«Последний шанс на счастье»

Последний шанс на счастье (fb2) - Последний шанс на счастье (пер. Л. С. Хлобыстова) 646K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Энди Брок

Энди Брок Последний шанс на счастье

The Last Heir of Monterrato

© 2015 by Andie Brock «Последний шанс на счастье»

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

Глава 1

Увидев шрам, Лотти застыла в дверях. Тонкий и бледный, он пересекал лоб, спускался к глазнице и продолжался сразу под ней еще на дюйм. От этого зрелища Лотти ощутила спазм в желудке, а ноги словно прилипли к полу.

– Рафаэль?

Какое-то время они сверлили друг друга взглядом, и в темном кабинете повисла напряженная тишина.

– Шарлотта.

– Ну… как ты?

– Жив пока, – холодно ответил он. – Как видишь.

– Да, и впрямь. – Лотти сглотнула слюну. Вот он, стоит перед ней, вцепившись пальцами в столешницу. – Мне очень жаль… Я о несчастном случае.

– Спасибо. – Краткий ответ явно говорил о том, что с сочувствием лучше больше не лезть.

Он вышел из-за стола и направился прямиком к Лотти – высокий и стройный, в строгом сером костюме последнего наследника Монтеррато. Секунду они стояли друг напротив друга, пока Рафаэль не наклонился и не царапнул ее щетиной по щеке, изображая приветственный поцелуй. Лотти закрыла глаза, прислушиваясь к его дыханию, к прикосновению его кожи. К нему.

После этого Рафаэль сделал шаг в сторону, предоставив ей возможность как следует рассмотреть его раны. Царапины разной длины и глубины пересекали его лицо, а с одной стороны переливался лиловый синяк. Шрам напоминал след от удара хлыстом.

– Так… твое лицо… Вижу, все раны поверхностные?

– Верно.

– А все остальное? – Под его нервирующим взглядом она покраснела. А ведь так старалась казаться бесстрастной. Лотти откашлялась: – Я имею в виду, есть ли еще травмы?

– Все, как и должно быть у человека, шлепнувшегося оземь с высоты двенадцати тысяч футов.

– Ну, конечно. – Лотти скривилась от того, как глупо прозвучал ее вопрос. Сколько людей упало с подобной высоты и выжило, чтобы рассказать об этом? – Выяснилось, что именно… пошло не так? Почему не раскрылся твой парашют?

– Невезение, злой рок – называй, как тебе больше нравится. – Рафаэль пожал плечами, словно ему наскучил этот разговор. – Сейчас это не имеет никакого значения.

– Да, наверное. – И все же Лотти была уверена – несмотря на кажущуюся небрежность его тона, инцидент был тщательно расследован. И если виновные найдены, то им всерьез стоит опасаться за собственную жизнь. – Но ты, как выяснилось, родился в рубашке.

– Да ну?

– Я имею в виду, что твое падение прервало вовремя подвернувшееся дерево. Могло бы быть гораздо хуже.

– И правда. Я мог бы сейчас быть трупом.

– Ха! – И почему она смеется? Ничего забавного. Пытка какая-то.

Естественно, она подготовилась, отрепетировала даже, как будет себя вести, что будет говорить, когда встретится с Рафаэлем. В самолете по пути сюда она снова и снова повторяла свои предполагаемые ответы, удивляя девятилетнего соседа непрекращающимся подергиванием губ.

Она убедила себя, что готова. Что она справится – переживет эту последнюю встречу. Но сейчас, когда она смотрела на него – мужчину, которого так безумно любила когда-то, вся ее уверенность испарилась. Она помнила малейшие черточки его лица. Густые брови вразлет над миндалевидными, глубоко посаженными карими глазами. Резкую линию квадратного подбородка с маленькой ямкой посередине, темной от щетины.

– Что ж, хвала небесам за это дерево, да? – Она поменяла позу, скрестив ноги, как балерина. – Я так рада, что оно росло в правильном месте.

Рафаэль презрительно скривил губы:

– Как мило, что тебе не все равно.

Однако эта фраза прозвучала совсем не мило – отнюдь. Все в этой холодной, саркастической манере речи – жесткий взгляд, подчеркнуто официальная манера общения – все говорило об одном: он ее ненавидит.

Если Люси надеялась, что время смыло недоразумения прошлого, сгладило острые углы, она жестоко заблуждалась. Прошло два года с момента ее отъезда – с тех пор как после крушения их брака она сбежала в Англию. Но, вновь вернувшись в палаццо Монтеррато и глядя на Рафаэля, Лотти понимала, что эти два года ничего не изменили. Атмосфера между ними накалена почти так же, как и в тот день, когда она уехала.

– Конечно же мне не все равно. И никогда не будет все равно.

– Очень трогательно. – Слова Рафаэля оборвали ее робкое признание. – Но твое неуместное сочувствие мне совсем неинтересно. Ты здесь потому, что мне надо обсудить с тобой кое-что важное. Сядь, пожалуйста.

Лотти присела напротив, сцепив руки в замок и держа спину очень прямо. Она знала, что сейчас произойдет.

В обычный рабочий день она открыла свою почту и обнаружила там послание от Рафаэля Ривальди. От неожиданности ее охватила паника. Пришлось досчитать до трех, прежде чем она осмелилась открыть письмо, глядя при этом на единственную пару, находившуюся в этот момент в престижной лондонской картинной галерее. Это были два перешептывающихся гея, восхищавшихся огромным полотном, которое никогда бы не купили. Заметили ли они ее беспокойство?

В кратком ультимативном сообщении говорилось, что им необходимо встретиться в одну из двух предложенных дат на следующей неделе. Как только она примет решение, ей будет выслан авиабилет. Все было очевидно – он хочет развод.

Лотти заставила себя посмотреть Рафаэлю в глаза, стараясь оставаться максимально спокойной внешне, – сейчас она должна быть сильной.

– Я знаю, зачем я здесь. Позволь мне уверить тебя, я так же сильно мечтаю поскорее покончить с этим, как и ты.

В глазах Рафаэля блеснул опасный огонек. Но он промолчал.

– Если бумаги уже готовы и осталось только поставить подпись, я могу сделать это прямо сейчас.

– Позволь мне прервать тебя, Шарлотта. – Вытянув руку вперед, он заставил ее замолчать. – Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– О разводе конечно же. – Едва она произнесла это слово, ее щеки покрылись румянцем. – Я здесь потому, что ты хочешь развестись.

Рафаэль наклонился вперед, тонкая ткань пиджака натянулась на его широких плечах.

– И что заставило тебя сделать такой вывод?

Лотти потупилась:

– Прошло два года. – С трудом взяв себя в руки, она заставила себя снова посмотреть в глаза Рафаэлю. – А два года по закону – тот самый срок, когда можно оформлять развод по взаимному согласию.

– Поверь мне, если бы я хотел развода, я бы давно получил его.

Лотти пристально посмотрела на Рафаэля – такого холодного и угрюмого. Шрамы на лице только усугубляли картину.

Почему же он не требует развода? Испытывает извращенное удовольствие, наблюдая за ее мучениями? Если так, то он хорошо это скрывает, никогда еще Лотти не видела его более суровым и грозным. Она знала, что он хочет развестись, и письмо только подтвердило подозрения последних трех недель, возникших после того, как она случайно наткнулась на ту статью в газете.

«Рафаэль Ривальди, граф Монтеррато, обманул смерть в страшном происшествии с парашютом».

Она прочла заголовок, и чашка с капучино задрожала в ее руке, а сэндвич застрял в горле. Судорожно вцепившись в мышку, она впилась взглядом в строчки статьи, пытаясь извлечь из нее максимум информации.

Информации было даже как-то слишком много. Итальянские журналы о знаменитостях пестрели сенсационными подробностями об отчаянном графе, который упал с огромной высоты и чудом выжил, чтобы потом рассказать об этом.

Вполне обоснованное беспокойство вскоре сменилось ненасытной жаждой разузнать все возможные сплетни о нем. И вот что она обнаружила: кроме вполне ожидаемых снимков, на которых он покорял горы и водопады, было множество фото с женщинами. Сногсшибательными красавицами. Так и льнувшими к нему, ослепительно улыбавшимися на благотворительных балах и красных ковровых дорожках, пока он пожимал руки звездам. И всех их объединяло одно – мертвая хватка, которой они сжимали его руку, и взгляд, который говорил: сегодня он мой.

Было очевидно – Рафаэль не теряет времени даром. И Лотти больше нет места в его жизни.

И прекрасно. Даже несмотря на то, что один разговор о полном разрыве с ним режет ее словно ножом. Просто надо напомнить себе, как далеко позади осталось прошлое. Да, ее жизнь наконец-то вошла в колею.

Выпрямив спину, Лотти смерила Рафаэля надменным взглядом. Ей нужны объяснения.

– Если я здесь не для развода, может, ты окажешь мне любезность и расскажешь наконец, зачем вызвал?

Тяжелая тишина повисла между ними – слышно было только, как где-то тикают часы.

– Я хочу кое о чем тебя попросить.

Лотти наблюдала, как Рафаэль нервно крутит в руках золотое перо, постукивая то одним, то другим его концом по столу. Совершенно несвойственно для него. Она же поймала себя на том, что в ожидании и тревоге затаила дыхание.

– Думаю, нам стоит попытаться еще раз.

От этих слов будто земля разверзлась под ее ногами. И, вопреки ее воле, глупое сердце отчаянно затрепетало в груди.

– Попробовать еще раз? – Во рту у Лотти внезапно пересохло.

– Да. Ради ребенка.

Ее сердце упало.

– Ребенка? – Она вовсе не хотела, чтобы ее слова прозвучали так презрительно, так гадко, но недоверие сделало свое дело и наполнило ее речь горечью.

– Да, ребенка, Шарлотта. Не вижу причин не вернуться к этой теме.

– Как тебе вообще пришло это в голову?

– Я нашел нового специалиста по ЭКО в Иране, – продолжил Рафаэль. – Описал ему ситуацию, рассказал, что у нас есть еще один замороженный эмбрион. Он уверен, что в этот раз все получится.

Лотти уже видела такое, разумеется. Зацикленность Рафаэля на ее беременности. Но это все осталось в прошлой жизни, до их разрыва. После того как умерла Серафина.

Родившись на двадцать пятой неделе, их дочь прожила всего несколько драгоценных часов. Случайная травма, повлекшая преждевременные роды, – все это сейчас было покрыто туманной дымкой и словно не имело к ней никакого отношения.

Когда Серафина умерла и ее бездыханное тельце отключили от всех аппаратов, Лотти долго смотрела на все еще теплый сверток в своих руках и думала, что хуже уже быть не может, что она находится на самом дне бездонной черной ямы. Но у судьбы остался еще один камень за пазухой. Выяснилось, что после несчастного случая она никогда больше не сможет забеременеть естественным путем и что ЭКО – ее единственная надежда снова стать матерью.

Рафаэль взялся за дело с упорством, граничащим с безумием. Они прошли серию процедур ЭКО, но ни одна не дала результата. После каждой неудачи он становился все более упорным и настойчивым – казалось, ничто не может сбить его с выбранного курса. Это занятие поглотило их жизни – и в конце концов разрушило их брак.

Лотти дрожащей рукой убрала с лица белокурый локон – воспоминания о Серафине всегда вызывали в ней внутренний трепет. Пора положить конец этому безумию.

– Что ж, ты зря потратил время. Зачем вообще возвращаться к этой теме? Когда наш брак полностью изжил себя?

Рафаэль изучающе смотрел в фиалковые глаза, которые искали на его лице объяснений происходящему. Разумеется, их брак рухнул. В тот самый день, когда Лотти ушла от него. Сказала ему, что не любит. И никогда не любила.

Он выругался про себя, стараясь скрыть разочарование. Надо сохранять спокойствие. Он и так уже на грани срыва – и знает это.

Но вот чего он не знал, так это того, как сильно забьется его сердце, когда она войдет в комнату. Словно кто-то внезапно ткнул его палкой в бок, и он пробудился от спячки. Что это? Злость? Боль из-за предательства? Желание? Да что бы там ни было, это ужасно раздражает!

Он был уверен, что два года разлуки уничтожили его тягу к Лотти. Но, увы, это не так.

Нахмурившись, Рафаэль провел рукой по волосам.

– Затем, что подобные происшествия, Шарлотта, заставляют задуматься. Десять дней в больнице прочищают мозг, уж поверь мне, и дают прекрасную возможность понять, что важно, а что нет.

– Продолжай.

– Например, для меня действительно имеет значение это место. – Он повел руками вокруг и был вознагражден резкой болью в плече. Но решил этого не показывать – Лотти не должна видеть его слабости. – Графство – мой главный приоритет. Поколениями Ривальди носили титул графов Монтеррато. – Он сделал паузу. – Как ты знаешь, Шарлотта, я последний в роду, и моя обязанность – оставить наследника.

Монтеррато. Наследник.

Ничего не изменилось. Снова Монтеррато, его будущее, продолжение рода. Для Рафаэля это своего рода навязчивая идея. Это все для него – его жизнь, его кровь. Она тоже последняя в своей семье, так уж вышло, – единственная дочь покойного Джона Лэма и Греты Лэм, ныне Лоуренс, повторно вышедшей замуж и сейчас живущей в Южной Америке. Только вот она не кричит об этом на каждом шагу.

– Что ж, раз тебе так сильно нужен ребенок, я бы посоветовала тебе найти кого-то еще в качестве его матери. Судя по количеству женщин, которые постоянно тебя окружают, я уверена, ты легко мог бы выбрать любую светскую львицу.

Рафаэль стал мрачнее тучи.

– Ради бога, Шарлотта. – Он ударил кулаком по столу, отчего позолоченная бронзовая чернильница пошатнулась на своих львиных лапах. Его глаза буквально метали молнии, когда он смотрел на Лотти. – Ну как ты не можешь понять? Я хочу нашего ребенка.

Лотти раскрыла рот от изумления. Это вовсе не тот спокойный и сдержанный Рафаэль, которого она знала. Никогда он не был таким. По крайней мере, до сих пор.

Внезапно ей в голову пришла одна мысль: Рафаэль пережил несчастный случай, получил много травм, в том числе головы. Может, у него какое-то посттравматическое расстройство?

– Ты прав, Раф, я не понимаю. – Она понизила голос, пытаясь выудить из него правду. – Это как-то связано с несчастным случаем?

От скрипа стула по паркету Лотти вздрогнула – Рафаэль встал, оперся о стол и уставился на нее немигающим взором – как гадюка, готовящаяся к броску.

– Почему ты спрашиваешь?

– Не знаю, просто интересно. – Судя по его реакции, она задела болевую точку. – Хочешь поговорить об этом?

Рафаэль отвернулся и направился к окну, под его тяжелыми шагами поскрипывал пол.

– Не о чем тут говорить. Все прошло, – бросил он через плечо.

Проклятье. Меньше всего он хочет говорить об этом.

Но чего же он ждал? Что Лотти согласится без всяких объяснений выносить ему ребенка?

Конечно, можно было соврать. Уломать ее, соблазнить, добиться своего, а потом признаться, что это все обман. Одна мысль об этом воспламенила кровь в его венах. Он чувствовал, как Лотти смотрит ему в спину, покусывая губы в ожидании, как вздымается и опускается ее грудь, как она держит руки на коленях, сидя в кресле. От всего этого желание затащить ее в постель стало нестерпимым. Черт, да какая там постель – положить ее здесь, прямо на столе, а дальше все просто.

На улице начало темнеть, но свет в комнате не был включен, и все словно окуталось серой дымкой. Лотти любовалась гордым силуэтом – высоким, подтянутым, таким таинственным в угасающем свете, стараясь запомнить его очертания, прежде чем отвести взгляд.

– Что ж, в таком случае говорить больше не о чем. – Лотти встала. – В моем дальнейшем пребывании здесь нет никакого смысла.

– Нет, постой! – Несмотря на свои травмы, Рафаэль в несколько быстрых шагов нагнал ее и схватил за руку, едва Лотти потянулась за сумочкой.

В секундном замешательстве они смотрели друг на друга, затем взгляд Лотти скользнул по руке, вцепившейся в ее запястье, по потемневшему лицу ее обладателя. Наконец отпустив ее руку, Рафаэль отступил в сторону, отбросил волосы со лба.

– Прости меня.

– Раф? Что это вообще такое?

Распрямив плечи, он пронзил ее взглядом:

– Ладно, Лотти, раз ты так хочешь знать, я объясню.

Его голос был жестким, но в глазах читались боль и страдание, и Лотти стало тревожно.

– Дело в том, что вот уже четыре недели, как я бесплоден. Еще одна попытка ЭКО – мой единственный шанс стать отцом.

Глава 2

– Ты больше не можешь иметь детей? – Лотти с ужасом уставилась на Рафаэля.

– Верно.

– Ты… бесплоден?

– Кажется, мы это уже выяснили. – Он сердито посмотрел на нее.

Лотти покраснела.

– Но почему? Как же так?

– В общих чертах: дерево, которое спасло мне жизнь, лишило меня возможности дать жизнь другим. Ирония судьбы, не правда ли?

Румянец уступил место нервному тику. Лотти просто не знала, что сказать.

– Это навсегда? В смысле, это совсем не лечится?

– Кажется, нет. – Рафаэль поменял позу, и Лотти поймала себя на том, что смотрит на его пах. – Поверь мне, я все разузнал.

– О, Раф! – Внезапно Лотти приблизилась к нему и обняла неподатливое тело. – Мне так жаль!

С отвращением сбросив ее руки со своей шеи, Рафаэль сделал шаг назад.

– Мне не нужно твое сочувствие. Мне нужна реальная помощь.

Глядя на него широко распахнутыми глазами, Лотти повторила:

– Мне так жаль. Должно быть, тебе было непросто примириться с этим. – Она протянула руку, чтобы коснуться его, но Рафаэль отодвинулся еще дальше, скрестив руки на груди в качестве барьера между ними. – Ты с кем-нибудь это обсудил? Нельзя держать это в себе.

– Пф-ф, – презрительно фыркнул Рафаэль. – Что мне нужно – так это решить проблему.

Ничего нового. Зачем она только задала этот вопрос. Лотти смотрела на гордого, надменного мужчину, который с упрямым видом стоял в нескольких шагах от нее. Скорее умрет, чем уступит эмоциям.

– Не у всех проблем есть решение, Раф. Просто смирись с этим.

– Конечно же решение есть, – парировал он. – И оно связано с тобой.

Вот она, причина ее пребывания здесь. Не бумаги на развод, а отчаянная попытка родить наследника рода Ривальди. Лотти склонила голову, прикрыла глаза рукой, стараясь привести в порядок свои мысли и сформулировать ответ.

– Я понимаю, что сейчас вся власть в твоих руках, – выпалил Рафаэль, спеша заполнить повисшее между ними молчание, прежде чем Лотти успела отказать, – и это ставит меня в невыгодное положение.

Власть? Невыгодное положение? О чем это он? Как будто речь идет о контракте, а не о рождении ребенка, создании новой жизни, которая должна произрасти из любви, верности и заботы друг о друге. Но это объясняет, почему он в костюме – Рафаэль пытается заключить с ней сделку.

– Я согласен на любые условия, Лотти. Только скажи – и все будет к твоим услугам.

– Нет, Раф. – Надо остановить его, пока не стало хуже.

– Если дело в деньгах…

Слишком поздно. Лотти почувствовала, как от возмущения у нее по шее и лицу разливается краска.

– Прекрати! – Ее начало трясти одновременно от гнева и от грусти. – Ты и впрямь веришь, что можешь купить меня? Купить ребенка?

– Не надо драматизировать. – Расправив плечи, он холодно посмотрел на нее. – Я просто пытаюсь прийти к взаимовыгодному соглашению. Только не говори мне, что тебе нравится работать в этой… – он сделал паузу, на его лице отразилось отвращение, – так называемой картинной галерее в Лондоне.

– Это называется «зарабатывать на жизнь». И кстати, как ты узнал, где я работаю?

– А это уже моя обязанность – все знать.

– Что ты имеешь в виду?

– Я должен был убедиться, что в моем распоряжении есть все сведения, прежде чем связаться с тобой. Я просто обязан был узнать некоторые вещи – о твоей карьере, финансовом состоянии, о том, есть ли в твоей жизни мужчина. – Он впился в нее взглядом.

Лотти задохнулась от возмущения.

– Ты хочешь сказать, что нанял какого-то частного «расследователя», который следил за мной, прячась в тени, рылся в моем мусоре, наставлял свой грязный маленький бинокль на мои окна?

Слова, нацеленные на Рафаэля, повисли между ними в гнетущей тишине. Рафаэль коротко рассмеялся:

– Ты очаровательна в своей старомодности. Все немного изменилось. Макинтоши и шляпы давно ушли в прошлое. Все чудеса теперь творит Интернет.

– Как бы там ни было, ты это сделал. И это подло. – Лотти отбросила челку со лба, пытаясь этим незамысловатым жестом успокоить себя. – У тебя нет никакого права вмешиваться в мою жизнь.

Брови Рафаэля грозно сошлись на переносице.

– Нужда заставила, Лотти. Исключительные обстоятельства требуют исключительных мер.

И вот это должно ее утешить? Если так, то Рафаэль не сильно продвинулся в понимании женской природы.

Лотти удержалась от гневного взгляда, хоть ей и хотелось испепелить им Рафаэля, – испугалась, как бы в нем не отразилась заодно и ее печаль из-за происходящего. Рафаэля совершенно не беспокоят ее чувства – он просто, как обычно, рубит с плеча.

Лотти отвернулась, зная, что нужно сказать, но не решаясь при этом смотреть Рафаэлю в глаза.

– Прости, Раф, но мой ответ – нет. Мы оба знаем, что ничего не получится.

Рафаэль мгновенно приблизился к ней.

– Ты не знаешь, – бескомпромиссным тоном заявил он. – В области ЭКО в последние два года произошел серьезный прорыв. Я уверен – у нас есть шанс.

– Дело не в ЭКО. – Лотти наконец взглянула ему прямо в глаза. – Дело в нас как в паре. Это у нас не получится.

– Возможно, я неясно выразился. – Рафаэль посмотрел на нее с явной неприязнью. – Я не требую примирения и воссоединения. Я хочу только, чтобы ты стала матерью моего ребенка. И больше ничего.

И больше ничего?

Несмотря на гнетущую атмосферу этого неприятного разговора, было почти смешно, как он все преподносит – словно просит ее пересмотреть дизайн кухни или сада. Вот только смеяться ей совсем не хочется.

– Я пытаюсь сказать, что ничего больше не буду ждать от тебя, – продолжил Рафаэль. – Будь уверена, – он сделал паузу, бросив на Лотти ледяной взгляд, – я никогда ничего не потребую.

Лотти почувствовала, как в ней что-то умирает. Она конечно же знала, что в сексуальном плане больше не представляет для него интереса. И тем не менее его слова царапнули ей по сердцу. У Рафаэля толпы поклонниц, которые могут удовлетворить любой его каприз. Она посмотрела на себя, на свои поношенные джинсы, которые надела в дорогу, любимые потертые ботинки и снова взглянула на Рафаэля. Он стоял перед ней – сама сосредоточенность. Темный костюм безупречно сидел на нем, подчеркивая силу и сексуальность. Собрав остатки самообладания, Лотти гордо вздернула подбородок.

– Спасибо, что объяснил. – Ее голос звучал резко. – Хотя можно было этого и не делать. Я имела в виду прозу жизни. Даже если предположить тот невероятный факт, что я смогу когда-нибудь забеременеть, как мы сможем воспитывать ребенка вместе? Мы даже не живем в одной стране.

С ленивой грацией пантеры Рафаэль приблизился к ней, и Лотти внезапно уткнулась носом в его широкую грудь.

– Такие вопросы всегда можно решить.

Лотти слишком поздно поняла, что выбрала не тот аргумент. Рафаэль – супермастер по практической стороне жизни, по решению всякого рода проблем и вопросов. Как граф Монтеррато он делает это ежедневно, курируя жизнь графства, планируя его будущее, решая его проблемы. И именно это он и делает сейчас. Стоя рядом с ним, Лотти почувствовала знакомый запах – легкий аромат одеколона, смешанный с запахом мыла и чего-то еще, почти неощутимого, присущего только Рафаэлю. Она почти физически ощущала исходящие от него силу и мощь, которые буквально угрожали поглотить ее целиком.

– Я не хочу, чтобы ты хоть на минуту решила, что я недооцениваю масштаб своей просьбы. – Его голос звучал тихо и очень искренне. – Я не верю, что это нужно только мне. Я знаю, как много для тебя значит возможность стать матерью.

Лотти сглотнула внезапно появившийся в горле комок.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что я наблюдал за тобой, Лотти. Я видел эйфорию на твоем лице, когда выяснилось, что ты беременна, – видел, как растет и крепнет твой материнский инстинкт, более сильный, чем все остальное. А затем… – Он продолжил, хоть и было видно, что его это ранит: – Я видел нашу дочь в твоих руках.

– Нет! Прекрати! – Это больше, чем она может вынести. Лотти закрыла уши руками.

– Признайся, Лотти. Тебе же был нужен не я, правда? – Он безжалостно гнул свою линию. – Тебе нужен был ребенок. Только это имело значение. Только поэтому ты согласилась выйти за меня. Наш брак был не более чем притворством. Твои последние жестокие слова – да все твое поведение, на самом деле, – указывают на это.

– Я не собираюсь больше это выслушивать! – Лотти стремглав бросилась к двери, но он следовал за ней по пятам.

– Ты все еще можешь осуществить свою мечту, Лотти. Хоть наш брак и превратился в одно название, мы все еще можем стать родителями – ты все еще можешь стать мамой.

– Понятия не имею, зачем ты мне это говоришь. – Смахнув подступающие слезы, Лотти снова повернулась к нему. – Единственное, что приходит в голову, – это нужно тебе, а не мне.

– Может, в первую очередь я и думал о себе. – Рафаэль встал напротив двери, перекрывая ей дорогу. – Пока не увидел выражение твоего лица. Я ведь прав, верно? Ты хочешь ребенка так же сильно, как я.

– Нет. Ты не прав. – Тщетно пытаясь сдвинуть его с места, Лотти схватилась за ручку двери и с силой потянула ее на себя.

Дверь приоткрылась не больше чем на пару дюймов и уперлась в спину Рафаэля.

– Подумай хорошенько, Лотти. – Он спокойно смотрел на нее, не обращая никакого внимания на ударившую его дверь. – Какое бы решение ты ни приняла, не позволяй презрению повлиять на него и встать на пути к твоему счастью.

Наконец он отодвинулся, и дверь распахнулась, отчего Лотти потеряла равновесие.

– Я никогда на это не пойду.

Сбросив ботинки, Лотти плюхнулась на кровать с балдахином и уставилась на гобеленовый полог над головой. Она прерывисто дышала, едва сдерживая слезы. Как он может так поступать с ней? Шантажировать ее провалившейся попыткой материнства, использовать драгоценные воспоминания о Серафине. Это просто жестоко!

В этом весь Рафаэль. Его ничто не остановит на пути к цели – любые средства хороши. Даже если в процессе придется разбить ей сердце.

Боль резала ее, как обоюдоострый меч, и один из ее уколов вскрыл глубоко спрятанную правду. Она и впрямь всегда хотела стать матерью. Не так, как ее подруги, смутно осознававшие, что когда-нибудь это должно произойти, и придумывавшие на досуге имена для детей, а с глубокой неприкрытой тоской, томлением, которое было неотъемлемой ее частью. Возможно, собственное «неправильное» детство заставило ее осознать, что быть матерью – самое важное занятие на земле, а вовсе не то, что она потеряла возможность иметь детей. И теперь ей хотелось все сделать правильно. Не сказать, что она испытала восторг и экстаз в тот момент, когда узнала, что носит ребенка Рафаэля. Это был ее шанс стать такой матерью, какую она сама всегда хотела, – вместо той, что у нее была на самом деле.

Как единственное дитя женщины, у которой были дела поинтереснее, чем потакать раздражающим прихотям ребенка, Лотти воспитывалась помощницами по хозяйству и соседями, случайно или нет оказавшимися поблизости. Это позволяло Грете отдаться своей самой большой страсти – путешествиям. Или, если точнее, круизам на роскошных лайнерах. В то время как Лотти жила в постоянном ужасе, что однажды никто не встретит ее у школьных ворот.

Обеспеченная мужем, который был намного ее старше и предусмотрительно застраховал свою жизнь, прежде чем упасть замертво, когда Лотти было всего семь, Грета пристрастилась к гламурному круизному образу жизни: красавцы стюарды в белой униформе, загорелые танцоры, лихие капитаны. В конце концов за одного из последних она вышла замуж во второй раз и начала новую жизнь в Аргентине.

Лотти зажмурила глаза, почувствовав безжалостный укол боли: Рафаэль снова неправильно ее понял. «Ты никогда не хотела меня… Ребенок – единственное, что было тебе нужно». Неужели он правда так думает? Ей и впрямь удалось его одурачить? И если так, то почему ей так грустно от этого?

