«Моя светлая балерина »

Воскресное утро пахло мокрой сиренью, сдобной выпечкой с Кринолинной площади и запыхавшейся Настей. Она шуршала измятой пачкой, вздыхала, разминая голени, валилась на скрипучую кровать. Она, конечно, не хотела будить Тоню. Просто у такой неуклюжей коровы по-иному не получалось.

«Никакие дополнительные занятия не сделают из тебя приму, — продирая глаза, вежливо здоровалась Тоня. Ей еще нужно было одолжить у Насти денег на новые чулки. — Такие, как ты, слишком тяжелы для любого партнера и дальше кордебалета не идут».

Совсем иного мнения Тоня была о себе. И, может быть, еще одно воскресное занятие ей бы не помешало, но…

Больная бабушка ждала ее. Да, каждую неделю. Вы же понимаете, что бедная старушка только и живет надеждой на встречу с любимой внучкой? Ну какие гулянки, госпожа Сигрякова, в таком платье ни в один дансинг не пустят. Даже не накрашена, поглядите — а вы гулянки, гулянки… Благодарю, до свидания.

Только выскользнув за высокий витой забор балетной академии, Тоня сдернула с шеи нелепые рюши. Прятать под ними свежие ключицы и нежную ямку между грудей было истым кощунством, считала Тоня и ее друзья, но госпожа Сигрякова почему-то прятать их очень любила. Что же, она всегда могла полюбоваться на кружева в стенах пансиона. Знакомые же Тони предпочитали глубокое декольте и низанку богемских бус. Девушка в щедрости своей была готова угодить и тем, и другим.

Облокотившись лопатками на кирпичную колонну, Тоня достала пудреницу. Ей было все равно на хихикающих мальчишек, бредущих мимо, и на бросившую обидное словцо матрону. А еще ей было плевать на то, что некоторые дамы из окружения Якова могли посчитать ее грим чрезмерно ярким. Ей нравилось делать губы пунцово-алыми и вытягивать светлые ресницы в черные стрелы. Она была балериной, актрисой — и каждая ее черта должна была быть яркой, заметной…

— Я же говорил, как не люблю, когда ты так делаешь? — Яков выгнул бровь, подходя к ней и протягивая руку. — Достойно профурсетки, а не гимназистки.

— Извини, — Тоня улыбнулась, убирая пудреницу в маленькую сумочку через плечо — к снятым кружевам и парочке замшевых перчаток. Она позволила ему поцеловать свою руку и, прилипнув к чужому плечу, пошла к ждущему экипажу. — Кто с нами?

— Бетти и Соня, — небрежно откинулся Яков.