«Очаровательная скромница»

Очаровательная скромница (fb2) - Очаровательная скромница [How the Marquess Was Won - ru] (пер. Анна Юрьевна Фролова) (Пеннироял-Грин - 6) 1357K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джулия Энн Лонг

Джулия Энн Лонг Очаровательная скромница

Julie Anne Long

HOW THE MARQUESS WAS WON

Печатается с разрешения издательства Julie Anne Long c/o The Axelord Agency и литературного агентства Andrew Numberg.

Серия «Очарование» основана в 1996 году

© Julie Anne Long, 2012

© Издание на русском языке AST Publishers, 2017

Глава 1

Клиент, стоящий в пабе «Свинья и свисток» – зрелище вполне привычное. Нет ничего необычного и в том, что входная дверь время от времени с грохотом ударяется о стену. В конце концов, большое количество эля оказывает на мужчину определенное действие – вдруг в нем просыпаются кураж и желание плотских утех.

Поэтому, когда дверь в очередной раз грохнула о стену, никто не обратил на это особого внимания. Разговоры за столами не прервались, а дротики продолжали вонзаться в мишень. Как всегда выигрывал Джонатан Редмонд.

Но Колин опять разглагольствовал о коровах, а Чейз Эверси, сидя лицом к двери, принялся рассматривать человека, остановившегося в дверях.

Ветер, дувший с улицы, трепал полы его пальто. Высокие сапоги его были покрыты грязью. Зачесанные назад темные волосы открывали высокий бледный лоб, на котором Чейз разглядел уже поблекший синяк.

Незнакомец слегка пошатнулся и нахмурился, словно не понимая, как здесь оказался. Он медленно обвел мутным взглядом собравшихся, потом его рука скользнула во внутренний карман пальто…

Чейз замер. Он инстинктивно сунул руку в карман и стиснул холодную рукоять пистолета, не сводя напряженного взгляда с незнакомца.

Вдруг мужчина запрокинул голову и рухнул на колени.

– Колин! – выдохнул Чейз.

Едва не столкнувшись с приятелем, он перепрыгнул через видавший виды стол и бросился к незнакомцу.

Колин устремился следом, а за ним и Нед Хоторн. Действуя весьма сноровисто, они ловко подхватили мужчину и уволокли его в кладовую за буфетной стойкой, словно это был мешок картошки. Все же бесчувственный клиент – это плохо для репутации заведения.

Если кто и обратил на это внимание, то, вероятно, решил, что это в «Свинье и свистке» – тоже обычное дело.

Приятели закрыли за собой дверь, опустили незнакомца на койку, стоящую здесь для пьющих до бесчувствия клиентов, и осторожно сняли с него пальто. Чейз и Колин когда-то воевали и умели обращаться с ранеными.

– Вы можете говорить? – спросил Колин, аккуратно складывая пальто. Старая военная привычка к порядку стала неискоренимой. Он передал пальто Чейзу, который с удивлением отметил высокое качество ткани.

– Да, – едва выговорил мужчина и глухо застонал.

Потом он открыл глаза. Они были цвета выдержанного бренди, лицо отличалось благородством и правильностью черт и казалось странно знакомым.

– Я – капитан Чейз Эверси. – Он обернулся к Колину, и тот понял, что брату нужен нож.

– Эверси. Слава богу. – Голос раненого был хриплым, но разборчивым. – Не Редмонд.

– Как интересно. Такое мы слышим нечасто, – усмехнулся Чейз. – Я тоже благодарю бога за это, можно сказать, каждый день. Но назовите себя, кто вы?

Мгновение помедлив, мужчина сказал:

– Драйден.

Колин и Чейз обменялись многозначительными взглядами. Боже правый, лорд Айсберг собственной персоной! Джулиан Спенсер, маркиз Драйден.

– Пуля? Нож? – они уложили маркиза поудобнее, Колин стал снимать с раненого сапоги. А Чейз разрезал рубашку, чтобы увидеть рану.

– Пуля.

И снова мучительный стон.

Это действительно была пуля. Она попала в плечо. Быстро и тщательно осмотрев рану, Чарльз убедился, что пуля засела неглубоко. – И слава богу. Значит, они смогут ее можно достать. Вокруг раны уже запеклась кровь.

– Кто в вас стрелял?

Драйден дышал хрипло и часто.

– Там была женщина, понимаете… пожалуйста, скажите ей…

– В вас стреляла женщина? – подал голос Колин.

Раздался негромкий стук, и дверь приоткрылась. Нед Хоторн передал Колину бренди и тряпки.

– Послал за доктором, – сообщил он, – если он вам, парни, понадобится.

И снова скрылся за дверью. Его семья владела «Свиньей и свистком» уже несколько веков, и маркиз был далеко не первым, чья кровь впиталась в пыль на пороге паба.

– Мы попробуем достать пулю, Драйден, так что выпейте это. – Чейз передал раненому фляжку с виски.

– Я не… – Раненый сделал несколько глотков, поморщился от боли и одобрительно покосился на флягу, – люблю ее, заметьте…

– Нет? – Пока брат рвал тряпки на бинты, Колин взял руку бедняги и нащупал пульс. Он был сильный и ровный, так что все оказалось не так плохо.

– Вам повезло, Драйден. Вероятно, мы сможем достать пулю и рану не придется зашивать. Но в ближайшем будущем вы вряд ли сможете танцевать рил. Откуда, черт побери, у вас эти ссадины на груди? И синяк на лбу?

– Ненавижу рил, – сообщил через несколько секунд Драйден, проигнорировав остальные вопросы. – Предпочитаю вальс. – Его голос был тихим, язык слегка заплетался. Боль и виски делали свое дело.

– Вот и хорошо. Пейте.

Он сделал еще несколько больших глотков.

– Она даже не хорошенькая… – Маркиз, судя по всему, непременно хотел что-то объяснить своим спасителям.

«Лихорадка?» – Колин взглянул на Чейза, беззвучно шевеля губами.

«Любовь», – ухмылкой ответил Чейз, тоже не издав ни звука.

– Хотя, красивая, – мрачно проговорил Драйден. – Черт бы побрал ее глаза.

– Правда? – переспросил Колин, поддерживая разговор.

– Да, но она такая… – Маркиз покачал головой и поморщился. – У нее… – Он поднес руку к лицу, силясь что-то показать. Но так и не смог найти слов для ее описания.

– Нос? – предположил Колин. – Родинка? Третий глаз?

Чейз нахмурился и взглядом предложил брату придержать язык.

– У вас уже бывали огнестрельные ранения, Драйден?

– Нет. Хотя было одно штыковое.

– Думаю, это вам понравится не больше.

Мужчины невесело усмехнулись.

– Даже не могу себе представить почему. – Драйден сделал еще один глоток.

– Я почищу рану, а потом… мы сделаем все остальное. Не сомневайтесь, я уже занимался этим раньше. Вы можете потерять сознание, но, поверьте, мы не тронем ваших карманов, если это произойдет. Закройте глаза, если хотите.

Драйден покачал головой. Теперь его дыхание стало частым и поверхностным.

– Не хочу. Все равно я вижу только ее.

Это было так откровенно и настолько не соответствовало моменту, что братья Эверси на мгновение замерли. И в недоумении уставились на лежащего перед ними лорда Айсберга. И все же он закрыл глаза.

– Она меня не любит, – тихо прошептал он.

Это прозвучало, как дополнение к предыдущему утверждению. Если ему предстояло умереть, не хотелось бы, чтобы это были его последние слова.

Чейз секунду колебался.

– Приведи Адама, – тихо приказал он брату.

Колин искренне удивился. Обещать раненому, что с ним все будет хорошо, при этом посылать за викарием, коим являлся их кузен Адам – как-то нелогично. Но когда Чейз Эверси отдавал приказы, никто не осмеливался ему возражать.

Привычка, как всегда, возобладала. Колин покосился на брата, кивнул и отправился выполнять распоряжение.

Глава 2

Шестью неделями ранее

Феба Вейл распахнула дверь в магазин аксессуаров для женщин и, войдя внутрь, тут же навалилась на нее всем телом, чтобы преодолеть напор ветра и закрыть ее. Дверной колокольчик отчаянно зазвенел.

Она замерла на пороге, наслаждаясь великолепным зрелищем. Магазин Постлетуэйта в Пеннироял-Грин считался местной пещерой Алладина. Здесь все сверкало и переливалось многоцветьем красок: повсюду были расставлены коробки с костяными и серебряными пуговицами, атласными бантами и батистовыми платками. В витринах притягивали взгляд кружевные веера и меховые муфты, мотки атласных лент и шелковых ниток. На прилавке были разложены тонкие, как лепестки роз, лайковые перчатки. Китайские шелковые шали и элегантные шерстяные капоры так и манили к себе. А в углу на полках были выставлены всевозможные шляпки – потрясающе красивые, очень-очень модные и безумно дорогие. Они чинно стояли в ряд, словно сплетницы-аристократки.

Одна шляпка была особенной, удивительной, неповторимой, при одном только взгляде на нее у Фебы трепетало сердце.

Феба очень обрадовалась – предмет ее грез все еще здесь, его никто не купил!

Но, собрав в кулак всю свою волю, она повернулась к шляпке спиной. Фебе казалось, что она чувствовала ее присутствие, словно восторженный взгляд влюбленного поклонника.

– Добрый день, мисс Вейл. Судя по всему, вы всю дорогу бежали? – приветливо спросил мистер Постлетуэйт. – А я как раз разбираю почту.

– Вы же знаете, Постлетуэйт, папа не разрешает нам пользоваться экипажем, пока не восстановят позолоту на гербе.

– Но ведь можно было бы взять карету без фамильного герба, разве нет? И тогда никто не узнает, где вы бываете.

– Только вы меня понимаете, Постлетуэйт, больше никто. Между нами всегда единодушие.

– А когда вы выйдете за меня замуж, девочка, мы будем жить в абсолютном согласии.

– Всему свое время, Постлетуэйт. Я же должна насладиться своей молодостью.

Они улыбнулись друг другу. Оба знали, что единственное, чем наслаждается Феба, это собственными платьями, которые по несколько раз перешивает и даже перелицовывает – распарывает все швы и переворачивает ткань другой стороной, чтобы подольше поносить. Да и Постлетуэйт был старше ее на четверть века, если не больше, и к тому же абсолютно лыс, если не считать небольшой полоски волос в форме подковы на затылке.

– Сегодня ветрено, – лениво проговорила Феба.

Постлетуэйт бросил на нее внимательный взгляд сквозь очки, но почти сразу опустил глаза и продолжил разбирать почту.

– Никогда бы не догадался, – пробормотал он.

Феба хмыкнула. Она положила руки на прилавок и заглянула в висящее над ним зеркало. Да, действительно, по ней и так все было видно – щеки разрумянились, глаза блестят, светлые волосы выбились из-под шляпки и торчат в разные стороны.

– У меня есть для вас лондонские газеты, мисс Вейл. Здесь много пишут о моем сопернике в борьбе за вашу руку и сердце.

– Это лорд Айсберг? – спросила девушка с деланым возмущением. А ее сердце забилось чаще. – Что он сделал на этот раз?

– Поставил десять тысяч фунтов на скачках… и выиграл.

Феба презрительно фыркнула.

– Этот человек делает все, чтобы привлечь к себе внимание.

– И еще здесь сказано, что он купил перчатки в магазине «Титвейлер и сыновья» в Берлингтонском пассаже. И теперь все высшее общество считает своим долгом тоже покупать там перчатки. А они стоят сто фунтов.

– Думаю, все высшее общество станет прыгать с Лондонского моста, если маркиз покажет пример. Причем он упадет на телегу с пуховыми перинами, а другие разобьются насмерть.

В обществе действительно поднялась большая суматоха, когда маркиз приобрел четырех вороных коней в белых чулках для своего ландо. Какое-то время на аукционе в «Таттерсоллз» цена на вороных лошадей оставалась заоблачно высокой, и владельцам приходилось ставить охрану возле своих конюшен, поскольку их крали предприимчивые цыгане. Причем отсутствие белых чулок никого не останавливало – их всегда можно было нанести белой краской, после чего модных лошадей очень выгодно продавали.

Газеты были тайным пороком Фебы. Днем она учила непоседливых юных девиц латыни, греческому и французскому языкам и истории, а ночью перед сном читала светские сплетни. Она наслаждалась, упивалась ими, проглатывала, как в свое время проглотила сказки 1001 ночи, – и те и другие казались ей одинаково фантастическими, словно были частью другой вселенной. Из газет она, к примеру, узнала, что лорд Уотерберн прославился безумными пари, двойняшки Силверторн считаются самыми шикарными невестами общества, а Лизбет Редмонд, с которой она когда-то занималась, – это вообще бриллиант чистой воды.

Но больше всего ее воображение занимал лорд Айсберг – Джулиан Спенсер, маркиз Драйден. Она знала о нем все: он предпочитал одежду только черного и белого цветов, великолепно стрелял – в этом ему не было равных. Его интересовало только лучшее, уникальное, самое красивое – будь то перчатки, лошади или женщины. Говорили, что он неизменно прибегал к холодному расчету, когда речь идет о деньгах, выборе любовницы или расставании с ней. А еще ходили слухи, что он вот-вот займется поисками жены.

Он любил риск, сам участвовал в скачках, легко заключал пари на безумные суммы, и лондонские щеголи, тщетно старавшиеся за ним угнаться, нередко ломали шеи или теряли состояния.

А Драйден всегда выходил сухим из воды, и его доходы только увеличивались.

Все мужчины хотели быть похожими на лорда Драйдена.

И если верить газетам, все дамы мечтали быть с ним.

Постлетуэйт закончил разбирать почту.

– Два письма адресованы в академию, и оба вам, мисс Вейл.

– Что ж, одно из них, возможно, это очередное предложение от маркиза – он очень настойчив, хотя я ему уже неоднократно говорила, что помолвлена с вами. А другое – приглашение на очередной бал.

Постлетуэйт подался вперед.

– Что вы наденете на этот бал?

Они никогда не уставали от этой игры.

– Думаю, я надену бледно-желтое шелковое платье, кремовые лайковые перчатки и ожерелье – ну, помните, то, с маленькими бриллиантами. – Феба провела рукой по шее. – И диадему, конечно. Не самую лучшую, а ту, что попроще. Полагаю, буду выглядеть восхитительно. Хотя, не исключено, что я пошлю записку с извинениями и вообще никуда не поеду. Предыдущий бал был так скучен и… – Она понизила голос до таинственного шепота. – Я вам рассказывала, что случилось?

– Нет! – Постлетуэйт тоже заговорил тише.

– Так много молодых людей захотели танцевать со мной вальс, что двое из них повздорили. Один предложил другому выйти из зала и… боюсь, между ними была дуэль.

– Никогда не произносите этого слова!

– Но так и было! На рассвете они дрались на пистолетах, и один был ранен!

– Скандал!

– К несчастью, из-за меня часто льется кровь, – грустно сообщила девушка.

– Не могу сказать, что не понимаю дуэлянтов, мисс Вейл. Вы рождены, чтобы разбивать сердца.

– Сердца? Не зеркала?

Они понимающе ухмыльнулись друг другу. Ведь если Феба Вейл и была красавицей, ей об этом никто не удосужился сказать. Люди часто хвалили ее характер, который действительно был замечательным. А вальс она танцевала всего один раз в жизни – на вечеринке в здании городской ратуши Пеннироял-Грин – с прыщавым юнцом, который был или слишком застенчив, чтобы посмотреть ей в глаза, или слишком благодарен возможности созерцать соблазнительную ложбинку между грудей, и больше ни на что не обращал внимания.

Но мужчины действительно дрались из-за нее – на кулаках – и не единожды, за что она была склонна винить слишком крепкий эль в «Свинье и свистке». Мужчины Суссекса знали то, чего не могли выразить словами: им хотелось быть рядом с мисс Вейл так же, как с пылающим очагом холодной ночью. И дистанцию они соблюдали по той же причине. От нее летели искры.

Именно эти «искры» были по большей части причиной того, что она сохранила одну по-настоящему красивую вещь – пару удивительно тонких лайковых перчаток цвета густых сливок, отделанных золотой каймой. Это был подарок от одного смелого и не слишком привлекательного поклонника, который открыл ей, что, да, ей нравится целоваться, и, нет, она не удовлетворится обычным простым мужчиной. Одно время она начала подумывать, не влюбиться ли ей, но тут поклонник исчез. Феба поздравила себя с тем, что он не унес с собой ее сердце. Она уже давно знала, что не следует его никому отдавать. Ее опыт показал, что мужчины всегда в конце концов исчезают.

После этого ни один из молодых людей, с которыми она знакомилась, не сумел воспламенить ее воображение и растревожить душу. Причем она искренне считала, что ею руководит не высокомерие. Совсем наоборот, она совершает акт милосердия, отказываясь выходить замуж за очередного претендента, поскольку не сумеет сделать его счастливым.

Кроме того, ее судьба вовсе не здесь. Феба знала, что, по крайней мере, одно письмо содержит информацию о ее будущем.

Дверной колокольчик снова звякнул, и в магазин ввалились две хихикающие девицы. Первым делом они, как и Феба, приналегли на дверь и захлопнули ее, потом еще несколько секунд толкались и пересмеивались и наконец заметили мисс Вейл.

И застыли. Выйдя из ступора, они резко расправили плечи, выпрямились и широко раскрыли глаза, в которых застыло ангельски невинное выражение.

– Добрый день, мисс Раньон, мисс Кэрью, – ласково сказала Феба.

– Добрый день, мисс Вейл. – Ну чем не хор ангелов?

– Ждете каникул?

– Да, мисс Вейл.

– Поедете домой или останетесь с нами в академии?

– Домой, мисс Вейл. – И снова хором.

– Вы пришли, чтобы купить подарки близким?

– Да, мисс Вейл.

Мисс Раньон несколько раз попадалась на мелких магазинных кражах, и ее измученный отец поместил девочку в академию мисс Мариетт Эндикотт, когда ей исполнилось десять лет.

В таком же возрасте туда попала и Феба.

– Я покажу вам несколько очаровательных вещиц – все можно купить всего за полпенни – пуговицы, банты и все такое, – заверил девочек мистер Постлетуэйт с большой благосклонностью, словно они были изысканными леди. И он, и Феба знали, что именно такое отношение заставляет девочек действительно вести себя как леди. Фебе было отлично известно, как управляться с непослушными маленькими бунтарками – сама когда-то была такой.

Постлетуэйт вышел из-за прилавка и протянул Фебе два письма.

– Вы только взгляните на эту печать, мисс Вейл, – пробормотал он, взглядом указав на верхнее.

Он провел пальцем по печати и отдал письма.

Девушка увидела букву «R», вдавленную в красный воск.

Так!

Сгорая от любопытства, она отошла в сторону. И вовсе она не старалась оказаться поближе к вожделенной шляпке! В конце концов, любоваться ею можно и издалека – и вскрыла письмо. А мистер Постлетуэйт в это время помогал девочкам выбирать подарки.

«Моя дорогая мисс Вейл,

Надеюсь, вы пребываете в добром здравии и, как всегда успешно, превращаете невоспитанных грубиянок в изысканных юных леди. Прошу извинить необычность моей просьбы, но я была бы счастлива, если бы вы смогли присоединиться ко мне в Редмонд-Хаус, когда я туда приеду – на два дня, начиная с субботы. Мама и папа, как вам известно, сейчас в Италии, и мама считает, что у меня не будет во время этого визита надлежащей компаньонки или подруги. Моя кузина, мисс Вайолет, недавно стала графиней и, вероятнее всего, будет в Лондоне с супругом. Мама с радостью оплатит все ваши расходы. Тетя Редмонд тоже одобряет такое решение. Кроме того, у меня есть потрясающая новость, которой я хотела бы с вами поделиться. Расскажу все при встрече. Прошу вас, приезжайте. Искренне ваша,

Лизбет Редмонд».

Так, так, так.

Феба одно время была учительницей Лизбет, племянницы Джосайи и Фаншетты Редмонд, кузины всех остальных Редмондов, живущих во Франции. Ее главной задачей было научить девочку французскому языку. Сама Феба свободно говорила на пяти языках и была опытной учительницей. Однако Лизбет категорически не желала учиться. Но во всем остальном она была милой и компанейской девушкой. Именно во время двухмесячного пребывания с Лизбет Феба узнала, что существует тонкий бледно-желтый атлас и диадемы. Оно же стало косвенной причиной того, что Фебу однажды поцеловал мужчина (знай об этом Редмонды, они бы ни за что ее не пригласили), равно как и ее решения покинуть страну.

Живя в такой семье, как Редмонды – а они были настоящей дружной семьей, – Феба особенно остро чувствовала отсутствие собственных фамильных корней – у нее не было дома, она никому не принадлежала, ее никто не ждал, и никому она не была нужна. А значит, у нее никогда не будет того, чем обладают Редмонды, даже не осознавая этого. Девушка поняла, что должна начать жизнь на новом месте, которое сама выберет, и больше не станет плыть по течению.

Но при этом лишние деньги ей не помешают. Не говоря уже об удовольствии провести ночь или две на пуховой перине, испробовать превосходную еду, подаваемую на серебре…

Она определенно обдумает приглашение.

Ей было известно, от кого второе письмо и что в нем сказано. Она прочитает его позже, когда останется одна в своей комнате в академии, и тоже как следует обдумает.

Феба заметила, что на письмо от Лизбет, которое она держала в руке, упала тень из окна, и подняла глаза. Странно. День был на удивление ясный. В небе не было видно ни единого облачка.

Она повернулась к окну и остолбенела.

Перед магазином остановилось огромное черное, словно вороново крыло ландо. Взгляд Фебы скользнул по золотому гербу на дверце и остановился на лошадях, одна из которых кокетливо дернула головой и стала постукивать копытом.

Лошадь была черной. В белых чулках.

Сердце Фебы забилось с удвоенной скоростью.

Матерь Божья! Вроде бы звякнул дверной колокольчик!

Феба очень осторожно повернулась. Если все это ей снится, пусть сон подольше не кончается.

Она увидела его, и в помещении стало меньше воздуха. У нее закружилась голова, словно она внезапно вознеслась на высокую гору. Мужчина был очень высок. Неожиданно все ленты, банты, перчатки, и даже вожделенная шляпка, показались вычурными декорациями, с незапамятных времен расставленными на сцене в ожидании его появления.

Мужчина обвел бесстрастным взглядом ленты, перчатки, шляпки, часы, девочек-учениц, сумочки, шали и Постлетуэйта – именно в такой последовательности. Его сюртук и ботинки были черными. Сорочка и галстук – белыми. А голос – с небольшой хрипотцой от курения – в точности таким, как она себе представляла.

– Драйден, – сказал мужчина.

Словно его имя было ответом на все самые важные жизненные вопросы.

Глава 3

Его голос гулким эхом прокатился по магазину.

Одна черная бровь слегка приподнялась. Она была безукоризненной формы.

Феба видела это в зеркале над прилавком. Мужчина стоял к ней спиной, и она имела возможность по достоинству оценить его потрясающую фигуру. Глядя на широкие плечи, узкую талию, мускулистые бедра, она как никогда остро почувствовала себя женщиной. Когда маркиз переступил с ноги на ногу, она физически ощутила, как плавно двигаются мускулы под его черной одеждой, которую он носил с такой же привычной грацией, как пантера – свою шкуру.

Ученицы Фебы застыли в углу как манекены. Их глаза стали круглыми, словно блюдца.

Постлетуэйт метнул на Фебу быстрый взгляд поверх очков. Она едва заметно кивнула. «Да, ни зрение, ни слух вас не обманывают».

– Мистер Постлетуэйт, к вашим услугам, милорд. – Он поклонился, причем с удивившей Фебу грацией, правда, когда выпрямился, она отчетливо услышала хруст суставов. – Вы оказали мне величайшую честь, посетив мое скромное заведение. Что я могу для вас сделать?

Феба попыталась рассмотреть перчатки маркиза, которые якобы стоили сотню фунтов, но он снял их и держал зажатыми в кулаке. Еще он снял шляпу и откинул с высокого лба темные волосы. Пляшущие огоньки свечей отражались в его начищенных сапогах ручной работы – по крайней мере, так писали в газетах.

Драйден держался необычайно прямо.

Маркиз или не заметил, что его разглядывают или ему было на это наплевать. Возможно, было бы удивительнее, если бы она его не рассматривала. Феба подумала, что харизма, которую он, несомненно, излучал, это своего рода отпечаток, оставленный бесчисленными взглядами за много лет.

– Я бы хотел увидеть вашу коллекцию шелковых вееров, мистер Постлетуэйт.

Его тон был удивительно дружелюбным. Но Феба расслышала в голосе стальные нотки. Он явно знал, какое впечатление производит на окружающих, и старался не пугать простолюдинов, чтобы те не замирали перед ним, как кролики перед удавом. В конце концов, остолбеневшие люди не могут сделать то, что от них требуется.

Она и Постлетуэйт, разумеется, были теми самыми простолюдинами.

Ей стало жаль того, что ее долгая игра с Постлетуэйтом подошла к концу. При одном взгляде на маркиза было ясно, что он не может быть объектом игр или шуток.

Но на случай, что все происходящее ей все-таки снится, Феба не устояла перед желанием и ущипнула себя за руку.

Слишком поздно она поняла, что Драйден видит ее в зеркале.

Он обернулся.

Она почувствовала его взгляд, как удар в солнечное сплетение.

У него были высокие четко очерченные скулы, что почему-то делало взгляд еще более пристальным. Казалось, маркиз внимательно рассматривает нападающих через бойницу замковых стен. Глаза были цвета бренди… или чуть темнее. Лицо недоброе. И излучающее опасность.

Такое лицо невозможно оценить с одного взгляда.

Феба поднесла руку к лицу, словно хотела одним жестом превратиться в принцессу – прямо у него на глазах.

Маркиз снова отвернулся. Выражение его лица не изменилось.

Только тогда она смогла вновь дышать.

– Конечно, даже не сомневайтесь, милорд. – Голос Постлетуэйта звенел от радости. – У меня прекрасная коллекция шелковых вееров, от простых до самых изысканных. – Он указал на витрину в затененном углу магазина, куда никогда не проникало солнце, от которого яркие краски на шелке могли поблекнуть. – Надеюсь, вы найдете то, что вам понравится.

«Черта с два», – подумала Феба.

Постлетуэйт выскочил из-за прилавка и устремился к витрине.

– Могу я поинтересоваться, что привело вас в наш город, лорд Драйден?

– Меня пригласили на прием. – Феба никогда не слышала, чтобы слово «прием» произносили с такой иронией. – И еще я должен посетить легендарную академию мисс Эндикотт – я действую от имени своей племянницы.

Легендарную? Неужели? Выходит, племянница маркиза – проблемная девочка? А, может быть, он будет на приеме у Редмондов? Куда еще он мог приехать?

– Мисс Вейл преподает в академии, – проговорил Постлетуэйт, взглядом указав на Фебу. Маркиз покорно обернулся.

Воспользовавшись моментом, она продемонстрировала самый элегантный реверанс.

– Для меня большая честь познакомиться с вами, лорд Драйден. – Ее голос был тихим и нежным. По крайней мере, ей хотелось так думать.

Уголки его рта едва заметно приподнялась. Возможно, ширина его улыбки зависела от статуса особы, которой предназначалась.

– Мисс Вейл. – Он небрежно поклонился. – Я здесь, чтобы встретиться с хозяйкой академии – мисс Эндикотт.

При этом он отчетливо выделил слова «хозяйка» и «мисс Эндикотт». Вероятно, он настолько привык к исключительному вниманию и даже навязчивости женщин, что хотел помешать ей совершить всеобщую ошибку.

– Разумеется. – Феба слишком поздно услышала намек на иронию в его словах. – Конечно, вы встретитесь с самым важным лицом в академии.

Она могла бы поклясться, что в его глазах что-то сверкнуло – маленькая искорка мелькнула и исчезла. Хотя, возможно, в них отразилась богатая позолота герба на дверце экипажа.

Когда он отвернулся и проследовал за Постлетуэйтом к витрине с веерами, она решительно вздернула подбородок и грозно уставилась на замерших девочек.

Они почти сразу вернулись к жизни и синхронно присели в реверансе – очаровательное зрелище: два маленьких цветочка изящно склонились к земле. Маркиз одарил их полуулыбкой и небрежно поклонился. Феба предположила, что этот аристократический жест девочки запомнят на всю оставшуюся жизнь, а маркиз забудет через несколько секунд.

Когда он проходил мимо них, мисс Раньон схватила подругу за локоть, потом молча шлепнула себя ладонью по лбу и подогнула колени, имитируя потерю чувств.

Чтобы не рассмеяться, Феба окинула ее самым строгим взглядом, на который была способна, и движением подбородка отправила обеих к прилавку. Девочки поспешили повиноваться, но обе кусали губы, чтобы не хихикать.

– Прошу вас, выбирайте, милорд, – обратился Постлетуэйт к маркизу.

Феба сомневалась, что для этого Драйдену потребуется много времени.

Звякнул дверной колокольчик.

В магазин вошел очень большой мужчина. Он был светловолос и белокож, словно викинг, и необыкновенно массивен. Его фигура напоминала прямоугольник, в то время как фигура маркиза, если уж прибегать к геометрическим сравнениям – треугольник. Он снял шляпу, тряхнул головой и, сделав несколько шагов, остановился в центре помещения.

– Увидел твой экипаж, Драйден, – сообщил он. Его голос был тихим и невыразительным, словно человеку было смертельно скучно. Но, глядя на него, никто бы не усомнился, что это настоящий аристократ – до мозга костей.

Маркиз мельком взглянул через плечо.

– А, это ты, Уотерберн.

Фебе показалось, что маркиз подавил недовольный вздох. Интересно.

Это был виконт, известный своими непредсказуемыми ставками. Однажды он поставил пятьсот фунтов на гонках сверчков. По крайней мере, Феба читала об этом в колонке светских сплетен.

Уотерберн сделал еще шаг вперед, и его светлые глаза скользнули по лентам, шляпкам и сумочкам. Таким взглядом агенты с Боу-стрит выискивают следы преступления.

– Полагаю, мы приглашены на один прием.

– Я потрясен. – Голос маркиза был полон иронии.

Уотерберн усмехнулся.

Маркиз сосредоточенно разглядывал два веера, которые выбрал из коллекции Постлетуэйта. Такое же выражение Феба видела на лице Леоноры Херон, цыганки из табора, вставшего лагерем на окраине Пеннироял-Грин, когда та смотрела на карты Таро, которые раскинула для богатого клиента.

Неожиданно для самой себя Феба почувствовала жгучую зависть. Какая-то женщина, должно быть, очень дорога этому потрясающему мужчине, раз он с такой тщательностью выбирает подарок.

– Лорд Уотерберн. – Постлетуэйту пришлось опять кланяться. – Я к вашим услугам. Могу я предложить милордам чаю?

– Мне не надо, но спасибо за предложение, – быстро ответил маркиз.

Ленивый взгляд Уотерберна остановился на Фебе. Та сделала попытку улыбнуться и поклонилась. Он кивнул головой и отвернулся.

Ну, вот. Пожалуй, ее считают частью обстановки.

Ее ученицы шуршали пакетами, готовясь уходить.

– Всего хорошего, мисс Вейл. Желаем вам хорошо провести каникулы.

– Спасибо, юные леди. Я надеюсь, вы тоже хорошо отдохнете. Только, пожалуйста, не забудьте прочитать заданные вам главы из Марка Аврелия. Иначе у вас будут большие трудности после возвращения в школу.

– Конечно, мисс Вейл. Я жду не дождусь возможности начать увлекательное чтение! – вдохновенно соврала мисс Раньон.

Девочки вышли, сопровождаемые перезвоном колокольчика. Они впустили в магазин порыв ветра, который пошевелил ленты на шляпках и немногие оставшиеся волосы на голове Постлетуэйта. Потом дверь снова захлопнулась.

Феба бросила последний взгляд на шляпку, которая никогда не будет ей принадлежать, и аккуратно сложила письма, чтобы положить их в ридикюль и уйти.

Именно тогда светловолосый лорд вальяжно, словно галеон, подплыл к маркизу.

– Ставлю десять фунтов на то, что даже ты не сумеешь сорвать поцелуй у… la insegnante, Драйден.

Insegnante? Но ведь это по-итальянски «учительница».

Уотерберн указал подбородком в ее сторону.

Феба потрясенно застыла. «Он имеет в виду, что маркиз должен поцеловать меня?»

Она снова повернулась к шляпке, сделала вид, что рассматривает ленты цвета лаванды и прислушалась.

– Бога ради, Уотерберн. – Маркиз лениво поморщился. – Мне не нужен ни ее поцелуй, ни десять фунтов.

– Но ведь интересно! Взгляни, она совершенно не похожа на женщину, для которой поцелуи – обычное дело. Скорее наоборот, она и вовсе нецелованная. А ты, говорят, можешь получить от кого угодно все, что пожелаешь. А я считаю, что в данном случае, судя по положению вещей, ты не добьешься своего.

«По положению вещей? Каких еще вещей?» — у Фебы перехватило дыхание, и она так сильно сжала ленту, что побелели кончики пальцев.

Теперь маркиз говорил очень тихо.

– Не делай глупостей! Это не детская игра.

«Ох».

Она покраснела от злости и унижения. Вожделенная шляпка расплылась перед ее глазами.

Слух Постлетуэйта с возрастом стал хуже, поэтому он ничего не услышал. Он с большим удовольствием пересчитывал только что полученные деньги и даже что-то напевал себе под нос.

– Я предлагаю тебе пари, Драйден. Все знают, что ты никогда не проигрываешь.

Феба боялась пошевелиться. Она затаила дыхание и старалась подавить эмоции. Ее еще никогда так не унижали. Она смотрела на шляпку, которую всей душой хотела получить, но никогда не получит, а мужчина, которого она так же безнадежно желала, даже мысли не допускает, что ее тоже можно целовать, и придирчиво выбирает подарок для другой женщины. После этого он сядет в свой шикарный экипаж и со всеми удобствами отправится в академию, а она снова будет бежать всю дорогу вверх по склону холма, отчаянно сражаясь с ветром, так и норовящим сорвать с головы ее старую шляпку.

«Проклятые аристократы».

Оказывается, они тоже смертны, и им не чуждо ребячество.

Маркиз выпрямился, и Феба опять отметила, что он неправдоподобно высок.

– Я выбираю этот, мистер Постлетуэйт. – Он выбрал красивый веер из шелка цвета слоновой кости, на котором были изображены нежно-розовые цветы, перевитые зелеными стеблями – без шипов – и лепестками. Изысканно.

Как и все, что касается Драйдена.

– Отличный выбор, милорд. – Постлетуэйт весь лучился желанием услужить.

На Фебу мужчины больше не смотрели.

– Спасибо за почту, Постлетуэйт, – сказала Феба, понадеявшись, что ее голос звучит достаточно приветливо. – Хорошего вам дня.

Она помахала рукой и вышла из магазина раньше, чем он успел ответить. Проходя мимо известного экипажа, она отвернулась, хотя очень хотелось его повнимательнее рассмотреть и полюбоваться восхитительной лошадью. Ежась от пронизывающего ветра, она завернула за угол. Дальше ее путь лежал вверх по склону холма. Неожиданно Феба подумала, что вся ее жизнь идет в точности так же: по склону горы против ветра.

Феба всегда находила прогулки вверх по холму придающими сил. Укрепляющими, не только физически, но и морально.

Вскоре ветер стер краску стыда с ее лица и вернул щекам здоровый румянец.

Глава 4

Сиденья его экипажа были обиты тонким плюшем – нежным, словно кожа его последней любовницы. Впрочем, когда Джулиан откинулся на спинку и закрыл глаза, его мысли были далеки от чувственных.

Да и последняя любовница пыталась убить его вазой.

Он расслабился, но забыть о своих заботах не мог, как ни старался. Он нанял опытных людей, которые работали на него, тревожились за него, управляли его собственностью и занимались инвестициями, но, тем не менее, постоянно был начеку. Его сон оставался чутким с семнадцати лет, когда его отец, разыграв финальное, в высшей степени зрелищное действо, позволил себя убить на дуэли из-за женщины, которая не была его женой. В обществе он заявил, что любил ее, а за любовь можно и умереть.

А всему этому предшествовали годы потерь – собственности, денег, положения – и все из-за азартных игр. Его отец был игроком.

Он оставил после себя долги, разрушенную репутацию и позор – все это Джулиану пришлось долго исправлять. Это были трудные годы, но молодой человек был умен, обладал стратегическим мышлением, отличался проницательностью, хладнокровием и решительностью. Он ни разу не сделал неверного шага. Постепенно он вернул семейную собственность, сколотил неплохой капитал, приобрел большую власть и влияние. Его положение казалось недосягаемым, а сам он – неприступным.

И если его отец был неудачником, подвластным непредсказуемым порывам и порокам, и к концу жизни, несмотря на древний титул, стал объектом насмешек, то смеяться над Джулианом Спенсером никто не осмеливался.

Он подумал о семье. В целом все было в порядке. Сестры удачно вышли замуж. Бывало, возникали разные трудности, и тогда Спенсер с легкостью решал все проблемы.

Вспомнил Джулиан и об Уотерберне. Как о таком забудешь? Этот человек – не главный раздражитель, зато вездесущий. Словно комар, если, конечно, светловолосого гиганта можно сравнить с комаром. Он так и не простил Джулиану, что тот завоевал благосклонность весьма аппетитной Карлотты Медины, или того, что всегда опережал его в школе, быстрее двигался по карьерной лестнице в армии, лучше стрелял и, если судить по светским сплетням, был лучшим любовником. Его холодность в общении, равно как и внешность, женщины считали неотразимой.

Оглядываясь назад, Джулиан мог признать, что победа не принесла ему ощутимой радости. Карлотта была настоящей тигрицей в постели, а в общем – особой, абсолютно неуправляемой. Безумной, как Шляпник, испорченной, требовательной, капризной и непостоянной. Не самое приятное воспоминание.

Хотя, признаться честно, он до сих пор иногда вспоминал ее акробатические пируэты в постели, и не без удовольствия.

«Женщины». Драйден задумчиво улыбнулся.

Неудивительно, что многие хотели бы оказаться на месте лорда Драйдена.

Ирония заключалась в том, что даже сам лорд Драйден не был истинным лордом Драйденом. И это тоже по большей части его устраивало.

Почти никто уже не помнил его отца.

Но Джосайя Редмонд помнил. Потому что не кто иной, как Джосайя, владел участком земли, который хотел получить Джулиан.

Должен был получить.

С годами Джулиан обрел проницательность и искусность шахматного мастера, тщательно оценивая расстановку сил в обществе и бизнесе, чтобы сделать правильный ход в нужный момент, ход, который принесет победу, позволит получить то, что ему необходимо.

Веер был частью игры. Джулиан провел пальцем по аккуратно упакованной вещице. Он знал, что это прекрасный подарок и подходящий предлог для начала новой кампании. Поэтому не мог не испытывать приятного удовлетворения.

Только одно препятствие стояло между ним и поместьем в Суссексе, которое было частью приданого его матери.

Возможно, Джулиан наконец отдохнет, когда его получит.

Он моргнул, закрыл глаза, отгородившись от проплывающих мимо пейзажей Суссекса, но не уснул.

Феба взбежала по лестнице в свою комнату, на ходу развязывая ленты шляпки, отшвырнула ее в сторону, рывком выдвинула стул и так быстро выхватила лист бумаги, что Харибда, ее пушистый полосатый кот, возмущенно мяукнул и вскочил. Шерсть на загривке вздыбилась. Убедившись, что его покой нарушила хозяйка, он зевнул и снова улегся на ее кровати.

Они оба были костлявые недокормленные и плохо воспитанные подростки, когда приехали сюда из Лондона. И оба стали утонченными, сытыми и благодарными за комфортную жизнь.

Но в душе оставались бунтарями и авантюристами.

Харибда был пушистым обманщиком. Он любил спать на спине, являя миру свой мягкий гладкий животик. Когда же ничего не подозревавшие гости невольно тянулись погладить кота, он в мгновение ока пробуждался и вцеплялся в руку визитера всеми имеющимися в его распоряжении когтями и зубами. Так бывало не единожды. Наглый котяра не стеснялся ставить хозяйку в неловкое положение. Хотя, конечно, это бывало забавно.

Зато он раз и навсегда отучил любопытных учениц заходить в ее комнату.

«Проклятые аристократы».

Феба обмакнула перо в чернила и начала писать:

«Дорогая Лизбет,

Прими мою глубочайшую благодарность за любезное приглашение и, хотя я была бы счастлива снова повидаться с тобой, боюсь, я не смогу…»

Ее прервал стук в дверь.

Девушка шумно вздохнула, едва не сдув листок со стола, резко встала, опрокинув стул, и открыла дверь.

Стоявшая на пороге служанка отшатнулась, глаза Фебы метали молнии.

Сделав над собой усилие, Феба постаралась успокоиться. Мэри Фрэнсис, невысокая пухленькая девица, примирительно улыбнулась. Так же, наверное, она улыбалась бы ночному грабителю, в надежде что он ее не тронет.

– Прошу меня простить, мисс Вейл, и извините, что прервала вашу работу… – Она с любопытством заглянула в комнату, скользнула взглядом по двум толстым половикам, кровати, покрытой ярким лоскутным покрывалом, которое Феба сама сшила из платьев и накидок, таких старых, что их уже невозможно было перешивать. – Но мисс Эндикотт хотела бы переговорить с вами до отъезда.

Феба сделала глубокий вдох, чтобы окончательно взять себя в руки. Полуграмотная деревенская девчонка была уверена, что все преподаватели в академии очень умные и постоянно занимаются важной работой. Это было, в общем, приятно, хотя и немного раздражало.

– Спасибо, Мэри Фрэнсис.

Она знала, что мисс Эндикотт собирается покинуть школу на каникулы, но оставляет академию на старших учителей – миссис Банкрофт и миссис Флигер.

Феба повернулась к зеркалу, висевшему над столом, и пригладила слегка растрепавшиеся волосы. Потом бросила беглый взгляд на платье, сочла свой вид приемлемым и вышла из комнаты. Девушка миновала длинный коридор, поднялась по винтовой лестнице, держась за гладкие перила, отполированные поколениями капризных юных леди и ею в том числе.

Дойдя до кабинета мисс Эндикотт, Феба чудом избежала столкновения с высокой черной фигурой.

Фигура медленно повернулась и оказалась маркизом Драйденом.

– А вот и вы, мисс Вейл, – мисс Эндикотт произнесла эти слова таким тоном, словно ожидала ее весь день. Она уже была одета в дорожный костюм – элегантное серое шерстяное платье, длинный плащ в тон ему и очень красивую меховую шляпку. На столе стояла дорожная сумка, на полу – саквояж.

– Я надеялась, что вы покажете маркизу хотя бы одну классную комнату на верхнем этаже, поскольку я должна немедленно уходить, чтобы не пропустить дилижанс и не опоздать на встречу с сестрой. Она ни за что не простит, сестра, я имею в виду, если я приеду на день позже, поскольку составила очень насыщенную программу развлечений на весь период моего пребывания у нее в гостях, – говоря это, мисс Эндикотт натянула перчатки. – Я полагаю, что его милости будет полезно поговорить с одной из наших учительниц. Маркиз упомянул, что уже имел удовольствие познакомиться с вами в магазине Постлетуэйта.

Глаза мисс Эндикотт были маленькие, голубые и проницательные. Она была одной из длинной череды тех мисс Мариетт Эндикотт, которые много лет управляли академией с мастерством генерала, искусностью дирижера симфонического оркестра и деловой хваткой, перед которой отступал даже Джосайя Редмонд. Хотя, на самом деле, она была очень доброй женщиной, и этот секрет рано или поздно становился известен всем ученицам академии.

Правда, чтобы выяснить это, им приходилось изрядно потрудиться.

Она была доброй, но не слабой. Пожалуй, лучше всего ей подходило определение «непреклонная».

За десять лет Феба привыкла к ее взгляду, но до сих пор не могла противостоять ему или лгать. А когда-то могла устоять против чего угодно.

Ее бросило в жар от наплыва самых противоречивых эмоций и ощущений.

– Конечно, – спокойно сказала Феба. – Мы имели… удовольствие.

Рука мисс Эндикотт, тянувшаяся к сумке, замерла, и она устремила на мисс Вейл внимательный взгляд. На ее лице явственно отразилось недоумение. Феба сделала реверанс, чуть повернувшись к маркизу. Он ответил поклоном.

При этом они даже не взглянули друг на друга.

На маркиза ее присутствие, похоже, не произвело никакого впечатления. От него исходили волны едва сдерживаемого нетерпения. Ему явно хотелось как можно быстрее покончить с этой скучной обязанностью – визитом в школу для девочек. Он осматривал обстановку кабинета мисс Эндикотт, легонько постукивая шляпой по ладони, словно прикидывая, сколько еще своего драгоценного времени может здесь потратить.

– Буду признателен, если вы покажете учебный класс, мисс Вейл, – наконец сказал он.

Он был изысканно вежлив, хотя, вероятно, произнес бы фразу «Мне придется смириться с этим» тем же тоном.

Теперь он смотрел прямо на Фебу.

– Я сделаю это с большим удовольствием. – Она тоже умеет изъясняться с изысканной вежливостью. Правда, она обратила свои слова к его левой брови, чтобы не смотреть прямо в золотистые глаза.

Маркиз кивнул, показывая, что не сомневается в этом, и обратился к мисс Эндикотт.

– Примите мою искреннюю признательность, мисс Эндикотт, за то, что согласились уделить мне время. Надеюсь, ваше путешествие будет приятным и безопасным.

– Надеюсь, лорд Драйден, – коротко ответила она. Феба ни минуты не сомневалась, что путешествие мисс Эндикотт будет только приятным и безопасным. Иначе и быть не могло.

Она присела в реверансе перед мисс Эндикотт, та, в свою очередь, поцеловала ее в щеку, после чего легонько похлопала Фебу по той же щеке затянутой в перчатку рукой и дернула за сонетку, вызывая лакея.

Феба проводила директрису взглядом. Вероятно, поручение мисс Эндикотт можно считать признанием того, что она уже достаточно взрослая, иначе она не отправила бы ее на верхние этажи наедине с красавцем-маркизом.

Но ведь ей всего двадцать два! А ее приглашают в компаньонки к девушке почти такого же возраста, как она…

– Прошу вас следовать за мной, лорд Драйден.

Она развернулась на каблуках и направилась к лестнице, стараясь справиться с искушением побежать наверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Годами Феба училась сдерживать свои порывы. Она была превосходной наставницей, но в основном потому, что как никто другой понимала девочек, охваченных бунтарским духом. Теперь она прошла отличную школу и умеет держать себя в руках.

Маркиз пошел за Фебой и уже через мгновение оказался рядом, хотя та почти бежала. Она почувствовала, что мужчина примеривается к ее шагу. Почему-то ей на ум пришел жеребец, пытающийся обмануть ее временной уступчивостью.

Она еще более ускорила шаг, покосилась вбок и заметила короткие волоски – его собственные? – прилипшие к рукаву пальто. Неожиданно маркиз показался ей обычным человеком. Мужчиной. Доступным.

Феба хорошо знала, как расточать любезности и очаровывать. Но она упрямо решила ничего не говорить.

Молчание нарушил маркиз.

– Мне дали понять, что здешние наставники решают проблемы… – Он замолчал, безуспешно подыскивая слово.

– Упрямства? – предположила Феба.

– …Очень хорошо, пусть будет упрямство. В общем, умы учениц заполняются всевозможными знаниями.

Странно. Судя по тону, он находил это… забавным? Или это скептицизм?

– Стимулирование интеллектуального любопытства, лорд Драйден, и внедрение осмысленной дисциплины не оставляет им времени на плохое поведение. Хотя, естественно, они пытаются.

– Понятно.

– Мы считаем, что неверно направленную активность можно и нужно трансформировать в изящество, уверенность и уважительность, если это необходимо. Именно в этом направлении мы работаем.

– Значит, у вас здесь целая философия. Интересно. – В его голосе снова звучала ирония. И сомнение. И усталость.

Феба подумала о девочке, которую он собирается поместить в академию.

– Могу я поинтересоваться, ради кого вы интересуетесь нашими условиями? – Она уже почувствовала свою ответственность перед юной мисс, которая, вероятно, в скором времени к ним присоединится.

Феба считала, что пока великолепно справляется с данным ей директрисой поручением. Она очень-очень вежлива, и очень-очень строга. Ни одна монахиня не может быть такой спокойной, чопорной и незаинтересованной.

Хотя было бы намного проще, если бы от него не исходил такой чудесный запах.

Крахмал, очень хороший табак и еще… лошади? Феба любила запах лошадей. Немного морской свежести, словно он долго гулял по холмам. И еще неповторимый аромат мужчины. Да, пожалуй, так пахнет богатство.

Феба почувствовала, что с удовольствием лизнула бы его. Подобная мысль пришла ей в голову впервые в жизни.

«Нецелованная, – напомнила она себе, – неподходящая, непригодная для поцелуев».

– Мою племянницу поймали за курением сигары. Дважды. Помимо всего прочего. Девочке двенадцать лет, и ею занимается уже третья мачеха. Последняя ее терпеть не может, и, насколько я понял, это чувство взаимно. Таким образом, я здесь представляю брата, который сейчас находится в Нортумберленде. Узнав о своей поездке в Суссекс, я предложил, так сказать, провести разведку.

– Третья мачеха? Боже правый! Бедняжка. Вам еще повезло, что она не начала тайком выпивать.

Маркиз повернулся к ней. Феба чувствовала, он не знает, что делать – улыбнуться или нахмуриться. Ему явно хотелось улыбнуться, но он не был уверен в правильности выбора.

Вероятно, она все-таки позволила себе лишнее. А ведь все шло так хорошо. Она уже много лет не позволяла себе импульсивных замечаний.

– А девушки, после того как вы набиваете им головы знаниями, становятся окончательно непригодны для замужества, или надежда еще остается?

Так… А теперь он ее проверяет. Только что именно – сообразительность или семейное положение? Правда, не исключено, что ему так скучно, что он решил развлечься любым способом, например поддразнивая ее.

Или пытается очаровать ее, чтобы сделать более подходящей для поцелуев.

– Я бы сказала, что наши выпускницы менее терпимы к глупцам, если вы именно это имеете в виду, – заметив, что маркиз искренне удивлен, она мысленно усмехнулась. – В любом случае вам нечего опасаться, лорд Драйден, – сообщила она, напомнив себе, что независимо от того, где в дальнейшем будет жить, она любит мисс Эндикотт, и академии очень даже пригодятся деньги маркиза. – Мы гордимся тем, что прививаем нашим воспитанницам в высшей степени полезные навыки. Они выходят из стен академии, готовые создавать семьи и управлять большими поместьями. Они умеют играть на фортепиано, вышивать и даже вести бухгалтерские книги, чтобы исключить воровство управляющих. Короче говоря, мы готовим их для жизни в любых обстоятельствах.

– Или почти с любым мужчиной.

Это было сказано так быстро, что Феба не смогла сдержать смешок.

Маркиз тоже улыбнулся. Нет, он не демонстрировал белизну всех своих безупречных зубов. Просто его губы чуть дернулись, на щеках появились ямочки, а в уголках глаз – маленькие морщинки. Внезапно он провел кончиками пальцев по изящным лепным украшениям на стене. Совсем как маленький мальчик. На мгновение Фебе показалось, что он наслаждается. Отдыхает в ее компании.

Нет, пыли на стенах он, конечно, не найдет. В этом Феба была уверена. В школе работает целый отряд уборщиц.

«Нецелованная», – напомнила она себе.

И опять подумала, не к Редмондам ли он направляется.

– Иностранные языки, – добавила она. – Мы стараемся добиться, чтобы наши воспитанницы свободно говорили хотя бы на одном иностранном языке. Например, на итальянском, который преподаю я.

– Да? – рассеянно откликнулся маркиз. – Что же, языки полезны. Раз уж вы знаете языки, скажите, что значит… – Он склонил голову набок, словно припоминая, и отчетливо проговорил: «Esto es lo que pienso en su regalo, hijo de una puta!» Насколько мне известно, это испанский.

Матерь Божья!

Маркиз уставился на нее широко открытыми глазами, в которых светилась надежда.

Это и в самом деле был испанский.

– Эти слова… были сказаны вам, милорд?

– Могли быть, а что? – спокойно сказал он.

Феба вгляделась в его лицо. Оно оставалось спокойным.

– Дело в том, что эти слова означают следующее: «Вот что я думаю о твоем мужском достоинстве».

На самом деле фраза переводилась так: «Вот что я думаю о твоем мужском достоинстве, сукин ты сын». Феба предположила, что это было отлично известно маркизу, который, судя по всему, свободно говорит по-испански. А учитывая, что у него когда-то была излишне темпераментная испанская любовница… По крайней мере, об этом писали в газете.

– Надо же… – В его глазах плясали смешинки. Маркиз явно провоцировал ее, хотел заставить рассмеяться.

Ад и проклятье! Беда в том, что она воочию представила этого мужчину с любовницей и эта мысль лишила ее присутствия духа. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Большая ошибка! Она снова почувствовала восхитительный запах, и у нее закружилась голова. Все шло совсем не так, как она рассчитывала.

– Мы говорили о программе, – напомнил маркиз, решив, что она никогда не заговорит больше.

Им навстречу метнулась Мэри Фрэнсис с метелкой для обметания пыли. Очень уж ей хотелось посмотреть на маркиза.

Она пробежала мимо, потом вернулась обратно, чтобы смахнуть пыль с портрета мисс Эндикотт, словно картина могла сделать ей выговор, если сей же момент не станет чистой.

– Конечно. И говоря о нашей насыщенной программе, лорд Драйден, должна отметить, что мы принимаем только самых способных девушек. Думаю, мисс Эндикотт сказала вам, что мы проводим предварительное собеседование, желая убедиться, что новые ученицы не будут отставать на занятиях.

– Полагаю, самые способные девушки одновременно являются самыми богатыми?

Теперь Феба лучше понимала собеседника.

– Вы даже не представляете, как часто это оказывается правдой.

Его неожиданно веселая и озорная улыбка молнией осветила чопорную сдержанность беседы. И все вокруг изменилось.

Но улыбка моментально исчезла.

– Кстати, – Феба говорила с некоторым трудом, потому что от его улыбки ей стало трудно дышать. Она остановилась и откашлялась. – Мы всегда информируем родителей будущих учениц из хороших семей, что принимаем и девочек, не имеющих никаких средств и родословной. И всех учим одинаково. Мы считаем, что это помогает формированию характера всех учениц.

Маркиз резко остановился и с видом ценителя стал рассматривать висевший на стене хорошо выполненный пейзаж Суссекса. Его написала одна из бывших воспитанниц. На стенах академии мисс Эндикотт не могло быть посредственных картин. Она бы их не потерпела.

– Иными словами, вы сводите избранных девушек с чернью?

– И чернь с избранными.

– Значит, так вы шлифуете бриллианты, – задумчиво пробормотал он. – Посредством… трения.

Его глаза снова блеснули.

Фебе это очень понравилось.

И еще ей послышался в его словах какой-то намек. Словно он подготавливал ее к чему-то.

«Держи себя в руках, Вейл. Ты ему даром не нужна». Она инстинктивно выпрямилась и расправила плечи в попытке казаться значительнее и более устрашающе – так выглядят некоторые южноамериканские ящерицы.

Она знала о ящерицах, поскольку прочитала о них в книге мистера Редмонда. Она читала все и обо всем, когда бывала такая возможность.

– Я бы не назвала это трением, лорд Драйден. Скорее, речь идет о соприкосновении различных поверхностей.

Боже мой, но ведь в этой фразе явный эротический подтекст! Или ей показалось?

Эффект оказался поразительным. Маркиз повернулся к ней лицом. Его глаза горели интересом. Но губы не улыбались.

У него были невероятные глаза.

«Неподходящая для поцелуев», – настаивал греческий хор в ее голове.

Она поспешила объясниться.

– Знаете, если девушки бедны, это еще не означает, что они – сброд и чернь. У многих из них просто трудно складывалась жизнь, или они… встретили препятствие на… пути своей судьбы.

Феба пожалела о сказанном, лишь только слова слетели с ее губ.

Ненадолго воцарилось молчание.

– Путь… судьбы, – задумчиво повторил он. Вероятно, на случай, если она в первый раз не заметила, как нелепо это звучит.

Ну почему у него так ярко сверкают глаза?

Неужели он бросает ей вызов? Создается впечатление, что он знает, какова она на самом деле под налетом чопорности, и намерен, во что бы то ни стало, заставить ее показать свое истинное «я».

Феба отметила, что сцепила руки за спиной. Зачем? Схватила одной рукой другую, чтобы не коснуться его? Нет, она все же не настолько безрассудна. С другой стороны, она еще никогда не подвергалась столь сильному искушению. У него невероятные, колдовские глаза.

«Детская игра», – сказал он. Феба это хорошо запомнила. – «Мне не нужен ее поцелуй». Эти слова назойливо повторялись в ее мозгу. «Детская игра, детская игра, детская игра».

Детская игра? Ну, это мы еще посмотрим, лорд Драйден.

Маркиз почувствовал перемену в ее настроении. И сразу снова напустил на себя официальный вид.

– Школа имеет отличную репутацию, мисс Вейл. И щедрого мецената в лице мистера Джосайи Редмонда.

– И мистера Джейкоба Эверси.

Патриархи Пеннироял-Грин не имели ничего против школы – уважаемой, с хорошей репутацией и опытным педагогическим составом, – в которой учились девочки, отцы которых имели титулы и политические связи.

Феба пошла дальше, маркиз за ней, и наконец они дошли до конца коридора. Дверь одной из классных комнат была распахнута настежь, оттуда доносились запахи льняного масла и лимона. Вероятно, прислуга только что закончила уборку помещения и ушла. Маркиз с любопытством заглянул в класс. Едва ли ему мог не понравится вид блестящего деревянного пола, рядов чистых полированных столов и стульев и высоких сводчатых окон, через которые лился солнечный свет. Вдоль одной из стен стояли книжные шкафы. На учительском столе красовался огромный глобус. Большой камин был холоден и чисто вычищен.

В комнате никого не было. Ученицы разъехались на каникулы.

Феба топталась позади маркиза, застывшего на пороге класса. Казалось, он размышлял, стоит ли заходить внутрь.

В этот момент ее сердце тревожно забилось.

Если он собирается выиграть пари, то это прекрасное место для попытки. А если она собирается высказать свою точку зрения… это место тоже подойдет.

Время тянулось мучительно медленно. Феба слышала только стук собственного сердца.

Она смотрела на ноги маркиза. Вот наконец он решился и медленно вошел в класс.

В начищенных сапогах он твердо ступал по деревянному полу. Маркиз остановился в потоке света из первого окна. Солнце высветило рыжие проблески в темных волосах – словно тлеющие угли в черной золе. В уголках его глаз притаились морщинки.

«Он предназначен для меня».

Мысль появилась из ниоткуда и потрясла Фебу до глубины души. Она удивленно покосилась на своего спутника. Никогда в жизни ее не беспокоили подобные мысли. Сердце тоскливо заныло. Ей показалось, что она давно знает этого человека, все его достоинства и недостатки, фобии, ошибки и страсти. Мысль была, мягко говоря, неожиданной.

Наверное, всему виной это необычайное освещение.

Как только он выйдет из потока солнечного света, все снова будет в порядке.

Маркиз не смотрел на Фебу. Теперь его заинтересовал вид из окна – пологие зеленые холмы, деревья, быстро теряющие листву. Осень решительно вступала в свои права. Из этих окон моря не было видно. В любом случае вид из окна не мог повлиять на его решение. Критиковать здесь было нечего.

Тем не менее он стоял, смотрел. И молчал.

Быть может, он хочет своим молчанием заманить ее в комнату?

Ей придется принять решение.

К немалому удивлению, Феба обнаружила, что решение пришло само собой. Казалось, ноги сами несли ее в класс. Кровь шумела в ушах.

Маркиз отвернулся от окна и взглянул на нее. Их глаза встретились.

Тишина была такой абсолютной, что казалось оглушительной.

Значит, сейчас он ее поцелует? Интересно, как целуют за десять фунтов? Наверняка он должен хотя бы подойти поближе, чтобы обнять ее…

Ну сколько же можно ждать! Она не вынесет напряжения!

– Что ж, у меня нет никаких возражений, – сказал наконец он. – Я буду рекомендовать брату отдать дочь в вашу школу.

И это все?

– Очень рада это слышать, лорд Драйден. – Напряжение, волнение, гордость, странное тоскливое томление… все это напрасно.

Странно, но маркиз, казалось, был доволен. Его губы снова сложились в улыбку. Фебе нравилось, как улыбка его преображала. Ей нравилось, когда он на нее так смотрел. В какой-то момент Фебе показалось, что он… смутился? Ей была известна разница между растерянностью и робостью, безразличием и занятостью. И хотя этот мужчина, безусловно, знал свое место – в своей семье, в обществе и в мире, здесь он чувствовал себя неуютно.

Интересно почему?

Возможно, он все же готовился поцеловать школьную учительницу, хотя не имел никакого желания это делать, и не был заинтересован в получении жалких десяти фунтов.

Жалких для него.

Ну хватит, она больше этого не вынесет.

– Ладно, лорд Драйден, может быть, вы наконец покончите с этим?

Улыбка исчезла.

– Простите, я не понимаю.

– Вы собираетесь поцеловать меня или нет?

Глава 5

Маркиз остолбенел. Судя по охватившему его смятению, он был совершенно сбит с толку. Он открыл рот, снова закрыл, через несколько секунд открыл снова.

И потряс головой.

– Простите… Почему вы думаете… Я не понимаю…

Драйден от растерянности запинался, наверное, впервые в жизни.

– Мы здесь одни. У вас репутация человека, легко заключающего пари и всегда их выигрывающего. И кроме того, я слышала, как ваш друг предлагал вам это пари. Кажется, ставка была десять фунтов? Очень выгодно. Представляете? Вы сможете купить за эти деньги один палец одной перчатки.

Эмоции на его лице быстро сменяли друг друга. Сначала смущение, затем осознание, ужас, раздражение, похотливое любопытство…

И наконец вполне веселое признание поражения.

– Ну если все известно, это уже совсем неинтересно.

Фебе было что ему сказать. И она точно знала, чего говорить не стоит.

– Вы уверены, что совсем?

Все-таки она это произнесла.

Молчание. И затем:

– Мисс Вейл…

– Да?

– Вы со мной флиртуете?

– А вы сильно удивитесь, если я скажу «да»?

– Ну…

Феба невесело усмехнулась.

– Потому что я простушка и у меня даже мыслей таких быть не может, и потому что вам известно только одно правило игры – вы наступаете, а девушка капитулирует. Неужели вы еще не устали от этого? Всегда все одно и то же!

Она всплеснула руками, глядя на маркиза с насмешливой серьезностью.

Маркиз явно не знал, что сказать.

– Да… нет… то есть вы не простушка…

Джулиан не знал, так ли это, но слово уже вырвалось. Хотя в подобных обстоятельствах это было лучшее, что он смог сказать. Девушка действительно была красива, ему следовало это заметить.

– Знаю. Мое лицо красиво. Мне об этом говорили. Достаточно часто, чтобы я запомнила. – Феба развеселилась.

Шокированный Джулиан внезапно осознал, что девчонка играет с ним.

Он постарался успокоиться. Он не мог вспомнить, когда в последний раз вынужден был сделать над собой усилие, чтобы успокоиться. Иногда он задавал себе вопрос, насколько его репутация отличается от той, которую он хотел бы иметь.

Девушка мыслила быстро – это ему нравилось. Ума ей хватало. Остроумия тоже. Еще заметив ее в магазине, он почувствовал исходящую от нее энергию, но тогда решил, что это было страстное желание получить шляпку, с которой, он заметил, она не сводила глаз.

Он не хотел ее целовать.

Так ли это?

А ведь эта девчонка считала его в действительности абсолютно никчемным. Слабым. По иронии судьбы именно слабость была роскошью, которой он никогда не мог себе позволить. И, черт побери, он ведь на самом деле изучал лицо Фебы и старался не дать ей это заметить.

В солнечном свете, льющемся из высоких окон… что ж, сравнение с драгоценным жемчугом не было бы неточным. Она излучала здоровье, желание и… жизнь. Она вся светилась жизненной энергией.

– Ваше лицо не кажется мне непривлекательным, – наконец произнес Драйден.

– Неужели! Лицемерие вам не к лицу.

Джулиан почувствовал, что улыбается. Причем помимо воли.

– Должен ли я извиниться за всех представителей своего пола за неоднократное повторение одного и того же комплимента? Разве было бы лучше не слышать комплиментов вообще?

– Когда много раз слышишь одно и то же, трудно не прийти к заключению, что это единственное твое достоинство.

Ее голос звучал весело. Словно ей было все равно. Джулиан никогда раньше не встречал женщины, имеющей такое железное самообладание. Хотя, конечно, она имела отличную практику, руководя неуправляемыми девицами. Маркиз им не конкурент.

– Могу только выразить искреннее сожаление. Не все мы, увы, поэты. Мы считаем, что женщинам нравятся комплименты их красоте, и выполняем свой долг. Считайте, что ваши поклонники настолько потрясены вашей прелестной внешностью, что не могут думать ни о чем другом.

– Прекрасная теория! Я ее непременно обдумаю.

– А вашим глазам досталось должная порция комплиментов?

– Вы хотите сказать комплимент моим глазам?

– Я не осмеливаюсь. Вы сочтете мои слова недостаточно красочными, и я буду выглядеть глупцом.

Феба засмеялась. Она была очень довольна и даже немного удивлена.

Джулиан улыбнулся в ответ. Удивительно, но факт: он был счастлив, что сумел ей угодить.

Время шло, оба молчали – только улыбались. Воздух был насыщен возбуждением, и, вдыхая его, Джулиан чувствовал себя невесомым.

Почему никто не говорил комплименты ее улыбке? Она прелестна. Ее глаза, какого бы ни были цвета – маркиз так и не мог сказать с уверенностью, зеленые они или серые, – загорались, когда она улыбалась, а на щеках появлялись ямочки, напомнившие ему, что эта девушка – учительница. Ямочки на щеках казались ему такими же обязательными для человека ее профессии, как точка в конце предложения.

Не поэтичная, но все же метафора.

– Возможно, это моя вина, – задумчиво сказала Феба, прижав палец к подбородку. – Или просто я не встречала мужчин, воображение которых стоило воспламенять.

А теперь ему бросили перчатку?

– Очень может быть, – осторожно согласился маркиз.

С кем может общаться школьная учительница? С фермерами, викарием, другими учителями. Или с солдатами? Похоже, она провоцирует его, хочет, чтобы он ее очаровал?

Он маркиз.

Маркиз, который по чистой случайности любит вызовы. Любит почти так же сильно, как ненавидит всевозможные недоразумения и сложности. И навязанные ему пари.

– Вы бывали в Лондоне? – спросил Джулиан.

После секундного колебания она ответила:

– Да.

– В Лондоне можно встретить самых разных людей.

Феба нашла это утверждение чрезвычайно забавным.

– Вы предлагаете, чтобы я разнообразила свой опыт общения с мужчинами, чтобы слушать лучшие комплименты? Вряд ли получится. Я намерена уехать за границу. Далеко-далеко. По пути я встречу много разных джентльменов.

Джулиан все глубже втягивался в беседу, поневоле заинтересованный.

– Куда вы хотите поехать?

Еще одна короткая заминка.

– Мне бы хотелось поехать в Африку.

– В Африку. – С таким же успехом она могла сказать, что собирается на Луну. Что на это можно сказать? Миссионеры отправляются в Африку с определенной миссией. Хотя, возможно, среди них есть и учителя.

– Вы собираетесь… работать? – осторожно спросил Драйден после паузы.

Феба расхохоталась.

Ничего более приятного, чем этот смех, Джулиан не слышал уже очень долго. Это было лучше, чем опера или мюзикл, птичье пение или стук лошадиных копыт, и даже лучше, чем томные вздохи любовницы в его объятиях. В общем, ее смех был восхитительнее всех его самых любимых звуков. Девушка смеялась искренне, ничуть не жеманясь, и это оказалось на удивление приятно.

– Боже мой, лорд Драйден! Вы бы видели свое лицо. Когда произносили слово «работать». Между прочим, это занятие не относится к числу смертных грехов, вы не забыли? И да, я действительно собираюсь заниматься именно этим.

– С миссионерами? – Джулиан лихорадочно пытался вспомнить, что ему известно об Африке и зачем туда люди едут. – Учить детей?

– Да.

– Вы так добродетельны?

Надо же, теперь флиртует он.

Улыбка, которой Феба его одарила, была бесконечно далека от праведности. Лицо девушки стало насмешливым, озорным, искушающим – ну чистый бесенок!

Она не произнесла ни слова. Все сказала улыбка. И, к немалому удивлению, Джулиан почувствовал отклик в некоторых частях своего тела.

– Или у вас тяга к перевоспитанию? – спросил он, немного понизив голос.

Феба уклонилась от ответа.

«Теряете сдержанность, госпожа учительница?»

– Я просто хочу посмотреть мир.

– Некоторые люди начинают с Италии. Или с Брайтона.

– А я решила, что начну издалека и буду постепенно двигаться обратно.

Джулиан рассмеялся. Ситуация нравилась ему все больше.

– Что касается работы, это было всего лишь мое предположение. Ведь нельзя исключить, что вы едете вместе с мужем, у которого там дела, или вас привлекает тамошний климат. Насколько мне известно, жить там – все равно, что в пекле. И женщина не должна…

Он понял, что собирается сказать, и замолчал.

– Работать? Все в порядке, я никому не скажу, что вы много раз употребляли в разговоре со мной это ужасное слово на букву «р».

– …если у нее есть муж, брат или отец, которые о ней заботятся.

– Совершенно верно, – ответила Феба.

Значит, никого из перечисленных выше мужчин в ее жизни нет. А кто есть? Она достаточно молода – или достаточно взрослая – чтобы иметь любого из них. Руки и ноги на месте, никакого видимого уродства нет, значит, она определенно могла выйти замуж, если бы захотела. Может быть, вдова? Не похоже.

– Дело в том, что… – Она глубоко вздохнула. – Скажите честно, лорд Драйден, вам не надоедает постоянно делать одно и то же: все те же удовольствия, те же занятия. Вы не чувствуете себя… заключенным в клетку?

– Что заставляет вас думать, что мои удовольствия и дела бывают однообразны достаточно часто, чтобы наскучить?

– Я читаю лондонские газеты.

Ах вот как!

– Мне не свойственна невоздержанность, и я весьма привередлив в выборе удовольствий.

– Вы не ответили.

Джулиан задумался.

– У меня довольно много обязанностей.

– Занимаетесь поместьями? – чуть насмешливо спросила она.

Что ж, это правда. У него столько же поместий, сколько титулов. На самом деле, даже больше. И бесконечное количество обязанностей. Зато его умению перекладывать свои обязанности на других нет равных. Джулиан, как никто другой, умел нанимать на службу только лучших. В этом инстинкт его ни разу не подвел.

Значит ли это, что он может нанять кого-то для управления собственной семьей?

– Да, конечно, существуют постоянные обязанности. В светской хронике не пишут, к примеру, о том, что я устроил новую осушительную систему в своих поместьях в Херефорде.

– Да? – Ее голос звучал удивленно. – Осушительную систему?

– Или что я приобрел великолепных овец и теперь получаю отличный доход от продажи шерсти.

– Английская шерсть ценится во всем мире.

– А еще я служил в армии.

– Очень впечатляет. Насколько я поняла, война – это скука с примесью страха и насилия.

Значит, она знала каких-то солдат. Интересно, насколько близко. Он вспомнил солдат, служивших под его командованием, и без труда мог представить, как она могла их очаровать. Они встречали на континенте милых энергичных женщин, и те делали для них войну более терпимой. И женщины вовсе не обязательно были красивыми.

– И не только. Если мужчина долго служит в армии, он еще узнает множество ругательств и подхватывает самые разные болезни. Не говоря уже о том, что приобретает интересные шрамы.

– У вас есть такие болезни? – Джулиан не мог считать себя польщенным. В ее голосе звучало, скорее, любопытство, чем озабоченность.

– Нет, по крайней мере, тех, что могли бы убить меня или вас во время этой беседы.

На ее лице снова медленно появилась улыбка. Джулиану нравилась эта неспешность. Так улыбка длилась дольше и освещала ее лицо постепенно. Это все равно что наблюдать за восходом солнца. Или за началом… чего-то хорошего.

Драйден был непозволительно близок к тому, чтобы почувствовать себя… счастливым, более подходящего слова он подобрать не мог. Но счастье было каким-то странным, поскольку его нервы оставались натянутыми, словно струны. Уже давно его не удивляла беседа с кем бы то ни было, не говоря уже о беседе с женщиной. Он совершенно не мог предугадать, что Феба скажет в следующий момент, и это отличало ее от всех без исключения его знакомых.

Правда, он вряд ли когда-либо прежде разговаривал со школьной учительницей.

«В клетке».

Теперь, когда она произнесла это слово, он почувствовал окружающие его невидимые стены. Или решетки.

– И еще мужчина в армии может приобрести друзей на всю жизнь, – продолжил Джулиан. – Там сразу видишь, кто готов умереть за тебя.

– И вы это знаете?

– Да. А вы?

Странно, но в ее глазах мелькнула тень. Мелькнула и исчезла. В ходе этой короткой беседы Джулиан заметил, что у нее необыкновенно выразительные глаза.

– Друзья важны, – сказала Феба.

Джулиан приподнял брови, давая понять, что спрашивал не об этом.

Девушка смотрела на него прямо и спокойно, и тоже слегка приподняла бровь. Наверное, ей пришлось очень долго работать над собой, чтобы научиться скрывать свои мысли. В ее глазах всегда светится ум и насмешливость. Эта школьная учительница – сложный, ранимый человек, который прячется под маской самообладания.

Интересная девица.

– Вам часто бывает скучно, мисс…? – Проклятье, Джулиан был хорошо воспитан и откровенно устыдился того, что забыл ее имя.

– Вейл, – тихо напомнила она. Необиженно. Насмешливо.

С этим ничего нельзя было поделать. Девушка его заинтересовала. Он не мог себе представить, что какая-то из его знакомых дам может заскучать настолько, что отправится в Африку. Все они казались такими занятыми, погруженными в дела, которые забавляли его, но когда обсуждались в его присутствии, вселяли панику и желание бежать, чего он не испытывал даже под дулом пистолета. Дела дам аристократок – вышивание, наряды и тому подобное.

А эта женщина работает. Тогда почему ей скучно?

– Я благодарна за мою работу в академии. Общаться с девочками – удовольствие, а мисс Эндикотт – добрая и справедливая начальница. Вероятно, слишком живое воображение следует считать проклятьем.

– Это вы о себе?

Он спросил это совершенно нейтральным тоном. Очень осторожно. Все дело в том, что Драйден был знаком с несколькими дамами, обладавшими развитым воображением. Они писали напыщенные стихи, читали ужасные романы и пели со страстью, достойной лучшего применения, атакуя клавиши фортепиано, словно личных врагов. Такие женщины вполне могли швырнуть вазу в голову любовника, если он решит расстаться с ними, вежливо поклонившись и сделав на прощание дорогой подарок.

– Возможно.

– Отсюда и Африка? Выбор подсказан воображением?

– Полагаю, что да. – Она явно не хотела развивать эту тему. Джулиану показалось, что теперь ей наскучил он.

– Ваше воображение заводит вас довольно далеко.

– Или скука не имеет границ.

Драйден улыбнулся.

Девушка резко втянула в себя воздух. Маркиз не сомневался, что она в этот момент старается подавить в себе какую-то эмоцию. Нечто, подозрительно напоминающее боль. Она опустила глаза и огляделась по сторонам, словно искала, на чем можно остановить взгляд. И задержала его на глобусе. Джулиану показалось, мисс Вейл ожидает, что нахлынувшее чувство пройдет, и старается пока на него не смотреть.

– Может быть, все дело в вашем окружении, мисс Вейл?

Она подняла глаза.

– У меня отличная компания, лучшей не могла бы и желать.

Маркиз и Феба внимательно смотрели друг на друга.

Кто? Неожиданно Джулиан почувствовал, что отчаянно хочет это узнать. Его пронзило странное ощущение… нет, конечно, не ревность, и не зависть. Тем не менее он предпочел не задумываться на эту тему.

Смотреть ей в глаза было удивительно приятно и возбуждающе.

– Учитывая мое присутствие здесь, – сказал он, – я принимаю это как комплимент.

– Вы можете принимать это, как вам больше нравится, лорд Драйден, – вежливо ответствовала она. – Должна ли я понимать, что вы больше не хотите меня поцеловать?

Она искусно перехватила инициативу, повела беседу в другом направлении и снова упомянула слово «целовать» – словно бросила гранату.

Которая мгновением позже взорвалась в его мозгу.

Теперь он мог думать лишь об одном: каково это – целовать эту странную девушку. Все же интересно, каким образом она сумела втянуть его в эту игру.

Джулиан не был уверен, что девушка ему нравится. Зато ни секунды не сомневался, что ему нравится эта беседа. Во всяком случае, он забудет ее не скоро.

И мисс Вейл тоже.

– Если вы хотите, чтобы вас целовали в будущем, позвольте предложить вам вести разговоры иного рода, – сухо заметил маркиз.

– Дело не в том, хочу я, чтобы меня целовали или нет, – объяснила она, и при этом вовсе не казалась оскорбленной. – Меня намного больше интересует, кто это делает.

Глаза маркиза остановились на ее губах – иначе и быть не могло. Они были пухленькими и маленькими. И бледно-розовыми. Верхняя губа напоминала половину сердечка.

Джулиан почувствовал, как по спине побежали мурашки – ощущение знакомое и вместе с тем новое.

Феба видела, что он смотрит на ее губы. Половина сердечка слегка приподнялась.

– Вас уже целовали раньше? – Ему нужно было это знать.

– Почему вас это интересует? Боитесь проиграть в сравнении?

Боже, у нее есть ответ на все! И какой прямой взгляд! Джулиан подозревал, что она отлично понимает, как действует на него. А глаза у нее, пожалуй, зеленые. Или нет? Во всяком случае, они чистые и большие, ресницы длинные и темные со светлыми кончиками, а брови настолько светлые, что их почти не видно, и имеют форму маленьких крыльев. В общем, она вся соткана из бледных приглушенных тонов, что должно действовать на мужчину успокаивающе.

Но не действует.

– Вы забудете, что когда-то целовались, если я вас поцелую.

Слова вырвались у Джулиана помимо воли.

Он увидел, как у нее перехватило дыхание, и она замерла. И хотя он был уверен, что его собеседница себя за это мысленно ругает, она покраснела. Это было похоже на краски рассвета, залившие бледное небо.

В общем, он сумел удивить их обоих. Он очень редко говорил что-то, не подумав. Сейчас был именно тот случай.

Нельзя сказать, что она осталась глуха к его чарам. И вовсе не была такой опытной, как хотела ему показать. Возможно, ее флирт – способ держать мужчин на расстоянии.

Интересно, чего она боится?

Джулиан не был уверен, насколько это для него важно.

Разговор дошел до тревожного крещендо, и на какое-то время воцарилось молчание.

– Я могла бы вам поверить, лорд Драйден, – наконец проговорила Феба, – если бы не понимала, что вы говорили эти слова легиону женщин.

Маркизу показалось, что он уловил в ее голосе вопросительную нотку.

Но не был намерен отвечать.

Суть заключалась в том, что он никогда и никому не говорил этих слов. В этом он был абсолютно уверен. И сейчас чувствовал неловкость из-за того, что выпалил их. Если он хотел поцеловать женщину, то делал это, не тратя время и силы на убеждение. Все же он – маркиз Драйден, очень богатый холостяк, да и выглядит… впрочем, как выглядит, так выглядит. Он мог считать себя счастливым, унаследовав глаза отца, а не его характер.

Но даже если его сокровенные мысли прозвучали для этой женщины, как избитые фразы, он хотел произвести на нее впечатление…

Неужели он думает, как на нее произвести впечатление? На школьную учительницу?

Пора вспомнить, кто он и зачем прибыл сюда.

– Боюсь, мы немного отвлеклись, – сухо проговорил Драйден, стараясь, чтобы его голос звучал, по возможности, высокомерно.

Феба слегка наклонила голову к плечу, возможно, чтобы рассмотреть его под другим углом, в надежде, что так он покажется менее скучным, но если и пришла к какому-то выводу, ее лицо осталось непроницаемым.

Одно ее плечо поднялось и сразу опустилось.

Ей было настолько безразлично, что она даже не потрудилась пожать обоими плечами.

Джулиан должен был чувствовать себя позабавленным, но вместо этого напряженно молчал. Он не знал, что сказать, после того, как беседа зашла в тупик.

Зато у мисс Вейл не было проблем. Она заговорила сразу и без малейшего труда. Оставалось только поражаться ее самообладанию.

– У меня через несколько минут начнется урок. Мисс Эндикотт очень добра и справедлива, но мне не хотелось бы этим злоупотреблять. – Извинение было безупречным.

Молчание маркиза она приняла за согласие, отвернулась и пошла от него по коридору. Но Джулиан не тронулся с места, только молча смотрел ей вслед. Он был совершенно выбит из колеи, и, возможно, поэтому заметил некоторые мелочи, на которые не обратил внимания сразу. Так драгоценный камень играет лучше, если его поместить под луч света. Оказалось, что у школьной учительницы длинная и грациозная шея, узкая спина и соблазнительно округлые бедра, а волосы золотистые и блестящие, как самый дорогой шелк. Более цветистая метафора ему просто не пришла на ум.

Все это казалось неуместно важным. Джулиан был взволнован, словно столкнулся с неким новым, доселе не известным ему видом живых существ.

Вернувшись в свою комнату, Феба села за стол и перечитала письмо, которое начала писать раньше.

Немного подумав, она смяла его и, не глядя, бросила через плечо Харибде, который ловко поймал его когтистыми лапами.

Взяв другой листок, она быстро написала:

«Дорогая Лизбет,

Большое спасибо за приглашение. Буду очень рада провести с тобой несколько дней. С нетерпением жду встречи.

С любовью, Феба Вейл».

Глава 6

Феба пригладила свое прогулочное платье и подала руку, которую немедленно почтительно принял лакей. Она сумела выйти из экипажа, посланного за ней Редмондами, не показав ему своих чулок, хотя, если бы это и случилось, ее лицо, безусловно, осталось бы совершенно бесстрастным. Все же она прошла отличную школу.

– Феба!

Лизбет сбежала по ступенькам огромного дома, крепко обняла гостью и расцеловала в обе щеки. Эта привычка была новой.

У Фебы даже голова закружилась от столь бурного натиска.

– Как я рада тебя видеть! Превосходно выглядишь! Так и пышешь здоровьем!

– Спасибо. Любая леди стремится выглядеть хорошо, Лизбет.

Ирония от Лизбет ускользнула. Она все и всегда понимала буквально.

При этом была очень доброй. Лизбет, конечно, обратила внимание на платье, в котором приехала Феба, и узнала его. В этом же наряде она видела приятельницу два года назад. Поэтому она устояла перед искушением и не сделала обычного комплимента, который был традиционной частью приветствий между молодыми дамами во всем мире. Одеяние Фебы можно было назвать в лучшем случае сносным, и они обе это знали.

– Я тоже очень рада встрече. Спасибо, что вспомнила обо мне. Ты так красива, Лизбет, просто дух захватывает.

Это была правда, и в голосе Фебы помимо воли прозвучал легкий намек на зависть. За два года Лизбет полностью избавилась от детской пухлости. У нее были широко расставленные голубые глаза, казавшиеся огромными на хрупком девичьем личике, точеный носик, словно у греческой богини, и нежные губы, которые, несомненно, только в этом сезоне уже сотни раз сравнивали с лепестками роз.

Было очевидно, что девушка приобрела уверенность в себе, стала живой и энергичной, но всего этого в ней было чуть-чуть в избытке. Ее внимание и активность делали ее похожей на ребенка, излишне возбужденного в ожидании рождественских подарков.

Лизбет взяла гостью за руку и провела ее в большой холл дома Редмондов, а молчаливые лакеи в париках и ливреях внесли ее вещи. Они выглядели необычайно важными и торжественными.

Однако слуги не пошли вверх по мраморной лестнице, где располагались комнаты хозяев и знатных гостей.

Феба наблюдала, как они прошествовали через холл и исчезли, повернув налево, где располагалась дверь, выходящая во внутренний двор, за которым находились комнаты для персонала.

Нет, там жили не лакеи и горничные. Гувернантки, учителя, приехавшие по делам поверенные и управляющие, в общем, люди, которые работали на Редмондов. Она мысленно усмехнулась, подумав, сколько друзей Редмондов прошли через эти комнаты.

Лизбет проследила за взглядом Фебы.

– Тетушка Редмонд приказала, чтобы тебе приготовили комнаты в южном крыле. Там очень хорошо! Честное слово!

Фаншетта Редмонд всегда бдительно следила за соблюдением границ между классами. Ей, скорее всего, и в голову не пришло поселить мисс Вейл на одном этаже с семейством Редмондов.

Феба не была удивлена. Ну, или не слишком удивлена. Тем не менее ей потребовалось некоторое время, чтобы полностью овладеть собой и заговорить спокойно.

– Не сомневаюсь, что комнаты выше всяких похвал и вполне подойдут для меня.

Лизбет кивнула, нисколько не сомневаясь в этом, и тема была закрыта.

– Я так рада, что ты смогла приехать, хотя я предупредила тебя только в самый последний момент. Мы прекрасно проведем время. Только подумай, Феба, у нас будут очень знатные высокопоставленные гости! Не дождусь, когда ты их увидишь! Ты рот откроешь от удивления! Еще я решила, что мы отправимся на прогулку и будем рисовать развалины замка, так что, надеюсь, ты захватила с собой альбом. Если, конечно, не будет дождя. Но я не думаю, что погода испортится. Дядя Джосайя задумал какой-то сюрприз для всех – не знаю, о чем речь. Еда будет очень вкусной. Я специально попросила, чтобы приготовили мое любимое блюдо – ягненка в мятном соусе. И ты еще не знаешь, какие у меня новости! Или… не знаю… В общем, я надеюсь, что после бала все пойдет по-другому. А сегодня вечером у нас будет прием, где все гости встретятся и познакомятся друг с другом. На тебе будет очень красивое платье, и я пришлю свою горничную, чтобы она уложила тебе волосы.

Феба напомнила себе, что у Лизбет есть мозги, но та не видела необходимости ими пользоваться. Поэтому она просто начала задавать вопросы, которые ее нисколько не интересовали – для поддержания беседы. Было удивительно приятно идти рядом с ней и слушать беспечную болтовню. Точно так же человек получает удовольствие, сидя на скамейке в саду и слушая птичье пение. Но в очень больших дозах и то и другое раздражало. Феба всегда предпочитала, чтобы беседы были содержательными. Правда, три дня можно мириться с чем угодно.

Если Лизбет считает ее подругой, тогда она будет ею.

Несмотря на то что они будут спать в разных частях дома. И несмотря на то что Лизбет никогда не узнает тайных мыслей Фебы. А если бы узнала – то очень бы удивилась.

– Теперь сюда. Миссис Блоуфилд проводит тебя до твоих комнат. Спускайся вниз через два часа. Гости соберутся в гостиной.

Комната на самом деле была очень приятной. Хотя через стену из соседней комнаты доносился громкий храп. Вероятно, один из управляющих прибыл к хозяину с докладом о состоянии той или иной его собственности.

Ковер был толстый. Кровать покрыта тоже толстой пуховой периной, поверх которой лежали взбитые подушки. Феба потрогала одну из них – очень мягко. Она вспомнила о Харибде. Он бы получил большое удовольствие, нежась в этой роскоши. Но он остался в школе, о нем должна была позаботиться Мэри. Письменный стол придвинут к окну. И пусть ковер изготовлен не на мануфактуре Савонери – это название Феба узнала из газет, – он не имел ничего общего с лоскутным ковриком, который покрывал пол ее комнаты в школе мисс Мариетт Эндикотт.

Она повесила одежду в гардероб – на это ушла всего минута, достала свой альбом и открыла его. Найдя чистый лист, она начала рисовать. Ее рука с зажатым в пальцах углем быстро двигалась по бумаге, линии получались четкими, резкими. Она видела мужчину, которого рисовала, всего полтора дня назад, и понятия не имела, будет ли он среди гостей. Всего лишь на случай, если они никогда больше не встретятся, ей было необходимо запечатлеть его образ, пока он еще свеж в памяти.

На рисунке он выглядел состоящим из острых углов, тьмы и пламени, что было весьма иронично для человека, которого называли лорд Айсберг.

Потом она перевернула страницу, спрятав изображение от самой себя, и убрала альбом.

Спустя два часа она сошла вниз и нашла гостиную по гулу голосов. Это была большая комната, в которой первым бросался в глаза массивный камин, украшенный херувимами и цветочными композициями. Повсюду были расставлены кресла и диванчики, а для освещения использовались газовые лампы – Джосайя Редмонд следил за новинками.

Феба надела на лицо самую нейтральную улыбку и вошла, стараясь держаться как можно незаметнее. Здесь было множество гостей, все одетые по последней моде. Первым она увидела Джосайю Редмонда. Это был высокий и красивый, хотя и немолодой мужчина, со взглядом острым, как нож. Он имел репутацию сурового человека, считалось, что ему лучше не перечить, и уж тем более не идти наперекор, тогда он становился опасным, но все эти качества, если таковые действительно имелись, были скрыты под обманчиво радушной улыбкой. Она слышала слухи – а кто в Пеннироял-Грин их не слышал? – что он мог далеко зайти, желая добиться своего. Слухи становились особенно многоречивыми, когда речь шла о том, что Колин Эверси едва не погиб на виселице. Утверждали даже, что из-за него исчез его старший сын и наследник Лайон. Но большинство возлагали вину за это на Оливию Эверси и легендарное проклятье, согласно которому в каждом поколении в семьях Редмондов и Эверси будут появляться влюбленные, и последствия каждой такой связи окажутся катастрофическими. Сама Оливия Эверси над подобными заявлениями смеялась, называя их чепухой, но даже пресловутый Уотерберн не рискнул заключить ни одного пари на вероятность такого союза. Он любил выигрывать, как и любой другой, и в данном случае знал, что фортуна против него. Красавица Оливия, похоже, решила остаться старой девой.

Феба оглядела комнату, внутренне радуясь, что не увидит Оливию здесь. Она сразу заметила Джонатана Редмонда, который с каждым годом становился все более похожим на старшего брата. Рядом с ним стоял его друг, лорд Аргоси, частый гость в Суссексе. Его нередко видели вместе с Джонатаном в пабе «Свинья и свисток» и в церкви.

Ее сердце забилось чаще, когда она заметила ненавистного Уотерберна… ведь если он здесь…

Феба провела ладонями, ставшими вдруг влажными, по юбкам. Он сказал, что, судя по всему, приглашен на тот же прием, что и маркиз. И тут она, сначала почувствовала, а потом уже заметила его. Точнее, его спину. Лизбет сидела на диванчике рядом с Джонатаном и что-то рассказывала. А маркиз наклонился к ней, чтобы лучше слышать ее слова.

Он слегка пошевелился, вероятно, ощутив ее взгляд между лопаток.

Потом заметил ее, резко повернулся, и выпрямился во весь свой немалый рост.

И застыл.

Лизбет весело смеялась, возможно, собственной шутке, и ее смех отдавался в ушах Фебы, словно громкий звон колоколов. Заметив, что Джулиан отвернулся, она шутливо похлопала его по руке.

Веером из шелка и слоновой кости.

На бледном шелке были разбросаны розовые цветы, перевитые тонкими зелеными стеблями.

Феба таращилась на веер, пока изящная вещица не расплылась у нее перед глазами. В ушах звенело. На мгновение – только на одно проклятое мгновение – ей показалось, что пол уходит из-под ног, и она прижалась спиной к стене, чтобы ощутить хотя бы какую-то опору, способную помочь ей удержаться на ногах.

Ну, конечно, маркиз всегда желал самого лучшего. Самого редкого и красивого. Того, что существует в единственном экземпляре. И, говорят, он подыскивает себе супругу.

В письме Лизбет сообщила, что у нее потрясающие новости, которыми она хотела бы поделиться.

Очевидно, ее шок слишком затянулся, потому что Лизбет недоуменно взглянула на маркиза, а потом проследила за его взглядом.

На хорошеньком личике мелькнуло озадаченное выражение, но потом она, должно быть, решила, что маркиз так долго смотрит на Фебу, потому что та выглядит здесь абсолютно неуместно. Она заулыбалась и махнула Фебе рукой, приглашая ее подойти.

Та осталась на месте. Ее ноги будто приросли к полу и не желали двигаться.

Лизбет замахала энергичнее.

И Феба, мало-помалу, преодолела разделяющее их расстояние. Один шаг, потом другой. Она чувствовала себя упрямым быком, которого тянут за веревку, и лишь надеялась, что не выглядит так же.

– Феба, окажи любезность, принеси, пожалуйста, ридикюль. Он наверху, в моей комнате. Мне нужен тот, который лежит на кровати.

«Какого черта?»

Феба недоуменно смотрела на девушку.

А Лизбет на нее. На ее личике было написано только ожидание. Когда же Феба осталась на месте, оно стало недовольным.

Она не прислуга. Ее пригласили не в роли девочки на побегушках. По крайней мере, об этом в письме ничего не было сказано.

Феба заподозрила, что Лизбет это отлично понимала. Она всего лишь демонстрирует свою значимость, свое общественное положение. Или объясняет присутствие Фебы маркизу.

– Я лорд Драйден, – произнес маркиз, когда стало ясно, что Лизбет позабыла о правилах хорошего тона и не намерена представить их друг другу.

Феба присела в реверансе.

– Рада знакомству, милорд. – Собственный голос доходил до нее, словно сквозь стекло. – Похоже, Лизбет необходим ридикюль. Прошу меня извинить.

Она резко повернулась и вышла из гостиной тем же путем, что пришла. Быстро и незаметно.

Для всех, кроме одного человека.

Забавно, но как только мисс Вейл вышла, в комнате стало темнее. Хотя до вечера было еще далеко, и солнечный свет щедро лился сквозь высокие окна.

Джулиан извинился, ничего не объясняя, тепло улыбнулся Лизбет и удалился, пообещав вернуться. Она выглядела прекрасно с подаренным Драйденом веером. Она бы выглядела ничуть не хуже, даже если бы у нее в руке был дикобраз, но Джулиану было приятно, что он сумел выбрать подарок, так подходящий этой леди.

Он осознал, куда идет, только когда завернул за угол и остановился, глядя в спину той, которую почему-то не мог забыть.

Мисс Вейл направлялась к лестнице, но явно не торопилась. Она шла, чуть покачивая бедрами. Его взгляд остановился на них и не мог оторваться, словно это был маятник гипнотизера. Ее серое платье было покрыто бледным узором. Оно являло собой воплощение практичности. Маркиз скользнул взглядом по ее фигуре, представил себе ее ноги, двигающиеся под платьем, подвязки, удерживающие чулки.

Глаза маркиза задержались на изношенном подоле и слабой, очень тонкой белой линии, образовавшейся от частого использования утюга и распарывания швов, чтобы ткань можно было перевернуть на другую сторону и снова сшить.

Эта мысль заставила Джулиана нахмуриться, отвести глаза и задуматься.

Он был сбит с толку. Она учительница. Если она претендует на некоторую родовитость, ее отделяет от благородных предков несколько поколений. В Англии полно таких женщин, живущих на самом краю аристократического общества и на грани нищеты, респектабельных, но только пока им сопутствует хотя бы некое подобие удачи. Да и любая леди ходит, слегка покачивая бедрами, кроме, разве что, его тетки Уиндермир, которая катится по земле, как небольшое ландо, только более пружинисто.

Несмотря на то что ее отправили за ридикюлем с большой поспешностью, как будто она прислуга, мисс Вейл остановилась у окна. Маркиз молча одобрил ее небольшое проявление непокорности. Он не мог себе представить, зачем Лизбет столь срочно понадобился ридикюль.

Несколько минут Феба молча смотрела на аккуратно подстриженные зеленые газоны и размышляла: возможно, если она мысленно процитирует Марка Аврелия, умственное усилие избавит ее от душевных терзаний. Она чувствовала себя дурой. И это ей категорически не нравилось. А ни одна дура не может знать Марка Аврелия, и уж тем более цитировать его в уме.

Стоя в нише у окна, она могла слышать голоса внизу. Но ее никто не слышал. И не видел.

Тут она услышала за спиной шаги.

– Я и не предполагал, что вы тоже приглашены на этот прием.

Она бы узнала этот голос везде – в темноте, в толпе, во сне. И все же, когда Феба медленно повернулась, ее сердце пропустило один удар.

Он пошел за ней. В этом можно было не сомневаться. Терзания моментально ее покинули.

Успокойся, строго приказала она сердцу.

– Я не то чтобы приглашена… – начала она и сразу передумала. – Не думаю, что у меня был повод сказать вам об этом. Я приехала к Лизбет.

– Хм. Думаю, Лизбет уже вышла из возраста, когда ей требуется гувернантка. И, насколько мне известно, никто из Редмондов не посещал вашу школу. Ее матери сейчас здесь нет, и графиня Ардли еще не приехала. Я знаком с мисс Лизбет Редмонд уже два сезона, и…

Графиня Ардли? Это еще кто?

Ах да, Вайолет Редмонд. Вышла замуж за графа.

– Итак, если я не ошибаюсь, вы здесь… нечто вроде платной компаньонки на следующие несколько дней?

Феба слабо улыбнулась.

– В ваших устах это звучит не слишком приятно.

– Я всего лишь хотел заставить вас улыбнуться.

Она попыталась сдержаться. Она не должна смеяться. Она должна принести этот проклятый ридикюль.

– Вы правы. Мать Лизбет сейчас в отъезде, и она хотела, чтобы на это время рядом с дочерью была компаньонка, близкая ей по возрасту. Лизбет пригласила меня. Я когда-то занималась с ней, но тогда она была моложе. Мы подружились… можно так сказать. Насколько я понимаю, моя задача – защищать ее от вас и вам подобных.

Маркизу это понравилось. Его глаза заблестели.

– Значит, вы приманка? Как деревянная утка на пруду?

– Значит ли это, что я вас приманила, лорд Драйден?

Он медленно улыбнулся.

Феба тоже.

Они оба вместе… Да что же это такое? Они поддразнивали друг друга, и это было удивительно и волнующе, и еще очень опасно. А главное, как быстро произошло возгорание!

– Вы же ненамного старше Лизбет, мисс Вейл!

– Вы хотите узнать мой возраст? Но ведь он не всегда измеряется годами. С этим вы не можете не согласиться. Я прошла совсем другую жизненную школу, лучше знаю общепринятые нормы поведения и менее склонна… делать глупости.

– Очень жаль.

Феба постаралась сдержать улыбку, но не сумела.

– Боюсь, все именно так, как я сказала. Я так долго противостояла всяческим глупостям, что это стало моей второй натурой.

Предупреждение. И вызов?

Губы Джулиана снова скривились в смелой озорной улыбке, и у Фебы перехватило дыхание.

– Итак, что же вы делаете в роли платной компаньонки?

Может быть хватит? Феба нервно покосилась в сторону лестницы.

А потом, да поможет ей бог, решила пройти этот путь до конца.

– Пока это не вполне ясно. Я думала, что должна буду горячо говорить приятные вещи, слушать Лизбет и терпеть Джонатана. Ведь мое приглашение сюда – чистая импровизация. Но она послала меня за не нужным ей ридикюлем. Боюсь, что этот прецедент определит мои обязанности на все оставшееся время… Хотя общение с Лизбет – не обязанность, а удовольствие, – поспешно добавила она. – Девочка очень мила и добра.

– Да, она мила, – согласился маркиз.

Фебе захотелось, чтобы он сказал эти слова не так пламенно.

– Тогда, возможно, вам следовало бы пойти поговорить с ней?

Слишком язвительно. Проклятье.

Маркиза явно развеселило ее раздражение.

– Я уже с ней говорил.

– И вы сказали все, что хотели? Я думала, умение общаться с дамами у наших аристократов в крови.

На красивом лице маркиза промелькнуло сомнение. После короткой паузы он сказал:

– Никто не разговаривает со мной так, как вы.

Феба поняла, что он не шутит. Похоже, они оба были удивлены его искренностью, по крайней мере об этом говорило установившееся на некоторое время молчание.

– Возможно, потому, – задумчиво сказала Феба, – больше никто из ваших знакомых не собирается ехать в Африку надолго, а значит, им не все равно, что вы о них думаете.

– Ах да, я и забыл. Вы же отправляетесь в Африку. Вероятно, привилегия жариться под палящим солнцем весьма дорого стоит, поэтому вы и согласились на дополнительную оплачиваемую работу.

– Вы, как всегда, правы, – радостно заявила она.

– Дело в том, мисс Вейл, что я действительно понимаю принципы работы.

– Возможно, вам стоит перестать беспокоиться относительно концепции работы, лорд Драйден, и заняться тем, что у вас получается лучше всего?

– Что же это, по-вашему, мисс Вейл?

О боже. Она и не подозревала, что взрослый мужчина, маркиз может… ворковать. Его тон вызвал в ее памяти череду ярких образов, в основном неприличных. Такими мыслями ни с кем не поделишься.

– Я стараюсь не думать о том, что связано с вами, – сказала Феба, и услышала в своем голосе чувственную хрипотцу. Проклятье!

– А знаете, о чем я думаю?

– Подозреваю, вы мне вот-вот это скажете.

– Я думаю, что вы постоянно думали обо мне с тех самых пор, как мы с вами обсуждали поцелуй.

В его устах слово «поцелуй» было оружием. Смертельным оружием. Оно пришпилило ее к месту, как булавка бабочку.

– Ничего подобного. – Феба вовсе не думала о нем… иногда.

Судя по улыбке маркиза, он понял, что она лжет.

Феба нервно оглянулась по сторонам и постаралась вернуть себе утраченное самообладание.

И это ей с огромным трудом удалось.

Вероятно, Драйден почувствовал, что она вот-вот сбежит, и сказал единственные слова, которые могли ее остановить.

– Я думал о вас, мисс Вейл.

Она вздохнула.

– Знаете, лорд Драйден, я готова сама дать вам десять фунтов. Даже жалко смотреть, как много усилий вам приходится прикладывать, и все ради одного поцелуя. Позвольте напомнить, мы обсуждали ваше отношение к работе.

Феба была уверена, что маркиз позабавится. А он явно испытал недовольство, даже раздражение.

– Могу поклясться, мисс Вейл, я не принимал пари Уотерберна. Но если он предложит мне его еще раз…

Теперь Феба лишилась присутствия духа. Джулиан подсознательно ощутил это, его интуиции мог бы позавидовать любой. Он повел беседу в другом направлении, не позволив паузе затянуться.

– Знаете, я ведь глава большой семьи: сестры, брат, племянницы, племянники, кузены. Все они в той или иной степени от меня зависят. Это совсем непросто – в таких условиях сохранить рассудок.

Он не смеялся.

Феба не сказала ничего. С места, где она стояла, было видно гостей внизу. Джонатан, вероятно, дразнил Лизбет, потому что она сильно покраснела, и это ее вовсе не украсило.

Маркиз заметил, куда Феба смотрит.

– Веер ей очень подходит, – кратко сказала она.

– Поэтому я его и выбрал.

Феба сама хотела установить между ними безопасную дистанцию. Но почему-то его слова больно задели ее. Нежно-розовые лепестки, грациозность, хрупкость, тонкие стебли, держащие цветы – маркиз подумал обо всем: о характере Лизбет, ее вкусах и предпочтениях. Она же не знала, каково это, когда тебя обожают, когда перед тобой преклоняются, стараются угадать твои желания.

– Изысканный, розовый и редкий, – с напускной легкостью сказала она.

– Изящный и очень дорогой. – Маркиз улыбнулся. – Ну и все остальное, что вы сказали, конечно, тоже. Разве вам никогда не дарили совершенных подарков, мисс Вейл?

Его тон был мягким, почти добрым, и это привело Фебу в раздражение. На ее взгляд это смахивало на снисходительность. С какой стати она будет получать идеальные подарки, если она – обычная учительница, платная компаньонка?

Она вспомнила лайковые перчатки, сейчас аккуратно завернутые в тонкую бумагу и уложенные среди вещей. Это была ее самая дорогая вещь. По сравнению с ними все остальные предметы ее одежды казались плебейскими. Быть может, из-за этих волшебных перчаток она с такой завистью рассматривала в магазине вещи, которые никак не могла себе позволить на свое жалованье, особенно одну шляпку… Она наденет эти перчатки вечером, и будет чувствовать себя подрывным элементом и ниспровергательницей устоев, учитывая, кто ей их подарил.

Сейчас, стоя перед маркизом, она не могла вызвать в памяти лицо того человека. И перчатки нельзя было считать идеальным подарком. Это была, скорее, прихоть человека, который промелькнул в ее жизни, как падающая звезда, яркая, мимолетная, быстрая, чем выражение истинных чувств.

Тем не менее это были тончайшие, нежнейшие лайковые перчатки. В магазине Постлетуэйта она ни разу не видела ничего похожего. Они ей очень, очень нравились.

– Думаю, все зависит от настроения человека, который делает подарок. Думаю, мне бы хотелось чувствовать, что человек меня… знает.

Внезапно она смутилась.

Маркиз, похоже, был удивлен.

– Знает, – задумчиво повторил он.

– Подарок должен быть предназначен только для меня. Соответствовать моим вкусам и интересам. И он вовсе не обязательно должен быть дорогим. Но это должна быть вещь именно для меня. – Она пожала плечами и почувствовала еще большее смущение. Ерунда все это. Не надо было говорить подобные глупости.

Маркиз выглядел задумчивым.

– Вы считаете, кто-то из нас может по-настоящему знать другого?

– Философия, лорд Драйден. А между тем день клонится вечеру, а все еще трезвы.

Маркиз издал короткий смешок, но не выглядел веселым.

– Знаете, – сказал он, – а ведь я никогда не совершаю опрометчивых, необдуманных поступков.

Феба удивилась. Он казался ошеломленным. А ведь именно это слово газеты употребляли перед его именем, описывая пари, скачки или инвестиции.

Ей хотелось сказать: «А как вы назовете то, что стоите рядом со мной и говорите о поцелуях, пока другая леди наслаждается вашим дорогим подарком?»

– А как же скачки, в которых вы поставили десять тысяч фунтов.

Маркиз фыркнул.

– Я совершенно точно знал, какие лошади быстрее, а какие придут последними. К тому же я доверяю своей интуиции. А вы не думали, мисс Вейл, что сведения, которые публикуют обо мне газеты, могут быть недостоверными? Они пишут о моих разъездах, о том, как я провожу время, и делают выводы на основе недостаточной информации. И эти выводы могут быть ошибочными.

Феба несколько секунд подумала.

– Если все не так, почему вы позволяете, чтобы это продолжалось?

– Пусть общество развлекается. Честно говоря, не вижу необходимости ничего менять. Иногда полезно, когда тебя никто не знает.

– Великодушно с вашей стороны.

Джулиан усмехнулся.

– Скажите еще что-нибудь в этом роде. Это слова настоящей учительницы. Мне нравится.

– Закоренелый, подойдет?

– Странно, но в ваших устах это звучит комплиментом.

– Уверяю вас, я вовсе не желала вам польстить.

– У вас, похоже, талант к учительству. Меня восхитило, как вы справились с юными леди в магазине Постлетуэйта. Жаль, что я не догадался муштровать солдат, служивших под моим началом, с использованием Марка Аврелия.

– Ну, я бы не назвала это талантом. Я умею вкладывать в головы девочкам знания и применять разные стратегии только потому, что сама была когда-то такой. Я знаю, какие меры работают и как заинтересовать их. Так что никакой заслуги тут нет.

– Вы слишком скромны.

– Могу вас заверить, это чистая правда.

– Вам будет их не хватать, когда уедете в Африку?

Феба задумчиво улыбнулась.

– Да, думаю, что да. По крайней мере, какое-то время. Но я работаю учительницей только четыре года. Они меня быстро забудут. Не сомневаюсь: девочки, которых я учила, со временем удачно выйдут замуж и, по всей вероятности, станут хорошими хозяйками. Учительство… оно случилось со мной, вот и все. Но я благодарна за это. Мне нравится.

– Учительство… случилось с вами? – задумчиво повторил Джулиан. Казалось, он хочет запомнить ее слова. – Тем не менее вы обладаете неким врожденным даром. Поверьте, я узнаю подобные вещи, когда их вижу.

– Иными словами, я не изящная или очень дорогая?

Джулиан усмехнулся.

– В этом истинная причина того, что вы хотите бежать так далеко? Чтобы можно было выбирать что хочешь, кем хочешь быть и что делать?

Феба заметно вздрогнула.

– Бежать? – сквозь зубы процедила она. – Далеко?

Джулиан молча поздравил себя с тем, что оказался проницательным.

– Я никогда в жизни ни от кого не убегала, – отчетливо выговорила Феба. – И что, черт возьми, вы имели в виду, говоря об «истинной причине»?

– Я имею в виду только одно: из всех возможностей, которые открыты перед вами, вы выбираете Африку? Не мужа, не семью, а Африку?

– Никогда не говорила, что не хочу мужа. Вспомните, я специально подчеркнула, что встречу по пути многих джентльменов.

– Но вы уверены, что в Англии не найдется ни одного?

– Возможно, и нет.

– Во всей Англии? Ни одного подходящего мужчины?

Феба нетерпеливо переступила с ноги на ногу.

– Почему вы спрашиваете, лорд Драйден?

– Вы слишком осторожны, мисс Вейл. Почему?

– Потому что, если я буду достаточно долго уклоняться от ответов, надеюсь, вопросы вам наскучат, и вы смените тему.

Джулиан усмехнулся.

– Я умею быть невероятно терпеливым, мисс Вейл, если чего-то хочу.

Феба застыла. Хочу… хочу… хочу… Желание – вот что привело ее сюда, к Редмондам. Она хотела быть здесь, потому что он здесь. Она хотела видеть его, разговаривать с ним.

А чего он хочет от нее? И почему?

– Возможно, – медленно проговорил маркиз, – ваша жизненная история станет подарком для меня.

Тугой холодный узел, внезапно возникший у нее в животе, означал, что ей не нравится направление, которое приняла беседа.

– Что вы, я вовсе не Шехерезада.

Слишком поздно Феба поняла, что сравнение, мягко говоря, не очень удачное, учитывая, что речь идет о мстительном арабском деспоте, который обезглавил три тысячи девственниц, прежде чем нашел одну, Шехерезаду, оказавшуюся настолько талантливой рассказчицей, что он сохранил ей жизнь. Тысячу и еще одну ночь она рассказывала ему истории, после чего старый негодяй все же влюбился в нее и женился, но не раньше, чем она родила троих детей.

– Шехерезада, – задумчиво протянул он, словно пробуя на вкус каждый слог. – Еще одно длинное красивое слово. Вы любите читать, мисс Вейл, не так ли? Даже такие скандальные истории?

Феба вздохнула.

– Это хорошо известная сказка, – которую она сама же запрещала читать младшим воспитанницам в академии.

– Пусть я заинтригован тем, что у вас может быть общего с ее героиней, но все же не намерен требовать, чтобы вы рассказывали мне 1001 историю подряд 1001 ночь. Я хотел бы услышать только одну историю. Историю вашей жизни. Краткую.

Проклятье.

Последнее, о чем ей хотелось бы с ним говорить, это о своей жизни. Феба не хотела видеть, как он меняется в лице во время ее рассказа.

Она напустила на себя скучающий вид.

– Думаю, у вас и без того есть все, что надо.

Маркиз развеселился.

– Речь не идет о том, что мне надо, мисс Вейл. Я этого хочу. А хочу потому, что высоко ценю все уникальное. В этом между мной и старым арабским деспотом есть определенное сходство.

– Но ее истории восхитили царя, который был одержим мыслями об убийстве. Уверяю вас, моя история вполне обыденна.

– Сомневаюсь.

– Какие у вас есть основания для сомнений?

Маркиз замялся. Как будто напряженно размышлял над тем, что собирается сказать и стоит ли говорить вообще. Его взгляд скользнул по собравшимся внизу гостям, но Фебе показалось, что он их не видел. Когда же наконец заговорил, его слова прозвучали для нее сладкой музыкой.

– Потому что она ваша.

Ох!

Феба отвела взгляд. Ей стало трудно дышать и даже пришлось на секунду закрыть глаза, чтобы справиться с неожиданно нахлынувшими эмоциями. Опасный человек. Умеет подобрать нужные слова. Опасный и очень умный. По правде говоря, она никогда никому по-настоящему не принадлежала. Ее жизнь никогда, ни для кого ничего не значила. Поэтому слова маркиза проникли сквозь все укрепления, которые она так старательно возводила вокруг себя, и достигли самого сокровенного – ее желания, которое она давно и надежно спрятала и даже почти забыла о его существовании. Так ей было легче.

В одном она не солгала. Ее история действительно была вполне обыденна… в определенных кругах.

– Но ведь вы пока не дарили подарков мне, лорд Драйден.

Флирт – отличный способ уклониться от ответа на неудобный вопрос. Этот невероятный мужчина пробудил в ней умение флиртовать – как дождь пробуждает к жизни цветы.

На лице маркиза мелькнула удивление, но он тут же улыбнулся.

– Отлично, мисс Вейл. Я – вам, вы – мне. Я подарю вам подарок, но только когда сам получу. Знаете, я недавно понял, что я всегда делаю подарки, но почти никогда их не получаю. Ну, что вы скажете на это?

Его слова показались Фебе странными, но потом она поняла. Скорее всего, люди считали, что у него есть абсолютно все, чего только можно желать. Кроме того, общеизвестной, пожалуй, даже легендарной была привередливость Драйдена. Вероятно, все опасались его реакции – надменно-удивленной гримасы и слегка приподнятых бровей. «Это? Вы намерены подарить это мне?»

Она взглянула на Лизбет. Теперь та разговаривала с лордом Аргоси, ставшим, если верить слухам, настоящим повесой, склонным к безрассудным пари, которые он, в отличие от маркиза, как правило, проигрывал, и интрижкам со скандально известными особами. Всему виной, опять же, если слухи верны, была знаменитая мисс Синтия Брайтли, которая якобы разбила ему сердце, выйдя замуж за Редмонда. Феба не могла не заметить, что, несмотря на тоску, которую он тщательно изображал, на самом деле, он был всем доволен. Аргоси вовсе не выглядел как человек, махнувший на себя рукой и пустившийся во все тяжкие. Его золотистые волосы были пышными и шелковистыми, глаза блестели.

Но в сравнении с маркизом он выглядел каким-то… незавершенным, что ли… Мальчик, притворяющийся повесой. Рядом с Лизбет он выглядел, если можно так выразиться, частью комплекта. Так серебряный столовый набор для завтрака – чайник и вазочка для джема, разные маленькие ложечки и вилочки – все гармонировало, подходило друг к другу. С точки зрения Фебы – человека, который ни с чем не гармонировал и никому не подходил, – они были разными, но в то же время, очень похожими.

Феба понимала, что обладает определенной притягательностью для маркиза, во всяком случае, пока его что-то в ней привлекает.

– Я родилась в Лондоне, – сообщила она.

Драйден повернул к ней голову.

Она сделала вид, что не замечает его заинтересованности, скользя взглядом по толпе гостей.

– Что же дальше? – не выдержал он.

– Если мы с вами будем общаться 1001 день, лорд Драйден, вероятно, вы услышите оставшуюся часть истории.

Она развернулась, одарила собеседника чарующей улыбкой и побежала к лестнице.

Последнее, что она увидела – весьма приятное выражение откровенного удивленного восхищения на его красивом лице.

Она поднялась по лестнице и была вынуждена остановиться на площадке, почувствовав, что силы ее покинули. Феба прижала руку к груди и почувствовала, как сильно бьется сердце. Ее охватил жар, напомнив, что она, в сущности, играет с огнем. Жаль, что у нее нет веера.

Веер, естественно, напомнил ей о Лизбет.

По иронии судьбы средство оказалось эффективным, охладив ее тело и мысли.

И она отправилась дальше за проклятым ридикюлем Лизбет. Лестница показалась ей необычайно длинной.

Глава 7

Ужин тем вечером был необыкновенно вкусным… и одиноким. Фебе отвели место на дальнем конце стола рядом с почти глухим престарелым джентльменом, который считал своим долгом периодически говорить ей любезности, вынуждая ее выкрикивать слова благодарности, постоянно обращая на себя внимание гостей. А Лизбет и маркиз сидели рядышком на противоположном конце стола. Всякий раз, когда он что-то говорил ей, Феба чувствовала острую боль.

Они часто встречались взглядами. Много раз. Феба считала.

Всякий раз, когда она замечала, что маркиз смотрит ей прямо в глаза, она первой отводила взгляд.

Из осторожности, гордости и чувства самосохранения.

Позднее, тем же вечером, Феба пробралась в свою комнату, открыла альбом и попыталась рисовать. Теперь в рисунке появилось больше деталей. К примеру, она изобразила маленький белый шрам в уголке рта.

В конце концов, маркиз получился у нее величественным и очень угрюмым, что было неверно. Драйден был другим, но, каким именно, она никак не могла уловить, поскольку он все время был недосягаем – как за ужином, так и после него. С большим неудовольствием Феба убрала альбом, легла на кровать и уставилась в потолок.

Она очнулась утром и обнаружила, что уснула полностью одетой – давно она себе не позволяла ничего подобного.

Весь день шел дождь.

Нет, с неба не текла сплошным потоком вода. Это был скучный, моросящий дождик, который грозил затянуться на много дней. Очень скоро Феба поняла, что это означает ее заключение в одной из многочисленных хорошо натопленных гостиных дома Редмондов, сопровождаемое бесконечной болтовней с Лизбет. Все остальные гости разбрелись кто куда. Вероятно, мужчины, по крайней мере молодые, отправились в «Свинью и свисток», чтобы выпить и побросать дротики. Маркиз ненадолго появился за завтраком, после чего удалился вместе с Джосайей Редмондом, чтобы обсудить какие-то вопросы.

Фаншетта Редмонд на некоторое время присоединилась в Фебе и Лизбет, принеся с собой в гостиную вышивание и холодное высокомерие. Она вышила несколько цветочков, посмотрела на каминные часы и удалилась – к немалому облегчению Фебы. Кажется, Лизбет тоже почувствовала себя свободнее. Пока тетушка Редмонд оставалась в комнате, Лизбет почти не раскрывала рта. Многие считали, что Фаншетта обычная скучная женщина – учитывая ее холодность и немногословность. И даже собственные дети относились к ней с пренебрежением. Но Феба всегда чувствовала себя в ее присутствии скованно. Даже в церкви, где Фаншетта Редмонд сидела довольно далеко от нее. Феба подозревала, что за пустотой и пресностью может таиться сильная натура.

– Сегодня вечером будет много музыки! – Глаза Лизбет сверкали от возбуждения. – Дядя Джосайя обещал сюрприз.

О боже! Фебе нравилось музицировать, она обладала хорошей техникой, но не талантом. Зато Лизбет, которая, как ей казалось, научилась играть на фортепиано раньше, чем ходить, вкладывала в свою игру душу и вызывала всеобщее восхищение. Поэтому ничего хорошего для себя от музыкального вечера Феба не ждала.

Лизбет правильно истолковала ее молчаливое недовольство.

– Не волнуйся, тебя, скорее всего, не попросят сыграть. Но ты можешь переворачивать нотные страницы для меня. Уж меня-то определенно попросят. Если будет время. Сегодня съедутся соседи со всей округи. Дядя Джосайя пригласил мадам Софию Ликари, знаменитую певицу сопрано. Она будет петь для нас.

Девушка восторженно захлопала в ладоши и заулыбалась.

Феба, конечно, слышала о синьоре Ликари. Точнее, читала о ней в газетах.

– Она на самом деле хорошая певица?

– О чем ты говоришь, Феба! – ахнула Лизбет. – Неужели ты ее не слышала?

Вопрос был по большому счету нелепым. Но Феба ответила:

– Нет.

– У нее чудесный… волшебный голос. И еще она потрясающе красива, надменна и немного пугает. – Лизбет понизила голос: – Говорят, у нее есть любовники.

– Никогда не произноси этого слова! И даже думать не смей, что взрослая незамужняя женщина может иметь любовников!

– Это скандал, я знаю, но она так великолепна и настолько прекрасно поет, что никому до этого нет дела.

«Может быть, мне стоит заняться пением», – подумала Феба.

– Думаю, в первую очередь мужчинам.

– Феба! – Лизбет притворилась шокированной. Вероятно, она решила, что в создавшейся ситуации должна вести себя именно так, но на самом деле Феба подозревала, что никто и никогда не разговаривал с Лизбет о подобных вещах, и теперь она сгорала от любопытства.

Последовала короткая пауза.

– Ты думаешь, маркиз занимается такими делами? Я имею в виду Джулиана!

В гостиную зашли Джонатан, Уотерберн и Аргоси и расположились на диванчике у камина. Горничным повезет, если они не явились только что с улицы и не натащили оттуда грязи.

Феба ощутила непреодолимое желание поозорничать.

– Какими делами? – Значит, он уже не маркиз, не лорд Драйден, а просто Джулиан?

Она вовсе не собиралась обсуждать с Лизбет маркиза и его любовниц. Конечно же нет. В конце концов, Лизбет умеет читать и могла узнать из газет все, что ее интересует. Феба решила, что могла бы даже дать ей свою собственную подшивку, где все интересное отмечено.

– Сама знаешь. – В газетах всегда писали, что у маркиза фантастические любовницы. Один из молодых денди даже свалился с балкона в опере и сломал ногу, когда пытался рассмотреть последнюю пассию маркиза.

– Ты знаешь… как ты думаешь, он… – Лизбет округлила глаза и со значением посмотрела на собеседницу.

– Боюсь, я не совсем тебя понимаю, – нахмурилась Феба, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

Глаза Лизбет стали круглыми, словно блюдца. Иметь дело с этой девочкой все же иногда полезно. Для тренировки самообладания.

– Берет любовниц, – раздраженно выпалила Лизбет, к сожалению, чуть громче, чем следовало. Потому что мужчины дружно повернули головы и взглянули на нее.

Феба нахмурилась.

– Куда он их берет?

Лизбет побагровела.

– Теперь ты меня дразнишь? – Судя по голосу, она была искренне обижена. Лизбет, как правило, все понимала буквально и слишком всерьез. Она ничего не могла знать о поддразнивании, поскольку это было несовместимо с ее статусом Бриллианта чистой воды.

Это означало, что Джонатану нравилось ее дразнить, поскольку Феба уже успела заметить, что, разговаривая с ним, девушка постоянно краснеет и временами взвизгивает. Что касается Фебы, то ей это не нравилось, поскольку Лизбет не могла отвечать, а она предпочитала разговор на равных. Если это, конечно, возможно.

– Уверена, у него есть любовницы. Они есть у всех мужчин, Лизбет.

Конечно, так оно и было. Это была чистая правда. Но не та правда, которую должна была сообщать своей подопечной платная компаньонка. Феба могла признаться, что ее побуждения при этом были весьма далеки от добрых и чистых. Пусть Лизбет проведет эту ночь без сна, ворочаясь и мучаясь догадками, подумала она.

Лизбет некоторое время сосредоточенно размышляла. В конце концов, она, похоже, приняла эту истину достаточно спокойно. Что же делать? Мужчинам позволено многое, что женщины молча терпят, даже если с этим не согласны.

– Разумеется, он не станет делать ничего подобного, когда женится, – проговорила Лизбет.

Феба не вполне поняла, была ли эта фраза вопросом. И закатила глаза. Почему эта девочка выросла такой невежественной? А ведь у нее было немало возможностей узнать, что представляют собой мужчины. Чего стоит один из ее кузенов – Джонатан, а другой, Майлс Редмонд, написал книгу о своих приключениях в Южных морях, в которой, как известно, во всех подробностях описал любвеобильных туземок, которые ничем не прикрывают свое тело выше талии.

Но Феба была вынуждена напомнить себе, что задавая вопросы, Лизбет получает информацию.

– Даже не сомневайся, – сказала она, мысленно усмехаясь. – Зачем ему может понадобиться любовница, если у него будет жена? – Говоря это, она отчетливо понимала, что лжет.

Это успокоило Лизбет.

– Все бы хотели, чтобы мы поженились, – сказала она, понизив голос.

Феба перестала вышивать, поскольку уколола палец.

Не все.

– А чего хочешь ты, Лизбет?

Что же это такое! Между ними разница в возрасте всего два года. Она, Феба, тоже молода. И она вовсе не должна разговаривать успокаивающим покровительственным тоном, словно она гувернантка или та, которой мужчины и вопросы пола вообще неинтересны. Но, увы, в душе она симпатизировала Лизбет, и не могла позволить даже самой себе ранить ее.

Феба несколько секунд обдумывала идею все же содрать с Лизбет кожу или отхлестать ее – словами, конечно, но передумала.

Чего хочет Лизбет? Знает ли она это? И хочет ли знать? Или просто стремится воплотить в жизнь амбиции своей влиятельной семьи? Или маркиза?

– Думаю… – Лизбет откинула голову и улыбнулась. – Выйти замуж за него – предел мечтаний любой девушки. Он такой… такой…

Она замолчала.

Ну да. Он такой…

– …милый.

Господи, нет! Неужели она совершенно не разбирается в мужчинах?

Феба непроизвольно фыркнула, и сразу закашлялась. Но скрыть эмоции не удалось. Лизбет уставилась на нее с тревогой и любопытством. Боже правый, она никогда не позволяла себе подобной неловкости! Она никогда не фыркала! И даже не предполагала, что знает, как это делается!

Возможно, маркиз действительно был милым с Лизбет, относился к ней с уважением и добротой, деликатно, как и должно относиться к хорошо воспитанной высокородной невесте… или дорогой китайской вазе.

А с другими женщинами флиртовал и занимался любовью.

– Он производит очень сильное впечатление. Самая завидная добыча во всем Лондоне.

– Да, он производит сильное впечатление. – Но добыча? Он же не дичь!

Вероятно, Лизбет почувствовала неладное.

Она перестала вышивать и подняла глаза на собеседницу.

– …то есть насколько я могу об этом судить. – Что ж, по крайней мере, она не сказала ничего крамольного и не солгала.

– И все знают, что он довольствуется только самым лучшим.

Довольствуется. Разве лучшим довольствуются? К лучшему можно стремиться.

– Поэтому ты им восхищаешься, Лизбет?

На красивом ее личике отразилось искреннее недоумение.

– А ты не думаешь, что поэтому он восхищается мной?

Понятно. Девочка не сомневается, что она – самое лучшее, чего маркиз может желать.

Она явно считает, что Феба совершенно не разбирается в ситуации.

После ужина, еще одного, за которым Феба сидела на дальнем конце стола и была вынуждена прислушиваться к веселому смеху, доносившемуся до нее оттуда, где сидели маркиз с Лизбет, а ее престарелый сосед мирно дремал, склонив голову на грудь, дамы и господа, как это принято в обществе, разошлись по разным помещениям. Надо же им было передохнуть от компании друг друга. Через некоторое время они снова собрались в малом бальном зале, где были рядами расставлены стулья – не меньше ста, и уже начали собираться гости. Это были представители местной аристократии, жители Лондона, решившие совершить путешествие в деревню, и друзья владельцев поместья. Приглашенные возбужденно переговаривались. На Фебе было одно из двух ее приличных платьев из серого шелка, без каких либо рюшей и оборок. Его единственным украшением служила серебряная лента под грудью. И, конечно, она надела свои замечательные перчатки. Ей очень нравилось думать, что именно перчатки поднимают ее платье до уровня, сравнимого с одеждой других светских гостей.

В маленьком зале было душно и жарко. Хотя во всем доме было тепло, по крайней мере, по сравнению с температурой, к которой Феба привыкла в академии мисс Мариетт Эндикотт.

Маркиз, за ужином опять сидевший рядом с Лизбет, но казавшийся необычайно рассеянным, куда-то запропал. Не появился он даже после того, как остальные мужчины заняли места в зале.

Лизбет тоже заметила его отсутствие. Она размахивала проклятым веером, как будто хотела поднять ураган, способный принести его к ней. Или она таким образом напоминала себе, что это его подарок. Девушка вежливо улыбалась гостям, с некоторыми обменивалась несколькими словами, но явно беспокоилась все больше.

Возможно, поэтому она сказала:

– Феба, пожалуйста, сбегай принеси мою шаль.

Именно так. Сбегай. И принеси. Феба свободно говорила на пяти иностранных языках, а эта сопливая девица говорит ей «сбегай».

– Возможно, тебе тоже понадобится шаль, – великодушно добавила она. – Принеси и себе тоже.

Феба предпочла бы, чтобы ее ударили. В помещении было жарко, как в печке.

Она спокойно взглянула на Лизбет. И ничего не сказала.

Девушка выжидательно смотрела на компаньонку, недоумевая, почему та не бежит выполнять ее поручение. В это время к фортепиано подошел незнакомый мужчина и начал расставлять ноты. Голоса гостей стихли. Феба не желала пропустить ни одной ноты!

– Конечно, – наконец ответила она и мысленно выругалась.

Развернувшись на каблуках, она быстрым шагом вышла из зала, взбежала по лестнице, взяла шелковую шаль Лизбет, потом снова спустилась вниз и, пройдя через холл, вышла во двор, чтобы как можно скорее добраться до своей комнаты. Проклятая Лизбет. Из-за нее она пропустит начало концерта.

– Позвольте полюбопытствовать, куда вы так спешите, мисс Вейл? Неужели бог услышал мои молитвы, зал загорелся, и музыкальный вечер не состоится?

Глава 8

Феба резко остановилась, обернулась на голос, но никого не увидела. Вокруг было темно.

– Я здесь, – сказал маркиз.

Ах вот он где. Тень, едва освещенная серебристым светом луны, прислонившаяся к столбу. По стенам, окружавшим внутренний дворик, было развешано несколько ламп, но светлее от них не становилось. Они лишь привлекали мелких мошек. Маркиз стоял под одной из них и неспешно курил сигару.

– Да, весь дом в огнях, и я решила бросить всех собравшихся на произвол судьбы.

Мужчина тихо засмеялся.

– Вы не любите сопрано, лорд Драйден?

– Напротив! Очень люблю! – Его голос звучал весело. Почти.

Он глубоко затянулся, и кончик сигары замерцал, потом выдохнул облачко дыма куда-то в ясное ночное небо.

Феба нарочито кашлянула.

– Примите мои извинения, – неискренне сказал он.

– Но если вы любите сопрано, лорд Драйден, то позвольте спросить, уж простите мою смелость…

– Подумать только, вы просите прощения за смелость.

– …почему вы здесь курите в одиночестве? Насколько мне известно, у Редмондов после ужина джентльмены удаляются, чтобы покурить и выпить мужских напитков, ну и, разумеется, чтобы позволить дамам поговорить о вас. А сейчас все собрались послушать пение.

– Поговорить обо мне? – переспросил маркиз. – Забавно.

– Именно так. – Никто из дам не произнес ни слова о лорде Драйдене, по крайней мере Феба ничего подобного не слышала.

Мужчина слабо улыбнулся. Казалось, он обдумывает ответ.

– Я курю, – наконец сказал он, – потому что мне необходимо какое-то занятие, пока я здесь стою.

Феба рассмеялась.

Джулиан вздрогнул и повернулся к ней, улыбаясь, словно потянулся к теплому летнему солнышку. Но тут же замер, и улыбка его исчезла. Между ними снова повисло напряжение, такое сильное, что его можно было потрогать. Оно всегда возникало, если они вдруг оказывались вдвоем. Луна скрылась за облаками, но звезды были хорошо видны. Сине-черное ночное небо было густо ими усыпано. Феба подумала, что сейчас, наверное, в его больших глубоких глазах отражаются галактики. Вокруг деловито сновали слуги, но Фебе не было до них дела.

Маркиз не сводил с нее внимательных глаз, и она не могла даже пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы уйти.

Да, ее шали придется подождать. Ирония судьбы: внезапно Феба ощутила озноб. И даже появилось искушение набросить на плечи шаль Лизбет. Ночной воздух неприятно холодил обнаженные руки.

– Говорят, лучшее сопрано на континенте эта певица синьора София Ликари.

– Вполне может быть, – согласился маркиз и, выдохнув очередную порцию дыма, добавил: – К тому же у нее превосходные манеры.

Превосходные…

Ох!

Она постаралась не рассмеяться.

– Думаю, я начинаю понимать, лорд Драйден. Не сказала ли она вам однажды что-то вроде… «Ciò è che cosa penso al vostro regalo»?

Что в переводе означает: «Вот, что я думаю о твоем подарке, сукин сын».

Феба подозревала, что маркизу это хорошо известно.

– Вы не солгали, сообщив, что говорите на нескольких языках, мисс Вейл. Возможно, вам следует отказаться от Африки и предложить свои услуги короне?

Он был явно раздражен.

А Феба развеселилась.

– Вы боитесь, что она, увидев вас в зале, начнет швыряться фамильными ценностями Редмондов? Там есть из чего выбирать.

– Не хочу ее искушать. Правда, это было много лет назад, и, возможно, она меня давно забыла. – Судя по его тону и плутовской улыбке, маркиз считал такое развитие событий невозможным.

Феба лишь головой покачала, поражаясь его самомнению, но все же не смогла сдержать улыбки.

Джулиан вздохнул.

– По правде говоря, я просто не хочу стать причиной небольшого скандальчика. Все же существует вероятность того, что синьора Ликари захочет выразить все, что у нее накопилось в душе… не только в песне. Не хотелось бы давать гостям пищу для разговоров. Не желаю унижать… никого.

Никто – это, конечно, Лизбет, которая придет в ужас, если бывшая любовница маркиза – действительно любовница! – начнет швырять… разные предметы и выкрикивать оскорбления на итальянском языке.

Да и не хочет он ставить под удар многообещающее в будущем деловое партнерство с Джосайей Редмондом.

Как обычно, когда дело касалось маркиза, Фебу захлестывали разнообразные эмоции. На этот раз победу одержало любопытство.

– Что она в вас бросила?

– Неужели нам необходимо это обсуждать? – Он чувствовал себя неловко, и это делало ситуацию еще забавнее.

– Никакой необходимости действительно нет. Но я хочу знать.

Маркиз усмехнулся.

– Это была коробка для сигар. Я даже увернуться не успел. Ее уголок поцарапал мне ухо.

– Не может быть!

Маркиз весело хмыкнул.

– Да, вы правы. Но, скажу честно, при виде того, как она летит мне прямо в голову, у меня замерло сердце. Но инстинкт самосохранения у меня проснулся еще на войне. Поэтому я вовремя уклонился, коробка угодила в вазу, которая разлетелась на мелкие осколки. Мой лакей потом вымел их, и на этом все закончилось. Синьора Ликари вылетела из дома, словно ведьма на метле. А ведь я подарил ей очень красивое ожерелье и произнес в высшей степени прочувствованную речь относительно того, что нам было прекрасно вместе, но пора расстаться. Ну и что вам дала эта информация, мисс Вейл?

Феба несколько секунд молчала, представляя себе описанную сцену. Особенно ей понравилось думать, как грациозный маркиз прикрывает руками голову, возможно, даже прячется за спинкой дивана…

Значит, он это заслужил.

– Лорд Драйден, до меня только сейчас дошло…

– Интересный выбор слова.

– …вы постоянно имеете дело с женщинами…

– Имею дело? – маркиз развеселился. – Тонкое замечание.

– …которые обладают взрывным темпераментом. Это представляется интересным, поскольку вы сами очень… – Феба задумалась, подыскивая подходящее слово, – сдержанны.

Реакция Джулиана была немедленной и совершенно неожиданной. Он замер и затем так быстро повернулся к ней, что она невольно отступила на шаг назад.

Когда же заговорил, голос его звучал так холодно, что Феба моментально осознала: перед ней титулованный и очень богатый джентльмен, которого окружающие уважают и боятся. И у них на то есть причины.

– Очень… что? – Каждое его слово звучало весомо и с каким-то особым значением.

– Сдержанны, – повторила Феба, стараясь говорить так же с расстановкой и внушительно, и искренне недоумевая, что его могло столь сильно обеспокоить. То, что она сказала, было правдой. И не было оскорблением. В чем же дело?

Несколько секунд маркиз пристально смотрел на нее, потом прищурился, и Феба сразу почувствовала себя неуютно, словно ее рассматривали сквозь прицел.

Затем он отвернулся, сохраняя ледяное спокойствие.

Его поза оставалась безупречной. Такой человек не мог себе позволить опустить плечи или иным способом показать свою уязвимость.

Он глубоко затянулся, выдохнул дым и только после этого произнес:

– Объяснитесь.

– Вы считаете, что именно это заставляет женщин реагировать так бурно? Сдержанность?

Маркиз невесело хохотнул.

– Мне нравится, как тщательно вы подбираете слова, мисс Вейл. Но я все еще не уверен, что понял смысл, который вы в них вкладываете.

– Если вы все время холодны… уравновешенны, безупречно владеете собой… Сами подумайте, огонь должен гореть ярче и жарче, чтобы компенсировать холод. Так что, если вы говорите об окончании связи с женщиной холодно и вежливо, как сами сказали, страсти могут перелиться через край. И тогда можно начать кидаться всем, что попадет под руку.

– Значит, вы считаете, что я такой? – резко спросил Джулиан. – Холодный? Жесткий? Таким меня описывают в газетах?

– Нет! – Слово вырвалось у нее непроизвольно, но по-другому она не могла. Феба чувствовала, что задела собеседника, сделала ему больно, хотя не понимала чем. – Нет, – добавила она мягче. – Мне известна разница между холодностью и осторожностью.

Осторожно выбранные слова.

Маркиз – умный человек. И не потерпит даже намека на свою уязвимость, незащищенность. Потому что все знали: он неуязвим и непроницаем. Его нервы – стальные канаты, сердце – неприступная крепость, ум – западня и так далее. На этом основана его репутация.

Он вздохнул. Или застонал?

– Я вовсе не бесстрастен, мисс Вейл.

– Что вы, я ни минуты так не думала!

Джулиан внимательно всмотрелся в ее лицо. Не нужно было обладать большой проницательностью, чтобы понять: ее невинный вид – обычная маскировка, и все вместе – это откровенная провокация, облаченная в осторожные слова.

Он некоторое время молча курил. Феба переступила с ноги на ногу, потерла одной рукой другую. В доме Редмондов, конечно, тропическая жара, но здесь, на воздухе, очень даже прохладно. Осень все же.

– Видите ли, мисс Вейл, на меня очень рано возложили груз ответственности. Мне было семнадцать лет, и я еще учился в школе, когда мой отец умер, оставив мне долги и обязательства. Все остальные члены семьи смотрели на меня, словно неоперившиеся птенцы, ожидая спасения. Мне пришлось принимать трудные и важные решения, и эмоции или импульсивность здесь были неуместны. В тяжелых обстоятельствах люди быстро учатся. Прошло некоторое время, и я уже точно знал, когда и что необходимо сделать. Неверное решение могло привести к катастрофе. Я выплатил долги, сколотил состояние, обеспечил благополучие всех членов моей семьи.

Маркиз объясняется перед ней. Невероятно!

Поместья, насмешливо подумала она. И неожиданно увидела их такими, какими они были – балластом, повисшим на шее юного аристократа. Огромные участки земли, большие дома – всем этим необходимо управлять. Никакая волшебная палочка тут не поможет. Он заботился обо всех с самого начала. Справился. Он уделял внимание всему и всем членам семьи, и заставил их гордиться своим именем. С ранней юности он никогда не останавливался. У него просто не было такой возможности.

Феба почувствовала стыд. Не надо было его дразнить.

– У кого-то другого все бы рухнуло, – мягко сказала она. – Или он опустил бы руки под грузом ответственности.

Его глаза на мгновение удивленно округлились, как будто подобная перспектива не приходила ему в голову. Потом он издал короткий смешок. Не веселый, нет. Растерянный.

– Иногда мне казалось, что я иду под обрывом, – проговорил Джулиан.

– А теперь?

– Теперь? – Он снова задумался. – Теперь я не могу иначе. Это мой удел – идти только вперед и всегда быть на высоте. – Маркиз покосился на собеседницу и добавил: – Почти всегда.

Мужчина, никогда не совершивший неверного шага. Воплощение грации. Уверенный, решительный и к тому же счастливчик. В результате он стал этакой живой легендой. Им восхищались, ему подражали, но никто и никогда так и не смог с ним сравняться.

И никто не понимал, чего ему это стоило.

У Фебы внутри все сжалось. Как же ему, однако, было тяжело. И на какой-то миг она почувствовала благодарность судьбе за то, что на ее долю не выпало ничего подобного.

– Должно быть, вам иногда бывало страшно.

Маркиз на мгновение задумался, затем пожал плечами. Протянув руку, он отогнал мошку, которая летела прямо на огонь.

– Я думаю это потрясающе, – тихо добавила она. – То, что вы сделали.

– Возможно. Но теперь вы понимаете, почему мне так смешно, когда меня называют безрассудным. – Он снова отогнал мошку, упорно стремившуюся к огню, отлично понимая, что она не оставит попыток. – Я никогда не был безрассудным.

Феба понимала, что это сущая правда. Жонглер и канатоходец должны научиться очень точно чувствовать время и место. Иначе – гибель.

– Вы, наверное, гордитесь, – сказала она со страстью, удивившей даже ее саму, – всем, что сделали. Вашим близким повезло – у них есть вы.

– Да, – безразлично сказал он. – Наверное, горжусь. И им повезло.

На его красивом лице появилась задумчивая улыбка.

Феба сразу поняла, что его самоуверенность совершенно естественна. И ей это понравилось.

– Я обещал матери, что верну все земли, которые были проданы для погашения долгов. На это ушло много лет. Но мало-помалу я восстановил семейное состояние. Все это так хрупко… То, что создается веками, может быть с легкостью разрушено одним человеком. Остался только один участок земли – здесь, в Суссексе, – который мой отец проиграл в карты. Поместье, которое там находится, было частью приданого моей матери, в нем прошло ее детство. Догадываетесь, кто им сейчас владеет?

Фебе не надо было гадать. Она знала, что это, вероятнее всего, собственность Редмондов.

– Есть какие-то условия, связанные с землей?

Маркиз взглянул на нее с явным изумлением, вероятно, не ожидая такой проницательности.

– Конечно. В нашей жизни нет ничего безусловного. Причем условия только множатся, если дело касается Джосайи Редмонда. Но я человек, который понимает серьезность своих действий и их последствия. Я человек дела. Поэтому у меня нет причин возражать. Что касается условия… – Он сделал паузу. – Оно не слишком тягостное. Эта собственность – часть другого приданого.

Понятно. Значит, он должен жениться на Лизбет Редмонд.

Несколько секунд Феба не могла произнести ни слова. Этот человек относится к браку как к очередной сделке.

– Я бы хотел спросить: кто заботится о вас, мисс Вейл?

Это хорошо, что он сменил тему разговора, но отвечать все равно не хотелось.

– Я могла бы задать вам тот же самый вопрос, лорд Драйден.

Маркиз, похоже, удивился.

– У меня большой штат слуг. Один только камердинер Маркварт чего стоит. Есть еще женщины, подобные Софии Ликари…

– Нет! – воскликнула она, не желая развития этой темы. Об этом ей знать не хотелось. – Это не то, что я имела в виду.

Он собирался найти жену, за которой надо будет ухаживать, баловать ее, потакать ее прихотям. Ведь это будет девушка нежная, ранимая и трепетная. Требующая внимания. И это будет еще один человек, о котором ему придется заботиться.

С кем он разделит свою ношу? Хотя, он, возможно, и не знает, что можно кому-то довериться.

Маркиз пристально взглянул на Фебу, но почти сразу отвел глаза.

– А учитывая мою сдержанность – так, кажется, вы назвали это мое качество, – в свою защиту могу сказать, что ни одной леди, которые старались разбить мне голову подручными предметами, я ни слова не говорил о любви.

О господи. Мужчина – что с него взять.

– Ну, тогда все в порядке. Понятно, что они и подумать не могли о любви к вам, не получив предложения. И как только осмелились швырять в вас что-то?

Маркиз засмеялся. Маленький озорной мальчик.

– Женщины тоже люди, – сердито проговорила Феба, – и, уверяю вас, им не чуждо ничто человеческое. Не у всех есть ваша выдержка и самообладание.

– Подождите, – нахмурился маркиз. – Вы считаете, что я думаю о них иначе? Считаю вещами?

– Нет, я только…

Джулиан выпрямился, лишившись опоры в виде столба, и шагнул к ней. Он чувствовал необходимость довести до нее свою точку зрения.

– Мисс Вейл, отношения мужчины и женщины – обычная сделка, которая устраивает обе стороны. Ее заключают добровольно. Могу вас заверить, я щедр, внимателен и опытен. Уж не знаю, какие сплетни обо мне вы слышали или читали. Сомневаюсь, что синьора Ликари скажет вам что-то другое. И хотя, в конце концов, чьи-то чувства оказываются задетыми, уверяю вас, женщины, за которыми ухаживают, нередко так же самонадеянны, как мужчины. Уверен, когда связь подходит к концу, страдает, по большей части гордость.

По мнению Фебы, маркиз знал, что она не столь искушена, как он, и использовал слово «опытен» как оружие.

– Еще коробки для сигар и вазы.

– Иногда, да.

Внезапно ей стало трудно дышать. Опытный мужчина. Реакция оказалась запоздалой, но мощной. Он хотел, чтобы она над этим подумала. И Феба поняла, что оказалась в более опасных водах, чем когда-либо бывала раньше.

Маркиз наблюдал за ней со всем вниманием.

Ей потребовалось время, чтобы собраться с мыслями.

– Тем не менее я остаюсь при своем мнении. – Она всплеснула руками. – Они – женщины, и этим все сказано. Они не мистер Джосайя Редмонд, с которым вы можете заключить сделку и скрепить ее рукопожатием. Вы можете сколько угодно рассуждать о бизнесе, но эмоции неуправляемы. Им противны правила. Даже если их устанавливаете вы.

Слишком поздно Феба поняла, что в ее словах слишком много страсти.

Уголки губ маркиза дрогнули.

– Судя по всему, вам знакомы неуправляемые эмоции, мисс Вейл. – О, этот голос – низкий, бархатистый, чарующий.

Странно, что она сама заговорила об этом. Ведь она уже давно научилась обуздывать свои чувства.

– Нет, – солгала Феба.

Его улыбка стала шире.

– Могу поклясться, мне бы в голову не пришло дарить бриллиантовое ожерелье мистеру Джосайе Редмонду, – сообщил он.

Они оба рассмеялись, и неловкость исчезла без следа.

– Признаю, возможно, вы верно говорили относительно моих способностей легко прекращать нежелательные отношения. Примите мои поздравления, мисс учительница. Вы преподали мне урок.

Вопрос сорвался с губ раньше, чем она успела понять, что говорит.

– А сейчас у вас есть возлюбленная?

Последовало молчание. Маркиз колебался. Феба чувствовала, что вопрос его изумил.

Через некоторое время он устремил на Фебу пристальный взгляд и ответил:

– Нет.

Похоже, он ждал чего-то еще.

А Феба опасалась, что он может сказать еще что-то.

Молчание нарушила громкая музыка. Играл виртуоз – вероятно, аккомпаниатор, путешествовавший вместе с синьорой Ликари.

Концерт начался.

Глава 9

Музыка захватила и покорила Фебу, превратила ее в рабыню. Она жаждала услышать следующую ноту, следующий аккорд. Это было освежающее восхитительное потрясение. Каждый следующий звук был прекраснее предыдущего. Предвкушение нарастало.

Голос присоединился к музыке почти незаметно. Он вплелся в нее, потом стал набирать силу, все больше и больше и, наконец, звонкий и торжествующий, он воспарил над музыкой.

Господь милосердный! Этот голос… его красота была неописуемой, болезненно прекрасной. Феба почувствовала, что он завораживает ее. Она непроизвольно схватила маркиза за рукав, словно хотела таким образом удержаться на земле, чтобы не взмыть в небеса.

– Что это? – потрясенно прошептала она. – Ради бога, скажите, что это за ария?

Маркиз взглянул сначала на ее руку, потом вгляделся в лицо.

Если бы Феба знала, как перехватило у него дыхание, когда она подалась к нему. Если бы она видела выражение его лица… Тогда она, безусловно, отпрянула бы, смущенная его откровенным потрясением и чувственным голодом в глазах.

Или бросилась в его объятия.

Но Феба ничего не видела. Она закрыла глаза, целиком отдавшись во власть музыки.

– Это «Олимпиада» Галуппи, – наконец проговорил Драйден. Он понял, что девушка потрясена новизной и великолепием музыки. – Либретто написал Метастазио. Опера «Олимпиада» – о любовном соревновании, скажем так, за руку прекрасной дамы. Из истории о трех женихах.

Любовное соревнование? Феба задумалась.

Но музыка была так восхитительна, что причиняла почти физическую боль. И Феба сделала то, что делала всегда, чтобы облегчить боль – она потребовала информации.

– О трех женихах? Эта опера основана на эпизоде из Геродота?

– Геродот. – Маркиз покачал головой. – Она сказала «Геродот»! – повторил он, обратив взгляд к небесам. – Еще одно впечатляющее слово. Неужели вы прочли все, что только можно прочитать, мисс Вейл?

– Я читаю. Довольно часто. Но ответьте мне, прошу вас.

– Да, здесь обыгрывается эпизод из Геродота.

Теперь глаза Фебы были открыты. Драйден не шевелился. Он даже дыхание затаил. Ему казалось, что ему на руку опустилась прекрасная птичка, и он боялся ее спугнуть.

Наконец Феба глубоко вздохнула. Ее вдохновенное лицо светилось счастьем.

Она улыбнулась и тряхнула головой, словно пытаясь избавиться от волшебного дурмана.

– Боже, как это прекрасно, – сказала она чуть дрожащим голосом.

– Вы никогда не слушали оперу, мисс Вейл? – Голос маркиза был тих и мягок. Кажется, Феба еще не слышала, чтобы он говорил по-настоящему мягко. Она не была уверена, что ей это нравится, потому что мягкость, как правило, пребывала в опасной близости к жалости, которую она органически ненавидела. Но вместе с тем в его голосе не было и намека на иронию.

– Нет. – Это короткое слово прозвучало благоговейно и печально. – Я просто… Я понятия не имела… Простите, я не имела в виду, что…

Джулиан покачал головой, и ее голос стих на середине фразы.

Некоторое время они слушали, как голос его бывшей любовницы взлетает на недосягаемую высоту, парит там, великолепный и свободный, словно насмехаясь над мыслью, что у человеческого голоса могут быть пределы. Ее голос был восхитителен. Он завораживал, покорял, звал за собой. Он был так всеобъемлющ, так бесконечен, что армии могли бы пойти за синьорой Ликари в Иерихон, и она сделала бы то же, что Иисус Навин, только без труб.

– Это действительно захватывает, – тихо сказал Джулиан. – Не всех, конечно. Только некоторых.

Неожиданно Феба осознала, что чувствует его дыхание, теплое и чуть пахнущее сигарами, на своем лице. Как они оказались так близко друг к другу? Она не отстранилась.

– Я помню, как впервые услышал оперу, – продолжил он. – Это было…

– Ш-ш-ш.

Джулиан улыбнулся – яркая вспышка в темноте.

Голос Софии Ликари взлетел до казалось бы недосягаемых высот, потом упал и зазвучали мастерские волшебные трели. Ее голос преследовал и требовал, дразнил и умолял и наконец оборвался на ноте, от которой должна была разлететься люстра и осыпать собравшихся в зале осколками.

Послышались аплодисменты.

Феба чувствовала себя переполненной чувствами и одновременно измученной.

– По-моему, простых аплодисментов здесь явно недостаточно, – пробормотала она.

– Не могу с вами не согласиться, – кивнул маркиз, явно не подпавший под власть волшебного пения. – Она бы предпочла поклонение. Поверьте мне, мисс Вейл, она поет, словно богиня, но она обычный человек. Слабое существо. Если хотите, вместилище. Дорогостоящее, требовательное, капризное вместилище для неземного таланта. Она храпит так же громко, как поет, и моется куда реже, чем хотелось бы.

Феба засмеялась, но тут же прикусила губу, чтобы наказать себя за неуместное веселье.

– Как вам не стыдно! Вы не должны говорить мне такие вещи. Это не по-джентльменски.

– Я дарил ей дорогие подарки, выполнял все капризы, а она попыталась меня убить. Я всего лишь… Мы все только люди, мисс Вейл. И все несовершенны. У каждого есть свои слабости, желания, недостатки. Как говорится, каждому свое. Временами мы видим то, что хотим видеть, и не замечаем ничего другого.

Кого он убеждает, ее или себя? Неужели он хочет сказать ей что-то важное?

Или никто в высшем обществе не в состоянии его понять?

– Не могу представить себе вашего поклонения, лорд Драйден.

– И снова вы правы, – усмехнулся маркиз. Он внимательно изучал свою сигару, которую докурил уже до самого конца.

Только в этот момент Феба заметила, что сжимает его рукав. Она отдернула руку и отпрянула.

– Извините, – пробормотала она. – Я не заметила… Мне очень жаль.

– Вам не за что извиняться, – неожиданно страстно выпалил он.

Теперь она отчетливо чувствовала его запах, уникальный, свойственный только этому мужчине. Она ощущала исходящее от него тепло – словно от тлеющего огня. Это одновременно успокаивало и будоражило.

Феба не могла вспомнить, когда в последний раз непроизвольно хватала кого-то за руки в поисках безопасности или защиты.

Этот мужчина явно привык к роли защитника, поскольку занимается этим постоянно.

Джулиан заговорил очень тихо и неуверенно, словно для него было в новинку делиться сокровенным.

– Знаю, я должен делать вид, что всего лишь терплю оперу, потому что такое отношение считается для мужчины нормальным. Но я нахожу ее божественной. Разумеется, когда передо мной истинный талант. И, между прочим, я считаю, что настоящую оперу и большинство музыкальных спектаклей разделяет целая вселенная. Я нахожу оперетты… – он помедлил, подбирая удачное слово, – утомительными.

Феба не могла не рассмеяться. И этот смех вернул ей полный контроль над собой, который она частично утратила, оказавшись во власти музыки.

– А вы играете на фортепиано, мисс Вейл?

Теперь Феба весело и от всей души расхохоталась.

– Надо же, как дрогнул ваш голос, лорд Драйден. Но вынуждена вас огорчить. Да, я играю на фортепиано. Правда, данного небесами таланта у меня нет. Но техника хорошая. И мне этот процесс очень нравится, – весело предупредила она. – Не исключаю, что еще здесь, у Редмондов, вам предстоит в этом убедиться. Потерпите?

– О, ради вас я буду воплощением вежливости. Я не буду зевать, чесаться и ерзать на стуле, заставляя его скрипеть.

– Какое облегчение!

Маркиз кивнул.

Феба улыбнулась и обхватила плечи руками. Все же ночь была довольно прохладной.

Маркиз легко стряхнул сюртук с одной руки, и приготовился стянуть его с другой, чтобы набросить ей на плечи.

Девушка поняла, что он собирается сделать, и потрясенно попятилась. Джулиан замер – одна рука в рукаве, вторая свободна. А потом, не произнеся ни слова, он вернул сюртук на место.

Повисло неловкое молчание.

Его пальцы нервно теребили окурок сигары. Нет, они не дрожали, но Джулиан себя явно не контролировал. Когда в руке остались только крошки табака, он взглянул на них с недоумением.

И этот человек известен своими изящными манерами.

Феба решила, что они оба потрясены тем, каким правильным… уместным был жест. Джулиан желал защитить ее. Это для него естественно.

Она еще немного отступила.

Она учительница и платная компаньонка, а он маркиз, и не должен кутать ее в свой сюртук. Не придет же ему в голову кутать в сюртук кухарку. Да и в любом случае она не знала, что это – когда о тебе заботятся.

– Лизбет очень хорошо играет на фортепиано, – сообщил он. – Некоторые даже говорят, что у нее талант.

«И деньги. И красота. И перспективы. И семья. И красивая одежда. И веер, который напоминает ей о тебе.

А владеет ли она твоим сердцем?»

Или твое сердце тоже объект делового соглашения?

– Вы правы, – согласилась Феба. Она всегда была честным человеком и превыше всего ценила правду. Хотя что еще она могла сказать в подобных обстоятельствах?

Так, по крайней мере, безопасно.

Ерунда, заявила Феба самой себе. Это трусость.

Внезапно она ощутила в руке китайскую шелковую шаль Лизбет. Она повернула голову и взглянула в сторону двери. Проклятье! Сколько времени она отсутствует?

Маркиз, должно быть, почувствовал, что она готова бежать, и быстро заговорил.

– Я никогда в жизни никому не говорил о вазах и коробке для сигар.

Феба застыла.

Она сделала глубокий вдох и порывисто выдохнула. Какая-то часть ее существа пребывала в ярости. Ну почему судьба к ней так несправедлива? По какому капризу фортуны она оказалась в темноте наедине с потрясающим мужчиной и волшебной музыкой? Ведь она всего лишь человек, слабое существо. Ей далеко до его стойкости. Как хотелось затопать ногами и выкрикнуть: «Не обременяй меня грузом своей дружбы! Не делись со мной сокровенным! Избавь от своего внимания! Из этого все равно ничего хорошего не выйдет! Мне только двадцать два года! У меня нет ответов на все жизненные вопросы. Мне только хотелось немножко побыть рядом с тобой!»

– Возможно, вы делитесь со мной своими мыслями, поскольку понимаете, что это безопасно? Я безопасна?

«Я никто. Я не осмелюсь сплетничать. И скоро я уеду из этой страны».

Феба не думала, что так и есть. Ей хотелось услышать его реакцию на эти слова.

Маркиз медленно поднял голову. Она скользнула взглядом по правильному профилю и поняла, что никогда его не забудет.

Когда же Джулиан заговорил, его голос звучал тихо и задумчиво.

– Вы не безопасны, мисс Вейл.

Что он имеет в виду? Слова растревожили ее – так камень, упавший в воду, вызывает на доселе гладкой поверхности рябь. В них было обещание и предостережение, легкое недоумение и горькая ирония.

И поскольку, несмотря на всю неопределенность и разделяющую их пропасть, и мужчина и женщина в душе были бродягами, их улыбки были одинаковыми – медленными и чуть ироничными.

Феба покачала головой. С удивлением или отчаянием – она сама не знала.

Пространство между ними, совсем небольшое и, в то же время, бесконечно далекое, в мгновение ока наполнилось смыслом. И оба поняли, что они должны немедленно заключить друг друга в объятиях.

Но в этот самый момент заиграла музыка, и Феба испуганно отпрыгнула.

– Я пойду внутрь и послушаю ее там, – пробормотала она. – В конце концов, я не бросала синьору Ликари. А ее голос завораживающе красив. К тому же он громкий. Так что вы будете точно знать, когда можно вернуться. Когда она замолчит.

Маркиз вздохнул. По непонятной причине ему было жалко исчезнувшего волшебства момента.

– Она останется в этом доме на ночь?

– Ну вряд ли хозяева отправят знаменитое на весь мир сопрано на ночлег в «Свинью и свисток». Но, насколько я поняла, у нее назначена встреча в Лондоне, так что она уедет очень скоро, возможно, даже сегодня вечером.

– Может быть, мне стоит переночевать в «Свинье и свистке»?

– Уверены?

Джулиан ухмыльнулся, словно маленький шаловливый мальчик. Феба подумала, что, вероятно, он тоже почувствовал облегчение, когда чары развеялись.

Как долго она отсутствовала? На протяжении одной арии, это точно. Насколько длинна эта ария? Кто знает? Теперь Феба почувствовала панику, а у паники, как известно, длинные и острые когти. Она стиснула в руках шаль Лизбет.

– Лизбет, наверное, дрожит от холода. Мне… я…

Она развернулась на каблуках и бросилась бежать. На бегу она прислушивалась к звуку своих шагов, и ей казалось, что кто-то бежит следом.

«Только мои собственные желания», – подумала она и, как в мелодраме, вздохнула.

Феба была уже почти у двери, когда позади послышался голос.

– Где в Лондоне, Шехерезада?

Она остановилась, решая, что ответить. Маркиз спрашивал, где она родилась.

– Севен-Дайалс.

Подумайте об этом здесь, в темноте, лорд Драйден.

– И за вами подарок, – добавила она.

С отчаянно бьющимся сердцем Феба скрылась в доме.

Глава 10

Она не вполне понимала, на каком свете находится, пока не ворвалась в дом. Феба так спешила вернуться к гостям, что несколько раз поскользнулась на скользком мраморе. На подходе к музыкальному салону она намеренно замедлила шаги, выпрямилась, расправила плечи и пошла, аккуратно ставя одну ногу точно перед другой. Да, именно так должна передвигаться уважаемая школьная учительница, платная компаньонка юной хозяйки дома – все равно что идешь по натянутому канату.

Маркиз тоже должен так ходить?

Она с любопытством заглянула в салон в надежде увидеть знаменитую певицу. Синьора София Ликари стояла рядом с фортепиано, положив одну руку на его блестящую черную крышку. Создавалось впечатление, что фортепиано – прирученный ею зверь, который замер в ожидании очередной команды хозяйки. Сама певица напоминала тигрицу: роскошная копна золотисто-каштановых волос была собрана на затылке и удерживалась блестящими заколками; платье плотно облегало великолепную фигуру. Тонкая талия. Миндалевидные глаза с длинными ресницами полуприкрыты, голова откинута назад, и голос… о, что это за голос!

Ожерелье у нее на шее было столь же изящным, как нагрудная пластина сурового воина-викинга.

Оно не было похоже на драгоценность, которую выбирал маркиз. Его бриллианты были бы очень дорогими, изысканными и ослепительно сверкающими. Вероятно, эта дама уже нашла себе нового покровителя. По правде говоря, синьора Ликари не была похожа на женщину, способную швыряться коробками для сигар, если ее гордость оскорблена. Ее чувство собственного достоинства – то же самое можно сказать и о маркизе – было очевидно всем. И в ней было еще что-то – Феба видела это совершенно отчетливо. София Ликари всем своим видом объявляла миру: «Я не такая, как все; я не обычный человек; и вы, простые смертные, в подметки мне не годитесь».

Но маркиз тоже не был обычным человеком. Даже богиня, подобная этой, не устояла бы перед ним.

«Будь он моим, я бы тоже не смогла легко смириться с его утратой».

В одном Феба была твердо уверена. Она поняла это по тому, как маркиз говорил о своей бывшей любовнице. Он никогда по-настоящему не принадлежал Софии Ликари. Феба знала это так же точно, как то, что солнце встает на востоке, а у нее на носу, если присмотреться, можно заметить веснушки.

«Потому что он предназначен для меня».

Она с шумом выдохнула, словно пытаясь выдуть из головы опасную нелепую мысль.

Феба принялась с интересом разглядывать аудиторию. Потом она поделится впечатлениями с Постлетуэйтом. Она расскажет, как выглядит сотня красиво одетых людей, тихо сидящих в расставленных рядами не слишком удобных креслах, как горят их щеки от восторга – или, может быть, от жары. Лорд Уотерберн крепко спит. Его голова откинута назад, руки скрещены на груди, рот открыт – храпит, наверное. Джонатан Редмонд и лорд Аргоси сидят в заднем ряду и только делают вид, что со всем вниманием слушают пение. Их руки все время двигаются. Феба решила, что они тайком играют в карты. Да, несомненно. Вот в руке у Джонатана мелькнула фунтовая банкнота.

Ее грозные хозяева – Джосайя и Фаншетта Редмонд сидят в первом ряду. Их внимание приковано к певице.

Джосайя взял руку жены и положил себе на колено.

Феба была очарована этим жестом. Интересно, это сделано для гостей, или он действительно настолько тронут восхитительной музыкой, что захотел взять за руку свою потрясающе красивую и столь же грозную супругу? Слишком уж человеческий жест для такого мужчины.

Лизбет подалась вперед и, судя по всему, забыла обо всем. Фебу, стоящую в дверях, она не заметила. Феба грустно улыбнулась. Ей понравилась увлеченность Лизбет музыкой. Но, увы, сколько бы она ни смотрела на нее, та не выглядела менее красивой и привлекательной или не подходящей как нельзя лучше на роль супруги маркиза.

Или менее твердой в своей решимости стать его супругой. Она сжимала в руках веер, словно это был сам маркиз.

Ария завершилась высокой нотой – синьора Ликари сумела сделать звук бесконечным. У нее не легкие, а кузнечные меха, восхищенно подумала Феба.

Когда аудитория взорвалась аплодисментами, синьора Ликари царственно склонила голову.

Феба воспользовалась этой возможностью, чтобы проскользнуть в комнату и занять свое место рядом с Лизбет. Усевшись, она вложила в руки Лизбет шаль. Та машинально взяла свою вещь, все еще не сводя восхищенного взгляда с синьоры Ликари. Пожалуй, она была слишком поглощена музыкой, чтобы заметить длительное отсутствие маркиза.

– Спасибо. Ты слышала ее, Феба? Разве это не чудо?

– Я никогда в жизни не слышала ничего более прекрасного, – совершенно искренне сказала Феба. – Спасибо, что пригласила меня. Я могла бы прожить всю жизнь, и так и не услышать ничего подобного.

В любом случае, она никогда не забудет этого визита.

Лизбет повернулась к ней. На ее красивом личике отразилось удивление, потом нерешительность, которая, в конце концов, сменилась доброжелательностью.

– О, Феба, я так счастлива, что смогла поделиться этим…

Ее лицо неожиданно стало озадаченным.

Она заморгала, поднесла шаль к носу, а потом снова медленно опустила на колени.

После чего резко подалась к Фебе и понюхала ее волосы.

Феба отпрянула.

Лизбет нахмурилась, словно не зная, что сказать.

– Феба!

– Боже мой, что не так, Лизбет?

– От тебя пахнет… сигарным дымом! – Последние слова она произнесла с упреком и понизив голос.

Господь милосердный!

Феба моментально ощутила свинцовую тяжесть в животе. На время утратив дар речи, она уставилась на Лизбет.

Та тоже не сводила с нее потрясенного взгляда. Ее глаза светились надеждой, как у ребенка, который ждет заверений, что под его кроватью нет никаких чудовищ.

Феба хотела заговорить. Очень хотела. Она уже придумала несколько вполне правдоподобных объяснений, вот только ступор, вызванный ужасом и чувством вины, не желал отпускать ее. Губы напрочь отказывались двигаться.

– Это не Феба, а я. – Джонатан наклонился над ее стулом так неожиданно, что обе девушки вздрогнули. – Это от меня пахнет сигарным дымом, ты, гусыня! Неужели не ясно, что Феба просто не может себе позволить сорт сигар, который все мы курим.

Да, конечно же, он поддразнивал их. Это было видно по насмешливому блеску его глаз. Но потом Феба заметила, как его взгляд на мгновение задержался на ее перчатках, и на лице промелькнуло что-то… удивление? Она не сумела точно определить, выражение слишком быстро исчезло. А потом он снова взглянул на нее – само воплощение благожелательности.

Феба еще не окончательно пришла в себя, но сумела выдавить улыбку. Правда, она подозревала, что улыбка получилась кривой, но… Отрадно уже то, что ее губы снова двигаются.

– Наверное, ты прав, – буркнула Лизбет и снова принюхалась. – От тебя действительно здорово воняет. – Она наморщила носик, еще раз понюхала шаль, нахмурилась и стоически решила все же набросить ее на плечи.

Джонатан помог ей – настоящий джентльмен. И вопрос о сигарном дыме был закрыт.

А когда он посмотрел на Фебу, на его лице не отразилось ничего, кроме разве что… задумчивости… и… неужели симпатии? Странно, она никогда не считала Джонатана Редмонда проницательным человеком, способным на сложные чувства.

Но потом вспомнила, как Джосайя Редмонд взял жену за руку. И подумала, что маркиз всю жизнь ходит по натянутому канату. Она никогда не сомневалась в своей интуиции. Ведь она так часто – почти всегда – оказывалась правой. И только теперь со смятением поняла, что на самом деле не знает ничего. Каждый человек видит в другом лишь то, что тот позволяет ему увидеть, и на основании явно недостаточных знаний делает свои выводы. Иными словами, каждый человек видит другого сквозь призму собственных представлений.

«Разве люди действительно знают друг друга?»

Снова послышалась музыка. Феба и сигарный дым тут же были забыты. Лизбет сцепила руки под подбородком и слегка улыбнулась. Почему-то эта поза показалась Фебе отрепетированной перед зеркалом.

Когда синьора Ликари снова запела, Фебе показалось, что волшебные звуки заставляют петь ее сердце. Она склонила голову и осторожно понюхала рукав своего платья в надежде, что он пахнет сигарным дымом. Это значило бы, что ее платье пахнет им.

Она закрыла глаза, на мгновение поддавшись слабости, и представила на своих плечах его сюртук, согревающий и защищающий ее. Почему защищающий? Да просто потому, что принадлежал ему.

Церковные колокола еще не звонили, да и солнце еще не встало – небо только слегка порозовело, а мистер Постлетуэйт уже открыл свой магазин и приготовился сделать первый глоток утреннего чая. В это время звякнул дверной колокольчик, и на пороге магазина возник лорд Глубокие Карманы.

Постлетуэйт мельком глянул в окно. Сегодня, увы, высокородный аристократ был без кареты, которая могла бы объявить всему миру о его визите в магазин и привлечь толпы любопытных, которым обязательно потребуется купить хоть что-нибудь там, где сделал покупку сам лорд Драйден. Вместо этого у двери магазина беспокойно переступал с ноги на ногу огромный черный конь, шерсть которого блестела так же, как сапоги хозяина. Постлетуэйт предположил, что маркиз предпочел прибыть инкогнито.

Он поставил чашку на блюдце, встал и поклонился.

– Счастлив видеть вас снова, милорд. Надеюсь, леди понравился ваш подарок?

– Уверен, что ей понравился подарок, так что я вам чрезвычайно признателен за помощь, мистер Постлетуэйт.

Хозяин магазина был чрезвычайно польщен представившейся возможностью поговорить с аристократом вот так… запросто…

– Могу я вам помочь выбрать что-нибудь еще, милорд? У нас есть отличные мужские перчатки.

Опять перчатки! Джулиан мог побиться об заклад, что заметил проблеск насмешки в глазах собеседника.

И произнес слова, которых боялся. Но справиться с импульсивным побуждением оказалось невозможно. Да и трусом он не был.

– Думаю, сегодня мне нужна шляпка.

Мистер Постлетуэйт не издал ни звука. Прошло несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем он поднял глаза на маркиза.

– Это будет подарок для дамы, мистер Постлетуэйт.

– Конечно, сэр.

Джулиану хотелось, чтобы это самое «конечно» прозвучало более искренно. Он провел в магазине не более трех минут, а его уверенность в себе уже изрядно поколебалась.

Но он почти не спал, обдумывая и отвергая разные стратегии с придирчивостью, с которой не всякий полководец планирует военную кампанию. И, занимаясь этим, он изо всех сил старался не обращать внимания на факт, что поступает совершенно нерационально, хотя всегда старался действовать разумно.

И понимал, что не откажется от своих планов.

Уже под утро до него дошло, что сделать покупку, которая его интересовала, можно поручить лакею или камердинеру, но он передумал.

– Вы хотите ознакомиться со всей нашей коллекцией или имеете в виду нечто конкретное? Я бы мог показать вам…

Маркиз остановил велеречивого хозяина движением пальца. Помолчи. Дело в том, что единственным человеком, способным помочь ему удостовериться, что он купит именно ту вещь, которая необходима, была… графиня.

Постлетуэйт ошарашенно наблюдал, как маркиз, следуя инструкциям, которые должен был дать лакею, и внимательно глядя по сторонам, медленно двигается по магазину. Указания были бы следующими:

«Стань в углу магазина Постлетуэйта, том, который будет лучше всего освещен в три часа пополудни. Вероятно, он будет не так хорошо освещен в половине восьмого утра. Повернись так, чтобы оказаться прямо напротив зеркала, висящего за прилавком. (Именно так она стояла, когда я ее впервые увидел.) Убедись, что отчетливо видишь себя в зеркале. Потом развернись, и бери шляпку, расположенную справа от тебя. Ленты на ней цвета темной лаванды, а шелковые цветы – всех оттенков пурпура».

Лично произведя все перечисленные действия, маркиз, торжествуя, взял шляпку с полки.

Да, это она. Хорошо сплетенная золотистая соломка будет удачно сочетаться с цветом ее волос и глаз. По крайней мере, так полагал Джулиан. Он понятия не имел, подойдет ли цвет лент и многочисленные оттенки шелковых цветов, но мисс Вейл виднее. Женщины всегда точно знают, чего хотят, правда, мужчинам их желания нередко кажутся необъяснимыми. А ему было достаточно увидеть жадную тоску в ее глазах, устремленных на эту самую шляпку, когда он вошел в магазин накануне.

«О, женщины», – тогда подумал он. А теперь до неприличия рад, что заметил тогда ее взгляд. По причинам, которые маркиз не мог бы объяснить даже себе самому, ему страстно хотелось доставить удовольствие леди. Одной определенной леди.

– Прекрасный выбор, милорд. Отличная шляпка. Правда, немного доро…

Он почти уже договорил слово «дорогая», но замолчал, повинуясь неприязненному взгляду Драйдена. Само понятие, что какая-то вещь могла быть слишком дорогой, не говоря уже о дамской шляпке, заведомо являлось абсурдным.

Постлетуэйт и сам не заметил, как оказался за прилавком. От маркиза исходила такая энергия, что ему захотелось быть от него подальше.

– Можно сказать, вы спасли эту шляпку, милорд, – сказал он. – Иначе одна юная дама могла проглядеть в ней дыру.

– Как хорошо, что я спас шляпку от столь незавидной участи, – задумчиво проговорил Джулиан.

В комнате было прохладно. Сквозь неплотно задвинутые шторы в комнату проникал серый свет. Значит, уже рассвело, поняла Феба, и почувствовала необычайную легкость. Вероятно, так было потому, что на ней не спал толстый полосатый кот. Она похлопала руками по кровати в поисках комка теплого меха, не обнаружила его и вспомнила, где находится. А потом заметила служанку, неслышно пытавшуюся разжечь в ее комнате камин.

Служанка услышала шорох простыней, обернулась и робко улыбнулась. Ее белый чепчик съехал набок, и девушка поправила его, одновременно оставив на лбу отпечаток большого пальца, испачканного углем.

Феба улыбнулась ей в ответ. Девушка стала двигаться быстрее, но так же бесшумно, как привидение. Закончив работу, она устремилась к двери. Поддерживать огонь во всех каминах огромного дома Редмондов, не говоря уже о свечах, нелегкий труд.

Распахнув дверь, она остановилась.

– У дверей была коробка для вас, мисс Вейл. Я внесла ее в комнату.

С этими словами девушка исчезла.

Коробка? Что еще за коробка? Феба свесилась с кровати, явно слишком большой для служанки, коей она, по сути, являлась, и сразу увидела коробку, большую и круглую, в такие обычно кладут…

Едва не свалившись с кровати, Феба бросилась к коробке.

Она узнала коробку сразу – такие были в магазине Постлетуэйта. Неужели это Постлетуэйт послал ей подарок? Такой вариант представлялся крайне маловероятным, если, конечно, он не принял какую-нибудь новую религию, предписывающую своим адептам как можно быстрее избавляться от земного имущества. Он, разумеется, как и все горожане, посещал церковь по воскресеньям, но его истинным божеством был фунт. Феба не льстила себе мыслью, что нравится ему больше, чем высокий доход, хотя не сомневалась, что в табели о рангах его пристрастий занимает достаточно высокое место.

Она села на ковер перед камином и прикрыла голые ноги подолом ночной рубашки.

Потом медленно подняла крышку и начала медленно убирать сверху слой за слоем оберточную бумагу. Ей показалось, что она заметила под бумагой проблеск пурпура.

О господи.

Фебу настолько переполнили чувства, что она была вынуждена прекратить свое восхитительное занятие. Она оглянулась на кровать, почти уверенная, что увидит на ней себя спящую. Значит, это все ей снится.

Но на кровати никого не было, и она вернулась к прерванному действу. Только теперь разворачивала бумагу очень быстро, дрожащими пальцами. У нее закружилась голова.

Увидев наконец, какое сокровище было сокрыто под бумагой, она подняла глаза к потолку и мысленно вознесла благодарственную молитву.

Феба аккуратно, затаив дыхание, достала шляпку из коробки. На дне оказался небольшой листок плотной бумаги.

Она взяла его и прочитала. Записка была написана совершенно незнакомым почерком – очень четким и аккуратным.

«Я бы хотел узнать вас».

Подписи не было, но она была и не нужна.

Радость разлилась в груди солнечным теплом.

Она потребовала подарок. И получила его.

Феба закрыла глаза, но почти сразу открыла, опасаясь, что шляпка исчезнет. Но предмет ее грез оставался в руках.

Тогда она надела шляпку и поспешно завязала ленты. Прекрасно. Эта вещь была сделана для нее.

Она не знала, как сообщить Лизбет, что проведет все утро у себя в комнате, глядясь в зеркало. Именно этого ей хотелось больше всего на свете. Она встала, подошла к зеркалу и принялась рассматривать себя, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую.

Как он узнал?

Похоже, ей придется усвоить еще один урок. Она была уверена, что маркиз вошел в магазин Постлетуэйта и осматривал товары в лучшем случае, бесстрастно а в худшем – с недовольством. Оказывается, он вел себя как армейский лазутчик, замечая абсолютно все, в том числе юную, плохо одетую девушку, со страстью взиравшую на недоступную шляпку.

«Я бы хотел узнать вас».

Феба перебрала десяток разных теорий, поскольку всегда желала знать природу вещей. Вероятнее всего, это была для него игра. Если он на самом деле пресыщенный аристократ, она могла заинтересовать его (ненадолго) тем, что была не такой, как другие его знакомые, или умела, как опытный фехтовальщик, уклоняться и наносить удары словами. А, может быть, он искал очередную любовницу, место которой освободилось. Хотя, вряд ли она была в его вкусе. Он всегда желал лучшего. Новую синьору Ликари.

Правда, теперь Феба одна знала то, чего не понимал никто из высшего общества: он не был легкомысленным повесой и бесшабашным авантюристом. Он ничего не делал без оснований. И шляпка – это, определенно, стратегия.

Теорий было много, но все они оказались бесполезными, и постепенно все сгорели в ее радости, как мотыльки в пламени.

«Никто не разговаривал со мной так, как вы».

Она вспомнила, как маркиз отгонял мошку от огня и хмуро смотрел, как она упрямо летит к пламени.

Бедняжка не в силах не рисковать жизнью ради света и тепла.

Глава 11

Феба ошибалась. Джулиан понятия не имел, с какой стати купил эту проклятую шляпку.

Ничто и никогда не тревожило его сильнее, чем осознание этого простого факта.

Он понял, что, помимо воли, движется по некой определенной траектории, словно им выстрелили из катапульты, не спросив на то разрешения. И кульминацией стала приобретенная шляпка. Он был не в силах отказаться от этой покупки. Так же как не мог понять, как дошел до жизни такой, что оказался во власти чего-то, не подвластного доводам рассудка. Ему это не нравилось, так же как не нравились сожаления.

Потому что одним из симптомов и того, и другого, было бесцельное хождение. Джулиан по натуре был человеком практичным и никогда ничего не делал без цели. Так что ему не была свойственна привычка слоняться из угла в угол только ради того, чтобы израсходовать энергию. Но сегодня он приехал на церковный двор даже раньше, чем зазвонили колокола, созывая прихожан на службу, и теперь был занят именно бесцельным хождением – бродил между покосившихся надгробий и считал количество Редмондов и Эверси, которые были здесь похоронены после 1500 года. Здесь нашлось также несколько Хоторнов, два или три Эндикотта и некто по фамилии Этельред. Драйден как раз прикидывал, сколько из этих людей убили друг друга, когда посыльный, нанятый Постлетуэйтом, вез его подарок в дом Редмондов с поручением отдать его лакею, который поставит коробку у двери комнаты мисс Фебы Вейл.

Наконец, раздраженный хождением и удрученный пребыванием в месте, где все говорит о бренности земного существования, он зашел в церковь и занял место на скамье Редмондов.

Джулиан почти не бывал в церкви после того, как вышел из возраста, когда такие посещения были обязательными. Церковные скамьи остались такими же жесткими, какими он их помнил, и сидение на них вызывало весьма неприятные ощущения. Он подозревал, что так задумывалось изначально, и эта боль была очищающей. Церковь была маленькой и приземистой – вероятно, ее построили одной из первых, когда Редмонды и Эверси впервые пошли войной друг на друга в 1066 году. В ней царила восхитительная тишина, хранившая тайну о тысячах молитв, рождений, венчаний и смертей.

Спустя несколько минут послышались негромкие шаги. В церковь начали заходить люди, преимущественно, дамы. Джулиан следил за ними жадно, с горящими глазами. В основном он смотрел на их головы. Его ладони стали влажными, и он машинально прижал их к коленям. Он еще никогда не был так увлечен созерцанием шляпок, никогда не осознавал, какие они все разные.

И он никогда не видел так много сияющих женских лиц, устремленных в одном направлении. Джулиан взглянул туда же, куда смотрели все, ожидая увидеть северную звезду или Священный Грааль. Но вместо этого увидел долговязого молодого человека с красивым лицом и пронзительными голубыми глазами. Казалось, его взгляд устремлялся навстречу солнечным лучам, проникающим в храм сквозь витражные стекла. Он носил сутану с тем же особым щегольством, с каким Джулиан носил вечерний костюм. Словно он в ней родился. Что-то в его позе, в его взгляде, устремленном на паству, подсказывало, что у этого человека есть чувство юмора.

Он кивнул Джулиану, и тот ответил на приветствие.

В церковь вошло семейство Эверси, Джейкоб и Изольда, а также печально известный Колин с женой. Джулиан был знаком с ними, но не слишком хорошо. Кроме того, все – имеется в виду вся Англия – знали, кто такой Колин.

Когда наконец появился Джосайя Редмонд, Джулиану показалось, что у него вот-вот остановится сердце. За ним следовали Фаншетта Редмонд, Джонатан и лорд Аргоси, потом Лизбет… на ней взгляд маркиза задержался. Девушка обладала красотой, которая притягивала мужские взгляды. Она была похожа на ангела, сошедшего с небес. Лизбет тоже заметила маркиза, и ее глаза восторженно засияли, а на губах появилась улыбка… правда, какая-то точно выверенная, строго соответствующая окружающей обстановке. Джулиан подумал, что, вероятно, у нее есть особая улыбка на каждый случай.

Но он ничего не мог с собой поделать, и его взгляд жадно скользнул мимо Лизбет и…

Ура! На Фебе была та самая шляпка!

У Джулиана радостно забилось сердце.

Учительница выглядела превосходно, но дело было не только в очаровательной шляпке, но и в лучезарной улыбке, игравшей на губах. Она ступила в церковь, окинула ее взглядом и, разумеется, заметила маркиза.

Она не могла его не заметить, потому что его взгляд был настолько пламенный, что вполне мог прожечь в ней дыру.

Их взгляды встретились. Джулиану показалось, что ее щеки слегка порозовели. Но ее улыбка была выражением такой чистой живой радости, что Джулиан заметил, что все это время сдерживал дыхание, только когда колокола перестали звонить. Внезапно у него возникло ужасное подозрение, что его щеки тоже порозовели. Боже правый, только не это! Ведь его бросило в жар – это точно!

Глаза Фебы метнулись влево, потом вправо. После чего она украдкой поприветствовала его!

Джулиан ухмыльнулся.

Лизбет всего этого, конечно, не заметила, ни минуты не сомневаясь, что все его улыбки предназначены только ей, благосклонно улыбнулась и царственно склонила головку.

Этот жест вызвал всеобщее оживление. Все хотели знать, кого она одарила своим вниманием.

Джулиан отчетливо услышал шорох шелка и муслина – словно легкий ветерок прошелся по пшеничному полю. Ему даже показалось, что он слышит треск суставов. Женщины, не исключая почтенных матрон, изо всех сил тянули и выворачивали шеи, чтобы взглянуть на него. О, сколько любопытных глаз. Джулиан привык к всеобщему вниманию, но в данном случае он не мог подавить улыбку, не смутив Лизбет.

По природе он не был смешливым. Когда он улыбался, окружающие облегченно вздыхали или начинали лебезить перед ним. Вряд ли стоит давать обществу основания думать, что ему легко угодить. Не приведи господь, кто-то решит, что он склонен к смеху без причины. Только не это.

Он решил, что лучше всего превратить свою улыбку в нечто вроде знака благоволения. Он повернул голову – наверное, так же стражники поворачивают фонари на берегу в поисках контрабандистов. В луч его благосклонной улыбки попали Джосайя, Фаншетта и Джонатан Редмонды. Джонатан передернулся и явно удивился.

Феба опустила голову. Джулиану показалось, что она прилагает отчаянные усилия, чтобы не рассмеяться.

Наконец, все взгляды снова обратились на красивого викария. Все же они не видели его целую неделю.

Нового викария Пеннироял-Грин звали Адам Силвейнус. У него был хорошо поставленный голос, словно специально созданный для этой деятельности – одновременно успокаивающий и оживленный, властный и уверенный. И заговорил он об… алчности.

Далеко не один прихожанин почувствовал себя неуютно, уверенный, что викарий обращается лично к нему. Но в то же время ему все прощали, поскольку именно он был объектом, которого вожделели многие дамы.

Маркиз чувствовал себя вполне уютно. Его взгляд был прикован к шляпке. Его буквально заворожили несколько дюймов тонкой шейки, видной между кружевом воротника и краем соломенной шляпки. Ничего более манящего он не видел никогда в жизни. Он мог думать лишь об одном: что почувствует, когда прижмется к этой шейке губами, коснется языком шелковистой кожи, заметит, как ее руки покрываются гусиной кожей, а соски твердеют…

Вряд ли такие мысли уместны в церкви. И тому есть вполне реальные физиологические причины. Маркиз подвинулся на скамье сначала в одну сторону, потом в другую. Удобнее не стало. Тогда он вздохнул и сконцентрировал внимание на Редмондах.

Было решено (Лизбет, естественно), что все гости после службы отправятся на долгую, полезную для здоровья прогулку, захватив с собой альбомы для рисунков, и сделают несколько набросков очень живописных руин, расположенных неподалеку, после чего вернутся домой, где и позавтракают с большим аппетитом. Лизбет втайне думала, что выглядит еще красивее, когда ее щечки покрыты здоровым румянцем, и, конечно же, была права. Разрумянившись, она действительно становилась еще прелестнее.

Мужчины отнеслись к прогулке для здоровья без особого энтузиазма. Их больше привлекла возможность подстрелить какую-нибудь дичь. Поэтому все собрались на лужайке в ожидании Джулиана, который ушел домой, и теперь неторопливо возвращался к ним. Рядом с ним трусило какое-то существо, при ближайшем рассмотрении оказавшееся собакой. Очень толстой собакой.

Когда они подошли, стало ясно, что собака к тому же очень старая. У нее были огромные водянистые глаза и седая шерсть вокруг пасти.

– Что это? – подозрительно осведомился Аргоси.

– Собака, – с вызовом заявил Джулиан.

– Ну, это вряд ли можно назвать собакой. У нее зубы-то еще остались? Она же не добежит до дичи. А если и добежит, то не удержит в зубах… или что там у нее есть.

Собака взглянула на Аргоси глазами, полными скорби.

Джулиан тоже смотрел на пса с большим сомнением.

– Она, похоже, уже давно наслаждалась заслуженным отдыхом, Джулиан. Зачем ты ее побеспокоил?

– На охоту нормальные люди ходят с собакой, – заупрямился Джулиан. – У отца есть свои собаки, но он тоже отправился на охоту, с соседями. Значит, мы можем рассчитывать только на эту. Нам нельзя без собаки. Как иначе мы сможем спугнуть дичь?

Джулиан пожал плечами.

– Прекрасно. Если у нас есть только эта собака, будем надеяться, она удивит нас своими талантами.

И компания тронулась в путь. Они шли по очень красивому лесу, который становился все гуще и гуще. И поскольку осенний день был ясным и теплым, никто не жаловался. Тишину нарушала только оживленная болтовня Лизбет, перемежающаяся краткими репликами Драйдена, считавшего своим долгом показать, что внимательно ее слушает. Следует отдать ему должное, реплики всякий раз выходили весьма уместными, хотя он не мог бы повторить, что говорила Лизбет, поскольку был занят созерцанием шляпки и спины мисс Вейл.

Жалобы начались, когда лес стал заметно гуще и выяснилось, что Лизбет, судя по всему, сбилась с курса и точно не знает, где находятся ее любимые руины. Одновременно оказалось, что Уотерберн, Аргоси и Джонатан проявили излишний оптимизм, захватив с собой ружья, поскольку собака вовсе не собиралась поднимать дичь. Она мирно трусила по тропинке, а дичь, вероятно, спокойно наблюдала за ней и посмеивалась.

Тропинка стала еще уже, теперь по ней идти рядом могли только два человека, и когда Лизбет и Джонатан стали громко спорить относительно выбора направления, Джулиан уступил свое место и пошел рядом с мисс Вейл.

Некоторое время стояла тишина.

Но на губах Фебы нельзя было не заметить таинственной, проказливой и очень довольной улыбки.

– Мне нравится ваша шляпка, мисс Вейл, – наконец сказал Джонатан.

– Да? Она совсем новая, вы же знаете.

– Вряд ли новая. Мне дали понять, что некая молодая леди едва не проглядела в ней дыру до того, как я ее купил. Вам повезло, что она не пострадала.

Феба улыбнулась.

– То же самое можно сказать и о вас, милорд. На вас всегда устремлено так много горящих глаз.

Джулиан засмеялся. Лизбет, шедшая впереди, повернула головку и одарила его загадочным взглядом сквозь полуопущенные ресницы. Джулиан вспомнил, что именно такой взгляд мисс Вайолет Редмонд отрабатывала на своих поклонниках. Впрочем, взгляд был действительно хорош. Джонатан машинально улыбнулся, и девушка снова отвернулась, довольная полученным знаком внимания.

В этот момент он обнаружил, что Феба почти скрылась из виду за деревом. Вероятно, ему не следовало уделять ей столь явное внимание. Однако он нервничал по совершенно другой причине.

Немного помедлив, он все-таки задал вопрос, ответа на который опасался.

– Но эта та самая шляпка?

Несколько мгновений, последовавших перед ее ответом, показались ему бесконечными.

– Та самая.

Джулиан молча кивнул. Он испытывал большое облегчение, был очень обрадован и слишком смущен, чтобы говорить. Он всего лишь хотел посмотреть на нее в шляпке. Собственные чувства и желания сбивали его с толку, раздражали и заставляли нервничать.

– Скажите, лорд Драйден, она мне идет?

Она флиртует с ним. Внезапно Джулиан почувствовал мучительную боль. В этот момент он был, как никогда, уязвим и смущен.

– Не знаю, – раздраженно буркнул он. – Она должна изменить вашу внешность в лучшую сторону?

Феба резко повернулась к нему, широко раскрыв глаза.

– Потому что больше ничто этого не может сделать? – добавил он.

От огромного, ошарашивающего потрясения у Фебы непроизвольно открылся рот. На щеках загорелись лихорадочные пятна. Создавалось впечатление, что он ранил ее в самое сердце.

О боже. Разумеется, это прозвучало двусмысленно.

– Нет, я не это хотел сказать. Я имел в виду, что ничто не может сделать вас лучше, чем вы есть.

Комплимент был сомнительным, неуклюжим, зато абсолютно искренним. Он зародился где-то в глубине его души, куда не было доступа здравому смыслу.

Джулиан молча ужаснулся. Повисло тяжелое молчание. Похоже, он сумел шокировать и ее, и самого себя.

Ему хотелось взять свои слова обратно. Последствия обещали стать непредсказуемыми.

Он взглянул вперед, на Лизбет, Уотерберна и собаку, на Джонатана и Аргоси, потом снова на собаку, и попытался вспомнить, как жил и что чувствовал до приезда в Пеннироял-Грин. Он понимал, что лучше и проще было вернуться к той жизни, но знал, что уже слишком поздно.

А потом Феба сделала такой глубокий вдох, что он физически почувствовал, как прохладный воздух врывается в ее легкие. Наконец Джулиан набрался храбрости и украдкой заглянул ей в лицо. Ее щеки порозовели, глаза воинственно загорелись, брови были нахмурены.

Но она не произнесла ни слова.

Джулиан обнаружил, что ленты цвета лаванды, завязанные под ее нежным подбородком, невероятно трогательны. Прелестная вещица, тем более для того, кто жил в Севен-Дайалс. Неудивительно, что девушке так хотелось ее иметь.

– Итак, Севен-Дайалс, – сказал Джулиан.

Феба слабо улыбнулась.

– Как люди попадают из Севен-Дайалс в Пеннироял-Грин? Вы были очаровательной малышкой-сиротой, которую подобрал и вырастил щедрый покровитель?

– Нет. Я была кем угодно, только не очаровательной малышкой. Скорее, меня можно было назвать злобной фурией, необузданной своенравной мегерой. Я была очень дикой и непривлекательной. Хотя, полагаю, меня действительно подобрали.

– Не могу себе представить злобную фурию, которая употребляет такие выражения, как «злобная фурия». Сколько вам было лет, когда вас подобрали?

– Десять. Им пришлось расставить на меня ловушку, как на дикого зайца. В качестве приманки положили кусок хлеба. Я попалась и оказалась подвешенной за ногу. Пришлось повисеть, пока меня не сняли. Потом меня отправили на исправление в школу мисс Мариетт Эндикотт.

Маркиз был так восхищен представшей перед его мысленным взором картиной, что некоторое время не мог говорить.

– Быть того не может, – наконец воскликнул он.

– Ну, образно говоря. А зачем вы хотите это знать?

– Вы собираетесь потребовать другие подарки за ваши истории? Не выйдет, мисс Вейл. Уговор есть уговор. Теперь очередь за вами.

Она улыбнулась, и лицо засветилось. Девушка явно сдерживала смех.

Лизбет повернулась к ним. В руках она держала охапку осенних цветов. Как называются эти длинные кудрявые штуки? Локоны, кажется. Она прижалась к цветам щекой, словно проверяя их мягкость, потом уткнулась в них лицом. Образ был волшебным. Омрачало его лишь одно: Джулиан подозревал, что она отлично знала об этом. Рассмеявшись, девушка побежала за Джонатаном.

Тогда он и заметил, что Феба остановилась, оглянулась и спряталась за деревом, так что Лизбет ее видеть не могла.

Джулиан спрятал улыбку.

– Здесь где-то растет дикая полынь, – сказала она. – Запах изумительный.

– Возможно. Но вы рассказывали о своем детстве в Севен-Дайалс.

– Вовсе нет.

– Ради бога! Ну почему вам так хочется сохранить окутывающую вас тайну.

– Не больше, чем этого хочется вам.

– Но я же вам кое-что рассказал. О коробке для сигар, например.

– Наши жизни очень разные, лорд Драйден. Не думаю, что вы…

– …пойму? Не надо относиться ко мне покровительственно, мисс Вейл. Вы опасаетесь, что я стану осуждать вас? Так же, как вы осуждали меня?

Джулиан видел, что девушка разозлилась. Она ускорила шаги, упрямо стиснула зубы и устремила взгляд прямо перед собой.

– Ваша взяла. Сами напросились. Но учтите, все это было очень давно, и мне было всего десять лет.

– А ваши родители?

– Они исчезли. По очереди. – Она сказала это, в общем спокойно, и лишь в глазах застыла боль.

– Правда? – Джулиан тоже старался говорить спокойно, и уж ни в коем случае не показать, насколько ей сочувствует. Эта девушка принадлежала к категории людей, не приемлющих жалости и сочувствия.

– Первым был папа. Мы жили в комнатах над пабом. Однажды он просто не пришел домой. А маму арестовали за карманные кражи. Говорят, ее выдала проститутка, которой приглянулись наши комнаты. Потом исчезла и она. Я не хотела, чтобы меня отправили в работный дом, поэтому сбежала и долгое время жила с… некоторыми личностями, пока меня не подобрал джентльмен – теперь я понимаю, что он был чей-то поверенный в делах. Он решил, что я слишком умна, чтобы жить на улице, и увез меня в Суссекс, хотя я сопротивлялась, брыкалась и кусалась, как могла. Могу только добавить, что я была помещена в академию мисс Эндикотт, и до сих пор не знаю, кто был мой благодетель.

Господи помилуй.

Информацию следовало переварить, но Джулиан не мог молчать долго – иначе она поймет, какое сильное впечатление произвел ее рассказ. О, если бы он мог изменить все происшедшее с ней, вернуть детство, чувство безопасности и семью.

– У вас есть другие родственники? Может быть, братья или сестры?

– Мне об этом ничего не известно.

– Значит, у вас никого нет…

Джулиан сразу пожалел о своих словах, потому что девушка побледнела и жалобно заморгала, словно он посыпал солью ее рану.

– Я бы так не сказала, – после паузы сообщила Феба. – У меня есть кот.

Джулиан удивился. Он всегда считал, что кошки – всего лишь животные, и занимают в жизни человека место немногим большее, чем грызуны, которых они ловят. И живут в амбарах.

– Как его зовут? – Это был ее кот, значит, он был ему интересен.

– Его зовут Харибда. Он приехал со мной из Лондона. Кот довольно старый, но живой и подвижный.

– Вы назвали кота… как морское чудовище? – ему пришлось изрядно напрячься, чтобы извлечь из глубин памяти знания о мифологии. «Между Сциллой и Харибдой», – так говорят, если надо сделать выбор между двумя неприятными возможностями. Харибда – это, кажется, нимфа, превращенная в чудовище. Дочь Посейдона, глотавшая корабли.

– Так они и узнали, что я умна. – Она проговорила эти слова тихо и сухо. – По имени кота. Им хватило малого.

– Но как вы научились читать, не говоря уже о греческой мифологии?

– Один знакомый аптекарь из Сент-Джайлза дал мне книжку с картинками, которая… ну, скажем так, которая попала к нему через одного из покупателей. Подозреваю, он рассказал обо мне этому джентльмену, и тот тоже посодействовал моему появлению у мисс Эндикотт. Да и моя мама умела читать. Уж не знаю, где она научилась. И я всегда следила по книжке, когда она мне читала. Думаю, я так и выучила буквы. Могу только сказать, что чтение далось мне легко и очень понравилось.

– Почему вы не назвали котенка как-нибудь более изящно, например, Дафна или Аполлон?

– Думаю, мне всегда хотелось иметь союзника, того, кто станет меня защищать. Харибда – это самое страшное чудовище, которое я смогла придумать, даже страшнее чем стража и пьяные, которые устраивают потасовки на улицах. Ну вы понимаете. Мне казалось, греческим богам не устоять против обитателей Сент-Джайлза. Мне нужен был кто-то по-настоящему злобный и опасный, и в то же время знакомый.

Опять грустный юмор.

Матерь Божья, что же пришлось повидать этой девушке, когда она была ребенком?

Сент-Джайлз – это средоточие насилия, мрака, шума и грязи. Это невменяемые пьянчуги, сползающие по стенам покосившихся построек и умирающие в темных закоулках от отравления дешевым алкоголем. Преступники совершали преступления в других, более привлекательных районах Лондона, после чего скрывались в Сент-Джайлзе, как крысы в норах.

Джулиан задумчиво взглянул на свою собеседницу. Чистая кожа, поношенное прогулочное платье, новая шляпка… и неожиданно у него внутри все перевернулось. Пришедшая в голову мысль была невыносимой: ей было так страшно, что для защиты подошел даже котенок со страшным именем. Представив это, он почувствовал, что не может дышать.

Несколько минут он молчал.

Только теперь Драйден понял, что исходивший от этой девушки удивительный свет, в лучах которого он грелся, существовал благодаря теням прошлого. Именно эти тени делали ее более живой и настоящей, чем другие.

Он не знал, что сказать, и уныло признался себе, что, пока не встретил эту удивительную девушку, никогда не бывал в тупике.

– Ваш Харибда очень страшный? – наконец, спросил он. Никакой более безопасной темы придумать не мог.

– О да. – Странно, но она говорила искренне. – Он полосатый и очень пушистый. Когда он злобно вздыбливает шерсть, многим становится не по себе. Пока я здесь, его кормит одна из оставшихся в школе учительниц.

– А что он будет делать, когда вы отправитесь в Африку?

– Разумеется, он поедет со мной.

Джулиан увидел, что Уотерберн повернул голову и, прищурившись, уставился на него.

– Увидел достойную дичь? – крикнул маркиз.

Тот пожал плечами и отвернулся. Собака повернула голову, привлеченная громким голосом, но не заинтересовалась и спокойно продолжила свой путь. Интересно, подумал Джулиан, как псу живется на конюшне у Редмондов?

Когда он снова повернулся к Фебе, ее уже не было. Нигде.

Глава 12

Он осмотрелся по сторонам. Как сквозь землю провалилась.

Лизбет шла перед Джонатаном. Она держала букет, и сама была похожа на прелестный цветок. Безупречные локоны выбились из-под столь же безупречной шляпки и падали на шею безупречной белизны.

– Сюда, лорд Уотерберн. Правильно, Джон? Не могу дождаться, когда вы увидите это восхитительное зрелище, Джулиан!

Она слегка повернула головку и послала ему через плечо очаровательную улыбку. Это был чрезвычайно выгодный ракурс для нее – длинная изящная шея и высокие скулы. Ее глаза оживленно блестели.

