«Последнее прощение»

Посвящается Майклу, Тодду и Джил

Матфей и Марк, Лука и Иоанн!

Они мое благословляют ложе.

Четыре ангела вокруг моей постели,

Четыре ангела вокруг моей главы:

Один — чтобы смотреть,

Один — чтобы молиться,

А два — чтоб мою душу унести.

Корабль рассекал волну. Ветер выл в снастях, обрушивая потоки воды на предательски скользкую палубу, и подставлял сотрясающееся судно под очередной вал.

— Капитан, мы этак, к чертям, без мачт останемся!

Капитан пропустил мимо ушей слова кормчего.

— Вы с ума сошли, капитан!

Конечно, сошел! И гордился этим, смеялся над этим, радовался этому. Команда была озадачена: одни крестились, другие — протестанты — просто молились. Когда-то, еще до всех этих событий, капитан был поэтом, а все поэты немножко чокнутые.

Через час он укоротил парус и пустил судно в дрейф, так что оно подпрыгивало и раскачивалось на волнах, пока он перебирался на корму. Сквозь пелену дождя и брызг он долго смотрел на низкий темный берег. Команда безмолвствовала, хотя каждый понимал, как трудно будет обойти низкий мрачный мыс. Все наблюдали за своим капитаном.

Наконец он вернулся к кормчему. Теперь лицо у него было спокойнее и грустнее.

— Обходим с наветренной стороны.

— Но, капитан…

Они проскользнули достаточно близко, так что можно было разглядеть железную корзину на верхушке шеста — маяк Ящерицы. Ящерица. Для кого-то это был последний представавший взорам кусочек английской земли, для многих и вообще последний увиденный перед тем, как Атлантика поглотит их корабли в своей пучине.

Капитан прощался. Он все смотрел на Ящерицу, таявшую во мраке бури, и даже потом долго не отрывал взгляд, словно маяк мог вновь возникнуть среди волн.

Он расставался с этой землей.

Он расставался с ребенком, которого никогда не видел.

Он расставался со своим состоянием, которое оставлял дочери и которым она, возможно, никогда не воспользуется.