«Покорность ей к лицу»

Ширли Басби Покорность ей к лицу

Пролог

Девон, Англия

Весна 1795 года

— Почему бы вам не отдать их мне?! — Изабел требовала ответа, уперев кулаки в узкие бедра — жест, не подобающий благовоспитанной девице. — Как будто это не мои деньги! Но они принадлежат мне! Вы не имеете права их откладывать!

Сквозь высокие узкие окна в библиотеку лился послеполуденный свет, и лучи его превращали ее рыжие волосы в огненный ореол. Маркус в который раз поразился тому, насколько его семнадцатилетняя подопечная напоминает пламя. Иногда она походит на веселый огонек, согревающий душу, но в другой раз — как сейчас, например, — несмотря на хрупкость фигурки, она похожа на столп пламени, которое вот-вот вырвется из-под контроля и опалит его до костей. Он чувствовал, что атмосфера уже накаляется, и сильно опасался, что сегодня большого пожара не избежать.

Беседа — если бы кто-то осмелился назвать происходившее беседой — имела место в уютной библиотеке Шербрук-Холла, родового поместья Маркуса в Девоне. Она началась минут десять назад, когда Изабел влетела в дом, требуя встречи с опекуном. Сейчас же!

Так как мисс Изабел буквально выросла в этом доме, дворецкий Томпсон с невозмутимым видом проводил юную леди в библиотеку и отправился на поиски хозяина дома. Стоило Маркусу переступить порог комнаты, как Изабел ринулась в атаку, и он без особого успеха пытался управиться со своенравной подопечной и предотвратить очередной взрыв.

— Отнюдь, у меня есть все права на это, — терпеливо ответил он. — Я ваш опекун, и мой долг — проследить, чтобы вы не промотали свое состояние, пока не вступите в брачный возраст.

Изабел топнула ножкой.

— Вам прекрасно известно, — выпалила она, — что у моего отца и в мыслях не было сделать вас моим опекуном! Им должен был стать дядя Джеймс, а не вы!

Что верно, то верно, подумал Маркус. Отец Изабел, сэр Джордж, накануне своего семидесятилетия потряс общественность, женившись на женщине, которая ему во внучки годилась, и вскоре стал отцом. К вящей радости сэра Джорджа, не прошло и десяти месяцев со дня свадьбы, как на свет появилась Изабел. В возрасте восьмидесяти лет — Изабел тогда исполнилось десять — он преставился, и это никого не удивило. Неожиданным потрясением для всех стала кончина отца Маркуса, который умер четыре года назад. В возрасте пятидесяти девяти лет мистер Шербрук-старший, пышущий отменным здоровьем, как-то вечером отправился спать, но так никогда больше и не проснулся.

Несколько недель спустя душеприказчик сообщил Маркусу, не помнившему себя от горя, что вместе с состоянием и поместьями отца он наследует также опекунство над единственной дочерью сэра Джорджа, тринадцатилетней Изабел. Маркуса это известие повергло в шок: как и все, он полагал, что опекуном Изабел станет младший брат сэра Джорджа Джеймс. Но не тут-то было. Когда сэр Джордж писал завещание, он не видел Джеймса, заядлого холостяка, живущего в Лондоне, в роли достойного опекуна своей возлюбленной дочери. Он решил, что гораздо лучше с этой ответственностью справится его сосед и близкий друг, мистер Шербрук. К сожалению, сэр Джордж не уточнил, кого он имел в виду: Шербрука-старшего или Шербрука-младшего, — и не мог предвидеть кончины мистера Шербрука-старшего. В итоге, хотя все знали, что сэр Джордж даже не думал о том, чтобы назначить опекуном дочери сына лучшего друга, дело обернулось именно так. Маркус до сих пор чувствовал недоумение по этому поводу. В то время ему было двадцать три. Что он мог знать о том, как опекать юную леди? «Надо признать, сейчас я знаю ненамного больше», — усмехнулся он про себя.

— И не притворяйтесь, что не понимаете, о чем я говорю! — воскликнула Изабел. Маркус молчал. — Не вы должны были стать моим опекуном.

— О да, тут вы, конечно, правы, — ответил он. — Но так как ваш отец не оставил перед смертью других распоряжений касательно вашего благополучия, а мой отец внезапно умер, боюсь, что мы… ммм… связаны друге другом.

Изабел пожала плечами.

— Все это мне известно, — нехотя признала Изабел, ее гнев немного утих, — вы не так уж плохи. Но я просто не понимаю, почему вы настолько упрямы в том, что касается этой конкретной вещи. Я ведь прошу не так уж много денег. Ваша новая двуколка и пара вороных стоят гораздо больше, чем я у вас прошу. — Ее глаза сузились. — И это мои деньги, а не ваши. — Маркус ничего не сказал, и Изабел пробормотала: — И никто не собирается их проматывать.

— Ну, это как посмотреть…

Изабел нахмурилась, а он улыбнулся.

— Ну будет вам, — принялся увещевать Маркус. — Вы знаете, что как опекун я мало в чем вам отказываю. Однако с моей стороны было бы величайшей оплошностью позволить вам потратить целое состояние на лошадь. — Он покачал головой: — Тем более на эту лошадь.

Изабел снова вспыхнула, прищурила топазовые глаза:

— А чем, ради всего святого, не угодил вам Ураган?

— С ним все в порядке. Легетт просит за него немало, но и не заламывает заоблачную цену. И я согласен, что жеребец красив. У него безупречная родословная, и каждый, кто знает толк в лошадях, будет горд заполучить его.

Мрачное лицо Изабел в тот же миг осветилось ослепительной улыбкой.

— О, Маркус, он великолепен! Не правда ли?

Маркус кивнул, ошеломленный этой улыбкой:

— Да, это так. — И добавил: — Но он не для вас.

Улыбка исчезла, как солнце за набежавшей тучей.

— Это еще почему?

— Потому, — напрямик сказал он, — что сейчас вы не располагаете ни опытом, ни силой, которые позволили бы вам справиться с животным таких размеров и норова. — Он неуверенно улыбнулся. — Вы оба молоды, необъезженны и, вероятнее всего, убьете друг друга, не пройдет и недели.

Изабел ахнула от гнева.

Маркус предостерегающе поднял руку:

— Но есть и еще одна причина, по которой я не выдам денег на этот ваш каприз. Сколько раз вы выдумывали один невероятный план за другим, чтобы через две недели совершенно к нему охладеть? Помните, как вы собирались разводить коз? Или исполнились уверенности, что вам необходимо завести кур? Если мне не изменяет память, козы съели почти до основания розарий вашей тетушки Агаты, а что касается кур… Кажется, была какая-то история с петухом и палисандровыми перилами главной лестницы Данем-Мэнора? — Не обращая внимания на бурю, бушевавшую в глазах Изабел, он продолжил: — А теперь вы говорите, что собираетесь разводить лошадей, но что будет через месяц или через год? И вот еще что: какая судьба постигнет ваш конезавод и все планы, когда в следующем году вы отправитесь в Лондон на сезон? — Маркус покачал головой и улыбнулся. — Я знаю вас. К лету ваша головка будет забита лишь бальными платьями, всякой мишурой, обедами и балами, которые вы посетите следующей весной, и джентльменами, что упадут к вашим ногам. А когда вы выйдете замуж — а вы, несомненно, выйдете замуж, — у вас не останется времени заниматься лошадьми. И деньги, которые вы заплатите за Урагана, окажутся выброшенными на ветер.

Изабел вновь вспыхнула в мгновение ока и стиснула маленькие кулачки.

— Это нечестно! — отчаянно воспротивилась она. — Мне было всего одиннадцать, когда я взялась за кур. И я не виновата, что петух залетел в дом. Это старая папина собака Люси загнала его туда. — Она оборонялась как могла. — Да, козы съели розы тети Агаты прошлой осенью, это правда. Но это лишь пошло растениям на пользу! В этом году они цвели великолепно, никто и не скажет, что их объели козы. Даже тетя Агата подтвердила это. — Изабел бросила на Маркуса неприязненный взгляд. — И не все кусты пострадали, только некоторые…

Маркус, не обращая внимания на ее вспышку, сказал:

— Я считаю так: у вас не очень-то хороший опыт следования своим сумасбродным желаниям. Откуда мне знать, что Ураган и ваш план по разведению лошадей не то же самое, что козы в розовом саду и петухи в гостиной?

Изабел смотрела на него, гнев и боль теснились в ее груди. Ну как же он не поймет, что Ураган и огромный конезавод, который она уже рисовала в воображении, не имеют ничего общего с козами и петухами! Ее жалкий опекунишка прекрасно знает, что она обожает лошадей, что она обожала их всю жизнь и, с обидой подумала Изабел, прекрасно с ними ладит. Все так говорят. Даже Маркус признавал — когда не был так невыносимо упрям! — что у нее дар находить подход к лошадям. Жестоко и несправедливо с его стороны тыкать ее носом в неудачи с курами и козами. То были всего лишь детские забавы! Теперь она взрослая и принимает взрослые решения. Почему, ну почему он этого не понимает? Почему относится к ней как к ребенку? Ребенку, которого можно ласкать, баловать и отсылать прочь, когда захочется?

Изабел с горечью подумала, что для того чтобы ответить на этот вопрос, достаточно посмотреть в псише[1] в ее комнате. Она до сих пор выглядела как ребенок: неполных пяти футов росту, тоненькая, хрупкая, как фея, и — к величайшему ее сожалению! — без намека на грудь… Похоже, пройдут десятки лет, прежде чем ее семья и друзья перестанут воспринимать ее как ребенка. К тому же природа наделила ее пышной копной непослушных рыжих волос и — о ужас! — россыпью веснушек у носа, против которых бессильны и пахта, и огурцы. Нет, сам по себе нос ничего, она пришла к этому мнению несколько месяцев назад, красивый, слегка вздернутый носик. Никто не посмел бы спорить: ее огромные сияющие глаза, обрамленные темными ресницами дивной густоты и длины, — ее главное украшение. Но красивые у нее глаза или нет, а ничто, даже то, что она уже несколько месяцев назад оставила классную комнату, — ничто не могло заставить других смотреть на нее иначе, пока у нее рост и формы десятилетнего мальчишки! Особенно Маркуса Шербрука. Сердце ее сжалось от боли. Изабел осознала, что ей страстно хотелось, чтобы он разглядел в ней молодую женщину. Он не сможет — по крайней мере пока она заперта в этом детском, мальчишеском теле. В душе поднялась волна горя. Ей никогда не стать высокой, статной красавицей, она обречена всю жизнь прожить маленькой, плоскогрудой и с веснушками! Это так нечестно!

Изабел подавила в себе желание разреветься — вздернула подбородок и с достоинством произнесла:

— У вас есть все основания считать, что Ураган — всего лишь очередная моя прихоть. Однако если, как вы сами сказали, это животное, которое каждый будет рад заполучить, тогда почему бы мне его не купить? Если все случится так, как вы говорите, то есть через несколько месяцев он мне наскучит, я смогу без труда продать его по той же цене, по какой купила. Денег я не потеряю.

Маркус некоторое время пристально на нее смотрел и молчал. Он всегда лишь с большим трудом мог устоять перед ней. Годы шли, она превращалась в очаровательную женщину, и Маркусу становилось все сложнее и сложнее держать себя в руках — чтобы не исполнять все ее капризы. Будь проклято это окаянное опекунство, из-за которого они так часто на ножах! Но так было не всегда. Когда-то она, как большой котенок, беззаботно резвилась у его ног, и он несказанно радовался этому.

Хотя Изабел родилась в богатой и знатной семье, Маркус знал, что ее жизненный путь нелегок. Еще до ее второго дня рождения мать трагически погибла, и пусть отец слепо любил ее — трудно девочке расти без матери. Изабел обожала отца, они, ко всеобщему удивлению, жили в Данем-Мэноре вполне счастливо, полностью довольные компанией друг друга. Его смерть стала для нее тяжелым ударом. Нельзя сказать, что дядя Изабел, сэр Джеймс, не был добр к ней, но он не мог заменить ей сэра Джорджа, а уж его жена Агата… Маркус скрипнул зубами. История повторяется! Сэр Джеймс повторил судьбу брата. Два года назад он тоже потряс округу, расставшись с холостой жизнью и женившись на женщине в два раза моложе себя — на Агате Пейли, гувернантке Изабел!

Маркусу она никогда не нравилась, хотя мать убеждала его, что она именно то, что нужно Изабел. Когда ее наняли, Маркус подумал, что это слишком строгая, слишком холодная и бесчувственная воспитательница для девочки вроде Изабел, но мать не приняла во внимание его возражений и настояла на своем, о чем ему потом пришлось жалеть. Изабел, живая и пылкая, и мисс Пейли, холодная и жесткая, совершенно не подходили друг другу. Он знал, что Изабел страшно несчастна, но он не успел вмешаться и изменить положение вещей: мисс Пейли опередила его и вышла замуж за сэра Джеймса. Маркус до сих пор не мог взять в толк, как ей это удалось, но факт оставался фактом: мисс Пейли стала леди Агатой, тетей Изабел. Она вела себя так, чтобы все знали: это она правит в Данем-Мэноре.

Взгляд Маркуса смягчился, когда он взглянул на лицо Изабел. Бедная малышка. Нелегко ей живется с Агатой.

Он поморщился. Кто он такой, чтобы отказывать Изабел в чем-то? Что может сделать ее счастливой? Как она сама сказала, если жеребец ей надоест, его можно будет продать. Маркус тем не менее подумал об опасности, связанной с ним. Ураган не зря получил свое имя — огромный, мощный двухлетний жеребец. Маркус это знал. Он видел его.

Когда заинтересованный взор Изабел обратился к этому жеребцу, Маркус счел своим долгом взглянуть на него тоже. Он был поражен, когда Легетт вывел прекрасного гнедого жеребца с почти белоснежной гривой, хвостом и чулками. Если бы Изабел уже не положила глаз на него, Маркус купил бы его сразу не раздумывая. Не поспоришь: конь великолепен, его родословная безупречна, цена не слишком высока. Изабел права: если он ей надоест, его всегда можно будет продать. Маркус набрал в грудь воздуха, он надеялся, что не совершает сейчас ошибки…

Изабел впилась глазами в потемневшее лицо Маркуса. Ее охватило отчаяние. Он собирался сказать «нет». Она уже знала это. Умение проигрывать и терпение не входили в число ее добродетелей, и она нашла спасение во вспыхнувшем гневе.

— Если я хочу выбросить деньги на проклятого коня, я имею на это полное право! — заявила она. — А вы — гнусное чудовище, я ненавижу вас! Слышите? Ненавижу! О, я не могу дождаться, когда же наконец выйду из-под вашей опеки и мне больше не придется иметь дело с таким сквалыгой, как вы!

Слова, которые Маркус собирался сказать, застряли у него в горле. Его собственный гнев вырвался наружу:

— Ах ты, дьяволенок! — рявкнул он. — Уж поверь мне, я сам только и жду того дня, когда смогу избавиться от ярма на шее — от тебя! Не меньше твоего мне хочется отделаться наконец от этого треклятого опекунства! Но пока ты не вступила в брачный возраст, я твой опекун и управляю твоим состоянием.

— Да? Ну, это мы еще посмотрим, — усмехнулась Изабел. — Думаю, я только окажу вам услугу, выйдя замуж за первого встречного — вам назло!

— Ну если ты найдешь кого-то, кто захочет взять в жены мегеру с ядовитым жалом, я первый пожму ему руку и поздравлю! — выпалил Маркус, не успев подумать. Слова сами сорвались с языка, и он рад был бы взять их обратно, но сделанного не воротишь.

— С ядовитым жалом? Да как вы смеете?! — Изабел смахнула слезы ярости и боли. — Вы пожалеете, — пообещала она и бросилась к двери. — Вот увидите, вы еще пожалеете.

Она распахнула дверь и пулей вылетела из библиотеки.

В комнате повисла тишина. Как после громового раската. Маркус, ошеломленный, смотрел на дверной проем, в котором исчезла Изабел. Его разрывало между желанием броситься за ней и сказать: «Покупай ты этого несчастного коня» — и решимостью доказать ей, что им не удастся так легко манипулировать. И он будто прирос к месту, где стоял.

Он глубоко вздохнул и покачал головой. Изабел вспыльчивая, но иногда, как сейчас, например, иметь с ней дело — почти то же самое, что пытаться обуздать торнадо. Она врывается без спроса, сметая все на своем пути, а потом — пуфф! — уносится прочь, чтобы где-то еще сеять разрушение и хаос.

Маркус стоял, глядя в пустоту. В комнату вошла высокая женщина в узком платье из серо-голубого муслина, отделанном черным шелком. Ее припорошенные серебром волосы были убраны под шиньон на затылке. Шею ее украшали бусы из черного янтаря.

Увидев выражение рассерженного недоумения на красивом лице сына, она улыбнулась. Взгляд блестящих изумрудных глаз сделался понимающим. Она спросила:

— Изабел?

Маркус улыбнулся:

— А кто же еще? Она вознамерилась купить этого коня. А я не думаю, что это мудрое решение. — Он покачал головой. — Но я почти уже сказал ей, что она может это сделать, когда она взвилась и наговорила мне таких вещей, о которых я не скоро забуду. А потом выбежала из комнаты. — Он бросил на мать беспомощный взгляд. — Что мне с ней делать? Я понятия не имею, как быть опекуном такой девушки, как Изабел.

Миссис Шербрук опустилась на диван у камина из черного мрамора и расправила складки на платье.

— Дай ей немного времени, чтобы выпустить пар, — сказала она. — Потом, я уверена, ты сможешь с ней поговорить, и вы помиритесь. Ты же знаешь, что приступы ярости у Изабел быстротечны, а после она становится шелковой.

Маркуса это не очень-то успокоило:

— Не уверен. Она сильно разозлилась.

— Возможно, но она ведь прелестное дитя… — Маркус хмыкнул, и миссис Шербрук поправилась: — Обычно она прелестное дитя. В следующий раз, когда вы встретитесь, ты увидишь, что это была всего лишь буря в стакане, и сможешь забыть обо всем.

Если бы миссис Шербрук знала, как рассержена и обижена Изабел, она, возможно, не была бы так оптимистична.

Утирая злые слезы, Изабел сбежала по широкой лестнице Шербрук-Холла и вырвала поводья у грума, державшего ее лошадь. Одним движением она вскочила в седло и пустила испуганного мерина в дикий галоп. Ничуть не заботясь о том, что какой-то несчастный мог оказаться на ее пути, она неслась по подъездной дорожке, ведущей от главной дороги к Шербрук-Холлу. Когда она выехала на широкую дорогу, здравый смысл взял верх, и она натянула поводья, переводя мерина на более спокойный шаг. Так в тающем апрельском свете она двинулась к Данем-Мэнору.

«Значит, мегера с ядовитым жалом? — думала она, сжигаемая гневом. — И ни один мужчина не захочет жениться на мне? — Она сжала губы. — Ну еще посмотрим!»

Когда она достигла дома, в голове ее уже теснились планы, как доказать мистеру Маркусу Шербруку, что он сильно ошибся в ней. Бросив поводья конюху, который встретил ее у конюшен, она выскользнула из седла. Изабел лелеяла свои раны, и ей не хотелось встречаться лицом к лицу ни с тетей Агатой, ни с дядей, сэром Джеймсом, так что она направилась к озеру, отделявшему ее родовое поместье от владений соседа, лорда Мэннинга.

Она часто шла к озеру, когда злилась или расстраивалась. Спокойные голубые воды, зеленый лес, берег, обрамленный прихотливо цветами и кустарниками, дарили ей вожделенное одиночество и успокаивали бушующие чувства.

Выйдя из лесу, она заметила на воде небольшую лодку. Она чувствовала себя слишком несчастной, чтобы составить кому-то приятную компанию, и потому хотела уже скрыться за деревьями, когда ее окликнул веселый мужской голос.

Она узнала Хью Мэннинга, младшего сына лорда Мэннинга, и неуверенно помахала ему. Он принялся грести к тому берегу, где стояла она. До прошлой зимы она его почти не знала. Еще до смерти ее отца он покинул родные края и отправился в Индию, чтобы начать карьеру в Ост-Индской компании. В сентябре он приехал домой погостить, после чего собирался вернуться на службу в Бомбей. Его приезд взбудоражил всю округу. Званые вечера и обеды в его честь следовали один за другим. Каждый жаждал услышать рассказы о далеком загадочном крае — об Индии. Изабел нравилось его общество, и это вкупе с тем, что лорда Мэннинга и ее дядю связывали узы дружбы, позволило им довольно быстро сблизиться. Хотя Хью было почти тридцать, от ее взгляда не укрылось, что он хорошо сложен и обаятелен, и она прекрасно понимала, почему дочь сквайра находит его, голубоглазого, светловолосого и загорелого, красавцем.

В январе Хью отправился в путешествие по Англии и вернулся всего неделю назад. В ближайшие дни он готовился отплыть обратно в Бомбей. Он, судя по всему, не собирался возвращаться из Индии еще несколько лет, и лорд Мэннинг боялся, что больше не увидит младшего сына. Он рассказал о том на прошлой неделе, когда приезжал обедать в Данем-Мэнор.

Доплыв до берега, Хью лихо спрыгнул на топкий берег и вытащил лодку, чтобы ее не унесло. Он обернулся к Изабел и улыбнулся:

— Чудесный день. Не правда ли? — сказал он и с тоской взглянул на небо. — Нет ничего лучше, чем апрельское небо в Англии. Думаю, в Индии я буду больше всего скучать именно по этому оттенку неба. — Он глубоко вздохнул. — И по запахам английской весны: нарциссов, роз и сирени в цвету.

Изабел, чья израненная душа кровоточила после ссоры с Маркусом, не желала ничьего общества, но когда Хью предложил ей посидеть на ближайшей каменной скамье, она согласилась.

По его грустному лицу и репликам Изабел быстро поняла, что Хью Мэннинг почти так же несчастен, как и она. Нахмурив брови, она спросила:

— Разве вы не хотите вернуться в Индию? Я думала, вы никак не дождетесь отъезда.

Не отрывая взгляда от озерной глади, он ответил:

— Я бы предпочел вступить в какой-нибудь полк и сражаться с французами. При том военном положении, которое сложилось на континенте, Англии нужны все бойцы, которых она сможет собрать.

Изабел удивленно уставилась на него:

— Не знала, что вы хотели служить в армии.

— В амии, во флоте — какая разница, — беспечно отозвался он. И мрачно добавил: — Буду честен, Иззи, меня не радует перспектива возвращения в Бомбей. Служба в армии дала бы мне по меньшей мере шанс на приключение. Чего бы я только не отдал, чтобы оказаться вместе с Худом[2] в Средиземном море! — Он печально посмотрел на нее. — Когда экзотика приедается, жизнь в Индии становится такой скучной, что вы и представить себе не можете. Изо дня в день одно и то же. Мне бы хотелось чего-то… будоражащего кровь.

— Мне казалось, что в стране, где можно прокатиться на слоне, где повсюду лазают обезьяны и бродят тигры, есть чему будоражить кровь!

Он пожал плечами:

— О да, бывают моменты, когда я счастлив, что мне выпал такой жребий, однако я надеялся… — он вздохнул, — я надеялся вернуться туда с женой. Мои дела в Бомбее идут хорошо, у меня есть средства, чтобы содержать семью и обеспечить жене достойную, красивую жизнь. — Хью горько рассмеялся: — Я уже все спланировал: как приезжаю домой, нахожу невесту и с молодой женой возвращаюсь в Бомбей, готовый строить семью. Вместо этого не пройдет и трех дней, как я отплыву в Индию в одиночестве.

У Изабел от этих его слов едва не выскочило сердце из груди. Она пожирала Хью огромными удивленными глазами. Неужели судьба послала ей шанс? Шанс не только показать Маркусу, как сильно он ошибался, но и сбежать раз и навсегда из опостылевшего дома, который она больше не считала своим, от женщины, которая, кажется, поставила перед собой единственную цель — сжить ее со свету.

— В-в-вам никто не пришелся по сердцу? — выдавила она.

Глядя на берег озера, он пробормотал:

— Есть одна юная леди… Именно из-за нее я так долго отсутствовал. Я сделал ей предложение, но ее отец отказал мне.

— Но почему? — воскликнула Изабел, искренне переживая за него. — Вы же объяснили ему ситуацию? Рассказали, что вы сын барона Мэннинга?

— О да, я все ему рассказал, но мистер Холфорд не захотел похоронить свою дочь заживо в Индии. Ее руки добивается один местный юноша, который скоро унаследует титул.

— А она? Чего хотела она?

— А какая разница? — отрезал он. — Ее отец сказал «нет», а Розанна никогда не пойдет против его воли.

Нежное сердечко Изабел защемило от боли за него. Чувствуя его печаль, она накрыла руку Хью своей ладошкой.

— Мне очень жаль, Хью, — мягко сказала она.

Он пожал ее пальцы и взглянул на нее:

— Спасибо, Иззи. Вы единственная, кому я рассказал о Розанне. — Он убрал с ее лица локон непослушных волос. — Знаете, у нее тоже рыжие волосы. Не такие темные, как у вас, но все же. И глаза голубые… голубые, как небо над Англией.

Он нахмурился, впервые заметив дорожки от слез на ее щеках.

— Что такое? — спросил Хью. — Вы плакали? Кто вас обидел? Если захотите, я продырявлю его насквозь.

Изабел качнула головой:

— Это все не важно.

— Нет, важно, — мягко возразил Хью. — Мне не нравится, что мой юный друг грустит. Что я могу сделать, чтобы вы снова стали счастливой?

Слова сорвались с губ, прежде чем она успела хоть что-то обдумать:

— Вы можете жениться на мне и увезти с собой в Индию.

Глаза Хью расширились от изумления.

— Жениться на вас? Откуда в вашей головке такие мысли?

Изабел отвернулась и сухо ответила:

— О, это не важно. Мне не следовало ничего говорить.

— Но вы сказали. Почему? — не отставал Хью и смотрел на нее, как будто никогда прежде не видел.

— Потому что вам нужна жена, а я… я не могу больше выносить, чтобы тетя Агата обращалась со мной как с ребенком. И Маркус!.. — В ее груди теснились, сплетаясь, гнев и острая тоска, и Изабел воскликнула: — О, как бы я хотела оказаться за тысячу миль отсюда! — Их глаза встретились. — И если мы поженимся, то оба получим то, чего хотим.

Они долго смотрели друг другу в глаза. Хью думал о годах, которые ему предстоит провести в Индии без жены, Изабел старательно не обращала внимания на тоненький голосок, который вопил ей в ухо, что она глупа и безрассудна, как Маркус всегда и говорил. А какая разница? В Англии ее ничто не держит.

— Вы уверены? — спросил Хью. Он знал, что ему не следует продолжать этот разговор. Но он ничего не мог с собой поделать. Безумие какое-то… Он знал тысячу причин, чтобы встать и уйти прямо сейчас, однако оставался на месте. Изабел не любовь всей его жизни. Но он будет добр с ней, и кто знает, может быть, со временем они полюбят друг друга? А даже если нет, симпатия и уважение позволят им пройти по жизни вместе. И ему не придется годы и годы жить в Индии затворником.

— А что ваши тетя и дядя? — спросил Хью с озабоченным лицом. — Что они скажут?

Изабел твердо выдержала его взгляд:

— Они скажут, что я слишком молода и не знаю, что творю.

— Что ж, тогда ничего не выйдет, — удрученно сказал Хью.

— Нет, выйдет! — вскричала Изабел. — Не важно, что они подумают. Когда мы поженимся, Марк… они уже ничего не смогут сделать. — Она смотрела на него с мольбой. — Пожалуйста, Хью, обещаю, я буду вам хорошей женой. Пожалуйста!

Он едва не утонул в ее огромных золотистых глазах, и его рассудительность дала брешь. Она так очаровательна, эта малышка… И она нравится ему. Он вообразил свое пустое бунгало в Индии, вообразил годы пустоты и одиночества, череда которых ждет его впереди. Ему только и останется, что тяжелый труд. Изабел может все это изменить… И дети…

Решение принято.

Хью встал и подошел к ней.

— Если ваши дядя и тетя будут против, нам нужно организовать побег. Мы можем пожениться в Лондоне перед отплытием моего корабля по специальному разрешению. — В его взгляде читалась неловкость. — Не знаю, смогу ли я достать вам билет. Я должен плыть именно этим рейсом. Компания ждет меня к определенной дате, поэтому я не могу задержаться. Вам, возможно, придется остаться в Лондоне со служанкой на несколько недель, прежде чем другой корабль отплывет в Индию. Вы можете остановиться в особняке моего отца. Он держит там небольшой штат прислуги, о вас там позаботятся. — Он помолчал. — Может быть, это не такая уж плохая идея. Я подпишу необходимые бумаги и оставлю указания душеприказчику, чтобы он привел ваши дела в порядок. Вы сможете в оставшееся время совершить необходимые покупки. Я приготовлю вам список. — Он взглянул на нее, в его глазах все еще таилось сомнение. — Я планирую уехать завтра на рассвете. Если вы и правда этого хотите, вы должны собрать вещи и ускользнуть из дома. Я встречу вас у ворот Данем-Мэнора. К тому моменту, когда станет известно о вашем исчезновении, мы будем уже далеко, на пути в Лондон.

Охваченная осознанием того, что лишь один маленький шаг отделяет ее от того, чтобы раз и навсегда избавиться от всего, что причиняло ей боль, Изабел кивнула. У нее дух захватило от внезапно открывшейся перспективы отъезда в далекую Индию, где она сможет увидеть тигров, слонов и Бог знает каких еще таинственных существ. Она вскочила и обвила шею Хью руками.

— Обещаю, я стану хорошей женой, и вы никогда не пожалеете о сегодняшнем дне, — страстно поклялась она. Перед ее внутренним взором возникло красивое лицо Маркуса, и сердце кольнуло болью. Она не обратила на нее внимания и обняла Хью еще крепче, отгоняя непрошеный образ. — Обещаю.

Хью глубоко вздохнул:

— Что ж, тогда, моя дорогая, не пройдет много времени прежде, чем мы станем мужем и женой и отправимся в Индию!

Глава 1

Девон, Англия

Весна 1808 года

— Эта женщина!.. — прорычал Маркус Шербрук, входя в библиотеку Шербрук-Холла. В его голосе звучал едва сдерживаемый гнев.

Его мать оторвалась от вышивания, и легкая улыбка заиграла на ее губах.

— Полагаю, ты говоришь об Изабел Мэннинг? — Маркус коротко кивнул, и она продолжила: — И чем бедняжка Изабел на этот раз ввергла тебя в такое состояние?

Маркус остановился у одного из стрельчатых окон и взглянул на изумительный пейзаж, раскинувшийся перед ним: участок перед домом, сад, леса. Апрель — чудесный месяц в Англии, и этот не станет исключением. Розы выпустили бутоны, некоторые уже расцвели; анютины глазки в пестром уборе из пурпура, желтого, голубого и белого обратили к солнцу свои нежные личики; в отдалении Маркус видел бело-розовые облака, которые окутали цветущие яблони в саду.

Мирный пейзаж. Пейзаж, достойный богатого поместья. Тщательно спланированный сад и парк раскинулись посреди холмов Девона, покрытых нежной весенней травкой. Обычно Маркуса этот вид наполнял гордостью и удовлетворением — обычно, но не сегодня. Сегодня Изабел удалось в очередной раз нарушить порядок его жизни — и в очередной раз Маркус пожалел, что она, тринадцать лет назад сбежав с Хью Мэннингом и счастливо отплыв в Индию, не осталась там навсегда.

Маркус сжал кулаки. В его сознании проскользнуло бледное воспоминание о пережитом страдании. Он не хотел больше повторения этой жгучей боли, которая некогда рвала его сердце на части, — той боли, которую испытал он, когда узнал, что Изабел и вправду сбежала с Хью Мэннингом и вышла за него замуж. Впервые он услышал об этом от взволнованного дяди Изабел, сэра Джеймса. Он не поверил до конца, впал в какое-то тупое оцепенение. Но когда вся правда о случившемся рухнула на него, что-то глубоко внутри, какое-то хрупкое чувство, о котором он даже не подозревал, увяло и умерло. Потом пришла ярость, и несколько месяцев после свадьбы Изабел он прожил, страстно ненавидя ее и призывая на ее голову все возможные проклятия. В конце концов голос подал его здравый смысл. Когда Маркус сумел взять себя в руки, он спокойно напомнил себе о том, как отчаянно он проклинал это опекунство, и со временем убедил себя в том, что такой поворот дел даже на руку ему. Его подопечная — источник стольких хлопот — замужем теперь за достойным человеком, ее состояние в надежных руках Хью, и они счастливо живут на другом конце света.

Вот там бы и оставалась, с горечью подумал Маркус.

Он поморщился, как от боли. Он был несправедлив, и знал это. Когда десять лет назад Хью умер и Изабел вернулась в Англию с двухлетним сынишкой, он решил, что сможет привыкнуть к тому, что она будет жить рядом. Но не смог. Очень скоро он выяснил, что самый простой способ смириться с ее присутствием — это полностью ее игнорировать. Ему это давалось без труда. Когда они встречались где-либо в гостях, Маркус, отдав долг элементарной вежливости — а он всегда был вежлив, — скрывался в боковой комнате для игры в карты вместе с другими джентльменами. Он появлялся вновь лишь пожелать хозяину доброй ночи и, если мать выезжала с ним, сопроводить ее домой. Он научился виртуозно избегать малых собраний, где мог столкнуться лицом к лицу с вдовой Хью. Он не сумел бы объяснить, почему выбрал именно такую тактику, но догадывался, что это как-то связано с той зияющей раной, что нанесла ему Изабел, выйдя замуж за Хью. Потрясенный остротой боли, которую он тогда испытал, Маркус твердо решил, что никогда больше не почувствует ничего подобного, а значит, ему нужно держаться от Изабел как можно дальше и ни под каким предлогом не допускать ее в свою размеренную жизнь.

Избегать Изабел Мэннинг вошло у него в привычку. Помогало и то, что Маркус часто бывал в разъездах. Иногда он отсутствовал дома по нескольку недель и даже месяцев. В отличие от Изабел, ограниченной в передвижениях по двум причинам: во-первых, потому что она женщина, во-вторых, потому что ее сын нуждается в ней, — Маркус мог себе позволить и позволял уезжать и приезжать когда вздумается. Лучше всего он чувствовал себя дома, но он часто навещал друзей и родственников и даже наезжал ненадолго в Лондон, когда ему этого хотелось. Одним из излюбленных мест для визита стал дом его двоюродного брата Джулиана, графа Уиндема, и его очаровательной графини Нелл, где они вместе воспитывали выводок детишек. Другой его кузен, Чарлз Уэстон, жил неподалеку от Джулиана, и хотя в прошлом между ним и Маркусом возникало напряжение, теперь он находил его общество вполне приятным.

По сути, Маркус только что вернулся со свадьбы Чарлза — в Корнуолле тот сочетался браком с очаровательной юной леди. Все, кто знал Чарлза, соглашались, что его женитьба на Дафне Бомонт — правильный выбор. После венчания, когда большинство гостей разъехались, Маркус, Джулиан и Нелл остались погостить в замке Бомонт. Маркус вспомнил о том, что они открыли в недрах старинного замка, некогда нормандской крепости, и дрожь волной прошла по его телу. Ужасные события, которые ему не суждено забыть… А что до призраков… Он встряхнулся. Здесь, дома, в нормальной уютной обстановке, среди знакомых вещей, Маркус подивился: а не пригрезились ли ему последние дни пребывания в замке? Не подводит ли память? Тогда, когда Чарлз и Дафна в один голос твердили, что это правда, что в доме обитают два призрака, Маркус без труда поверил, но теперь, глядя на залитый солнцем пейзаж, он не стал бы утверждать наверняка. Неужели он и вправду верил в подобные вещи? В то, что души умерших витают рядом? Что в воздухе сгустками тумана являются привидения? До визита в замок Бомонт он поклялся бы, что нет, но…

Внезапно перед его внутренним взором пронесся образ Изабел, ее живое лицо. Она бы ни на миг не усомнилась, что в замке обитают привидения. Она бы охотно ринулась в бой с призраками и прочей нечистью. Он почти улыбнулся, вообразив, как засверкали бы от волнения ее глаза. Но тут же вспомнил, сколько мучений доставила ему миссис Хью Мэннинг, и нахмурился. Почему, черт подери, она не может держаться подальше от его жизни?

Она ненавидела роль его подопечной, да и он сам был не в восторге от своего долга. Когда она вновь ступила на английскую землю, он уже не нес за нее ответственность, напомнил себе Маркус. Разбираться с ее идеями и планами тогда пришлось старому лорду Мэннингу, и слава Создателю за это, подумал Маркус с напускной набожностью.

Мэннинг, конечно же, не воспринимал Изабел и ее сына как тяжкое бремя. Напротив, если бы они не приехали, старый барон, вероятнее всего, зачах бы с горя. Череда страшных событий обрушилась на него. Лорд Мэннинг потерял старшего сына Роберта и его беременную жену. Не прошло и четырех месяцев, как из Индии пришло известие о смерти Хью. Похоже, письма с ужасными вестями летели к нему наперегонки. Чудовищное горе придавило старика, и Маркус опасался, что его воля к жизни умерла вместе с сыновьями.

Возвращение Изабел и Эдмунда в Англию привело к поразительным переменам в жизни лорда Мэннинга. Оплакивая кончину сыновей — Роберт погиб при кораблекрушении, Хью умер от укуса кобры, когда где-то в индийской провинции инспектировал товары, предназначенные для Ост-Индской компании, — он все же с огромной радостью принял у себя вдову и единственного сына Хью. Изабел могла себе позволить жить где угодно, но вопрос об этом никогда даже не вставал — она жила в имении Мэннинга с отцом покойного мужа. Она хотела вернуться в края, где прошли ее детство и юность, а ее сын Эдмунд являлся прямым наследником барона — и единственной нитью, что соединяла его с погибшим сыном. Он обожал мальчугана. Эдмунд, без сомнения, был точной копией отца в этом возрасте. Лицо Маркуса смягчилось, и уголки губ дрогнули. Да, это самый милый белокурый и голубоглазый сорванец, которого он только видел в жизни.

Когда Изабел не нарушала размеренного течения его жизни и не старалась стереть из памяти потерю мужа, Маркус считал ее возвращение счастливым событием — для лорда Мэннинга, разумеется. Как свежий весенний ветерок, они с Эдмундом ворвались в жизнь Мэннинг-Корта и развеяли печаль, разогнали мрачные тени, которые, без сомнения, свели бы лорда Мэннинга в могилу. Через несколько недель после ее возвращения в походке старого лорда появилась былая уверенность, а в бледно-голубых глазах зажегся огонек. Маркус чувствовал к ней благодарность за это. Но какая может быть благодарность, когда она вмешивается в его размеренную жизнь?!

— Ты не хочешь рассказать мне, что натворила Изабел? — поинтересовалась миссис Шербрук, прерывая течение его мыслей. — Или намерен и дальше стоять и изучать пейзаж?

— Я ничего не изучал, — сухо ответил Маркус. — Просто наслаждался видом.

— Ну разумеется, — с улыбкой согласилась мать. — И все-таки скажи: чем Изабел повергла тебя в такое состояние?

Он вздохнул. Гнев его таял.

— Все дело в этом ее жеребце, Урагане. Он перепрыгнул через ограждение — а я предупреждал, что его надо сделать выше, если она намерена держать коня в загоне, — и сегодня утром я обнаружил это чудовище в наших конюшнях резвящимся с полудюжиной кобыл. Хуже того, Жасмин, гнедая кобыла со звездочкой на лбу, которую я сегодня собирался везти на случку к Идеалу, уже уступила его чарам. Вероятно, Ураган покрыл еще кобылу или двух, сейчас сложно сказать.

Его мать ответила, не отрывая глаз от иглы:

— Кажется, я помню… О да, несколько лет назад ты сокрушался, что не случил его еще несколько раз, прежде чем продать Изабел.

Маркус пожал плечами:

— Я бы так и сделал, но когда она вернулась из Индии, она настояла на том, чтобы я продал его ей немедленно.

— Ну, это справедливо. В конце концов, она первая его нашла.

— Я знаю, мама, — сухо ответил он. — Я бы предложил ей купить его позже, когда она обоснуется в Мэннинг-Корте, но она не оставила мне шанса.

Миссис Шербрук издала звук, подозрительно похожий на смешок:

— Видел бы ты свое лицо, когда она ворвалась сюда и обвинила тебя в том, что ты украл жеребца у нее за спиной.

Маркус усмехнулся:

— Она была в отличной форме, правда же? Я потом щупал макушку, проверяя, не облысел ли после ее визита.

Миссис Шербрук выбрала бледно-зеленую нить и вдела ее в иглу.

— А что она ответила, когда ты ей рассказал, что Ураган, хм, порезвился с твоими кобылами?

Маркус поджал губы:

— Ни на грош раскаяния! Она задрала нос и любезно сообщила, что если какая-то из кобыл зажеребела после… ммм… визита Урагана, она с радостью купит ее или жеребенка, когда того отнимут от матери. Как мне будет угодно.

— А что ты ей сказал?

Он бросил на мать выразительный взгляд. На этот раз она не удержалась и захихикала:

— О, Маркус! Если бы ты знал, как я рада, что хоть что-то может развеять затхлость твоей жизни.

— Затхлость?! — воскликнул он пораженно. — Значит, если на мне каждую неделю не виснет новая танцовщица, если я не напиваюсь до поросячьего визга, не спускаю состояние на картах, не въезжаю на коне в часовню — все считают меня занудой? Разве это неправильно — предпочитать спокойную, размеренную жизнь? Разве это ненормально — любить мир и спокойствие и не стремиться все время проводить среди шума и гама?

Он выглядел настолько сбитым с толку, что миссис Шербрук в отчаянии покачала головой. Ее высокий, красивый сын стоял на пороге сорокалетия, и даже она считала неестественным то, что он никогда не доставлял ей ни малейших неприятностей. Ни бурных потасовок, ни попоек, ни шумных забав даже в юности… Маркус всегда нежен, обходителен и верен долгу, на него можно положиться, потому что в самые тяжелые минуты он сохраняет спокойствие и трезвую голову, и за это она испытывала к нему огромную благодарность… почти всегда. Таким сыном нужно гордиться, и она гордилась. Очень. Но проблема в том, что ему хотя бы раз в жизни стоило отбросить осторожность и ввязаться в какую-нибудь скандальную историю. Конечно, не совсем скандальную, напомнила она себе, просто чтобы добавить немного перца в его жизнь, столкнуть его с того пресного, степенного пути, который он, по-видимому, избрал для себя. Маркус продолжал смотреть на нее с тем же недоумением, и она признала:

— Нет, нет ничего плохого в том, чтобы желать привычного. И я счастлива, что мне никогда не приходилось прятать лицо от стыда за тебя. Наоборот, я всегда гордилась тобой, Маркус. Но тебе же не восемьдесят лет. А ты всегда вел себя так, будто был в два раза старше себя. — В ее голосе звучала почти что тоска, когда она продолжила: — Неужели тебе никогда не хотелось сбежать от серости жизни? Не хотелось приключений, не хотелось разорвать паутину обыденности?

— Ты хочешь сказать, что желала бы видеть меня распутником? — воскликнул он не веря своим ушам. — Чтобы все соседи сплетничали о том, как я, рискуя здоровьем и жизнью, гнал экипаж на почтовый дилижанс? Чтобы я притаскивал в дом картежников, повес и визгливых девок, а ты пряталась бы наверху из страха, что тебя обесчестят в собственном доме? Какая славная идея!

— О нет, нет! — вскричала миссис Шербрук, представив себе картину, которую живописал ей Маркус. — Конечно же, нет, — добавила она более спокойным тоном. — Я имела в виду, что ты всегда был таким хорошим сыном — лучшего я и просить не смею, — но твой отец умер, когда ты был так юн, и ответственность, что легла на твои плечи…

— Мама, мне было двадцать три тогда. Не мальчик уже. — Он улыбнулся ей. — Достаточно взрослый, чтобы знать, чего хочу. Если бы я тосковал по восторгам светской жизни в Лондоне, я бы так или иначе их вкусил. — Он усмехнулся: — И заметь, вкушаю время от времени. В больших количествах. — Он сел на диван подле нее и поцеловал ей руку. — Мам, ну почему все: и ты, и Джулиан, и Чарлз — никак не хотят поверить, что я доволен своей жизнью? — Голос выдавал озадаченность. — Пойми меня: если бы я был чем-то недоволен, я бы изменил это. Поверь мне, я говорю правду, я клянусь, что обожаю жить в деревне. И мне нравится сопровождать тебя в Лондон на сезон и…

— И ты поспешно отбываешь в Шербрук-Холл, как только позволяют приличия, — пробормотала миссис Шербрук.

— Да, виновен! Но череда балов и вечеров, которые ты так любишь, — для меня скука смертная. А что до того, чтобы волочиться за танцовщицами, или проигрывать состояние на Пэлл-Мэлл, или напиваться до потери сознания… — Он фыркнул. — Эти развратные развлечения никогда не имели для меня никакой прелести. — Он снова улыбнулся матери: — Разве ты не видишь? Я всем доволен в своей жизни.

Она смотрела на него в задумчивости:

— Не уверена, что на твоем месте искала бы «довольства».

— Что? Ты хотела бы, чтобы я страдал? — поддел он ее. — Был недоволен? Несчастлив?

Она подавила вздох. Маркус представлял собой предел мечтаний любой матери: нежный, благородный, честный, достойнейший человек, но… Можно быть чересчур «достойным». Когда она смотрела на него, ее сердце наполнялось любовью и гордостью. Высокий, широкоплечий, поджарый, он всегда привлекал внимание. Когда он входил в комнату, женщины восхищались им. Она часто замечала устремленные на него любопытные взгляды — взгляды, о которых сам он даже не подозревал, с грустью подумала она. Маркуса тем не менее она не назвала бы красавцем в общепринятом смысле слова: слишком грубо вырезанные черты, слишком упрямый подбородок… Но чувственный изгиб полной нижней губы заставлял дам забыть о всех несовершенствах, втайне обещая наслаждение. Она часто сожалела, что он не унаследовал изумрудного цвета ее глаз, но не без удовольствия глядела в умные серые глаза, что он взял от отца: они ярко выделялись на его мрачном лице.

Однако какой бы выдающийся ум ни светился в серых глазах Маркуса, он не мог понять, что есть что-то глубоко неправильное в том, что здоровый красивый мужчина удовлетворяется жизнью монаха-затворника! Она прищурила глаза. Конечно, насчет монашества она могла и ошибиться: какими бы добродетелями ни обладал ее сын, он вряд ли рассказал бы ей, что держит в столице любовницу.

— Ах, это ужасно глупый разговор! — невпопад бросила она и отложила вышивание.

— А кто, позволь спросить, затеял его? — с огоньком в глазах осведомился Маркус и встал.

Она улыбнулась:

— Да, моя очередь кричать «виновна». — Она поднялась и расправила платье. — Все ли готово к нашему отъезду на следующей неделе? Вчера я получила письмо от леди Буллард. Она пишет, что парламент на сессии и сезон начался. Мне бы не хотелось откладывать отъезд.

— У меня все под контролем, — ответил Маркус, провожая ее из комнаты. — Если все твои платья упакованы и погода не изменится, во вторник мы уезжаем.

События развивались так, как и планировал Маркус. В следующий вторник он, его мать, ее компаньонка миссис Шелби и несколько штатных слуг отбыли в Лондон. Маркус позаботился о том, чтобы они с комфортом устроились в особняке Шербруков. Поездка в Лондон, которую ежегодно предпринимала его мать, давала ему возможность посетить портного, сапожника, восполнить запасы тех вещей, которые можно приобрести лишь в столице, показаться в клубах, где он состоял… Он не лгал, когда говорил, что ему нравится сопровождать мать в Лондон. Он любил пестроту, шум и суету большого города, любил встречаться со старыми друзьями и узнавать последние новости и с удовольствием окидывал взглядом ценителя свежий урожай родовитых самочек на ярмарке невест. Но столичную жизнь он выдерживал не дольше пары недель.

Конец апреля застал его в Шербрук-Холле.

Жасмин, гнедая кобыла со звездой во лбу, и вороная, чья родословная восходила к самому Дарнли Арабиан, не вошли в охоту. Маркус сделал вывод, что в следующем марте в его поместье появится пара жеребят Урагана. Хотя он и собирался водить кобыл только к своему жеребцу, Идеалу, он не расстроился, скорее, испытал неловкость. Кто знает, чем может обернуться вся эта история с Изабел.

Этим теплым апрельским утром по пути из конюшен в дом он взвешивал возможные решения. Он мог бы оставить ее в неведении до появления жеребят. Или написать ей письмо, чтобы сообщить, что следующей весной можно ждать прибавления в роду Урагана. Или же просто поехать в Мэннинг-Корт и рассказать ей обо всем лично.

Письмо, малодушно подумал Маркус, письмом будет проще всего.

Однако когда он уже сидел в кабинете над чистым листом бумаги с пером в руках, он понял, что ему не хочется прятаться за простой запиской. Положив перо, он отодвинулся от стола вишневого дерева и встал.

Чудесный денек, для верховой прогулки лучше не придумаешь. Нет никаких причин, чтобы не прокатиться до Мэннинг-Корта и не сообщить Изабел новости. Слабая улыбка заиграла в уголках его рта. И полюбоваться ее ужимками, когда она попытается выманить у него этих двух кобыл.

Насвистывая веселую мелодию, Маркус вышел из кабинета и направился к конюшням. Вскоре он уже ехал на красивом вороном мерине по холмистой местности, наслаждаясь птичьим пением и ажурной тенью от старинных дубов.

Поместья Мэннингов и Данемов прилегали к имению Шербруков. Три семейства всегда были не только соседями, но и дружили между собой. Лорд Мэннинг приходился Маркусу соседом с севера, сэр Джеймс, дядя Изабел, — с востока, и, кроме главных дорог, были еще «тайные тропы», соединявшие одни владения с другими. Маркус выбрал короткий путь через лес.

Он еще не доехал до дома Мэннингов, когда услышал возбужденные голоса. Он сразу же узнал голос Изабел, хотя слов еще не мог разобрать. Судя по всему, она злилась и обрушивала громы и молнии на голову какого-то несчастного. Но что-то в ее голосе, какая-то отдельная нотка, заставило его пришпорить коня.

Подъехав ближе, он отчетливо разобрал слова Изабел:

— И все! Не приближайтесь ко мне больше! В следующий раз собак спущу!

Послышался низкий недовольный мужской голос, и Изабел закричала:

— Да как ты смеешь! Отпусти меня, мерзавец!

Дорожка повернула, и Маркус выехал туда, где у обочины стояли Изабел и какой-то дородный малый, которого он не узнал. Ах да, это отставной военный, судя по стрижке, кителю и галстуку. У ближайшего дерева стояли на привязи две лошади.

Маркусу сразу стало ясно, что это не случайная встреча. Изабел и незнакомец были так поглощены друг другом, что даже не сразу заметили появление Маркуса. Мужчина крепко держал ее за плечо, а она изо всех сих пыталась вырваться. Один взгляд, брошенный на ее лицо, подсказал Маркусу, что ее ярость сейчас сильнее страха, однако было в ее чертах что-то такое, отчего он весь подобрался и инстинктивная потребность защищать вспыхнула с небывалой силой.

Его внешнее спокойствие никак не вязалось с гневом, бушевавшим внутри от открывшегося зрелища: чужая рука на плече Изабел. Маркус отрывисто произнес:

— Полагаю, леди озвучила свою волю. Вам лучше ее исполнить. Живо.

Взгляд Изабел метнулся к нему, и ее глаза расширились, когда она увидела его на расстоянии каких-то нескольких ярдов верхом на вороном коне. Прежде чем она успела совладать с собой и нацепить вежливую улыбку, лицо ее отразило смущение и страх. Смущение Маркус понял. Но вот страх… Боже правый, почему она испугалась его?!

Незнакомец смерил Маркуса взглядом. То, что он увидел, заставило его тут же разжать пальцы и отпустить Изабел. Он отступил от нее на шаг и с улыбкой ответил:

— Вам ни к чему сверлить меня взглядом. Просто небольшое недопонимание между старыми друзьями. — Он взглянул на Изабел и произнес елейным тоном, от которого возмущение Маркуса стало еще сильнее: — Правда же, миссис Мэннинг?

Изабел кивнула, поймав взгляд Маркуса:

— Д-д-да. Майор Уитли дружил с Хью в Индии. Несколько лет он квартировал в Бомбее рядом с нами. — Щеки ее залились румянцем, и она торопливо добавила: — Он недавно вышел в отставку и навещал друзей неподалеку. Когда он прознал, что я живу по соседству, он приехал нанести мне визит.

Изабел никогда не умела врать, но Маркус поставил ей высший балл за попытку. Он не сомневался, что какая-то часть сказанного ею — правда, может быть, даже все, однако самого главного она не сказала, и это только возбудило его любопытство — это и еще угроза, исходящая от майора Уитли. Сам он может запугивать и дразнить Изабел сколько угодно, подумал Маркус, но больше он никому не даст подобной вольности.

Он спрыгнул с коня и, небрежно поддерживая поводья в одной руке, затянутой в перчатку, направился к ним. Остановившись в нескольких футах от Уитли, Маркус протянул:

— Так, значит, вы водили знакомство с мистером и миссис Мэннинг в Индии?

Уитли склонил голову, не сводя с Маркуса цепкого, настороженного взгляда:

— Так точно. Мы с Хью познакомились, когда я служил в Индии. — Он послал Маркусу улыбку. — Мы вели веселую холостяцкую жизнь, и я считал Хью одним из развеселых своих товарищей. Его женитьба не остудила нашей дружбы. Когда миссис Мэннинг поселилась с ним в Бомбее, я частенько столовался по ее приглашению у них дома. — Он бросил быстрый взгляд на Изабел. — За что я безмерно ей благодарен. Что может быть прекраснее для бедного холостого офицера, чем обед в доме радушной хозяйки? Я и еще несколько офицеров отлично проводили время у Мэннингов.

Уитли был высоким и дородным, черные волосы его уже слегка припорошила седина. Черные глаза, глубоко посаженные под густыми бровями, смотрели недобро. В молодости он наверняка считался красивым, но теперь лицо его несло отпечаток разгульной жизни, некогда четкие черты расплылись и исказились. Маркус невзлюбил его с первого взгляда.

— Военный офицер, — вежливо заметил он. — В отставке. Недавно. — Он выглядел озадаченным. — До чего же странно! Каслри[3] вернулся в военное министерство, и по всей стране бродят слухи, что этим летом сэр Уэлсли,[4] возможно, предпримет вторжение на континент… Я думаю, что армия сейчас как раз нуждается в опытных офицерах вроде вас. Припоминаю, один мой знакомый военный недавно говорил, что война с Францией сделала продвижение по службе легче и что сейчас самое подходящее время делать карьеру в армии.

Уитли проигнорировал намек на какие-то неприглядные обстоятельства, которые сопровождали его отставку в это неспокойное время, и пожал плечами:

— Я сожалею, что мне не придется выступить с армией, которая наконец-то разобьет Наполеона, но я отслужил почти двадцать лет, и мне хочется перемен.

— Ага. И это… ммм… желание перемен привело вас в Девон?

Уитли кивнул. Маркус продолжил:

— А надолго ли вы в наших краях?

Взгляд Уитли скользнул к Изабел — снова к Маркусу. Он улыбнулся:

— Я еще не определился с планами. Здесь имеются достопримечательности, которых не найдешь в других местах.

— Неужели? — с оскорбительной недоверчивостью спросил Маркус. — Это мне представляется еще более странным! Поблизости нет никаких особых красот. Побережье Девона славится волшебными видами, но отсюда до них много миль езды. — Маркус говорил, почти не скрывая сарказма, но выражение его лица оставалось непроницаемым. — Знаете, я всю жизнь прожил в этих местах, но мне на ум не приходит ни одна… э-э… достопримечательность, которая могла бы привлечь внимание такого искушенного путешественника, каким вы, несомненно, являетесь. Возможно, вы поделитесь со мной своими знаниями? Кажется, я проглядел нечто важное.

Уитли не нравились ни тон Маркуса, ни его навязчивые расспросы, однако он не хотел отступать перед ним. В поисках подсказки, как обращаться с этим высоким грозным господином, он бросил взгляд на Изабел. Рассчитывать на нее не приходилось: Изабел — прелестный ротик приоткрыт, глаза широко распахнуты — таращилась на него, будто видела в первый раз.

Если бы она знала его чуть хуже, Изабел поклялась бы, что Маркус — уравновешенный, рассудительный, невыносимо вежливый Маркус — вознамерился затеять драку с совершенно незнакомым человеком! Она с опаской глядела на его напряженные скулы и холодные серые глаза и дивилась: куда же подевался тот спокойный, любезный, добродушный джентльмен, которого она знала всю свою жизнь!

Не дождавшись помощи от Изабел, Уитли ответил беспечно, как мог:

— Полагаю, чужой человек, приезжая в какое-то место, скорее разглядит сокровища, чем те, кто проходит мимо них каждый день.

— Возможно, — согласился Маркус, — но я все-таки хотел бы знать, о каких сокровищах идет речь.

Уитли поджал губы. Он что, тупой? Уитли не хотелось продолжать обмен намеками с неприятным незнакомцем, и он задумался, какой шаг предпринять дальше. В другой раз под напором неприкрытой враждебности, которой веяло от незнакомца, Уитли отступил бы и вернулся в более подходящее время. Но Изабел показала норов, и с этим надо было что-то делать прямо сейчас. Если она думает, что ей удастся так легко от него отделаться, то она заблуждается! Он бросил еще один взгляд на незнакомца и едва не выругался. Этот тоже не отступит. Что это за деревенщина? Уитли понял вдруг, что незнакомец даже не представился.

— Прошу меня простить, но вы, кажется, не назвали своего имени.

— Маркус Шербрук, — ответил Маркус — ни тени обычного дружелюбия в голосе.

— Уж не тот ли «скряга-опекун с железной хваткой», от которого миссис Мэннинг сбежала в Индию? — воскликнул пораженный Уитли.

Маркус без улыбки взглянул на Изабел. Ей хватило совести потупить взор и покраснеть. Он перевел взгляд на Уитли и холодно кивнул:

— Он самый. Впрочем, я полагаю, «бывший скряга-опекун с железной хваткой» будет точнее.

— Должен сказать, — заметил Уитли, — что я безмерно рад знакомству. Моя дорогая миссис Мэннинг столько говорила о вас, что я чувствую себя так, будто знаю вас сто лет.

В глазах Маркуса вспыхнул насмешливый огонек.

— О, как я счастлив, что слава шагает впереди меня, — проговорил он.

«А если ты, черноглазый мошенник, еще раз назовешь Изабел «моя дорогая миссис Мэннинг» таким слащавым тоном…» — подумал Маркус. Рука сжалась в кулак, и в мозгу его пронеслась соблазнительная сцена: этот самый кулак врезается в нахальную физиономию Уитли.

Даже не подозревая о том, как близок он к тому, чтобы увидеть свою кровь, Уитли рассмеялся:

— Теперь, когда мы встретились, я понимаю, что образ какого-то монстра, нарисованный миссис Мэннинг, совершенно не соответствует действительности.

Изабел, плохо владея голосом, все-таки попыталась вмешаться:

— Если помните, я была очень молода в те времена, когда говорила подобные вещи.

— Это верно, — ответил Уитли. — Но вы твердо стояли на своем. Я помню, вы бесконечно жаловались, что опекун ваш ничего не понимает и всегда только вставлял вам палки в колеса.

Изабел бросила виноватый взгляд на Маркуса:

— Дело прошлое, незачем говорить об этом сейчас.

— Но это же восхитительно, моя дорогая, — протянул Уитли, глядя на нее со злорадной улыбкой. — С ваших слов я представил себе истинное чудовище, а вместо этого вижу перед собой благоразумного джентльмена.

— Как уже сказала миссис Мэннинг, дело прошлое, — сухо сказал Маркус.

Ему не нравилось, что Уитли наслаждается неловкостью Изабел, и еще меньше ему нравились исполненные страха взгляды, которые Изабел бросала на Уитли, когда думала, что ее никто не видит. Она боялась его. Но почему? Маркус осознал, что это не важно, а важно по-настоящему лишь то, что Изабел боится своего «старого друга» и что в его силах защитить ее, какую бы опасность ни представлял собой Уитли.

— Это была очень познавательная беседа, — отрывисто сказал он, — но теперь, если вы не против, нам с миссис Мэннинг нужно обсудить кое-какие дела.

Уитли остолбенел:

— Не хочу показаться грубияном, сэр, но мне сдается, что это вы прервали нас с миссис Мэннинг, когда мы обсуждали дела.

Серые глаза Маркуса вспыхнули.

— Возможно, вы не поняли меня, — сказал он ледяным тоном. — Я вежливо попросил вас удалиться. Вам лучше это сделать, пока я не забыл о своем воспитании.

Майор Уитли недаром двадцать лет служил в армии. Он понял, что сейчас самое время для тактического отступления. Он понятия не имел, насколько в действительности опасен Шербрук, однако ему подумалось, что мудрый человек оставил бы поле боя именно сейчас. Он бросил взгляд на Изабел. Они еще встретятся, когда Шербрук не сможет им помешать.

Уитли улыбнулся и пробормотал:

— Ах, кажется, я и вправду недопонял вас. Простите. — Он встретился с холодным взглядом Маркуса. — До новых встреч, мистер Шербрук.

Уитли развернулся к Изабел и склонился над ее рукой. Потом выпрямился и, улыбаясь, проговорил:

— Рад был возобновить знакомство. С нетерпением жду нашей следующей встречи. Эти годы в Бомбее… Нам есть о чем поговорить, правда же, моя дорогая?

Маркус наблюдал за ними, нахмурившись. Этот тип что, угрожает Изабел? Об этом красноречиво свидетельствовало то, что она поежилась и едва заметно отодвинулась от Уитли, и вспыхнувший во взгляде страх, который она быстро скрыла. Маркус прищурился. Кажется, ему придется предпринять решительные меры. На ум ему пришел только один способ, как отвадить мерзавца от Изабел и пресечь его дальнейшие поползновения.

Маркус подошел к ним и взял холодную ладонь Изабел из руки Уитли.

— Мы с миссис Мэннинг сообщим, когда вы сможете приехать.

— Я полагаю, миссис Мэннинг в состоянии сама раздавать приглашения, — огрызнулся Уитли. — Ей не нужно ваше разрешение.

— А вот тут вы ошибаетесь, — ответил Маркус. Он тепло улыбнулся Изабел, поднес ее руку к губам и запечатлел на ней нежный поцелуй. Переведя взгляд на Уитли, он добавил: — Видите ли, миссис Мэннинг недавно оказала мне большую честь и приняла мое предложение. И на множество вещей ей нужно мое разрешение — как будущего мужа.

Глава 2

— Бога ради, скажите мне, — с сарказмом вопрошала Изабел, — что за блажь взбрела вам в голову? Как вы смели сказать Уитли, что мы помолвлены?! Это же абсурд!

Ее всю трясло от сдерживаемых эмоций, и что-то подсказывало Маркусу, что восторг тут ни при чем.

После того как Уитли поспешно покинул «обрученных», они в неловком молчании доехали до Мэннинг-Корта. Теперь они стояли в красиво отделанном кабинете в главном крыле конного завода Мэннингов, за плотно закрытой дверью красного дерева. Желтый свет лился в комнату сквозь узкие окна, из которых открывался вид на загоны, где на сочной зеленой траве резвились длинноногие, породистые кобылицы и жеребята.

Маркус, скрестив руки на груди и опираясь достойной восхищения спиной на дверной косяк, задумчиво смотрел на Изабел. Ну как он мог хоть на секунду поверить в то, что она поблагодарит его за вмешательство? Он поморщился. Неужели он забыл о ее треклятой независимости? В прошлом из-за нее между ними то и дело вспыхивали ссоры. Кажется, ничего не изменилось. Он посчитал, что поступил разумно и достойно, а Изабел впала в ярость. И чему он удивляется?

Изабел металась по кабинету. Он окинул оценивающим взглядом ее элегантную, миниатюрную фигурку. В амазонке янтарного цвета, отороченной шнуром бронзового шелка, с завитками рыжих волос, которые выбились из прически и теперь нежно касались щек, она представляла собой восхитительное зрелище.

Или, точнее, представляла бы, если бы не хмурила брови так сильно.

Изабел бросилась в кожаное кресло у массивного дубового стола, положила локти на столешницу, спрятала лицо в ладонях и глухим голосом спросила:

— Как вы могли поступить так опрометчиво и безответственно? Боже правый, о чем вы только думали?

Хороший вопрос. Он и сам понятия не имел, о чем думал в тот момент, когда сделал это смелое заявление. Нет, это неправда, прошептала какая-то часть его сознания. Он отлично знал, о чем думал. Ему с самого начала стало очевидно, что Изабел боится Уитли и что ее нужно защитить. Заявление о помолвке помогло ему в этом. Это выбило почву из-под ног Уитли, подумал Маркус с удовлетворением, вспоминая лицо майора. Обычно чужие неприятности не приносили Маркусу удовольствия, но ему пришлось признать, что ошарашенная мина Уитли и его поспешное бегство порадовали его.

Да, Уитли отступил. Но Маркус не тешил себя надеждой, что больше его не увидит и не услышит. Уитли имел какую-то власть над Изабел, Маркус сделал этот вывод не столько из услышанных слов, хотя и их хватило бы, сколько из реакции Изабел. Он безошибочно распознал в ее глазах страх. Да и бурная реакция на «помолвку» совершенно не характерна для нее.

Она ничего больше не сказала, но в ее взгляде, прежде чем она отвела глаза, промелькнули удивление, облегчение, смятение и ужас. Изабел не хуже его знала, что он ляпнул первое, что взбрело в голову, но не стала ничего отрицать, и это прелюбопытно. Изабел могла бы с него шкуру спустить, семь шкур, если бы захотела, если бы достаточно рассердилась. Маркус с содроганием вспомнил их прежние ссоры. Но на этот раз она стоически снесла его слова. Ни тебе криков возмущения, ни бурных протестов — хотя он, признаться, был наполовину готов к тому, что она швырнет его слова обратно ему в лицо. Но она не произнесла ни слова, и хотя лицо ее не выдало ровным счетом ничего, он отчетливо помнил, как сжались ее пальцы на его руке и как едва заметно она подалась к нему. Что бы она ни говорила сейчас, тогда она ощутила благодарность к нему. А теперь, возможно, злится сама на себя за это, с ухмылкой предположил Маркус.

Он оторвался от косяка и прошелся по кабинету.

— Я бы не стал придавать этому такое большое значение, — проговорил Маркус наконец. — Я же не послал сообщение в «Таймс».

Она вскинула голову и просверлила его рассерженным взглядом:

— Так как вы сподобились именно при Уитли сделать подобное заявление, то нет никакой необходимости писать в «Таймс». Он самый большой сплетник из живущих на земле. Можете быть уверены, к вечеру половина графства будет знать о нашей помолвке. — Она отвела глаза и добавила с горечью: — В Бомбее у него было множество любовниц. И одна из причин его популярности — это удивительная способность узнавать о чем-то, как только это произошло. Дамы могли не опасаться: все самые свежие сплетни и слухи были к их услугам.

— Ему что-то известно о вас? — тихо спросил Маркус.

— Конечно же, нет!

Она сказала это с такой горячностью, что ее почти хватило, чтобы убедить Маркуса. Почти, но не совсем. Он нахмурился. Она не только боится Уитли, но еще и не хочет об этом говорить. А как, скажите на милость, он сможет ей помочь, если она намерена и дальше скрывать, что имеет против нее Уитли?

Она глядела в окно. Маркус изучал ее утонченный, нежный профиль. С того рокового утра, когда они сошлись в Шербрук-Холле, минуло тринадцать лет. Годы эти почти не оставили следов на лице Изабел. Да, она уже не выглядела ребенком, как тогда, она стала женщиной. Женой, матерью, вдовой. Эти вехи не прошли мимо нее, однако они лишь закалили ее характер, и под нежной юностью теперь чувствовалась сталь. В ее лице появилась зрелая красота, и хотя Изабел сейчас смотрела не на него, Маркус знал, что ее глаза, некогда такие невинные, теперь несли в себе глубокую мудрость, знание жизни, развитый ум… и охраняли ее тайны.

Они так хорошо знали друг друга — и в то же время не знали совсем, с горечью подумал Маркус. Хотя все свои тридцать лет, за исключением проведенного в Индии времени, она прожила в нескольких милях от него, в последнее время они крайне мало общались, если не считать случайных встреч на светских мероприятиях, куда приглашали их обоих. Маркус знал ее сына лучше, чем ее саму: он уже пять лет ездил с ним и старым бароном на рыбалку в Шотландию. Эти недели, когда Эдмунд повсюду волочился за ним, приносили ему огромную радость, и он крепко привязался к мальчишке. Маркус по большей части общался с сыном и свекром Изабел, но время от времени до него доходили слухи и о ней — через мать и соседей. Лорд Мэннинг также часто делился новостями о Мэннинг-Корте, что подразумевало новости об Изабел. Но при всем том, что Маркус узнавал о ее жизни, он совсем не знал ее саму — как и не знал ту юную девочку, которой она некогда была. И это осознание опечалило его.

Перед ним сидела женщина со своими женскими заботами и мыслями, а он даже предположить не мог, что творится в ее очаровательной головке. Ничто не разубедит его в том, что в крупном, оплывшем лице майора Уитли она имеет серьезную проблему. Но что бы за проблема это ни была, Изабел, по-видимому, не намерена ею с ним делиться. По крайней мере пока…

Маркус подошел к окнам и взглянул на лошадей с жеребятами, что бродили в загонах.

— Уитли здесь чужак, — сказал он. — И хотя он намекал, что намерен задержаться в наших краях, что-то подсказывает мне, что после моего сегодняшнего заявления он отправится восвояси. — Он бросил на нее долгий взгляд через плечо. — Не думаю, что майор Уитли принесет вам еще какие-то неприятности.

— У меня не было неприятностей с майором Уитли, — твердо ответила Изабел. — Но ваши сегодняшние действия, несомненно, станут их причиной в дальнейшем.

Маркус отвернулся от окна и подошел к столу, за которым сидела Изабел.

— Сомневаюсь. Только три человека слышали меня. Двое из них — я и вы.

— Неужели вы думаете, что Уитли станет держать язык за зубами? — Изабел скептически фыркнула: — Я уже говорила, что он самый большой сплетник на свете. Даже если он вам не поверил, он при первом удобном случае передаст эту новость дальше — хотя бы ради того, чтобы доставить нам неприятности. Он большой любитель мутить воду.

Маркус пожал плечами:

— Я бы не стал верить словам проезжего человека. Мы можем отрицать его слова и убедить родных и друзей, что майор ошибается. Пока мы сами не будем придавать этому значения, другие последуют нашему примеру.

Лицо Изабел на насколько мгновений осветилось надеждой, но она почти сразу угасла.

— Не получится. Все равно пойдут сплетни.

— Сплетни утихнут. Мы будем стоять на своем. — Маркус начинал сердиться. В конце концов, он всего лишь пытался защитить ее. — Не понимаю, зачем делать из этого трагедию?

— Затем, что я не люблю, когда обо мне шепчутся за спиной!

Ее слова были не лишены смысла. Маркус уже начал жалеть, что не послал ей чертову записку про Урагана и его будущее потомство. Если бы он выбрал этот путь, то сидел бы себе сейчас дома в тишине и спокойствии и ему не пришлось бы стать свидетелем отвратительной сцены между Уитли и Изабел, он не почувствовал бы себя обязанным вмешаться. Так почему он все-таки вмешался… тем более таким образом? Меньше всего ему хотелось вмешиваться в личные дела Изабел. И все равно, ни на миг не задумавшись о последствиях, он ввязался в перепалку с Уитли и, что еще более странно, не испытывал по этому поводу ни капли сожаления. Его беспримерное поведение имело вескую причину: Изабел нуждалась в защите. И он дал ее.

Он не понимал, почему она раздувает из этого такую большую проблему. Даже если Уитли и проболтается кому-нибудь, любой, кто хоть отдаленно знает их, подумает, что история с их помолвкой — это грандиозный розыгрыш. Почему она никак не возьмет в толк, что ни один человек в здравом уме не поверит Уитли? В последние годы они почти не разговаривали друг с другом. Вся эта идея нелепа и смехотворна!

— Если вы не желаете ничего опровергать, — раздраженно сказал он, — мы можем притвориться, что это правда, а через пару месяцев вы пойдете на попятную. Скажете, что мы не подходим друг другу или что-нибудь еще в этом роде…

— Что? Хотите сделать меня бесчестной обманщицей? — возмутилась Изабел.

— Ну не самому же мне разрывать помолвку? Все решат, что я подлец.

— Сейчас я считаю, что вы подлец, — огрызнулась Изабел.

— Большое спасибо за откровенность, — с горечью отозвался Маркус. — Я оказываю вам услугу — и вот что получаю взамен!

— А кто вас просил, — прошипела Изабел сквозь зубы, — оказывать мне какие-то услуги?

Маркусу стоило большого труда сдержаться. Теперь, оглядываясь назад, он понимал, что избрал самый невероятный и необдуманный способ спасти ее от Уитли. Что заставило его действовать так неосторожно? Он не подавал виду, но сам пребывал в легком шоке от собственного поступка. Это все совершенно не в его правилах. Мысль о браке никогда не приходила ему в голову… до того момента, пока он не произнес те роковые слова. Господи, жениться на Изабел… в голове не укладывается! На ком угодно, только не на ней… Его беспокоило больше всего то, что он нисколько не задумался о последствиях. Он попросту среагировал на ситуацию. И вот к чему это привело.

Маркус обдумывал создавшееся положение и понимал, что могут возникнуть некоторые трудности, даже проблемы, но он твердо верил, что справиться с ними будет весьма просто. Если они будут действовать разумно и не натворят глупостей, скоро все вернется на круги своя.

И тут перед Маркусом разверзлась пропасть.

Что, если майор дружен с кем-то из друзей его матери? С леди Карвер, например, грозной супругой виконта Карвера? Или сквайром Бассетом и его женой? Если так, то они легко не отделаются. Ему в голову пришла другая мысль, столь же неприятная: а вдруг Уитли на короткой ноге с Гарретом Мэннингом, племянником лорда Мэннинга? Если Гаррет прослышит о помолвке, то вскорости весть дойдет и до старого лорда. Ужасающая перспектива женитьбы на Изабел нависла над ним. Красивое лицо Маркуса на мгновение сделалось затравленным, когда вся чудовищность его поступка поразила его, как пушечное ядро.

Неверным голосом он спросил:

— Э-э… а что это за друзья, навестить которых приехал Уитли? — Он сглотнул и продолжил более уверенно: — Многое зависит от того, кто это, каков их вес в обществе и насколько им поверят.

Изабел помедлила, потом пробормотала:

— Он остановился в гостинице «Олений рог».

Маркус нахмурился:

— А я думал, вы говорили, что он приехал повидаться с друзьями.

Она бросила на него быстрый взгляд:

— На тот момент это казалось мне самым удобным из объяснений. Я не догадывалась, что вы подведете дело к нашей помолвке.

Маркус проигнорировал вторую часть заявления. В его душе затеплилась надежда.

— Так, значит, он никого не знает в этих местах? — спросил он.

— Да. Но если вы думаете, что мы легко отделаемся, то не обольщайтесь: младший сын Китинга, Сэм, закадычный друг Эдмунда, а его старший сын, Уилл, служит лакеем у моего дяди в Данем-Мэноре. А жена Китинга — близкая подруга кухарки лорда Карвера. И если кто-то из семейства Китинга прослышит о помолвке…

Ее слова разрушили все надежды, вспыхнувшие в душе Маркуса, когда он узнал, что Уитли — чужак в этих краях. Маркус отлично знал Китинга, словоохотливого хозяина гостиницы «Олений рог», и его сплетницу жену. Если Уитли обмолвится им о них с Изабел… Маркус прикрыл глаза, как от боли.

Изабел пристально на него посмотрела и недобро улыбнулась:

— Вот именно. Стоит Уитли шепнуть словечко Китингу — и мы пропали. Шила в мешке не утаишь.

Маркус содрогнулся, открыл глаза и кивнул:

— И разумеется, Уитли принадлежит к тому типу людей, которые обожают совать нос не в свои дела. Он начнет расспрашивать или по меньшей мере сболтнет что-то о нашей помолвке. Возможно, уже сейчас, пока мы тут разговариваем, новость витает среди слуг.

— И не пройдет и нескольких часов, как она попадет из комнаты для прислуги в гостиные и спальни хозяев, — устало добавила Изабел.

Повисло тяжелое молчание. Они мрачно глядели друг другу в глаза. Изабел первой отвела взгляд. Она злилась на него, но каждый раз, когда их взгляды встречались, ее сердце начинало стучать быстрее. Так случилось и теперь. Как бы ни была сильна ее ярость, она не смела отрицать, что Маркус — самый красивый из мужчин, которых она встречала. Изабел не могла также притвориться, что не испытала благодарности к нему за неожиданное вмешательство. В первые мгновения после его невероятного заявления она почувствовала себя защищенной, почувствовала себя в безопасности. Давно, очень давно она не ощущала ничего подобного.

Из-под полуопущенных ресниц она разглядывала его лицо, такое родное, такое знакомое. Сердце ее сжималось от боли. Ну почему его опекунство казалось ей таким тягостным? Теперь она понимала, что Маркус всегда был исключительно добр и справедлив с ней, но она — слишком эгоистичная, слишком упрямая, слишком юная — не видела этого. В те стародавние времена стоило ей что-то решить, как она начинала желать совершенно другого. При всяком удобном случае она с огромным наслаждением бросала ему вызов и сходилась с ним в открытой схватке, осыпала насмешками, оскорбляла в лицо. Неудивительно, что после ее возвращения в Англию он бежал от нее как от чумы. Он имел на то все основания, с грустью подумала Изабел. А теперь…

Слова Маркуса вырвали ее из раздумий.

— Мне действительно очень жаль, — мягко проговорил он. — Я хотел лишь помочь вам, а не создавать сложностей.

— Сложностей? — переспросила Изабел. Ее разрывали ярость и боль. Ну как же он не понимает? Чего бы он там ни хотел, в итоге он сломал ей жизнь! — Сложность — это когда у тебя на руках два принятых приглашения к обеду. А когда речь идет о браке с женщиной, которую ненавидишь…

— Я не ненавижу вас, — резко ответил Маркус. — Временами вы действительно невыносимы, но я всегда питал к вам искреннюю привязанность.

— Не лучшее основание для брака, — печально ответила она, старательно разглядывая свои пальцы.

Маркус подошел к ней и накрыл ее руки своей теплой большой ладонью:

— Но и не самое плохое, милая.

Она взглянула на него. В золотисто-карих глазах стояли слезы. У Маркуса перехватило дыхание, сердце будто пронзили ножом. Он никогда не мог видеть Изабел несчастной, даже когда она приводила его в бешенство. Он нежно убрал один из ее завитков, упавших на лицо, и сказал, желая приободрить:

— Полноте! Выше нос! Я абсолютно уверен, что даже брак двух чужих людей — это еще не конец света. А мы друг другу не чужие. — Он улыбнулся ей. — Мы знаем друг друга всю жизнь, и это дает нам некоторые преимущества, не так ли? К тому же наша свадьба — еще не решенный вопрос. Может быть, Уитли придержит язык за зубами.

Изабел покачала головой:

— Нет, только не он. Поверьте мне, кто угодно, но не он. Уитли не успокоится, пока не раскопает то, что ему нужно. — Ее голос помрачнел. — Это ему удается лучше всего.

Маркус нахмурился:

— Изабел, вам не кажется, что пора рассказать мне, что здесь на самом деле происходит?

Она попыталась отдернуть руку, но он держал крепко.

— Нет. На этот раз вы не сбежите. Что у Уитли есть против вас?

— Н-н-ничего. Вы неправильно поняли ситуацию.

— Я понял, что вы боитесь его. И он неприятен вам. Если вы ему ничем не обязаны, то что заставило вас встретиться с ним сегодня утром? Почему вы не отправили его восвояси? — Его голос стал строже. — И не надо лгать мне.

— Вы ошибаетесь, — упрямо повторила она.

— Значит, я не видел, как он схватил вас за руку? — сухо поинтересовался Маркус. — Может, вы еще скажете, что я не слышал, как вы угрожали спустить на него собак, если он не оставит вас в покое?

Изабел, высвободив наконец руку, вскочила и отбежала прочь.

— Майор Уитли повел себя слишком дерзко, — сказала она. — Он захотел перевести нашу прошлую дружбу в нечто большее. Я дала ему от ворот поворот, как он того и заслуживал. Ничего более.

Ее хорошенький ротик лгал ему, но Маркус знал по опыту прошлых столкновений, что ничего не добьется, если будет на нее давить. Если она не хочет говорить ему правду, то чем больше настойчивости он проявит, тем отчаяннее она станет отпираться.

Маркус вздохнул:

— Что ж, будь по-вашему. — Глядя на свой ботинок, он проговорил: — Кажется, мое вмешательство было неуместно, и я прошу за это прощения. Но нашей проблемы это не решает.

— У нас вообще не было бы никаких проблем, — сладким голосом напомнила она, — если бы вы не вмешались не в свое дело!

— Верно, но я вмешался, и, к сожалению, нам придется как-то выкручиваться. — Не сводя взгляда с начищенного ботинка, он продолжил: — У нас есть несколько выходов, но ни один из них не идеален. Мы можем понадеяться на то, что Уитли ничего никому не расскажет и проблема решится сама собой, можем опровергать все догадки и высмеивать любые намеки на нашу помолвку или же…

— Или же мы можем объявить о помолвке во всеуслышание и пожениться, — решительно заявила Изабел.

— Если, конечно, вы не захотите воспользоваться моим предложением и через несколько недель объявить о разрыве.

Она одарила его испепеляющим взглядом:

— Я уже говорила, что не желаю носить клеймо вертихвостки.

— Тогда что будем делать? — терпеливо спросил Маркус. — Так как все это происходит из-за меня, я целиком и полностью подчинюсь вашей воле.

— Вы слишком любезны. И как-то подозрительно спокойны, — недоверчиво заметила она. — Вы что, не понимаете? Мы скоро можем оказаться у алтаря.

Маркус изо всех сил старался не думать об этом варианте. Но по мере того как капали минуты, до него доходило: велика вероятность, что пройдет совсем немного времени, и они с Изабел обручатся, а через какое-то время и поженятся. Он прикрыл глаза, по телу его прошла дрожь. Грядут грандиозные перемены в его жизни. Боже, что он натворил? Если они с Изабел вступят в брак, она с сыном будет жить в Шербрук-Холле, и тогда можно забыть о спокойном, размеренном существовании. Не пройдет и нескольких месяцев, как он из беззаботного холостяка, вольного распоряжаться своей жизнью по собственному усмотрению, превратится в женатого человека, да еще и с пасынком. «Женатого на Изабел!» — в ужасе подумал Маркус.

Маркус не мог этого объяснить, но он осознал вдруг, что, кроме ужаса и несомненной паники, где-то в глубине души его вспыхнули волнение и предвкушение. Будь у него выбор, он, наверное, предпочел бы другой выход из затруднительного положения, которое создал своими словами. Наверное… Он не стал бы утверждать наверняка. Он скользнул взглядом по хрупкой фигурке Изабел, и тут… он впервые по-настоящему увидел ее. Она же очаровательная женщина! Женщина, с которой он счастлив был бы разделить ложе. В это мгновение все воспоминания о непоседливой подопечной и вдове Хью Мэннинга, которую надо избегать любой ценой, поблекли и исчезли. Он стоял как громом пораженный и с благоговейным трепетом смотрел на нее. Она же необычайно привлекательная женщина, чье приятно округлившееся тело таило в себе все тайны, которые он желал — нет, которые ему необходимо было — разгадать. Разглядывая ее небольшую высокую грудь, он воображал, как сладостно ощущать их тяжесть в ладонях, вкус на языке… Желание вспыхнуло и опалило его огнем. В этот миг Маркус ничего не хотел так страстно, как заключить Изабел в объятия, покрыть поцелуями дерзкий рот, осыпать ласками соблазнительную грудь. Его дыхание участилось. Он понял, что недвусмысленная выпуклость на брюках выдает его с головой, а потому встал и отступил к окну.

Стоя к ней спиной, он изо всех сил старался совладать с непокорным телом, но ощущение Изабел как женщины не покидало его. Его тело изнывало от желания. Он смотрел на лошадей в загоне и пытался не думать о том, как шелковиста ее кожа под модной амазонкой янтарного цвета.

Голос его прозвучал более хрипло, чем он сам ожидал:

— Если нам придется пожениться, значит, придется пожениться.

Маркус услышал ее быстрые шаги: Изабел стремительно подошла к нему.

— Вы остолоп, неужели не понимаете? — Она задыхалась от ярости. — Я не хочу замуж! Ни за вас, ни за кого другого!

Он нахмурился и повернулся к ней вполоборота:

— Вы так сильно его любили?

— Что было между мной и Хью — не ваше дело. Просто я не желаю выходить замуж во второй раз.

— Что ж, тогда, — медленно проговорил Маркус, — вам придется выбрать один из не самых приятных вариантов, который вам придется по душе.

Изабел сверлила его взглядом:

— Мне бы вообще не пришлось этого делать, если бы вы не лезли не в свое дело!

— Я уже извинился, — напомнил он. — Большего я сделать не в состоянии.

Изабел развернулась и снова упала в кресло. Облокотившись на стол, она спрятала лицо в ладонях и пробормотала:

— Речь идет не только о том, какой вариант мне больше по душе, но о том, какой повлечет меньше неприятностей и сплетен. Я должна подумать о сыне и свекре, а они оба будут в полнейшем восторге, если я выйду за вас.

— Правда? — переспросил Маркус с глупой улыбкой. Ее слова невероятно польстили ему.

Она подняла голову и бросила на него красноречивый взгляд, потом снова закрыла лицо ладонями.

— Да, для Эдмунда вы просто герой, а свекор недавно намекал, как здорово было бы, если бы я снова вышла замуж, скажем, за соседа или кого-нибудь, кто живет неподалеку, — чтобы он в любой момент мог повидаться с внуком.

Маркус едва сдержался, чтобы не сказать «правда?» еще раз. Вместо этого он проговорил:

— Я и понятия не имел, что Мэннинг жаждет выдать вас замуж во второй раз. — Он нахмурил брови и добавил: — Я думал, это последнее, чего он хотел бы от вас.

— Возможно, вы не заметили, но в последний год или около того, — едко сказала Изабел, — мой свекор и миссис Эплтон неровно дышат друг к другу. Возможно, вы знали бы больше, если бы не прятались все время в зале для игры в карты.

Маркус знал Клару Эплтон, пышнотелую добродушную матрону, ровесницу его матери. Она водила дружбу с миссис Шербрук и часто наведывалась в Шербрук-Холл. Ее муж, адмирал в отставке, умер пять лет назад, оставив ей достаточно средств к существованию. Маркус не знал, что она хочет снова выйти замуж. Его мать никогда об этом не упоминала, равно как и о том, что барон подумывает о женитьбе. Но это, собственно, его и не касается.

Он пожал плечами:

— Так почему же он не женится на ней, если хочет? Как это связано с вашим возможным браком?

— Мы этого не обсуждали, — пояснила Изабел, — но я думаю, он не решается сделать ей предложение, пока мы с Эдмундом живем в Мэннинг-Корте. Он не хочет, чтобы я чувствовала себя в чем-то ущемленной, и также не хочет, чтобы его жена пришла в дом, где хозяйничает другая женщина. Если бы я вышла за вас, это решило бы все его проблемы. Он мог бы преспокойно жениться на миссис Эплтон — и при этом мы с Эдмундом жили бы рядышком с ним.

Маркуса осенило:

— А моя мать знает?

— Полагаю, да. Они с миссис Эплтон закадычные подруги, да и с моим свекром ваша мать в дружбе. Я бы удивилась, если бы она не знала.

— Ммм… выдумаете, ваш свекор делился с ней надеждами на наш счет?

— Возможно, — ответила Изабел, слабо улыбнувшись. — Я часто заставала их, когда они о чем-то шушукались, стоило мне подойти, как оба тут же замолкали. — Она взглянула на него испытующе: — А почему вы спрашиваете?

Маркус почесал подбородок:

— Перед отъездом мать выражала глубокую озабоченность положением в моей жизни. Теперь понятно почему.

— Она говорила с вами об этом? — Изабел смотрела на него потрясенно.

Маркус покачал головой:

— Нет. — И добавил с улыбкой: — Просто она вбила себе в голову, что я не могу быть счастлив тем, что у меня есть. Что мне нужно как-то развеяться или что-то изменить…

— Так вот почему вы пошли на такое безрассудство! — воскликнула Изабел. Ее глаза потемнели от гнева. — Вы решили слегка разнообразить свою жизнь, разрушив мою!

— Нет, это не так! — запротестовал Маркус, хотя ее слова заставили его задуматься: а не послужило ли это и в самом деле одной из причин? Возможно, мысли матери отпечатались в его сознании? Нет. Его заявление никак не связано с беспокойством матери. В тот момент им двигало лишь желание обезоружить Уитли и защитить Изабел.

Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза. В конце концов Изабел удрученно спросила:

— Что же нам делать?

Маркус пожал плечами:

— Я предложил вам несколько вариантов, хотя ни один из них не идеален.

Она подалась вперед:

— Вы же понимаете, что вопрос о нашем браке вообще не стоит. — Она опустила глаза и глухо проговорила: — После смерти Хью… — она проглотила комок в горле, — после смерти Хью я поклялась, что больше никогда не выйду замуж. Это не имеет к вам лично никакого отношения. Просто есть… причины, которые делают мой брак с вами или с кем-то еще невозможным. Я на это не пойду.

Маркус угрюмо созерцал ее склоненную голову. Значит, она дала обет целомудрия после смерти Хью? Как глупо! Она прелестная молодая женщина. Ей есть, что предложить мужчине, зачем же делать из себя монашку на послушании?

Чем больше Маркус размышлял об этом, тем сильнее злился. Хью Мэннинг был славным парнем, но Маркус не верил, что Изабел настолько его любила, что теперь ей невыносима сама мысль о том, чтобы выйти замуж за другого. Это даже оскорбительно. Он что, не может дать ей того, что дал Хью? Откуда она знает? Он мог бы стать ей лучшим мужем, чем Хью Мэннинг, и готов это доказать!

Маркус поспешил напомнить себе, что нет смысла сравнивать себя с покойником в сфере мужских добродетелей. Он прочистил горло и сказал:

— Так как вы не желаете выходить за меня, остается только два пути. — Он стал загибать пальцы: — Первый: если просочится слух о нашей помолвке, мы все отрицаем и изображаем Уитли злостным сплетником. Второй: мы подтверждаем его слова, а через некоторое время вы разрываете помолвку. — Он сухо добавил: — Так как вы отказываетесь стать моей женой, то, вероятнее всего, вам придется носить клеймо изменщицы. Помните, что это ваш выбор? Я предлагал вам брак.

— Да, я помню и высоко это ценю, — мягко ответила Изабел. — Но если случится худшее и меня назовут легкомысленной обманщицей, мне останется лишь надеться, что мои сын и свекор не пострадают от сплетен и домыслов.

— Так что вы предлагаете делать? — уточнил Маркус. — Отрицать все или подтвердить?

Они обсуждали этот вопрос еще несколько минут, после чего Изабел сказала:

— Мы ничего не можем предпринять, пока не узнаем, что сделает Уитли. — Она закусила губу. — Возможно, он ничего никому не скажет, хотя я сильно в этом сомневаюсь — это ничуть на него не похоже. Думаю, нам стоит подождать и выяснить, распустит ли он сплетню. — Она нацепила непроницаемую маску. — И если все же распустит, мы подтвердим помолвку, а через несколько недель я расторгну ее.

Маркус неохотно согласился с ее планом и вскоре поехал обратно в Шербрук-Холл — поехал с тяжелым сердцем. Ему многое нужно было обдумать. Уитли имел какую-то власть над Изабел. О чем бы ни шла речь, это, несомненно, очень серьезно, однако она не желала ничего ему говорить и вряд ли позволит помочь. Маркус мог бы счесть себя оскорбленным тем, что она предпочла сплетни и всеобщее порицание браку с ним. Он улыбнулся. Но разве можно ожидать от Изабел какой-то другой реакции? Она воевала с ним с рождения.

Но ситуация с Уитли улыбки не вызывала. Он вновь подумал о майоре, и лицо его помрачнело. Ему придется с ним разбираться. Изабел может сколько угодно отказываться выйти за него замуж, но она не в силах помешать ему в деле с майором Уитли. Он обязан выяснить, какую тайну Изабел знает Уитли, и лишить его власти над ней. Это его долг как мужчины и как человека чести. В глазах Маркуса зажегся смертельно опасный огонь. Джулиан и Чарлз вмиг узнали бы его и встретили бы с восторгом и облегчением. Они оба знали, что в их осторожном и добродушном кузене живет тигр. И он наконец-то пробудился.

Глава 3

Изабел ошибалась насчет Уитли. Хотя ошеломительное заявление Шербрука до сих пор эхом отдавалось у него в ушах, он не помчался обратно в гостиницу разнюхивать про их отношения. Вместо этого он галопом помчался в сторону побережья. План насчет Изабел не сработал так, как ему хотелось бы, но следующий шаг он обдумает в удобное для себя время. Стратегию и тактику он выработает позже, а сейчас ему нужно воплотить в жизнь еще один милый его сердцу план. Уитли твердо верил, что он принесет ему огромную прибыль.

Через несколько миль ландшафт значительно изменился, и чем ближе к побережью, тем меньше Уитли встречались аккуратные поля и леса — их сменили голые, вылизанные морским ветром холмы. Доехав до развилки, Уитли сунул руку в нагрудный карман и вытащил клочок бумаги. Он сверился с нацарапанным планом и свернул с главной дороги на тропу, похожую на звериную. Несколько поворотов — и вот уже показался Английский канал. Воздух теперь ощутимо пах морем. Колючий, безжалостный ветер обдувал землю, здесь почти лишенную растительности. Внизу, в овраге, Уитли разглядел небольшой домишко с ветхими хозяйственными постройками и осторожно направил лошадь вниз по узкой, извилистой тропке.

Добравшись до места, он остановил лошадь и спешился. Едва его сапоги глухо стукнули о землю, из-за дома выскочила огромная уродливая дворняга, черная с подпалинами. В роду у нее явно были мастиффы. Зверюга скалилась и заливалась лаем.

— Барсук! А ну-ка тихо! — закричал приземистый, плохо одетый человек, который выбежал вслед за собакой, — Сидеть, сучье отродье! Сидеть, я сказал!

Псина нехотя плюхнулась на землю, но желтых глаз с Уитли не сводила и продолжала утробно рычать.

Человек увидел пистолет, как по волшебству явившийся в руке Уитли, и осадил его:

— Уберите-ка эту штуку. Барсук вас не тронет. На этот раз по крайней мере.

Уитли медленно спрятал пистолет.

— Какой радушный прием. Я польщен, — ухмыльнулся он.

Его странный собеседник мрачно усмехнулся:

— Мы тут не любим чужаков. Вам повезло, что я увидел вас на тропе и посадил на цепь других псов. — Он кивнул в сторону ободранного морским ветром кривого деревца: — Привяжите лошадь. Поговорим в доме.

Уитли рад был убраться с пронизывающего до костей ветра, а потому быстро привязал лошадь и прошел за хозяином в дом. В камине потрескивал огонь. В комнате был спертый воздух, пахло животными, немытым телом и едой… Вся эта смесь запахов ударила Уитли в ноздри. Он осторожно сел на грубый деревянный стул, куда указал ему хозяин, и без особой охоты принял из его рук оловянную кружку с неизвестной янтарной жидкостью.

Отхлебнув немного, Уитли выяснил, что потчевали его французским бренди, лучшим из всего, что ему только доводилось пробовать.

— Отменная вещь, — протянул он, смакуя бренди. — Не ожидал.

Хозяин рассмеялся:

— Мы здесь, на западе, любим побаловать себя дарами континента. — Его веселость тут же испарилась. — Так что за нужда, господин майор, привела вас к такому бедолаге, как я?

Уитли знал, что все южное и восточное побережье Англии кишело контрабандистами. За время пребывания в Девоншире ему не раз пришлось удивляться тому, что здесь люди запросто пользуются их услугами. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что в этих местах все так или иначе связаны с контрабандистами. Контрабанда приносила выгоду всем, начиная от трудяг, которые с радостью прятали в карман выручку за ночную работу, и кончая землевладельцами, которые по дешевке покупали то отрез шелка или кружев, то пол-анкера[5] бренди. У большинства жителей побережья были друзья и родственники, которые либо сами вели незаконную торговлю, либо помогали контрабандистам.

Вначале недвусмысленный интерес Уитли к контрабандистам местные встретили упрямым молчанием, но когда рассеялись подозрения, что он мог оказаться ревизором, он очень быстро сумел выяснить все, что нужно. Питер Коллард, местный рыбак, мог помочь в решении некоторых частных вопросов. Уитли и Коллард впервые встретились в «Оленьем роге» накануне вечером, и Коллард, присмотревшись к майору, согласился побеседовать с ним еще раз.

— Мне говорили, что вы опытный капитан и ваше судно, «Морской тигр», лучше вооружено, чем любое другое на государственной службе. — Уитли сделал еще глоток бренди и осторожно продолжил: — Я слыхал, что если кому-то, э-э, захочется скрыться от бдительного ока властей и уплыть во Францию, этот кто-то может обратиться к вам.

Коллард заглянул в свою кружку.

— Мало ли чего там болтают… Не все правда, что молва говорит.

Уитли прикусил язык, чтобы не выругаться. Он не желал тратить время на околичности.

— Давайте сделаем вид, что это все-таки правда, — резко сказал он. — И если это правда, то сколько должен заплатить человек, чтобы его послание попало в определенные руки в Шербурге и получить ответ через несколько дней?

Коллард отвлекся от созерцания содержимого кружки и в упор уставился на Уитли:

— Это вам надо доставить письмецо?

— Мне.

Коллард изучал его еще некоторое время, потом назвал цену. Уитли ожидал, что она будет ниже, но так как Колларда считали лучшим в своем деле, игра стоила свеч. Меньше всего Уитли хотелось бы, чтобы его письмо Шарбонно попало в руки властей — или на дно пролива.

Не желая выдать радости и нетерпения, он поторговался о цене, и они ударили по рукам. Потом обсуждали детали за второй кружкой бренди, и, уезжая, Уитли чувствовал глубокое удовлетворение оттого, что по крайней мере один из его планов разворачивается, как он и задумал.

Уладив вопрос с Коллардом, Уитли мысленно обратился к провальной встрече с Изабел, что имела место быть этим утром. Все пошло не так, как он предполагал. В нем боролись злость и обида. В этой борьбе он и проделал путь до гостиницы.

К тому времени как Уитли вернулся в гостиницу, настроение его испортилось окончательно, и он не желал Изабел Мэннинг и мистеру Шербруку ничего хорошего. Он наблюдал за хозяином гостиницы, Китингом, который суетился за стойкой из полированного дуба, и обдумывал, как бы разузнать побольше об этом негодяе Шербруке… и что еще важнее — о его помолвке с миссис Хью Мэннинг.

Известие о том, что Изабел собралась замуж, оглушило его, как добрая оплеуха. Уитли думал об этом, и у него делалось совсем мерзко на душе, хотя он и улыбался, глядя, как Китинг наливает ему в кружку пенистый эль. С этой кружкой Уитли и забился за столик в углу, чтобы предаться своим невеселым мыслям. Изабел оказалась трудной добычей, его власть над ней была эфемерной, каждый шаг требовал чрезвычайной осторожности. Он полагал, что она запаникует и согласится на любые его условия, лишь бы только он ни намека не делал о своих подозрениях. Она сильно насолила ему, проявив столько упрямства. В первый раз она с готовностью заплатила ему, и он решил, что она станет платить и дальше, лишь бы он держал язык за зубами насчет того, что произошло — или чего не произошло — в Индии. И он, снова набив карманы, счастливо бы уехал… не навсегда, разумеется.

Уитли считал шантаж достойным капиталовложением, которое, если действовать осмотрительно и не жадничать, обеспечит ему стабильный доход на долгие-долгие годы. В случае с Изабел основная сложность заключалась в том, что он не располагал никакими доказательствами, и все, что ему оставалось, — блефовать, а это он делал поистине виртуозно. Уитли поджал губы. К несчастью, миссис Мэннинг, будь она проклята, достигла на этом поприще не меньших высот.

До сегодняшнего утра он пребывал в уверенности, что легко запугает Изабел и она в обмен на обещание молчания отвалит ему крупную сумму денег, но неожиданный поворот дел спутал все карты.

Уитли выругался сквозь зубы и запил проклятие большим глотком эля.

Чертов Шербрук!

Приехав в эти места два дня назад, Уитли остановился в гостинице и свел знакомство с Китингом, его женой и несколькими завсегдатаями трактира. Вызнав имя Колларда, он принялся расспрашивать всех и каждого об этом крае, прикрываясь тем, что он-де намеревается обосноваться где-нибудь неподалеку. Основная цель его, однако, заключалась в том, чтобы разведать побольше о миссис Хью Мэннинг и о том, как она жила последние десять лет по возвращении из Индии. Не имея доступа в круг ее друзей и родственников, Уитли вынужден был использовать для сбора информации Китинга и ему подобных. Удивительно, что простым людям довольно много известно о таких леди, как миссис Хью Мэннинг. Он с удовлетворением узнал, что она с сыном тихо-мирно живет в доме свекра, лорда Мэннинга, что о ней хорошо отзываются и соседи любят ее. Ни слова о какой-то там помолвке или вьющихся вокруг кавалерах!

В Девоншир вообще, и к Изабел в частности, Уитли привел случай. Только что выйдя в отставку, не имея за душой ни гроша, кроме правительственной пенсии, Уитли немедленно принялся за дело и развернул несколько долгосрочных «прожектов», которые могли обеспечить ему весьма, весьма достойное существование. В Лондоне он навестил нескольких друзей, ныне служащих в Конногвардейском полку. Он улыбнулся. Возобновление старых знакомств оказалось очень даже полезным. Закончив дела в Лондоне, он обратил свой взор на тех, кого знал когда-то и кто мог оказаться беззащитным перед шантажом. Ему требовался некто вроде Колларда, к тому же он хотел оказаться подальше от Лондона, на случай если за его действиями последует отдача. В качестве подходящего места для дальнейшего развертывания планов Уитли избрал Девоншир. По чистой случайности там жила Изабел, и это поставило ее на первое место в списке лиц, которых он намеревался посетить в Англии.

Узнав, что она до сих пор не замужем, Уитли загорелся идеей жениться на богатой вдовушке. Ее сын наследует баронский титул, а его нынешний владелец уже в возрасте; Мэннинг-Корт — красивый дом, Уитли смог бы жить там припеваючи. Женившись на Изабел, он избавил бы себя от необходимости покупать и благоустраивать собственный дом, к тому же маловероятно, что ему удалось бы купить имение, подобное Мэннинг-Корту, даже если бы все его дела выгорели. А даже если бы и удалось, ремонт обошелся бы ему в гигантскую сумму. К тому же… зачем тратить собственные деньги, если можно тратить чужие?

Появление на сцене Шербрука положило конец всем надеждам на свадьбу с Изабел — и, соответственно, на ее состояние. Потягивая эль, Уитли думал о том, как несправедлива к нему судьба. Изабел, конечно, не в его вкусе — слишком тощенькая, острая на язык и прямодушная, но ради ее денег он смирился бы и с этим. Он, конечно, не питал твердой уверенности, что Изабел согласится выйти за него, особенно учитывая то, с какой строптивостью она отказалась платить ему за молчание. Но все-таки неприятно узнать, что кто-то тебя опередил.

Возвращаясь мысленно к утренней встрече с Шербруком, Уитли нахмурился. Он имел нюх на скандалы и сплетни и поспорил бы на полный кошель золотых, что что-то не так с этой помолвкой. Чем больше он думал об этом, тем больше убеждался, что если даже Изабел и впрямь обручилась с Шербруком, в этом есть что-то необычное. Что-то, что он смог бы использовать в своих целях…

Повертев в мозгу эту мысль и так и эдак, Уитли сдался. Пока он не видел никакого способа использовать эту помолвку для своей выгоды, но он намеревался поразнюхать все, может, что-то и удастся найти…

Он вернулся к стойке с пустой кружкой и позволил Китингу наполнить ее во второй раз. Прислонившись к стойке и потягивая эль, он завел беседу с Китингом, выжидая удобный момент, чтобы закинуть удочку про Шербрука.

Через несколько минут их прервали: в трактир ввалились двое мальчишек. Подталкивая друг друга и смеясь, они подошли к стойке и с нахальными улыбками на чумазых лицах потребовали лимонаду.

Китинг улыбнулся и обслужил их. Один из мальчиков, с темными прилизанными волосами и круглым, дружелюбным лицом, — отпрыск Китинга, Уитли узнал его. У другого — светловолосого, повыше ростом и тоньше в кости — платье пребывало в таком же плачевном состоянии, как и у первого, но ткань и покрой выдавали богатство. Уитли внимательно рассматривал юного незнакомца. Поразительно, как он похож на Хью Мэннинга… Значит, вот он, сын Хью. Как удачно, чертовски удачно!

Китинг, протирая стакан белой салфеткой, спросил:

— И что же вы, озорники, делали сегодня? Если бы меня спросили, то я бы предположил, что вы боролись в грязи. — Он покосился на парнишку повыше: — Держу пари, когда лорд Мэннинг и ваша матушка позволили вам пропустить семестр в Итоне после того, как вы сломали ногу, они не рассчитывали, что все время будете возиться с этим сорванцом. Что же произошло, что вы так перепачкались?

Мальчики взорвались смехом, и темноволосый ответил:

— У фермера Фостера прошлой ночью опоросилась свиноматка, пап, и половина поросят забралась в соседний загон. Он пообещал каждому из нас по пенни, если мы переловим их и побросаем куда положено. Ох-хо-хо! Грязная работенка! Повсюду поросята визжат, мы скользим в грязи, а эта старая свинья… Мы боялись, что она вырвется из своего загона и сожрет нас.

Китинг повел носом:

— Судя по запаху, вы принесли сюда половину фостеровой фермы. — Он бросил взгляд на высокого мальчика: — А вы, мастер Эдмунд? Я-то не удивляюсь, что мой пострел возвращается домой по уши в грязи, но готов поспорить: ваша матушка не обрадуется, увидев вас.

Эдмунд улыбнулся, в голубых глазах засияли веселые искорки.

— Мама говорит, что мальчики должны быть грязными, и когда я вырасту, у меня будет предостаточно времени, чтобы вести себя, как подобает джентльмену. Она просит только, чтобы я не садился за стол в таком виде и не держал в комнате ящериц.

Уитли прочистил горло и вступил в разговор:

— Я не ослышался: вы упомянули имя Мэннинг? Это имеет какое-то отношение к миссис Хью Мэннинг?

Эдмунд посмотрел на него и вежливо ответил:

— Да, миссис Мэннинг — моя мать.

Уитли расплылся в улыбке:

— Какое совпадение! А я только сегодня утром повстречался с ней! Мы с ней старые друзья, знали друг друга еще в Индии.

У Эдмунда загорелись глаза.

— Вы знали маму в Индии? А моего отца вы знали? — жадно спросил он.

— О да, конечно! — с готовностью отозвался Уитли. — Мы с ним были закадычными друзьями. Я познакомился с ним еще до того, как он женился на вашей матери.

— Вот тебе на! — воскликнул Эдмунд. Его лицо разрумянилось от волнения. — Это же чудесно! Мама пригласила вас остановиться в Мэннинг-Корте? Я уверен, что дедушка будет рад встрече с другом моего отца. — Смутившись, он добавил: — Не подумайте, что я слишком нетерпелив, но мой отец умер так давно, и я очень мало знаю про него. Мама и дед рассказали мне все, что было им известно, но мама не очень любит говорить о жизни в Индии, думаю, ей слишком больно вспоминать папу и его смерть. Я буду несказанно благодарен, если человек, знавший моего отца, расскажет мне о нем…

Уитли знал, что Китинг внимательно наблюдает за ним. Раньше он ни намеком не дал понять, что знаком с Изабел — напротив, утверждал, что он в этих краях совершенно чужой. Уитли забеспокоился: вдруг известие о его давнем знакомстве с Изабел вызовет подозрения? Китинг производил впечатление бесхитростного, добродушного малого, но Уитли сомневался, что здесь что-либо происходит без ведома его и его жены.

— Какое совпадение, — медленно проговорил Китинг, не сводя ласкового взгляда с Уитли, — что вы дружны с миссис Мэннинг.

Уитли — сама невинность — простодушно ответил:

— О, вы не представляете, как я удивился, когда сегодня утром по чистой случайности столкнулся с ней! Я свернул с тропы, чтобы уступить дорогу леди, — и вдруг понял, что это она! Мы тотчас узнали друг друга. Трудно сказать, кто из нас больше удивился встрече.

— Держу пари, мама была в восторге от встречи с вами, — сказал Эдмунд, — и что ей не терпится сообщить добрую весть дедушке. Она пригласила вас отужинать с нами сегодня?

Уитли улыбнулся, предвкушая, в какое затруднительное положение попадет Изабел, когда ее сын вернется домой.

— Нет, — ответил он. — Но я думаю, это потому, что ее вниманием полностью завладел джентльмен, который появился через несколько минут после нашей встречи. Мистер Шербрук… Высокий представительный джентльмен. Сосед, я полагаю?

Эдмунд улыбнулся:

— Мистер Шербрук — мой хороший друг, но они с мамой обычно избегают друг друга. Думаю, мама слишком глубоко задумалась о том, как поскорее от него отделаться, и потому забыла пригласить вас на ужин.

— А теперь, мастер Эдмунд, я полагаю, вы достаточно уже утомили майора Уитли, — вмешался Китинг.

Уитли скрыл раздражение. Он отлично понимал, что на уме у Китинга. Тот, вероятно, посчитал, что Эдмунд достаточно выболтал, и теперь пытается его отвлечь. Это раздосадовало Уитли, однако даже короткий разговор вполне его удовлетворил. И удовлетворение станет еще полнее, когда он выдаст последние новости.

Уитли сделал удивленное лицо.

— Кажется, я чего-то недопонимаю, — проговорил он. — Я не заметил, чтобы ваша матушка избегала общества мистера Шербрука этим утром. Напротив: мистер Шербрук объявил, что они помолвлены.

Воцарилось потрясенное молчание. Уитли, страшно довольный собой, переводил взгляд с одного шокированного лица на другое.

— Вы, наверное, неправильно его поняли, — нахмурился Китинг. — Ни о какой помолвке между ними речь никогда не заходила.

— Мама и мистер Шербрук? Нет, не может быть! — воскликнул Эдмунд. Он вытаращил глаза так, что они едва не вылезли из орбит.

— Мистер Шербрук вас надул, — простодушно заметил Сэм Китинг. — Все знают, что они друг друга не выносят.

Уитли пожал плечами:

— Простите, господа, но мистер Шербрук прямо заявил, что они с миссис Мэннинг обручились.

— И мама не впихнула эти слова обратно ему в рот? — изумился Эдмунд.

— Нет. Насколько я помню, она с готовностью позволила ему поцеловать ей руку и смотрела на него так, будто он совершил подвиг. — Уитли прочистил горло. — Выглядело это весьма трогательно.

Трое других переглянулись, потом посмотрели на Уитли.

— Чепуха! — убежденно сказал Китинг. — Никогда не слыхивал подобной чуши.

— Какой чуши? — поспешила спросить его жена, которая только что вошла в зал с подносом чистых стаканов и кружек.

Китинг, Эдмунд и Сэм заговорили все разом. Разобрать что-либо в этом гаме было невозможно. Миссис Китинг поставила поднос на стойку и подняла руку:

— По одному, пожалуйста.

Китинг бросил на Уитли суровый взгляд:

— Пусть расскажет тот, кто принес эту новость.

Миссис Китинг дружелюбно посмотрела на него:

— В чем дело, майор? Из-за чего эти остолопы так переполошились?

— Ну, я просто передал им новости: миссис Мэннинг и мистер Шербрук собираются пожениться. Мистер Шербрук сам мне об этом сказал сегодня утром. И миссис Мэннинг стояла там же, когда он объявил о помолвке.

Миссис Китинг выглядела ошарашенной. Простое круглое лицо отражало неподдельное замешательство.

— Что вы такое говорите! — пробормотала она. — И намека не было на такой поворот событий. — Хотя… — задумчиво добавила она, — хотя мистер Шербрук не стал бы раскрывать свои карты раньше времени, да и миссис Мэннинг не любительница перетряхивать на людях свое белье. — Ее губы изогнулись в улыбке. — А мне всегда казалось, что эти двое слишком уж много сил тратят, чтобы избежать друг друга. Может статься, они всего лишь хотели скрыть свои отношения до времени. — Она посмотрела на Эдмунда, который стоял и глядел на нее, разинув рот:

— Ну, молодой человек, что скажете? Хотите мистера Шербрука себе в отчимы?

Эдмунд закрыл рот, сглотнул, глубоко вдохнул. Лицо его осветилось благоговейным восторгом. Он выдохнул:

— Я хочу этого больше всего на свете! И дед будет на седьмом небе от счастья. Он не раз говорил мне, что Шербрук стал бы маме прекрасным мужем и если бы она не была такой упрямицей, то сама бы это поняла.

Китинг рассмеялся:

— Да, легко могу представить себе такие слова в устах барона.

Невероятно довольный результатами своего вмешательства, Уитли проговорил:

— Полагаю, ваша матушка расскажет вам обо всем, когда вы прибудете домой.

— Конечно, расскажет! — засмеялся Эдмунд, поставил пустую кружку на стол и, попрощавшись со всеми, умчался прочь.

Изабел пила чай вместе со свекром в маленькой Зеленой гостиной. Ей нравилась эта комната: бледно-зеленый шелк с золотыми узорами на стенах, кремовые портьеры на окнах, толстый шерстяной ковер в оттенках зеленого, кремового и розового на блестящем ореховом паркете. Удобные диваны и стулья, отделанные в тех же тонах, стояли у стен, рядом с ними — изящные столики атласного дерева.

Весна радовала погодой, но по мере того как день клонился к вечеру, становилось все прохладнее, и в камине темно-зеленого мрамора горел огонь. Изабел и лорд Мэннинг сидели у камина и наслаждались теплом.

Изабел как раз поднесла чашку ко рту, когда двери распахнулись, и в комнату пулей влетел Эдмунд. Как всегда, при виде сына сердце ее наполнилось радостью. Какой же он чудесный мальчик, подумала она с оправданной материнской гордостью.

Эдмунд мало чем походил на мать — он полностью пошел в отца, унаследовав его пшеничные волосы, ярко-голубые глаза, обворожительную улыбку и крепкое сложение. Старый барон любил говаривать, что Эдмунд мог бы быть близнецом Хью в этом возрасте.

Сейчас ярко-голубые глаза лихорадочно блестели от волнения. Эдмунд бросился к матери.

— Это правда? — горячо воскликнул он. — Ты выходишь замуж за мистера Шербрука? Твой друг майор Уитли сказал, что сегодня утром мистер Шербрук заявил об этом и ты ничего не отрицала. О, мамочка, как же это чудесно!

Лорд Мэннинг быстро оправился от потрясения. На покрытом морщинками лице отразился такой же восторг, как у Эдмонда. Он подался вперед и воскликнул:

— О, дорогая моя! Это лучшая новость для старика! Ты выходишь за Шербрука! Я не смел бы просить небо ни о чем лучшем! — Он вскочил с юношеской прытью, словно забыв о возрасте, и бросился к звонку в другой части комнаты. — Нам нужно шампанское, чтобы отметить это великолепное событие!

Изабел, будто обратившись в камень, так и застыла с чашкой у рта и приветливой улыбкой на губах. У нее потемнело в глазах. Она едва удерживалась, чтобы не выдать паники, которая душила ее. Приступ глубочайшего отчаяния вырвал ее из паралича, в который ее повергло заявление Эдмунда. Крепко держа чашку дрожащими пальцами, она поставила ее на столик. Слава Богу, не пролила ни капли… Уитли! Чтоб его черной душонке гореть в аду! Глухая ярость вспыхнула в ней, и Изабел мысленно осыпала майора Уитли проклятиями, проявив такую изобретательность и сметку, что в приличном обществе ее явно не поняли бы.

Она понимала, что риск того, что заявление Маркуса станет достоянием общественности, велик, она просто не подготовилась к тому, что это случится так скоро. Глядя на восторженные лица сына и свекра, она с отчаянием крысы, бегущей с тонущего корабля, искала выход из создавшегося положения.

Видя их неподдельное удовольствие и бурную радость, она поняла вдруг, что отрицать помолвку не будет. Исключено. Лишить их этой радости ей не легче, чем станцевать танец на лезвии ножа. Значит, помолвка в силе. По крайней мере пока.

В этот момент она ощутила себя как узник, за которым захлопнулась дверь тюремной камеры. Переводя взгляд с одного счастливого лица на другое, она поняла, что никакие отпирательства не привели бы их в чувства. Они хотели, чтобы она вышла замуж за Маркуса. И до сегодняшнего дня она и не подозревала, насколько сильно хотели. Борясь с паникой, она искала выход — но другого выхода не было. Ей придется выйти замуж за Шербрука. Клеймо обманщицы и вертихвостки тут ни при чем, она носила бы его с радостью, но нет, она станет женой Маркуса ради всех тех невинных людей, которых она любит, которых уже втравили в эту проклятую ситуацию и кто будет раздавлен, если она откажется от замужества.

Изабел смотрела в возбужденное лицо сына, и в груди ее ширилась пустота. Она знала, что не позволит ему поселиться в мире грез, где она собирается замуж за Маркуса и который она разрушит через несколько недель, разорвав помолвку. Ее взгляд скользнул к свекру. Лорд Мэннинг, ее доблестный, добрый, щедрый свекор. Его лицо отражало те же чувства. Разве может она вести с ним такую жестокую игру? Чтобы он поверил, что сбывается его самое заветное желание, — и тут же это желание у него отобрать? А миссис Эплтон? Изабел не сомневалась, что еще до наступления вечера лорд Мэннинг напишет ей письмо и через несколько дней или недель они сами объявят о помолвке. Разве может она допустить, чтобы они поверили в ее свадьбу с Маркусом, стали мечтать, строить планы — а потом несколькими небрежными словами все погубить? Нет, не может.

Сгорая от желания спрятать лицо в ладонях и завыть, Изабел ослепительно улыбнулась сыну и свекру.

— Ну вот! Вы нас раскусили, — проговорила она, едва сдерживая дрожь в голосе. — Мы с Маркусом собирались держать новость в тайне еще какое-то время, но он так обрадовался моему согласию, что выболтал новость первому встречному.

Вошел дворецкий, избавив ее от необходимости продолжить речь.

— Шампанского! — велел лорд Мэннинг, лучась от радости. — Лучшего. Что есть в погребе. И прикажите повару приготовить праздничный ужин: миссис Мэннинг выходит замуж за мистера Шербрука.

Дворецкий Диринг разулыбался и отвесил низкий поклон:

— Позвольте поздравить вас, мадам. Слуги будут очень рады этой новости.

— Полноте, — прервал его лорд Мэннинг. — Я хочу шампанского. О, и принесите письменные принадлежности. Я должен пригласить Шербрука на ужин. — Его улыбка стала еще шире. — И миссис Эплтон.

— Я сама! — поспешно заявила Изабел и встала. — Позвольте, я сама черкну записку М-м-маркусу и миссис Эплтон, а потом вернусь выпить с вами бокальчик шампанского.

Вскоре Маркус читал записку от своей нареченной, нацарапанную небрежным, неразборчивым почерком. Она ничем не напоминала обычную любовную переписку.

«Маркус, сегодня днем Эдмунд принес домой весть о нашей помолвке. Ему повстречался Уитли, и Уитли не терял времени даром. Свекор мой вне себя от радости. Он хочет, чтобы вы прибыли поужинать с нами сегодня.

Вначале я бы хотела перекинуться с вами парой слов. Буду ждать вас в восточной части сада.

Изабел».

Глава 4

Догадываясь, что Изабел не хотела бы, чтобы кому-то стало известно об их встрече, этим вечером Маркус не поехал по обыкновению к главному входу в Мэннинг-Корт. Он знал планировку имения Мэннингов почти так же хорошо, как своего собственного, а потому объехал дом сзади и привязал коня к раскидистой липе, которая росла у входа в огромный сад, окружавший дом.

Маркус вошел в сад через кованую калитку в каменной стене и неспешно зашагал по усыпанной щебнем дорожке, которая прихотливо извивалась между ухоженными кустарниками и многолетними растениями. В воздухе густо пахло розами и сиренью. Дорожка повернула, и Маркус вышел к прелестной беседке, вокруг которой росли розы и кусты темной сирени. Посреди беседки стояла каменная скамья, и при его появлении от нее быстро отделилась хрупкая фигурка.

— О, слава небесам, вы здесь! — воскликнула Изабел. В платье из белого индийского муслина, расшитом золотой нитью, она выглядела обворожительно. Ее блестящие рыжие волосы, заплетенные в косы, короной лежавшие на голове, и несколько нежных завитков обрамляли лицо. Серьги с камеями и медальон на золотой цепочке составляли ее единственные украшения.

У Маркуса дух захватило от ее красоты. Сердце, самый надежный орган, как он всегда полагал, подпрыгнуло в груди, словно перепуганная лягушка. Он надеялся, что внезапно пришедшее утром ощущение Изабел как желанной женщины — всего лишь наваждение, которое никогда больше не повторится. Он убедил себя, что при следующей встрече вновь увидит в ней бывшую непоседливую подопечную и вдову Хью Мэннинга, ничего более. Он не желал видеть в ней женщину, с которой счастлив был бы разделить ложе. Но ему не повезло: перед ним вновь стояла женщина, которая заставляла его сердце стучать гулко и быстро и пробуждала в его мозгу самые непотребные фантазии.

Некоторая часть его тела тут же напряглась и пришла в полную боевую готовность. Маркус, кляня себя на чем свет стоит, отчаянно пытался вернуть самообладание. Самообладание, кажется, покинуло его навсегда — он не мог глаз отвести от ее соблазнительных форм и прелестного лица. Пораженный собственной реакцией, Маркус дивился: и как же он раньше не замечал нежного изгиба ее нижней губы, мягкой округлости груди, открытой сейчас глубоким вырезом платья. Маркус сжал пальцы — единственное, что он мог сделать, чтобы помешать себе схватить ее и прижаться к ее губам — невыносимое искушение — своими. Это же так просто…

Его рука уже поднялась, он уже предвкушал вкус и мягкость ее рта… когда Изабел привела его в чувство резким вопросом:

— В чем дело? Почему вы на меня так смотрите?

Маркус с ужасом взглянул на свою замершую на полпути руку. Боже правый! Еще мгновение — и он уже держал бы ее в объятиях, целовал бы… Сражаясь с ощущением, что его мир повернулся против своей оси, он качнул головой и глубоко вздохнул в попытке успокоиться.

— Нет, ничего, все в порядке, — нервно ответил он и перевел взгляд на буйство роз позади нее. Надо отвлечься… — Я не на вас смотрел, я, ммм, розами любовался.

Она прищурилась и уперла руки в бока:

— Вы что, пьяны?

Маркус покачал головой. Разве можно ее винить за это предположение? Он и вправду чувствовал себя пьяным, но захмелел он не от вина и не от бренди. Вернув хоть какое-то подобие самообладания, он быстро проговорил:

— Надеюсь, я не заставил вас долго ждать?

Она смерила его еще одним долгим взглядом и пожала плечами:

— Нет, я недавно пришла.

Он выдавил из себя улыбку:

— Так что вы хотели обсудить? Мы еще утром обговорили, что будем делать, если Уитли проболтается кому-то о помолвке. — Он нахмурился. — Жаль, что первым узнал Эдмунд, но теперь новость — достояние общественности. Может, это произошло скорее, чем нам хотелось бы, ну так что ж… Примем с милой улыбкой поздравления от друзей, а через месяц или около того инсценируем очень громкий публичный скандал, и вы разорвете помолвку. — Он улыбнулся, уверенный в действенности такого плана. — Я могу сыграть форменное чудовище, все будут сочувствовать вам и поздравлять со счастливым избавлением. — Изабел молчала. И он поспешил добавить: — Вы можете даже швырнуть мне в лицо обручальное кольцо — это точно решит все наши проблемы.

— У меня нет кольца, — сухо отозвалась она.

— Ну, это легко исправить, — с улыбкой ответил Маркус и, сунув руку во внутренний карман жилета, вытащил сверкающее кольцо с сапфирами и бриллиантами. Всегда такой уверенный, он проговорил, заметно смущаясь: — Знаю, оно не новое, но это фамильная драгоценность: мой дед преподнес его бабушке ко дню рождения моего отца. Она носила его до самой смерти. Мама моя его никогда не надевала, оно ей не нравилось.

Изабел неотрывно глядела на кольцо и упорно молчала.

Маркус добавил раздраженно:

— Вам не обязательно его носить, если не хотите. Я куплю что-нибудь другое, что вам понравится. — Ее молчание и неподвижность каменного изваяния нервировали его. Маркус почувствовал неловкость и пояснил: — Получив сегодня днем вашу записку, я подумал, что нам, возможно, потребуется кольцо… И прежде чем ехать сюда, я поискал в шкатулке с фамильными украшениями что-нибудь подходящее. Это кольцо сразу привлекло мое внимание. Оно… ммм… напомнило мне о вас.

Изабел, будто онемев, смотрела на сверкающее кольцо с сапфиром. Почему ей кажется, что она вот-вот разрыдается? Ей нравились именно такие драгоценности. Еще труднее было сдержать слезы, зная о том, что бабушка Маркуса очень ценила это кольцо, а теперь он дарит его ей.

К горлу подкатил ком.

Она выступала против публичного обручения отчасти из-за того, что боялась такой вот ситуации. Ну как она могла принять в дар кольцо его бабушки, зная, что это только игра?! Как могла она принимать поздравления от друзей и родственников, зная, что это все ложь?

Ее сердце разрывалось от боли. Изабел закусила губу и отвела глаза. А ведь спектакль только начинается, с горечью подумала она. Перед глазами встали восторженные лица сына и свекра, и Изабел стало еще тоскливее.

В последние несколько часов Эдмунд скакал вокруг нее, как счастливый щенок, и трещал только о том, как он рад, что она выходит за мистера Шербрука.

— Мне так нравится мистер Шербрук, — повторял он бессчетное число раз с солнечной улыбкой. — Я буду скучать по Мэннинг-Корту, но в Шербрук-Холле очень красиво, и к тому же я смогу навещать дедушку и гостить у него сколько захочу. Мы же будем жить неподалеку. — Он порывисто обнял ее и воскликнул: — О, мама! Это потрясающе! Я знаю, что мистер Шербрук не заменит моего настоящего отца, но если уж выбирать отчима, то я больше всего на свете хотел бы, чтобы им стал именно он!

Каждое слово сына вонзалось ей в сердце как кинжал. Не в силах дольше выносить его счастливую болтовню, она сбежала в свои покои. Взяв себя в руки, она приняла ванну и оделась к ужину. Она сидела за туалетным столиком так долго, как только могла, и втайне надеялась, что удастся избежать дальнейших разговоров о помолвке, но не тут-то было. Когда она спешила по дому в восточный сад, ее поймал свекор. Он стиснул ее руку в своей и, оглядев с ног до головы, заметил с огоньком в глазах:

— Ты сегодня обворожительна. Думаю, новый статус пошел тебе на пользу. Никогда не видел тебя красивее. — Он ласково ущипнул ее за щеку. — Вот проказница, держала такое важное событие в секрете от меня. — Его лицо смягчилось. — Я не в силах рассказать, как счастлив — и не только из-за миссис Эплтон. Ты слишком красива и слишком молода, чтобы остаток дней прожить вдовой. Шербрук — хороший человек, и я хочу видеть его твоим мужем больше, чем кого бы то ни было. — На мгновение в его взгляде промелькнула тень, потом он встряхнулся и добавил: — Хью хотел бы, чтобы ты снова вышла замуж. Он не обрадовался бы, узнав, что ты заживо похоронила себя. Уверен, он одобрил бы твой выбор. Эдмунду нужен более молодой мужчина, чем я, чтобы он вел его по жизни. А тебе самое время снова стать женой. С Шербруком тебе будет хорошо.

Чувствуя себя последней лгуньей, Изабел спрятала слезы и помчалась в сад. Ожидая Маркуса, она предавалась не самым приятным мыслям, но они лишь подтвердили принятое ранее решение. Она не может обмануть Эдмунда и лорда Мэннинга так подло. Представив их лица, когда они узнают о разрыве помолвки, она содрогнулась. Разве она после этого смеет посмотреть им в глаза? Подарить надежду — и все отнять? Нет. Она не может этого сделать — даже если это значит, что ей придется выйти замуж против своей воли. Глядя на кольцо в пальцах Маркуса, она едко напомнила себе, что это все произошло по его вине, и пусть теперь разбирается с последствиями, даже если они ему не очень-то по душе. Кольцо укрепило ее в принятом решении, и она глубоко вздохнула. Маркус еще не знает этого, но никакого разрыва помолвки не будет. Она выйдет за него. И да поможет им Бог.

Она понимала, что прежде это кольцо мужчина дарил женщине с любовью и восхищением, и от этого боль в сердце делалась только сильнее. Это должно быть радостное событие — а ей хотелось лишь заплакать. Она знала, что Маркус сдержит слово и женится на ней, так почему это знание наполняло ее душу отчаянием?

Не обращая внимания на подступивший к горлу ком, она робко протянула руку и позволила Маркусу надеть кольцо на безымянный палец. Внутри ее в этот момент что-то сжалось. Почему это кажется таким правильным, когда это такое преступление? К ее удивлению, кольцо подошло ей идеально, и она взглянула на Маркуса.

Будто прочитав ее мысли, он сказал:

— Бабушка была очень хрупкого сложения. Дедушка шутил, что ему приходится перебирать бумаги, чтобы найти ее. Они обожали друг друга до самой смерти. Долгий и счастливый брак…

Не отрывая взгляда от кольца, Изабел проговорила глухо:

— Спасибо. Я буду беречь его как зеницу ока, пока оно принадлежит мне.

Ее переполняли чувства, и она не могла сказать больше, только жестом пригласила его за собой в беседку. Они сели на каменную скамью. Изабел сложила руки на коленях. Она глядела на кольцо с сапфирами и бриллиантами, которое своей приятной тяжестью согревало ей руку, и собиралась с мыслями.

Маркус наблюдал за ней и понимал, что она страшно взволнована и обеспокоена чем-то.

— Что случилось? — спросил он наконец, не в силах дольше выносить ее печального вида. — Лорд Мэннинг отреагировал не так, как вы ожидали? Новости его расстроили? — Он улыбнулся. — Или дело в Эдмунде? Возможно, оказалось, что он любит меня не так сильно, как вы думали?

— Нет, — тихо ответила Изабел и покачала головой. — Они оба на седьмом небе от счастья.

Маркус приподнял пальцем ее подбородок и заглянул в глаза:

— Тогда в чем дело, дорогая? Почему вы так печальны?

— Я не думаю, — с горечью сказала она, — что вы предвидели все последствия, когда говорили Уитли, что мы помолвлены.

Он нахмурился:

— О чем вы? Пока не произошло ничего такого, что мы не могли бы предугадать.

Изабел вновь опустила глаза:

— Получив мою записку, вы написали письмо о помолвке матери? Кузенам? Тетушкам?

Маркус, все еще хмуря брови, покачал головой:

— Нет. Я подумал, что это может подождать до завтра.

— Но вы все-таки собираетесь ей писать, так? — продолжала настаивать Изабел, не глядя ни него.

— Конечно! Она имеет право знать. — Маркус помолчал. — Если я не напишу кузенам и теткам, они узнают от моей матери. — Он вздохнул. Перед ним мало-помалу открывался истинный масштаб проблемы. — Я исходил из того, что о помолвке узнают только соседи. Я не понимал, как далеко это все зайдет.

— Как вы думаете, ваша мать обрадуется, узнав о нашей помолвке? — спросила Изабел ровным тоном.

Маркус засмеялся:

— О, я полагаю, эта новость маму приведет в не меньший восторг, чем лорда Мэннинга. Она как-то говорила, что хотела бы видеть меня женатым человеком. Она очень тепло относится к вам, и я уверен, что известие о нашей помолвке ее просто осчастливит. К тому же не забывайте: Эдмунд ее любимчик.

Изабел посмотрела ему в глаза:

— А она будет так же рада, когда через несколько недель мы расторгнем помолвку?

Он оцепенел. Перед глазами промелькнуло лицо матери — искаженное, со слезами на глазах. Его мать будет вне себя от радости, узнав об их помолвке, — но известие об их разрыве убьет ее. А другие родственники, которые волей-неволей окажутся в их сетях? Джулиан и Чарлз — как они почувствуют себя? Они тоже обрадуются, что их кузен решил наконец-то жениться, но что с ними станет, когда они узнают, что никакой свадьбы не будет? А Нелл, жена Джулиана? А Дафна, жена Чарлза? А его тетки, а другие родственники из семейства Уэстонов, а друзья?

Маркус не сомневался, что кого-то его разрыв с Изабел никак не затронет, пожмут плечами, и все, но другие… Другие, как, например, его мать, будут совершенно раздавлены или, как Нелл, глубоко опечалены. Нелл будет искренне оплакивать его несостоявшийся брак и попытается его утешить. Чарлз и Джулиан выкажут ему молчаливую мужскую поддержку, будут переживать за него. А его мать… Мать пострадает сильнее всего. Он с трудом проглотил ком в горле. Кровь прилила к щекам, в груди стало тесно. Боже милостивый, разве может он так с ними поступить? Подарить им надежду, прекрасно зная, что это все ложь и никакой свадьбы не будет?

Ловушка захлопнулась. Ловушка, в которую он сам себя загнал.

Он посмотрел на Изабел. Он уже чувствовал, что пути назад нет, что они не расторгнут помолвку, и это отразилось у него на лице.

— Мама будет очень-очень несчастна при таком повороте событий, — сказал он лишенным всяких эмоций голосом и перевел взгляд на ее кольцо. — Многие люди, — неохотно добавил он, — особенно самые дорогие для нас, будут разочарованы и опечалены, если мы не поженимся. — По его телу прошла дрожь. Маркус добавил глухим голосом: — Назовите меня трусом, если пожелаете, но будь у меня выбор, я бы предпочел выйти с голыми руками против огнедышащего дракона, чем рассказывать матери, что мы не подходим друг другу и решили пойти на попятную.

Изабел горько улыбнулась:

— И я о том же.

Маркус заглянул ей в глаза:

— Полагаю, об этом вы хотели поговорить?

Изабел кивнула.

— Я подумала, — тихо проговорила она, — что мы могли бы выйти из этой ситуации иначе. — Ее голос стал глуше. — Вы не видели восторженных лиц моих сына и свекра, когда они узнали о нашей помолвке! Было бы слишком жестоко разыгрывать этот фарс, зная, что… — Она изо всех сил старалась держать себя в руках, но глаза ее потемнели. — Я не могу их так бессердечно обманывать.

Маркус согласился. Это действительно было бы слишком большой жестокостью — заставить всех поверить в грядущую свадьбу, не планируя ничего подобного. Помолвка объявлена… и они поженятся. Лишь на мгновение Маркусу показалось, что у него на шее затягивается петля. Он стряхнул мерзкое ощущение. Женитьба на Изабел не такая уж плохая перспектива. И если уж ему надо жениться… Он криво улыбнулся:

— Похоже, дорогая моя, мы помолвлены всерьез, и нам стоит планировать не разрыв, а свадьбу.

Она и не подозревала, как важна его реакция для нее, пока не услышала эти слова. Ее окатило теплой волной облегчения. Да, Маркус — честный человек. Он уже дал ей понять, что женится на ней, если потребуется, напомнила она себе, но ведь одно дело — рассуждать гипотетически, и совсем другое — сдержать слово. Где-то в уголке ее сердца до этого момента копошилось сомнение, и теперь, когда стало ясно, что она не ошиблась в Маркусе и что он прекрасно понял, почему они не могут разорвать помолвку, она почувствовала себя несравнимо лучше.

Но ведь это только первая трудность, с которой им пришлось столкнуться, устало подумала Изабел, и облегчения как не бывало. Она вспомнила, как выходила за Хью и то обещание, что она дала ему у смертного одра, и ее вновь охватила паника. Другое препятствие им так просто не преодолеть…

Не желая заглядывать в будущее и раздумывать о том, что им уготовано, она заставила себя улыбнуться Маркусу и сказала, как могла, бодро:

— Надеюсь, вы понимаете теперь, что лучше сначала подумать, а потом сказать.

Маркус искренне рассмеялся:

— О, в этом можете не сомневаться! — Он взял ее за руку, запечатлел на тыльной стороне ладони нежный теплый поцелуй и, держа ее за пальцы, заглянул в глаза. — Ни вы, ни я этого не планировали, но я думаю, мы поладим, и все сложится хорошо.

Она страстно хотела поверить ему, поверить, что их ждет долгий счастливый брак, но внутри ее что-то оборвалось. Нет, подумала Изабел, ни один из них не думал о свадьбе, это так, но Маркусу она принесет гораздо меньше, чем он предполагает.

Ужин прошел в приятной обстановке. Кроме миссис Эплтон, которая блистала в платье нежно-голубого переливчатого шелка, присутствовали дядя и тетя Изабел. Эдмунд выглядел очень взрослым в темно-синем жакете и аккуратно завязанном галстуке. По особому случаю ему разрешили ужинать вместе со взрослыми. Изабел поставила единственное условие: он удовлетворится лимонадом вместо шампанского. Он скорчил недовольную гримаску, но потом расцвел в улыбке:

— Готов поспорить, мистер Шербрук разрешил бы мне пить шампанское.

Она вернула ему улыбку. Сердце чуть-чуть кольнуло: он так похож на отца сейчас…

— Возможно, — весело отозвалась она, потрепав его по щеке. — Но он пока еще не твой отчим, так что правила диктую я.

Эдмунд смирился с ее решением и весь вечер вел себя великолепно.

Естественно, всех известие о помолвке повергло в шок, и во время ужина между тостами за здоровье и счастливое будущее Маркуса и Изабел то и дело слышались удивленные восклицания.

— Ох, какая же ты скрытная, — говорила Изабел леди Агата, и темные глаза ее полнились пониманием и, возможно, лишь самую капельку злобой. — Все держать в тайне и прикрываться тем, что вы не выносите друг друга. Очень умно. Никто даже не догадывался, что близится помолвка.

Даже в молодости Агату Пейли отличала скорее мужская красота, чем женская. Высокая и худая, черноволосая, с мужественными чертами лица: длинным носом, выдающимся подбородком, глубоко посаженными глазами под тяжелыми темными бровями, которые даже возраст — она приближалась к пятидесятилетию — не смягчил. По мнению Изабел, Агата всегда отличалась холодностью и бесчувственностью, и ее свадьба с сэром Джеймсом ничего не изменила. Изабел и леди Агата с давних пор враждовали, это началось еще до того, как Агата стала женой сэра Джеймса, в пору ее службы гувернанткой Изабел. Жесткие правила, которые устанавливала леди Агата, отчасти послужили причиной того, что Изабел поспешно выскочила за Хью Мэннинга.

Вернувшись в Англию вдовой и поселившись вместе с сыном в Мэннинг-Корте, Изабел счастливо избежала возвращения под железную пяту леди Агаты — и неизбежного открытого конфликта с ней. Изабел усердно работала над тем, чтобы между ними установилось хоть какое-то подобие мира, и Эдмунд общался с двоюродным дедом и знал дом, в котором выросла его мать. Им с Агатой не суждено испытывать друг к другу теплых чувств, но удалось добиться прохладно-вежливого отношения. Правда, Агата до сих пор время от времени показывала зубы. Изабел ничего не оставалось другого, кроме как показывать свои.

Выдавив из себя улыбку, Изабел взглянула на тетку:

— Да, мы действовали с большой осторожностью. Так неприятно, когда про тебя сплетничают, строят какие-то догадки… Уверена, вы понимаете, как никто другой.

Когда пятнадцать лет назад всю округу девять дней лихорадило от известия о том, что сэр Джеймс женился на гувернантке племянницы, Агата приводила те же самые доводы. Она поджала губы, но больше никак не показала, что стрела попала в цель.

Клара Эплтон, будучи в курсе напряженных отношений между Изабел и ее теткой, поспешила вмешаться:

— О, мне кажется, это так романтично! — Она с теплотой посмотрела на Маркуса. — Ваша мать будет вне себя от счастья, когда узнает о помолвке, я уверена. Она говорила, что ждет не дождется, когда вы женитесь и нарожаете ей внуков.

Маркус улыбнулся:

— И конечно же, все мы знаем, что единственная цель моей жизни — угодить матери.

— Ах, не надо разговаривать со мной в таком тоне. — Клара шутливо погрозила ему пальцем. — Ваша матушка часто рассказывает, какой у нее чудесный сын.

— Да, великолепная партия, — с очевидным удовольствием заметил сэр Джеймс. Ему было уже далеко за семьдесят, но он, голубоглазый, с круглыми щеками и редкими белыми волосами, перышками обрамлявшими круглую лысину, напоминал Изабел очаровательного маленького херувимчика. Странная они пара с Агатой: сэр Джеймс — низкорослый и кругленький, она — высокая и тощая. Его почти лысая голова едва виднелась из-за плеча жены. По правде говоря, Изабел казалось, что Агата возвышается над ним, как длинноногий черный аист над маленькой круглой куропаткой. Сэр Джеймс поднял бокал:

— Еще один тост! Пусть вас двоих ждет впереди долгая и счастливая жизнь. — Он тепло улыбнулся Изабел: — Ах, дорогая моя, как бы обрадовался твой отец такому повороту событий. Давайте же выпьем за Изабел и Маркуса, долгих лет и счастья!

— Да, пожалуй, я выпью за это. — На лице лорда Мэннинга светилась широкая улыбка. Изабел подумала, что, по сути дела, ни он, ни Эдмунд вообще не переставали улыбаться с момента получения счастливого известия. Она не собиралась выходить замуж во второй раз, но теперь, когда сама судьба, казалось, против нее, она радовалась, что ее предстоящая свадьба доставляет любимым людям столько удовольствия.

Лорд Мэннинг поставил бокал на стол и поинтересовался:

— Так когда же будет свадьба? Полагаю, этим летом?

— Да, — подтвердил Маркус.

— Нет! — выпалила Изабел.

Все взгляды устремились к ней. Она вспыхнула и пробормотала смущенно:

— Мы еще не решили. — Она бросила на Маркуса предостерегающий взгляд. — Мы намеревались обсудить это завтра, не так ли?

Маркус ответил ей улыбкой:

— Конечно, так.

Остаток вечера прошел гладко, но Маркусу и Изабел не удалось переговорить наедине до тех пор, пока он не начал собираться домой. Остальные гости только что разъехались, Эдмунд уже давно отправился спать. Лорд Мэннинг помахал им рукой, пожелал доброй ночи и скрылся наверху.

Конь Маркуса до сих пор находился там, где он его и привязал. Изабел предложила послать за ним слугу, но Маркус не согласился, и они вместе вышли в сад. Стояла удивительно тихая ночь, в черном небе подмигивали звезды-бриллианты.

— Все прошло довольно хорошо, не правда ли? — сказал Маркус. — Единственная неловкость произошла тогда, когда ваш свекор захотел узнать, когда мы собираемся венчаться. — Он остановился и взглянул на нее: — Так когда мы собираемся венчаться?

— Может быть, следующим летом? — предложила Изабел.

— Следующим летом? — Маркус смотрел на нее ошеломленно и, кажется, не верил собственным ушам. — Абсолютно исключено!

Когда сегодня утром Маркус проснулся, он и думать не думал ни о какой женитьбе, но теперь мысль о том, чтобы оттягивать свадьбу с Изабел, не находила у него отклика.