Джулиан не мог не улыбнуться в ответ.

– Я тоже не могу дождаться, когда наконец увижу ваши любимые места.

В этой части Англии руины были практически везде. Ступай в любую сторону – мимо не пройдешь. И все они были в той или иной степени живописными.

– Нет, нам не сюда, – заметил Джонатан. – Здесь, если ты помнишь, охотничий домик. Кстати, я бы, на твоем месте, был осторожнее, а то кто-нибудь примет тебя за оленя и подстрелит.

– О, Джонатан, перестань меня пугать! – Теперь ее голосок звучал раздраженно. – Такого быть не может. Я же вся в белом, и едва ли похожа на оленя.

– Тогда за единорога.

– Но кто будет стрелять в единорога?

Так, переговариваясь, они скрылись из виду.

А Джулиан остался на месте. Какого черта? Женщина не может раствориться в воздухе. Он внимательно осмотрел окрестности. Дубы уже сбросили груз листвы, но кусты боярышника, которые здесь были повсюду, только начали желтеть.

Потом он заметил узкую тропинку между дубом и кустом боярышника, и пошел по ней.

Феба стояла на небольшой полянке, показавшейся ему волшебной. Ее ноги утопали в высокой траве, еще не тронутой холодом. В окружении дубов, высокого кустарника и еще каких-то деревьев, пока не успевших сбросить листву, она казалась лесной нимфой.

Девушка улыбалась и сжимала в кулачке какую-то траву.

– Видите? – с торжеством в голосе провозгласила она. – Здесь действительно растет полынь. Волшебный запах, не правда ли?

Она поднесла пучок травы к лицу и с наслаждением вдохнула.

И все вокруг по непонятной причине наполнилось светом.

Джулиан онемел.

– В некоторых районах Франции считают, что полынь помогает ослабить горе. Ее сажают на кладбищах вокруг могил, – объяснила она.

– Откуда вы…

Хотя какой смысл задавать вопросы? Она много читала, много знает, отсюда и подобные маленькие сюрпризы. На ум пришло сравнение с разворачиванием маленьких подарков – не все из них он был способен оценить. Она всегда хваталась за информацию и факты, словно утопающий за соломинку. Они всегда ее спасали.

Джулиан молча смотрел на девушку, не в силах произнести ни слова. У нее были зеленые глаза. Теперь он это точно знал. Другой человек сравнил бы их с чем-нибудь – листвой, мхом или изумрудами, – но Джулиан был способен искренне сказать лишь одно: он никогда не видел таких глаз. И дело было, в общем-то, не в их цвете, а в том, как они менялись. Он поймал себя на том, что говорит некоторые вещи только для того, чтобы увидеть их изменчивость. Юмор поселял в них веселые искорки, доброта смягчала, а злость воспламеняла. Иногда ему хотелось поднести к ним руки и согреться в исходящем от них жаре.

– Я читала об этом, – сказала она и опустила глаза на траву в своей руке. Казалось, она не может на что-то решиться. А потом…

– Вот, – сказала Феба, протянув ему пучок травы. – Это подарок. Для вас.

Несколько мгновений Джулиан тупо взирал на траву в ее руке. В голове роились самые разные мысли, но ни одну из них он не мог облечь в слова. Поэтому он сделал то, что она предлагала: протянул руку, чтобы взять траву.

И их пальцы соприкоснулись.

Джулиан забыл, что надо дышать.

Однажды он видел человека, в которого ударила молния. Тогда он потрясенно взирал, как молния сделала того абсолютно беспомощным, изогнула его тело, исторгла из легких страшный крик. В общем, сделала с ним все, что пожелала.

Теперь он чувствовал нечто похожее.

Они молча, затаив дыхание, смотрели на соприкоснувшиеся пальцы. Первое прикосновение. Кожа к коже.

Джулиан первым вышел из ступора. Он бросил траву и схватил девушку за запястье.

– Хватит!

Его голос был тихим и низким. В нем был и приказ, и мольба.

Феба медленно, очень медленно, словно собираясь с духом, подняла голову. Ее лицо было напряженно, но глаза светились пониманием.

И внезапно воздух между ними заискрился. Джулиан чувствовал себя совершенно обессиленным, словно на самом деле поймал единорога.

Он видел, как порозовели ее скулы, как стала быстро пульсировать тоненькая жилка на бархатистой шее.

Он повернул ее руку ладонью вверх. Почему-то ему было очень важно удостовериться, что именно она дрожит, потому что одного из них совершенно точно сотрясала дрожь. Ее рука была такой нежной… такой уязвимой… Она была очень холодной, и этот холод отозвался мучительной болью в его сердце. Ему хотелось согреть ее. Он должен был ее согреть.

И он поднес ее ладонь к губам.

Джулиан коснулся ее нежной кожи губами, потом не удержался, и коснулся еще раз – кончиком языка. Он обжег ее руку поцелуем – самым чистым и одновременно самым чувственным из всех, которые он мог вспомнить.

Ее голова дернулась, глаза закрылись. Феба издала сдавленный звук, который свидетельствовал о шоке и явном плотском удовольствии.

Матерь Божья!

Сделав над собой усилие, Джулиан поднял голову, но руку не отпустил.

Он понимал, что должен это сделать, но не мог.

– Посмотрите на меня, мисс Вейл. – Его голос был низким, требовательным.

Мгновение поколебавшись, она открыла глаза. Джулиан почувствовал странное волнение, увидев их снова. Они были затуманенными, мечтательными и настороженными. Солнце окутало Фебу светящимся нимбом, мешавшим ее видеть. Всматриваясь в ее лицо, Джулиан лихорадочно думал:

«Кто целовал тебя первым? Я сотру память о нем своими поцелуями. Я поражу его мечом. Я не помню, целовал ли кого-нибудь до тебя. Я сокрушен. Я счастлив. Я боюсь. Я должен идти. Ты должна идти.

Он держал ее руку бережно и осторожно, словно это была драгоценность. Но подозревал, что на его лице сейчас совсем другое выражение».

– Я не знал, что сделаю это, – наконец проговорил он.

– А вы всегда знаете, что сделаете в следующий момент? – хрипло спросила Феба.

– Всегда! – отрезал он.

После секундной паузы Феба спросила:

– А что вы намерены сделать сейчас? – В ее голосе был чувственный вызов и предвкушение.

Они слышали вдали голоса Джонатана и Уотерберна, Лизбет и Аргоси. Но они воспринимались, как нечто незначительное, словно щебет птиц на деревьях. Опасная позиция, Джулиан это знал.

Он услышал, как Лизбет зовет его по имени.

Их могли вот-вот заметить. Джулиан понимал, что возбуждение может помешать мужчине адекватно воспринимать время, и тогда возникнет множество проблем.

И все же.

Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

Феба, вероятно, поняла по глазам, что он намерен сделать.

– Не надо, – прошептала она. – Лучше не надо.

Джулиан привлек ее к себе, словно ничего не слыша. Феба не сопротивлялась, поскольку его прикосновения лишили ее воли. Склоняясь к ее губам, он слегка покачал головой, словно удивляясь собственным действиям. Но, похоже, у них обоих не было выбора. Феба подняла голову навстречу его губам, покорившись неизбежности.

Его рот накрыл ее мягкие губы. Сначала легко, но почти сразу поцелуй стал жадным, требовательным. Но даже больше, чем поцелуй, Фебу потрясло испытанное ею облегчение, словно она наконец получила то, чего ждала всю жизнь. У нее даже колени подкосились. Ее тело откуда-то точно знало, чего хочет и что надо делать, и разум сдался, не выдержав натиска чувств. Ее груди оказались прижатыми к его твердому мускулистому торсу, а пуговица на его рубашке, коснувшаяся кожи на ключице, показалась обжигающе холодной. Его губы творили чудеса. Поцелуй зажег в ней огонь, медленно разливавшийся по жилам, плавивший волю, осторожность, самообладание. И Феба всем телом прильнула к мужчине ее грез, словно он был частью ее существа, которую она наконец обрела. Джулиан удовлетворенно вздохнул, понимая, что теперь она никуда не денется. Феба, точно не зная, куда девать руки, положила ладони ему на грудь, чувствуя сквозь тонкую ткань рубашки исходящий от него жар. Это оказалось настолько эротично, что она глухо застонала. Это был бесстыдный звук, выражавший первобытное желание, животную похоть.

После этого Джулиан хрипло пробормотал какое-то слово – это могло быть ее имя или беспомощный призыв к Богу. Он на мгновение сильно прижал девушку к себе, потом его руки скользнули ниже, обхватили ее за ягодицы и приподняли.

Сквозь пообносившуюся ткань дважды перешитого платья она почувствовала его мужское естество – очень большое и очень твердое. Он стал поднимать ее платье – Феба почувствовала, как ногам стало холодно. Их губы на мгновение разъединились, потом снова встретились с еще большей жадностью, языки сплелись, зубы громко клацнули. Но поцелуй все еще не был достаточно глубоким, потому что Джулиан хотел большего, и Феба хотела того же, что и он.

«Помогите!» Слово звенело у нее в голове, хотя она не знала, к кому обращается и к чему стремится. Она растворялась в его тепле, в его аромате. Его жезл был настолько твердым, что причинял боль, но она прижималась к нему все теснее, поскольку удовольствие, которое она при этом испытывала, было стократ сильнее боли.

Его губы опустились ниже, исследуя ее шею, и Феба выгнулась навстречу его жадному рту, который теперь был близко, очень близко от болезненно напрягшихся сосков. И тут…

– Джулиан! – громко позвала Лизбет.

Ее голос прокатился по лесу эхом:

– …у-у-у.

Боже, она где-то рядом.

Они застыли, застигнутые врасплох.

– Феба!

Теперь уже без эха.

Маркиз отпрянул так внезапно, что она едва не упала. Он поддержал ее за плечи. Они молча уставились друг на друга. Его глаза были затуманены, дыхание – хриплым.

Легкий ветерок зашуршал листвой. Звук помог Фебе несколько прийти в себя.

Наконец Джулиан – очень осторожно – убрал руки, словно боялся, что она настолько опьянена поцелуем, что может упасть. Или исчезнуть, словно мираж, если он не удержит ее.

Феба потрогала кончиками пальцев свои губы. Они горели. А как иначе? Она же брала от него все, что могла, и так же жадно отдавала. Это была приятная боль.

Другая ее рука все еще лежала на его груди, и Феба несколько мгновений внимательно следила, как она поднимается и опускается в такт его дыханию. Не в силах сдержаться, она просунула пальчики между пуговицами рубашки и коснулась его горячей кожи.

– Феба, – выдохнул он. Его голос был тихим и тревожным. Это предостережение? Он снова взял ее за запястье.

Но только на случай, если она больше никогда не сможет поцеловать Джулиана, Фебе хотелось точно знать, какое она произвела на него впечатление, поэтому она не убрала руку и продолжала наслаждаться ощущением, будто его сердце бьется у нее в ладони.

Но мужчина проявил настойчивость и отстранил ее руку. Вернул ей.

Спустя мгновение они уже не касались друг друга.

Это было неправильно.

Феба решила, что один из них должен что-то сказать, но не могла придумать ничего, подходящего моменту, и толком не знала, что хотела бы услышать от него. Все языки, которые она изучила за долгие годы, равно как и ценные факты, почерпнутые из книг, способные объяснить, убедить, объединить, или, по крайней мере, держать весь остальной мир в узде, оказались бесполезными. Здесь требовался совершенно другой язык.

– Джулиан! – где-то совсем рядом пропела Лизбет. Правда, определить точно, как близко она находится, было пока невозможно, поскольку звук отражался от окрестных домов, задерживался в маленьких долинах между ними, а ветер подхватывал его и переносил в самые разные стороны. – Феба! Куда ты пропала?

Ее голос оставался радостным и довольно игривым.

Но спустя нескольку секунд послышался хруст веток под ногами и ленивый лай собаки.

Проклятье!

И Джулиан, и Феба понимали, что оказались в ловушке. Причем у одного была эрекция, видная даже невооруженным глазом, а другая покраснела, как помидор, ее шляпка съехала набок, а платье на спине выглядело, мягко говоря, измятым.

Только полный идиот не понял бы, чем они тут занимались.

Они перешли на шепот.

– Твое платье… – Он беспомощно всплеснул руками.

– Твоя шляпа! – Феба указала на его головной убор, почему-то оказавшийся на траве.

– Твоя шляпка!

Джулиан протянул руку и быстро одернул на ней платье, пока она безуспешно пыталась развязать ленты шляпки, которые, похоже, зацепились за заколки.

– Спасибо, – прошипела она.

– Обращайся, – ответил он.

О господи! Откуда столь изысканная вежливость?

Собака громко, но совершенно равнодушно тявкнула. Она могла бы быть и подальше!

– Шляпка! – прошептал Джулиан, нахлобучив на голову собственный головной убор.

Феба с новыми силами вцепилась в ленточки, но они, похоже, запутались безнадежно. Она едва не оторвала их, но так и не сумела освободиться от шляпки.

Собака тявкнула еще раз. Одновременно раздался шорох листьев и хруст сучьев под чьими-то ногами.

– Ты что-нибудь почуял, старина? – спросил Уотерберн.

Если пес что-то и почуял, подумала Феба, то страх. Хотя обида, наверняка, тоже имеет запах.

– Вы что-нибудь слышите, лорд Уотерберн? – спросила Лизбет. – Думаю, нам сюда.

Феба оставила в покое шляпку и затравленно огляделась.

– Мы можем остаться здесь, – сказала она, плохо соображая из-за паники.

– Это верно. Оставайся, а я пойду. – Джулиан метнулся влево и приготовился нырнуть в густые заросли.

Феба схватила его за локоть.

– Нет, не надо. Там колючие кусты ежевики. Я знаю лес, лучше я пойду, а ты оставайся.

Теперь Джулиан схватил ее за локоть, когда она бросилась вправо.

Их движения напоминали рил, только безумный.

– Ради бога! Мы же не можем оба ломиться сквозь кусты, изображая оленя! – снова зашипел Джулиан.

Он отчетливо понял, что всегда вел себя исключительно правильно, можно сказать, мудро, избегая случайных тайных связей, которые другие мужчины находили возбуждающими. Он лишь только подумал о возможности такой связи, а его честь уже оказалась под угрозой. Сначала упорные взгляды в церкви, потом шляпка, а теперь еще и это… А Джулиан дорожил своей честью.

Впрочем, как это связано? Это был всего лишь поцелуй.

Ну ладно, два поцелуя.

Два поцелуя на лесной полянке на связь никак не тянут. Что же касается нарушения душевного равновесия… это быстро пройдет. Так он сказал сам себе.

– Ты не знаешь этого леса, – снова заговорила Феба. – А я в этих местах выросла.

– Ты хочешь сказать, что я могу заблудиться? Я? – Джулиан постарался выразить всю глубину своего возмущения нелепостью подобного предположения, но оказалось, это не так просто сделать, если говоришь шепотом. – Этот лес густой и небезопасный для леди, которой вздумалось побродить по нему в одиночестве. Так что оставайся, а я пойду. – И он решительно высвободился.

Если бы она была кошкой, у нее, определенно, вся шерсть в этот момент встала бы дыбом.

– Я никогда не брожу просто так!

– Ради бога, женщина! – Он раздраженно шлепнул себя ладонью по лбу и сшиб с головы только что водруженную на нее шляпу.

Та прокатилась колесом через всю полянку и замерла на ее краю.

Как раз в этот момент над живой изгородью показалась головка Лизбет.

Джонатан тихо выругался, рухнул на живот и пополз по мокрой траве в кусты, словно ящерица. Подошвы его ботинок как раз исчезали в густых зарослях, когда Лизбет оказалась рядом. Она весело что-то мурлыкала себе под нос. За ней шел Уотерберн, а за ним – собака.

Феба превратилась в соляной столб. Она была уверена, что никогда не забудет, как маркиз заползал в кусты.

– Она часто отстает и гуляет по лесу одна, – сказала Лизбет, обращаясь к Уотерберну. – Но она знает эти места, так что я не беспокоюсь. Мне казалось, я слышала здесь голоса. Вы что-нибудь слышали, лорд Уотерберн?

Звук, который издал в ответ Уотерберн, можно было трактовать как угодно. Ему явно было все равно, заблудится Феба или нет. Уж он-то точно не собирался волноваться.

Феба почувствовала сарказм, исходивший от маркиза, спрятавшегося в кустах. «Значит, вы никогда не гуляете просто так, мисс Вейл?»

– Я гуляю, – громко сообщила Феба, – и я вовсе не потерялась. – Это было большой ошибкой, поскольку как раз в этот момент она заметила шляпу Джулиана, так и лежавшую на краю полянки. Через мгновение ее заметит и Лизбет.

Феба метнулась к шляпе, сама не понимая, зачем это делает. Вряд ли держать ее в руках лучше, чем оставить на траве. Она схватила шляпу и спрятала ее за спиной.

В этот момент появилась Лизбет, которая удивленно остановилась на краю полянки, и за ней лорд Уотерберн, со скучающим видом оглядывающийся по сторонам. Он все еще держал в руке ружье. Вероятно, он решил, что попал в чистилище, в котором ему уготована участь бесцельно бродить, слушать женскую болтовню и ни разу не выстрелить.

– Феба? – Голос Лизбет казался довольным. – Ты здесь одна.

Глава 13

Лизбет окинула беглым взглядом полянку, чтобы удостовериться в этом, но было ясно, что у нее нет никаких сомнений. Феба даже ощутила мимолетное раздражение. Эта аристократка ни минуты не сомневается в том, что Феба здесь одна и не делает ничего предосудительного. Ей отчаянно захотелось еще раз прикоснуться к горящим губам и удостовериться, что их действительно целовал невероятный мужчина. Одно только появление обворожительной Лизбет заставило ее усомниться во всем происшедшем.

Она, безусловно, потрогала бы пальчиком свои губы, если бы не сжимала обеими руками мужскую шляпу.

Троица вновь прибывших – Лизбет, Уотерберн и пес – несколько секунд молча смотрели на ее. Потом собака зевнула, плюхнулась на бок и сразу захрапела.

– Мне казалось, я слышала не один голос, – наконец, проговорила Лизбет.

– Вероятно, ты слышала, как я пою. – Голос Фебы как-то странно дребезжал – вероятно, от волнения. Пришлось прочистить горло, чтобы обрести свой обычный тембр. – Видишь ли, мне нравится петь дуэты. Обе партии. Конечно, если я одна. Так я чувствую себя не так одиноко. Меня вдохновила синьора Ликари.

Пожалуй, это уже перебор.

Лизбет хлопнула в ладоши, заставив Фебу испуганно подпрыгнуть. Что-то она стала слишком чувствительной.

– Петь! Это замечательная идея! Мы все будем петь. И если Джулиан потерялся, он нас услышит.

– Я не буду петь, – проговорил Уотерберн ровным голосом.

– Он часто теряется? – Феба не смогла преодолеть искушение и задала этот вопрос. – Я имею в виду маркиза.

– Никогда, – отозвался Уотерберн, переложив ружье из одной руки в другую, и уставился на свои ногти. Вероятно, они были ему намного интереснее, чем ее скромная персона. «У тебя их все еще пять», – хотелось сказать Фебе, но она сдержалась.

– Он же служил в армии. Если бы он не умел ориентироваться, его бы убили.

Феба почувствовала флюиды мстительного удовлетворения, льющиеся из кустов.

Покосившись, она поняла, что маркиз перевернулся на спину. Если присмотреться, можно было увидеть носки его ботинок, направленные вверх.

Феба представила себя рядом с ним. Она обнимает Джулиана, и они вместе смотрят в небо сквозь ветви деревьев. Тут у нее перехватило дыхание от прокатившейся по телу жаркой волны желания. Феба даже покачнулась и недоуменно нахмурилась.

Что это с ней? Какие неведомые силы маркиз выпустил на волю?

Неужели так теперь будет всегда?

– Какую прелестную полянку ты нашла, Феба! Странно, что я раньше ее не замечала. Мне кажется, в этом месте есть какое-то волшебство. – Лизбет раскинула руки, запрокинула голову и медленно закружилась на месте. Девушка была прелестна и так искренне радовалась жизни, что в ее движениях не было ничего театрального или неестественного. Она была похожа на нимфу в своих владениях.

Фебе захотелось узнать, часто ли у маркиза бьется сердце или уже успокоилось. Возможно, белочка спустилась с дерева, чтобы обнюхать его, или насекомые проявили интерес к распростертому на траве человеку и теперь штурмуют его ноздри или уши.

Она с трудом сдержала улыбку.

– О, я вижу, ты захватила с собой альбом для рисунков, Феба. Лично мне не удалось ничего нарисовать. Сейчас посмотрим, сумела ли ты достичь большего.

Альбом! Проклятье!

Он мирно мок на влажной траве и находился ближе к Лизбет, чем к ней. Феба вспомнила свой последний набросок. На нем маркиз выглядел грозным, необузданным, состоящим из одних углов и массы темных волос. В ее исполнении он больше всего напоминал дым и пламя, вырывающиеся из горящего здания. Изображение, скорее всего, смотрело в небо – то же самое в этот момент делал и он сам.

Пожалуй, это было, скорее, отображение ее собственных чувств, чем портрет человека. Обличающее зрелище.

О господи, Лизбет пошла к альбому. Она никуда не торопилась. Или это время остановилось? Один шаг. Еще один. Под ее ногами хрустели ветки, а Фебе казалось, что это хрустят ее кости. Феба беспомощно смотрела вслед красавице. Она ничего не могла сделать – разве что броситься на свою подопечную, повалить ее на землю… Другого способа помешать Лизбет добраться до альбома у нее не было.

И тут она уголком глаза заметила, как блеснуло на солнце дуло ружья. И ее осенило.

– Послушай, а если ты прямо сейчас увидишь куропатку, что ты сделаешь, нарисуешь ее или подстрелишь?

– Нарисую, – ответила Лизбет.

– Подстрелю, – вместе с ней проговорил Уотерберн.

– Мне кажется, я только что видела одну – там за деревом, похожим на старика. – И Феба указала в противоположную от альбома сторону.

Лизбет и Уотерберн одновременно повернулись и уставились в указанном направлении, а она, воспользовавшись моментом, метнула шляпу маркиза, как диск, через куст и бросилась к своему альбому.

Из-за куста послышался удивленный хрюкающий звук.

Лизбет и Уотерберн дружно обернулись. Лизбет устремила вопросительный взгляд на Фебу, которая застыла в позе пойнтера.

Красивые брови Лизбет нахмурились, на очаровательном личике мелькнуло подозрительное выражение.

Лицо лорда Уотерберна чуть скривилось, выражая отвращение – но, что было немного оскорбительно, не удивление из-за того, что она может издавать подобные звуки.

Выхода не было. Пришлось хрюкнуть снова.

Одновременно она дотянулась до альбома и наконец схватила его.

Распрямляясь, Феба заметила, как поморщился лорд Уотерберн.

Она прижала альбом к груди и постаралась успокоиться.

Лизбет склонила головку, немного удивленная странным поведением компаньонки.

– Я не вижу сходства, – сказала она.

Феба едва не рухнула в обморок.

– Сходства?

– Со стариком. Я говорю о дереве. – Ее взгляд был серьезным и сосредоточенным.

Фебе показалось, что на нее нацелено дуло ружья.

– Разве? – Гигантским усилием воли ей удалось справиться с эмоциями. – А я полагала, что очень похоже. Оно сучковатое, согнутое… – Она замолчала, увидев, что лицо Лизбет стало спокойным. – Возможно, у меня слишком разыгралось воображение. Давай поговорим о другом. Эта полянка действительно волшебная, как ты и сказала.

Скорее роковая. Опасная. Ловушка!

Лизбет снова повернулась к дереву и стала его внимательно рассматривать.

– Может быть, тот сучок с северной стороны немного напоминает нос, – примирительно сообщила она.

Уотерберн фыркнул.

«Она на самом деле очень мила», – в отчаянии подумала Феба. Она взглянула на угольное изображение маркиза, которое прижимала к груди. Оно было размазанным. Тогда она перевела взгляд на корсаж своего платья. Неожиданно ей пришло в голову, что рисунок превосходно отпечатался на ее платье. С таким же успехом она могла вышить его.

Феба снова прижала альбом к груди.

«Ради бога, соберись! Придумай что-нибудь, Вейл!»

Это несправедливо! Она не для того потратила так много времени и сил, чтобы сделать свою жизнь упорядоченной, чтобы теперь она в мгновение ока превратилась в хаос.

– Совершенно верно. Мне тоже так показалось, – сказала она и опустила глаза на альбом, который для этого отодвинула на несколько дюймов от груди. – Но, увы, мой альбом погиб. Все страницы слиплись из-за влаги.

Лизбет сочувственно прищелкнула языком.

– Очень жаль. Я уверена, твои рисунки были прелестны. Как ты думаешь, куда мог пойти маркиз?

– Понятия не имею. Возможно, он впервые в жизни заблудился? Все когда-нибудь происходит впервые.

Она хотела съязвить, и ее сарказм в первую очередь предназначался для мужчины, лежавшего в кустах, но, к собственному немалому удивлению, услышала в своем голосе неуверенность. Проклятье! Это она заблудилась! Потерялась! Много лет она собирала знания, как драгоценные камни, создавая собственный сундук с сокровищами, в отсутствие настоящего. Она обтесывала и шлифовала острые углы юных леди в школе, как это в свое время делали ее учителя. Ее репутация и манеры были безупречны. Поэтому ее всегда ставили в пример ученицам.

А теперь она, считай, нарисовала портрет маркиза у себя на груди и только что дважды хрюкнула.

Если она правильно поняла выражение лица Джулиана перед тем, как он схватил ее за запястье, он тоже растерялся. Во всяком случае был смущен, это точно.

Ни один мужчина никогда не смотрел на нее такими глазами. И не важно, что случится и на какой континент ее забросит судьба. Этого она не забудет. Она даже подозревала, что именно это лицо теперь будет ей сниться каждую ночь.

Но человек, утративший опору, должен что-то делать.

– Что же, давайте поможем ему нас найти. – Лизбет была полна решимости. – Какую песню ты пела перед тем, как мы пришли?

Опять затрещали сучья. Лорд Уотерберн нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

О нет. Феба растерянно смотрела на Лизбет и лихорадочно думала. Она знала очень мало песен… можно сказать, не знала вовсе. А ее голос называли в лучшем случае, терпимым.

Но она была обязана отвлечь внимание Лизбет, и неожиданно поняла, как это сделать.

– Это… про Колина Эверси. Ее поют воспитанницы в нашей школе. Она забавная и… непристойная.

Последнее слово пришло ей в голову в последнюю минуту. Она произнесла его почти с вызовом.

Лизбет растерянно моргнула.

На скучной физиономии Уотерберна тоже отразилось недоумение.

В кустах зачирикала какая-то птичка.

Очевидно, подобную лексику никто никогда не слышал из ее уст.

В следующий раз я попробую слово «шлюха», – подумала она.

– Так давай споем ее сейчас, – после долгого молчания решилась Лизбет. Создавалось впечатление, что Феба только что совершила неприятность, и вежливая хозяйка не сразу решила, как реагировать на это. Редмонды всегда проявляли нетерпимость, даже кровожадность, когда речь заходила об Эверси, и были рады любому случаю выразить это. – Я начну, а потом ты споешь… свою новую песенку. Ладно?

Господь милосердный! Теперь придется придумать непристойный стишок. Ей в жизни не приходилось так много импровизировать, как за последние пять минут.

Понятно, что «импровизировать» – это синоним слова «сочинять».

Лизбет сделала глубокий вдох и с чувством запела:

– Кого хочешь расспроси о конце Колина Эверси…

С воистину поражающей скоростью лорд Уотерберн поднял ружье и выстрелил в воздух.

Стайка мелких пичуг взмыла из окрестных кустов. Феба и Лизбет испуганно подпрыгнули и закашлялись от дыма.

Собака, все это время спокойно спавшая в траве, подняла голову, безо всякого интереса тявкнула и снова захрапела.

Когда дым расселся, на Уотерберна уставились две пары сердитых глаз.

– Это привлечет внимание Драйдена, – после паузы сказал он. – Он пойдет на звук.

– Разве это было необходимо? – упрекнула его Лизбет. – Вы могли просто отказаться петь.

Уотерберн лениво усмехнулся.

– Это было бы неинтересно. И потом, я же на самом деле отказался.

«Интересно», – подумала Феба с неожиданной симпатией. Уотерберн действительно скучает. Похоже, он молча терпит все происходящее. У него есть состояние и манеры, но явно не хватает воображения. Вероятно, ему на роду написано страдать от таких женщин, как Лизбет, которые считают само собой разумеющимся то, что любой мужчина должен развлекать их, наслаждаться или делать вид, что наслаждается их обществом, с радостью носить их вышивание, корзинку для пикника или просто идти туда, куда им хочется. И все потому, что они красивы, молоды и богаты.

Так и будет до тех пор, пока она не выйдет замуж. Тогда ее муж будет делать, что захочет, а она – что он захочет, чтобы она делала.

Женщинам редко дозволяется наслаждаться моментами власти. Возможно, нельзя винить Лизбет за то, что она пользуется представившейся возможностью.

– Но я не понимаю, куда мог подеваться Джулиан! – раздраженно воскликнула Лизбет. – Феба, ты должна была его видеть. Вы оба скрылись из виду одновременно.

Когда же это кончится! Феба скосила глаза на куст, в который заполз маркиз, но сапог уже не было видно. Возможно, он воспользовался выстрелом и временной суматохой, чтобы… уползти подальше.

– Боюсь, я его не видела. И я вовсе не скрывалась из виду. Просто нашла красивую полянку. – Она запнулась, когда Лизбет, не моргая, уставилась на нее и нахмурилась. – Я его не видела. Думала, он с вами. И я не знаю, в каком направлении он пошел. – Последнее утверждение вовсе не было ложью… на данный момент. – Я отвлеклась, потом огляделась на полянке, начала рисовать и потому…

Феба попятилась, когда Лизбет сделала быстрый шаг к ней и оказалась так близко, что можно было видеть очень мелкий светлый пушок над ее верхней губой.

– Как ты умудрилась так сбить на бок шляпку, глупышка?

Феба лишилась дара речи. Лизбет никогда не говорила ей ничего подобного. Совершенно очевидно, что Феба – не глупышка. И никогда ею не была. Это знали все без исключения. И рассчитывали на это. Несмотря на то что слова Лизбет вроде были дружелюбными, голос оставался сухим.

Лизбет потянулась к ней и устроила большое шоу «как привести в порядок шляпку Фебы». Она развязала ленты, выпутав из них заколки, и разгладила их. При этом ее взгляд оставался холодным, пристальным и непроницаемым. Феба застыла, словно кролик перед удавом. Она была уверена, что если Лизбет впоследствии спросят, сколько волосков в ее бровях, та даст совершенно правильный ответ.

– Должно быть, я наткнулась на ветку, – в конце концов нашлась Феба.

Ей пришло в голову, что одного слова Джосайи Редмонда достаточно, чтобы лишить ее места в академии и оставить без работы на всей территории Англии.

После этого ей некуда будет деться. Она еще не успела накопить достаточно денег для поездки в Африку. И все ее планы и надежды рухнут в мгновение ока.

Феба постаралась придать лицу непроницаемое выражение и сразу почувствовала, как вспотели ладони.

Лизбет удовлетворенно кивнула, оглядев свою работу. Теперь волосы и шляпка Фебы были в полном порядке.

В этот момент все услышали громкий шорох и хруст. По лесу передвигалось нечто намного более крупное, чем маленькая птичка. И раздался голос.

– Это я, Драйден, а не волк и не медведь. Не стреляй, Уотерберн.

Раздвинулись ветки, и в просвете показался маркиз. С максимальным достоинством, которое только может изобразить человек, продирающийся через колючий кустарник, он вышел на дорогу.

Его шляпа была на месте, одежда в порядке.

Собака подняла голову, взглянула на маркиза, и на ее морде появилось выражение, удивительно напоминающее выражение лица Уотерберна, после чего, по обязанности тявкнула – точно один раз – и вернулась к прерванному занятию – сну.

– Я услышал выстрел и поспешил на звук. Значит, дело все же дошло до охоты?

Лицо Лизбет осветилось, словно появление из зарослей маркиза было восходом солнца, устроенным специально для нее.

– Нет, это лорд Уотерберн угрожал застрелить нас за пение.

Такой дерзкий выпад Уотерберн не мог пропустить мимо ушей.

– Я ничего такого не делал, – уныло сказал он.

– А я бы мог, – заявил маркиз. – Хотя это, конечно, зависело бы от песни.

Лизбет мило улыбнулась, продемонстрировав очаровательные ямочки на щеках, и у Фебы заныло сердце.

Маркиз не смотрел на нее, и она решила, что ни за что не станет на него смотреть.

Она приклеила на лицо дежурную улыбку, которая много раз выручала ее. Такая улыбка никого не может обидеть, ничего не значит и не выдает никаких чувств. Одновременно она огляделась в поисках чего-то нейтрального, на чем можно было бы остановить взгляд. Любому постороннему наблюдателю должно было показаться, что Лизбет и Джулиан смотрят только друг на друга, не замечая никого вокруг.

Феба встретилась глазами с собакой. Та взирала на нее с симпатией. По крайней мере, ей хотелось так думать. Ни одна из них не желала находиться в это время в этом месте.

Издалека донесся голос Джонатана.

– Не стреляйте без нас! Куда, черт возьми, вы подевались?

– Куда ты пропал, Драйден? – спросил Уотерберн без особого, впрочем, интереса.

– Пропал? Но ведь мы расстались не более пятнадцати минут назад. – Он достал из жилетного кармана часы и открыл крышку. – Точно. Пятнадцать минут назад. Я гулял по окрестностям. Хорошие земли.

Пятнадцать минут. Иными словами, она сумела перевернуть свою упорядоченную жизнь с ног на голову всего лишь за четверть часа.

Что же, это был приступ безрассудства. Больше ничего подобного не повторится.

А потом маркиз посмотрел прямо на Фебу.

Она ничего не сумела прочитать в его глазах. Хотя показалось, что он отвел их в сторону с некоторым трудом. Его лицо было напряженным. А ведь Драйден, несомненно, лучше умел скрывать свои чувства, чем она – опыта больше – поэтому она, на всякий случай, благоразумно опустила глаза.

– У вас зеленое пятно на рубашке, лорд Драйден, – сказала Лизбет. – Вы упали?

«Что-то Лизбет сегодня излишне внимательна», – сварливо подумала Феба.

– Я упал, – сухо подтвердил маркиз после короткой паузы, которую заметила только Феба.

Она не знала, говорит он прямо, или в его словах есть некий скрытый смысл, и решила, что, вероятно, отныне и впредь она будет в любой, даже совершенно безобидной фразе видеть тайное значение.

Теперь, после того, как ее поцеловал мужчина, у нее появилось ощущение, что кто-то разбил ее фарфоровую копилку, и теперь ей придется долго выбирать блестящие монетки из острых осколков.

Все направились к выходу с полянки. Только маркиз задержался и поднял что-то с травы.

– Что вы нашли, Джулиан? – спросила Лизбет. – Собираете букет для прекрасной дамы?

– Вовсе нет, – ответил Драйден и улыбнулся, чтобы отвлечь ее внимание. Беспроигрышный прием. Его улыбка неизменно завораживала дам, заставляла их забыть обо всем. А он тем временем спрятал в карман маленький пучок полыни.

Глава 14

Джулиан передал испачканную рубашку лакею, который взял ее, сохраняя бесстрастное выражение лица. Ему приходилось видеть одежду хозяина и в худшем состоянии.

У маркиза была в сундуке дюжина одинаковых рубашек. Будь это Маркварт, его лондонский камердинер, он бы не промолчал. Обязательно последовало бы какое-нибудь язвительное замечание. Но даже лакей позволил взгляду на какое-то время задержаться на лбу маркиза.

Джулиан повернулся к зеркалу.

Проклятье.

Он тяжело вздохнул. Что ж, бросок оказался великолепным и своевременным. Но оперативность требует жертв. Он потрогал небольшую темнеющую шишку, в которой только он и еще кое-кто могли узнать след жестких полей шляпы.

Джулиан признал, что выглядит как разбойник. И еще как дурак. Он чувствовал себя глупцом по многим причинам, хотя это качество никогда не было ему свойственно. Раньше. Но не теперь.

Ему следовало знать. Поцелуи – он узнал это из собственного опыта – изрядно осложняют жизнь, если, конечно, не являются частью необременительной плотской связи.

Он никогда и никого не целовал так, как эту учительницу. Он и не думал ее целовать. Но это показалось таким… необходимым.

Поцелуй, как и следовало ожидать, ничего не решил.

Джулиан думал о нем, лежа на мокрой траве под кустом и глядя в удивительно безоблачное осеннее небо, и позднее, вытаскивая из уха какое-то крылатое маленькое насекомое. Он внимательно слушал, как мисс Вейл отчаянно пытается выпутаться из затруднительного положения, и пожалел, что так и не услышал в ее исполнении непристойную песенку.

Он вернулся в дом в сопровождении оживленно щебечущей Лизбет, которую почти не слушал, наслаждаясь ее живостью и элегантной прелестью. Все эти ее качества были очевидными и, безусловно, привлекательными, но ни одно из них не задевало за живое. С ней было очень легко беседовать, изредка кивая и издавая ничего не значащие восклицания, пока его мысли были заняты совершенно другим.

За ним плелся хмурый и неразговорчивый Уотерберн, так никого и не подстреливший, и потому хмурившийся сильнее, чем обычно.

Феба тихо шла сзади и молчала. И это казалось неправильным. Такая женщина не должна все время молчать, и тем более замыкать шествие.

Она сказала, что беспокоится о здоровье пса, который так стар, что может испустить дух в любую минуту. Поэтому она не хотела оставлять собаку в одиночестве и шла рядом с ней. Это нелепое объяснение все приняли без возражений.

Джулиан сел на край кровати и сильно потер лоб рукой. Поморщившись, он встал, подошел к зеркалу и стал внимательно рассматривать пострадавший лоб. Помимо небольшой шишки и синяка, на нем оказалась еще и ссадина.

Если говорить об эстетике, синяк был очень даже красив, на глазах меняя красновато-лиловую окраску на благородный цвет индиго. Маркиз тряхнул головой, и несколько прядей упало на лоб, скрыв синяк.

Джулиан опять посмотрел в зеркало. Он был похож на настоящего лондонского денди.

Ну и ладно. Пусть это будет наказанием.

Маркиз решил, что уже образумился и не станет терять голову из-за школьной учительницы. В знак этого он спустился вниз, чтобы принять участие в вечеринке, чисто вымытый и выбритый, безупречно одетый – в общем, тот самый маркиз Драйден, появление которого заставляет людей напряженно выпрямляться и прерывать беседу на полуслове. Точно так же хрупкие газели перестают пить воду и готовятся к поспешному бегству, когда у водопоя появляется лев.

– Вы, наверное, хотите посмотреть, как я буду одеваться, милорд? – спросила Феба у смазанного изображения маркиза, которое она поставила на туалетный столик. Ей хотелось, чтобы это нарочитое легкомыслие действительно помогло ей почувствовать себя легкомысленной.

– Может быть, мне надеть зеленый шелк? – Вопрос заставил ее грустно улыбнуться. У нее было с собой только два относительно приличных платья, и одно из них она уже надевала.

Феба достала платье и аккуратно разложила на кровати, после чего сняла изрядно пострадавшее дневное платье. Потом она долго плескалась в ванне, сдобренной лавандовым маслом, и наконец почувствовала себя чистой и приятно пахнущей. Одевшись, она обвязала шею зеленой лентой, расчесала волосы и заколола их в пучок, после чего выпустила два кокетливых локона по бокам. Настало время посмотреть на себя в зеркало и оценить результат.

Что ж, следует признать, что ее нос не стал вздернутым, а скулы – выше. Да, у нее длинные густые ресницы, но зато такие светлые, что их почти не видно. А золотистые кончики кажутся еще светлее. Иными словами, если ее поставить рядом с Лизбет Редмонд, она не затмит ее.

Правда, скажи ей в этот момент кто-нибудь, что она красива, Феба не стала бы публично сомневаться в здравости его рассудка.

И все это из-за поцелуя. Он заставил ее глаза сверкать, а кожу – светиться.

О да, Феба знала, что у маркиза есть планы, и он готов подчинить им свою жизнь. Не было для нее секретом и то, что в этих планах для нее места нет. А ей, вероятнее всего, предстоит провести этот вечер, бегая за шалью или ридикюлем для Лизбет.

В общем, предстоящий вечер не обещал никаких неожиданностей.

Поэтому Феба вышла в коридор, с порога послав размазанному изображению маркиза воздушный поцелуй.

Джулиан проскользнул в гостиную как можно более незаметно и занял место у камина. Огонь в камине весело горел, и очень скоро маркиз почувствовал, что у него вспотела спина. Помещение было очень просторным, с высокими потолками, но в нем собралось уже слишком много гостей. Рядом с ним возник лакей, держащий поднос со стаканами. Он появился так незаметно, что Джулиан едва не отпрыгнул. Лакей предложил портвейн. Это был не тот напиток, который хотелось бы выпить Джулиану, но он все равно взял бокал, чтобы занять чем-то руки.

Его сразу заметили, несмотря на все попытки слиться с окружающей обстановкой. Он чувствовал, как люди напрягают мышцы, чтобы не повернуть голову в его направлении. Замечая быстрые взгляды из-под полуопущенных ресниц, маркиз всякий раз слабо улыбался, давая понять, что все видит.

Он огляделся в поисках человека, с которым можно было бы вести ничего не значащую беседу ни о чем, но никого подходящего не заметил. Почему-то вблизи не было видно графа Аргоси, который недавно весьма поспешно женился на дочери Редмондов Вайолет. Джосайя Редмонд находился в другом конце комнаты рядом с джентльменом, имевшим вид недавно разбогатевшего торговца, который всячески старался произвести впечатление на Редмонда, чтобы быть включенным в его круг. Вероятно, такого легко будет убедить войти в «Меркури-Клаб», инвестиционную компанию Редмонда… если, конечно, хозяин дома сочтет его приемлемым.

Маркиз не сомневался, что очень скоро Джосайя подойдет к нему. Редмонды, до того, как король пожаловал им титул, как и Эверси, всегда стремились к аристократическим знакомствам. Теперь в их семье был граф, но это был не тот аристократ, о котором Джосайя всегда мечтал. Маркиз Драйден – другое дело.

Джулиан увидел Лизбет, изящно сидящую на полосатом диванчике. До боли прелестная, одетая в кружевное белое платье, с бриллиантами на шее и волосах, она, казалось, была рождена для бесконечных комплиментов, сравнивающих ее с ангелом, нимфой или еще каким-нибудь неземным созданием. Интересно, не надоедают ли ей эти дифирамбы? Судя по ее благосклонному виду, нет.

Джулиан понимал, что взирает на нее с восхищением. Но так человек восхищается превосходным главным блюдом, в то время как с нетерпением ожидает десерта.

Десерт сидел рядом с ней.

Феба его пока не заметила. На ней было зеленое платье – такой цвет был в моде два сезона назад. Кажется, он называется ивовый… хотя, возможно, и нет. Платье было очень простое – квадратный вырез, достаточно низкий, чтобы привлечь внимание к соблазнительной груди, пышные рукава, лента под грудью чуть более темного цвета. На тонких изящных руках лайковые перчатки, закрывавшие их почти до локтя. Она повязала ленту на шею и заколола волосы, уложив их в высокий пучок. Два локона по бокам свободно падали на шею. Джулиан внимательно проследил их до самого конца, там где они касались ключиц.

Ему следовало подумать: она выглядит именно той, кто она есть, – деревенской школьной учительницей, приглашенной в аристократический дом, чтобы выполнить роль компаньонки Лизбет.

Вместо этого он подумал: «Я еще не касался ее волос».

Эта неуместная мысль вызвала десятки других: он еще столь многого не трогал и не пробовал на вкус. Мочки ушей, к примеру. Ключицы. Нежное место на сгибе локтя, видневшееся над перчаткой. Ложбинку между грудей. Боже мой, зачем же было вспоминать о ее грудях! Изгиб плеча…

– Куда ты смотришь, Драйден?

Джулиан вздрогнул от неожиданности. Уотерберн материализовался из ниоткуда, устроился рядом с камином, проследил за взглядом Джулиана и, по своему обыкновению, принялся его раздражать.

После паузы тот сам ответил на свой вопрос.

– Ты смотришь на несносную гувернантку.

Несносную?

– Она школьная учительница, – коротко сказал Джулиан.

Уотерберн безразлично пожал плечами, всем своим видом давая понять, что все работающие женщины для него одинаковы, и он вовсе не обязан их различать.

– Почему ты спрашиваешь? Как, по-твоему, я на нее смотрю? – Маркиз изо всех сил старался, чтобы в его голосе звучала ирония, но опасался, что напряжение все равно заметно. Хотя Уотерберн все равно ничего не поймет. Толстокожесть – его главная черта. А сейчас, когда маркизу пришлось обзавестись лихим вихром на лбу, выражение его лица тем более трудно было понять.

Уотерберн понял его вопрос буквально.

– Ну, ты смотришь на нее, как на графиню Малмси, когда та надела синее платье на бал у Малвени.

В его глазах мелькнула мечтательность.

– Ах да, синее платье… – Синее платье с тех пор стало легендой. Это было роскошное платье, и маркиз мог побиться об заклад, что ее модистка втиснула графиню в него нагой и зашила – к большой радости всех присутствовавших мужчин.

– И еще немножко похоже на то, как ты смотришь в прицел, готовясь выстрелить. Тогда у тебя лицо такое решительное… я бы сказал, целеустремленное.

Уотерберн говорил задумчиво и немного вкрадчиво.

Джулиан открыл рот и приготовился высмеять навязчивого приятеля, но тот продолжил.

– Хотя нет, здесь все немного не так.

Рядом снова возник лакей с подносом. Уотерберн сначала нахмурился, но потом взял бокал с портвейном.

– Эти парни ходят тихо, как коты, – пробормотал он. – Придется выпить, чтобы успокоить нервы. Не люблю, когда ко мне так бесшумно подкрадываются. Не удивлюсь, если Редмонд посылает их шпионить. Так о чем это я? Ты выглядишь… выглядишь…

Теперь он смотрел на Джулиана в упор. Тот стиснул зубы. Ему было по-настоящему интересно, что скажет этот толстокожий увалень. Как будто Уотерберн был одним из отшельников, спустившихся с гор, чтобы явить миру свои пророчества.

Но Драйдену на самом деле хотелось знать, как он выглядит со стороны. «Дьявол, о чем я думаю? Сам не знаю».

– Ты выглядишь встревоженным, – наконец сообщил Уотерберн.

Джулиан фыркнул и отпил глоток портвейна.

– Я действительно встревожен тем, что не получу сегодня более крепкого напитка.

Он с упреком во взоре уставился на ни в чем не повинный бокал. Портвейн был густой, насыщенный и приторно-сладкий. Маркиз предпочел бы что-нибудь более крепкое, способное ударить в голову. Ему нужен был карающий напиток – чистый, прозрачный и злой.

Как выяснилось, Уотерберн еще не все сказал.

– Нет, не так. Или не совсем так. Но сам факт, что я не могу распознать выражение твоего лица…

Он недоговорил, сделав большой глоток, взглянул на свой бокал и одобрительно кивнул.

Джулиан хмыкнул и покачал головой, всем своим видом выражая удовлетворение. Он медленно обвел глазами собравшихся, причем его взгляд ненадолго останавливался на каждом. При этом все дамы, как по команде непроизвольно подносили руки к волосам, желая поправить и без того безупречную прическу или поворачивались так, чтобы он видел их в самом выгодном ракурсе.

В комнате собралось блестящее общество. Именно к такому он привык и всегда чувствовал себя в нем, как дома. Для него это была естественная среда обитания. Она напоминала Джулиану о его месте в этом мире и обо всем, что он сделал для сохранения этого места. Но сейчас присутствующие интересовали его не больше, чем лавочника – количество картошки, оставшейся на прилавке.

Встревожен?

Уотерберн подержал портвейн во рту, проглотил и причмокнул.

– Ты находишь эту мисс Вейл… – он задумался, тщательно подбирая каждое слово, – привлекательной, Драйден?

Джулиан медленно повернулся к приятелю. Тон Уотерберна напомнил ему осторожный голос матери, которым она обращалась к его престарелой двоюродной бабушке Каллиопе, леди Конгдон, когда та приехала к ужину в ночной сорочке и одной домашней туфле.

– Дело в том, что если тебе нужна новизна, Драйден, в Лондоне есть и другие бордели, кроме «Бархатной перчатки». К примеру, у мадам Элейн, возле доков, есть девушка, которая демонстрирует маленькую бородку, и еще одна, которая настолько гибкая, что может обхватить ногами свою голову, не говоря уже о твоей, если правильно попросишь.

– Ради всего святого, Уотерберн, перестань. Она женщина. У нее на месте руки и ноги, неплохая фигура, приятное лицо и весьма привлекательная грудь. И я вовсе не глазел на нее. Мне жаль, что тебе так скучно. Позднее гостям обещаны карты. Возможно, если ты проиграешь мне свое состояние, это тебя развлечет.

Джулиан слишком поздно сообразил, что сам себя выдал. Подробное и увлеченное перечисление привлекательных качеств Фебы было равносильно признанию.

Глаза Уотерберна округлились от совершенно искреннего изумления. Потом он задумчиво прищурился, повернул свою большую голову и оценивающе уставился на Фебу.

– Право слово, Драйден, если тебе необходимо на ком-нибудь остановить свой взгляд, я думал, ты выберешь красивую женщину.

Маркиз решил, что Уотерберн, вероятно, провоцирует его намеренно. Было бы неправильно вызвать его из-за этого на дуэль, но очень хотелось. Так хотелось, что у него непроизвольно сжались кулаки, и бокал, который он держал в одной руке, едва не был раздавлен.

Красивая. Когда-то Джулиан был уверен, что понимает значение этого слова. Теперь он считал его заезженным. Некоторые слова нельзя произносить слишком часто. Их надо держать про запас, чтобы применить к редкой, чарующей, завораживающей, волшебной женщине.

Феба засмеялась над чем-то, и это моментально привело Джулиана в волнение. Он хотел быть рядом с ней, чувствовать ее тепло, ее запах. Он страдал, потому что не он заставил ее смеяться.

– Точно, – буркнул он Уотерберну.

Удивлению белокурого гиганта не было предела. Теперь он открыто рассматривал Фебу, но недоумение не исчезло с его лица.

– Ох! – воскликнул он, причем так громко, что Джулиан вздрогнул и вопросительно взглянул на приятеля.

– Знаешь, Драйден, кажется, теперь я вижу. Да, думаю, что да.

– Что видишь? – раздраженно спросил Джулиан.

– Свою партнершу на сегодняшний вальс. Отдаю тебе должное, хитрый черт. Меня бы не осенило вдохновение, если бы не ты.

С этими словами Уотерберн скрылся среди гостей.

Проходя мимо зеркала, Уотерберн остановился, аккуратно опустил прядь белокурых волос на лоб, взглянул на свое отражение и удовлетворенно кивнул.

Глава 15

Феба и подумать не могла, что поход к графину с миндальным ликером окажется так насыщен событиями. Ее, разумеется, послала к столу Лизбет, но Феба ничего не имела против, потому что рассчитывала заодно съесть маленький сандвич. Совсем скоро начнутся танцы, а надо еще успеть принести Лизбет ликер, дождаться, пока та его выпьет, потом проводить в дамскую комнату и весь вечер выслушивать ее мнение о партнерах и музыке. Иными словами, будет не до еды.

Все началось с лорда Уотерберна, которого она про себя называла «Адриановым валом». Это такой юмор школьной учительницы. Он ей казался абсолютно и безнадежно апатичным.

На его лице можно было заметить только два выражения, последовательно сменявших друг друга – скуки и надменности. И если на его губах вдруг мелькала мимолетная улыбка, ее можно было списать на капризы освещения.

Теперь же он широко улыбался.

Она подозрительно покосилась на два ряда крупных белых зубов. Они еще никогда не были обращены в ее сторону, и Феба поневоле насторожилась, поскольку не сделала ровным счетом ничего, чтобы заслужить такую честь. Тут было о чем подумать.

Белокурый гигант был так близко, что она отчетливо видела (кроме зубов) ямочки на щеках и мелкие морщинки в уголках рта и глаз. В общем, этот мужчина не был непривлекательным. Но Феба чувствовала неловкость, когда он находился так близко.

– Добрый вечер, мисс Вейл, – приветливо сказал он и поклонился.

– Добрый вечер, лорд Уотерберн. – Феба сделала реверанс.

Белокурый гигант не пошел дальше – туда, куда он двигался до того, как перехватил ее. Он остался на месте, заслонив от нее гостей, стол, миндальный ликер и сандвичи.

Только тогда до нее дошло, что он направлялся именно к ней.

Феба ощутила нарастающее беспокойство. Что произошло? До этого момента он обращал на нее не больше внимания, чем на стул или канделябр. Ей очень хотелось обойти его и посмотреть, остались ли еще на столе сандвичи, но она побоялась показаться грубой. Поэтому она расцвела в своей самой вежливой улыбке, предназначенной для использования на подобных мероприятиях. Нейтральное выражение лица тут было бы некстати, поскольку мужчина, глядя на нее, буквально сиял. Эта улыбка была очень полезной, как ее любимый старый серый плащ.

Молчание затянулось.

В конце концов Уотерберн откашлялся.

– Мисс Вейл, я хотел бы просить вас оказать мне величайшую честь…

Улыбка слегка перекосилась – вероятно, в результате шока.

– …и танцевать со мной первый вальс. Насколько я понял, оркестр сегодня будет играть три вальса. Если это не доставит вам слишком большого беспокойства… я буду счастлив, если вы примете мое приглашение.

Беспокойство? Может быть, Уотерберн ударился головой?

Мужчина ждал ответа. Улыбка застыла на лице.

Вальс. Вальс с виконтом. И это еще не все. Он пригласил ее на первый вальс, предполагая, что это лишь один танец из трех, которые она милостиво подарит разным кавалерам на протяжении вечера. Как будто Уотерберн старался опередить других претендентов.

В какой-то момент ей пришло в голову, что маркиз мог забыть о благородстве. Он мог сообщить Уотерберну, что на этом вечере она раздает поцелуи направо и налево, и тот рассчитывал на свою долю.

Нет. Маркиз не стал компрометировать себя рассказом, что целовался со школьной учительницей.

Он не только целовался с ней, ему это понравилось!

Возможно, сегодня просто такой день – полный неожиданностей.

Феба осторожно ответила.

– Буду очень рада.

Судя по тому, что его и без того широкая улыбка стала еще шире, ответ доставил лорду удовольствие.

– Да, и еще, лорд Уотерберн… это не доставит мне никакого беспокойства. – «Если, конечно, ты не собираешься разговаривать со мной во время вальса».

Феба улыбнулась и покосилась на бокал, который маркиз держал в руках. Судя по всему, он пил портвейн. Интересно, много уже выпил?

Или у него далеко идущие планы?

Впрочем, все равно.

Какие бы ни были его планы, ее нельзя увлечь в сад, где в укромном месте, вдали от посторонних глаз можно дать волю рукам. Для этого она слишком умна. И еще она точно знает, в какое место бить, чтобы – как бы это сказать – отвлечь внимание мужчины.

Ей очень хотелось танцевать вальс. Это будет восхитительный опыт, который она потом опишет в своем дневнике, который ведет всю жизнь, а пока просто насладиться вальсом с Адриановым валом. Так же, как насладилась бы поездкой в быстроходной коляске. Хотя нет, в данном случае это должно быть нечто намного большее – ландо, к примеру. С четверкой красивых черных коней.

– Благодарю вас, мисс Вейл.

Он смотрел на нее почти… жадно. Феба непроизвольно поднесла руку к лицу, желая потереть пальцем переносицу, чтобы удостовериться, не открылся ли у нее третий глаз, или, возможно, вырос рог.

Спохватившись, она усилием воли опустила руку, стараясь не хмуриться. Логичнее было бы улыбнуться, что она и сделала. Ответная улыбка осветила лицо лорда Уотерберна, его глаза радостно вспыхнули. Это были очень даже красивые глаза. Возможно, он был вовсе не скучающим занудой, каким казался.

«Сейчас он сделает комплимент моим глазам».

Вместо этого он сказал:

– Буду с нетерпением ждать первого вальса, мисс Вейл.

– Я тоже.

Если Уотерберн и заметил смешинку в ее глазах, то не подал виду. Он поклонился и отошел в сторону. И Феба снова увидела маркиза. Тот стоял у камина в каких-то десяти футах от них, но был мрачен и выглядел немного нелепо, поскольку над камином было закреплено резное панно с херувимами, которые выделывали разные кульбиты прямо у него над головой. Картину можно было назвать: «Сатир и херувимы». А выражение его лица указывало на то, что если бы это были настоящие херувимы, он бы перестрелял их всех из лука.

Сердце Фебы на мгновение замерло, после чего забилось намного чаще.

Маркиз немного изменил прическу. Теперь волнистые локоны с одной стороны падали на лоб, придавая ему несколько бесшабашный вид, хотя никогда в жизни он не был бесшабашным.

Когда их глаза встретились, ее блестящая «светская» улыбка поблекла. Она не столько видела мужчину, сколько чувствовала его, словно большая теплая рука опустилась на ее плечо. Феба заподозрила, что краснеет, хотя, возможно, у нее внезапно поднялась температура.

Она неуверенно улыбнулась. Мелькнула мысль, что можно было бы игриво помахать ему рукой, но она отбросила ее. Маловероятно, что Драйдену это понравится.

Несколько томительных мгновений казалось, что он никак не отреагирует на ее приветствие, и его взгляд останется пристальным, но безразличным.

Но тут его губы дрогнули, и уголки чуть приподнялись в улыбке – грустной, загадочной и, пожалуй, если можно так сказать, незавершенной. Словно он не был уверен, что хочет ею выразить.

Совсем недавно Феба целовала эти губы.

Внезапно она смутилась. Что она здесь делает? Она сама причесалась, у нее нет ни одной драгоценности, на подоле ее перелицованного платья пятно, а у туфель почти протерлись подошвы.

Она виновато покосилась на Лизбет, которая все еще ждала свою порцию миндального ликера. В ее темных волосах сверкала бриллиантовая диадема. Она весело болтала с кем-то из гостей.

Когда Феба снова перевела взгляд на маркиза, он на секунду приподнял со лба локон, тронул пальцем лоб и усмехнулся.

Метко.

Она непроизвольно зажала ладонью рот. Боже мой, он прячет ссадину. Значит, вот куда угодила шляпа.

Теперь понятно, почему он изменил прическу.

Маркиз усмехнулся украдкой, проказливо, как озорной мальчишка. Боже правый, эта улыбка арканом обвилась вокруг ее сердца.

Феба с некоторым трудом отвела руку от лица и решила, что она, вероятно, испорченная девчонка, поскольку ее глаза весело засверкали, хотя она должна была пребывать в ужасе из-за того, что причинила телесное повреждение высокородному аристократу. Пришлось даже губу прикусить, чтобы не рассмеяться.

Маркиз позволил вихру снова упасть на лоб и на мгновение поднес палец к губам.

Феба сделала еще один шажок – робкий, ни к чему не обязывающий – в направлении, которое могло привести ее и к маркизу, и к столу с миндальным ликером и сандвичами. Испытание своего рода.

Он ощутимо напрягся. Улыбка исчезла, лицо стало настороженным.

Девушка остановилась, в одночасье лишившись уверенности и ощутив робость.

А потом он исчез, скрылся за спинами других гостей.

Феба посмотрела в другую сторону и увидела Джонатана Редмонда в компании другого джентльмена, которого не знала, хотя, непременно заметила бы, если бы видела раньше. Такого невозможно было не заметить. Поразительно красивый, затмевающий даже лорда Аргоси, и, безусловно, денди до мозга костей. На нем был жилет в золотую полоску, галстук, завязанный так, что наводил на мысли о гордиевом узле, и плотно облегающие панталоны. Каштановые пряди свободно падали на плечи.

В первую очередь на себя обращали внимание его панталоны. Точнее, то, что было в них. Панталоны так плотно обтягивали тело, что возникали разные предположения, как он сумел их натянуть – три дня постился, что ли. Вряд ли кто-то из приглашенных дам мог бы с уверенностью сказать, какого цвета у него глаза, зато все желающие имели возможность оценить размеры его мужского достоинства.

– Мисс Вейл, полагаю, я еще не представил вам сэра Джеффри Данди.

Как будто он вообще должен был ей кого-то представлять. Да что, черт побери, происходит?

– Счастлив познакомиться, мисс Вейл, – проворковал новый знакомый. Он произносил слова с протяжной медлительностью, словно рот был полон чего-то густого и очень вкусного, например, меда.

Феба сделала реверанс и протянула руку. Когда он наклонился, чтобы коснуться губами ее руки, она ощутила аромат – дорогой, пряный, безусловно, мужской. Для себя она определила этот запах как аристократический.

– Рада знакомству, сэр Джеффри.

Она всмотрелась в лицо нового знакомого. У него был острый подбородок, высокие скулы, идеальные зубы. Он был нереально красив, словно некто свыше специально подбирал его предков – красавцев и красавиц – чтобы получить такой великолепный экземпляр.

– Насколько я понимаю, вы сегодня будете участвовать в танцах, Фе… мисс Вейл?

Это сказал Джонатан, который выглядел озадаченным – она себя чувствовала так же. У нее было ощущение, что все сегодняшние странности не случайны. В конце концов, она всего лишь платная компаньонка его сестры, и ничего больше. Не говоря уже о том, что накануне вечером от нее пахло сигарным дымом.

– Да, конечно, к моей большой радости. – Феба постаралась, чтобы голос звучал на самом деле радостно.

Сэр Данди улыбнулся. Он выглядел… По какой-то непонятной причине ее ответ привел его в восторг, если заискрившиеся глаза можно считать показателем. Реакция явно была чрезмерной.

Она не могла иметь связи с ее платьем, которое надевалось уже бесчисленное множество раз, и никто не обращал на него особого внимания. Возможно, поскольку ее впервые поцеловал маркиз, от нее исходило некое je ne sais qui, подумала Феба. Некая аура, которую могли ощутить только аристократы – по аналогии с тем, что некоторые звуки могут слышать только собаки.

– Надеюсь, вы соблаговолите подарить мне танец, мисс Вейл. Смею надеяться, вы удостоите меня вальса.

«Удостоите», «соблаговолите»… Как забавно они изъясняются, эти аристократы. Сколько лишних слов!

Впрочем, Феба не могла с уверенностью утверждать, что ей это не нравится. Пусть в этом не было искренности, зато соблюдался некий церемониал. По правде говоря, в ее жизни – после того как она достигла возраста десяти лет – был порядок, но никакого церемониала точно не происходило.

– Вы можете не только надеяться, сэр Данди. Я с радостью подарю вам вальс. Второй. Первый уже обещан.

Подобную фразу Феба произнесла впервые в жизни и даже сама удивилась, как легко она далась. И хотя ее торжественность почти целиком состояла из иронии, сэр Данди вроде бы ничего не заметил. Возможно, он посчитал иронию неотъемлемой частью ритуала. Или с ним все дамы говорили так.

Феба ощутила прилив взбалмошности. Она чувствовала себя актрисой на сцене, беспечно решившей отклониться от сценария.

Да, пожалуй, это девиз дня – беспечность.

Или, возможно, уход от сценария?

– Буду с нетерпением ждать, мисс Вейл.

Мужчина в обтягивающих панталонах поклонился, одарил Фебу улыбкой и удалился вместе с Джонатаном, снова открыв ей путь к столу с сандвичами и миндальным ликером. И она снова увидела маркиза у камина.

Только теперь он не улыбался. Сатурн гневается?

Она быстро огляделась, желая убедиться, что никто не наблюдает за ней, после чего украдкой повернула ладони вверх и округлила глаза. Жест выражал недоумение: «Сегодня аристократы выстраиваются ко мне в очередь».

Маркиз непроизвольно улыбнулся – только уголки его губ чуть дернулись вверх.

Феба глубоко вздохнула и сделала еще один неуверенный шажок к нему.

И замерла. Его улыбка снова исчезла. А на лице появилось предостерегающее выражение. По правде говоря, оно было едва заметным. Но она ощутила его, как пощечину.

Маркиз никогда бы не осмелился так взглянуть на Лизбет. Равно как и на любую другую даму из числа гостей. Только она должна соблюдать дистанцию. Знать свое место.

В этот момент Драйден снова исчез из виду. На этот раз его заслонила удивленная Лизбет, которую сопровождали две совершенно одинаковые брюнетки в белом.

Четыре карих глаза взирали на нее с далеко не благодушным любопытством. На двух парах пухлых губ застыли одинаковые таинственные улыбки. Их волосы были уложены безупречно и тоже абсолютно одинаково. Поскольку Феба еще не выпила ни капли спиртного, значит, перед ней были две разные девушки. Близнецы.

Боже! Это, должно быть, печально известные сестры Силверторн.

Они были красивы, как пара фей.

Они сделали реверанс, Феба тоже.

– Я не поняла, куда ты запропастилась, Феба, – заявила Лизбет, – и решила сама пойти за миндальным ликером. – Таким же тоном Феба упрекала учениц в школе, когда те в чем-то ее разочаровывали.

Она быстро продумала стратегию.

– Прости, Лизбет, но, уверена, ты не станешь сердиться, узнав причину моей задержки. Представляешь, меня пригласили участвовать в танцах!

– Но… разве это не само собой разумеется?

В голосе Лизбет звучало искреннее недоумение. Фебе хотелось сказать, что наблюдать, как танцуют все вокруг, не значит участвовать в танцах. Это далеко не так интересно.

– Понимаешь, забавно, но меня пригласили танцевать. Вальс. Дважды. Я подумала, что было бы невежливо отказаться.

Последовало гробовое молчание.

– Но разве ты умеешь танцевать вальс, дорогая?

Дорогая? Лизбет сделала такой сильный акцент на букву «д», словно произнесла слово сквозь стиснутые зубы.

– Разумеется, дорогая. – Каков вопрос, таков ответ.

Лизбет в очередной раз продемонстрировала в улыбке жемчужные зубки, но ее глаза вроде бы знать не знали, что она улыбается. Это напомнило Фебе о том, как она впервые встретилась с мистером Джосайей Редмондом. Ей показалось, что этот человек постоянно что-то планирует. Казалось, его разум не участвует в беседе, вечно занятый чем-то другим.

Раздалось одновременное покашливание.

– Сестры Силверторн попросили меня познакомить их с тобой, – вспомнила Лизбет. В ее тоне звучало недоумение, брови хмурились.

– Это леди Мария Силверторн. – Девушка слева сделала реверанс.

– А это леди Антуанетта Силверторн. – Теперь в реверансе присела девушка справа.

Мария… и Антуанетта? С ума сойти! И с чего вдруг эти печально известные сестрички выразили желание с ней познакомиться?

Именно в этот момент Феба решила сдаться на милость судьбы и относиться к этому дню, как ко сну. Во сне разные события происходят без видимых причин и с нарушением логической очередности. Можно просто плыть по воле волн, пока этот процесс не прервет бой часов.

Поэтому она тоже сделала реверанс, низкий и изящный, и начала искренне наслаждаться театральностью происходящего.

– Рада познакомиться, – проговорила она.

– Наша матушка не была взбалмошной или склонной к мрачности, назвав нас Марией и Антуанеттой, – объяснила одна из сестер, кажется, Антуанетта. – Мы вынуждены пожинать плоды ее глупости.

Феба на какое-то время лишилась дара речи.

Обе сестры пристально смотрели на нее. Их глаза напоминали глаза животных – они блестели и были лишены всякого выражения. Похоже, это было какое-то испытание.

– А у вас нет брата и сестры, носящих имя Антоний и Клеопатра?

Две пары совершенно одинаковых бровей синхронно взлетели на идеальные лбы.

Очевидно, от нее ждали другой реакции. Ладони Фебы вспотели в перчатках, и ей очень захотелось отказаться от вальсов – и первого, и второго.

Она была так напряжена, что, когда близнецы весело рассмеялись, испуганно подпрыгнула.

Их смех напоминал звон колокольчиков, веселый и безудержный, явно идущий от души. Леди Мария фамильярно схватила Фебу за рукав. Кудряшки на висках весело дрожали, будто тоже смеялись.

Она повернулась к сестре.

– Он был прав! – выпалила она. – Антоний и Клеопатра. Ха-ха-ха!

Обе взирали на Фебу с таким искренним восхищением, что та поневоле ощутила теплоту. Ей нравилось искреннее веселье, хотя она никак не могла понять, что их так рассмешило.

Во сне, напомнила она себе, смысл необязателен.

Лизбет выглядела так, словно проглотила муху.

– Мы будем рады, если вы присоединитесь к нам за карточным столом после танцев, мисс Вейл. Не беспокойтесь, мы никогда не играем по-крупному.

– Обожаю играть по мелочи, – выпалила Феба.

С какой стати она это сказала? Феба никогда в жизни не играла на деньги – только на орешки с другими учительницами в академии мисс Мариетт Эндикотт. К тому же у нее в сумочке всего пять фунтов, которые она не может себе позволить потерять.

– Она обожает играть по мелочи! – радостно хором повторили сестры, глядя друг на друга.

Интересно, что их так обрадовало?

– Превосходно, тогда мы найдем вас, когда танцы кончатся, – сказала леди Мария, и девушки удалились, держась за руки, оставив Фебу наедине с Лизбет.

– Буду ждать, – игриво проговорила Феба им вслед.

Да, она плыла по воле волн и чувствовала легкое головокружение. Должно быть, нечто подобное ощущает морж в открытом море. Было непривычно и довольно приятно чувствовать себя востребованной, какова бы ни была причина. Это было как бальзам на душу после пощечины, которую дал ей маркиз своим мрачным видом.

Лизбет посмотрела вслед сестрам, и ее лоб перерезала тонкая морщинка.

– Я же им говорила, что ты всего лишь школьная учительница…

Фраза осталась неоконченной, но она явно собиралась сказать: «но они все равно захотели с тобой познакомиться».

– Возможно, им не хватает образования, и они надеются услышать от меня что-то полезное за карточным столом.

Лизбет всегда и все понимала буквально.

– Едва ли сестры Силверторн когда-нибудь чувствовали нехватку чего-либо. И они очень популярны. – Лизбет помолчала и добавила: – Очень.

– Это неудивительно. Они прелестны.

Но Лизбет, судя по всему, ее не слышала.

– С кем ты сегодня будешь вальсировать, Феба? – неожиданно спросила она.

– С лордом Уотерберном и сэром Данди.

Лизбет рассеянно кивнула.

– Прекрасно. Оркестр сегодня сыграет три вальса. Два из них я уже тоже обещала.

Момент был на удивление напряженным. Словно по сигналу толпа раздвинулась, и маркиз снова оказался в поле зрения обеих.

Лизбет ему улыбнулась.

Это значило, что ему пришлось распрощаться с херувимами и направиться к ним.

Феба удивилась, осознав, что громкого биения ее сердца никто не слышит.

– Мисс Вейл и я как раз говорили, что уже обещали два вальса из трех, и у каждой из нас еще осталось по одному.

Джулиан не смотрел на Фебу. Он знал, что, если посмотрит, то уже не сможет отвести глаз.

– Буду счастлив, если вы подарите этот вальс мне, Лизбет.

– С радостью.

– А вот и Джонатан. Возможно, мы сумеем уговорить его танцевать третий вальс с тобой, Феба. Ты же завтра уедешь, так что будет только справедливо, если сполна насладишься сегодняшним вечером, правда, Феба? – Лизбет говорила весело и уверенно, словно уже свыклась с мыслью, что та вообще будет вальсировать. Причем она втянула в разговор Джулиана, словно Феба – их общая забота. – Тогда я смогу помахать тебе, когда мы обе будем вальсировать.

Уговорить. Значит, Джонатана надо подкупить, чтобы он снизошел до танца со школьной учительницей.

Лизбет сразу устремилась за своим красивым кузеном, который, в свою очередь, оглянувшись, заторопился. Создавалось впечатление, что он всячески избегает встречи с Лизбет.

Маркиз ушел. Без него херувимы на панно осиротели. Теперь они казались загадочными и злобными, словно знали какой-то секрет, которого не знала она. Быть может, они похитили его и удерживают, ожидая выкупа?

Ирония судьбы, но теперь, когда Феба наконец получила возможность съесть вожделенный сандвич, у нее пропал аппетит.

Зато она, пожалуй, ничего не имеет против порции миндального ликера. Или трех.

В конце концов, сказала она себе, это всего лишь сон.

Глава 16

Феба почти забыла, как танцевать вальс.

И потому сначала держалась скованно. Но потом ее тело вспомнило, что в этом вопросе главное – довериться и позволить партнеру себя вести. Такое поведение было ей несвойственно. В какой-то момент она в ужасе заметила, что сама себе наступила на подол. Но Уотерберн не замечал таких мелочей. Он машинально согнул свою гигантскую руку, как человек, плывущий в лодке, непроизвольно старается приспособиться к размеру весла, и Феба, к немалому удивлению, поняла, что кружится в танце.

Она ощущала себя не столько партнером, сколько дополнением. Ридикюлем или чем-то вроде того.

Она решила, что не обязана завязывать разговор. В конце концов, Уотерберн – мужчина и джентльмен – и это его дело. А она будет слушать музыку и испытывать приятное головокружение от танца и миндального ликера, которым заменила сандвич.

– Ваша… – Уотерберн все же решил, что должен что-то сказать. – Лента вам очень идет.

– Вы не знаете, что сказать, лорд Уотерберн? Позвольте вам напомнить, это всего лишь лента.

Феба непринужденно улыбнулась. Несколько минут назад она выпила подряд три рюмки миндального ликера. Скорее всего, она больше никогда в жизни не увидит Уотерберна. А маркиз и Лизбет в этот самый момент кружились в вальсе в другом конце зала и улыбались друг другу. Все перечисленные обстоятельства делали ее дерзкой и беспечной.

– Но здесь больше никто не носит лент, – заметил Уотерберн.

– Совершенно верно. Все здешние дамы носят жемчуга и бриллианты. Ну разве что кроме той дамы, у которой на шее чертов рубин. Ведь это рубин, не правда ли? – И она, забыв об элегантности, выгнула шею, чтобы лучше рассмотреть камень.

Глаза лорда расширились, когда она сказала «чертов». Он тоже изогнул шею. Почему-то ему стало любопытно.

– Скорее всего, да. Ведь это леди Коуп.

– Да, конечно, леди Коуп. И этим все сказано.

– Она подходит к вашим глазам. Лента, я имею в виду. – Вероятно, Уотерберн пришел к выводу, что люди, издающие хрюкающие звуки, вполне могут говорить «чертов», и примирился с этим.

Феба взглянула на него таким ясным проникновенным взглядом, что он вздрогнул.

– Лорд Уотерберн!

– Да?

– Знаете, жизнь слишком коротка, и я, пожалуй, больше не вынесу разговоров об этой ленте. Мне кажется, я даже смогу пойти на какой-нибудь отчаянный поступок, чтобы только прекратить их.

Мужчина коротко хохотнул.

– Вы весьма оригинальны. Мои извинения, мисс Вейл. Боюсь, я слегка запутался в собственном комплименте, но, поверьте, мое восхищение вами искренне, хотя и высказано несколько неуклюже.

Что ж, хорошо сказано. Ему почти удалось ее очаровать.

– Быть может, мы поговорим о чем-то другом? Каково это – быть школьной учительницей?

Его глаза блеснули, а голос снизился до заговорщического шепота, словно он предложил неприличную тему.

Господи, и этот туда же. Фебе очень хотелось в досаде закатить глаза.

– Каждый день чувствуешь себя, как в Эдеме. Не могу себе представить ничего более интересного и приносящего огромное удовлетворение, чем формирование юных умов и шлифовка характеров.

Уотерберн несколько секунд соображал.

– Кажется, вы меня дразните, мисс Вейл?

– Возможно, – не стала спорить она, – но разве только самую малость. А каково это – быть виконтом?

Мужчина откровенно удивился.

– Я никогда об этом не думал. Кажется, это все равно, что спросить: каково это – быть человеком. Я просто… виконт, и все.

Феба отметила, что он не воспользовался возможностью подумать об этом и сейчас.

– О, полагаю, я понимаю вас, лорд Уотерберн. Зачем человеку размышлять о своей роли в обществе, если можно вместо этого гонять на головокружительной скорости в фаэтоне, проигрывать неслыханные суммы за карточным столом и, в общем, приятно проводить время.

Уотерберн был так рад, что она правильно его поняла, что сильнее стиснул ее руку, из-за чего она едва заметно поморщилась.

– Вы совершенно правы, мисс Вейл, все так и есть. Жизнь дана для жизни, а не для размышлений. Могу только добавить, что, будучи виконтом, я постоянно ищу новые… развлечения.

Приехали! Он намеренно сделал акцент на последнем слове. А после того, как он скользнул похотливым взглядом по ее груди, ее подозрения подтвердились. Он имеет в виду интрижку.

Всего несколько часов назад она не была для него даже человеком, не говоря уже о том, что он не замечал в ней женщину. Что же могло за это время произойти? Почему его мнение изменилось? Ведь она стукнула по голове маркиза, а не этого увальня.

Ему следовало быть смелее, сделать комплимент, скажем, ее груди. И в какой-то момент ей захотелось толкнуть его на этот путь. Это будет не сложно. Что она теряет?

Феба так глубоко вздохнула, что виконт наверняка почувствовал, как поднимаются и опускаются под его рукой ее ребра. Ей не хотелось думать. Этот громила слишком… прост. С ним скучно.

Хотя, скорее всего, не стоит спешить с выводами. Не всё и не все таковы, каковы с виду. Это она хорошо усвоила.

– Вам нравится иметь много денег? – спросила она.

Виконт еще раз гулко хохотнул.

– Как же это может не нравиться?

– Лично я не могу сказать, что довольна тем, что имею. – Феба думала, что ее голос звучит немного таинственно. По крайней мере, она на это надеялась. Хотя это была не совсем правда. Она, определенно, была благодарна за то, что имеет. Но ей бы и в голову не пришло, к примеру, вернуть шляпку обратно.

Ей хотелось подвергнуть испытанию неповоротливые мозги белокурого гиганта, чтобы сделать вальс более интересным для себя.

Увы, вероятно, она позволила себе нечто слишком уж провокационное, и Уотерберн меланхолично замолчал.

Какое-то время Фебе было приятно кружиться по залу в объятиях красивого мужчины, слушать музыку в исполнении опытных музыкантов и ни о чем не думать. Но потом она краем глаза заметила Лизбет и маркиза, танцевавших неподалеку – они были потрясающей парой, идеально подходили друг другу. Воздушное платье Лизбет плыло за ней, словно утренний туман над влажной травой. Гости, расположившиеся в креслах у стены, взирали на них с искренним восхищением.

Довольна ли я тем, что имею? Нет, конечно. Это ложь – откровенная, наглая, неприятная. Она бешено завидовала Лизбет, на талии которой лежала рука маркиза. Он обнимал Лизбет, словно величайшую в мире драгоценность.

Феба резко отвернулась и уставилась на своего партнера почти с неприязнью.

Теперь ее щеки полыхали, а миндальный ликер в желудке взболтался. Возможно, активные круговые движения после трех порций спиртного были не самым разумным решением.

Виконт смотрел на нее в упор.

– Я никогда не знал никого, похожего на вас, мисс Вейл.

Феба вздохнула. Теперь она испытывала к нему чувство, граничащее с жалостью.

– Вероятно, это потому, что вы виконт, а я – школьная учительница, – предположила она. – А виконты, как правило, встречаются с другими виконтами, равно как с графами, маркизами и прочими аристократами, а не со школьными учителями.

Даже эта демонстрация здравомыслия показалась Уотерберну глубокой мыслью.

– Вы никогда не были замужем? – поинтересовался он.

– Мне двадцать два года, и, наверное, в моем случае еще рано употреблять слово «никогда».

Всякий раз, когда Феба что-то говорила, виконт начинал моргать, словно она одновременно чем-то светила ему в глаза. И каждый раз, прежде чем ответить, некоторое время думал. Он напоминал одну маленькую итальянку, девочку, с которой Феба когда-то занималась. Та сначала для себя тщательно переводила слова собеседника с английского на итальянский, а потом, сформулировав ответ на итальянском, с той же тщательностью выполняла обратный перевод. Поэтому не у всех хватало терпения дождаться ее ответа. Ясно, что у Уотерберна не было опыта общения с людьми, подобными Фебе. Ему нужен был Розеттский камень[1], чтобы перевести язык простолюдинов на аристократический и обратно.

– Скажите, мисс Вейл, разве вы не хотели бы стать богатой, чтобы вас осыпали подарками и…

Она остановила его, дернув плечом. Просто ей захотелось, чтобы глаза его снова округлились, выражая потрясение ее манерами. Они так и сделали.

– А у вас есть поклонники?

Виконт расспрашивал ее так, как натуралист мистер Майлс Редмонд интервьюировал туземца. Создавалось впечатление, что он боится услышать ответ, подозревая, что он может поставить под вопрос все его существование.

– Им нет числа, – солгала Феба.

Пока Уотерберн обдумывал новую информацию, Феба, наконец, поймала взгляд маркиза.

Его глаза были спокойными и внимательными. Но потом он заметил ее, в них промелькнуло удивление, и почти сразу вспыхнул жаркий огонь. Феба многое бы отдала, чтобы суметь беззаботно тряхнуть головой, отвести взгляд и улыбнуться партнеру.

Но в тот самый момент, когда их взгляды встретились, Фебе показалось, что в нее ударила молния. Зал, казалось, опустел. Во всем мире не стало людей. Мужчина и женщина жадно всматривались друг в друга в поисках ответов на вопросы, которые даже ценой жизни не смогли бы сформулировать. Ответов не было, но они все равно не могли оторвать друг от друга глаз.

А потом Джулиану пришлось отвернуться, потому что он споткнулся.

Феба поморщилась. Это был редкий и секундный сбой. Ни один человек, если только он в этот момент не смотрел на Драйдена со всем мыслимым вниманием, ничего бы не заметил. Джулиан сделал два уверенных шага вперед, чтобы вернуться в ритм и догнать партнершу.

Все было бы нормально, если бы Лизбет не сделала два шага назад, чтобы приспособиться к его ошибке, не сводя с него сияющих глаз. Вынудив его сделать еще два шага назад, чтобы соответствовать движениям партнерши.

А Лизбет в то же самое время, стараясь исправить ошибку, сделала в точности то же самое. Еще раз.

Маркиз сделал неуклюжий выпад, чем-то напомнивший движения прыгуна в длину, чтобы не отдавить ноги Лизбет, что могло бы иметь весьма неприятные последствия.

Одновременно Лизбет, стараясь увернуться и не попасть ему под ноги, изо всех сил подалась влево.

В это время сила тяготения наконец решила взять дело в свои руки… и случилось то, что случилось. Происшествие быстро стало легендой.

Маркиз покачнулся влево, потом вправо, в то время как Лизбет топталась на месте, пытаясь удержаться на ногах. Но когда она тоже начала заваливаться на бок, маркиз принял отчаянное решение и отбросил от себя Лизбет – ради ее же безопасности.

И тут же всей своей тяжестью рухнул на пол.

Лизбет, отброшенная маркизом, вращаясь и кружась, пронеслась мимо Фебы, словно расплывчатое муслиновое колесо рулетки. Ее глаза и рот от шока округлились, словно блюдца.

Феба начала смеяться. Она хохотала до слез. Да, это было грубо… невежливо… невоспитанно, но сдержаться она не смогла. Миндальный ликер! Лицо Лизбет!

Кто-то подтолкнул Лизбет в противоположном направлении. Импульса хватило, чтобы она, так же, кружась, хотя и немного медленнее, вернулась к маркизу, который моментально вскочил на ноги, поймал ее и сразу продолжил вальсировать, словно ничего не случилось. Как будто все произошло так, как он планировал.

Феба могла наблюдать всю сцену благодаря своему массивному партнеру, в руках которого чувствовала себя игрушкой. Она, не отрываясь, смотрела на разыгравшееся действо, продолжая в это время вальсировать. Ей казалось, что если она собьется с шага, Уотерберн просто поднимет ее, встряхнет, чтобы ноги распутались, и поставит на место.

Уотерберн не смеялся. Подняв глаза, Феба заметила, что его лицо остается серьезным и задумчивым.

– Он, обычно, пьет весьма умеренно, – пробормотал виконт. – Здесь что-то другое.

– Возможно, он впервые в жизни выпил лишнего, – предположила Феба, сама себе не веря. – Или просто споткнулся. Все могут ошибаться.

– Нет. Только не он. Он ничего не делает без причины. И он определенно не споткнулся.

Его голос был удивленным, задумчивым, резким и настолько уверенным, что Феба притихла.

Наконец она узнала, что думает высшее общество о Джулиане, и какую тяжкую ношу ему приходится нести.

Глава 17

Подведя итоги, Феба признала, что вечер удался.

Она выиграла десять фунтов – десять фунтов! – в карты. За карточный стол ее буквально затащила леди Мария. Она подозревала, что сестры проиграли ей намеренно, поскольку их по непонятной причине очень радовало, когда Феба выигрывала. Она много танцевала, в том числе все три вальса. На последний ее пригласил сэр Роджер де Коверли.

Феба довольно много выпила. И много смеялась. И постоянно краем глаза видела маркиза. Хотя, возможно, это ей только казалось.

Она остановилась во дворе, чтобы полюбоваться луной. Небесное светило было похоже на тонкий изогнутый луч серебристого света, словно небесную дверь оставили слегка приоткрытой. Завтра она захлопнется. Ей только сегодня удалось туда заглянуть. Феба уже давно приучила себя не привязываться ни к чему слишком сильно. Тогда не будет больно, если объект привязанности отберут.

Ей хотелось запомнить каждую, даже мелкую деталь этого дня. Тогда, проснувшись ночью, она сможет их вспоминать, и не чувствовать себя одинокой в далекой Африке.

– Немного похоже на дамоклов меч, висящий в небесах, не правда ли?

Феба не подпрыгнула от неожиданности, вероятно, потому, что миндальный ликер слегка притупил остроту восприятия. Кроме того, учитывая все события этого долгого дня, она почти ожидала, что маркиз появится рядом с ней. А если честно, в глубине души она надеялась, что он вот-вот выйдет из тени, и они окажутся наедине… И вот он.

Но ее немного беспокоило то, что слишком многие ее желания сегодня воплотились в жизнь. В сказках исполнение желаний обычно чревато суровыми последствиями. Если мечтать о слишком многом или чем-то запретном, последует наказание.

Но это не помешало ее сердцу забиться чаще. Маркиз ждал ее. В этом она была уверена.

– А я как раз подумала, что она похожа на небесную дверь, которую оставили приоткрытой, лорд Драйден. Но ваше наблюдение дает некоторую информацию о вас.

Он негромко засмеялся.

– А ваше позволяет кое-что узнать о вас, мисс Вейл. Вы думаете о возможности бегства, не так ли?

– Возможно. А вы опасаетесь последствий того, чего действительно хотите?

У маркиза перехватило дыхание. Феба поняла, что попала точно в цель.

– Не стану отрицать, – после долгой паузы сказал он.

Признание было приятным подарком. Он хочет ее.

Но она не могла легко простить выражение его лица, когда она сделала шаг к нему. И забыть, что он пригласил на вальс Лизбет, когда она стояла рядом, и ничего не возразил на предложение пристроить ее Джонатану.

Который, кстати, оказался замечательным партнером. Только он с каждым годом становился все больше похожим на Лайона.

– Скажите, мисс Вейл, вы уже обещали кому-нибудь четвертый вальс?

– Их сегодня только три.

– Не уверен, что парламент уже принял закон, регламентирующий количество вальсов в течение одного вечера. Не сомневаюсь, что нас не вздернут на виселицу, если мы добавим еще один.

И никаких «соблаговолите» или «окажите честь». Никакой помпы, никаких церемоний. Уже только из-за этого она была склонна отказаться.

Кроме того, она была уверена, что не должна прикасаться к нему снова. Иначе у нее может возникнуть потребность в таких прикосновениях. Она уже имела возможность узнать, что может сделать с человеком потребность, и, откровенно говоря, не желала ничего подобного.

– Музыки нет, – буркнула она.

– Я буду петь, если хотите, – заявил Джулиан и получил в награду улыбку, которой так жаждал.

– Вы имели возможность танцевать со мной раньше.

– Я пожалел Лизбет. Не сомневался, что вы не будете стоять у стены.

Феба фыркнула.

– Но ведь так и получилось, разве нет?

Она слегка склонила голову, и Джулиан понял, что она вспоминает события этого вечера. Мечтательная улыбка осветила ее лицо, зажгла свет в глазах.

– Да. Все было… замечательно.

Он чувствовал благоговейный трепет в голосе девчонки из Сент-Джайлза, и был счастлив, что она сияет от восторга.

– Я рад, – тихо проговорил он.

– Рад? – Как обычно, она встрепенулась, уловив намек на снисходительность.

– Да, я рад, что вы имели танцевальную практику до танца со мной. Не люблю, когда мне наступают на ноги.

– Понимаю. Это была ваша стратегия – не танцевать со мной. А виконт, между прочим, просил меня оказать ему честь. Он употребил именно это слово – «честь».

– Да? Он так и должен был сделать.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Когда Джулиан заговорил снова, его голос был тих и нежен.

– Я буду вам безмерно благодарен, мисс Вейл, если вы проявите безмерное великодушие и окажете мне честь, подарив танец. Вальс. Прямо сейчас.

Феба задумалась над предложением, а сверчки в траве уже заиграли первые такты мелодии.

– Что же, прежде чем принять или отвергнуть ваше предложение, лорд Драйден, я должна взглянуть на свою танцевальную карточку.

Она подняла руку и, нахмурившись, уставилась в несуществующую карточку.

Джулиан понял, что ожидает ее вердикта, затаив дыхание. Она выждала целую минуту, скорее всего, чтобы наказать его. Видит бог, он заслужил это наказание.

– Вам повезло, лорд Драйден, – наконец сообщила она. – Четвертый вальс у меня свободен. Я принимаю ваше приглашение.

– Это прекрасная новость, мисс Вейл. Должен ли я петь? Или доверим музыкальное сопровождение сверчкам?

Феба снова задумалась.

– Пусть будут сверчки, – решила она.

– Прекрасно. Запев, я почувствовал бы себя идиотом. У меня совершенно нет слуха.

Он низко поклонился даме, словно паж королеве.

Феба тоже присела в реверансе, порадовавшись, что у нее не подкосились ноги. У нее так истончились подошвы туфель, что она чувствовала холод камней, на которых стояла. Может быть, там уже дыра?

Джулиан почтительно взял ее руку и обнял партнершу за талию.

– Начнем? – тихо спросил он.

И танец начался. Раз, два, три… Раз, два, три…

Странно, но им вовсе не казался нелепым этот медленный вальс на пустынном дворе. Биение их сердец, сверчки, шум дыхания, шорох одежды – все это стало единой волшебной музыкой. Время, казалось, остановилось.

– Теперь у вас есть опыт, мисс Вейл, и возможность сравнивать. Скажите же правду. Как, по-вашему, я танцую? Только имейте в виду, что катастрофа в бальном зале, это аномалия, случившаяся только по вашей вине. Причем вы смеялись! Тем самым вы ранили меня в самое сердце.

– Это была не моя вина! При чем тут я? И откуда вам известно, что я смеялась?

– Потому что я слышал.

О господи!

– Скажите, что это не было смешно, и я немедленно извинюсь. Скажите, что вы пострадали, и я раскаюсь. Просто… будь вы на моем месте… Если бы вы видели всю сцену со стороны… У Лизбет были такие круглые глаза…

– Ш-ш-ш. Только не надо опять смеяться. Очень хорошо. Согласен. Это было смешно. Пострадала только моя гордость. Итак, как, по-вашему, я танцую?

– Ну… танцуете вы, конечно, неплохо…

Джулиан улыбнулся.

– Чувствую, что будет продолжение.

– …но все же не так хорошо, как сэр Данди.

– Это невозможно, – твердо сказал маркиз.

– Я всегда стараюсь говорить правду, лорд Драйден. У сэра Данди есть некий особый шарм. В нем присутствует определенная изюминка. Мне трудно это объяснить. Возможно, дело в том, как он поворачивает голову или как плавно скользит по паркету, хотя, может быть и в том, как идеально сидят на нем панталоны.

– Вы тоже это заметили?

– Или все дело в темпе?

– Если мне не хватает темпа, я это компенсирую… подъемом. – С этими словами Джулиан приподнял партнершу. Когда ноги Фебы оторвались от земли, она подавила испуганный смешок.

Она почти ничего не весила. Или это его переполняла сила?

Оба почувствовали то, чего не могли выразить словами. И повисло молчание.

Джулиан подумал, что в жизни не совершал таких эксцентричных поступков. Да и желания подобного никогда не возникало.

Его движения стали медленнее. Он заглянул в глаза партнерши. Они были чистыми и глубокими, словно бездонные озера. Да, это штамп. Клише. Но удивительно подходящее. Феба тоже смотрела на партнера, и на ее лице застыло выражение, которое он никак не мог понять. Создавалось впечатление, что она старается его запомнить.

Раз, два, три. Раз, два, три.

Где-то неподалеку громко запел соловей.

– Скажите, мисс Вейл, как часто вы делаете именно то, чего вам хочется?

Раз, два, три. Раз, два, три.

Прошло несколько секунд, прежде чем она ответила.

– Я могу припомнить только один случай.

Джулиан надеялся, что она ответит именно так, потому что у него уже был готов следующий вопрос.

– Он имел место сегодня?

Кружение становилось все медленнее. Пауза затянулась, но, в конце концов, Феба все же ответила:

– Вполне возможно.

Мужчина и женщина продолжали медленно кружиться по двору, и объятия их становились все теснее. Словно какая-то невидимая нить притягивала их друг к другу с каждым па вальса.

– А что бы вы хотели сделать сейчас, мисс Вейл?

Вопрос звучал одновременно нежно и требовательно.

Джулиан сразу почувствовал ее напряжение и шумно вздохнул. Он испытывал жгучую потребность знать о ней все. На этот раз он обнаружил, что она пахнет душистым мылом и сладостью. Вероятно, это лаванда, которой было проложено ее платье, хранившееся в сундуке, когда она не вальсировала по пустынному двору в лунном свете.

– Так не честно, лорд Драйден. Я не могу ответить на ваш вопрос. Слов не хватает. Вы не должны задавать такие вопросы.

Теперь они почти прижимались друг к другу. Его щека почти касалась ее щеки. И это казалось удивительно правильным. Феба почувствовала дыхание мужчины, ровное и теплое, и закрыла глаза. Она была переполнена ощущениями. Ее окутал запах сигар и чистой одежды, она чувствовала прохладу его щеки и мягкое прикосновение его бакенбард к своей нежной коже.

Она первой остановилась.

Джулиан все еще сжимал ее руку. Другая его рука лежала на ее талии. Вальс мог начаться снова в любой момент. Они смотрели друг на друга и тихо дышали в унисон. Вдох-выдох, вдох-выдох.

– А вам не любопытно, что я бы хотел сейчас сделать?

– По вашему утверждению сегодня утром, вы всегда знаете, что намерены сделать.

– В общем, да, – согласился Джулиан едва слышно. – Впрочем, данный момент – не исключение. – Теперь он шептал ей прямо в ухо. – К примеру, сейчас мне хочется сделать это…

Одного только хриплого шепота и теплого дыхания было вполне достаточно, чтобы у Фебы по всему телу побежали мурашки, а соски стали болезненно твердыми. Но когда он коснулся мочки ее уха языком, а потом жадно поцеловал нежное местечко за ухом, она забыла, что надо дышать. Из ее горла вырвался лишь один сдавленный звук: ох.

Она опустила голову на плечо мужчины. Теперь ее губы были совсем рядом с его шеей. Если она их раздвинет, то сможет попробовать на вкус его кожу.

– …и это. – Его язык стал аккуратно исследовать ушную раковину.

Феба зажмурилась, дрожа от удовольствия.

– Знаете, мисс Вейл, а вы довольно сильно сжимаете мою руку.

– Дьявол. – Было странно смеяться, когда тело переполнено новыми неизведанными ощущениями.

– Разве? – В его голосе звучало нарочитое удивление и смешинки. – Ну это вряд ли. Мне кажется, небеса вот-вот обрушатся мне на голову.

– С чего бы это?

– Да, кстати, – его голос был низким и с отчетливой хрипотцой. – Сейчас вы тоже можете сравнить меня с сэром Данди. Кто из нас лучше? Он заставил вас смеяться, мисс Вейл?

– Нет. И его язык никогда не приближался к моему уху.

– Значит ли это, что мой язык заставил вас смеяться? – Маркиз старался выказать оскорбление. – А вовсе не мое остроумие? Вообще-то, с помощью языка я хотел не рассмешить вас, а возбудить. Хотя, это хорошо, что его язык не приближался к вашему уху. Иначе мне пришлось бы застрелить сэра Данди.

– Едва ли это было бы честным поединком, – пробормотала Феба. – Не думаю, что он сумеет проявить чудеса ловкости и быстроты в таких панталонах.

Феба говорила, уткнувшись лицом маркизу в грудь, потому что в какой-то момент оказалось, что он обнял ее, привлек к себе и теперь нежно гладит по спине – там, где заканчивались кружева платья, а кожа была обнажена и необычайно чувствительна из-за прохладного ночного воздуха.

Феба не увидела, но почувствовала, как Драйден улыбается.

– Он красив. – Это было нечто среднее между утверждением и вопросом.

– Да. – А какой смысл отрицать очевидное?

Она обвила руками шею мужчины, теснее прижалась к нему и, удовлетворенно вздохнув, отдалась во власть момента, наслаждаясь его прикосновениями.

Движения Джулиана были медленными, осторожными. Феба не считала, что его осторожность вызвана заботой о ее добродетели. Принимая во внимание события минувшего дня, он имел все основания думать, что она готова преподнести ему свою добродетель на блюдечке.

Можно было предположить, что маркиз испытывает неуверенность. Не исключено, что впервые в жизни. И это человек, который всегда точно знает, что намерен сделать.

– Знаете, – неожиданно заговорил он и невесело усмехнулся. – Весь сегодняшний вечер я мог думать только об одном: каково это будет – касаться ваших волос.

Удивительно.

Не просто удивительно. Потрясающе. Она замерла, чувствуя, как его руки касаются ее спины, плеч, груди. Его пальцы сжали напрягшиеся под платьем соски, и Феба, ахнув, выгнулась ему навстречу, а пальцы продолжили свое восхитительное путешествие, коснулись ключиц, шеи и замерли на затылке.

Наконец, он осторожно коснулся ее волос. Потом еще раз и еще.

– Ну и как? – спросила Феба.

– Они такие мягкие… – теперь маркиз почти сипел.

Это означало, – «они твои», и Феба это отлично поняла. У нее на голове с таким же успехом могла быть свиная щетина. Он хотел притронуться к ее волосам, потому что это были ее волосы.

Поцелуй был горячим, долгим, глубоким. Он целовал ее, словно давнюю любовницу – без предисловий и подготовки. И за несколько секунд все тело Фебы уже было охвачено огнем.

Маркиз, безусловно, это почувствовал и не преминул воспользоваться возможностью. Его пальцы немного поиграли шнуровкой на ее платье, а потом, со знанием дела, словно он занимался этим уже не единожды – об этом она предпочла не думать, ловко лишили ее воли. Безумие, охватившее Фебу, было настолько сильным, что его действия показались ей вполне правильными и логичными, даже, пожалуй, необходимыми.

По ее жилам вместо крови растеклось пламя.

Она почувствовала, как его руки скользнули под платье. Коснувшись обнаженной кожи, маркиз глухо застонал, выдохнул ее имя, и у Фебы перехватило дыхание. Дрожащие пальцы мужчины легонько касались ее тела, и наконец она ощутила нежное прикосновение к своим грудям. Там его руки ненадолго задержались, словно с целью показать, сколько удовольствия может подарить ей собственное тело. Она содрогнулась от острого наслаждения.

Маркиз ругнулся сквозь зубы и накрыл руками ее груди. Он нежно сжал их и принялся теребить большими пальцами соски.

Господь милосердный!

Феба даже не представляла, что бывают такие ощущения.

– Я хочу тебя, – сказал Драйден, причем его голос звучал потрясенно, почти зло. – Так хочу…

Дрожащими руками она вытащила рубашку из панталон и жадными руками скользнула под нее. Она погладила его горячую кожу, и опустила руки ниже, туда, где его мужское достоинство рвалось наружу из ставшей тесной одежды. Феба поняла, что ее уносит вихрь, который сама же и создала.

Он мог взять ее немедленно, и оба это знали.

Титаническим усилием воли Джулиан остановился.

– Феба, – пробормотал он и прижался лбом к ее лбу. И мужчина, и женщина дышали порывисто и шумно.

Он убрал руки из-под ее платья и заправил выбившуюся прядь за ухо. Когда Драйден наконец заговорил, его голос был низким, напряженным, напористым.

– Феба, – снова начал он. – Я могу дать тебе абсолютно все, что ты пожелаешь. Шикарные платья и меха, великолепные туфли и шляпки. Красивый дом, мебель, экипаж, слуг, готовых исполнить любое твое желание. Я могу дать тебе тепло и безопасность. И еще я могу подарить тебе невыразимое наслаждение. Я буду дарить его тебе каждую ночь. И это не преувеличение. Поверь, я много знаю и умею.

О чем это он?

У нее замерло сердце.

Его губы проложили легкими поцелуями дорожку к ее горлу, и он прошептал.

– Ты получишь целую вселенную. Только представь, как это будет. Огромная кровать, шелковые простыни. Наши тела обнажены. И я двигаюсь в тебе. Ты хочешь меня, Феба?

Она не могла говорить. У нее путались мысли от нарисованных им картин и еще от потрясения.

– Ты хочешь меня? – требовательно повторил Джулиан.

– Я хочу тебя, – неожиданно для самой себя выпалила Феба.

Обещаю, ты сможешь видеть меня, когда пожелаешь.

Стоп.

Она застыла. А Джулиан поспешно продолжил:

– Где ты хочешь жить? Только скажи, и я куплю для тебя дом, в Лондоне или пригороде, и буду приходить, когда захочешь. Я куплю его тебе, и он останется твоим, что бы ни случилось.

Вот уж точно говорят, если не взлетать высоко, не так больно падать. Фебе даже захотелось подставить руки, чтобы смягчить удар о землю.

А маркиз все еще продолжал целовать ее и что-то возбужденно шептать, словно не понимая, что целует не женщину, а статую.

Феба даже сама удивилась, насколько ровно звучал ее голос, когда она наконец сумела заговорить.

– А где будет жить ваша жена?

Его руки замерли.

Феба мягко, но решительно отодвинула от себя мужчину, высвободилась из его объятий и отступила на три шага.

– Значит, вы делаете мне деловое предложение?

– Если ты… если вы хотите, можно и так сказать. – Джулиан был искренне смущен, не понимая причины ее негодования.

– Когда я швырну в вас коробку для сигар, лорд Драйден, можете быть уверены, я не промахнусь.

– Я всегда был честен с тобой… с вами относительно своих планов.

Надо же, ублюдок смутился.

– Вы же меня совсем не знаете. – С чего это ей пришло в голову, что он проницателен?

Прохладный воздух быстро охладил ее охваченное жаром тело. Она обхватила плечи руками. Но это оказалось совсем не так приятно, как прикосновение его рук.

– По крайней мере, возьмите мой сюртук.

– В качестве сувенира?

Феба говорила громко и резко. Ее голос напоминал ей самой острый осколок разбитой фарфоровой чашки. Возможно, чашки, разбившейся о голову маркиза.

Драйден поморщился. Вот и хорошо.

Они вдвоем являли собой весьма живописную картину. Одежда в полном беспорядке – результат совершенно безумных действий в горячке или из-за помутнения рассудка. А чего она, Феба, собственно говоря, хотела? Чего ждала? Последние несколько дней оказались для нее чередой волшебных моментов, следовавших один за другим. Вот она и возомнила себе черт знает что. В чувственном угаре она вообразила, что их история – это сказка о Золушке, а не греческий миф, в котором нимфа превратилась в оливковое дерево или что-то в этом роде, чтобы избавиться от домогательств какого-то настырного божества.

Феба понимала, что не может сделать то же самое. Зато она может уехать в Африку.

Она на ощупь, как могла, привела в порядок платье.

– Спокойной ночи, – твердо заявила она.

Его руки, все еще протянутые к ней, опустились. А лицо стало непроницаемым.

Она причинила ему боль. Точнее, уязвила его гордость. Такая рана не смертельна. В этом она не сомневалась.

Сами виноваты, лорд Драйден.

– Как скажешь, – тихо сказал он.

Если бы маркиз сказал бы еще хотя что-нибудь, кто знает, возможно, она бы осталась. Если бы он только попытался. Но было ясно, что для него существует только один возможный вариант. Она – в одном доме, Лизбет в другом.

Чувствуя, как сердце разлетелось на мелкие осколки, Феба усмехнулась и покачала головой. Так она всегда выражала свое разочарование в ученице.

Потом она развернулась и побежала по двору, прислушиваясь к звуку собственных шагов.

Глава 18

Фебу разбудила служанка, разводившая огонь в камине. Занятая своей обычной работой девушка заметила, что гостья проснулась и улыбнулась ей через плечо.

Феба посидела в постели несколько секунд и снова упала на подушку. Как выяснилось, зря. Голова была тяжелой, словно булыжник, если, конечно, булыжник может пульсировать болью.

Учитывая ночные события, она с некоторым удивлением обнаружила, что лежит на кровати в доме Редмондов. По законам жанра она должна была сейчас стоять на дороге, босая и в лохмотьях, и взирать на тыкву и четырех мышей.

– Вам записка, мисс Вейл.

Надежда – предательница! – заставила ее вскочить и со всех ног броситься к подносу, на котором лежало послание. И тут же Феба остановилась, потому что к горлу подступила тошнота. Надо дать возможность желудку успокоиться.

Печать была незнакомой. Феба осторожно вскрыла послание и прочитала. Потом прочитала записку еще раз и недоуменно уставилась на свое отражение в зеркале.

Похоже, волшебная сказка получила продолжение.

«Мы будем счастливы, если вы приедете к нам в Лондон, мисс Вейл. Мы намерены устроить праздник – будет два бала и вечеринки. Не беспокойтесь относительно платьев. У нас их много. Пожалуйста, соглашайтесь. Можете взять с собой кота.

С большой любовью, Мария и Антуанетта».

С большой любовью? Они не стесняются в выражениях, эти две юные феи.

Феба снова в растерянности взглянула на текст письма. Подобных сказок она еще никогда не читала и понятия не имела, как ей быть. Прецедента не было.

За завтраком она оказалась наедине с Лизбет. Обстановка была домашней. Блюда расставили не на буфете, а прямо на столе, в знак того, что большинство гостей уже уехали. Яйца, копченый лосось, гренки, джем, кофе.

– Что-то не так, Феба? У тебя такое забавное лицо. – Она понизила голос. – Может быть, мне не стоит есть копченую рыбу? Тебе нужна ночная ваза?

Феба подняла глаза на Лизбет. Счастливая девочка. Ее личико никто и никогда не назовет забавным.

– Нет, с рыбой все в порядке. Дело в том, что сестры Силверторн пригласили меня к себе в Лондон. Чтобы вместе посещать балы и вечеринки.

Лицо Лизбет застыло.

– Но… я поеду к сестрам Силверторн в Лондон. Папа и мама разрешили мне остаться у них на две недели, потому что мама отправится к своей кузине в Девоншир. В Лондоне будет только папа. Это меня они пригласили.

– Значит, они пригласили нас обеих. – Феба попыталась улыбнуться бесстрастно.

Лизбет тоже хотела улыбнуться, но попытка оказалась неудачной. Улыбка больше походила на гримасу. Она принялась активно размешивать чай ложечкой.

– Значит, ты будешь посещать те же балы и вечеринки, что и я? – В ее голосе возмущение смешивалось с недоумением.

– Не знаю. Ты обычно бываешь на тех же мероприятиях, что и сестры Силверторн?

– Конечно.

– Значит, будем посещать их вместе, – сказала Феба и улыбнулась. Она ожидала, что это утро омрачит серая дымка разочарования, но, вопреки всему, обнаружила, что искренне наслаждается явной неловкостью Лизбет.

Та очень аккуратно положила ложечку на стол – в точности на то место, где ей надлежало быть. Создавалось впечатление, что ей хочется сделать то же самое с Фебой – поставить ее на место.

– Знаешь, они немного… порывисты и склонны к поспешным действиям. Я говорю о сестрах Силверторн.

«Разумеется, знаю». Неожиданно для самой себя Феба ощутила азартный восторг.

Она не ответила, и на некоторое время воцарилась тишина.

– А если ты станешь бывать на балах, то будешь там… танцевать?

«Нет, держать твой ридикюль».

– Вероятно.

Лизбет уставилась на нее широко открытыми глазами. Она явно старалась перевести Фебу из разряда платных компаньонок, школьных учительниц, прислуги, которой отдают приказы, но иногда проявляют великодушие, в группу людей, которые получают приглашения на те же балы, что и она. Но ведь их миры параллельны. Они не могут пересечься. Для Лизбет это был закон природы.

«Я останусь школьной учительницей, по крайней мере, в мыслях, до конца своих дней», – подумала Феба.

– Буду рада встретиться с тобой в Лондоне, – наконец сказала Лизбет. – Это будет здорово. Но есть ли у тебя подходящая одежда?

Она окинула Фебу взглядом, казалось, разглядев каждую нитку ее изношенного платья, слегка пожелтевшие кружева на воротнике и даже небольшую потертость на подоле. На ее красивом лице отразилась презрительная жалость, секундой позже сменившаяся вежливой симпатией.

Феба подумала, что все эти взгляды и выражения, скорее всего, всегда были в арсенале Лизбет, но та их никогда не использовала, по крайней мере, по отношению к ней. Весьма эффективно, надо признать. Все Редмонды обладали способностью устрашать и осуждать, что выражалось едва заметным движением бровей или специфическим взглядом.

Но характер Фебы был выплавлен в особой печи. Она вздрогнула, но не сломалась.

– Мне сообщили, что я могу не беспокоиться об одежде, – ровным голосом сказала она.

– Все беспокоятся об одежде, когда едут в Лондон, – серьезно заметила Лизбет.

В это время в комнату зашел Джонатан, с шумом рухнул на стул, схватил серебряный кофейник, прикрыл глаза и стал лить кофе в чашку.

Он все лил, лил и лил.

Кофе перелился через край чашки, быстро наполнил блюдце и начал растекаться по скатерти безобразным пятном. Джонатан, казалось, заснул.

– Джонатан! – взвизгнула Лизбет.

Он открыл глаза, отставил в сторону кофейник и с недоумением уставился на испорченную скатерть.

– Не надо визжать, Лизбет, – пробормотал он и широко зевнул. – Голова болит.

– Будьте любезны, передайте мне сахар, мисс Вейл. – Он произнес это очень вежливо, но его голос был хриплым от табака, спиртного и громких криков во время игры в дартс, которую мужчины устроили после бала в «Свинье и свистке».

Феба подвинула к нему сахарницу.

– Благодарю вас, – буркнул он и положил в чашку три куска сахару.

У стола бесшумно появилась экономка, на секунду застыла, заметив отвратительное пятно на белоснежной скатерти, потом взяла полное кофе блюдце и молча унесла его, не пролив ни капли.

Минутой позже она принесла тарелку с копченым лососем и поставила перед Джонатаном, когда его ноздрей достиг восхитительный запах свежей копченой рыбы, мужчина заметно побледнел и зажал рот ладонью, словно девица, готовая рухнуть в обморок.

– Не хотите ли попробовать рыбки, мистер Джонатан?

– Вы садистка, миссис Блоуфилд. Немедленно уберите это, – пробормотал он, не отнимая ладони ото рта.

Экономка улыбнулась и унесла тарелку. Хозяин был достаточно наказан за испорченную скатерть.

– Сестры Силверторн пригласили Фебу в Лондон, Джон, – живо сказала Лизбет.

– Здорово, – промямлил он. – А что, разве нет? – спросил он через несколько минут, не дождавшись какой-либо реакции от Фебы или своей сестры.

– Я еще не решила, должна ли ехать, – сообщила Феба.

– Конечно, должны! – воскликнул Джонатан. – Балы и вечеринки, хорошая музыка, прекрасная еда и напитки, танцы, и все это в компании проказливых сестричек Силверторн? Не могу себе представить лучшего времяпрепровождения для… ой!

Он подпрыгнул, пролив кофе из чашки.

Лизбет выразила свое отношение к присутствию Фебы в Лондоне сильным ударом туфельки по его ноге.

Джонатан мрачно взглянул на Лизбет и открыл рот. Потом снова закрыл его, явно о чем-то напряженно думая.

А Феба и Лизбет продолжали вести себя так, словно ничего не произошло.

Некоторое время ничего не было слышно, кроме позвякивания ложки о фарфоровую чашку. Джонатан поморщился и продолжил размешивать сахар, не задевая ложкой тонкий фарфор.

Феба поняла, что уже довольно давно гоняет вилкой по тарелке кусочки яичницы. У нее не было аппетита.

– Выбираете лучший кусочек, мисс Вейл? – поинтересовался Джонатан.

– Прежде чем съесть, – сообщила она, – я предпочитаю их слегка погонять. Тогда они становятся послушнее.

– Понимаю, – усмехнулся Джонатан.

Феба искоса взглянула на молодого человека. Красив, дьявол. Немного блеклые, даже водянистые глаза. Но, возможно, это результат излишеств минувшего дня. В этом сезоне он, безусловно, разобьет немало сердец, равно как и во все последующие сезоны вплоть до того, как позволит себя стреножить. Что ж, такова жизнь.

Лизбет деликатно отпила чая и поставила чашку на блюдце. Она выглядела слегка взъерошенной. Феба подумала о своем коте, который ненавидел, когда какие-то вещи оказывались не на своем месте. Однажды она уронила подушку на пол, так Харибда обходил ее с большой осторожностью, словно влетевший в комнату метеорит.

Лизбет не нравилось, когда в ее мире что-то нарушалось.

Джонатан некоторое время молча переводил глаза с Лизбет на Фебу и обратно.

– Наш маркиз уже уехал? – наконец лениво поинтересовался он.

Прекрасный выстрел.

Уголок рта слегка приподнялся, после чего его красивое лицо осветила довольная улыбка. Видно выражение их лиц оказалось достаточно красноречивым.

– Жаль, что здесь нет Вайолет, – сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Предположительно, Вайолет могла поздравить его с проявлением… проницательности.

– Мне ее не хватает, – заявила Лизбет. – Хотя она сделала прекрасную партию, и я, конечно же, очень за нее рада.

– Что за вздор, Лизбет! – Джонатан зевнул. – Вайолет всегда тебя раздражала, и это всем известно. Признайся, что без нее тебе легче. Ты слишком уж благовоспитанна и придаешь безмерно большое значение соблюдению приличий. – В его трактовке последнее слово звучало, как смертный грех.

По непонятной причине Фебе показалось, что ссылка на приличия относилась к ней. И ее опять охватило чувство вины и разочарование.

– Я могу и плохо себя вести, – капризным тоном девятилетней проказницы заявила Лизбет.

Джонатан фыркнул.

– Не смеши меня. Ты не знаешь, как это делается. – Он сделал большой глоток кофе. – Хотя… ты тоже можешь составить блестящую партию. Как и Вайолет. – Он подмигнул. – Время еще есть. Кто знает, как все обернется. – Он приправил свои слова изрядной долей сомнения.

– Конечно, я сделаю блестящую партию. – Лизбет покраснела. – Почему нет? Все считают, что я выйду замуж за мар… Как ты можешь сомневаться?

Какой-то нерв – потайной, глубинный – оказался задет.

Джонатан с грустью взглянул на сестру, вздохнул и поставил чашку на блюдце. Подавшись вперед, он взял ее руку и крепко сжал.

– Дело в том, Лизби, что тебя очень легко вывести из равновесия. – Лизбет ненавидела, когда ее называли Лизби. – Это скучно. Но я все равно буду это делать ради твоего же блага. – С этими словами он бросил ее руку и снова откинулся на спинку стула.

Феба засмеялась, но тут же попыталась заглушить смех кашлем.

Джонатан обернулся к ней, приподняв брови.

– На каких балах вы рассчитываете побывать вместе с сестрами Силверторн и Лизбет?

– Я не знаю. И еще не решила, поеду ли.

– Конечно же надо ехать, – хором заявили Джонатан и Лизбет с разной степенью искренности.

– Я приглашу вас на танец, по крайней мере один раз, если вы поедете, – великодушно пообещал Джонатан.

– Только предупредите меня об этом заранее, – улыбнулась Феба, – чтобы я успела скрыться.

Джонатан переглянулся с Лизбет и самодовольно усмехнулся, словно блестяще выполнил поставленную перед ним задачу. Та показала язык, что ему явно было приятно.

– Какой кошмар, Лизбет! – Фаншетта Редмонд выбрала именно этот момент, чтобы войти в комнату. – Что скажет твоя мать?

Лизбет стала пунцовой.

Бедолага! Феба почувствовала жалость к девушке. Неудивительно, что она кажется состоящей из некоего набора привлекательных поз. Неодобрение поджидало ее на каждом шагу. Вынужденная постоянно вести себя прилично, она была заложницей собственного социального статуса и красоты.

Феба попыталась сделаться как можно более незаметной – как мелкое животное замирает перед крупным хищником. Она подозревала, что миссис Редмонд не одобряет ее присутствия за столом. И в этом не было никакой личной неприязни. Миссис Редмонд видела мир, как упорядоченную социальную структуру, состоящую из нескольких слоев, и всячески следила, чтобы каждый знал свое место. Иногда порядок все же нарушался, несмотря на ее бульдожью хватку, как, например, в случае женитьбы ее сына Майлса на Синтии Брайтли. Или когда исчез ее старший сын.

Тем не менее она никогда не сдавалась.

На миссис Редмонд была темно-синяя амазонка, и она натягивала перчатки. Очень красивая женщина, прекрасно сохранившаяся для своего возраста. Каждое ее движение было безупречным. А одежда заставила сердце Фебы тоскливо заныть.

Одна новая шляпка обнаружила ее страстную любовь к красивой одежде, которую Феба научилась скрывать за долгие годы жизни в школе на холме.

«Я могу купить тебе все, что захочешь».

Да, возможно. Но ее никогда не станут принимать в тех домах, куда вхожа Фаншетта Редмонд.

Фебе пришло в голову, что ее философия довольно близка к взглядам миссис Редмонд. Она хорошо понимала, что такое место. Ей хотелось точно знать, где ей рады, а где – нет.

И еще она ненавидела желания. Особенно если желала то, что достижимо так же, как луна.

Она взяла приглашение и взглянула на строки, написанные в восторженном по-детски стиле. Интересно, что там будет? В конце концов, от мимолетных удовольствий нет никакого вреда. Да и было приятно сознавать, что кому-то попросту нравится ее компания – и это вовсе не предложение работы.

И хотя теперь она могла оплатить свой переезд в Африку, Феба решила, что может позволить себе эдакое безрассудное прощание с прежней жизнью. И не исключено, что в Лондоне она встретится с маркизом.

Поправка: она надеялась встретиться в Лондоне с маркизом.

Он желал ее, но не смог получить, и она втайне рассчитывала, что, встретившись с ней в Лондоне, он будет страдать.

Да и теперь не казалось таким уж невероятным предположение, что она понравится кому-то еще. Доселе подобного не случалось. Надежду Феба тоже хорошо научилась усмирять. Но в какой-то момент, вероятно, ослабила контроль, и из крохотного семечка успел вырасти крепкий росток.

Джонатан заметил ее улыбку даже раньше, чем Феба успела понять, что улыбается.

– Вы поедете в Лондон, мисс Вейл?

– Я поеду в Лондон, – объявила она и вежливо попросила передать ей кофе.

– Вот и правильно, – бесстрастно произнесла миссис Редмонд. – Там много возможностей для гувернанток и им подобных.

Феба подняла глаза и убедилась, что у обоих представительниц семейства Редмонд на лицах застыло совершенно одинаковое выражение.

– И им подобных, – весело фыркнул Джонатан, когда его мать вышла из комнаты.

Фебе показалось, что он ей подмигнул, хотя, возможно, его заставил поморщиться лучик солнца, отразившийся от столового серебра.

Глава 19

Уже на следующий день сестры Силверторн действительно за Фебой прислали экипаж в академию мисс Мариетт Эндикотт. Очевидно, они очень спешили увидеться с ней.

Это оказалось ландо, не такое большое, как у маркиза, но все же очень внушительное, с затянутыми мягким бархатом сидениями, на которых Феба подпрыгивала на каждом дорожном ухабе, коих было немало на пути от Суссекса до Лондона. Она усадила Харибду в большую удобную корзину с крышкой, и он не переставал протестовать против такого вопиющего ограничения свободы душераздирающим мяуканьем.

Периодически коту удавалось просунуть лапу в щель между корзиной и крышкой, и тогда он принимался ею размахивать. Феба гладила лапку и водворяла ее на место.

– Тебе понравится Лондон, – уверенно обещала она коту. – Ты же раньше там жил.

Она старалась таким образом успокоить и саму себя.

Феба упаковала в единственный сундук всю свою одежду, включая два платья для прогулок, и два платья, в которых можно было выйти в свет – зеленое и светло-серое, которые, по ее мнению, выглядели очень прилично. Вожделенная шляпка была аккуратно упакована в коробку и переложена бумагой.

Лизбет не пригласила ее ехать в Лондон вместе с ней в карете Редмондов, объяснив, что там не осталось места – с ней едут Джонатан и Аргоси.

– Но я буду рада! Мы отлично повеселимся.

Джулиан приехал в клуб «Уайтс» скорее по привычке, чем повинуясь желанию. Ему было необходимо что-то знакомое, чтобы после лихорадочности последних дней вернуть себе правильную ориентацию в свете.

Он впервые не получил именно того, чего хотел, а хотел он – Фебу Вейл в своей постели.

Мир вокруг выглядел другим, и он не мог точно сказать почему. Был вечер вторника, комнаты клуба заполнял сигарный дым и гул голосов.

Желающие пить – пили, трезвенники прятались от жен за развернутыми газетами. Лакеи бесшумно лавировали в толпе с подносами. Полковник Кефевр, давно оставивший службу в Вест-Индской компании, ветеран многочисленных сражений, в основном зарубежных, спал на своем обычном месте – в высоком кресле, вытянув ноги и громко всхрапывая.

Джулиан отдал пальто, шляпу и трость лакею. И почти сразу гул голосов стал оживленнее. Возникло некое возмущение в атмосфере, словно перед приближающейся грозой. Казалось, вот-вот произойдет что-то необычное. Ожидание заставляло людей напряженно выпрямляться, оборачиваться по сторонам и барабанить пальцами по столу.

Двое молодых людей, сидевших у эркерного окна, встали и вышли.

Джулиан недоуменно покосился им вслед. У обоих были залихватские вихры, падавшие на лоб.

Он нахмурился и тряхнул головой. Он физически ощущал всеобщее внимание. Это было обычным делом, и он начал ощущать некое умиротворение в душе, если уж не спокойствие и удовлетворение. Он даже почувствовал благодарность к клубу. По крайней мере, это некий надежный плацдарм, с которого можно двигаться дальше.

– Бренди, – сказал он лакею, не потому, что хотелось выпить, а потому, что надо было чем-то занять руки.

Драйден расположился у эркерного окна. Это было лучшее место и, когда он бывал в клубе, его никто не занимал.

Тогда он и увидел массивную спину Уотерберна, который стоял рядом с Данди и еще несколькими молодыми членами клуба. Все они склонились над книгой записей пари и что-то серьезно обсуждали.

– Две сотни фунтов, и мы сделаем это в течение двух дней.

– Две сотни? Ты спятил, Уотерберн? Нет, нет и нет. Нужно, чтобы было интересно и более характерно. И нужно более длительное время.

Несколько секунд собравшиеся напряженно размышляли.

– Придумал! Мы сделаем это… постепенно. Ставлю двести фунтов на первое появившееся прозвище для нее. Это должно произойти в течение двух недель. Если появится – ты выиграл.

– Замечательно. Я принимаю пари. – Уотерберн что-то записал. – Пятьсот фунтов на то, что это будет название какого-нибудь тепличного цветка.

– Ну не знаю, старина. Это трудно доказать.

– Чепуха. Попросим девочек подтвердить. И это должен быть кто-то с титулом, и уж точно не один из нас.

– Хорошо. И, скажем, тысяча фунтов, если последует вызов на дуэль. Тогда будем считать дело законченным.

Уотерберн фыркнул.

– Отлично. Я выиграю, если этого не случится до конца месяца, то есть в течение двух недель. Вы – если это случится.

– Договорились. А когда ты проиграешь, я угощу тебя ужином, старина.

Молодые люди громко захихикали, словно озорные мальчишки, и скрепили пари рукопожатием. Вокруг них собралась уже довольно большая группа любопытных. Все хотели узнать, что происходит.

Джулиан наблюдал за ними лениво и без особого интереса. Он всегда избегал пари, словно соответствующие книги записей распространяли заразные болезни. Он вообще не был любителем полагаться на удачу. Ему нравились игры, где требовалась смекалка. Также Драйден ничего не имел против скачек и боксерских поединков. Пари он заключал очень редко, всегда привлекая к себе внимание и всегда выигрывая.

Маркиз категорически отказывался быть сыном своего отца.

В другом конце комнаты опустилась на стол газета, явив присутствующим Джосайю Редмонда. Заметив Джулиана, он приветливо кивнул.

Тот кивнул в ответ и носком ботинка отодвинул соседний стул, приглашая Редмонда за свой столик. Тот улыбнулся, встал, сложил газету и направился к нему.

Уотерберн и Данди синхронно обернулись и увидели Джулиана. Тот пристально взирал на них.

Когда они выпрямились, маркиз потрясенно заметил, что и у них тоже волосы падают на лоб.

– Проклятье! Да что же это такое?

Вопль бы настолько громкий, что все подпрыгнули от неожиданности. Новый член клуба разлил свой виски.

– Ничего, не расстраивайся, приятель, – сказал кто-то, а лакей уже спешил к месту происшествия с тряпкой.

Полковник Кефевр всхрапнул, открыл глаза, что-то пробормотал и снова заснул.

Редмонд сел за столик напротив Джулиана.

– Хочу еще раз поблагодарить вас за гостеприимство, Редмонд.

– Не стоит благодарности. Для меня большая честь принимать вас в своем доме, Драйден. Вы должны знать, что, приехав сюда, я сразу же переговорил со своим поверенным.

– Спасибо.

– Полагаю, передачу поместья можно устроить. Но я бы хотел обсудить с вами кое-что еще.

Джулиан слабо улыбнулся и приготовился слушать.

– Вам известно, что «Меркури-Клаб» занимается железными дорогами. Это наше будущее. Мы были бы рады вашему участию.

Джулиан кивнул.

– Разумеется, я бы с удовольствием услышал больше о ваших планах. Если вы пришлете мне соответствующие документы, я их изучу.

Джосайя согласно кивнул.

– Я так и сделаю. А затем мы встретимся здесь через несколько дней и все обсудим.

– Договорились.

Джосайя поднял стакан.

– Самое большое желание моего брата – чтобы его дочь сделала хорошую партию.

– Лизбет – очаровательная девушка, – сказал Джулиан. – Она оказала мне честь, согласившись сегодня отправиться со мной на верховую прогулку.

– Она – наш самый ценный приз, – с гордостью ответствовал Редмонд.

Лондон выглядел и пах так же, как и в последний раз, когда Феба видела его будучи еще девочкой. Она выглянула из окна экипажа и принюхалась, словно любопытный щенок. Да, ничего не изменилось. Пахнет углем и морем и отбросами. Свежий ветерок подул со стороны океана и принес ощущение свежести. Это было очень приятно.

Семейство Силверторн владело городским домом на Сент-Джеймс-сквер. Фебу приветствовали, словно давно утраченную и неожиданно вновь обретенную родственницу. Восхитительно благоухающие и удивительно сильные сестры Силверторн в буквальном смысле едва не задушили ее в объятиях. Два лакея отнесли ее вещи наверх – туда, где были комнаты семьи. А не слуг. Интересно.

Леди Мария протянула руку к корзинке и приподняла уголок крышки раньше, чем Феба успела ее остановить.

– О, я так рада, что вы привезли с собой своего коти… ой!

Она отдернула руку, когда из щели высунулась и замахнулась на нее полосатая кошачья лапа.

Продемонстрировав свои намерения, Харибда убрал лапу обратно.

– Веди себя прилично, Харибда, – неискренне упрекнула его Феба. – Он любит очень немногих людей, – сообщила она в порядке извинения и, подумав, добавила: – Он очень проницателен и умеет разбираться в людях. – По ее мнению, это должно было сестрам понравиться.

Ее подозрение тут же подтвердилось.

– О, мы с ним обязательно подружимся. Иначе и быть не может. Только надо держать его подальше от Франца, – сказала Антуанетта.

– Это мамин пекинес, – пояснила Мария.

О боже.

– Думаю, к капитану Нельсону его тоже не стоит подпускать, – сообщила Антуанетта.

– Это мамин попугай, – заметила Мария.

Никто из них и подумать не мог о кровавой бойне, которая моментально предстала перед мысленным взором Фебы.

– Я не буду выпускать его из комнаты.

Она мысленно принесла несчастному коту самые искренние извинения. Одному из них предстояло получить больше удовольствия от этой поездки, и это был не Харибда.

– Вы можете выпускать его в сад раз или два в день, чтобы он мог… ну, вы понимаете. – Мария сморщила носик. – Несколько дней все будет в порядке, это точно. Мы не скажем маме. – Она снова склонилась над корзиной и приподняла уголок крышки. – Мы будем кормить его копченым лососем. Тебе нравиться лосось, малыш?

Последовал еще один взмах лапой, и сестры отпрыгнули, громко хихикая.

– Он может довольно сильно поцарапать, – предупредила Феба.

– Он не станет этого делать!

– Конечно, не станет. Он на самом деле очень милый.

«Иногда. По крайней мере, по отношению ко мне».

– Ну ладно. Вы и ваш очаровательный котик, вероятно, хотите устроиться и смыть с себя дорожную пыль. Сегодня мы все приглашены на бал к Килмаринам.

Сестры приплясывали и выглядели такими восторженными, что Феба рассмеялась. Эти девочки, судя по всему, посещают балы каждый вечер, и все равно такая перспектива их безмерно радует.

– У меня только два платья, – напомнила она.

Это признание, судя по всему, их очаровало. Они переглянулись и в один голос воскликнули: «Только два!»

– Наденьте то, что мы не видели, а потом мы что-нибудь придумаем. У нас обширная программа.

Феба моргнула, представив себе скачки, ставки, пикники, прогулки…

– Обязательно что-нибудь подберем, – энергично заявили сестры. – У нас очень много платьев.

И обе одновременно кивнули. Тугие локоны мерно закачались.

А разве не может так зародиться дружба между людьми, пусть даже разными, подумала Феба, захваченная стремительным водоворотом событий. А если и нет, разве не может она позволить себе забыть о том, что стоит на самой низкой ступени социальной лестницы и развлечься. Ведь это всего на несколько дней. И это поможет ей забыть маркиза.

Ох… По лестнице спускалась сказочно красивая Лизбет Редмонд. На ней был синий шерстяной костюм для верховой езды и самая очаровательная в мире шляпка, украшенная павлиньими перьями. Она выглядела такой утонченной и дорогой, что Феба моментально почувствовала себя ничтожной провинциалкой. Она намеренно сцепила руки за спиной, чтобы не начать лихорадочно отряхивать платье, которое наверняка запылилось, и приглаживать растрепавшиеся волосы.

Лизбет резко остановилась на ступеньках, словно перед ней внезапно возникло болото, кишащее крокодилами.

– Феба! Ты уже приехала! Как замечательно!

Невозможно было не заметить странное несоответствие между ее словами и улыбкой, словно они никак не были связаны между собой. Да и в этот раз она не сбежала по ступенькам и не заключила Фебу театрально в объятия. Оставшиеся ступеньки Лизбет преодолела очень медленно и подошла к Фебе… с опаской? Феба снова подумала о Харибде, который искренне переживает, если обнаруживает вещи в футе от того места, где привык их видеть. Много дней он не желал прощать ее, когда она передвинула свою кровать в комнате от одной стены к другой.

Только Лизбет ничего не обнюхивала.

– Я так рада, что ты с нами, Феба, – солгала она. – Мне бы очень хотелось задержаться и поболтать с тобой, но, к несчастью, у меня совершенно нет времени. Я приглашена на верховую прогулку на Роттен-роу.

Феба знала, что такое Роттен-роу. Там происходили маленькие драмы и судьбоносные встречи, показные ссоры и любовные свидания, и все это верхом или в экипажах. Газеты сообщали обо всем.

Близняшки одновременно схватили ее за руки и в один голос сообщили:

– Она едет на прогулку с маркизом Драйденом. Он будет на черном коне с белыми носочками.

Пять минут. Феба пробыла в Лондоне всего лишь пять минут. И что получилось? Один только звук его имени – и почва ушла из-под ног.

Удар оказался неожиданным и болезненным. Атмосфера праздника рассеялась, все вокруг стало казаться серым и скучным. О чем она только думала? Как, интересно, собиралась стерпеть маркиза рядом с Лизбет? Неужели она думала, что бурная светская жизнь ей в этом поможет?

Феба постаралась вернуть на лицо вежливую «дежурную» улыбку, но сама почувствовала фальшь. Вероятнее всего, улыбка получилась слишком открытой. Ей захотелось прикрыть ее рукой.

– Вы ездите верхом, мисс Вейл?

Она не поняла, кто это спросил. В ушах звенело.

– Нет, – негромко ответила Феба.

– Тогда мы останемся здесь с вами, – объявила Антуанетта. – И мы не последуем за Лизбет и ее красавчиком, хотя искушение последить за ними очень велико. – Она подмигнула. – Лизбет теперь невероятно популярна благодаря маркизу. Это все так восхитительно! Так волнующе! И все рады нашему обществу.

Забавно, но Лизбет не выказала восторга. Ее торжествующая улыбка поблекла, лицо приняло неопределенное, пожалуй, даже раздраженное выражение. Феба предполагала, что Лизбет влюбилась в свою популярность и не могла допустить мысли о том, что может купаться в лучах чужой.

Но потом она гордо откинула голову, рассмеялась и пожала плечами. Такие манеры, равно как и нервная надменная уверенность, которую она, вероятно, считала утонченностью, были новыми в ее репертуаре.

– Все говорят, что он хочет только лучшего!

Сестры Силверторн весело фыркнули, непоколебимо уверенные в своем коллективном превосходстве, красоте и богатстве. Они искренне наслаждались всем происходящим.

Феба поняла, что Лизбет вовсе не шутит.

Было очень странно слышать, как эти девицы обсуждают Джулиана, словно его характер таков, каким его описывают в бульварных газетах.

Неужели его никто не знает? Хуже того, никто не хочет узнать? Неужели он действительно собирается жениться на этой пустышке и провести рядом с ней остаток жизни?

Ее охватила паника, грусть, тоска – она ощутила его одиночество. Чтобы эти чувства не сломали ее, Феба решительно отодвинула их в сторону. В конце концов Джулиан сам выбрал свой путь. Он определил места для всех и всего, и, вероятно, это делает его счастливым.

Лизбет явно чувствовала себя лучше, когда Феба молчала.

– А что у тебя в корзине? – спросила она. – Ты взяла с собой еду? Может быть, маленькие пирожные?

Лизбет очень любила маленькие пирожные.

Она улыбалась весьма благосклонно, но при этом окинула Фебу пристальным цепким взглядом. Феба не сомневалась, что юная аристократка отметила пыль, покрывшую ее платье для прогулок, изношенные туфли и усталое лицо.

«Не говори это! Не смей!»

– Почему бы тебе самой не посмотреть? – спросила она. Все-таки она это сказала.

Она увидела, как загорелись глаза сестер Силверторн.

Лизбет подошла и подняла крышку.

Харибда взмахнул когтистой лапой, шипя, словно кобра.

Лизбет завизжала, и Феба снова закрыла корзинку.

Марии и Антуанетте пришлось ухватиться друг за друга, чтобы не повалиться на пол от хохота. Их смех, должно быть, был слышен во всем доме.

– Ferme la bouche! Ferme la bouche![2] – Таким воплем попугай Капитан Нельсон выразил протест против шума.

Лизбет побелела и стиснула губы, которые превратились в тонкую линию. Она держала одной рукой другую, словно стараясь унять боль, хотя Харибда промахнулся и нисколько ее не задел. Лизбет взирала на Фебу с выражением, с которым, вероятно, предки ее дяди Джосайи смотрели на своих врагов, размышляя, казнить их или миловать. А губы ее улыбались.

– Это кот, – негромко сказала Феба.

Похоже, замахнувшаяся кошачья лапа была воспринята как обнаженный меч. Осталось только вызвать на дуэль.

Появление дворецкого пришлось как раз кстати.

– Прибыл маркиз Драйден, – возвестил он.

Глава 20

Джулиан отлично знал дорогу от Сент-Джеймс-сквер до Роттен-роу. Можно сказать, он знал ее как свои пять пальцев. Тем не менее ему пришлось с удивлением отметить, что они прибыли к месту назначения, а он не мог вспомнить ни одного момента путешествия.

– Вы такой молчун, Джулиан, – улыбнулась Лизбет. Она превосходно держалась в седле.

– Разве?

Замечание на самом деле его удивило, поскольку мысли, метавшиеся у него в голове, были довольно-таки шумными. И все потому, что он испытал шок.

Маркиз всегда, сколько себя помнил, владел ситуацией. Поэтому он никак не выдал своего потрясения, когда увидел Лизбет, белую как бумага, напряженную, но, как всегда, очаровательную, сестер Силверторн, раскрасневшихся, с блестящими от смеха глазами… и мисс Вейл, в запылившемся платье, растрепанную, держащую в руках шипящую корзинку.

Он целый день привыкал к мысли о жизни без нее и старался собрать воедино все, что составляло его жизнь до встречи с Фебой, и завернуться в это, как в теплое одеяло. И вот эта проклятая женщина появилась в Лондоне. А он застыл, как зеленый юнец перед стайкой юных девиц, и потрясенно уставился… не на ту женщину, на которую должен был смотреть.

Лизбет вывела его из ступора. Она собственнически взяла его под руку и повела к выходу.

– У вас очень красивая амазонка. – Комплименты – беспроигрышный вариант. – Синий цвет вам удивительно идет.

– Спасибо.

Джулиан понимал, что должен завести беседу. Они уже ехали по Роттен-роу. День был свежим и удивительно ясным для Лондона. Драйден знал, что на них сейчас смотрят абсолютно все, у кого есть глаза, и понимал, что вокруг много знакомых лиц. Почти все вокруг были ему знакомы. Но, на самом деле, он никого не видел. И никого не приветствовал, хотя рассеянно улыбался всем. Люди, поздоровавшиеся с ним, но не получавшие ответа, проезжали мимо, и тут же начинали лихорадочно соображать, чем заслужили немилость могущественного маркиза. Таким образом, он испортил настроение множеству знакомых.

– Мисс Вейл сопровождала вас в Лондон? – Джулиан знал, что от него ждали не этой фразы, но ничего другого не смог придумать.

Лизбет, казалось, была удивлена вопросом.

– О нет.

– Она пришла к сестрам Силверторн с визитом? – продолжал настаивать он. Возможно, даже слишком.

Девушка мгновение колебалась.

– Ее пригласили. Силверторны. Они даже послали за ней экипаж.

А как же Африка? Он был уверен, что Феба собирается в дорогу. Люди должны присутствовать в его жизни, в праведном гневе подумал он, или отсутствовать в ней, а не маячить где-то на горизонте, словно мираж, ускользая, стоит только протянуть руку.

– Вам известно, почему они ее пригласили?

Похоже, Лизбет была изумлена вопросом.

Джулиан знал, что ведет себя непростительно, и в данный момент никак не может считаться хорошим собеседником. Но вместе с тем он не сомневался, что это не имеет значения. Лизбет, скорее всего, не замечает, какой он собеседник.

Мысль вызвала мрачное уныние.

– Потому что им скучно, – сдержанно ответила Лизбет. – Но вы еще не сказали, как вам нравится моя новая кобыла.

– Как это невежливо с моей стороны! Меня может извинить лишь одно: увидев эту красавицу, я лишился дара речи.

Лизбет рассмеялась, и маркиз наконец заставил себя завязать беседу, которая ее интересовала, – о ней самой, людях и вещах, ей знакомых.

Она много болтала и благосклонно приветствовала всех представителей высшего общества, включая, естественно, лорда Уотерберна, который ехал рядом с лордом Кэмбером. Тетя Джулиана, леди Уиндермир, проехала мимо в коляске, за которую заплатил он. Она поцеловала племянника в щеку и подмигнула. Его тетушка нередко позволяла себе нарушать приличия.

Час прошел без происшествий и, представлялось, что и без его участия.

Вернувшись к дому Силверторнов, маркиз привязал своего коня у ворот, а потом помог спешиться Лизбет.

К немалому удивлению, он почувствовал удовольствие, обхватив девушку за тонкую упругую талию. Драйден почти никогда не думал о ней, как о женщине и источнике удовольствия – только как о красивом призе.

А вообще он когда-нибудь думал о Лизбет, как о женщине?

Возможно, у него нет повода для уныния. Джулиан никогда не пытался узнать ее лучше. Впрочем, она тоже не предпринимала подобных попыток. Хотя можно предположить, мисс Редмонд считала, что знает его, составив свое мнение по бульварным газетам.

И Джулиан решил добиться большего. Она заслуживала большего.

Поэтому он обнял ее за талию и нежно, во всяком случае, ему так казалось, заглянул в глаза. И был вознагражден вспыхнувшим на ее щеках румянцем.

Лизбет так молода.

Она всего на два года моложе Фебы.

Руки Джулиана задержались на талии девушки. Она была так близко к нему. Ближе, чем когда-либо раньше. И вдруг Лизбет напряглась и как-то съежилась.

Маркиз немедленно отпустил ее.

– Лизбет, что не так? – Неужели она принадлежит к женщинам, которых пугает любое мужское прикосновение? И она всегда будет шарахаться от него? Но ведь он вовсе не хотел оскорбить ее.

– Нет-нет. Все в порядке. Извините. Я подумала… мне показалось, что я почувствовала запах дыма.

Джулиан нахмурился и принюхался. Он ощутил запах Лондона – неповторимую смесь запахов, приятных и не очень.

– О каком дыме вы говорите? От угля, горящего здания или сигары?

– Последний.

Эта девочка могла смотреть очень долго не моргая. У нее синие глаза. Очень темные.

– Не беспокойтесь, – улыбнулся он. – Мы с вашим дядей выкурили по сигаре в «Уайтсе». Вероятно, вы почувствовали именно этот запах. Примите мои извинения, если он показался вам слишком сильным. Мне следовало переодеться, но я слишком спешил вас увидеть. – Джулиан знал, что ложь – это грех, но иного выхода не видел. – Я знаю, это самые лучшие сигары, и смесь табака уникальна, но некурящему человеку запах может показаться слишком резким.

Лизбет моментально просветлела, к лицу, на мгновение ставшему восковой маской, вернулась живость. Она улыбнулась.

– Конечно, я понимаю, Значит, это сигары дяди Редмонда? Я знаю, он курит какой-то эксклюзивный и очень дорогой сорт. По крайней мере, мне это не единожды говорил Джонатан.

– Не сомневаюсь, что он действительно курит самый лучший сорт, но, на этот раз, я угостил его своими сигарами. Они называются «Эль-Хедор». Их привозят из Испании два джентльмена, которые держат магазинчик на Бонд-стрит. – Этот сорт сигар Джулиану рекомендовала бывшая любовница. Он держал их в ящичке, который швырнула в него синьора Ликари. – А сколько они стоят, я не знаю, – сообщил он без всякого интереса. – Их привозят в мой городской дом раз в месяц. Вероятно, насчет их цены осведомлена экономка.

Разумеется, Джулиан знал, сколько стоят сигары. Он знал цену всего, что ему было необходимо. Но надо же поддерживать имидж!

А Лизбет нелишне напомнить, что он очень-очень богат и не потерпит даже тени намека на обратное.

– Я буду думать о вас, когда снова почувствую этот запах, – сказала она.

Это что-то новое.

Джулиан был искренне удивлен. Такое заявление можно было назвать романтическим, если не провокационным. А Лизбет, насколько ему было известно, никогда не проявляла инициативы. Она была благосклонным получателем знаков внимания, и ей не приходило в голову отвечать тем же. Она принимала комплименты и прочие знаки внимания как должное, и при этом настолько лучилась очарованием, что это не могло не доставлять удовольствия. Она так и не овладела искусством кокетства, и оно не было ее природным качеством – им обладают немногие женщины, такие как Фе… В общем, их мало. Это, наверное, и хорошо. Если бы, в дополнение к ангельской внешности, она была бы еще кокеткой, это могло бы повлечь человеческие жертвы. Среди мужчин, разумеется. Так было с ее кузиной Вайолет, которой поклонялись и которую боялись все без исключения мужчины в свете. Это закончилось лишь когда она вышла замуж за последнего человека, которого можно было представить женатым на Вайолет Редмонд – графа Ардли.

Но если она похожа на Вайолет, Лизбет может быть… нет, это крамольная мысль. Но интересная.

Маркиз не позволил, чтобы этот интерес отразился в его глазах.

– Лучше думайте обо мне, чем о дяде.

Он правильно выбрал стратегию. Очень легкий флирт ее не испугает.

Лизбет обворожительно улыбнулась. Искусство так улыбаться она освоила в совершенстве. И маркиз почувствовал облегчение. Это безопаснее, чем кокетство.

Воцарилось неловкое молчание. Кобыла Лизбет нетерпеливо дернула головой. Откуда-то возник грум и увел ее. Ни Драйден, ни Лизбет не обратили на него внимания.

– Я увижу вас сегодня на балу у лорда и леди Килмартин? – Этот вопрос должен был задать он. Но задала она.

– Да. Не могу дождаться, когда увижу, как толпа немеет при вашем появлении, ошеломленная вашей красотой и великолепием вашего платья.

Лизбет весело засмеялась, и маркиз виновато напомнил себе, что она не лишена чувства юмора. Чувство вины еще более усилилось, когда она задал вопрос, которого не мог не задать.

– А ваши друзья тоже будут на балу?

Она явно заколебалась и поднялась на одну ступеньку лестницы, ведущей к входной двери. Маркиз чувствовал взгляды, устремленные на них из-за неплотно задернутых штор окон соседних домов. Завтра об этом напишут в колонках светских сплетен.

Девушка поднялась еще на одну ступеньку. Перья на ее шляпке величаво покачивались. А потом она оглянулась через плечо и бросила на него загадочный взгляд из-под полуопущенных ресниц. Сапфировые глаза блеснули.

– Полагаю, многие мои друзья будут на балу, – ответила она таким же нейтральным тоном, каким маркиз задал вопрос.

Он не мог этого знать, но Лизбет долго отрабатывала этот взгляд перед зеркалом. Как-то раз один из партнеров по танцу назвал его колдовским, и Лизбет решила взять его на вооружение.

Взгляд был действительно чрезвычайно эффектным, и на какую-то долю секунды маркиз даже перестал думать о Фебе Вейл.

Которая ни на одно мгновение не могла выбросить его из головы.

Впрочем, нельзя сказать, что Феба непрерывно думала только о нем. Мысль о маркизе присутствовала постоянно, но она существовала параллельно с другими мыслями и ощущениями.

Ее страдания теперь сменились неким новым ощущением, отнюдь не более приятным. Она не могла не заметить потрясенного выражения лица маркиза, когда он увидел ее. И не произнес ни слова. Ни единого слова. До тех самых пор, пока Лизбет не увела его из дому.

Пожалуй, решила Феба, у нее есть все основания чувствовать некоторое удовлетворение. Правда, от этого не легче.

Хотя это удовлетворение может придать ей сил и поможет насладиться предстоящим балом. Она снова увидит Драйдена, будет танцевать с другими мужчинами, возможно, поймает его взгляд, и он опять случайно отшвырнет Лизбет в другой конец зала…

Феба грустно улыбнулась.

Ее комната была роскошной. В ней никогда не спала ни одна гувернантка. В этом можно было не сомневаться. Фарфоровая чаша, наполненная благоухающей лавандой водой, была разрисована маленькими розочками. Пушистые ковры тоже были с узором из роз всех оттенков от розоватого до пурпурного, и все они были мягкие, как шерсть Харибды. Окна занавешены тяжелыми портьерами, тоже подобранными в тон интерьеру комнаты. Это была чисто дамская комната, которая понравилась Фебе до безумия.

Леди Мария, которая, насколько поняла Феба, была заводилой, в то время как леди Антуанетта – ее преданной сторонницей, принесла синюю ленточку, чтобы повязать на шею Харибде, и большой кусок копченого лосося – его любимое блюдо. Обе были преисполнены желания приручить очаровательное и крайне темпераментное животное. После долгих уговоров кот все-таки показался из-под кровати (которая была мягкой и роскошной) и благосклонно позволил обеим сестрам погладить себя – даже довольно заурчал. Обе девушки пришли в восторг. Он съел рыбу, немного поиграл с бахромой ковра, после чего сел, поднял заднюю лапу и принялся вылизывать себя, всем своим видом говоря, что теперь, когда его потребности удовлетворены, ему плевать на всех женщин на свете. Особь мужского пола – что тут поделаешь.

Феба думала, что кот воспримет ленточку, как удавку, но ошиблась. Во всяком случае, пока. Он выглядел очень довольным и обманчиво мирным, нежась на ее кровати, словно паша, вернувшийся домой после долгого путешествия по пустыне.

Двойняшки, устав восторгаться котом наконец убрались из комнаты, наказав Фебе готовиться к балу.

Она не знала, вернулась Лизбет или нет. Скорее всего, вернулась, потому что в окно уже был виден красивый оранжевый закат, а маркиз не стал бы задерживать девушку так долго.

Восторженный прием и королевские апартаменты одновременно укрепили и ослабили дух Фебы. Она была даже менее склонна к лести и подкупам, чем Харибда и хотя сестры Силверторн об этом никогда не узнают, умела улыбаться и вести себя правильно, оставаясь настороже. Тем не менее она не могла не признать, что тонет в их теплом радушии и веселом внимании, как ее босые ноги тонут в мягком ворсе ковра. Этому невозможно было противиться.

Феба надела серое платье, скроенное почти так же, как зеленое, но более новое и открытое. С тоской подумав о тугих завитках, которые так украшают сестер Силверторн, она стала расчесывать волосы, и в конце концов они засияли. Тогда она заколола их, как обычно, поскольку у нее не было горничной, способной соорудить сложную прическу.

Повинуясь минутному порыву, она взяла из вазы белый цветок и украсила им прическу.

У Фебы была только одна пара перчаток. Она надела их и подошла к зеркалу, чтобы оценить результат.

Кремовая лайка перчаток гармонировала с цветом ее кожи и цветка в волосах, а золотистый ободок по краю – с цветом волос.

Абсурдно, но факт. У Фебы даже дух захватило при виде своего отражения. Она представила себе выражение лица маркиза при виде ее, и в душе затеплилась крохотная искорка надежды. Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы ее погасить.

– Ты останешься в комнате, – сказала она Харибде. – Это значит, что ты не будешь покушаться на попугая и пытаться познакомиться с пекинесом. Я сейчас закрою дверь, но обязательно вернусь.

Кот зевнул, демонстрируя безразличие.

Если маркиз пригласит ее на вальс, возможно, она сделает то же самое.

Феба улыбнулась, расправила плечи, гордо вскинула голову и вышла из комнаты.

Леди Силверторн, мать Марии и Антуанетты, оказалась изящной томной и очень красивой женщиной, теряющейся на фоне своих пышущих жизнью дочерей. Она явно не была строгой компаньонкой или активной свахой, вероятно, полагая, что главное – это показать дочерей достаточному количеству титулованных джентльменов, а все остальное сделает судьба, как это было и с ней. Увидев Фебу, она слегка нахмурилась.

– Ты уже встречалась с мисс Вейл, мама, – проговорила леди Мария.

– Разве? – она наклонила голову и уставилась на Фебу, словно это могло освежить ее память. Леди Силверторн явно пребывала в замешательстве.

– Конечно, – добавила Антуанетта. – Ты сказала, что она тебе очень понравилась и ты ничего не имеешь против, если она поживет у нас.

Мария из-за спины матери подмигнула.

– Как это великодушно с вашей стороны, пригласить меня. – Феба сама удивилась, как немного ей нужно, чтобы впасть в уныние. – Я счастлива снова встретиться с вами, леди Силверторн.

– Я так много говорю, – неуверенно пробормотала хозяйка дома, но спустя мгновение улыбнулась: – Добро пожаловать. Итак, девочки, вы готовы? Папа присоединится к нам позднее.

Уверенность Фебы оказалась изрядно поколебленной, когда она увидела наряды других девушек.

Красота их одежды пробила брешь в ее броне, и она почувствовала тоску – как в магазине Постлетуэйта, глядя на вожделенную шляпку. На Марии и Антуанетте были потрясающие шелковые платья разных оттенков розового. Великолепное бледно-желтое вечернее платье Лизбет выгодно подчеркивало блеск ее волос и глаз. На всех дамах были драгоценности, настоящие, насколько могла судить Феба. Близнецы носили рубины, а Лизбет – сапфиры. Прически всей троицы были модными и замысловатыми, а в волосах Лизбет к тому же сверкала диадема.

– Мне бы никогда не пришло в голову украсить прическу орхидеей, Феба. Ты выглядишь, как картинка.

Это сказала леди Мария, и комплимент казался искренним, так же как и улыбки обеих двойняшек. Лизбет, судя по всему, улыбалась потому, что было бы неправильно в данной ситуации не улыбаться. По крайней мере, она не смотрела на нее с жалостью. В ее глазах мелькнула нечто странное, но потом исчезло.

«Должно быть, я действительно выгляжу неплохо, – подумала Феба. – По крайней мере, неплохо для меня».

– Моя комната пробудила во мне вдохновение, – тихо сказала она сестрам.

– Комната пробудила в ней вдохновение, – повторила леди Мария и переглянулась с сестрой.

И все отправились на бал.

Глава 21

В экипаже девушки все время хихикали без причины. То и дело раздавались взрывы веселого смеха, словно ночной воздух был шампанским и пьянил с каждым новым вдохом. Леди Силверторн даже один раз прикрикнула на них.

– Вы не должны так много смеяться! – воскликнула она. – От этого могут лопнуть корсеты и тогда пострадают платья.

Ее замечание вызвало новый всплеск веселья.

Бал у Килмартинов обещал стать выдающимся событием. Экипажи уже заполнили площадь, и вновь прибывшие не могли подъехать к дому. Гости были вынуждены оставшийся путь до дома преодолевать пешком, и по площади текла полноводная река из цветного шелка и атласа. Когда Феба подошла к дому, леди Мария крепко схватила ее за руку. Глаза девушки горели восторгом предвкушения, словно это был ее первый бал. Никто не смотрел на Фебу, как на непрошеного гостя, врага, прорвавшего классовые границы. Улыбки были приятными, едва заметно скучающими. Все гости знали друг друга, регулярно виделись на вечеринках и балах и собирались вместе снова и снова.

Неужели от этого можно устать?

Толпа внесла ее в зал, словно Феба была одной из них.

В первое время девушки держались вместе – маленькое благоухающее и сияющее облако. Как выяснилось, сестры Силверторн принадлежали к королевскому слою высшего общества. Феба краем глаза видела, что идет сквозь строй улыбок, реверансов и протянутых рук, а также открытых вееров, прикрывавших рты досужих сплетниц.

«Возможно, они сейчас говорят обо мне, – подумала Феба. – Я для них новый человек».

Постлетуэйт, наверное, сохранит для нее газеты со светскими сплетнями, и она впервые в жизни сможет сказать: «Можете оставить их себе, мой дорогой Постлетуэйт. Я была там. И на четвертой странице третий абзац посвящен исключительно мне».

– Мы не можем поприветствовать каждого, – объяснила Мария, ведя Фебу сквозь толпу. Антуанетта в это время приветливо кивала знакомым. – Не получится.

Феба не могла отвести глаз от Лизбет, которая превратилась в блестящую светскую даму – воплощение манер. В этом обществе можно было вести себя только легкомысленно и беседовать о погоде. Или сплетничать. А если ты красива, желательно вообще не показывать, что ты – личность. Надо только улыбаться.

Силверторны провели ее по залу, иногда останавливаясь у маленьких групп молодежи, «оделяя» их «пыльцой» своей популярности, жадно впитывая нектар сплетен и внимания.

Цветок в волосах Фебы провозгласили оригинальным, и не единожды.

Наконец они встретили лорда Уотерберна и Данди, раскрасневшихся от жары, спиртного, а возможно и того и другого. Они приветствовали девушек с явно избыточной радостью.

– Вы должны, – сказал сэр Эндрю, – обязаны – молю вас – подарить мне один вальс, мисс Вейл. Каюсь, я больше ни о чем не могу думать.

Феба постучала пальчиком по подбородку, изображая задумчивость.

– Как вы думаете, леди, что я должна ответить?

– Я умоляю вас, мисс Вейл! – Мужчина рухнул на одно колено и схватил ее за руку. Всем своим видом выражая мольбу.

О господи.

– И я, мисс Вейл, я покорен вашей прелестью. Вы единственная, и ни на кого не похожи. Мечтаю о вальсе с вами. Позвольте сделать комплимент вашей ленте.

Они вели себя так глупо, что невозможно было не засмеяться. Надо признать, что Уотерберн здорово изменился, превратившись из скучающего, холодного и крайне неприятного аристократа, каким был вначале, во вполне приятного в общении молодого человека. Вероятно, она поспешила с выводами относительно его, так же как и насчет маркиза.

Феба отбросила мысль о маркизе, сосредоточившись на клоунаде, разыгрываемой Уотерберном и Данди. Она не сомневалась, что все вокруг наблюдают за разыгравшейся сценой с разной степенью интереса.

– А еще она говорит «чертов», – нарочито громким шепотом поведал Уотерберн Данди. – Это слово звучит просто восхитительно, когда слетает с таких нежных губ.

Второй мужчина тоже опустился на колено и протянул к Фебе руку – к большому удовольствию сестер Силверторн. Лизбет, на красивом лице которой застыла вымученная улыбка, молча страдала. Феба устроила настоящее представление, консультируясь с сестрами Силверторн, которые приняли в нем активное участие, громко оценивая достоинства каждого из мужчин.

– У Данди лучше вьются волосы, – проговорила леди Мария.

– Зато Уотерберн так велик, что с ним можно даже ногами не двигать, – заметила леди Антуанетта. – Он просто поднимет тебя и будет кружить.

В конце концов, Феба обещала джентльменам по вальсу – у нее оказались занятыми два танца из намеченных четырех. Они рассыпались в благодарности, встали и удалились.

Когда же эти кавалеры отошли, девушки были атакованы целой группой джентльменов, которые наперебой просили сестер Силверторн представить их Фебе и приглашали ее танцевать.

– Видишь? – торжествующе проговорила Мария. – Здесь очень весело.

Феба не могла не согласиться, хотя ей не очень нравилась всеобщая театральность.

Сначала какие-то красивые джентльмены принесли им миндальный ликер. Потом другой, тоже красивый джентльмен, пожелавший превзойти конкурентов, принес шампанское, и Феба сделала глоток. Вино оказалось вкусным, и она сделала еще три глотка.

Феба нисколько не завидовала Лизбет, которая стала королевой бала. При желании прелестная аристократка могла бы выставить свои танцы на аукцион и выплатить национальный долг. Ведь уже через несколько минут после прибытия ее бальная карточка оказалась заполненной.

Мисс Вейл взглянула на свою карточку, еще раз прочитала имена кавалеров, желавших с ней танцевать, и поняла, что сохранит ее на всю оставшуюся жизнь, вне зависимости от того, что ее ждет впереди.

И впервые в ее душу закралось сомнение: а стоит ли ей ехать в Африку?

Когда она снова подняла глаза, оказалось, что сестры Силверторн и Лизбет куда-то упорхнули или их унесла толпа. А прямо перед ней стоял маркиз Драйден. И совершенно неприлично таращился на нее.

Это нехорошо. Плохо. Ужасно. Отчаяние в ее душе боролось с радостью. Джулиан, как всегда, был одет в черное и белое, и не сливался с толпой, а, наоборот, выделялся на фоне многоцветья ярких красок. И неожиданно все вокруг показалось нелепым и неважным. Он был единственным настоящим мужчиной в зале.

Феба смутилась и отвернулась. Она испугалась, что, несмотря на всеобщую суету и шум, кто-то может заметить взгляд, которым они обменялись. Охватившее его напряжение было настолько сильно, что его, казалось, можно было потрогать руками. Она знала, что не должна разговаривать с Драйденом наедине. И дело не только в том, что она молодая незамужняя леди. Главное, что он – маркиз Драйден, каждое слово, каждое движение которого впоследствии будет описано в бульварной прессе.

Феба решила, что надо бежать, но, когда речь шла о маркизе, ее тело не подчинялось приказам разума.

Джулиан наблюдал за мисс Вейл довольно долго, а потом обнаружил, что медленно идет к ней, словно его тянули за веревочку. Как по заказу, его друзья скрылись в толпе.

Мисс Вейл… Феба смотрела на него, словно луна с неба. Она была неповторима, ни на кого не похожа – а ведь в зале собралось несколько сотен женщин, среди которых было множество красавиц. Ну что с ним не так? Почему ему хочется смотреть только на нее одну? Она ведь даже не красавица!

И Джулиан замер перед ней.

– Не ожидал встретить вас здесь, – сказал он.

– В Лондоне или на этом балу?

– В Лондоне на балу. Мне казалось, вы собирались в Африку. Мы даже попрощались.

Видимо, он все еще не мог забыть, что его отвергли.

– Меня пригласили к себе сестры Силверторн. И я решила воспользоваться моментом. Они представили мне очень много красивых молодых людей, и некоторые пригласили меня танцевать.

Она сообщила об этом с ироническим вызовом и посмотрела прямо в глаза. Но только ей не удалось скрыть удовольствия. Феба была опьянена успехом и радовалась этому.

– Правда? – Джулиан почувствовал, что его раздирают противоречивые чувства. С одной стороны – радость за нее, с другой – жгучая ревность.

– Да. – Неужели он решил, что она лжет?

– Им повезло.

– Они все говорили мне то же самое, – с вызовом сообщила Феба. – И делали комплименты вот этому. – Она тронула цветок в прическе. – Почему-то все посчитали его чрезвычайно оригинальным. А я всего лишь взяла его из вазы в своей комнате.

Пауза.

– Как долго вы будете в Лондоне, мисс Вейл?

– Две недели. Думаю, меня пригласили именно на этот срок.

– Кто присматривает за Харибдой, пока вы в Лондоне?

– Я привезла его с собой. Почему вы задаете так много вопросов, лорд Драйден?

Джулиан знал, что у Силверторнов живут попугай и маленькая собачка, которую леди Силверторн постоянно таскает с собой, как ридикюль, и мысленно вознес молитву Всевышнему.

– Вы заметили, лорд Драйден, что почти у всех молодых мужчин теперь… прядь на лбу?

Они были везде. Даже некоторые господа зрелых лет изменили прическу, если, конечно, у них для этого хватало волос.

– Заметил, – мрачно буркнул Джулиан.

– Интересно, неужели все они пострадали от удара в лоб шляпы?

И без того мрачный взгляд Джулиана стал злобным.

– Этой прическе необходимо дать название. К примеру, «Тайный поцелуй Драйдена». Или, может быть, просто «Шишка Драйдена»? Как вы считаете?

– Знаете, что мне в вас больше всего нравится, мисс Вейл? – проворчал маркиз. – Вы как никто другой умеете вовремя напомнить о самом счастливом времени в моей жизни.

Феба постаралась скрыть улыбку, но тщетно.

– Но ведь это хорошо.

– Вы так считаете, потому что сами явились тому причиной?

Неоднозначная фраза.

Внезапно какая-то дама закружилась по залу, а ее партнер упал на колени. Где-то на краю зала ее кто-то подтолкнул в обратном направлении и она, все так же кружась, вернулась.

– А это вальс Драйдена! – в полном восхищении пробормотала Феба.

Джулиан медленно покачал головой.

Скажите, милорд, что вы чувствуете, зная, что люди настолько восхищаются вами, что даже стараются подражать?

– Восхищаются мной? Мне кажется, что я – грифельная доска, на которой они могут писать собственную трактовку увиденного. И не важно, что именно я сделал.

– Вы зрите в корень, – после короткой паузы сообщила Феба.

– Простите, мисс Вейл, но я пришел с другой целью и должен задать вопрос раньше, чем окончится музыка. Не окажете ли вы мне величающую честь…

– О, я вынуждена перебить вас, милорд. Боюсь, что никак не смогу. Понимаете, у меня уже расписаны все танцы.

Маркиз запнулся.

– Вы серьезно?

Феба попыталась принять высокомерный и немного скучающий вид, но не преуспела, поскольку искренне радовалась своему успеху. И маркиз был единственным человеком в мире, которому она могла доверить свои мысли. Только он мог ее понять.

Затруднительная ситуация. Однако все раздражение и неприятие и желание мгновенно отступили, и теперь они были друзьями, и он гордился ее успехами. В какой-то момент он перестал быть властелином собственных эмоций.

– Я сама удивилась, – неуверенно призналась Феба. – Но джентльмены хотели танцевать именно со мной. Возможно, увидели новое лицо?

– Нет, это потому что вы красивая и особенная.

Глаза Фебы на мгновение расширились. Потом она покраснела, почти сразу побледнела и снова стала пунцовой. И отвернулась.

– Вы не выбираете слова.

– Нет. И еще я никогда не лгу.

Феба упорно смотрела в сторону. Ее лицо оставалось напряженным, губы сжаты.

– Могу я взглянуть на вашу танцевальную карточку? – вежливо попросил маркиз.

– Вы мне не верите? – И она с очаровательной улыбкой протянула ему карточку.

– Хм… Кто тут у нас? Уотерберн. Ублюдок. Данди. Определенно, никчемный ублюдок. Лорд Камбер? Основательный ублюдок. Лорд Майклсон? Такой же ублюдок. Питер Чизик? Уб…

Феба, смеясь, выхватила у него карточку.

– Я бы все равно не стала с вами танцевать, лорд Драйден.

– Нет? Но почему?

– Вы можете случайно встретиться глазами с Лизбет и отшвырнуть меня в другой конец зала, чтобы не отдавить мне ноги.

И она уставилась на него с откровенным вызовом. Оба прекрасно знали, что Лизбет Редмонд не могла заставить его сбиться с шага и уж тем более споткнуться. Или ящерицей уползти в кусты. И он ни за что не стал бы раздевать Лизбет во дворе дома Редмондов среди ночи.

– Вам кто-нибудь говорил, что у вас превосходный цвет лица, мисс Вейл?

Феба засмеялась и покачала головой.

Последовала еще одна неловкая пауза. Напряжение накапливалось. И произошел взрыв.

– Это неправильно, стоять здесь и не касаться вас. – Джулиан говорил тихим возбужденным шепотом.

– Нет! – Она закрыла глаза и резко тряхнула головой. – Неужели вы не видите? Ваша репутация… Вы всегда стремитесь получить лучшее, особенное, уникальное.

– Но это действительно так. – Интересно, зачем утверждать очевидное?

– Вы понимаете, в чем проблема? Вы законодатель мод, лорд Драйден, и мне кажется, что мода перехитрила даже вас. Вы могли поселить меня в лондонском доме и заниматься со мной любовью, и навещать меня, когда захотите. Но вы никогда… слышите? Вы никогда не стали бы танцевать со мной на таком балу, потому что меня никогда бы не пригласили на него. Мне всегда хотелось только одного – быть частью чего-то, считать себя своей хотя бы где-нибудь. Именно эту возможность вы у меня хотели отнять.

Джулиан почувствовал жар и слабость, услышав из ее уст слова «заниматься любовью».

– Это не так, Феба, – сиплым голосом проговорил он. – И представьте, что я могу вам дать.

Логика – и нелогичность – была неубиваемой.

Неожиданно Джулиан разозлился.

– Хватит. Чего вы от меня хотите? Я всегда был с вами честен. Вам известны мои планы. Вы правы, мисс Вейл, наши жизни очень разные. Да, я не знаю, что это такое – вырасти в Сент-Джайле. Но и вы не можете себе представить, что это – быть отпрыском старинного рода, и как это важно для меня. Моя жизнь мне не принадлежит. Я восстановил честь моей семьи и семейное состояние. Для такого человека, как я, женитьба – не прихоть. Моя семейная история. Мое наследство. Люди, от меня зависящие. Все это очень важно, мисс Вейл. Это корни моей жизни, мисс Вейл. Это моя кровь. Это… все.

Феба побледнела, лишь на скулах вспыхнули два ярких пятна.

– Прихоть, – с иронией повторила она.

– Буду вам признателен, если вы не станете насмехаться над тем, чего не понимаете. – Его голос был холоден, как лед. Даже еще холоднее. Лорд Айсберг.

Она пожала плечами.

– Некоторые вещи нельзя разложить по отдельным ящичкам, они туда не помещаются.

– Ах вот как? – Маркиз зло хохотнул. – Не могу выразить вам свою признательность за столь усердные старания научить меня жизни, мисс Вейл. Но есть вещи, которых вы, несмотря на свой ум, не в состоянии понять. Вы верите, что я могу пожертвовать всем, что имею и чего хочу только потому, что не все можно разложить по полочкам? И при этом вы праведно негодуете, не желая сделать то же самое для меня. Так кто из нас лицемер?

Феба отпрянула, словно от удара.

Джулиан почувствовал, что если бы в этот момент ей под руку попалась что-нибудь подходящее, у него были бы все основания искать укрытия.

– Знаете, что я думаю? – продолжил он. – Вы попросту боитесь и предпочитаете бегство от меня, своих чувств и своих желаний в Африку. А я не приемлю трусов.

Феба вздрогнула, словно от удара.

– Знаете, Джосайя Редмонд, вероятнее всего, ведет строгий учет количества танцев – ваших с Лизбет – и будет недоволен, если вы будете зря терять время со школьной учительницей, – холодно проговорила она. – Так что не стоит задерживаться. Лизбет сегодня в желтом. Как само солнце. Мимо не пройдете. Она прелестна.

– Как всегда, – буркнул маркиз.

Через толпу пробирался лорд Камбер, жаждавший получить свой танец. Джулиан обнаружил, что смотрит на ни в чем не повинного мужчину, словно пытаясь остановить его взглядом. Его бы воля, этот человек никогда бы не подошел к ней. Никогда. Ему хотелось, чтобы бальный зал в одночасье опустел, в нем не осталось никого. Кроме него и Фебы.

Тогда он подхватил бы ее на руки и убедил – словами, руками, губами, – что она хочет именно его и только его, причем неважно где и не важно как, главное – навсегда. Правда, он никогда прежде не сталкивался с женщиной, обладающей такой силой воли. И все равно, немыслимо, чтобы он не получил того, что хотел, – всегда же получал. Его гордости была нанесена глубокая рана. Он чувствовал себя медведем, угодившим в западню.

– Прощайте, лорд Драйден.

Феба сделала реверанс и улыбаясь направилась к лорду Камберу. Она держалась уверенно, словно танцы с титулованными джентльменами были для нее обычным делом.

Маркиз долго смотрел ей вслед. Хотя он был уверен, что уязвлена только ее гордость, почему-то его не покидало ощущение, что он связан с этой женщиной неразрывными узами, и, удалившись, она забрала с собой его сердце.

Лорд Камбер, как и другие молодые джентльмены, все, как на подбор, титулованные, сделал комплимент ее цветку, цвету лица и ленте. И ее умению вести беседу и уму. Затем подошла очередь глаз. В общем, на Фебу обрушилось столько комплиментов, что они сумели охладить ее разгоряченный ум, позволили взять себя в руки и укрепить решимость настолько, что маркиза удалось «задвинуть» в самый дальний уголок души, туда, куда она неизменно отправляла в ссылку все несбыточные желания и напрасные мечты.

Чертов аристократ! Да как он посмел заявить, что она, которой удалось выжить в аду, чего-то боится!

Гнев помог сосредоточить внимание на партнере по танцу. Это был темноволосый молодой человек с серьезным взглядом и приятным лицом. Он был откровенно рад танцевать с ней и, казалось, в этот момент больше ни о чем уже мечтал. Приятно. Интересно, не это ли привлекает маркиза в Лизбет?

И в душу Фебы впервые закрались сомнения. На что это похоже – жить такой жизнью, считать всех этих людей своими друзьями? Если маркиз мог разделить страсть и долг ради удобной комфортной жизни, почему она не может поступить так же?

Когда вальс закончился, лорд Камбер рассыпался в изысканных благодарностях. Он даже разрумянился от гордости за то, что сумел заполучить этот танец.

– Надеюсь, мы еще увидимся, мисс Вейл.

– Буду рада, – ответила она, не вполне искренне.

– Вы ездите верхом, мисс Вейл?

– Боюсь, что нет.

Это вызвало замешательство, но лишь секундное.

– А как насчет быстрой езды?

– Быструю езду я обожаю. – Во всяком случае, она была почти уверена, что ей понравится.

– Trés bien, – таинственно произнес он, что было довольно-таки глупо, поскольку Феба не была француженкой, но она его простила.

Глава 22

Когда в вихре комплиментов наметилось затишье, Феба решила навестить стол с закусками и миндальным ликером.

Приклеив на лицо свою универсальную светскую улыбку, она двинулась сквозь толпу. Теперь здесь все казались ей знакомыми. Людей объединяло веселье. По крайней мере Фебе хотелось так думать. Она попробовала миндального ликера, потом еще раз и еще… Хорош, что ни говори. Сделав шаг назад, она наткнулась на кого-то, при этом едва не вылив свой ликер на стоящего перед ней джентльмена.

Еще даже до конца не повернувшись к пострадавшему, она возбужденно заговорила.

– Боже мой, мне так жаль, примите мои самые…

Это оказалась Оливия Эверси.

Феба замерла.

– Мисс Вейл, если не ошибаюсь? – Судя по выражению лица, Оливия была искренне рада. – Как приятно увидеть знакомое лицо из Пеннироял-Грин.

– О да, я тоже очень рада вас видеть. Надеюсь, вы хорошо проводите время, мисс Эверси.

Она никогда не знала, как надо разговаривать с Оливией Эверси. Девушка была красива, бледна и меланхолична, и рядом с ней Феба чувствовала себя не в своей тарелке. Правда, ее манеры были превосходны. Все Эверси демонстрировали изысканные манеры, даже если спасались бегством из покоев замужних графинь или отправлялись на каторгу.

При каждой встрече в церкви или в городе обе девушки были неизменно взаимно вежливы.

В отличие от своей старшей сестры Женевьевы, Оливия немного пугала. Да, она была прелестна, но проявляла страсть к слишком многим вещам, выдвигала экстравагантные идеи, была умна и проницательна.

Поэтому Фебе не верилось, что Оливия хорошо проводит время. Она подняла руку и поправила цветок в волосах.

Оливия застыла.

Все краски жизни покинули ее лицо. Побелев, как мел, она смотрела на руку Фебы, словно это была змея.

Феба тоже замерла.

– Что случилось?

– Мисс Вейл, откуда у вас эти перчатки?

Ох.

Она бы предпочла пережить нападение с ножом.

У нее похолодели руки, зазвенело в ушах. Ей показалось, что ее пришпилили булавкой к доске, как насекомое.

Она не любила лгать и почти никогда этого не делала. Да и, что бы она ни сказала, Оливия все равно распознает ложь. В этом можно было не сомневаться. Нет смысла даже пытаться.

Откуда она узнала?

На щеках Оливии вспыхнули красные пятна. Она выглядела больной.

– Кто вам их дал?

Толпа вокруг шумела. Люди громко смеялись, стоя у стола с закусками и напитками. Они произносили тосты и вроде бы не замечали двух дам, замерших друг против друга, словно два зверя, изготовившихся к прыжку.

Господи, что же ей сказать? Что может уменьшить боль, гнев, шок?

– Он никогда меня не любил, – наконец проговорила Феба едва слышно. – Пожалуйста, поверьте мне. Он просто… просто…

«Просто он не мог получить вас».

Хотя кто знает. В конце концов, Лайон – мужчина.

Я поцеловала его, потому что мне было лестно его внимание. Кроме того, я хотела, чтобы меня целовал мужчина. А этот мужчина к тому же был Редмонд. Он поцеловал меня, потому что мог это сделать. И потому что он не мог целовать вас.

До Фебы доходили слухи об Оливии и Лайоне, но только теперь, взглянув в искаженное от боли лицо Оливии, она поняла, насколько все было серьезно. Это сбивало с толку. Словно на ее глазах сказка стала реальностью. Она на самом деле его любит.

В этот момент ей захотелось, чтобы она не позволила ему поцеловать себя тем вечером после соревнований в дартс на заднем дворе «Свиньи и свистка». Но секундой позже Феба поняла, что ни за что не станет извиняться. Если бы она не поцеловала Лайона и не позволила себя поцеловать, то никогда бы не узнала разницу между простым соприкосновением губ и поцелуем, который разрушает целый мир, оставляя во вселенной только двоих – мужчину и женщину. Ей искренне жаль Оливию, но она не станет извиняться за украденное удовольствие.

Молчание затянулось. Но Феба знала, что нарушать его не имеет смысла. Совершенно не важно, что она скажет.

Лицо Оливии словно было высечено из мрамора. Белого мрамора. Наконец она резко тряхнула головой и шумно вздохнула. Феба поняла, что девушка только что приняла какое-то решение.

– Прошу меня простить, мисс Вейл, – наконец сказала она, и ее голос звучал спокойно. – Уверена, вы ни в чем не виноваты. Желаю вам прекрасно провести время в Лондоне. – Она легонько погладила Фебу по руке и скрылась в толпе.

Феба смотрела ей вслед, тщетно пытаясь собраться с мыслями. Она взглянула на перчатки, более чем сумасбродный подарок, и размышляла, что могла заметить Оливия. Похоже, даже если ты Редмонд или Эверси, то все равно не защищен от превратностей любви. Так что у нее и Оливии есть что-то общее.

Мысль привела ее в отчаяние.

– О, прошу вас, пожалуйста, позвольте принести вам еще миндального ликера, мисс Вейл.

Девушка растерянно заморгала. Молодой человек – за сегодняшний вечер их было так много, что она не смогла вспомнить его имя, – стоял перед ней, сияя.

– Спасибо, вы меня очень обяжете, – ответила она. Ей пришлось решительно отбросить мысль о том, что она и Оливия, Лайон и маркиз никогда не получат то, чего желают. Лучший способ забыть об этом – миндальный ликер, комплименты и танцы.

Джулиан танцевал с Лизбет три раза – достаточно, чтобы раздуть искры сплетен в пламя и чтобы успокоить свою совесть. Все же он уделил ей достаточно внимания. И, разумеется, этого хватит, чтобы убедить Джосайю Редмонда, если тот действительно наблюдает, в искренности своих намерений. В обществе все знали, что маркиз ничего не делает без причины. Танцы, цветы, верховые прогулки – все это брусчатка, которой мостят дорогу к алтарю. Подобные действия были понятны всем.

– Чего вы хотите, Лизбет?

– Хочу? – удивилась чаровница. – Вы имеете в виду, хочу ли я миндального ликера или маленьких пирожных?

– Нет, я спрашиваю, чего вы хотите от жизни.

Она долго размышляла над вопросом.

– Не уверена, что понимаю вас, – улыбнувшись, ответила Лизбет.

– Что делает вас счастливой?

– Вы считаете меня несчастной?

Джулиан видел, что она старается угодить ему, но искренне не понимает, что должна говорить. Не было смысла расстраивать ее философскими вопросами.

Внезапно его кольнул страх. Он представил, что ему предстоит всю жизнь прожить с красивой незнакомкой, которой можно угождать подарками и комплиментами, которая добавит ему гордости и богатства, но никогда не сможет научиться говорить на его языке.

– Нет, конечно, нет.

Она все еще выглядела озадаченной.

– А разве вы хотите от жизни чего-то особенного?

Хоть на это ей ума хватило.

Правда, он никогда не сможет ей рассказть, чего в действительности хочет.

Он всю оставшуюся жизнь будет лежать в постели с ней рядом, а она так его и не узнает.

– Да, – наконец ответил он. – Я хочу кое-чего особенного. И, надеюсь, очень скоро стану счастливее.

Говоря это, Джулиан для верности проникновенно взглянул ей в глаза, и Лизбет очаровательно покраснела. В смысле его слов у нее сомнений не было никаких.

Это не было полной неправдой.

– Вы заметили, Джулиан, что мы положили начало моде?

– Что мы сделали? – Это было удивительно.

Словно в ответ на его вопрос партнер какой-то бедной девушки отправил ее кружиться по залу, а сам упал на одно колено.

Кто-то, стоявший на противоположной стороне, подтолкнул ее в обратном направлении.

– Видите? Это новый вид вальса. Считается очень модным. Все хотят быть похожими на нас.

Джулиан почувствовал растерянность.

– Лизбет, – неуверенно проговорил он. – Вы же понимаете, что это была роковая случайность. Я отшвырнул вас, чтобы не оттоптать ноги. Я совершил ошибку.

– Нет, конечно. – Она была искренне удивлена и немного встревожена. – Вы слишком совершенны.

– Ничего подобного, – честно сказал Джулиан. – Никто никогда не обвинял меня в совершенстве. У меня полно недостатков, и я нередко ошибаюсь.

– Но даже ваши ошибки отмечает стиль.

– Лизбет… – начал он и сдался. – Вероятно, это как посмотреть.

Он должен был сказать что-то еще, но как раз в это время следил за Фебой, которая кружилась в объятиях другого мужчины, который сиял так, словно только что выиграл не менее миллиона фунтов. Цветок в ее волосах немного перекосился, платье слегка помялось, но лицо светилось от радости. Что это? Она смеется? Зависть оказалась весьма неприятным чувством.

Джулиан быстро отвернулся и снова обратил взгляд на Лизбет, которая наблюдала за ним с непониманием.

– Что… как посмотреть? – спросила она.

– Все.

Джулиан удалился в библиотеку, надеясь обнаружить там других джентльменов, хорошую сигару и более крепкую выпивку, и не ошибся. Здесь можно было поговорить о лошадях и охоте, что было кстати после суровых испытаний, которым этим вечером подверглись его сердце и душа.

Он прошел сквозь смеющуюся толпу, окутанную сигарным дымом, и налил себе щедрую порцию бренди. Маркиз кивнул Гидеону Коулу, своему другу и отличному юристу, который соперничал с Джулианом за внимание дам высшего общества, а сейчас стоял у камина с лордом Килмартином, хозяином дома. Седовласый джентльмен что-то быстро шептал на ухо мистеру Коулу, возможно, рассчитывая получить бесплатный юридический совет. Заметив маркиза, Гидеон приветливо поднял свой стакан с бренди.

В библиотеку вошел очень довольный лорд Камбер.

– Она танцевала со мной! Я только что танцевал с Оригиналкой! Она подарила мне вальс! Кто еще из вас может этим похвастать?

Последовали веселые и завистливые поздравления.

– Клянусь, я буду танцевать с ней первый танец на следующем балу, – пробормотал кто-то за спиной маркиза.

Оригиналка. Всего один бал, и у Фебы появилось прозвище.

Неожиданно пол ушел у него из-под ног. Ему показалось, что он стоит на берегу и видит, как Фебу уносит волна – все дальше и дальше от него.

А что если один из этих джентльменов, меньше думающий о родовых корнях и не связанный по рукам и ногам земельными владениями и большим семейством, решит серьезно ухаживать за ней? А что, если она решит, что хочет именно такой жизни?

Джулиан был известен в обществе холодностью и самоконтролем. Неожиданно ему безумно захотелось со всего размаху швырнуть стакан с бренди в стену, услышать звон разбитого стекла и увидеть, как присутствующие испуганно подпрыгнут.

Должно быть, его лицо было слишком уж мрачным, потому что бедолага Камбер, взглянув на него, немедленно перестал улыбаться и испуганно попятился. Он поднял руку и нервно поправил вихор на лбу, лихорадочно соображая, чем мог оскорбить могущественного маркиза. Джулиан подумал, что можно было бы продолжать хмуриться и посмотреть, что станет делать молодой человек, кстати, совсем не плохой.

Вместо этого он отвернулся, поскольку в душе всегда оставался джентльменом и честным игроком.

И тут он заметил нечто любопытное.

Уотерберн и Данди обменялись взглядами. Уотерберн жестом указал на Камбера, а Данди, вздохнув, полез в карман, достал какие-то банкноты и передал приятелю.

Вероятно, Уотерберн только что выиграл пари.

Глава 23

– Феба, проснись! Там внизу для тебя букеты! Пять штук! Представляешь? Пять!

Феба попыталась открыть глаза. Это оказалось нелегко. Она никак не могла выбраться из плотной темной пелены сна.

Наконец-то получилось.

Это еще что? Проснувшись, она моментально почувствовала сильную головную боль. В ее черепе, судя по всему, поселился барабанщик, который с упорством, достойным лучшего применения, стучал по своему инструменту.

Феба открыла рот, чтобы заговорить. Оказалось, ее язык за ночь оброс мхом. Ну и ладно, подумала она. Придется научиться шевелить таким языком.

– Сколько букетов? – Надо же, она все еще способна на сарказм, пусть даже голос звучит, как воронье карканье.

– Пять! – в один голос завопили Мария и Антуанетта. Сарказма они не заметили.

Феба поморщилась.

Сестры Силверторн явно более привычны, чем она, к таким ночам, как минувшая. Пошарив рукой по кровати, она нашла Харибду – толстого, сонного и пушистого, – а потом нащупала вторую подушку. Какая приятная прохладная мягкая подушка! Феба взяла ее и со стоном удовольствия положила на лицо.

– Который сейчас час? – спросила она из-под подушки.

– Одиннадцать часов, соня! Вставай скорее! Ты должна увидеть цветы и приглашение.

– Приглашение?

Она села на кровати и невольно ахнула – ей показалось, что мозги в черепной коробке переместились ко лбу. Она сжала голову руками, чтобы удержать ее в вертикальном положении.

– Горничная уже несет нам кофе. Целый кофейник. Это приведет тебя в чувство. – Леди Мария говорила тоном учительницы. «Академия невоздержанности Силверторнов», – подумала Феба. – А вечером все будет, как вчера. Не беспокойся, ты быстро привыкнешь.

Кофе действительно привел Фебу в чувство, но завтракать она все же была не в состоянии. С завистью, смешанной с отвращением, она наблюдала, как сестры с аппетитом поедали завтрак и громко обсуждали наряды.

Букеты Фебы были выставлены на столике у стены в утренней столовой. Лизбет рассматривала их с почти научным интересом, словно созерцала очевидное-невероятное.

Близняшки с ходу сообщили всю необходимую информацию об отправителях и букетах, составленных из оранжерейных цветов, вроде того, что был у нее в волосах.

– Камбер. Вполне респектабелен, но зауряден. Наследник виконта. Чизик. Пустое место. Барон Эппинг… ммм… этот неплох. Когда ты с ним познакомилась? Ах да, рил. Аргоси… ну, теперь ты приобрела авторитет. Он обращает внимание только на самых популярных людей. Поздравляем с успехом.

Подумать только, мысленно усмехнулась Феба.

– Еще прислали какую-то траву. Похоже на сорняк. Мы сначала хотели выбросить, но к этому приложена записка. Правда, без подписи.

Феба молча уставилась на траву. Что-то в ее лице заставило замолчать даже непрерывно тараторящих сестер. Несколько секунд никто не решался заговорить.

Это был букет из полыни, перевязанный ленточкой цвета лаванды.

Чертов маркиз.

Она поднесла букет к носу и закрыла глаза. Правда, пришлось очень быстро убрать его подальше от лица, поскольку ее желудок все еще не воспринимал резкие запахи.

Феба взяла записку и медленно ее развернула.

«Вы ошибаетесь. Я знаю вас».

Ей хотелось смять записку и швырнуть ему в лицо, потому что он был прав.

Вместо этого она понюхала записку. Бумага тоже пахла полынью.

– Это колдовство? – восторженным шепотом спросила Мария.

– Не говори глупостей! – воскликнула ее сестра, закатив глаза.

– Но посмотри сама на эти сорняки! – негодующе заявила Мария. – Я говорю серьезно. Цыганка Леонора Херон – ее табор стоит недалеко от Пеннироял-Грин – может наложить заклятье всего за шиллинг или два, и она использует травы, очень похожие на эти. Она может мгновенно избавить от соперницы в любви.

– Правда? – в один голос спросили Феба и Лизбет.

Сестры Силверторн были удивлены, но очень скоро на их лицах появилось задумчивое выражение.

– Ну, мне так говорили, – сказала Мария и принялась с большим вниманием изучать свои ногти.

– Это всего лишь полынь, – сообщила Феба. – Такую траву кладут вместе с платьями, чтобы сохранить их свежесть. Мне ее прислала женщина, с которой я познакомилась накануне. Думаю, он посчитала, что я найду ей применение.

Она положила траву, намереваясь сжечь в камине своей комнаты. Феба знала, что в некоторых культурах полынь используется для очищения дома от злых духов. Возможно, так она избавится ее от несбыточных желаний.

Поскольку разговор о хранении платьев был слишком близок к домашнему хозяйству, сестры поспешили сменить тему.

– Не забудь, Лизбет, там и для тебя есть букет. Впрочем, только один.

Была в их словах язвительность или Фебе почудилось? Правда, они указали на самый впечатляющий букет из всех.

Это были оранжерейные цветы, изобилие бледно-розовых роз и белых лилий. Букет был изысканным, роскошным, составленным с большим вкусом. Феба сразу поняла, кто его послал.

– Что написано в записке?

«С нетерпением жду сегодняшней встречи. Драйден».

– Изысканно, – прокомментировала Мария.

– Во второй половине дня мы едем на прогулку на Роттен-роу, Джулиан и я, – сообщила Лизбет.

– На тебя делают ставки в «Уайтсе», – сообщила Мария. – Мне по секрету сказал Уотерберн.

– Да? И каковы условия пари?

– Что ты будешь помолвлена еще до конца месяца.

– С кем-то конкретно? – Забавно, но в голосе Лизбет звучала ирония.

– Как ты проницательна, дорогая, – захихикала Мария.

А потом Лизбет безмерно удивила Фебу. Она взяла букет полыни и, нахмурившись, принялась ее самым внимательным образом рассматривать, словно пыталась расшифровать заключенное в нем послание.

– Где растет эта трава?

– По всей Англии, – честно сказала Феба.

Лизбет уставилась на Фебу с тем же вниманием, с каким изучала полынь.

– Ты оставишь его?

– Да.

Лизбет отбросила букет, словно ядовитую змею.

Как дальше выяснилось, Фебе было предложено присоединиться к лорду Камберу, обладателю серьезного взгляда карих глаз и решительного подбородка, а также Уотерберну, Данди и сестрам Силверторн и покататься на Роттен-роу. Поскольку Феба не ездила верхом, было решено покататься в колясках. Лизбет тоже пригласили, но она отказалась, поскольку немного позже собиралась на прогулку с маркизом. Точнее, с Джулианом, как она называла его при каждом удобном случае.

– Думаю, мне пора готовиться к прогулке, – сказала Лизбет и, извинившись, встала из-за стола и вышла из комнаты, по дороге прихватив свой букет.

Часом позже зазвенел дверной колокольчик, и Феба вместе с сестрами Силверторн спустилась по лестнице навстречу Уотерберну и Данди. На ней было ее лучшее прогулочное платье из слегка поблекшей золотистой шерсти, скромное и практичное. Но Фебе нравилось думать, что оно хорошо подходит к ее волосам. Ее туфли были так начищены слугами Силверторнов, что она почти забыла об их истончившихся подошвах.

– У меня есть новости, джентльмены, – радостно сообщила леди Мария. – Сегодня утром Феба получила не один букет, а пять!

– Вот это да! – Уотерберн разинул рот и переглянулся с Данди. – Не знал, что у меня есть соперники.

– Боюсь, все общество ваши соперники, лорд Уотерберн, – усмехнулась Феба.

– Мы будем бороться с Камбером за вас!

Затем Феба увидела, как мужчины обменялись банкнотами. Ох уж эти мужчины. Вероятно, речь идет о пари, раз уж в этом участвует Уотерберн.

Оказавшись на Роттен-роу, Феба был потрясена пышным зрелищем и даже не пыталась это скрыть. День был ясным, и на Роу было полно народу. Красивые люди, одетые в изысканные наряды сидели на великолепных лошадях или в шикарных экипажах. Они приветствовали друг друга, переговаривались и, вероятнее всего, сплетничали.

Высокая коляска Камбера выглядела диковинно по сравнению с той, которой правил Уотерберн, но Феба любила все необычное. Она нашла ее потрясающей и очень быстрой. Она сидела рядом с Камбером в своей роскошной новой шляпке и чувствовала себя королевой. Коляску тянули две прекрасные ухоженные лошади.

Впрочем, не такие изящные, как черные мерины с белыми носочками. И все же…

– Я выиграл с этой коляской уже несколько скачек, – сообщил Камбер, – и почти пятьсот фунтов. – Фебе сумма показалась заоблачной.

– Замечательно, – пробормотала она, чтобы не молчать.

Она заметила, что многие встречные здороваются, перебрасываются короткими репликами с Камбером и потом смотрят им вслед. Феба только царственно кивала. Коляска была очень высокой, и она взирала на гуляющих сверху вниз, словно королева на подданных.

– Видите, мисс Вейл, мне все завидуют, потому что я с вами.

Мысль оказалась настолько неожиданной и, чего греха таить, приятной, что на все остальное ей было наплевать. Пусть даже Камбер пригласил ее только для того, чтобы ему все завидовали. Феба пила восхищение и зависть, словно вино, которое изрядно вскружило ей голову, и она даже забыла поискать взглядом мужчину на черном коне с белыми носочками.

Через час или около того после отъезда Фебы, сестер и молодых лордов на прогулку, леди Шарлотта решила заняться вышиванием. Она расположилась в гостиной. Лизбет устроилась рядом с ней. Неожиданно попугай Нельсон истошно завопил:

– Обезьяна! Макака! Закрой рот! Макака!

Лизбет испуганно вздрогнула.

– Что он кричит?

– Он кричит что-то об обезьяне. Хочет, чтобы та закрыла рот. Глупая старая птица. Он скоро замолчит. Не беспокойся.

– Макака! Шарлотта! Я голоден!

Попугай редко бывал так настойчив.

Леди Шарлотта вздохнула, отложив вышивание, подхватила на руки Франца, поскольку никогда не перемещалась по дому без него, и направилась вниз по лестнице.

– Мой дорогой капитан Нельсон, что случилось?

Она застыла, удивленно открыв рот.

Бедный попугай не знал слова «кот» и нашел ему самую подходящую, по его мнению, замену.

Харибда сидел под его жердочкой, и был совершенно неподвижен, весь, за исключением пушистого хвоста, который, напротив, пребывал в непрерывном движении и действительно напоминал хвост обезьяны. Он и капитан Нельсон сверлили друг друга глазами, в которых отражалась взаимная антипатия. Харибда глухо ворчал, широко раскрыв зеленые, как перья попугая, глаза.

Попугай предлагал ему заткнуться.

– Шарлотта! Макака! – возмущенно выкрикнул он.

– Боже правый! Откуда взялось это создание? У нас нет котов. Хотя он такой хорошенький с этой прелестной ленточкой. Ну тише, тише, киса.

Леди Силверторн спустилась с лестницы и ступила на мраморный пол холла. И тут послышалось:

– Р-р-р-р-аф!

Франц совершил героический прыжок из ее рук, больше всего напоминая в этот момент летающую белку. Это был первый в его жизни рывок на свободу. Он приземлился на мраморный пол, но только лапы у песика разъехались, и он некоторое время беспомощно скреб когтями, пытаясь обрести устойчивое положение. Когда это удалось, он бесстрашно бросился к Харибде.

Кот слегка изменил позу, с интересом глядя на странное существо. Вероятно, он принял его за слишком шумную крысу.

Продолжая визгливо тявкать, песик подбежал к Харибде. Тот размахнулся и стукнул его лапой. От удара бедняжка отлетел в сторону, неловко шмякнулся на пол, и ему опять потребовалось некоторое время, чтобы встать и обрести устойчивость.

– Малыш! – взвизгнула Шарлотта и наклонилась, чтобы подхватить любимца на руки. Франц уклонился от заботливых рук хозяйки и устремился на врага, но ничего не видя из-за закрывающей глаза шерсти, перепутал направление и со всего размаху врезался в сложное сооружение, завершающееся жердочкой, на которой сидел Нельсон. Оно угрожающе закачалось.

– Merde! – завопил Нельсон, взмыл к потолку и опустился на плечо Шарлотте. Именно в это время звякнул дверной колокольчик.

Лакей, старавшийся держаться подальше от хаоса, открыл дверь. Харибда, вероятно, учуяв что-то, напомнившее ему об уличном детстве, в тот же миг воспылал ненавистью к заточению и страстной любовью к открытым пространствам, и вылетел наружу, как пуля из ружья, скатился по ступенькам и исчез.

– Что это было? – потрясенно спросил Джулиан.

– Это был кот, лорд Драйден, если вы его не узнали, – ответила леди Шарлотта. – Хотя мой попугай решил, что это обезьяна. Забавно, правда? Он сказал singe. Все дело в том, что у нас нет кота. По крайней мере, я этого не помню. Поэтому никак не могу понять, как он сюда попал.

Джулиан в сердцах выругался, да так отчетливо, что леди Шарлотта ахнула, перекрестилась и подхватила на руки Франца, словно он был ее талисманом.

А Джулиан вылетел за дверь почти с той же скоростью, что и Харибда.

– Ты видел, куда побежал кот? – спросил Джулиан лакея. Тот молча указал налево.

И маркиз побежал за Харибдой. Он вполне мог уже быть по другую сторону площади. Они чрезвычайно быстроногие, эти маленькие хвостатые дьяволята. Или он мог забежать через приоткрытые ворота в сад – они же гибкие, проскользнут даже в маленькую щель. Или мог запрыгнуть на подножку экипажа и теперь со всеми удобствами ехать к докам.

Кот есть кот. Он может оказаться где угодно.

Маркиз остановился, потом снова бросился вперед. Так не должен вести себя человек, который принимает взвешенные решения и всегда делает обдуманный выбор. Он снова будет поступать, как прежде, но только сначала найдет проклятого кота.

Он понимал, что прохожие шарахаются от него в стороны, слышал удивленные восклицания и даже смех, но не останавливался. Он бежал так быстро, что создаваемый им ветер поднимал полы сюртуков и сдувал шляпы с оказавшихся рядом джентльменов. Джулиан осознавал, что грубо покинул Лизбет и теперь, скорее всего, опоздает на решающую встречу с Джосайей Редмондом в «Уайтсе». Но все это в данный момент не имело значения.

Он стал обращаться к прохожим с одним и тем же вопросом:

– Вы не видели кота с синей ленточкой, полосатого и очень пушистого?

Ни один человек не ответил ему сразу. Все они были удивлены странным вопросом и столь же странным видом маркиза.

На него еще никогда и никто не смотрел такими глазами.

– Вы проиграли пари, лорд Драйден? – спросил кто-то, вероятно, знакомый. Джулиан бросил яростный взгляд, и мужчина попятился.

Джулиан огляделся по сторонам. Солнце уже садилось, заливая крыши домов жидким янтарем.

Он глянул на горизонт и выругался. Ночь не должна наступить, пока он не найдет кота.

Маркиз уже окончательно выдохся, когда увидел долговязого джентльмена в дешевом синем плаще.

– Вы не видели кота с синей ленточкой? Полосатого и пушистого?

Мужчина никак не выразил своего удивления. Наоборот, вроде бы даже был доволен, что к нему наконец обратились.

– Видел. Он купался в этой луже. Я остановился, хотел его погладить. Красивый, мерзавец. Но он убежал туда. – И мужчина указал в сторону конюшни ближайшего дома. Это было минут десять назад.

– Да благословит вас бог! – Джулиан запечатлел поцелуй на блестящей лысине мужчины и со спринтерской скоростью рванул в сторону конюшни. Можно было подумать, что за ним гнались адские псы… ну, или пекинес леди Шарлотты.

И резко остановился.

Он увидел пушистое создание, неподвижно лежащее на спине с задранными вверх всеми четырьмя лапами. На нем был синий бантик.

О боже! У Джулиана тоскливо заныло сердце. Похоже, бедолага попал под экипаж, который оглушил его или даже убил.

Джулиан был потрясен силой собственного разочарования и горя. Он прижал ладонь ко лбу. Как найти силы и сказать ей?

Маркиз осторожно потянулся к лежащему коту.

Тот вяло потянулся, растопырив свои конечности в разные стороны и подставив вечернему солнцу пушистый живот. Зеленые глаза сонно моргнули и снова закрылись.

Как мило!

Боже! Он никогда прежде не использовал это слово при описании живого существа. Возможно, ему следует пересмотреть свои взгляды на котов. У этого, например, животик, как… мягкое облако… его так и хотелось потрогать. А синяя ленточка так причудлива.

