанными назад черными волосами и тонкими усиками над верхней губой. На нем был довольно нелепый пиджак с короткими передними полами и длинными хвостами сзади. Видневшаяся из-под него рубашка казалась неправдоподобно белой.

– Лейтенант Даллас, сержант, – слащаво произнес он с явственным британским акцентом, – я могу увидеть ваши удостоверения?

– Конечно. – Ева протянула значок.

Молодой человек внимательно рассмотрел его и вернул, слегка поклонившись:

– Пожалуйста, следуйте за мной.

Он сделал шаг назад и позволил им выйти из лифта.

Площадка представляла собой что-то вроде прихожей. На белом мраморном полу стояли изящные антикварные вазы с цветами. Помещение украшала статуя обнаженной женщины в полный рост. Женщина стояла, закинув голову назад и подняв руки, словно мыла распущенные волосы. На стенах висели фотографии и репродукции в рамках. Сплошь обнаженная натура, скорее романтическая, чем эротичная. Прозрачные драпировки и рассеянный свет…

Молодой человек открыл дверь и снова поклонился, пропуская их в квартиру. Впрочем, квартира – слишком мягко сказано. Настоящие апартаменты – просторные, полные цветов и мягких тканей. Не говоря о картинах на стенах. Ева заметила широкие проемы, которые вели направо и налево, и поняла, что Браунинг и Брайтстар не живут на пятнадцатом этаже, а занимают его целиком.

– Пожалуйста, присаживайтесь. Профессор Браунинг сейчас выйдет. Могу я предложить вам что-нибудь?

– Спасибо, не стоит.

– Обе из богатых семей, – уголком рта произнесла Пибоди, когда они остались одни. – Но Брайтстар намного богаче, хотя, конечно, до Рорка ей далеко. Она из тех самых Брайтстаров, которым принадлежит галерея «Брайтстар» на Мэдисоне. Чертовски шикарное место! Однажды я была там на выставке вместе с Чарльзом.

Ева подошла к абстрактной картине, написанной крупными выпуклыми мазками.

– Почему бы этим людям не красить стены? Где тут хотя бы намек на реальность?

– Все зависит от восприятия.

В комнату вплыла Лиэнн Браунинг. Не вошла, а именно вплыла. Пышные женщины ростом за метр восемьдесят, облаченные в сверкающие серебристые одежды, не входят в помещение, а вплывают. Ее волосы цвета солнечных лучей доставали до талии, лицо было ослепительно красивым. Породистый нос с горбинкой, широко расставленные глаза, отливающие пурпуром…

Ева тут же поняла, кого изображала статуя в прихожей.

– Прошу прощения за мой вид. – Улыбка женщины говорила о том, что она довольна впечатлением, произведенным на посетительниц. – Я позировала подруге. Присаживайтесь. Выпьем что-нибудь холодное, и вы расскажете, что заставило полицию обратиться ко мне.

– У вас есть студентка по имени Рэйчел Хоуард?

– У меня много студентов. – Она опустилась на диван алого цвета и приняла изящную позу, словно продолжая позировать. Причем сделала это намеренно – мол, смотрите на меня и восхищайтесь… – Но Рэйчел я знаю. Таких студенток легко запомнить. Умница и учится с удовольствием. Хотя мой курс для нее факультативный, но она делает большие успехи. – Она лениво улыбнулась. – Надеюсь, с ней ничего не случилось? Впрочем, я считаю, что с девушками иногда должно что-то случаться. Это им только на пользу.

– Случилось, профессор Браунинг. Она мертва.

Улыбка тут же исчезла, и Лиэнн резко выпрямилась.

– Мертва?! Как это произошло? Она же совсем ребенок… Несчастный случай?

– Нет. Когда вы видели ее в последний раз?

– Вчера вечером на занятиях. О боже, я ничего не понимаю… – Она прижала пальцы к виску. – Родни! Родни, принеси нам что-нибудь… что-нибудь холодное… Прошу прощения. Мне жаль, искренне жаль эту девочку…

Про кокетливость и самодовольство было забыто. Рука, лежавшая на коленях, задрожала, поднялась и бессильно опустилась.

– Не могу поверить. Просто не могу… Вы уверены, что это действительно Рэйчел Хоуард?

– Да. Что вас связывало с ней?

– Она была моей студенткой. Я видела ее раз в неделю на семинарах. Кроме того, каждую вторую субботу месяца она посещала мои лекции. Она мне нравилась. Я уже сказала, она была умная и усидчивая. Хорошенькая, вся жизнь впереди… Конечно, таких в студенческом городке немало, но она была чуть способнее, чуть усидчивее и привлекательнее. О боже, это ужасно… Кто это сделал? Уличный грабитель? Бойфренд?

– У нее был бойфренд?

– Не знаю. Я мало что знала о ее личной жизни. Припоминаю, что однажды после занятий за ней заезжал какой-то молодой человек. Вокруг девушек такого типа вьется множество молодых людей. Пару раз я встречала ее с другим юношей в университетском городке. Я обратила на это внимание, потому что они удивительно подходили друг другу… Спасибо, Родни, – сказала она, когда молодой человек поставил на столик поднос с тремя стаканами какой-то пенящейся розовой жидкости.

– Что-нибудь еще, мадам?

– Да. Передай мисс Брайтстар, что я прошу ее прийти.

– Будет исполнено.

– Она случайно не упоминала при вас имя Диего? – спросила Ева.

– Нет. У нас были не те отношения. Я обратила на нее внимание, потому что она слегка отличалась от остальных. Но я не знаю, чем она занималась за стенами университета.

– Профессор, вы можете сказать, чем занимались вчера после окончания занятий?

Наступила небольшая пауза, за которой последовал вздох.

– Догадываюсь, что это ваш профессиональный долг… – Лиэнн подняла стакан. – Я поехала прямо домой. Около десяти мы с Анджи поужинали. Сегодня у меня занятий нет, так что мы не ложились до часу ночи. Слушали музыку, занимались любовью, а потом отправились спать. Утром встали поздно. Сегодня никто из нас не выходил из дома. На улице очень жарко, и Анджи работает у себя в студии.

Тут она пошевелилась и протянула руку навстречу вошедшей женщине. Анджела Брайтстар была облачена в синий халат, испещренный разноцветными пятнами. Ее густые вьющиеся волосы винного цвета были скреплены на макушке и подвязаны длинным шарфом. У нее было тонкое лицо, розовый кукольный ротик и туманно-серые глаза. Фигуру полностью скрывал мешковатый халат.

– Анджи, одна из моих студенток погибла!

– Ох, милая… – Анджи взяла ее за руку и села рядом, не боясь запачкать диван краской. – Кто? Как это случилось?

– Молодая девушка. Кажется, я упоминала при тебе ее имя. Рэйчел Хоуард.

– Не помню. У меня плохая память на имена. – Анджи на мгновение прижала руку Лиэнн к щеке. – Вы из полиции? – спросила она Еву.

– Да. Лейтенант Даллас.

– Теперь припоминаю. После звонка Монти я долго ломала себе голову, что это значит, но сделала неправильный вывод.

– Мисс Брайтстар, вы можете засвидетельствовать, в котором часу вчера вернулась домой профессор Браунинг?

– Со временем у меня тоже всегда проблемы. В девять тридцать? – Она посмотрела на Лиэнн, ища подтверждения. – Примерно так.

«Ни намека на мотив… По крайней мере, пока», – подумала Ева. Она открыла сумку и вынула один из любительских снимков Рэйчел.

– Что вы об этом думаете, профессор Браунинг?

– Это Рэйчел.

– Ох, какая хорошенькая девушка, – откликнулась Анджи. – Молоденькая, свежая… И улыбка чудесная.

– Что вы можете сказать об этой фотографии как профессионал?

– Гм-м… – Лиэнн тяжело вздохнула и нагнула голову. – Хорошая фотография. Отличное использование света и цвета. Выгодный ракурс. Поза спокойная, без суеты. Подчеркивает красоту и молодость модели. Экспозиция такова, что взгляд останавливается на улыбке. Тут Анджи права. Вы это имели в виду?

– Да. Можно ли сделать такой снимок без ведома фотографируемого?

– Конечно. Но для этого нужно хорошее чутье. – Она вернула Еве снимок. – Ее сфотографировал убийца?

– Возможно.

– Так она была убита? – Анджи обняла Лиэнн за плечи. – Ох, это ужасно… Кто мог причинить вред такой неиспорченной молоденькой девушке?

– Неиспорченной? – эхом повторила Ева.

– Стоит только посмотреть на ее лицо и глаза… – Анджи покачала головой. – У нее на лбу написано, что она невинна.

Спускаясь в лифте, Ева прокручивала в уме фотографии Рэйчел. То, какой она была. И какой осталась навеки.

– Может быть, именно это ему и требовалось, – пробормотала она. – Ее невинность.

– Но ведь он не изнасиловал ее, – заметила Пибоди.

– Это убийство не на сексуальной почве. А на… духовной. Помнишь, что он написал? «Ее свет был чистым». Речь наверняка шла о ее душе. Кажется, существует поверье, что фотография крадет у человека душу.

– Да, я слышала об этом… Куда теперь, лейтенант? – спросила Пибоди.

– В университет.

– Отлично. Среди студентов много классных парней.

Ева смерила ее ледяным взглядом, и Пибоди понурилась.

– Если мы с Макнабом решили вступить в прочную связь, это еще…

– Я не желаю слышать о твоей «прочной» связи с Макнабом! От одной мысли об этом у меня по спине бегут мурашки.

– Если мы решили вступить в прочную связь, – упрямо повторила Пибоди, выйдя в вестибюль, – это еще не значит, что я не могу смотреть на других парней. Каждая женщина, у которой есть глаза, смотрит на других парней. О'кей, может быть, вы этого и не делаете, но тогда возникает вопрос: «Почему?»

– Не потому ли, что мы расследуем убийство, а это не повод, чтобы пялиться на мужчин?

– Я люблю решать много задач одновременно. Кстати говоря, неплохо бы подкрепиться. Таким образом мы сможем есть, вести расследование и пялиться одновременно.

– Пялиться по сторонам во время проведения расследования категорически запрещено инструкцией.

Пибоди поджала губы.

– Что-то вы сегодня очень строгая.

– Да, строгая. – Ева втянула в легкие раскаленный воздух и улыбнулась: – И горжусь этим.

Сообщение о внезапной насильственной смерти вызывало у собеседников Евы самую разную реакцию. Чаще всего это были слезы. После разговора с полудюжиной подруг и преподавателей Рэйчел Ева чувствовала себя так, словно искупалась в море слез.

Она сидела на кровати в комнате студенческого общежития и думала: «Тесновато». Две кровати, шкаф, два письменных стола, два туалетных столика. Каждая плоская поверхность завалена девичьим барахлом. На стенах – афиши и рисунки, на столах – коробки с компакт-дисками, на кроватях – игрушки. Покрывала ядовито-розовые, стены ярко-зеленые. В комнате пахло леденцами, и от этого запаха у Евы бурчало в животе.

Нужно было последовать совету Пибоди и поесть.

Две девушки, сидевшие напротив, держались за руки, как влюбленные, и дружно рыдали.

– Это неправда! Неправда!..

Ева не могла сказать, кто из девушек произнес эти слова, но заметила, что чем дольше они плакали, тем драматичнее становилась сцена. Похоже, это начинало доставлять им удовольствие.

– Я понимаю, это тяжело, но должна задать вам несколько вопросов.

– Я не могу. Не могу!

Ева сжала пальцами переносицу, чтобы снять напряжение.

– Пибоди, посмотри, нет ли в холодильнике воды.

Делия послушно наклонилась к мини-холодильнику, вынула оттуда две бутылочки диетической коки, открыла и протянула их девушкам.

– Держите. Выпейте и сделайте несколько глубоких вдохов. Если вы хотите помочь Рэйчел, то поговорите с лейтенантом. Рэйчел сделала бы это для вас, верно?

– Она бы сделала. – Лицо маленькой блондинки распухло от слез. Шмыгая носом, она сделала несколько глотков сладкой жидкости. – Рэйч сделала бы для подруги что угодно!

Брюнетка по имени Рэнда продолжала реветь в три ручья, однако у нее хватило ума достать несколько бумажных салфеток и сунуть их соседке.

– Мы хотели, чтобы в следующем семестре она переселилась к нам. Она была согласна. Понимаете, ей хотелось отведать настоящей студенческой жизни. А дружить втроем вовсе не так плохо.

– Она никогда не вернется! – Блондинка уткнулась в салфетку.

– О'кей. Ваше имя Чарлен, верно?

Девушка подняла взгляд на Еву:

– Чарли. Все зовут меня Чарли.

– Чарли, возьмите себя в руки и помогите нам. Когда вы видели Рэйчел в последний раз?

– Вчера вечером мы обедали в кафетерии. А потом она пошла на занятия по фотографии.

– В котором часу это было?

– Около шести. Я встречалась со своим мальчиком. Свидание было назначено на восемь. Мы с Рэйчел пообедали, и она пошла на урок, а я вернулась в общежитие переодеться. И теперь больше никогда ее не увижу!

– Пибоди… – Ева кивком указала на дверь.

– О'кей, Чарли. – Пибоди потрепала девушку по руке. – Давай прогуляемся. На воздухе тебе станет легче.

– Мне больше никогда не будет легче! Никогда, никогда! – воскликнула Чарли, но послушно пошла вслед за Пибоди.

Когда дверь за ними закрылась, Рэнда шмыгнула носом.

– Она ничего не может с собой поделать. Они были очень близки. А Чарли у нас мастерица устраивать драмы.

– Она изучает драматическое искусство или у нее такой характер?

Как и надеялась Ева, Рэнда слабо улыбнулась.

– И то и другое. Но я тоже не думаю, что когда-нибудь оправлюсь. Кажется, я буду думать об этом всегда.

– Нет. Конечно, вы это не забудете, но сумеете преодолеть себя. Я вижу, что вы с Чарли очень любили Рэйчел. Как и многие другие.

– Вы правы. – Рэнда высморкалась. – Она была из тех людей, которые дарят другим свет. Вы меня понимаете?

– Да, – кивнула Ева. – Но иногда такие люди вызывают у других ревность. Или ненависть. Как вы думаете, кто-нибудь испытывал к Рэйчел подобные чувства?

– Едва ли. Хотя Рэйчел не жила в студенческом городке, но у нее здесь было много друзей. Она была очень умная. По-настоящему умная. Но не зазнайка.

– Может быть, кто-нибудь хотел от нее чего-то большего, чем дружба?

– Вы имеете в виду мальчика? – Рэнда задумалась, и ее слезы сразу высохли. – Встречалась она со многими, но ни с кем не спала. Придерживалась строгих правил. Говорила, что сделает это только по большой любви. Если парень настаивал, она обращала все в шутку, и

они оставались друзьями. А если это не помогало, Рэйчел просто уходила.

– Она никогда не упоминала имя Диего?

– Ах, этот… – Рэнда сморщила нос. – Красавчик латинского типа. Познакомился с ней в каком-то клубе. Она однажды встречалась с ним – ходила в мексиканский ресторан, который якобы принадлежал ему. Он подбивал под нее клинья и не слишком обрадовался, когда она его отшила. Однажды приходил в городок и устроил ей настоящий скандал. Рэйчел его высмеяла, и он здорово разозлился. Кажется, это было несколько месяцев назад.

– Вы знаете его фамилию?

– Нет. Коротышка, волосатый, слащавый. Всегда носил ковбойские ботинки на высоких каблуках. Но танцевал здорово.

– А кто-нибудь еще пытался ухаживать за ней?

– Ну, еще был Хуп. Джексон Хупер. Ассистент преподавателя английской литературы. Тоже красавчик, только в другом духе. По нему сохнет множество девушек, но Рэйчел не из таких. Он здорово в нее втрескался. Ходил за ней, как приклеенный. Не то чтобы преследовал, просто часто бывал там же, где и она, и смотрел на нее во все глаза. Мы все думали, что она первая девушка, которая его по-настоящему заинтересовала, а он не хочет изменять себе.

– Он встречался с ней только в студенческом городке или еще где-нибудь?

– Рэйчел говорила, что он пару раз приходил в магазин, где она работает. Но она быстро его отшила.

– Рэнда, когда вы видели ее в последний раз?

– Вчера я с ними не обедала. Нужно было позаниматься. Она говорила, что собирается переночевать у нас. Такое иногда бывало после вечерних занятий. Вообще-то это не разрешается, но никто не возражает. Всем нравится, когда она рядом. Но Рэйчел так и не появилась, и мы решили, что она поехала домой. Мне и в голову не пришло…

По щекам Рэнды скатились две новых слезы.

– Я вообще не думала о ней! Чарли ушла, я осталась в комнате одна и радовалась, что никто не мешает мне заниматься. А в это время кто-то убивал Рэйчел…

Они застали Джексона Хупера в другой комнате общежития. Как только он открыл дверь, Ева поняла, что слух о смерти Рэйчел уже распространился. Лицо Хупера было бледным, губы дрожали, и ему пришлось сжать их в ниточку.

– Вы из полиции?

– Да. А вы – Джексон Хупер? Мы хотели бы войти и немного поговорить с вами.

– Конечно. – Он провел рукой по пышным светлым волосам и сделал шаг в сторону.

Он был высок и прекрасно сложен – то ли благодаря регулярным физическим упражнениям, то ли благодаря мастерству баснословно дорогих специалистов по ваянию тела. Поскольку Хупер числился ассистентом преподавателя, а его комната была еще меньше той, которую она только что посетила, Ева остановилась на первом варианте.

Это означало, что он крепок духом, дисциплинирован и целеустремлен.

У него была внешность «мистера Америка» – точеные черты, чистая кожа, голубые глаза и решительный подбородок. Было ясно, почему по нему сохнут девушки.

Хупер опустился на стул у письменного стола и сделал неопределенный жест в сторону кровати.

– Я услышал об этом десять минут назад. Шел на занятия, и кто-то сказал мне. До аудитории я так и не добрался.

– Вы встречались с Рэйчел?

– Пару раз. – Он сделал паузу и потер лицо руками, словно хотел очнуться после долгого сна. – Кто-то уже насплетничал. Кому-то не терпится… Я хотел встречаться с ней чаще. И, не буду скрывать, хотел лечь с ней в постель. Но не вышло ни то, ни другое.

– Должно быть, это вызвало у вас досаду?

Ева подошла к стене, на которой висело несколько фотографий в рамках. На всех был запечатлен сам Хупер. В разных позах. «Тщеславный тип», – подумала она.

– Да, вызвало. Обычно мне ничего не стоит уговорить девушку лечь в постель. Это я умею, – пожав плечами, ответил он. – Поэтому я немного разозлился, когда она отказала мне. Точнее, здорово разозлился. Какой товар пропадает! – Он блеснул белыми зубами и показал на фотографии.

– Но Рэйчел на это не клюнула?

– Нет. Сначала я злился, а потом мне стало интересно. Захотелось понять, что в этой девушке особенного. Так я оказался на крючке. – Он опустил голову и закрыл лицо руками. – О, черт…

– Вы пробовали ее куда-нибудь приглашать?

– Я ходил за ней по пятам, как щенок! Я узнавал, что она собирается в клуб или библиотеку, и тоже шел туда. Таскался в магазин, где она работала, чтобы поговорить с ней. Пару раз брал мотороллер у соседа по комнате и просил разрешения отвезти ее домой. Она не отказывалась. Знала, что я не сделаю ей ничего плохого.

– Неужели даже не попытались?..

– Я дважды пытался ее поцеловать. Но она только смеялась в ответ. Другая девушка на ее месте выругала бы меня, а она только смеялась… Наверно, я был влюблен в нее. – Он опустил руки. – Наверно, был влюблен. Как вы думаете?

– Хупер, где вы были вчера вечером?

– Я хотел перехватить ее после занятий и попробовать уговорить выпить кофе или съесть пиццу. Что угодно. Но мне не повезло. Двое парней сцепились, и пришлось их разнимать. Когда я добрался до корпуса, она уже ушла. Я побежал на метро, надеясь догнать ее. Доехал до самого Бруклина, но в ее комнате света не было. Когда она дома, то всегда зажигает свет. Я торчал там около часа, точно не помню. Ушел, купил бутылку пива, снова подошел к ее дому, но света в окне так и не было. Тогда я сказал себе: «Какого черта?!» – и вернулся сюда.

– В котором часу вы вернулись?

– Точно не знаю. Наверно, около полуночи.

– Кто-нибудь вас видел?

– Понятия не имею. Я злился на себя и ни с кем не разговаривал.

– Даже с соседом по комнате?

– У него девушка в городе. Он чаще ночует у нее, чем в общежитии. Во всяком случае, вчера его здесь не было. Послушайте, а почему, собственно?.. О господи, я не причинял Рэйчел вреда! Я бы ее и пальцем не тронул!

– Где вы покупали пиво?

– В каком-то баре. В паре кварталов от станции метро. – Он вяло махнул в сторону Бруклина. – Не помню названия.

– Эти фотографии сделаны профессионалом, – заметила Ева.

– Что? О да. Я подрабатываю натурщиком. За это неплохо платят. Вообще-то я пишу пьесу, хочу быть профессиональным драматургом. Но для этого нужны деньги. Поэтому я зарабатываю всюду, где могу. Работаю ассистентом преподавателя, натурщиком, дежурю по общежитию. Год назад даже пробовал обслуживать дам по вызову, но разочаровался. Когда секс становится работой, это скучно.

– У вас есть фотоаппарат?

– Да, где-то есть. А что?

– Я думала, что вы тоже любите фотографировать.

– Тоже?.. Ах да, Рэйчел и ее факультатив по фотографии. – Он слабо улыбнулся. – Почему это не пришло мне в голову? Как ассистент преподавателя, я мог бы приходить на занятия и сидеть рядом с ней. – Его улыбка увяла. – Мне следовало быть там вчера вечером. Следовало быть с ней.

– Включи его в список подозреваемых, – сказала Ева Пибоди по пути к машине. – У него был мотив, средства и возможность. Копнем его поглубже – может, что-нибудь и прояснится.

– Похоже, он искренне по ней убивается.

– Да. Искренне убивается по девушке, которая смеялась над ним, которая не упала к его ногам, не восхищалась его замечательным пенисом и рассказывала подружкам о том, как она его отшила.

Она залезла в машину.

– У этого малого самолюбие размером с Сатурн, потенциальное знание фотографии и доступ к нужной аппаратуре благодаря работе натурщиком. Он знал, где она жила и работала, знал ее маршруты и привычки. Она доверяла ему, поскольку считала, что сможет с ним справиться. Так что к нему нужно как следует приглядеться.

Когда Ева вернулась в управление, результаты токсикологического анализа были уже готовы. «Слава богу, Рэйчел не знала, что ее ждет, – подумала она, ознакомившись с ними. – С таким количеством производных опиума в крови это невозможно».

Значит, он все-таки усыпил девушку. Но для этого ему надо было ее куда-то заманить. В квартиру, в студию – туда, где они остались бы наедине. И где он смог бы ввести ей наркотик.

Если так, то она наверняка знала этого человека. Она была слишком умна, чтобы довериться незнакомцу.

Он сказал, что Рэйчел была его первой жертвой. Но он хорошо подготовился. Шаг за шагом. Выбирал, наблюдал, фиксировал. «Молодость и жизненная сила, – думала Ева. – Он хотел присвоить и то и другое. И невинность в придачу».

Рэйчел возвращалась из университета в девять. Очевидно, он поджидал ее. Она заметила его и улыбнулась. Может быть, он предложил подвезти ее домой, но она отказалась. «Спасибо, но я еще хочу позаниматься с подружками». Две ее соученицы подтвердили, что она собиралась ночевать в городке.

Как же ему удалось уговорить ее и заманить в машину? Ясно, что убийца не мог пользоваться общественным транспортом. Он ведь хотел, чтобы ее портрет появился в средствах массовой информации, следовательно, рассчитывал, что личность убитой быстро определят. В таком случае люди могли бы дать описание ее спутника. Значит, никакого метро, никаких автобусов, никаких такси. Только частное транспортное средство.

Но почему она пошла с ним?

Ева начала перечитывать собственный отчет, надеясь найти зацепку, которая позволит составить правдоподобную гипотезу. И тут зазвонил телефон, стоявший на ее столе.

– Даллас! – раздался голос капитана Фини, начальника отдела электронного сыска.

Еве показалось, что он говорит с набитым ртом.

– Что это ты жуешь?

– Булочку. Все, теперь уже не жую.

– У вас в ОЭС своя пекарня, что ли? Сотрудники отдела убийств нуждаются в заменителе сахара не меньше, чем другие!

– Что я могу сказать? Мы принадлежим к местной элите. Хочу сообщить, что мы закончили потрошить компьютер Надин.

– И что?

– Ничего утешительного. Он переслал изображения и текст с коммерческого компьютера, стоящего в одном из этих компьютерных клубов, где пьют, танцуют и назначают друг другу свидания через электронную сеть. Принято после шести утра, но отправлено раньше, около двух ночи. Работал напрямую, не скрываясь. Либо не знал, как это делается, либо плевать хотел. По вечерам там яблоку упасть негде. Никто не вспомнит парня, который заскочил выпить и воспользовался компьютером.

– Ничего, попробуем. Как называется это место?

– «Устрой сцену».

– Есть!

– Это что-то тебе говорит?

– Так называется клуб, который Рэйчел часто посещала. Спасибо. Отличная работа.

– Вот поэтому мы элита и едим булочки.

– Ехидна! – пробормотала Ева и прервала связь.

Она выскочила в общее помещение детективного отдела. Никакими булочками там и не пахло. Одно из двух – либо спуститься на первый этаж и воспользоваться услугами торгового автомата, либо съесть что-нибудь в компьютерном клубе.

Наверняка там будет не хуже.

– Пибоди, мы уезжаем.

– Я только собралась съесть сандвич. – Делия показала ей сверток.

– Раз так, радуйся. Тебе представится прекрасная возможность совместить задачи. Поешь по дороге.

– Это вредно для пищеварения, – ответила Пибоди, но сунула сандвич в сумку и схватила бутылочку оранжада.

– В ОЭС установили место, откуда сведения переслали на компьютер Надин.

– Знаю. Макнаб уже сказал.

Ева даже остановилась от негодования и уставилась на свою помощницу.

– Я только что разговаривала с Фини. Он начальник Макнаба, а я – твой начальник. Так почему наши подчиненные разглашают информацию, относящуюся к моему расследованию?

– Это вышло само собой – в перерыве между чмоканьем в трубку. – Увидев, что Ева закатила глаза, Пибоди ухмыльнулась. – И намеками сексуального характера, – добавила она.

– Когда с этим делом будет покончено, я возьму себе новую помощницу, у которой не будет и намека на сексуальность, а тебя отправлю в архивный отдел!

– Ах, так? А я-то хотела поделиться с вами сандвичем…

Ева продержалась ровно десять секунд.

– Каким сандвичем?

– Моим собственным.

Сандвич оказался с фальшивой ветчиной, покрытой слоем фальшивого майонеза. Откусив от него дважды, Ева схватила принадлежавшую Пибоди бутылочку оранжада и сделала глоток.

– О боже, как ты можешь пить эту гадость?

– По-моему, оранжад очень освежает, и им хорошо запивать пирожные, которые я купила на десерт. – С этими словами Делия вынула из сумки пакетик и начала открывать его.

– Черт побери, если ты не дашь одно мне, я тебя покалечу! Ты знаешь, что я на это способна.

– Лейтенант, я боюсь вас почти так же, как люблю.

ГЛАВА 4

Днем активность компьютерных клубов сходила на нет; здесь сидели только «ботаники» и болваны, которые считали высшим наслаждением посещение клуба в те часы, когда им могли предложить лишь голографический оркестр или просмотр развлекательных передач.

В клубе «Устрой сцену» компьютеры были серебристыми, маленькими, и даже самый стыдливый болван мог не бояться, что в часы пик кто-то заглянет ему через плечо. Голографический оркестр играл негромко, гитары звучали еле слышно, а вокалисты томно мурлыкали. Чернокожая солистка была в черном платье; единственным цветным пятном были ее ослепительно-красные волосы, закрывавшие большую часть лица. Она что-то шептала о разбитых сердцах и несчастной любви.

Здешними клиентами были главным образом одинокие мужчины. Поскольку никто из них не обратил на форму Пибоди никакого внимания, Ева поняла, что наркотиков здесь не обнаружила бы даже ищейка.

Она подошла к плавно закругленной стойке в центре зала, за которой сидел бармен. Молодой человек был стильный – просторная блуза цвета заката, целая армия разноцветных колечек, украшавших левую мочку, и русые волосы, торчавшие шипами в разные стороны наподобие короны. Плечи у него были широкие, фигура осанистая, и Ева сделала вывод, что он на несколько лет старше своих клиентов. Возможно, студент-старшекурсник, «ботаник», зарабатывающий на учебу. Возится с новичками и болтает с постоянными посетителями.

Он отвлекся от маленького компьютера и рассеянно улыбнулся Еве:

– Чем могу служить?

Ева положила на стойку свой значок и фотографию улыбающейся Рэйчел Хоуард:

– Вы узнаете эту девушку?

Молодой человек придвинул к себе фотографию кончиком пальца и внимательно рассмотрел.

– Да, конечно. Сейчас, сейчас… Ребекка? Розанна? Нет, Рэйчел. У меня хорошая память на имена. Да, точно, Рэйчел. Она бывает здесь почти каждую неделю. Обычно заказывает «Тореадор» – апельсиновый сок, сок лайма и капелька гренадина. С ней что-то случилось?

– Да, случилось. Вы помните имена и любимые напитки всех своих клиентов?

– Постоянных – да, конечно. Тем более таких хорошеньких. У нее славное лицо, и она очень дружелюбная.

– Когда она была здесь в последний раз?

– Точно не скажу. Я подрабатываю в нескольких местах и сам бываю здесь не каждый день. Но, кажется, я видел ее в прошлую пятницу. В пятницу я работаю с шести вечера до полуночи… Послушайте, я просто не понимаю, что она могла натворить. Рэйчел – милая девушка. Время от времени приходит сюда с друзьями. Они берут компьютер, слушают музыку, танцуют, играют…

– Вы не замечали, кто-нибудь ухаживал за ней?

– Бывало, но не так уж часто. Я уже сказал, она очень милая. Иногда парни заговаривают с ней. Кому-то она отвечает, кого-то отшивает. Но не грубо. Вообще-то настоящая жизнь начинается здесь после девяти, особенно в уикенд. Многие приходят сюда, чтобы подцепить партнера, но эта всегда бывает с другом или с компанией. Она не похожа на потаскушку, сами видите.

– Угу… Вы знаете парня по имени Диего?

– Гм-м… – Он свел брови и сосредоточился. – Кажется, я знаю, кого вы имеете в виду. Коротышка, фланер. Обожает выпендриваться. Хорошо танцует и всегда при деньгах, так что долго в одиночестве не остается.

– Он когда-нибудь уходил с Рэйчел?

– Дерьмо! – Он поморщился. – Прошу прощения. Он не в ее вкусе. Она его всякий раз отшивала, хотя и танцевала с ним. Рэйчел могла танцевать с кем угодно, но не больше. Да, теперь, когда вы об этом заговорили, я вспоминаю, что он несколько раз пытался обнимать ее, но ничего не добился. Так же, как и Коллега Джо.

– Джо?

– Такой высокий, красивый парень из университета, ходил за ней как тень. Был здесь несколько раз. Сильно мрачнел, когда она танцевала с кем-нибудь.

– У вас есть имя?

– Конечно. – Он слегка удивился, но не занервничал. – Стив. Стив Одри.

– Вы человек наблюдательный, верно, Стив?

– Ну да. Работая в баре, многое замечаешь. Это все равно что смотреть пьесу. Только тебе еще и платят за это.

«Судя по всему, он здесь недавно», – подумала Ева.

– Здесь есть камеры наблюдения?

– Разумеется. – Он посмотрел вверх. – Правда, толку от них немного. Особенно в часы пик. Световое шоу начинается в девять; тогда меняют музыку, и все начинает бурлить. Но у нас здесь публика спокойная. В основном студенты, «ботаники». Приходят поиграть, потанцевать и пофотографировать.

– Пофотографировать?

– Конечно. У нас здесь шесть кабинок. Туда можно забиться с приятелями, сделать несколько шуточных снимков, а потом ввести их в компьютер. Лицензии на порнографию и комнат, где можно уединиться, у нас нет, так что все пристойно. В общем, место это не слишком высокого пошиба, зато работа непыльная и платят неплохо.

– Мне понадобятся дискеты за последние двадцать четыре часа.

– Гм-м… Не знаю, входит ли это в мою компетенцию. Я ведь здесь просто работаю – разговариваю с посетителями, помогаю, если у них возникают трудности с компьютерами или кабинками. Думаю, вам нужно поговорить с управляющим или кем-нибудь из начальства, а они появляются здесь не раньше семи. У меня нет никакой власти…

– Зато у меня есть. – Ева потрогала значок. – Я могу получить ордер, могу позвонить вашему управляющему. Но это займет много времени. Будет лучше, если вы дадите мне дискеты, а я выдам вам официальную расписку. Когда ведешь расследование убийства, каждая минута на счету.

– Убийства? – Лицо Стива побелело. – Кого-то убили? Кого? О боже, только не Рэйчел! – Он инстинктивно протянул руку к фотографии, лежащей на стойке, но тут же схватился за горло. – Она мертва!

– Здесь показывают что-нибудь, кроме развлекательных передач?

– Что? Да. Музыкальные видео. После девяти.

– Догадываюсь, что новости вы не смотрите.

– Редко. От этого портится настроение.

– Тут вы правы. Труп Рэйчел был обнаружен сегодня рано утром. Ее убили вчера вечером. – Ева непринужденно облокотилась о стойку. – Стив, где вы были вчера вечером?

– Я? Я?! – На его лице отразился ужас. – Нигде… То есть, конечно, я где-то был. Все где-то бывают. До девяти я был здесь, а потом пошел домой. По дороге съел пиццу, а потом смотрел видео. Устал до чертиков и просто хотел расслабиться… Сейчас я принесу дискеты, и вы увидите, что я был здесь!

Он убежал со всех ног.

– Пицца и видео не обеспечивают ему алиби, – заметила Пибоди.

– Разумеется. Но сейчас главное – это дискеты.

Ева приехала домой всего лишь через два часа после конца смены. Такое случалось редко, и она была рада, что у нее появилось время как следует поразмыслить.

Летом дом выглядел особенно впечатляюще. Впрочем, он выглядел впечатляюще всегда, в любое время года и любое время суток. Но особенно элегантно он смотрелся на фоне голубого неба. Море зеленой травы, разноцветные клумбы и тенистые деревья делали участок Рорка настоящим городским оазисом.

В отличие от нижнего города, где стоял контейнер для утилизации отходов.

Ева по привычке припарковалась перед домом и некоторое время просто сидела, барабаня пальцами по рулю. В вестибюле ее не встретит Соммерсет, готовый отпустить саркастическое замечание по поводу ее опоздания, а она не сможет ответить ему колкостью. Эта мысль вызвала у нее легкую досаду. Более того, Соммерсет не станет злиться, что она оставила машину перед домом, а не загнала ее в гараж.

Ева вздохнула и чуть было не решила сделать это сама. Но всему есть пределы.

Оставив машину на месте, Ева трусцой пробежала по жаре и вошла в дом, где царила благословенная прохлада.

Она уже собралась свернуть к монитору, чтобы узнать, где находится Рорк, но вдруг услышала тихую музыку. Она пошла на звук и обнаружила мужа в гостиной.

Он сидел в своем любимом старинном кресле, закрыв глаза и держа в руке бокал вина. Это было так не похоже на Рорка, что у Евы сжалось сердце. Но тут он открыл свои неправдоподобно синие глаза, и она с облегчением вздохнула.

– Привет, лейтенант.

– Привет. Как дела?

– Ему лучше. Выпьешь вина?

– Конечно. Я сама. – Она взяла бутылку, оставленную Рорком на столе, и наполнила бокал. – Давно дома?

– Нет. Всего несколько минут.

– Ты что-нибудь ел?

Он насмешливо выгнул брови.

– Да, если то, чем кормят в больнице, можно называть едой. А ты?

– Перехватила кое-что в управлении. Но там кормят еще хуже. Значит, ты навещал мистера Ловкость и Изящество?

– Он тоже думает о тебе с любовью. – Рорк сделал глоток вина и посмотрел на Еву поверх бокала. Он явно чего-то ждал.

– О'кей. – Она опустилась в кресло. – Как он себя чувствует?

– Достаточно хорошо для человека, который сегодня утром пересчитал ступени. Чего не случилось бы, если бы он спустился на лифте. Черт побери, он сломал себе ногу, как веточку, и серьезно повредил плечо! В общем, лучше не бывает…

Он закрыл глаза, постукивая пальцами по ручке кресла, потом снова открыл. Ева нахмурилась: похоже, Рорк исполнил тот же ритуал, который помогал ему успокаиваться после очередного приступа ее раздражения.

– Да… Ему наложили шину и сказали, что нога будет как новенькая. Перелом несложный. Вот с плечом хуже… Ему шестьдесят восемь лет. Сегодня утром я не мог этого вспомнить. Любой другой на его месте при перевозке вещей воспользовался бы лифтом! И еще одного я не могу понять: зачем ему понадобилось возиться с каким-то дурацким бельем в первый день своего отпуска?

– Потому что он упрямый и твердолобый сукин сын, который любит все делать сам и по-своему.

Рорк усмехнулся и сделал еще один глоток.

– Да, ты права.

«Ты любишь его, – подумала Ева. – Он твой отец в полном смысле этого слова».

– Значит, завтра ты заберешь его домой?

– Да. У меня в ушах звенит от жалоб старика на то, что я не забрал его сегодня. Можно подумать, что я бросил его в яму со змеями, а не поместил в отдельную палату лучшей больницы города! Впрочем, мне давно следовало к этому привыкнуть.

Он рывком поднялся и налил себе еще вина. Ева поджала губы.

– Ты наверняка ябедничал ему, как я жаловалась, когда ты упек меня в центр здоровья. Надо бы нам с Соммерсетом сговориться и уложить на койку тебя самого. Вот тогда мы с ним точно подружимся.

– Это будет самый счастливый день в моей жизни.

– А сегодняшний был самым несчастным? – Ева отставила бокал и поднялась.

– Завтрашний будет ничуть не лучше. Когда я привезу старика сюда, он начнет ворчать, что его неправильно лечат.

– Я его не осуждаю. Он чувствует себя дураком, старой развалиной, злится и срывает зло на тебе, потому что очень тебя любит. – Она забрала у Рорка бокал и поставила его на стол. – И я тоже.

– Судя по количеству синяков на моей заднице, вы любите меня безумно.

– Во всяком случае, я – да. – Она обняла Рорка за шею и прижалась к нему. – Может быть, доказать?

– Думаешь, в таком настроении у меня что-нибудь получится?

– Не знаю. – Она прильнула к его губам. – Так лучше?

– Лучше. – Рорк обхватил ее бедра и прижал к себе. – Похоже, дела идут на лад.

Ева рассмеялась:

– Мы совершенно одни. Чем займемся?

– Давай попробуем то, чего не делали раньше.

Ева отстранилась и внимательно посмотрела на него.

– Если мы чего-то не делали, то только потому, что этого не позволяет анатомия.

– Ты смелая женщина. – Рорк улыбнулся и поцеловал ее в лоб. – За это я тебя и люблю. – Он снова привлек ее к себе. – Но я думал о танцах в гостиной.

– Гм-м… Неплохо. Для начала. Особенно если мы будем танцевать голыми.

– Еще успеем. – Рорк потерся щекой о ее макушку. «Именно это мне и требовалось, – подумал он. – Именно такая женщина». – Я не спросил, как прошел твой день.

– Так же паршиво, как и твой.

Еве хотелось расспросить мужа о Браунинг и Брайтстар. Возможно, он знаком с ними или знает что-нибудь о них. Это были люди его круга. Не исключено, что тогда у нее появилась бы какая-то зацепка. Но с этим можно было подождать. До тех пор, пока Рорк не расслабится.

– Расскажу позже.

Она потерлась щекой о его щеку, затем прильнула к ней губами и проложила дорожку к его губам.

Все дневные заботы постепенно исчезали. Тепло обещало перейти в жар, ленивое желание в любую минуту могло смениться страстью. Ева стонала от наслаждения и сводила Рорка с ума поцелуями и жадными прикосновениями.

Ее поцелуи становились все более жаркими. Наконец она стащила с него пиджак и вцепилась в рубашку.

Рорк прижался губами к ее шее, и у него гулко забилось сердце. Он знал, что его сердце всегда будет биться только для нее.

Пока он снимал с Евы жилет, она расстегнула пуговицы его рубашки и слегка прикусила обнаженное плечо.

– Я за тобой не успеваю, – выдохнул он.

– Сейчас догонишь. – Она быстро расстегнула его брюки и сжала пальцы.

У Рорка закипела кровь и перехватило дыхание. Он неловко возился с портупеей, запутавшейся в полурасстегнутой блузке Евы.

– Проклятие!

Ева засмеялась, не отрываясь от его губ, но свое дело не прекратила.

Она чувствовала его участившийся пульс и понимала, что Рорк пытается справиться с собой. Но сейчас этого не требовалось. Ей хотелось окончательно свести его с ума. Пусть он думает только о ней и ощущает только то, что кипит в крови!

Ева знала, что желание вспыхивает в нем так же быстро, как в ней самой, и стремительно распространяется по всему телу. Так с ними было всегда, но она до сих пор не могла привыкнуть к этому.

Избавляясь от одежды, они катались по ковру. Ева изнывала от желания, а когда Рорк прошептал ее имя, это возбудило ее еще сильнее. Его руки были жадными, но Еве хотелось большего.

Наконец его горячие губы обхватили ее сосок. Тело Евы свела сладостная судорога, и все же ей было мало этого. Когда Рорк схватил ее за запястья и прижал к полу, она не стала сопротивляться. Пусть думает, что инициатива за ним. Пусть овладевает ею, пока они оба не насытятся… Она выгибалась дугой, подставляя грудь его алчным губам, и изнывала от наслаждения.

Ощутив, что Рорк готов проникнуть в нее, Ева одним змеиным движением сменила позу и оказалась сверху. Теперь уже она держала его за руки и прижимала к ковру.

– Кто из нас торопится?

Глаза Рорка потемнели, дыхание стало частым.

– О боже, Ева…

– Теперь мне придется догонять тебя, – прошептала она и жадно впилась в его губы.

Нервы Рорка трепетали, кожа покрылась испариной, сердце колотилось о ребра как молот, кровь звенела в ушах. Но Ева была безжалостной. Он снова прошептал ее имя, а потом произнес длинную тираду по-гэльски – то ли молясь, то ли ругаясь.

Когда Ева наконец овладела им, Рорку было уже не до тирад. Ее тело выгнулось как лук и затрепетало, и он забыл обо всем на свете. Сопротивляться столь сильным ощущениям было невозможно. Разум заволокло пеленой, и в мире ничего не осталось, кроме ее потемневших глаз. А когда семя Рорка вырвалось наружу, наслаждение пронзило его, как горячая пуля, и он ослеп.

Измученная, мокрая от пота, Ева соскользнула с него и вытянулась рядом. Когда у Рорка перестало звенеть в ушах, он услышал, как Ева судорожно хватает ртом воздух.

Было приятно знать, что дыхание перехватило не только у него.

– Уже стемнело, – выдавил он.

– Просто у тебя глаза закрыты.

Рорк на всякий случай поморгал.

– Нет. Действительно темно.

Ева фыркнула и, все еще тяжело дыша, повернулась на спину.

– Да, верно.

– Забавно… В этом доме столько кроватей, а мы с тобой предпочитаем заниматься любовью на полу.

– Это более стихийно и непосредственно. – Она протянула руку и потерла поясницу. – Но весьма чувствительно.

– За удовольствие нужно платить. Должен ли я поблагодарить тебя за то, что ты исполнила свой супружеский долг?

– На выполнение долга это ничуть не похоже, но можешь поблагодарить меня за то, что я прочистила тебе мозги.

– Да, верно. – Сердце Рорка еще колотилось как сумасшедшее, но чувство юмора постепенно возвращалось. – Спасибо.

– Пожалуйста. – Ева сладострастно потянулась. – Мне нужно принять душ, а заодно подумать о деле, которым я сегодня занималась. – Она сделала небольшую паузу. – Может быть, ты сумеешь мне помочь.

Рорк долго молчал и смотрел в потолок.

– Должно быть, я выглядел очень несчастным. Увидев это, ты устроила жаркий секс, от которого чуть не затлел ковер, а теперь сама просишь о помощи. Значит, настало время мне выполнить супружеский долг?

– Брось…

Когда Ева села, Рорк нежно погладил ее по спине.

– Милая Ева, я с удовольствием помогу тебе принять душ, но у меня есть свои дела. Сегодняшнее происшествие выбило меня из графика. Расскажи, что случилось, пока мы не разошлись на ближайшие два часа.

– Студентка университета, работавшая неполный день в круглосуточном магазине, – начала она, собирая разбросанную одежду. – Вчера поздно вечером кто-то убил ее ударом ножа в сердце и сунул труп в контейнер для утилизации мусора. Прямо напротив магазина, в котором она работала. В Деланси.

– Мороз по коже…

– Сейчас тебе станет еще холоднее.

Пока они шли наверх, в душ, Ева рассказала ему о фотографиях и сообщении, полученных Надин. Она давно поняла, что подробное изложение дела вслух помогает расследованию. Особенно, если аудитория тонко чувствует нюансы.

Рорк никогда не упускал нюансов.

– Это наверняка был кто-то, кого она знала и кому доверяла, – сказал он.

– Видимо, так. Она не сопротивлялась.

– Кто-то из университетских, – добавил он, взяв полотенце. – Если бы кто-нибудь заметил, что этот человек слоняется без дела по студенческому городку, то не подумал бы ничего плохого.

– Как бы то ни было, он очень осторожен. – Ева залезла в ванну, но, изменив обычной привычке, включила не воду, а теплый воздух. – Методичен, – добавила она, повысив голос. – Аккуратен. Все планирует заранее. Когда доктор Мира составит психологический профиль убийцы, наверняка окажется, что он имеет хорошую работу, вовремя оплачивает счета и никому не причиняет хлопот. Имеет отношение к фотографии. Держу пари, это либо профессионал, либо серьезный любитель.

– Ты не сказала главного, – заметил Рорк, когда Ева вылезла из ванны. – Что он уже подыскивает вторую жертву.

– Нет, не подыскивает. – Ева провела рукой по волосам и пошла в спальню. – Я уверена: он уже нашел ее. И сделал первые фотографии.

Она достала из шкафа старые серые брюки и просторную безрукавку.

– Компьютерный клуб может быть тем местом, где он ловит рыбку. Я пороюсь в записях видеокамер и личных делах служащих. – Она оглянулась. – Клуб «Устрой сцену» случайно не твой?

– Не помню, – беспечно ответил Рорк, взяв чистую рубашку. – У меня несколько компьютерных клубов по всему городу, и большинство их расположено вблизи колледжей и студенческих городков. Больше посетителей – больше прибыль.

– Гм-м… Ты когда-нибудь был в Колумбийском университете?

– Нет. Терпеть не могу школы. Всякие.

– Я тоже. Это для меня чужая планета. Я чувствую, что не врубаюсь, и поэтому боюсь что-нибудь упустить. Взять хоть эту профессоршу. Почему она читает курс по фотографии? В деньгах она не нуждается, а если любит фотографировать, то почему не делает этого ради собственного удовольствия?

– «Кто не может, тот учит». Слышала такую поговорку?

Ева недоуменно свела брови.

– Черт побери, как можно учить тому, чего не умеешь сам?

– Не имею ни малейшего представления. Может быть, ей просто нравится учить. Такое бывает.

– Одному богу известно, почему. Люди все время задают тебе вопросы, требуют ответов, одобрения, чего угодно. Какая радость постоянно иметь дело с тупицами, умниками и зазнайками? Которые потом получат работу и будут зарабатывать намного больше того, кто учил их ремеслу.

– То же самое можно сказать про копов. – Рорк быстро погладил ямочку на ее подбородке. – Когда я закончу свои дела, то с удовольствием помогу тебе. Конечно, если к тому времени у тебя не пропадет охота.

– Думаешь, слабо? Посмотрим!

Оказавшись у себя в кабинете, Ева первым делом включила кофеварку, потом подошла к письменному столу, положила на него дискеты из компьютерного клуба и рассеянно взяла в руки статуэтку богини, подаренную ей матерью Пибоди.

«Может быть, она действительно принесет мне счастье», – подумала Ева, поставила статуэтку на место и вывела изображение на экран.

Первый час она потратила на изучение беспорядочного движения толпы. Тусклое освещение, в углах полумрак, на танцплощадке давка и теснота… Если бы она искала кого-то персонально, то для этого потребовались бы маги и волшебники из ОЭС. Но пока что Ева не видела ничего, кроме потока приходивших и уходивших молодых людей.

Стив Одри сказал правду: он действительно ушел в девять вечера, когда началось световое шоу и музыка стала оглушительной. Он хорошо делал свое дело – много болтал с клиентами, но заказы их выполнял без задержки.

Ева заметила, что большинство посетителей приходили либо парами, либо компаниями. Одиночек почти не было, а ей казалось, что убийца должен был быть один. Он не мог прийти сюда с подружкой.

Когда Еве попадались одиночки, она делала пометку на дискете – и вдруг увидела Диего. Она готова была держать пари, что это он. Коротышка в красной шелковой рубашке, штучных брюках и ботинках на высоких каблуках, он явно воображал себя богом.

Некоторое время Ева следила за тем, как он разглядывал толпу, словно кого-то разыскивая, потом остановила изображение, увеличила сектор и начала изучать его лицо. Он мог бы показаться очень красивым тем, кто любит хорошеньких мальчиков с претензией на мужественность. В любом случае, стоило познакомиться с ним поближе.

Так или иначе, одно Ева знала точно: кто-то из посетителей этого клуба переслал фотографии Надин. Кто-то прошел через этот свет и тени, ввел данные в один из компьютеров, набрал служебный код и отослал их.

Пока специалисты ОЭС будут проверять каждый компьютер и искать неизвестно что, тот, кто убил Рэйчел Хоуард, подготовит следующий портрет…

«Я полон энергии. Без преувеличения могу сказать, что я преобразился. Точнее, родился заново. Теперь она во мне, и я чувствую в себе ее жизнь! Должно быть, такое чувство испытывает женщина, ощутив в своем чреве ребенка. С той лишь разницей, что она не нуждается во мне, чтобы жить, расти и развиваться. Она уже существует – полностью сложившаяся и законченная.

Когда я двигаюсь, она двигается. Когда я дышу, она дышит. Теперь мы одно, и так будет всегда.

Я дал ей бессмертие. Разве это не самая великая любовь?

Каким странным взглядом она смотрела на меня, когда я остановил ее сердце… Я прочитал в этом взгляде, что она все знала. Она понимала. И обрадовалась, когда я впитал в себя ее сущность, и ее сердце забилось снова.

Чтобы отныне биться всегда.

Посмотрите, как она выглядит на портретах в созданной мною галерее! Она никогда не постареет, не будет страдать и ощущать боль. Навсегда останется красивой девушкой с чудесной улыбкой. Это мой дар ей. В обмен на ее дар мне.

Но этого мало! Я снова должен почувствовать этот поток света и вручить мой дар той, которая его заслуживает!

Скоро. Очень скоро моя личная галерея пополнится новыми портретами. Мы соединимся – Рэйчел, я и все остальные.

В один прекрасный день мир познакомится с моим полным дневником, а не с короткими отрывками из него. Многие станут недоумевать, ругать и, даже проклинать меня. Но слишком поздно.

Ибо тогда имя мне будет – легион».

ГЛАВА 5

Еве снилось, что на нее наехал поезд. Очнувшись, она обнаружила, что у нее на груди лежит кот. Галахад смотрел на нее и громко мурлыкал. Увидев, что хозяйка открыла глаза, тяжеленный кот сдвинулся в сторону и боднул ее головой.

– Что, стыдно тебе? – Ева почесала Галахада под подбородком: это было его любимое место. – Напрасно ты пришел ко мне. Сегодня Рорк дома. Мог бы полежать и на нем.

Она села, машинально продолжая гладить кота, и обнаружила, что они с Галахадом в постели одни. Начало седьмого, а Рорк уже на ногах. Ева вспомнила, что, когда она ложилась спать, он еще работал.

– Он человек или машина? – спросила Ева кота. – Тебе судить. Но кем бы ни был Рорк, он все равно мой!

Она заглянула в смежную малую гостиную. Рорк часто просыпался раньше ее, и первое, что Ева видела по утрам, был муж, который пил кофе и просматривал на экране отчеты с приглушенным звуком. Она начинала привыкать к такому распорядку дня.

Но сегодня Рорка в гостиной не было. Ева взяла Галахада на руки, вылезла из кровати и пошла в его кабинет.

Еще не дойдя до дверей, она услышала спокойный голос Рорка, говорившего с напевным ирландским акцентом. До того, что он говорит, Еве не было дела – что-то об анализе затрат, проектировании и расходах. Она заглянула в кабинет и увидела, что Рорк стоит у письменного стола, облаченный в темный деловой костюм. На трех стенных экранах мелькали какие-то цифры, диаграммы, графики и бог знает что еще. Кроме того, здесь были голографические изображения сидевших в креслах трех мужчин и помощницы Рорка Каро.

Удивленная Ева подавила зевок и, продолжая держать кота на руках, прислонилась к дверному косяку. Она не часто видела Рорка в роли Магната. Насколько она разбиралась в теме переговоров (похоже, часть из них шла на немецком), речь шла о каком-то вездеходе.

Рорк пользовался переводчиком, а не программой.

«Это абсолютно в его характере, – подумала Ева. – И боже мой, какой же он властный!»

Разговор зашел о всяких скучных подробностях вроде типа двигателей, аэродинамики, гидропоники, и Ева окончательно потеряла к нему интерес. Как ему удается не запутаться? Когда она шла спать, Рорк с кем-то говорил о фешенебельном курортном комплексе, который открывал на Таити. Или на Фиджи. Сейчас же речь шла о каком-то водно-воздушном транспортном средстве для любителей этого вида спорта.

И это в семь утра…

Встреча подошла к концу.

– Отчеты всех отделов понадобятся мне к полудню четверга. Я хочу начать производство через месяц. Спасибо.

Голограммы мигнули и исчезли, но изображение Каро осталось, и Ева поняла, что с ней осуществляется видеосвязь.

– Оставь дискету с этим делом у меня на столе, – сказал Рорк своей помощнице. – Ты понадобишься мне для переговоров с Тиббонсом.

– Конечно. В восемь пятнадцать вам нужно будет связаться с группой Райтлинк, а в десять – провести селекторное совещание с Барроу, Форстом и Клайном относительно проекта «Дистар». Кроме того, мне нужно знать ваши планы на вторую половину дня.

– Об этом позже. С Райтлинком свяжешься по голографическим каналам. Я буду говорить с ними отсюда. Как и с Барроу. С двенадцати до трех дня я буду недоступен. Во второй половине дня буду дома. Возможно, и завтра тоже.

– Конечно. Я уверена, что Соммерсет будет рад возвращению. Вы сообщите нам, как он себя чувствует?

– Да, сообщу. Правда, сомневаюсь, что старик обрадуется, когда узнает, что ближайшие несколько дней будет находиться под круглосуточным наблюдением врачей. Он будет пинать меня в зад здоровой ногой, пока не сломает и ее.

– Ну, вы должны были к этому привыкнуть. – Каро повернула голову и улыбнулась. – Доброе утро, лейтенант.

– Доброе утро, Каро. – Галахад спрыгнул с рук Евы и начал тереться о ноги Рорка. При виде безукоризненного костюма и прически Каро Ева вспомнила, что сама она стоит здесь в мешковатой пижаме. – Не рановато ли у вас начался рабочий день?

– Там, во Франкфурте, он уже подходит к концу. – Каро опустила взгляд и засмеялась, увидев, что кот нюхает ее изображение. – А вот и преступник. До чего же он у вас все-таки большой!

– Жрет, как скаковая лошадь, – сказал Рорк. – Каро, извини, что заставил тебя работать в такую рань.

– Работая у вас, я давно перестала обращать внимание на время, – улыбнулась Каро. – Я займусь Тиббонсом. Передайте мои наилучшие пожелания Соммерсету.

– Непременно.

– Счастливо, лейтенант.

– Да. До свидания. – Когда изображение исчезло, Ева покачала головой: – У нее хоть раз в жизни было что-нибудь не так? Прическа не в порядке или пятно от кофе на жакете?

– Насколько я помню, нет.

– Вот и я тоже… Ну как, договорились?

– Ты о чем?

– О транспортном средстве. Вы говорили о какой-то амфибии, верно? С парнями из Германии.

– Ах, это… Пока только обсуждаем. Выпьешь кофе?

– Да, – сказала она, направившись к кофеварке. – Ты успел поспать?

– Пару часов. – Рорк, достававший чашки, оглянулся. – Лейтенант, кажется, вы переживаете за меня? Это очень любезно с вашей стороны.

– У тебя много забот. Слишком много, – добавила Ева, когда он налил ей кофе. – Обычно я этого не замечаю.

– Если ты голоден, то предпочитаешь полную тарелку пустой. – Рорк наклонился и поцеловал ее. – А как поживает твоя тарелка?

– Осталась почти нетронутой… Послушай, если нужно, я тоже могла бы так устроить дела, чтобы во второй половине дня немного побыть дома. Помочь тебе чем-нибудь…

Рорк ослепительно улыбнулся.

– Ну вот, ты наконец начинаешь вести себя, как положено жене.

– Замолчи!

– Почему же? Мне это нравится, – сказал он, прижав Еву спиной к двери. – Еще немного, и ты будешь ходить по кухне босиком.

– Еще немного, и я надеру тебе задницу. После этого тебе самому понадобится круглосуточный уход.

– Может быть, поиграем в больницу?

Ева поднесла к губам чашку, чтобы скрыть невольную улыбку.

– У меня нет времени на твои извращенные фантазии. Мне нужно кое-что закончить до ухода. – Но все же она взяла мужа за подбородок и крепко поцеловала. – Накорми кота, – сказала она и ушла.

* * *

Из короля экспертов Дики Беренски по кличке Дик-хед[2] было легче выжать результаты при личной встрече. Чтобы сберечь время, по дороге в лабораторию Ева заехала за Пибоди и теперь, застряв в пробке, искоса поглядывала на свою помощницу. Розовые щеки и сияющие глаза Пибоди не вязались со строгой формой и грубыми черными полицейскими ботинками.

– Почему ты все время улыбаешься? Я начинаю нервничать.

– Серьезно? – продолжая улыбаться, спросила Пибоди. – Сегодня утром меня разбудил очень приятный визит. Этот эвфемизм означает, что…

– Я знаю, что означает этот эвфемизм. О господи! – Ева бросила машину в образовавшуюся брешь и затормозила в волоске от заднего бампера «Рапид Кара». – Могла бы хоть на время перестать думать о постели.

– Но там действительно хорошо. Так тепло, так мягко и… – Наткнувшись на испепеляющий взгляд Евы, Пибоди осеклась и уставилась в потолок машины. – По-моему, сегодня утром кого-то не разбудил приятный визит.

– Знаешь, Пибоди, когда твоя половая жизнь становится регулярной – если так можно назвать ваши отношения с Макнабом, – ты думаешь и говоришь только о сексе. Это начинает мне надоедать.

– Что плохого, если тебе делают сюрприз? Но раз у вас ворчливое настроение, поговорим о чем-нибудь другом. Как чувствует себя Соммерсет?

– У меня не ворчливое настроение! – пробормотала Ева. – Ворчат старики, которые гуляют по парку и грозят детям кулаком. Соммерсет чувствует себя хорошо. Достаточно хорошо, чтобы проедать Рорку плешь за то, что его отправили в больницу.

– Ну, Рорк должен был к этому привыкнуть.

Ева фыркнула:

– Второй человек за утро произносит эту фразу! Вы что, сговорились напоминать мне о моем враге?

– Лейтенант, я с вашим врагом на дружеской ноге… Похоже, сейчас не лучшее время сообщать о том, что мы с Макнабом подумываем съехаться.

– О боже! – Раздосадованная Ева стукнула кулаком по баранке. – Не говори мне таких вещей, когда я за рулем!

– Мы хотим подыскать себе жилье, потому что обе наши квартирки для двоих маловаты! – выпалила Пибоди, боясь, что начальница вот-вот взорвется. – И я подумала… Когда у вас все успокоится, может быть, спросите Рорка, нет ли в его новых домах чего-нибудь подходящего? Желательно в радиусе десяти кварталов от управления…

– Я тебя не слышу. У меня звенит в ушах.

– Даллас… – жалобно сказала Пибоди.

– Не смотри на меня так! Я ненавижу, когда ты на меня так смотришь! Как какой-нибудь чертов кокер-спаниель. Ладно, спрошу, спрошу… Только, ради всего святого, больше не говори об этом!

– Нет, мэм. Спасибо, мэм. – Пибоди попыталась плотно сжать губы, но все же не смогла сдержать довольную улыбку.

– Не смей улыбаться! – Ева выкрутила руль и сумела проехать без остановки целый квартал. – Может быть, тебе интересно, чем я занималась в свое свободное время?

– Да, лейтенант. У меня в ушах не звенит. Они в вашем распоряжении.

– Диего Фелисиано. Работает в какой-то семейной мексиканской харчевне, называющейся «Ола». Расположена между Нью-Йоркским городским и Колумбийским университетами. Обслуживает в основном студентов и преподавателей. Диего там что-то вроде управляющего и повышает авторитет своей забегаловки тем, что наряду с бурритос[3] снабжает клиентов «Зонером» и «Пушем». Несколько раз арестовывался, но выходил на свободу за недостаточностью улик.

– Значит, на ленч у нас будут такос[4]?

– Почему бы и нет? Я люблю такос… Свяжись с Фини. Я хочу знать, как там дела со сведениями, переданными Надин.

– Вчера вечером они исключили тридцать процентов компьютеров в «Устрой сцену», так что осталось всего восемьсот. Надеются к полудню вычислить нужный.

– Почему моя помощница знает об этом раньше меня?

– Ну, понимаете… беседа в постели. Вот видите, в этом случае секс оборачивается для вас преимуществом. Макнаб сказал, что они справились бы быстрее, но в таких клубах компьютеры используются очень плотно. Тем не менее, это остается его главной задачей.

Не услышав ответа, Пибоди откашлялась.

– Ну что, связаться с капитаном Фини?

– Похоже, мы с Фини тут сбоку припека. Вы с мистером Макклювом все сообщите нам, когда найдете это нужным.

– Макклюв? – фыркнула Пибоди. – Неплохо. Так я и буду его называть. Спасибо.

– Ешь на здоровье. – Ева бросила на Пибоди гневный взгляд. – Может быть, нам не стоит ехать в лабораторию? А вдруг ты состоишь в интимной связи и с Дики тоже?

– Фу!

– Ну что ж, моя вера в тебя восстанавливается. По крайней мере, частично.

Дики Беренски носил белый халат поверх желтой рубашки с голубыми горошинами. Голова у него была яйцом, тонкие темные волосы зачесаны назад. Он не сводил глаз с одного из экранов и жевал булочку с клубничным джемом.

Увидев Еву, он кивнул:

– Снова в моих пенатах? Что, дорогая, не можешь без меня жить?

– Да уж куда мне без тебя! Давай, колись.

– А не хочешь спросить, откуда у меня этот чудесный тропический загар?

– Нет. Дики, Рэйчел Хоуард…

– Я всего два дня назад вернулся с роскошного нудистского курорта в Майами. Провел там целую неделю.

– Ты ходил там голышом, и никто не умер и не сошел с ума?

– Обижаешь. Под одеждой я неплохо сложен. Если захочешь проверить, я всегда…

– Дики, не болтай лишнего. Рассказывай о Рэйчел.

– Скучно с тобой, Даллас! Работа, одна работа… – Он покачал головой и переехал на вертящемся стуле к другому экрану. – Морс уже сообщил тебе время смерти и все прочее. Тогда ты уже знаешь, что в организме обнаружен опиум – и никаких следов сексуальных контактов. Могу добавить, что девочку везли, как сноп. Мы нашли на ее одежде и подошвах несколько волокон.

Он поиграл паучьими пальцами на клавиатуре, и экран ожил.

– На подошвах ботинок ворс от ковра. Автомобильный коврик. Я сделал для тебя анализ. Трудность все та же: тип и цвет обычны для дешевых транспортных средств. Во всяком случае, для большинства фургонов и «универсалов», выпущенных лет пять назад. В более новых тип другой, но такой коврик все еще можно купить для замены. Смесь коричневых, бежевых и черных волокон.

Он постучал по увеличенному изображению, где волосок напоминал разлохматившийся канат.

– Цвет лошадиного дерьма. В общем, если найдешь коврик – мы сможем подтвердить, что это он. Но если не найдешь, все бесполезно.

– Ничего получше у тебя нет?

– Немного терпения и чуть больше уважения! – Дики сунул в рот остатки булочки. – Волокна на одежде от кресла, в которое он ее посадил. Цвет соответствует цвету на фотографии и тоже типичен для дешевой обивки. Наш подопечный не тратится на машины и мебель. Но… – Дики передвинулся к другому экрану. – Он не экономит на гриме! Сравни эти снимки и посмертный портрет. Перед тем, как убить, он накрасил ее.

– Да, теперь вижу.

– Дома у нее такой косметики не обнаружено. Судя по любительским снимкам, жертва ею почти не пользовалась. Просто не нуждалась: и так была свеженькая. Но для этого снимка он ее накрасил. Анализ подтвердил, что грим дорогой и профессиональный. Того типа, который используют актеры и фотомодели. Взять хотя бы губную помаду. Она продается под наименованием «Бэрримор». Знаешь, сколько стоит тюбик? Полторы сотни.

– Мне понадобится перечень всех косметических средств, которые удалось идентифицировать.

– Да-да. – Дики протянул ей дискету. – Но есть одна маленькая головоломка. Следы пластыря на груди.

– Да. Морс уже сказал.

– Без лекарства. Он заклеил рану, но не стал прикладывать лекарство, потому что девушка была мертва. Просто не хотел, чтобы рубашку запачкала кровь. – Он вывел на экран увеличенное изображение раны. – На рубашке отверстия нет. И на лифчике тоже.

– Значит, перед этим он их снял, – пробормотала Ева. – Или просто отодвинул. Заколол ее, заклеил рану, чтобы кровь не испачкала одежду перед съемкой, снова застегнул пуговицы и придал ей нужную позу. Но когда все было закончено, он снял повязку. Почему? – Она задумчиво расхаживала по кабинету. – Потому что все было позади. Он покончил с ней, и она стала для него кучей мусора. Может быть, боялся, что на пластыре остались отпечатки его пальцев, которые смогут навести нас на след. А может быть, просто забрал пластырь на память. Ничего себе сувенирчик! – Она провела рукой по волосам.

– Я видел и похуже, – откликнулся Дики.

– Да. Бывает и хуже.

– Трина хорошо разбирается в косметике, – сказала Пибоди, когда они сели в машину. – Она наверняка знает все местные магазины, где ее можно купить.

Ева уже подумала об этом. И о том, что будет, если она увидится со своей подругой-стилистом. Эта садистка наверняка заставит ее пройти курс, предусматривающий уход за волосами, лицом, телом… Она вздрогнула.

– Поговори с ней сама.

– Вы трусите, лейтенант?

Ева вздернула подбородок:

– Верно. Ну и что?

Пибоди внимательно осмотрела ее прическу:

– Пожалуй, вам не помешало бы слегка подстричь волосы.

– А ты могла бы пользоваться духами получше!

Пибоди ссутулилась.

– Как знаете…

– Когда вернешься к себе, позвонишь Трине. Меня поблизости не будет. Если она спросит, скажешь, что я веду сверхсекретное расследование на другой планете. И вернусь через несколько недель. Нет, через несколько лет.

– Понятно. Куда теперь?

– К Диего.

– Время ленча еще не наступило.

– Можешь взять буррито на завтрак.

Через пять минут Пибоди почувствовала, что умирает с голоду. Пахло здесь божественно – какими-то экзотическими пряностями. Подростки завтракали в отдельных кабинках на четверых и оживленно болтали; официанты двигались бесшумно, разнося кружки с чудесным кофе.

Одна из торопившихся официанток сказала им, что Диего в утреннюю смену не работает. Раньше полудня он из квартиры над рестораном не появляется.

– Выходит, он работает только во время ленча и обеда, – сказала Ева по пути наверх. – Что ж, больше клиентов – больше чаевых. У дяди работать выгодно. Проверь, нет ли у Диего машины, зарегистрированной на его имя. Потом проверь дядю и выясни, не числится ли за рестораном какой-нибудь фургон.

– Уже проверяю.

Ева постучала, но никто не ответил, и тогда она начала колотить в дверь кулаком. Спустя несколько минут прозвучала тирада по-испански. Судя по тону, это были ругательства. Она постучала снова и сунула в «глазок» свой значок.

– Открывайте, Диего!

– На его имя ничего нет, – вполголоса сказала Пибоди. – У дяди есть седан последней модели и фургон.

Тут Диего открыл дверь, и Пибоди осеклась, ослепленная ярко-голубой пижамой. «Макнаб умер бы от зависти», – подумала она.

– В чем дело? – Темные глаза Диего были сонными, а поза – ленивой и вызывающей. Смерив Еву взглядом, он насмешливо улыбнулся и потрогал пальцем клин волос на выступающем подбородке.

– Хочу задать несколько вопросов. Будем говорить здесь или внутри?

Он дернул плечом, затем отошел в сторону и сделал изящный жест рукой.

– Я всегда рад видеть у себя очаровательную леди. Кофе?

– Нет. Меня интересует вчерашний вечер.

– Простите, не понял.

– Где вы были вчера вечером, Диего? С кем были и что делали?

Одновременно Ева обвела взглядом комнату. Маленькая, оформленная в сексуальных красно-черных тонах. Слишком теплая и пахнущая каким-то крепким мужским одеколоном.

– Разумеется, я был с дамой. – Он блеснул белыми зубами. – И мы всю ночь занимались страстной любовью.

– У дамы есть имя?

Он потупил глаза с пушистыми ресницами:

– Как джентльмен, я не могу его назвать.

– Тогда я назову это имя сама. Рэйчел Хоуард?

Продолжая улыбаться, он вопросительно поднял брови.

Ева махнула рукой Пибоди, и та показала Диего фотографию.

– Вспомнили?

– Ах, это… Прелестная Рэйчел с танцплощадки! У нас был чудесный короткий роман, но я был вынужден положить ему конец. – Он театрально прижал руку к груди, сверкнув золотым перстнем на мизинце. – Она хотела от меня слишком многого. Я служу всем леди на свете и не могу принадлежать одной.

– Каким же образом вы положили этому конец? Ударив ее ножом в сердце и швырнув в контейнер для утилизации мусора?

Насмешливая улыбка тут же исчезла. У Диего отвисла челюсть, а лицо позеленело от страха.

– О чем вы говорите?!

– Диего, ее убили вчера вечером. Не поздно. Говорят, вы приставали к ней.

– Нет! Ни в коем случае! – Испанский акцент куда-то исчез, теперь это была обычная речь коренного жителя Нью-Йорка. – Мы несколько раз танцевали, вот и все. В компьютерном клубе, который посещают студенты. О'кей, я приударял за ней, но разве это преступление?

– Вы приходили в магазин, где она работала.

– Ну и что? Черт побери, что в этом такого?! Хотел присмотреться, только и всего.

– А как насчет вашего чудесного короткого романа?

Обессилевший Диего опустился на стул.

– Ничего подобного не было. Я приглашал ее обедать, ухаживал за ней, но она меня отшила. Это меня задело, и я завелся. Думал, она кокетничает, хочет, чтобы ее начали уламывать.

– Может быть, теперь вы назовете мне имя дамы, с которой провели вчерашний вечер?

– Я его не знаю. О господи, я обходил клуб за клубом, а потом слегка поразвлекся с девушкой у нее на квартире. Где-то на Ист-Сайде. Вторая авеню. Дерьмо! Холли, Хизер, Эстер?.. Будь я проклят, если помню! Какая-то светловолосая chica, которой приспичило потрахаться.

– Подумайте как следует.

Он на мгновение закрыл лицо руками, а потом провел ладонями по пышным черным волосам.

– Помню, что времени мы даром не тратили – приняли немного «Зонера», добавили чуть-чуть «Экзотики». Поехали к ней. Вторая авеню. Я точно помню, что Вторая. Где-то в районе Тридцатых улиц. Неподалеку от подземки, потому что в три утра я уже сидел в поезде. Максимум в четыре. Это была случайная связь. Кому до них дело?

Ева кивнула на украшавшие стены фотографии обнаженных и полуодетых девиц.

– Диего, вы любите фотографировать?

– Что? Ах, вы про это? Да нет, я просто выгрузил их из Сети и вставил в рамки. Я люблю смотреть на женщин, ну и что? Мне нравятся женщины, а я нравлюсь им. И не собираюсь их убивать.

– Слизняк! – выругалась Пибоди по дороге к машине.

– Да, но это еще не преступление. Конечно, мы проверим машины дяди, посмотрим, не совпадут ли волокна. Но мне не верится, что Диего мог спланировать такое заранее. Возможно, он способен пырнуть человека ножом в состоянии аффекта, но не больше. Однако он связан с наркотиками, был знаком с жертвой, имел причину сердиться на нее, посещал клуб, из которого были переданы данные, и имел доступ к машине, класс которой соответствует той, на которой перевезли труп. Исключать его из списка подозреваемых нельзя.

– Что теперь?

– Отправляемся за покупками.

Пибоди вытаращила глаза:

– Лейтенант, вы в последнее время не ударялись головой?

– Фотоаппараты, Пибоди. Нужно взглянуть на фотоаппараты.

Накануне вечером Ева составила список ведущих магазинов города, торговавших фототоварами. Они имели дело с человеком, который считал себя профессионалом, даже художником, и гордился своей работой. По мнению Евы, это значило, что он должен гордиться и своей аппаратурой.

Хороший дознаватель должен разбираться в орудиях убийства. А Рэйчел убил не столько нож, сколько фотоаппарат.

Они вошли в магазин «Имиджмейкерс» на Пятой авеню, и Ева обвела взглядом полки и стойки. Все здесь было четко организовано; на двух настенных экранах сменяли друг друга разноцветные фотографии, сделанные настоящими мастерами своего дела.

К ним быстро подошел маленький темноволосый мужчина в мятой белой рубашке:

– Чем могу быть полезен?

– Увидим. – Ева распахнула жакет и показала прикрепленный к поясу значок. – Я хочу задать вам несколько вопросов.

– Черт побери, я уже заплатил штраф! У меня есть квитанция…

– Приятно слышать. Но дело не в нарушении правил уличного движения. Я хочу расспросить вас о фотоаппаратах, о фотографиях и съемке. – Она достала моментальный снимок Рэйчел, сделанный на рабочем месте. – Что вы об этом думаете?

Мужчина аккуратно взял снимок кончиками пальцев и тут же выдохнул:

– Я видел это! В новостях. Это девушка, которую нашли в нижнем городе. Позор! Просто стыд и позор…

– Безусловно. Что вы можете сказать о фотографии? Она хорошо сделана? С точки зрения художника?

– Вообще-то я только продаю аппараты и ни черта не смыслю в художественной фотографии. Разрешение хорошее. Снято приличной камерой. Подождите минутку…

Он отошел в сторону и махнул рукой женщине, сидевшей за стойкой:

– Нелла, взгляни-ка на это.

Женщина была тоненькая, как спичка, с огненными волосами, вздымающимися над головой сантиметров на пятнадцать и снова падающими на макушку. Ее треугольное личико было совершенно белым, если не считать огненных губ и ресниц.

Она внимательно посмотрела на фотографию, а потом на Еву.

– Это девушка, которая погибла. – Она говорила в нос, как уроженка Куинса. – Я видела ее в новостях. Это снял подонок, который убил ее?

– Возможно. Что этот подонок представляет собой как фотограф?

Нелла положила снимок на стойку и принялась изучать его – поднесла к свету, положила снова и посмотрела на него через лупу.

– Неплохо. Профессионал или талантливый любитель. Отличное разрешение, освещение, распределение света и тени, ракурс… Он явно был связан с моделью.

– Связан? Что вы имеете в виду?

Нелла выдвинула ящик, достала пачку жевательной резинки и развернула ее, продолжая рассматривать отпечаток.

– Ну, черт возьми, он же снимал не какой-нибудь район Нью-Йорка, населенный беднотой, Большой каньон или домашнюю собачку. Здесь присутствует понимание модели и любовь к ней. Замечательный любительский портрет, снятый человеком с верной рукой и хорошим глазом.

– Какой камерой он мог пользоваться?

– Проклятие, я вам что, Шерлок Холмс? – Она хихикнула, довольная собственным остроумием, и сунула резинку в рот.

– А какой камерой воспользовались бы вы сами, если бы хотели снять человека без его ведома?

– Будь у меня куча денег – «Борнейз 6000» или «Райзери 5М». Если нет, то «Хайсермен ДиджиКинг». – Нелла достала из витрины аппарат размером с ее ладонь. – Это «Райзери». Лучшая на сегодняшний день карманная модель. Ею можно делать и любительские снимки. Но если вы хотите добиться художественного эффекта и при этом не слишком стремитесь к скрытности, такая камера вам подойдет лучше всего. Она особенно хороша для серьезной работы. Совместима с любым компьютером.

– Сколько таких аппаратов вы продаете в месяц?

– Черт побери, не больше дюжины в год! Их достоинство – высочайшая надежность. Если покупаете такую игрушку, она служит вам до самой смерти. Ничего лучшего вам уже не найти.

– У вас есть перечень клиентов, покупавших три упомянутые вами модели?

Нелла щелкнула резинкой.

– Конечно. Вы думаете, что этот подонок покупал камеру у нас?

– С чего-то нужно начать.

– Мы проверим все три марки, – сказала Ева Пибоди, выйдя из магазина. – Начнем с города и посмотрим, что выйдет. Я прикину вероятность, но держу пари, что он выбрал самую классную. Потом сравним список покупателей фотоаппаратов со списком покупателей косметики. Вдруг повезет…

– А если он взял оборудование напрокат?

– Не разочаровывай меня! – Ева на мгновение прислонилась к машине и только потом открыла дверь. – Да, я думала об этом, и все же считаю, что следует начать с покупки… Как ты думаешь, сколько в городе профессиональных фотографов?

– Хотите применить множественный подход?

– Там увидим. Начнем сразу с четырех сторон. Место преступления, местожительство жертвы, университет, компьютерный клуб. Он должен был где-то познакомиться с ней. Чтобы куда-то пойти с убийцей, она должна была знать его – по крайней мере, в лицо. Будем опрашивать соседей, людей, которые с ней учились или работали. А также профессиональных фотографов, имеющих студии в этих районах.

Когда Ева вырулила на улицу, запищал ее телефон, и в трубке раздался веселый голос Макнаба:

– Здравствуйте, лейтенант! Я нашел интересующий вас компьютер. Если вы хотите – ха-ха – осмотреть место действия[5], то я…

– Вези его в управление, – сказала Ева. – Данные передали Надин в час двадцать, так что проверь дискету видеокамеры слежения. Мне нужно определить личность передававшего. Я еду.

– Но мне понадобится время, чтобы…

– Встретимся на совещании в одиннадцать ноль-ноль. Сейчас я закажу помещение. – Ева посмотрела на Пибоди, и та послушно достала телефон. – Будь там со всеми данными. – Она сделала паузу. – Отличная работа, детектив.

– Комната для совещаний «А», лейтенант, – сказала Пибоди, когда Ева дала отбой.

– Отлично. Свяжись с Фини и попроси его присоединиться к нам.

У Евы еще осталось время, чтобы обработать собственные данные, вычислить вероятности и изучить отчеты патологоанатома и судмедэксперта. Затем чувство вины заставило ее позвонить Надин.

– Я хотела связаться с тобой, когда будет что рассказать, но пока ничего нет. Так что просто знай, что мое обещание остается в силе. Сейчас я хочу потянуть за одну ниточку. Если что-то получится, сообщу. Честное слово.

– Всегда что-то есть. Дай хоть что-нибудь.

Ева помолчала.

– Можешь сказать следующее: надежный источник в управлении подтверждает, что сексуального насилия не было, и дознаватели считают, что жертва знала убийцу. От остальных комментариев полиция воздерживается.

– Вот и отлично. Видишь, что-то есть всегда. Тело уже выдано родным?

– Патологоанатом отдаст тело завтра… Надин, мне пора идти. У меня совещание.

– Еще один вопрос. Ты можешь подтвердить, что убийца Рэйчел Хоуард на этом не остановится?

– Типун тебе на язык, Надин! Не буди лихо…

Ева положила трубку и провела ладонями но лицу. Судя по всему, спать лиху оставалось недолго.

Ева пришла в комнату для совещаний первой. Она решила воспользоваться этим, чтобы привести в порядок мысли, села к столу, вынула блокнот и стала записывать.

«Ее свет был чистым».

Молодость, чистота, девственность…

Как, черт побери, убийца мог узнать о ее девственности? Может быть, он был ее близким другом? Потенциальным любовником? Советчиком, пользовавшимся у нее авторитетом?

«Кому могла доверять Рэйчел?» – подумала Ева и представила себе милое улыбчивое лицо.

Проклятие, да кому угодно!

Ева попыталась припомнить, доверяла ли она сама кому-нибудь так же полно и безоглядно. Едва ли. Но ведь она не родилась в прочной, здоровой семье с нормальными родителями и бойкой младшей сестрой. В жизни Рэйчел все было сверхъестественно нормально. Вплоть до последних часов. Семья, друзья, учеба, грошовая подработка, доброжелательные соседи…

В возрасте Рэйчел Ева уже закончила полицейскую академию и надела форму. Уже не раз видела смерть. И убивала сама.

А главное – она не была девушкой с шести лет. Или с семи? Во сколько лет отец впервые изнасиловал ее?

Какая разница? Важно одно: ее свет не был чистым никогда.

Именно это и влекло к Рэйчел убийцу. Именно этого он от нее и хотел. Ее простодушия, ее невинности. За это он ее и убил.

Ева посмотрела на вошедшего Макнаба, который нес большую коробку с реквизированным компьютером, и неожиданно обрадовалась. В прошлом месяце Макнаб тяжело пострадал во время задержания опасного преступника, и прошло несколько тревожных дней, пока левая половина его тела вновь обрела чувствительность.

Он больше не ходил вприпрыжку, не хромал и не волочил ноги. А мышцы, бугрившиеся на обеих руках, говорили об отменном здоровье.

– Прошу прощения, лейтенант. – Раскрасневшийся Макнаб слегка задыхался. – Дайте мне минутку, чтобы все наладить.

– Ты не опоздал.

Макнаб принялся за работу, а Ева тем временем наблюдала за ним. На нем были легкие летние брюки ярко-зеленого цвета и облегающая рубашка в зелено-белую полоску. Пиджак был ядовито-розовым, как и сандалии на толстой платформе.

А Рэйчел носила джинсы, голубую рубашку и по две маленькие серебряные заклепки в каждом ухе.

Жертва и коп, которые, казалось, родились на разных планетах.

«Зачем девушке из консервативной семьи так часто посещать компьютерный клуб? – думала Ева. – Она не была ни „ботаником“, ни эксцентричной особой, ни тупицей, ни завсегдатаем злачных мест. Что ее тянуло туда?»

– Макнаб, ты в свободное время часто посещаешь компьютерные клубы?

– Нет, не очень. Там скука смертная. Когда я был мальчишкой и только приехал в город, то ходил. Думал, что найду там себе занятие и девочек, на которых произведет впечатление мое искусство обращаться с компьютером.

– И как, нашел? И занятие, и девочек?

– Конечно. – Он хитро улыбнулся. – Но все это было до эпохи Пибоди.

– Макнаб, что она там делала?

– Кто? Пибоди?

– Рэйчел. – Ева придвинула ему фотографии. – Чего она искала в этом клубе?

Макнаб наклонил голову и рассмотрел снимок.

– Такая девушка – лакомая приманка для студентов. Особенно тех, кто не достиг совершеннолетия и не имеет права заказывать спиртные напитки. Можно приходить туда и разыгрывать из себя взрослого. Пить безалкогольные напитки со звучными названиями, слушать музыку. Посидеть за компьютером, выполнить домашнюю работу, сделать перерыв, потанцевать, поговорить о занятиях, пофлиртовать. В общем, там можно делать многое. Не знаю… Это как мостик между взрослым и подростком. Именно поэтому в таких местах почти не бывает тех, кому за тридцать.

– О'кей. Понятно… – Ева встала и пошла за кофе. И тут в комнату влетела Пибоди, за которой шел Фини.

– Похоже, вся банда в сборе. – Фини сел за стол. – Ну что, детка, начнем расхлебывать дерьмо?

Ева налила вторую кружку. «Детка!» – подумала она. Фини был единственным, кто когда-либо называл ее деткой. Странно, что раньше она не обращала на это внимания.

Если у нее и был мостик между юностью и зрелостью, то замечал его только Фини.

– О'кей. – Она поставила перед ним кружку. – Именно этим мы и займемся.

Как только с вводной частью было покончено, Ева сделала жест Макнабу:

– Говори, торопыга.

– Мы установили, с какого компьютера были переданы сообщения Надин. Данные о времени совпадают. Просмотрев записи видеокамер слежения за этот период, мы увидели… множество мигающих лампочек и кучу народа. Подождите… – Макнаб вывел изображение на экран, порылся в многочисленных карманах и достал лазерную указку. – Вот здесь. – Он обвел указкой небольшой сектор экрана. – Сейчас он закрыт людьми, то и дело шастающими туда и обратно. Но вот… Видите? Здесь мелькнул оператор.

Макнаб остановил запись и увеличил отмеченное изображение.

– Женщина?! – Изумленная Ева поднялась и подошла к экрану. – Лет двадцати пяти, мулатка. Весит килограммов сорок пять вместе с одеждой и обувью. Она не могла убить Хоуард, потом затащить ее в машину и бросить в контейнер. Такой зубочистке это не по силам.

– Компьютерная наркоманка, – сказал Макнаб.

– Кто?

– Компьютерная наркоманка. Из тех чокнутых, которые не могут без машины. Некоторые из них забиваются в какую-нибудь дыру и порывают все контакты с человеческими существами. Другим, наоборот, нравится быть в окружении людей. Они подрабатывают по мелочи, выполняя всякие поручения – получают и отсылают сообщения, составляют бухгалтерские отчеты – в общем, все, что позволяет им иметь дело с машинными данными.

– Вроде чокнутых из ОЭС, – откликнулась Ева.

– Брось, – улыбнулся Фини. – Компьютерные наркоманы редко имеют постоянную работу. И не держатся за нее. – Он барабанил пальцами по столу и следил за экраном. – Да, ты ее засек. Посмотри, официантка кладет на стол пачку дискет. Возможно, эта официантка – или сам клуб – что-то берет за передачу данных.

– В этом нет ничего незаконного, – добавил Макнаб. – С таким же успехом я мог бы попросить вас, Даллас, отправить данные за меня – допустим, у меня полетел компьютер или просто нет времени. А я заплачу вам десять баксов за хлопоты и потраченное время.

– А если ты, к примеру, торговец наркотиками, то очень удобно сбрасывать дискеты какому-нибудь компьютерному наркоману. В результате передачи идут из разных мест, и полиция черта с два найдет след.

Макнаб пожал плечами:

– Да, конечно. Но кто доверит компьютерному наркоману серьезное дело?

Ева со свистом выдохнула.

– Убийца доверил. Давайте определим ее личность. Нам нужно поговорить с ней. Пибоди, зайди в клуб и выясни, не знает ли кто-нибудь имя их постоянной посетительницы. Как по-вашему, она заглядывает в то, что передает?

– Иногда они это делают. Просто из любопытства, – сказал Фини. – Можно следить за жизнью и мыслями других людей, не имея с ними никаких дел.

– Я бы дорого дала за такую возможность, – проворчала Ева.

– Можно защитить данные от передающего, – добавил Макнаб. – Если ты хочешь утаить что-то. Конечно, опытный компьютерный наркоман может взломать защиту. Но эта ничего не взламывает. Иначе бы она не справилась с такой пачкой дискет всего за несколько минут.

– А что делают с дискетами после передачи?

– Официантка забирает их и приносит новую пачку – конечно, если есть заказы. Диски снова кладутся на стойку или на специальный стол. При желании ты можешь их забрать. Конечно, тогда их нужно надписать. В противном случае диски использует клуб. Если ты хочешь, чтобы данные записали или сгенерировали, то пишешь это на дискете, а заодно сообщаешь, куда ее переслать. Плата за это выше. А она просто передает данные, и все.

– Он мог прийти в любое время и забрать дискету. Покрутиться рядом, заказать что-нибудь выпить и удостовериться, что данные отосланы. Этот тип даром времени не тратит, – негромко сказала Ева. – Стоит в толпе и старается не попадать под объектив камеры слежения. Выпивает, танцует один-два танца, потом забирает дискету, кладет ее в карман и уносит ноги. Идет домой, ложится спать. И, держу пари, спит отлично. Утром просыпается, включает телевизор, пьет кофе и радуется тому, что удачно провернул дельце.

– Это было легко, – подтвердил Фини. – Слишком легко. И он предвкушает возможность сделать это снова.

– Мы проверим фотоаппараты, грим и фотографов в трех ближайших районах. Пороемся в дискетах, которые клуб еще не успел использовать, – на случай, если этот тип не удосужился ее забрать. Макнаб, выследи эту компьютерную наркоманку. Ты умеешь разговаривать на их языке.

– Слушаюсь.

– А я еще раз схожу в университет, полюбуюсь на группу изучающих фотодело и попробую восстановить последние часы жизни Рэйчел. Потом возьму час личного времени. Пибоди, ты останешься с Фини.

Ева собрала фотографии. Она еще не была готова к тому, чтобы приколоть снимки Рэйчел Хоуард к доске убитых.

– Вернусь к четырнадцати ноль-ноль.

ГЛАВА 6

«В тот вечер студентов наверняка было меньше, – думала Ева, стоя в задней части мастерской. – Но Рэйчел работала так же, как эти юноши и девушки, налаживала аппаратуру, ища нужный ракурс и восхищаясь образами, которые она запечатлевала с помощью фотоаппарата и передавала с камеры на экран».

О чем она думала во время своего последнего урока? О работе или о предстоящем вечере с подругами? Слушала ли профессора Браунинг так же внимательно, как кое-кто из этих студентов? Или сосредоточилась на работе, уйдя в собственный мир?

Может быть, флиртовала с кем-нибудь из мальчиков, расположившихся по соседству. Здесь все слегка флиртовали со всеми, исполняя вечный брачный танец – используя взгляды, язык жестов и еле слышный шепот.

Рэйчел любила флиртовать и танцевать. Пользовалась всеми преимуществами своего возраста. Отныне она навеки останется двадцатилетней…

Ева слушала объяснения и советы профессора. Она была уверена, что Браунинг заметила ее сразу же, но никак этого не проявила.

Вскоре занятие окончилось, и аудитория начала пустеть. Студенты уходили парами или группами. Но было и несколько одиночек. Со времен ее учебы ничто не изменилось.

О боже, как она ненавидела школу!

Ева всегда была одиночкой, причем сознательно. «Нет смысла к кому-то привязываться, – думала она. – Ведь скоро все это кончится. Скорее бы! Тогда я смогу избавиться от этой проклятой системы и снова стать хозяйкой самой себе».

Это относилось к полицейской академии. К отделу. И к любой другой организационной структуре.

– Здравствуйте, лейтенант Даллас. – Браунинг жестом пригласила Еву подойти. Она зачесала волосы назад, сколола их и тем не менее выглядела весьма сексуально. Что не соответствовало представлениям Евы об университетском профессоре.

– Есть новости? – спросила она. – Новости о Рэйчел?

– Расследование продолжается. – Ничего другого Ева ответить не могла. – Я хочу задать вам несколько вопросов. Над чем здесь работала Рэйчел?

– Сейчас… – Лиэнн вынула записную книжку. – Вводный курс, летний семестр… Да, вот. У меня все записано. Она занималась портретом. Городским портретом. Связью между моделью и фотографом.

– У вас есть ее последние работы?

– Да. В моих досье хранятся некоторые образцы. Подождите минутку.

Браунинг подошла к компьютеру и набрала на клавиатуре несколько команд.

– Как я уже говорила, Рэйчел была добросовестной студенткой. Более того, занятия доставляли ей удовольствие. Фотография не была ее специальностью, ей только нужно было заполнить часы. Но она вкладывала в это дело душу, а не просто отсиживала от сих до сих… Вот. Смотрите. – Она сделала шаг в сторону, чтобы не закрывать экран. – Ремке. Хозяин кулинарии напротив круглосуточного магазина, в котором Рэйчел работала. Она передала жестковатость этого человека: обратите внимание на наклон головы и выступающий подбородок. Судя по виду, настоящий бульдог.

Ева вспомнила, как Ремке отделал ремонтника.

– Близко к истине.

– Но взгляд у него добрый, и это Рэйчел тоже сумела передать. Взгляните на фон. На лице хозяина капельки пота, а позади, в охлаждаемых ящиках, миски с салатом. Хороший контраст и удачный выбор места. Отличный портрет. Есть и другие, но этот лучший.

– Мне бы хотелось иметь копии всех ее работ.

– Хорошо, я сейчас скопирую и распечатаю все документы из курсового досье Рэйчел Хоуард. Но, признаться, не понимаю, как это поможет вам выйти на след убийцы.

– Я хочу видеть то, что видела она и, может быть, видел ее убийца… Кстати, я заметила, что у большинства студентов, выходивших из аудитории, были с co6oй довольно объемистые сумки. Так бывает на всех занятиях?

– Да, конечно, для учебы требуется многое. Студенту нужна тетрадь для конспектов, карманный персональный компьютер, дискеты, возможно, видеокамера и, конечно, фотоаппарат. Не считая косметики, еды, сотовых телефонов, законченных работ и всяких личных вещей.

– А какая сумка была у Рэйчел?

Браунинг растерянно захлопала глазами.

– Не знаю. Увы, я никогда не обращала на это внимания.

– Но сумка у нее была?

– Да, как у всех. – Браунинг опустила руку под письменный стол и достала объемистый «дипломат». – И у меня тоже.

«Убийца либо оставил сумку себе, либо избавился от нее, – решила Ева. – Но не бросил рядом с телом. Почему? Что она для него значила?»

Она шла по коридору так же, как это делала Рэйчел, и размышляла.

Вечером студентов, очевидно, было меньше – лишь небольшие группы возвращались после занятий. Лето… В студенческом городке затишье. Рэйчел вышла вместе с другими. Смех, болтовня, приглашения съесть пиццу, выпить кофе или пива. Она отказывается. Говорит, что едет в общежитие к подружкам.

Ева вышла из здания и немного постояла на крыльце. Почему-то ей казалось, что Рэйчел сделала то же самое, потом спустилась по ступенькам и пошла налево. По той же дорожке шли и другие студенты, направлявшиеся в сторону общежития или остановок общественного транспорта. Вечером тут, очевидно, очень тихо; уличного движения не слышно, только эхо шагов студентов. Одни возвращались в общежития, другие ехали домой или в какие-то места за пределами студенческого городка. Эти наверняка были постарше. Взрослые, решившие расширить свой кругозор с помощью вечернего обучения.

Кто-то мог гулять по городку. Колумбийский университет – неотъемлемая часть Нью-Йорка. Бояться здесь было нечего. Рэйчел была городской девочкой и считала студенческий городок чем-то вроде земли обетованной.

Шел ли он за ней? Или двигался навстречу, пересекая открытое пространство между корпусами?

Ева прикинула расстояние до корпусов общежития и автостоянки и решила, что убийца ждал. Зачем подвергать себя риску быть замеченным, если этого можно избежать? Просто следил и ждал, когда она свернет еще раз и выйдет на дорожку, которая ведет к общежитию. Всего пять минут прогулочным шагом – и дальше начнется безлюдное место.

Рэйчел не торопилась. Куда спешить, если весь вечер впереди? Уже темно, но аллеи освещены, и она знает дорогу. Она молода и ничего не боится. Стоит жаркий летний вечер, и прогулка доставляет ей удовольствие.

«Привет, Рэйчел!» Очень дружелюбно, очень непринужденно. Случайная встреча. Она останавливается и узнает его в лицо. Дарит ему свою чудесную улыбку.

Но убийца не хочет стоять на дороге. Кто-нибудь может пройти мимо. Наверно, он идет рядом с ней и начинает разговор об учебе. «Над чем работаешь, как дела? Дай понесу сумку, она тяжелая…» Ему нужно отвести её к транспортному средству. Иными словами, к автостоянке.

Вероятно, он говорит, что хочет что-нибудь ей показать или отдать. То, что лежит в фургоне/пикапе/универсале, припаркованном здесь же, на Бродвее. Всего минута. И ведет ее дальше, продолжая болтать.

Ева подошла к четырехэтажной автостоянке на Бродвее, использовавшейся студентами и сотрудниками университета. Они покупали голографическую печать, вешали ее на лобовое стекло и могли приезжать и уезжать когда вздумается. Посетители платили почасно или посуточно. Не забыть проверить, сколько машин оставалось на стоянке между девятью и десятью вечера в день убийства…

Конечно, он мог припарковаться где угодно. Если повезло, то нашел местечко на улице, но автостоянка была ближе всего к аудиториям и общежитию. К тому же стоянка куда менее многолюдна, чем улица.

Сейчас здесь было тесно, вечером народу явно меньше. И все же никто бы не обратил внимания на двух человек, шедших к машине.

Логичнее всего было выбрать верхний этаж – он всегда полупустой. Кроме того, можно посадить ее в лифт, а это для него просто находка. Оказавшись в кабине, быстро вынимаешь шприц с опием, слегка пожимаешь девушке руку, и у нее начинает все плыть перед глазами.

«Когда Рэйчел выходила из лифта, у нее уже кружилась голова», – решила Ева, поднимаясь на четвертый этаж. «Эй, ты что-то побледнела… Давай, садись в машину. Не волнуйся, я подкину тебя до самого общежития. Для меня это не крюк».

Ева вышла на нужном этаже и осмотрела место. Охранники совершают обход каждые полчаса, но убийца наверняка знал это и заранее выбрал время. Посадил девушку в машину, после чего все было кончено. Когда они выехали на улицу, Рэйчел уже была одурманена либо без сознания. Оставалось вырулить на Бродвей и отвезти ее в заранее приготовленное место. Поскольку даме придется помочь выйти, место должно быть уединенное. Никакого вестибюля, через который нужно проходить, никаких видеокамер слежения. Здание… Какая-нибудь крошечная галерея в нижнем городе? Офис, закрывающийся на ночь? Старый дом, находящийся на реставрации? Скорее всего, какая-нибудь мастерская с квартирой наверху. Очень удобно. Никто не спросит, что делается внутри, когда двери заперты…

Ева подошла к перилам, посмотрела на раскинувшийся внизу студенческий городок и обвела взглядом панораму Нью-Йорка.

Все можно было сделать буквально за пятнадцать минут. Плюс перевозка. Уйма времени для того, чтобы создать посмертный портрет.

Вернувшись в машину, Ева связалась с Пибоди, находившейся в управлении.

– Составь мне перечень предприятий, работающих в городке или поблизости от него и обслуживающих студентов. Одежда, еда, развлечения, экскурсии – что угодно. Удели особое внимание фотостудиям и галереям. Отметь те, при которых есть жилые помещения. Семейные отбрось. Убийце не нужны копошащиеся вокруг жена и дети… Я беру личное время, – добавила Ева, – но если найдешь что-нибудь важное, позвонишь.

Она дала отбой и поехала домой.

Ева терпеть не могла брать личное время. Но если бы сейчас она этого не сделала, то чувствовала бы себя виноватой. Брак – это настоящий лабиринт условностей! Заблудиться в нем ничего не стоит.

Конечно, следовало бы поехать в управление, самой заняться тем, что она поручила Пибоди. Сосредоточиться на работе и не отвлекаться.

Почему люди считают, что семейная жизнь на пользу индивидуальности? Большую часть времени эта жизнь сводит человека с ума. Все было бы куда проще, если бы ее вообще не было. Она бы заканчивала работу и ехала куда хотела. Может быть, иногда встречалась бы с Мэвис. И время от времени выпивала после смены бутылку пива с Фини. Но волноваться за этих людей было вовсе не обязательно. И заботиться о них тоже. А теперь ничего не поделаешь…

«В конце концов, во всем есть хорошее и плохое», – думала Ева, сворачивая к воротам. С Рорком в ее жизни появилось много хорошего. Очень много. А если плохое заключается только в этой худой ехидне с кислой физиономией – что ж, она как-нибудь справится.

«Но когда пройдет этот час, я вернусь на работу. Рорк пусть справляется со своим пациентом как хочет», – думала она, поднимаясь по ступенькам к парадной двери.

В доме было прохладно и тихо. Ева решила, что в больнице возникли какие-то осложнения или задержка, и повернулась к стоявшему в вестибюле монитору.

– Где Рорк?

– ДОРОГАЯ ЕВА, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ…

Ласковое обращение в устах компьютера заставило ее закатить глаза. У Рорка было очень своеобразное чувство юмора.

– РОРК В КОМНАТАХ СОММЕРСЕТА. ХОТИТЕ ПОГОВОРИТЬ С НИМ?

– Нет, черт побери!

Неужели ей придется идти туда? В нору этой ехидны? Она никогда не была в комнатах, которые занимал Соммерсет.

Ева сунула руки в карманы и начала расхаживать по вестибюлю. Идти туда не хотелось. Он мог лежать в постели, а сумеет ли она когда-нибудь избавиться от ужасного зрелища Соммерсета, лежащего в постели?

Сомнительно.

Но, в таком случае, ей остается только снова удрать из дома и до конца дня чувствовать себя полной идиоткой.

«Что хуже – глупость или ночные кошмары?» – подумала Ева и шумно выдохнула. Ладно, она пойдет туда, но в спальню входить не будет. Останется в гостиной. Сойдет за учтивость по отношению к больному. Она посмотрит, не нужно ли что-нибудь Рорку – хотя что это может быть, представить невозможно, – а потом удерет оттуда к чертовой матери.

Долг исполнен, жизнь продолжается.

Она не часто бывала в этом крыле дома. Зачем, черт побери, ходить на кухню, если практически в каждой комнате стоят кофеварки и микроволновки? Личные покои Соммерсета находились за кухней и соединялись с остальной частью дома лифтом и лестницей. Ева знала, что иногда он слушал у себя музыку, смотрел телевизор и, как ей нравилось думать, совершал тайные ритуалы.

Дверь в его покои была открыта. Доносившийся оттуда смех сразу поднял Еве настроение – это был безошибочно узнаваемый хохот Мэвис Фристоун.

Ева заглянула в дверь и увидела свою закадычную подругу, стоявшую в центре комнаты. «Мэвис родилась на свет, чтобы находиться в центре», – подумала она.

Мэвис была маленькой и напоминала фею. Конечно, если можно представить себе фею в скинсьюте и неоновых босоножках на воздушной подушке.

Сегодня волосы Мэвис были по-летнему светлыми. Вполне приличный цвет, если не считать, что кончики прядей были розовыми и голубыми, а в локоны были вплетены крошечные серебряные колокольчики, весело звеневшие при каждом движении. Скинсьют был коротким, не имел спины и боков, а грудь прикрывали перекрещенные полоски ткани все того же розового и голубого цвета. Дополняли наряд крошечные шорты.

Хотя живот Мэвис был плоским как доска, Ева вздрогнула, вспомнив, что подруга беременна.

«Наверняка этот шедевр высокой моды для беременных создал Леонардо», – подумала Ева.

Возлюбленный Мэвис находился тут же. Огромный мулат смотрел на стильную будущую мать с таким обожанием, что Ева не удивилась бы, если бы его зрачки приняли форму сердечек.

Соммерсет сидел в передвижном кресле. Его обычно мрачное лицо сморщилось от смеха.

Ева испытала укол жалости, увидев загипсованную ногу и лубок на плече. Она знала, что такое сломанные кости, порванные мышцы и как тяжело переживает вынужденное бездействие человек, который привык все делать сам.

Она уже готова была сказать что-нибудь утешительное и даже дружелюбное, но тут Соммерсет повернул голову. В глазах старика мелькнуло удивление, а затем он с ледяной насмешкой сказал:

– Здравствуйте, лейтенант. Вам здесь что-то понадобилось?

– Даллас! – воскликнула Мэвис и раскинула руки. – Иди сюда, присоединяйся к компании!

Ева пошла к ней и увидела разноцветное полотнище с надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, СОММЕРСЕТ!», висевшее между двумя элегантными шторами. «На такое способна только Мэвис», – подумала она.

– Выпьешь что-нибудь? У нас есть шипучка со льдом. – Мэвис повернулась к старинному столику на колесах, уставленному блюдечками с колотым льдом и бутылками с газированной водой и сиропами. – Все безалкогольное, – добавила она, – потому что, как сама понимаешь, наш хичхайкер[6] еще слишком мал для крепких напитков.

– Как ты себя чувствуешь?

– Великолепно. Лучше не бывает. Мы с Леонардо узнали, что случилось с Соммерсетом. Бедный лапочка, – пробормотала она, повернулась к старику и поцеловала его в макушку. – Поэтому мы взяли все, что было под рукой, и приехали составить ему компанию.

При мысли о том, что Соммерсета кто-то может называть «лапочкой», у Евы отвисла челюсть.

– Сегодня утром мы тоже были у врача, – сказал Леонардо, продолжая лучезарно улыбаться Мэвис. На нем были длинные и просторные белые брюки, а также длинная и просторная белая рубашка, которая свободно реяла вокруг внушительного тела и подчеркивала дымчато-золотистый цвет его кожи. С правого виска свисал конский хвост. Он был розово-голубым, как у Мэвис, и так же украшен колокольчиками.

– Что случилось? – Ева забыла свое отвращение к этой комнате и быстро подошла к Мэвис. – Что-нибудь с ребенком?

– Нет, все в порядке, – ответила подруга. – Очередной осмотр, только и всего. И, представь себе, мы получили фотографии!

– Чьи фотографии?

– Ребенка! – Мэвис закатила младенчески-голубые глаза. – Хочешь посмотреть?

– Гм-м… Вообще-то у меня…

– Я захватил их с собой. – Леонардо вынул папку из какой-то немыслимой щели в рубашке. – Мы взяли только те, на которых не видны интимные места. Потому что еще не решили, хотим ли мы это знать.

– По-моему, все это место достаточно интимно… – пробормотала Ева, показав на живот Мэвис.

– Давай, давай, посмотри на своего будущего крестника! – Мэвис взяла у Леонардо папку и раскрыла ее. – Ну разве он не прелесть? Просто слов нет!

Ева увидела какую-то недоразвитую безволосую обезьяну с неправдоподобно большой головой.

– Ну надо же…

– Здорово, правда? Можно даже пальчики пересчитать!

По мнению Евы, это было еще отвратительнее. Что ребенок делает этими пальчиками, сидя в утробе?

– Леонардо хочет перевести самые удачные снимки на ткань и сшить мне несколько блузок. – Мэвис сложила розовые губки бантиком и послала Леонардо воздушный поцелуй.

– Замечательно. Это будет замечательно. – Еве окончательно стало не по себе. – Собственно, я зашла посмотреть, как тут дела…

– Позволь угостить тебя чем-нибудь холодным. – Леонардо потрепал Еву по плечу.

– Спасибо. А где Рорк?

– В спальне с медсестрой. Проверяет, все ли в порядке. Мы с Мэвис пока побудем у вас.

– Конечно, побудем! – В доказательство Мэвис села на ручку кресла Соммерсета. – Мы проведем в городе еще пару недель, так что, если хотите, сможем приезжать каждый день. Если вам будет грустно или одиноко, только позвоните, и я сразу примчусь. – Она взяла здоровую руку Соммерсета и погладила ее.

Ева залпом выпила протянутую Леонардо шипучку со льдом.

– Ну, я только посмотрю, не нужно ли что-нибудь Рорку, а потом уеду. Мне нужно поработать над… – Она осеклась, увидев Рорка, вышедшего из соседней комнаты.

– Добрый день, лейтенант. Я не был уверен, что вы сумеете выбраться.

– Я была по соседству. – «Он измучен, – подумала Ева. – Другой бы ничего не заметил, но я слишком хорошо знаю его лицо». – У меня выдался свободный часок. Вот я и решила заехать и посмотреть, не требуется ли тебе помощь.

– У нас все хорошо. Медсестра Спенс довольна здешними условиями.

Соммерсет коротко фыркнул.

– Больше всего она довольна возможностью торчать здесь целыми днями, не ударяя палец о палец, злить меня и получать за это неслыханные деньги.

– Раз так, можешь не волноваться, – любезно ответил Рорк. – Я вычту их из твоего жалованья.

– Не хочу, чтобы эта женщина вилась вокруг меня днем и ночью! Я прекрасно могу сам о себе позаботиться.

– Либо она, либо больница, – отрезал Рорк.

Ева прекрасно знала, что, когда он говорит таким тоном, с ним лучше не спорить. Однако Соммерсет не сдавался:

– Кроме того, я сам знаю, как следует лечить переломы.

– Жаль, что в больнице ему не сделали клизму и не выкачали из него все дерьмо, – проворчала Ева прежде, чем Рорк успел открыть рот.

– Ева… – Рорк потер пальцами переносицу. – Перестань.

– Ну что ж… – Из спальни вышла женщина лет пятидесяти в длинном белом халате поверх бледно-розовой блузки и брюк. У нее были объемистые грудь и бедра, круглое лицо и волосы цвета имбиря, собранные в конский хвост. Голос у нее был резкий, а тон увещевающий и фальшиво жизнерадостный, как у профессиональных нянек и начинающих полицейских. – Компания – дело хорошее, но нам пора спать.

– Мадам. – Голос Соммерсета стал колючим, как проволока. – Нам спать не пора.

– А сегодня придется, – невозмутимо ответила женщина. – Сначала мертвый час, а потом сеанс физиотерапии.

– Ева, это медсестра Спенс, – поспешно вмешался Рорк. – Она будет ухаживать за Соммерсетом. Мисс Спенс, это моя жена, лейтенант Даллас.

– Ах да, женщина-полицейский… Как интересно! – Она подошла к Еве и с жаром пожала ей руку.

«Кожа у нее нежная, – подумала Ева, – но хватка как у борца».

– Вы можете быть совершенно спокойны. Мистер Соммерсет попал в хорошие руки.

– Не сомневаюсь… Что ж, кажется, нам пора.

– Лично я не собираюсь ложиться в постель, как какой-нибудь дошкольник! Не хочу, чтобы меня кормили с ложечки и причитали надо мной, как эта… особа! – прорычал Соммерсет. – Если я не могу найти покоя в собственной квартире, то уеду куда-нибудь в другое место!

– Послушайте, Соммерсет… – Мэвис, все еще сидевшая на ручке его кресла, погладила старика по голове. – Это ведь всего на несколько дней.

– Я уже сказал все, что об этом думаю! – Соммерсет поджал губы и злобно посмотрел на Рорка.

– И я тоже, – парировал Рорк. – А поскольку ты живешь под моей крышей и находишься у меня на службе, я…

– Это можно исправить.

– Скатертью дорога!

Еву заставила шагнуть вперед даже не сама эта фраза (прозвучавшая в ее ушах музыкой), а сильный ирландский акцент, говоривший о том, что Рорк готов взорваться.

– О'кей. Все выйдите отсюда. И вы в первую очередь, – она жестом показала на Спенс.

– Я не…

– Вы в первую очередь! – повторила Ева тоном, от которого бросало в дрожь даже старых постовых полицейских. – Немедленно. Мэвис, Леонардо, дайте мне минутку побыть с ним наедине.

– Ладно. – Мэвис наклонилась и поцеловала Соммерсета в щеку. – Все будет хорошо, лапочка.

– И ты тоже! – Ева показала пальцем на Рорка. – На выход!

Его синие глаза потемнели.

– Прости, не понял.

– Я велела очистить помещение. Можешь спуститься в спортзал и поколотить андроида или пойти к себе в кабинет и купить Гренландию. После этого тебе сильно полегчает. Ступай, – сказала она и весьма чувствительно ткнула Рорка в спину.

– Отлично! – бросил он. – Я ухожу. Грызитесь, сколько влезет. Надеюсь, до перестрелки не дойдет.

Рорк вышел, хлопнув дверью.

Мрачный Соммерсет скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла. Ему уйти было некуда.

– Мне нечего вам сказать.

– Вот и хорошо. – Ева кивнула и сделала глоток шипучки. – Продолжайте молчать. Лично я и пальцем не пошевелила бы, если бы вы уехали отсюда прямо в кресле и попали под автобус. Но Рорку не все равно. Сколько он на вас потратил? – Она посмотрела на наручные часы. – Около тридцати часов. Он переживал за вас, старался сделать так, чтобы вы были довольны, если такое вообще возможно. Вы напугали его, а Рорка напугать не так легко.

– Я не думаю…

– Молчите! Вы не хотите в больницу? О'кей, тут я вас понимаю. Вы не хотите иметь дело с медсестрой…

– Черт побери, она слишком много улыбается!

– Ничего, скоро перестанет. Вы ее живо отучите. Мне она тоже не нравится, но из двух зол всегда приходится выбирать меньшее. Так что запомните: если я по возвращении с работы увижу, что вы оба расстраиваете Рорка, то быстро положу этому конец.

– Ему нет нужды расстраиваться из-за меня.

– Может быть, но расстраиваться он будет, и вы прекрасно это знаете. Он любит вас. И ужасно переживает, если человеку, которого он любит, плохо.

Соммерсет открыл рот, потом закрыл его и вздохнул:

– Вы правы. Мне очень не хочется это признавать, но вы правы. – Он ударил кулаком по подлокотнику кресла. – Просто я терпеть не могу, когда за мной ухаживают!

– Я вас не осуждаю… У вас здесь есть спиртное? Я имею в виду спиртные напитки.

– Может быть. – Соммерсет нахмурился. – А что?

– Думаю, Спенс собирается реквизировать все ваши запасы. Если бы мне пришлось иметь с ней дело, видеть ее лживую улыбку и слышать ее щебетание, я треснула бы ее по голове бутылкой и заставила замолчать.

Услышав сдавленный смешок, Ева сунула руки в карманы и пристально посмотрела на Соммерсета.

– На случай, если вам захочется сделать то же самое, бутылка должна лежать у вас под кроватью. Там она ее не найдет.

Соммерсет слегка приподнял уголки плотно сжатых губ.

– Отличная мысль. Благодарю вас.

– Не за что. Сейчас я позову ее, и вы с ней сможете поспать.

Она пошла к двери, но Соммерсет вдруг окликнул ее:

– Лейтенант!

– Что?

– Я боюсь, что она прогонит отсюда кота.

Ева удивленно обернулась и увидела, что смущенный Соммерсет слегка покраснел. Она тоже смутилась и уставилась взглядом в стену над его головой.

– А вы хотите, чтобы Галахад был с вами?

– Я не понимаю, почему его надо выставлять отсюда!

– Я это улажу. Достаньте бутылку, – сказала Ева. – Я задержу ее на несколько минут, чтобы вы могли побыть в одиночестве.

Выходя за дверь, она услышала скрип колес.

Ева прошла на кухню, где Рорк в чем-то убеждал Спенс. Эта женщина все еще улыбалась, но в ее улыбке чувствовалось что-то маниакальное.

– Дайте ему пару минут, чтобы прийти в себя, – сказала Ева и направилась к кофейнику. – Он хочет, чтобы кот был с ним.

– Я бы предпочла, чтобы помещение было стерильным… – начала Спенс.

– Он хочет, чтобы кот был с ним, – бесстрастно повторила Ева и сама одарила медсестру улыбкой, от которой у задержанных бежали по спине мурашки. – А вам следовало бы говорить с ним другим тоном. Ворковать не имеет смысла – во время вьетнамской войны он был фельдшером и привык подчиняться приказам. Вам придется нелегко, Спенс. От души сочувствую. – Она сделала жест кружкой. – Когда захотите сделать перерыв, чтобы постучать головой о стену, дадите нам знать.

– Что ж, ладно. – Спенс расправила плечи. – Я пошла к пациенту.

Когда Спенс вышла, Рорк забрал у Евы кружку и залпом опорожнил ее.

– Ты справилась с ней куда лучше, чем я.

– Просто я не привыкла ходить вокруг да около. Предпочитаю говорить прямо. Где Мэвис и Леонардо?

– Я предложил им поплавать в бассейне. Они хотят остаться и развлекать Соммерсета во время сеанса физиотерапии. Ты не представляешь, как я им благодарен! Если бы они не ждали ребенка, я бы, наверно, купил его им. – Он потер занывшую шею. – Расскажешь мне, о чем у вас шла речь?

– Нет.

– А он?

– Думаю, тоже. Я возвращаюсь на работу. Советую и тебе сделать то же самое. Пусть пыль немного уляжется… Да, и прими таблетку от головной боли. – Она улыбнулась. – Говорю это с величайшим удовольствием!

Рорк наклонился и поцеловал ее в лоб, в щеки и в губы.

– Я люблю тебя. Несмотря на последнюю реплику. Пожалуй, я действительно приму таблетку – хотя еще десять минут назад мне казалось, что и сотни не хватит, – и пойду работать. У меня назначено совещание в «Доче», – сказал Рорк, имея в виду убежище для жертв насилия, которое он финансировал. – Похоже, я все же сумею его провести.

– Тогда до вечера. – Ева шагнула к двери, но остановилась. – Кстати, где ты взял эту мисс Улыбку?

– Кого? Ах да… – Он рассмеялся. – Медсестру Спенс порекомендовала Луиза.

– Думаю, у нее была для этого причина.

– Скоро я ее увижу. – Рорк открыл буфет и достал пузырек с обезболивающим. – И обязательно спрошу, почему она это сделала.

ГЛАВА 7

Вернувшись в управление, Ева прошла к себе в кабинет, села за письменный стол и вызвала на экран досье Рэйчел, чтобы проверить, пополнила ли его Пибоди нужными данными.

Когда на экране возник перечень предприятий со смежными жилыми помещениями, Ева откинулась на спинку кресла. О'кей, для этого потребуется время… Она выбрала те из них, которые имели отношение к фотографии, и составила первоочередной список, куда вошло девять наименований. А потом начала анализировать перечень возможных подозреваемых, пытаясь найти какую-нибудь ниточку.

Диего Фелисиано. Знал жертву, преследовал ее. Тратил на нее время и деньги, но так ничего и не добился. Несколько задержаний и арестов. Доступ к наркотикам. Алиби дырявое, как решето. Доступ в компьютерный клуб и к подходящему транспортному средству. Но при этом – маленького роста, не слишком сильный и скорее горячий, чем хладнокровный. Фотографировать не умеет.

Джексон Хупер. Знал жертву, был влюблен в нее. Знал место работы и домашний адрес. Работает в университете, знаком с планом студенческого городка и расписанием занятий. Алиби нет. Доступ в компьютерный клуб. Транспортное средство – под вопросом. Сильный, спортивный. Умный. Знаком с фотографией, поскольку работал натурщиком.

Профессор Лиэнн Браунинг. Знала жертву. Одна из последних, кто видел жертву живой. Преподает фотодело. Разочаровалась в практической фотографии? Алиби подтверждают сожительница и дискеты видеокамер. Обладает ли техническими знаниями, необходимыми для фальсификации дискет, – под вопросом. Женщина высокая, хорошо сложенная. Сильная. Знает план городка и расписание занятий жертвы.

Другие возможности: Анджела Брайтстар, сожительница Браунинг. Стив Одри, бармен компьютерного клуба. Компьютерная наркоманка из клуба, личность которой еще предстоит выяснить. Соученики, изучающие фотодело. Соседи. Преподаватели…

«У убийцы был хороший фотоаппарат и оборудование, – подумала Ева. – Нужно в первую очередь заняться этим».

Она разделила экран, вывела географическую карту в радиусе десяти кварталов от Колумбийского университета и высветила адреса, присутствующие в списке.

Когда на экране вспыхнула карта, Ева откинулась на спинку кресла и задумалась. Потом дала компьютеру задание высветить автостоянку Колумбийского университета на Бродвее и рассчитать самые короткие маршруты от этого места до отмеченных адресов.

«РАБОТАЮ…»

– Да уж, поработай, – пробормотала Ева и потерла пустой живот. Она была дома, торчала на кухне, так какого же черта выпила только чашку кофе?!

Она покосилась на открытую дверь. Из смежного помещения для детективов доносился шум голосов и телефонные звонки. Ева вышла из-за стола, подошла к двери, высунула голову и обвела комнату взглядом.

Удовлетворенная осмотром, она тихо закрыла дверь, заперла ее, влезла на стол, подняла руки и вынула из потолка мозаичную плитку. Потом запустила пальцы за соседнюю плитку, дотянулась до своей цели и злобно засмеялась, вынув лакомство.

– Я перехитрила тебя, Похититель Сладостей, хитрый ублюдок!

С жадностью, не уступавшей гордости, она погладила обертку. Да, это была вещь. Настоящий шоколад, дорогой, как золото. Ее шоколад! Только ее, и больше ничей!

Ева поставила плитку на место, посмотрела на нее под разными углами, убедилась, что та стоит правильно, и спрыгнула со стола. Потом открыла замок, села и начала тщательно, осторожно и сладострастно снимать обертку, как женщина, раздевающая своего возлюбленного.

Наконец она сделала глубокий вдох и откусила первый кусочек, насладившись вкусом шоколада и победы одновременно.

– О'кей, а теперь вернемся к делу.

Она выпрямилась, откусила еще кусочек и уставилась на экран.

У Браунинг и Брайтстар была шикарная квартира неподалеку от университета. Рэйчел доверяла своему преподавателю и ее подруге. В случае чего, она без колебаний пошла бы с одной из них или с обеими на автостоянку и даже к ним домой. Конечно, было бы сложно незаметно провести Рэйчел мимо швейцара и камер наблюдения. Но на свете нет ничего невозможного.

Мотив? Ревность к молодости и красоте. К успехам в искусстве. Или стремление к дурной славе, комплекс Герострата…

Она ввела данные в компьютер и провела анализ вероятности. На экране высветилась надпись:

«НА ОСНОВАНИИ ЭТИХ ДАННЫХ ВЕРОЯТНОСТЬ ТОГО, ЧТО РЭЙЧЕЛ ХОУАРД УБИЛИ БРАУНИНГ И/ИЛИ БРАЙТСТАР, СОСТАВЛЯЕТ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ И ШЕСТЬ ДЕСЯТЫХ ПРОЦЕНТА».

– Негусто, – вслух сказала Ева. – Но мы только начали.

– Лейтенант, я обнаружила кое-что… – В кабинет влетела Пибоди и, как зачарованная, уставилась на кусочек шоколада, оставшийся в руке Евы. – Что это? Шоколад? Настоящий шоколад?

– Что? – Перепуганная Ева спрятала руку за спину. – Не знаю, о чем ты говоришь. Я здесь работаю.

– Я чувствую запах! – Доказывая это, Пибоди потянула носом, как волк. – Это не заменитель шоколада, не соя. Это настоящий товар.

– Может быть. И он мой.

– Дайте кусочек… – Потрясенная Пибоди громко ахнула, когда Ева засунула остатки в рот. – Ох, Даллас… – Она проглотила слюну. – Вы ведете себя, как пятилетний ребенок.

– Угу… И мне очень вкусно, – с полным ртом добавила Ева. – Так что там у тебя?

– Черт побери, у меня нет только одного – шоколада! – Пибоди сделала бесстрастное лицо. – Пока другие, имен которых мы не будем называть, набивали рот шоколадом, я послушно вела расследование. И обнаружила один аспект, который мог бы представлять интерес для невероятно жадных пожирателей шоколада.

– Это был темный шоколад.

– Вы и есть эта отвратительная личность и непременно будете гореть в аду!

– Ничего, как-нибудь переживу. Так какой аспект вы обнаружили, сержант Пибоди?

– Мне пришло в голову, что кто-то из людей, владеющих предприятиями в районе университета, может иметь преступное прошлое. Поэтому имело смысл провести поиск указанных личностей в наших досье.

– Неплохо. – Именно это Ева и собиралась сделать. – Можешь понюхать обертку, – предложила она, протянув помощнице бумажку.

Пибоди скорчила гримасу, но обертку взяла.

– И каковы результаты?

– Есть новость хорошая и плохая. Плохая – то, что в городе полно преступников.

– О боже… Да неужели?

– А хорошая – что без работы мы не останемся. Большинство случаев оказалось мелочами, но парочка стоит внимания. У первого – угроза насилием и хранение наркотиков, у второго – неоднократные преследования.

– И на ком ты остановилась?

– Ну… – Пибоди внезапно занервничала и с трудом перевела дух. – Проверить нужно обоих, потому что… Конечно, угроза насилием не очень подходит, поскольку убийство было тщательно продумано и он ее не запугивал. Но наркотики могут иметь отношение к делу, потому что он пользовался транквилизатором. А вот преследование больше по нашей части. Я думаю, что следует начать с преследователя.

– Ближе к делу, Пибоди. Имя и адрес.

– Есть, мэм. Дирк Хастингс, «Портография», на Одиннадцатой Западной.

– Дирк? Дурацкое имя. Давай съездим к нему.

Доктор Луиза Диматто провела Рорка по только что построенному общежитию для жертв насилия. Он одобрил успокаивающие цвета обоев, простую мебель и жалюзи на окнах.

Убежище являлось для Рорка вечным напоминанием о том, от чего он и Ева когда-то сумели сбежать. Ему очень хотелось обеспечить жертвам безопасность и спокойствие.

Впрочем, сам он ни за что не стал бы пользоваться таким местом. «Я не пошел бы в убежище даже голодный, избитый и оборванный, – думал он. – Наверно, я был слишком гордым. Или слишком самонадеянным, черт побери».

Рорк ненавидел отца, но не доверял социальным работникам, копам, филантропам; он считал, что может попасть из огня да в полымя. Такие учреждения были не для него. Как и для избитой, окровавленной Евы, которую нашли в Далласе где-то на задворках.

Но если Ева научилась действовать вопреки существующей системе социального обеспечения, сам Рорк большую часть жизни служил ей. Постепенно став ее частью и сам превратившись в филантропа.

Порой это ставило его в тупик.

Рорк и Луиза прошли по широкому коридору, который вел в игротеку. Игравшие там дети казались чересчур тихими, но все же играли. Тут были и женщины, державшие на руках грудных младенцев. Женщины с лицами, разукрашенными синяками. Рорк видел устремленные на него взгляды – испуганные, подозрительные, косые и полные неподдельного ужаса.

Мужчины в этих стенах были редкостью, и при их виде многие сжимались в комок.

– Я на минутку прерву вас, – небрежно сказала Луиза, осмотрев комнату. – Это Рорк. Без него «Дочи» не было бы. Мы очень рады, что он сумел выбрать время, чтобы посетить нас и увидеть плоды своих трудов и своей щедрости.

– Луиза, ваших трудов здесь не меньше, если не больше. Хорошая комната. Здесь уютно, как дома.

Рорк обвел взглядом лица. Эти люди испытывали неловкость и чего-то ждали.

– Надеюсь, вы нашли здесь то, в чем нуждались, – пробормотал он и уже собрался уйти, но в этот момент вперед выступила маленькая девочка.

– А почему это место так странно называется?

– Ливви! – Худенькая женщина (Рорк дал бы ей не больше двадцати пяти) с лицом, покрытым побледневшими синяками, подхватила девочку на руки. – Прошу прощения. Она не имела в виду ничего плохого…

– Хороший вопрос. Только умный ребенок может задать хороший вопрос. Значит, тебя зовут Ливви?

– Угу. Вообще-то я Оливия.

– Оливия… Красивое имя. Когда речь идет о чем-то важном, нужно назвать это красиво. И человека, и место. Мама придумала тебе не совсем обычное, но очень подходящее имя.

Ливви, не сводившая с Рорка глаз, наклонилась к матери и громко прошептала ей на ухо:

– Как красиво он говорит!

– Ей всего три года, – нервно усмехнувшись, сказала мать. – Никогда не знаешь, что она скажет через минуту.

– Так и должно быть. – Увидев, что женщина слегка успокоилась, Рорк протянул руку и пригладил русые кудри Ливви. – Ты спросила, почему это место так называется? «Доча» – это гэльское слово. Там, где я родился, люди говорили на этом очень старом языке, а кое-кто говорит и сейчас. По-английски это означает «надежда».

– Надежда? Это когда надеешься, что вечером снова дадут мороженое?

На лице Рорка сверкнула улыбка. «Этого ребенка еще не сломали, – подумал он. – И, даст бог, никогда уже не сломают».

– Правильно. Я тоже буду надеяться, что дадут. – Он посмотрел на женщину. – Вы нашли здесь то, что искали?

Та молча кивнула.

– Вот и хорошо. Рад был познакомиться с тобой, Ливви.

Выйдя в коридор и убедившись, что их никто не слышит, Рорк спросил Луизу:

– Давно они здесь?

– Придется спросить кого-нибудь из служащих. Неделю назад я их здесь не видела… Мы помогаем им, Рорк. Не всем и не всегда, но достаточно. Конечно, мне трудно бросать клинику, приходить сюда и общаться с каждым персонально. – Хотя сама Луиза выросла в богатой и благополучной семье, она знала нужды, страхи и отчаяние бедноты. – Я могу уделять им всего несколько часов в неделю. Хотелось бы большего, но клиника…

– Мы рады, что вы согласились взять на себя эту заботу, – перебил ее Рорк. – Время здесь роли не играет.

– Здешние служащие – консультанты и социальные работники – замечательные люди. Могу поручиться за каждого. С большинством вы знакомы…

– И очень благодарен вам за то, что вы нашли подходящих людей. Ведь я в таких вещах не разбираюсь. Без вас мы просто не справились бы.

– Справились бы, но, может быть, не так успешно, – с улыбкой ответила она. – Кстати, о подходящих людях, – добавила Луиза, помедлив перед лестницей, которая вела на второй этаж. – Как вам понравилась медсестра Спенс?

Рорк тяжело вздохнул, зная, что по возвращении домой ему сильно достанется.

– Когда я уходил, она еще не успела уговорить Соммерсета поспать.

– Вот и хорошо: я хочу заехать к вам и посмотреть на него сама. – Она подняла взгляд и широко улыбнулась. – Мойра, ты-то мне и нужна! У тебя есть свободная минутка? Познакомься с нашим благотворителем.

– Ну вот… Я сразу почувствовал себя старым, бородатым и пузатым, – пробормотал Рорк.

Спустившаяся по лестнице женщина протянула ему руку:

– Чего на самом деле нет и в помине.

Рорк поднял бровь, услышав певучий ирландский акцент. Внешность Мойры говорила о том же. Нежная белая кожа, курносый носик и круглые щеки. Коротко подстриженные платиновые волосы. Умные дымчато-серые глаза. Он понял, что эта женщина видит все насквозь, но предпочитает держать язык за зубами.

– Рорк, это Мойра О'Баннион, наш главный консультант. У вас с ней много общего. Мойра тоже родом из Дублина.

– Да, – непринужденно ответил Рорк. – Слышу по выговору.

– Неужели так заметно? – улыбнулась Мойра. – Я прожила в Америке тридцать лет, но избавиться от акцента так и не сумела. Dia dhuit. Conas ta tu?

– Maith, go raibh maith agat.

– Я вижу, вы и вправду говорите на нашем старом языке, – заметила она.

– Немножко.

– Я поздоровалась и спросила, как он поживает, – объяснила Мойра Луизе. – Скажите, Рорк, у вас остались родные в Ирландии?

– Нет.

Если она и обратила внимание на его холодный односложный ответ, то не подала виду.

– Ну что ж… Теперь ваш дом – Нью-Йорк, верно? Я переехала сюда с мужем. Вышла замуж в двадцать шесть лет за янки и надеюсь, что теперь это и мой дом.

– Чему мы очень рады. – Луиза взяла ее за руку и повернулась к Рорку: – Я украла Мойру из Центра здоровья Карнеги. Их потеря – наше приобретение.

– Я думаю, что сделала правильный выбор, – откликнулась Мойра. – Рорк, вы сотворили настоящее чудо. Ничего подобного я не видела и очень рада, что могу принимать участие в происходящем.

– Похвала Мойры дорогого стоит, – рассмеялась Луиза. – От нее редко услышишь доброе слово.

– Редко, но метко… Вы уже осмотрели сад на крыше?

– Нет, мы не успели. – Луиза посмотрела на наручные часы и поморщилась: – Я надеялась, что у меня хватит для этого времени, но уже опаздываю. Рорк, вам следовало бы перед уходом взглянуть на него.

– Я с удовольствием покажу, – вызвалась Мойра. – Не будете возражать, если мы воспользуемся лифтом? Видите ли, на верхних этажах расположены жилые комнаты и комнаты для занятий. Я боюсь, что кое-кто из наших гостей, встретив вас, может почувствовать себя неловко.

– Согласен.

– Вы попали в хорошие руки. – Луиза поднялась на цыпочки и поцеловала Рорка в щеку. – Передайте привет Даллас. Я заскочу к вам и осмотрю Соммерсета при первой возможности.

– Он будет ждать с нетерпением.

– Спасибо, Мойра. Я наведаюсь через несколько дней. Если что-нибудь понадобится…

– Да-да. Ступайте и не беспокойтесь. – Мойра подтолкнула Луизу в спину. – Эта женщина предпочитает не ходить, а бегать, – добавила она, когда доктор Диматто устремилась к двери. – Энергична, предана своему делу, умна и добра. Я поговорила с ней всего полчаса, после чего бросила довольно ответственный пост в Центре Карнеги и перешла сюда. Несмотря на то, что сильно потеряла в деньгах.

– Такой женщине трудно сопротивляться.

– О да. Мне говорили, что ваша жена тоже из таких. – Мойра провела Рорка к маленькому лифту. – Энергичных и преданных своему делу.

– Это верно.

– Время от времени я вижу вас обоих в новостях. Или читаю о вас. – Майора вошла в кабину и нажала верхнюю кнопку. – Вы часто бываете в Дублине?

– От случая к случаю. – Рорк чувствовал, что его изучают и оценивают, и сам делал то же самое. – У меня есть там деловые интересы.

– А личных нет?

Рорк стойко выдержал взгляд умных глаз. Его явно прощупывали.

– Пара друзей. Но у меня есть друзья во многих местах, так что я связан с Дублином не больше, чем с каким-нибудь другим городом на Земле.

– Мой отец работал там адвокатом, а мать – врачом. Они до сих пор живут в Дублине. Я человек занятой, но все же выкраиваю время, чтобы выбираться в Ирландию раз в два года и проводить там несколько недель. Надо сказать, Дублин в последнее время сильно изменился.

– Да, довольно сильно. – Рорк вспомнил обитателей многоквартирных трущоб, с которыми в детстве жил бок о бок.

– Вот мы и приехали. – Двери открылись, и Мойра вышла наружу. – Ну разве это не чудо? Кусочек сельской местности в самом центре города.

Рорк увидел карликовые деревья, клумбы с цветами и овощные грядки, разделенные прямыми проходами. Пышную зелень орошала постоянная дождевальная система, умерявшая адскую жару.

– Наши пациенты – мы называем их гостями – имеют возможность что-то сажать и ухаживать за растениями. Разумеется, скорее для собственного удовольствия, чем для пропитания. Мы работаем здесь рано утром и по вечерам, когда становится прохладнее. Мне нравится копаться в земле. Всегда нравилось. Клянусь вам, за все прошедшие годы я так и не сумела привыкнуть к здешнему пеклу, черт бы его побрал!

Рорк был поражен и заинтригован.

– Луиза давно говорила мне о саде, но я и представления не имел, что это так замечательно. Тут действительно очень красиво. И в воздухе что-то такое слышится, верно?

– Что же?

Он погладил блестящие листья какого-то вьющегося растения.

– «Вы давили и глушили меня, но я выжил. Выжил и зацвел. И будьте вы все прокляты!» – пробормотал он и покачал головой. – Прошу прощения.

– Не за что. – Мойра еле заметно улыбнулась. – Я и сама так подумала, когда пришла сюда впервые. Кажется, Луиза не напрасно молится на вас.

– Она лицо заинтересованное, – усмехнулся Рорк. – Я даю ей деньги. Спасибо за то, что показали мне сад, миссис О'Баннион… К сожалению, мне пора уходить. Меня уже ждут.

– Должно быть, вы самый занятой человек на свете. Признаться, я не ожидала, что всемогущий Рорк станет любоваться садом на крыше. Какими-то бобами и турнепсом.

– На меня произвела сильное впечатление их живучесть… Рад был познакомиться с вами, миссис О'Баннион.

Он протянул руку, и Мойра задержала ее в своей.

– Я знала вашу мать, – неожиданно сказала она.

Рорк резко высвободил руку. Его глаза превратились в два куска льда.

– В самом деле? Я о себе этого сказать не могу.

– Значит, вы не помните ее? В самом деле, с какой стати… Я и вас знала в Дублине. Правда, тогда вам было всего полгода.

– Моя память не так сильна. – В голосе Рорка не осталось и следа благодушия; теперь он говорил тоном обитателя дублинских трущоб. – Чего вы хотите?

– Не денег, не услуг и ничего того, что люди пытаются из вас выжать. Понимаете, не все продаются, – с оттенком нетерпения ответила Мойра. – Мне нужно всего несколько минут вашего личного времени. Может быть, спустимся ко мне в кабинет? Там нам никто не помешает. Думаю, я смогу рассказать вам кое-что интересное.

– Если о ней, то это мне неинтересно. – Он вызвал лифт, явно желая как можно скорее оказаться подальше отсюда. – Мне наплевать, кто она, где находится и чем занимается.

– Это невежливо, а для ирландца и вовсе непростительно. Ирландцы любят своих матерей.

Рорк так посмотрел на нее, что Майора инстинктивно отпрянула.

– Она бросила меня, и с тех пор я прекрасно без нее обходился. Я не собираюсь тратить время на разговоры о ней. И на личные беседы с вами тоже. Луиза считает вас ценным приобретением, но лично мне так не кажется. Если вы будете мне надоедать, вылетите отсюда в два счета!

Мойра вздернула подбородок и расправила плечи.

– Десять минут в моем кабинете. Если после этого вы будете настаивать, я подам заявление об уходе. Я чувствую за собой долг и начинаю понимать, что слишком долго откладывала его возвращение. Мне не нужно от вас ничего, кроме времени!

– Десять минут, – бросил он.

Они миновали несколько комнат для занятий, маленькую библиотеку и оказались в кабинете Мойры. В прохладной комнате стояли аккуратный письменный стол, маленький диван и два удобных кресла.

Мойра молча достала из холодильника две бутылки лимонада.

– Я работала в Дублине на телефоне доверия, – начала она. – Только что закончила университет, писала диссертацию и думала, что знаю все на свете. Собиралась стать частным психотерапевтом и зарабатывать кучу денег. Дежурство на телефоне доверия было частью моей учебы.

Она протянула Рорку бутылку.

– Именно я сняла трубку, когда позвонила ваша мать. Я по голосу поняла, что она совсем молодая. Еще младше меня и смертельно напугана.

– Судя по тому, что я о ней знаю, едва ли.

– А что вы о ней знаете? – парировала Мойра. – Тогда вы были младенцем.

– Когда она ушла, я был немного старше.

– Ушла? Черта с два! Сиобан не бросила бы вас даже в том случае, если бы ей приставили нож к горлу!

– Сиобан? Я так и знал, что вы что-то путаете или просто лжете. Ее звали Мег, и она бросила меня, когда мне не исполнилось и шести лет. – Желая поскорее покончить с этим, Рорк поставил бутылку на стол. – Чего вы хотите?

– Ее звали Сиобан Броди, что бы ни говорил вам этот ублюдок. Когда она приехала в Дублин из графства Клэр в поисках работы, ей было восемнадцать. Но бедняжке пришлось несладко… Черт побери, посидите на месте хоть пять минут!

Мойра прижала ко лбу холодную бутылку.

– Я не догадывалась, что это будет так трудно, – пробормотала она. – Я всегда думала, что вы очень похожи на отца, а когда перешла сюда работать, усомнилась в этом. То, что вы построили это убежище, изменило мое мнение о вас. Раньше я считала вас вторым Патриком Рорком.

«Хорошая актриса, – подумал Рорк. – Внезапная перемена тона. Горечь и усталость…»

– Мне совершенно безразлично, что вы обо мне думаете. И что думает кто бы то ни было.

Мойра тоже поставила лимонад на стол.

– А то, что Патрик убил вашу мать, вам тоже безразлично? Я уверена в этом так же, как в том, что стою здесь.

Рорка бросило сначала в жар, потом в холод, но он не моргнул глазом.

– Она ушла.

– Сиобан бросила бы вас только мертвой! Она любила вас всем сердцем. Называла вас angel – своим ангелом…

– Миссис О'Баннион, ваше время истекает, а вы еще не предложили мне то, что я мог бы купить.

– Значит, вы тоже можете быть жестоким. – Она кивнула, взяла бутылку и машинально сделала глоток, словно только для того, чтобы чем-то занять руки. – Что ж, я этого ждала и не ошиблась. Я ничего вам не продаю. Просто говорю, что Патрик Рорк убил Сиобан Броди. Доказать это нельзя. Даже если бы я тогда набралась смелости и обратилась к копам, они не стали бы меня слушать. Вся полиция была у него в кармане. Любой из подонков, которыми он командовал, поклялся бы, что она просто сбежала. Но это была ложь.

– То, что мой отец убивал, для меня не новость. Как и то, что он подкупал полицейских, прикрывавших эти убийства. – Рорк пожал плечами. – Если вы хотите шантажировать меня его преступлениями…

– О, черт! Деньги – это еще не все!

– Но многое.

– Она была вашей матерью!

Рорк слегка наклонил голову, демонстрируя вежливый интерес.

– Почему я должен вам верить?

– Потому что это правда! Я ничего не приобретаю, рассказывая ее. И даже не избавляюсь от мук совести. Понимаете, я все тогда сделала не так. С самыми лучшими намерениями, но совершенно не так, потому что считала себя слишком умной. А поскольку я любила ее, это до сих пор не дает мне покоя.

Она тяжело вздохнула и вновь отставила бутылку.

– Когда в тот вечер она позвонила по телефону доверия, я сказала ей, куда нужно обратиться. Я слушала ее, успокаивала и говорила, что нужно сделать. Рассказывала то, чему меня учили. Повторяла то, что говорила уже много раз. Но у Сиобан началась истерика. Она была в ужасе, и я слышала плач ребенка. Поэтому я нарушила правила и пошла к ней сама.

– Могу поверить, что вы к кому-то ходили. Но вы ошибаетесь, если думаете, что моя мать была ко мне привязана.

Мойра снова подняла взгляд, и на этот раз в ее глазах была скорбь.

– Ты был самым красивым ребенком, которого мне доводилось видеть. Очаровательным малышом в голубой пижамке. Она выхватила тебя из колыбели и пошла со мной. Она не взяла с собой ничего. Ничего, кроме тебя.

Голос Мойры прервался, словно эта картина все еще стояла перед ее внутренним взором. Потом она восстановила душевное равновесие и продолжила:

– Сиобан прижимала тебя к себе изо всех сил, хотя у нее были сломаны три пальца на правой руке, а левый глаз заплыл. Кроме того, он дал ей несколько пинков, а потом отправился за новой порцией виски, хотя был уже пьян. Тогда она схватила тебя и убежала. Сиобан не могла обратиться в больницу или клинику, поскольку боялась, что он найдет ее. И изобьет так, что она не сможет заботиться о тебе. Я привела ее в убежище, и к ней вызвали врача. Но лекарств она не принимала, потому что тогда не смогла бы кормить тебя. Она говорила со мной всю ночь, несмотря на боль.

Рорк продолжал стоять, а Мойра села и тяжело вздохнула.

– Когда она приехала в Дублин, то сначала работала в пивной. Там он и обнаружил ее. Восемнадцатилетнюю, неиспорченную, наивную, жаждущую романов и приключений. Он был очень красивым мужчиной и, говорят, когда был в ударе, мог увлечь кого угодно. Она влюбилась в него. Девушки часто влюбляются именно в тех мужчин, от которых им следовало бы бежать. Он обольстил ее, обещал жениться, клялся в вечной любви и все такое прочее…

Мойра махнула рукой и подошла ко окну. Рорк стоял молча и ждал продолжения.

– Когда Сиобан забеременела, он перевез ее к себе. Твердил, что они скоро поженятся. Она призналась, что сказала родным, будто вышла замуж. Ей было стыдно признаться, что это не так. Время от времени навещая родителей, она притворялась, что счастлива. Глупышка… – тихо сказала Мойра. – Что ж, у нее был ребенок. Патрик был рад тому, что родился мальчик, и все еще поговаривал о женитьбе. Сиобан верила этому, поскольку хотела, чтобы у ее ребенка был настоящий отец. А потом он начал ее бить…

Мойра повернулась лицом к Рорку.

– Сначала все было не так уж страшно. Во всяком случае, так она говорила мне. Так говорят почти все. Что они сами виноваты, что они придирались к мужьям и злили их. Это входит в правила игры.

– Я знаю эти правила. И знаком со статистическими данными.

– В самом деле? Конечно, вы не стали бы браться за строительство, не выяснив подробностей. Но когда дело касается тебя лично, все выглядит по-другому.

Рорк нахмурился. «Все это фантазия, – сказал он себе. – Сказка, которую сочинила эта женщина с какой-то тайной целью».

– Я не знаю девушки, о которой вы говорите.

– Ее знала я, – просто ответила Мойра.

И этот тихий голос что-то всколыхнул в нем.

– Это вы так говорите…

– Да, говорю. В тот вечер, когда она позвонила по телефону доверия, он привел в дом другую женщину. Ничего не стесняясь. А когда Сиобан стала возражать, он сломал ей пальцы и подбил глаз.

У Рорка запершило в горле, но голос остался холодным.

– У вас есть доказательства?

– Никаких. Я говорю вам то, что знаю. А как вы распорядитесь этим – ваше дело. Может быть, вы такой же бессердечный, как и он… Но я закончу рассказ. Сиобан прожила в убежище неделю. Я видела ее каждый день. И решила, что выполнила свою миссию. Смилуйся господь над нами обеими… В Клэре у нее осталась семья – родители, двое братьев и сестра-двойняшка. Я убеждала ее написать им, потому что звонить она отказывалась. Говорила, что не вынесет позора, если об этом придется говорить вслух. В конце концов, я все-таки заставила Сиобан написать и сообщить, что она возвращается домой и привезет с собой сына. Я сама отнесла ее письмо на почту.

Тут зазвонил стоявший на столе телефон, заставив Мойру очнуться. Она судорожно вздохнула и продолжила, не обращая внимания на звонок:

– Рорк, я сама подтолкнула ее. Сделала это слишком поспешно, потому что считала себя умнее всех и думала, что поступаю правильно. А на следующий день Сиобан покинула убежище, оставив мне записку, что не может уйти от человека, не дав ему возможности загладить свою вину. У ее сына должен быть отец.

Она покачала головой.

– Я ужасно разозлилась. Все мои усилия пошли прахом, а драгоценное время оказалось потраченным впустую, потому что эта девушка продолжала цепляться за собственную непроходимую глупость. Я злилась несколько дней, а потом окончательно вышла из себя. Решила нарушить еще несколько правил – сходить на квартиру, где Сиобан жила с ним, и снова поговорить с ней. Решила, что спасу ее и этого чудесного мальчика во что бы то ни стало. Уверенность в собственной правоте и высокие принципы привели меня к дверям лачуги, в которой он держал ее.

В памяти Рорка тут же возникли картины и запахи детства. Запахи блевотины и мочи в закоулках, аура отчаяния…

– Если в этот момент на вас была форма социального работника, то вы были либо очень смелой, либо очень глупой.

– И то и другое. Точнее, тогда я была и той и другой. За такие вещи меня могли уволить. Но мне не было до этого дела. На кону стояла моя гордость. Моя, понимаете?

– Не ее ли вы и пытались спасти, миссис О'Баннион?

Насмешливый тон Рорка заставил ее поморщиться.

– Я хотела спасти ее и вас. Но и свою гордость тоже. Хотела сохранить самоуважение.

– В те времена мало кто из дублинцев мог себе это позволить. Одной гордостью не проживешь.

– Да, в конце концов я научилась этому. И Сиобан стала моим первым уроком. Жестоким уроком. У меня было с собой письмо от ее родителей. Я твердо решила забрать вас обоих и отправить в Клэр.

За дверью кабинета раздался взрыв детского смеха и топот бегущих ног. Вслед за тем прозвучали взволнованные женские голоса, и снова наступила тишина.

Мойра села и сложила руки на коленях, как школьница.

– Патрик сам открыл дверь и смерил меня наглым взглядом. Я сразу поняла, почему она влюбилась в него. Он был красив, как сто чертей. Я подняла подбородок повыше и сказала, что пришла поговорить с Сиобан.

Мойра на мгновение закрыла глаза, а потом снова открыла их.

– Патрик прислонился к дверному косяку и издевательски улыбнулся. Сказал, что она удрала, и слава богу. Украла пятьдесят фунтов, которые он заработал потом и кровью, и смылась. Но если я увижу ее, то должна буду передать, чтобы она не останавливалась… Он лгал так гладко, что я поверила ему. Подумала, что она в конце концов опомнилась и действительно вернулась в Клэр. А потом услышала плач младенца. Услышала твой плач! И ворвалась в дом. Я застала его врасплох, иначе это бы мне не удалось. «Она бы ни за что не бросила ребенка, – сказала я. – Где Сиобан? Что вы с ней сделали?»

Мойра сжала кулак и с силой ударила себя по колену. Она сама не заметила, что вдруг перешла на «ты».

– Из спальни вышла женщина, которая несла тебя так, как ты сам нес бы капусту. Твоя пижамка была мокрой, лицо грязным. А Сиобан обращалась с тобой как с маленьким принцем. Она бы никогда не довела тебя до такого состояния. Но эта пышнотелая женщина в распахнутом спереди халате была изрядно под мухой. «Вот моя жена, – сказал мне Патрик. – Это Мег Рорк, а у нее на руках наше отродье. – Потом он вынул из-за пояса нож и потрогал пальцем его кончик. – И каждый, кто посмеет утверждать другое, уже больше ничего не сможет сказать».

С тех пор прошло больше тридцати лет; Мойра находилась в своем тихом, прохладном кабинете, и все-таки она вздрогнула, вспомнив об этом.

– Он произнес мое имя. Должно быть, его назвала Сиобан. Когда Патрик Рорк произнес мое имя, я испугалась, как никогда в жизни. Я ушла. Так что если кто-то и бросил тебя там, с ним, то это была я.

– Выходит, вы знаете только одно; что она исчезла. Но она могла либо вернуться домой, либо убежать куда-то еще. С ребенком не очень-то поездишь.

Мойра наклонилась вперед. В ее глазах был не гнев, не нетерпение, а страсть. Этот взгляд заставил Рорка похолодеть.

– Ты был ее сердцем и душой! Ее ангелом! Ты думаешь, я не проверяла? На это, по крайней мере, у меня духу хватило. Я вскрыла письмо. Оказалось, что они были счастливы получить от нее весточку. Писали, что с нетерпением ждут и ее, и малыша. Спрашивали, не нужны ли ей деньги, и не прислать ли за ней отца и братьев. Сообщали ей семейные новости: что ее брат Нед женился и тоже родил сына, а сестра Синеад обручилась.

Майора машинально потянулась за лимонадом, но пить не стала, а начала вертеть бутылку между ладонями.

– Я сама связалась с ними и попросила сообщить о прибытии Сиобан. Через две недели родители позвонили мне и спросили, когда же она наконец приедет. И тут я поняла, что она мертва.

Мойра откинулась на спинку кресла.

– В глубине души я знала это еще тогда, когда вошла в эту лачугу и увидела тебя. Он убил ее собственной рукой! Я почувствовала это еще тогда, когда он посмотрел на меня и назвал по имени. Я связалась с ее родителями, и отец с братом Недом приехали в Дублин. Обратились в полицию, но от них отмахнулись. Нед не отступился, и его жестоко избили. А в окна моей квартиры бросали камни. Я очень испугалась. Патрик дважды появлялся у моих дверей и знал, что я его видела.

Она плотно сжала губы.

– И я отступилась. Хотя умирала от стыда. Неду удалось выяснить, что Патрик и Мег официально были мужем и женой в течение пяти лет. Свидетельства о твоем рождении не было, но Мег утверждала, что ребенок ее, и никто не возражал. Точнее, никому не было до этого дела. Девушки вроде Сиобан приезжали в Дублин каждый день. А я побоялась что-нибудь предпринять.

Рорку казалось, что на грудь его навалилась неимоверная тяжесть.

– И вы рассказали мне эту длинную, но малосодержательную историю, потому что…

– Я слышала о вас. Пристально следила за вами даже тогда, когда вышла замуж и переехала в Америку. Знала, что вы ведете себя в точности, как он. Много лет я думала, что кровь Сиобан сгорела дотла, а Патрик передал вам не только красивое лицо. «Яблоко от яблони недалеко падает», – говорила я себе. И на том успокаивалась. Это позволяло мне не просыпаться среди ночи от звука детского плача.

Мойра рассеянно взяла прозрачное стеклянное пресс-папье в виде сердечка и стала вертеть его в руках.

– Но в последние два года до меня стали доходить новые слухи, и я начала сомневаться. А когда ко мне пришла Луиза и рассказала о том, что вы строите убежище, я восприняла это как знамение свыше, что время пришло.

Она посмотрела ему в глаза.

– Может быть, уже слишком поздно что-то предпринимать. Но я обязана была рассказать вам обо всем. Если хотите, я повторю это перед детектором лжи. Или подам заявление об уходе, а вы его подпишете.

Рорк твердил себе, что не верит ни единому ее слову. Но боль была такой острой, словно кто-то ударил его ножом в бок. Так могла ранить только правда.

– Вы наверняка понимаете, что я могу проверить подлинность по крайней мере части рассказанного вами.

– От души надеюсь, что вы это сделаете. Но есть еще одно. Она носила на левой руке серебряное колечко, которое Патрик купил ей, когда родились вы. Он клялся, что перед богом и людьми вы будете одной семьей. Но когда Мег Рорк вышла из спальни, на ней было кольцо Сиобан. Та ни за что не сняла бы его с пальца. Несмотря на то, что Патрик бил ее. Эта сука надела его на мизинец, потому что у нее были слишком толстые пальцы! А когда Мег увидела, что я смотрю на кольцо, она… она улыбнулась.

По щекам Мойры покатились слезы.

– Он убил Сиобан, потому что она ушла и потому что вернулась. Потому что он мог это сделать. Я думаю, он оставил тебя, потому что ты был его копией. Если бы я не торопила ее и дала время прийти в себя… подумать…

Она вытерла слезы, подошла к столу, выдвинула ящик и достала маленькую фотографию.

– Это все, что у меня есть. Я сфотографировала вас обоих за день до того, как она ушла из убежища. Возьми… – Мойра протянула ему снимок.

Рорк увидел девушку с рыжими волосами и зелеными глазами, вокруг одного из которых еще красовался синяк. Волосы падали на гладкую голубую блузку. Девушка улыбалась, но ее глаза были печальными и усталыми. Она улыбалась и прижималась щекой к щеке ребенка. У этого ребенка лицо было круглым, нежным, невинным, но, несомненно, его собственным.

Малыш тоже улыбался. Счастливой улыбкой от уха до уха. А на длинном изящном пальце крепко державшей его руки сверкало дешевое серебряное колечко.

ГЛАВА 8

Ева отметила про себя, что от университета до фотостудии рукой подать. Здесь имелась двухъярусная автостоянка, которой пользовались как местные жители и клиенты. Стоянка, зажатая между студией и соседним зданием.

– Проверь, нет ли на стоянке камер наблюдения, – сказала она Пибоди. – Если есть, мне понадобятся дискеты с записями, сделанными в вечер убийства Хоуард.

Над стоянкой горела надпись «СВОБОДНЫХ МЕСТ НЕТ», но Ева все равно заехала туда, чтобы изучить обстановку. И включила маячок, припарковавшись за старым пикапом.

– Мы проверим все транспортные средства, зарегистрированные на имена местных жителей и служащих. И посмотрим, не совпадут ли волокна ковриков. – Осмотрев стоянку, Ева увидела два фургончика и еще один пикап. – Неужели он настолько беспечен или дерзок? – вслух подумала она. – Все спланировать заранее и не подумать о таком пустяке?

– Преступники всегда совершают ошибки, – заметила Пибоди.

– Да. – Ева шагнула к металлической лестнице, которая вела на нижний ярус. – Всегда что-то есть. Так или иначе, это вполне возможно: заманить ее в машину около университета, одурманить, чтобы вела себя тихо, и отвезти на другую стоянку. Затащить в дом, сделать свое дело, затем снова погрузить в машину, отвезти в нижний город и сунуть в контейнер. Только и всего.

«Конечно, слишком много риска, – ответила она самой себе. – Но если ты осторожен, то рассчитываешь степень риска заранее. Именно так он и поступает. Замышляет убийство, потом планирует его. Может быть, использует компьютерную программу, вычисляет маршруты, вероятности – в общем, оценивает все детали».

– Когда он перехватил ее, было не так уж поздно, – напомнила Пибоди. – Между девятью и половиной десятого, верно? Может быть, кто-нибудь заметил, как он уезжал или приезжал.

Ева обвела взглядом улицу, лестницы, лифты и ярусы стоянки.

– Как он мог вынести из дома труп и втащить его в машину? Дождался, пока на улице не стихло? Летом здесь не так людно, так что ждать пришлось недолго. Студентов в городке осталось немного, а большинство тех, кто отправился в здешние кафе и клубы, сделали это еще до девяти часов и уходить не торопились. Музыка начинает играть в девять. Ему нужно было всего несколько минут. Конечно, это немало. Но если ты быстр, осторожен, согласен рискнуть…

– И тащишь ее в нижний город, очень далекий от места убийства?.. Что и говорить, план хорош.

– Может быть, – только и сказала Ева, подходя к двери дома.

На первом этаже «Портографии» размещался магазин. Ева ничего не понимала в оптике и ее программном обеспечении – впрочем, как и в фотопринадлежностях. Один продавец демонстрировал покупателю достоинства сложной техники, пригодной для множества целей одновременно. Второй торговал дискетами. Два маленьких экрана, расположенные под разными углами, фиксировали все, что происходило в магазине, и зазывали покупателей: «СДЕЛАЙТЕ МОМЕНТАЛЬНЫЙ АВТОПОРТРЕТ! Испытайте адаптированный к потребителю „Подиак Имидж Мастер“. Новинка! Всего за 225,99 доллара!»

Из динамика неслась громкая и назойливая музыка. Гордый владелец «Подиак Имидж Мастер» мог не только выбрать мелодию из уже имевшегося в меню, но и загрузить в память фотоаппарата свою любимую песню.

«Интересно, зачем людям танцевать во время фотографирования?» – лениво подумала Ева. И тут Пибоди щелкнула затвором.

– Я только хотела посмотреть, – объяснила она, вынимая отпечаток. – У нас нет ни одной общей фотографии. Гляньте-ка. Разве мы не душки?

– Просто глаз не оторвать, мать твою… Положи эту штуку на место. – Ева показала пальцем на маленький лифт и висевшую рядом табличку «Галерея „Портография“ – второй этаж. Студия – третий этаж». – Давай-ка заглянем наверх.

– Я повешу это на стенку своей клетушки, – заявила Пибоди, спрятав отпечаток. – Могу сделать вам копию. Может быть, Рорку захочется ее иметь.

– Он и без того знает, как я выгляжу, – проворчала Ева.

Они вышли на втором этаже. В холле на стенах висели фотографии. Тела и лица. Младенцы, молодые девушки в остроносых туфельках, юноши в спортивной форме. Семейные портреты, художественные фотографии обнаженных мужчин и женщин и несколько снимков домашних животных. Все фотографии были в тонких серебряных рамках.

Еве казалось, что на нее смотрят сотни глаз. Она старалась избавиться от неприятного чувства, и пыталась понять, напоминают ли здешние портреты стиль убийцы, сфотографировавшего Рэйчел Хоуард.

– Добрый день. – Из-за стены вышла женщина с короткой и прямой светлой челкой, одетая в черное. – Вы интересуетесь портретами?

Ева сунула ей свой значок.

– Кто делал эти снимки?

– Прошу прощения… Вы чем-то недовольны?

– Я расследую убийство студентки Колумбийского университета.

– Ах да. Я слышала об этом. Молодая девушка, верно? Ужасно. Но я не понимаю, какое отношение к этому убийству имеет наша галерея.

– Именно это и является нашей целью – обнаружить, что между ними общего. Мисс?..

– Дьюберри. Люсия Дьюберри. Я здешний администратор.

– Лейтенант Ева Даллас. – Она вынула из сумки фотографию Рэйчел. – Посмотрите внимательно. Эта девушка когда-нибудь бывала здесь?

– Хорошенькая… Не помню, чтобы я ее видела. Но студентов к нам заходит много. Так что я просто могла ее не заметить.

– Что вы можете сказать о самой фотографии?

– Отличная работа. Очень удачная композиция. Стоит взглянуть на снимок, и вы тут же думаете: «Какая хорошенькая девушка!» Потом обращаете внимание на то, что она дружелюбная и совсем молоденькая. На ум приходит слово «свеженькая», потому что поза непринужденная и естественная. Она была натурщицей или училась фотографии?

– Нет. Просто посещала этот факультатив. И могла покупать здесь фототовары.

– Что ж, это можно проверить. Хотите, я позвоню вниз и попрошу служащего поднять квитанции?

– Да. Постарайтесь найти квитанции на имя Рэйчел Хоуард за последние два месяца.

– Это не займет много времени.

Женщина зашла за стену, Ева последовала за ней и увидела что-то вроде небольшого кабинета. Люсия подошла к телефону, стоявшему на маленьком полированном письменном столе, связалась с продавцами, работавшими на первом этаже, и дала им указания.

– Угостить вас чем-нибудь? Может быть, выпьете минеральной?

– Нет, спасибо, – ответила Ева, не дав Пибоди открыть рта. – Соседи тоже пользуются вашей автостоянкой?

– Да. Кроме нас, тут паркуются жители четырех ближайших домов.

– Там есть видеокамеры слежения?

– Нет. Вообще-то должны быть, но кто-то постоянно портил или разбивал их, так что расходы на ремонт стали превосходить ущерб от угонщиков.

– Владелец живет наверху?

– Да. Студия мистера Хастингса находится на третьем этаже, а его квартира – на четвертом.

– Он сегодня у себя?

– О да. В данный момент у него съемка.

– Какие из этих портретов сделаны им самим?

– Все. Хастингс чрезвычайно талантлив. Чрезвычайно.

– Мне нужно поговорить с ним. Пибоди, получишь сведения из магазина и поднимешься в студию.

– Но… но он работает! – возразила Люсия.

– Я тоже.

Ева шагнула к лифту. Взволнованная администраторша побежала следом и схватила ее за локоть:

– У Хастингса сьемка! Его нельзя отвлекать!

– Хотите пари? Впрочем, не советую.

Ледяной тон Евы заставил Люсию быстро отдернуть руку.

– Если бы вы могли подождать, пока он закончит…

– Нет, – отрезала Ева и вошла в лифт. Нажав на кнопку третьего этажа, она смотрела на испуганную Люсию, пока створки двери не сомкнулись.

В студии ее вновь встретила знойная, как лето, музыка стиля хай-тек, пульсирующая в белых стенах. Оборудование – прожектора, фильтры, вентиляторы, марлевые экраны – группировалось вокруг сцены, где обнаженная натурщица принимала различные позы на огромном кресле.

Натурщица была чернокожей, высокой, поджарой, как гончая, и такой гибкой, словно ее суставы были сделаны из желе. Вокруг стояли три камеры на треногах; четвертую держал коренастый мужчина в мешковатых джинсах и просторной голубой рубашке. Еще двое фотографов – маленькая женщина в черном скинсьюте без рукавов и молодой человек с волнистой оранжевой гривой – внимательно следили за происходящим.

Ева подошла к сцене и откашлялась. Женщина обернулась, заметила ее и широко открыла глаза. Но ее изумление тут же сменилось ужасом.

Если бы Ева до того не видела глаз Люсии, то выхватила бы оружие и резко повернулась навстречу неведомой опасности, грозившей ей сзади. Однако она просто шагнула вперед, не обращая внимания на волны страха, исходившие от женщины, и на громкое «Ах!» молодого человека.

Натурщица поймала взгляд Евы и ответила ей насмешливой улыбкой.

– Не улыбаться! – рявкнул человек с камерой.

Его голос заставил двух помощников подпрыгнуть на месте, но натурщица просто опустила уголки губ и выгнулась над креслом, как ветка ивы.

– Милый, к тебе пришли, – промурлыкала она бархатным голосом и вытянула гибкую длинную руку, показывая на Еву.

Мужчина опустил камеру и резко развернулся.

Сначала у него вырвалось рычание. Еве пришлось признаться себе, что оно производило сильное впечатление. Она никогда не видела настоящего медведя, но готова была поспорить, что внешность и особенно рык у Хастингса точно такие же.

Ростом этот мужчина был под два метра и весил килограммов сто двадцать. Широкая грудь, мускулистые предплечья, ладони как блюда… И ужасно уродливый. Глаза маленькие, мутные, расплющенный нос на пол-лица, отвислые губы. На его куполообразном лбу и гладко выбритой голове напряглись и запульсировали жилы.

– Убирайтесь! – гаркнул он и стукнул себя кулаком по голове, словно пытаясь усмирить демонов, бушевавших в его мозгу. – Убирайтесь отсюда, пока я не убил вас!

Ева вынула значок.

– Выбирайте выражения, когда разговариваете с полицейским. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

– С полицейским? Мне плевать на то, что вы коп! Я плюнул бы даже на самого господа бога, явившегося возвестить Судный день! Убирайтесь, пока я не вырвал вам руки и не забил ими вас до смерти!

Надо было отдать Хастингсу должное, выглядел он внушительно. Когда он шагнул к ней, Ева быстро переместила вес тела, и стоило фотографу протянуть к ней медвежью лапу, изо всех сил лягнула его в пах.

Хастингс рухнул, как дерево, лицом вниз. Видимо, он стонал и задыхался, но ничего не было слышно из-за громкой музыки.

– Выключите это дерьмо! – приказала Ева.

Молодой человек бросился выключать музыкальную программу.

– О боже, боже, она убила Хастингса! – причитал он. – Убила его! Вызовите «Скорую», вызовите кого-нибудь!

В этот момент музыка умолкла, и этот крик эхом отразился от стен.

– Успокойся, задница. – Обнаженная натурщица грациозно подошла к высокой стойке и взяла бутылку с водой. – Он не умер. Возможно, собственные яйца стоят у него в горле, но он еще дышит. Отличный прием, – сказала она Еве и сделала большой глоток.

– Спасибо. – Ева склонилась над рухнувшим деревом, которое слабо зашевелилось. – Дирк Хастингс? Я лейтенант Ева Даллас из Нью-Йоркской городской полиции. Не стану выдвигать против вас обвинение в нападении на офицера. Одно из двух: либо я доставляю вас в управление в наручниках, либо вы отвечаете на мои вопросы здесь, в собственном уютном доме.

– Мне… нужен… адвокат, – выдавил Хастингс.

– Конечно, вы имеете на это право. Позвоните ему, и он встретит нас в управлении.

– Я не… – Он втянул в себя воздух и громко выдохнул: – Никуда я с тобой не поеду, сука!

– Еще как поедете. И знаете, почему? Потому что я сука со значком и оружием, так что ничем не отличаюсь от господа бога, явившегося возвестить Судный день. Либо здесь, либо там, дружок. Выбирайте сами.

Хастингс сумел перевернуться на спину. Его лицо было белым как мел, но дыхание стало ровнее.

– Подумайте как следует, – сказала ему Ева. Потом выпрямилась и посмотрела на обнаженную натурщицу. – У вас есть халат или что-нибудь?

– Что-нибудь есть. – Негритянка сняла с крючка кусок ткани в голубую и белую полоску и несколькими неуловимыми движениями закрепила его, соорудив себе что-то вроде мини-платья.

– Мне нужны ваши фамилии, – сказала Ева. – Вы первая.

– Турмалин. – Натурщица вернулась к креслу и раскинулась в нем. – Просто Турмалин. Я официально сменила имя, потому что мне нравится, как оно звучит. Натурщица, работаю по договорам.

– Вы снимаетесь у него регулярно?

– Третий раз за этот год. Вообще-то он чокнутый, но умеет управляться с камерой и к натурщицам не пристает.

Ева обернулась к вышедшей из лифта Пибоди. При виде лежащего на полу огромного мужчины Делия широко раскрыла глаза, но к начальнице подошла бодро.

– Лейтенант, я получила нужные данные.

– Подожди минутку. Турмалин, сообщите сержанту свои данные, адрес и контактный телефон. Потом можете уйти. Если понадобится, мы свяжемся с вами.

– Да уж, я, пожалуй, пойду. Сегодня он снимать уже не будет.

– Решайте сами. Следующий! – указала Ева на молодого человека.

– Динго Уилкенс.

– Динго?

– Вообще-то Роберт Льюис Уилкенс, но…

– Достаточно. Что в той комнате? – спросила Ева, показав на дверь.

– Гардеробная.

– Вот и отлично. Идите туда. Сидите и ждите. Теперь вы, – повернулась она к женщине. – Ваше имя?

– Лайза Блю.

– О боже, у кого-нибудь здесь есть нормальные имена? Отправляйтесь вместе с этой дикой собакой динго.

Оба торопливо вышли, а тем временем Хастингс дотянулся до своей камеры и навел на Еву объектив.

– Что это вы делаете?

– Фотографирую вас. Сильное лицо. Хорошая фигура. Выразительная поза. – Он опустил аппарат и растянул губы в улыбке. – Я назову этот портрет «Полицейская сука».

– Я рада, что вы восстановили дыхание. Может, попробуете встать?

– А вы снова будете пинать меня в пах?

– Если понадобится. Садитесь в кресло, – предложила Ева и подвинула к себе табурет.

Хастингс с трудом поднялся, не расставаясь с камерой, захромал к красному креслу и плюхнулся в него.

– Вы помешали мне. Я работал.

– А теперь работаю я. Какая у вас камера?

– «Райзери 5М». А вам-то что?

– Вы пользуетесь ею постоянно?

– О господи, смотря для чего. В некоторых случаях применяю «Борнейз 6000». Когда есть настроение, вытаскиваю «Хассельблад 21». Вы что, пришли за лекцией по фотографии?

– А «Хайсермен Диджи Кинг»?

– Кусок дерьма. Для любителей. О боже…

– Послушайте, Хастингс, – небрежно сказала Ева, – вам действительно нравится таскаться за людьми? Преследовать красивых женщин и фотографировать их?

– Я фотограф. Этим и занимаюсь.

– Вас дважды задерживали за преследование.

– Чушь! Дерьмо! Черт побери, я художник! – Он наклонился вперед. – Послушайте, они должны были сказать мне спасибо за то, что я счел их интересными. Разве роза выдвигает обвинение против поэта, который запечатлел ее образ?

– Может быть, вам следовало бы щелкать цветы?

– Моя специальность – лица и фигуры. И я не «щелкаю», а создаю образы. – Он презрительно махнул рукой. – В первом случае я заплатил штраф, во втором – привлекался к общественным работам. Но в обоих случаях мои портреты обессмертили этих глупых и неблагодарных женщин.

– Значит, именно этого вы и ищете? Бессмертия?

– Оно мне и так обеспечено. – Хастингс пристально посмотрел на Пибоди, одним движением навел камеру и спустил затвор. – Пехотинец, – сказал он и сделал еще один снимок, прежде чем Делия успела моргнуть. – Хорошее лицо. Прямое и открытое.

– Я думаю, мне следовало немного втянуть щеки. Вот так, – продемонстрировала Пибоди. – От этого скулы кажутся выше, а…

– Бросьте. Прямота облагораживает.

– Но…

– Прошу прощения. – Ева, до сих пор проявлявшая героическое терпение, подняла руку. – Вернемся к нашим баранам.

– К каким баранам? К бессмертию? – Хастингс пожал плечами, напоминающими горы. – Оно у меня и так есть. Более того, я его дарю. Художник и его модель! Эта связь более интимна, чем секс и родственные узы. Ее можно назвать духовной интимностью. Ваш образ, – сказал он, постукивая пальцем по камере, – становится моим образом. Мое зрение и ваша реальность, совпавшие во времени.

– Угу… И вы выходите из себя, когда люди не понимают и не ценят того, что вы им предлагаете?

– Конечно, выхожу. Люди – идиоты. Болваны. Все как один.

– Значит, вы тратите свою жизнь на то, чтобы обессмертить идиотов и болванов?

– Да. И делаю их лучше, чем они есть.

– А что они дают вам?

– Удовлетворение.

– В чем же заключается ваш метод? Вы снимаете их в студии, в профессиональной обстановке?

– Иногда. А иногда брожу по улицам и ищу лицо, которое меня вдохновит. Но для того, чтобы прожить в этом продажном мире, приходится идти на компромиссы. Делать портреты на заказ, снимать свадьбы, похороны, детей и так далее. Но я предпочитаю работать со свободными руками.

– Где были ваши руки и все остальное вечером восьмого августа и утром девятого?

– Какого черта?! Откуда я знаю?..

– Подумайте как следует. Позавчерашний вечер, начиная с девяти часов.

– Работал. Здесь и у себя в квартире. Делал монтаж. Глаза человека. Глаза с момента рождения до момента смерти.

– Интересуетесь смертью?

– Конечно. Без нее жизни не бывает.

– Вы работали один?

– Абсолютно.

– После девяти с кем-нибудь разговаривали, кого-нибудь видели?

Хастингс оскалил зубы.

– Я уже сказал, что работал. Терпеть не могу, когда меня отвлекают!

– Значит, вы были здесь один. Весь вечер. Допоздна.

– Вот именно. Думаю, я работал примерно до полуночи. На часы не смотрел. Возможно, выпил, а потом принял горячую ванну, чтобы расслабиться и уснуть. Лег в постель около часа.

– Хастингс, у вас есть транспортное средство?

– Не понимаю вопроса. Конечно, есть. Мне же нужно ездить в город. Или, по-вашему, я должен зависеть от общественного транспорта? У меня есть машина и четырехместный фургон, который используется в случаях съемок на местности, когда требуются помощники и оборудование.

– Когда вы впервые встретились с Рэйчел Хоуард?

– Это имя мне незнакомо.

Ева встала и подошла к Пибоди:

– Квитанции!

Пибоди тут же перестала втягивать щеки.

–Две. Она дважды пользовалась кредитной карточкой, совершая небольшие покупки. В июне и в июле.

– О'кей. Теперь допроси тех двоих. Напугай их как следует.

– Это мое любимое занятие.

Ева вернулась к табуретке.

– Рэйчел Хоуард являлась вашим постоянным покупателем. Вы должны ее помнить. Хастингс фыркнул:

– Я не имею дела с какими-то дурацкими покупателями! Нанимаю для этого других!

– Может быть, это освежит вашу память. – Ева достала любительский снимок, сделанный в круглосуточном магазине, и протянула его Хастингсу.

Последовала заминка. Очень короткая, но Ева ее заметила.

– Хорошее лицо, – небрежно сказал он. – Открытое, наивное, юное. Но я ее не знаю.

– Неправда. Вы узнали ее.

– Я ее не знаю, – повторил Хастингс.

– Попробуйте еще раз. – Не сводя с фотографа глаз, Ева протянула ему посмертный портрет.

– Почти гениально, – пробормотал он. – Почти… – Хастингс встал и подошел к окну, чтобы получше рассмотреть фотографию. – Композиция, ракурс, нюансы… Юность, свежесть и открытость еще присутствуют, но она мертва.

– Почему вы так говорите?

– Я иногда фотографирую мертвых. Люди, присутствующие на похоронах, хотят сохранить о них память. Так что смерть я знаю. – Он опустил фотографию и внимательно посмотрел на Еву. – Вы думаете, я убил эту девушку? Действительно так думаете? Ради чего?

– Скажите сами. Мне ясно одно: вы знали Рэйчел.

– Ее лицо мне знакомо. – Он снова посмотрел на портрет и облизал губы. – Но лиц так много… Она похожа на… Я видел ее раньше. Где-то видел…

Хастингс подошел к креслу и грузно опустился в него.

– Я где-то видел ее лицо, но эту девушку не знаю. Зачем мне убивать незнакомого человека, если меня раздражают многие, но при этом все они живы и здоровы?

По мнению Евы, это был чертовски хороший вопрос.

Она билась с Хастингсом еще пятнадцать минут, потом на время оставила его в покое и взялась за молодого помощника.

– О'кей, Динго, чем вы занимаетесь у Хастингса?

– Я-я-я-я-я…

– Перестаньте. Дышите. Вдох – выдох. Вдох – выдох…

Динго втянул в себя воздух и зачастил:

– Я работаю помощником фотографа в студии и на натурных съемках. Я-я-я… – Ева погрозила юноше пальцем, и он снова судорожно вздохнул. – Я готовлю камеру, расставляю прожекторы, приношу мебель – в общем, делаю все, что ему нужно.

– Как давно вы у него работаете?

– Две недели. – Динго с опаской посмотрел на дверь, за которой ждал Хастингс. Потом наклонился к Еве и понизил голос до шепота: – Большинство его помощников долго не выдерживает. Я слышал, что мой предшественник проработал у него всего три часа. А рекордный срок – шесть недель.

– Как вы думаете, почему?

– Потому что он чокнутый. Термоядерный. Если что-то не по нему, он сразу вскипает. И тогда – берегись.

– Он склонен к насилию?

– Я видел, как на прошлой неделе он бился головой о стену.

– А видели, как он бил кого-нибудь другого?

– До сих пор не случалось, но я слышал, как во время натурных съемок он угрожал бросить какого-то парнишку под автобус. Впрочем, не думаю, что он мог бы сделать это.

– Вы видели здесь эту девушку? Лично или на фотографиях?

Динго посмотрел на снимок:

– Нет. Она не в моем вкусе.

– Что?

– С этой девушкой не сходишь на вечеринку.

– Значит, что она во вкусе Хастингса?

– Думаю, да. Сомневаюсь, что он вообще посещает вечеринки. Но такие лица ему нравятся.

– Динго, у вас есть какое-нибудь транспортное средство?

Он посмотрел на Еву снизу вверх.

– Мотороллер.

– Я имею в виду транспортное средство с дверью.

– Нет. – Эта мысль заставила его улыбнуться. – Но водить я умею. Это одна из причин, почему меня взяли сюда. Я могу возить Хастингса на натурные съемки и прочее дерьмо. – Динго помолчал, а потом мрачно посмотрел на фотографию. – Он ведь никого не бросил под автобус, правда?

– Насколько я знаю, нет. Что вы делали позавчера вечером?

– Наверно, гулял.

– А где именно?

– Гм-м… Не помню. Я просто… – В полумраке его глаза казались круглыми от страха, лицо побелело. – О боже… О господи… Вы меня подозреваете?

– Почему вы не хотите сказать, где были, что делали и с кем?

– Я-я-я… Черт побери, мы с Лузом, Бриком и Джазом немного поторчали дома у Брика, а потом пошли в клуб «Пятно», где часто бываем. Потом Луз здорово набрался, и мы отвезли его домой. Сколько тогда было? Что-то около часу. После этого мы еще немного погуляли, а потом я пошел домой и завалился спать.

– У этих ваших приятелей есть настоящие имена?

– Да… Конечно…

– Назовите их сержанту, а заодно продиктуйте свой адрес. Потом можете идти.

– Могу идти? Идти? – На его лице сменилась целая гамма чувств: сначала потрясение, потом подозрение, облегчение и наконец разочарование. – Значит, мне не нужно обращаться к адвокату или делать что-нибудь в этом роде?

– Нет, Динго. Просто постарайтесь не уезжать из города. А если уедете, то поставьте нас в известность.

С Лайзой Блю, которая оказалась специалистом по прическам и гриму, Еве пришлось пройти через то же минное поле. Стоило ей повернуться к Лайзе, та застучала зубами, и Ева тяжело вздохнула.

– Послушайте, Лайза, вы чувствуете себя в чем-то виноватой?

– Ну… На прошлой неделе я обманула своего бойфренда…

– Я не собираюсь вас за это арестовывать. Как давно вы работаете у Хастингса?

– Гм-м… Понимаете, я работаю по договорам. Имею дело со многими фотографами, занимаюсь прическами и гримом на свадьбах… Хастингсу нравится моя работа, и он приглашает меня на съемки уже около года. – Она жалобно посмотрела на Еву. – А что?

– Кто покупает косметику?

– У меня есть собственный набор, но у Хастингса тоже имеется кое-какой запас. Он очень привередливый. Впрочем, все они такие.

– А продукция фирмы «Бэрримор» у него есть?

– Конечно. Это отличный грим.

– Вы когда-нибудь имели дело с этой девушкой? – спросила Ева, протягивая ей снимок Рэйчел Хоуард.

Лайза поджала губы.

– Не думаю. Обычно я использую яркую розовую губную помаду. Если бы я пользовалась упомянутой вами продукцией фирмы «Бэрримор», то взяла бы «Ферст Блаш» или «Спринг Роуз». Посмотрите на ее губы. Форма неплохая, но ее нужно слегка подчеркнуть. И выделить глаза. Впрочем, ее лицо кажется мне знакомым. Не знаю, откуда…

Лайза осеклась и бросила фотографию, словно она жгла ей руки.

– Это та самая мертвая девушка из новостей! Та, труп которой нашли в нижнем городе, в контейнере для утилизации мусора!

– Где вы были позавчера вечером?

– С моим бойфрендом. – У нее дрогнул голос. – С Айвеном. Я чувствовала себя виноватой перед ним. Не понимаю, зачем я это сделала! Я чуть не рассказала ему все, но все-таки промолчала. Мы ходили в кино, а потом вернулись к нему.

– Пибоди, запиши ее данные… Лайза, вы можете идти домой.

– Скажите, вы думаете, что ее убил Хастингс? Если вы так считаете, я ни за что не вернусь сюда!

– Его ни в чем не обвиняют. Мне просто нужно задать ему несколько вопросов.

Ева прошла в комнату, где ждал Хастингс. Он сидел, сложив руки на груди, и смотрел на себя в зеркало.

– Мы можем поступить по-разному, – начала Ева. – Я могу задержать вас, получить ордер на обыск этого здания, включая вашу частную квартиру на четверток этаже и принадлежащие вам транспортные средства. Либо вы сами согласитесь на проведение такого обыска.

– Черт побери, вы все равно ничего не найдете!

– Если так, то вы не станете нам мешать.

Их взгляды встретились в зеркале.

– Что ж, ищите.

ГЛАВА 9

Ева вызвала бригаду и начала обыск.

Она не нашла наркотиков, чему немало удивилась. По ее мнению, люди типа Хастингса были не прочь время от времени побаловаться «Зонером», но ничего подобного в доме не было. Как и следов транквилизатора, которым усыпили Рэйчел Хоуард. Ни в квартире, ни в студии, ни в машинах.

В студийном наборе обнаружилось несколько образцов продукции фирмы «Бэрримор», и Ева сравнила их с теми, которые использовал убийца Рэйчел, тщетно пытаясь представить себе медвежьи лапы Хастингса, тщательно наносящие помаду на девичьи губы и веки.

Кресла, в котором была сфотографирована Рэйчел, в доме также не было, но зато нашелся большой моток проволоки. Проволока и грим отправились в пакеты для вещественных доказательств. Когда Ева вручала Хастингсу расписку, он и не подумал протестовать.

Брать образцы волокна из автомобильных ковриков и сравнивать их с полученными ранее она предоставила экспертам, а сама сосредоточилась на объемистом архиве фотографий. Точнее, дышала в шею Макнабу, который проводил поиск.

– Лейтенант… – Тощие плечи Макнаба ссутулились. – У этого малого десятки тысяч портретов. Мне потребуется уйма времени, чтобы просмотреть весь файл и найти портрет жертвы. Конечно, если он здесь есть.

– Он есть. Хастингс узнал ее.

– О'кей, но… – Макнаб повернул голову, и их носы чуть не столкнулись. – Здесь слишком мало места.

Ева мрачно уставилась на экран компьютера. Половина его была заполнена изображением улыбавшегося лица Рэйчел, на другой вихрем мелькали образцы из архива, превратившиеся в одно туманное пятно. Рано или поздно они остановятся. Ева знала, что это случится. И на экране возникнет второй портрет Рэйчел.

– Машина сама справится.

– Не согласен, – возразил Макнаб. – Все зависит от оператора.

– Оэсовская брехня… – И все же Ева отстранилась. Она мешала ему и понимала это. – Я не хочу пропустить мгновение.

– Вы узнаете об этом первой.

Ева вздохнула и покосилась на Хастингса. Он сидел, сложив руки на груди, и хмуро наблюдал за армией копов, заполнивших его студию. Не сводя с него глаз, Ева махнула рукой помощнице:

– Пибоди…

– Да, мэм.

– Надень фуражку и опроси второго человека в твоем списке.

– Мэм?..

– Я что, говорю на иностранном языке?

– Вы хотите, чтобы я сама провела опрос? – Лицо Пибоди стало белым как простыня. – Без вас?

– Ты проработала в отделе расследования убийств больше года. Неужели этого времени было недостаточно, чтобы научиться опрашивать подозреваемых без помощи начальника?

– Нет, мэм. – Теперь лицо Делии стало ярко-розовым. – Просто вы всегда… Я не… – Бесстрастный взгляд Евы заставил ее проглотить слюну и расправить плечи. – Я опрошу Кэтстивенса, лейтенант.

– Вот и отлично. Когда закончишь, свяжешься со мной и получишь новые указания.

– Есть, лейтенант. Спасибо за доверие.

– Пожалуйста. Только не копайся.

Ева повернулась к Пибоди спиной, мысленно скрестила пальцы на счастье и снова покосилась на Хастингса.

Чутье подсказывало ей, что собака зарыта именно в этой студии, и что поручение, данное ею Пибоди, всего лишь позволит помощнице набраться опыта.

Она прислонилась спиной к подоконнику и обхватила себя за плечи.

– Наверно, ужасно досадно, когда незнакомые люди роются в твоих вещах. – Ева выждала несколько секунд, но Хастингс упорно не смотрел на нее. – Мы можем обойтись и без этого, если вы скажете мне, откуда знаете Рэйчел Хоуард.

– Я не говорил, что знаю ее. Просто где-то видел ее лицо. Черт побери, это не преступление!

– Вы фотографировали ее?

– Возможно.

– Здесь, в студии?

Брови Хастингса сдвинулись. Ева видела, что он пытается вспомнить.

– Нет.

– Она никогда не была тут?

– Откуда я знаю, черт побери?! – снова с досадой рявкнул он. – Люди обожают притаскивать сюда своих друзей. Один бог знает почему. Я нанимаю натурщицу или группу, а они приводят с собой кого попало. Чаще всего я даю им пинка в зад, но у каждого иногда бывает хорошее настроение. – Он слегка улыбнулся. – Даже у меня. Правда, я с этим борюсь.

– Фотография приносит приличные деньги?

Тут его улыбка стала насмешливой.

– А работа в полиции?

– Нет, черт побери. Значит, вы занимаетесь этим из любви к искусству… – Заинтригованная Ева сунула пальцы в карманы брюк. – Делаете портреты людей, хотя само человечество не жалуете. Что ж, я могу это понять. Но мы имеем дело с красивой молодой девушкой. Мужчин всегда тянет к красивым молодым девушкам.

Лицо Хастингса побагровело.

– Я не путаюсь с малолетками! Ради бога, мне сорок лет! Что мне делать с этими худышками? Когда мне нужен секс, я беру проститутку. Это чисто, профессионально и ни к чему не обязывает. Личные связи мне не по душе.

«Он флиртует со мной», – с веселым удивлением подумала Ева.

– Да, такие связи сильно усложняют жизнь.

– Мне нравятся лица, – пробормотал он. – Я могу смотреть на вас и думать, что вы для меня – чирей на заднице, проклятый коп, испортивший мне день, но ваше лицо мне нравится. Я ненавижу вас как человека, но ваше лицо мне нравится.

– Черт побери, а что я должна сказать о вашем?

Хастингс хмыкнул:

– Можете сказать правду: что безобразнее не бывает. Но в безобразии тоже есть красота. – Он мгновение смотрел на свои руки, а потом тяжело вздохнул. – Я не убивал эту девушку. И вообще никого не убивал. Хотя я люблю придумывать способы убийства тех, кто раздражает меня. Сбрасывать их с небоскребов, кипятить в масле, запирать в темной комнате с живыми змеями и прочее. Это позволяет мне жить.

– Хастингс, вы просто загадка.

– Как и все мы… Видите ли, это лицо, лицо этой девушки… безобидное. Лейтенант Даллас, вы знаете, какое желание вызывают у людей такие лица?

– Желание уничтожить безобидное существо.

– Да. Это так.

– Лейтенант! – Макнаб помахал рукой, не сводя глаз с экрана. – Я нашел ее!

Ева подошла к экрану и всмотрелась в фотографию.

Она тут же узнала Рэйчел, хотя та находилась в группе других молодых людей. Нарядные платья, цветы на заднем плане… «Какой-то официальный прием, – подумала она. – Возможно, свадьба».

Рэйчел обнимала за талию какую-то девушку и смеялась, закинув голову.

– Хастингс! – Ева жестом попросила его подойти. – Кто, что, где и когда? – требовательно спросила она.

– Вот оно! – Хастингс устремился к экрану и толкнул субтильного Макнаба плечом с такой силой, что чуть не вышиб его из кресла. – Я знал, что видел это лицо! Что же это?.. Да, свадьба Морелли-Десото, состоявшаяся в январе. Посмотрите, тут написано. Есть и другие…

– Не прикасайтесь к клавиатуре! – велела Ева. – Макнаб, увеличь и распечатай изображение. Хастингс, у вас есть и другие ее фотографии?

– У меня есть фотографии всех, кто присутствовал на этой чертовой свадьбе! Я храню такие снимки год, чтобы какая-нибудь тетя Джейн или бабушка Мэри могла прийти и выбрать то, что ей нравится. Там есть и другие фотографии этой девушки. Я сделал их, потому что мне понравилось ее лицо.

– Макнаб, продолжи поиск и найди все снимки Рэйчел. Увеличь и распечатай.

Руки Макнаба замелькали над клавиатурой. Ева увидела лица жениха и невесты, семейные портреты, моментальные снимки. Молодые и пожилые люди. Друзья и родственники.

– Это все, Даллас.

– Нет, не все! – прервал его Хастингс, не дав Еве открыть рот. – Есть еще. Говорят вам, я фотографировал ее и других людей, которые казались мне интересными. На этой дискете есть субдиректория. Она называется «Лица».

Макнаб нажал нужную клавишу, и перед Евой снова замелькали лица. Она заметила, что Хастингс не обратил внимания на жениха и невесту. Зато тут был портрет очень старой женщины с мечтательной улыбкой, терявшейся среди многочисленных морщин. Ребенка с губами, испачканными глазурью. Хорошенькой маленькой девочки в нарядном платье, уснувшей в кресле. Поток лиц подошел к концу.

– Тут что-то не так, – пробормотал Хастингс. – Ее здесь нет. Черт побери, я фотографировал ее! Четыре или пять моментальных снимков и два, на которых она позирует… Я фотографировал ее больше, чем кого-нибудь другого на этой проклятой свадьбе. У меня были ее снимки!

– Я верю вам. – Ева задумчиво барабанила пальцами по бедру. – Осталась еще пара вопросов, Хастингс. Вы согласны пройти испытание на детекторе лжи?

– Дерьмо… А почему бы и нет, черт побери?

– Я это устрою. – Она посмотрела на наручные часы. Слишком поздно. Сегодня договориться не удастся. – Завтра. А теперь второе. Кто ездил с вами на это мероприятие?

– Откуда я знаю? Проклятие, это было в январе!

– У вас есть файлы или записи?

– Конечно. Я фиксирую работу – портреты и снимки. Но не помощников. Черт побери, я пользуюсь помощниками, как туалетной бумагой. Только от бумаги больше проку.

– Но ведь вы им платите, не так ли?

– Больше того, что они заслуживают… – начал он и вдруг заморгал глазами. – Верно. Верно, черт побери! Этим занимается Люсия. Она все выяснит.

Впервые со дня знакомства с Евой Рорк испытал облегчение от того, что ее не оказалось дома. Отогнав от себя чувство вины, он не прошел к Соммерсету, а сразу поднялся наверх.

Ему требовалось время. Требовалось уединение. Ради всего святого, ему нужно было подумать!

Все это могло быть подстроено. Проходя в комнату с кодовым замком, где хранилось незарегистрированное оборудование, Рорк убеждал себя, что так оно и есть. Ловко подстроено заранее, чтобы заставить его расстаться с крупной суммой или отвлечь от предстоящих сделок.

Но зачем использовать то, что таилось в его далеком прошлом? Проклятие, зачем морочить ему голову тем, что можно легко и быстро проверить?

Рорку очень хотелось выпить, но он в пику себе ограничился кофе, черным и крепким, а потом пошел к стойке с компьютерами.

Он сам оборудовал эту комнату и лично выбрал систему охраны. Ради одной-единственной цели: уберечься от всевидящего глаза и скользких щупальцев «Компьюгарда». Хотя он и стал законопослушным бизнесменом, тем не менее оставались дела, доступ к которым мог иметь только он.

Здесь, в этой комнате с окнами, прикрытыми жалюзи, и металлической дверью, Рорк мог принимать и отсылать любую информацию, проводить любые поиски, получать несанкционированный доступ к любым данным, не привлекая к себе внимания всесильной службы электронного контроля.

Когда-то – причем совсем не так давно – он пользовался этим оборудованием для не вполне легальных целей. Часто ради развлечения, иногда для собственной выгоды, но главным образом просто по привычке. В конце концов, он ведь вырос вором и шулером, а такие привычки побороть трудно. Особенно если ты хорошо знаешь свое ремесло.

А Рорк свое ремесло знал.

Правда, с тех пор, как он был вынужден красть, чтобы выжить, прошло очень много времени. Он постепенно сбрасывал с себя слой за слоем и теперь не только перестал нарушать закон, но и избавился от своих криминальных связей.

«Я стал другим человеком, – подумал он, обводя взглядом комнату. – Во всяком случае, начал им становиться».

А потом появилась Ева. Его коп. Что делать смертельно влюбленному мужчине, как не сбросить с себя еще несколько слоев?

«Она сильно повлияла на меня, – думал Рорк. – Мы много значим друг для друга, и все же во мне есть черты, о которых она и не догадывается. И тут появляется какая-то незнакомка, совершенно чужая женщина, которая пытается заставить меня поверить, будто все, что я сделал, чего добился и чем стал, построено на лжи. На лжи и убийстве».

Рорк шагнул к зеркалу. Его лицо. Копия отцовского. Тут уж ничего не поделаешь. Он думал об этом редко. Точнее, почти не думал. И, может быть, именно поэтому принял так близко к сердцу пощечину, нанесенную этому человеку. Пощечину, которая потрясла его до глубины души. До ее твердой, холодной, нетронутой сердцевины.

Ну что ж, он займется этим. И добьется своего.

Он сел за черную U-образную стойку и положил ладонь на гладкий черный экран. Когда сканирование ладони было закончено, экран загорелся красным.

– Это Рорк, – сказал он. – Начинаем работу.

Лампочки замигали, машины ожили, негромко загудели, и Рорк взялся за дело.

Сначала он заказал углубленный поиск данных, имевших отношение к Мойре О'Баннион. Когда все закончится, он будет знать ее лучше, чем она знает себя сама.

Первый уровень был самым простым. Дата и место рождения, родители, братья и сестры, муж и дети. Послужной список. Все совпадало с тем, что она рассказывала, но именно этого Рорк и ждал.

Профессионалу нужна хорошая предварительная подготовка, не так ли? Кому это и знать, как не ему?

И все-таки она лгала. Наверняка лгала. Потому что, если это не так…

Рорк почувствовал, как все внутри у него сжалось от боли и страха. Он невидящим взглядом уставился на экран. Конечно, она солгала! Нужно только найти маленькую брешь, и ее тщательно составленный рассказ рассыплется в прах.

Поиск продолжался. Рорк изучил медицинскую карту и финансовое положение Мойры и ее родных. С ледяным спокойствием он нарушал право на тайну всех, кто имел отношение к миссис О'Баннион.

Прошел целый час, а он так и не нашел ничего подозрительного.

Рорк выпил еще одну чашку кофе, сел и дал компьютеру команду, которой надеялся избежать, – провести поиск данных о Сиобан Броди, родившейся в графстве Клэр, Ирландия, между 1950-м и 1953 годами.

На экране высветилась надпись:

«РАБОТАЮ… ЗА УКАЗАННЫЙ ПЕРИОД ВРЕМЕНИ РОДИЛИСЬ ТРИДЦАТЬ ТРИ ЖЕНЩИНЫ С ТАКИМ ИМЕНЕМ И ФАМИЛИЕЙ».

– Она – одна из двойняшек.

«РАБОТАЮ… ЗА УКАЗАННЫЙ ПЕРИОД РОДИЛИСЬ ЧЕТЫРЕ ЖЕНЩИНЫ С ТАКИМ ИМЕНЕМ И ФАМИЛИЕЙ, ИМЕЮЩИЕ СЕСТРУ ИЛИ БРАТА-БЛИЗНЕЦА».

У Рорка вспотели ладони. Он слишком далеко зашел, чтобы отступать, и понимал это.

– Сестру объекта звали Синеад.

«РАБОТАЮ… ОБЪЕКТ НАЙДЕН. ПРОДОЛЖАЮ ПОИСК…»

Рорк приказал вывести на настенный экран наиболее позднюю фотографию объекта.

«ВЫВОЖУ НА ЭКРАН ФОТОГРАФИЮ СИОБАН БРОДИ С УДОСТОВЕРЕНИЯ ЛИЧНОСТИ, ВЫДАННОГО 5 СЕНТЯБРЯ 1970 ГОДА».

На экране с шелестом возникло прелестное юное лицо. Застенчивая улыбка, зачесанные назад ярко-рыжие волосы, светло-зеленые глаза и бело-розовая кожа.

У Рорка снова сжалось все внутри. Эта девушка была на год-два моложе запечатленной на фотографии, которую он видел в кабинете Мойры О'Баннион. У нее не было ни глубокой печали в глазах, ни усталости, ни синяков. Но девушка была той же. Той же самой.

«БРОДИ СИОБАН, РОДИЛАСЬ В ТУЛЛЕ, ГРАФСТВО КЛЭР, ИРЛАНДИЯ, 2 СЕНТЯБРЯ 1952 ГОДА. РОДИТЕЛИ – КОЛИН БРОДИ И ПАТРИЦИЯ БРОДИ, УРОЖДЕННАЯ КАРНИ, ФЕРМЕРЫ. БРАТЬЯ – ЭДВАРД И ФЕРГУС, СЕСТРА-БЛИЗНЕЦ СИНЕАД. ДО ДВЕНАДЦАТИ ЛЕТ УЧИЛАСЬ У СЕСТЕР-МОНАХИНЬ. ДРУГОГО ОБРАЗОВАНИЯ НЕТ. ПОСЛУЖНОЙ СПИСОК: РАБОТА НА ФЕРМЕ. ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ РАБОТА В ПИВНОЙ КАРНИ, ТУЛЛА, С 1969 ПО 1970 ГОД. ПИВНАЯ „БЕЛАЯ ЛОШАДЬ“, ДУБЛИН, С НОЯБРЯ 1970-ГО ДО ОКТЯБРЯ 1971-ГО».

Рорк не мог отвести глаз от экрана.

– Требуются дополнительные данные. Брак, дети, местонахождение в настоящее время.

«ЗАПИСЕЙ О БРАКЕ И ДЕТЯХ НЕТ. СОВРЕМЕННОЕ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ НЕИЗВЕСТНО. ПОСЛЕ ОКТЯБРЯ 1971-ГО СВЕДЕНИЯ О СИОБАН БРОДИ ОТСУТСТВУЮТ».

По спине Рорка потекла струйка холодного пота. «Никаких записей нет, – подумал он. – Ее стерли с лица земли».

– Полицейское досье, медицинская карточка, финансовое положение, данные о знакомых… – бормотал он, нажимая клавиши. – Ради бога, хоть что-нибудь!

«РАБОТАЮ…»

Рорк встал и пошел за виски. «Что-нибудь найдется, – сказал он себе. – Следы остаются всегда. И я их обнаружу».

Ева вернулась домой через два часа после окончания смены. «Я рада, что в вестибюле не будет маячить этот несносный Соммерсет, – твердила она себе. – И иду в его владения только потому, что это мой долг, как хозяйки дома».

Она обнаружила дворецкого в гостиной. Он сидел в кресле, слушал какую-то фортепьянную музыку для яйцеголовых и читал толстую книгу в кожаном переплете, наверняка взятую из личной библиотеки Рорка.

Галахад, сидевший на ручке его кресла, подмигнул хозяйке.

– А где ваш страж? – спросила Ева.

– Гуляет по участку, а я тем временем наслаждаюсь давно заслуженным одиночеством. – Соммерсет запомнил страницу, с притворной неохотой закрыл книгу и приготовился к развлечению. – Сегодня вы опять опоздали.

– Я живу не по часам.

– Несмотря на временные трудности, я все еще управляю этим домом и требую, чтобы вы ставили меня в известность о своем распорядке дня. Вы должны были вернуться еще час назад.

– Странно… Я вижу, что ваши губы шевелятся, но не слышу ни звука. Должно быть, при падении вы повредили голосовые связки. Я попрошу мисс Улыбку проверить это.

Губы Соммерсета растянулись в усмешке.

– Похоже, день сегодня выдался спокойный. Я не вижу на вас крови. Приятное разнообразие.

– День еще не кончился. Интересно, когда вернулся домой Рорк и представилась ли вам возможность поворчать на него.

– Рорк вернулся некоторое время назад. – Усмешка исчезла с лица старика: Рорк, против обыкновения, не зашел навестить его. – Он в своем личном кабинете.

Ева недоуменно подняла бровь, но потом пожала плечами:

– Мне тоже нужно поработать… Да, к вашему сведению, я оставила машину у парадного. Чтобы позлить вас, если сегодня вечером вы ждете гостей.

Когда она вышла, довольный Соммерсет откинулся на спинку кресла и стал слушать Шопена, почесывая Галахада между ушами.

Ева подошла к кабинету Рорка, приложила к двери ладонь и назвала свое имя и код.

– В ДОСТУПЕ ОТКАЗАНО.

Сбитая с толку, Ева посмотрела на запертую дверь и мигавшую над ней красную лампочку.

– Что за чушь? – пробормотала она, пнула дверь ногой и повторила попытку.

– В ДОСТУПЕ ОТКАЗАНО.

Ева чертыхнулась, выхватила из кармана мобильник и набрала номер Рорка.

– Эй, что происходит? Я стою у двери, но мой код не срабатывает!

– Дай мне одну минуту.

Услышав щелчок, Ева уставилась на телефон.

– Ладно, босс, так и быть. Минуту я тебе дам.

Прошла не минута, а полторы, прежде чем щелкнул замок и над дверью загорелся зеленый свет.

Когда Ева вошла, Рорк сидел за стойкой. Засученные рукава рубашки говорили о том, что он работал на нескольких клавиатурах одновременно. Но его лицо было таким же бесстрастным, как настенные экраны.

Дверь закрылась, и замок щелкнул снова.

– В чем дело?

– Я работаю.

– На незарегистрированном оборудовании?

На лице Рорка отразилась досада. Он взял тяжелый хрустальный стакан, стоявший у его локтя, холодно посмотрел на Еву и сделал глоток.

– Да. На незарегистрированном.

Тепла в его голосе не было. И улыбки на лице тоже.

– У тебя проблемы?

Рорк вертел в руке стакан и смотрел на Еву так, словно та была служащей, которую он собирался уволить.

– С чего ты это взяла?

Изумленная Ева зашла за стойку, но экраны мониторов тоже были темными и равнодушными. Она уловила острый запах виски и табака. Чувство неловкости становилось все сильнее.

– Во-первых, ты отказал мне в доступе. Во-вторых, сидишь здесь и пьешь. В-третьих, ты выключил экраны, чтобы я не видела, над чем ты работаешь.

– Я отказал тебе в доступе, потому что не хотел, чтобы мне мешали. Пью – потому что хотел выпить. – В доказательство он снова поднес к губам стакан. – А выключил экраны, потому что моя работа не имеет к тебе никакого отношения. Вам ясно, лейтенант?

От потрясения Ева потеряла дар речи. Она стала вспоминать события дня, пытаясь понять, чем вызвала его гнев. Потому что под его холодностью скрывался именно гнев. Жаркий и обжигающий.

– Если ты сердишься на меня, то я хочу понять, за что. Иначе получишь пинка в зад. И тогда уж все будет ясно.

«Уйди отсюда, – мысленно умолял ее Рорк. – Уйди и дай мне покончить с этим кошмаром».

– Не все мои дела имеют к тебе отношение. И не все мои чувства вращаются вокруг тебя.

У Евы тут же сжалось сердце, но она попыталась не обращать на это внимания.

– Нет, что-то случилось. Я же вижу. – Она положила ладонь на его плечо и ощутила напрягшиеся мышцы. – Если дело в Соммерсете, то я заходила к нему. Старик вполне бодр и раздражен не больше, чем обычно. Я понимаю, ты расстраиваешься из-за случившегося, но…

– Я позаботился о том, чтобы за ним хорошо присматривали. А тебе не приходит в голову, что у меня могут быть и другие проблемы, кроме него, тебя и твоей работы?

Он отодвинулся, встал, стремясь оказаться подальше от ее заботливой руки, и налил себе еще виски. Но надежда на то, что спиртное поможет ему избавиться от тошноты, оказалась тщетной.

– Рорк…

– Черт побери, я занят! – бросил он, и устремившаяся к нему Ева остановилась, как вкопанная. – Пожалуйста, не мешай мне. У меня нет настроения болтать, выслушивать твои рассказы о том, как прошел день, или поставить пистон по быстрому.

Оскорбление заставило ее вспыхнуть.

– А на что у тебя есть настроение?

– На то, чтобы побыть одному и закончить дело, ради которого я сюда пришел.

«Если ты останешься здесь, я этого просто не вынесу. И не вынесу того „дела“, которым занимаюсь…»

– Твои рассказы о работе отнимают у меня уйму времени, которое я потом обязан наверстывать. Когда ты увидела, что дверь закрыта, то должна была понять: я не хочу, чтобы мне мешали. У меня накопилась куча работы. Думаю, что у тебя тоже. Не сомневаюсь, что трупов в Нью-Йорке более чем достаточно для одного вечера.

– Да. – Ева медленно кивнула. Ее гнев исчез, сменившись невыносимой болью. – Трупов хватает… Ладно, не буду тебе мешать.

Она шагнула к двери и тут же услышала щелчок открывшегося замка.

Как только Ева вышла, замок щелкнул снова. Оставшись в одиночестве, Рорк долго смотрел на стакан, а потом швырнул его в стену. Осколки хрусталя потекли на пол, как горькие слезы.

Ева принялась за работу. Точнее, попыталась сделать это. Нужно было проверить людей, фамилии которых удалось вытянуть из Хастингса. С каждым придется говорить персонально, но до того нужно узнать их прошлое.

Она получила подробный отчет Пибоди. Второй подозреваемый имел в момент убийства Рэйчел Хоуард прочное алиби. Ева была уверена, что алиби подтвердится, но проверить его все же не мешало.

Она прикинула другие возможности, просмотрела свои записи, приколола к доске снимки Рэйчел, расписание занятий, план автостоянки и фотографию Колумбийского университета, сделанную с высоты птичьего полета.

Но все это время ее не покидала тревога за Рорка.

Около полуночи Ева пришла в спальню и увидела, что там пусто. Домашний компьютер ответил, что Рорк по-прежнему находится у себя в кабинете.

Когда в час ночи Ева забралась в одинокую постель, Рорк еще не пришел.

Она не хотела ссориться с ним. Спору нет, иногда хорошая ссора обостряет чувства. Разгоняет кровь. Но как бы Ева и Рорк ни злились друг на друга, раньше они всегда были вместе. А теперь…

Это была не ссора. Он просто оборвал ее и выгнал. Смотрел на нее холодными синими глазами, как на чужую. Или надоедливую знакомую.

«Не следовало уходить, – сказала себе Ева, ворочаясь в огромной кровати. – Нужно было остаться, разозлить его и заставить рассказать, что случилось».

Но он прекрасно знал, как заставить ее уйти. Если бы Рорк кричал на нее, она бы это как-нибудь перенесла. Но он ошеломил ее, выбил из колеи и заставил уйти, поджав хвост.

«Ну, погоди! – подумала она, засыпая. – Я еще доберусь до тебя!»

Пока Ева лежала в темноте и не могла уснуть, обрел бессмертие девятнадцатилетний студент театрального факультета по имени Кенби Сулу.

Он стоял, высокий, стройный и навеки молодой. Его телу была придана нужная поза. Безжизненные конечности поддерживались тонкой проволокой, чтобы бесстрастный объектив фотоаппарата мог запечатлеть юношу во всей красе.

«Какой свет! Какой сильный свет… Он окутывает меня, как плащ. Питает меня. Он был гением, этот юноша с фигурой танцора и душой художника. Теперь он – это я. То, чем был он, будет всегда жить во мне.

Я чувствовал, как он соединяется с Рэйчел и со мной. Теперь мы близки больше, чем любовники. Мы превратились в жизненную силу, намного превосходящую способности каждого из нас порознь.

Их дар мне грандиозен. А я взамен подарил им вечность.

Теперь в них никогда не будет тьмы.

Только безумный может назвать это безумием. Только слепой смотрит, но не видит.

Я уверен, что скоро, очень скоро смогу предъявить миру то, что сумел создать. Правда, сначала нужно накопить больше света. Мне нужны еще двое, а потом я поделюсь с миром.

Но, конечно, я должен дать всем на это посмотреть».

Когда дело было сделано, записку и фотографию отправили Надин Ферст, на Семьдесят пятый канал.

ГЛАВА 10

Ева очнулась от кошмара, услышав звонок стоящего на тумбочке телефона. В кошмаре было темно, наяву – тоже. Дрожа от ужаса, она вцепилась в скомканные простыни, с трудом приходя в себя. Потом вытерла ладонями мокрые щеки, со свистом втянула в себя воздух, почувствовала, что сердце колотится как сумасшедшее и ответила на звонок:

– Даллас.

– ПЕРЕДАЮ СООБЩЕНИЕ ДЛЯ ЛЕЙТЕНАНТА ЕВЫ ДАЛЛАС, – послышался механический голос.

– Прием.

– СРОЧНЫЙ ВЫЗОВ. ЛИНКОЛЬН-ЦЕНТР, ВЫХОД К МЕТРОПОЛИТЕН-ОПЕРА. ВОЗМОЖНО, УБИЙСТВО.

Ева провела рукой по волосам.

– Поставьте в известность сержанта Делию Пибоди. Я рассчитываю прибыть через двадцать минут.

– ПРИНЯТО. ОТБОЙ.

Она скатилась с кровати. Пустой кровати. Было почти четыре утра, но Рорк так и не пришел. Кожа Евы была липкой от холодного пота, поэтому пришлось потратить две минуты на душ и еще минуту постоять под струей горячего воздуха. После этого она почти успокоилась.

В полумраке Ева быстро оделась, застегнула портупею, сунула в карман значок и наручники, прицепила к поясу видеокамеру и устремилась к двери. Но на пороге чертыхнулась, повернула обратно и достала из ящика тумбочки мемокубик.

– Вызвали на дело, – продиктовала она. – Когда вернусь, не знаю.

Еве хотелось сказать многое, но все это не имело смысла. Поэтому она ничего добавлять не стала, бросила кубик на кровать и отправилась на работу.

Полицейские оцепили место преступления красно-желтыми лентами. У тротуара носом к носу стояли две черно-белые патрульные машины. На их крышах вращались конусообразные маячки, раскидывая в стороны холодные голубые и жаркие красные лучи.

Украшавший террасу театра величественный фонтан был выключен; элегантное здание позади него утопало в тени. Ева прожила в Нью-Йорке десять лет, но ни разу не была в этом храме искусства – пока Рорк не стал водить ее в театры, на концерты и даже в оперу.

«Если ты имеешь дело с таким человеком, как Рорк, – подумала она, – то поневоле расширяешь кругозор. Нравится тебе это или нет. Что с ним, черт побери?!»

– Здравствуйте, лейтенант.

Ева кивнула подошедшему к ней полицейскому и постаралась взять себя в руки. На месте преступления коп должен забыть о том, что у него есть личная жизнь.

– Что мы имеем, сержант Фино? – спросила она, посмотрев на его табличку.

– Мужчина смешанного азиатского происхождения, около двадцати лет. Его обнаружила в фонтане подвыпившая пара, возвращавшаяся с вечеринки. Мужчина вытащил парнишку, а женщина позвонила нам. Мы с напарником откликнулись первыми и прибыли сюда через две минуты после звонка. Напарник и свидетели сидят там. – Он показал рукой на парадную лестницу.

– Пусть немного подождут. Когда появится моя помощница, пропустите ее.

– Есть, лейтенант. Похоже, он упал в фонтан и утонул. Никаких следов насилия нет. Судя по одежде, он может быть капельдинером. Или здесь, или в каком-нибудь другом театре, работающем в Линкольн-центре… Но фокус в том, – добавил он, понизив голос, – что он примерно того же возраста, как и девушка из утилизационного контейнера. На ней ведь тоже не было никаких следов насилия.

– Сейчас поглядим.

Там, где тащили извлеченное из фонтана тело, еще текли ручейки. Воздух уже согрелся, но был влажным. Только тут Ева вспомнила, что влаге свойственно испаряться.

Она поставила на ступеньку полевой набор, достала из чехла видеокамеру и подошла к трупу.

«Совсем молоденький, – ощутив острый приступ жалости, подумала Ева. – От силы двадцать. Красивое лицо для мальчика. Кожа уже побледнела, но при жизни была тускло-золотистой и хорошо сочеталась с угольно-черными волосами и бровями. Точеные черты, изящные длинные пальцы, стройное тело, длинные ноги…»

Он был в черном – короткий жакет с зубчатым воротником, прямые брюки, туфли из мягкой кожи. Склонившись над телом, Ева увидела на лацкане едва заметные следы таблички с именем. «Тщательно удаленной», – отметила она.

– Жертва – мужчина, азиат, от восемнадцати до двадцати. Видимых следов насилия нет. Полностью одет в какую-то форму. В какую именно, предстоит установить.

Ева выключила камеру и начала обшаривать карманы трупа, разыскивая удостоверение личности. Вскоре нашелся бумажник с двумя кредитными карточками, студенческий билет и служебный пропуск в Линкольн-центр.

– Имя жертвы – Кенби Сулу, возраст – девятнадцать лет. Место жительства – Верхний Ист-Сайд. Род занятий – студент Джульярдской школы и сотрудник Линкольн-центра.

Она сунула бумажник в пакет для вещественных доказательств, а затем осмотрела руки юноши. Кожа была гладкой, ногти – короткими и хорошо ухоженными.

– Похоже, ты из состоятельной семьи, – пробормотала Ева. – Заботился о своей внешности. Джульярд… – Она посмотрела в сторону Линкольн-центра. – Стало быть, театр. Ты работал там по вечерам, верно? Чтобы быть ближе к любимому делу, а заодно немного заработать на учебу.

Она повернула вверх его правую ладонь и увидела еле заметное красное пятнышко от шприца.

– Кенби, мне нужно понять, как он тебя достал!

Ева начала рыться в полевом наборе и даже не подняла глаза, услышав знакомое хриплое дыхание и цоканье полицейских ботинок.

– Записывай, Пибоди. Житель города обнаружил в фонтане труп и вытащил его. – С этими словами она надела очки-микроскопы и более тщательно рассмотрела правую ладонь. – Слабое обесцвечивание, типичное для отверстия от шприца.

– Как у Хоуард?

– Да, как у Хоуард. При нем обнаружено удостоверение личности, две кредитные карточки и дорогие наручные часы.

– Значит, это не ограбление?

– Нет, не ограбление.

Ева осторожно расстегнула жакет юноши. Рана была маленькой и аккуратной. Крошечное круглое отверстие в гладкой коже. Очки помогли Еве обнаружить клейкие кусочки пластыря, оставшиеся вокруг раны.

– И он не утонул. Предварительно установленная причина смерти – рана в сердце, нанесенная тонким клинком. Весьма вероятно, что токсикологический анализ обнаружит в крови следы опия.

Ева собрала сумку и поднялась.

– Свяжись с Морсом. Я хочу, чтобы он сам занялся этим трупом. Но сначала проверь, соответствуют ли удостоверению личности отпечатки пальцев. Определи время смерти, закончи описание места обнаружения трупа. Установи имена и место проживания ближайших родственников. Потом пусть его положат в мешок и прикрепят табличку «Убийство». Я иду опрашивать свидетелей.

Ева резко повернулась и услышала за спиной тяжелый вздох Пибоди.

Пара сидела на ступеньках, как два нахохлившихся воробья. Оба были одеты по-вечернему. На женщине было черно-белое платье в горошек, туго обтягивающее тело. В начале вечера ее прическа, видимо, напоминала золотую башню, но сейчас эта башня сильно пострадала. К лицу прилипли растрепанные пряди.

Мужчина выглядел не лучше. Рядом с ним лежал скомканный мокрый пиджак, белоснежная рубашка с кружевами стала прозрачной от влаги. Он сидел босиком; его влажные серебряные туфли стояли на ступеньках. Брюки, с которых еще капало, прилипли к худым ногам.

Ева определила возраст обоих: около тридцати.

Она жестом велела полицейскому отойти в сторону и вынула значок:

– Я лейтенант Даллас. Расскажите, как это случилось.

– Он был в воде. Я вытащил его. Он был мертв. Меня стошнило.

– Я знаю, это тяжело. – Ева знала это не только по собственному опыту. – Как вы его обнаружили?

– Мы ходили на балет «Жизель», а потом отправились на вечеринку. К друзьям на Риверсайд-драйв.

– Не ближний свет… Что заставило вас вернуться сюда в четыре часа утра?

– Закон не запрещает гулять в четыре часа утра! – проскулила женщина.

Ее кукольный голос сразу вывел Еву из себя.

– Гулять он не запрещает, но зато запрещает принимать на вечеринках наркотики. Все можно сделать либо легко и быстро, либо трудно и долго. Например, посадить вас за решетку и провести токсикологический анализ.

– Мы просто хотели помочь! – возразил мужчина.

– Именно поэтому я и не настаиваю на токсикологическом анализе. Начнем сначала. – Ева вынула блокнот. – Мне нужны ваши имена.

– Максвилл Друри. Исполнительный директор рекламного агентства «Файнс и Кокс». Я хотел бы избежать осложнений…

– Развешанные по всему городу голографические табло – ваша работа?

– В том числе.

– Вы имеете представление о том, как они раздражают людей?

Друри вымученно улыбнулся:

– Да.

– Удивительно… Теперь вы, мисс.

– Лу Макейб. Я дизайнер обуви.

– В том числе и той, что на вас?

– Да, конечно.

– Любопытно… Ну, а теперь, когда мы стали друзьями, расскажите мне честно, как все вышло. Вы были здесь на балете, потом отправились на вечеринку. Что было дальше?

– О'кей… – Максвилл тяжело вздохнул. – Мы ушли с вечеринки. Клянусь богом, времени я не заметил. Нам было хорошо, вы понимаете? Ночь была жаркая, и мы стали шутить, что было бы неплохо искупаться в фонтане. Слово за слово, и мы кончили тем, что вернулись сюда. И подумали, что в фонтане можно не только охладиться, но и согреться… Вы меня понимаете?

Ева посмотрела на Лу и увидела, что та глупо улыбается.

– Должно быть, вечеринка удалась на славу…

– Я рассказывала Максу, как приятно заниматься любовью в самых знаменитых местах Нью-Йорка. И мы подумали: а почему бы не отметить галочкой пару городских достопримечательностей?

– Значит, вы вернулись сюда и…

– Я нырнул в фонтан, – продолжил Макс. – И… О господи, я чуть не врезался в него! Поднял на поверхность и вытащил. Лу вызвала «Скорую». Я дышал ему в рот, делал массаж сердца. Во всяком случае, пытался. Может быть, я делал это неправильно… В голове все смешалось. Наверно, я все делал неправильно.

Макс смотрел на нее снизу вверх и явно искал сочувствия. Еве стало жаль его.

– Макс, мальчик был мертв. Он умер еще до того, как вы пришли сюда. Вы ничем не могли ему помочь. Но вы пытались и вызвали «Скорую». Так что все сделали правильно.

Незаметно наступил рассвет. Уличные фонари и прожекторы погасли, и величественный фонтан ожил, взметнув в душный воздух целые башни воды.

Вокруг раздавались стук и звяканье опорожняемых контейнеров, рычание автобусов. Владельцы собак вели на прогулку своих четвероногих питомцев; на улицу высыпали любители бега трусцой, предпочитавшие тротуары паркам и клубам здоровья. Начали торговлю передвижные мангалы, отравлявшие воздух гарью и копотью.

Ева следила за машиной, увозившей тело красивого юноши с безукоризненной фигурой и крошечной дыркой в сердце. И вдруг увидела подруливающий к площади микроавтобус Семьдесят пятого канала.

– Лейтенант, я установила ближайших родственников. – Пибоди остановилась рядом с Евой и тоже начала наблюдать за выходящей из автобуса Надин. – А заодно выяснила, что его родители уже заявили в полицию об исчезновении сына. Теперь придется сообщить им, что он нашелся…

– Я сама займусь этим, – сказала Ева и пошла навстречу Надин.

– Я бы позвонила тебе, – начала Надин, – но в новостях уже передали, что найден труп и полицейские находятся на месте его обнаружения. Я сразу поняла, что одна из этих полицейских – ты.

– Почему?

– Потому что я получила новую записку и фотографии. Они поступили на мой компьютер в шесть утра. Молодой человек азиатского происхождения. Очень стройный, очень красивый. Судя по тому, что моментальный снимок сделан на фоне Джульярдской школы, еще один студент. Черт побери, Даллас, кто убивает этих ребятишек?

Ева покачала головой:

– Надин, я хочу попросить тебя о молчании. Отошли бригаду, отдай мне фотографии и записку и приезжай в управление. Мне нужно кое-что закончить, но я вернусь, как только смогу. Никому не говори о том, что получила сегодня утром. Обещаю ответить на твой вопрос сразу же, как только узнаю правду.

– Договорились. – Надин махнула рукой своей бригаде. – Даллас, я сделаю все, чтобы помочь тебе остановить убийцу. Но это не значит, что я не потребую у тебя эксклюзивного интервью по горячим следам.

– Всему свое время. – У Евы начинала болеть голова. – Давай заканчивать, – сказала она, посмотрев на наручные часы. – Мне пора работать.

В семь двадцать утра Ева сидела в гостиной изысканного городского дома Сулу и наблюдала за двумя людьми, потрясенными известием о гибели своего единственного ребенка.

– Должно быть, это ошибка. – Высокая и стройная Лили Сулу, фигура которой передалась ее сыну, сидела, вцепившись в руку мужа. – Кенби не пришел домой, но это какая-то ошибка. Понимаете, ему всего девятнадцать. Он очень умный и очень сильный. Должно быть, это ошибка.

– Мне очень жаль, миссис Сулу. Это не ошибка. Личность вашего сына установлена точно.

– Но ему только девятнадцать!

– Лили… – Глаза Чанга Сулу были такими же темными, как и у сына. Из этих темных глаз катились слезы. – Как это могло случиться с нашим мальчиком? Кому это понадобилось? Он никому не причинил зла!

– Пока у меня нет ответа, но я его найду. С вашей помощью. Когда вы в последний раз видели Кенби?

– Вчера утром. Мы завтракали. – Чанг повернул голову и посмотрел на жену так, что у Евы чуть не разорвалось сердце. – Мы вместе завтракали, и ты сказала: «Кенби, допей сок. Он очень полезный».

Лицо Лили сморщилось. Она вся дрожала и негромко всхлипывала; слезы текли ручьем.

– Может быть, позвонить кому-нибудь? – спросила Ева.

– Нет. Нет. – Чанг обнял жену и стал покачивать ее, не сводя глаз с лица Евы. – Мы вместе завтракали, – повторил он. – А потом Кенби пошел на занятия. Утренние занятия. Он балетный танцовщик, как и его мать. Кенби ушел без нескольких минут семь. Я отправился на работу примерно через час. Я инженер в фирме «Тектрон», а Лили сейчас работает хореографом и ставит спектакль. Она ушла из дома одновременно со мной.

– Куда Кенби собирался отправиться после утренних занятий?

– На другие занятия. Он проходил в Джульярде полный курс. Должен был пробыть там до пяти, потом где-то пообедать и отправиться на работу. Он работает капельдинером в Метрополитен-опере три вечера в неделю. Мы ждали его к полуночи. Может быть, к половине первого. И не беспокоились. Он очень ответственный. Мы легли спать, но ночью Лили проснулась и увидела, что оставленный нами свет все еще горит. Она проверила, обнаружила, что Кенби не пришел домой, и разбудила меня. Сначала мы позвонили его друзьям, а потом в полицию.

– Мне понадобятся имена и адреса его друзей, преподавателей и людей, с которыми он работал.

– Да. Я их назову.

– Ему никто не угрожал? Сын не говорил вам, что у него неприятности?

– Нет. Он был веселым и довольным.

– Мистер Сулу, в этом году Кенби фотографировал какой-нибудь профессионал?

– Вам нужна фотография? – Сулу продолжал гладить жену по голове. – Но вы ведь сказали, что уже определили его личность.

– Нет, фотография мне не нужна. Но если бы я знала, что его фотографировали, это могло бы помочь следствию.

– Его фотографировали в Джульярде. – Лили подняла измученное лицо и посмотрела на Еву. – Несколько месяцев назад. Фотографировали весь их балетный класс. Кроме того, его фотографировали весной, во время проб. Они ставили «Жар-птицу».

– Вы знаете, кто его фотографировал?

– Нет, но у меня есть несколько копий.

– Нельзя ли их получить? Я прослежу, чтобы их непременно вернули.

– Конечно, если это вам поможет… Лейтенант, нам нужно увидеть сына!

– Понимаю. Я распоряжусь.

Ева вышла из дома и сделала глубокий вдох, пытаясь избавиться от горечи во рту. Потом перевернула фотографию гибкого, красивого Кенби, снятого вместе с соучениками, и постучала пальцем по штампу «Портография».

– Буди Хастингса, – сказала она Пибоди.

Рорк не спал. Впрочем, сон никогда не был для него предметом первой необходимости. Он не разделял отвращения жены к лекарствам, но не нуждался в таблетках, которые могли бы подстегнуть его энергию. Для этого было достаточно кофеина – и нервов.

Сиобан Броди действительно была его матерью. Теперь он в этом не сомневался. Патрик Рорк умел манипулировать данными, но с сыном тягаться не мог.

На это ушла большая часть ночи, и все же Рорк откопал нужные сведения. Записи о регистрации брака не было, однако он обнаружил запись о собственном рождении. Почему-то никогда раньше ему не приходило в голову сделать это. Свидетельство было запрятано глубоко и умело – видимо, у Патрика имелись на то свои причины. Но если ты продолжаешь копать, если у тебя есть для этого время и серьезная мотивация, в огромном кладбище данных можно найти что угодно.

Оказалось, что он на целый год младше, чем думал.

«Что ж, неплохо», – решил Рорк, добавив в кофе немного виски. В графе «мать» стояло имя Сиобан Маргарет Мэри Броди, в графе «отец» – имя Патрика Майкла Рорка.

«Какой он отец? Просто донор спермы!» – подумал Рорк, сделав глоток кофе.

Скорее всего, она сообщила эти сведения кому-то, кто их требовал. Патрик наверняка не обрадовался, узнав, что его имя фигурирует в официальном документе. Нет, это в его намерения не входило. А скрыть такое свидетельство было легко.

После родов Сиобан не работала, но Рорк сумел обнаружить ее медицинскую карту. В то время она была здорова, как лошадь.

А потом с юной Сиобан стали раз за разом происходить несчастные случаи. То сломанная рука, то треснувшее ребро…

Ублюдок гребаный! Все эти месяцы он продолжал бить ее.

Полицейских отчетов не было, но Рорк этого и не ждал. Ни у кого из соседей не хватило бы духу позвонить в полицию только потому, что мужчина плохо обращается с женой. А если бы и хватило, Патрик Рорк живо положил бы этому конец. Несколько фунтов в лапу полицейскому и несколько зуботычин тому, кто осмелился этого полицейского вызвать.

Рорк зажег еще одну сигарету, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

И все же одна запись нашлась. Заявление об исчезновении Сиобан Броди, поданное ее родителями. Далее следовали скучные полицейские бумаги, заявления кучки людей и вывод о том, что она сбежала.

На том все и кончилось.

И что дальше? Он не мог ничего изменить, не мог помочь ей. Он ведь даже не знал ее.

Она была именем, фотографией в рамке. И больше ничем.

Кто лучше его знал, что нельзя жить, цепляясь за призраки прошлого?

Но, как бы то ни было, теперь он знал, что его родила не Мег. Не Мег Рорк с широким круглым лицом, недобрыми глазами и вечным запахом пива изо рта. Нет. Его родила милая, неиспорченная деревенская девушка. Которая любила его, одевала в голубую пижамку и прижималась щекой к щеке, как на фотографии.

Его родила Сиобан Броди, которая оказалась слишком юной и слишком наивной. Она готова была вернуться в ад, потому что хотела иметь семью. Хотела, чтобы у него был отец.

Смилуйся над ними господь…

Усталый, больной и грустный, Рорк засекретил собранные им сведения. Теперь доступ к ним можно было получить, только используя пароль и его собственный голос. А потом он ушел из кабинета, твердя себе, что все позади. Он сделал, что мог, и нужно начать готовиться к новому дню. У него накопилось много работы, с ним связано множество людей, которым нет дела до его личных переживаний. Черт побери, он создал настоящую вселенскую империю, которой нужно править!

Рорк принял душ, поел и пошел к Еве, собираясь извиниться за свое вчерашнее поведение. Рассказывать ей о случившемся не имело смысла. Ему не хотелось вдаваться в подробности этого печального и неприятного дела.

Но спальня была пуста. Скомканные простыни говорили о том, что Ева провела ночь не лучше его самого. «Наверно, ее мучили кошмары», – виновато подумал Рорк.

Она плохо спала без него. Это было давно известно.

Тут Рорк увидел мемокубик и поднял его.

«Вызвали на дело. Когда вернусь, не знаю».

Он дважды прослушал запись, чувствуя себя последним идиотом. Потом сжал кубик в руке и опустился на край кровати.

Рорк сидел один, оплакивая женщину, которую он никогда не знал, и тоскуя по единственной женщине, которую он любил.

Ева вошла в свой кабинет и обнаружила, что Надин уже там. Как видно, она успела очаровать местных стражей. Впрочем, Еву вполне устраивало, что она сидит не в приемной, а у нее в кабинете. Это экономило время.

– Мне нужно вставить «жучок» в твой служебный компьютер.

Надин скрестила ноги и уставилась на носки своих босоножек.

– Конечно! Почему бы копам не поставить на прослушку компьютер репортера? Те, кто поставляет мне информацию, задрожат от восторга, если узнают, что их одновременно слышат в управлении. Меня просто завалят чаевыми!

– Пойми же, он использует тебя, как канал. Если он захочет сообщить еще что-то, то будет действовать через тебя. Либо ты согласишься на прослушку, либо я конфискую аппарат. А заодно возьму тебя под охрану.

Надин резко выпрямилась.

– Это еще с какой стати?

Ева пожала плечами:

– Ты важный свидетель, я обязана обеспечить тебе защиту, и так далее. Между прочим, меня так и подмывает это сделать, потому что ты мне нравишься. Нравится твое присутствие духа.

– Он охотится не за мной.

– Может быть. Но иногда психопаты начинают злиться на тех, кого используют. Не сомневаюсь, что ты можешь позаботиться о себе, но я на всякий случай вызвала доктора Миру. Если она подтвердит, что убийца может переключиться на тебя, ты не успеешь освежить помаду, как окажешься на конспиративной квартире.

– Только попробуй!

– И пробовать не стану. – Ева села и вытянула ноги. – Сама знаешь, я не напрашивалась тебе в подруги. Это вышло само собой. Так что придется терпеть.

– Дерьмо! – Надин мрачно барабанила пальцами по ручке кресла. Потом уголок ее рта приподнялся. – Ты мне тоже нравишься, хотя не могу понять, почему.

– Вот и отлично. Значит, договорились… Последний вопрос: тебя в последнее время фотографировал какой-нибудь профессионал?

Надин посмотрела на снимки, лежавшие на письменном столе.

– На работе нас щелкают каждый год. Чтобы раздавать фотографии интервьюируемым для рекламы и вешать на местную Доску почета.

– Кто это делает?

– Выясню… Как ты считаешь, есть ли какая-нибудь связь между Хоуард и Сулу, не считая фотографий?

– Выясню. – Ева показала пальцем на дверь. – Макнаб ждет. Он поедет с тобой на Семьдесят пятый канал и вставит «жучок».

– Ты чертовски уверена в себе!

– Это точно.

Надин уже подошла к двери, когда Ева снова окликнула ее:

– Послушай, ты все еще трахаешься с тем типом в нарядном костюме?

– Вообще-то, когда мы «трахаемся», как ты изящно выразилась, я заставляю его снимать костюм.

– Дело не в этом. Я хотела сказать, что ты хорошо знаешь мужчин…

Надин повернулась и подняла идеально подведенную бровь.

– Достаточно, чтобы увлекаться ими, злиться и постоянно попадать впросак. А что? Неужели в твоем семейном раю возникли проблемы?

Ева открыла было рот, но тут же плотно закрыла его.

– Нет, ничего.

Она помахала Надин рукой, затем повернулась к столу и начала составлять отчет. Пусть Хастингс немного поволнуется. А она тем временем как следует подумает над вопросами.

Несколько минут Ева изучала список покупателей, которые за последние двенадцать месяцев приобрели дорогие фотоаппараты. «Он мог купить подержанную камеру, – думала она. – Или просто не зарегистрировать покупку. Плевать ему на гарантийное обслуживание».

Некоторое время Ева продолжала сравнивать списки, пытаясь найти ниточку между жертвой и подозреваемым. Но ее мысли были далеко отсюда. В конце концов она шумно выдохнула, топнула ногой, заперла дверь и с трудом поборола искушение позвонить Рорку. Разве она не оставила ему сообщение? Ева не слишком разбиралась в правилах супружеской жизни, но была уверена, что позвонить должен он.

Вместо Рорка она позвонила тому, кто хорошо разбирался в таких вещах.

– Что? Который час? – раздался в трубке заспанный голос Мэвис.

Ева услышала негромкий перезвон колокольчиков и невольно улыбнулась:

– Гм-м… Не знаю. Уже утро.

– Ага… Утро… Что случилось?

– Ничего. Извини. Спи.

– Все о'кей. – В голосе Мэвис послышалась тревога. – Соммерсет?..

– Нет-нет, с ним все в порядке. – По крайней мере, Ева на это надеялась, хотя сегодня к нему не заходила. – Но, разумеется, было бы хорошо, если бы ты заехала.

– Конечно. Бедняжка. Мы заскочим с Триной. Может быть, сделаем ему маску и немного подстрижем. Как ты думаешь?

Ева широко улыбнулась. Наверное, это было злорадство, но она представила себе Соммерсета, попавшего в сети Трины, и это доставило ей огромное удовольствие.

– Отличная мысль. Просто грандиозная. Именно это ему и требуется.

– А теперь говори, что с тобой случилось. Я же чувствую.

– Да нет, ничего.

– Я уже проснулась, а Леонардо пушками не разбудишь. – Мэвис громко зевнула. – Рассказывай.

– Сама не знаю… Наверно, все это глупо. Точнее, я сама дура. С Рорком творится что-то неладное, но он ничего мне не говорит. Он выгнал меня, Мэвис! Сначала обругал ни с того ни с сего, а потом выгнал из своего кабинета. Ты представляешь? В спальне не ночевал, а когда говорил со мной, то… В общем, паршиво.

Обиженная и сбитая с толку, Ева провела рукой по волосам.

– Может быть, по прошествии какого-то времени люди, живущие вместе, перестают радоваться друг другу? Наверно, это нормально, но… – «Никаких „но“!» – сердито подумала она. – Проклятие, обычно, когда я прихожу домой, он не может на меня наглядеться. А тут ничего подобного. Он не мог дождаться, когда избавится от меня!

– Вы с ним не ссорились? Ты не сделала ничего такого, что могло бы его рассердить?

Ева со злости пнула ножку письменного стола.

– Почему ты считаешь, что во всем виновата я?

– Я так не считаю, – серьезно сказала Мэвис. – Я просто исключаю возможности. Знаешь, семейная жизнь – такая же тайна, как и преступление. Изучая ее, тоже приходится исключать возможности и искать улики.

– Черт побери, если бы для таких случаев существовал полевой набор… – проворчала Ева.

– Он переживает из-за Соммерсета.

– Да, но это тут ни при чем. Я знаю.

– О'кей, знаешь. – Колокольчики зазвенели; очевидно, Мэвис задумчиво покачала головой. – Тогда, наверно, его достала работа.

– Может быть, но обычно он с этим справляется… Нет, тут что-то личное. Понимаешь, он окружил се стеной!

– О'кей. – Мэвис решительно тряхнула головой. – Если так, то эту стену нужно взорвать. Не принимай никаких отговорок. Долби и долби, пока он не расколется. Чего бы это тебе ни стоило. Женщины – мастера такие вещи, Даллас.

– Значит, я не женщина.

– Конечно, женщина! Только особенная. Думай об этом, когда будешь пинать его в зад. Допрашивай, пока не сознается. Расколи, а когда все выяснится, либо заставь его помучиться, либо утешь. Или вышиби ему мозги. Решишь сама.

– У тебя все получается так просто…

– Это действительно просто. Поверь мне. Потоп расскажешь, чем кончилось… Раз уж я проснулась, заставлю Леонардо покувыркаться, – усмехнулась Мэвис и дала отбой.

Ева тяжело вздохнула:

– О'кей. Список неотложных дел: закончить отчет, допросить подозреваемого, поторопить экспертов и патологоанатомов. Арестовать убийцу-маньяка. Закрыть дело. Пнуть Рорка в задницу. Пара пустяков…

ГЛАВА 11

Ссутулившийся Хастингс сидел у шаткого стола в комнате для допросов «С» и изо всех сил притворялся, что ему очень скучно. О том, что он ощущает жару, говорили только капли пота на висках.

Ева опустилась в кресло напротив и дружески улыбнулась:

– Привет. Спасибо, что заехали.

– Поцелуйте меня в задницу.

– Это очень соблазнительно, но боюсь, что столь личные контакты нам запрещены.

– Если вы пнули меня в яйца, то можете и поцеловать в зад.

– Я бы с удовольствием, но правила есть правила. – Ева откинулась на спинку кресла и покосилась на помощницу. – Пибоди, ты не принесешь нашему гостю воды? Тут жарко.

– Плевать мне на жару!

– Мне тоже. Странные люди всю зиму хнычут и жалуются на холод, а когда зима проходит, они начинают хныкать и жаловаться на жару. На них не угодишь.

– Черт побери, люди хнычут и жалуются на все подряд. – Хастингс взял принесенный Пибоди стакан воды и опорожнил его одним глотком. – Именно поэтому они и болваны.

– Не смею спорить. Ну что ж, со светской беседой покончено, пора переходить к формальностям. Начинаем запись. Лейтенант Ева Даллас и сержант Делия Пибоди опрашивают Дирка Хастингса по делам номер Х-23987 и Х-23992. – Она ввела время дня и дату. – Хастингс, вам понятны ваши права и обязанности?

– Понятны. Вы притащили меня сюда и помешали работать. Вчера вы сделали то же самое. Я уже рассказал вам все, что знал. Я не отказывался сотрудничать.

– Вы вообще очень сговорчивый человек. – Ева достала копии снимков Кенби Сулу, присланных Надин, и бросила их на стол перед Хастингсом. – Посмотрите как следует и расскажите все, что вы знаете об этом человеке.

Тучный Хастингс пошевелился, и кресло зловеще затрещало. Он взял двумя пухлыми пальцами сначала один снимок, потом второй и по очереди поднес их к глазам.

– Я знаю, что это не моя работа. Хорошие фотографии, хотя лично я сделал бы моментальный снимок по-другому. Расположил бы источник света напротив глаз. У парнишки чудесные глаза, их нужно подчеркнуть. Были чудесные глаза, – поправился он, глядя на посмертный портрет.

– Хастингс, что вы делали вчера вечером?

Он продолжал смотреть на портрет, где мертвому была придана танцевальная поза.

– Работал. Ел. Спал.

– Один?

– Я был сыт людьми по горло… Я точно помню, что снимал этого парнишку. Танцор. Балетная труппа… Нет, черт побери, это были не профессионалы. Студенты. Я снимал его. Какое лицо, какие глаза! Хорошая фигура, но самое главное – это глаза. Я снимал его, – повторил он и посмотрел на Еву. – Как и девушку. Проклятие, что происходит?

– Вы меня спрашиваете?

– Я ничего не понимаю, черт побери! – Он вскочил так порывисто, что рука Пибоди легла на рукоятку револьвера. И осталась там, когда Ева покачала головой.

Хастингс метался по комнате, как медведь в клетке.

– Безумие, вот что это такое! Проклятый псих! Я снимал парнишку… где же это было? Где? В Джульярде! Ха, Джульярд… Куча расфуфыренных девиц, которые собираются стать примадоннами, но они платят. А у парнишки было такое лицо… Я сразу выделил его, чтобы сделать несколько снимков. Когда это было? Весной. Апрель. Может быть, май. Откуда мне знать, черт побери?

Он снова плюхнулся в кресло и сжал руками плешивую голову:

– О господи… Господи…

– Вы приводили его к себе в студию?

– Нет. Хотя дал ему свою визитную карточку. Сказал, чтобы он связался со мной, если хочет кое-что заработать в качестве фотомодели. Я помню, что он очень непринужденно держался перед объективом. Это дано не каждому. Он сказал: «Может быть». Особенно, если я соглашусь сделать несколько его портретов для рекламы.

– Он связался с вами?

– Нет. Не знаю, приходил ли он в студию. Этой ерундой занимается Люсия. Во всяком случае, я больше его не видел.

– Кто-нибудь был с вами во время съемок в Джульярде?

– Да, конечно. Но не помню, кто именно. Такой же идиот, как и все остальные.

– Тот же идиот, который был с вами на январской свадьбе, где вы сфотографировали Рэйчел Хоуард?

– Едва ли. Так долго они у меня не держатся. – Он усмехнулся: – Я человек темпераментный.

– И не говорите… Кто имеет доступ к вашим файлам на дискетах?

– Никто. В принципе никто, но человек, который в этом разбирается, мог бы… – Хастингс пожал плечами: – Я не придаю этому значения. Мне никогда не приходило в голову, что нужно обращать внимание на такие вещи. – Он подтолкнул фотографии к Еве и нахмурился: – Я не звонил адвокату.

– Я так и поняла. Почему, Хастингс?

– Потому что это задело меня за живое! Кроме того, я ненавижу адвокатов.

– Вы ненавидите всех.

– Да, это правда. – Он потер лицо руками, а потом уронил их на стол. – Я не убивал этих детей. Эта девочка с чудесной улыбкой, этот мальчик с чудесными глазами… Я бы никогда не смог погасить их свет. – Он наклонился вперед. – Как художник, я бы хотел знать, что станет с этой улыбкой через пять лет или с этими глазами через десять. Хотел бы увидеть и запечатлеть это. А как человек, я не принимаю убийства. Зачем убивать людей, если можно просто не обращать на них внимания?

Ева тоже наклонилась вперед, повторив его движение, как в зеркале.

– А разве вам не хотелось бы присвоить этот сияющий свет? Втянуть его в себя через объектив. И тогда он навсегда останется вашим.

Хастингс уставился на нее и дважды мигнул.

– Вы что, смеетесь надо мной, черт побери? Где вы набрались этой чуши?

Чудовищность ситуации не помешала Еве рассмеяться.

– Вы мне нравитесь, Хастингс. Но я не уверена, что это чувство взаимно. Мы снова проверим ваши файлы и постараемся найти снимки Кенби Сулу.

– Что ж, приходите. Можете привести с собой всю родню. И даже собачку прихватить.

– У меня кот. Я договорилась, что через двадцать минут вы пройдете проверку на детекторе лжи. Сержант проводит вас в приемную.

– Это все?

– Пока все. Есть какие-нибудь вопросы или заявления, которые вы хотели бы включить в протокол?

– Да, вопрос есть. Вопрос на миллион долларов, Даллас. Долго ли мне ломать голову над тем, кто будет следующим? Долго ли мне ломать голову над тем, кого из людей, которых я снимал, ждет смерть?

– У меня нет ответа. Допрос окончен.

* * *

– Вы верите ему, – заметила Пибоди, садясь в машину рядом с Евой. – Безо всякого детектора лжи.

– Да. Он имеет какое-то отношение к этим убийствам, но не совершал их. Я уверена, что следующую жертву он тоже сможет опознать. – «И это будет ему дорого стоить», – подумала Ева. Она уже видела, как искажалась от горя его уродливая физиономия. – Убийца – человек, который знает Хастингса. Или как минимум знает его работы. Восхищается ими и либо завидует, либо… считает, что он сам фотографирует лучше. Кто-то, кто не сумел добиться такого же успеха. Как у критики, так и у заказчиков.

– Конкурент?

– Может быть. Или тот, кто ставит искусство выше коммерции. Он хочет признания, иначе хранил бы фотографии для себя. Но он посылает их в средства массовой информации.

Ева снова вспомнила фрагменты текста, посланного убийцей Надин.

«Какой свет! Какой сильный свет… Он окутывает меня, как плащ. Питает меня. Он был гением, этот юноша с фигурой танцора и душой художника. Теперь он – это я. То, чем был он, будет всегда жить во мне.

Теперь в них обоих никогда не будет тьмы. Никаких теней, которые застилают свет. Это мой дар им. Их дар мне. А когда все завершится, когда все будет закончено, это станет нашим даром человечеству».

– Он хочет, чтобы о его подвигах узнал весь мир. Артистическая натура! – продолжила Ева. – Хастингс – или, по крайней мере, его работы, – стали для него трамплином. Мы опросим каждого, кто работал с Хастингсом в последний год.

Пибоди вынула ноутбук, ввела команду и получила список.

– На это понадобится время. Малый не шутил, когда говорил, что меняет помощников, как туалетную бумагу. К ним придется добавить служащих, фотомоделей, стилистов и так далее. Хотите начать с помощников?

– Да. Но сначала съездим в компьютерный клуб. Оба раза сведения Надин были переданы оттуда. Это ниточка.

Наступило время ленча. За столиками и в кабинках было полно студентов. Большинство собиралось группами; остальные сидели за компьютерами поодиночке и жевали сандвичи.

Стив Одри сбивался с ног, выполняя заказы на экзотические холодные напитки и кофе. Увидев Еву, он коротко кивнул.

– В летний семестр полдень – это час пик. – Он сунул очередному посетителю что-то пенисто-голубое и вытер руки о передник, завязанный на талии. – Выпьете что-нибудь холодное?

– Я бы не возражала против «Синего пламени», – быстро сказала Пибоди, знавшая нрав своей начальницы.

– Будет сделано. – Он задвигал рычагами. – А что вам, лейтенант?

– Сделайте перерыв.

– Но я заступил только час назад. Я не могу сделать перерыв, пока…

– Сделайте его немедленно.

Стив щелкнул дозатором и схватил стакан.

– Ладно, так и быть. Но только на пять минут, – сказал он, наполняя узкий стакан синей жидкостью, заказанной Пибоди. – Иначе меня уволят.

– Пяти минут хватит. Здесь есть какое-нибудь тихое место?

– Только не в это время дня. – Он обвел взглядом толпу и куда-то показал подбородком: – Займите изолированную кабинку сзади, с правой стороны. Я приду через минуту, как только выполню заказы.

Ева устремилась вперед; Пибоди, прихлебывая «Синее пламя», пошла за ней.

Похоже, студенты собирались в клуб, как на сафари, и приходили, обремененные сумками и рюкзаками. Однако шкафчик Кенби Сулу в Линкольн-центре пустовал. Там не было ни сумки, ни рюкзака. Рядом с телом тоже ничего подобного не нашли.

Ева неторопливо обходила столики и подошла к кабинке одновременно с двумя студентами в ветровках. Ребята плюхнулись в кресла, посмотрели на нее и улыбнулись.

– Вы проиграли. Мы моложе и быстрее.

– А я старше, и у меня есть значок. – Ева вынула его и ослепительно улыбнулась в ответ. – Может быть, заглянуть в ваши рюкзаки, а затем устроить личный досмотр?

Они тут же собрали свои вещи и ушли.

– Действительно быстрые ребята, – заметила Пибоди.

– Да. И сообразительные. Понимают, что я без всякого дурацкого напитка горю синим пламенем.

Пибоди снова отхлебнула из стакана.

– Не верьте названию. Он очень освежает и приводит в хорошее расположение духа. Впрочем, может быть, в этом виноват личный досмотр, который мы с Макнабом устроили друг другу сегодня ночью.

Ева прижала пальцем запульсировавшую на виске жилку.

– Слава богу, что я еще ничего не успела съесть. Иначе меня вырвало бы.

– А я думаю, что регулярный секс – это совсем неплохо. Он держит нас в тонусе.

– Замолчи… Замолчи!

– Ничего не могу поделать. Я счастлива.

– Я могу живо испортить тебе настроение!

Стив со стаканом прохладительного опустился в кресло рядом с Пибоди. Он сосал через соломинку что-то бледно-зеленое.

– О'кей, пять минут у нас есть. – Он закрыл дверь, и наступила относительная тишина. – Ах… отлично, – пробормотал Стив и снова припал к соломинке.

– Что вы знаете о сообщении, переданном отсюда утром?

У него расширились глаза.

– Как, опять?

– Утром здесь были специалисты из ОЭС. Они забрали компьютер и допросили вашего сменщика.

– Я пришел всего час назад, попал с корабля на бал и ничего не слышал. Кого-то снова убили?

Ева вынула фотографию Кенби.

– Узнаете его?

– О господи… Не знаю, может быть… Не уверен. Он бывал у нас?

– Успокойтесь, Стив.

– Ага. Это ужасно. – Он вытер рот тыльной стороной ладони и снова посмотрел на снимок. – Похоже, парнишка бывал здесь. Он актер или что-то в этом роде?

– Что-то в этом роде.

– Вам нужно поговорить с Ширли. Это наша официантка. Она бредит театром и богемой.

– Она здесь?

– Да. Подождите минутку.

Он открыл дверь, выскользнул наружу и убежал. В кабинку вновь ворвался шум.

– У них есть «хворост»! – воскликнула Пибоди и нажала на кнопку заказа, не дав Еве открыть рта. – Я чувствую снижение уровня сахара в крови!

– У тебя еще весь день впереди.

Стив вернулся с высокой тоненькой брюнеткой. Ее волосы были заплетены во множество таких же тоненьких косичек, достигавших талии и соединенных у концов черной лентой. В правом ухе она носила четыре серебряные заклепки; с левого уха свисали три серебряные бусинки, напоминавшие слезы.

Ширли села рядом с Евой и хлопнула в ладоши, звякнув кольцами, украшавшими каждый палец.

– Стиви сказал, что вы коп.

– Стиви угадал. – Ева снова закрыла дверь и положила перед Ширли фотографию. – Вы его знаете?

– Эй, так это же Легконогий! Я так прозвала его, потому что он танцор. Конечно. Он приходит пару раз в неделю. Обычно в перерыв для ленча. Но несколько раз приходил и по уикендам, когда играла музыка. Он здорово танцует. Что он сделал?

– С кем он обычно приходит?

– В основном, со своими театральными. Пару раз приглашал танцевать кого-то из посетительниц, но не одну и ту же. Он нормальный. В том смысле, что никогда не танцевал с другими парнями.

– А его кто-нибудь приглашал?

– Вообще-то нет. Он общается главным образом со знакомыми. И дает чаевые. – Она обменялась взглядами со Стивом. – Обычно студенты – народ прижимистый, но Легконогий никогда не жмется. Похоже, из хорошей семьи. Никогда не видела, чтобы он с кем-то ссорился. От него не было никаких неприятностей.

– Когда он был здесь в последний раз?

– В мою смену? – Ширли поджала губы, выкрашенные белой помадой. – Кажется, в пятницу. Тут играла потрясная холо-группа «Хард Крэш». Все балдели. Точно, Легконогий был здесь в пятницу с однокурсниками из Джульярда. Помнишь, Стиви? Черт побери, когда он заводится, то танцует без передышки. Ты весь вечер смешивал им безалкогольных «Чародеев».

– Да. Да, верно. – Стив посмотрел на фотографию и постучал пальцем по ее краешку. – Точно, «Чародеев». Я вспомнил.

– Ну, мне пора. – Ширли встала и открыла дверь.

– Мне тоже. – Стив поднял глаза на Еву. – Мы помогли вам?

– Возможно. Спасибо. Пойдем, Пибоди.

– Но мне только что принесли «хворост»!

– Жизнь полна неприятных сюрпризов.

Пибоди решительно ссыпала «хворост» в салфетку, утешая себя тем, что еда на ходу калорий не прибавляет.

Когда они вышли, Ева протянула руку, схватила кусочек «хвороста» и сунула в рот.

– Без соли? – Она поморщилась. – Как ты можешь есть это без соли?

– На соль мне не хватило времени… Жизнь полна неприятных сюрпризов, – мрачно добавила Пибоди.

– Ладно, хватит. Давай займемся списком работавших в «Портографии».

* * *

Опрашивая подозреваемых, Ева накапливала данные о Хастингсе. Дирк был маньяком, гением, невозможным человеком, безумным, но неотразимым – в зависимости от того, с кем она говорила.

Одну из бывших помощниц Хастингса они застали на съемках в Гринпис-парке. Модели – мужчина и женщина – были облачены в то, что называлось «одеждой для активного спорта». Еве показалось, что они собрались путешествовать автостопом по пустыне: узенькие топы и шортики желто-коричневого цвета, ботинки с подковами и шапочки с длинными козырьками.

Еву интересовала Эльза Рамирес – маленькая смуглая женщина с короткими темными кудряшками. Она сновала по площадке, строя мизансцены, подавая сигналы другим членам съемочной группы, раздавая бутылки с водой и выполняя все, что выпадало на ее долю.

Поняв, что конца этому не предвидится, Ева шагнула вперед и положила руку на плечо фотографа.

Плотная блондинка не была Хастингсом, но рычала не хуже.

– Сделайте перерыв, – посоветовала Ева и предъявила значок.

– У нас есть разрешение! Эльза!

– Рада за вас. Но я не по поводу разрешения. Сделайте перерыв и посидите где-нибудь в тени, иначе потеряете времени вдвое больше. Эльза! – Ева поманила ее пальцем. – Пойдемте со мной.

– Мы сняли площадку на час. – Эльза уже вынула из рюкзака документ. – Тут все правильно.

– Это тут ни при чем. Расскажите мне о Дирке Хастингсе.

Потное лицо Эльзы стало каменным.

– Я не собираюсь платить за стекло. Он сам бросил в меня бутылку. Чокнутый сукин сын! Он может подать на меня в суд, вы можете посадить меня, но за разбитое стекло я платить не буду!

– Вы работали у него в феврале… – Ева перелистала свои записи, – с четвертого по восемнадцатое.

– Да, и должна была бы получить дополнительную плату, как за участие в военных действиях. – Она достала из чехла на бедре бутылку и сделала глоток. – Я не возражаю против тяжелой работы, наоборот, люблю ее. Не возражаю против небольших стычек, потому что сама человек вспыльчивый. Но жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на общение с психами.

– Вы узнаете этого человека? – Ева протянула ей портрет Сулу.

– Нет. Потрясающее лицо. Хороший снимок. Очень хороший. А что?

– Во время работы у Хастингса вы имели доступ к его файлам?

– Конечно. Ввод снимков в память компьютера и поиск фотографий, которые он хотел улучшить, были частью моей работы. А что? Он говорит, что я что-то украла? Украла его работу? Это чушь! Проклятие, я знала, что он чокнутый, но не думала, что он еще и подлец.

– Нет, он не говорил, что вы что-то взяли. Это я вас спрашиваю.

– Я чужого не беру. И ни за что не поставила бы свое имя под работой другого человека. Черт возьми, даже если бы я в самом деле была воровкой, то никогда не смогла бы воспользоваться украденным. У этого ублюдка есть свой почерк, свой стиль, и его портреты узнает каждый, у кого есть глаза.

– Это его работа?

Эльза снова посмотрела на фотографию.

– Нет. Это хорошо, очень хорошо, но… не гениально. Видите ее? – Эльза показала пальцем через плечо на женщину-фотографа. – Она знает свое дело. Умеет фотографировать, умеет печатать. Настоящий профессионал. Но она никогда не достигнет его уровня. Хастингс может делать такие вещи с завязанными глазами. Может быть, для этого нужно быть чокнутым… Во всяком случае, он мастер.

– Хастингс напал на вас?

Эльза вздохнула и переступила с ноги на ногу.

– Ну, не совсем… Я слишком медленно поворачивалась, когда он снимал. Чего-то не успела… Он стал кричать на меня, а я ответила. У меня тоже есть нервы! Он бросил бутылку, но не в меня. Просто швырнул ее в окно. А потом заявил, что я должна буду заплатить за стекло, и начал осыпать меня оскорблениями. Я ушла и не вернулась. Люсия прислала мне деньги за отработанное время, причем полностью. Она поддерживает там порядок. Насколько это возможно.

Ева вернулась в «Портографию», чтобы понять, что представляет собой Люсия.

– Я не скажу о Хастингсе ни одного худого слова. В отличие от подавляющего большинства. Если бы он послушался меня, то нанял бы адвоката и привлек вас к суду за незаконный арест.

– Его никто не арестовывал.

– Все равно. – Она фыркнула и села за письменный стол. – Этот человек – гений, а гении не обязаны придерживаться тех же правил, что и все остальные.

– В том числе и запрета на убийство?

– Обвинять Хастингса в убийстве настолько абсурдно, что я даже отвечать не буду.

– Он затолкал одного из своих помощников в лифт. Бросил в другую бутылку. Угрожал выкинуть в окно третьего. Перечень можно продолжить.

Губы Люсии искривились.

– У него были на это причины. Художники – истинные художники – всегда темпераментны.

– О'кей. Ненадолго оставим в покое темперамент истинного художника Хастингса. Насколько защищены его файлы, записи и дискеты с фотографиями?

Люсия покачала головой и взбила светлую челку.

– Совершенно не защищены. Тут уж он не слушает никого, в том числе и меня. Он не в состоянии запомнить все эти пароли, команды и ужасно злится, если не может быстро добраться до нужного снимка.

– Значит, доступ к ним мог иметь кто угодно?

– Ну, сначала этот человек должен был получить доступ в студию.

– Это сужает список до натурщиков, клиентов, то и дело меняющихся помощников, постоянных и временных служащих…

– Уборщиков.

– И уборщиков.

– Ремонтников. – Люсия пожала плечами. – Только им разрешается входить в студию, когда он отсутствует. Они выводят его из себя. Иногда он пускает студентов. Они должны платить и соблюдать тишину.

Ева подавила вздох.

– У вас есть список уборщиков, ремонтников и студентов?

– Конечно. У меня есть списки всех.

* * *

Вернувшись в управление, Ева закрылась у себя в кабинете. Она достала чертежную доску, прикрепила к ней фотографии жертв, тексты, полученные Надин, списки опрошенных и тех, кого еще предстояло опросить. Потом села, разложила свои записи и дала волю мыслям.

Она заново опросила Джексона Хупера и Диего Фелисиано; на этот раз их показания были практически одинаковыми. Кенби Суду они не знали, не опознали на фотографиях, и в роковую ночь каждый из них был дома один.

Возможна ли связь между Хупером и Фелисиано?

Ева покачала головой. «Я перегибаю палку, – подумала она. – Пора взять себя в руки».

Убийца чего-то хотел от жертв. В посланиях к Надин он написал, что ему нужен их свет. Предположим, но какова была его цель?

Слава. Он хотел славы, признания, одобрения. Но не только.

Жертвы были выбраны сознательно. Юность, жизненная сила, невинность. Оба были умны, сообразительны, одухотворены и красивы.

Яркий свет…

Для отправки данных убийца использовал компьютерный клуб. Следовательно, он часто бывал там. Знал тамошние правила, знал, что клуб привлекает к себе множество студентов.

Был ли он сам студентом или только хотел им стать?

Может быть, он не мог себе это позволить? Или был исключен? А может, еще учился, хотя считал себя сложившимся художником?.. Как бы то ни было, он знал фотодело и достиг в этом искусстве немалых высот.

Ева вновь подумала о Лиэнн Браунинг. У той было алиби, но алиби можно подделать. В любом случае нужно учитывать возможную связь между Браунинг и Хастингсом.

Решив, что в ближайшее время займется этим, Ева приказала компьютеру вывести на экран карту города и высветить нужные районы. Два места преступления, два высших учебных заведения, «Портография», автостоянка, квартира Диего, клуб, дома обеих жертв и места обнаружения трупов.

Обе жертвы были брошены возле места их службы. Почему?

Где служит он сам? Где он делает свое дело – очень важное для него дело? Неподалеку от клуба? Конечно, он человек активный, но зачем ловить рыбку далеко от дома? Зачем наблюдать, охотиться, а затем сообщать об этом средствам массовой информации?

Обе жертвы знали своего убийцу. Ева была уверена в этом. Случайный знакомый, добрый приятель, соученик, преподаватель. Кто-то, кого они уже не раз видели.

Но Рэйчел и Кенби вращались в разных кругах и не имели общих знакомых.

Кроме Хастингса и клуба «Устрой сцену»…

Ева провела поиск фотостудий в радиусе пяти кварталов от компьютерного клуба, попыталась сопоставить список их владельцев со списком, полученным от Люсии, и осталась с носом. Она рассеянно потерла виски и позвонила Пибоди:

– Принеси мне что-нибудь из буфета, ладно? Кредиток при мне нет, а эти чертовы автоматы больше не принимают мой код.

– Потому что вы их пинаете.

– Черт побери, возьми мне какой-нибудь сандвич!

– Даллас, ваша смена кончилась пять минут назад.

– Если я выйду из кабинета, ты пожалеешь, – пригрозила Ева и дала отбой.

За открытой дверью слышался шум – шла пересменка. Ева поела за письменным столом, запивая паршивый сандвич отличным кофе, и ввела в файл последний отчет. Потом поторопила экспертов, отправила два коротких послания Морсу и снова посмотрела на свою доску.

Убийца уже наверняка выбрал следующую жертву, и пока она будет искать связь, погаснет еще один яркий свет…

Ева собрала вещи и приготовилась завершить хотя бы одно дело из запланированных – вернуться домой и пнуть Рорка в зад. Перспектива была не из приятных, но она и так потратила впустую слишком много времени.

По дороге к лифту Ева заметила спешившую навстречу доктора Миру.

– Я надеялась застать вас.

– Так и вышло. Может быть, вернемся в мой кабинет?

– Нет-нет. Езжайте домой. Я с удовольствием сделаю то же самое. Может быть, поговорим по дороге.

– Прекрасно. Я вас подвезу.

Пока они ехали в лифте, Ева не переставала удивляться, как Мира умудряется выглядеть свежей, как утро, даже после долгого трудового дня. На ее кремовом костюме не было ни единого пятнышка. По мнению Евы, столь светлый наряд должен был посереть максимум через час пребывания в центре Нью-Йорка, особенно поблизости от управления. Лицо Миры обрамляли пышные темные волосы, в ушах сверкали жемчуга.

– Вы закончили анализ Хастингса? – спросила Ева, когда они сели в машину.

– Да. Очаровательный человек, – улыбнулась Мира. – Раздражительный, вздорный, вспыльчивый, смешной. И исключительно честный.

– Значит, он чист?

– По моему мнению, да. И я уверена, что вы пришли к тому же выводу раньше меня.

– Я думаю, Хастингс мог бы сбросить кого-нибудь с крыши в припадке ярости, но он не тот человек, который будет сидеть и хладнокровно составлять план убийства, а потом выполнять его.

– Нет, не тот. Его можно было бы лечить от приступов гнева, но, скорее всего, бесполезно. Так или иначе, он мне нравится.

– Мне тоже.

– Ваш убийца не уступает Хастингсу в дерзости и, возможно, в мастерстве, но ему не хватает уверенности и непосредственности последнего. Кроме того, Хастингс – принципиальный затворник, а убийца от одиночества страдает. Он воспринимает свой фотографии не только как произведения искусства, но и как средство общения.

– Иными словами, запечатленные на них люди становятся его друзьями?

– В каком-то смысле. Но скорее донорами. Он всасывает их юность и энергию, забирает их жизненную силу.

– Но он не применяет насилия, – заметила Ева. – Действует очень тонко и аккуратно. Тут нет гнева. Потому что они – это он, или скоро станут им.

– Очень хорошо.

– Он сохраняет образы жертв, причем показывает их с лучшей стороны. Гримирует перед съемкой, придает привлекательную позу. Да, верно, частично это диктуется честолюбием – мол, убедитесь, на что я способен, посмотрите, какой я талантливый. Но еще и тщеславием: мы теперь одно, и я хочу выглядеть красивым.

– Интересно… Да, очень возможно. Это сложная личность. Он искренне верит, что имеет право делать то, что делает. Возможно, даже считает, что выполняет свой долг. Но не бескорыстно. Это не священная миссия. Он хочет признания. Может быть, когда-то он получил тяжелый удар по профессиональному самолюбию и считает, что его талант недооценили. В частности, Хастингс, и те, кто предпочел ему Хастингса. Поэтому вполне логично предположить, что он брал первоначальные снимки жертв из файлов Хастингса. Один из возможных мотивов – желание превзойти конкурента.

– Или учителя?

Мира подняла брови:

– Не могу представить себе Хастингса в роли учителя.

– Я тоже, но убийца может думать по-другому.

– Если хотите, я подумаю над этим еще. Но мне понадобятся ваши последние отчеты.

– Да, конечно. Вы их получите. Спасибо. – Они уже подъехали к дому Миры, когда Ева вдруг спросила: – Доктор Мира, вы уже давно замужем?..

«Большой шаг вперед, – подумала Мира. – Наконец-то ты заговорила о чем-то личном по собственной инициативе».

– Да. Через месяц будет тридцать два.

– Тридцать два? Года?!

Мира засмеялась:

– Дольше, чем вы живете на свете.

– Наверное, у вашего брака были взлеты и падения…

– Да, конечно. Супружеская жизнь – не для слабых и ленивых. Это труд, но так и должно быть. Иначе в ней не было бы смысла.

– Я говорю не о труде! – «А о чем же тогда?» – подумала Ева, сунув руки в карманы, и тяжело вздохнула. – Люди иногда пресыщаются друг другом, верно? Но ведь это не всегда означает, что их чувства… изменились?

Мира внимательно посмотрела на нее.

– Иногда нам просто нужно побыть наедине с собой или что-то сделать в одиночку. В любом партнерстве человеку требуется личное пространство и время.

– Да. Наверно.

– Ева, у вас нелады с Рорком?

– Не знаю… Наверное, я дура, и сделала из мухи слона, но вчера вечером он был совершенно не похож на себя. Я ведь знаю, как он смотрит на меня, знаю его тон и жесты. А тут все полетело к черту! Абсолютно все! Очевидно, у него был трудный день. Господи, почему я не оставила его в покое?!

– Потому что вы любите мужа и переживаете за него.

– Вечером мы так и не смогли найти общего языка, а потом… Он не пришел в спальню. Сегодня меня рано вызвали на работу, и я оставила ему сообщение. Но он не позвонил. Вчера буквально выставил меня из своего кабинета, а сегодня ни разу не дал о себе знать! Это так не похоже на Рорка…

– А вы ему тоже не звонили?

– Нет. Черт побери, теперь его очередь!

– Согласна, – с теплой улыбкой сказала Мира. – Значит, вы дали ему личное пространство и время. – Она наклонилась и удивила Еву, неожиданно поцеловав ее в щеку. – А сейчас езжайте домой и расспросите его хорошенько. Вам обоим станет легче.

– О'кей. Верно. Спасибо. Я чувствую себя последней дурой…

– Нет, милая. Вы чувствуете себя замужней женщиной.

ГЛАВА 12

У парадного стояла зеленая полицейская машина, и Рорк понял, что Ева вернулась раньше его.

Он еще не был готов к откровенному разговору. Ни с ней, ни с кем-нибудь другим. Но нельзя было забывать о том, что человек, большую часть жизни заменявший ему отца, лежит со сломанной ногой.

Рорк решил, что зайдет к Соммерсету, потом как следует попотеет в спортзале, поплавает в бассейне. Может быть, напьется до чертиков. Что угодно, лишь бы избавиться от усталости и плохого настроения.

Совещания ему не помогли. Текущие дела по руководству бизнесом не помогли тоже. Ничто не могло вытравить из его памяти образ рыжеволосой девушки с лицом, обезображенным синяками.

Нужно было попробовать что-то другое.

Он вошел в дом и с облегчением убедился, что Евы нет ни в вестибюле, ни в передней гостиной. И тут же ощутил чувство вины за это облегчение. Но у него сейчас просто не было сил для новой ссоры. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким усталым и выбитым из колеи.

Рорк поставил «дипломат» и посмотрел на широкую лестницу. Должно быть, она поднялась наверх и работает у себя в кабинете. Если ему повезет, она еще долго не отвлечется от своего дела.

И все же он медлил. Он плохо обошелся с ней. И вообще вел себя не лучшим образом. Но ему требовалось побыть одному. Разве человек не имеет на это права?

Черт побери, конечно, он имеет право подумать в одиночестве, если его жизнь полетела вверх тормашками!

Рорк провел рукой по волосам, чертыхнулся и пошел в комнаты Соммерсета.

Издалека услышав музыку, он чуть не повернул обратно. Мэвис! Бог свидетель, Рорк обожал эту женщину, но сейчас ему не хотелось никого видеть. Впрочем, ее присутствие позволяло сократить визит до минимума.

В другое время он посмеялся бы, увидев своего важного мажордома раздетым до пояса и лежащим в кресле навзничь с лицом, покрытым синей глиной. Трина (одна из немногих людей на свете, способных напугать Еву) занималась своим делом и пританцовывала в такт музыке. Ее черные, как смоль, волосы были острижены так коротко, что сквозь них просвечивала ядовито-розовая бабочка, нарисованная на макушке. Тот же мотив повторяли татуировки (Рорк надеялся, что они временные) у уголков рта, а также на шее и на верхней части внушительной груди.

Ее соучастница наливала в широкий стакан какую-то розовую пенистую жидкость, предназначенную то ли для наружного, то ли для внутреннего употребления. Мэвис, еще не расставшаяся со своими колокольчиками, была облачена в ярко-желтую распашонку, на спине которой была изображена женщина в черных чулках с поясом и высоких сапогах. Медсестра Спенс сидела в углу с наушниками на голове. На ее лицо была наложена маска, ступни отмокали в пузырящейся голубой жидкости, волосы были покрыты чем-то жирным и зеленым.

Наполнив стакан, Мэвис обернулась и увидела Рорка.

– Ты вернулся! Добро пожаловать в салон красоты Соммерсета. Хочешь клубничного коктейля?

Рорк понял, что она имеет в виду розовую жидкость.

– Нет, спасибо.

– Даллас удрала наверх. Притащи ее к нам, ладно? Трина хочет испробовать на ней новое средство для ухода за кожей, и ей нужно…

Она осеклась, увидев его лицо, бледное и осунувшееся. Под глазами Рорка залегли тени. Мэвис знала его больше года, но таким видела впервые.

– У тебя все в порядке?

– Да. – Он подошел к Соммерсету. – А у тебя, старина?

В испуганных глазах Соммерсета мелькнула искра надежды.

– Им не следовало возиться со мной. Теперь, когда вы дома, нам нужно кое-что обсудить. Так что…

– Вообще-то у меня срочная работа.

– Да, но… – Соммерсет схватил руку Рорка и сжал ее как в тисках. – Я уже сказал всем, что нам нужно изучить отчет Рандейла и многое другое.

– Разве нельзя оставить в покое старого больного человека? – Трина недовольно посмотрела на Рорка. – Ему нужно расслабиться и пройти недельный курс интенсивного лечения. Лично я могла бы заняться его кожей. Волосы у него неплохие. – Она слегка подергала их, отчего глина на лице потрескалась. – Но с моей помощью станут еще лучше.

– Не сомневаюсь.

– Рорк… – прохрипел Соммерсет и откашлялся. – Я прошу уделить мне минуту.

– Позже.

– Нет, сейчас! – бросил старик. – Прошу прощения у дам, но…

– Нет проблем, – сказала Мэвис, не дав подруге возразить. – Трина, возьми коктейль, и пойдем на кухню. На нее можете не обращать внимания, – сказала она, кивнув на сестру Спенс. – Она слушает программу медитации и ни на что не реагирует.

Еще раз встревоженно посмотрев на Рорка, она схватила Трину за руку и увела из комнаты.

– Они не сделают тебе ничего плохого… – начал Рорк.

– Я хотел поговорить не о себе, а о тебе. Ты скверно выглядишь.

– У меня дела.

– У тебя всегда дела, и, тем не менее, обычно ты не выглядишь больным.

– Ради бога… Нет, я не заболел. У меня действительно очень серьезное дело. Ты даже не можешь себе представить…

– Я все могу себе представить. Я…

– Черт побери, у тебя сломана нога! Поэтому лежи и помалкивай. Эти женщины превратили тебя в пугало, но придется потерпеть. Я не могу помочь тебе. Так что не хнычь.

Пальцы Соммерсета впились в подлокотники кресла.

– Я никогда не хнычу. И не могу допустить, чтобы со мной разговаривали в таком тоне.

– По-твоему, у тебя есть выбор? Я больше не ребенок, которого требуется учить хорошим манерам. Поскольку ты служишь у меня, я буду говорить с тобой так, как считаю нужным. Честно говоря, я не собираюсь тратить время на споры с полуголым человеком, лицо которого вымазано черт знает чем.

Соммерсет посмотрел вслед Рорку, а потом скрепя сердце сделал то, чего не делал никогда: позвонил Еве по внутренней связи.

– Что еще?! – рявкнула Ева и осеклась, услышав голос дворецкого. – Это вы? Ради бога, что случилось?

– Успокойтесь. Пока ничего не случилось, но с Рорком творится что-то неладное. Он плохо выглядит.

– Что?.. Что вы хотите этим сказать? Он болен?

– Я сказал только, что он плохо выглядит. И надеюсь, что вы займетесь этим, поскольку я не в состоянии ему помочь.

– Где он?

– Дома. Найдите его. И примите меры.

– Приму, – лаконично ответила она.

Ева провела поиск и обнаружила Рорка в спортзале. Она включила монитор и стала следить за тем, как муж раздевается и натягивает шорты. Он выглядел измученным. Не просто усталым (что тоже случалось редко), но выжатым как лимон. Когда он пошел к штанге, Ева слегка успокоилась. «Попотей немного, – подумала она. – Это тебе на пользу».

Ее тревожили не столько синяки под глазами Рорка, сколько холодное выражение его лица. Холодное и замкнутое.

Он нарочно изнурял себя. Наказывал за что-то. О господи, что происходит?

Пока Рорк выжимал штангу, Ева расхаживала по кабинету, пытаясь придумать, как подойти к мужу. Прошло долгих тридцать минут, прежде чем он отправился в бассейн.

Круг за кругом. Быстро, сильно, резко. Слишком резко. Ева готова была спуститься и остановить Рорка, но тут он перевернулся на спину и закрыл глаза. Его лицо было таким грустным, что у Евы сжалось сердце.

– Что с тобой? – пробормотала она и погладила экран. – Почему ты такой несчастный?

Работа? Нет, не похоже. Если бы что-то случилось на работе, это бы его разозлило. Даже подстегнуло бы. Но не опечалило.

Соммерсет? Тоже не годится. Ева лично поговорила с врачами, и ей сказали, что этот тощий сукин сын поправляется не по дням, а по часам.

«Может быть, дело во мне? – подумала она, ощутив холодок под ложечкой. – Может быть, его чувство ко мне уже остыло?» Ведь, если подумать, у них все произошло слишком быстро. И совершенно неожиданно. Так, может, все столь же быстро и кончилось? Может быть, он несчастен, виноват и подавлен, потому что разлюбил ее? Именно эти чувства написаны на его лице…

Чушь! Она пнула ножку стола. Чушь собачья! А если не чушь, то когда она покончит с этим делом, Рорк будет еще более несчастным, виноватым и подавленным!

Ева прошла на кухню, достала бутылку и выпила бокал вина, как лекарство. Пусть Рорк вылезет из бассейна, спокойно помоется, и тогда…

Когда она вошла в ванную при спальне – точнее, ворвалась, готовая к ссоре, – он только что вышел из-под душа и снимал с крючка полотенце. Их взгляды встретились в зеркале.

– Паршиво выглядишь.

– Спасибо, дорогая.

Рорк не улыбнулся. В его глазах не было ни тепла, ни юмора, ни досады. Вообще ничего.

– Я должна тебе кое-что сказать. Надень штаны.

– Твое «кое-что» подождет. У меня назначено селекторное совещание, – солгал Рорк и тут же понял, что до сих пор не лгал ей. Это отнюдь не улучшило его самочувствия.

– Если так, то оно пройдет без тебя! – Ева прошла в спальню и хлопнула дверью.

Этот хлопок прозвучал в его ушах как гром небесный.

– Может быть, я и не ловлю очередного убийцу, который держит в страхе весь Нью-Йорк, но моя работа тоже имеет значение. – Он подошел к шкафу и достал брюки. – Я ведь не требую, чтобы ты бросала работу, когда мне это неудобно.

– Наверно, я не такая сговорчивая, как ты.

– Брось свои шпильки. Мы поговорим позже, – сказал он, одеваясь.

– Мы поговорим сейчас!

Когда Рорк молча повернул голову и смерил ее ледяным взглядом, Ева вздернула подбородок.

– Ты выйдешь из этой комнаты только через мой труп. А поскольку боец ты сейчас никудышный, я справлюсь с тобой за тридцать секунд.

На мгновение Рорк перестал чувствовать себя несчастным и ощутил приступ жаркого гнева.

– Не надейся!

– Хочешь подраться? – Ева приняла боевую стойку и поманила его пальцем: – Иди сюда.

– Побереги силы, черт возьми! Сейчас у меня не то настроение.

Рорк шагнул к ней, собираясь отодвинуть с дороги, но Ева оттолкнула его.

У Рорка загорелись глаза, и это доставило ей удовольствие.

– Не начинай, – тихо и как-то слишком спокойно предупредил он.

– Не начинай – что? – Ева снова толкнула мужа и увидела, что он сжал кулаки. – Хочешь обругать меня? Валяй, пока я не надрала тебе задницу!

– Я всего лишь прошу, чтобы ты ненадолго оставила меня в покое.

– Нет.

Она уперлась ладонями в обнаженную грудь Рорка и толкнула его еще раз.

В крови Рорка закипела злоба. Он схватил ее за запястья и рванул к себе.

– Не толкай меня! Не надоедай! Оставь меня в покое! Я не хочу тебя видеть!

– Не хочешь видеть? – У Евы сжалось сердце, но это только придало ей решимости, и она прижала его к стене. – Сукин сын! А что ты говорил еще два дня назад?

Сил у Рорка осталось больше, чем она думала, и через десять секунд ожесточенной схватки они поменялись местами. Гнев, вспыхнувший в глазах мужа, подстегнул Еву. Она двинула ему локтем в челюсть, дала подножку и повалила на пол, а сама прыгнула сверху.

Теперь они боролись на полу. Что-то упало и разбилось, но оба даже не заметили этого. Тьма, накопившаяся в душе Рорка, рвалась наружу. Оба хватали ртом воздух.

Внезапно бриллиант, который Ева носила на цепочке, выпал и ударил Рорка по щеке. Застигнутый врасплох, он потерял бдительность, и это позволило Еве положить его на обе лопатки.

– Валяй. – Рорк закрыл глаза. Злость неожиданно ушла, оставив после себя опустошение. – Я не собираюсь причинять тебе боль.

– Не собираешься причинять мне боль?! Ах ты, сукин сын! – Ева приподняла его голову за волосы, а потом отпустила. Раздался глухой стук. – Ты устал от меня, не желаешь видеть, хочешь избавиться от меня, а потом говоришь, что не собираешься причинять мне боль?

– Устал от тебя? – Рорк открыл глаза и с изумлением увидел, что по щекам Евы текут слезы. – С чего ты взяла? Я никогда не говорил этого. Просто мне есть о чем подумать, только и всего. Это не имеет к тебе никакого отношения.

Ее лицо дрогнуло от боли, но Ева быстро справилась с собой. Когда она выпрямилась, ее глаза были сухими, и все-таки Рорку стало не по себе.

– Что за глупости? – пробормотал он. – Чушь зеленая! – Рорк потер ладонями лицо. – Извини меня. Извини за вчерашнее. И вообще за все. Я виноват.

– Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым. Я хочу, чтобы ты рассказал мне, в чем дело. Ты заболел? – со слезами в голосе спросила она, взяв его лицо в ладони. – Пожалуйста, расскажи! С тобой что-то случилось?

– Нет. Вернее, да, но не то, о чем ты думаешь. – Он бережно дотронулся до ее запястья, покрытого синяками. – Я сделал тебе больно?

– Не думай об этом. Рассказывай. Если ты не собрался умирать и не разлюбил меня…

– Я не смог бы разлюбить тебя даже в аду. – Его глаза снова наполнились чувством, и в них появилась прежняя боль. – Ты – все, что у меня есть.

– Ради бога, рассказывай! Я не могу видеть тебя в таком состоянии!

– Подожди минутку, ладно? – Рорк вытер ладонью слезы с ее щеки. – Я хочу выпить.

Ева встала, протянула руку и помогла ему подняться.

– Это как-то связано с твоим бизнесом? Ты сделал что-то незаконное?

Рорк едва заметно улыбнулся:

– Ох, лейтенант, у вас только одно на уме! Но на сей раз вы ошиблись.

Он подошел к дверце в стене, открыл просторный встроенный бар и выбрал виски. У Евы тут же свело живот.

– О'кей. Ты потерял все свои деньги?

– Нет. – Он чуть не рассмеялся. – Это бы еще куда ни шло. А так… О господи, я сам все испортил. – Он сделал глоток и тяжело вздохнул. – Это связано с моей матерью.

– Ох… – За этот день Ева перебрала все возможные варианты, но такая мысль не пришла ей в голову. – Она связалась с тобой? Чего-то хочет? Если она собирается тебя шантажировать, я могу помочь. Покажу ей свой значок, а если этого будет недостаточно…

Рорк покачал головой и выпил.

– Она не связывалась со мной. Она умерла.

Ева открыла было рот и тут же закрыла его. «Опасная зона, – подумала она. – Дела семейные…»

– Не знаю, что и сказать. Мне очень жаль. Но ты же не видел ее с детства, верно? Ты говорил, что она бросила тебя и ушла.

– Да, я так говорил. И верил, что это правда. Все это время. Но оказалось, что женщина, которая ушла от моего отца, не была моей матерью. А я думал, что была. Теперь выяснилось, что это не так.

– О'кей. Что именно выяснилось?

«Мой собственный коп, – подумал он. – Спокойный и хладнокровный. Вернее, всегда становится хладнокровным, если нужно сложить головоломку. Я свалял дурака, не рассказав ей все сразу…»

Рорк посмотрел в стакан, потом подошел к дивану и сел.

– Я ездил в убежище к Луизе и познакомился с тамошним главным консультантом. Эта женщина родом из Дублина. Она рассказала мне то, чему я сначала не поверил. Не захотел верить. Историю о девушке, которой она пыталась помочь. О девушку и ее ребенке.

Ева медленно подошла и села рядом.

– Это был ты?

– Я. Девушка была очень молоденькая, родом с Запада. Приехала в Дублин в поисках работы. И встретилась с Патриком Рорком…

Он рассказал Еве все. Она слушала молча, нахмурившись, потом спросила:

– Ты проверил слова этой женщины-консультанта? Уверен, что это не фальшивка?

– Абсолютно. – Рорку хотелось выпить еще, но у него не было сил подняться. – Девушка, которая была моей матерью, пыталась создать семью. Хотела, чтобы все было по закону. Догадываюсь, что она любила моего отца и боялась его. Он умел внушить женщине любовь и страх. Но она любила и меня тоже…

Ева взяла его за руку, пытаясь утешить. Поняв это, Рорк поднял их соединенные руки и прижался губами к ее пальцам.

– Я поверил в это, когда увидел нашу фотографию. Он убил ее, а потом заставил Мег вернуться. – Рорк положил голову на спинку дивана и уставился в потолок. – Они были женаты. Я нашел запись об этом. Женаты еще до того, как он встретил и убил мою мать. Но детей у них не было. Может быть, Мег не могла родить ему сына, и он прогнал ее? А может, она сама ушла, по горло сытая его пьянством и изменами. Впрочем, сейчас это неважно.

Он устало пожал плечами и закрыл глаза.

– Такая девушка, как Сиобан Броди, не могла не привлечь его. Молоденькая, наивная и неискушенная. А когда родился я, она стала уговаривать его пожениться, создать семью, и, в конце концов, надоела ему.

– Выходит, она прожила с ним около двух лет. Неужели никто ни разу не сказал ей про Мег? Не сказал, что он уже женат?

– Если и сказал, то Патрик от всего отперся. Болтать он был мастер. И убедительно врать тоже.

– Этой девушке не было и двадцати лет, когда она сошлась с твоим отцом и забеременела. Может быть, она уже тогда побаивалась его. Или просто не хотела слышать о нем ничего дурного.

– Вполне возможно. В то время еще существовали люди, которые не боялись говорить о нем правду. Но если до нее и дошло имя Мег, она вполне могла притвориться глухой.

Рорк тяжело задумался.

– Мег подходила ему больше, если ты понимаешь, что я имею в виду. Она была страшно грубая, любила выпить и потрахаться. А Сиобан в конце концов начала его раздражать. Но разве кто-нибудь мог уйти от Патрика Рорка и забрать сына – символ его мужественности? Нет, этого нельзя было позволить. Ее следовало наказать даже за одну попытку. Ну а потом он заставил Мег вернуться, чтобы ухаживать за мной. Разве мужчине пристало возиться с ребенком? Он должен заниматься бизнесом. А грязная работа – это для женщин. Он был настоящим ублюдком, можешь не сомневаться!

– Неужели никто не рассказывал тебе о матери?

– Никто. Я мог бы обнаружить все это сам, но мне и в голову не приходило искать документы. В отличие от тебя, детские впечатления для меня мало что значили. Меня это просто не интересовало. Я о ней не вспоминал.

Рорк зажмурился и потряс головой.

– Я не тратил на это ни времени, ни нервов. За все прошедшие годы думал о ней лишь мельком…

– Ты вообще не думал о своей матери, – поправила Ева. – Ты ее не знал.

– Я даже не могу сказать, что ненавидел ее! Она ничего для меня не значила!

– Ты говоришь о двух разных женщинах, Рорк.

Он посмотрел на нее, словно очнувшись.

– Да, конечно. Все никак не могу привыкнуть. Эта девушка, Сиобан, заслуживала лучшего. Я спрашиваю себя: вернулась бы она к нему, если бы не я? Если бы не думала, что ее сыну нужен отец? Если бы не это, она бы осталась жива!

Еве очень хотелось вырвать его из лабиринта вины. Она доверилась интуиции, вспомнила то, чему ее учили, и заговорила спокойно, словно беседовала с жертвой преступления, переживавшей шок.

– Ты ни в чем не виноват. И не должен наказывать себя за случившееся.

– Но что-то я должен! Должен что-то сделать. Понимаешь, я чувствую себя беспомощным, и это мне не нравится. Я ничего не могу поделать – ни избить кого-нибудь, ни купить, ни украсть, ни договориться… Что бы я ни сделал, это ее не воскресит. А он останется безнаказанным.

– Рорк, я потеряла счет, сколько раз стучала в дверь людей и переворачивала их жизнь с ног на голову, сообщая, что человек, которого они любили, умер. Если бы я не потеряла этот счет, то давно бы сошла с ума. – Ева провела рукой по волосам Рорка. – Они чувствовали то же, что чувствуешь сейчас ты. И даже когда мне удавалось арестовать человека, который виноват в этом, я знала, что он никогда не заплатит по заслугам.

– Тебе это не понравится, но я все равно скажу… Я много раз хотел отомстить отцу за то, что он со мной сделал. Но никогда не желал этого так сильно, как сейчас, хотя знаю, что это бессмысленно и ничего не изменит. Может быть, именно поэтому я и молчал. Тебе этого не понять, но сейчас я чувствовал бы себя мужчиной, если бы обагрил руки его кровью!

Ева посмотрела на его руку с золотым кольцом, символом их брака.

– Ты ошибаешься. Я все понимаю. Потому что уже обагрила руки кровью своего отца.

– О боже… – Рорк разозлился на себя. Он слишком погрузился в собственные переживания и сморозил глупость. – Прости меня, малышка, – сказал он, притянув Еву к себе.

– Так вот, это не помогает. – Ева отстранилась, чтобы Рорк мог видеть ее лицо. – Честное слово. Поверь мне, ты самый мужественный человек на свете.

Он прижался лбом к ее лбу.

– Я не могу без тебя. Не знаю, как я мог жить до знакомства с тобой.

– Переживем и это. В последние два дня тебе пришлось несладко. Пожалуй, воспользуюсь твоим любимым способом, и заставлю тебя что-нибудь съесть.

Когда Ева встала и пошла к микроволновке, которыми были оснащены почти все комнаты в доме, Рорк наконец улыбнулся:

– Неужели ты заботишься обо мне?

Ева обернулась и посмотрела на него. Рорк усмехался, но круги под его глазами никуда не исчезли. Кроме того, он был бледен от усталости и переживаний. Что ж, черт побери, с этим она как-нибудь справится!

– Думаю, я знаю, как это делается, потому что достаточно часто выслушивала исповеди. – Она поставила в микроволновку бульон. – Я знаю о матерях не больше твоего, но, судя по тому, что ты рассказал, ей бы очень не понравилось, если бы ты стал винить себя в случившемся. Если Сиобан любила тебя, то желала тебе счастья. Она бы обрадовалась, если бы знала, что ты ушел от него, добился успеха и стал большим человеком.

– Несмотря ни на что?

– Да. – Прежде чем принести ему чашку с бульоном, Ева над ним немного поколдовала. – Несмотря ни на что.

– Понимаешь, Патрик Рорк живет во мне!

Ева кивнула и снова села рядом.

– Но если так, то и она тоже. Думаю, тут ты имеешь надо мной перевес.

– Я всю жизнь открещивался от своего прошлого. Оно повлияло на меня не так сильно, как на тебя. – Рорк ел бульон безо всякого аппетита, скорее по обязанности. – Я не хотел посвящать в это ни тебя, ни кого-нибудь другого. Хотел сам справиться, вот и все. Но оно грызло меня. А теперь я вижу ее лицо, и оно всегда будет стоять у меня перед глазами. Оказывается, у меня есть родные, о которых я не знал. Люди, которые потеряли ее. Проклятие, я не знаю, что с этим делать!

– Не делай ничего, пока тебе не станет легче. – Ева погладила его по голове. – Дай себе отдых.

– Я не мог сказать тебе об этом. – Рорк посмотрел ей в глаза. – Не мог найти нужные слова. Прогнать тебя было легче. А еще легче – выместить на тебе свою боль и обиду.

– Конечно, легче. Для этого мне пришлось поколотить тебя.

Рорк наклонился и нежно поцеловал ее:

– Спасибо.

– Всегда к твоим услугам, дружок.

– Прости за то, что вчера вечером я оставил тебя одну. Тебе, наверное, снились кошмары.

– А ты переживал их наяву. Так что мы квиты.

– Но это еще не все… – Лицо Евы внезапно затуманилось, раздвоилось, а потом вновь стало четким. – Черт возьми, ты подмешала в бульон снотворное?

– Да, подмешала, – жизнерадостно сказала Ева, вынув чашку из его ослабевших пальцев. – Тебе нужно уснуть. Давай доведу тебя до кровати, пока не отнялись ноги. Донести тебя на руках я не смогу.

– Похоже, тебе это нравится.

– Да. – Ева положила его руку себе на плечи, обняла за талию и заставила встать. – Я начинаю понимать, почему ты так любишь поднимать меня, если считаешь, что мне это нужно.

– Тогда давай окончательно поменяемся ролями, – нетвердым голосом сказал он. – Как ты говоришь в таких случаях? «Возьми меня»?

– С удовольствием. Но только когда ты проснешься. Ну, еще шажок… Вот так. Молодец.

– Наверное, мне следовало бы рассердиться на тебя, но я не могу собраться с мыслями. Ляг со мной, милая Ева. Дай мне обнять тебя…

– Конечно, лягу. Можешь не сомневаться. – Она уложила Рорка на кровать. У него слипались глаза. – А теперь спи, – прошептала Ева, укрывая его одеялом.

Он что-то пробормотал по-гэльски. Ева уже знала эти слова. Она села рядом, пригладила ему волосы, а потом прикоснулась губами к щеке:

– Я тоже люблю тебя.

Ева не стала гасить свет, чтобы Рорк не проснулся в темноте, только немного убавила его. Затем она зашла к Соммерсету, поговорила с ним и вернулась к себе в кабинет.

Ева работала до глубокой ночи, но включила монитор с изображением спальни. Это позволяло ей следить за Рорком.

ГЛАВА 13

Еву разбудили руки и губы Рорка. Она еще не успела толком проснуться, но кровь побежала по жилам куда быстрее, чем раньше.

Ева заворочалась и тихонько вздохнула. Она ощущала его вкус, запах, и желание становилось все сильнее, хотя сознание еще окутывал туман. Прикосновения пальцев, губ, языка к теплой коже… Эротичный шепот на ухо… Ева парила в небесах и лениво отдавалась наслаждению.

Но тут Рорк произнес ее имя, а потом жадно приник к губам. Его рука скользнула туда, где все уже изнывало по нему.

И это заставило Еву вернуться на землю.

Остались только ощущения, толчки крови и волны жара, накрывавшие ее с головой. Ева гладила его атласную кожу, под которой бугрились мускулы, и сгорала от нетерпения.

Рорк соскучился по ней. Он проснулся от желания. Но просто ощущать ее близость, видеть в полумраке уютно прильнувшее к нему тело было так приятно, что он не стал торопиться.

Сейчас ее губы были горячими, руки – быстрыми и жадными. Оба думали одно и то же: «Дай мне еще. И возьми, сколько сможешь».

Изнывая от желания, Рорк привлек ее к себе. Ева, не сводившая с мужа глаз, выгнулась ему навстречу, готовая принять его в свое влажное горячее лоно.

Когда это случилось, у Рорка перехватило дыхание. Сердце безудержно заколотилось. Он хотел что-то сказать, но Ева притянула его к себе, обхватила руками поясницу, и они слились друг с другом в бешеной скачке.

Когда все было кончено, и голова Рорка легла ей на грудь, Ева снова закрыла глаза.

– Похоже, тебе полегчало, – пробормотала она.

– Да, спасибо. – Рорк коснулся губами ее груди. – Наверное, ты была права: я заслужил, чтобы мне дали успокоительное.

– А сколько раз ты так поступал со мной? Причем безо всякого предупреждения… Но тебе действительно следовало поспать. – Ева запустила пальцы в его волосы и сквозь окно в потолке посмотрела на бесцветное утреннее небо. – Ты напугал меня, Рорк.

– Я знаю. – Он сменил позу и положил ее голову себе на плечо. – Все это… сильно ударило по мне. Похоже, я еще не пришел в себя.

– Это понятно. Но мне кажется, ты нарушил одно важное правило. Которое требует делиться своими бедами с партнером по жизни.

– Партнер по жизни? – Рорк улыбнулся, глядя в потолок. – Это новый и более удобный синоним слова «жена»?

– Не отвлекай меня. Ты нарушил правило. Весь последний год я собирала правила супружеской жизни.

– Коп остается копом, – парировал он. – Впрочем, ты права. Если такого правила нет, его стоило бы выдумать. Я не должен был таиться от тебя. Теперь сам не понимаю, почему я молчал. Мне нужно как следует поразмыслить и решить, что делать. Или не делать.

– Ладно. Но больше не таись от меня, хорошо?

– Договорились. – Рорк сел и взял ее лицо в ладони. Как она могла хотя бы на миг подумать, что он устал от нее? Это не укладывалось у него в голове. – Партнер по жизни, – повторил он. – Звучит красиво. И все же я предпочитаю слово «жена». – Он прикоснулся губами к ее губам. – Моя жена!

– Будь по-твоему. Но мне пора идти. Я должна отчитаться перед майором.

– А передо мной? Примем вместе душ, и ты расскажешь мне, как идет расследование.

Ева пожала плечами с притворным безразличием. На самом деле ей очень хотелось обсудить с Рорком то, что произошло за последние дни.

– О'кей. Только никаких фокусов!

– Раз так, придется достать свой красный нос и гвоздику, брызгающую водой.

Обнаженная Ева остановилась у двери ванной и посмотрела на него.

– Ты невозможный человек, Рорк. Но клоунов в душе мне тоже не нужно.

Рорк хотел настоять на своем – хотя бы из принципа, – но передумал, и вскоре убедился, что чужие проблемы прекрасно отвлекают от собственных переживаний.

– Удивительно, как быстро можно сузить собственный кругозор… Я не знал про второе убийство. Значит, оба молоды, оба студенты, но учебные заведения, происхождение, интересы и круг общения совершенно разные?

– У них есть и общее. Клуб, из которого были отправлены оба сообщения, Хастингс и «Портография».

– И их убийца.

– Да. – Ева провела рукой по мокрым волосам и вышла из-под душа. – И их убийца.

– Может быть, они позировали убийце в одном и том же месте?

– Не думаю. – Она вошла в сушилку, и ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум. – Тогда зачем ему моментальные снимки? Зачем вообще фотографировать людей без их ведома? Чтобы об этом никто не узнал. Ведь обе жертвы очень молоды, почти дети, верно? А когда ребенку предлагают сфотографироваться, он пыжится от гордости и рассказывает об этом друзьям или родным. Но никто из опрошенных нами об этом не слышал.

Ева вышла и на сей раз провела рукой по сухим волосам, проверяя, как они легли.

– Я начинаю думать, что этот человек – не профессионал. Или, по крайней мере, профессионал, не добившийся успеха. Но стремящийся к нему и считающий себя мастером.

– Разочарованный художник?

– О том и речь. Если он делает коммерческие снимки, то считает, что это занятие ниже его достоинства. Переживает. Сидит у себя в комнате и хнычет, что мир не ценит его талант. Он уверен, что у него есть дар, – продолжила она, подходя к шкафу. – Свет внутри, однако никто не видит его. Пока не видит. Но они увидят! В конце концов он заставит их увидеть. А когда это будет сделано, они ослепнут. Кое-кто назовет его безумным, заблудившимся, даже жестоким. Но что они знают? Большинство – он уверен в этом – непременно поймет, кто он и что он может дать миру. Блеск. Артистизм. Бессмертие. И тогда он получит то, что ему причитается.

Она надела голубую блузку и заметила, что Рорк стоит молча и следит за ней с едва заметной улыбкой.

– Что ты так смотришь? О господи, если эту блузку нельзя носить, почему она висит у меня в шкафу?

– С блузкой все в порядке. Кстати, ярко-голубое тебе к лицу. Лейтенант, мне пришло в голову, что вы – чудо! Тоже художник в своем роде. Ведь ты видишь его. Не лицо, не фигуру, но сущность. И это поможет тебе его остановить. Потому что нельзя скрыться от того, кто видит тебя насквозь.

– Ему хватило времени, чтобы убить двоих.

– Но если бы ты не вступилась за них, он мог бы вообще остаться безнаказанным. – Рорк подошел к шкафу и достал жакет, опередив Еву. Потом приложил серебристо-серый жакет к ярко-голубой блузке, полюбовался этой картиной и отложил жакет в сторону, дав Еве возможность надеть портупею с кобурой. – Он ведь умен, верно? Умен и очень организован. Он следит за будущими жертвами, смешиваясь с толпой. Легче следить за человеком, если он тебя не замечает.

Она кивнула:

– Ты прав.

– Но если твоя догадка верна и они знали его, в этом человеке есть то, что заставляло их видеть в нем друга, а не врага.

Ева пожала плечами:

– Они были детьми. Двадцатилетние ни в ком не видят угрозы.

– Мы в их возрасте были умнее. – Рорк провел пальцем по ямочке на ее подбородке. – Но ты опять права. В нормальных условиях двадцатилетние считают себя неуязвимыми. Не это ли ему и нужно? Беспечность, смелость и невинность?

– Может быть, именно поэтому он позволяет им сохранить эти качества до самого конца. Не причиняет им боли, не мучает, не насилует. Он не испытывает к ним ненависти. Наоборот, гордится ими.

Ева радовалась этому разговору. Ей остро не хватало чего-то подобного.

– Это не зависть, а объективная оценка. Думаю, он любит их. Извращенно, эгоистично, но любит. И именно это делает его таким опасным.

– Ты покажешь мне портреты? – спросил Рорк, включив кофеварку.

Ева помедлила с ответом. За завтраком Рорк привык просматривать утренние отчеты. Таков был заведенный порядок. А ей нужно было ехать в управление и готовиться к совещанию.

– Конечно, – наконец небрежно сказала она и вызвала изображение на экран видео в гостиной. Рорк внимательно посмотрел на экран.

– Совершенно разные типы, верно? Но что-то общее есть. Я думаю, это называется жизненной силой. – Он вспомнил о фотографии женщины, которая была его матерью. Юной, живой, сильной. – Есть чудовища, которые набрасываются на молодых…

Ева давно ушла, а Рорк все еще не мог выкинуть из головы эти фотографии. Спускаясь к Соммерсету, он думал о двух подростках, с которыми никогда не встречался, и о матери, которую никогда не знал.

Три портрета составили скорбную галерею. Внезапно к ним добавился четвертый. Перед мысленным взором Рорка возникло лицо Марлены, юной дочери Соммерсета. «Когда чудовища набросились на нее, она была почти ребенком», – подумал Рорк.

И виноват в этом был он.

Его мать и дочь Соммерсета погибли из-за него.

Через открытую дверь он вошел в квартиру Соммерсета. Сестра Спенс с помощью ручного сканера проверяла, как срастается кость. На настенном экране мелькали утренние новости. Соммерсет пил кофе, смотрел видео и не обращал внимания на медсестру, восхищавшуюся тем, как быстро он идет на поправку.

– Просто удивительно! – щебетала она. – Поразительный прогресс, особенно для человека вашего возраста. Скоро вы сможете сами себя обслуживать. Совсем скоро!

– Мадам, если бы вы исчезли, я мог бы начать обслуживать себя прямо сейчас.

Она укоризненно покачала головой:

– Сейчас нам нужно измерить давление, пульс и составить график. Если вы будете пить этот кофе, показатели поднимутся. Он же черный, как деготь! Вы прекрасно знаете, что в вашем состоянии рекомендуется пить тонизирующий травяной настой.

– Если вы будете зудеть у меня над ухом, завтрашний день я начну с водки… Я сам могу измерить себе пульс и давление.

– Это моя обязанность. Кроме того, я должна сделать вам укол витаминов и не хочу, чтобы вы мне мешали.

– Если вы подойдете ко мне с этим шприцем, он окажется… в одном из ваших отверстий!

– Прошу прощения. – Рорку очень хотелось незаметно ускользнуть, но он заставил себя сделать шаг вперед. – Извините, что помешал, но мне нужно побыть с Соммерсетом наедине. Всего несколько минут.

– Я еще не закончила. Мне нужно составить график, а больной должен получить свой укол.

– Гм-м… – Рорк сунул руки в карманы. – Сегодня ты неплохо выглядишь.

– Мог бы и лучше, но на это рассчитывать не приходится.

«Он сердится на меня», – подумал Рорк.

– Свежий воздух пойдет тебе на пользу. Может, вывезти тебя в сад, пока не стало слишком жарко?

– Отличная мысль, – опередив Соммерсета, сказала сестра Спенс. Молниеносным движением она выхватила спрятанный за спиной шприц и сделала старику укол, не дав ему опомниться. – Прогулка по саду поможет вам восстановить цвет лица. Но не больше тридцати минут, – сказала она Рорку. – Потом у него будет сеанс физиотерапии.

– К этому времени я привезу его. – Рорк шагнул к креслу Соммерсета.

– Черт побери, я сам могу управлять этой штуковиной!

Доказывая свою правоту, Соммерсет нажал на рычаги и стрелой помчался вперед. Рорк сумел опередить его и вовремя распахнуть дверь. Соммерсет, спина которого была прямой, как кочерга, выехал на каменную террасу, потом свернул на тропинку и, не снижая скорости, понесся дальше.

– Сегодня утром у него мрачное настроение, – заявила Спенс. – Намного хуже обычного.

– Я верну его вам через полчаса. – Рорк закрыл дверь и поспешил следом за Соммерсетом.

Воздух был теплым и душистым. «Я создал этот мир, – думал Рорк. – Мир, окруженный городом, который тоже стал моим». Рорк нуждался в красоте. Это было не просто желание, но вопрос жизни и смерти. Только красота могла помочь ему забыть уродливое прошлое.

Тут были цветы, пруды, деревья и тропинки. Женившись на Еве, он привел ее в этот рукотворный Эдем. И нашел здесь не только покой…

Несколько минут он молча шел за Соммерсетом, понимая, что старик хочет оказаться как можно дальше от сестры Спенс и в то же время восстановить душевное равновесие. Потом Рорк так же молча подошел к креслу, остановил его и сел рядом на скамью.

– Я понимаю, ты сердишься на меня… – начал он.

– Ты навязал мне эту тварь! Посадил в камеру и приставил ко мне сторожа! Рорк покачал головой;

– О господи… Можешь злиться сколько влезет. Пока не вылечишься, тебе будет обеспечен самый лучший уход. Она это умеет. Так что за сестру Спенс я прощения не прошу. Но жалею о том, что сказал вчера вечером. Я вел себя непростительно.

– Ты думал, что не можешь мне довериться? – Соммерсет уставился на ярко-голубую гортензию. – Я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было. И, по-моему, никогда не предавал тебя. – Он повернулся и заглянул Рорку в лицо. – Ну что ж, я вижу, она позаботилась о тебе. Ты выглядишь отдохнувшим.

В глазах Рорка вспыхнуло удивление, но он тут же прищурился.

– Ты говорил об этом с Евой? Она рассказала тебе о том, что я узнал?

Соммерсет пожал плечами:

– Как бы мы ни ссорились, у нас есть нечто общее. Это ты. Ты встревожил нас обоих. Причем безо всякой нужды.

– Да… – Рорк поднялся и начал расхаживать взад-вперед по дорожке. – Я не могу справиться с этим! Не могу понять. И чувствую себя так… как не чувствовал уже много лет. Мне даже пришло в голову, что ты мог знать…

– Мог знать? – Соммерсет вздохнул. Еще один кусок головоломки встал на место. – Я понятия не имел об этой девушке. Считал твоей матерью Мег Рорк.

Рорк снова сел.

– Понимаешь, я никогда не думал об этом.

– А как ты мог об этом думать?

– Я не жалел времени на сбор данных о прошлом какого-нибудь мелкого служащего, но никогда не интересовался собственным происхождением! Просто выбросил это из своей памяти и из банков данных. Стер начисто.

– Ты защищал себя.

– Плевать на меня! – Рорк ощущал гнев и чувство вины. – А кто защитил ее?

– Ты не мог этого сделать. Тогда ты был грудным ребенком.

– Но я не могу восстановить справедливость! Не могу отомстить этому ублюдку, потому что он давно мертв. Но Марлена… – Он осекся. – Смерть Марлены стала мне страшным уроком. Ты никогда не осуждал меня за это. Ни разу не сказал, что осуждаешь меня.

Соммерсет долго смотрел на сад. Голубые гортензии, кроваво-красные розы, ярко-розовый львиный зев… Его дочь, чудесная девочка, сама была похожа на цветок.

Прекрасный, ослепительный и недолговечный.

– Потому что тебя не за что было осуждать. Ни за то, что случилось с моей девочкой. Ни за то, что случилось с твоей матерью. – Соммерсет встретился взглядом с Рорком. – Тебя не за что было осуждать, малыш.

– И все же я был виноват.

Рорк вздохнул, машинально сорвал цветок и начал рассматривать его. Он вспомнил, что давно не дарил Еве цветов. Мужчина не имеет права забывать о таких вещах. Особенно, если женщина их не ждет.

– Меня есть за что осуждать, – твердо сказал он и положил цветок на колени изумленного Соммерсета. Жест был символическим. – Ты подобрал меня, избитого до полусмерти, когда мне было некуда податься. Ты мог этого не делать, ведь тогда я ничего для тебя не значил.

– Ты был ребенком – этого было достаточно. Ребенком, избитым до полусмерти, а этого было более чем достаточно.

– Для тебя. – У Рорка перехватило дыхание от волнения. – Ты заботился обо мне. Учил меня. Дал то, чего у меня никогда не было и на что я не рассчитывал, – дал дом и семью. А когда они забрали часть этой семьи, забрали Марлену – лучшее, что у нас было, – ты мог осудить меня. Прогнать. Но ты этого не сделал.

– К тому времени ты стал мне сыном. Разве не так?

– О боже… – Рорк с трудом перевел дух. – Я надеялся на это, но не был уверен до конца.

Он встал, сунул руки в карманы и уставился на фонтанчик, струя которого вздымалась над клумбой с лилиями. Рорк смотрел на холодную воду, пока к нему не вернулось хладнокровие.

– Когда я решил поселиться здесь и построил дом, я попросил тебя приехать, и ты сделал это. По-моему, я никогда не говорил, как благодарен тебе…

– Говорил. Много раз и разными способами.

Соммерсет сжал в пальцах длинный стебель и обвел глазами сад, где царили покой и красота. Мир, созданный мальчиком, которого он воспитывал. Мальчиком, ставшим мужчиной. Сейчас этот мир зашатался, и его требовалось укрепить.

– Тебе придется вернуться в Ирландию. Придется.

– Вернусь. – Рорк кивнул, благодарный за то, что его поняли без слов. – Да, вернусь.

– Когда?

– Прямо сейчас. Думаю, откладывать не следует.

– Ты уже сказал лейтенанту?

– Нет. – Рорк мрачно посмотрел на свои руки и покрутил на пальце обручальное кольцо. – Она ведет сложное расследование. Нельзя ее отвлекать. Я хотел сказать, что уезжаю по делам, но понял, что не могу лгать ей. Наверно, будет проще, если я позвоню ей с борта самолета.

– Ей следовало бы полететь с тобой.

– Может быть. Но она ведь не только моя жена. Иногда я думаю, что это в ней не самое главное. – Рорк слегка улыбнулся. – В отличие от тебя.

Соммерсет хотел что-то ответить, но демонстративно промолчал.

– От нее зависят жизни людей, – продолжил Рорк. – Она никогда не забывает об этом, и у меня не хватает духу отвлекать ее. Я могу справиться сам и считаю, что так будет лучше.

– Ты всегда считал, что можешь справиться с чем угодно в одиночку. Тут вы с ней два сапога пара.

– Может быть. – Рорк нагнулся к старику. – Помнишь, что ты сказал мне много лет назад, когда я дал волю ненависти и решил сменить имя? Заявил, что не буду его носить. Что не желаю иметь с этим человеком ничего общего.

– Помню. Тогда тебе было лет шестнадцать.

– Ты сказал: «Сохрани его. Это имя принадлежит тебе так же, как и ему. Сохрани его и сделай что-нибудь достойное. Тогда оно перестанет принадлежать ему и целиком перейдет к тебе. Начни прямо сейчас». Но ты не сказал, что именно я должен сделать, верно?

Соммерсет негромко хмыкнул и покачал головой:

– Этого не требовалось. Ты уже знал.

– Надеюсь, что ты был прав. А сейчас я должен вернуться и самостоятельно найти то, что она мне оставила. Должен понять, сумел ли я воспользоваться ее наследством, или это мне только предстоит. И должен сделать это немедленно.

– Трудно спорить с самим собой.

– Но мне не хочется бросать тебя на произвол судьбы.

Соммерсет насмешливо фыркнул:

– Как-нибудь справлюсь. Несмотря на эту женщину, которую ты навязал мне.

– Присмотри за моим копом, пока меня не будет, ладно?

– Ладно.

– Вот и хорошо. – Рорк поднялся. – Если что-то понадобится… ты сможешь разыскать меня.

Соммерсет наконец улыбнулся:

– Я всегда мог разыскать тебя.

Ева отчитывалась перед майором Уитни стоя – в кабинете начальника она предпочитала соблюдать все формальности. Ева уважала таких копов. Уважала за тревожные и властные морщины, бороздившие круглое черное лицо. Переход на административную работу не заставил майора смягчиться. Наоборот, добавил властности.

– Средства массовой информации не дают нам житья, – сказал Уитни, когда Ева умолкла. – Разберитесь с ними.

– Есть, сэр.

– Кое-кто жалуется, что Семьдесят пятый канал и, в частности, Надин Ферст получает от следствия эксклюзивную информацию.

– Семьдесят пятый канал и Надин Ферст действительно получают эксклюзивную информацию, потому что убийца посылал сообщения непосредственно мисс Ферст на Семьдесят пятый канал. И она, и станция сотрудничают со мной и моей бригадой. Поскольку сообщения были адресованы лично мисс Ферст, я не имела права запретить Семьдесят пятому каналу передать в эфир их содержание. Однако Надин согласилась делиться со мной всеми полученными сведениями. Quid pro quo[7], я согласилась делиться с ними сведениями, которые можно передать в эфир.

Уитни одобрительно кивнул:

– Если так, то наша совесть чиста.

– Да, сэр. Я считаю, что поступила правильно.

– Тем не менее, придется устроить пресс-конференцию. Когда имеешь дело со средствами массовой информации, лучше подстраховаться. Я просмотрю ваши отчеты и решу, что мы можем им сообщить. – Уитни откинулся на спинку кресла. – А пока вам нужно найти связь между жертвами.

– Да, сэр. Я хотела бы внедрить в клуб своего человека. А лучше двоих. Бакстера и Трухарта. Трухарт достаточно молод, чтобы сойти за студента. Но мне бы хотелось, чтобы Бакстер тоже был рядом: у Трухарта маловато опыта. А Макнаб мог бы пошататься по университетам. Он уже был в клубе, показывал свой значок, и для роли подсадной утки не годится.

– Поступайте так, как считаете нужным.

– Сэр, я начала с «Портографии». Проверила список помощников Хастингса. Часть фамилий вымышлена. Некоторые просто берут себе звучные псевдонимы. Но тот, кто был на свадьбе, где присутствовала Рэйчел Хоуард, солгал намеренно. Я хочу потянуть эту ниточку. Кроме того, я хочу проанализировать фотографии, сделанные убийцей, определить стиль его работы и аппаратуру, с помощью которой они были сделаны. У меня много ниточек, которые можно подергать, но для этого придется на время рассредоточить бригаду.

– Что угодно, лишь бы скорее закрыть это дело. Держите меня в курсе.

– Есть, сэр. – Она шагнула к двери, но остановилась. – Майор, еще минутку… Месяц назад я просила включить сержанта Пибоди в список тех, кому предстоит экзамен на чин детектива.

– Вы считаете, что она готова к этому?

– Она прослужила под моим началом восемнадцать месяцев. Самостоятельно раскрыла одно гиблое дело. Провела на месте преступления больше времени, чем любой из тех, кто сидит в предбаннике. Майор, она хороший коп и заслуживает того, чтобы ей дали шанс.

– Ваша рекомендация многого стоит, лейтенант.

– Спасибо.

– Пусть начинает готовиться. Насколько я помню, этот экзамен – не прогулка по пляжу.

– Никак нет, сэр. – На этот раз Ева улыбнулась. – Скорее пробежка по минному полю. Она подготовится.

Ева спустилась в комнату для совещаний, села на край стола и начала изучать доску с фотографиями. Рэйчел Хоуард на рабочем месте – веселая, улыбающаяся, довольная жизнью. Место работы, типичное для большинства студентов: круглосуточный магазин, работающий семь дней в неделю. Хотела стать учителем. Занималась упорно, имела множество друзей, выросла в дружной семье среднего класса.

Снимок в метро. Едет домой или, наоборот, в университет. Уверенная в себе, хорошенькая. Полная сил.

Снимок на свадьбе. Принаряженная. Волосы более пышные, губы более темные, ресницы более длинные. Широкая улыбка, отличающая ее от остальных. «Такую девушку нельзя не заметить, – подумала Ева. – Сидит в такой красивой, такой непринужденной позе и смотрит куда-то вдаль».

Кенби Суду. Экзотичный, ослепительно красивый. Место работы тоже типично для студентов театральных школ. Капельдинер. Хотел стать танцовщиком, упорно работал, легко заводил друзей, имел крепкую семью из высшего класса. Вот он стоит у Джульярда – либо собирается войти, либо только что вышел. Весело улыбается друзьям. А вот официальная проба. Серьезный, напряженный, и все же в нем виден свет. Ожидание, надежда, энергия.

Странно, но от посмертного портрета впечатление то же самое. Танцевальная поза, словно он все еще может двигаться. И свет, сияющий вокруг, как нимб.

«Жертва должна быть невинной, юной, хорошо сложенной, чистой, – думала Ева. – Жертвы имели еще одну общую черту: никаких наркотиков, никаких тяжелых болезней. Острый ум и здоровое молодое тело».

Она повернулась к компьютеру и начала поиск фотостудий и фотомагазинов, в название которых входило слово «свет». Таких оказалось четыре. Она отметила их, а потом приступила к поиску книг по фотоделу, в названиях которых фигурировало то же слово. Ева была убеждена, что в свое время убийца был студентом.

Книг оказалось несколько. Ева хотела распечатать названия, но одно из них привлекло ее внимание.

Доктор Лиэнн Браунинг. «Образы света и тьмы».

– О'кей, – пробормотала Ева. – Придется еще раз зайти в университет.

Дверь комнаты открылась, и Ева, не оборачиваясь, сказала:

– Пибоди, перекачай для меня текст книги по фотоделу «Образы света и тьмы», автор – Лиэнн Браунинг. Только используй дополнительный компьютер. Этот занят.

– Есть, лейтенант. А как вы узнали, что это я?

– Так ходишь только ты одна… Заодно узнай, продается ли еще эта книга.

– О'кей, но что вы имели в виду? Как именно я хожу?

– Быстрым маршем в полицейских ботинках. Берись за работу.

Поднимать взгляд Еве не требовалось; она и так знала, что Пибоди хмуро уставилась на свои ботинки. Тем временем на экране появился перечень книг, статей и опубликованных фотографий, сделанных доктором Браунинг.

Сулу не учился в университете, но жил всего в нескольких кварталах от квартиры Браунинг и Брайтстар. Может быть, между ними существовала какая-то связь?

– Лейтенант, есть и электронный, и печатный вариант.

– Закажи оба. Пока они будут выгружаться, узнай расписание экзаменов на чин детектива. Тебя включили в список.

– Да, но сначала я должна дождаться окончания поиска… – Пибоди вдруг осеклась. – Мне предстоит экзамен на чин детектива? – дрогнувшим голосом спросила она.

Ева повернулась в кресле и вытянула ноги. У ее помощницы побелели губы. «Вот и отлично, – подумала Ева. – Хорошему копу нелегко решиться на такой шаг».

– Тебя включили в список, но выбирай сама. Если хочешь оставаться сержантом – дело твое.

– Я хочу стать детективом.

– О'кей. Тогда сдавай экзамен.

– Вы думаете, я готова?

– А как по-твоему?

– Хотелось бы надеяться…

– Тогда готовься и сдавай экзамен.

Щеки Пибоди вновь порозовели.

– Вы говорили обо мне с майором?

– Ты работаешь под моим началом. Если я считаю, что ты работаешь хорошо, то должна ходатайствовать о твоем повышении. А работаешь ты хорошо.

– Спасибо.

– Продолжай в том же духе и выполняй мои указания. Я привлекла к этому делу Бакстера и Трухарта.

Выходя из кабинета, Ева спиной почувствовала, что Пибоди улыбается.

ГЛАВА 14

Ева и Пибоди явились к Лиэнн Браунинг без предупреждения. Профессор вышла к ним в длинной красной блузе, надетой поверх черного скинсьюта; ее волосы были заплетены в косу.

– Здравствуйте, лейтенант Даллас. Здравствуйте, сержант. Вы нас чудом застали – мы с Анджи собрались уходить. – Она жестом пригласила их войти. – Хотели несколько часов поработать в Центральном парке. Жара выгоняет из дома множество интересных людей.

– Включая нас, – сказала Анджи, вошедшая в комнату с большим ящиком для аппаратуры.

Лиэнн негромко рассмеялась.

– Еще бы! Чем мы можем вам помочь?

– Я хочу задать вам несколько вопросов.

– Ладно. Давайте присядем. Вы узнали что-нибудь новое о бедняжке Рэйчел? Завтра вечером состоятся похороны.

– Да, я знаю. Посмотрите на снимки. Вы узнаете этого человека?

Лиэнн взяла фотографию Кенби, стоявшего перед Джульярдом.

– Нет. – Браунинг выпятила губы. – Нет, – повторила она. – Не думаю, что это один из моих студентов. Я бы запомнила его лицо. Потрясающее лицо.

– И замечательная фигура, – добавила Анджи, перегнувшись через спинку дивана. – Стройная, изящная…

– Отличная фотография. Хорошо сделано. Тот же самый, верно? – спросила Лиэнн. – Тот же самый фотохудожник? Неужели этот красивый юноша мертв?

– А что вы скажете про это? – Ева протянула ей снимок балетной труппы.

– А, танцовщик… Ну конечно, у него фигура танцора. – Она негромко вздохнула. – Нет, я его не знаю. И никого из них. Но это снимал другой фотограф, не правда ли?

– Почему вы так думаете?

– Другой стиль, другая техника. Очень драматично. Великолепное использование тени. Конечно, в первом портрете тоже есть драматизм, но… Мне кажется, тот, кто снимал труппу, более опытен, лучше подготовлен и, наконец, более талантлив. Могу предположить, что это работа Хастингса.

Заинтригованная Ева опустилась на диван.

– Вы можете определить автора по фотографии?

– Да, если у художника есть свой стиль. Конечно, способный студент или любитель могут его скопировать, используя цифровую технику и прочее. Такое, знаете ли, стилистическое подобострастие. Но в первом снимке этого нет. У каждого из них свой стиль. Просто два художника заинтересовались одной натурой, но увидели ее с разных сторон.

– Вы лично знакомы с Хастингсом?

– Да. Не слишком близко… Я сомневаюсь, что кто-нибудь может похвастаться близким знакомством с ним. Он чересчур вспыльчивый. Но я часто использую его работы во время занятий. После долгих уговоров он даже позволил мне проводить семинары в его студии. Это продолжается уже несколько лет.

– Ей пришлось заплатить Хастингсу из собственного кармана, – промурлыкала Анджи, опершись подбородком на плечо Лиэнн. – Хастингс любит денежки.

– Это правда, – весело подтвердила Лиэнн. – Когда дело касается искусства, он бессребреник, но своей выгоды не упустит. Очень высоко ценит свою работу и свое время.

У Евы тут же возникла идея.

– Кто-нибудь из ваших студентов работал у него помощником или натурщиком?

– О да! – хмыкнула Лиэнн. – И большинство возвращалось с целым грузовиком жалоб. Он грубый, нетерпеливый, жестокий, невозможный человек. Но даю вам честное слово, они многому у него научились.

– Мне нужны фамилии.

– О боже, лейтенант! Я посылала к Хастингсу студентов больше пяти лет.

– Мне нужны фамилии, – повторила Ева. – Все, которые вы можете вспомнить. – Она протянула Браунинг посмертный портрет. – А что вы скажете об этом?

– Ох… – Лиэнн вцепилась в руку Анджи. – Ужасно. И великолепно. Он совершенствуется.

– Почему вы так говорите?

– Танцы мертвых, вот как это называется. Использование света и тени. Черно-белый портрет, динамичная поза. Он мог бы поработать над лицом… да, тут есть что улучшать, – но все остальное прекрасно. И очень страшно.

– Вы часто пользуетесь черно-белым, – заметила Ева. – Большая часть вашей книги посвящена искусству черно-белой фотографии.

Лиэнн подняла на нее удивленный взгляд.

– Вы читали мою книгу?

– Просматривала. Там много говорится о свете – его использовании, фильтрах, размещении осветительных приборов и так далее. И о его отсутствии.

– Без света нет изображения, а его нюансы определяют нюансы образа. То, как художник использует и видит свет, становится частью его искусства… Подождите минутку!

Она встала и быстро вышла из комнаты, а Анджи выпрямилась и посмотрела Еве в глаза.

– Неужели вы подозреваете ее? Да как вы можете?! Лиэнн и мухи не обидит, не то что ребенка! Она не способна на зло.

– Я задаю вопросы. Это часть моей работы.

Анджи покачала головой, обошла диван и села напротив Евы.

– Эта работа дается вам нелегко. Когда вы смотрите на мертвых, у вас в глазах стоит жалость. – Она перевернула портрет Кенби. – Незачем на него смотреть. Вы его и так не забудете.

– Он больше не нуждается в моей жалости.

Тут в комнату вошла Лиэнн, державшая в руках небольшой ящичек.

– Да это камера-обскура! – выпалила Пибоди и тут же покраснела. – У моего дяди была такая. Когда я была подростком, он показывал мне, как ею пользоваться.

– Ясно. Это действительно очень старая техника. – Лиэнн поставила ящичек на стол, затем навела на Еву отверстие и сняла с него крышку. – Самодельный ящик с фотобумагой внутри. Свет поступает снаружи через отверстие, линза фокусирует луч и создает изображение. Пожалуйста, посидите неподвижно, – сказала она Еве.

– Этот ящик создаст мой портрет?

– Да. Понимаете, свет совершает здесь маленькое чудо. Я прошу каждого из моих студентов сделать такую камеру и поэкспериментировать с ней. Тот, кто не понимает этого чуда, никогда не создаст произведения искусства, хотя, знаете, может неплохо фотографировать, техника и технология – это вовсе не главное. Не все зависит от аппаратуры и умения ею пользоваться. Основа образа – свет и то, что мы видим благодаря ему.

– То, что мы берем у натуры? – спросила Ева, следя за Лиэнн. – Что впитываем в себя?

– Возможно. Некоторые первобытные народы боялись, что камера, воспроизводящая их изображение, крадет у человека душу; другие верили, что она дарит им бессмертие. В обоих этих верованиях есть доля истины. С одной стороны, мы увековечиваем модель, с другой – крадем моменты времени и присваиваем их. Иными словами, каждый раз что-то отнимаем у натуры. Этот миг, это настроение, этот свет… Они никогда не будут такими же. Даже секунду спустя. Уйдут – и навсегда сохранятся благодаря фотографии. В этом и заключается чудо.

– Но в фотографиях мертвых нет ни мысли, ни настроения, ни света.

– Нет, есть. Мысль, настроение и свет художника. В большинстве случаев смерть очищает человека. Отметает все лишнее и оставляет главное… А теперь посмотрим, что у нас получилось.

Она закрыла отверстие крышкой и вынула лист бумаги с изображением Евы, напоминающим бледный набросок карандашом.

– Свет выжигает образ на бумаге и тем самым сохраняет его, – сказала она, протянув листок Еве. – Свет – это инструмент, магия и душа одновременно.

– Интересный она человек, – заметила Пибоди, когда они сели в машину. – Держу пари, что Браунинг – потрясающий учитель.

– А поскольку она умеет манипулировать изображениями, то могла подделать показания видеокамер, подкрутив счетчик времени. Следовательно, ее алиби может оказаться фикцией. Во всяком случае, такая возможность существует. Придумай мотив.

– Ну, я не…

– Не обращай внимания на то, что она тебе нравится. – Ева выехала на улицу. – Зачем ей было преследовать и убивать двух красивых юных студентов?

– Искусство. Все дело в искусстве.

– Конкретнее, Пибоди!

– О'кей. – Пибоди захотелось снять фуражку и почесать в затылке, но она сдержалась. – Управлять натурой, чувствовать свою власть над ней, чтобы творить?

– Это первый уровень, – согласилась Ева. – Управление, творчество и в результате признание. Внимание, слава… Возьмем нашего профессора. Она учит студентов, отдает им свои знания, умения, опыт, а они берут это и становятся тем, кем она сама стать не смогла. Она написала пару книг, опубликовала несколько фотографий, но художником ее не считают, верно? Ее считают всего лишь учителем.

– Это очень важная профессия, хотя ее часто недооценивают. Вот вы, например, хороший учитель.

– Я никого ничему не учу. Может быть, готовлю к чему-то. Но это совсем другое дело.

– Если бы вы не учили меня, я бы не получила возможность стать детективом. Во всяком случае, это произошло бы не так быстро.

– Я просто готовила тебя, и не будем больше об этом говорить… Второй уровень – это что-то взять у натуры. Для убийцы натура – не личность, у которой есть своя жизнь, свои потребности или права. Натура – это что-то вроде дерева. Если для каких-то твоих нужд нужно срубить дерево – что ж, тем хуже для него. Деревьев на свете много.

– Вы же знаете, что в нашей семье все сторонники «зеленых». – Пибоди передернула плечами. – При мысли о бездушно срубленных деревьях меня бросает в дрожь.

– Как бы то ни было, этот убийца убивает не ради желания пощекотать себе нервы. Гнев и корысть тут ни при чем. И секс тоже. Это что-то глубоко личное. И интимное. Очевидно, он рассуждает так: «У этого человека, у этой особи есть то, что мне нужно, и я возьму это. Возьму то, что у них есть, и оно станет моим. Они станут моими, а результат – произведение искусства. Вот он я! Восхищайтесь мной!»

– Это настоящее извращение.

– У него очень извращенный ум. Извращенный, изощренный и хладнокровный.

– Вы думаете, это профессор Браунинг?

– Во всяком случае, она имеет к этому отношение. И мы должны выяснить, какое именно. Кто знает ее, Хастингса и двух жертв одновременно? Кто имел контакты с ними всеми? Постараемся узнать.

Они поехали в Джульярд. Жизни Рэйчел Хоуард и Кенби Сулу должны были где-то пересекаться.

Ева велела Пибоди побродить по театральному факультету с фотографией Рэйчел, а сама пошла в деканат. Когда зазвонил телефон, она стояла в задней части репетиционного зала и следила за группой молодых людей, изображавших различных животных.

– Даллас.

– Привет, лейтенант! – услышала она голос Рорка. – Господи, ты что, в зоопарке?

– В каком-то смысле. – Чтобы было не так шумно, она вышла в коридор. – Все в порядке?

– Более или менее. Ева, я должен на несколько дней улететь из города.

– Ох…

Собственно говоря, в его отлучках не было ничего необычного – у Рорка имелись деловые интересы во всех уголках Земли. Но время он выбрал неудачное.

– Я должен лететь в Ирландию, – сказал Рорк, не дав ей возразить. – Должен вернуться и завершить то, что начал.

– Послушай, мне понятны твои чувства, но, может быть, не стоит так спешить? Я сейчас веду дознание. Дай мне закончить дело. А потом я возьму отпуск. Подам заявление, как только вернусь в управление.

– Я должен сделать это сам.

Она сосчитала до десяти, а потом сделала глубокий вдох.

– Рорк…

– Ева, это нужно сделать. Тебе не о чем беспокоиться. Я не хочу, чтобы ты волновалась из-за меня. Извини, что я бросаю на тебя Соммерсета. Постараюсь вернуться как можно быстрее.

Ева изо всех сил старалась казаться спокойной – это было необходимо им обоим.

– Когда ты улетаешь?

– Сейчас. Немедленно. Честно говоря, я уже на борту челнока. Не могу сказать точно, где я буду, потому что еще сам не знаю этого. Но сотовый телефон всегда при мне. Ты сможешь связаться со мной в любое время.

– Ты знал, что улетаешь. – Она понизила голос и повернулась спиной к сновавшим по коридору студентам. – Еще утром.

– Сначала мне нужно было уточнить кое-какие детали…

– Но ты уже принял решение!

– Да, принял.

– И нарочно позвонил тогда, когда я уже не могу остановить тебя.

– Ева, ты бы не остановила меня. А я не имел права отрывать тебя от дела и требовать, чтобы ты нянчилась со мной.

– Но разве ты не делал то же самое, когда полетел со мной в Даллас? Не нянчился со мной?

– Это было совсем другое дело.

И тут Ева не выдержала:

– О да, я забыла! Ты же у нас мужчина с железными яйцами!

– Мы вылетаем, – холодно ответил Рорк. – Я при первой возможности сообщу тебе, где нахожусь. Вернусь через несколько дней. Возможно, скорее. Тогда ты сможешь пнуть меня в железные яйца. И все равно я люблю тебя. Как ни странно.

– Рорк… – Но он уже дал отбой. – Черт бы все побрал!

Ева дважды пнула ногой стену. Потом вернулась в репетиционный зал и выместила свою досаду на кравшихся тиграх и прыгавших шимпанзе, беспощадно растолкав их толпу.

Занятия вела тоненькая, как карандаш, женщина с копной голубых волос.

– Ах! – воскликнула она. – А вот и одинокий волк!

– Заставьте их замолчать! – велела Ева.

– Не понимаю, по какому праву…

– Заставьте их замолчать! – Ева вынула значок. – Немедленно.

– О черт, только облавы на наркоманов нам и не хватало!

Голос тоненькой женщины оказался удивительно громким, и ее команда «стоп!» была выполнена немедленно.

Ева встала перед преподавательницей.

– Я лейтенант Ева Даллас из Нью-Йоркской городской полиции. – Это заявление вызвало у публики громкий стон, и два студента устремились к запасному выходу. – Стоять! Меня не интересует, что у вас в карманах или в крови. Но я проверю каждого, кто попытается улизнуть.

Все тут же застыли на месте.

– У меня есть фотография. Я хочу, чтобы вы по очереди подошли ко мне и посмотрели на нее. Мне нужно выяснить, знает ли кто-нибудь эту девушку, видел ли ее кто-нибудь и что ему о ней известно. Ты, – показала она на парнишку в черной майке и мешковатых шортах. – Подойди сюда.

Парнишка насмешливо фыркнул, но подчинился.

– Не знаю, никогда не видел. Я могу идти, сержант?

– Лейтенант. Нет. Встань сюда. – Она показала на правую стену, а затем жестом пригласила к себе девушку, тоже одетую в черное.

Та подняла взгляд и блеснула зубами, улыбнувшись пареньку, которой привалился к стене. Казалось, они смеются над какой-то шуткой. Но когда девушка посмотрела на снимок, улыбка тут же исчезла с ее лица.

– В новостях. Я видела ее в новостях. Это та девушка из Колумбии, которую убили. Как Кенби.

В толпе студентов начался ропот, но Ева махнула рукой, и все притихли.

– Верно. Ты знала Кенби?

– Конечно. Конечно, знала. Его все знали. О боже, это ужасно…

– Ты видела эту девушку раньше?

Та покачала головой, и в этот момент в толпе кто-то крикнул:

– Я видел! То есть мне так кажется!

Ева обернулась и заметила юношу, который стоял с поднятой рукой.

– Подойди сюда. А ты встань туда, – сказала она девушке.

– Кажется, я ее видел. – На юноше тоже была черная форма, в мочке уха торчал целый лес серебряных цепочек, кончик левой брови украшали три серебряных колечка.

– Как тебя зовут?

– Мика. Константин Мика. У нас с Кенби было много общих курсов, и иногда мы встречались. Близкими друзьями не были, но часто оказывались в одной компании.

– Где ты видел эту девушку?

– Я не уверен… Просто когда ее показали в новостях, я подумал, что где-то ее видел. А когда Кенби… когда я услышал, что с ним случилось то же, что и с ней, то подумал: не та ли это малышка из клуба?

По спине Евы побежали мурашки.

– Из какого клуба?

– «Устрой сцену». Кое-кто из нас иногда ходит туда, и я думаю, что видел ее там. Кажется, пару раз она танцевала с Кенби. Я не уверен в этом, но мне так кажется.

– Когда ты видел их вместе?

– Не вместе. Они не были знакомы. Просто пару раз танцевали, и все. Примерно месяц назад. Я давно не был в клубе. И запомнил это только потому, что они хорошо смотрелись. Я записался на курс хореографии, чтобы научиться двигаться и владеть своим телом. Поэтому я следил за танцующими, а у них неплохо получалось. Держу пари, что другие тоже заметили их.

Когда Ева встретилась с Пибоди, выяснилось, что Делия нашла трех свидетелей, видевших, как Рэйчел и Кенби танцевали в клубе.

– Они приходили порознь, сидели порознь и уходили порознь, – подытожила Ева по дороге к машине. – Из того, что нам известно, следует, что в течение нескольких летних недель они танцевали вместе. Так что это не просто совпадение.

– Кто-то увидел их там и задумал преступление?

– Увидел там или где-нибудь еще. Порознь или вместе. Оба любили танцевать, так что могли познакомиться где угодно. Оба студенты, она могла прийти на его выступление… Диего и Хупер часто посещали клуб. Возможно, кто-нибудь из них видел Рэйчел и Кенби вместе. Давай-ка еще раз прочешем Колумбию. Вдруг кто-нибудь видел свою подругу и однокурсницу с Кенби? Или слышал о нем?

* * *

Тем временем Рорк шел по улицам южного Дублина. Когда-то эти улицы были знакомы ему, как собственное лицо. Но со времен его юности многое изменилось. В основном к лучшему.

Городские войны уничтожили часть Дублина, превратив проспекты в трущобы, а улицы – в поле битвы. Впрочем, он плохо помнил те времена: главное закончилось еще до его рождения. Но последствия этих войн ощущались еще целое поколение.

Здесь продолжал витать дух бедности и воровства. Голод и гнев жили бок о бок. Впрочем, войны, конфликты, голод и бедность были ирландцам не в диковинку. Они писали об этом стихи, пели песни. И пили по вечерам. В том числе и в «Грошовом поросенке» – соседней пивной, где собирались все местные подонки.

Впрочем, тогда и самого Рорка можно было назвать также.

«Поросенок» тянул Рорка и ему подобных, как магнит. Там можно было выпить пинту пива, не боясь полицейской облавы. Там была девушка, которую он любил как мог, и друзья, которыми он дорожил.

«Которых уже давно нет на свете, – подумал Рорк, остановившись у дверей. – Всех, кроме одного. Я вернулся в „Грошовый поросенок“, к другу детства. Может быть, этот друг поможет мне найти ответы».

Он вошел в тускло освещенный зал, обитый панелями из темного дерева, где пахло пивом, виски, сигаретным дымом и негромко звучали бунтарские песни.

Брайан нацеживал в кружку «Гиннесс» и беседовал с каким-то древним стариком. За низкими столиками сидели люди, пили и ели сандвичи. По видео передавали какую-то британскую «мыльную оперу», но звук был приглушен, и на экран никто не обращал внимания. День только начинался, но зайти в пивную можно когда угодно. Куда еще отправиться человеку, которому хочется поговорить или просто выпить в компании?

Рорк подошел к бару и стал ждать. Когда Брайан поднял взгляд, его круглое лицо озарила улыбка.

– Надо же, кто снова изволил пожаловать в мое скромное заведение! По этому поводу следовало бы распить бутылку французского шампанского. Вот только шампанского я не держу.

– Сойдет и пинта пива.

– Мистер О'Лири, сэр, вы узнаете этого малого?

Старик поднял голову, и Рорк увидел лицо, узкое как бритва, и голубые глаза с красными прожилками. О'Лири взял протянутую Брайаном кружку и сделал глоток.

– Рорк, верно? Только выросший и вырядившийся, как принц. Когда ты воровал товар у меня в магазине, то выглядел покруче.

– А вы не раз гонялись за мной с метлой.

– Да уж… Но можно было не сомневаться, что после таких визитов твои карманы изрядно тяжелели.

– Верно. Рад снова видеть вас, мистер О'Лири.

– Что, разбогател?

– Есть немного.

– Раз так, он заплатит и за себя, и за вас, – сказал Брайан и сунул кружку Рорку.

– С удовольствием. – Рорк вынул кредитку, которой хватило бы, чтобы оплатить дюжину кружек, и положил ее на стойку. – Брайан, мне нужно поговорить с тобой наедине.

Дружба дружбой, а денежки врозь… Купюра тут же исчезла в кармане Брайана.

– Раз так, пойдем в кабинет. – Он повернулся и стукнул кулаком в дверь позади бара. – Джонни, поднимай свой ленивый зад и занимай место за стойкой!

Брайан подошел к маленькой комнатке в конце зала, пропустил Рорка и закрыл дверь.

– А где лейтенант Лапочка?

– Осталась дома.

– Как она поживает?

– Спасибо, хорошо. Работает в поте лица.

– По-прежнему рыщет по городу, разыскивая преступников? Поцелуй ее за меня и напомни, что я жду, когда ты ей надоешь? – Он сел на стул с веретенообразными ножками и улыбнулся. – Черт побери, до чего рад тебя видеть! Надеюсь, тебя привела ко мне не печальная причина, как в прошлый раз.

– К счастью, нет. Я приехал не для того, чтобы похоронить еще одного друга.

– Упокой господь его душу. – Брайан чокнулся Рорком. – За Мика.

– За Мика и всех тех, кого нет с нами. – Рорк выпил и уставился в кружку.

Брайан внимательно посмотрел на него.

– Что тебя беспокоит?

– Долго рассказывать.

– А разве мы куда-то торопимся? Тем более что ты уже оплатил мое время.

– Ты помнишь Мег Рорк?

Брайан нахмурился и выпятил губы.

– Я помню, что она жила здесь, потом уехала, и никто о ней не жалел.

– А ты никогда не слышал… никто не говорил о девушке, которая жила с Патриком до прихода Мег?

– Мне сдается, таких было много. Но до Мег? Не могу сказать. О господи, Рорк, тогда я был таким же грудным младенцем, как и ты.

– Патрика знал твой отец, причем близко. В твоем доме или по соседству никогда не звучало имя Сиобан Броди?

– Нет. Не помню. А что?

– Брай, она была моей матерью. – У Рорка сжалось горло, и он откашлялся. – Я выяснил, что меня родила не Мег, а эта девушка из Клэра. – Он поднял глаза, – Брайан, этот ублюдок убил ее. Убил.

– Боже милосердный… Я не знал этого. Клянусь тебе.

– Я не думаю, что он сделал это один. Кто-то либо помогал ему, либо знал о случившемся.

– Мой отец время от времени работал на него и проворачивал всякие темные делишки. Но убить девушку? – Брайан испуганно посмотрел на Рорка и покачал головой: – Он не стал бы участвовать в этом.

– Нет. Я думал не о нем.

– А о ком же? – Брайан тяжело вздохнул. – Время было ужасное. Кое-где еще вспыхивали бои. Смерть была повсюду, а человеческая жизнь ничего не стоила.

– У него были дружки. Я хорошо помню двоих. Донал Грогин и Джимми Бенниган. Они должны были знать.

– Может быть. Вполне возможно, – задумчиво сказал Брайан. – Но Бенниган умер в тюрьме несколько лет назад. Он не сумеет тебе помочь.

– Знаю. – Рорк уже навел справки. – Однако Грогин жив и, кстати сказать, обитает неподалеку.

– Верно. Правда, он не был здесь уже несколько лет. Зато часто появляется у реки, в пивной «Воровской притон». Туристы думают, что это всего лишь цветистое название, и валят туда валом. Но большинство тут же уходит.

– Он может быть там, но в это время дня, скорее всего, сидит дома.

– Скорее всего. – Брайан не сводил глаз с лица Рорка.

– Я могу все сделать сам и не обижусь, если ты не пойдешь со мной. Но с напарником это будет проще и быстрее.

– Сейчас?

– Лучше не медлить.

– Тогда пошли, – сказал Брайан.

– Поэтому ты и прилетел без своего копа? – спросил Брайан, когда они вышли из переулка.

– В частности. – Рорк рассеянно потрогал лежавший в кармане пистолет. – У нас разные методы опроса свидетелей.

Брайан похлопал себя по карману, где лежала кожаная плетка.

– Ну, положим, копы тоже не особенно церемонятся. Пару раз они давали мне в морду.

– Она тоже может дать в морду, но позволяет сопернику нанести удар первым. Поверь мне, ее методы эффективны. Вот только времени требуют больше. А я тороплюсь.

Он крутил на пальце обручальное кольцо и шел по улице, которую Ева узнала бы. Она не смогла бы прочесть надписи на стенах, потому что это был гэльский язык, вошедший в моду у местных бандитов, когда Рорк был ребенком. Но прекрасно поняла бы смысл этих надписей и выражение лиц тех, кто стоял в подворотнях.

Здесь дети умели вытаскивать кошельки из карманов, еще не умея читать. И ложились спать после зуботычины, а не поцелуя.

Рорк тоже знал эту улицу. Она породила его.

– Ева обиделась на меня, – наконец сказал он. – Черт побери, она разозлилась, и имела на это право. Но я не мог взять ее с собой на такое дело. Брай, я убью его, если понадобится. И не хочу, чтобы она была причастна к этому.

– Еще бы… Ни жене, ни копу тут делать нечего, верно?

Верно. Верно, черт побери! Но Рорк знал, что, если придется убить человека, он будет вынужден рассказать об этом ей. И сомневался, что это пойдет на пользу их отношениям. Точнее, боялся, что после этого Ева не захочет смотреть на него.

Они вошли в одну из уродливых железобетонных коробок, стоявших на краю района трущоб. Запах мочи заставил Рорка вспомнить детство. Острый запах мочи, тошнотворный запах блевотины… Тут крысы не ждали темноты, чтобы отправиться на охоту, а аура насилия клубилась в углах, как туман.

Рорк посмотрел на лестницу. В доме было двадцать квартир. Официально занятыми числились двенадцать; в большинстве остальных обитали бродяги. Кое-кто из жильцов днем работал; таким образом, услышать их могли человек сорок-пятьдесят. Впрочем, он сомневался, что кто-нибудь вмешается. В подобных ситуациях люди чаще всего думают о собственной шкуре и лезут в чужие дела только тогда, когда это сулит им выгоду.

В кармане Рорка лежал не только пистолет, но и кошелек. И он собирался пустить в ход то оружие, которое в данных обстоятельствах могло оказаться более действенным.

– Грогин наверняка выбрал нижний этаж. Удобнее приходить и уходить, – сказал Рорк.

– Хочешь, чтобы я постоял под окном? На случай, если он вздумает удрать от тебя?

– Не удерет.

Рорк постучал в дверь и отошел в сторону. Перед «глазком» остался только Брайан.

– Какого черта надо?

– Минуту вашего времени, мистер Грогин. У меня есть деловое предложение, которое может оказаться взаимно выгодным.

– Да ну? – насмешливо спросили его. – Раз так, прошу пройти в мой офис.

Дверь открылась, и Рорк переступил порог.

Грогин был стар. Не так стар, как О'Лири, но сильно поношен. Его обвислые щеки были испещрены склеротическими жилками. Однако реакция у старика сохранилась – в следующее мгновение в руке Грогина очутился нож. Но, разглядев Рорка, он широко открыл глаза.

– Ты мертв! Я сам видел твой труп! Падди, как ты сумел выбраться из ада?!

– Это не тот Рорк.

Рорк оскалил зубы и ударил Грогина кулаком в лицо. Потом поднял нож, выпавший из руки старого бандита, и приставил к его шее. Тем временем Брайан закрыл дверь.

– Я вижу, прыти ты не утратил, – сказал он.

– В чем дело? Какого черта?!

– Сэр, вы помните меня? – вкрадчиво спросил Рорк, прижав кончик ножа к горлу Грогина. – В свое время вы часто давали мне пощечины шутки ради.

– Сын Падди… – Грогин облизал разбитые губы. – Ты что, мстить пришел? Мальчишек нужно время от времени колотить, чтобы они выросли мужчинами. Я никогда не желал тебе зла.

Рорк кольнул Грогина под челюсть.

– Скажем так: я желаю тебе зла не больше, чем ты мне. Просто хочу задать несколько вопросов. Если ответы мне не понравятся, я перережу тебе глотку и брошу крысам. Но сначала дам Брайану отвести душу.

Брайан улыбнулся, вынул из кармана плетку и хлопнул себя по ладони.

– Меня ты бил тоже. Я хочу расквитаться и буду только рад, если твои ответы не удовлетворят моего друга.

– Мне нечего вам сказать! – Бегающие глаза Грогина смотрели то на одного, то на другого. – Я ничего не знаю!

– Будем надеяться, что знаешь. – Рорк рывком поднял его и толкнул на хлипкий диван. – Только попробуй! – сказал он, заметив, что Грогин покосился на окно. – Мы догоним тебя в два счета. Но тогда мне придется искать ответы у кого-то другого.

– Чего ты хочешь? – заскулил Грогин. – Можно было обойтись и без этого. Ведь я тебе почти что дядя.

– Ты мне никто. Только дурное воспоминание. – Рорк придвинул стул, сел, чиркнул ножом по кончику своего большого пальца и стал следить за тоненькой струйкой крови. – Острый. Вот и хорошо. Сначала я отрежу тебе яйца – конечно, если они еще есть. Ты помнишь Сиобан Броди?

Грогин не сводил глаз с ножа.

– Кого?

– Если хочешь прожить еще час, вспомнишь. Сиобан Броди. Свеженькая, молоденькая, хорошенькая. Рыжая, зеленоглазая.

– Парень, ты рехнулся? Сколько таких девушек на свете!

– Меня интересует только одна. – Рорк с каменным лицом выжал кровь из пальца. – Та, которая жила с Патриком больше двух лет. Та, которой он сделал ребенка, и этим ребенком был я… Ага, – кивнул он, увидев, что у Грогина расширились зрачки. – Похоже, дело сдвинулось с мертвой точки.

– Я не знаю, о чем ты говоришь!

Не успел Брайан пошевелиться, как Рорк протянул руку и сломал Грогину указательный палец.

– Это тебе за Сиобан. Я слышал, что он сломал ей три пальца, так что за тобой еще два.

Грогин смертельно побледнел и издал тонкий протяжный вой.

– По-моему, это лишнее, – проворчал Брайан, садясь на валик дивана.

– Он бил ее, – бесстрастно ответил Рорк. – Подбивал глаза, ломал кости. Ей было всего девятнадцать. Грогин, он делился ею с тобой? Или держал для себя?

– Я ее и пальцем не трогал! Ни разу! – Из глаз Грогина текли слезы; он баюкал больную руку, как младенца. – Она была женщиной Патрика. И не имела со мной ничего общего.

– Ты знал, что он бил ее.

– Парень, мужчина имеет право время от времени учить жену уму-разуму. У Падди была тяжелая рука, сам знаешь. Я тут ни при чем.

– Какое-то время ее не было. Она забрала меня и ушла.

– Не знаю… – Когда Рорк наклонился, Грогин вскрикнул и прикрыл голову руками: – Ради бога, пощади! Это не я! Откуда я знаю, что происходило в доме Патрика при закрытых дверях? Я им свечку не держал…

– Брайан, берись за дело, – спокойно сказал Рорк.

– Ладно, ладно! – крикнул Грогин. – Может, она и исчезала ненадолго. Кажется, он говорил что-то в этом роде.

Рорк схватил его за запястье, и старик затрясся от страха.

– Да! Я все скажу. Она убежала с тобой, и он взбесился. Женщина не имеет права уходить от мужчины и забирать его сына. Нужно показать ей ее место, понимаешь? Нужно ее проучить. Так он сказал. А потом она вернулась.

– И он показал ей ее место?

– Я не знаю, что было дальше. – Грогин заплакал навзрыд. – Можно мне выпить? Ради бога, дай мне выпить! У меня сломана рука.

– Всего один палец, а он плачет, как девчонка. – Брайан презрительно фыркнул, взял с окна бутылку виски и плеснул немного в грязный стакан. – На, подавись…

Грогин взял стакан здоровой рукой, поднес к губам и жадно выпил.

– Тебе известно, что он мертв. Падди мертв, так какая разница? Это его рук дело. Сам знаешь, каким он был.

– Да, знаю.

– В тот вечер он позвонил мне. Пьяный вдребезги. Я слышал плач ребенка. Он сказал, чтобы я немедленно приехал. Взял тачку и приехал к нему. В то время слово Падди было законом. Тот, кто смел ослушаться, дорого платил за это. Поэтому я завел мотор и помчался к нему. Когда я приехал… Я не имел к этому отношения! Я ни в чем не виноват!

– Когда ты приехал туда?..

– Можно еще выпить? Просто промочить горло.

– Рассказывай остальное, – велел Рорк. – Иначе нечего будет промачивать. Грогин дышал со свистом.

– К тому времени она уже была мертва. На нее было страшно смотреть. Он просто взбесился! Ничего нельзя было сделать. Я ничего не мог сделать. Я думал, что он убил и тебя, потому что ты молчал. Но он дал тебе что-то, чтобы ты спал, только и всего. Ты лежал на диване и спал. Он вызвал и Джимми. Джимми Беннигана.

– Налей ему еще, Брай.

– Спасибо. – Грогин протянул стакан. – Понимаешь, когда я приехал, все уже было кончено.

– Что вы с ней сделали? Ты, Джимми и тот, кто убил ее?

– Мы… уф-ф… мы закатали ее в ковер и отнесли в машину. – Он сделал глоток и облизал губы. – Так велел Падди. Долго ехали вдоль реки. Потом привязали к телу несколько камней и утопили его. Ничего другого сделать было нельзя. Все равно она была мертва.

– А потом?

– Мы вернулись, все убрали и распустили слух, что она бросила мальчишку и убежала. Но предупредили, что если кто-нибудь заговорит об этом, то дорого заплатит. А Падди заставил Мег вернуться – не знаю, как. Думаю, заплатил ей или пообещал что-нибудь. И приказал всем соседям называть ее твоей матерью. Они боялись его, как огня.

Грогин провел здоровой рукой под носом.

– Он мог убить и тебя. Это ему ничего не стоило. Вышибить тебе мозги, придушить…

– Почему же он этого не сделал?

– Ты похож на него как две капли воды, разве не так? Вылитый отец… Мужчинам нужен наследник, верно? Нужен сын. Если бы ты был девчонкой, он швырнул бы тебя в реку вместе с мамочкой, но мужчине нужен сын.

Рорк встал, и выражение его лица заставило Грогина сжаться в комок.

– Этим делом занималась полиция?

– Им было наплевать на нее.

– Да, наплевать. Подумаешь, какая-то девушка, забитая до смерти и брошенная в реку… Но потом ее начали искать родные. Мне говорили, что ее брата подстерегли и избили. Кто это сделал?

– Ох… Наверно, сам Падди.

«Лжешь», – подумал Рорк.

– Насколько я помню, такие мелочи он всегда поручал тебе.

Рорк с быстротой молнии схватил Грогина за грязные волосы и снова приставил к горлу нож.

– Откуда мне знать? – По дрожащим губам старика потекла слюна. – Ради бога, откуда мне знать? По его приказу я проломил столько голов, что и не сосчитать. Нельзя убивать меня за это! Прошло столько лет…

«Всего одно движение, – думал Рорк. – Одно движение – и кровь этого человека обагрит мои руки».

Мышцы его напряглись, готовые сделать это движение. Он слышал хриплые крики, доносившиеся с улицы, – кто-то громко ссорился. От перепуганного Грогина пахло потом и свежей кровью, на ширинке расплывалось пятно мочи. Какой-то миг, показавшийся Рорку вечностью, лезвие ножа прижималось к плоти. Потом Рорк отступил на шаг и сунул нож в ботинок.

– Такое дерьмо не стоит того, чтобы его убивать.

Они ушли, не оглядываясь на Грогина, который сидел в луже собственной мочи и рыдал.

– В былые дни он бы у тебя одним сломанным пальцем не отделался, – заметил Брайан.

– В былые дни… – Рорк сжал руку в кулак и представил себе, с каким удовольствием он несколько раз заехал бы этим кулаком в морду Грогину. – Не стоит он того. Он был всего лишь жалким подручным Патрика Рорка. И все же он долго будет просыпаться по ночам в холодном поту, боясь, что я вернусь.

– Мне показалось, ты уже знал почти все из того, что он рассказал.

– Мне требовалось услышать подтверждение. – Рорк передернул плечами. В Дублине было холоднее, чем в Нью-Йорке. Кроме того, они стояли у реки – у той самой реки, в которую они бросили ее изувеченное тело… – А еще мне было важно понять, как именно это случилось. Теперь можно переходить к следующему этапу.

– К какому этапу?

– У нее были родные. Они по-прежнему живут в Клэре. Нужно рассказать им, что с ней случилось и почему. О боже, Брайан… Я должен поговорить с ними, но сначала мне надо напиться.

– Я знаю одно подходящее место. – Брайан обнял его за плечи и повел прочь от реки. – Сегодня ты ночуешь у меня.

ГЛАВА 15

Кое-кто назвал бы ее трусихой, но Еве было наплевать.

– Нам нужно заново просмотреть все протоколы допросов, сверить даты, провести поиск по именам. – Ева посмотрела на часы, как будто ее интересовало время. – А смена уже кончается. Давай я завезу тебя домой, и ты захватишь необходимые вещи. Потом мы поедем ко мне, поработаем, а утром соберем у себя остальных членов бригады.

– Вы хотите, чтобы я переночевала у вас?

– Так будет проще.

– Угу… – Пибоди чинно сложила руки на коленях; тем временем Ева выехала с университетской автостоянки. – Одна из вещей, которые я хочу захватить, это Макнаб.

– Ладно.

– Ладно? – эхом повторила Пибоди и сжала губы, пытаясь скрыть улыбку. – Но это значит, что мы с ним будем трахаться под вашей крышей.

Ева упорно смотрела вперед.

– Конечно, на это уйдет какое-то время, но мы все равно окажемся в выигрыше.

– Вы боитесь Соммерсета?

– С чего ты взяла?

– Мысль о том, что мы будем заниматься любовью в спальне для гостей, пугает вас меньше, чем возможность остаться наедине с Соммерсетом. Это, конечно, приятно…

– Пибоди, не заставляй меня останавливать машину!

– А согласие Рорка вы получили?

– Нет. Он занят. Ему не до того.

Пибоди тут же стала серьезной.

– Так я и думала… Даллас, у него неприятности?

– Да, крупные неприятности личного характера. Он пытается их уладить. Дело семейное.

– Я не знала, что у него есть семья.

– Он тоже не знал. – Ева не могла говорить об этом. Не знала, как это сделать. Не знала, следует ли говорить об этом вообще. – Он справится. И вернется через пару дней.

«Тебе страшно ехать домой, потому что его там нет», – подумала Пибоди.

– Если хотите, мы с Макнабом поживем у вас до его возвращения, – осторожно предложила она.

– Хорошенького понемножку.

Ева покорно дожидалась, пока Пибоди собирала вещи, – сидела в машине и мысленно составляла отчет. Потом покорно поехала в управление за Макнабом. Это было лучше, чем возвращаться домой в одиночку.

«Да, дело именно в этом, – думала она, пытаясь не слышать болтовни Пибоди и Макнаба. – Я не хочу возвращаться домой одна». Еще пару лет назад это ее не смутило бы. Тогда ей это даже нравилось. Она залезла бы в свой кокон и весь вечер занималась очередным делом.

Кроме того, там не было бы этого несносного Соммерсета. Хотя у старика была сломана нога, он по-прежнему жил с ней под одним кровом. И дышал тем же воздухом, что и она.

И все же была еще одна причина, которая заставила ее взять с собой Пибоди и Макнаба. Ей нужно было отвлечься. Шум, суета, работа… Что угодно, только бы перестать волноваться за Рорка!

Где он сейчас, черт побери, и что делает?! Она запретила себе думать об этом и снова прислушалась к беседе.

– «Кримсон Рокет» – потрясная группа, – заявил Макнаб. – Просто обалденная.

– Ай, брось. Дешевка.

– Ты не врубаешься! Попробуй вслушаться.

Он включил плеер, из которого понеслись дикие крики. Ева подумала, что это больше всего похоже на крушение поезда.

– Выключи! – велела она. – Немедленно выключи это дерьмо!

– Даллас, вы получаете уникальную возможность. Откройте себя потоку энергии и иронии.

– Еще две секунды – и я открою окно и выброшу тебя с твоей энергией на улицу!

Довольная Пибоди улыбнулась:

– Я же говорила тебе, что это дешевка.

– У тебя нет музыкального вкуса.

– Это у тебя нет вкуса!

– Нет, у тебя!

Ева подняла плечи, словно пытаясь заткнуть ими уши.

– Господи, зачем я это сделала? – спросила она себя, въезжая в ворота. – Зачем?

Подъехав к дому, Ева нажала на тормоз и выскочила из машины, пытаясь спастись бегством, но они устремились за ней.

– Туда! – Ева ткнула пальцем в сторону квартиры Соммерсета. – Отправляйтесь туда и ссорьтесь там, сколько влезет. Может быть, у старика лопнут мозги, и у меня станет одной проблемой меньше. Навестите больного и болтайте там, пока у вас языки не отсохнут, обедайте и трахайтесь до посинения. Убирайтесь!

– Лейтенант, но вы хотели поработать, – напомнила Пибоди.

– Я не желаю видеть вас в течение часа! – крикнула Ева и бросилась к лестнице. – Должно быть, я окончательно свихнулась, – бормотала она, поднимаясь к себе. – Свихнулась, сама не заметив этого, и теперь по мне плачет палата для буйных.

– Что это с ней? – удивился Макнаб.

– У Рорка возникли какие-то неприятности. Это выбило ее из колеи. Давай навестим Соммерсета и посмотрим, как он себя чувствует… Что ни говори, но твои «Кримсон Рокет» – фуфло, – добавила она.

– И как меня угораздило влюбиться в женщину, которая ничего не понимает в музыке? – Макнаб ущипнул ее. – Впрочем, я догадываюсь. – Он наклонился к уху Пибоди: – Как ты думаешь, мы успеем за час навестить Соммерсета, пожевать и натрахаться до посинения?

– Держу пари, что успеем.

Ева прошла прямо в свой кабинет и тут же направилась к кофеварке.

– Кофе. Кофе поможет мне не сойти с ума.

Она чуть не выпила кружку залпом, но сдержалась и, только сев за компьютер, сделала первый глоток.

«Лейтенант Ева Даллас, объединенные дела Х-23987 и Х-23992, – быстро набрала она. – Дополнительные сведения. Связь между жертвами Хоуард и Сулу подтверждается показаниями нескольких свидетелей. Оба часто посещали компьютерный клуб „Устрой сцену“ и встречались там. Обоих фотографировал Хастингс. Установлена связь между Хастингсом и Браунинг, преподавательницей Хоуард, одной из последних, кто видел Хоуард живой. Они знают друг друга профессионально и лично. По рекомендации Браунинг некоторые ее студенты работали у Хастингса помощниками фотографа. Это позволяло им получить доступ к его файлам и извлечь оттуда фотографии жертв. Кроме того, к ним имела доступ сама Браунинг, когда приводила в студию Хастингса студентов своего семинара».

Ева сделала паузу и постаралась осмыслить уже известные факты.

«Алиби Браунинг сомнительно и подтверждено только ее сожительницей. Подозреваемая имела возможность подделать показания видеокамер. ОЭС придется изучить дискеты на предмет фальсификации».

– Это не она, – вполголоса пробормотала Ева. – Такие вещи не в ее характере, но перестраховаться не мешает… А Анджела Брайтстар? Алиби также сомнительно. Средства и возможности у нее были. Мотив? Ревность, как личная, так и профессиональная.

Она допила кофе и дала компьютеру задание, учитывая способ преступления и вновь открывшиеся данные, оценить вероятность того, что преступник относится к той же возрастной группе, что и жертвы.

«РАБОТАЮ. С УЧЕТОМ ИЗВЕСТНЫХ ДАННЫХ ВЕРОЯТНОСТЬ ТОГО, ЧТО ПРЕСТУПНИК И ЖЕРТВЫ ОТНОСЯТСЯ К ОДНОЙ ВОЗРАСТНОЙ ГРУППЕ – ОТ ВОСЕМНАДЦАТИ ДО ДВАДЦАТИ ДВУХ – СОСТАВЛЯЕТ ТРИДЦАТЬ ДВА И ДВЕ ДЕСЯТЫХ ПРОЦЕНТА».

– Да, так я и думала, – пробормотала Ева. – Вполне возможно, что тут поработал извращенный юный вундеркинд, обладающий огромным запасом терпения, но, скорее всего, это был взрослый…

Она приказала компьютеру провести поиск в списке помощников Хастингса и определить возрастной спектр.

«РАБОТАЮ… ВОЗРАСТНОЙ СПЕКТР – ОТ ВОСЕМНАДЦАТИ ДО ТРИДЦАТИ ДВУХ».

Выведя на стенной экран фамилии тех, кому больше двадцати пяти, Ева просмотрела список и обнаружила в нем фамилии, которые Пибоди назвала вымышленными.

Ладно. Брэди, Адамс, Ольсен, Луи Жавер. Надо сравнить эти имена со списком студентов, посланных к Хастингсу профессором Браунинг.

Дав очередное указание компьютеру, Ева вывела на настенный экран карту города и стала изучать маршруты и места, которые отметила ранее. Она мысленно прошла по этим маршрутам, пытаясь увидеть то, что видел убийца.

– Где ты работаешь? – вслух спросила она. – Где хранишь свое транспортное средство? Кто ты? И почему делаешь это?

«Свет, – в который раз подумала она. – Свет – это энергия и жизнь. Свет – это душа. Без света нет изображения. Без света нет жизни…»

Что-то зашевелилось у нее в мозгу. Она склонила голову набок, пытаясь помочь мысли сформироваться.

И тут зазвонил телефон.

– Черт побери… Даллас, – ответила Ева.

– А вот и она… Привет, дорогая!

– Рорк! – Все посторонние мысли вылетели из ее головы. Остались лишь любовь и тревога. – Где ты?

– В славном городе Дублине. – Он улыбнулся.

– Ты… ты пьян?

– Вдрызг! Мы приканчиваем вторую бутылку. Или третью. Какая разница?

– Кто это «мы»?

– Я и друг моего детства Брайан Келли. Он посылает тебе пламенный привет.

– Отлично. – Иногда они изрядно вместе выпивали, особенно во время отпуска. Но Ева никогда не видела Рорка пьяным вдребезги. Он говорил с таким ирландским акцентом и так косноязычно, что Ева с трудом понимала его. – Ты в «Грошовом поросенке»?

– Нет. Едва ли… Нет, – подтвердил он, оглянувшись. – Это не пивная. Такое виски можно пить только в узкой компании. Мы пьем на квартире у Брая. И представь себе, это не какая-нибудь лачуга. У Брая очень уютная квартира. Слышишь его? Он поет «Молли Мэлоун»[8].

«Значит, ему ничто не грозит, – подумала Ева. – Он не вывалится из пивной пьяный и не попадет под автобус».

– Я думаю, у вас сейчас глубокая ночь. Ложись и поспи.

– Я еще не готов уснуть. Не хочу видеть сны. Ты меня понимаешь, правда, любимая?

– Да, понимаю. Рорк…

– Сегодня я узнал кое-что, но пока не хочу об этом думать. Оставлю на ночь. Узнал кое-что от одного из старых дружков моего отца. Ублюдок. Тебе будет приятно знать, что я не убил его. Но очень хотел.

– Никуда не ходи сегодня. Обещай мне, что останешься у Брайана. Можешь напиться до бесчувствия, только, ради бога, никуда не ходи!

– Никуда не пойду до завтра. А завтра улечу на Запад.

– На Запад? – Еве представились ранчо, горы и бескрайние равнины. – Куда? В Монтану?

Рорк расхохотался:

– О боже, ничего удивительного, что я влюбился в тебя! На запад Ирландии, моя радость. Завтра я отправлюсь в графство Клэр. Есть шанс, что они убьют меня, как только увидят мое лицо. Его лицо. Но это нужно сделать.

– Рорк, может быть, ты останешься у Брайана еще на денек? Пусть все уляжется, а потом… Что там за шум, черт побери? – спросила она, услышав грохот.

– А… Это Брайан упал. Вместе со столом и лампой. Упал ничком, бедняга. Пойду подниму его и уложу в постель. Позвоню тебе завтра. Позаботься о моем копе, ладно? Я не могу без него жить.

– А ты позаботься о моем пьяном ирландце. Я тоже не могу без него жить.

В голосе Рорка послышалось недоумение:

– Без кого, без Брайана?

– Нет, идиот. Без тебя.

– А… – Он так растерянно усмехнулся, что у Евы защипало в глазах. – Хорошо. Значит, мы на равных! Тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи. – Она смотрела на гудящую трубку, жалея, что нельзя протянуть руку и притащить Рорка обратно.

Компьютер еще не закончил поиск, когда в кабинет ввалились Пибоди и Макнаб.

– У Соммерсета все в порядке, – сказала Пибоди. – Завтра ему снимут шину, а вскоре он сможет ходить.

– Я прыгаю от радости… Мэтью Брэди, Ансель Адамс, Джимми Ольсен, Луи Жавер. Кто это такие?

– Джимми Ольсен – начинающий репортер «Дейли планет», – откликнулся Макнаб.

– Ты его знаешь?

– «Супермен», Даллас! Вам следовало бы больше интересоваться поп-культурой. Комиксы, рассказы в картинках, видео, компьютерные игры… Понимаете, Супермен – это супергерой с планеты Криптон, который был послан на Землю еще ребенком и…

– Короче, Макнаб!

– Если короче, то Джимми Ольсен – один из персонажей этого комикса. Молодой репортер и фотограф.

– Фотограф… Любопытно. А остальные?

– Ансель Адамс – когда-то был такой знаменитый фотограф, – подсказала Пибоди. – У моего отца хранились репродукции его снимков. Он замечательно снимал пейзажи.

– И Мэтью Брэди. – Ева подошла к компьютеру. – Про этого я слышала. Еще один фотограф. Итак, три из четверых. Сплошные псевдонимы – и, естественно, никаких адресов, никаких родственников. Но что скрывается за дверью номер четыре? – У нее загорелись глаза. – А вот и победа! Не Луи, а Анри Жавер. Фотограф, известность которому принесли главным образом портреты мертвых. Работал в начале века в Париже. Хотя это направление, получившее название «Портреты теней», быстро вышло из моды, но снимки Жавера до сих пор считаются лучшими образцами этого жанра. Его работы можно видеть в Лувре, Лондонском музее фотографии и Международном центре фотографии в Нью-Йорке. Макнаб, найди мне о Жавере все, что можешь!

– Уже ищу.

– А победа в том, что наш мальчик, судя по всему, имя сохранил свое. Пибоди, Луи или Льюисов в наших списках около двух дюжин. Проверь их. Ну, детки, – хищно улыбнувшись, сказала Ева, – похоже, мы взяли его след.

Она работала, пока не воспалились глаза. Работала, хотя давно отправила Пибоди и Макнаба в постель. Пусть делают там все, что хотят…

Когда у нее зарябило не только в глазах, но и в мозгу, она разложила кресло и подремала несколько часов. Еще одна одинокая ночь в огромной кровати была ей уже не по силам.

Но Ева напрасно старалась довести себя до изнурения: сны все же настигли ее, схватили ледяными пальцами, и начались кошмары.

Комната была знакомой. Пугающе знакомой. Той самой страшной комнатой в Далласе, где воздух обжигал холодом и казался грязно-красным. Ева знала, что это сон, и пыталась вырваться из него. И все равно она ощущала запах крови. Запах крови, сочившейся из неподвижного тела и капавшей на пол с ножа, который она сжимала в руках.

Ева ощущала запах смерти. То, что она сделала, на что решилась, чтобы спасти себя, навеки запечатлелось в ее сознании.

Рука болела отчаянно. Рука ребенка во сне и рука женщины, оказавшейся в плену этого сна. Сломанную кость жгло огнем, рука онемела от плеча до кончиков пальцев, с которых капала кровь.

Нужно было избавиться от наваждения. Сделать то, что она сделала тогда: смыть кровь и смерть холодной водой.

Она двигалась медленно, как старуха, морщась от острой боли между ног и пытаясь не думать о причине этой боли.

Вода и кровь пахли железом, но откуда она это знала? Тогда ей было всего восемь.

Он снова избил ее. Пришел домой недостаточно пьяный, чтобы оставить ее в покое. Поэтому он снова избил ее, снова изнасиловал, а потом сломал руку. Но на этот раз она остановила его.

Его остановил нож.

Теперь она могла уйти. Уйти из этой комнаты, от этого холода и от него.

– Ты никогда не уйдешь, и сама знаешь это!

Она подняла глаза. Над раковиной висело зеркало. Она видела в нем свое лицо – худое, бледное, с глазами, потемневшими от потрясения и боли, – и лицо того, кто стоял сзади. Красивое, с чудесными синими глазами, шелковистыми черными кудрями и полными губами. Как с картинки.

Рорк. Она знала его. Любила. Он приехал за ней в Даллас и сейчас заберет отсюда. Когда Ева повернулась к нему, она перестала быть ребенком и превратилась в женщину. Но окровавленный труп того, кто был ее отцом, по-прежнему лежал между ними.

– Я не хочу оставаться здесь. Хочу домой. Я так рада, что ты пришел за мной.

– Это ты убила его, верно?

– Он делал мне больно! И никогда не перестал бы!

– Что ж, отец имеет право время от времени учить ребенка уму-разуму. – Он нагнулся, схватил труп за волосы, приподнял голову и заглянул в лицо. – Я знал его. Мы прокручивали с ним кое-какие дела и хорошо понимали друг друга.

– Нет, ты не такой. Ты никогда не встречался с ним!

В синих глазах вспыхнуло пламя, от которого у Евы сжалось все внутри.

– Я не люблю, когда женщина называет меня лжецом.

– Рорк…

Он поднял нож и медленно выпрямился.

– Рорк, да не тот. Я – Патрик Рорк. – Он повертел нож в руке и, нехорошо улыбаясь, шагнул к ней. – Думаю, пора научить тебя уважать отцов.

Ева вскрикнула и проснулась. Капли холодного пота стекали с ее тела, как кровь.

К прибытию бригады Ева взяла себя в руки. Кошмары, тревога за Рорка и даже неминуемый неприятный разговор с Соммерсетом были забыты.

– Мы ищем Луи Жавера, который был помощником Хастингса в январе, во время съемок свадьбы. Жавер – псевдоним, Луи – скорее всего, настоящее имя. Забудем о возрастной группе. Будем считать, что ему от двадцати пяти до шестидесяти. Очень профессиональный, артистичный, умный. Вероятнее всего, живет один и имеет хорошую фотоаппаратуру или обладает доступом к ней. Лично я считаю, что он является владельцем. Это его инструмент, его работа и его искусство.

Она откашлялась и продолжила:

– Фини, я хочу, чтобы ты поработал с Браунинг. Луи Жавера нет в списке студентов, которых она посылала к Хастингсу, но подозреваемый мог изменить имя. Держу пари, что он учился у нее, и что она видела его работы. Я уже намозолила ей глаза. Может быть, свежее лицо заставит ее что-нибудь вспомнить.

– Впервые за последние двадцать лет кто-то сказал, что у меня свежее лицо, – пробурчал Фини, уминая булочку.

– Макнаб, отправишься в Колумбийский университет. Поработаешь со студентами и поищешь человека типа Жавера. Который интересуется посмертными фотографиями.

– Такими вещами интересуются копы. – Рот Макнаба был набит яичницей. – Сотрудники отдела убийств всегда фотографируют мертвых.

– Но не снимают их перед смертью.

– А врачи? – Макнаб подцепил кусочек бекона. – Они фотографируют своих пациентов, верно? До и после операции. Большинство делает это, чтобы прикрыть задницу на случай судебного иска, но…

– Ты не так глуп, как кажешься. – Ева поковыряла бекон вилкой. – Жаль, что твой ум редко проявляется. Свет, энергия, здоровье, жизненная сила… Я думала об этом вчера вечером, но меня отвлекли. Может быть, он болен? А вдруг он убедил себя, что может излечиться, впитывая жизнь и силу из фотографий?

– Чушь собачья!

– Да, но он может думать по-другому. Мы с Пибоди займемся этим. А Бакстер и Трухарт пусть продолжают объезжать клубы.

– Это тяжелая работа. – Бакстер допил кофе. – Таскаться по клубам, смотреть на цветущие молодые тела… – Он подмигнул Трухарту. – Верно, малыш?

Гладкое юное лицо Трухарта зарделось.

– Там есть много другого. Танцы, музыка, бар, компьютеры…

– К нему подходили трижды, – добавил Бакстер. – Причем дважды это были девушки.

– Беседуй с ними о фамилии, – сказала юноше Ева. – Когда к тебе начнут приставать, заведи разговор об Анри Жавере.

– Лейтенант, никто ко мне не приставал! Они просто разговаривали…

– Я люблю этого малыша. – Бакстер сделал вид, будто стирает слезу. – Просто обожаю.

– Трухарт, если Бакстер будет к тебе приставать, позволяю пнуть его в задницу. Поторапливайтесь. Сегодня вечером состоятся похороны Рэйчел Хоуард. Бакстер и Трухарт будут танцевать вокруг молодых цветущих тел, но остальным следует присутствовать. Там может появиться наш подопечный… Пибоди, мне нужно уладить одно личное дело. Будь готова к десяти.

Ева спустилась по лестнице и застала Соммерсета в разгар битвы с сестрой Спенс.

– Если вы хотите снять шину, то не станете возражать и позволите мне отвезти вас в центр здоровья. Удаление можно проводить только с разрешения врача и под его присмотром.

– Я сделаю это сам за две минуты! Отойдите в сторону! – Соммерсет хотел встать, но Спенс силой усадила его на место.

Ева следила за этим зрелищем, как зачарованная.

– Мадам, я еще ни разу не бил женщин, как бы они меня ни провоцировали. Вы будете первой.

– Вы злите его еще больше, чем я, – прокомментировала Ева, и к ней повернулись два сердитых лица. – Придется ему помочь.

– Я рассчитывала на ваше содействие. – Спенс вздернула подбородок и тряхнула буклями.

– Я не позволю этой особе тащить меня в центр здоровья для такой простой процедуры!

– Для этого требуется врач, – отрезала Спенс.

– Тогда приведите врача сюда, – предложила Ева. – И все дела.

– Я не могу вызывать врача на дом по такому пустяковому поводу, как снятие шины.

– Если это пустяк, то зачем нужен врач?

– Ага! – Соммерсет поднял длинный костлявый палец. – Вот именно!

– Думаю, я смогу просто отстрелить эту чертову шину. – Ева задумчиво вынула оружие. – Спенс, отойдите в сторону. Сейчас я…

– Уберите эту штуку! – огрызнулся Соммерсет. – Вы с ума сошли!

– А жаль. Это было бы забавно. – Ева пожала плечами и вернула пистолет в кобуру. – Позвоните врачу, – велела она Спенс. – Скажите, что Рорк хочет, чтобы он приехал сюда и снял шину. Сделайте все возможное, чтобы этот чирей на моей заднице как можно скорее встал и убрался из дома.

– Не понимаю, почему…

– От вас требуется не понимать, а делать! Если у врача возникнут проблемы, – добавила Ева, – пусть обратится ко мне.

Спенс запыхтела, но Ева уже отвернулась от нее и сунула руки в карманы.

– Чем скорее вы встанете на ноги, тем скорее отправитесь в отпуск. И тогда я переведу дух.

– С превеликим удовольствием!

Ева кивнула и наклонилась к Галахаду, который спрыгнул с коленей Соммерсета и начал тереться о ее ноги.

– Вчера вечером звонил Рорк. Из дублинской квартиры Брайана Келли. Он был пьян. Очень пьян.

– Веселый или сердитый?

– Скорее первое. – Ева выпрямилась и с досадой пригладила волосы. – Но он не владел собой. А это опасно. Говорил, что получил какую-то информацию у одного из старых друзей его отца. Вы знаете, кто это может быть?

– Я плохо знал Патрика Рорка. Всегда стремился избегать таких людей. Мне нужно было растить ребенка. – Он сделал паузу. – Точнее, двоих. В тот момент.

Ева промолчала. Сказать было нечего.

– Сегодня он собирался ехать в Клэр. Это на западе от Дублина. Его мать была родом оттуда. Он сказал, что не рассчитывает на теплый прием.

– Если они осудят его, им же хуже. Родной отец не смог сломать этого ребенка и превратить его в чудовище. Как ни пытался. – Соммерсет внимательно посмотрел на Еву. – Кроме того, Патрику уже отомстили. За всех погубленных детей.

Взгляд Евы остался непроницаемым. Она шагнула вперед, наклонилась и вполголоса спросила:

– Это вы убили Патрика Рорка?

Лицо Соммерсета тоже осталось бесстрастным.

– У убийств нет срока давности.

– Я спрашиваю не как полицейский.

– Я должен был защитить детей.

Ева перевела дух.

– Рорк не знает об этом, верно? Вы так и не сказали ему…

– Потому что говорить нечего. Нечего. Лейтенант, это дела давно минувших дней. По-моему, вы собирались уходить. Вас ждет более свежее убийство.

На мгновение их глаза встретились.

– Да. – Ева выпрямилась и отвернулась. – Но помните: как только вы поправитесь, чтоб духу вашего здесь не было. Три недели этот дом будет зоной, свободной от Соммерсета.

Когда она вышла, старик насмешливо фыркнул, поднял руку и погладил вернувшегося на место Галахада.

– Держу пари, она будет скучать по мне.

ГЛАВА 16

Племя врачей Ева недолюбливала, но все же как-то сумела подружиться с двумя его представителями. Сейчас ей нужно было потеребить Луизу Диматто. Зная, что Луиза очень занятой человек, Ева заранее связалась с ней по телефону, выяснила, где она находится, и назначила встречу.

Клиника на Кэнал-стрит была любимым детищем Луизы. Она порвала со своей аристократической семьей ради того, чтобы создать и возглавить независимую клинику на краю района трущоб, где бродяги ночевали в коробках из-под фруктов, а нищие, не имевшие лицензии, облапошивали простаков. Но эта женщина не боялась испачкать в грязи пальчики с безукоризненным маникюром. Сначала она тратила на клинику не только свое время, но и все свои деньги. Однако потом развернула широкую кампанию по привлечению новых средств из всех доступных ей источников. Ева знала как минимум один из таких источников, который поначалу был единственным.

«Луиза перестала быть одиноким волком благодаря Рорку, – думала Ева, припарковавшись во втором ряду за старой ржавой двухместной малолитражкой со снятыми шинами, сиденьями и дверьми. – Деньги были его, хотя этот хитрый ублюдок перевел их на счет Луизы».

Впрочем, деньги были потрачены не зря. Клиника стала лучом света в темном царстве. Очень темном. Хотя здание не бросалось бы в глаза, если бы в этом квартале были другие дома – с чистыми окнами и не расписанными краской стенами.

На противоположной стороне улицы девица в совершенно черных очках что-то напевала и подергивала ногами в такт. Стену подпирали два подонка, искавшие приключений, за которыми здесь далеко ходить не требовалось. Большинство окон верхних этажей было открыто в тщетной попытке перехватить хоть какое-то движение воздуха. Из окон доносились плач младенцев, громкая музыка и сварливые голоса.

Оценив ситуацию, Ева поставила на крышу маячок и подошла к подонкам. Они выпрямилась и нагло ухмыльнулись.

– Вы знаете доктора Диматто?

– Все знают дока. А вам-то что? – хмыкнул один.

– Того, кто приходит сюда беспокоить нашего дока, ждут большие неприятности, – предупредил второй.

– Приятно слышать, потому что док – моя подруга. Я хочу поговорить с ней. Видите эту машину?

– Кусок полицейского дерьма! – фыркнул первый.

– Мой кусок полицейского дерьма, – уведомила его Ева. – Когда я вернусь, машина должна остаться такой же. Если этого не случится, кому-то мало не покажется. И в первую очередь вам, джентльмены. Ясно?

– Ой, Рико, я уже дрожу! – Первый толкнул второго локтем и мерзко захихикал. – Эта полицейская замухрышка даст мне пощечину, если кто-нибудь помочится на ее шины!

– Предпочитаю, чтобы меня называли злобной полицейской сукой. Это верно, Пибоди?

– Да, мэм. – Из машины вылезла Делия. – Абсолютно верно.

Ева смерила взглядом обоих подонков.

– А почему, Пибоди?

– Потому, мэм, что вы такая и есть. Если кто-то опорожнит свой мочевой пузырь на ваши шины, вы не станете давать ему пощечину. Просто открутите облегчившемуся яйца, а потом засунете их ему в глотку.

– Да. Именно так. А что я сделаю потом, Пибоди?

– Потом, мэм? Потом вы засмеетесь.

– Я сегодня еще не смеялась, так что с удовольствием сделаю это. – Уверенная в том, что ее транспорт останется нетронутым, Ева решительно направилась к клинике. – Насчет смеха было сказано неплохо, Пибоди, – сказала она у дверей.

– Спасибо. Я подумала, что это позволит задать нужный тон… О боже!

Делия обвела взглядом просторную приемную. Тут было яблоку упасть негде. Изрядная часть больных выглядела так, что по сравнению с ними два подонка казались бойскаутами, но все сидели смирно и ждали. В комнате было чисто. Свежая краска, ковер без единого пятнышка, вьющиеся растения… В отгороженной секции стояли детские стулья и лежали игрушки. Мальчик лет четырех методично колотил мальчика лет двух пенопластовым молотком по голове. Каждый удар сопровождался радостным «бах!».

– Неужели никто не остановит его? – вслух подумала Ева.

– Что? О нет, мэм. Он просто выполняет свою работу. Старшие должны колотить младших. Например, в детстве мой брат Зак регулярно сверлил мне ребра пальцем. Я очень скучаю по нему.

– Тебе виднее. – Сбитая с толку Ева пошла к регистратуре, и их провели в кабинет Луизы.

Как бы ни расширялась клиника, личное помещение доктора Диматто оставалось маленьким и тесным. Благотворители могли не волноваться, что директор потратит их пожертвования на обустройство своего рабочего гнездышка.

Пока они ждали хозяйку, Ева проверила, не поступало ли сообщений на ее компьютер, стоявший в управлении, и разозлилась, обнаружив очень краткое послание Рорка.

В кабинет влетела Луиза. На ней был бледно-зеленый халат поверх джинсов и белой майки. По поле халата текла струйка чего-то белого, похожего на свернувшееся молоко.

– Привет, люди. Умираю без кофе! У меня есть десять минут. Выкладывайте.

– По-моему, на вас уже кое-что выложили, – показала Ева на струйку.

– Подумаешь, младенец срыгнул… Сегодня у меня грудничковый день.

– Тьфу!

Луиза хихикнула и налила себе кофе из кофеварки.

– Думаю, иногда вы приходите домой с пятнами от куда более интересных жидкостей, чем какое-то безобидное грудное молоко. Ну, что? – Она уселась на угол стола и вздохнула. – Господи, как приятно сесть! Куда лучше секса… Чем могу быть полезна?

– Вы еще не забыли историю о двух убитых студентах?

– Я слежу за сообщениями средств массовой информации. Особенно за теми, которые выдает в эфир Надин. – Она подула на кофе и сделала глоток. – А что?

– У меня возникла гипотеза, что человек, который убил их, очень болен. Возможно, смертельно.

– Почему?

– Это сложно.

– У меня есть десять минут, – напомнила Луиза и, порывшись в кармане халата, вынула красный леденец. – Попробуйте упростить.

– Есть старое поверье, что фотоаппарат впитывает душу человека. Думаю, убийца его усовершенствовал. Он говорит о свете своих моделей. Чистом свете. И о том, что теперь они принадлежат ему. Я, конечно, могу попасть пальцем в небо, но вдруг он считает, что сможет выжить с помощью их света?

– Угу… – Луиза начала сосать леденец. – Интересно.

– Если он так считает, то можно сделать вывод: однажды убийца узнал, что жить ему осталось недолго. Разве вы, врачи, не называете злокачественные опухоли тенями?

– Любое новообразование во время рентгеновского или ультразвукового исследования выглядит как тень или темное пятно.

– Это такие же изображения, как фотография, верно?

– Да, верно. Я понимаю, куда вы клоните, но не знаю, как вам помочь.

– Вы знаете врачей, а они знают других врачей. Знаете больницы и центры здоровья. Мне нужно выяснить, кто получал плохие новости за последние двенадцать месяцев. Можно ограничиться мужчинами от двадцати пяти до шестидесяти лет.

– Ничего себе задачка… – Луиза покачала головой и допила кофе. – Даллас, несмотря на противораковую вакцину, раннюю диагностику и эффективные методы лечения, существует множество людей с неизлечимыми и неоперабельными случаями. Добавьте к ним тех, кто по каким-то причинам отказывается от лечения – из религиозных соображений, страха, упрямства, невежества, – и окажется, что только в Манхэттене таких сотни, если не тысячи.

– Ничего, я сумею отсеять лишних.

– Может быть, но есть одна большая проблема. Она называется врачебной тайной. Я не могу называть имена. Ни один уважающий себя врач на это не пойдет.

– Луиза, он убийца!

– Да, но другие ни в чем не виноваты, и имеют право на сохранение тайны. Конечно, спросить можно, только никто мне не ответит, а если и ответит, то я сообщу вам эти сведения только в том случае, если буду не в себе.

Раздосадованная Ева принялась расхаживать по тесному кабинету. Тем временем Луиза достала из кармана второй леденец и протянула его Пибоди.

– Лимон? Нет, спасибо.

– Без сахара.

– Все равно яд, – сказала Пибоди, но тем не менее леденец взяла и развернула обертку.

Ева шумно выдохнула и села.

– Скажите мне вот что… Какие злокачественные опухоли наиболее опасны?

– Еще один вопрос на засыпку. Если пациент сделал все нужные прививки, проходил обязательные ежегодные осмотры и выявил заболевание на ранней стадии, то я сказала бы, что это опухоль мозга. Пока опухоль не успела дать метастазы, раковые клетки можно убить, замедлить их рост, удалить, а при необходимости заменить пораженный орган. Но мозг заменить нельзя. Однако это всего лишь гипотеза, – добавила она, отставив в сторону пустую чашку.

– Лиха беда начало. Вы могли бы поговорить со знакомыми специалистами по болезням мозга? Человек остается дееспособным, может планировать и выполнять сложные действия. Он находится в ясном уме и очень подвижен.

– Сделаю, что смогу. Но могу я очень немного… Мне пора возвращаться к своим прямым обязанностям. Кстати, я подумываю устроить небольшой обед в дружеской компании. Вы обе, Рорк, Макнаб и мы с Чарльзом.

– Гм-м… – выдавила Ева.

– Грандиозная мысль! Сообщите, когда… Как поживает Чарльз? – после паузы поинтересовалась Пибоди. – Я давно с ним не разговаривала.

– Отлично. Очень занят, но кто из нас не занят? Я свяжусь с вами.

– Эй, а мне леденец?

Луиза засмеялась, сунула Еве конфету и убежала.

Выйдя из клиники, Ева быстро подошла к машине, наклонилась и проверила шины. Затем она широко улыбнулась двум подонкам, все еще подпиравшим стену, и сунула леденец в рот.

Некоторое время они ехали в молчании, потом Ева не выдержала:

– О'кей, это не мое дело, но почему тебя ничуть не напугала мысль о дружеской вечеринке с Луизой и Чарльзом?

– А почему она должна была меня напугать?

– Ох, не знаю. Дай подумать. – Ева сосредоточенно сосала леденец. «Виноградный, – подумала она. – Неплохо». – Может быть, потому, что ты одно время встречалась с Чарльзом, и эти встречи с профессиональным мужчиной по вызову вывели твоего нынешнего сожителя из себя до такой степени, что он пнул Чарльза в его прелестную задницу?

– Перец добавляет блюду пикантности, верно? Чарльз – мой друг, несмотря на его прелестную задницу. Он любит Луизу. Луиза мне нравится. Я не спала с Чарльзом. А если бы и спала, какое это имеет значение?

«Постельные игры всегда имеют значение, что бы там ни говорили», – подумала Ева, но предпочла промолчать.

– О'кей. Если это не имеет значения, почему ты не сказала Макнабу, что никогда не танцевала с Чарльзом самбу в постели?

Пибоди понурилась.

– Потому что он вел себя, как дурак.

– Пибоди, Макнаб и есть дурак!

– Да, но теперь он мой дурак. Наверно, следовало бы сказать ему. Но мне ужасно не хочется, чтобы он одержал надо мной верх.

– Как это?

– Понимаете, сейчас я в выигрышном положении. Он думает, что я спала с Чарльзом и перестала спать с ним из-за него, Макнаба. Но если я скажу ему, что никогда не была близка с Чарльзом, верх будет за ним.

– О господи, у меня разболелась голова. Лучше бы не спрашивала…

Ева вернулась к началу – к Рэйчел Хоуард.

Волокна ковра. Они определили производителей и модели транспортных средств, оснащавшихся такими ковриками, а затем составили перечень зарегистрированных владельцев. Машины Хупера и дяди Диего Фелисиано этому перечню не соответствовали.

До сих пор этот путь оставался тупиковым, но Ева была готова прошибить лбом стену.

Транквилизатор. Лекарство, продающееся по рецепту, а не наркотик, покупаемый из-под полы. Если ее гипотеза верна, есть шанс, что рецепт принадлежал убийце. Ему прописали лекарство, помогающее уснуть, успокоить нервы и снять боль, которую он мог испытывать.

Нужно было сопоставить список владельцев транспортных средств со списком местных аптекарей. А потом сравнить тот и другой со списками покупателей фотоаппаратуры за последние двенадцать месяцев.

Ева тяжело вздохнула. Процедура сложная и долгая. Львиная доля времени уйдет на получение разрешений.

«Как бы я повела себя, если бы Рорк был рядом? – думала она. – Воспользовалась бы его помощью? Позволила бы уговорить себя, воспользовалась бы его более современной техникой, его привычкой обходить стандартные системы охраны от несанкционированного доступа и личные коды? Возможно».

Но Рорк отсутствовал, так что говорить было не о чем. На нее давило время. За неделю убийца лишил жизни двоих и на этом не остановится.

Он ждать не станет.

Ева начала первый перекрестный поиск, ожидая разрешения на следующий. Ей не давала покоя мысль о том, что некий безымянный студент уже оказался в перекрестье видоискателя.

И мысль о Рорке, попавшем в плен собственного прошлого.

Он не часто бывал на западе страны, в которой родился. Большинство принадлежавшей ему собственности находилось в Дублине, в Корке на юге и в Белфасте на севере. Кое-что у него имелось в Голуэе, но он никогда там не был. А в Керри, где Рорк купил замок, превращенный в гостиницу, он пробыл лишь несколько дней.

Хотя Рорк и не разделял врожденного недоверия жены к деревне, однако он тоже предпочитал город. Что бы он делал в этом краю зеленых холмов и заросших цветами дворов?

В лучшем случае, смог бы провести здесь небольшой отпуск. И все же какая-то часть его души радовалась тому, что есть место, где все осталось таким, каким было несколько веков назад. Зеленым. Бархатно-зеленым и спокойным.

Та Ирландия, из которой он бежал, была серой, сырой, мрачной и угрюмой. Но Клэр оказался не просто другой частью страны – это был другой мир, которого он не знал. Здесь все еще жили фермеры, которые ходили по полям с собаками, а в этих полях лежали развалины старых замков, крепостей и башен, некогда грозных и неприступных. По развалинам бродили туристы, фотографировали их, затем уезжали по извилистым дорогам дальше. А местные жители смотрели на эти руины изо дня в день. «Нас пытались победить, – думали они. – Викинги и бритты. Но так и не смогли. И никогда не смогут».

Рорк редко думал о своем наследии и никогда не цеплялся за слезливые воспоминания об Ирландии, как делали многие потомки тех, кто оставил эти зеленые поля. Но теперь он ехал один под жемчужными облаками, смотрел на танец теней в бесконечных зеленых просторах, на заросли дикой алой фуксии в рост человека и ощущал странное щемящее чувство.

Это было прекрасно и принадлежало ему. Правда, совсем не так, как он привык.

Он прилетел из Дублина в Шэннон на самолете. Во-первых, так было быстрее; во-вторых, после ночной попойки у него нещадно болела голова. Но по какой-то неясной причине в Клэр он отправился на машине, пытаясь отсрочить приезд.

Что он им скажет, черт побери? Все, что приходило в голову, казалось неправильным. Он никогда не сможет найти нужные слова. И пытаться нечего. Потому что логике это не поддается.

У него есть своя семья – и в то же время с этими людьми его связывает только призрак.

Но этот призрак маячил у него перед глазами, бродил по полям и стоял посреди двора, заросшего цветами.

«Она не бросила меня, – думал Рорк. – Разве я могу бросить ее?»

Дорога петляла по лесу, которому было не больше пятидесяти лет. Потом деревья сменились полями и холмами. Их лениво освещали солнечные лучи, с трудом пробивавшиеся сквозь облака. У изгороди паслись коровы и лошади. Это заставило его улыбнуться – близость животных не доставила бы удовольствия его копу. А при виде аккуратного старичка в кепке, белой рубашке и галстуке, проехавшего навстречу на маленьком тракторе и помахавшего рукой, Ева совсем растерялась бы.

«Зачем? – спросила бы она обиженным голосом, который так и звучал у Рорка в ушах. – Зачем они это делают?»

Он тосковал по ней так же, как тосковал бы по утраченной руке или ноге.

Если бы он попросил, Ева полетела бы с ним. Но он не попросил. Не мог. Эта часть его жизни не имела к ней отношения. И слава богу. Он закончит дело, вернется домой, и все будет хорошо.

«ДО МЕСТА НАЗНАЧЕНИЯ ПЯТЬСОТ МЕТРОВ», – сообщил бортовой компьютер.

– Ладно, – сказал себе Рорк. – Семь бед – один ответ.

Значит, это была их земля. Земля его матери. Эти холмы, эти поля и пасущийся скот. Серый коровник, каменные амбары и изгороди.

Каменный дом с цветущим садом и белыми воротами.

У Рорка дрогнуло сердце и пересохло во рту. Ему отчаянно захотелось проехать мимо и никогда не возвращаться сюда.

Она жила здесь. Это было родовое гнездо, и она жила здесь. Спала здесь. Ела здесь. Смеялась и плакала.

О боже…

Он заставил себя свернуть на подъездную аллею (которую местные жители наверняка именовали улицей) и поехать следом за маленькой малолитражкой и старым фургоном. Слышалось пение птиц, лай собаки и отдаленный стук работающего мотора.

«Деревенские звуки, – подумал Рорк. – Она слышала эти звуки каждый день и, в конце концов, перестала обращать на них внимание. Не потому ли она и уехала? Чтобы услышать новые звуки, звуки большого города? Голоса, музыку, шум машин?.. Впрочем, какая разница?»

Рорк вышел из автомобиля. Он не раз смотрел в лицо смерти и убивал сам – как сгоряча, так и хладнокровно. Но никогда в жизни не испытывал большего страха, чем страх постучать в ярко-синюю дверь старого каменного дома.

Он миновал красивые белые ворота, прошел по дорожке между клумбами, поднялся на невысокое крыльцо и постучал в синюю дверь.

Дверь открылась, и на пороге появилась женщина. Женщина с лицом его матери. Правда, постаревшим на тридцать лет. Но ее волосы были такими же золотисто-рыжими, глаза зелеными, а кожа – бело-розовой, как молоко с лепестками роз.

Ростом она была ему по плечо, и от этого у Рорка почему-то сжалось сердце.

Женщина была одета скромно, но со вкусом: синие брюки, белая блузка и белые парусиновые туфли на маленьких ногах. В руке она держала красно-белое кухонное полотенце. Рорк увидел все разом – вплоть до золотых колечек в ушах – и почувствовал запах ванили, доносившийся с кухни.

Лицо у женщины было милое и спокойное. Было видно, что она никуда не торопится.

Он сказал единственное, что пришло в голову:

– Меня зовут Рорк.

– Я вас узнала. – Говорила она с сильным акцентом западных графств. – Думаю, вам лучше войти.

– Прошу прощения, что потревожил вас.

– Вы хотите сообщить что-то неприятное? – Она отошла в сторону. – Пойдемте на кухню. Чайник еще не успел остыть.

Закрывая дверь, женщина увидела его элегантную темную машину и подняла бровь.

– Значит, слухи о том, что деньги лезут у вас из ушей, не говоря о прочих частях тела, верны.

В жилах Рорка застыла кровь, но он кивнул. Если они хотят от него денег – что ж, будут им деньги.

– Я хорошо обеспечен.

– Понятно. То же самое, но другими словами. Все зависит от того, кто это говорит, верно?

Она пошла на кухню, миновав общую гостиную и жилые комнаты, полные свежих цветов. Все здесь было таким же аккуратным, как и сама хозяйка.

За большим кухонным столом могло разместиться человек двенадцать. Судя по огромной плите, которой часто пользовались, громадному холодильнику и длинным полкам цвета сливочного масла, дом не пустовал. Окна над раковиной смотрели в сад, на поле и холм. На подоконниках красовались горшочки с травами. Кухня была удобная и веселая.

– Садитесь, Рорк. Дать печенья к чаю?

– Нет, спасибо, я сыт.

– А я съем. Нам с вами беречь фигуру не требуется.

Женщина захлопотала по хозяйству, и Рорк подумал, что ему дают время освоиться. Она поставила на стол простые белые кружки и положила печенье на красивую синюю тарелку. Чайник еще действительно не остыл. Когда с делами было покончено и чай разлит по кружкам, она села и взяла печенье.

– Я не ждала, что увижу вас на пороге этого дома. Почему вы приехали?

– Я думал… я чувствовал, что… – Рорк сделал глоток. Видимо, времени, отпущенного на то, чтобы прийти в себя, оказалось недостаточно. – Я узнал о вас… о Сиобан… всего несколько дней назад.

Она выгнула бровь.

– И что же вы узнали?

– Что она… существовала. До сих пор я был уверен, что моя мать оставила меня, когда я был ребенком.

– В самом деле?

– Мэм…

– Меня зовут Синеад. Синеад Лэнниган.

– Миссис Лэнниган, я никогда не слышал имени Сиобан Броди. Я думал, что мою мать звали Мег. Я помню об этой женщине только то, что у нее была тяжелая рука, и что она ушла, оставив меня с ним.

– Твоя мать… твоя настоящая мать не оставила бы тебя до последнего вздоха.

«Значит, она знает, – подумал Рорк. – Знает и о том, что ее сестра давно мертва».

– Теперь мне это известно. Он убил ее. Я не знаю, что вам сказать.

Она осторожно поставила чашку.

– Рассказывайте, что вы знаете. Именно этого я и ждала.

Рорк говорил, а она сидела молча и наблюдала за ним. Когда он рассказал все, что знал, Синеад встала, снова наполнила чайник и поставила его на плиту.

– Я знала. Знала все эти годы. Конечно, мы не смогли бы ничего доказать. Полиции не было до этого дела. Сиобан была для них всего лишь еще одной девушкой, сбившейся с пути.

– Он подкупил нескольких полицейских. И одного-двух лжесвидетелей. Вы ничего не доказали бы. Несмотря на все усилия.

Синеад только вздохнула и отвернулась.

– Сначала мы пытались найти тебя. Ради нее. Мой брат Нед чуть не погиб при этом. В Дублине его избили до полусмерти и бросили в переулке. У него были жена и сын. Это причинило нам такую боль, что мы опустили руки. Прости.

Рорк долго смотрел на женщину, а потом глухо сказал:

– Ее убил мой отец.

– Да. – Из глаз Синеад потекли слезы. – Я надеюсь, что этот сын потаскухи горит в аду. И не прошу за это прощения у господа. Но ты тут ни при чем.

– Когда я все выяснил… выяснил, что с ней случилось… то почувствовал, что обязан рассказать вам – ее семье. И что должен сделать это лично. Я понимал, что от этого вам будет еще тяжелее. Но не мог придумать ничего другого.

Синеад откинулась на спинку стула, не сводя глаз с лица Рорка.

– И ради этого ты прилетел в Ирландию?

– Да.

– Мы слышали о тебе и твоих подвигах, юный Рорк. «Сын своего отца, – думала я. – Такой же деляга и опасный человек. Бессердечный человек». Я думаю, ты и в самом деле можешь быть опасным. Но бессердечный человек не стал бы сидеть у меня на кухне и ждать, что я дам ему пощечину за то, в чем он не участвовал.

– Я не искал ее, никогда не думал о ней. Не сделал ничего, чтобы исправить это…

– А что ты делаешь сейчас? Сидишь со мной и дожидаешься, когда закипит чай?

– Не знаю. О господи, не знаю! Потому что ничего не могу сделать.

– Она любила тебя. Мы не часто получали от нее вести – думаю, он не позволял ей. Но время от времени она украдкой звонила и присылала письма. Тебя она любила всем сердцем. Ты прав, что оплакиваешь ее, но раскаиваться тебе не в чем.

Чайник закипел, и она встала.

– Мы с ней близнецы.

– Я знаю.

– Значит, я твоя тетя. Кстати, у тебя есть два дяди, дедушка с бабушкой и куча двоюродных братьев и сестер.

– Я… не могу к этому привыкнуть.

– А я могу. Да, могу. У тебя ее глаза, – тихо сказала она.

Сбитый с толку, Рорк покачал головой.

– У нее были зеленые глаза. Такие же, как у вас. Я видел ее фотографию.

– Я не про цвет, а про разрез. – Синеад обернулась. – У тебя ее разрез глаз. Как и у меня. Разве ты не замечаешь? – Она подошла и положила ладонь на его руку. – Мне всегда казалось, что разрез глаз важнее цвета.

Рорк чуть не заплакал, и тогда Синеад сделала то, что казалось самой естественной вещью на свете: прижала его голову к груди и погладила по волосам.

– Вот так, – приговаривала она, обнимая сына своей сестры. – Вот так… Она была бы рада, что ты приехал. Была бы счастлива, что ты наконец здесь.

Позже Синеад отвела его на дальний конец двора, за которым начиналось поле, и показала высокое дерево с пышной кроной.

– Мы посадили его в честь Сиобан, – сказала она. – Не стали рыть ей могилу. Мы знали, что она умерла, но могила, в которой никто не лежит, это чересчур, правда? Поэтому мы посадили вишню. Она цветет каждую весну. И когда я вижу цветы, это утешает меня.

– Красивое дерево. И место очень красивое.

– Рорк, твои родные – фермеры. Из поколения в поколение. – Когда он поднял глаза, Синеад улыбнулась ему. – Мы держались за землю, чего бы это нам ни стоило. Мы упрямые, горячие, и работаем до самой смерти. И ты такой же.

– А я много лет пытался избавиться от своих корней. И не оглядывался на прошлое.

– На это прошлое ты можешь оглянуться с гордостью. Он не смог сломать тебя, верно? Держу пари, что он пытался.

– Если бы он не пытался, я бы не ушел от него и не стал бы тем, кто я есть. Я… Когда я вернусь в Нью-Йорк, я тоже посажу у себя вишню. Непременно.

– Хорошая мысль. Ты ведь женат, верно? На одной из нью-йоркских «гарда»?

– Она чудо, – сказал Рорк. – Моя Ева.

Его тон тронул Синеад.

– Но детей у вас нет?

– Пока нет.

– Что ж, времени впереди еще много… Конечно, я видела ее фотографии. Я много лет собирала вырезки из газет. Ничего не могла с собой поделать. Она выглядит сильной. Думаю, такой ее сделала жизнь.

– Да.

– В следующий раз привези ее с собой. А пока что нужно подумать, где тебя устроить.

– Устроить?

– А ты думал, от нас так легко удрать? Нет уж, ты останешься по меньшей мере на ночь и встретишься с остальными членами семьи. Дашь им возможность познакомиться с тобой. Это будет очень важно для моих родителей и братьев, – добавила она, не дав Рорку открыть рот.

– Миссис Лэнниган…

– Для тебя я – тетя Синеад.

Рорк негромко рассмеялся:

– Вы выбили у меня почву из-под ног.

– Раз так, держись за воздух, – весело сказала она и взяла его за руку. – Потому что это только цветочки.

ГЛАВА 17

Ева опросила две дюжины официальных владельцев машин с ковриками, волокна которых были обнаружены на телах жертв. В конце концов она очутилась в двухкомнатной квартирке маленькой старушки, которая пользовалась своей машиной, чтобы возить других старушек на воскресную мессу. Здесь пахло кошками и лавандой, и Ева не знала, какой из двух запахов хуже. Кроме того, ей пришлось пить слабый чай со льдом, потому что ничего другого у миссис Эрнестины Макнамара не было.

– Это так интересно! Конечно, история жуткая, но я ничего не могу с собой поделать. Надо же, меня допрашивает полиция… И это в моем возрасте! Знаете, ведь мне восемьдесят шесть лет.

«И меньше тебе не дашь», – кисло подумала Ева.

Эрнестина была крошечной, сухой и бесцветной. Казалось, годы выбелили ее. Но она еще довольно бодро двигалась по кухне в старых розовых шлепанцах, то воркуя со своими кошками, то гоняя их. Кошек было не меньше дюжины, и, судя по звукам, доносившимся до Евы, они активно размножались.

Интересно, в своем ли уме эта Эрнестина?

Ее лицо было похоже на морщинистый шарик с выдающимися вперед зубами, а парик криво сидел на макушке и напоминал обесцвеченные колосья пшеницы. Бесформенный комбинезон мешком висел на том, что осталось от ее тела.

«О боже! – взмолилась Ева. – Если ты есть, не дай мне дожить до таких лет. Это слишком страшно».

– Миссис Макнамара…

– О, зовите меня Эрнестина, как все остальные… Можно посмотреть на ваш револьвер?

Ева пропустила мимо ушей сдавленное фырканье Пибоди.

– Миссис… Эрнестина, мы не носим револьверов. Полицейские вооружены пистолетами. Я хотела поговорить о вашем фургончике…

– Как бы вы ни называли эту штуку, из нее можно выстрелить и здорово всыпать мерзавцу. Она тяжелая?

– Не очень. Фургон, Эрнестина. Ваш фургон. Когда вы пользовались им в последний раз?

– В воскресенье. Каждое воскресенье я вожу несколько человек к десятичасовой службе в церкви Святого Игнатия. Большинству моих подруг трудно проделать такое расстояние пешком, а автобусы… Людям моего возраста тяжело запомнить расписание. Кроме того, так веселее. Знаете, я ведь была «ребенком-цветком».

Ева захлопала глазами.

– Цветком?

– Неужели вы ничего не слышали о «детях-цветках»? – Эрнестина пронзительно хихикнула. – Конечно, это было очень давно. В шестидесятых. Правда, я тогда уже была далеко не ребенком… Но все равно это было очень весело. Теперь я снова стала католичкой. Так удобнее.

– Не сомневаюсь. Кто-нибудь имеет доступ к вашему фургону?

– Ну… В гараже есть один славный мальчик. Присматривает за моей машиной. И берет с меня всего лишь половину платы, представляете? Очень хороший мальчик.

– Мне бы хотелось знать его имя и адрес гаража.

– Зовут его Билли, а гараж на Восемнадцатой Западной, на пересечении с Седьмой авеню. Всего в квартале отсюда, так что добраться легко. По воскресеньям я беру машину и оставляю ее… Да, и в третью среду месяца, когда у нас проходят собрания общины.

– Кто еще водит вашу машину или имеет к ней доступ? Друзья, родственники, соседи?

– Насколько я знаю, никто. У сына своя машина. Он живет в штате Юта. Стал мормоном. А дочь в Новом Орлеане, она поклонница культа вуду. Еще у меня есть сестра Мэриан, но она больше не водит машину. И внуки…

Ева послушно записывала имена внуков, правнуков и – о господи! – всех родственников до неизвестно какого колена.

– Эрнестина, мне нужно ваше разрешение проверить фургон.

– О боже! Вы думаете, что его могли использовать для совершения преступления? – Ее сморщенное личико вспыхнуло от возбуждения. – Это потрясающе!

– Да уж, – согласилась Ева.

Оказавшись наконец на улице, Ева втянула в себя влажный, липкий воздух, как родниковую воду.

– По-моему, я проглотила клок шерсти, – сказала она Пибоди.

– На вас столько кошачьей шерсти, что из нее можно соткать ковер. – Пибоди отряхнула форменные брюки. – На мне тоже. Почему старухи так любят кошек?

– Кошки – славные существа. У меня тоже есть кот. Но если я начну коллекционировать их, как марки, пристрели меня.

– Можно включить это в протокол, мэм?

– Лучше помолчи. Давай поговорим с Билли, этим добрым самаритянином из платного гаража.

«Добрый самаритянин… Держи карман шире!» – подумала Ева.

Билли оказался высоким и гибким негром с желтовато-карими глазами, прикрытыми солнечными очками янтарного цвета. Его ноги украшали ботинки на огромной платформе за пятьсот долларов. Очки, ботинки и золотые серьги в ушах едва ли были по карману работнику маленького гаража в Нижнем Манхэттене.

– Мисс Эрнестина! – Его улыбка была радостной и невинной, как рождественское утро. – Разве она не чудо? Дай бог мне быть таким же в ее возрасте! По ней можно часы проверять. Каждое воскресенье она берет машину и едет в церковь.

– Уже слышала. У меня есть ее письменное разрешение на обыск фургона и в случае необходимости на его экспертизу.

– Но она не попадала в аварию. – Билли взял протянутое Евой разрешение. – Если бы на фургоне остались какие-то следы, я бы заметил. Она ездит очень осторожно…

– В этом я не сомневаюсь. Где фургон?

– Я держу его на первом ярусе. Так ей удобнее.

«И тебе тоже», – подумала Ева, идя за Билли по гаражу, часть которого была ярко освещена, а часть тонула в темноте.

– В городе не так уж много стоянок с обслуживанием, – заметила она. – Большинство из них автоматические.

– Да, таких, как мы, осталось мало. Но гараж принадлежит моему дяде, а он любит иметь дело с людьми.

– Кто этого не любит? Мисс Эрнестина упомянула, что вы делаете ей крупную скидку.

– Стараемся, – весело ответил Билли. – Симпатичная пожилая леди. Снимает у нас место много лет. Сами понимаете, постоянных клиентов нужно уважать.

– Тем более, что она пользуется фургоном лишь пять раз в месяц.

– Как часы.

– Скажи мне, Билли, сколько раз в месяц ты сдаешь машины напрокат? В среднем?

Он остановился у маленького серого фургона.

– О чем это вы?

– Кому-то нужна машина. Он приходит к Билли, и тот все улаживает. Ты даешь человеку код, кладешь деньги в карман, а когда машину пригоняют обратно, ставишь ее на место. Владелец ничего не ведает, а для тебя это приличный приработок.

– Я не… У вас нет доказательств!

Ева оперлась о фургон.

– Знаешь, когда кто-нибудь говорит, что у меня нет доказательств, меня так и подмывает найти их. Такая уж я вредная.

Билли сделал бесстрастное лицо.

– Этот фургон всегда стоит на своем месте, кроме воскресений и третьей среды. Я ставлю машину на место и присматриваю за ней. Вот и все.

– Значит, у тебя есть другой источник дохода, а в гараже ты служишь только из любви к ближнему… Хорошие у тебя ботинки, Билли.

– Любовь к хорошей обуви – это не преступление.

– Угу… Я проведу экспертизу этого фургона. Если окажется, что фургон имеет отношение к преступлению, которое я расследую, тебя ждут большие неприятности, Билли. Сейчас у меня два трупа. Я распоряжусь, чтобы тебя отвезли в управление и задержали, как соучастника.

– Убийство?! Вы с ума сошли! – Он отпрянул так стремительно, что Ева чуть не бросилась в погоню.

– Пибоди, – спокойно сказала она, увидев, что помощница перекрыла путь к отступлению, – я похожа на сумасшедшую?

– Никак нет, лейтенант. У Билли действительно красивые ботинки, и он действительно попал в очень неприятную историю.

– Я никого не убивал! – закричал Билли. – У меня есть работа, я плачу налоги!

– А я держу пари, что после проверки твоего финансового состояния, доходов и расходов обнаружатся большие несоответствия.

– Мне платят хорошие чаевые.

– Ох, Билли, Билли… – Ева вздохнула и покачала головой. – Ты только усложняешь дело. Пибоди, вызывай наряд. Нужно отвезти нашего друга в управление и допросить.

– Я никуда не поеду! Требую адвоката!

– Поедешь, Билли. Но адвокат у тебя будет.

Ева доверилась чутью и вызвала бригаду экспертов.

– Вы думаете, что это та самая машина? – с сомнением спросила Пибоди.

– Если бы я была убийцей, то выбрала бы именно такую. Обычный серый цвет, никаких особых примет. Кто обратит на нее внимание? Стоит в гараже, используется редко, в двух шагах от компьютерного клуба. На метро отсюда можно быстро доехать до круглосуточного магазина, в котором работала Рэйчел Хоуард. До Колумбии тоже. Как и до Джульярда и Линкольн-центра. И взять ее можно когда угодно. Это безопаснее, чем пользоваться своей машиной, если она у тебя есть. Безопаснее, чем официально брать что-нибудь напрокат. Сунул Билли на лапу – и поезжай.

Вскоре прибыли эксперты и приступили к работе. Ева наблюдала за ними, продолжая размышлять вслух:

– Это вполне в его духе. Машина не должна быть краденой, иначе ее объявят в розыск. Взять взаймы у друга? А если у друга окажется длинный язык? А если ты попадешь в аварию и столкнешься с кем-нибудь? Друг разозлится. Но в данном случае все будет шито-крыто. Ты пригоняешь машину, а расхлебывает кашу Билли.

– Думаете, Билли знает его?

– Вряд ли. Для него это лишь один из случайных клиентов. Если убийца пользовался машиной, то пользовался ею дважды и наверняка постарался, чтобы на него не обратили внимания. Он умен, – продолжила Ева. – И все рассчитывает заранее. Заранее присмотрел Эрнестину, это место, этот фургон и Билли. Он живет или работает где-то неподалеку.

Она сунула руки в задние карманы и посмотрела сначала на вход в гараж, а потом на улицу.

– Но убивал он их не здесь. Птица не гадит в собственное гнездо.

– Провести поиск студий, расположенных в этом районе?

– Да, – ответила Ева. – Он где-то рядом.

К ней подошел один из экспертов.

– Лейтенант, обнаружено множество человеческих и кошачьих волос. Несколько синтетических. И куча отпечатков пальцев.

– Все обнаруженное передайте лично Беренски. А я тем временем проверю, не числится ли что-нибудь за этой машиной.

– Уже сделано. Машина чиста.

– Приятно слышать. Спасибо, Пибоди. – Ева достала из кармана телефон. – Беренски, это ты?

– Да. Я занят. Отвали.

– Дики, в течение часа к тебе приедут эксперты с уловом. Судя по всему, это тот самый фургон, на котором везли трупы двух студентов.

– Скажи им, пусть не торопятся. Я освобожусь только завтра. Может быть, послезавтра.

– Ты проверишь собранное еще до конца смены и пришлешь мне подтверждение. У меня есть два билета в личную ложу на матч «Янки». Хочешь посмотреть?

Беренски помолчал.

– Ты не пытаешься спорить или грозить, а сразу предлагаешь взятку?

– Меня поджимает время, так что договоримся сразу.

– Четыре билета!

– За четыре я потребую привезти мне результаты через два часа, перевязав их розовой ленточкой.

– Заметано. А теперь проваливай.

– Чертов Дикхед! – прошипела Ева, засовывая телефон обратно в карман.

– А почему вы никогда не предлагали мне билеты в свою ложу? – обиженно спросила Пибоди.

– И как меня угораздило сесть в лужу дважды за этот сезон? Пибоди, жизнь – настоящая сука!

Билли, сидевший в помещении для допросов рядом с общественным защитником, скорее всего, думал так же. Ева промариновала его целый час и собиралась мариновать еще дольше. Она дожидалась посылки от Дики и следила за Билли через стекло, прозрачное с одной стороны.

– За ним ничего не числится, – сказала она Пибоди. – По крайней мере, за взрослым. Два пустяковых привода в подростковом возрасте. Он хитер. И осторожен.

– Вы думаете, он имеет отношение к этому делу?

– Косвенное. Он ловкий, но мелкий мошенник. Скорее всего, дядина школа. Что ж, начнем, пожалуй. Когда Дикхед пришлет результаты, принесешь их мне.

Билли бросил на нее сердитый взгляд. Общественный защитник – женщина с кислым выражением лица – поджала губы.

– Лейтенант Даллас, вы задержали моего клиента больше чем на час. Если вы не готовы предъявить ему обвинение…

– Не провоцируйте меня. Я хорошо знаю официальные временные рамки, так что со мной эти фокусы не пройдут. Включаю запись. Я, лейтенант Ева Даллас, провожу официальный допрос Билли Джонсона по делам Х-23987 и Х-23992. Вашему клиенту, Билли Джонсону, прочитали его права и обязанности. Он предпочел воспользоваться своими правами и прибег к услугам общественного защитника. Верно?

– Верно. Однако ни мой клиент, ни я не понимаем, зачем его понадобилось насильно доставлять в…

– Насильно? Билли, кто-нибудь применял к тебе силу? Тебе нанесли какие-то травмы во время доставки?

– Вы оторвали меня от работы и не предоставили выбора.

– Так и зафиксируем: данный гражданин был доставлен в управление полиции без применения силы. – Ева выключила диктофон. – Советник, должна сразу предупредить: если вы будете мутить воду, я сделаю то же самое. Либо будем продолжать играть в «кошки-мышки», либо я задам несколько вопросов вашему клиенту и отпущу его.

– Мой клиент не имел возможности добровольно…

– Кончайте! – бросил Билли и почесал затылок, на котором были выстрижены кукурузные початки. – Какого черта вам надо? – злобно спросил он Еву. – Я понятия не имею ни о каких трупах. Что вы хотите?

– Билли, мы обыскали фургон Эрнестины Макнамара. Обнаружили кучу отпечатков пальцев и других следов. Ежу понятно, что далеко не все они принадлежат Эрнестине и ее верующим подругам.

– Я паркую ее машину, так что…

– Мы найдем и другие отпечатки, кроме твоих, и тогда тебе не отвертеться. – Ева не сводила с него глаз. – Ты что-нибудь знаешь о Рэйчел Хоуард и Кенби Сулу?

У Билли задрожали губы.

– О боже… Эти студенты… О господи… Я видел их в новостях. Их убили.

– Мистер Джонсон, я советую вам хранить молчание…

– К чертовой матери! – Билли порывисто задышал и посмотрел на Еву. – Послушайте, может быть, я немного и подрабатывал на стороне, но никому не причинял зла.

– Расскажи, как ты «подрабатывал на стороне».

– Минутку! – Советник трахнула по столу кулаком с такой силой, что Ева посмотрела на нее с уважением. – Мой клиент будет сотрудничать со следствием и отвечать на ваши вопросы только при условии иммунитета. Против него не будет выдвинуто никаких обвинений.

– А как насчет платиновой кредитной карточки в придачу?

– Он не даст никаких показаний без предварительных гарантий! Условие сотрудничества – снятие всяких обвинений в убийствах и использовании гаража в корыстных целях.

– Я бы спросила Рэйчел Хоуард и Кенби Сулу, что они думают о снятии обвинения в убийстве, – холодно сказала Ева. – Но это невозможно. Они мертвы.

– Не нужно мне никакого иммунитета от обвинения в убийстве! Я никому не причинял вреда. – Билли подался вперед и схватил Еву за руку. – Клянусь богом! Клянусь собственным сыном! Ему три года, и я клянусь его жизнью, что никого не убивал. Я расскажу вам все, что знаю!

– Значит, от иммунитета вы отказываетесь?

Билли вздохнул и откинулся на спинку стула.

– Видите ли, с гаражом – другое дело. Тут иммунитет мне не помешает. У меня ребенок, я должен подумать о нем…

– Билли, я не стану сжигать тебя на медленном огне за побочные заработки. При условии, что этому будет положен конец. Поверь мне, я быстро узнаю, если ты снова возьмешься за свое.

– Договорились.

– Лейтенант… – Вошедшая Пибоди протянула Еве папку с результатами экспертизы.

– Спасибо, сержант. Побудьте здесь.

Ева открыла папку и чуть не прыснула, увидев внутри розовую ленточку. Она пробежала отчет глазами. Совпадали не только волокна ковра – эксперты обнаружили в фургоне волосы, принадлежавшие Рэйчел Хоуард и Кенби Сулу.

Смеяться ей сразу расхотелось. Ева мрачно посмотрела в глаза Билли.

– Я хочу знать, кто брал фургон вечером восьмого и десятого августа.

– О'кей, давайте разберемся, как это происходит. Кто-то приходит и говорит: «Мне нужна машина». Может быть, ему нужен симпатичный двухместник, чтобы куда-нибудь отвезти свою девушку, или просторный седан, чтобы отвезти бабушку на свадьбу, или…

– Или быстрые четыре колеса, чтобы удрать после ограбления винного магазина. Или крепкий внедорожник, чтобы съездить в Нью-Джерси и забрать партию наркотиков. Никаких хлопот, никаких скучных бумаг…

– Может быть. – Билли нахмурился. – Я не спрашиваю. Честно говоря, просто не хочу знать. Я говорю им, что именно есть в наличии и на какой срок можно взять машину. Плата стандартная плюс залог. Если машину возвращают в хорошем состоянии, залог возвращается. Ну а если нет… И все равно у нас дешевле, чем в бюро проката. К тому же безо всяких квитанций.

– До чего же все любят химичить!

– Понимаете, у нас многие снимают места на целый год. Мы снижаем цену. Делаем постоянным клиентам большую скидку. Такие люди, как мисс Эрнестина, не могли бы платить арендную плату полностью. Сами знаете, место стоит дорого.

– Билли, если ты считаешь, что добросовестно служишь обществу, то медали тебе придется ждать долго.

– Не думаю, что это кому-то причиняет вред. – Он пожал плечами. – Клиенты довольны, я тоже. Это позволило мне отдать сынишку в хорошую подготовительную школу. Вам известно, сколько это стоит?

– Кто брал фургон напрокат?

– В том-то и дело… Люди приходят и уходят, так что я плохо запомнил этого парня. Но совершенно уверен, что приходил он дважды. Четко объяснил, чего хочет. Взял машину, заплатил и вернул. Я не подумал ничего плохого. Белый парень, – быстро добавил он.

– Продолжай.

– Не знаю, что вам сказать… Самый обычный белый парень. Кто обращает на них внимание?

– Молодой, старый?

– Лет двадцать пять. Может быть, тридцать. Около того. Меньше меня, но ненамного. Около ста восьмидесяти. Одет чисто. В смысле, не неряшливо. Выглядел как средний работающий белый парень. Может быть, я уже видел его где-нибудь в нашем районе. Вполне мог видеть, но не запомнил. В нем не было ничего особенного.

– Что он тебе сказал?

– О, черт… Что-то вроде: «Мне нужен фургон. Симпатичный чистый фургон». Наверно, я ответил, что тут ему не бюро проката, – правда, вежливо. Потом он… Да-да, я вспомнил. Он вынул деньги: мой гонорар и залог. Наличными. И сказал, что ему вполне подходит серый фургон с первого яруса. Я взял деньги, назвал ему код, и он уехал. Вернулся около трех ночи. Машину ставил на место мой двоюродный брат. – Он опустил глаза и поморщился: – Черт побери, у него тоже будут неприятности?

– Как зовут твоего двоюродного брата, Билли?

– Черт бы все побрал… Мэнни Джонсон. Лейтенант Даллас, Мэнни ни в чем не замешан. Он только поставил машину. Вот и все.

– Вернемся к парню, который взял фургон. Что ты еще запомнил?

– Я не обратил на него внимания. Да, на нем были очки! Кажется, темные. И бейсбольная шапочка. Или нет? Послушайте, я смотрел не столько на него, сколько на деньги. Он был чисто одет, он заплатил. Если бы вы показали мне его фотографию или что-нибудь в этом роде, я бы вспомнил его, а так… На нем были очки и шапочка с козырьком. Кроме того, мы были в гараже, а там темно. Он выглядел как обычный белый парень. Вот и все.

– Обычный белый парень, – повторила Ева после окончания допроса. – Который убил двух человек. Который имел доступ к незаметному фургону, чтобы перевезти их, знал, как без особого труда заманить их в машину, знал, куда бросить тела и как сделать это так, чтобы никто не заметил.

– Но вы нашли средство транспорта, – напомнила ей Пибоди. – Теперь мы можем провести обход. Может быть, кто-нибудь видел этот фургон у университетов или там, где он бросил трупы.

– Может быть, сегодня в твою дверь постучит фея… Мы съездим туда, Пибоди, но сначала вернем фургон обратно в гараж. Обычный белый парень… Значит, Диего тут ни при чем.

– Может, Билли выведет нас на Хупера?

– Может быть. Может быть, убийца был ниже ростом. Может быть, старше. А может быть, и нет. Как бы то ни было, он еще не закончил свое дело, так что может вернуться. За фургоном и гаражом нужно установить наблюдение. – Она посмотрела на часы. – А сейчас нам пора ехать на похороны.

* * *

Ева ненавидела похороны, это формальное выражение горя. Ненавидела цветы, музыку, монотонное бормотание, внезапные взрывы слез или истерического смеха.

Еще хуже было, когда хоронили молодых и тех, кто умер насильственной смертью. Она слишком часто присутствовала на таких ритуалах.

Рэйчел положили в гроб с прозрачными стенками. От этой последней моды по спине Евы бежали мурашки. Надели на нее голубое платье – наверное, самое нарядное, – и вложили в руки букетик розовых роз.

Она следила за людьми, стоявшими рядом. Родители, замкнутые и неестественно спокойные, явно напичканные транквилизаторами. Младшая сестра, растерянная и убитая горем. Студенты, которых Ева опрашивала, торговцы из ближайших магазинов. Преподаватели, соседи, друзья.

Тут была Лиэнн Браунинг под руку с Анджелой. Она что-то сказала родителям, после чего по лицу матери потекли слезы.

Ева видела знакомые и незнакомые лица и искала среди них «обычного белого парня». Подходивших по возрасту было много – общительная Рэйчел за свою короткую жизнь успела познакомиться с уймой народу.

Тут был Хупер в строгом костюме и галстуке, с расправленными, как у солдата, плечами и мрачным лицом. Его окружала группа поклонниц. Но когда Хупер поднял глаза, они оказались пустыми. Ничего не видя и не слыша, он внезапно повернулся и пошел прочь, словно окружавшие его молодые люди были привидениями. Хупер не смотрел ни на людей, ни на гроб – прозрачный гроб, где лежала девушка, которую он, как ему казалось, любил.

Ева подняла подбородок, подав условный сигнал Макнабу.

– Посмотри, куда он пойдет, – велела она, когда Макнаб оказался рядом. – И что будет делать.

– Понял.

Ева вновь стала изучать толпу, хотя предпочла бы сама пойти за Хупером. На воздух. Несмотря на работу кондиционера, в помещении было слишком жарко, слишком тесно и душно от аромата цветов.

На другом конце комнаты стоял Хастингс. Почувствовав взгляд Евы, он поднял глаза и неловко двинулся вперед.

– Подумал, что должен прийти, вот и все. Ненавижу это дерьмо. Я ненадолго.

Ева поняла, что Хастингс смущен. И чувствует себя слегка виноватым.

– Им не следовало одевать ее так, – пробормотал он. – Выглядит фальшиво. Я бы надел на девочку ее любимую рубашку. Какую-нибудь старую рубашку, которая ей нравилась, и вложил ей в руки пару желтых маргариток. К такому лицу подходят маргаритки. Но… – Он опустил стакан с минеральной водой. – Никто меня не спрашивал.

Хастингс переступил с ноги на ногу.

– Поймайте того, кто убил девочку.

– Стараюсь.

Вернулся Макнаб и доложил, что Хупер никуда не ушел, а только пару раз прошелся до угла и обратно.

– Он плакал. Ходил взад-вперед и плакал. Вышли друзья и посадили его в машину. Я записал марку и номер на случай, если вы захотите устроить проверку.

– Нет, – Ева покачала головой. – Не сегодня. Хватит. Скажи Пибоди, что она свободна.

– Слава богу. Думаю, дважды повторять не придется. Хочется сходить куда-нибудь, где люди говорят глупости и едят всякую дрянь. Так всегда бывает после похорон. Хотите с нами?

– Нет. Встретимся утром.

Когда толпа поредела, Ева подошла к Фини:

– Как ты думаешь, он приходил? Ему нужно было увидеть ее еще раз? Или достаточно фотографий?

– Не знаю. Если посмотреть на происходящее с его точки зрения, то он получил от этой девушки все, что хотел, и она ему больше не нужна.

– Может быть. Но, по-моему, это окружность, которую нужно замкнуть. Интуиция подсказывает мне, что он хотел еще раз посмотреть на нее. Значит, он был здесь, но я не смогла его опознать.

– Черт побери, обычный белый парень!

Фини шумно вздохнул и подумал, что Ева выглядит потерянной. Потерянной, встревоженной и не находящей себе места. Он похлопал ее по плечу:

– Может, выпьем по кружке пива?

– Чертовски хорошая мысль!

– Давно мы этим не занимались, – проронил Фини.

– Да уж… – Ева сделала первый пробный глоток.

По молчаливому согласию они избегали баров, где обычно собирались копы. Если бы они столкнулись со знакомыми, нужно было бы поддерживать пустую болтовню. Поэтому они заняли кабинет в маленьком баре под названием «Лепрекон»[9], оформленном с претензией на ирландскую пивную. Здесь звучала волынка, кто-то пел о войне и попойках, стены украшали надписи на гэльском языке и фотографии в рамках, на которых были изображены знаменитые ирландцы. Но, поскольку Ева бывала в настоящей ирландской пивной, она могла с уверенностью сказать, что владелец «Лепрекона» не имел к Ирландии никакого отношения.

Тем не менее, она поневоле вспомнила о «Грошовом поросенке». И о Рорке.

– Детка, может, расскажешь, что у тебя на уме?

– Я думаю о том, что он может предпринять в ближайшие сорок восемь часов, так что…

– Нет, я не про дело. – Между ними стояла миска с арахисом в кожуре, но Фини отодвинул ее и достал пакетик с миндалем в сахаре. – Неприятности дома?

– Черт побери, Фини! – Ева не смогла противиться искушению и сунула руку в пакетик. – У меня дома Соммерсет. Разве этого не достаточно?

– А Рорк куда-то ускакал, хотя его дворецкий сидит со сломанной ногой? Видно, случилось что-то важное, если он бросил дом в такую минуту.

– Да, случилось. О господи! – Ева поставила локти на стол и закрыла лицо руками. – Я не знаю, что делать. Не знаю даже, могу ли рассказать тебе. Не знаю, как он к этому отнесется.

– Он не узнает. Все останется между нами.

– Не сомневаюсь.

«Он учил меня, – подумала Ева. – Взял меня зеленым новичком, сразу после академии. Мы партнеры, работаем рука об руку. И я доверяю ему».

– Все равно придется рассказать Рорку, что ты в курсе. Думаю, это одно из правил супружеской жизни. Проклятие, этих правил слишком много!

Фини не прерывал ее. Когда пиво кончилось, он заказал еще.

– Понимаешь, это выбило его из колеи… Он всю жизнь думал, что его мать – Мег Рорк, и жил так, будто его родители – подонки, и о них нужно пореже вспоминать. А потом получил удар под дых, и все встало с ног на голову. – Ева сделала глоток пива. – Он никогда не напивается. При случае может выпить, но никогда не переходит черту. Даже когда мы куда-нибудь уезжаем. Он всегда владеет собой. Это его главная особенность.

– Не стоит беспокоиться из-за того, что мужчина разок заложил за воротник.

– Я бы и не беспокоилась, если бы речь шла не о Рорке. Он сделал это, потому что ощущает боль и хочет от нее избавиться. Фини, он может вытерпеть многое!

«И ты тоже», – подумал Фини.

– Где он сейчас?

– В Клэре. Он прислал мне сообщение. Черт бы побрал эту разницу во времени! Передал, чтобы я не волновалась – мол, у него все в порядке. Что он собирается остаться там как минимум еще на день, и что я могу ему позвонить.

– Ты позвонила?

Ева покачала головой:

– Совсем было собралась, но передумала. Может, не стоит ему докучать? Он ведь сказал, что хочет справиться с этим сам. Прямо сказал, что это меня не касается.

– И ты ему поверила? – Фини тяжело вздохнул и прикрыл глаза, напоминавшие глаза бассета. – Ты меня разочаровала.

– А что мне оставалось? У меня расследование в разгаре, а он заявляет, что улетает в Ирландию! Он даже не дал мне времени подумать… О'кей, он не может ждать, это я понимаю. У него проблема, и он хочет решить ее немедленно.

– Первое правило супружеской жизни: если одному плохо, второй не бросает его в беде. Ты страдаешь здесь, а он там. Это не на пользу ни ему, ни тебе.

– Как бы там ни было, он улетел и сообщил мне об этом уже с дороги. Я все еще злюсь на него.

– Значит, тебе нужно было отправиться следом.

Ева нахмурилась:

– Я должна была полететь в Ирландию? Он же сказал, что не хочет этого.

– Если так, то он солгал. Он любит тебя, детка, и с этим ничего не поделаешь.

– Думаешь, ему нужно, чтобы я была рядом?

– Конечно.

– А как же расследование? Я не могу…

– По-твоему, я новичок? – Фини притворился обиженным. – Думаешь, я не смогу заменить тебя на пару дней? Или тебе хочется обязательно самой тянуть оглобли?

– Нет! Нет! Но я все рассчитала, и вероятность того, что он нанесет новый удар в ближайшие два дня, составила…

– А если бы тебе сообщили, что Рорк ранен и кровь течет у него из ушей, ты стала бы думать о расследовании или помчалась бы к нему?

– Помчалась бы к нему.

– Сейчас кровь течет у него из сердца. Так что собирайся в дорогу.

Все оказалось очень просто. Для этого не требовалось быть семи пядей во лбу.

– Мне нужно оставить инструкции на завтра. И подать рапорт.

– Тогда что же ты здесь сидишь? – Фини сунул пакетик с орехами в карман. – Ступай!

– Спасибо. Спасибо тебе.

– Нет проблем. Заплати за пиво.

ГЛАВА 18

Это далось Еве нелегко. Пришлось просить об услуге, чего она терпеть не могла. Пришлось бороться с желанием в третий раз проверить то, что она проверила уже дважды. Наконец, пришлось побороть себя и поручить Соммерсету организовать путешествие.

Ева заехала домой, собрала немного вещей и в который раз напомнила себе, что с ней можно будет связаться в любую минуту, где бы она ни находилась. При необходимости она сможет прилететь обратно так же быстро, как и улетела. И сможет руководить операцией издалека. В ее бригаде были мастера на все руки.

В Нью-Йоркской городской полиции имелись и другие копы. А жена у Рорка была одна.

И все же она беспокойно расхаживала по обитому плюшем салону самого быстрого из реактивных челноков Рорка. Стояла ночь, самолет пересекал Атлантику, а она заново просматривала свои записи, перечитывала досье и показания свидетелей.

Было сделано все, что можно. Она приказала установить круглосуточное наблюдение за гаражом и фургоном. Спецы из ОЭС вставили в фургон «жучок». Если убийца придет за машиной, его схватят и бросят за решетку еще до того, как он закончит набирать код.

Почти все улики были собраны. Через двадцать четыре часа судебные эксперты отсортируют то, что принадлежит Эрнестине, ее подругам, работникам гаража и жертвам. Оставшиеся будут принадлежать убийце. Они получат образец его ДНК, а это улика неопровержимая. Ее люди находились в компьютерном клубе, в университете и в Джульярде; Луиза вела работу среди врачей. Что-то должно было сработать, причем очень скоро.

Ева села и пыталась расслабиться, но не смогла. Она была копом и прекрасно знала свои служебные обязанности. Однако там, куда она летела, лежала неизвестная территория. Территория жены. Она успела изучить кусочек этой земли и решила, что справится. Но этот район не был нанесен на карту.

Если Рорк действительно не хотел, чтобы она летела с ним, то ее присутствие только ухудшит ситуацию.

Тяжело вздохнув, Ева вставила дискету в свой карманный компьютер и еще раз прослушала сообщение. Рорк оставил его, когда она была в управлении и заканчивала дела перед вылетом.

– Надеюсь, что ты спишь. – У него был очень усталый голос. – Мне следовало позвонить раньше. Но… тут все сложно. Я сам собираюсь лечь. Здесь уже поздно. Точнее, рано. Вечно я забываю про разницу во времени! Извини, что не сумел поговорить с тобой сегодня… то есть вчера. Вот черт… Я плохо соображаю. Наверно, надо прилечь на пару часов. Со мной все в порядке, не волнуйся. События развиваются не так, как я ждал. Хотя я и сам не знаю, чего ждал. Позвоню тебе, как только проснусь. Не работайте допоздна, лейтенант. Я люблю тебя.

Ему не следовало быть таким усталым! В Еве неожиданно вспыхнул гнев. Не следовало быть таким сбитым с толку и беззащитным…

Может быть, он и не хотел, чтобы она была рядом, но теперь ему придется с этим смириться!

Когда Рорк вышел во двор, над холмами брезжил рассвет. Он спал недолго, но крепко. Его уложили в уютной спальне с косым деревянным потолком, старинными тюлевыми занавесками на окнах и красивым самодельным стеганым одеялом на широкой железной кровати.

Они обращались с ним, как с родным. Словно он был блудным сыном, вернувшимся домой. Приготовили жаркое из козленка и яблочный пудинг – ирландский вариант «упитанного тельца», – и устроили пирушку с музыкой и рассказами. Удивительно, сколько людей собралось, чтобы поговорить о Сиобан и о нем самом, посмеяться и поплакать.

Рорк не знал, как ему вести себя с многочисленными дядьями, тетками, кузенами, двоюродными племянниками, бабушкой и дедушкой, свалившимися ему, как снег на голову. Их гостеприимство выбивало его из колеи. Он все еще ощущал неловкость. Жизнь, которой они жили, и мир, в котором они обитали, были от него дальше, чем луна. И, тем не менее, это было у него в крови. Всю жизнь. А он и не догадывался.

Как он сумел за несколько дней решить такую сложную задачу? Как обнаружил правду, тридцать лет скрывавшуюся за ложью и смертью?

Засунув руки в карманы, Рорк бродил по заднему двору с ровными овощными грядками, яркими цветочными клумбами и теребил маленькую серую пуговицу. Пуговицу Евы. Которая отвалилась от жакета ее непрезентабельного костюма в тот день, когда они познакомились. И которую он с тех пор хранил, как талисман.

Будь Ева рядом, он чувствовал бы себя увереннее. О боже, как ему хотелось, чтобы она была рядом!

Рорк посмотрел в поле, где тарахтел трактор. За рулем сидел либо его дядя, либо двоюродный брат. Фермеры. В его жилах течет кровь фермеров. Вот так сюрприз! Простые, честные, работящие, богобоязненные… В другой половине его крови ничего подобного не было. Не этот ли конфликт, не это ли противоречие сделали его тем, кем он стал?

Было еще рано, и над травой курился туман, смягчавший освещение. Внезапно в мозгу Рорка всплыла строчка из Йитса[10]: «Где холм с холмом играет в чехарду». Так оно и было. Он видел холмы, тянувшиеся во все стороны до самого горизонта, ощущал запах росы, травы, влажной земли и колючего шиповника. И слышал птиц, поющих так, словно жизнь была им в радость.

Всю свою жизнь – по крайней мере, после побега от ублюдка, который породил его, – Рорк добивался того, к чему стремился. Успеха, богатства и комфорта. Он и без доктора Миры знал, что делает это, стремясь возместить годы бедности, боли и унижения. Прогнать прочь даже воспоминания о них. И чем это кончилось?

Чем, черт побери?

Глупо считать, что богатство может принести счастье.

Он брал все, что ему требовалось или просто хотелось. Боролся, покупал и всеми способами приобретал то, что доставляло ему удовлетворение. А теперь не знал, что с этим делать.

Нужно было позвонить Еве.

Рорк посмотрел на поле, покрытое серебристым туманом, на ярко-зеленые холмы, но, вместо того, чтобы достать телефон, продолжал играть с пуговицей. Он не хотел звонить Еве – хотел прикоснуться к ней. Обнять ее, просто обнять и снова ощутить почву под ногами.

– Почему я прилетел один? – пробормотал он. – Если так нуждаюсь в тебе?

Внезапно Рорк услышал громкий гул и узнал его за мгновение до того, как реактивный вертолет прорвался сквозь туман, как большая черная птица прорывается сквозь тонкую сеть. А когда птица зависла над пастбищем, напугав коров и заставив его дядю – или двоюродного брата – остановить трактор и выскочить из кабины, Рорк узнал в ней свою собственную машину.

У него внутри все похолодело. Ева! Что-то случилось с Евой! От этой мысли у него подогнулись колени.

Тем временем вертолет пошел на посадку – и тогда он увидел ее. Ева сидела в кабине рядом с пилотом. Шапка коротко остриженных волос. Бледные щеки. Вполне естественно: она всегда боялась летать на таких машинах.

Трава на пастбище пошла кольцами. Потом шум умолк, и ветер стих. Ева спрыгнула на землю – и тут же его мир снова встал с головы на ноги.

Рорк, еще не очнувшийся от страха, прирос к месту. Ева, с опаской покосившись на коров, медленно пошла к нему. Когда их взгляды встретились, у Рорка перехватило дыхание. Ему показалось, что это самый счастливый миг в его жизни.

– Я только что мечтал о тебе. И ты явилась.

– Похоже, сегодня у тебя удачный день.

– Ева… – Рорк протянул руку и прикоснулся к ее щеке. – Ева, – повторил он, потом сжал ее в объятиях и оторвал от земли. – О боже, Ева!

Он зарылся лицом в ее волосы: Ева ощутила дрожь, прошедшую по его телу, и поняла, что поступила правильно. Что бы ни было, но она поступила правильно, прилетев сюда.

– Теперь все хорошо. – Она погладила Рорка по спине. – Все хорошо.

– Ты прилетела на вертолете и приземлилась среди коров!

– Лучше не напоминай.

Рорк провел ладонями по ее плечам, потом взял за руки, отстранился и посмотрел в лицо.

– Должно быть, ты от меня без ума.

– Должно быть.

– Спасибо.

Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Его прекрасные глаза были бездонными, губы – теплыми и нежными.

– Пожалуйста, но ты промахнулся. – Ева сама нашла его рот, прильнула к нему, почувствовала страстный ответ и улыбнулась. – Вот это другое дело!

– Да. Ева, я хотел бы…

– На нас смотрят.

– Коровы не в счет.

– Молчи! От этого слова у меня мурашки по спине бегут. Я имею в виду двуногую публику. – Ева кивком показала ему за спину.

Рорк обернулся. Рядом с кустом шиповника стояла Синеад, удивленно подняв бровь.

Рорк жестом собственника обнял жену за талию и привлек к себе.

– Это моя жена, – сказал он. – Моя Ева.

– Надеюсь, что твоя. Судя по тому, как ты ее обнимаешь… Высокая девочка и красивая. Кажется, она тебе подходит.

– Подходит. – Он поднес руку Евы к губам. – Очень подходит. Ева, это Синеад Лэнниган. Моя… тетя.

Ева смерила женщину пристальным взглядом. Этот взгляд говорил: тот, кто обидит его, будет иметь дело со мной. Бровь Синеад выгнулась еще круче, а уголки рта приподнялись.

– Рада познакомиться с вами, миссис Лэнниган.

– Просто Синеад. Неужели ты прилетела из Нью-Йорка в этой скорлупке?

– Только последний отрезок.

– Все равно. Похоже, ты очень смелая и решительная. Завтракать будешь?

– Нет, не будет, – сказал Рорк, не дав Еве вставить слово. – Да, она смелая и решительная, но ее желудок не выносит высоты.

– Я умею говорить сама!

– Держу пари, что умеешь, – кивнула Синеад. – Тогда пойдем. Добро пожаловать. Я все-таки попробую накормить тебя. Твой муж тоже еще не завтракал.

Она шагнула к дому, а Рорк быстро сжал руку жены.

– Синеад очень добрая. Доброта, с которой я здесь столкнулся, ставит меня в тупик.

– О'кей. Я могу есть.

Однако, когда Ева очутилась за огромным кухонным столом, она чуть не передумала. Синеад командовала кастрюлями и сковородками так же, как дирижер командует оркестром.

Еве дали чаю, горького, как кофе, и такого крепкого, что она не удивилась бы, если бы он окрасил ей зубы. Но зато это зелье помогло успокоиться ее желудку.

– Значит, ты коп? Коп, который охотится за убийцами? – Синеад, орудовавшая лопаткой, оглянулась через плечо. – Рорк говорит, что ты очень умная, хваткая, как терьер, и что сердце у тебя большое, как луна.

– Он ко мне неравнодушен.

– Это точно. Мы слышали, что сейчас ты расследуешь трудное дело.

– Все они трудные. Потому что погибают люди, которые не должны были погибать.

– Да, ты права. – Синеад смотрела на нее с любопытством. – И ты воздаешь их убийцам по заслугам.

– Нет. Воздать им по заслугам невозможно, потому что погибает тот, кто не должен был погибнуть, – повторила Ева. – Они не могут встать из могилы, так что это не месть. Единственное, что мы можем, это поймать преступника, отдать его под суд и верить, что справедливость восторжествует.

– А она торжествует?

– Да. Если очень постараться.

– Ты быстро закрыла это дело… – начал Рорк, но осекся, увидев ее лицо. – Ты не закрыла его?

– Еще нет.

На мгновение в кухне воцарилась тишина, которую нарушало лишь шипение сарделек на сковородке.

– Лейтенант, я не хотел отвлекать вас от работы.

– И не отвлек. Я сама отвлеклась.

– Ева…

– Слушай, зачем действовать на нервы девочке, которая еще не позавтракала? – Стремясь разрядить обстановку, накалявшуюся с каждой секундой, Синеад выложила еду на тарелки и поставила перед ними. – Если твоя жена такая умная, как ты говоришь, то она знает, что делает.

– Спасибо. – Ева взяла вилку и благодарно посмотрела на Синеад. – Я сразу почувствовала, что проголодалась.

– Раз так, я ненадолго оставлю вас. У меня есть дела наверху. Когда закончите, посуду оставьте на столе.

– Кажется, она мне нравится, – сказала Ева, когда они остались наедине, и ткнула вилкой толстую сардельку. – Это из свиньи?

– Скорее всего… Ева, мне очень жаль, что ты была вынуждена улететь в самый разгар следствия, но я чертовски рад, что ты здесь. С тех пор, как я узнал о матери, я никак не могу прийти в себя. Не могу восстановить душевное равновесие. Я плохо справился с этим делом. Все перевернулось вверх тормашками.

– Догадываюсь. – Ева откусила кусочек сардельки и одобрительно кивнула. – Приятно знать, что время от времени ты тоже совершаешь ошибки. Как и все мы, простые смертные.

– Я не мог восстановить душевное равновесие, – повторил он, – пока не вышел в поле и не увидел тебя. И тут я понял, что все очень просто. Ты здесь, и моя жизнь снова вернулась в свою колею. Ты знаешь все мои недостатки и тем не менее прилетела. Я еще не могу всего осознать, но мне кажется, что сейчас речь идет о моей лучшей стороне. И я хочу, чтобы ты участвовала в этом.

– Ты летал со мной в Даллас. Помогал мне пережить это, хотя тебе было не легче, чем мне. Ты столько раз бросал свою работу, отменял назначенные встречи и помогал мне, что я сбилась со счета. Ты помогал мне даже тогда, когда я отказывалась от твоей помощи.

Рорк улыбнулся:

– Это было приятнее всего.

– Ты – часть моей жизни. Со всеми своими недостатками. Так что мы на равных. К добру или к худу, но я люблю тебя. – Она откусила еще кусочек сардельки. – Ну что, все ясно?

– Как день!

– Вот и хорошо. А теперь расскажи мне об этих людях.

– Тут их много. Во-первых, Синеад, сестра-близнец моей матери. Ее муж Робби, который работает на ферме вместе с братом Синеад Недом. У Синеад с Робби трое взрослых детей, которые приходятся мне двоюродными, а у этих двоюродных пятеро своих детей и двое на подходе.

– Боже милостивый…

– Я только начал, – со смехом сказал Рорк. – Нед женат не то на Мэри, не то на Эйлиш. Сама знаешь, у меня хорошая память на имена, но тут их целая куча… У них четверо детей, моих кузенов, а у тех пятеро… нет, кажется, шестеро. Кроме того, у Неда и Синеад есть младший брат Фергус. Он живет в Эннисе и работает в ресторане, который принадлежит семье его жены. Кажется, его жену зовут Меган, но я в этом не уверен.

– Это неважно. – Ева, у которой уже кружилась голова, махнула вилкой.

– Имеются и другие. – Рорк улыбнулся и тоже начал есть – впервые за последние дни. – В частности, дедушка и бабушка. Ты можешь себе такое представить?

– Не могу, – подумав, ответила она.

– Я тоже. И, тем не менее, они у меня есть. Поженились почти шестьдесят лет назад и до сих пор любят друг друга. Теперь они живут в коттедже на холме, к западу отсюда. Мне сказали, что, когда дети выросли и обзавелись собственными семьями, они не захотели жить в большом доме и оставили его Синеад.

Он сделал паузу. Ева тоже молчала и ждала продолжения.

– И представь себе, они ничего не хотят от меня! – Все еще удивляясь этому, Рорк разломил ржаной тост надвое. – Я такого не ждал. Думал, они скажут: «Ты человек богатый, а теперь мы одна семья, так поделись с родней». Или: «Ты перед нами в долгу за то, что так долго отсутствовал». Или еще хлеще: «Какого черта ты сюда явился, сын убийцы?» Я ждал этого и понял бы их. Но они твердили только одно: «Вот он, сын нашей Сиобан. Как мы рады тебя видеть!» – Он покачал головой и положил тост. – Что ты об этом думаешь?

– Не знаю. Я не знаю, что делать и как вести себя, когда меня любят. В таких ситуациях я теряюсь и чувствую себя дура дурой.

– Мы к этому не привыкли, правда? – Он накрыл руку Евы ладонью и погладил, словно ему было необходимо ощутить прикосновение ее кожи. – Двое отверженных… Если ты наелась, то пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.

– Даже объелась. – Ева отодвинула тарелку. – Этой еды хватило бы, чтобы накормить половину обитателей нью-йоркских трущоб.

– Нужно прогуляться, чтобы потратить лишние калории, – сказал Рорк и взял ее за руку.

– Я не пойду к коровам! На такие жертвы моя любовь не способна.

– Пусть коровы занимаются своими делами.

– Какими делами?.. Нет, и знать не хочу! – заявила Ева, выйдя вслед за Рорком на крыльцо. – Страшно представить… А это что? – спросила она, показав пальцем.

– Эта машина называется трактор.

– А зачем этот малый ездит на нем вокруг коров? У них что, нет дистанционного управления?

Рорк расхохотался.

– Смеешься? Это меня радует. Но тут больше коров, чем людей. А вдруг коровам надоест пастись, и они подумают: «Э, мы сами хотим ездить на тракторе, жить в доме и носить одежду». Что тогда?

– Когда мы вернемся домой, напомни, чтобы я нашел в библиотеке книгу «Животноводческая ферма» и дал тебе почитать… Ну, вот мы и пришли. – Он снова взял Еву за руку, чтобы явственнее ощутить ее близость. – Они посадили это дерево в ее честь. В честь моей матери.

Ева посмотрела на пышную листву, крепкий ствол и узловатые сучья.

– Красивое дерево.

– В глубине души они знали, что Сиобан мертва. Потеряна для них. Но доказательств не было. Дядю Неда чуть не убили, когда он пытался найти ее и меня. Им пришлось отказаться от этой мысли. И тогда они посадили это дерево. Они не хотели ставить ей крест – просто посадили вишню, которая цветет каждую весну.

Ева снова посмотрела на дерево, и у нее сжалось сердце.

– Вчера вечером я была на похоронах одной из жертв. По долгу службы я часто присутствую на таких церемониях. Цветы, музыка, тела, выставленные на всеобщее обозрение… Наверно, людям нужен этот ритуал. Но мне он всегда казался странным. То, что сделали твои родственники, правильнее.

Рорк внимательно посмотрел на нее:

– Ты находишь?

– Конечно. Тела закапывают или сжигают, а посаженное тобой дерево растет и живет. Это что-то значит.

– Я не помню ее. Я чуть с ума не сошел, пытаясь вспомнить хоть что-то. Любую мелочь. Мне было бы легче. Но я не могу. А это дерево… Оно успокаивает меня лучше, чем каменный памятник. Если на свете существует такая вещь, как небеса обетованные, то она знает, что я здесь. Что ты здесь со мной. И этого достаточно.

Когда они вернулись в дом, Синеад убирала со стола. Рорк подошел к тетке и положил руку на ее плечо.

– Еве нужно вернуться. Я полечу с ней.

– Конечно. – Она похлопала его по руке. – Что ж, тогда ступай наверх и собирай вещи. Я минутку побуду с твоей женой, если она не возражает.

Застигнутая врасплох Ева сунула руки в карманы:

– Нет проблем.

– Я действительно вернусь через минуту.

Оставшись с Синеад один на один, Ева мучительно пыталась найти нужные слова.

– Гм-м… Для него очень много значит, что вы позволили ему остаться.

– А для меня и всех нас очень много значит, что он прилетел, хоть и ненадолго. Ему было трудно приехать и рассказать нам то, что он узнал.

– Рорк привык к трудностям.

– Я так и поняла. Судя по всему, ты тоже привыкла к ним. – Синеад вытерла руки полотенцем и отложила его. – До твоего появления я следила за Рорком из окна и пыталась запомнить его. Делала фотографии в уме, если так можно выразиться. Фотографии, которыми я могла бы поделиться с Сиобан… Я часто мысленно разговариваю с ней, – объяснила Синеад, увидев недоумевающий взгляд Евы. – А когда никого нет рядом, даже вслух. Так вот, я никогда не забуду, как изменилось его лицо, когда он увидел тебя. До сих пор я не видела ничего подобного. Я была рада за него, потому что он ребенок моей сестры, хотя и взрослый мужчина. Я желаю ему счастья. Кажется, и ты тоже.

– Похоже, мы действительно желаем друг другу счастья. Один бог знает почему.

Синеад широко улыбнулась:

– Иногда лучше не знать причин. Я рада, что ты прилетела и дала мне возможность увидеть вас вместе. Я бы хотела еще раз увидеть его, но это зависит от тебя.

– Никто не может помешать Рорку.

– Никто, – кивнула Синеад. – Только ты.

– Я не стану мешать Рорку делать то, что ему необходимо. А он захочет вернуться, я уверена. Может быть, вы не обратили внимания… Но в тот момент, когда Рорк представлял меня вам, он смотрел на вас с любовью.

– Ох… – Глаза Синеад наполнились слезами, и она быстро вытерла их, услышав, что Рорк возвращается. – Я соберу вам еды на дорогу.

– Не беспокойтесь. – Рорк снова прикоснулся к ее плечу. – В челноке полно продуктов. Я договорился, что автомобиль, на котором я приехал сюда, заберут.

– Мой Лайам сильно расстроится. Он сказал, что никогда в жизни не видел такой чудесной машины… Я хочу тебе кое-что подарить. – Синеад сунула руку в карман. – Когда Сиобан поехала в Дублин, она взяла с собой не все свои вещи. Собиралась вернуться и забрать их или прислать за ними, но из этого так ничего и не вышло.

Она вынула из кармана цепочку, на которой висел простой серебряный прямоугольник.

– Это всего лишь безделушка, но Сиобан носила ее. На пластинке написано ее имя. Это огам, древний кельтский алфавит. Я знаю, она хотела бы, чтобы эта вещь принадлежала тебе.

Синеад сунула кулон в руку Рорка и заставила его сжать пальцы.

– Счастливого пути, и… О, черт! – Слезы полились по ее щекам, и она крепко обняла племянника. – Ты вернешься, правда? Возвращайся. Мы будем тебя ждать.

– Вернусь.

Рорк закрыл глаза, вдохнул ее запах – запах ванили и шиповника, – что-то пробормотал по-гэльски и прижался губами к ее волосам. Синеад негромко засмеялась, отодвинулась и вытерла щеки.

– Я не сильна в гэльском.

– Я сказал: спасибо за то, что вы показали мне сердце моей матери. Я не забуду ни ее, ни вас.

– Вижу, что не забудешь. А теперь ступай, пока я не заревела в три ручья. До свидания, Ева. Береги себя.

– Была рада познакомиться с вами. – Ева крепко пожала руку Синеад. – Искренне рада. Если решите слетать в Нью-Йорк, мы пришлем за вами челнок.

Когда они шли к полю, на котором ждал вертолет, Рорк поцеловал Еву в висок.

– Ты поступила правильно.

– Она молодец.

– Да. – Рорк оглянулся на женщину, которая стояла в дверях и махала им рукой.

– Тебе нужно немного поспать, – сказал Рорк, когда они поднялись на борт челнока.

– Не приставай ко мне, приятель. Ты сам выглядишь так, словно на тебе неделю воду возили.

– Это потому, что за последние два дня я выпил больше ирландского виски, чем за предыдущие два года. Может, ляжем вместе?

Ева посмотрела на часы, задумалась и начала что-то считать в уме.

– Звонить в управление слишком рано. Я вернусь через два часа и почти ничего не потеряю во времени. Хорошо лететь с востока на запад!

– Зато потеряешь во сне. – Он нажал на кнопку, и широкий диван превратился в широкую кровать.

– Я слишком нервничаю, чтобы уснуть.

– Серьезно? – В его глазах загорелся прежний свет. – Что же поможет тебе расслабиться? Может быть, криббидж[11]?

Ева прищурилась:

– Криббидж? Это какое-то сексуальное извращение?

Рорк засмеялся, обнял ее и опрокинул на кровать.

– А почему бы и нет?

Его ласки были нежными, и ее тоже. Они наблюдали друг за другом, и Ева видела, что тени, пугавшие Рорка последние дни, исчезли, а глаза его снова стали синими и ясными.

«Любовь может рассеивать призраков и отгонять мертвых, – подумала она. – Хотя бы на время». Когда их пальцы сплелись, а губы соединились, Ева поняла, что это и есть жизнь.

Когда челнок приземлился в Нью-Йорке, Ева не просто расслабилась; ей казалось, что она проспала целые сутки. Впрочем, если женщина не расслаблялась, сыграв с Рорком в «криббидж», – значит, с ней было что-то не так.

Ева позволила Рорку сесть за руль машины, оставленной ею на его личной стоянке. Нужно было заехать домой, позвонить в управление, потормошить тамошних сонь и сообщить им, что она вернулась и приступила к исполнению своих обязанностей.

– Перед выходом на работу ты могла бы взять пару часов личного времени и поспать.

– Моя квота давно исчерпана. Но это неважно. Я прекрасно себя чувствую. – Ева посмотрела на мужа. – Мы прекрасно себя чувствуем.

Рорк, лавируя среди машин, спозаранку выехавших на улицу, сжал ее руку:

– Это точно. Я давно не ощущал себя таким бодрым. Мне тоже не терпится вернуться к работе.

– Хороший признак. Сейчас мы разбежимся в разные стороны. Ты ничего не хочешь мне сказать напоследок?

Рорк подумал о Грогине и о том, как близок был к тому, чтобы совершить преступление. Преступление, после которого между ним и Евой могла вырасти стена.

– Нет. Хотя постой, есть одна вещь. Оказалось, я на год моложе, чем думал.

– Серьезно? Вот тебе и раз! И что же, это страшно?

– Немножко.

– Ничего, привыкнешь. – Она посмотрела на часы. – Слушай, я высажу тебя у дома, а потом поеду прямо… Проклятие! – выругалась она, услышав сигнал вызывного устройства.

– СООБЩЕНИЕ ДЛЯ ЛЕЙТЕНАНТА ЕВЫ ДАЛЛАС.

– Даллас слушает.

– ИСТ-САЙДСКИЙ ЦЕНТР ЗДОРОВЬЯ, ВТОРОЙ ЯРУС ПОДЗЕМНОЙ АВТОСТОЯНКИ. ФАКТ УБИЙСТВА ПОДТВЕРДИЛ НАХОДЯЩИЙСЯ ТАМ КАПИТАН РАЙАН ФИНИ.

– Еду. – Ева дала отбой. – О черт, черт, черт! Я думала, у меня еще есть время… Рорк, мне придется высадить тебя.

– Я тебя отвезу. Позволь мне сделать это, – сказал он, не дав ей возразить. – Позволь сделать то, что я могу.

ГЛАВА 19

Завывали сирены, на крыше «Скорой» бешено вращался маячок. Так всегда бывает, когда кто-то попал в беду. Но Алисия Дилберт больше не нуждалась ни в сиренах, ни в маячках; ее беды закончились.

Место уже оцепили, и копы занимались своим делом. В воздухе стояло марево. Вентиляционные люки метро изрыгали горячий воздух, от которого становилось еще жарче. Предприимчивый разносчик, остановившийся на углу, бойко продавал кофе и сандвичи с яичницей копам и фельдшерам, хотя и те и другие наверняка знали, как это вредно. В воздухе висела вонь яичного эрзаца, шипевшего на гриле, запах мужского пота и больницы.

«Если не поднимется ветер и эта проклятая августовская жара продлится еще несколько дней, город утонет в собственном поту», – подумала Ева, выйдя из машины, и присела на корточки рядом с Фини, осматривавшим труп.

– До меня дошел слух, что ты вернулась, поэтому я не стал увозить тело. – Он кивнул Рорку, который остановился у края оцепления. – Вы быстро обернулись.

– Ага. У нас все в порядке. Вернее, у него. Черт побери, Фини! Черт побери… Мне следовало быть здесь.

– Это бы ничего не изменило. Сама знаешь, он бы не проскользнул мимо нас. Просто на этот раз не взял фургон. Никто к нему не приближался.

– Она мертва. Значит, как-то он мимо нас проскользнул. – Ева надела очки-микроскопы и изучила аккуратную дырочку в груди и еле заметные синяки на запястьях. – Он придерживается того же способа. Видишь, ей он тоже придавал позу. Когда Морс получит тело, он наверняка найдет и другие следы от проволоки.

– Да, и все-таки на этот раз он слегка нарушил порядок. – Лицо Фини оставалось бесстрастным, но в глазах полыхал гнев. Он полез в пакет с вещественными доказательствами и достал оттуда сложенную записку. – Она держала вот это. На конверте написано твое имя.

Ева развернула записку и прочитала:

«Лейтенант Даллас, вы ничего не понимаете! Как вам не стыдно? У вас узкий кругозор. А у меня широкий. Вы видите здесь только жертву, но вы ошибаетесь. У нее был дар, редкий дар, и небольшая жертва понадобилась, чтобы этот дар достался всем остальным.

Я знаю, вы считаете меня чудовищем. Найдутся люди, которые согласятся с вами и проклянут меня. Но громадное большинство увидит и, в конце концов, поймет красоту и силу искусства, которое я открыл.

Я делаю это не только для себя, но и для всего человечества.

Ее свет был и остался ослепительным. Надеюсь, в один прекрасный день вы это увидите.

Вы видите в происходящем только смерть. Но в один прекрасный день останется только жизнь. И свет.

Я почти достиг этого».

– Да, почти достиг, – пробормотала Ева и сунула записку в пакет. – Фини, у меня узкий кругозор, и, тем не менее, я вижу красивую чернокожую девушку примерно двадцати лет, в медицинском халате. Рост – примерно сто шестьдесят пять, вес – шестьдесят килограммов. Никаких следов насилия.

Она снова наклонилась и повернула руку девушки ладонью вверх.

– Небольшое круглое отверстие от шприца на правой ладони. «Привет, как я рад тебя видеть…» – что-нибудь подобное сказал этот ублюдок, пожал ей руку и ввел транквилизатор. На ней халат, так что она либо пришла на смену, либо уходила. Известно, кто она?

– Студентка медицинского факультета. Работает здесь сменной сестрой. Ее дежурство закончилось в десять. Есть показания сотрудников, видевших, как она уходила.

– Угу… – Ева продолжала осмотр. Красивое лицо, тонкие черты, высокие скулы. Пышные черные кудри, аккуратно перехваченные лентой на затылке. Три заклепки в каждом ухе. – Здесь полно народу. Было очень рискованно подбирать ее прямо у центра здоровья в десять вечера. У тебя есть ее домашний адрес?

– И ее, и всех остальных. – Фини помнил адреса наизусть, но все равно достал электронный блокнот. – Алисия Дилберт, двадцать лет. Студентка медицинского факультета Нью-Йоркского городского университета. Живет на Шестой Восточной, всего в трех кварталах отсюда. Ближайший родственник – брат, Уилсон Бакли.

– Что? – Ева вскинула голову. – Что ты сказал?

– Ближайший родственник – Уилсон Бакли.

– О черт! – Она стала массировать затылок. – Черт побери, Фини, это мой друг!

Сделав все, что было можно, Ева подошла к Рорку, рядом с которым уже стояла Надин.

– Ни о чем не спрашивай, – предупредила Ева, не дав Надин открыть рот. – Когда смогу, все расскажу сама.

Выражение лица Евы заставило Надин смириться и кивнуть:

– О'кей. В десять, Даллас. В десять утра мне понадобится нечто большее, чем официальное заявление.

– Когда смогу, – отрезала Ева. – Он прислал тебе сообщение в шесть ноль-ноль?

– Да, как всегда. Даллас, я выполнила свой гражданский долг и все отдала Фини.

– Да, знаю. Надин, пока мне нечего тебе сказать. – Ева пригладила волосы.

«Что-то случилось, – подумала Надин. – Что-то плохое».

– Ты в порядке? – она погладила подругу по щеке. – Не для протокола, Даллас. Что произошло?

Но Ева только покачала головой:

– Не сейчас. Мне нужно известить ближайшего родственника. Не хочу, чтобы ее имя прозвучало в эфире до того. Можешь получить официальное заявление у Фини. Он еще побудет здесь, а мне надо ехать. Рорк…

– Почему ты ничего ей не сказала? – спросил Рорк, когда они пробирались сквозь шумную толпу к ее машине. – Что от этого изменится?

– Кое-что изменится. Я хорошо знаю брата убитой. И ты, кстати, тоже. – Она мрачно взглянула на него. – Ты хотел сделать то, что можешь? Ловлю тебя на слове. Пибоди присоединится к Фини, поговорит с работниками центра, опросит соседей. А ты поедешь со мной к ближайшему родственнику.

– Кто это?

* * *

«Крэк старался держаться неподалеку от сестренки, – думала Ева. – Не в том же доме и даже не в том же квартале, но неподалеку. И не подпускал девочку к своему бизнесу. Хотел дать ей простор, позволить расправить крылья, но помешать залететь слишком далеко. И не позволить подонкам, часто посещавшим клуб, прикоснуться к ней».

В его доме была хорошая охранная система. Крэк очень серьезно относился к таким вещам. Значок позволил ей преодолеть барьер и подняться на пятый этаж. Там она тяжело вздохнула и нажала на кнопку звонка.

Прошло несколько минут, пока на сканере не замигала лампочка. Ева поняла, что хозяин проверяет, кто стоит у его дверей. Наконец загорелся зеленый свет, и он открыл.

– Эй, белянка, зачем ты будишь меня после трудов праведных?

Перед ней стоял огромный негр, совершенно голый, если не считать татуировок и пурпурной набедренной повязки.

– Крэк, мне нужно поговорить с тобой. Мы можем войти?

Он захлопал глазами, но все же улыбнулся.

– Что-нибудь случилось в «Ди-энд-Ди»? По-моему, там все было, как обычно…

– Дело не в клубе.

«Даун-энд-Дерти»[12] – ночной клуб с музыкой, стриптизом и убойными дозами спиртного, приютившийся в недрах нижнего города, – был любимым детищем Крэка. Там состоялся ее девичник перед свадьбой.

– Дерьмо… В это время дня я смогу разговаривать с копом-худышкой только после бочонка кофе. Рорк, неужели тебе нечем занять жену по утрам? Никакого покоя старику Крэку…

Ева вошла в квартиру и ничуть не удивилась, увидев, что она обставлена с большим вкусом. Простор, чистота, африканские маски на стенах, яркие краски и роскошные ткани. Декоратор поработал здесь на славу. Широкие окна были задернуты длинными плотными шторами, говорившими о том, что хозяин предпочитает ночь. Проникавший сквозь них утренний свет окрашивался в алые и сапфировые тона.

– Догадываюсь, что ты тоже хочешь кофе… – начал Крэк, но Ева положила ладонь на его руку, не дав шагнуть в сторону кухни:

– Не сейчас. Давай сядем. Сядь, пожалуйста.

В его голосе впервые прозвучала нотка досады:

– Ты вытаскиваешь меня из постели еще до полудня, а я не могу выпить кофе?

– Плохие новости, Крэк. Давай присядем.

– Неужели какой-то сукин сын устроил погром в «Ди-энд-Ди»? Я же сам запер клуб два часа назад! Какого черта?..

– Я же сказала: речь не о клубе. Дело в твоей сестре. В Алисии.

– В Алисии? Брось. – Крэк насмешливо фыркнул и махнул ручищами, похожими на весла, но Ева заметила искорку страха в его глазах. – Эта девочка не может попасть в беду. Она сделана из чистого золота. Даллас, ты с кем-то спутала мою малышку. Не морочь голову старине Крэку.

«Другого способа нет, – думала Ева. – Другого способа нет».

– Мне очень жаль, но я должна сказать, что твоя сестра мертва. Ее убили сегодня. Рано утром.

– Чушь собачья! – крикнул Крэк и схватил ее за плечи с такой силой, что ей пришлось встать на цыпочки. Рорк шагнул вперед, но Ева покачала головой, и он застыл на месте. – Черт побери, это ложь! Она в медицинской школе. Ты же знаешь, она собирается стать врачом. Сейчас она на занятиях. Ты что, с ума сошла? Пришла сюда и рассказываешь сказки о моей девочке!..

– Я дорого дала бы за то, чтобы это оказалось ложью, – тихо сказала Ева. – Уилсон, мне очень жаль. – Она впервые назвала Крэка его настоящим именем. – Я оплакиваю твою потерю и очень жалею, что вынуждена сообщить тебе эту скорбную весть. Алисии больше нет.

– Я сейчас позвоню ей! Прямо сейчас. Вызову ее с занятий, и ты убедишься, что это ложь. Ты ошиблась. Ты ошиблась, понимаешь?

Ева не стала ему мешать. Она стояла и ждала, борясь с желанием потереть синяки на предплечьях, оставленные его пальцами. Крэк что-то рявкнул в телефон. Музыкальный женский голос весело ответил ему, что абонент недоступен, и предложил оставить сообщение.

– Просто она занята. Вот и все. – Его голос, всегда такой уверенный, дрогнул. – Сейчас мы поедем в университет, вызовем ее, и тогда ты увидишь…

– Я сама проверила ее личность, – сказала ему Ева. – Проверила, когда увидела твое имя. Одевайся, и я отвезу тебя к ней.

– Это не она! Не моя девочка!

Рорк шагнул вперед:

– Я помогу тебе. Спальня там? – Он взял Крэка за руку и повел его, как маленького.

Когда дверь спальни закрылась, Ева тяжело вздохнула. Потом вздохнула еще раз и позвонила в морг:

– Это Даллас. Я везу ближайшего родственника Алисии Дилберт. Подготовьте ее как можно тщательнее. Накройте простыней. Позаботьтесь, чтобы в смотровой в этот момент никого не было. Ни сотрудников морга, ни посетителей.

Ева дала отбой. «Все, что могу, – подумала она. – Но это такая мелочь…»

По дороге в морг Крэк молчал. Сел на заднее сиденье, сложил руки на груди и надел темные очки, скрывавшие всю верхнюю половину лица. Но Ева ощущала исходившие от него волны ледяного страха и пламенной надежды.

Крэк отворачивался от нее и в машине, и когда шел по прохладным белым коридорам морга. «Это моя вина, – думала Ева. – Именно я заставила его испытать этот ужас и отчаяние».

Они с Рорком провели Крэка в смотровую и встали по бокам.

– Если ты посмотришь на монитор… – начала Ева.

– Не буду я смотреть на ваш чертов монитор! Я не верю ничему, что показывают на экране!

– Ладно.

Ева ждала этого. Была готова к этому. Она подошла к темной стеклянной стене и нажала на кнопку.

– Лейтенант Ева Даллас сопровождает ближайшего родственника Алисии Дилберт Уилсона Бакли для опознания тела. Уберите заставку.

Черный цвет медленно сменился серым, а затем они увидели за стеклом узкий стол, на котором лежала девушка, укрытая простыней до подбородка.

– Нет! – Крэк поднял кулаки и дважды ударил в стекло. – Нет, нет, нет! – Потом он повернулся к Еве и бросился бы на нее, если бы Рорк не прижал его спиной к стеклу.

– Алисия бы не хотела этого, – тихо сказал он. – Это не поможет.

– Мне очень жаль, – повторила Ева. Ничего другого она сказать не могла.

Лицо Крэка исказилось от ярости, но он, по крайней мере, перестал размахивать кулаками.

– Пропусти меня туда. Пропусти меня к ней немедленно, или я прошибу это стекло к чертовой матери. Ты знаешь, что я могу это сделать.

Он действительно мог. А она могла парализовать его. Но Ева чувствовала, что скорбь уже приглушила гнев.

– Пропущу, – спокойно сказала она. – Но сама пойду с тобой. И камеры будут включены. Таков порядок.

– Плевать мне на тебя и на твой порядок!

Ева знаком велела Рорку отойти и снова сказала в микрофон:

– Я веду ближайшего родственника Алисии Дилберт. Пожалуйста, освободите помещение. – Она кивнула Крэку: – Пойдем со мной.

Они прошли в дверь, миновали короткий коридор и еще один пост.

Здесь были другие столы и другие жертвы, ждавшие опознания. Еще больше трупов лежало в холодильниках, расположенных в задней части помещения. Ева не могла скрыть их от взгляда Крэка. Она молча подошла к Алисии и положила ладонь на рукоятку парализатора – на случай, если Крэк потеряет контроль над собой.

Но он шагнул к столу, сверху вниз посмотрел на красивое лицо с высокими скулами и нежно, очень нежно погладил ее курчавые волосы.

– Это моя малышка. Моя девочка. Моя душа и сердце.

Крэк нагнулся и прикоснулся губами к ее лбу. А потом просто соскользнул на пол. Огромный мужчина в два метра ростом сжался в комок и зарыдал.

Ева опустилась на колени и обняла его.

Рорк сквозь стекло наблюдал за тем, как великан прижался к ней, словно ребенок, жаждущий утешения. А она гладила его по голове. Потом Ева куда-то позвонила и велела принести воды. Пока Крэк пил, она сидела и придерживала его руку, державшую стакан.

– Мне было двенадцать, когда мама снова забеременела. Какой-то ублюдок надавал ей кучу обещаний, и она им поверила. Но он смылся сразу же, как только родился ребенок. Мама работала уборщицей и время от времени подрабатывала проституцией. Она обеспечивала нам кров и еду, а на большее у нее просто не было времени. Алисия была самым прелестным ребенком на свете. Чистым золотом…

– И ты заботился о ней, – подсказала Ева.

– Не очень. Но пытался. Когда мама умерла, Алисии было четыре года. Проституция тут была ни при чем. Какой-то болван, у которого она убиралась, нажрался «Зевса» и выбросил ее в окно с десятого этажа. К тому времени я уже работал в клубах, и деньги у меня водились. Да, я заботился о моей малышке! Если я ходил с дубинкой и проламывал головы, еще не значит, что я не заботился о моей девочке!

– Я знаю. Ты хорошо заботился о ней. Она поступила в университет. Она должна была стать врачом.

– Она была редкая умница, моя девочка. Всегда хотела быть врачом. Хотела помогать людям. Кому понадобилось причинять вред такой доброй девушке?

– Я найду его. Обещаю тебе. И даю слово, что позабочусь о ней. Позволь мне сделать это.

– Если я найду его раньше, чем ты…

– Нет. – Ева стиснула его руку. – Если ты думаешь, что я не понимаю твоих чувств, то ты ошибаешься. Но этим Алисии не поможешь. И вряд ли она одобрила бы это. Ведь она любила тебя так же, как ты ее, правда?

– Она называла меня своим большим глупым братом. – По щеке Крэка скатилась еще одна слеза. – У меня не было никого дороже ее…

– Тогда дай мне возможность помочь ей. Мне нужны имена людей, которых она знала. Людей, с которыми она работала и дружила. У нее был бойфренд? Кто-то постоянный?

– Нет. Она бы сказала мне. Да, ей нравились мальчики, но она много занималась и работала в центре здоровья. Ходила с друзьями в клубы, выпускала пар… Не у меня, – чуть заметно улыбнулся Крэк. – Я не хотел, чтобы она приходила ко мне.

– Значит, в других клубах. Не помнишь названий? Она никогда не проводила время в клубе «Устрой сцену»?

– Компьютерный клуб? Да, конечно. Туда ходят многие студенты. Кроме того, она любила одну забегаловку у центра здоровья. Бар под названием «Зинг».

– Крэк, в последнее время ее не фотографировал какой-нибудь профессионал? Может быть, для работы или для университета. Или у кого-то на свадьбе, на вечеринке…

– На моем дне рождения месяц назад. Она спросила, что я хочу в подарок, а я сказал, что хочу ее портрет в золотой рамке. Не какую-нибудь дешевку типа «щелкни себя сам», а настоящий портрет, где она была бы нарядно одета, и фотограф знал, что он делает.

У Евы перехватило дыхание.

– Ты знаешь, где она заказывала портрет? – спокойно спросила она.

– В студии «Портография». Шикарное место. Я… – Крэк осекся. Казалось, его мозг вновь заработал, пересилив горе. – Постой-ка, я слышал это название в новостях. Какой-то сукин сын убивает студентов. Фотографирует их, а потом убивает. Это он убил мою малышку?

– Да, он. Я найду его, Крэк. Поймаю и посажу в камеру. А если ты будешь мне мешать, то я посажу и тебя и продержу там, пока не закончу.

– Только попробуй!

– И пробовать не стану, – спокойно сказала Ева. – Ты меня знаешь. Я отомщу за нее, чего бы это ни стоило. Даже если для этого придется посадить тебя под замок. Теперь она принадлежит и мне. Мне так же, как тебе.

Крэк пытался сдержать слезы.

– Если бы это сказал мне другой коп, я бы ему не поверил. Я бы ответил ему: «Отвали, я могу делать все, что хочу». Но тебя я знаю. Ты позаботишься о моей малышке. Ты единственная, кому я могу это доверить.

– Чем я могу тебе помочь? – спросил Рорк, когда они остановились у ее машины, припаркованной неподалеку от морга.

– У тебя есть какие-нибудь связи в Ист-Сайдском центре здоровья?

– Лейтенант, лучшие связи – это деньги.

– Я тоже так думаю. Может быть, он нашел ее в файлах «Портографии». Это ниточка. Может быть, он положил на нее глаз в компьютерном клубе. Возможно и то и другое. Но если он болен – а я думаю, что это так, – Алисия могла знать его по центру здоровья. Если он лечится или лечился в этом центре, сотрудники в тот день не обратили на него внимания: они привыкли видеть его, знали в лицо и не ждали от него ничего плохого. Я попросила Луизу навести справки, но она смотрит на это по-другому: никаких имен, врачебная тайна и так далее.

– А тебе нужен кто-то менее щепетильный?

– Рорк, у нас трое мертвых ребят! И плевать я хотела на щепетильность. Нужно кого-нибудь подмазать и найти мужчину от двадцати пяти до шестидесяти… нет, до сорока. Он моложе. В общем, человека этой возрастной группы с серьезным, а то и смертельным заболеванием мозга.

– Договорились. Что еще?

– Тебе этого недостаточно?

– Нет. Мне бы хотелось заняться настоящим делом.

– Используй свой хитроумный мозг, ловкие пальцы и выкопай мне все сведения о Жавере, которые удастся найти. Любые комбинации с именами Луи и Анри. Он должен быть как-то связан с местами обнаружения трупов, с компьютерным клубом, с университетами, с «Портографией» или именами подозреваемых. Я дам тебе сведения, не подлежащие разглашению.

– Пара пустяков.

Ева улыбнулась:

– Серьезно?

– Рад стараться, лейтенант.

– Один вопрос. У тебя есть собственные парковки, гаражи и подземные автостоянки?

– Кажется, есть. Моя империя велика. А что?

– Сможешь найти среди них те, которые работают налево?

Он поднял бровь:

– Не понимаю, на что вы намекаете.

«Он стал прежним, – с облегчением подумала Ева. – Хитрит, как обычно».

– Брось, приятель. Меня интересуют те, которые расположены в радиусе десяти кварталов от Восемнадцатой и Седьмой. Он видел, как мы обрабатывали Билли. Знал, что мы были там, что установили слежку за фургоном, и нашел другое транспортное средство. Он все планирует тщательно. У него наверняка был запасной вариант. Держу пари, что его логово где-то по соседству. Я ищу место, где можно с черного хода взять напрокат машину в хорошем состоянии – возможно, еще один фургон. Если обнаружишь что-нибудь, получишь награду.

– Тебя голенькую под шоколадным соусом?

– Извращенец… Добирайся своим ходом, приятель. Мне нужно захватить Пибоди. Начнем искать на месте.

Рорк схватил ее в охапку и поцеловал. «О да! – подумала Ева, у которой тут же закружилась голова. – Он явно стал прежним».

– Рад снова работать с вами в тандеме, лейтенант.

– Значит, это так называется? – Она сделала паузу и задумчиво посмотрела на Рорка. – Поставь Соммерсета на ноги, вышли его из страны, и я сама принесу шоколадный соус.

– Мне очень жаль Крэка, Даллас.

– Мне тоже.

Пибоди, сидевшая рядом с Евой, беспомощно развела руками:

– Я и не знала, что у него есть сестра. А должна была знать.

– Это бы ей не помогло, – бесстрастно ответила Ева.

– Да, не помогло бы… Как вы думаете, может, послать ему цветы?

Ева подумала о дереве Сиобан.

– Позже, Пибоди. Мы на работе.

– Да, мэм. – Пибоди боролась с обидой. Крэк был другом, и ей казалось странным, что Ева не разделяет ее чувств. – Я только хотела, чтобы он знал, что мы думаем о нем, вот и все.

– Самое лучшее, что мы можем для него сделать, это закончить дело и посадить в тюрьму того, кто убил его сестру. Цветы его не утешат, Пибоди. Утешит восстановление справедливости. Хотя бы на время.

– Вы правы. Просто очень тяжело, когда страдает тот, кто тебе близок.

– Так и должно быть. Если тебе становится легко, нужно уходить из полиции.

Пибоди вспыхнула, открыла было рот, но вовремя поняла, что вызывающий тон Евы вызван усталостью и гневом.

– Куда мы едем? Наверно, мне следовало бы догадаться… – Мысль об экзамене на чин детектива висела над ней как дамоклов меч. – Но я не могу.

– Как он перевез ее?

– Мы не знаем… Пока, – добавила Пибоди.

– Почему не знаем?

– Потому что он не воспользовался фургоном, за которым было установлено наблюдение.

– А почему он им не воспользовался?

– Потому что… потому что он знал, что мы следим за гаражом. – В последнюю секунду она успела сменить вопросительную интонацию на утвердительную. – Вы думаете, Билли предупредил его?

– А как по-твоему?

Пибоди на мгновение задумалась.

– Нет, мэм. Если он и сделал это, то ненамеренно. Билли не преступник. Он не станет иметь дело с серийным убийцей. По-моему, он искренне хочет помочь следствию. Он дорожит своим ребенком, и ему не нужны неприятности.

– Тогда почему наш подопечный не воспользовался гаражом Билли?

– Его мог предупредить кто-то другой. Или он просто занервничал и начал искать другой фургон… Нет, – возразила Пибоди себе самой. – Он обычно придерживается установленного порядка. Просто он знает, что мы нашли фургон и установили за ним наблюдение. Должно быть, он видел нас там. Очевидно, он смотрит новости, знает, что вы ведете расследование, заметил мою форму. И поставил крест на сером фургоне.

– А почему он увидел нас?

– Потому что… Черт! Потому что он живет или работает в этом районе! Вы уже говорили об этом, а теперь догадка подтверждается. Он следил за нами либо на улице, либо из окна.

– Золотая звезда за сообразительность!

– Предпочитаю золотой щит. Эмблему детектива.

Ева остановилась в половине квартала от гаража. Она хотела увидеть это место своими глазами, а не на экране компьютера. Хотела ощутить ритм здешней жизни, определить точки, откуда можно вести наблюдение.

«Не слишком близко, – думала она. – Убийца осторожен и не станет брать машину из гаража, расположенного в соседнем доме. Но достаточно близко, чтобы следить за ним, видеть, что там происходит, и принимать решения по ходу дела».

Серый фургон, который водит пожилая дама, его вполне устроил. Никаких особых примет. Не бросается в глаза. Просторный. Если возникнут какие-нибудь сложности, жертву можно будет погрузить в машину через заднюю дверь. Узнав, что за фургоном установлено наблюдение, он должен был подобрать себе нечто похожее.

– Он живет здесь, – сказала Ева. – Именно живет, а не работает: он видел, как фургон уезжает по воскресеньям. Следил за гаражом по ночам, чтобы знать, что там происходит. Он живет где-то рядом, Пибоди. Один, без соседей. Сливается с толпой. Так же незаметен, как выбранное им средство транспорта.

Она забралась в машину и стала молиться, чтобы не подвел кондиционер.

– Начинаем проверять списки жильцов. Мне нужны одинокие мужчины.

– Какой дом?

– Все. Весь квартал.

– На это понадобится время.

– Тогда не будем его терять.

Ева обвела взглядом дома в западной части квартала, обращая особое внимание на окна верхних этажей. Малый, разбиравшийся в фотографии, мог иметь хорошую оптику.

Мысленно перекрестившись, она включила персональный компьютер и начала поиск.

ГЛАВА 20

Они работали молча и сосредоточенно. Кондиционер начал выдыхаться, но ничто не могло их отвлечь. Над головой собирались тучи, улицу накрыл зловещий полумрак. По лобовому стеклу стекали первые крупные капли дождя, где-то вдалеке громыхало.

– Гроза будет нешуточная. – Пибоди потерла затылок и покосилась на начальницу. Лицо Евы покрылось испариной – не столько от жары, сколько от яростного напряжения. – Может быть, после нее станет прохладнее.

– Как же, жди! Просто к жаре добавится влажность. Проклятый август, – рассеянно и почти бесстрастно ответила Ева. – Он здесь, Пибоди, в своей сторожевой башне. Там наверняка красиво, спокойно, уютно, и все стоит на своих местах. Всюду портреты, – пробормотала она, глядя в покрытое брызгами переднее стекло. – Фотографии, приколотые к стенам. Ему нужно видеть свою работу. Любоваться, оценивать, критиковать. Работа – это его жизнь.

– Обрамленные.

– Что?

– Не приколотые, – сказала Пибоди. – Обрамленные. Он стремится к совершенству, верно?

Ева задумалась, а потом повернулась к помощнице:

– Хорошо. Чертовски хорошо! Значит, ему нужны рамки. Где он их берет? Заказывает в местных мастерских? Или выписывает откуда-то? Ему нужно все самое лучшее, верно? Лучшее из того, что он может себе позволить. Много рамок. Возможно, одинаковых. Стиль у него особый – значит, и рамки должны быть особыми. Найди мне для начала десять лучших мастерских в городе.

– Есть, лейтенант… Куда мы? – спросила Пибоди, когда Ева отъехала от тротуара.

– Ко мне домой. Там техника лучше.

– Ого! – Пибоди и не пыталась сдержать улыбку. – Прошу прощения, и еда тоже… Ой! – Небо расколола молния, и Пибоди вздрогнула. – Ничего себе… Вы залезали в детстве под одеяло и считали секунды между вспышкой и грохотом?

«Пибоди повезло, что в детстве у нее было одеяло, – подумала Ева. – В те времена грозы были не самым страшным в моей жизни».

– Нет, – отрезала она.

– А мы – да. Иногда я делаю это и сейчас – по привычке. Вот так… – Она дождалась следующей вспышки и начала считать вслух: – Один, два, три… Ба-бах! – Пибоди слегка вздрогнула. – Очень близко.

– Если ты слышишь разряд – значит, бояться нечего. Мастерские, Пибоди!

– Прошу прощения, сейчас. Три на севере, одна в центре, две в Сохо, одна в Трибеке…

– Оставь только те, которые расположены возле автостоянок или университетов. В радиусе пяти кварталов.

Пока Пибоди работала, Еву посетила новая мысль, и она позвонила в «Портографию».

– Позовите Хастингса.

– У него съемка, – с нескрываемой неприязнью ответила Люсия и чопорно добавила: – Я буду рада принять для него сообщение.

– Он подойдет, иначе я приеду и сама вытащу его из студии. Выбирайте.

Люсия недовольно фыркнула, но переключила телефон в режим ожидания. Ева услышала какую-то музыку, потом в трубке раздался раздраженный голос мастера:

– Какого черта?! Я задушу вас во сне!

– Чертовски глупо говорить такие вещи копу, дружище. Где вы берете рамки?

– Что? Что?

– Перестаньте. Рамки. Где вы берете рамки для своих фотографий? Для ваших личных работ?

– Откуда я знаю, черт побери?! Проклятие, их приносят снизу! Люсия, разве эти проклятые рамки не снизу?

– Знаете, Хастингс, вы начинаете мне нравиться. Я тоже не люблю, когда меня отрывают от работы. Вы используете проклятые рамки, которые приносят снизу, для фотографий, висящих у вас в галерее?

– Не знаю. Не знаю! – Не будь Хастингс лысым, он, наверное, начал бы рвать на себе волосы. – Если я выясню, вы оставите меня в покое?

– Возможно.

– Я перезвоню, – бросил он и дал отбой.

– Да, он определенно мне нравится.

Хастингс перезвонил, когда Ева въезжала в ворота.

– У нас есть все виды этих проклятых рамок. Девать некуда. Но для галереи мы их не используем. Люсия говорит, что ими пользуются все, а нам нужно что-то неповторимое. Свои рамки мы выписываем аж из Хельсинки.

– Из Хельсинки… – повторила изумленная Ева.

– Спокойные, простые. Скандинавский стиль. – Он улыбнулся, что с Хастингсом случалось редко. – Идиотизм, но делать нечего. Спецзаказ в фирме, которая называется «Кехис». Теперь все?

– Пока все.

– И слава богу! – Хастингс бросил трубку.

– Я обожаю этого человека… Пибоди!

– Уже ищу. Данные на «Кехис» сейчас придут.

– Займись ими.

– Я, мэм?

– Это твоя ниточка. Вот и тяни ее. – Ева выскочила из машины и помчалась к дому под проливным дождем.

Добравшись до вестибюля, она встряхнулась, как собака, и начала снимать жакет, успевший промокнуть насквозь. И тут из безукоризненно чистого коридора донесся голос, полный праведного гнева:

– Прекратите немедленно! Это дом, а не купальня!

Ева держала в руке мокрый жакет и смотрела на приближавшегося Соммерсета. Он сильно хромал, опирался на трость, но выражение лица было прежним – чопорным и осуждающим. Через его руку были переброшены два полотенца.

– Если вы способны передвигаться на этих уродливых палках, которые называете ногами, то почему вы еще здесь?

Соммерсет протянул Еве полотенце, а затем ловко забрал у нее жакет.

– Я уезжаю в свой заслуженный отпуск утром. Вы оставили лужу на полу.

– У меня от вас в ушах звенит. – Ева пошла к лестнице, но тут в вестибюль влетела Пибоди.

– Соммерсет! – Радость, прозвучавшая в ее голосе, заставила Еву закатить глаза. – Ой, до чего же здорово, что вы уже встали! Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, неплохо. – Он протянул Пибоди полотенце. – Сержант, вы промокли. Я принесу вам сухую одежду, а сам займусь вашей формой.

– С удовольствием! – Пибоди осеклась, услышав, что Ева издала звук, похожий на утробное рычание. – Я промокла насквозь и могу простудиться, – начала оправдываться она. – Не хочется болеть во время расследования. Тем более что в свободное время я занимаюсь, как проклятая.

– Разве я что-то сказала?

– О да! Вы сказали многое.

Ева смерила помощницу долгим бесстрастным взглядом, от которого у Пибоди волосы зашевелились на голове. Но она не дрогнула.

– Я хочу переодеться во что-нибудь красивое, удобное и сухое!

Пибоди отвернулась и пошла в спальню, а Ева из чувства противоречия бросила мокрую одежду на пол и отправилась в ванную. Пусть старик почешет свою костлявую задницу… Она натянула майку, джинсы, снова надела портупею и решила, что этого достаточно.

Решив дать Пибоди время передохнуть, Ева зашла к Рорку. Когда он поднял глаза и улыбнулся, у нее отлегло от сердца.

– Привет, лейтенант.

– Привет, штатский. – Может быть, ей и самой следовало передохнуть. Она обошла стойку, наклонилась, взяла в ладони его лицо и прижалась губами к губам.

– Ну, раз так… – Рорк попытался посадить ее к себе на колени.

– Эй, эй, это все!

– Значит, ты пришла, чтобы помучить меня?

– Угадал. Что у тебя есть для меня?

– В мозгу крутится очень грубый ответ. Но если ты имеешь в виду мое маленькое домашнее задание, а не…

– Именно это я и имею в виду. – Ева присела на край стойки и посмотрела Рорку в лицо. Было приятно видеть, что напряжение оставило его. – Пибоди работает над идеей, которая пришла ей в голову. А я провела целый час, работая над своей собственной, но так ничего и не нашла.

– Не знаю, смогу ли я что-нибудь добавить к этому. Я воспользовался твоим советом и кое-кого подмазал. Мне назвали несколько имен, но среди этих людей нет никого, похожего на твоего подопечного.

– Кажется, я теряю квалификацию. – Ева слезла со стойки и подошла к окну, за которым все еще бушевала гроза. – Никак не могу сосредоточиться.

– Если так, то в этом виноват я.

– Виноват не ты, а то, что живет у меня в мозгу.

«Значит, я там не живу?» – подумал Рорк и нахмурился.

– Я мешаю тебе.

– Странно, – не оборачиваясь, сказала она. – Десять лет я была вполне приличным копом, пока на горизонте не появился ты.

– Я не солнце, чтобы появляться на горизонте. Не сомневаюсь, что без меня ты продолжала бы оставаться не просто приличным, а выдающимся копом. Но я тебя отвлекал. Это факт. Тревога за меня мешала тебе сосредоточиться на расследовании. Мне очень жаль.

– А как же ты? Разве тревога за меня не отвлекает тебя от дел?

– Я хочу тебе кое-что сказать. Посмотри на меня. – Когда Ева обернулась, Рорк продолжил: – Каждый раз, когда ты надеваешь портупею с кобурой и выходишь из дома, я разрываюсь между гордостью и страхом. Каждый раз. Но я не хочу, чтобы было по-другому. Хочу, чтобы ты оставалась такой, какая есть. Иначе нам было бы трудно друг с другом.

– Я знаю, что быть мужем копа нелегко. Но ты хорошо справляешься с этим делом.

– Спасибо. – Он снова улыбнулся. – А ты хорошо справляешься с ролью жены бывшего уголовника.

– В таком случае, да здравствуем мы!

– Для меня очень важна возможность участвовать в твоих делах. Даже просто слушать тебя. Но когда я что-то делаю, это доставляет мне громадное удовлетворение.

– Можешь не говорить.

– Я скрывал от тебя свои проблемы, чтобы не отвлекать от расследования. А на самом деле отвлекал именно потому, что не поделился с тобой. Если бы мы действовали рука об руку, дело было бы давно закрыто. Когда у меня снова возникнут неприятности, можешь быть уверена, что ты узнаешь о них тут же.

У Евы приподнялся уголок рта.

– Звучит неплохо. А если снова начнешь скрытничать, я буду бить тебя, пока не расколешься.

– Согласен.

– Ну а теперь посмотрим на имена.

Он вывел список на настенный экран.

– Ни одного мужчины нужной возрастной группы. Никого с серьезными мозговыми проблемами. На всякий случай я включил сюда тех, кто умер недавно от опухоли мозга.

– Может быть, это не мозг. Может быть, какая-нибудь другая часть тела.

– Я предусмотрел такую возможность. Но в данном центре здоровья вообще нет смертельно больных пациентов мужского пола. Я могу подкупить людей в других центрах, однако на это уйдет время. Куда проще и быстрее получить доступ к медицинским карточкам пациентов других больниц и клиник.

Ева уже думала об этом. Ей не раз приходилось просить мужа перейти черту, и она была готова сделать это снова. Но даже искусному Рорку понадобится несколько часов, если не дней, чтобы получить несанкционированный доступ к файлам многочисленных медицинских учреждений города.

У нее было плохое предчувствие. Интуиция подсказывала, что медлить нельзя.

– Пока что будем играть по правилам. Более или менее.

Ева пробежала глазами список. Люди умирали, но их убийцу нельзя было поймать и посадить за решетку. Убийцей было их собственное тело, судьба или просто невезение. Опухоли, возникавшие в неудобных местах, распространявшиеся, расползавшиеся и неотвратимо надвигавшиеся на мозг.

Наука продвинулась достаточно далеко, и, если опухоль была обнаружена вовремя, если у пациента была нужная медицинская страховка или приличный счет в банке, лечение помогало. «Но часто бывает слишком поздно», – думала Ева, читая список. До сих пор ей и в голову не приходило, что смерть может пожирать человека изнутри.

Да, верно, большинство составляли пожилые люди. Но были жертвы и младше. Даррин Джой, пятьдесят три года. Мэрилин Кобовски, сорок один год. Лоуренс Т. Кеттеринг, восемьдесят восемь лет. Коррин А. Стивенсон, пятьдесят лет.

– Стоп. Стоп! Коррин А. Стивенсон. Мне уже встречалось это имя.

– Что, нашла?

– Да. Кажется, да! – Ева быстро вывела на экран список жильцов дома, стоявшего в одном квартале от автостоянки. – Точно. От Стивенсон до гаража было рукой подать. Двенадцатый этаж – хороший наблюдательный пункт и просто отличный, если у тебя есть хорошая оптика.

– У фотографов она обычно имеется, – заметил Рорк.

– Да. – Ева снова посмотрела на экран. – Она умерла в сентябре, несмотря на… сколько?.. два года лечения. Сведений о супруге нет. Один ребенок. Сын, Джеральд Стивенсон. Родился 13 сентября 1978-го… Вот это удача! Найди мне сведения о сыне.

– Уже ищу, – раздался за ее спиной голос Рорка.

И тут в кабинет опрометью влетела Пибоди:

– Даллас, я кое-что нашла! Жавер, Луи Жавер! – Ее лицо горело от возбуждения. – Заказывал рамки того же фасона, что у Хастингса, и в той же самой фирме из Хельсинки. Одного размера, шестнадцать на двадцать. Пятьдесят таких рамок было доставлено в почтовое отделение Западного Бродвея.

– Как он платил за них?

– Прямым переводом. Мне нужно разрешение на доступ к его счетам.

– Оно у тебя есть. Воспользуйся номером моего значка. Рорк…

– Минутку терпения, лейтенант. В нашем огромном городе не один Джеральд Стивенсон… Но ни одного с такой датой рождения, – через секунду сказал он. – По указанному адресу он не проживает. Судя по всему, просто использует другое имя. Если он сменил его официально, мне придется… копнуть поглубже.

– Тогда бери лопату. Ее фамилия все еще значится в списке жильцов. Значит, кто-то живет там, и, скорее всего, это именно сын Коррин А. Стивенсон Джеральд… Пибоди, поедешь со мной.

– Да, мэм. Одну минуту, только переоденусь.

– Свяжись с Фини, – на бегу сказала Ева Рорку. – Сообщи ему то, что ты нашел. Чем больше электронных бездельников займется этим делом, тем лучше.

– Не электронных бездельников, а электронных тружеников, – поправил он и пошевелил пальцами, как пианист, готовящийся исполнить сложную сонату.

«Как хорошо, что он стал прежним», – подумала Ева.

Дожидаясь Пибоди, Ева связалась с майором и коротко отчиталась перед ним.

– Подкрепление требуется?

– Нет, сэр. Если он заметит полицейских, это спугнет его. Я бы хотела, чтобы Бакстер и Трухарт в штатском следили за выходами из здания. До сих пор подозреваемый не проявлял склонности к насилию, но может сделать это, если его загонят в угол. Квартира находится на двенадцатом этаже. Единственный выход из нее – через парадную дверь. Либо через окно на пожарную лестницу. Мы с Пибоди возьмем на себя дверь, а Бакстер и Трухарт – лестницу.

– Лейтенант, у вас накопилась целая куча косвенных улик, но смерти матери от рака мозга недостаточно для получения ордера на обыск.

– Сэр, тогда мне придется убедить его открыть дверь. – Она покосилась на спускавшуюся по ступенькам помощницу. На Пибоди была выстиранная и тщательно отутюженная летняя голубая форма. – Мы готовы ехать, майор.

– Бакстер и Трухарт будут на месте через пятнадцать минут. Помягче, Даллас.

– Есть, сэр. – Она дала отбой.

– Обожаю чистую форму. – Пибоди понюхала свой рукав. – Соммерсет пользуется чем-то со слабым запахом лимона. Чудесно! Когда он вернется из отпуска, придется спросить, что это такое.

– Не сомневаюсь, что вы прекрасно проведете время, обмениваясь опытом ведения домашнего хозяйства. Но сейчас стоит сосредоточиться на деталях предстоящей нам маленькой операции.

Пибоди сделала серьезное лицо:

– Есть, лейтенант.

Пока Ева давала помощнице инструкции, та украдкой любовалась идеальной складкой на своих форменных брюках.

В доме было двенадцать этажей, и Ева подумывала, не разместить ли одного из подчиненных на крыше. Но потом решила, что не стоит рассредоточивать силы. Если подозреваемый полезет в окно, она полезет за ним и, в случае необходимости, поднимется на крышу. Но если он решит воспользоваться окном, то, скорее всего, спустится на улицу.

Готовил ли он путь к отступлению? Этот человек все тщательно планировал заранее. Следовательно, мог предусмотреть, что полиция доберется до его гнездышка.

Она позвонила из машины Рорку.

– Мне нужен план квартиры, расположенной на двенадцатом этаже. Как быстро ты можешь передать… – Ева осеклась, когда на экране ее мини-компьютера появилась схема. – Чертовски быстро, – пробормотала она.

– Я решил взглянуть на нее сам. Как видишь, квартира хорошая. Большая гостиная, просторная кухня, две спальни.

– У меня есть глаза. Поговорим позже.

Одна спальня для матери, вторая для сына? Ева задумалась. Может быть, теперь он пользуется второй спальней как студией. Но если он работает на дому, то почему рамки доставили в почтовое отделение Западного Бродвея? Кроме того, если он работает здесь, то как протащил одурманенных людей через охранную систему и поднял их на двенадцатый этаж?

Ева надеялась спросить об этом его самого, и очень скоро.

Она встретила Бакстера и Трухарта в вестибюле – маленьком, очень тихом и очень чистом. Видеокамеры были направлены на входную дверь и на два лифта с серебристыми дверьми. Швейцара здесь не было, но, чтобы войти, ей пришлось дать просканировать свой значок.

– Цель – квартира 1208, – сказала Ева подчиненным. – Выходит окнами на восток, третья от южного угла. Шестое, седьмое и восьмое окна с юга на север.

Она не смогла противиться искушению и покосилась на Трухарта. Тот редко носил гражданскую одежду. Спортивная голубая рубашка и джинсы делали его еще моложе.

– Трухарт, где твое оружие?

Он похлопал себя по пояснице:

– Я подумал, что пиджак в такую жару привлечет ненужное внимание. Лейтенант, я понимаю, что выгляжу немодно, но это самая обычная одежда для улицы.

– Дело не в моде.

– На моду ей наплевать, – вставил Бакстер, тоже одетый непринужденно – на нем были легкие брюки цвета хаки и бледно-зеленая майка. – Правда, наш лейтенант не всегда выглядит чучелом. Особенно с тех пор, как человек со вкусом начал заботиться о ее гардеробе.

– Язвить будешь позже. Сейчас нам предстоит задержать серийного убийцу, так что состязания в остроумии отложим до другого раза. Включить рации, поставить парализаторы на минимальное поражение. Вы двое будете дежурить на тротуаре напротив дома. Рассредоточьтесь. Если увидите кого-нибудь в указанных окнах, сообщите мне. Если кто-нибудь похожий на наш объект войдет или выйдет из здания, пока я буду внутри, сообщите тоже. А теперь за дело.

Ева пошла к лифтам и по дороге прихватила горшок с фальшивым папоротником.

– Даллас, я не знала, что вы любите домашние растения.

– Только о них и думаю… Если он увидит мое лицо в «глазок», то ни за что не откроет. Он меня знает.

– Ах, так это для маскировки…

– Когда я позвоню, отойдешь в сторону. Мы должны заставить его открыть дверь – конечно, если он там – и посмотреть на его лицо. Остальное – дело техники.

– Если он запаникует и захлопнет дверь, мы поймем, что он и есть преступник.

– Главное, он будет сидеть там, пока мы не получим ордер. Так что сегодня ночью никто не умрет, – заключила Ева.

Лифт остановился на двенадцатом этаже. Подходя к двери, Ева подняла папоротник и посмотрела на дверь сквозь его перья. Там были «глазок», большой экран и пластина для сканирования ладони. «Ты ничего не упускаешь, – подумала она. – Осторожный ублюдок. Не хочешь, чтобы какой-нибудь взломщик забрался в квартиру и увидел твои сокровища».

Она нажала на кнопку звонка и стала ждать. Но красная сигнальная лампочка не погасла.

Ева позвонила снова и сказала:

– Посыльный в квартиру двенадцать ноль восемь.

Услышав, что за спиной открылась дверь, Ева резко обернулась, положив ладонь на кобуру. Из квартиры 1207 вышла молодая женщина и широко раскрыла глаза, увидев форму Пибоди.

– У нас что-то случилось? Джерри попал в беду?

– Джеральд Стивенсон? – Ева поставила папоротник на пол. – Он живет здесь?

– Да. Правда, я не видела его уже несколько дней. Но это его квартира. А вы кто?

– Лейтенант Даллас, Нью-Йоркская городская полиция. – Она вынула значок. – Значит, Джерри нет дома?

– Нет. Я уже сказала, что не видела его некоторое время. Возможно, он уехал на съемки.

– На съемки?

– Да, он делает фотографии.

У Евы гулко забилось сердце.

– Значит, он фотограф?

– Фотохудожник. Так он себя называет. Между прочим, очень хороший фотохудожник. В прошлом году он сфотографировал нас с мужем. Конечно, после смерти матери он работал не так уж много… А в чем дело?

– Что с ним случилось после смерти матери?

– Чего и следовало ожидать. Джерри пал духом. Они были очень близки. Он ухаживал за ней все это время, хотя, можете мне поверить, иногда это было ужасно. Она умирала очень медленно. Мы с Марком делали что могли, но что тут можно было сделать? Неужели что-то произошло с Джерри? О боже, неужели он попал в катастрофу?

– Насколько я знаю, нет. Миссис…

– Мисс. Мисс Джесси Фрайберн. Послушайте, на прошлой неделе я дважды стучала ему и пыталась дозвониться по телефону. Просто чтобы проверить. В последнее время он выглядел лучше, куда лучше, и говорил, что много работает… Если что-то случилось, я бы хотела помочь. Он очень хороший, а миссис Стивенсон была настоящим чудом. Таких одна на миллион.

– Вы можете помочь. Давайте войдем, мне нужно поговорить с вами.

– Я… – Она посмотрела на серебряные наручные часики. – Да, конечно. Только мне придется позвонить и отложить несколько встреч. – Она снова посмотрела на Еву, потом на Пибоди и на папоротник, поставленный Евой рядом с дверью. И начала что-то понимать. – Джерри попал в беду?

– Да. В большую беду.

Времени было в обрез, драгоценные минуты уходили, а Еве все никак не удавалось убедить Джесси Фрайберн оказать помощь следствию. Женщина продолжала упираться, отказываясь верить, что Джерри мог совершить что-нибудь противозаконное. Тем более убийство. Она упорно цеплялась за это мнение, пока Еве не захотелось скрутить эту безмозглую дуру в бараний рог.

– Вы продолжаете настаивать, что Джерри ни в чем не виноват. Но в таком случае ему пойдет только на пользу, если я найду его и сниму с него все подозрения. – «Мои запасы вежливости подходят к концу», – подумала она.

– Я знаю случаи, когда невинных людей арестовывали, пачкали в грязи и превращали их жизнь в ад! – с жаром воскликнула Джесси, не обратив внимания на огонь, сверкнувший в глазах Евы. – Я понимаю, вы просто делаете свою работу, но это именно работа. А люди, выполняющие свою работу, ошибаются каждый день.

– Вы правы. Возможно, я совершу ошибку, если сейчас надену на вас наручники, отвезу в управление и посажу в камеру. За противодействие следствию, неуважение к органам правосудия, а главным образом – за вызывающее упрямство. – Она поднялась и сняла с пояса наручники. – Но я готова ее совершить. Ведь люди, делающие свою работу, ошибаются каждый день.

– Вы не посмеете!

– Пибоди?

– Она посмеет, мисс Фрайберн. Можете не сомневаться. А камера – вещь не очень приятная.

Джесси вспыхнула от гнева и оскорбления.

– Я позвоню своему адвокату, а до тех пор не скажу ни слова! Если она посоветует мне говорить, ладно. Если нет, то не обессудьте. – Она вздернула подбородок, и Еве захотелось врезать по этому подбородку кулаком. – Делайте что хотите. Ничего хорошего я от вас не жду.

– Вы даже не представляете себе, на что мы способны, – пробормотала Пибоди, когда Джесси направилась к телефону. – Почему бы вам в самом деле не надеть на нее наручники, лейтенант?

– Я этого не делаю только потому, что уважаю преданность. А она заладила одно: Джерри хороший человек, он заботился об умирающей матери. Он никому не причинял вреда. Хороший, аккуратный, тихий сосед. Все полностью соответствует характеру того, кого мы ищем.

– Что будем делать дальше?

– Если потребуется, отвезем ее в управление. Преодолеем сопротивление адвоката и убедим ее поработать со специалистом по составлению фотороботов. Черт побери, мне нужен его портрет! И ордер на обыск квартиры напротив. – Ева рывком вытащила рацию. – Майор! – выпалила она, когда Уитни ответил. – Мне нужна ваша помощь!

Пасмурный день подходил к концу; наступали сумерки. Приближалась новая гроза. В небе сверкали молнии, издалека доносились раскаты грома.

Ева спорила с адвокатом до хрипоты, и наконец Джесси неохотно согласилась поработать с видеотехником. При условии, что это произойдет у нее на дому.

– Вы, очевидно, считаете меня упрямой… – В ожидании видеотехника Джесси села, сложила руки на груди и мрачно посмотрела на Еву. – Но поймите, Джерри – мой друг. Я видела, как он ухаживал за своей матерью, а это было поистине душераздирающее зрелище. Раньше я никогда так близко не сталкивалась со смертью. Коррин сражалась изо всех сил, а он всегда был рядом с ней. И продолжал сражаться даже тогда, когда у нее не осталось сил на борьбу.

Джесси закусила губу; ее голос сорвался.

– Он убирал за ней, купал, кормил, сидел с ней. Никому не позволял делать грязную работу. Я никогда не видела такой преданности. Не знаю, смогла ли бы я делать то же самое…

– Такие переживания могут оказаться человеку не по силам, – заметила Ева.

– Может быть. Может быть, но… О боже, я не могу этого слышать! Он так страдал… Когда я увидела Джерри после того, как все кончилось, он был похож на привидение. Не находил себе места. Похудел и выглядел таким же больным, как и она. Казалось, потом он начал приходить в себя. В последние месяцы снова встал на ноги. Вы хотите убедить меня, что он сошел с ума и превратился в чудовище. Но я прожила рядом с ним два с половиной года и знаю, что он не такой!

– Три молодых человека, которые тоже не считали его чудовищем, поплатились за это жизнью.

– Вы увидите, он просто уехал на съемки. Он много работает и пытается вернуться в свою колею. Вот увидите!

– Посмотрим, кто из нас увидит, – пробормотала Ева.

ГЛАВА 21

Ева смотрела на дверь квартиры 1208 так, словно жар ее нетерпения мог прожечь дыры в филенке. Тогда она получила бы возможность увидеть.

Ее сдерживало только отсутствие ордера.

Косвенные улики? Как бы не так! Она знала.

Ева верила в действенность закона. В правила и ограничения. Копы не имели права вторгаться в частную жизнь, как какие-нибудь штурмовики, – по первому подозрению, из каприза или личной мести. Нужна была серьезная причина. И эта причина у нее была. Неужели у судьи не хватает извилин в мозгу, чтобы понять это?

«Терпение! – приказала себе Ева. – Ордер придет, и я взломаю эту проклятую дверь».

И все же она не могла не думать о том, что было бы, если бы рядом оказался Рорк. Воспользовалась бы она универсальной отмычкой, чтобы получить доступ в квартиру? Черта с два! Она не успела бы вынуть отмычку из кармана. Он справился бы с замками еще до того.

Но тогда все, что будет обнаружено в квартире, окажется ни к чему. У Стивенсона появится лазейка.

«Правила и ограничения, – напомнила она себе. – Требования закона».

О боже, как долго!

Из квартиры Джесси вышла Пибоди.

– Все еще упирается, – вполголоса доложила она. – Но Янси молодец. Он пытается найти с ней общий язык, входит в доверие, но это требует времени.

Ева нетерпеливо покосилась на открытую дверь. Видеотехник Янси весело болтал, продолжая работать. Он был молод, но опытен, и хорошо знал свое дело.

«Не надо его торопить, – думала Ева. – Не надо вмешиваться. Я уже восстановила свидетельницу против себя. И если снова начну давить на нее, это только повредит следствию».

– Она все время передумывает, – продолжила Пибоди. – Подбородок, нос, даже цвет кожи. Но он как-то справляется.

– Я бы с наслаждением пнула ее в зад, – пробормотала Ева. – Тогда бы она живо все вспомнила.

Вместо этого она достала рацию и вызвала Бакстера. Нечего им торчать на улице, маяться от безделья и ждать, не появится ли Стивенсон.

– Ну что, беби? – отозвался Бакстер. – Не забыла про меня?

– Я никогда не забываю тех, кто меня раздражает. Я вызвала замену. Отправляйтесь с Трухартом в компьютерный клуб и покрутитесь там несколько часов.

– С удовольствием выпью чего-нибудь холодненького. Ты слышал, малыш?

– Вы с малышом будете пить только безалкогольное! – «Парни валятся с ног», – подумала она. – Посидите там часок. Просто для очистки совести. Хотите присутствовать при задержании?

– Еще бы, черт побери!

– Тогда я вас извещу. Если сегодня он не вернется, в двадцать один ноль-ноль можете быть свободны.

– Принято. Пошли, Трухарт, пропустим по стаканчику за здоровье нашего славного лейтенанта. Кстати, Даллас, тут твой мужик пришел, – усмехнулся он и дал отбой.

Ева растерянно повернулась к Пибоди:

– Мужик? Какой мужик?

– Я думаю, он имеет в виду Рорка. Мужик – это муж.

– О господи… – Раздосадованная Ева пошла к лифту и, встретив Рорка, ткнула в него пальцем: – Я тебя не вызывала!

– И очень жаль. Лейтенант, я добыл нужные вам сведения и решил доставить их лично. – Он поднял бровь и улыбнулся Пибоди, стоявшей между двумя квартирами. – Как идут дела?

– Медленно. Что ты нашел?

– Так, мелочи. Несколько гаражей, которые, к моему удивлению, занимались подпольным прокатом. Кроме того, я немного поболтал с врачом, лечившим Стивенсон. Ты не просила об этом, но я решил проявить инициативу. – Его улыбка стала еще шире. – Надеюсь на награду.

– Мечтать не вредно… И о чем вы поболтали?

– Мне сказали, что пациентка была необыкновенным человеком. Смелой, оптимистически настроенной, замечательной женщиной, которой очень не повезло. Она сама была медиком. Работала медсестрой в…

– Ист-Сайдском центре здоровья, – закончила Ева.

– Угадала. Сын был предан ей до безумия, но был не столько оптимистом, сколько фантазером. Он просто отказывался верить, что его мать умирает, а когда это произошло, очень переживал. Обвинял врачей, центр здоровья, бога и всех, кто попадался под руку. Отказывался от помощи консультантов-психологов. Врач боялся, что он сорвется. Скорее всего, наложит на себя руки.

– Жаль, что он ошибся. Врач согласился опознать его?

– Не просто согласился, но горит желанием сделать это.

Ева кивнула и вынула рацию.

– Тут видеотехник работает с соседкой, которая таким желанием вовсе не горит. Он составит фоторобот, но на это уйдет слишком много времени. Я хочу направить к твоему врачу другого техника. Дай мне его фамилию и адрес.

Когда переговоры закончились, Ева хотела сунуть рацию в карман, но та снова запищала.

– Даллас.

– Лейтенант, ордер получен, – услышала она голос Уитни. – Пересылаю его вам.

«Наконец-то, черт побери!» – чуть не вырвалось у Евы, но она вовремя спохватилась.

– Спасибо, сэр. Сержант Янси все еще работает с соседкой. Я сменила Бакстера и Трухарта, так что за домом по-прежнему следят, а их отправила до конца смены наблюдать за компьютерным клубом. Мы с Пибоди войдем в квартиру, как только получим ордер. Можно вызвать дежурных экспертов?

– Вызывайте. Дело нужно закрыть сегодня же.

– Только об этом и мечтаю, – ответила Ева.

– Милая… – Рорк погладил ее по голове, и Пибоди сделала вид, что смотрит в другую сторону. – Тебе нужно войти в квартиру? Почему ты не обратилась ко мне?

– Я думала об этом, – буркнула себе под нос Ева и повернулась к мужу. Черт побери, когда же пришлют ордер? – Да, мне не терпелось туда войти, но это было бы нарушением закона. Я не хочу давать ублюдку повод уйти от ответственности.

– Конечно, ты права. Но иногда твое терпение…

Он осекся, когда рация снова запищала. Долгожданный ордер прибыл.

– Ну, сукин сын, наконец-то! Сколько времени коту под хвост! – Ева стремительно повернулась к помощнице: – Пибоди, за мной!

– Кажется, я поторопился с выводами, – хмыкнул Рорк и пошел следом.

Ева смерила его взглядом и на мгновение задумалась. А что, это мысль…

– Ладно, пойдешь с нами. Только обработай обувь. – Она сунула Рорку баллончик с «Силином» и полюбовалась кислым выражением лица мужа. – Не стоит оставлять здесь следы твоих красивых туфель.

– Но что останется от них самих? Ладно, чего не сделаешь ради выполнения своего гражданского долга… Служение обществу требует жертв!

– У тебя в шкафу таких двести пар… У Рорка хороший глаз, – сказала Ева Пибоди. – Мы можем его использовать.

– Да, мэм. Я часто думаю о том, как можно использовать вашего мужика. – Пибоди позволила себе улыбнуться: поскольку Рорк был рядом, ей ничто не грозило.

– Очень смешно… Но я посмеюсь позже, когда завяжу тебе язык узлом. Смирно! – приказала Ева. – Включаю видеозапись.

Рорк, стоявший у нее за спиной, отдал баллончик Пибоди и подмигнул.

– Лейтенант Ева Даллас, сержант Делия Пибоди и штатский консультант Рорк, действуя на основании ордера, выданного судьей Марсией Б. Бригстоун, входят в квартиру двенадцать ноль восемь для ареста подозреваемого и проведения обыска. Все сведения, имеющие отношение к этой операции, перечислены в указанном ордере. Бригада экспертов находится в пути. Использую полицейскую универсальную отмычку для отключения замков и охранной системы.

Она вставила в щель карточку, набрала свой личный код и получила отказ.

– Проклятие! Подозреваемый поставил дополнительную охранную систему, которая не реагирует на сигнал стандартной полицейской отмычки. – Она нарочно отвернулась от двери, направив объектив видеокамеры на квартиру напротив, и холодно посмотрела на Рорка. – Придется вызвать электронный таран и воспользоваться им.

Поняв намек, Рорк проскользнул ей за спину, вынул из кармана какой-то приборчик и стал возиться с замками.

– Сержант, – окликнула Ева, заметив, что Пибоди следит за Рорком, открыв рот.

– Да, мэм, – откликнулась Делия, не сводя глаз с пальцев Рорка и думая о том, на что способны эти искусные пальцы в другой, более интимной обстановке. От этой мысли у нее безудержно заколотилось сердце.

– Сержант! – повторила Ева. – Мы попробуем еще раз воспользоваться универсальной отмычкой. А пока позвоните в диспетчерскую службу и вызовите бригаду с электронным тараном.

– Угу… То есть да, мэм.

– Лейтенант, наверно, имеет смысл еще раз применить универсальную отмычку. – Рорк с бесстрастным лицом отошел от двери. – До того, как ваша помощница выполнит приказ. Иногда в замках застывает смазка.

– Принято. Пибоди, откладываю выполнение приказа. Повторяю попытку.

Какую магию применил Рорк, осталось науке неизвестно, но на щитке загорелась зеленая лампочка.

– Замки открыты. Наверно, действительно застыла смазка, – сказала Ева, повернувшись к Пибоди.

– Да, мэм, – серьезно кивнула Делия. – Такое случается на каждом шагу.

– Входим в квартиру Стивенсона.

Хотя Ева была убеждена, что квартира пуста, она все же достала оружие.

– Это полиция, – объявила она, открыв дверь и осмотрев прихожую. – У нас есть ордер. Стоять на месте, руки за голову. Включаю свет.

Здесь было так же просторно, как и в квартире Фрайберн. Безукоризненно чисто и в то же время уютно. «Чувствуется рука женщины», – подумала Ева.

Цветные ткани, живые вьющиеся растения, симпатичные безделушки. Окна с жалюзи, сквозь которые было видно темное небо с клубившимися грозовыми тучами.

Яркий свет озарил висевшие на стенах фотографии в рамках. «Вот оно!» – подумала Ева, но не подала виду и жестом отправила Пибоди налево, а Рорка направо. Следовало удостовериться, что Стивенсона нет в квартире, а потом начать обыск.

– Это официальная операция Нью-Йоркской городской полиции, – громко сказала Ева, хотя знала, что в квартире никого нет. А потом все-таки закрыла дверь: если она ошиблась, то не стоило оставлять свободным путь к бегству.

Ева прошла в гостиную с уютным цветастым диваном и глубокими креслами. В шкафу среди мужской одежды обнаружились женское пальто, жакет, зимние ботинки и ярко-розовый зонтик. В кухне на столе стояла ваза с ярко-красными яблоками и четыре большие кофейные кружки того же цвета.

– Даллас… – В дверях появилась Пибоди. – Никого нет.

– Он собирается вернуться. – Ева взяла яблоко и повертела его в руках. – Это все еще его дом. Что ж, начнем.

Она позвонила Фини, попросила его прихватить Макнаба, срочно приехать и обследовать квартирный телефон и электронику. Но поскольку Рорк был рядом, ждать их не имело смысла.

– Мне нужны все входящие и исходящие. Все, что позволит обнаружить его местонахождение, место работы, где он бывает и чем занимается. Я хочу знать, разговаривал ли он с кем-нибудь из жертв, не выходя из квартиры.

– Я знаю, что нужно делать.

– Ты всегда это знаешь. Пибоди, начни со спальни его матери. Может быть, обнаружишь что-нибудь, связанное с жертвами. Заодно поищи улики, которые подскажут, где он может находиться. Я займусь его комнатой.

Но сначала Ева обошла галерею. А вдруг на одной из фотографий запечатлен он сам?

Тут было несколько снимков его матери – привлекательной женщины с мягкими волосами, добрыми глазами и доброй улыбкой. Ее всегда окружал нимб света. Нарочно или случайно?.. Впрочем, он ничего не делал случайно.

Тут были другие лица и другие темы. Играющие дети. Мужчина в бейсболке, с пятнистой собакой на руках. Молодая женщина, лежащая на покрывале среди моря цветов. Но ни одна из фотографий, украшавших стены, не напоминала портреты жертв, стоявшие перед ее мысленным взором.

«А ты сам? – думала Ева. – Где тут твой портрет?»

Нужно будет попросить Фини провести поиск в массиве фотографий для удостоверения личности. На это уйдет время, драгоценное время, но вдруг им повезет?

Она прошла в спальню. Там было так же чисто и опрятно, как и в остальных комнатах. Кровать аккуратно застелена, подушки взбиты. Одежда, висевшая в шкафу, была подобрана по цвету и стилю.

«Мания аккуратности», – решила Ева, но вспомнила, что в шкафах Рорка царит такой же образцовый порядок.

«Он молод, – думала Ева, изучая содержимое шкафа. – Модные рубашки, ботинки на платформе, гелевые сандалии, куча джинсов и штучных брюк. Ничего дешевого, но и ничего слишком шикарного. Живет по средствам, хотя и любит одежду. Любит хорошо выглядеть».

Имидж…

Закрыв шкаф, она подошла к письменному столу.

Все дискеты были озаглавлены и расставлены по алфавиту. Ева обнаружила описание Колумбийского университета и курс лекций профессора Лиэнн Браунинг за прошлый год. «Твое досье пополняется, Джерри», – подумала Ева, укладывая дискеты в пакет для вещественных доказательств.

Потом она направилась к бельевому шкафу и начала рыться в аккуратно сложенных носках и нижнем белье. Там лежала завернутая в тряпку коробка. Открыв ее, Ева поняла, что здесь собраны особенно дорогие ему вещи. Засушенный розовый бутон, отшлифованный кусочек гальки, корешок билета на стадион «Янки», обрывок материи – скорее всего, кусочек подстилки… Картонную подставку, на которой красовалась голубая надпись «Устрой сцену», Ева сунула в пакет с вещдоками и добавила к ней визитную карточку «Портографии». Потом отошла и еще раз обвела взглядом спальню. «Ты живешь здесь, но работаешь в другом месте, – думала она. – Жилье отдельно, мастерская отдельно. Это квартира матери. Место, где можно вкусно поесть и хорошо выспаться. Но для творчества оно не годится».

Было ясно, что Джерри давно здесь не был… Очевидно, в последнее время у него много работы. Слишком много для того, чтобы приходить домой и отдыхать. Приходить домой, где тебя уже никто не ждет…

– Ева!

Она обернулась и увидела стоявшего в дверях Рорка.

– Уже закончил?

– Там было не так уж много. У него стоит автоматическая система, стирающая старые записи. Если вы реквизируете технику, то восстановите уничтоженные сообщения, но без специальных средств можно найти информацию только за последний месяц. Он не слишком общителен. Три недели назад заказал пиццу и цветы на могилу матери…

– Название кладбища? – прервала его Ева.

– Установил. Никаких входящих и исходящих от друзей, родственников и знакомых. На автоответчике остался голос его матери.

– Но его голос там тоже есть? Нам нужен образец для анализа.

Что-то мелькнуло в глазах Рорка, и он быстро отвел взгляд.

– Да, конечно. Это не проблема.

– Ты хочешь, чтобы я жалела его за то, что он лишился матери? Извини, но сочувствовать ему я не могу. Он преступник. Нельзя сочувствовать тому, кто убил трех человек, не сделавших никому ничего плохого.

– Нельзя. – Рорк вздохнул. – И все же у меня сжимается сердце, когда я вижу, что он сохранил вещи матери. В шкафах ее одежда, на автоответчике ее голос… Я работал, но время от времени поднимал глаза и смотрел на ее портрет. Ты понимаешь, что он сделал?

– А что он сделал?

– Превратил ее в ангела. Судя по отзывам, она была хорошим человеком. Может быть, очень хорошим. Но простой смертной. Только он не хотел этого признавать. Он обожествил ее. И убивает ради нее. Видит бог, она этого не заслужила!

– Кажется, ты жалеешь не столько его, сколько ее.

– Очень жалею. Она любила бы его в любом случае, верно? Может быть, она любит его и сейчас, несмотря на все, что он сделал?

– Не знаю.

– Думаю, мы никогда этого не узнаем… Фини пришел, – сказал Рорк и сделал шаг в сторону.

О ком он говорил? О матери Джеральда Стивенсона? Или о своей собственной?..

Тяжело вздохнув, Ева пропустила в спальню экспертов и заторопилась навстречу Фини.

– А где Макнаб?

– Пошел в другую спальню. Сказал, что поможет Пибоди.

– Знаем мы его помощь! Особенно в спальне.

Фини только поморщился:

– Ради бога, не вызывай в моем мозгу такие образы.

– Ничего не могу с собой поделать. Они так и крутятся у меня в голове. Образы… – повторила она и показала на стену: – Сомневаюсь, что здесь есть его портрет. В комнате матери нет ни одного детского снимка. Хотя наверняка были – особенно учитывая его работу и интересы. Значит, он снял их. Просто на всякий случай. – Стараясь не думать о том, что происходит – или не происходит – в спальне, Ева кивнула на дверь соседней квартиры. – Янси все еще работает со свидетельницей, этой упрямой сучкой. Надеюсь, он скоро закончит. Но я думаю, тебе следует начать поиск в файле фотографий для удостоверений личности. А вдруг повезет?

– Подожди минутку. – Фини широко улыбнулся. – Я брошу на это дело Макнаба. Нечего ему торчать в чужой спальне.

– Согласна. Я зайду к Янси и узнаю, что там. Если дело сдвинулось с мертвой точки, возьму Рорка и объеду ближайшие гаражи, список которых он для нас составил. Все будет куда проще, если мы сможем показать людям портрет этого малого.

Ева шагнула к выходу, но обернулась:

– Фини, он вернется сюда. Здесь вещи его матери, здесь его галерея, одежда; на кухне кое-какие продукты, а он слишком аккуратен, чтобы позволить им испортиться. Но у него есть работа. Думаю, он хочет ее закончить, а уж потом вернуться домой. Соседка была права: он на съемках.

– И конец близок?

– Очень близок. Он знает, что мы идем по следу. И, очевидно, перешел на запасной вариант. Нет, он не собирается убивать до тех пор, пока его не поймают. – Она снова положила на стол пакет. – Он собирается убивать до тех пор, пока не закончит дело. Он работает, а не щекочет себе нервы. И сейчас игра перешла в эндшпиль. Он хочет, чтобы мы увидели законченную работу. Но нужно торопиться, иначе мы помешаем ему. Сейчас он высматривает следующую жертву.

– Лейтенант! – На площадку выскочил сияющий Янси. – Есть! Прошу прощения за задержку. Трудно работать, когда свидетель смотрит на тебя, как волк на ягненка.

– Ты уверен, что она не сблефовала?

– Я вежливо и терпеливо объяснил, что ее могут обвинить в противодействии следствию и так далее, если она умышленно даст мне неверные сведения. Ее адвокат долго фыркала, а затем подтвердила мои слова. Это тоже замедлило работу.

– Давай посмотрим, что получилось.

Янси протянул ей электронный блокнот с последним портретом.

– О боже… – У Евы похолодело в животе. – Передай фоторобот в управление. Пусть его немедленно пошлют всем патрульным и постовым. Подозреваемый – Джеральд Стивенсон, он же Стив Одри, бармен клуба «Устрой сцену». Не теряй времени, Янси!

Ева выхватила из кармана рацию и вызвала Бакстера.

Он дежурил уже почти час, но не заметил ничего необычного. Вокруг мельтешили подростки, глотали напитки со смехотворными названиями, а в перерыве между танцами колотили по клавиатуре компьютеров.

Нет, конечно, ему нравилось смотреть на юные девичьи тела в легких летних платьях, но музыка была слишком громкой и надоедливой. От этого у него болела голова. Хуже того, он ощущал себя стариком. Ему хотелось вернуться домой, задрать ноги вверх, выпить пива и посмотреть видео. О боже, когда он успел стать ровесником своего отца?..

Бакстеру хотелось, чтобы дома его ждала женщина. Ничем не похожая на копа – мягкая, уютная, с пышными формами. Но работа оставляла слишком мало свободного времени. Вот что бывает, когда переходишь из уголовки в убойный отдел, оказываешься под Даллас – увы, не в сексуальном смысле, – и позволяешь повесить себе на шею зеленого новичка!

«Впрочем, про Трухарта нельзя сказать ничего плохого», – признал Бакстер, глядя на другой конец стойки. Малыш пил содовую и болтал с симпатичной молоденькой штучкой.

Мальчик был чертовски сообразителен, прыток, как щенок, и работал до тех пор, пока не падал с ног. Кроме того, Трухарт уважал старших, и Бакстеру это очень нравилось. Он таял, когда малыш спрашивал его совета, слушал его рассказы и верил самым невероятным байкам.

«Да, – подумал Бакстер, – я превращаюсь в старика прямо на глазах. Пора заканчивать смену и отправляться домой».

Бакстер оплатил счет, мельком заметив, что бармен уже сменился, и еще раз небрежно обошел зал. В последний раз обвел взглядом лица сидевших за столиками, компьютерных наркоманов и официантов; дождался, когда Трухарт поднял глаза, и постучал по циферблату часов. Это был сигнал, что пора собираться. Трухарт кивнул, поставил на стойку перевернутый стакан, показывая, что с него достаточно, и поднялся.

«Хорошо работать вместе, – подумал Бакстер, выйдя наружу. – Малыш прибавляет не по дням, а по часам». Он посмотрел на небо, покрытое тучами, и поежился. Черт побери, хорошо бы вернуться до того, как начнется гроза.

Бакстер сел в машину и отмахал добрых десять кварталов, когда заквакала его рация.

– Проклятие! Неужели человеку нельзя хоть раз вернуться домой вовремя? – проворчал он и вынул рацию. – Бакстер. Какого черта тебе надо?

– Личность подозреваемого установлена. Джеральд Стивенсон – это Стив Одри, наш гребаный миляга-бармен.

Бакстер быстро посмотрел в зеркало заднего вида, махнул через осевую, но тут же уперся в автобус и целую вереницу такси.

– Я в десяти кварталах к северу. Возвращаюсь. Подозреваемый сдал смену в двадцать один ноль-ноль. Трухарт еще там.

– Я немедленно свяжусь с ним. Оставь рацию включенной. Скорее, Бакстер! Я не хочу, чтобы Трухарт остался с ним один на один. Выезжаю.

Бакстер пытался пробраться между машинами и слышал голос Евы, вызывавшей Трухарта.

Трухарт чувствовал себя польщенным и слегка смущенным тем, что девушка, с которой он разговаривал, попросила номер его телефона. Вообще-то она хотела танцевать, но танцор из него был никудышный. Кроме того, ему пора было ехать домой и как следует выспаться: кто знает, когда он понадобится Даллас?

Давая девушке по имени Марли номер своего сотового, Трухарт отчаянно покраснел. Он ненавидел румянец, легко заливавший его щеки, и мечтал поскорее избавиться от этой дурацкой привычки.

Копы не краснеют. Даллас не краснела никогда. И Бакстер тоже.

Может быть, от этого можно как-то излечиться?

Смеясь над самим собой, Трухарт вышел из клуба. «Гроза приближается, – подумал он и обрадовался. – На свете нет ничего лучше хорошей грозы!» Он пытался решить, что делать: то ли спуститься в метро и сразу поехать домой, то ли сначала пройти несколько кварталов пешком и подышать воздухом, насыщенным электричеством.

Интересно, когда расследование закончится и он сможет сказать Марли, что работает в полиции, согласится ли она куда-нибудь пойти с ним? Ему хотелось бы отвести ее в какое-нибудь тихое, уютное место. Разве можно как следует узнать человека в клубе, где гремит музыка и все говорят одновременно?

Над головой сверкнула молния, и Трухарт рассудил, что лучше спуститься в метро. Если быстро вернуться домой, можно будет посмотреть на грозу из окна. Он сделал несколько шагов, все еще глядя в небо, и тут запищала рация. Трухарт вынул ее, но включить не успел – за спиной раздался знакомый голос:

– Эй, через минуту начнется дождь. Не подбросить?

Трухарт обернулся и почувствовал, что у него вспыхнула шея. Пялится на небо, как подросток в планетарии… Он машинально зажал рацию в ладони и включил режим ожидания, чтобы аппарат не выдал своего владельца.

– Да нет. Пойду в метро. – Он дружески улыбнулся бармену Стиву. – Что, отработали свое?

– Нет. Еду на другую работу. Как тебе понравилась Марли?

– Ничего. – Румянец залил его щеки. – Симпатичная.

– Очень симпатичная. – Стив, подмигнув, хихикнул: – Желаю удачи.

Не успев подумать, Трухарт пожал протянутую ему руку. И понял, что совершил чудовищную ошибку, еще до того, как ощутил легкий укол в ладонь. Понял по глазам Стива.

Он отдернул руку, потянулся за оружием, спрятанным на пояснице, но в голове уже мутилось. Трухарт зашатался, однако ему хватило сил нажать нужную кнопку на рации.

– Стив Одри, – пробормотал он непослушными губами. – В квартале на юг от «Устрой сцену».

– Верно. – Джерри взял его за руку и куда-то повел. – Что, голова закружилась? Не волнуйся. Моя машина рядом.

Трухарт пытался вырваться, пытался вспомнить инструкцию, но мозг отказывался работать. Зрение слабело; уличные фонари вращались вокруг него, как кометы.

– Транквилизатор… – выдавил он.

– Не волнуйся. – Джерри обнял Трухарта за плечи и принял на себя его вес, как товарищ по оружию. – Я позабочусь о тебе. У тебя чудесный свет. Теперь он будет сиять вечно.

ГЛАВА 22

У Евы перехватило дыхание, но она подавила приступ страха.

– Бакстер!

– Слышу. Черт бы побрал эти пробки! – До нее донеслись негодующие гудки. – Дерьмо! Мать твою… Еду назад. Я ближе чем в десяти кварталах, Даллас. Черт бы все побрал!

– Мне нужен адрес стоянки, – сказала Ева Рорку. – Ближайшая к компьютерному клубу. На юге.

– Понял. – Он уже вынул электронный блокнот и ввел данные.

– Фини! Он захватил Трухарта. Быстрее, быстрее! Янси, немедленно передай фоторобот!

– «И-Зет Парк», на Двенадцатой, между Третьей и Четвертой, – сказал Рорк, и все полицейские гурьбой устремились к двери.

– Всем патрульным машинам, всем патрульным машинам! Полицейский в опасности! Тревога номер один! – Ева передала координаты стоянки. – Подозреваемый – Джеральд Стивенсон, он же Стив Одри. Фоторобот будет прислан позже. Он обвиняется в многочисленных убийствах. Может быть вооружен.

Ее рация чуть не раскалилась от ответов. Ева на мгновение задержалась, смерив взглядом выбежавшую на площадку Джесси.

– Он захватил одного из моих людей. Если с головы сержанта упадет хоть волосок, я вернусь за вами!

Она нырнула в лифт, продолжая раздавать приказы и указания, и вдруг услышала голос Джерри, веселый и непринужденный:

– Нет, никаких проблем, – говорил он, очевидно, служителю стоянки. —Мой друг выпил лишнего. Я хочу отвезти его домой.

Потом раздался слабый, запинающийся голос Трухарта:

– Подземная… стоянка… нижний ярус…

И опять голос Джерри:

– Верно. Тут стоит моя машина. Садись-ка. Может быть, тебе лучше лечь на заднее сиденье? Ни о чем не беспокойся, я позабочусь о тебе. Расслабься.

Ева ощутила новый приступ леденящего страха.

– Он сажает его в машину. Бакстер!

– Я в шести кварталах от стоянки. Пробки на Третьей. Пытаюсь пробиться.

– Трухарт, марка машины! Назови марку машины!

– Фургон «Итца», – пробормотал он, как будто услышал приказ. —Тут темно. Устал…

– Не отключайся! – Ева выбежала на улицу. – Не отключайся!

Она прыгнула на пассажирское сиденье. Ей и в голову не пришло сесть за руль: Рорк был рядом, он водил машину лучше. Пибоди молча села назад. Фини и Макнаб забрались в следующую машину.

– Он еще способен соображать. – Ева стерла пот со лба. Тем временем Рорк отъехал от тротуара. – Он оставил рацию включенной. Пибоди, следи за его донесениями. Больше ничего. Поняла?

– Да, мэм. Слежу. Они едут, лейтенант. Я слышу звук мотора и уличного движения. У него включено радио. Гудки. Я слышу гудки.

«Скорее, скорее, скорее!» – твердила про себя Ева, продолжая отдавать приказы.

– Подозреваемый ведет фургон. Покидает автостоянку.

Рорк заставил полицейскую машину совершить по тротуару немыслимый пируэт, от которого у Евы захватило дух. Бедная Пибоди заскакала на сиденье, как игральная кость в чашечке. Задние колеса пролетели по воздуху, а затем ударились о мостовую.

– Боже милостивый… – выдавила Пибоди, когда мимо замелькали здания.

Рорк скользил между машинами так же, как змея скользит между камнями. Еве не хватало смелости посмотреть на спидометр.

– Черный фургон, Даллас. Трухарт сказал, черный фургон, без окна сзади. Мы теряем с ним связь…

– Не потеряем!

Ева не могла его потерять. Не могла потерять этого молоденького, безусого, беззаветно преданного своему делу копа, еще умевшего краснеть.

– Он должен включить режим обнаружения. Только и всего. – Она сжала кулак и ударила себя по бедру. – Бакстер, где ты, черт побери?

– В полутора кварталах. Никакого фургона не вижу.

«Тихое уютное место, – думал Трухарт, беспомощно лежавший на заднем сиденье фургона. – Жаль, что я не умею танцевать. Не будь я таким неуклюжим, можно было бы пригласить ее на танец…

Нет-нет, я в фургоне. В черном грузовом автофургоне. В беде… О боже, в беде! Стив. Бармен. Карие глаза, русые волосы, рост сто семьдесят девять, вес… семьдесят.

Он одурманил меня. Думай! Нужно что-то сделать. Что-то…

Она такая милая. Марли. Ужасно милая…»

Но у него перед глазами стояло лицо Евы. «Смирно, сержант Трухарт! Докладывайте».

«Докладывай, докладывай. Растяпа. Совсем раскис. Нужно что-то сделать…»

Трухарт попытался достать оружие, спрятанное на пояснице, но рука не слушалась.

«Рация, – подумал он. – Нужно что-то сделать с рацией…»

Эта мысль то приходила, то уходила. Играла музыка. Фургон плавно катился вперед. Вокруг было темно.

Ева выпрыгнула из машины и бросилась к Бакстеру, душившему служителя автостоянки. Полдюжины патрульных машин и десяток рядовых полицейских уже перекрыли движение. Слышался вой сирен, крики, угрозы и раскаты грома.

– Не знаю, о чем вы говорите. Не знаю… – бормотал задыхавшийся приемщик. Его глаза вылезли из орбит, лицо потемнело от прилива крови.

– Отставить, детектив! – Ева схватила Бакстера за руку.

– Черта с два! Колись, гнида поганая, иначе я сверну тебе шею, как индейке в День благодарения!

– Отставить! – рявкнула Ева и оттолкнула Бакстера так, что он отлетел на два шага. Подойдя к приемщику, она ткнула его пальцем в тяжело дышавшую грудь. – У тебя есть десять секунд. Мне нужны тип, модель и номер фургона, который ты сдал напрокат.

– Я не знаю, о чем…

Ева наклонилась и негромко сказала:

– Сейчас тебе будет больно, как никогда в жизни. Мозги вылезут через уши, а кишки через задницу. Никаких следов не останется, а каждый присутствующий здесь коп заявит под присягой, что ты умер естественной смертью.

Приемщик боялся Бакстера, но чувство, которое он ощутил сейчас, называлось по-другому. Это был панический ужас. Доведенный до белого каления коп-мужчина мог наставить ему синяков. Но ледяной гнев копа-женщины убивал человека на месте.

– «Шевроле», модель 2051. Черный грузовой автофургон. Номер уточню. Я не хочу неприятностей. Владельцы уехали из города на две недели. Малый просто хотел покататься…

– Уточняй быстро, сволочь! У тебя есть двадцать секунд.

Ева жестом велела полицейскому зайти с приемщиком в будку. Бакстер стоял рядом с ней, белый как мел, и прятал глаза, в которых застыла боль.

– Я ошибся, Даллас. Ошибся. Оставил малыша в клубе. Хотел поскорее попасть домой, задрать ноги повыше и выпить пива! Я оставил его там…

– Ты у нас, оказывается, телепат? Заранее знал, что случится? – ядовито спросила Ева, зная, что насмешка быстрее всего заставит его опомниться. – Ну это же надо! Придется перевести тебя в спецотдел. Там сумеют найти применение твоим талантам.

– Даллас, он мой!

– Мы найдем его. – Ева смягчилась и взяла Бакстера за руку: – Соберись, иначе ты не сможешь ему помочь.

У нее самой гудело в ушах от гнева. Страх рвался наружу. Только бы не опоздать!

– Всем патрульным машинам. Всем патрульным машинам. Задержать черный «Шевроле», модель 2051, грузовой автофургон. Номер НЙ 5504, права выданы на имя Зуло Бейкера. Подозреваемый – Джеральд Стивенсон, он же Стивен Одри. Словесный портрет и описание транспортного средства передать всем полицейским, несущим дежурство в городе. Тревога номер один.

Она сунула рацию в карман.

– Пибоди!

– Лейтенант, он молчит уже две минуты. Они еще двигаются. Я слышу голос экскурсовода из соседнего автобуса. Слов не разобрала, но там было что-то про Чайнатаун.

– Нижний город. Он едет на юг. Всем патрульным машинам! Прочесать районы южнее Канала. Выезжаем. Бакстер, ты со мной.

– У меня машина…

– Брось ее. – Ева не хотела, чтобы он оставался один и садился за руль. – Поедешь со мной. Я поведу машину, – сказала она Рорку. – А ты садись рядом и начинай поиск в файле тех, кто живет южнее Канала. Скорее всего, в районе Западного Бродвея. Все варианты: Жавер, Стивенсон, Одри, Джеральд. Живет один. Неподалеку от автостоянки. Верхние этажи. Ему нужно пространство, свет и панорама.

Она залезла в машину. Проклятая Фрайберн! Разродись эта упрямая сучка на десять, даже на пять минут раньше, они взяли бы Стивенсона еще до того, как этот гад наложил лапы на Трухарта!

Минуты… Теперь счет шел на минуты.

– Пибоди!

– Он все еще в сознании, мэм. Что-то бормочет. Правда, я мало что понимаю, но все слова записала. Рация. Бармен. Тихое место. Сержант-растяпа. Доложить.

Направив машину в нижний город, Ева позвонила в дорожную службу и попросила сообщить, где находится туристский автобус.

– Ты слышишь звуки улицы, Пибоди?

– Стало тише. Я не слышу гудков. Слышу вой сирен, но не слишком близко. Пока не слишком. Слышу, как машина подпрыгивает на ухабах. Наверно, рация лежит на полу. Думаю…

– Стоп! Подожди… – Ева навострила уши. – Там работает ремонтная бригада. Это стук отбойного молотка!

– Слух, как у кошки, – пробормотал Рорк. – Я передам это Фини.

Прошло еще несколько драгоценных минут. Наконец прозвучал голос Фини:

– Ремонтные бригады работают на Западном Бродвее и в Уильямсе, около магазина «Уорс, Бикмен и Фултон».

– Туристский автобус пересекает Баярд… – Ева представила себе карту еще до того, как Рорк вывел ее на экран. – Придется разделиться. – Она доверилась интуиции и сказала: – Мы поедем на запад.

– Лейтенант, – окликнула ее Пибоди с заднего сиденья. – Они остановились.

Трухарт наконец вспомнил, что он должен сделать. Включить режим обнаружения. Но пальцы совсем онемели. Он не мог пошевелить ими. Когда дверь открылась, он из последних сил сжал рацию в ладони. Только бы не потерять сознание…

Джерри был очень любезен. Он не хотел оставлять синяки. Не хотел причинять боль. Он успокаивал Трухарта, вытаскивая его из фургона.

– Это самая важная вещь в нашей жизни, – говорил он, поддерживая своего пленника и уверенно продвигаясь вперед.

– Это убийство, – пробормотал Трухарт, когда они оказались у двери дома. – Вы не имеете права…

– Нет-нет. – Джерри вставил карточку в щель электронного замка, затем прижал ладонь к панели и открыл дверь. – Ты наслушался новостей. Я очень разочарован тем, как они освещают это дело. Впрочем, другого я и не ждал. Ничего, как только они поймут, все изменится.

Трухарт пытался сосредоточиться на том, что его окружало, но это было трудно. То ли здесь царил полумрак, то ли у него темнело в глазах.

– Белые стены, почтовые ящики, дверь на охране, два лифта…

– А ты наблюдателен! – негромко засмеялся Джерри, вызывая лифт. – Я тоже. Мама говорила, что я с детства замечал все и видел то, чего другие не видели. Поэтому я и стал фотохудожником. Хотел показывать людям то, чего они не видят.

Они вошли в кабину, и Джерри нажал на кнопку пятого этажа.

– Тебя я заметил сразу, – продолжил он.

– Пятый этаж…

– Да, верно. Я все понял, как только ты вошел в клуб. У тебя очень сильный свет. Такой бывает не у каждого. Во всяком случае, не такой сильный и чистый. Ты особенный.

– Пять… Б, – пробормотал Трухарт.

Дверь квартиры плыла у него перед глазами.

– Да, здесь только две квартиры, но жилец квартиры А работает по ночам. Это упрощает дело. Входи. Ложись, а я пока все приготовлю.

– Чердак… Вилидж? Сохо? Где?

– Вот. Ложись сюда.

Трухарт пытался бороться, но руки и ноги были слабыми, как у младенца. Все усилия оказались тщетными.

– Спокойнее, спокойнее. Я не хочу применять силу. Ты имеешь право знать, что тебе предстоит, и кем ты станешь. Подожди немного.

«Нужно экономить силы, – смутно подумал Трухарт. – Вот и все. Экономить силы и наблюдать. Наблюдать и докладывать».

– Перестроенный чердак. Просторный. Окна. О боже… Три больших окна на улицу, окна в потолке. Стены… портреты. Вижу жертвы. Я – жертва. Это я. Я на стене. Я уже мертв?..

– Он бредит, Даллас.

– Нет! – Ева стиснула кулак и ударила по рулю. – Он делает свое дело. Черт побери, Рорк, дай мне что-нибудь!

– Ищу. – Пальцы Рорка бегали по клавиатуре электронного блокнота, черные волосы свесились на лицо. – Уже нашел пять вариантов, но будут еще. Здесь живет много одиночек.

– Пятиэтажный дом, чердак.

– Я слышал его, лейтенант. – Голос Рорка был спокойным, как гладь пруда. – Мне нужно несколько минут.

Но Ева сомневалась, что у Трухарта есть несколько минут.

Повинуясь чутью, она пересекла Бродвей и стала объезжать перпендикулярные улицы. «Тут спокойнее, – думала она. – Район художников, молодой богемы и ее поклонников».

Джерри был достаточно молод, чтобы хотеть поселиться здесь. Деньги у него тоже водились. Очень удобно: никто ничего дурного не подумает, если увидит, что парень помогает войти в дом другому парню или девушке. Молодые соседи, никто не станет задавать вопросов, увидев, что кто-то перепил или нюхнул лишнего во время вечеринки. Они и сами не ангелы.

В ночи раздавался вой сирен и раскаты грома. По небу скользнула молния, напоминавшая зазубренный нож. Хлынул дождь.

– Позволь объяснить, – сказал Джерри, проверяя прожекторы и фильтры. – Моя мать была удивительной женщиной. Чистой и доброй. Она растила меня одна. Не могла позволить себе бросить работу, но все остальное время посвящала мне. Она была медсестрой и всю жизнь помогала людям. А потом заболела…

Он отошел на шаг и осмотрел съемочную площадку.

– Это не должно было случиться. Нельзя было позволить тени забрать такого светлого и самоотверженного человека. Медики называют тенями опухоли. У нее были тени в мозгу. Мы все делали правильно! Делали все, что они говорили. Но лучше ей не становилось. Тени увеличивались и становились гуще. Это было неправильно.

Он тяжело вздохнул.

– Ну вот, все готово. Извини, что так долго, но я хочу, чтобы все было идеально. Ведь это в последний раз. Ты будешь завершением моей работы, так что я не хочу совершить ошибку. Свет очень важен для создания образа. Конечно, можно улучшить снимок на компьютере. Это тоже искусство, но настоящее искусство заключается в том, чтобы все сделать правильно с самого начала. Я учился много лет. И в университете, и самостоятельно. Но не смог устроить выставку в Нью-Йорке. Очень уж это крутой город.

В его голосе не было обиды. Только терпение. Пока он говорил, Трухарт пытался заставить пальцы слушаться. Хотя у него все плыло перед глазами, он видел на стене фотографии жертв. Рэйчел Хоуард. Кенби Сулу. Алисия Дилберт. В эффектных позах. Мертвые. В тонких серебряных рамках.

– Два года назад у меня была выставка в Филадельфии, – продолжил Джерри. – Небольшая, но хорошая. Это был неплохой старт. Я выезжал на съемки, как положено. Но когда мама заболела, пришлось поставить на этом крест. Бросить университет и заняться ею. Она не хотела, но разве я мог думать о славе и деньгах, если она была больна? Разве сыновья так поступают?

Он долго молчал, потом тихо заговорил снова:

– Я видел, как она умирала. Видел, как из нее уходил свет. Я не мог помешать этому. Не знал, как. Тогда… Но потом догадался. И жалею лишь о том, что сделал это слишком поздно.

Он повернулся к Трухарту и добродушно улыбнулся:

– Ну что ж, начнем.

Лицо Трухарта покрылось испариной. Он отчаянно напрягал пальцы, пытаясь включить режим обнаружения.

– Где этот фургон? – Не обращая внимания на грозу, Бакстер открыл окно, высунулся наружу и начал осматривать улицы. – Где этот чертов фургон?! – Он откинул со лба мокрые волосы. – Все копы в городе стоят на ушах, но не могут обнаружить какой-то несчастный фургон!

«Стивенсон мог поставить его на подземную стоянку, – подумала Ева. – Загнать в другой гараж». Но все, что она слышала по рации, подсказывало, что это была уличная парковка. Ева знала, что они где-то близко. Но даже если они всего в квартале…

– Гринвич-стрит, 207, квартира 5-Б. – Рорк наконец поднял голову. Теперь в его глазах горел лихорадочный огонь. – Жавер Стивенс.

– Всем патрульным машинам… – Нарушив все правила, Ева совершила стремительный поворот на сто восемьдесят градусов и помчалась по улице с односторонним движением.

– Режим обнаружения заработал! – Пибоди вскочила и, схватив Бакстера за руку, втянула его в машину. – Он сделал это! Мы в двух кварталах!

Трухарт не был уверен, что ему удалось сделать это, но все же засунул рацию в подушки дивана, на который его положил Джерри. Теперь он пытался оттолкнуть протянувшиеся к нему руки, в отчаянии сознавая, что всякая борьба бесполезна.

– Все будет в порядке. Обещаю. Тебе не будет больно. Я позабочусь об этом. А потом ты увидишь. Это самая удивительная вещь на свете! Я хочу, чтобы ты позировал стоя. Очень прямо. Как солдат. Я вижу тебя солдатом, смелым и мужественным. Но это не просто. Придется немного поработать.

Джерри прислонил его к столбу и натянул проволоку, уже прикрепленную к лодыжкам Трухарта.

– Хочешь, я включу музыку? Тогда подожди минутку. Сейчас я придам тебе нужную позу – и посмотрим, что из этого получится.

Он завел Трухарту руки за спину и тоже прикрутил их к столбу.

– Что ж, неплохо. Потом я удалю столб и проволоку с помощью компьютера. Может быть, стоит заправить рубашку?

По спине Трухарта потекла струйка пота. Если он найдет оружие, все будет кончено… Впрочем, наверное, все и так кончено.

Джерри сделал шаг назад и наклонил голову:

– Нет, ты знаешь, так лучше. Создается впечатление, что ты расслабился, отдыхаешь, но все равно не утратил бдительности. Ты поразил меня тем, что даже в клубе вел себя так, словно стоял на посту. Смотрел по сторонам, наблюдал за людьми. Именно поэтому я и подумал про солдата.

Он взял шприц.

– Я введу тебе еще немного, чтобы ты не боялся и не испытывал неудобства. А когда я закончу… когда я создам образ, ты все поймешь. Ты станешь частью вселенной!

– Нет…

– Спокойно, спокойно. Вот так.

Трухарт почувствовал легкий укол в предплечье и ощутил дуновение ветра. Потом его накрыла ласковая волна, и свет погас.

Ева свернула к тротуару так стремительно, что колеса забуксовали на мокрой мостовой. Впереди был припаркован черный фургон.

Не успела машина остановиться, как Бакстер выпрыгнул наружу. Ева устремилась за ним.

– Держи себя в руках! – велела она.

– Я держу себя в руках. И так крепко, черт возьми, что готов разорвать себя на части.

Он вынул универсальную отмычку.

– Пластиной быстрее. – Рорк оттолкнул его в сторону и достал запрещенный инструмент.

– Ты этого не видел, – бросила Ева Бакстеру.

– Проклятие, я вообще слепой от рождения!

Рорк открыл дверь как раз в тот момент, когда у входа в дом затормозили Фини и Макнаб, а за ними три черно-белые патрульные машины.

– Слушать мою команду! – У Евы чуть не сорвался голос. – Входим быстро, но организованно. Рядовые – в лифт! Пибоди, за мной по лестнице! – Она задыхалась, но продолжала на бегу давать указания: – Бакстер, возьмешь на себя Трухарта. Ты должен обнаружить его и обеспечить ему защиту…

– Могла и не говорить…

– Фельдшера сюда! – рявкнула Ева в рацию. – Прислать «Скорую помощь»! Немедленно! – Потом Ева снова повернулась к Бакстеру: – Подозреваемого беру на себя. Без приказа не вмешиваться. Ясно?

– Ясно.

– Лейтенант, он включил музыку, – отдуваясь, доложила Пибоди, когда они добрались до четвертого этажа. – Я больше ничего не слышу.

– Рорк, займись дверью… Двое – к пожарной лестнице! Он от нас не уйдет. Окружить здание! Два человека – на площадку каждого этажа. Выключить лифты…

Когда Ева добралась до квартиры 5-Б, гром грянул так, что задрожал пол. Но ее кровь была холодной, голова ясной, а рука твердой.

– Я пригнусь, – сказала она, приняв стойку бегуна.

Тем временем Рорк открывал замок. Он работал быстро; изящные пальцы так и летали по клавишам. Ева не сводила с них глаз. Наконец Рорк поднял руки:

– Давай!

Она пинком открыла дверь, влетела в комнату и натренированным жестом прицелилась в переносицу испуганного Джерри.

– Полиция! Брось! Брось немедленно и отойди в сторону, иначе я навсегда погашу твой свет!

– Вы не понимаете, – рассудительно ответил он, сжимая ручку длинного и тонкого ножа. – Я хочу подарить ему вечную жизнь.

– Брось оружие! – повторила Ева, не позволяя себе смотреть на бесчувственного Трухарта в расстегнутой рубашке, стоявшего по стойке «смирно».

– Но…

– Ну, сука! – крикнул Бакстер, ворвавшись в комнату.

Боясь, как бы чего не вышло, Ева опустила оружие, и парализующий луч угодил в живот Джерри. Нож упал на пол. Через секунду там же оказался и Стивенсон. На его теле плясали свет и тени.

– Сейчас, малыш, сейчас… – Бакстер прижал трясущиеся пальцы к шее Трухарта, ища пульс. – Он дышит! Сейчас мы освободим тебя… Черт! – хрипло выругался он, пытаясь распутать проволоку. – Тут нужны кусачки.

– Вот. – Рорк протянул ему инструмент. – Я помогу.

– В квартире чисто. Подозреваемый задержан, – объявила Ева по рации и поставила ногу на спину Джерри на случай, если тот очухается раньше, чем она наденет на него наручники. – Похоже, сержант Трухарт не ранен. Ждем фельдшера. Отбой тревоги номер один.

Она повернулась и увидела, что в квартире полно полицейских. Ева выключила рацию, перевела дух, давая снизиться уровню адреналина в крови. Она понимала настроение людей, хотела дать им насладиться увиденным, но…

– По-моему, здесь слишком много копов. В квартире чисто, ребята. Я думаю, это не единственное преступление в городе, так что отправляйтесь по местам… Благодарю за службу, – добавила она. – Хорошая работа.

– Чертовски хорошая, – подтвердил Фини и положил руку ей на плечо. – Как ты, детка?

– Немного дрожат колени, – призналась Ева, глядя, как Рорк и Бакстер укладывают Трухарта на пол. – Еще бы чуть-чуть, и…

– «Чуть-чуть» не считается. – Он вытер лоб рукавом. – Староват я подниматься бегом на пятый этаж… Хочешь, я займусь этим ублюдком?

– Да. Спасибо. Но расколоть его я хочу сама. Сунь его в камеру, и если он что-нибудь вякнет насчет адвокатов…

– Я стал туговат на ухо. Придется сходить к врачу. – Он хитро улыбнулся, потом нагнулся и достал наручники.

Ева опустилась на колени рядом с подоспевшим фельдшером.

– Он просто одурманен, – сказали ей. – Пульс ровный, давление крови пониженное, но не слишком. Ему понадобится много жидкости, наутро будет адски болеть голова, но он молодой и сильный, так что все пройдет.

– Он приходит в себя! – Бакстер пригладил мокрые волосы. Его рука еще дрожала. – Посмотрите на него. Эй, малыш, очнись! Чего разлегся на работе? Не позорь своего учителя!

Ресницы Трухарта затрепетали. Взгляд у него был туманный и растерянный.

– Сэр… – Он попытался проглотить слюну, но закашлялся. – Лейтенант… Я умер?

– Ничего подобного. – Она не выдержала и взяла Трухарта за руку. Бакстер уже держал его за другую руку. – Вы выполнили свой долг, сержант Трухарт. И выполнили его образцово. Подозреваемый находится в камере предварительного заключения.

– О'кей. Я очень устал, – сказал Трухарт и снова провалился в беспамятство.

– Какое-то время он будет просыпаться и снова засыпать, – весело сказал фельдшер. – Мы сразу начнем вливать ему жидкость, ночь понаблюдаем, а к утру будет, как новенький.

– Даллас, я хочу поехать с ним.

– Конечно, Бакстер. Сообщай мне о его состоянии. Позвони его матери. Скажи ей, что он жив и здоров, а еще – что он достойно справился со своей работой.

Ева встала. Ей нужно было немного прийти в себя, чтобы достойно справиться со своей.

ЭПИЛОГ

– Понимаете, – объяснял Джерри, – теперь они во мне. Не в моем теле: тело – это скорлупа. Мама все мне объяснила. Их свет – в моей душе.

– Джерри, мать велела тебе забрать их свет?

– Нет. – Он серьезно покачал головой и наклонился вперед. – Я сам понял это слишком поздно. Она не должна была умереть! Ни за что! Но теперь мы все будем жить вечно. У нас есть такая возможность. Просто для этого нужно избавиться от тела.

– Значит, ты избавил Рэйчел Хоуард, Кенби Сулу и Алисию Дилберт от тел ради их собственной пользы? – так же серьезно спросила Ева.

– Конечно. Понимаете, их свет был очень сильным. Если бы вы как следует посмотрели на мои портреты и увидели их, то поняли бы. Мама рассказывала мне, что, когда была медсестрой, часто видела свет в глазах пациентов. У некоторых он был очень сильным, хотя врачи говорили, что у них нет никаких шансов на выздоровление. Но она видела этот свет и знала, что они победят. А у других, которые могли выкарабкаться, такого света не было. И они умирали. Уходили незаметно.

– Свет твоей матери тоже был сильным?

– Да. Но недостаточно. – Лицо Джерри исказилось от горя; на мгновение его глаза потеряли безумный блеск, и он показался Еве очень юным и беззащитным. – Слишком много теней. Тени застилают свет. Понимаете… – Он заерзал на стуле, его глаза снова полыхнули безумным блеском. – Я изучал работы Анри Жавера. Он был…

– Я знаю. Он фотографировал мертвых.

– Это зачаровывает! Я понял, что имела в виду моя мать, когда говорила о свете. Блестящие работы Жавера помогли мне сделать открытие. Нужно избавиться от тела и сохранить свет.

– Впитать в себя их свет через объектив фотоаппарата?

– Примерно так. Но понимаете, одной техники мало. Фотография – это искусство и магия. С их помощью можно увидеть душу. Можно заглянуть в человека и через объектив увидеть его душу. Это поразительно, но не каждому дано. А у меня есть такой дар.

– Почему ты использовал Хастингса?

– Использовал?..

– Ты брал снимки из его файлов, – напомнила Ева.

– А… Потому что я искренне восхищался его работами. Он трудный человек, но настоящий художник. Я многому научился у него за очень короткий срок. Он тоже фотографирует мертвых, но только для заработка. Не из соображений чистого искусства. А это искусство!

– Ты помогал ему фотографировать мертвых?

– Только однажды. Но это было поразительно… Понимаете, я был очень подавлен смертью матери. Профессор Браунинг помогла мне снова встать на ноги. Она поняла, что именно мне пришлось испытать, и предложила поработать у Хастингса помощником. Чтобы я был занят. Я проработал у него всего около недели, но многое получил. Когда я увидел на свадьбе Рэйчел Хоуард, увидел струившийся от нее свет… Это было прозрение! Хастингс тоже видел этот свет, иначе не стал бы ее фотографировать. Мне хотелось отнять у него аппарат и самому сделать ее портрет. Я с трудом удержался. Но он видел! И я понял, что он ведет меня по этой тропе. Как поводырь.

– И ты взял его дискеты?

– Наверно, это было неправильно. Мне очень жаль. Я заплачу штраф, – извиняющимся тоном сказал Джерри и смущенно улыбнулся. – Но это было сделано ради очень важной цели. Я уверен, что Хастингс поймет меня. Он слегка беспечен и плохо хранит свои файлы. Мне ничего не стоило их просмотреть. И когда я увидел… Свет их лиц слепил мне глаза!

– Но ведь Трухарта там не было, – заметила Ева.

– Трухарта?

– Моего сержанта. Того, кого ты сегодня вечером привез к себе в студию.

– Трухарт[13]. Очень подходящая для него фамилия… Да, с ним все вышло случайно, потому что я имел на примете другого. Но стоило мне увидеть его в клубе, как я понял. Просто понял, и сегодня вечером все встало на место.

– Теперь о клубе. Почему ты сменил имя?

– Нужно было соблюдать осторожность. Я знал, что люди не поймут и будут пытаться остановить меня. И подумал, что мне понадобится второе «я». Просто на всякий случай.

– Однажды ты уже менял его. Когда работал помощником у Хастингса. Ты уже тогда задумал… свою галерею?

– Думаю, да. Где-то в глубине души. Но у большинства художников есть псевдонимы, и я попытался сделать то же самое. Взял псевдоним «Жавер», потому что искренне восхищался им.

– Когда ты начал работать в клубе, твой план уже был готов, – подсказала Ева.

– О да! Но в клубе все было просто. Я имею в виду псевдоним. Стивен – от Стивенсон, а Одри – второе имя моей мамы, так что это было данью ее памяти… Простите, можно попить? Жажда замучила.

– Конечно. – Ева сделала жест Пибоди. – Как ты обнаружил этот клуб?

– Очень просто. Я сам иногда заходил туда. Там собиралось множество студентов, а работа бармена давала хорошую возможность наблюдать и выбирать. То, что клуб был компьютерным, тоже сыграло свою роль. Можно было передавать сообщения, не отрываясь от работы. Никто бы ничего не заметил.

– Как ты это делал?

– Незаметно возвращался после того, как делал портреты и выбрасывал скорлупу. Подсовывал дискету какому-нибудь компьютерному наркоману или бросал ее в корзину. Никто не обращал на это внимания. Я знал, что Надин Ферст сделает из этого сенсацию. Она молодец, правда? А у Семьдесят пятого канала самый высокий рейтинг. Я выяснял.

Пибоди принесла стакан с водой. Джерри с жадностью выпил и благодарно улыбнулся ей.

– Теперь вы видели мою работу. Мою студию, мою галерею. – Он гордо выпрямился. Уродливая оранжевая роба Нью-Йоркской городской полиции, прикованная к столу лодыжка и резкий свет, лившийся с потолка комнаты для допросов А, не мешали ему выглядеть победительно.

– Да, Джерри. Видела.

– Значит, теперь вы понимаете, что к чему. Вас я изучал тоже. Вы умны и изобретательны. И свет у вас сильный. Не чистый, но сильный. Вы ведь позволите мне закончить, правда? Дадите мне завершить работу. Еще один портрет – и я стану бессмертным. Люди поймут наконец, что я для них сделал. Мы никогда не умрем. Никто не будет терять любимых. Никто не будет страдать и ощущать боль…

– Джерри, я хочу спросить еще раз, чтобы внести полную ясность. Ты знаешь свои права и обязанности?

– Да. Конечно.

– Ты отказался от права на присутствие адвоката во время допроса.

– Я просто хотел объяснить вам смысл происходящего. Не желаю, чтобы люди считали меня чудовищем. Я не чудовище. Я спаситель.

– И ты сознательно лишил жизни Рэйчел Хоуард, Кенби Сулу и Алисию Дилберт?

– Я сохранил их свет, – поправил он. – Навсегда.

– Чтобы сделать это, ты привел каждого из упомянутых выше людей в свою студию в Гринвиче, предварительно одурманив их с помощью транквилизатора, верно? И, чтобы избавить их души от «скорлупы», ты вонзил каждому из них нож в сердце?

– Да, я вижу, что вы все поняли правильно. Я не хотел причинять им боль, и поэтому давал им лекарство, которое давали моей маме. Она быстро засыпала и не чувствовала боли.

– Сегодня вечером ты привез в указанное место сержанта Троя Трухарта в том же состоянии и с той же целью?

– Да. – Он с облегчением кивнул. – Я помог им всем избавиться от их бренных тел. Делая портрет сразу после смерти, я вбираю в себя их свет, присоединяю его к своему, сохраняю его и даю им бессмертие. Они живут во мне! Когда я присоединю последний свет, работа будет закончена. Я узнаю все, что знали они. А они узнают меня. Навсегда.

– Понятно. Запись закончена.

– Значит, я могу идти?

– Нет. Мне очень жаль, но есть другие люди, с которыми тебе придется поговорить. Объяснить случившееся.

– Ох, только, пожалуйста, поскорее. – Он равнодушно обвел взглядом комнату. – Мне нужно вернуться к работе.

«Граница между нормальным состоянием и безумием зыбка, – подумала Ева. – Джерри перешел ее. Если теперь он и будет продолжать действовать, планировать, создавать образы, то только в обитой войлоком палате больницы для умалишенных».

– Надеюсь, это не займет много времени, – сказал Джерри полицейскому, который пришел, чтобы отвести его в камеру.

Видя, что Ева продолжает сидеть, Пибоди налила два стакана воды и поставила их на стол.

– Мой папа любил старые комиксы. Я помню один из них. Там сошел с ума говорящий кот. Шизанулся абсолютно. Чтобы показать это, художник нарисовал птичек. Они летали вокруг головы кота и чирикали. – Она залпом выпила воду. – Тут тот же самый случай. Вокруг его головы летают птички. Но все это слишком печально и страшно для птичек.

Ева безучастно смотрела на свой стакан.

– Иногда делаешь свою работу, заканчиваешь дознание, а дверь так и не закрывается. Думаю, это дело как раз такого рода. Рорк был прав: мне жалко Джерри. Когда преступник – человек ожесточенный, жадный и злобный, бывает легче. Но когда он вызывает жалость, дверь остается открытой…

– Вам пора домой, Даллас. Нам всем пора домой.

– Ты права. – Ева потерла глаза, как усталый ребенок.

Но сначала она составила отчет и ввела его в файл, надеясь, что это позволит плотнее закрыть дверь. Отдел расследования убийств свое дело сделал. Теперь пусть с Джерри возятся другие. Он может потребовать адвокатов, но все равно больше никогда не выйдет из палаты для буйных…

Ева сделала крюк и заехала в больницу, чтобы взглянуть на Трухарта. Он спал как младенец, цвет лица у него был хороший, дыхание легкое; мониторы отмечали ровное биение его сердца. В кресле рядом с кроватью храпел ссутулившийся Бакстер. К изголовью был привязан воздушный шар в форме гигантских женских грудей.

Ева наклонилась и слегка потрясла Бакстера за плечо. Храп тут же прекратился. Бакстер проснулся и инстинктивно потянулся за оружием.

– Вольно, детектив, – прошептала она.

– Как малыш? – Он выпрямился. – Черт побери, я отрубился.

– Я догадалась. Ты храпел, как носорог. Ума не приложу, как ты не разбудил Трухарта. Отправляйся домой, Бакстер.

– Я хотел немного посидеть с ним и удостовериться…

– Отправляйся домой, – повторила она. – На несколько часов прими горизонтальное положение. Его выпишут ближе к полудню. Тогда можешь вернуться и отвезти его домой. На это время я освобождаю тебя от заданий.

– Ага. – Бакстер зевнул. – Спасибо. Он хорошо потрудился, Даллас.

– Хорошо.

– А что Стивенсон?

– Сидит.

– Это тоже хорошо. – Бакстер поднялся. – Ну что, по домам?

– По домам, – подтвердила Ева. Но когда Бакстер ушел, она села на его место и наблюдала за Трухартом целый час.

Домой она ехала на рассвете. Гроза прошла, и над городом разливался мягкий и ясный свет. В этом было что-то символическое, но Ева слишком устала, чтобы ломать себе голову над расшифровкой символов.

Когда она свернула на подъездную дорожку, свет стал ярче, а стоило Еве миновать ворота, как солнечные лучи омыли дом – великолепный дом на фоне неба, которое вдруг решило стать по-летнему густо-синим.

«Стало прохладнее, – заметила Ева, выйдя из машины. – Так прохладно не было несколько дней. Или недель. А может быть, лет? Проклятие, наконец-то проснулся бриз!»

Она вошла в вестибюль, сняла, жакет и бросила его на пол.

Из гостиной вышел Рорк.

– Доброе утро, лейтенант.

– Похоже, предстоит очень хороший день.

– Похоже. – Он подошел, коснулся пальцем ямочки на ее подбородке и заглянул в усталые глаза. – Как ты?

– Бывало и лучше, но чаще – куда хуже. Трухарт пришел в себя. Сегодня его выпишут. С его головы не упал ни один волос, но Бакстер трясся над ним, как наседка. Это ужасно трогательно.

– Ты подала рапорт о его повышении?

Ева негромко рассмеялась:

– Я что, прозрачная?

– Для меня – да. – Рорк обнял ее и привлек к себе.

– А как он выглядел во время твоего визита?

Он улыбнулся ей в макушку:

– Похоже, ты тоже видишь меня насквозь. Он выглядел молодым, энергичным, но немного усталым. Бакстер купил ему неприличный воздушный шар в форме огромных грудей. Трухарт смутился, но, кажется, обрадовался, и привязал шар к изголовью.

– Да. Я увидела его сразу же, как только вошла. В мире снова порядок! Во всяком случае, что-то похожее.

– Ты… жалеешь его?

Ева знала, что Рорк говорит не о Трухарте.

– Больше, чем хотелось бы. Он совсем свихнулся. Может быть, так на него повлияла смерть матери. А может быть, он все равно кончил бы этим. Пускай им занимаются специалисты. Я свое дело сделала. Собираюсь подняться к себе, рухнуть пластом и проспать несколько часов. Устала как собака.

– Могу себе представить. Раз так, свидание придется отложить.

– Какое свидание?

Рорк обнял ее за талию и повернул к лестнице.

– То самое, которое мы назначили на день отъезда Соммерсета в отпуск.

– Стоп. Минутку… – Ева обернулась и осмотрела вестибюль. – Так он ушел? Дом свободен от Соммерсета?!

– Не далее как двадцать минут назад. Правда, еще слегка прихрамывая, но…

– Господи, я совсем плохая. Мне следовало почувствовать это! Почуять!

Она пнула жакет так, что тот подлетел в воздух, и, пританцовывая, прошлась по коридору.

– Похоже, ты нашла скрытый источник энергии.

– Я возродилась! – Ева резко повернулась и прыгнула на Рорка, обхватив ногами его талию. – Давай займемся жарким сексом!

– Ну, если ты настаиваешь… Кстати, в гостиной стоит пинта отличного шоколадного соуса.

– Ты шутишь?

– Разве можно шутить, когда речь идет о таких серьезных вещах, как жаркий секс под шоколадным соусом?

Ева захохотала как сумасшедшая, а затем впилась в его губы. Поцелуй был таким страстным и пылким, что Рорк зашатался. А когда они упали на пол, Еве послышался негромкий скрип. Кажется, ей все-таки удалось прикрыть дверь…

Примечания

1

Евангелие от Матфея, 6, 2 – Здесь и далее прим. пер.

(обратно)

2

Головка мужского члена (англ., вульг.).

(обратно)

3

Бурритос (букв, «ослики» (исп.) – мексиканское блюдо, представляющее собой лепешки с начинкой из мяса, сыра или бобов.

(обратно)

4

Такое (исп.) – горячие свернутые маисовые лепешки с начинкой из рубленого мяса, сыра, лука и бобов и острой подливой.

(обратно)

5

Игра слов. По-английски «устроить сцену» (намек на название клуба) и «осмотреть место действия» – синонимы.

(обратно)

6

Человек, путешествующий автостопом.

(обратно)

7

Услуга за услугу (лат.).

(обратно)

8

Ирландская народная песня.

(обратно)

9

Гном, персонаж ирландского фольклора.

(обратно)

10

Йитс (Йетс, Ейтс) Уильям Батлер (1865—1939) – ирландский поэт и драматург, представитель символизма. Вдохновитель культурного движения 1890-х гг. «Ирландское возрождение». Лауреат Нобелевской премии (1923).

(обратно)

11

Карточная игра.

(обратно)

12

«Грязные трущобы» (англ.).

(обратно)

13

«Правдивое сердце» (англ.).

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ЭПИЛОГ . . . . . . . . . . . . . .