— Нет, — решительно сказал он. Увидев на лице Изабел желание поспорить, он продолжил: — Не забывайте, что, откладывая день свадьбы, мы оказываем лорду Мэннингу и миссис Эплтон плохую услугу. И если мы будем тянуть со свадьбой до последнего, это возбудит ненужные подозрения и слухи, — задумчиво добавил он.

Изабел чувствовала себя так, словно стояла на краю утеса над бескрайними морскими просторами, и камень под ее ногами неумолимо крошился и осыпался вниз крупными осколками.

Она напряженно спросила:

— Так когда вы предлагаете?

— В конце июля — начале августа, — быстро ответил Маркус.

— Вы с ума сошли? Тут ведь всего несколько месяцев.

Слабая надежда на то, что удастся отложить свадьбу на «когда-нибудь потом», надежда, в которой она находила утешение, рухнула.

Маркус кивнул:

— Я понимаю, но это идеальный срок. Помолвка продлится достаточно долго. Все, кто уехал на сезон в Лондон, вернутся в поместья на лето, и свадьба наша не нарушит ничьих планов.

Изабел озабоченно взглянула на него:

— Маркус, по-моему, вы все-таки не понимаете…

Он не дал ей договорить, прижав палец к ее нежным губам:

— Тсс. Вы думаете, я не знаю, что у вас на уме? Вы хотите угодить свекру и сыну — и при этом избежать того, что по-настоящему сделало бы их счастливыми, — нашей свадьбы. — Он сверлил ее взглядом. — Мы обвенчаемся в конце июля или начале августа, выбирайте сами. Но обвенчаемся этим летом, Изабел.

Ее глаза вспыхнули гневом.

— Да, а я чуть не забыла, каким властным чудовищем вы иногда бываете. Позвольте вам напомнить, что я больше не девочка у вас на попечении.

— Я не думаю о вас как о девочке-подопечной уже много лет, — тихо проговорил он, и в голосе его звучали нотки, которых Изабел никогда прежде не слышала. Он обнял ее за плечи и мягко притянул к себе. — А с сегодняшнего утра, — его губы оказались всего в нескольких дюймах от ее рта, — я вообще вижу в вас только желанную женщину. Самую желанную на свете.

Сердце Изабел подпрыгнуло от этих слов. Но именно прикосновение его губ заставило его забиться в бешеном темпе. Его рот, теплый, искушенный, соблазнял и манил, и Изабел сдалась. Она обвила его руками за шею и ответила на поцелуй.

Маркус застонал, когда ее губы приоткрылись под его натиском, вожделение и восторг сливались в одно могучее чувство. Он целовал ее глубоко, лаская языком ее язык. Какой восхитительный, теплый, пьянящий поцелуй… Маркус крепче стиснул ее плечи и плотнее прижал к себе ее миниатюрное тело. Он намеревался запечатлеть на ее губах дружеский поцелуй — по крайней мере так он сказал сам себе, — но Изабел сводила его с ума, и ее податливость делала прекращение поцелуя просто невозможным.

Безудержная страсть мужчины к женщине, к одной-единственной женщине, вспыхнула в нем, и он ослеп и оглох, забыв обо всем — кроме того, что отчаянно желает ее. Его губы слились с ее, руки скользнули ей на бедра… Маркус приподнял Изабел и прижал ее к себе. Как невыносимо возбуждала его близость ее мягкого тела… Его охватило внезапное предвкушение того, какое наслаждение подарит ему слияние с ней… Одержимый этим желанием, он задрал ей юбку, и сердце едва не взорвалось в груди, когда пальцы коснулись обнаженной кожи.

Изабел тонула в его объятиях, в водовороте чувств и ощущений, которые долгое время дремали в ней… Грубая реальность обрушилась на нее, когда она ощутила его широкую горячую ладонь на своей нагой ягодице. Потрясенная острым вожделением, которое волной прокатилось по ее телу, и невероятной интимностью момента, она задохнулась и вырвалась из объятий Маркуса: отвернулась и изо всех сил оттолкнула его, застав врасплох. Он не пытался остановить ее, опустил руки. Изабел с прерывистым всхлипом отскочила от него. Ее щеки пылали, она дрожащими пальцами лихорадочно оправляла платье, сгорая от досады и смущения. Не глядя на него, она выговорила глухим от сдерживаемых слез голосом:

— Этого не должно было случиться. Я поклялась Хью, что всегда буду… Мне нельзя было… Простите меня!

Изабел подхватила юбки и умчалась с такой скоростью, будто вся ее жизнь зависела от этого.

Маркус ошеломленно глядел в темноту, в которой она растворилась. Что на него нашло? И в чем таком, черт подери, она поклялась Хью?

Глава 5

Когда через несколько минут Маркус прискакал домой, на лице его лежало хмурое выражение. Пока он гнал коня сквозь тьму по направлению к Шербрук-Холлу, он размышлял над реакцией Изабел. Она не оттолкнула его вначале, более того, с готовностью ответила на его ласки, он знал это, как никто другой. Так почему же она сбежала? Он не возражал, потому что сам не хотел зайти слишком далеко. Откровенно говоря, он и сам поразился, как близко подошел к той грани, за которой — полное безумие, но ей незачем было спасаться бегством. И что значат те загадочные слова? Особенно про Хью?

Маркус велел Томпсону не ждать его, а потом швырнул перчатки на мраморный столик в холле, взял свечу, которую оставил для него дворецкий, и побрел в кабинет. Там он зажег побольше свечей, развел огонь в камине у дальней стены, задумчиво взял бутылку с подноса с напитками и стаканами, что Томпсон держал на высоком бюро красного дерева, налил себе бренди и подошел к столу. Он поставил стакан на угол стола и застыл, уставившись на него невидящим взглядом. Все мысли его вращались вокруг Изабел. Часть его испытывала глубочайшее удовлетворение от того, как она отреагировала на поцелуй, но вот его окончание… Он нахмурился. Хью Мэннинг не будет третьим в их спальне, угрюмо подумал он. Не хватало им только призрака на брачном ложе.

Хью Мэннинг умер десять лет назад, если не больше. Маркус не верил, что Изабел до сих пор его любит. Это невозможно. Она ответила на поцелуй не как женщина, чье сердце принадлежит покойному мужу. Она была податливой и мягкой. Он вспомнил, как ее руки легли ему на шею, как ее губы раскрылись навстречу его языку, и это только укрепило его уверенность. Так что же пошло не так?

Эта вспышка страсти застала Маркуса врасплох. Они собирались пожениться, и он, естественно, надеялся, что им будет хорошо в объятиях друг друга. Но он не ожидал такого примитивного и неодолимого желания овладеть женщиной. Оно захлестнуло его с головой. Ничего подобного Маркус прежде не испытывал. Ему пришлось признать, что впервые в жизни им полностью завладели чувства. Если бы Изабел не вырвалась из его объятий, он легко мог переступить черту, и это осознание беспокоило его. Ему следовало действовать более осторожно, деликатно… а он повел себя, раздраженно подумал Маркус, как одержимый похотью юнец с первой своей женщиной.

Маркус дожил до тридцати девяти лет и стал весьма искушенным в искусстве любви. Он не афишировал свои победы, но и монахом не жил, и не многие танцовщицы и певички пользовались в эти годы его покровительством. Он наслаждался красотой этих женщин и чувственными забавами, но, кроме вожделения и порой удивления их повадками — когда очередная дамочка из кожи вон лезла, выпрашивая у него дорогую безделицу, — ничего не испытывал. Любовницы и содержанки удовлетворяли потребности плоти, но в их обществе и постели он находил не большее удовольствие, чем в изысканном обеде или бутылке хорошего вина: насладился моментом и тут же забыл. Однако Маркус сомневался, что даже если ему суждено дожить до ста лет, он сможет забыть ослепительное сияние страсти, что вспыхнуло в нем в тот момент, когда его губы коснулись губ Изабел. Он понял, что до сегодняшнего дня никогда, никогда в жизни не испытывал подлинного желания — и это волновало его.

Когда он держал в объятиях пылкую, жаждущую Изабел, мир словно отступил на второй план. Чудесно было ощущать ее в своих руках… Он забыл обо всем, кроме сладости поцелуя и дразнящей мягкости ее тела.

Маркус поморщился: ему не понравилось, что он оказался полностью во власти основного инстинкта. Он хотел только задрать эти чертовы юбки, и… если бы Изабел не прервала поцелуя, нехотя признал он, он не стал бы ручаться за то, что произошло бы дальше.

Маркус нахмурился. Нет, он прекрасно знал, что произошло бы дальше. Он овладел бы ею прямо там, в саду, и пошло все к черту!

Он покачал головой. С ним, наверное, что-то не так. Еще вчера он жил себе преспокойно и наслаждался тем, что каждый последующий день повторяет день предыдущий, а сегодня объявил совершенно незнакомому человеку, что собирается жениться на женщине, от которой десять лет бегал как от чумы. Более того, он выяснил, что женитьба на ней — весьма приятная перспектива. Да, очень даже приятная… он вспомнил сладость её губ и ощущение нежной ягодицы на ладони. Тело мгновенно среагировало на образы, пронесшиеся в мозгу, горячая густая кровь побежала по венам быстрее. Неужели он превращается в сатира или развратника вроде своего дедушки, старого графа?

Мысль о том, что он пойдет по стопам деда, напугала Маркуса, и он попытался отвлечься на что-нибудь не связанное с делами плоти. С сосредоточенным видом он снял темный сюртук и развязал белый галстук, бросил их на кожаный диван у камина. Усевшись за стол и сделав глоток бренди, он достал несколько листов бумаги и принялся писать.

После недолгих раздумий Маркус решил, что первой новость должна узнать его мать. Он глубоко вздохнул и решительно и быстро набросал ей письмо, в котором сообщал, не вдаваясь в подробности, что намерен жениться на Изабел Мэннинг и свадьба состоится в конце июля или начале августа. Закончив с этим посланием, самым сложным из всех, он взялся писать остальные. В конце концов на краю стола выросла стопка писем, содержащих те же сведения, что и послание матери. Он задумался, вспоминая имена людей, которые должны узнать о помолвке непосредственно от него.

Клан Уэстонов велик, но близко Маркус общался только с двоюродными братьями Джулианом, графом Уиндемом, и Чарлзом и чуть меньше с младшим кузеном Стейси Баннистером и его матерью. Со многими родственниками он был знаком лишь поверхностно, других не знал вовсе. Он вздохнул. Старый граф оставил после себя множество незаконнорожденных отпрысков — от одного края Британских островов до другого, — и Маркус радовался, что ему не придется писать еще и им. Однако есть же еще три тетки и Бог знает сколько двоюродных братьев и сестер.

Маркус решил, что вполне возможно известить только тетушек, а детям своим они сами сообщат. Он написал еще три письма и с удовлетворением взглянул на стопку бумаг. Матери письмо доставит в Лондон слуга, другие можно послать по почте.

Ну вот его судьба и решена. Когда эти послания найдут адресатов, новость распространится в высшем свете со скоростью лесного пожара.

Маркус отодвинулся от стола, пригубил бренди и задумался о будущем. Не пройдет и нескольких месяцев — и он будет уже женатым человеком, его жизнь никогда не вернется в прежнее русло. Но каждую ночь в его постели будет Изабел… На его лицо легла маска чувственности. Женитьба имеет свои преимущества.

Изабел, облаченная в тончайшую батистовую рубашку, металась в стенах своих покоев в Мэннинг-Корте. Как она ни пыталась что-нибудь придумать, в голову не приходило ни одно преимущество, которое дала бы ей свадьба с Маркусом Шербруком. Напротив, впереди она видела катастрофу.

Она подошла к высоким окнам, выходившим в сад. Изабел старательно не смотрела в сторону розовой беседки. Меньше всего ей хотелось думать о том, как она потеряла голову в объятиях Маркуса. После смерти Хью она постоянно воспитывала в себе стальную волю — и это качество ей пригодилось сейчас как нельзя лучше, чтобы отвлечься от страстной интермедии и обдумать будущее.

Как же могла ее жизнь так катастрофически измениться в течение каких-то двадцати четырех часов? Да, на горизонте виднелись неприятности, но ничего такого, с чем она не справилась бы, и ни одна из этих неприятностей и близко не смогла сравниться с масштабами замужества! Сегодня утром она проснулась, зная, что придется иметь дело с Уитли. Но она никак не ожидала, что отходить ко сну будет в качестве невесты Маркуса Шербрука! Из груди вырвался истерический смех. С Уитли она еще сумела бы справиться, но вот с Маркусом… ее сердце сжалось от боли. Воспоминание о Маркусе едва не заставило ее разрыдаться, а потому она поспешила вернуться мысленно к Уитли.

Уитли — это проблема, спору нет. Она уже поняла, что допустила непоправимую ошибку, заплатив ему в первый раз, и твердо решила, что больше он не получит от нее ни пенни — как бы и чем бы он ей ни угрожал.

Потирая виски, Изабел упала на кровать. Дрожь прошла по ее телу при воспоминании о том, как в первый раз Уитли застал ее врасплох. Она подрезала розы в саду, а когда подняла голову, перед ней стоял Уитли с этой мерзкой ухмылочкой, которую она так хорошо помнила. В Индии у нее не раз руки чесались убрать эту самую ухмылку с его лица. Она никогда не понимала, почему Хью так тепло к нему относится, и его привычка шнырять повсюду и совать нос не в свои дела сильно настораживала его.

На ее лице промелькнуло отвращение. Сколько же раз в те годы она ловила его с поличным, когда он рыскал вокруг дома! А один раз и вовсе рылся в бумагах на столе Хью! Сколько утомительных, изматывающих зноем дней она провела, слушая сплетни о том, как Уитли беззастенчиво сует нос, куда не следует… Ее губы изогнулись в усмешке. Жены коллег Хью могли сплетничать о нем сколько угодно, но все они продолжали приглашать его в гости и вели себя так, будто он им приятен. «Я сама поступала так же», — с отвращением признала Изабел. Но он никогда не нравился ей. Она невзлюбила его с первого взгляда, когда Хью представил их друг другу, и так и не уступила его обманчивому обаянию впоследствии.

Английская община в Бомбее была немногочисленной и замкнутой. Как и во многих подобных обществах, большая часть развлечений происходила из домыслов о поступках и жизни других. В основном речь шла о естественном и невинном обдумывании и обсуждении сложившейся ситуации, но Изабел казалось, что есть что-то мерзкое в интересе, который Уитли испытывает к событиям в жизни друзей и соседей. Еще до того как Хью умер, а ей пришлось вернуться в Англию, она пришла к выводу, что Уитли опасен и не желает добра ни Хью, ни ей самой.

Изабел содрогнулась от страха. Боже, как же она была права! Она вспомнила о той первой встрече с Уитли в саду, и ладони ее мгновенно сделались липкими. Она не обрадовалась его визиту, но и не испугалась. По крайней мере вначале.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что Уитли пришел один. Никто из слуг не сопровождал его. Он нарушил заведенный ритуал и проник в сад, не замеченный никем из обитателей дома. Опять рыщет и водит повсюду носом, с отвращением подумала Изабел.

В ней кипела неприязнь, готовая выплеснуться наружу, и она резко спросила:

— Что, никто не ответил на стук в дверь?

Ухмылка Уитли стала шире.

— Я подумал, — сказал он, — что нам стоит переговорить наедине, прежде чем вы представите меня своему свекру. Нам есть что обсудить: события в Индии, дела давно минувших дней… Дела, которые лорд Мэннинг вряд ли найдет интересными. — Не сводя холодного взгляда с нее, он протянул: — Ему же не обязательно знать обо всем, что происходило в Бомбее, не так ли?

Сердце ее наполнилось ужасом. Белая как мел, она проговорила запинаясь:

— Ч-что в-вы имеете в виду?

— Думаю, вам прекрасно известно, что я имею, в виду. — Он хитро улыбнулся. — Конечно, мне нет особой нужды беседовать с лордом Мэннингом о минувших временах, правда? Незачем расстраивать старика, рассказывать ему, что сынок-то его вовсе не так безгрешен, как он привык думать. Да и вы не такая, какой стараетесь казаться. Пожалуй, если бы мне возместили расходы и труды, я бы уехал восвояси, и никто бы даже не узнал о моем появлении.

Мысли Изабел скакали и разбегались, как белки по дереву. Она ухватилась за самое важное в его утверждении: он уедет. За деньги.

— Ждите здесь, — выдохнула она. — Не показывайтесь никому на глаза.

Бросив наземь инструменты и плетеную корзину, до половины полную роз, она бросилась в дом.

Она собрала все наличные деньги, которыми могла распоряжаться, за считанные минуты. Изабел возблагодарила Господа за то, что у нее оставалась еще большая часть карманных денег, которые лорд Мэннинг, не скупясь, выдавал ей раз в три месяца, — немалая сумма, но, будучи в отчаянии, она добавила еще бриллиантовое колье и серьги. В те мгновения она отдала бы Уитли что угодно, лишь бы он поскорее убрался.

И это первая ошибка, сердито подумала Изабел. Если бы она совладала с собой и дала Уитли отпор, она могла бы покончить с этим раз и навсегда, но нет. Как перепуганная до смерти дуреха, она ударилась в панику и бросила к его ногам все свои деньги. Он сдержал слово — уехал восвояси, все хорошо, но, как тигр, попробовавший крови, ни за что не оставит жертву, так и он будет приходить снова и снова. Изабел довольно скоро осознала, что он продолжит приходить, пока она не сделает что-нибудь, чтобы отвадить его раз и навсегда.

Она перевела взгляд на свои руки, лежащие на коленях, — они сжались в кулаки. Да, она допустила ошибку, но она не повторила ее. В следующий раз она отказала ему. Сказала, что он не получит ни пенни.

Изабел поджала губы. Когда сегодня утром она выехала навстречу Уитли, она чувствовала страх, но твердо решила стоять на своем. У него нет никаких доказательств. Она не один раз говорила себе, что он наверняка блефует. Он, должно быть, надеется, что она сама сболтнет ему правду или по меньшей мере напугается до такой степени, что будет давать ему деньги без возражений.

Она невесело рассмеялась. Что ж, в одном ублюдок преуспел: она дала ему денег. Но больше это не повторится. Изабел проклинала свою глупость и Уитли, которому удалось посеять в ней зерна паники. Ей следовало быть тверже, расхохотаться ему в лицо, предложить представить его лорду Мэннингу. Да, организуя его встречу со свекром, она пошла бы на определенный риск, но игра стоила свеч. Уитли ничего не известно наверняка. Они с Хью действовали очень и очень осторожно, зная, что один неверный шаг, одна маленькая ошибка — и случится трагедия. «Нет у него никаких доказательств!» — повторила Изабел. Но даже уверенность в том, что доказательств и улик не существует, не рассеивала тревоги, что теснила ей грудь, и не прогоняла страх.

Реакция Уитли на ее отказ платить не удивила Изабел. Она знала, что он может быть очень жестоким. Ей довелось увидеть, как он вышел из себя со слугой-индусом и едва не засек его кнутом до смерти. Хью, вмешавшись, спас бедолаге жизнь.

Обдумывая столкновение с Уитли этим утром, Изабел поняла, что ей следовало подготовиться получше. Вряд ли Уитли настолько глуп, чтобы избить ее или навредить еще как-то, но ситуация все равно сложилась опасная. Изабел поморщилась. Нужно было взять один из пистолетов Хью и застрелить мерзавца.

Изабел представила Уитли, распростертого на земле с дырой от пули между глаз, и испытала ни с чем не сравнимое удовлетворение.

Она мрачно улыбнулась. Она и вправду могла бы это сделать. Хью чувствовал себя неуютно, когда ему приходилось уезжать по делам компании и на несколько недель или даже месяцев оставлять ее и Эдмунда одних в чужой стране. Поблизости никто не жил, в неспокойное время Изабел могла положиться лишь на ненадежных слуг из местного населения, а джунгли вокруг кишели смертельно опасными хищниками и ядовитыми змеями. Хью настоял, чтобы она овладела огнестрельным оружием. С раннего утра и пока дневной зной не становился невыносимым, они проводили в относительной прохладе джунглей, где он обучал ее стрельбе из разных пистолетов. В сердце расцвел цветок горько-сладкой боли. Это были самые счастливые моменты ее жизни в Индии. Хью гордился ею, и после трудного начала — одному Богу известно, насколько трудного — на горизонте замаячили счастливые перемены.

Уголки ее губ дрогнули.

Однако королевская кобра положила всему конец.

Стряхнув с себя уныние, она встала и принялась кружить по комнате. Она хотела бы верить, что история с Уитли закончена, но подозревала, что нет. Он не отступится так легко. Он станет кружить поодаль, а потом вернется, чтобы запугать ее, как пугает тигр глупую самку замбара.

Изабел фыркнула. Чего-чего, а этого не будет точно. Она теперь ко всему готова и не позволит ему застать ее врасплох.

Изабел потерла лоб: головная боль, от которой она страдала целый вечер, становилась все настойчивее. И как только ей удалось за ужином ни на секунду не стереть с лица эту фальшиво-счастливую улыбку? «Наверное, я гораздо лучшая актриса, чем полагала раньше, — подумала Изабел, — потому что никогда в жизни мне не хотелось улыбаться меньше, чем сегодня. А ведь сегодня — это только начало…»

В ближайшие недели и месяцы ее ждет множество мероприятий наподобие сегодняшнего. Маркус постоянно будет рядом, и заинтересованные друзья и родственники не будут сводить с них глаз. Вся округа на уши встанет из-за известия об их помолвке, и ей придется улыбаться, кивать и делать вид, что она совсем не боится будущего, не боится забыть себя и потерять рассудок в объятиях Маркуса Шербрука. По телу прошла дрожь — отчасти дрожь страха, отчасти дрожь наслаждения: она вспомнила тепло его губ. Его поцелуй таил в себе все, о чем она по глупости своей всегда мечтала, и на тот краткий миг она готова была забыть все это безумие, растаять, сдаться во власть его поцелуя, объятий, жарких, сладостных ощущений, которые они пробудили в ней… но потом…

Потом сознание вернулось к ней, вместе с ним вернулась память.

«О, Хью, как ты мог умереть и оставить меня одну? — с горечью подумала она. — Что же мне теперь делать?»

Известие о помолвке миссис Хью Мэннинг и Маркуса Шербрука промчалось по округе со скоростью метеора, рассекшего ночное небо. Маркус предполагал, что пойдут разговоры, но он не предполагал, что разговоров будет так много. Все, начиная от последнего буфетчика и заканчивая пэром, посчитали эту новость сверхинтересной. С момента помолвки не прошло и пяти дней, а он уже до глубины души устал от всего этого.

Наступил вторник. День выдался солнечный. Маркус глядел в окно кабинета и клялся себе, что если хоть кто-то еще из его друзей или соседей выразит удивление по поводу того, что он решил жениться именно на Изабел Мэннинг, то этот кто-то узнает, как Маркус умеет работать кулаками. Что касается прекрасной половины, то все соседки и родственницы никак не могли дождаться, когда же объявят дату свадьбы, и трещали об этом без умолку. Маркус нахмурился. Ответа на этот вопрос он и сам не знал.

Складка между его бровями стала еще глубже. Ах, Изабел, маленькая негодница! Что за игру она ведет? Каждый раз, когда он ставил вопрос о дне свадьбы, она испарялась, как облачко дыма. Только что они разговаривали, а в следующую минуту — пфф! — ее и след простыл. По сути дела, после того как они объявили о помолвке, выяснилось, что она просто неуловима. Он не надеялся, что они станут неразлучны, но, уж во всяком случае, они могли бы общаться побольше, чем в последние дни. Им многое стоило обсудить, спланировать свадьбу, решить кое-какие вопросы, но — черт бы ее побрал! — она вечно куда-то спешила и не могла уделить ему ни минуточки. По крайней мере так она говорила. Маркус готов был побиться об заклад, что после помолвки ни один их разговор не длился дольше двадцати минут — и при этом поблизости всегда кто-то находился. Если бы он не знал Изабел так хорошо, он решил бы, что она боится оставаться с ним наедине.

Его внимание привлекли звуки у ворот: зафыркали лошади, судя по всему, подъехало несколько экипажей. Маркус искренне надеялся, что это не какие-нибудь очередные знакомые приехали с визитом. Все еще хмурясь, он вышел из библиотеки. Томпсон, отлично вышколенный, уже был в холле и готовился открыть тяжелые дубовые двери.

— Ваша матушка прибыла, — с улыбкой сообщил Томпсон. — Один из привратников только что влетел в кухню с этой новостью.

Маркус прекрасно понял, почему она вернулась домой, но все же его удивило то, что известие о его помолвке заставило ее покинуть Лондон в разгар сезона. Тронутый этим знаком материнской любви, он вышел из дома поприветствовать ее.

Его дурное настроение улетучилось, когда он увидел процессию, ожидавшую его. Кроме большой семейной кареты, запряженной четырьмя элегантными чалыми, у ворот стояли экипаж, где ехали слуги, и две тяжело груженые повозки. Мать была известна своей неуступчивостью в отношении количества вещей, абсолютно необходимых для ее комфортного существования вдали от Шербрук-Холла. Маркус улыбнулся. Кузен Джулиан считал, что тете Барбаре на несколько месяцев в Лондоне требовалось вещей и обслуги больше, чем армии завоевателей в чужой стране. Маркус склонялся к тому же мнению.

Мать никогда не путешествовала без сопровождения вооруженных мужчин, убежденная, что за каждым кустом притаились разбойники, и Маркус ожидал увидеть наемников, которые сопровождали ее на пути из Лондона домой. Но нет. Удивительно, что она обошлась без таких предосторожностей. Неужели она наконец-то согласилась с тем, что он часто ей повторял: ни один уважающий себя грабитель не посмеет напасть на кортеж таких размеров.

Тайна внезапной храбрости его матери раскрылась: Маркус заметил высокого, по моде одетого джентльмена, который в данный момент как раз спрыгивал с норовистого вороного коня. Она нашла сопровождающего. Маркус нахмурился, разглядывая его. Единственное, что он мог сказать о нем, — это что у него черные вьющиеся волосы, они виднелись из-под бобровой шляпы с короткими загнутыми полями. Они раньше не встречались, однако Маркусу показалось что-то безумно знакомое в нем, в его сложении: широкие плечи, узкие бедра…

Маркус зашагал к карете и достиг ее одновременно с незнакомцем. Тот улыбнулся ему. Маркус, ошарашенный, остолбенел. Он не знал этого человека, но… но черты его узнал бы где угодно. За исключением разницы в цвете глаз, поразительно похожее лицо он видел… каждое утро в зеркале для бритья! Это, несомненно, Уэстон: такие же черные волосы, грубые черты, густые брови, глубоко посаженные глаза, упрямый подбородок, широкий рот. Разве что нос другой, орлиный, но темная, смуглая кожа — тоже уэстонская. У Маркуса упало сердце. Неужели мать свела знакомство с одним из внебрачных отпрысков старого графа?

Незнакомец продолжал улыбаться:

— Вы не узнаете меня? Я не удивлен, мы виделись от силы раз шесть, и то мельком. Я Джек Лондри.

— Старший сын тети Марии? — осторожно уточнил Маркус. — Тот самый, который служил в армии?

Джек кивнул, они пожали руки. Маркус добавил:

— Я слышал, вас ранили в Египте? В ногу, так? В битве при Александрии в 1801-м?

— Не самый славный момент моей личной истории, скажу я вам, — с улыбкой ответил Джек.

Маркус вернул ему улыбку:

— Могу себе представить. Но погодите, это же единственное ваше ранение? Кажется, кто-то говорил мне, что пару лет спустя вы едва не лишились руки в Западной Индии…

Джек пожал плечами:

— Да, но островная лихорадка оказалась страшнее.

Болезненное любопытство подтолкнуло Маркуса к тому, чтобы задать еще один вопрос:

— Сдается мне, что и в прошлом году вы были ранены в Копенгагене, где воевали с сэром Артуром, это правда?

Джек покачал головой и скромно признался:

— В тот раз меня подвела лошадь. В разгаре битвы это чудовище сбросило меня, и я, упав, сломал ногу. — Он скривился: — После этого я подумал: а вдруг судьба пытается мне таким образом что-то сказать? Я продал амуницию и вернулся домой. В январе вновь ступил на родную английскую землю.

— О чем твой кузен умалчивает, — раздраженно сказала Барбара, когда Маркус открыл дверь кареты и подал ей руку, — так это о том, что он теперь не просто мистер Джек Лондри. Он теперь лорд Торн, виконт Торн.

Джек рассмеялся:

— Я и забыл.

— Недавно получили наследство? — спросил Маркус. Человек, который забыл упомянуть, что поднялся до сословия пэров, ему нравился.

— Да, совсем недавно, — подтвердил Джек. — Дальний родственник, двоюродный или троюродный брат, умер, не оставив завещания, и однажды утром я проснулся виконтом. Сомнительное преимущество, скажу я вам. — Джек скривился. — Не уверен, что очень этому рад. Старик кучу денег тратил на то, чтобы соответствовать титулу, но поместье и фермы запущены донельзя. В первый день пребывания в Торнвуде у меня под ногой проломился пол в столовой. — Он покачал головой. — Предвижу, что потребуется немало средств и труда, чтобы привести все в порядок.

Они шагали к дому. Барбара взяла Маркуса под руку и тепло посмотрела на Джека:

— Да, и вам стоит этому радоваться. Ваша мать писала, что с тех пор, как вы вернулись, вы мечетесь, как тигр в клетке. Она полагает, что теперь-то вам наконец будет чем заняться, кроме всяких проказ и баловства. Кстати о проказах. — Барбара перевела взгляд на Маркуса и изогнула бровь. — Ты был очень занят, пока я жила в Лондоне, не так ли?

Этот намек вызвал у Маркуса улыбку, но ответить он не успел: они дошли до дверей дома, и Томпсон рассыпался в приветствиях. Предоставив матери возможность счастливо раздавать распоряжения: подготовить покои для Джека и его камердинера, перенести в дом чемоданы, шляпные картонки и саквояжи, — Маркус повел Джека в кабинет.

Там он предложил ему бокал рейнвейна.

— Спасибо, что проводили мою мать. Я очень ценю это. Надеюсь, это не слишком нарушило ваши планы?

— О Господи, ничуть! — воскликнул Джейк и уселся на кожаный диван. — Я не большой любитель столичных развлечений. — Он пригубил вино. — Со слов тетушки Барбары мне стало известно, что вам удалось сговориться о свадьбе без участия озабоченных мамаш, которые наводняют Лондон в это время года. — Он улыбнулся: — Кстати, она в восторге от этого.

Будучи двоюродными братьями, они, по сути дела, друг друга совсем не знали, и это порождало некоторую неловкость, от которой, впрочем, вскоре не осталось и следа. Мать Джека, следующая по возрасту за Барбарой, Мария Уэстон, шокировала все семейство тем, что в семнадцать лет сбежала с безвестным лейтенантом флота ивышла за него замуж. Старый граф не обрадовался ее выбору, и Марию и лейтенанта ждал весьма холодный прием, когда впоследствии они несколько раз наведывались в Уиндем-Мэнор. Гордая и по уши влюбленная Мария отвернулась от семьи и в последние тридцать лет поддерживала весьма условную связь с основной ветвью Уэстонов. Даже несмотря на то что старый граф умер несколько десятков лет назад, а «молодой лейтенант» в конце концов получил звание вице-адмирала и три года назад скончался, отчужденность, зародившаяся при жизни старого графа, превратилась со временем в пропасть, сохранившуюся до сих пор. Маркусу казалось весьма любопытным, что его мать приняла Джека под свое крыло.

Маркус решил, что раз уж Джек заслужил расположение его матери, да и на него самого произвел весьма благоприятное впечатление, можно общаться с ним без масок и околичностей, и вскоре они уже болтали, как будто знали друг друга много лет. Хотя Мария и ее дети всегда сохраняли некоторую отчужденность, она наладила кое-какую связь с братьями и сестрами, в основном по переписке. Джеку и Маркусу удалось довольно быстро достигнуть взаимопонимания. Когда Барбара возникла в дверях кабинета, Маркус и Джек непринужденно разговаривали.

Когда она вошла, Джек поставил пустой стакан и встал.

— Уверен, вам двоим есть что обсудить. — Он улыбнулся Маркусу и его матери. — Готов предоставить вам такую возможность, если мне покажут, где моя комната.

Томпсон увел Джека, Барбара с комфортом расположилась в мягком кожаном кресле, посмотрела на сына и сказала просто:

— Ну, рассказывай. Все.

Лгать Маркус никогда не умел, но он знал, что этот момент рано или поздно настанет, и подготовился, как мог. Стараясь не встречаться с матерью взглядом, он ответил:

— Перед отъездом в Лондон ты дала понять, что мне пора несколько изменить свою жизнь. Я решил, что женитьба — подходящий способ. Знаю, Изабел тебе нравится. Сделал предложение. Она согласилась.

Барбара в смятении глядела на сына, своего высокого, красивого сына… Она так мечтала, что это будет брак по любви! Но очевидно, что Маркус в своей обычной безэмоциональной манере женится по расчету. Ладно, побуждения Маркуса ей понятны, но Изабел…

Барбара задумчиво разглядывала его. От ее внимания не укрылось, что они избегали друг друга чересчур откровенно. Она давно заподозрила, что они неравнодушны друг к другу, но оба слишком гордые и упрямые, чтобы сделать первый шаг или хотя бы признать, что притяжение между ними существует. Возможно, Изабел в конце концов осознала, что Маркус ей вовсе не неприятен? И даже наоборот…

Барбара вздохнула. Какими бы соображениями ни руководствовалась Изабел, ее больше всего беспокоил сын. Она так жаждала, чтобы Маркус влюбился, безумно, безоглядно, что ей стало уже не важно в кого. Если бы Маркус полюбил швею — она приняла бы в семью швею. Но если бы ей самой пришлось выбирать для сына жену, Изабел, без сомнения, возглавила бы список претенденток. Однако Барбара не просто хотела, чтобы Маркус женился, она хотела, чтобы он женился на безотчетно, страстно любимой женщине. Очевидно, что сейчас об этом даже речь не шла.

Что ж, возможно, этот брак заключается не по большой любви, но есть еще надежда. Когда они поженятся, они будут много времени проводить вместе, а близость творит чудеса.

Она заставила себя улыбнуться и посмотрела на Маркуса:

— Ну так когда же состоится свадьба?..

Глава 6

Маркус едва не застонал. Теперь и мать будет мучить его вопросом, на который у него нет ответа!

— Мы еще не назначили дату, — неохотно ответил он, — договорились только, что венчание пройдет в конце июля — начале августа.

Барбара посмотрела на руки. Что ж, звучит многообещающе. По крайней мере они не затянут помолвку — она почти ожидала этого. И Маркус, кажется, не очень рад, что дата еще не назначена. Может, у него гораздо больше чувств к Изабел, чем ей подумалось вначале? Не послышалась ли ей нотка нетерпения в его голосе?

Она подняла глаза и увидела, что он удивленно рассматривает ее.

— Что такое? Почему ты так на меня смотришь?

— Ты не ясновидящая. — Он бледно улыбнулся. — Когда ты уезжала в Лондон, ты и понятия не имела, что я собираюсь жениться, и держу пари, Изабел Мэннинг — последняя женщина, которую ты представила бы в роли моей жены. Тем не менее ты, сдается мне, не сильно удивилась.

Барбара пожала плечами:

— Ты у меня единственный ребенок, и я изо всех сил старалась не быть наседкой, не вмешиваться в твою жизнь на каждом шагу. Я растила тебя самостоятельным человеком. Ты достаточно взрослый, чтобы принимать решения, — по правде говоря, уже много лет. Я давно подумываю о том, что тебе пора жениться и создать семью, но я приняла и то, что ты женишься, когда сам захочешь. Очевидно, время пришло. — Она улыбнулась. — А что касается Изабел… почему бы и нет? Богатая привлекательная молодая женщина из уважаемой семьи. Вы знаете друг друга всю жизнь, у вас есть общие интересы — лошади, например, — и сына ее ты любишь, так почему бы вам не пожениться? Ваш брак мне представляется весьма резонным и своевременным.

Слова матери огорчили его. Она все верно сказала, но ему неприятно было слышать, как она раскладывает по полочкам причины его женитьбы. Когда он думал о женитьбе на Изабел — а он мало о чем еще думал со дня помолвки, — ему и в голову не приходили такие прозаические вещи, как ее состояние или общие интересы. В те минуты, когда ему не хотелось ее задушить, он чувствовал пустоту от того, что ее нет рядом, или вспоминал ее улыбку, смех. Но по большей части, надо признаться, он хотел сжать ее в объятиях и запереться с ней в спальне.

Маркус нахмурился:

— Так, значит, наша свадьба тебя не беспокоит?

— Боже правый, почему она должна меня беспокоить? Я очень люблю Изабел и Эдмунда. — Лицо матери осветилось широкой улыбкой, и она добавила искренне: — Я в восторге от того, что ты женишься на ней. Союз с ней пойдет тебе на пользу.

— Ты говоришь о ней как о ножной ванночке с горчицей, — сухо отозвался Маркус.

Барбара рассмеялась:

— Нет, скорее, она станет для тебя тонизирующим и общеукрепляющим, весной очень полезно, знаешь ли. Кстати, что ты думаешь о том, чтобы в пятницу вечером устроить небольшой ужин, чтобы представить Джека? Большинство наших друзей в Лондоне, так что будет не очень много народу, но думаю, мы соберем приятную компанию. Естественно, Изабел и лорд Мэннинг, еще кое-кто. Клара Эплтон, например, она в этом году пренебрегла сезоном. — Барбара хитро улыбнулась: — И может быть, вы с Изабел к тому времени определитесь с днем свадьбы… Как раз представится случай его объявить.

В последнем Маркус сильно сомневался, но согласен был, что Джека стоит представить их кругу. Они поболтали еще какое-то время: Маркус расспросил мать о поездке в Лондон, а она его — о местных событиях.

В его глазах блеснула улыбка.

— Твои планы в Лондоне сильно пострадали из-за меня?

Она рассмеялась:

— Нет, по правде сказать, Лондон очень утомляет. А я слишком люблю знакомую обстановку и привычный ритм жизни.

— Хм, кажется, ты довольно часто ворчала на меня, когда я говорил то же самое.

— Шш! — В ее глазах плясали чертики. — Как послушный сын, ты должен делать не так, как я делаю, а как я говорю. — Барбара подалась вперед: — А теперь скажи мне: что ты думаешь о Джеке?

Маркус пожал плечами:

— Исходя из нашего краткого знакомства, могу судить, что он достойный человек. Думаю, он составит нам приятную компанию.

— На меня он произвел такое же впечатление! На пути из Лондона он оказался восхитительно интересным спутником. И если хотя бы половина из того, что я слышала от его матери, правда, он прожил потрясающе насыщенную жизнь. Столько приключений — а ему нет еще и тридцати пяти!

Маркуса уязвили нотки зависти и страстной тоски в голосе матери.

— Тетя Мария, наверное, уже привыкла к известиям о том, что он в очередной раз чудом спасся от смерти.

— О, она часто писала мне, как сильно волнуется за него. У меня сердце разрывалось от боли за нее. Я так благодарна тебе: ты никогда не заставлял меня так переживать. — Не зная, что этими словами она ранила его еще сильнее, Барбара добавила: — Как удачно, что он пришел с визитом в тот самый день, когда я получила потрясающее известие от тебя. Я как раз собиралась писать тебе и просить, чтобы ты приехал и проводил меня до дома, когда дворецкий сообщил, что в холле ожидает Джек.

— Я удивился, что он согласился сопровождать тебя. Не знал, что вы хорошо знакомы.

— О его подвигах мне известно от сестры, — признала Барбара. — Но я сто лет его не видела до тех пор, пока мы не встретились в моей гостиной в Лондоне. — Она улыбнулась. — Его мать написала, что я в столице, и потребовала, чтобы он нанес мне визит вежливости. Уверена, это последнее, что он хотел бы сделать, но в итоге все сложилось великолепно.

— Мне кажется странным, что такой лихой малый отказался от столичных забав, чтобы сопроводить домой пожилую родственницу, с которой он едва знаком, — лениво заметил Маркус.

— Да, я тоже об этом думала, но он сказал, что здесь неподалеку остановился его друг и он рад возможности повидаться с ним. — Она слегка наморщила лоб: — Как же его зовут? Джек говорил, что он только что вышел в отставку. По-моему, в чине майора. Как же его… Уайт? Нет. Уитлоу? Тоже нет.

Маркус окаменел:

— Случайно, не Уитли?

— Точно! А ты тоже знаком с майором Уитли?

— Мы встречались, — осторожно ответил Маркус. «Джек — товарищ Уитли? Это совпадение?»

— О, это же чудесно! — обрадовалась Барбара. — Джек будет счастлив узнать, что ты знаком с его другом. Скажи мне, где он остановился, я приглашу его на ужин в пятницу.

— Нет! — отрезал Маркус таким тоном, какого Барбара никогда прежде у него не слышала. Его лицо сделалось мрачнее тучи. — Тебе незачем с ним встречаться. Прикажи Томпсону не впускать его, если он наберется наглости прийти сюда. Это не тот человек, с которым тебе стоило бы водить знакомство.

Барбара потрясенно смотрела на сына, всегда такого приветливого и мягкого. Откуда взялся этот незнакомец с каменным лицом и жестким взглядом?

— Но Джек его знает, — беспомощно сказала она. — Ты, должно быть, ошибся. Неужели Уитли такой плохой человек?

— Уверен, что Джек знает самых разных людей, — резко ответил Маркус. — И кое с кем из них, — с угрозой добавил он, — на самом деле не стоит водиться.

Возможность поговорить об Уитли представилась Маркусу только вечером, когда после ужина Барбара пожелала им спокойной ночи и удалилась. Кузены с комфортом расположились в кабинете Маркуса и попивали бренди. Небольшой огонек в камине гнал прочь прохладу майской ночи, а свечи заливали комнату золотистым светом.

Маркус полулежал в мягком кожаном кресле у камина с бокалом бренди в руке. Джек сидел на диванчике, вытянув ноги к огню.

Джек сделал глоток бренди и улыбнулся Маркусу:

— Как же это все не похоже на те места, где мне чаще всего приходилось ночевать! Гораздо больше ночей, чем мне хотелось бы, я провел в дырявых палатках, на холодной влажной земле, когда плесневый сыр, черствый хлеб и кислое вино составляли все мое пропитание. Как же я жаждал чего-то подобного! — Он откинулся на диване с блаженным видом. — Полный желудок — мои комплименты вашему повару, кстати говоря, — тепло от огня, бокал бренди и приятный собеседник — чего еще может пожелать человек?

— Сложно придумать, — с улыбкой ответил Маркус. Хотя знакомство Джека с Уитли и вызвало у него подозрения, Маркус не мог не поддаться непринужденному обаянию кузена. «Черт подери, мне нравится этот парень, — печально подумал Маркус. — И то, что он знает Уитли, еще ничего не значит». Но все же Маркуса удивляло и слегка расстраивало — без всякой на то причины — то, что Джек как-то связан с майором.

Маркус знал этот сорт людей. Такие встречаются в игорных домах и дорогих борделях, которыми не брезгуют джентльмены из высшего общества. С майором и подобными ему весело кутить и бражничать, предаваться разного рода мужским забавам, но таких, как он, не представляют дамам своих семей. Вольная манера Уитли в обращении с Изабел обеспокоила Маркуса сильнее, чем он хотел бы признать. Неужели Хью Мэннинг и впрямь называл его другом и позволял общаться с женой. Сам он к своей жене на милю не подпустил бы хама вроде Уитли. И хотя высший свет полон людьми его пошиба, их обычно не знакомят с женами, сестрами и матерями.

Тот факт, что Джек был знаком с Уитли, в другой раз не возбудил бы у него интереса, но этот факт вкупе с тем, как Уитли обращался с Изабел, встревожил его. Конечно же, оба они воевали, возможно, их пути неоднократно пересекались в армии. Он нахмурился. Возможно, это действительно так и Джек знаком с Уитли лишь поверхностно. Но это чушь. С чего бы тогда Джеку в разгар сезона покидать Лондон и ехать в глубинку? Чтобы повидаться с едва знакомым человеком? Маркус пригубил бренди и решил идти напролом:

— Матушка говорила, что неподалеку остановился ваш друг. Майор Уитли. Это так?

Странное выражение промелькнуло на лице Джека. Маркус понял, что имя Уитли пробудило в Джеке какие-то чувства. Правда, отнюдь не дружеские.

После недолгих колебаний Джек сказал:

— О да. Я узнал от… ммм… друзей, что Уитли в этих краях, и решил повидаться с ним, раз уж буду здесь.

— Мир тесен, не так ли? — Маркус пристально на него смотрел. — Мне случилось всего несколько дней назад встретиться с ним.

— Правда? Какое совпадение!

Маркус кивнул:

— Я тоже так думаю.

Джек сделал глоток бренди.

— А мой друг не упоминал ли, случаем, где остановился? — Джек улыбнулся, но Маркус заметил, что улыбка не коснулась его глаз. — Был бы очень вам обязан за сведения. Это сэкономило бы мне кучу времени на поиски.

— В гостинице «Олений рог», около получаса езды отсюда.

— Как славно. — Джек изучал янтарную жидкость в бокале.

— Ваш близкий друг?

— Не совсем.

Какая-то нотка в голосе Джека заставила Маркуса задуматься: а что же за «дружба» такая связывает его с Уитли?

— И все же вы проделали путь из Лондона сюда, чтобы повидаться с ним? — надавил Маркус.

Джек улыбнулся:

— Вовсе нет, я проделан путь из Лондона сюда, чтобы насладиться компанией вашей обворожительной матушки. То, что Уитли остановился неподалеку, — это так… Еще один положительный момент. — Джек перевел на него взгляд. — А вы как познакомились с Уитли?

Маркус заколебался. Как много он может рассказать? Он решил, что, изворачиваясь, ничего не добьется, и ответил просто:

— Моя невеста, Изабел Мэннинг, представила нас. Она почти десять лет вдова. Когда они с мужем еще жили в Индии, Уитли водил с ними дружбу. Уитли недавно вышел в отставку и, имея кучу свободного времени, навещает теперь старых друзей и возобновляет знакомство. По крайней мере так он говорит.

— Да? И он только сейчас надумал ее проведать? Спустя десять лет?

— Повторюсь: так он говорит.

— А вы ему не верите, — заметил Джек, смерив Маркуса проницательным взглядом.

Маркус пригубил бренди.

— Ни капельки! — бодро провозгласил он. — Я думаю, майор — подлец и замышляет что-то дурное. Я уже сказал матери, чтобы она велела дворецкому не впускать его, если он явится. И должен заметить, — задумчиво добавил Маркус, — для меня странно, что подобного типа вы называете другом.

Джек скривился:

— Но вы же совсем меня не знаете.

— Не стану спорить, но если бы я хоть на секунду заподозрил, что вы с Уитли одного поля ягода, вы бы сейчас здесь не сидели, — спокойно ответил Маркус. — Родня вы мне или нет, а я отправил бы вас восвояси, как только мать переступила порог этого дома.

Джек встал и налил себе еще бренди, подошел к камину, поставил бокал на каминную полку и, облокотившись на нее одной рукой, взглянул на Маркуса, который продолжал расслабленно сидеть в кресле.

Помедлив, Джек спросил:

— Имя Роксбери что-нибудь вам говорит?

— Герцог Роксбери?

Джек кивнул.

Внезапно для Маркуса многое прояснилось, и он расплылся в улыбке. Он встречался с Роксбери только в официальной обстановке, но знал от Джулиана, что это не просто невинный старый аристократ, которым он представлялся в свете. Некоторые джентльмены поговаривали, что он якшается с сомнительными типами из самых низов общества и с одинаковой легкостью общается с буйными молодчиками из высшего света, общественными лидерами, премьер-министрами и членами их кабинетов. Роксбери не был политиком, но, держась в тени, работал на правительство.

В молодости Джулиан выполнил для Роксбери несколько опасных заданий во Франции. Джулиан редко говорил о тех временах, когда был шпионом в пользу Роксбери и через него — в пользу правительства, но Маркус знал, что герцог склонен направлять таланты заскучавших смелых аристократов в нужное ему русло.

Все еще улыбаясь, Маркус сел прямо и воскликнул:

— Так вы работаете на этого старого черта Роксбери!

Джек даже не потрудился это отрицать. Он пожал плечами:

— Он знал, что я схожу с ума от скуки, и спросил, не выполню ли я небольшое порученьице для него. Он упомянул ваше имя и намекнул, что для меня неплохо было бы возобновить с вами знакомство. Он также сообщил, что ваша мать в тот момент как раз наведалась в Лондон. — Джек застенчиво улыбнулся. — Я прибыл с визитом к вашей матушке, чтобы прощупать почву. Я надеялся, что она предложит мне навестить вас, и планировал явиться к вам с запиской от матери и уже отсюда развернуть деятельность. — Он покачал головой: — Я не поверил своему счастью, когда она сказала, что выезжает обратно в Шербрук-Холл как можно скорее, и спросила, не составлю ли я ей компанию. Могу вас заверить, я ухватился за этот шанс, как утопающий за соломинку.

— А что это за порученьице, которое дал вам Роксбери?

Джек помедлил.

— Роксбери не давал указаний насчет того, сообщать вам его или нет. По правде говоря, — медленно проговорил он, — теперь я думаю, что ваша помощь может оказаться полезной.

— Он наверняка уже узнает о моей помолвке с Изабел и ее связи с Уитли. Судя по тому, что говорил о Роксбери Джулиан, ничто не проходит мимо старика.

— Не удивлюсь, — согласился Джек.

— Не знаю, насколько я могу быть полезен. — Маркус скривился. — Мою встречу с Уитли никак не назовешь… дружеской. Я застал его, когда он приставал к Изабел.

— И он до сих пор жив? — изумился Джек.

Маркус мрачно улыбнулся:

— Они оба сделали вид, что ничего серьезного не произошло, и я ничего не мог сделать, разве что назвать Изабел лгуньей. — На лицо его легла гримаса отвращения. — Я хотел спровоцировать его, но он не поддался на уловки.

— Да, это вполне в духе Уитли. Роксбери рассказал, что и в отставку он вышел не совсем по доброй воле. Несколько эпизодов в его карьере подпортили ему репутацию, и решено было завершить его службу в армии, пока еще больше народу под его командованием не погибло и не получило ранений или пока он не выкинул еще чего-нибудь, что скомпрометировало бы правительство.

— А почему все-таки им заинтересовался Роксбери?

Джек несколько секунд смотрел на бокал, очевидно, приводя мысли в порядок. В конце концов он взглянул на Маркуса:

— Полагаю, вы слышали, что в августе планируется вторжение на материк в помощь испанцам?

Маркус кивнул:

— Которое возглавит генерал-лейтенант Артур Уэлсли.

— Да, сэр Артур поведет войска. Но правительство не доверяет никому из змеиного гнезда, в какое Европу превратил Наполеон. Поэтому — это закрытые сведения — настоящий план — вторгнуться на территорию Португалии, а оттуда уже двинуться в Испанию.

— Детали мне не известны, но слухи о вторжении ходят здесь и там. А при чем здесь Уитли? — Маркус сел прямо. — Вы же не подозреваете его в том, что он шпионит на Францию?

— Если и так, то французам об этом пока ничего не известно. — Джек мрачно продолжил: — Майор совсем недавно покинул Лондон. Там он навещал старых друзей в Конногвардейском полку. Как вы знаете, это место — улей, где толкутся офицеры, чиновники и их друзья, и никто из них не знает, чем занимается другой. Удержать в секрете какую-то информацию там не легче, чем пронести воду в решете, но, как правило, это не касается дел национальной безопасности. Вскоре после визита Уитли — чуть больше недели назад — обнаружилась пропажа очень важного меморандума.

— И этот меморандум имеет какое-то отношение к выступлению войск Уэлсли?

Джек кивнул:

— Даты выдвижения, пункты высадки — все. Есть время все переиграть, но придется искать другие места для высадки войск, а это задержит наступление… и подвергнет наших союзников смертельной опасности. — Лицо Джека выражало отвращение. — Есть шанс, что меморандум затерялся в чьем-то столе или попал не в ту папку, но один из тех, кого Уитли посетил перед самым отъездом, генерал Смитфилд, последним держал его в руках. — Джек уставился в огонь. — По понятным причинам Смитфилд не сразу доложил о пропаже. Сначала он списал все на канцелярскую ошибку — и потерял драгоценное время. Меморандум так и не нашли, поднялась тревога… А к этому моменту у него уже вылетело из памяти, что к нему в кабинет заходил Уитли.

— Но потом-то он вспомнил про него?

— Да, вспомнил, но он не знает, что его старый добрый друг Уитли — наш главный подозреваемый по этому делу, — если, конечно, меморандум и вправду украден. Все, что известно Смитфилду — равно как и всем остальным в Конногвардейском полку, — что был составлен список всех, кто заходил в кабинеты в тот отрезок времени, когда он предположительно пропал. — Джек поджал губы. — Но так как через кабинет Смитфилда каждый день проходят множество его товарищей, Уитли всего лишь занял свое место в списке.

— Однако ситуация изменилась?

Джек кивнул:

— Роксбери сумел вычеркнуть из списка почти всех — кроме Уитли и еще двоих. — Он улыбнулся. — Полагаю, с теми джентльменами уже подружились агенты Роксбери вроде меня самого. — Он стал серьезнее. — В Англии уже много лет работает шпион, известный как Ле Ренард, Лис. Роксбери давно гоняется за ним. Он предположил, что Лис и есть похититель, но, по его мнению, ни один из джентльменов, посетивших Смитфилда, не подходит на роль Лиса — они либо слишком респектабельны, либо слишком скромны, либо слишком тупы. Конечно, даже сам он признает, что репутация респектабельного, скромного или тупого человека — отличное прикрытие. — Джек вздохнул. — Мы не можем вычислить Лиса, но Уитли пока основная наша зацепка. У него дурная репутация, он имеет зуб на правительство за то, что его в принудительном порядке отправили в отставку, и один из… друзей Роксбери выяснил, что он покинул Лондон на следующий день после визита к Смитфилду. И отправился на побережье Девона.

— А как вам удалось раздобыть эти сведения?

Джек ответил улыбкой:

— Подчиненные Роксбери опросили всех, с кем разговаривал Уитли. Один джентльмен вспомнил, что Уитли будто бы говорил, что подумывает наведаться к вдове старого друга, которая живет в Девоне, — к миссис Хью Мэннинг.

— Черт меня подери! — прорычал Маркус и хмуро уставился на Джека. — Так вы уже знали, что Уитли приехал к моей невесте!

Джеку достало совести изобразить раскаяние.

— Роксбери упоминал, что Уитли еще в Индии водил знакомство с миссис Хью Мэннинг. И обратил мое внимание на то, что Мэннинг-Корт, где она сейчас проживает, расположен по соседству с Шербрук-Холлом, где живет мой кузен. — Лицо Маркуса ему не понравилось, и он поспешил добавить: — Я не знал, что ее зовут Изабел и что она ваша невеста.

Маркус продолжал смотреть волком.

— Вы же сами признали, что Роксбери, вероятнее всего, уже известно о вашей помолвке и ее связи с Уитли, не стоит винить меня за то, что знает Роксбери!

Маркус фыркнул: слова Джека отчасти развеселили его, отчасти раздосадовали.

«Джулиан жаловался, что без ведома Роксбери хорек в курятнике не пукнет. После всего этого я склонен ему верить». Он бросил на Джека изучающий взгляд:

— А ведь вы могли мне обо всем рассказать.

— Пока ваша мать не упомянула об этом, я правда не знал, что миссис Мэннинг, которая зналась с Уитли в Индии, и есть ваша невеста. — Джек вздохнул: — Признаюсь вам как на духу, даже когда я узнал о ваших отношениях с миссис Мэннинг, я еще не принял решения, что вам рассказывать, а что нет.

— Кажется, — сказал Маркус, ни к кому конкретно не обращаясь, — меня только что оскорбили.

Джек рассмеялся:

— Как я уже говорил, вы меня плохо знаете, но и я, в свою очередь, плохо знаю вас. — Он посерьезнел. — Мое решение — доверять вам или нет — должно было на чем-то основываться. Ваше мнение об Уитли совпадает с моим, и поэтому я все-таки рассказал вам о Роксбери и прочем.

Маркус, будучи незлопамятным, согласился с Джеком и кивнул:

— Что ж, очень хорошо. И как вы предлагаете выяснить, похитил Уитли меморандум или нет?

— Первый шаг — обыскать его номер. Уверен, если меморандум у него, он хранит его где-то там.

Маркус согласился:

— Побережье Девона кишит контрабандистами. Возможно, он подался в эти края не только чтобы повидать мою невесту, но и чтобы найти контрабандиста, который переправит меморандум на Норманнские острова или даже сразу во Францию. — Он улыбнулся: — Так когда состоится обыск?

Джек улыбнулся в ответ:

— Как насчет завтрашнего вечера?

— Отлично! Какой у нас план?

Идея Джека состояла в том, что Маркус займет Уитли разговором, а он в это время обыщет номер.

— Не пойдет, — сказал Маркус. — Вы забыли, что мы с Уитли на ножах. Если я заведу с ним душевный разговор, он наверняка что-то заподозрит.

— Вы правы. — Джек погрустнел. — Придется придумать что-то еще.

— Нет, ваш план сработает, — задумчиво пробормотал Маркус, — если я буду обыскивать номер, пока вы займете Уитли разговором.

Джеку эта мысль не понравилась, но после недолгих препирательств и уговоров он сдался и согласился с Маркусом.

Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. И, шагая по коридору к своей спальне, Маркус не переставал удивляться себе. Неужели он только что согласился под покровом ночи пробраться в чужой номер, подобно вору, и обшарить вещи хозяина? Черт подери, да! И он предвкушал этот момент с огромной радостью.

Изабел, напротив, в эти дни ничего не предвкушала и ничему не радовалась. Эдмунд и лорд Мэннинг не говорили ни о чем, кроме предстоящей свадьбы, а когда они не забрасывали ее вопросами, Маркус наседал, требуя назначить дату венчания. Она чувствовала себя ланью, загнанной волками. Слава Богу, большинство друзей и соседей еще не вернулись из Лондона. И ей не приходилось сносить еще и их расспросы. Однако несколько семей отказались в этом году от соблазнов сезона и не поехали в столицу, и Изабел регулярно подвергалась расспросам нескольких благородных леди, которые с горящими глазами допрашивали ее об обстоятельствах внезапной помолвки с самым завидным холостяком округи. Как стайка щебечущих птичек, они порхали вокруг нее, вопросы сыпались один за одним — вопросы, на которые она не могла ответить. А Маркус! За последние дни он не раз устраивал ей засаду в надежде выбить из нее точную дату свадьбы.

Изабел все чаще искала убежища в своих покоях, велела дворецкому говорить всем посетителям, что ее нет дома. Ее взгляд упал на листок бумаги, который она держала в руках. Лакей принес его всего несколько минут назад. Он едва не поверг ее в истерику: Уитли требовал, чтобы через два дня она встретилась с ним после наступления темноты в беседке у озера, которое разделяло три поместья.

Ведь прошло так мало времени с того момента, как ее мир перевернулся с ног на голову! Не верится, просто не верится. Она выходит замуж за Маркуса Шербрука. Как это могло получиться? Чертов Уитли!

Она вздохнула и невидящим взглядом уставилась на записку. Несправедливо винить во всем только Уитли, он не виноват, что родился подлецом и мошенником. Она сама во всем виновата. Если бы в тот день в саду она надавала ему оплеух и прогнала, ничего бы этого не случилось. Но нет, она поддалась панике — и вот куда это ее завело: на грань катастрофы. Паника комом подкатила к горлу, но Изабел поборола приступ удушья. Она найдет выход. Ей придется это сделать.

Изабел прожигала взглядом записку Уитли. В ней закипал гнев. Она не позволит этому мерзкому жулику одолеть ее! Комкая записку в руках и воображая, что это горло Уитли, она вскочила. Она не знает, что делать с неминуемой свадьбой, но вот с Уитли и угрозой, которую он несет, еще можно что-то сделать. В записке Уитли намекнул, что у него есть доказательства, но это ведь совершенно невозможно! Они с Хью действовали очень осторожно… Однако Уитли — ловкий манипулятор, и, возможно, у него нет доказательств, но есть что-то, что может породить догадки. И она не позволит ему пустить это в ход!

Размышляя о том, как помешать Уитли и его планам, она уже вознамерилась бросить смятую записку в камин, однако одумалась и прежде тщательно разорвала ее на мелкие клочки. Глядя, как они медленно падают в камин, она стиснула зубы. Она разгромит Уитли на его собственном поле. Вот только каким образом?

Во вторник вечером, после ужина, Маркус и Джек сказали Барбаре, что у них есть кое-какие планы, и уехали. По дороге к «Оленьему рогу» они обсуждали план обыска. Джек до сих пор не был им до конца доволен, но согласился, что Уитли наверняка что-то заподозрит, если к нему внезапно подсядет дружественно настроенный Маркус. Они оба понимали, что в их плане есть несколько слабых мест. К счастью, главную проблему они решили: благодаря камердинеру Джека они выяснили, какой номер снимает в гостинице Уитли. Фиккет, похожий на гнома человечек, служил у Джека денщиком в те годы, когда тот состоял в армии, и преданно последовал за ним после его отставки. Джек сказал Маркусу, что доверил бы Фиккету жизнь и «что еще важнее, он умеет держать рот на замке». Маркус этим удовлетворился. И прошлой ночью они отправили Фиккета в «Олений рог» на разведку. Он вернулся и рассказал, что в гостинице майора не очень-то любят, но он занимает лучшие комнаты, номер в северо-восточном углу.

Хорошо, что они знали, в какой именно номер должен проникнуть Маркус, однако они и понятия не имели, где этим вечером будет Уитли: возможно, отправится кутить в деревню, и не исключено, что он рано уйдет к себе, один или со шлюхой. Но даже если им повезет и Джек застанет его в трактире, как он даст знать Маркусу, что втянул Уитли в беседу?

— Сдается мне, — сказал Маркус, обдумав ситуацию, — что лучше всего мне будет подождать в укрытии снаружи. Если его там нет, вы выйдете и сообщите мне об этом, и мы решим, что делать дальше. Вы войдете внутрь, я подожду минут пятнадцать — двадцать, и если вы не появитесь, я посчитаю, что вы отвлекли внимание Уитли, и полезу в его номер.

С таким планом они подъехали к гостинице. Джек вошел внутрь.

Когда через несколько минут он не вернулся, Маркус сделал глубокий вздох, выбрался из укромного местечка позади конюшен и пополз в сторону гостиницы. По счастью, задний угол зарос плющом, и по тяжелым плетям Маркус быстро взобрался на второй этаж и скользнул в приоткрытое окно.

Воодушевленный успехом, Маркус тут же приступил к обыску комнат, которые занимал Уитли. В свете единственной свечки он принялся шарить вокруг. Джек назвал ему несколько мест, куда он сам не додумался бы заглянуть, но отверстия в каблуке или двойного дна в саквояжах Уитли он не нашел.

Понимая, что время поджимает, он первым делом проверил именно их, но тайных отделений не обнаружил. По сути, обыскав вещи Уитли с большим тщанием и аккуратностью, чтобы не оставить следов, он не нашел ничего необычного.

Маркус был удручен, но не желал признавать поражение и потому обратил внимание на кровать майора. Тщательное обследование подушек и матраца ничего не дало. Он уже собрался уходить, но бросил на кровать еще один взгляд. Он обыскал ее, но что насчет того, что под ней?

Маркус чувствовал себя крайне глупо, однако, несмотря на это, опустился на колени и заглянул под кровать. Свечка выхватила из темноты чью-то хрупкую фигурку… Тени плясали на лице, которое Маркус узнал бы из тысячи.

— Изабел? — прорычал он.

Глава 7

— Маркус! — воскликнула она. Ее глаза расширились от удивления: в мрачном человеке, что сверлил ее взглядом, она узнала жениха. — Что ты здесь делаешь?! — требовательно спросила она, выбираясь из-под кровати.

— Думаю, это мне стоит вас об этом спросить, — сухо ответил Маркус, посторонившись, чтобы она могла вылезти из укрытия.

Он помог ей встать на ноги. Если бы он хуже ее знал, то подумал бы, что перед ним мальчишка. В кепке, скрывавшей рыжие волосы, в мужской куртке, которая явно знавала лучшие дни, вытертых штанах и истоптанных ботинках, она легко сошла бы за двадцатилетнего юношу.

Опустив голову и не глядя ему в глаза, Изабел стирала разводы пыли, оставшиеся на куртке и штанах. Мысли в голове путались. Ну как ему объяснить? Объяснения попросту не существует, по крайней мере разумного и правдоподобного.

Она рискнула посмотреть на него:

— Как вы меня нашли? — Ей в голову пришла одна идея. Она обвиняюще прищурила глаза: — Вы следили за мной?!

Его лицо осталось жестким и холодным.

— Не выйдет, дорогая, — тихо сказал Маркус. — Есть тысяча причин, почему я могу здесь быть, пусть ни одна из них не делает мне чести, но ваше положение гораздо хуже. Я только что обнаружил свою невесту в спальне мужчины, которого она, по крайней мере на словах, терпеть не может. Полагаю, я имею право получить объяснения.

Взрыв хохота внизу напомнил им, где они находятся, и они почти одновременно двинулись к окну.

— Это неподходящее место для нашего разговора, но поверьте мне, Изабел, разговор состоится.

Он перекинул одну ногу через подоконник и задул свечу.

— Если не возражаете, я полезу первым. — Он добавил без обиняков: — Не доверяю я вам. Едва вы спуститесь — попробуете сбежать.

Изабел вспыхнула. Хорошо, что в темноте ее румянца не видно. Такая идея и впрямь пришла ей в голову. Признавая поражение, она торопливо кивнула и, нахмурив брови, проводила Маркуса взглядом. Он гибко выскользнул из окна и исчез в темноте. Тот опасный человек, с которым она столкнулась сегодня, вовсе не похож на Маркуса Шербрука, которого она знала всю жизнь.

Она забралась в комнату всего на пятнадцать минут раньше. Потом услышала, что кто-то лезет в окно, и поспешила спрятаться. Лежа под кроватью, она поняла по звукам, что кто-то тщательно обыскивает комнату. И вряд ли человек нашел то, что искал. Неужели он пришел за тем же, что и она? Но разве это возможно? Она и сама не знала, что собиралась отыскать. Теперь, когда выяснилось, что таинственный незнакомец — не кто иной как Маркус, она решила, что вряд ли он искал то же, что и она, это оказалось бы слишком большим совпадением. Ясно также, что искал он не ее: он не меньше ее был потрясен, когда они узнали друг друга. Так почему же этот эталон респектабельности, достопочтенный мистер Маркус Шербрук, рыщет в темноте по чужим вещам? Маркус, которого она знала, никогда не сделал бы ничего столь… столь… невежливого! Эта мысль вызвала у нее истерическое хихиканье, но она отважно полезла в окно следом за Маркусом.

Он ждал ее. Его руки сомкнулись на ее талии еще до того, как ноги коснулись земли. Он с легкостью снял Изабел со стены, поставил перед собой и, крепко держа, кивнул в сторону небольшого лесочка, что лежал за конюшнями.

— Коня я привязал там, — тихо сказал он. — А ваш где?

Она посмотрела через плечо в противоположном направлении:

— Мой привязан за домом старой миссис Симпсон, это дальше по дороге.

Маркус направился к перелеску, где ждал его конь. Он сжимал ее запястье крепкой хваткой и попросту тянул за собой.

— Отлично, тогда вашу лошадь мы заберем позже.

Изабел давно уже уяснила, что в некоторых схватках можно победить, а в некоторых — нельзя. В этой она победить не могла и поэтому смиренно следовала за Маркусом, не делая попыток вырваться. Они дошли до его коня, Маркус отвязал его, взобрался в седло и усадил ее перед собой.

Путь до домика миссис Симпсон проделали в молчании; Маркус вел животное сквозь тьму, делая крюк вокруг гостиницы. Час стоял довольно поздний, свет не горел ни в одном из окон домика. Лошадь Изабел тихонько заржала, когда они приблизились, и конь Маркуса ответил, но миссис Симпсон, слава Богу, была глуха как пень.

Когда Изабел уселась в седло, Маркус предусмотрительно взял поводья ее лошади и направил животных в сторону гостиницы.

— Вы куда? — прошипела Изабел. — Нам в другую сторону.

— Со мной кое-кто еще, — бросил Маркус через плечо. — Мне нужно его дождаться.

Маркус размышлял: а не оставить ли Джека на произвол судьбы и не поехать ли в Мэннинг-Корт вместе с Изабел? Джек вполне способен постоять за себя. Чем меньше народу будет знать о сегодняшнем фиаско, тем лучше… Но он отбросил эту мысль без сожалений. Его рот скривился. Он не сможет послать Джеку весточку о том, что планы изменились. И рисковать, позволив Джеку искать его, тоже нельзя. Как только Джек выйдет из гостиницы и не обнаружит его в укрытии, он отправится его искать — естественно, в номер Уитли. Этого нельзя допустить, это слишком опасно. Выбора нет, придется ждать Джека. С Изабел. Меньше всего ему хотелось представлять их друг другу при подобных обстоятельствах, но отложить откровенный разговор и позволить ей как ни в чем не бывало уехать в Мэннинг-Корт — без сопровождения, напомнил он себе, — тоже не лучший вариант. А Джек… Джеку наверняка не терпится узнать, что ему удалось откопать в комнатах Уитли, точно так же как ему не терпится услышать, что полезного Джек выудил из Уитли. И это темы не для ушей миссис Мэннинг. Обмен новостями можно оставить до приезда в Шербрук-Холл. Маркус со вздохом признал, что этот момент настанет гораздо, гораздо позже — после того как он проводит свою невесту до дома. Эта идея ему не улыбалась.

Перед ним встала дилемма, и чем больше он думал о ней, тем сильнее путался и терялся: как объяснить Джеку присутствие Изабел — даже если опустить то, что он обнаружил ее под кроватью Уитли, то почему она одета как парень? Какие разумные причины существуют для этого? У него самого нет объяснения и не будет, пока он не получит возможность переговорить с миссис Изабел Мэннинг наедине — и начистоту. А поговорить до появления Джека они явно не успеют.

Хотя его съедало изнутри желание узнать, что она делала в комнате Уитли, он подумал, что проще всего было бы отложить разбирательство и отправить ее домой, пока к ним не присоединился Джек. Но это создавало другую проблему: как она поедет в темноте одна? Даже если забыть об Уитли — все защитнические инстинкты в нем воспротивились тому, что женщина благородного воспитания поедет куда-то в ночи без сопровождения. И не важно, что она предприняла именно это, чтобы оказаться здесь. Если они с Джеком встретятся при подобных обстоятельствах, это будет не менее ужасно. Маркус никак не мог решить, какое из двух зол меньшее.

Они въехали в перелесок за конюшнями. Маркус продолжал вертеть в уме ситуацию и так и эдак, но так ничего и не решил. Они остановились примерно в том месте, где он в первый раз привязал коня. Маркусу не нравилась эта идея, но, похоже, Джеку и Изабел судьба сегодня встретиться — если, конечно, он не придумает другого выхода.

Он повернулся к Изабел:

— Подождем здесь. Вряд ли он задержится.

— А кого мы ждем? — спросила она, охваченная любопытством.

— Моего кузена Джека.

Она рассматривала его высокий силуэт, едва различимый в темноте. Достаточно уже и того, что Маркус нашел ее в спальне Уитли. Мысль о том, что еще кто-то, какой-то незнакомый человек, узнает о ее позоре, наполнила ее сердце отчаянием.

— Ммм… А вы уверены, что это мудро? — промямлила она. — Мне бы не хотелось, чтобы кто-то узнал о сегодняшнем. Даже если это ваш кузен.