Ради бога! Что это с ним творится!

Джулиан подбирался к коту очень медленно, осторожно, опасаясь напугать животное. Харибда, приоткрыв один глаз, наблюдал за его маневрами, не сказать, что с тревогой, – скорее, с любопытством. Возможно, его слишком разморило на солнце. Мужчина видел, как мерно поднимается и опускается при дыхании кошачье брюшко.

Приблизившись, Джулиан опустился на корточки, бормоча какую-то ласковую чепуху, – должно быть, возможные зрители всерьез сочли его безумным – и протянул к коту руку. Он не смог устоять перед искушением и погрузил пальцы в мягкий пушистый мех.

– Все хорошо, Харибда, почему бы нам…

Все конечности зверька сомкнулись вокруг руки маркиза – она оказалась, словно в медвежьем капкане, и в нее впились острые зубы.

Джулиан взвизгнул, словно дама.

Коту, судя по всему, такая реакция понравилась, и он с радостью удвоил усилия.

Джулиан вскочил. Харибда висел на его руке, держась четырьмя лапами, вонзив в нее все двадцать когтей. Боль ослепляла. Кот устремил свои красивые глаза на Джулиана и поудобнее перехватил его руку зубами, вероятно, намереваясь повисеть так еще какое-то время.

Он так сильно прижал уши к голове, что они стали походить на крылья летучей мыши, и уставился на маркиза совершенно невозмутимо.

Тут Джулиан начал осознавать, что его визг собрал изрядную толпу любопытных. Рабочие в кепках и тяжелых ботинках, кухарки в передниках обступили его, доказывая тем самым, что в Лондоне еще не перевелись добрые люди.

Но все они держались в отдалении и настороженно следили за странными телодвижениями аристократа с висящим на руке котом. Для них это показалось бесплатным представлением.

– Возможно, тебе стоит перестать визжать, парень, – предположил мужчина в коричневой кепке и грязной полотняной рубашке. – Мне кажется, это только подстегивает его.

– Я точно знаю, что это подстегивает мою жену, – добавил другой работяга в больших изношенных сапогах.

По толпе прокатились сдавленные смешки. Но люди оставались в отдалении, предпочитая следить за развитием событий со стороны.

Тяжело дыша от жгучей боли, Джулиан ухватил кота другой рукой за шкирку и резко дернул. Глаза Харибды округлились от негодования.

Одна из лап, словно по мановению волшебной палочки, оказалась свободной, и он взмахнул ею.

По толпе прошел ропот.

– На этого кота не хватает Джентльмена Джексона, – сказал кто-то.

Чертов кот поцарапал его сквозь льняную рубашку. Боль была адской. Джулиан представил, как рубашка пропитывается кровью.

– Так его, киска! Так его! – весело закричала какая-то женщина.

Джулиан пришел в праведное негодование.

– У меня тоже есть кот, – сообщил кто-то. – Может, стоит его принести? Тогда коты сцепятся между собой. А то в сражении с этим чудовищем вы явно проигрываете.

И, как водится, посыпалось предложение ставок.

– Ставлю полпенса на кота!

– Столько же на парня.

Глаза Харибды засверкали. Похоже, он был уверен, что сражение только начинается.

– Кто-нибудь… может… мне… помочь? – Маркиз крепко держал кота за загривок одной рукой, чтобы животное оставалось на весу. При этом боль чуть-чуть ослабела. Кот не мог извиваться всем телом, поскольку держался за другую руку маркиза, но его пушистый хвост яростно стегал того по ребрам.

Хвост был очень мягкий.

– Понимаете, ваша милость, нам неизвестны ваши цели, – сказал один из зевак, вероятно, пользовавшийся авторитетом в толпе.

– Это любимец одной знакомой мне дамы, и я всего лишь хочу его вернуть хозяйке. Живым и здоровым. И еще я хотел бы… – Драйден зашипел от боли, – оторвать его от себя. Теперь понятно?

Синий атласный бантик развязался и теперь лихо болтался, как галстук.

– Не получится, – рассудил мужчина. – Похоже, это животное прицепилось к вам навсегда.

– И ни одна дама не захочет иметь в доме такое чудовище. Это скорее барсук. Ведь ему тоже можно повязать ленточку.

Воспринимая все происходящее как комедию, люди рассмеялись.

– Наоборот, – мрачно буркнул Джулиан. – Ей он подходит как нельзя лучше. Я дам по фунту каждому, кто поможет оторвать этого зверя от меня, не навредив ему.

Деньги – всегда весомый аргумент. Последовало быстрое обсуждение стратегии действия и способа оплаты. Харибда не сумел справиться с тремя мужчинами, которые все-таки отодрали его от руки Джулиана. А когда коту предложили кусок копченого лосося, недоеденный одним из работяг, он милостиво согласился разжать зубы. Рыба нередко становилась причиной погибели и более своенравных котов.

Окровавленный, потрепанный, но непобежденный маркиз теперь держал невероятно сильного кота удобно – крепко, но не причиняя ему вреда. Тот все еще пытался извиваться, размахивал всеми конечностями и возмущенно мяукал, но теперь обнаженная плоть маркиза была для него недосягаема.

В конце концов, Харибда, судя по всему, покорился своей судьбе, перестал дергаться и даже поудобнее устроился на руках маркиза. Со стороны он являл собой полностью довольного жизнью кота. Но Джулиан не расслаблялся, поскольку слышал глухое злобное урчание, возникавшее где-то в глубине кошачьего естества и некоторое время сотрясавшего его тело, прежде чем вырваться из пасти. Именно это урчание заставило мужчин, помогавших Джулиану, немедленно отойти на безопасное расстояние.

– Оставьте деньги себе, и удачи вам, – сказал один из них. – Подозреваю, дама, о которой вы говорите, живет в Гадесе, поскольку эта тварь – настоящий демон в кошачьем обличье. Оказав вам помощь, я позаботился о спасении своей души и не возьму денег.

Мужчина поклонился и спешно удалился.

Но остальные от денег не отказались, и Джулиан лишился наличности, приготовленной им на извозчика. Поэтому ехать в «Уайтс» – или любое другое место – он не мог.

Но выбора не было.

И маркиз Драйден отправился в клуб пешком с грозно рычащим котом на руках.

Глава 24

– Когда?

Ноги Фебы налились свинцом. Она тяжело опустилась на стул и уставилась прямо перед собой невидящим взглядом. Она так хорошо провела время на прогулке, а когда вернулась, оказалось, что прежняя жизнь окончилась. У нее больше нет Харибды.

– Около часа назад. Он выскочил из дома после того, как до смерти перепугал попугая. – Сообщив новость, леди Шарлотта величаво выплыла из комнаты с пекинесом под мышкой.

– Одна из горничных, вероятно, оставила дверь в твою комнату открытой, – сказала Мария. – Мы уволим их всех.

О господи!

– Это ничего не изменит, – ровным голосом проговорила Феба.

– Все равно, это будет забавно, – сказала Антуанетта. – Это вселит страх в души других слуг.

Феба удивленно подняла на нее глаза, не до конца уверенная, что девушка шутит.

– Мы найдем тебе другого котенка. – Мария погладила ее по колену.

Феба повернула голову к ней. Сбывался ее самый страшный ночной кошмар. Она ненавидела себя за то, что показала свою уязвимость этим людям, которые уверены, что друга заменить так же легко, как шляпку или зонтик.

Ее руки стали ледяными, хотелось плакать.

– Я должна разыскать его. – Она встала. Потом села и тут же снова встала.

Она, Феба, считавшая себя сильной в любых ситуациях, была совершенно выбита из колеи и охвачена паникой, как ребенок. Кто знал, что между ней и беспомощной опустошенностью был только кот?

– Он мог за час убежать куда угодно, – проговорила Мария.

– Ты, наверное, веселилась бы даже на похоронах, Мария, – сухо проговорила Феба.

Антуанетта слегка нахмурилась, взглянула на сестру и пожала плечами. Было очевидно, что сестры понятия не имеют, что делать с этим досадным недоразумением, неожиданно возникшим в их маленьком веселом и беззаботном мирке.

Лизбет вплыла в комнату и резко остановилась, словно почувствовала зловоние. Атмосфера была скорбной.

– Что случилось?

– Котик Фебы ушел, – объяснила Мария.

Феба вскинула голову.

– Ушел? Ты говоришь так, будто он отправился погулять на Друри-Лейн. Он выбрался из моей комнаты и выскочил на улицу. И пропал.

В сказках и мифах, если желаешь несбыточного, всегда приходится приносить какую-нибудь ужасную жертву. Господи, только не Харибда! Молю тебя, Господи!

– Наверное, кто-то оставил дверь в твою комнату открытой, – сказала Лизбет и тут же огляделась в поисках какой-нибудь отражающей поверхности. Она не могла не любоваться своим отражением. – Горничная, вероятнее всего.

Феба устремила на Лизбет пристальный взгляд. И поняла.

Голова Лизбет дернулась, как от удара. Они так долго сверлили друг друга глазами, что сестры забеспокоились.

«У тебя есть все, – думала Феба. – И все же ты чувствуешь себя настолько бессильной, что должна постоянно доказывать себе… и мне свое превосходство. Теперь ты решила отобрать у меня единственного друга».

– Надеюсь, кто-нибудь найдет твоего котика, – очень добрым голосом сообщила Лизбет.

– Так было бы лучше, – медленно проговорила Феба, все еще пристально глядя на собеседницу. – Для тебя, – чуть слышно добавила она.

Лизбет побледнела.

Если уж ничего нельзя сделать, пусть Лизбет, по крайней мере, боится находиться с ней под одной крышей.

Та кашлянула и с трудом отвела глаза.

– Джулиан опоздал, и мы, наверное, сегодня не поедем на прогулку. Надеюсь, с ним ничего не случилось.

Джулиан, Джулиан, Джулиан. Как же ты любишь произносить его имя!

«Говори что хочешь. Выйди за него замуж. Но он никогда не будет по-настоящему твоим, и ты никогда об этом не узнаешь.

Или узнаешь?»

В комнату вошла леди Силверторн с Францем на руках. Песик, судя по всему, был абсолютно счастлив, вновь очутившись в заботливых руках хозяйки. На холодном и скользком мраморном полу ему явно не понравилось.

– О, моя дорогая мисс Редмонд, вижу, вы одеты для верховой прогулки. Я забыла сказать, что маркиз был здесь, но прямо с порога выбежал за дверь. Может быть, он боится собак? Когда он пришел, Франц лаял на кота. Маркиз сразу развернулся и убежал.

– Похоже, сегодня все бегут из нашего дома, – фыркнула леди Мария.

Спустя двадцать минут, не обращая никакого внимания на удивленные взгляды прохожих, маркиз Драйден вошел в клуб «Уайтс». Харибда перестал грозно урчать только когда они вошли в помещение. Проклятый кот замолчал так внезапно, что маркиз даже покосился на него, чтобы убедиться, не испустило ли это исчадие ада дух.

Но нет, кот с любопытством смотрел по сторонам умными зелеными глазами. Похоже, ему понравилось увиденное. Он почувствовал себя здесь своим. Ведь на нем даже был галстук.

Джулиан проигнорировал лакея, подошедшего, чтобы взять его шляпу и пальто. Тот отшатнулся, а, увидев, что у маркиза в руках, вытаращил глаза.

Пока Джулиан шел через зал, кот продолжал активно размахивать пушистым хвостом, разгоняя сигарный дым. В какой-то момент хвост со всего размаху врезался в проходящего мимо Уотерберна.

– Какого черта? – Белокурый гигант резко остановился и обернулся, готовый выкинуть обидчика за дверь. И застыл, разинув рот.

– Красивый зверь, – сказал он своим обычным тоном принужденного восхищения. – Сколько ты за него заплатил?

– Ты удивишься, Уотерберн, узнав, как много можно получить, не заплатив ровным счетом ничего. Почему бы тебе не погладить его?

Уотерберн протянул руку.

– Рррмяурррмуррр.

Звук был многосложным, драматическим, от него стыла кровь в жилах. Это был рык голодной разъяренной пантеры, готовой броситься с дерева на ничего не подозревающих людей.

Полковник Кефевр вскочил, выпучив глаза.

– Немедленно принесите мне мой мушкетон, идиоты! – заорал он. – Это же тот самый тигр-людоед, сожравший половину деревни. Сейчас мы его достанем!

Он несколько раз моргнул, потом его глаза затуманились, и старик снова опустился в кресло, погрузившись в сладостные объятия Морфея.

Можно без преувеличения сказать, что в «Уайтсе» застыли все. На полуслове прекратились беседы. Кто-то замер, не донеся стакан до рта. Все взгляды были прикованы к Джулиану и коту.

Маркиз спокойно прошел мимо остолбеневшего Уотерберна туда, где сидел Джосайя Редмонд, который тоже пребывал в ступоре.

Нанесенные котом раны болели все сильнее. Проклятая зверюга.

В воцарившемся гробовом молчании его голос показался очень громким.

– Примите мои глубочайшие и искренние извинения, Редмонд, но я вынужден перенести нашу встречу. У меня очень важное дело, которое я не могу отложить. – И Драйден кивнул на кота, словно это было вполне достаточное объяснение.

– Конечно, – через несколько секунд ответил Редмонд. Коту. Не маркизу. Джосайя сидел, и его глаза находились на одном уровне с зелеными глазами кота.

Маркиз чувствовал ветерок, создаваемый движениями кошачьего хвоста.

Редмонд наконец сумел поднять глаза на маркиза. Его брови были слегка нахмурены. Но Джулиан не сомневался, что на его лице застыло высокомерное и непроницаемое выражение, которое отбивает у людей охоту задавать вопросы. Даже у таких уверенных в себе людей, как Джосайя. Это выражение подразумевало, что все его действия заведомо правильны и обоснованны и имеют разумную цель.

По крайней мере, он пока еще владел собственным лицом.

Джулиан поклонился, слегка придавив кота.

У него было еще одно дело.

Все гости клуба следили, синхронно повернув головы, как маркиз Драйден впервые остановился у книги записей пари. Он переложил кота под мышку, и свободной рукой открыл книгу. Первое пари, привлекшее его внимание, было неожиданным:

«Лорд Лэнсдаун спорит на пять тысяч фунтов с лордом Кэллоуэем, что добьется руки мисс Оливии Эверси еще до конца года».

Только глупцы и мазохисты могут заключать пари на что-либо, касающееся Оливии Эверси.

Пари было новым, заключенным всего днем раньше.

Маркиз перевернул страницу и сразу нашел то, что искал.

«Лорд Уотерберн спорит на двести фунтов с сэром Данди, что М.В. получит прозвище еще до истечения двух недель.

Сэр Данди спорит на пятьсот фунтов с лордом Уотерберном, что М.В. начнет получать цветы еще до истечения двух недель.

Лорд Уотерберн спорит на две тысячи фунтов с сэром Данди, что в течение двух недель из-за М.В. состоится дуэль».

Первые два пари были отмечены, как урегулированные.

Что еще за М.В.? О господи… мисс Вейл.

Ее успех стал результатом аристократического каприза. Это был способ весело провести время для двух скучающих повес, которые получали доход от ее тяги к красоте, желания стать где-нибудь своей. Уотерберн с успехом использовал стратегию «нового платья короля».

Лондонское общество не простит унижения, если уловка раскроется.

«Меня бы не осенило вдохновение, если бы не ты». Так сказал Уотерберн на балу у Редмондов. Значит, это все его вина. Маркиз Драйден всегда являлся объектом повышенного внимания, и в момент слабости обратил часть этого внимания на Фебу. Что он слышал в «Уайтсе» после возвращения в Лондон? Данди и Уотерберн говорили что-то о букетах… о доказательствах… Дай бог памяти…

«Попросим девочек подтвердить».

Джулиан устало закрыл глаза. Значит, сестры Силверторн все знают, и пригласили Фебу в Лондон с определенной целью.

Несколько секунд маркиз стоял без движения в притихшем клубе, потрясенный легкомысленной порочностью скучающих представителей высшего общества. Кошачий хвост ритмично стучал по его ребрам.

Драйден медленно обернулся и устремил на Уотерберна и Данди такой суровый взгляд, что от него, вероятно, завяли все оставшиеся листья на деревьях до самого Холланд-парка.

Взгляд кота был не менее суров.

– Интересные пари, Уотерберн.

Виконт вздрогнул, но справился с собой и всем своим видом изобразил скромную невинность.

– Не люблю скучных пари.

Джулиан успокоил себя мыслью, что идея о дуэли абсурдна. Представители высшего общества нередко вели себя, как бараны, но он не мог себе представить никого, достаточно смелого или достаточно скучающего, чтобы стреляться из-за Фебы Вейл. И уж точно не в течение столь короткого двухнедельного срока.

Тогда ее репутация безвозвратно погибнет.

Но она уедет.

Маркиз уставился на Уотерберна с нешуточной угрозой, которую не стал облекать в слова. Он хотел довести эту угрозу до сознания белокурого увальня, заставить его ощутить ее всем существом, каждой клеткой его массивного тела. Представив сияющее лицо Фебы, ее веселый смех, он мысленно вознес небесам молитву. Он никогда не молился.

Потом маркиз развернулся и вышел из клуба. Кошачий хвост продолжал работать. Он задел руку лакея, который спешил мимо с подносом.

– Какой мягкий, – сказал тот и улыбнулся.

Как только за Драйденом закрылась дверь, присутствующие задвигались и зашумели. Уотерберн придвинул стул к столику, за которым сидел Данди, и оседлал его, сложив руки на спинке.

– Как ты думаешь, – задумчиво спросил он, – почему ленточка синяя?

– Мне кажется, это цвет его семейного герба.

– Возможно, это намек на верность?

– Зачем вообще он приволок этого кота?

И приятели принялись обсуждать маркиза с энергией заговорщиков, строящих козни против короны.

Глава 25

Джулиан не мог пешком вернуться в свой городской дом, который был ближе к «Уайтсу», чем дом Силверторнов, и не мог отправиться к ним, где до сих пор оставался его конь, из-за Лизбет, которую бросил, устремившись на поиски кота, он махнул рукой извозчику и устроился в экипаже.

Он все перепутал в своей жизни. В его голове постоянно царил хаос. Но, в сущности, все было очень просто. Он хотел оказаться наедине с Фебой, возвращая ей кота. Все остальное не имело значения. При этом Джулиан изнывал от нетерпения, поскольку даже на расстоянии чувствовал ее страдания – словно мучился сам.

Поэтому он не стал обращать внимания на любопытную ухмыляющуюся физиономию кучера.

– Пять фунтов за две поездки. Заплачу, когда вернусь в свой городской дом.

Кучер, окинув клиента оценивающим взглядом, отметил дорогие сапоги, слегка попорченную одежду, кота, и неуверенно заерзал, заметив выражение лица пассажира.

Его ухмылка исчезла.

– Как скажете. Только пусть зверюга не писает в моей коляске.

Вот так. О такой возможности Джулиан даже не подумал.

– Бьюсь об заклад, в этой коляске случалось и худшее, – буркнул он.

Через пятнадцать минут, в течение которых Харибда мирно дремал у него на руках, маркиз наконец поднялся по ступенькам собственного дома.

Маркварт, заметивший из окна хозяина, прибывшего в потрепанном наемном экипаже, поспешил навстречу.

Джулиан сунул сонного Харбду под мышку, словно сверток. Взгляд Маркварта был неотрывно прикован к коту.

Прямо с порога маркиз начал давать распоряжения.

– Отправь этого извозчика в дом Силверторнов на Сент-Джеймс-сквер. Передайте мисс Вейл, что это срочно. У меня ее кот.

– Будем ли мы составлять требование о выкупе, милорд? Вы его подпишете, или я должен заняться вырезанием букв из газет и наклеиванием их на чистый лист?

– Напомни, сколько я тебе плачу за остроумие, Маркварт?

– О, вы никогда не ценили меня по достоинству, милорд.

– Проследи, чтобы это было сделано быстро, и чтобы мое устное послание было передано лично мисс Вейл.

– А что, если ей хватит ума не садиться в экипаж, на котором нет герба? Или ее нет дома?

– Я все-таки зря плачу тебе, Маркварт. Скажи ей… скажи ей… – Маркиз не мог отправить Фебе записку, запечатанную его печатью или написанную его рукой, тем более после того, как там поселилась Лизбет, а он ее бросил. Да, бросил. А ее дядя, не говоря уже об Уотерберне и Данди, не преминет рассказать ей, как он явился в клуб «Уайтс» с котом под мышкой.

– Скажи ей… она дважды подумает, прежде чем пожелать швырнуть в меня коробкой сигар, после того, как увидит Харибду.

Маркварт выслушал его очень внимательно, сочувственно кивая. Он явно старался запомнить слова хозяина дословно.

– Вы сегодня, видно, хорошо выпили в «Уайтсе», милорд.

– Нет, – раздраженно буркнул Джулиан. – О чем чрезвычайно сожалею. Все, что я сказал, должно быть передано мисс Вейл. Слово в слово. Она поймет. И поторопись.

– А если ее нет?

Харибда пошевелился, открыл глаза и, обнаружив себя в новой обстановке, глухо зарычал.

Маркиз невольно побледнел.

– Молись, чтобы она оказалась дома.

Спустя четверть часа кучер, который всю дорогу повторял в уме таинственное сообщение, прибыл к дому на Сент-Джеймс-сквер и сообщил, что привез сообщение лично для мисс Вейл. Прошло некоторое время, прежде чем позвали мисс Вейл, что было в высшей степени неприятно, потому что время – деньги, особенно когда работаешь извозчиком. К сожалению, вместе с мисс Вейл явились еще три женщины, две – потрясающе чистенькие, аккуратные, привлекательные и абсолютно одинаковые, и третья, прекрасная как ангел. Все четверо приготовились слушать.

Это был один из самых странных дней, которые довелось пережить кучеру, а ведь он жил не где-то в провинции, а в Лондоне.

– Я передам сообщение только лично мисс Вейл, – сказал он.

– Я мисс Вейл, – в один голос заявили сестры и весело захихикали.

– Я мисс Вейл, – сообщила Феба строгим учительским голосом.

– Я должен доставить вас к вашему коту, – выпалил он, – и еще сказать что-то о коробке сигар, брошенной в голову. – После столь необычно длинной для него речи кучер выжидательно замолчал.

– Это восхитительно, – заверещали близнецы, хлопая в ладоши и подпрыгивая. – Значит, все это устроил тайный поклонник? Кто-то похитил Харибду?

Феба стремглав выскочила, подхватив юбки, скатилась по ступенькам, одним прыжком оказалась в коляске и закрыла за собой дверцу. Кучер, пыхтя, бежал за ней.

Коляска тронулась с места. Сестры Силверторн и Лизбет, разинув рты, смотрели ей вслед.

Не успела Феба протянуть руку к массивному молоточку, как дверь распахнулась. На пороге стоял невысокий коренастый человек, почти лысый, неопределенного возраста, элегантно одетый. Ей показалось, что ошарашенное выражение присутствует на его лице постоянно.

– Мне сказали, что у него мой кот.

– Ах, значит вы, должно быть, мисс Вейл.

Человек отступил в сторону и знаком предложил ей войти.

Одновременно он окинул гостью оценивающим взглядом и нахмурился.

– Маркиз приказал мне, – чопорно сообщил он, откашлявшись, – чтобы я послал вас наверх. – Он явно старался говорить бесстрастно, но не сумел скрыть потрясения. Все же она не принадлежала к женщинам, которых посылают «наверх» в личные апартаменты хозяина.

Но она подумает об этом позже.

– И, пожалуйста, захватите ему это. Поднявшись на второй этаж, поверните налево и идите на голос. Там уже хорошо слышны вопли вашего адского создания.

Маркварт вручил Фебе небольшую белую тряпочку и бутыль с надписью «зверобой продырявленный».

Черт! Вероятно, Харибда его поцарапал.

Харибда узнал ее шаги и побежал к ней. Маркиз следовал за котом. Он так резко остановился, подойдя к лестнице, что едва с нее не свалился.

Феба на него даже не посмотрела. Она бросилась к коту, подхватила его на руки и прижала к груди так крепко, словно он был единственным смыслом ее жизни. Закрыв глаза, она потерлась щекой о мягкую шерстку. Исчадье ада громко заурчало. Очень громко. Вероятно, это создание ничего не делает наполовину. Харибда урчал с той же энергией, что раньше рычал.

Джулиан мог бы любоваться ею всю жизнь. Он жадно впитывал вид ее хрупкой фигуры, закрытых глаз, лица, светящегося радостью и облегчением. В тот момент Феба казалась ему совершенством, венцом творения. Ему нечего было больше желать. Не к чему стремиться. «Я сделал это. Я сделал ее счастливой». Он бы согласился еще раз испытать на себе когти и зубы адского создания, лишь бы увидеть такое выражение на ее лице.

– Спасибо, – пробормотала Феба. Ее голос был приглушен мягкой шерстью. Она так и не подняла на него глаз. – Спасибо. Тысячу раз спасибо!

Неожиданно Джулиан обнаружил, что не может говорить.

Мисс Вейл наконец подняла голову и открыла свои потрясающие глаза. И прежде чем осознал, что делает, он протянул руку и смахнул слезинку, повисшую у нее на ресницах.

А потом маркиз взглянул на свой палец и решительно стер с него влагу, как будто хотел так же легко избавить ее от печали и боли.

Феба опять закрыла глаза.

Они оба были слишком тронуты, чтобы говорить. Несколько минут в доме царила тишина – слышалось только абсурдно громкое урчание.

Феба кашлянула.

– Вы сильно пострадали? – Ее голос был тихим и мягким.

Джулиан сразу вспомнил, что во время последней встречи они поссорились и расстались не друзьями. – Ваш человек послал меня наверх с чистой тряпкой и зверобоем.

– Знаете, – задумчиво сказал он, – на меня однажды напали со штыком. Но француз ткнул меня только один раз. Это создание одержимо дьяволом. Я пошлю записку архиепископу. Быть может, у него есть на примере экзорцист.

Феба старалась не смеяться.

– Он одержим разве что маленькими когтями и зубами. – В качестве доказательства она подняла и показала маркизу мягкую пушистую лапку. Зверь позволил ей это, словно был чучелом, а не живым диким хищником.

– Эту зверюгу неправильно назвали. Он должен носить имя кого-то с длинными, острыми, крючковатыми когтями, дракона, например, или феникса. Нет, это минотавр. Самое подходящее. Вы должны были назвать его Минотавром.

Она засмеялась, повернула к себе милейшего покладистого любимца и чмокнула его в розовый нос. Маркиз взирал на происходящее с возрастающим недоверием. Феба поставила Харибду на пол, он немедленно прошествовал к маркизу, обвился всем своим жилистым телом, включая хвост, вокруг его ноги, и взглянул вверх чистыми, ясными глазами.

– Он пытается ввести меня в заблуждение мнимым добродушием и, когда я расслаблюсь, начнет новую внезапную атаку?

– Вы говорите, как полковник Кефевр из «Уайтса».

Маркиз растерянно моргнул.

– Откуда, черт возьми, вы знаете о полковнике?

– Слышала от Уотерберна и Данди.

Воцарилось молчание.

– Мужчины, – задумчиво протянул Джулиан.

Феба пожала плечами.

Он недолго колебался, но потом все-таки задал мучивший его вопрос. Ему было необходимо знать.

– Скажите, Феба, вы, случайно, не получали сегодня букетов из оранжерейных цветов?

Она удивленно подняла голову, и на лице отразилось искреннее неподдельное удовольствие.

– Да. Пять штук. И еще пучок полыни.

«Что из этого вы предпочли?» Джулиану очень хотелось спросить, но он удержался.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Воздух был насыщен невысказанными словами.

Как он мог ей сказать? Да сейчас она, скорее всего, ему и не поверит. Джулиан не хотел быть тем, кто откроет ей глаза на правду, и не мог сказать, что было тому причиной.

– Не бойтесь. Харибда любит, когда его гладят по спине и чешут за ушками.

– Это создание нанесло мне болезненные раны и теперь ожидает прощения?

Феба слабо улыбнулась.

– Думаю, многие создания наносят глубокие раны, а потом ожидают прощения.

Снова наступило молчание. Джулиан и Феба смотрели друг на друга. Она – спокойно, он – настороженно.

– Вы так глубокомысленны, мисс Вейл? Решили преподать мне еще один урок? С нетерпением жду, но, видите ли, я истекаю кровью, – сообщил маркиз с праведным гневом.

Феба недоуменно подняла одну бровь.

Драйден вздохнул.

– Ну, если вы настаиваете… – Он наклонился и погладил Харибду по голове. Тот заурчал громче и стал поворачивать голову в разные стороны, чтобы ее гладили везде. Джулиан разозлился на себя, почувствовав нежность к зверьку. – Мерзкая изменчивая зверюга, – нежно проворковал он.

Драйден выпрямился, и Харибда сразу же юркнул под кровать. Ему надоело быть в центре внимания.

Молчание стало угнетающим. Без кота в качестве буфера оба не знали, о чем говорить.

Первой не выдержала Феба.

– Было больно? Когда вас ударили штыком.

Глупый вопрос, и они это знали. Но, взглянув в глаза женщины, Джулиан понял, что Феба хочет облегчить его боль, так же как он стремился умерить ее страдания.

– Больно, – ответил он. – Некоторое время. Потом все прошло.

Феба побледнела и сжала губы.

– Хотите увидеть шрам?

Она спрятала улыбку.

– Уверена, эта уловка сработала с бесчисленным множеством дам.

– Почему же бесчисленным. Я вполне способен их пересчитать.

Теперь она улыбалась уже открыто.

– Мне ужасно жаль, что Харибда причинил вам боль, и поверьте, мне не хватает слов, чтобы выразить свою признательность.

Джулиан молча кивнул.

И Феба наконец задала самый главный вопрос:

– Как вы его нашли?

Он открыл рот и сделал паузу, обдумывая ответ.

– Кот принимал солнечные ванны у конюшни. Лежа на спине. – Он выпалил это резко, глядя в окно, где заходящее солнце окрасило небо в золотистый цвет.

Солнце зажгло в его темных волосах красные искорки.

И Феба поняла: Драйден бросился на поиски кота, забыв о Лизбет и собственном достоинстве. Ради нее. Опять.

Маркиз повернулся к ней. Его лицо было непроницаемым, и только высокий лоб перерезали две глубокие морщинки. Он словно просил ее: «Спаси меня от самого себя».

– Джулиан, – прошептала она, и в ее устах это звучало, как благодарственная молитва. Не совсем понимая, что делает, она протянула руку и погладила его по щеке.

Феба вспомнила, как впервые увидела лорда Драйдена. Тогда она еще не знала его поцелуев. И он не был для нее личностью – только героем мифов, слухов и сплетен. Лорд Айсберг. И еще она вспомнила, как он поцеловал ее во время вальса. Тогда его кожа была чуть-чуть шершавой из-за легкой небритости.

Джулиан нерешительно потерся щекой о ее ладонь, медленно поднял руку и прижал ее ладонь к своей щеке.

И вздохнул.

Феба зачарованно следила, как поднимается и опускается его грудь при дыхании. Его глаза затуманились. Он весь отдался робкой нежности ее прикосновения. Двое, не привыкшие доверять. И она очень боялась, что они сумеют найти утешение только друг в друге.

Джулиан закрыл глаза. И Феба, воспользовавшись моментом, принялась его жадно рассматривать. Выразительные темные брови. Длинные ресницы. Маленький шрам на подбородке.

Вот, что было намного опаснее для них обоих, чем страсть. Ее сердце казалось огромным из-за переполнявших ее чувств. Оно жаждало открыться мужчине. Феба из последних сил старалась удержать его в узде. Его нельзя доверить лорду Драйдену.

– Ты… идиот, – едва слышно прошептала она.

Его глаза удивленно распахнулись. И сразу прищурились.

– Надо было сразу обработать раны зверобоем. Уже не было бы больно. – Она сумела заставить себя говорить спокойно.

Джулиан смотрел на нее во все глаза, привыкая к перемене тона. Его губы крепко сжались.

– Прекрасно. – С удивительной быстротой он расстегнул пуговицы на рубашке, стряхнул ее с плеч и швырнул на кровать. С таким же выражением мужчины бросают перчатку.

Это оказалось неожиданным и весьма болезненным ударом. Феба перестала дышать. У нее закружилась голова, по телу прокатилась жаркая волна, колени подкосились. Хорошо хоть юбки длинные, и не видно, как сильно они дрожат.

– Слишком неожиданно? – с вызовом спросил Джулиан. Он взъерошил волосы и откинул их со лба. Фебу заворожила игра мышц, изящный изгиб плеч, темная поросль на груди и дразняще исчезающая под поясом панталон. Все это хотелось погладить, исследовать руками и языком.

На лбу все еще был виден синяк. Теперь он частично приобрел зеленоватый оттенок, но большая часть оставалась лиловой.

Голос слегка дрожал, но она все же сумела приправить его сарказмом.

– Полагаю, это работа дьявола – искушать меня. А не ваша.

– А какая разница между дьяволом и мной?

– Трудно сказать. Я ее не вижу. – Феба открыла бутыль с мазью и погрузила в нее пальцы. – Показывайте, где болит. – Это была чистой воды бравада. Она не была уверена, что сможет спокойно прикоснуться к нему.

Теперь неуверенным выглядел он. На его вызов был получен достойный ответ.

Наконец, словно нашкодивший мальчишка, он протянул ей руку. Феба увидела несколько довольно глубоких царапин, уже покрасневших и припухших.

Она коснулась самой большой из них.

– Мне очень жаль, что он вас поранил.

Джулиан молча пожал плечами. Кажется, он затаил дыхание. Она осторожно провела пальцами по каждой ранке.

– Лучше? – тихо спросила она. Джулиан молча кивнул.

– Сюда он тоже добрался, – хрипло буркнул он и указал на ранки на груди.

Феба заколебалась. На мгновение ее палец замер над ранкой. Между ними, казалось, проскакивали электрические разряды.

Наконец она все же легко прикоснулась к каждой ранке. Кровь уже высохла, красные точки образовали полукруг на груди маркиза. Так защищался ее маленький храбрый Харибда.

Джулиан шумно выдохнул сквозь зубы, и она вздрогнула.

Ее пальцы задрожали и замерли. Все бесполезно. Из последних сил она пыталась не закрыть глаза. Мыслей почти не осталось, их вытеснили чувства, в глазах потемнело. Ей хотелось только одного – почувствовать его, прижаться к нему, раствориться в нем.

И она все-таки закрыла глаза.

Феба слышала только дыхание. Ее и его. Очень шумное. И чувствовала гулкие удары его сердца под своей ладонью.

– Продолжай, – прохрипел Джулиан. – Делай все, что хочешь, Феба.

Она больше не колебалась. Ее ладонь погладила грудь, ключицы, плечо. Джулиан почувствовал, что его тело покрылось мурашками, а волоски на руках встали дыбом. Соски стали твердыми.

Феба осторожно коснулась одного из них кончиком ногтя.

Воздух, казалось, застрял у него в горле, голова непроизвольно откинулась назад. Звук был настолько чувствительным, что Фебу бросило в жар.

Джулиан напрягся, его кожа стала горячей. Фебе стало трудно дышать. Она принялась жадно исследовать его грудь обеими руками. Чувство было восхитительным. Особенно волнующим оказалось ощущение биения его сердца. Маркиз не шевелился, отдав инициативу ей. Она была вольна делать что хочет. Почувствовав его восставшее мужское естество, она инстинктивно придвинулась чуть ближе. Пусть он – дьявол, а она – дьяволица.

Она потрогала кончиками пальцев поросль на груди, и рука скользнула ниже, туда, где узкая дорожка волос исчезала под панталонами. А потом замерла на поясе, прямо над твердой выпуклостью внушительных размеров.

Оба дышали хрипло и часто. Она уперлась лбом ему в грудь. От него исходил божественный запах – желания, искушения, дома. Феба покачала головой. Она хотела отстраниться, но не могла. Он был словно дурман, и она уже была им отравлена. Оставалось только позвать на помощь. Помогите!

– Знаешь, что я думаю? – Феба ощутила теплое дыхание на затылке. Его голос звучал почти спокойно, что было более чем странно для мужчины, столь явно возбужденного.

Она снова покачала головой. «Не заставляй меня говорить».

Его дыхание участилось. Он медленно поднял руки. Они скользнули по ее спине вверх и замерли на лопатках. Джулиан говорил медленно, тихо и протяжно.

– Понимаешь, пока мы здесь стоим, я все время думаю о коже над твоими чулками. Об укромном местечке между бедрами. Прямо над подвязками. Я думаю, оно очень нежное, Феба. Как новая кожа, которой никто никогда не касался. Лепестки цветка могут только мечтать о такой нежности. Я бы душу отдал за то, чтобы ее почувствовать.

Этими словами маркиз пробудил к жизни ту часть ее естества, о существовании которой Феба даже не подозревала. То место между бедрами, о котором он говорил, теперь горело огнем, словно знало, что говорят именно о нем, и ничего не имело против проверки выдвинутой гипотезы.

Сердце пыталось вырваться из груди. Кровь звенела в ушах. А мужчина снова заговорил. И его голос показался ей нестерпимо эротичным.

– И еще я думаю, Феба, что сейчас – там, между бедрами – ты стала влажной. Ты хочешь меня, представляешь, как я касаюсь тебя там пальцами и языком. Если бы я попробовал тебя сейчас там на вкус, это утомило бы мой голод.

«Боже, что он говорит!»

Драйден подвинулся ближе, и его плоть уперлась ей в живот. Руки опустились ниже и сжали ягодицы. Он прижал ее к себе. Все же его самообладание было удивительным.

– Как непристойно, – слабо пискнула Феба.

Это немного смутило Джулиана.

– Ты о моих словах? Конечно. Но ведь это правда, Шехерезада.

Дьявол возликовал.

– Спорим, что я прав? Если согласна, подними юбки, Феба. Я хочу, чтобы ты участвовала во всем.

У Фебы голова шла кругом. Руки наотрез отказались повиноваться. Они не желали отрываться от его груди, вероятно, опасаясь не получить возможности коснуться его снова.

Снова раздался шепот.

– Считаю до трех: раз, два…

Она наконец оторвала руки от мужской груди, медленно опустила их и, судорожно ухватившись за изношенную ткань юбки, потянула ее вверх. Джулиан легко упал на колени.

Лишь только прохладный воздух коснулся ее ног, его руки сразу оказались там – над подвязками. Они гладили, ласкали, теребили, вызывая непередаваемые ощущения во всем теле. Все, даже самые маленькие, волоски на ее теле встали дыбом, по коже побежали мурашки.

Феба судорожно вздохнула. Точнее, она застонала – тихо, хрипло, бесстыдно. Она и не предполагала, что может испытывать такие умопомрачительные ощущения. Ее ноги сами раздвинулись.

Его губы коснулись ее бедер, и Феба почувствовала, как где-то внутри, внизу живота начала пульсировать сладкая боль.

Потом его губы раздвинулись, и разгоряченной кожи коснулся язык. Вся кровь отхлынула от лица Фебы, стремясь к новому центру ее вселенной, расположенному намного ниже.

– Я был прав. Такая мягкая. – Джулиан бормотал, словно в бреду.

Отчаяние и удовольствие, жадность и предвкушение, все это неразрывно переплелось. Феба больше не знала чего хочет, но понимала, что только он мог ей это дать.

Его рот стал более настойчивым, и язык скользнул в нежную расселину.

Невероятно! Ее пронзило острое наслаждение.

Феба вздрогнула и весьма витиевато выругалась. Очевидно, живя в Сент-Джайлзе, она накопила немалый запас подобных слов, но до сих пор у нее не было повода их применять.

– Ты невероятна. И, поскольку я прав, я выиграл, – прошептал Джулиан. – В качестве приза я хочу, чтобы ты лишилась рассудка в моих руках и выкрикнула мое имя.

И его язык снова скользнул внутрь.

– О боже, Джуль!

– Это не крик, а вопрос или просьба.

И сделал это снова.

Феба вцепилась ему в волосы, схватила за плечи. Он должен был держать ее, поскольку ноги окончательно отказались ей служить. Колени предательски подогнулись. Его плечи оказались такими крепкими, что это пугало. Не было сомнений в том, что он, как атлант, мог удержать на них небо.

Она интуитивно стала двигаться ему навстречу, пытаясь уловить ритм. Восхитительное тепло и бархатная мягкость его языка дарили именно то, что ей было необходимо – как бы это ни называлось. И когда в комнату проникли последние лучи заходящего солнца, Феба поняла, что пропала. Она больше не принадлежала себе. Она слышала свое тяжелое дыхание, будто доносившееся извне, и задыхалась от наслаждения, такого острого, что граничило с болью.

Задрожав, она выгнулась ему навстречу. Ледяной жар опалил кожу. Каждая клеточка ее тела пела, купаясь в море блаженства.

Она впилась ногтями в плечи маркиза. Теперь она чувствовала, как в ней нарастает нечто большое, неведомое, поднимается волна, грозящая захлестнуть ее целиком. Похоже, она вот-вот умрет. Ну и пусть. Она этого хочет. Это ей нужно.

Теперь в нежную расселину скользнул его палец.

– Джуль… я… пожалуйста…

Море пылающих звезд обрушилось на нее, вырвали ее душу из тела и унесли в даль, к непередаваемому, почти невыносимому и неописуемому блаженству.

И Феба действительно выкрикнула его имя.

Она чувствовала, как ее обхватили сильные руки, удерживая на весу. Иначе она бы обязательно рухнула на пол. Вместо этого она уронила юбку на голову Джулиана.

Возвращение в собственное тело происходило медленно, постепенно. Сначала Феба поняла, что дышит, потом ощутила жар кожи. Затем она почувствовала руки и ноги. Вот только чьи? Она не могла понять, что кому принадлежит. Ей нужно было время, чтобы отделиться от мужчины. Который как раз пытался выпутаться из ее юбок.

Когда маркизу это удалось, он медленно встал. Феба, к которой уже вернулось зрение, подняла на него глаза. И у нее снова перехватило дыхание. Его возбуждение было настолько сильным, что поневоле возникал вопрос: теперь, после всего, что дал ей, наверное, он имеет право рассчитывать на ответную… любезность. И ей захотелось бежать.

– Где кот? – Его голос звучал потрясенно.

– Под кроватью. Это его привычное убежище. А что?

– Если я возьму тебя здесь и сейчас, на этой кровати, он набросится на меня?

– Попробуй и увидишь.

– Это приглашение, мисс Вейл?

Ей потребовалась вся сила воли, чтобы спокойно ответить:

– Ни в коем случае.

Феба внимательно всмотрелась в его лицо. Не приходилось сомневаться: он думает, что ей сказать, и один за другим отвергает возможные варианты. Может быть, размышляет, как ее убедить? В конце концов он шумно вздохнул, протянул руку и заправил ей за ухо выбившуюся прядь. Ощущение было, словно ее погладил лапой медведь. Нежность не была его природным качеством или была, но он не позволял ей проявляться. Далеко не все и не всех он допускал в свою жизнь.

Фебе больше нравился этот мужчина, когда он был смущен, неуверен, потерян.

Джулиан тяжело опустился на кровать и уткнулся лбом в ладонь. Неудачно. Боль напомнила о шишке, и он сразу поднял голову. Феба расправляла юбки.

Тело ее еще подрагивало – сказывались последствия пережитого впервые наслаждения. В зеркале над столом она видела, что ее кожа покраснела – везде, где было видно. Врать себе не имело смысла, и она мысленно отметила, что выглядит красивой и развратной. И испытывает радость, хоть и с привкусом горечи.

– Я бы очень хотел заняться с тобой любовью, Феба.

Драйден казался несчастным и очень уязвимым – с шишкой на лбу, множеством царапин от кошачьих когтей и необычайно возбужденным.

– Знаю.

Маркиз взглянул на нее с надеждой, но, увидев выражение ее лица, мрачно усмехнулся и отвернулся к окну.

Некоторое время оба молчали.

– Мне жаль, что я оставляю тебя в таком состоянии.

Как неловко! Но таким образом она давала понять, что намерена уйти.

Джулиан невесело хохотнул.

– Поверь, мне уже доводилось оказываться в такой ситуации и раньше. Переживу. Это не смертельно. Просто… – Он замолчал. – Если бы ты только знала, что я чувствовал, когда… – Он снова замолчал. – Понимаешь, все, что сейчас произошло между нами – слабая тень того, что могло бы быть. Все было бы волшебно. У меня есть опыт, нравится тебе это или нет, и, скажу честно, я еще никогда не испытывал такого сильного желания. Никогда ни с кем я не испытывал такого… взрыва.

Желание? Это любовь, глупый ты человек, хотела она сказать, но промолчала. Она причина всего – шишки, царапин и желания.

– Знаю, – коротко сказала Феба.

– Разве тебе было плохо? Кстати, я не знал, что школьная учительница знает столь восхитительно грязные слова.

Феба улыбнулась.

– Это было необычно.

Его глаза расширились, и он расхохотался. Впрочем, его взгляд оставался серьезным.

– Похоже, ты опекаешь меня?

Она пожала плечами.

– Я знаю, что ты меня хочешь. Именно меня. – Маркиз встал и сделал шаг к ней. Он опять оказался рядом. Она могла прикоснуться к нему, почувствовать его запах. И, разумеется, мечтала снова оказаться в его объятиях. Но сдержалась. Жизнь научила Фебу быть сильной.

Джулиан провел пальцем по ее губам.

– Ты хочешь меня, – повторил он, но теперь это утверждение звучало, как мольба. – Меня и никого другого.

Она ощутила его дыхание на своих губах. Если он ее поцелует, она пропала. «Поцелуй меня».

«Пожалуйста, не целуй».

– Вас многие хотят, лорд Драйден, – сказала она с напускным легкомыслием. Маркиз застыл и спустя мгновение отдернул руку.

Он выглядел таким обиженным, что Фебе захотелось его утешить. Но кто утешит ее?

Ничего не изменилось. Он не предложил ей ничего нового.

– Вы не могли бы раздобыть какую-нибудь корзинку, чтобы я могла отнести Харибду к Силверторнам, и найти для меня извозчика.

Кот услышал свое имя и, лениво потягиваясь, выбрался из-под кровати. Феба опустилась на колени и поправила сбившийся бантик на его шее.

Маркиз внимательно наблюдал за этой парочкой.

– Зачем исчадью ада бант? Чтобы выглядеть безобидно?

– Это ловушка для врагов.

Джулиан улыбнулся. На этот раз искренне. Его улыбка всякий раз разбивала ей сердце. Маркиз распахнул гардероб, достал другую рубашку и переоделся. Феба горько пожалела, глядя, как великолепное тело исчезает под льняным полотном.

Ей пришло в голову, что, если бы она могла все время жить с ним, то постоянно видела бы, как он застегивает рубашку, надевает жилет, бреется, то есть все те не самые эротичные вещи, из которых, тем не менее, складывается жизнь. Ей хотелось облегчить его страдания и разделить его ношу, сделать его жизнь проще, легче, наполнить ее страстью.

Больно. Очень больно. Да, он мог дарить ей наслаждение бесконечное множество раз. Но и причинить ничуть не меньше боли.

– Когда ваш пароход отплывает в Африку?

– Через две недели.

– И вы твердо решили уехать?

– Не вижу, что может мне помешать.

И Джулиан замкнулся. В этот момент в нем проявилось нечто общее с Харибдой, который смыкает лапы вокруг руки, тянущейся к его животу.

– Ваши раны быстро заживут, милорд.

Она говорила спокойно и сухо. Джулиан все понял и отвернулся.

– Несомненно, – в конце концов ответил он, и его голос был холоден, словно лед. Не только она умеет держать собеседника на расстоянии. – Маркварт найдет для вас корзинку и экипаж. И удачи вам, мисс Вейл, где бы вы ни оказались.

Глава 26

Сестры Силверторн потребовали, чтобы она объяснила свое поспешное бегство, но Феба, смеясь, заявила, что все равно не сможет рассказать, кто спас ее драгоценного кота. К счастью, они не отличались постоянством и очень скоро переключились на другую тему.

И светский водоворот милосердно увлек Фебу еще на неделю. Милосердно, потому что не позволял ей остановиться на достаточно большой промежуток времени, чтобы начать думать и чувствовать. Она пила миндальный ликер и утром просыпалась с больной головой, танцевала с кавалерами, которые не умели вести интересные беседы – только говорили фривольности, сплетничали и злословили. Она наслаждалась восхищением и завистью тех, кого не возвели на трон популярности сестры Силверторн, Уотерберн и Данди. Все вокруг скользило мимо, словно приятная ненавязчивая музыка, и ничто не затрагивало ее душу. К Фебе приставили горничную Абигайль, чтобы та заботилась о платьях, которые она привезла с собой. Ей дали несколько платьев для дневных прогулок и очень красивую накидку.

После балов дом заваливали цветами, и все они были адресованы Оригиналке. Ее имя даже появилось в колонке светской хроники в связи с лордом Камбером. Создавалось впечатление, что Камбер подумывает о серьезном ухаживании. Во всяком случае на это указывали бесконечные букеты, прибывавшие от его имени. Феба еще однажды каталась в его высокой коляске в сопровождении сестер Силверторн, Уотерберна и Данди. На каждом балу Камбер приглашал ее на вальс. Теперь она знала, что у него есть три сестры и отец, который не слишком щедро выделяет ему содержание. Еще он поведал о своей любви к лошадям, оружию, охоте и непристойным музыкальным представлениям.

Камбер не знал о ней ничего помимо того, что она Оригиналка и преподает в школе. Он ни о чем не расспрашивал, и она не спешила рассказывать, обнаружив, что лондонские молодые люди из общества больше всего любили говорить о себе.

А маркиз хотел знать все о ней.

Феба видела Джулиана еще трижды – наблюдала из другого конца зала, как он танцевал с Лизбет. Это было все равно, что смотреть на него через окно. Он существовал в параллельной жизни, в которой уже принадлежал Лизбет. А значит, был для нее потерян.

Дважды он приезжал в городской дом Силверторнов, чтобы отвезти Лизбет на прогулку, и Феба старалась в это время оставаться в своей комнате, чтобы не попадаться ему на глаза. В такие дни маркиз присылал Лизбет букеты, всегда только из белых и розовых цветов, и всякий раз чуть-чуть другие. Фебе казалось, что он не ухаживает за любимой девушкой, прелестной, как ангел, а отбывает наказание. Но, в общем, она была заинтересованной стороной и потому могла ошибаться. Ей же не было известно, о чем они разговаривают. Возможно, сидя на лошадях, они нежно ворковали друг с другом, искренне радуясь встрече. Впрочем, она в этом сомневалась.

«Никто никогда не разговаривал со мной так, как вы».

Расстояние и время лечат. Иначе и быть не может. Феба поняла, что маркиз вполне примирился с тем, что потерял ее, и теперь с глубоким удовлетворением предвкушает будущую жизнь, состоящую из снабжения Лизбет льстивыми комплиментами и красивыми платьями и воспитания невыразимо прекрасных детей. Не исключено, что со временем он заведет новую страстную любовницу и сделает свою жизнь полной. Или почти полной.

Фебе больше не приносили букетов полыни.

Так что безумие, охватившее их обоих, закончилось. Ну и слава богу.

В пятницу утром Мария обратилась к Лизбет, которая, как обычно, любовалась своим отражением – на этот раз в серебряном кофейнике:

– Ты не забыла, что сегодня бал у Сеттлфилдов? Мы все знаем, что это значит. На балу у Сеттлфилдов обычно объявляют о помолвках. Кто был в прошлом году? – Мария повернулась к сестре.

– Не помню. Я всегда забываю имена девушек, которых знала, после того, как они выходят замуж.

Сестры весело захихикали.

– Если, конечно, речь не идет об очень высоких титулах, – поспешила добавить Мария. – В «Уайтсе» заключают пари на то, что маркиз Драйден сделает предложение тебе, Лизбет.

Феба застыла, схватившись за чашку с кофе. Напиток был огненно горячий, но она ничего не почувствовала.

– Завтра Джуль встречается с дядей Джосайей в «Уайтсе», – самодовольно сообщила Лизбет и улыбнулась. – Сказал, что для решающего разговора.

– Наверное, хочет обсудить приготовления к свадьбе, – предположила Мария. – Значит, до этого он должен сделать тебе предложение.

Феба обнаружила, что сидит не шевелясь и даже боится дышать, словно наполнена чем-то легко воспламеняющимся и может вспыхнуть от малейшего движения. И, по правде говоря, она испытала даже нечто похожее на радость. Теперь Джулиан получит все, к чему так долго и упорно шел. Она знала, что он будет искренне рад, что сумел воплотить в жизнь свою мечту – вернуть фамильные земли, выполнить свой долг.

Тем не менее она избегала смотреть на Лизбет, опасаясь, что не сможет достоверно изобразить безразличие. Вообще-то это всегда удавалось ей блестяще, но все-таки не тогда, когда смотришь в огромные голубые глаза и видишь в них приговор своей мечте.

Девушки прибыли на бал к Сеттлфилдам веселой яркой благоухающей стайкой. Они вошли в особняк, где их встретили Уотерберн и Данди, и все вместе прошествовали в бальный зал.

– Что вас задержало, дамы? – спросил Уотерберн.

– Мы бы приехали раньше, но котик Фебы захотел поиграть с ее ленточкой, – объяснила леди Мария. – А он такой очаровашка. И потом у него был очень тяжелый день.

Уотерберн нахмурился.

– Котик Фебы?

– У меня есть кот, – подтвердила Феба. – Я привезла его с собой.

– Разве это не забавно? – спросила Мария, впрочем, ее голос был не веселым, а, скорее, скучающим.

– Оригиналка, – пробормотал Уотерберн. – А как выглядит котик?

– Очень пушистый. Белая грудка, синяя ленточка на шее. Он сбежал, но таинственный благодетель вернул его хозяйке. Она отказалась нам сообщить имя героя. Но почему вы все время спрашиваете? Лучше принесите нам миндального ликера! Немедленно! – И она шутливо шлепнула кавалера веером по руке.

– Да, конечно, – рассеянно сказал он, не шевельнувшись. – Но сначала… Лизбет, вы подарите мне сегодня вальс? Кто знает, возможно, это будет ваш последний вальс перед помолвкой.

– Вы вроде никогда не были сентиментальны! Но вам идет. Вы получите вальс, – с царственным величием проговорила она.

Вскоре после того, как Уотерберн пригласил Лизбет на вальс, гости увидели, как один из танцующих отбросил партнершу, которая закружилась по залу, и упал на одно колено.

– Как будто он делает предложение, – задумчиво сказал Уотерберн.

– Мы положили начало моде, – высокомерно изрекла Лизбет.

– Мы? – Уотерберн, похоже, удивился.

– Маркиз и я.

– Вы уверены, что это мода, Лизбет? Лично я – нет. Этот человек никогда и ничего не делает без причины, просто я не всегда эту причину понимаю. Вы знали, что он пришел в «Уйатс» с котом?

Реакция оказалась именно такой, на какую надеялся Уотерберн. Лизбет напряглась и побелела, словно фарфоровая кукла.

– Когда это было?

– Недавно, – лениво ответствовал Уотерберн, кружа партнершу в танце. Феба в это время вальсировала с Камбером. – Надеюсь, вы не обидитесь, если я не стану толкать вас и падать на колени?

Но Лизбет его не слышала.

– Это был полосатый кот с синей ленточкой на шее?

– О да. Красивый зверь. Значит, вы знакомы с котом? Ну, если это не предвестник помолвки, я даже не знаю, как это назвать. Где он его взял? Я тоже хочу такого. Ведь это его кот, не правда ли?

Девушка не ответила.

– Лизбет?

– Я не понимаю. Она же всего лишь школьная учительница. У нее даже семьи нет. Денег тоже. Она даже не красавица. Почему?

Ее голос прозвучал очень громко. При этом мисс Редмонд так сильно сжала руку Уотерберна, что мужчина недовольно поморщился.

– О ком вы говорите, Лизбет? О мисс Вейл? Но с какой стати вы беспокоитесь из-за нее? Она – это всего лишь наша шутка. Разве вы не знаете?

Лизбет моментально насторожилась.

– Что вы имеете в виду?

– Разве сестры вам не сказали?

Лизбет вымученно улыбнулась.

– Боюсь, меня так увлекла светская жизнь, что я все забыла.

– Я же говорю, это наша шутка. Она пришла мне в голову, когда мы все были у вас в гостях. Захотелось посмотреть, сможем ли мы превратить простую девушку, без семьи и денег, в местную знаменитость, заставить высокородных аристократов выставить себя идиотами из-за нее. Поэтому близнецы попросили вас познакомить их с ней, и потом пригласили ее в Лондон. А мы сделали все остальное. И теперь я чувствую себя истинным создателем! Творцом! Вы сами видите, как все отлично сработало! Все пари записаны в книге в «Уайтсе». Мы оба уже выиграли кругленькую сумму.

– Ах да, конечно. Я об этом знаю. Очень забавно. Просто я забыла. Она всего лишь… развлечение, – задумчиво проговорила Лизбет. – На самом деле, она ничто. – Она говорила так, словно пыталась убедить саму себя.

– Она – шутка, Лизбет. Мы заключили пари на то, что она получит прозвище и начнет получать букеты оранжерейных цветов в течение двух недель. Ее популярность совершенно искусственная, созданная мной. Можете меня поздравить. У меня все получилось.

– Дьявольский план, – молвила Лизбет и после короткой паузы спросила: – Маркиз знает?

– Думаю, да. На днях он листал в клубе книгу пари – а ведь этого он не делал никогда прежде. Да, это было в тот самый день, когда он явился в клуб с котом. Не думаю, что Драйден восприимчив к таким вещам, он, скорее, задает тон, чем следует ему. И ведь он ни разу с ней не танцевал, разве не так? Все потому, что с первого взгляда видит суть вещей. А что может быть в ней? Вот вы, моя дорогая, другое дело.

– К тому же ему всегда нужно только лучшее, – напомнила Лизбет.

– Естественно. – Даже толстокожего Уотерберна начала раздражать неистребимая потребность Лизбет постоянно утверждать собственное превосходство. – Представляете, какой поднимется шум, если в обществе об этом узнают? Ее репутация будет безвозвратно загублена.

– Думаю, вы правы, – ответствовала Лизбет. И когда вальс окончился, Уотерберн уже имел все основания прикидывать, на что потратить выигранные деньги.

Феба чрезвычайно удивилась, когда лорд Камбер предложил ей прогуляться.

– Я бы хотел показать вам сад. Там очень красиво.

Она понимала, что это иной способ сказать: «Я хотел бы поцеловать вас в саду, потому что мы оба выпили достаточно, чтобы нам это понравилось». Хотя, чему тут было удивляться? Камбер – мужчина упорный и отнюдь не робкий. Рано или поздно он должен был это предложить. Разница между аристократами и обитателями Пеннироял-Грин заключается в непоколебимой уверенности первых в своем превосходстве. Они выше и лучше остальных и имеют больше прав, поскольку такова природа вещей.

– Вы так добры. Но, может быть, как-нибудь в другой раз? Сейчас немного прохладно! – И она картинно передернула плечами.

– Возможно, я сумею вас согреть.

Странно. Феба не ожидала такого напора.

– Лорд Камбер…

– Пойдемте же, мисс Вейл. Уверен, такая оригинальная девушка, как вы, не может быть связана обычными условностями.

– Но эти условности…

Камбер рассмеялся.

– Вы знаете, что я восхищаюсь вами, и не сомневаюсь, что вам понравятся мои поцелуи. До сих пор всем нравились. Не надо жеманиться.

И он крепко обхватил ее за талию.

Феба была слишком шокирована, чтобы сразу высвободиться. Вместо этого она потрясенно уставилась на его руку. Длинные тонкие пальцы были покрыты довольно густыми волосами. Как же она раньше этого не заметила?

Она попыталась вырваться. Тщетно. Мужчина раскраснелся от удовольствия. Ему было явно приятно удерживать ее, подчинить себе. Да и выпил он немало. Он искренне считал, что Феба кокетничает, набивает себе цену.

– Клянусь, как только мы начнем, вам понравится. Вас же целовали раньше? Ну идемте же. – Он повлек ее за собой, и, к собственному ужасу, Феба поняла, что не может сопротивляться. Ему удалось протащить ее почти до самой двери в сад.

– Я прошу вас немедленно убрать руку, лорд Камбер.

– Вы должны знать, что я никогда не сдаюсь.

И он снова потянул ее за собой. Мужчина был на удивление силен.

Феба начала вырываться. Туфли скользили по мраморному полу. Теперь она действительно испугалась.

– Пожалуйста, лорд Камбер.

Она могла ударить его коленом в пах – пусть только окажется достаточно близко или с размаху наступить ему на ногу. За этим дело не станет.

– О нет, не надо устраивать сцен, мисс Вейл. Только один поцелуй! – уговаривал Камбер. – Я же видел, как вы на меня смотрели. И слышал, что вы ничего не имеете против такого развлечения.

– Я смотрела на вас. И это все. И где вы могли слышать…

Камбер убрал руку с ее талии, но, как выяснилось, лишь потому, что решил испробовать другую тактику. Он провел ладонями по ее лайковым перчаткам и теперь теплые влажные пальцы касались обнаженной кожи ее предплечий.

– Лорд Камбер, я прошу вас. Я настаиваю…

Но мужчина оставался глух к ее мольбам.

– Феба, вы даже не представляете, как часто я мечтал…

Неожиданно лорд Камбер взвился в воздух примерно на три фута и неуклюже, с глухим ударом рухнул на мраморный пол. Его ноги, обутые в начищенные сапоги, взлетели вверх.

И он и Феба одновременно подняли глаза и уставились на маркиза Драйдена.

– Кажется, дама просила вас оставить ее в покое, Камбер. – Его голос был ровным и пугающе спокойным.

И поскольку за маркизом, куда бы он ни пошел, всегда следили десятки глаз, их маленькая группа моментально оказалась в центре всеобщего внимания.

Камбер с удивительной скоростью вскочил на ноги. Он взирал на Джулиана ошарашенно, покраснев от унижения и ярости. После секундного колебания он выбросил вперед кулак. Джулиан легко перехватил его руку и заломил за спину, обездвижив противника.

Глаза Камбера налились кровью. Он не мог пошевелиться и лишь тяжело дышал – словно разъяренный бык.

– У тебя нет на нее прав, Драйден, – выкрикнул он.

– У тебя тоже.

– Она не леди, а всего лишь школьная учительница. Я вовсе не собирался причинить ей вред. Я знаю, ей нравятся такие приключения.

Феба на мгновение онемела.

– Но я… я никогда… Кто вам сказал?

– Тем не менее, – медленно и отчетливо проговорил Джулиан, – я не позволю тебе коснуться ее, если она сама этого не желает. Это понятно?

Камбер явно кипел от гнева. Он попытался вырваться. Джулиан усилил хватку.

– Повторяю, ты все понял?

– Да понял я, понял, – прошипел он. – Черт бы тебя побрал.

Джулиан выпустил поверженного противника, и тот поспешил скрыться в толпе, что-то злобно бормоча себе под нос.

Маркиз протянул было Фебе руку, но вовремя остановился.

– С вами все в порядке?

– Да, все хорошо, спасибо.

Она пребывала в смятении, жадно вглядываясь в его лицо. Ярость, тревога, оскорбленное чувство собственника. Ей еще никто и никогда не приходил на помощь.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.

И только тогда обратили внимание, что обычно царящий в бальном зале шум стих и вокруг них собралась толпа. Краем глаза Феба увидела Лизбет, обеих сестер, Уотерберна и Данди. Любопытные стекались в предвкушении пикантного зрелища.

О нет, только не это.

Внезапно Феба устыдилась собственной слабости. Она сама могла защититься более эффективно. Она понимала, что Джулиан ради нее рискнул своим будущим, к которому так долго и упорно стремился. Она также с отчаянием осознала, что их расставание было иллюзией. Он не мог не помочь ей, при этом оставаясь в стороне. И он, судя по всему, наблюдал за ней, знал, где она находится.

Джулиан сделал глубокий вдох – старался справиться с эмоциями, придать своему лицу бесстрастное выражение.

Бледное, но все так же красивое лицо Лизбет выделялось в толпе. Она не сводила с них глаз – лицо напряжено, губы крепко сжаты.

– Джуль… – позвала она.

Джулиан приложил все силы, чтобы его голос звучал ровно.

– Камбер забыл, что он джентльмен, пришлось напомнить. Такое нередко случается на балах. Но Камбер больше не станет повторять свои ошибки.

Глаза столпившихся вокруг гостей горели, как у волков, окруживших жертву.

Лизбет определенно испытывала муки ревности.

– Но почему… из-за нее? Разве ты не знаешь, что все это было игрой? Ее пригласили сюда забавы ради? – Она нервно хохотнула и оглянулась на гостей, словно желая сказать: ну разве мужчины не глупцы?

Ее резкий голос граничил с визгом, что ослабило эффект, к которому она стремилась.

– Лизбет, – тихо сказал маркиз. В его голосе звучало предостережение.

Но только она не собиралась останавливаться.

– Ты же видел книгу пари в «Уайтсе», Джуль! Мисс Вейл – это просто шутка. Пари. Эксперимент. Она – не леди, и ее популярность искусственная.

Феба в ужасе уставилась на маркиза.

Джулиан несколько мгновений потрясенно смотрел на Лизбет, и потом устало закрыл глаза. Феба похолодела.

У нее земля ушла из-под ног, перед глазами все поплыло.

– Книга пари? – повторила она онемевшими губами и схватилась одной рукой за запястье другой. Нет, у нее ничего не болело. Просто надо было за что-то держаться, чтобы земля не ушла из-под ног.

Джулиан покосился на Фебу и, заметив, что она вне себя от услышанного, стал мрачнее тучи. Он нашел взглядом Камбера и грозно спросил:

– Кто тебе предложил заняться мисс Вейл, Камбер?

– Так я тебе и сказал! – Тот попятился и почти бегом удалился.

Лизбет тоже это заметила. Ее глаза заблестели, вся ее поза говорила о решимости.

А толпа вокруг становилась все гуще. Люди оживленно переговаривались, ожидая, что будет дальше.

Лизбет уже не могла остановиться.

– О да, книга пари, Феба. Все, что тебя окружало последние дни, не настоящее. Неужели ты этого не поняла? – Лизбет говорила, захлебываясь от злорадства. Лихорадочный блеск ее глаз был похож на свет, отражаемый клинком. Теперь она визжала. – Прозвище и все прочее. Пари заключалось в том, что простую учительницу, без семьи, денег и связей можно сделать очень популярной. Ее будут осыпать цветами и приглашениями. Так что благодаря тебе они выиграли многие сотни фунтов. Одержали верх над обществом. Так ты стала Оригиналкой.

И все взоры обратились на Фебу.

Та не могла произнести ни слова. Ей показалось, что душа отделилась от тела и теперь существует сама по себе. Она с мольбой взглянула на сестер Силверторн, но не заметила на их лицах ничего, кроме веселого озорства. Такое выражение бывает на лицах маленьких детей, которых застают за поисками печенья в кладовке. Они были явно очень довольны собой. Леди Мария пожала плечами, а леди Антуанетта засмеялась и подняла руки, показав ладони.

«Пожалуйста, пусть это будет дурной сон».

Феба опустила глаза и с некоторым недоумением осмотрела себя, словно она была фрейлиной королевы Елизаветы, только что обнаружившей, что ее платье отравлено.

Потом снова подняла глаза. Она по-прежнему находилась в бальном зале в окружении холодных, равнодушных незнакомцев.

– Конечно, – тихо сказала Феба. – Это была шутка.

Как же она могла не понять? Как могла быть такой дурой?

Она находилась в окружении, как олень в кольце волков. Все мужчины, с которыми она танцевала или флиртовала, взирали на нее настороженно и чуть брезгливо – так люди обычно смотрят на мошенника и самозванца.

– Кто автор этого гениального плана, Лизбет? – спросил маркиз обманчиво ровным тоном.

Лизбет заколебалась.

– Уотерберн. Но ты ведь все знал, Джуль, не правда ли? Вернее, Уотерберн сказал, что ты читал книгу пари. Я думала, ты все знаешь.

Взгляды Джулиана и Уотерберна встретились. Антипатию, испытываемую обоими, казалось, можно было пощупать.

– Конечно. – Теперь Феба говорила громче и слышала себя даже сквозь шум в ушах. – Разве ты не знала, Лизбет, что я была в курсе с самого начала?

Уотерберн, близняшки и Данди выглядели озадаченными ее откровениями.

– Разве? – разочарованно спросила Лизбет.

Толпа загудела.

– Значит, эта мисс Вейл – мошенница? Нас всех обманули!

– Она даже не такая уж красотка.

– А я действительно послал ей цветы! Отличная работа, Уотерберн! – Это было сказано веселым голосом.

– Теперь, когда спектакль окончен, полагаю, я могу уйти. Спасибо всем. Вы были прекрасными зрителями. – Феба сделала глубокий театральный реверанс, послала публике воздушный поцелуй и гордо проследовала к выходу.

Наступила пауза. Потом раздались редкие аплодисменты, которые оборвала грозная гримаса маркиза Драйдена.

– Она на самом деле актриса? – послышался мужской голос. – У нее есть покровитель?

Джулиану казалось, что он слышит звук ее шагов, может отличить их от общего шума в зале. Ему потребовалась вся его воспитанная годами выдержка, чтобы не броситься вслед за ней. Если он будет выжидать слишком долго, то утратит ее навеки, она растворится в темных переулках Лондона, как ее кот.

Маркиз снова взглянул на Лизбет. Его кулаки были сжаты, лицо бледное. Ему еще никогда в жизни так сильно не хотелось ударить женщину.

Он должен был понять. Должен был быть разумнее, осторожнее, внимательнее. Лизбет оказалась хитрее, но он не желал этого замечать, так же как она не видела в нем человека – только красивую внешность и высокий титул. Он плохо обошелся с ней, думая лишь о своих чувствах и потребностях. Пожалуй, можно сказать, что он обошелся с ней, как с красивой вещью. Так же, как общество обошлось с Фебой. Так же, как оно относилось к нему.

Куда ты влип, Драйден?

– А как насчет маркиза? – раздался другой голос. – Он тоже участник спектакля? Этот человек все может.

И теперь все были готовы им восхищаться, потому что были приучены к этому. Забавно, как быстро могут распространяться слухи, а правда развеиваться, причем настолько полно, что ее потом уже никогда не найти.

Музыканты заиграли вальс. Джулиан даже поморщился – совершенно неподобающее музыкальное сопровождение для апокалипсиса.

Лизбет ему призывно улыбнулась. Эта улыбка предполагала, что все делалось для его же блага. Словно она ожидала поздравлений и изъявлений благодарности. Как же, ведь она только что избавила его от обманщицы – мисс Вейл. Которая по иронии судьбы была единственной искренней настоящей женщиной из всех присутствующих в зале.

С некоторым опозданием Джулиан вспомнил, что должен танцевать этот вальс с Лизбет. И понял, что ни за что на свете не сможет к ней прикоснуться.

Глава 27

Феба вышла из бального зала с гордо поднятой головой. Она чувствовала взгляды, как ожоги на коже. Она знала, что сильно покраснела, и с этим ничего нельзя было поделать. Но вместе с тем она отдавала себе отчет, что идет очень прямо, расправив плечи, и на лице играет гордая улыбка. Хорошо, что ей довелось увидеть синьору Ликари. Иначе она не смогла бы изобразить такую стать.

Пусть лучше считают ее соучастницей. Или хотя бы сомневаются, так это или нет. Одно крошечное зернышко сомнений может дать обильные ростки, и Уотерберну, Данди и сестрам придется изрядно потрудиться, доказывая, что они ей ничего не говорили.

Пройдя наконец бесконечный путь до выхода, она бросилась вниз по лестнице, словно зверек, стремящийся зарыться в нору. Подобрав юбки, она бежала в темноту, не разбирая дороги, пока не начала задыхаться. Ей хотелось только одного – ничего не чувствовать, абсолютно ничего.

И тут она неожиданно заметила экипаж Силверторнов. Кучер сидел на своем месте, потягивая что-то из фляжки.

Феба остановилась.

– Немедленно отвезите меня в особняк Силверторнов, – непререкаемым тоном приказала она.

Кучер так удивился, что тронул экипаж с места, едва она успела захлопнуть за собой дверцу.

Тук-тук-тук.

Больше Джулиан не слышал ее шагов. Наверное, Феба уже вышла из дома, и теперь бредет одна по опасным ночным лондонским улицам.

Нет, он не унизит Лизбет, несмотря на все ее грехи. Ведь он тоже не так уже невинен.

– Надеюсь, вы простите меня, Лизбет. – Джулиан слышал свой голос – вежливый, приятный и незнакомый – словно со стороны. Вековые традиции воспитания дали свои плоды. – Боюсь, я повредил руку, пытаясь убедить Камбера вести себя как подобает джентльмену. Не могу смотреть, как мужчина плохо обращается с женщиной. – Он улыбнулся и моментально пришел в раздражение. Ну почему его улыбки оказывают такое действие на женщин! Он почти ненавидел себя за это.

Это, как обычно, сработало. Лизбет смягчилась.

– О Джуль, я так волновалась. Вы рисковали собой, но из-за кого? Из-за простой…

Что-то в его лице не позволило ей продолжить. Словно его большая рука закрыла ей рот.

Последовала неловкая пауза.

– Вы настоящий джентльмен, и честь для вас превыше всего.

Тук-тук-тук. Мысленным взором он видел Фебу Вейл, которая становилась все меньше и меньше, удаляясь от него, и в конце концов скрылась за горизонтом.

Он так сильно стиснул зубы, что заболела челюсть.

Джулиан больше не мог выносить эту пытку.

– Лизбет, – хрипло начал он.

И неожиданно все ее царственное величие исчезло. Девушку явно охватила паника.

– Джуль, прошу вас, не надо. Вы же не хотите…

– Это плохо и неправильно, Лизбет. – Его голос едва не сорвался. – Не могу выразить, как мне жаль. Я искренне желаю вам всего самого наилучшего, но не могу иначе. Простите, я должен…

Она открыла рот, но не произнесла ни звука.

Маркиз низко поклонился и ушел, ничего не замечая вокруг. Его провожали десятки глаз, но он к этому привык. И лишь добравшись до лестницы, он перешел на бег.

Он остановился у распахнутой двери. Небо было темное и огромное, Лондон – бесконечен. Феба могла быть где угодно.

Один из лакеев, вероятно, что-то понял и сжалился.

– Она побежала туда, милорд, – сказал он и указал направление. Джулиан бросился в ту же сторону.

Феба рухнула на сиденье экипажа, и только теперь ее начала сотрясать дрожь. Она обхватила себя руками, закрыла глаза и откинулась на спинку.

– Боже, за что? – простонала она и сильно ударила ногой сиденье перед собой, словно эта была Лизбет, или Уотерберн, или ее собственный глупый зад.

Хуже всего, что Джуль знал. Ему было известно о пари. Он слушал, как она взахлеб рассказывала о кавалерах, букетах и вальсах, и при этом знал, что она – нечто вроде дрессированной собачки для общества, прихоть, новинка.

Поездка была недолгой. Она выскочила из экипажа, проигнорировав протянутую руку кучера.

– Жди здесь, – приказала она.

Пробежав мимо сонного лакея, открывшего ей дверь, Феба, перескакивая сразу через несколько ступенек, взлетела по лестнице в свою отвратительно розовую бархатную комнату, быстро побросала вещи в сундук и захлопнула крышку.

Почувствовав тошноту, она согнулась над ночным горшком и ее вырвало.

Отдышавшись, она сильно потерла глаза, словно хотела раз и навсегда стереть из памяти позорную сцену, и стала размеренно дышать, стараясь привести мысли в порядок. Без этого она не могла думать. Но все было бесполезно. Боль, казалось, была везде – даже в воздухе, которым она дышала.

Да, она оказалась полной идиоткой. С этим не поспоришь. Ей так хотелось, чтобы ее кто-то желал, что она убедила себя в искренности чувств окружающих. Ей так хотелось хотя бы какое-то место на земле назвать своим домом, что она почти поверила в реальность происходящего.

Она вздернула голову. Пусть все катятся к черту. Она поедет в Африку, и никогда больше не вспомнит об этих людях и не увидит их.

А потом Феба замерла. Да, она дура, но теперь она дура, которой нечего терять. Она взглянула на красивую накидку, позаимствованную ею у сестер Силверторн, которую она только что сорвала с себя и швырнула на кровать, и решила, что у нее есть на эту вещь планы. И позвонила лакею.

– Отнеси мой сундук в экипаж.

Она подхватила кота, следившего за ее метаниями с глубокой тревогой, и уложила его в корзинку. Десять минут спустя мисс Вейл навсегда закрыла за собой дверь дома Силверторнов.

Джулиан довольно скоро понял нелепость своего поведения. Нет смысла бегать взад-вперед по ночному Сент-Джеймс-сквер и звать Фебу, словно потерявшуюся собачонку. В любом случае она едва ли к нему подойдет. И он вернулся домой. Одиночество было полным. Войдя в библиотеку, от сбросил фрак и отшвырнул его в угол. Было искушение бросить его в огонь, чтобы сжечь всякое воспоминание о ночных событиях. Он сорвал галстук, словно это была удавка, и швырнул его вслед за фраком, но только галстук улетел недалеко, и это привело Джулиана в ярость. Он расстегнул рубашку. Почему-то одежда мешала ему, стесняла движения.

Взгляд остановился на графине с бренди, и он задумался, что будет, если швырнуть его о стену. Быть может, это поможет успокоиться?

Драйден всегда считался человеком, совершающим быстрые, точные, обдуманные действия, которые неизменно решали все поставленные задачи. Вероятно, он все еще оставался именно таким человеком, потому что графин уцелел.

В доме было тихо, как в могиле. Раньше Джулиан никогда не обращал на это внимания. Скорее всего, так было всегда.

«Возможно, мне надо завести кота», – подумал Джулиан.

Дверной колокольчик зазвенел, когда он наливал бренди. Мужчина нахмурился, поставил на стол стакан и графин.

Маркварт спал. Никто не появился, чтобы открыть дверь.

Маркиз подошел к окну и выглянул.

Лампы были погашены, и Джулиан видел на крыльце лишь неясный силуэт. Это могла быть только женщина. Еще он заметил в отдалении экипаж. Сбежав вниз, он распахнул дверь. От облегчения, радости и неверия у него закружилась голова.

Это, несомненно, была она. Феба выглядела меньше ростом, но это мог быть зрительный эффект от накидки, которая была на ней. Накидка была очень большая, явно с чужого плеча, и Феба застегнула ее до самого подбородка. У ее ног стояла оглушительно мяукающая корзинка.

Феба глядела на него блестящими глазами. Даже в темноте было видно, что она в ярости. Девушка искрилась ею. Джулиан мог чувствовать ее гнев, как приближающуюся грозу.

Обернувшись, она крикнула кучеру:

– Принеси, пожалуйста, мой сундук.

Феба прошла мимо остолбеневшего Джулиана, не дождавшись приглашения. Она направилась к лестнице и поднялась по ней, быстро, как делала все. Джуль следовал за ней как во сне. Говорить он не мог.

Он слышал стук сундука, поставленного на пол, и звук закрываемой двери. Кучер Силверторнов, да благословит его Господь, догадался притворить ее.

Феба молча вошла в спальню, поставила корзинку на пол и открыла крышку. Харибда выскочил из нее, заметил кресло у огня и устроился там. К Джулиану наконец вернулся дар речи.

– Феба… я… Почему ты здесь? Я очень рад, но…

Она сняла одну перчатку и бросила ее на пол, потом сделала то же со второй. Вероятно, решив, что этого недостаточно, она поддела их ногой и отбросила подальше. После этого сбросила туфельки, и ее босые ноги утонули в толстом ковре.

Джулиан заметил, что девушка дрожит. Он протянул руку, но она повисла в воздухе.

– Феба, дорогая, ты дрожишь. У тебя шок. Я налью тебе бренди.

– Ты хотел меня, Драйден, так возьми.

Маркиз замер, потрясенный. На некоторое время воцарилось молчание, нарушаемое только треском дров в камине.

Когда он сумел заговорить, его голос звучал едва слышно.

– Феба, я не…

– Что не? Больше не хочешь меня теперь, когда игра окончена? А ты знаешь, чего на самом деле хочешь? Или чувство долга подавило твои желания? Ну так повтори мне, чего именно ты хочешь! Здесь и сейчас.

У Джулиана закружилась голова. Он не знал, что сказать.

– Феба, я…

– Впрочем, мне все равно, даже если ты меня больше не хочешь. Потому что ты оказался прав. И был прав с самого начала. Я. Хочу. Тебя. Так, как женщина хочет мужчину. И сегодня я тебя получу.

– Ты хотя бы понимаешь, о чем говоришь? Ты пьяна? Давай поговорим!

Но Феба уже расстегивала накидку.

– Ты трус, Драйден? Умеешь только разговаривать? Ситуация изменилась. Все это больше не смешно. Ты все знал. И позволил спектаклю продолжаться. Ты допустил, чтобы я стала всеобщим посмешищем. Все записи были в чертовых книгах пари!

Она почувствовала нечто вроде облегчения, выпалив это.

– Подожди. Я понимаю, что ты оскорблена, но не надо, не разобравшись, обвинять меня. Я ничего не знал. Во всяком случае сначала. Я узнал значительно позже. Видишь ли, я никогда и близко не подхожу к книгам записи пари. Когда же я все узнал, представь, как я мог тебе об этом сказать, Феба. Для меня самое большое удовольствие – видеть тебя счастливой. Я страдал, когда видел тебя с другими мужчинами. Я не хотел разбить тебе сердце. Это все равно, что разбить свое собственное. Ты сказала, что собираешься уехать. Я надеялся, что ты никогда не узнаешь…

Феба заколебалась. Джулиан увидел сомнение в ее глазах и страстное желание – у него даже дыхание перехватило.

Но потом она решительно тряхнула головой. Ее ярость требовала выхода. Она не желала любви и мира. В ней не было доверия.

Наконец, Феба покончила с застежкой и резким движением стряхнула с плеч накидку.

Великий боже!

Под накидкой она была абсолютно нагой.

Глава 28

Джулиана словно громом поразило. У него закружилась голова. Он никак не мог глаз отвести от изящного тела, длинных ног, тонкой талии и тяжелых округлых грудей.

Он не мог ни говорить, ни дышать.

Наконец ему удалось издать какой-то невнятный звук.

Феба подняла руки и медленно, одну за другой, вытащила из волос булавки, зажала их в кулаке, а потом отбросила в сторону. Копна волос рассыпалась по плечам. Сверкающий водопад. Она нервно тряхнула головой.

– Скажи, что ты меня не хочешь! – агрессивно потребовала, пристально глядя ему в глаза.

Джулиан не мог говорить и только молча пожирал ее глазами.

– Не так, – с трудом выдавил он.

– Как? Ты не хочешь меня слишком податливую? Или ты по натуре холоден, Драйден? Может быть, мне стоит еще сильнее разозлиться, чтобы растопить лед, который сковал твое сердце? Или тебе надо сначала накупить мне разных вещей, и лишь тогда ты почувствуешь себя вправе распоряжаться моим телом? Или я вообще не привлекаю тебя, предпочитающего только самое редкое и ценное?

Ее уловка была примитивной, но она сработала. Удар пришелся по самому больному.

– Осторожно, Феба.

– Ты трус, Драйден. – Она сделала шаг к нему и ткнула кулачком в грудь, хотя, конечно, не смогла даже сдвинуть с места. – Ты не сказал мне о пари, потому что ты трус. Ты не хотел меня разочаровывать, и потому предоставил событиям развиваться своим чередом. А ты подумал о моей гордости? Или тебе не приходило в голову, что у меня она тоже есть? Почему ты считаешь меня жалкой? Убогой?

Феба хотела разозлить его, и достигла своей цели.

– Ты верила им, Феба. А ведь только я – я единственный – был честен с тобой с самого начала. Я никогда не лгал тебе, никогда не вводил в заблуждение относительно того, кто я есть и чего хочу. И… Боже мой, ты никогда не была жалкой или убогой. Никогда не смей больше так говорить! Мы поговорим с тобой…

– Все в жизни должно быть так, как хочешь ты, не правда ли? А как насчет моих желаний? Или ты недостаточно мужчина, чтобы их исполнить?

Феба испуганно попятилась, когда Джулиан рванулся к ней. Теперь они стояли совсем рядом с кроватью. Он положил руки ей на плечи и слегка толкнул. Феба упала на кровать, но тотчас приподнялась на локтях. Джулиан последовал за ней, и теперь нависал над ней, опираясь на руки. Он был достаточно близко, чтобы чувствовать ее дыхание и видеть зрачки – огромные и черные.

Его фаллос был твердым, тело вибрировало от напряжения. Женщина, о которой он так долго мечтал, теперь с ним. Она лежит на его кровати обнаженная, и он может немедля ее взять.

– Хватит, Феба. – Интересно, откуда в нем столько выдержки? – Ты расстроена. Утром мы поговорим об условиях…

Девушка изогнулась и попыталась нанести удар, но маркиз уклонился.

– Не смей указывать, что я должна делать. Можешь идти к дьяволу со всеми своими условиями. Сейчас или никогда.

Молниеносным движением Джулиан прижал ее руки к кровати. Феба напряглась. Она сделала попытку пошевелиться. Он видел, как удивленно расширились ее глаза, когда она поняла, что не может этого сделать.

Она была маленькой, хрупкой, но удивительно сильной и гибкой, как ее проклятый кот. У нее на запястьях останутся синяки, если он не ослабит хватку, но тем не менее ему не хотелось получить от нее удар, а, судя по воинственному блеску глаз, она была к этому вполне готова.

Тяжелое детство на самом деле сделало Фебу таким же существом, как ее кот, – ранимым, испуганным и всегда сражающимся.

Джулиан чувствовал, что дошел до края. Он уже был настолько возбужден, что это причиняло боль. Лоб покрылся испариной. Выдержка стремительно покидала его. И Феба об этом знала.

Она выгнулась и впилась в его рот жадным поцелуем. Ее губы были мягкими, но поцелуй получился злым, требовательным. Ее груди с отвердевшими сосками терлись о его грудь. Она обхватила его ногами и притянула к себе.

– Ну же, Драйден, – пробормотала она. – Доставь мне удовольствие. Сделай, как я хочу.

Джулиан все еще пытался овладеть ситуацией, но это ему удавалось все хуже. И тут Феба раздвинула языком его губы и принялась исследовать его рот – очень чувственное вторжение. Теперь каждый из них боролся за превосходство. Поцелуй был в высшей степени возбуждающим, неистовым, яростным. Джулиан слегка прикусил ее пухлую нижнюю губку. Феба судорожно вздохнула, и он, воспользовавшись временным преимуществом, углубил поцелуй, превратив его в поединок губ и языков – медленный, похотливый, бесстыдный. Не прерываясь, Феба согнула одну ногу и принялась водить ею по его восставшему, настоятельному требующему разрядки естеству. Джулиан глухо застонал и выругался – тихо, отчаянно.

Он отпустил ее руки, просунул ладони под спину и порывисто привлек к себе, от чего голова Фебы откинулась назад. Он стал покрывать жадными горячими поцелуями ее шею и грудь, а она изо всех сил прижималась к нему, впившись ногтями в его плечи. Его страстные губы сомкнулись на бусинке соска.

Изогнувшись, Феба дотянулась до пуговиц на его панталонах и начала их расстегивать. А Джулиан принялся жадно ласкать ее тело, желая сполна ощутить бархатистую нежность кожи. Он исследовал ее изумительное тело руками и губами, целовал, покусывал, лизал, сосал ее восхитительные груди, а она билась под ним, тяжело дыша и выкрикивая ругательства, которых не знала ни одна юная леди. Она умоляла, оскорбляла, возбуждала и требовала.

Феба теснее обхватила его ногами, чувствуя горячий пульсирующий напряженный фаллос. Но мужчина медлил.

– Продолжай, Драйден.

Он тяжело дышал, глядя прямо перед собой затуманенными страстью и гневом глазами, и, в конце концов, хрипло выдохнул:

– Нет.

– А я говорю – да.

– Нет. Не так.

– Только так. Или никак.

Неожиданно Джулиан перекатился на спину, но увлек Фебу за собой, так что она оказалась сверху. Он обхватил ее обеими руками и крепко прижал к себе, давая ей возможность осознать, что она в его власти. Что он здесь главный. И не важно, как сильно он ее хочет.

– Я хочу заняться с тобой любовью.

Феба тряхнула головой, хватая ртом воздух.

– Нет.

– И я хочу, чтобы ты занялась со мной любовью.

Некоторое время было слышно только порывистое хриплое дыхание.

– Нет, – снова прошептала Феба, теперь борясь со слезами.

– Боюсь, у тебя нет выбора, – пробормотал он почти с сожалением, и было неясно, к кому он обращается, к ней или к самому себе. – Нет выбора.

Последние слова Джулиан прошептал ей прямо в ухо, опалив кожу жарким дыханием. Он принялся гладить ее волосы – примерно так же он гладил, успокаивая разъяренного Харибду. Он едва касался кончиками пальцев шелковистой кожи – снова и снова, будто играл на арфе. Тело Фебы дрожало от напряжения, но мужчина был неумолимо мягок, беспощадно нежен и обольстителен. Он осторожно касался ее тела кончиками пальцев и губами, словно показывая, какие части тела его больше всего восхищают, и какое удовольствие она может испытать от одних только его прикосновений. Поцеловав ее веки, Джулиан почувствовал вкус соли. Вот, что случается с яростью, когда с ней вступает в борьбу нежность. Она растворяется.

Наконец Феба расслабилась. Она закрыла глаза, и Джулиан заметил дрожащие на ее ресницах слезы, которые он поспешил стереть поцелуями. Ее дыхание все еще было порывистым, но неистовая ярость покинула ее, уступив место страстному желанию. Это привело Джулиана в восторг. Он понял, что теперь сможет получить ее.

Он тронул кончиком языка ее ушко, погладил тело, прижал женщину к себе. Как же он хотел ее!

А потом она снова нашла его губы своими. Но теперь это было мягкое, робкое касание. Извинение. Прелюдия. Обещание.

Поцелуй все длился, становился глубже и постепенно превратился в способ соединения, слияния двух тел в одно.

Феба наконец прервалась и уткнулась лицом ему в подбородок.

– Мне страшно, – прошептала она. Джулиану показалось, что она сама удивилась, произнеся эти слова вслух.

Он знал, чего ей это стоило, и понимал, что она имела в виду. Она не боялась отдаться. Ей было страшно потерять себя, починиться другому человеку – кому угодно, открыться для новой боли.

Ему тоже было страшно. Феба оказалась единственной из всех его знакомых, кому хватило смелости признать это.

– Со мной ты в безопасности, – сказал он, не кривя душой.

Она немного подвинулась и стала целовать его шею и плечи жадным ищущим ртом, слизнула капельку пота на груди. Сдвинувшись еще ниже, она помогла Джулиану избавиться от рубашки, которую, не глядя, отбросила в сторону, испугав Харибду. Кот возмущенно мяукнул, а Феба рассмеялась.

Она поцеловала синяк у Джулиана на лбу, каждую царапинку, оставленную когтями кота, тонкий белый шрам – метку войны. Сместившись ниже, она спустила его панталоны, и фаллос – большой и твердый – почти радостно вырвался на свободу. Она потянула одежду вниз, обнажив узкие бедра. Джулиан, как мог, помогал, но все равно потребовалось время, чтобы окончательно избавить его от одежды. Его бедра были твердыми, словно дерево, между ними курчавились темные волосы, а с внутренней стороны, где волосы не росли, кожа казалась потрясающе мягкой и белой. И ей безумно захотелось коснуться этого места губами. Раздвинув его колени, она приникла к нежной коже поцелуем.

– Да, – прохрипел Джулиан.

Феба стала покрывать нежное местечко поцелуями и касаться его языком, и через несколько мгновений Джулиан уже едва дышал. Его жезл ритмично пульсировал.

– Пожалуйста, – с трудом выдавил он, – прошу тебя, поцелуй его.

Феба провела языком по всей длине фаллоса, и Джулиан застонал. Это был низкий утробный звук, будто от невыносимой боли. А потом она сомкнула губы вокруг его вздыбленной плоти.

Джулиан шумно вздохнул, бормоча ругательства вперемешку со словами благодарности и просьбами, вроде «сделай это еще раз». Его бедра не переставая двигались. Он выгибался ей навстречу. Голова откинулась назад.

Феба была восхищена горячей бархатной силой его мужского естества, она упивалась своей властью над мужчиной, способностью дать осторожному, сдержанному человеку такое сильное наслаждение, что он теряет голову.

– Потрясающе… Феба… еще… – бормотал он, порывисто дыша.

Неожиданно он резко приподнялся на локтях и уставился на Фебу широко открытыми глазами. Секундой позже она уже лежала на спине, придавленная его телом.

Он опустил голову, чтобы накрыть ее губы поцелуем, а его фаллос оказался как раз у входа в расселину.

– Обхвати меня ногами, Феба.

Она так и сделала, и Джулиан наконец ворвался в нее. Она негромко ахнула, почувствовав боль, и тихо застонала, потому что на смену боли почти сразу пришло восхитительное чувство наполненности.

– Держись за меня, дорогая.

Ей не надо было повторять. Джулиан начал двигаться, и Феба поняла, что он старается проявлять деликатность, продлить наслаждение, быть с ней осторожным. Но его глаза горели огнем завоевателя, эгоистично, волнующе и пугающе. Он нуждался в ней. Теперь он был во власти желания, и подчинился ему, смирившись с тем, что больше не может себя контролировать. Его подгоняла вся неудовлетворенность, все ограничения, существовавшие в его жизни до появления в ней Фебы. Он погружался в нее снова и снова, и она двигалась ему навстречу, прижимаясь к нему, растворяясь в нем. Движения Джулиана стали быстрее, дыхание тяжелее. Его тело, казалось, вибрировало от напряжения.

Ее ногти глубоко вонзились в кожу его рук, но ни он, ни она этого не заметили. Феба почувствовала, что в ней что-то происходит, поднимается какая-то волна, которая вот-вот ее захлестнет. Она прижалась к нему сильнее, ощущая, что разрядка близка.

– Я… Джуль…

Она выкрикнула его имя и забилась в судорогах страсти. Джулиан на мгновение замер, его крупное тело сотрясалось от безумного наслаждения, и он излил в нее свое семя.

Они лежали рядом молча. На разгоряченных телах постепенно высыхал пот. Огонь в камине шипел, постепенно угасая. Харибда в кресле тихо спал.

Но руки Джулиана оставались в движении. Он гладил нежное женское тело, исследовал его, дарил покой. А когда она снова задрожала под его руками, его прикосновения стали возбуждающими. Феба и думать не могла, что можно испытывать столь сильное чувственное наслаждение от одного только касания мужских рук.

Джулиан накрыл руками ее груди и ткнулся носом в плечо. Феба сразу же повернулась в его объятиях и потянулась к его губам. Она открылась для него, желая отдать всю себя, а взамен получить его. Поцелуи казались ей путешествием во времени, не имевшим ни начала, ни конца. В его объятиях время не имело значения, как и весь остальной мир. Главное – он был рядом.

Джулиан перевернул ее на живот, сам устроился сверху, раздвинул ей ноги и его член начал медленно погружаться в нее – нарочито медленно, так чтобы она чувствовала его каждой клеточкой. Феба застонала от наслаждения. Он двигался в ее теле, и неосознанное желание постепенно превратилось в острую необходимость, в потребность, без которой невозможно было существовать. Пика страсти они достигли вместе.

Они уснули, крепко обнимая друг друга, и спали как убитые.

Не только синьора Ликари храпит, подумала Феба, улыбаясь. По крайней мере Джуль храпел негромко. Он спал на спине, положив руку на грудь, словно защищал свое сердце. Он выглядел измученным, счастливым и очень юным.

Феба приподнялась на локте и несколько мгновений пожирала глазами спящего мужчину. Видеть его спящим, а значит, уязвимым и доверчивым – настоящий дар небес.

В комнате было прохладно – огонь в камине уже давно погас. За окном занимался серый рассвет.

Феба встала и по мягкому ковру направилась к своему проснувшемуся другу. Чмокнув Харибду в нос, она вернулась обратно, подобрав по пути перчатки и туфли. Потом открыла сундук, достала альбом для рисунков и аккуратно положила его на край кровати. Вслед за этим она взяла первое попавшееся платье – это оказалось изношенное и довольно-таки мятое платье для прогулок, надела его и наклонилась, чтобы поднять с ковра накидку.

Именно в этот миг ее схватила за ногу сильная рука. Феба взвизгнула от неожиданности и попыталась вырваться. С тем же успехом можно было пытаться освободиться от кандалов.

– Ты уходишь? – удивленно спросил Джулиан.

– Да, – мягко ответила она. – Отпусти меня, пожалуйста.

Джуль колебался, и Фебе на мгновение показалось, что он ее не отпустит. Но он разжал руку, лег поудобнее и сложил руки под головой.

Молчание стало напряженным.

– Почему? – наконец спросил он.

– В наших отношениях изменилось только одно: мы занимались любовью. Все остальное осталось прежним. Ты хочешь одного, я – другого. Прошлая ночь была волшебной. Теперь я уезжаю. Все очень просто.

– Феба…

– Прошу тебя, не надо меня останавливать. У меня нет больше сил. Я не хочу спорить и не хочу, чтобы ты меня уговорил остаться. Мы провели чудесную ночь. Давай поставим на этом точку.

Он услышал в ее голосе тщательно скрываемую панику.

Джулиан мог бы сказать многое, и был бы прав. Он знал, что Феба пытается убежать от него и от страха однажды его потерять. Она бежит от сложности и неясности всего, что думает и чувствует. Джулиан всегда старался искоренить неопределенность из своей жизни, устроить ее как считал нужным. Не имея возможности исключить неопределенность, Феба хотела от нее убежать.

– Я… – начал он и замолчал. Сказать можно было все, что угодно: «… все испортил», «… потерял голову, как только увидел тебя», «… никогда не заслуживал тебя» и тому подобные банальности.

Вместо этого он выпалил:

– Я люблю тебя. – Уж этого он точно не планировал говорить.

Феба замерла. Она поцеловала кончики своих пальцев и приложила их к его губам, чтобы не дать ему говорить.

– Спасибо, – сказала она. – Не надо меня провожать.

Глава 29

Она ушла. В это невозможно поверить. Джулиан закрыл лицо руками и какое-то время не шевелился, как раненный в бою солдат, который пытается по ощущениям определить, насколько серьезна рана и является ли она смертельной.

Он мог бы винить отца за то, что тот постоянно старался подстроить жизнь под собственные нужды. Он мог бы винить жизнь за то, что от него все время требовалось исполнение того или иного долга. Он мог бы винить общество за сочиняемые о нем мифы.

Джулиан убрал руки с лица и коснулся того места на кровати, где еще недавно лежала Феба. Его рука наткнулась на альбом. Он взял его и уже спустя мгновение рассматривал свои изображения, сделанные ею. Казалось, он видит себя ее глазами. Гневным, страстным, испачканным травой.

Когда-то она сказала ему, что эмоции неуправляемы, им противны правила. А он всегда старался делать именно это – контролировать эмоции. Но только его контроль был проявлением одновременно и силы, и слабости. Джулиан считал себя человеком педантичным, который всегда поступает правильно. Наверное, так оно и было.

В конце концов он понял, что сможет жить в мире с собой только в одном случае. Пусть он никогда не получит ее, пусть даже никогда ее не увидит, но он хотел, чтобы она знала, как много значит для него, как много дала ему и как сильно изменила.

Ответ был прост.

И в душе его воцарился мир. Впервые за долгое время Джулиан вспомнил об отце с некоторой долей симпатии, поскольку кое-что понял.

Когда во второй половине дня Драйден вошел в клуб «Уайтс», немедленно воцарилась тишина – абсолютная. Иногда нечто подобное происходит после пушечного выстрела – временная глухота. Маркиз машинально отдал шляпу и трость подошедшему лакею, сделал несколько шагов и остановился, услышав «мяу».

Нельзя, конечно, было исключить, что полковник Кефевр замяукал во сне. Но Джулиан оглянулся и потрясенно заметил двух, трех… нет, четырех молодых людей с котами на руках. Все коты были, как на подбор, полосаты.

Матерь Божья!

Джулиан зажмурился и потряс головой, после чего осторожно открыл глаза. Коты не исчезли. А значит, его жизнь – сплошной фарс.

Он шел по клубу, и все присутствующие, за исключением спящего полковника, провожали его взглядом.

– Где ваш котик, Драйден? – спросил кто-то. Маркиз даже не обернулся.

Джосайя Редмонд опустил газету и выжидательно уставился на маркиза. Тот прошел мимо.

Уотерберн сидел за дальним столиком вместе с Андре и другими молодыми повесами, ловившими каждое его слово.

– Вы бы видели ее лицо! Это был лучший розыгрыш за последние годы. Все общество повелось на нее, разве нет? Цветы! Прозвище! Бьюсь об заклад, об этом не скоро забудут. – Затем он обратил внимание, что его собеседники перестали улыбаться и со страхом смотрят на что-то за его спиной. Уотерберн обернулся и моментально вскочил, едва не опрокинув стул.

– Драйден… – Тревога сменилась глупой ухмылкой.

– Добрый день, Уотерберн. Ты вот-вот выиграешь тысячу фунтов.

Ухмылка исчезла. На лице Уотерберна поочередно отразился интерес, замешательство и жадность.

Когда же до него дошел смысл сказанного, белокурого гиганта охватил ледяной ужас.

– Послушай, Драйден, – начал он смертельно побледнев. – Ты же не хочешь сделать глупость и…

– Я никогда в жизни не делал глупостей, – с вызовом заявил маркиз и понял, что сказал чистую правду. Не было ничего глупого в том, что он влюбился в Фебу Вейл. Даже несмотря на то что она нанесла ему увечье.

– Это была шутка…

– Назови своего секунданта. – Джулиан бросил вызов противнику тихим, спокойным голосом и будничным тоном, словно вел светскую беседу о погоде.

По клубу пронесся гул голосов. Гости вокруг начали вставать и поспешно уходить, словно вызов на дуэль был заразным.

– Дьявол, – пробормотал Уотерберн. – Ты спятил, Драйден?

– Конечно. – Пусть теперь газеты введут в моду сумасшествие. – Хотел бы уточнить: я вызываю тебя на дуэль за то, что ты нанес ущерб репутации мисс Фебы Вейл. Дуэль на пистолетах. До первой крови.

Уотерберн недоверчиво покачал головой.

– Я… – Теперь его голос заметно дрожал. – Постой, Драйден, ведь это было развлечение… розыгрыш. Пусть мы были не правы, но ведь она всего лишь школьная…

– Если тебе дорога жизнь, ты не станешь договаривать эту фразу до конца, – произнес маркиз, и Уотерберну почудилось, что он уже смотрит в дуло пистолета. И он захлопнул рот.

– Прекрасно. Теперь я хочу, когда ты в следующий раз откроешь рот, услышать имя твоего секунданта.

Тишину нарушал только скрип стульев. Даже полковник Кефевр перестал храпеть и проснулся. И коты почему-то молчали.

– Данди, – наконец проговорил Уотерберн и громко сглотнул. – Ты уверен, что хочешь?.. То есть я хотел сказать, что завтра уезжаю в Суссекс, и…

– Прекрасно. – Голос Джулиана был ровным и даже скучающим. – Данди может встретиться с моим секундантом, мистером Гидеоном Коулом, чтобы обсудить детали. Я предлагаю пустырь в Пеннироял-Грин завтра на рассвете. Но имей в виду, если ты не появишься, я все равно тебя найду. – Маркиз подался вперед, и Уотерберн, словно загипнотизированный, сделал шаг ему навстречу. – У тебя не будет ни минуты покоя, пока я не получу удовлетворения. И не могу гарантировать, что воспользуюсь исключительно честными методами. В конце концов честь – это довольно-таки утомительно и скучно. – Он стряхнул невидимую пылинку с рукава. – Но никто, слышишь? Никто не имеет права унижать того, кого я люблю.

Уотерберн выслушал его молча и вцепился в спинку стула. Вероятно, стул помог ему удержаться на ногах.

Джулиан кивнул, отвернулся, пошел между столами и задержался возле Джосайи Редмонда. Тот взирал на него сурово, словно убийство уже имело место быть.

– Мои извинения, Редмонд. У меня не было выбора.

– Вы понимаете, что это конец нашим отношениям, Драйден?

– Я был рад вести с вами дела. – С этими словами маркиз ушел, предварительно поклонившись, впрочем, весьма небрежно.

Гости клуба жадно поедали его глазами, старательно запоминая каждую мелочь, чтобы иметь возможность рассказывать свои внукам, как маркиз Драйден ушел из «Уайтса», сделав то, что он поклялся никогда не делать: последовал по стопам отца.

Молчание затянулось. Первым его нарушил полковник Кефевр.

– Думаю, он завтра убьет тебя, Уотерберн, – энергично заявил он, и его голос звучал на удивление ясно. – Ты когда-нибудь видел, как этот мальчик стреляет?

Джулиан приехал в Суссекс ранним вечером, проведя половину дня за чисткой и смазкой дуэльных пистолетов. Он купил их вскоре после того, как оставил военную службу, и регулярно тренировался. Не на людях, конечно.

Мистер Гидеон Коул обещал присоединиться к нему в Суссексе. Он планировал сначала поужинать в местной гостинице, потом выпить за успешное окончание дуэли и сразу после этого отбыть в Лондон. Судебные тяжбы не позволяли ему долго отсутствовать. Подобная бравада, как правило, предшествует дуэлям.

В Суссексе маркиз снял комнату в гостинице. Через своего секунданта все заинтересованные лица были проинформированы, где его можно найти. Если его противник решил извиниться. Джулиан не был уверен, что готов их принять. Ему очень хотелось пристрелить Уотерберна.

Джулиан знал, что земля, приданое его матери, на приобретение которой он потратил столько сил, не будет ему принадлежать, по крайней мере, при жизни Джосайи Редмонда. Что ж, придется пережить это разочарование. Остается надеяться, что угроза, нависшая над его жизнью его же собственными стараниями, поможет это пережить.

Он не сомневался, что останется в живых. Другое дело, каково окажется качество этой жизни теперь, когда стало ясно, что Фебы Вейл в ней не будет. И маркиз решил сосредоточиться на обычных мелочах, из которых состоит жизнь – надо жить сегодня, здесь и сейчас. Это тоже было для него не характерно, поскольку он всегда просчитывал свои действия, причем на несколько шагов вперед. Джулиан насладился ранним ужином в компании мистера Коула – им подали очень вкусное жареное мясо, правда, Джулиан так и не понял, чье оно было. Потом он полюбовался живописным закатом, зелеными холмами Суссекса, уходящими за горизонт, лицами путешественников, их простой дорожной одеждой.

Ужин был почти закончен, когда распахнулась дверь, впустив новых путешественников и порыв холодного ветра. В дверях остановились Уотерберн и Данди. Джулиан перестал жевать и с трудом проглотил последний кусок.

– Твой пистолет заряжен, Коул?

– Конечно, – как ни в чем не бывало ответил Гидеон.

Уотерберн и Данди выглядели подавленными. Перспектива скорой смерти может испортить настроение любому.

– Мы можем поговорить, Драйден? – спросил от двери Данди – секундант, словно спрашивая разрешения войти.

Маркиз заколебался.

– Присоединяйтесь к нам, – после паузы насмешливо проговорил он.

Двое мужчин прошли мимо столов с веселыми постояльцами, которые спокойно ели и не знали, что среди них присутствует двое, которые собираются убить друг друга из-за женщины.

– Я не отниму у вас много времени, – быстро заговорил Уотерберн. – Я приношу свои извинения за оскорбление. Я был не прав.

Джулиан заглянул в ледяные глаза белокурого гиганта.

– Не хочешь умереть, Уотерберн? – приветливо сказал он. – Что ж, это первый твой разумный поступок за последнее время.

– Пойми, все вышло из-под контроля. Я вовсе не такой бездушный, каким могу казаться, и, могу поклясться, не замышлял ничего плохого.

«Бездушный» – слово, никогда ранее не входившее в лексикон Уотерберна.

– Данди заплатил тебе тысячу фунтов?

– Пари есть пари, лорд Драйден. Я высоко ценю слово чести, – высокомерно заявил Данди – обладатель кудрей, лихого вихра на лбу и тесных панталон.

– Кроме того, – добавил Уотерберн, – я хотел бы остаться в живых и увидеть собственными глазами, как отреагирует общество на новость о том, что ты влюбился в школьную учительницу.

Намек на юмор? Или на былую взаимную симпатию?

Джулиан не был глупцом. Извинение есть извинение.

Он некоторое время задумчиво рассматривал Данди и Уотерберна, достаточно долго, чтобы не стали нервно переступать с ноги на ногу, словно застоявшиеся лошади. Он решил, что достиг своей цели и застрелить Уотерберна, пожалуй, было бы слишком. Поэтому он согласно кивнул.

– Хорошо, извинения приняты.

Уотерберн вздохнул с нескрываемым облегчением.

– Мы идем в «Свинью и свисток», Драйден. Сегодня решающее состязание в дартс. Еще никогда и никому не удавалось победить Джонатана Редмонда. Присоединяйся к нам, если хочешь.

Джулиан проводил их глазами и пожал плечами. Покончив с ужином и подняв бокал за мирное разрешение конфликта, Гидеон Коул решил сразу возвращаться в Лондон.

Феба хорошо знала, что такое разбитое сердце. Когда не стало ее родителей, она много дней рыдала, засыпала в полном изнеможении и просыпалась, снова ощущая ветер из бездны, завывающий за ее спиной. Она не могла вспомнить, когда перестала плакать. В какой-то момент слезы перестали ее утешать.

Она выжила, несмотря ни на что. Переживет и это.

Впрочем, она не могла бы с уверенностью утверждать, что ее сердце разбито, поскольку изо всех сил старалась оберегать его от маркиза. И все же не могла избавиться от чувства вопиющей несправедливости, неправильности жизни.

Феба без устали мерила шагами свою комнату с затуманенными болью глазами и звоном в ушах. Она знала, что, чем дальше от него уедет, тем легче ей будет… потом, когда-нибудь. Она решила жить одним днем и вычеркивать их из жизни, как заключенный делает метки о каждом прожитом дне на стене камеры.

Она позволила себе нанять экипаж и доехала до Суссекса со всеми удобствами – как-никак выиграла несколько фунтов. Войдя в свою комнату в академии, она села за письменный стол и застыла. Харибда, устроившийся рядом на столе, смотрел на хозяйку, не мигая, словно горгулья. И Феба наконец написала ответ на письмо, которое получила в тот день, когда впервые увидела Джулиана.

«Дорогой мистер Лангдон!

Я буду очень рада присоединиться к вашей группе миссионеров в качестве учителя и с благодарностью принимаю ваше предложение. Насколько я поняла, мы отправляемся через две недели. До этого времени вы всегда можете меня найти в академии мисс Эндикотт».

Ну вот. Дело сделано. Этой короткой запиской заканчивается один эпизод ее жизни и начинается другой.

Харибда лег и прикрыл мордочку лапой.

Распрощавшись с мистером Коулом, Джулиан решил прокатиться верхом и еще раз взглянуть на землю, которая никогда не будет принадлежать ему. Он думал, что испытает более сильные чувства. В действительности он окинул участок хмурым взглядом и почти сразу повернул коня. Земля как земля. Ничем не отличается от любой другой.

Потом он остановил коня, чтобы взглянуть на академию мисс Эндикотт, расположившуюся на холме. Через несколько долгих минут он пришпорил коня и погнал его галопом в Пеннироял-Грин. Влажный осенний воздух холодил кожу, и Джулиан радовался этому. Сквозь неплотные облака проглядывал серебристый полумесяц. Еще не совсем стемнело, небо было глубокого сине-фиолетового цвета.

Маркиз безжалостно гнал коня – что было совершенно на него не похоже, – пока оба не выдохлись.

Ночь еще не наступила, но Пеннироял-Грин к ней уже приготовился. Витрины магазинов были закрыты ставнями, на крюках висели фонари.

Джулиан остановился на возвышенности и посмотрел вниз. Светло было только в пабе. Свет призывно лился из всех окон, через которые были видны снующие взад-вперед люди. Маркиз подумал, что Феба, вероятно, живя здесь, посещала это заведение. В этот момент он ощутил удар. Его отбросило в сторону, поводья выпали из внезапно ослабевших рук. Он потянулся за ними, но тело почему-то отказалось повиноваться. Потеряв равновесие, он тяжело вывалился из седла.

Боль. Она была такой сильной, что мутился рассудок. Прикрыв голову рукой, в надежде защититься от копыт коня, испуганно переступающего ногами рядом с ним, Джулиан понял: меня подстрелили.

Он не знал, куда попала пуля. Боль была везде. Она поглотила его целиком и, казалось, усиливалась с каждым ударом сердца. Он не мог вспомнить, слышал ли звук выстрела. Возможно, слышал. Время странно исказилось, изменило свой бег.

Какое-то время – минуту или вечность – он лежал на спине на пустой городской площади, стараясь дышать. И слушая сверчков. Как и в ту ночь, когда вальсировал с Фебой.

Воспоминание оказалось на удивление бодрящим. Джулиан застонал, но услышал этот звук как бы со стороны, словно он исходил от кого-то другого. Или это ветер завывал в кронах деревьев? Джулиан почувствовал, что его рубашка пропиталась горячей влагой. А на площади не было ни души. Кто бы ни пытался его убить, он может быть уверен, что хорошо выполнил свою работу.

«Я так и умру здесь один».

Мысль тоже оказалась бодрящей. Джулиан с трудом перекатился на бок, поднялся на четвереньки, потом на колени и в конце концов встал, но только для того, чтобы снова упасть на одно колено. Так, шатаясь, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, спустя вечность он подошел к двери в «Свинью и свисток» и распахнул ее.

Глава 30

Феба услышала шаги. Шли двое. Одна из них – горничная Мэри Фрэнсис, вторым был явно мужчина. Открылась дверь в ее комнату, и горничная постучала по косяку. Она говорила быстро, встревоженно и немного раздраженно.

– Мисс Вейл, к вам посетитель. Он сказал, что дело очень срочное, и не стал ждать внизу.

Феба так резко вскочила, что опрокинула стул, и потрясенно замерла, увидев, кто к ней пришел. Джонатан Редмонд.

– Спасибо, Мэри Фрэнсис, – спокойно сказала она. – Можешь идти.

Джонатан не снял перчаток и даже шляпы. Он заговорил прямо с порога, быстро и четко выговаривая слова.

– Простите, что явился без предупреждения, мисс Вейл, но дело действительно очень срочное. В лорда Драйдена стреляли. Его перенесли в заднюю комнату в «Свинье и свистке». И он все время бормочет что-то о женщине, которая его не любит.

Стреляли.

Вся кровь отхлынула от лица Фебы. В глазах потемнело, колени подогнулись. Вовремя подоспевший Джонатан схватил ее за руки, не дав упасть, и усадил на кровать.

«Нет, Господи, молю тебя, только не это».

– Он… – Она не могла говорить, не могла даже дышать. В таком состоянии люди просыпаются после ночного кошмара.

– Сейчас он жив. Это все, что мне известно.

Феба подняла глаза, затуманенные ужасом. По правде говоря, она не была уверена, что может ему доверять. Все же он Редмонд.

– Но почему вы… как…

Джонатан нетерпеливо поморщился, явно делая над собой усилие, чтобы говорить вежливо.

– Он вызвал Уотерберна на дуэль из-за вас, мисс Вейл. Он сделал это на глазах у всех в «Уайтсе». Уотерберн, представьте себе, извинился. Так что, он, судя по всему, не виновен в преступлении. Но кто подстрелил маркиза, неизвестно. Я пришел за вами, как только услышал о происшествии. Я был в пабе.

– Но почему вы пришли?

После короткой паузы Джонатан вздохнул.

– Потому что, Феба, я знаю о перчатках.

Феба испытала настоящий шок. Она виновато покосилась на свой сундук, в котором они лежали, потом на Джонатана.

– Я не понимаю.

Он невесело улыбнулся.

– Мы были вместе, когда Лайон их покупал. Он так тщательно их выбирал. Это очень много для него значило. Но Оливия отвергла подарок. – Имя Оливии он произнес с презрением, пожалуй, даже с ненавистью. – А теперь я вижу, он подарил их вам. Нет, не надо объяснять, при каких обстоятельствах вы их получили. Он говорил, что вы – хороший человек. Понимаете, никто по-настоящему не знал Лайона. Только я. И он почти никому не доверял. Кроме меня. Он доверял мне, по крайней мере, иногда. И еще: можно назвать лишь очень немногих людей, которых он уважал и ценил. Вы – одна из них. А он никогда не ошибался. И ради моего брата, который кое-что знает о запретной любви, я решил, что должен сообщить вам о Драйдене.

Феба никак не могла осознать услышанное.

– Но как же Лизбет? Ваша семья должна меня ненавидеть.

– Кстати о Лизбет. Мой отец отослал ее к очень дальней родственнице во Францию, где она проведет некоторое время в монастыре. Он, разумеется, не в восторге от вас и маркиза, но потрясен поступком Лизбет. Она ведь член нашей семьи. Она Редмонд. – В его глазах мелькнули смешинки. – Он – очень сложный, неоднозначный человек – мой отец.

По мнению Фебы, он пугающий человек, скорее, даже вселяющий ужас.

Ее руки и ноги стали ледяными.

В Джулиана стреляли.

Она сжала кулаки и ударила по кровати, потом еще раз. Она с трудом дышала, и воздух обжигал легкие. Феба ненавидела себя за трусость. Если он умрет… Страх стиснул горло ледяной рукой.

Она взглянула на Джонатана, который терпеливо ждал, глядя на нее с очевидной симпатией. Он был явно привычен к всяческим театральным представлениям. И его сестра – Вайолет Редмонд.

Феба подумала: он будет прекрасным человеком. Именно его стоицизм вернул ей спокойствие и помог взять себя в руки.

– Спасибо, Джонатан, – сказала она. – Вы отвезете меня к нему?

Тот повернулся к двери.

– Для этого я и здесь. Пошли.

Она вбежала в дверь вслед за Джонатаном и прищурилась, ослепленная ярким светом.

Тепло и веселье, царившее в «Свинье и свистке» показались ей кощунством. Ведь в это самое время Джулиан в соседней комнате истекает кровью, может быть, умирает.

– Где…

Джонатан молча указал на дверь за буфетной стойкой, возле которой стоял мужчина, которого она узнала. Капитан Чейз Эверси. Он не был похож на своего брата Колина, но все же это, безусловно, был он. Феба не была уверена, что он помнит ее имя.

Мужчина преградил дверь и холодно взглянул на Джонатана. И встретил его горящий взгляд.

– Это женщина, о которой говорил Драйден, – резко сообщил Джонатан.

Результатом стали удивленно взлетевшие брови.

– Он сказал, что ты его не любишь, – ровно проговорил он. Фебе показалось, что это проверка.

– А ты как думаешь? – прошипела она.

Чейз внимательно всмотрелся в ее лицо, потом уголки его губ дернулись, он распахнул дверь и жестом предложил ей войти.

Феба остановилась в дверях. Она всегда считала себя храброй, но сейчас пребывала в жутком первобытном ужасе. Глубоко вздохнув, она подняла глаза.

О, спасибо тебе, Господи. Он жив. И в целом довольно неплохо выглядит. Джулиан, обнаженный до пояса, с забинтованным плечом, полулежал, откинувшись на подушки, и потягивал из фляжки виски. Повернув голову, он увидел ее. Феба была уверена, что он перестал дышать. Такими глазами можно смотреть только на святыню.

– Обязательно надо было позволить себя подстрелить? – осведомилась Феба. Ей показалось, что ее голос звучит глухо, словно из-под воды.

Ему потребовалось время, чтобы обрести дар речи.

– Определенно, да. Потому что ты здесь. Если, конечно, не завернула сюда случайно, чтобы попрощаться со знакомыми по пути в Африку.

И помещение сразу наполнилось столь сильными эмоциями, что их можно было увидеть – они вспыхивали, как фейерверки. Даже Чейз Эверси что-то заметил и попятился.

Снова воцарилось молчание.

Чейз неуверенно кашлянул.

– Мы, пожалуй, оставим вас вдвоем.

На него никто не обратил внимания. Мужчина вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь.

Феба еще раз посмотрела на раненого и смирилась с поражением. Она рухнула рядом с ним на колени и закрыла лицо руками. Ее плечи сотрясались от рыданий.

– Боже, я думала…

Джулиан слегка переместился и погладил ее по голове.

– Тише, не надо плакать, все в порядке.

– Ты выживешь? – Она посмотрела на него сквозь пальцы, не отрывая рук от лица, и получила ответ. По правде говоря, он выглядел совсем неплохо – разве что был бледен. Теперь, оказавшись рядом, Феба увидела кровь, медленно проступающую сквозь повязку. У нее закружилась голова, и она снова закрыла глаза.

– Выживу? Думаю, я уже умер и попал в рай. Ведь ты рядом.

Феба чувствовала, как по щекам текут горячие слезы, и тщетно старалась с ними справиться. Иногда это настоящее проклятье – быть женщиной. И довольно часто. Хотя, если занимаешься любовью с таким мужчиной, как маркиз, это благословение свыше.

– Пожалуйста, не плачь. А то мне становится больнее.

Она улыбнулась и вытерла слезы.

– Очень больно?

– Когда протрезвею, станет ясно. Они привели сюда викария, такого высокого красивого мужчину, я только не запомнил его имени.

– Мистер Силвейнус.

– И, знаешь, странно, но, могу поклясться, что боль стала меньше, когда он прикоснулся к моей руке.

– Думаю, божий человек и фляжка виски поработали над этим вместе.

Джулиан тоже улыбнулся.

– Наверное, ты права.

Последовала еще одна пауза.

– Но я совершенно точно умру, – серьезно сказал он, – если ты опять уйдешь. Просто будь рядом.

– Джуль… Я проявила непростительную трусость, но ты же все время знал, что мне страшно. Я люблю тебя.

– Знаю, – так же серьезно проговорил он. – Считай, что ты прощена.

Феба почти удивилась, что он тоже не сказал, что любит ее. Почти. Она немного подождала, но признания так и не последовало. Ну ладно.

– Ты был прав во всем, что касается меня, – в конце концов, сообщила она.

– Ты тоже. Относительно меня.

– Но ведь мы не могли быть правы оба.

– И все же, так оно и есть, моя дорогая школьная учительница. Я так тебя люблю, что не могу выразить это словами. Я никогда в жизни не говорил ничего подобного ни одной женщине, потому что никогда никого не любил. Совершенно ясно, что я не смогу жить без тебя. И с этим ничего нельзя поделать. Можно разложить всю свою жизнь по разным полочкам, но я никогда не смогу опять вести себя нормально и никогда не избавлюсь от телесной раны, если не буду знать, что ты моя, только моя, отныне и навсегда. Я хочу…

Тут красноречие его снова покинуло.

Он отвернулся к стене и проговорил сам себе:

– Надо же, это оказалось сложнее, чем я думал. И даже немного унизительно.

Собравшись с силами, Джулиан опять повернулся к ней и продолжил, причем его голос дрожал от сдерживаемых эмоций.

– Ты сделаешь меня самым счастливым человеком на земле, если согласишься стать моей женой.

Напыщенно, конечно, но как приятно!

Раздался робкий стук в дверь. И Джулиан и Феба подпрыгнули.

– В чем дело? – в один голос спросили они.

Дверь приоткрылась, и в щель заглянул Нед Хоторн.

– Лорд Драйден, там пришли два перепуганных джентльмена и требуют немедленной встречи с вами. Немедленной.

Джулиан и Феба переглянулись.

– Пусть войдут.

На пороге остановились двое мужчин. Один – приземистый краснолицый сельский сквайр, седовласый и решительный, в покрытых грязью сапогах, другой – прыщавый юнец, тонкий, как молодое деревце, модно одетый… с длинным вихром, падающим на глаза.

Оба низко поклонились.

– Лорд Драйден, я – мистер Фредерик Харт, а это мой сын Джим. Расскажи ему все, Джим, – мрачно приказал старший из пары.

Молодой человек судорожно сглотнул. Он был бледен до синевы и, казалось, его вот-вот стошнит.

– Вас ранили из пистолета 45-го калибра, лорд Драйден? – спросил он тонким дрожащим голосом. Шляпа в его руке буквально ходила ходуном.

Маркиз нахмурился и стал подниматься. Феба удержала его.

Джим разжал кулак. На его ладони лежала пуля, в точности такая, как незадолго до этого достали из тела Джулиана.

Выражение лица маркиза заставило юнца попятиться. Он выпалил, заикаясь:

– Мы стреляли по мишени, сэр, понимаете? Я отличный стрелок… в основном. А тут стемнело… я знал, что надо остановиться, но хотел сделать последний выстрел, и тут мне волосы попали в глаза, я промахнулся, и пуля, наверное, срикошетила. – Он закрыл глаза и шумно вздохнул. – Лучше бы я выстрелил в себя! – выкрикнул он. – Вы сильно ранены? Не могу выразить, как мне жаль!

– Эти юнцы носят такие странные прически, – пробормотал его отец. – Я бы сказал, нелепые. Когда мы услышали, что с вами случилось – в маленьких городках слухи распространяются быстро, вы же знаете, – я настоял, чтобы он сам разобрался с последствиями. Иначе нельзя. Я прав, сын?

Юнец понуро кивнул.

Джулиан уже в который раз лишился дара речи. Он был невыразимо тронут проявлением чести двух деревенских сквайров, равно как и унизительным свидетельством того, что не все в этом мире в его власти. Жизнь знает, что ему надо, куда лучше, чем он сам, и довела это до его сведения весьма своеобразным способом.

– Что ж, – очень строго сказал он, когда снова смог заговорить. – Последствия будут суровыми. Мне потребуется компенсация.

Юнец закрыл глаза и сглотнул. Не дай бог, его действительно стошнит. Отец крепко держал сына за руку, опасаясь, что у него подогнутся колени. Парень сдувался прямо у них на глазах.

– Все, что угодно, милорд, – едва слышно выговорил он.

– Я хочу, чтобы ты отстриг этот дурацкий вихор на лбу.

Повисло молчание.

– И это все, милорд? – недоверчиво переспросил отец.

– Да.

Юнец ошалело огляделся в поисках ножниц.

– Я сделаю это немедленно, милорд.

Джулиан представил себе светлых денди с неровно отстриженными вихрами или, хуже того, с подбритыми лбами, и тяжело вздохнул.

– Это все, – заявил он – настоящее воплощение надменного маркиза, грозного и уверенного, что все будет так, как он захочет. – Не обязательно стричься на моих глазах. Можете идти.

– Но если мы можем что-то для вас сделать…

– Вы уже все сделали. Идите.

Мужчины поклонились и, пятясь, вышли. Отец что-то сказал сыну, но слов Джулиан не разобрал. Зато он слышал, как тот ответил:

– Не знаю. Доктор Рид, который пишет в газете, должно быть, рехнулся. Там что-то про кота…

Джулиан повернулся к Фебе. В ее глазах блестели слезинки. Она прикусила губу.

– Я позолочу пулю, которую Чейз Эверси достал из меня, и буду хранить до гробовой доски, как самую ценную реликвию. Ведь она привела тебя ко мне.

Здоровой рукой он привлек девушку к себе. Поцелуй был долгим и сладким.

– Итак, каков будет ваш ответ, мисс Вейл?

– Да, – ответила она, и по ее щекам снова потекли слезинки. Я буду счастлива стать твоей женой.

Почувствовав неимоверное облегчение, Джулиан устало закрыл глаза. На его губах появилась слабая улыбка, едва не разбившая ей сердце.

– Мне повезло, – только и смог сказать он.

Феба целовала бледнеющий синяк на лбу любимого, каждую царапинку, оставленную ее котом, рану на плече. Она целовала его щеки, нос, глаза. Она положила голову ему на грудь, прислушиваясь к биению сердца, а он крепче прижал ее к себе. Отныне они станут заботиться друг о друге.

Джулиан уже почти уснул, когда Феба со слезами на глазах прошептала:

– Я знала, что ты предназначен для меня.

Эпилог

Маркиз действовал, как всегда, быстро и решительно. Была получена специальная лицензия, и они поженились в Лондоне уже через несколько дней после ранения. Маркварт проинформировал всех членов семьи о появлении маркизы. Учитывая богатый опыт общения Фебы с трудными детьми, Джулиан не сомневался, что она легко справится и со слугами, и с его семейством. По рекомендации мистера Коула была нанята опытная модистка по имени мадам Марсо, которая за короткий срок снабдила Фебу гардеробом, приличествующим супруге маркиза.

Но прежде чем они уехали из Суссекса в Лондон, Фебе пришлось уладить собственные дела.

Прежде всего она написала мистеру Лангдону и сообщила, что не присоединится к его группе. А мисс Эндикотт, узнав, что Феба покидает академию не из-за отъезда в Африку, а потому, что в ближайшем будущем станет супругой маркиза, приняла новость с усмешкой.

– Все наши девочки рано или поздно составляют блестящие партии, – сказала она. – Я всегда знала, что ты от них не отстанешь. Это похоже на катапульту, дорогая: в жизни, чем ниже начинаешь, тем выше можешь взлететь. Главное, чтобы подходящий человек, скажем так, произвел запуск. А потом… Не может быть! Мисс Эндикотт ей подмигнула? Феба готова была поклясться, что так оно и было. Она заподозрила, что мисс Эндикотт тогда намеренно отправила ее наверх вместе с маркизом. Но мисс Эндикотт всегда любила окружать себя ореолом таинственности, так что правду Фебе узнать не суждено.

Затем она попрощалась с ученицами, в том числе с мисс Раньон и мисс Кэрью, для которых встреча с легендарным маркизом стала самым знаменательным событием в их жизни, и они превратили ее в сказку, которую теперь с удовольствием рассказывали девочкам по вечерам у камина.

Феба собрала их, расцеловала и рассказала свои новости. Девочки слушали ее, затаив дыхание.

– Если вы будете добродетельны, дисциплинированны и трудолюбивы, добры к окружающим и уважительны к старшим, если вы всегда будете выполнять задания вовремя, учить языки и внимательно читать Марка Аврелия, тогда вы тоже когда-нибудь выйдете замуж за удивительно красивого маркиза.

Девочки одновременно вздохнули.

– Вы именно так заполучили своего маркиза, мисс Вейл? – с благоговейным придыханием спросила одна из них. – Потому что вы добродетельны и трудолюбивы?

– Да, – уверенно ответила Феба, скрестив пальцы в складках юбки. Эта ложь была ее последним подарком мисс Эндикотт. Некоторое время воспитанницы будут вести себя прилично.

Через неделю после венчания – за это время маркиз и его супруга ни разу не покидали городского дома, да и из спальни почти не выходили, предаваясь чувственному наслаждению – маркиз приехал в «Уайтс», чтобы выпить с мистером Гидеоном Коулом. Он специально так выбрал время, чтобы не встречаться с Уотерберном и Данди.

У него было еще одно дело.

В момент его появления оживленный гул голосов стих. В тишине слышался только храп полковника Кефевра. Но спустя мгновение присутствующие опять возбужденно заговорили. Несмотря на то что венчание было тайным, слухи о нем расползлись по Лондону. В обществе гадали, изменился ли маркиз, стал ли более домашним и менее устрашающим.

Но если так, почему все испуганно ерзали на стульях и нервно ждали, что он скажет?

Джулиан отдал плащ и шляпу лакею, благосклонно выслушал его поздравление с бракосочетанием, поблагодарил и прошел к своему месту.

Там он расположился за столиком, взял принесенный лакеем эль, отпил несколько глотков, дождался Гидеона Коула и, убедившись что друг утолил жажду, громко изрек:

– Знаешь, Гидеон, недавно я обнаружил очень странную вещь. Оказывается, теперь немодно быть модным.

Шум усилился. Его слова повторяли на все лады, анализировали, обсуждали, передавали из уст в уста. Прошло совсем немного времени, и в свете уже стали обмениваться подозрительными взглядами, определяя, кто выглядит более «модным», и опасаясь услышать подобное обвинение в свой адрес. На Роттен-роу гуляющие теперь обменивались не приветливыми или завистливыми, а откровенно враждебными взглядами, резко возрос спрос на простых непородистых лошадей. В бальных залах воцарилось напряжение. На званых вечерах, всегда долгожданных и веселых теперь гости, по большей части, молчали, бросая друг на друга неприязненные взгляды и пытаясь определить кто из них самый немодно модный.

Феба обо всем этом не знала и отметила лишь одно:

– Ты как-то необычно весел.

– Разве? Это ты принесла веселье в мою жизнь.

Несколько недель маркиз откровенно наслаждался происходящим, после чего приступил к выполнению второй части своего плана.

– Хотя, – задумчиво сообщил он Гидеону Коулу, отметив, что к его словам напряженно прислушиваются, – мне кажется, в моде должна быть оригинальность. Необычные вещи и люди. Ты со мной согласен? – Он сделал короткую паузу, прежде чем нанести решающий удар. – Знаешь, я не могу себе представить ничего более абсурдного, чем близнецы. – Он жалостливо засмеялся. – Что может быть менее оригинальным, чем два абсолютно одинаковых человека.

Дело сделано.

Лондонское общество воспрянуло духом. Люди были искренне признательны за то, что им наконец указали направление. В обществе быстро решили: все просто. Те, кто раньше считались самыми модными, теперь стали самыми немодными. Люди стали шарахаться от близнецов Силверторн, Уотерберна, Данди и Камбера. В конце концов Данди и Уотерберн, говорят, записались в иностранную армию, а сестры Силверторн отправились в путешествие по монастырям – только чтобы быть подальше от Лондона.

Когда маркиз с женой впервые появились на Роттен-роу, сначала ей все улыбались, потому что она была оригинальной и потому что никто не осмеливался поступать иначе, учитывая, за кого она вышла замуж. А потом ей стали улыбаться, поскольку было невозможно не растаять в исходящих от нее лучах счастья.

Но маркиз все еще заставлял людей слегка нервничать.

Удовлетворенный тем, что использовал свое влияние на благое дело, маркиз с удовольствием погрузился в семейную жизнь с Фебой. Ночью Харибда спал в их постели. А когда кот благосклонно позволял Джулиану почесать свой пушистый живот, его счастью не было предела.

Примечания

1

Камень, найденный у города Розетта, давший ученым ключ к переводу древнеегипетских иероглифов на европейские языки.

(обратно)

2

Закройте рот! (франц.)

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg