«Только в моих объятиях»

Июль 1884 года, долина Хадсона

Неподвижность сомкнулась над ним, как кокон. Он упивался ею, точно лист, пьющий солнечный свет — источник его существования в этом мире. Он слышал ровное биение собственного сердца и легкое, едва уловимое дыхание, но не уделял этим вещам особого внимания и позволял телу жить как бы самому по себе, в то время как душа наслаждалась завершенностью и незыблемостью бытия.

Человек сидел на краю камня, возвышавшегося над небольшой заводью. Его тело инстинктивно сохраняло такую позу, из которой при первых же признаках опасности смогло бы развернуться подобно пружине. Однако пока в том не было нужды. К тому же он умел наслаждаться ожиданием.

Вряд ли имело смысл задавать вопрос, чего именно он ждет. Нечто необъяснимое разбудило его интуицию и заставило застыть здесь, на голом куске камня. И он мог ждать так бесконечно, не раздражаясь и не проявляя нетерпения. Напротив, это несло некое предвкушение, словно прилетевший на крыльях ветра аромат цветов — неопределенный, но желанный. Чем дольше он ждал, тем сильнее становилось предчувствие чего-то чудесного. Всего, чего угодно. И с каждой секундой предчувствие становилось все более определенным.

Над водой клубился предрассветный туман. Вокруг заводи росли красные кедры, плакучие ивы и серебристые ели, но даже их густые кроны не могли заслонить сияния солнца. Воздух дрожал от горячих испарений, а поверхность воды ослепительно блестела. Он следил за тем, как множившиеся лучи пробуждающегося к жизни светила зажигают на водной глади все больше и больше ярких звезд, словно в омуте был заключен целый небосвод.

Эта мысль породила первое его движение — легкую усмешку уголком рта. Вряд ли постороннему наблюдателю пришло бы в голову принять эту гримасу за улыбку — и все же она отражала истинную радость, пусть даже угрюмую и тайную. Его нисколько не смущало, что подобным мыслям находится место в его мозгу, — в отличие от большинства окружающих. Ведь считается, что лирические отступления по поводу заключенного в омуте небосвода больше пристали поэту или философу, нежели разведчику, состоящему на службе в армии Соединенных Штатов.