— Да, возможно, это не очень мудро, — огрызнулся он, — но выбор невелик. Мне не больше вашего хочется знакомить вас с Джеком при подобных обстоятельствах. — Он подумал о всех сложностях, которые ждут его впереди, и его затопило острое чувство несправедливости. Он вытащил Изабел из-под кровати Уитли — это уже само по себе удар под дых. Ну почему она там оказалась? Почему одета как мальчишка? Неужели из-за каких-то извращенных наклонностей Уитли? От этой мысли у него что-то перевернулось в животе и желчь подкатила к горлу. Маркус сделал глубокий вздох, стараясь вернуть себе способность здраво рассуждать. То, что она спряталась, еще можно понять: он и сам залез бы под кровать, если бы услышал, как кто-то забирается в окно. Возможно, есть какое-то рациональное объяснение — вряд ли, конечно, оно ему понравится, — но он, как ни пытался, не мог придумать другой причины, почему Изабел оказалась в спальне Уитли… От ревности у него скрутило внутренности. Он повернулся в седле и прожег ее гневным взглядом:

— Вы с Уитли любовники?

Изабел окаменела.

— Да как вы смеете! — воскликнула она, вне себя от ярости, что он вообразил такое. Задиристо вздернув подбородок, она добавила с горячностью: — Вы наглым образом оскорбляете меня!

— Вы моя невеста, и я только что обнаружил вас в спальне другого мужчины, — едко ответил Маркус. — Думаю, я имею право получить объяснения.

— И как вы думаете, что я там делала? — выпалила она, слишком злая, чтобы следить за своим языком. — Ждала Уитли? Думаете, мы любовники? И что вы намерены с этим делать? — Ненавидя саму себя, она скривила губы в мерзкую улыбочку и промурлыкала: — Конечно, если такая ситуация вас не устраивает, вы можете разорвать помолвку.

— О, вам бы очень этого хотелось. Не так ли?

— Конечно! Я никогда не хотела выходить за вас!

Взбешенный до крайности, Маркус сделал то, чего никто из них не ожидал: сгреб Изабел в охапку. Вытащил из седла и перетащил на свою лошадь. Тяжело дыша и удерживая ее извивающееся тело прямо перед собой, он прорычал:

— Слушай меня, женщина: ты моя! Я не намерен тебя ни с кем делить, и, Бог свидетель, мы поженимся! — сказал он и впился губами в ее рот так, будто хотел поставить на ней печать своей власти.

Это не был сладостный поцелуй нежных влюбленных, он полнился злостью, отчаянием и темной страстью, которая сильнее разума. Маркус целовал ее так, как никогда не целовал ни одну женщину. Он требовал, чтобы она ответила ему, почувствовала те же первобытные порывы, что терзали все его существо. И она ответила. После первых мгновений потрясения Изабел уже не искала пути к бегству — она напряглась как струна и прижалась к нему, ее губы были так же настойчивы и жадны, как его. Она вцепилась ему в плечи так, словно говорила: «Я никогда тебя не отпущу». Она желала этого. Она желала его.

Ослепленный вожделением, Маркус утратил себя, растворился в пьянящей сладости ее рта. Все стало не важно, кроме женщины, которую он держал в объятиях, и ее ответной страсти. Он накрыл рукой ее грудь, ощутил в ладони упругую тяжесть — Изабел застонала от наслаждения, и желание прошло сквозь него горячей волной.

И вдруг все кончилось. Его конь фыркнул и поднял голову. Придя в себя, Маркус оторвался от Изабел и вгляделся в темноту. Кто-то приближался к ним.

Проклиная себя и свою куда-то подевавшуюся осторожность, он пересадил Изабел на ее лошадь. В лунном свете, струившемся сквозь кроны деревьев, он увидел, что ее кепка съехала набок и пряди волос выбились из-под нее и теперь обрамляли лицо Изабел. Она чувствовала то же возбуждение, что и он, ее глаза обещали наслаждения, приоткрытые губы словно ждали поцелуя. Тяжело дыша, они смотрели друг на друга, и воздух между ними сделался густым от вожделения. Маркуса несколько утешило то, что его страсть небезответна.

Неподалеку звякнула уздечка. Он отвлекся от Изабел и посмотрел в сторону, откуда раздался звук, силясь привести мысли в порядок. Ночной ветерок донес тихий свист — условный знак, о котором они с Джеком сговорились заранее. К ним медленно ехал Джек. Как, черт подери, объяснить ему все про Изабел и… Черт, черт, черт! Если Джек косо посмотрит на нее или хоть слово скажет об этом вечере, придется его просто застрелить. А не хотелось бы.

Поняв, что Маркус отвлекся, Изабел огляделась, отчаянно надеясь, что выход найдется сам собой. Она заметила свободно болтающиеся поводья своей лошади и ахнула. Пока они с Маркусом целовались, поводья упали… С гулко бьющимся сердцем Изабел наклонилась и подобрала их. Мысли скакали как угорелые — она обдумывала следующий шаг. Она не трусиха, и ее всегда мало волновали тонкости и нюансы светских приличий, но даже она понимала, что встреча с кузеном Маркуса сейчас, когда она одета как мальчишка и скорее всего выехала из дома одна после наступления темноты, — эта встреча не принесет ей ничего хорошего. Слишком многие вопросы требуют ответа — а ответить она не может. Собравшись с духом и вдохнув поглубже, она пришпорила лошадь. Та испуганно дернулась и, подгоняемая Изабел, помчалась вперед сквозь лес. Выехав из леса, Изабел пустила ее в галоп. Грива и хвост развевались на ветру. В считанные секунды конюшни, гостиница и Маркус остались позади, и единственные звуки, которые она слышала, — это топот копыт по дороге и отчаянный стук собственного сердца.

Маркус выругался сквозь зубы и пустился вдогонку, но почти тотчас понял, что, поймав Изабел, создаст только больше проблем, и придержал коня, позволяя ей скрыться. Черт бы ее побрал! На этот раз она победила, но следующий бой будет за ним.

Джек выехал из темноты. От него не укрылся поднятый Изабел и ее лошадью шум. Он осторожно приблизился к Маркусу и указал взглядом в направлении, где утихал топот:

— Какие-то проблемы?

Маркус скрипнул зубами:

— Ничего такого, с чем я не мог бы справиться.

Джек изогнул бровь, но больше ничего не сказал. Бок о бок они выехали на дорогу.

— Нашли что-нибудь интересное? — спросил Джек.

Маркус покачал головой:

— Ничего. — В его голосе слышалось разочарование. — И не спрашивайте: я осмотрел его каблуки и чемоданы на предмет второго дна. — Он скривился. — У этого мошенника полным-полно дорогих безделушек, часов и моноклей хватит, чтобы открыть лавку на Бонд-стрит. Кажется, строит из себя денди, но кроме этого в номере не оказалось ничего интересного. — Вспомнив момент, когда он обнаружил под кроватью Изабел, он пробормотал: — Я посмотрел везде, даже под кроватью, и поверь мне — не нашел ничего!

Джек смотрел вперед. То, что Маркус не нашел ни меморандума, ни хоть какого-то ключа к разгадке, расстроило его. Он знал, что на нем лежит нелегкая задача и вряд ли им удастся отыскать меморандум так просто. Но где же Уитли спрятал его?

Его губы изогнулись в горькой усмешке. Он исходит из того, что чертов меморандум у Уитли. А если нет? Если Уитли ни в чем не виноват, если он просто мерзкий тип?

— Полагаю, вы нашли Уитли? — сказал Маркус, прерывая размышления Джека.

Тот кивнул:

— Да, хоть я и порядком струхнул: когда я приехал, его еще не было, и я уже собирался отправляться за вами, как он вошел в трактир. — Джек выглядел задумчивым. — Наш дорогой майор определенно пребывал в дурном расположении духа. Думаю, неудачное любовное свидание. Он сокрушался о женском вероломстве вообще и в частности о подлости той дамы, которая… ммм… не пришла в назначенный час. Мне жаль ту его пассию — не поздоровится ей, когда он ее настигнет. А он настигнет, в этом нет сомнений.

Маркус прекрасно знал, как зовут эту леди. Он решил сменить тему:

— Я так понимаю, вы с Уитли быстро поладили?

Джек засмеялся:

— О да, Уитли не скрывал горечи от того, что его планы на вечер пошли прахом. И я без труда помог ему утопить его печали в нескольких кружках эля. — Джек нахмурил брови. — По правде говоря, я не думаю, что несостоявшаяся встреча имела какое-то отношение к делам сердечным. Он не произвел впечатления человека, терзаемого неразделенной страстью. Я могу ошибаться, но некоторые нотки в его голосе… — Он пожал плечами. — Ладно, скорее всего это плод моего воображения. В любом случае, узнав, что я ваш кузен, майор проявил к вам огромный интерес.

Маркус застонал:

— Вот негодный проныра, всюду-то он сунет нос!

— О да, — согласился Джек. — Вне зависимости от того, украл он меморандум или нет, майор Уитли мне не по душе. Он забияка и отъявленный хвастун. — Он бросил на Маркуса быстрый взгляд. — Я бы сильно обеспокоился тем, как оградить от него миссис Мэннинг. Старый друг или нет, а мне бы не хотелось, чтобы моя жена с ним зналась. — Он поджал губы. — Да и не только моя жена, а любая женщина. Этот парень — страшный развратник, из тех, что соблазняют горничных, а потом похваляются своими победами. Не нравится он мне.

Маркус нахмурился:

— Я полностью согласен с вашим мнением. Ума не приложу, как Хью мог водить этого человека к себе домой — а так оно и было, Изабел упоминала об этом.

— Похоже, вашу невесту окружают неприятные типы, — небрежно заметил Джек.

Маркус прищурился:

— Кого конкретно вы имеете в виду?

— Ну, майор не единственный «друг», которого я приобрел сегодня. Мы с ним тихо-мирно попивали эль, когда к нам за столик подсел еще один джентльмен. Он только что вернулся из Лондона, буквально сегодня днем. Его имя — Гаррет Мэннинг, он живет в Хоулком-Мэноре, говорит, это недалеко от Мэннинг-Корта. Он представился племянником лорда Мэннинга. Правду сказал?

— К несчастью, да. — Маркус вздохнул. — Гаррет сам по себе неплохой человек, но он заядлый игрок и бабник. Уж поверьте мне, лорд Мэннинг каждый день возносит небесам хвалу, что у него есть внук, который унаследует поместье и титул — и ничего из этого не достанется беспутному племяннику. — Маркус улыбнулся одним уголком рта. — Почти все сходятся во мнении, что если бы Гаррет унаследовал поместье, он немедленно превратил бы Мэннинг-Корт в игорный притон и бордель. — Маркус наморщил лоб: — Я удивлен, что он покинул Лондон в разгаре сезона. Интересно, с чего бы?

— Все дело в вашей помолвке. Очевидно, это и есть причина его внезапного возвращения. Я не понял, по душе она ему или нет, но, несомненно, именно это известие заставило его поспешно вернуться домой. — Он посмотрел на Маркуса. — Хотел бы я знать, почему ваша помолвка с миссис Мэннинг так его интересует? Ему должно быть все равно.

Маркус смотрел прямо перед собой, в темноту.

— Дела Хью в Индии шли хорошо, ему удалось накопить приличное состояние. Изабел унаследовала его — и это не считая того, что свекор в ней души не чает и сделает для нее что угодно. Возможно, Гаррет положил глаз на ее деньги и планировал когда-нибудь — когда ему будет удобно — сделать ей предложение. Она редко ездит в Лондон, до последнего времени считалось, что она не ищет замужества… Возможно, он решил, что стоит ему щелкнуть пальцами — и она будет его.

Джек бросил на него удивленный взгляд:

— Разве он не видел в вас соперника?

Маркус улыбнулся:

— Уверен, что нет. У нас с Изабел события развивались очень бурно, так что он никак не мог предположить, что она выйдет за меня.

Джек, казалось, хотел спросить еще о чем-то, но не стал. Они сменили тему и перешли к обсуждению сегодняшних похождений. Приехав в Шербрук-Холл, они оставили коней в конюшне и направились в дом, в кабинет Маркуса.

Маркус разворошил тлеющие в камине угли, подбросил дров — заплясало веселое пламя. Он налил им с Джеком по стаканчику бренди, и они уселись у камина. Некоторое время оба в тишине созерцали танец оранжевых и алых язычков.

— Может статься, меморандума у Уитли нет, — сказал Маркус в конце концов.

Джек пожал плечами:

— Мне эта мысль уже приходила в голову, но тогда зачем бы ему уезжать из Лондона на другой день после визита в Конногвардейский полк — и не куда-нибудь, а в ту часть Англии, которая славится активной контрабандной торговлей.

Маркус хмыкнул:

— Напомню вам, этим же славится половина английского побережья. Но вы правы: у нас тут довольно контрабандистов, хотя я бы сказал, что Кент или Суссекс больше подходят для этих целей.

— Согласен, однако если он пытается замести следы, Девоншир, будучи краем контрабандистов, при этом не так… очевиден, что ли.

Маркус кивнул:

— А его мнимая дружба с миссис Мэннинг объясняет, почему он поехал именно сюда.

На несколько минут повисло молчание. В конце концов Маркус спросил:

— Так каков наш следующий шаг?

На лице Джека отпечаталось отвращение.

— Не знаю, но если меморандум у него, ему пришлось запрятать его где-то неподалеку. Если он намеревается переправить его французам, он захочет иметь его под рукой. Мне не верится, что он оставил его в Лондоне. — Он пристально посмотрел на Маркуса: — Вы уверены, что посмотрели везде?

— Да, уверен, — сухо ответил Маркус. Он слышал нотки сомнения в тоне Джека, но не винил его за это: будь он на его месте, тоже сомневался бы. И захотел бы сам обыскать номер Уитли. Маркус смотрел на Джека и почти видел, как тот перебирает в уме пути, как пробраться в комнаты Уитли. Он усмехнулся: — Вы намерены обыскать все еще раз, так?

Джек принял виноватый вид:

— Дело не в том, что я сомневаюсь…

— Вы ничего не найдете. Но чтобы игра была честной, на этот раз я отвлеку Уитли, пока вы будете заняты в его комнате.

— Спасибо.

Джек и вправду чувствовал благодарность за то, что Маркус не поднял шума из-за того, что он усомнился в его тщательности, или того, что придется провести еще один обыск. И тут он вспомнил, почему изначально обыск лег на Маркуса.

— А разве ваше внезапное расположение не вызовет у него подозрений? — спросил Джек. — Вы говорили, что вашу единственную встречу нельзя назвать дружеской.

— Я сказал, что отвлеку его, — сухо заметил Маркус. — Я не говорил, что буду выказывать ему дружеское расположение.

Зная привычки Изабел, Маркус ждал ее на следующий день в семь утра на узкой дорожке между двумя поместьями. Он понял вдруг, что ему известно слишком много о ее жизни — гораздо больше, чем незаинтересованному лицу, которым он так долго себя считал. Как будто какая-то часть его, скрытая глубоко внутри и не признанная до сих пор, всегда пристально наблюдала за ней, даже тогда, когда он держался на расстоянии.

Изабел появилась верхом на нервной вороной лошадке, и Маркус, отбросив размышления, послал коня вперед.

Изабел так увлеклась, убеждая молодую лошадь, чтос ее стороны будет очень невежливо сбросить ее, что даже не заметила приближения Маркуса, пока лошадка не остановилась перед его лошадью и едва не поднялась на дыбы. Изабел не без труда удержала ее, и лишь когда лошадка удовлетворилась тем, чтобы гарцевать и фыркать, она бросила на Маркуса настороженный взгляд.

— Вы меня удивили: так рано выехали на прогулку, — вежливо сказала она, не обращая внимания на вспышку паники, смешанной с удовольствием от его присутствия.

— Вам нечему удивляться, — ровным тоном ответил он. — Думаю, нам есть что обсудить.

Изабел полночи пролежала без сна, стараясь придумать объяснение своему пребыванию в номере Уитли, но на ум ей так ничего и не пришло. Страшась следующей встречи с Маркусом, она надеялась оттянуть ее, насколько возможно, и собиралась держаться от него подальше. Очень ненадежный план. Маркус просто положил ему конец.

Она попыталась вызвать в себе гнев, сказала себе, что это не его дело, и она вообще ничего не обязана ему говорить, но даже гнев покинул ее сегодня. Из-за Уитли и угрозы, которую он представлял, она пребывала в постоянном напряжении, ей потребовалось все мужество, чтобы влезть в его комнату, она до смерти перепугалась, когда Маркус ее нашел, — все это не прошло ей даром. Изможденная после бессонной ночи, напуганная Уитли и тем, что он мог натворить, она чувствовала себя беспомощной, как никогда в жизни. Даже в те ужасные дни после смерти Хью, когда она оказалась одна в чужой стране с маленьким ребенком на руках и ей надо было как-то добраться до дома, — даже тогда она не чувствовала себя такой одинокой и уязвимой. Она на дне. А Маркус, как бог возмездия, ждет от нее ответов, которых она не может дать… не осмелится дать.

Она бросила на него быстрый взгляд из-под ресниц. Ее сердце лишь чуть-чуть дрогнуло при виде его холодных серых глаз и напряженного рта. Она уже видела у него такое выражение лица и знала, что он не сойдет с избранного пути. Изабел пала духом. Пока она не расскажет ему, как и почему оказалась в комнате Уитли, он будет безжалостен. И если честно, он имеет право получить объяснения. Но ей нечего ему предложить.

Не понимая, что на лице Изабел отражалась сумятица, царившая в ее душе, Маркус едва сдержался, чтобы не начать утешать ее, оставить все, как есть. Он до мозга костей был уверен: что бы ни привело ее вчера вечером в номер Уитли, это имело для нее чрезвычайную важность, и лишь ревность заставила его вчера выдвинуть то нелепое обвинение… Он хорошо ее знал. После недолгих размышлений в спокойной обстановке он пришел к выводу, что никакие они с Уитли не любовники. Но она очевидно и абсолютно несчастна. И испугана. Этот страх беспокоил его больше всего. Изабел могла быть упрямой, своевольной, совершенно невыносимой — но не трусливой. Он никогда не сомневался, что если бы она, одна и без оружия, столкнулась со стаей голодных волков, она дерзко и без страха дралась бы до последней капли крови. Но сейчас она боялась. Кто-то или что-то пугало ее. Последний гнев покинул Маркуса, как он ни старался его удержать. Все чувства поблекли перед пронзительным желанием уничтожить любого, кто вызвал у нее этот взгляд. В этот момент у него руки ныли от желания обнять ее и заверить, что, с чем бы она ни столкнулась, она не одна.

Маркус разозлился сам на себя: ну надо же, как легко ей удалось сбить его с цели, — и прорычал:

— Я жду, Изабел. Что вы делали вчера вечером в номере Уитли?

Она вздернула подбородок и гневно ответила:

— Позвольте вам напомнить, что я больше не ваша подопечная, и незачем разговаривать со мной как с заблудшим чадом!

— Я не думал о вас как о моей подопечной — или ребенке — уже очень давно. — Он подвел коня к успокоившейся лошадке Изабел и нежно коснулся ее руки. — Изабел, рано или поздно вам придется мне все рассказать.

Она молчала.

— Милая моя, что бы это ни было, вряд ли это так ужасно. Уверен, мы вдвоем справимся с этой проблемой. Полагаю, вы не сделали ничего столь постыдного, о чем бы не могли мне теперь рассказать.

Она не мигая смотрела прямо перед собой и боролась с порывом разрыдаться, разрыдаться глупо и совершенно по-женски, только от доброты его голоса. Будь он проклят! Нет чтобы метаться в ярости и браниться, как метался бы и бранился любой приличный человек на его месте, столкнувшись с подобной ситуацией. Но нет, ему надо быть понимающим! Он обошел все ее защиты, ей теперь еще труднее сопротивляться его настойчивости. Ей хотелось броситься ему на грудь и излить душу, рассказать все. Он был бы потрясен, шокирован, может быть, разочарован, но он не бросил бы ее. Эта мысль на мгновение успокоила Изабел, но она сделала глубокий вздох и отогнала от себя предательские желания, которые способны ее погубить. Она стиснула зубы. Она не должна впутывать его в эту историю еще больше, не должна. Для его же блага. Но она понимала, что он не отступится, пока не получит ответа. Хотя бы какого-то. Маркус Шербрук не оставит ее в покое, пока она что-нибудь ему не расскажет.

Она улыбнулась уголком рта. Сказать про Маркуса «упрямый» — это значит ничего не сказать. Сможет ли она рассказать ему, зачем пробралась в комнату Уитли, не создав еще больше проблем? Посмеет ли?

Она встретилась с ним взглядом. Он смотрел на нее твердо. Все дело в доверии… а она доверяет Маркусу Шербруку больше, чем кому бы то ни было. Даже если он дубинноголовый упрямец.

И она поспешно, пока не передумала, проговорила:

— Вы должны понять: Уитли не друг мне. Он желает мне зла.

Что-то темное и опасное шевельнулось на дне его глаз, и Изабел порадовалась, что не она тому причиной.

— Это я и сам понял, — холодно сказал Маркус.

— У него есть кое-что на меня, — выпалила она. — Я пошла к нему в номер, чтобы найти это.

— Правда?

Она скривилась:

— Ну ладно, я влезла в окно за пятнадцать минут до вас, а потом появились вы, и мне пришлось прятаться под кроватью.

Он кивнул, как будто ее слова подтвердили что-то, что он знал и ранее.

— Что у него есть? И как это может навредить вам?

Она подняла на него обеспокоенные глаза:

— Не знаю. Я не знаю, ни что это такое, ни как он намерен использовать это против меня. Мне известно только, что что-то у него есть, и он говорит, что это оружие, которое меня уничтожит.

Маркус долго смотрел на нее.

— Что ж, — отрывисто сказал он, — тогда нам всего лишь нужно забрать это у него, правильно?

Глава 8

Изабел изумленно уставилась на него, не зная, плакать ей или смеяться.

— И это все, что вы можете сказать! «Нам всего лишь нужно забрать это у него»! Вы не намерены задать мне еще какие-то вопросы?

Он посмотрел на нее, и в серых глазах заиграла улыбка.

— А вы ответите?

Изабел отвернулась.

— Я не могу, — ответила она почти беззвучно и перевела на него печальный взгляд. — Но, Маркус, если бы я только могла… если бы я могла кому-то доверить… — Изабел сглотнула и послала ему жалкую улыбку. — Если бы я могла кому-то рассказать, я бы рассказала вам.

— Спасибо, — мрачно ответил Маркус. — Надеюсь, когда-нибудь вы все-таки расскажете мне?

Она вздохнула и кивнула:

— Да, когда-нибудь расскажу.

Ему пришлось удовольствоваться этим.

— Вы догадываетесь, что это? — задумчиво спросил он. — Что такого есть у Уитли? Опрометчиво написанное письмо? Дневник? Что?

— Я никогда в жизни не вела дневник. Помните, как тетка принуждала меня к этому? Говорила, что я пишу как курица лапой, но дневник поможет превратить мои каракули во что-то, что может прочитать нормальный человек. Поверьте, это точно не мой дневник. — На мгновение ее сердце сжалось от ужаса, она побледнела. — Но я не уверена насчет Хью. Вел ли дневник он?

Изабел мысленно вернулась в прошлое. Нет, она бы знала об этом. Хью не из тех людей, которые ведут дневники, напомнила она себе. Он слишком много времени и сил тратил на то, чтобы содержать в порядке счета Ост-Индской компании, чтобы еще марать бумагу записками о приземленном. Мысль о письме она тоже отвергла. Нет, это не может быть письмо.

Она взяла себя в руки и призналась:

— Я понятия не имею, что у него есть или что он думает, у него есть. Он не сказал ничего, что помогло бы определить это. — Она закусила губу. — В его вчерашней записке он сообщал, что у него есть какая-то моя вещь и что он согласен вернуть это за вознаграждение. Но что это такое — я понятия не имею. — Изабел глубоко вздохнула. — В моих интересах вернуть эту вещь себе.

Раздосадованный ее нежеланием довериться ему, Маркус пробормотал:

— Что ж, это нам очень поможет! — Он взглянул на нее. — Возможно, у него ничего нет. Может, он просто блефует.

— Я уже думала об этом. Однако я боюсь полагаться на удачу.

— И вы уверены, что не расскажете мне, почему он вообще вам угрожает? — Он напряженно всматривался в ее лицо.

Изабел покачала головой:

— Только когда у меня не будет выбора. — Ее глаза молили о понимании. — Я знаю, что я невыносима, но… — Она опустила глаза, посмотрела на свои руки, сжимавшие поводья. — Я не могу. Простите меня.

— Хорошо же, — с отвращением сказал Маркус. — Вы мне ничего не скажете. Давайте подведем итоги. Что я знаю? Вы уверены, что это не письмо и не дневник. Но что еще у него может быть против вас?

— Не знаю я! — простонала Изабел. — Я не понимаю, как… — Она осеклась и с горечью добавила: — Я просто не могу рассчитывать на то, что он блефует.

— Тогда будем исходить из того, что он не блефует. — Маркус нахмурился, прокручивая все в мозгу еще раз. — Вы должны были встретиться с ним вчера вечером… Где?

Изабел замялась:

— Очевидно, он изучил окрестности. Он хотел встретиться со мной в беседке у озера. Я не имела никакого желания с ним видеться и, зная, что в гостинице его не будет, использовала эту возможность, чтобы обыскать его номер. Понятия не имела, что вы займетесь тем же самым. — Она замолчала, будто ей внезапно открылось нечто поразительное, и прищурилась: — А вы что там делали? Вы так и не сказали.

— И не собираюсь говорить, — невозмутимо ответил Маркус: — Мои действия не имеют ничего общего с вами или вашей проблемой. — Он улыбнулся при виде возмущения, которое отразилось на ее лице. — Я тоже умею хранить тайны.

Изабел напряженно глядела вперед. Она хотела бы поспорить с Маркусом — но как тут поспоришь? Но почему все-таки он обыскивал номер Уитли? Ее затопило отчаяние.

— Но ведь вас-то он не шантажирует? — запинаясь, спросила она.

Маркус засмеялся:

— Нет, моя дорогая, он не шантажирует меня. Я слишком благопристойный джентльмен, чтобы кто-то вроде Уитли раздобыл на меня компрометирующие документы. А теперь забудьте о том, что я был у него в номере, и давайте сосредоточимся на вашей ситуации. Полагаю, вы больше не получали от него известий?

Изабел кивнула, и Маркус продолжил:

— Предположим, он не отступится так легко. Мы можем быть уверены, он снова свяжется с вами. — Он посмотрел на нее: — Вы с лордом Мэннингом приедете на ужин, который устраивает сегодня моя мать?

— Да, чтобы познакомиться с вашим кузеном Джеком. Джентльменом, который сопровождал вас вчера вечером.

— Джек вам понравится, — с улыбкой сказал Маркус. — К тому времени я придумаю, как обломать рога Уитли. А пока, — его улыбка померкла, и лицо сделалось жестким, — если вы получите от него весточку, немедленно пошлите за мной. — Он дотронулся до ее подбородка. — Сразу же, Изабел. Сразу же.

— Ну почему я снова чувствую себя вашей подопечной? — спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.

Маркус притянул ее ближе, так что губы его едва касались ее губ, и это ощущение сводило с ума.

— Я несказанно счастлив, что вы больше не моя подопечная, — хрипло проговорил он, — потому что иначе я не мог бы сделать этого…

Его губы нашли ее рот, и он впился в нее глубоким поцелуем, точно пробуя на вкус, впитывая ее аромат… Когда Маркус поднял голову, оба тяжело дышали, взгляд Изабел затуманился, подернулся дымкой, а его потемнел от желания.

Кобылка, которая до сих пор вела себя смирно, воспротивилась близости коня Маркуса и внезапно соскочила с тропы. Придя в себя, Изабел машинально натянула поводья и взяла озорницу под контроль, но момент был упущен. Не обращая внимания на эмоции, которые все еще вибрировали в ней, она сказала себе, что рада, что Маркус больше не целует ее, что он своим прикосновением не требует от нее покорности. Очень рада.

Он не сводил взгляда с ее рта. Его тело ныло от желания получить больше, чем простой поцелуй, но Маркус поборол примитивные инстинкты. Он же не собирается стащить Изабел с лошади и овладеть ею, как распалившийся боров. К тому же в таком случае она изрядно разукрасила бы ему физиономию, с улыбкой подумал Маркус. Он склонил голову:

— Если не будет новостей, увидимся сегодня в Шербрук-Холле.

Изабел кивнула и, умирая от страха и желания вновь оказаться в его объятиях и ощутить прикосновение теплых губ, развернула кобылку и исчезла в зарослях.

Так как сезон был в самом разгаре, то на ужин, который устраивала Барбара, чтобы представить Джека кругу соседей и друзей, собиралось гораздо меньше народу, чем могло бы в любое другое время года, однако это вполне устраивало Маркуса и Джека. Доверив все приготовления умелым рукам матери — как будто она позволила бы ему хоть слово вставить! — по возвращении домой Маркус позвал Джека в кабинет, и там они приятно провели время, укрепляя растущую между ними дружбу. Естественно, большую часть этого времени они говорили об Уитли, точнее, где он мог спрятать меморандум, который предположительно похитил в Конногвардейском полку. Также они обсуждали, когда Джеку лучше всего обыскать номер Уитли и убедиться, что Маркус ничего не просмотрел.

Маркус отчетливо представлял, насколько затянется ужин.

— Предлагаю, — сказал он, — провернуть все сегодня, когда гости разъедутся. Большинство тех, с кем вы сегодня познакомитесь, не станут задерживаться, те, кто помоложе и поэнергичнее, сейчас в Лондоне. Думаю, с последними гостями мы распрощаемся к полуночи, если не раньше. — Он бросил на Джека насмешливый взгляд: — Чем скорее вы успокоитесь насчет того, что я не проглядел меморандум вчера вечером, тем скорее мы сможем заняться другими вещами: например, где он держит этот чертов меморандум.

— Вы на удивление легко воспринимаете мои сомнения в вашей работе, — заметил Джек.

Маркус пожал плечами:

— Обыск комнат предполагаемых шпионов — не мой конек, я не специалист в этом деле. И существует, хотя и небольшая, вероятность того, что я мог пропустить что-то жизненно важное. Учитывая значимость того, что мы ищем, будет безрассудством не проверить все еще раз другим, более опытным, глазом.

Джек кивнул:

— А как вы собираетесь занять Уитли?

Маркус улыбнулся, и что-то в этой улыбке заставило Джека порадоваться, что он не майор Уитли.

— О, у меня есть планы касательно Уитли, — сказал Маркус. — И не волнуйтесь. Я намерен задержать его вдали от гостиницы надолго, так что вы сможете обыскивать комнату, сколько вам вздумается.

Ужин протекал гладко, и хотя мысли Маркуса были заняты другим, он даже получал от него удовольствие. Особенно нравилось ему наблюдать за выразительным лицом Изабел, когда гости поднимали за обручившихся тост за тостом и один за другим задавали вопросы о предстоящем бракосочетании жениха и невесты. Изабел запиналась и заикалась. Маркус время от времени проникался сочувствием к ней и ловко вступал в разговор, если она просила его об этом отчаянным взглядом. Все считали, что она очаровательна и ведет себя именно так, как подобает невесте. Маркус удивлялся: неужели никто не видит, что эта свадьба вовсе не радует ее?

Присутствовали, как и всегда, лорд Мэннинг, сэр Джеймс и леди Агата, миссис Эплтон с братом, епископом Латимером, который приехал к ней сегодня с кратким визитом и в последнюю минуту попал в список приглашенных. Присутствие еще одного человека вызывало у Маркуса смешанные чувства — также в последнюю минуту Барбара внесла в список гостей неожиданно вернувшегося из Лондона Гаррета Мэннинга, племянника лорда Мэннинга. Маркус сам не знал, приятно ли ему видеть его за столом.

Гаррет был высоким и голубоглазым, но на этом его сходство с дядей и вообще семейством Мэннингов заканчивалось. Большинство Мэннингов рождались светловолосыми и белокожими, но Гаррет появился на свет смуглым и черноволосым, почти таким же черноволосым, как сам Маркус. Он обладал особым шармом, но от него не исходили тепло и дружелюбие, свойственные лорду Мэннингу. От него веяло настороженностью, и аура разврата, как ни странно, добавляла привлекательности и без того красивым чертам. Щегольская пуссета с бриллиантом в правом ухе усиливала впечатление. Маркус не нашел бы лучшего компаньона для вечера за игрой в карты или бутылочкой чего-нибудь крепкого или для визита в публичный дом. Он улыбнулся. Кроме разве что кузена Чарлза в те беззаботные деньки, когда тот еще не женился на Дафне. Гаррет во многом напоминал Чарлза и, как и Чарлз, нравился Маркусу… Чуть-чуть.

Время от времени, когда ему удавалось оторваться от созерцания завораживающего лица Изабел, Маркус внимательно изучал Гаррета. Его удивляло и его внезапное возвращение, и странная дружба с майором Уитли. Гаррет вовсе не выглядел человеком, чьи надежды убила помолвка Изабел. Он ничем не напоминал отвергнутого поклонника. С Изабел он держался вежливо и любезно, без лишней фамильярности. И хорошо, думал Маркус, не хотелось бы пускать ему кровь.

Джек произвел на всех неизгладимое впечатление. Дамы вились вокруг него, восхищаясь его отвагой, джентльмены засыпали вопросами о службе, интересовались его мнением насчет войны с Наполеоном.

Как и предсказывал Маркус, после одиннадцати стали посылать за каретами и экипажами, и начался неспешный разъезд. Им с Изабел не хватило времени поговорить наедине, однако Маркус улучил минутку, когда лорд Мэннинг остановился на крыльце переговорить о чем-то с Гарретом, и проговорил тихо:

— От Уитли ничего не слышно, правильно я понимаю?

Изабел кивнула:

— Ничего. Я боялась, что он пришлет еще записку, потребует встречи. Но он молчит. — Она закусила губу. — Это-то меня и беспокоит.

Маркус кивнул, как если бы ее слова подтвердили нечто, уже известное ему.

— Не волнуйтесь об этом, моя дорогая, — сказал он. — Помните, что вы теперь не одна. Я с вами, и я не позволю ни Уитли, ни кому-то еще нарушить ваше спокойствие. — Его взгляд сделался жестче. — Если он как-то свяжется с вами, сразу же известите меня.

— Он не из тех, кто легко сдается, — предупредила она.

Маркус хищно, по-волчьи улыбнулся:

— И я тоже.

Менее чем через час, когда Барбара пожелала им спокойной ночи и отправилась ко сну, Маркус и Джек потихоньку выскользнули из дома и поспешили к конюшням. Там они оседлали лошадей и двинулись в путь.

В четверти мили от Шербрук-Холла они придержали коней, чтобы в последний раз все уточнить, прежде чем разъехаться.

— Откуда вы знаете, что он придет на встречу с вами? — спросил Джек.

Маркус улыбнулся, но в улыбке его не было и тени веселья.

— Как я уже говорил, я отправил ему записку с просьбой прийти — от имени той леди, которая не пришла на рандеву вчера вечером.

Джек смотрел на него, нахмурившись. Мысль о том, что Уитли будет где-то далеко от гостиницы, когда он влезет в его номер через окно, очень нравилась ему. Но он все еще сомневался в плане Маркуса. Откуда, например, Маркусу знать, что Уитли не договорился еще о чем-то с той таинственной леди? Кстати, умение писать — нечастое явление среди того сорта женщин, с которыми путается Уитли. Как Маркус узнал, что она вообще умеет держать перо? Он прищурился. Кузен явно чего-то недоговаривает. Маркус играет в другую игру, а Джек твердо верил, что любая игра с участием Уитли опасна, и беспокоился о том, сможет ли его добродушный кузен справиться с этим человеком.

— План хорош — если все пойдет, как мы задумали, — неохотно признал Джек. — Однако мне не очень нравится, что вы выступите против него один на один.

Маркус бросил на него недобрый взгляд:

— А вот это уже оскорбление. Мало того что вы усомнились в том, хорошо ли я обыскал номер, теперь вы сомневаетесь в том, справлюсь ли я с трусливым хвастуном?

— Это не так. Уитли, может, и проныра, но у проныр тоже есть зубы, а вы никогда не сталкивались с такими, как он.

— О Господи! — с отвращением воскликнул Маркус. — Вы говорите точь-в-точь как Джулиан, Чарлз и моя мама. Возможно, вел я не такую богатую приключениями жизнь, как вы, и не совершал опасных, безрассудных поступков, как Джулиан и Чарлз, но уверяю вас, я в состоянии разобраться с Уитли. Ваше дело — добраться до «Оленьего рога» и проникнуть к нему в комнату. Обо мне не беспокойтесь. — Что-то темное и яростное промелькнуло в глубине его серых глаз. — Если хотите за кого-то волноваться — волнуйтесь лучше за Уитли.

Они разделились, Джек поскакал в сторону гостиницы, а Маркус срезал путь и направился к беседке у озера. Джеку предстоял довольно долгий путь, сам же Маркус менее чем через десять минут остановил коня, спешился и привязал его среди деревьев, обрамлявших озеро. Он выбрал это место отчасти потому, что Уитли упоминал его в первой записке к Изабел, отчасти потому, что сам его прекрасно знал. Оглядевшись, он решил, что сделал мудрый выбор.

Огромное озеро, разделявшее владения Мэннинга, дяди Изабел, и его собственные, раскинулось перед ним. Гладкая поверхность блестела в лунном свете, как стекло. Казалось, что края озера зазубрены — их скрывала тьма. В каких-то пятидесяти футах от озера беседка светилась призрачно-белым пятном. Небольшое строение с решетчатыми стенами обрамляли два огромных, выложенных камнем пруда с золотыми рыбками. Много лет назад лорд Мэннинг построил эту беседку с прудами в подарок своей жене. В центре каждого пруда возвышался трехъярусный фонтан, и вода журчала и шептала что-то в тишине весенней ночи. При жизни леди Мэннинг этот уголок видел много счастливых встреч друзей и родных, но в последние годы здесь мало кто бывал.

Маркус специально приехал пораньше, задолго до часа, назначенного Уитли, но подходил к беседке он все равно осторожно. Как он и ожидал, она оказалась пуста. Убедившись, что Уитли не прибыл заблаговременно, Маркус подошел к одному из прудов и всмотрелся в черную глубину. В бледном свете что-то вспыхнуло золотом. Выходит, золотые рыбки леди Мэннинг живут и здравствуют среди тростника и кувшинок, которые грозят полностью поглотить пруд? Маркус стоял на бортике пруда, на котором раньше леди сидели и кормили рыбок, и думал: а любит ли майор Уитли воду? Он надеялся, что нет.

Беседка и пруды располагались на открытом месте, и Маркус понимал, что если ему нужен элемент внезапности, он должен перехватить Уитли в лесу, который обрамлял озеро. Он знал, с какой стороны приедет Уитли. И это облегчало задачу. Он скрылся среди деревьев и занял позицию, которая лучше всего отвечала его надобностям.

Встреча была назначена на два часа, но приближение лошади Маркус услышал задолго до этого времени. Он улыбнулся про себя. Кажется, он не единственный, кто захотел приехать пораньше. Напряженно прислушиваясь, он тихо двинулся на звук.

Когда Уитли в конце концов остановил лошадь и спешился, Маркус был уже рядом. Он подождал, пока Уитли привяжет животное к молоденькой лиственнице, а потом нанес первый удар. Развернув Уитли к себе, он с силой ударил его кулаком в челюсть. Голова Уитли запрокинулась назад. Вслед за первым ударом последовал второй — коротким прямым движением Маркус ударил с левой в живот, потом еще раз с правой — в челюсть. Уитли, хватая воздух ртом, упал. Маркус ловко перевернул его на живот и связал ему руки за спиной с таким проворством, словно всю жизнь только этим и занимался. За несколько секунд справившись с задачей, Маркус повязал на глаза Уитли черный шелковый шарф.

Маркус считал идею с шарфом находкой. Уитли скорее всего узнает его голос, хотя есть шанс, что нет. Так или иначе, Маркуса не интересовало, догадается Уитли, с кем имеет дело, или нет. Глаза он завязывал ему для того, чтобы Уитли чувствовал себя более беззащитным и уязвимым. А он чувствовал, в этом нет сомнений.

Маркус поставил его на ноги и подтолкнул в направлении озера. Уитли запинался и спотыкался, так что Маркус сгреб его за руку и потащил к беседке.

— У меня есть деньги. Отпустите меня целым и невредимым — и получите их все, — с величайшим спокойствием проговорил Уитли.

Маркус мрачно рассмеялся:

— Я не грабитель, друг мой, и деньги твои мне не нужны.

Уитли замер при звуке голоса Маркуса, повернул голову:

— Кто вы? Я вас знаю?

— Скажи на милость, если бы я собирался представиться, стал бы я завязывать тебе глаза? — весело ответил Маркус.

— Чего вы хотите?

— Всего лишь мелочь, что принадлежит одной леди.

Уитли споткнулся:

— Только не говорите, что это Изабел вас наняла!

— О, вот как ты заговорил…

Маркус, к своему большому удивлению, наслаждался процессом. Славная выдалась ночка. Он делает благое дело, учит это отребье уму-разуму. Он улыбнулся. И самое интересное еще впереди.

У пруда Маркус толкнул Уитли на колени и перегнул верхнюю часть его туловища через бортик.

— Если хочешь, чтобы это закончилось сейчас, просто отдай мне вещь, которая принадлежит одной леди, — сказал Маркус, держа голову Уитли всего в нескольких дюймах над водой.

Уитли сдавленно засмеялся:

— Вы даже не знаете, что это.

— Боюсь, для меня это не имеет никакого значения. Я хочу получить эту вещь, и если ты не дурак, ты отдашь ее мне.

— А если я откажусь?

Маркус не ответил ему. В мгновение ока он сунул голову Уитли в темную воду. Подождав несколько секунд, Маркус вытащил его. Уитли отплевывался, фыркал и бранился на чем свет стоит.

— Это только начало разговора. В следующий раз я продержу тебя под водой гораздо дольше. Ну, так ты отдашь это мне? Или мне продолжить?

Уитли грязно выругался.

— Как я понимаю, это означает «нет»?

Маркус снова окунул голову Уитли в воду и держал его на этот раз гораздо дольше. Когда в конце концов он его вытащил, Уитли кашлял и жадно хватал ртом воздух.

— Итак, — мягко проговорил Маркус, — отдашь или нет?

— Иди ты к черту! — зарычал Уитли.

— Ты первый, — протянул Маркус, и голова Уитли снова исчезла под водой. Маркус не отрицал, что процедура с Уитли приносит ему некоторое удовольствие, но она уже начала утомлять его. Решив покончить со всем поскорее, он, не обращая внимания на отчаянное барахтанье Уитли, держал его под водой так долго, как только осмелился.

Когда в конце концов он вытащил голову Уитли из-под воды, его сердце едва не остановилось. Он испугался: Уитли лежал неподвижно. Маркус в страхе принялся отчаянно трясти его. Когда Уитли наконец закашлялся и его вырвало водой, он почувствовал облегчение. Ему не хотелось убивать человека — по крайней мере таким образом.

Маркус глядел на распростертое на земле тело Уитли, слушал его тяжелое дыхание, и ему стало даже жалко его — правда, ненадолго. До тех пор пока он не вспомнил, что этот человек угрожал Изабел, и если Джек не ошибся — всей Англии.

— Это последний раз, — опасно сладким тоном проговорил Маркус. — Или ты отдашь мне эту вещь, или я тебя утоплю.

Уитли не ответил. Маркус вздохнул и потянулся к его шее.

— Стой! — прохрипел Уитли.

— Я не собираюсь тратить время. Или ты отдаешь мне ее, или…

— Я отдам… Только оно у меня не с собой.

Маркус прекрасно чувствовал ложь. Он рывком усадил Уитли.

— Тогда, мой несчастный друг, этот пруд твой, — бодро провозгласил он, рассчитывая, что Уитли перетрусит.

Он оказался прав. Когда его рука крепче сжалась на затылке Уитли, тот в ужасе закричал:

— Подождите! Подождите! Я солгал. Клянусь, он у меня с собой.

Маркус оттащил его от пруда, убедился, что шарф на месте, и грубо усадил к невысокой каменной стене, окружавшей пруды с одной стороны.

— Не делай ошибок, — прорычал Маркус. — Если вздумаешь играть со мной в игры, начнем сначала — только на этот раз я не остановлюсь, пока не получу, что мне надо, или пока ты не сдохнешь. Выбирай.

Уитли содрогнулся и пробормотал:

— Никаких игр.

— Тогда отдавай.

— Вам придется развязать меня, — захныкал Уитли. — Я так не дотянусь.

Маркус влепил ему пощечину:

— Ты что, за идиота меня держишь? Говори: где!

Уитли помедлил.

— Часы. В кармане жилета, — обреченным тоном проговорил он.

Маркус нащупал там тяжелый золотой предмет и вытащил его наружу. Изучая вещь в неверном свете луны, он понял, что она слишком крупная для часов, а при ближайшем рассмотрении понял, что это и не часы вовсе, а женский золотой медальон. Ему нестерпимо захотелось открыть его, но Маркус напомнил себе, что он не вправе совать нос в то, что Изабел всеми правдами и неправдами старается сохранить в тайне. Кроме того, он хотел, чтобы она рассказала ему сама. Сняв медальон с цепочки, Маркус сунул его себе в нагрудный карман.

Потирая подбородок, он смотрел на Уитли. Он так сосредоточился на том, чтобы заполучить то, что принадлежало Изабел, что как-то не задумался: а что делать, когда эта вещь окажется у него в руках? Он не мог просто бросить Уитли связанным, хотя идея эта имела свою прелесть. Развязать его и просто уехать тоже нельзя: Уитли, может быть, имеет какие-то подозрения насчет него, но когда повязка будет снята, все станет ясно. К тому же есть еще Джек. Маркус обещал занять Уитли, пока Джек будет обыскивать его номер. Но если он правильно рассчитал время, Джек уже закончил с поисками и теперь едет в Шербрук-Холл.

Маркус еще какое-то время подумал, а потом, тихонько насвистывая, рывком поставил Уитли на ноги. Он вытащил из-за голенища нож, чтобы провернуть одну штуку, которой его научил Джулиан. Не обращая внимания на яростные протесты майора, он раздел его догола, точнее, срезал с него одежду и ботинки и побросал то, что от них осталось, в пруд. Пусть майор порыбачит.

Закончив с этим, Маркус вновь вернулся к майору. Тот стоял перед ним голый и дрожал: ночной воздух дышал прохладой. Игнорируя испуганный скулеж Уитли, Маркус аккуратно подрезал веревку, которая связывала запястья майора, и убедился, что несколько витков еще держатся. Уитли понадобится некоторое время, чтобы освободиться окончательно, — достаточно долгое, чтобы Джек благополучно отъехал от гостиницы до возвращения майора.

— Приятно было пообщаться, друг мой, но час уже поздний, и боюсь, мне придется покинуть вас. Одежду свою, точнее, то, что от нее осталось, вы найдете в пруду, — сказал Маркус на прощание и, пропустив мимо ушей яростные проклятия, которыми осыпал его майор, исчез под покровом леса.

Он подумал, а не забрать ли еще и лошадь Уитли, но потом решил, что тому уже достаточно мучений на сегодня. Однако не помешает усложнить майору задачу. Он подъехал на лошади туда, где стоял привязанный конь Уитли. Заметив притороченную к задней луке седла шинель, он отстегнул ее и прикрепил к собственному седлу. Пускай Уитли выуживает из пруда остатки одежды, чтобы прикрыть наготу. Но есть еще кое-что, что надо сделать. Наклонившись, он подрезал подпругу. Улыбнулся. По его подсчетам, она продержится еще несколько миль, прежде чем окончательно лопнуть.

Удовлетворенный проделанной работой, Маркус пришпорил коня и галопом помчался домой. Там он расседлал коня и вычистил его, прежде чем отвести обратно в стойло. Нежно потрепав животное по лбу и всыпав ему меру овса, он забрал трофейную шинель и отнес ее в кабинет, что располагался с торца конюшен. Бросив ее на стул, Маркус вышел на свежий воздух и уселся в ожидании Джека на одну из каменных скамей у входа в конюшни.

Медальон Изабел жег ему карман. Он вытащил его и стал рассматривать в лунном свете. Старый. Тяжелый. С красивым орнаментом на крышке. Фамильная драгоценность? Искушение открыть его было необычайно велико, но хотя Маркус и сказал себе, что, как ее будущий муж, имеет право, открыть его он не решился. Со вздохом он положил его обратно в карман. Ох уж эти тайны! Как он их ненавидит…

Спустя десять минут он расслышал конский топот. Показался Джек. Маркус встал ему навстречу. Джек остановил коня и посмотрел на Маркуса.

— Вы оказались правы, — с отвращением сказал он. — Там действительно ничего нет. Уж поверьте, я обшарил все.

Маркус довольно улыбнулся. Джек засмеялся:

— Ладно, в следующий раз буду вам доверять. Отведя лошадь в стойло, они направились к дому.

— А как ваше рандеву с Уитли? — небрежно поинтересовался Джек. — Уверен, все прошло хорошо?

Маркус кивнул:

— В точности как я и планировал. — Он улыбнулся: — Я абсолютно удовлетворен.

Джек пожал плечами:

— Хорошо, что хоть один из нас удовлетворен. В его номере я не нашел ни одного ключика, который подсказал бы, где искать дальше.

— Может, у него и нет этого меморандума? — предположил Маркус, когда они поднимались по парадной лестнице.

— Не исключено, но он кажется мне таким отпетым мошенником, что я не оставлю расследования. — Джек задумался. — Обыскав номер Уитли, я славно поболтал с хозяином гостиницы, Китингом. Разговорчивый парень этот Китинг, на многое пролил свет. Он упомянул, что Уитли свел знакомство с одним из местных контрабандистов по имени Питер Коллард. Вы его знаете?

Маркус поджал губы:

— Конечно же. Среди контрабандистов легенды ходят о его гнусных делишках. То, что Уитли с ним сошелся, подтверждает ваше предположение о том, что меморандум у него, и он ищет способ переправить его во Францию или на дружественные Франции территории.

Они дошли до тяжелых дверей дома, когда ночную тишину прорезал топот конского галопа. Маркус обернулся, отчасти приготовившись к тому, что по дороге к дому мчится Уитли. Он нахмурился: всадником оказался один из слуг из Мэннинг-Корта.

— Мистер Шербрук! Мистер Шербрук! — закричал юноша, останавливая взмыленную лошадь у крыльца. — У меня для вас послание от миссис Мэннинг. — Он спрыгнул с лошади и помахал маленьким конвертом. — Барон, сэр. Он при смерти.

Записка Изабел подтверждала слова слуги.

«Маркус, приезжайте скорее. Вскоре после того как мы вернулись домой, барону стало плохо. Его осматривал доктор, он считает, что барон умирает. Лорд Мэннинг настаивает, чтобы вы были здесь.

Изабел».

Глава 9

Впопыхах объяснив Джеку ситуацию, Маркус бросился в конюшни и через несколько минут снова скакал сквозь тьму. На этот раз его подгонял страх, и он мчался сломя голову по полям и через лес, срезая путь до Мэннинг-Корта.

Он не удивился, увидев у крыльца черную двуколку доктора и залитый огнями дом. Дворецкий Мэннингов Диринг бросился к нему через всю широкую террасу:

— О, мистер Шербрук! Какое облегчение, что вы здесь! — воскликнул он. Не требовалось особой проницательности, чтобы заметить, как он взволнован. — Это просто ужасно! Мы поверить не можем, что он умирает! — Будто вспомнив о чем-то, Диринг добавил более официально: — Пожалуйста, следуйте за мной, сэр, я провожу вас в спальню лорда Мэннинга.

Маркус медленно прошел в просторную комнату, посреди которой на помосте стояла массивная кровать с пологом из бордового и золотого шелка. В огромных канделябрах, расставленных вокруг, мерцали свечи. Маркус увидел старого барона — он лежал под тяжелым шелковым покрывалом. Руки его, белые и неподвижные, лежали поверх ткани. Изабел, в том же янтарном платье, в котором присутствовала на ужине в Шербрук-Холле, сидела на краешке кровати, склонив голову, и пальцы ее нежно поглаживали руку лорда Мэннинга. Подле нее стоял хмурый доктор, мистер Сиуард.

Маркус прочистил горло, Изабел вздрогнула и обернулась. Увидев, что это он, она вскочила и бросилась к нему на грудь.

— О, слава Богу, вы пришли! — выдохнула Изабел. — Он так хотел вас видеть. — Она еле сдерживала слезы. — Все произошло так внезапно. Мы приехали домой, и когда Эдмунд ушел спать, отправились в Зеленую гостиную. Мы сидели и разговаривали, а потом он вдруг издал странный звук и повалился на пол. — Она задрожала, заново переживая этот ужасный момент. — Я закричала, прибежал Диринг, вместе нам удалось привести его в чувство, но хотя он пришел в сознание, речь его была невнятной, и он едва ли нас узнавал. Диринг и трое лакеев отнесли его в постель. Я сразу же послала за мистером Сиуардом. — Теперь слезы беспрепятственно катились по ее щекам. — Маркус, мистер Сиуард говорит, что у него случился апоплексический удар и теперь он умирает.

— Я бы не терял надежды, моя дорогая, — сказал Маркус с большей уверенностью, чем на самом деле чувствовал. Он послал ей ободряющую улыбку. — Барон — до мозга костей жизнелюбец, вряд ли он готов прямо сейчас распрощаться с этим миром. — Отстранив ее, он подошел к помосту.

Мистер Сиуард угрюмо посмотрел на него:

— Не знаю, сколько ему еще осталось. — В тоне его слышалось неодобрение. — Он требовал вашего присутствия. Я думаю, это не очень мудро, но он так волновался, что я согласился, чтобы за вами послали. Когда он узнал, что вы скоро будете, он заметно успокоился и теперь отдыхает. Прошу вас, не расстраивайте его: это может приблизить конец.

Поднявшись на помост, Маркус поразился тем изменениям, которые произошли с его старым другом всего за несколько часов. Лицо лорда Мэннинга сделалось серым и сморщенным, и он выглядел теперь на все свои без малого семьдесят пять.

Маркус осторожно присел на постель и взял ладонь лорда Мэннинга в свою.

— Милорд, — тихо проговорил он, — это Маркус.

Старик пошевелился и открыл глаза.

— Маркус, — с трудом повторил он. Улыбка, больше похожая на гримасу, легла на морщинистое лицо. — Боюсь, ты видишь меня не в лучшей форме.

Глаза Маркуса светились любовью.

— Это правда, милорд. Даже после грандиозных попоек и бурных ночей в публичном доме вы выглядели лучше.

Лорд Мэннинг зашелся наполовину смехом, наполовину кашлем, но голубые глаза засияли ярче.

— Ты всегда был добр ко мне. Заставлял смеяться даже тогда, когда мне не хотелось. — Не сводя пристального взгляда с лица Маркуса, он продолжил: — Сиуард сказал, мне нужно готовиться, но прежде чем уйти, я хочу увидеть вас с Изабел женатыми.

Лицо Маркуса осталось невозмутимым, он ничем не выдавал горя, которое душило его от осознания, что его старый добрый друг умирает. Он долго смотрел на барона. Его просьба не удивила Маркуса, чего-то подобного он и ожидал. Лорд Мэннинг намерен перед смертью увидеть своими глазами, что Изабел и его внук в надежных руках. Не позволив паузе затянуться, Маркус кивнул:

— Такова ваша воля. И я сделаю все возможное, чтобы исполнить ее. — Сделав над собой усилие, он улыбнулся: — Как удачно, что у миссис Эплтон гостит ее брат, епископ Латимер. Я оставлю вас ненадолго, чтобы получить специальное разрешение. — Он оглянулся через плечо: Изабел стояла ни жива, ни мертва. — Изабел пока пошлет за викарием, и когда я вернусь, мы обвенчаемся.

Лорд Мэннинг кивнул и погрузился в глубокий сон.

Оставив Сиуарда присматривать за лордом Мэннингом, Маркус увлек Изабел из комнаты. Всматриваясь в ее лицо, он нежно сказал:

— Возможно, это не та свадьба, которую мы планировали, но сделает последние часы старика счастливыми.

Она, с глазами, полными слез, кивнула. Попыталась что-то сказать, но не смогла. Изо всех сил стараясь сохранить самообладание, она выговорила:

— Для него я сделаю все, что угодно. Я люблю его, как родного отца. Мысль о том, что он умирает, для меня невыносима. — Она заплакала. Лицо ее выражало неподдельное страдание. — Что я скажу Эдмунду, когда он проснется и узнает, что дедушка умер?

— Разве я не говорил вам, чтобы вы не теряли надежды? Мы должны готовиться к его уходу, но при этом не впадать в отчаяние. До сегодняшнего дня он был сильным, полным жизни человеком. Он жив, и пока это так, я не намерен думать по-другому. Ну а если случится худшее, я буду знать, что наша свадьба подарила ему успокоение. — Он поднял ее подбородок и легонько поцеловал. — Пошлите за викарием, а потом идите к свекру и напомните старому дьяволу обо всем, ради чего ему стоит жить. Ради него будьте сильной. — Скрывая собственные страхи и тревоги, Маркус повернулся и пошел прочь.

Краешек горизонта едва окрасился розовым и золотым, когда все снова собрались в спальне лорда Мэннинга. За прошедшее время в его покои набилось еще больше народу. Прежде чем поехать к миссис Эплтон, Маркус передал в руки заспанного слуги записку, которую потребовал немедленно доставить матери. В записке он вкратце объяснил, что произошло, и предупредил, что, если она хочет поприсутствовать на его венчании, ей лучше поторопиться. В итоге Барбара и Джек молча стояли у постели лорда Мэннинга, где он лежал, бледный и неподвижный. Викарий Норрис, который прибыл всего за несколько минут до них, о чем-то вполголоса переговаривался с мистером Сиуардом.

Никто не ожидал, что миссис Эплтон, узнав, что за причина привела Маркуса к ней среди ночи, останется дома. Смахивая слезы, она настояла на том, чтобы вернуться в Мэннинг-Корт с Маркусом и провести последние драгоценные минуты с человеком, которого любила и чьей женой хотела стать. И теперь она стояла у его постели и сжимала теплой, мягкой рукой хрупкую руку лорда Мэннинга. Епископ Латимер, когда его разбудили и объяснили всю ситуацию, не только с готовностью согласился выписать свидетельство, но решил быть рядом с сестрой во время этого испытания и отправился вместе с ней в Мэннинг-Корт.

Когда Маркус уехал, Изабел пришлось решать, будить Эдмунда или нет. Зная, как сильно он любит деда, она в конце концов пришла к мысли, что нужно позволить ему повидаться с лордом Мэннингом, пока тот жив. Эдмунд, ошеломленный и скорбящий, стоял на коленях с другой стороны кровати и гладил деда по плечу, не сводя глаз с бледного морщинистого лица.

Диринг и его жена, домоправительница миссис Диринг, которые родились и выросли в доме барина, как до того их родители, стояли рядышком у дверей. Миссис Диринг безутешно рыдала, утирая слезы белым носовым платком. Маркус знал, что еще несколько старых слуг топчутся за дверью в коридоре, мужаются, чтобы встретить страшную весть: единственный хозяин, которого они знали, умирает.

Несмотря на то что занимался рассвет и множество свечей горело по всей комнате, царила удушающая мрачная атмосфера. Слышались приглушенные рыдания миссис Диринг. Не лучшее начало для брака, подумал Маркус.

Скрывая свое горе, со спокойным, уверенным лицом Маркус подошел к Изабел, которая стояла у угла кровати, глядя на сына и свекра. Он коснулся ее плеча:

— Все в сборе. Начнем?

Ее лицо было белым и напряженным, золотисто-карие глаза — огромными и полными скорби. Она кивнула. Оглушенная горем, она едва ли понимала, что делает и кто еще есть в комнате. Она впала в оцепенение, и даже мысль о венчании с Маркусом не пробивалась сквозь туман скорби.

Все заняли свои места: Изабел и Маркус вместе с викарием в ногах кровати, остальные рядом. Мистер Сиуард осторожно разбудил лорда Мэннинга. Тот непонимающе посмотрел на доктора, потом будто вспомнил, что происходит, обвел взглядом собравшихся. Маркус и доктор помогли ему подняться и подложили под спину побольше подушек. Он со вздохом откинулся на них.

Левый глаз лорда Мэннинга оставался полузакрытым, когда он попробовал улыбнуться, стало окончательно ясно, что левая половина тела его парализована. Несмотря на это, он улыбнулся и насмешливо сказал:

— Глядя на ваши лица, можно подумать, что вы собрались не на свадьбу, а на поминки. — Сев чуть повыше, он сверкнул голубыми глазами: — Не надо меня закапывать раньше срока, так что сделайте одолжение, снимите эти постные мины.

Его слова немного разрядили атмосферу, и лорд Мэннинг, довольный тем, что тут и там вспыхнули бледные улыбки, посмотрел на викария и слабой рукой указал на Изабел и Маркуса:

— Кажется, мы собрались здесь, чтобы поженить этих двоих. Давайте же поскорее приступим к делу.

Церемония была простой и прошла очень быстро. Через несколько минут викарий объявил Маркуса и Изабел мужем и женой. Церемония венчания прошла мимо Изабел. Она понимала, что приносит клятвы Маркусу, чувствовала, что он рядом, высокий и сильный, но реальности происходящего не ощущала. Бракосочетание стало для нее каким-то действом, которое надо переждать, чтобы потом вновь сосредоточиться на сыне и лорде Мэннинге.

Маркус испытывал столь же глубокое горе, что и Изабел, и так же, как она, не обращал особого внимания на церемонию. Его мысли вертелись вокруг старика, смотревшего на них с кровати. И все же, когда пришло время поцеловать невесту и он сделал это, на мгновение он испытал восторг и удовлетворение. Изабел теперь его! Его жена. Он смотрел на ее лицо, и какое-то глубокое первобытное чувство владело им. Не вожделение, оно затаилось где-то в глубинах его существа, но нечто более сильное, долгое, нерушимое. Потом викарий объявил, что можно поздравить супругов, и его внимание вновь обратилось к лорду Мэннингу.

Бурной радости, которая обычно сопровождает такого рода события, среди гостей не наблюдалось, но то, как просияло лицо лорда Мэннинга после того, как Маркус поцеловал невесту, с лихвой окупило это. Когда церемония закончилась, Сиуард кивнул, и Маркус вывел всех из комнаты. Остались только лорд Мэннинг, Сиуард, Эдмунд, Изабел и он сам.

Еще до того как все собрались, в утренней столовой подали закуски. Изабел признала, что это будет не традиционный праздничный завтрак по случаю свадьбы, но это на время займет слуг и создаст хоть какую-то видимость спокойствия для остальных. Она сомневалась, что гости разъедутся очень скоро. Напротив, они останутся… пока не умрет лорд Мэннинг, с болью в сердце подумала Изабел.

Эдмунд сел на постель деда и принялся гладить его по руке, будто прикосновением этим стремился отогнать саму смерть. Ему казалось невозможным, что дед умирал, и он черпал утешение в ощущении теплой жилистой руки под ладонью.

Изабел присела на кровать с другой стороны и выдавила улыбку.

— Ну вот, вы заставили всех плясать под вашу дудку, — поддразнила она его, несмотря на ком в горле. — Счастливы теперь?

Лорд Мэннинг кивнул.

— Да, я очень доволен, — немного невнятно проговорил он и пристально посмотрел на нее. — А ты, дорогая? Ты счастлива?

Изабел проглотила ком в горле. Как она может быть счастлива, когда он умирает? Как она может быть счастлива, зная, что это замужество, замужество, которого она не хотела, может разрушить все, что ей дорого? Усилием воли добавив голосу веселости, она ответила:

— Конечно! — Изабел взглянула на Маркуса, стоявшего подле нее. — У меня умный и красивый муж. Какая женщина не будет счастлива на моем месте?

— А я, — медленно проговорил Маркус, лаская взглядом лицо Изабел, — женился на единственной женщине, которую хотел сделать своей женой.

И Маркус вдруг осознал, что это правда. Женитьба никогда не входила в его планы, но как только они обручились с Изабел, весь его мир перевернулся, и жизнь без Изабел в роли жены стала немыслимой. Какая-то часть его знала, еще до этого шокирующего объявления о помолвке знала, что на всем белом свете для него есть только одна женщина — Изабел. Да, он хотел жениться на ней, и, возможно, хотел очень-очень давно.

Лорд Мэннинг тихо засмеялся, и внимание Маркуса тут же переключилось на старика. Барон лежал на постели бледный, изможденный, но Маркус заметил, что цвет его лица улучшился и страшное отсутствующее выражение ушло.

— Как вы себя чувствуете? — тихо спросил Маркус.

Старик улыбнулся одной половиной лица:

— Не так хорошо, как мне хотелось бы. Думаю, теперь мне самое время отдохнуть. — Его узловатая рука сжалась на руке Эдмунда. — Но мальчика вы оставьте.

Маркус, Изабел и Сиуард потихоньку вышли из комнаты.

— Почему бы вам не присоединиться к остальным? Внизу подали закуски, — сказал Маркус Сиуарду. — Мы с миссис Шербрук останемся рядом, в гостиной, и если что, сразу же вас позовем. И пожалуйста, передайте Дирингу, чтобы прислал нам сюда поднос. Выбор мы оставляем за ним. — Он взглянул на изнуренное лицо Изабел. — Однако горячий чай обязателен.

Сиуард колебался.

— Лорд Мэннинг отдыхает, и вы ничего не можете сделать для него, разве что побеспокоить, — продолжил Маркус. — Он либо поправится, либо умрет. Его судьба не в вашей власти.

Доктор глубоко вздохнул, коротко кивнул и отправился вниз.

Маркус отвел Изабел в прелестную гостиную, которая примыкала к спальне лорда Мэннинга, усадил ее на обитую темно-синей камкой софу, потом вернулся в спальню барона поговорить с Эдмундом.

Лорд Мэннинг уже заснул, но Эдмунд поднял голову, когда Маркус приблизился. Он улыбнулся мальчику:

— Мы с твоей мамой будем в гостиной. Я оставлю дверь приоткрытой, и если мы тебе понадобимся — зови.

Эдмунд смущенно улыбнулся и кивнул.

Маркус прошел обратно в гостиную и сел на стул рядом с Изабел. Ее ярко-рыжие волосы огнем горели в желтом свете свечей, а юбки янтарного платья составляли красивый контраст с темно-синей обивкой софы. Напряжение ночи не прошло для Изабел бесследно: под глазами залегли темные тени, кожа казалась неестественно бледной, рот был плотно сжат — не говоря уже о том, что она беспрестанно заламывала пальцы. Да уж, никто не узнал бы в ней новобрачную. По крайней мере счастливую новобрачную.

Маркус накрыл большой теплой ладонью ее маленькие холодные руки. Ее пальцы тут же вцепились в нее, и взгляд потерял отстраненность.

— Насыщенная выдалась ночь, не так ли? — тихо спросил он.

Она коротко рассмеялась:

— Да, можно и так сказать. — Она перевела взгляд на их сплетенные пальцы. — Как мы будем жить дальше? — печально спросила она. — У нас даже не было времени обсудить планы перед с-свадьбой. — Она сглотнула. — Я знаю, мы теперь муж и жена, но я… — Она осеклась, и на щеках ее вспыхнул румянец.

Прекрасно понимая, что она хочет сказать, Маркус улыбнулся и приподнял ее лицо за подбородок. Их взгляды встретились.

— Изабел, я не собираюсь сегодня же требовать от вас исполнения супружеского долга, — тихо проговорил он, — если вас беспокоит именно это. Велите Дирингу приготовить для меня комнату, и на следующие несколько дней мы можем притвориться, что я просто ваш гость. Когда моя мать вернется домой, я попрошу ее проследить, чтобы слуги собрали и доставили сюда мои вещи. Не стану отрицать, я несколько иначе представлял себе первую брачную ночь, но на кону сейчас гораздо больше, нежели плотские утехи. Я не намерен нарушать распорядок жизни в Мэннинг-Корте больше, чем это потребуется, а именно перевозить вас с Эдмундом в Шербрук-Холл или врываться в вашу спальню. Мы женаты. Даст Бог, у нас впереди долгая жизнь. Нам хватит времени на все.

Изабел просияла и подалась вперед.

— О, Маркус! — с искренней радостью воскликнула она. — Спасибо, вы самый понимающий человек на свете. — Она обернулась и бросила взгляд на приоткрытую дверь в спальню лорда Мэннинга: — Б-боюсь, я сейчас не в состоянии думать ни о чем, кроме… — Слова потонули в слезах.

— Мне он тоже дорог, — угрюмо сказал Маркус — Если барон умрет, — добавил он сурово, — нам предстоят мучительные недели, и не придется волноваться из-за перемен, что несет наш брак. — Он глубоко вздохнул. — Мы сосредоточимся на наших обстоятельствах. Когда это все закончится.

От облегчения у Изабел кружилась голова. Холодная, железная лапа, сжимавшая ей внутренности с тех пор, как с бароном случилось несчастье, наконец-то разжалась. Откинувшись на мягкую спинку дивана, она посмотрела на Маркуса. Небрежность его облика делала его особенно привлекательным. Черные волосы спадают на лоб, галстук немного сбился на сторону, жакет цвета бутылочного стекла и сапоги не блещут первозданной чистотой, но это все только добавляет ему шарма. Она улыбнулась про себя. Изабел рассматривала его из-под полуопущенных ресниц, рассматривала человека, который стал ее мужем. Удивительно знакомый и родной, сегодня он притягивал ее своей небрежной элегантностью, как никогда. Она ощутила порыв погладить его широкий лоб, стереть со смуглого лица следы усталости и волнений и эту печальную складку у губ. Мысль о том, что эти губы будут жадно ласкать ее грудь, породила в ней яркую вспышку желания. Изабел в смятении ахнула. Как же можно думать о таких вещах, когда в соседней комнате умирает лорд Мэннинг?

— Что такое, моя дорогая? — спросил Маркус, от которого не укрылся этот тихий вздох.

К огромному облегчению Изабел, в этот момент постучали в дверь, и Маркус разрешил войти. В комнату вошел Диринг с большим серебряным подносом. Он сохранял невозмутимый вид, но быстрый взгляд, который он бросил на дверь в спальню лорда Мэннинга, красноречиво поведал, о чем он думает. Опустив поднос на столик красного дерева, что стоял сбоку от дивана, Диринг поклонился и мрачно объявил:

— Кухарка на ногах с тех самых пор, как лорду Мэннингу стало плохо. Здесь теплые булочки, пирожки с жареными яблоками, имбирные пряники, филе с кровью, жареный бекон, яйца всмятку, чай и кофе.

Маркус улыбнулся ему:

— Передайте ей мою благодарность. Моя жена… — какое наслаждение произносить эти слова, знал только Маркус, — моя жена, наверное, полакомится сладостями и выпьет чаю, а филе и яйца — как раз то, что нужно мне.

На лице Диринга мелькнула бледная улыбка.

— Да, кухарка мне сказала то же самое, когда я вздумал протестовать. — Диринг указал взглядом на дверь спальни и понизил голос: — Ну как он?

Маркус покачал головой:

— По крайней мере без изменений к худшему. Отдыхает. С ним внук.

Диринг не сумел придумать причину, чтобы остаться, и неохотно покинул комнату.

Изабел ела пряник и пила чай, а Маркус наложил себе большую тарелку мяса с кровью, яиц, добавил теплых булочек и пару пирожков. В последний раз он ел довольно давно. Некоторое время в комнате царило молчание: Изабел пощипывала булочку и смотрела в никуда, Маркус сосредоточился на еде.

Когда его тарелка опустела, Маркус почувствовал прилив сил. Он встал:

— Я сейчас вернусь. Пойду узнаю, как там милорд, и предложу Эдмунду пару пирожков, пока они теплые.

Неслышно войдя в комнату, он обнаружил, что и лорд Мэннинг, и Эдмунд спят. Эдмунд лежал, свернувшись калачиком, рядом с дедом, и рука лорда Мэннинга покоилась на плече мальчика. У Маркуса защемило сердце от этой картины. Смерть барона станет для всех тяжелой утратой, но Эдмунду достанется больше всего. Бедный постреленок. Такой маленький, а уже потерял отца, теперь еще и дед… Маркус вспомнил, как страшно страдал после смерти собственного отца, и поклялся, что сделает все, что в его силах, для этого мальчика и даже больше, чтобы стать достойной заменой старому барону.

Лорд Мэннинг как будто почувствовал присутствие Маркуса: его веки дрогнули, он проснулся и улыбнулся ему одной из этих болезненно кривых улыбок:

— Сердишься, что я таким способом погнал вас к алтарю?

Маркус покачал головой, в серых глазах промелькнул слабый отблеск смеха.

— Нет, в действительности я даже благодарен. Изабел все увиливала, не хотела назначить дату свадьбы, и вы мудро поступили, назначив ее за нас. — Его взгляд стал серьезнее. — В этом-то и состоял ваш план, так?

Старик осторожно снял руку с плеча Эдмунда.

— Мне казалось, что она рада помолвке, но она ведь независимый дьяволенок, и я боялся, что после моей смерти она найдет способ ее расторгнуть, — признался лорд Мэннинг. — Когда меня не станет, к Эдмунду отойдут ценные земли и большое состояние, но пока он не достигнет совершеннолетия, ему и Изабел нужны защита и крепкая мужская рука.

— О, только Изабел этого не говорите! — усмехнулся Маркус.

Он оценивал состояние старика. Несмотря на то что левую половину тела разбил паралич, он выглядел на удивление хорошо: более-менее нормальный цвет лица, глаза ясные, а говорит он хотя и с трудом, но вполне членораздельно. Добрый знак.

Лорд Мэннинг тихо засмеялся:

— Да знаю я, знаю. Не сомневаюсь, что она более чем в силах управлять имением и распоряжаться, однако ей придется действовать против традиций, и они с сыном могут пострадать от тех не слишком порядочных типов, которым захочется поживиться за их счет. Ты, как ее муж, защитишь их.

— Я сделал бы это в любом случае, — тихо сказал Маркус.

Лорд Мэннинг прикрыл глаза. Его лицо вновь стало изможденным.

— Знаю, — ответил он негромко и невнятно. — Знаю, но так будет лучше, и я могу умереть, зная, что они в безопасности.

Маркус коснулся его руки, безвольно лежавшей на постели. Мэннинг открыл глаза. Маркус подмигнул ему:

— Милорд, думайте больше о жизни и меньше о смерти.

Старик едва заметно улыбнулся и снова погрузился в сон.

Маркус развернулся и пошел в гостиную.

В дверях его встретила Изабел.

— Он в порядке? — взволнованно спросила она. — Вас так долго не было, что я испугалась…

Маркус взял ее под руку и отвел обратно в гостиную.

— Успокойтесь, — сказал он. — С ними обоими все хорошо. Лорд Мэннинг проснулся, и я поговорил с ним, потому и задержался.

— Он говорил с вами? Что он сказал?

— Что счастлив видеть нас мужем и женой.

Она неуверенно улыбнулась:

— А вы? Вы счастливы?

Маркус притянул ее к себе и, глядя в глаза, негромко сказал:

— Может, наша помолвка и произошла случайно, но если вы хоть чему-то верите, поверьте, что больше всего на свете я хотел на вас жениться.

Было в его взгляде, в его лице что-то такое, отчего ее сердце бешено заколотилось. Разве это возможно? Неужели сбылась ее самая тайная, самая заветная мечта? Маркус ее любит? Или же в его глазах она видит только теплую привязанность опекуна к подопечной? На нее нахлынуло отчаяние. Если он женился на ней из чувства долга, видя в ней всего лишь несносную подопечную девчонку, лучше ей утопиться в озере! Но если… если он женился, потому что увидел в ней женщину, женщину, которая будет любить его до конца своих дней… В ее сердце вспыхнула надежда. Если это то, что она прочла в его глазах, то она поистине счастливейшая из женщин.

Она знала это смуглое лицо и серые глаза почти так же хорошо, как свои собственные, они долго являлись ей в снах. Она не понимала, видит ли она реальность — или то, что хочет видеть. То, что Маркус мог полюбить ее, казалось ей невероятным. Она внутренне вздрогнула. Ведь она ничего не сделала, чтобы понравиться ему, но в те мгновения в его объятиях… Ее затопило теплом, внутри что-то сладостно затрепетало. Он желал ее, желал, как мужчина желает женщину, желал ее так же сильно, как и она его — с семнадцати лет… Румянец окрасил ее щеки, она опустила глаза.

— Красиво сказано, — пробормотала она, играя с пуговицей на его жакете.

Он наклонился и коснулся губами ее уха:

— Дорогая, милая жена моя… Мне очень много нужно тебе сказать. Скоро.

Она подняла голову.

— И не будешь ругаться? — поддела она его. Его глаза засияли, и он притянул ее ближе.

— Нет, ругаться не буду. У меня есть другие методы наказания для бессовестных маленьких мегер вроде тебя. — Его губы нашли ее рот, и вожделение к ней, которое никогда не оставляло его, вновь взорвалось внутри. Он целовал ее пылко, не скрывая внезапного и неистового желания. Маркус попытался вернуть самообладание, но его тело, как пленный зверь, почуявший свободу, имело другие соображения на этот счет, и он прижал Изабел к себе еще крепче, целуя с нарастающей страстью.

Изабел с жаром отвечала на его поцелуй. Ощущение близости его высокого, мускулистого тела приводило ее в восторг, и в восторг приводили ее его губы. Грудь напряглась и заныла, низ живота сгорал в огне. Она обвила шею Маркуса руками и прижалась к нему.

Они целовались и целовались, и их взаимный голод усиливался с каждой секундой. Первобытные инстинкты и желания затуманили разум Маркуса, и он потянулся к краю ее подола. Он задрал ее многочисленные юбки и тихо застонал, когда пальцы его нащупали нежную кожу ее ягодиц. Он стиснул их ладонями и прижался к Изабел пахом, но этого было мало. Чудовищно мало.

Оторвавшись от ее рта, он огляделся в поисках места, куда бы ее положить. И тут у него в голове прояснилось. Господи Иисусе! Он собирался заняться с Изабел любовью в гостиной при спальне лорда Мэннинга, прямо на диване барона!

С трудом владея собой, Маркус решительно отстранил Изабел. Это далось ему нелегко. Ее лицо слегка раскраснелось, прекрасные золотисто-карие глаза заволок туман желания, а рот ее, нежный, мягкий, так манил его…

Но мысль о том, что Мэннинг лежит в соседней комнате и, может быть, умирает, подействовала на Маркуса, как ведро холодной воды.

Изабел моргнула, и он понял, что реальность обрушилась и на нее. Она ахнула и повернулась к открытой двери. Ее лицо выражало неподдельный ужас.

— Боже! Как я могла забыть…

Маркус скривился:

— Мы оба нынче не в себе.

Она рассмеялась почти истерически:

— Да уж, с этим не поспоришь.

Изабел торопливо оправила платье. Ее бросило в дрожь при воспоминании о теплых ладонях Маркуса на обнаженной коже. С неестественно прямой спиной она села на диван и через силу сделала глоток чаю. Чай уже остыл, но он давал ей возможность отвлечься от поцелуев Маркуса.

Маркус, которому нужно было что-то покрепче, заметил несколько графинов и стаканы на низком столике, покрытом причудливой резьбой. Он налил себе бренди, одним глотком выпил обжигающий напиток и налил еще порцию.

Сделав глубокий вздох, он вернулся и сел на свой стул. Пригубив бренди, он задумался, чем бы им отвлечься друг от друга и от лорда Мэннинга. Вспомнив сегодняшнее, точнее, уже вчерашнее приключение, Маркус улыбнулся.

— У меня для тебя кое-что есть. — Он поставил стакан на стол и, сунув руку в нагрудный карман, вытащил оттуда медальон. — Кажется, это твое? — спросил он Изабел.

Изабел побелела как полотно и отпрянула, словно он держал на ладони не золотое украшение, а кобру. Испуганная, она вскочила и впилась в него взглядом.

— Где ты это взял? — спросила она хрипло.

Маркус нахмурился: он не ожидал такой реакции. Он посмотрел на медальон — только сейчас он увидел его в нормальном свете. Что такого в этой безделушке, что Изабел так тревожится? Что за тайны скрывает старый медальон? И что еще важнее — что это за тайна такая, что Уитли решил, будто Изабел отдаст что угодно, лишь бы она не раскрылась?

Глава 10

Маркус переводил взгляд с Изабел на медальон и обратно и хмурил брови.

— Я повторюсь: тебе не кажется, что пришло время рассказать мне, что происходит? Уитли явно почувствовал, что этот медальон имеет над тобой какую-то власть. — Он прищурился: — Ты это искала у него в номере?

Изабел в смятении смотрела на медальон, затем отвернулась.

— Не совсем, — в конце концов ответила она. — Когда я говорила, что не знаю, что у него в руках, я говорила правду.

— А этот медальон может навредить тебе? — изумленно спросил Маркус.

— Да. Нет. Ах, да не знаю я! — Она набрала в грудь побольше воздуха. — Но я не могла пустить все на самотек, когда у Уитли, возможно, была какая-то вещь, которая… — Она закусила губу и отвернулась. — Это все очень запутано.

Маркус хмыкнул:

— Очевидно. То есть я не могу рассчитывать на то, что ты расскажешь мне эту запутанную историю?

Она горько рассмеялась:

— Да, не можешь. — Ее взгляд сделался жестким. — Я не стану тебе лгать, если мне удастся избежать объяснений, я ничего не расскажу. Будь моя воля, я бы унесла это с собой в могилу. — Увидев его протест, Изабел вздохнула и добавила устало: — Знаю. Это несправедливо, но поверь мне, Маркус, на моем месте ты поступил бы так же. — Она посмотрела на медальон. — Можно мне его забрать?

Маркус смерил ее долгим взглядом, а потом отдал медальон, ни слова не говоря.

Медальон еще хранил тепло его руки. Изабел разглядывала выгравированный на крышке прихотливый узор. На нее нахлынули воспоминания, глаза наполнились слезами. Прижав медальон к груди, она робко улыбнулась Маркусу.

— Спасибо, — выговорила она глухим голосом. — Он мне очень дорог.

— Пожалуйста. — Маркус поклонился.

— Но как тебе удалось его заполучить? — спросила она, не отнимая медальона от груди. — Уитли не отдал бы его просто так.

Маркус улыбнулся:

— О, тут ты права, но я, знаете ли, при необходимости могу быть очень… ммм… настойчивым. — Его улыбка поблекла. Он встал и подошел к ней. — Изабел, ты знаешь, что я не позволю ни Уитли, ни кому бы то ни было еще причинить тебе вред. Ты уверена, что не хочешь рассказать мне, в чем дело?

Она заколебалась, и тут позади них раздался голос Эдмунда:

— Мама, дедушка крепко спит. Как ты думаешь, можно мне отлучиться: я хочу умыться и переодеться.

Изабел вздрогнула, и облегчение, смешанное с чувством вины, отразилось у нее на лице. Она бросилась к сыну:

— Отличная идея! Беги, а я посижу с ним в твое отсутствие.

Момент был упущен, и Маркус даже не пытался ее остановить, когда она послала ему робкую улыбку через плечо и скрылась в спальне лорда Мэннинга.

Через несколько часов всем стало ясно, что барон не умрет в следующую минуту, и викарий, Джек, мать Маркуса, миссис Эплтон и епископ Латимер отбыли по домам.

Миссис Эплтон обещала вернуться почти сразу.

— Я вернусь в течение часа, — говорила она Маркусу, и ее пухлый подбородочек вздрагивал. — Я только прослежу, чтобы собрали мой чемодан, и провожу брата. — Ее глаза наполнились слезами, и, задыхаясь, она добавила: — Не так я представляла себе первое пребывание здесь.

Маркус погладил ее по плечу:

— Не отчаивайтесь, мадам. Лорд Мэннинг еще, может, вгонит доктора в краску.

Она промокнула глаза кружевным платочком, лицо ее немного просветлело.

— О, как же я надеюсь на это!

После отъезда гостей в доме воцарилась тишина, но ненадолго. Вести быстро разнеслись по округе, и один за одним стали приезжать друзья барона: выражали сочувствие и справлялись о его здоровье. Маркус сказал Изабел, что сейчас лучшее место для нее — рядом с бароном.

— Иди к нему, дорогая. — Она колебалась, и он добавил: — Естественно, если ты хочешь принимать визитеров, я предоставлю это тебе, а сам посижу с лордом Мэннингом.

Он знал, что ей сказать: Изабел пулей взлетела на второй этаж, оставив на его попечении первый.

Она с досадой подумала, что именно этого он и добивался.

Разумеется, новости о неожиданном венчании распространились с той же скоростью, и слова беспокойства о лорде Мэннинге перемежались поздравлениями со свадьбой. Более нелепой ситуации и представить себе нельзя: принимать соболезнования и поздравления одновременно!

Из Шербрук-Холла приехал камердинер Маркуса, Бикфорд, и привез его вещи. Теперь он суетился наверху, распаковывая чемодан в большой спальне, которую Изабел отвела Маркусу.

— Я сказала Дирингу, чтобы он приготовил для вас комнату рядом со спальней барона, — сообщила она ему. — А миссис Эплтон мы поселим напротив. — Она посмотрела на него. — Это все ужасно странно, вам не кажется?

— О да. Я никак не предвидел, что первые ночи в браке проведу в одиночестве в спальне рядом с покоями бывшего свекра моей жены, — сухо ответил Маркус.

Изабел подавила истерический смешок и снова исчезла наверху.

Вернулась миссис Эплтон. С ней прибыли ее горничная и несколько саквояжей. Заботливый Диринг проводил ее в спальню.

Наступило небольшое затишье, и Маркус, чувствуя, что бессонная, полная волнений ночь дает о себе знать, позвал Диринга и заказал очень крепкого и горячего кофе и графин коньяку. Кофейник и графин явились как по волшебству почти мгновенно. Маркус сделал первый глоток кофе со щедрой порцией коньяку и спросил Диринга:

— Наверху все под контролем?

Улыбка промелькнула на лице Диринга.

— Да, сэр, — доложил он. — Эдмунд и миссис Мэн… Шербрук спят на диванах в гостиной лорда Мэннинга. С ним миссис Эплтон и доктор.

— Что-то изменилось?

Улыбка Диринга истаяла.

— Нет, но он спит спокойно, даже мистер Сиуард сказал, что этот отдых ему на пользу.

— Что ж, будем надеяться, мистер Сиуард знает, о чем говорит.

Не прошло и пяти минут после ухода Диринга, как Маркус услышал, что к дому подъезжает коляска. Маркус со вздохом встал с кресла и подошел к окну.

У крыльца остановился элегантный фаэтон, запряженный парой резвых вороных коней. Маркус не удивился, увидев, что лошадьми правит Гаррет Мэннинг.

Вскоре Диринг провел его в Зеленую гостиную и удалился. Взглянув на щегольскую насыщенно-синюю визитку Гаррета, темно-желтые брюки и до блеска начищенные ботфорты, Маркус почувствовал неловкость за свой старый зеленый жакет и смятый галстук. Он с тоской подумал о горячей ванне и нескольких часах здорового сна.

— Друг мой дорогой! Поминки и свадьба за одну ночь! — воскликнул Гаррет, шагая через комнату. Он протянул Маркусу руку. — Мы оплакиваем старика или празднуем вашу свадьбу? Или и то и другое?

Искреннее беспокойство в его глазах сняло все вопросы о фиглярстве и непочтительности. Маркус пожал ему руку:

— Никого мы не оплакиваем. Старик держится.

На лице Гаррета, вне всякого сомнения, отразилось облегчение. Он отрывисто рассмеялся:

— Знаю, вам трудно в это поверить, но я правда его люблю.

Маркус кивнул:

— Он вас тоже, хотя ему и хотелось бы, чтобы вы не были таким распутником.

Гаррет пожал плечами:

— Люди редко получают желаемое. — Он изогнул бровь: — Так я должен пожелать вам и прекрасной Изабел счастья?

— Да, ваш дядя страстно хотел увидеть нас женатыми, прежде чем… и мы уважили его.

Гаррет посмотрел на него испытующе:

— Вы думаете, он умирает?

— Он был на волосок от смерти, но сейчас… нет, мне не кажется, что он умирает. Доктор, может быть, не согласится со мной, но я считаю, что если бы он собирался умереть, то уже умер бы. — Без особой охоты он добавил: — Но он не отделался легко, боюсь, он уже никогда не будет тем человеком, которого мы знали.

Маркус изложил события предыдущей ночи и описал последствия удара.

— Может быть, он исцелится полностью, — сказал Маркус, когда разговор подошел к концу, — время покажет.

— Можно мне его повидать? — спросил Гаррет.

Маркус изучающе на него посмотрел. Лорд Мэннинг любил племянника, хотя и не одобрял его образа жизни, а Гаррет был искренне привязан к дяде. Маркус пожал плечами:

— Я не возражаю. Я позвоню, Диринг проводит вас наверх.

— Уделите мне еще минутку.

— Конечно. А в чем дело?

Гаррет скривился:

— Я не уверен… — Он всем своим видом показывал, как ему неловко. — Вы, возможно, подумаете, что я вмешиваюсь не в свое дело, но чувствую, что должен сказать. — На губах его заиграла полуулыбка. — В конце концов, мы породнились, и я блюду интересы семейства.

Маркус кивнул. Интересно, к чему он клонит? Гаррет прочистил горло, ему явно было не по себе.

— Обычно я не сую нос в те дела, которые меня не касаются, — неохотно начал он. — Но я должен предупредить вас: опасайтесь Уитли, того парня, который остановился в «Оленьем роге» в деревне.

Взгляд Маркуса сделался жестче и как будто острее.

— А что такое? Что вам известно о майоре Уитли?

Гаррет почесал за ухом — за правым, в котором поблескивала пуссета с бриллиантом:

— Вчера вечером, уехав от вас, я направился в деревню в поисках развлечений. — Он улыбнулся. — Я нахожу сельскую жизнь несколько скучной, а пить в одиночестве не люблю. Я остановился в «Оленьем роге» в надежде пропустить кружечку-другую эля, прежде чем наведаться к даме, которую иногда навещаю, когда живу дома. — Он задумчиво улыбнулся. — В пивной собралась веселая компания, то да се… В общем, к даме своей я так и не попал. — Он продолжал с задумчивым видом: — Около четырех утра я решил возвращаться домой, как вдруг поднялся переполох и в гостиницу ввалился Уитли. Он был в ужасном состоянии: весь истрепанный, мокрая одежда свисает клочьями, лицо в синяках. Он вопил, что на него напал сумасшедший, который ограбил его и едва не утопил.

Губы Маркуса дрогнули, но он изобразил озабоченность и пробормотал:

— Какой кошмар! Вот досталось бедолаге.

— Хм-м… да, кошмар, особенно с учетом того, что подобные вещи нечасто случаются в наших краях, — медленно проговорил Гаррет. От него не укрылось движение губ Маркуса. — Китинг велел принести для Уитли теплое одеяло и щедро налил ему бренди, и майор рассказал презабавнейшую историю. Он заявил, что возвращался домой от друга, точнее, подруги, чье имя он отказался называть, когда на него напали. Грабитель не удовлетворился тем, что обчистил его кошелек и разрезал всю одежду ножом, — он также попытался утопить Уитли. Он не мог точно назвать место, где это произошло, зато отлично запомнил другие, менее значимые детали. — Гаррет скривился. — Возможно, я слишком суров к нему. У него выдалась тяжелая ночка, но беды его не закончились с уходом грабителя. Этот злодей еще и подрезал подпругу у седла Уитли. Она лопнула в нескольких милях от места нападения, и он рухнул на дорогу. Лошадь, естественно, ускакала в конюшни, а ему пришлось ковылять в никуда не годных сапогах — тоже разрезанных и мокрых — в гостиницу.

— Как это ужасно! Какой вопиющий случай! — Маркус надеялся, что в голосе у него достаточно возмущения, чтобы Гаррет не заподозрил его в причастности к несчастьям Уитли. — Полагаю, Уитли собирается ехать обратно в Лондон с первыми лучами солнца?

— Отнюдь, — сказал Гаррет, не сводя с Маркуса внимательного взгляда. — После того как суета улеглась и толпа разошлась, оставив его в покое, я присоединился к нему у камина, желая разузнать побольше.

— И как, удалось? — скучающим тоном поинтересовался Маркус.

Гаррет поджал губы:

— Нашего разговора никто не мог слышать, и Уитли развязал язык. Шепотом, постоянно оглядываясь по сторонам, он по секрету поведал мне, что грабитель — это вы. Он клялся отомстить вам.

Брови Маркуса взлетели вверх.

— Никогда не слышал большей глупости! — воскликнул он. — Этот человек, должно быть, выжил из ума. С чего мне нападать на человека, которого я едва знаю? Я видел его один раз, и, по правде говоря, он мне абсолютно безразличен. Позвольте заверить вас, что состояние Шербруков велико и мне не нужно поправлять семейную казну за счет кошельков парней вроде Уитли.

Гаррет смотрел на него изучающе:

— Я сказал ему то же самое, но предупреждаю вас, Шербрук: у вас появился враг, и он желает вам зла.

Маркус поклонился:

— Благодарю вас.

Он плохо знал Гаррета, однако начинал думать, что племянник лорда Мэннинга мог бы стать ценным союзником. Гаррет — безрассудный и не сдержанный в своих страстях, это так, но такого, как он, хорошо иметь у себя за спиной, когда идет бой. И это Маркусу нравилось в нем. Ясно, что он не был уверен, что именно Маркус напал на Уитли… но не был он убежден и в обратном.

Маркус улыбнулся ему:

— Простите мое любопытство… А Уитли ваш близкий друг?

Гаррет хмыкнул:

— Прошлой ночью в первый раз его увидел.

— И все-таки он рассказал вам, чужому человеку, что подозревает меня?

— Он изрядно набрался, к тому же из предыдущего разговора он узнал, что я родственник миссис Мэннинг по покойному мужу. — Гаррет улыбнулся. — Он убеждал меня, чтобы я сделал все, что в моих силах, чтобы спасти миссис Мэннинг от бедственного замужества. Он сказал, что он ее старый друг, что он печется исключительно о ее интересах и он впадет в отчаяние, если она выйдет за мерзавца и разбойника.

Серые глаза Маркуса нехорошо сверкнули.

— Правда? Наверное, мне стоит нанести Уитли визит и разъяснить ему кое-что…

Гаррет засмеялся:

— В этом нет необходимости. Я обещал сломать ему челюсть, если он посмеет распространять в округе такие слухи.

— Похоже, я у вас в долгу, — бодро ответил Маркус.

— Мне это доставило только удовольствие. — Гаррет бросил на Маркуса обеспокоенный взгляд: — Будьте осторожны, Маркус. Он желает вам зла.

— Еще раз спасибо за предупреждение. — Маркус потянулся к шнурку колокольчика. — Если это все, то может быть, вы хотите повидать дядю?

Гаррет кивнул:

— Да, очень бы хотелось.

После того как Гаррет ушел в сопровождении Диринга, Маркус устроился в удобном кресле, налил себе еще чашку кофе и, попивая его, стал размышлять над тем, что только что узнал. Он не прилагал особых усилий к тому, чтобы замаскироваться, и неудивительно, что Уитли догадался, что за разбойник встретился ему в ночном лесу. Но то, что свои подозрения Уитли высказал Гаррету, удивляло Маркуса. Зачем? После столь короткого знакомства он решил, что Гаррет одного с ним поля ягода? Или просто слишком сильно напился, чтобы держать язык за зубами? Маркус решил, что последнее вероятнее всего. Но он знал также, что Уитли только и думает, какую бы пакость учинить. Он сделал глоток кофе. Да, это очень на него похоже. Маркус вспомнил о свадьбе, состоявшейся несколько часов назад, и улыбнулся. Уитли будет очень-очень не рад, когда узнает новости.

Остаток дня прошел без происшествий. Не считая одного посетителя после обеда и нескольких записок с поздравлениями и выражениями сочувствия, дом вернулся к нормальной жизни. Лорд Мэннинг большую часть времени спал, но несколько раз за день он пил ячменный отвар и слабый чай. После обеда его камердинер выкупал его и переодел в свежую рубашку. Лорд Мэннинг был слаб и изможден, но Маркус твердо верил, что тот уже не собирается умирать.

Как Маркус уже сказал Изабел, он никак не предполагал провести первую ночь своего брака в одиночестве в спальне по соседству с покоями бывшего свекра его жены, но когда этим вечером перина приняла его в свои мягкие объятия, он подумал, что и это не так уж плохо. Он не спал уже больше суток, и впереди его ждала отнюдь не запоминающаяся первая брачная ночь. Засыпая, Маркус улыбнулся. Как бы сильно он ни устал, если бы сейчас Изабел прижималась к нему всем своим миниатюрным телом, сон был бы последней вещью, о которой он подумал.

На следующее утро Маркус чувствовал себя гораздо более свежим и бодрым, а горячая ванна и смена белья лишь укрепили его в этом ощущении. Спустившись в утреннюю столовую, он узнал от сияющего Диринга, что лорд Мэннинг этой ночью хорошо спал и настоял на том, чтобы позавтракать за столом, который наспех установили в его комнате. Воодушевленный этими добрыми известиями, Маркус позавтракал мясом с кровью и элем, а потом отправился проведать лорда Мэннинга. Он нашел барона в лучшем состоянии, хотя очевидно было, что ему предстоит долго оправляться после удара. Маркус поболтал с ним и миссис Эплтон, которая сидела у постели больного с вязаньем на коленях, и, удовлетворенный тем, что лорд Мэннинг, кажется, идет на поправку, Маркус спустился вниз.

Выяснив, что его жена сейчас в конюшнях, он собрался проведать ее, однако увидел, что к дому подъезжает Джек на своем чалом мерине, и вышел ему навстречу. По напряженному лицу Джека Маркус понял, что это не обычный визит-развлечение.

Случилось что-то очень серьезное. Маркус почувствовал себя так, будто ему в живот воткнули кинжал.

— Что-то с мамой?! С ней все в порядке?!

— Успокойтесь, мой визит никак не связан с вашей матерью, — сказал Джек и спрыгнул с коня. — Когда я уезжал, она прекрасно себя чувствовала.

Подошел грум, взял поводья у Джека и увел мерина, а Джек и Маркус вошли в дом. Как только они заперлись в Зеленой гостиной, Маркус набросился на кузена с расспросами:

— Если с матерью все в порядке, то почему вы здесь — да еще с таким лицом, будто скоро конец света?

Джек хохотнул:

— Что, так плохо выгляжу?

Маркус позволил себе улыбнуться:

— Да. Так что стряслось?

Джек, снова помрачневший, ответил:

— Вчера в Шербрук-Холл проник кто-то чужой.

— Взломщик?! — потрясение спросил Маркус.

— Может, и так, но я сильно сомневаюсь. Очень уж своеобразный оказался у него вкус. Его, например, не заинтересовало столовое серебро, но он тщательно обшарил ваш кабинет и библиотеку, оставив там полный бардак. Ваша мать и Томпсон заверили меня, что, насколько они знают, ничего не пропало. Очень странный взломщик, вы не находите?

Маркус, подавив приступ ярости, отрезал:

— Думаете, к этому как-то причастен Уитли?

Джек снова пожал плечами:

— Это спокойные места. Кражи со взломом здесь редки, особенно кражи со взломом в домах с хозяевами, а взлом без кражи…

Маркус потер подбородок:

— Он ничего не взял, потому что не нашел того, что искал. — Он нахмурился. — Или… если он считает, чтоэто я на него напал, и потому разгромил мой кабинет исключительно из мести.

— Я так понимаю, вы уже говорили с Гарретом?

Маркус коротко кивнул.

— Он и со мной разговаривал, — продолжил Джек, — рассказывал о беседе с Уитли, так что мне это тоже пришло в голову. Уитли, мне кажется, очень злопамятный тип. Он вполне мог влезть в дом и устроить кавардак только назло вам. Взломщик так сильно постарался, превращая ваш кабинет в хаос, что есть основания полагать, что он вымещал злобу.

— Так оно и было бы, если только он… — Маркусу пришло в голову, что Уитли, возможно, искал медальон. Что же там, в этой чертовой штуке?!

— Если только он — что?

Так как речь шла не о его тайне, Маркус скривился и отмахнулся:

— Ничего, я просто размышляю вслух.

Джек пристально на него посмотрел. Маркус не особенно хорошо умел врать.

— Что вы намерены делать? — спросил Джек.

— На данный момент у меня руки связаны. Мы не знаем наверняка, был ли это Уитли. Полагаю, вы предприняли меры, чтобы взломщик, если вернется, не нашел Шербрук-Холл такой же легкой добычей?

— Да, Томпсон велел поставить на дверях крепкие замки, два дюжих лакея будут пока спать на первом этаже.

Они поговорили еще некоторое время, и Джек уехал. Маркус задумался о взломе и медальоне, но ничего нового придумать не смог, а потому отогнал от себя бесполезные мысли — на время. Рано или поздно ему придется разбираться с Уитли. Лицо Маркуса от этой мысли приняло совсем не типичное для него выражение, руки сжались в кулаки. Уитли придется через боль понять, как это грубо и невоспитанно — вламываться в чужие дома…

Следующие двадцать четыре часа прошли своим чередом, время не тянулось, но и не летело вскачь. Барону с каждой минутой становилось все легче и легче, и никто уже, даже скептически настроенный мистер Сиуард, не верил, что он вот-вот отдаст Богу душу. Во вторник утром лорд Мэннинг, узрев на подносе бульон, заявил, что если они не хотят, чтобы он умер от истощения, пусть немедленно принесут ему нормальной еды вместо этой безвкусной баланды. Эдмунд издал ликующий возглас, Маркус и Изабел обменялись восторженными взглядами, пухленькое личико миссис Эплтон расплылось в улыбке. Диринг просиял, как вовсе не положено сиять дворецкому, исчез и вскоре вернулся с подносом, который ломился от яств: там были омлет, окорок, нарезанный бекон, пряный яблочный соус и полная тарелка тостов. Миссис Эплтон почти не отходила от барона, и тот быстро поправлялся, и хотя последствия удара — левое веко не поднималось полностью, и вся левая сторона двигалась с трудом, — все еще были заметны, к пятнице он смог покинуть спальню.

Вечер, когда лорд Мэннинг снова ужинал с семьей в столовой, превратился в праздник. Все готовились к нему с величайшим тщанием. Сверкал хрусталь, мерцало серебро, льняная скатерть, которую миссис Диринг собственноручно выстирала и отгладила, сияла белизной свежевыпавшего снега. Диринг и лакеи сновали туда-сюда, проверяли, все ли на месте. А кухарка? Кухарка расстаралась на славу и превзошла сама себя. Стол украшали фламандский суп, молодой барашек с зеленым горошком и мелким картофелем, спаржа, омары, паштет из цветной капусты, жаркое из теленка, самые разные мармелады и кремы.

Все нарядились, как на столичное суаре: Изабел была в розовом, миссис Эплтон в зеленых шелках, а джентльмены, включая Эдмунда, в темных сюртуках и светлых коротких панталонах. Брата миссис Эплтон, епископа Латимера, Гаррета, Джека и мать Маркуса поспешно пригласили отпраздновать выздоровление барона.

Ужин подходил к концу, когда барон медленно встал и предложил тост. С улыбкой он посмотрел на Маркуса и Изабел:

— За новобрачных, за Маркуса и Изабел, пусть брак ваш будет долгим и счастливым.

Гости опустошили бокалы, и лорд Мэннинг с веселыми искорками в глазах сказал:

— Мне кажется, вам двоим пора уже начать жить вместе. Вам незачем больше торчать в Мэннинг-Корте. Думаю, завтра или послезавтра мистер и миссис Шербрук переедут в Шербрук-Холл.

У Изабел упало сердце.

— Но, милорд, вы все еще нуждаетесь… — начала она.

— Шш, дитя мое, — прервал ее барон, — уже несколько дней вы с Маркусом ставили мои потребности превыше своих. — Он нежно улыбнулся ей. — Я благодарен вам за эту жертву, но довольно. Вам надо жить своей жизнью, незачем тратить драгоценное время на дряхлого старика.

— Но… — Изабел чувствовала себя беспомощной. Все произошло слишком быстро. Она надеялась, что у нее есть несколько недель или даже месяцев, прежде чем ей придется столкнуться с реальностью: она действительно жена Маркуса Шербрука. Но если барон опять устроит все по-своему, то уже завтра вечером она окажется в Шербрук-Холле. И спасения не будет.

Она взглянула на Маркуса, будто умоляя его о помощи. Их взгляды встретились.

Маркус посмотрел на лорда Мэннинга и бодро сказал:

— Вы же понимаете, милорд, никакая это не жертва. Мы с радостью делаем это, и будем делать, сколько потребуется. Еще неделя-другая ничего не изменят. — Он хотел сказать не это, но не мог не ответить на мольбу в золотистых глазах Изабел.

Прошедшие дни, точнее, ночи напоминали ему ад. Зная, что его жена спит в нескольких десятках шагов от него, Маркус каждую ночь вертелся в кровати. Сколько вечеров он бродил по темным коридорам дома Мэннингов, изнывая от желания разделить с ней постель. От него не укрылось, что она, похоже, чувствует обратное. Неужели он ей отвратителен? Эта мысль омрачила его настроение.

Его размышления прервала реплика матери.

— Думаю, это отличная идея! — поддержала его Барбара. — Теперь, когда Маркус и Изабел поженились, а его милость выздоравливает, я подумываю о поездке в Брайтон. Возвращаться в Лондон я не хочу, да и все равно скоро все поедут на побережье. Мы обсуждали это с Джеком. Он любезно согласился сопроводить меня в Брайтон, прежде чем ехать в столицу, где у него какие-то дела. — Она послала Изабел ослепительную улыбку. — Полагаю, молодой жене захочется несколько месяцев пожить в своем новом доме без непоседливой свекрови.

В разговор вмешался Джек:

— Как только ваша матушка устроится в Брайтоне и я решу кое-какие вопросы в столице, я вернусь. — Он бросил взгляд на Гаррета и улыбнулся Маркусу: — Не волнуйтесь, мешаться у вас под ногами я не буду. Гаррет упросил меня ввиду вашей свадьбы пожить у него в Хоулкоме.

Маркус переводил взгляд с невинного лица Джека на бесстрастное — Гаррета. Что эти двое задумали? Да, в последнее время он занимался другими делами, но как насчет меморандума? Неужели Джек решил, что Уитли не причастен к его пропаже? Или меморандум все-таки нашелся? Но разве Джек не сказал бы ему об этом?

— Мы с Джеком подумали, вам с женой захочется уединения, — пробормотал Гаррет.

— Правда? Очень мило с вашей стороны, — ответил Маркус, обвел взглядом собравшихся и только потом посмотрел на Изабел. Улыбнулся печально. — Что ж, дорогая, кажется, всех очень заботит наше счастье, и с нашей стороны было бы ужасной грубостью не согласиться с теми планами, которые они для нас составили.

Изабел изобразила самую счастливую улыбку:

— Это так любезно с вашей стороны, мы очень благодарны. — Внезапно какая-то мысль пришла ей в голову, и она перевела взгляд на миссис Эплтон, которая сидела напротив: — А вы тоже скоро возвращаетесь домой?

Миссис Эплтон зарделась, как юная девочка. Барон прочистил горло. Когда Изабел посмотрела на него, он сказал:

— Вот и пришла пора для самого важного тоста. — Он взглянул на миссис Эплтон. — Тост за мою будущую жену! Сегодня Клара оказала мне огромную честь — она приняла мое предложение руки и сердца.

За их здоровье и счастье прозвучало еще несколько тостов. Когда оживленный разговор стал стихать, Маркус спросил:

— А когда же свадьба? Осенью?

Лорд Мэннинг покачал головой и улыбнулся:

— Нам с Кларой так понравилось ваше венчание, что мы решили сделать то же самое. Ее брат подпишет нам разрешение и завтра утром повенчает нас!

Глава 11

Судя по выражениям лиц собравшихся, объявление, сделанное лордом Мэннингом, и планы Барбары стали сюрпризом только для Маркуса и Изабел. Даже Джек и Гаррет знали, что происходит. Теперь Маркус понял, что неспроста в доме с самого утра стояла суета, а вначале он не придал ей значения. Ни ранний приезд матери, совпавший с прибытием епископа Латимера, ни их приватный разговор с лордом Мэннингом и миссис Эплтон перед ужином не возбудили его подозрений. Стало ясно, что они все просто сговорились. Но на этом сюрпризы не закончились. Сияющий от гордости и в то же время взволнованный Эдмунд выпалил:

— А я еду с миссис Шербрук в Брайтон. — Он зарделся от удовольствия. — Она говорит, что ее долг как моей бабушки — проследить, чтобы я приобрел благородный загар. — Дрожа от волнения, с сияющими глазами, он добавил: — О, мамочка! Разве это не здорово? Когда дедушка женится на миссис Эплтон, у меня будет две бабушки, а раньше не было ни одной!

Земля ушла у Изабел из-под ног. Она могла только улыбаться и кивать. Все остальное вызывало у нее лишь тревогу, но на нескрываемый восторг сына она отзывалась всем сердцем.

— Действительно чудесно! — Она тепло улыбнулась Эдмунду.

Только себе самой Изабел могла признаться, как страшил ее переезд в Шербрук-Холл и то, что за ним последует.

Первая неделя мая подходила к концу, когда прекрасным утром лорд Мэннинг взял Клару Эплтон в жены. На бракосочетании присутствовали, кроме тех, кто был вчера на ужине, викарий с женой, сэр Джеймс и леди Агата, которых тоже известили о предстоящей свадьбе. Трогательный обмен клятвами проходил в саду, среди цветущих роз, а торжественный завтрак посрамил бы любого столичного шеф-повара. На лице барона сияла широкая улыбка, но завтрак явно его утомил. Посыпались прощания, и вскоре дом опустел.

Изабел жила как в тумане. Она проследила, чтобы собрали вещи Эдмунда, тщательно отобрала свои, самые необходимые, чтобы перевезти их в Шербрук-Холл. Диринг и слуги с энтузиазмом готовились к свадьбе, и многое требовало руки Изабел. Она раздавала указания Дирингу, миссис Диринг, кухарке, попыталась советоваться с Кларой, но та лишь ласково потрепала ее по щеке:

— Милая, я с радостью передаю все хлопоты в ваши умелые руки. С завтрашнего дня у меня будет предостаточно времени, чтобы занять положение хозяйки дома. — Она лучезарно улыбнулась: — Не будем же смущать слуг, раздавая указания вдвоем. Я уверена, что вы великолепно со всем справитесь.

И Изабел взялась за работу, чтобы свадьба барона прошла безупречно. Все, начиная от возведения навеса из голубого шелка, под которым предстояло стоять жениху и невесте, и заканчивая нежнейшими пирожками с начинкой из креветок, подаваемым к завтраку, требовало ее внимания и одобрения. Она радовалась возможности отвлечься: ей некогда было думать о том, что ее ждет нынче ночью.

Ее вещи увезли в Шербрук-Холл несколько часов назад. Лорд Мэннинг с женой удалились наверх, Джек, миссис Шербрук и Эдмунд уезжали, Изабел обняла сына и помахала им на прощание рукой. Через несколько минут она сердечно прощалась с Дирингом и другими слугами. Экипаж Маркуса ожидал ее у крыльца. Стоя у дверей дома, где прожила почти десять лет, Изабел чувствовала опустошенность и очень боялась будущего.

«Я должна быть счастлива, — твердила она себе. — У моего сына раньше не было ни одной бабушки, а теперь целых две, и обе обожают его. Лорд Мэннинг выздоравливает, добрейшая женщина, которую я знаю, стала его женой, он остается не один. В моей жизни столько вещей, из-за которых стоит быть счастливой. У меня муж красавец. Он хороший человек. Человек, — с дрожью в сердце признала она, — которого я любила всю свою жизнь. Так почему же мне так горько?»

Одна из дверей дома распахнулась. Вышел Маркус и улыбнулся ей.

— Дорогая, ты готова? — тихо спросил он.

Отгоняя страхи и тревоги, Изабел подняла голову, выпрямила спину и натянула лавандовые перчатки в тон муслинового платья:

— Да, готова. — Она еще раз оглянулась на двери. — Не так уж далеко я уезжаю.

Маркус до этого момента времени даром не терял. Пока Изабел занималась подготовкой к свадьбе, он решил, что в Мэннинг-Корте ничем полезен быть не может и что надо переговорить с кузеном, пока тот не укатил в Брайтон провожать Барбару и Эдмунда.

Томпсон немного растерялся, увидев его в холле:

— Мистер Шербрук! Я ожидал увидеть вас с женой. Все в порядке?

— Да, все в порядке, я хочу перемолвиться словечком с Джеком, пока он не уехал.

— Он с мистером Гарретом в вашем кабинете. — Томпсон замялся, и на лбу его залегли морщины. — Не знаю, смею ли я беспокоить вас по пустякам… — В ответ на вопросительный взгляд Маркуса он выпалил: — С тех пор как кто-то проник в дом, по ночам творится что-то подозрительное. Как вы знаете, мы повесили надежные замки и стали запирать дом после наступления темноты, а двое молодых лакеев, Дэниел и Джордж, спят на первом этаже. Они говорят, что не один раз слышали, будто кто-то пытается пробраться в дом, но когда смотрели там, где раздавался шум, ничего не находили. Прошлой ночью это опять повторилось. Я ничего не понимаю. Дэниел и Джордж уверены, что кто-то хочет проникнуть в дом. Все это очень меня беспокоит.

Маркус сохранил спокойное лицо, но мозг его отчаянно заработал. Что задумал этот черт Уитли? Или он ошибся, сделав первым подозреваемым Уитли? Вряд ли взломщиком мог оказаться кто-то другой, но если так, то почему он до сих пор рыщет вокруг дома? Маркус решил попозже переговорить с лакеями и постарался развеять тревоги Томпсона.

— На этой неделе, — мягко сказал он, — произошло много печальных и радостных событий. Наша привычная жизнь перевернулась с ног на голову, и взлом только добавил нам волнений. Что касается Джорджа и Дэниела, то с ними я поговорю позже. — Он улыбнулся Томпсону: — Знаю я этих двоих плутов, наверняка уже вообразили себе толпу кровожадных разбойников, которые прячутся по кустам. Теперь жизнь возвращается в нормальное русло. И я надеюсь, что эта ситуация скоро разрешится без ущерба для нас.

«Особенно я надеюсь, — со злостью подумал Маркус, — поскорее добраться до Уитли».

Он отложил размышления на эту тему и прошел в дом в поисках кузена. Как и говорил Томпсон, Маркус нашел его и Гаррета в кабинете. Оба с комфортом расположились в креслах у незажженного камина, и Маркус понял, что прервал приватный разговор. Он заметил, что эти двое хорошо ладят друг с другом, но не удивился: они ровесники, у них похожее воспитание, и, что еще важнее, оба страстно любят приключения. Маркус улыбнулся и устроился на подлокотнике дивана, что стоял там же, у камина.

Разговор продолжался несколько минут, и львиную долю его занимала тема женитьбы барона.

— Итак, — Маркус обратился к Джеку, — как долго вы намереваетесь пробыть в Лондоне?

Тот пожал плечами:

— Пока не знаю. Мы с Гарретом как раз это обсуждали, когда вы пришли.

— Это и одного нашего общего знакомого, — вставил Гаррет. — Роксбери.

Его слова потрясли Маркуса.

— Только не говорите мне, — он переводил взгляд с одного на другого, — что он завербовал кого-то еще для решения нашей проблемы! — Взгляд его остановился на Джеке.

— Именно это и сделал, — кивнул Джек. — Должен вам напомнить, что дело это срочное и не терпит отлагательств, и Роксбери предположил, что еще одна пара рук будет нам полезна.

Так как незачем было ходить вокруг да около, Маркус указал на Гаррета и напрямик спросил:

— И как я понимаю, Гаррет теперь с нами заодно?

Джек кивнул:

— Я дар речи потерял, когда на следующий день после вашей с Изабел свадьбы он отдал мне записку от Роксбери.

Гаррет слегка смутился и посмотрел на Маркуса:

— Простите, что не сказал вам сразу, но Роксбери не распространялся о том, кто еще вовлечен в это дело. Я получил указания встретиться с Джеком и передать ему рекомендательное письмо от Роксбери. Мы с Джеком переговорили очень коротко перед тем, как я поехал в Мэннинг-Корт, и он не успел рассказать, что вы тоже в игре. Когда мы встретились в следующий раз, он ввел меня в курс дела, но потом мне никак не выпадал шанс побеседовать с вами наедине.

— В действительности все к лучшему, — сказал Джек. — Вы были заняты в Мэннинг-Корте, а помощь Гаррета оказалась неоценимой. Вместе нам удалось не спускать с Уитли глаз.

— Как бы это ни было для нас полезно, — с отвращением поделился Гаррет, — а я слишком много вечеров провел в компании Уитли. За выпивкой. Про меня говорят, что я умею пить, но даже меня потрясло то количество спиртного, которое он может употребить, — и остаться при этом в сознании. — Он задумался. — Алкоголь развязывает ему язык, но пока он не сказал ничего, что было бы нам полезно.

Маркус, помня о тревогах Томпсона, спросил: — А прошлый вечер вы провели с ним же?

Гаррет кивнул. В его глазах загорелось любопытство.

— Как и большинство вечеров. А что?

— Томпсон сообщил мне, что кто-то пытается пробраться в дом. Прошлой ночью, если верить двум моим лакеям, он предпринял еще одну попытку. Уитли — первый кандидат.

Гаррет скривился:

— Ну, в постель я с ним не ложился, так что не знаю, чем он занимался после того, как мы расходились. — Он задумался. — Но несколько раз он уходил спать пораньше — я имею в виду, около полуночи. Возможно, тогда он и шнырял тут. И насколько я помню, вчера он тоже ушел к себе рано.

Джек наморщил лоб:

— Странно, почему Томпсон ничего мне об этом не сказал.

Маркус улыбнулся ему:

— Ну, вы можете жить тут как у себя дома, но, слава Богу, мои слуги пока еще помнят, что хозяин здесь я. Думаю, Томпсону и в голову не пришло посвящать вас в эти вопросы. Наверняка он не захотел беспокоить гостя по пустякам. Вы же помните: он не в курсе дел.

Джек медленно кивнул:

— Вы правы. Так что вы об этом думаете?

Маркус пожал плечами:

— В лучшем случае Уитли просто старается мне насолить. В худшем… — Маркус нахмурился, — в худшем он замышляет что-то опасное и готовит нападение на меня, чтобы отомстить мне за предполагаемый «грабеж».

— Думаю, так и есть, — вмешался Гаррет. — Он не очень много болтает, но ясно, что он затаил страшную злобу на вас. Если он сумеет, он навредит вам.

Маркус снова пожал плечами:

— Пусть попробует.

Какие-то нотки в его голосе заставили Джека и Гаррета посмотреть на него повнимательнее. Он в ответ только улыбнулся:

— Несмотря на все наши усилия, мы до сих пор не знаем точно, у него меморандум или нет.

— Да, и это одна из причин, по которой я еду в Лондон, — признался Джек. — Я должен поговорить с Роксбери и выяснить, нет ли у него новых сведений. — Джек опустил глаза: — Боюсь, что мы упускаем время и документ либо у кого-то другого, либо и правда потерялся в папках в Конногвардейском полку. Но пока этот чертов меморандум не найдется у Уитли или еще где-нибудь, никому из нас не будет покоя. Если бы нам удалось устранить Уитли…

Маркус глядел на носок ботинка. Интересно, а если еще разок-другой макнуть Уитли в пруд, это развяжет ему язык? Вряд ли. Все-таки одно дело медальон и связанная с ним тайна, а другое — секретный документ и повешение за измену.

— Я думаю, что надо его подловить и выбить из него правду, — отрывисто проговорил Джек, вторя мыслям Маркуса. — Конечно, он может быть ни в чем не виноват.

— Хотя мы не нашли у Уитли никаких следов меморандума, я не верю, что он невиновен, — возразил Гаррет. — Не забывайте, Китинг говорил, что Уитли очень мило о чем-то шушукался с Коллардом и под хмельком Уитли намекал, что свел знакомство с Коллардом. Возможно, он просто хвастался, чтобы показаться более значительным и интересным, но я так не думаю. Наш майор очень высоко себя ставит, и навряд ли он стал бы якшаться с местными контрабандистами, если бы это не было ему так или иначе выгодно. А единственная выгода, которую я вижу в знакомстве с Коллардом, состоит в том, что он контрабандист и у него есть партнеры на континенте.

— Но тогда возникает еще один вопрос, — сказал Джек. — Если меморандум у Уитли и он свел знакомство с Коллардом, то почему он до сих пор здесь? Почему не скрылся с меморандумом на норманнских островах или во Франции?

— Потому что, — ответил Маркус, растягивая слова, — он ждет известий от французов.

Джек и Гаррет одарили его недоверчивыми взглядами. Маркус нетерпеливо пояснил:

— У него в руках нечто очень ценное, и он не дурак. Возможно, он уже встречался с кем-то из французов, ведет с ним дела и доверяет этому человеку. Может быть, он даже все подготовил, чтобы обменять меморандум на золото, но я сомневаюсь. Если он и украл меморандум, то скорее всего по наитию. Судя по тому, что нам известно, его визит в Конногвардейский полк носил самый невинный характер: он хотел навестить старых знакомых и послушать свежие сплетни. Когда на столе Смитфилда он увидел меморандум, то наверняка воспринял это как божественное провидение. — Он мрачно улыбнулся. — Но одно дело — похитить меморандум, и совсем другое — извлечь из этого выгоду. Не знаю, как вы, а я бы на его месте не стал прыгать на первое попавшееся контрабандистское судно и плыть во Францию, потом тащиться в Париж, а там махать меморандумом перед носом у наполеоновских генералов. Я хотел бы быть уверенным в том, что, во-первых, вернусь в Англию с головой на плечах и, во-вторых, что мне щедро за него заплатят.

— Ну конечно же! — воскликнул Джек, его голубые глаза сверкали от возбуждения. — У него нет гарантий. Кому бы он ни захотел продать меморандум — тот запросто может потом его украсть и убить самого Уитли. Они ничего не теряют.

— И не забывайте: получив вознаграждение, скорее всего золотом, он захочет вернуться в Англию, — напомнил Маркус.

— Значит, он использует Колларда как посредника, чтобы тот переправил меморандум на континент и привез деньги, — задумчиво пробормотал Гаррет. — А это, насколько я знаю Колларда, очень рискованно. С него станется просто убить Уитли и забрать деньги себе. — Он посмотрел на Маркуса: — Интересно, Коллард в курсе, что именно замышляет Уитли?

Маркус пожал плечами:

— Кто знает? Но хотя Коллард и контрабандист, известный своей беспощадностью, хотя он и обделывает свои делишки, ни пенни не платя в казну, и торгует с французами, как ему захочется, я склонен думать, что он верный англичанин. — Он посмотрел на Гаррета: — Насколько хорошо вы его знаете?

Гаррет невесело улыбнулся:

— Наверное, лучше, чем вас. В годы моей бурной юности я водился с такими персонажами, которые не украсили бы гостиную ни одного самого распоследнего человека из приличного общества. Он и его репутация мне известны, у меня в погребе в Хоулкоме стоит бочонок-другой лучшего французского бренди — благодаря ему. Мы не раз пили вместе у Китинга, но при этом назвать его закадычным другом я не могу.

— Закадычный друг или нет, а он, я думаю, вам поверит — по крайней мере не станет подозревать в чем-то априори. Вы могли бы выпить с ним у Китинга и потихоньку перевести разговор на последние события.

Гаррет кивнул. Маркус продолжил:

— Что нам нужно выяснить? Прежде всего совершал ли он рейды на норманнские острова или во Францию в последнее время. Такое он не всякому расскажет. Но вам может намекнуть, особенно если вы щедро угостите его выпивкой. А если он назовет еще пару имен, будет еще лучше.

— Возможно, мне удастся выяснить что-то у самого Китинга. — Гаррет ухмыльнулся: — В округе не происходит ничего такого, о чем не знал бы хозяин «Оленьего рога». Но уж если и он не знает — тогда наверняка знает его жена! — Гаррет задумался. — Китинг может также оказать нам добрую услугу, рассказав, как Уитли проводит дни. Обыски в номере не остались незамеченными. Уитли нажаловался Китингу: мол, слуги рылись в его вещах, а так как большинство слуг — родня Китинга, жалобы эти ему не понравились. Думаю, сам Китинг, в свою очередь, счастлив будет пожаловаться на майора мне.

— Что ж, очень хорошо, — заключил Маркус и встал. — Вы выясняйте все, что сможете, у Китинга и Колларда, а вы, Джек, поезжайте в столицу.

— А вы? — спросил Джек. — Только не говорите, что умываете руки.

Маркус покачал головой:

— Нет, но сейчас я мало что могу сделать, вы двое все сумеете сделать лучше. — Он улыбнулся: — А я только что женился и следующие несколько дней хочу посвятить молодой жене.

Когда позднее Маркус возвращался в Шербрук-Холл с Изабел, он обдумывал следующий шаг в завоевании своей строптивой жены. Изабел оставалась неуловимой. После их внезапно случившейся свадьбы они очень мало разговаривали наедине, не говоря уже о чем-то большем. Несмотря на те обязанности, которые возложила на нее болезнь лорда Мэннинга, он прекрасно понимал, что если бы она хотела, то нашла бы гораздо больше времени, чтобы побыть с ним. А так она использовала недуг барона как преграду, за которой пряталась от него. Маркус не жалел о том времени, которое она проводила с бароном, он и сам много часов просидел у его постели, но теперь это все закончилось. И нет никаких препятствий к тому, чтобы сегодня его жена спала в его постели, подумал он, когда его парный двухколесный экипаж остановился у Шербрук-Холла.

Мягко придержав лошадей, он улыбнулся Изабел:

— Ваш новый дом ждет вас, мадам.

Она застенчиво улыбнулась в ответ:

— Ну, не такой уж и новый. Разве вы забыли — я почти что выросла здесь.

От его пристального взгляда у нее перехватило дыхание.

— Я ничего не забыл, — пробормотал он глухо и ухмыльнулся: — Включая то, какой невыносимой проказницей ты была.

Изабел ощутила острое разочарование, но не обратила на это внимания. Добавив голосу веселости, она поддела Маркуса:

— А ты не боишься, что я стану такой же невыносимой женой?

Он бросил поводья ожидающему груму, вышел, обошел экипаж и помог спуститься Изабел. Обхватив ее за талию, Маркус с легкостью поднял ее и поставил на землю. Прижав ее к себе на мгновение дольше, чем следовало, он наклонился и нежно куснул ее за ухо:

— Уверен, я придумаю не один приятный метод укрощения строптивой жены… Из тех, которые совершенно не применимы к подопечным.

Конечно, нельзя сказать, чтобы его не посещали всякие постыдные мысли насчет нее, особенно в последние месяцы перед ее побегом в Индию. Интересно, а что бы случилось, если бы он хоть раз обнял ее и поцеловал так, как ему хотелось?

Ощущение этого легкого укуса и его теплого дыхания у уха заставило Изабел задрожать всем телом. Внизу живота, как цветочный бутон, распустился жар. Она, завороженная, смотрела в смуглое красивое лицо Маркуса. Обычно холодный взгляд серых глаз устремлен был на ее рот, и какой-то оттенок в нем восхищал и пугал ее.

Позади них раздалось вежливое покашливание, и наваждение исчезло. Маркус небрежно обернулся:

— А, Томпсон, хотите поприветствовать новую госпожу?

Томпсон поклонился, лысая макушка блеснула в лучах послеполуденного солнца.

— Совершенно верно, я и весь штат слуг с нетерпением ждали этого момента. — Он выпрямился и добавил просто: — Я очень рад, мадам, приветствовать вас в Шербрук-Холле.

— Спасибо, — улыбнулась ему Изабел. Еще будучи ребенком, она очень любила Томпсона.

После возвращения из Индии она почти десять лет уклонялась от визитов в Шербрук-Холл, как могла, но дружба ее свекра с Шербруками делала это почти невозможным. Чтобы угодить лорду Мэннингу и чтобы не так подчеркнуто избегать Маркуса, она посетила несколько званых обедов и суаре, которые устраивала мать Маркуса, но была очень редкой гостьей здесь. И все же, когда она на этот раз вошла в просторный холл с золотистыми полами и хрустальной люстрой, у нее возникло чувство, будто она вернулась домой. Шербрук-Холл несколько изменился за эти годы, и все-таки он казался ей удивительно знакомым, и воспоминания о тех днях, когда она находилась под опекой Маркуса и чувствовала себя здесь как дома, нахлынули на нее.

Изабел всегда любила Шербрук-Холл: стены серого камня, заросшие розами и плющом, фонари. Он превосходил Данем-Мэнор размерами, но Барбара Шербрук отделала дом в мягких, теплых тонах, и даже самые официальные помещения согревали уютом убранства.

Слуги ждали ее, и Изабел удивилась: сколько же знакомых лиц! Она прекрасно помнила повара и его теплые булочки, которые она, чумазый бесенок, с наслаждением жевала за выскобленным столом в большой кухне. Домоправительницу, миссис Браун, она тоже знала и помнила прикосновение ее добрых рук, когда та, ворча себе под нос, промывала и бинтовала ее бесчисленные ссадины и порезы. В итоге церемония представления, которая кому-то другому показалась бы волнующей, только укрепила Изабел в ощущении, что после долгого и трудного путешествия она наконец-то вернулась домой.

Толпа слуг рассеялась: все вернулись к своим обязанностям, а Изабел и Маркус остались вдвоем в холле. Маркус улыбнулся:

— Ну, как тебе?

Она ответила улыбкой:

— Неплохо. По крайней мере половину их я знаю. И так как дом мне знаком, давай опустим формальную экскурсию. — В глаза Маркусу она старательно не смотрела.

— Боже, конечно!

Маркус смотрел на нее, и от него не укрылась ни ее некоторая скованность, ни настороженность в лице. Неужели она подумала, что он набросится на нее, как только они переступят порог дома? Он вздохнул. Да, такая мысль посещала его, но он же не похотливый боров, в конце концов. По крайней мере хочется так думать. Маркус неохотно расстался с мыслью о ленивых послеполуденных часах, проведенных в постели с женой.

— Томпсон проводит тебя в твои покои, если ты хочешь сначала устроиться.

Он не это хотел сказать, но облегчение, промелькнувшее на ее лице, дало ему понять, что именно это Изабел хотела услышать.

Маркус вдруг подумал, как он устал быть рассудительным, заботливым джентльменом, в то время как изнутри его сжигала страсть. Маркус что-то пробормотал сквозь зубы, сжал ее в объятиях и крепко поцеловал. Он собирался подарить ей один поцелуй и уйти, но сладостная прелесть ее губ разрушила все его намерения. Он прижал ее к себе и продолжил жадно целовать, проникая языком в глубину рта. Желание поглотило его. Он ничего не замечал и ни о чем не помнил, кроме ее манящего тела. Поцелуй следовал за поцелуем. И каждый последующий был дольше и глубже предыдущего.

Изабел не умела от него защититься. Она устала бороться с ним — и с порывами собственного тела. Она его жена. Их совокупление неизбежно. И с легкой дрожью она сдалась, забыв о прошлом, забыв тайны.

У Изабел кружилась голова от желания, когда она с отчаянной жадностью отвечала на его поцелуи. Она вцепилась в его плечи и прижалась к нему. Ей было просто необходимо ощутить его большое, мускулистое тело, она жаждала этого. Ее окатило влажным теплом, когда он схватил ее за ягодицы и прижал к себе, но этого показалось мало, и он приподнял ее, так что его напряженный жезл уперся как раз в ее лоно. Изабел задрожала, и ее пронзили сладостные ощущения необыкновенной глубины и силы.

Настойчивый бой позолоченных часов на ближайшем мраморном столике привел Маркуса в чувство. Он поднял голову, понял, где находится, и отпрянул от Изабел, будто она обожгла его.

Он огляделся, тяжело дыша. Господи! Посреди бела дня, в собственном холле… Еще мгновение — и он завалил бы ее на пол и овладел прямо там!

Маркус провел дрожащей рукой по волосам.

— Позовите Томпсона, — глухо проговорил он. — Он обо всем позаботится.

Его глаза лихорадочно блестели.

— Увидимся позже. — В его голосе смешивались обещание и угроза.

И быстро, словно за ним гнались адские псы, он исчез за парадной дверью, оставив Изабел в пустом холле.

Ошеломленная, она так и стояла несколько секунд, ее мысли и чувства перемешались и превратились в истинный хаос. Постепенно ее дыхание выровнялось, и вернулось некие подобие спокойствия. Изабел провела пальцем по губам и удивилась, что нет ожога.

Неизвестно, сколько еще она простояла бы там, если бы не вошел Томпсон со свежим букетом из белых лилий и нераспустившихся роз. Он остановился, увидев ее.

— Мадам, что-то не так? — озабоченно спросил он. — Чем я могу вам помочь?

Изабел стряхнула оцепенение и улыбнулась:

— Нет-нет. Все просто прекрасно. Маркус… ммм… только что ушел. Он сказал, — она тщательно подбирала слова, все еще не вполне владея собой, — что вы покажете мне мои покои.

— С большим удовольствием. — Томпсон поставил на мраморный столик вазу с цветами и повернулся к ней: — Прошу, мадам, следуйте за мной.

Джордж и Дэниел ничего нового Маркусу не рассказали, когда он вызвал их к себе в кабинет в конюшни. Когда мальчишки умчались прочь, он уставился в окно, вновь и вновь прокручивая в мозгу разговор. Он в принципе согласился с тем объяснением, которое раньше дал Томпсону: у Джорджа и Дэниела разыгралось воображение. Им было лет по пятнадцать, не больше. И несмотря на высокий рост и недюжинную ширину плеч, они оставались еще мальчишками. Он не сомневался, что что-то они действительно слышали, но это могло быть что угодно: ветер ли стучал дверью, ветки ли царапали окно. Успокоившись на этот счет, Маркус мысленно вернулся к первому вторжению Уитли. Ярость волной прошла сквозь него, и он сжал кулаки. Как бы ни закончилось дело с меморандумом, он намеревался в недалеком будущем побеседовать с майором наедине. Уитли не только проник в его дом, он посмел угрожать Изабел. Маркус не мог и не желал терпеть ни того, ни другого. Жестокая улыбка заиграла на его губах. Он непременно встретится с майором. И встречу эту Уитли запомнит на всю жизнь.

* * *

Маркус и Изабел в следующий раз увиделись только вечером. Они ужинали в саду и вели себя друг с другом исключительно вежливо. После ужина — к сожалению, ни один из них не сумел в полной мере насладиться изысканными блюдами — они отправились на прогулку к озеру. В небе светила, заливая водную гладь серебристым светом, почти полная луна. В воздухе витал аромат роз и сирени. Легкий ветерок шевелил листья кустов и деревьев. По звездному небу неслись облака, предвещая возможный дождь.

Изабел, внешне спокойная, боролась с хаосом в душе. Сегодня она станет женой Маркуса в полном смысле слова, и это влекло и страшило ее. Она украдкой бросила взгляд на него. Интересно, о чем он думает? Хочет ли он заняться с ней любовью? Или эта мысль досаждает ему? Внизу живота у нее дрогнул комочек тепла. Нет, не досаждает. Пылкие ласки в холле говорили о многом. Но не станет ли она для него просто еще одной женщиной, когда они наконец займутся любовью? Не будет ли он относиться к ней так же, как ко всем тем женщинам, с которыми когда-то предавался любви? Он не развратник, но и не монах, их наверняка было достаточно, этих женщин.

Изабел многое знала о Маркусе Шербруке, она знала его как опекуна, как соседа, даже в некотором смысле как друга — всегда такого сдержанного, невозмутимого, спокойного. Но в последнее время она узнала, что под маской бесстрастия скрывался совсем другой человек — тот, от чьих поцелуев она теряла голову и слабела в коленях. И этот человек — страстный, требовательный мужчина, сущность которого Маркус хорошо скрывал, — заставлял ее сердце бешено колотиться в предвкушении того, что должно произойти.

Упали первые капли дождя, и Маркус резко остановился. Дождь набирал силу.

— Что ж, дождь положил конец моим видам на романтическое обольщение под луной. — Он посмотрел на Изабел, собираясь еще что-то сказать, но мысли покинули его, когда его взгляд упал на ее приоткрытые губы.

Зная, чем все закончится, если он прикоснется к ней, Маркус подавил первобытное желание, которое одолевало его весь вечер. Борясь с всепоглощающим порывом заключить Изабел в объятия и отдаться на волю страсти, он в конце концов сумел отстраниться. Он едва успел сделать быстрый шаг назад, как ночь раскололась от грохота выстрела, и в левую щеку Маркусу брызнули щепки: пуля попала в ствол бука всего в нескольких дюймах от его головы.

Глава 12

Первая мысль Маркуса была: Изабел! Он бросился к ней, сбил с ног и закрыл своим телом, как щитом. Оба замерли, тяжело дыша и напряженно прислушиваясь. А потом услышали звук, который невозможно спутать ни с чем: как что-то большое ломится через кусты. Ни Маркус, ни Изабел не сомневались, кто сделал выстрел — выстрел, едва не стоивший Маркусу жизни.

Изабел завозилась, пытаясь спихнуть Маркуса.

— Слезь с меня, остолоп! — нетерпеливо зашипела она. — Кто бы ни стрелял — он убегает.

Маркус откатился в сторону и встал, но помочь Изабел не успел: она вскочила и резво устремилась в лес в погоню за стрелком. В два прыжка он настиг ее и схватил:

— Ты что делаешь? Хочешь, чтобы тебя убили?!

Не обращая внимания на дождь и порывистый ветер, Изабел откинула с лица мокрый локон и пронзила его взглядом.

— Я пытаюсь, — проговорила она с нажимом, — выяснить, кто в тебя стрелял. А ты мне препятствуешь.

— А ты, — выговорил он с той же нарочитой отчетливостью и тоже сквозь сжатые зубы, — слишком порывиста, и это тебя до добра не доведет.

Маркус сделал глубокий вздох, чтобы хоть немного успокоиться, утихомирить бешенство, которое одолевало его: отчасти от страха за Изабел, отчасти от наглости нападавшего.

Совладав с собой, он поинтересовался:

— И что бы ты сделала, если бы догнала его? Покусала?

Изабел пребывала в такой ярости, что всерьез подумывала: а не покусать ли самого Маркуса? Она скрестила руки на груди и отвернулась, всмотрелась в темноту. Треск ломаемых кустов стих, но в отдалении сквозь завывания ветра и шум дождя послышался стук копыт.

— Ты дал ему уйти, — прорычала она, повернулась и зашагала к дому.

Маркус наморщил лоб и последовал за ней. Напасть на них мог только Уитли, но о чем этот мерзавец думал? Он же легко мог промахнуться и ранить или даже убить Изабел. Маркус ощутил в груди ледяную тяжесть. Одно дело — напасть на него, и совсем другое — подвергнуть опасности Изабел. У рта его залегли суровые, жесткие складки.

Он нагнал Изабел, когда она уже поднималась на крыльцо дома.

В дверях их встречал взволнованный Томпсон с фонарем в руке. Позади него топтались Джордж и Дэниел, с тем же выражением лица и тоже с фонарями. Когда Маркус и Изабел появились из-за завесы дождя, Томпсон испытал заметное облегчение. Он отступил и закричал:

— Милорд! Мы услышали выстрел и испугались худшего.

— Бояться нечего, мы с миледи целы и невредимы. Наверное, какой-то браконьер заблудился и подошел слишком близко к дому, — спокойно, с улыбкой ответил Маркус.

Томпсон, кажется, оскорбился:

— Как будто ваш егерь мог такое допустить!

Джордж, лакей помладше, с блестящими от волнения глазами, выпалил:

— Бьюсь об заклад, это взломщик пришел убить нас во сне!

Кажется, неминуемая гибель не столько пугала его, сколько волновала воображение.

Маркус потрепал его по волосам и засмеялся:

— Сомневаюсь. Но кто бы это ни был, он уже скрылся. Мы слышали топот лошадиных копыт. Так что ни браконьер, ни опасный убийца не рыщут вокруг дома. Полагаю, вам стоит вернуться к своим обязанностям. Мы с миссис Шербрук идем спать.

Войдя в свою спальню, Изабел не увидела горничной Пегги, однако заметила следы ее деятельности: аккуратно расстеленную постель и батистовую ночную рубашку с пеньюаром на кремово-зеленом покрывале. Изабел быстро выбралась из промокшей одежды и надела на себя рубашку. Она продрогла и потому не пожелала надевать легкий пеньюар, а прошла в гардеробную. Вдоль стен стояли большие платяные шкафы красного дерева. Изабел открыла один и вытащила желтый шерстяной халат. Закутавшись в теплую шерсть, она быстро распустила огненно-рыжие волосы и расчесала их. Вернувшись в спальню, Изабел с радостью обнаружила, что Пегги предугадала еще одно ее желание: в данный момент она как раз ставила на столик атласного дерева поднос с горячим чаем.

Пегги посмотрела на нее — голубые глаза светились любовью.

— Я подумала, что на ночь вы захотите горячего чаю. Тут еще подогретое молоко и печенье, — сказала она.

Пегги, будучи почти на двадцать лет старше Изабел, служила у нее горничной с тех самых пор, как Изабел поселилась в Мэннинг-Корте. Вначале Изабел смущали и пугали ее грубоватость и прямота, но с годами между ними завязались очень теплые отношения, выходящие далеко за рамки обычных отношений горничной и госпожи.

Пегги взяла непонадобившийся пеньюар и скрылась в гардеробной. Вернувшись, она бросила на Изабел оценивающий взгляд и, увидев, что та дрожит, приказала:

— А теперь в постель! Вы замерзли, не хватало вам еще сейчас подхватить простуду.

Изабел не стала спорить. Сбросив халат, она скользнула под одеяла и блаженно вздохнула: несмотря на то что стоял май, Пегги нагрела простыни. Изабел откинулась на подушки и с благодарностью приняла из рук Пегги чашку дымящегося чаю.

— Что бы я делала без тебя, милая Пегги? — улыбнулась она. — Ты умудряешься подумать обо всем. Теплая постель и чай — какое чудо!

Пегги хмыкнула:

— Не нужно много мозгов, чтобы понять, что в дождливую холодную ночь чай и теплая постель будут кстати.

— Очень кстати, — смиренно согласилась Изабел с искорками в глазах. — Спасибо.

— Пожалуйста.

Пегги аккуратно повесила халат на подлокотник кресла и еще раз окинула взглядом комнату: все ли в порядке? Удовлетворенная увиденным, она погладила пучок русых волос на своем затылке:

— Что ж, если это все, то я, пожалуй, пойду спать. Или я вам еще нужна?

Изабел покачала головой:

— Нет-нет, все в порядке. Доброй ночи.

Пегги ушла, и в просторной спальне воцарилась тишина. Изабел пила чай и думала о происшествии в саду. Сердце ее сжалось от страха, когда она вспомнила тот момент, когда Маркус чуть не погиб. Осознав, что он цел и невредим и по-прежнему рядом, она испытала невероятное облегчение. Изабел закусила губу. Слава Богу, он не пострадал, но кто-то, без сомнения, хотел его убить!

Она не верила, что это браконьер. Если бы Маркус не отступил в момент выстрела, то лежал бы там мертвый, и все.

Мысль о том, что Маркус мог быть мертв или серьезно ранен, наполнила ее ужасом, и Изабел поспешила отогнать ее. Нападающий, кем бы он ни был, глуп. И он в отчаянии. Глуп потому, что Маркуса все многочисленные друзья любят и уважают, и если бы его ранили или убили, резонанс дошел бы до самого Лондона. А стрелять ночью под дождем способен только отчаявшийся человек. Изабел прищурилась. Есть только один человек, настолько глупый и отчаявшийся, который к тому же желает Маркусу зла. Уитли!

Изабел так глубоко задумалась, что даже появление в комнате Маркуса не отвлекло ее от размышлений. Перебирая в голове выводы, которые следуют из ее умозаключения, она смотрела, как дубовые двери открываются и входит Маркус в малиново-черном шелковом халате. Он пересек спальню так естественно, будто делал это каждую ночь, и с легкой улыбкой приблизился к ее постели.

Она восхитительна, подумал Маркус, теряя голову от ее красоты. Изабел хмурила брови и смотрела на него снизу вверх необыкновенными золотисто-карими глазами. Ее огненная грива разметалась по плечам. И Маркус признался себе в том, что в глубине души знал очень-очень давно: он без памяти влюблен в нее.

Потрясенный этим открытием, очарованный ею, он просто стоял и пожирал ее взглядом. Он не сразу понял, что ее губы шевелятся: она что-то говорит.

— Прости, что? Что ты сказала? — тупо переспросил он.

— Я сказала, что на тебя наверняка напал Уитли, — нетерпеливо повторила Изабел. — Больше ни у кого нет причин тебя убивать.

Маркус не видел смысла ее переубеждать и потому кивнул, глядя ей в глаза:

— Да. Я уверен, что в нас стрелял твой друг майор.

— Он мне не друг!

— Согласен. Уитли друг только себе.

— Это так. Но что мы будем с ним делать? Нельзя позволить ему ползать вокруг и стрелять в тебя, когда ему вздумается! — Со страхом в глазах Изабел добавила: — Маркус, тебя сегодня чуть не убили… Если бы с тобой что-то случилось… — Она замолчала: ее душили слезы. Отвернувшись, Изабел с трудом выговорила: — Это все моя вина! Я подвергла тебя опасности! Мне вообще не следовало просить тебя вмешиваться. — Она посмотрела на него. Глаза ее горели от ярости. — Мне надо было его убить, когда я только его увидела! Застрелить, как ядовитого гада, какой он и есть.

— Согласен, что Уитли стоило бы убить. Но я бы предпочел, чтобы ты перепоручила эту задачу мне, — тихо ответил Маркус.

Именно эта мягкость его тона заставила ее присмотреться к нему внимательнее. Зрачки ее расширились, когда она увидела твердую решимость в глубине его серых глаз. У Изабел перехватило дыхание.

— Ты правда хочешь его убить? — спросила она, обрадованная и испуганная одновременно.

Он вздохнул:

— Возможно. Удовольствия это мне не доставит, но ты правильно сказала — он просто рептилия, и я не могу позволить ему уйти живым, как не могу позволить гадюке жить у меня в конюшнях.

— О, Маркус! Он же опасен! — воскликнула Изабел.

— Я тоже, дорогая. Я тоже.

От этих негромко сказанных слов у Изабел мурашки побежали по спине, и она взглянула на него другими глазами. Если бы раньше ей кто-то сказал, что Маркус Шербрук хладнокровно рассуждает об убийстве, она бы не поверила. И не поверила бы она в то, что он действительно способен это сделать. Видя решимость в его взгляде, она понимала, что под ледяным спокойствием и благовоспитанностью, которые он демонстрирует миру, кроется нечто другое. Ее сердце застучало быстрее: она вспомнила его пылкие поцелуи и смелые ласки. О да, совсем другое!

Их глаза встретились, и вдруг Уитли и события вечера потеряли значение. В воздухе повисло напряжение страсти. В этой дождливой, ветреной ночи, в пустой спальне, залитой теплым светом свечей, были только они вдвоем.

Взгляд Маркуса скользнул по груди Изабел. Сегодня не будет больше препятствий, не будет больше причин, почему ему нельзя заняться любовью со своей женой. Рассказать ей о своей любви. Его чресла напряглись, и страсть, которую он так долго держал взаперти, вырвалась на свободу.

Изабел увидела перемену в нем, увидела, как потемнели его глаза, узнала чувственный изгиб его рта и, обуреваемая смесью страха с желанием, закрыла себя для всего, кроме того, что сегодня ночью она станет женой Маркуса.

Ее тело горело в предвкушении, и когда он заключил ее в объятия, ее губы требовали поцелуя. Она жаждала всем существом того, что произойдет дальше.

Маркус жадно целовал ее, держа за плечи, и она даже не думала ему противиться. Его язык скользнул в ее рот, и Изабел обдало жаром. Она протестующе застонала, когда Маркус оторвался от ее рта.

Он хрипло засмеялся:

— Погоди, милая, на нас слишком много одежды.

В мгновение ока ее рубашка оказалась на полу, к ней присоединился его халат — и Маркус снова держал Изабел в объятиях. Теплая плоть коснулась теплой плоти, и Изабел задрожала, ощутив, как его твердая, покрытая жесткими волосами грудь прижимается к ее мягкой груди. Рот Маркуса был ненасытен, он целовал ее все более и более требовательно, опуская на кровать. Изабел вздрогнула, когда его рука легла на ее грудь и принялась нежно ласкать, теребя сосок большим пальцем. Волны страстного желания расходились по ее телу.

Маркус хотел растянуть удовольствие, но слишком много ночей он сходил с ума, мучимый снами о ней, о том, как занимается с ней любовью, чтобы теперь действовать так осторожно и медленно, как собирался. Пообещав себе, что в следующий раз будет внимательнее и нежнее, он терзал ее тело ртом и руками. Ее маленькая соблазнительная грудь манила его. Маркус опустился ниже и со стоном сомкнул губы вокруг ее соска.

Изабел выгнулась под этой лаской. Его язык, дразня сосок, дарил ей невыносимое наслаждение. Она зарылась пальцами в его густые черные волосы и прижала к себе его голову, вкушая ласку. Она хотела, жаждала, изнемогала, сгорала от желания слиться с ним в одно целое. Изабел чувствовала, что Маркус творит какое-то волшебство, заставляя ее извиваться от сладостной истомы. Когда его большая, тяжелая ладонь скользнула к твердому холмику в завитках волос и пальцы принялись исследовать нежную плоть, она застонала, приглашая, умоляя его проникнуть глубже.

Маркус удовлетворенно улыбнулся, когда медленно погрузил в нее палец и обнаружил, что она влажная и горячая. Он хотел еще поиграть, исследовать ее тело, но не осмелился: побоялся, что если не возьмет ее сейчас, то может и опозориться. Слишком сильно она распаляла его, слишком он был полон и изнывал от вожделения.

Он раздвинул ее ноги и обнял за бедра, впился губами в ее губы и, проникая языком в глубь ее рта, медленно вошел в нее. У нее внутри все было узким, скользким и теплым, и он потерялся в алом тумане наслаждения… и преодолел тоненькую преграду, не успев понять, что произошло — и что это значит. Но в следующее мгновение он осознал. Он впился в нее взглядом.

Изабел, оглушенная болью, удивлением и наслаждением, лежала под ним, не шевелясь. Ей потребовалось все мужество, чтобы посмотреть ему в глаза. Она попробовала заговорить — но слова не шли с языка. Маркус казался ей темным и опасным, нависая сверху, с черными волосами, спадавшими на лоб, и затуманенным от желания взглядом. Но обвинения и подозрения в этом взгляде пригвоздили Изабел к постели.

Охваченный страстью, Маркус не мог соображать здраво. Вопросы теснились в его мозгу, но их затмевало ощущение ее нежного тела и первобытное желание освободиться от вожделения, утолить голод, который терзал его и бился в нем. Он помотал головой, пытаясь сосредоточиться. Но тщетно: ее тело манило его, как поющая сирена, желание бешено пульсировало в его венах. Он закрыл глаза и требовательно прижался губами к ее губам, а потом чуть-чуть подался назад — и вошел в нее снова, глубже и полнее. И пропал. Снова и снова Маркус вторгался в Изабел, и каждое движение было быстрее, глубже предыдущего. Его бедра танцевали в жарком ритме древнего танца. Он отчаянно желал продлить наслаждение — и в то же время жаждал освобождения, сладостного забвения.

Первое потрясение прошло, и с каждым движением Маркуса в чреве Изабел разгоралось пламя, сладкая ноющая боль. Ее тело больше ей не принадлежало. Ее руки легли ему на ягодицы, и она стала ласкать его, требуя продолжения, желая, страстно желая… чего-то, она не знала чего. И в ней спиралью взорвалось блаженство, такое сильное, пронзительное, глубокое, что она закричала, и мир рухнул в пустоту.

Ее крик сработал, как курок. Маркус напряг бедра и с низким рычанием вторгся в нее еще раз, окунувшись в экстаз и позволив ему увести себя куда угодно.

В комнате слышалось только их затрудненное дыхание. Медленно, неохотно Маркус вышел из нее, полежал рядом несколько секунд и, ни слова не говоря, встал. Ничуть не заботясь о своей наготе, он прошел в ее гардеробную. Как и ожидал, Маркус нашел там кувшин с водой и налил немного в таз, взял салфетку, аккуратно лежавшую там же и вернулся в спальню.

У Изабел кружилась голова, и в теле таяли остатки наслаждения от занятий любовью. Изабел смотрела, как он уходит, не в силах оторвать завороженного взгляда от него, высокого и гибкого. Она задрожала от восторга, вспоминая ощущение от его губ на груди, от его сильных движений в ней. Но очень скоро, слишком скоро реальность обрушилась на нее, и она подскочила на постели, оглядываясь в поисках халата. Ей не хотелось предстать перед ним совершенно нагой. Резкое движение заставило ее чуть-чуть поморщиться от боли. И это маленькое напоминание о произошедшей в ней перемене вызвало у нее почти что гордую улыбку. Теперь она женщина. Улыбка растаяла, как только она вспомнила, какие у Маркуса сделались глаза, когда он понял, что она девственница. Нет, ей определенно нужно одеться, пока он не вернулся. Он будет задавать вопросы, много вопросов, и вряд ли ему понравятся ответы. Нагота делает ее уязвимой, а она никак не может себе позволить быть сейчас уязвимой.

Хотя Изабел знала, что Маркус ушел в соседнюю комнату, она все-таки вздрогнула и вжалась в подушки, когда он быстрыми шагами вернулся в спальню. Он остановился, посмотрел на нее и подошел к кровати. Поставив таз на прикроватный столик, он едко сказал:

— Хватит! Я ни разу в жизни не бил женщину, даже когда меня провоцировали. И не намерен начинать сегодня.

— Я и н-не д-думала, что ты м-меня ударишь, — запинаясь проговорила она. — Ты просто меня напугал.

Проигнорировав ее реплику, он раздвинул ей бедра и поджал губы, увидев, сколько крови вышло. Он намочил салфетку и, не разжимая зубов, принялся смывать следы произошедшего.

В спальне стояла такая оглушительная тишина, что Изабел казалось, что голова у нее вот-вот взорвется. Интимность момента смутила ее, и она попыталась отодвинуться, не дать ему коснуться себя. Его рука на ее бедре напряглась, и она позволила ему смыть с себя кровь. Маркус молчал. Глядя на его склоненную голову, Изабел отчаянно желала, чтобы он сказал хоть слово. Что-нибудь. Стал бы браниться. Обвинять. Требовать ответов и объяснений.

Она готова была закричать, лишь бы разрушить давящую тишину. Он осторожно спросил:

— Так чей это ребенок?

Изабел напряглась и, сверкая глазами, ответила яростно:

— Мой!!! Эдмунд мой сын, мой, с момента своего рождения!

Маркус холодно, оценивающе посмотрел на нее:

— Не лги мне. Доказательство твоей лжи — вот оно. — Он швырнул салфетку в таз с водой.

Изабел отвела взгляд:

— Эдмунд — мой сын во всех смыслах этого слова.

— Не хочу тебе напоминать, но в последний раз, когда девственница родила сына, над Вифлеемом зажглась новая звезда. — Голос Маркуса сделался строже. — Скажи мне правду. Скажи, почему ты заставила всех поверить, что Эдмунд твой сын, что он родился от твоего брака с Хью. — Его глаза вспыхнули. — Вернувшись из Индии, ты обманула барона, и обманываешь до сих пор, и старик свято верит, что мальчик, которого он обожает, — его законный наследник. Объясни, если сможешь, почему следующим бароном Мэннингом должен стать незаконнорожденный, у которого нет права ни на титул, ни на земли? И скажи мне, пожалуйста, с чего я должен помогать тебе и дальше играть в эту игру? — Он наклонился, его смуглое лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее. — Ты вообще была замужем за Хью? Или это тоже ложь?

Напуганная и в то же время злая, Изабел нашла опору в своем гневе.

— Мы с Хью поженились в Лондоне по специальному разрешению. Можешь сам проверить, если не веришь мне! — горячо ответила она. Оттолкнув его, Изабел выскользнула из постели и плотно завернулась в халат, порывисто завязала пояс. Прикрыв наготу, она почувствовала себя существенно лучше, и гнев ее утих. — Так хотел Хью, — беспомощно сказала Изабел. — Он еще до рождения Эдмунда настаивал, чтобы его истинное происхождение никогда не раскрылось.

У нее пересохло в горле от воспоминаний о тех первых трудных, горестных днях, что она провела в Индии. Она с самого начала знала, что нужно принять какое-то решение насчет будущего ребенка, но отгоняла от себя эту мысль на протяжении всего долгого пути в Бомбей. Она, все они угодили в ужасную ловушку. По ее вине. Как же она виновата, чертовски виновата! Если бы она не уговорила Хью жениться на ней… Ее затопило чувство вины, и глаза Изабел наполнились слезами.

— Я одна во всем виновата, — пробормотала она, опустив глаза.

— Ну, в этом я сомневаюсь, — ядовито возразил Маркус. — Вряд ли ты одна смогла сотворить Эдмунда из воздуха.

Несмотря на всю серьезность момента, Изабел захотелось улыбнуться. Какая прозаичность.

Маркус встал и накинул халат. Он и не знал, что его можно потрясти так глубоко. Узнав, что Изабел девственница, он возликовал… и испытал раскаяние: ему следовало обойтись с ней нежнее. Но сознание его прояснилось лишь на миг. Все существо Маркуса находилось во власти демонов плоти. Будучи слитым с ее мягким телом, он не мог соображать. Лишь в те мгновения, когда он после всего лежал рядом с ней, он осознал, что следует из этого факта.

Чувствуя, что падает в пропасть, Маркус пытался сопоставить известные ему факты. Изабел — девственница. Это ему точно известно. Он бросил взгляд на розовую от крови воду в тазу. Она никак не могла выносить и родить ребенка. Эдмунд не ее сын.

Он нахмурился. Эдмунд, вне всякого сомнения, Мэннинг, сын Хью, но его мать не Изабел. Так почему же она вернулась в Англию и заявила, что Эдмунд — ее сын? Чтобы получить еще время на размышления и уничтожить доказательства ее потерянной невинности, он тщательно прополоскал салфетку и вылил воду в окно. Поставив таз на прикроватный столик, Маркус повернулся к Изабел:

— Теперь я тоже втянут в эту ложь. Только мы с тобой знаем, что вы с Хью так и не консуммировали брак и Эдмунд не твой сын, — с горечью сказал он.

Изабел кивнула. Ее переполняли чувства, и говорить она не могла. Она всегда верила, что Маркус не выдаст ее и Эдмунда тайны. Но только сейчас она поняла, что натворила, ничего ему не рассказав. Она лишила его выбора, права решить, хочет он вместе с ней разделить ложь, с которой она жила с того самого момента, когда узнала про Эдмунда, или не хочет. Думая лишь о том, как защитить сына — а она никогда не думала об Эдмунде иначе как о сыне — и сдержать клятву, которую она дала Хью в тот трагический жаркий день, она даже не задумалась о том, каково придется Маркусу. Она просто решила за него, и все.

Маркус Шербрук — самый уважаемый человек в округе, все — от титулованного аристократа до последнего слуги — знали, что Маркусу Шербруку можно доверять, что он честный и справедливый человек. А теперь она втянула его в ту лживую игру, которой жила каждый день.

Она подняла руку, будто желая коснуться его, но бессильно уронила ее.

— Прости. Я не хотела тебя в это втягивать.

— А как ты хотела меня не втягивать? — Маркус не знал, что бесит его больше: что она не доверила ему правду или что посчитала, что он в любом случае сохранит тайну. — Ты наверняка подумала, что когда выяснится, что ты девственница, я узнаю всю правду.

Она вспыхнула, глаза зло сверкнули.

— Если помнишь, я сделала все, чтобы разорвать помолвку. — Она ткнула в него пальцем: — Ты сам виноват! Я никогда не хотела за тебя замуж! Это ты меня заставил, но если бы ты не женился на мне, ты никогда бы ничего не узнал. Так что нечего меня винить!

Маркус скривился. Она была права.

— Отлично, — сказал он. — Мы поженились из-за меня, и теперь я посвящен в неожиданно открывшуюся тайну. — Он прищурился. — Так вот чем тебя шантажирует Уитли. Эдмундом?

Изабел провела рукой по спутанным волосам.

— Да, — устало ответила она.

— Что именно ему известно?

— Он ничего не докажет. Если бы я не потеряла голову от страха, когда он явился в первый раз, а подняла бы его на смех, он бы убрался восвояси. Мне так кажется. — Она вздохнула. — Но я заплатила ему, и он повел себя как шакал, почуявший добычу тигра. Он почуял, что что-то тут есть, и стал рыскать, вынюхивая, что это.

— Но доказательств нет?

Изабел вздохнула:

— По крайней мере я о них ничего не знаю. Медальон сам по себе ничего не доказывает. — Она посмотрела ему в глаза. — Но я не знала, что у него что-то есть, и не могла просто положиться на удачу. — Ее глаза молили о понимании. — Но даже без медальона, даже если бы он ничего не мог доказать, ему достаточно было посеять сомнения в законнорожденности Эдмунда. Он бы поломал жизнь Эдмунду и лишил барона спокойствия и счастья. Уверена, здесь ходило много сплетен о нашем с Хью внезапном браке. И когда в Мэннинг-Корт пришло известие о рождении Эдмунда, наверняка кое-кто стал загибать пальцы и удивленно поднял брови: после нашей свадьбы с Хью прошло всего восемь месяцев. — Изабел горько рассмеялась. — Наверняка многие чего-то подобного от меня и ждали, но если бы кто-то призадумался, то, наверное, вспомнил бы, что Хью путешествовал по Англии в тот момент, когда предположительно произошло зачатие. — Она устало добавила: — Мы с Хью всегда об этом волновались. Но никому и r голову не пришло ставить под сомнение наше слово о том, что Эдмунд наш сын. — Изабел сжала кулаки и бросила на Маркуса взгляд-мольбу. — Но если бы Уитли начал задавать вопросы, разнюхивать, распускать сплетни, возможно, хотя и маловероятно, что кто-то узнал бы правду. Я не могла этого допустить.

Маркус мысленно вернулся в те полные боли месяцы после побега и замужества Изабел. Он слишком хорошо помнил сплетни и слухи и еще лучше — хитрые взгляды и ухмылки на лицах салонных сплетниц, когда барон, сияя от гордости, рассказывал о внуке. Маркусу следовало раньше догадаться об их значении, но он слишком сильно страдал от того, что потерял Изабел навсегда… и что она родила мужу сына. Даже сейчас он ощутил отзвук того пронзительного отчаяния.

Маркус встряхнулся. Все закончилось. Изабел теперь его жена. Улыбка ярчайшего удовлетворения легла на его лицо. И она никогда не принадлежала Хью.

Маркус посмотрел на нее и понял, что ему на самом деле не важно, какой ложью или полуправдой они с Хью окружили Эдмунда. Для него имеет значение только то, что она здесь и она его жена. Его. Не Хью. И никогда не была женой Хью.

Эта мысль доставляла ему несказанное удовольствие. Он поискал в себе угрызения совести — не нашел. Не настолько он благороден. Маркус напомнил себе, что речь идет о чем-то большем, чем его удовольствие, и сосредоточился на таинственных обстоятельствах рождения Эдмунда. Как бы там ни было, Изабел больше десяти лет несла это бремя в одиночку, и как бы он на нее ни злился за то, что она не разделила его с ним раньше, он желал услышать правду.

Маркус огляделся и скривился, увидев два изящных кресла. Им предстоит долгий разговор, и он не намерен всю ночь просидеть на этой игрушечной мебели.

— Пойдем ко мне, — сказал он отрывисто. — Там горит камин. — Он покосился на чайник. — И выпивка покрепче.

Изабел ничего не сказала, когда он взял ее за руку и практически потащил в свою спальню. Лишь когда Маркус с удобством расположился в кресле с накидкой из бордового бархата у весело потрескивающего огня и сунул ей в руку бокал бренди, он сказал:

— Ну, теперь рассказывай. Все.

Глава 13

Изабел окинула взглядом уютную комнату, освещенную лишь парой свечей в серебряных подсвечниках, которые стояли на каминной полке резного дуба. Нужно было собраться с мужеством и обдумать, как начать повествование. Слишком много лет она прожила в страхе, что обстоятельства рождения Эдмунда откроются и все, что они с Хью и матерью Эдмунда сделали, окажется напрасным. Теперь, когда мать Эдмунда и Хью мертвы, разрушено было бы не так уж много жизней, только Эдмунда и старого барона. И для них она жила во лжи.

Изабел взглянула на суровое лицо Маркуса. Это уже не только ее ложь. Желая оттянуть начало, она сделала глоток бренди и глубоко вздохнула: оттягивай не оттягивай, а начинать надо.

— Ее звали Розанна Холфорд.

— Не дочь ли того самого Неуклюжего Холфорда?

Изабел пожала плечами:

— Не знаю, может быть. Розанна родилась в семье с очень хорошими связями. — Она подалась вперед и с жаром проговорила: — Она была не какой-то там безродной девчонкой. Ее происхождение не хуже нашего с тобой. Ее отец даже организовал ее помолвку с наследником одного барона, хотя ее так и не объявили.

Маркус нахмурился. Вспоминая ходившие когда-то слухи о Холфорде и лорде Браунли, которые очень дружили между собой и хотели породниться через детей. Однако дочь Холфорда внезапно умерла во время путешествия по Италии, и это подкосило оба семейства и положило конец надеждам на объединение. Если Розанна Холфорд умерла в Индии, к чему наверняка и ведет Изабел, то это значит, что Холфорд подтасовал некоторые факты, касающиеся кончины его дочери.

Маркус смотрел в огонь и ничего не отвечал. Изабел продолжила:

— Они с Хью познакомились, когда он путешествовал по северной Англии. И когда… — Острая боль пронзила ее, как нож, когда она вспомнила тот ужасный день, но Изабел сделала глубокий вздох и взяла себя в руки. — И когда Розанна умерла, я сама написала об этом мистеру Холфорду в Вайн-Хаус в Беллингеме. — Ее лицо стало жестче. — Я не рассказывала как, написала только, что она навещала друзей в Бомбее, заболела и скоропостижно умерла.

— Вайн-Хаус — это поместье Холфорда, — тихо проговорил Маркус. — Значит, его дочь и мать Эдмунда — одно и то же лицо. — Он помедлил, ожидая, что Изабел продолжит рассказ, но она молчала, тогда он подтолкнул ее: — Они с Хью познакомились и?..

— Полюбили друг друга, — устало сказала Изабел. — Хью сделал ей предложение. Но мистер Холфорд отказал ему. Тогда Хью еще не был наследником титула. Мистер Холфорд заявил, что у него есть на примете лучшая партия для единственной дочери.

Маркус кивнул:

— Да, он всегда отличался амбициями.

— И его амбиции убили дочь, — резко сказала Изабел. — Если бы он позволил ей выйти за Хью, она, возможно, до сих пор была бы жива. — На нее нахлынула печаль. — И даже Хью мог бы остаться в живых. Ее смерть сделала его таким несчастным, что он старался как можно больше времени проводить вне дома. Я уверена, если бы не мы с Эдмундом, он потерялся бы в джунглях. — Ее рука сжалась в кулак. — И если бы дома его ждала Розанна, он не спал бы в той проклятой хижине посреди джунглей, где его укусила кобра.

Маркус постарался ее отвлечь:

— А Хью и Розанна… они рассчитывали, что скоро поженятся?

— Они любили друг друга, — уныло ответила Изабел. — Они не собирались, но… Хью был человеком чести, — выпалила Изабел, и взгляд ее предупреждал, чтобы Маркус даже не вздумал возражать. — Он хотел на ней жениться, никогда бы ее не бросил. Когда ее отец разрушил их надежды, он умолял Розанну убежать вместе с ним. Но тогда скромность и послушание помешали ей пойти против воли отца. Когда Хью уехал из Беллингема, никто из них не подозревал, что у нее под сердцем его ребенок. — Изабел потерла лоб. В голосе ее звучала боль. — А потом мы с ним встретились у озера, и я положила конец всему, умолив его жениться на мне. — Она бросила трагический взгляд на Маркуса: — Это я во всем виновата! Если бы я не вынудила его жениться на мне вот так, сгоряча, ничего бы этого не произошло.

— Это не ты сделала Розанне ребенка, — сухо заметил Маркус.

Изабел подавила взрыв невеселого смеха:

— Это так, но именно я создала непреодолимое препятствие для их счастья.

Маркуса не особенно интересовали Хью и Розанна, поэтому он проявил некоторый эгоизм:

— Как так получилось, что вы с Хью так и не консуммировали брак?

— Я знаю, что этот брак — моих рук дело, но будь на то моя воля, я бы все переиграла. Все происходило так быстро, не было времени подумать, поразмыслить… Вот я сижу у озера и упрашиваю Хью жениться на мне — и вот мы уже в Лондоне, в доме Мэннингов, и уже женаты… — Она закусила губу. — Почти сразу же мы оба поняли, хотя и ничего тогда друг другу не сказали, что совершили ужасную, ужасную ошибку. Мы провели вместе отвратительный день, притворяясь, что оба в восторге от брака. И вечером… — Она сглотнула. — Когда он пришел, я заперлась от него в комнате. Он стал мне мужем, но остался чужим человеком, и я очень боялась. Всю ночь я провела, забившись под одеяло и трясясь от страха. Хью пошел вниз и там напился до полусмерти.

Маркус попробовал посочувствовать Хью, но у него не получилось. Зато Изабел он мог бы поаплодировать.

— А на следующее утро? Что случилось потом?

— Хью был очень добрым. Он сказал, что нам обоим сейчас очень трудно, но впереди целая жизнь, так что незачем торопить события. Через два дня он отплывал в Бомбей, и нам много чего нужно было сделать. Он предложил все нежности отложить до моего приезда в Бомбей. Он поклялся, что будет ухаживать за мной и что мы консуммируем брак только тогда, когда я буду готова.

Маркус кивнул.

— Но я так понимаю, Розанна появилась до того, как вы претворили в жизнь этот замечательный план?

— Да. Хью подготовил все для моего отплытия в Индию на корабле, который шел через две недели. Он нанял для меня компаньонку, миссис Вессон, и попросил своего молодого коллегу мистера Акриджа сопровождать нас. Он открыл на мое имя счета, составил для меня список покупок — для меня или для его поверенного в Лондоне, мистера Баба. — Изабел улыбнулась. — Хью сделал так, чтобы я ни о чем не волновалась.

— До тех пор, пока Розанна не появилась у твоих дверей. Я полагаю, именно это и произошло?

Изабел кивнула:

— Да. На следующий день после отплытия Хью. Она безумно боялась, что отец найдет ее, и долгий путь страшно измучил ее. Встреча со мной ее доконала. — Изабел содрогнулась: — Никогда не забуду ее лицо и ужас в голосе. «Его жена?!» — воскликнула она и, потеряв сознание, рухнула к моим ногам.

— Вряд ли это тебя порадовало.

— Я приказала Уильяму, дворецкому, отнести ее наверх, в одну из спален, и вызвала доктора. Он только начал осматривать ее, когда она пришла в себя. — Изабел покачала головой. — Бедная Розанна, она так испугалась, растерялась и смутилась, очнувшись в чужой спальне и увидев незнакомого мужчину, который над ней склонился… Нам потребовалось несколько минут, чтобы успокоить ее и убедить, что она в безопасности и мы не желаем ей зла. — Изабел пригубила бренди, глядя в огонь. Мысли ее витали где-то далеко. В конце концов она снова посмотрела на Маркуса: — Она была такой покорной и нежной… Розанна стала бы Хью идеальной женой. Такая милая, всем старалась угодить. Ее невозможно было не полюбить.

— Ты, я вижу, полюбила.

Она кивнула:

— К тому времени как она умерла, я обожала ее всем сердцем и сделала бы для нее что угодно. Я понимаю, что это может показаться странным, ведь мы знали друг друга чуть больше полугода, но за это короткое время она стала мне как сестра. Ревность никогда не отравляла наших отношений. Я Хью не любила и больше всего на свете хотела, чтобы они были вместе. Я винила во всем себя, но Розанна, — глаза Изабел наполнились слезами, — Розанна винила себя и изо всех сил старалась меня утешить!

— Позволю себе напомнить, что это не твоя вина. Хью взял и сбежал с семнадцатилетней девчонкой! Если кто-то и виноват, то это не ты и не Розанна, — сурово сказал Маркус.

Изабел грустно улыбнулась:

— Наверное, ты забыл, как решительно я добиваюсь того, чего хочу. Я не дала Хью ни единого шанса обдумать, что мы творим. Я просто взяла и заставила его жениться.

— Ему было тридцать или больше, а тебе семнадцать!

Изабел махнула рукой:

— Это уже не важно. Сейчас — как и всегда — важна только судьба Эдмунда.

Маркус совладал с внезапно вспыхнувшим гневом.

— Да, конечно, рассказывай дальше, — пробормотал он.

— Когда доктор ушел и мы остались одни, Розанна в страхе и отчаянии выпалила, что ждет ребенка от Хью. Я перепугалась, потому что это все меняло. Речь шла уже не только о том, что она не сможет выйти замуж за любимого, но о жизни ребенка. Ее репутация погибнет, но что еще хуже, ребенок будет всю жизнь носить клеймо бастарда, еще одного незаконнорожденного отпрыска богатого дворянина. С самого начала мы с Розанной объединили усилия, чтобы этого не произошло, и Хью, к счастью, тоже.

Дед Маркуса, старый граф, наплодил детей по всей стране, так что Маркус прекрасно это понял. Старый граф, не особенно задумываясь, признавал их и иногда снабжал какими-то средствами, но даже его благословение не снимало клейма незаконнорожденности. Двери приличного общества были закрыты для них и жизнь часто обходилась с ними сурово. Хью пытался поступить по чести, и Маркус его за это не винил. Он обнаружил вдруг, что Изабел выжидательно на него смотрит, и сказал:

— Значит, вы с Розанной вместе отплыли в Индию, чтобы передать решение проблемы кому и следовало — Хью?

— Да. Я уволила миссис Вессон и вместо нее взяла Розанну, велела мистеру Баббу докупить, что необходимо, и все подготовить. — Изабел перевела взгляд на халат: она бессознательно теребила полу. — Путь до Бомбея превратился в какой-то кошмар. Мы все время сидели в тесной каюте, кормили нас ужасно, к концу ту пищу практически нельзя было взять в рот. Мы плыли больше четырех месяцев. Розанну все время тошнило, а я все время боялась, что она, будучи хрупкой и слабенькой, умрет или потеряет ребенка.

— Полагаю, мистера Акриджа вы держали в неведении?

— Да, конечно же. Мы почти не выходили из каюты. Уже тогда я думала, как защитить Розанну и ребенка, и мне приходила в голову мысль выдать его за своего, а ее — за няньку. Я верила, что все трудности мы преодолеем, что Хью согласится. Основная проблема заключалась в дате его рождения. — Она взглянула на Маркуса. — Эдмунд на полтора месяца старше, чем все думают.

— Это я уже понял. — Он сделал большой глоток бренди и налил себе еще в опустевший бокал. Стоя у камина и опираясь одной рукой на каминную полку, он бросил взгляд на Изабел. — Так как отреагировал Хью, когда вы обе появились у него на пороге?

— О, Маркус! — выдохнула Изабел с сияющими глазами. — Если бы ты только видел его лицо… Когда он увидел Розанну, его будто осветил ярчайший свет во всей вселенной, и любовь… — Она подавила всхлип. — Все его лицо, все его существо излучало любовь к ней. Он был вне себя от счастья. А потом, — голос ее стал глуше, — его взгляд упал на меня. Худший момент в моей жизни.

— Боже! Я надеюсь, этот ублюдок не стал тебя обвинять?!

Изабел покачала головой:

— Нет! Он никогда меня ни в чем не упрекал. Просто в одно мгновение сбылась его самая заветная мечта, а в следующее все рухнуло. Он понял, в каком кошмаре мы оказались.

— Он сам его создал, — отрезал Маркус.

— Возможно, — ответила Изабел, не желая спорить с ним. — Но несмотря на все трудности, которые ждали нас впереди, Хью несказанно обрадовался, узнав, что Розанна ждет ребенка.

— И никто из вас не подумал о разводе? — саркастически поинтересовался Маркус.

— Хью подумал. Но время работало против нас. Получить развод в Индии было невозможно. Если бы я поплыла обратно в Англию, к моменту развода ребенок уже родился бы. — Она глядела в пустоту. — Если бы Розанна выжила, я уверена, что мы нашли бы способ расторгнуть брак и защитить ребенка. — Она посмотрела на него, умоляя о понимании. — Мы трое твердо решили спасти малыша от жизни, полной позора и стыда. Мы не предусмотрели всех последствий, но договорились, что для всех остальных беременна я. Поэтому по прибытии в Бомбей я написала барону письмо, в котором сообщила, что жду ребенка.

— Да, я знаю, — напряженно ответил Маркус. Он слишком хорошо помнил ярость и боль, которые переполнили его сердце, когда он услышал об этом. Барон радовался и смеялся, без умолку рассказывал о будущем внуке, а сам он не знал, куда деваться, и хотел раздробить стену кулаком. Маркус глубоко вздохнул: — Барон даже дразнил Роберта увальнем, потому что тот не спешил подарить ему наследника.

— Ты же понимаешь, в то время мы и понятия не имели, что Эдмунд в конце концов станет наследником титула, — искренне сказала Изабел. — Мы считали, что у Роберта и его жены Джорджины еще будут дети. Даже когда Хью умер и мы с Эдмундом вернулись в Англию, я, как и все, ждала, что у них родится ребенок. — Она улыбнулась воспоминаниям. — Помню, как все радовались, когда Джорджина объявила, что беременна. Эдмунд очень хотел двоюродного братика или сестричку — товарища для игр, барон с восторгом ждал рождения еще одного внука. Он надеялся, что будет мальчик и что когда-нибудь он унаследует его титул и земли. — Никто не знал, что Роберт, Джорджина и их нерожденный ребенок погибнут в том кораблекрушении и Эдмунд останется единственным наследником.

Осмыслив все это, Маркус подумал, что если бы он, упаси Боже, оказался на месте Хью, то поступил бы точно так же: постарался уберечь сына от расплаты за ошибку отца и любимую женщину от позора в глазах общества. Он не винил Хью за то, что гот хотел защитить Розанну и укрепить положение сына. А что касается того, что Эдмунд станет следующим бароном Мэннингом, то тут Изабел права: никто не мог предвидеть, что Роберт с женой и нерожденным ребенком трагически погибнут. Он, нахмурившись, созерцал свои босые ступни, видневшиеся из-под пол халата. Он хотел бы выплеснуть на кого-то гнев, вменить Хью в вину все потраченные понапрасну годы, но не мог. Возможно, Изабел солгала всем, выдала чужого ребенка за своего — но что она сделала неправильно? Розанна Холфорд была более чем достойной партией для Хью, и если бы они поженились, Эдмунд стал бы законным внуком барона, законным наследником титула. Кто пострадает, если он поддержит эту ложь?

Маркус подумал о Гаррете Мэннинге, но потом отбросил эти соображения. Гаррет и без того достаточно богат, не нужны ему земли и титул барона. Конечно, титул ему польстил бы, но насколько Маркус его знал, для Гаррета это не имело особого значения.

Маркус сделал глоток бренди. Он понял вдруг, что выбор уже сделал — в тот момент, когда уничтожил свидетельства девственности Изабел. Он улыбнулся. Вряд ли имеет смысл жаловаться, что жена девственница.

Изабел не сводила с него полного страдания взгляда:

— Что ты намерен делать?

Маркус нежно улыбнулся:

— Ничего. Абсолютно ничего. Для всех — в том числе и для меня — Эдмунд по-прежнему твой сын.

Изабел расплакалась.

— О, Маркус! Спасибо! Ты даже представить не можешь, как я боялась… — Ее голос оборвался от слез, она могла только смотреть на него огромными глазами, в которых читалось невероятное облегчение. Столько лет она прожила в страхе, что тайна будет раскрыта, и наконец освободилась от него.

Маркус подавил ругательство и отставил в сторону стакан, притянул ее к себе:

— Тише, тише… — Он аккуратно потряс ее за плечи. — Дурочка ты… Как ты могла поверить, что я сделаю что-то во вред тебе или Эдмунду? — Он поймал ее слезинку на палец. — Я ведь тоже его люблю. Я меньше всего на свете хочу, чтобы он прожил жизнь с клеймом ублюдка или чтобы радость угасла в глазах старого барона.

Изабел, всхлипывая, спрятала лицо у него на груди.

— Я доверяла тебе, ты же знаешь. Просто я так долго носила это в себе, что н-не представляла, что д-делать дальше. Хью и Розанна умерли, мне не с кем было поговорить. — Она подняла на него влажные от слез глаза. — Я пообещала Хью и Розанне, — проговорила она глухим голосом. — В тот день, когда она умерла, мы с Хью поклялись друг другу, что никто никогда не узнает правды. Что для всех Эдмунд будет нашим ребенком.

Маркус поцеловал Изабел в лоб и опустился в кресло, не выпуская ее из объятий.

— Розанна умерла при родах? — спросил он.

Он не увидел, скорее, почувствовал, что она кивнула.

— Роды были очень-очень трудными. — Она задрожала, и он крепче сжал руки. — Столько крови… Она очень боялась и ужасно мучилась. Нам помогал врач, мистер Эванс, но он ничего не мог сделать. Ей на долю выпал тяжкий и долгий труд, и когда Эдмунд родился, она была совсем измождена. Мы дали его ей, она поцеловала его, попросила, чтобы я поклялась, что никогда никто не узнает правды, и ее душа покинула тело.

— Как вам удалось скрыть происходящее? Ты же встречалась с коллегами и друзьями Хью, с нашим дорогим майором Уитли?

Изабел покачала головой:

— Нет, до рождения Эдмунда — нет. Мы решили, что Эдмунд будет моим сыном, и через несколько дней после нашего прибытия в Бомбей Хью увез нас в высокогорье, где мы могли жить уединенно и не беспокоиться об англичанах, живущих в индийской столице. В первые месяцы Хью ссылался на то, что я очень плохо себя чувствую, чтобы принимать гостей, но как только ребенок родится, я вернусь в Бомбей и с радостью со всеми познакомлюсь. — Чуть-чуть успокоившись, она положила голову ему на плечо и продолжила: — Смерть Розанны едва не убила Хью. Мы очень тихо похоронили ее возле дома, где жили, Хью владел несколькими сотнями акров земли. Знакомым в Бомбее он сообщил, что компаньонка, которая приплыла из Англии со мной, скоропостижно умерла от одной из местных лихорадок. Это стало для него кошмаром. Он потерял любовь всей своей жизни, но ему приходилось делать вид, что все чудесно и он с радостью и нетерпением ожидает рождения первенца. — Изабел смотрела куда-то вдаль. — Когда мы хоронили ее, он так отчаянно горевал, что я боялась, что он бросится в могилу вместе с ней. Я знаю, что только то, что Эдмунд остался жив, удержало его. — Изабел выпрямилась, вытерла слезы и продолжила уже более спокойным, окрепшим голосом: — Нас пугало, что Эванс знал, что мать ребенка умерла, но мы ничего не могли с этим поделать. Неразговорчивый доктор жил уединенно и редко уезжал из этих мест, на это мы и надеялись. Даже если бы он и рассказал кому-то правду, то все равно было бы его слово против нашего. А зачем мне выдавать сына чужой женщины за своего? — Она вздохнула. — Мысли о нем не давали нам покоя, но мы не хотели все усугублять, предлагая ему деньги за молчание. Просто надеялись, что судьба нам поможет.

— Рискованно.

— Очень. Но в то время мы не придумали способа уменьшить риск.

— А ты не думаешь, что Уитли с ним встречался? Может быть, Эванс и рассказал ему что-то такое, что навело его на твой след?

Она покачала головой:

— Нет, я почти уверена, что это невозможно. На следующий год после тех событий Эванс утонул при переправе через реку. Насколько я знаю, их с Уитли пути никогда не пересекались.

То, что Эванс знал правду, беспокоило Маркуса, но он подозревал, что если бы Уитли с ним действительно встречался и разговаривал и узнал бы, что ребенка родила не жена Хью, а ее компаньонка, он был бы настойчивее в своих преследованиях. А так в его действиях не чувствуется особой уверенности.

Изабел прервала его размышления:

— Мы держали рождение Эдмунда в тайне почти полтора месяца, а потом Хью пришлось притвориться, что у него только что родился сын — и это при том, что он все еще оплакивал Розанну. Так как Эдмунду исполнилось полтора месяца, мне пришлось провести в уединении еще несколько недель, прежде чем я могла появиться с новорожденным сыном в Бомбее. — Она улыбнулась воспоминаниям. — Помню, до тех пор пока ему не исполнился годик, все только и делали, что удивлялись, какой он большой для своего возраста.

Маркус поднял бровь:

— Положение, в котором ты оказалась, не огорчало тебя?

Изабел покачала головой:

— Нет, я любила Эдмунда с первой минуты его жизни, и я любила его мать. Я обещала ей позаботиться о нем, но мне не составило труда выполнить это обещание.

— Ты сказала, что любишь Эдмунда и любила Розанну. А Хью? Ты любила его?

Маркус ждал ответа. Ревность вонзила когти ему в сердце, и он стыдился этого чувства.

— Любила, — призналась Изабел. — Но больше как старшего брата. Он всегда заботился обо мне и относился по-доброму. — Она смотрела в огонь, и мысли ее витали где-то далеко. — Мне сложно сказать, как все повернулось бы, если бы он остался жив. Я никогда не стала бы для него любовью всей жизни, как и он для меня, но мы могли бы в конце концов подтвердить брак и прожить славную жизнь.

Маркусу показалось, что у него внутри разверзлась пропасть, когда он услышал эти слова. Он мог сколько угодно избегать ее на протяжении последних десяти лет, но какая-то часть его всегда радовалась, что она живет рядом, в Мэннинг-Корте, часть, которую мучило знание о том, что у нее нет мужа.

— А что насчет медальона? — отрывисто спросил Маркус.

— Он принадлежал Розанне. Если присмотреться, то видно, что завитки узора на крышке сплетаются в ее инициалы, Р.Х. — Изабел нахмурилась. — Могу только предположить, что Хью его сохранил, не в силах уничтожить, как мы уничтожили все остальные ее вещи. А Уитли нашел его.

Маркус кивнул:

— Это многое бы объяснило. — Он посмотрел на нее: — Ты когда-нибудь позволишь мне увидеть, что внутри?

Она залилась краской:

— Конечно! Принести его?

— Да.

Изабел слезла с его колен и стремительно направилась в свою спальню. Маркус следовал за ней. Она подошла к изящному письменному столу, который привезли для нее из Мэннинг-Корта, вынула один из ящиков, нащупала на задней стенке пружинку, открывающую потайное отделение, и вытащила оттуда медальон.

— Подумала, не положить ли его просто в шкатулку с моими драгоценностями, чтобы лорд Мэннинг хранил его у себя в сейфе, но испугалась… — Она беспомощно пожала плечами. — Это самое надежное место, какое мне удалось придумать.

Она протянула ему медальон. Маркус взял его и принялся рассматривать гравировку. Изабел оказалась права. Если хорошенько присмотреться — и знать, что искать, — то можно найти сплетенные из завитков буквы Р.Х. Он щелкнул крышкой медальона. Внутри он нашел две миниатюры удивительно красивой работы — портреты мужчины и женщины. В мужчине Маркус сразу же узнал Хью. Он посмотрел на Изабел:

— Хью и Розанна?

— Да. Хью заказал портреты и купил медальон как раз перед тем, как отец Розанны ему отказал. Он собирался преподнести его ей на помолвку. Получив отказ, он все равно подарил его ей в надежде, что… — Изабел вздохнула. — Ах, да не знаю я, на что он надеялся, но все равно сделал этот подарок перед самым возвращением в Мэннинг-Корт.

Маркус рассматривал портрет. Розанна была очень миловидной девушкой. Незнакомые люди легко могли спутать их с Изабел. Как и Изабел, природа наделила ее рыжими волосами, правда, не такого темного, насыщенного оттенка, как блестящие локоны Изабел, а светлее. Те, кто знал Изабел и Розанну, вряд ли перепутали бы их, но внешнее сходство могло обмануть чужих людей. У Розанны были голубые глаза, и чертам ее недоставало той живости и подвижности, что у Изабел, но опять-таки при поверхностном знакомстве на это можно не обратить внимания. Маркус улыбнулся про себя. Конечно, он наверняка судит предвзято: никогда в жизни, даже через миллион лет, он не принял бы Розанну за Изабел.

Он взглянул на нее:

— Она была такого же сложения?

Изабел кивнула:

— Всего на дюйм или два выше меня, но это делалось заметно, только когда мы стояли рядом. — Без особой охоты она добавила: — Ее фигура была более округлой.

Маркус подошел к ней и приподнял пальцем за подбородок:

— Дорогая, твоих округлостей достаточно, чтобы угодить мужчине. — Он коснулся губами ее губ. — Мне, например, они очень-очень нравятся.

Изабел зарделась от восторга.

— С-спасибо, — запинаясь ответила она. Маркус засмеялся и притянул ее к себе:

— Нет, не благодари меня. У тебя восхитительное тело.

Изабел с радостью бы продолжила эту весьма приятную беседу, но ее не отпускала мысль о медальоне и намерениях Маркуса насчет него. Она отступила от него:

— Итак, ты увидел медальон и то, что внутри. Что ты предлагаешь с ним делать?

Маркус со своей стороны с большим удовольствием поговорил бы о ее прелестях и том, как они воздействуют на него — в конце концов, это его брачная ночь, — но существование медальона и о то, что он в себе нес, затмило на время мысли о молодой жене.

Маркус нахмурился и посмотрел на медальон, который все еще сжимал в руке.

— Медальон ничего не доказывает, — сказал он, — кроме того, что Хью имел роман с Розанной до того, как жениться на тебе. Но если он попадет не в те руки, то может возбудить самые разные подозрения насчет происхождения Эдмунда.

— Особенно если это руки кого-то вроде Уитли и если он начнет распускать сплетни о том, почему я и моя компаньонка исчезли сразу по прибытии в Бомбей и заперлись в имении Хью в горах. — На ее лице отразился испуг. — Несколько слуг, живших тогда в лондонском особняке Мэннингов, до сих пор живы. Мы с Розанной с величайшей тщательностью скрывали ее беременность, она тогда была на раннем сроке, я не думаю, что кто-то что-то заподозрил. Но они знают о ее внезапном появлении и о том, что я взяла ее с собой вместо миссис Вессон. — Изабел вздохнула. — Что до миссис Вессон или врача, который осматривал Розанну, и других людей, которые могли бы вспомнить те дни, то я ничего не знаю о них и их местонахождении. А слуги в Индии… мы старались держать их на расстоянии, но я уверена, кое-кто знал правду или догадывался о ней. Если Уитли разговаривал с кем-то из них или, что еще страшнее, привез его в Англию, последствия могут быть катастрофическими.

— Не думаю, что нам стоит опасаться, что кто-то явится к нам из Индии. Если бы Уитли располагал таким человеком, это дало бы ему большую власть, но судя по тому, что ты говорила, он только намекал, что знает больше, и запугивал тебя. — Он взглянул на медальон: — Мне кажется, кроме этого, у него ничего нет — кроме того факта, что после прибытия в Бомбей ты провела в уединении несколько месяцев и появилась с сыном на руках, но это обычная история. Женщины нашего круга всегда удаляются от общества, когда готовятся к рождению ребенка.

Изабел в волнении отступила от него.

— Я убеждена, что все так, как ты говоришь, и я никогда по-настоящему не верила, — она улыбнулась бледной улыбкой, — даже в самые черные дни, что у Уитли есть что-то существенное. Я боялась, что он поднимет ураган сплетен и домыслов и что до конца жизни Эдмунда у него за спиной будут перешептываться о его происхождении. Большинство забудут об этих слухах, когда первая волна уляжется, но вопросы будут возникать всегда, и над его головой всегда, как дамоклов меч, будет висеть позор незаконного рождения. Я не могла этого допустить.

Во взгляде Маркуса отразилась задумчивость.

— Предположим, — сказал он, — случится худшее, Уитли распустит слухи, и лорд Мэннинг задаст тебе прямой вопрос?

Она твердо выдержала его взгляд.

— Я скажу ему, — спокойно ответила она, — что Уитли лжец и мерзавец и что Эдмунд — наш с Хью сын.

Маркус кивнул, будто соглашаясь с ней, и перевел взгляд на медальон.

— Думаю, эта драгоценность должна исчезнуть, — тихо сказал он.

— Нам надо уничтожить ее? — подавленно спросила Изабел. — Они же его родители. Я думала, что… — Она вздохнула. — Нет, ты прав. Я никогда не смогла бы рассказать Эдмунду правду.

— Боже, надеюсь, что так! — воскликнул Маркус. — Какой смысл?

— Ты прав, я знаю. — Она взглянула на него, и в глазах ее плескалась печаль. — Но я чувствую себя очень виноватой.

Он покачал головой:

— Не надо. Время для этого чувства давно прошло.

Изабел неохотно кивнула и указала на медальон в его руке:

— Так что мы будем делать?

— Пойдем со мной, — сказал он.

Они подошли к камину. Маркус вытащил из медальона портреты и бросил их в огонь.

Изабел стояла рядом и со смесью боли и облегчения смотрела, как исчезают в пламени лица Хью и Розанны.

Когда смотреть стало уже не на что, она, не сводя с пламени глаз, спросила:

— А медальон?

Маркус долго смотрел на него, а потом бросил на решетку камина.

— Жар от огня не уничтожит его полностью, но инициалы исчезнут, — сказал он.

Изабел перевела взгляд на его мрачное смуглое лицо.

— Спасибо, — тихо сказала она. — Я знала, что так и нужно поступить, но не могла себя заставить.

Маркус притянул ее к себе и улыбнулся:

— От этого зависела жизнь Эдмунда. В конце концов ты бы и сама это сделала.

Наклонившись к нему, Изабел спросила:

— А теперь он в безопасности?

— Да, — ответил Маркус. — В безопасности.

И будет в безопасности еще большей, когда Уитли отправится на тот свет.

Глава 14

Когда следующим утром Изабел проснулась, она с удивлением обнаружила, что в постели одна. Посмотрев на шелковый полог над головой, она вспомнила, что произошло после того, как они с Маркусом уничтожили портреты и медальон, и все ее тело обдало теплом.

Она помнила с поразительной ясностью, как Маркус взял ее на руки, отнес в ее комнату и опустил на постель. С улыбкой, от которой ее сердце бешено колотилось, а низ живота превратился в жидкий мед, он тихонько проговорил:

— А теперь, моя милая, я сделаю все так, как должен был сделать в первый раз.

И он исполнил обещание.

Тепло, которое она ощущала во всем теле, превратилось в жар, по мере того как воспоминания о минувшей ночи проносились перед ее мысленным взором. Его прикосновения, поцелуи, такие нежные и сладостные, сводили ее с ума, а когда он в конце концов слился с ней, она уже неистовствовала, изнывая от желания почувствовать, как его набухший член скользнет внутрь ее. Если их первые занятия любовью можно было назвать чудесными, то эти — просто роскошные!

Брак с Маркусом обернулся для нее всем, о чем она когда-либо мечтала. Она так боялась, как он отреагирует на ее девственность и на ту ложь, что откроется вместе с ней, но ей следовало знать, что Маркус никогда не предаст ее. Как же она раньше этого не понимала? Он никогда ее не обманывал и не подводил, и даже когда она впадала в бешенство от того, что он делал, она в глубине души знала, что он просто пытается защитить ее — сначала беспутную подопечную, потом беспокойную соседку. Сердце ее подпрыгнуло. Может быть, он ее любит? Как мужчина любит женщину? И его чувства к ней сильнее, чем она предполагала? И он испытывает к ней нечто большее, чем простую привязанность из чувства долга?

Она сидела на постели, глядя перед собой невидящим взглядом. В голове царил хаос. Она никогда не сомневалась, что Маркус привязан к ней. Но возможно, по неопытности своей она не видела, что за его заботой скрывается нечто большее, чем просто симпатия? Когда в то утро на тропе Уитли взялся ее шантажировать, он тут же вмешался со своим ошеломительным заявлением о помолвке. А когда она изо всех сил постаралась выяснить, что такого есть у Уитли против нее, он взял и добыл для нее медальон. И что еще важнее, прошлой ночью, узнав правду о ее браке с Хью и рождении Эдмунда, он, ни секунды не колеблясь, решил вместе с ней скрывать правду и дальше. Она жила в страхе, что как только в первую брачную ночь Маркус узнает истину о тех роковых днях в Индии, жизнь Эдмунда, спокойствие лорда Мэннинга и ее собственная репутация разлетятся вдребезги. Она нахмурилась. Да как подобные глупости вообще пришли ей в голову?! Как она могла хоть на мгновение поверить, что Маркус ее предаст? Разве он когда-то предавал ее? Разумеется, он защищал и свою репутацию, но разве он ведет себя не как мужчина, которому не просто нравится какая-то женщина? Разве его поведение не напоминает поведение мужчины, влюбленного в эту самую женщину? О, как же она надеялась на это!

В душе Изабел бурлила радость. Она выскользнула из постели, схватила халат и закружилась по комнате. О, как это возможно! Маркус любит ее?! Так же страстно, так же отчаянно и беззаветно, как она любила его всю свою жизнь?

— Так-так, сдается мне, кто-то нынче утром очень счастлив, — заметила Пегги, которая только что вошла в комнату с подносом, уставленным всяческими тарелками, чашками, блюдцами, горшочками и чайниками. Поставив его на столик у одного из кресел, она ослепительно улыбнулась Изабел. — Похоже, замужество пришлось вам по вкусу.

Слишком счастливая, чтобы смущаться, Изабел подскочила к ней и обняла за талию:

— О да, Пегги! Я и вправду несказанно счастлива!

Пегги нежно потрепала ее по щеке:

— И вы это заслужили, милочка. Я всегда знала, что вы с мистером Шербруком составили бы прекрасную партию.

— Да? — Изабел потянулась за тостом. — А почему?

— Потому что вы всегда были влюблены друг в друга, это ж ясно как день.

Изабел нахмурилась:

— Ну, я так не думаю. Мы много лет избегали друг друга.

Пегги хмыкнула:

— Может, и так, но я-то знаю, какой у вас делался взгляд, когда он наезжал с визитом к лорду Мэннингу, и как вы потерянно слонялись по дому еще несколько часов после этого.

— Возможно, — неохотно признала Изабел, досадуя, что не сумела скрыть своих чувств получше. — Но это не значит, что я ему сколько-нибудь нравилась.

— Глупенькая вы! И вы еще небось думаете, что он так добр к Эдмунду только потому, что обожает, когда по нему лазает мальчуган. Я уж не припомню, сколько раз видела, как Маркус в лучшей столичной одежде барахтается на земле с Эдмундом. Или какие взгляды он бросал на вас, когда приезжал на ужин или другое какое собрание в Мэннинг-Корт…

— Правда? — сияя, выдохнула Изабел.

— Правда-правда! — с улыбкой ответила Пегги. — А вы как слепая ничегошеньки не замечали…

Изабел торопливо умылась и принялась одеваться. Как, оказывается, много времени это занимает! Пока Пегги причесывала ее, она ерзала и возмущалась медлительностью горничной. Пегги спокойно собрала ее локоны в пучок на макушке и повязала его лентой зеленого шелка, вытащила несколько завитков, чтобы они обрамляли лицо. Удовлетворенная результатом, Пегги наконец-то отпустила Изабел, и та, подхватив юбки зеленого муслинового платья с узором из веточек, легко сбежала вниз в поисках мужа. Мужа! У Изабел кружилась голова от счастья, и ей казалось, что она вот-вот взлетит! Маркус Шербрук — ее муж!

Предмет ее размышлений вышел из утренней столовой, и Изабел показалось, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди — прямо ему в руки. Увидев его, такого высокого и красивого, она просияла от радости.

Маркус пошатнулся на каблуках, ослепленный этой улыбкой. Он смотрел на нее и думал, что никогда прежде она не казалась ему красивее и ближе, чем теперь. Мысли путались, и ему не сразу удалось заговорить.

— Доброе утро! — сказал он хрипло. — Я думал, ты еще в постели.

Хотя щеки ее окрасились нежным румянцем, она подошла к нему и, привстав на цыпочки, поцеловала.

— Мне стало так одиноко в постели… без тебя, — застенчиво проговорила она.

Маркус застонал, и руки его инстинктивно обхватили ее. Когда сегодня утром он уходил от нее, теплой, обнаженной, ему казалось, что это самая трудная вещь, которую ему приходилось делать в жизни. Даже когда он отнес Изабел в комнату и укрыл ее шелковистое, восхитительное тело, у него возник почти непреодолимый порыв нырнуть под одеяло вместе с ней и разбудить ее поцелуем. Тогда он отказал себе, но теперь не смог. Его губы нашли ее рот. Они целовались долго, и когда Маркус наконец-то оторвался от нее, оба тяжело и возбужденно дышали.

Изабел с удивлением ощутила, что соски затвердели, а между бедрами сладко заныло от предвкушения. Что может сотворить один-единственный поцелуй! Она смотрела на Маркуса затуманенными глазами.

Он чувствовал себя не лучше. Страстно желая схватить Изабел, отнести наверх, в постель, и там утолить отчаянный голод, который возбуждали в нем один ее вид и вкус поцелуя, Маркус пытался обрести самообладание. Они же в холле, черт подери!

Маркус стиснул ее руку и втащил в утреннюю столовую, захлопнул дверь и, прислонясь к ней широкой спиной, вновь притянул Изабел к себе.

Она утонула в его объятиях, обвила его шею руками и подставила лицо для поцелуя. Она ощутила под тканью его брюк твердую выпуклость и ахнула от удовольствия.

Маркус снова поцеловал ее. На этот раз он дал волю рукам и с наслаждением мял ее ягодицы, прижимал ее низом живота к своему телу. Целовать ее вот так, ощущая нежные округлости женственной фигуры, — сладкая мука, блаженная агония! Все его нервы напряглись от желания овладеть ею.

Маркус поднял голову и огляделся, а потом медленно и неохотно, но решительно ее отстранил.

— Едва ли мы сможем заняться любовью посреди накрытого к завтраку стола, — улыбнулся он.

Изабел заставила себя окинуть столовую взглядом. Красивая комната. На блестящем дубовом полу лежал шерстяной ковер в нежных оттенках кремового, розового и голубого, на окне висели занавеси цвета слоновой кости в розовую крапинку. Повсюду стояли удобные кресла. Буфет вишневого дерева был уставлен закрытыми блюдами, а овальный стол, покрытый девственно-белой льняной скатертью, украшала ваза с лилиями и папоротниками. На столе стояли высокие хрустальные солонка и перечница, молочник и сахарница и блюдца с джемом. Следы трапезы Маркуса находились тут же, во главе стола: пустые тарелка, блюдце, чашка и стакан.

Изабел хихикнула, представив себе, как бы они занялись любовью посреди всего этого сервированного великолепия.

— Ты прав. К тому же что подумает Томпсон?

Будто по сигналу раздался стук.

Маркус любезно отошел от двери, и вошел Томпсон с тарелкой, над которой поднимался аппетитный парок. Он поклонился и улыбнулся Изабел:

— Ваша горничная сказала, что вы уже проснулись и что вы очень любите яйца в мешочек.

— Спасибо, — поблагодарила его Изабел.

И хотя завтрак — последнее, чего ей сейчас хотелось, она послушно потянулась к тарелке и положила себе несколько яиц. Томпсон суетился вокруг: наливал ей кофе в чашку, предлагал ломтик-другой бекона, клубники или сливок.

Маркус с удивлением наблюдал за ужимками дворецкого. Похоже, его жена похитила еще одно сердце.

Когда Томпсон удалился, предупредив, что Изабел стоит только позвонить, если ей что-то понадобится, Маркус подошел к буфету и, взяв чашку, налил себе еще кофе. Усевшись за стол, он принялся наблюдать, как Изабел уплетает яйца.

— Проголодалась? — с улыбкой спросил он.

Она улыбнулась в ответ:

— Как всегда. Разве не помнишь, сколько я съедала, когда была маленькая?

Он кивнул. У него накопилось множество приятных, восхитительных воспоминаний о ней: Изабел в этой комнате, в других, в саду. Интересно, а как сложились бы их судьбы, если бы он еще юношей не оказался по воле обстоятельств ее опекуном? Если бы их жизни не переплелись так причудливо, если бы они не стали противниками, сумел бы он понять, что чувствует к ней не просто привязанность, а нечто более глубокое и сильное?

Он смотрел на крахмальную скатерть невидящим взглядом. До сих пор он помнил их первую встречу так ясно, как будто она произошла только вчера. Изабел не исполнилось еще и полугода, но она живо вертела огненноволосой головкой и хваталась за жизнь, как и за все, что ее интересовало, крохотными ручками. Он улыбнулся. Маркус прекрасно помнил тот момент, когда эти огромные глаза, тогда еще по-младенчески облачно-голубые, впервые взглянули на него, неловкого девятилетнего мальчугана. Он с родителями приехал в Данем-Мэнор в гости, и сэр Джордж с гордостью демонстрировал им свое чадо. Взрослые ворковали вокруг нее, но Изабел, не обращая на них внимания, безошибочно устремила взгляд на него и с радостным гулением потянулась к Маркусу обеими ручонками. Маркус — его подтолкнула мать — осторожно протянул ей палец. Со счастливым смехом она плотно сомкнула свои пальчики вокруг него, и какое-то время они просто смотрели друг на друга.

Маркус покачал головой. Возможно, связь между ними возникла еще тогда? Это казалось невероятным, он был обычным девятилетним школьником, которому не особенно были интересны крикливые младенцы, но в тот момент что-то определенно произошло.

— Ты молчишь. О чем задумался? — спросила Изабел.

— О том, как в первый раз тебя увидел, — улыбнулся он. — Крикливую малявку, которая уже тогда хотела все сделать по-своему.

Изабел улыбнулась:

— Есть вещи, которые не меняются никогда, не так ли?

Он рассмеялся:

— Да, это так! Так как бы тебе хотелось провести день?

В глазах ее зажегся задорный огонек.

— За осмотром твоих конюшен. Я должна сама проверить, есть ли условия для содержания моих лошадей, особенно если Ураган будет жить здесь.

Этим они и занялись. Маркус с улыбкой наблюдал за тем, как Изабел совершала обход новых владений. Да, не многие невесты захотели бы провести первые дни замужества, топая по конюшням. Изабел неутомимо обследовала стойла, холеных чистокровных лошадей, со знанием дела разговаривала с грумами и конюшими, осматривала прилегающие к конюшням загоны… Маркус волей-неволей таскался следом. Закончилась инспекция долгим разговором с Уорли, его главным конюхом.

Маркус почти ничего не говорил. Он доволен был уже тем, что стоит рядом с женой, смотрит на нее, слышит ее. Но он подозревал, что его кошелек изрядно истощится, прежде чем Изабел удовлетворится тем, как содержатся ее драгоценные кони. И он не ошибся.

Они возвращались в дом ближе к вечеру. Шли медленно и молчали, рука Изабел лежала на его руке. Оба наслаждались нежным майским предвечерьем, напоенным запахом цветущих яблонь и роз.

— Ну и?

Она бросила на него быстрый взгляд:

— Это будет стоить больших денег.

Маркус кивнул, в серых глазах затаилась улыбка.

— Я уже сам пришел к этому выводу по обрывкам вашего с Уорли разговора, которые слышал.

— Ты же знаешь, у меня немалое состояние, — отрывисто сказала она. — Тебе не обязательно все оплачивать самому.

— Изабел, — сказал он с предупреждением в голосе.

— Хорошо. Мы с Уорли оба считаем, что нужна еще одна конюшня.

Маркус молчал.

— А лучше две, — продолжила она. — В конце концов, у меня тоже есть несколько лошадей. И мы решили, что необходимы еще крытые переходы из одной конюшни в другую, чтобы облегчить перемещение в плохую погоду и животным, и людям.

— Удобно, — нейтрально отозвался Маркус. Над ним нависла перспектива строительства: разруха и суета на несколько месяцев, которая отразится и на конюхах, и на животных, и на нем. Он вспомнил ту спокойную, тихую, размеренную жизнь, которую вел до рокового утра, когда встретил Изабел с Уитли на дороге в Мэннинг-Корт. А в Шербрук-Холле очень скоро поселится энергичный двенадцатилетний мальчуган… Мальчуган, чья мама уже начала вносить изменения в его некогда безмятежное существование. Но так ли уместно слово «безмятежность», подумал вдруг Маркус. Как ни странно, при мысли о прежней жизни ему на ум приходило слово «скука».

Он взглянул на Изабел, которая робко смотрела на него. Он подозревал, что, будучи женатым на Изабел, он забудет о скуке до конца своих дней.

Какой-то озорной бесенок внутри его заставил спросить:

— А что, если я не дам на это добро?

К его абсолютному восхищению, но не к удивлению, она прищурилась и упрямо вздернула подбородок. Как же хорошо он знал этот жест! Изабел вырвала у него руку и с жаром заявила:

— Ты не посмеешь!

Он засмеялся и притянул ее к себе:

— Конечно же, нет. Я буду смиренным и обожающим мужем.

Она фыркнула, но гнев ее истаял.

— Я знаю, это большое предприятие, — сказала она с тенью беспокойства во взгляде, — и денег потребуется немало, но, Маркус, это действительно необходимо, если мы намерены превратить Шербрук в ведущий конный завод!

— А разве мы намерены? — невинно поинтересовался Маркус.

Догадавшись, что он просто дразнит ее, она улыбнулась и, обвив его шею руками, счастливо заявила:

— Несомненно!

Они вкусили легкий ленч во внутреннем дворе и после отправились неспешно прогуляться по окрестностям. Разговор переходил от одной темы к другой. Прожив всю жизнь по соседству и будучи знакомыми с детства, они не мучились неловкостью, которая так часто досаждает новобрачным. Не многим дано счастье такого легкого и непринужденного общения. Воздух между ними вскипал от сексуального желания, руки и взгляды встречались часто, и они подолгу задерживались в покровительственной тени деревьев, обмениваясь поцелуями и нежным шепотом.

Ужин прошел как в тумане, и когда Изабел наконец-то забралась в постель, ее тело уже превратилось в сладкую муку предвкушения. Очевидно, Маркус пребывал в том же состоянии, потому что едва она укрылась, как дверь, разделявшая их спальни, отворилась, и он вошел.

Подойдя к кровати, Маркус сбросил шелковый халат и скользнул к ней под одеяло нагим. Облокотившись на одну руку, он посмотрел на Изабел. Взгляд его скользнул по нежному кружеву, обрамляющему скромный вырез ее ночной рубашки.

— Мне кажется, — хрипло сказал он, — на тебе надето слишком много одежды. — Он ловко снял с нее рубашку и со вздохом прижался к обнаженному телу. — О, так намного лучше. Знаешь, я ведь с самого утра думал только об этом. — Он повернулся, чтобы взглянуть на нее.

Изабел, у которой все тело трепетало от его близости, прошептала:

— О чем? О постели?

Он улыбнулся и прижал ее к себе. Губы легонько коснулись ее губ, большие теплые ладони начали исследовать ее тело.

— Нет, — пробормотал Маркус прямо ей в губы. — Скорее, об этом… — И его губы, словно пламя, опалили ее грудь, попробовали на вкус сосок, принялись дразнить его. — И об этом, — добавил он, когда его рука скользнула ниже, прошлась по плоскому животу Изабел, легла на поросший вьющимися волосами холмик.

Он раздвинул складочки нежной плоти, лаская и познавая каждый уголок ее тела, а потом его палец скользнул внутрь ее. Изабел подалась навстречу этой ласке, приглашая к продолжению, и Маркус исполнил ее просьбу: добавив второй палец, он играл с ней, доводя до неистовства.

Изабел стонала, возбуждение и наслаждение волнами расходились по ее телу. Она не могла думать, только дивилась ощущениям, которые он в ней вызывал. Она требовательно нашла его рот и, к их взаимному восторгу и удивлению, поцеловала его так же глубоко и полно, как целовал ее он.

Ее маленький язычок проникал в его рот, бедра бешено двигались под его рукой, и Маркус поддался порыву и утолил наконец голод, который мучил его весь день. Он раздвинул ей бедра и одним сильным движением вошел в нее. Изабел вцепилась в его плечи, она бесстыдно извивалась под ним, требуя большего, доводя его до безумия приглушенными вскриками и соблазнительной нежностью тела. Он потонул в экстазе. Мир померк.

После всего они лежали в объятиях друг друга, дыхание постепенно возвращалось в норму. Маркус неохотно отделился от ее тела и лег рядом. Изабел положила голову ему на плечо, и Маркус жадно впивал ощущение ее шелковистой кожи. Она — его, и это лишь одна из многих ночей, что ждут их впереди. Эта мысль наполнила его сердце радостью. Счастье, о котором он никогда не мечтал.

Но мало-помалу темная тень надвинулась на его видение будущего. Уитли.

Изабел, которая уже почти заснула, почувствовала, как напряглось его тело.

— Что такое? — встревожено спросила она.

— Подумал о нашем друге Уитли, — неохотно признался Маркус.

— Он нам не друг! — резко ответила она. — Если помнишь, прошлой ночью он в тебя стрелял, и большая удача, что не убил. — Она села, и простыня скользнула вниз, открыв взору Маркуса притягательный розовый сосок. Отбросив с лица разметавшиеся волосы, Изабел сказала: — По правде говоря, я думаю, убить его — хорошая идея.

Заложив руки за голову, Маркус задумчиво посмотрел на нее. Он подозревал, что хотя они ни разу за день не упомянули имени Уитли, опасность, которую представлял майор, не оставляла ни его, ни Изабел в покое ни на минуту. Интересно, что Изабел только что озвучила умозаключение, к которому сам он пришел прошлой ночью.

— Просто убить? Хладнокровно и без зазрения совести? — осторожно поинтересовался Маркус.

Казалось, этим вопросом он застал ее врасплох, она осознала, что только что сказала. Она закусила губу и обеспокоенно посмотрела на него.

— Да, хладнокровно. У нас ведь получится? — спросила она севшим голосом.

Маркус кивнул:

— Можно даже сказать — по злому умыслу.

— Я бы удавила его голыми руками, если бы он напал на кого-то из тех, кого я люблю, — начала Изабел, но осеклась, покачала головой и устало закончила: — Но я не могу сидеть здесь и спокойно продумывать, как его убить.

— Я чувствую то же самое, — с сожалением признался Маркус. — Он просто напрашивается на это, и при определенных обстоятельствах я бы убил его без колебаний. — Он вздохнул: — Но мне сложно убить его только из-за того, что он может натворить.

Изабел склонила голову набок, задумавшись.

— Медальона у него больше нет. Насколько нам известно, его подозрения никто подтвердить не может. Как ты думаешь, он сильно опасен в действительности?

— Не знаю. Если он заговорит с кем-нибудь о компаньонке, которая сопровождала тебя в Индию, если он хоть слово брякнет про то, что с рождением Эдмунда что-то нечисто, что он слышал, что болтали слуги… Он может заявить, что встречался с врачом, который приходил к Розанне, — как ты докажешь обратное? А ему даже доказательства не нужны, достаточно шепнуть лишь слово, и слухи разнесутся в обществе со скоростью лесного пожара. Когда уляжется первая шумиха, большинство забудут об этой сплетне. Но останутся и те, кто… — Он бросил на нее мрачный взгляд: — Сплетни не менее разрушительны, чем улики, и если все начнется, Эдмунда до конца жизни будут преследовать слухи. Вопрос в том, можем ли мы рисковать. Если Уитли пойдет этим путем…

— А если мы дождемся, когда он распустит слухи, убивать его будет поздно и бессмысленно, — горестно добавила Изабел.

Маркус кивнул:

— Убийство только подольет масла в огонь. Так что давай подумаем: собираемся ли мы убить его, чтобы предотвратить то, чего и так может никогда не случиться, или же будем надеяться, что он просто уедет, и мы больше никогда его не увидим и не услышим?

— О Господи! Какой страшный выбор! — Ее глаза вспыхнули. — Он ужасный человек. Я бы с радостью свернула ему шею только за то, что он поставил нас в такое положение.

— Не буду упрекать тебя за это желание, но вопроса это не решает.

— Знаю, — огрызнулась она. — Ради Эдмунда и лорда Мэннинга я сделаю что угодно, но я не могу, по крайней мере сейчас, планировать убийство.

— Думаю, — медленно проговорил Маркус, вспомнив, как несколько лет назад Джулиан убил на дуэли лорда Тиндейла, — я мог бы вызвать его на дуэль и убить. — Идея ему нравилась. Дуэль — хороший способ, однако она дает Уитли шанс победить. Маркус подумал о том, насколько искусно он стреляет, и губы его сложились в ледяную улыбку. Но не очень уверенную.

— Ты этого не сделаешь! — вскричала Изабел в ярости. Она бросилась Маркусу на грудь и всмотрелась в глаза. — Обещай! Обещай мне прямо сейчас, что ты никогда не станешь драться с ним на дуэли!

— Вряд ли получится, — спокойно ответил Маркус. — Он может спровоцировать меня так, что я не в силах буду отказаться.

Повисло напряженное молчание. Изабел понимала по непреклонному лицу Маркуса, что переубеждать его бесполезно.

— Тогда обещай, — глухо попросила она, — что ты не станешь намеренно провоцировать его.

Маркус помедлил с ответом, но в конце концов без особой охоты согласился:

— Я не буду сам его провоцировать.

Оставалось на это надеяться. Изабел погрузилась в беспокойный сон. Ей всю ночь виделся в кошмарах Уитли, с пистолетом в руке, над распростертым телом Маркуса.

Уитли пришел бы в восторг, если бы узнал, что Изабел плохо спит ночами из-за него, чуть меньше ему польстило бы то, что он поставил перед Маркусом и Изабел дилемму. Конечно, сам он никогда не мучился бы подобными терзаниями. Будь его воля, Маркус уже был бы мертв.

Удача улыбнулась Уитли: ему выпал шанс убить Маркуса. Он как раз рыскал вокруг Шербрук-Холла и обдумывал следующее нападение на особняк, когда услышал чьи-то голоса. Он едва успел нырнуть в кусты, как мимо прошли Маркус и Изабел. В лунном свете он тотчас узнал их. Он под шумок последовал за беспечной парочкой. Уитли думал о том, что он пережил из-за них, и во рту у него стоял такой сильный и мерзкий вкус мести, что он, поддавшись злобе, вытащил пистолет и выстрелил.

Он жалел об этом выстреле, но только лишь потому, что промахнулся. Маркус остался жив, и теперь он настороже.

В то время как Маркус и Изабел проводили вместе чудесный день, Уитли сидел в пивной при гостинице и потихоньку набирался элем, размышляя о том, как несправедлива к нему судьба. Когда стемнело, он перешел с эля на бренди, и чем больше проходило времени, тем чернее делались его мысли.

Дела его шли плохо. Даже этот подонок Коллард, который вернулся из Шербурга два дня назад, не принес ему долгожданных новостей. Он нахмурился. Черт бы их всех побрал! Если бы не Изабел и Шербрук…

Но они еще заплатят. Изабел расстроила его планы, бросила ему в первый раз какие-то гроши, а потом отказалась платить за молчание. А потом этот проклятый Шербрук едва не утопил его, да еще и забрал единственную вещь, которая могла подтвердить его подозрения. Шербрук его унизил. Не только раздел, не только потоптался по его гордости и забрал дрянную безделушку. Шербрук встал между ним и его мечтами о чистенькой жизни.

За время, которое прошло с помолвки Шербрука с вдовой Мэннинг, Уитли убедил себя в том, что он и вправду хотел жениться на Изабел. Не важно, что она не в его вкусе, он готов был закрыть глаза на ее тощее тельце и вспыльчивый характер. Ненадолго, совсем ненадолго. Жены все время умирают. Его брак с Изабел продлился бы недолго, потом он сыграл бы безутешного вдовца и нашел бы утешение в ее состоянии. Он ухмыльнулся. Нет, уже не ее, а его.

Он обвел пивной зал «Оленьего рога» мутными глазами и поджал губы. Вместо того чтобы сидеть тут среди неотесанных мужланов, он сейчас развалился бы в роскошном кресле в Мэннинг-Корте и — Уитли бросил взгляд на бокал в руке — наслаждался бы первосортным бренди, а не глотал бы это пойло, которое хозяин наверняка разбавляет.

И о деньгах ему больше не пришлось бы волноваться. Он жил бы в красивом доме, полном слуг, готовых исполнить любую его прихоть, на деньги жены. Жил бы так, как всегда мечтал — и как ему никогда не удавалось.

Хотя мысль об убийстве Маркуса доставляла Уитли удовольствие, болтаться на виселице за это он не хотел, и он понимал, что пока судьба не подбросит ему верный шанс, Маркуса он убивать не станет. Сейчас убийство невозможно, но ведь это не единственный способ им досадить…

Он придумал способ, и рот Уитли искривился в жестокой улыбке. Медальона у него нет, и разговаривать с Изабел пока не о чем, но что, если… что если нанести визит лорду Мэннингу? Идея пришлась ему по душе. Старик так же уязвим, как Изабел, может, даже мишень полегче. Да, это надо обдумать. Мэннингу есть что терять. Да, завтра он его навестит. Просто визит вежливости. Он скажет, что некогда дружил с Хью, проезжал неподалеку и решил проведать вдову старого друга. Уитли посмеялся про себя, вообразив смятение Изабел, когда она узнает о его визите. Она заплатит. Заплатит сколько угодно, лишь бы он держался подальше от старика. Довольный планами на утро, Уитли подумал, что неплохо было бы провести ночку в женском обществе. Он с трудом встал и побрел на улицу, велев помощнику конюха привести ему лошадь. Сговорчивая вдовушка, пользовавшаяся его покровительством, жила всего в миле от деревни.

Уитли слишком глубоко погрузился в свои хмельные горести и мысли о мести, чтобы заметить кого-то незнакомого в пивной. Не заметил он и пары умных глаз, которые лениво следили за каждым его движением. Если бы он не набрался до такой степени, он, возможно, обратил бы внимание на джентльмена, который сидел в тени у столика под лестницей… и понял бы, что Коллард не сказал ему всей правды о своем рейде в Шербург.

Незнакомец расплатился по счету и не торопясь вышел из гостиницы, рассчитав время так, чтобы Уитли успел сесть на коня и тронуться в путь. Он быстро добрался до своей лошади, привязанной в укромном уголке у гостиницы, вскочил в седло и последовал за Уитли.

Он дождался, пока проехали деревню, и пустил лошадь в галоп в погоне за добычей.

Уитли, одурманенный парами спиртного и поглощенный собственными мыслями, не почуял опасности, пока не стало слишком поздно. Он услышал, что сзади кто-то скачет, и тут же понял, что лошадь идет слишком быстро и скорее всего они сшибутся на узкой дороге. А потом перед глазами его вспыхнул ослепительный свет, и голова взорвалась от боли.

Глава 15

Уитли очнулся с невыносимой головной болью. В ноздри ему ударил запах моря. Он застонал и огляделся. К своему невероятному удивлению, он обнаружил, что находится в одной из многочисленных пещер, вырезанных вдоль берега могучими волнами Ла-Манша. Какого дьявола?! Он попробовал подняться с усыпанного галькой пола пещеры, и тут по его телу прошла первая дрожь страха: он связан по рукам и ногам. А потом он понял, что он тут не один: у стены, небрежно прислонившись к ней спиной, стоял незнакомый джентльмен.

— Наконец-то вы проснулись, — сказал незнакомец.

— Где я? — прохрипел Уитли.

— Это не важно, mon amie, — ответил незнакомец. — Важны ответы, которые вы дадите на мои вопросы.

Уитли лихорадочно соображал, пытаясь понять, что же произошло. Он помнил пьянку в «Оленьем роге», смутно припоминал поездку верхом…

Уитли обернулся и зажмурился от бледного света, который заливал вход в пещеру. Сейчас день, значит, прошло какое-то время! Боже! Как бы он хотел вернуть себе способность ясно мыслить! Если б только прекратились гул и бухающая боль в голове…

Он оглядел незнакомца, оценивая его. Тот смотрел на него, холодно улыбаясь. Одежда — брюки из нанки и роскошно сидящий темно-синий сюртук — выдавала в нем аристократа. Он был высоким, подтянутым, мускулистым, с вполне привлекательными спокойными чертами. Темные волосы гармонировали со смуглой кожей. По речи Уитли опознал в нем француза.

Уитли охватило волнение. Он не без труда принял сидячее положение и прислонился спиной к стене пещеры.

— И все-таки Коллард доставил мое послание, — пробормотал он.

Незнакомец кивнул:

— Да.

Такая поза причиняла Уитли неудобство, но с каждой секундой у него прибывало смелости.

— Но зачем он мне солгал? — возмутился Уитли. — Икто вы вообще такой? Почему со мной обращаются подобным образом? Шарбонно, несомненно, узнает о вашем своеволии, могу вас уверить. И ему это не понравится. Мы с ним добрые друзья.

— Мсье Уитли, у нас с вами дело пойдет гораздо лучше, если вы позволите задавать вопросы мне.

— Я не собираюсь отвечать на ваши чертовы вопросы, пока вы мне не объясните, что происходит! — неистовствовал Уитли. — Вам хватило наглости связать меня, как преступника, и мне это ох как не нравится! — Уитли насупился. — Кто вы такой, черт вас подери?!

Тон Уитли заставил незнакомца изогнуть бровь, но он ничего не ответил. Уитли чувствовал все больше уверенности и продолжал кипятиться:

— Это произвол! Я британский подданный, это британская территория, и вы не имеете права так со мной обращаться! Немедленно развяжите меня! Я настаиваю!

Незнакомец отделился от стены, приблизился к Уитли и хладнокровно ударил его ногой в лицо. Уитли вскрикнул от боли, из разбитого носа и губ хлынула кровь.

— Начнем с того, что вы не в том положении, чтобы на чем-то настаивать, и я уже говорил вам — разве нет? — что вопросы здесь задаю я, — проговорил незнакомец на превосходном английском.

Щурясь от боли, Уитли в ужасе уставился на него:

— Вы — англичанин?

Он улыбнулся:

— Я — тот, кем хочу быть. Англичанин, француз, испанец. — Он пожал плечами. — Как того требует ситуация.

Уитли пребывал в смятении и замешательстве. Он изо всех сил старался осмыслить происходящее. Этого человека не мог прислать Шарбонно. Это значит, что его аккуратнейшим образом составленное послание старому знакомому из наполеоновского штаба угодило не в те руки, а это могло случиться, только если… Его обдало волной страха.

— Коллард предал меня, — тупо сказал Уитли.

Джентльмен кивнул:

— Мы с Коллардом много лет оказываем друг другу разного рода услуги. А когда мы повстречались во время его последнего плавания в Шербург, он упомянул о вас и сказал, что у вас есть кое-что, что может меня заинтересовать. И за очень щедрое вознаграждение он отдал мне ваше письмо к Шарбонно.

Уитли очень тщательно обдумал, что именно написать Шарбонно, — из страха, что письмо попадет в чужие руки. Внешне его послание являло собой простое письмо от старого друга. По счастью, он ни словом не обмолвился о подробностях, но сослался на предыдущие встречи, которые принесли обоим большое удовлетворение. Это выглядело как напоминание о старых добрых временах — и открывало возможность для новой чудесной встречи с Шарбонно.

Он ощутил уверенность. Этот парень прочитал письмо и может думать, что там есть что-то для него интересное, но наверняка он не знает ничего.

— Боюсь, я не совсем вас понимаю, — сказал Уитли. — Как мое письмо связано с вами? Я много лет знаком с Шарбонно. Мы ведем активную переписку.

— Через контрабандистов?

Уитли покраснел:

— Франция и Британия в состоянии войны. Обычные пути сообщения мне недоступны.

Последние слова едва слетели с губ Уитли, как он получил еще один удар ногой в лицо. Сильнее первого.

Уитли скорчился и завыл, а незнакомец наклонился и тихо сказал ему на ухо:

— Не тратьте мое время. Рассказывайте, что у вас есть такого важного, что вы написали с виду безобидное письмо приближенному Наполеона. И не надо мне рассказывать байки, что это просто письмецо от старого друга.

— Идите к дьяволу! — выплюнул Уитли и постарался отползти от незнакомца так быстро и далеко, как только мог.

— Я, без сомнения, так и сделаю. — Незнакомец пошел за Уитли и пнул его еще, на этот раз в ребра. — А вы если не ответите на мои вопросы, уверяю вас, окажетесь там раньше меня.

Уитли почувствовал, как ребро хрустнуло, и он задохнулся от боли. Страх вцепился ему в кишки. Он бросил взгляд на незнакомца, и холодный блеск его темных, почти черных глаз перепугал Уитли. Но жадность оказалась сильнее страха.

— Я не понимаю, о чем вы говорите! — вскричал он. — Клянусь вам, я просто написал старому другу!

— Будь по-вашему, — сказал незнакомец.

Следующие несколько минут он жестоко избивал Уитли сапогами по всему, до чего мог дотянуться. Когда он остановился, Уитли неподвижно лежал на полу, и только редкие прерывистые всхлипы давали понять, что он еще жив.

— Расскажите мне то, что я хочу знать, — сказал незнакомец все тем же спокойным тоном.

Уитли только захныкал и попытался уползти. Незнакомец вздохнул и снял сюртук, положил его на большой валун, а потом вытащил из-за голенища нож. Он перевернул Уитли лицом к себе и уселся на него сверху. Наклонившись так, что их лица разделяло всего несколько дюймов, он тихо спросил:

— Вы правда хотите умереть? Оно стоит вашей жизни? Не будет ли проще рассказать мне… и остаться в живых?

Уитли с трудом выговорил расквашенными губами:

— А зачем? Вы все равно меня убьете.

— Не убью, если мне понравится то, чем вы располагаете. — Он показал Уитли нож с узким лезвием: — Я очень искусно обращаюсь с этим маленьким инструментом. Я могу убивать вас часами, но перед смертью, mon amie, вы расскажете мне все, что я хочу узнать. — Он улыбнулся. — Конечно, вы могли бы рассказать прямо сейчас. Это спасло бы вас от боли, а мне сэкономило время.

— А если я расскажу, вы не убьете меня? — с готовностью спросил Уитли.

— Я ведь уже сказал, что не убью.

Уитли смотрел на нож. Все тело его пронизывала мучительная боль. Сколько ему еще терпеть эту пытку? Стоит ли оно того, чтобы умереть? Его затошнило, когда он понял, что верного и безопасного выхода у него просто нет. Если он не заговорит, он умрет. Если заговорит — может быть, и выживет. И он заговорил.

Закончив рассказ, он затаил дыхание. Жизнь? Или смерть?

Незнакомец долго молчал, погрузившись в свои мысли. Потом он изящным движением встал:

— Вы глупы. Слишком глупы, чтобы жить дальше.

Уитли захныкал и отпрянул от него. Незнакомец с отвращением бросил ему:

— Хватит. Я не намерен вас убивать. — Он оставил Уитли там, где тот и лежал, сунул нож за голенище, надел сюртук, посмотрел на своего пленника: — Полагаю, вам стоит для заслуженного отдыха выбрать другой континент. Я думаю, что в Америке есть места, которые многим напоминают Англию. — В его глазах стоял лед. — Предупреждаю, что если наши пути еще раз пересекутся или же я узнаю, что вы опять суете нос не в свое дело, я не поленюсь выследить вас и перерезать глотку. Мне следовало бы сделать это сейчас, вы же понимаете.

Уитли, не веря своему счастью, энергично закивал. Незнакомец повернулся и пошел прочь.

— Погодите! — отчаянно завопил Уитли, тщетно пытаясь освободиться от пут. — А как же я?

— Я пришлю Колларда, — ответил незнакомец, не оглядываясь и не сбавляя шагу. — Он освободит вас. Уитли, я настоятельно рекомендую вам убраться из этих мест в течение часа после этого. — Он оглянулся. — Если я узнаю, что вы не послушались…

Уитли сглотнул и закивал. Когда незнакомец исчез, у него вырвался вздох облегчения. Оставшись в одиночестве в холодной и мрачной пещере, несмотря на боль, пронзавшую все тело, Уитли попробовал освободиться от веревок на руках и на ногах. Вдруг он солгал и оставил его здесь умирать?

Незнакомец связал его крепко, и когда боль стала невыносимой, Уитли замер, тяжело дыша. Он надеялся, что незнакомец сказал правду. Он ждал, казалось ему, уже много часов, время от времени пробуя веревки на прочность, но каждая его попытка заканчивалась тем, что он, измученный, потерпевший поражение, валился на каменистый пол пещеры. Когда в конце концов он услышал, как кто-то карабкается по скалам ко входу, он едва поверил своему счастью.

— Коллард! Коллард! Это вы? Я здесь! — закричал он.

Это и вправду оказался Коллард. Уитли никогда в жизни так не радовался.

— Слава Богу, вы пришли! — счастливо возопил он, совершенно забыв о том, что Коллард его предал.

Коллард ничего не сказал. Он подошел к Уитли, вытащил нож и сел на колени подле него.

Уитли с готовностью протянул ему связанные руки. Коллард хмыкнул, схватил Уитли за волосы, запрокинул его голову назад и перерезал ему горло аккуратно, как мясник козлу.

Уитли заблеял, дернулся и затих. Убедившись, что Уитли мертв, Коллард встал и небрежно вытер лезвие о штаны.

— Не знаю, что он там говорил, — пробормотал он себе под нос, глядя на труп Уитли, — а оставлять свидетелей все-таки не стоит.

Новобрачные ничего не слышали об исчезновении Уитли до тех пор, пока в субботу после обеда их не приехал навестить Гаррет. Маркус и Изабел провели чудесное утро, бродя по конюшням. Изабел рассказывала об изменениях, которые она хочет внести, и Маркус согласно кивал, потому что находил ее идеи великолепными. Они улыбались и смеялись, их руки и тела то и дело соприкасались. Любой, кто их увидел бы, сразу понял бы, что они без памяти влюблены друг в друга. Когда Томпсон объявил о приезде Гаррета, Маркус сидел в кабинете и разбирался с делами поместья, а Изабел уединилась с домоправительницей, чтобы познакомиться с порядком жизни в имении и обсудить нововведения, которых потребует присутствие в доме бойкого двенадцатилетнего мальчугана. Когда Гаррет вошел, Маркус с облегчением отбросил стопку бумаг, которые по всем правилам представил ему сегодня утром управляющий, и встал, протягивая руку для приветствия.

Обменявшись рукопожатиями и теплыми приветствиями, они расположились в мягких креслах в дальнем углу комнаты.

— Приношу извинения за то, что ворвался так внезапно, — с сожалением проговорил Гаррет, — но я думаю, вам важно узнать, что Уитли, кажется, исчез.

Его слова потрясли Маркуса.

— Исчез? Что вы имеете в виду? Он съехал из «Оленьего рога»?

— Я имею в виду именно то, что сказал. Исчез. В среду, поздно ночью, Уитли сел на коня и уехал, и с тех пор его никто не видел. Китинг признает, что Уитли уезжал под хмельком, но не настолько пьяный, чтобы не влезть в седло. Самое странное во всей этой истории то, что коня помощник конюха нашел в стойле в четверг утром. Однако Уитли с тех пор не появлялся.

Маркус нахмурил брови:

— А где-нибудь в канаве со сломанной шеей его не искали?

Гаррет покачал головой:

— Это первое, что сделал Китинг, когда в четверг после обеда не нашел Уитли в его номере. Он был уверен, что они найдут его именно в таком виде, но поиски ничего не дали. Ни тела, ни его вещей на дороге. Искали в радиусе нескольких миль. Есть небольшой шанс, что с ним что-то случилось где-то дальше, но маловероятно. Китинг убежден, что Уитли уехал проведать миссис Холли, и когда тела не нашли, он предположил, что тот, возможно, задержался у нее.

При упоминании имени миссис Холли оба улыбнулись.

Миссис Холли была сговорчивой вдовушкой неопределенного возраста. Она жила в небольшом домике в нескольких милях от деревни. Когда пять лет назад она перебралась в эти края, многие поговаривали, что «вдова» — слишком высокий титул для нее, но она отличалась добротой и хорошими манерами и делом своим занималась очень осторожно, так что вскоре все в деревне, кроме самых ярых пуритан, ее приняли. Маркус никогда не пользовался ее услугами, но его не удивило, что Уитли стал ее клиентом.

— Я так понимаю, его и там не оказалось?

— Да. Миссис Холли сказала, что не видела его с прошлого воскресенья… когда он приезжал с визитом.

Маркус потер подбородок:

— Меня беспокоит, что конь в конюшнях. Кто-то его вернул.

— Согласен. — Гаррет подался вперед. — Мне это все не нравится, Маркус. Когда прошлой ночью я приехал в гостиницу, спросил Уитли и узнал новости, я настоял, чтобы Китинг позволил мне осмотреть его номер. И он позволил. Ты легко можешь представить, как комнаты выглядели. Одежда, другие вещи — все на месте. Как будто он только что вышел и вот-вот вернется. Китинг поднял тревогу, и я не виню его за это. У Уитли не было причин исчезать. Если он собирался покинуть наши края, то почему не заплатил по счету, не собрал вещи, не сел на коня и не уехал по-человечески? Его исчезновение остается загадкой.

— Если только он не связался с кем-то, кто захотел купить меморандум, — угрюмо сказал Маркус. — Весьма вероятно, что меморандум уже в руках у французов, а Уитли кормит рыб на дне Ла-Манша.

Гаррет кивнул:

— Я уже подумал об этом. — Он нахмурился. — Но возвращение лошади не дает мне покоя. Зачем кому-то это делать? Можно было просто отпустить животное. Или украсть, если уж на то пошло. Насколько я помню, конь красивый. Любой конокрад счастлив был бы его заполучить.

— Возможно, мы имеем дело не с конокрадом. И я вижу одну вескую причину, чтобы не отпустить животное на все четыре стороны. Может статься, тот, кто за этим стоит, не хотел, чтобы коня нашли возле места, где убили Уитли.

— Ты считаешь, что он мертв?

— Думаю, это самый вероятный вариант развития события. Не понимаю, зачем ему понадобилось бы исчезать так внезапно, бросив все имущество. А так как коня обнаружили в конюшне, то за этим стоит кто-то еще. Держу пари, Уитли не сам его туда привел.

— Полагаешь, в ночь со среды на четверг он поехал на встречу с покупателем, и его убили, а меморандум забрали?

Маркус кивнул:

— Мне кажется, все так и произошло.

Они обменялись мрачными взглядами.

— Значит, меморандум, возможно, уже в руках у французов, — с горечью сказал Гаррет.

Маркус пожал плечами:

— Возможно. Но пока мы доподлинно не выясним, что случилось с Уитли, мы не можем говорить наверняка. — Маркус встал и сделал круг по комнате. — Надо известить Джека и Роксбери, — сказал он наконец.

— Я уже это сделал. Послал Джеку письмо еще на рассвете.

— Значит, пока мы не получим вестей от Джека или Роксбери, мы ничего не станем предпринимать, — сказал Маркус. Он остановился у одного из высоких окон, которые украшали комнату, и устремил невидящий взгляд на обширный красивый сад. — А возможно, исчезновение Уитли никак не связано с меморандумом, — медленно проговорил он.

На лице Гаррета отразилось удивление.

— Что вы имеете в виду?

Маркус вернулся и сел в кресло.

— Одна из причин, почему мы не выступили против Уитли в открытую, заключается в том, что мы не располагали доказательствами: у него меморандум или нет. Вероятнее всего, что меморандум у настоящего шпиона вроде Лиса, о котором упоминал Джек. У нас предостаточно подозрений, и обстоятельства, вне всяких сомнений, сложились так, что Уитли вполне мог похитить меморандум, но, кроме обстоятельств и подозрений, у нас ничего нет.

— И вы с Джеком дважды обыскивали его номер, — подхватил Гаррет, — но не нашли ничего обличающего Уитли?

— Это еще не значит, что Уитли не брал меморандума. А значит лишь то, что мы ничего не нашли. — Маркус вздохнул. — Я жалею, что не поддался первому порыву и не выбил из него правду силой.

Гаррет невесело рассмеялся:

— И вы тоже? Эта мысль не один раз приходила мне в голову.

— Повторю: мы до сих пор не знаем, похитил ли Уитли меморандум или нет и связано ли это с его исчезновением.

Повисло молчание: оба задумались над этой мыслью.

— Вы думаете, мы гонялись за тенью? — спросил Гаррет в конце концов.

Маркус скривился:

— Не исключено. Учитывая, что он за тип, я не сомневаюсь, что есть люди, которые не проронили бы и слезинки, если бы он погиб или исчез.

«И я в их числе», — подумал Маркус. Изабел, несомненно, не единственная, из кого Уитли пытался тянуть деньги. Может быть, кто-то из его прошлого убил его? Маркусу эта идея пришлась по вкусу, но такое объяснение не вполне его устраивало. Вероятность того, что Уитли завладел меморандумом, касающимся вторжения Уэлсли в Португалию, все еще существовала. И это было слишком важно, чтобы сразу отмести такую возможность.

Маркус озабоченно рассматривал сияющий носок сапога.

— Если бы меморандум был у Уитли, где бы он его хранил? Как вы уже говорили, мы с Джеком обыскали все его вещи и ничего не нашли. Но если в ту ночь, когда Уитли исчез, он намеревался встретиться с покупателем, разве он не взял бы его с собой? А если не взял, то где тогда прятал его так, что мы не нашли?

— Вы не думаете, что он оставил его в Лондоне?

Маркус решительно покачал головой:

— Нет. Если меморандум похитил он, то привез бы его с собой. К тому же если бы он оставил его в Лондоне, то ему пришлось бы съездить в столицу, прежде чем встречаться с покупателем. А мы знаем, что окрестностей он не покидал.

— Может, он попросту закопал его где-нибудь? Или носил при себе? — уныло спросил Гаррет.

Маркус задумался. Медальон Уитли действительно носил при себе. Но, вернувшись мысленно в ту ночь, когда он раздел Уитли догола и бросил его одежду и сапоги в воду, Маркус снова покачал головой:

— В этом я сомневаюсь.

Гаррет встал:

— Не буду вас дольше задерживать. Похоже, нам придется дожидаться Джека — и развития событий.

После ухода Гаррета Маркус долго сидел в кресле, глядя в пустоту. Конечно, ему очень хотелось бы, чтобы Уитли был мертв. Это обезопасило бы Эдмунда, а они с Изабел наконец-то оставили бы прошлое… в прошлом. Но если смерть Уитли связана с пропавшим меморандумом…

У Уэлсли достаточно времени, чтобы изменить даты и места высадки войск на континент, но если даже забыть о Португалии, французам, если они заполучат меморандум, будет легче предугадать новые места высадки: он сузит поиск. А это может стоить Британии элемента внезапности — и жизней многих добрых воинов. Через некоторое время Маркуса нашла Изабел. Увидев его обеспокоенное лицо, она закрыла за собой дверь, быстрым шагом подошла к нему, опустилась на пол у его ног и положила руку на колено:

— В чем дело?

Маркус взглянул на нее, и на сердце у него полегчало, и хотя бы на мгновение Уитли и угроза, которую он представлял, вылетели у него из головы. Он улыбнулся ей, наслаждаясь уже одной ее близостью.

Изабел нетерпеливо потрепала его колено:

— Что случилось? И хватит на меня смотреть с таким идиотским видом.

Он рассмеялся и усадил ее себе на колени. Смех его быстро стих: он задумался, что ей рассказать. Про меморандум? Нет. Про исчезновение Уитли? Да. Она все равно скоро услышит про это.

— Гаррет приходил с визитом, — медленно проговорил он. — Похоже, наш друг Уитли исчез.

Она нахмурилась и развернулась, чтобы смотреть ему в глаза:

— Что значит «исчез»?

Маркус быстро пересказал ей то, что услышал от Гаррета. Кажется, Изабел не очень обрадовалась известию о том, что ее личный бог возмездия испарился. Выпрямившись, она твердо заявила:

— Я в это не верю. Уитли — змея, и хотя я миллион раз пожелала бы, чтобы он уполз под тот камень, из-под которого явился, я не могу себе представить, что он так поступил.

— А ты не думаешь, что его нашел и убил какой-то человек из прошлого? — Маркус поднял бровь. — Если помнишь, мы с тобой сами не исключили убийство.

Она покачала головой, потом замерла, задумалась.

— Это возможно, — признала она, — но если его кто-то убил, то где же тело? И зачем его коня вернули в конюшню?

Маркус пожал плечами, и она продолжила:

— Вот именно! Если бы я собиралась его убить, то первым делом избавилась бы от тела, а потом написала Китингу записку от имени Уитли, в которой сообщила бы, что меня внезапно отозвали в Лондон, и попросила бы упаковать вещи и отправить в столицу первым дилижансом. И еще приложила бы к записке деньги, кругленькую сумму, которой хватило бы на оплату счета и дилижанса и на щедрые чаевые. Даже адреса не стала бы писать, только чтобы саквояж оставили на почте, откуда его потом заберут. Учитывая, какая суета вечно царит на почте, его заметили бы через много дней или даже недель, и никто не вспомнил бы, чей это саквояж и когда его привезли. А что до коня, то он бы исчез вместе с Уитли. Все подумали бы, что Уитли уехал на нем в Лондон.

Маркус кивнул:

— Это могло бы сработать. Но записка… Вдруг кто-то понял бы, что это почерк не Уитли? А конь? Ты избавилась бы от него так же легко, как от Уитли?

Она посмотрела на него с отвращением:

— Ты думаешь, что Китингу знаком почерк Уитли? Или что он стал бы хранить записку? Конечно, нет! Какая Китингу разница, вернулся Уитли в Лондон или нет? А что до коня, — торжествующе закончила она, — то я бы продала его на ближайшем рынке. Все равно Уитли не стал бы возражать.

Обдумывая сценарий, предложенный Изабел, Маркус пришел к выводу, что исчезновение Уитли не было спланировано — или по крайней мере хорошо спланировано. Ее план сработал бы. Уитли исчез бы без всяких свидетелей. Тела нет, конь в стойле — похоже, за этим что-то кроется. Если вор или грабитель убил Уитли, то почему не оставил тела на месте? А конь… Какой разбойник, достойный своего звания, попросту вернул бы такое ценное животное? И все же Маркус не мог отказаться от мысли, что к исчезновению майора приложил руку кто-то из его прошлого. Или же агент Франции…

На следующий день Изабел и Маркус только что встали из-за стола, поужинав, когда Томпсон объявил, что в кабинете Маркуса ожидают гости. Маркус прекрасно понял, что это за гости. Он запечатлел поцелуй на тыльной стороне ладони Изабел и поспешил из комнаты, проигнорировав ее вопросительный взгляд.

В кабинете его ждали Джек в очень потрепанном виде и мрачный Гаррет. Маркус предложил им бренди.

— Не ожидал увидеть вас так скоро, — заметил он, обращаясь к Джеку.

— Я едва поверил своим глазам, когда пару часов назад он появился у меня дома, — поделился Гаррет. — Они со слугой, которого я послал с запиской к нему в Лондон, должно быть, разминулись по дороге.

Джек невесело улыбнулся:

— Не сомневаюсь. А то, что Уитли пропал, — это худшие вести, какие я только мог получить, когда вернулся к Гаррету. — Джек сделал большой глоток бренди. — Время поджимает. В течение недели план Уэлсли надо либо развертывать, либо полностью менять, — откровенно сказал он. — Португалия — наша лучшая ставка, чтобы удивить французов. Но теперь, когда Уитли исчез, нам придется исходить из того, что меморандум у французов. — Переводя взгляд с одного на другого, он добавил: — Мы с Роксбери обсудили ситуацию и пришли к выводу, что потеряли уже достаточно времени, слишком много, говоря по правде. — У него по скулам заходили желваки. — И нам придется действовать быстро и выяснить у Уитли правду. Любыми необходимыми средствами.

— Выбить ее из него, — ровным тоном сказал Маркус.

Джек посмотрел ему в глаза:

— Да. Время для любезностей прошло. Сколько мы потратили впустую: неделю, десять дней, больше? — Он поджал красивые губы. — Будь оно все проклято! Ну почему, черт подери, он испарился прямо сейчас?

— Почему — это уже не важно, — сказал Маркус. — А важно то, что мы будем с этим делать.

— Согласен, — отозвался Джек. — И так как он исчез, мы должны действовать исходя из того, что меморандум в руках у французов. В течение часа я поеду обратно в Лондон, чтобы передать Роксбери неприятное известие — Уитли исчез при таинственных обстоятельствах.

— Нет, не поедете, — решительно заявил Гаррет. — Вы едва держитесь на ногах. Свалитесь с лошади, не проехав и пяти миль. В столицу отправляюсь я. Роксбери в курсе ситуации здесь, и я думаю, кто из нас доставит ему сообщение, совершенно не важно.

Судя по его виду, Джек собрался спорить, но Маркус ему не позволил.

— Джек, он прав, и вы сами это знаете, — сказал он. — Пускай едет Гаррет.

Джек вздохнул:

— Отлично.

Они еще немного поговорили, потом встали, пожали друг другу руки, и Джек с Гарретом удалились. Хмурый Маркус отправился на поиски жены. Он нашел ее наверху, в гостиной, примыкающей к ее спальне.

Изабел оторвалась от женского журнала, который листала, и посмотрела на него. В глазах ее затаился вопрос.

Маркус криво улыбнулся. Ну и как ему с этим справиться? Она будет спрашивать, что происходит, требовать ответов, а у него ответов для нее не было.

Изабел прищурилась:

— Ты не собираешься мне рассказывать, о чем вы говорили?

Он присел на подлокотник дивана, на котором она расположилась.

— Не все, — признался он. — Но я скажу, что Джек и Гаррет озадачены исчезновением Уитли.

— А им какая разница? — резонно спросила она.

Маркусу был хорошо знаком этот тон. Она изведет его, будет мучить вопросами, пока он не расскажет что-нибудь, что удовлетворило бы ее. Он на мгновение задумался.

— Помнишь, как я тебя спросил, что у Уитли есть против тебя, а ты не ответила?

Изабел кивнула.

— Вот и я в похожем положении. Если бы я мог, я бы рассказал, но пока по крайней мере я должен молчать.

Изабел хотела возразить, однако признала, что это вполне справедливо. Маркус не стал давить, когда она отказалась открыть ему тайну, и она не могла злиться сейчас на то, что у него есть своя. Искушение было велико, но выражение его лица ясно говорило ей, что она ничего не добьется.

Изабел вздохнула:

— Но когда-нибудь ты мне расскажешь?

Он улыбнулся, лаская теплым взглядом ее лицо:

— Как только смогу — расскажу.

Этим ей пришлось и удовольствоваться.

Может, Изабел и была довольна, а вот незнакомец, который провел весь день в укрытии среди деревьев вдали от дома, довольным быть никак не мог. Задолго до рассвета он устроился на ветвях огромного дуба и с первыми лучами солнца принялся изучать дом и расположение хозяйственных построек. В подзорную трубу он наблюдал за слугами, сновавшими туда-сюда, и внимательно рассмотрел Изабел и Маркуса, когда они прогуливались, наслаждаясь прекрасным воскресным утром. Он заметил и Гаррета, который приезжал с визитом после обеда, и долго смотрел ему вслед, когда он ускакал. Гаррет мог создать много проблем.

Как только стемнело, незнакомец спустился с дерева и направился туда, где паслась его лошадь — он привязал ее так, чтобы она легко могла добраться до воды и пощипать травку. Погруженный в свои мысли, он сел на лошадь и уехал.

Сегодняшние наблюдения лишь подтвердили то, что он уже подозревал: поместье Шербруков слишком велико, чтобы он с легкостью мог справиться со своей задачей, а время поджимает. Ему надо нанести удар, и нанести быстро, если он хочет что-то добыть, и существует лишь один способ выполнить задание как можно скорее.

Если верить Уитли, ключ к решению его насущной проблемы спрятан где-то в имении Шербруков. Ему остается только его отыскать. Незнакомец скривился. Он видел только один путь, который позволил бы ему добиться цели малой кровью. Он вздохнул. Это будет гадко, но если в следующие несколько часов ничего другого ему на ум не придет, выбора у него не останется.

Он с отвращением покачал головой. Господи Иисусе, иногда он и вправду бывает таким ублюдком!..

Глава 16

Утром в понедельник Изабел проснулась в постели Маркуса. Она с наслаждением потянулась. Здоровое тело, вкусившее ласк изобретательного любовника, полнилось ощущением восторга. Она с улыбкой смотрела вверх, на шелковый полог, и размышляла о прошедшей ночи и волшебных вещах, которые она узнала вчера о своем теле — и о муже. Брак, решила она, это нечто восхитительное!

Час стоял ранний, сквозь тяжелые занавеси сочился первый свет, но Изабел смутно помнила, как Маркус подарил ей теплый поцелуй в плечо и сказал, что должен вместе с управляющим объехать несколько ферм и вернется только к вечеру.

Изабел зевнула, села и огляделась в поисках одежды. Пеньюар она обнаружила на одном из кресел, а рубашку — на полу. Изабел снова улыбнулась. Она вспомнила, как нетерпеливо Маркус вчера избавил ее от лишней одежды и какое чудо сотворил с ней потом руками и губами, и сладостная дрожь прошла вдоль спины. Она встала, совершила туалет, оделась, причесалась, выпила чаю с тостами, который ей принесла Пегги, и вскоре уже спешила через холл к массивным входным дверям. На ее лице вспыхнула улыбка, когда она вышла на майское солнышко. Она никогда не думала, что можно чувствовать такое счастье! Сообщив Томпсону, куда она направляется, Изабел почти вприпрыжку поскакала к конюшням.

Так как Маркус уехал, а строительство еще не началось, Изабел решила, что в порядке вещей будет навестить бывшего свекра и его молодую жену. В те два дня, что она жила в Шербрук-Холле, хотя ее внимание занимали другие вещи, например, занятия любовью с Маркусом, мысль о здоровье лорда Мэннинга никогда не покидала ее совсем. Сегодня — превосходный день, чтобы нанести визит в Мэннинг-Корт и увидеть своими глазами, как поживает старый барон.

Она шла по конюшне и размышляла о том, что, несмотря на все, что у нее сейчас есть хорошего в жизни, на горизонте все равно маячит крохотное облачко, такое маленькое и, как твердо говорила себе Изабел, не имевшее особого значения, что она старалась не задерживаться мыслью на нем и не позволяла ему омрачить ее радужное настроение. Но сколько бы она ни притворялась, что счастье ее нисколько от него не зависит, она знала, что лжет сама себе. Изабел никак не могла перестать задавать себе вопрос: а как Маркус на самом деле к ней относится? Свое сердце она знала, знала уже много лет, что безумно, без памяти влюблена в Маркуса Шербрука, но что чувствует он? Только ли привязанность испытывает к ней? Или же любит ее как женщину? Любовью, которой заслуживает и в которой нуждается женщина, отдавшая мужчине свое сердце?

Она вывела лошадь из стойла и рассеянно отослала конюха, который бросился ей помогать, но мысли ее витали вокруг Маркуса Шербрука. Любит или не любит? Изабел сноровисто и быстро оседлала и взнуздала лошадь, горячую гнедую кобылку, и через несколько минут уже скакала к Мэннинг-Корту.

Лошадка сама знала дорогу, и Изабел позволила мыслям бродить свободно. Лошадь изящно шла сквозь мозаику солнечного света и тени по лесу, который разделял поместья Мэннингов и Шербруков. Утро выдалось волшебное, но Изабел едва ли замечала, что происходит вокруг.

Она ни на мгновение не усомнилась, что Маркус испытывает к ней глубокую нежность. Не сомневалась она и в том, что ее тело и их любовные утехи доставляют ему невероятное удовольствие, но все-таки не имело смысла притворяться, что их ухаживания и брак нормальны.

Они поженились не потому, что Маркус действительно хотел взять ее в жены, а из-за ряда сложных обстоятельств. Она слабо улыбнулась. Его желание защитить ее подтолкнуло его к тому, что он дерзко объявил Уитли, что они помолвлены, и она поспорила бы на лучшую свою лошадь, что до того ему и в голову не приходило жениться на ней. Она вспомнила, какое у него сделалось лицо, когда той ночью в Мэннинг-Корте он понял, что пути назад нет, и уголки ее губ опустились. Он не выразил глубокого сожаления по этому поводу, но и джигу от радости тоже не танцевал. Она с горечью напомнила себе, что и сама свадьба состоялась не по их воле: слабое здоровье барона сработало не хуже, чем занесенный над головами меч. Опять-таки выбирать Маркусу не пришлось, но по крайней мере, подумала она, он женился на ней без малейшего недовольства.

Она нахмурила брови. Что же подтолкнуло его к этому? Чувство чести и привязанность к лорду Мэннингу? Или более прозаические причины: потребность в сыне, который будет носить его имя? Она улыбнулась. Маркус никогда не выказывал беспокойства по поводу своего наследства и дальнейшей судьбы его состояния и земель. Она отбросила мысль о том, что легкость, с которой он принял помолвку и женитьбу, родилась из потребности в наследнике.

Изабел так глубоко ушла в размышления, что не понимала уже, как далеко заехала, и очень удивилась, когда лошадка внезапно остановилась. Изабел подняла глаза и обнаружила, что перед ней Мэннинг-Корт. К ней уже бежал грум, двери особняка раскрылись, и навстречу ей спешил Диринг с широкой улыбкой на лице.

— О, мадам! Как я рад вас видеть, — поприветствовал он ее. — И я уверен, его милость и леди Мэннинг тоже будут счастливы вашему визиту.

Изабел легко соскочила с лошади, передала поводья груму и взбежала на ступени террасы к Дирингу. Когда они шли к дому, она спросила:

— Знаю, прошло всего несколько дней, но все-таки — как он?

— Великолепно! — Диринг бросил на нее хитрый взгляд. — И простите мне мою смелость, мадам, но похоже, вам замужество тоже идет на пользу.

Изабел рассмеялась:

— О да, Диринг, это так!

Она нашла лорда и леди Мэннинг в маленьком внутреннем дворике позади дома. Площадку окружали розы и пионы и красивые высокие ивы, отбрасывавшие резные тени. В тени одной из этих ив как раз и расположились лорд и леди Мэннинг. Они сидели в железных кованых креслах, на подушках в оттенках зеленого и золотого. Здесь стояли еще кресла и железный стол с остатками легкой трапезы.

При виде Изабел лорд Мэннинг расплылся в широкой улыбке, затем встал и пошел ей навстречу. Он обнял ее за плечи:

— Какой приятный сюрприз! Мыс Кларой только что говорили о вас с Маркусом и думали, как тебе живется в новом доме.

Она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку:

— Как видите, у меня все хорошо!

Изабел оглядела его и с удовольствием отметила, что глаза у него живо блестят, да и цвет лица очень хорош. Что еще важнее, легкость, с которой он поднялся и прошел ей навстречу, развеяла тревогу, что болезнь сделала его калекой. Удар не прошел бесследно: когда они подходили к Кларе, Изабел заметила некоторую неуверенность его шага, а когда он обнимал ее за плечи, левая рука оказалась слабее, чем ей хотелось бы, но в целом он шел на поправку полным ходом.

Изабел обняла Клару и поцеловала в нежно благоухающую розой щеку и уселась рядом с ними.

— Хотите чаю, дорогая? — спросила Клара. — Я могу позвать Диринга. Боюсь, тот, что на столе, уже остыл.

Изабел покачала головой:

— Нет, спасибо, все хорошо. — Она перевела взгляд с одного улыбающегося лица на другое. — И мне кажется, что у вас двоих все тоже очень даже хорошо.

Лорд Мэннинг накрыл ладонью пухлую руку Клары:

— Это так. Мы решили, что мой недуг случился к лучшему. Если бы не он, ты до сих пор колебалась бы насчет даты свадьбы, а мы с Кларой изнывали бы друг без друга. Ты уже простила меня за то, что погнал тебя к алтарю?

— Мне не за что вас прощать, — честно ответила Изабел. — Но когда вы в следующий раз чего-то от меня захотите, вы не могли бы выбрать менее драматичный путь достижения цели?

Лорд Мэннинг расхохотался:

— Я скучаю по твоему острому язычку и живости Эдмунда. — Он бросил на Клару виноватый взгляд и поспешно добавил: — Хотя мы с Кларой очень довольны обществом друг друга.

— Это правда. — Клара нежно улыбнулась ему. — Но все станет еще лучше, когда Эдмунд вернется и добавит в нашу жизнь больше красок и перца. — В глазах ее плясали чертики, когда она перевела взгляд на Изабел. — Слишком много покоя и мира нам противопоказано, иначе мы превратимся в две старые развалины. С Эдмундом мы будем бодрее и веселее… а потом, я уверена, вы с Маркусом подарите нам еще внуков, не правда ли, дорогая?

На мгновение Изабел лишилась дара речи. В последнее время столько всего произошло, что она еще ни разу не задумалась о ребенке. Но через год в это время, с волнением осознала Изабел, она, может быть, будет держать на руках своего ребенка, своего и Маркуса. Ее сердце наполнилось радостью, и она воскликнула:

— О, я так на это надеюсь!

Изабел уехала из Мэннинг-Корта только в середине дня. Она выбрала тот же путь, которым приехала. Она не собиралась задерживаться так надолго, но пожилая пара упросила ее остаться с ними на ленч на свежем воздухе, и она не смогла им отказать. Расслабленно улыбаясь, она не торопилась домой и просто наслаждалась теплым деньком и думала о том, каким удивительным путем пошла ее жизнь.

Тайну, окружавшую рождение Эдмунда, она уберегла, и если бы она не любила Маркуса раньше, то непременно стала бы обожать его за то, что он сразу же стал ее союзником в том, чтобы обезопасить Эдмунда. Маркус снял с ее плеч бремя, которое она так долго несла, и о надоевшей ей девственности тоже позаботился. Маркус так… великолепно решает проблемы!

В мозгу ее пронеслись слова Клары о будущих детях, и Изабел размечталась о том, как когда-нибудь понесет и станет матерью, совершенно не замечая окружающего мира. Первый намек об опасности подала ей лошадка: она остановилась посреди узкой тропы и фыркнула.

Изабел, погрузившаяся в грезы о сероглазых и черноволосых мальчиках и девочках, реагировала медленно и не успела ничего понять, когда рядом с ней вдруг возникли двое всадников. Она успела лишь мельком увидеть их лица, наполовину скрытые под платками, когда они выскочили из леса по обе стороны от нее и набросили на нее нетяжелое темное одеяло. Один из них с легкостью снял ее с лошади.

Больше рассерженная, чем напуганная, Изабел попыталась вырваться.

— Отпусти меня, мерзавец! — велела она. Ее новое положение — поперек лошади перед одним из них — делало побег почти невозможным. Руки ее запутались в одеяле, голова болталась с одной стороны от седла, ноги с другой, и сделать она ничего не могла.

Державший ее человек звучно шлепнул ее пониже спины:

— Успокойтесь! Будете так ерзать — свалитесь и свернете себе шею.

Вне себя от ярости, что он позволяет себе подобные вольности, Изабел повернула голову и укусила его за ляжку.

— Господи Иисусе, — ахнул он, — ты меня укусила!

— И еще укушу, если не отпустите меня сейчас же!

К удивлению Изабел, до ее ушей донесся негромкий смешок:

— К сожалению, мадам, это не в моей власти. А теперь будьте хорошей девочкой, скоро все закончится, и ничто, кроме вашей гордости, не пострадает!

Изабел нахмурилась: он говорил как образованный человек, тон и слова свидетельствовали о том, что это не простой разбойник. Что, черт возьми, происходит? У нее перехватило дыхание.

— За этим стоит Уитли? Это он вас нанял, чтобы вы меня похитили?

— Думаю, вопросы здесь задаю я, — ответил незнакомец. — Но подождите, нам еще нужно проделать некоторый путь.

Он дал лошади шенкеля, и та перешла в быстрый галоп, отчего разговаривать стало невозможно.

По мере того как лошадь уносила ее все дальше от места похищения, Изабел понимала, что, возможно, находится в реальной опасности. Она тем не менее не боялась, но когда вспышка гнева погасла, спокойной насчет своего положения она тоже не стала. Платки на лицах незнакомцев не позволили ей узнать их. Интуиция подсказывала, что эти люди ей незнакомы. По крайней мере, поправилась Изабел, она не могла себе представить, чтобы кто-то из знакомых вот так дерзко и бесцеремонно ее похитил. Из чего рождался вопрос: а зачем ее похитили?

Путь, учитывая ее неудобное положение, не занял много времени, но они ехали быстро и пересекли, по ее подсчетам, три ручья. Заметают следы? Когда вскоре лошади остановились, Изабел вздохнула с облегчением. Она понятия не имела, где они, но отъехать слишком далеко от Мэннинг-Корта и Шербрук-Холла они не могли.

Похититель спрыгнул с лошади. В следующую секунду он поднял Изабел и перекинул через плечо, как мешок с картошкой.

— Извиняюсь за грубое обращение, мадам, но это самый простой способ доставить вас… э-э… в ваше новое обиталище.

Крепко держа ее на плече, он начал взбираться вверх. Изабел слышала тяжелое дыхание и заковыристые ругательства человека, шедшего сзади. Ее похититель, возможно, имел некоторый лоск, но вот товарищ его, если речь его о чем-то говорила, происходил из самых низов общества.

Достигнув цели, человек, который ее нес, толкнул дверь. Изабел подумала, что ее явно используют нечасто, если верить скрипу, с которым она царапала пол. Внутри ее поставили на ноги. Человек поддержал ее за плечи, пока к ней не вернулась способность стоять без посторонней помощи.

Как только он убрал руки, Изабел схватила одеяло и потащила его вниз, мучимая потребностью освободиться от душных складок.

Его подельник увидел, что она делает, и завопил:

— Черт! Хватай ее! Она сейчас выберется!

Ее схватили сильные руки, и, раздосадованная, Изабел принялась отчаянно пинаться. По счастью, ее нога соприкоснулась с чьей-то голенью, и она с удовлетворением услышала приглушенный стон боли.

— Проклятие! Успокоитесь вы или нет? Я не хочу причинять вам вреда, но если вы не прекратите, мне придется сделать что-нибудь такое, что вам не понравится.

— Ну, я запросто ее вырублю, — прорычал его подельник.

Изабел ощутила позади себя движение, и что-то твердое вонзилось ей в затылок. Мозг взорвался болью, все потемнело, и она без чувств рухнула на пол.

Незнакомец беззвучно выругался, перепрыгнул через ее неподвижное тело, схватил Колларда за лацканы сюртука и остервенело затряс:

— Клянусь Богом, если с ней что-то случится…

— То что? Убьешь меня? — язвительно поинтересовался Коллард. Он попробовал оттолкнуть незнакомца, но тот держал его железной хваткой. Коллард побагровел: — А кто нашел для тебя это место? Кто рассказал про Уитли? Если б я тебя не навестил, ты б и понятия не имел, чем тут пахнет.

— Ошибаешься, — отрезал незнакомец. — Дурак ты, я уже знал про меморандум, и нашел ты меня в Шербурге потому, что я этого хотел. Вполне предсказуемо, что документ всплыл бы там.

— Но это же я сказал тебе, где искать Уитли, разве не так? — заныл Коллард. — Я тебе полезен, ты не можешь этого отрицать.

Незнакомец опустил руки и жестко сказал:

— Напомню тебе, что даже самый лучший инструмент иногда изнашивается и становится бесполезным. Только попробуй ослушаться меня еще раз, и нам придется расстаться при неприятных обстоятельствах.

Коллард скривился:

— Все еще злишься из-за Уитли, да?

Незнакомец молча сверлил его ледяным взглядом.

— Ладно, может, я допустил ошибку, — пробормотал Коллард. — Но я подумал, что глупо оставлять его в живых, чтоб он тут пошел языком трепать.

— Он не пошел бы. Кроме того, что он мог бы рассказать такого, что не обличало бы его самого. Уитли был трус, но не дурак, и он поспешил бы скрыться отсюда как можно дальше.

— Может, и так, но я все-таки думаю…

Незнакомец отвернулся, не обращая на него больше никакого внимания, и опустился на колени рядом с Изабел. Он аккуратно снял одеяло и тщательно прощупал ее затылок. Он поджал губы: клейкая кровь испачкала пальцы. Однако ровно вздымающаяся и опускающаяся грудь сказала ему, что она жива. Он без труда поднял ее хрупкое тело и усадил на единственный предмет мебели в деревянной хибаре — расшатанный стул, наверное, ровесник самой обшарпанной халупы. Он оглянулся на Колларда через плечо:

— Веревку, повязку на глаза и кляп. Будь любезен, принеси.

Коллард поспешно принес все это, и через несколько минут Изабел, с черной повязкой на глазах и кляпом во рту, оказалась крепко привязана к стулу. Незнакомец, сидя на коленях, оценил плод своих трудов и встал:

— Так она посидит тихо и спокойно, пока мы не доделаем, что нужно.

— Мы что, просто оставим ее здесь? — нахмурился Коллард.

— Да. Как ты сказал, на это место вряд ли кто-то наткнется, тем более она связана, глаза у нее завязаны, во рту кляп…

Коллард заколебался, и в следующее мгновение незнакомец метнулся к нему со скоростью молнии, схватил за горло и прижал к стене.

— Только тронь ее, — негромко пригрозил незнакомец, — и это будет последнее, что ты сделаешь в жизни. Мне не нужна на совести смерть невинного человека. Понял?

Коллард кивнул, хотя у него уже глаза полезли из орбит от стальной хватки, сдавившей горло. Незнакомец отпустил его.

— Ну, раз мы друг друга поняли, давай закончим дела с мистером Шербруком.

Маркус вернулся домой на несколько часов позже, чем планировал. Хотя он подгонял управляющего, как мог, и некоторые из арендаторов, чьи фермы он посетил сегодня, наверняка сочли его слишком резким в обхождении, объезд владений все равно занял у него намного больше времени, чем он рассчитывал. Везде, где они с управляющим останавливались, находилось какое-нибудь дело чрезвычайной важности, и дела эти съедали часы. Наконец-то он со всем разобрался и ехал теперь домой.

Мысли его витали вокруг Изабел, и он улыбался, сворачивая на длинную подъездную дорогу, которая вела от основной дороги к Шербрук-Холлу. Но когда он приблизился к конюшням, улыбка его поблекла: он заметил стайку слуг, столпившихся вокруг небольшой гнедой кобылки, любимицы Изабел. В животе у него скрутился отвратительный узел, и лицо сделалось жестким.

Заметив Маркуса, слуги все как один бросились к нему. Узел в животе затянулся еще туже, когда он разглядел в толпе Томпсона и домоправительницу, миссис Браун.

Спешившись, он бросил испытующий взгляд на Томпсона:

— В чем дело?

Томпсон сделал глубокий вздох:

— Мадам, сэр. Лошадь вернулась без нее. Мы тут же подняли тревогу и выслали людей на поиски, но пока никто не нашел и следа.

— Вы знаете, куда она поехала? — спросил Маркус, пораженный тем, насколько ровно звучит его голос, в то время как внутри он чувствует себя косноязычным идиотом.

Томпсон кивнул:

— Да, сэр. Когда утром она уезжала, она сказала, что прокатится до Мэннинг-Корта и навестит лорда и леди Мэннинг. — Он прочистил горло. — Я взял на себя смелость послать в Мэннинг-Корт Джорджа с запиской для Диринга. Я знаю, что вы не стали бы тревожить старого лорда и его леди, а Диринг умеет держать рот на замке. Джордж привез ответ от Диринга: миссис Шербрук уехала из Мэннинг-Корта около двух часов пополудни.

Маркус вытащил из кармана часы: почти шесть.

— Когда вернулась ее лошадь?

— Чуть больше часа назад, сэр. Мы сразу же начали ее искать. Подручные конюхов прочесали все тропы в Мэннинг-Корте. Озеро тоже проверили, но ничего не нашли. Только лошадь.

И это очень мало о чем говорит, разгневанно подумал Маркус. Что бы ни случилось с Изабел, это могло произойти как час назад, так и спустя несколько минут после ее отъезда из Мэннинг-Корта. Подавив приступ ужаса, который раздирал ему грудь, Маркус спросил:

— Кто искал? Я хочу поговорить с ними.

Через несколько минут Маркуса окружили около десятка парней, многим из них едва ли исполнилось пятнадцать. Но все они смотрели на него одинаково взволнованно. Маркусу нелегко было делать вид, что он спокоен, но он справился с собой. Меньше всего людям сейчас нужно видеть его панику.

Расспросы дали ему очень мало, и, скрывая свой страх, он в конце концов отослал их по своим делам. Один парнишка замешкался, и Маркус задержал на нем взгляд.

— Эллард, так? — спросил он.

Мальчик застенчиво кивнул.

— Ты хочешь что-то добавить?

Мальчик закивал и промямлил:

— Прошу прощения, сэр, но мне показалось, что я нашел место на тропе, где госпожу поджидали. Следы свежие, им не больше нескольких часов.

— Покажи мне.

Вскоре Маркус и Эллард галопом мчались прочь от конюшен. Через несколько минут Эллард натянул поводья и, жестом велев Маркусу следовать за собой, свернул с тропы. Еще несколько минут они ехали в тишине, нарушаемой лишь мягким стуком подков о землю.

— Вот, сэр! — взволнованно воскликнул Эллард в конце концов. — Смотрите! Один след ведет к дому, скорее всего это лошадь мадам, а два других — в лес.

Маркус не считал себя умелым следопытом, но он убил за свою жизнь немало дичи и через мгновение нашел среди других следы, которые показывал ему Эллард. Он спешился и тщательно осмотрел землю. Расширив поиск, они вскоре обнаружили место, где ждали две лошади в укрытии по обе стороны от тропы. Похоже, Эллард оказался прав. Несколько часов назад двое всадников поджидали здесь возвращения Изабел и захватили ее в плен.

Это проклятый мерзавец Уитли, думал Маркус, глядя на отпечатки копыт. Он не знал, что происходит, но твердо верил, что это как-то связано с Уитли.

Маркус безмолвно, с безжалостным лицом снова сел в седло, и они с Эллардом двинулись по следам двух лошадей. Продвигались они мучительно медленно, лесная подстилка скрывала следы, но тут и там встречались отпечатки копыт, и они углублялись в лес. После второго ручья следы потерялись совсем. Они потратили еще час, пытаясь найти хоть что-то, но тщетно. В Шербрук-Холл возвращались на закате. Маркус, измотанный и испуганный, как никогда в жизни, спешился и отдал поводья не менее измотанного коня главному конюху Уорли.

— Нашли что-нибудь? — с тревогой во взгляде спросил Уорли.

Маркус покачал головой:

— Ничего. Но у Элларда действительно острый глаз. Награди его. — Маркус помедлил. — И успокой своих людей. Прекрати слухи и разговоры. Скажи, что… что миссис Шербрук забыла меня предупредить, что едет в гости к друзьям и что лошадь ее случайно ушла.

Уорли, казалось, собирался возразить, но что-то во взгляде Маркуса заставило его закрыть рот.

От звука приближающегося экипажа Маркус вздрогнул и обернулся, но отчаянная надежда, вспыхнувшая в его груди, умерла, когда он увидел, что это всего лишь один из его арендаторов, Бартлетт. Тяжелая телега фермера скрипела и стонала. Бартлетт натянул поводья.

— Доброго вечера вам, мастер Шербрук! У меня для вас кое-что есть, — сказал он, вынул из нагрудного кармана конверт и протянул его Маркусу. — Какой-то парень остановил меня на дороге и дал целую гинею, чтобы я доставил вам это. Сказал, надо отдать вам из рук в руки.

Маркус надеялся, что никто не увидел, как тряслись его пальцы, когда он брал у Бартлетта конверт. Он кивнул:

— Спасибо. — Он посмотрел на конверт, уже вполне себе представляя, что там внутри. — Вы можете описать человека, который вам это дал?

Бартлетт, озадаченный, ответил:

— Он вел себя, как будто он вам друг. Разве нет?

Маркус покачал головой:

— Нет. Не друг. Что вы можете о нем рассказать?

Бартлетт почесал за ухом:

— По правде говоря, сэр, я не обратил на него особого внимания, но насколько я помню, он выглядел как джентльмен, да и говорил тоже. Статный такой на породистой лошади, но как я сейчас вспоминаю, он надвинул шляпу низко-низко, так что лица я не разглядел и вряд ли его узнаю. — Бартлетт явно заволновался. — Я сделал что-то не так, сэр?

— Нет. Вы все правильно сделали. Спасибо за беспокойство. — Маркус выдавил улыбку.

Бартлетт ухмыльнулся:

— Никакого беспокойства, сэр! За целую-то гинею.

Маркус попрощался с ним и пошел к дому. У входа в холл его встретил взволнованный Томпсон:

— Есть новости, сэр?

— Подозреваю, содержимое этого конверта поведает мне то, что я хочу узнать, — ответил Маркус и помахал конвертом. Он твердо посмотрел на Томпсона. — Для всех моя жена внезапно решила навестить друзей и забыла предупредить меня. Ее не будет несколько дней. Сообщите слугам.

Томпсон сглотнул:

— А ее лошадь, сэр? Почему она вернулась домой без мадам?

— Возможно, потому, что отвязалась от экипажа, в котором ехала моя жена. — Маркус бросил на Томпсона еще один взгляд и поднял конверт: — Все здесь. Даже ее извинения за то, что она заставила всех волноваться. Пустите слух о том, что произошла ошибка и теперь все в порядке. — Голос его сделался очень жестким. — В порядке. Просто отлично.

Томпсон поклонился:

— Хорошо, сэр. Я прослежу за этим.

Закрывшись в кабинете, Маркус сорвал сюртук и галстук. Он не сводил взгляда с конверта, лежавшего посередине большого письменного стола. Ему не обязательно было его вскрывать, чтобы узнать, что внутри. С той минуты, когда он узнал, что лошадь Изабел вернулась без нее, он отчасти приготовился к тому, что получит письмо о выкупе. Да, бывают несчастные случаи, но его жена — искусная наездница, к тому же кобыла, на которой она ехала, не отличается буйным нравом. Он с самого начала не верил, что Изабел упала с лошади, и когда поиск ничего не дал, он с трудом сдержал панику, которая грозила захлестнуть его. Следы, которые они с Эллардом нашли, только подтвердили его подозрения: Изабел исчезла не случайно, и не случайно ему именно сегодня привезли этот загадочный конверт.

Маркус плеснул бренди в бокал и сел за стол. Он рассматривал конверт так, будто перед ним лежала смертельно опасная гадюка. Все, что ему нужно сделать, — это вскрыть его и подтвердить свои самые большие страхи.

Он потягивал бренди, глядя на плоский конверт, что лежал перед ним, и старался привести мысли в порядок, предусмотреть все ходы и выходы. Но искушение положить конец всем домыслам победило, и он с проклятием на устах поставил бокал на стол и схватил конверт, одним яростным движением разорвал его…

Внутри лежал единственный листок бумаги, и по мере того как Маркус читал скупые слова, его пробирал озноб. Боже правый, только не это!

С жестким, суровым лицом он скомкал записку в руке и пулей вылетел из кабинета. Не замечая ничего на своем пути, он помчался к конюшням, едва не сбив с ног не ко времени подвернувшегося Уорли.

Добежав до двери кабинета в конюшнях, он распахнул ее и с диким видом огляделся. На одной из стен на крючке он увидел предмет поисков, аккуратно повешенный туда кем-то из подручных конюха. В четыре шага Маркус оказался там — и сдернул с крючка шинель Уитли.

«Я должен был знать, — рычал про себя Маркус. Он положил шинель на стол. — Мы же догадывались, что этот ублюдок носит меморандум с собой. Я знал, что он должен держать ее где-то поблизости, но ни разу не подумал о шинели. Я вел себя как идиот, а мне надо было только получше пораскинуть мозгами, когда я услышал о взломе и других событиях…»

Сумерки сгущались, и Маркусу потребовался свет. Он зажег пару свечей и поставил их на стол по обе стороны от шинели. Заставляя себя действовать спокойно, он в неверном свете свечей принялся тщательно осматривать и ощупывать тонкое шерстяное сукно. Это заняло несколько минут, но наконец его пальцы нащупали место, которое ощущалось не так. Уитли придумал гениальный тайник, который невозможно обнаружить, Маркус отдал должное его сообразительности. Если бы он не знал наверняка, что меморандум спрятан в шинели, он ни за что не нашел бы его. Но, ощупывая обшивку лацканов, он заметил, что с одной стороны она чуть толще и жестче, чем с другой, — и отыскал меморандум.

Он осторожно распорол виртуозно заделанный шов ножом, и дыхание его участилось: его пальцы коснулись тонкого цилиндра из промасленной ткани. Он вытащил его, поднес к свечам и почти с благоговением вскрыл. Внутри он нашел несколько туго скрученных листов бумаги. И, только прочитав их содержание, он осознал в полной мере, насколько губительным для британских войск оказался бы этот документ, если бы попал в руки французов.

Сурово, стиснув зубы, взирал Маркус на меморандум. В записке шантажиста не было ни слова о меморандуме, но он требовал выдать ему шинель Уитли в обмен на Изабел, и Маркус сразу же понял, что ему на самом деле нужно. Он клял себя на чем свет стоит за то, что вещь, за которой они охотились много дней, все это время провисела у него в кабинете.

Не сводя взгляда с бумаг, которые он держал в руке, Маркус опустился в кресло у стола. Ужас и отчаяние разрывали его на куски. Разве мог он не спасти женщину, которую любит больше жизни? Но сколько жизней окажется загублено, если он передаст этот документ ее похитителям? Разве он не станет предателем, выдав им то, что они требуют? Сердце его сжималось, сжигаемое невыносимой мукой. Он не мог представить жизни без Изабел, не мог представить, что позволит ей умереть, в то время как в его руках — ключ к ее спасению… Но разве сможет он жить, зная, что ее спасение стоило жизни многим добрым англичанам?

Он глубоко вздохнул. Да, он слышал, что план Уэлсли можно переработать, разве не станет тогда этот меморандум бесполезным для французов? И он с чистой совестью может передать его похитителям Изабел и получить ее живой и здоровой? Он задумался об этом всего на мгновение. Нет, все не так просто.

Маркус не был военным тактиком, но он понимал, что высадка британских войск в Португалии жизненно важна для Англии и ее союзников. Да, можно использовать другие порты, другие локации, но от документа, который он держит в руках, зависит, будет ли реализован план, который разрабатывали много недель и месяцев. План, который позволит нанести по Наполеону сокрушительный удар. Если план придется менять, сложно предположить, сколько еще трудностей нужно будет преодолеть и сколько в конечном счете погибнет людей.

Маркус застонал и спрятал лицо в ладонях. Выбор прост — предать жену или предать страну.

Глава 17

Маркус на несколько минут окунулся в черную тоску и отчаяние перед этим ужасным выбором, но потом вдруг выпрямился и, прищурившись, взглянул на меморандум. Он долго рассматривал его, теребил пальцами края. В голову ему пришла дерзкая идея. Он быстро скатал листы и сунул в пенал из промасленной ткани, а потом — в шинель.

Маркус задул свечи и с шинелью, небрежно переброшенной через плечо, вышел из кабинета и направился к дому. Времени у него в обрез. Встреча назначена на полночь, а ему предстоит много кропотливой работы.

«Я сыграю с ублюдками по их правилам! И я верну жену!» — яростно думал он.

Погруженный в свои мысли, Маркус не замечал, что творилось вокруг, и мысль о том, что кто-то может за ним наблюдать, даже не пришла ему в голову. Но даже если бы и пришла, он вряд ли заметил бы наблюдающего, который прятался за кустами и деревьями, разбросанными тут и там. Маркус шагал по широкой дорожке, которая вела к главному зданию, и соглядатай не отставал от него ни на шаг, скользил невидимой тенью. Когда Маркус вошел в двери, соглядатай обогнул дом, твердо вознамерившись не упустить следа шинели. Он подумал, не напасть ли на Маркуса сразу, чтобы забрать шинель поскорее, однако, оценив его крепкое сложение, решил отдать должное благоразумию.

Маркус сразу же направился в кабинет и запер за собой дверь. Томпсон уже позаботился о том, чтобы в камине горел огонь, а по обе стороны от него — свечи в канделябрах, так что в комнате не было темно, но Маркус зажег еще несколько свечей на письменном столе. Он положил шинель и вытащил из потайного места меморандум, тщательно осмотрел его еще раз. Первое впечатление подтвердилось. Бумага ничем не отличалась от обычной, и он поспорил бы на мешок золота, что в ящике его стола найдется несколько листов похожего качества. Бумага являлась для него главным препятствием. Убедившись, что план сработает, он сел за стол и, обшарив ящики, нашел именно то, что искал: несколько листов почти такой же бумаги, как та, на которой был написан план Уэлсли по вторжению в Португалию. Проверив перо и чернильницу, он приступил к кропотливой работе — принялся переписывать меморандум слово в слово, за исключением географических названий, дат, числа кораблей и войск — тут он вставлял, что Бог на душу положит. В его плане было, правда, одно уязвимое место, и Маркус думал о нем с содроганием. Если шантажировал его Уитли и встречаться, чтобы обменять меморандум на Изабел, ему придется именно с Уитли, то весьма вероятно, что тот знает содержание меморандума и распознает фальшивку. Но Маркус делал отчаянно рискованную ставку на то, что Уитли никак не связан с похищением Изабел, а реальный похититель и понятия не имеет о том, что написано в подлинном документе.

Записка от похитителя ничего не говорила об авторе. Но он все-таки не верил, что это Уитли. Уитли — трус. Взять, к примеру, хотя бы его неуклюжие попытки вернуть шинель. Похищение безоружной женщины — не дело для отважного мужчины, однако и оно требует определенной дерзости и храбрости — черт, которыми Уитли явно не обладал. К тому же он исчез. Возможно, история с исчезновением — только прикрытие для его настоящей деятельности, но Маркус в этом сомневался. Ему казалось, что самое разумное объяснение внезапного и необъяснимого исчезновения Уитли — его смерть. Погиб ли он от несчастного случая или его убил кто-то, пока неизвестный, — покажет время. Инстинкт подсказывал Маркусу, что кто бы ни организовал похищение Изабел, этот кто-то стоял также и за исчезновением Уитли. В игре появились новые лица. Игроки, которые не поймут, что их обвели вокруг пальца, пока не будет уже слишком поздно.

Простейшее объяснение последних событий к в том, что новоприбывший — или новоприбывшие — захватил Уитли и так или иначе — о способах Маркус задумываться не хотел — вынудил его рассказать всю правду о меморандуме. Он замер, вспомнив, как Уитли отдал емумедальон. Покачал головой. Медальон — совсем не то же самое, что меморандум. Уитли блефовал, угрожая Изабел, он мало что терял, возвращая медальон владелице. Но вот меморандум…

Взгляд Маркуса упал на бумаги, разложенные на столе. Французы по-королевски отблагодарят того, кто передаст им в руки эти сведения. И Уитли это знал. Он не отдал бы его просто так. Маркус твердо верил, что Уитли мертв и погиб он от рук того, кто похитил Изабел. То, что Изабел сейчас в руках кого-то настолько безжалостного, что он способен пытать и убивать, наполнило его сердце ужасом и гневом. Он, сам того не осознавая, сжал руку в кулак. Там, где речь идет о его жене и ее безопасности, он и сам вполне способен убить.

Маркус решительно напомнил себе, что до того как он сможет свершить возмездие, нужно доделать работу, и вернулся к переписыванию меморандума. Через некоторое время бой часов на камине отвлек его от дела, и он с удивлением взглянул на копию документа, которую создал. Неподготовленному глазу она покажется вполне настоящей, слава Богу, ему не пришлось возиться с печатями и оттисками. Меморандум был написан на самой обыкновенной бумаге, что и позволило ему предпринять эту отчаянную попытку. Что до содержания, то меморандум написал какой-то безымянный клерк из Конногвардейского полка, и, кроме нескольких инициалов внизу последней страницы, ему не пришлось беспокоиться о подписях, что хорошо, потому что до сих пор ему не приходилось упражняться в подделывании подписей и создании фальшивок. Критически сравнивая оригинал и копию, Маркус пришел к выводу, что первая попытка фальсификации и, даст Бог, последняя, при условии что Уитли мертв и не рассказал похитителям, что написано в меморандуме, и не сможет объявить его подделкой, — эта первая попытка весьма удачная. Многое может пойти не так, но Маркус твердо вознамерился думать только об успехе. Ему необходимо вернуть Изабел, и все. Ни о чем другом он даже и помыслить не желал.

Соглядатай, укрывшийся в темноте снаружи, слегка пошевелился. Он спрятался за огромным кустом сирени. Он отчетливо видел кабинет Маркуса, и по мере того как сгущалась тьма, свечи освещали комнату, словно сцену в театре. С огромным любопытством соглядатай следил за действиями Маркуса. Он улыбнулся про себя, поняв, что Маркус замышляет.

Маркус, закончив с документом, тщательно сложил его по подобию оригинала, потом расправил и повторил несколько раз. Сгибы потеряли резкость, и подделка приобрела еще большее сходство с подлинником. Удовлетворенный плодами своего труда, Маркус сунул фальшивку в промасленную ткань, а футляр — в шов шинели.

Маркус встал и с меморандумом в руке подошел к противоположной стене, где висел портрет Урагана в позолоченной раме, который он заказал Джорджу Стаббсу больше десяти лет назад, когда купил жеребца. За портретом располагался сейф. Туда Маркус и положил подлинный меморандум.

Не подозревая о том, что за каждым его движением пристально наблюдают, он устало опустился за стол. Он создал сносную подделку, но демон, что сидел в его груди, ни на минуту не ослабил когтистой хватки. Он не находил утешения даже в том, что у него по крайней мере есть план, как спасти жену и помешать планам врагов, которые жаждут навредить Англии. Его железное самообладание дало трещину, и он спрятал голову в ладонях. Его одолевали сомнения. Все ведь может пойти совсем не так… А у него нет никаких причин доверять тому, кто прислал требование о выкупе.

Изабел, может быть, уже мертва. Низкий, первобытный стон боли вырвался из глубин его существа. Он не мог вынести даже мысли об этом. Он так ни разу и не сказал Изабел, что любит ее. Она должна быть жива. Должна!

Изабел была жива, и даже очень. Последние часы она провела в метаниях между жесточайшей яростью и неподдельным ужасом. Она упрямо боролась с отчаянием и страхом, которые одолевали ее, ее оборона то и дело рушилась, и отчаяние побеждало — но ненадолго. Гнев не позволял ей полностью поддаться страху, но она не могла и подавить вспышки паники при мысли о том, что с ней станет, когда ее похитители вернутся. Не меньше пугала ее вероятность того, что они вообще не вернутся, что по какой-то неизвестной причине ее бросили здесь умирать.

Несмотря на страх, она не сидела без дела, и, убедившись, что она совершенно одна, Изабел попыталась освободиться. Она потратила немало сил, сражаясь с путами, прежде чем признала, что вряд ли ей удастся так быстро освободиться от веревок: связали ее крепко. Не теряя мужества, она попробовала другую тактику: соскользнув на пол, принялась тереть кляп и повязку на глазах о шершавый деревянный стул, чтобы ослабить или сорвать их, но тщетно. Сдерживая слезы злости и досады, задыхаясь от напрасных усилий, она лежала на полу и обдумывала следующий шаг. Руки ей связали за спиной, веревка спускалась к лодыжкам и стягивала ноги вместе. Она не могла идти, не могла перевести руки вперед, чтобы снять повязку с глаз или вытащить кляп изо рта. Ее охватило отчаяние.

Изможденная тщетными попытками вырваться, она лежала на полу и сражалась с унынием. Бежать не удастся, по крайней мере сейчас. Изабел проглотила эту горькую пилюлю и задалась вопросом: а почему, собственно, она оказалась в таком затруднительном положении? Ответ на этот вопрос даст ей хоть что-то, что можно противопоставить похитителям, если они, конечно, вернутся. Похищения, грабежи и разбой в этих краях считались невиданной редкостью, однако средь бела дня двое мужчин в наглую похитили ее посреди владений лорда Мэннинга. Она не располагала ни одной зацепкой, чтобы опознать их. Один говорил как джентльмен, другой был гораздо грубее. Однако кроме этого она ничего не могла сказать ни об одном из них.

Но почему, почему они похитили ее? Изабел недоумевала. Ее похищение напоминало эпизод из авантюрного романа: подобные вещи не случаются с такими женщинами, как она. Она уважаемая особа, аристократка, ведет обыкновенную и предсказуемую жизнь… точнее, вела, пока не появился Уитли. Она прищурилась под повязкой. Ублюдок!

Она с трудом поднялась в положение сидя и прислонилась к стене хижины. Неудобно, но так она чувствует себя менее беспомощной и похожей на курицу, которой связали крылышки и ноги перед тем, как засунуть в духовку.

Она нахмурилась. Вывод напрашивается сам собой: за ее похищением стоит Уитли. Связано ли это как-то с ее жизнью в Индии? С Эдмундом? Ее охватила паника. Изабел тяжело вздохнула, стараясь подавить приступ страха. Нет. Это никак не может касаться Эдмунда или Индии. Маркус позаботился об этом. Все доказательства уничтожены. А Уитли исчез, напомнила она себе с тревогой. Хотя она не могла опознать своих похитителей, она точно знала, что ни один из них не Уитли. Изабел закусила губу. Возможно, и так, но Уитли каким-то образом причастен к похищению, это несомненно.

Она еще несколько минут потратила на лихорадочные соображения, но вернулась к тому же самому: за этим стоит Уитли. А если похищение не связано с Индией и Эдмундом, тогда с чем? С чем-то, что произошло здесь, в Англии. И произошло недавно.

Она наморщила лоб, решая эту задачу. Уитли вышел в отставку. Это случилось недавно, но она не видела связи между его уходом из армии и своим положением. Ей кое-что пришло в голову, и она села прямее. Уитли не единственный новый человек в округе, который недавно вышел в отставку. Джек Лондри, лорд Торн, двоюродный брат Маркуса тоже не так давно оставил военную службу. У нее перехватило дыхание. И та загадочная встреча Маркуса, Джека и Гаррета поздним вечером… Встреча, о цели которой Маркус так ей и не сказал. Она как-то связана с Уитли? Есть ли тут общий знаменатель? Она медленно кивнула: должен быть. Нечто связывает Уитли, ее похищение… и то, что Маркус не сказал ей о встрече с Гарретом и Джеком.

Сомнительная догадка, но она не отбросила ее, как другие странные идеи. Но даже если она права в своих измышлениях, это нисколько не меняет ее обстоятельств: она сидит взаперти, связанная, с кляпом во рту и повязкой на глазах, — и не знает почему.

Как гадюка выползает из-за камня, так в голову ей пришла непрошеная мысль: может статься, она сейчас в большой опасности и на карту поставлена ее жизнь. Вдруг ее похитили просто для выкупа, что же будет, если что-то пойдет не так? А что, если похитители даже и не собираются обменивать ее на то, что так отчаянно желают заполучить? И снова на ум пришел тот же гадкий вопрос: вдруг ее бросили здесь умирать? Она холодно признала, что, возможно, этого испытания ей не пережить, и она никогда больше не увидит мужа и сына.

Изабел содрогнулась от одной этой мысли и едва не задохнулась от ужаса, но в очередной раз справилась с ним и заставила себя поверить, что все закончится хорошо. Она не позволит страху и безысходности одержать над собой верх. Она переживет это. Должна пережить! Ей есть ради чего продолжать жить. Она вспомнила о тех сероглазых и черноволосых мальчиках и девочках, о которых грезила перед похищением, об Эдмунде… но больше всего о Маркусе. Да. Ей есть ради чего жить.

Она прикинула, сколько часов уже находится в плену. Ей казалось, что с тех пор, как похитители притащили ее сюда и бросили одну, прошла целая вечность. Вечность не вечность, но сидит она тут уже довольно долго. Сколько именно времени прошло, она не знала, повязка на глазах не позволяла ничего увидеть, но она чувствовала, что стало прохладнее, и была уверена, что уже стемнело. Еще несколько часов назад кто-то наверняка понял, что с ней что-то случилось. Если похитители отпустили ее кобылку, а Изабел подозревала, что именно это они и сделали, рано или поздно она прибрела бы домой, и поднялась бы тревога. Слуги и Маркус уже ищут ее.

Теплое сияние разлилось по ее телу при мысли о муже, о том, с какой яростью он воспринял ее похищение, о его решимости найти ее. Да, Маркус будет ее искать и не сдастся просто так. Перед глазами у нее проплыло его любимое лицо, и она, как ни пыталась отогнать от себя мрачные мысли, все же подумала: а вдруг она больше никогда его не увидит? А сына? Если она умрет, он останется круглым сиротой, и у нее защемило сердце от боли за него. Эдмунд будет оплакивать ее кончину, но он выживет. У него есть любящий дедушка, и Маркус обязательно позаботится о нем.

А сам Маркус? Как ее смерть отразится на нем? Изабел знала: он будет очень страдать. Он не мог бы так заниматься с ней любовью, не испытывая к ней хоть сколько-нибудь глубокого чувства. Мягкая улыбка тронула ее губы. Не многие мужчины отреагировали бы так же, как он, на ее признание об Эдмунде. Если бы она не любила его прежде, в тот момент она непременно отдала бы ему свое сердце. Она никогда не ставила под сомнение то, что он привязан к ней, и ей хватало здравого смысла, чтобы понять, что их связывает нечто большее, чем общее прошлое и соседские отношения.

Вопрос о ее чувствах даже не стоял. Она любит его. Кажется, всегда любила. Из груди ее вырвался короткий всхлип. «А я ведь так ему и не сказала, — с болью подумала Изабел. — Так и не открыла ему сердце. Я все время была слишком занята: оберегала свои тайны, притворялась, что он ничего для меня не значит… А он значит для меня все!»

Она сидела на полу, и сердце ее разрывалось от горького раскаяния. Изабел проклинала себя за все упущенные возможности рассказать мужу, как сильно она его любит. Она поклялась себе, что если выживет, то никогда больше не будет так глупа.

В животе у нее совершенно неприлично заурчало, и этот звук красноречивее, чем что-либо другое, поведал ей, что час уже поздний. Сколько же еще ее будут здесь держать взаперти?

Едва эта мысль промелькнула в ее сознании, как Изабел услышала топот лошадиных копыт. Она напряженно прислушалась со смесью ужаса и облегчения. Одна лошадь или две? Одна. Джентльмен или тот, другой? Или кто-то еще? Уитли? Она задрожала. Господи, только не Уитли!

Новоприбывший подошел к хижине, и дверь отворилась.

— О, я вижу, вы времени даром не теряли, пытались сбежать! — сказал тот, кого она окрестила джентльменом.

Изабел вздохнула с облегчением. Она надеялась, что это будет именно он. У нее не было причин доверять ни одному из похитителей, но интуиция подсказывала, что джентльмен — меньшее из двух зол.

— И если вам неудобно, вам некого винить, кроме себя.

Изабел промычала сквозь кляп что-то гневное. Он засмеялся:

— Знаю-знаю, вы с радостью воткнули бы нож мне в печенку, но она мне очень дорога, и я уверен, вы меня поймете, если я не уважу ваше желание.

Она швырнула в него еще одно нечленораздельное оскорбление, но он только снова посмеялся и без всякого труда рывком поднял ее.

— Пойдемте, — сказал он более мягким тоном. — Ваше испытание почти закончилось.

С этими словами он перекинул ее через плечо и вынес из места заточения, затем осторожно пристроил ее поперек луки седла, сам сел позади и пустил лошадь живенькой рысью.

Изабел пошевелилась, пытаясь найти более удобное положение, и снова получила резкий шлепок пониже спины.

— Хотите свалиться — продолжайте в том же духе, — посоветовал похититель. — Пока что все идет совсем не так, как я планировал, и меньше всего мне нужно, чтобы вы свернули шею, упав с моей лошади. Ведите себя смирно, и я обещаю: все закончится хорошо. — Он засмеялся. — Ну, не для всех, конечно, но по большей части.

Хотя джентльмен демонстрировал уверенность, внутри его терзало беспокойство. Они с Коллардом работали вместе уже много лет, и то, что Коллард взял и убил Уитли, встревожило его. Когда пришло время ехать за миссис Шербрук, он с тяжелым сердцем оставлял Колларда одного. Теперь он ему не доверял и опасался, что тот станет нарушать приказы. Перед ним стоял выбор: отправить Колларда за миссис Шербрук или оставить его следить за Шербруком. Он скривился. Ни тот ни другой вариант ему не нравился, но в конце концов он решил, что не стоит препоручать жизнь миссис Шербрук заботам безжалостного Колларда. Если бы Коллард придерживался плана, все прошло бы хорошо, но он подозревал, что у Колларда в голове вертится сценарий, отличный от того, что они обсуждали. Он вздохнул. Кажется, в конечном счете Колларда придется убить.

Тревожась о том, что может сделать (или не сделать) Коллард, он пустил лошадь в галоп. Та помчалась вперед. Изабел ахнула.

— Да-да, знаю, вам неудобно, милочка. Приношу свои извинения, но это совершенно необходимо, так что потерпите, — проговорил он, низко наклонившись к лошадиной шее.

Изабел потеряла всякое чувство направления. К счастью, путь занял не очень много времени. Когда Изабел подумала, что ее голова вот-вот отделится от туловища от непрерывной жесткой тряски, джентльмен натянул поводья. Лошадь некоторое время прошла спокойным шагом, потом он и вовсе остановил ее. Он выскользнул из седла, привязал лошадь и снова перебросил Изабел через плечо.

Он двигался очень осторожно и совершенно бесшумно, и у Изабел создалось впечатление, что он подкрадывается к кому-то или к чему-то. Он на секунду остановился, и Изабел услышала звук открываемой двери. Он внес ее в какое-то помещение и стремительно куда-то пошел. Она слышала беспокойное движение животных, чувствовала запах зерна и сена. Отчетливо пахло лошадьми. Она что, в конюшне? Он остановился, открывая еще одну дверь. В следующий момент она оказалась на полу, густо покрытом соломой.

Стойло? Очевидно, она где-то в конюшнях. Даже если бы она не распознала запахи, дыхание и фырканье лошадей неподалеку все ей объяснили бы. Но где же она?

— Это не входило в план, — негромко сказал похититель. — Но я думаю, здесь вы будете в безопасности. — Он сделал какое-то движение, и в следующий миг она почувствовала, что руки и ноги больше не связаны так крепко веревкой. Он легонько потрепал ее по щеке и прошептал: — Вы весьма сообразительная особа. Уверен, вы сумеете освободиться. — Он негромко рассмеялся: — В конце концов.

А потом он исчез.

Убедившись, что его и правда нет, Изабел заерзала на соломе, пытаясь вывернуть руки из-за спины. Гибкости и подвижности ей хватало, но юбки амазонки страшно мешали. После нескольких безуспешных попыток она затихла. Выдохнувшись, Изабел лежала на соломе, прислушивалась к звукам снаружи и спрашивала себя, где она и что происходит с Маркусом.

Изабел и ее судьба в первую очередь занимали мысли Маркуса, когда он готовился к встрече с похитителем. Место для обмена располагалось неподалеку, в паре миль от Шербрук-Холла, и отмечено было известным ориентиром: на небольшой полянке у тропы в Мэннинг-Корт стоял огромный дуб, сожженный молнией.

Хотя Маркус и подделал меморандум, в прошедшие часы он обдумывал и другие планы по спасению жены.

Главная его цель заключалась в том, чтобы вернуть Изабел целой и невредимой, однако мысль о том, чтобы покорно передать похитителям шинель Уитли, раздражала его. Он не мог знать, сдержат ли они свое слово, не мог знать, жива ли она вообще и не поджидает ли его ловушка…

Ему пришло в голову, что можно устроить свою собственную ловушку, и не однажды его рука тянулась к бумаге: он хотел писать Джеку, просить его о помощи. Но каждый раз страх за Изабел останавливал его. Что, если его действия приведут к тому, чего он боялся больше всего на свете, — к смерти Изабел?

Несколько томительно долгих часов он отчаянно пытался придумать способ, как расстроить планы врага и вернуть жену живой и здоровой. В конце концов забота о безопасности Изабел одержала верх. Он не осмелится рискнуть ее жизнью ради отмщения. Поддельный меморандум — и без того достаточно рискованная штука, он не станет подвергать жизнь Изабел еще большей опасности.

Маркус смотрел в пустоту, и в душе его бушевал хаос. Его кузены Джулиан и Чарлз точно знали бы, как справиться с подобной ситуацией, и они наверняка придумали бы какой-нибудь дерзкий план и воплотили бы его в жизнь. Он проклинал себя за то, что всегда выбирал тихую, размеренную жизнь. «Если бы у меня было больше храбрости и дерзости, я сделал бы один умный ход — и освободил бы Изабел и разрушил планы похитителей, — бранил себя Маркус. Его взгляд упал на шинель Уитли, и нахлынуло отвращение. — А я что делаю? Вместо того чтобы скакать вперед со шпагой наголо и спасать любимую женщину, подделываю проклятый меморандум!»

Он бросил взгляд на часы, и часы сказали, что время его истекает, что через несколько минут он либо вернет жену, либо… Маркус отчаянно замотал головой, не в силах додумать эту мысль. Полный надежд, ярости, нетерпения и тревоги, он встал и взял шинель Уитли. Перебросив ее через руку, Маркус, стиснув зубы, двинулся из кабинета. У дома его ждала оседланная лошадь.

* * *

Устроив Изабел в стойле, джентльмен быстро выскользнул из конюшен. Если все идет по плану, Коллард уже ждет Шербрука у сожженного дуба, а Шербрук либо в пути, либо в ближайшие несколько минут выедет на рандеву. Он остановился и почесал подбородок. Коллард не обрадуется, когда он приедет без Изабел, но однако не особенно об этом беспокоился. Коллард пусть думает, что хочет, а Шербруку он наплетет что-нибудь о причине ее отсутствия. Он вздохнул. Конечно, Шербруку неизбежно придется пережить несколько ужасных минут, прежде чем он доберется до дома и узнает, что не все потеряно. Джентльмен улыбнулся. А дома Шербрука будет ждать жена, живая и здоровая.

Внезапный удар дулом пистолета промеж лопаток стер улыбку с его лица. Он замер.

— Рад встретить тебя здесь, — негромко проговорил Коллард у него за спиной. — Как удачно, что я выследил тебя, когда ты рыскал вокруг конюшен, и подождал, пока ты выйдешь. Так как ее с тобой больше нет, ты, должно быть, бросил ее внутри. Не припомню, чтобы это входило в план.

— Не входило, — ровным тоном подтвердил джентльмен. — Но это ничего не меняет. Шербрук все равно ее получит, просто не в то время и не в том месте, как рассчитывает. — Его захлестнула бессильная злоба. Коллард собирается все разрушить. — А ты сам? Что ты здесь делаешь? Разве ты не должен поджидать Шербрука?

Коллард издал мерзкий смешок:

— А почему я должен действовать по плану? Ты вот не стал.

— Хорошо, я не последовал первоначальному плану, но разве не должен один из нас встречать Шербрука? — с сарказмом поинтересовался он.

Коллард сильнее вдавил пистолет в спину джентльмена:

— О, я встречусь с Шербруком, но когда ты ушел, я пораскинул мозгами и придумал свой собственный план. — Алчность и возбуждение окрасили его слова. — Шербрук заплатит за нее золотом. Я не намерен иметь дела с лягушатниками. Я забираю у тебя женщину и получаю за ее возвращение доброе английское золотишко. А ты сам разбирайся со своими делами.

— Идиот! — взорвался яростью джентльмен и начал разворачиваться к Колларду, но пистолет остановил его.

— Не шевелись, — прошипел Коллард, посильнее пихнув его пистолетом. — Я еще не решил, убивать тебя или нет, но ты доставляешь мне неприятности, и я запросто пристрелю тебя на этом самом месте.

— Да, это будет очень умно, — протянул джентльмен. — Давай, застрели меня, и поднимешь на уши весь дом. Как думаешь, сколько времени пройдет после выстрела, прежде чем сюда набежит толпа слуг? Хватит тебе этого времени, чтобы забрать ее из стойла, куда я ее сунул? Конюшня большая. Ты уверен, что успеешь найти ее, добраться до лошади и вот так запросто ускакать? — Он невесело засмеялся. — Мне почему-то кажется, что нет.

— Закрой пасть!

Чистый, высокий женский голос прорезал ночную тишину, и джентльмен понял, что Изабел наконец-то удалось вытащить кляп. Через несколько мгновений двор перед конюшнями заполонят сонные слуги, а впереди всех примчится Шербрук. Джентльмен понял, что надо заканчивать, пока еще не все потеряно. Заканчивать сейчас.

Коллард, которого крик застал врасплох, обернулся в ту сторону, откуда он раздавался, и джентльмен использовал его мгновенное замешательство: он повернулся и набросился на Колларда. Началась борьба за пистолет. Они схватились не на жизнь, а на смерть, дыхание их участилось, мускулы напряглись, каждый осознавал, что утекают драгоценные секунды — секунды, которые нельзя терять, если он хочет скрыться.

Пистолет между ними выстрелил. Безжизненное уже тело свалилось на землю. Выживший с проклятием на устах бросил пистолет наземь и растворился в ночи.

Маркус как раз седлал коня, когда выстрел разорвал ночной воздух. Он вздрогнул и оглянулся в сторону конюшен. Страх, доселе неведомый ему, затопил его грудь, и он послал коня в безумный галоп, стремительно преодолевая четверть мили, которая отделяла дом от конюшен.

Натянув поводья, он выпрыгнул из седла, и сердце его бешено заколотилось, когда он услышал отчаянный крик Изабел. Она в конюшне! В жилых комнатах уже зажгли свет, и заспанные подручные конюхов высыпали на улицу. Не замечая бездыханного тела, что лежало в нескольких дюймах от копыт фыркающего коня, не замечая ничего, кроме Изабел, он бросился в конюшню. Голос Изабел вел его, как песня сирены.

Найдя стойло, где она лежала, все еще связанная, он распахнул дверь и в один шаг преодолел разделявшее их расстояние. Опустившись подле нее на колени, он притянул ее к себе и осыпал поцелуями дорогое лицо.

— Любимая моя, — кричал он надтреснутым голосом, — я так боялся, что уже никогда не смогу тебя обнять!

Он в одну секунду перерезал путы, и Изабел обвила его шею руками и растворилась в его теплых объятиях. Наконец-то она в безопасности. Она с Маркусом. Она прижалась щекой к его плечу, и все тревоги и ужасы уходящего дня растаяли как дым. Она дома. И Маркус любит ее!

Маркус, баюкая ее в объятиях, встал и прошел по коридору под ахи и ошеломленные взгляды любопытных слуг. Он вышел из конюшни, как герой-победитель. И в руках он держал самое драгоценное сокровище этого мира.

Глава 18

Снаружи ночной воздух дышал прохладой. Маркуса и Изабел встретили возгласы потрясения. К ним бросился Уорли, и Эллард не отставал от него.

— Сэр! Что происходит? — взволнованно воскликнул Уорли. В свете фонаря, что он держал в руке, Уорли разглядел испачканное, изможденное лицо Изабел, измятую, грязную амазонку, обрывки веревки у нее на запястьях и щиколотках, соломинки, приставшие к тонкой ткани амазонки и запутавшиеся в волосах, и воскликнул: — Мадам! Вы в порядке? Что с вами случилось?

Прильнув к мужу, Изабел изнуренно улыбнулась:

— Со мной все хорошо, Уорли. День выдался трудный, но все закончилось хорошо. Не беспокойтесь.

Ее слова явно ни в чем не убедили Уорли, но он понял, что большего ему не добиться, и обратился к Маркусу.

— Сэр, там лежит мертвый человек, — произнес он с хладнокровием, достойным восхищения.

Эллард уже просто не мог молчать. Он позабыл про свое место, позабыл, как подобает себя вести, и выпалил:

— Это контрабандист Коллард, сэр, его застрелили!

Маркус помолчал, взглянув на Изабел, спросил негромко:

— Ты можешь опознать его как похитителя?

— Нет, — она покачала головой, — я знаю, что их было двое, но они напали так быстро, завернули меня в одеяло или что-то вроде того… Я никого из них не видела. Прежде чем снять одеяло, один из них ударил меня, и я упала без сознания, а очнулась уже с повязкой на глазах. — Она вздохнула. — Я могла бы узнать их по голосам, но, кроме этого и общего впечатления о них, сказать ничего не могу.

Каждое слово для Маркуса было как удар, и он с трудом сдерживал гнев. Двое мужчин подняли руку на его жену! Как они вообще посмели коснуться ее? Пришла в голову жестокая мысль: смерть — слишком легкая участь для Колларда. Он крепче прижал Изабел к себе. Она в безопасности, и все остальное не важно.

Отогнав мысли об отмщении, Маркус сказал Уорли:

— Заверните тело в одеяло и уберите с глаз долой. С первыми лучами солнца пошлите кого-нибудь известить констебля и сквайра.[6] — Он посмотрел на Элларда и добавил: — Где-то здесь мой конь. Приведешь его?

— Да, сэр!

Через секунду Эллард вернулся с конем Маркуса: тот нашелся неподалеку, счастливо щипал травку у одного из загонов. Маркус неохотно опустил Изабел на ноги — только для того, чтобы сесть в седло, потом легко поднял ее и усадил перед собой, она снова обвила его шею руками и прижалась щекой к плечу. Так они медленно поехали домой.

Теперь Шербрук-Холл сверкал огнями, Томпсон и полдюжины взволнованных слуг толпились у входа в дом и напряженно вглядывались в темноту в направлении конюшен. Когда из темноты появились Маркус и Изабел, все как один подались к ним.

— Милорд! — вскричал Томпсон. — Что случилось? Мы слышали выстрел. Все в порядке?

Похожими вопросами засыпали их все. Пегги, в чьих голубых глазах отражалась неподдельная тревога, протолкалась сквозь толпу.

— О, милая моя госпожа! Что с вами сделали? — ужаснулась она ее потрепанному виду.

Изабел выдавила из себя улыбку:

— У меня был очень волнительный день, Пегги, настоящее приключение, но все закончилось хорошо, и теперь я мечтаю о ванне. И может быть, кухарка или кто-то еще найдет мне что-нибудь перекусить?

Она сказала Пегги именно то, что нужно. Та подтянулась, как генерал, готовясь к битве.

— Я немедленно позабочусь от этом, — отрывисто отрапортовала она, развернулась и указала пальцем на двух молоденьких горничных: — Пошли со мной, надо нагреть воду для ванны мадам.

Томпсон взглянул на лакея Джорджа:

— Сейчас же беги и разбуди кухарку. Скажи, что мадам неожиданно вернулась и ничего не ела. Пусть она приготовит для нее поднос с едой.

Слуги исчезли в доме как по волшебству, перед домом остались стоять только Томпсон, Маркус и Изабел.

— Мадам, позвольте вам помочь! — сказал Томпсон. Лицо его было обеспокоенным и добрым.

Изабел осторожно опустили на землю. Томпсон благоразумно не стал делать замечаний по поводу обрывков веревки, свисавших с ее запястий и щиколоток. Маркус спешился и, вспомнив про шинель Уитли, отвязал ее и перебросил через руку. Непомерный груз, который давил на него с того момента, как он прочел записку с требованиями о выкупе, окончательно свалился с плеч. Изабел в безопасности, и в безопасности меморандум. Сейчас для него даже не имело особого значения то, что один из мерзавцев ухитрился сбежать. Маркус улыбнулся. Он победил. Его взгляд метнулся к жене. Нет, они победили, с ликованием подумал он.

Но шинель напомнила ему о насущных делах.

— Скажите Джорджу, — посмотрел он на Томпсона, — чтобы готовился, через несколько минут ему нужно скакать в Хоулком. Он может взять моего коня. Как только миссис Шербрук устроится, я напишу записку лорду Торну, пусть доставит ее как можно скорее.

Томпсон бросился исполнять поручение, предоставив Маркусу сопровождать жену через внутренний двор в дом. Там Маркус неохотно препоручил ее заботам Пегги и откланялся.

— Я вернусь через несколько минут, — тихо проговорил он. — Я должен написать Джеку, а потом приду к тебе.

— Сначала мадам нужно выкупаться и поесть, — вмешалась Пегги, пользуясь безнаказанностью старой прислуги. — Лучше через полчаса.

Маркус смиренно поклонился:

— Конечно, если так будет лучше для миледи.

Пегги с триумфом увлекла Изабел прочь.

На Маркуса навалилась усталость, но в кабинет он шел легким шагом. Там он бросил шинель на один из стульев, сел и начеркал коротенькую записку Джеку, в которой требовал его присутствия как можно скорее. Сложив ее, он подумал, что ему предстоит очень долгая ночь. Он позвонил в колокольчик и отдал Томпсону записку:

— Это для Джорджа. Скажите, пусть не ждет ответа. Ах да, велите миссис Браун приготовить спальню для лорда Торна. Сомневаюсь, что Джек сегодня уедет обратно в Хоулком. Я буду наверху с женой. Когда Джек прибудет, проводите его сюда и сообщите мне.

Томпсон откланялся, хотя множество вопросов жгло ему губы. Вскоре записка уже была на пути в Хоулком, к Джеку.

Маркус, оставшись один, налил бокал бренди, медленно откинулся в кресле и позволил себе полностью расслабиться. Все закончилось. Изабел наверху, вокруг нее суетится Пегги, скоро он передаст меморандум Джеку, и это положит делу конец. Он поджал губы. Смерть Колларда его ничуть не трогала, но он беспокоился о его сообщнике. Еще один контрабандист? Француз? Возможно, Изабел даст ответы на эти вопросы. А Уитли? Мертв ли он? Маркус подозревал, что да, но и это не имело особого значения — значение имело лишь то, что жена его дома, цела и невредима. Меморандум найден и лежит сейчас у него в сейфе. Скоро он окажется в руках Джека, и тот переправит его в Лондон, Роксбери.

Маркус взглянул на часы и решил, что подождал уже достаточно долго. Он поставил бокал на стол и вышел из кабинета. Прыгая через две ступеньки, он взбежал наверх и поспешил в покои жены. Он обнаружил ее сидящей в постели с подносом на коленях. Поднос побольше с несколькими закрытыми блюдами стоял на ближайшем столике. Пегги нигде не было видно.

Увидев его, Изабел поставила чашку и послала ему застенчивую улыбку.

Сердце его затрепетало в груди от этой улыбки, и Маркус, забыв обо всем на свете, бросился к Изабел, отставил поднос в сторону, заключил ее в объятия и крепко поцеловал.

— Я люблю тебя, — сказал он с дрожью в голосе. — Ты для меня все. Если бы с тобой что-то случилось… — Голос его оборвался, и он снова поцеловал ее. — Я люблю тебя. — Дрожащими пальцами он отвел с ее лица огненно-рыжий локон. — Я знаю, что мы поженились не по любви, но поверь мне: я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты была счастлива. Клянусь тебе.

Изабел осыпала легкими поцелуями его губы и щеки:

— О, Маркус! Я тоже тебя люблю — и всегда любила!

Потрясенный, он немного отодвинулся от нее:

— Ты меня любишь? Правда? — спросил он с надеждой.

Она нежно ему улыбнулась:

— Я любила тебя еще тогда, когда ты был моим тупоголовым опекуном.

Он нахмурился:

— Но если ты любила меня, почему сбежала с Хью?

Она вздохнула:

— Потому что я была такой молоденькой, глупой и несчастной, что не придумала ничего лучше. Дома дела шли так плохо, тетя Агата все время меня клевала, а ты… ты видел во мне непоседливую подопечную, от которой одни проблемы, а я так хотела, чтобы ты разглядел во мне женщину. — Она играла с пуговицей его сюртука. — Я была уверена, что этого никогда не случится, что я навсегда останусь для тебя несносным ребенком. В тот день, когда мы поспорили из-за Урагана, я погрузилась в полное отчаяние и мечтала убежать от всего. И Хью неудачно встретился на моем пути.

Маркус устроился поудобнее на ее постели. Изабел обняла его.

— Ну, в одном ты ошибалась, — сказал он. — Я прекрасно видел, в какую соблазнительную девушку ты превращаешься.

Она резко села и взглянула на него широко распахнутыми глазами.

— Ты ни разу не дал мне об этом знать! — упрекнула она.

Он вздохнул:

— Милая, ну как я мог? Я был твоим опекуном. Я бы обесчестил себя, если бы дал тебе понять, какие чувства испытываю.

Она бросила на него сердитый взгляд:

— Ну, мне кажется, тебе стоило хотя бы намекнуть. Если бы я хоть о чем-то догадывалась… Ты хоть понимаешь, сколько времени мы потеряли? Если бы я знала!

— Я ждал, когда закончится опекунство, — терпеливо пояснил он. — Я намеревался всерьез ухаживать за тобой, как только с меня спала бы ответственность за тебя.

— А что, если бы мне попался кто-то еще, пока ты ждал?

Маркус улыбнулся улыбкой тигра, вспоминая, как едва не утопил Уитли:

— Уверен, я нашел бы способ отговорить того дурака, который вздумал бы ухаживать за женщиной, которую я считал своей.

— О, Маркус! — выдохнула она. — Это самая романтичная вещь, которую я когда-либо слышала от тебя.

Он привлек ее к себе и целовал, пока глаза ее не покрылись поволокой.

— До конца жизни, — хрипло проговорил он, — я намерен говорить и делать самые романтичные вещи, какие ты только можешь себе представить.

— Но сколько времени мы потратили зря, — простонала Изабел и потерлась головой о его грудь, как ласковый котенок.

— Ну, вернувшись из Индии, ты тоже не больно-то поощряла меня к каким-то ухаживаниям, — сухо заметил он.

Она взглянула на него снизу вверх:

— А разве могло быть иначе? Ты же знаешь, почему я не хотела выходить замуж. — Она прищурилась. — К тому же ты так и не дал мне понять, что испытываешь ко мне какие-то чувства… помимо раздражения и досады.

Он скривился:

— А чего ты ожидала? Ты разбила мне сердце. Я не собирался бросать его к твоим ногам, чтобы ты потопталась по нему.

— Какие же мы были глупые, — тихо сказала Изабел.

— Это все в прошлом, — проговорил он. — У нас впереди будущее, которое мы проживем вместе. — Он поцеловал ее. — Я люблю тебя, Изабел. Никогда не сомневайся в этом. Я думаю, я влюбился в тебя в тот момент, когда впервые увидел — совсем малышкой на руках у няньки.

— О, Маркус! Правда? — восторженно вздохнула Изабел.

— О, Изабел! — передразнил он, лаская ее теплым взглядом серых глаз. — Да, правда.

Это были самые счастливые минуты в полном опасностей и переживаний дне, и они наслаждались осознанием того, что любят и любимы. Между ними самый воздух томился от страсти, и в конце концов случилось неизбежное — они занялись любовью. Их близость казалась тем слаще, тем значительнее от того, что каждую ласку, каждое движение вела любовь.

Памятуя о том, что скоро приедет Джек, Маркус встал и пошел в свою комнату, чтобы подготовиться к встрече с кузеном. Приведя себя в порядок, он вернулся к жене, взял ее на руки и удобно устроился в кресле у кровати, и они говорили о вещах, о которых обычно говорят влюбленные. А потом — слишком, слишком скоро — раздался стук в дверь, и Томпсон сообщил, что лорд Торн ожидает в кабинете.

Маркус неохотно отнес Изабел обратно в постель.

— Я должен поговорить с Джеком. Это важно.

Она перехватила его взгляд:

— Это как-то связано с тем, о чем вы тогда говорили с Джеком и Гарретом? Когда ты не мог мне рассказать?

Он коротко кивнул. Она схватила его за руку:

— Я ведь тоже вовлечена. И не говори, что мое похищение не имеет к этому никакого отношения. Я хочу быть там.

Маркус колебался.

— А ты готова к этому? — спросил он. — Я хотел бы задать тебе кое-какие вопросы, но совершенно не хочу подвергать тебя сегодня еще большим волнениям.

Она дерзко улыбнулась:

— Я буду больше волноваться, мучась неизвестностью, чем отвечая на твои вопросы.

— Что ж, хорошо, — ответил он с бледной улыбкой. — Одевайся и присоединяйся к нам, мы будем в кабинете.

Когда Маркус пришел, Джек мерил шагами кабинет.

— Какого дьявола вы вытащили меня из постели среди ночи? Что такого важного произошло? — набросился на Маркуса Джек.

— Меморандум у меня, — просто сказал Маркус.

— Что? — воскликнул Джек, вытаращив глаза. Маркус кивнул:

— Да, я знаю, в это трудно поверить. Уитли все время носил меморандум с собой — прятал его в шинели. — Он махнул в сторону шинели, которая лежала там, куда он швырнул ее раньше. — Если осмотрите ее повнимательнее, увидите, где он прятал ее.

Джек метнулся к шинели и вскоре обнаружил шов, который вскрыл Маркус. Он вытащил оттуда футляр из промасленной ткани и оглянулся на Маркуса:

— Вот это да! Это же чудесно! План Уэлсли останется прежним. Я немедленно отправляюсь в Лондон. Уверяю тебя, Роксбери будет просто счастлив заполучить его!

Маркус почесал за ухом:

— Ах, это не тот меморандум. Долгая история, но вы держите в руках подделку, которую состряпал я. Оригинал там, в сейфе. — Маркус с улыбкой обернулся к дальней стене и застыл.

Сейф и портрет в золоченой раме были вне поля его зрения, когда он вошел в комнату, и, занятый Джеком и его реакцией, он до сих пор не смотрел в ту сторону. А теперь он стоял остолбеневший и с ужасом взирал на открывшуюся ему картину.

Портрет стоял на полу — его аккуратно прислонили к стеллажу с книгами, а открытый сейф зиял черным зевом. Подавив проклятие, которое рвалось с языка, Маркус бросился к сейфу и принялся в отчаянии перерывать его содержимое. Все на месте… кроме меморандума.

Джек тут же подбежал следом: он понял, что значит открытая дверца сейфа, в тот же момент, когда и Маркус. Маркус обернулся к нему и посмотрел дикими глазами:

— Он исчез!

— Но как? Кто знал о подделке и куда ты положил оригинал?

— Никто. Никто! — Маркус посмотрел за спину Джека, на высокие окна, взгляд его встретила чернота, но он понял, что для человека, стоящего снаружи, освещенный кабинет — как сцена в театре. — Должно быть, кто-то следил за мной и понял, что я делаю, — резко сказал Маркус. Он схватил канделябр и зашагал к двери. — Есть только один способ проверить это, — заметил он и указал на второй канделябр. — Следуйте за мной.

Распахнув дверь, он едва не врезался в Изабел, опрятно одетую в простое платье из зеленого муслина. Она как раз собиралась войти в кабинет. Изабел заглянула Маркусу в лицо и коснулась его руки:

— В чем дело? Что случилось?

Маркус покачал головой:

— Не сейчас. Мне нужно подтвердить одну загадку. Подожди нас в кабинете, мы скоро вернемся.

Изабел постояла чуть-чуть, уперев руку в бедро, а потом взяла подсвечник, который Томпсон оставил у входа, и последовала за ними. Выйдя из дома немного позже их, она быстро пошла следом, ориентируясь на свет от канделябров. Маркус в конце концов заметил, что она не отстает от них.

— Кажется, я сказал тебе остаться в кабинете, — прорычал он.

Она солнечно ему улыбнулась:

— Да? Я, наверное, не так тебя поняла. Но раз уж я здесь…

Маркус хмыкнул и пошел вперед. Дойдя до торца дома, куда выходили окна его кабинета, Маркус бросил на нее взгляд:

— Мы ищем свидетельства того, что кто-то прятался здесь и шпионил за мной в кабинете.

Мерцание свечей пронзало темноту, и хотя дневной свет существенно облегчил бы им задачу, уже через несколько минут Изабел подала голос:

— Маркус, я кое-что нашла!

И действительно, на рыхлой земле у края клумбы, одной из многих, разбросанных вокруг дома, отчетливо виднелись чьи-то следы. Судя по их глубине и наложению друг на друга, кто-то стоял на этом самом месте несколько минут. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это отпечатки двух пар сапог.

Маркус стал на следы и заглянул в окна. Отсюда открывался отличный вид на кабинет и то, что происходило внутри. Он прошел по следам к окну и легко его поднял. Сунув голову внутрь, он заметил неявные грязные следы на ковре. Маркус с угрюмым лицом закрыл окно и повернулся к Джеку и Изабел:

— Ясно, так он и проник в дом. В кабинете есть еще следы.

Все трое вернулись в кабинет в молчании. Теперь, присмотревшись, Маркус различил на ковре отпечатки грязных сапог и прошел по ним прямо от окна к сейфу. На этот раз, когда он предложил Джеку бренди, тот не стал отказываться. Изабел приняла из его рук рюмку ликеру на абрикосовых косточках и с наслаждением вдохнула тонкий аромат фруктов, прежде чем сделать маленький глоточек.

Джек указал на Изабел взглядом и приподнял бровь. Маркус лаконично ответил на его немой вопрос:

— У меня нет секретов от жены. А после того, что сегодня произошло, она имеет полное право быть здесь.

Джек пригубил бренди и устало сказал:

— Ладно. Рассказывайте, что за чертовщина тут творится. Начнем с того, зачем вам понадобилось подделывать меморандум.

Маркус изложил события минувшего дня, начиная с того момента, когда обнаружилось похищение Изабел, и заканчивая тем, как нашел ее в конюшне Он упомянул, что известный контрабандист Коллард в настоящее время лежит мертвый в той же самой конюшне.

— Коллард и его подельник хотели предать Англию? Поставить жизни всех этих людей против моей? — задохнулась от возмущения и гнева Изабел, когда он закончил. — Какая невозможная подлость! Ох, как же я рада, что Коллард мертв! — Она просияла и добавила: — Маркус, какой же ты умный! Идея с подделкой — гениальная!

— Я не мог позволить им причинить тебе вред, — глухо проговорил он, неотрывно глядя ей в глаза. — Но также я не мог передать меморандум им в руки.

— Конечно же, не мог! — воскликнула она. — И я бы не хотела, чтобы ты это сделал. — Она с обожанием улыбнулась ему. — Но я несказанно рада, что ты придумал способ провести их.

— Но в итоге это ему не удалось, — резко напомнил им Джек.

— Да, кажется, не удалось, — с горечью признал Маркус. — А я-то думал, что проклятый меморандум у меня в руках…

— Но ты же не знал, что за тобой следят! — запротестовала Изабел. — И не мог знать. Ты не виноват.

— Вы же понимаете, что она права, — тихо проговорил Джек. — Зря вы не известили меня, как только нашли меморандум…

— Я не мог этого сделать, — огрызнулся Маркус. — На карту была поставлена жизнь моей жены. А вас заботит только то, чтобы Роксбери вернул себе драгоценный меморандум!

Джек покраснел.

— Я бы вам помог. Да, моим первым порывом стало бы доставить его Роксбери как можно скорее, но я бы не бросил вас, не стащил его и не помчался сломя голову в Лондон!

Маркус провел рукой по волосам и виновато улыбнулся Джеку:

— Я обидел вас, простите. Я тогда плохо соображал. Единственное, о чем я думал в тот момент, — это безопасность Изабел.

Джек отрывисто кивнул:

— Извинения приняты. — Он торопливо отпил из бокала и посмотрел на Изабел: — Вы можете нам что-нибудь рассказать о тех двоих, что похитили вас?

Изабел скривилась:

— Не очень много. Как вы знаете, лиц их я не видела, голоса показались мне незнакомыми. Я уверена, что их было двое. Один, как мы теперь подозреваем, — это Коллард. Другой… — Она помедлила. — У меня сложилось впечатление, что этот второй выступал как лидер и что он занимает более высокое положение в обществе, чем Коллард. Мне показалось, что решения принимал именно он. Он говорил как джентльмен, по сути дела, я про себя называла его «джентльмен», а Колларда — «другой». — Она неуверенно посмотрела на Маркуса, потом на Джека. — Мне сложно объяснить, но джентльмен был почти что добр ко мне.

— И больше вы ничего не можете рассказать? — спросил Джек разочарованно.

Изабел нахмурилась, старательно вспоминая каждое слово, которое слетало с уст «джентльмена».

— Он волновался, — отрывисто сказала она. — Он что-то говорил о смене планов, о том, что все идет не так, как он рассчитывал. Думаю, он не доверял Колларду.

— Про Уитли что-нибудь упоминали? — спросил Маркус.

Изабел покачала головой:

— Нет. При мне они говорили очень мало, имя Уитли не прозвучало ни разу.

В кабинете Маркуса сидели трое подавленных людей. Да, все чувствовали радость, потому что Изабел вернулась домой цела и невредима, но все они понимали, что судьбоносный меморандум в руках «джентльмена» и сейчас уже наверняка на пути во Францию. Они потерпели фиаско, и многие люди, возможно, погибнут из-за этого.

Джек встряхнулся и, опрокинув в себя остатки бренди, объявил:

— Я должен немедленно ехать в Лондон. Чем скорее Роксбери узнает о последних событиях, тем скорее он запустит процесс переработки плана Уэлсли.

Несмотря на поздний час, Маркус не стал его переубеждать.

— У вас есть все необходимое? — спросил он.

Джек криво улыбнулся:

— Да, и даже полная луна, которая будет освещать мне путь.

Он откланялся и вышел из кабинета.

Маркус не забыл, что сквайр и констебль прибудут на рассвете, и потому, как бы ни хотелось ему остаться в постели с женой, в сладком сплетении с ее нежным, теплым телом, еще до света встал, оделся и приготовился встретить новый день. Убийство Колларда потрясло сквайра и констебля, но им ничего не оставалось делать, кроме как качать головами и разводить руками. Кто убийца — неизвестно, они сошлись во мнении, что это, должно быть, кто-то из контрабандистов. Маркус не видел смысла выдвигать другие предположения. Никто не заговорил ни о чрезвычайных обстоятельствах убийства, ни о том, что оно по непонятной причине произошло в Шербрук-Холле.

— Этот человек мне никогда не нравился, я всегда знал, что он плохо кончит, — заметил сквайр, когда садился в седло, собираясь уезжать.

— И то правда, — подтвердил констебль — грубовато-добродушный человек, известный тем, что часто закрывал глаза на дела контрабандистов. — И спорить нечего, Коллард был плохим человеком. Не скажу, что я сильно удивился. Я пришлю кого-нибудь, чтобы забрали тело, так что ни о чем не беспокойтесь, — заверил он Маркуса, приподнимая шляпу. — Всего хорошего вам и вашей жене.

Решив официальные дела к своему удовлетворению, Маркус медленно пошел в дом. Дальнейшего расследования по поводу смерти Колларда не будет, и хотя слуги знают, что с госпожой что-то случилось, все закончилось хорошо. И все. Джек сейчас мчится во весь опор в столицу, будут предприняты шаги, чтобы уберечь Уэлсли и его войска. Маркусу не давало покоя бегство «джентльмена», но он решил, что при сложившихся обстоятельствах может себе позволить быть великодушным: Изабел в безопасности, и это самое главное.

Маркус и Изабел провели вместе восхитительный день: они бродили в садах, взявшись за руки, останавливались тут и там, целовались так, что кружилась голова, в тени деревьев и укромных уголках. Вечером, на закате, едва они закончили уединенную трапезу во внутреннем дворе, как услышали звук конского галопа и скрип коляски. Маркус направился к парадному входу, Изабел не отставала от него.

Они увидели, как на широкую подъездную дорожку свернул роскошный экипаж, запряженный четверкой лошадей. В сгущающихся сумерках подмигивали фонари в углах экипажа, двое всадников ехали слева и справа.

Кучер натянул поводья, экипаж остановился, всадники тоже остановили лошадей и спешились. Даже если бы Маркус не разглядел герб на дверце кареты, он все равно догадался бы, что за нежданные гости пожаловали к нему в дом.

— Это Джулиан и Чарлз с женами, — объявил он Изабел с улыбкой.

Слуги, ехавшие на козлах, спрыгнули на землю, чтобы помочь дамам выйти, а к Маркусу и Изабел подошли двое джентльменов. Изабел, еще будучи ребенком, видела Джулиана, лорда Уиндема, но с Чарлзом Уэстоном, другим кузеном Маркуса, никогда прежде не встречалась. Ей никто никогда не говорил, что Джулиан и Чарлз могли бы сойти за близнецов, и, увидев их, она ахнула, пораженная неожиданным сходством, вплоть до проницательного взгляда серых глаз. Как и ее муж, они были высокими, широкоплечими и черноволосыми, и их родство не могло подвергнуться сомнению. На лице Чарлза сразу же вспыхнула улыбка.

— Вижу, ваш муж еще не говорил вам, какие у него красивые кузены. — Он бросил взгляд на Маркуса: — Стыдись! — Обернувшись к Изабел, он поклонился и представился: — Мое имя Чарлз Уэстон, и я счастлив познакомиться с женщиной, которая наконец-то нашла на него управу.

Изабел тихонько посмеялась, очарованная его дерзкими манерами.

Джулиан улыбнулся ей:

— Очень рад снова вас видеть, мадам. Поздравляю со свадьбой. Будьте счастливы. — Он бросил взгляд на Чарлза. — Вы простите его. Он невыносим по натуре. К счастью, он еще и очень веселый, поэтому мы его терпим.

В какой бы восторг ни повергла Маркуса встреча с любимыми кузенами, он не удержался:

— Вы знаете, вы всегда желанные гости в моем доме, но что привело вас сюда так неожиданно?

— Нелл. Она видела сон, — нехотя ответил Джулиан.

Очевидно, Маркус и Чарлз сразу поняли смысл этого таинственного утверждения, но Изабел, озадаченная, переводила взгляд с одного на другого. Она не успела потребовать объяснений: явилась Нелл собственной персоной, за ней следовала Дафна, молодая жена Чарлза. Женщины выглядели совсем по-разному: Нелл с золотисто-каштановыми волосами и глазами цвета морской волны, высокая, но Дафна была еще на полголовы выше, со светло-карими глазами и густыми черными волосами, собранными сзади в аккуратную прическу. Она с теплом во взгляде поприветствовала Изабел. Та в их благоухающих объятиях могла только дивиться превратностям судьбы. Надо же, эти красивые мужчины и женщины теперь ее родственники!

За сим последовало несколько минут хаоса, когда вся компания вошла в дом, часть слуг отправили разгружать карету, а часть — готовить спальни. В конце концов все собрались в библиотеке, и Томпсон счастливо командовал сервировкой закусок. Когда все было подано, он жестом выпроводил лакеев из комнаты и сам, откланявшись, закрыл за собой большие двухстворчатые двери.

Некоторое время говорили об общих вещах, леди попивали чай, джентльмены — бренди. В конце концов Изабел обратилась к Нелл с вопросом:

— А что имел в виду ваш муж, когда говорил, что вы видели сон?

Взгляд Нелл потемнел, и она сказала тихо:

— Маркус не рассказывал вам о… ужасном сводном брате Чарлза, Рауле, и моих кошмарах про него?

Изабел хмуро посмотрела на мужа:

— Нет, не рассказывал.

Дафна подалась вперед и негромко спросила:

— А он говорил что-нибудь про призраков, с которыми мы столкнулись в доме моего брата в Корнуолле? С тех пор прошло всего несколько месяцев.

Маркус выглядел очень виноватым.

— Мы только что поженились, я не видел смысла в том, чтобы забивать голову Изабел… — Он осекся.

— Всякой чушью? — сухо закончил его реплику Чарлз. Изабел спасла его:

— Но как это связано со сном Нелл?

Нелл решила, что сейчас не время ворошить прошлое, и просто сказала:

— Мне привиделось, что вы в смертельной опасности. Я отчетливо видела вас связанной, с повязкой на глазах и кляпом во рту. — Она сочувственно посмотрела на Маркуса: — Я знала, что Маркус ужасно страдает.

— Она разбудила меня, — сказал Джулиан, — и потребовала, чтобы мы немедленно выехали в Шербрук-Холл, потому что мы там нужны.

Чарлз продолжил историю:

— А мы с Дафной гостили у них, и когда Джулиан разбудил меня и рассказал, что происходит, мы настояли на том, чтобы ехать вместе.

— Вы знали, что я в опасности? — пискнула Изабел. — Но как?

Нелл скривилась:

— Это сложно объяснить, но иногда во сне я вижу реальные события. Я видела вас и знала, что нам нужно спешить.

Глаза Изабел сделались очень большими и круглыми.

— О, это невероятно! Потрясающе! — воскликнула она и с жадностью посмотрела на Дафну. — А призраки? Вы и правда видели призраков?

Дафна улыбнулась:

— Да, видели. Тогда мы натерпелись страху, но теперь души успокоились.

Изабел горестно покачала головой:

— Сколько приключений вы пережили! Как бы я хотела оказаться на вашем месте, увидеть настоящее привидение… Со мной никогда не случалось ничего столь волнующего!

Маркус не выдержал:

— Только вчера тебя похитили! Тебя держали в плену и требовали за тебя выкуп. Ты могла погибнуть! И тебе этого мало? Лично мне вполне достаточно!

Чарлз рассмеялся:

— Я же говорил тебе, что жена положит конец твоему монотонному существованию!

Невероятно нежная улыбка осветила лицо Маркуса, когда он взглянул на Изабел, и, не заботясь о том, кто еще видит и слышит его, он сказал:

— Да, говорил. Но я никогда не думал, что она сделает меня самым счастливым человеком на свете.

Однако отвлечь Изабел не так-то просто, и настал черед Маркуса смеяться, когда она оглядела собравшихся и бодро попросила:

— А теперь, пожалуйста, хоть кто-нибудь — расскажите мне о призраках!

Эпилог

Часы показывали почти три ночи, когда герцог Роксбери вернулся в свой величественный столичный особняк. Ради поддержания репутации он час или два провел за игрой в клубе «Уайтс», но удовольствия не получил: мысли его вертелись не вокруг карт, а вокруг пропавшего меморандума и всех далеко идущих последствий его исчезновения. Приезд лорда Торна незадолго до полуночи стал неожиданностью, но вести, которые он принес, означали катастрофу.

«Я был уверен, что мы найдем меморандум, — думал Роксбери, рассеянно подавая шляпу и перчатки дворецкому. — Так уверен. Да, я ошибался. Я не ошибся, заподозрив Уитли, но допустил ошибку, посчитав, что другие, Ле Ренард, например, этот печально известный Лис, не пойдут по следу».

Он нахмурился. Похищение и кража меморандума из сейфа Шербрука — это не почерк Лиса. Нет, на этом поле играет еще кто-то — кто-то, кого он просмотрел.

Через несколько минут после прибытия лорда Торна Роксбери, невзирая на поздний час, известил нескольких генералов о пропаже меморандума. Возможно, в этот самый момент они ломают голову над новыми местами высадки, но он прекрасно знал, что в ближайшие несколько часов работа не продвинется. Дело пойдет, лишь когда соберется Конногвардейский полк в полном составе.

Мысли его обратились к лорду Торну, который в данный момент почивал наверху. Джек приехал бледный, как смерть, от усталости. После бешеной скачки в столицу он едва держался на ногах. Когда его проводили в библиотеку Роксбери и когда он изложил новости, Роксбери настоял, чтобы тот остался на ночь. Джек с благодарностью принял приглашение: ему не хотелось устраивать переполох в особняке Торнов в такой поздний час. Роксбери вздохнул. Этот молодой человек сделал все, что мог, и он сочувствовал Джеку: тот переживал полный крах. Гаррету еще только предстоит узнать о постигшем их бедствии, и объяснения с ним Роксбери ждал не больше, чем разговора с генералами о безвозвратно пропавшем меморандуме.

С тяжелым сердцем и тяжелой поступью герцог прошел в конец коридора, где располагался его частный кабинет. Он чувствовал себя очень усталым и старым. Неужели дни, когда он таким своеобразным способом приносил пользу Англии, подходят к концу? Он потерпел фиаско. Горькая пилюля…

Войдя в кабинет, он закрыл за собой дверь и оглядел большую комнату, залитую светом свечей. Красивый строгий интерьер, достойный человека его возраста и положения. Часть стен, не занятую высокими, от пола до потолка, книжными шкафами, украшали драпировки бронзового шелка с янтарным узором. Портьеры янтарного бархата закрывали многочисленные окна. За застекленными дверьми лежала небольшая терраса, на противоположной стене господствовал камин из мрамора с золотистыми прожилками.

Роксбери направился к стеклянным дверям и вышел на террасу. Некоторое время он вглядывался в черное небо, словно желая прочесть там ответы. Затем вздохнул и вернулся в кабинет. Подойдя к столу, он посидел там с минуту, бесцельно постукивая пальцами по столешнице и глядя в пустоту, потом встал и подошел к выстроившимся на мраморном столике рядам графинов и бокалов. Несколько секунд он смотрел на графины, потом налил себе бокал портвейна с густым, насыщенным ароматом. С бокалом в руке он расположился на кожаном диване у камина и вгляделся в пустой очаг.

Единственное утешение, которое он мог найти в этой ситуации, — это то, что он в первую очередь заподозрил в краже Уитли. Не то чтобы он не подозревал никого другого — подозревал и проводил соответствующие расследования, но все они ни к чему не привели. Если в этой истории и есть что-то хорошее, угрюмо напомнил он себе, то оно заключается в том, что им по меньшей мере известно, что меморандум в руках врага. Слава Богу, хотя бы в этом не нужно больше сомневаться!

Погруженный в свои неприятные размышления, он не замечал, что в комнате, кроме него, есть еще кто-то, пока не ощутил на затылке холодный поцелуй пистолетного дула.

— Если ваша жизнь вам дорога, ваша светлость, не кричите и не оборачивайтесь.

Роксбери глубоко вздохнул. Конечно, только этого ему не хватало для завершения абсолютно дрянного вечера: наглого грабителя в доме!

— Забирайте что хотите, — равнодушно отозвался Роксбери и пригубил вино. — В этой комнате, правда, вас вряд ли что-то заинтересует: отсюда мало что можно унести. Посмотрите лучше в кладовой у дворецкого, там наверняка найдется целая куча посуды, которая подойдет обычному вору вроде вас.

— Обычному вору? — переспросил человек. В голосе его звучал сдерживаемый смех. — А мне сдается, что во мне вообще нет ничего обычного, и хотя я очень ценю ваше щедрое предложение, ваша светлость, я пришел сюда не за столовым серебром и подсвечниками. Я пришел за золотом… Я хочу получить много золота.

Роксбери заинтересовался:

— А с чего бы мне давать вам много золота?

Человек рассмеялся:

— Ну, потому, например, что у меня есть кое-что, что вам очень нужно… некий меморандум.

Роксбери похолодел и начал разворачиваться, но непрошеный гость крепче вдавил дуло пистолета ему в затылок:

— Нет, не оборачивайтесь. Я еще не уверен, состоится ли наша сделка, а пока я не уверен, пусть все остается вот так.

Раздосадованный, но несомненно взволнованный словами незнакомца, Роксбери проговорил:

— Думаю, мы сможем прийти к соглашению. Однако я категорически отказываюсь вести дела с человеком, которого не вижу.

Человек помедлил и вздохнул:

— Я почему-то догадывался, что вы скажете нечто подобное.

Убрав пистолет от затылка Роксбери, он обошел диван, на котором Роксбери сидел, и уселся в кресло, стоявшее под углом к дивану. В комнате горело всего несколько свечей, и он намеренно выбрал кресло, наполовину скрытое тенями.

Роксбери смотрел на него: высокий, широкоплечий, с густыми черными волосами. От его взгляда не укрылись и покрой, и качество одежды незваного гостя: темно-синий жакет, наверняка сшитый одним из лучших портных, девственно-белое белье, накрахмаленный галстук завязан безукоризненно, черные начищенные ботфорты.

Роксбери улыбнулся: незнакомец надел черную шелковую маску. Подняв бокал, Роксбери указал на нее:

— Думаете, этот аксессуар подходит к вашему одеянию?

— Возможно, и нет, но служит отлично. — Незнакомец улыбнулся: среди теней сверкнули белые зубы.

Время для ненавязчивой болтовни прошло. Роксбери подался вперед:

— Меморандум у вас с собой?

Человек кивнул и вытащил из внутреннего кармана несколько сложенных листов бумаги и протянул их Роксбери.

Тот встал, поднес их к канделябру и быстро пробежал глазами материал. Сердце его забилось быстрее, и в душе загорелась надежда. Это был тот самый меморандум.

Он, прищурившись, взглянул на незнакомца:

— Как он попал к вам в руки?

Человек перевел взгляд на пистолет, который до сих пор держал в руке:

— Мне это стоило большого труда. Пролилась кровь. Сомневаюсь, что вы найдете труп Уитли, но знайте: он мертв, — добавил он глухо. Он посмотрел Роксбери в глаза сквозь прорези в маске. — Я не убивал его, но он погиб по моей вине. Что же до тех страниц, которые вы держите в руках, вы знаете, как они попали ко мне. Лорд Торн наверняка вам все рассказал сразу же по приезде, незадолго до полуночи.

— Вы следили за моим домом. — Это был не вопрос, а утверждение.

Человек пожал плечами:

— В моем деле нужно быть очень осторожным.

Роксбери посмотрел на меморандум, уже прикидывая в уме, какую записку пошлет в Конногвардейский полк, как только разберется… с гостем. Он подумал про маленький пистолет, который всегда носил в кармане жилета. Стоит ли рискнуть? Он взглянул на визитера и увидел, что дуло пистолета нацелено прямо ему в сердце.

— Без шуток, — тихо предупредил незнакомец. — Если вам так будет легче, подумайте о нашей сделке как о взаимовыгодном обмене. Вы получаете меморандум, я — деньги.

Роксбери долго изучал его. Как сказал сам незнакомец, он не обычный грабитель. Он обладал манерами и носил одежду джентльмена. Была некая дерзость в посадке его головы, холодная уверенность в том, как он подавал себя. Даже если бы его одежда и манера держаться не выдали бы в нем джентльмена, то речь выдала бы точно. И что-то в нем казалось Роксбери неуловимо знакомым…

— Кто вы? Я вас знаю? — требовательно спросил Роксбери.

— Не думаю, что вам стоит об этом беспокоиться, — холодно ответил человек. — Наше дело касается только тех бумаг, которые вы держите в руках.

— Сколько?

Незнакомец улыбнулся, еще раз показывая ровные белоснежные зубы:

— Я бы забрал тот прекрасный кожаный мешок с золотом, который вы храните в сейфе для парней вроде меня, — и оставьте себе меморандум и мои наилучшие пожелания.

Будь он проклят! Роксбери вскипел. Разве он чего-то не знает? Это правда, он всегда держит под рукой большую сумму золотом, чтобы… Губы его тронула улыбка. Наглец прав. Это деньги для таких, как он, дерзких и отважных парней.

Роксбери промолчал, и незнакомец беспокойно пошевелился:

— Я знаю, что он у вас есть, так что не пытайтесь запудрить мне мозги тем, что вам нужно время, чтобы собрать деньги.

— Похоже, вы неплохо изучили меня.

— Как я уже говорил, человек в моем положении должен быть осторожен. Очень осторожен.

Роксбери кивнул и прошел к полке с книгами, которая скрывала его сейф. Он не делал попыток спрятать его местонахождение, будучи уверенным, что незнакомец в точности знает, где он расположен. Открыв сейф, он вытащил оттуда мешок золотых гиней, положил туда меморандум, запер сейф на ключ и вернулся к гостю. Бросив ему мешок, он сказал:

— Можете пересчитать, если хотите, чтобы убедиться, что здесь достаточно.

Человек легко поймал мешок, его тяжесть и позвякивание монет внутри сказали ему, что ночная работа себя полностью окупила.

— Этого хватит, ваша светлость. — Он встал и поклонился: — Иметь дело с вами — одно удовольствие.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Стойте! — велел Роксбери. Человек оглянулся на него, и тот спросил: — Вы могли продать меморандум французам за гораздо большую сумму. Почему вы этого не сделали?

Красивый рот незнакомца скривился в горькой усмешке.

— Возможно, мои руки в крови, возможно, я вор и грабитель и живу как вздумается, но я не предатель родины.

Роксбери кивнул и медленно проговорил, разглядывая стоящего перед ним незнакомца:

— Вы очень умный и бесстрашный человек, мне пригодился бы… друг с такими талантами. Не хотите ли работать на меня?

Человек посмеялся и покачал головой:

— Я ни на кого не работаю, ваша светлость. Вы, может быть, заметили, меня сложно удержать в узде.

— А вы думаете, людей вроде лорда Торна легко удержать в узде? — полюбопытствовал Роксбери.

Человек помедлил с ответом, а потом решительно покачал головой.

— Мне жаль отказывать вам, ваша светлость, — сказал он с тенью сожаления в голосе, — но у лорда Торна и ему подобных есть кое-что, чего у меня никогда не будет. Я не смогу быть вам полезен.

И он ушел.

Роксбери смотрел на стеклянные двери на террасу, за которыми исчез незнакомец. Ему и в голову не пришло поднимать тревогу. Он подумал о меморандуме, который лежал у него в сейфе, и решил, что это в конце концов честная сделка. Роксбери нравилась дерзость этого человека, и, как ни странно, он желал ему добра. Он задумался и пришел к выводу, что не имеет смысла никому сообщать о том, что он получил меморандум в обмен на золото. Это будет их маленьким секретом…

Усевшись за стол, он позвонил в колокольчик. Ему нужно написать несколько посланий и доставить их адресатам. Он потянулся к перу и чернильнице.

Через несколько дней Джек и Гаррет вернулись в Шербрук-Холл и рассказали об удивительных событиях в Лондоне. Они прибыли с визитом на исходе чудесного майского дня, когда Маркус и Изабел развлекали на террасе гостей: графа и графиню Уиндем и мистера и миссис Чарлз Уэстон. Гаррет поверхностно знал лорда Уиндема и его леди и как-то встречался с Чарлзом. Дафна оказалась для него новым человеком — и тут же очаровала своим дружелюбием.

Джек уже встречался с кузенами, но, как и в случае с Маркусом, они, по сути дела, были друг для друга чужими людьми, и жен их Джек не знал. Всех представили друг другу, Джека поздравили с наследством, подали закуски — и вскоре все уже непринужденно болтали, как старые друзья.

Изабел сразу же заметила, что Джек и Гаррет выглядят более расслабленными, чем до поездки. Это ее озадачило: что такого выяснилось в Лондоне, что у них так полегчало на душе? Когда закончился обмен любезностями, она уже не могла сдержать любопытства:

— О, Джек, расскажите нам, что произошло! Что сказал Роксбери о похищенном меморандуме?

— Да, расскажите, — поддержал ее Чарлз. — Изабел и Маркус ввели нас в курс дела, и мы все задаемся вопросом: как отразится на течении войны потеря меморандума?

Джек колебался: он подумал о признании, которое незнакомец сделал Роксбери, — Уитли мертв. Ему неловко было смотреть в полные ожидания глаза женщин.

— Э-э… возможно, мне стоит переговорить об этом с джентльменами, — пробормотал он в конце концов. — Эта тема не предназначена для женских ушей.

— Уфф! — досадливо воскликнула Изабел. — Мы ведь уже все знаем, так что нечего делать вид, что это только для мужских ушей. Меня похитили, Джек! У меня столько же прав узнать, что происходит, сколько у Маркуса. — Она нетерпеливо подергала его за рукав: — Ну же, расскажите нам, что там случилось!

Маркус ухмыльнулся:

— Ты же понимаешь, что мало что можно скрыть от умной женщины. Лучше расскажи сразу, они все равно в конце концов вытащат из нас правду.

Джек сдался:

— Ну хорошо! В общем, это самая невероятная история, — взволнованно сказал Джек. — В тот вечер, когда я приехал к Роксбери, к нему наведался гость. — Он взглянул на Изабел: — Мы думаем, это ваш «джентльмен». — Его глаза засверкали. — И представьте себе, он отдал Роксбери меморандум. Сказал, что он, может, и вор, но не предатель. Так что к французам меморандум так и не попал. — Переводя взгляд с одного потрясенного лица на другое, Джек рассмеялся. — Да-да, когда утром я проснулся и Роксбери мне поведал эту историю, у меня наверняка был точно такой же вид! Для меня все с ног на голову перевернулось.

— Что за чушь! — недоверчиво выпалил Маркус. — Если он собирался передать его Роксбери, то какого черта ему понадобилось устраивать всю эту чехарду с похищением Изабел и кражей меморандума? Мы бы сами отдали его Роксбери.

Джек покачал головой:

— Я не знаю. — Он слегка нахмурился. — Незнакомец признался, что Уитли убит. Зная Роксбери, я уверен, что он не все открыл, но самое главное — это что меморандум в Конногвардейском полку, где ему и надлежит быть, и план Уэлсли развертывается полным ходом.

* * *

Когда вечером Маркус и Изабел остались наедине, Изабел сказала мужу:

— Я знаю, это жестокосердие, но я ничуть не жалею Уитли. Он был плохим человеком.

Они сидели на балконе в спальне Маркуса и наслаждались мягким весенним воздухом. Изабел пила теплое молоко, Маркус — коньяк из небольшого бокала.

Маркус кивнул:

— Хотя, возможно, он и не заслужил подобной участи.

— Как ты можешь так говорить? — взорвалась Изабел. — Маркус, он пытался сломать Эдмунду жизнь и продать меморандум французам! Он полностью заслужил такой конец! — Она задумалась на мгновение. — Виселица тоже подошла бы.

Маркус не мог опровергнуть ее логику:

— Ты права. Уитли получил по заслугам.

Удовлетворенная тем, что Маркус чувствовал именно то, что должно, она спросила:

— А что ты думаешь о новостях, которыми поделился Джек?

Он пожал плечами:

— Звучит невероятно. Этот тип пошел на такие трудности только для того, чтобы потом смиренно передать меморандум, куда следовало? Думаю, Джек прав. Роксбери открыл не всю правду.

На несколько минут воцарилась тишина: оба обдумывали, что такого мог скрывать Роксбери.

— Это все очень странно, да? — спросила в конце концов Изабел.

Маркус кивнул. Он устал от Джека, Уитли, всего этого дела.

— Хватит об этом. Я говорил уже, как сильно тебя люблю?

Она хихикнула:

— Уже минут пятнадцать, как нет.

— Какая оплошность! — Он встал и поднял ее на руки. — Я люблю тебя, Изабел.

— О, Маркус! Я тоже тебя люблю!

Он поцеловал ее и отнес в постель.

— А теперь, — сказал Маркус с хрипотцой, — я намерен тебе доказать всю силу и глубину своей любви.

И он доказал.

Маркус проснулся через несколько часов. Изабел сонно свернулась у него под боком, и он позволил себе просто насладиться ее близостью. Подумал, а не разбудить ли ее поцелуем и не заняться ли любовью снова, но, несмотря на все усилия, его мысли постоянно возвращались к Роксбери и незнакомцу, который вернул меморандум.

Маркус понял, что заснуть ему уже не удастся, выскользнул из постели и набросил халат, вышел на балкон и вгляделся в темноту.

Где сейчас похититель Изабел? Какой еще коварный план обдумывает в этот самый момент? Он долго смотрел в ночь, и мысли его витали вокруг таинственного незнакомца. Он пытался понять, что двигало этим человеком, почему он поступил так, как поступил. Его одолела зевота. Довольно пустых размышлений. Все закончилось благополучно, «джентльмен», можно сказать, повел себя как джентльмен. И все. Он как падающая звезда, мелькнул на их небосводе и исчез. Но когда Маркус решил вернуться в постель к жене и уже направился в комнату, его посетило смутное сомнение, что они не в последний раз услышали об этом «джентльмене»…

Примечания

1

Псише — зеркало в раме с особыми стержнями, позволявшими устанавливать его в наклонном положении. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Сэмюел Худ (1724–1816) — британский адмирал, участник войны за независимость США и Наполеоновских войн.

(обратно)

3

Роберт Стюарт, виконт Каслри, маркиз Лондондерри, — министр иностранных дел Англии. После падения Наполеона один из самых влиятельных людей Европы.

(обратно)

4

Артур Уэлсли, герцог Веллингтон, — английский полководец и государственный деятель.

(обратно)

5

Анкер — мера объема, равная 31 литру.

(обратно)

6

Сквайр — местный судья, адвокат или другое лицо, играющее важную роль в местных делах.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Эпилог . . . . . . .

Реклама на сайте