Сделав глубокий вдох, она откинулась на пуховые подушки и окинула взглядом комнату. Это была та же спальня, что она раньше делила с Рафаэлем – ну, ее половина, во всяком случае. Огромные двустворчатые двери посреди комнаты были сейчас плотно закрыты, олицетворяя собой состояние их брака.

Как бы все сложилось, не потеряй они Серафину? Не будь несчастного случая? Если бы все не пошло под откос? Их дочери сейчас было бы три года, она носилась бы по этому старому мавзолею, вдыхая в него новую жизнь, и, может даже, рядом с ней был бы младший братишка или сестренка.

Но все сложилось так, как сложилось, и ей пришлось вернуться назад в Англию, начать в Лондоне новую жизнь, оставив прошлое позади. Даже если эта новая жизнь подразумевала, что ей придется избегать младенцев во всех их видах – в колясках, в рекламе по телевизору, – и даже отворачиваться от малышей в автобусах, улыбающихся ей беззубой улыбкой через мамино плечо.

Но желание родить ребенка, ребенка от Рафаэля, никогда не покидало ее. И она никогда не забывала о последнем оставшемся эмбрионе. Крошечный сгусток клеток, хранящийся в жидком азоте (все, что осталось от их отношений), навсегда поселился в глубинах ее подсознания. Сколько раз она ловила себя на том, что пытается представить, какой ребенок мог бы у них получиться. И снова, и снова стремительно запихивала эту мысль на задворки сознания, решительно поворачивая ключ в замке.

А сейчас… сейчас у этого эмбриона появился новый шанс. Никогда даже в самых смелых мечтах она не могла представить, что может появиться такая возможность. Безумная, странная, нелепая идея.

Разве нет?

Рафаэль мерил шагами столовую, останавливаясь только затем, чтобы в который раз посмотреть на часы. Где ее носит, черт возьми! Лотти же знает, что ужин накрывают в половине девятого, и опаздывает уже на час. Неужели она специально его раздражает? Полчаса назад он встал из-за стола, чтобы отправиться на поиски, но его внезапно сковал необъяснимый страх. Он шел по коридору, ведущему к ее спальне, уверенный в том, что она уехала – сбежала, как когда-то. Рафаэль громко постучал в дверь, и тридцать секунд тишины, прежде чем он услышал ее шаги в комнате, показались ему вечностью. Но затем дверь открылась, и на пороге – сонная, с всклокоченными волосами – стояла она.

Убедившись, что Лотти не исчезла, он все равно снова почувствовал, как его охватывает ужас. Она попросила дать ей десять минут, чтобы по-быстрому принять душ. По пути в столовую Рафаэль приказал себе успокоиться и не быть идиотом.

Наконец дверь столовой отворилась, и Лотти с виноватым видом влетела в комнату – само раскаяние. Он позвонил в колокольчик, чтобы подавали еду, пока она в воцарившейся холодной тишине усаживалась за стол рядом с ним. Сквозь ресницы он украдкой наблюдал, как Лотти устраивается на стуле, скрещивая под столом свои длинные ноги и раскладывая салфетку на коленях.

Он сел рядом с ней во главе стола, гоня от себя мысли о том, как прелестно она выглядит. Волосы после мытья белокурым облаком обрамляли лицо, делая черты еще тоньше. Лотти сделала пучок и заколола его высоко на макушке. Короткое трикотажное фиолетовое платье обтягивало ее стройную фигурку, каждый изгиб, и от этого зрелища кровь в его жилах побежала быстрее.

Взяв тяжелый хрустальный графин, он начал наполнять бокал Лотти, наблюдая, как ее тонкие пальцы поглаживают ножку фужера. Затем он поднял свой, Лотти сделала то же самое. За что они пьют? Ее невинные голубые глаза безжалостно смотрели на него, и он снова ощутил горечь, которую испытывал с тех самых пор, как она бросила его.

– Твое здоровье.

Не самый лучший тост. Лотти смотрела на лицо Рафаэля поверх бокала. Она понимала, что он злится на нее за опоздание к ужину. Он уже был не в настроении, когда разбудил ее, барабаня в дверь и вопрошая, куда она подевалась. Но ее обещание собраться за десять минут оказалось почти невыполнимым: в битве между страхом, что она заставляет его ждать, и желанием выглядеть хотя бы наполовину прилично победило последнее.

Хотя сейчас она недоумевала, зачем ей это вообще надо. Наспех наведенный марафет померк в угольно-черной туче дурного настроения Рафаэля.

– Да, чин-чин. – Сделав небольшой глоток, Лотти поставила бокал на стол и попыталась выровнять и без того безупречно сложенные приборы. Удастся ли ей справиться с этим испытанием?

Практически сразу же появились двое вышколенных слуг с блюдами под серебряными крышками и принялись расставлять их на столе, что хотя бы отчасти отвлекло ее от мыслей о сидящем рядом сердитом мужчине.

Когда же наконец слуги ушли, Рафаэль подчеркнуто демонстративно подождал, пока она возьмет свои вилку и нож, прежде чем сделать то же самое.

– Надо срочно начать есть, пока еда не испортилась окончательно.

Он и впрямь полон решимости злиться и дальше. Вечер обещает быть ужасным.

Но еда оказалась вкусной, и, сидя рядом с Рафаэлем в этой великолепной зале, потягивая красное вино из древних сводчатых подвалов, Лотти чувствовала, будто перенеслась в прежнюю богатую жизнь, полную привилегий, от которой она так яростно отказалась два года назад. Это мир Рафаэля. И хоть он и не при полном параде сейчас – в джинсах и хлопчатой рубашке с открытым воротом, он выглядит стопроцентным хозяином жизни – стопроцентным графом Монтеррато.

Разговор не клеился. Лотти пыталась поддержать светскую беседу, но ее слова падали на бесплодную почву: Рафаэль, казалось, полностью поглощен трапезой и не расположен обсуждать что-либо, кроме этого. Между тем нерешенные вопросы витали в воздухе как незваные гости. Лотти поймала себя на том, что исподтишка наблюдает за Рафаэлем, за тем, как двигаются его губы, подбородок, сейчас покрытый щетиной, скрывающей синяки, за тем, как темные кудри падают ему на лоб, когда он склоняет голову, и как он откидывает их назад нетерпеливой рукой. В неверном свете стоящих между ними свечей его раны были не так заметны, и он выглядел совсем как старый добрый и невыносимо прекрасный Рафаэль.

Наконец ужин закончился, и Рафаэль предложил переместиться в салон. Лотти последовала за ним через мраморный зал в тепло сравнительно скромной комнаты. Там, на низком столике напротив камина, их ждали кофе и коньяк. Они уселись бок о бок на антикварной софе. Рафаэль хотел было налить ей коньяка, но Лотти отрицательно помотала головой. Алкоголя на сегодня достаточно – она чувствовала, как он разливается по венам, угрожая окончательно одурманить. Вот кофе – гораздо более разумная идея.

Борясь с тяжелым серебряным кофейником, она налила кофе в две фарфоровые чашки и передала одну Рафаэлю. Затем, скрестив ноги, попыталась поудобнее устроиться рядом с ним, в одной руке держа дребезжащую чашку, а другой – одергивая задирающееся платье.

– Так ты обдумала мое предложение?

Перемирие явно закончилось, и атмосфера тут же накалилась от его вопроса.

– Разумеется. – Она повернулась к нему лицом. – И должна сказать, мне совсем не нравится эмоциональный шантаж.

Рафаэль прикрыл глаза рукой – как будто ему было больно даже просто смотреть на нее.

– Я всего лишь показал, насколько силен твой материнский инстинкт. Тут нечего стыдиться.

– Я не стыжусь!

– Так ты не отрицаешь, что в теории ты хотела бы ребенка? – Он впился в нее взглядом.

– Да… нет. Не в этом дело.

– Потому что, если ты хочешь, Лотти, это твой шанс сделать еще одну попытку. Я уверен, нет нужды говорить, что с теми проблемами, которые у тебя есть, твои шансы зачать ребенка с кем-то другим… невелики.

– А с тобой их нет вообще.

Это были жестокие слова, и Лотти почувствовала, как жар залил ее щеки. Но она не собиралась брать их назад – он это заслужил.

– Туше.

Несколько черных секунд он молчал, и с каждой следующей Лотти становилось все хуже и хуже.

– Так что мы в одинаковой ситуации. Тем больше причин принять сейчас правильное решение.

Лотти поставила чашку обратно на стол. У него на все есть ответ. Кроме Серафины. Он никогда не хотел говорить об их малышке. Что ж, сейчас она его заставит сделать это.

Она набрала в легкие побольше воздуха.

– Ты вспоминаешь Серафину? – Ее слова просвистели в воздухе, как пули. И она была уверена, что они достигли цели, судя по тому, как Рафаэль сжал челюсти.

– Конечно же. – Его ответ прозвучал резко, и он не смог скрыть свои эмоции. Как и тревогу во взгляде. – Как ты вообще можешь задавать такие вопросы? Серафина была и моей дочерью тоже, если ты вдруг забыла.

Уязвимость сменилась привычной враждебностью, но она все же уловила отголосок боли – услышала, когда он произносил имя их малышки. С этой неповторимой итальянской интонацией. Серафина. Она едва сдержалась, чтобы не попросить Рафаэля повторить его еще раз. И еще раз.

Лотти перевела взгляд с его обиженного лица на мускулистую руку, покоившуюся на бедре. Та была испещрена шрамами и царапинами, напоминающими о том, что ему довелось пережить.

Подчинившись импульсу, она протянула свою руку к его, коснулась ее:

– Может, и забыла. Прости. – В это же мгновение между ними проскочила искра, уколола колкими мурашками – и Рафаэль стремительно отдернул руку, запустил пальцы в волосы, словно чтобы очистить их от ее прикосновения. Пытаясь взять себя в руки, он заерзал в кресле.

– Я знаю, мы никогда не сможем заменить Серафину, да и не захотим, но ничто не помешает нам родить здорового ребенка, Лотти. Я хочу, чтобы ты это поняла.

– Раф…

– Просто представь, Лотти… всего через год мы можем быть родителями. Мы можем этого добиться – я знаю, что можем.

– Ты не знаешь этого, – взывая к остаткам здравого смысла, возразила Лотти. – Даже если бы я согласилась, не факт, что это сработает.

– Есть один непреложный факт, – глухо ответил он. – Если мы не попытаемся, мы так этого никогда и не узнаем.

Внезапно в комнате стало удушающе жарко. Тишину нарушало лишь потрескивание дров в камине. Под настойчивым взглядом черных глаз Рафаэля Лотти чувствовала, как жар захлестывает ее тело, размягчая кости, растапливая слой за слоем решимость, которая так надежно укутывала ее – словно снежное одеяло.

Может ли она пойти на это? В устах Рафаэля все так просто. Все кажется возможным. Но он совсем не подумал о ее жизни в Англии. Выстроенной так кропотливо, кирпичик за кирпичиком, на обломках их брака. Она наконец-то достигла того уровня, на котором чувствовала финансовую и эмоциональную стабильность. По крайней мере, большую часть времени. Может ли она пойти на такой огромный риск, отбросив осторожность, здравый смысл и инстинкт самосохранения? Забросить их подальше и посмотреть, куда они упадут?

Какое искушение.

Рафаэль ждал, словно чувствуя, что слова больше не нужны. Он был так близко, что Лотти слышала, как он дышит, и чувствовала, как слабеет под его невыносимо пристальным взглядом.

Сев очень прямо, она распрямила плечи и ответила на его пронизывающий взгляд. Она приняла решение. Свое решение.

– Я сделала выбор.

Ответная вспышка в глазах Рафаэля была такой сильной, что она на мгновение зажмурилась, а во рту пересохло.

– Мой ответ – да. Я пойду на это.

Глава 3

Последовала долгая пауза, полная изумления. Затем, словно очнувшись, Рафаэль взял руки Лотти в свои и сильно сжал их:

– Правда? – Он склонил голову, чтобы заглянуть ей в глаза, убедиться, что понял ее правильно.

– Да.

– Ты согласна использовать замороженный эмбрион?

– Да. Мы ведь именно это обсуждали, разве нет? – Она попыталась выдавить из себя смешок, но вышел скорее сдавленный панический всхлип.

– Тогда спасибо. – Очень серьезный, Рафаэль выпустил ее ладони и, коснувшись пальцами ее подбородка, произнес: – Vi ringrazio dalprofondo del mio cuore. (Благодарю от всего сердца.)

– Все нормально.

Лотти скривилась от своего малосодержательного ответа. «Нормально» – едва ли подходящая реакция на сердечную благодарность Рафаэля. Или на тот грандиозный шаг, на который они решились. Но когда он так близко и смотрит на нее так пристально и так нежно касается ее кожи подушечками пальцев, она не очень-то хорошо соображает. Надо держаться подальше от Рафаэля. От того, что он заставляет ее чувствовать. Раз уж она приняла сейчас самое безумное решение в своей жизни, ей лучше сейчас побыть одной, чтобы вволю поразмышлять и поплакать наедине с самой собой.

– Ну я, пожалуй, спать пойду. Я порядком устала.

– Конечно. – Рафаэль тут же оказался рядом с ней, подал руку. – Обсудим детали завтра.

Это ее не успокоило. Лотти сделала шаг к двери, но он придержал ее за локоть, подтянул ближе к себе, обхватил своими сильными руками, прижал к груди. Лотти окаменела в его объятиях.

– Ты не пожалеешь об этом решении, Лотти.

Она чувствовала его дыхание у себя на макушке.

– Я позабочусь об этом. На этот раз все получится – я уверен.

– Надеюсь. – Ее слова звучали приглушенно – губами она уперлась в мягкий хлопок его рубашки.

Лотти понятия не имела, выйдет ли что-то из их затеи или нет, – прямо сейчас у нее были более насущные проблемы, в буквальном смысле слова. Ее тело так остро реагировало на близость Рафаэля! Запретная судорога желания скрутила тело, остановившись где-то внизу живота, пульсируя внутри в ожидании развития событий.

– Я знаю, так и будет.

Он прижал ее к себе еще сильнее, и Лотти почувствовала, как решимость покидает ее, в то время как жар между ними становится сильнее. И это было так здорово и так неправильно… Заключенная в кольцо его мускулистых рук, прижатая к его твердой груди, она испытывала такие опасные чувства, когда их тела соприкасались! Вопреки всем сигналам опасности Лотти поймала себя на том, что пытается прижаться к нему бедрами чуть сильнее и почувствовать еще больше. И она не была разочарована. Его возбуждение не подлежало сомнению, его нельзя было не почувствовать, и ее тело мгновенно откликнулось спазмами желания. Лотти пронзило острое ощущение радости от того, что она все еще может воздействовать на него, что он вовсе не такой неуязвимый, как можно было бы предположить по его ледяному виду. Встав на цыпочки, она неуверенно обвила руками его шею, желая большего. Желая, чтобы и он хотел большего.

И тут она услышала гортанный рык, за которым последовало ругательство на итальянском, а затем почувствовала, как он сбрасывает ее руки с шеи и отскакивает в сторону.

– Нет!

Это слово ударило по ее неприкрытому желанию, словно плеть.

– Мы говорили не об этом.

Отверженная так грубо, Лотти не могла вымолвить ни слова и лишь в замешательстве смотрела, как Рафаэль направляется к камину и бросает дрова в огонь.

– Думаю, нам надо установить несколько основных правил, – отрывисто бросил он через плечо. – Не хочу, чтобы ты меня неправильно понимала.

Неправильно понимала.

Лотти опустила взгляд. Откинув волосы с лица, она поправила платье и откашлялась. Надо взять себя в руки и убедить его, что ее это нисколько не расстраивает и что он слишком уж бурно реагирует.

– Все нормально. – Она попыталась рассмеяться. – Это ничего не значит. Не стоит воспринимать так серьезно.

Рафаэль обернулся и наградил ее взглядом, граничащим с ненавистью. Проглотив непонятно откуда взявшуюся горечь, он произнес:

– Si, certo[1]. Ничего.

Лотти прикусила губу. И что же он хотел услышать, ради всего святого? Она совершенно бесстыдным образом хотела его, была унижена его отказом, выражением отвращения на его лице – все вместе, это заставило ее почувствовать себя убогой. Ей же нужно как-то защитить себя.

– Не думай, что я этого не понимаю. – Ее голос был на удивление спокоен. – Я согласилась на все это ради ребенка, а не для того, чтобы воскресить наш брак.

Рафаэль повернулся и посмотрел на нее, глаза его метали молнии.

– До тех пор, пока мы оба знаем, где остановиться.

– Я уверена, что мы знаем. Ты вполне ясно обозначил свои чувства ко мне.

– А ты – свои.

– Да.

Лотти вздрогнула. Ее большая черная ложь. И не отопрешься теперь. Она уже впиталась Рафаэлю в кровь. В каждое движение мускул, движение плеч, каждый взгляд его угольно-черных глаз.

Он сделал пару шагов и снова оказался перед ней, глядя снизу вверх на ее напряженную фигурку. Лотти буквально уткнулась носом в стену его враждебности, глядя, как он пытается взять себя в руки, усмирить прерывистое дыхание, справиться со своей неприязнью к ней. Со всеми словами, которые рвались наружу.

Наконец он отступил назад, все еще не сводя с нее глаз.

– Тогда я рад, что между нами нет недомолвок.

Рафаэль залпом осушил стакан бренди и с грохотом поставил его на столик перед собой. Эмоции все еще бушевали в нем. Он провел рукой по лбу, задев шрам, который напоминал о недавнем инциденте.

Он должен быть рад. Ему ведь удалось уговорить Лотти попробовать. Теперь надо сдвинуть дело с мертвой точки, пока она не передумала – или, того хуже, не вернулась в Англию, встретила кого-то другого и забыла о нем. Надо признать, ему и так повезло, что этого до сих пор не произошло. Что ее не увел какой-нибудь юный красавчик и они не зажили долго и счастливо конечно же без его участия. Но его расследование не выявило никого подозрительного в этом плане, кроме этого сукина сына – ее босса в галерее, где она работает.

Рафаэль расцепил сжатые в замок пальцы. Если бы у нее кто-то был, то ему пришлось бы дать пару раз по морде. Впрочем, мужчина мог появиться в любой момент, и ему надо было действовать быстро.

Но не так, как он действовал. Боже… Он прикрыл рукой глаза. О чем только он думал, прижимаясь к ней, как озабоченный тинейджер? Показывая со всей очевидностью, как легко она его заводит?

Встав с софы, Рафаэль расправил затекшие плечи, поводил ими туда-сюда, почти наслаждаясь физической болью. Надо выстоять, надо быть сильным. По пути к камину он увидел свое отражение в огромном позолоченном зеркале, еще раз продемонстрировавшее ему, в какое дерьмо он превратил свою жизнь. Он быстро отвернулся, только чтобы наткнуться взглядом на мраморных херувимов, с усмешкой взирающих на него.

Иногда и впрямь кажется, будто весь мир ополчился против тебя.

Утро выдалось ярким и светлым, и Лотти наблюдала за его зарождением с самого начала. После нескольких часов неспокойного сна она сдалась и провела остаток ночи на подоконнике, закутавшись в одеяло. Там она и увидела, как звездная ночь уступает место первым лучам солнца, чье великолепное появление из-за серебристого горизонта происходит с поразительной быстротой, пока оно не займет свое место на небосклоне, готовое светить весь день.

Эти несколько часов дали ей достаточно времени все обдумать – снова и снова, пока не начала болеть голова. Но сейчас, одетая, согретая кофе, но так и не притронувшаяся к завтраку на подносе, она обнаружила, что ее сознание на удивление ясно и она понимает, что ей делать дальше.

Достав из сумочки телефон, она первым делом набрала сообщение своей подруге и соседке по комнате Алекс, написала, что собирается задержаться в Монтеррато «еще на несколько недель». Алекс определенно еще не успела проснуться, так что, по крайней мере, она имеет полное право избежать разговора с ней и шквала вопросов, который, несомненно, вызовет ее сообщение.

Нажав кнопку «Отправить», Лотти не смогла сдержать улыбки при мысли об эмоциональной реакции подруги на сообщение.

Следующий пункт ее плана требовал больших усилий. Надо сообщить Ибрагиму, ее боссу в галерее, что «три-четыре дня отгула», которые она взяла, превратились в три-четыре недели, и вряд ли он спокойно это воспримет. Он и в лучшие-то времена подвержен приступам истерии, а ее заявление и вовсе вызовет у него ярость. И все-таки надо это сделать. Так что Лотти набрала номер, заправила за ухо прядь волос, откашлялась и стала ждать соединения.

В палаццо все еще было тихо и спокойно, когда она наконец вышла на лестницу и вдохнула изысканный аромат свежесрезанных цветов. Спускаясь по ступенькам и чувствуя под рукой гладь перил из красного дерева, Лотти осмотрелась вокруг – нет ли кого-нибудь внизу. Она пересекла холл, открыла тяжелую дверь и сделала глубокий вдох.

Владение Монтеррато расстилалось перед ее взором во всех направлениях сколько хватало глаз. Прямо перед ней тянулись два ряда тополей, отбрасывающих диагональные тени на длинный подъездной путь, вьющийся среди подстриженных газонов. Лотти спустилась по лестнице и направилась по хрустящему гравию к боковой дорожке. Бодрящий холодный воздух освежал щеки. Она вдыхала его, чувствуя, как он очищает ее изнутри.

Засунув руки в карманы пальто, Лотти решительно зашагала в хорошо известном ей направлении – мимо огородов и хозяйственных построек, заброшенных конюшен и бассейна к извилистой тропке, теряющейся в густой роще.

Тропинка постепенно пошла вверх, пока не закончились деревья, и привела Лотти на вершину холма, где возвышалась часовня. Ее темно-коричневые стены контрастировали с жемчужно-голубым небом.

Несколько каменных ступеней, покрытых мхом, вели к храму и могилам, надгробья которых в свете холодного солнца кренились, как пьяные. Здесь, в этом живописном месте, обрели последнее упокоение многие поколения семьи Ривальди.

Лотти торжественно шествовала между ними, направляясь к маленькой могилке, при виде которой у нее сжалось сердце. У надгробия, подперев рукой щеку и раскрыв крылья за спиной, сидел резной ангел, преданно охранявший плиту белоснежного мрамора. Присев на корточки, Лотти попыталась успокоиться, но воспоминания нахлынули на нее с новой силой: она увидела, как в землю опускают крошечный белый гробик, услышала, как первая горсть земли стучит о его крышку. Наклонившись, она коснулась могильного камня, холодными пальцами обведя надпись на надгробии – слова, вырезанные в ее сердце. Кто-то поставил букет свежих цветов в маленькую урну, и она рассеянно поправила их под пристальным взглядом малиновки, усевшейся на голову ангела. Тишина и покой. Драгоценный момент. Лотти прочла про себя краткую молитву, и в этот момент малиновка взлетела, унося ее благословение в небо.

– Лотти?

Вздрогнув, она обернулась. В нескольких ярдах от нее стоял Рафаэль, высокая темная фигура в длинном черном пальто. Поднятый ворот прикрывал его поцарапанный подбородок. Ну просто-таки лихой викторианский злодей.

– Так и знал, что найду тебя здесь.

Лотти встала и поплотнее запахнула пальто:

– Мне просто надо было… подумать. Побыть с Серафиной.

– Конечно. Нет нужды объяснять. Я пойду… оставлю тебя в покое.

– Нет. – Внезапно Лотти поняла, что не хочет, чтобы он уходил. Ей нужно, чтобы он постоял вместе с ней у могилы их дочери. Не отдалялся, как обычно. – Почему бы тебе не присоединиться к нам?

Если ее слова и прозвучали легко, они оба знали, что на самом деле за ними стоит. Рафаэль замялся, насторожился, неуверенность и гордость отразились на его лице, прежде чем он направился к ней меж заросших могил и встал рядом с ангелом, как часовой.

На мгновение воцарилась до боли пронзительная тишина, пока Рафаэль не нарушил ее мягким покашливанием:

– Ты, кажется, замерзла, Лотти. Пойдем обратно в палаццо. Нам надо кое-что обсудить.

– Я в порядке. – В противовес словам плечи ее ходили ходуном от холода.

Уловив вызов в ее голосе, Рафаэль, в свою очередь, продолжил более властно:

– Тогда пойдем в часовню. Внутри будет теплее.

Спорить не было смысла. Лотти последовала за ним к арочному проему входа, и Рафаэль с силой потянул на себя металлическое кольцо двери. Внутри их приветствовал купол небесно-голубого потолка, усыпанный мириадами золотых звезд, и золоченый алтарь, находившийся под присмотром Мадонны с младенцем. Пройдя между рядами древних скамей, Рафаэль зажег свечу у алтаря и присел рядом с Лотти на первом ряду. Минуту они молчали, не желая разрушать чары.

– Итак, – наконец заговорил Рафаэль, понизив голос из уважения к месту, в котором они находились. – Твое решение, принятое прошлой ночью… – он пристально посмотрел ей в глаза, и Лотти заметила, что от холода его шрамы побелели, – все еще в силе?

– Конечно. – Она смело ответила на его взгляд.

– Хорошо. Тогда еще раз спасибо. Уверен, мне не надо тебе говорить, как много это значит для меня.

– Да, Рафаэль. И ты тоже не думай, что тебе теперь нужно бесконечно благодарить меня.

– Как скажешь. – Он с любопытством посмотрел на нее, пытаясь угадать ее настрой. – Наверное, будет лучше, если я перейду к практической стороне дела.

Не то чтобы это было лучше, но выбора у нее все равно нет.

– Доктор Овейзи приедет завтра в 14.30.

– Что? – У нее перехватило дыхание.

– Да, нам повезло. У него есть свободное время.

Ну конечно. Всемирно известные специалисты по ЭКО просто не могут не располагать свободным временем – их пустые ежедневники только и ждут звонка. По крайней мере, в мире Рафаэля это, кажется, происходит именно так.

– Завтра, – медленно повторила она, пытаясь свыкнуться с этой мыслью.

И почему ее это удивляет? Рафаэль из тех мужчин, которые, приняв решение, сразу же начинают действовать. Странно было ожидать, что он станет раскачиваться и предоставит ей месяцок-другой, во время которого она триста раз передумает и нарушит их договоренность.

Вчера, когда она приняла решение, у нее возникло ощущение, что в ее тело кто-то вселился. Какая-то безрассудная и безответственная дамочка, которая вышвырнула здравый смысл на помойку, заткнула ей рот и сказала: «Да, Рафаэль, конечно, я согласна на эту нелепую затею».

Лотти подозревала, что утром будет глубоко сожалеть о своей поспешности. Но бессонная ночь вознаградила ее не только темными кругами под глазами. В эти холодные сумеречные часы она сконцентрировалась на проблеме, увидела все яснее и четче, чем раньше. Она поняла, что Рафаэль прав. Она действительно хочет быть матерью, и, хоть в этом страшно признаться даже себе самой, больше всего на свете она мечтает стать матерью ребенка Рафаэля.

И это ее шанс добиться желаемого – единственный шанс дать жизнь последнему эмбриону. Отказаться сейчас – значит навсегда закрыть дверь в будущее мечты, согласиться на то, что их эмбрион надо уничтожить. А на это она не пойдет никогда. Даже странно, что сейчас она чувствует это с такой силой. Ведь они идут на неимоверный риск. Но что обычно говорят в таких случаях? Что больше всего мы сожалеем о том, что не сделали, чем о том, что сделали. Что ж, в этом ее никто не обвинит – не в этот раз. Никоим образом.

Окинув взглядом часовню, Лотти почувствовала, как волнение и трепет наполняют ее. Если их шанс стать родителями в руках Божиих, то они выбрали правильное место. Место вне времени, место, полное спокойствия и умиротворения. Сидя здесь рядом с Рафаэлем, видя перед собой Мадонну с младенцем, она наполнилась силами.

– Так завтрашний день тебя устраивает?

Вопрос вырвал Лотти из оцепенения, и она поняла, что Рафаэль ждет ее ответа.

– Я думаю, что чем быстрее мы начнем, тем лучше, – продолжил он.

– Завтра так завтра. – Она повернулась к нему лицом и даже рискнула широко улыбнуться. – Чем раньше, тем лучше.

Доктор Овейзи оказался франтоватым мужчиной средних лет с иссиня-черными волосами, зачесанными назад, и массой золотых украшений. Когда Лотти нервно пожимала его протянутую руку, она почувствовала, как кольца впиваются в ее потную ладошку.

Они сели в большом салоне – Лотти и Рафаэль бок о бок на диване, доктор Овейзи – на высоком стуле напротив. Сразу стало ясно, что этот человек очень умен и не будет тянуть кота за хвост. Человек того же сорта, что и Рафаэль. После краткого вступления он тут же перешел к вопросам о ее беременностях, неудачных попытках ЭКО и текущем цикле.

Все ответы он записывал в блокнот, который держал на коленях. Но несмотря на отсутствие светского лоска, он сразу же вызвал у Лотти доверие.

Рафаэль тихо сидел рядом с ней и внимательно слушал. Лотти чувствовала, как он напряжен и как много значит для него этот разговор.

Выяснив все о ее гинекологических проблемах, доктор Овейзи перешел к эмбриону. Рафаэль подтвердил, что эмбрион был заморожен в возрасте пяти дней, и назвал клинику, в которой он хранится.

– У вас только одна бластоциста? – обратился доктор к Рафаэлю.

Они оба знали это слово. Бластоциста – это пятидневный зародыш. Три изнурительных раунда ЭКО поневоле сделали их знатоками всей медицинской терминологии.

– Да. – Отсутствие эмоций в кратком ответе Рафаэля говорило само за себя. – Всего один.

– Хорошо. – Надев колпачок на ручку и спрятав ее обратно в карман, доктор Овейзи встал. – Думаю, пока что это все. Я организую визит нашей медсестры, чтобы обсудить с графиней Ривальди инъекции гормонов. Как только мы назначим дату трансплантации, увидимся в клинике.

Позволив себе едва заметную улыбку, он протянул Лотти руку и слегка поклонился, после чего вместе с Рафаэлем покинул комнату.

Лотти сверлила взглядом место, на котором он только что сидел. Все произошло так быстро. Доктор Овейзи, при всей его подчеркнутой отстраненности, сделал их намерение реальным, осязаемым. Неужто и впрямь возможно, что всего через несколько недель она может забеременеть? Забеременеть от Рафаэля?

Как и обещал доктор, медсестра приехала на следующий день с чемоданчиком, полным лекарств. Она сразу же понравилась Лотти: юная Джина родом из Восточной Европы оказалась очень смышленой, что делало ее еще более приятной. Хрустящая белая униформа плотно облегала ее ладную фигурку, волосы были забраны в конский хвост на затылке, а проницательные синие глаза излучали внимание и дружелюбие.

До тех пор, конечно, пока она не увидела Рафаэля. Лотти не могла не заметить, как Джина изо всех сил пытается скрыть свою восторженную реакцию на присутствие столь привлекательного мужчины.

Рафаэль наградил ее вежливой улыбкой, прежде чем объявить, что он оставляет их наедине. Женщины обменялись взглядами, и от Лотти не ускользнуло, как гаснет румянец на щеках Джины, занявшейся своим чемоданчиком и инструментами.

Джина собиралась приезжать каждый день, чтобы помочь ей с инъекциями гормонов, но Лотти сказала, что может делать это сама. Она ведь делала это прежде. Джина посмотрела, как Лотти ставит первый укол в бедро, и, удовлетворенная увиденным, откланялась, оставив инструкции и строгое расписание, которому надо было следовать до ее следующего визита.

– Мне нет нужды говорить вам о возможных побочных эффектах? – сочувственно улыбнулась Джина.

– Головные боли, спазмы в животе, перепады настроения, приливы… Жду не дождусь, – усмехнулась Лотти в ответ. – «Постоянным клиентам футболка в подарок».

– Ну, надеюсь, она будет достаточно просторная, – ответила Джина. – Чтобы смогла прикрыть большой живот.

– Будем надеяться.

Женщины посмотрели друг на друга.

– Это же доктор Овейзи. Он превращает мечты в реальность.

Вера Джины в лучшее была очень трогательной, хоть ее слова и звучали, как цитата из рекламной брошюры.

Глядя на груду лекарств на столе, Лотти наконец по-настоящему поняла, через что ей предстоит пройти. На что она подписалась. Но пути назад уже не было.

– Да, обещаю, я расскажу тебе все, когда вернусь, Алекс. Да… Нет… Я в порядке. Честно, Алекс, тебе не о чем волноваться. Давай-ка возвращайся к своему вину и дай мне немного поспать. Здесь уже полночь. На связи.

Она любит Алекс, правда, но обмануть ее становится все сложнее – особенно после стаканчика-другого вина, которые усиливают ее решимость докопаться до правды. «Просто скажи, что происходит, Лоте?»

Последние несколько дней Лотти словно выпала из реальности – ситуация становилась настолько безумной, что она и сама едва могла с ней примириться, не говоря уж о том, чтобы объяснить, что происходит, кому-то столь возбудимому, как Алекс.

Она приехала в Монтеррато, твердо уверенная, что ей предстоит подписать бумаги на развод, и вот пожалуйста, вместо этого она пытается забеременеть и хочет этого сильнее, чем готова признаться.

Выключив свет, Лотти калачиком свернулась под пуховым одеялом. Жизнь в Англии казалась ей сейчас бесконечно далекой, хоть она и понимала, что ей еще придется с ней столкнуться так или иначе – особенно в вопросе с работой у Ибрагима. Тот недвусмысленно дал ей понять, что не потерпит долгих отлучек, и если через неделю ее не будет на рабочем месте, то и рабочего места для нее больше не будет.

Жизнь Лотти в палаццо складывалась причудливым образом. Рафаэль частенько уезжал по делам, и, даже когда он был дома, Лотти почти его не видела. Если он не был завален делами в своем кабинете, у него были встречи в конференц-зале, или вне его, или где-то в его владениях – он решал множество сложных вопросов, в которые должен был вникать как хозяин Монтеррато.

Когда же их пути пересекались, он вежливо интересовался ее здоровьем и благополучием. Его участие казалось искренним, даже если он проверял ее – точно ли она следует указаниям доктора Овейзи. Но что-то в том, как он смотрел на запястье с часами или шарил в кармане в поисках телефона, давало ей понять, что у него нет никакого желания продолжать разговор.

Казалось, что она для него – лишь один из множества проектов. И хоть его прохладное, пренебрежительное отношение и задевало, оно не могло обмануть ее ни на минуту. Она знала, что это типичное поведение Рафаэля Ривальди.

Хуже всего были ночи – особенно если она знала, что Рафаэль находится неподалеку. Мысли о том, что он так близко, спит на своей кровати прямо за дверью, разделяющей их комнаты, но при этом так бесконечно далек от нее, наполняли Лотти невыразимой печалью. Никогда она не чувствовала себя более одинокой.

Сейчас, лежа тихонько в своей постели, Лотти отчетливо слышала звуки за дверью. Вот Рафаэль идет по деревянному полу, вот слышен звук льющейся в душе воды. С болью она представила полотенце на его бедрах, влажные волосы на груди и под мышками, движение упругих бицепсов, когда он сушит волосы…

Услышав скрип кровати, Лотти поняла, что полотенце уже сброшено на пол, а он сам, обнаженный, мускулистый, улегся под прохладные льняные простыни…

Наконец наступил день подсадки эмбриона. Они договорились, что Лотти приедет в клинику сама, а Рафаэль, который последние несколько дней был в Париже, уже будет ждать ее там.

Ехать было примерно два часа, но Лотти хорошо знала дорогу. Это была та же клиника, где она прежде проходила лечение и где хранился их драгоценный эмбрион. Но в этот раз, с участием доктора Овейзи, все казалось другим.

Итак, Лотти отправилась в путешествие. Она любила водить этот автомобиль – один из многих в автопарке Рафаэля. Это был гладкий черный хищник, сжиравший бессчетное количество миль за час. И каким же облегчением было наконец-то выбраться за пределы палаццо – подальше от любопытных глаз прислуги.

Она понимала, что их не могло не распирать любопытство по поводу отношений графа и его сбежавшей жены. Она бы на их месте умирала от любопытства. Если это примирение, то какое же странное! Рафаэля почти никогда не было дома, а когда он все же появлялся, то держал дистанцию – настолько почтительную, что она граничила с безразличием. Едва ли это напоминало воссоединение влюбленных голубков.

С каждой милей Лотти чувствовала, как нарастает волнение. Отвлечься не получалось – радио лишь подливало масла в огонь. Там передавали в основном любовные песенки, словно чтобы подчеркнуть абсурдность ситуации, в которой она находится. Немного сбавив скорость, Лотти схватила бутылку воды и сделала несколько глотков.

То, что она собиралась совершить, до сих пор казалось невероятным и сумасбродным. И то, что она обдумывала все это последние несколько недель, картины не меняло. Но больше откладывать нельзя. Забеременеет она или нет, последствия этого шага имеют жизненно важное значение.

Рафаэль ждал ее у входа в клинику. Он вежливо чмокнул ее в щеку, и они вместе вошли в раздвигающиеся двери.

Он был такой высокий и красивый в темно-сером костюме, с расстегнутым воротом рубашки, с приспущенным шелковым галстуком. Лотти вновь поразилась ошеломительному воздействию его красоты, одного его присутствия рядом, безупречности его стиля. Всего за несколько дней, которые она его не видела, его раны почти затянулись – синяки поблекли и казались бледно-желтыми на его оливковой коже, а шрам превратился в бледно-розовую линию.

Стоя у приемного покоя, они обменялись взглядами: Рафаэль все так же в броне самоконтроля, Лотти с внезапно пересохшим ртом – даже если бы она и хотела что-то сказать, то не смогла бы.

Подошел доктор Овейзи и, пока они поднимались в лифте на четвертый этаж, без промедления сообщил, что эмбрион успешно разморожен и все идет по плану. На лице Рафаэля отразилось неслыханное облегчение, что не укрылось от глаз Лотти благодаря зеркальным стенам лифта.

И вот всего полчаса спустя процедура была завершена.

Лотти не хотела, чтобы Рафаэль присутствовал при трансплантации. Она попыталась убедить его остаться в комнате ожидания, внезапно почувствовав нелепое смущение в его присутствии. Но, завязав на спине тесемки зеленого халата, он лишь ответил ей презрительным взглядом, пояснять который словами не было никакой нужды. И, надо признать, его присутствие помогло ей. Он возвышался над ней, подобно несокрушимой каменной стене, и казалось, одной его воли достаточно, чтобы их план сработал.

А когда он протянул ей руку, Лотти ухватилась за его ладонь как утопающий за соломинку – словно от этого зависела ее жизнь. Или, по крайней мере, жизнь их ребенка.

Сейчас он стоял позади нее, и они смотрели на компьютерный экран – доктор водил сканером по животу Лотти, указывая им на крошечный пузырек воздуха в том месте, где прикрепили эмбрион. Лотти смотрела на него, изо всех сил посылая позитивную энергию, чтобы все произошло, как надо.

– А сейчас, – доктор Овейзи повернулся к потенциальным родителям, – вот несколько правил, которые вам надо соблюдать следующие две недели.

Лотти кивнула.

Рафаэль замер в тревожном ожидании.

– Я твердо уверен, что стресс – злейший враг нашего тела, тем более в том, что касается имплантации эмбриона. Его надо избегать любой ценой. Исследования показывают, что правильный эмоциональный настрой реципиента чрезвычайно важен. Но я вовсе не имею в виду, что графиня должна соблюдать постельный режим и ничего не делать. – Он посмотрел на Лотти. – Я хочу, чтобы следующие несколько недель вы делали то, что приносит вам удовольствие. То, что отвлечет вас от процедуры и ее результатов. Поэтому я рекомендую умеренные физические и умственные нагрузки и супружеские отношения в полном объеме.

Супружеские отношения? Вот этого-то точно не будет – она готова руку дать на отсечение.

Печальная нелепость сложившейся ситуации поразила ее с новой силой.

Наконец Рафаэль и доктор Овейзи покинули комнату, а Лотти осталась в постели на требуемые пятнадцать минут. Глядя в пространство, она чувствовала, как множество самых противоречивых мыслей обуревают ее. Неужели все уже произошло? Внутри ее правда уже есть эмбрион?

Встав, одевшись и взяв себя в руки, она спустилась вниз. У стойки регистратуры стоял Рафаэль, прислонившись к стене, скрестив свои длинные ноги, и говорил по телефону.

Увидев Лотти, он жестом подозвал ее.

– Oui, oui, d’accord, deux semaines[2]. – Он повел бровями, приветствуя ее, и продолжил бегло говорить по-французски.

Лотти никогда до конца не понимала, как у него это получается – переходить с одного языка на другой с такой легкостью. Рафаэль свободно говорил на французском, английском, немецком, своем родном итальянском – говорил как дышал.

Пока Лотти ждала окончания разговора, она вдруг живо вспомнила несколько ярких моментов из их прошлой жизни. Они лежат, тесно прижавшись друг к другу, на смехотворно узкой кровати в ее крошечной студенческой квартирке, которую она снимала, когда они познакомились, а рассеянный свет полуденного солнца пробивается сквозь дешевые ситцевые занавески. Рафаэль передразнивает ее ученический английский, заставляет ее повторять за ним слова, а сам тем временем поглаживает пальцами ее кожу, а затем покрывает ее легкими, как перышко, поцелуями. Каждое слово становилось все более и более эротичным, а с последним он наконец накрыл ее припухшие губы своими, и урок закончился тем, чему их, конечно, никогда не учили в школе.

– Хорошо, решено. – Положив телефон в карман брюк, он обернулся и слегка нахмурился, увидев румянец на щеках Лотти. – Я организовал нам небольшое путешествие.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы едем на виллу Варенна. Я думал, ты будешь рада.

– Ну, да… наверное.

Пришла ее очередь хмуриться. У Ривальди было немало недвижимости, но это место было ее любимым – прекрасная вилла на берегу восхитительного итальянского озера.

– И когда мы едем? – Идея обсуждать отдых, пока они не узнали, забеременела она или нет, казалась немного странной.

– Прямо сейчас.

– Сейчас? – повторила она в изумлении. – Как мы вообще можем сейчас куда-то ехать?

– Легко. У меня здесь есть вертолет. Мы можем отправиться через пару часов.

– Нет, не можем. В смысле – не прямо сейчас. У меня ничего с собой нет. Ни одежды, ни туалетных принадлежностей.

– Ты всерьез сейчас мне говоришь, что не можешь ехать, потому что у тебя нет зубной щетки?

Лотти ответила ему упрямым взглядом. То, что он изображает из себя мистера Спонтанность, еще не дает ему права издеваться над ней.

– Я просто пытаюсь мыслить разумно. Как насчет машины? Той, на которой я сюда приехала?

– Все уже решено. – Ее возражения он просто отмел взмахом руки. – Не из-за чего напрягаться.

– Я не напрягаюсь. На сколько мы едем?

– До тех пор, пока не убедимся, что ты беременна.

– Две недели! Ты же наверняка не можешь просто все бросить и уехать на две недели?

– Есть такая штука, как компьютер, Лотти. И телефон, и современные технологии. Я же не предлагаю сплавляться по Амазонке и жить в землянке. Я отлично могу работать и на вилле. И я также не предлагаю все бросить, будь спокойна на этот счет. Правда, есть один момент. На вилле нет обслуживающего персонала. Думаю, нам понравится быть одним.

Глава 4

Оказаться на террасе виллы Варенна было все равно что попасть в другой мир. Всего несколько часов назад она лежала на больничной койке. А сейчас на озеро Варенна спускались сумерки, и разноцветные огоньки домов, выстроившихся вдоль берега, сверкали, как ожерелье из драгоценных камней. Небо казалось молочно-синим на фоне черных очертаний гор, а вода – ярко-фиолетовой.

Лотти никак не могла привыкнуть к неприкрытому богатству и привилегированному положению семьи Ривальди. Она выросла в совсем других условиях и поэтому никогда не чувствовала себя комфортно в подобных обстоятельствах – детство, проведенное в домике на окраине города, вряд ли могло подготовить ее к этому. Вся ее жизнь протекала на глазах у соседей, подглядывавших за ней из-за занавесок, наблюдали они и за ее матерью, возвращавшейся из очередного «мини-отпуска» с загорелым джентльменом и сувениром в бумаге на память о каких-то экзотических местах, которые она, вне всякого сомнения, видела лишь с палубы круизного судна.

У Рафаэля конечно же все было не так. Он был неотъемлемой частью этого мира. И вместе с богатством и привилегиями он унаследовал огромный запас целеустремленности и трудолюбия. Лотти лично смогла убедиться в том, какой груз ответственности предполагает титул графа Монтеррато, перешедший к Рафаэлю по наследству после смерти отца.

Лотти никогда не видела своего свекра Джорджио Ривальди. Он умер внезапно, когда они с Рафаэлем еще жили в Оксфорде. И это время, как теперь понимала Лотти, было сказкой. Их сказкой. Прекрасной, страстной, опьяняющей, слишком совершенной, чтобы длиться вечно. И поэтому ее конец был неизбежен.

Они встретились дождливым днем в Оксфорде – Рафаэль возник из клубов пара кофемашины в кофейне, где работала Лотти. Два часа, несколько чашек кофе, и нетерпеливая очередь посетителей стала свидетелем их быстрого знакомства.

Рафаэль оканчивал докторантуру по управлению бизнесом, Лотти была на третьем курсе в художественной школе. Казалось самой естественной вещью на свете, что он остался дожидаться конца ее смены, а потом они вместе под проливным дождем отправились в любимый английский паб Рафаэля и вбежали туда мокрые, смеющиеся – и безоглядно влюбленные.

Все и впрямь произошло слишком быстро – особенно внезапная беременность Лотти. И хоть они и были в восторге и поспешили зарегистрировать отношения в оксфордском бюро записей гражданского состояния, сейчас Лотти понимала, что отец Рафаэля вряд ли мог желать такого своему единственному сыну и наследнику. Что, по всей вероятности, она в принципе не была той, кого он хотел бы видеть своей невесткой.

Но ей так и не удалось выяснить это наверняка – Джорджио умер вскоре после того, как они расписались, – и вот тут-то все и начало меняться. Рафаэль поспешил в Монтеррато, взяв с собой свою беременную жену и погрузив ее в совершенно незнакомую атмосферу. Дела графства занимали все его время, и от этого в их отношениях стали появляться трещины, еще даже до трагической смерти Серафины.

Лотти была одинока, обижена на это чертово Монтеррато, укравшее у нее мужчину, в которого она влюбилась в Англии, и заменившего его на бизнесмена-трудоголика.

С тех пор ничего не изменилось. Монтеррато по-прежнему на первом месте. Единственная причина, по которой она оказалась здесь, – необходимость защитить его будущее и обеспечить ему наследника. Но даже осознание этого факта не уменьшило ее радости, когда она обхватила руками живот. Наследник… как раз в этот момент… мог начинать свою жизнь внутри ее.

Услышав шорох позади себя, Лотти обернулась и увидела Рафаэля, направляющегося к ней с пледом в руках.

– Я подумал, тебе может понадобиться. – Он развернул плед и накинул ей на колени, но Лотти отодвинулась на другой конец скамейки.

– Я не инвалид, ты же знаешь.

– Знаю. Просто вдруг тебе холодно.

– Нет, это не так.

– Ясно. Значит, просто в плохом настроении. – Он забрал покрывало, перекинул его через плечо и снова посмотрел на нее. – Что собираешься делать вечером?

Лотти метнула взгляд в его сторону: высокий, импозантный, он стоял, как матадор, в ожидании ее ответа. Он же не ждет на самом деле, что они сегодня будут еще что-то делать? Разве не достаточно для одного дня трансплантации эмбриона и перелета на вертолете?

– Делать?

– Я имею в виду ужин. Хочешь пойти куда-нибудь?

– Нет, спасибо. Я вообще-то порядком устала.

– Да, конечно. Я должен был учесть это. Что ж, тогда я сам что-нибудь приготовлю на ужин.

– Ты и впрямь полон решимости относиться ко мне как к калеке.

Шпилька попала в цель, и Рафаэль стер с лица улыбку.

– Неуместное сравнение, юная леди. И кроме того, это не тот случай, чтобы рваться в бой. Если только ты не приобрела некоторые навыки, которых тебе до сих пор, увы, не хватало.

– Может, и приобрела. – Лотти вызывающе вздернула подбородок. Хотя, конечно, все было не так. Она до сих пор полный ноль в кулинарии. Но Рафаэлю необязательно знать об этом.

– Что ж, в таком случае мне не терпится отведать несколько изысканных блюд в ближайшие две недели.

У Лотти упало сердце. Она и правда сможет прожить здесь целых две недели наедине с Рафаэлем? Глядя на него, стоящего в темноте, и чувствуя на себе взгляд ее зорких глаз, она понимала: приготовление пищи – наименьшая из ее проблем.

– Ну, так что, пойдем в дом?

– Через минутку. Хочу посидеть тут еще немного.

Взглядом попросив ее подвинуться, Рафаэль присел рядом.

Вообще-то она имела в виду, что хочет побыть одна. Внезапно скамейка показалась ей до смешного маленькой для двух человек – особенно если один из них шесть футов ростом и, судя по мускулам, не новичок в спортзале.

– Красиво, правда? – Наконец отодвинувшись на максимально возможное расстояние, Лотти решила высказаться по поводу пейзажа. Чернильно-синее небо все еще было на несколько тонов светлее, чем вода. Начали появляться первые звезды.

– Si, molto bella[3].

Он положил руку на спинку скамьи позади нее, и Лотти затаила дыхание.

– Я тут подумал: возможно, ты захочешь заняться живописью.

– Может быть. – Лотти выдохнула. Рука за ее спиной внезапно стала казаться властной, давящей, хотя идея снова заняться рисованием привела ее в восторг. Прошло столько времени с тех пор, как она брала в руки кисть и краски. А вилла – идеальное место, чтобы писать.

– Ты не должна бросать это занятие, ты же знаешь. – Неправильно поняв вялую реакцию Лотти, Рафаэль повернулся на скамейке, чтобы заглянуть ей в лицо, попутно коснувшись коленом ее бедра. – У тебя несомненный талант. Будет очень жаль, если он пропадет.

– Буду иметь в виду. – Ее язвительный ответ был отчасти реакцией на его близость в темноте, на ощущение исходящего от его тела тепла, его дыхание.

– Пойдем. – Он встал и жестом пригласил ее сделать то же. – Пора вернуться в дом и раздобыть тебе немного еды. Может быть, это улучшит твое настроение.

Кухня была современной, вся из полированного бетона и матовой стали. На первый взгляд казалось, что тут в принципе не может быть ничего съедобного. Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что холодильник забит едой – яйца, молоко, мясо, сыр, а в кладовой обнаружился впечатляющий набор пакетов и банок, аккуратно выставленных в ряд для осмотра.

– Я попросил пополнить запасы. Что ты хочешь на ужин?

– Не знаю даже. Омлет?

– Хорошая идея. – Рафаэль достал яйца, а затем, открыв еще несколько ящиков и коробок, извлек на свет божий миску, сковородку и венчик для взбивания.

Лотти села на стул и стала смотреть, как Рафаэль шагает по кухне в поисках необходимых ингредиентов. Она втайне наслаждалась этим зрелищем – не только тем, что он готовит для нее, но и тем, что она может наблюдать за процессом, открыто смотреть на него и не бояться, что он обратит внимание на слишком пристальный взгляд.

– Я могу тебе чем-то помочь?

Он резал перец, нож двигался на деревянной доске быстро и резко. В следующий момент Лотти пришлось отвернуться – ей никогда не нравился вид крови.

– Можешь открыть вино, если хочешь.

– Думаю, мне лучше налегать на воду.

Внезапно нож замер в воздухе. Рафаэль отбросил волосы со лба, и Лотти увидела, как треволнения этого дня отражаются в его глазах.

Она проглотила подступивший к горлу комок.

– Но тебе я налью бокал.

Одна пожарная тревога, полусырое рагу, подгоревший омлет – и вот наконец их ужин окончен.

Отложив вилку и нож в сторону, Лотти смотрела на мужчину, сидящего рядом с ней. Интересно, что сейчас происходит у него в голове? Непроницаемый, сложный, обаятельный, страстный, доминирующий – это все был он один, и даже больше.

– Что ж, спасибо. Это было… прикольно. – Лотти с невинным видом захлопала ресницами.

– Ужасно вышло, да? – Оторвав кусок черствого хлеба, Рафаэль, явно голодный, отправил его в рот и начал жевать. – Но прежде чем ты начнешь смеяться надо мной, хочу напомнить, что завтра – твоя очередь. Твой шанс продемонстрировать мне свои новые навыки.

– Я не говорила, что это кулинарные навыки.

Рафаэль напрягся, повернулся к ней лицом.

– А о каких же тогда навыках ты говорила? – спросил он неожиданно жестким тоном, переменившись в лице.

– Ни о каких. – Лотти наморщила нос. – Я просто дурачилась.

– Ты уверена? – В поисках правды Рафаэль сверлил ее взглядом.

– Рафаэль, прекрати. Я не это имела в виду, и ты знаешь.

– Но это связано с другими мужчинами?

Лотти внезапно рассердилась:

– Я надеялась, ты все-таки поймешь, что это не твое дело. – От возмущения ее щеки запылали. – И кроме того, зачем спрашивать? Твои ищейки разве не доложили тебе? Лучше ты мне скажи, где я прокололась. Кажется, ты знаешь об этом больше, чем я.

– Не говори ерунду.

– Так твои сыщики ничего не нарыли? Но вопросы еще остались, да? Не упустили ли они чего? Вдруг у меня все же есть любовник, о котором ты не знаешь?

– А он есть? – спросил Рафаэль тихим, не предвещающим ничего хорошего тоном, предупреждая Лотти взглядом, что она ступает на опасную почву.

– Нет, как выяснилось. Но что, если бы был? Какое право ты имеешь совать нос в мою личную жизнь, тогда как сам наверняка переспал с кучей женщин? – Лотти остановилась, учащенно дыша, в надежде, что он опровергнет ее слова.

Но Рафаэль просто продолжал сердито смотреть на нее, и его эгоизм, его желчность, его высокомерие только разожгли ее негодование и ревность.

– Сколько бы женщин у меня ни было, это не твое дело, – наконец нарушил он свое жестокое молчание.

Лотти слезла со стула. Единственное, чего ей хотелось сейчас, – бежать от него. Она не собирается участвовать в своей собственной пытке. Не сегодня. Любой ценой.

– Я иду спать.

Внезапно он оказался рядом с ней, притянул ее к себе, заключив в стальное кольцо объятий.

– Отстань от меня.

Лотти пыталась вырваться, но прекратила попытки, когда поняла, что эта борьба может принять совсем другой, волнующий, оборот. Рафаэль чуть-чуть ослабил хватку – чтобы немного откинуть голову и посмотреть ей в глаза. Его горящий взгляд сказал Лотти, что он почувствовал то же, что и она.

Опустив руки, он повернулся к ней спиной и зашагал прочь.

– Думаю, тебе стоит вспомнить, что сказал доктор Овейзи, – холодно бросил он через плечо. – Не накручивай себя. Тебе вредно. – Он помедлил, подбирая слова. – Для беременности, ее исхода.

Само высокомерие, просто бесит! И Лотти даже не могла сказать, что раздражает ее больше всего: допрос о личной жизни или покровительственная манера, с помощью которой он пытается ее контролировать.

– Не смей говорить, как мне себя вести, – бросила она ему в спину. – Ты начал эту перепалку, исказив мои слова, выспрашивая о моей личной жизни. Это тебе надо подумать о своем поведении.

– Надеюсь, тебе удастся заснуть и как следует выспаться. Уверен, утром ты будешь чувствовать себя лучше. – Он обернулся и холодно посмотрел на нее.

Рафаэль спустился на террасу и пошел по дорожке, ведущей к узорчатым железным воротам. Повернув в замке тяжелый старый ключ, он распахнул створки и начал спускаться по каменным ступенькам, ведущим к озеру. Прямо перед ним находился ряд причальных столбов, и к самому дальнему из них был пришвартован быстроходный катер, о бока которого мягко бились волны.

Усевшись на дощатый настил, Рафаэль опустил ноги в воду и рассеянно уставился в черноту водной ряби.

Сегодня завершился первый этап его миссии. Его единственная надежда стать отцом сегодня наконец-то получила шанс стать реальностью.

Ему бы сейчас чувствовать радость и ликование. С тех пор как он попал в аварию и узнал, что отныне бесплоден, это была его главная цель. Но радости нет – только злость на самого себя и сложившуюся ситуацию.

О чем он только думал, затеяв спор с Лотти в первый же вечер? Разве не должен он обеспечить ей покой и отсутствие стрессов в ближайшие две недели? Откуда взялась эта чертова ревность, даже ярость? Он не может не думать о том, что она, возможно, встречалась с другими. Хоть его расследование и не нашло следов романа. Да и Лотти утверждает, что у нее никого нет. Надо остановиться и успокоиться.

Но все же мысль о Лотти в объятиях другого жестоко мучила его, как и в тот момент, когда она сбежала от него. От одной лишь мысли о том, что какой-то ублюдок мог затащить ее в постель, лапать ее, заниматься с ней любовью, в его венах начинала бурлить раскаленная лава.

Нет, разумеется, сам он не соблюдал целибат. В этом Лотти права. У него были другие женщины, конечно, не так много, как она воображает. Они делили с ним постель, удовлетворяли его нужды. Но ни одна из них ничего для него не значила. В тот момент, когда Лотти ушла, сказав, что никогда не любила его, в нем что-то умерло – способность чувствовать, умение любить.

Но теперь, когда Лотти снова вошла в его жизнь, оказалось, что чувства, которые он считал умершими – и которые действительно умерли, – были просто спрятаны глубоко внутри его. Возможность смотреть на нее, проводить с ней время пробудила их ото сна.

Что ж, это больше не повторится. Какой бы желанной она ни казалась, как ни завораживал бы его каждый поворот ее головы, как бы ни влек к этой милой молодой женщине, которую он полюбил, какой бы сексуальной, чертовски невыносимой, невероятно привлекательной она ни была… он больше не откроет ей свое сердце.

Наверху, в кремово-белой спальне, Лотти надела тонкую ночную рубашку из хлопка, таинственным образом оказавшуюся у нее на подушке, и скользнула в свежезастеленную постель. Казалось, голова вот-вот лопнет от мыслей обо всем, что произошло сегодня. Натянув одеяло до подбородка, она прижала колени к груди и обхватила их руками, пытаясь найти хоть какую-то логику в творящемся безумии.

Хотя, конечно, ее в принципе нет. Логика отговорила бы ее от этого шага, заставила бы отправиться прямиком на самолете в Англию и отказаться от коктейля из мучений и тоски под названием «Рафаэль Ривальди». Логика спасла бы ее от ощущений, которые она испытывает сейчас, от бессильной обиды и бессилия.

Какое право он имеет так себя вести? Задавать ей вопросы о личной жизни, в то время как сам потерял счет красоткам в своей постели? Да, надо признать, это все еще ранит ее. Словно нож в сердце.

Нет, конечно, она тоже не монашка, у нее были свидания с милыми молодыми людьми, и те были не прочь продолжить знакомство, открыто признавались в любви, но никто так и не задел ее за живое. Она просто не могла завязать с ними отношения. Не после Рафаэля. Она смирилась с тем, что он единственный для нее. Всегда это знала.

Уйти от него было невероятно сложно. Но пришлось найти в себе силы. Их совместное будущее умерло вместе с Серафиной – несмотря, а может, и благодаря одержимости Рафаэля снова стать отцом. Как будто ребенок – это единственное, что могло сделать их отношения полноценными. А без него и жениться на ней было незачем. И она – его ошибка.

Ее постель находилась напротив окна, из которого открывался вид на озеро и горы. Лотти не задергивала шторы и теперь решила подойти и вдохнуть немного воздуха. Во дворе она различила смутные очертания мужской фигуры – кто-то закрыл ворота, ведущие к озеру, и направился к террасе.

Лотти смотрела, как Рафаэль подходит все ближе и ближе, пока наконец он не встал прямо под ее окнами. Распахнув окно шире, Лотти поймала его взгляд. Мгновение они смотрели друг на друга. Затем, холодно кивнув, он продолжил свой путь, пока не скрылся из вида.

Глава 5

На следующее утро, открыв глаза, Лотти не сразу вспомнила, где находится. Комнату заливал солнечный свет, из окна открывался прекрасный вид на горы и озеро, напоминавший картину, висевшую на стене ее комнаты.

Но вскоре реальность напомнила о себе, вытеснив блаженное неведение сна и заменив его списком тревог и забот. Подсадка эмбриона, переезд на виллу Варенна, две недели наедине с Рафаэлем, не говоря уж об их стычке прошлым вечером… Да они чуть не подрались всего-то за пару часов, проведенных вместе. Что же будет дальше?

Лотти отправилась в ванную, на минуту задержав взгляд на своем отражении в большом зеркале. Длинные светлые волосы тяжелой волной спадали на плечи, глаза, еще слегка припухшие со сна, внимательно смотрели на нее. Сделав шаг назад, она придирчиво себя оглядела, разгладила ночную рубашку на совершенно плоском животе.

Что там происходит сейчас? Забеременела ли она? Неужели это правда возможно? Понимание, что она настолько сильно хочет этого ребенка, было шокирующим, головокружительным.

Пробормотав несколько ободряющих слов своему животику, Лотти шагнула в душевую кабину и позволила мощным струям воды смыть все ненужные мысли из ее головы.

– Доброе утро. – Рафаэль оторвал взгляд от своего ноутбука, когда Лотти вошла в кухню. Он обратил внимание на облако свежевымытых кудряшек и цветочный аромат геля. На ней был легкий хлопковый халат, перепоясанный так туго вокруг талии, что запросто мог бы перерезать ее пополам. – Прибыли твои вещи. Я бы принес их наверх, но подумал, вдруг ты хочешь подольше поваляться в постели.

– Как мило. – Она вздрогнула от собственной язвительности. Сегодня вообще-то новый день, и вчерашние колкости лучше бы забыть.

– Надеюсь, ты хорошо спала? – Рафаэль проигнорировал шпильку и пододвинул ей табуретку. Он был в белой рубашке. Рукава, закатанные до локтя, открывали взору загорелые руки, покрытые густыми темными волосами.

– Да, прекрасно, спасибо.

– Голодна? – Он жестом указал на тарелку с булочками на столе.

– Хм…

Рафаэль пододвинул блюдо и стал смотреть, как Лотти садится рядом с ним, бережно разглаживая халат у себя на коленях.

– Выглядит аппетитно.

– Корнетти, свежие, прямо из пекарни. Я сплавал за ними на лодке рано утром.

Разрезав одну из булочек, Лотти щедро намазала ее маслом и откусила.

– Так как ты себя чувствуешь? – Закрыв ноутбук, Рафаэль все свое внимание перенес на нее, увлеченный видом блестящих от масла губ.

– Если ты хочешь спросить, чувствую ли я себя беременной, то нет. Я чувствую себя точно так же, как вчера. – И она снова сосредоточилась на своем завтраке.

– На самом деле меня интересует, улучшилось ли твое настроение. Хотя ты, кажется, уже дала мне понять.

– Мое настроение совершенно в порядке, спасибо. – Лотти вытерла пальцы о бумажную салфетку и независимо вздернула подбородок.

– Ну, вот и хорошо.

Он подался вперед, отметив, как расширились при этом глаза Лотти, и убрал крошку, прилипшую к ее нижней губе, а затем слизнул ее со своего пальца. Интимность этого жеста потрясла его самого. О чем только он думает? Лотти выглядела такой же ошарашенной и немедленно отпрянула.

– Необязательно так себя вести, – сказала она, потуже запахивая полы халата.

– Как – так?

– Не знаю… Как, ну… Псевдовежливо.

– В смысле? – Он удивленно уставился на нее.

– Не стоит так со мной носиться. Это неправильно. И вообще, перенапряжешься.

– Носиться? – Рафаэль увидел, как щеки Лотти покрылись румянцем, она опустила взгляд, а пальцем катала крошки вокруг тарелки. – Вот уж не знал, что делаю именно это.

– Давай постараемся вести себя нормально. – Она снова посмотрела на него, пытаясь унять волнение. – Нет смысла притворяться, играть в заботливого супруга… Это не сделает меня более беременной и к тому же выглядит фальшиво.

– Что ж, спасибо, что пояснила.

Ее язвительные слова достигли цели. Она явно пытается установить свои правила, воздвигнуть барьер между ними, чтобы избежать нежелательного внимания. Сама мысль об этом ранила его.

– Хорошо, – внезапно охрипнув, сказал Рафаэль. – Я согласен, что между нами не должно быть недопонимания. Чтобы не казалось, будто мы наслаждаемся обществом друг друга или что-то в этом роде.

Настала очередь Лотти поежиться от его слов. Почему ей должно быть плохо только то того, что она сказала правду? Враждебность, которую он ей демонстрировал, когда она только приехала в палаццо, достаточно ясно показывала, что он о ней думает.

– Я думаю, важно быть честными друг с другом, вот и все. Я знаю, что сказал доктор Овейзи, и все такое, но это не значит, что мы должны дурачить друг друга.

– Как скажешь. – Утомленный разговором, Рафаэль встал. – Ты наелась?

Что ж, этот неловкий разговор явно окончен.

– Да, спасибо. Пойду оденусь.

– Подожди, мне надо кое-что тебе показать.

– Хм. Что же?

– Пойдем со мной, и узнаешь.

Немного посомневавшись, Лотти слезла со стула.

– Надеюсь, ты примешь то, что я приготовил для тебя, прислушавшись к совету доктора Овейзи, и не станешь спорить из-за этого.

Лотти последовала за ним вверх по лестнице, и с каждым шагом ее сердце билось все чаще. Что же он придумал? И хоть она и приказывала себе не быть дурой, только один совет доктора Овейзи крутился у нее в голове – полноценные супружеские отношения. К тому же они, кажется, движутся в сторону спальни.

Наконец Рафаэль распахнул двери комнаты и пропустил ее вперед.

– Ну, что скажешь?

Взору Лотти открылась чудесная картина. В центре комнаты стоял мольберт, несколько натяжных холстов разного размера были прислонены к стене. Палитра, набор кистей и головокружительное количество тюбиков с краской лежали на столе рядом с мольбертом.

– Я решил, что эта комната подходит лучше всего – в смысле света. Она выходит на север.

Лотти не моргая продолжала смотреть на все это.

– Что-то не так?

– Нет, конечно нет.

– Что же тогда?

Отчаянно пытаясь совладать со своим лицом, чтобы на нем не отразились признаки разочарования, Лотти мерила шагами комнату.

– Это просто… как-то слишком. В смысле, мы здесь всего на две недели – даже Ван Гогу было бы не под силу использовать столько холстов за это время!

– А кто говорил про две недели? Мы оставим все как есть, и ты сможешь приезжать в любой момент и оставаться столько, сколько пожелаешь, во время беременности. Здесь очень красиво весной. Все краски и растворители не вредны для беременных, я проверил.

Ах, если бы ее волновали только краски! Куда более тревожным было то, что она теряет контроль над своей жизнью, а он начинает манипулировать ей, принимать решения насчет ее будущего, даже не посоветовавшись.

А еще более пугающей была реакция ее тела на нелепую идею, что он ведет ее в свою постель.

– Мы пока не знаем, беременна ли я, Рафаэль. – Ее слова прозвучали слишком сухо, и она понимала это. – А даже если это и так, хочу тебе напомнить, что еще ничего не решено. Понятия не имею, почему ты считаешь, что я буду жить здесь.

– Ну, не обязательно здесь…

– Я о владениях Монтеррато в целом. У меня есть своя жизнь, ты же знаешь. Квартира, друзья, работа. – Последнее утверждение было не совсем верно. На самом деле, совсем неверно. Последний звонок от Ибрагима не обнадеживал. Босс был в ярости, что она его ослушалась, и где-то посреди его гневной тирады она услышала, что уволена.

Но, как это ни смешно, она испытала облегчение. За год напряженной работы в галерее Ибрагима, известного и уважаемого арт-дилера, границы их бизнеса расширялись все больше и больше. Встречи с клиентами все чаще стали оканчиваться в барах, а затем они поздно ночью ехали в такси, Ибрагим растягивался прямо на кожаном сиденье, и от него несло перегаром. Не раз и не два она уже думала, что не вернется на свое рабочее место для «разбора полетов».

Конечно, говорить ему, куда он может засунуть свои инсталляции, было не самым мудрым решением. Тем более что в ответ он прорычал, что она больше никогда не найдет себе работу в мире искусства. Что наверняка правда. Ибрагим достаточно мстителен, чтобы озаботиться этим.

Куда более насущная проблема сейчас – темноволосый мужчина, стоящий в другом конце комнаты и глядящий на нее с таким напряжением, с такой силой во взоре, что Лотти казалось, будто он прожигает ее взглядом и воспламеняет в ней ответный огонь.

– Уверен, нет ничего такого, что не может подождать.

Чары рассеялись. Пренебрежительная ремарка Рафаэля вернула Лотти с небес на землю. Ее сердце учащенно забилось от возмущения.

– Как только мы убедимся, что ты действительно беременна, самым разумным для тебя, естественно, будет остаться в Монтеррато.

– Твое понимание естественного далеко от моего. – Лотти запнулась. – Я хочу сказать, что, даже если я забеременею, нет никаких причин не поехать в Англию – по крайней мере, до родов.

– Нет, Лотти. – Голос Рафаэля был тих и ровен, как вода перед бурей. – Так не пойдет. Когда мы узнаем, что ты беременна, ты останешься в Монтеррато. На все время беременности.

Казалось, воздух между ними заискрил от напряжения.

– Думаю, мне надо пояснить тебе одну очень важную деталь. – Расправив плечи, Лотти уперла руки в боки. – Я согласилась попытаться ради этого ребенка, а не передала тебе право контролировать мою жизнь. Запомни это хорошенько.

Черт! В этот момент он вообще ничего не может запомнить. Она явно этого не осознает, но сейчас, стоя у окна в этом чертовом облегающем пеньюаре, Лотти демонстрирует ему очертания своего тела во всей красе. Он старался не смотреть, не замечать, отвернуться, но изгиб ее талии, бедер, ее длинные стройные ноги снова и снова притягивали его взгляд. А теперь еще и грудь начала вздыматься от учащенного дыхания.

– Тебе надо что-нибудь накинуть.

Лотти непонимающе нахмурилась. Его хриплый голос, внезапная смена темы… Он понимал, что надо спасаться бегством, – подальше от физической боли, от сексуального голода, который она пробуждает в нем.

Направившись к двери, Рафаэль обернулся и в последний раз взглянул на нее, прежде чем галопом спуститься по лестнице. Он хотел пойти в кабинет, но передумал. Сперва надо избавиться от излишков распирающей его энергии. Еще один лестничный пролет привел к спортзалу и бассейну. Включив свет, он подошел к гантелям, взял их в руки, начал разминаться. Это принесло успокоение. Хорошая тренировка – вот что ему сейчас нужно.

Вдруг он остановился, руки замерли в воздухе. Чертов фитнес! Кого он пытается обмануть? Тренировка нужна ему, чтобы выкинуть образ Лотти из головы, избавиться от ее воздействия. И для этого ему придется в ближайшие две недели немало времени провести в спортзале.

Ворочая мясо на сковороде, Лотти смотрела, как из него вытекает кровь. Ей нравится хорошо прожаренный стейк, а Рафаэлю – полусырой. Даже в еде их вкусы расходятся.

Следующие несколько дней на вилле Варенна были ужасны, мучительны. Они с Рафаэлем, как актеры пьесы, ходили по прекрасной сцене, стараясь обходить друг друга, балансируя между несогласием и злостью, противоестественной вежливостью и сдержанностью. И оба это осознавали – как и хрупкость установившегося перемирия.

И как они только собираются выжить бок о бок столько дней? И дело не только в беременности, хотя, видит Бог, это событие наполняет ее мысли днем и ночью. В мыслях она хаотично металась между восторгом и отчаянием, в зависимости от того, какой исход представляла себе.

Самое сложное было просто находиться рядом с Рафаэлем, осознавать, как он на нее воздействует.

Сквозь шкворчание мяса на сковороде она различила шум в соседней комнате, а затем у нее над головой раздалось звучание музыки. Опера. Печальная итальянская опера. «Травиата». Что он пытается с ней сделать?

– Готово? – Рафаэль, в черных джинсах и свободной рубахе, вошел на кухню.

– Почти. А ты не мог бы включить что-нибудь более жизнерадостное? – Она мотнула головой в сторону комнаты, откуда доносилась музыка.

Он исчез, последовала короткая пауза, а затем Джонни Кэш запел что-то бодрое.

– Думаю, это поможет тебе побыстрее управиться со стейком. – Он уже стоял позади нее. – Или с тем, что от него осталось. Вот этот мой? – Он указал на тарелку, стоящую рядом с плитой.

– Да. Остывает.

– Хорошо. – Рафаэль потянулся за тарелкой и с подозрением на нее уставился.

Возникшая пауза заставила Лотти застыть на месте.

– Что-то не так?

– Все так. Я могу взять салат?

Они отнесли еду на маленький столик у эркера в гостиной. Вид на озеро отвлекал от недостатков пищи, не говоря уж об острых углах в разговоре. Они не затронули ни одну из важных тем с момента их беседы в студии. Не говорили о том, что будет, если Лотти все-таки забеременеет. Избегали, как минного поля в зоне военных действий.

Для себя Лотти решила, что нет никакой необходимости вступать в споры с Рафаэлем, – тем более о том, чего может и не произойти.

– Как порисовала сегодня? – спросил Рафаэль, разрезая стейк на кусочки.

– Хорошо. – Лотти ощутила знакомое волнение при взгляде на него. – Я пока делаю только небольшие наброски. Надеюсь, из них что-нибудь получится. – Она остановилась, наткнувшись на его взгляд. – Если, конечно, я задержусь здесь достаточно надолго.

Рафаэль стиснул зубы, но ничего не сказал.

– Поймать свет на воде невероятно сложно. – Она постаралась побыстрее сменить тему. – Едва мне начинает казаться, что что-то удается ухватить, как все меняется.

– Немного напоминает жизнь, – холодно произнес Рафаэль, уткнувшись носом в свою тарелку.

Лотти уставилась в свою.

– Много ли ты занималась живописью с тех пор… с тех пор, как мы виделись в последний раз?

Лотти благодарно кивнула, отметив его тактичность. Его голос был ровным, но все тело было напряжено – как будто ему хотелось вскочить и закричать: «С тех пор как ты меня бросила!»

– Хм… Немного, на самом деле. У меня было мало времени, все-таки полный рабочий день и все такое. Но я продолжала рисовать. Делала много эскизов – ну так, для друзей. Портреты и тому подобное.

– Хорошо, что ты развивала свой талант. Так эта твоя работа… – Отложив вилку и нож, Рафаэль вперил в нее взгляд. – Расскажи мне, каково работать на парня вроде Ибрагима?

– Нормально. – Лотти пожала плечами. – Эта работа хорошо оплачивается. – «Оплачивалась», – мысленно поправила она саму себя.

– И что конкретно он от тебя хотел за эти деньги?

– Ты на что намекаешь, Рафаэль? – Ее глаза блеснули опасным огнем.

– Ни на что.

– Вот и хорошо. Потому что если это намек, то он весьма оскорбительный.

– Я просто пытаюсь понять, почему ты отказалась от моего предложения ради работы на этого придурка. – Его полную неспособность понять ее выдавали упрямо сжатые челюсти. – Если тебе нужны деньги, стоит только попросить.

Лотти вспомнила до неприличия огромную сумму денег, предложенную его адвокатами через несколько месяцев после того, как она сбежала. И от которой она немедленно отказалась. Такое ощущение, что он пытался откупиться от нее – всего хорошего и скатертью дорога.

– А я не могу понять, почему ты не понимаешь, что я хочу быть независимой?

– Ну, разумеется. Как глупо с моей стороны забыть об этом. – Его ответ был полон сарказма. – Ну и каково это – ощущать независимость на побегушках у этого подонка?

– Это лучше, чем быть содержанкой. – Лотти метнула на него гневный взгляд. – И кроме того, я не на побегушках. Я вполне способна договариваться с такими людьми, как Ибрагим. Я в состоянии позаботиться о себе.

Рафаэль посмотрел на сидящую перед ним отчаянную молодую женщину и решил, что, наверное, она права – она может постоять за себя. Это больше не невинная двадцатиоднолетняя девушка, в которую он влюбился, но кто-то, кому, несмотря на беззащитный вид, хватает смелости и силы справиться с ударами судьбы. Конечно, инстинкт защитника никогда не покинет его. Он всегда без раздумий заслонит ее собой от пролетающих пуль.

– Даже не сомневаюсь.

– Хорошо. – Лотти закусила губу, надеясь, что они положили конец разговорам на эту тему.

– Тем более что я знаю, что ты больше не работаешь на него.

– Знаешь? – Лотти почувствовала, как в ее жилах закипает кровь. – Откуда?

В ответ Рафаэль лишь пожал плечами.

– И зачем я спрашиваю? Пора бы мне усвоить, что ты не испытываешь никаких угрызений совести, когда лезешь в мою жизнь.

– На самом деле, это Ибрагим вышел на меня, – убийственно спокойным тоном сказал Рафаэль. – Он пригласил меня на эксклюзивный просмотр – несколько концептуальных художников, от которых он был в восторге. Несомненно, у него огромный потенциал.

– А зачем ему ты?

– Потому что я нахожусь в списке его клиентов, разумеется. Странно, что ты этого не знаешь. Хотя сейчас это уже не имеет значения.

– И единственная причина, по которой ты был в этом списке, – возможность шпионить за мной?

Рафаэль неопределенно пожал плечами:

– Как бы там ни было, я упомянул твое имя в разговоре – и тут-то и выяснилось, что ты больше не работаешь у него.

– И он сказал почему?

– Забавно, но он, кажется, не хотел о тебе говорить.

– Тогда позволь мне просветить тебя. Ибрагим уволил меня из-за вот этого. – Лотти обеими руками обвела пространство вокруг себя. – Он отказался предоставить мне дополнительный отпуск.

– А…

– Так что теперь у меня нет работы, на которую я могу вернуться. Только, пожалуйста, не вини себя в этом.

– Я и не виню.

Да, похоже, ее стрела не попала в цель. Но чем больше она думала об этом, тем больше радовалась, что уже не работает на Ибрагима. Она сможет найти другую работу.

Вернувшись в Англию с одним чемоданом и очень скромной суммой денег в кармане, она приняла решение поехать в Лондон. Ей нужно было начать с чистого листа, избавиться от воспоминаний, которые неизбежно настигли бы ее в Оксфорде. Она не хотела, чтобы Рафаэль знал, где она, преследовал ее, требовал ответов. Ей и не пришлось волноваться об этом. Кроме того единственного письма от его адвокатов, больше никаких вестей не поступало. От ее прошлой жизни осталась одна огромная дыра. От самой счастливой и самой грустной части ее жизни.

Оказаться одной в Лондоне было страшно. Поначалу он казался ей просто отвратительным. Она отчаянно пыталась найти работу и как-то выжить, в итоге сняла удручающего вида комнату, спала, засунув голову под подушку, чтобы не слышать вой собак и оглушающую тишину в комнатах своих соседей. Казалось, та зима никогда не кончится.

Но она кончилась, и вслед за ней пришла прекрасная весна. Которая оказалась еще хуже. Наблюдая за влюбленными парочками в парках, валявшимися на траве и целовавшимися напропалую, за родителями, гордо прогуливавшимися с малышами в слингах… Было такое ощущение, что весь мир счастлив и влюблен и намеренно издевается над ней.

Но прошло время, у нее появились друзья, она нашла работу, смогла позволить себе комнату получше, и внезапно все стало выглядеть иначе. Медленно-медленно она осознала, что больше не просыпается в ужасе. Что работа в галерее Ибрагима приносит ей неплохой доход, пусть при виде босса у нее и бегают мурашки по коже. Она стала двигаться вперед, расти, снова контролировать свою жизнь.

Пока не получила письмо от Рафаэля. И ее старая жизнь снова ворвалась в ее настоящее.

Она наблюдала за Рафаэлем, сидевшим на стуле, скрестив руки на затылке. Он отвернулся, чтобы посмотреть в окно, и Лотти увидела его отражение в оконном стекле. Мрачный, задумчивый, но все такой же невероятно привлекательный, как и всегда. Он носил свою красоту небрежно, как будто не замечал ее – в отличие от окружающих. В нем не было ни тщеславия, ни желания демонстрировать себя миру – просто уверенность в себе и неосознанная сила, подразумевавшая, что он может достичь всего, что пожелает.

До несчастного случая.

Лотти в очередной раз поразило, как сильно это происшествие повлияло на него. Она смотрела на его точеный профиль, на тонкий шрам, который хоть и не обезобразил его, но служил постоянным напоминанием о пережитом.

Он никогда не заводил разговор о случившемся. Как, впрочем, не говорил ни о чем, что имело для него значение. И Лотти решила вызвать его на откровенность.

– Расскажи мне о несчастном случае. Каково было пережить все это?

Рафаэль обернулся, и его настороженный взгляд вновь заставил заныть ее сердце.

– Я бы такого никому не пожелал, – коротко ответил Рафаэль и, резко развернувшись, стал собирать вещи со стола. – Сделать еще кофе?

Он пытался отгородиться от нее, от любого обсуждения тех событий. Но Лотти остановила его.

– Попозже. – Наклонившись, она положила руку ему на лоб, ощутив тепло его кожи. – Некуда спешить.

Она надавила сильнее, в полную силу ощутив соприкосновение с его кожей, почувствовав, как пружинят черные волосы под ее рукой, пока он не убрал ее ладонь, накрыв своей.

– Что ты испытал, когда понял, что парашют не раскроется?

Рафаэль коротко глянул на нее:

– А ты как думаешь?

– Я не знаю, поэтому и спрашиваю. – Она упорно не хотела сдаваться.

– Неверие, ужас, панику. На глобальные размышления не было времени.

По-прежнему иронизирует.

– Упав на дерево, ты потерял сознание?

– Да. – Он утомленно вздохнул, поняв, что она не оставит его в покое. – Я ничего не ощущал, пока не очнулся на постели в госпитале с мыслью о том, какой же я кретин.

– Кретин? А я-то думала, что ты почувствовал себя невероятным везунчиком.

– Ну, не без этого. Но понимая, что я наделал, какой непоправимый вред себе нанес… Этого всего можно было избежать.

– Но ты же не знал, что парашют не раскроется.

– Нет. Но если бы я не стал прыгать с самолета… – Рафаэль замолчал, чувствуя, что говорит слишком много. – Как бы там ни было, теперь приходится расхлебывать последствия.

Лотти посмотрела на него из-под опущенных ресниц.

– Это ты сейчас так говоришь. Руку даю на отсечение – как только ты полностью восстановишься, ты снова примешься лихачить при каждом удобном случае.

– Ты думаешь, я именно это делал? – С холодным удивлением он посмотрел на нее.

Лотти почувствовала, как слабеет под его пронизывающим взглядом.

– Примерно. Давай посмотрим правде в глаза: ты всегда или несся на лыжах с горы, или карабкался на скалы, чтобы потом повиснуть над пропастью. Особенно… – она сделала паузу, – особенно после того, как умерла Серафина.

– В твоих устах это звучит так, словно я ищу смерти.

– Все это как-то немного слишком. Не то диверсия, не то особая форма эскапизма.

– И от чего же я спасаюсь?

– Я думала, это очевидно. От меня, от нашего брака, от смерти Серафины.

– Che assurdit![4] – Он отвернулся, что-то яростно бормоча себе под нос по-итальянски. – Как обычно, твоя доморощенная психология привела тебя к совершенно неверным выводам. А сейчас, если позволишь, у меня есть дела.

Оставив посуду на месте, он коротко кивнул ей и вышел из комнаты, унося с собой свою гордость и чувство собственного достоинства.

Попала ли она в яблочко? Разумеется, черт возьми!

Закрыв двери, ведущие в кабинет, Рафаэль откинулся на стуле, закрыл глаза. Вот это вот и бесило его больше всего, поэтому он и ненавидел так называемые разговоры с Лотти. То, как она вытягивала из него детали, выбирала темы, которые он не хотел трогать, пыталась открыть истины, которые лучше было бы похоронить. И почему он так не вовремя бросил свои занятия в спортзале?

Он и впрямь все больше и больше занимался экстремальными видами спорта в последние годы, и из эскапистского хобби это превратилось для него в обсессию, навязчивую идею, способ перезагрузиться. Он говорил себе, что ему нужно что-то, чтобы облегчить груз забот. И доля истины в этом была. Бремя ответственности за огромные владения не раз тяжким грузом давило на его плечи. А экстрим, как метко подметила Лотти, давал ему облегчение. Он говорил себе, что все это – во имя благой цели, и жертвовал огромные суммы на благотворительность.

Но был, конечно, и еще один нюанс. Тот, что ныл, как больной зуб. Риск, которому он все чаще подвергал себя, давал выброс адреналина. А причина, по которой ему нужен адреналин… необходимость хотя бы на время унять боль потери. Ребенка, семьи, жены.

Но не сейчас. У него появился второй шанс. Второй шанс стать отцом. И он ни за что не упустит его.

Глава 6

– Входи.

Услышав тихий стук в дверь, Рафаэль оторвал взгляд от ноутбука и увидел Лотти с подносом, открывающую дверь бедром.

– Ты говорил о кофе после обеда, и я решила принести тебе – нам – по чашечке. – Она указала на две кружки рядом с кофейником.

– Спасибо.

Он даже не пошевельнулся, чтобы освободить от бумаг место на столе, так что Лотти пришлось демонстративно погреметь посудой, прежде чем до него дошло.

Она села напротив, налила кофе и протянула ему чашку.

– Все еще работаешь?

– А разве не видно?

Мало кто лучше Рафаэля умел создавать атмосферу арктического холода.

– Над чем? – Лотти взяла со стола лист бумаги, изображая живейший интерес, но, почувствовав хмурый взгляд, молча положила его на место.

– Ничего такого, что могло бы тебя заинтересовать. И у меня действительно нет времени, так что если ты хочешь уйти…

– Может, мне и было бы интересно, если бы ты рассказал.

– Зачем ты пришла, Лотти? – резко спросил он.

Лотти накручивала волосы на палец.

– Я думала, может, мы продолжим прежний разговор. Тот, что ты так резко прервал своим уходом.

– Едва ли ты вправе винить меня за это. Ты сама подала мне пример.

Ах вот как! Лотти горько пожалела о том, что решила прийти к нему. Тем более, что сейчас он захлопнул ноутбук и обратил всю силу своего мрачного взора на нее.

– Мы говорили не об этом.

– Ну так давай поговорим сейчас.

– Нет, Раф, прекрати!

– Почему бы не начать с той ночи, когда ты сбежала? Ну-ка, Лотти, расскажи мне обо всем последовательно, так чтобы я ясно представил.

– Не хочу.

– Что ж, плохо. Потому что я – хочу. Ты хотела поговорить, так давай поговорим. Как долго ты планировала побег? Или все произошло спонтанно? О нет, это невозможно.

Его жестокая усмешка уколола ее, словно острый нож.

– Не то чтобы я всерьез думаю, что ты никогда не любила меня. Должно быть, ты пришла в отчаяние от мысли, что тебе придется меня покинуть. И планировала свой побег месяцами.

Он был не прав. Так не прав во всем. Но Лотти не собиралась спорить, отказывалась встретиться лицом к лицу с его упреками, с его угольно-черным пронзительным взглядом и заново пережить ту ужасную ночь. Несмотря на то что каждая минута тех суток намертво запечатлелась в ее памяти.

Самое сложное решение в своей жизни она приняла мгновенно. Отрицательный результат третьего ЭКО переполнил чашу ее терпения, вбив последний гвоздь в крышку гроба их брака.

Звонок в аэропорт, маленький чемодан с одеждой, такси. Было темно. Рафаэля не было в палаццо, и все же она вздрагивала от каждого шороха.

Совершенно онемев от безвозвратности своего решения, она опустилась на заднее сиденье машины, а потом сидела в аэропорту, глядя на свое отражение в огромных стеклах. И вдруг Рафаэль появился перед ней, словно призрак.

Он был зол, он хотел знать, какого черта она делает. Изменилось ли бы что-нибудь, попроси он ее остаться? Покажи сочувствие, уязвимость? Неизвестно. Но его резкость только усилила ее решимость.

Ей надо было показать ему – она не изменит свое решение. Он должен уйти и оставить ее наедине с ее горем. И был только один верный способ сделать это.

Она все еще помнила выражение лица Рафаэля, когда она произнесла эти слова.

Механический голос объявил, что заканчивается посадка на ее рейс, и она, собрав волю в кулак и призвав на помощь все свои актерские способности, выпалила ему в лицо:

– Я не люблю тебя, Рафаэль, и никогда не любила. – И эти слова преследовали ее до сих пор.

– Я жду, Лотти.

– А я иду спать.

Она привстала, но Рафаэль схватил ее за запястье:

– Э, нет. Не сейчас. Пока мы не выяснили, что к чему. Я жду объяснений – что, черт возьми, было не так с нашим браком.

– А это надо объяснять?

– Вообще-то да. Я явно не в состоянии понять это самостоятельно.

– Прекрасно. – Если защита – лучшее нападение, она встретится с ним лицом к лицу. – Ты все время работал, а когда не работал, был где-то еще, занимался какими-то сумасшедшими вещами в одиночку и только для себя. После смерти Серафины у нас просто не было возможности и времени исцелиться. Моя жизнь превратилась в бесконечные процедуры ЭКО ради твоего драгоценного наследника, а когда они не сработали, ты просто отдалился и стал еще более холодным, чем обычно. Ты вообще не уделял мне внимания, никогда не проявлял желания поговорить со мной. Я чувствовала себя потерянной, одинокой, несчастной.

Проглотив подступившие рыдания, она закрыла лицо руками и почувствовала, как сотрясается ее тело.

А в ответ – тишина.

Сквозь пальцы она увидела лицо Рафаэля, настолько искаженное отвращением, что она поспешно отвернулась.

Лотти громко шмыгнула носом.

– Что ж, молчание – тоже ответ.

– И впрямь. – Его голос был холоден, как лед. – Разумеется, ты все верно поняла. Ты закончила? Или тебе хочется выплеснуть наружу что-то еще?

– В целом – да. Но кое-что осталось. – Его холодность и сарказм только подхлестнули ее желание сделать ему больно. Как он делает ей. – Наша сексуальная жизнь.

Рафаэль угрожающе прищурился:

– Продолжай.

– Что ж… Как ты можешь говорить, что думал, будто с нашим браком все в порядке, если ты месяцами пальцем ко мне не притрагивался? Когда ты понял, что ничего не вышло с ЭКО и наследника не будет, мы больше ни разу не легли в одну постель. Ты никогда не хотел заниматься со мной любовью, да что там, просто прикасаться ко мне. Как я, по-твоему, должна была себя чувствовать?

У Рафаэля был такой вид, словно его пнули ногой в живот, но Лотти вовсе не испытывала триумфа. Жгучая страсть, вспыхнувшая между ними в начале отношений, была такой всепоглощающей, что Лотти и представить не могла, что Рафаэль может так сильно от нее отдалиться. Это мучило ее и мучает до сих пор. Особенно после того, как она поняла, глядя на него за рабочим столом, что это чувство в ней сильно как никогда. Что ее тело просто жаждет прильнуть к его, заняться с ним любовью.

Тихо выругавшись по-итальянски, Рафаэль запустил пальцы в волосы:

– Просто невероятно, Лотти! Тебе хватает наглости говорить об этой ерунде, притворяясь, будто это я виноват в крушении нашего брака, когда мы оба знаем настоящую причину.

Они уставились друг на друга. Лотти ждала и боялась услышать, что он скажет дальше.

– Причина в том, что тебе попросту не было до этого дела. Не думаю, что тебя вообще это когда-либо заботило.

Лотти захлопнула дверь виллы и вышла на террасу. Стояла прекрасная свежая звездная ночь, но она не чувствовала холода. Ее тело все еще пылало после их стычки, болело от острых уколов его слов, ныло от всего, что вышло наружу в их жестоком разговоре. Океан непонимания и ошибок, смешанный с тоской, лежал между ними.

Уставившись невидящим взором на озеро, она почувствовала, как внутри зарождается тревога. Они не сделали ничего, чтобы разобраться в своих проблемах, найти выход, вместе справиться с трудностями, осмыслить свое прошлое, сделать выводы на будущее. Вместо этого они избегали разговоров на эту тему, а когда она все-таки всплывала, оба испытывали горечь и растерянность.

Ну и как на такой основе воспитывать ребенка?

– Вот и ты наконец.

В руках у Рафаэля позвякивали ключи от машины, когда Лотти наконец спустилась вниз. На нем были джинсы, белая футболка и прекрасно скроенный серый льняной пиджак, а на шее – серый кашемировый шарф. Настоящий итальянец.

– Надеюсь, я не заставила тебя долго ждать.

Лотти думала, что он огрызнется в ответ, но вместо этого Рафаэль уставился на нее, осматривая с ног до головы.

– Что-то не так? – Под его пристальным взглядом она ощущала дискомфорт.

Рафаэль продолжал молчать. Лотти оглядела себя со всех сторон. На что это он так смотрит?

Когда Рафаэль заявил за завтраком, что вечером они идут ужинать, сердце Лотти упало. Неужели их ждет еще один мучительный вечер, только еще хуже, потому что сбежать будет некуда?

Но, учитывая, что он сделал шаг навстречу, Лотти решила, что ей не стоит упрямиться. Вдруг им удастся избавиться от атмосферы горечи и обиды, в которую в последние дни погрузилась вилла. Кроме того, приятно нарядиться хоть раз и «выйти в свет», сменив вечные джинсы на красивое платье.

Она была шокирована, когда в первый день на вилле обнаружила не только свой маленький чемоданчик, присланный из палаццо, но и другой, больший по размеру чемодан с коктейльными платьями – остатками былой роскоши, напоминанием о прежней жизни. Жизни, в которую она погрузилась так стремительно, когда умер отец Рафаэля. Жизни, к которой у нее совсем не было времени подготовиться. Она почему-то решила, что Рафаэль избавился от всех ее нарядов – выкинул или собрал в кучу и сжег. Она бы не винила его. Доставая платья одно за другим, Лотти прикладывала их к себе, вспоминая женщину, которой она была когда-то. Которая носила эти прекрасные платья и стояла рядом с Рафаэлем на всех мероприятиях, понимая, что каждое из них, как бы оно ни называлось, всего лишь очередная пиар-акция. А по сути – деловая встреча, прикрытая красивым названием.

Не очень-то счастливые воспоминания. Лотти быстро выбрала одно из платьев, бросив остальные вместе с воспоминаниями на дно шкафа.

Выбранное платье было простым и элегантным. Темно-синий шелк переливался в электрическом свете. И несмотря на то что наряд напоминал о прошлом, Лотти было в нем хорошо. По крайней мере, до тех пор, пока она не поймала пристальный взгляд Рафаэля.

Самое время сказать какой-нибудь комплимент. Как чудесно она выглядит. Да ладно, просто одобрительный кивок сгодился бы.

– Ты замерзнешь.

Ах вот оно что. Это просто раздражение.

– У тебя нет какой-нибудь накидки?

Накидки? В каком веке он живет? Они едут в ресторан в роскошном спортивном авто, а не на лошади и в карете.

– Мне и так хорошо.

Она резко выдохнула, внезапно разозлившись на саму себя. Зачем она только потратила столько времени, стараясь ему понравиться? Долго укладывала волосы, наносила макияж, разглаживала платье на умащенном и надушенном теле? Какого черта она так пыжилась?

– В любом случае накинь вот это. – Рафаэль сделал шаг вперед, снял свой шарф и накинул ей на плечи, попутно сокрушив ее укладку. Шарф еще хранил тепло его тела.

– Спасибо. – Лотти едва успела отпрянуть, задержав дыхание.

Что-то подсказывало ей, что вечер пройдет ужасно.

Но она ошиблась. Местный ресторан был маленький и уютный, и после привычной суеты персонала вокруг Рафаэля, происходившей, куда бы он ни пришел, их усадили в тихом уголке за столиком с мерцавшей на нем свечой.

Еда была вкусной – свежая речная рыба с ароматными соусами и большой миской пасты.

Они оба жадно набросились на еду, и разговор потек легко и непринужденно. Рафаэль, как обычно, начал с того, что спросил о ее занятиях живописью, затем ответил на ее вопросы о своем дне и своих планах построить новую марину, о виноградниках, за которыми надо присматривать в любое время года, о местных выборах, которые недавно прошли. Он был такой спокойный, такой красивый – совсем как прежний Рафаэль, в которого она безумно влюбилась.

Лотти попыталась сконцентрироваться на многочисленных разнообразных проблемах и возможностях, которые открываются перед владельцем графства. Но в основном она ловила себя на том, что тонет и растворяется в гипнотических звуках его густого голоса.

Легкий итальянский акцент делал самые обыденные слова невыразимо чувственными. Она смотрела, как двигаются его красивые губы, когда он говорит. Нижняя губа чуть полнее, чем верхняя, – и обе неудержимо хочется целовать. Синяк на лице почти сошел, а шрам на лбу частично скрыт темными волосами, но все еще заметен на скуле. На подбородке и щеках – темная поросль щетины. Лотти помнила ее прикосновение на своей щеке и на других частях тела тоже.

Хватит! Пора завязывать с подобными мыслями, а то она вот-вот невольно себя выдаст. И ведь дело даже не в алкоголе. Она налегала в основном на воду и выпила не более глотка вина, когда Рафаэль предложил ей отдать дань местному напитку. Вряд ли можно было опьянеть от одного глотка. Ею явно играли другие силы – куда более опасные.

– Можно тебя спросить кое о чем? – Отложив вилку и нож, Рафаэль взял с колен салфетку и промокнул ей губы. Внезапно его темно-карие глаза со всем вниманием обратились на ее лицо.

– Да, конечно. – Лотти нервно рассмеялась под его пристальным взглядом. – Если только это не вопрос о том, беременна ли я.

Рафаэль вопросительно приподнял бровь.

– Я пока понятия не имею, правда. Не больше, чем ты.

– Я понимаю. – Он расправил плечи, не спуская глаз с лица Лотти. – Нам ведь надо подождать две недели, прежде чем делать тест на беременность. А до этого ничего наверняка сказать нельзя. Я в курсе, Лотти. Мы ведь уже проходили это. Но мой вопрос имеет отношение к этой теме.

– Продолжай.

– Просто хочу прояснить один момент. Лотти, почему ты согласилась родить мне ребенка?

Лотти затаила дыхание. В этом весь Рафаэль. Все шло так мирно, так спокойно, и вдруг он выхватывает этот вопрос, как гранату, и все рушит. Даже рыбья голова на тарелке, казалось, ждала ответа.

– У меня нет точного ответа. – Она подняла глаза и снова попала под прицел его взгляда. – Думаю, тут много что сыграло роль. Во-первых, ты был прав, когда сказал, что я всегда хотела стать матерью. В основном, думаю, дело в материнском инстинкте – это он заставил меня сказать «да». Все просто.

– В этих вопросах никогда нет ничего простого, Лотти.

– Ну, может, мне надо доказать себе, что я могу быть хорошей матерью. Лучшей, чем моя собственная. – Она улыбнулась, не желая скатываться на совсем уж серьезный тон.

– Что ж, судя по тому, что я слышал о ней, это будет легко. Кстати, как поживает Грета?

– Очень хорошо. – Лотти рассмеялась. – Насколько я знаю, они с капитаном Берд си абсолютно счастливы в Аргентине. У них просто роскошная жизнь.

Рафаэль никогда не видел ее мать. Их отношения с самого начала развивались так стремительно – Лотти забеременела всего несколько недель спустя после их первой встречи. Затем они быстренько поженились и переехали в Монтеррато – за этот короткий период Грета просто не успела их навестить. Следующие приглашения были вежливо отклонены из-за «значительной дистанции» между ними. Лотти не могла не согласиться с этим, и дело было не только в тысячах миль через Атлантику.

– Думаю, она наконец-то нашла то, что искала.

– Будем надеяться. А ты нашла, что искала? – Он вновь прожег ее взглядом. – Я имею в виду ребенка.

– Мы еще не знаем, есть он или нет. – Лотти опустила глаза, тщательно разглаживая салфетку у себя на коленях. – Но твое падение с небес, безусловно, предоставило мне такую возможность.

Губы Рафаэля тронула легкая улыбка.

– Тебе стоит меня поблагодарить, правда?

Неужели это первый признак оттепели между ними? Лотти почувствовала, как напряжение потихоньку отпускает ее.

– Могу, если хочешь. – Она рискнула улыбнуться еще раз и почувствовала легкий укол в сердце, когда Рафаэль, вместо того чтобы улыбнуться в ответ, отвернулся. – Я хотела сказать, что я решила попробовать, использовать последний наш эмбрион, потому что я хочу этого ребенка так же сильно, как ты. Даже если мои причины хотеть этого иные, чем у тебя.

– Что ты имеешь в виду?

– Мои мотивы чисто эмоциональные – материнский инстинкт, если хочешь. А твои – рациональные, практические. Я знаю, как это важно для тебя, для Монтеррато, чтобы был наследник. Но я согласилась не из-за этого. Я просто хочу свое дитя. И ничего более сложного.

Закончив свой спич, Лотти с облегчением откинулась на спинку стула, уверенная, что Рафаэля удовлетворит ее ответ. Но ее ждало разочарование – вместо удовлетворения на его лице читалась плохо скрываемая ярость.

Рафаэль слышал свое учащенное дыхание. Он-то думал, что поход в ресторан – хорошая идея, что это поможет им отвлечься. Но он ошибся. Сейчас, рядом с ней, в теплой интимной атмосфере, в этом залитом светом свечей ресторане, ему уже не казалось, что это хорошая идея.

Вечер сразу не задался, когда Лотти вышла в этом тонком платье. То, как оно сидело на ней, облегало ее стройную фигуру, подчеркивая контуры ее груди и бедер и заканчиваясь на уровне колен, открывая эти длинные стройные ноги…

У него перехватило дыхание. Он едва сдержался, чтобы не сорвать с нее платье в тот же момент.

И вот теперь она все еще дразнит его голыми плечами, впадинами ключиц, изящными движениями шеи… Бороться с этим становится все сложнее и сложнее, и единственное, чем он еще может противостоять ей, последнее оружие в его арсенале, – враждебность.

– Просто для справки, – выпалил он. – Ты не единственная здесь, у кого есть чувства и эмоции, Лотти. Несмотря на то что я кажусь тебе бесчувственным бревном, я точно так же сделан из плоти и крови. Возможно, я разумен и практичен, но это не значит, что я чувствую хоть немного менее глубоко, чем ты. Возможно, тебе стоит помнить об этом.

– Да, конечно. – Лотти чувствовала, как у нее горят щеки – будто бы он ударил ее. – Я ничего такого и не имела в виду. Просто пыталась объяснить разницу между нами.

– В этом нет необходимости, – отрезал Рафаэль. – Думаю, она более чем очевидна.

– Да.

Прикусив губу, Лотти боролась с искушением выплеснуть свою боль в злых словах. Как больно осознавать, что в то время, как он вызывал в ней желание и тоску, она пробудила в нем лишь горечь и обиду. Она уже приготовила язвительный ответ – что-то, что могло бы ранить его так же сильно, как ее, – но было поздно. Рафаэль отвернулся и попросил счет.

Глава 7

Рафаэль внезапно проснулся. Он что-то услышал – какой-то шум на вилле. Он вылез из кровати, посмотрел на часы – 2.45 ночи. Натянув джинсы, он на цыпочках прокрался к двери спальни Лотти. Прислушался. Тишина. Похоже, она крепко спала – прошло несколько часов с тех пор, как она легла, отказавшись от предложенного им горячего питья и оставив его в компании виски и в дурном расположении духа.

Вечер снова окончился плохо – как все предыдущие. Как все вечера с тех пор, как она вернулась в его жизнь. Он потерпел фиаско, не справившись с рекомендациями доктора Овейзи – сделать жизнь Лотти в ближайшие две недели как можно спокойнее. Но был один совет, который он мог бы легко воплотить в жизнь. Слишком легко. Он все время держал себя в руках, чтобы не сделать этого, – каждую секунду, проведенную с Лотти. И с каждым днем на вилле Варенна это становилось все труднее.

В доме царила тишина. Возможно, ему все почудилось. Он снова прислушался и услышал какой-то звук, доносящийся из подвала.

В голове сложился четкий план действий. В спортивном зале можно взять гантели и ударить лазутчика по голове, кем бы он ни был. Рафаэль ощутил прилив адреналина и начал медленно спускаться по лестнице. Шум доносился из бассейна – сейчас он слышал плеск воды очень отчетливо.

Грабители не плавают в бассейне, прежде чем обокрасть дом.

Стоя в тени за стеклянной стеной, он увидел очертания тела Лотти, нежащейся в воде. Освещение шло только из самого бассейна, делая воду бирюзовой. Он мог различить только очертания ее рук и ног.

Надо уходить. Он повернулся, и металлическая пуговица джинсов царапнула по стеклу. Рафаэль замер и опустил глаза, как будто это могло сделать его невидимым.

– Кто здесь?

В ее голосе слышалась тревога. Какого черта он прячется в темноте?

– Это я. – Он подошел к двери, открыл ее. – Я услышал шум. Спустился посмотреть, что происходит.

– О… Ты напугал меня.

– Извини.

Он смотрел на ее голову и плечи внизу, на прилипшие ко лбу волосы – в темноте они напоминали водоросли. Дальнейший осмотр показал, что под синью воды Лотти абсолютно голая. Боже.

Он резко отвернулся.

– В любом случае, что ты тут делаешь в такое время? Ты знаешь, что уже почти три часа ночи? – Своей резкостью он попытался замаскировать охватившее его желание.

– Я не могла заснуть. – Лотти оттолкнулась от края бассейна, немного проплыла и обернулась, снова посмотрев на него. – Решила устроить ночное купание.

Эта идея пришла ей в голову после бесконечного ворочания в постели. Их вечер окончился на такой неприятной ноте – они в полном молчании вернулись на виллу, и Рафаэль даже не взглянул на нее, отправившись на кухню за алкоголем. Лежа в кровати, залитой лунным светом из окна, она пыталась понять, в какой момент все пошло не так и почему все время все шло не так.

Лотти слышала, как Рафаэль поднялся наверх, слышала тихий скрип двери в его спальне. Сна не было ни в одном глазу, и она вспоминала проведенное на вилле время: предгрозовую атмосферу, стену, которая росла между ними, которую они возводили сами.

Она не просто жалела о прошлом. Настоящее вызывало еще большее сожаление. Их общение выявило коварную, чувственную сексуальную связь между ними. И они оба боролись с ней. И именно это делало их пребывание под одной крышей таким невыносимым.

Ночная вылазка оказалась неплохой идеей и до странного успокоила ее. Теплая вода ласкала тело и не только смыла стресс, но и обострила чувственность, подарив Лотти ощущение почти беззаботной эйфории. Она находилась в прекрасном месте, в обществе красивого мужчины, и, возможно, она беременна от него.

Вот он стоит совсем близко, на краю бассейна, смотрит на нее. При виде его мужественной фигуры в тусклом свете ламп в Лотти внезапно проснулось безрассудство.

– Что ж, не буду мешать. – Бросив на нее прощальный взгляд, Рафаэль обернулся, чтобы уйти.

– Почему бы тебе не присоединиться ко мне? – Слова сорвались с языка прежде, чем она успела подумать.

Рафаэль обернулся:

– Зачем?

– Просто так, забавы ради, Раф. Предполагается, что мы должны тут как следует повеселиться. Это приказ доктора. – Подплыв ближе, она посмотрела на него со всей возможной открытостью и искренностью.

Забава, радость, веселье… Рафаэль подумал, что именно радостью была полна Лотти, когда он впервые ее встретил. Это была одна из черт, за которые он ее полюбил. Она так сильно отличалась от всех, кого он знал прежде. От женщин, с которыми пытался общаться в Монтеррато. Эти женщины были пешками в стратегической игре, тщательно отобранными, потому что они были дочерями влиятельных и состоятельных людей. Отчасти он именно потому и настоял на учебе в Англии, что хотел избежать этих отвратительных брачных игр.

Но он никак не ожидал, что встретит кого-то вроде Лотти и так слепо влюбится. И что Лотти так быстро забеременеет. Пришлось поторопиться со свадьбой. Это был самый счастливый период его жизни. Отец конечно же был в ярости. У него до сих пор где-то лежит его гневное письмо – их последний обмен репликами, прежде чем Джорджио умер от обширного инфаркта. Совпадение. Он не виноват в смерти отца. Он просто хотел, чтобы Джорджио успел познакомиться с Лотти. Она бы смягчила его черствое сердце.

Он смотрел на Лотти, видел, как ее руки и ноги бесшумно двигаются в воде. Она ждала, что он присоединится к ней, но, возможно, была уверена, что он ни за что на это не пойдет. Он ведь совсем лишен радости, правда? И хуже того, он убил радость в Лотти, во всяком случае, неслабо приложил к этому руку, сейчас он ясно это видит.

Как некий вампир, он высосал из нее беззаботность, жизнелюбие – сперва сделав ее, совершенно неподготовленную, графиней Монтеррато, а затем, когда умер их ребенок, заставляя ее непременно забеременеть снова. Удивительно, что в ней остались хоть какие-то искры радости.

Что ж, он ей покажет, на что способен.

Рафаэль снял джинсы, встал на край бассейна, быстро нырнул и несколько секунд спустя вынырнул напротив Лотти. Выражение, появившееся на ее лице, было бесценным.

Внезапно она развернулась и быстро поплыла от него прочь, но все еще была достаточно близко, чтобы он мог различить под водой ее голые ягодицы.

– Поймай меня, если сможешь!

Должно быть, она шутит. Он медленно досчитал до трех, прежде чем поплыть вдогонку. Несколько взмахов руками – и они снова рядом. Он схватил Лотти за ногу, которой она безуспешно пыталась отпихнуть его.

Ее голова ушла под воду, затем снова появилась на поверхности.

– Так нечестно!

– Просто не устраивай соревнований, в которых не можешь победить, Лотти. – Он был достаточно высок, чтобы стоять на ногах в этой части бассейна, а Лотти приходилось барахтаться. Он взял ее под мышки и поставил на ноги. Внезапно поднявшаяся волна толкнула их друг к другу, и их обнаженные тела оказались совсем рядом.

Рафаэль выругался про себя. Какого черта он делает? Он должен отодвинуться, прямо сейчас, пока может держать себя в руках… пока они оба не сделали то, о чем будут жалеть. Но Лотти все еще смотрела на него, мучая пристальным взглядом. Он почувствовал, как нижняя часть его туловища вероломно пришла в движение, лишив его остатков самообладания.

– Иногда в соревновании не нужно выигрывать или проигрывать. – Серьезный голос Лотти был соблазнительно мягок. Вода ручейками стекала по ее лицу, когда она привстала на цыпочки, чтобы встретиться с его губами. Ее мягкие губы сводили его с ума.

Рафаэль опустил голову.

– И все же я должен предупредить тебя, что это очень опасное соревнование.

– Тогда давай назовем его как-то по-другому.

Она была так близко, что Рафаэль различал каждую ресничку ее широко распахнутых глаз.

Кто же из них сделал последнее решительное движение навстречу? Рафаэль не был уверен, но внезапно сопротивление уступило неизбежному, и их губы соприкоснулись. Поначалу робкий, их поцелуй постепенно исполнился страсти, и они оба забыли обо всем, кроме настоящего момента, захваченные запретным безумием поцелуя.

Желание накрыло их с безумной силой. Лотти прильнула к Рафаэлю, их влажный поцелуй усилился, горячее дыхание обжигало. Тела казались невесомыми в воде.

Рафаэль отстранился, набрал в легкие побольше воздуха и произнес:

– Ты этого хотела, Лотти? – Его сердце учащенно билось, а вид припухших от поцелуев губ Лотти ситуацию не спасал. – Если нет, сейчас самое время остановиться, пока не стало слишком поздно.

Лотти смотрела на него, в ее глазах плескалась неприкрытая страсть, тело ныло от невыносимого желания. Да, именно этого она и хотела. Хотела так сильно, что ее трясло от этой силы, от мощи этого желания, от того, что оно наконец начало исполняться. Может, это и неправильно, но сопротивляться больше невозможно.

Не в силах вымолвить хоть слово, она просто сделала шаг навстречу, сократив расстояние между ними, пока их тела не соприкоснулись снова.

Рафаэль издал гортанный рык, выдававший захлестнувшее его желание, остановился на долю секунды – и за это время остатки рассудка покинули его окончательно. Взяв Лотти на руки, он отправился со своей ношей к краю бассейна, вышел из него и, оставляя мокрые следы на мраморном полу, толкнул дверь в тренажерный зал. Там он направился к лежащему посреди комнаты резиновому мату. Все еще с Лотти на руках, он опустился на пол и положил ее на мат, а сам склонился над ней и пристально посмотрел в глаза.

Это было безумие – чистейшей воды безумие. Но в нем было что-то неотвратимое. С первой же секунды, кода она вошла в его кабинет в палаццо, это было все, чего он хотел. Взять ее, поглотить ее, заполнить зияющую пустоту, поселившуюся внутри его с тех пор, как она ушла.

Рафаэль медленно опустился на ее мокрое, дрожащее тело, снова ища губами ее губы, снова нуждаясь в подтверждении, что она этого хочет. И Лотти показала ему, что она хочет.

Ее холодные губы приоткрылись навстречу его языку. Рафаэль издал стон и сделал то, чего она ждала, немедленно погрузившись в глубины ее рта. Затем, склонив голову, начал скользить губами вниз, по направлению к груди, целуя и облизывая ее – мягкую, влажную, пахнущую хлоркой, затем взял в рот холодные сморщенные соски и стал сосать каждый по очереди – все сильнее и сильнее, заставляя Лотти извиваться от наслаждения.

Это было так здорово! Может, она и не любит его, но он все еще заводит ее, заставляет дрожать от удовольствия. Он задохнулся, когда рука Лотти опустилась вниз – туда, где он больше всего хотел почувствовать ее прикосновение, – обхватила его возбужденный член и начала поглаживать вверх-вниз дрожащими пальцами.

Тело Лотти изогнулось на мокром мате – она была готова принять его, впустить в себя. Нехотя он схватил ее руку и положил себе на плечо. Почувствовал, как ее ногти впиваются ему в спину. Надо срочно брать ситуацию под контроль, иначе все закончится в считаные секунды. Он просунул руку между ними, провел ладонью по спутанным лобковым волосам, скользнул пальцем внутрь ее, развел теплые мягкие складки плоти в стороны, чувствуя, как упругие мышцы сомкнулись вокруг него, когда он коснулся клитора и начал тереть его мягко, но уверенно.

Услышав сорвавшийся с ее уст стон, он снова накрыл ее рот своими губами, желая впитать ее удовольствие, сообщить его и своему телу, почувствовать его вместе с ней.

Когда она судорожно изогнулась, он увеличил скорость, пока не почувствовал, что она почти на пике. Но не совсем. И тогда, поменяв положение бедер, он заменил палец своим пенисом, замер на мгновение, смакуя момент, прежде чем погрузиться в нее, – сперва наполовину, затем, чуть-чуть поменяв положение, сильнее, пока его горячее, пульсирующее орудие не оказалось целиком внутри ее, безжалостно обхваченное тугими мышцами ее влагалища.

Взвизгнув, Лотти впилась ногтями в его спину еще сильнее.

– Лотти? – Он вопросительно заглянул ей в глаза.

– Не останавливайся. – Дрожь в ее голосе и отсутствующий взор сказали ему все.

Он начал двигаться быстрее, увеличивая ритм. Его желание нарастало, требовало высвобождения. И Лотти звала его, управляла им, показывая движениями своего тела, что хочет, чтобы они кончили одновременно. И Рафаэль знал – никто из них не может ждать дольше.

Пять или шесть сильных движений, и он почувствовал, как сотрясается ее тело, как сбивается дыхание, как она задыхается, – она на пике, и он тоже не может больше себя сдерживать.

Его накрыла мощная волна удовольствия, и он прижался к губам Лотти, чтобы заглушить низкий, звериный рык, рвущийся наружу. Их влажные тела сотрясались в конвульсиях наслаждения, и казалось, что если мир сейчас рухнет, то они и не заметят этого.

Глава 8

Но мир остался, не рухнул. Рафаэль отстранился, глядя на Лотти сверху вниз. Желание в его взоре сменилось холодной настороженностью.

– Найду нам пару полотенец.

Он встал и вскоре вернулся с двумя полотенцами.

– Держи. – Он протянул одно, избегая смотреть ей в глаза. – Тебе нельзя мерзнуть.

– Да. Раф… – Лотти замолчала, не зная, что сказать, но отчаянно желая защититься от холода, от которого совсем не спасало пушистое полотенце.

– Тебе надо в постель, Лотти. – Рафаэль решительно пресек продолжение разговора. – Нам обоим надо. Уже довольно поздно.

Его тон, поза, плотно сжатые губы – все говорило о том, что постели у них будут отдельные.

Да, новый день наступил, хочет она того или нет. Время не остановилось только от того, что они занимались любовью этой ночью.

Перед ее внутренним взором предстали красочные образы. Бассейн, спортзал, мат… И то, как повел себя Рафаэль после всего.

Что ж, ей некого винить, кроме самой себя. К несчастью, она слишком ясно помнит последовательность событий и отлично знает, кто из них был инициатором. Наверное, во всем виноваты гормоны. После тех процедур, что она прошла, все перевернулось с ног на голову. Или, может, все дело в гипнотическом воздействии бассейна. Но в глубине души Лотти понимала, что причиной всему – неумолимо чувственное, эротическое воздействие Рафаэля на нее.

А она всего лишь слабая женщина. И такое искушение выдержать не в силах.

Лотти вспомнила, как Рафаэль снимал джинсы у края бассейна. По телу снова пробежала чувственная дрожь. Но этот соблазн стал ее погибелью, о чем неумолимо свидетельствует сжавшееся в комок сердце.

Конечно же секс был великолепен. Казалось, их тела созданы друг для друга, для максимального обоюдного удовольствия. Но прошлой ночью было что-то еще… как будто бы в скороварке их жизни сорвало крышку – прямо там, в темной комнате, на скользком резиновом мате. Боль прошлого, напряженность настоящего, надежды на будущее – все вместе это сдетонировало и превратилось в ядерный взрыв, в грибовидное облако мощной сексуальной энергии. Она все еще ощущала отголоски этого взрыва в своем теле. Но не эти воспоминания занозой царапали ее сердце.

Нет. Все дело в том, что произошло после. В отвращении на лице Рафаэля, когда он протянул ей полотенце. В том, как он почти силком загнал ее обратно в ее комнату и проследил, чтобы она закрыла дверь, – будто ей нельзя доверять и она в любой момент может снова наброситься на него и изнасиловать. Вот это-то и мучило ее больше всего.

Широко открыв глаза, Лотти сбросила покрывало и выпрыгнула из постели. Надо быть сильной, а не оплакивать свои ошибки. Сконцентрироваться на настоящем, на том, ради чего она здесь. Ребенок – если он есть – самое важное. Лотти слегка поморщилась, ощутив легкую боль внутри – там, где недавно был Рафаэль, и решительно направилась в ванную.

Когда она наконец спустилась вниз, Рафаэля нигде не было видно. Какое облегчение. Она совсем не хочет его видеть. Хоть и провела последний час в размышлениях о том, как будет вести себя при встрече, ведь встреча наверняка окажется неловкой. Будет ли веселой, беззаботной, небрежно легкомысленной в отношении случившегося между ними? Будет ли вести себя в духе «ха-ха, было весело, но это ничего не значит и конечно же никогда не повторится снова»?

Но актерские навыки ей не пригодились. Она закончила обедать, а Рафаэля по-прежнему нигде не было видно. Лотти несколько раз прошла мимо его кабинета, прислушиваясь на ходу. Но за дверью было тихо, а она, разумеется, не стала стучаться.

Вечером от него все еще не было ни слуху ни духу, и Лотти убедила себя, что он ушел навсегда, бросив ее одну. Ну и ладно. Так даже лучше. Сэкономит кучу нервов.

К вечеру Лотти решила, что ей не повредит немного свежего воздуха, и, накинув свитер, вышла на террасу. Полная луна освещала сад, и деревья и растения в ее неверном свете казались жестче и агрессивнее своих дневных версий.

Распахнув железные ворота, Лотти помедлила минуту, глядя на лунную дорожку на воде. Она медленно начала спускаться по ступенькам, осторожно прокладывая дорогу к озеру. Не хватало только упасть сейчас. Неизвестно, когда ее найдут, и найдут ли, если это произойдет.

Спустившись, она различила звук работающего мотора и увидела приближающийся катер с Рафаэлем у руля. Он уверенно вел судно к берегу, положив одну руку на штурвал.

Заглушив мотор, он выпрыгнул на берег с веревкой в руках.

– Что ты тут делаешь?

Не самое теплое приветствие.

– Любуюсь прекрасным видом. На озеро, – поспешно прибавила она, пока он не успел подумать, что это он представляет собой прекрасный вид.

– Ужинала? – Подтянув к себе судно, Рафаэль наклонился и вытащил оттуда два больших пакета, прежде чем встретиться с ней взглядом.

– М-м-м… Еще нет. – Она ответила на его взгляд. Весь его холодный вид говорил о том, что это чисто практический вопрос, а не куртуазное приглашение.

– Что ж, тут много еды. – Он потряс пакетами. – Я хочу поработать вечером, так что просто сделаю сэндвич, а ты приготовь себе полноценный ужин.

– Хорошо. – Его бескомпромиссный тон не допускал возражений, но Лотти все же попыталась. – Раз уж я буду готовить, могу и на твою долю.

– Нет, спасибо. Мне вполне хватит сэндвича.

– Чудненько. – Раз он хочет этого, пусть так и будет.

Мгновение они смотрели друг другу в глаза. Лотти готовилась к неловкости, но это больше было похоже на враждебность. Она поняла, что все ее страхи были обоснованы. Она не ошиблась, глядя на выражение его лица прошлой ночью. До сих пор она думала, что произошедшее между ними – ошибка, которую не стоит повторять. Сейчас же она поняла, что это на самом деле – чудовищное предательство, унизительное фиаско, которое пристыдило ее до глубины души.

И все в этом холодном, высокомерном человеке, который стоял напротив нее, говорило о том, что он именно так и думает.

Развернувшись, Лотти начала подниматься к террасе, окончательно разозлившись, когда горячие слезы жалости к себе покатились по ее щекам, горящим от стыда и унижения. Она слышала, как он идет за ней, как шуршат пакеты с едой в его руках.

– Лотти, подожди. – Догнав ее, Рафаэль бросил пакеты и положил руку ей на плечо. – Насчет прошлой ночи…

– Забудь об этом, Рафаэль. – Стряхнув его руку, она продолжила подъем. Только бы он не увидел ее слез. Она не в состоянии обсуждать случившееся, слушать, как он будет говорить, что это была ошибка, или хуже – что он сожалеет о той ночи. Этого ей не вынести.

С каждым шагом ее стыд и отчаяние, подстегиваемые гневом, становились все сильнее. Когда она достигла верхней точки лестницы, ее эмоции тоже достигли пика – так что она в итоге споткнулась и пошатнулась, едва не упав. Сердце, как молот, стучало в груди.

– Лотти! – Через секунду он был рядом. – Все в порядке?

– В полном. – Она восстановила равновесие и направилась к террасе. – Не стоит беспокойства.

Рафаэль разбирал пакеты на кухне, когда понял, что Лотти стоит в дверях и наблюдает за ним. Он поднял взгляд, отметил румянец на ее щеках, всклокоченные волосы, наэлектризованные шерстяным джемпером, который она только что натянула на себя через голову. Она выглядела сексуально и в то же время казалась уязвленной. И она выглядела так, словно изо всех сил сдерживает себя, чтобы не сказать ничего лишнего.

– Я освобожу тебе место через минуту.

В ответ – лишь пожатие плеч.

– Я купил прошутто и свежую пасту, а еще овощей и салат. – Он открыл холодильник.

– Спасибо.

Лотти проскользнула в кухню и прокралась мимо него, чтобы набрать в чайник воды. В воздухе запахло цветами и враждебностью.

– Послушай, Лотти, если дело в прошлой ночи…

– Прошлой ночи? – Она обожгла его взглядом. – А что такого было прошлой ночью?

– Не будь ребенком.

Его терпение было на исходе. Он устал от недосыпа и длинных нудных телефонных переговоров, которые ему из-за нее пришлось проводить вне виллы. Он был голоден и злился, что дал себе волю прошлой ночью.

– Думаю, мы оба понимаем всю нелепость произошедшего и должны постараться больше не попадать в подобные ситуации.

Лед во взгляде голубых глаз Лотти обжег его.

– Я уверен, мы оба об этом жалеем.

Конечно, он жалеет. Хоть его и трясет от желания заниматься с ней любовью неделями напролет. Хоть каждая мелочь, которую она говорит или делает, выводит его из себя. Хоть тысячу раз уже ему хотелось прижать ее к себе, почувствовать давление ее мягкого тела, стянуть с нее одежду, накрыть обнаженное тело своим. Но он знал, что в состоянии справиться с собой. Мастер самоконтроля – разве он уступит своей слабости?

Когда они находились в палаццо, это было не так уж сложно. Работа, встречи, деловые поездки – не все из этого было необходимо, но помогало держаться от Лотти на расстоянии, требовало его внимания. Но здесь, на вилле, бежать некуда. И это стало для него шоком. Ему едва удавалось сохранять самоконтроль и казаться индифферентным, сохранять маску безразличия, когда его разрывало от желания.

И все его старания были зря, и он снова выставил себя дураком, снова раскрылся перед женщиной, которая разбила ему сердце. А он-то считал, что может устоять.

Лотти снова прошла рядом, потянулась за стоявшей в кухонном шкафу кастрюлей. Он увидел тонкую полоску бледной кожи, открывшуюся над поясом джинсов, обтягивающих ее безупречную фигуру. О боже!

– Что ж, приятно знать наверняка. – Поставив кастрюлю на плиту, Лотти взяла чайник и налила себе воды. – Спасибо, что просветил меня, объяснил, что именно я чувствую и как сильно я сожалею обо всем – так же сильно, как и ты. Мне прям стало намного легче.

– Лотти… – Рафаэль потянулся к ее руке, но она отвернулась.

– Не прикасайся ко мне, Рафаэль. Не подходи ко мне. Прошлая ночь была ошибкой. Ты очень хорошо это объяснил. А сейчас, если ты наконец соизволишь уйти из кухни, я хочу приготовить себе еды в тишине и покое. – Лотти вскрыла контейнер с пастой и бросила ее в кастрюльку. – И я буду есть одна, потому что ты слишком занят, чтобы присоединиться ко мне.

– Я просто хочу сказать, что будет лучше, если после прошлой ночи мы дадим друг другу немного пространства.

– Что ж, чего ты тогда ждешь? – Лотти ножом указала на дверь. – Вон там до фига пространства.

– Если я тебя расстроил, то я…

– Не смей. – Лотти метнула в него взгляд смертельной силы. – Не смей говорить, что ты сожалеешь.

Глядя в экран монитора, Рафаэль откинулся на спинку стула. Ему было о чем подумать, работа требовала времени и внимания. Кроме того, через неделю у него благотворительный ужин, мероприятие по сбору средств для недоношенных детей – этот фонд он организовал во имя дочери. Но вместо того, чтобы заниматься делами, он несколько часов думал о Лотти – накал страстей не уменьшался. И самое невыносимое – это потеря самоконтроля. Ведь он несомненно утратил его прошлой ночью. Поддался инстинктам. Нет, даже больше – он целиком сдался на милость Лотти. Как же больно осознавать, что для него это больше, чем просто секс.

И вместо того, чтобы вернуть самообладание сегодня, он только усугубил ситуацию. Его хамское поведение только подлило масла в огонь конфликта.

Ему хотелось выйти и ударить по чему-нибудь со всей силы. Оказаться в эпицентре экстремальной опасности. Именно это он и делал раньше, чувствуя свою уязвимость. Инъекция адреналина – единственное, что может наполовину заглушить его боль.

Но не в этот раз. Рисковать своей жизнью – это не выход, сейчас он это понимает. Надо взглянуть в лицо реальности. Осталось всего шесть дней на вилле – неужели он не справится? Раз уж игра в счастливую семью не получается, надо выбрать другую стратегию. А там придет время делать тест на беременность и узнать, что готовит им будущее. Если он будет положительный, что ж… им придется научиться ладить друг с другом. Радость отцовства стоит любых трудностей. А если отрицательный…

Рафаэль встал, подошел к окну, прижался лбом к холодному стеклу. Его сердце сжалось. В этом случае он потеряет не только шанс стать отцом – он навсегда потеряет Лотти.

Он вернулся к столу, взял несколько папок и направился к двери. Нет никаких сомнений, что, если ребенка не будет, Лотти исчезнет из его жизни навсегда.

Проклиная себя за то, что ему не все равно, Рафаэль со всей силы хлопнул дверью.

Глава 9

Спустившись вниз, Лотти обнаружила записку, приклеенную к кофемашине: «Срочное дело в Милане. Вернусь завтра. Звони на мобильный в любое время».

Держа бумажку в руках, Лотти разглядывала знакомый почерк. Она почти физически чувствовала холод, исходящий от записки. Итак, он уехал. Осталось всего две ночи на вилле, но он не смог задержаться, не выдержал соседства с ней. Она ни на секунду не поверила ни в какие дела, срочные или нет. Он просто хотел сбежать. Его поведение в последние дни говорило об этом весьма красноречиво.

Это даже холодом не назовешь. Уж больше напоминает вечную мерзлоту. Едва они приближались друг к другу – столбик термометра опускался ниже минус тридцати. Рафаэль либо работал в кабинете, либо истязал себя в спортзале. Она тем временем рисовала наверху, прислушиваясь время от времени, не слышны ли его шаги в коридоре, чтобы не столкнуться с ним случайно на лестнице или на кухне, куда они порой забегали, чтобы взять еды и снова убежать наверх и поесть каждый в своей норе.

Лотти все еще переживала по поводу совершенной ими Большой Ошибки. Злилась, что так себя вела, пригласила Рафаэля в бассейн, дала понять, что сильно хочет его. Образ их сплетенных тел на мате не покидал сознание: грубый звериный секс, то, как она льнула к нему, словно изголодавшаяся самка, отчаянно пытаясь привести их к одновременному оргазму, разделить кульминацию наслаждения. Она тысячу раз прокрутила все это в голове, но так и не приблизилась к пониманию, как это все могло произойти.

И все же произошло. И теперь она злилась не только на себя, но и на Рафаэля тоже. Ладно, может, она и была инициатором, но вряд ли она одна за все в ответе. Раз уж она ему так противна, какого черта он вообще занимался с ней любовью? Нет, поправочка: почему он отдавался сексу с ней с такой страстью? Его что, сама мысль о сексе так завела? Пусть даже с кем-то столь неприятным, как она? Но даже если так, разве это дает ему право так с ней обращаться, как в последние несколько дней?

Налив воды в чайник, Лотти уселась на табурет и уставилась в пространство. Ее гнев скрывал еще одну эмоцию – печаль. Они с Рафаэлем и двух недель не выдержали наедине друг с другом. До чего они докатились? Как глупо было мечтать, что они смогут поладить, смогут быть друзьями… Не только глупо, но и до смешного нелепо было на это надеяться. Что же до того, какими они будут родителями…

Лотти положила в чашку чайный пакетик и налила кипятка. Нет, думать об этом она еще не готова. Может, и не придется об этом думать… Выжав пакетик, Лотти с силой швырнула его в металлическую корзину.

У нее есть двадцать четыре часа, можно выдохнуть, сосредоточиться на себе, не опасаясь услышать дыхание Рафаэля за спиной. Она будет рисовать. Восстановить энергию через творчество – лучшее, что можно придумать.

Бросив последний взгляд на записку, Лотти скомкала ее, бросила в мусорную корзину и отправилась наверх с чашкой чаю в руках. Да здравствует новый день, чистый и ясный. День четырнадцатый.

День, который может изменить всю ее жизнь. Без Рафаэля в доме Лотти выспалась на удивление хорошо. Она встала, оделась и пила уже третью чашку кофе без кофеина.

Утром она как следует разглядела свое тело в душе, уверенная, что если она и впрямь беременна, то это будет заметно. Она знала, что увеличение чувствительности груди – один из первых признаков, так что она с особым вниманием намыливала ее под струями воды, старательно пытаясь убедить себя, что сегодня грудь более чувствительна, чем обычно. Когда она закончила мыться, ощущения и впрямь были немного другие, но так было бы с любой частью тела, которую безжалостно терли в течение пяти минут. Так что пока никаких признаков беременности.

Сейчас она держала в руке мобильник – снова никаких вестей от Рафаэля. Да и откуда им взяться, если она проверяет телефон каждую минуту. Несомненно, он наслаждался свободной ночью не меньше, чем она. Зачем же портить себе удовольствие, набирая ей эсэмэски?

Не в первый раз Лотти поймала себя на том, что пытается представить, как он провел эту ночь, – воображение подсовывало издевательские картинки: Рафаэль в объятиях невероятно красивой женщины, которая просто счастлива подарить ему ночь любви и развеять его тревоги. Нет, с такими мыслями надо завязывать, приказала она себе. Достаточно мазохизма.

Рафаэль не сказал, когда именно вернется, а удовольствия своими расспросами она ему не доставит. Вполне возможно, он вот-вот приедет, но будь она проклята, если будет терпеливо ждать его на одном месте. Нет. Уж лучше она отправится за тестом на беременность.

От одной мысли об этом ей стало не по себе. Трясущимися руками Лотти начала искать в телефонной книге номер местного такси, чтобы добраться до ближайшего города. Но остановилась – у нее есть идея получше.

Когда Рафаэль вернулся, на вилле никого не было. Тишина повсюду, комнаты пусты. Он распахнул дверь в одну из комнат и почувствовал запах красок. В центре стоял холст с изображением прекрасного заката, выполненного в узнаваемой манере Лотти.

Но никакой Лотти поблизости.

И тут его поразила ужасная мысль. Он рванул в ее комнату, распахнул шкафы и тумбочки – одежда на месте, обувь тоже.

Тяжело дыша, он сел на краешек ее кровати. Какое облегчение, слава богу! Она все еще здесь. На прикроватной тумбочке – книжка, которую она читает, несколько браслетов, кремы, помада. Он снял колпачок – малиновая, как в тот вечер, когда они выбрались поужинать в город. И как в ту ночь, когда они занимались любовью на спортивных матах…

Куда же она делась, черт возьми? Первоначальное облегчение вновь сменилось тревогой. Вдруг она уже сделала тест и он отрицательный? Вдруг она отправилась куда-то залечивать свои раны? Она поэтому исчезла? Она ведь так сильно хочет ребенка.

Он вспомнил, как Лотти говорила о своем желании стать матерью. И как он отреагировал? Пониманием и поддержкой? Нет, он накинулся на нее с обвинениями, раскричался, что у него тоже есть чувства. Он до сих пор помнил боль, отразившуюся в ее глазах, прежде чем она ушла. И когда он только успел превратиться в такого ублюдка…

Он снова проверил, не ответила ли она на сообщение. Затем набрал ее номер и выругался, когда после пары гудков произошло переключение на голосовую почту. «Куда ты запропастилась?» – сказал он вслух, прежде чем убрать телефон в карман и выйти на террасу.

По залитому солнцем озеру двигались разномастные лодки. Без всякого плана в голове он начал спускаться к воде и остановился, словно громом пораженный. На причале не было катера. Сердце сжалось от ужаса. Сотни различных сценариев, один другого хуже, за мгновение пронеслись в голове.

Что произошло? Зачем он оставил ее одну? Как только он мог быть таким эгоистом? Лотти может быть в страшной опасности!

Громкий гудок заставил его поднять голову. Катер – его катер – направлялся прямо к берегу. Лотти стояла у руля. Какого черта?! Она плывет слишком быстро, управляет одной рукой и направляется прямо к причалу.

– Снижай скорость! – заорал он что есть силы, пытаясь перекрыть шум работающего мотора. – Стоп машина! – Суденышко сделало зигзаг, когда Лотти привстала на цыпочки, пытаясь его услышать. – Стоп машина!

Наконец, разобрав его крики, Лотти сделала успокаивающий жест, и тарахтение мотора стихло. Но катер по инерции все еще двигался слишком быстро.

– В сторону! – Теперь он мог ясно видеть ее, со свежим румянцем на щеках, с развевающимися на ветру светлыми волосами. По крайней мере, теперь обе ее руки были на руле.

– Поворачивай! – Он отчаянно жестикулировал, пытаясь заставить ее понять, что надо делать. – Поворачивай руль! Плыви в сторону!

Послышался хруст, затем долгий скрежет и нежное девичье «Упс…».

Катер стоял в дальнем конце дока. Лотти спокойно готовилась к высадке.

– Боже мой! – Через пару секунд он стоял рядом с ней, протягивая руку, чтобы помочь сойти на берег. – Ты ранена?

– Нет, конечно. – Избегая его взгляда, Лотти убрала руку, едва оказавшись на суше. – А вот с катером, наверное, будут небольшие проблемы…

Рафаэль схватил ее за руку.

– К черту катер! – В его голосе звучало неприкрытое облегчение. – Ты соображаешь, вообще, что ты делаешь? Ты же понятия не имеешь, как им управлять. Ты могла убиться!

– Ну, не убилась же. И кстати, к твоему сведению, я отлично со всем справлялась, пока ты не вмешался.

– Ну да. То есть это я виноват, что ты неслась к берегу на скорости шестьдесят узлов?

– Именно так. Своими криками ты лишил меня концентрации.

– Если бы я этого не сделал, ты бы пошла ко дну вместе с катером.

– Не преувеличивай. – Встряхнув волосами, Лотти достала из лодки свою сумку.

– И куда же ты ездила?

– За покупками.

– Почему не отвечала на звонки?

– Я была за рулем. А в это время лучше не пользоваться телефоном, ты в курсе?

– Ну и где же твои покупки?

– Вот. – Лотти протянула ему аптечную упаковку, и мир вокруг внезапно пошатнулся. Между ними ненадолго повисла тишина.

– Будешь делать тест сейчас? – спросил Рафаэль, не отрывая глаз от ничем не примечательной коробочки.

Лотти кивнула:

– Да.

– Хорошо, – не сразу ответил он, сделал шаг к Лотти и попытался обнять ее за плечи. Но Лотти отпрянула, и получилось что-то вроде дружеского похлопывания по спине.

– Ну, пойдем тогда и сделаем это. – Рафаэль неловко закашлялся.

Когда Лотти вышла из ванной, Рафаэль стоял у окна, спиной к ней. Тест она осторожно держала перед собой на вытянутых руках – будто он был сделан из плутония и мог разрушить их жизни.

– Долго ждать? – нетерпеливо спросил Рафаэль.

– Написано – около трех минут. – Лотти едва могла говорить, ее трясло, руки дрожали так, словно в них была бомба с часовым механизмом. Рафаэль мягко забрал палочку с тестом у нее из рук, положил ее на стол, взял ладошки Лотти и стиснул в своих.

– Я хочу кое-что сказать тебе.

Но Лотти не хотела слушать – хватит с нее душевных травм. А долгое ожидание результата убьет ее. Она чувствовала, что задыхается и комната начинает шататься перед глазами.

Рафаэль потряс ее за руки, чтобы остановить приступ паники.

– Я хочу сказать спасибо за то, что ты сделала.

– Нет нужды.

– Нет, есть. Каков бы ни был результат, я очень ценю, что ты отважилась на попытку и дала мне шанс стать отцом – последний шанс.

Зачем он говорит все это? Как будто уже знает, что результат отрицательный. А ведь он был уверен, что все получится. Лотти пытливо заглянула ему в глаза.

– Я знаю, как поначалу ошарашило тебя это предложение. Ты ведь ждала развода. Если с ребенком не выйдет, конечно же ты получишь его и станешь свободной. Но в любом случае, как бы там ни было, прими мою сердечную благодарность.

Что ж, благодаря этой маленькой речи ей стало еще хуже. Лотти смотрела в темные омуты глаз Рафаэля и гадала, когда же между ними все так непоправимо разладилось. Как такие огромные страсть и любовь, что были у них, могли окончиться вот таким вот положением дел, как сейчас? Он совсем не любит ее, ребенка может не быть, а если и будет, разве смогут они воспитывать его вместе и быть ему хорошими родителями? Да не нужны ей его благодарности и свобода. Пусть бы лучше он просто сказал ей, что все будет хорошо. Что он в любом случае любит ее и будет любить. Этого было бы достаточно. Что они смогут построить счастливое совместное будущее, смогут быть парой, смогут жить и стареть вместе.

Лотти тяжело вздохнула. Мысль о том, что ее возможное счастье находится так близко, что оно держит ее судьбу и ее сердце в маленьком пластиковом окошке, была почти невыносимой.

Рафаэль встал и, взглянув на часы, указал на тест. Руки Лотти тряслись так сильно, что она попросту не могла взять полоску со стола. Ее подташнивало, голова кружилась.

– Я не могу, – сказала она.

– Давай я?

Лотти кивнула и с ужасом, словно в замедленном кино, смотрела, как Рафаэль берет тест в руки, переворачивает его, подносит к глазам в полнейшей тишине.

– Ну? – Она вопросительно посмотрела на него и внезапно заметила, что глаза Рафаэля сияют, что на них – слезы. О боже.

– Лотти, он положительный! У нас будет ребенок!

В ресторане не было свободного места. За каждым столом сидели парочки, горели свечи. В воздухе витал упоительный аромат роз. Пока они ждали официанта, Лотти вдруг осенило, какой сегодня день – День святого Валентина! И именно сегодня она, как никогда, готова его отпраздновать. Она сидит с самым красивым мужчиной в ресторане и, возможно, на всей планете, она на седьмом небе от счастья, и она беременна! Да, вне всяких сомнений, беременна! Оба теста, что она купила, показали одинаковый результат. И один из них сейчас в ее сумочке. Как будто если она его выбросит, то сразу разбеременеет. Она еще никогда не видела Рафаэля таким. Он буквально светился от счастья, излучал радость. И она приложила к этому руку, это она изменила его, и она готова любоваться им ночь напролет. Но не будет – это выглядело бы странно. К тому же она голодна. На столе появилась бутылка розового шампанского. Рафаэль наполнил их бокалы и поднял свой со словами «С Днем святого Валентина!».

– Спасибо. И тебя тоже.

Они чокнулись, и Лотти произнесла:

– Наверное, мне лучше не пить.

– Думаю, половина бокала не повредит. Розовое шампанское четырнадцатого февраля – это закон, – возразил Рафаэль.

Сделав несколько глотков, Лотти подумала, что это и есть счастье. Она, Рафаэль и их ребенок. И хоть она и знала, что все будет непросто, что им придется пройти еще через множество испытаний, она не хочет думать об этом сейчас. Сейчас она просто позволит себе немножко абсолютного счастья.

Подняв голову, Лотти обнаружила, что Рафаэль изучающе смотрит на нее. Внезапно смутившись, она опустила глаза. Такое ощущение, что он читает ее мысли. Рафаэль взял ее руку в свои:

– О чем ты думаешь?

Да, этой суперспособностью он все же не обладает.

– Ни о чем. – Так она ему и сказала. Он и без того слишком самовлюбленный.

– Счастлива?

– Да. А ты?

– Больше, чем ты могла бы подумать. Спасибо, Лотти.

– Да не за что. Я же не совсем самостоятельно забеременела, ты же знаешь.

– Верно. Мне тоже чуть-чуть есть чем гордиться.

– Вообще-то я имела в виду доктора Овейзи.

– Это жестоко, юная леди, и вы об этом знаете. – Он послал ей взгляд, способный растопить самое холодное сердце. – А сейчас быстренько начинай быть доброй и милой, или я позову вон того скрипача, чтобы он всю ночь играл для тебя.

– Даже не думай. – Уж он-то хорошо знает, как ее раздражают подобные вещи. – Обещаю отныне быть самой добротой.

Они ели артишоки и жареную рыбу, наслаждались пищей и приятным разговором, и все это время между ними витали невидимые чувственные флюиды – как и всегда, когда они были вместе. Они улыбались друг другу, поддразнивали, флиртовали. Затем выпили по крошечной чашечке крепкого кофе, и, рука в руке, покинули ресторан, и направились к ожидающему их на причале катеру.

– Не холодно? – Катер рассекал темные воды озера, и Рафаэль, стоя у руля, смотрел на Лотти.

– Нет, нормально. – Ночной воздух был свеж, но у нее на плечах был теплый шерстяной пиджак Рафаэля.

– Посмотри, какие звезды.

Запрокинув голову, Лотти разглядывала небо с мириадами звезд. Это зрелище странным образом придало ей смелости – как будто все, что они делают, правильно, и ведет к счастливому будущему, и является неотъемлемой частью миропорядка.

Лотти обернулась и увидела, что Рафаэль неотрывно за ней наблюдает.

– Смотри на воду!

– Не тебе учить меня водить это несчастное суденышко – у него до сих пор на боку шрамы от варварского обращения, – усмехнулся Рафаэль. – И, надо сказать, ему потребуется дорогостоящее лечение.

– Ну… Извини. Может, я чуть-чуть и превысила скорость.

– Скорее уж, совершенно потеряла контроль. Вот, смотри, как надо. – Он мягко сбавил скорость и повел катер точнехонько к причалу.

– Хвастун.

Рафаэль пожал плечами и выпрыгнул на берег, после чего подал руку Лотти.

Вечер был просто идеальный – и Лотти совсем не хотелось, чтобы он закончился. Она словно попала в сказку, хрупкую и призрачную, и боялась, что вот-вот все вокруг превратится в тыквы и крыс, если она сделает что-то не так.

Уже в доме Рафаэль снял пиджак с ее плеч и спросил:

– Чаю?

– Было бы неплохо.

– Одну минутку.

Лотти села у окна и стала смотреть на озеро. Она беременна. Это просто невероятно. Теперь вся ее жизнь наполнится особым смыслом.

Появился Рафаэль с подносом в руках. Поставив перед Лотти чашку чаю, себе он плеснул виски из бутылки и сел напротив на диван. В руке у него что-то было.

– Купил тебе кое-что. Как только увидел, решил, что тебе понравится. – Он разжал руку и показал ей маленькую бархатную коробочку.

– Спасибо, – удивленно пробормотала Лотти и приняла вещицу из его рук.

– Прими их в знак моей благодарности.

– Как скажешь. – Лотти открыла коробочку и увидела пару золотых с эмалью сережек в виде фиалок. Лепестки были сиреневые, а сердцевина – маленький слиток золота.

– Они прекрасны! – Лотти с восхищением разглядывала подарок.

– Рад, что тебе понравилось. Я решил, что они будут прекрасно сочетаться с цветом твоих глаз. Примеришь?

– Конечно. Но мне нужно зеркало, я так могу не справиться с застежкой.

– Давай я помогу. – Рафаэль присел перед ней на корточки и деликатно вставил сережки в уши. – Вот, готово.

Лотти потрогала мочки и посмотрела на Рафаэля:

– Спасибо. – Она наклонилась вперед, чтобы запечатлеть легкий поцелуй благодарности на его щеке, но он опередил ее, взяв ее лицо в свои ладони. Их взгляды скрестились. Сердце Лотти заколотилось. Секунду они не двигались, пытаясь прочесть в глазах друг друга реакцию на происходящее. Затем, поняв, что мысли Рафаэля для нее по-прежнему загадка, Лотти решила сдаться. К черту все. Это ее ночь, и она может делать все, что захочет. А больше всего на свете она желает Рафаэля. Радость от того, что она беременна, переполняла Лотти.

Но еще кое-что могло сделать этот день абсолютно счастливым. И источник этого счастья был прямо перед ней. Обвив шею Рафаэля руками, Лотти притянула его ближе – достаточно близко, чтобы он мог ее поцеловать. Но вместо того чтобы сделать зеркальное движение навстречу, Рафаэль отпустил ее лицо и опустил руки по швам. И тогда она сама прижалась губами к его губам, запустила пальцы в его волосы. Но Рафаэль все еще сопротивлялся. Когда же она приоткрыла губы и просунула язык ему в рот, Лотти почувствовала, что он сдался. И он начал целовать ее – так, как это умел только он, со всем пылом и глубокой страстью.

Рафаэль прижал ее к себе, потянул вверх – они встали во весь рост, отчаянно ища губы друг друга. В кольце его мускулистых рук, припав к гранитной груди, Лотти чувствовала, как колотится его сердце, а ниже, в районе бедер, ощущала несомненное свидетельство его возбуждения.

И сегодня устоять перед этим наваждением просто невозможно. Словно под воздействием чар они начали срывать друг с друга одежду. Лотти расстегнула его рубашку и скользнула рукой внутрь, провела по груди, по завиткам на ней, почувствовала, как напряглись его соски под ее пальцами.

Стянув рубашку, она принялась за брюки: расстегнула молнию, приспустила их вниз, и они упали на пол, открыв взору его трусы, тонкая ткань которых натянулась до предела. О да! Лотти провела рукой по его мощному члену, который пытался вырваться на свободу, и почувствовала, как он отозвался на ее прикосновение. Рафаэль отодвинулся и, стоя на одной ноге, снял сначала один носок, потом другой, после чего отшвырнул ногой груду одежды в сторону. И после этого все его внимание безраздельно принадлежало Лотти.

Рафаэль притянул ее к себе, развернул на сто восемьдесят градусов, расстегнул молнию на платье, обнажив гладкую спину, изгиб талии, коротенькие белые трусики. Он подождал, пока платье упадет на пол, и снова повернул Лотти к себе лицом. Она выглядела чертовски аппетитно, когда стояла, слегка вздернув подбородок, в одних трусиках и лифчике, с фиолетовым сполохом в глазах. И ее взгляд не молил «возьми меня», а скорее бросал вызов: попробуй приблизься. И Рафаэль понимал, что он уже проиграл. Сделав шаг вперед, он опустил голову к ее груди и покрыл ее легкими поцелуями, а затем провел языком вдоль манящей ложбинки.

Лотти запустила пальцы в его волосы. Прикосновение его языка к коже дарило невероятное наслаждение – и она хотела больше. Немедленно.

Расстегнув бюстгальтер, Рафаэль взял ее груди в свои ладони, приподняв их вверх так, чтобы он мог взять затвердевшие соски в рот, облизывать и прикусывать их. Тело Лотти содрогнулось, когда от груди он стал спускаться ниже, к животу, и, наконец, достиг верха ее трусиков. Он ловко сдернул их с Лотти и скользнул языком внутрь ее. Она была такой влажной. Ее тело отозвалось на его ласки с такой быстротой, что выдало ее с головой. Если она хотела казаться холодной и неприступной, играть с ним – у нее нет никаких шансов. Стоило ему прикоснуться к ней, и ее тело умоляло взять его. Она стояла, буквально сотрясаемая дрожью наслаждения, выгибала спину, чтобы усилить давление его языка, запрокинув голову и растворяясь в удовольствии, которое он ей дарил.

Едва на нее стали накатывать волны приближающегося оргазма, Рафаэль остановился, снял трусы и прижался горячим стальным стержнем к ее животу.

– Нет, дорогая. Не сейчас, – жарко прошептал он, взял ее на руки, отнес и уложил на постель, сию секунду готовый накрыть ее тело своим.

Но Лотти подвинулась, освободила ему место на кровати и тут же оказалась сверху – в этот раз она хотела сделать все по-своему. И он не стал ее останавливать. Эту силу, эту химию между ними невозможно было игнорировать. Раздвинув ноги, она впустила внутрь себя его горячее орудие. Когда он вошел в нее до конца, она всхлипнула от наслаждения, тихо застонала и начала двигаться.

Двигаясь с ней в унисон, Рафаэль понемногу увеличивал темп и вместе с тем – ее экстаз, пока она не растворилась в нем почти полностью, едва расслышав его хриплый шепот:

– Еще немного, дорогая, продолжай двигаться… ты можешь… еще чуть-чуть… чуть-чуть. – Рафаэль замолчал, чувствуя, как мощная волна оргазма захлестывает его тело. Они достигли пика наслаждения вместе.

Глава 10

Когда на следующее утро Лотти пробудилась от сна, рядом с ней лежал Рафаэль. Опершись на локоть, он внимательно смотрел на нее своими прекрасными карими глазами.

– Доброе утро.

– Доброе утро.

Убрав завиток волос с ее глаз, Рафаэль коснулся ее щеки легким, почти формальным поцелуем.

– Хорошо спала?

– М-м-м… Очень хорошо, спасибо. – Потянувшись, Лотти прижалась к Рафаэлю всем телом. Провести ночь в одной постели с ним – что может быть правильнее и лучше? Особенно после того, чем они занимались прошлой ночью.

– Как чувствуешь себя? – Этим невинным, на первый взгляд, вопросом он слегка поддразнивал ее.

– Чувствую себя беременной, – пробормотала она, уткнувшись носом в его теплую шею.

Рафаэль пытался повернуть ее лицом к себе, заглянуть в глаза, но Лотти упиралась – ей было так уютно улыбаться и дышать в его теплую кожу.

– Правда? – Он поменял положение, примостив свой подбородок у нее на макушке. – Ты и впрямь чувствуешь себя как-то по-другому?

По-другому? Это слово вообще никак не отражает произошедшую в ней перемену. После всего, что было на вилле, после их конфликтов, боли, злости, тревоги по поводу результата теста, она ощущала невероятную свободу, облегчение, эйфорию. Тяжесть, давившая ей на плечи, испарилась. И сейчас она по-настоящему счастлива. А главное, судя по всему, Рафаэль ощущает то же самое.

– По-другому не в этом смысле. Просто это была первая мысль, когда я проснулась. – Лотти улыбнулась. – Мысль о том, что мне это не приснилось.

Рафаэль нежно посмотрел на нее.

– Я понимаю. Это удивительно, правда? У нас будет девять месяцев, чтобы привыкнуть к этому ощущению. – Под одеялом он мягко провел рукой по ее плоскому животу.

Лотти понимала, что он думает о ребенке, а вот ее мысли приняли совсем другой оборот.

– Думаю, пора вставать.

– Ты права. – Его рука спускалась все ниже и ниже, пока не добралась до той точки, где Лотти и хотела ее ощутить. Может, он все-таки думал не о ребенке?

– Нам и впрямь надо возвращаться в палаццо? – Она выгнула спину дугой, прижалась к нему грудью. – Мы не можем остаться здесь навсегда?

– Попытка засчитана, – ответил он, продвигая палец все дальше. – Но меня ждет куча дел. Не говоря уж о благотворительном ужине. – Его голос становился все более хриплым.

– Хм-м, тогда лучше вернуться.

– Не могу не согласиться, графиня Ривальди. – Рафаэль скользнул под нее, положив руки ей на бедра. – Но сперва мне надо завершить одно маленькое дельце здесь.

– Я понимаю, о чем ты. – Лотти извивалась на нем. – Не такое уж оно маленькое…

Полет на вертолете в палаццо Монтеррато не заставил себя долго ждать. Их утро в постели затянулось до обеда, а когда Рафаэль посадил воздушное судно в поместье, уже спустились сумерки.

Рафаэль отключил панель управления, снял наушники, отстегнул ремень безопасности и теперь ждал, когда Лотти сделает то же самое. Глупо, но ей совсем не хотелось покидать вертолет. Пусть бы их путешествие длилось вечно. Она была словно в коконе счастья рядом с этим красавцем пилотом. Но всему приходит конец.

По дороге к палаццо Рафаэль откашлялся и произнес:

– Так вот, насчет благотворительного ужина. Мне бы хотелось, чтобы все прошло идеально.

– Ты о чем? Какой еще ужин? Когда?

– Я говорил тебе о нем. Завтра.

– Здесь, в палаццо?

– Конечно.

Лотти подождала, но уточнений не последовало.

– И что я должна делать? Исчезнуть?

Рафаэль задумчиво взглянул на нее:

– Я не знаю.

Внезапно почувствовав себя неуверенно, Лотти споткнулась.

– Я бы хотел, чтобы ты сыграла роль хозяйки.

– О… Ты уверен? У гостей не возникнет неправильного впечатления… насчет нас?

– Вот это меня волнует меньше всего, – холодно и резко ответил он. – И потом, я сказал «сыграть роль». А не поверить в это. Просто было бы логично, если бы этим вечером ты была рядом со мной. Особенно учитывая повод.

Лотти замерла. От его внезапной враждебности ее бросило в дрожь.

– И каков же повод?

– Фонд Серафины.

Глаза Лотти округлились от удивления, а сердце сжалось при упоминании дочери.

– Я даже не знала, что он существует.

– Ну, тебя же здесь долго не было. Он собрал много денег для помощи новорожденным с проблемами.

– Это хорошо, – сказала Лотти, хоть ничего подобного не чувствовала. Узнать об этом было… больно. Ей стало обидно, что фонд имени ее дочери существовал без нее, что она даже ничего не знала. Как будто Рафаэль украл у нее Серафину.

Она проскользнула мимо Рафаэля и стала подниматься по ступенькам. Это смешно и нелепо, она знает. Как можно возмущаться тем, что он спасает жизни малышей, родившихся преждевременно? Дает им шанс, которого не было у Серафины? Как она может быть такой эгоисткой?

Рафаэль закрыл за ними двери.

– Ты, должно быть, устала после путешествия. – Это было утверждение, а не вопрос. Спорить бесполезно. И это не улучшило состояние Лотти. Тон Рафаэля демонстрировал, что он не намерен потворствовать ее капризам.

– Меня ждут дела, но я попрошу, чтобы нам что-нибудь приготовили поесть. Ты где хочешь ужинать?

А как насчет этого места? Палаццо Монтеррато? Лотти казалось, что дворец настроен против нее, против того, чтобы она была счастлива. Будто каждый кирпич в стене смотрел на нее враждебно в ожидании какой-то жестокой игры. А она – его любимая мишень.

Когда Лотти проснулась следующим утром, шел дождь. Капли молотили в закрытое окно. А она снова на «своей» половине, одна в постели. Только теперь она чувствует себя еще более одинокой, чем когда-либо.

Рафаэль не появлялся с прошлой ночи, оставив ее наедине с холодным ужином и настроением хуже некуда. Она постаралась не думать о плохом – приняла душ, взяла в постель книгу, взбила подушки, все еще надеясь, что он вот-вот появится в дверях, прокрадется в комнату и прильнет к ней своим теплым телом. Но она обманывалась. Пришло утро, а постель рядом с ней была пуста, книжка валялась на полу… Никаких поводов для оптимизма. А сегодня ей предстоит еще одно испытание – тот самый пресловутый благотворительный ужин.

Натянув джинсы и рубашку, Лотти отправилась на кухню налить себе чаю. Но там вовсю шли приготовления к сегодняшнему вечеру, и ей вежливо сказали, что завтрак принесут, куда она скажет.

Прошел час, а настроение все не улучшалось. Соскучившись в одиночестве, она постучала в дверь кабинета Рафаэля и вошла, не дожидаясь ответа.

Тот говорил по телефону и, увидев на пороге Лотти, взглянул на нее, казалось, без особого удовольствия. Окончив беседу спустя несколько минут, он наконец обратился к ней:

– Лотти, я могу чем-то помочь?

– Вообще-то да. – Она могла бы сказать, что он может помочь ей, если скажет, почему не пришел вчера к ней в комнату, почему она снова спит одна. Но она не доставит ему такого удовольствия. Незачем ему знать, как она нуждается в нем.

– Скажи-ка мне, почему ты основал фонд в честь Серафины и держал это в секрете от меня?

Рафаэль тяжело вздохнул:

– Только не это. Не понимаю, почему я должен был спрашивать у тебя разрешения.

– Ну… не разрешения. Но ты мог хотя бы поставить меня в известность.

– И что бы это изменило?

– Я бы чувствовала себя частью процесса. Может, я сделала бы что-то подобное в Англии.

Услышав последние слова, Рафаэль фыркнул:

– И много ты знаешь состоятельных людей?

Лотти яростно посмотрела на него:

– Вообще-то да. Мир искусства полон состоятельных людей, которые не знают, куда деть деньги. Я уверена, я смогла бы добиться существенных пожертвований, если бы ты соизволил посвятить меня в детали.

– И что бы ты с ними делала? – насмешливо парировал Рафаэль.

– Уж не то, что ты думаешь. Понятия не имею, почему ты считаешь, что единственное, чем я могу обеспечивать себе жизнь в этом мире, – это спать с богатыми мужчинами.

– Потому что я мужчина, Лотти. И я знаю, как устроены мужские мозги.

– Зато не знаешь, как работают мои.

– Это точно.

Рафаэль замолчал, явно не соглашаясь ни с одним ее словом.

– Раз уж тебе так хочется участвовать в этом деле, начни с того, чтобы быть сегодня идеальной хозяйкой вечера. Ты, когда захочешь, можешь быть просто обворожительной. Люди выложили немало денег и могут дать еще больше. Наша задача – убедить их расстаться с деньгами.

Лотти нахмурилась. Придвинув стул, она села напротив Рафаэля, не обращая внимания на его угрожающе сузившиеся глаза.

– Ну так расскажи мне хоть немного об этой затее. Как давно все это длится?

Рафаэль снова тяжко вздохнул:

– Год или два.

– То есть все началось вскоре после того, как я ушла.

– Да.

– И сколько денег собрал фонд?

– У меня нет точных цифр. Приличную сумму. Люди могут быть очень щедрыми, если их правильно мотивировать.

– И куда конкретно пошли деньги?

– Сначала в госпиталь Д’Аоста, но сейчас мы ищем и другие, которые отчаянно нуждаются в денежной помощи, – необходимо новое оборудование и специалисты… – Внезапно он остановился. – А теперь, если ты позволишь, у меня еще много дел. – Он выразительно посмотрел в сторону компьютера. – Ты можешь найти массу информации в Интернете.

Лотти хотела было сказать, куда ему идти со своими предложениями, но что-то в его взгляде, в напряженной позе, в тоне остановило ее. Она поняла, что он на время отстранился от нее не потому, что хотел избавиться от ее раздражающего присутствия, но потому, что это дело было очень важно для него, задевало его за живое. И он не хотел, чтобы она видела его уязвимость. Плохо…

– А в госпитале Д’Аоста теперь есть все необходимое? – Одно то, что она произнесла вслух это название, заставило ее сердце сжаться. Именно там Серафина появилась на свет – и в скором времени умерла. – Это было бы кстати, если у меня вдруг снова будут преждевременные роды.

Рафаэль посмотрел на нее с нескрываемой яростью. Да что там, его глаза метали молнии. И Лотти захотелось проглотить свои глупые слова.

– У тебя все будет в порядке! Ты слышала, что сказал доктор Овейзи. Несмотря на то что было тогда, твой риск преждевременных родов не больше, чем у других.

– Я знаю, Раф. – Она никак не ожидала, что Рафаэль так эмоционально отреагирует на ее дурацкий комментарий. Его ответ шел из самого сердца – из таких глубин, о существовании которых она даже не подозревала. – Я уверена, в этот раз все будет хорошо. – У Лотти сжалось сердце от охвативших ее воспоминаний. – Не может же два раза произойти одно и то же.

– Нет. – Рафаэль грозно посмотрел на нее. – Мы оба можем быть в этом уверены.

Катастрофическая цепочка событий, которая так драматично изменила их жизнь, начала разворачиваться вечером летнего дня, когда Рафаэль отправился в конюшни посмотреть на только что доставленного жеребца. Лотти, очарованная прекрасным вечером, решила составить ему компанию.

Бывало, в конюшне Рафаэля стояло сразу несколько необъезженных коней – еще одна его слабость и источник адреналина. Он любил объезжать непредсказуемых скакунов, от которых отказались даже опытные тренеры. На них ему хватало и терпения, и упорства.

В тот вечер в стойле его ждал крупный черный жеребец по кличке Абраксас. Стоя в стороне, Лотти слышала, как он бьется, фыркает и стучит копытами, слышала, как Рафаэль командует ему посторониться. Дальше все было как в тумане. Дико тряхнув упрямой башкой, Абраксас каким-то образом освободился и поскакал из стойла по направлению к ней. Следующее, что она помнит, – она лежит на земле, свернувшись калачиком и обхватив живот, и понимает, что произошло что-то по-настоящему ужасное.

Сейчас, по прошествии лет, конюшни стоят заброшенные и пустые. Но и сейчас воспоминания о том дне цепко держат их в своей власти. Полет на вертолете в госпиталь. Паника. Болезненные роды. Рафаэль, мечущийся по коридору в ярости и бессилии что-либо изменить – прекратить мучения Лотти, помочь ребенку родиться, спасти жизни обоих. А потом, когда жизнь Лотти была вне опасности, а их крошечная, хрупкая дочь боролась за свою, первоначальное облегчение сменилось отчаянием: выяснилось, что в госпитале нет специального оборудования и единственная надежда на спасение – переезд в другой госпиталь.

Рафаэль выкрикивал все новые и новые команды по телефону, настаивая, что он отвезет малышку в своем вертолете. Но в итоге она оказалась слишком маленькой и слабой и перестала дышать прежде, чем Рафаэль успел что-то сделать.

Встав, Лотти подошла к Рафаэлю. Больше всего на свете она хотела, чтобы он обнял ее, прижался к ней, успокоил ее, а она – его. Чтобы они разделили общую печаль, чтобы она сплотила их, а не отталкивала друг от друга. Но Рафаэль встал прежде, чем она приблизилась. С непроницаемым лицом, неприступный, с крепко сжатыми губами – все предупреждало, чтобы она не смела подходить и держалась от него подальше.

– Тебе пора. Мне надо сделать еще много звонков.

– Почему ты это делаешь, Рафаэль? Почему ты отталкиваешь меня каждый раз, когда речь идет о Серафине?

– Не понимаю, о чем ты.

– Все ты понимаешь. Ты бы видел себя сейчас! Ты просто-таки выдворяешь меня из комнаты.

– У меня нет времени на все это, Лотти.

– Вот видишь?! И так всегда, едва дело касается Серафины и того, как повлияла на нас ее смерть. Как мы будем двигаться дальше, если ты отказываешься обсуждать это?

– Нечего тут обсуждать. Все, что случилось, уже случилось. И никакие разговоры этого не изменят.

– А если не говорить об этом, это не значит, что боль уйдет. – Лотти смотрела прямо в его потемневшие глаза. – Почему бы не попытаться, Раф? Открыться друг другу? Все лучше, чем это… ледяное молчание. – Лотти изо всех сил боролась с подступающими рыданиями. – Почему ты не можешь поделиться со мной своими чувствами?

Рафаэль сделал несколько шагов к окну и снова повернулся к ней – на его лице была написана мука.

– Поверь – ты не захочешь разделить мои чувства.

– Просто поговори со мной открыто и честно. Пожалуйста!

– Хорошо. – Его взгляд был просто убийственным, руки сжались в кулаки, когда он заговорил. – Ты хочешь знать, что я чувствую. Так вот, я ощущаю потерю каждый день. Я чувствую злость, печаль, горечь, разочарование. Но больше всего – вину. Сильную, непреходящую вину, которая останется со мной до конца дней. – Они смотрели друг на друга в ужасающей тишине. – Ты это хотела услышать? Счастлива?

У Лотти внезапно закружилась голова, и ей пришлось опереться о край стола.

– Но это был несчастный случай – пойми это. Никто не виноват.

Рафаэль протестующе поднял руку:

– Это я привел чертова коня в стойло. Я должен был контролировать его. Я отвез тебя в этот чертов госпиталь, в котором не смогли помочь Серафине. – Его прекрасное лицо исказилось от невыносимого страдания. – Мне продолжать?

– Прекрати говорить глупости. Это не твоя вина. Никто не мог предвидеть такого развития событий. – Ей отчаянно хотелось коснуться его, облегчить боль, но Рафаэль снова отстранился.

– Что бы ты ни говорила, это не отменяет моей ответственности.

В большом зале, освещенном огромной люстрой, за множеством столов сидели и оживленно болтали гости. Между ними сновали официанты, разливая лучшее вино из погребов Монтеррато в хрустальные бокалы и разнося одно за другим вкуснейшие блюда. Зал был обильно украшен цветами, в одном из углов пианист играл классическую музыку. За главным столом плечом к плечу восседали хозяин и хозяйка вечера.

Лотти казалось, что этот вечер никогда не закончится. Она старалась, очень старалась держать лицо, в то время как только и думала, что об их недавнем разговоре с Рафаэлем. Его горькое признание поразило ее до глубины души. Почему она раньше не понимала, что он так сильно винит себя в произошедшем? Впрочем, он же никогда не хотел ничего обсуждать. Она и сейчас жалела, что затеяла этот разговор. После него играть роль радушной хозяйки было просто невыносимо.

Но она выполняла свой долг, стоя рядом с Рафаэлем в красивом шелковом вечернем платье в пол, приветствуя гостей, пожимая бесчисленные руки, целуя надушенные дорогим парфюмом щеки, посылая вежливые улыбки направо и налево.

Не однажды она видела скептически приподнятые брови, недвусмысленные ухмылки, слышала лукавый шепот, явно относящиеся к неожиданному возвращению графини.

Лотти разглядывала гостей за столиками: известные политики, итальянский посол, до неприличия богатый банкир и их безукоризненно ухоженные жены. Вот бы они все наконец разошлись по домам. Впрочем, жены вскоре потеряли к ней интерес, обратив все свое внимание на красавца графа.

Жена банкира, Элеонора, особенно старалась очаровать его. Касалась рукой, что-то нашептывала на ушко. Лотти тихо ненавидела ее за это. Ненавидела всех, кто флиртовал с ее мужем. Но в основном ненавидела себя за то, что ей есть до этого дело. Все-таки надо было Рафаэлю жениться на одной из них. Разве она когда-нибудь сможет соперничать со всеми этими светскими львицами? Их браки были предрешены с самого начала.

Как назло, Рафаэль сегодня выглядел просто ошеломительно – в вечернем костюме и галстуке-бабочке. Его магнетизм, его сексуальная притягательность не укрылись ни от одной женщины в зале – все взоры были прикованы только к нему. Он был вежлив со всеми, но Лотти чувствовала невидимый барьер, который он выстроил между собой и гостями. Она видела его так же ясно, как если бы он был сделан из стали.

Наконец вечер закончился, последних гостей проводили и усадили в их лимузины. Лотти была истощена, но не хотела идти в постель – она хотела еще немного поговорить с Рафаэлем, убедить его, что он ни в чем не виноват.

Она нашла его в бальной зале, он благодарил официантов и прислугу – каждого в отдельности, называя по имени. Распустив всех, он тяжело опустился на стул.

– Раф?

– Лотти. Я думал, ты пошла спать.

– Еще нет. – Она села на стул рядом с ним. – Думаю, вечер прошел хорошо.

– Да, это так. Спасибо, что приняла участие. Знаю, тебе было нелегко.

Благодарит ее, словно она тоже прислуга.

– Надеюсь, я вела себя, как подобает. Теперь, когда я знаю о существовании фонда, мне хотелось бы быть полезной.

– Да, конечно. Достойное выступление.

Что?! Что он имеет в виду? От этого насмешливого высокомерного комментария ее бросило в жар.

– И как ты тогда опишешь свое «выступление»? – спросила она, тяжело дыша.

– Я делал то, что должен был делать.

– О, ну конечно. Ты был в центре внимания всех этих млеющих от тебя женщин и наслаждался каждой минутой – признайся! – ехидно заметила Лотти. – Эта отвратительная Элеонора чуть ли не лезла к тебе в брюки – и ты не остановил ее.

Рафаэль лишь пожал плечами, без единого слова продемонстрировав, что значит для него ее мнение и ее чувства. Лотти попыталась обуздать клокотавшую в ней безмолвную ярость.

Рафаэль встал со стула, пробормотав себе под нос что-то по-итальянски.

– Слушай, Лотти, почему бы нам просто не остановиться на том, что вечер удался и мы сделали все, что могли? Уже поздно, тебе пора в постель. Тебе нельзя переутомляться.

Ах вот как! А нервничать и злиться ей, выходит, можно?

– Я так понимаю, спать я сегодня буду одна? – Слова сорвались с языка, прежде чем она успела подумать. И так понятно, что он не придет. Зачем только она произнесла это вслух?

– Да. Я хотел с тобой поговорить насчет этого. Тебе нужно личное пространство в палаццо. Я велел освободить ряд комнат в южном крыле и перенести завтра туда твои вещи.

Злость уступила место ощущениям в сто крат мучительнее. Слова Рафаэля буквально сбили ее с ног. Лотти почувствовала себя слабой, беззащитной и ужасно, ужасно одинокой. Так вот какое будущее он ей уготовал. Она будет заперта всю беременность. Заточена, как безумная жена мистера Рочестера, в южном крыле. А когда родится ребенок? Что он намерен делать после этого? Что-то еще более жестокое? Отослать ее на необитаемый остров и притвориться, что ее никогда и не было?

Лотти подняла полные слез глаза на Рафаэля, отчаянно пытаясь отыскать на его лице что-нибудь, что могло бы ее хоть немного утешить. Но не нашла.

– Так ты говоришь, южное крыло? – прошептала она еле слышно.

– Да. Так будет лучше.

– Кому лучше?

– Тебе. Нам обоим. Думаю, лучше сразу оговорить основные правила. Чтобы мы оба понимали, где наше место.

– О, будь уверен. Я хорошо знаю свое место. – Стремительно вскочив на ноги, Лотти развернулась и выбежала из комнаты.

Глава 11

Наступил новый день. В ванной Лотти умылась холодной водой, насухо вытерла лицо полотенцем и вернулась в спальню.

За ночь она все обдумала, приняла решение, и поэтому сейчас была до странного спокойна. Она уезжает. Она покидает Монтеррато и Рафаэля. И в этот раз обратного пути не будет.

Рафаэлю она нужна только для одного. Выносить наследника. Он с самого начала был предельно честен. Но в процессе эта истина затерялась, он дурачил ее, давал надежду, что у него и правда есть к ней чувства, что они смогут возродить к жизни свой союз. Но прошлой ночью все иллюзии были жестоко разрушены. То, как Рафаэль видит ситуацию, не оставляет места глупым иллюзиям и мечтам о счастливой семье. Горькая правда состоит в том, что это агония их отношений. Сопровождаемая постоянной болью. И эта боль дает ей сейчас силы уйти.

Сила – единственное, что уважает Рафаэль. Стоит показать слабость, открыть свои истинные чувства, и он использует это, сделает своим преимуществом, уверенный, что она больше никогда не посмеет уйти. Она должна быть сильной – ради себя и ребенка. Он отец малыша и всегда им будет, но это не дает ему право распоряжаться ее жизнью, помыкать ей. Если она останется, все так и будет. И она будет мучиться от любви к нему – любви, которую он никогда не разделит.

Лотти собирала свои вещи, складывала в чемодан. Взяла вечернее платье, в котором принимала вчера гостей, повесила на руку, посмотрела, как шелк переливается на свету, – и повесила его обратно в шкаф, рядом с другими красивыми нарядами, которые она больше никогда не наденет.

Она поймала в зеркале свое отражение и ужаснулась, увидев под глазами огромные темные круги, неестественную бледность. Вот что сделал с ней Рафаэль Ривальди. Пришла пора сказать ему о ее решении.

Спустившись вниз, Лотти стала разыскивать Рафаэля. Но его не было ни в кабинете, ни в зале, ни где-либо еще. Чувствуя, как ее охватывает паника, Лотти выбежала на улицу. Куда, черт возьми, он подевался? Никаких следов.

Она бежала все дальше и дальше, но тщетно. Оказавшись у кромки рощи на въезде в поместье, Лотти остановилась отдышаться. Что ж, она пойдет на кладбище. Навестит Серафину. Успокоится, соберется с силами.

Лотти шла через лесок, ежась от холода. Слабый солнечный свет совсем не давал тепла. Наконец она добралась до могилы, прислонилась к охраняющему ее ангелу, чувствуя, как холод мрамора пробирается сквозь одежду. Спустя какое-то время внезапный шум заставил ее вздрогнуть.

– Лотти! – Рафаэль возник словно из ниоткуда. – Что ты тут делаешь?

– Пришла навестить нашу дочь. И это не твое дело.

– Твое безответственное поведение делает его моим, – сердито ответил Рафаэль. – Господи, да ты даже пальто не надела. Заболеть хочешь?

Прежде чем она успела ответить, он оказался рядом и протянул ей свою куртку:

– Ты же совсем замерзла. Иди сюда. – Он прижал ее к груди, обнял своими сильными руками, растирая ей спину через толстую ткань куртки.

– Оставь меня в покое! – Лотти вырвалась и отошла к другому краю могилы.

– Да что с тобой? – Рафаэль выглядел озадаченным. – Все в порядке?

– Да. – Лотти заставила себя выдержать его взгляд. – Если ты о ребенке, то с ним все хорошо.

Во взгляде Рафаэля появилось облегчение, но секунду спустя он нахмурился снова.

– Так что же тогда происходит? Почему ты здесь? Почему ведешь себя так странно? – Своими вопросами он словно палил по ней из ружья.

– Я могу вести себя как угодно.

– Нет, не можешь – если это может принести вред моему ребенку, – отрезал он. – Когда речь идет о защите его жизни и здоровья, ты будешь делать то, что я велю.

– Да что ты! – столь же сердито ответила Лотти. – Вот тут ты ошибаешься. Вообще-то я повсюду искала тебя. Чтобы сказать, что я уезжаю обратно в Англию.

В воцарившейся тишине Лотти слышала, как колотится ее сердце.

– Нет. Ты никуда не едешь. – В глазах Рафаэля горел неукротимый огонь, но голос звучал спокойно и тихо.

Лотти бил озноб, но она выдержала его взгляд и ответила:

– Я приняла решение.

– Ну так измени его.

– Ты не остановишь меня, Рафаэль. Я уезжаю.

– Шарлотта, если ты вообразила хоть на секунду, что я позволю тебе покинуть страну и увезти ребенка, ты сильно заблуждаешься. – Лицо Рафаэля исказило сильное волнение. – Мой ребенок родится здесь и здесь же будет расти – рядом с отцом, в палаццо Монтеррато. Ты уже однажды бросила меня, и я не сомневаюсь, что ты можешь сделать это снова. После того как ребенок родится, можешь ехать куда угодно, но не раньше. Но ребенок останется здесь.

Лотти едва сдерживала горячие слезы ярости и отчаяния. Его слова зацепили ее за живое, как рыболовный крючок: чем больше она боролась, тем было больнее. Она ничего не значит для него сама по себе. Без ребенка можешь проваливать на все четыре стороны, вот и все.

Загнав боль поглубже, Лотти обернулась к Рафаэлю снова, используя злость, чтобы замаскировать агонию чувств в душе:

– Уверена, мой отъезд тебе будет в радость. Как только родится ребенок, ты будешь счастлив, если я наконец насовсем исчезну из твоей жизни.

Рафаэль непонимающе уставился на нее:

– О чем ты говоришь вообще?

– О нас с тобой. О нелепой мысли, что мы можем жить вместе, строить отношения, рожать детей.

Сделав над собой явное усилие, Рафаэль понизил голос и осторожно приблизился к ней, как когда-то подходил к самым норовистым из своих скакунов.

– Слушай… Я не совсем понимаю, о чем идет речь, но, может, если ты успокоишься… – Он протянул ей руку, но Лотти так яростно ее оттолкнула, что куртка сползла с ее плеч и упала.

– Речь идет о том, что я ничего не значу для тебя, ничего! Я всего лишь суррогатная мать, даже хуже. Потому что ты не можешь просто заплатить и забыть обо мне. Вместо этого ты запираешь меня в самом дальнем углу палаццо. Но я твоя последняя надежда получить наследника, и ты меня за это ненавидишь. И не отпирайся! – Ее голос сорвался на крик и звучал так пронзительно, что Рафаэль просто не мог ей ответить. – Если бы не несчастный случай, ты бы давно избавился от меня. Жил бы завидной холостяцкой жизнью сколько угодно, а потом подобрал подходящую мать для своих драгоценных детей. Одну из этих идеальных женщин, которые осаждали тебя прошлой ночью.

Едва Лотти высказалась, ее охватило холодное спокойствие, дрожь унялась, дыхание выровнялось.

– Так вот почему ты так странно ведешь себя. Сравниваешь себя с женщинами на том вечере? Будь осторожнее, Лотти. Ты же не хочешь, чтобы это выглядело как ревность, правда? Чтобы мне показалось, что тебе есть дело до этого. Мы же оба знаем, что это не так. Может, мне напомнить тебе…

– Перестань! – воскликнула Лотти, закрыв уши руками. – Я не хочу ничего слышать.

– Мне нет дела, хочешь ты или нет. Это ты бросила меня, помнишь? Вряд ли я когда-нибудь это забуду.

Лотти вспомнила слова, которые сказала ему на прощанье. Эту ужасную, ужасную ложь. «Я не люблю тебя, Рафаэль. И никогда не любила». Этого не отменить.

– Ты застала меня врасплох. Я же вообще никакого понятия не имел, что ты задумала. Идиот. Я думал, мы вместе навеки, представляешь? А оказывается, все это время я был для тебя пустым местом и ты отчаянно хотела от меня избавиться. А когда ты сказала, что никогда не любила меня… – Рафаэль остановился, его кадык дернулся, будто он проглотил что-то твердое… – Хочешь правду? Я скажу тебе. Эти слова меня убили, Лотти. Просто убили.

Это было больше, чем она могла вынести. Со своей болью она еще как-то справлялась. Но видеть искаженное мукой прекрасное лицо Рафаэля было просто невыносимо.

– Я солгала.

– Что, прости?

– Я солгала, Раф. Когда сказала, что не люблю.

– О, ну конечно. Я слышал эти слова своими ушами. Я смотрел в твои глаза, когда ты произносила их.

– Мне пришлось солгать, иначе ты никогда не отпустил бы меня.

– Какого черта… Если ты так пытаешься меня утешить, то не стоит.

– Мы же сегодня говорим правду. Это моя правда. Я сказала так ради тебя, чтобы ты побыстрее выбросил меня из головы и чувствовал себя свободным.

– Какое благородство, – с убийственным сарказмом ответил Рафаэль. – Напомни мне причину, по которой я хотел быть свободным.

– Наш брак превратился в кошмар. Бесконечные поездки в клиники, неудачные попытки ЭКО. Я не хотела, чтобы смерть Серафины разрушила обе наши жизни. Я думала, что если уеду, то заберу боль от ее смерти с собой. Что тебе без меня станет лучше.

Ноздри Рафаэля раздувались от гнева.

– Не смей приплетать сюда Серафину! Не ты одна имеешь право испытывать боль. Она была и моей дочерью, моей маленькой девочкой, не меньше, чем твоей. И я испытывал боль от ее ухода – все еще испытываю – не менее глубоко, чем ты. И даже больше, потому что я чувствую вину за ее смерть.

– Тогда я этого не знала. Откуда мне было знать, если ты вообще не хотел разговаривать со мной? – всхлипнула Лотти. – Мне нужна была твоя поддержка, но ты думал лишь о том, чтобы поскорее завести нового ребенка. Наваждение какое-то. Будто без ребенка наш брак – ничто. Будто только он может удержать его от распада.

– В жизни не слышал ничего более абсурдного.

– А когда все попытки провалились, я знала, что это и мой провал. Я чувствовала себя подавленной, опустошенной, бесполезной. – Чтобы не упасть, она оперлась о плечо ангела.

– Боже, Лотти. Неужели ты не понимаешь, что я старался быть сильным? Когда я видел, как ты страдаешь, у меня сердце рвалось на части. Я не хотел сделать еще хуже, демонстрируя свою боль.

– Разве ты не понимаешь, что не показать свою боль было в миллион раз хуже? Да лучше было погоревать вместе. Оплакать нашу девочку. А не пытаться во что бы то ни стало завести другого ребенка. Но ты только этого и хотел.

– Нет, Лотти. Не надо переписывать прошлое. Я пытался спасти то, что осталось после катастрофы, которую я учинил. Я отвечал за смерть нашей дочери, за то, что ты больше не можешь зачать естественным путем. Я изо всех сил пытался исправить ситуацию. Должен был.

– Может быть. Но я воспринимала это совсем не так. Мне казалось, что ты женился на мне лишь для того, чтобы я забеременела. А когда мы потеряли Серафину, ты понял, что совершил ошибку. Что сама по себе я тебе не нужна. И поэтому ты так носился с новой беременностью – чтобы оправдать этот брак в своих глазах.

– О боже! – Рафаэль отвернулся, прошелся туда-сюда, прежде чем продолжить. – Не верю своим ушам. Такое ощущение, что ты выдумала все это исключительно для самоуспокоения. Сбежав от меня, даже не попытавшись поговорить, ты, значит, оказала мне услугу? Сказав, что не любила, ты освободила меня от цепей ужасного брака?

– Да.

– И это единственная причина? И на самом деле, я тебе не надоел?

– Нет, ничего подобного.

– И ты хочешь, чтобы я в это поверил?

– Да. Потому что это правда. И я была права – без меня тебе жилось лучше. Ты двигался вперед. Заводил новые отношения. И если бы не несчастный случай, ты бы никогда больше не захотел меня видеть.

– Не смей мне рассказывать о моей жизни. – Казалось, Рафаэль вот-вот взорвется. – Ты ничего не знаешь, Шарлотта. Ничего.

– Но ты же не поехал за мной. Не попытался вернуть.

– После того, что ты сказала? Есть такая вещь, как гордость, знаешь ли. Я никогда не буду умолять. Я могу контролировать почти все в своей жизни, но даже мне не под силу заставить кого-то любить меня.

По лицу Лотти градом катились слезы.

– Тебе не надо заставлять меня, Раф. Я всегда тебя любила. – Она закрыла лицо руками. – И всегда буду любить.

Глава 12

Рафаэль смотрел на дрожащую фигурку, стоящую с другой стороны могилы. Она казалась такой ранимой, такой хрупкой. Всеми фибрами своей души он желал подойти к ней и обнять покрепче. И не выпускать. Но не мог. Разве могут быть правдой ее внезапные откровения? Она выпалила их с таким выражением лица, говорила так ожесточенно. Нет, он на это не купится. Не позволит ей снова ранить себя. Уж слишком памятные были ощущения.

Он по-прежнему чувствовал жгучую боль, вспоминая слова Лотти. И это придавало ему сил. Сил, которые так были нужны ему, чтобы не тянуться к ней, чтобы не взять в ладони ее зареванное лицо, не прижаться к ней губами и не стереть поцелуями печаль с ее чела.

– Ты ничего не хочешь сказать? – Страдальческий голос Лотти нарушил затянувшуюся тишину.

– А что тут скажешь? – не глядя на Лотти, ответил он. Он боялся, что посмотрит на нее и потеряет силы и решимость, которые по крупице собирал два года. – Ты и так заранее уверена, что все знаешь. Ты в корне изменила мою жизнь и даже не спросила, хочу ли я этого. А ведь стоило спросить, и ты бы узнала, как сильно заблуждаешься на мой счет. Никогда моей главной целью не было лишь рождение детей. Тем не менее, – тут он позволил себе робкий взгляд на нижнюю часть ее лица и снова опустил глаза, – если тебе так комфортнее, если такие рассуждения обо мне смягчают твое чувство вины, то не стесняйся, продолжай в том же духе. Теперь это не имеет никакого значения. Только не жди, что я тебе поверю.

– Раф! Я просто пытаюсь объяснить, что я чувствовала в тот момент и почему ушла от тебя.

– Не напрягайся почем зря. Уже немного поздно для этого. Один раз я обманулся на твой счет, но больше этого не повторится. А сейчас я возвращаюсь в палаццо и советую тебе сделать то же. Если ты замерзнешь тут насмерть, проблемы это не решит.

Лотти проводила Рафаэля взглядом. Внезапно он остановился, обернулся и произнес властным, не терпящим возражений тоном:

– И даже не думай о том, чтобы сбежать снова, Лотти. Я буду наблюдать за тобой.

Рафаэль ворвался в свой кабинет в палаццо и с грохотом захлопнул дверь. Вдали от заплаканной и несчастной Лотти он чувствовал, как боль уступает место гневу, который, казалось, захватил его полностью. Он никогда не ощущал ничего подобного раньше. Включая компьютер, он заметил, как сильно дрожат руки.

Как она только смеет снова говорить об отъезде? А ведь сейчас она вынашивает его ребенка! Сердце зашлось от гнева и несправедливости. Он открыл почту, пытаясь отвлечься, укротить разбушевавшиеся эмоции, пока он не наделал каких-нибудь глупостей.

Он вспомнил, как они сидели рядом на благотворительном вечере. Какая мука! Она выглядела так обворожительно в этом шелковом платье. Такая нежная, такая прекрасная… Ему хотелось одновременно защитить ее и овладеть ею – не важно, в каком порядке. Она красиво уложила волосы, а сережки с фиалками отражали свет ее глаз, и никогда еще она не казалась ему более желанной.

Перевести ее в южное крыло – единственное верное решение. Только так он мог сохранить здравый рассудок и контроль над собой. Однако на следующее утро он проснулся с ощущением, что что-то не так, сердце сжимал страх. И Лотти нигде не было.

Он поддался искушению и постучал в ее дверь, но, не услышав ответа, заставил себя не заглядывать внутрь. Вместо этого бродил по палаццо, искал ее повсюду, пока наконец не забрел на могилу дочери. И лишь для того, чтобы услышать, что она снова покидает его.

Тяжело дыша, Рафаэль склонился над экраном компьютера, постарался сконцентрироваться на лавине писем. Одно из них было из офиса доктора Овейзи – их просили проинформировать о результате подсадки эмбриона. Рафаэль набросал краткий ответ, подтвердив, что графиня Ривальди беременна. Беременна.

А он станет отцом. Ему бы ликовать, пребывать в эйфории. Когда он лежал на больничной койке, размышляя о том, что стал бесплодным, это было единственное, о чем он мог думать. О том, что у него остался последний шанс стать отцом. Он поставил перед собой цель и достиг ее. Так какого же черта он чувствует себя сейчас так паршиво? Почему ему больнее, чем когда он очнулся после того чертова несчастного случая, весь в синяках и ранах? Из-за Лотти – вот почему.

Лотти неподвижно стояла у могилы дочери. Она не могла двигаться. Замерзшая, онемевшая после спора с Рафаэлем. Она знала, что это будет нелегко – сообщить ему, что она уезжает. В прошлый раз она сбежала, как трусиха. В этот раз они стояли лицом к лицу, когда она произносила эти слова. Как же глупо было считать, что она сможет убедить его, заставить понять ее мотивы. Она совсем не была готова к тому, что в итоге будет объясняться ему в любви. Что-то в глубинах подсознания заставило ее надеяться, что Рафаэль ответит тем же? Что ж, в этом случае ее подсознание должно умереть долгой мучительной смертью. Потому что оно тоже ее предало. От ее гордости остались одни лохмотья. А сердце истекает кровью…

Лотти наклонилась, подняла с земли куртку Рафаэля, просунула руки в огромные рукава, как следует закуталась, но тело по-прежнему сотрясала дрожь. Ей надо уехать. Вне всяких сомнений. Надо объяснить Рафаэлю бесстрастно и четко, почему она не может остаться.

Рафаэль мерил шагами кабинет. Никогда еще он такого не чувствовал. Он почти потерял контроль над собой. Он так носился со своей гордостью, не хотел слушать Лотти, не хотел открыться ей. Почему он даже допустить не мог, что сказанное ею может быть правдой? Что, возможно, он не очень хорошо владел ситуацией после смерти Серафины. И что, возможно, она до сих пор любит его. А он? Что, черт возьми, он делает? Заперся у себя в кабинете, когда Лотти где-то там страдает от душевной боли. Она ведь носит его дитя. Она значит для него больше, чем кто бы то ни было на всем белом свете. Одно он знает точно – если он позволит ей сейчас ускользнуть, он никогда себе этого не простит. И с этим надо что-то делать, пока не поздно.

Они столкнулись в коридоре. Лотти, вбегая внутрь, врезалась в стальную стену его груди и тут же отшатнулась, как ошпаренная. Они стояли и смотрели друг на друга несколько долгих секунд.

– Я искала тебя. – Лотти убрала с лица, на котором все еще были заметны следы слез, спутавшиеся кудри. Она нашла в себе силы посмотреть прямо в глаза Рафаэлю. – Я хотела сказать, что мне очень жаль… Мне правда очень жаль, Раф, но я сказала правду о…

– О том, что всегда любила меня?

Лотти помертвела.

– О том… о том… – Сердце выпрыгивало из груди. – О том, что мне надо уехать. Мы оба знаем, что я не могу оставаться здесь. Разумеется, я вернусь в Монтеррато, когда придет пора рожать, и мы вместе решим, как быть дальше. – Ну вот, она сказала это.

– Ты сказала правду, Лотти? О том, что всегда любила меня?

У Лотти заныло в груди. Зачем он так с ней? Она ждала злости, упреков, слепой ярости – как раньше. К этому она была готова. Но это? Что за пытка…

– Да, – пробормотала она.

Рафаэль коснулся пальцами ее подбородка, приподнял его вверх, чтобы она посмотрела на него.

– И когда ты уезжала… когда ты сказала мне те слова… – Он замялся, утопая в ее фиалковых глазах, ища в них ответ.

– Это была ложь, Раф. Самая большая ложь в моей жизни.

– А сейчас? Ты говоришь правду?

Он отнял пальцы от ее лица, и Лотти заметила, что они дрожат.

– Да. Да, Рафаэль, это чистая правда.

– Тогда скажи это еще раз, Лотти.

Лотти посмотрела на его красивое лицо, как в последний раз, прежде чем уступить силе его взгляда:

– Я люблю тебя, Рафаэль.

Наклонившись, Рафаэль приник губами к ее губам, вкушая ее слова, пробуя их на вкус, смакуя их, позволяя этой прекрасной правде пропитать его насквозь.

С саднящей нежностью он прижался к устам Лотти еще сильнее, и поцелуй омыл ее, как теплая вода, унося все плохое, что было между ними. Она закрыла глаза. Если это их прощальный поцелуй, она отдастся ему, сдастся волшебным ощущениям. И запомнит их навсегда.

Наконец Рафаэль отстранился от нее. Придется открывать глаза и встретиться лицом к лицу с суровой реальностью. Лотти помедлила, распахнула глаза и уперлась взглядом в вопрошающий взор его черных глаз. После мучительной паузы он взял ее лицо в свои ладони.

– Я тоже тебя люблю, Лотти.

Они перешли в салон. Рафаэль зажег огонь в камине, затем снова привлек к себе Лотти. Когда он снова посмотрел на нее, его темные глаза светились любовью – она и не думала, что когда-нибудь увидит этот свет снова.

Он опять крепко-крепко обнял ее.

– Через минуту комната прогреется.

– Мне не холодно. – Как ей может быть холодно в этих крепких объятиях, когда его прекрасные слова все еще звучат в ее ушах?

– Хорошо. – Он провел рукой по ее спутанным волосам. – Мне так жаль, Лотти.

– Нет! – Отстранившись ровно настолько, чтобы можно было заглянуть ему в глаза, Лотти остановила его. – Это я должна извиняться, а не ты. Это мне не хватило смелости поговорить с тобой тогда.

– Я не дал тебе шанса. Я был так поглощен своим чувством вины… Оно затмило мне все остальное, что происходило в жизни. Я отказывался взять паузу и оплакать малышку, отказывался разделить твою печаль. Каждый взгляд на тебя напоминал мне о том, что я сделал с нашим ребенком и с тобой. Забрал у тебя единственное, что имело значение.

– Нет, Рафаэль. – Лотти внимательно посмотрела на него. – Все было не так. Перестань себя мучить.

– И я решил, что отныне это моя миссия – попытаться переупрямить судьбу. А когда у меня все же не вышло и ЭКО не помогло, то вместо того чтобы остановиться и задуматься, что же я делаю, вместо того чтобы посвятить себя твоему счастью, я превратился в ненормального адреналинового наркомана и отстранился от тебя еще больше. – Внезапно Рафаэль остановился, в его глазах блестели слезы. – Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, Лотти?

– Рафаэль. – Лотти поднесла руки к его лицу, убрала темные кудри с его лба, погладила пальцами шрам на лбу. – Послушай меня. Ты не виноват в смерти Серафины. Слышишь?

– Но если бы я отвез тебя в госпиталь в Милан… У них там оборудование лучше – они могли спасти ее.

– Это было бы куда более долгое путешествие. Я могла бы родить в вертолете, а даже если нет, Серафина все равно бы умерла. Она просто слишком рано родилась. Была слишком крошечной и хрупкой. Смирись с этим. Ты сделал все, что мог. Просто то, что случилось, не поддавалось контролю. – Она пристально смотрела на его красивое лицо, искаженное мукой, отчаянно пытаясь забрать его боль, заставить его понять, что он ни в чем не виноват. – Даже ты не в силах контролировать все на свете, Раф.

– Это я точно знаю. – Наконец с губ Рафаэля сорвался вздох облегчения, на лице появилась слабая улыбка. – Мои чувства к тебе вообще не поддаются контролю. Я старался перестать тебя любить, Лотти. Боже, как же сильно я старался. Но что бы ты ни делала, как бы часто я ни напоминал себе, что ты бросила меня, что ты никогда меня не любила, я не мог убить в себе любовь. И ненавидел себя за это.

– Мне так жаль… – Рафаэль снова прижался к ней губами, заставляя молчать.

– Больше никаких сожалений и извинений. Мы черт-те что натворили в прошлом, но у нас теперь есть масса времени, чтобы все исправить. И мы начнем прямо сейчас. – Он взял ее ладонь, положил ей на живот и накрыл своей рукой.

Их взгляды снова встретились. И они без слов поняли друг друга: они уже семья. Рафаэль, Лотти и малыш. И все будет хорошо.

Эпилог

Прошлой ночью графиня Шарлотта Ривальди, жена графа Ривальди, в госпитале Д’Аоста родила сына Валентина Рафаэля Джона. Навестивший этим утром мать и дитя граф Ривальди сообщает, что они чувствуют себя прекрасно. Он и его жена невероятно горды и безмерно рады появлению на свет своего долгожданного второго ребенка – брата Серафины, первой дочери пары, трагически погибшей три года назад в результате преждевременных родов. Весь день в госпиталь тек непрекращающийся поток друзей и знакомых с подарками и цветами для счастливого семейства.

Положив газету на больничную койку, Лотти посмотрела на Рафаэля, который баюкал на руках их кроху, с нежностью глядя на личико спящего сына. Это была такая «правильная» картина, такое идеальное сочетание – этот маленький комочек жизни на мускулистых руках отца. Настоящее и будущее.

– Моя мама звонила утром поздравить нас, – сказала она.

– Грета? Как мило с ее стороны.

– Да, и это меня порядком удивило. Я никогда не представляла ее в роли бабушки, но она, кажется, в восторге от своего нового статуса. И даже поговаривает о том, чтобы нанести нам визит.

– Придется мне попрактиковаться в хороших манерах. – Рафаэль заговорщически ухмыльнулся поверх головки малыша. Лотти даже не сомневалась, что ее мать будет совершенно очарована своим зятем.

– И Алекс тоже. Позвонила и потребовала фото Валентина и мельчайшие подробности родов. Думаю, мне удалось отбить у нее желание когда-либо рожать.

Рафаэль рассмеялся:

– Хорошая подруга. Но если честно, ты держалась великолепно, Лотти. Не могу передать словами, как я тобой горд.

– Это потому, что ты был рядом. И я бы перенесла это еще миллион раз – оно того стоит. Смотри, какое чудо у нас. Не могу наглядеться.

Рафаэль снова обратил свой взор на сына:

– Думаю, он похож на тебя – посмотри на эти прекрасные большие глаза, и этот крошечный носик, и губки, и маленькие ушки.

– То есть ты доволен результатом?

Лицо Рафаэля просто светилось от радости, он пытался подобрать подходящие слова, чтобы выразить свои эмоции, – и с трудом находил.

– Я все еще не могу в это поверить. Что это действительно наш ребенок, твой и мой.

– Нет уж, ты лучше верь. Особенно когда он надрывается от крика в три часа утра. Тем более что Валентин больше похож все-таки на тебя. Определенно, мои волосы куда послушнее!

Рафаэль бережно пригладил темные волосики сына.

– Ты только послушай, что говорит твоя мама. Но мы-то с тобой знаем, что ты совершенство во всех отношениях.

– Вот это чистая правда. – Лотти вздохнула и положила голову на подушку. – У нас хорошо получилось, да? Даже больше, чем хорошо.

Сидя на краю постели с ребенком на руках, Рафаэль наклонился и нежно поцеловал Лотти в губы.

– У нас получилось великолепно. И это только начало, Лотти. Начало новой чудесной совместной жизни. Ты, я и наш сын. Наконец-то настоящая семья. Сейчас и навсегда.

Примечания

1

Да, конечно (ит.).

(обратно)

2

Да-да, конечно, две недели (фр.).

(обратно)

3

Да, очень красиво (ит.).

(обратно)

4

Что за бред! (ит.)

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg