«Любовный пасьянс»

Любовный пасьянс (fb2) - Любовный пасьянс 2756K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елена Юрьевна Озерова

Елена Озерова Любовный пасьянс

В следующее мгновение он уже с такой страстью обнимал ее, так истово прижимал к себе, словно сбросил какие-то невидимые оковы. Алена обвила руками его шею и гладила темные волосы… И, наконец, его губы приникли к ее губам. Он целовал ее так жадно, словно вся его жизнь сосредоточилась в ее губах, и тихо застонал, когда она ответила на поцелуй.

Часть первая

1

Весна приближалась медленно, но неуклонно. Правда, снег пока и не думал таять, столбик уличного термометра еще не поднимался выше нуля, но дни стали заметно длиннее, а солнце светило почти по-весеннему. Вот и сегодня за окном был такой славный денек — плюнуть бы на все обязанности и долги и отправиться гулять по улицам. Нагуляться всласть, а потом попасть в какие-нибудь шумные гости. Может быть, позвонить Сашке и назначить свидание? Вот он удивится!

Алена вздохнула, мысленно отгоняя соблазны, и потянулась к включенному компьютеру. Какое уж там гулянье, дел невпроворот. Нужно отредактировать репортаж с последнего показа коллекции Юдашкина, просмотреть подборки о стильных интерьерах и выбрать два-три варианта для показа шефу. А еще ее собственная заметка, которую надо было сдать еще вчера… И ведь именно сейчас тот редкий случай, когда в четыре часа дня она осталась в комнате одна. Отдельный редакционный кабинет Алене был не положен по штату, и она делила небольшое рабочее пространство еще с двумя сотрудниками. Вот и воспользоваться бы их отсутствием с пользой для дела! А она вместо того, чтобы править текст, сидит и рисует на бумаге чертиков.

Однако стоило Алене внять укорам внутреннего голоса и вызвать на мониторе файл с текстом своей несчастной заметки, как зазвонил телефон на ее столе. Мысленно чертыхнувшись, она подняла трубку.

— Будьте добры Арьеву, — попросил приятный мужской голос.

— Я слушаю.

Кто бы это мог быть? Голос вроде бы незнакомый…

— Это Иван, — представился мужчина. — Ты меня, разумеется, не узнала?

Иван? Ах да, Иван, Сашкин приятель, тот самый…

— Ну почему же, узнала, — бодро соврала Алена. — Как жизнь?

— Помаленьку, — ответил Иван и сразу взял быка за рога: — Слушай, у меня есть к тебе одно деловое предложение, но я не хочу излагать по телефону.

Алена про себя усмехнулась. Ага, так она ему и поверила! Разумеется, «деловое предложение» — просто предлог, чтобы встретиться.

— Интересное? — невинно спросила Алена.

— Думаю, да. Тебя непременно заинтересует.

Иван помолчал, дожидаясь ее реакции, но Алена великолепно умела держать паузу. Не дождавшись, он вынужден был предложить сам:

— Может быть, встретимся?

— Может быть, — обворожительно улыбнулась Алена. К сожалению, по телефону улыбки не видно.

Иван еще секунду помолчал, потом спросил:

— У тебя сейчас там много народу?

— В редакции? — уточнила она. — Никого. Сижу в комнате одна и пытаюсь заняться делами.

— Ничего, если я сейчас подскочу? Я как раз недалеко от Савеловского. Закажешь пропуск?

— Закажу, — вздохнула Алена. — Приезжай.

Да, с работой сегодня явно ничего не получается! Повесив трубку, Алена достала из сумки косметичку, раскрыла пудреницу и углубилась в изучение своей физиономии. Из зеркала на нее смотрела вполне привлекательная молодая женщина со светло-карими глазами, полными яркими губами и немного вздернутым носом. Тушь вокруг глаз не расплылась, тени не размазались, помаду сейчас подновим… Слава Богу, что она позавчера выбралась в парикмахерскую — эта новая стрижка почти под мальчика ей чертовски идет. Говорят, что так она похожа на француженку… Алена и вообще-то была кокетлива, а перед Иваном ей хотелось предстать безупречной красавицей.

Иван Анастазов — довольно известный журналист, друг Алениного последнего поклонника, художника Саши Самохвалова. Они и познакомились в Сашкином доме примерно полгода назад. Алена сразу заметила, что произвела на Ивана сильное впечатление. Сашка в то время еще был не бывшим, а вполне действительным Алениным сердечным другом, и ни о каких отношениях с его знакомыми, кроме просто приятельских, речи не заходило. Однако Иван уже тогда, летом, стал довольно часто возникать в Алениной жизни: то подбрасывал ей какой-нибудь денежный заказ, то помогал с информацией, а то и просто приглашал ее куда-нибудь посидеть и поболтать, так, по-дружески. Алену эти маневры нисколько не обманули: она сразу поняла, что Иван не прочь завести с ней и более близкие, может быть, даже серьезные отношения. Он только выжидал, когда они с Сашкой окончательно расстанутся.

Собственно, именно Иван и послужил катализатором, ускорившим этот разрыв. Алене недавно стукнуло двадцать семь, за плечами — короткий и неудачный ранний брак, о котором она постаралась поскорее забыть. Теперь она чувствовала, что готова вновь повторить брачный опыт. Сашка Самохвалов для матримониальных планов никак не годился: непрактичен, безалаберен и безденежен, как все истинные художники. А у его друга Ивана была хорошая квартира в Центре, деньги, известность в журналистском мире, блестящие перспективы и не было жены — словом, Иван идеальная кандидатура для брака по расчету. Почему именно по расчету? Алена считала, что на любовь уже не способна: прошли те времена, когда она мечтала о прекрасном принце. За такого принца, еще и по безумной любви, она уже один раз выходила замуж. Принц оказался безвольным маменькиным сынком, а маменька с первого взгляда невзлюбила юную невестку. Причем ладно бы невзлюбила молча, так нет, называла Алену чуть ли не в глаза лимитой, попрекала московской пропиской — Алена родом из Курска, училась на журфаке и сначала жила в общежитии. Безумная любовь под строгим взглядом свекрови увяла через полгода. Перед Аленой встала дилемма: либо сжать зубы и терпеть дальше ради этой самой прописки, либо уходить куда глаза глядят. Она выбрала второе. Обратно в Курск Алена не вернулась — что там делать? И с тех пор она работала как проклятая, чтобы иметь возможность платить за снятую квартиру и жить более или менее пристойно.

Однако года полтора назад Алена поняла, что если так будет продолжаться, то от чрезмерно напряженной работы она быстро состарится раньше времени. Купить квартиру — денег все равно не хватит, поэтому ничего не остается, как подыскать подходящего мужа-москвича. Пусть оправдаются самые худшие подозрения ее бывшей свекрови! Раз ее считали расчетливой негодяйкой, она на самом деле попробует такой стать. Сначала Алена наметила на роль мужа Самохвалова — их роман тогда только-только начинался, — но, присмотревшись, забраковала его кандидатуру. А вот Иван — как раз то, что надо.

Но, пока Алена прикидывала да раздумывала, Иван куда-то исчез с ее горизонта. Сначала вроде бы уехал в командировку, а потом совсем перестал звонить. «Ну что ж, не судьба», — решила Алена, не позволив себе особенно страдать по этому поводу. Она молода и интересна, не успеешь оглянуться — еще кто-нибудь влюбится.

Однако Иван все же объявился. Вот хитрюга, позвонил как ни в чем не бывало, будто вчера расстались!

Приведя себя в порядок, Алена улыбнулась своему отражению в маленьком зеркальце и, убедившись в собственной привлекательности, аккуратно закрыла пудреницу. Судя по всему, Иван будет здесь не раньше, чем минут через двадцать.

Однако, когда она спустилась вниз, чтобы заказать Ивану пропуск, то неожиданно столкнулась с ним нос к носу у поста милиции на входе. Иван стоял у двери, высокий, элегантный — залюбоваться можно! С таким мужчиной не стыдно пойти куда угодно. Даже не то что не стыдно — все встреченные дамочки обзавидуются. Однако Алена и виду не подала, что нашла его столь интересным.

— Привет, привет! — небрежно махнула она рукой. — Ты словно на крыльях летел!

— Не на крыльях, а на машине, — улыбнулся, подходя к ней, Иван. — Приятель подбросил.

Он мимоходом поцеловал Алену в щеку, как будто у них всегда было так заведено — целоваться при встрече.

«Хорошее начало», — отметила про себя Алена, а вслух сказала:

— Пойдем наверх, у меня есть неплохой кофе.

В редакционной комнате она с удобством расположилась в единственном кресле, предоставив Ивану место на жестком гостевом стуле у маленького столика с чайно-кофейными принадлежностями.

— Верна себе, — усмехнулся Иван.

— Что?

— Да так, ничего. — Он окинул Алену оценивающим взглядом: — Ты прекрасно выглядишь.

Алена ослепительно улыбнулась:

— Ты приехал специально для того, чтобы сказать мне комплимент?

— И для этого тоже. — Иван устроился на жестком стуле поудобнее, закинул ногу на ногу и достал сигареты: — Курить у тебя можно?

Алена пожала плечами:

— Кури. Сейчас и кофе будет.

Электрочайник как раз закипал. Под пристальным взглядом Ивана Алена встала, насыпала в чашечки растворимый кофе и залила его кипятком. Этот взгляд начинал ее слегка раздражать. «Ну и что он на меня так смотрит?»

Вернувшись на свое место в кресло, Алена сделала маленький глоточек кофе и лишь после этого спросила:

— У тебя, кажется, было ко мне некое предложение?

— Было, — кивнул Иван. — Видишь ли, я затеял новую газету.

— Да что ты говоришь!

Алена подумала, что сейчас он предложит ей место в штате. Ну уж нет! Такие предложения ей делали довольно часто — все-таки она была хорошей журналисткой. Уже три года Алена вела раздел «Светская жизнь» в популярном женском журнале «Обаятельная и привлекательная». Конечно, считается, что дамский «глянец» — это несерьезно, что уважающий себя журналист обязательно должен разрабатывать какую-нибудь проблему, и не где-нибудь, а, например, в «Итогах». Но Алена своей судьбой была вполне довольна. А от «проблем» при случае и она не отказывалась — ей часто предлагали разовую работу в других журналах. Менять свое положение постоянной сотрудницы «Обаятельной и привлекательной» на более интересное, но непрочное новое место она не станет. Все эти новые издания хорошо если два раза выйдут, а потом уплывают в Лету, оставляя без работы кучу народа.

— Так вот, — продолжил Иван, — я затеял новую газету. Хочу предложить тебе вести там рубрику. По контракту. Просто будешь писать раз в месяц обзор «Новости моды» — страничек восемь-десять.

В Алениных глазах зажегся огонек интереса. Вот это другое дело! Иван понял и улыбнулся:

— Можешь?

— Конечно, могу! — она широко улыбнулась, продемонстрировав ямочки на щеках. — А как с гонорарами?

— Сто долларов за восемь страниц в месяц тебя устроят? Плюс по контракту — тоже сто долларов.

Надо же, удивилась про себя Алена. Оказывается, еще есть места, где платят деньги практически ни за что. Восемь страничек «новостей моды» — да им красная цена сто тысяч, и то много будет! А тут двести долларов, и Иван еще интересуется, устроит ли ее это! Но она и виду не подала, что обрадовалась. Лениво пожала плечами и бросила:

— Вполне!

— Ну вот и славно. Значит, договорились. — Иван одним глотком допил кофе и поморщился: — Ну и пойло! А знаешь, я жутко голодный. В вашем красивом здании есть что-нибудь вроде буфета?

— Есть, — сказала Алена, — но он уже закрыт. Можно пойти в соседнее кафе.

Такая перспектива Ивана, похоже, не привлекала. Он помолчал немного, потом осторожно поинтересовался:

— А ты скоро заканчиваешь?

Алена посмотрела на часы:

— Могу уйти хоть сейчас.

— Тогда, — предложил Иван, — может быть, пообедаешь со мной?

Алена про себя усмехнулась. Чего-то в этом роде она и ждала. Предложение насчет работы можно было обсудить по телефону, а пришел он по другому поводу…

— Может быть, — лукаво сказала она, — а где?

— Как насчет Дома журналистов?

Это место не слишком Алене нравилось, но в конце концов — пусть будет Домжур.

— Идет.

В этот час в ресторане было довольно пусто, — правда, и в другое время народ здесь не толпился, дешевле в соседнем баре пообщаться. Не успели они сесть, как к столику подлетел официант.

— Что тебе заказать? — Иван, улыбаясь, смотрел на Алену.

— Вообще-то я не голодна, — Алена пожала плечами. — На твое усмотрение.

— Тогда, — Иван повернулся к официанту, — два салата, овощи ассорти, две бастурмы на вертеле. И бутылку шампанского, французского.

«Ого, — подумала Алена. — Неплохое начало. Интересно, какое это событие мы отмечаем столь дорогим шампанским?» Когда официант принес бутылку и разлил вино по фужерам, Иван светски улыбнулся и сказал:

— За тебя.

Этот традиционный тост мог значить очень много, а мог и совсем ничего не значить. Алена почувствовала легкий укол разочарования. Но вечер еще только начался…

За обедом разговор легко перескакивал с одной темы на другую. Обсудили последние новости — в какой газете кого сняли и почему, общих знакомых… В общем, обычный треп обо всем и ни о чем. Когда бокалы снова были наполнены, Иван как бы между прочим спросил:

— Наш общий друг, кажется, собирается поехать в Амстердам на полгодика?

— Сашка? — искренне удивилась Алена. — Да что ты говоришь! А на какие деньги?

— Вроде бы какой-то грант получил. Ты не знала? — он быстро взглянул на нее и отвел глаза. — Странно…

— А что здесь странного, — усмехнулась Алена. — Я Самохвалова уже сто лет не видела.

— Да? — в голосе Ивана явно звучало сомнение.

— Не делай вид, что ничего не знаешь. Мы расстались. — Алена слегка приподняла фужер с шампанским. — Предлагаю за это выпить.

Иван опять посмотрел на нее — на этот раз долго и как-то изучающе. Потом улыбнулся:

— Ну что ж. Если ты хочешь, давай выпьем за ваше расставание. Хотя Саше, я думаю, это было бы неприятно.

От шампанского слегка зашумело в голове. Алена отставила фужер и спросила напрямик:

— Тебя в самом деле волнуют его чувства?

Иван пожал плечами:

— Я хороший друг ему и, надеюсь, тебе. А Саша достойный человек.

— Ну-ну.

Алена едва удержалась от скептической усмешки. Ладно, если ты хочешь играть по таким правилам, пусть мы пока будем только друзьями.

После обеда они перешли в бар пить кофе и сразу попали в шумную компанию знакомых Ивана. Впрочем, кое-кого и Алена знала. Компания с ними радостно поздоровалась и тут же усадила за свой столик. Немного погодя Иван отошел к стойке, а Алена оказалась между двумя полузнакомыми тележурналистами. Одного из них, кажется, звали Вадик, а второго как-то очень по-русски — то ли Федя, то ли Гриша, Алена никак не могла вспомнить. Через секунду тележурналисты уже распускали перед ней хвосты, а она весело смеялась остротам и чувствовала себя чертовски привлекательной.

— Мартини? — заботливо спросил то ли Федя, то ли Гриша.

Алена замотала головой:

— О нет! Кофе, только кофе!

Шампанского, выпитого за обедом, ей хватило с избытком. Теперь надо постараться хоть немного протрезветь. Федя заметно огорчился:

— Как же так? Может быть, тогда коньяк? Или вино?

— Нет, я же сказала — не-ет!

Однако шампанское перед Аленой все же появилось неизвестно откуда — высокий фужер с золотистой жидкостью принесли вместе с чашечкой кофе. Она решила его проигнорировать, но через некоторое время рядом с первым фужером появился второй, а потом и третий. Не замечать сразу три полных фужера с шампанским у себя перед носом было глупо, и поэтому Алене пришлось выпить сначала первый, а потом и второй. Вадик рассказывал бесконечные байки из телевизионной жизни, Федю, все-таки оказавшегося Гришей, тянуло на рассуждения о высоком — он говорил что-то о Кьеркегоре…

После третьего фужера Алене стало страшно весело. Иван куда-то подевался, ну и черт с ним. С этими ребятами даже лучше, не надо ничего из себя изображать, не надо следить за каждым словом. Гриша с Кьеркегора неожиданно перескочил на Лимонова, а потом на детективы — это больше соответствовало обстановке за столом. Вадик успел уже несколько раз записать Аленин телефончик и обещал позвонить завтра во второй половине дня. Алена незаметно для себя прикончила еще один фужер с шампанским и поняла, что пора уходить. Пить она не любила и не умела, так что надо добираться до дома, пока мозги еще хоть что-то соображают.

Выбравшись из-за стола и еле-еле отбившись от провожатых, она поднялась наверх в гардероб. Неожиданно рядом с ней возник Иван — совершенно непонятно, откуда он взялся. Он помог ей надеть пальто и вывел на улицу.

Глоток свежего воздуха после прокуренного бара подействовал на Алену отрезвляюще. Она стояла на крыльце, засунув руки в карманы длинного кашемирового пальто, и слегка покачивалась на каблуках. Иван засмеялся и взял ее за плечи:

— Ну что, как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — Алена вызывающе посмотрела ему в лицо. — А почему я должна себя плохо чувствовать?

Он внезапно перестал смеяться, резко притянул ее к себе и поцеловал в губы. Алена не сопротивлялась — чего-то в этом роде она и ждала. Однако нельзя сказать, чтобы поцелуй доставил ей удовольствие — ничего особенного она не почувствовала, хотя ответила старательно и даже несколько деловито. Она не слишком хорошо умела целоваться. Да и вообще, честно говоря, сексуальный опыт у Алены был весьма небогат. Сплетен про нее ходило много, а на самом деле в прошедшие после мужа пять лет у нее было всего два любовника, считая и Сашу Самохвалова. И с обоими она встречалась не слишком долго — работа так выматывала, что на личную жизнь времени не оставалось.

Вероятно, почувствовав Аленину старательность и деловитость, Иван оторвался от ее губ и даже слегка отстранился. Алена на секунду смутилась, но алкоголь заметно прибавил храбрости. Мелькнула шальная мысль: «В конце концов, я же собираюсь за него замуж, чего же стесняться!» Алена глубоко вздохнула и сама обвила его шею руками. Потом прижалась как можно теснее и стала покрывать короткими поцелуями открытую часть шеи. Почувствовала, как у него перехватило дыхание, — так, значит, она делает все правильно! Иван вздрогнул всем телом и снова нашел губами ее губы. На этот раз Алена просто расслабилась, не стараясь ответить. Поцелуй длился так долго, что она чуть не задохнулась.

— Я так хотел этого весь вечер, — прошептал Иван. — Я все время думал о тебе.

— Я тоже… — Сейчас Алене казалось, что она говорит правду. — Я тоже…

Иван опять наклонился к ее лицу. Алена почему-то решила, что он хочет еще раз ее поцеловать, у нее даже губы уже сложились для поцелуя. Вместо этого Иван пристально посмотрел ей в глаза:

— То, что ты сейчас сказала, правда?

«Интересно, а что я такого сказала?» — отстраненно подумала Алена, но переспрашивать не стала — просто кивнула:

— Да.

Иван, больше ни слова не говоря, решительно взял ее за руку и повел к метро. Алена покорно поплелась за ним.

Алкоголь на нее всегда действовал одинаково — приступы бесшабашного веселья сменялись апатией и равнодушием, а потом становилось физически плохо — наверное, с непривычки. Сейчас, видно, уже наступала вторая стадия. Однако в вагоне метро Алена внезапно встрепенулась:

— А куда мы едем?

— Ко мне, — коротко ответил Иван.

«Зачем? Я хочу домой, домой! — На секунду Алену охватила паника, но момент трезвости быстро прошел. — А, все равно… Я же все равно замуж за него собиралась», — опять вспомнила она и отключилась от действительности, предоставив Ивану самому выбирать дорогу.

Иван жил на улице Марины Расковой, и от «Динамо» надо было порядочно пройти пешком. Как они преодолели этот путь, Алена впоследствии вспомнить не могла. Кажется, в киосках у метро он купил еще шампанского, какие-то деликатесы…

Следующий момент трезвости наступил, когда Алена очутилась в ванной комнате уже у Ивана дома. Тщательно заперев дверь на задвижку, она повернулась и сразу же натолкнулась взглядом на свое отражение. Из глубины большого — во всю стену — зеркала на нее смотрело больное привидение. Бледное, без единой кровинки лицо, огромные потемневшие глаза, не карие, а почему-то черные, и темный ежик стриженых волос надо лбом. Ничего себе красавица-соблазнительница! Однако разглядывание продолжалось недолго — через минуту у Алены перед глазами опять все поплыло.

Открутив оба крана почти до упора, Алена по возможности быстро стянула с себя одежду и встала под горячий душ прямо с головой. Все равно уже нечего терять, прическа давно пропала. Тугие струи воды должны скоро привести ее в чувство. Постепенно прикручивая один кран, Алена сделала воду холоднее, потом еще холоднее — и так дошла до почти ледяной. Потом повторила то же самое, но наоборот, до кипятка. Вообще-то Алена никогда не была поклонницей контрастного душа, но через пятнадцать минут экзекуции почувствовала себя почти что человеком.

Закончив самоистязание, Алена закуталась в махровый халат красивого темно-бордового цвета и присела на край ванной. Конечно, румянец на щеках не появился, но сейчас она все-таки выглядит лучше. Алена глубоко вздохнула и тут только обратила внимание, в каком роскошном помещении находится. Стены выложены розовато-бежевой плиткой с орнаментом, пол «под мрамор», огромное встроенное в стену зеркало над ванной и другое — чуть поменьше — в элегантной раме над раковиной. А раковина и ванна тоже розовые, и полотенца подобраны в тон. Алена помотала головой. Неужели здесь живет одинокий холостой мужик? Скорее уж эта обстановка подходит манекенщице или кинодиве. Неожиданно Алену опять стало мутить.

В дверь ванной тихонько постучали. Раз, другой…

— Алена, — Иван был явно встревожен. — Как ты? С тобой все в порядке?

Интересно, сколько она вот так просидела, уставившись в стенку? Минут пять? Или все пятнадцать? Наверное, Иван услышал, как она выключила воду.

— Да, — вздохнула Алена, пытаясь справиться с кружением перед глазами. — Да, в порядке. Я сейчас.

Она натянула черные ажурные трусики и такую же маечку — бюстгальтеров Алена не признавала, ее маленькая упругая грудь в поддержке не нуждалась. Потом подобрала с пола джинсы и свитер, но влезать после душа в рабочую одежду совершенно не хотелось. Алена в нерешительности остановилась, потом вдруг опять вспомнила, зачем она, собственно, приехала к Ивану. Отдаваться. Она же замуж за него собиралась выйти! А раз так, раз ей все равно надо с ним переспать, то к черту любую одежду.

Она опять стянула с себя белье, засунула маленький кружевной комочек между джинсами и свитером, на голое тело накинула халат, небрежно подвязав его широким поясом, и вышла в коридор.

— Вот и я! — вымученно-весело сказала Алена. — Куда идти?

— Слава Богу! Я уж думал, ты утонула. — Иван подошел к ней почти вплотную.

Его глаза быстро ощупали ее невысокую ладную фигурку — он понял, что под халатом у Алены ничего нет. От этого раздевающего взгляда Алена смутилась, но виду не подала. Все идет как надо. Раз решила замуж, так уж терпи. Вот только бы голова не раскалывалась и исчез противный металлический привкус во рту…

— Еще немного, и я бы выломал дверь.

Он наклонился. Руки Ивана сомкнулись вокруг ее талии, дыхание щекотало мочку уха. Алена глубоко вздохнула, обняла Ивана за шею и почувствовала, что не может удержаться на ногах. Он подхватил ее на руки и понес в комнату.

Широкая, как аэродром, постель была уже разобрана. Иван уложил Алену посредине и на мгновение замер, глядя на нее сверху вниз. Алене, несмотря на ее скудный сексуальный опыт, этот взгляд тем не менее был хорошо знаком. Тот самый взгляд, когда у мужика словно лампочка внутри загорается. Лампочка-желание. Будто в замедленной киносъемке она наблюдала, как Иван расстегивает пуговицы на рубашке, одну, другую… Рубашка аккуратно повешена на спинку стула, теперь очередь джинсов… Однако он слишком методично действует в такой ситуации. Педант! Но тут молоточки, стучавшие в Алениной голове, превратились в огромные ухающие молоты. Их гул прервал цепочку Алениных мыслей — честно говоря, в постели не совсем уместных.

Иван наконец разделся и лег рядом с ней, навалился на нее всем телом. Ох, какой же он тяжелый! А может быть, руки и ноги сами по себе налились свинцовой тяжестью?

Иван между тем нежно целовал ее лицо, потом распахнул полы халата. Его губы переместились на Аленину шею, потом на грудь, а она лежала под его поцелуями как неживая и никак не могла остановить проклятое кружение и гул молотов в голове. Аленины руки, обнимавшие Ивана, стали совсем вялыми, а потом безжизненно упали на простыню. И совсем сквозь сон она услышала, как Иван сказал с усмешкой:

— Кажется, дорогая, я перестарался. Шампанского было слишком много. Ну что ж, давай спать.

Потом Алене казалось, что она проснулась за секунду до того, как услышала звук поворачиваемого в замке ключа. Хлопнула входная дверь, и в коридоре зажегся свет. Алена испуганно приподнялась на локте:

— Кто это?

В комнату быстро вошла незнакомая девушка. Вид у нее был весьма решительный. Щелкнул выключатель, и Алена зажмурилась от яркого верхнего света. Незнакомка остановилась перед кроватью, уперев руки в бока.

— Подъем, девушка, подъем! И побыстрее, пожалуйста!

Алена в растерянности хлопала глазами. Господи, что происходит? Откуда взялось это кудлатое создание?

— Кто вы? — испуганно спросила она.

— Я — невеста вот этого господина, — саркастически сказало создание. — А вот кто вы? И как вы сюда попали?

Алена, совершенно сбитая с толку, посмотрела на Ивана. Он спал или притворялся, что спит. По крайней мере было ясно, что вмешиваться в этот диалог он не собирался.

— Вставайте, девушка, и поживее! Сколько можно повторять?

Алена поднялась. Слава Богу, что Иван не успел снять с нее халат, только пояс развязал.

— Как это — невеста? — тупо спросила она. — Я не знала, что у него есть невеста. Я думала, что он свободен…

— Ах, думали…

— Да… Я бы никогда не поехала к чужому… В общем-то, мы довольно давно знакомы, и он за мной ухаживал… — Алена поняла, что начала оправдываться, и в растерянности замолчала.

— Месяц назад мы подали заявление, — девушка смотрела на Алену с отчаянием. Весь ее запал сразу угас. — Что мне теперь делать?

— Как вас зовут? — глупый вопрос, но надо же что-то сказать в такой ситуации.

— Таня, — девушка нервно прошлась по комнате. — А вы, наверное, Алена?

— Да… — Алене почему-то даже в голову не пришло спросить, откуда та ее знает.

Они стояли друг против друга — Алена босая, в распахнутом халате, Таня — в куртке и джинсах. Даже ботинки не сняла, прямо так и прошла в комнату.

— Да одевайтесь же! — почти крикнула Таня. — Ну что вы стоите?

Алена в состоянии полного замешательства отправилась в ванную, где, как ей казалось, она оставила одежду. Точно, и джинсы, и свитер, и все остальное лежали кучей на полу. Сам процесс одевания не занял много времени. В голове крутилась одна мысль — убраться отсюда как можно скорее! Сколько сейчас может быть — час ночи, два? Ясно, что метро давно закрыто, а у нее с собой всего тысяч пятьдесят. До Коломенской явно не хватит. Хотя… Можно же попросить подождать и потом вынести недостающее. А может быть, хватит и пятидесяти?

Когда Алена вышла из ванной, Таня уже ждала ее в коридоре. Очевидно, ей удалось взять себя в руки, потому что заговорила она с Аленой сухо и деловито:

— Значит, так. Вот вам сто тысяч, чтобы добраться до дома. Выйдете на Ленинградку и поймаете машину без проблем.

Алена машинально кивнула, взяла деньги и потянулась за своим пальто. Таня молча наблюдала за ней. Однако, когда Алена уже взялась за ручку двери, Таня неожиданно ее остановила:

— Послушайте, давайте внесем ясность в ситуацию. Я вас ни в чем не обвиняю. Вы, наверное, действительно ничего не знали. Но чтобы впредь такого не повторилось… — Таня протянула Алене конверт, — вот. Здесь сто долларов.

— Что? — не поняла Алена.

— Сто долларов за ваше обещание больше с Иваном не встречаться.

Ну уж это слишком! Жалость к Тане, которая возникла было у Алены, мгновенно улетучилась.

— Да подавитесь вы вашими деньгами! — выпалила она. — И вашим так называемым женихом! Я и без этого к нему на километр не подойду!

Она швырнула на пол выданные ей сто тысяч, с силой хлопнула дверью и побежала вниз по лестнице.

Машину она поймала почти сразу. Водитель темно-синей «Вольво» оказался на диво покладистым. Взглянув на Алену, он согласился отвезти ее до улицы Миллионщикова за пятьдесят.

Алену била крупная дрожь. Ну надо же так влипнуть! От стыда, злости и унижения хотелось разреветься в голос. Ну чем, чем она это заслужила? Алена не удержалась и всхлипнула.

— Хотите сигарету? — предложил водитель, не отрывая взгляда от дороги. — В бардачке есть пачка «Мальборо».

— Я не курю, — Алена всхлипнула громче. — А хотя дайте, пожалуйста. Может быть, поможет.

Помогла не сама сигарета, а возможность отвлечься механическим действием. Пока Алена доставала «Мальборо», пока прикуривала, ей удалось справиться с подступающими слезами. Сделав две-три затяжки, она смяла сигарету в пепельнице.

— Спасибо.

— Как лучше ехать — по кольцу или по бульварам? — деловито спросил водитель.

— По кольцу…

Тут Алена в первый раз взглянула на него. Парень лет тридцати, коротко стриженный, но явно не «новый русский» — скорее то, что раньше называли технической интеллигенцией. Глубоко посаженные глаза, насмешливая складка у губ, в меру волевой подбородок. И куртка на нем отнюдь не дорогая. Как-то не тянет он на владельца роскошной машины. «Наверное, шофер какого-нибудь боганелького», — мимоходом определила Алена. Но на случайном попутчике мысли долго не задержались, опять ее захлестнули злость и стыд.

— Надо же, какой подлец! — процедила она сквозь зубы. — Какой самоуверенный кретин! Ну погоди, я тебе еще не то устрою!

Водитель мельком взглянул на нее:

— Семейная ссора? Сбегаете от мужа к маме?

И тут Алену словно прорвало. Захлебываясь, она выплеснула на совершенно незнакомого человека эту дикую историю. Говорила она долго, почти всю дорогу, а выговорившись, вдруг почувствовала, что злость отпустила. Парень слушал внимательно, не перебивая.

— И она посмела предложить мне деньги, — закончила Алена уже без всякого запала. — Да я и так к нему близко не подойду!

— А деньги-то были его? — вдруг насмешливо спросил водитель.

— Не знаю… — Алена растерялась.

— Думаю, что его, — смешок в голосе парня звучал уже совсем неприкрыто. — Так надо было взять.

— А действительно, надо было, — неожиданно согласилась Алена и тоже рассмеялась. — Как возмещение морального ущерба.

— Эх, женщины, женщины…

— Что — женщины?

— Ничего, это я так. Ну все, кажется, приехали. Вам где остановить?

— У перекрестка, к самому дому подъехать сложно. — Алена взялась за ручку. — Вот деньги.

— Да не надо, — парень махнул рукой. — Вы и так сегодня пострадали.

«Вольво» сорвалась с места и повернула на Каширку. Алена вздохнула, сунула в карман мятую купюру и быстро пошла к своему подъезду.

2

Свет изысканной сине-белой лампы в стиле «модерн» был достаточно ярким, чтобы разобрать мелкий книжный шрифт. Катя сидела на кухне, примостившись на узком уголке — тоже очень стильном, но совершенно неудобном. Поджав под себя ноги и поставив локти на обеденный стол, она внимательно читала «Поющие в терновнике». Вообще-то сидеть полагалось бы не на кухне, а в гостиной — мягкий диван и кресла из дорогой коричневой кожи как раз предназначались для чтения и просматривания газет. Но гостиную Катя не жаловала. Непонятно почему — она сама выбирала обстановку по итальянскому каталогу, потом придирчиво подбирала занавески, карнизы и другую декорацию. Даже книги в стенке расставила так, чтобы собрания сочинений сочетались по цвету. И все-таки ее любимой комнатой в новой квартире стала не гостиная, а кухня. Может быть, как раз потому, что интерьером кухни занималась не она, а Володя.

Ей нравилось все, что он делал. Когда два года назад он привез ее на улицу Пестеля и показал их будущий дом, Катя пришла в полный восторг. Даже не вспомнила, что до этого дня считала Отрадное жутко уродливым, как и все прочие московские «спальные» районы. Но раз Володя его выбрал и купил здесь квартиру… Катя тут же признала Отрадное самым красивым местом на свете.

Когда же речь зашла об интерьерах в новой квартире, Володя предоставил жене полную свободу — Катя могла делать с гостиной и спальней все, что захочет. Пусть хоть коврами их застелит, хоть шкуры везде развесит — он с удовольствием будет спать и на шкуре. А вот кухню, начиненную всяческой современной техникой, Володя решил взять на себя. «Я все сделаю так, — сказал он жене, — что тебе и со стула вставать не придется. Сиди себе и нажимай на кнопки, обед сам собой приготовится». А заодно Володя подобрал и мебель, и обои, и все остальное.

В результате кухня и получилась самой стильной. Она была выдержана в сине-белых тонах: синяя кухонная стенка, синий уголок, белые стены и стол «под мрамор». Пол вымощен сине-белыми плитами, и кафель у раковины тоже сине-белый. У стены — изящная золотая подставка с цветами. А рядом с уголком — эта самая лампа, тоже на высокой золотой ножке, с сине-белым фарфоровым плафоном. Называется «Ирис». Одним словом, модерн…

Оторвавшись от любовных переживаний Мегги, Катя обеспокоенно посмотрела на часы: однако уже без пяти два. Володя почти час назад позвонил и сказал, что выезжает. Конечно, ему не раз приходилось возвращаться домой глубокой ночью — на работе засиживался, и деловые обеды затягивались, и на разные презентации приходилось ходить. Положение содиректора крупной строительной фирмы обязывало. Катя же была не большой любительницей светских развлечений, а на официальных банкетах и фуршетах просто терялась. Она не знала, куда деть руки, что сказать, улыбка сразу становилась натянутой, руки и ноги деревенели. Любой выход «в свет» сопровождался такой нервотрепкой, что Володя, жалеючи юную неопытную жену, старался по возможности избавить ее от таких стрессов.

Вот и сегодня он отправился на встречу в «Редиссон» без нее. Но у Володи было железное правило — по дороге домой позвонить и сказать: все, мол, в порядке, сейчас буду. Ехать от «Редиссона» полчаса, ну, минут сорок от силы. Так где же он?

Катя опять попробовала уткнуться в книжку, но глаза уже скользили по строчкам чисто машинально. Даже буквы от беспокойства не складывались в слова. А вдруг с ним что-то случилось? Попал в аварию? Да нет, не может быть, в это время дороги пустые. А если за рулем был пьяный и на него наехали? Пьяных сейчас…

Катя качнула головой, отгоняя дурные мысли. Вот еще напасть! Нельзя думать ни о чем плохом. Она твердо верила, что дурные мысли имеют способность материализовываться. Очень мудрая пословица — не буди лихо, пока оно тихо. Ничего страшного не случилось. Нужно просто набраться терпения и ждать. Отвлечься на книжную любовь Мегги и священника Ральфа де Брикассара. Тем более что Катя уже вплотную подошла к захватывающему моменту, когда герои очутились вдвоем на острове.

Но книжная любовь — средство, плохо прогоняющее беспокойство. В голову продолжали заползать всякие страхи. А что, если… Вдруг его кто-то подкараулил в подъезде, как Листьева? И Володя сейчас лежит на лестничной площадке в луже крови…

Эта картинка нарисовалась в Катином воображении так живо, что она вскочила и в ужасе выбежала из квартиры, готовясь увидеть самое худшее… Но на лестничной площадке, разумеется, никого не было. Катя вернулась домой, но на кухню уже не пошла — села на маленькую скамеечку в коридоре, совершенно обессилевшая от переживаний. Здесь ее и застал муж, пришедший ровно пять минут спустя:

— Катюша? Почему ты тут сидишь? Что-то случилось?

Катя подняла на него огромные зеленые глаза, в которых стояли слезы, и Володя мгновенно все понял.

— Опять кошмар приходил? Про меня?

— Про тебя, — согласно кивнула Катя, прильнув к мужу и постепенно успокаиваясь.

«Кошмарами» они называли буйные всплески Катиной фантазии. Просиди Катя на скамеечке еще полчаса — и она бы сама себя убедила, что видела Володю мертвым и в луже крови. А если Володя мертв, то и ей жить незачем…

— Ну нельзя же так, — Володя гладил жену по длинным золотистым волосам и чувствовал, как в ней постепенно стихает внутренняя дрожь. — Нельзя быть такой впечатлительной, Катюша.

— Нельзя, — согласилась Катя, почти успокоившись. — А почему ты так долго?

— Да видишь ли, какая история, — Володя мягко отстранил жену и стал снимать куртку, — я после «Редиссона» одного приятеля подкинул до дома. Перебрал лишнего, машину вести не смог. Он на «Динамо» живет. А потом еще девушку подбросил до «Коломенской».

— Что за девушка? — спросила любопытная Катя. — Откуда ты ее взял?

— Ну, просто девушка. Ловила машину на Ленинградке.

Тонкие Катины бровки изумленно взлетели вверх:

— Проститутка?

— Да нет, — Володя досадливо поморщился. — Я же говорю — просто девушка, поздно возвращалась из гостей.

Ему совершенно не хотелось пересказывать жене историю своей случайной попутчицы. Но Катя явно заинтересовалась:

— Из гостей так поздно не возвращаются, — авторитетно заявила она. — По крайней мере приличные девушки. А если возвращаются, так со спутником.

— Ну ладно, — Володя устало вздохнул, — пусть это была неприличная девушка, не знаю. Да и какая разница? Подвез и подвез.

— А я здесь с ума схожу!

— Извини, детеныш, — Володя обнял жену за плечи и повел в спальню. — Надо было тебе перезвонить.

Он в изнеможении опустился на постель и вздохнул:

— Устал смертельно. Добраться бы до ванной, а потом спать, спать…

— А как же ужин? — встрепенулась Катя. — Я рыбу поджарила.

— Спасибо, родная, но сил нет. Рыбу с удовольствием съем на завтрак.

— Вот еще, — Катя передернула плечами. — На завтрак я приготовлю тосты и яичницу с беконом, как ты любишь.

Через полчаса Володя уже спал крепким сном, а вот к Кате сон не шел. Приподнявшись на локте, она рассматривала лицо спящего мужа. Боже, Боже, как ей повезло! За что ей такое счастье?

Катя знала Володю всегда, всю жизнь. Их мамы были подругами и каждое лето снимали на двоих дачу под Новым Иерусалимом. Так что каждое лето Володя и Катя проводили вместе. Правда, Володя был старше на пять лет, у него были свои мальчишечьи дела, но тем не менее и маленькой Катюшке кое-что перепадало. Он любил ее, как младшую сестренку, учил плавать, ездить на велосипеде, брал с собой за грибами… А Катя всегда относилась к Володе с неизменным обожанием. Его авторитет был для девочки почти абсолютным, несравнимым даже с маминым. Только Володя мог убедить ее зайти в Истру дальше чем на полметра от берега или съесть на завтрак ненавистную манную кашу.

Шло время, Катя росла, но ее отношение к Володе с годами не менялось. Он был самым умным, самым сильным, самым красивым из всех ее знакомых ребят. Но дачу на Истре их мамы снимать перестали, и встречи с Володей стали происходить все реже и реже. Раз в год — на день рождения Катиной мамы, раз в год — на день рождения Володиной. Но сами мамы постоянно перезванивались, и до Кати доходили некоторые сведения из Володиной жизни. Не всегда эти сведения Катю радовали.

Первый приступ настоящей женской ревности посетил ее в одиннадцать лет, когда она узнала, что у Володи появилась девочка. После очередного длинного телефонного разговора Катина мама повесила трубку, повернулась к дочери и удивленно сказала:

— Ну и ну, совершенно незаметно, как дети растут. Не успеешь оглянуться, как и ты начнешь на свидания бегать.

— Не начну, — заверила маленькая рассудительная Катя и с любопытством спросила: — А кто бегает?

— Да приятель твой дачный, Вовка. Уже влюбился как большой. Инна говорит, цветы дарит, до дома провожает. А вчера даже в театр ходили. Так-то в театр его не затащить было, разве что на рок-концерт…

Володя влюбился? Катя почувствовала, как сердце у нее в груди подпрыгнуло вверх и покатилось под ложечку. Крайне неприятное ощущение. Она сглотнула и чуть слышно спросила:

— А в кого?

— Да девочка из их теннисной секции. Инна говорит, хорошая девочка и совсем неглупая.

Тут Катина мама сообразила, что обсуждать такие темы с одиннадцатилетней дочерью не положено, и быстро перевела разговор на другое:

— Ну ладно, тебе еще рано обо всем этом думать. Уроки сделала?

Катя машинально кивнула и пошла в свою комнату переживать. Да какие тут могут быть уроки! Пусть ей хоть десять двоек поставят, разве это что-нибудь изменит? Мир сразу стал серым и маленьким, и будущее не сулило ничего хорошего. А если он женится? За кого же выйдет замуж Катя потом, когда вырастет?

На следующий день у Кати созрел план, как вернуть Володю себе. И она получила первую двойку по английскому.

Через месяц двоек уже было так много, что англичанка вызвала в школу Катину маму. «Если ваша девочка, — сказала англичанка, — срочно не исправит положение, переводите ее в обычную школу. А у нас язык — один из основных предметов».

Мама вернулась жутко встревоженная. Устроить дочь в престижную гимназию стоило ей невероятных трудов. Разговор с самой Катей ничего не дал. «Я учу, учу, — честно глядя маме в глаза, оправдывалась дочь, — а на уроке все равно все забываю. Вот если бы со мной кто-то позанимался… Но ты же английского не знаешь!»

Катя верно рассудила, что главное — навести маму на правильные мысли. И все получилось, как было задумано: мама кинулась звонить подруге. Катя деликатно удалилась в свою комнату, но оставила дверь полуоткрытой, чтобы слышать разговор.

— Инночка! — голос у мамы был одновременно встревоженным и просительным, — меня можешь спасти только ты! Да нет, ничего страшного, то есть может быть… Да нет, все здоровы. Просто у моей Катерины какое-то затмение — проблемы с английским… Вот и я говорю — чего там понимать, только учи! Нет, нет… Меня сегодня в школу вызывали и поставили ультиматум. Вот если бы твой Вовка… Ага, конечно, спроси!

Возникла пятиминутная пауза, во время которой Катя Бог знает что успела пережить. Наконец она услышала:

— Ох, ты камень с моей души сняла!.. Раза два-три в неделю. Я могу ему платить… Почему глупости? Это же нормальное репетиторство! Инка, что бы я без тебя делала! Кстати, ты знаешь, в нашем универмаге появились чудные кофточки…

Катя осторожно прикрыла дверь. Дальнейшее ее не интересовало. Она узнала главное — Володя согласился с ней заниматься, а значит, она будет видеть его несколько раз в неделю.

Конечно, регулярные занятия с Катей не излечили Володю от влюбленности в девочку из теннисной секции. Эта любовь через полгода прошла сама собой. А занятия остались: когда положение с английским исправили, выяснилось, что Кате ну никак не дается математика! И опять Володе пришлось заняться Катиными проблемами.

На лето он уехал в Крым на раскопки, а когда вернулся, Катя позвонила ему и робко попросила научить ее играть в теннис. Конечно, он не мог ей отказать.

Идея с теннисом была почти гениальной. Встречи на корте обеспечивали постоянное общение с Володей на многие годы, до тех пор, пока Катя не вырастет и не превратится в красавицу. Она была уверена, что это непременно произойдет. Володя может жениться только на самой красивой женщине, а Катя твердо решила стать его женой.

Однако в какой-то момент жизнь смешала Катины планы. Володя после школы поступил в МГУ на экономический, а со второго курса уехал учиться в Америку по какому-то обмену. Целых четыре года Катя жила воспоминаниями и мечтами, пробавляясь скудными сведениями о Володиной жизни у его мамы и стараясь не думать о возможных заокеанских соперницах. И ее ожидание было вознаграждено.

— О, Катюшка! Какая ты стала красивая! — Володя, пришедший к ним в гости на следующий день после возвращения, смотрел на Катю с откровенным восхищением. — Сколько сердец уже разбила?

— Глупостями не занимаюсь, — насмешливо парировала Катя, стараясь сдержать внутренний трепет. Он сказал, что она красивая!

А Катя действительно хорошела день ото дня. В свои пятнадцать лет она уже достаточно развилась: грудь и бедра округлились, талия казалась тонкой, как у Джины Лолобриджиды времен «Фанфана-тюльпана», а Катиным ногам позавидовала бы любая манекенщица. Катя помнила, что Володе всегда нравились девушки с длинными волосами, поэтому никогда не соблазнялась на модные стрижки. Ее распущенные светлые волосы падали на плечи и спину «золотым дождем» — так «элегантно» выразился какой-то приставший к Кате на улице парень. Парень, конечно, зря старался, но сравнение, хотя и банальное, Кате польстило, и она его запомнила.

Но Володя восхитился Катиной внешностью, и на том дело кончилось. Весь следующий год они встречались редко, от случая к случаю. У него были проблемы с работой, а Катя усиленно занималась живописью — она думала поступать в Суриковское. Правда, иногда ей хотелось наплевать на свое увлечение и начать готовиться в финансово-экономический — тогда бы Володя снова стал с ней заниматься. Но математика у Кати действительно совсем не шла, да и конкурс в этот вуз был страшно высоким… Ладно, утешала себя Катя, что-нибудь придумаю.

Но жизнь все придумала за нее, и так страшно, как никто и вообразить не мог. У Катиной мамы обнаружили неоперабельный рак. Она сгорела быстро, за каких-нибудь полгода. После ее смерти Катя осталась совсем одна — у отца уже много лет была другая семья, и он жил в другом городе. На похороны, конечно, приехал, смущенно потоптался вокруг взрослой дочери и предложил Кате перебраться к нему в Петербург. Разумеется, она отказалась — совсем чужой человек, видятся раз в пять лет…

Володя тоже был на похоронах. Если бы не он, Катя просто сошла бы с ума. Все происходящее виделось как сквозь туман. В квартире, где они с мамой прожили столько лет, собралось множество народа. Какие-то люди постоянно подходили к ней, что-то говорили, незнакомые тетки орудовали на кухне, а в комнате накрывали длинный стол. Надо было ехать в морг за телом, оттуда — на кладбище. Катя еще до конца не осознала происшедшего, и было странно, что мамы нет. Казалось, вот сейчас она выйдет из кухни и весело прикрикнет на дочь: «Ну, что сидишь как засватанная? На стол кто накрывать будет, дедушка Ленин?»

Володя не отходил от Кати ни на шаг, обнимал ее за плечи, подсказывал, что в какой момент нужно делать. И тетя Инна, его мама, тоже все время была рядом.

А потом они забрали Катю к себе. Предполагалось, что она поживет у них сколько захочет, пока более или менее не оправится. Полгода Катя пыталась прийти в себя. Если бы не Володя, она бы плюнула на школу, на институт и вообще на все на свете, забилась бы в уголок и плакала. Но Володя был терпелив, вытаскивал ее на прогулки, на концерты, настаивал, чтобы она продолжала заниматься живописью и рисунком. И она все это делала — только ради него.

После выпускных экзаменов Катя решила подать документы в МАРХИ — в архитектурном конкурс все-таки меньше, чем в Суриковском. А потом, что за профессия такая — художник. Художник — это талант, а Катя совершенно не уверена, что он у нее есть. Художниками рождаются, а архитекторами становятся.

Как ни странно, но в МАРХИ она поступила. Впрочем, удивилась своему успеху только она одна. Володя и тетя Инна в один голос заявили, что иначе и быть не могло. Когда Катя, найдя в списках свою фамилию, радостно-растерянная добралась из института домой, ее уже ждал празднично накрытый стол.

— Это дело необходимо отметить! — решительно сказал Володя. — Сначала посидим здесь, а потом я поведу тебя в одно роскошное место.

Они втроем выпили бутылку шампанского, съели потрясающий грибной жульен — фирменное блюдо тети Инны, — а потом Володя поднялся и потянул Катю за собой:

— Ну все, Мать. Мы пошли гулять дальше, до полуночи домой не жди.

— Вот еще! — фыркнула тетя Инна. — Ждать вас! Меня соседка к себе на дачу звала съездить. Так что это вы не ждите, что застанете меня дома! Вернусь завтра к вечеру.

— Вот и прекрасно, значит, скучать не будешь, — Володя ласково подтолкнул Катю к дверям. — Пошли скорее, Катерина, мы ей мешаем собираться.

— Погоди, кавалер! — насмешливо сказала Володина мать. — Мне Катюше пару слов сказать надо наедине.

Катя в изумлении посмотрела на нее:

— О чем, тетя Инна?

— Пойдем-ка ко мне в комнату. Да на минутку, на минутку, не смотри так выразительно на часы, — прикрикнула она на сына.

Из огромного трехстворчатого платяного шкафа тетя Инна извлекла объемистый сверток.

— Вот, примерь. Кажется, должно быть как раз.

Катя развернула шелестящую бумагу. Пальцы коснулись нежного шелка:

— Ой, это мне?

— А кому же еще? Вовка в качестве подарка на поступление столик в модном ресторане заказал, а мне отставать от него не хочется. Примерь, может быть, в нем и пойдешь?

Через минуту Катя уже стояла перед зеркалом, облаченная в роскошный брючный костюм цвета морской волны. Приталенный жакет выгодно подчеркивал тонкую талию и четко обрисовывал грудь.

— Ну, красавица! — восхитилась тетя Инна. — Словно на тебя шили!

Катя смотрела на свое отражение и глазам не верила. Неужели эта шикарная дама — она?

— Тебе самой-то нравится?

— Очень… Спасибо, тетя Инна, — Катя поцеловала ее в щеку, — спасибо.

На Володю новый Катин облик тоже произвел впечатление.

— Даже не знаю, годится ли столь скромный кавалер сопровождать такую женщину, — протянул он.

— Не прибедняйся, — насмешливо сказала тетя Инна. — Ты тоже вполне ничего себе. Правда, с Катюшкой все равно не сравнить.

Из ресторана они возвращались далеко за полночь, очень веселые и чуточку пьяные. После долгих трезвонов в дверь Володя насмешливо сказал:

— Ну, все понятно. Мать выполнила свою угрозу и отправилась на дачу. Интересно, где наши ключи?

Он долго шарил в карманах пиджака, потом полез в брюки.

— Надо же, кажется, забыл! Что же делать? Напросимся ночевать к Андрею?

Андрей — Володин школьный приятель — жил неподалеку, через два дома.

— Нехорошо, конечно, вваливаться посреди ночи, но что делать! Ничего, переживет…

Катя, привалившись спиной к стене, смотрела на него. Он был на себя не похож — всегда такой подтянутый и собранный, сейчас расслабился, темный ежик топорщился на макушке, нижняя губа сердито оттопырилась… Мальчишка! Но все равно он самый любимый, самый желанный!

Еще немного понаблюдав за безуспешными поисками, она протянула ему ключи, зажатые в кулаке.

— Вот, держи!

Володя на секунду задержал ее пальцы в своей ладони:

— Катюша, ты прелесть! Избавила нас от поисков подходящего ночлега, а меня — от неизбывного чувства вины!

Он, конечно, дурачился, но как приятно, когда он держит ее вот так за руку…

Они вошли в темную квартиру. Володя хотел уже щелкнуть выключателем, но Катя вдруг остановила его:

— Подожди…

Она говорила шепотом, чуть слышно.

— Что? — он тоже понизил голос.

И тогда Катя набралась смелости и обняла его за шею. Сердце ее колотилось как сумасшедшее.

— Катюша, что ты, Катюша, — прошептал он, делая слабую попытку высвободиться.

Но она уже прильнула к нему всем телом, ее губы блуждали по его коже, грудь прижималась к его груди. У него перехватило дыхание. Не в силах сопротивляться неожиданному натиску, он крепко прижал ее к себе. Она потянулась вверх, запустила руки в его волосы, запрокинула лицо и нашла губами его губы…

Дальше все произошло так, как и должно было произойти, как много раз происходило в Катиных мечтах.

Проснулись они утром в одной постели, Катя лежала на Володиной руке и чувствовала себя совершенно счастливой.

Поженились они через три месяца, с полного согласия и благословения тети Инны, которая заявила, что всегда только этого и желала. А потом как-то само собой вышло, что Катя решила оставить институт — ну не могла она ни о чем думать, кроме Володи! Кое-как сдала одну сессию, потом другую, а когда пришла третья, Володя заболел тяжелой пневмонией и ей было не до экзаменов. Просто забрала документы, и все. В конце концов, в любой момент можно восстановиться, думала она.

И ни о чем Катя не жалеет. Пусть только всегда будет так, как сейчас.

3

Вика влетела в гримерную и с размаху плюхнулась на старенький диванчик у стены. Пружины жалобно заскрипели, словно на них опустили пудовую тяжесть, а не стройное тело двадцатипятилетней женщины. У Вики не было ни капли лишнего веса — пятьдесят пять килограммов при росте сто шестьдесят шесть, полное соответствие французским и международным стандартам. И сейчас эти пятьдесят пять килограммов роскошного Викиного тела блаженно расслабились на видавшем виды плюшевом диванчике. Хоть сегодняшний спектакль и не требовал особенных мышечных усилий — «Том Сойер» все-таки не «Маугли». В «Маугли» Вика играла Багиру и вынуждена была перед тем полдня разминаться — у Багиры очень сложный пластический рисунок роли. А Бекки Тетчер по деревьям не прыгала и за обезьянами не охотилась, и психологии особой для Бекки не требовалось. Пара-тройка песенок, наивное лицо, белокурые локоны, пышное розовое платьице и кружевные панталончики — вот вам и Бекки.

Следом за Викой в гримерку вошла Света Козлова, на сцене в спектакле — соперница Бекки, Эми Лоуренс, а в жизни — Викина приятельница и соседка по гримерке. На ней было такое же короткое пышное платье, как на Вике, только не розовое, а голубое.

— Что-то сегодня цветов никому не подарили, — сказала Света и опустилась на стул у своего зеркала. — Хотя понятно почему. Если бы Тома играл Лешка Вишняков, тогда его сырихи завалили бы сцену. А наш Петенька почему-то у девочек успеха не имеет Странно, вроде бы все при нем, и лицо, и фактура…

Света привычно посмотрела на свое отражение и принялась стирать грим.

— Петенька не обаятельный, — лениво отозвалась Вика. — Лешка обаятельный, а Петенька нет.

Этот необязательный разговор был чем-то вроде ритуала и повторялся после каждого «Тома Сойера».

Света осторожными движениями сняла накладные ресницы. Лицо ее сразу стало усталым и каким-то пожухлым. Бедная Светка, подумала Вика, уже скоро за сорок перевалит, а она все в детском театре, все школьниц изображает.

— Ты думаешь разоблачаться, или как? — спросила Света, не прекращая своего занятия. Кучка использованной цветной ваты на столике росла.

Вика потянулась:

— Кинь мне сигаретку. И зажигалку тоже.

Света выдвинула верхний ящик, достала пачку «Вог» и перебросила подруге:

— Курить вредно, кожу испортишь.

— Ага, — согласилась Вика, с наслаждением затягиваясь, — жить тоже вредно, а ничего, живем. И радуемся.

— Это уж кто как, — Света закончила заниматься лицом и стала стягивать через голову тесное платьице. — Кто радуется, а кто лямку тянет.

Лицо Светы скрылось складками платья, но в голосе послышались слезы. И точно — когда Светка высвободилась из многочисленных голубых оборочек, Вика увидела, что подруга еле сдерживается, чтобы не зареветь. Вика вздохнула: такие перепады настроения для Светки обычны. Только что вроде все было ничего, и вот здрасьте-пожалуйста! Что ж, актрисы — натуры нервные, тонкие, Вика и сама иногда устраивает истерики на пустом месте. Но редко, гораздо реже, чем другие. Опять небось кто-то проехался насчет «пионерки-пенсионерки» у Светки за спиной, а она услышала.

— Ну что ты, Свет, — успокаивающе сказала Вика. — Ты все принимаешь слишком близко к сердцу. Что случилось-то?

— Завтра вывесят распределение ролей на Ануя. — Света все еще старалась сдерживаться.

— Да ну! — Вика даже подпрыгнула. От расслабленности не осталось и следа. — Откуда ты знаешь? Анька шепнула?

Аня — секретарша директора — была близкой Светкиной подругой.

— Она.

— Ну и что?

— Можешь радоваться — ты играешь Антигону в третьем составе.

У Вики вытянулось лицо:

— Почему в третьем?

— Потому что в первом — жена режиссера, а во втором — дочка Фиалкина.

Да, дела… Фиалкин — знаменитый драматург и человек с громадными связями, тут не поспоришь… И черт дернул его дочку именно в этом году к ним распределиться! Что она забыла в детском-то театре? Хотя, конечно, — Лялечка Фиалкина такая бездарь, что ни в какой другой ее просто не взяли, даже при папочкиных связях.

Викино хорошее настроение как рукой сняло. Третий состав — значит, снова ее никто не заметит. Будь ты хоть Сара Бернар, миссис Сиддонс и Фаина Раневская вместе взятые, если ты в третьем составе, то в рецензиях не фигурируешь.

— А ты? — спросила она Светку больше из вежливости, чем из настоящего любопытства. Слишком она расстроилась из-за собственной неудачи.

— А я — во втором.

— И кого?

— Няню. — Светка не выдержала и все-таки разревелась, уткнувшись лицом в голубенькое платье Эми Лоуренс. — Ты представляешь, няню!

Вика сочувственно посмотрела на нее. Значит, все — Светку будут потихонечку переводить на возрастные роли второго плана. Бедная, она всю жизнь играет роли второго плана. Вот и талантом ее Бог не обидел, а карьера не сложилась!

Быстро отревевшись, Света умылась и снова уселась к зеркалу делать нормальный макияж. Спрятала обиду и отчаяние под маской независимости — пусть коллеги и недоброжелатели думают, что у нее все хорошо!

— Ты вообще думаешь переодеваться? — повернулась она к Вике. — Или так и будешь сидеть?

Вика послушно встала с дивана и подошла к своему столику. В этот момент дверь в гримерку приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась лохматая голова костюмерши Тамары:

— Вик, тебя к телефону. Сейчас подойдешь или сказать, чтоб перезвонили?

— Подойду, сейчас подойду.

Вика, облегченно вздохнув, выскочила в коридор. Она, конечно, сочувствовала Светке, но сейчас голова была забита своими проблемами и собственной обидой. Глядишь, пока поговорит по телефону, Светка совсем успокоится, а может, уже и уйдет. Интересно, кто это звонит?

— Алло! — выдохнула Вика. — Я слушаю вас!

— Виктория Петровна? — раздался в трубке вкрадчиво-бархатный мужской баритон, — это вас беспокоит некто Аникеев.

— Ох, Всеволод Кириллович! — Вика изобразила радость. — Приятно слышать.

Всеволод Кириллович Аникеев — преуспевающий бизнесмен, кажется, содиректор какой-то строительной фирмы. Вика познакомилась с ним две недели назад в доме своей бывшей однокурсницы. Вика заехала к ней за сценарием фильма, в который они обе хотели пробоваться, а у ее отца как раз был день рождения. Вику уговорили остаться и присоединиться к гостям. Всеволод Кириллович — единственный гость без супруги — взялся ухаживать за красивой молодой актрисой. Потом он отвез Вику домой на своем черном «Мерседесе» и, не делая попытки набиться в гости, галантно поцеловал руку на прощание. Телефончик, впрочем, взял, и домашний, и рабочий.

— А мне приятно это слышать вдвойне, — голос Аникеева стал еще мягче. — Вы еще не забыли меня, Виктория Петровна?

— Как можно! — рассмеялась Вика. — Забыть такого обходительного и представительного мужчину!

— Прекрасно, я рад. А не будет ли дерзостью с моей стороны спросить вас о планах на вечер?

Бог мой, какой слог! Версаль, да и только.

— На сегодняшний? — уточнила Вика.

— На сегодняшний.

Она кинула быстрый взгляд на стенные часы — пять минут одиннадцатого. Для актера, конечно, детское время. Но для делового человека, к тому же пожилого…

— Да вроде никаких.

— А как вы отнесетесь к тому, что я за вами заеду и отвезу куда-нибудь поужинать?

— Заманчиво, конечно, — улыбнулась Вика, — но я на ночь обычно не ем. Берегу фигуру.

Если он хочет наверстать упущенное в прошлый раз, то ничего не выйдет. Вика не относится к тем женщинам, которые охотно ложатся в постель со всякими-разными. И никого к себе не водит, хотя и живет одна уже два года. Когда Вике исполнилось двадцать три, ее мама, озабоченная отсутствием у дочери стремления к семье и браку, решила разменять квартиру и отселить ее. Авось, поживя в одиночестве, Вика всерьез задумается о муже. Но Вика усвоила западный взгляд на вещи: сначала карьера, потом все остальное. Пока она не состоится как актриса, ни о каком муже или ребенке не может быть и речи. И одиночество ее нисколько не тяготит.

— Ах, Виктория Петровна, Виктория Петровна! — укоризненно сказал Аникеев. — Держу пари, что вы сейчас плохо обо мне подумали. А между тем мое приглашение вполне невинно. Я вам предлагаю ужин в хорошем ресторане, и ничего больше.

Вика слегка растерялась и от растерянности повторила:

— Но я действительно не ем на ночь.

Сказала и тут же подосадовала. Фу, как глупо! Тоже мне отговорка.

— Похвальная привычка. Но у вас такая великолепная фигура, что разок можно сделать исключение. И потом, вы можете выбрать что-нибудь легкое.

Вике вдруг ужасно захотелось пойти куда-нибудь развеяться. Если остаться наедине с обидой в пустой квартире — обида вырастет до гигантских размеров.

— Уговорили, — сдалась она.

— Вот и славно! — обрадовался Аникеев. — Так я заеду за вами? Через полчаса вам будет удобно или пораньше?

— Удобно, — Вика прикинула, что она как раз успеет не торопясь разгримироваться и переодеться.

— Договорились. Через полчаса жду вас у служебного входа на Пушкинской.

За эти полчаса настроение у Вики испортилось окончательно. Даже стоя перед большим зеркалом во всю стену и оглядывая свою стройную фигуру, роскошно упакованную в оливковую мини-юбку и черную водолазку, Вика не испытала обычного чувства удовлетворения и гордости собой. Да, бесспорно, хороша. Ну и что? Ну и что, что она молода, красива и талантлива? Из этого еще ничего не вытекает. Перед глазами угрожающе маячил печальный пример Светки Козловой: тоже лет десять назад была красива и талантлива, а теперь обречена играть старух у задника. И ее, Вику, вполне может ждать та же участь.

Вика решительно тряхнула головой — так решительно, что заколка отскочила, и ее прямые светлые волосы рассыпались по плечам. Нет уж, она обязательно выкарабкается! Не знает еще как, но своего добьется.

Когда Вика вышла на Пушкинскую, то сразу заметила внушительный черный «Мерседес» Аникеева. Он стоял в двух шагах от служебного подъезда, чуть правее.

Аникеев предупредительно распахнул перед ней дверцу:

— Прошу вас, Виктория Петровна!

Вика, донельзя элегантная в распахнутой шубке из чернобурки и высоких сапогах, изящно уселась на переднее сиденье.

— Вы ослепительны, — Аникеев, словно фокусник, извлек откуда-то красиво упакованный букет роз и положил Вике на колени. Вика улыбнулась и поднесла букет к лицу:

— Какие чудесные! Спасибо.

— Это вам спасибо, что приняли мое предложение.

Аникеев повернул ключ зажигания. Машина тихо заурчала и плавно тронулась с места.

По Пушкинской они выехали к «России», потом свернули на бульвары. Аникеев вежливо расспрашивал, как сегодня прошел спектакль и виделась ли Вика в последнее время с Ирочкой Токаревой — той однокурсницей, в доме которой они познакомились. Вика вежливо отвечала — просто чтобы поддержать светскую беседу, — а сама удивлялась, зачем же он ее все-таки пригласил.

— А можно мне спросить, куда мы едем? — наконец поинтересовалась Вика.

— Ох, я вам еще не сказал? — огорчился Аникеев. — Извините ради Бога. Я хочу показать вам чисто английский ресторан. «Йоркшир» на Трубной. Знаете?

— «Йоркшир»? Нет, даже и не слышала. Он что, недавно открылся?

— Можно сказать, что так. Недавно открылся после капитального ремонта. Очень занятное местечко, доложу я вам.

Когда они вошли в зал, Вика подумала, что к ресторану «Йоркшир» можно применить любой эпитет, кроме — «забавный». Он был декорирован под английский замок — по крайней мере Вика так себе этот замок представляла. Мощеный пол, на стенах — гравюры со сценами охоты, большой камин… Камин привел Вику в восхищение. У самого камина стояло два уютных маленьких столика. И надо же — официант в безукоризненной ливрее провел их к одному из них. Аникеев помог Вике сесть и предупредительно протянул ей карту меню. Девушка углубилась в изучение названий блюд — больше половины этих названий ничего ей не говорили. Аникеев наблюдал, как Вика хмурит брови, и наконец решил прийти ей на помощь.

— Хотите устриц?

Вика оторвалась от меню:

— Устриц?

Эту экзотику она еще никогда не пробовала.

— Устрицы вкусны только в те месяцы года, в названии которых есть буква «р» — с сентября по апрель, — сказал Всеволод Кириллович. — Так что сейчас для них самое время.

Вика собралась было сказать, что ладно, пусть будут устрицы, но вдруг сообразила: она же не знает, как с ними управляться. Говорят, их едят живыми…

— Я предпочту что-нибудь менее экзотическое, — улыбнулась она и выбрала салат из крабов. — А вино оставлю на ваше усмотрение.

Подошел официант. Аникеев сделал заказ уверенно и быстро, названия вин произносил по-французски — ну прямо заправский лорд, отдающий распоряжения дворецкому.

Когда салат из крабов стоял перед Викой, а официант разлил в высокие фужеры белое вино, Аникеев сказал:

— У меня есть тост.

Вика приподняла свой фужер и улыбнулась: сейчас скажет «за вас»!

— Я хочу выпить за одно начинание, которое может принести вам громадный успех.

У Вики от удивления округлились глаза, и она непроизвольно поставила фужер обратно на стол.

— Какое… начинание?

— Сначала выпейте, потом объясню.

Вика хотела было сказать, что не собирается пить неизвестно за что, но любопытство пересилило. Она сдержалась и послушно сделала небольшой глоток.

— Так какое же начинание?

— Вы знаете студию «Петр + Марк»?

Вика усмехнулась. Да кто же ее не знает! Деньги крупного дельца плюс слава известного режиссера. Мировая слава и очень большие деньги. Аникеев понял ее усмешку:

— Вижу, что знаете. Так вот, на этой студии затеяли постановку отечественного сериала.

Ах, это! Вика пожала плечами. Тоже мне, новость! Об этом тоже знали все, кто хоть как-то соприкасался с миром кино и телевидения. Проект, конечно, грандиозный: что-то вроде отечественной «Санта-Барбары». И деньги под проект отпущены грандиозные.

— На этой студии затеяли постановку отечественного сериала, — повторил Аникеев, — и я хочу, чтобы вы получили в нем роль.

Вика посмотрела на него как на ненормального. Да там все роли давно поделены и переделены! Роль в таком сериале — считай, обеспечение на всю жизнь!

А Аникеев как ни в чем не бывало продолжил:

— Да-да, хочу, чтобы вы получили в нем роль. И не какую-нибудь эпизодическую, а одну из основных. Может быть, не самую главную, но одну из главных. Как вам нравится это предложение?

— Это невозможно! — выдохнула Вика. — Это просто нереально!

— Виктория Петровна, — назидательно сказал Аникеев. — Я никогда не делаю необдуманных предложений. И если я что-то предлагаю — это и возможно, и реально. Уверяю вас.

Вика не могла опомниться. Надо же, чтобы это случилось именно сегодня, когда Светку Козлову перевели в старухи, а ее оттеснили в третий состав! Часа не прошло, как она, стоя перед зеркалом, обещала себе выкарабкаться наверх любой ценой. И вот вам, пожалуйста, — словно ей черт люльку качал!

— Так как, согласны?

Дурой надо быть, чтобы не согласиться! Но… За пять лет актерской карьеры Вика уже усвоила: бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Интересно, что он потребует взамен? Стать его любовницей? Вика прикинула и поняла, что она готова на это пойти. Кстати, он еще не старый и вполне ничего, не такая уж большая жертва с ее стороны.

Аникеев действительно был «вполне ничего» — холеный, чуть располневший мужчина едва за пятьдесят, чем-то похожий на покойного Сергея Бондарчука. И голос у него такой приятный — низкий, бархатный, обволакивающий… Да многие Викины однокурсницы с ним бы просто так в постель отправились, не требуя дополнительного обеспечения. Вике это, правда, удовольствия не доставит, но если нет другого выхода…

— Разумеется, — взяв себя в руки, довольно спокойно сказала Вика. — Разумеется, согласна.

— Вот и чудненько! — Аникеев долил вина себе и ей. — А теперь давайте за это выпьем!

Вика выпила — на этот раз до дна, отставила бокал и напрямик спросила:

— Ваши условия?

Грубо, конечно, однако этим вопросом Вика рассчитывала смутить собеседника и выговорить себе наиболее выгодные условия капитуляции. Но Аникеев ничуть не смутился.

— Помилуйте, Виктория Петровна! — удивился и даже чуть ли не обиделся он. — Какие условия! Неужели я не могу просто так, бескорыстно помочь красивой и талантливой девушке?

На это Вика ничего не сказала, лишь улыбнулась. Бескорыстно, как бы не так!

И точно. После минутной паузы Аникеев озабоченно сдвинул брови:

— Впрочем, у меня к вам есть одна маленькая просьба. Совсем крохотная, и вам будет не в тягость.

Такое начало не подходит для признания в любви или фривольного предложения. Что же он задумал? Вика насторожилась. Ну вот, сейчас она узнает цену своей будущей блестящей карьеры.

— Любезность за любезность?

— Именно.

Вика опять решила идти напролом:

— И что же от меня требуется?

— Виктория Петровна! — Аникеев досадливо поморщился, словно хотел сказать: «А я-то считал вас умной женщиной!» — Давайте договоримся — я от вас ничего не требую. Просто прошу.

— Хорошо. И о чем же вы меня просите?

— Ничего особенного. Просто познакомиться с одной очаровательной молодой дамой, милой и простодушной.

Вика вскинула брови. Только и всего?

— А можно ли спросить, что это за дама?

— Жена моего, скажем так, компаньона. Она вам понравится, я уверен.

Вика растерялась. Она была готова к тому, что Аникеев потащит ее в постель — из такой ситуации она бы знала, как выпутаться. Другой вариант — если бы он попросил познакомиться с самим компаньоном. Тогда Вика решила бы, что он хочет «подложить» ее под конкурента. Так сказать, любовница на жалованье. Мерзко, отвратительно, но по крайней мере понятно. Но познакомиться с женой конкурента? Внезапно Вике в голову пришла мысль, от которой ей сделалось дурно. Если это действительно так, то от роли придется отказаться. Такого она не вынесет.

— А ваша милая дама, она… — Вика невольно покраснела. Как бы помягче выразиться? — Она нетрадиционной сексуальной ориентации?

Аникеев чуть не подавился салатом. Минуту он смотрел на Вику в немом удивлении, потом громко расхохотался:

— Виктория Петровна! Помилуйте, как вам это только в голову пришло?

Вике стало стыдно, хоть сквозь землю провалиться.

— Ну, — пробормотала она чуть слышно, — сейчас всякое бывает. — И тут же уткнулась носом в тарелку.

Отсмеявшись, Аникеев доброжелательно сказал:

— Нет, это действительно милая дама. Причем совсем молоденькая, лет двадцати или чуть больше.

Вика сделала над собой усилие и взглянула на собеседника. После своего промаха она несколько подрастеряла самоуверенность и не знала, что и думать.

— А зачем вам нужно, чтобы я с ней подружилась? — опять напрямик спросила она.

— Пока просто так, — легко сказал Аникеев. Потом помолчал и добавил: — Пока, а там видно будет. Согласны?

Вика прикинула плюсы и минусы «делового предложения». Плюсы очевидны, минусы не проявились. Пока. Ох уж это «пока»…

— Согласны, Виктория Петровна? Если да, то вас завтра же вызовут на студию.

А вот это уже откровенный шантаж! Ну да ладно, в конце концов, такой шанс может больше не подвернуться. А если ситуация повернется как-нибудь не так, у нее хватит ума вовремя выйти из игры.

Вика вздохнула и кивнула головой:

— Да, я согласна.

— Вот и чудненько! — расцвел Аникеев. — Я сразу понял, что мы с вами договоримся.

Это подчеркнутое «с вами» неприятно царапнуло Викин слух. Значит, с кем-то он уже не смог договориться? Интересно. И потом — они же с Аникеевым едва знакомы! Неужели она с первого взгляда производит впечатление женщины, которую можно купить, пусть даже и за хорошую цену? «А, наплевать!» — решила Вика. Зато она получит роль в сериале. И тогда уже никогда не окажется в положении Светки Козловой. И в третий состав тогда ее никто не посмеет запихнуть.

4

На улице совсем потеплело. Грязь стояла непролазная: сугробы серого тающего снега вперемешку с накопившимся за зиму бумажным мусором, пустыми сигаретными пачками и банками из-под пива украшали подступы к станции метро «Каховская». Алена обычно добиралась до метро задворками, экономя время, но сегодня пришлось пойти цивильным путем. Уж очень жаль было портить в мокрой снежной каше новые сапоги.

Предыдущие два дня Алена безвылазно сидела дома, корпя над статьей для журнала «Постфактум». Материальчик был так себе, средней важности, об образующихся женских клубах в поддержку экономических реформ. Забавно, конечно. Знамение времени: раньше женщины собирались в клубы, чтобы поговорить о мужиках, а теперь вот об экономике. Но Алене очень хотелось хоть что-нибудь написать для такого модного и солидного журнала, как «Постфактум». Хотя бы просто для того, чтобы отметиться. Она набралась храбрости, сама позвонила и предложила им на выбор несколько тем. Ответственный секретарь ее вежливо выслушал и отфутболил в отдел «Общество», редактором которого был ее однокурсник Коля Алексеев. Однако с Колей Алена никогда не то что не дружила, а даже в приятельских отношениях не была. Так, кивали друг другу при встрече. И сейчас Коля, конечно, вспомнил ее, но никакого восторга не выказал. Наоборот, Аленино предложение о сотрудничестве было принято довольно кисло. Оно и понятно: в последние несколько месяцев вся журналистская братия ринулась писать в «Постфактум»: и престижно, и гонорары высокие, бедный Коля своих друзей-то не всех может пристроить. Перебрав несколько названных Аленой вариантов, Алексеев остановился на женских клубах. «Только я ничего не обещаю, — «обнадежил» он Алену на прощание. — Напиши, а там посмотрим».

И вот сегодня она должна была сдать готовый текст. Уж как она его облизывала, как подчищала! Пожалуй, так трепетно она относилась только к своему первому интервью — когда она, учась на втором курсе, прорвалась к одному знаменитому рок-кумиру. И к походу в редакцию Алена готовилась не менее тщательно, чем к встрече с тем певцом. Красивой женщине везде рады, может быть, и еще что-нибудь закажут. Коля Алексеев тоже мужик, и глаза у него есть.

Сегодня она решила одеться под Твигги — знаменитую топ-модель семидесятых, одно время забытую, а теперь снова входящую в моду. Но Алене Твигги всегда нравилась. Вроде бы девочка-подросток, маленькая и худенькая, а на самом деле жутко сексуальная. И внешние Аленины данные вполне позволяли ей взять Твигги за образец. А придуманный Аленой туалет в стиле Твигги был, что называется, простенький, но со вкусом. Строгое бордовое платье, на ладонь выше колена, талия подчеркнуто обозначена широким свободным ремнем. Черные плотные колготки, высокие сапожки с тупыми носами и квадратным каблучком выгодно подчеркивают стройность ног. Черная гладкая и блестящая челка с хорошо продуманной небрежностью асимметрично спадает на лоб, и на висках два черных кокетливых завитка. Косметики на лице немного, но все, что надо показать, подчеркнуто, а все, что не надо, — скрыто. Теперь донести бы это произведение искусства до редакции в целости и сохранности, чтобы в метро не помяли и на улице не забрызгали.

«Постфактум» арендовал офис в центре, возле Миусской площади. С трудом распахнув тяжелую дверь, Алена вошла в вестибюль и в нерешительности остановилась возле милицейского поста. Она инстинктивно боялась вахтеров и милиционеров, а пропуск Коля наверняка забыл заказать.

— Моя фамилия Арьева, — робко сказала Алена. — Я договаривалась с редактором отдела «Общество» Алексеевым, и…

Милиционер посмотрел в лежащий перед ним список.

— Арьева? Есть такая, проходите.

Надо же, про себя удивилась Алена. Коля не забыл, что я должна прийти. А она-то была уверена, что придется долго упрашивать, чтобы ее пропустили.

Но чудеса еще не кончились: когда Алена поднялась наверх, она застала Колю в кабинете одного, и не нервно разговаривающего по телефону, а спокойно пьющего чай. Завидев ее, он приветливо заулыбался:

— А, вот и ты! Молодец, что не опоздала. Проходи, проходи!

Встал из-за стола, помог Алене снять пальто — и этим добил ее окончательно. Галантностью Коля никогда не отличался. А сейчас, усадив ее в кресло, заботливо спросил:

— Чай будешь? Или лучше кофе?

— К-кофе, пожалуйста, — от удивления Алена даже стала слегка заикаться.

На маленьком столике перед ней быстренько оказалась белая фарфоровая чашка. Коля открыл банку «Нескафе голд»:

— Сколько ложек? Одну, две?

— Две. Нет, то есть одну.

Что это с ним? Однако, пока Коля хлопотал с кофе, Алене удалось более или менее прийти в себя. Она расслабила напрягшуюся спину и слегка откинулась назад. Налив в чашки кипяток, Коля наконец перестал суетиться и уселся в кресло напротив.

— Ну как, принесла то, что обещала?

Алена достала из сумки тоненькую синюю папку:

— Вот.

Коля извлек из папки пять страниц распечатки. Она ожидала, что он сейчас внимательно прочитает ее произведение, но опять ошиблась. Алексеев бегло просмотрел странички и отложил в сторону.

— Ну как? — не удержалась Алена.

— Профессионально. Пойдет в следующий номер. — Он сказал это как само собой разумеющееся. — Ты кофе-то пей, а то остынет.

Алена сделала маленький глоток и отставила чашку. Что происходит? Коля выглядит как-то… странно. Совершенно на себя не похож. Словно хочет что-то сказать и не решается. Алексеев, словно почувствовав ее удивление, прервал затянувшуюся паузу:

— А еще что-нибудь для нас сделать не хочешь?

Что за вопрос! А когда она ему тогда позвонила, еле-еле согласился посмотреть материал. Но не нужно показывать, как она обрадована.

Алена пожала плечами:

— Можно, конечно. Я могла бы и дальше писать о разных женских движениях…

Коля недовольно поморщился:

— Да нет, не то. Что ты скажешь, если тему предложу я?

— Какую? — вырвалось у Алены.

Коля встал и прошелся по комнате из угла в угол.

— Тема достаточно скользкая, но, я думаю, ты с ней справишься. Ты ведь у нас всегда была умницей. Знаешь строительную фирму «Элита»?

Алена усмехнулась:

— Да кто же ее не знает! Рекламные щиты по всему городу висят, и ролик по МТК без конца крутят.

— Ну так вот. Я хочу, чтобы ты о них написала.

Алена в изумлении воззрилась на Колю:

— Почему именно я? Они вам что, рекламу заказали? — Тогда все понятно. Такого рода рекламные материалы ни один серьезный журналист писать не будет, а начальство велело сделать. Вот Коля и решил использовать Алену. Пишет Алена хорошо, а специализация у нее все равно светски-дамская. Что о модах писать, что рекламу делать — и то, и то дело прибыльное, но неуважаемое. Ну что ж, Алена не гордая, она и за рекламу возьмется.

— Нет, — медленно сказал Коля. — Это будет не рекламная, а скорее антирекламная статья. А если получится все, как я думаю, то просто разгромная.

У Алены глаза загорелись. Неужели это то, о чем она всю жизнь мечтала? Шанс одним ударом сделать себе громкое имя. В первый момент она даже не подумала, а почему Алексеев предлагает такую неженскую тему именно ей, женщине, да еще и штатной сотруднице дамского журнала?

— Какого плана разгромная? Связи с мафией? У тебя на них что-то есть? Какой-то компромат?

— Определенного — ничего, — честно сказал Алексеев. — Но есть кое-какая наводка. Так ты согласна над этим поработать?

Она уже открыла рот, чтобы согласиться, но вдруг задумалась.

Первоначальная эйфория отчасти прошла, и Алена догадалась спросить:

— А почему ты предложил «Элиту» именно мне? Ведь любой парень за такую тему с радостью ухватится.

Вопрос Коле явно не понравился.

— Дело слишком тонкое, — нехотя сказал он. — Тут нужен не мужской нахрап, а женское чутье. Давай лучше я тебе все расскажу, а ты уж после этого суди сама. Только если что, разговор останется между нами. Никакого трепа.

— Если что? — не поняла Алена.

— Ну, если вдруг передумаешь и откажешься.

Алена передернула плечами:

— Я не трепливая. И я не откажусь.

Вкратце история, рассказанная Колей, заключалась в следующем. Строительная фирма «Элита» получила заказ на международный туристский комплекс в верховьях Волги. Проект разрабатывали французы, они должны были курировать строительство. И место выбирали тоже они. Роскошное место — откупили часть территории заповедника. У французов губа не дура, во Франции наверняка такой дикой красоты совсем не осталось. Только вот возникла маленькая неувязочка — любое строительство в зоне заповедника запрещено. Конечно, сунув кому надо на лапу внушительную сумму, запрещение можно обойти. В «Элите», очевидно, так и сделали. Только не учли, что сейчас экология — одна из самых модных проблем, и все, что с ней связано, пристально отслеживается. И вот позавчера к Коле Алексееву явился его приятель-биолог, по совместительству председатель Народного экологического общества, и рассказал жуткие вещи. Оказывается, в облюбованном французами уголке дикой природы обитает уникальная дикая утка. Ее в мире осталось всего-то сотня-другая экземпляров, и многие из оставшихся живут именно на Волге. Эта утка совершенно не выносит присутствия человека, поэтому запроектированное строительство означает ее неминуемую гибель.

После Колиного объяснения Алена немного сникла. Конечно, «бомбу» из такого не сделаешь, экология хоть и в моде, но читающей публике уже поднадоела. В лучшем случае получится просто очередная разоблачительная статейка из серии «Их нравы» — жадная строительная фирма в погоне за прибылью готова поступиться интересами наших детей, загубить остатки уникальной родной природы. А возиться с этим материалом, собирать доказательства придется долго. Понятно теперь, почему Коля предложил эту тему Алене, — вероятно, все остальные от нее просто отказались. А предисловие какое развел! «Все должно остаться между нами!» Можно подумать, что речь идет о военной тайне. Но разочарования Алена не выдала, опять сказала себе, что она не гордая, она и за экологию возьмется.

— Ну как? — Коля выжидательно смотрел на нее.

Алена согласно кивнула:

— Хорошо.

— Уф! — с облегчением выдохнул Алексеев. — Порядок. А то этот мой приятель-биолог личность настырная, за полтора дня уже плешь проел своей уникальной уткой. Теперь скажу ему, что дело в надежных руках.

Алена про себя усмехнулась — как верно она все угадала. А Алексеев уже извлекал из своего письменного стола объемистую папку:

— Вот то, что он мне принес: материалы по фауне заповедника. Вот здесь записан его телефон, но сразу звонить не советую: он сядет тебе на шею. Лучше начни с руководства «Элиты», проведи осторожную разведку. Вот их телефоны.

Нагруженная увесистым пакетом, Алена вышла из офиса. И что ей теперь делать? Заскочить на работу? Не имеет смысла — сегодня не ее присутственный день. Ехать домой и разбирать материалы? Внезапно Алене стало досадно: стоило так одеваться и готовиться к встрече! Да выгляди она как пугало огородное, Алексеев все равно бы ей эту тему всучил. Она же, в сущности, одолжение ему сделала, что согласилась.

Постояв несколько секунд в нерешительности, Алена ухватила пакет поудобнее и направилась в сторону «Новослободской». По дороге ее внимание привлекла необычная вывеска: над массивной дубовой дверью был изображен громадный черный кот, сжимающий в передних лапах табличку «У Бегемота». При виде вывески Алена вспомнила, что время близится к обеду. Помнится, тот булгаковский Бегемот не дурак был поесть всякие вкусные вещи. Интересно, чем кормят у этого? Алена потянула на себя дверную ручку. За дубовой дверью была еще одна, простая, с табличкой «открыто». Итак, решено. Прежде всего она поест, а потом уж сообразит, что делать дальше.

Интерьер кафе представлял собой нечто среднее между «Макдоналдсом» и квартирой Степы Лиходеева. У «Макдоналдса» декораторы позаимствовали стойку и бодреньких девочек с мальчиками за ней; от булгаковской нехорошей квартиры — полумрак, туманные зеркала и помещенные в простенках портреты персонажей «Мастера и Маргариты». Однако меню кафе почти точно соответствовало описанному в бессмертном романе — когда бедный Степа Лиходеев проснулся со страшной головной болью и обнаружил у постели Воланда, а потом и умело сервированный столик. Правда, паюсной икры и белых маринованных грибочков Алена в списке блюд не нашла, зато были широко представлены сосиски в томате и без томата, овощные салатики и прочие прелести московского общепита. Имелась и водка — «Смирнофф» и «Привет», но водка Алене была без надобности. А вообще-то «У Бегемота» было мило и уютно и посетителей совсем немного.

Взяв порцию сосисок и нечто обозначенное как «салат московский», она уселась за самый дальний угловой столик и положила перед собой папку. Здесь она и просмотрит эти экологические материалы.

Примерно через час Алене все стало ясно. С такими бумагами к руководству «Элиты» и соваться не стоит — на смех поднимут. Эта уникальная дикая утка в последний раз была замечена на Волге то ли в сорок шестом, то ли в пятьдесят первом году и с тех пор не появлялась. Скорее всего, подумала Алена, она уже вымерла сама по себе, без нашей помощи. Правда, заповедник все равно остается заповедником, и строительство там любых объектов все равно законом не разрешено… Но в «Элите» ей могут возразить, что нет правил без исключений. Конечно, они так и скажут, да еще приведут кучу доказательств, что новый комплекс не ухудшит, а улучшит экологическую обстановку. Скажут, что у них какие-нибудь необыкновенные системы очистки воды, воздуха и всего прочего. В общем, сенсации не получится, материал яйца выеденного не стоит. Видно, этот приятель-биолог совсем Колю достал, и статейку про «Элиту» Алексеев решил запустить, только чтобы от него отвязаться. И тут ему подвернулась Алена. Ну почему ей так не везет?

Однако, поразмыслив еще немного, Алена решила не сдаваться. От задания она отказываться ни в коем случае не собирается. А раз все равно надо писать, значит, стоит подобраться поближе к этой «Элите» и присмотреться. Может быть, найдется что-нибудь поинтереснее реликтовой утки. Может быть, ей удастся поймать их на каких-нибудь махинациях. А для начала надо познакомиться с директорами.

Алена отложила папку, взяла себе кофе и задумалась. Предлог есть: в «Постфактуме» ей предложили написать о совместном русско-французском проекте. Надо позвонить и договориться о встрече. А впрочем, может быть, и не звонить? Может быть, взять и явиться к ним в офис прямо сейчас? Чем черт не шутит, вдруг ее примут? Выглядит она великолепно, не зря все утро старалась. Алена открыла сумочку. Куда же она засунула Колин листок с координатами «Элиты»?

Через полчаса Алена уже стояла в предбаннике свежеотремонтированного офиса на Садово-Триумфальной и крутила диск внутреннего телефона, любезно предоставленного ей охранником. Правда, перед этим пришлось долго показывать ему паспорт и удостоверение Союза журналистов. Телефонные переговоры неожиданно увенчались успехом: секретарша одного из директоров предложила ей пройти наверх. «Господин Городецкий может уделить вам двадцать минут».

Лифт быстро и бесшумно доставил Алену на пятый этаж. «А они неплохо устроились», — подумала она, оглядывая просторный светлый холл, уставленный рододендронами и диффренбахиями. Приемную директора от холла отделяла стеклянная стена. Навстречу Алене поднялась секретарша — совсем молоденькая блондинка, длинноногая и большеглазая, как на рекламной картинке.

— Могу я видеть господина Городецкого? — дежурно спросила Алена.

— Владимир Сергеевич может уделить вам не больше двадцати минут, — строго, но вежливо повторила блондинка.

Надо же, как вышколена, подумала Алена. Настоящая секретарша большого человека. Одежда, манеры — все на хорошем профессиональном уровне.

— Ничего, я уложусь, — улыбнулась Алена.

Почему-то этот Владимир Сергеевич представлялся ей солидным господином лет пятидесяти, гладко выбритым, пахнущим дорогим одеколоном, полноватым, но молодящимся — эдакий привычный тип бывшего комсомольского работника. Ну и хорошо, таким ее внешность всегда нравилась. Сегодняшняя Аленина задача — заставить Владимира Сергеевича захотеть встретиться с ней еще раз, и желательно в непринужденной обстановке. Тогда-то она и вытрясет из него нужную информацию.

Алена ослепительно улыбнулась, чтобы появились неотразимые ямочки, и открыла дверь кабинета.

Навстречу ей из-за стола поднялся парень лет тридцати, худощавый, коротко стриженный, — тот самый парень, который отвозил ее домой после несчастного и стыдного происшествия в гостях у Ивана.

5

Катя Городецкая стояла перед зеркалом и пыталась соорудить на голове нечто, хотя бы отдаленно напоминающее вечернюю прическу. Но непослушные золотистые волосы никак не желали укладываться крупными красивыми локонами, как было изображено на картинке из журнала, взятой Катей за образец. Не успевала она пристроить очередную шпильку, как предыдущая выскальзывала, и прическа неумолимо рассыпалась. «Надо было все-таки пойти в парикмахерскую», — с досадой подумала Катя. Нечего разводить самодеятельность.

От досады она резко дернула рукой, и из прически вывалилось сразу несколько шпилек. Ну вот, опять начинать все сначала!

— Катюша, ты не видела мой галстук? — послышался из комнаты голос мужа. — Тот серо-синий, итальянский?

Катя бросила шпильки на подзеркальник и побежала в спальню. Володя стоял перед раскрытым шкафом и задумчиво рассматривал его внутренности.

— Никак не могу найти, — виновато сказал он.

— Просто ты не там ищешь.

Катя улыбнулась, открыла соседнюю створку и почти сразу достала потерянный предмет.

— Вот, получай.

Протянула было его мужу, но сразу передумала:

— Давай-ка я его тебе завяжу.

Володя поднял подбородок. Ласковые и умелые Катины пальцы справились с узлом галстука в считанные секунды. Отступив на шаг, она полюбовалась делом своих рук. Володя уже был почти готов к парадному выходу: белая рубашка, серые брюки, неброский, но элегантный и безумно дорогой галстук. К этим брюкам полагался синий пиджак — вон он, висит на спинке стула. Катя давно уже поняла, что серый и синий — Володины цвета, и одежду для мужа подбирала именно в этой гамме. Володя провел рукой по волосам:

— Ну как я тебе? Не стыдно со мной показаться в свете?

Катя помотала головой, потом быстро чмокнула его в щеку:

— Какой ты красивый! Ты самый красивый мужчина из всех, кого я знаю!

— Просто ты необъективна.

— Еще как необъективна!

В ее голосе слышалось такое обожание, что Володя слегка смутился. Трудно все время быть кумиром даже для собственной жены. Приходится постоянно соответствовать, а это налагает определенные обязательства. В глубине души он хотел бы, чтобы Катя относилась к нему хоть чуть-чуть прохладнее. Он же нормальный мужчина, а не Ходячее Воплощение Всяческих Добродетелей. По правде говоря, жизнь с безмерно любящей женой иногда кажется чуточку пресной, чтобы не сказать скучной… Но останавливаться на этой мысли и додумывать ее до конца Володя не стал. От добра добра не ищут.

Он посмотрел на Катю и тут только заметил, что она стоит перед ним в изящной кружевной комбинации и в черных лаковых лодочках на высоченной «шпильке». Зрелище, конечно, сверхсоблазнительное, но…

— А почему ты еще не одета?

На счастливое Катино лицо набежала тучка:

— У меня ничего не выходит с прической. Стараюсь, стараюсь, и все зря. Вот видишь…

Катя тряхнула головой, и ее длинные волосы заструились по плечам. Володя улыбнулся:

— Оставь так. Французы говорят: чистая голова — уже прическа. А уж твои волосы укладывать просто грех. Они у тебя как у Раутенделейн.

Он притянул жену к себе, обнял и погладил мягкие шелковистые локоны. Катя прильнула щекой к его груди:

— А кто это — Раутенделейн?

— Фея. Из пьесы Гауптмана «Потонувший колокол».

— Не читала…

— Я принесу тебе книжку. У нас дома есть.

В другой раз Катю бы царапнуло, что он сказал «у нас дома» не об их новой замечательной квартире, а о той, где они жили раньше и где сейчас жила одна тетя Инна. Но его руки обнимали ее, она слышала стук его сердца — так стоит ли расстраиваться из-за пустой оговорки!

Они постояли так, обнявшись, минуты три. Володя спохватился первый:

— Послушай, мы рискуем опоздать. Одевайся скорее. Машина придет через пятнадцать минут.

Катя с сожалением высвободилась из его рук и потянулась за длинным изумрудно-зеленым платьем, заботливо разложенным на постели.

В этот момент в дверь позвонили. Машина пришла даже раньше, чем было назначено.

Вика уже начинала тихо злиться. Битых пятнадцать минут она торчала как дура у памятника Тельману, уши у нее замерзли, и губы под помадой, наверное, посинели от холода.

Она была в своей любимой и единственной короткой шубке из чернобурки, накинутой на элегантное маленькое черное платье, — даже шею шарфом замотать не удосужилась. Вика жила в соседнем доме, к памятнику подошла вовремя и была уверена, что ее тут же посадят в машину и повезут по назначению.

Сегодня вечером она должна была присутствовать на фуршете в честь подписания окончательного договора между крупной французской фирмой и «Элитой» — фирмой Аникеева. И именно на этом фуршете ей надлежало познакомиться с той самой милой дамой, которую Всеволод Кириллович навязывал ей в подружки. Если сегодня все пройдет гладко — послезавтра Вика подписывает контракт с «Петром и Марком».

Аникеев сказал, что в половине шестого он пришлет за ней человека. Понятно, сам он сопровождать ее не сможет — на такие мероприятия солидные бизнесмены берут только супругу, тем более что партнеры — французы, нация весьма семейственная. Вика же должна изображать девушку одного из сотрудников «Элиты» — по крайней мере она так поняла. Ей все это не слишком нравилось, но так решил Аникеев, а договор есть договор.

— Простите, пожалуйста, вас не Викой зовут?

Вика обернулась. Молодой человек в длинном черном пальто подошел к ней почему-то не со стороны Ленинградского проспекта, а от улицы Черняховского.

— Вы не Вика? — чуть смущенно повторил он.

— Вика, — девушка рассерженно посмотрела на него. — Я, между прочим, стою здесь уже минут двадцать.

— Извините, — молодой человек смешался еще больше, — в пробку попал, еле выбрался.

Вместо ответа Вика решительно взяла его под руку. Он был ниже ее на полголовы, но девушку это не смутило. После ожидания на холоде на такие мелочи Вика просто не обратила внимания.

— Пойдемте скорее, — приказала она. — Где ваша машина?

Уютно устроившись на переднем сиденье темно-зеленой «Вольво», вытянув замерзшие ноги и достав сигарету, Вика почувствовала себя человеком. Молодой человек предупредительно щелкнул зажигалкой. Сделав глубокую затяжку, Вика с наслаждением откинулась на мягкие кожаные подушки кресла.

Они выехали на Ленинградку и направились в сторону центра. Молодой человек сосредоточенно смотрел перед собой, пытаясь как можно быстрее продвигаться в потоке машин. Однако лавирование и маневры почти не помогали: Ленинградский проспект в шесть вечера трудно назвать скоростной магистралью.

Вика украдкой разглядывала своего спутника. Совсем молодой, лет двадцать — двадцать два, не больше. Чуть полноватый, пожалуй, для своего возраста. Щеки, по крайней мере, могли бы быть и менее пухлыми, нос — не таким курносым, а глаза — побольше и пошире. Хотя в целом лицо производит приятное впечатление — этакий добродушный увалень. И кого-то он Вике ужасно напоминает… Только вот кого?

— Ну что ж, — она первой нарушила молчание. — Раз уж нам суждено провести вечер вместе, давайте для начала познакомимся. Как меня зовут, вы знаете. Может быть, теперь и сами представитесь?

— Ох, простите.

Молодой человек быстро взглянул на Вику и опять уставился перед собой. Вике показалось, что он покраснел.

— Меня зовут Андрей.

Сказал — и опять как в рот воды набрал.

— Так, прекрасно, — задумчиво протянула Вика. — Значит, Андрей. А дальше?

— Что… дальше? — растерянно переспросил он.

— Ну, как ваша фамилия, отчество, кем вы в «Элите» работаете, — сказала Вика, начиная понемногу раздражаться. — Я же должна знать такие мелочи, если собираюсь весь вечер изображать вашу девушку. Или не должна?

Андрей, кажется, покраснел еще больше и кивнул. Нет, видно, ничего вразумительного от него не добьешься. Вика сердито спросила:

— Всеволод Кириллович вас проинструктировал?

— Да, — промямлил Андрей, — проинструктировал… Но видите ли, дело в том, что… Моя фамилия Аникеев, а отчество Всеволодович.

— Что? — Вика от изумления слегка поперхнулась сигаретным дымом.

— Я думал, он вам сказал… Всеволод Кириллович — мой отец. А вы… Как бы это сказать… Вы — моя жена.

— Как — жена?

— Ну да… Отец решил, что так будет лучше. Я думал, вы знаете…

Потрясенная, Вика медленно затушила окурок в пепельнице. Жена! Ну, дела! Во что же такое она впуталась?

Когда машина свернула на Ленинский, Катя была уже ни жива ни мертва от страха. Еще чуть-чуть — и она окажется среди незнакомых людей, с которыми надо будет светски общаться, улыбаться, отвечать на комплименты и все время чувствовать на себе недоброжелательные, оценивающие взгляды женщин. О, эти взгляды Катя ненавидела больше всего на свете! Ей казалось, что любая из присутствовавших на приеме дам гораздо больше подошла бы Володе в жены — такие они все были уверенные в себе, раскованные, красивые. Не видя себя со стороны, она не понимала, что красотой не уступит ни одной из них.

Вообще Катя панически боялась женщин, но ни за что не призналась бы в этом. У нее никогда не было подруг. Может быть, виной тому ее излишняя стеснительность, а может быть, то, что Володя слишком давно занимал все ее мысли. На подруг уже ничего не осталось.

Машина остановилась у ярко освещенного подъезда клуба. Молоденький шофер Саша повернулся к ним:

— Приехали, Владимир Сергеевич.

Катя нашла руку мужа и крепко сжала. Володя, прекрасно понимая ее состояние, успокаивающе погладил по плечу:

— Все будет хорошо, Катюша. Ты у меня самая красивая.

Для фуршета арендовали небольшой уютный зал в недавно открывшемся клубе «Славянская старина». От «Элиты» присутствовали только директора, главные менеджеры и руководители отделов с женами. Зато, помимо представителей французов, были приглашены и влиятельные деловые партнеры фирмы. Всего набиралось человек тридцать — не много и не мало, вполне приличный фуршет.

Алена пришла, пожалуй, рановато — нужно было чуть опоздать, чтобы потом свободно маневрировать среди гостей в поисках интересных собеседников. А так ее сразу приметил солидный толстяк из Питера, пристроился рядом и вот уже полчаса донимал разговорами.

Приглашение на фуршет Алена получила вчера от Владимира Сергеевича Городецкого.

В первый момент, обнаружив в кабинете директора «Элиты» вместо солидного господина почти своего ровесника, да еще припомнив обстоятельства их случайного знакомства, Алена испытала что-то вроде шока. Больше всего на свете ей захотелось очутиться по другую сторону двери, провалиться сквозь землю и никогда больше не видеть этого субъекта. А субъект, насмешливо улыбаясь, поднялся из-за стола и пошел ей навстречу:

— Вот так история! Так вы в придачу ко всему прочему еще и журналистка?

— В придачу к чему? — довольно невежливо огрызнулась Алена.

— К характеру.

— Знаете что… — Алену его слова так возмутили, что она даже сразу не нашлась, что ответить. — Знаете…

— Ну извините, извините, ради Бога, — примирительно сказал Владимир Сергеевич, указывая Алене на кресло. — Садитесь. Хотите кофе?

— Нет, спасибо. — Алена поджала губы. Все получалось совсем не так, как ей хотелось.

Она достала из сумки диктофон и пристроила его на маленьком журнальном столике рядом с собой:

— Может быть, начнем серьезную беседу? Ваша секретарша предупредила, что у вас мало времени.

Городецкий с откровенным интересом смотрел на нее:

— Может быть, начнем. Только давайте сначала познакомимся. Вы забыли представиться.

Алена поморщилась. И ведь действительно забыла — потому что растерялась. Непрофессионально, подумала она. А ну-ка, подруга, быстро бери себя в руки.

— Арьева Елена Станиславовна, — голос ее прозвучал холодно и вполне светски. — В данный момент выступаю как корреспондент журнала «Постфактум».

В глазах Городецкого мелькнул веселый огонек.

— А вообще? — спросил он.

— Что — вообще? — опять Алена сбилась с тона.

— Не в данный момент, а вообще — где вы работаете?

— Это так важно?

Владимир Сергеевич едва заметно усмехнулся:

— Ну, мне интересно. Любопытствую.

— Любопытство, — ехидно заметила Алена, — чисто женская черта.

Сказала и тут же пожалела — в глазах Городецкого заплясали насмешливые чертики:

— Хорошо, сформулируем по-другому. Удовлетворите мое мужское стремление получить дополнительную информацию. Так где?

Алене ничего не оставалось, как признаться:

— В «Обаятельной и привлекательной». Веду светскую хронику.

Ну вот, теперь уж он точно не станет принимать ее всерьез. Но Городецкий почему-то обрадовался:

— Правда? В первый раз вижу сотрудницу модного журнала. Моя жена, кстати, постоянно покупает «Обаятельную и привлекательную» и начинает его читать именно с вашего раздела.

Если он хотел сделать комплимент жене и одновременно польстить Алене, то добился обратного эффекта. Жена Городецкого сразу упала в Алениных глазах.

— Но к вам я пришла как корреспондент «Постфактума», — значительно сказала Алена. — Мне поручили сделать статью о русско-французских связях в области строительства туристических объектов, а у вас, кажется, намечается долговременное сотрудничество именно с французами.

Эту длинную фразу Алена заготовила заранее.

— Намечается, — легко подтвердил Городецкий. — Даже, можно сказать, уже наметилось.

Алена включила диктофон:

— Не могли бы вы мне рассказать поподробнее, что это за объект, где вы планируете его строить и какое участие в проекте принимает французская сторона?

Городецкий рассмеялся:

— А можно по порядку, не все сразу? Давайте начнем с описания объекта…

Говорил он минут пятнадцать, и по его словам все выходило складно и гладко. Да, действительно, они будут строить туристский комплекс в верховьях Волги, но заповедник территория комплекса затрагивает лишь краешком. Потом, лес в том месте находится в ужасном состоянии, давно требует ухода и санитарной расчистки. Этим «Элита» и займется в первую очередь. И не только приведет в порядок лес, но и обязуется постоянно оплачивать дополнительную работу лесника. И об уникальных водоочистительных сооружениях сказал, как Алена и ожидала. Кстати, это взяли на себя французы. А эксплуатировать комплекс планируется совместно.

Дикую утку Алена решила приберечь про запас, а пока слушала и кивала.

— Ну так как, — закончив свою речь, спросил Владимир Сергеевич, — вы удовлетворены моим рассказом?

— Не совсем, — тонко улыбнулась Алена. — Вы не совсем убедили меня в том, что заповеднику не будет нанесен вред. Любое строительство пагубно влияет на экологию. У меня есть к вам несколько вопросов…

Это тоже была «домашняя заготовка», но прозвучала она как-то фальшиво. Что-то случилось с Алениным голосом — может быть, потому, что ей вдруг совершенно расхотелось выводить на чистую воду этого милого насмешливого парня.

Городецкий, вероятно, тоже уловив в вопросе фальшивые нотки, вздохнул, поскучнел и посмотрел на часы:

— Елена Станиславовна, если бы мы договорились о нашей встрече заранее, я бы с удовольствием на них ответил. А сейчас — извините, я должен ехать на переговоры.

Алена выключила диктофон и поднялась:

— Жаль. Может быть, вы выберете день и час, когда вам удобно?

— Ну разумеется, — кивнул Городецкий.

Он подошел к столу и поиграл кнопками электронного блокнота.

— А знаете что? — внезапно сказал он. — Мне пришла в голову отличная идея. Завтра в шесть у нас фуршет — отмечаем подписание окончательного документа. Приходите, вам это будет интересно. И на наших партнеров посмотрите. Вы говорите по-французски?

— Нет. Только по-английски.

— Ну ничего, все равно пообщаетесь. Я скажу, чтобы вам заказали приглашение. Придете?

Он поднял глаза и посмотрел на Алену с какой-то смущенной улыбкой. Их взгляды на секунду встретились. Алена тоже смутилась и покраснела:

— Приду.

6

С Алениного наблюдательного пункта вход просматривался довольно хорошо. Гостей принимали оба директора: Аникеев и Городецкий. Они прекрасно дополняли друг друга: солидный вальяжный Всеволод Кириллович — именно такой, каким и должен быть крупный бизнесмен в Аленином представлении, — и чуть угловатый, но обаятельный в своей угловатости Владимир. Рядом с Аникеевым стояла его жена — молодящаяся ухоженная дама лет сорока пяти в ярко-красном английском костюме. Жены второго директора что-то не было видно. Интересно, подумала Алена, ведь по протоколу ей положено быть рядом с мужем. А может быть, у него никакой жены и нет?

Предположение, что интересный и преуспевающий молодой бизнесмен еще и не женат, невольно заставило Алену взглянуть на него другими глазами. «А почему бы и нет?» — пронеслась шальная мысль. Когда при прощании их глаза встретились, в его взгляде промелькнуло что-то такое — как будто электрический разряд… Правда, всего на короткое мгновение, могло и почудиться. Надо попробовать прояснить семейное положение этого Владимира Сергеевича.

Алена мило улыбнулась толстяку — черт, как же его зовут? Впрочем, неважно.

— Какая интересная у господина Аникеева жена, — начала она издалека.

Толстяк заглотнул наживку:

— Элеонора Иосифовна — потрясающая женщина, — в его голосе слышалось действительное восхищение. — Красавица, умница, а как умеет принять гостей! Кажется, ее отец был генералом.

— Да? — вежливо и в меру заинтересованно отозвалась Алена. — В самом деле? Впрочем, в этой женщине чувствуется порода.

— А сколько такта! — продолжал панегирик толстяк. — Какое умение держаться! И деловые качества превосходные — до недавнего времени она возглавляла в «Элите» отдел рекламы, а потом занялась собственной фирмой. А какая внешность, как умеет себя подать! Хотя говорят, что в присутствии одной красивой женщины не принято хвалить другую…

Толстяк умильно посмотрел на Алену.

— Я не обижаюсь, — улыбнулась она. — Вы же просто отдаете должное жене вашего делового партнера. И ваши комплименты, думаю, вдвойне уместны: ей же приходится, по всей видимости, работать за двоих…

Толстяк непонимающе уставился на Алену:

— Простите?

— Господин Городецкий, очевидно, не женат — я что-то не вижу его супруги…

— А-а, — протянул толстяк. — Ну что ж, отчасти вы правы.

— Отчасти? — Алена удивленно подняла брови.

— Супруга Владимира Сергеевича — особа болезненная и, как правило, его не сопровождает. Сегодняшний фуршет — исключение. Посмотрите направо — во-он там, видите девушку в изумрудно-зеленом платье?

Алена незаметно взглянула в указанном направлении:

— Вижу.

— Это и есть госпожа Городецкая.

— Но она совсем молоденькая! — удивленно вырвалось у Алены. — На вид ей лет восемнадцать!

— Очень может быть, — улыбнулся толстяк. — К сожалению, по роду своей деятельности я больше сталкиваюсь с Всеволодом Кирилловичем. Городецкого я знаю меньше и с супругой его едва знаком. А вот с Элеонорой Иосифовной мы как-то вместе ездили в Рим…

Толстяк ударился в воспоминания о чудесном и упоительном путешествии. Алена слушала вполуха, украдкой разглядывая жену Городецкого. Ничего себе девочка, красивая. Только вид у нее какой-то запуганный, словно она не жена одного из директоров, а так, случайная бедная родственница, Золушка, чудом попавшая на королевский бал. Одета роскошно, но чувствуется, что ей неуютно в слишком открытом вечернем платье, хотя и шея, и плечи, и все остальное вполне соответствует модным стандартам. Интересно, а кто она по профессии? Только жена или все-таки еще чем-то в жизни занимается? «Если бы она так не стеснялась, — подумала Алена, — я бы решила, что она либо фотомодель, либо манекенщица, либо актриса. Но, видно, ни то, ни другое, ни третье — держаться девочка совсем не умеет».

Пока Алена занималась наблюдениями, съезд гостей закончился, и приглашенных попросили пройти в соседний зал, где были накрыты столы.

Алене приходилось бывать на самых разных фуршетах, и она давно заметила: кормят там в строгом соответствии с рангом фирмы-организатора. Могут уставить стол бутербродами с колбасой и сыром и недорогим болгарским вином, а могут подать самые изысканные деликатесы, водку «Абсолют» и французский коньяк.

Судя по яствам, «Элита» входила в число не просто преуспевающих, а давно и прочно преуспевающих фирм. Устроители не ограничились икрой, осетриной горячего копчения и заливным языком — присутствовал даже фаршированный поросенок на громадном блюде. Запивать поросенка предлагали шампанским «Вдова Клико», испанским красным вином или водкой «Смирнофф» — на выбор.

Толстяка, слава Богу, отвлекли — какой-то иностранный господин пожелал обсудить с ним что-то конфиденциально, и толстяк, рассыпавшись в извинениях, покинул Алену. «Совсем ненадолго», — сказал он просительным тоном. Алена вежливо улыбнулась, вздохнув про себя с облегчением. Ей хотелось пробраться к Городецкому и продолжить вчерашний разговор. Оценив диспозицию, Алена стала прикидывать, как бы это получше сделать.

— Ну что, Катюша, как ты себя чувствуешь?

Володя, наполнив бокал жены шампанским, испытующе и с легкой тревогой заглянул ей в глаза.

Катя нашла в себе силы улыбнуться:

— Чудесно. Все чудесно.

Она хотела еще что-то сказать, но не успела. К ним подошел невысокий лысый человечек в переливчато-голубом костюме:

— Владимир Сергеевич! Позвольте вам попенять — сколько мы с вами знакомы, а вы до сих пор скрывали от нас свою очаровательную супругу!

Лысый, склонив круглую голову набок, с умильной улыбкой смотрел на Катю. Он был ниже ее почти на голову. Катя почувствовала, что краснеет.

— Ну что вы, Алексей Степанович, — вежливо сказал Володя. — Не скрывал, просто как-то случая не было. Катюша, позволь представить тебе Алексея Степановича Соловцова, генерального представителя фирмы «Говард Росс» в Москве.

— Очень приятно.

Катя протянула руку, и Соловцов галантно поднес ее к губам:

— Вы самая красивая женщина в этом зале. Как только я вошел, сразу заметил вас и гадал — как такое чудо красоты оказалось на этом банальном фуршете, среди скучных деловых людей? Вам, наверное, невообразимо тоскливо видеть вокруг себя наши унылые лица?

— Спасибо, — невпопад сказала Катя. Она не очень хорошо представляла себе, как следует отвечать на подобные комплименты, и растерянно взглянула на мужа. Володя тоже не ожидал от Соловцова такого приступа красноречия и был несколько обескуражен. Тем более что Соловцов отнюдь не входил в число его близких друзей — они до сегодняшнего вечера виделись всего раза три-четыре и исключительно по делу.

Возникла короткая, но неловкая пауза. Соловцов, однако, неловкости не уловил. Он взял бутылку шампанского и наполнил два бокала. Один взял себе, другой протянул Городецкому:

— Предлагаю выпить за сокровище, которым вы обладаете!

Он приподнял бокал. Движение было слишком резким — шампанское выплеснулось прямо Кате на платье. На изумрудном шелке расплылось безобразное мокрое пятно. Катя испуганно посмотрела на свой безнадежно испорченный наряд.

— Ах, Боже мой, как неловко получилось, — засуетился Соловцов. Володя и опомниться не успел, как тот достал из кармана яркий клетчатый носовой платок и попытался оттереть шампанское. Катя отшатнулась.

— Извините, — быстро пробормотала она, сунула свой фужер в руки мужу и убежала в туалетную комнату.

Вся сценка заняла не более пяти минут. Но никто из троих ее участников не подозревал, что некто четвертый незаметно, но с интересом наблюдал за развитием событий со стороны. Этим четвертым был Всеволод Кириллович Аникеев. Проводив Катю взглядом, он отыскал глазами в толпе высокую красивую блондинку и кивнул ей — едва заметно, но блондинка поняла и тоже направилась к выходу.

Включив воду, Катя как умела замыла шампанское. Весь правый бок платья стал мокрым. Оглядев плачевные результаты своих трудов, Катя совсем упала духом. Шелк был слишком тонким и нежным. Даже если пятно высохнет, на материи останутся заметные контуры. Прямо над разрезом, на самом видном месте! А вечер только начался! Катя опустилась в глубокое кресло. Вот так она и просидит в туалетной комнате до конца, но на люди с таким пятном не покажется. Мужчины еще ничего, но женщины будут смотреть на нее так, что захочется сквозь землю провалиться. От досады хотелось плакать. Так Катя и знала, что без неприятности не обойдется! Не зря она терпеть не может подобных мероприятий.

— У вас какие-то проблемы?

Катя подняла лицо. Перед ней стояла высокая девушка с длинными платиново-белыми волосами. В карих глазах ее читалось искреннее участие.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Ах, нет, — пробормотала Катя, указав на мокрое пятно, — тут уже ничем не поможешь.

Девушка присела на корточки и внимательно оглядела ткань:

— Да-а… — И вдруг решительно скомандовала: — Снимайте!

Катя почему-то сразу подчинилась.

Девушка включила воздушную сушилку и поднесла платье под струю горячего воздуха:

— Сейчас высохнет, а потом что-нибудь придумаем. Не сидеть же вам здесь остаток вечера.

После просушки Катя снова облачилась в свой испорченный наряд. Как она и предполагала, на изумрудном шелке остались желтоватые разводы.

— Вот видите! — сказала она расстроенно.

Девушка раскрыла свою элегантную лаковую сумочку, секунду покопалась в ее внутренностях и извлекла на свет что-то маленькое и блестящее:

— Слава Богу, она тут!

Девушка опустилась перед Катей на колени, проделала две-три манипуляции длинными тонкими пальцами, и Катя восторженно ахнула. Пятно исчезло в складках умелой драпировки, заколотой изящной золотой булавкой.

Девушка поднялась и с гордостью посмотрела на дело рук своих:

— Ну как?

— Потрясающе! — Катя в себя не могла прийти. — Словно так и было задумано! Как вам это удалось?

— Немного таланта и большой навык, — рассмеялась девушка.

— Не знаю, как вас и благодарить…

— А особенно и не за что, — девушка сделала рукой протестующий жест. — Знаете что, давайте лучше познакомимся. Меня зовут Вика, а вас?

— Катя.

— Вот и замечательно, Катя. Если теперь все в порядке, не вернуться ли нам обратно?

Вика взяла ее под руку.

Когда девушки появились в зале, Соловцова уже не было видно — затерялся среди гостей. Володя разговаривал с Аникеевым и его женой, время от времени бросая встревоженные взгляды в ту сторону, куда скрылась Катя.

— О, Катюша, рад тебя видеть, — заулыбался Аникеев. — Мы еще толком не поздоровались.

— Здравствуйте, дорогая моя, — светская Элеонора Иосифовна сделала вид, что приложилась накрашенными губами к Катиной щеке — это должно было обозначать поцелуй.

Катя вежливо улыбнулась в ответ на приветствия и, поймав обеспокоенный взгляд мужа, слегка кивнула: мол, все в порядке. После этого она обернулась к своей новой знакомой, собираясь представить ее Володе и Аникеевым, но тут Всеволод Кириллович неожиданно сказал:

— Викуша, я вижу, вы уже познакомились и без нас? Чудесно, чудесно!

— С Катей, но не с ее мужем, — сдержанно сказала Вика.

Катя непонимающе посмотрела на нее. Неужели эта милая девушка имеет какое-то отношение к Аникеевым? Элеонору Иосифовну Катя терпеть не могла, а Всеволода Кирилловича просто боялась. Ей почему-то казалось, что его ласковое лицо и добродушный взгляд — лишь маска, за которой прячется что-то очень холодное и недоброе.

— Володя, разреши представить тебе жену нашего сына, — торжественно сказал Аникеев, взяв Вику за руку и подводя к Городецкому.

Ах, вон оно что! Но разве их Андрей женат?

— Очень приятно, — Городецкий, владея собой лучше, чем Катя, слегка пожал Викины тонкие пальцы. — Не знал, что у Андрея такая очаровательная жена.

— Не удивляйся, не удивляйся. Этот шалопай женился на прошлой неделе, не спросив нашего благословения, — благодушно произнес Аникеев. — Просто поставил родителей перед фактом. Но, к счастью, его выбор оказался удачным, правда, Элечка?

— Совершенно с тобой согласна, — Элеонора Иосифовна приобняла Вику за талию и тут же отпустила.

— А где же виновник? — шутливо спросил Городецкий. — Вика, где ваш молодой счастливчик-муж? Надо бы его поздравить с таким решительным шагом.

Вика весело огляделась:

— Что-то не вижу… На минутку нельзя одного оставить! А, вон он, во-он там, видите?

— Хочешь поздравить — идем. — Аникеев слегка подтолкнул Володю в указанном Викой направлении. — Оставим наших дам мило болтать между собой. Пускай расслабятся в женском обществе.

Володя развел руками — подчиняюсь, что делать, — и позволил себя увести.

И опять никто не заметил, как Аникеев, уходя, улыбнулся Вике — коротко и поощряюще. Мол, все правильно, детка, все верно.

Алена обычно не терялась ни в каких ситуациях. Прошло то время, когда она была такой робкой и стеснительной, что мысль о простом телефонном звонке в официальное место приводила ее в ужас. Пугливая провинциальная девочка исчезла, как только распался Аленин брак. Тогда, в те уже далекие годы, необходимость оказаться одной среди незнакомых людей довела бы ее до инфаркта. Но подобная необходимость возникала все чаще и чаще, и довольно быстро Алена заставила себя перебороть страх. Поэтому сейчас она спокойно наслаждалась хорошим вином и вкусной едой в ожидании своего часа. Она должна поговорить с Городецким.

Рядом с ней пристроился молодой человек в дорогом сером костюме, мешковато сидевшем на его неуклюжей полноватой фигуре. Не обращая внимания на Алену, он налил себе минералки, подцепил на тарелку большой кусок копченого мяса и потянулся за оливками. Алена поспешно отодвинулась — молодой человек чуть не задел ее своей вилкой, — но ничего не сказала. Он был как-то не похож на других гостей: круглоголовый, с оттопыренными ушами и пухлыми щечками, он выглядел скорее балованным маменькиным сынком, чем бизнесменом. Да и лет ему еще маловато — двадцать? Двадцать два? Хотя сейчас молодые как раз и ранние.

— Андрюша, Владимир Сергеевич хочет поздравить тебя с законным браком, — вдруг раздался почти рядом с Аленой мягкий, вкрадчивый голос.

Она стремительно обернулась: ага, на ловца и зверь бежит. Интересующий ее объект в сопровождении второго содиректора Аникеева подошел совсем близко.

Молодой человек поспешно отставил тарелку и покраснел:

— Ну что вы, Владимир Сергеевич! Спасибо. Но свадьбы еще толком и не было. Мы в ЗАГСЕ зарегистрировались, а летом решили повенчаться, тогда и гостей звать будем.

— Вот видишь какой, — укоризненно сказал Аникеев. — С нами даже не посоветовался. Но Вика его — действительно прелесть! Молода, красива. Умна. Актриса. И что она в тебе нашла, не понимаю?

— Всеволод Кириллович, вы слишком строги к сыну, — Городецкий дружески похлопал Андрея по плечу. — Молодец, не слушай никого. Красивая девушка и милая. Поздравляю.

Дожидаясь окончания этого разговора, Алена подходила все ближе, пока не оказалась у Городецкого прямо за спиной. Потом она деликатно кашлянула и тронула его за рукав:

— Владимир Сергеевич…

Он увидел ее и заулыбался еще шире:

— Ах, это вы! Здравствуйте. Я рад, что вы пришли. Вот, — обернулся он к собеседникам, — Елена Станиславовна Арьева, корреспондент журнала «Постфактум». Будет писать о нашей фирме.

— В самом деле? — вскинул брови Аникеев. — Чудесно, чудесно. Вы здесь совсем освоились? Может быть, есть какие-то вопросы?

Алена уже открыла было рот, но Городецкий быстро сказал:

— Извини, но мы уже начали беседу с Еленой Станиславовной вчера. Так что ваша встреча впереди, в том случае, если я не сумею толково и обстоятельно ответить на все ее вопросы.

— Вот всегда так! — шутливо развел руками Аникеев. — Как с корреспондентами беседовать — так Городецкий, а как со строителями воевать — так Аникеев.

— Не спорь с судьбой, — отшутился Володя, отходя от стола и увлекая за собой Алену.

Они вышли в холл и уселись в уютном закутке на небольшом кожаном диванчике. Алена достала диктофон и щелкнула кнопкой записи:

— Итак, строительство туркомплекса на Волге отныне можно считать делом решенным?

Городецкий улыбнулся:

— Сегодня не более, чем вчера.

— И то, что вы отторгаете территорию у заповедника, вас нисколько не смущает?

Городецкий ничего не сказал, только прищурился и внимательно посмотрел на Алену. От этого взгляда она слегка смутилась — непонятно почему — и спросила:

— Что-нибудь не так?

Он вздохнул:

— Мне казалось, что я уже ответил на этот вопрос, и довольно обстоятельно.

Алена покачала головой:

— Вы ответили. Но ответ показался мне неудовлетворительным.

Городецкий продолжал ее внимательно рассматривать. Алена почувствовала, что краснеет от его взгляда, и с вызовом повторила:

— Да, неудовлетворительным.

— Вот как?

Он немного помолчал и, не дождавшись ответа на свою реплику, насмешливо спросил:

— Вы состоите в «Обществе добровольных экологов»? Или оно называется как-нибудь по-другому, что-нибудь вроде «Хранители и ревнители родной природы»?

Алена передернула плечами:

— Не смешно.

— А я и не шучу. В подобных… хм, скажем Так, объединениях встречаются крайние экстремисты, дискуссии с которыми утомительны и нецелесообразны.

Да что он, издевается над ней, что ли? Голос у Алены чуть не сорвался от возмущения:

— И вы подумали, что я принадлежу к такому типу?

— Ну… — задумчиво протянул Городецкий. Его явно забавляла ее реакция.

Алена сердито выговорила:

— На этот раз проницательность вас подвела. Я не одержима идеей возврата назад к природе. Просто мне обидно, когда на нашу страну смотрят исключительно потребительски. Европейцы относятся к нам как… Как… Ну вроде тех хозяев, которые к себе гостей не приглашают, потому что берегут ковры и посуду, а в гостях могут положить ноги в грязных ботинках на столик красного дерева. Не их же!

— Интересное сравнение… — Вид у Городецкого был по-прежнему задумчивый, но Алене почему-то казалось, что он ее поддразнивает.

— Ну да! — горячо сказала она. — И притом верное. У себя во Франции они никогда не допустят на территории природного заповедника не то что строительства отеля — охотничьего домика!

Городецкий наконец не сдержал улыбки:

— Вы преувеличиваете. И потом учтите: наш заповедник — не то что французский. Я же вам объяснил, что он находится просто в ужасающем состоянии. Бурелом годами не убирался, подлесок не расчищался, муравьи почти исчезли. Ну и все остальное. На громадную территорию — всего один лесник. Жалко, что мы не познакомились немного раньше — я бы взял вас с собой и показал этот «заповедник». Одно название.

— А сейчас показать никак нельзя? — Алена была все еще в запале.

— Сейчас? — Городецкий вдруг замолчал, словно обдумывая внезапно пришедшую в голову мысль. — Сейчас… — медленно повторил он. — А знаете, это идея. Через две недели я улетаю во Францию. Поехали со мной. Это ненадолго, всего дней на шесть-семь. У вас есть загранпаспорт?

— Как — с вами? — опешила Алена.

— Так. Своими глазами увидите очистные сооружения, которые французы поставят у нас на Волге. И отель увидите — на Луаре уже выстроили комплекс по этому проекту. Нравится вам такая идея?

Алена смотрела на него во все глаза и ничего не понимала:

— Вы серьезно?

Он уже не улыбался:

— Как нельзя более.

— А… во сколько мне это обойдется?

Он пожал плечами:

— Раз я приглашаю — расходы за счет фирмы.

Он выжидательно смотрел на нее. У Алены голова шла кругом, ее охватило ощущение нереальности происходящего. Однако, зацепившись за случайно застрявшую в мозгах здравую мысль, она все-таки спросила:

— Зачем это вам?

Городецкий опять улыбнулся:

— Я хитрый.

— Не понимаю…

Он развел руками:

— Ну как же! Я рассчитываю, что вы не только выполните задание и напишете о нас в «Постфактум». Я обязываю вас написать о нашем проекте еще в два-три журнала. Так что считайте поездку командировкой по сбору материала.

Вот это уже вполне понятное объяснение! Алена потихоньку приходила в себя, и в ее воображении стали разворачиваться самые радужные перспективы. И она улыбнулась так лукаво, что у Городецкого помимо воли захватило дух:

— То есть вы меня покупаете?

Он кивнул:

— На время.

Тут уже можно немножко и пококетничать:

— Вы же не знаете, как я пишу.

Городецкий кокетства не принял:

— Почему? Я вам уже сказал — моей жене очень нравятся ваши светские обзоры в «Обаятельной и привлекательной».

— Ну-у… — протянула Алена. — Одно дело — светские обзоры и совсем другое — серьезные статьи.

— Я в вас верю.

Он уже не улыбался — может быть, поэтому его слова прозвучали как-то странно двусмысленно.

— Спасибо, — только и нашлась Алена.

— Пожалуйста. Ну так как?

Алена вздохнула и, уже зная, что согласится, сказала:

— Если отпустят на работе.

Это была пустая отговорка — на работе ее всегда отпускали.

7

Володин костюм Катя забрала из химчистки еще вчера, поэтому сегодня осталось только погладить рубашки. Он никогда не брал с собой в поездки много вещей, но рубашки — его пунктик. Они должны быть свежевыстираны и тщательно выглажены и, само собой разумеется, каждый день разные.

Установив на кухне гладильную доску, Катя приладила на ней маленькую приставку для глажки воротничков и включила утюг. Отпариватель, как всегда, весело зашипел, так что пришлось нажать кнопку отмены пара — «успокоительную», как Катя называла ее про себя. В отличие от многих женщин, Кате никогда не было скучно заниматься хозяйством. У нее все получалось легко и играючи, может быть, потому, что она сохранила трогательную детскую привычку относиться к неодушевленным предметам как к живым. Катя, например, была уверена, что свитер устает, если ты носишь его два дня подряд. Он скучает по своему уютненькому местечку в шкафу и нарочно выглядит хуже, чем он есть на самом деле. А стоит свитеру отдохнуть хотя бы денек — и он снова бодр и весел и опять смотрится как новенький. У Кати было два утюга — один веселый, другой вредный. Вредным она пользовалась только тогда, когда надо было гладить постельное белье. Она любила электромясорубку за ее безотказный характер — что угодно перемелет — и терпеть не могла капризный тостер, норовящий отключиться в самый неподходящий момент.

Гладить веселым утюгом Кате ужасно нравилось, но сейчас даже его привычное шипение и запах свежевыглаженного белья не радовали. Настроение у Кати было так себе, скорее плохое, чем хорошее. Впрочем, как всегда, когда ей предстояло расстаться с мужем хотя бы на два дня. А нынешняя разлука должна продлиться не два дня, а почти две недели. Володя сегодня вечером уезжал во Францию.

Догладив последнюю рубашку — белую в тонкую синюю полоску, одну из Володиных любимых, — Катя аккуратно сложила ее и озабоченно взглянула на часы. Уже почти пять, а его все нет! В семь за ним придет машина, если Володя еще задержится, он и поесть не успеет.

Катя пошла в спальню и уложила стопку рубашек в раскрытый чемодан. Вот и все. Но застегивать молнии на чемодане она не стала — пусть Володя еще сам глянет, не забыто ли что-нибудь. Хотя, кажется, ничего.

Потом Катя вернулась на кухню, зачем-то заглянула в микроволновку — рыбное филе в кляре ожидало разогрева в полной боевой готовности. Делать больше нечего. Она бесцельно прошлась по квартире туда и обратно. Господи, ну где же Володя!

И, словно в ответ на ее мысли, пропел сигнал домофона, а через пару минут открылась входная дверь. Катя встретила мужа у порога и обняла, на мгновение припав щекой к его груди:

— Ну где ты так долго!

Потом тут же отстранилась:

— Переодевайся скорее, я пока ужин разогрею, а то и поесть толком не успеешь! И посмотри, все ли я тебе положила!

Почувствовала у себя на волосах губы мужа, услышала его ласковое: «Не надо так волноваться, детеныш! — и, счастливая, умчалась на кухню.

Включив микроволновку и доставая из холодильника салат и масло, Катя прислушивалась к звукам в квартире. Вот Володя прошел в спальню, вот он вышел — в ванной раздался шум льющейся воды. Катя быстренько разложила в плетеной тарелке нарезанный хлеб, поставила приборы. Пока она хлопотала, ужин разогрелся. Водрузив блюдо с рыбой на середину стола, Катя придирчиво осмотрела сервировку — все ли в порядке — и села на свое любимое место, на уголок уголка.

— Так, а чем меня накормят в родном доме перед дальней дорогой?

Володя возник на пороге кухни, свежий и улыбающийся, словно и не было тяжелого рабочего дня. Волосы его, мокрые после душа, смешно топорщились на затылке.

— Я голоден, как волк!

Катя улыбнулась в ответ и стала наполнять его тарелку.

Ей нравилось его кормить, нравилось смотреть, как он ест — с таким удовольствием, что и самой хотелось присоединиться. Что она и сделала, не удержалась.

— А кто еще летит с тобой? Черномор?

Так они называли между собой Аникеева. Когда «Элита» только еще набирала обороты, между Аникеевым и Городецким чуть ли не каждый день вспыхивали жаркие словесные баталии. После одной из них Володя пришел домой страшно злой и раздосадованный. Долго ходил из угла в угол, не рассказывая, что случилось, ни матери, ни жене. Потом вдруг остановился посреди комнаты и раздраженно бросил: «Тоже мне добрый дядюшка!» Его мама, тетя Инна, встала рядом, точно скопировав его позу и выражение лица, и с пафосом продекламировала: «С ними дядька Черномор! — А потом повернулась к сыну и шутливо сказала: — Ты еще возьмешь его за бороду!» Получилось довольно комично. Володя тогда рассмеялся, и напряжение как рукой сняло.

С тех пор это прозвище прочно приклеилось к Аникееву. «Дядька Черномор» постепенно сократился просто до «Черномора».

— Что? А, нет, Черномор остается здесь на хозяйстве. Я лечу с Женей.

Женя — Володин помощник по продажам, серьезный молодой человек, часто бывал у них дома, но всегда приходил по делам, а не просто в гости. Он был старше Кати всего на три года, но Катя его слегка даже побаивалась. Из-за излишней серьезности.

— Так что, дорогая моя, не жди меня обратно. Два молодых интересных парня во Франции — это ого-го что такое! Найдем себе очаровательных француженок и пустимся в загул, — поддразнил жену Володя.

Но Катя не поддалась на провокацию:

— Как же! Это с Женей-то в загул? Да вы с маршрута не свернете!

— С какого маршрута?

— Отель — фирма — объект осмотра — отель. И вечером он тебя ровно в двенадцать будет спать укладывать, потому что на завтра много работы. Нет, когда ты летишь с Женей, я спокойна.

Володя хитро посмотрел на жену:

— Но на этот раз с нами летит еще третий.

— И кто же?

— Одна журналистка.

— Журналистка?

Катю словно что-то кольнуло. Какая еще журналистка? Значит, все это время рядом с ее мужем во Франции будет другая женщина?

— Откуда она взялась?

— Помнишь, на фуршете две недели назад я тебя с ней познакомил? Алена Арьева из «Обаятельной и привлекательной».

Конечно, Катя сразу вспомнила и тут же успокоилась. Маленькая такая черненькая девушка, худенькая, большеглазая, с очень короткой стрижкой. Похожа на подростка и совершенно не в Володином вкусе. Но она все же ревниво спросила:

— А почему ты раньше о ней ничего не говорил?

Володя пожал плечами:

— Да нечего говорить было. Собственно, окончательно ее поездка решилась только сегодня.

— Да?

— Визу получили в последний момент, и то с трудом.

Катя недоумевающе посмотрела на мужа:

— А стоило так хлопотать?

— Знаешь, стоило. У нас как раз возникли неурядицы с рекламой. Две-три хвалебные статьи в хороших журналах «Элите» отнюдь не помешают. Кроме того, надо думать о будущем.

— О каком будущем? — не поняла Катя.

Володя лукаво прищурился:

— А вдруг твоему мужу захочется баллотироваться в президенты? Работу с прессой надо начинать заранее!

— Опять шутишь, — улыбнулась Катя.

— В каждой шутке — доля правды. Будешь первой леди СНГ, здорово же! Госпожа президентша!

Катя недоверчиво посмотрела на него:

— Неужели тебе и вправду захочется? Ты же никогда не любил политиков!

— Поживем — увидим, — Володя отодвинул от себя опустевшую тарелку и встал. — Спасибо, Катюша, было очень вкусно. Пошел собираться дальше.

Алена быстро кидала вещи в дорожную сумку. До самолета оставалось четыре часа. Неужели она на самом деле летит во Францию? До сих пор поездка представлялась ей абсолютно нереальной, несмотря на то, что документы были собраны и отправлены, билет заказан и в редакции получен отпуск. С визой действительно возникли какие-то проблемы, но вот утряслись же в конце концов.

Все эти две недели она жила как обычно, стараясь не думать и не загадывать, чтобы потом не разочаровываться. С Городецким после приема они почти не виделись, все переговоры велись через его секретаршу — ту самую вышколенную блондинку.

Алена собиралась почти не глядя — ей часто приходилось ездить в командировки, поэтому процесс сборов был отработан до автоматизма. Да и в шкафу у нее царил идеальный порядок. Обычно она с закрытыми глазами могла найти то, что требовалось. И тут ее руки, с безошибочной точностью укладывавшие в сумку нужные вещи, вдруг замерли, натолкнувшись на мягкий шелк, — на той полке, где ему совсем не положено было быть.

Алена вытащила из шкафа роскошное шелковое кимоно нежно-персикового цвета, отделанное волной кружев на груди и по краю рукавов. Она купила его год назад, не устояв перед очарованием этой соблазнительно-женственной вещички. Цена, разумеется, была выше той, которую Алена могла себе позволить, но тогда в кармане лежал только что полученный гонорар, настроение оставляло желать лучшего, и Алена махнула рукой на благоразумие. Дома, примерив обновку, она не узнала себя в зеркале — цвет кимоно удивительно шел к оттенку Алениной кожи, к ее глазам и волосам. «Прямо японская гейша, — подумала тогда Алена. — Жаль, никто не оценит. Не перед Сашкой же Самохваловым в нем ходить. У Сашки не тот стиль, ему подавай рваные джинсы и линялый свитер. Или выцветшую футболку». И точно — с тех пор она надевала кимоно от силы раза четыре дома, для себя, когда настроение падало до критической отметки и жизнь казалась тяжелой и бессмысленной. Персиковое кимоно в такие моменты оказывалось как нельзя более кстати. Десять минут в нем перед зеркалом — и мир снова становился вполне приемлемым.

Алена аккуратно сложила свою драгоценность и собралась бережно положить ее на место — в дальний угол бельевой полки, как вдруг, повинуясь безотчетному импульсу, быстро упаковала кимоно в прозрачный пакет и засунула в сумку. В конце концов, она едет не в Сыктывкар, а во Францию. Так пусть эта красивая вещичка поедет с ней вместе. Глупо? Ну и пусть. Она наденет его в своем номере, для себя. Хотя бы один раз. Для полноты ощущений.

Сборы прервал телефонный звонок. Алена, не вставая с места, дотянулась до аппарата:

— Вас слушают!

В трубке молчали.

— Вас слушают! — с раздражением повторила Алена. Ей и так некогда, а тут еще кто-то шутки шутит. — Да говорите же!

— Здравствуй, Алена, — этот голос она теперь узнала бы из тысячи. — Ты все еще сердишься?

Боже мой, Иван! Она не видела его и не слышала с того памятного вечера, когда ее с позором изгнали из его дома. От изумления она потеряла дар речи.

— Алена, — голос в телефоне был мягок и вкрадчив, — Алена! Почему ты молчишь? Ты узнала меня? Только не бросай трубку!

— Узнала, — выдавила наконец Алена. — Узнала. Зачем ты звонишь?

В трубке раздался короткий смешок:

— Ты не слишком любезна. Ну, допустим, извиниться.

— Не поздновато ли? — Алена окончательно пришла в себя. Ну и типчик! Да о какой любезности может идти речь после того, что он выкинул! — Извиняться надо было сразу. Две недели назад, — ледяным тоном сказала она. — А теперь уже поздно.

— Ну, Алена, — Иван уже не смеялся. — Я хотел подождать, пока ты слегка остынешь.

— Я остыну? — возмутилась Алена. — А как же твоя невеста?

— Никакая она не невеста! — возразил Иван. — Давай встретимся и спокойно поговорим. Я тебе все объясню. Может быть, я сейчас за тобой заеду, и мы где-нибудь спокойно поужинаем?

Да как он смеет?!

— Не получится, — злорадно сказала Алена.

— Тогда, может быть, завтра?

— И завтра не получится. Дело в том, что сейчас я уезжаю в командировку.

— Жаль, — похоже, Иван действительно был разочарован. — И надолго?

Алена хотела ответить, что это не его дело, но сдержалась:

— На неделю. А может быть, на две. Как выйдет.

— Если не секрет, куда? Опять угоняют в какую-нибудь Тмутаракань?

Ну конечно! Куда, по его мнению, ее еще могут послать? Только туда, куда никто больше ехать не согласится! Ну, она ему сейчас выдаст!

— Не секрет, — в голосе Алены звучало торжество. — Во Францию. Сопровождаю одного из директоров фирмы «Элита» в деловой поездке.

Иван присвистнул:

— Ну ты даешь!

Ага, не ожидал и удивился! Так пусть знает, что не он один умеет работать!

— Слушай, а может быть, я тебя провожу? — неожиданно предложил Иван.

— Во Францию? — съехидничала Алена.

— Нет, зачем же? В аэропорт. Хотя проводить тебя до Франции — тоже идея неплохая, но оставим ее до другого раза. Когда тебе надо быть в Шереметьеве?

Говорит как ни в чем не бывало! Словно и не было той истории. Ну нет, Алена так быстро не забывает оскорблений.

— Не стоит, — как можно равнодушнее сказала она. — Сама доберусь.

— Все еще злишься? Напрасно…

— Слушай, мне некогда сейчас это обсуждать, — перебила его Алена. — И вообще мне не до тебя. Пока.

Она швырнула трубку на рычаг. Настроение было безнадежно испорчено. Столько времени не появлялся и вдруг — пожалуйста! Ну почему он так уверен, что Алена готова все забыть и побежать к нему по первому зову? Тоже мне подарок! Или Иван считает, что она так хочет заполучить его в мужья, что с легкостью простит и не такое? Позвал — прибежала, прогнал — ушла, это ему нужно? Ну тогда пусть ищет себе подругу жизни где-нибудь еще, Алена ему не подойдет. Вернее, он Алене не подойдет. Не подойдет и не подойдет!

И Алена с удвоенной энергией стала складывать вещи. И опять ее оторвал от дела телефон.

— Ну что еще? — раздраженно бросила она в трубку, почти уверенная, что это Иван. Не в его привычках не получать желаемое.

— Извините, Елена Станиславовна, — сказал слегка удивленный мужской голос, — это Городецкий. Я подумал — а не захватить ли вас по дороге в Шереметьево? Скажем, у Речного?

Проводив мужа, Катя перемыла посуду, бесцельно послонялась по квартире, включила телевизор и почти сразу выключила — ничего интересного. Вот всегда так — стоило Володе уехать, как она начинала чувствовать себя казанской сиротой. Можно, конечно, позвонить тете Инне… Катя подошла к телефону, но в последний момент решила — не стоит. Только еще больше расстраиваться.

В результате она приняла ванну и легла в постель. Ну и что, что еще нет десяти! Если скорее уснуть, скорее наступит завтра. А завтра Володино возвращение приблизится на целый день.

Лениво листая все тех же «Поющих в терновнике» — недавно показывали сериал, и Кате захотелось перечитать книжку, — Катя выискивала моменты, созвучные ее теперешнему настроению. Как ей понятно то чувство, которое Мегги испытывала к Ральфу де Брикассару! Когда без человека не можешь жить, дышать без него не можешь… На глаза навернулись слезы. Катя попробовала сдержаться, но две слезинки все-таки выкатились и поползли по щекам. Ну почему эти проклятые командировки случаются так часто! И ведь если бы не ее дурацкая застенчивость, она могла бы тоже работать в «Элите» — хотя бы, как жена Аникеева, в отделе рекламы. Или еще где-нибудь. И тогда можно было бы ездить в командировки вместе с Володей…

Катя вздохнула. Нет, ей никогда не стать такой, как Элеонора — светски-раскованной, уверенной в себе. Или хотя бы такой, как Вика — ей очень понравилась жена сына Аникеева. И как этот увалень Андрей подцепил такую девушку? Что она в нем нашла?

От невеселых размышлений ее оторвал телефонный звонок. «Наверное, тетя Инна», — подумала Катя, снимая трубку. Володя, наверное, просил ее позвонить и поддержать невестку.

— Здравствуйте, Катюша, — женский голос в трубке не принадлежал тете Инне, хотя и был странно знакомым.

— Здравствуйте…

Катя слегка растерялась. Подруг у нее не было, а по имени ее называли только тетя Инна и Элеонора Иосифовна — их голоса Катя хорошо знала. Володина секретарша обращалась к ней по имени-отчеству, но это тоже не она.

— Конечно, вы меня не узнаете, — засмеялась неизвестная собеседница на том конце провода. — Я Вика. Мы с вами познакомились на том фуршете, где вам испортили ваше замечательное платье. Кстати, как пятна, отошли?

— Вика! — Катя даже не ожидала, что так ей обрадуется. — Как хорошо, что вы позвонили!

— Так как пятна?

— Отошли, все в порядке! А вот вашу красивую булавку я вам так и не вернула. Все собиралась позвонить, но было как-то неловко… Вы на меня не сердитесь?

— За то, что булавку не вернули, нисколько. А вот за то, что вам неловко мне звонить — сержусь. Так сержусь, что не выдержала и позвонила сама.

Вика смеялась — и у Кати на душе вдруг стало легко и спокойно.

— Кстати, — спросила Вика, — я не поздно? Вы еще не спите?

— Что вы, конечно, нет!

— Замечательно. Знаете, у нас, актеров, своеобразное чувство времени. Вот сейчас, например, только что кончился спектакль — все равно что для нормального человека конец рабочего дня.

Ах да, Вика же актриса!

— А в каком театре вы играете? — заинтересовалась Катя.

— В бывшем Центральном детском, — Вика коротко усмехнулась. — Сейчас изображала пантеру в джунглях Индии.

— Пантеру? А можно мне как-нибудь прийти посмотреть?

Эти слова вырвались у Кати словно сами собой, и она тут же смутилась. Ей не хотелось быть навязчивой. Но Вику ее просьба, похоже, нисколько не удивила:

— Поэтому я, собственно, и звоню. Андрей сказал, что ваш муж отбыл в командировку, и я подумала… Словом, если вам скучно, приглашаю завтра составить мне компанию в вечерних развлечениях.

Вместо тягостного одинокого ожидания в пустой квартире — приятный вечер с Викой! Господи, да она так давно нигде не была — если не считать этих дурацких официальных приемов и фуршетов…

— С удовольствием!

— Значит, решено?

— А как мы будем развлекаться? — наивно спросила Катя.

— Посмотрите спектакль, а потом мы вместе посидим в одном приятном местечке. Впрочем, первая часть программы необязательная. Мы можем встретиться уже после спектакля…

— Ну нет! — запротестовала Катя. — Я обязательно хочу посмотреть вас в роли пантеры. Или в любой другой роли.

Вике, кажется, были приятны ее слова.

— Завтра как раз удачный спектакль — «Новые страдания юного В.» Шерли — моя любимая роль. Подходите в половине седьмого к служебному входу, хорошо?

— Хорошо.

Повесив трубку, Катя села в постели, подтянув колени к подбородку. Глаза ее радостно блестели, выражение загнанности и потерянности бесследно исчезло. Вика и не представляет, как это хорошо!

8

В семидесятые годы жил-был в Берлине один молодой человек. Даже еще не молодой человек — подросток, пятнадцатилетний Эдгар Вибо. И вот однажды Эдгар Вибо встретил девушку Шарлотту. Правда, для современной девушки имя Шарлотта длинно и старомодно, поэтому друзья звали ее попроще — Шерли. Шерли к моменту знакомства с Эдгаром была совсем взрослой, ей исполнилось восемнадцать, и у нее имелся муж — красивый и сильный и тоже совсем взрослый парень двадцати двух лет. Разумеется, Эдгар влюбился в Шерли с первого взгляда, и, разумеется, она не принимала его всерьез. Он писал ей письма, по-мальчишески ернические, а на самом деле трогательные и нежные. Шерли только смеялась. Она не знала, что девушка, которую зовут Шарлотта, ни в коем случае не должна смеяться над первой любовью, иначе это может очень плохо кончиться. Шерли, конечно, слышала о Вертере и его любви к той Шарлотте-Лотте — все-таки она была соотечественницей автора «Страданий молодого Вертера». Но Гете у молодежи семидесятых не пользовался популярностью. А вот Эдгар Вибо, хотя и издевался над старомодным слогом, все же принял роман Гете слишком близко к сердцу. История Эдгара и Шерли, как и история Вертера и Лотты, естественно, тоже закончилась трагедией — юный В. погиб при загадочных обстоятельствах: то ли несчастный случай, то ли самоубийство. От него, как от гетевского Вертера, остались лишь письма к Шерли…

В бывшем детском, а ныне Молодежном театре спектакль «Новые страдания юного В.» шел на Малой сцене. Вика провела Катю в зал и тут же умчалась за кулисы. Катя с изумлением огляделась: зала-то как такового и не было. Небольшая комната, посередине — уродливый деревянный куб, у стен — три ряда стульев. И все.

Катя с трудом подавила вздох разочарования. Она-то надеялась посмотреть настоящий спектакль, с декорациями, костюмами и прочей театральной атрибутикой, а попала на новомодную постановку «додумайте сами». И кто это решил, что зритель должен быть соучастником и сотворцом, включать по ходу действия фантазию и видеть то замок, то лес, то рыбацкую хижину, словом, то, что нужно режиссеру! А если, допустим, фантазия не развита? И вообще, зритель приходит в театр отдыхать, а не работать. Что, неужели трудно хотя бы декорации установить? И кто только ходит на такие дурацкие спектакли?

Однако публики было на удивление много: все стулья у стен быстро заняли, принесли дополнительные — опять не хватило, кое-кто все равно толпился на выходе. Ну ладно, сказала себе Катя, в конце концов не стоит расстраиваться раньше времени. Она хоть Вику на сцене увидит, интересно же, когда одна из актрис — твоя хорошая знакомая.

В «Новых страданиях юного В.» у Вики была роль Шерли, а Эдгара Вибо играл молодой, но уже довольно известный Алексей Вишняков — он прославился после фильма Захара Маркова «Формула счастья». Белокожий, кудрявый, голубоглазый — прямо херувимчик с рождественской открытки — Вишняков сначала показался Кате совершенно не подходящим для роли «трудного подростка». Но актер действительно был очень талантлив: через пятнадцать минут после начала спектакля Катя уже не замечала его фарфоровой внешности. И отсутствие декораций тоже нисколько не мешало: Кате казалось, что она видит берега Шпрее, мимо которых плывут на лодке Эдгар и Шерли, видит старый сарайчик, где юный бунтарь скрывался от своих «предков»… Она забыла, что Вика — ее приятельница, и видела только жестокую Шерли, Шерли, которая не понимает, какую любовь от себя отталкивает. Одним словом, режиссер мог бы быть Катей доволен, она стала и сотворцом, и соучастником.

К концу пьесы Катя плакала, не стесняясь слез. Такого потрясения она давно не испытывала. Актеров долго не отпускали, Вишнякову надарили кучу цветов. Катя расстроилась, что не додумалась купить Вике букетик, но благодарные зрители актрису не обидели: Шерли получила целую охапку белых хризантем.

Когда наконец все закончилось и публика стала расходиться, Катя осторожно пробралась к двери с надписью «служебный вход».

— Ну где ты пропадаешь? — встретила ее возбужденная Вика. — Пойдем ко мне в гримерку.

Она потащила Катю через небольшой холл в длинный коридор, куда выходило множество дверей. Катя в первый раз была за кулисами и вертела головой, стараясь ничего не упустить.

В холле на диванчике сидели и курили несколько актеров, среди них Эдгар Вибо — Алексей Вишняков. Он был все еще в сценическом костюме, грим на лице слегка расплылся, и стало заметно, что Вишнякову давно уже отнюдь не пятнадцать и даже не двадцать пять. Но Катя все равно взирала на него с благоговением.

Когда Вика с Катей проходили мимо, Вишняков ухитрился шлепнуть Вику по мягкому месту:

— Викуся-лапуся, а ты заметила, что я тебя в лодке по-настоящему поцеловал?

— Заметила, заметила, отстань, — Вика, не останавливаясь, небрежно отмахнулась от своего недавнего сценического возлюбленного.

— Ну и как тебе? — крикнул Вишняков уже вдогонку. — Говорят, я классно целуюсь!

— Весьма посредственно, — отозвалась Вика, открывая одну из дверей. — Вот сюда, Катюша. Ничего, что я на «ты»?

— Ничего, — оторопевшая Катя застыла на пороге. Ее покоробили слова Вишнякова — она все еще была под впечатлением спектакля и видела перед собой трогательного Эдгара Вибо. А Эдгар не мог позволить себе такой выходки, особенно по отношению к Шерли.

— Да проходи же, — улыбнулась Вика. — Садись на диван. Или в кресло, куда хочешь.

— Спасибо, — Катя примостилась на краешке вытертого дивана.

Вика подсела к столику с зеркалом и стала быстро стирать грим. Катя как завороженная следила за ее точными и умелыми движениями — Шерли исчезала на глазах, просто таяла в воздухе. И вдруг Кате ужасно захотелось, чтобы исчезла Вика, а Шерли осталась.

— Что это ты все молчишь? — спросила Вика, не оборачиваясь. — Спектакль понравился?

— Очень!

— Пьеса немного старомодна, но ретро сейчас в почете.

— Я не заметила, что она старомодна, — медленно сказала Катя. — По-моему, такие пьесы не стареют.

— Ну да? — Вика кинула на нее изумленный взгляд. — Катюша, ну кто же в наше время будет умирать от любви? Думаю, что даже в семидесятые такой сюжет мог пройти лишь с большой натяжкой. Хотя мне как актрисе жаловаться грех — роль Шерли очень выгодная, есть что играть. Впрочем, все равно одеяло тянется на Лешку. Он тебе понравился?

Катя в ответ лишь улыбнулась.

— Смотри не влюбись, — шутливо предупредила Вика. — Вишняков только на сцене обаяшка, а в жизни — циник, каких поискать.

Эдгар Вибо — и циник?!

Окончательно стерев грим, Вика потянулась и стянула через голову длинную футболку — часть костюма Шерли, потом сняла вытертые джинсы. Шерли испарилась: перед Катей стояла очень красивая платиновая блондинка в белом кружевном белье, высокая, длинноногая, загорелая — в конце-то марта! Эта блондинка могла быть кем угодно — фотомоделью, манекенщицей, голливудской дивой, но Шерли она быть не могла. Катя слегка поникла — впечатление от спектакля испарялось так же быстро, как растворяется сухой сок зуко в холодной воде.

Вика быстренько натянула черные шерстяные брюки, черный же свитер с довольно большим вырезом, накинула на плечи тонкий бежевый шарф:

— Ну, вот я и готова. Пошли, Катюша, развлекаться дальше.

Катя со вздохом поднялась:

— А куда?

Честно говоря, ей совершенно расхотелось куда-либо идти. Поехать бы сейчас домой, посидеть и подумать, может быть, даже поплакать… Но ведь не признаваться же постороннему человеку в своей излишней впечатлительности…

Вика неопределенно махнула рукой:

— Да есть тут недалеко одно подходящее местечко…

«Подходящим местечком» оказался знаменитый актерский клуб — про него много писали в прессе, в том числе и в Катиной любимой «Обаятельной и привлекательной».

Двое молодых и довольно известных актеров и одна актриса постарше, но о-очень знаменитая, арендовали небольшой подвальчик на Лубянке и оборудовали в нем клуб «На Лысой горе». Обязанности хозяев арендаторы исполняли поочередно. Сегодня как раз была очередь актрисы, и она встречала посетителей в образе симпатичной ведьмочки-вампирши: черные распущенные волосы, бледное лицо, под глазами глубокие тени, кроваво-красные острые ногти и струйка крови, стекающая по подбородку. Как ни странно, безупречная красота актрисы, которой раньше гордился весь советский народ, от подобного грима ничуть не страдала, а облегающее серое платье якобы в лохмотьях выгодно подчеркивало стройность фигуры.

Вика запросто поздоровалась со знаменитостью, назвав ее «Мариночкой», и провела Катю к маленькому столику у стены. Столик, конечно, был не из лучших, но Катя этого не заметила, — настолько ее захватила необычность обстановки. В подобных местах они с Володей никогда не бывали.

Кормили и поили «На Лысой горе», как и положено, страшным и кровавым: коктейль «Кровь младенцев», жаркое «Черная курица», салат «Ведьмин корень» и прочие страсти-прелести. Вика с улыбкой наблюдала, как Катя изучает меню, затем посоветовала:

— Закажи «Козлиное копытце» и «Хвост русалочки». А выпить — «Приворотное зелье».

— А что это? — полюбопытствовала Катя.

— Принесут — увидишь. Но это точно съедобно и даже вкусно. А хочешь, я сама сделаю заказ.

Катя хотела.

Обслуживал их официант, одетый чертом или бесом. Точнее сказать, мелким бесом — его рост едва ли превышал метр шестьдесят пять. И все действительно оказалось не так страшно: «Хвост русалочки» на поверку — обычный салат из крабов, «Козлиное копытце» — большой кусок жареного мяса, а основным компонентом «Приворотного зелья» был апельсиновый сок. Вика подождала, пока Катя с опаской продегустирует принесенные яства, и спросила:

— Ну как тебе?

— Забавно, — Катя, казалось, была даже немного разочарована.

Сама Вика заказала коктейль «Кровь младенцев» — водка с томатным соком, в обычном баре называющийся «Кровавая Мэри». Но Катя по барам не ходила и с интересом покосилась на бокал, в котором над густой красной жидкостью словно парил прозрачно-чистый слой. Вика заметила ее взгляд:

— Хочешь попробовать?

Катя кивнула. Но, сделав маленький глоток, вздохнула и слегка поморщилась:

— Да это же водка!

— Конечно, водка, — рассмеялась Вика. — А внизу — томатный сок. Так сказать, закуска. Этот коктейль маленькими глотками не пьют.

Катя ничего не ответила и уткнулась в свою тарелку. Вика могла бы ее предупредить об этом заранее и не насмехаться.

— Я не знала.

— Ну вот, уже и обиделась, — Вика посмотрела на нее и мягко добавила: — Извини, я не думала, что ты никогда не пробовала «Кровавую Мэри».

На Вику, когда она улыбалась, сердиться было просто невозможно.

— Так я угадала — никогда не пробовала?

— Только в книжках читала, — смущенно улыбнулась в ответ Катя.

— Тогда считай это первым боевым крещением. — Вика вдруг стала серьезной и негромко спросила: — Что-то ты какая-то притихшая, Катюша? Что-нибудь случилось, или просто по мужу скучаешь? Андрей говорил, что вы почти не расстаетесь.

Катя вздохнула:

— Конечно, скучаю. Но… Знаешь, ты не обидишься, если я тебя кое о чем спрошу?

— Не обижусь. Спрашивай о чем угодно. Тем более что я, кажется, догадываюсь, о чем. Об Андрее, да? Многие удивляются, что я в нем нашла, и считают наш брак, мягко говоря, странным.

— Да нет, что ты, что ты, — смутилась Катя, — у меня и в мыслях этого не было… Да я и Андрея не слишком хорошо знаю…

— Тогда о чем же?

— О твоей профессии.

Вика изумленно подняла брови:

— Да?

— Скажи, тебе не тяжело?

— Что «не тяжело»? — не поняла Вика.

— Ну, вот так… Все время притворяться, изображать то, чего ты на самом деле совсем не чувствуешь.

Вика ощутила неприятный холодок, пробежавший по спине.

— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросила она.

Катя замялась:

— Вот ты только что должна была изображать любовь к человеку, которого в жизни ты, как мне кажется, просто не уважаешь… И он тоже — только что так сильно любил тебя, чуть ли не молился, а через пять минут говорит тебе сальности.

— Ах, вот ты о чем! — Вика с облегчением перевела дух. — Одно дело — в жизни, а другое — на сцене. Я могу как угодно относиться к Лешке, он может как угодно относиться ко мне, это наше дело. До семи вечера, пока не начинается спектакль. А с семи до девяти ни Вики, ни Лешки просто не существует — есть Эдгар Вибо и Шерли со своими чувствами и со своими проблемами. Особенности профессии.

— Да нет, не то, — Катя покачала головой, — я не то имела в виду. Ведь не может быть, чтобы ты на эти два часа исчезала совсем. Ведь та самая Шерли откуда берется — из тебя же! А если ты сама к Вишнякову относишься плохо — как же ты можешь заставить себя…

— Не себя — Шерли, — поправила Вика.

— Хорошо, Шерли, которая все равно ты же… Ну, в общем, заставить ее полюбить его? Пусть только на два часа? Ведь невозможно так притворяться, я ведь поверила, что все… Ну, все как на самом деле…

Катя запуталась и смущенно посмотрела на Вику. Вид у нее был такой детски-трогательный, что Вике на секунду стало ее ужасно жаль. Бедная девочка, неужели она не знает, что можно притворяться и покруче, и не только на сцене. Сколько людей каждый день мило улыбаются друг другу, а в душе посылают партнера к черту.

— И ты ведь это делаешь каждый день…

Катя лишь продолжила свою мысль, но Вика чуть не вздрогнула: фраза прозвучала как ответ на ее тайные мысли. Да что это я, подумала Вика. Кате-то я ничего плохого не желаю…

— Катюша, ты читала книжку хорошего английского писателя Моэма «Театр»?

— Читала, но давно.

— Ну так там все подробно и правдиво рассказано и объяснено. Актерская игра — не жизнь, а искусство, искусство же — то, что ты сам творишь. Настоящая смерть и настоящее горе не похожи на сценические, потому что они уродливы, а на сцене все должно быть прекрасно.

— А настоящая любовь? — спросила Катя.

— Что — любовь?

Катя посмотрела Вике в глаза:

— По-твоему, она тоже прекрасна на сцене и уродлива в жизни?

Вика растерялась. Честно говоря, в глубине души она была уверена, что настоящей любви — такой, какой ее изображают в пьесах и книгах, в реальной жизни не существует. Любовь — тоже искусство, творимое на подмостках ли, на бумаге ли, только не в настоящей человеческой судьбе. Да взять хоть Петрарку с его Лаурой — Лауру он обожал в стихах, а отложив перо и бумагу, шел не к ней, а к другой женщине. Или даже к женщинам. То же самое и Данте, и Шекспир, да и наш Пушкин. Но Кате она, конечно, этого говорить не будет.

— Значит, такой любви, какую изображаешь на сцене, по-твоему, в жизни не бывает? — повторила Катя.

Что ж, Виктория, давай выпутывайся. Наговорила лишнего, теперь расхлебывай. Вика вдруг вспомнила, что она и сама выступает сейчас в роли молодой влюбленной жены, которой не пристало быть излишне циничной.

— Ну почему, конечно, бывает, — Вика улыбнулась, — но не у актеров, художников или, скажем, писателей. Видишь ли, Катюша, творческий человек — всегда немного чокнутый. И нормальные чувства у него принимают слегка извращенную форму. Так что на них смотреть не надо. Мне рассказывали, например, про одного довольно известного писателя, от которого ушла жена, не вынеся полного к себе пренебрежения и равнодушия. Писатель, действительно не замечавший свою благоверную неделями, после ее ухода впал в депрессию, а потом написал роман о том, как он ее любит. Роман стал бестселлером, экс-жена прочитала, восхитилась, растрогалась и вернулась.

— Ну и что?

— А ничего. Он опять перестал ее замечать. Вот тебе типичный образец творческого человека. А нормальные люди и влюбляются, и любят. Может быть, и умирают от любви, только, слава Богу, весьма редко. В основном они женятся на любимых и живут долго и счастливо. По крайней мере я надеюсь, что мы с Андреем именно так и проживем. Хоть я и актриса, но он-то — человек нормальный. Впрочем, кажется, о счастливом браке ты можешь рассказать лучше, чем я.

Катя поняла намек и слегка покраснела:

— Мне ужасно повезло. Володя замечательный. И, знаешь, мы с ним женаты уже четыре года, а все — как в первый день. Иногда мне даже страшно становится — нельзя быть такой невозможно счастливой. Я до сих пор, когда он на меня смотрит, чувствую, как сердце замирает, и вот здесь, — Катя дотронулась до груди, — словно холодок бежит. У тебя ведь с Андреем так же?

И опять Вика почувствовала себя крайне неуютно. Эта девочка слишком доверчива, слишком открыта. Разве можно такое рассказывать малознакомому человеку, тем более — женщине? Люди завистливы и недоброжелательны. Впрочем, Вика все-таки постарается ничем ей не навредить…

Не успела Вика переступить порог, как затрезвонил стоящий в коридоре на столике телефон. Еще не сняв трубку, Вика уже знала, кто звонит.

— Ну как, Виктория Петровна, — поинтересовался вкрадчивый мужской баритон, — все прошло успешно?

— Не знаю, что вы подразумеваете под «успешно», Всеволод Кириллович, — устало сказала Вика.

— Ну-ну, дорогая, все вы прекрасно знаете, — в голосе Аникеева прозвучала мягкая укоризна. — Вам удалось расположить Катюшу к себе?

— Всеволод Кириллович, — Вика поморщилась. — Такие дела быстро не делаются. Задушевными подругами не становятся за одну-две встречи.

— Ах, Виктория Петровна, Виктория Петровна, — Аникеев будто головой покачал, — мне ли вас учить? Умная женщина сможет влезть человеку в душу за полчаса. А вы умная.

— Мужчине — да, — усмехнулась Вика, — но не другой женщине. Нужно время.

— А вот времени, дорогая Виктория Петровна, у нас не так много. Я хотел бы, чтобы к возвращению ее мужа вы с Катюшей стали не просто подругами, а почти родными людьми. Она должна вам верить и доверять. Кроме того, сейчас самый подходящий момент для завоевания ее доверия: в отсутствие Володи бедной девочке так нужна поддержка и опора!

Вике послышалось или Аникеев действительно говорил с издевкой? Впрочем, неважно.

— Постараюсь, — холодно сказала она. — Только вот я не понимаю, зачем я должна еще и разыгрывать из себя жену вашего сына? Неужели нельзя было обойтись без этого? Только дополнительные сложности и лишнее вранье.

— Нельзя, — теперь Аникеев отбросил вкрадчивую любезность и тоже говорил холодно и сухо. — Делайте, как я вам говорю. Договор есть договор, Виктория Петровна.

Вика промолчала. Он подождал и, не дождавшись ответа, повесил трубку.

Вика открыла сумку, нашарила пачку сигарет, щелкнула зажигалкой и судорожно затянулась. Давненько она так отвратительно себя не чувствовала.

9

Так получилось, что первое утро в Париже Алену почти разочаровало. Прилетели они поздно вечером, можно сказать, уже ночью. В аэропорту Шарля де Голля их ждала машина с сопровождающим, чернявым французом с таким внушительным орлиным носом, что любому грузину даст сто очков вперед. Звали француза Шарль Бокюз. Машина и сопровождающий доставили всю компанию в отель «Красный сокол».

— Ну и название! — увидев вывеску, восхитился Володя Городецкий. — Напоминает добрые времена бывшего СССР. «Красный сокол» — гостиница какого-нибудь обкома или райкома КПСС.

На шутку никто должным образом не отреагировал: Женя лишь вежливо улыбнулся, Шарль по-русски говорил плохо, а Алена еще не пришла в себя после перелета и вообще не способна была что-либо воспринимать. Самолетов она не любила и страшно боялась летать.

Несмотря на пышное советское название, отель оказался неплохим — не самый дорогой, но и не из дешевых, все-таки «три звезды». Но Алена даже свой номер как следует не рассмотрела, так устала с дороги, что, приняв душ, сразу же упала в постель и заснула как убитая.

Разбудили ее какие-то странные гудящие звуки: бом-м, бом-м… «Колокола, — спросонья подумала Алена. — Приснится же…» Но звуки были вполне реальны — такой звон можно услышать где-нибудь в Новгороде или в Ростове Великом. Но откуда они, интересно, взялись здесь, почти в центре Парижа?

Она перевернулась на другой бок и спрятала голову под подушку, но заснуть не смогла. Этот гул мог поднять и мертвого из могилы.

Алена выбралась из постели и потащилась к окну. Прямо напротив отеля, через дорогу, расположилась церковь, похоже, протестантская — колокола призывали прихожан к утренней службе. Боже, ужаснулась Алена. Так это что, каждое утро теперь так будет? Она взглянула на часы: пять минут девятого, такая рань! Она собиралась проспать как минимум до десяти — вчера ее предупредили, что нужно быть сегодня в холле в одиннадцать.

Ладно, решила Алена, нет худа без добра. Сейчас она быстренько оденется, умоется и пойдет часочек погуляет по утреннему Парижу. Недалеко погуляет — так, просто походит по окрестным улицам.

Через полчаса Алена спустилась вниз, уже совершенно проснувшаяся, предвкушая долгожданное знакомство с великим городом. Даже хорошо, что ее так рано разбудили церковные колокола. В голове крутилась фраза: «Увидеть Париж и умереть». «Откуда я ее взяла, — подумала Алена, — и зачем же умирать? Хотя, наверное, подразумевается смерть от восторга». Конечно, Париж есть Париж — столица мира!

Однако первой бросилась Алене в глаза донельзя замусоренная улица. Везде валялись пустые банки из-под пива, смятые сигаретные пачки, какие-то бумажки, обрывки пакетов — совсем как в Москве. Даже в Аленином родном Курске было значительно чище.

«Красный сокол» стоял в самом начале улицы Лассе. Пройдя несколько метров, Алена оказалась на большой площади, от которой, словно лучи от звезды, расходилось еще с десяток улиц. Остановившись в нерешительности — по какой из них гулять, — она в конце концов выбрала наугад ближайшую и, повернув за угол, тут же натолкнулась на Володю Городецкого.

— Ого! Вы тоже ранняя пташка? — весело сказал он, совсем не удивившись. — Любите гулять по утрам в одиночестве?

Алена пожала плечами:

— Не особенно. Честно говоря, я с удовольствием поспала бы еще часок, но не могу спать под звон колоколов.

— Каких колоколов? — не понял Володя.

— Церковных. Неужели вы не слышали?

— Слышал, конечно. Но не из своего номера. У меня окна выходят на другую сторону.

— Вам повезло. Постойте-ка, — вдруг сообразила Алена, — вы что, уже давно гуляете?

— Да уж около часа. Мне нравится утренний Париж. Когда еще нет толпы на улицах, и город только просыпается, и владельцы маленьких магазинчиков моют витрины или раскладывают свой товар на лотках…

— … А если бы еще и дворники подметали улицы, то была бы совсем идиллическая картинка, — в тон ему подхватила Алена.

Володя рассмеялся:

— Что, уже заметили беспорядок? Надо сказать, вы не слишком романтичны.

— Не слишком, — легко согласилась Алена. — Я люблю чистоту. Почему-то в Голландии пустые пивные банки на улицах не валяются.

— А вы были в Голландии?

— В Антверпене и в Амстердаме. И в Германии была, в Марбурге, в Бонне и в Кельне. Там тоже на удивление чисто.

— Голландия — маленькая страна.

— А Париж так огромен, что дворников на него просто не напасешься? Нужна целая армия дворников-энтузиастов, чтобы чистить такой свинарник? По-моему, для этой улицы хватит и одного.

— В первый раз слышу, чтобы этот великий город сравнивали со свинарником.

— Что вижу, то и говорю, — улыбнулась Алена.

— Н-да… Все-таки, думаю, вы не совсем безнадежны. Романтика в вас не умерла, а только крепко спит.

Алене страшно захотелось поддразнить его. Она лукаво улыбнулась — так, что на щеках заиграли ямочки:

— Попробуете разбудить ее?

— Почему бы и нет? Сегодня вечером обещаю показать вам настоящий Париж, и, уверен, вы будете от него в восторге.

— А если нет?

— Будете, — уверенно пообещал Володя.

День прошел довольно суматошно. В одиннадцать часов их троих повезли в офис фирмы «Ла Порт». Алена честно слушала все, что говорилось — переговоры велись по-английски, — но понимала едва ли половину. Слишком много специальных терминов. Однако то, что французы используют какую-то новую уникальную методику, она поняла. Эта методика была разработана специально для сохранения бассейнов крупных рек в экологической неприкосновенности, не создавая строгих заповедников. Но пока все это прошло апробацию лишь во Франции, где климат мягче и теплее. Если с объектом на Волге дело будет обстоять благополучно, французы закрепятся в России, а сотрудничество с «Элитой» будет продолжено.

После переговоров был обед в ресторане «Тайевен», а потом Женя в сопровождении Шарля отбыл готовить какие-то бумаги.

Алена предполагала, что у Городецкого тоже что-нибудь намечено на вторую половину дня, и собиралась отправиться на прогулку по Парижу в одиночестве. Еще дома она запаслась путеводителем «Париж и Франция» — правда, советских времен, но вряд ли Париж с восьмидесятого года сильно изменился.

Однако у Городецкого были, как выяснилось, совсем другие планы.

Они вместе вышли из ресторана, он о чем-то переговорил с представителем фирмы, тот улыбнулся, раскланялся с Аленой и отбыл восвояси. Алена и Городецкий остались вдвоем.

— Ну что, — весело спросил он, — у вас есть какие-нибудь особенные желания? Или удовлетворимся стандартным туристским набором — собор Парижской богоматери, Елисейские поля и здание Оперы?

— Вы забыли Эйфелеву башню, — усмехнулась Алена.

— Хорошо, и Эйфелева башня. Но мы все равно все осмотреть не успеем.

— Мы? — Алена удивленно взмахнула ресницами. — Я думала, что у вас другие занятия…

Городецкий рассмеялся:

— Как видите, нет. Так что, если не возражаете, я собираюсь навязать вам свое общество.

Алена улыбнулась в ответ:

— Не возражаю.

— Отлично. Так с чего мы начнем?

Алена мечтательно сказала:

— Люксембургский сад.

— Ого! — удивился Городецкий, — нестандартно! А почему именно Люксембургский сад? Это довольно далеко отсюда, в Латинском квартале.

— Потому что в детстве я любила читать исторические романы и очень сочувствовала королеве Марии Медичи.

Володя удивленно посмотрел на нее:

— Вот как? А почему?

— А вы про нее что-нибудь знаете? — вопросом на вопрос ответила Алена.

— Да почти ничего. Она была женой… Постойте, а чьей же женой она была?

— Генриха Четвертого, первого из Бурбонов, занявшего французский трон. Конец шестнадцатого — начало семнадцатого века. Для Франции Генрих Четвертый — то же, что для нас Петр Первый, и даже больше.

— Позвольте, но ведь Генрих Четвертый был женат на Маргарите Наваррской. Как там у Дюма — королева Марго?

— Когда он стал королем Франции, а не только Наварры, брак с Маргаритой был аннулирован. Мария Медичи — его вторая жена.

— И почему вы ей сочувствовали?

Алена улыбнулась:

— А вот поедемте в Люксембургский сад, и я вам расскажу. Если, конечно, хотите.

Люксембургский сад Алену не разочаровал — громадный, похожий на Павловский парк под Петербургом, он не был так аккуратно разграфлен и расчерчен, как остальные парки. Природа, умело организованная человеком, — как раз то, что Алена любила.

Конечно, главной достопримечательностью сада был Люксембургский дворец, но туда Алена вовсе не стремилась: из путеводителя она уяснила, что там сейчас проводятся заседания Сената, а значит, от Марии Медичи там вряд ли что осталось. И вообще ей нравились заброшенные полуразрушенные замки, а не хорошо отреставрированные дворцы. Поэтому они отправились просто бродить по дорожкам. Осмотрели знаменитый фонтан Медичи, потом памятник Эжену Делакруа, а потом лениво побрели куда глаза глядят.

— Вы мне обещали рассказать, чем же вас так привлекла королева Мария, — напомнил Володя. — Я бы понял, если бы вашим детским идеалом была королева Марго или даже Анна Австрийская — все в детстве увлекаются «Тремя мушкетерами».

— Я скажу, — Алена смущенно улыбнулась, — только не смейтесь. Мне ее жалко.

— Королеву? — Такого ответа он явно не ожидал. — Что же ее жалеть? Из всех королев жалеют одну Марию-Антуанетту, да и то потому, что ей отрубили голову.

— Ну да, — сказала Алена, — а если бы вы знали французскую историю лучше, то еще больше бы удивились. Мария Медичи сама организовала убийство своего мужа, Генриха Четвертого.

Володя усмехнулся:

— Действительно, не знал. Да уж, достойный жалости объект вы себе выбрали!

Алена рассердилась:

— И правильно сделала! Он относился к ней, как к инкубатору, — родила сына и пошла вон! Совершенно не считался ни с ее желаниями, ни с ее достоинством и вообще держал за полную дуру. А она, между прочим, была отнюдь не глупа. Что и доказала впоследствии, когда в качестве регентши управляла Францией.

— Успешно управляла? — насмешливо спросил Володя.

— Франция не развалилась. И вообще, этой стране во все времена женское правление шло только на пользу.

Алена чувствовала, что начинает заводиться. Володя подозрительно взглянул на нее:

— Да вы, никак, феминистка?

Алена досадливо поморщилась:

— Ну вот, так я и знала!

— Что?

— Стоит высказаться в смысле «женщина тоже человек», как тебя тут же объявят феминисткой.

— А что тут такого?

Алена пожала плечами:

— Ничего. Но у мужчин это звучит как ругательство.

Городецкий улыбнулся:

— Что вы, я ни в коем случае не хотел вас обидеть.

— Спасибо, — Алена тоже улыбнулась, но довольно саркастически.

Дорожка между кустов вывела их на берег небольшого искусственного пруда с фонтаном посередине. У берега стояли белые и синие кресла для желающих отдохнуть и неспешно полюбоваться видом на дворец.

— Присядем? — предложил Володя.

Алена не отказалась. Она не привыкла так долго гулять, и ее бедные ноги давно уже ныли и гудели.

Городецкий заплатил служителю за два кресла и галантно предложил Алене выбрать место по вкусу. Выбор был не слишком велик: почти все кресла были заняты.

Когда они наконец уселись, Володя продолжил прерванный разговор:

— Однако вы так и не ответили — вы феминистка?

Дался ему этот феминизм! Алена неохотно сказала:

— Смотря что подразумевать под этим словом. Я не возражаю, когда мне мужчина помогает надеть пальто, или подает руку при выходе из автобуса, или открывает передо мной двери. Мне это нравится, и от таких женских привилегий я отказываться не собираюсь. Но если от меня требуют полного постирочно-готовочно-уборочного обслуживания по принципу «место женщины на кухне» — тогда извините. Я тоже человек, тоже работаю и тоже имею право на отдых!

В Аленином тоне помимо воли прозвучала нотка горечи. Володя внимательно посмотрел на нее:

— А требовали?

Алена усмехнулась:

— А от кого не требовали? Любая женщина, вышедшая замуж, рано или поздно с этим сталкивается. Причем скорее рано, чем поздно. Все мужья в этом смысле одинаковы.

— И ваш муж — не исключение?

— Был, — уточнила Алена. — У меня давно уже нет никакого мужа, спасибо.

— Спасибо за что? — не понял Володя.

Алена невесело усмехнулась:

— За то, что его нет.

Некоторое время они сидели молча, разглядывая зеленые кусты живой изгороди, тянувшейся по другую сторону пруда. Потом Городецкий спросил:

— А если бы вас при этом освободили от работы?

— В смысле? — не поняла Алена.

— Ну, если бы муж вам сказал: «Дорогая, занимайся домом и хозяйством, а о деньгах не беспокойся, я тебя обеспечу». Тогда как?

Алена пожала плечами:

— Ну, от материальной поддержки я никогда не откажусь, это нормально. Женщина не должна вкалывать как лошадь, работа только тогда ей полезна, когда делается в удовольствие. Но совсем бросить работу и стать полной иждивенкой? Да ни за что на свете! «Милый, дай мне, пожалуйста, денег на губную помаду или на другую мелочь» — фраза не из моего лексикона.

— По-моему, вполне естественная для женщины фраза.

В глазах Городецкого зажглись насмешливые огоньки, однако Алена этого не заметила и возмутилась:

— Я сама в состоянии заработать не меньше, чем, скажем, мой бывший муж.

Она не сообразила, что сама себе противоречит, и Володя совсем развеселился:

— Охотно верю. Но вот только надо ли? Алена окинула его холодным взглядом:

— Я по характеру не содержанка, — медленно проговорила она.

— А зря. Многим мужчинам это нравится.

Володя уже откровенно ее поддразнивал, но Алена в запале не приняла шутки:

— Ну что ж, значит, такие мужчины не нравятся мне, — сказала как отрезала.

Опять наступило молчание. Алена демонстративно не смотрела на своего спутника, а Володю ситуация явно забавляла.

— Не надо сердиться, — мягко сказал он. Таким тоном говорят с обиженным ребенком. — Извините, если что-то в моих словах задело вас. Я не хотел.

— Да нет, все в порядке.

Действительно, и что это она так раскипятилась? Алена улыбнулась — Володя невольно залюбовался ямочками, заигравшими на ее щеках.

— А какие мужчины нравятся вам? — неожиданно вырвалось у него.

— Как это — какие? — не поняла Алена.

Теперь смутился Володя:

— Ну, если я правильно понял, вы не любите домостроевцев.

— Правильно поняли. Не люблю.

— По-вашему, мужчина должен быть другом?

— Другом. И соратником. И партнером.

Володя пожал плечами:

— Но ведь, извините, так не бывает!

Алена опять начала сердиться:

— Почему не бывает?

Володя примирительно улыбнулся:

— Не помню, кто это сказал: мужчина и женщина могут быть друзьями только после того, как они были любовниками.

— Банально и неверно! Почему женщиной-другом может быть только бывшая любовница? Именно бывшая, а не настоящая?

Улыбка с его лица исчезла.

— Если женщина психологически в первую очередь воспринимает мужчину как друга и партнера, значит, она ни в грош не ставит его как мужчину. — На этот раз Володя говорил вполне серьезно. — Для любви нужно восхищение, со стороны мужчины — желание заботиться, а со стороны женщины — желание подчиняться. О равноправии тут и речи быть не может!

— Ну, знаете! Значит, вам не встретилось в жизни ни одной настоящей женщины! — выпалила Алена.

Он усмехнулся:

— Вы так думаете?

Однако усмешка вышла напряженной и какой-то кривой. Вот теперь разговор действительно зашел в тупик. Алена вдруг сообразила, что ее последняя фраза уже не обсуждение общих проблем, а личное обвинение — смешалась и ничего не ответила.

Некоторое время они молча сидели в белых креслах на берегу пруда в Люксембургском саду. Почти сразу за прудом — Люксембургский дворец, куда они так и не собрались зайти Мраморные статуи, цветники, фонтан, нарядные и веселые люди — все кругом располагало к романтике и беззаботности. Стоило помолчать всего минут десять — и Алена вдруг почувствовала, как напряжение отпустило, сам спор показался глупым и ненужным, и эта легкая и бездумная атмосфера начала проникать ей в душу. Она робко взглянула на Володю — он поймал ее взгляд и улыбнулся. Вероятно, и с ним происходило то же самое. «Вот за это Париж и называют городом влюбленных, — пронеслось у Алены в голове. — Кажется, что здесь нет ничего невозможного». Она хотела извиниться, дотронулась до Володиного плеча… И в ту же секунду она отчетливо представила, как обвивает его шею руками, как его губы ищут ее губы. Какие они, наверное, горячие и требовательные… Видение было мимолетным, но настолько ярким, что Алена вздрогнула. «Господи, что это со мной! Хорошо, что еще не изобрели телепатию, а то со стыда сгореть можно!»

— Что? — Городецкий смотрел ей прямо в глаза, зрачки в зрачки. Это длилось долго-долго… Целую вечность они смотрели в глаза друг другу. Неужели и он… И у него тоже… Да нет, чепуха, не может быть!

Первой опомнилась Алена.

— А что это там, за деревьями? — спросила она, и собственный голос показался ей нарочито громким и фальшивым.

— Где? — и его тон был неестественно оживленным.

— Вон там, те два шпиля, — Алена показала рукой.

— О, это знаменитый Нотр-Дам де Пари.

— Собор Парижской богоматери? — удивилась Алена. — Он и отсюда виден?

— Конечно.

И Володя пустился в пространный рассказ о соборе. Многое из того, что он говорил, Алена знала, но все равно слушала очень внимательно, пытаясь справиться со странным, неожиданно нахлынувшим чувством. Когда он наконец выдохся и замолчал, ей уже удалось прийти в себя.

— Ну что ж, — деловито сказала Алена, вставая с кресла. — Вам не кажется, что мы слишком долго здесь сидим? Может быть, теперь прогуляемся во-он в том направлении? Интересно, куда нас выведет эта дорожка?

10

Зал маленького ресторанчика клуба «Русич» был отделан как палаты Владимира — Красное солнышко: низкие беленые своды, дубовая мебель «а-ля рус», вышитые скатерти и салфетки. Но кормили в «Русиче» отменно, старались придерживаться традиций русской кухни.

— Ну так что же? — Вика в ожидании заказанной солянки с грибами крошила тонкими пальцами кусочек хлеба на тарелку. Она заметно нервничала. — Ну так что же? Вам ведь непременно нужно там присутствовать.

— Совершенно обязательно, — Андрей, малиновый от смущения, робко поднял на нее глаза. — Мы же с вами, так сказать, муж и жена.

— Вот именно — так сказать, — усмехнулась Вика. — И что мне с вами делать в этом качестве — ума не приложу.

— Прежде всего давайте попробуем перейти на «ты», — собравшись с духом, сказал Андрей. — Чтобы потом не сбиваться.

— Давайте, — вяло согласилась Вика. — То есть давай.

Андрей чуть-чуть оживился:

— Вообще-то давно следовало это сделать. Мы же и по возрасту ровесники, и глупо разводить церемонии.

— Глупо… — Вика продолжала крошить хлеб.

Официант в вышитой косоворотке поставил перед ней горшочек с солянкой. Андрею же подали заказанный ростбиф с картофелем. Вика выложила содержимое горшочка на тарелку и лениво подцепила вилкой кусочек гриба. Запах от солянки шел божественный, но есть Вике не хотелось.

— Ты не против, если я закажу выпить что-нибудь покрепче этой сладкой водички? — спросил Андрей, указывая на бутылку красного вина.

— Да ради Бога. Но ты же за рулем?

— А, — отмахнулся Андрей, — обойдется. В крайнем случае на штраф у меня всегда найдется.

Вика с сомнением посмотрела на него. Но Андрею, похоже, идея запала в душу:

— Ты водку пьешь? «Смирнофф» или «Абсолют»? А может быть, «Довгань»? Дамская водка, всего тридцать три градуса.

Обращение на «ты» пока ему давалось с трудом. «А что, — подумала Вика. — Может быть, действительно выпить? И разговор легче пойдет».

— Закажи «Абсолют».

Под солянку «Абсолют» пошел просто замечательно. Через некоторое время «молодожены» чувствовали себя уже почти приятелями. Андрей, забыв о смущении, с увлечением повествовал о своей недавней деловой поездке в Штаты — «бизнес-трип», как он ее называл. В Лас-Вегасе Андрей чуть не выиграл синий «Феррари» на игральном автомате, в Голливуде видел самого Микки Рурка — правда, издали, — а в Сан-Диего учился управлять яхтой в очень престижном клубе, членом которого состоит племянник президента. Вика этот его треп слушала вполуха и так и не поняла, что же это был за бизнес-трип по курортам Калифорнии. «Наверное, папочка отправил сынка развлечься под видом командировки». Этот Андрей — типичный «сынок», и никем больше в жизни не станет. Наконец ей это надоело.

— Хочешь анекдот? — прервала она Андрея на полуслове.

Тот не обиделся:

— Давай.

— Встречаются два бывших одноклассника. Один «новый русский», а другой — сотрудник НИИ. Тот, который новый русский, жалуется: «Денег совсем нет. Жене новый «БМВ» купил, дочку на Канары отправил, сын в Гарварде учится, квартиру четырехкомнатную на Маяковке меняю на пятикомнатную на Полянке. Такие траты, кошмар!» А тот, который в НИИ, кивает сочувственно, а потом говорит: «А я вот уже три дня ничего не ел…» — «Ох, Вася, как же это ты? Надо себя заставить!»

Андрей искренне рассмеялся — непонятно было, дошел до него намек или нет. Скорее всего нет, решила Вика. Умом, как видно, ее «муженек» не блещет. Впрочем, как и красотой. Раскрасневшись от водки, он еще больше стал похож на молоденького поросенка. Хотя и довольно добродушного.

Отсмеявшись, Андрей налил еще «Абсолюта» и себе, и Вике:

— Я хочу выпить за тебя. Ты такая красивая, такая замечательная, такая… Ну, в общем, я еще не встречал таких девушек!

Чокнувшись, он быстро опрокинул в рот содержимое рюмки и сразу налил себе еще. Вика слегка забеспокоилась: слишком резвый темп взял этот «поросеночек». Свою рюмку она отставила почти нетронутой.

— Послушай, мы ведь встретились, чтобы поговорить о деле, — напомнила она.

— О деле? Ах, да…

— Завтра Катя должна прийти ко мне в гости. Поскольку ты мне муж, ты должен там хотя бы поприсутствовать.

Андрей немного скис:

— Ага… Должен…

— Не беспокойся, посидишь полчасика и смоешься «по делам». Реквизит привез?

— Что?

— Ну, мне же надо заранее разложить твои вещи. Ведь предполагается, что мы живем вместе. У замужней женщины на присутствие мужчины в доме глаз наметанный.

Это Вика сказала вслух, а про себя подумала, что такая доверчивая простушка, как Катя Городецкая, вряд ли будет особенно приглядываться и высматривать следы пребывания мужчины. Она ведь всему верит на слово.

— Так привез?

Андрей кивнул:

— Да.

— Что именно?

— Бритву… Пару рубашек… Тапочки. Да, еще костюм, в котором был на фуршете.

Вика недовольно поморщилась:

— И все?

— А что еще?

— Детективы. Газету «Спорт-экспресс» — или что там сейчас про спорт выходит — в больших количествах. Через пару месяцев семейной жизни детективы и спортивные газеты должны валяться по всему дому. Ноутбук, наконец, — ты же бизнесмен и иногда работаешь дома.

— А-а, — протянул Андрей. — Нет, этого не привез. Но ты же не предупреждала…

— Мог и сам догадаться. Ну ладно, сейчас все это ты мне купишь.

— И ноутбук тоже?

Андрей выглядел таким испуганным, что Вика сжалилась:

— Ладно, ноутбук можешь не покупать. Привезешь с собой завтра.

— Может быть, остальное тоже завтра? Приеду пораньше…

— Нет уж, — Вика была неумолима. — Я должна как следует подготовить сцену, а спешка в таком деле неуместна. Так что давай закруглять обед и поехали за покупками.

— Так скоро? — разочарованно протянул Андрей. — Подожди, время-то еще детское, все успеем. И «Абсолют» еще не допили.

— У меня вечером спектакль, — сказала неумолимая Вика. — Расплачивайся и пошли.

До Викиной квартиры они добрались примерно через час, по дороге заехав в «Библио-Глобус» и затарившись десятком детективов формата покетбук в ярких обложках. Кроме детективов, были куплены несколько выпусков «Спорт-экспресса» и «Футбол-ревю». Андрей, несмотря на выпитое в «Русиче», вел машину вполне аккуратно. По крайней мере, ни один из встреченных гаишников не придрался.

«Вольво» остановилась у Викиного подъезда.

— Зайдешь? — спросила Вика.

— А можно?

Вика пожала плечами:

— Надо же тебе осмотреть декорации. Кроме того, не сама же я потащу эту тяжеленную сумку с макулатурой!

Викина однокомнатная квартира была предметом ее особой гордости. Небольшая, но очень уютная, красивая и удобная — все продумано до мельчайших деталей. Белые стены, серо-голубой палас на полу, серо-голубые занавески — по утрам солнечный свет, проходя сквозь них, становился розовым. Мебель — не современная привычная стенка, а доставшийся по наследству от бабушки гарнитур светлого ореха: кресла и диван с причудливо изогнутыми ножками и резными подлокотниками, небольшой круглый столик, комод, тоже отделанный резьбой по дереву. Вместо традиционного складного дивана — широкая двуспальная кровать, принадлежавшая еще бабушке с дедушкой. Пожалуй, кровать немножко громоздкая, но единственная Викина комната была достаточно большой, чтобы вместить это чудо мебельного искусства. Большой телевизор с видеоприставкой выглядел в этой комнате анахронизмом, как он выглядел бы и в гостиной графа Ростова.

Увидев все это антикварное великолепие, Андрей восхищенно присвистнул:

— Ну ты даешь! Живешь, как в музее! Сама купила или по наследству досталось?

Вика, не обратив на его реплику внимания, вывалила закупленные книги кучей на кровать и брезгливо поморщилась:

— И куда я потом все это дену?

Андрей пожал плечами:

— Отдашь мне. Я прочту.

— Не сомневаюсь, — фыркнула Вика.

Она ожидала, что Андрей осмотрит квартиру и уйдет. Но он, похоже, сразу уходить не собирался.

Вика вздохнула:

— Пойдем, заодно покажу тебе удобства и кухню. Раз уж ты якобы здесь живешь.

Кухня, в противоположность комнате, была маленькой, но вполне современной: микроволновая печь, соковыжималка на столе, стиральная машина «Индезит»… Андрей щелкнул по ней пальцем:

— Барахло. Брала бы лучше «Бош» или «Симменс».

— Извини, тебя не спросила, — огрызнулась Вика.

Сейчас Андрей заметно осмелел и держался почти развязно. Наверное, выпитый в «Русиче» «Абсолют» действовал.

— Ну, это я так, просто посоветовал… — он пожал плечами и хитро прищурился на Вику: — А хочешь, устрою?

— Спасибо, нет.

Вика выразительно посмотрела на него, намекая, что пора бы заканчивать осмотр помещения. Но Андрей ее взгляда явно не понял. «Сейчас он похож не на поросенка, а на толстого борова», — промелькнуло у Вики в голове. Он уселся за стол и положил пухлый подбородок на скрещенные ладони:

— Может быть, у тебя найдется чай или кофе для мужа?

От такой наглости Вика остолбенела. Да уж, вот тебе и безобидный поросеночек!

— Мужем ты будешь завтра, — сдержанно сказала она. — И кофе с чаем будешь пить здесь завтра.

— Ну Викуся! — протянул Андрей. — Ну не будь такой жестокой!

Неожиданно он приподнялся, протянул руку и рванул Вику к себе с такой силой, что она почти упала ему на колени. Он обхватил ее обеими руками — Господи, какой же он, оказывается, сильный — и грубо прижал к себе. Толстые липкие губы оказались у Викиного уха.

— Ну что ты ломаешься, дурочка, — прохрипел Андрей, — что комедию корчишь! Актриса, блин!

Вика, на секунду растерявшаяся от возмущения, сразу пришла в себя. Коротким и точным движением ударив его в солнечное сплетение она увернулась и выскользнула из Андреевых рук.

— А ну, пошел вон, болван.

Вика не кричала, ее голос был ровным и спокойным. В два шага она очутилась в коридоре, открыла входную дверь и выбросила на лестничную клетку его пальто и ботинки.

— Пошел вон, — повторила она. — И чтобы духу твоего здесь не было. Никогда.

— Но…

— Пошел вон, — в третий раз повторила Вика.

Когда за Андреем захлопнулась дверь, Вика достала из сумочки записную книжку и набрала номер Аникеева.

— Ты соображаешь, что ты наделал! — Всеволод Кириллович ходил из угла в угол своего роскошного домашнего кабинета, — ты вообще хоть что-нибудь соображаешь?

Андрей, понурившись, стоял перед ним, склонив голову. Сейчас он был похож не на счастливого поросенка, а на мокрую курицу.

— Тебе что, других баб мало?

— Но папа…

— Что «папа»?

— Она же актриса! Что ей, в новинку, что ли? Да она бы обиделась, если бы я к ней не пристал!

— Дурак, — в сердцах сказал Аникеев. — Ну какой дурак! Виктория Петровна — женщина крайне неглупая и трезвомыслящая. Ты дал ей отличный повод красиво выйти из игры и чуть не спутал мне все карты.

— Но папа…

— Молчать! Завтра купишь цветы — розы, самые дорогие и побольше, — и на коленях будешь просить прощение! И если еще хоть раз…

Аникеев фразу не окончил, но взглянул на сына достаточно выразительно.

— Нет, что ты, что ты! — испуганно забормотал Андрей. — Я все сделаю, все, что надо!

— Вот и ладненько, — Всеволод Кириллович внезапно успокоился. — А сейчас иди, мне надо побыть одному.

Андрей попятился к выходу, и через секунду его как ветром сдуло. Аникеев опустился на мягкие кожаные подушки дивана и глубоко задумался.

Спустя некоторое время в кабинет тихо постучали, а затем дверь приоткрылась, пропуская дородную фигуру Элеоноры Иосифовны.

— Сева, ты работаешь? Можно к тебе?

Аникеев поднял голову:

— Что, Элечка?

Элеонора Иосифовна, шурша атласом безумно дорогого домашнего халата, вплыла в комнату, распространяя вокруг себя сладкий запах не менее дорогих духов. У Аникеева дрогнули ноздри: столько лет женаты, а он все еще испытывает в присутствии жены ощутимое волнение. Все-таки она очень сексуальна его Элечка: роскошные формы, белая гладкая кожа, глубокий вырез атласного халата открывает высокую полную шею и ложбинку между грудями. Немудрено, что в свое время он от этой женщины просто терял голову, сходил с ума. Женился на ней, несмотря на ее бурное прошлое, и ни разу об этом не пожалел.

Элечка присела на подлокотник дивана и положила мужу на плечо холеную руку с розовыми перламутровыми ноготками:

— Напрасно ты так взъелся на Андрюшу.

Аникеев вздохнул:

— Удивляюсь, как у нас с тобой получился такой сын. И в кого он пошел?

Элеонора Иосифовна благоразумно проигнорировала мужнину реплику. Она-то считала, что сын — точная копия папаши. Белая полная рука переместилась с плеча на затылок, и пальчики стали нежно массировать лысеющую голову Всеволода Кирилловича. Тот блаженно вздохнул:

— Ох, ты всегда знаешь, что мне надо!

Закончив массаж, Элеонора Иосифовна нежно поцеловала мужа:

— Не сердись на Андрюшу. Он еще слишком молод, увидел красивую девушку и естественно на нее среагировал. Но ты-то ведь у меня умница, ты же все уладил?

Аникеев кивнул:

— Слава Богу, что съемки еще не начались. Если эта сучка вздумает ерепениться, то как ее утвердили на роль, так и снимут. Таких красоток-актрисулек в Москве — пруд пруди.

— И ты ей об этом сказал?

— Разумеется, не в такой форме. Но она все поняла — баба умная и свою выгоду блюдет.

Элеонора Иосифовна пожала роскошными плечами:

— Все-таки я не понимаю, Сева, зачем тебе понадобилось впутывать сюда Андрюшу? Зачем эта выдумка с его женитьбой?

Аникеев досадливо поморщился:

— Я тебе уже объяснял. Простой психологический расчет. Молодая замужняя женщина, влюбленная в своего мужа, не пустит в дом красивую свободную девушку. Даже если эта девушка станет ее лучшей подругой, она предпочтет встречаться с ней где-нибудь на стороне, подальше от глаз драгоценного супруга. А наша Катенька ревнива, как Отелло. Мне же нужно, чтобы Вика стала у Городецких в доме своим человеком.

— Все равно, почему именно Андрюша?

— А кто еще? Во-первых, незачем впутывать в наше маленькое семейное дельце третьих лиц. Во-вторых, муж не гипотетический, где-то на стороне, а вот он, пожалуйста, смотрите! В-третьих, молодожены — это прекрасный ход. Женщина, всего месяц назад вышедшая замуж, не станет строить глазки мужу своей новой подруги. В-четвертых, простейшая экономия: я нанимаю только даму, следовательно, плачу один раз. Если бы я нанял еще кого-то на роль мужа, платить пришлось бы вдвое больше.

Элеонора Иосифовна улыбнулась. Уж она-то знала, что Аникеев подразумевает под словом «платить». Разумеется, не деньги — деньги можно было бы и отдать, — а нечто гораздо более ценное.

Когда-то, еще в первый год их брака, к Всеволоду обратился его школьный приятель с просьбой устроить дочку в институт. Она помнит этот разговор. Аникеев сочувственно кивал, соглашался, говорил, что попробует, но не ручается. Когда приятель ушел, Элеонора Иосифовна спросила:

— Ты в самом деле сделаешь это?

В ответ он наизусть процитировал ей из «Войны и мира» Льва Толстого: «Влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтобы он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние».

Связи — гораздо более ценный капитал, чем деньги. Так было сто лет назад, так было при Советской власти, так сейчас, и в следующие сто лет вряд ли что-нибудь кардинально изменится. Всеволод всегда был умен и расчетлив, именно поэтому она за него и вышла. И не ошиблась в выборе.

— Ну ладно, не буду тебе мешать.

Элеонора Иосифовна легко поднялась с дивана и направилась к двери. Уже взявшись за ручку, с порога обернулась:

— А ты уверен, что рассчитал верно? Что эта… — она слегка запнулась, подыскивая нужное слово, — подстраховка с актрисой так уж необходима?

Аникеев пожал плечами:

— В наши дни ни в чем нельзя быть уверенным. Но если вдруг все выплывет наружу, нам с тобой придется несладко. Международный скандал, ты же понимаешь. Поэтому Володю Городецкого лучше держать под контролем.

По лицу женщины пробежала тень:

— Сева, а может быть, отказаться от этой затеи? Пока не поздно?

— Поздно, дорогая моя. Все бумаги уже подписаны. Обратной дороги нет.

11

Алена одиноко брела по тихой узкой улочке, лениво поднимающейся на гору, к высокому готическому собору XV века. В Москве сейчас только начал таять снег, а здесь весна была уже в разгаре — в палисадниках у домов кое-где даже цвели гиацинты, и казалось, что листья на деревьях вот-вот распустятся. Любимое Аленино кашемировое пальто в поездке почти не пригодилось: солнышко припекало так, что вполне можно было гулять в свитере и в пиджаке.

В Париже они пробыли всего два дня, а потом Шарль повез их осматривать отели, выстроенные по типовым проектам французской фирмы. Находились они в провинции Шампань, под городом Труа, в знаменитом национальном заповеднике.

Добирались они до Труа на машине. Алена никогда и подумать не могла, что природа во Франции так напоминает родную среднерусскую. Как только они съехали с автобана, с обеих сторон дороги встал лес — родной, лиственный, вот только на дубах листочки мелковаты и слишком аккуратно все убрано внизу, под деревьями. А в остальном пейзаж — почти как по дороге из Москвы в Аленин родной Курск.

И Храмовое озеро тоже Алену поначалу не слишком впечатлило. Правда, большое — противоположного берега почти не видно — и чистое, но вода в нем неяркая, какая-то серо-свинцовая… Не то что наши лесные озера.

Но чем дольше Алена здесь была, тем больше проникалась спокойно-благоустроенной красотой этих мест. На третий день ей уже казалось, что она родилась и прожила всю жизнь на этом пологом лесистом берегу, мирно и неторопливо.

Отель — главная цель их путешествия — находился недалеко от озера, на опушке леса. Там их и поселили. Погода стояла прекрасная, окрестные фермы и деревушки, по которым их возили на машине, были на редкость живописны, французы делали все, чтобы русские гости не соскучились, — словом, Алена чудесно провела время. Вот только обидно, что ей почти постоянно приходилось присутствовать при переговорах и осмотре оборудования. И не только присутствовать — вникать во все детали, чтобы получить представление о проекте. Алена бы с удовольствием побродила одна по берегу озера, но… С Городецким и с Женей она проводила все дни напролет и разлучалась только вечером, когда, пожелав друг другу спокойной ночи, они расходились по своим номерам.

И вот сегодня Алена наконец почти на полдня предоставлена самой себе. Правда, жаль, что они уже не в заповеднике — накануне переехали в отель в Труа. Но город, застроенный в основном в XV–XVI веках, тоже безумно хорош. Средневековые мощеные улицы, тесные площади, и почти на каждом шагу — готические храмы. Сен-Дизье с цветной черепицей, громадный — Петра и Павла, дальше — Сен-Жана, чуть в стороне — Сан-Мадлен… И гулять по этим улочкам от храма к храму — одно удовольствие.

В этот самый момент на последних переговорах представители «Элиты» утрясают с французами последние мелочи, и присутствие журналистки там необязательно. Да у нее и так уже набралось материала достаточно — не для одной, а для целой серии статей. Только найти бы, где их публиковать!

С полудня она бродила по городу, выпила кофе и съела очень вкусное пирожное в маленьком кафе — их здесь, что грибов после дождя, — зашла в аббатство Сен-Люпа, потом обошла кучу магазинчиков, а теперь решила подняться по узенькой улочке в гору, к очередному величественному собору.

Честно говоря, мысли, которыми была занята Аленина голова, были не о работе и не о красотах Храмового озера или города Труа. С недавнего времени в них довольно прочно поселился человек, которого там быть не должно. И Алена с этим ничего не могла поделать.

После того вечера в Люксембургском саду отношения Алены с Володей Городецким — скорее деловые, чем дружеские, — неуловимо изменились. Возникла какая-то связь — невидимая, почти придуманная, — как это в старой песенке пелось? «Только мне все кажется, все почему-то кажется, что между мною и тобой ниточка завяжется…» Вот эта ниточка и завязалась и теперь вилась между ними, ослабевая и натягиваясь, но не отпуская.

Не было сказано ни одного слова, не было ни одного жеста, которые реально подтвердили бы эту связь, никаких банальных намеков и ухаживаний с его стороны, никаких женских уловок — с ее. Да и что ей этот человек? Ей надо думать о себе, о том, как устраиваться дальше с работой и с личной жизнью, нужен надежный и хороший муж, нужна уверенность в завтрашнем дне. А у Городецкого все это есть — и любимая работа, и красивая молодая жена, и много денег. Они с ним — из разных жизней. Он женат, богат и счастлив… Хотя Алена в последние несколько дней усомнилась — а действительно ли счастлив? Иногда в его взгляде ей чудилась такая… нет, даже не грусть, а какая-то голодная тоска. И тут дело не в сексе. Кажется, что он очень, очень одинок…

Фу ты, оборвала сама себя Алена. Опять начала выдумывать. Ну с чего ему быть одиноким? Женя рассказывал о его жене, там все в порядке, лучше и быть не может…

Но тем не менее Алена снова стала перебирать в памяти тот разговор с Женей в отеле на Храмовом озере.

С утра они все вместе осмотрели бассейны и системы водоснабжения, а после ленча у Городецкого были назначены закрытые переговоры с владельцем отеля — один на один. Женя с Аленой отправились гулять по лесопарку. Отказавшись от сопровождающего, они побродили по дорожкам, а потом уселись в небольшой беседке с видом на озеро. Женя с наслаждением вытянул длинные ноги:

— Уф, устал!

Алена насмешливо посмотрела на него:

— Что же это вы? Надо больше тренироваться, мы и километра не прошли!

— Ну, километр-то будет! — шутливо запротестовал Женя. — И потом, это вы молодая и сильная, а я уже старенький!

Алена не удержалась и фыркнула — да по возрасту он моложе ее. Хотя уже и брюшко, и одышка, и даже залысины наметились. Впрочем, сейчас многие мужчины рано лысеют, экология, что ли, влияет?

Женя заметил ее усмешку и виновато сказал:

— Ну, сами посудите, когда мне тренироваться? Образ жизни сидячий, а рабочий день, можно сказать, от зари до зари, так выматываешься, что к вечеру одна мысль — скорее доползти до постели. Это вам, вольным художникам, акулам пера, хорошо — вы хозяева своего времени. А мы люди подневольные, нами командует бизнес.

— Однако ваш шеф, кажется, находит время для тренировок, — подковырнула Алена. — Вроде бы даже спортом занимается, нет? Или он меньше занят?

— Кто, Владимир Сергеевич? — Женя поднял брови. — Ну, Владимир Сергеевич — редкое исключение.

Алена решила, что более удобного момента задать вопрос уже не будет.

— А вы не расскажете мне о нем поподробнее? — осторожно начала она.

Женины брови взлетели почти до корней волос:

— Поподробнее? А что вас интересует?

В его голосе действительно прозвучала легкая насмешка или Алене это почудилось?

— Ну, — сказала она, осторожно подбирая каждое слово, — он еще очень молод, а уже директор такой крупной фирмы. Он ведь ненамного старше вас?

— На два года, — уточнил Женя.

— Вот видите! Конечно, мне интересно, как такой молодой человек успел так много.

— Ах, это!

— А вы что подумали?

Женя расхохотался:

— Молодые женщины обычно спрашивают о семейном положении.

— Я знаю, что он женат. А вот вам, вероятно, неизвестно, что я знакома с его женой, — подковырнула Алена. — Он сам познакомил нас в Москве на фуршете. Так что вашего драгоценного шефа я завлекать не собираюсь.

— Извините, — смутился Женя. — Просто сработал стереотип. Так что вы хотели узнать?

— Где родился, где учился, кто родители, как дошел до жизни такой, — быстро сказала Алена и не удержалась от ехидной добавки.

Не откажусь и от более подробных сведений о его жене. Исключительно из женского любопытства.

Насчет «учился» и «родился» Женя знал мало: закончил МГУ, стажировался в Америке. Когда Женя пришел в «Элиту», Городецкий уже полгода был содиректором фирмы. А вот о жене Городецкого Женя отзывался с такой теплотой, что Алена заподозрила, а не влюблен ли он сам в нее.

— Катюша — просто чудо! Милая, трогательная, добрая — таких девушек сейчас просто не бывает, Владимиру Сергеевичу крупно повезло. И красивая. Когда я смотрю на нее, почему-то вспоминаю голубых танцовщиц Дега — вы понимаете, не внешнее сходство, но та же чистота и легкость. Она — словно маленький праздник… И в то же время — беззащитная, наивная, как ребенок.

— А как они познакомились? Они вместе учились? — не удержалась Алена.

— Да нет, — Женя пожал плечами. — Катюшка, кажется, нигде, кроме школы, не училась. Вроде бы они знакомы с детства.

Сейчас, когда Алена снова прокрутила в памяти этот разговор, ей показалось, что она начала кое-что понимать. Итак, Катюша Городецкая — милая, трогательная, добрая, красивая и нигде не училась. Мужа своего, наверное, обожает. Хотя почему «наверное»? Точно обожает — такими глазами на него смотрит, что сразу видно: влюблена как кошка. Это Алена еще на фуршете заметила. Настоящая жена бизнесмена, крепкий и обеспеченный семейный тыл. Но ведь сам Городецкий не очень-то похож на обычного бизнесмена…

Поглощенная своими мыслями, она и не заметила, как добрела до собора. Начиналась служба. Прихожан было немного, да и городок-то маленький. Алена осторожно зашла внутрь, под высокие темные своды, и присела на краешек скамьи почти у дверей.

Католический священник читал по-латыни, и это было странно и красиво: слова разносились эхом под высокими сводами собора. Свет, лившийся сквозь цветные стекла витражей, тоже был цветным — красно-зеленым, а воздух полон запахов цветов. «А у нас в церкви пахнет ладаном. И откуда у них столько цветов ранней весной?» — подумала практичная Алена, но не стала задерживаться на этой мысли. Почему-то она не могла воспринимать этот собор как церковь, как место, куда приходят для молитвы, уж больно он был не похож на православные храмы. Этот собор казался Алене чем-то вроде замка Шарля Перро. В сказке и должно быть много цветов, а это место похоже на сказку. Словно она перенеслась на много веков назад, во времена добрых фей и прекрасных принцев.

«А если это так, — подумала она вдруг, — то пусть я сейчас встречу своего принца.

Подумала и тут же насмешливо улыбнулась. Алена в детстве любила играть в такие «загадалки». Конечно, почти ничего из них не сбывалось, но все равно было забавно. И почему ей сейчас вспомнилась та детская привычка? Уж ее-то принц точно живет не в этом маленьком французском городке.

Посидев еще немного, она встала и вышла на ступеньки, щурясь на заходящее солнце. Может быть, из-за солнца она не сразу заметила Женю и Городецкого, поднимающихся к собору по той самой улочке, по которой она сама шла полчаса назад.

Женя что-то оживленно рассказывал, а Городецкий шел молча, только изредка кивал в знак согласия. Ростом он был выше Жени почти на голову. «И почему он раньше казался мне некрасивым, — подумала Алена. — Где были мои глаза!» Вместо привычного делового костюма на Володе сейчас был серый свободный свитер и облегающие джинсы. «У него великолепная фигура — широкие плечи, длинные мускулистые ноги, тонкая талия… И руки, наверное, такие надежные и сильные…» Невольно представив, как эти руки могут обнимать, Алена судорожно вздохнула. Прямо наваждение какое-то! Нет, от этого мужчины ей явно следует держаться подальше!

Но скрыться было некуда — позади собор. Не бежать же обратно прятаться в боковом приделе. И Алена постаралась спрятать свои чувства подальше и придать лицу выражение беззаботности.

— А мы так и знали, что найдем вас здесь, — сказал Женя, когда мужчины подошли ближе.

Алена растерянно улыбнулась и посмотрела на Городецкого:

— У вас же сейчас должна быть деловая встреча.

— А мы управились с делами пораньше и решили пойти на поиски исчезнувшей журналистки, — пошутил Володя.

— Почему исчезнувшей? — не поняла Алена.

— Потому что вы ушли из отеля почти три часа назад.

— Ох, неужели так давно? — смутилась Алена. — Я бродила по улицам и потеряла счет времени.

— Мы уже начали волноваться — куда это вы запропастились?

Что-то по Жениной физиономии было не заметно, что он волновался. Он с трудом преодолел последние метры до ступенек и теперь стоял, обмахиваясь платком и блаженно отдуваясь:

— Ну и строили эти соборы! На такой верхотуре. Совершенно не думали о прихожанах — по два раза в день взбирайся туда-обратно! Зайдем?

— Спасибо, я только что оттуда, — улыбнулась Алена. — Честно говоря, я уже собиралась домой. А вы идите, посмотрите. Как раз служба идет.

Женя пожал плечами:

— Ну, как знаете! Пойдемте, Владимир Сергеевич?

Городецкий усмехнулся:

— Я не люблю мешать верующим.

— Как же, — удивился Женя, — столько карабкаться в гору и даже не зайти? Ведь интересно!

Городецкий пожал плечами:

— В чем дело? Вы идите, а я с удовольствием прогуляюсь с Аленой обратно к отелю.

И снова Алена едва сумела взять себя в руки. Он пойдет ее провожать, даже не заходя в собор? Тогда действительно, зачем он сюда шел?

Но Женя, как видно, привык к странностям своего шефа:

— Воля ваша. А я послушаю мессу. Заодно и попрактикуюсь в латыни — с третьего курса ее не слышал.

Подмигнув Алене, он скрылся в полутьме за растворенными высокими дверьми.

Они шли по той же самой улочке, только теперь впереди была не громада собора, а заходящее солнце, яркое и слепящее. В его лучах улица казалась праздничной и беззаботной. Но Алена этой праздничности не чувствовала. Молчание, в котором проходила их совместная с Володей прогулка, не было простым и легким. Наконец Алена решилась его прервать:

— Как прошли переговоры?

Городецкий улыбнулся:

— Спасибо, хорошо.

— Все вопросы улажены?

— Да.

Что, он так и будет отделываться односложными ответами? В конце концов, это просто невежливо! И зачем он только с ней пошел? Алена вдруг сообразила, что задала последний вопрос вслух:

— Зачем вы пошли со мной?

Сказала и покраснела.

Городецкий приостановился:

— Вам это неприятно?

— Нет… Но странно как-то идти рядом и молчать.

— Почему?

Алена растерялась и выпалила первое, что пришло в голову:

— Если вам не о чем со мной говорить, я могу пойти по другой стороне улицы!

Как глупо! Ну вот, вместо того, чтобы исправить положение, она еще больше испортила! Алена готова была заплакать от смущения. «Что это со мной? Как маленькая девочка! А ну-ка, прекрати!» — приказала она себе. Но подступившие к глазам слезы не уходили.

Но Володя, видно, не посчитал Аленины слова глупыми. Мало того, он тоже заметно смутился.

— Честно говоря, — медленно сказал он, — я просто не могу решиться сделать вам одно предложение. Не знаю, примете ли вы его…

Аленины слезы мгновенно высохли.

— Какое предложение?

— Тут недалеко есть один очень симпатичный ресторанчик. Что, если мы его посетим?

— А Женя?

Володя усмехнулся:

— Он остался слушать латынь. Сам виноват.

Алена заколебалась. Остатки здравого смысла подсказывали, что не стоит принимать это предложение. Но, в конце концов, ничего страшного не произойдет, если она и согласится… Завтра они будут в Москве, и этот человек навсегда исчезнет из ее жизни. И потом, не в постель же он ее приглашает, а только поужинать! Почему надо обязательно искать во всем тайный умысел? Она посмотрела на Городецкого: да нет, он совсем не похож на коварного соблазнителя! А то, что у Алены возникают при взгляде на него неподходящие желания, это исключительно ее, Аленины, проблемы. Она незаметно облизнула губы:

— Можно спросить?

Володя опять улыбнулся:

— Пожалуйста, о чем угодно.

— Почему вы решили пригласить меня поужинать?

Он лукаво глянул на нее:

— Обычно девушки не задают таких вопросов.

— А я задала. Ответите?

— Отвечу. Чтобы сделать вам приятное. Этот ресторанчик славится искусством своего шеф-повара, и просто грех быть здесь и не попробовать всяких вкусностей. Кроме того, вам как журналистке полезно расширять кругозор. Даже в области кулинарии. Может быть, напишете об этом в своей «Обаятельной и привлекательной».

— Только поэтому? Честно?

Он остановился и прижал руку к сердцу:

— Клянусь!

У Алены на щеках заиграли ямочки:

— Я вам верю. Ну что ж, пойдемте есть ваши вкусности.

Ресторанчик назывался «Роморантен» и входил в известный французский ресторанный путеводитель, причем имел в нем две звезды. Две звезды — это не мало, если учесть, что максимальное их количество — три. Находился «Роморантен» в здании старинной почтовой станции, и меню в нем было соответствующим интерьеру. Шеф-повар, Дидье Бра, ради собственного удовольствия и из любви к литературе готовил блюда, упомянутые в книгах знаменитых французских писателей. Здесь подавали слоеный пирог с семгой и редисом, лангустины в грибах и прочие деликатесы. Но фирменным блюдом Дидье Бра считались неподражаемые блины с малиной.

То, что им поставили на стол, меньше всего походило на традиционное блюдо русской масленицы. Алена привыкла, что блины лежат на тарелке большой горкой или свернуты в трубочки, если они с начинкой. Здесь же блины были сложены наподобие почтовых конвертов, и их было совсем немного.

— Ну как? — спросил Володя, когда Алена осторожно положила в рот маленький кусочек.

— Удивительно! Ни за что бы не догадалась, что это блины! Нежные, как воздушное пирожное!

Володя довольно улыбнулся:

— Я знал, что вам понравится. Все женщины любят сладкое.

— А вот и не все! — улыбнулась Алена. — Я, например, сладкому предпочитаю соленое и острое.

Городецкий насмешливо посмотрел на нее:

— Да ну? Вы опять пытаетесь доказать мне, что вы не типичная женщина?

Алена пожала плечами:

— А типичных женщин вообще не бывает! Если она типичная — значит, и не женщина вовсе!

— Рассказывайте!

Он явно ее поддразнивал, и Алена решила не поддаваться на провокацию.

— Знаете, что выводит из себя любую, даже самую уравновешенную женщину? — спокойно сказала она. — Сравнение с другими женщинами. Точнее, не сравнение, а уравнивание. Когда я слышу железный аргумент «ты такая же, как все вы», то мне хочется уйти и больше с этим человеком никогда не встречаться. Раз он не разглядел, какая я особенная.

Володя скептически посмотрел на нее:

— Ну что ж, по крайней мере откровенно. Не обидитесь, если я спрошу?

Алена пожала плечами:

— Смотря что. Могу и обидеться.

— А я все-таки спрошу. Почему вы считаете себя особенной?

Ну и вопрос! Ладно, сейчас она ему покажет!

— А вы посмотрите на меня повнимательнее.

Алена чуть откинула голову назад, улыбнулась, блеснув красивыми зубами и демонстрируя свои неотразимые ямочки… Яркие полные губы ее приоткрылись, словно призывая к поцелуям. Она медленно провела по ним кончиком языка и послала Володе один из тех убийственно-откровенных взглядов, какими женщины говорят мужчинам о тайных желаниях…

Конечно, она чувствовала, что ее несет, но остановиться уже не могла.

Городецкий тоже улыбнулся, но его улыбка уже не была мягкой и доброжелательной — за ней крылось ощутимое внутреннее напряжение. Он весь подобрался, как при встрече с настоящей опасностью.

Между ними словно натянули невидимый провод, по которому пустили ток высокого напряжения. Правда, длилось это недолго, всего мгновение, но и мгновения иногда бывает достаточно…

Алена первой опустила голову и провела рукой по лицу, как будто хотела стереть тайное чувство, которому она так неосторожно позволила вырваться наружу. Когда она снова взглянула на Володю, от коварной соблазнительницы не осталось и следа. Перед ним сидела худенькая большеглазая девушка, конечно, красивая… Не только красивая — очень милая и доброжелательная. Неужели именно эта девушка только что казалась ему жестокой и мучительно-привлекательной хищницей?

Городецкий качнул головой, отгоняя наваждение.

— Да, действительно, — медленно сказал он, — вы особенная.

— Поверьте мне, не только я. В каждой женщине есть что-то особенное, — скромно сказала Алена.

Про себя она подумала, что далеко не в каждой. В его жене, насколько Алена успела ее разглядеть, этого «особенного» не было. Ну ни капельки.

12

Званый обед дома у Вики прошел не то чтобы безупречно, но вполне сносно. Андрей приехал за час с громадным букетом темно-пурпурных роз, был мил и застенчив — ни за что не подумаешь, что этот милый пухлый юноша мог так по-хамски вести себя. Но Вика уже не позволяла себе расслабиться — если человек хоть раз показал свое дрянное нутро, нет никакой гарантии, что пакость не вылезет еще раз. Но договор есть договор — она прекрасно понимала, что утверждение на роль еще ничего не гарантирует. Аникеев ей недвусмысленно намекнул, что еще есть время все переиграть, и, если она откажется от своих обязательств, то и он ничего хорошего ей не обещает. «Вы же понимаете, Виктория Петровна, — сладким голосом объяснил Аникеев, — что ни один мужчина не может устоять перед такой красивой Девушкой, как вы. И Андрей — не исключение. Он просто поддался вашим чарам и перестал владеть собой. Обещаю за него, что этот прискорбный случай больше не повторится». Скрепя сердце Вика согласилась продолжить игру.

Поэтому, когда пришла Катя, Вика старательно исполнила роль молодой любящей жены. Они очень мило посидели втроем часа два, а потом Андрей с приличествующими случаю извинениями удалился «по делам», нежно поцеловав «жену» в щечку и пригласив гостью заходить почаще.

Девушки убрали со стола, принесли в комнату початую бутылку шампанского «Вдова Клико» и уютно устроились — Вика в кресле у резного круглого столика, Катя — рядом с ней на маленьком диване.

На Викином антикварном диванчике Катя смотрелась превосходно — словно картина нашла наконец достойную раму. Хрупкая девушка в длинном светлом платье, длинные волосы собраны на затылке в тяжелый узел, лишь золотистые завитки, как легкое облачко, реяли над белым чистым лбом. И глаза у нее такие прозрачные и светлые, словно она не подозревает о грязной изнанке жизни. А может быть, и на самом деле не подозревает. «Теперь я, кажется, понимаю, в чем ее секрет, — подумала Вика. — Она опоздала родиться. Ее место — в девятнадцатом веке, в семье какого-нибудь московского князя или графа. Кити Щербацкая — вот кто она такая. И внешне ужасно похожа».

— О чем ты задумалась? — поинтересовалась Катя.

Вика рассмеялась:

— Да так, всякие глупости. Знаешь, Катюша, я решила, что ты похожа на одну из героинь «Анны Карениной».

— Но ведь не на Анну же, да?

— Нет, на Кити.

Катя улыбнулась:

— Ну, раз на Кити, тогда пусть.

— А тебе не нравится Анна? — удивилась Вика.

Катя слегка передернулась:

— Нет.

— Странно. А почему?

Катя на минутку задумалась, словно решала про себя: говорить или не говорить. Потом все же нехотя объяснила:

— Она слишком много думает о себе.

— Но ведь это же естественно! — вырвалось у Вики.

— Вовсе нет! — горячо запротестовала Катя. — Для нее весь мир — как огромное зеркало, в котором отражается она одна. Анна ведь, кроме себя, никого не видит. И мучает всех вокруг — и мужа, и Вронского. Ей все кажется, что ее недостаточно оценили. Она даже сына любит только «для себя». Разве это любовь?

Вика усмехнулась:

— Интересная трактовка «Анны Карениной». Очень оригинальная. Думаю, что ни один режиссер с тобой бы не согласился. Не говоря уже о литературоведах.

Катя машинально поправила прядь золотистых волос:

— А я им этого и не скажу. Я только тебе.

— Спасибо за доверие.

Вика поднялась с кресла, разлила по бокалам остатки шампанского и протянула один из бокалов Кате:

— Давай выпьем за любовь!

— Давай, — согласилась Катя.

Золотистое шампанское еще не успело нагреться, и холодные пузырьки приятно покалывали нёбо. Вика выпила почти половину отставила бокал и вдруг спросила:

— А что такое, по-твоему, любовь, Катюша?

Катя опустила глаза.

— Это сложно объяснить…

— А ты попробуй.

— Это, наверное, прозвучит несколько высокопарно… Самопожертвование. Когда все забываешь ради другого человека, растворяешься в нем. Тебя отдельно словно уже и не существует. Отдаешь ему всю себя, ничего не требуя взамен.

— Ого!

— Знаешь, я думаю, что без Володи я просто умру. Даже не так — не умру, а растворюсь в воздухе. Меня просто нет без него, я себя не чувствую… Нет, опять не то. Это очень сложно объяснить.

— А ты попробуй, — снова сказала Вика.

— Мне все время надо его видеть, дотрагиваться до него. Это, наверное, глупо, но я думаю, что женщину Бог действительно создал из ребра мужчины. Она не сама по себе, она — просто его часть. И я чувствую себя частью Володи, и…

Катя смущенно замолчала и посмотрела на Вику виновато:

— Ну вот, опять, наверное, глупость сказала?

— Почему же? — Вика задумчиво смотрела на нее. — Катюша…

— Что?

— И тебе не страшно?

Катя непонимающе вскинула ресницы:

— А чего мне бояться?

— Ну, вот такой зависимости?

Катя покачала головой:

— Иногда. Я иногда думаю, что мне ужасно повезло, что Володя тоже любит меня. Если бы он меня не любил… Даже не знаю, что бы тогда было.

Катя смотрела на Вику так доверчиво, что та почувствовала себя совсем худо. Но все-таки Вика была очень хорошая актриса — на душе кошки скребли, а лицо осталось безмятежным и внимательным.

— Я еще никому этого не говорила, — сказала Катя.

— А Володе?

— Нет.

— Почему?

— Не знаю. Да мы как-то и не разговариваем на эту тему. Я же его жена, и так все понятно.

Вика внутренне поежилась. Она-то отнюдь не была уверена, что Городецкому действительно «все понятно». Мужчины обычно таких вещей не понимают.

Катя отпила еще глоточек шампанского и спросила:

— А у тебя с Андреем так же?

— У меня с Андреем? — медленно повторила Вика.

Действительно, а как у нее с Андреем? Господи, как же не хочется врать! В эту минуту Вике больше всего на свете хотелось послать к черту и роль в сериале, и Аникеева, и этого противного Андрея, перестать быть актрисой и честно сказать этой девчушке: «Да никак у меня с ним, никак! Я обманывала тебя все время и сейчас обманываю! Держись от всех нас подальше, бедненькая глупая девочка. И от меня, и от Аникеева, и от Андрея. Не знаю что они задумали, но явно ничего хорошего. Во всяком случае, для тебя».

Но ничего этого Вика, разумеется, не сказала. Небольшое усилие — и на ее губах появилась спокойная улыбка:

— У нас все немного не так. Может быть, я просто не способна на такие глубокие чувства, как ты.

— Но он-то тебя любит! Я заметила, как он на тебя смотрит!

Вот новость, горько усмехнулась про себя Вика. Интересно, как на нее может смотреть этот похотливый поросенок? Она постаралась поскорее сменить тему:

— Хочешь еще шампанского?

— Ой, нет, спасибо! — Катя сладко потянулась. — Кажется, и так выпила лишнего. Как я теперь до дома доберусь?

Вика уже хотела предложить ей остаться, но вовремя вспомнила, что Андрей якобы вернется ночевать.

— А ты считаешь, что тебе уже пора?

— В общем, да. Я и так засиделась.

— Может быть, вызовем такси?

— Зачем? Я вполне доберусь на метро. — Катя встала. — Теперь твоя очередь приехать ко мне в гости. Я буду ждать вас с Андреем.

— Лучше без него, — усмехнулась Вика.

Катя с удивлением посмотрела на нее:

— Почему лучше?

Ну вот, подумала Вика, опять я вышла из роли любящей жены. Надо исправлять положение.

— А мы с тобой просто по-женски поболтаем, — легко улыбнулась она. — Мужчинам женские разговоры не слишком интересны.

Проводив Катю, Вика долго сидела на кухне, уничтожая сигарету за сигаретой. На душе было так муторно, словно она жестоко обидела ребенка.

Когда Алена добралась до своего номера, она чувствовала себя совершенно обессиленной. После того номера, который она «отколола» в ресторане, напряжение между ней и Володей стало настолько ощутимым, что, казалось, его можно было потрогать рукой. По дороге они говорили о незначительных пустяках, но оба помнили тот момент, когда она на мгновение стала хищницей, а он — охотником.

Раздевшись, Алена прошла в ванную комнату. Сначала она хотела просто принять душ, но потом решила, что для полного расслабления ей совершенно необходимо полежать в теплой воде. Выбор ароматических средств для ванной был довольно большим — соли, и пена, и даже какое-то специальное масло. Заглянув во все флаконы, Алена остановилась на пене с запахом жасмина.

Пятнадцать минут в воде подействовали на нее успокаивающе. Выбравшись из ванной, Алена закуталась в розовое махровое полотенце и прошла в комнату. В ногах широченной кровати, накрытой палево-розовым покрывалом, лежало ее любимое шелковое кимоно.

«А ведь сегодня вполне мог появиться тот самый «случай», для которого я его и покупала, — внезапно подумала Алена. — Если бы Володя…» Она покраснела и отогнала от себя крамольные мысли.

Кимоно тем не менее она все равно надела, включила телевизор и собралась скоротать остаток вечера за отслеживанием программ французского телевидения. Десять вечера — время слишком раннее, чтобы ложиться спать. Можно, конечно, собрать вещи — все-таки завтра они уезжают, — но, во-первых, это займет от силы полчаса, а во-вторых, у нее будет достаточно времени утром.

Алена была зла на себя: если бы не эта дурацкая демонстрация собственной привлекательности, они бы сейчас, наверное, гуляли по городу и мирно болтали обо всем на свете. А теперь Городецкий к ней и близко не подойдет. Потому что… Ну, просто потому что.

Не успела она додумать до конца эту грустную мысль, как услышала, что в дверь ее номера постучали. «Наверное, горничная, — решила Алена, направляясь к двери. — И что ей могло понадобиться?»

На пороге стоял Володя — в том же самом свитере и джинсах, и вид у него был слегка смущенный. Алена во все глаза смотрела на него, забыв даже посторониться, чтобы пропустить его в комнату. Володя смутился еще больше:

— Вы уже собирались ложиться?

— Что? — глупо переспросила Алена. — Ах, нет. Проходите, пожалуйста.

— Я подумал, может быть, вы согласитесь со мной немного поболтать. Мы можем спуститься в бар…

— В бар?

Алена оглядела свой наряд. Для бара кимоно совсем не годилось.

— Я сейчас переоденусь.

Он словно только заметил, во что она, собственно, одета. Нежный персиковый шелк не скрывал, а скорее соблазнительно подчеркивал каждый изгиб стройного Алениного тела, кожа казалась матово-прозрачной, а из волн тонких кружев, как из пены, выступала упругая округлая грудь. У Володи потемнели глаза, взгляд по-мужски оценивающе заскользил по ее плечам, груди, спустился ниже. На секунду он потерял контроль над собой, только на секунду, но…

От этого взгляда Алена почувствовала, как у нее между лопаток пробежал холодок и сладко заныло в низу живота. Они стояли так близко друг от друга, что, казалось, достаточно руку протянуть, сделать маленький, совсем крошечный шажок…

Алена опомнилась первая.

— Я пойду переоденусь, — повторила она, попятившись к двери ванной.

Володя перевел дыхание:

— Вероятно, мне не следовало приходить к вам… так поздно, — глухо сказал он.

— Ну почему же, — затараторила Алена. — Я очень рада, что вы зашли. Сейчас я оденусь, и мы спустимся в бар, посидим, поболтаем…

Она схватила в охапку джинсы и свитер и молниеносно скрылась за дверью ванной комнаты.

К тому моменту, когда Алена вышла в комнату, уже одетая и даже слегка подкрашенная, они оба успели прийти в себя.

— А где Женя? — как ни в чем не бывало поинтересовалась Алена.

— Представляете, уже спит, — весело ответил Городецкий. — Прогулка в гору его доконала.

Они дружно рассмеялись. Напряжение спало, и они снова почувствовали себя друг с другом легко и непринужденно, словно ничего не произошло. «А ничего и не произошло», — сказала себе Алена, когда они спускались в лифте на первый этаж.

В баре было не слишком многолюдно. По крайней мере они почти сразу нашли уютный столик на двоих довольно далеко от стойки. Володя принес два коктейля в узких высоких бокалах.

— Вот, пожалуйста. Думаю, вам понравится.

Алена сделала маленький глоточек. На вкус коктейль был слегка терпким и освежающим — одним из составляющих явно был грейпфрутовый сок.

Володя уселся напротив нее — в полутьме бара его лицо казалось загадочным. Алена отпила еще немного и попросила:

— Расскажите мне о себе.

Он поднял брови:

— О себе? Что вас интересует?

Она улыбнулась:

— Да все. Честно говоря, я пыталась выудить сведения из вашего референта, но мне это не удалось.

— О да, — протянул Володя. — Женя надежен, как скала. И так же нем.

Ну, не так он и надежен, подумала Алена. Что знал, то и сказал.

— Ну, а вы?

Он пристально смотрел на нее:

— Что?

— Тоже будете играть в могильный камень?

Недолгий поединок — глаза в глаза — выиграла Алена. Володя отвел взгляд и усмехнулся:

— Почему же? Я же сказал — спрашивайте.

— Обо всем? — уточнила Алена.

Володя в ответ только шутливо пожал плечами:

— Начинается допрос с пристрастием.

Алена пропустила эту реплику мимо ушей:

— Вы москвич?

Володя совсем развеселился:

— Так я и думал — начали с анкетных данных. Москвич. Коренной житель столицы.

В ней родился, учился и женился. Что еще?

— Кто ваши родители?

— Мама — врач. А отец… Отца я почти не помню.

— Он умер?

— Да. В прошлом году.

Володя заметно помрачнел, шутливый тон исчез. Алена на секунду почувствовала себя неловко:

— Извините.

Он помолчал, потом словно нехотя проговорил:

— Да нет, ничего. Может быть, это прозвучит жестоко, но не скажу, что его смерть была для меня большим горем. Он ушел от нас с мамой, когда мне и пяти лет не исполнилось.

Володя опять замолчал. Алена сгорала от любопытства, но спрашивать дальше не решилась: захочет — расскажет сам. А он, помешивая соломинкой коктейль, словно рассматривал далекое прошлое.

— Вообще-то это странная история, — наконец сказал Володя. — Отец был старше мамы на пятнадцать лет. Он женился в тридцать шесть, и это был его первый брак. Через год после свадьбы родился я, и все было просто замечательно. Их считали идеальной семьей.

Снова пауза. Но на этот раз Алена все-таки решилась ее прервать:

— А кто он был, ваш отец?

— Филолог. Преподавал в университете американистику. Студентки от него были без ума, чуть ли не рыдали на лекциях от восторга. А он, такой спокойный, уравновешенный, холодноватый — безупречный джентльмен до кончиков ногтей. И всегда следовал американским принципам и в судьбе, и в работе. Сначала не торопясь сделал карьеру, потом, тоже не торопясь, выбрал жену. Жизнь под девизом «умеренность и аккуратность».

Володя горько усмехнулся.

— И что же дальше? — мягко спросила Алена.

— Дальше… — в голосе Володи послышалась издевка, — дальше… Внезапно его, как говорится, посетила любовь всей жизни. Сокрушительная страсть, или как там это называют в романах. Звали эту «любовь» Светочкой, и было ей всего восемнадцать, она училась на втором курсе. Пришла к нему в спецсеминар — и все, папочка взглянул на нее и пропал.

— Навсегда? — вырвалось у Алены.

— Для меня и мамы — навсегда. Студенточка Светочка оказалась большой стервой и поставила ему условие — никогда не встречаться с прежней семьей.

— И вы с ним с тех пор совсем не общались?

— Практически нет.

Он нахмурился, в уголках рта обозначились резкие морщинки. Алена мягко дотронулась до его руки:

— Для вас это, наверное, было большим ударом. В пять-то лет!

Володя пожал плечами:

— Я никак не мог осознать, что отец меня бросил. А когда наконец понял это, никак не мог понять — за что? Что я такого сделал, почему он ушел и больше никогда не придет? Сначала винил во всем себя, потом… В общем, когда мне было десять лет, он захотел наконец меня увидеть, но тут уж я сам наотрез отказался с ним встречаться.

— А его новая семья? У вас есть ведь, наверное, сводные братья или сестры?

— Есть. И сестра, и брат. Но, честно говоря, я их увидел только на отцовских похоронах. А его жена — та самая студенточка — сделала блестящую карьеру, теперь профессор, доктор наук. Тоже преподает в университете.

Видно было, что эти воспоминания не доставляют ему удовольствия, но Алена опять не сдержалась:

— Неужели за все время вы с отцом так и не виделись?

— Виделись… однажды. Это ведь он помог получить мне стажировку в Америке. Я хотел отказаться, но мама настояла.

— Вы так и не простили его? — осторожно спросила Алена.

Володя горько усмехнулся:

— Такие вещи не прощают. Если ты женишься, ты берешь на себя громадную ответственность за жену и еще большую — за ребенка. Они должны тебе полностью доверять. А предавать тех, кто тебе доверился, — последнее дело.

— Но он полюбил, — тихо сказала Алена. — А любовь, знаете, многое искупает.

— Но не предательство.

Складки у Володиного рта обозначились еще резче, лоб прорезала глубокая поперечная морщина. Кажется, мысленно он снова вернулся в то далекое время, когда чувствовал себя брошенным мальчиком. Алене стало его нестерпимо жалко, захотелось прижаться губами к этому упрямому лбу, привлечь к себе, гладить по темным жестким волосам… С трудом подавив вдруг вспыхнувшее желание, она спросила:

— Вы любите Шварца?

— Какого?

— Драматурга, Евгения Шварца.

Он недоумевающе посмотрел на нее:

— Люблю.

— Помните, у него в пьесе «Обыкновенное чудо», когда Волшебник говорит Медведю, что такое любовь?

В его взгляде, кроме недоумения, появился интерес:

— Ну, напомните.

Медленно произнося слова, Алена процитировала:

— «Кто смеет рассуждать или предсказывать, когда высокие чувства овладевают человеком? Нищие, безоружные люди сбрасывают королей с престола из любви к ближнему. Из любви к родине солдаты попирают смерть ногами, и та бежит без оглядки. Мудрецы поднимаются на небо и ныряют в самый ад из любви к истине…»

Володя усмехнулся:

— Так нравится, что наизусть выучили?

Алена провела по лицу рукой:

— Когда-то, во времена туманной юности, в десятом классе, я решила стать актрисой, вот и приготовила этот монолог, чтобы прочитать на творческом конкурсе.

— Прочитали?

Алена рассмеялась:

— Нет. Вовремя поняла, что у меня нет таланта, и поступила на журфак.

Володя пристально посмотрел на нее:

— А зря. Если бы комиссия вас сейчас слышала, вы бы точно прошли конкурс.

Она покачала головой:

— Не надо иронизировать. Лучше признайтесь, помните это место?

— Ну, помню.

— А помните, как там дальше?

Володя опять скривил рот в упрямой усмешке:

— Этот фильм столько раз показывали по телевидению, что, представьте, помню. Медведь отвечает, что он от этой девушки благоразумно отказался.

— А волшебник сказал ему на это: «Великолепный поступок! Знаешь ли ты, что всего только раз в жизни выпадает влюбленным день, когда у них все получается. И ты прозевал свое счастье. Больше я не буду тебе помогать. Наоборот, мешать тебе начну…»

Он перебил ее:

— Нет, вы все-таки великолепно читаете!

— Не надо все сводить к шутке. — Алена даже немного рассердилась. — А что, если ваш отец действительно полюбил так, как любят раз в жизни? За любовь надо платить, и цена иногда бывает неимоверно высокой. Может быть, и жизнью. Но настоящая любовь стоит того.

Он посмотрел на нее в упор — от этого взгляда Алена почувствовала, как ее окатила горячая волна.

— Своей жизнью — да. Но не жизнью собственного ребенка, — он одним глотком допил коктейль. — Заказать Вам что-нибудь еще?

Алена поняла, что разговор стал его тяготить.

— Не стоит, — отказалась она, отставляя свой бокал. — Мы чудесно посидели, теперь можно и разойтись по номерам.

Он будто хотел еще что-то сказать, но передумал и неожиданно согласился:

— Что ж, пойдемте.

Он помог ей встать из-за стола, взял под локоть и повел из бара через холл к дверям лифтов.

В лифте они оказались одни. Вдруг где-то между этажами лифт тряхнуло, и свет в кабине погас. Алена непроизвольно вскрикнула и тут же почувствовала, как Володина рука нащупала ее руку.

— Все в порядке, — раздался тихий, успокаивающий голос, — сейчас, я уверен, все наладят.

— Что это? — прошептала Алена. — Мы не упадем?

Это был один из страхов детства — лет до десяти она ужасно боялась, что лифт оборвется и она полетит в шахту.

— Нет, конечно, нет.

Она ухватилась за его сильную мужскую руку, как испуганный ребенок. Володя почувствовал ее состояние и осторожно обнял Алену за плечи, слегка прижав к себе.

— Ну что ты, что ты, — тихо прошептал он, — все будет хорошо…

Алена на мгновение напряглась, как стальная пружина, но потом сразу же расслабилась, отдавая себя его под защиту. Кольцо его рук сомкнулось теснее, она уткнулась лицом в Володино плечо. Он наклонился — в темноте его щека коснулась ее щеки, и она ощутила слабый горьковатый запах дорогого одеколона. Ноздри ее дрогнули и расширились — прилив возбуждения дал о себе знать сладкой болью где-то в низу живота.

Они сдались одновременно. Ни один из них не мог бы дать разумного объяснения тому, что происходило сейчас между ними. Володя притянул ее к себе, и она ощутила легкое прикосновение его губ на своем виске. Благоразумие окончательно покинуло Алену. Важно было только это волшебное ощущение, только это, и ничто другое.

В следующее мгновение он уже с такой страстью обнимал ее, так истово прижимал к себе, словно сбросил какие-то невидимые оковы. Алена обвила руками его шею и гладила темные волосы… И наконец его губы приникли к ее губам. Он целовал ее так жадно, словно вся его жизнь сосредоточилась в ее губах, и тихо застонал, когда она ответила на поцелуй.

Никогда еще Алене так страстно не хотелось физической близости. Желание возникло мгновенно и было неодолимым. И он ощутил ее реакцию. Его руки осторожно скользнули к ее бедрам, оглаживая каждый изгиб, каждую впадинку, словно он всю ее хотел вобрать в себя…

Вспыхнувший свет показался им разрывом снаряда. Они отпрянули друг от друга, тяжело дыша, не в силах сразу справиться с возбуждением Аленины зрачки были расширены как под действием наркотика, а в Володином взгляде полыхало такое неистовое желание, что она чуть было снова не бросилась ему на шею. Однако свет сделал свое дело — они одновременно отвели глаза, как преступники, пойманные на месте преступления.

Кабина лифта медленно поплыла вверх.

Когда лифт остановился на нужном этаже, Алена быстро пробормотала «спокойной ночи» и устремилась по коридору к своему номеру с такой скоростью, словно за ней гналась стая голодных волков.

13

Весь следующий день Алена и Володя старательно делали вид, что ничего особенного между ними не произошло. Слава Богу, они ни разу не остались наедине — в машине, доставившей их из Блуа в Париж, а потом в аэропорт Шарля де Голля, находился Женя. Так получилось, что Женя сидел рядом с Аленой в самолете, — случайно это вышло или Володя так устроил, Алена не поняла.

В Москву они прилетели уже очень поздно вечером, почти ночью. «Как я доберусь до дома?» — с досадой подумала Алена. Чтобы отвлечься от ненужных воспоминаний о вчерашнем происшествии в лифте, она пыталась переключиться на бытовые проблемы. «Такси безумно дорого, а автобуса, наверное, придется ждать около часа. Метро закроют…» Конечно, ее предложат подвезти, но ехать в одной машине с Володей, зная, что он возвращается домой, к жене, — извините, это было выше ее сил.

Как ни странно, таможенный досмотр в Шереметьеве не занял много времени, и около часа ночи Городецкий, Женя и Алена уже оказались в здании аэропорта.

— Ну где же Василий? — озираясь, спросил Женя. — Я думаю, Всеволод Кириллович прислал за нами шофера?

— Наверное, ждет, как всегда, под табло, — устало сказал Городецкий. — Пойдемте посмотрим, Елена Станиславовна?

Не успела Алена как-то отреагировать на эту реплику и на то, что Володя назвал ее по имени-отчеству, как вдруг почувствовала, что кто-то осторожно дотронулся до ее плеча. Она стремительно обернулась и увидела Ивана.

— Привет, — как ни в чем не бывало сказал Иван, забирая сумку из рук ошеломленной Алены. — А я вот решил тебя встретить.

— Привет, — Алена растеряла все слова от изумления.

— Как долетели? — Иван протянул Алене роскошный букет в модном «западном» стиле и ослепительно улыбнулся Алениным спутникам.

Городецкий недоумевающе-холодно посмотрел на него и ничего не ответил. Женя вежливо ответил:

— Спасибо, нормально. Я так понимаю, что вы Алену у нас забираете?

Иван, как всегда безумно элегантный и уверенный в себе, картинно обнял Алену за плечи:

— Забираю. Пойдем, радость моя, ты, наверное, жутко устала.

Алена, не обращая внимания на руку Ивана, лежащую у нее на плече, во все глаза смотрела на Володю. Тот был мрачен и неприступен.

— Владимир Сергеевич, — натянуто сказала Алена, — я позвоню вам, когда подготовлю материал, вы не возражаете?

— Позвоните, — равнодушно сказал Городецкий. — Если меня вдруг не будет на месте скажете, чтобы вас связали с Женей.

Сказал — и сразу отвернулся, словно ему и нет никакого дела до Алены.

«Фольксваген-Гольф» с сумасшедшей скоростью несся по пустому шоссе. Иван за рулем чувствовал себя так уверенно, словно всю жизнь крутил баранку. Впрочем, не было такой ситуации, в которой Иван чувствовал бы себя иначе.

— Откуда у тебя машина? — Алена сидела на месте рядом с водителем и напряженно смотрела прямо перед собой.

Роскошный букет сиротливо валялся на заднем сиденье.

— Купил в честь твоего приезда. Чтобы встретить тебя из Парижа, — улыбнулся Иван.

— Я сейчас не из Парижа, — машинально поправила Алена.

— Надо же! А рейс Париж — Москва…

— И все-таки откуда у тебя машина?

— Одолжил у приятеля. Честное слово, специально, чтобы тебя встретить.

— Я тронута.

Иван быстро взглянул на нее:

— Все еще дуешься за тот случай?

Алена промолчала.

— Но я же искупил свою вину!

Алена пожала плечами.

— Что ты молчишь? Я так старался, задействовал кучу связей, чтобы выяснить, каким рейсом ты возвращаешься, достал роскошные цветы, а ты молчишь?

— Я же тебе сказала — я тронута.

— И только?

Алена устало откинулась на спинку сиденья и попросила:

— Дай, пожалуйста, сигарету.

— Ты же не куришь? — удивился Иван.

— Дай, пожалуйста, сигарету, — ровным голосом повторила Алена.

Ей хотелось разрыдаться, или закричать, или разбить что-нибудь, чтобы дать выход неимоверному внутреннему напряжению. Но вместо этого она вынула из предложенной Иваном пачки «Парламента» сигарету с длинным белым фильтром и стала энергично разминать ее между пальцев.

Иван оторвался от дороги и мельком взглянул на Алену:

— Что это ты делаешь?

Крошки табака сыпались Алене на колени.

— Ты перепутала, «Парламент» — не «Ява». Это хорошие сигареты, и табак в них первосортный. Разминать необязательно.

Совершенно измочалив сигарету, Алена открыла окно и пустила по ветру то, что от нее осталось. Потом подняла стекло:

— Ничего. Оказывается, я не хочу курить.

Больше Иван заговаривать с ней не пытался.

Машина свернула с Ленинградки и понеслась по Кольцевой.

До Алениного обиталища на улице Миллионщикова доехали в рекордно короткий срок. Припарковавшись, Иван вылез из машины и помог выйти Алене. Заметив, что он ставит «Фольксваген» на сигнализацию, она спросила:

— Ты разве хочешь зайти?

— Ну, знаешь! — возмутился наконец Иван. — Это, в конце концов, просто невежливо. Я ночью мчусь в Шереметьево, жду в этом чертовом свинарнике, а взамен меня даже не хотят угостить кофе!

— Какой кофе в два часа ночи? — слабо улыбнулась Алена. — Если просто хочешь зайти — пожалуйста. Но извини, я жутко устала, и у меня дома беспорядок.

— Ничего, — Иван сразу успокоился. — Я понимаю, я ненадолго.

Он достал из багажника небольшую сумку, повесил ее на плечо, а в руку взял Аленин багаж:

— Ну что, хозяйка, пошли?

Конечно, настоящего беспорядка у Алены при ее педантичности просто быть не могло. Но пыли поднакопилось достаточно.

Иван помог Алене снять пальто и прошел в комнату вслед за девушкой.

— Ничего себе беспорядок, — насмешливо сказал он, оглядевшись. — Перфектистка несчастная. У всех бы так было.

Алена опустилась на диван и вытянула ноги. «Зачем он здесь, — вяло подумала она. — У меня совершенно нет сил развлекать его беседой и угощать чаем. Я хочу остаться одна». Но вслух она этого не сказала — все-таки действительно человек старался, встретил ее ночью…

Но Ивана и не надо было развлекать: у него было замечательное свойство везде чувствовать себя как дома. Не дожидаясь указаний, он прошел на кухню, и через минуту Алена услышала оттуда его голос:

— Кофе у тебя кончился, а вот чай превосходный, очень люблю «Эрл грей». Переодевайся, иди в ванную, а потом я тебя кормить буду.

У Алены уже не было сил возражать.

Когда она, освеженная горячим душем, вошла на кухню, то просто глазам своим не поверила. В чашках дымился свежезаваренный чай, на блюдечке лежало берлинское печенье, фигурный шоколад, неизвестно откуда взявшиеся сыр и колбаса нарезаны аккуратными кружочками, а рядом с хлебом стояла открытая баночка абрикосового джема.

— Я подумал, что ты проголодаешься с дороги, — скромно объяснил Иван, но его скромность была напускной.

— Спасибо, — Алена слабо улыбнулась и опустилась на заботливо пододвинутую Иваном табуретку.

Горячий чай — как раз то, что сейчас ей требовалось. Иван внимательно смотрел, как она маленькими глотками отхлебывает из чашки, но к своему чаю так и не притронулся.

— Давай я сделаю тебе бутерброд, — предложил он. — С чем ты хочешь — с сыром или с колбасой?

— Ни с чем, — улыбнулась Алена. — У меня нет сил есть. Осталось только одно желание — поскорее оказаться в постели.

Она отставила чашку и потянулась. Намек был более чем прозрачным. Теперь Ивану полагалось откланяться и уйти, но вместо этого он сказал:

— Отлично. Можно, я за тобой и дальше поухаживаю?

Что он имеет в виду? Не успела Алена опомниться, как он подхватил ее на руки и понес в комнату. Бережно положив ее на диван, он стал медленно развязывать пояс халата. На возмущение сил уже не осталось. У Алены возникло странное ощущение, что все это происходит не с ней: будто она смотрит кино, где героиня-актриса — ее двойник, но к реальной Алене никакого отношения не имеет. Поэтому она поинтересовалась спокойно, даже отстраненно:

— Что это ты делаешь?

— Ш-шш, — Иван приложил палец к ее губам, — молчи…

Он справился с поясом, распахнул полы халата и стал медленно, едва касаясь губами, целовать Аленину шею и грудь. Но эти поцелуи, несомненно эротичные, умелые и возбуждающие, никак на Алену не подействовали. Щекочущие прикосновения его языка оставили ее совершенно равнодушной. Выждав минуту, она слегка оттолкнула его, села и запахнула халат:

— Зачем ты это делаешь?

Иван обескураженно смотрел на нее и молчал. Самоуверенность с него потихоньку сползала.

— Тебе не нравится? — довольно глупо спросил он.

— Не в этом дело. Послушай, у меня нет сил на выяснение отношений, но, согласись, ты ведешь себя довольно странно. После всего, что между нами произошло…

Иван не дал ей договорить:

— Я хотел тебе все объяснить. Эта девица, Татьяна, давно меня преследовала, просто проходу не давала. Я и не собирался на ней жениться. Если я и хочу на ком-то жениться, так это на тебе!

Сказав это, он выжидательно посмотрел на Алену. Абсурд всего происходящего, похоже, не доходил до его сознания. Алену же по-прежнему не покидало ощущение нереальности. Такое чувство, что она — актриса и играет роль в мыльном сериале. А в мыльном сериале чего только не бывает…

— Я хотел на тебе жениться! — повторил Иван.

— Не понимаю…

— А чего тут непонятного?

Похоже, он обиделся. Не обращая внимания на его обиду, Алена деловито уточнила:

— Ты что, предложение мне делаешь?

— Ну, знаешь! — он встал и отошел от дивана, застегивая пуговицы на рубашке.

Алене вдруг стало смешно. Надо же, дождалась! А ведь месяц назад это было самым заветным ее желанием!

— Не вижу тут ничего смешного, — Иван угрюмо смотрел на нее из другого конца комнаты.

— Да нет… Ты не понял. Просто все это слишком неожиданно.

Алена вздохнула. Спать ей расхотелось, но голова была тяжелой и тупой, мысли путались. Больше всего на свете хотелось, чтобы Иван оставил ее в покое и ушел.

— Давай поговорим завтра, — попросила она. — Завтра вечером, хорошо?

Он продолжал выжидательно смотреть на нее. На выяснение отношений она сейчас была не способна, значит, есть только один способ избавиться от него — не спорить. Не мытьем, так катаньем, ласки всегда действуют вернее, чем скандалы. Тогда она тоже встала, подошла к нему, обняла и поцеловала в щеку.

— Спасибо за то, что ты мне сказал. А сейчас иди, пожалуйста. Я действительно жутко устала и ничего не соображаю. Завтра поговорим.

Когда дверь за ним наконец закрылась, Алена бросилась на диван и зарылась головой в подушку. Ни о чем она сейчас думать не будет, все — до завтра, до завтра… Завтра она наконец разберется в своей глупой смятенной душе.

Когда Володя открывал дверь своего подъезда, настроение у него было совершенно похоронным. Он чувствовал себя таким усталым и разбитым, словно на нем воду возили. Но не успел он перешагнуть порог, как Катя радостно повисла у него на шее:

— Милый мой, как я соскучилась!

Мягкое, податливое тело прильнуло к нему, тонкие руки, взлетев вверх, ласкали волосы на затылке, золотистые завитки волос щекотали его лицо, родной, такой знакомый запах духов и Катиной кожи — запах свежести и чистоты, запах дома…

— Катюшка, — прошептал Володя, легонько целуя жену в голубую жилку, бьющуюся у виска. — Катюшка моя…

Вот это — его, его собственное, его жизнь. А то, другое — просто минутное наваждение. Не нужна ему никакая другая женщина, кроме его Кати, не нужна!

Мягко высвободившись из объятий жены, Володя разделся — Катя приняла у него куртку и аккуратно повесила в шкаф.

— Ты, наверное, страшно устал с дороги. Пойдем, — Катя взяла его за руку, — пойдем, я такой ужин тебе приготовила!

— А я тебе кое-что привез. — Володя раскрыл боковой карманчик сумки и достал красиво упакованный сверток.

— Что это? — Катины глаза светились любовью и любопытством.

— Духи «Реджинес». Самые модные в этом сезоне.

Володя знал, что любит его жена. У Кати уже скопилась изрядная коллекция всяких флаконов и флакончиков. Пользовалась она духами нечасто, но радовалась каждой новой коробочке так, как ребенок радуется новой игрушке.

Дальше все следовало по обычному ритуалу: переодевшись в домашний спортивный костюм, Володя вышел на кухню, где его ждал накрытый стол, цыпленок табака с овощным гарниром и сладкий пирог, как всегда испеченный Катей по случаю его приезда. Сама она уселась напротив в своей любимой позе — поджав ноги под себя:

— Ну как, поездка была удачной?

— Все в порядке. — Володя ловко подцепил на вилку кусочек мяса и отправил его в рот. — Лучше и желать нельзя.

— Расскажи.

— Ох, Катюша, давай завтра! Я так устал, что язык не ворочается.

— Хорошо, — легко согласилась Катя. — Завтра так завтра. Хочешь еще кусочек?

— Ох, нет! Спасибо, накормила голодного мужа до отвала!

— Тогда пусть сытый муж идет в ванную, а я буду его ждать, — Катя лукаво улыбнулась. — У меня для тебя тоже есть сюрприз.

— Сюрприз? Какой?

— Увидишь.

Войдя после душа в спальню, он увидел рядом с кроватью сервировочный столик, на котором стояли бутылка вина, ваза с фруктами и два бокала. Катя в коротенькой шелковой комбинации лежала поверх одеяла, и ее длинные золотистые волосы рассыпались по подушке.

— Ого! — сказал Володя. — Это что-то новенькое! Ты решила меня соблазнить?

— Тебе нравится? — Катя доверчиво посмотрела на него. Этот взгляд сразу разрушил очарование — он абсолютно не вязался с ее позой соблазнительницы, с сексуальной комбинацией и вином у кровати. «Так смотрит не женщина на мужчину, а ребенок на отца, — мелькнула у Володи в голове досадная мысль. — Словно она все время ждет моих указаний, ждет, чтобы я ее похвалил». Странно, но раньше он никогда об этом не задумывался.

— Тебе нравится? — тревожно повторила Катя.

— Нравится, — он присел рядом и погладил ее по голове. — Очень нравится.

— Тогда иди ко мне, — она притянула к себе его голову, — люби меня, пожалуйста, люби!

И он выполнил ее просьбу.

Но когда она уснула, Володя еще долго лежал в темноте с открытыми глазами. Сквозь неплотно задернутые шторы в окно прокрался голубоватый свет фонаря, и в комнату вошел призрак — маленькая женщина с огромными темными глазами. Она улыбалась и манила к себе, а на щеках ее играли соблазнительные ямочки. Губы женщины — полные, полуоткрытые — словно созданы для поцелуев. Он невольно представил, как впивается в эти губы своими губами, она запрокидывает голову, а он ласкает ее нежную шею, ее грудь, такую соблазнительно-упругую… Как страсть меняет ее лицо, туманит глаза… Как она стонет и извивается в его руках, изнемогая от этой страсти, как кричит в последнем, самом сильном ее приступе… Горячая, душная волна накатила и захлестнула его с головой.

Неимоверным усилием воли отогнав видение, Володя приподнялся на локте и посмотрел на золотистую головку жены на подушке. Нет! Кроме нее, ничего нет, ничего не должно быть в этой комнате.

И никогда не будет. Только не уходить от реальности!

14

На следующее утро Алену разбудил телефонный звонок. Еще не успев как следует проснуться, она схватила трубку:

— Алло!

— Ну как, ты уже пришла в себя?

Иван говорил спокойно и слегка насмешливо. Алена протерла глаза:

— А который сейчас час?

— Не хочешь ли ты сказать, что все еще лежишь в постели? Уже половина первого.

— Ого!

Остатки сна сразу улетучились.

— Неужели так поздно?

— Успокойся. Тебе же на работу сегодня не идти?

— Нет, но других дел масса.

— Современная деловая женщина, у которой нет ни минутки свободной!

— Не издевайся.

— А я и не издеваюсь. Просто хотел поинтересоваться, не найдется ли в твоем плотном расписании места и для меня?

— Что ты имеешь в виду?

— По-моему, мы с тобой вчера не договорили.

— Ах, это…

А Алена уже было решила, что вчерашняя сцена с Иваном ей просто приснилась.

— Ну так как? — настаивал Иван.

Алена вздохнула:

— Не знаю… А что ты, собственно, предлагаешь?

— Давай вместе поужинаем.

— Я уже как-то ужинала с тобой, — усмехнулась Алена. — Ничего хорошего из этого не вышло.

— Нельзя быть такой злопамятной, — упрекнул Иван. — По-моему, я не только попросил прощения, но и сделал достаточно, чтобы реабилитировать себя в твоих глазах. Если нет — скажи, еще что-нибудь придумаю. Учти, отступать я не привык.

А почему бы с ним и не поужинать? Что-то в последнее время она слишком часто ужинает в ресторанах, и ничем хорошим это, как правило, не кончается. Перед глазами возникло лицо Володи Городецкого, и Алена страдальчески поморщилась. Тут уж ей точно ничего не светит. Может быть, увидятся еще разок, когда она принесет показать статью, а может быть, и нет. Скорее всего нет. А если она не может получить того, чего на самом деле хочет, пусть будет Иван. Не все ли равно. И вообще, как известно, клин клином вышибают. Иван — отнюдь не самый плохой вариант.

— Что же ты молчишь? — уверенности в голосе Ивана несколько поубавилось.

— Думаю, во сколько нам встретиться. Где ты хочешь поужинать? — спросила Алена.

— А ты куда бы хотела пойти?

Алена не удержалась от насмешки:

— Куда угодно, только не в Домжур.

— Я уже сказал — нельзя быть такой злопамятной, — укорил ее Иван. — Так куда?

— Не знаю. Мне все равно. Выбери сам.

Иван на секунду задумался:

— Послушай, я знаю одно довольно интересное местечко на Лубянке…

— Застенок КГБ? — опять сыронизировала Алена.

— Придержи язычок, хорошо? — ласково посоветовал Иван. — От тебя, чувствую, и КГБ несладко пришлось бы. Я, во всяком случае, поставил бы на тебя против любого кагэбэшника.

Алена рассмеялась:

— Спасибо. Хорошо же ты обо мне думаешь. Так что за место?

— А вот не скажу, — Иван решил хоть чуть-чуть отыграться. — Куда поведу — туда и пойдешь.

— А все же?

Иван проигнорировал ее вопрос:

— В восемь часов тебе удобно?

— Удобно, — вздохнула Алена.

— Значит, жду тебя в восемь в метро. Станция «Лубянка», последний вагон из центра.

В трубке зазвучали короткие гудки отбоя. Алена медленно повесила ее на рычаг и вдруг почувствовала себя такой несчастной, словно ее ужасно обидели, а не в ресторан пригласили. Вот если бы на месте Ивана был… «Перестань! — приказала она себе. — Прекрати сейчас же! То, что произошло между вами в последний вечер в Труа, — короткое наваждение, помрачение рассудка и не имеет значения. И продолжения тоже не будет. Ты же хотела выйти замуж за Ивана. Ты все продумала и решила, что он — прекрасная партия. И вот сейчас он сам сделал тебе предложение. От сегодняшнего ужина зависит твоя дальнейшая жизнь. Не глупи, соберись, очаруй его окончательно. Все другое — просто нелепость!»

Алена уныло вылезла из постели и пошла на кухню сварить себе кофе. На столе засыхали остатки вчерашнего неудавшегося ужина. «Иван уже вошел в роль заботливого мужа, — вяло подумала Алена. — Встретил меня, накормил и спать уложил. Чего еще желать?»

Она включила радио. Очевидно, шел какой-то ретро-концерт, Сергей Никитин пел песню из «Иронии судьбы»:

Со мною вот что происходит: Совсем не та ко мне приходит, Мне руки на плечи кладет И у другой меня крадет…

Алена сделала погромче. Голос у барда был печальным, мягким и безнадежным:

А той, скажите, Бога ради, Кому на плечи руки класть? Та, у которой я украден, В отместку тоже станет красть, Не сразу этим же ответит, А будет жить с собой в борьбе, И неосознанно наметит Кого-то дальнего себе…

Алена резко крутанула рычажок настройки, переводя на другую программу. Глупая песня, старомодная и романтичная. В реальной жизни все бывает иначе, и дальний может стать близким. А любовь… Не всем она удается. Нет, она нисколько не кривила душой, когда читала Городецкому наизусть из «Обыкновенного чуда». Ради любви она сама, Алена, готова на любые жертвы. Но если бы все зависело только от нее! А жертв от другого требовать нельзя. Нельзя вламываться в чужую жизнь, как слон в посудную лавку. Да он, Володя, ее в свою жизнь и не пустит, место любимой женщины там уже занято…

Что ж, вздохнула Алена, будем строить жизнь без любви. Можно и без любви быть счастливой. Если как следует постараться. А уж она, будьте уверены, постарается.

В пять минут девятого Алена вышла из последнего вагона на станции «Лубянка». Сегодняшний день отдыха и безделья явно пошел на пользу: Алена провела сама с собой несколько сеансов аутотренинга и выглядела бесподобно. Иван это сразу отметил:

— Ты хороша как никогда.

Алена довольно улыбнулась и продела руку ему под локоть:

— Я готова идти за вами, мой повелитель.

— Ого! — Алена растерянно оглядывалась по сторонам. — Куда это мы попали?

Заведение напоминало клуб вурдалаков и привидений: отделанное под подземелье, декорированное паутиной (сделанной из тонкой серой материи), с живописной плесенью по углам. Хозяйкой заведения была очаровательная ведьмочка со стройными коленями, мелькавшими в высоком разрезе узкой длинной юбки, и тонкой струйкой крови, стекающей изо рта по подбородку. Ведьмочка встречала гостей у двери, с кем-то церемонно здоровалась, с кем-то целовалась, кому-то просто дружески кивала. Иван был из категории «церемонных». Вежливо улыбнувшись хозяйке, он провел свою даму к столику в центре зала.

— Что это? — изумленно спросила Алена.

— Актерский клуб «На Лысой горе», — невозмутимо ответил Иван. — Хозяйку ты, надеюсь, узнала?

— Нет… Хотя постой, постой…

Вглядевшись в лицо ведьмочки, Алена распознала под толстым слоем грима черты о-очень известной актрисы.

От удивления она даже присвистнула:

— Да ты что! Сама…?

— Марина Палей, — довольно подтвердил Иван.

— А я слышала, она в Голливуде снимается.

— Твои сведения неточны, старушка. А еще считаешься «светской» журналисткой! Кстати, об этом клубе много писали и называли Марину Палей в числе владельцев.

— Ну да, помню. Но ведь можно владеть клубом и сниматься в Голливуде одновременно.

— А она так и делала. Теперь съемки закончились, и почему бы не заняться бизнесом? Ее живое присутствие «На Лысой горе» дорого стоит Как минимум десять процентов наценки на входной билет, а то и больше.

— А здесь дорогие билеты? — поинтересовалась Алена.

Иван усмехнулся:

— Дорогая моя, неприлично спрашивать такие вещи у своего мужчины.

У Алены чуть было не сорвалось, что пока он еще не ее мужчина, но она вовремя прикусила язык.

Подали меню. Иван галантно протянул ей карту:

— Выбирай.

Увидев «страшные и кровавые» названия, Алена искренне развеселилась:

— Какая прелесть! Как ты думаешь, «Челюсти Дракулы» — это съедобно?

Иван пожал плечами:

— Не знаю, но брать не советую. Судя по названию, нечто очень костлявое.

— А жаркое «Голем», по-твоему, подойдет?

— А по-твоему? Слушай, предлагаю пари. Выбираем блюдо по карте и пытаемся угадать, что это на самом деле. Принято?

Алене стало совсем весело:

— Принято! А ставки?

Иван хитро посмотрел на нее:

— Одно желание. Ты угадала — я выполняю твое желание, я угадал — ты выполняешь мое.

Алена улыбнулась, заиграв ямочками:

— А если оба промахнемся?

— На нет и суда нет. Так что заказываем?

Иван выжидательно смотрел на нее. Алена на секунду задумалась.

— «Голем». Мне кажется, это просто мясо в горшочке, — уверенно сказала она.

— А мне кажется, что это отбивная, — предположил Иван.

Приняла заказ официантка, одетая почти как булгаковская Гелла, — кроме кружевного фартучка, на ней была очень короткая кожаная юбка и кожаный топ, больше похожий на бюстгальтер. Гелла предупредила, что придется немного подождать, а пока она может подать аперитив. Отказавшись от коктейлей с леденящими душу названиями, Иван попросил принести бутылку красного вина.

— Ты ведь любишь красное? — полувопросительно обратился он к Алене. — И потом, в этом заведении красное как-то уместнее, чем белое, ты не находишь?

Алена находила.

Чем дальше, тем ей становилось интереснее. Народ прибывал. Среди посетителей были довольно известные актеры, люди с телевидения, литераторы — кое-кого Алена знала в лицо, а кое с кем даже здоровалась. Иван же, кажется, был знаком с каждым вторым.

На маленькой эстраде явно готовились к показу шоу. Алена вдруг сообразила, что их столик — один из лучших. По крайней мере отсюда лучше всего будет видно шоу — если они, конечно, на него останутся. Конечно, здесь здорово, но ведь завтра на работу, и до глубокой ночи она тут сидеть не собирается…

От размышлений ее отвлек голос Ивана:

— Может быть, ты выпьешь со мной?

Он уже наполнил свой и Аленин бокалы и теперь насмешливо смотрел на нее.

— Загляделась по сторонам? Ты похожа на Алису в Стране чудес. Или для тебя здесь слишком много диковинных предметов и личностей?

Алена недовольно сморщила носик:

— Предметов — да. А вот насчет личностей — не сказала бы. Ты же знаешь, мне часто приходится ходить на всякие тусовки. А на тусовках кого только не встретишь — от Леонида Ярмольника до Юрия Лужкова.

— Ну да и Бог с ними со всеми. Давай лучше сменим тему, — Иван вдруг стал серьезным. — Дорогая моя, ты помнишь, что я тебе вчера говорил?

Алена слегка покраснела и опустила глаза:

— Ты много чего говорил. Напомни, что именно.

Иван пристально смотрел на нее.

— Вчера я сказал, что хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. А ты мне ничего не ответила.

— Да, — Алена по-прежнему не поднимала глаз.

— Что «да»? — Иван все-таки не удержался от легкой насмешки: — Ты помнишь, что ничего мне не ответила, или ты согласна выйти за меня замуж?

Вот и что в такой ситуации делать? Еще два часа назад, сидя перед зеркалом и накладывая на физиономию заключительные штрихи макияжа, Алена убедила себя, что на Иваново предложение надо ответить «да», и только «да». А сейчас язык не поворачивался произнести это простое слово.

— Видишь ли, — Алена водила пальцем по столу, стараясь выгадать время, — видишь ли…

— Только не говори, что мое предложение стало для тебя полной неожиданностью, — усмехнулся Иван. — Ты же давно его ждала.

— С чего ты взял? — сразу вскинулась Алена.

Иван пожал плечами:

— Я же не слепой. Ты еще летом на меня глаз положила, когда у тебя с Сашкой роман был в полном разгаре.

Алена задумчиво посмотрела на него:

— А ты, оказывается, циник.

Иван опять усмехнулся:

— Да нет, я реалист. И сразу понял, что Сашка тебе не пара, а вот со мной ты прекрасно уживешься. Тебе же до смерти надоело пробиваться одной, ты же замуж хочешь, спокойствия хочешь, денег…

— О любви ты и не говоришь…

Он сделал протестующий жест:

— Ну и любви, разумеется.

— Разумеется… — повторила Алена.

Как у него все ясно и просто! Пришел, увидел, победил. Думает, что разложил ее душу по полочкам…

А Иван продолжал убедительно и напористо:

— Послушай, мы с тобой оба взрослые люди и знаем, что одной любви для брака недостаточно. Нужно твердо стоять на ногах и материально, и профессионально. Нужны деньги. Нужна определенная духовная зрелость и опыт. А если все это у партнеров есть и если они подходят друг другу сексуально, любовь приложится сама собой. Так что наш брак будет обречен на удачу.

Месяц назад Алена подписалась бы под каждым словом этой импровизированной Ивановой речи. Но сейчас, после того, что она испытала во Франции… «А ну-ка, перестань, — одернула она себя. — Если ты от него откажешься, то будешь просто последней дурой».

— Ну, так что ты мне скажешь?

— А все-таки… — пробормотала Алена, подняла голову и посмотрела Ивану в глаза: — Ты любишь меня?

Он ответил без улыбки:

— Думаю, да.

Алена вгляделась в его лицо, но признаков душевного трепета не обнаружила. Иван был серьезен и ласков, но это ведь не то, не то…

— Думаешь? — переспросила Алена. — Но не уверен?

Кажется, Иван слегка разозлился:

— Послушай, стал бы я тогда возиться с тобой! Мчаться ночью в аэропорт, выслушивать твои колкости — зачем мне все это?

— Действительно, зачем?

Он не ответил, лишь с силой сжал свой бокал — так, что костяшки пальцев побелели. Алена поняла, что перегнула палку.

— Ну извини, извини, — примирительно сказала она. — Я сама не понимаю, что со мной творится. Может быть, прервемся и пойдем потанцуем? Пока нам не принесли горячее.

Пианист на эстраде как раз заиграл попурри из мелодий 30–40 годов, и несколько пар уже вышли на середину зала.

— Пойдем.

Иван, быстро справившись с раздражением, вывел Алену из-за столика, и они пошли к месту для танцев.

Иван крепко обхватил Алену одной рукой за талию, другой прижал к себе, так что она слышала, как бьется его сердце, чувствовала его дыхание на своих волосах. Сильный, уверенный в себе, красивый — и чего ей еще надо? Они так хорошо смотрятся вдвоем…

Повинуясь мелодии, Иван резко развернул ее в танце — и Алена от неожиданности остановилась как вкопанная. За маленьким столиком у камина сидели трое — Володя Городецкий, его жена и очень красивая платиновая блондинка, похожая на манекенщицу.

Володя напряженно-пристально, без улыбки смотрел на Алену и Ивана.

Жена Володи сидела к эстраде спиной и танцующих не видела — она что-то рассказывала, оживленно жестикулируя. Зато блондинка, очевидно, проследила Володин взгляд. Поняла она что-нибудь или нет — неясно. Лицо у блондинки оставалось непроницаемым.

— Алена! Эй, очнись! — голос Ивана слышался как сквозь вату. — Да что с тобой, что случилось?

Он слегка встряхнул ее за плечи.

— Извини, — мягким движением высвободившись из кольца его рук, Алена отступила на шаг. — Извини, мне что-то нехорошо. Иди за столик, я сейчас приду.

И она быстро направилась к выходу.

В дамской комнате Алена встала перед зеркалом, ухватившись обеими руками за раковину, чтобы не упасть. Ноги не держали, все тело била нервная дрожь. «Ну хватит, ну успокойся, — уговаривала себя Алена, — ну, пожалуйста, возьми себя в руки!» Однако дрожь не проходила. Из зеркала на нее смотрело бледное, без кровинки лицо с темными, почти черными глазами. Больное привидение.

Несколько раз плеснув на щеки и лоб холодной водой, Алена наконец более или менее пришла в себя. Однако показаться на люди она еще не была готова. Оглядевшись, Алена заметила рядом с дверью стул и опустилась на него. Может быть, если посидеть немного, то все пройдет само собой…

Сколько она так просидела — пять минут, десять? Меньше? Вдруг она услышала, как хлопнула дверь, и сразу вслед за этим — низкий приятный голос:

— Что с вами? Вам плохо?

Алена открыла глаза — перед ней стояла та самая красивая блондинка, которую она видела за столиком рядом с Городецким и его женой.

— Что с вами? — повторила блондинка. — Вам чем-нибудь помочь?

Алена опять почувствовала страшную слабость.

— Нет, спасибо, — еле слышно пробормотала она. — Спасибо, сейчас все будет в порядке.

Не только слабость ее беспокоила. В присутствии этой дамочки Алене вдруг стало крайне неуютно. Она рассматривала Алену с таким выражением, с каким биолог глядит на подопытную морскую свинку.

— Выглядите вы не очень-то хорошо, — в голосе блондинки не было сочувствия. Скорее в нем слышалась легкая насмешка. — Может быть, дать вам таблетку успокаивающего?

Алена покачала головой:

— Спасибо, не надо.

— Как хотите.

Подкрасив у зеркала губы, блондинка и не думала уходить. Она достала из сумочки щетку и принялась расчесывать свои прямые платиновые волосы, пристально изучая Аленино отражение в зеркале. Причем делала это явно открыто, нисколько не маскируясь.

«Крашеная выдра», — вдруг подумала Алена. От прилива злости к ней почти вернулось самообладание.

Она встала, тоже подошла к зеркалу, не обращая на блондинку внимания, стерла уголком носового платочка чуть расплывшуюся в уголке глаза тушь, тряхнула головой, вздернула подбородок и гордо вышла из туалетной комнаты.

Иван ждал ее за столиком.

— Все в порядке? Как ты? — обеспокоенно спросил он. — Я уже начал было волноваться.

— Ничего страшного, — Алена старалась не смотреть в ту сторону, где сидел Городецкий с компанией. — Просто выпила немного лишнего.

— Да ты же и не пила совсем!

— Значит, дорожная усталость еще не прошла.

Злость испарилась. Сейчас она по-прежнему чувствовала Володин взгляд у себя на спине. Нет, это невыносимо, долго она не продержится!

— Усталость — штука долгоиграющая, — сочувственно заметил Иван. — Поешь, может быть, легче станет.

Только сейчас Алена заметила, что им уже принесли горячее.

— Кстати, ты оказалась права, — улыбнулся Иван. — «Голем» — это действительно мясо в горшочке. Так что я должен тебе желание.

Внезапно Алену осенило:

— Любое желание?

— Любое.

— Просто выполнишь, ни о чем не спрашивая?

Иван шутливо приложил руку к сердцу:

— Клянусь. Рыцарь я или не рыцарь?

— Тогда давай уйдем отсюда. Прямо сейчас встанем и уйдем.

Иван оторопел:

— А как же «Голем»?

Но Алена уже поднялась из-за стола.

15

Иван медленно вел ее вверх по Лубянке в сторону площади. Алена почти повисла на его руке, ноги были как ватные и еле-еле двигались. Какое-то время они молчали, потом Иван наконец не выдержал:

— Может быть, ты все же скажешь, что с тобой случилось?

— Ничего, — вяло отозвалась Алена. — Просто плохо себя почувствовала.

Иван забеспокоился:

— Тогда зачем мы идем пешком? Может быть, стоит поймать машину?

— Да нет, давай пройдемся еще немного.

Еще минут пять прошло в молчании.

— Послушай, но я вижу, что с тобой что-то произошло, — Иван остановился и озабоченно посмотрел ей в лицо.

Алена покачала головой:

— Произошло… Да нет, ничего особенного. Просто…

— Что?

Надо наконец решиться и сказать ему.

— Просто я, наверное, не смогу выйти за тебя замуж.

Это прозвучало так буднично-равнодушно, словно речь шла не о замужестве, а о покупке шоколадки «Сникерс».

— Почему? — Иван не разозлился и даже, кажется, не слишком удивился. А может быть, он просто хорошо владел собой. — Так почему же?

Алена пожала плечами:

— Глупый вопрос.

— Не считаю его таким уж глупым. Если я получаю отказ, то хочу хотя бы знать причину.

Голос Ивана был ровен и спокоен, без тени раздражения. Странный он какой-то, подумала Алена.

— Какая тебе разница?

Иван саркастически улыбнулся:

— Видишь ли, дорогая моя, предложения не делают с бухты-барахты. Особенно такие люди, как я. С первого дня я видел, что тебе страшно хотелось за меня выйти. Ты начала меня окручивать сразу, как только мы познакомились. И на Сашку не оглянулась. Просчитала все в своей хорошенькой головке и решила, что мы — пара.

Алена вздохнула:

— Ну и что?

Иван снова взял ее под руку:

— И, между прочим, верно решила. Мы действительно пара. Я тебе уже говорил — у нас с тобой есть все шансы на счастливый брак. Так почему бы их не реализовать?

Алена устало посмотрела на него:

— Ты же меня нисколечки не любишь.

— Неправда, люблю. Конечно, с крыши я из-за тебя не прыгну. Но, дорогая моя, прыжки с крыши ради любимой хороши в пятнадцать-семнадцать лет. А в нашем возрасте любовь — это желание создать женщине дом, комфорт и избавить ее от материальных затруднений. И конечно, должно быть желание иметь от этой женщины детей. Все это я могу тебе дать. Ты подходишь мне именно как жена, понимаешь?

— А мое мнение по этому вопросу не учитывается?

— Я же уже сказал — ты достаточно ясно давала мне понять, что хочешь выйти за меня замуж. Иначе сегодняшнего разговора бы не было. И я не хочу видеть себя полным идиотом, который получил отказ непонятно почему. Со мной номер «поманила и бросила» не пройдет.

Он что, решил ей угрожать? Алена усмехнулась:

— Ну хорошо, я скажу тебе. Я влюбилась.

— В кого? — быстро спросил Иван.

«Наконец-то его хоть что-то проняло, — подумала Алена. — А то рассуждает о женитьбе таким же тоном, каким мог бы обсуждать жизнь на Марсе».

— Не все ли равно? — в голосе Алены помимо ее воли послышалось злорадство. — Главное — не в тебя.

Однако сбить Ивана оказалось не так-то просто.

— Нет, не все равно. — Он снова говорил ровно и спокойно. — Ты собираешься выйти за него замуж?

— Нет.

— Почему?

— Это невозможно. Он женат.

Иван усмехнулся:

— Существует такая вещь, как развод.

Алена не удержалась и обреченно вздохнула:

— Он никогда не разведется.

Иван пожал плечами:

— Тогда зачем он тебе? Из-за глупого увлечения ломать себе жизнь?

— Мне все равно.

— Даже так…

Вот теперь в его голосе явственно прозвучала боль. Алене вдруг стало его жаль. Она погладила его по рукаву:

— Не сердись на меня…

Иван отстранил ее руку:

— А я и не сержусь. Знаешь, в моей жизни всякое бывало, бывали ситуации и похуже. Но я добился того, чего добился, потому что обладаю одним ценным качеством. Я умею ждать. Поэтому всегда получаю желаемое.

Нет, он непробиваем! Алена покачала головой. Она устала с ним спорить.

— Знаешь что, — попросила она, — я хочу домой. Поймай мне, пожалуйста, машину.

Он хотел еще что-то сказать, но посмотрел на нее, пожал плечами, послушно шагнул с тротуара и поднял руку.

Мысли, бродившие в ее голове по дороге домой, нельзя было назвать веселыми. Жизнь, продуманная и отлаженная, в один месяц распалась на мелкие кусочки, как плохо склеенная чашка. Несомненно одно: Иван — прошлое, так и не ставшее будущим. И как не похожа та Алена, которая мечтала заполучить его в мужья, на Алену сегодняшнюю!

Алена была уверена, что Володя ей позвонит.

Почему она это знала? Кто может объяснить, почему два человека, месяц назад и не подозревавшие о существовании друг друга, вдруг оказываются связаны накрепко, неразрывно…

Она знала, что не уйти от того, что должно случиться. Она будет с ним, будет, несмотря ни на что — ни на его жену, ни на моральные обязательства, которыми он себя опутал. Несмотря на то, что за эту любовь ей самой придется очень дорого заплатить. Она ко всему готова, лишь бы снова очутиться в его сильных руках, почувствовать его губы на своих губах, получить то, что они так и не получили…

Но он не позвонил ни на следующий день, ни потом.

Тогда она сама решила пойти навстречу неизбежному и позвонила первая.

Алена стояла на углу Садового кольца и улицы Чехова, вглядываясь в поток машин. Но когда перед ней притормозила знакомая «Вольво», она все равно вздрогнула от неожиданности.

— Садитесь скорее, здесь остановка запрещена, — сказал Городецкий.

Подобрав длинный плащ, Алена забралась на переднее сиденье. Когда-то она уже ехала в этой машине. Кажется, это было сто лет назад…

Лицо Городецкого было напряженно-хмурым, рот плотно сжат, глаза смотрели прямо перед собой.

— Вы помните, куда ехать? — спросила Алена.

Он не ответил — только кивнул головой.

Машина в общем потоке ползла со скоростью едва ли тридцать километров в час. Молчание становилось напряженным.

Когда Алена днем звонила в офис «Элиты», у нее поджилки тряслись от страха и волнения, но голос звучал вполне бодро. Вышколенная секретарша без звука соединила ее с Городецким.

— Вас слушают.

Услышав в трубке его голос, Алена чуть не потеряла сознание.

— Здравствуйте, Владимир Сергеевич, — ей удалось проговорить это почти спокойно. — Вас беспокоит Алена Арьева.

Секундная пауза.

— Здравствуйте, Алена.

Ей показалось или его голос действительно чуть дрогнул?

— Я хотела поговорить с вами о статье.

Опять пауза.

— Да?

— Она готова.

— Вы хотите, чтобы я ее прочитал?

Алена собралась с духом:

— Конечно, но есть одно «но». Подвернулось очень выгодное предложение — напечатать статью о вашей фирме в газете «Сегодня», только материал надо сдать не позже завтрашнего утра, — Алена врала так вдохновенно, что сама почти верила своим словам. — А у меня что-то случилось с компьютером, я не могу перебросить файл на дискету…

Она выжидательно замолчала. Володя вежливо спросил:

— Может быть, дискета плохая? Вы не пробовали взять другую?

— Пробовала, все равно ничего не выходит, — Алена набрала в легкие побольше воздуха: — Вы в компьютерах разбираетесь?

Он действительно усмехнулся или ей показалось?

— Да. Вам нужен совет?

— Боюсь, что по телефону я все равно ничего не пойму…

В трубке молчали. «Господи, помоги мне! — подумала Алена. — Я нахальна, я вешаюсь на шею, но пусть все получится так, как я задумала!»

— И что же? — наконец спросил Городецкий.

Алена мысленно зажмурилась и выпалила:

— Не могли бы вы сами ко мне приехать?

На этот раз пауза показалась ей такой же длинной, как путь из варяг в греки.

— Я освобожусь после шести, — сказал Володя, и у нее отлегло от сердца.

Однако пока они доехали до улицы Миллионщикова, напряжение спало. Алене даже удалось завязать некое подобие разговора. Точнее, говорила в основном она — трещала без умолку, не позволяя возникнуть тревожной паузе.

Войдя в Аленину квартиру, Володя с любопытством огляделся. Да, интересное жилище! Совсем не похоже, что здесь живет молодая женщина. Ни одной игрушки-побрякушки, никаких декоративных вазочек и салфеточек. Минимум мебели — раздвижной диван, шифоньер, книжные полки, письменный стол и компьютер в углу. И на стенах ничего не висит — за исключением копии старинной гравюры с видом Москвы. И чисто — ни пылинки не видно на полированных поверхностях. Но это не чистота операционной — несмотря на внешний аскетизм, квартирка выглядела милой и уютной. Может быть, уют создавали веселые цветные занавески, а может быть, еле уловимый запах свежести и лаванды, витающий в воздухе.

Алена внешне безмятежно наблюдала за его реакцией.

— Хорошо у вас! — невольно вырвалось у Володи.

— Я рада, что вам нравится.

Опять эти сводящие его с ума ямочки на щеках! Чтобы отвлечься от их созерцания, Володя сразу принял деловой вид и шагнул к компьютеру:

— Давайте посмотрим, что с ним.

Но Алена загородила ему дорогу:

— Давайте сначала я вас покормлю. Вы же после работы.

Ее рука дотронулась до его плеча. От этого прикосновения его словно окатило горячей волной. Ну почему его так тянет к этой женщине! Кажется, что между ними пробегают электрические разряды, как будто они оба в грозовом облаке. Вот и сейчас ему больше всего на свете хочется подойти к ней вплотную, сгрести ее в охапку и впиться губами в ее губы. Зачем она стоит так близко… Но Володя постарался ничем не выдать своих чувств. Он отступил на шаг и сказал нейтрально:

— Спасибо, я не голоден.

Она просительно улыбнулась:

— Но кофе-то выпить можно!

Против ее улыбки он устоять не смог:

— Ну, разве что кофе…

Через пятнадцать минут он уже сидел в маленькой кухне и маленькими глоточками пил обжигающий напиток. Она сидела напротив, положив подбородок на сцепленные пальцы, ее лицо было так близко… Еще немного, и он не выдержит. Володя слегка кашлянул и спросил первое, что пришло в голову:

— Так значит, вы написали о нашей поездке?

Она улыбнулась и вдруг сказала:

— О чем ты говоришь? Тебе же совсем не об этом хочется говорить.

Он отшатнулся от неожиданности. Рука, державшая чашку, дернулась, и кофе пролился на стол. Она бесстрашно смотрела на него.

— А ты… Ты разве знаешь? — голос его прозвучал глухо и сдавленно.

— Да. — Алена чувствовала себя, как в детстве на качелях: страшно и внутри все замирает. — Да. Я давно знаю.

Их разделял стол. Ни один из них не двинулся с места, ни один из них не знал, что сейчас скажет, и потому никто не выбирал слов.

— С того вечера в Люксембургском саду?

— Еще раньше.

Они посмотрели друг другу в глаза. И тогда Алена медленно поднялась, обошла разделявший их стол, взяла его лицо в свои ладони и поцеловала его в губы. Поцелуй продолжался долго, целую вечность. А потом Володя подхватил ее на руки и понес в комнату.

— О чем ты сейчас думаешь?

Слова сказались сами собой. Еще не договорив, Алена испугалась: не надо было задавать этот вопрос. Но Володя только погладил ее руку, лежавшую у него на груди:

— О тебе.

— И что?

— Почему мы с тобой так поздно встретились.

Алена провела пальцем по выпуклым бугоркам мускулов:

— Не думай об этом. Вообще ни о чем не думай. Люби меня, просто люби меня…

Часть вторая

1

Как это всегда и бывает, врачей в районной женской консультации хронически не хватало.

— Раньше надо приходить, женщина, — неприветливо буркнула тетка в регистратуре, все же выдавая Кате талончик. — Ваше счастье, что сегодня Сорокина с больничного вышла.

Катя ненавидела, когда к ней обращались «женщина», но здесь никого иначе не называли.

— Спасибо, — почему-то поблагодарила Катя и собралась уже было отойти, как тетка ее окликнула:

— Куда отправилась? Обожди немного.

Она повернулась спиной к окошку и стала рыться в громадном шкафу с бумагами. Ничего не найдя, мельком взглянула на Катю и буркнула:

— Карта у тебя на руках?

— Какая карта?

— Ты что, с луны свалилась? Медицинская!

— Нет…

Тетка раздраженно вздохнула:

— Когда в последний раз приходила?

— Я вообще в первый раз…

Тут тетка посмотрела на Катю так, будто только что ее увидела:

— Малолетка, что ль? В какой школе учишься? — не дожидаясь ответа, тетка потянулась к другому шкафу.

— Путаются с мужиками, еще соплей не вытерев, — бормотала она себе под нос, — а потом таскаются на аборты. В первый раз она…

Катя задохнулась от обиды:

— Как вы смеете со мной так разговаривать? Мне двадцать два года, я уже четыре года замужем, мы сюда недавно переехали и…

Она внезапно замолчала. Зачем она все это говорит, словно оправдывается?

На тетку ее речь большого впечатления не произвела.

— Ну извини, — сказала она, придвинув к себе чистый бланк. — Счас тогда заполним на тебя карту. Имя, фамилия, отчество, год рождения?..

Через десять минут Катя отошла от регистратуры и пристроилась в конец длиннющей очереди. Десятка два женщин молчаливо ждали на стульях в коридоре. Кто-то вязал, кто-то читал, кто-то просто сидел, сложив руки на выступающем животе и глядя прямо перед собой.

Женская консультация вызывала у Кати чувство, близкое к помешательству. Эти женщины — как овцы, согнанные для стрижки, или, что еще хуже, как коровы у бойни. Хотя, казалось бы, что тут такого? Ну, очередь к врачу, осмотрят и отпустят восвояси. «Все дело в том, — подумала Катя, — что к нам здесь не относятся как к людям. Мы для них — неодушевленные предметы, и относятся они к нам так, как… как… Ну, как мы в десятом классе относились к капусте, которую нас гоняли сортировать на овощебазу. Точно! Капуста на овощебазе. Перекидать ее поскорее и уйти домой к телевизору».

Настроение, и без того ужасное, стало совсем похоронным.

Наконец подошла Катина очередь.

До сих пор она была у гинеколога один раз, и это посещение не оставило приятных воспоминаний. Собственно, для каждой женщины наступает момент, когда она видит себя распростертой в этом жутком кресле, похожем на орудие пытки испанской инквизиции.

Катя лежала на спине, бесстыдно оголенная, согнутые колени нервно вздрагивали. Прямо против нее, в матовом стекле окна, словно кусочек плазмы, сверкало солнце. И вдруг ужасно захотелось вскочить и убежать на улицу, в теплое сияние июльского дня. Подальше, подальше, подальше отсюда…

Где-то за ее спиной тихо журчала вода, наверное, врачиха мыла руки. Это была довольно пожилая женщина, которая, несмотря на белоснежный халат, производила впечатление нечистоплотности, — может быть, из-за грязно-седых волос, выбивавшихся из-под белой врачебной шапочки.

Катя лежала и ждала, одурманенная этим вечным запахом врачебных кабинетов, отвратительным и всепроникающим. От этого запаха к горлу подкатывала тошнота.

Когда врачиха снова стала перед ней, правая ее рука была плотно обтянута резиновой перчаткой телесного цвета. Этой рукой она довольно грубо и болезненно обследовала все, что требовалось, потом проговорила хрипловатым равнодушным голосом:

— Ну что ж, все ясно. Поздравляю.

Катя приподнялась:

— Вы уверены… Я думала… думала, что…

— Знаю, что думала. Теперь будешь думать по-другому.

— И… какой срок?

— Восемь-девять недель. Порядочно.

Катя во все глаза смотрела на врачиху. Та пожала плечами:

— Что лежите? Можете одеваться.

Катя так стремительно скрылась за ширмой, словно за ней гнались черти. Лихорадочно натянула на себя белые кружевные трусики, набросила платье. Когда она вышла, лицо ее было смертельно бледным.

Врачиха бегло взглянула на нее и нахмурилась:

— Будете рожать или делать аборт?

— Еще не знаю…

— Вы замужем?

— Да, давно…

Врачиха придвинула к себе Катину карту, просмотрела ее данные и удивленно пожала плечами:

— Что тут думать? Вам надо рожать. Двадцать два года — самый возраст.

— Я не знаю, — повторила Катя.

— Ну ладно. Только решайте поскорее. С мужем посоветуйтесь. — Врачиха что-то быстро писала в карте. — Организм у вас довольно хрупкий, так что аборт я вам не советую. Придете ко мне через неделю, а пока вот — направление на анализы.

Катя и не заметила, как снова очутилась в длиннющем коридоре. По сравнению с кабинетом, ярко освещенным солнцем, он показался ей еще более темным и мрачным, словно шахта. Очередь в кабинет не стала меньше, и лица у женщин были невероятно унылыми. Катя подумала, что в жизни не видела более удручающего зрелища. Она постаралась поскорее преодолеть это больничное пространство и выйти на воздух.

А на улице сияло небо, солнце блестело в зелени листвы. Ночью шел дождь, и сейчас двое малышей у самого входа в консультацию били палочками по огромной луже. Солнечные капли разлетались во все стороны, малыши радостно визжали — мальчик и девочка. Бедная девочка, ей когда-нибудь предстоит все то, что переживала сейчас Катя. Счастливый мальчик — он-то про это никогда не узнает!

Катя порылась в сумочке, нащупала телефонный жетон и отправилась на поиски телефона-автомата.

Они сидели на кухне у Вики и ждали, пока закипит чайник. Вика, которую Катин звонок вытащил из постели, еще не совсем пришла в себя после сна. Сейчас она была совершенно не похожа на ту победительную блондинку, какой ее привыкли видеть в театре и на съемочной площадке. В махровом халате, с волосами, собранными на затылке в конский хвост, с отпечатком подушки на розовой щеке она выглядела очень уютно и по-домашнему. Пожалуй, такой ее видела только одна Катя.

— Прости, Катюша, но я не понимаю твоей реакции, — Вика достала из пачки сигарету, собралась было прикурить и вдруг остановилась: — Постой-постой, а курить-то теперь при тебе можно? Тебе от дыма плохо не станет?

— Нет, что ты. У меня и токсикоза-то никакого нет. Поэтому я никак не могла предположить, что… — Катя прикусила губу, — ну что я беременна.

— Действительно странное предположение! — улыбнулась Вика. — Совершенно нелепое. Особенно если учесть, что ты живешь с любимым мужем.

Катя покраснела, смешалась и тихо сказала:

— Этого не могло быть. Видишь ли… Ну, у меня спираль. Не знаю, как это получилось… Хотя меня предупреждали, что спираль не дает стопроцентной гарантии, но я была уверена, что со мной этого не произойдет…

Вика удивленно уставилась на нее:

— Зачем?

— Что — зачем? — не поняла Катя.

— Зачем ты поставила спираль?

Катя нервно сжала руки:

— Мы с тобой никогда об этом не говорили, но… Видишь ли, я не хочу ребенка. По крайней мере сейчас.

Вика смотрела на нее в немом изумлении. От кого, от кого, но от Кати она не ожидала услышать такого признания.

— Я знаю, это прозвучит дико, ненормально, — торопливо заговорила Катя, — но я не хочу, чтобы между мной и Володей вставал кто-то третий. Сейчас он только со мной, и никого нам больше не надо, никого!

В ее голосе прозвучало отчаяние. Вике захотелось встать и как следует потрясти ее за плечи, чтобы она опомнилась. Ну и рассуждения — просто бред какой-то! Вместо этого она тихо сказала:

— Катюша, ты соображаешь, что говоришь? Это же ваш — понимаешь — ваш общий ребенок! Как он может встать между вами?

Катя упрямо сжала губы:

— Мы уже будем не вдвоем.

— Катя!

Вика в немом изумлении смотрела на нее. Да что она несет? Какие глупости!

Но Катя, видно, не считала все это глупостями:

— Начнутся всякие другие заботы. И потом…

— Что?

Катин лоб прорезала страдальческая морщинка:

— А вдруг он будет любить этого ребенка больше, чем меня?

— Ну, знаешь!

Вика в себя не могла прийти.

— Я же говорю — я ненормальная, — Катя опустила голову. — Мне ужасно стыдно, но я ничего не могу с собой поделать. Я ни с кем не хочу делить Володю. Тем более…

— Что?

— Мне кажется, что последнее время он и так отдалился… Иногда у него на лице бывает такое выражение, как будто он от меня далеко-далеко…

Вика промолчала. У нее на этот счет тоже были кое-какие наблюдения.

— И по вечерам… Точнее, по ночам… Он так устает, что еле добирается до постели и сразу засыпает. Знаешь, я уже и не помню, когда… — Катя опять смутилась. — Ну, когда это между нами было. По-моему, в последний раз — когда он из Франции вернулся. Кажется, я как раз тогда и попалась.

Вика бросила на Катю быстрый взгляд:

— Да? А тебя это не тревожит?

— Что именно?

Вика заколебалась, но потом назвала вещи своими именами:

— Что он с тобой не спит.

— Вообще-то не слишком. Мы и раньше не очень часто занимались сексом. Я думаю, — не слишком уверенно продолжила Катя, — что все, что о сексе пишут в журналах, сильно преувеличено. Нормальный мужчина, если он выкладывается на работе, просто не может… ну, каждый день.

— Это тебе Володя объяснил?

— Ну, и Володя тоже. Да я и сама понимаю.

Вика скептически усмехнулась, но ничего не сказала.

— И потом, у него всегда так много работы. Редко-редко выдается свободный вечер, когда мы можем побыть вместе. А если родится ребенок, — Катя вернулась к своей проблеме, — таких вечеров вообще не будет.

— А ты не думаешь, что после рождения ребенка он полюбит тебя больше? — осторожно сказала Вика. — Извини, но вы вообще-то обсуждали эту тему?

— Обсуждали, — Катя выглядела очень несчастной. — И решили, что торопиться некуда.

Не сказать, чтобы Вике этот ответ понравился. Она помолчала, а потом все же спросила:

— Он так решил или ты?

— Ну, он сказал тогда — как ты хочешь. И я решила подождать еще годика два-три.

— А он?

— Он согласился.

Со стороны Володи это выглядит довольно странно, подумала Вика. Мужчины в таком возрасте обычно уже думают о наследнике, это у них пунктик. На Катином месте она бы встревожилась, если бы ее муж спокойно согласился ждать. Ведь все же у них есть — и квартира, и деньги…

Закипел чайник. Вика встала, заварила чай, поставила на стол печенье, чашки, сахарницу. Катя молча наблюдала, как она двигается по кухне.

Когда чай был налит, Вика снова уселась на свое место и достала следующую сигарету:

— Ну так и что ты решила?

— Не знаю… А ты что бы мне посоветовала?

— Тут и думать нечего. Разумеется, рожай.

Катя покачала головой.

— Рожай, — убедительно сказала Вика. — Извини, но все, что ты сейчас наговорила — дурь несусветная.

— Конечно, дурь… Я понимаю.

— И потом, ты забываешь об инстинкте. Некоторые женщины до рождения ребенка и представить не могут, что он может застить им целый свет. Считают себя моральными уродками, не способными на нормальные материнские чувства. А потом ребенок рождается, срабатывает инстинкт — и они уже не могут себе представить, как могли жить без него. И с тобой так же будет.

Катя с сомнением посмотрела на нее:

— Ты думаешь?

— Уверена.

Катя опустила глаза:

— Не знаю…

— И Володе сегодня же скажи, — приказала Вика. — Сегодня же. Нечего тянуть.

Они лежали рядом, не в силах пошевелиться, не расплетая разгоряченные от любви тела. Действительность еще не вторглась в сознание, и во всем мире пока существовали только они двое, только что бывшие одним, близкие той последней близостью, какая возможна в земной жизни…

Но вечно так продолжаться не могло. Володя пошевелился. Его рука, лежавшая на Алениной груди, медленно сползла на простыню. В следующее мгновение он вздохнул и сел на постели.

— Что, уже пора? — как Алена ни старалась, но в ее голосе все равно слышались тоскливые нотки.

Он наклонился над ней и нежно поцеловал голубую жилку, бьющуюся на виске, а потом лоб у корней волос:

— Пора.

В его голосе тоска перемешалась с безнадежностью.

Алена тоже поднялась, заворачиваясь в свое роскошное кимоно:

— Кофе будешь?

Он хотел сказать, что у него уже нет времени на кофе, но взглянул на нее и согласился:

— Буду.

— Тогда иди в душ, пока я сварю, — скомандовала она бодро и почти весело. А что ей оставалось делать?

Стоя под упругими струями воды, Володя в который раз пытался привести свои чувства в порядок. Опять ему надо уходить. Нет, так дальше продолжаться не может! Нельзя мучить любимую женщину и мучиться самому! Нельзя разрываться, и все время думать о ней, когда ее нет рядом, и мучительно вспоминать каждое ее слово, каждый взгляд, каждый жест… Он не может жить без нее. Но… Но как же Катя? Как сказать Кате, что им следует расстаться? Володя вспомнил ее светлые детские глаза — они всегда смотрят на него с таким доверием, с таким обожанием, что он чувствует себя последней скотиной.

Женившись на Кате, он сделал ошибку. Впрочем, такую ошибку делают многие мужчины. Он не понимал, что его любовь к ней — не та любовь, которая должна быть, может быть между мужчиной и женщиной. Нельзя относиться к жене, как к милой младшей сестренке. Он жалел ее, любовался ею, баловал ее… Но все-таки больше всего жалел.

А теперь он встретил женщину, которая захватила его целиком. Женщину, от которой он теряет голову, женщину умную, взрослую. Равную себе. Женщину, которая понимает его лучше, чем он сам, и принимает таким, какой он есть. И расстаться с ней — все равно что расстаться с собственной душой…

Невозможно.

Он выключил воду, и почти сразу из-за двери послышался Аленин голос:

— Кофе готов!

— Иду! — откликнулся он, растирая спину полотенцем.

Когда он вышел на кухню, она стояла, отвернувшись к окну, и курила. Синеватый дымок от сигареты уплывал в открытую форточку. Володя заметил, что в последний месяц она начала много курить.

Он подошел и обнял ее за плечи. Она на секунду прижалась к нему всем телом, потом быстро отстранилась:

— Пей кофе, а то остынет.

Он послушно взял маленькую фарфоровую чашечку:

— Ты удивительно вкусно варишь кофе.

— Я еще много чего удивительно делаю, — горько вырвалось у Алены.

Он посмотрел на нее так, как будто она его ударила.

— Извини, извини меня, — Алене стало больно от его взгляда, — я не хотела.

Володя отставил чашку:

— Думаешь, я сам не понимаю, что так не может продолжаться? Я не хочу никуда от тебя уходить.

— Так не уходи.

В первый раз они заговорили на эту тему.

— Не уходи, — повторила Алена. — Разведись с женой и женись на мне.

Володя усмехнулся:

— Разведись…

— Я помню, что ты мне говорил об ответственности. Ну так пусть для нее все останется по-прежнему. Оставь ей квартиру, давай каждый месяц деньги. А я на себя всегда заработаю. Мне нужен только ты.

Володя вздохнул:

— Любимая моя, ведь ты же понимаешь, что не в деньгах дело! Катя — она как ребенок. Она не сможет жить одна.

Господи, знал бы он, как Алену это раздражало! Ничего себе ребеночек — в двадцать два-то года! Ну почему с некоторыми женщинами мужчины носятся как с писаными торбами! «Ах, она такая беспомощная! Ах, она пропадет одна!» Да не пропадет, совсем не пропадет!

— Она без меня не сможет, — повторил Володя.

И Алена опять не выдержала.

— Пусть взрослеет, — жестко сказала она. — Надо же когда-то вылезать из пеленок. Ты ей не мамочка!

— Алена! — Володя поморщился, словно она случайно попала в больное место. — Прекрати. Я тебе не говорил — Катина мама умерла, когда Катя была еще девчонкой. У нее, кроме меня, вообще никого нет.

Алена почувствовала себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух. Она опустилась на табуретку, плечи ее поникли:

— Извини. Но мне тоже несладко.

Володя обогнул стол, присел перед Аленой на корточки взял в свои руки ее маленькие ладошки:

— Не извиняйся. Я сам во всем виноват. И я обещаю тебе, что что-нибудь придумаю. Безвыходных ситуаций не бывает.

Она судорожно вздохнула:

— Я люблю тебя.

— Я тоже, — серьезно сказал он. — И мы обязательно будем вместе. Просто нельзя так… сразу. Катю нужно постепенно подготовить, подвести к этой мысли…

Алена взяла себя в руки и улыбнулась сквозь набежавшие на глаза слезы. Что ж, пусть все будет так, как он хочет.

2

В Молодежном театре до конца сезона оставалось две недели. Сегодня давали спектакль по стихам Маяковского. Взрослые дяди и тети, одетые в разноцветные комбинезончики, распевали песенки про тучки и разыгрывали сценки на тему «кем быть»: «я бы в плотники пошел, пусть меня научат…» Спектакль был, что называется, «с бородой» — к тому времени, как Вика пришла в театр, он уже шел лет пять.

Вика изображала девочку в розовом комбинезончике, и вид у нее был потешно-забавный. Комбинезончик висел на ее стройной фигурке с большим изяществом, платиновые волосы, заплетенные в две косички с пропущенной через них проволочкой, смешно торчали. Лешка Вишняков, который в последнее время неоднократно к ней подкатывался, все норовил за одну из косичек дернуть. «Викуся, ты жутко сексапильна даже в этом наряде! Я не могу на тебя спокойно смотреть — все мои чувства возбуждаются!» — картинно закатывая глаза, вещал Лешка. Собственно, на воспламенившиеся Лешкины чувства повлияло известие, что Вика получила роль в сериале у «Петр + Марк». И вообще Вика поняла, что ее положение в театре переменилось к лучшему. Даже в «Антигоне» ее перевели во второй состав, потеснив Лялечку Фиалкину.

В темпе отыграв спектакль, они собирались быстренько свернуть поклоны. После «Маяковского» цветы дарили очень редко, обычно только Лешке и только самые восторженные поклонницы. Но на этот раз, к удивлению всех, цветы получила именно Вика громадный букет роскошных темно-красных роз. Такие букеты обычно дарят на премьеры, да и то не всем. Однако саму Вику подношение нисколько не обрадовало.

Последние две недели Андрей Аникеев просто проходу ей не давал. С тех пор как их «брак» был аннулирован, он ходил за ней по пятам, словно козленок на веревочке. Дождавшись начала съемок сериала, Вика закатила Аникееву скандал, требуя избавить ее от «мужа». Старший Аникеев неожиданно легко согласился: затея исчерпала себя. Вика с Катей и так стали задушевными подругами, в дом к Городецким Вика ходила запросто. А ее якобы неудачное замужество довершило дело: Катя теперь не только любила Вику, но и жалела от всей души.

Кто бы знал, как самой Вике опротивела эта комедия! Девочка доверяет ей, душу перед ней раскрыла… Однако теперь у Вики в этих отношениях появился и свой интерес: что бы ни случилось, она постарается оградить Катю от неприятностей. Что бы ни задумал Аникеев, у нее хватит ума устроить так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, и Аникеев доволен, и Катя не пострадала.

Вот только этот Андрей!.. Кто же знал, что он в нее по уши врежется? Опять, наверное, торчит у служебного входа, хоть из театра не выходи!

Светка в сегодняшнем спектакле не играла, поэтому гримерка была в полном Викином распоряжении. «Посижу с полчасика, — решила Вика. — Авось ему надоест топтаться, и он уйдет». Она скинула комбинезон, расплела косички и по своему обыкновению уселась на диванчик покурить. Однако расслабиться не удалось. Не успела Вика достать сигарету, как в дверь постучали, и она услышала голос Лешки Вишнякова:

— Викуся, там тебя в холле какой-то хмырь дожидается. Розовенький и кругленький. Просил тебя выйти, или он сам к тебе придет.

— Вот наказание, — Вика сразу поняла, кто это. — Зачем баба Дуся его пропустила?

— А он ее обаял, — хмыкнул Лешка. — Так выйдешь? А нет, то только скажи, я его с лестницы спущу и морду начищу!

Ага, уж Лешка-то спустит, фигляр несчастный!

— Ладно уж, выйду, — вздохнула Вика. — Или нет, пусть лучше сюда идет! Через пять минут.

— О, счастливчик, — громко вздохнул Лешка. — Меня небось не пускаешь!

Вика пропустила это мимо ушей, торопливо влезая в юбку и одергивая летнюю кофточку. Волосы скрутила в узел на затылке, а разгримироваться можно и при Андрее — ничего, переживет.

Ровно через пять минут Андрей возник на пороге гримерки:

— Извини, пожалуйста, я, наверное, не вовремя…

— Ты всегда не вовремя, — не церемонясь, отозвалась Вика. — Ну, раз пришел, садись.

Андрей приткнулся на краешке вытертого дивана. Вика уселась за свой гримировальный столик — к зеркалу лицом, к Андрею спиной — и стала стирать грим.

Минут пять прошло в молчании. Наконец Андрей хмыкнул и робко прокашлялся, чтобы привлечь к себе Викино внимание. Не оборачиваясь, она бросила:

— Ну, что?

— Я, между прочим, не просто так пришел, — с важностью сказал Андрей. — У меня, между прочим, для тебя кое-что есть. Кое-какие новости. Тебе будет интересно.

— Да? — Вика невозмутимо водила ваткой по лицу. — И какие же? Опять твой замечательный папочка что-то выдумал?

— Нет. На этот раз все получилось само собой, и отец от этого не в восторге.

— Да? — опять сказала Вика.

— Получилось так, что вся наша затея может оказаться ни к чему…

Вика вышла из себя:

— Да что получилось-то, скажи наконец! Мямлишь что-то нечленораздельное, мямлишь…

— А то! Наш безупречный Городецкий завел любовницу!

Вике сразу вспомнилась та черненькая девочка из «Лысой горы», на которой крупными буквами было написано, что она влюблена в Катиного мужа.

— Ну уж и любовницу, — усмехнулась Вика. — Наверное, слегка увлекся, не больше…

— Как же, слегка увлекся! — Андрей хохотнул. — Да он вот-вот на развод подаст!

Вика выронила из рук ватку и резко повернулась к Андрею:

— Не может быть!

— Точно. Совсем голову потерял, днем уходит с работы, ездит к ней каждый день. Та-акая любовь!

Вика покачала головой:

— Не верю.

— Папан тоже поначалу не поверил, когда ему доложили. Однако потом мальчики из нашей службы безопасности притащили документальные свидетельства.

Андрей привстал с дивана и положил перед Викой несколько фотографий. Вика их быстро просмотрела: вот Володя и черненькая в машине, вот они входят в подъезд, целуются… А вот уж совсем пикантный снимок… Вика брезгливо поморщилась и отбросила от себя этот компромат.

— Не могли удержаться, — прокомментировал Андрей фото, упавшее сверху, как раз то самое, пикантное. — Похоже, если и дальше так пойдет, то они будут трахаться прямо на Красной площади.

— Гадость какая!

Вика сжала виски ладонями. Господи, ведь были у нее подозрения, были! Бедная Катя! А она еще сегодня утром уговаривала ее рожать ребенка от этого паразита!

— Ну ничего, ничего, — Андрей хотел было приподняться и погладить Вику по плечу, но так и не решился. — Не переживай так сильно!

Вика взяла себя в руки.

— Ты знаешь, кто эта девица? — спросила она.

— А как же. Журналистка, которой были заказаны рекламные материалы об «Элите». Она с Городецким в Париж ездила. Тогда-то у них, видно, все и началось.

— Как ее зовут?

— Алена Арьева. Работает в журнале «Обаятельная и привлекательная», в разделе светской жизни.

— Она замужем? Помнится, я видела ее с каким-то мужиком.

— Да нет, разведенная. К тому же еще и лимита — то ли из Курска, то ли из Воронежа. Снимает квартиру в спальном районе.

— Понятно.

У Вики от злости скулы свело. Маленькая сучка, охотится на перспективного мужика. Окрутит она Городецкого — сразу получит все: деньги, квартиру, положение в обществе. Хотя нет, тут же подумала Вика. Будь справедливой: ты же помнишь, как она смотрела на Городецкого. Сучки так смотреть не умеют. Она действительно в него влюблена!

Вика в волнении заходила по гримерке. Если влюблена, тем хуже для нее! Этот роман необходимо прекратить. Страшно представить, что будет с Катей, если Володя уйдет к другой!

Решение созрело довольно быстро.

Вика остановилась перед диваном, на котором, вжавшись от волнения в спинку, сидел Андрей.

— Адрес ее ты знаешь?

— Журналистки? — глупо переспросил тот.

— Нет, папы римского! Конечно, журналистки!

— Вот, — Андрей достал блокнот и вынул из него листок бумаги. — Улица академика Миллионщикова, дом 62, квартира 116. И телефон там записан.

Вика внимательно посмотрела, потом сложила листок пополам и убрала в свою сумочку.

— Хорошо.

— Что ты собираешься делать?

Вика недобро прищурилась:

— А вот это — не твоя забота.

Через час в квартире Аникеевых раздался звонок. Всеволод Кириллович снял трубку, выслушал сообщение и потер руки от удовольствия.

— Ну что? — Элеонора Иосифовна неслышно возникла у него за спиной.

— Молодец Андрюша. Наша замечательная актрисулька, кипя праведным гневом, поедет разбираться с любовницей Городецкого. Вот уж не ожидал, что Виктория Петровна окажется такой чувствительной особой! Похоже, она искренне привязалась к этой маленькой дурочке.

Элеонора Иосифовна пожала плечами:

— А я нисколько не удивлена. Ты, Севочка, хороший физиономист, а очевидных вещей иногда не замечаешь. Вика — девочка, недолюбленная в детстве. Знаю я таких — мама с папой вечно заняты на работе, денег много, всего в доме много, а ребенку внимания не хватает. Вот он, когда становится взрослым, и начинает искать объект любви. Кого-то, кто нуждался бы в помощи и защите, кого можно было бы опекать. Иногда это бывает мужик, реже — вот такая несчастненькая подруга. Наш-то Андрюша от этого застрахован — мы правильно поступили, в свое время взяли ему хорошую няню.

Аникеев задумчиво посмотрел на жену:

— А знаешь, ты, наверное, права. Но если она действительно так относится к Катерине, нужно перестраивать всю тактику…

А Катя, как всегда, ждала Володю с ужином. Но сегодня это ожидание было напряженным — Катя так и не решила, стоит ли сообщать ему о возможном прибавлении в их маленькой семье. Если она скажет — все, появление ребенка станет неизбежным. Володя ни за что не разрешит ей сделать аборт. А тогда…

Ну зачем, зачем им этот ребенок? В Володиной жизни он явно займет большее место, чем жена, а Катя этого не переживет. Хватит и этой дурацкой работы, которая съедает почти все его время. Сейчас он хотя бы вечерами принадлежит ей, ей одной. А когда ребенок родится, на Катину долю совсем ничего не останется.

Она не допускала мысли, что сама может полюбить ребенка больше, чем мужа. Не может. И никакой инстинкт не сработает, что бы Вика там ни говорила.

Володя в этот вечер пришел позже, чем обычно. Катя встретила его в коридоре, обняла — он привычно ответил на ее поцелуй, но тут же слегка отстранился. Катя это заметила:

— Что с тобой? Что-нибудь случилось?

Он выглядел усталым и озабоченным.

— Неприятности на работе?

— Нет, ничего, — Володя смотрел в сторону мимо нее. — То есть да, кое-какие неприятности.

Катя с сочувствием погладила его по плечу, но сама не слишком встревожилась. Неприятности на работе бывали и раньше, Володя умел с ними справляться. Собственно, она никогда и не расспрашивала его о делах, да он и сам не стремился ее в них посвящать. Работа работой, а семья семьей — в Володиной жизни они никак не пересекались.

Володя прошел в спальню, а Катя поспешила на кухню. Включила микроволновку и крикнула:

— Переодевайся скорее, все уже на столе. Через пять минут раскладываю по тарелкам.

На этот раз ужин проходил в молчании. Впрочем, в последнее время такие ужины стали для них обыкновением.

3

Жара в Москве стояла страшная — асфальт плавился под ногами, термометр показывал плюс двадцать пять в тени. Окна Алениной комнаты в редакции выходили на юг, и сидеть там было просто невозможно. В распахнутое настежь окно вливались струи раскаленного воздуха, пахнущего гарью. Казалось, даже от компьютера шел пар.

— Уф, не могу больше! — Оля Звягинцева, с которой Алена делила комнату, откинулась на спинку стула и прикрыла глаза рукой. — Хоть бы кондиционер починили!

Алена не ответила — разговоры о кондиционере велись каждое лето, каждое лето обещали его наладить — и все без толку.

Оля встала, разминая затекшую спину, и налила себе минералки. Выпила и поморщилась:

— Теплая, какая гадость! Тебе налить?

— Нет, спасибо.

Алене нужно было срочно сделать заметку о позавчерашнем открытии галереи «Юджин». Сама она, естественно, там не была — встречалась с Володей, — поэтому приходилось писать с чужих слов. Вообще-то она за последний месяц здорово все запустила, нельзя так. Если главный узнает, что почти вся информация собирается из вторых рук по телефону, не миновать нагоняя. Но пока Бог ее хранит — ни одна неточность не вылезла, все шло гладко.

— Как ты думаешь, — спросила Алена, не отрывая взгляда от компьютера, — стоит вставить фразочку о новом увлечении Лики Горевой? Говорят, у нее роман с Сергеем Грымовым. А то у меня не получается нужный объем.

Оля пожала плечами:

— Вставь. Хотя новость может быть устаревшей — роман с Грымовым у нее был две недели назад. Лика меняет мужиков как перчатки. А они были у «Юджина» вместе?

— В том-то и дело, что не знаю. Она была, он был, а вот вместе или отдельно — наблюдатель так и не понял. У него там был свой интерес, он особенно не приглядывался.

Оля посмотрела на Алену с легким осуждением:

— Знаешь, подруга, так нельзя. Я все понимаю, любовь есть любовь, и прикрыть тебя всегда готова, но рано или поздно ты влипнешь. Наши звезды — народ вздорный и капризный. Напишешь, что Лика была с Грымовым, а потом окажется, что они уже три дня как расплевались и теперь страшные враги, а роман у нее вовсе уже с Агуевым, которого она поливала грязью неделю назад. Та же Лика устроит жуткий скандал, и неприятности тебе обеспечены. Причем крупные.

— Ага, — Алена продолжала печатать, — главный опять скажет, что мы не «желтая пресса». Хотя кто же мы тогда?

Оля улыбнулась:

— Слушай, а нельзя совмещать любовь с работой? Ходи на тусовки со своим мужиком, ему это, наверное, будет интересно. Кстати, кто он у тебя?

— Мужчина.

— Я понимаю, что не девушка.

Алена промолчала, делая вид, что сосредоточилась на работе. Сама Оля тоже меняла мужиков как перчатки, они летели на нее, как бабочки на огонь. Ни на одной тусовке она не оставалась в одиночестве, всегда находился сопровождающий.

— Ладно, — Оля не обиделась, — не хочешь говорить — не говори. Но к совету моему прислушайся.

Алена закусила губу. Оля не понимает, что говорит. Таскать Володю на эти дурацкие сборища — да что им там делать! Хотя если бы он был свободен, можно было бы сходить разок-другой, даже забавно…

Резко зазвонил телефон. Оля схватила трубку — она ждала звонка очередного кавалера — и через секунду разочарованно сказала:

— Тебя. Между прочим, приятный мужской голос.

Теперь Алена бросилась к телефону. Но и ее ждало разочарование: звонил Иван. Он так и не принял всерьез Аленин отказ и считал, что их отношения не закончились, а лишь отложены на некоторое время. За последний месяц они виделись всего раза два, но звонил он регулярно.

— Привет. Как дела? — голос был спокойный и, как всегда, слегка насмешливый. Такая уж у него манера.

— Отлично. А у тебя?

— Лучше всех. Знаешь, надо увидеться.

Алена досадливо поморщилась:

— Зачем?

Некогда ей с ним встречаться!

— Нетелефонный разговор. Но это крайне важно, и именно для тебя.

Так она ему и поверила!

— Сегодня я никак не могу.

Но Иван на этот раз был настойчив:

— А завтра?

Алена недовольно спросила:

— А по телефону никак нельзя?

Иван усмехнулся:

— Никак. Дело требует личной встречи.

— Но я действительно не могу ни сегодня, ни завтра. Это так срочно?

— Да.

Алена задумалась. В субботу Володя все равно должен быть дома…

— Может быть, в субботу?

— Лучше бы пораньше.

— Пораньше — только по телефону.

Иван усмехнулся:

— Хорошо, давай подождем до субботы. Видишь, какой я терпеливый, уважаю все твои капризы. Позвоню тебе в субботу утром домой. Целую.

Как же, подумала Алена, вешая трубку. Уважаешь ты! Просто ты меня нисколько не любишь. Просчитал все, прикинул и решил, что я тебе подхожу. Вообще-то это было оскорбительно, но Алену уже нисколько не трогало отношение к ней Ивана. Она в свое время относилась к нему точно так же.

Стрелка на часах подползала к трем. За полчаса она управится с этой несчастной заметкой, еще полчаса на разговор с главным — и Алена свободна. В половине пятого Володя будет ждать ее у «Новослободской».

Не успела за ними закрыться дверь Алениной квартиры — их единственного убежища, — как они бросились друг к другу, изнемогая от желания. Володя рывком притянул ее к себе и впился поцелуем в ее губы. Рывками срывая с себя одежду и не прекращая поцелуев, они добрались до дивана. Аленино сердце пело. Упав на мягкие подушки, они на секунду оторвались друг от друга, рассмеялись, прижавшись носами, их взгляды встретились — темный и серо-синий. Успокоившись, они возобновили и углубили поцелуй. Это был не поцелуй, а слияние — каждый стремился отдать себя другому. Взаимное чувство разжигало страсть и делало ее нежной.

Володина рука скользнула к ее талии, замерла на мгновение и продолжила свой путь к бедру, лаская его изгибы. Алена прильнула к нему всем телом, устраивая свое колено между его ног и чувствуя, как, волнуясь, поднимается и опускается его грудь. Володя застонал и перевернулся на спину, увлекая за собой Алену. Чутко улавливая его желания, она подлаживалась к нему, с возрастающим голодом ловя его губы. Казалось, все ее тело, до сокровенных глубин, отозвалось на движения его напряженного языка. Она высвободилась рывком и оказалась на нем, обхватив ногами его бедра, а руками шею.

Володя гладил ее спину, плечи, грудь — сначала легкими касаниями, а потом все настойчивее, настойчивее… Алена прижималась к нему все плотнее. Тело ее охватила дрожь наслаждения. Но ей мешала оставшаяся на ней одежда.

Прерывая поцелуй, она поднялась над ним, перемещая вес тела на колени. Его руки скользнули вниз, лаская холмики ее грудей. Улыбаясь в предвкушении окончательного соединения, она медленно стянула через голову летнюю широкую юбку. Теперь на ней остались только кружевные трусики-бикини.

Володя застонал. Под его руками Алена ощущала покалывания на коже, будто обнажились нервные окончания. Когда он опять коснулся ее груди, огонь прошел сквозь ее тело, и под его пальцами набухли соски.

Какое-то время она была не в состоянии ни шевелиться, ни думать — обнаженное тело наслаждалось его ласками. Потом она медленно подняла руки и заложила их за голову, словно приглашая его полюбоваться ее точеным телом. Володин взгляд, потемневший от сдерживаемой страсти, скользнул по ее упругой налившейся груди, плоскому животу, бедрам, коленям… Он резко привлек ее к себе, пытаясь дотянуться до ее губ, но Алена только слегка подалась вперед — она еще не завершила стриптиз. Еще раз поднявшись над ним, скользнув руками вниз, она освободилась от последней преграды — кружевного бикини…

Потом усталые, обессиленные, опустошенные страстью, они лежали рядом — их пальцы переплелись в благодарном пожатии.

К сожалению, время не стояло на месте. Когда Аленин взгляд упал на часы, она в ужасе вскочила:

— Боже, уже почти девять! Тебе пора.

Володя приподнял голову:

— Неужели так много?

Они словно поменялись ролями: обычно он торопился, а она забывала о времени. Алена заметила это и весело рассмеялась:

— Я ничего не имею против того, чтобы ты остался.

— Навсегда?

— Ты же знаешь.

Она накинула кимоно:

— Кофе будешь?

Володя потянулся и тоже встал:

— Буду.

Ему не хотелось никуда торопиться и думать ни о чем не хотелось. Еще немного, хоть полчаса продлить это блаженное ощущение близости…

Но полчаса пролетели как одна секунда.

И вот уже они опять стоят в коридоре, не в силах оторваться друг от друга. Алена погладила его по щеке — под ладонью кожа была чуть колкой. Он задержал ее пальцы:

— Оброс за день?

Она печально улыбнулась и открыла рот, чтобы ответить, но он снова приник к ее губам.

Когда поцелуй стал угасать, как гром с неба раздался звонок в дверь. От неожиданности они отпрянули друг от друга. Звонок повторился.

— Кто бы это мог быть? — растерянно сказала Алена. — Наверное, ошиблись дверью.

Она повернула ручку — на пороге стояла высокая девушка с длинными платиновыми волосами. Алена узнала ее в ту же секунду: блондинка из «Лысой горы»! Девушка недобро усмехнулась и, не дожидаясь приглашения, шагнула в квартиру.

Володя отшатнулся:

— Вика, ты?

Никогда еще Алена не видела его таким растерянным.

— Я. Вижу, что не ожидали, — тон у блондинки был спокойным и слегка вызывающим. — Признаться, я тоже не ожидала застать тебя здесь. По моим расчетам, ты уже должен есть ужин на вашей замечательной кухне. А ты еще не распрощался с любовницей.

Алена с ужасом смотрела на нее. Володя нашел Аленину руку и крепко сжал, словно хотел защитить Алену от Викиных нападок.

— Что ты здесь делаешь? — он тоже старался говорить спокойно, но Алена видела, чего это ему стоит. На виске набухла и задергалась синяя жилка, рука, сжимавшая ее руку, была как стальные тиски.

Вика усмехнулась:

— Пришла познакомиться и поговорить. А знаешь, это даже хорошо, что ты еще не ушел, поскольку разговор и тебя касается.

— А тебе не кажется, что ты лезешь не в свое дело?

Володя говорил тихо и ровно, но Алена понимала — он едва-едва сдерживается.

Вика ядовито отпарировала:

— Не кажется. Катя моя подруга, и заступиться за нее, кроме меня, как видно, некому.

Она подождала ответа и, так и не дождавшись, невозмутимо пожала плечами:

— Может быть, пройдем в комнату и сядем? Хотя, если вам так удобнее, можно разговаривать, стоя в коридоре.

— Пройдем, — Алене наконец удалось кое-как справиться с собой. — Только не в комнату, а на кухню.

Еще не хватало, чтобы эта нахалка увидела неубранную постель!

Вика взглянула на нее и понимающе усмехнулась:

— Ну что ж, на кухню так на кухню!

На кухне она сразу же достала из сумочки пачку сигарет и положила перед собой:

— Курить здесь можно?

— Можно, — сказала Алена.

Все ее тело было до предела напряжено, нервы натянуты, как струны. Она тоже села, а Володя встал рядом, положив руки ей на плечи.

Вика красиво закинула ногу за ногу, поднесла сигарету ко рту и щелкнула зажигалкой. Молчание становилось невыносимым, но Вика в актерской среде славилась умением держать паузу.

— Так зачем ты сюда пришла? — не выдержал наконец Володя.

— Ну, — Вика неторопливо затянулась, — отчасти чтобы проверить полученные сведения.

— Проверила? И что дальше?

— Что ты собираешься делать? — вместо ответа спросила Вика. Она смотрела на Володю, а Алену словно не замечала.

Володя нахмурился:

— По-моему, я уже сказал — тебя это не касается.

Вика недобро усмехнулась:

— А не боишься, что я все расскажу Катерине?

— Расскажешь, если захочешь причинить ей боль. Если нет — подождешь, пока я расскажу ей сам.

— Даже так? — тонкие Викины брови взлетели вверх. — Расскажешь сам? Ты что, разводиться собрался? Оставишь жену ради безумной любви? Как это благородно!

Вика явно издевалась. На Алену она по-прежнему не смотрела.

— Ты плохо слышишь? Тебя это не касается, — в третий раз повторил Володя.

— Ничего у тебя не получится, — Вика стряхнула пепел прямо на пол и обратилась к Алене. — Милая барышня, в то время как этот красавец мужчина морочит вам голову, его жена ждет ребенка. Две постели, конечно, лучше, чем одна, и две красивые женщины доставляют вдвое больше удовольствия. Только теперь придется от этого удовольствия отказаться.

Алену словно по лицу ударили. Она отшатнулась и в ужасе взглянула на Володю. Тот побледнел и выпустил ее руку. Зрачки его расширились, словно он увидел змею.

— Что ты несешь? — Володя почти кричал. — Какой ребенок?

— Не знаю, — Вика пожала плечами. — Мальчик или девочка. Через пару месяцев можно будет проверить ультразвуком.

— Но она ничего мне не говорила!

Вика опять пожала плечами:

— Так скажет.

— Откуда ты…

— Не сомневайся. Это факт, подтвержденный медициной. Катя вчера утром была у врача, а потом прямиком направилась ко мне. Так что я, похоже, буду крестной вашего сына или дочки.

Вика затушила сигарету в блюдечке и поднялась:

— Вот, собственно, все, что я хотела сказать. Спасибо за внимание.

Она взяла сумочку и неторопливо направилась к двери. Через минуту они услышали, как щелкнул входной замок.

— Господи, этого не может быть! — Володя со стоном опустился на стул и обхватил голову руками. — Этого не может быть!

Алена стояла, привалившись спиной к стене. Лучше бы она умерла! Впрочем, она и чувствовала себя мертвой.

— Почему же? — она говорила ровно и как-то бесцветно. — Если ты честно выполнял супружеский долг…

— Алена! — он смотрел на нее совершенно безумными глазами. — Я клянусь тебе, этого быть не может!

— Почему же? — повторила она.

Он покачал головой и сказал внезапно севшим до хрипа голосом:

— Что же нам теперь делать?

— Ничего, — она наконец нашла в себе силы оторваться от стенки. — Ничего.

Подошла к окну, не глядя нашарила на подоконнике сигареты и закурила.

— Ни-че-го, — повторила она по слогам.

— Алена, — его голос упал до шепота.

— Все кончено, Володя, — сказала она, не оборачиваясь. — Она твоя жена, а ребенку нужен отец. Уходи.

— Алена, — словно он хотел повторением ее имени отодвинуть разлуку, — Алена, Алена…

— Уходи.

Молчание длилось, длилось… Наконец он поднялся и направился в коридор. Чтобы пройти эти несколько шагов, ему потребовалась целая вечность. Она стояла у окна, стараясь из последних сил не обернуться, не разрыдаться и не броситься за ним вслед.

На дворе жизнь била ключом: малыши рылись в песочнице, мамаши сидели на скамейке и присматривали за своими чадами. Никогда у нее этого не будет, никогда!

А Володя все медлил, медлил… Господи, ну пусть же он скорее уйдет, она же больше не выдержит!

И наконец, когда Алена услышала звук захлопнувшейся двери, она опустилась на пол и закричала.

4

Вика чувствовала себя абсолютно опустошенной. Ей эта сцена, проведенная с таким хладнокровием, далась нелегко — словно отыграла ответственную премьеру. Только в отличие от послепремьерного состояния на душе у Вики сейчас было гадко и противно. Выйдя из подъезда, поняла, что ноги ее еле держат, она с трудом доплелась до метро. Слава Богу, было уже поздно, народ схлынул. В вагоне было полно свободных мест.

Притулившись в уголочке, она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на чем-нибудь, не имеющем отношения к чужим личным делам.

С понедельника объявлено начало показа по ОРТ их сериала. Классическая мыльная опера на отечественно-зарубежном материале. Главный герой, в прошлом — известный писатель, а ныне — владелец рекламной фирмы, крутит роман с молодой актрисой. Жена главного героя — известный модельер, узнав об этом, хочет отомстить мужу и заводит шашни со своим старым поклонником. Сын тайно влюблен в папочкину любовницу, а папочка на самом деле любовницу не любит, а любит только свою благоверную, а роман завел лишь потому, что жена перестала им интересоваться… В общем, сплошные навороты. Я люблю, ты любишь, он любит… Чушь собачья.

Вика поморщилась. Она там играет дочь главного героя, у которой тоже свои любовные проблемы: папаша ей прочит в женихи сына своего компаньона, а она, разумеется, тоже влюблена — в безработного художника. Банально до безобразия, но от мыльной оперы оригинальности и не требуется. По ходу дела с Викиной героиней должно случиться много разных разностей: она убегает из дому, путешествует автостопом по Европе, учится живописи во Флоренции вместе со своим безалаберным другом, потом влюбляется в богатого итальянца… Дальше сценаристы еще не написали: предполагалось, что история будет сочиняться по ходу действия. А может быть, и не будет сочиняться, если сериал не пойдет и проект прикроют.

Пока отсняли только серии до Флоренции. Потом, если все будет хорошо, предварительных съемок почти не будет. Утром отыграли — вечером пошло в эфир.

Вика подумала, что скоро ритм ее жизни так ужесточится, что ей станет не до чужих проблем. И слава Богу. Будем надеяться, что у Городецкого помутнение в мозгах пройдет и они с Катюшкой снова заживут вполне счастливо. У многих мужчин бывают такие временные помешательства, а потом ничего, проходят без следа. Тем более, если у них родится ребенок… Конечно, ей, Вике, вход в семейный дом Городецких заказан навсегда, для Володи она стала персоной нон-грата. Ну и черт с ним! А с Катюшкой можно видеться и в других местах. Она, к счастью, никогда не узнает, какую роль Вика сыграла в ее семейной жизни. Городецкий жене ничего не расскажет, уж в этом-то Вика совершенно уверена!

Где-то около «Новокузнецкой» Вика вдруг поняла, что ей совсем не хочется ехать домой. Уснуть она все равно сейчас не сможет, а что еще дома делать? Хорошо бы выпить чего-нибудь взбадривающего… Она встрепенулась и решила, что вполне в состоянии пойти куда-нибудь посидеть. А куда — тут и вопроса не возникало.

Она выскочила из вагона на «Театральной», перешла на «Охотный ряд», а там до «Лубянки» всего одна остановка…

На этот раз в клубе «На Лысой горе» дежурил Антон — один из двух мальчиков-компаньонов. «И хорошо, — подумала Вика, — выпивка обойдется не так дорого». Она уселась за столик в самом дальнем углу и заказала «Кровавую Мэри».

Приятно было сидеть в полутемном зале, изредка кивать знакомым, потягивать крепкий коктейль и ни о чем не думать. Решительно ни о чем!

— Простите, у вас свободно?

Вика недовольно подняла голову. Перед ней стоял высокий молодой мужчина в джинсах и глухом черном свитере. «Я его уже видела, — пронеслось у Вики в голове. — Точно видела. Вот только где и когда?»

Прежде чем ответить, она огляделась кругом. Свободных мест, похоже, уже действительно не было. Вике совсем не хотелось, чтобы нарушали ее одиночество, но…

— Свободно, — ответила она со вздохом.

Парень словно прочитал ее мысли:

— Извините, но вы же видите, — он обвел глазами зал. — Так что я присяду, если вы не против. Обещаю не набиваться с разговорами.

Вика благодарно улыбнулась. «А он ничего. Тактичный. И… да, и красивый».

Викин неожиданный сосед тоже заказал «Кровавую Мэри» и, как только ему принесли бокал, сразу отпил половину. «Ну и темп, — подумала Вика. — Наверное, у него что-то случилось». Он действительно сидел как в воду опущенный, ей даже жалко его стало. Но у Вики не было никакой охоты вмешиваться в чужие дела. Сегодняшней сцены на улице Миллионщикова ей хватит с лихвой.

Опустошив один бокал «Кровавой Мэри», парень сразу заказал второй, а потом и третий. Вика все-таки не выдержала:

— Вы уж возьмите сразу бутылку водки, — посоветовала она. — А то разоритесь на этих коктейлях.

— Хороший совет, — усмехнулся парень. — И оказался как раз вовремя. А вы выпьете со мной?

Вика тут же пожалела, что не сдержалась, и прикусила язык. Парень опять понял, о чем она подумала.

— Я помню, что обещал не навязываться с разговорами, — сказал он. — Но ведь можно пить и молча. А бутылки водки для меня одного многовато.

— Хорошо, — сдалась Вика. — Заказывайте.

Принесли запотевшую бутылку «Абсолюта» — слава Богу, маленькую — и рюмки. Парень налил себе и Вике: себе побольше, Вике чуть-чуть, на два пальца.

— За тех, кто в море, — сказал он и быстро опрокинул «Абсолют» себе в рот.

Вика слегка пригубила. Ей вдруг стало интересно, что будет дальше.

Следующий тост был «за счастье», потом — «за удачу», потом — «за злую судьбу». С каждым тостом парень все больше и больше мрачнел. Вика наконец не выдержала.

— Похоже, вы из числа потерпевших кораблекрушение, — с сочувствием заметила она.

Парень сумрачно взглянул на нее поверх рюмки:

— Почему вы так думаете?

— А тут и думать нечего. Либо у вас неприятности на работе…

Парень усмехнулся:

— Мимо. На работе у меня все так благополучно, что самому странно.

Вика качнула головой:

— Я не договорила. Либо вас бросила девушка.

Вот теперь она попала в точку. Губы ее соседа расползлись в кривой усмешке:

— Бросила… Это даже нельзя назвать — бросила…

Парень налил себе еще с полстакана водки и выпил залпом. Вика подумала, что если так пойдет и дальше, то он через полчаса станет невменяем. Самое разумное сейчас было встать и уйти, но она почему-то продолжала сидеть.

— Знаете, что самое странное, самое нелепое в нашей жизни? — парень слегка качнулся в ее сторону. — Знаете? Несовпадения. Пока она хотела быть со мной, я к ней не приближался. Думал, дурак, все думал, чего-то просчитывал… Я привык все просчитывать. Потом я обидел ее, невольно… Хотя нет, вру. Мне просто хотелось посмотреть, как она будет вести себя, если заставить ее ревновать… Да сам не знаю теперь, чего мне хотелось! В общем, я ее обидел.

— И она ушла?

— Не-ет, — он помотал головой, — опять не то. Тогда еще все можно было уладить…

— А теперь уже нельзя?

— Теперь? Надеюсь, что можно, — он достал из кармана джинсов зажигалку и бросил на стол. Потом сказал: — Она, кажется, полюбила другого.

Вика взмахнула ресницами:

— В самом деле?

— Да, — парень исподлобья взглянул на нее. — Полюбила другого.

— Что же тут можно сделать? — удивилась Вика.

— Как полюбила, так и разлюбит, я подожду, — парень упрямо сжал рот.

Вика пожала плечами. Если бы все было так просто!

— Главное, что ей сейчас грозят большие неприятности, — вдруг сказал парень. — А она, дурочка, об этом и не подозревает.

— Из-за того, кого она любит?

— Отчасти, — парня словно прорвало. — Но неприятности не личные, а по работе. Она может попасть в такой скандал, что потом всю жизнь не отмоется! Если только карьера у нее к черту полетит, это еще ничего. А вдруг и…

Парень помотал головой, словно отгоняя дурные мысли.

— И… что? — невольно вырвалось у Вики.

— Ничего. Ладно, будем надеяться, что обойдется.

Вике совершенно не хотелось копаться в чужих неприятностях, и она была рада, что парень не стал исповедоваться дальше.

Он опять налил водки и себе, и Вике.

— А почему вы не пьете?

Вика пожала плечами:

— Не хочу.

— Пожалуйста, выпейте со мной. Просто чуть-чуть, за компанию.

Он смотрел на нее с такой мольбой, что у Вики не хватило духу ему отказать. Она улыбнулась и выпила.

В голове уже все шумело и качалось. Сцена на улице Миллионщикова казалась далекой и нереальной. Вика даже начала сомневаться, а было ли это все на самом деле? Может быть, она все это выдумала или в пьесе прочитала? Или разыгрывала когда-то похожий этюд в училище?

Парень вдруг пристально, без улыбки, посмотрел на Вику.

— А вы красивая, — неожиданно сказал он, словно только что разглядел ее. — Очень красивая.

— Спасибо, — почему-то этот комплимент был ей приятен.

— Красивая, — задумчиво повторил парень. — Только с вами тоже не все в порядке.

Вика беззаботно махнула рукой:

— С чего вы взяли?

— У вас глаза такие…

— Какие?

— Больные.

Вика возмутилась:

— Вот уж нет! Это вам с пьяных глаз показалось, не иначе.

— Ну, во-первых, я не так уж и пьян, — парень прищурился, — а во-вторых, глаза у вас сухие и блестят, как в лихорадке. Правда, вы тоже выпили, но водка тут ни при чем. И потом, если красивая девушка сидит одна в таком заведении…

Парень усмехнулся — мол, все понятно. Вике захотелось его разыграть. Она закинула ногу за ногу — юбка, и без того короткая, совсем задралась, — вынула сигарету и картинно прикурила:

— А может быть, я проститутка и снимаю клиентов?

— Вы проститутка? Не смешите меня. А то я проституток не видел. И потом, в это заведение проститутки не ходят. Хотите угадаю, кто вы?

— Да?

— Вы актриса.

— Вообще-то не Бог весть какая смелая догадка, — усмехнулась Вика. — Клуб-то актерский.

— Актриса, — парень прищурился, — и не очень удачливая. Вам опять не дали роль, и вы пришли сюда переживать неудачу. Ну как, угадал?

Вика рассмеялась:

— Почти.

Она отпила еще глоток. Такой пьяной она уже давненько не бывала. А хорошо быть пьяной, все проблемы побоку!

— Ну что ж, — парень разлил остатки водки по бокалам, — давайте теперь выпьем за вас. Чтобы вам всегда давали те роли, какие хочется!

Они чокнулись и выпили. Вика на этот раз выпила до дна и отставила пустую рюмку.

— Ну ладно, вы угадали, я актриса, — сказала она, — а вот кто вы, мой таинственный собутыльник?

— Так, — парень небрежно махнул рукой. — Скромный труженик пера.

— Писатель?

— Я же сказал — скромный. Разве писатели бывают скромными?

— Тогда кто же?

— Журналист. Волк-журналяга, которого ноги кормят.

— А…

Где же она его все-таки видела? Наверное, в какой-нибудь телепередаче. Или, может быть, в Останкино или на Шаболовке. Сейчас журналистов на телевидении пруд пруди…

Вика почувствовала, что еще немного — и она совсем опьянеет. Тогда она поднялась и стала нервно запихивать в сумочку сигареты.

— Вы куда? — встревожился парень.

— Мне пора.

Он тоже поднялся:

— В таком состоянии вам одной идти нельзя. Я вас провожу.

Вика опять засмеялась:

— Вы думаете, ваше состояние лучше?

— Я не думаю, я знаю, — парень вдруг оказался совершенно трезвым. — Я и не к таким дозам привычный, а вот вы пить совсем не умеете.

Вика хотела возразить, но вместо этого неожиданно взяла и согласилась:

— А, ладно! Валяйте, провожайте!

Машину они поймали на Лубянке быстро и без проблем. Вика сначала опять было заартачилась:

— Послушайте, если на машине, то я и сама доеду!

— Ну уж нет! — парень усадил ее на заднее сиденье и сам сел рядом с шофером. — Я должен быть уверен, что с вами все в порядке. Говорите адрес.

Вика вздохнула:

— Улица Усиевича.

— К метро «Аэропорт», по Ленинградскому проспекту, — сказал парень.

— Знаю, — пробурчал хмурый водитель «Жигулей», и машина рванула с места.

Доехали они меньше чем за полчаса. К Викиному удивлению, парень расплатился с водителем и тоже вышел из машины у ее подъезда.

Вика насмешливо сказала:

— Если рассчитываете на чашку кофе, то ничего не выйдет.

Парень пожал плечами:

— Если у вас нет кофе, я готов выпить чаю. Хотя, честно говоря, чай я не очень люблю.

— Но я вас не приглашаю! — возмутилась Вика.

— Так пригласите, — просто сказал он.

Вика посмотрела на него. Странно, но он не флиртовал и не заигрывал.

— Чего вы хотите? — напрямик спросила Вика.

— Честно? — он как-то неловко усмехнулся. — Поговорить. Вы очень похожи на мою… то есть уже не мою девушку. Не внешне, внешне она совсем другая. Характером.

Вика заколебалась.

— Я ненадолго. Обещаю вам, что через полчасика уйду, — просительно сказал парень.

— Ладно уж, — вдруг сжалилась Вика. — Пошли.

Она почему-то совсем его не боялась. И, кроме того, Вику начала мучить совесть. Сегодня она беззастенчиво вмешалась в чужую жизнь. В конце концов, двум людям она сделала гадость, теперь может компенсировать это добрым делом. Ладно уж, выслушает она этого страдальца.

Через пять минут парень уже расположился на Викиной кухне как на своей собственной: сел на низенький диванчик, привалившись спиной к спинке и вытянув длинные ноги:

— Уф, как хорошо! Это тебе не жесткие стулья ведьминского заведения! И зачем только мы туда ходим, не знаете?

Вика улыбнулась. Ее почему-то совсем не раздражало, что гость ведет себя в ее доме совсем вольно. Впрочем, чувствуется, что этот парень привык везде быть хозяином положения. «Порода такая, — подумала Вика, — сейчас почти вымершая: уверенный в себе мужик». Внезапно она ощутила легкий укол зависти. Повезло его девушке! Хотя почему повезло, она же его вроде бы бросила… Ох, и какой же дурой надо быть, чтобы от такого мужика отказаться!

Включив электрочайник, Вика достала из кухонного шкафчика чашки и банку растворимого кофе:

— Вам сколько ложек?

— Ага, значит, кофе все-таки есть! — обрадовался парень. — Две, пожалуйста. И с молоком. У вас есть молоко?

— А вы нахал. — Вика насмешливо прищурилась. — Знаете поговорку: «Дайте воды напиться…»?

— Не беспокойтесь, — парень улыбнулся и пожал плечами. — На ночлег я не напрашиваюсь. Сейчас попьем кофе, и пойду. Так как насчет молока?

— Тоже есть, — Вика открыла холодильник и извлекла из его недр початый пакет лианозовского «Домика в деревне». — Наливайте себе сами.

— А вам?

— И мне.

Устроившись напротив него за столом, Вика наблюдала, как ее гость со вкусом прихлебывает кофе и хрустит ванильным сухарем.

— Ну? — наконец спросила она.

— Что?

— Если мне не изменяет память, вы хотели о чем-то со мной поговорить.

Парень сразу заметно погрустнел, словно она своим вопросом заставила его вернуться к неприятным мыслям. Вика уловила эту метаморфозу.

— Не хотите говорить — не надо, — сказала она. — Тогда просто попьем кофе, и вы пойдете.

Парень невесело улыбнулся:

— Ну точно. У вас характер точно как у нее.

Вику сравнение неприятно кольнуло. Она вообще не любила, когда ее начинали с кем-нибудь сравнивать.

— Знаете что, — решился вдруг парень. — Я не буду вам забивать голову своими проблемами. Просто скажите, как бы вы поступили, если… Ну, если бы вы увлеклись мужчиной, а этот мужчина совершил какой-нибудь… скажем, не совсем красивый поступок и вам не сказал, то вы…

Парень запнулся, словно выбирал наиболее подходящее слова.

— Что?

— Вы бы хотели об этом узнать от кого-нибудь другого или предпочли бы оставаться в неведении?

— Некрасивый поступок по отношению ко мне? — уточнила Вика.

— Отчасти и к вам. Но и к другим тоже. Вообще — некрасивый поступок.

— Конечно, я предпочла бы узнать об этом. Лучше от него, а если он не сказал — все равно, кто мне расскажет. Но — знать.

— Спасибо, — парень одним глотком допил кофе и поднялся. — Вы меня успокоили.

— Интересно, чем? — вслух полюбопытствовала Вика, а про себя подумала: «Странный он какой-то… Чудной…»

Парень улыбнулся:

— Не знаю. Просто вы не просто красивая, а еще и очень милая. Спасибо вам за это. Вы меня проводите?

— Пожалуйста, — Вика поднялась, — провожу.

Закрыв за ним дверь, она вернулась на кухню и уселась на свое место. Напротив стояла чашка с остатками кофе. Вика слегка поежилась: почему-то ей стало немного грустно… Она даже на миг пожалела о своем одиночестве.

И только сейчас до Вики вдруг дошло, что она совсем не знает, как зовут ее нечаянного гостя. А он не знает, как зовут ее. Провели вместе вечер и не познакомились! Нет, этот парень действительно какой-то чудной…

5

Вот уже неделю Алена места себе не находила. Все валилось из рук, о работе противно было и думать. Какое там работать — жить не хотелось. Не было сил даже на то, чтобы привести в порядок себя и квартиру. Правда, пытаясь отвлечься от мучительных мыслей, Алена два дня назад затеяла было генеральную уборку, вывалила из шкафа тряпки, стала перебирать книги, но через пятнадцать минут поняла, что от этого занятия ей становится только хуже. Оставив все как есть, она опустилась на пол и разревелась. С тех пор барахло так и валялось неубранным, и ее жилище напоминало пляж во Флориде после разгула урагана.

А вчерашний день Алена провела, сидя на диване и до бесконечности прокручивая кассету с записями покойного Игоря Талькова. Кассета нашлась случайно, Алена и не подозревала о ее существовании. Возможно, кто-то просто забыл ее у Алены. Но сейчас Тальков оказался самым лучшим лекарством для ее измученной души. Поразительно — он словно знал все об Алене и о Володе, пел их историю в каждой песне.

Кассета в очередной раз кончилась, Алена нажала кнопку перемотки, и в очередной — который уже по счету? — раз включила ее сначала.

Все на свете шло своим путем, медленно и верно, Успех в делах, семья и дом лечили раненые нервы, Не будили звездные дожди моего воображенья, И превратились виражи в плавное скольженье… —

тихо начинал рассказывать низкий хрипловатый голос под мерную и ритмичную музыку. Потом музыка словно взлетала, закружившись в налетевшем вихре:

Скажи, откуда ты взялась, ты опоздать не испугалась, Несвоевременная страсть, моя нечаянная радость, Нарушив мой земной покой, ты от какой отбилась стаи, И что мне делать с тобой такой — я не знаю…

И потом опять — тихо, как рассказ-повествование:

«Вздрогнул как от выстрела мой дом, стены закачались, Когда в окно твоим крылом счастье постучало. Понимал ли дом, что он теперь для меня стал тесен, Оставил незакрытой дверь и окон не завесил…

И опять — взлет:

Скажи, откуда ты взялась…

Финал этой песни-истории был печален — такой же, как и в Аленином случае:

Но уютный замок из песка стал как будто ниже, И заменили облака рухнувшую крышу. Ты смотрела, как под крышей той разгорались страсти, Сказав, что на беде чужой мы не построим счастья…

И, наконец, боль в голосе Талькова прорывалась наружу и потоком захлестывала слушателя:

Да, я бы мог, конечно, отпустить тебя, но это не поможет. Вернуть обратно и простить меня мой дом уже не сможет. Расстаться можно и любя — боль рассосется понемногу… Но только, обманув себя, мы обмануть не сможем Бога.

Пауза, проигрыш, и последнее, тихое и отчаянное:

Скажи, откуда ты взялась?

Такая безнадежность сквозила в этой строчке — безнадежность, которую Алена чувствовала не только всей душой, а каждой клеточкой своего тела…

Следующая песня на кассете была еще печальнее: тоже о любви и вынужденном расставании. Но до следующей песни на этот раз дело не дошло. В дверь позвонили — резко и настойчиво. Один раз, другой, третий… Пришедший держал палец на кнопке звонка до тех пор, пока Алена не дотащилась до прихожей и не справилась с замками.

— Что с тобой? — Иван стремительно шагнул через порог и схватил Алену за плечи. — В редакции говорят, что ты больна. Звоню домой — второй день никто не берет трубку. Телефон не исправен?

— Исправен, — бесцветно сказала Алена.

Иван внимательно посмотрел на нее:

— Ты действительно больна? Видок у тебя…

Он запнулся на полуслове и покачал головой.

Алена высвободилась из его рук и равнодушно бросила:

— Так… Не больна и не здорова.

Она повернулась к Ивану спиной и прошла обратно в комнату. Там Алена снова забралась на диван и затихла, уставившись в пространство перед собой. Иван, не дожидаясь приглашения, последовал за Аленой.

Картина, представшая его глазам, напоминала поле битвы после жестокого сражения. Сквозь наполовину отдернутые шторы пробивалось достаточно света, чтобы разглядеть хлопья пыли, перекатывающиеся по линолеуму, книги, вытащенные с полки и сваленные как попало в углу, кучи тряпок, развешанные на стульях… И посреди всего этого безобразия на смятой неубранной постели сидела маленькая женщина с огромными темными глазами, в которых застыла тоска…

Иван тихонько присел на краешек дивана:

— Что стряслось?

Алена не ответила. Впрочем, Иван и так понял, что дело серьезное. Иначе как могла аккуратистка Алена просуществовать хотя бы час посреди такого беспорядка? Он немного помолчал, потом сказал ласково и настойчиво:

— Леночка, пожалуйста, расскажи мне, что произошло. Может быть, все не так уж и страшно? Может быть, мы вместе что-нибудь придумаем? Знаешь, одна голова хорошо…

— Ничего тут не придумаешь, — Алена говорила тихо и как будто спокойно, — и ничего не поделаешь. Ничего.

Взгляд, обращенный на Ивана, казалось, уделял ему не больше и не меньше внимания, чем стене или потолку. В выражении ее лица было что-то неестественное.

И вдруг до Ивана дошло — Алена рассталась со своим любовником, вот в чем дело! Вероятно, он наконец сделал окончательный выбор между ней и женой. И выбор этот оказался не в пользу Алены. Бедная девочка! Если бы у нее еще оставались сомнения, надежды, она металась бы, не находила себе места, но, конечно, не выглядела бы так, как сейчас!

Как ни странно, ни ревности, ни мук оскорбленного самолюбия Иван не почувствовал. Словно перед ним была не женщина, на которой он когда-то хотел жениться, не женщина, страдающая из-за другого мужчины, а ребенок, которого несправедливо и жестоко обидели. Ревности не было, а была злость на обидчика и на судьбу, которая заставила Алену так мучиться. Он пододвинулся поближе и осторожно дотронулся до ее руки:

— Леночка…

Она судорожно всхлипнула и вдруг припала к нему, уткнулась лицом в грудь и разрыдалась. Он обнял ее худенькие плечи, как обнял бы плачущего ребенка:

— Ну что ты, что ты, все пройдет, все образуется… — бормотал Иван, гладя Алену по волосам, — все пройдет, все будет хорошо, все будет хорошо…

Слова не имели значения, он готов был пообещать ей что угодно, лишь бы она так не плакала. Хотя… Пусть плачет, держать страдание в себе еще хуже. А так — может быть, выплачется…

Постепенно рыдания стали тише, тише, и наконец Алена всхлипнула в последний раз и подняла мокрое лицо со вспухшими и покрасневшими от слез глазами:

— Извини…

— Не за что, — Иван ласково улыбнулся. — Тебе стало хоть чуть-чуть полегче?

— Чуть-чуть.

Алена вдруг осознала, что сидит полуодетая, растрепанная и зареванная перед чужим мужчиной. Она покраснела и провела рукой по лицу:

— Извини, я сейчас.

Быстро поднявшись с дивана, она скрылась в ванной комнате.

Холодная вода принесла некоторое облегчение. Правда, темные круги под глазами и запавшие щеки никуда не делись, но в целом вид вполне терпимый.

Когда Алена через несколько минут вышла из ванной, по квартире распространялся аромат свежепомолотого кофе. Иван на кухне орудовал кофемолкой.

— Решил взять на себя твои обязанности, — пошутил он, завидя Алену. — Проходи, садись.

Алена благодарно улыбнулась.

— Есть хочешь? — заботливо спросил Иван.

— Не знаю…

— Значит, хочешь.

На сковородке плавились тосты с сыром: наверное, Иван нашел засохший кусок «Гауды» в холодильнике. Кажется, этот кусок был единственным — больше никаких съестных припасов в доме не осталось.

Кто бы мог подумать, что чашка горячего крепкого кофе может оказаться таким радикальным лекарством! А может быть, дело не в кофе, а в присутствии рядом спокойного и сильного мужчины? Иван явно действовал на Алену успокаивающе. Наверное, так же подействовало бы на нее присутствие старшего брата, если бы он у Алены когда-нибудь был.

Пока Алена ела, Иван смотрел на нее и обдумывал, как бы поделикатнее сообщить неприятные новости. Потом махнул рукой на деликатность — может быть, не стоит мудрить, а просто сказать прямо, в лоб, все как есть. Нечто вроде шоковой терапии. Да, наверное, это самое лучшее.

Выпив кофе и съев подряд два бутерброда, Алена наконец поинтересовалась:

— А почему ты ко мне приехал?

Ну вот, прямой вопрос задан. И на него надо так же прямо ответить.

— Потому, — усмехнулся он, — что никаким другим способом с тобой общаться невозможно. Телефон не отвечал. Вот и пришлось бросать все дела и ехать к черту на рога в твое Коломенское.

— Ну…

— Да нет, ничего, я не против того, чтобы прокатиться. Вообще-то я приехал по делу. Ты уже в состоянии воспринимать информацию?

— В состоянии. А что?

— Думаю, что тебе срочно нужно взяться за работу.

— Ох… — Алена покачала головой. — Кажется, я не…

— Придется. Ты, дорогая моя, со своими восторженными материалами влипла в весьма неприятную историю.

— Что такое? — в Аленином голосе не слышалось ни капельки интереса.

— Речь идет об этом замечательном русско-французском проекте.

Алена болезненно поморщилась. Все, что так или иначе напоминало о Володе, отзывалось болью в сердце. Но Иван продолжил, словно не заметив непроизвольной Алениной гримасы:

— Ты знаешь, что за место выбрали для туркомплекса люди из «Элиты»?

— Заповедник. — Алена взяла себя в руки. — Но они получили все необходимые разрешения на строительство.

— Заповедник! — Иван пожал плечами. — В этом «заповеднике» не один год была свалка радиоактивных отходов.

— Как?

— Очень просто. Привозили и закапывали. Так что отдыхать там, я думаю, просто опасно для здоровья.

— Что ты говоришь? Это неправда!

— К сожалению, самая настоящая правда. Причем «Элита» сделала на этом договоре очень большие деньги. С одной стороны, выгодный контракт с французами, с другой — не они платили за эту землю, а им платили, чтобы они ее взяли. Свалка была несанкционированной, проще говоря — тайной. И институт, который ее устроил, хорошо приплатил «Элите», чтобы спрятать концы в воду.

— Нет!

— Да!

— Откуда ты все это знаешь?

Иван улыбнулся:

— Агентура донесла.

— Твоя агентура ошибается!

— У меня есть отксеренные копии документов.

— Покажи!

Иван молча вышел из кухни и через секунду вернулся с объемистой папкой в руках. Отодвинув чашку с кофе, он положил папку на стол перед Аленой:

— Смотри.

Куча бумаг была спрессована скоросшивателем. Алена с усилием отодвинула зажим: акты, описи, какие-то договоры… Она подняла на Ивана глаза:

— Здесь всего слишком много. Я буду разбираться полдня.

Иван пожал плечами и, покопавшись в папке, извлек откуда-то из середины пять листов формата А-4.

— Вот, начни с этого.

Это были акты списания элемента, обозначенного как Со — побочный продукт при каких-то опытах со сложным названием.

— Со — это что такое? Я не слишком хорошо помню химию…

— Радиоактивный кобальт, — пояснил Иван.

Потом он подсунул ей еще бумагу, еще…

Для того чтобы понять серьезность документов, хватило и беглого просмотра. Алена в ужасе посмотрела на Ивана:

— Как же так?

Тот снова пожал плечами:

— А вот так.

— Что же теперь делать?

— Я думаю, тебе нужно срочно об этом написать. Пока не поздно.

— Что… написать?

— Что деятели из «Элиты» ради прибылей готовы поставить под угрозу здоровье и жизнь не только своих соотечественников, но и граждан других государств. Тогда это им с рук не сойдет.

— Только тогда?!

— Как будто ты не знаешь, что, если дело касается только России, скандал замнут. А с иностранцами этот номер не пройдет. Кстати, именно во Франции страх перед различными атомными загрязнениями страшно велик. Многие французы до сих пор боятся ехать в Россию из-за Чернобыля. А уж если станет известно, что им готовили вместо здорового отдыха Чернобыль в миниатюре… По «Элите» можно будет заказывать панихиду. И по ее шефам тоже.

Лучше бы он не произносил последнюю фразу! Алена отодвинула от себя папку:

— Я не стану этого писать.

Иван в недоумении вскинул брови:

— Да? Будет хуже, если об этом напишет кто-то другой. Напишет и припомнит твои восторженные статьи о русско-французском проекте. А потом еще и добавит, что ты на деньги «Элиты» совершила вояж во Францию. Аленка, ты от этого вовек не отмоешься. И ничего не докажешь.

— И кто же это напишет? Ты?

Иван даже обиделся:

— За кого ты меня принимаешь! Тогда меня бы сейчас здесь не было.

— Ну ладно, — Алена выдавила из себя улыбку, — ну, извини. Я понимаю: все, что ты говоришь, очень разумно. Но я просто не могу этого сделать.

— Почему?

— Я не верю, что он обо всем этом знал.

Она не назвала Володиного имени, но Иван сразу понял, о ком речь.

— Ну, знаешь! А его подпись на соглашении? Вот, смотри!

Иван потянулся к папке, выхватил один листок, другой:

— Вот! И вот! И вот!

— Все равно. Я не верю. Володя… — Алена словно споткнулась, — Володя не такой человек. Он очень честный. И порядочный. И он не пошел бы на такое. Для него деньги — отнюдь не все на свете.

— Ох, ну что ты говоришь! Ты просто не хочешь взглянуть правде в глаза. А надо. Пойми, сейчас на карту поставлено твое — понимаешь, твое собственное — будущее. Мне плевать на Городецкого, Аникеева и всю их шайку. А вот на тебя не плевать.

— Спасибо.

— Пока не за что. И единственный выход сохранить лицо и репутацию — тебе самой разоблачить этих деятелей. Публично от них отгородиться. Выступить в том же «Постфактуме». Шарахнуть статью на полосу — тема такая, что места под нее и больше дадут!

Алена покачала головой:

— Подожди-подожди. Я же не отказываюсь.

— Нет? — Иван иронически поднял брови. — Я тебя неправильно понял?

— Нет. Но нужно сначала во всем разобраться. Нужно с ним поговорить.

— С кем поговорить?

— С Городецким.

Иван присвистнул:

— Ну, знаешь! Такой глупости я от тебя не ожидал! Ты же его просто предупредишь об опасности. А на подобных людей нужно нападать неожиданно, иначе они успеют подготовиться, сами отмажутся, а вот тебя сотрут в порошок.

Алена устало посмотрела на него:

— Я же сказала тебе: я не верю, что он участвовал во всем этом. Он не такой человек.

— И что ты хочешь предпринять?

— Я его просто спрошу. В открытую.

— С ума сошла!

— Почему?

— И чего ты этим добьешься? Думаешь, он не сумеет вывернуться? Да он, думаю, и не из таких переделок выходил сухим. Заморочит тебе голову.

Алена упрямо сжала губы. Иван понял, что ее не переубедить. Тогда он вздохнул и предложил:

— Если ты непременно хочешь с ним поговорить, тогда давай это сделаю я. Уверен, что у меня это лучше получится.

Однако Алена была непреклонна:

— Нет. Наоборот, то, что я сказала, — самое разумное. Покажу ему эти документы и посмотрю на реакцию. Понимаешь, я сразу почувствую, если он начнет врать и притворяться. Не знаю как, но почувствую. И потом, я должна это сделать сама.

Она сделала упор на слове «должна».

Иван опять вздохнул:

— Ну, как знаешь. Я хотел как лучше.

Алена через силу улыбнулась:

— Спасибо. Ты очень хороший, Иван.

Он шутливо поклонился:

— Наконец-то заслужил похвалу. Что я еще могу для тебя сделать?

— Ты не торопишься?

— На сегодняшний вечер весь к твоим услугам.

Алена притянула к себе толстую папку:

— Тогда помоги мне хорошенько со всем с этим разобраться. Если уж я выдвигаю компромат, я должна уметь в нем ориентироваться.

6

Открыв дверь и не увидев Катю сразу у порога, встревоженный Володя, не раздеваясь, прошел в спальню. Она лежала на постели, свернувшись клубочком, — такая маленькая и беззащитная, что у него поневоле защемило сердце. Он присел рядом:

— Что с тобой, котенок? Плохо себя чувствуешь?

Катя чуть приподнялась на локте и сделала попытку улыбнуться:

— Да что-то неважно. Опять мутит.

Токсикоз у нее начался неожиданно и сильно. Уже второй день она не могла есть, не выходила на улицу — ей становилось плохо от любых запахов.

— Может быть, я могу что-то сделать? — глупо спросил Володя.

Катя опять улыбнулась:

— Любимый, это же естественно. Токсикоз — обычная штука, бывает почти у всех женщин. Надо просто перетерпеть.

Володя сочувственно сжал ее руку. Бедняжка! Но сделать он действительно ничего не мог.

— Ты, наверное, голодный? Сейчас я встану и тебя покормлю. — Катя села было на постели, но Володя покачал головой:

— Лежи. Я сам справлюсь.

Переносить сейчас Катину заботу было особенно тяжело. По правде говоря, ему не хотелось, чтобы она о нем так заботилась. И от этого он чувствовал себя уж совсем полной свиньей.

Катя покорно улеглась, снова свернувшись клубочком — в этой позе ей становилось легче.

— Там в холодильнике рассольник и мясо в духовке. Точно справишься?

— Точно.

Разогрев суп и налив его в тарелку, Володя вдруг почувствовал, что ему кусок в горло не идет. На душе было тягостно и муторно, казалось, что стены этой роскошной квартиры давят на него, как стены тюрьмы давят на узника. Он отодвинул нетронутую тарелку, встал из-за стола и снова прошел в спальню.

— Катюша, ты не против, если я схожу в магазин?

— А что, чего-то не хватает? — встревожилась Катя.

— Да нет, все в порядке. Просто пивка захотелось.

— У нас же есть! Там внизу, в холодильнике, «Туборг».

И правда, есть. Какой же он дурак, даже придумать ничего толком не может!

— Там светлое. А мне вдруг захотелось темного. Я схожу, а? Ты не волнуйся, я быстро. Может быть, и тебе что-нибудь захватить? Хочешь авокадо? Ты же их всегда любила.

— Ох, нет! — Катя поморщилась. — Даже думать о еде противно. Ты только недолго, хорошо?

— Мигом!

Выйдя из подъезда, Володя свернул в близлежащий сквер и уселся на лавочку. Жить не хотелось.

После безобразной сцены, устроенной Викой у Алены, Володя в первый раз в жизни напился до потери сознания. Домой идти тогда он просто не мог. Видеть жену, объясняться с ней — это было выше его сил. Володя тогда почувствовал, что во всем готов обвинить ее. Почему она ему ничего не сказала? Если бы он знал о ребенке, то, может быть, сумел бы подавить свое чувство к другой женщине в самом начале. А теперь поздно. Теперь Алена так прочно завладела его душой, что назад хода нет. Он не может без нее жить. И с ней — не может. И будущее кажется беспросветным. Конечно, это ужасно сознавать, но не нужен ему ребенок, не нужен!

Как Володя в тот вечер добрался до дома, он не помнил. На следующее утро непривычная к алкоголю голова раскалывалась и было так плохо, что дальше некуда. И физически, и морально. Катя не сказала ни слова, ничего не спросила, просто терпеливо и ласково ухаживала за ним. Благодарность за ее молчание и чувство вины перед женой на какое-то время вытеснили из Володиной души все другие чувства. А вечером этого же дня она сама сказала ему о ребенке.

Теперь он свыкся с этой мыслью. Иногда, помимо воли, не отдавая себе в том отчета, он даже гордился своим будущим отцовством. Вообще-то сын — это здорово. А иногда, когда тоска по Алене, воспоминания о ней, такие живые и яркие, завладевали его душой, он не хотел дальше жить. Вот так, как сейчас.

Собственно, ему оставался только один выход — поскорее забыть все, что произошло за последние месяцы. Забыть и вернуться к себе прежнему — спокойному, сильному, уверенному в себе предпринимателю, умному мужу беспомощной красивой жены. В конце концов, это не самая плохая доля на земле! И не нужно ему ничего другого, никакой другой женщины! Если долго себя в этом убеждать, то можно в это искренне поверить…

От невеселых размышлений его отвлек какой-то парень:

— Простите, у вас закурить не будет?

— Что? — Володя вздрогнул от неожиданности, не сразу поняв, о чем его спрашивают.

— Закурить, говорю, не найдется? — парень выжидательно смотрел на него.

— Нет, я не курю.

— Жаль…

Парень разболтанной походкой отправился восвояси. Володя посмотрел ему вслед и тоже поднялся. Не вечно же сидеть на этой лавочке! Надо собраться с силами и вернуться домой. Катя, наверное, уже заждалась.

Действительно, вид у жены был несколько встревоженный:

— Ну где ты был так долго?

— Извини, Катюша, весь район обошел, а темного пива нигде не было, — на этот раз ложь Володе далась непривычно легко. — Как ты?

— Нормально. Пока тебя не было, тебе несколько раз звонили.

— Кто?

— Я записала. — Катя пошарила рукой на тумбочке и нашла сложенный пополам голубой листок. — Во-первых, из фирмы «Ангелина», по поводу заказанных коттеджей. Потом, из страхового агентства. И еще — журналистка.

— Журналистка? — Володя почувствовал, что земля уходит из-под ног.

— Ну да. Кажется, та, что писала о вас рекламные статьи. Арьева. Сказала, что по срочному делу. Просила перезвонить. Или она сама завтра позвонит тебе на работу. Что с тобой?

— Ничего, ничего. Просто голова немного закружилась. Пойду в ванную, приму душ, и все пройдет. А ты лежи, Катюша, тебе не надо вставать.

Укрывшись в ванной от забот жены, Володя уселся на край стиральной машины, открыл воду и минут десять приходил в себя. Алена! Господи, ну зачем она это делает! Все равно прошлое вернуть невозможно…

Катя лежала в спальне, поэтому Володя пошел звонить на кухню. Чтобы набрать Аленин номер, ему потребовалось собрать все свое мужество. Она сняла трубку сразу же, словно не отходила от телефона в ожидании его звонка.

— Здравствуй, — выговорил он, с трудом справившись с пересохшим горлом, — здравствуй. Это я.

— Здравствуй, — она говорила спокойно и деловито. — Нам нужно встретиться и поговорить.

Этого Володя и ждал, и боялся.

— Алена…

— Не бойся, не на личные темы, — сразу перебила она. — Разговор чисто деловой. Поверь, мне хочется тебя видеть не больше, чем тебе меня. Но дело спешное и неотложное. Я приду завтра с утра к тебе в офис?

В ее голосе — полувопрос, полуутверждение.

— Нет! — вырвалось у него. — Только не там!

Короткая пауза.

— Почему же? — она словно плечами пожала. — По-моему, это самое удобное место.

Володя опомнился:

— Да, пожалуй, ты права. Значит, завтра утром. Во сколько?

— Когда скажешь.

— В десять часов тебе удобно?

— Вполне.

— Договорились.

Повесив трубку, он почувствовал себя вымотанным и опустошенным, как после очень тяжелой работы. А она, кажется, была спокойна, так спокойна, словно между ними никогда ничего не было! Что ж, посмотрим, что она ему завтра скажет…

Нервным движением Алена провела ладонями по обтянутым джинсами бедрам. Господи, хоть бы успокоиться! Или хотя бы выглядеть спокойной! Но тело не желало подчиняться доводам рассудка: по рукам и ногам бегали мурашки, а желудок прямо-таки сводило от страха. «Господи! — мысленно попросила она. — Сделай так, чтобы во мне умерли все чувства!» Идиотка, идиотка! Надо было поручить этот трудный разговор Ивану!

В последний момент Алена чуть было не сбежала: с трудом заставила себя дождаться лифта. Однако, когда двери кабины раскрылись перед ней, она храбро шагнула внутрь.

Стены лифта были облицованы дымчатым стеклом. Алена уставилась на свое расплывчатое отражение, смотря и не видя. Хоть бы лифт поднимался долго-долго или вообще застрял!

— Мне назначено, — независимо сказала Алена в ответ на вопросительный взгляд секретарши. — Моя фамилия Арьева.

— Да-да, — предупредительно улыбнулась та. — Проходите, пожалуйста.

Когда Алена перешагнула порог Володиного кабинета, ей на секунду показалось, что сейчас она потеряет сознание.

Он сидел в директорском кресле за столом и листал какие-то бумаги. Наверное, очень интересные, если не сразу от них оторвался и лишь через минуту взглянул на Алену. Этот чисто начальственный прием неожиданно разозлил ее и придал силы.

— Между прочим, здравствуй, — громко сказала она, прошла через всю комнату и, не дожидаясь приглашения, уселась на мягкий кожаный диван.

Володя поднял взгляд — и с Алены сразу слетела вся уверенность. Глаза у него были совершенно больные. «Ты пришла добивать меня? — казалось, говорили они. — Так добивай. Я уже не в силах сопротивляться».

— Здравствуй, — выдавил из себя Володя.

Повисла тяжелая пауза.

— Извини, — тихо сказала потом Алена. — Я действительно пришла по делу.

— Да?

— По поводу того вашего совместного с французами проекта, о котором я писала.

— Да? — повторил он.

Подбежать бы к нему, обнять, прижать к груди эту темную голову! Алена незаметно впилась ногтями в ладонь, чтобы выдержать верно взятый ровный тон:

— Скажи, ты имел какое-нибудь отношение к выбору места строительства?

— Что ты имеешь в виду?

— Чья это была идея — строить на Волге в заповеднике — ваша или французов?

— Ну, — Володя опустил глаза, — можно поднять документацию… Кажется, мы им предложили на выбор несколько возможных мест, они выбрали это.

— Кажется? — переспросила Алена. — А поточнее?

— Это так важно?

— Да.

— Видишь ли, этим вообще-то занимался не я…

— А кто?

— Аникеев. На ранней стадии проект был целиком в его ведении, я подключился уже потом.

Алена вдруг почувствовала, что у нее гора с плеч свалилась. Чего-то в этом роде она и ожидала. Даже не просто ожидала — подсознательно знала, что Володя здесь ни при чем. Хотя, конечно, все равно это надо доказать…

— А что такое? — Володя наконец задал тот вопрос, который в нормальном состоянии должен был бы задать уже минут пять назад. — В чем все-таки дело?

Алена достала из сумки папку с документами и положила перед ним на стол:

— Вот, изучи.

Она сидела и наблюдала, как меняется его лицо по мере изучения бумаг. Наконец он оторвался от папки:

— Как это к тебе попало?

— Ты хочешь сказать, что ничего об этом не знал?

— Ну, разумеется, нет!

— Предположим, — медленно сказала Алена, — что я тебе верю. Но ведь другие могут и не поверить.

Володя приложил руку ко лбу:

— Сейчас не это важно. Как к тебе попали эти бумаги?

— Передал коллега.

— Коллега?

— Да. Позволь тебе напомнить, что я теперь тоже участвую в этой истории. Из-за своих хвалебных статей и дармовой поездки во Францию.

— Сейчас не это важно, — повторил Володя. — Если это подлинные документы, нужно немедленно остановить строительство и заморозить проект.

Несмотря на весь ужас ситуации, Алена вдруг почувствовала невыразимое облегчение. Да, иного она от него и не ждала! В первую очередь его волновали не деньги и не забота о собственной репутации.

— А это возможно? — вырвалось у нее.

Володя помолчал, потом с трудом выговорил:

— Конечно, скандала не избежать. Единственный способ — показать эти бумаги нашим компаньонам. А это…

Он не договорил, но Алена его поняла. Это означало гибель «Элиты».

— Что ты намерен делать?

— Ты можешь устроить мне встречу с этим твоим коллегой?

— Конечно.

— Когда?

— Хоть сейчас.

У них с Иваном была договоренность, что она может ему позвонить, и он подъедет в любое место и в любой момент.

— Хорошо. Давай я с ним встречусь, а потом поговорю с Аникеевым.

После обеда Элеонора Иосифовна взяла себе за правило непременно полежать час-полтора. Заснет она или нет — это уж как получится, но послеобеденный отдых в ее возрасте просто необходим. И заставить ее от него отказаться могло только нечто экстраординарное, из ряда вон выходящее.

Поэтому, услышав, как тренькнул звонок входной двери, она не двинулась с места: домработница откроет или Андрей. И кого это принесло в такое неурочное время?

Однако, услышав голос Аникеева, она приподнялась на локте и нащупала рукой лежащий на стуле шелковый халат. Видно, сегодня с послеобеденным отдыхом ничего не выйдет. Если муж так рано вернулся домой… Ровно выщипанные брови мадам Аникеевой озабоченно сошлись на переносице тонкой ниточкой, лоб прорезала ненужная поперечная морщинка.

Прожив бок о бок с мужем много лет, Элеонора Иосифовна понимала его не то что с полуслова — с полувзгляда. А иногда ей было достаточно просто звука шагов. Вот как сейчас.

Услышав в гостиной тяжелое шарканье по паркету, она сразу поняла — Всеволод Кириллович находится отнюдь не в лучшем расположении духа. Через секунду раздался осторожный стук в дверь спальни:

— Эля, ты спишь?

— Нет, Севочка, заходи, заходи.

Аникеев открыл дверь. Элеонора Иосифовна уже завернулась в халат и спустила ноги с широкой супружеской постели:

— Почему ты так рано? Что-нибудь случилось?

— Случилось…

Больше опытной супруге ничего объяснять не потребовалось. По выражению его лица она догадалась — произошло самое страшное.

Аникеев присел на край постели. Вид у него был не то что удрученный — просто убитый.

— Севочка, что? — осторожно спросила Элеонора Иосифовна. — Неужели кто-то пронюхал?

— Эти газетчики… — Аникеев грязно выругался, но жена сделала вид, что пропустила ругательство мимо ушей. Пусть хоть немного разрядится.

— Кто-то раскопал старые документы дубновского НИИ.

— Как?!! — Элеонора Иосифовна прижала руки к груди. — Ты же их купил!

— Очевидно, были дубликаты. Городецкий только что продемонстрировал мне отксеренные и заверенные копии.

— И что… Что он намерен делать?

— Этот идиот требует немедленного прекращения строительства.

— Но это невозможно!

— Мало того. Он хочет все рассказать французам!

Элеонора Иосифовна сжала губы:

— Этого нельзя допустить.

— Сам понимаю, не маленький!

У Аникеева от волнения клацнули зубы. Его жена встала с постели, прошла в дальний угол спальни, налила стакан минеральной воды из бутылки, стоящей на маленьком столике, и подала мужу. Потом присела рядом с ним. Ее полная холеная рука с длинными наманикюренными ногтями ласково легла на плечо Аникеева:

— Успокойся, Севочка. В конце концов, такой вариант мы предусмотрели, наняв эту актрисульку. Городецкий держит все важные документы в домашнем сейфе, ведь так?

— Так.

— Значит, их надо оттуда достать. Нет документов — нет и обвинения.

— Но если он будет настаивать…

— Севочка, твое слово значит столько же, сколько и его слово. Представим дело так, что Городецкому надоело содиректорство и он собрался прибрать «Элиту» к рукам. Обычная попытка скомпрометировать соперника.

— Ты думаешь, все еще можно поправить?

— Конечно! Разумеется, скандала не миновать, но его можно обернуть нам на пользу. Да что я тебе говорю, ты и сам все знаешь! Так что сегодня же вечером звони своей протеже. А остальное доделают Витя и Сережа.

7

День начался великолепно — Вику узнали в магазине!

Собравшись позавтракать, она вдруг обнаружила, что кончилось молоко. Кофе без молока Вика пить не могла. Осмотрев холодильник, Вика поняла, что нет не только молока — ни сыра, ни творога, ни яиц, вообще нечем завтракать. Пришлось, коря себя за непредусмотрительность, выскочить в ближайший магазин.

Молоденькая продавщица, которая уже точно год, а то и больше работала в этом отделе, в первый раз посмотрела на Вику не как на неодушевленный предмет, а как на нечто любопытное. Пока Вика перечисляла, какие продукты она собирается взять, девушка внимательно изучала ее лицо и потом спросила:

— Простите, это не вы играете в «Страстях под солнцем»?

«Страсти под солнцем» — так в конце концов назвали пресловутый сериал «Петр + Марк».

Вика улыбнулась:

— Я.

— Ох, — продавщица даже оторопела, — правда?

— Правда.

— Ну надо же! А в жизни вы еще лучше, чем на экране.

Вика про себя усмехнулась: комплимент явно был незаслуженным, по крайней мере сейчас. Она выскочила из дома даже не умывшись, в стареньких джинсах и футболке, волосы на затылке стянуты в конский хвост — тоже мне красавица! Но всегда приятно, когда тебя хвалят.

Продавщица продолжала ее жадно разглядывать:

— Нет, в жизни вы точно лучше! — наконец резюмировала она. — А скажите, много там будет серий?

Ох уж эта любовь нашего народа к серийности-многосерийности!

— Порядочно, — успокоила ее Вика и на всякий случай спросила: — А что, вам не нравится, когда много серий?

Продавщица всплеснула руками:

— Наоборот, чем больше, тем лучше!

Потом подумала и добавила:

— Правда, если честно, то вот на «Санту-Барбару» уже просто глаза не глядят — жуть как надоели они все! А вот «Гваделупе» — ничего, интересно… Хотя лучше всего была «Династия»! Кстати, а у вас тоже немного похоже на «Династию»…

Когда Вика возвращалась из магазина, у нее внутри все пело от радости. Ну надо же, как быстро! Только на этой неделе запустили первые серии, и уже такой результат! Настоящая популярность — это когда тебя узнают продавщицы и шоферы такси…

После завтрака Вика поехала к матери — обязательный еженедельный визит. Раз в неделю Викиной маме как научному работнику полагался творческий — или библиотечный — день, когда она должна была обдумывать свои новые идеи в области вирусологии. Вместо этого такие дни использовались для генеральной уборки и для встреч с единственной дочерью. В остальное время их жизненные ритмы решительно не совпадали.

Мать встретила Вику словами:

— Ну, дорогая моя, теперь в случае чего я буду просить тебя составить протекцию.

— В случае чего? — не поняла Вика Она чмокнула мать в щеку и прошла на кухню выгрузить из сумок продукты. Та пошла за ней, продолжая начатую тему:

— Все наши дамы просто обалдели, увидев тебя на экране. А наши мужчины, особенно молодые, мне проходу не дают, просят познакомить с дочкой.

— Мамочка, ты, как всегда, преувеличиваешь.

— Преувеличиваю… Но совсем чуть-чуть.

В общем, я в нашем НИИ действительно стала объектом повышенного внимания.

Вика заметила, что мать тоже смотрит на нее как-то по-другому. С большим уважением, что ли…

Да, жизнь была прекрасна и удивительна!

На репетиции «Антигоны» она чувствовала такой подъем, что даже «сделала» наконец-то очень трудное место во втором акте, которое ей никак не давалось. И даже Лешка Вишняков казался сегодня милым и обаятельным и почти совсем не пошлым.

А вот потом… День, начавшийся так славно, отнюдь не стал самым счастливым днем в Викиной жизни.

Все было как в тот самый, первый, раз. Так же после спектакля Вику, еще не успевшую разгримироваться, позвали к телефону. И голос Аникеева в трубке был так же вкрадчив и любезен:

— Какие у вас планы на вечер, Виктория Петровна?

Вика досадливо поморщилась: этот вечер у нее был одним из немногих свободных. Она уже предвкушала расслабляющую ванну, а потом валяние с книжкой на диване часов до трех ночи. И завтра утром — повезло! — ни съемок, ни репетиций. Можно вволю выспаться.

— Так какие у вас планы?

— Да особенно никаких, — вежливо сказала Вика. — Хотела немного отдохнуть.

— Чудесно! — сразу же оживился Аникеев. — Как насчет ужина в каком-нибудь уютном местечке?

— Вообще-то я собиралась домой… — начала Вика.

Но Аникеев словно не расслышал:

— Поужинаем и поговорим. А заодно отметим ваш успех. Кажется, сериал удался. По крайней мере моя секретарша второй день спешит к телевизору, а она в этом деле эксперт. По-моему, она просмотрела все сериалы подряд, без исключения, — и мексиканские, и аргентинские, и какие там еще бывают?

— Ну, нашего пока вышло всего две серии — маловато, чтобы говорить об успехе или неудаче, — вяло отозвалась Вика. Она поняла, что ужина не избежать.

— Ах, Виктория Петровна, Виктория Петровна, — попенял Аникеев, — вот уж не думал, что вы склонны к пессимизму. Наш с вами девиз — только успех! О неудаче не может быть и речи. Словом, жду вас через полчаса у служебного входа.

Ровно через полчаса Вика уже сидела на месте рядом с водителем в роскошной машине Аникеева. За рулем был он сам.

— Ну что, Виктория Петровна? Куда мы отправимся? Есть у вас какие-нибудь пожелания и предпочтения?

Аникеев казался вальяжно-добродушным, но Вика сразу почувствовала, что это лишь маска: внутри он напряжен и сжат, как стальная пружина. Ох, совсем не просто так он сегодня ее позвал. Неужели пришел момент расплаты? Она посмотрела на него и решительно сказала:

— Всеволод Кириллович, вы же явно хотели видеть меня по делу. Не проще ли изложить мне это дело сразу?

Аникеев поднял брови:

— Не понимаю…

— Все вы отлично понимаете. Вам от меня что-то нужно. Так скажите, что именно. У нас же деловое соглашение. И не надо вести меня в ресторан — вам же этого совсем не хочется.

— Но, Виктория Петровна…

— И мне не хочется, — не обращая внимания на попытку Аникеева ее перебить, продолжила Вика. — Честно говоря, я так устала, что просто мечтаю о том, как окажусь дома. Может быть, вы отвезете меня домой, а по дороге мы поговорим?

Аникеев усмехнулся:

— Ну и характер у вас, Виктория Петровна!

— Извините, уж какой есть, — отпарировала Вика и внутренне приготовилась отразить следующую атаку. Сейчас он начнет ее убеждать, что ужин в ресторане совершенно необходим, там Вика и расслабится…

Но, как ни странно, Аникеев не стал с ней спорить:

— Ладно, — машина плавно вырулила на Пушкинскую площадь, — домой так домой.

— Я живу у «Аэропорта», — сказала Вика.

Аникеев посмотрел на нее с откровенной насмешкой:

— Думаете, я не знаю? Я же деловой человек и наизусть помню адреса всех своих должников.

Вот как! Он ее числит в должниках? Такое начало не предвещало ничего хорошего.

— И много я еще осталась должна? — поинтересовалась Вика, стараясь не выдать своей тревоги.

— Виктория Петровна, — в голосе Аникеева прозвучали нотки укоризны, — зачем торговаться? Мы же не на рынке… И речь идет даже не о долге — «долг» слишком жесткое слово, — а об одолжении. Маленьком одолжении, которое вы мне окажете по дружбе. Ведь окажете?

Вика промолчала.

— Виктория Петровна?

Вика устало вздохнула, сдаваясь:

— Что я должна сделать?

— Я бы очень хотел, чтобы вы провели завтра часть дня вместе с нашей милой маленькой Катюшей. И не на ее территории.

— Не понимаю…

— Ну, пригласите ее куда-нибудь: в театр на репетицию, в кафе, просто прогуляться… Не мне вас учить.

— Зачем?

— Вы меня разочаровываете. Это некорректный вопрос, Виктория Петровна.

— Нет, я просто уточняю свою задачу.

— Мне нужно, — жестко сказал Аникеев, — чтобы завтра, в дневное время, квартира Городецких оставалась абсолютно пустой часа два-три.

Господи, ужаснулась про себя Вика. Что он задумал?

— Вы меня поняли, Виктория Петровна? Назначьте Кате встречу, а потом позвоните мне, сообщите, когда именно ее не будет дома. Договорились?

— А что, если, — медленно сказала Вика, — если я откажусь выполнить это «маленькое одолжение»?

Аникеев бросил на нее быстрый насмешливый взгляд:

— Виктория Петровна, вы играете не по правилам. Вы что же, решили, что, раз сериал пошел по экранам, роль за вами безусловно утверждена? Не думал, что вы так наивны. Во-первых, сценарий еще можно много раз переделать, и ваша очаровательная взбалмошная героиня погибнет, скажем, в автомобильной катастрофе.

— Только в двадцать шестой серии, — отпарировала Вика. — Поскольку двадцать пять уже отснято.

— Что ж, вы рассчитываете — и, кстати, правильно, — что к тому моменту вас будут узнавать на улицах. Но ведь, дорогая моя Виктория Петровна, вы сделали только первый шаг к успеху. Если вас дальше не станут раскручивать, этот шаг окажется и последним. А вы уж поверьте мне, в моих силах сделать так, чтобы вас перестали раскручивать. Навсегда.

Вот как, от уговоров Аникеев перешел к прямым угрозам! Вика в замешательстве молчала. Вероятно, это действительно в его силах. И тогда ей останется только поменять профессию.

Машина уже подъезжала к площади Тельмана.

— Ну так как, Виктория Петровна? Договорились или нет? — переспросил Аникеев.

И Вика кивнула. А что ей оставалось делать?

Вожделенного расслабления так и не получилось. Хотя Вика честно выполнила всю намеченную программу — приняла ванну, а потом улеглась в постель с романом Франсуазы Саган, — тревога не отпускала. На душе было смутно и гадко. Ей претило участие в аникеевских делишках, но способа вывернуться без потерь она не находила. Если бы выяснить, что он все-таки задумал! И времени у нее в обрез — меньше суток!

И вдруг Вика почувствовала такую тоску, такую безысходность, что чуть не разревелась. Господи, ей же даже посоветоваться не с кем! Мама? Но родители всегда жили своей жизнью, не пуская в нее дочь, и Вике как-то в голову не приходило, что должно быть иначе. Мама-подруга — это миф, придуманный доморощенными Макаренко. Ну, о проблемах на работе, о театральных интригах Вика еще могла бы ей рассказать, ее матушка — деловая женщина, может присоветовать что-нибудь умное. Но о том, что дочка влипла в полукриминальную историю… Об этом матери и заикаться нельзя! Вот если бы у Вики был муж…

В первый раз за всю свою двадцатипятилетнюю жизнь Вика пожалела, что все всегда решала сама. Она никогда не могла понять послушных жен. Фразы типа: «Ой, мне муж запрещает курить» или «ой, меня муж не пускает одну в отпуск» — вызывали у нее насмешливое недоумение. Ей хотелось спросить: «А ты что, не человек? У тебя своего мнения совсем нет? А если человек, то должна решать сама, что тебе можно, а что нельзя. И потом отвечать за свои поступки».

А вот теперь… Господи, был бы у нее муж, с каким удовольствием, она предоставила бы ему решение этой проблемы! Как сказал бы, так и сделала. Сказал бы — плевать на карьеру, даже если останешься без работы, я тебя всегда прокормлю… Муж — спина, стена, опора… Но у нее нет мужа.

«Да ладно, — одернула Вика саму себя. — Ну кто из моих знакомых в такой ситуации был бы спиной, стеной, опорой? Да никто!»

И тут почему-то перед глазами встало лицо чудного парня, с которым она познакомилась «На Лысой горе». Вот он бы смог… Рядом с ним было как-то удивительно надежно и спокойно. Даже странно — в таком настроении, в каком он был тогда, мужчины обычно раскисают, чуть не плачут. Девушка ушла к другому — серьезный удар по самолюбию. Нет, ему, конечно, тоже было несладко, но он не превратился в растекшееся мороженое. И еще думал, как этой девушке помочь выпутаться из каких-то неприятностей. Настоящий мужчина, за километр видно. Ну почему за Викой никогда такие мужчины не ухаживали! И почему она, дура несчастная, даже не спросила, как его зовут!..

Аникеева терзала бессонница. Он ворочался, перекладывал подушки и наконец, не выдержав, окликнул жену:

— Эля! Ты не спишь?

— Умный вопрос, — отозвалась из темноты Элеонора Иосифовна. — Нет, я сплю. Я еще не настолько стара и глуха, чтобы уснуть под такой аккомпанемент. Твои вздохи хуже любого храпа.

Ее голос был сух и сдержан. Иначе нельзя: если она сейчас начнет тоже охать и волноваться, страх Аникеева разрастется до невероятных размеров. Умная жена знала, когда надо проявлять заботу и сочувствие, а когда лучше охладить излишние страсти трезвой и даже жестокой иронией. А она умела быть спокойной и ироничной в любых ситуациях.

Аникеев приподнялся, а затем сел:

— Что за черт!

— Прими снотворное, Севочка, — невозмутимо посоветовала Элеонора Иосифовна.

— Не помогает. Я уже принял элениум.

— Прими двойную дозу. Тебе надо выспаться, чтобы завтра голова была свежей.

Аникеев ничего не ответил, откинул одеяло и свесил ноги с постели. Элеонора Иосифовна приподнялась на локте:

— Куда ты собрался?

— Никуда.

Он чуть-чуть помолчал, потом все-таки задал вопрос, который мучил их обоих:

— Эля, ты уверена, что мы все сделали правильно?

— Что ты имеешь в виду? — переспросила Элеонора Иосифовна, чтобы выиграть время и собраться с мыслями для ответа.

— Ты сама знаешь, — Аникеев передернул плечами. — У меня плохие предчувствия.

— Ну что еще такое?

— А если эта сучка-актрисулька не выманит Городецкую из квартиры? Помнишь, ты сама говорила, что она к ней привязалась, надо тактику менять…

— Ну, во-первых, тактику менять уже поздно, — Элеонора Иосифовна говорила медленно и рассудительно, в этой ситуации требовался только такой тон, — во-вторых, не забывай — своя рубашка всегда ближе к телу. Если нашей дорогой Виктории придется выбирать между семейным счастьем подруги и своей карьерой… Тут и думать нечего, понятно, что она выберет.

— Ты уверена? — снова спросил Аникеев.

— Уверена, — недрогнувшим голосом сказала верная жена. — Спи, дурачок. Спи.

Однако на душе у нее было неспокойно. Нехорошие предчувствия Аникеева словно передались Элеоноре Иосифовне. И когда Аникеев наконец уснул, она продолжала лежать без сна и обдумывать возможные ходы отступления.

Элеонора Иосифовна не ошиблась в своих расчетах. Промучившись почти всю ночь, наутро Вика все-таки позвонила Кате и назначила ей свидание в одиннадцать у служебного входа в свой театр.

8

Катя застегнула наконец непослушную молнию на джинсовом комбинезоне и критически осмотрела себя в зеркале. Вообще-то живот уже видно — вон как некрасиво выпирает! И эти пятна на скулах… Она с досадой приблизила лицо к стеклу. Как ни запудривай, а видно, все равно видно! К тому же эта дурацкая жара! Она всегда любила жару, а теперь, из-за беременности, жара ее просто изнуряла. «Господи, — подумала Катя, — и человека еще называют венцом творения! Как все неудобно — несчастные женщины маются целых девять месяцев, прежде чем кого-то родить. Вот кошки счастливые, два с половиной месяца с пузом ходят — всего ничего!» На два с половиной месяца и Катя была бы согласна.

Наклонившись, чтобы завязать шнурки на тряпочных тапочках — другая обувь теперь Кате не подходила, ноги отекали, — она тяжело вздохнула. Через какое-то время она, наверное, и наклониться-то сама не сможет… И Катя снова позавидовала кошкам. «Правда, — пришло ей в голову, — не у всех животных процесс обзаведения потомством легче, чем у нас. Ведь есть еще и слоны… Слонам гораздо хуже. Слонихи страдают, кажется, два с половиной года… Бедные, бедные!» Кате стало ужасно жалко слоних.

Эти слоново-кошачьи размышления нужны были Кате, чтобы не задумываться о том, что ее по-настоящему тревожило.

Вчера Володя пришел домой очень поздно. Так поздно, что Катя уснула, не дождавшись, — в первый раз за все время своей семейной жизни. Наверное, сказалось ее состояние, Катю все время одолевали приступы сонливости. В общем-то, ничего страшного. И Володя, очевидно, решил не будить жену и лег спать в гостиной на диване. Тоже в первый раз. И тоже ничего страшного. Но он и ушел сегодня, можно сказать, ни свет ни заря. Утром, когда Катя проснулась — где-то около девяти, — он заглянул в спальню, спросил, как она себя чувствует, и сказал, что уже убегает по делам. А вид у него при этом был… Ох, ни разу Катя не видела своего уверенного в себе и спокойного мужа таким подавленным. И ей он ничего рассказать не захотел… При этой мысли на Катины глаза невольно навернулись слезы.

«Вот опять, — Катя досадливо поморщилась и смахнула слезинку рукой, — опять! Ну что ты ревешь! Сегодня вечером он все тебе расскажет, не сомневайся! Просто так получилось».

Утро, которое началось так неудачно, немного скрасил Викин звонок. Вика звала посмотреть прогон нового спектакля. Катя сначала хотела отказаться, но потом подумала и согласилась. Уж лучше она сходит куда-нибудь с Викой, чем лить слезы в одиночестве. И время до вечера быстрее пройдет. Кроме того, скоро она станет такой толстой и безобразной, что просто стыдно будет показаться на люди. Так что сейчас нужно пользоваться каждым случаем выйти в общество.

Поймав себя на этой мысли, Катя улыбнулась сквозь слезы. Вот вам результат дружбы с Викой — полгода назад она бы ни за что так не подумала. Ей и не надо было никуда выходить, не тянуло. А теперь тянет. Ей нравится сидеть в актерской компании за кулисами, слушать легкомысленный треп и комплименты, нравится ходить «На Лысую гору», нравится, когда ей говорят комплименты, нравится чувствовать, что она нравится… И осознала это Катя не так давно, месяц назад, может быть, полтора.

Нет, Катино чувство к мужу не изменилось, она по-прежнему любила Володю. Хотя… Не совсем по-прежнему. Просто до Кати (благодаря Вике) потихонечку стало доходить, что жизнь может быть и лучше, и богаче, и, помимо любви, в ней есть и другие заботы и радости.

По дороге к метро Катя почувствовала, что несколько переоценила свои силы. Хотя день еще не наступил, ей казалось, что с каждой минутой жара словно прибывает. Вообще-то можно было бы позвонить Володе и попросить у него машину, но сегодня Кате не хотелось этого делать. Конечно, он будет недоволен, что она все-таки поехала на метро — в ее-то состоянии!..

Дорога от дома до «Отрадного» занимала чуть больше десяти минут — если обычным шагом. Но сейчас Катя шла медленно, стараясь не утомиться. В какой-то момент она даже хотела вернуться и позвонить Вике, что свидание отменяется, но потом передумала. Ничего страшного. Она просто в последнее время слишком мало двигается, и прогулка пойдет только на пользу. И ей самой, и ребенку.

Однако в метро ей стало хуже. Основной поток народа уже схлынул, но все равно было слишком многолюдно. Места ей, конечно, никто не уступил — живот еще не слишком заметен. Вот глупость какая! Ведь именно сейчас ей так тяжело стоять! Но не будешь же подходить к людям и объяснять, что ты беременная… А тут еще на Петровско-Разумовской в вагон ввалились дурно пахнущие тетки с тюками. Может быть, в нормальном состоянии Катя бы просто слегка поморщилась и отодвинулась, но сейчас запах немытого тела вызвал у нее непреодолимый приступ тошноты. Зажав рот платком, она выскочила на платформу через уже закрывавшиеся двери. В глазах потемнело, она прислонилась к колонне. Ноги отказывались ее держать, и Катя медленно сползла вниз.

Когда Катя очнулась, то обнаружила себя сидящей на полу. Над ней склонилась женщина в синем форменном пиджаке. Лицо у служащей было скорее недовольным, чем озабоченным, и она довольно грубо трясла Катю за плечо:

— Девушка, что с вами?

— Что? — переспросила Катя.

— Что, говорю, случилось?

— Ничего, ничего… Просто мне, кажется, стало плохо.

Взгляд женщины слегка смягчился:

— Плохо? Может быть, вызвать «Скорую»? — уже участливо спросила она.

— Нет, — Катя помотала головой, — нет, спасибо. Я сейчас, сейчас…

Она попробовала встать, опираясь рукой на колонну. С трудом, но получилось. С другой стороны ее поддерживала служащая.

— Идти-то сама сможешь?

— Смогу, спасибо. Сейчас посижу минутку здесь, на скамейке, и все пройдет.

Н-да, конечно, грустно подумала Катя, ни о каком просмотре не может быть и речи. Ее все еще мутило. До дома бы добраться благополучно. Что ж, потом придется позвонить Вике и извиниться.

Однако прошла минутка, и другая, и пять минут, а Катя все еще не чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы двинуться с места. «Ну что ж, — решила она, — раз мои дела так плохи, надо выйти наверх и поймать машину. Ясно, что от метро до дома я не дойду».

Еще через пять минут она уже смогла встать и потихонечку побрести к эскалатору.

В машине ей стало немного легче. Ветер из окна обдувал лицо, тошнота прошла. Катя даже пожалела, что вернулась. Впрочем, лучше все-таки не рисковать.

Расплатившись с водителем, доставившим ее к самому подъезду, Катя неторопливо поднялась на свой этаж. Сейчас она позвонит Вике в театр и извинится. А может быть, Вика сама к ней приедет? Вот было бы славно! Они бы посидели, поговорили… А то со съемками этого сериала у Вики совсем не бывает свободного времени. Правда, играет она здорово. Катя, вообще небольшая любительница такого рода кинопродукции, этот сериал начала смотреть из-за Вики и уже втянулась. Забавно, если Вика останется у нее до вечера и они вместе посмотрят очередную серию. Вика на экране — и та же Вика в соседнем кресле…

Ключ в замке не поворачивался. Катя подергала его сначала в одну сторону, потом в другую и вдруг обнаружила, что дверь не заперта. «Ну я и растяпа, — подумала она. — Или это просто беременность так действует?» Впрочем, с ней и раньше такое случалось. Тетя Инна не раз ей выговаривала за такое легкомыслие. Но в новом доме с домофоном это не так страшно, все равно чужой сюда не попадет.

Она толкнула дверь и вошла в коридор своей квартиры. Прислушалась — вроде все тихо-спокойно… Не снимая обуви, она прошла на кухню, чтобы выпить минералки — страшно хотелось пить. Достала из холодильника бутылку. И в тот момент, когда она наливала себе в высокий стакан ледяную жидкость, уже предвкушая ее вкус во рту, сзади на нее обрушился страшный удар. Перед Катиными глазами мелькнула какая-то яркая вспышка, и затем — темнота… Стакан выпал из ослабевших пальцев. Звякнуло разбитое стекло, и вода медленно потекла по плиткам кухонного пола.

Вика нетерпеливо поглядывала на часы. Катя опаздывала уже минут на пятнадцать. На нее это не похоже, прогон вот-вот начнется, а Катя обычно приезжала задолго до начала. Она любила смотреть репетиции, особенно генеральные, когда все как на настоящем спектакле, только зрителей в зале нет.

Вику страшно мучили одновременно беспокойство за подругу и нечистая совесть. Она все-таки смалодушничала, сделала, как велел ей Аникеев, и теперь терзалась. «Ну ладно, — пыталась Вика уговорить себя, — ведь Аникеев копает не под Катю, а под Катиного мужа. А он заслуживает любых неприятностей, какие могут свалиться на его голову». Володино предательство она переживала очень сильно. Предательство — единственная вещь, которую Вика простить не могла, и у нее были на то причины. Когда-то, много лет назад, ее тоже предали… Впрочем, сейчас это неважно. Где же Катерина?

Постояв еще немного у служебного входа, Вика поднялась наверх и набрала номер телефона Городецких. Трубку никто не снимал. Она ждала — нет, никого нет дома, сплошные длинные гудки…

На всякий случай Вика зашла в зал. Может быть, Катя как-то прошла через главный подъезд? В театре ее уже знали, могли пропустить.

Шел прогон новой постановки «Трех мушкетеров». Точнее, не новой, а возобновленной: лет десять назад этот спектакль-мюзикл пользовался громадным успехом, потом его почему-то сняли, а теперь решили поставить заново. Вика в нем занята не была, хотя про себя считала, что с успехом могла бы спеть кого угодно: хоть миледи, хоть королеву, хоть Констанцию. Она вошла в зал как раз в тот момент, когда на сцене разыгрывался знаменитый дуэт Бекингема и королевы.

«Ах, все на свете против нас — и люди, и пространство…» — пела Лялечка Фиалкина, которой в качестве компенсации за «Антигону» отдали королеву. Вика чуть-чуть послушала и утвердилась в мнении, что петь Лялька совсем не умеет — так же, как и играть. Но зато в зале сидел ее знаменитый папаша — вон как угодливо склоняется к нему режиссер, смотреть противно!

Но Кати в зале не было.

Вика еще раз попробовала позвонить — опять длинные гудки. Теперь уже она встревожилась не на шутку. Что-то явно случилось. Вика решила съездить к Кате домой.

Сначала она направилась было к «Охотному Ряду», но потом поняла, что просто не выдержит долгой дороги в самом лучшем в мире метрополитене, и стала ловить машину.

Через полчаса Вика стояла у подъезда дома в Отрадном, где жили Городецкие, и нажимала кнопки домофона. Никто не отвечал.

Но так просто уйти Вика не могла. У нее было какое-то нехорошее предчувствие, и из-за него — уверенность, что ей необходимо добраться до квартиры Городецких. Оставалось ждать, пока выйдет или войдет кто-нибудь из жильцов дома.

На Викино счастье, через пять минут дверь подъезда распахнулась, пропуская на улицу девочку лет десяти с коричневым пуделем на поводке. Воспользовавшись оказией, Вика проскользнула внутрь.

Дверь Катиной квартиры была приоткрыта. Вике стало страшно. На миг даже мелькнула здравая мысль позвонить соседям и войти в квартиру вместе с ними. Вика уже протянула руку к кнопке звонка, но все-таки решила сама сначала выяснить, в чем дело.

Она осторожно вошла внутрь, оставив входную дверь раскрытой настежь — на всякий случай, и громко позвала:

— Катя!

Нет ответа.

— Катюша, ты дома?

В недрах квартиры — гробовая тишина.

Вика заглянула в гостиную, в спальню — никого. Все вроде бы на местах, никакого разгрома, никаких следов ограбления… Тогда она прошла на кухню.

То, что она там увидела, заставило ее застыть в ужасе, лишив дара речи. Катя лежала на полу рядом с холодильником в неестественной позе: как-то боком, правая рука вывернута за спину, голова откинута, — и под ней растекалась громадная кровавая лужа.

Придя в себя, Вика бросилась на колени перед этим худеньким телом. Глаза у Кати были закрыты, в лице — ни кровинки, но она, несомненно, была жива. Она дышала.

Вика бросилась к телефону, вызвала «Скорую», потом опять села на пол рядом с Катей, осторожно положила ее голову себе на колени. Катя по-прежнему была без сознания.

Сначала Вика хотела перенести ее в спальню, но потом сообразила, что у нее просто не хватит на это сил. И, кроме того, неизвестно, какие у Кати внутренние повреждения. Так что до приезда врачей лучше ее не трогать. Лучше уж она посидит с ней вот так…

«Скорая» приехала на удивление быстро. Хмурый молодой врач, быстро осмотрев лежащую девушку, констатировал:

— Сильный удар по голове. Вероятно, тяжелым тупым предметом. И кровотечение, вероятно, маточное, вследствие падения. Вы ей кто?

— Подруга. Понимаете, мы должны были встретиться, она не пришла, я приехала к ней домой и нашла ее вот так…

— Вы давно здесь?

— Минут двадцать, не больше.

— Так… Милицию уже вызвали?

— Нет… — растерянно сказала Вика.

Почему-то ей и в голову не пришло вызвать милицию.

— Так вызовите, — приказал врач.

— Как?

— По телефону 02.

— Но я бы хотела поехать с Катей! Я должна знать, как она!

— У нее кто-нибудь есть?

— В смысле?

Врач поморщился от Викиной недогадливости:

— Ну, с кем она живет? Муж, родители — кто-нибудь?

— Муж…

— Так вызовите мужа!

Вероятно, он был удивлен, что приходится объяснять такие простые вещи, но Вика совсем ничего уже не соображала.

Два дюжих санитара положили Катю на носилки и понесли вниз. Вика, как сомнамбула, пошла следом.

Врач повнимательнее взглянул на нее, остановился и крепко взял Вику за руку:

— Послушайте, — громко и внятно сказал он. — Вам нужно остаться здесь и вызвать родственников и милицию. Понимаете?

Вика тупо смотрела на него:

— Я поеду с Катей…

— На здоровье, дождитесь кого-нибудь и приезжайте в больницу. Но надо, чтобы сюда кто-то приехал. Понимаете?

— Да…

— Муж ее где, на работе?

— Да…

— Телефон знаете?

— Да…

— Так позвоните ему!

Он явно хотел добавить «черт побери», а может, что и покрепче, но сдержался.

— Позвоните?

Вика кивнула.

— Вот и отлично!

Врач с облегчением выпустил Викину руку и пошел к двери. Вика секунду смотрела ему вслед, потом сорвалась и побежала за ним:

— Подождите! А в какую больницу вы ее повезете?

— В одиннадцатую, здесь недалеко.

Володин номер на работе не отвечал. Вика дозвонилась до секретарши, довольно сумбурно рассказала о случившемся и попросила, чтобы та нашла своего босса и как можно скорее отправила его домой.

Приехала бригада из милиции. Вика была для них совершенно бесполезна — она все равно не могла сказать, пропало что-нибудь из квартиры или нет. Так, на первый взгляд, все вроде на своих местах… Не дожидаясь приезда Володи, она оставила милиционеров хозяйничать в его доме и бросилась в больницу.

Одиннадцатая больница оказалась родильным домом. Вика, даже не слишком удивившись, сообразила пойти в приемный покой и спросить, куда поместили только что поступившую больную Городецкую. Оказалось, что сейчас она в операционной. Нужно подождать часа два, потом выйдет врач и все расскажет.

Вика уселась на жесткий больничный стул, обитый черной клеенкой. Она будет здесь ждать столько, сколько потребуется, хоть до второго пришествия.

Володя возвращался к себе в офис мрачнее тучи. После встречи с Иваном картинка вырисовывалась крайне неприглядная. Документы действительно были подлинными — правда, вторые экземпляры, но это неважно. И предъявил их Ивану не кто иной, как довольно известный биолог, председатель Народного экологического общества. На этого биолога Аникеев жаловался и раньше — мол, популист несчастный, чтобы привлечь внимание к своей персоне, пытается подсидеть «Элиту». И Володя ему поверил. Ну да, сначала у общества действительно были какие-то смехотворные претензии, а теперь они вон что раскопали… Популист их председатель или не популист, действовал он в своих интересах или бескорыстно — это уже не важно. Важно, что там, в заповеднике, действительно радиоактивная свалка. И строить там в ближайшие пятьдесят лет ничего нельзя…

Вчера Аникеев, разговаривая с Володей, пытался от всего откреститься. Сначала настаивал на том, что он ничего не знал, потом, прижатый к стенке напоминанием, что именно он, Аникеев, настоятельно рекомендовал французам этот участок, сменил тактику. Мол, подлинность документов недоказуема, все, что в папке, — клевета и компромат.

Сейчас Володя собирался с силами перед новым раундом борьбы со своим компаньоном — теперь уже, наверное, бывшим. В одной связке с таким человеком он никогда не станет работать.

Нет, Городецкий не был бесстрашным поборником справедливости, рыцарем без страха и упрека — тогда бы он никогда не стал тем, кем он стал — директором крупной фирмы. Бизнес всегда предполагает компромиссы. Но Володя никогда не шел по трупам, даже в переносном смысле слова. А сейчас Аникеев хочет идти по трупам буквально. Потому что неизвестно, сколько народу умрет от рака или других болезней после «оздоровительного отдыха» в новом туристском комплексе. И чтобы этого не произошло, Городецкий готов был дойти до суда. Деловой репутации это, безусловно, повредит. Но пусть его лучше посчитают недальновидным и доверчивым, чем он станет убийцей ни в чем не повинных людей.

Однако как только Городецкий перешагнул порог своей приемной, взволнованная секретарша сразу сообщила:

— Владимир Сергеевич, вам только что звонили. С вашей женой что-то случилось, она в больнице… И еще вас просили срочно приехать домой, у вас в квартире почему-то милиция.

Володя побледнел.

— Что с Катей? — напрочь проигнорировав информацию о милиции, быстро спросил он. — В какой больнице, сказали?

— В одиннадцатой, рядом с вашим домом, — ответила секретарша. — И еще, Владимир Сергеевич…

Но Володя ее уже не слышал. Не дожидаясь лифта, он побежал вниз по лестнице.

9

Алена в нетерпении уже почти час мерила шагами редакционную комнату.

— Ну что ты ходишь как маятник? — не выдержала наконец Оля. — Сядь, отдохни, выпей кофе!

— Нервничаю, — виновато отозвалась Алена. — Мне должны позвонить и не звонят.

— Велико дело! — фыркнула Оля. — Позвони сама.

— Звоню — никто не берет трубку.

Алена на самом деле уже несколько раз звонила Ивану и даже один раз — Володе на работу. У Ивана никто не отвечал, а Володина секретарша вежливо ответила, что господин Городецкий на переговорах. И Алена даже знала, на каких переговорах. Володя встречался с Иваном.

«Господи, ну сколько можно! — взмолилась про себя Алена. — Ну что они так долго обговаривают!» Она уже жалела, что отказалась пойти вместе с Иваном Но, с другой стороны, лишний раз видеть Володю, уже чужого и недоступного, — выше ее сил. С нее вполне хватит и вчерашнего визита.

И Алена опять прошлась из угла в угол. Оля с состраданием посмотрела на нее:

— Слушай, не изводись. Если не можешь расслабиться здесь, поезжай домой. Я скажу, чтобы тебе перезвонили туда. Могут?

— Могут. Но как же…

— Проку от тебя все равно никакого, только мне мешаешь. Я из-за твоих хождений никак не могу сосредоточиться.

А может, и правда лучше уехать? Дома, как известно, и стены помогают…

— Знаешь, — решилась Алена, быстренько собравшись, — я, пожалуй, действительно пойду.

Однако и дома покоя ей не было. Иван не звонил. Алена набралась храбрости и еще раз позвонила в офис «Элиты». Голос Володиной секретарши был странно-встревоженным:

— Владимир Сергеевич уехал домой.

— Но я… Почему домой? — растерялась Алена.

— Вам было назначено на сегодня? — осведомилась секретарша.

— Нет. Но он должен был мне позвонить по делу.

— В таком случае примите его извинения. У него непредвиденные домашние осложнения, он перезвонит вам завтра. Если вы оставите телефон…

Дальше Алена не стала слушать и повесила трубку. Неприятности? Какие неприятности?

Секунду поколебавшись, она набрала номер Володиного домашнего телефона. Он ответил сразу, после первого же гудка.

— Здравствуй, — нерешительно сказала Алена, — это я.

— Да? — Голос у него был какой-то чужой.

— Я звонила на работу, но тебя не было.

— Правильно, меня не было. Я только что из больницы.

Алена почувствовала, как у нее внутри побежал холодок и засосало под ложечкой. Ведь не зря, не зря она весь день места себе не находила!

— Что-то случилось? — осторожно спросила она.

— Кое-что, — жесткий смешок на том конце провода. — Из-за ваших игр мою жену чуть не убили.

— Как?!

— Ударом по голове.

— Как?

— Очень просто. Залезли в квартиру за этими треклятыми документами, а тут она неожиданно вернулась домой.

— И документы пропали? — невзначай вырвалось у Алены.

Аленин неловкий вопрос его просто взбесил:

— Тебя именно это волнует? Да, пропали, пропали. Ну и черт бы с ними! Ты понимаешь, что из-за них Катя могла погибнуть!

Могла, подумала Алена. Могла, но ведь не погибла. Чего же ты так на меня кричишь, я-то здесь при чем? И тут же устыдившись этой мысли, она быстро спросила:

— И… что с ней сейчас?

— Слава Богу, она жива. А вот ребенок — нет. Так что можешь радоваться.

Господи, да что он такое говорит! Ей — и радоваться??!

— Володя!

— Ну что — Володя? Что?

— Опомнись, Володя!

— Опомниться? Мне надо было опомниться, когда я связался с тобой!

Сколько в его голосе злобы и отчаяния!

— Володя… — голос Алены упал до шепота. Да и что она могла сказать…

Алена медленно положила трубку на рычаг.

В дверь позвонили. «Наверное, Иван», — бесцветно подумала Алена и пошла открывать. И точно — это был Иван.

— Ну что, красавица, — весело сказал он прямо с порога, — заждалась небось новостей? Так вот, наши дела идут на лад. Тебе не придется ничего писать — Городецкий сказал, что все возьмет на себя. Он готов хоть до суда дойти! Знаешь, я его даже зауважал — сильный мужик!

— Он никуда не дойдет, — сказала Алена. — Сегодня у него украли нашу папку и при этом чуть не убили жену.

Иван остолбенел:

— Шутишь?

Алена устало усмехнулась:

— Ничего себе шуточки…

— Да я с ним два часа назад расстался!

— Вот пока вы с ним договаривались, все и произошло.

Алена прошла на кухню за сигаретами. Она чувствовала себя совершенно опустошенной, выжатой, как лимон. Словно… Ну да, словно у нее внутри звенящая и гулкая пустота. Господи, как она устала!

Иван пошел за ней.

— Сварить тебе кофе? — осторожно спросил он.

— Нет, спасибо.

Алена курила, отвернувшись к окну. Иван постоял немного у нее за спиной, не зная, что делать, потом уточнил:

— Документы точно пропали? Все?

— Не знаю, — сказала Алена, не оборачиваясь. — Думаю, что все. Глупо было бы оставить часть на развод.

— Жаль. Вероятно, это дело рук компаньона Городецкого. Землю-то он купил по дешевке, как бросовую, а с французов стребовал стоимость земли настоящего заповедника. Плюс ко всему, по некоторым данным, получил от тамошнего мэра довольно солидную взятку.

— Что же, теперь его никак нельзя прижать? — равнодушно поинтересовалась Алена. Заповедник, строительство и французы ее вообще перестали интересовать. В голове у нее снова и снова прокручивался разговор с Володей. Ясно, что теперь уж все кончено. Окончательно и бесповоротно. Ну почему, почему он во всем винит только ее?

— Почему же? Строительство точно можно будет заморозить. Стоит только французов попросить сделать пробы земли на радиацию, как они тут же унесут ноги из этого «благословенного уголка». Причем очень быстро. Правда, с «Элиты» потребуют громадную неустойку, но, если удастся доказать, что всю сделку с начала до конца проворачивал Аникеев…

Тут Иван заметил, что Алена его почти не слушает. Он оборвал свои пояснения на полуслове.

— Я все-таки сварю тебе кофе? — сказал он тоном полувопроса-полуутверждения и взялся за джезве.

Когда кофе закипел, Иван снял джезве с огня, поставил на стол чашку, сахарницу и обернулся к Алене.

— Знаешь, я, пожалуй, пойду, — неожиданно сказал он.

— Иди. — Алена по-прежнему курила, глядя в окно.

— Я тебе точно больше не нужен?

Алена наконец обернулась. Увидев накрытый стол, она постаралась благодарно улыбнуться, но улыбка все равно вышла кривой:

— Нет. Спасибо, нет.

Иван вышел из ее квартиры, осторожно прикрыв за собой дверь. Вряд ли он еще когда-нибудь сюда вернется.

Он медленно шел к метро, подставляя лицо легкому прохладному ветерку. После жары вечер особенно хорош, и даже Москва не кажется такой невыносимо пыльной, как днем. Впрочем, здесь все-таки окраина…

В метро спускаться не хотелось. Иван присел на лавочку под раскидистой липой, достал сигареты и закурил.

Надо же, а ведь он действительно чуть не сделал величайшую глупость в своей жизни — чуть не женился на Алене! И жили бы они друг с другом бок о бок — два совершенно чужих человека, связанные только бытом и рассудком. Может быть, и неплохо бы жили, не ссорились, не скандалили, не ревновали… Многие так живут, и ничего. И он, дурак, убедил себя, что это-то и будет счастливым браком! Во всем они с Аленой друг другу подходили, не хватало только маленькой малости — любви. А без любви все остальное — ничто. И Алена, молодец, это поняла раньше, чем он. Впрочем, ничего она не поняла, просто она влюбилась. Какое счастье, что она влюбилась! Потому что и до Ивана наконец дошло, что нужна-то ему вовсе не Алена. И, кажется, он почти что познакомился с женщиной, которая ему действительно нужна…

На следующий день у Вики с утра были съемки. Может быть, оно и к лучшему — иначе Вика это время провела бы под окнами Катиной палаты.

Вчера они с Володей, бледные и измученные, на пару сидели в приемном покое, дожидаясь конца операции. Потом к ним вышла пожилая докторша. Вид у нее был усталый и какой-то неопрятный, — может быть, потому, что из-под шапочки выбились седые пряди волос.

— Ну что? — Вика и Володя спросили это почти хором. — Как она?

Докторша пожала плечами:

— Ничего страшного. Правда, потеряла много крови.

— А… — начала было Вика и тут же замолчала.

— Ребенка спасти не удалось, — сухо сказала докторша. — Что вы хотите, мы же не волшебники…

Володя упал на стул и обхватил голову руками:

— Это я во всем виноват… Я.

Вика робко приблизилась и погладила его по волосам:

— Не надо так. Не надо себя винить.

— Ты не знаешь, — глухо сказал Володя. — Я не об Алене. Тут другое, совсем другое…

Вика покачала головой. Уж кто-кто, а она-то знала все слишком хорошо.

Сегодня, едва освободившись, Вика опять помчалась в больницу. Слава Богу, вечером в театре она не занята, может, ее и к Кате пустят. Посидеть, поухаживать за ней.

Накупив всякой всячины — персиков, раннего винограда, шоколадный набор, — Вика появилась в приемном отделении. Володя уже был там. Они приветливо поздоровались, словно между ними никогда и не пробегала черная кошка. Вика со своей передачей сунулась в окошко к дежурной нянечке, получила свою дозу ворчания на тему «хождений в неурочное время» и уселась рядом с Володей.

— Что, сегодня к ней так и не пустят?

Володя пожал плечами:

— Похоже, что нет.

— А зачем ты тогда сидишь?

— Жду врача. Может быть, все-таки удастся договориться.

— А-а, — протянула Вика. — Ну, тогда я с тобой. Можно?

— Конечно.

Некоторое время они сидели молча.

— Вика… — нерешительно сказал вдруг Володя, — я понимаю, что сейчас не время и не место об этом говорить… Но, знаешь, прости ты меня… за тот случай. Я понимаю, почему ты тогда так поступила. Ты любишь Катю и хотела сделать как лучше.

— Да нет, — Вика чуть усмехнулась кончиками губ, но глаза ее были серьезны и печальны. — Это ты меня прости. Моя вина гораздо больше, чем ты думаешь.

— Не понимаю…

— Конечно, не понимаешь. — Вика внезапно решилась и бросилась в объяснения, как в омут. Сразу и с головой. — Ты знаешь, почему я подружилась с Катей? Меня «навел» на нее твой компаньон.

— Кто?!

Володя даже привстал.

— Ну да, да, Аникеев. Он предложил мне сделку — я завязываю приятельские отношения с твоей женой, втираюсь к ней в доверие, а за это мне — роль в «Страстях под солнцем». Я же была «подсадной уткой», правда, довольно дорогой!

Вика проговорила все это почти в истерике, чуть не плача.

Володя сначала ничего не понял:

— Слушай, ну что ты городишь? Ведь ты же была их невесткой, ты была замужем за Андреем! Или…

Тут до него наконец что-то начало доходить.

— Погоди-ка, — спросил он, пристально глядя на Вику, — ты действительно была замужем за Андреем?

— Господи, ну конечно, нет! — выкрикнула Вика, совершенно забыв, что она находится в приемном покое больницы и здесь положено говорить тихо. — Конечно, нет! Все это подстроили твой Аникеев и его жена!

— А может быть, все-таки твой Аникеев? — зло прищурившись, процедил Володя. На него было страшно смотреть.

Но Вика на эту реплику внимания не обратила — ее душили слезы. Истерика перешла в бурные рыдания.

Володя подождал, пока потоки слез сменятся более или менее редкими всхлипываниями, и продолжил допрос:

— И что же Аникеев от тебя хотел?

Вика посмотрела на него и сразу горько пожалела о своей откровенности. Таким злым и жестоким она Катиного мужа не то что не видела, просто не представляла, что он может таким быть. Темные брови сошлись на переносице, глаза из синих стали стальными, взгляд — колючим и неприязненным.

— Так чего же он от тебя хотел? — жестко спросил Городецкий. — Каковы условия сделки?

— Теперь не все ли равно?

— Нет уж. Начала говорить, так досказывай до конца.

Вика мысленно махнула на все рукой. В конце концов, правда все равно так или иначе выплывет наружу, так почему не сказать ее сейчас?

— Я должна была, — начала она ровным голосом, — под любым предлогом выманить Катю вчера из дома. Мы договорились встретиться в театре, она не пришла. Тогда я поехала к вам в Отрадное и нашла ее без сознания на полу на кухне.

Городецкий заходил из угла в угол.

— Вероятно, она за чем-то вернулась, и тот, кто пришел за документами, решил избавиться от свидетеля, — пробормотал он.

Вика услышала его слова:

— Вероятно…

Тут он остановился прямо перед Викой, навис над ней как скала:

— Я не понимаю, что ты здесь делаешь. После всего у тебя еще хватает совести приходить сюда и смотреть мне в глаза?

— Я пришла к Кате, — негромко сказала Вика, — а не к тебе.

— Тем более. После того, как она по твоей вине лишилась ребенка… Знаешь, для этого надо быть совсем циничной и бессовестной мразью.

— Что?

— Циничной и бессовестной мразью, — четко повторил Городецкий. — И если ты воображаешь, что все это останется в тайне, то ошибаешься. Уж Катерине я-то точно все расскажу. Хорошенькую она нашла себе подружку!

После таких слов Вике ничего не оставалось, как повернуться и уйти.

10

Так скверно Вике, пожалуй, не было никогда в жизни. Она чувствовала себя предательницей, ничтожеством, последней дрянью. А ведь когда-то — совсем недавно — она считала, что ко всему этому готова. Что главное для нее — театральная и киношная карьера, деньги, слава, а главное — независимость, которую деньги и слава приносят. Что ради достижения цели можно пойти на все.

Оказывается, не на все.

Оказывается, ее успешная карьера могла стоить человеку жизни. И кому! Ее, по сути, единственной подруге!

Даже в детстве Вика никогда не дружила с девочками. Ей были непонятны их дурацкие секреты и увлечения: какие-то фантики, стеклышки, собирание всякой ерунды вроде аптечных пузырьков или ломаных грифелей цветных карандашей. Девочки ее раздражали своим нелепым хихиканьем по любому поводу, поджатыми губками, идиотскими обидами на то, что следует пропускать мимо ушей, и игнорированием того, что действительно обидно. То ли дело мальчишки! С ними всегда все понятно. И проблемы решались просто: чуть что не так — можно было схлопотать по шее и самой дать сдачи.

Вика никогда не играла в куклы и не занималась рукоделием. Может быть, поэтому она и готовить не любила. И лет до четырнадцати она и не помышляла, что станет актрисой — актрисой, какая ерунда! Как и ее друзья-мальчишки, Вика зачитывалась боевиками и фантастикой — Шекли, Брэдбери, Артур Кларк, Роберт Хайнлайн… И, конечно, братья Стругацкие. Она видела себя в будущем чем-то вроде Максима Каммерера из «Обитаемого острова».

Однако лет в двенадцать до нее начала доходить простая истина: мир совсем не такой, каким его описывают писатели. Что подвиги и приключения увлекательны только на страницах любимых книг, а в далекий космос в ближайшие сто лет никто лететь не собирается. Разочарование было ужасным, но быстро забылось.

Может быть, потому, что ближе к четырнадцати внезапно стало ясно — подвиги и приключения — ерунда. И Хайнлайн ерунда, и Брэдбери. Есть только одно дело, достойное того, чтобы о нем думать, это любовь. Вика запоем читала книги о любви. «Граф Монте-Кристо», «Принцесса Клевская», потом Бальзак, Стендаль, Золя… Так она добралась до Цвейга — и Мария Стюарт стала ее любимой героиней.

Тогда же она вдруг заметила: она красива.

Когда никого не было дома, Вика приходила в материнскую спальню и смотрелась в большое зеркало — трельяж. Она могла смотреть часами: вот ее глаза, вот ее губы… Вот она улыбнулась и закинула руки за голову… Как хорош этот взгляд из-за полуопущенных ресниц!

Она была очень красива. Она это даже не столько видела, сколько чувствовала каждой клеточкой своего тела: я красивая! Любить меня — радость и счастье!

Вика воображала себя героинями любимых романов, ей хотелось и говорить, и чувствовать, как они. Поэтому на смену романам пришли пьесы: перед зеркалом был освоен Шиллер — непревзойденная «Мария Стюарт», и Шекспир, и Бомарше. Но игра игрой, а хотелось настоящей любви.

Вся красота пропадала зря — мальчишки, прежние друзья-товарищи, в объекты нежной страсти не годились. Ну подумайте, как можно увидеть Ромео или д’Артаньяна в том, с кем ты в детстве лазила по деревьям и дралась!

Любовь пришла раньше, чем объект любви.

Вика влюбилась. Ее героем оказался мальчик-десятиклассник, на два года старше Вики. Они не были знакомы, он перевелся в их школу недавно и поэтому был загадочен и прекрасен. Звали его Димой. Вика считала, что он похож на маркиза де Монторана из бальзаковских «Шуанов». Обычно смелая и бесстрашная, перед этим мальчиком она благоговела и трепетала. Подойти к нему и заговорить — нет, это было выше ее сил!

Но любовь требовала выхода, если не действий, то хотя бы слов. И тогда у Вики появилась подруга.

С Ирой Зайцевой они жили в одном доме и учились в одном классе. Никаких доверительных отношений между ними раньше не было — так, приятельницы-одноклассницы. Когда Ира болела, а болела она часто, Вика заходила к ней и оставляла домашнее задание.

И вот как-то раз, во время очередной Ириной болезни, Вика засиделась у нее дольше обычного. Ириных родителей дома не было, Ирка залезла в бар и предложила попробовать французского вина. Вино, да еще и французское — необходимый атрибут любого романа. Ничего, что оно оказалось кислым, — все равно размягченная Вика не удержалась и разоткровенничалась. Ира приняла Викины страдания близко к сердцу.

— И что? — спрашивала она. — Что он?

Смущенная Вика призналась, что ничего. Он смотрит на нее на всех переменках, но подойти, как видно, тоже не решается.

— Какая ерунда, — возмутилась Ира. — Димка ведь в десятом «А»? Я встречалась с Лешкой Васильевым из его класса. Я вас познакомлю, нет проблем.

Вика от благодарности готова была на все ради подруги. Ира мгновенно сделалась для нее самым необходимым человеком. Целый месяц они были неразлучны: новообретенная подруга внимательно слушала Викины излияния, сочувствовала, поддакивала… А еще через месяц выяснилось, что она стала встречаться с Димой сама. Викины чувства послужили для Иры катализатором, а Дима о них так и не узнал…

После этого случая Вика решила не заводить подруг. И никогда больше ни перед кем не открывала она душу.

Однако Ире Вика впоследствии была даже благодарна: если бы не ее предательство, она никогда бы ничего в жизни не добилась. Она и актрисой стала, чтобы вернуть чуть было не утраченное чувство уверенности в себе.

И вот теперь, после стольких лет, Вика сама поступила с Катей не лучше, чем когда-то поступили с ней самой. Потому что предательство — оно всегда предательство, в любом возрасте и о чем бы ни шла речь — о деле или о любви.

А сейчас речь шла о жизни. И одной жизни по Викиной вине на этой земле уже не будет. Никогда. Господи, какой ужас! Я не хотела!

Но Вике некому сказать, что она не хотела, не перед кем оправдываться. Никто не будет слушать ее оправданий, никто ее не утешит и не простит.

Вот так — она получила все, чего добивалась: роль, деньги и, кажется, славу. Ее уже пару раз узнавали на улицах. Но, Боже мой, все это она с радостью сейчас бы отдала, чтобы исправить непоправимое!

Вика лежала поперек своей антикварной роскошной кровати, уткнувшись лицом в подушку, и горько плакала. Потом, совсем обессилев от слез, она сама не заметила, как уснула.

Разбудил ее резкий звонок в дверь. Видно, звонили уже не раз, кто-то прижал палец к звонку и не отпускал его.

Вика взглянула на часы: полдвенадцатого. Поздновато для визитов. Тем более что она никого не ждет. Но некто был настойчив — звонок не умолкал. Вика, не совсем соображая, что делает, поплелась открывать.

Она не очень удивилась, увидев на пороге того самого парня. Впрочем, она, кажется, уже неспособна была удивляться ничему.

— Здравствуйте, Вика, — сказал парень. — Не прогоните?

Вместо ответа Вика шире распахнула дверь и посторонилась, пропуская его в квартиру.

— Вы бесстрашная женщина, — ласково усмехнулся парень. — Пустить к себе вот так, ночью, незнакомого человека…

— Вы же не незнакомый, — сказала Вика. — Правда, если вы скажете все-таки, как вас зовут, общаться будет удобнее.

— Меня зовут Иван.

— Вот и хорошо. А меня Вика.

Он опять усмехнулся, и Вика вдруг сообразила, что он уже назвал ее по имени.

— Постойте, постойте, — она обескураженно посмотрела на него, — а откуда вы меня знаете? Я же, кажется, вам не представлялась.

— Я все про вас знаю.

— Откуда?

— Да так. Может быть, я волшебник.

Конечно, все может быть. Ну да, волшебник. И появился как раз в тот момент, когда именно его Вике больше всего и не хватало. В реальной жизни так не бывает!

Вика, широко раскрыв глаза, смотрела на Ивана и начинала верить в чудо. Иван шагнул вперед:

— Мне не хотелось бы быть навязчивым, но, раз уж вы меня сразу не выставили, раз уж у нас завязался разговор, давайте пройдем в комнату. Согласитесь, что коридор — не самое подходящее место для беседы.

— «Не бойся гостя сидячего, бойся гостя стоячего», — сказала Вика и смутилась. Эта поговорка была явно некстати. Но Иван не обиделся:

— Ну так что, вы пригласите меня в «сидячие» гости?

— Конечно! — Вика словно в себя пришла. — Кофе хотите? Или чаю?

— И кофе, и чаю, и вообще все, что предложите.

Они прошли на кухню. Вика поставила чайник и в ожидании, пока он закипит, присела на табурет у кухонного стола. Иван опять устроился по-хозяйски удобно, на диване. Но Вика восприняла это как само собой разумеющееся. Как все-таки здорово, что он пришел! Иван словно подслушал ее мысли:

— Нет, вы все-таки удивительная женщина! К вам ночью вваливается малознакомый человек, и вы его мало того что пускаете и поите кофе — даже не спрашиваете, чего ему, собственно, от вас надо?

Вика улыбнулась:

— И что вам от меня надо?

— Сказать по правде — ничего. Просто вот пришел…

И опять, как ни странно, Вика приняла это как должное.

— Вы, наверное, не поверите, — Иван смущенно посмотрел на Вику, — но так я поступил в первый раз в жизни. Ведь вообще-то я рационалист.

— Ну и что?

— Ничего. А сейчас вот взял и пришел к вам просто так, потому что вдруг очень захотелось вас увидеть. Глупо…

— Почему же? Тем более…

— Тем более что?

Вика ответила не сразу. Сначала она насыпала в чашки кофе, потом залила его кипятком, потом подошла к холодильнику, чтобы достать молока. Проделав все эти механические движения, она села напротив Ивана и сказала, не поднимая глаз:

— Мне тоже хотелось вас увидеть.

Он быстро взглянул на нее:

— У вас что-то случилось?

— Да.

— Расскажите, — попросил он.

— Вы все равно не сможете помочь.

— Все равно расскажите.

Незаметно для себя, слово за слово, Вика все ему выложила. И как Аникеев заключил с ней сделку, и как она подружилась с женой Володи Городецкого, и все, что было потом. Иван слушал и все больше хмурился. В середине рассказа Вика сама не заметила, как стала говорить Ивану «ты». Это получилось само собой — Вике казалось, что она уже сто лет знает этого человека.

— Ну вот, а теперь Катя из-за меня оказалась в больнице и потеряла ребенка, — с отчаянием закончила Вика. — Я последняя дрянь, правильно меня назвал ее муж.

Она робко посмотрела на своего визави. Тот сидел мрачнее тучи. «Ну вот, — подумала Вика, — сейчас он встанет и уйдет. И будет прав. Если человек предал один раз, ему нельзя верить. Он предаст еще и еще. А с предателями задушевных бесед не ведут».

Однако Иван, кажется, уходить не собирался.

Несколько минут прошли в тягостном молчании. Наконец Вика не выдержала:

— Что ты теперь обо мне думаешь?

— Что? — Иван посмотрел на нее. — Тебя очень ловко втянули в дурную игру.

— Ничего себе втянули! Я же сама согласилась! Нужно было сразу послать этого Аникеева к черту…

— Ну да, и остаться с перспективой всю жизнь прозябать даже не на вторых — на третьих ролях. Он хорошо сыграл на твоем здоровом честолюбии. В конце концов, не твоя вина, что в этом мире люди в основном продвигаются с помощью связей и протекции. А уж в кино и шоу-бизнесе вообще другого пути нет. Так что ничего особенного ты не сделала. Конечно, это все… м-мм… — Иван запнулся, подыскивая слово помягче, — ну, скажем так, некрасиво. Но ты поступила так же, как на твоем месте поступила бы любая другая актриса.

Вика вздохнула. Она-то хорошо знала, что Иван прав.

На душе у Вики просветлело. Выговорившись, она словно скинула давивший на плечи неподъемный груз. С Иваном ей сразу стало легко и хорошо. А он сидел, не говоря ни слова, о чем-то глубоко задумавшись.

— Но знаешь, — лицо Ивана несколько прояснилось, — я вдруг понял, что диалектики глубоко правы.

Вика в изумлении уставилась на него. При чем здесь диалектики?

— Единство и борьба противоположностей, — пояснил Иван. — Иначе говоря, во всем дурном есть и хорошая сторона.

— Не понимаю…

— Мы с тобой, не зная друг друга, оказались замешаны в одну и ту же историю.

— Как это?

— Собственно говоря, твоя подруга пострадала из-за меня больше, чем из-за тебя.

Вика совсем ничего не понимала. О чем он говорит?

— Ты разве знаком с Катей?

— Нет, — Иван усмехнулся. — А вот с ее мужем знаком. Собственно, это он отбил у меня ту девушку, на которой я собирался жениться.

И тут у Вики в голове словно молния сверкнула. Ну конечно, она вспомнила, где его в первый раз видела! Тогда, «На Лысой горе», с Аленой! Она почувствовала острый укол ревности. Так вот, значит, кто его девушка… И что они все в ней нашли!

А Иван продолжал, словно не замечая перемены в Викином настроении:

— Аникееву нужны были бумаги, которые я извлек из небытия и подсунул Алене, чтобы скомпрометировать Городецкого в ее глазах. Но Городецкий оказался ни при чем, а вот для его компаньона дело запахло большим скандалом. Причем, очевидно, у Городецкого зашевелились кое-какие смутные подозрения насчет своего содиректора. Но все важные документы он почему-то держал в домашнем сейфе, а не в офисе.

— Вот как… А что с той девушкой?

— С Аленой? Ничего. Скандал ее, похоже, не коснется.

— Нет, я не об этом. Ты с ней помирился?

Этот вопрос вырвался у Вики нечаянно, и она о нем тут же пожалела. Не хочет она слушать, как он будет признаваться в любви к другой!

— Помирился, — сказал Иван. — Собственно, мы и не ссорились.

Интересно, зачем он тогда пришел к Вике? Шел бы к Алене!

— Но, видишь ли, — Иван словно подслушал ее мысли, — эта история расставила все по своим местам. Мы с Аленой — хорошие друзья, и только друзья. Моя идея жениться на ней была совершенной нелепостью.

У Вики перехватило дыхание:

— Почему?

— Потому что я ее не люблю.

И опять Вика почувствовала облегчение, чуть ли не большее, чем когда рассказала Ивану историю с Аникеевым. Но больше ей обсуждать отношения Ивана и Алены не хотелось. Чтобы переменить тему, она спросила:

— А если серьезно, откуда ты узнал, как меня зовут?

Иван улыбнулся:

— Вот уж загадка так загадка! Сама не разгадаешь?

— Ума не приложу…

— Дело в том, что я, как и все люди, иногда смотрю телевизор…

Вика рассмеялась. Ну конечно! «Страсти под солнцем»! Действительно, теперь ее несложно вычислить. Ладно, еще один положительный момент во всей этой истории…

Время близилось к двум. Кофе они давно допили, и Вика страшно боялась, что вот сейчас Иван встанет и скажет: «Спокойной ночи, мне пора». А ей так не хотелось, чтобы он уходил!

Но Иван тоже медлил, помешивая ложечкой остатки коричневой жидкости в чашке.

— Может быть, сделать еще кофе? — с готовностью спросила Вика.

— Да нет, пожалуй, — нерешительно сказал он. — Уже поздно, я пойду…

В его тоне звучали и полувопрос и полуутверждение. На Вику он не смотрел, внимательно следя за движением ложки в чашке.

— Поздно, — повторила Вика. «Но я не хочу, чтобы ты уходил», — добавила она про себя, но вслух произнести не решилась. Вот сейчас он встанет и уйдет, вот сейчас… Нет, так дальше нельзя!

— Иван!

— Да?

Он поднял голову и пристально посмотрел на нее. Их взгляды наконец встретились.

Казалось бы, ничего не произошло — просто два человека взглянули друг другу в глаза. Но это было то самое мгновение, которое переворачивает жизнь. Вика вдруг поняла — одиночество кончилось. Этот мужчина послан ей небесами.

Иван медленно поднялся и протянул руку, словно не решаясь дотронуться до Викиной руки. И она первая шагнула ему навстречу.

Алена в эту ночь тоже не спала. В переломные моменты жизни сон к людям не приходит. Когда-то давно у Алены появилась теория — человек на протяжении своей жизни рождается и умирает не один раз. То, что казалось важным и необходимым в пятнадцать лет, в двадцать может утратить всякий смысл. Меняется работа, меняются люди, которые тебя окружают, меняются желания и стремления. И вот, когда от прежних желаний и стремлений уже ничего не остается, наступает «маленькая смерть» — нужно начинать все заново. Ей, глупой, казалось, что она уже закалилась в таких «переходах» и может переносить «маленькие смерти» довольно стойко. Но, Боже мой, так больно, как сейчас, ей еще никогда не было!

С Володей все кончено — окончательно и бесповоротно. А она продолжает любить его. И никого другого никогда не полюбит. А это значит… Это значит, что она осталась одна. И навсегда.

11

К Кате никого не пускали — она потеряла много крови и была еще слишком слаба. Даже Володю не пускали. Поэтому, когда открылась дверь и в палату вплыла жена Володиного компаньона, роскошная Элеонора Иосифовна, Катя встрепенулась от удивления.

Элеонора Иосифовна ласково улыбнулась, придвинула себе стул и уселась рядом с Катиной постелью:

— Ну, как себя чувствует наша деточка?

От крепкого сладковатого запаха духов Кате чуть не стало дурно. Однако она и виду не подала — тоже вежливо улыбнулась:

— Спасибо. Мне уже намного лучше.

— Ну, вот и славно. А у меня к вам, дорогая моя, серьезный разговор.

— Да? — еще больше удивилась Катя. Какие дела могут быть у нее с этой светской дамой?

— Именно поэтому я здесь. Но сначала… — Элеонора Иосифовна щелкнула замочком сумочки из крокодиловой кожи и достала объемистый конверт, — сначала я должна показать вам вот это. Как это ни прискорбно, но я считаю, что вы должны знать.

Катя с доверчивым любопытством взяла конверт из рук Аникеевой. Там были фотографии… Много фотографий: ее Володя и та самая черненькая журналистка, которая ездила с ним во Францию… Глянцевые бумажки посыпались из Катиных рук на постель и на пол. Элеонора Иосифовна наблюдала за Катей с жалостливой улыбкой.

— Зачем… Зачем вы это сделали? — помертвевшими губами спросила Катя. — Зачем?

— Вы должны были это узнать. Поверьте, я вам очень сочувствую и понимаю вас, как женщина женщину. Вас страшно, безумно оскорбили, обманули. Над вами посмеялись. И, — Элеонора Иосифовна значительно понизила голос, — я могу подсказать вам, как постоять за себя. Вы ведь этого, полагаю, так не оставите?

Катя ничего не ответила. Она вообще плохо понимала, что ей говорит эта женщина.

— Катенька, деточка, — тон у Аникеевой снова сделался приторно-сладким, — откажитесь от своих показаний. Вы просто упали. Упали и ударились, а в квартире никого постороннего не было. И ничего не пропадало.

— Как это?

Элеонора Иосифовна значительно подняла вверх пальчик с наманикюренным острым ноготком:

— Очень просто. Вы одним выстрелом убиваете сразу двух зайцев. Во-первых, становитесь независимой. Поверьте, что той суммы денег, которую вы получите от нас… м-мм… скажем так, в благодарность, вам о-очень надолго хватит. А во-вторых, разве вам не хочется отомстить? Ведь Владимир вас обманывал, нагло, подло обманывал! И когда! — когда вы ждали от него ребенка! Такое поведение требует сурового наказания. И, поверьте, на вашем месте я бы этого так не оставила.

Катя молчала, склонив голову.

Элеонора Иосифовна выждала несколько минут, а затем продолжила:

— Подумайте: вы получаете развод и становитесь богатой и свободной. А он лишается всего — вас, репутации, фирмы, и… ну да, и денег.

Катя наконец подняла глаза. Под ее взглядом даже бывалая Элеонора Иосифовна слегка смутилась.

— Но я этого не хочу! — гневно сказала Катя. — Я совсем не хочу того, что вы мне предлагаете! И, по-моему… Будет лучше, если вы сейчас уйдете. Прямо сейчас, не задерживаясь.

Элеонора Иосифовна поднялась и смерила Катю презрительным взглядом:

— Что ж, этого следовало ожидать. Вы, дорогая моя, особа абсолютно бесхарактерная. О вас можно ноги вытирать.

— Мой характер, — сдержанно сказала Катя, — это моя проблема. До свидания, вернее, прощайте. Надеюсь, что больше я вас никогда не увижу.

— Взаимно.

Элеонора Иосифовна величаво направилась к двери. С порога она, правда, обернулась:

— Предупреждаю: в ваших интересах, чтобы этот разговор остался между нами. Вы все равно ничего не докажете.

С силой хлопнула дверь — светская дама не удержалась-таки от приступа плебейского гнева!

Она откинулась на подушку и попыталась осмыслить услышанное. Итак, Володя ее не любит, не любит… При этой мысли из Катиных глаз хлынули долго сдерживаемые слезы.

То, что произошло, то, о чем она услышала, — непоправимо, разорванную нить не соединишь. Все равно останется узелок, и он будет натирать до тех пор, пока не превратится в громадный нарыв. Та женщина! По какому праву она отняла у Кати ее единственное достояние? Да разве она знает, как Володя с ней играл, когда они были еще детьми, как учил ее английскому и играть в теннис, как он о ней заботился после того, как мама умерла…

Воспоминания были такими живыми, что она зажала рот ладонью, чтобы не застонать. До сих пор она думала, что не знает, что такое одиночество. На самом деле она давно уже одна, совсем одна… Потому что жить бок о бок с физическим телом человека совсем не то же самое, что владеть его душой. А одиночество исчезает только при сближении душ. Катя же одна, совсем одна. Какой холод, какая пустота, без конца и без края. Она все, всю свою жизнь поставила на одну карту, и карта эта бита. Ее бал окончен.

Одно ясно — оставаться Володиной женой она не сможет.

Прошел вечер, ночь, утро, — лучше не становилось. Катя со страхом ожидала часа посещений, когда Володя придет ее навестить. Какими глазами он будет смотреть на нее? А она сама?

Мысль, которая пришла в минуту отчаяния, сейчас утвердилась и окрепла. Оставаться Володиной женой и жить, как будто ничего не произошло, она не сможет, не сможет…

И вдруг Катя осознала, насколько она изменилась за последние месяцы. Если бы то, что случилось, произошло несколькими месяцами раньше, мысль о разводе ей бы и в голову не пришла. Она бы правдами и неправдами цеплялась за мужа, в нем была вся ее жизнь. А теперь… Что ж, она попробует жить без него. Может быть, у нее это получится.

Вику выловить было довольно трудно — у нее начался напряженный рабочий период. Сериал шел с громадным успехом, и съемки теперь проходили каждое утро. Однако для Кати Вика время всегда находила, нашла его и теперь.

Через день после выписки из больницы Катя поздно вечером приехала к Вике домой. После поцелуев и приветствий Вика отступила на шаг, чтобы получше разглядеть подругу, — и поразилась произошедшей в ней перемене. Побледневшая, похудевшая, Катя выглядела старше своих лет. Сейчас никто не назвал бы ее робкой малышкой.

Объяснение этой перемене отыскалось тут же. Едва с поцелуями было покончено, как Катя сказала просто, без предисловий:

— Знаешь, я ушла от Володи.

Вика чуть не села от неожиданности:

— Как?

— Вот так. Взяла и ушла. Вернее, он от меня ушел. Переехал к маме, оставив мне квартиру.

Вика ошарашенно молчала. Но Катя расценила ее молчание по-другому:

— Похоже, ты не слишком удивлена?

— С чего ты взяла? Я просто слов не нахожу! Катюша…

— Не надо, — Катя болезненно поморщилась, — ничего не надо. Ты ведь знала?

— О чем ты?

— Не притворяйся! Он полюбил другую женщину. Ты знала и сделала все, чтобы я не узнала!

Вика нахмурилась:

— Кто тебе сказал?

— Неважно. Но ты напрасно так обо мне… заботилась.

— Честно говоря, я думала, что ты этого просто не переживешь. Ты же любила его так… — Вика запнулась, — так беззаветно…

— А ты мне всегда говорила, что так нельзя. И правильно.

Ну уж от Кати Вика этого совсем не ожидала. Она внимательнее вгляделась в Катино лицо. По-прежнему милое, оно стало каким-то другим. У губ появилась незнакомая горькая складочка, и взгляд не такой, каким был, — прежде открытый и доверчивый, теперь отчаянный и решительный.

— Катюша, — Вика запнулась. Она не знала, как разговаривать с этой новой Катей. — Катюша, может быть, не стоит все решать так поспешно? Там, насколько я знаю, все кончено. Так, может быть…

— Не может, — Катя покачала головой. — Ничего не может. Нельзя, чтобы любовь становилась тяжелой и обязательной ношей. А моя любовь, в сущности, всегда была для Володи обузой. Он нес ее по жизни как… Как несут свой крест. Я больше этого не допущу.

— Но ты же сама любишь его!

Катя закрыла лицо руками:

— Ох, не знаю, не знаю! У меня словно глаза открылись — понимаешь, меня же нет!

— Как это — нет?

— Ну кто я такая? Просто приложение к Володе. У меня же никогда не было никаких собственных мыслей или желаний! Я всегда в первую очередь думала о нем — понравится ему то или это, и в зависимости от этого поступала! Я же без него шагу не могла ступить! Неудивительно, что он от меня устал… И там, в больнице, я вдруг поняла — я сама от себя устала!

— И что ты намерена делать?

— Не знаю… Для начала восстановлюсь в институте.

У Вики глаза округлились от удивления:

— В каком институте?

Катя невесело усмехнулась:

— Ну вот, ты даже не знала! Я же училась в архитектурном, а потом вышла замуж и бросила. Теперь вот буду доучиваться. А что потом — еще не знаю. Там видно будет.

Вика, кажется, начала кое-что понимать… Нет, Катя не так уж и изменилась. Главной чертой ее натуры всегда была искренность. Она не умеет лгать, притворяться и выжидать, в соответствии с этим и поступает.

— Ну, а ты как? — спросила Катя. — У тебя ведь жизнь тоже поменялась…

— Поменялась, — согласилась Вика. — Ты даже не представляешь, как круто она поменялась…

— Конечно, — Катя с гордостью посмотрела на подругу, — ты ведь теперь знаменитость…

Вика улыбнулась и махнула рукой:

— А, это все ерунда! Дело не в этом. Знаешь, я ведь замуж выхожу…

— Как это — замуж? Подожди-подожди… — Катя ошарашенно уставилась на Вику. — Зачем?

Вика шутливо-виновато развела руками:

— Так уж получилось.

Катя прижала руку к губам:

— Вика… А ты уверена, что это правильно?

— Уверена, — Вика засмеялась. — Ты хоть бы спросила, кто он.

— Кто он?

— Его зовут Иван. — Это имя Вика произнесла нараспев, словно смакуя. И повторила: — Иван Анастазов.

— Что-то знакомое… Он кто, актер?

— Журналист.

— А… — протянула Катя. — Я, кажется, понимаю… Это для рекламы? Ты решила поиграть в «звездную пару». Но ведь тебе и так славы хватает, зачем же…

Вика не обиделась, но ей стало чуточку досадно. В сущности, всеми своими поступками и высказываниями она заслужила подобное предположение.

— Катюша, ничего ты не понимаешь, — горячо сказала она. — Я люблю его.

Катя с сомнением посмотрела на нее:

— А он?

— И он меня любит.

— Ты в этом уверена?

— Уверена, как в себе самой.

— А… вы давно знакомы?

— Не очень.

— Разве так можно?

— Можно. Я раньше и сама думала, что так не бывает. А вот теперь чувствую — этот человек мой. И я — его. И неважно, сколько времени мы знакомы. Понимаешь, и у него, и у меня в прошлом было много разных, — Вика замялась, подыскивая нужное слово, — ну, вариантов, что ли… Поэтому мы оба уже в состоянии отличить настоящее от подделки. То, что между нами, — настоящее.

— Не знаю… — Катя грустно покачала головой. — Конечно, мне бы хотелось, чтобы у тебя было все хорошо, но…

Ожегшись на молоке, дуешь на воду. Естественно, что Кате в ее нынешнем состоянии любое замужество кажется ошибкой. Вика посмотрела на нее и вдруг подумала, что когда-нибудь и Катя, повзрослевшая и самостоятельная, непременно встретит своего мужчину. Мужчину, для которого она станет не красивой куклой, не беспомощным ребенком, требующим постоянной заботы, а любимой женщиной. Любимой. И он будет не только любить ее, но и уважать, и советоваться с ней, и радоваться ее успехам. Но главное, конечно, — любить. Так, как ее, Вику, любит Иван.

12

Солнце играло в листве молоденьких лип на Чистопрудном бульваре. Стоял май — такой жаркий, какого в Москве уже лет десять не было. Старики, мамаши с детьми и влюбленные парочки сидели на всех скамейках, весело чирикали воробьи, вода в пруду блестела — словом, жизнь била ключом. И у Алены было не то чтобы хорошее — скажем так, спокойное настроение. Она боялась этой весны — весна всегда сулит какие-то надежды, обещает любовь и счастье… Для Алены все эти обещания были несбыточными.

Она только что сдала дискету с очередным интервью в журнал «Тореадор» — так себе журнал, но платят очень неплохо, — и теперь могла позволить себе дня два отпуска. Сейчас она доберется до дома, поест, отдохнет и придумает, что делать дальше.

В метро спускаться в такую погоду не хотелось. Алена вышла на проспект Сахарова и подняла руку в надежде, что какой-нибудь водитель сжалится и довезет ее до дома. Машины мчались мимо, даже не притормаживая. И вдруг перед ней остановилась темно-синяя «Вольво» с затемненными стеклами:

— Садитесь, только быстрее. Здесь останавливаться запрещено.

Алена быстро нырнула на переднее сиденье.

— Мне в сторону Коломенского, — начала она, повернулась к шоферу и обомлела.

За рулем сидел Володя.

— Ты?!!

С первого взгляда она заметила, как он постарел: глубокие морщины на лбу и вокруг рта, глаза запали еще глубже, залысины на висках стали заметнее… Но все равно это был Володя, ее Володя!

— Я.

Машина резко взяла с места. Через минуту они уже поворачивали на Садовое.

— Откуда ты…

— Проезжал мимо, увидел, что ты голосуешь. Дай, думаю, подвезу.

— Спасибо.

— Не за что.

И еще несколько минут они молчали, словно чужие. Потом Алена с трудом заговорила:

— Ну, как ты? Расскажи, как живешь?

— Ничего живу.

— Где ты сейчас? «Элита» ведь распалась…

— В «Менатепе». А ты все там же?

— Да.

— И регулярно подрабатываешь. Все время натыкаюсь на твое имя то в одном журнале, то в другом. Ты хорошо пишешь.

— Спасибо, — усмехнулась Алена. Потом собралась, силами и спросила: — А как в остальном? Как… как жена?

Его голос был ровен и спокоен:

— Мы разошлись примерно год назад.

Алена в изумлении посмотрела на него:

— Как?

— По взаимному согласию.

— И как она… без тебя?

Володя усмехнулся:

— Оказывается, неплохо. Увлеклась фотодизайном, сейчас получила какой-то выгодный заказ. Скоро просто нарасхват будет.

— Да…

Значит, он теперь свободен! Впрочем, это ничего не значит…

Они опять замолчали. Алена просто кожей чувствовала, как нарастает напряжение. Случайно взгляд ее упал на его руку, свободно лежащую на руле, — по телу пробежала знакомая дрожь. Господи, он все еще имеет над ней власть!

Дорогу к своему дому ей показывать не пришлось — он прекрасно все помнил. Когда машина выехала на набережную, Алена снова сделала попытку заговорить:

— А что ты делаешь в «Менатепе»?

— Менеджер, — коротко ответил Володя.

— Ну и как, нравится?

— Справляюсь.

Разговор не клеился. Да им и не надо было разговаривать. Достаточно было того, что они снова рядом, пусть и ненадолго. Володя изредка бросал на нее короткие взгляды, а она сидела, опустив голову, впитывая каждый миг этой нечаянной, судьбой подаренной встречи. Алене казалось, что он все время хочет ей что-то сказать, но не решается.

Наконец они подъехали к ее дому. Алена медлила, придумывая какой-нибудь предлог продлить эти минуты рядом с ним. Но, как назло, ничего не приходило на ум. Она вздохнула и взялась за ручку:

— Ну спасибо тебе, что подвез. Я пойду?

Вопросительная интонация появилась сама собой.

— Алена! — вдруг сказал Володя.

Она стремительно обернулась:

— Что?

Слова, которые он хотел сказать, застыли на языке. Он так не хочет, чтобы она уходила, и, как чурбан, ничего не может придумать!

— Что? — с надеждой переспросила она.

— Можно, я тебе как-нибудь позвоню?

— Конечно.

— А… Можно завтра?

— Да.

— Тогда до завтра?

— До завтра!

Алена повернулась и медленно вошла в подъезд. Завтра! Кто знает, может быть, завтра все будет хорошо?

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

Часть первая

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

Часть вторая

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg