«Google для разбитых сердец»

Эмма Гарсия Google для разбитых сердец Пролог

В разбитом сердце больше места.

Карли Саймон

Роб Уотерс предложил мне стать его женой через три месяца после того, как мы впервые занялись любовью. Вначале мне казалось, нас охватило бурное пламя страсти, как в тех любовных историях, которые читаешь в глянцевых журналах, сидя в парикмахерской. Теперь, после пяти лет совместной жизни и двух отложенных свадеб, я склонна признать, что наши отношения больше напоминают медленно тлеющий костер. Но на этот раз никаких отсрочек не будет. Мы уже зарезервировали на вечер кафе «Голубая комната», расположенное в Барнби-Касле, неподалеку от дома его родителей, заказали белый «роллс-ройс» и фотографа. Роб взял на себя все хлопоты, он буквально фонтанирует идеями, что меня ужасно радует.

Свадьба будет в неформальном стиле, и наши наряды тоже. Роб выбрал темно-синий костюм от Хьюго Босса и розовую рубашку. Букет роз в руках у невесты, то есть у меня, – в точности такого же оттенка. Незамысловатый покрой моего платья удачно компенсируют шантильские кружева, которых ровно столько, сколько нужно, не меньше и не больше. Остаток кружев я продала на интернет-аукционе E-bay.

Осталось выбрать обручальные кольца. Они непременно должны быть платиновыми, под стать кольцу, которое Роб подарил мне в день нашей помолвки. Забавно, но с тех пор, как Роб надел мне на палец это кольцо со здоровенным бриллиантом, я никогда его не снимала: ни после первой отложенной свадьбы (тогда Роб заявил, что панически боится церквей), ни после второй (он преодолел фобию, но теперь ему показалось, что жениться в год своего тридцатипятилетия как-то нелепо). Наверное, все дело в том, что я люблю Роба Уотерса. Люблю не только за достоинства, очевидные всем и каждому, вроде богатства и чертовски привлекательной внешности. Я люблю каждую клеточку его тела, прихожу в восторг от его ладного сложения, обожаю его изящные руки. Мне нравится, как он ходит, как спит, свернувшись калачиком. Нравится, как он морщит нос и фыркает, когда что-то обдумывает. Мне даже начинает нравиться, что он зовет меня Кроликом. Занимаясь любовью, он воркует: «Где тут мой развратный маленький Кролик?» – но это меня ни капельки не раздражает, честное слово. Я с готовностью отвечаю: «Вот он».

Роб скоро должен вернуться из спортзала. На ужин я готовлю его любимые блюда – лосося с коричневым рисом и цикорный салат. Я сную по кухне туда-сюда и тихонько напеваю себе под нос. Почему бы нет? Живу в роскошной квартире в самом центре Лондона, лучшего города в мире. Я молода (во всяком случае, уж никак не старуха), влюблена и выхожу замуж за любимого человека. Иными словами, у меня есть все, о чем только может мечтать девушка.

Хлопнула дверь. Роб вернулся раньше, чем обычно. Я выхожу на лестницу. Он поднимает голову. В этом ракурсе мой любимый ослепительно хорош, и сердце мое сладостно сжимается.

– Привет, – улыбаюсь я. – Ужин скоро будет готов.

– Привет, Вив, – говорит он.

Что-то не так, я чувствую это по его голосу. Ладно, подожду в гостиной. Наверное, у него какие-то неприятности на работе. Он входит в комнату и не говорит ни слова. Под взглядом голубых глаз моя кровь стынет в жилах. Этот взгляд мне уже случалось видеть раньше, причем дважды. Не сводя глаз с моего лица, он качает головой, медленно и печально.

– Нет, только не это, – бормочу я, бухаясь на диван из «Грэма и Грина» [1] .

– Я не могу, Вив, – произносит он, и мое сердце летит вниз, как по скользкому льду.

Nevergoogleheartbreak.come — спасательный круг для влюбленных

Мы с Робом Уотерсом разбежались, то есть решили временно пожить отдельно и выяснить, что мы хотим. Ничего, я уверена, вскоре он выяснит, что не может без меня обходиться.

Кстати, расстаться предложила именно я. Жестокое, но необходимое решение – вроде того, как обрезать цветущий, но бесформенный розовый куст. Сделаешь это, и он станет еще красивее. Так и Роб осознает в разлуке, что без меня ему свет не мил, и тогда наши обновленные чувства расцветут, как розы.

Еще раз повторяю, чтобы внести ясность. Речь идет вовсе не о разрыве. Мы всего лишь сделали перерыв в совместной жизни. Это совсем не одно и то же.

Разумеется, сказать, что я была расстроена, когда он в очередной раз отменил свадьбу, – значит не сказать ничего. Мне вовсе не хотелось от него уходить, но остаться я тоже не могла. Иначе я чувствовала бы себя пауком, который пытается затянуть жертву в кружевную паутину свадебного платья. В тот же вечер я поднялась в спальню и начала собирать свои вещи – очень спокойно и без всяких истерик. Он умолял меня не уходить и даже пустил слезу. Но что-то сломалось между нами. Свадебное платье и вуаль остались висеть на дверях платяного шкафа.

Теперь я одинокая девушка и живу в маленькой съемной квартирке в Северном Лондоне. Кажется, такие квартирки называются студиями. Хорошо еще, грузчикам удалось затолкнуть сюда диван. Правда, над этой задачей они пыхтели больше часа и в конце концов отвинтили у дивана ножки. Зато теперь диван у меня почти такой, как был в квартире Роба. Каждое утро, едва открыв глаза, я говорю себе: сегодня он непременно явится и скажет, что совершил ужасную ошибку и намерен сыграть нашу свадьбу немедленно.

С тех пор как мы разъехались, Роб еще не пытался вступить со мной в контакт (за исключением одного-единственного раза, когда он прислал эсэмэску с вопросом, не знаю ли я, где его хоккейные наколенники). На почве сердечных переживаний у меня появилось странное увлечение. Сама не знаю почему, я стала разыскивать в Сети истории людей, переживших подобную драму. Это превратилось в настоящую манию. Я смакую мельчайшие детали чужих разрывов, мне доставляет огромное удовольствие видеть на экране компьютера такие слова, как «разбитое сердце», «одиночество» и «брошенная». Себя я вовсе не считаю брошенной, но мне интересно, как это происходит с другими. Вы себе не представляете, сколько в мире людей, с которыми их возлюбленные поступили самым низким образом. Еще одно мое увлечение – книги, учащие, как выжить в подобной ситуации. Целыми вечерами я торчу в книжных магазинах, копаясь на полках, где стоят книги из серии «Помоги себе сам». Выяснилось, что стратегий выживания существует великое множество. Жаль, что бедолаги, которые жалуются в Сети на свою участь, ничего о них не знают.

Все чаще я задумываюсь о том, что их – я имею в виду жертв несчастной любви и стратегии выживания – стоит соединить на одном сайте. По-моему, многим людям это поможет обрести надежду и вернет интерес к жизни. К тому же это будет очень занятно – что-то вроде сетевого журнала, посвященного человеческим отношениям, где каждый сможет найти лекарство для разбитого сердца, если такое лекарство существует… Уверена, на форуме будет царить постоянное оживление. А еще там будет страничка знакомств и, разумеется, страничка, где человек, попавший в критическую ситуацию, сможет получить совет on-line. Пожалуй, мне стоит поискать разработчика сайтов.

С тех пор как мы с Робом расстались, прошло несколько недель, и я все чаще думаю о своем интернет-проекте как о реальности. Если я сумею создать свой сайт, это поможет мне отвлечься и не тосковать о Робе каждую свободную минуту.

А пока что это мое главное занятие. Думаю, чем сейчас занят он… и когда он наконец ко мне вернется. И все же сказать, что мое сердце разбито, значит погрешить против истины. Повторяю, мы вовсе не порвали друг с другом, а всего лишь разбежались на время. Я твержу это каждую ночь, когда достаю из-под подушки его футболку, зарываюсь в нее лицом и вдыхаю слабый аромат его туалетной воды.

Глава первая Истории болезней

Помню, в то утро ему захотелось во что бы то ни стало заняться сексом. Потом я, как обычно, пошла на работу. В половине десятого он прислал мне сообщение: «Я от тебя ухожу».

И больше никаких объяснений. Когда я вернулась домой, его уже не было. Сильнее всего меня задело, что он ушел тайком и забрал все, даже столовые приборы.

После двух лет совместной жизни он бросил меня, не оставив даже чайной ложки.

Дебби, 28, Гламорган

Вечер понедельника. Я в квартире Шикарной Люси в Южном Лондоне. Мы с ней прочесываем Интернет в поисках подходящих историй для сайта.

– У меня на работе есть девушка по имени Карен, – говорю я. – Ее случай тоже может нам пригодиться.

– Хмм? – мычит Люси, не отрывая глаз от экрана.

– Она застукала своего жениха в постели с восемнадцатилетней соседкой.

– Кошмар.

– А теперь она каждый вечер шатается поблизости от его дома.

– Зачем?

– Надеется его увидеть.

– Завидное терпение.

– И она пишет ему записки… множество записок без подписи. И прикрепляет их скотчем к его двери.

– Бедняжка.

– Должно быть, она очень его любит. Представь себе… каждый вечер.

Мысленно я прикидываю, стоит ли мне взять с Карен пример. Но Роб живет на очень оживленной улице. К тому же за пять лет я перезнакомилась со всеми соседями.

Я хватаюсь за телефон, чтобы в очередной раз убедиться – ни одного сообщения.

– Позвони ему, – советует Люси.

– Не хочу. Я тебе уже объясняла, он должен позвонить первым.

– Ты собиралась за него замуж, а теперь даже не можешь позвонить ему?

– Конечно не могу – после того, как собрала вещи и уехала. Что я ему скажу? Привет, ты как, сильно по мне скучаешь? Хочешь, чтобы я вернулась? Хочешь на мне жениться?

– А что, если он так и не позвонит?

– Позвонит, куда денется. Это вопрос времени. Первую неделю он еще не до конца осознал, что произошло, вторую наслаждался свободой, пропадал в спортивном зале, смотрел по телевизору регби и все такое. Еще неделя, и он поймет, что не может без меня жить. Ждать осталось недолго.

Свои слова я сопровождаю проникновенным взглядом. Почему-то мне важно, чтобы Люси поверила в эту теорию.

– Хорошо, если так, – пожимает плечами Люси и отпивает из своего стакана.

Я осушила свой еще десять минут назад. Внезапно меня пронзает острое желание покурить. В этот вечер, до отказа набитый историями брошенных женщин, сигарета была бы как нельзя кстати. Хорошо все-таки, что меня никто не бросил. Люси убирает стаканы.

– Хочешь еще чего-нибудь выпить? – спрашивает она, направляясь в кухню.

Я смотрю на ее безупречно прямую спину, потом перевожу взгляд на безупречно чистый белый ковер. Где-то я читала, что состояние жилища женщины отражает состояние ее души. Если это правда, душевному здоровью Люси ничего не угрожает. Перед глазами у меня встает собственная квартира. Я еще не до конца распаковала вещи. Даже если я распакую все коробки, атмосфера в квартире все равно будет угнетающей. Знаете почему? Потому что, как ни наводи уют, она останется квартирой одинокой женщины! Ничего не имею против одиноких женщин, но причислять себя к ним у меня нет ни малейшего желания. Пусть я живу одна, у меня есть любимый. Наши отношения продолжаются. Я потираю палец, на котором собиралась носить свадебное кольцо. Теперь, когда я сняла кольцо с бриллиантом, палец выглядит сиротливо.

Господи боже, до чего одиноко я себя чувствую!

Целый месяц без Роба. Я сама настояла на временной разлуке. Но я не думала, что это так мучительно. Что расставание так похоже на смерть.

Я кладу ноги на кофейный столик рядом с аккуратной стопкой глянцевых журналов. Взгляд мой падает на красотку на обложке. Ее волосы гладко зачесаны назад, губы намазаны помадой карамельного оттенка. «Женщина, добившаяся всего» – гласит надпись на ее груди. Листаю страницы в поисках статьи. На одной из фотографий женщина, у которой есть все, демонстрирует высоченные каблуки и отличную прическу. На другой она в своем офисе, держит ручку с видом человека, от подписи которого зависит многое. А вот она в шелковой пижаме достает из духовки поднос с круассанами. Готова головой рискнуть: последний раз она съела круассан как минимум двадцать лет назад. Еще одна фотография – она на собственном пляже, в окружении трех жизнерадостных детишек (один из них, кажется, косоглазый).

У этой особы действительно есть все. Роскошный дом, денежная работа и счастливая семья. При всем этом у нее хватает времени заниматься выпечкой. Она явно не из тех, кто целыми днями ждет звонка от своего бывшего жениха. К статье прилагается анкета, которую я незамедлительно принимаюсь заполнять.

«Можно ли назвать тебя женщиной, сумевшей всего добиться?»

Возраст: тридцать четыре, точнее, через два месяца будет тридцать пять, но возраст, как известно, понятие относительное.

Отношения с мужчиной: временно разорваны.

Оцените ваши отношения по пятибалльной шкале, где пятерка означает, что их можно назвать идеальными.

Прочерк.

Оцените свою карьеру по пятибалльной шкале, где пятерка означает, что ваше положение на работе абсолютно вас удовлетворяет.

Опять прочерк. То, что я делаю ради заработка, никак нельзя назвать карьерой.

Есть ли у вас близкие друзья? Оцените свои отношения с ними.

Хмм… есть ли у меня близкие друзья. Думаю, Люси и Макс вполне заслуживают этого почетного звания. Мы дружим целую вечность. В этой графе я пишу «хорошие». Потом зачеркиваю и вписываю «отличные», на случай, если увидит Люси.

Теперь надо сложить все набранные очки и посмотреть результат. Заключение гласит, что я должна выработать наиболее важные приоритеты и определить свои жизненные цели. Пожалуй, жизненные цели – это именно то, что мне нужно.

Главная моя цель – выйти замуж за Роба и нарожать ему детей. Но полагаю, сделать карьеру тоже вполне сгодится. Во всяком случае, не буду чувствовать себя неудачницей. Мне всегда хотелось стать топ-менеджером по формированию ассортимента в «Барнсе и Уорте», и сейчас самое время осуществить мечту. А то ведь вскоре придется бросать работу и сидеть с ребенком.

Пока что я работаю менеджером в отделе подарков для женщин. Целые дни составляю так называемые подарочные предложения, благодаря которым люди могут не ломать голову над тем, что подарить своей незамужней тетушке или привередливой свекрови.

Горячо рекомендую набор «Летний дождь», состоящий из пены для ванны и лосьона для тела (в набор входит бесплатная сумочка для туалетных принадлежностей, очень изящная, с рисунком в виде дождевых капель). Маникюрные пилочки, мягкие кожаные перчатки, покрытые блестками косметички, прикольные брелоки для ключей с вмонтированными в них фонариками, зонтики-автоматы – из всей этой ерунды можно составить чертовски соблазнительные подарочные наборы. Об этом вы и сами знаете.

Я вновь бросаю взгляд на телефон, который хранит упорное молчание. В этом месяце у Роба день рождения. Интересно, через какое время женщина забывает о дне рождения своего бывшего бойфренда? Надо порыться в Интернете, там наверняка есть ответ на этот вопрос.

В прошлом году я сделала Робу потрясающий сюрприз – организовала поездку в Рим. Путешествие было ужасно романтическим. Правда, потом Роб попросил меня больше не делать подобных сюрпризов, потому что ему не нравится «ходить на поводке». Именно так он выразился, но меня это нисколечко не обидело. Ну, скажем так, почти не обидело. Ладно, хватит травить душу воспоминаниями о счастливых временах! Я должна повернуться лицом к суровой реальности. Смело взглянуть в будущее и все такое. На журнальном столике Люси лежит несколько газет, и я беру одну из них.

«Врачи утверждают, что женщины, долго откладывающие материнство, рискуют остаться бесплодными» – гласит заголовок. На фотографии женщина в деловом костюме грустно смотрит на вязаные детские башмачки. «Шансы стать матерью стремительно падают после тридцати пяти» – утверждает подпись. Меня охватывает уныние. Я внимательно разглядываю женщину с ненужными вязаными башмачками в руках. Женщину, которая спохватилась слишком поздно. На вид ей примерно столько же лет, сколько мне. Зачем только газеты публикуют подобные страшилки? Чего хотят добиться? И как, по их мнению, должны вести себя женщины, которым вот-вот стукнет тридцать пять? Может, нам стоит выбежать на улицу, схватить первого попавшегося мужика, который шатается без дела, затащить его в койку и решить проблему, прежде чем чудесный воздушный шар материнства улетит навсегда, так и не взяв нас в свою корзину?

Впрочем, мне еще нет тридцати пяти. До момента, когда шанс стать матерью начнет падать, как сорвавшаяся с горной кручи лавина, у меня целых два месяца. За это время мы с Робом успеем пожениться. И очень может быть, исправим ситуацию. Я швыряю газету на пол.

Люси возвращается с бутылкой шампанского. Это самое настоящее шампанское, а не какое-нибудь игристое вино. Люси прилично зарабатывает и вполне может себя побаловать. Она охотно делится со мной подробностями своей бурной сексуальной жизни и не менее охотно рассказывает о том, как делает деньги. Как-то раз мы убили на это целый вечер. Я только поняла, что она занимается биржами, фьючерсами, дивидендами, акциями, корпорациями и чем-то в этом роде. Короче, она важная персона. Мне отчаянно хотелось зевать, но Люси этого не заметила.

– Мне кажется, будет здорово, если на нашем сайте будет страничка «Познакомься с моим бывшим», – говорю я. – Там люди смогут описывать своих бывших возлюбленных, их достоинства и недостатки. Что-то вроде книжных обзоров на Amazone. Прежде чем покупать книгу, можно прочесть, что о ней думают другие. По-моему, это будет забавно.

– Если только твой бывший возлюбленный не назовет тебя старой перечницей.

– Думаю, от публичных оскорблений люди все же воздержатся.

– А я так уверена в обратном.

– Знаешь, тебе, с твоей прямолинейностью, стоит вести страничку мудрых советов, – говорю я, пристально глядя на нее.

– Хм… Что-то вроде «Спроси у Люси». Идея неплохая, – мечтательно бормочет Люси.

Я беру телефон, выключаю его и включаю вновь, на всякий случай. Вдруг неисправен?

– И все же почему ты не можешь сама позвонить Робу? – спрашивает Люси. – Не понимаю, чего ты боишься.

– Ровным счетом ничего.

– Тогда позвони ему. А то сама киснешь и на меня нагоняешь тоску.

– Хорошо, раз ты настаиваешь.

Звонить Робу мне хочется меньше всего на свете. С тех пор как я от него ушла, мы не разговаривали ни разу. Согласно правилам временного разрыва инициатору следует выжидать, пока другая сторона не сделает шаг к примирению. А то получается невероятно глупо – сначала уходишь от человека, а потом начинаешь ему названивать… Но от Люси ведь не отделаешься. Может, стоит попросту притвориться, что я звоню Робу?

– И не пытайся меня обмануть, промычав «угу» и «ага» в молчащую трубку, – заявляет она, словно прочитав мои мысли.

Я покорно выбираю номер Роба и нажимаю кнопку вызова. Показываю Люси надпись на дисплее и под ее пристальным взглядом прижимаю телефон к уху. Мне и в самом деле страшно. Гудки. Сердце прыгает, точно посаженная в клетку мышь.

– Роб Уотерс слушает.

Я нажимаю «Отбой» и отбрасываю телефон, словно он обжег мне руку.

– Отлично, – изрекает Люси.

Телефон звонит. Мы одновременно поворачиваем головы. Я поднимаюсь на трясущиеся ноги.

– Это он, – бормочу я.

– Будь на высоте, – напутствует Люси, самым непривлекательным образом выпучив глаза.

– Вивьен Саммерс слушает.

– Привет, это Роб… Ты звонила только что?

Звуки его любимого голоса разрывают сердце.

– И не думала, – беззаботно отвечаю я.

– Но на дисплее высветилось твое имя.

– Ах да! Я набрала твой номер по ошибке.

– А. Понятно. Вив, как поживаешь? Ты в порядке?

– В полнейшем. Совершенно здорова и по горло в делах. Роб, а ты как?

– Великолепно.

Пауза. До меня доносится звук, напоминающий звяканье посуды.

– Ты что, ешь? – спрашиваю я.

– Ты будешь в субботу? – одновременно спрашивает он.

– В субботу… в субботу… – растерянно бормочу я.

Отлично! Я делаю вид, что забыла, – в субботу свадьба Джейн и Хьюго. Хотя позабыть об этом было бы сложно. Ведь именно в эту субботу могло произойти самое грандиозное событие нашей совместной жизни.

– Свадьба Хьюго, – напоминает Роб.

– Ах да. Конечно, я буду.

– Я тоже. Так что встретимся.

Он пытается говорить равнодушно, но чувствую по голосу – он страшно рад. Мы будем рядом целый вечер. Я приложу все усилия, чтобы выглядеть потрясающе. Уверена, стоит ему меня увидеть, он сразу поймет, как много потерял. Он сам не поверит, что выдержал в разлуке со мной целый месяц. И будет умолять меня вернуться. Так что совсем скоро мы будем сидеть у весело потрескивающего камина и со смехом вспоминать наш ненастоящий развод.

– Кстати, я собирался позвонить тебе насчет субботы, – говорит Роб.

– Вот как?

Сейчас он попросит меня пойти вместе с ним. Разумеется, откажусь. Пусть он не думает, что я прибегу, стоит ему только свистнуть.

– Да, хотел предупредить тебя, что буду… что я приведу с собой… одного человека.

Я чувствую, что мое горло сжимает спазм.

– И кто же это? – спрашиваю я каким-то чужим, отвратительно высоким голосом.

– Моя… знакомая.

– Ты хочешь сказать, твоя подруга?

– Да.

Его голос звучит виновато, и это ранит больнее всего. Прежде чем ко мне возвращается способность дышать, проходит несколько секунд.

– И какого же рода ваша дружба?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что с девушкой можно просто дружить. А можно дружить, занимаясь при этом любовью.

Люси отчаянно жестикулирует, показывая, что разговор надо прекратить. Я машу рукой и отворачиваюсь.

– А… какое это имеет значение? – бормочет Роб.

– Тебе лучше знать какое. Кстати, где ты с ней познакомился? И когда? Господи, Роб, мы расстались всего месяц назад.

– Прошу тебя, Вив, не расстраивайся…

– Может, кто-то и расстроен, только не я!

– Отлично, просто хотел предупредить, что буду не один…

– Я тоже. Приведу с собой еще одного человека. И как ты, наверное, догадываешься, вовсе не подругу. Очень хорошо, что ты завел об этом разговор. Я как раз собиралась тебя подготовить. Так что не удивляйся, увидев меня с другим.

– Рад, что все так удачно складывается. До встречи в субботу.

– До встречи!

Тороплюсь первой нажать «Отбой».

– Пока, Вив, – доносится до меня из телефона.

Я в изнеможении опускаюсь на пол.

Глава вторая Расскажи о своем бывшем ...

E-mail Вивьен Саммерс от Ч. Хеслопа, 2 июля, 08 часов

Тема: Рассказ о бывшей возлюбленной

Вивьен отличная девушка. Тот, кто с ней сойдется, не пожалеет. По части привлекательности она набирает восемь очков из десяти. А может, и больше, если постарается. Она очень решительный человек – можно даже сказать, что она немного упряма, потому что, по моему мнению, одно вытекает из другого. Она очень импульсивная – иногда это бывает забавно, а иногда надоедает. К тому же, признаюсь, она несколько навязчива.

Чарли Хеслоп, 36, Лондон

Не лишним будет упомянуть, что однажды этот парень провел ночь, свернувшись на коврике у моих дверей, только потому, что хотел увидеть, когда я вернусь домой… а теперь у него хватает наглости утверждать, что я навязчива! С ума можно сойти! В корзину. В корзину. Вся эта задумка с рассказом о бывших возлюбленных совершенно ни к чему. Люси была права.

Но сейчас я просто не в состоянии думать о сайте или о чем-либо еще, кроме…

Кроме того, что Роб встречается с какой-то девицей.

Я произношу эту фразу вслух. Вывожу ее на бумаге и подчеркиваю. Но не могу осознать ее смысл.

Мои мысли бродят по замкнутому кругу. Кто она, новая подруга Роба? Знаю ли я ее? Где он с ней познакомился? Одежду какого размера она носит? А потом опять все по новой… так проходят часы. Сегодня утром я с удивлением обнаружила, что уже среда.

Вряд ли на свете существует женщина, которая обрадуется, узнав, что ее бывший жених встречается с другой. Но я чувствую себя так, словно Роб вонзил мне в грудь нож по самую рукоятку. Водоворот отчаяния затягивает меня и не дает выплыть. Я не могу есть. Не могу спать. На работе я веду себя как зомби.

Кстати, о работе! Я смотрю на часы. Пятнадцать минут восьмого.

О нет. Еще одного рабочего дня мне не выдержать. Похоже, я заболеваю. У меня першит в горле и желудок неприятно сжимается. Самое лучшее, что я могу сделать, – остаться дома и в пижаме бродить по своей квартире. Сначала я кружу вокруг пластмассового кофейного столика, нагретого солнцем. Потом устраиваюсь на подлокотнике дивана, гляжу поверх крыш и воображаю Роба в объятиях этой неизвестной стервы. В моих фантазиях они принимают все позы «Камасутры», а после смеются и запихивают в мусорный бак оставшиеся от меня вещи: гель для душа, полупустые тюбики с краской для волос, тарелочки для суфле. Внизу, на улице, первые служащие уже начинают свой утренний марш к вокзалу.

Я должна пойти на работу. Сегодня у нас важное совещание. Мне необходимо на нем присутствовать. В спальне выбрасываю вещи из шкафа прямо на пол. Мой Роб… встречается с другой женщиной. «Я хотел предупредить тебя, что буду не один». Именно так он сказал, эти слова сразили меня наповал. Я натягиваю на себя черное платье и выворачиваю руки, чтобы застегнуть молнию на спине. Это невозможно. Пока я сидела здесь и ждала его звонка, он встречался с другой. А ведь прошел всего месяц. Неужели он ни капельки по мне не тосковал? Неужели ему не хотелось мне позвонить, хотя бы разочек? Бреду в ванную, включаю противно жужжащую лампу и начинаю чистить зубы.

Сейчас Роб, наверное, проснулся… рядом с ней… в ее постели. Мысль об этом сводит меня с ума. Я быстро сплевываю, полощу рот и выхожу из ванной.

Все в этой квартире кажется мне чужим, странным и пугающим. Я хочу быть рядом с Робом. Хочу оказаться в нашей, ну ладно, в его просторной дорогой квартире. Хочу, чтобы утром все было так, как бывало раньше. Хочу, чтобы он сидел за столом, поедая рисовые хлопья и фруктовый салат. Утром он всегда надевает старую синюю футболку, которая соблазнительно обтягивает его грудь. После завтрака он идет в душ. Я знаю, что сначала он моет голову и его белокурые волосы, намокнув, темнеют. Я люблю смотреть, как он моется. Мы всегда выходим из дома вместе. Прощаясь, он слегка касается губами моей щеки… Кого он целует сейчас? Какую-то незнакомую девицу!

Путь из ванной в спальню и обратно я проделываю раз пять подряд, не меньше. Наконец сажусь на кровать, чтобы застегнуть черные босоножки. Эту кровать я купила всего месяц назад. Помню, тогда я говорила себе, что эту покупку нельзя счесть пустой тратой денег, потому что нам с Робом понадобится кровать в спальню для гостей. Люси, впервые явившись ко мне в гости, несколько раз подпрыгнула на кровати.

– Надеюсь, здесь ты переживешь немало приятных приключений, – заявила она.

– Ты имеешь в виду, когда ко мне зайдет Роб? – уточнила я.

– Нет, я имею в виду совсем другое. Я говорю о приключениях, а не о сексуальной повинности.

– Заниматься любовью с Робом – самое приятное приключение для меня, – обиженно процедила я.

– О да, особенно если не выключать свет, – расхохоталась Люси.

Я подскочила и повалила ее на спину.

Люси вечно надо мной подтрунивает. Я провожу расческой по волосам и вздыхаю. Надо же быть такой дурой! Сидела здесь как последняя идиотка и воображала, будто он изводится от тоски по мне. Представляю, как он впервые приводит к себе домой свою новую подружку. Поворачивает ключ в дверях и приглашает ее войти. Она с восторгом озирается по сторонам. Ей нравится, как я оформила квартиру. А потом они занимаются любовью. На простынях, которые я купила. Удивительно, что мне удается терпеть такую боль. Роб мой, только мой. Мой суженый, мой муж, мое светлое будущее. Я не представляю, как без него жить. Однажды он сам сказал, что наши судьбы переплетены воедино. Такое положение вещей меня вполне удовлетворяло. Но он разорвал сплетение, вырвался на свободу и устремился навстречу новому приключению, помедлив лишь для того, чтобы метнуть в мою сторону гранату.

Похоже, вот-вот разрыдаюсь. Стараясь дышать как можно глубже, я сосредоточенно роюсь в косметичке, выискивая тональный крем. Карандаш для подводки глаз и помада тоже идут в ход. Но, говоря откровенно, лицо мое так распухло от слез, что никакая косметика ему не поможет.

А как же Боб и Мэри? Его родители души во мне не чают. Мэри каждое Рождество дарит мне новые домашние тапочки. Неужели я больше никогда не буду сидеть в их изысканно обставленной гостиной, потягивая сладкое белое вино из дивного хрустального бокала? А как же уроки гольфа, которые Боб обещал давать мне этим летом? Что, если Мэри уже купила очередные домашние тапочки? Я возвращаюсь в свою гостиную. Неужели я больше никогда не увижу Боба и Мэри? Неужели я зря надеялась, что у моих детей будут отличные дедушка и бабушка, добрые и заботливые, как в сказках. Как и положено дедушке и бабушке, седые и в очках. Боб и Мэри были для меня воплощением стабильности и нерушимых семейных устоев. А сейчас они исчезли из моей жизни. Не представляю, как это вынести. Я бросаюсь на диван и безутешно оплакиваю потерю Боба и Мэри.

Прорыдав несколько минут, чувствую, что мои ноги затекли от неудобной позы. Я встаю и смотрю на часы – половина восьмого. Перевожу взгляд на огромное французское зеркало. Когда я сюда переехала, оно казалось мне невероятно стильным, а теперь кажется до жути пошлым. Роб наверняка раскритиковал бы его в пух и прах. Такой громоздкий предмет интерьера не стоит вешать на стену. Я решила: если прислонить зеркало к стене, это будет изысканно. Увы, при этом отражение отвратительно искажается – на самом деле бедра у меня вовсе не шире плеч, я проверяла это множество раз. Внимательно изучаю собственное отражение… отражение невзрачной особы со вспухшими от слез глазами и каштановыми волосами, в простом черном платье. Я втягиваю живот, раскрываю глаза как можно шире и слегка взбиваю челку. Стираю размазанную подводку. Выпрямляюсь и гордо вскидываю голову. В следующее мгновение мои плечи вновь поникают, а глаза на мокром месте. Мне не удается обмануть даже зеркало. На душе паршиво, и выгляжу я соответственно. Мне необходима срочная помощь. Хорошо, что есть Люси. И телефон.

– Люси слушает.

– Привет, это я. Я хотела только…

– Вив, сейчас не слишком подходящее время для разговора.

Люси почти шепчет:

– Это займет меньше минуты. Я хотела только узнать, как бы ты меня описала. По-твоему, меня можно назвать привлекательной?

– Да.

– А какого рода моя привлекательность? Я сексуальна? Женственна? Или, может быть, изысканна?

– Сексуальна, – выдыхает Люси.

– Хмм. Значит, сексуальна. А как ты считаешь, меня можно отнести к разряду женщин-вамп или мою сексуальность лучше назвать скрытой?

– А тебе бы как больше хотелось?

Люси, кажется, вообще прекратила дышать.

– Ну, думаю, было бы идеально… если бы я обладала такой ненавязчивой, естественной сексуальностью.

– Ты ею обладаешь.

– Но это не так! Я из кожи вон лезу, чтобы казаться сексуальной!

– Тут я ничем не могу помочь, Вив! У меня в постели мужчина, и мне сейчас не до твоей сексуальности!

Люси бросает трубку.

Вот этого я никак не ожидала. Кто бы мог подумать, что она такая эгоистка. Правда, я и раньше замечала, что Люси временами бывает ужасно эгоистична… и жестока. Она ведь знает, что мое сердце разбито. Кстати, откуда у нее в постели взялся мужчина? Насколько мне известно, сейчас она ни с кем не встречается. Неужели она нашла себе нового бойфренда и ничего мне не сказала? Невероятно. К списку недостатков Люси помимо эгоизма и жестокости придется добавить скрытность.

Я иду в кухню. Некоторое время стою, уставившись в пространство, и размышляю, удастся ли мне заставить себя выпить кофе. Розовая пластмассовая мебель кажется чудовищно безвкусной по сравнению с ореховым кухонным гарнитуром ручной работы, который стоит в квартире Роба… в нашей квартире. Где были мои глаза, когда я снимала эту кошмарно обставленную конуру? Я открываю холодильник и заглядываю внутрь. С моих губ вновь срывается тяжкий вздох. Любопытно, что люди обычно делают в подобных ситуациях? Возможно, едут в гости к мамочке, плачут у нее на груди, а потом пьют чай с домашним печеньем. Жаль, моя мама скрылась в неизвестном направлении вскоре после того, как произвела меня на свет. Ей тогда, кстати, было семнадцать лет от роду. Но я все равно могу съездить домой, к бабушке. Почему нет? Сейчас же ей позвоню. Я закрываю холодильник и хватаю телефон.

В ухо мне бьют длинные гудки. Где это старушка гуляет? Я падаю на диван вместе с телефоном и набираю номер еще и еще. Наверное, сейчас бабушка возится в саду. На ней льняное бесформенное платье и старомодные ботинки, напоминающие коровьи копыта. До моих страданий ей и дела нет. Я снова набираю номер. Наконец в трубке раздается одышливый голос:

– Семьдесят один восемьдесят девять два ноля!

– Бабуля! Это я! Ты где была?

– Я? Да здесь, рядом.

Она говорит смущенно, точно ребенок, который пытается обмануть взрослых.

– Он нашел другую, бабуля.

Как только я произношу эти слова, меня накрывает новая волна печали.

– Кто, дорогая?

– Роб, кто же еще. Мой Роб.

В трубке повисает молчание.

– Ты что, не помнишь, что мы собирались пожениться?

– Мне казалось, ты порвала с ним.

– Так оно и было! Но после этого он нашел другую! Я порвала с ним вовсе не для того, чтобы он мне изменял!

Собственный голос кажется мне отвратительно гнусавым из-за заложенного носа. Из трубки доносится какое-то странное дребезжание.

– Бабуля? У тебя все в порядке?

Теперь я слышу приглушенное хихиканье.

– Бабуля?

– Дорогая, не волнуйся. Просто ко мне заглянул Реджи, и только что он опрокинул корзинку с шампанским.

– Корзинку с шампанским?

– Да… Редж, собери быстрей лед, иначе весь пол будет мокрый!

– Он явился к тебе домой пить шампанское?

– Да, дорогая.

В ее голосе слышится нескрываемая гордость.

– Но сейчас восемь часов утра!

– Редж принес копченого лосося, и мы решили устроить ланч с шампанским!

– Не рановато для ланча?

– Ну, тогда это будет завтрак с шампанским!

Ощущение такое, словно она поворачивает нож в моей ране. Судя по всему, все женщины на свете прекрасно проводят время в обществе своих мужчин. За исключением меня.

– Хорошо, бабуля, я не буду тебя задерживать. Если у меня разбито сердце, это еще не повод мешать вам завтракать с шампанским, верно?

– Верно, дорогая. Буду рада, если ты позвонишь позднее.

– Позвоню.

– Вот и отлично. До свидания, милое создание! – щебечет бабушка.

Я вешаю трубку. Милое создание? Завтрак с шампанским? Все это дурное влияние «Реджи, который живет в соседнем доме». Он давно увивается вокруг бабушки… особенно после смерти деда. Иногда, когда я ей звоню, у него хватает наглости брать трубку. Господи боже. Не хватало мне только узнать, что у моей родной бабушки свидание в восемь часов утра. Личная жизнь бабушки не может быть насыщенней, чем личная жизнь внучки! Это несправедливо. В конце концов, ей перевалило за семьдесят!

Я швыряю телефон в сумочку. Пора на работу. Смотрю в окно, пытаясь понять, какая сегодня погода и нужно ли надевать куртку. Выхожу на лестницу, покрытую пыльным вонючим ковром, и тут же возвращаюсь за ключами и кошельком. Но вот наконец я на улице.

Непрошеные мысли тут же начинают хороводом кружиться у меня в голове. Какой чудный день! Прекрасный день для свадьбы! Скоро свадьба Джейн и Хьюго! Через три дня! И что мне делать, спрашивается? Идти на эту свадьбу у меня нет ни малейшего желания. Но и не пойти я не могу. В конце концов, я уже приняла приглашение.

Я прыгаю в автобус за мгновение до того, как водитель закрывает двери. Свободных мест нет, и все то время, пока автобус пробивается по запруженным транспортом улицам Лондона, я стою, прислонившись к полке для багажа. Совсем недавно я собиралась явиться на эту дурацкую свадьбу в своем старом синем платье для коктейлей. Думала, этого будет достаточно, чтобы вернуться домой вместе с Робом. Теперь все изменилось. У меня есть три дня на то, чтобы купить отпадное платье, привести себя в порядок и найти нового бойфренда. Последняя задача представляется мне невыполнимой. Мы проезжаем Вест-энд, и я рассматриваю мелькающие за окном витрины магазинов, представляя себя в платьях, которые там выставлены. Пытаюсь вообразить свою соперницу. В моих фантазиях она предстает во всем блеске красоты и безупречного вкуса. Я отгоняю прочь гнусное видение и направляюсь к выходу, потому что автобус подходит к моей остановке.

Присоединившись к людскому потоку, перехожу Мэрилебоун-роуд и двигаюсь по Бейкер-стрит. Каждую встречную женщину я окидываю оценивающим взглядом, спрашивая себя, не она ли это. Я перехожу улицу. Вертящиеся двери универмага «Барнс и Уорт» заглатывают меня.

Втискиваюсь в набитый лифт, и дверь закрывается. Стрелка из светящихся точек указывает наверх. Она гаснет, когда двери лифта вновь раскрываются, впуская высокого мужчину. У него седоватые волосы оттенка «соль с перцем» и огромные, начищенные до блеска ботинки. Мне приходится потесниться, чтобы не задеть его ботинок ногой. Светящаяся стрелка загорается вновь. Лифт наконец отправляется. Нет, не отправляется. На этот раз в дверь протискивается женщина с извиняющейся улыбкой на губах. На ней джемпер, который ей явно мал на пару размеров. Стоять ей приходится на цыпочках. Кажется, все. Стрелка загорается. Отлично.

Но тут дверь снова раскрывается! Я упираюсь взглядом в зеркало на задней стене лифта. Все мы кажемся сардинами, до отказа забившими банку. На этот раз в лифт хочет проникнуть парень с гладко зализанными волосами, влажными от геля. Но дверь больше не желает закрываться. Проходит целая вечность, пока парень соображает, что лифт стоит по его милости. Наконец он благородно решает принести себя в жертву и выходит. Дверь закрывается и открывается вновь, потому что он снова нажимает кнопку.

– В этот лифт больше никто не втиснется! Хватит нажимать кнопку! – пронзительно визжу я из-за спины высокого седоватого мужчины.

По лифту прокатывается волна легкого возмущения. Дверь закрывается, и лифт начинает подъем. Запах человеческих выхлопных газов смешивается с запахом крема после бритья. Я изучаю пылинки перхоти, насыпавшейся с волос оттенка «соль с перцем». Внезапно я чувствую, что в спину мою упирается чей-то взгляд. Резко поворачиваюсь, ожидая встретить улыбку или даже услышать пару приветливых слов. Но все глаза устремлены мимо. На непроницаемых лицах застыло слегка удивленное выражение, точно у испуганных коров.

Мне плевать. Я точно знаю: прежде чем я покину сегодня это здание, у меня будет новое платье и план действий. Пока не знаю как, но я должна вернуть Роба. Должна, должна, должна.

Глава третья Работа над ошибками ...

Тема для обсуждения: Собственные ошибки делают нас сильнее.

Лунозадая: Неужели это действительно так? Лично я, совершив ошибку, чувствую себя так, словно наглоталась дерьма.

Пупсик: Бедняжка Лунозадая, это скоро пройдет. В прошлом году меня тоже бросили, словно банку из-под колы. Представляю, каково тебе сейчас. Единственное, что я могу сказать тебе в утешение: в жизни всякое бывает.

Солнечный Луч: Не повторяй моей ошибки и не делай на каждой ягодице татуировку в виде буквы Б!

Лунозадая: ББ? Это инициалы твоего бойфренда?

Солнечный Луч: Его звали Боб.

Пупсик: Забей на него, но не забивай на любовь.

Солнечный Луч: Сотри, к чертям, все видео, где вы с ним занимаетесь любовью.

Пупсик: Не сомневайся, в один прекрасный день ты почувствуешь: все осталось в прошлом и ты снова счастлива.

Лунозадая: Спасибо вам всем за участие. Надеюсь, со временем ко мне вернется интерес к жизни.

Пофигистка: Все мужики сволочи.

Мой офис находится на тринадцатом этаже. Я говорю «офис», хотя уместнее было бы сказать «рабочее место». Мы все, точно коровы в стойла, втиснуты в узкие загоны, разделенные панельными перегородками. Взглянув поверх перегородки, я могу увидеть весь офис. Выглядит он весьма уныло. Флуоресцентные лампы надоедливо гудят, вызывая головную боль. Это здание провоцирует у меня рвотный рефлекс. Пытаясь проглотить подступивший к горлу ком, я падаю в свое вращающееся кресло.

Сегодня у нас заседание из разряда «работа над ошибками». Как это явствует из названия, на нем мы анализируем прежние ошибки в формировании ассортимента и пытаемся сделать из них конструктивные выводы. В задачу моей помощницы Кристи входит составить перечень товаров, которые плохо продавались, и подготовить обзор покупательских анкет. Недавно она попросила меня дать ей возможность лично предстать перед Злюкой – так мы называем между собой нашу леди-босс. Я согласилась, хотя при этом чувствовала себя человеком, сунувшим мохнатого щенка в конуру к свирепому ротвейлеру. Так или иначе, у меня не было ни времени, ни сил заниматься докладом самой.

Кристи усаживается за свой стол. Платиновые волосы собраны в тугой пучок. Несчастная кожа задыхается под толстым слоем тонального крема. Красные туфли на высоких каблуках и синий костюм с короткой юбкой делают ее чрезвычайно похожей на стюардессу.

– Привет, – говорит она и добавляет со вздохом: – Ты уже слышала о сокращениях?

– Каких сокращениях? – спрашиваю я, пытаясь включить свой древний компьютер.

– Всем сотрудникам «Барнса и Уорта» придется затянуть пояса потуже. То есть тем, кого оставят на работе. Грядет сокращение бюджета и все такое.

– Кто сказал?

– Пол слышал по радио.

– Все эти разговоры о кризисе меня ни капельки не волнуют. Во время кризиса люди покупают еще больше ненужных подарков, чем обычно. Так что мы без работы не останемся.

– Надеюсь! – восклицает успокоенная Кристи.

Перспектива потуже затянуть пояс меня, мягко говоря, не радует. Перспектива остаться без работы радует меня еще меньше. Не могу сказать, что я люблю свою работу. Бывают дни, когда я ее отчаянно ненавижу. И все же ее с некоторой натяжкой можно назвать творческой. К тому же она приносит мне деньги. Вряд ли я сумею найти что-нибудь лучше.

– Ты подготовила доклад? – спрашиваю я.

– Я просмотрела данные о продажах за минувший год и по каждому месяцу выписала три товара, которые продавались хуже всего.

– Отлично, – бросаю я, уставившись на вспыхнувший монитор компьютера.

– Я собрала данные покупательских опросов, так что мы можем их проанализировать.

– Ну а выводы ты сделала?

– Какие выводы?

– Что нужно сделать для того, чтобы товары продавались лучше.

– О! Об этом я как-то не подумала.

– Зря. Злюка непременно будет донимать тебя этим вопросом.

Я просматриваю почту. От Роба ничего. Интересно, посылает ли он электронные письма своей новой подружке? Нож в моей сердечной ране поворачивается вновь. Успокойся, приказываю я себе, и подумай о работе. Пробегаю глазами список, который приготовила Кристи, и пытаюсь сосредоточиться. Мои внутренности сжались в комок. Нервы напряжены до предела. Надеюсь, совещание надолго не затянется. Сегодня у меня есть дела поважнее. Нужно купить платье. Плевать, сколько оно будет стоить и в каком оно будет стиле. Оно должно быть потрясающим, только и всего. Оно должно превратить меня в красавицу, скрыть мои широкие бедра и выставить грудь в самом выгодном свете. Если Кристи будет очень долго тянуть и мямлить, это выйдет чертовски некстати. Я поднимаюсь.

– Идем?

Кристи собирает свои записи и вслед за мной выходит в коридор. Каблуки ее громко цокают.

Мы входим в зал заседаний и занимаем свои места за большим овальным столом. Из-за кондиционеров в комнате могильный холод, и я начинаю дрожать в легком платье без рукавов. Входит Злюка и с громким шлепком опускает на стол папку с бумагами. Узкие очки съехали почти на самый кончик ее носа, до смешного похожего на птичий клюв. Она обводит нас начальническим взором, в котором нет ни искорки теплоты.

– Доброе утро, Вивьен, – кивает она и поворачивается к Кристи. – Доброе утро, Кристина.

– Доброе утро, – отвечаем мы хором, точно школьницы.

– Прежде всего, Вивьен, позволю себе напомнить, что мое время расписано по минутам. Я была несколько удивлена, не получив по электронной почте повестку дня сегодняшнего совещания с перечнем всех пунктов, которые нам предстоит обсудить.

Я предупреждала Кристи, что сделать это необходимо. Именно она несет полную ответственность за это чертово совещание. Однако втык от начальства получила я. По спине забегали мурашки. На редкость неприятное ощущение.

– Вот она, повестка, – говорю я. Лист бумаги скользит по гладкой поверхности стола в сторону Злюки. – Приношу свои извинения за то, что не послала ее вам по электронной почте. Но вчера мы до позднего вечера обрабатывали данные опросов. Пока анализ не был завершен, составить окончательную повестку не представлялось возможным.

– Хорошо, хорошо.

Злюка пробегает глазами строчки, напечатанные на листке, и бровь ее удивленно выгибается.

– Итак, пункт первый – сообщение Кристины о падении продаж.

Красные губы Злюки недоверчиво поджимаются. Янтарно-желтые глаза буравят Кисти насквозь. Кристи встает и дрожащим голосом начинает читать по бумажке, при этом мнет в руках.

– Причина, по которой мы собрались сегодня, представляется мне чрезвычайно важной. Дело в том, что некоторые наборы, предлагаемые в нашем отделе, не пользуются покупательским спросом, и нам необходимо выяснить, почему это происходит, чтобы в дальнейшем избежать подобных ошибок и не предлагать покупателям товары, которые они не желают приобретать, – тараторит Кристи.

Злюка бормочет под нос что-то вроде «господи боже» и наливает себе стакан воды.

Размышляю о том, нужны ли мне новые туфли. Конечно нужны. И при этом такие, которые будут идеально подходить к новому платью. Может, сегодня, во время перерыва на ланч, я успею смотаться на Оксфорд-стрит. Хотелось бы мне знать, в чем будет новая подружка Роба.

Злюка, уставившись на собственные колени, качает головой. Кристи зачитывает отзывы покупателей о подарочном наборе, в который входят купальная шапочка и перчатки без пальцев. Голос ее несколько окреп и теперь напоминает птичье чириканье.

– Вещи слишком старомодные, у моей бабушки было что-то подобное, но она умерла десять лет назад; я терпеть не могу купальные шапочки, набору вроде этого место в дешевом универмаге, а не у Барнса и Уорта.

Кто бы мог подумать, что Кристи такая идиотка! Надо было составить краткий обзор покупательских мнений, а не зачитывать их целиком. Она что, ума лишилась? Столько раз присутствовать на подобных заседаниях и ничему не научиться! Да, похоже, я здорово переоценила ее умственные способности. После я устрою Кристи разнос, но сейчас необходимо спасать девчонку. Но как это сделать, не подвергнув ее публичному унижению? Ногти мои отчаянно впиваются в ладонь.

– Полный отстой. Жуткий цвет, не знаю, как он называется. По-моему, перчатки без пальцев – это полный бред. В такой шапочке только топиться, – щебечет Кристи.

Злюка прижимает изящно наманикюренный палец к щеке, потом наставляет его на Кристи, точно пистолет.

– Довольно, – бросает она. – Объясните мне, почему покупательский опрос не был проведен, когда мы выпустили пробную партию? Почему надо было дожидаться, когда мы выбросим на прилавок десять тысяч этих чудовищных наборов?

Злюка двумя пальцами поднимает со стола купальную шапочку, с таким видом, точно это загаженные детские трусики, и бросает ее Кристи.

– Скажите, Кристина, вы купите нечто подобное?

– Ни за что! – смеется Кристи.

– Тогда скажите мне, кто придумал эту гадость и кто дал ей зеленый свет?

В воздухе повисает молчание. Такая тишина наступает, когда со стола внезапно падает баснословно дорогая хрустальная ваза – за долю мгновения до того, как раздастся звон осколков. Кристи беспомощно смотрит на меня. Ее глаза наполняются слезами. Того и гляди, потечет тушь. Я встаю и беру со стола злополучную шапочку.

– Позвольте мне объяснить, как возникла эта идея. Дело в том, что комплект, состоящий из купальной шапочки и перчаток без пальцев, входит в серию «купающиеся нимфы» – на упаковках этой серии изображены кинозвезды пятидесятых годов. Три других комплекта: набор для педикюра, комплект, состоящий из пены для ванны и лосьона для тела, и еще один комплект – пенка для мытья рук и крем, разлетаются, как горячие пирожки. Пробная партия получила самые лестные покупательские отзывы – правда, покупатели оценивали серию в целом. Теперь я понимаю, что задумка не слишком удачная. Пожалуй, стоит заменить этот набор чем-нибудь другим – например, шапочкой-тюрбаном и яркой губкой. Что касается того, кто придумал эту гадость… вынуждена признать, это была я… а вы дали зеленый свет.

Итак, я попыталась закрыть Кристи своей грудью, но, говоря откровенно, не достигла особого успеха. Пожалуй, парень, опорожняющий в офисе мусорные корзины, выступил бы на этом чертовом совещании более убедительно. Полезные выводы, которые мы сделали после работы над ошибками, сводятся к следующему:

1. Прежде чем запускать новую серию, необходимо убедиться, что все товары, которые в нее входят, способны возбудить покупательский спрос.

2. Покупатель должен быть уверен, что приобретает качественный товар.

3. Кристи будет уволена.

Мы в молчании собираем со стола наборы, обманувшие наши ожидания. Я чувствую, от Кристи, точно пар, исходят растерянность и тревога. Кивнув Злюке, я направляюсь к двери, но Злюка делает мне знак остаться.

– Вивьен, можно вас на пару слов?

– Разумеется.

Каблуки Кристи стучат уже у самой двери.

– Вас я больше не задерживаю, Кристина.

Свои слова Злюка сопровождает царственным жестом. Дверь за Кристи закрывается. Мы остаемся в комнате вдвоем.

– Вивьен, не буду расхаживать кругом да около. В отделе намечаются сокращения, а это означает, что с некоторыми сотрудниками нам придется расстаться. Я присматриваюсь к каждому, абсолютно к каждому. И пришла к заключению… что ваша помощница Кристина не справляется со своими обязанностями.

– Кристи.

– Что?

– Ее зовут Кристи, а не Кристина.

– Это ничего не меняет. Я решила ее уволить.

– Понятно. Это окончательное решение?

– Да.

На губах Злюки играет печальная улыбка, словно бремя ответственности, которое она несет на своих плечах, доставляет ей невыносимые страдания. Она собирает бумаги и поднимается, распространяя вокруг себя аромат каких-то едких духов.

– Но может, все дело в том, что у нее маловато опыта, – бормочу я. – Я постараюсь как следует ее натаскать. Пока у нее почти не было возможности проявить себя…

– Вивьен, то, что вы защищаете свою коллегу, характеризует вас с самой лучшей стороны. Но поверьте, когда вы займете руководящий пост, вам придется быть жесткой.

– Да, конечно. Я просто хотела сказать… может, не стоит торопиться. Сегодня она впервые делала доклад. Мне кажется, компании выгоднее оставить Кристи, которая уже чему-то научилась, чем нанимать нового сотрудника и натаскивать его с нуля.

Злюка злорадно ухмыляется.

– Мы не собираемся нанимать другого сотрудника. Речь идет о сокращении штатов.

– И все равно… мне кажется, это будет… несправедливо.

Ладони у меня взмокли, а уши горят, как два факела.

Как ни странно, Злюка меняет гнев на милость.

– Хорошо. Передайте ей предупреждение. Мы даем ей шанс. Если она его не использует, окажется за дверью.

Злюка поднимается. Ноги у нее вполне приличные. Любопытно только, как ей взбрело в голову напялить розовые носки и босоножки цвета детской неожиданности.

– И прошу вас, не тяните с отчетом. Какой сегодня день?

– Э… среда…

– Отчет должен быть у меня не позднее чем завтра утром. На девять назначено совещание байеров [2] .

Некоторое время я сижу не двигаясь, слушая ровное гудение кондиционера. Ощущение такое, словно я плыву в бурном море, уцепившись за жалкий обломок доски. Если закрыть глаза, покачиваться на волнах даже приятно. Но стоит посмотреть по сторонам, увидишь грозные валы, готовые на тебя обрушиться. Ладно, хватит бездельничать, говорю я себе. Надо быстренько состряпать этот дурацкий отчет, чтобы потом не отвлекаться от главного. Сегодня – день поисков платья. Я делаю в блокноте одну-единственную запись «чепуха» и отправляюсь утешать Кристи.

Она сидит за столом, понурив голову, на щеках полыхает румянец. На столе перед ней валяются злополучные товары, не желающие хорошо продаваться, и листы, покрытые записями. На одном из них она нацарапала: «Плевать на все» – и подчеркнула эту запись дважды. Я тихо сажусь рядом с ней.

– Господи, как это было ужасно, – лепечет Кристи.

– Н-да. Могло бы пройти и лучше.

– Честное слово, я работала как проклятая.

– Я знаю.

– Она взбесилась, когда я начала читать отзывы покупателей, верно?

– Дело в том, что сотрудники магазинов считают покупателей глупой скотиной. Конечно, заставив ее выслушать все это, ты, мягко говоря, не доставила ей удовольствия.

– И что она сказала, когда вы остались наедине?

– Просила передать тебе предупреждение. Пока словесное.

Кристи хочет что-то сказать, но рот ее жалобно кривится.

– Не расстраивайся так, – бормочу я.

– Словесное предупреждение. А что именно ты должна мне сказать? – дрожащим голосом спрашивает Кристи.

– Ну, не знаю. Может быть, просто «предупреждаю тебя» или «будь осмотрительна». В общем, что-то в этом роде.

Кристи отчаянно трясет головой.

– Черт меня дернул начать с этой проклятой купальной шапочки, – вздыхает она. – Все нормальные люди ненавидят купальные шапочки.

Я нахожу пресловутую шапочку на столе и напяливаю на голову.

– А мне они нравятся, – говорю я.

По губам Кристи скользит слабое подобие улыбки.

– В общем, ты предупреждена, – говорю я, вскинув палец.

– Господи боже!

Кристи роняет голову на руки и разражается рыданиями.

Я стягиваю с головы шапочку.

– Прекрати, Кристи. Было бы из-за чего плакать. Ты что, Злюку не знаешь? На то она и Злюка, чтобы срывать на людях злобу.

Я глажу Кристи по спине.

– Ты прекрасно справляешься с работой.

Кристи начинает горестно завывать. Несколько голов поворачивается в нашу сторону.

– Кристи, не реви. Это моя вина. Я должна была предупредить, что зачитывать отзывы покупателей ни в коем случае нельзя.

– Правда?

– Конечно.

– Тогда почему ты не предупредила? – Она пристально смотрит на меня блестящими от слез глазами.

– Забыла.

– Твоя забывчивость мне дорого обошлась.

– Честно говоря, мне и в голову не приходило, что ты намерена это сделать! – пытаюсь оправдаться я.

Взгляд огромных заплаканных глаз исполнен укора. Слезы проделали извилистые дорожки в толстом слое тонального крема на лице Кристи. Я начинаю чувствовать себя преступницей. Почему я не проверила, что эта дурочка собирается говорить? Конечно, понадеялась на ее самостоятельность. Но дело не только в этом. Голова у меня была занята совершенно другим. Переживала о своем разбитом сердце, о своем сайте, о свадьбе, которая состоится в эту субботу, и о том, что мой Роб придет на эту свадьбу в обществе посторонней девицы!

Не думая о последствиях, выкладываю Кристи свою душераздирающую историю. Она поражена, ведь никогда раньше мы не пускались в откровенности и не обсуждали события, которые происходят с нами за стенами офиса. Нам вполне хватало фраз типа: «Хорошо провела уик-энд?»

– Но как ты найдешь отпадное платье за такое короткое время? – спрашивает Кристи. – Когда ты собираешься этим заниматься?

Я ощущаю прилив адреналина в крови, прилив столь сильный, что мне хочется сорваться с места и отправиться на поиски немедленно.

– Сегодня, боюсь, не получится, – вздыхаю я. – Мне надо написать отчет.

– О нет! – вопит Кристи так громко, что я подпрыгиваю на стуле. – Прежде всего тебе надо купить платье!

– Да, – соглашаюсь я.

Вот уж не думала, что Кристи отнесется к моим проблемам с таким сочувствием.

– Может, я напишу отчет? Или ты думаешь, что я опять наваляю какой-нибудь ерунды?

– Я вовсе так не думаю, Кристи. Но отчет мне придется написать самой. Ничего, потом я непременно выберу время, чтобы пробежаться по магазинам.

– Бегать по магазинам ни к чему! У меня есть идея получше. Мой приятель Найджел – дизайнер. Точнее, пока он только учится на дизайнера, но это без разницы. У него есть просто сногсшибательные платья, и, может, он одолжит тебе какую-нибудь выставочную модель. Я всегда к нему обращаюсь, когда мне нужно офигенное платье.

– Правда?

Интересно, по какому случаю ей было нужно офигенное платье, спрашиваю я себя. Какую-то долю секунды предложение Кристи кажется мне не лишенным смысла. Потом я вспоминаю, что у нее довольно своеобразные представления о моде. Настолько своеобразные, что иногда все просто со смеху катаются, глядя на нее. В тот раз, когда она явилась в офис в брюках из мохнатого белого меха, она, похоже, считала, что выглядит офигенно. Если это модель из коллекции ее приятеля, для меня этот дизайнер чересчур экстравагантен. Выставлять себя на посмешище никак не входит в мои планы.

– Спасибо, дорогая, но, боюсь, дизайнеры не шьют платьев моего размера.

– А какой у тебя размер? Четырнадцатый?

– Десятый, – обиженно отрезаю я.

Кристи недоверчиво смотрит на мои бедра.

– В некоторых магазинах мне приходится брать двенадцатый, – добавляю я.

– Я спрошу у Найджела, есть ли у него что-нибудь двенадцатого размера, – тараторит Кристи. – В последний раз, когда он одолжил мне платье, я просто убила всех наповал. Если у него есть что-нибудь подходящее, ты можешь с ним встретиться прямо сегодня. Его студия здесь неподалеку. Так я позвоню ему, хорошо? Увидишь, это будет настоящим ответом на твои молитвы.

Ответом на мои молитвы стало бы отнюдь не платье. Тем более платье из коллекции сомнительного дизайнера. Я уже собираюсь сказать, что не следует беспокоить творческого человека по пустякам. Но стоит мне представить, как я несусь из магазина в магазин, точно загнанная лошадь, и без конца примеряю отвратительно тесные платья, слова замирают у меня на губах. К тому же в примерочных кабинках всегда разит потом, а освещение такое, что можно окончательно потерять уверенность в себе. Я киваю.

– О’кей, Кристи. Пожалуй, стоит попробовать. Очень тебе благодарна, – добавляю я, встретив ее ожидающий взгляд.

– Не за что, Вив. Ты помогла мне отвлечься.

– Вот и отлично.

– Стоило мне услышать о твоих проблемах, мои собственные беды показались мне пустячными, – сообщает Кристи, поднимаясь и оправляя юбку.

– Рада быть полезной, – расплываюсь я в улыбке.

– Я иду перекусить. Принести тебе что-нибудь?

Я отрицательно качаю головой и провожаю Кристи взглядом. Потом собираю ее записи и начинаю писать отчет. Через час у меня готов всего один параграф. Меня охватывает паника. Тревожные мысли кричат в моей голове, словно чайки.

Я открываю блокнот и вывожу на чистой странице:

«Что нужно сделать перед свадьбой:

– купить платье;

– купить туфли;

– сделать прическу;

– привести в порядок лицо».

Список составлен, но толку от него не много. Обычно я обожаю подобные приготовления, ведь они доставляют едва ли не больше удовольствия, чем сам праздник. Но сейчас в моем распоряжении всего два с половиной дня, и ставка слишком высока. Сейчас мне надо прочесывать магазины, а я сижу здесь в каком-то анабиозе. Можно подумать, я заранее смирилась с поражением. У Роба другая женщина. Что я могу с этим поделать? Какое платье способно вернуть мне возлюбленного, которого я потеряла? Строчки списка начинают расплываться у меня перед глазами. Тиски безнадежности сжимают сердце так сильно, что я готова заскулить в голос.

Вот этого делать как раз не надо.

Я гляжу в окно, залитое солнечным светом. Сегодня и в самом деле прекрасный день. Такой же длинный и одинокий, как все те дни, что предстоят мне в будущем. Строчки недописанного отчета подмигивают мне с экрана компьютера, но я больше не в состоянии противиться желанию выйти отсюда прочь. Больше нет сил оставаться одной.

Но где найти человека, который согласен в этот чудный солнечный день скрасить мое одиночество?

Макс вихрем врывается в полутемный зал паба «Корона». На нем джинсы, футболка и черные байкерские ботинки, которые в такую жару выглядят до жути нелепо. Он поднимает на лоб громадные солнцезащитные очки с красными стеклами и становится похожим на четырехглазое чудовище. Он жалко моргает, пытаясь привыкнуть к тусклому освещению. Я машу ему рукой из-за своего столика в дальнем углу.

– Ты что, как летучая мышь, торчишь в темноте? – спрашивает Макс. – День сегодня прекрасный.

– Все эти восторги по поводу прекрасного дня действуют мне на нервы, – заявляю я. – Стоит какому-нибудь жалкому солнечному лучу пробиться сквозь тучи, все начинают хором причитать: «Прекрасный день! Прекрасный день». А потом, вместо того чтобы спокойно заниматься своими делами, толпами устремляются в парки и начинают там резвиться, словно стадо взбесившихся козлов. Нет, это не для меня. В так называемые прекрасные дни я предпочитаю отсиживаться в пабах. Массовому сумасшествию я не поддаюсь. В отличие от тебя.

– Все значительно хуже, чем я ожидал, – задумчиво изрекает Макс. – Что тебе заказать? Считаю, пинта крови невинной девственницы будет в самый раз.

– Я предпочла бы белое вино. Закажи целую бутылку. И пожалуйста, никаких сухарей, я не выношу их хруста.

Макс направляется к стойке бара и, облокотившись на нее, принимается болтать с барменшей. Она отбрасывает волосы назад и зазывно хохочет. Макс возвращается к столику с выпивкой и улыбкой, еще блуждающей на губах.

– Что с тобой стряслось? – спрашивает он, разваливаясь на стуле.

– Я так понимаю, сейчас ты не слишком занят созданием очередного шедевра? – спрашиваю вместо ответа.

– Для тебя я всегда свободен.

– И как тебе только удается зарабатывать на жизнь, если ты при первом удобном случае бросаешь все и мчишься в паб?

– Что делать, такой уж я бездельник!

Он отхлебывает пиво, я делаю глоток холодного вина. Макс открывает пакет с чипсами. На пакете изображена свинья, значит, чипсы со вкусом бекона. Я наблюдаю, как он один за другим отправляет чипсы в рот, с хрустом жует и громко глотает.

– Как ты можешь есть такую гадость? – спрашиваю я. – Ненавижу свинячьи чипсы.

– Это чипсы со вкусом бекона, – невозмутимо отвечает Макс. – Хочешь один?

– Нет уж, спасибо.

Макс вытряхивает из пакета последние крошки чипсов, бросает их себе в пасть и устраивает маленькое представление, надувая пакет и превращая его в подобие шара. Потом сдутый пакет отправляется в пепельницу, а Макс принимается тщательно облизывать десны, выискивая лакомые крошки.

– Тошнотворное зрелище, – бурчу я.

– Ты что, сегодня не с той ноги встала? – спрашивает Макс.

– Мои ноги тут совершенно ни при чем… Единственное, что меня немного раздражает, – необходимость в субботу тащиться на свадьбу друзей в полном одиночестве и любоваться там на своего бывшего жениха и его новую подружку.

– Так не ходи.

– Я должна пойти, Макс. Я уже приняла приглашение. И в отличие от тебя я привыкла держать свое слово.

Макс ухмыляется, вскидывает бровь и многозначительно смотрит на меня.

– Если хочешь, могу составить тебе компанию, – предлагает он.

– Ты? – саркастически усмехаюсь я. – Ну зачем же тебе тратить впустую драгоценное время, которое можно с пользой провести в каком-нибудь баре.

– В субботу я все равно ничем не занят.

– А в чем ты собираешься пойти, можно полюбопытствовать? В драных джинсах и галстуке-бабочке?

– У меня где-то завалялся подходящий костюм.

– Тот, что тебе купили на окончание школы?

– Нет, малость поновее. Слушай, а почему ты не хочешь, чтобы мы пошли вместе?

– Я вообще не представляю, как подобная мысль могла прийти тебе в голову.

Макс улыбается. Я замечаю, что на переднем зубе у него щербинка. Интересно, почему он не избавится от этого уродливого недостатка? В наши дни стоматологи способны творить чудеса.

– Ну, мое дело предложить, – говорит Макс. – Если выяснится, что Дэниэл Крейг [3] в эту субботу занят, может, ты вспомнишь о моей скромной кандидатуре.

К собственному ужасу, я начинаю рассматривать перспективу явиться на свадьбу в обществе Макса как реальность. В конце концов, Макс – давний и верный друг. Если его хорошенько отмыть и не дать ему напялить кошмарные ботинки или оранжевый галстук, он будет выглядеть вполне прилично. Конечно, выдать Макса за своего нового бойфренда мне никак не удастся, ведь Роб его прекрасно знает. Тем не менее рядом с ним я буду чувствовать себя увереннее.

Да, несомненно, лучше Макс, чем никого. Он придаст мне весьма достойный вид. Вид женщины, которая не спешит, порвав отношения с одним бойфрендом, тут же заводить нового. И в то же время никогда не остается без мужского внимания.

– Какого цвета твой костюм? – спрашиваю я.

Мне подходит только спутник в темно-синем или сером костюме. Других не предлагать.

– Синий… с полосками.

– Полоски тонкие или такие, как на пляжном шезлонге?

– За кого ты меня принимаешь, Вив? Говорят тебе, костюм отличный. И выгляжу я в нем потрясающе.

– И ты готов облачиться в этот дурацкий костюм и отправиться со мной на эту идиотскую свадьбу?

– Да, я готов облачиться в этот дурацкий костюм и отправиться с тобой на эту идиотскую свадьбу, – с поистине ангельским долготерпением отвечает Макс.

– Хорошо, я позвоню Джейн и спрошу, согласна ли она тебя видеть.

– О, Джейн меня обожает! А она с кем придет?

– Это ее собственная свадьба! – говорю я и добавляю, озабоченно нахмурившись: – Похоже, у тебя провалы в памяти. До субботы ты не забудешь, куда собрался идти?

– Не забуду.

– На свадьбе ты все время будешь рядом со мной, понял? Не вздумай бросать меня в одиночестве и увиваться за подружками невесты! А если подойдет Роб, ты моментально исчезнешь.

– Так точно, – рапортует Макс и отдает мне честь.

– Спасибо, Макс. – Я глажу его по коленке. – Ты настоящий друг.

– Всегда рад услужить, – отвечает Макс, и его физиономия расплывается в глупейшей улыбке.

Я допиваю вино и опускаю стакан на стол. Макс по-прежнему улыбается, уставившись в пространство.

– Что это ты? – спрашиваю я.

– Ничего.

Он упорно смотрит в пространство. Несколько мгновений мы молчим.

– Пожалуй, мне пора вернуться на работу, – говорю я и целую его колючую щеку. – Спасибо, что пришел.

– С нетерпением жду субботы, – отвечает Макс.

Я выхожу на залитую солнечным светом улицу.

На работу я вернулась, немного воспрянув духом. Может, помогло белое вино, а может, предложение Макса. Что ни говори, приятно сознавать, что не придется идти на свадьбу в одиночестве. Одной проблемой меньше. Похоже, мои шансы растут.

Первое, что я вижу, войдя в офис, – платье, которое висит на плечиках за спиной Кристи. Бело-розовое платье с пышнейшей юбкой из перьев. Кристи отрывает глаза от экрана компьютера. Разумеется, она опять тусовалась в Сети, а о работе и думать забыла.

– Жаль, что вы разминулись с Найджелом, – говорит она.

Я не смотрю на нее. Я смотрю только на платье.

– Это его модель?

Подхожу ближе, чтобы слегка коснуться белоснежной пены из перьев. Корсаж платья сшит из бледно-розового шелка.

– А чья же еще? Здорово придумано, верно? Найджел был очень рад одолжить платье тебе. Правда, он сказал, если ты его запачкаешь или что-то в этом роде, тебе придется его купить.

Я прикладываю платье к себе, не снимая с плечиков. Никогда не видела такой красоты! Трудно поверить, что я держу в руках дизайнерский шедевр. Все, до самых мелких деталей, сделано на высочайшем уровне. Вдоль спинки идут крошечные пуговички, обтянутые атласом. Корсаж держится на тоненьких атласных бретельках. Мне хочется визжать от восторга, но я ограничиваюсь коротким потрясенным вздохом.

– А сколько оно стоит?

– Тысячу.

– Тысячу… фунтов?

Кристи кивает.

– Понятно. Хорошо.

Ничего, я буду очень, очень аккуратна. В конце концов, я собираюсь на свадьбу, а не в пейнтбольный клуб.

– Ты сама видишь, платье – просто супер, – говорит Кристи. – Вот, посмотри.

Она выходит на сайт Найджела и выбирает фильм, снятый во время одного из его модных показов. Манекенщица расхаживает по подиуму в моем платье, ловко балансируя на головокружительно высоких каблуках. Перья красиво покачиваются. Девушка выглядит гордой и невозмутимой. Ей явно нет нужды из кожи вон лезть, чтобы казаться сексуальной.

– На этой свадьбе ты будешь самой крутой, – заявляет Кристи. – У всех просто челюсти отвиснут от зависти.

Она поворачивается на вращающемся стуле и смотрит на меня. Я по-прежнему прижимаю к себе платье.

– Как ты думаешь, это мой размер?

– Нечего думать, возьми домой и примерь.

Я возвращаю платье на вешалку, мысленно представляя, какой сокрушительный эффект оно произведет на свадьбе Джейн. Как жалко будет потом с ним расставаться!

– Платье и в самом деле супер, – признаю я.

– Ты убьешь своего бывшего наповал, – предрекает Кристи.

Дома, после трех стаканчиков пино, я в роскошном платье репетирую перед зеркалом встречу с Робом:

– Привет. О, привет. Красивое платье. Да, его сшил для меня знакомый дизайнер.

Я включаю айпод и танцую под песню Паломы Фейт «He left me for another lade-e-ehe-e-e». Перья окружают меня, точно облако, и я чувствую себя богиней. Корсаж… скажем так, немного тесен, но, думаю, это даже к лучшему. Грудь в нем выглядит эффектнее. У меня есть одни-единственные туфли на высоком каблуке, и они из черной замши. Но думаю, они вполне подойдут. По принципу контраста. Я подхожу к зеркалу ближе. Надо купить другой карандаш для глаз, этот слишком жирный, делает меня немного вульгарной.

– Привет, Роб. Как поживаешь? Я? Прекрасно… позвони мне.

Отхожу от зеркала на несколько шагов, взбиваю волосы и приближаюсь вновь.

Да, вот уж платье так платье. Всем платьям платье. Достойное того, чтобы войти в легенды. Я буду рассказывать о нем нашим детям.

День за окнами догорает, в комнате становится темно, но белоснежные перья испускают в сумраке волшебное сияние. Теперь в айподе поют «Boyzone». Это одна из любимых песен Роба. Однажды мы занимались под нее любовью. Я начинаю тихонько подпевать:

– «Это лучшее, что можно сказать, когда сказать нечего».

Из зеркала на меня смотрят сияющие глаза. На щеке блестит одна-единственная слеза.

– Не могу поверить, что я его потеряла, – шепчу я.

Делаю глоток вина, и мозг мой, подобно стреле, пронзает простая мысль: «Все потерянное можно найти». Искра надежды разгорается ярче. В субботу я его увижу, и это главное. Мы будем рядом целый день. Даже если он приведет какую-то девицу, у нас будет возможность поговорить. Еще ничего не потеряно. Искра надежды превращается в небольшой костерок. Я смотрю на себя в зеркало и представляю, какое впечатление произведу на Роба. Наверняка у него отвиснет челюсть. Сначала он будет вытягивать шею, чтобы рассмотреть меня получше, потом, не обращая внимания на протесты своей спутницы, вырвет свою руку из ее руки и устремится ко мне. Я хватаюсь за эту мысль, как утопающий за обломок корабля. Все будет в точности так, как я задумала. Скорей бы настала суббота. Великий день, когда мой мужчина вернется ко мне.

Глава четвертая Как выглядеть потрясающе ...

Надо не жалеть косметики, тонального крема и лака для волос.

Марни, 28, Чидл

...

Лучший наряд – юбка-стрейч или тугие джинсы и кофточка в обтяжку. Шубка из натурального меха – тоже круто.

Ширли, 22, Лондон

...

Когда я хочу выглядеть потрясающе, надеваю туфли на высоких каблуках. Мне кажется, они выстукивают «Цок-цок, мне наплевать, цок-цок, я лучше всех».

Ребекка, 25, Теддингтон

...

Накануне стоит выпить побольше воды и как следует выспаться.

Фрейя, 42, Брайтон

...

Надо одеваться так, как тебе действительно идет. Почему некоторые женщины любят изображать из себя мальчишек и не вылезают из джинсов?

Сью, 33, Лайм-Реджис

...

Я всегда лучше выгляжу, если несколько дней ограничиваю себя в еде… но проблема в том, что тогда я ужасно себя чувствую… так что, наверное, лучше есть побольше и только то, что ты любишь. Тогда ты будешь довольна, счастлива и обаятельна.

Руби, 30, Денхэм

Согласно рекомендациям журнала «Вог», женщинам, мечтающим улучшить свою внешность, не прибегая к таким решительным средствам, как пластическая хирургия, следует осуществить следующий комплекс мер: похудеть, отбелить зубы, посетить солярий, побывать у косметолога, купить невероятно дорогой дизайнерский наряд и сделать прическу. Для того чтобы похудеть и отбелить зубы, времени уже не осталось. К косметологу и в солярий идти тоже некогда. Крем с эффектом загара я отметаю, потому что его следы могут остаться на платье. Невероятно дорогой дизайнерский наряд у меня уже есть. Осталась прическа.

Сегодня четверг, четыре тридцать дня. Я ухожу с работы пораньше, потому что записана в «Дэвид Хэдли». Никогда прежде я там не бывала, знаю только, что этот салон считается лучшим в Лондоне. Глянцевые журналы, которыми зачитывается Кристи, в один голос утверждают, что все без исключения фотомодели причесываются у Дэвида Хэдли. К тому же он выпускает какие-то особенные щетки для волос. Записаться в его салон – настоящее везение. Все мастера оказались заняты, и мне пришлось пуститься в долгие объяснения насчет свадьбы, Роба и его новой подружки. Они прониклись сочувствием и нашли для меня какое-то «окно». Завтра, во время перерыва на ланч, я иду в Селфридж – делать восковую депиляцию ног и зоны бикини. Брови обещали привести в порядок бесплатно.

Пока все идет по плану. Я выскальзываю из офиса, никем не замеченная. Вопрос: почему, когда хочешь улизнуть с работы пораньше, лифт приходится ждать целую вечность? Ответ: потому что лифт занят. Он везет мою начальницу Злюку и ее собственную начальницу, особу, которую мы между собой ласково называем Образина. Двери открываются, и обе бизнес-леди предстают передо мной во всей красе.

– Добрый день, Вив, – говорит Образина.

– Мне надо кое-что взять в типографии, – тараторю я вместо приветствия.

– Успехов, – отвечает она.

Я успевают заметить, как Злюка удивленно округляет глаза.

Губы мои искривляет нервная ухмылка, но двери лифта закрываются прежде, чем начальство успевает ее разглядеть. Лифт несет меня вниз, но мне кажется, я возношусь на небеса, в рай, где дивные прически делают всех женщин прекрасными.

Салон выдержан в стиле техно – повсюду сталь и пластмасса. Старинные зеркала в резных рамах и плюшевые кресла несколько нарушают общий замысел, а может, наоборот, придают ему изюминку. Девушка на рецепции, с тощими как спички ногами, обтянутыми ярко-зелеными леггинсами, указывает на бархатный диван и просит подождать, когда освободится мой стилист, Мэнди. Она предлагает что-нибудь выпить и протягивает меню. Пытаясь унять нервическую дрожь, я листаю роскошные портфолио. Интересно, хватит мне куража сделать себе короткую стрижку, как у этой яркой блондинки? Такое безупречное лицо мне тоже не помешало бы. Оставлять челку или нет, вот в чем вопрос. И как насчет «перьев» на макушке?

– Привет. Вы Вив?

Передо мной стоит круглолицая толстушка с крашеными волосами, корни которых успели отрасти. Она протягивает мне парикмахерский пеньюар. Надеюсь, это не Мэнди. Этой девице самой нужен стилист.

– А я Мэнди. Сейчас мы вами займемся.

– Отлично, – лепечу я, напяливаю пеньюар и послушно иду вслед за Мэнди к креслу.

Усадив меня, она принимается играть моими волосами, зачесывая их то вперед, то наверх, то позволяя им свободно рассыпаться.

– Ну, что будем делать? – спрашивает она.

Честно говоря, я ненавижу, когда парикмахеры задают этот вопрос. Им лучше знать, что со мной делать. Настоящий стилист сразу должен смекнуть, какая стрижка мне пойдет, и сказать что-нибудь вроде: «Пожалуй, тут нужен мягкий каскад с длинным затылком». Или лучше что-то другое, потому что эту фразу я обычно произношу сама. Пытаюсь произнести ее и сейчас, но Мэнди внезапно зачесывает все мои волосы вперед и заставляет меня пригнуть голову к груди. Это самый лучший салон в Лондоне, напоминаю я себе.

– У вас так много волос! – недовольно восклицает Мэнди.

Я пытаюсь поднять голову.

– Просто кошмарно много.

Она наклоняет мою голову в одну сторону, потом в другую.

– Волосы очень густые.

Я начинаю испытывать чувство вины. Ощущение такое, что в этом салоне существует лимит густоты, который я превысила.

– Что вы мне посоветуете? – наконец удается сказать мне.

– Вы хотите сохранить эту длину? – спрашивает Мэнди.

Я киваю. Мэнди задумчиво водит языком по зубам.

– Посмотрите, виски у вас слишком тяжелые, – заявляет она, указывая на мою голову. – Поэтому и лежат плохо. Никакого движения. Все совершенно плоско.

– Да-да, – послушно соглашаюсь я.

Кто бы мог подумать, что волосы должны пребывать в движении.

– Прежде всего, ваши волосы нужно как следует проредить на висках и на макушке, – изрекает Мэнди. – Длину мы сохраним, но форму изменим радикально. И еще я очень советую вам мелирование.

Теперь, когда выяснилось, что с моими волосами можно хоть что-то сделать, я испытываю огромное облегчение и с готовностью соглашаюсь на все. Но когда Мэнди отходит, чтобы смешать краску, меня охватывает приступ уныния. Наверняка у новой подружки Роба волосы не такие проблемные. Уж конечно, они мягкие, как шелк, послушные и пахнут лесными ягодами. И в кого только у меня такая густая грива? Папашу своего я никогда не видела, но, скорее всего, это его вина. Пока я горько жалею, что маме взбрело в голову связаться с таким косматым медведем, приходит эсэмэска от Люси.

«Как идут приготовления?»

«Сейчас я как раз в парикмахерской», – отвечаю я.

«ОК. Позвони мне, когда закончишь».

Настроение несколько улучшается. Люси, судя по всему, не опасается, что моя новая прическа будет катастрофой. Тогда и мне не стоит паниковать Мой стилист возвращается и предлагает мне выпить. Я выбираю белое вино и наблюдаю, как Мэнди проворно оборачивает пряди волос полосками фольги. Сразу видно, у нее по этой части немалый опыт. Оглядываюсь по сторонам. В соседних креслах мастера хлопочут над весьма состоятельными на вид блондинками. Такие женщины знают, где причесываться. Это обнадеживает. Я немного расслабляюсь.

– Скажите, Мэнди, клиенты часто интересуются вашими планами на выходные? – спрашиваю я для поддержания разговора.

– Нет, – отвечает она.

– Мне просто хотелось узнать, стереотип это или нет. Ну, знаете, насчет того, что в парикмахерских люди вечно болтают о выходных.

– Нет, – отрезает Мэнди и недовольно хмурится.

Наверное, она слишком поглощена своей работой, чтобы болтать, решаю я. Профессионал высокого класса. Мэнди подкатывает к моему креслу круглый фен и включает его. Он окружает мои серебряные волосы, как кольцо Сатурна.

– Посидите пока, а я отойду на несколько минут, – говорит Мэнди. – Хотите еще выпить?

Я снова прошу вина. Разглядываю себя в зеркале и нахожу, что щеки опали. С понедельника я почти не ем. По-моему, когда я поворачиваю голову, скулы чересчур выделяются. Потом я беру журнал и читаю статью про женщину, у которой взорвалась силиконовая грудь. Узнать, чем дело кончилось, я не успеваю, потому что существо неопределенного пола с беджиком «Даниель» на груди ведет меня к раковине, моет мне волосы и массирует голову, доставляя несколько весьма приятных минут.

Тут возвращается Мэнди и начинает орудовать ножницами. Влажные пряди летят на пол. Я слышу, как ножницы для филировки щелкают над самым моим ухом. Конечно, как-то не по себе, что на голове у меня вообще ничего не останется. Но я доверяю Мэнди. Все фотомодели причесываются в этом салоне.

– Как вам нравится ваш новый цвет? – спрашивает Мэнди.

Пока что я не замечаю особой разницы с прежним. Возможно, это из-за того, что волосы не успели просохнуть.

– Очень мило, – бормочу я.

Она довольно улыбается и включает фен с огромной круглой щеткой. От моих волос, вздымаемых волной горячего воздуха, начинает валить пар. Но вот укладка закончена. Мэнди щедро опыляет меня лаком и, взяв в руки зеркало, поворачивает его так, чтобы я могла видеть свой затылок. По-моему, голова теперь похожа на шлем. Тем не менее я киваю и растягиваю губы в улыбке. Мне не хочется огорчать Мэнди. Она снимает с меня пеньюар и сопровождает к рецепции, где тощая девушка в зеленых леггинсах встречает нас жизнерадостной улыбкой.

– Будьте добры, двести фунтов, – провозглашает она.

Я судорожно сглатываю и протягиваю кредитную карточку. Краешком глаза заглядываю в счет. Пятнадцать фунтов за вино. Что ж, оно того стоит. Это лучшая парикмахерская в Лондоне. Уверена, мои волосы будут выглядеть великолепно. После того, как я дома их хорошенько начешу.

– Прекрасная прическа. Вам нравится? – интересуется девушка в зеленых леггинсах, пока я набираю ПИН-код.

– О да! Нравится! Очень нравится! Я просто в восторге.

Непонятно почему, я вдруг начинаю смеяться. Машу рукой на прощание и поспешно выскальзываю за дверь. Теперь надо встретиться с Люси.

Ушам непривычно зябко. Кажется, прохожие поглядывают на меня с любопытством. Неужели они смотрят на мою прическу? Вон та девушка в оранжевой блузке точно посмотрела. Хорошо, что бар, где мы встречаемся с Люси, совсем рядом – прямо за углом. Сейчас я выслушаю ее вердикт, потом зайду в туалет и приведу волосы в порядок. В этом полуподвальном баре отличное вино и музыка всегда приятная. Поэтому он и стал излюбленным местом наших встреч. Я спускаюсь по винтовой лестнице и сразу вижу Люси. Она сидит за угловым столиком в обществе бутылки и двух стаканов.

– Ну, что скажешь? – указываю на свои выщипанные виски.

– Не могу понять, подстригли тебя или нет? – недоумевает она и прищуривается.

– Подстригли, подстригли. Я провела в парикмахерской три часа.

– А, теперь я вижу, на макушке волосы стали покороче, – замечает Люси и отрывает задницу от стула, чтобы получше рассмотреть мою прическу. – О да! Теперь они намного короче.

– И как по-твоему, мне это идет? – спрашиваю я, касаясь волос на макушке и с ужасом ощущая, как они топорщатся. – Как все это выглядит?

– Нормально.

– Нормально меня совершенно не устраивает! Я заплатила двести фунтов.

– Ты заплатила за эту стрижку двести фунтов? – изумляется Люси.

– К твоему сведению, мне сделали мелирование.

– Ты заплатила двести фунтов за то, что у тебя появилось несколько светлых прядей?

– Да, Люси, именно двести фунтов.

Я наливаю себе вина и смотрю на волосы Люси, такие шелковистые и мягкие, что сквозь них проглядывают ее уши. Где ей понять мои проблемы?

– Я только хотела сказать… да нет, все просто классно. По-моему, такие стрижки были в моде в восьмидесятых.

– Бедная Люси, – изрекаю я, листая меню. – Конечно, тебе завидно, что я так здорово выгляжу.

– Еще бы. Ты так сногсшибательно красива, – тянет она, изображая из себя героиню какого-то мультфильма.

– Знаю. Но если бы ты увидела, в каком я буду платье, ты бы вряд ли выжила, – отвечаю я. Люси поднимает стакан, и мы чокаемся. – Это совершенно потрясающее платье…

Мы допиваем бутылку, заказываем еще одну и обсуждаем все возможные аспекты грядущей субботы. Как мне держаться, когда я увижу Роба. Как себя вести, когда он захочет со мной поговорить. Как обезоружить его подружку любезностью. Наконец я беру такси и еду домой. Дома я посылаю Люси эсэмэску, в которой сообщаю, что она настоящий друг. Вскоре приходит ответ: «Ты тоже, детка». Только тут я вспоминаю, что ни слова не спросила о мужчине, который в среду утром оккупировал постель Люси.

Много выпивки и мало еды в результате дают головную боль. Пора бы уже выучить это правило. Сегодня пятница. Я опаздываю на работу, что весьма прискорбно. К тому же мне необходим длительный перерыв на ланч, чтобы провернуть эпопею с эпиляцией. Этим утром мои волосы здорово напоминают парик Тины Тернер. Теперь, когда они такие короткие, нечего и думать о том, чтобы собрать их в хвост. К тому же на ощупь их осталось удручающе мало. Как видно, чертова Мэнди дала себе полную волю, орудуя филировочными ножницами у меня на затылке. Что касается мелирования, то говорить о нем – все равно что обсуждать новое платье голого короля. Глотая слезы, пытаюсь уложить непослушные пряди при помощи спрея, но они упорно торчат в разные стороны. Я похожа на хохлатого попугая. Делать нечего, надо идти.

В автобусе я проглядываю свой ежедневник, проверяю, не забыла ли я о каких-нибудь важных делах. На страничке «суббота» я нарисовала большое сердце. В этот день я верну себе своего мужчину. К тому же в этот день Джейн выйдет замуж. Думаю, после того как они с Хьюго поженятся, мы с Джейн не часто будем встречаться. Хьюго и сейчас не отпускает ее ни на шаг. Поговорить с Джейн наедине практически невозможно, потому что он все время торчит рядом, гладит ее руку или касается губами ее волос. По-моему, все это должно изрядно надоедать. К тому же Хьюго – приземистый коротышка, а Джейн – изящная и миниатюрная, словно статуэтка. У алтаря все будет выглядеть так, словно малютка-бегемотик женится на сказочной фее. Впрочем, разве не бывает, что люди, которые совершенно не подходят друг другу внешне, создают счастливые семьи? Бывает, да еще как! Супружеские пары и подарочные наборы составляются по совершенно разным принципам. Кстати, вскоре придется разрабатывать новую серию – праздничные наборы к Рождеству.

В моей голове проносится неприятная мысль о Рождестве без Роба, но я тут же отгоняю ее прочь. Очень может быть, к Рождеству мы уже поженимся. В зимних свадьбах есть свое обаяние – белые меха, красные розы, свечи. Воображение рисует самые упоительные картины до тех пор, пока автобус не останавливается на моей остановке.

Утро в офисе проходит довольно вяло. Все мысли о завтрашнем дне, поэтому браться за что-либо серьезное просто нелепо. К тому же у меня болит голова. Кристи объявляет мою новую прическу отпадной. Я вяло перебираю бумаги, отправляю несколько писем поставщикам, потом начинаю раскладывать на компьютере пасьянс… время ползет еле-еле. Но вот наконец я встаю из-за стола. Меня ждет спа-салон.

Добравшись до Селфриджа, поднимаюсь на верхний этаж. Это настоящая клиника будущего, все вокруг белое, зеленое и сверкающее. Здесь обитают только красивые люди. Меня препровождают в комнату для процедур и выдают что-то вроде бумажных штанов – вероятно, для того, чтобы я лучше соответствовала обстановке. Через минуту в комнату входит темнокожая девушка сногсшибательной красоты.

– Думаю, сначала мы сделаем тотальное бикини, – воркует она, сопровождая свои слова ослепительной улыбкой. – Начинать всегда лучше с самого неприятного.

Обычно я не депилирую зону бикини – за исключением тех случаев, когда собираюсь эти самые бикини надеть, а такое бывает редко. Но в наборе с бикини голени обходятся намного дешевле, а брови – и вовсе бесплатно. Именно это меня и привлекло. К тому же завтра мы встретимся с Робом, он поймет, что жить без меня не может, и не исключено, что в конце этого судьбоносного дня мы окажемся в одной постели… тогда его ждет приятный сюрприз! Он часто жаловался, что моя привычка подбривать волосы в интимных местах кажется ему варварской.

– Тотальное бикини? – переспрашиваю я. – А… что это подразумевает?

– Мы уберем всю растительность внизу, оставим лишь узкую полоску, которой можем придать любую форму.

Всю растительность внизу? Она имеет в виду те волосы, которые торчат из-под купального костюма, портя весь вид? Или что-то еще?

– Убрать всю растительность… это звучит несколько экстремально… – испуганно лепечу я.

– Все будет отлично.

– А… люди часто так делают? – спрашиваю я.

Беспокойство мое растет с каждой секундой.

– Дорогуша, поверьте, у меня там нет ни единого волоска, – уверяет темнокожая красотка. – И мой бойфренд просто прыгает от восторга! Говорит, я сделала ему настоящий подарок.

Я представляю себе, как Роб прыгает от восторга, и киваю.

– Хорошо, давайте так.

– Тогда поднимите колени и расставьте ноги пошире! – командует девушка.

Я послушно выполняю распоряжение. Процедура, которая следует за этим, вовсе не так безболезненна, как утверждает реклама. Хотя мучительной ее тоже не назовешь. В общем, я испытываю легкое пощипывание. Но вот все окончено. Девушка, вооружившись щипчиками, колдует у меня между ног. В результате волосы, оставшиеся в моей многострадальной зоне бикини, приобретают форму сердечка. Все прочее кажется мне сущим пустяком. После депиляции ноги у меня красные, как у гуся, а брови превратились в две распухшие полоски.

– У вас много волос, – замечает на прощание девушка.

– Уже нет, – отвечаю я и ковыляю платить.

Остаток дня я то и дело бегаю в туалет. Последствия предпринятой акции становятся все более плачевными. Я с трудом дожидаюсь пяти часов и мчусь в аптеку купить успокаивающий лосьон с алоэ.

Едва оказавшись дома, я звоню Максу.

– Привет.

– Привет, это я. Ты готов к завтрашнему дню?

– А что такого особенного будет завтра?

– Свадьба!

– Что-то я не припомню, детка, чтобы обещал на тебе жениться.

– Макс! Не остри тупым концом. Завтра свадьба Джейн. Мы с тобой собирались идти туда вместе.

– Отлично.

– Ты забыл об этом, старый маразматик?

– И не думал.

– А как обстоят дела с твоим костюмом?

– Он в полной боевой готовности.

– Рада слышать. Завтра утром прими душ, побрейся, надень свой замечательный костюм и жди меня. Я заеду за тобой на такси. Около двенадцати.

– Заметано. А что ты наденешь?

– Платье, что же еще. А почему ты спрашиваешь?

– Хочу тебе соответствовать.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, например, я мог бы приколоть к лацкану цветок того же цвета, что и твое платье. Тогда все поймут, что мы вместе.

– Но мы не вместе. Я собираюсь вернуть Роба.

– Понял. Ты меня используешь. Самым наглым образом.

– И несмотря на это… ты пойдешь со мной на эту свадьбу?

– Если только не умру нынешней ночью.

– Пока, Макс.

Я нажимаю на кнопку отбоя и несколько минут сижу неподвижно, прислушиваясь к шуму машин и завыванию сирен, доносящимся с улицы. Потом встаю, вешаю платье на дверцу шкафа и ставлю под ним туфли. Свое расписание последних приготовлений кладу на ночной столик. В постель я отправляюсь пораньше, но уснуть мне никак не удается. Помаявшись, зажигаю свет и беру очередную книгу из серии «Помоги себе сам».

«Прислушайтесь к реву льва, который сидит внутри вас!» – советует ее автор.

Внутри меня, похоже, сидит не лев, а котенок.

– Мяу! – жалобно пищит он.

Глава пятая На что мы способны ради любви ...

Однажды я вынесла свой кофейный столик со второго этажа и дотащила до парка. Приготовила ужин по-тайски, заставила столик едой и холодным вином, а вокруг разложила подушки. Ждала-ждала, в итоге вино мне пришлось выпить самой, а рис скормить голубям. Я опьянела и уснула. Он так и не явился. А подушки кто-то утащил.

Мария, 34, Баттерси

...

Мы с моим бойфрендом Энди сообща владеем маленькой пекарней в Ист-Энде. Выпекаем маленькие пирожные, украшенные буквами алфавита. Как-то раз я выложила из них на витрине надпись: «Энди, женись на мне». Он сделал вид, что ничего не заметил. Но когда я взглянула на витрину в конце дня, выяснилось, что он разложил пирожные по-другому.

Выложил из них надпись «Непременно».

Рейчел, 30, Ливерпуль

Меня будит грохот. Восемь часов утра. Солнечные лучи проникают между полосками жалюзи; прекрасный день для свадьбы. Я поднимаю жалюзи и выглядываю из окна. Двое парней в разноцветных париках катят по улице огромные бочки.

Наверняка в одном из баров поблизости сегодня будет вечеринка. Я набрасываю шелковое кимоно. Перед зеркалом подвергаю себя тщательному осмотру. Под глазами залегли круги, причем какие-то унылые, совсем не такие, какие бывают после весело проведенной ночи. Я хватаюсь за тюбик с охлаждающим гелем для глаз. Надпись на нем утверждает, что он моментально убирает мешки и разглаживает морщины под глазами. Просто чудодейственное средство. И стоит всего два фунта пятьдесят пенсов. Сердце мое радостно подпрыгивает, когда я вижу висящее на вешалке платье и туфли, аккуратно стоящие внизу. Чувствую себя гладиатором, который проверяет свои доспехи перед решительной битвой. Правда, в отличие от гладиатора я не представляю, кто мой соперник. Точнее, соперница.

Передо мной видение – она спит в объятиях Роба, утомленная любовными утехами. На лице застыло выражение блаженства, на чистом лбу нет ни единой морщины. Картина такая отвратная, что я чувствую приступ тошноты. Господи боже! Нечего думать о всякой ерунде. Лучше выпить крепкого кофе. Я ставлю джезву на газ, сажусь за стол и проглядываю расписание утренних мероприятий.

8.30. Ванна (с пеной «Джо Мэлон»).

9.00. Лосьон для тела.

9.30. Ногти (лак оттенка «Сумерки»).

10.00. Макияж (сексуальный).

10.30. Волосы (начесать и привести в поэтический беспорядок).

11.00. Полный парад.

11.30. Прибытие такси.

11.45. Заехать за Максом.

12.40. Церковь.

13.00. Свадьба!

На краю листа я нарисовала что-то вроде виньетки из цветов. Кристи говорит, если ты рисуешь цветы, это значит, ты хочешь выйти замуж и нарожать детей. Поразительно, до чего точное наблюдение! Кофе шипит на плите. Я наливаю себе чашечку. Съесть хоть кусочек я не в состоянии. Примерно так же я чувствовала себя накануне школьных соревнований, когда предстояло пробежать стометровку с барьерами.

Я выхожу на балкон. На улице стоят несколько полицейских в бронежилетах. Они о чем-то оживленно болтают, кокарды на их шлемах сверкают на солнце. Какой-то парень пересекает улицу и подходит к ним. Он так хорош собой, даже смотреть неприятно. Полицейские указывают ему на грузовик, припаркованный чуть в стороне. По всей видимости, они решают какие-то проблемы с поставщиками одного из ресторанов. Я ухожу с балкона, чтобы принять ванну.

Итак, сейчас одиннадцать тридцать. Вот уже целый час, как я совершенно готова. А такси все нет. Звоню диспетчеру.

– Семейное такси, – раздается в трубке унылый голос.

– Здравствуйте, это Вивьен Саммерс. Я заказывала такси на одиннадцать тридцать, но машина до сих пор не приехала.

– Прошу вас, мэм, подождите.

Целую вечность я слушаю в трубке какую-то мелодию.

– Мэм, я только что говорила с вашим водителем, – вновь раздается унылый голос. – Он будет у вас через пять минут.

– Надеюсь, он знает, что говорит. Я еду на свадьбу, и у меня нет ни малейшего желания опоздать.

– Машина будет через пять минут, мэм.

Одиннадцать сорок пять. Спокойно, говорю я себе. Все хорошо. Такси будет через пять минут. Сейчас я выгляну из окна и увижу машину, которая ждет внизу. Я иду к окну. Внизу суетится огромное количество людей. Непонятно, чем они заняты, но мне нет до них никакого дела. Я иду к зеркалу, проверяю макияж. Обычно я не использую черную подводку, она больше подходит для вечеринки в клубе, чем для свадьбы. Глаза очень даже эффектные, платье выглядит фантастически. Вид у меня гордый и неприступный.

Черт, уже пять минут первого! Куда запропастилось это проклятое такси!

Я снова хватаюсь за телефон.

– Семейное такси, – отвечает знакомый унылый голос.

– Это Вивьен Саммерс! Где моя машина? Уже первый час!

– Будьте любезны, мэм, подождите немного.

На этот раз в трубке звучит «Кукарача» в модерновой аранжировке.

– Мэм, мне очень жаль, но ваша машина застряла в пробке. Водитель говорит, что будет у вас где-то через полчаса.

– Нет! Мне это не подходит! Пришлите машину немедленно!

– Извините, мэм, но все, что мы можем вам предложить, – подождать полчаса.

Я шумно выдыхаю воздух, чтобы не взорваться от злости.

– Какой смысл заказывать у вас такси заранее, если машина приезжает, когда ей заблагорассудится! Я собираюсь на свадьбу! И я заказала машину на одиннадцать тридцать!

Внезапно я осознаю, что разговариваю с пустотой. Точнее, с мелодией «Никто не делает это лучше».

– Черт, черт, черт.

Я мечусь по квартире, точно курица с отрубленной головой. Потом хватаю сумочку и выскакиваю на улицу. Перья на платье возмущенно колыхаются.

– Господи, сделай так, чтобы мне удалось поймать такси! Господи, сделай так!

Как ошпаренная несусь в дальний конец улицы. Тут выясняется, что проезд закрыт, а улица заблокирована длинным карнавальным шествием. Оркестр наяривает что-то из репертуара Мадонны. Красавчик, которого я видела с балкона, отплясывает на тротуаре. На нем что-то вроде сбруи. Я хватаю его за один из развевающихся ремешков.

– Простите! Что здесь происходит?

– Гей-парад, дорогуша! – отвечает он, продолжая выделывать ногами немыслимые коленца.

Я озираюсь по сторонам. Людской поток тянется, насколько хватает взгляда. Над головами виднеются транспаранты с надписями «Свободу однополому браку!» и «Геи – лучшие родители». Передо мной – грузовик, превращенный в подобие огромной корзины, полной геев, одетых фруктами. Две здоровенные вишни пляшут, взявшись за руки, банан размахивает разноцветными флажками с надписью «Сладкий и гадкий». В обычных обстоятельствах все это показалось бы мне даже забавным – ничего не имею против сексуальных меньшинств. Но какого черта они устроили тусовку на моей улице?! Уже десять минут первого! Я звоню Максу.

– Привет, я давно готов, – слышится в трубке. – Ты внизу?

– Нет. Застряла из-за чертова гей-парада и не могу поймать такси.

– Дело дрянь.

– Мы опаздываем! Не представляю, что делать!

– Успокойся, Вив. Вот как нужно поступить. Сейчас дуй на другой конец улицы. Жди напротив «Дели». Я подъеду и заберу тебя. Усекла?

– Как ты поймаешь такси?

– Как-нибудь. Делай, как я сказал. Все будет хорошо.

Мое сердце колотится, как пойманная птица. Я поворачиваюсь и несусь на другой конец улицы, отшвыривая ногами пустые банки из-под пива. Каблук застревает в расщелине между булыжниками и мне едва удается вытащить его целым. Кажется, грязная мусорная волна вот-вот поднимется и коснется моего чудного белоснежного платья. Но вот я огибаю угол и со всех ног бегу к «Дели».

Это перекресток. Улицы слева совершенно пусты. Их перегородили из-за этого проклятого парада. Я смотрю на телефон, чтобы узнать, сколько времени. Когда я смотрю на него в следующий раз, выясняется, что прошло уже больше десяти минут.

Дышу как можно глубже, пытаясь успокоиться. Еще немного – и я буду похожа на взмыленную, потную лошадь. Наконец до меня доносится рев мотора. Обернувшись, вижу мотоцикл с двумя огромными фарами, на нем – седока в кожаном прикиде и шлеме. Мотоцикл подъезжает ближе, седок приветственно вскидывает руку и с грохотом останавливается напротив меня. Он снимает шлем, и выясняется, что это Макс. На лице его играет довольная ухмылка. Я готова визжать от досады. Ничего глупее он не мог придумать! Неужели я, в моем нежнейшем платье, залезу в седло за его спиной? Да еще и надену шлем, безнадежно испортив прическу! Решительно трясу головой.

– Об этом не может быть и речи!

– Не ломайся. У тебя все равно нет выбора.

Макс слезает с седла, открывает багажник и достает оттуда огромную кожаную куртку и открытый шлем канареечно-желтого цвета. Я в ужасе пячусь назад. Макс вновь прыгает в седло, заводит мотор и орет, перекрикивая шум:

– Уже половина первого!

Чуть не плача, нахлобучиваю шлем на голову и застегиваю ремешок под подбородком. Пожалуй, теперь мне не стоит снимать его до конца дня. Кошмар, в который он превратил мою прическу, лучше никому не показывать. Влезаю в тяжеленную куртку. Она достает мне почти до колен. Огромные металлические заклепки на плечах и локтях царапают голую кожу. Пот струями течет по спине. Я взбираюсь в седло, едва касаясь подножек изящными каблуками. Только я собираюсь расправить платье, мотоцикл срывается с места, и юбка из перьев вздымается вокруг меня, словно морская пена во время шторма. Мотоцикл мчится, обгоняя автобусы. Изо всех сил цепляюсь за кожаную бахрому на плечах Макса. Стоит поднять голову, ветер ударяет в лицо, а в глаза летит пыль и какие-то насекомые. Кажется, одно из этих насекомых обосновалось в моем правом глазу. Обхватив Макса, укрываюсь за его спиной. Теперь ощущение такое, словно я, вцепившись в бревно, сплавляюсь по порогам горной реки. Чертов шлем, судя по всему, рассчитан на ребенка, он сжимает мне голову, точно тиски. Правда, сквозь запах бензина и выхлопных газов пробивается тонкий аромат духов, так что, скорее всего, этот головной убор недавно служил какой-то женщине. О том, во что он превратил мою прическу, я стараюсь не думать. О том, что будет с платьем, нежные перья которого бесцеремонно треплет ветер, стараюсь не думать тоже. Мы останавливаемся на красный свет. Макс спускает одну ногу с подножки. Я с удовольствием замечаю на нем дорогие, безупречно чистые ботинки. Приятно сознавать, что он предпринял ради меня кое-какие усилия. Макс поднимает щиток шлема, слегка поворачивается ко мне и хлопает меня по бедру.

– Ну, как настроение?

– Омерзительное!

В ответ Макс только ухмыляется, сморщив длинный нос. В следующее мгновение мотоцикл срывается с места так резко, что я едва не остаюсь сидеть посреди дороги. Дрожащими руками я опять цепляюсь за кожаную шкуру Макса и сижу ни жива ни мертва до тех пор, пока мы не сворачиваем на одну из боковых улиц, где мотоцикл сбрасывает скорость. Вот и церковь. Точнее, громадный собор с колоннами. У ограды припаркован винтажный белый «ягуар».

Мы вкатываем во двор, Макс переключает скорость, и железный конь разражается приступом икоты. Наше мотошоу привлекает внимание двух распорядителей в серых костюмах, которые с озабоченным видом прохаживаются около дверей собора. Макс заглушает мотор, я сползаю с седла и снимаю проклятый шлем. Теперь я могу различить, что из церкви доносится органная музыка. Дверь «ягуара» открывается, и из него выходит отец Джейн. Он поразительно похож на Хьюго. По-моему, выходить замуж за парня, который является точной копией твоего отца, – небольшой перебор. Макс снимает свой кожаный прикид, укрывшись за мотоциклом. Я, потная и взъерошенная, сбрасываю тяжелую куртку и начинаю приглаживать растрепавшиеся перья. К своему ужасу, я замечаю по краю подола что-то вроде коричневой бахромы. Наверное, в этом месте перья касались выхлопной трубы.

– Черт, черт, черт. Макс, посмотри только на это чертово платье.

– А что с ним такое?

– Твой гребаный мотоцикл его подпалил!

В это мгновение из машины выпархивает невеста. Она похожа на хорошенькую нарядную куклу. Длинное облегающее платье подчеркивает миниатюрность и изящество фигуры. Оно усыпано блестками, которые начинают мерцать, стоит ей сделать шаг. Невесомая вуаль развевается на ветру. Три подружки невесты, выдержанные в черно-белых тонах, устремляются к невесте, радостно щебеча. Про себя я отмечаю, что у них хватило вкуса не покупать совершенно одинаковые наряды. Джейн держит в руках букет белых роз, украшенный серебряной лентой. Макс легонько толкает меня в зад.

– Закрой рот, хватит ловить мух.

– Зачем мне их ловить? Они и так летают у меня перед глазами. И все из-за твоего проклятого мотоцикла.

У дверей церкви улыбаемся распорядителям. Я беру листок с текстами гимнов, которые будут исполняться во время службы, и вхожу внутрь, чувствуя себя жалкой замарашкой. Все головы немедленно поворачиваются в нашу сторону. Макс делает приветственный жест, бормочет «привет», и мы плюхаемся на ближайшую скамью.

– Успели! – шепчет он мне на ухо и самодовольно ухмыляется.

Мне хочется хорошенько ему двинуть, но приходится ограничиться легким щипком. Расправив свои многострадальные перья, я провожу пальцем под глазами. Так и есть, подводка размазалась. Может, я еще успею сбегать в туалет и привести себя хотя бы в мало-мальский порядок? Но тут органист начинает играть свадебный марш. Мы встаем, в церковь входит невеста и останавливается в проходе между скамьями.

Она лучезарно улыбается и обводит собравшихся глазами, словно желая удостовериться, что все ее друзья здесь. Блестки на ее платье играют и переливаются в свете свечей. Я пользуюсь моментом и бросаю изучающий взгляд на Макса. На нем темно-синий костюм с тончайшей полоской, белая рубашка и узкий розовый галстук. Волосы, обычно напоминающие воронье гнездо, зачесаны назад и лежат на воротнике аккуратными завитками. Он даже не забыл побриться. В общем, все шесть футов Макса, от подошв до макушки, выглядят классно. Я улыбаюсь, ощущая, как внутри у меня распускается цветок признательности. Вспоминаю, зачем сюда явилась, и ощущаю знакомую сердечную дрожь. Мой взгляд скользит по лицам в поисках Роба. Мне никак не удается его найти. Но я чувствую, он здесь, совсем рядом.

Меж тем церемония идет своим чередом. Глядя в листок, который мне вручили у входа, я пою «Все мы пилигримы». При этом взгляд мой продолжает странствовать по рядам. Слева я замечаю девушку ослепительной красоты. Вот уж не думала, что подобные красотки встречаются в реальности, а не только на экране. Она похожа на шоколадную конфетку. Блестящие волосы, чуть темнее, чем ее загорелая золотистая кожа, без всяких затей собраны в конский хвост. На ней карамельного цвета платье, простое, но невероятно дорогое – судя по тому, как безупречно оно облегает гибкую точеную фигурку. Классические черные туфли на высоких каблуках придают ей в точности ту степень сексуальности, которой требует ситуация. Представляю, что испытывают мужчины, глядя на такое чудо. Волны моего восхищения, по всей видимости, докатываются до девушки. Она оборачивается, чтобы одарить меня обворожительной улыбкой. Глаза у нее миндалевидной формы и при этом – невероятно яркого голубого цвета. Насколько я могу судить, косметикой она не пользуется вообще. Она поворачивается к своему спутнику. Любопытно, кто этот счастливец. В следующее мгновение сердце мое падает, потому что это Роб. Мой Роб стоит рядом с красавицей, и глаза его лучатся гордостью.

Дыхание у меня перехватывает, так что петь я больше не в состоянии. Теперь, когда я увидела Роба, я даже начинаю различать в общем хоре его голос. Голос, исполненный вдохновения.

У меня подгибаются коленки. Паника и чувство невозвратимой потери, объединившись, наносят сокрушительный удар. Холодный пот струйками течет по спине. Я смотрю на жалкие обгорелые перья платья, потом на ее умопомрачительные ноги. Через несколько минут Роб заметит меня и представит своей красотке. Я буду растягивать губы в улыбке, а она – старательно делать вид, что не замечает моей кошмарной прически и темных разводов под глазами. Нет, мне этого не вынести. Надо бежать отсюда, пока не поздно. Я поворачиваюсь к Максу, который старательно выводит слова псалма своим гулким баритоном, и шепчу:

– Мне надо уйти!

– Что?

– Ничего! Иди за мной… мы уходим…

Он дико озирается по сторонам, словно никак не может взять в толк, что я от него хочу. Взгляд его падает на девушку, и глаза моментально вылезают из орбит. Тоже, подлец, пялится на нее как ненормальный. Приходится двинуть его кулаком под ребра и прошипеть:

– Роб здесь. А это его подружка.

Я пытаюсь спрятаться за Макса и подтолкнуть его к выходу. Но он неповоротлив, как медведь. Дама в головном уборе из перьев, сидящая впереди нас, оглядывается, недовольная нашей возней. Гимн подходит к концу, органист берет последние аккорды. Я пихаю Макса изо всех сил.

– Идем! Идем, я кому сказала!

На мое плечо ложится чья-то рука. Ясное дело, это Роб. Спасаться бегством уже поздно. О боже, боже, боже! Внезапно я начинаю хохотать, словно Макс только что сподобился удачно пошутить. Вытираю глаза и говорю «ох», делая вид, что никак не могу справиться с разбирающим меня смехом. Роб стоит в луче солнечного света; его волнистые волосы кажутся золотыми, на безупречно очерченных губах играет невозмутимая улыбка, голубые глаза излучают счастье.

– Здравствуй, Вивьен.

– Роб! Привет!

Наверное, в моем голосе звучат истерические нотки. По крайней мере, муж дамы в перьях поворачивается и бросает на меня неодобрительный взгляд.

– Как поживаешь? – шепотом спрашивает Роб.

– Замечательно!

Подружка Роба переводит взгляд своих невероятно красивых глаз с него на меня. Он сжимает ее руку и видит, что я это замечаю.

– Это Сэм, – говорит он.

Вид у него довольный, как у кота, только что поймавшего мышь. Полюбуйтесь все моей добычей!

– Привет, Сэм.

Красотка лучезарно улыбается. Улыбка ее вянет и брови слегка хмурятся, когда Роб представляет меня. К счастью, органист начинает играть «Властитель всех надежд», тем самым спасая меня от мучительных объяснений. Я чувствую на себе ее изучающий взгляд, и каждая клеточка моего тела съеживается. Она придвигается ближе к Робу. У них один листок с текстами на двоих, и теперь они прижимаются друг к другу так тесно, что это выходит за рамки приличия. Я сижу на скамье как приклеенная и даже не пытаюсь петь. В душе у меня полный сумбур. До конца службы я сижу в полной прострации, прилагая отчаянные усилия, чтобы не смотреть влево. У меня одно желание – как можно скорее уйти отсюда.

Но вот жених и невеста начинают медленное и торжественное шествие по проходу. Теперь они – супружеская пара. Джейн щедро расточает улыбки. У меня такое чувство, словно после кораблекрушения я барахтаюсь в воде, а она уплывает на последней спасательной шлюпке. Я опять налегаю на Макса, толкая его к выходу. На этот раз он поддается, и мы вываливаемся из церкви в ослепительно-солнечный июльский день. Мне кажется, что я вырвалась из чрева кита.

Подавляя отчаянное желание разрыдаться, я тяну Макса прочь. Наконец мы оказываемся за углом, там, где нас никто не увидит. Я в изнеможении прислоняюсь к прохладной стене и закрываю лицо руками.

– Господи! Боже милосердный!

– Мне казалось, подобные возгласы более уместны в церкви, чем за ее пределами, – невозмутимо изрекает Макс.

– Мне этого не выдержать… я думала, что смогу… но мне этого не выдержать.

Я пытаюсь перевести дыхание. Чириканье воробьев, устроивших на ближайшем дереве что-то вроде совещания, сливается с оживленной болтовней свадебных гостей. Воздух звенит от идиотских восклицаний типа «Как трогательно!» или «Я всегда это знала!». Мои глаза наполняются слезами. Слезы капают на пыльный тротуар, приводя в бегство целое семейство крошечных муравьев. Макс вычерчивает кончиком ботинка замысловатые узоры. Наконец я вытираю глаза и поднимаю голову.

– Жду дальнейших распоряжений! – рапортует Макс и протягивает руку. – Идем, плакса! Кажется, здесь поблизости есть паб.

Паб «Смешливый монах» – прибежище одиноких мужчин в ужасающе безвкусных джемперах. Двое-трое из них с вялым удивлением наблюдают, как мы входим, держась за руки, и устраиваемся на высоких табуретках у стойки бара. Телевизор с выключенным звуком показывает скачки. Тощий угрюмый бармен смотрит на нас выжидающе, не давая себе труда открыть рот.

– Будьте добры, две большие текилы и бутылку коки, – заказываю я.

– И две порции виски, – добавляет Макс.

Бармен ставит перед нам выпивку в грязноватых стаканах без льда и берет двадцать фунтов, которые я ему протягиваю. Потом бросает на стойку сдачу, и все это – без единого слова. Я делаю глоток виски и ощущаю, как алкоголь обжигает нутро. Макс, прищурившись, прихлебывает из своего стакана.

– Неужели это было так тяжело… снова его увидеть? – спрашивает он.

Вопрос поставлен неверно. Слово «тяжело» даже в малой степени не соответствует тому, что я испытываю. Девушка по имени Сэм – это катастрофа. Я окидываю себя взглядом. Мое фантастическое платье напоминает теперь маскарадный костюм из обрезков бумаги. Причем костюм гусыни.

– Макс, на кого я сейчас похожа?

Он допивает виски и в задумчивости смотрит на меня.

– Пожалуй… ты похожа на аппетитный шарик кокосового мороженого.

– Скажу честно, задумка была несколько другая.

– Ладно… тогда ты похожа на только что распустившуюся розу.

– Будем считать, что этой пошлости ты не говорил.

– Вив, но ты и в самом деле классно выглядишь.

– А ты разглядел новую подружку Роба?

– По-моему, девочка что надо.

– Она ослепительно хороша. И всякому видно, он втрескался в нее по уши.

От этих ужасающих слов мои глаза вновь наполняются слезами. Я делаю большой глоток текилы.

– Он не терял времени даром, – бормочу я.

– Ну, если ему подвернулась такая девчонка, его можно понять.

– Да, она совсем не то что эта корова Вив.

Я снова всхлипываю, раздувая ноздри, допиваю текилу и со стуком опускаю стакан на стойку.

– Господи, какая я непроходимая дура! Думала, стоит напялить эффектное платье и как следует накраситься, он сразу поймет, какое сокровище потерял, и побежит за мной на задних лапках! Дело даже не в том, что я подпалила это платье на твоем дурацком мотоцикле. Предстань я во всей красе, все равно рядом с ней походила бы на жирную фею.

Какой-то тип в трикотажной рубашке отрывает взгляд от своей газеты. Я сознаю, что поднимаю слишком много шума, нарушая традиции этого заведения. Но мне наплевать. Макс заказывает еще две текилы и коку. Из окна я вижу церковь. Во дворе суетится фотограф, выстраивая гостей для наиболее удачных кадров. Несколько женщин в шляпах уже бредут через лужайку к отелю, где состоится свадебный прием.

– Вив, а разве феи бывают жирными? – интересуется Макс. – Мне всегда казалось, феи – это какие-то эфемерные создания.

– Насчет фей я ничего точно не знаю. Я знаю одно: он нужен мне до зарезу.

Я роняю голову на стойку. Макс обнимает меня за плечи и шепчет мне на ухо, точно тренер, который в перерыве между раундами пытается приободрить получившего по первое число боксера.

– Не знаю, за каким хреном тебе сдался этот парень, но, если он тебе нужен, он еще к тебе прибежит. Его новая девчонка тебе в подметки не годится. Ты классная, ты сексуальная, а она… она похожа на силиконовую куклу. Таких двенадцать на дюжину. Может, фигурка у нее и ничего, но с тобой не идет ни в какое сравнение.

Я упорно лежу на стойке. Он тянет меня за локоть.

– Говорю тебе, Вив, ты сделаешь ее по всем статьям.

– Правда?

– Правда. Сейчас пойдем туда и покажем им всем, на что ты способна!

К тому времени, как мы вышли из паба, мы успели перезнакомиться со всеми здешними посетителями и поделиться нашими проблемами. Все утверждали, что я чертовски, ну просто чертовски привлекательна. Один парень, по имени Норман, даже заявил, что не верит, будто на свете есть женщины красивее меня. Вдохновленные этими лестными излияниями, мы отправились на прием.

Глава шестая Правила свадебного этикета ...

На свадьбах не рекомендуется:

Затевать драки.

Брать на память столовые приборы.

Произносить импровизированные тосты.

Заниматься сексом в туалетах.

Размахивать руками.

Устраивать сцены.

Исполнять брейк-данс, а также танец у шеста.

Петь, если тебя об этом не просят.

Бить посуду и прочие хрупкие предметы.

Разговаривать, посылать сообщения и сидеть в Твиттере во время тостов.

Выкладывать на Фейсбуке фотографии, на которых невеста выглядит не лучшим образом.

Приводить с собой домашних животных.

Приводить детей*.

* Если для них не устраивается каких-нибудь развлечений вроде батута**.

** Взрослым не рекомендуется залезать на батут.

– Ты в полной боевой готовности? – спрашивает Макс, двумя руками сжимая дверной молоток.
– В полнейшей! – отвечаю я, и он стучит в дверь.

Тут же выясняется, что мы перепутали вход. Услужливый официант провожает нас к гостям. Никем не замеченные, мы смешиваемся с толпой.

Макс хватает с подноса два бокала с шампанским и мигом осушает свой. Я делаю то же самое. Настроение у меня заметно повышается. Я оглядываюсь по сторонам, но нигде не вижу Роба. Отель выдержан в духе старомодной роскоши, повсюду панели красного дерева и парчовые шторы. Прием проходит в центральном холле, где стены сплошь увешаны портретами важных персон восемнадцатого века, с выщипанными бровями и выпученными глазами. В самом центре холла – лестница в духе «Унесенных ветром».

Внезапно на верхней площадке этой лестницы появляется какой-то тип в юбке-килте, с волынкой в руках. Он начинает играть «Погуляй со мною, крошка!» и спускаться вниз. За ним идут Джейн и Хьюго. Боже милосердный, Хьюго тоже напялил килт! Клетчатая шотландка не закрывает его жирные коленки, под которыми начинаются кошмарные белые чулки с подвязками. Его мощные лодыжки похожи на ножки рояля. Джейн сняла вуаль, теперь на ней сверкающая диадема. Молодожены ослепительно улыбаются и спускаются вниз под гром оваций.

– Это что, шотландский костюм? – орет Макс. – Не знал, что он шотландец!

Молодая чета, сопровождаемая беспрестанно щелкающим фотографом, проходит сквозь толпу ликующих гостей, словно пара кинозвезд, и исчезает за тяжелыми дубовыми дверями в дальнем конце холла. Я прислоняюсь к декоративной панели, закрывающей радиатор. Каблуки у моих туфель слишком высоки, и я чувствую себя несколько неустойчиво. Про такие туфли Кристи говорит, что в них хорошо только сидеть. Волынщик появляется снова, на этот раз в дверях. Он завершает мелодию неблагозвучным взвизгом, опускает свой инструмент и провозглашает:

– Леди и джентльмены, просим вас пожаловать в столовую на свадебный обед!

Макс хватает меня за руку и тащит вперед.

– Вот это кстати! Умираю с голоду!

Он тащит меня так быстро, что мои ноги скользят по затканному розами ковру и стены комнаты начинают крениться. В столовой распоряжается один из братьев Хьюго, громила, с трудом втиснувшийся в костюм. Мы называем свои имена, и он провожает нас к нашему столику. Макс яростно трясет ему руку и лопочет что-то вроде: «Вы можете гордиться братом и невесткой».

Столики расположены полукругом, в центре, как и полагается, сидят молодожены. Наш стол стоит с краю, и это обстоятельство вызывает у меня легкий укол досады. Я-то считала, что мы с Джейн близкие подруги. Правда, мы с ней познакомились, потому что Хьюго и Роб вместе играли в регби. Следовательно, ее настоящий друг – Роб, а я так, сбоку припека. Огромная комната сверкает белизной и серебром. На крайних столах красуются два огромных ледяных лебедя. Под потолком парят воздушные шарики жемчужного цвета, с которых свисают серебристые ленты. Белоснежные скатерти усыпаны серебряными блестками. Посреди каждого стола – хрустальная ваза с белыми розами, а вокруг – крошечные серебряные бутылочки с жидкостью для мыльных пузырей и катушки серпантина. Около каждого прибора – затейливо сложенная салфетка и маленький подарок, завернутый в серебряную бумагу. К спинке каждого стула прикреплена карточка в виде розового бутона с именем гостя. По пути к своему столику я заметила карточки с именами Роба и Сэм за столом напротив. Значит, они все время будут маячить у меня перед глазами. Я чувствую, как воодушевление испаряется, уступая место горечи. Я падаю на стул. Внутри все сжимается. Макс тем временем представляется соседям по столу. Женщина с козьими глазами, по имени Даун, явно им очарована. При каждом его слове она глупейшим образом хихикает. Ее сухопарый муж сосредоточенно вертит в руках салфетку. Я исподтишка тяну Макса за штанину, давая ему понять, что пора сесть и перестать травить анекдоты.

– Тогда я сказал, хоть мы и в Типперери [4] , я не желаю глазеть на какой-то каменный бюст! – завершает он очередную байку. – Я предпочитаю бюсты совсем иного рода!

Все сидящие за столом, за исключением сухопарого супруга, истерически хохочут. Макс, сияя от самодовольства, поворачивается ко мне.

– Ты чего в меня вцепилась?

– Макс, ты не мог бы прекратить?

– Что прекратить?

– Строить из себя душу общества. И с чего тебе взбрело в голову говорить с ирландским акцентом?

– Не знаю… по-моему, так выходит смешнее.

– Ошибаешься. Со стороны это выглядит до крайности нелепо. Кривляешься как недоумок.

Но Макс не желает униматься.

– Я весь во власти неодолимого желания! – провозглашает он, уставившись в козьи глаза Даун. – Неодолимого желания выпить!

Даун поощряет его распутной улыбкой. Макс бросает в меня серпантином, серебристая узкая ленточка запутывается в моих волосах и свисает на лицо. Я бросаю взгляд на столик Роба и с завистью отмечаю, что все, кто за ним сидит, куда моложе и красивее наших с Максом соседей. Роб вплотную придвинулся к Сэм, ласково накрыл ее руку своей и что-то нашептывает в ее прелестное ушко. Она улыбается, застенчиво потупив глазки, и шепчет в ответ что-то вроде: «Я тоже». Макс щелкает пальцами у меня перед носом.

– Эй, старушка, держи себя в руках, – шепчет он. – Нечего все время на них пялиться. А то у тебя такой взгляд, что, того и гляди, прожжешь в своем разлюбезном дырку. Выпей лучше шампанского.

Он наполняет мой стакан. Несколько секунд я наблюдаю, как пузырьки поднимаются на поверхность и лопаются. Макс аккуратно вынимает из моих волос серпантин и продолжает дурачиться:

– Вы такая обворожительная особа! Мы с вами не встречались никогда прежде?

– Нет! – отвечаю я.

– Вы уверены?

– Думаю, такого навязчивого субъекта я бы запомнила.

– Надеюсь. Скажите, вы не заканчивали в тысяча девятьсот девяносто седьмом году Ливерпульский университет?

– Возможно.

– Но я тоже его закончил в этом самом году! Может, мы с вами…

Он делает многозначительную паузу и начинает вращать бедрами.

– Нет! – рявкаю я.

– Так может, наверстать упущенное?

– Что?

Он повторяет свои непристойные телодвижения.

– Знаете, в принципе я не против, тем более мы старые знакомые. Но сейчас я немного занята.

Тут появляется первое блюдо – крем-суп из лосося. Наша официантка, пухленькая девица с необъятной задницей, швыряет на стол тарелки. Я тупо смотрю на затейливые украшения, вырезанные из огурца. С одной стороны, я проголодалась, с другой стороны, меня тошнит. Не удержавшись, я снова бросаю взгляд на Роба, и наши глаза встречаются! Мое сердце готово выпрыгнуть из груди. Он слегка улыбается и отворачивается, чтобы ответить на вопрос девушки скандинавского вида, которая сидит от него слева. Сэм скромно сидит рядом, сложив руки на коленях. Просто воплощение хороших манер. Роб всегда жаловался, что на вечеринках я веду себя развязно и слишком много болтаю. Она любезно улыбается официантке, выжидающе смотрит на жениха и невесту и позволяет себе поднести ложку ко рту лишь после того, как они начинают есть. Да, по части хорошего воспитания я ей серьезно проигрываю. Когда я была ребенком, взрослые передавали меня друг другу, как эстафетную палочку. Где уж тут было выучиться этикету. Я залпом осушаю бокал шампанского и, к собственному ужасу, громко рыгаю. Макс, который живописует даме с козьими глазами красоты скал Мохера [5] , сжимает под столом мою коленку. Его собеседница едва не писает кипятком от восторга. Слева от меня сидит тип по имени Ричард, который имеет отношение к телевидению или что-то в этом роде. Он поворачивает ко мне длинное лицо и пытается завязать разговор:

– Скажите, Вив, у вас есть дети?

Капли крема из лосося блестят у него на усах, а пахнет он, как пингвин.

– Нет, – отвечаю я. – Проблема в том, что мой жених бросил меня и нашел другую.

Он дергает головой, словно получив удар в нос.

– Он бросил меня прежде, чем я успела… ну, вы понимаете…

Ричард в явной растерянности. На меня он старается не смотреть и бормочет, обращаясь к вазе с цветами:

– О, понятно. А у нас трое. Старшему, Джошу, уже четырнадцать. Он занимается музыкой.

Я обвожу зал глазами, идиотски улыбаясь. Джейн прекрасна, надо отдать ей должное. Вид у нее по-настоящему счастливый и беззаботный. Хьюго похож на самодовольный пень, если только пень может быть самодовольным. Как ни странно, глядя на его пальцы-сосиски и чисто выбритую красную морду, я испытываю острый приступ жалости. Все-таки кошмарно быть таким уродом. Роб скармливает Сэм кусочек огурца со своей тарелки. Ощущение такое, словно он крутит в моем сердце нож. Перед глазами у меня все слегка качается. Я поворачиваюсь к Ричарду, который по-прежнему тарахтит, обращаясь то ли к вазе, то ли к воображаемому собеседнику:

– А нашей младшей, Руби, недавно исполнилось четыре…

– Если вы разговариваете со мной, то мне это совершенно неинтересно, – заявляю я с лучезарной улыбкой.

– Простите?

– Мне совершенно неинтересно слушать про ваших детей.

Лицо его искажает выражение ужаса. Голова у меня кружится все сильнее, и, чтобы отвлечься, я начинаю намазывать рогалик маслом. Ричард поспешно отворачивается.

Пока я с жадностью поедаю рогалик, официанты заменяют тарелки и приносят ростбиф. Сосредоточенно рассматриваю лежащий передо мной кусок мяса. Он похож на кожаный язык от ботинка, спаржа и йоркширский пудинг плавают в луже жирной подливки. Я хватаю официантку за рукав.

– Прошу прощения, я вегетарианка.

Официантка удивленно таращится на меня.

– О, меня никто не предупреждал. Вы заказывали вегетарианские блюда?

– Нет. Но есть эту гадость я не намерена.

Я вручаю ей тарелку с ростбифом и вновь набрасываюсь на свой рогалик с маслом. Кстати, в течение последней недели во рту у меня не было ни крошки хлеба. Да и другой пищи, в общем-то, почти не было. Сожрав свой рогалик, я принимаюсь за рогалик Ричарда.

Макс действует мне на нервы, изображая из себя ирландца. Я решаю положить этому конец.

– Знаете, последние шестнадцать лет он живет в Англии! – заявляю я.

Макс обнимает меня за плечи своей ручищей и прижимает к себе.

– Да, но сердце мое по-прежнему принадлежит Ирландии и тебе.

Даун визгливо хохочет. Макс обеспокоенно смотрит на меня.

– Чем ты тут занималась?

Взгляд его падает на обиженный затылок Ричарда.

– Вижу, ты даром времени не теряла и успела найти себе новых друзей.

– Налей-ка мне шампанского.

– А может, тебе хватит?

Он поднимает руку.

– Сколько пальцев?

– Одиннадцать. Налей мне шампанского.

Все гости уже подчищают последние кусочки ростбифа, а передо мной только ставят тарелку. На ней – половинка красного перца, начиненная рисом, и лужица грибного соуса. Ричард глядит на все это с нескрываемым отвращением. Я ковыряю перец вилкой и размышляю, удобно ли потребовать ростбиф назад. Тут за главным столом вновь появляется волынщик. Он стучит ножом по стакану, призывая гостей к тишине, и объявляет, что сейчас выступит отец невесты. Папаша Джейн поднимается со своего места. Просто удивительно, до чего он похож на Хьюго. Куда больше, чем собственный отец жениха. Я пристально разглядываю мамашу Хьюго, пытаясь понять, могла ли она в свое время завести романчик с папашей Джейн. Скорее всего, да, и сейчас ее долг – объявить об этом во всеуслышание и предотвратить брак между братом и сестрой. Если она этого не сделает, возможно, мне придется открыть Джейн глаза. Конечно, сначала она расстроится, но потом будет мне благодарна.

Папа Джейн до небес превозносит достоинства дочурки. Я самостоятельно наполняю свой бокал. Меж тем на экране возникают слайды – Джейн сидит на велосипеде и улыбается во весь щербатый рот. Папа повествует, как он учил ее ездить на двух колесах. На очередном кадре Джейн – подросток с густо намазанными глазами и химической завивкой. Папа сообщает, что лично возил ее по дискотекам. Пытаюсь представить себе, каково это – иметь отца, который души в тебе не чает. Мой-то вряд ли знал о том, что я появилась на свет. На память мне приходит, как дедушка сажал меня за руль машины, а сам жал педали и переключал скорости. Мне становится отчаянно жаль, что я больше никогда его не увижу. К глазам подступают слезы. Я обвожу взглядом зал и вижу, что Сэм нежно прильнула к Робу, а он поглаживает ее бедро. Нет, чем глядеть на такую непристойную сцену, лучше зажмуриться. Я делаю несколько глотков шампанского. Отец Джейн меж тем переходит к завершающей части своего выступления – говорит о том, как он любит свою дочь, как гордится ею и как надеется на то, что Хьюго будет ей достойным мужем. Напоследок он провозглашает тост за истинную любовь. Мы все встаем. Роб и Сэм чокаются и смотрят друг другу в глаза. Потом все садятся, а я остаюсь стоять, покачиваясь, словно дерево на ветру. В комнате воцаряется тишина. Все выжидающе смотрят на меня. На лице Роба написано явное беспокойство. В голове у меня что-то щелкает.

– Мне необходимо кое-что сообщить! – не без удивления слышу я собственный пронзительный голос. – Насчет истинной любви… дело в том, что есть одно важное обстоятельство, которое…

Макс хватает меня за руку, но я вырываюсь.

– Самое важное – это понять, что вы действительно встретили истинную любовь, и не дать ей вас покинуть, – провозглашаю я и устремляю взгляд на Роба. Надеюсь, по моему лицу понятно, что я обращаюсь к нему, и только к нему. – Но даже если вы сделали ошибку, у вас всегда есть шанс все исправить.

Сэм так шокирована, словно стала свидетельницей публичного стриптиза. Но мне на нее наплевать.

– Я скучаю по тебе, Роб, – откровенно признаюсь я.

Ответ на мое выступление – жуткая тишина. Неожиданно Макс поднимается со своего места с бокалом в руках.

– Мы хотели произнести тост! – орет он. – Берегите любовь! Не бойтесь исправлять ошибки!

Гости с облегчением поднимаются и начинают чокаться. Я по-прежнему пожираю Роба глазами. Вокруг нас гудят голоса.

– Берегите любовь! Не бойтесь исправлять ошибки! – шепчу я одними губами.

В течение нескольких секунд Роб смотрит на меня с невыносимой печалью, затем медленно качает головой. Я в изнеможении плюхаюсь на стул.

Возбужденный гомон никак не может утихнуть. На Хьюго, стоящего с бокалом в руках, никто не обращает внимания. Все выворачивают шеи, пытаясь разглядеть меня получше. Я сижу недвижно, как каменное изваяние, и изучаю серебряные блестки на скатерти. По спине у меня бегают мурашки, а в глазах закипают слезы. Макс обнимает меня за плечи.

– Не переживай, – бормочет он.

Я шмыгаю носом и вытираю глаза тыльной стороной ладони.

– Буду переживать! – отвечаю я, поднимаю голову и нахожу глазами Сэм, которая энергично кивает, слушая своего соседа по столу.

Поймав на себе мой взгляд, она самодовольно ухмыляется. Я снова поднимаюсь. Прежде чем погрузиться в молчание, все гости хором испуганно вздыхают. Сэм откидывается на спинку стула и с любопытством ожидает дальнейшего развития событий. Пролети сейчас по комнате муха, это показалось бы ревом реактивного самолета.

– Я… я всего лишь иду в туалет!

Сопровождаемая облегченными вздохами и хихиканьем, я направляюсь к выходу. Я стараюсь держать голову прямо и делать вид, что не слышу приглушенных возгласов вроде: «Ну и платье!» и «Напилась в стельку!». Наконец дверь закрывается за моей спиной. Тихонько поскуливая, я ковыляю в дамскую комнату. Там все выложено мрамором, хорошо освещенное зеркало занимает всю стену. В этом зеркале возникает нечто среднее между спившейся балериной и куклой, забытой под дождем. Я внимательно изучаю собственное отражение. Устрашающе черные глаза, вульгарно красный рот. Я запускаю руки в волосы, тщетно пытаясь исправить урон, причиненный моей прическе мотоциклетным шлемом. Упираюсь локтями в полку под зеркалом и роняю голову на руки. Внезапно чувствую, что у меня совершенно не осталось сил. Хочется рыдать в голос, и я уступаю этому желанию.

– О го-о-споди, по-о-чему все-е та-ак па-ар-шиво, – завываю я, и мне становится немного легче.

Дверь туалета открывается, я моментально распрямляюсь и делаю вид, что занята своим макияжем. Это она, Сэм! Я яростно вожу помадой по губам и смотрю на ее отражение.

– Это вы здесь только что плакали? – спрашивает она с фальшивым участием.

– Нет.

– А мне показалось, здесь кто-то плакал.

– Именно что показалось, – сухо отвечаю я.

Вместо того чтобы идти в туалет, она становится у зеркала рядом со мной и достает блеск для губ. Контраст между нами бросается в глаза с ужасающей отчетливостью. Ее медово-смуглое лицо сияет естественной свежестью, а я бледна, как привидение. Она почти не накрашена, а я размалевана, как старая шлюха. К тому же рядом с ней моя голова кажется уродливо огромной. Я отвожу взгляд от зеркала. Сэм моет руки.

– С этим мылом одни проблемы, верно? Я имею в виду, когда моешь руки, оно вечно попадает на кольца, – говорит она, разглядывая свои медово-смуглые ручки.

На одном из ее пальцев что-то поблескивает. Я поворачиваю голову, чтобы разглядеть лучше. Она слегка вытягивает пальцы, и я вижу кольцо – огромный розовый бриллиант в платиновой оправе. Я перевожу потрясенный взгляд на лицо Сэм. Она снисходительно улыбается.

– Знаете, дорогая, мне кажется, что вам с Робом уже поздно исправлять ошибки.

Ощущения человека, на которого вылили ведро ледяной воды, – сущий пустяк по сравнению с потрясением, которое переживаю я. Боюсь, слезы меня вот-вот задушат.

– Вы помолвлены? – хриплю я.

Она кивает, взмахнув невероятно длинными ресницами.

– Вы с Робом собираетесь пожениться?

Собственное отражение в зеркале заставляет меня содрогнуться. Взгляд безумный, рот перекошен от ужаса, в руках помада.

– Не хочу вас расстраивать, но это так.

Она смотрит в зеркало, поправляет ленту, которой схвачен ее конский хвост, и кокетливо, как на рекламе шампуня, перебрасывает из стороны в сторону свои шелковистые каштановые волосы.

– Знаю, что вы сейчас думаете, – щебечет она. – Конечно, все это слишком быстро. Но Роб настаивает, и мы решили пожениться в следующем месяце, на Бали.

Она достает бутылочку духов, капает себе за ушами и поворачивает ко мне голову.

– Так что вам лучше всего забыть Роба и… думать о будущем.

Она направляется к дверям, по пути поворачивается и слегка машет ручкой:

– Чао!

Я стою как соляной столб и смотрю ей вслед.

Кровь стынет в жилах. Роб женится! Всего три месяца назад он был помолвлен со мной! За каких-то три месяца он понял, что жить без нее не может. А со мной он был знаком пять лет и все никак не мог решить, достойна ли я стать его женой! Почему он поступил со мной так жестоко? Не просто разбил мне сердце, но еще и нагадил на его осколки. Господи Иисусе! Я мечусь, как пантера в клетке, и трясу головой, пытаясь осознать произошедшее. Это не может быть правдой! Роб не мог так поступить! Но это кольцо… Нет-нет, я этого не допущу… Не позволю какой-то нахалке украсть у меня мужа. Перед глазами все плывет, и я опускаюсь прямо на ковер. Но проклятая голова продолжает кружиться. Кто-то зовет меня по имени, но, странное дело, у меня никак не получается изменить ракурс взгляда и увидеть, кто это. Наконец мне удается повернуться всем телом. В дверях стоит Макс.

– Так вот где ты прохлаждаешься!

Он соскальзывает вниз и оказывается на полу.

– Хорошо сидим, – заявляет он.

Я скашиваю на него глаза.

– Зачем это ты приперся в дамскую комнату?

– Решил, это лучшее место, чтобы подцепить какую-нибудь дамочку.

– Остроумно.

Я машинально ухмыляюсь, на долю мгновения забыв об обрушившейся на меня катастрофе. Но лишь на долю мгновения.

– Они обручены. Он подарил этой сучке кольцо, – всхлипываю я.

Макс смотрит на ковер и поглаживает меня по ноге.

– Может, мне поймать такси?

– В следующем месяце они поженятся, – сообщаю я и трясу головой.

Комната вновь начинает кружиться.

– Да пусть их женятся. – Макс берет мою руку и пожимает ее. – Все равно скоро разведутся. Ты видела, какая у нее огромная задница?

– Макс, ты бредишь. Она носит восьмой номер [6] , никак не больше.

– Ага. Восьмой номер бюстгальтера.

Он смотрит на меня, улыбаясь, и ждет, что я рассмеюсь. Против воли я начинаю хихикать. Мы сидим на полу и покатываемся со смеху. Комната кружится так, что стены едва не падают. После непродолжительных усилий мне удается подняться на ноги. Я стою пошатываясь и протягиваю руку Максу.

– Нам надо выпить! – заявляет он.

Неожиданно мне приходит в голову, что Макс очень симпатичный.

Проскользнуть в бар незамеченными нам не удается, потому что, едва выйдя из туалета, мы оказываемся в толпе возбужденных женщин. Невеста стоит на лестнице, собираясь бросить букет. Тихие разговоры и легкий смех, которые гости позволяли себе за обедом, сменились угрожающим шумом. Дамы визжат и кудахчут. Джейн размахивает букетом как безумная. Несколько особей мужского пола нервно переминаются с ноги на ногу на заднем плане. Фотограф шныряет между женщинами, щелкая камерой.

– Готовы? – вопрошает Джейн.

Толпа отвечает диким ревом.

– Бросаю!

Дамы расталкивают друг друга локтями, пытаясь занять удобную позицию. Мы с Максом начинаем сложный маневр, обходя толпу стороной, и тут я замечаю Сэм. Она стоит в задних рядах, вскинув над головой тонкие руки, словно собирается играть в пляжный волейбол. Роб любуется ею, прислонившись к стене, и смеется. Внутри у меня что-то щелкает. Подчиняясь внезапному импульсу, я вырываю руку у Макса и проталкиваюсь вперед. Я поймаю этот чертов букет, и Роб поймет, что должен жениться на мне, а не на этой шоколадной зайке. Пока я дышу, этому не бывать. Если она его сцапает, все потеряно. Джейн, испустив неблагозвучный вопль, бросает букет. Он летит над вычурно причесанными головами и жадно вытянутыми наманикюренными пальцами, выписывает затейливую траекторию и пикирует прямо к Сэм. Я делаю колоссальный прыжок и в мгновение ока оказываюсь рядом. Она смотрит только на парящий букет и не замечает ничего вокруг. Прежде чем ее пальцы успевают коснуться стеблей, я самым бесцеремонным образом отталкиваю ее, хватаю букет, но теряю равновесие. Мы обе валимся на пол, при этом Сэм отчаянно визжит и ухитряется заехать мне в нос своим костлявым локтем. Несколько секунд между нами идет отчаянная борьба, в которой победа достается мне. Я вскакиваю на ноги и подпрыгиваю, ликующе размахивая букетом над головой.

– Я его поймала! Поймала!

Совершаю небольшой круг почета вокруг Роба. Внутри у меня все поет. Букет я держу так гордо, словно уже стала невестой.

– Я сделала это для тебя, – сообщаю я Робу.

– Круто, Вив. Ты продемонстрировала отличную спортивную подготовку, – смеется Роб и протягивает мне носовой платок. – Смотри, ты запачкала свою добычу.

Я опускаю глаза. На нежные белые розы падают здоровенные красные капли. Я касаюсь рукой носа. Пальцы в крови. Я запрокидываю голову и зажимаю нос платком.

– Господи, у меня идет кровь! – испускаю я стон.

Все прочие женщины хранят молчание и смотрят на меня со страхом и отвращением.

– Эй, вы что, не видите! У меня кровь идет из носа! Принесет мне кто-нибудь лед?

Я поворачиваюсь к Робу, но он полностью поглощен Сэм – улыбается, гладит ее по волосам и едва не облизывает.

– Эй, ты разбила мне нос! – кричу я.

Она бросает на меня равнодушный взгляд. Роб обнимает ее за плечи, защищая от всех обвинений и посягательств, и они уходят. Вокруг меня образуется пустое пространство, в котором возникает Макс. Он протягивает мне салфетку.

– Я так и знал, что все пройдет отлично, – говорит он и ведет меня к выходу.

Глава седьмая Саундтрек для разбитого сердца ...

1. Печаль.

«Goodbye my Lover» – Джеймс Блант*.

«Nothing Compares to You» – Шинейд О’Коннор.

«I Can’t Make You Love Me» – Бонни Райт.

«Ex Factor» – Лорин Хилл.

«All Out of Love» – «Air Supply».

* Предупреждение: содержит печаль в повышенных дозах.

2. Гнев.

«See Ya» – «Atomic Kitten».

«I Never Loved You Anyway» – «The Corrs».

«Survivor» – «Destiny’s Child».

«Irreplaceable» – Бейонсе.

«I Will Survive» – Глория Гейнор*.

«Go Your Own Way» – «Fleetwood Mac».

* Воздействие усиливается алкоголем и танцами в объятиях крутого мачо.

3. Исцеление.

«Sail On» – «The Commoders».

«I Can See Clearly Now» – Джонни Нэш.

«1000 Times Goodbye» – «MegaDeath»*.

«Believe» – Шер.

«Goody Goody» – Бен Голдмен.

* Не рекомендуется к прослушиванию, если вас посещают мысли о мести.

Глаза режет луч света, уши сверлит какой-то отвратительный звук. Язык распух до невероятных размеров. Во рту сухо, как в аду. Я пытаюсь пошевелиться, и это доставляет мне жуткие страдания. Мозг у меня вот-вот взорвется. Ощущение такое, словно меня на полном ходу сбросили с поезда. Или избили ногами и оставили умирать в пустыне. Я чувствую, что рядом лежит какое-то живое существо, чувствую его тепло и тяжесть. Осторожно поворачиваю голову. Под черепом у меня перекатываются булыжники. Прищурившись, я вглядываюсь в знакомые очертания. На кровати рядом со мной лежит Дейв. Воспоминания начинают выскакивать одно за другим, точно карты, которые выбрасывают на ломберный стол. Мучительная вспышка – и вот вязкий туман в моей голове рассеивается.

Я опускаю руку под одеяло и ощупываю свое тело. На мне трусики и футболка клуба «Арсенал». Преодолевая дикую головную боль, я поднимаюсь на локте и смотрю на Дейва. Он похож на маленького сфинкса. Передние лапы поджаты. Прищуренные глаза, и урчит, как трактор. Из-за ярко-зеленых занавесок солнечный свет, заливающий спальню Макса, кажется каким-то нездоровым. Никогда в жизни я не испытывала такой дикой жажды. На полу у кровати – таз, бумажные салфетки, пинта лимонада и упаковка парацетамола. Я хватаю стакан с лимонадом и осушаю его наполовину. Дрожащими руками выдавливаю из пачки четыре таблетки, бросаю их себе в рот и запиваю остатком лимонада. В изнеможении роняю голову на подушку и закрываю глаза. Дейв переступает лапами по одеялу. Отталкиваю его, но он принимает это как заигрывание и пытается устроиться у меня на груди, обметая мой нос хвостом, похожим на метелку для пыли.

– Убирайся прочь, животное!

Спихиваю Дейва с кровати. Он пытается зацепиться за одеяло когтями, но все же оказывается на ковре. От кошачьей шерсти у меня начинается приступ неудержимого чиханья. Я подношу руку к носу и вижу на ней кровавые брызги. У меня болит все до последней косточки. Даже зубы ноют. Господи боже, наверное, я серьезно больна. Закрываю глаза и приказываю себе не думать о неприятном. Но прогнать прочь тяжелые мысли невозможно, ведь я уже видела этот кошмар. Платье стоимостью тысячу фунтов валяется на кресле бесформенной кучей. Корсаж заляпан кровью, перья измяты и подпалены по краям. На пол брошен злополучный букет, тоже закапанный кровью. Все вместе здорово напоминает костюм невесты Дракулы. Вчерашние события оживают у меня в голове во всей своей отвратительной реальности. Во-первых, я видела новую подружку Роба, которая оказалась ослепительной красоткой. Во-вторых, я произнесла на свадебном обеде речь. В-третьих, я поймала букет! Тут воспоминания наносят мне удар под дых, и я испускаю горестный стон. Мой любимый женится! Он разбил мое сердце на тысячи мелких осколков.

Я унижена, разбита, уничтожена. Лежа на спине, пялюсь на паутину, затянувшую дальний угол комнаты. На минуту забыв о своих бедах, пытаюсь найти следы хоть каких-то попыток приукрасить убогий интерьер и не нахожу ровным счетом ничего. В туалете с шумом сливается вода. Макс вежливо стучит в дверь и предстает передо мной собственной персоной. На нем джинсы и линялая футболка. Я поворачиваю голову, чтобы вперить в него скорбный взгляд умирающей героини. Он ухмыляется и садится на кровать.

– С добрым утром! – жизнерадостно произносит он.

– Помоги мне, – шепчу я.

– Что, совсем хреново?

– Будь я кошкой, попросила бы меня усыпить.

Макс убирает волосы с моего лба. Рука у него прохладная.

– Может, принести тебе поесть?

– Если хочешь меня доконать, приноси.

Глаза мои наполняются слезами. Я смотрю на собственные руки.

– Может, все-таки съешь тост или что-нибудь в этом роде?

Я качаю головой.

– Платье превратилось в хлам, – вздыхаю я.

Мы оба смотрим на бесформенную кучу на кресле.

– Из него получится отличный костюм для Хеллоуина, – заверяет Макс.

– Роб женится, – роняю я.

– Ну и фиг с ним.

Макс ложится рядом со мной и кладет мою голову себе на плечо. Довольно долгое время мы не двигаемся. От Макса пахнет хвойной зубной пастой. Легкий ветерок раздувает кошмарные зеленые занавески. На улице истерически лает собака.

– Это ты меня раздел? – внезапно спрашиваю я.

– Кто ж еще? Горничной под рукой не оказалось.

– И лифчик тоже ты снял?

– Да, Вив, я позволил себе подобную дерзость.

– А трусы оставил.

– Я надел их снова после того, как хорошенько тебя оттрахал.

– Ты в своем репертуаре.

– Вив, да ладно тебе. Какие уж тут трахи. Вчера я ухаживал за тобой, как мать родная.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности.

– Я хочу сказать, спасибо за все. Если бы не ты, вчера я бы совсем пропала.

– Да ничего особенного вчера не произошло.

– Ага. За исключением того, что выставила себя полной идиоткой.

– Скажешь тоже…

Макс погружается в задумчивое молчание и добавляет:

– Конечно, ты вела себя немного… экстравагантно. Но тебе это идет.

Мы снова погружаемся в молчание. Я слушаю, как ровно и размеренно бьется здоровое сердце Макса. Сознание собственной беспомощности приводит меня в ужас и парализует. Прежде я всегда знала, в каком направлении двигаться. В этом была моя сила. А сейчас передо мной тупик. Я чувствую себя совершенной развалиной. И полностью завишу от другого человека. От Макса.

Я смотрю на его безмятежное лицо. Веки его опущены, рот слегка приоткрыт, он сладко похрапывает.

– Макс! – кричу я.

Он моментально просыпается.

– Что?

– Не бросай меня.

– А… никогда и ни за что.

Он треплет меня по щеке, немного слишком рьяно.

– Я имею в виду, не бросай меня сейчас. Мне так паршиво… я и правда серьезно больна.

Макс поднимается на локте, пристально смотрит на меня и слегка хмурится.

– Этот парень не стоит таких терзаний, – безапелляционно изрекает он.

Я открываю рот, чтобы возразить, но Макс прижимает к моим губам палец.

– Признаюсь, вчера ты здорово накуролесила, – говорит он. – Но все равно в твоей заднице больше обаяния, чем у всех прочих баб, вместе взятых. А теперь повтори это.

– Что повторить?

– Этот парень не стоит таких терзаний, и в моей заднице больше обаяния, чем у всех прочих баб, вместе взятых.

– Я не собираюсь повторять подобный бред, – говорю я и тут же слово в слово воспроизвожу кретинскую тираду Макса.

– А что до твоей болезни, то она называется «похмельный синдром» и не представляет угрозы для жизни, – заявляет он. – Скоро все пройдет, мы с тобой отправимся в «Игл» [7] и закатим шикарный воскресный обед.

Мой желудок, вдохновленный подобной перспективой, болезненно сжимается, лимонад подкатывает к горлу. Макс снова ложится и кладет мою голову себе на грудь.

– Напрасно ты воображаешь себя целителем, который лечит при помощи заклинаний, – лепечу я. – Я могу сто раз сказать: «Он не стоит таких терзаний», но сердце мое все равно будет обливаться кровью. И что ты на это скажешь?

– Что самое верное лекарство от разбитого сердца – пуля в лоб, – ухмыляется Макс.

Я обиженно поворачиваюсь к нему спиной и сжимаюсь калачиком, как ребенок.

Он обнимает меня за плечи и шепчет на ухо:

– Знаешь, мой богатый опыт подсказывает, что это не смертельно…

– Не знала, что у тебя богатый опыт по части любовных переживаний. Кто это разбивал тебе сердце?

– В последний раз это сделала девушка, которую я увидел в кафе неподалеку от станции метро «Ройял оук».

– И как она с тобой поступила?

– Не обратила на меня ни малейшего внимания. Ей было не до того, она целовалась со своим парнем.

– А, так ты с ней даже не знаком, – фыркнула я.

– И все же мне было чертовски больно. Ты что, не знаешь, что сердечную боль могут причинять стихи, музыка и все такое прочее?

– Очень возвышенно.

– Особенно музыка в стиле кантри. Но это сладкая боль, и, когда ее испытаешь, твоя собственная ситуация начинает казаться не такой уж паршивой. Знаешь песню «Когда ты меня бросила?».

– Название не предвещает ничего хорошего.

– А песня классная. А еще я балдею от одной песенки «Air Supply». Сейчас, дай вспомнить… «Я живу теперь один, голова у телефона, думаю о тебе до одурения», – начинает утробно завывать Макс.

– Так ты думаешь, пуля в лоб – самое действенное средство? – торопливо перебиваю я.

– По крайней мере, ты заставишь других людей страдать и мучиться чувством вины, – ухмыляется Макс. – Правда, тебе от этого легче не станет.

– Слушай, а ты никогда не задумывался о карьере психоаналитика?

– Сколько в тебе сарказма, маленькая ведьма. Придется мне его из тебя выбить!

Я невольно улыбаюсь. Потом вспоминаю о Робе. Всякий раз, когда картины вчерашнего дня оживают у меня перед глазами, я начинаю убеждать себя, что в реальности ничего подобного не было. С подобной реальностью я никак не могу смириться. Это мой мужчина. Даже трусы, которые он носит, куплены мной. И постельное белье, на котором он спит, тоже. Он не может жениться ни на ком другом. Мне почти удается убедить себя в этом, и боль в сердце начинает затихать. Но тут я вспоминаю кольцо на изящном пальчике Сэм. Нет, то, что было вчера, это вовсе не бред. Роб действительно женится. Мысль эта пронзает меня. Макс накручивает на палец прядь моих волос. Я устраиваюсь поудобнее, используя его живот как подушку.

– Ты знаешь, он задумал пожениться на Бали, – сообщаю я.

– Паршивец.

– А ведь он плохо переносит жару. Когда мы с ним ездили на Сицилию, он каждый день с двенадцати до трех как труп валялся в номере под кондиционером. Даже ни разу не съездил со мной покататься на пароходике.

– Малахольный паршивец.

– Он жутко боялся, что от яркого солнца у него возникнет рак кожи, даже если он будет пользоваться солнцезащитным кремом. Кожа у него такая нежная и…

Макс смотрит на меня так пристально, словно пытается проглядеть дыру.

– Я хочу написать твой портрет, – заявляет он.

Все те годы, что мы с Максом знакомы, он хочет написать мой портрет, но я упорно отказываюсь. Почему-то мне кажется, что это внесет в мою жизнь какие-то непредвиденные осложнения. К тому же у меня нет ни малейшей охоты позировать. Теперь, лежа на животе Макса, поднимаясь и опускаясь в ритме его дыхания, я думаю о том, что мой мир полностью разрушен и терять мне нечего. А раз так, я могу стать частицей мира Макса.

– Валяй, – бросаю я.

Макс проворно садится.

– Ты правда согласна?

– Правда.

– Здорово… Это так здорово! Начнем прямо сейчас?

– Если хочешь.

Он встает и выскакивает из комнаты как ошпаренный, но вскоре возвращается.

– Да, а как ты себя чувствуешь? Может, все-таки съешь что-нибудь?

– Пожалуй, выпью большую чашку сладкого чая.

Полежав еще немного, я встаю и, стараясь не смотреть ни в зеркало, ни на печальные останки платья, тащусь по коридору в студию Макса. Напротив окна стоит глубокое кресло, обитое серым бархатом. На мольберте ждет девственно-чистое полотно. Рядом с глиняной банкой, полной кистей, разложены тюбики с акриловыми красками. Тут же валяются тряпки, распространяющие больничный запах скипидара. По комнате разлито приятное тепло, пылинки кружатся в лучах утреннего солнца. В углу кучей свален какой-то хлам и предметы непонятного предназначения, у стены стоит велосипед, к которому прислонена одна из недавних работ Макса. На ней изображена обнаженная женщина с невероятно черными волосами. Она томно развалилась на ядовито-зеленом диване. Тело у нее цвета слоновой кости, одна нога согнута в колене, другая вытянута. Тонкие руки закинуты за голову. Соски крошечных грудей в точности такого же ярко-розового цвета, что и красиво очерченный рот. Рассеянный взгляд зеленых глаз устремлен в туманную даль. Она эротична до неприличия. Я смотрю в ее глаза. Они исполнены властности и сознания своей привлекательности. Рядом с ней я особенно остро ощущаю собственное уродство. Макс входит в комнату и останавливается у меня за спиной. Я чувствую на шее его дыхание и поворачиваюсь. Макс вручает мне кружку с чаем. Я делаю глоток. Мы оба смотрим на картину.

– Кто это? – спрашиваю.

– Лула.

– Ты никогда не упоминал о какой-то Луле. Про Мэри Джейн и Стефани я прекрасно помню. А еще ты без конца твердил о какой-то ужасной Бетти…

– Сочной Бетти?

– Насчет этого тебе лучше знать. Но про Лулу ты не говорил ни слова.

– Она всего лишь модель, которая мне позировала.

– Она невероятно красива. Ты уверен, что хочешь писать мой портрет? Рядом с ней я буду смотреться кисло, особенно в состоянии похмелья и в твоей футболке «Арсенал».

– Ты тоже невероятно красива. А футболку ты снимешь.

– И не подумаю.

– Хорошо. Садись сюда.

Он указывает на кресло.

Я касаюсь голыми ногами мягкой бархатной обивки. Макс изучает мое лицо.

– Тебе удобно? – спрашивает он.

Я киваю.

Взгляд у него становится серьезным, глаза темнеют. Он сосредоточенно делает наброски. Смотрит на меня внимательно, словно видит в первый раз, и прикидывает, как два предмета – мое тело и кресло – сочетаются друг с другом. Потом он переводит взгляд на холст. Солнце золотит одну его щеку и длинные ресницы.

– Знаешь, а ты немного похож на имбирный пряник, – изрекаю я.

Макс не удостаивает меня ответом.

– Наверное, это потому, что у тебя кельтские корни, – не унимаюсь я.

– Хм. Да.

Я понимаю, что собеседник из него сейчас никакой. Солнечное тепло, запах краски и царапанье карандаша по бумаге действуют на меня гипнотически. Я зажимаю кружку с чаем между ладонями, смотрю, как Макс работает, и думаю о том, что мы с ним знакомы целую вечность. В свое время его выселили из университетского общежития за то, что он варил в шкафу пиво. А познакомились мы, когда он основал Общество ценителей поэзии, единственным членом которого на протяжении шести недель являлась я. Тем не менее мы исправно устраивали заседания, на которых пили дешевый сидр и читали друг другу стихи. Тогда я наизусть знала «Оду к осени» Китса. Теперь все, что я могу припомнить, – один из глупых лимериков, которые сочинял Макс. Я решаю его продекламировать.

– Жила-была юная девушка из Херн-Хилла, которая использовала динамит в качестве возбуждающего. Ее вагину нашли в Северной Калифорнии, а сиськи – в Бразилии.

– А, поэтическое общество, – улыбается Макс. – Тогда мы были жуткими интеллектуалами.

В следующем семестре к нам присоединилась еще одна пылкая любительница поэзии, студентка первого курса. Очкастая, но довольно хорошенькая, если бы не прыщи, которые выскакивали у нее на носу с удручающей регулярностью. Это не помешало Максу соблазнить ее и потом рассказывать мне, что в постели она завывает, как волчица.

– Помнишь девчонку, которая к нам прилипла? – спрашиваю я. – Как ее звали?

– Понятия не имею.

– Но ты же затащил ее в койку. И говорил, что во время секса она воет.

– Ах, эта. – Макс щурится, пытаясь что-то припомнить. – Кажется, ее звали Джейн.

– А мне кажется, Джанет.

Макс не отвечает. Деловито сдвинув брови, он размазывает по холсту краску. Все-таки это поразительно, думаю я. Поразительно, что мы с ним всегда были только друзьями. По-своему я очень к нему привязана. Он – мой лучший друг, и я сознаю, что как мужчина он довольно привлекателен. Роста он высокого и лицом тоже недурен. Но проблема в том, что я слишком хорошо его знаю. Мне известны все его недостатки. Например, он страшный грязнуля. Как-то раз у него завелись кошачьи блохи, а он просто-напросто не обращал на это внимания. Покупая продукты, он никогда не смотрит на срок годности и спокойно пожирает всякую тухлятину. Изысканное кушанье для него – готовое блюдо из супермаркета, щедро сдобренное горчицей. Моду он считает посягательством на права человека. К тому же он слишком много рассказывал мне о своих подружках и о том, какие фокусы он с ними вытворял. Я знаю, что одна из его бывших подружек до сих пор посылает ему свои фотки в обнаженном виде, а он эти фотки бережно хранит. Но самый главный его недостаток состоит в том, что он художник, а значит, склонен к приступам сумасшествия. Вот сейчас, например, он явно не в себе. Макс откладывает кисть, сует в рот сигарету и смотрит на меня.

– Не возражаешь, если я закурю?

– Не возражаю. Если только ты отдаешь себе отчет, что каждая затяжка увеличивает риск заболеть раком, причем не только для тебя, но и для меня.

– Этим меня не испугаешь, детка. Я не намерен жить вечно, – хохочет Макс и затягивается.

Я наблюдаю, как из ноздрей у него вылетает дым и поднимается вверх, образуя в воздухе знак вопроса. Внимательно смотрю на его нижнюю губу, влажную и красную. Интересно, какое ощущение я испытала бы, коснувшись этой губы своими? Мысль заставляет меня заерзать в кресле.

– Долго еще? – спрашиваю я. – У меня шея затекла.

Макс бросает кисть в глиняную банку и тушит сигарету в какой-то жестянке.

– Готово дело, – сообщает он. – Думаю, мне удалось схватить твою сущность.

Он потягивается и прогибает спину. Рубашка задирается, и я вижу над поясом джинсов полоску темных волос.

– Можно взглянуть?

– Нет. Портрет еще не закончен.

Макс снимает хост с мольберта и куда-то его уносит.

– Идем, одолжу тебе кое-что из вещей, – говорит он, возвращаясь. – У нас явно назрела необходимость посетить паб.

Глава восьмая Путешествие в прошлое ...

E-mail: Вивьен Саммерс от Люси Бонд. 7 июля,Спроси Люси

Привет, Вив!

Помнишь, мы говорили, что я могу вести на твоем сайте раздел мудрых советов! Вот убедительный образчик моей компетентности.

Дорогая Люси!

Недавно я выяснила, что мой бойфренд посылает кому-то эсэмэски сексуального характера. Когда я приперла его к стенке, он ответил, что «просто хотел немного развлечься». Потом я узнала, что адресат эсэмэсок – его коллега, сорокалетний мужчина по имени Найджел. Я позвонила ему, и оказалось, что он очень приятный и милый человек.

В следующем месяце мы с моим бойфрендом собирались пожениться, но теперь я в полном смятении. Подскажи, как мне поступить?

М.

...

Дорогая М.!

Как насчет брака втроем?

Люси

Сейчас утро понедельника, теплое, серое и пасмурное. Моросит мелкий дождь. Я чувствую себя прескверно. В горле першит, глаза болят, нос заложен. Закутавшись в свой синий махровый халат, просматриваю почту. От Роба ничего. Я посылаю сообщение Люси: «Люси, совет прекрасный. Если бы брак втроем стал общепринятым, это решило бы кучу проблем. Вив».

Хотя я больна в хлам, надо готовиться к работе. Я бреду в ванную, подхожу к зеркалу и оттягиваю нижнее веко. Слизистая бледная до жути. Кажется, это признак анемии. Откровенно говоря, удивительно, что я до сих пор не умерла. Я включаю душ и становлюсь под колючие водяные струи. Выдавливаю на ладонь немного фруктового шампуня и намыливаю голову. Считается, что запах этого шампуня действует возбуждающе, но меня начинает тошнить. Я вылезаю из душа, заворачиваюсь в большое полотенце и горблюсь над унитазом. Интересно, с какой стати у меня такое кошмарное похмелье? Вчера мы с Максом всего лишь распили на двоих бутылку красного вина. В десять часов вечера я была трезва как стеклышко. К тому же сразу завалилась спать. Я заматываю мокрые волосы полотенцем и тащусь в кухню поставить чайник. Пока я ломаю голову над тем, что надеть, приходит сообщение от Люси. «Значит, заметано – мудрые советы за мной».

Я завариваю чай и начинаю одеваться. Усилия, которые нужны, чтобы надеть трусы, совершенно меня изнуряют. Меж тем уже восемь пятнадцать. Вне всякого сомнения, я опоздаю. Пожалуй, не стоит вообще идти на работу, решаю я. С чувством глубокого облегчения валюсь на диван с мобильным телефоном в руках.

Выясняется, что в полночь Макс прислал мне эсэмэску. «Ты самая-самая классная». Макс знает, что и когда сказать, этого от него не отнимешь. Поэтому он был и остается моим лучшим другом. Улыбка сползает с моего лица, когда я выбираю свой рабочий номер. К моему удивлению, отвечает Кристи.

– «Барнс и Уорт», отдел подарков. Говорит Кристи. Чем я могу вам помочь?

– Кристи, привет. Это Вив. Ты зачем приперлась на работу в такую рань?

– Привет, Вив. Дело в том, что я решила начать новую жизнь.

Так, значит, Кристи больше не намерена врываться в офис ровно в десять и завтракать на рабочем месте, потому что утром она не успела даже влить в себя чашку чаю.

– Я решила, сейчас самое время сконцентрироваться на карьере! – сообщает она, сопровождая эти слова хихиканьем. По всей видимости, ее амбициозные планы не стоит принимать слишком серьезно.

– Рада за тебя. Послушай, я…

– Скажу тебе честно, после того как я получила это устное предупреждение, я подумала – катись оно все к чертям, – перебивает Кристи. – Уволюсь сама, и пусть радуются! Но на выходных я все хорошенько обдумала и поняла, что это не выход. Кристи, сказала я себе, пора показать всем, чего ты стоишь.

– Отлично. Уверена, у тебя все получится. Послушай, Кристи, ты не могла бы сообщить, что меня сегодня не будет. Я жутко простудилась и, если доберусь до работы, пожалуй, склею ласты. Если кому-то я нужна, пусть звонит по мобильному.

– Хорошо. Только это лишнее.

– Что лишнее?

– Изображать, будто ты охрипла. Вив, если в этой конторе есть человек, перед которым тебе нет надобности притворяться больной, так это я.

– Но я действительно больна!

– Кто бы в этом сомневался.

– К твоему сведению, у меня анемия и, судя по всему, начинается ангина.

На это сообщение Кристи вновь отреагировала сдавленным хихиканьем.

– Хорошо, Вив. Я скажу, что тебя сегодня не будет.

– Слушай, там у меня на столе целая кипа бумаг. Сумеешь в ней разобраться?

– Ну… попытаюсь.

– Ты помнишь, что нужно подготовить сертификаты безопасности на зонтики, маникюрные наборы и африканские бисерные ожерелья?

– И все это сегодня?

– Сейчас утро, так что времени у тебя предостаточно.

– Ладно.

– Позднее я позвоню тебе и узнаю, как идут дела.

– Хорошо, Вив. Надеюсь, что твоя болезнь не затянется.

– Пока, Кристи.

Нажимаю «Отбой». Эта нахальная девчонка успела меня утомить.

Я откидываюсь на подушку и натягиваю на глаза затемняющую маску. Если бы мне удалось проспать несколько часов, наверняка стало бы лучше. Но как только я концентрируюсь на дыхании, пытаясь дышать как можно медленнее, мой мозг затевает знакомую пытку. Все мои мысли о Робе, и с этим ничего нельзя поделать. К тому же сквозь маску проникает свет, а на улице шумят машины. Я встаю, одеваюсь и выбегаю на улицу. Надо успеть на ближайший поезд до Кента.

Оказаться на широких тротуарах этого маленького зеленого городка – все равно что совершить путешествие в прошлое. Поворачивая на улицу, на которой живет бабушка, я возвращаюсь в детство. Дом стоит в самом конце глухого и тихого переулка. Краска на стенах сильно облупилась, и вообще вид у дома не слишком презентабельный. Тем не менее он кажется мне приветливым и гостеприимным. В переулке какой-то парень учит маленькую девочку кататься на двухколесном велосипеде. Оба с любопытством смотрят на меня. Я вспоминаю, как дедушка учил меня кататься, велосипед точно так же вихлялся из стороны в сторону, а дед держал его за седло. С тех пор прошло тридцать лет. Гравий дорожки хрустит у меня под ногами. Звоню в колокольчик, пытаюсь заглянуть в дом сквозь застекленное оконце в дверях и снова звоню. Если окажется, что бабушки нет дома, я этого не вынесу. Наверное, надо было предупредить ее о своем приезде. Жаль, подобная мысль как-то не пришла мне в голову. Под палящим солнцем мое хлопковое платье начинает липнуть к телу. Может быть, бабушка в саду, догадываюсь я. Переступая через упавшие яблоки, я подхожу к калитке, но в саду никого нет. Я снова звоню в колокольчик, долго и упорно, при этом почти уверенная в том, что дом пуст. На этот раз до меня доносятся шаги, и за дверями угадывается знакомый силуэт. Возясь с замком, бабушка приговаривает:

– Подождите, прошу вас! Подождите немного!

Наконец дверь распахивается.

– О! Вив! Как я рада!

Она прижимает меня к себе так крепко, что я ощущаю прикосновения ее костлявых ключиц. Ласково касается моего лица рукой, и я улавливаю легкий цветочный аромат ее крема.

– Вот сюрприз! – восклицает она. – Мы ждали тебя вчера!

Очень забавно, что она говорит «мы». Дедушка умер два года назад. В то утро бабушка принесла ему чашку чая и полчаса болтала с ним, прежде чем его упорное молчание заставило ее насторожиться.

– Да, я знаю. Прости, – киваю я.

Бабушка с улыбкой смотрит на меня, ожидая объяснений. Но не могу же я сообщить, что не могла приехать, потому что мучилась похмельем. Я вытираю потные руки о подол платья. Проходит несколько мгновений. Мы стоим в холле, где пол устлан старым ковром, стены увешаны выцветшими фотографиями, а в воздухе носятся призраки и воспоминания.

– Главное, ты все же приехала. Я так рада, так рада, – повторяет бабушка.

Она скользит по моему лицу изучающим взглядом, потом вновь заключает меня в объятия.

– Вив, идем скорее! Идем! Наконец-то ты дома.

Вслед за ней я спускаюсь по лестнице в кухню, замечая, как крепко она цепляется за перила при каждом шаге. Вздувшиеся вены у нее на руках похожи на спицы сломанного зонтика.

– Уверена, ты с удовольствием выпьешь кофе! – восклицает она.

В детстве ее привычка громогласно восклицать по любому поводу выводила меня из себя. На улице она могла неожиданно остановиться и заорать во всю глотку: «Смотри, какая красота!», указывая на висящую на кусте паутинку или что-нибудь в этом роде. «Давай скушаем по пирожному, детка!» – предлагала она как раз в тот момент, когда все мое внимание было поглощено какой-нибудь телевизионной передачей. Помню, я ужасно стеснялась, что из школы меня забирает пожилая леди. Мне так хотелось, чтобы у меня была такая же мама, как у моих друзей, – молодая, стильно накрашенная, на высоких каблуках. Но каждый день бабушка в своем платье-балахоне стояла на игровой площадке, несмотря на все просьбы дожидаться меня в машине. И каждый день я пыталась проскользнуть мимо, сделав вид, что не имею к ней никакого отношения.

В кухне, как всегда, царит запах сушеных трав. Связки этих самых трав свисают с потолка вместе с сетками, наполненными красными яблоками. Я сажусь на скамью за массивным дубовым столом и смотрю в сад. Солнечные лучи играют на дорожках и на кустах разноцветной герани. Бабушка, тихонько насвистывая, приводит в действие свою кофейную машину – пугающе древнее сооружение из трубок. Машина начинает сердито шипеть и кашлять, но в конце концов выдает порцию превосходного капучино.

Бабушка садится напротив, расправив на коленях складки своего синего льняного платья. Ее глаза, устремленные на меня, лучатся от счастья. Мы молча прихлебываем капучино. На верхней бабушкиной губе остается белая полоска.

– Сад в этом году хорош, как никогда, Вив, – сообщает она. – Каждый день распускаются новые розы.

Я ставлю чашку на стол.

– Твои розы всегда были хороши.

– Но этот год какой-то особенный! Такой красоты ты еще не видела! – Бабушкино лицо сияет. – А запах! Это что-то божественное!

Я окидываю взглядом сад. Лужайку давно не подстригали, под деревьями – груды неубранных сухих листьев.

– Тебе здесь не одиноко? – спрашиваю.

– Милая, неужели ты считаешь, что старики любят говорить о своем одиночестве?

– Конечно нет. Просто я подумала… Твоя жизнь сложилась так, как тебе хотелось бы?

– Я стараюсь не думать о том, что все могло быть как-то иначе. От подобных размышлений нет никакого толку.

– Значит, ты ни о чем не жалеешь?

– Ни о чем. Я живу в мире с собственной душой. Мне не в чем себя упрекнуть. И я совершенно счастлива.

Бабушка водит пальцем по царапине на столе.

– А почему ты вдруг об этом заговорила? – спрашивает она, внимательно глядя мне в глаза. – Ты что, о чем-нибудь жалеешь?

– Да, – киваю я.

– Ох, я совсем забыла, у меня же есть имбирное печенье.

Бабушка встает, чтобы принести печенье. Я замечаю, что двигается она скованно, и почему-то это меня раздражает.

– По телефону ты сказала, что Роб нашел другую женщину? – спрашивает она, роясь на полках буфета.

– Нашел… – вздыхаю я. – И собирается на ней жениться.

Подбородок у меня начинает дрожать, и мне приходится опустить его на сложенные ладони. Бабушка ставит на стол тарелку с печеньем, несколько секунд с сочувствием смотрит на меня и неуверенно спрашивает:

– И ты… очень переживаешь?

– Еще бы. Я чувствую себя никому не нужной. Обреченной на вечное одиночество.

– Потому что ты хотела выйти за него замуж?

– Я должна была выйти за него замуж… три месяца назад.

Бабушка испускает тяжкий вздох и отводит взгляд в окно.

– Ой, погляди, погляди! – восклицает она. – Вот там, на ветке, крапивник!

Как всегда в таких случаях, я вздрагиваю и начинаю испуганно озираться по сторонам. Бабушка успокоительно берет меня за руку.

– Дорогая, я знаю, сейчас тебе кажется, что настал конец света. Но поверь мне, вскоре ты поймешь, что все не так страшно.

Мы смотрим друг другу в глаза, и мои начинают наполняться слезами. Что касается бабушкиных, они поражают голубизной и ясностью. Она крепко сжимает мою руку и поглаживает ее.

– Очень скоро ты поймешь, что твой Роб – самый обыкновенный засранец.

От неожиданности у меня перехватывает дыхание.

– Ба!

– И в этом нет ничего из ряда вон выходящего, – продолжает она. – Засранцев вокруг полным-полно!

– Ты не должна употреблять такие слова.

Она улыбается, очень довольная произведенным эффектом.

– И ты не должна так говорить о Робе. Я его любила… То есть я и сейчас его люблю.

– Слушай, да зачем он тебе сдался! Ведь ты у нас красавица, умница и вообще просто прелесть! Стоит только захотеть, найдешь себе дюжину мужиков.

– Но мне нужен он!

– Понимаю.

Бабушка проводит пальцем по краям чашки, собирая молочную пену, и облизывает палец.

– И насколько я тебя знаю, ты сможешь его вернуть, если захочешь. Зачем, вот в чем вопрос.

– Я выйду за него замуж и рожу ему детей, – быстро рапортую я.

– Ты и правда этого хочешь? – роняет она, грустно глядя в пространство.

– Ба, похоже, ты забыла, сколько мне лет. Тридцать четыре, к твоему сведению! Роб – единственный человек, когда-либо сделавший мне предложение. Скажу тебе честно, мужчины не выстраиваются в очередь у моих дверей.

– В мое время все было иначе. Женщина легко и незаметно переходила из положения дочери к положению жены и матери.

Она смотрит на фотографию в рамке, стоящую на подоконнике, – там они с дедушкой, совсем молодые, сидят на скамейке у моря. Юная бабушка откидывает с лица волосы, которыми играет ветер. У дедушки вид такой довольный, словно он только что выиграл чемпионат по регби.

– Сейчас у женщин больше возможностей, – изрекает бабушка. – Они могут выбирать.

– Ага… выбирать. Было бы из кого!

– В любом случае поступай так, как подсказывает тебе сердце… И не вешай нос!

Бабушка встает, чтобы вымыть чашки.

– Знаешь, Вивьен, я уверена, очередь у твоих дверей все-таки стоит. Просто ты ее не замечаешь.

Я уныло бреду в маленькую гостиную. Дедушкино кресло по-прежнему стоит напротив окна. На полках, заставленных семейными фотографиями, лежит толстый слой пыли. Я беру одну, ту, где изображен дедушка, и вытираю ее подолом платья. Дедушка, в какой-то дурацкой панаме, жизнерадостно улыбается. Внизу подпись бабушкиной рукой: «Лоуренс 2006». Фотография была сделана за год до его смерти. На большинстве других фоток – я, в основном в нежном детском возрасте. Лет в семь я разлюбила сниматься. Беру в руки еще одну фотографию, до боли знакомую. Маленькая девочка, которая потом стала моей матерью. Все мое детство эта фотография стояла на столике у моей кровати. Тогда я надеялась, что моя любовь заставит маму вернуться. Теперь я смотрю на хорошенькое детское личико, не испытывая никаких чувств. До меня доносится звон дверного колокольчика.

– Это Редж! – кричит бабушка. – Я пригласила его на ланч!

Только Реджа мне и не хватало! Я оставляю фотографии в покое и возвращаюсь в кухню. Редж притащил огромный букет душистого горошка. Его массивное тело подавляет пространство, точно громоздкая мебель. Изъясняется он с простонародным акцентом, который обожают актеры, играющие в комедиях. Его приход явно воодушевил бабушку. Она порхает и трещит как сорока и при этом ухитряется накрывать на стол.

– Редж, у меня есть превосходная ветчина.

– Отлично! Привет, Вив, детка! Как поживаешь?

Морщины, бороздящие его лицо завзятого курильщика, становятся еще глубже, когда он улыбается.

– Спасибо, хорошо.

Бабушка бросает на меня обеспокоенный взгляд. Я усаживаюсь за стол. Редж смотрит в сад.

– День сегодня чудный, правда? – вопрошает он.

– Угу, – отвечаю я.

– Вчера тоже был неплохой. Что ты делала на выходных, Вив?

– Да так, ничего особенного.

– А сегодня решила сделать бабушке приятный сюрприз, да, детка?

Бабушка и Редж обмениваются взглядами, потом начинают усиленно улыбаться, глядя на меня. Внезапно до меня доходит, что я – третий лишний.

– Бабуля, мне очень жаль, но я заскочила лишь ненадолго. Мне пора! – говорю я.

– Как, ты ехала из Лондона, чтобы заскочить всего на несколько минут? – хохочет Редж.

Бабушка берет меня за плечо, не давая встать.

– Ты с ума сошла, Вив! Как ты можешь уйти, ты же только что пришла?

– Да, конечно, но у меня в Лондоне куча дел, честное слово. И я обязательно приеду в воскресенье.

Избегая смотреть на Реджа, я обнимаю бабушку.

– Может быть, я даже привезу с собой Макса, – обещаю я.

Бабушка провожает меня до дверей.

– Мне так не хочется, чтобы ты уезжала, – лепечет она и прижимается ко мне. – Я так по тебе скучаю.

Теперь она кажется мне ребенком, который нуждается в утешении и ласке.

– Я тоже скучаю по тебе, ба. Но пришел Редж, и я не хочу вам мешать. Увидимся в воскресенье.

– Если бы я знала, что ты приедешь сегодня, ни за что не стала бы его приглашать.

Вид у бабушки расстроенный.

– Не переживай, – улыбаюсь я. – Воскресенье совсем скоро.

Бабушка отпирает дверь, и я выхожу.

– Помни, что я всегда тебя жду! – кричит она мне вслед.

У меня одно желание – как можно скорее убраться. Дойдя до угла, я оборачиваюсь и вижу, что бабушка по-прежнему стоит в дверях.

По дороге домой я ощущаю, как внутри у меня перекатывается огромный ледяной булыжник, с которым я ничего не могу поделать. Откидываюсь на спинку кресла и смотрю в окно поезда. С чего это я вздумала выделываться? Теперь мне по-настоящему жаль, что я расстроила бабушку. Но дело в том, что я по горло сыта положением третьего лишнего; к тому же в глубине души я ожидала, что ради меня бабушка, что называется, даст своему ненаглядному Реджу от ворот поворот. Наверное, она не поняла, как сильно мне нужна ее помощь. Не поняла, что мое сердце разбито вдребезги. А как должны проявляться симптомы разбитого сердца? И какое средство способно вылечить от этого недуга? До меня доходит, что мои родственники и друзья были о Робе не слишком высокого мнения. Именно поэтому сейчас они ведут себя так, словно мне нечего жалеть о столь ерундовой потере. Может, мне нашить на платье карточку: «Осторожно. Разбитое сердце. Возможны непроизвольные рыдания»? Но если все вокруг не замечают моей боли, значит, они не могут мне помочь. Я должна справиться со своей бедой в одиночку… такова участь всех разбитых сердец.

Свой сайт в Интернете – вот единственное спасение от одиночества. Меня поддержат не друзья, а незнакомые люди, которые оказались в таком же положении. Лишь товарищи по несчастью способны понять, каково мне приходится.

Я достаю блокнот и начинаю прикидывать, как назвать сайт. Вот, например, неплохое название: «Приют разбитых сердец». Всякому понятно, здесь будут собираться люди, которых предали любимые. Люди, которых бросили. Конечно, чувствовать себя брошенным чертовски обидно. С другой стороны, пока не осознаешь, что прежним отношениям пришел конец, невозможно двигаться вперед. Но может, для нас с Робом конец еще не настал? Я знаю, что он собирается жениться и все такое, но сам он мне об этом не говорил. А пока он этого не сделал, еще остается надежда.

Если бы мы с ним увиделись и поговорили, все могло бы измениться. Уверена, он понял бы, какую роковую ошибку совершил. Может, мне стоит зажать в кулак гордость и позвонить ему? Или послать сообщение. Я прижимаюсь лбом к оконному стеклу и рассматриваю граффити, которыми покрыты стены домов, стоящих вдоль путей. Поезд останавливается. Входит здоровенный белобрысый юнец и, несмотря на то что вагон наполовину пуст, плюхается на сиденье рядом со мной. В нос мне ударяет застоявшийся запах сигаретного дыма. Крепче прижимаю к себе сумочку и отворачиваюсь к окну. Из наушников у него на голове доносится какой-то одуряющий грохот. Он достает из пакета истекающего жиром цыпленка-гриль и принимается пожирать его, бросая обглоданные кости прямо на пол. Я упорно смотрю в окно, за которым проплывают мрачные пейзажи Большого Лондона. Запах жареного цыпленка поистине тошнотворен. Поворачиваюсь, чтобы пронзить невежу взглядом. Он рыгает, вытирает губы, комкает жирную бумагу и тоже бросает ее на пол. Вопросительно смотрит на меня. Знаком прошу его снять наушники и указываю на помойку у наших ног.

– Не хотите ли убрать все это?

Амбал насмешливо пялится на меня и говорит с кошмарным ямайским акцентом:

– Не-а, дорогуша, я в уборщики не нанимался. Но если тебе не в лом, валяй, убери.

– Это отвратительно! – шиплю я.

– Скажешь тоже, – ухмыляется он.

– Вы не думаете о том, что после вас в поезд войдут другие люди?

– Плевать я на них хотел! Хотя если им приспичит заморить червяка, могут тоже хавать цыплят, – отвечает наглая сволочь.

– Понятно. Дайте мне выйти. Я не желаю сидеть в мусорной куче.

Амбал сдвигает коленки в сторону, и я вылезаю, ощущая, как щеки мои пылают от гнева и досады. Тщетно пытаясь испепелить мерзавца взглядом, я нажимаю кнопку вызова охраны. Сквозь шуршание до меня доносится бодрый голос:

– Служба охраны слушает!

– Здравствуйте. Я нахожусь в четвертом вагоне. Здесь один молодой человек набросал на пол кучу куриных костей и грязной бумаги.

– Понятно, мэм. Не беспокойтесь, уборщик приведет вагон в порядок, когда мы прибудем на конечную станцию.

– А вы не хотите разобраться с нарушителем? – сердито спрашиваю я. – Он все еще здесь.

– Не волнуйтесь, мэм, уборщик наведет полный порядок, – тупо повторяет невидимый охранник.

– Да, но нарушитель? Ему что, сойдет это с рук?

– Тут мы ничего не можем сделать, мэм.

Вновь раздается шуршание, и связь прерывается.

Я вновь прожигаю амбала гневным взглядом и сажусь неподалеку, чтобы указать на него охраннику, если тот все же даст себе труд наведаться в наш вагон. Юнец что-то бормочет себе под нос.

– Что вы сказали? – спрашиваю я.

– Я грю, дамочка, лечиться тебе надо… серьезно!

Внезапно я ощущаю на себе любопытные взгляды других пассажиров и замираю, уставившись в пространство. Минуту спустя, когда я с подчеркнуто независимым видом оглядываюсь по сторонам, пассажиры поспешно отводят глаза. Я из кожи вон лезу, отстаивая их право ехать в чистом поезде, а они считают меня чокнутой. Остаток пути я провожу, кипя от благородного негодования. Белобрысый нахал трясет башкой в такт своей дикой музыке и как заклинание бормочет: «Серьезно, серьезно, серьезно».

Наконец я дома. Закрываю дверь и прислоняюсь к ней в полном изнеможении, точно человек, который спасся от преследовавшей его стаи волков. Если бы можно было больше никогда не выходить из своей квартиры! Похоже, я пребываю в глубокой дисгармонии с мирозданием.

В такие тяжелые минуты, как эта, хорошо иметь рядом домашнего любимца. Например, хорошенькую кошечку в ошейнике с колокольчиком, которая со всех ног мчалась бы к дверям, едва заслышав звук отпираемого замка. Я покупала бы ей самый вкусный корм, который кошки с таким аппетитом поедают в рекламных роликах. Мы бы вместе смотрели телевизор, уютно устроившись на диване. Да, но пришлось бы возиться с кошачьим туалетом, с этими гранулами, покрытыми дерьмом… Брр!

Необходимо немедленно переключиться на что-то позитивное. Я решила, что должна связаться с Робом, и сейчас самое время это сделать. Пошлю ему письмо по электронной почте! Я швыряю сумку на пол, бегу к компьютеру и включаю его. Экран мерцает и зажигается, почтовый ящик попискивает, сообщая о новых письмах. Пара сообщений от Кристи, какой-то дурацкий каталог и письмо от него! Сердце мое готово выскочить из груди. Я судорожно сглатываю и читаю, почти касаясь экрана носом.

«Вив, привет!

Надеюсь, ты уже пришла в себя после субботних событий. Да, шоу удалось на славу. Я рад, что ты познакомилась с Сэм. Насколько я понял, она сказала тебе, что мы собираемся пожениться. Мне очень жаль, что ты узнала об этом таким образом. Я хотел пригласить тебя пообедать и рассказать о переменах в своей жизни. В последнее время столько всего произошло.

В любом случае, пожелай мне удачи!

Роб».

Ощущение такое, словно из экрана высунулся кинжал и пронзил мне горло.

Я отвечаю, в спешке попадая мимо клавиш.

«Роб, привет!

Прими мои поздравления. По-моему, твоя новая невеста очень привлекательная девушка. Было бы здорово пообедать вместе. Мне бы хотелось лично пожелать тебе удачи, семейного счастья и всего прочего».

Может, прежде чем отправлять ответ, стоит немного подумать, мелькает у меня в голове. Но курсор уже стоит на «отправить», и я щелкаю мышью. Готово! По крайней мере, я с ним встречусь. Меня сотрясает дрожь. Единственный мужчина в мире, который нужен мне, собирается жениться на другой и сообщает об этом по электронной почте. Как ни в чем не бывало пишет «мы собираемся пожениться». Словно пять лет, в течение которых мы планировали нашу свадьбу, были репетицией его свадьбы с этой бессовестной самозванкой.

Ответ приходит немедленно.

«Где и когда мы встретимся?»

Несмотря ни на что, он хочет меня увидеть. Это хороший знак. А столь быстрый ответ может означать только одно – он сидел у компьютера, ожидая, когда я выйду на связь. Меня охватывает возбуждение. Отлично, теперь надо решить, где нам лучше всего пообедать. Только не в ресторане, это слишком формально. И не там, где мы часто бывали вместе, это слишком сентиментально. Лучше всего пойти в паб, где подают горячее, – обстановка там спокойная и непринужденная.

«Как насчет „Смирной лошадки“ на Кинг-стрит? Я читала, это неплохое место. В пятницу, в девятнадцать тридцать, тебя устраивает?»

Ух. Сообщение отправлено.

В течение пятнадцати минут я жду, поедая экран глазами. Ничего. Я открываю сообщения от Кристи. Оба не имеют ни малейшего отношения к работе. В первом она сообщает, что скучает по мне, во время перерыва на ланч ходила в наш любимый сэндвич-бар, но не взяла «ролл для сытного завтрака», который берет обычно, потому что впервые обратила внимание на количество содержащихся в нем калорий, и выяснилось, что оно превышает дневную норму гориллы. Во втором Кристи выражает надежду на то, что завтра, когда начнутся распродажи, я составлю ей компанию.

Я пишу ответ, но слышу нежный звоночек, говорящий о том, что поступило новое сообщение… черт, не от него. Это фотограф, предлагает посмотреть свадебные фотографии. Я набираю в грудь побольше воздуха и щелкаю мышью.

Джейн и Хьюго у входа в церковь, в самых разнообразных ракурсах. На некоторых фотках они выглядят довольно нелепо, например на той, где она пытается удержать развеваемую ветром вуаль, а он напрягся, словно спортсмен перед прыжком. Фотографий, на которых они целуются, так много, что мне надоедает их смотреть. Мое многострадальное сердце пронзает дикая боль, когда я вижу Роба и Сэм, позирующих в церковном дворе. Он выглядит классно, солнце золотит его волосы. Она изображает из себя фотомодель – скрестила ноги и откинула голову назад. Я злобно таращусь на нее и бормочу: «Корова, корова, корова!»

Надо бы отпечатать этот кадр и показать Кристи, решаю я. Пролистываю фотки дальше и нахожу нечто до боли знакомое. Вот я, во всей красе, одной рукой цепляюсь за Макса, другой держу бокал с шампанским и улыбаюсь идиотской пьяной улыбкой. На другой я демонически ухмыляюсь на заднем плане, за спинами счастливых молодоженов. Вот я сижу за столом, нацеливаясь проглотить рогалик с маслом, подводка под глазами размазана, рот раскрыт. А вот мы с Максом голова к голове, хихикаем как пара тупиц. И венец всего – я со свадебным букетом в руках стою рядом с Сэм и Робом. Господи боже. На ее фоне я выгляжу раскормленной гусыней, нос у меня распух как свекла, по лицу размазана помада. Роб смотрит в сторону, но Сэм пялится прямо в объектив. На ее губах играет легкая победная улыбка, волосы блестят, брови красивой формы. Безупречна и самоуверенна. Сразу понятно, она способна уничтожить меня одним движением своего изящного пальчика. Подпись под фотографией гласит: «Роб и Сэм с приятельницей». Не помню, когда этот чертов фотограф ухитрился нас щелкнуть. Он что, не понимает, что делать такие гнусные кадры – издевательство? Я роняю голову на руки и смотрю на экран сквозь переплетенные пальцы. Фотография по-прежнему омерзительна.

Звонок!

«Идет. Встретимся там, где ты сказала».

Глава девятая Друзья, поклонники и сексуальные партнеры ...

Как определить, нравишься ли ты ему?

1. Он внимательно слушает все, что ты говоришь?

2. Он отпускает комплименты относительно твоей внешности?

3. Он часто облизывает губы, когда ты рядом?

4. Он способен смотреть тебе прямо в глаза более двух секунд?

5. Он улыбается во время разговора и смеется над твоими шутками?

6. Он пытается выведать, встречаешься ли ты с кем-нибудь?

7. Он готов отложить все дела ради встречи с тобой?

8. Он пытается казаться в твоих глазах влиятельнее/сильнее/умнее/остроумнее/богаче, чем он есть на самом деле?

9. Он без конца шлет тебе эсэмэски?

10. Он постоянно пытается к тебе прикоснуться?

Если ты ответила «да» в трех или более пунктах, можешь не сомневаться в его чувствах.

В офисе одуряюще жарко. Воздух похож на толстое одеяло, подоткнутое со всех сторон. На моем столе стоит фотография, на которой мы с Робом счастливо хохочем, вполне довольные друг другом. Не помню, упоминала ли я о том, что в течение нескольких лет обучалась искусству визуализации. Весь фокус состоит в том, чтобы мысленно представить картину желаемого во всех подробностях, сделать ее как можно более живой и яркой, а потом заставить ее двигаться и развиваться. Можете мне поверить, эта техника действительно работает, и использовать ее можно в самых разных целях. Например, когда идешь на собеседование и хочешь произвести выгодное впечатление. Или хочешь избавиться от чьей-то занудной болтовни. Или просто ищешь место на парковке. Я верю, эта фотография поможет мне вернуть Роба. Я смотрю на наши смеющиеся лица. Снимались мы на вершине Примроуз-Хилл. Роб поставил аппарат на выдержку, чтобы в кадре быть рядом со мной. Солнце создает нечто вроде нимба вокруг его мальчишечьих блондинистых кудрей. Его голубые глаза сияют. Его улыбка, которая сделала бы честь рекламе зубной пасты, заставляет мое сердце бешено колотиться. Я целую палец и прижимаю к его щеке.

За соседним столом Кристи с помощью лупы изучает фотографию Сэм. Вчера она проявила поистине удивительное служебное рвение. Разобрала все бумаги, написала отчеты, о которых я говорила, и даже начала составлять рождественские подарочные предложения. Состряпала впечатляющую презентацию, используя картинки из осенне-зимней коллекции. Похоже, вскоре одежда в стиле кантри опять войдет в моду, так же как и твид с шотландкой. Плюс расцветки под тигра и ягуара.

Передо мной – новый, значительно улучшенный вариант Кристи. Даже внешне она не похожа на себя, потому что водрузила на нос очки без диоптрий. Заявила, что так выглядит умнее, и я не стала ее разубеждать. Спрашиваю, будет ли она пить со мной чай.

– Нет-нет, Вив, – почти испуганно отвечает она. – В чае пропасть кофеина, который приводит к обезвоживанию организма.

– А как насчет кофе? – спрашиваю я.

– Кофе еще хуже!

Она просит принести ей отвар трав с соевым молоком. Представляю, какая это гадость. Вернувшись из кухни, я ставлю перед ней кружку, распространяющую мерзкий запах, и сажусь напротив, прихлебывая «Нескафе». Кристи откладывает лупу и сочувственно смотрит на меня.

– Она просто фотомодель, верно?

Я молча киваю.

– Я честно старалась найти хотя бы один недостаток. Но она безупречна. Подобную красоту редко встретишь, да?

Я снова киваю. Кристи с завистью смотрит на фотографию.

– И до чего она стильная, с ума сойти! Интересно, где она купила это платье?

Она пожирает фотографию глазами, как зачарованная.

– А фигура, застрелиться можно! Просто супер! Я бы все отдала, чтобы иметь такую!

Я резко выхватываю у нее фото. Кристи несколько смущена подобной реакцией.

– Но ведь внешность – это ерунда, – быстро находится она. – Если она стерва, а это видно всякому, он вскоре в ней разочаруется. К тому же очень может быть, это просто удачный снимок.

Стараясь не встречаться с Кристи глазами, я делаю два шага до собственного стола и плюхаюсь на стул. Последний раз смотрю на проклятую фотографию, комкаю ее и бросаю в мусорную корзину. Но меткость мне изменяет, и комок подкатывается к остроносым ботинкам Пола. Он поднимает ее, разглаживает и восхищенно присвистывает.

– Вот это девчонка! Повезло кому-то!

Он швыряет фотографию мне, точно это бумеранг. Я снова комкаю ее и с саркастической улыбкой отправляю в мусорную корзину, на этот раз удачно. Пол встает, намереваясь пойти по своим делам, но останавливается, увидев ноги Кристи.

– Скажи мне, Кристи, киска, зачем ты нацепила рыболовную сеть? – спрашивает он.

Кристи кокетливо откидывается на спинку стула и скрещивает ноги.

– Да будет тебе известно, Пол, чулки в сеточку – это последний писк моды.

Он дурашливо зажимает рот рукой и, прикрыв другой рукой пах, выскальзывает прочь. Кристи довольно хихикает, провожая его глазами.

– Надо привлечь его к суду за сексуальные домогательства, – замечаю я.

– Но я ничего не имею против, – смеется Кристи.

– А должна бы.

Кристи вздыхает и устремляет взгляд на экран своего компьютера. Я смотрю в окно на Лондон, который плавится от жары. Купол собора Святого Павла парит в знойной дымке над теснотой крыш. Красные автобусы, которые с высоты кажутся игрушечными, ползут по Лондонскому мосту. Река переливается и сверкает. Там, за окном, проживают свои жизни миллионы людей. Они дышат, любят, едят, занимаются сексом, умирают. Ездят на автобусах, такси, велосипедах, катерах, в поездах метро, разговаривают по телефонам, торопятся по делам, стоят в очереди к кофейным автоматам. Весь мир живет и движется, только я сижу на месте и чувствую себя так, словно меня придавило скалой.

Я хватаю телефон и посылаю Люси эсэмэску: «Перекусим вместе?» Через минуту приходит ответ: «Смогу выйти на полчаса вили уже послеЯ тупо смотрю на строчки. Создается впечатление, что все вокруг бодро движутся своим курсом, приближаясь к поставленным целям, и лишь я одна беспомощно бултыхаюсь в житейском море, неумолимо идя ко дну. Впрочем, я согласна встретиться с Люси вЯ уныло пролистываю свой ежедневник. Работы полно, и нам с Кристи уже пора плотно подумать о новых подарочных линиях, которые будут запущены к Рождеству. Но сейчас мне не до этого. Если я и могу думать о чем-нибудь кроме Роба, то лишь о своем будущем сайте. Может, стоит назвать его «Содружество одиноких сердец». Это звучит не так безнадежно.

Я чувствую, что сейчас для меня нет ничего важнее. Надо будет обязательно поговорить с Коротышкой Майклом из отдела ИТ. Он большой дока по части сайтов. И я точно знаю, он ко мне неравнодушен еще с прошлогодней рождественской вечеринки. Мы с ним танцевали самбу и были признаны лучшей парой, несмотря на то что я выше его на полголовы. Я говорю Кристи, что должна выйти по делу, и отправляюсь в отдел ИТ, расположенный несколькими этажами ниже. Двери лифта открываются, и перед глазами у меня возникает надпись:

...

Отдел информационных технологий.

Прежде чем обращаться сюда, попробуйте выключить свой компьютер и включить его снова.

Я открываю дверь при помощи пластикового пропуска, вхожу внутрь, и меня сразу окатывает волна ледяного кондиционированного воздуха. Столы в офисе стоят тремя рядами. В первом ряду сидят люди, способные лишь на то, чтобы принять вашу заявку и посоветовать вам заглянуть через несколько дней. Во втором – умельцы, возвращающие к жизни захандривший компьютер при помощи каких-то загадочных и таинственных манипуляций. Третий ряд – программисты, обитатели особого мира со своим собственным, непонятным простым смертным языком и своей культурой. Именно там восседает Майкл. Я вижу его очки, поблескивающие в отсветах компьютерного экрана. Он носит длинную жидкую бороденку, которую заплетает в косу, и потому кажется, что с подбородка у него свисает крысиный хвост. Это единственное свидетельство его принадлежности к миру избранных. Во всем остальном Майкл, в сером, слегка залоснившемся костюме и заурядных ботинках, похож на нормального человека.

– Привет, Майкл, – говорю я.

Он смотрит на меня, предостерегающим движением вскидывает руку и продолжает с безумной скоростью стучать по клавишам. Я наблюдаю, как маленькие тонкие пальчики с желтыми ногтями бегают по клавиатуре, и на ум мне приходят мыши, копошащиеся в пыли. Стоя у него над душой и ожидая, пока он обратит на меня внимание, я чувствую себя полной идиоткой. За соседним столом костлявый пижон с жидкими длинными патлами, собранными в конский хвост, поднимает голову, обращает мутный взгляд к своему коллеге и бросает:

– Сервер после ddos-атаки, через пачкорд не пингуется.

– Обнови ему дрова для мамки, чтобы KDE под FreeBSD пропатчить, – отвечает второй.

Этим разговор инопланетян исчерпывается.

В комнате холодно, как в могиле, темно, как в танке. Сухой наэлектризованный воздух пропах пылью, пачулями и человеческими выхлопами. Все сидят, уткнувшись в экраны своих компьютеров. Внезапно Майкл поднимает голову.

– Прости, Вив, мне тут надо было кое-что доделать. Чем могу помочь?

Майкл – из тех людей, которым необходимо беспрестанно двигаться. Если он сидит, то трясет ногой или барабанит пальцами по столу. Встав, он начинает раскачиваться из стороны в сторону, иногда подпрыгивает на месте. Я объясняю, что задумала создать сайт, и показываю ему свои наметки. Он просматривает их, постукивая по зубам кончиком авторучки.

– Что ж, может, это и заработает, – бормочет он.

– Надеюсь. Я хотела спросить… не мог бы ты помочь мне с этим сайтом. Ну, то есть создать его.

– Мог бы.

– Здорово! Значит… ты возьмешься за это!

– Посмотрим.

– На что?

– Вопрос в том, что я с этого буду иметь.

– Хороший вопрос! А что бы ты хотел?

Хитрые маленькие глазки Майкла скользят по моему лицу.

– Видишь ли, здесь придется использовать несколько разрезов. Простым шаблоном здесь не обойтись.

– Понятно, – киваю я, хотя мне ровным счетом ничего не понятно.

Майкл молчит, качая ногой так сильно, что стол дрожит и едва не подпрыгивает. Ручка выбивает на его зубах какой-то назойливый ритм. Я чувствую, что чаша моего терпения полна до краев. Не уверена, что там осталось место даже для нескольких капель. Еще немного – и я его придушу.

– Так ты за это возьмешься? – спрашиваю я, сдерживаясь из последних сил.

– Только если получу кое-что взамен.

Майкл откидывается на спинку стула и растягивает губы в улыбке, которая кажется мне зловещей.

– Скажи наконец, что ты хочешь, – говорю я с дурацким нервным хихиканьем.

– Обед. С тобой. Ты платишь. Я выбираю место.

Понятия не имею, сколько стоит создание и разработка сайта, но предполагаю, что счет идет на тысячи. По крайней мере, это может вылиться в сумму, не сравнимую с теми финансовыми и личными затратами, которых потребует обед. Даже если Майкл выберет самый шикарный ресторан и проявит чудеса обжорства. Правда, при мысли, что придется терпеть его целый вечер, я чувствую себя так, словно проглотила жабу. Тем не менее я поспешно киваю.

– И когда я увижу, что у тебя получилось? – спрашиваю.

– Думаю, на следующей неделе… Расплатишься, когда все будет готово.

Я снова киваю, решив переживать неприятности по мере их поступления.

– Отлично! Я тебе очень признательна.

Майкл с плотоядным видом облизывает губы, язык его высовывается изо рта, точно угорь из норы. Я невольно подаюсь назад.

– Пока, Вив.

Он делает ручкой. Я поворачиваюсь, чтобы уйти. Прежде чем завернуть за угол, я оглядываюсь. Майкл снова делает ручкой. На его губах играет тошнотворная улыбка. Вбегаю в лифт и нажимаю кнопку так сильно, словно от этого зависит моя жизнь. Мурашки ужаса ползут у меня по спине, словно я только что перевернула тяжелый камень, под которым кишмя кишат белые жирные черви.

Оказавшись в своем отделе, я с облегчением перевожу дух. Кристи болтает по телефону, без конца хихикая. Она протягивает мне записку: «Вив! Тебя искала Злюка». Букве «ю» в слове «злюка» она пририсовала глазки с длинными ресницами. Какого черта я понадобилась Злюке? Вообще-то она не имеет привычки бродить по отделу, разыскивая сотрудников. Я становлюсь напротив Кристи и делаю ей знак положить трубку. Она начинает выводить разговор в завершающую стадию.

– Так что все довольно паршиво, начальница точит на меня зубы, и все такое… А уж если эта стерва кого сожрет, то не подавится. – Взгляд Кристи скользит по моему лицу. – Да, я говорю именно о ней. Ты совершенно прав… Чао… увидимся… целую тысячу раз… пока… пока… нет, ты повесь первым…

Прощание продолжалось бы целую вечность, но я нажимаю на рычаг.

– С кем это ты точила лясы?

– Со Стюартом из отдела рекламы. Ты его знаешь.

Я смотрю на Кристи и мысленно удивляюсь двум обстоятельствам. Во-первых, зачем она выбирает блеск для губ такого оттенка, который годится только порно-звезде? Во-вторых, как она ухитряется его не слизывать?

– Не думай, отношения у нас чисто деловые, – заявляет Кристи, осторожно почесывая нос.

– Я и не думаю.

Честно говоря, природа ее отношений со Стюартом из отдела рекламы волнует меня меньше всего на свете. Кристи глядит в пространство, явно прокручивая в памяти особенно приятные моменты недавнего разговора.

– Кристи! Что сказала Злюка?

– Да ничего особенного. Спросила: «Где Вив?» Я ответила: «Ушла на деловую встречу». Тогда она спросила: «С кем?» Я ответила, что не знаю. Тогда она велела мне заглянуть в твой ежедневник. Я заглянула, но там про встречу не было ни слова. Тогда Злюка велела передать тебе, что она тебя искала. Вот и все.

– Черт возьми!

Проверяю электронную почту. От Злюки ни слова, от Роба тоже. Надо сказать ей, что у меня неожиданно возникли проблемы с компьютером и пришлось обратиться в отдел ИТ. Тем более это правда… почти. Руки у меня трясутся, когда я хватаюсь за телефон, чтобы связаться со Злюкой. Я знаю, на меня она имеет зуб. После провального дебюта Кристи Злюка только и ждет, когда я тоже сделаю неверный шаг. Она не берет трубку, и я оставляю на автоответчике нарочито беззаботное сообщение.

Время до ланча мы с Кристи проводим, разговаривая с поставщиками, заказывая образцы и прикидывая цены. Решаем, стоит ли запускать подарочный комплект, состоящий из красной кожаной пудреницы, шарфа с леопардовым или тигровым рисунком и бисерного ожерелья в этническом стиле. Еще один комплект будет состоять из ароматических свечей со скандинавскими народными мотивами, сумочки-клатча «под зебру» и чашки для фондю, расписанной цветами. Когда Кристи уходит на ланч, я сознаю, что ухитрилась не думать о Робе целых два часа.

В офисе так жарко, что намокшее от пота платье противно липнет к спине. Но я упорно смотрю на экран компьютера, готовя презентацию. В следующий понедельник мы представим свои идеи ведущим байерам. На совещании будет не только Злюка, но и ее коллега Образина, непробиваемая, как танк. Надо будет предупредить Кристи, чтобы не вздумала открывать рот. Если эти акулы учуют запах крови, от нас останутся рожки да ножки.

Мы с Люси встречаемся в «Быстрой лапше». В простой белой блузке и серой юбке-карандаш моя подруга выглядит по-офисному и в то же время чертовски сексуально. Рядом с нами за столиком компания громко гогочущих юнцов в тугих джинсах. Люси заказывает суп с морепродуктами. Мне это варево из морских гадов, плавающих среди длинных водорослей лапши, всегда напоминает аквариум, поэтому я выбираю блюдо под названием «птенчик в гнездышке». Приносят его очень быстро, и выясняется, что это всего-навсего жареная лапша с цыпленком. Люси с аппетитом ест, склонившись над тарелкой, и громко втягивает в себя лапшу. Я вяло ковыряю кусок цыпленка и прикидываю, стоит ли говорить о том, что в пятницу встречаюсь с Робом. К тому же мне хочется показать Люси фотографию Сэм, которую я извлекла из мусорной корзины, и узнать, какого она мнения о моей сопернице. В кафе стоит такой шум, что невольно приходится кричать.

– Слушай, что за мужик оккупировал твою постель?

Люси хмурится и втягивает очередную лапшу.

– Какой мужик?

– Как какой? Несколько дней назад ты отказалась со мной разговаривать, потому что в твоей постели валялся мужчина.

Люси наконец понимает, о чем речь, и слегка краснеет.

– Ах да. Рубен, – мечтательно роняет она.

– Ты ничего о нем не рассказывала. Что он собой представляет?

– Колумбиец. Низкорослый. В постели творит чудеса.

Не могу не восхищаться Люси. Всякий мужчина, оказавшийся в ее постели, непременно должен довести ее до оргазма. Тот, кто на это не способен, безжалостно изгоняется.

– И ты… собираешься дальше с ним встречаться?

– Разумеется. В смысле секса мы подходим друг другу идеально.

Люси снова расплывается в мечтательной улыбке и встает, чтобы принести салфетки. Горластые юнцы за соседним столиком потрясенно замолкают, когда она проплывает мимо. Люси возвращается, вручает мне салфетку и садится напротив.

– А во всех других смыслах вы друг другу не подходите? – спрашиваю я.

– А другие смыслы меня в данном случае не волнуют. Мы встречаемся, чтобы трахаться, и этим все сказано.

– Значит, единственное, что привлекает тебя в Рубене…

– Его член.

– Вы не обедаете вместе, не ходите в кино, не гуляете, не…

– Мы трахаемся. И этого вполне достаточно.

– Но неужели тебе не хочется иногда поговорить с ним?

– Зачем тратить время на разговоры, когда можно трахаться.

– Слушай, что ты заладила «трахаться» да «трахаться». На нас уже люди смотрят.

– Ну и пусть смотрят. – Люси допивает вино, ставит стакан на стол и смотрит на часы. – Прости, лапочка, но я должна бежать. Сегодня просто сумасшедший день.

Я отодвигаю тарелку, Люси просит официанта принести счет.

– А у тебя как дела? – спрашивает она. – Очухалась после свадьбы?

– Боюсь, после того, что там случилось, я не смогу очухаться до конца жизни. Кстати, в пятницу я встречаюсь с Робом.

– Вот как… Надеюсь, ты не из тех чокнутых истеричек, которые специально растравляют свои сердечные раны?

– Как знать. Может быть, именно из тех, – вздыхаю я, состроив обиженную гримасу.

Люси сокрушенно кивает. Официант приносит счет, Люси расплачивается, и мы выходим на улицу, которая после шумного кафе кажется удивительно тихой. На прощание мы обнимается. Волосы Люси пахнут кокосовым маслом.

– Слушай, детка, я тебя люблю и не хочу, чтобы тебе было больно, – шепчет она мне на ухо.

– Я знаю, – отвечаю я.

Мы стоим, взявшись за руки, точно влюбленная парочка в аэропорту. Тут я вспоминаю про фотографию и достаю ее из сумки.

– Хочешь взглянуть на мою соперницу?

Люси, слегка нахмурившись, бросает взгляд на фотографию и возвращает ее мне.

– Что скажешь?

– Скажу, что она недурна. – Люси смотрит на меня с нескрываемым сожалением. – Вив, ты, часом, не свихнулась? Таскать с собой фотографию невесты своего бывшего бойфренда – это паранойя. Смотри доведешь себя до психушки.

Мы снова обнимаемся. Люси целует меня в щеку.

– Давай-ка закатимся на выходные в какой-нибудь крутой клуб, Вив, – предлагает Люси. – Нам с тобой надо хорошенько встряхнуться.

Она перебегает улицу, машет рукой и скрывается в огромном, сверкающем стеклом офисном центре, словно принцесса в хрустальном замке.

Глава десятая Что рекомендуется и что не рекомендуется делать тем, кто хочет вернуть бывшего возлюбленного ...

1. Используй все существующие способы, чтобы выглядеть неотразимо.

2. Ни в коем случае не обнажай собственных чувств. Будь дружелюбна, спокойна и приветлива. Делай вид, что он для тебя – пройденный этап.

3. Как можно больше говори о своих друзьях, развлечениях, новых хобби и планах по работе. Пусть поймет, что ты занята, востребована и желанна.

4. Не звони ему повторно и ни о чем не проси.

5. Всегда первая прекращай разговор и не затягивай встреч. Тогда он захочет увидеться с тобой еще раз.

6. Избегай французских поцелуев и любых прикосновений.

7. Не хвались своим новым бойфрендом, который более красив/богат/остроумен/постоянен в своих чувствах/густоволос, чем прежний, даже если этот бойфренд существует в реальности.

8. Не пускайся на рискованные эксперименты с прической. Помни, сейчас не лучшее время, чтобы сделать спиральную химию.

9. Воздержись от рыданий, угроз, битья посуды и швыряния тяжелых предметов.

10. При расставании не пытайся повиснуть у него на шее или задержать его каким-либо иным способом.

Жду пятницы с таким нетерпением, словно в этот день решится моя участь. Мне кажется, время растянулось и с каждым часом пятница не приближается, а, напротив, отдаляется. И почему только я отложила встречу с Робом так надолго, ругаю я себя. Выбери я вторник, избавилась бы от нескольких суток пытки. Ответ поднимается из глубин моей души. В пятницу, если наш обед закончится в постели, впереди у нас будет целый уик-энд. Мы сможем вволю заниматься любовью, приносить друг другу кофе в постель, читать газеты и слушать музыку. На этот случай я забила холодильник всякими деликатесами – копченым лососем, сливочным сыром, клубникой и замороженными круассанами. Купила пачку бешено дорогого кофе. Прибрала в квартире и застелила постель свежим бельем.

Сейчас утро пятницы. Я в полной боевой готовности. Надела платье-рубашку песочного цвета и черные лодочки. Правда, мне пришло в голову, что я копирую наряд, в котором Сэм была на свадьбе, но я отогнала эту мысль прочь. Ничего я ее не копирую… просто если он предпочитает классический стиль, пусть его получит. Волосы я красиво заколола, распрямила щипцами все торчащие концы, а макияж сделала самый неброский и естественный. Классическая черная сумочка с длинным ремнем прекрасно дополнит мой наряд. Я кладу в нее все необходимое: запасную пару чулок, косметичку, дезодорант, спрей для волос, леденцы, освежающие дыхание, зубную щетку и запасные трусики (на тот случай, если я окажусь в его квартире).

Воздух дышит теплом и покоем, на утреннем небе гаснет бледный силуэт месяца. На душе у меня тоже тепло и спокойно. Сидя в автобусе, я принимаю изящную позу и снисходительно улыбаюсь велосипедисту, который грозит водителю кулаком. Короткий путь от остановки до офиса проделываю с удовольствием, греясь в солнечных лучах. Любуюсь собственным отражением в стеклянных стенах. Именно так должна выглядеть женщина, которая ставит перед собой четкие цели и умеет их добиваться. В голове звучит жизнеутверждающая мелодия. Пока лифт, останавливаясь на каждом этаже, ползет наверх, я составляю план на предстоящий день. Сначала переделаю все бумажную работу, потом отошлю несколько писем по электронной почте и начну готовиться к совещанию. В превосходном настроении я вхожу в офис, и тут на меня налетает Кристи. Она машет руками, как вспугнутая птица крыльями.

– Сегодня! Сегодня! Они его перенесли! – выкрикивает она.

Добродушно улыбаюсь. Сегодня я спокойна и безмятежна, и никому не удастся вывести меня из этого состояния. С невозмутимым видом я подхожу к своему столу.

– Доброе утро, Кристи. Прошу тебя, сядь и успокойся. Так что будет сегодня?

Я поворачиваю голову, ощущая, что одна из шпилек, того и гляди, вылетит. Кристи сегодня превзошла сама себя. Она вырядилась в совершенно прозрачное платье-балахон какого-то невообразимого цвета, перетянутое на талии чем-то вроде корабельного каната.

– Вау! – восклицаю я. – Классное платье!

– Совещание байеров будет сегодня! Они его перенесли! – вопит Кристи.

Я смотрю в ее испуганное лицо, чувствуя, как броня моего спокойствия покрывается бесчисленными трещинами и отпадает, как чешуя.

– Что?

– Сегодня! Сегодня! – как заведенная повторяет Кристи.

– Черт! Только не это! Мы не готовы! – доносится до меня собственный голос, визгливый и пронзительный.

– Не готовы-ы-ы! – подхватывает Кристи и начинает нечто вроде бега на месте.

Я тоже вскакиваю. Мы обе прыгаем, словно пол вдруг раскалился, и завываем: «То-о-олько не э-э-это!» Потом, опомнившись, развиваем бурную деятельность. Прежде всего мы вскрываем бандероли в поисках образцов.

– Вот они, шарфы!

В руках у Кристи что-то пятнистое и полосатое. Честно говоря, я не ожидала, что шарфы будут шерстяными и похожими на самовяз. Мне казалось, речь идет о шифоне. Ничего, на крайний случай и такие сойдут.

– Положи их на мой стол, – командую я, срывая клейкую ленту с коробки с фарфором.

Она завернута в несколько слоев противно пахнущей бумаги. Наконец я отбрасываю прочь все обертки и обнаруживаю под ними вовсе не чашки для фондю, а зеркало в красной оправе, удручающе маленькое и невзрачное.

– Зеркало с эффектом увеличения! Мы его не заказывали! – стону я и трясущимися руками тянусь к компьютеру, чтобы проверить, так ли это.

– Конечно, не заказывали. На кой черт нам сдалась эта дрянь. – Я поворачиваюсь на стуле. – Эти гады все перепутали.

Кристи сидит над горой разорванной бумаги и вспоротых коробок, готовая разрыдаться.

– Что мы им покажем? У нас только шарфы и пудреницы! – горестно вопрошает она.

– Паскудство, паскудство, паскудство! – восклицаю я.

Внезапно меня осеняет конструктивная мысль.

– Хватит ныть, – говорю я тоном приказа. – Иди лучше поройся в шкафу для образцов. Наверняка там найдется что-нибудь подходящее. Давай дуй быстрее!

Кристи вспархивает и улетает, словно тропическая птица. Я возвращаюсь к компьютеру и пытаюсь вычислить возможную прибыль в процентах. Может, еще есть шанс вывернуться. В шкафу для образцов наверняка найдется несколько стоящих вещиц, которые дадут пищу нашей фантазии. Мы познакомим начальство с нашими идеями и заверим, что в самое ближайшее время сделаем заказы. Этот раунд останется за нами. В ожидании Кристи бодро щелкаю клавишами, и экран покрывается столбцами цифр, которые выглядят весьма убедительно. Я перевожу взгляд на фотографию Роба. Все будет о’кей.

Никакого о’кея. Кристи стоит перед Образиной, содрогаясь всем телом, словно кролик перед удавом. Судорожно думаю, как переломить ситуацию. Если возьму инициативу в свои руки, то покажу, что считаю Кристи некомпетентной. Если нет, это будет означать, что я некомпетентна сама. Я пожираю глазами Образину, пытаясь угадать ее мысли и представить, как она существует за пределами офиса. Для того чтобы мысленно нарисовать женщину менее привлекательную, чем она, требуется очень богатое воображение. Похоже, уродство – это ее жизненная программа. Ей надо носить нагрудную карточку с надписью: «Долой все косметические ухищрения! Да здравствуют естественные недостатки!» Три родинки размером с изюмину могли бы испортить любое лицо. Но они кажутся сущим пустяком по сравнению с огромным волосатым пятном, угнездившимся в складках двойного подбородка Образины. При разговоре оно то исчезает, то появляется вновь, так что кажется, что по лицу ползает какое-то отвратное насекомое. Ее водянистые бесцветные глаза брезгливо разглядывают лежащий на столе образец. Она начинает его разворачивать. Кристи устремляет на меня панический взгляд. Я прилагаю титанические усилия, пытаясь сохранять видимость спокойствия. Злюка пока не проронила ни слова. Она сидит, надменно поджав тонкие губы, и что-то царапает в блокноте. Образина извлекает из пакета розовые трусики-стринги. Она вертит их в своих толстых, как сардельки, пальцах, словно играет в веревочку. Откусывает кусочек и задумчиво жует.

– Думаю, вкус – это не самая сильная их сторона, – поскуливает Кристи.

Образина медленно работает челюстями. Потом берет упаковку и ищет список ингредиентов.

– Редкая гадость. Из какого дерьма они сделаны?

– Э… насколько я помню, из рисовой бумаги со вкусовыми добавками… – лепечет Кристи, притворяясь, что заглядывает в свой блокнот.

Злюка решает, что настало время и ей обнажить жало своего сарказма. Она с отвращением указывает на пакетик, лежащий перед ней на столе.

– Вы полагаете, Кристина, что съедобные трусы – это очень удачная идея? – цедит она. – И нашим покупателям они придутся по вкусу? По вашему мнению, это соответствует бренду «Барнс и Уорт»?

Злюка поворачивается к Образине, и они обмениваются понимающими улыбками.

– Я только…

– Скажите, вам известно, что представляет собой основная масса наших покупателей? Каков их социальный статус? Вы никогда не давали себе труда пройтись по универмагу и посмотреть, какого рода люди делают покупки в отделе подарков?

Кристи, переминаясь с ноги на ногу, смотрит на стол так внимательно, словно вознамерилась прожечь в нем дыру. Я собираюсь с силами, чтобы встать и прийти ей на помощь. Хотелось бы понять, почему из всего хлама, который валяется в шкафу для образцов, она выбрала именно эти идиотские съедобные трусы? Ответ находится за пределами моего понимания. Там, в шкафу, есть часы для экипажа, занятная вещица под старину, и даже такая крутая штуковина, как грелка в форме полумесяца. Какого черта ей сдались именно эти ублюдочные стринги? В очередной раз убеждаюсь, что Кристи нельзя доверить мало-мальски ответственное дело. Я ощущаю, как покрываюсь противным липким потом. Только этого не хватало! Сегодня моя главная задача – потрясающе выглядеть и произвести впечатление на Роба. К понедельнику все образцы, которые мы заказали, будут доставлены. В понедельник я готова продемонстрировать служебное рвение. А сегодняшний день на работе я собиралась провести, не слишком напрягаясь и предвкушая свидание. Готовясь к свиданию. Я пережила мощный стресс и взмокла, как беговая лошадь. Бедняга Кристи публично обделалась. В очередной раз. Я уже отодвигаю стул, чтобы встать и пообещать, что к понедельнику ситуация будет исправлена. Но тут до меня доносится лепет Кристи:

– По-моему, это довольно оригинальная придумка. Прежде мы ничего подобного не предлагали, это верно. Но мне кажется, на Рождество многим людям хочется внести в жизнь элемент некоторой пикантности, и тут наше предложение будет очень кстати.

Образина смотрит на Кристи с неожиданным интересом. Вдруг она начинает смеяться, точнее, по-девчоночьи хихикать. Никогда бы не подумала, что она на такое способна. Злюка тоже изумлена. Образина смотрит на нее и заходится со смеху.

– Она права! Теперь я вижу, что вещица неплохая! А для мужчин такие выпускают?

Она подмигивает мне и плотоядно облизывает губы. Я вежливо улыбаюсь, представляя, как Образина пожирает трусы, прикрывающие хозяйство какого-нибудь самца. Кадр скорее из фильма ужасов, чем из порно.

– Думаю, мы запустим комплект, в котором будут мужские и женские трусы, – заявляет она. – Только расцветки должны быть нарядными, рождественскими. Какие-нибудь прикольные надписи будут очень кстати. Упаковка, разумеется, нужна соответствующая. Да, еще необходимо узнать, из чего они сделаны. У них есть сертификат безопасности?

Кристи лишь тяжело переводит дух. Мне приходится ответить, что никакого сертификата нет.

– Вив, нужно получить его. К Рождеству мы непременно запустим этот комплект в продажу. Подсчитайте расходы и сообщите мне.

Она сопровождает свой приказ грозным взглядом и снова поворачивается к Кристи:

– Хорошая работа, молодая леди.

Кристи вспыхивает от удовольствия и в изнеможении падает на спинку кресла.

Образина поворачивается к Злюке.

– По-моему, этот товар дает отличные возможности для рекламы, – замечает она. – В прессе надо запустить слоган вроде… вроде «„Барнс и Уорт“ делает Рождество пикантным». Ну, вы лучше знаете, как стряпать подобные слоганы.

Злюка яростно кивает и поспешно царапает что-то в своем блокноте. Я пытаюсь поймать ее взгляд, но мне это не удается. Она смотрит то в блокнот, то в сторону.

Дальше совещание проходит более или менее спокойно. Леопардовые шарфы приняты, но бисерные ожерелья решено отложить до лета. Руководство изучает представленные мною данные о возможной прибыли и расспрашивает о поставщиках. Мы прикидываем, как снизить расходы. Руководство желает знать, насколько возрастет прибыль, если мы будем делать закупки крупным оптом или обратимся к другим, более сговорчивым поставщикам. В шесть часов мы посылаем за пиццей. В семь продолжаем обсуждать стоимость упаковки чашек для фондю. Ощущение такое, словно они ковыряются в моем мозгу китайскими палочками для еды, выискивая лакомые кусочки. Я должна уйти. Но как? Представляю, как Роб входит в паб, отыскивает свободный столик. Интересно, долго ли он будет ждать? Руководство меж тем осведомляется, нельзя ли найти поставщиков шотландки и твида в Китае. Я обещаю, что непременно это сделаю. Вношу предложение разойтись и устроить еще одно совещание, когда я буду располагать необходимой информацией. Предложение не проходит. Они продолжают бомбардировать меня заданиями. Старательно записываю все, что они говорят, смотрю на стрелки своих часов, и сердце мое сжимается. В списке осталось еще несколько товаров, а каждый из них мы рассматриваем не менее получаса. Я тоскливо смотрю на дверь. А что, если молча встать и рвануть к выходу? Не станут же они хватать меня за подол? Тут Образина поднимает руки и почесывает спину. На ней мешковатое платье без рукавов, поэтому я вижу ее волосатые подмышки и черные кружева дорогого бюстгальтера.

– Что-то мы засиделись! – говорит она. – Уже поздно, и сегодня пятница. Думаю, нам стоит переместиться в какой-нибудь паб. Ставлю бутылку вина.

Подхалимка Кристи, воодушевленная триумфом съедобных трусов, хлопает в ладоши.

– Отлично! – кричит она и выжидающе смотрит на меня.

– Мне очень жаль, но я не могу, – бормочу я, собирая свои записи. – К несчастью, у меня сегодня свидание.

– Действительно, очень жаль! – цедит Образина.

Не обращая на нее внимания, я иду к дверям. Злюка идет за мной. У самых дверей мы останавливаемся.

– Надеюсь, Вив, вы понимаете, что в сложные времена вроде нынешних особенно ценятся люди, умеющие играть в команде, – тихонько говорит она. – Желаю вам приятного вечера.

– Желаю приятного уик-энда, – говорю я.

Она закрывает за мной дверь и возвращается к команде, потерявшей одного игрока. Наплевать. Сейчас меня волнует другое. Я мчусь к лифту, на бегу поправляя прическу.

Паб «Смирная лошадка» расположен на улице, где полно баров и закусочных, оформленных в минималистском стиле. В отличие от этих заведений в «Смирной лошадке» свято почитают традиции. Сквозь зарешеченные окна пробивается уютный свет ламп в красных абажурах. Последние шпильки из моих волос вылетели во время лихорадочной пробежки по городу. На ходу я собрала волосы в конский хвост. Эта прическа придает моему облику некоторую художественную небрежность. Точнее, я на это надеюсь. Прежде чем зайти, я заглядываю в окно. У бара толпится стайка девушек на высоченных каблуках, в топиках без бретелек. За столиками – несколько парочек, на высоких стульях у стойки – несколько пожилых хмырей. Тут мое сердце подпрыгивает от радости. Он здесь. Сидит за столиком и читает газету. В теплом красноватом свете он кажется особенно красивым – точеный профиль, вьющиеся волосы. Светло-серый костюм с голубым галстуком выгодно подчеркивает золотистый оттенок его кожи. Он так хорош, боюсь, я недостойна его. Но это секундная слабость. Я одергиваю платье, заправляю за уши выбившиеся пряди волос и набираю в грудь побольше воздуха, воображая себя Кристиной Агилерой [8] .

«Ты прекрасна, прекрасна, прекрасна», – бормочу я и резко открываю дверь. В уши мне ударяет волна смеха и болтовни, а в нос – запах дерева и алкоголя. Этот запах моментально пробуждает у меня желание выпить. Причем не пино, как обычно, а чего-то существенно более крепкого. Возможно, даже коктейль, содержащий изрядную долю виски. Ощущение такое, словно в желудке у меня огромная глыба, которую необходимо растопить. Я стою напротив Роба. Он так увлечен своей газетой, что не поднимает головы. Внезапно меня охватывает желание повернуться и убежать, но я призываю на помощь всю свою волю к победе. Господи, будь что будет. Я улыбаюсь самой сексуальной из всех своих улыбок.

– Привет, Роб.

Он поднимает голову и слегка хмурит безупречный лоб.

– Привет. Наконец-то! Ты опоздала на пятнадцать, – он смотрит на свои часы «Картье», – нет, на семнадцать минут.

– Прости, Роб. Спасибо, что дождался.

Я плюхаюсь на стул и накрываю его руку своей. Рука у него сухая и теплая. Он ее поспешно отдергивает и переплетает пальцы. До меня доносится легкий запах незнакомой туалетной воды. Можно не сомневаться, покупала она. Помечает территорию, как кошка. Или кошки этого не делают? Значит, как кот.

– Приятный аромат, – говорю я. – Это что-то новенькое?

– Ты знаешь, я всегда считал, что опаздывать – это предел невоспитанности.

– Так оно и есть. Ты совершенно прав. Мне чертовски жаль, но так сложились обстоятельства. Меня задержали на работе.

– Люди, которые позволяют себе опаздывать, тем самым воруют время других людей, – талдычит Роб. – Ожидая тебя, я впустую потерял семнадцать минут жизни.

Повисает напряженное молчание. Ни в одном из сценариев нашей встречи, которые я прокручивала в воображении, подобные реплики не предусматривались. Я смотрю на Роба, изнывая от мучительного желания прикоснуться к нему, и в голове у меня крутится одна-единственная мысль – вернуть его во что бы то ни стало. Мысль эта лишает меня способности соображать, и мне никак не удается придумать ответ, который разрядил бы обстановку. На столе – ни единого стакана. Значит, он не стал скрашивать томительные семнадцать минут ожидания выпивкой. Может, алкоголь поможет ему немного смягчиться? Я наклоняюсь вперед и успеваю заметить, как он бросает быстрый взгляд в расщелинку между моих грудей.

– Роб, я понимаю, что страшно перед тобой виновата. Разумеется, мне нет прощения. Но может, ты позволишь мне хотя бы немного загладить свою вину и угостить тебя выпивкой?

Я пристально смотрю ему в глаза.

Он смеется и становится еще прекраснее.

– Ну… если уж ты сама предложила… Я бы не отказался от водки с тоником. Льда побольше, а лимона не надо.

Охваченная ликованием, я бегу к бару едва не вприпрыжку и делаю заказ. Мне удалось сгладить маленькое недоразумение, и теперь все пойдет прекрасно. Роба нужно гладить по шерстке, от этого он становится как шелковый. И сейчас я в два счета сумела погасить его гнев и заставила его смеяться.

Я ставлю на стол два стакана – водку с тоником для Роба, виски «Мак» с шерри – для себя. Он делает глоток и смотрит на меня. Я тоже отпиваю из своего стакана. Надо же, я и забыла, что виски – это такая крепкая штуковина.

– Что за хреновину ты пьешь? – спрашивает он.

– Виски «Мак». Это смесь виски и имбирного вина. Хорошо согревает. Когда пьешь, такое чувство, будто настало Рождество.

– Но сейчас июль.

– Ну и что?

Я буквально впиваюсь взглядом в его глаза. В глубине их явно что-то вспыхивает. Он улыбается.

– Ты всегда была девушкой со странностями, верно, Вив?

– Мне больше нравится определение «неординарная натура».

Он тоже смотрит мне прямо в глаза. Но внезапно его лицо становится непроницаемым, как занавес. Он делает большой глоток и с рассеянным видом озирает комнату. Казалось, он уже был у меня в руках и вдруг выскользнул.

– Ты не хочешь что-нибудь съесть? – спрашиваю я. – Говорят, готовят здесь очень неплохо. Лично я умираю с голоду, а ты?

Он неловко ерзает на стуле.

– Вив…

– Сейчас принесу меню.

Я вскакиваю и снова несусь к бару. За шеренгой бутылок – зеркало. В нем отражается жанровая сценка под названием «Беззаботный вечер пятницы». Какой-то толстяк в окружении девиц с голыми плечами разливается соловьем, упоенный их вниманием. Девицы хихикают. Роб смотрит на часы. Еще я вижу какую-то особу с красными пятнами на щеках и растрепанным конским хвостом и с содроганием узнаю в ней себя. Слегка поворачиваю голову, чтобы Роб со своего места видел меня в более выгодном ракурсе.

«Я самая красивая и обольстительная», – мысленно повторяю я. На этот раз вообразить себя Кристиной Агилерой никак не удается. В зеркало вижу, как Роб проверяет, нет ли в телефоне сообщений. Хватаю меню. Нельзя его упускать. Надо сосредоточиться. Я возвращаюсь к столику, полная решимости сражаться до конца. Он откладывает телефон в сторону.

– Вив, я знаю, мы с тобой договаривались пообедать, но, боюсь, я не смогу остаться. Мне нужно быть в другом месте.

Он смотрит на меня с сочувствием, и я сознаю, что все мои надежды были напрасными. Спрашивается, какого черта он приперся на эту встречу? Для того, чтобы сказать мне последнее «прощай»? Дружески похлопать по плечу и посоветовать «не принимать подобные пустяки близко к сердцу»? Отправляясь на свидание со мной, он договорился со своей потаскушкой встретиться чуть позднее! Как вам это понравится? Да уж, надо признать, такт и деликатность никогда не относились к числу его достоинств. Я собираюсь сказать ему, что у меня на этот вечер тоже намечено еще одно свидание, с новым поклонником, олигархом, красавцем и умницей, который от меня без ума. Но слова застревают у меня в горле. Во-первых, это неправда. Во-вторых, я не могу допустить, чтобы Роб ушел. Если он уйдет, мое сердце окончательно разлетится на осколки. Сейчас мне не до гордости. Роб допивает свою водку. Я снова касаюсь его руки.

– Прошу тебя, Роб, не уходи, – молю я.

– Вив.

Он слегка поглаживает мою ладонь.

– Давай хотя бы поедим, – продолжаю канючить я.

Наши глаза встречаются. Господи боже, как часто я воображала, что буду смотреть в его глаза в день нашей свадьбы. Как часто мечтала, что у наших детей будут такие же длинные ресницы. Взгляд его непроницаем.

– Прошу тебя, – не сдаюсь я. – Ради нашего прошлого.

Роб испускает тяжкий вздох и открывает меню.

Угрюмый бармен в мешковатых джинсах приносит нам по куску мяса с жареной картошкой и приборы, завернутые в салфетки. Внутри у меня все поет. Так или иначе, я обедаю вместе с Робом! Он снимает пиджак и ослабляет узел галстука. Еще одна порция водки с тоником заметно повышает ему настроение.

– Мне нравится, как ты ешь, – говорит он.

– Правда?

– Да, Вив, ты ешь с мужским аппетитом. Разве бывают девушки, которые уплетают отбивные с жареной картошкой и запивают их пинтой пива?

Я улыбаюсь, не вполне уверенная, что эту фразу можно считать комплиментом.

– Но ты всегда ешь то, что хочешь. Молодец! А еще мне нравится, что ты не морочишься с подсчетом калорий и не жуешь весь вечер листик салата.

Это верно, диеты – не по моей части. Один лишь раз я поддалась всеобщему безумию и попробовала посидеть на цитрусово-уксусной диете. До сих пор вспоминаю об этом с содроганием.

– Да, по-моему, нет большей скуки, чем без конца подсчитывать калории, – говорю я, надеясь, что брошенный мною камень летит в огород Сэм.

В распахнутом вороте рубашки Роба я вижу его кадык и светлые волосы на груди. Все такое знакомое, мучительно родное.

Ощущение, словно я только что очнулась после кошмарного сна. Роб рядом со мной, все хорошо. Мы беззаботно болтаем обо всем на свете – работе, погоде, общих знакомых, – старательно обходя единственную тему, которая меня волнует. Мы похожи на людей, не замечающих сидящего между ними слона. Но вот Роб откладывает нож и вилку. Я предлагаю еще выпить, но он отказывается. Ему действительно пора идти, говорит он. Его ждут Сэм и друзья. Никаких способов задержать его в моем распоряжении не осталось.

– Что ж… поздравляю тебя с помолвкой! – тараторю я.

– Не верю в твою искренность, – улыбается он.

– Правильно делаешь, – отвечаю, пристально разглядывая салфетку. – Но я искренне желаю тебе быть счастливым.

– Ну… спасибо.

– А ты… ты счастлив? – выдыхаю я.

Он смотрит на меня, словно мысленно прикидывая, какую меру боли я способна выдержать.

– Да, – отвечает он. – По крайней мере, мне так кажется.

Может быть, этим «кажется» он чуть-чуть приоткрывает дверь для меня? Оставляет щелку, сквозь которую в кромешную тьму моей безнадежности проникает тоненький лучик надежды?

– Счастливее, чем когда мы с тобой собирались пожениться?

– Вив, прошу тебя, не надо об этом. Зачем ворошить прошлое? Это абсолютно бессмысленное занятие. Давай смотреть в будущее.

– Разумеется. Я понимаю. Но все же… Сейчас ты здесь. Со мной… Для этого были причины… – Я хватаю его руку, как якорь спасения. – Это что-нибудь да значит.

– Это значит только, что я думал – мой долг лично сообщить тебе, что между нами все кончено. Я надеюсь, мы с тобой расстанемся друзьями, Вив.

Господи, до чего мучительно, когда тебя вот так возят мордой об стол. Но надежда умирает последней.

– Я не хочу расставаться с тобой, Роб, – говорю я, пытаясь унять дрожь в голосе.

– Мне надо идти.

Он неумолимо поднимается.

– Я хочу быть с тобой. Я уверена…

– Наши отношения остались в прошлом, Вив.

Он гладит меня по щеке.

– Мне очень жаль, детка, но вспомни, ты ведь сама от меня ушла.

Роб перекидывает через плечо свой элегантный пиджак и шествует к выходу. Я надеюсь, что он хотя бы оглянется. Не оглянулся.

Глава одиннадцатая Правила поведения при расставании. Часть 1 ...

1. Рыдай, пока не выплачешь глаза.

2. Завывай, как взбесившаяся макака.

3. Разбей все, что бьется.

4. Не звони ему, иначе пожалеешь.

5. Даже не думай ему позвонить.

Такси останавливается в конце улицы. Я роюсь в сумочке в поисках денег и вытаскиваю запасные трусики, обвившиеся вокруг зубной щетки. Водитель терпеливо ждет.

– Поверь мне, красавица, это не конец жизни, – говорит он. – Уже завтра ты поймешь, что все не так плохо.

Я вручаю ему двадцатку и смахиваю ладонью слезы.

– Завтра все будет еще хуже, – качаю я головой. – Для меня это конец. Конец всего.

Водитель отсчитывает мне сдачу.

– Не поддавайся отчаянию, – говорит он.

Я киваю и вылезаю из машины, поскуливая, точно щенок, которому отдавили лапу. Заливаясь слезами и соплями, вставляю в замок ключи. Оказавшись в своей квартире, валюсь на диван как подкошенная и сворачиваюсь калачиком. Жалкие остатки рассудка подсказывают мне, что несколько месяцев назад я действительно ушла от Роба по собственной инициативе. Но я сделала это с одной-единственной целью – доказать ему, что он не сможет без меня жить. В результате я сама себя перехитрила. Выяснилось, он только и ждал, когда я предоставлю ему свободу. Меньше всего на свете он хотел меня вернуть. А теперь все кончено. Мысленно я прокручиваю кадры нашей сегодняшней встречи и, дойдя до того момента, где Роб уходит не оглядываясь, начинаю завывать в голос. Вместо того чтобы скучать по мне, этот гад нашел другую! Как я могу соревноваться с супермоделью? Душевная боль становится невыносимой. Мне надо выпить.

В холодильнике обнаруживается бутылка водки и полбанки выдохшейся кока-колы. Не тратя времени на то, чтобы смешать их в стакане, я отхлебываю сначала одного, потом другого и начинаю расхаживать по кухне, как тигр в клетке. Надо же, какой идиоткой я была! Думала, он будет на коленях умолять меня вернуться, а он еле дождался, когда я умотаюсь! Меня мурыжил пять лет, а с другой рысью помчался к алтарю. Другая, моложе, красивее, заняла мое место, похитила мои надежды, превратила в ничто пять лучших лет моей жизни и вдребезги разбила все, что мы построили вместе.

– Меня выбросили на помойку! – причитаю я, раскачиваясь из стороны в сторону. – Мне дали пинка под зад!

Но как такое могло случиться? Неужели я это заслужила? Я ору во весь голос, крик мой отскакивает от голых стен. Хватаю бутылку и делаю несколько глотков, чувствуя, как водка обжигает мне нутро. Бегу к окну и смотрю на освещенные окна домов, за которыми уютно горят телевизоры, а семейные пары готовят ужин или воркуют, сидя рядом на диване.

Я стою в темноте, совершенно одна, сердце распадается на части, и безнадежность наполняет меня до краев. Сжимая бутылку, возвращаюсь в комнату, падаю на диван и замираю, обхватив руками колени. Одиночество внушает мне ужас. Ужас, который невозможно победить.

– Это несправедливо! – испускаю я дикий вопль. – Мне этого не вынести.

Я мечусь на диване и зову его. Зову, словно он спит в соседней комнате. Словно я надеюсь, что он услышит меня на другом конце города.

В странном зеленоватом свете своего телефона я нахожу на полу бутылку с водкой и отхлебываю из нее. Несколько раз повторяю вслух имя Роба, сначала громко, потом шепотом. Хватаю телефон и нахожу его номер. Я должна услышать его голос. Объяснить, что не могу без него. Он обязательно вернется. Он не может обречь меня на такие страдания. И вот наконец любимый голос звучит в трубке. Но это сообщение, записанное на автоответчике.

– Вы позвонили Робину Уотерсу. К сожалению, сейчас я не могу вам ответить. Прошу вас, оставьте сообщение после сигнала или свяжитесь с моим секретарем по телефону 020-7799-06-07. Спасибо за звонок. Всего доброго.

О, как я люблю этот голос, люблю, люблю, люблю. Неужели я больше никогда не услышу, как он произносит мое имя?! Я снова нажимаю кнопку вызова.

– Вы позвонили Робину Уотерсу…

Снова. И снова. И так бессчетное количество раз.

Глава двенадцатая Правила поведения при расставании. Часть 2 ...

1. Встань перед зеркалом совершенно голая, набери в грудь побольше воздуха и произнеси спокойным, уверенным голосом: «Я прекрасная принцесса и заслуживаю любви. В следующий раз я буду сильнее и осмотрительнее».

2. Повтори вышесказанное несколько раз.

3. Заведи домашнего питомца, все равно, растение или животное. Главное, чтобы он нуждался в заботе.

4. Займись каким-нибудь новым видом фитнеса.

5. Поменяй или хотя бы переставь мебель в квартире.

Я открываю глаза, и взгляд мой почему-то падает под диван. Вижу золотую сережку, которую потеряла несколько дней назад, грязную тарелку, пыль и скукоженный носок. Моя голова похожа на орех, стиснутый щипцами. Того и гляди, треснет и мозги брызнут во все стороны. Даже глазные яблоки ломит от боли. Прямо на меня из окна падает луч света, поэтому мне невыносимо жарко. Щеку колют жесткие ворсинки ковра. Я переворачиваюсь на спину и наблюдаю, как пылинки, кружась в воздухе, оседают на мебель. Справа от меня, точно покрытая льдами горная вершина, посверкивает пустая бутылка. Беру ее дрожащими пальцами. На дне переливаются последние несколько капель. Значит, вчера я осушила целую бутылку водки.

Пытаюсь оживить в памяти события вчерашнего вечера. В одном можно не сомневаться – дома я нализалась в стельку. Конечно, гордиться тут нечем, но, по крайней мере, это произошло без свидетелей. Несколько утешенная этим обстоятельством, я лежу неподвижно, концентрируясь на собственных ощущениях. Похмелье и печаль отправили меня в полный нокаут. На моем левом плече что-то лежит. Осторожно, чтобы не причинять себе лишней боли, я скашиваю глаза и вижу телефон. Чуть-чуть приподнимаю голову и смотрю на дисплей. Десять звонков Робу! В изнеможении роняю телефон на грудь. Голова трещит от боли, свет пронзает глаза, словно раскаленная вилка. Этот раунд проигран вчистую. И почему только, стоит мне набраться, я сразу хватаюсь за телефон? Идиотская привычка, которая уже доводила меня до позора и унижений. Стоит только вспомнить, как я, пьяная в дым, названивала своему первому бойфренду, Имбирному Майку, пытаясь объяснить, какую он делает ошибку, бросая меня. Потом он, кстати, стал геем.

Телефон вибрирует, исполняя жизнерадостную мелодию. Я нахожу его на ощупь и вслепую нажимаю кнопку. У меня одно желание – чтобы он перестал шуметь.

– Слушаю, – хриплю я голосом старой прокуренной карги.

– Привет, это Роб.

В моей душе моментально поднимается флаг с надписью «Он хочет тебя вернуть».

Спокойствие, только спокойствие, говорю я себе.

– Да, Роб. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

– Можешь. Для начала перестань без конца мне названивать и бросать трубку.

– О… а разве я… Прости… Наверное, я просто села на телефон, и вот…

– Ладно, хватит об этом. У тебя все нормально?

– Более чем.

– Я боялся, что ты расстроишься… ну, после вчерашнего.

– Нет, я бодра и весела. Сейчас как раз собираюсь на утреннюю пробежку.

– На пробежку?

– Да. А что тут такого? Я каждое утро бегаю по полчаса. Отличный способ держать себя в форме.

– Мне трудно тебя представить в образе спортсменки, Вив.

– Тем не менее я ею стала. Сейчас как раз размялась. Сделала несколько растяжек и все такое.

– Тогда не буду тебя отвлекать. Постарайся в будущем не садиться на телефон. Когда ты названивала, я как раз обедал с Сэм. Честно скажу, она была не в восторге.

– Вы с Сэм можете не волноваться. Я не буду вам докучать, – отвечаю я, чувствуя, как флаг в моей душе превращается в рваную половую тряпку. Слезы предательски подступают к глазам, и я прилагаю титанические усилия, чтобы не разреветься в трубку.

– Да, вот еще что, Вив. У меня остались кое-какие твои вещи… так, всякая ерунда. Как мне с ними поступить?

– Всякая ерунда?

– Ну да, то есть, я хотел сказать, мелочи. Альбомы с фотками, пара домашних растений и красное кресло.

– Но красное кресло я купила для тебя. Мне казалось, оно тебе нравится.

– Да, но… Сэм не слишком любит красный цвет. Она решила обставить квартиру заново. Знаешь, у нее такое чувство стиля, что она вполне могла бы работать дизайнером по интерьерам.

– Правда?

Я представляю, как Сэм забирается на высоченную лестницу, чтобы повесить картину, и летит оттуда вниз, но даже это отрадное видение меня не утешает. Слезы текут по моим щекам и капают на ковер.

– В общем, подумай, что делать со всем этим, и пришли мне эсэмэску, – говорит Роб.

– Всенепременно.

– Чао, – бросает он и вешает трубку.

– Чао, – шепчу я.

Я откидываюсь на спину, и слезы стекают у меня по ушам. Я не рыдаю, не всхлипываю и не причитаю, я просто исхожу слезами. Любопытно, как долго человек может плакать. Не исключено, меня занесут в Книгу рекордов Гиннесса.

Глава тринадцатая Как пережить разлуку ...

Сдобный Пирожок: Я рассталась со своим бойфрендом два месяца назад. Тогда мне было совсем паршиво, теперь стало получше, но все-таки довольно паршиво. Есть какие-нибудь советы, как выбросить его из головы?

Шведская Блондинка: Прежде всего спроси себя: я действительно любила этого паршивца или мне просто хотелось иметь бойфренда? Если ты скучаешь по его запаху, по его походке и все такое – это одно. Если тебе просто тоскливо без мужика – это совсем другое.

Бэтвумен: Самый лучший способ выбросить из головы бывшего бойфренда – найти нового.

Кружевница: Мужиков вокруг много, а жизнь короткая. Не зацикливайся на своем бывшем, дорогуша. Найди себе хобби. Вступи в какой-нибудь клуб по интересам. Займись фитнесом. Сделай вид, что ты его забыла, и ты правда его забудешь.

Бэтвумен: Представь себе, что будет через год. Наверняка ты и имени-то его не вспомнишь.

Колдунья Вуду: Я могу сделать приворотное заклятие, и твой возлюбленный к тебе вернется. Могу также предложить широкий выбор восковых статуэток… но чтобы заклятие подействовало, ты должна добыть волос с его головы.

Вместо того чтобы в объятиях своего жениха праздновать возрождение нашей любви, я отправляюсь в клуб в обществе Люси. Очень скоро я понимаю: шататься по лондонским клубам субботним вечером – значит вгонять себя в депрессию. Особенно если твое сердце и без того разбито. И откуда только повылезали все эти законченные кретины, любители клубной тусовки? Такое впечатление, что нормальных людей в Лондоне не осталось. Клубы битком набиты туристами, судя по виду прибывшими из далеких от цивилизации стран. Люси потащила меня в «Ночнушку», заявив, что это место только кажется отстойным, а на самом деле оно суперкрутое. Когда я робко предложила отправиться в паб, она встала в позу и заявила, что сегодня командует парадом. Мое дело – беспрекословно подчиняться. И вот мы жмемся к стене, переминаясь на высоких каблуках и прихлебывая отвратный чай со льдом. Обе веселы, оживлены и искрометны, точно гнилые бревна.

– Как по-твоему, Вив, есть здесь сто́ящие кадры? – интересуется Люси.

Она покачивает бедрами, показывая, что не чужда всеобщему веселью. Я угрюмо озираюсь по сторонам. Несколько парней, вялых, точно обрызганные дустом тараканы, бродят вокруг танцпола. В центре судорожно дергается кучка девиц. Время от времени какой-нибудь смельчак пробует выделываться перед одной из них, приглашая к более тесному общению. Самка не обращает на него внимания или, напротив, начинает двигаться более зазывно. Не хватает только голоса Дэвида Аттенборо [9] за кадром.

Люси, которая, кстати, вырядилась в блестящее облегающее платье, начинает слегка приплясывать на месте и подпевать идиотской песенке, в которой говорится о разбитом-битом-битом сердце.

– Ну что? Положила на кого-нибудь глаз? – спрашивает она.

– Да. На тебя, – отвечаю я и исполняю напротив нее несколько эротических па.

– Я серьезно. Если бы тебе сказали, что ты должна потрахаться с кем-нибудь из здесь присутствующих или умереть, кого бы ты выбрала?

– Тебя и только тебя.

– А из мужчин?

– Тогда я предпочла бы смерть.

– Ну и дура! Ты даже не пытаешься присмотреться к здешним мужикам получше.

Люси вручает мне стакан текилы. Я осушаю его в три глотка. Люси справляется одним глотком. Она со стуком ставит пустой стакан на стойку бара, произносит: «Красота!» – и снова начинает меня донимать.

– Давай выбирай быстрее, или я скажу бармену, что ты хочешь его оттрахать.

Я обвожу зал безнадежным взглядом. К стойке привалился какой-то поляк с идиотской ухмылкой на лице. Глаза мои скользят по столикам. Кажется, вот тот парень в очках не слишком отвратителен. По крайней мере, улыбка у него добродушная.

– Ладно, – говорю я. – Выбираю вон того типа.

– В черной рубашке? Отлично! – Она указывает взглядом на какого-то юнца модельной внешности, перетянувшего талию кожаным ремнем с заклепками.

– Ты что, с ума сошла?! Не этот! Вон, сидит за столиком. В очках, улыбается.

– Господи боже! Надеюсь, ты шутишь! – Люси внимательно всматривается в мое лицо. – Неужели не шутишь?

– А в чем дело? Вид у него вполне вменяемый. Похож на человека, с которым можно поговорить.

– Вивьен, зачем тебе с ним говорить?

– А чем еще мне с ним заниматься?

Люси хватает меня за руку и притягивает к себе.

– Ах ты, моя бедняжечка. Когда ты последний раз визжала в сексуальном экстазе?

Она произносит это так, словно визжать в сексуальном экстазе – самое заурядное ежедневное занятие. Вроде как зубы почистить.

– Скажу тебе честно, я вряд ли…

– Я так и думала. Ничего, детка, сегодня мы это исправим. Только прежде надо бы еще выпить.

Мы вновь отправляемся к барной стойке, на этот раз опрокидываем в себя по порции жидкости, вкусом напоминающей микстуру от кашля. Наконец-то меня пробирает. В животе возникает приятное покалывание, которое действует на меня возбуждающе. Я чувствую себя сексуальной, неотразимой, желанной… от меня буквально исходят лучи привлекательности. Мы с Люси выходим на танцпол, становимся спина к спине, и я начинаю изящно покачиваться и плавно изгибаться. Движения мои исполнены грации и ленивой неги. Я знаю, что все девушки вокруг мне завидуют и жалеют, что у них нет в точности такого джемпера-поло, как на мне сейчас. Кто-то начинает выплясывать напротив Люси, и я отхожу в сторону. Музыка меня заводит, двигаться так приятно! На полу около своих ног я вижу чьи-то большие черные ботинки. Мужчина танцует со мной, он тоже упивается музыкой и свободой. Взгляд мой скользит вверх. Ноги в черных брюках, полосатая рубашка с расстегнутым воротом, здоровенный кадык. Я обнимаю его за шею и шепчу ему на ухо: «Изумительно!» Он кивает и касается моей талии. «Я имею в виду ваше адамово яблоко!» – снова шепчу я. Он привлекает меня к себе, и мы продолжаем танцевать. Нос у него здоровенный, а это, как известно, хороший признак. Я в восторге! Его пальцы сжимают мою талию, потом спускаются ниже и начинают поглаживать задницу. Выскальзываю из его объятий, отхожу на несколько шагов, игриво грожу ему пальцем и говорю: «Нахал!» Он, подергиваясь в такт музыке, снова приближается ко мне. Я чувствую его дыхание на своей щеке. От него пахнет пенкой для бритья. Поднимаю руки над головой и начинаю покачивать бедрами. Сейчас я самая соблазнительная женщина на свете! Он неподвижно стоит рядом, как стена, отгораживая меня от всех прочих. Разноцветные огни мелькают, все вокруг вибрирует. Его руки лежат на моих бедрах, он стискивает их все сильнее. По-моему, это немножко слишком бесцеремонно. Губы его касаются моей щеки. Я пытаюсь отвернуться, но он хватает губами мой рот, всасывая его, как моллюск. Его язык проникает внутрь и начинает там хозяйничать. Я дергаю головой и выталкиваю чужой язык наружу. Он впивается мне в шею.

– Не надо! – кричу я.

Но он не оставляет попыток присосаться к какой-нибудь части моего тела. На этот раз он выбирает ухо. Прямо пылесос какой-то!

– Не надо! – повторяю я и начинаю двигаться энергичнее, надеясь, что он отстанет.

Он расплывается в улыбке и нацеливается на мою щеку. Слюнявые губы маячат перед моим лицом, я уворачиваюсь и ищу глазами Люси. Она танцует с красавчиком в ремне с заклепками. Томно прижимается к нему, закрывает глаза и шепчет: «Слушать музыку и заниматься любовью – вот блаженство…»

– Идем в туалет! – ору я над ее ухом.

В туалете я пытаюсь пописать, встав на сиденье, испещренное подозрительными желтыми пятнами. На каблуках это совсем нелегко.

– Мы с моим едем ко мне домой! – кричит из соседней кабинки Люси. – Думаю, он покажет класс! А твой что?

Я уже вышла из кабинки. У Люси, похоже, внутри целый водопад.

– Не знаю, как от своего отделаться! – жалуюсь я. – Это какой-то монстр из «Звездных войн»!

– А по-моему, он ничего. Правда, морду я как следует не разглядела. Да это и не главное, – откликается Люси.

– При чем тут его морда. Похоже, он с планеты бешеных сосунов. Стоит зазеваться, и всосет меня целиком.

Люси наконец выходит из кабинки, оправляя платье.

– Ты хочешь уехать? – спрашивает она, шаловливо улыбаясь.

Люси закадрила мужика, значит, вечер окончен.

– Ну уж нет! – заявляю я. – Мне хочется еще потанцевать.

Люси явно недовольна.

– Ты сама сказала, что мне нужно как следует встряхнуться, – напоминаю я. – Сейчас только час ночи.

Я обжигаю Люси взглядом, распахиваю дверь и лицом к лицу сталкиваюсь со своим бешеным сосуном. Он бросается ко мне, выпятив губы и растопырив клешни. Я резко захлопываю дверь туалета. Приваливаюсь к стенке в полном изнеможении, чувствуя себя героиней Сигурни Уивер [10] .

– Он там, караулит! – лепечу я.

Люси нетерпеливо хмыкает и распахивает дверь. Долбаный сосунок тут как тут, изо рта капает слюна.

– Послушай, чудила, моя подруга не расположена с тобой общаться, – со снисходительной улыбкой говорит Люси. – Так что давай топай отсюда. Тебе ничего не обломится.

Люси поворачивается ко мне.

– Не уверена, что он понимает по-английски.

Я выглядываю из-за ее плеча. Глаза сосуна полыхают вожделением, мокрые губы кривятся в ухмылке. Я захлопываю дверь.

– Ты что, намерена просидеть здесь до утра, Вив? – интересуется Люси. – У меня другие планы.

– Надеюсь, он не будет долго здесь торчать. – Я осторожно приоткрываю дверь.

Инопланетянин на месте, караулит добычу. Я понимаю, что у нас есть только один выход. Надо объясниться с ним на языке, который ему понятен. То есть на языке монстра с чужой планеты, где царят дикие нравы. Как там с ними обычно разговаривают в фильмах?

Я делаю шаг, предостерегающим жестом выставив вперед обе руки.

– Освободи нам путь, о пришелец! – торжественно провозглашаю я.

Он колеблется. Я повторяю приказ, избегая смотреть ему в глаза. Наконец он отходит прочь, извиваясь, как змея.

Остаток ночи в клубе я провожу, размышляя о назревшей необходимости обратиться к психоаналитику. Возможно, мое депрессивное состояние отпугивает от меня людей. Начинается медленный танец, но я стою в полном одиночестве. Люси выгибается напротив своего смазливого юнца. Он ласкает ее задницу, она наглаживает его шею. Свет становится ярче, и я чувствую себя выставленной на всеобщее обозрение. К тому же в этом дурацком джемпере слишком жарко. Я кажусь себе мамочкой Люси, которая должна усадить в машину загулявшую доченьку. Гардеробщик томительно долго не может найти мою куртку. Но вот наконец я выхожу из клуба и плюхаюсь на заднее сиденье маленькой спортивной машины. Люси, даже сидя за рулем, не упускает возможности потискаться со своим смазливым партнером. Оба громко сопят и пыхтят, но при этом настаивают на том, чтобы отвезти меня домой. Время от времени парень отрывается от своего увлекательного занятия и светским тоном задает мне какой-нибудь вопрос типа: «Давно вы живете в Лондоне?» Пальцы его в это время продолжают теребить платье Люси. Я прижимаюсь лбом к запотевшему стеклу и смотрю на проносящиеся мимо витрины магазинов и кафе. Какая-то девушка в черном платье на бретельках цепляется за фонарный столб и блюет на собственные туфли. Любопытно, как провели вечер Роб и Сэм. Наверняка пообедали в каком-нибудь шикарном дорогом ресторане, выпили шампанского, мило поболтали и поехали домой… Дальше я думать не могу, потому что боль и ревность парализуют мое воображение.

Глава четырнадцатая Друзья и родственники ...

1. Есть ли у вас близкие люди, на поддержку которых вы можете рассчитывать в тяжелой ситуации?

А. Да, у меня много друзей и хорошая семья.

Б. Нет, мои коллеги по работе даже слушать не станут, если я вздумаю рассказывать им о своих проблемах.

В. У меня есть друзья и родственники, но, если они узнают, что я попал в передрягу, они от меня отвернутся.

Г. У меня есть друзья и родственники, но я не могу признаться им, что наделал глупостей.

2. Вы полагаете, что разделить свою проблему с кем-то еще означает наполовину ее решить?

А. Да, я уверен, необходимо делиться с близкими всем, что меня волнует.

Б. Нет, у меня нет человека, с которым я мог бы поделиться своими проблемами.

В. Не существует проблем, которые можно решить совместными усилиями.

Г. Моими проблемами никто не интересуется.

3. Есть ли в вашей жизни человек, который помогает вам понять собственную ценность и возможности?

А. Да, таких людей несколько – это мои близкие друзья.

Б. Да, это мой бывший возлюбленный/возлюбленная.

В. Многие люди считают меня незаурядной личностью.

Г. Моя ценность и возможности равны нулю.

Ответы.

Если большинство ответов – А.

Вы всегда делаете правильный выбор. Не останавливайтесь на достигнутом и стремитесь к новым открытиям.

Если большинство ответов – Б.

Вам необходимо наладить связи с окружающим миром. Хватит хандрить в одиночестве. Будьте более открытым, и люди к вам потянутся.

Если большинство ответов – В.

Вы пережили горькое разочарование, но теперь настала пора оставить в прошлом боль и горечь. Упиваясь своими обидами, вы лишаете себя будущего.

Если большинство ответов – Г.

Вам необходима помощь профессионального психолога.

Воскресное утро – лучшее время для любви. По крайней мере, в этом пытаются нас убедить все без исключения радиостанции. Любопытно, с какой целью люди звонят на радио и рассказывают, как они в кого-то там влюблены по уши? Кого они хотят убедить в своих чувствах? Неужели слова любви приобретают большую ценность, когда звучат в радиоэфире?

Я стремлюсь достичь абсолютного спокойствия, как телесного, так и душевного. В главе четвертой книги «Твой путь к свободе» говорится, что для этого необходимо заглушить все внутренние голоса. Тогда в душе воцарится мир. Судя по фотографии, автор – женщина с понимающим взглядом и аккуратной прической. Такой женщине можно доверять. Ее улыбка словно говорит: «Я все про тебя знаю». Я лежу в постели, пытаясь полностью расслабиться. Выясняется, что это не так просто. Что касается внутренних голосов, они вообще неуправляемы. Мне удается слегка их утихомирить, но процесс прерывает звонок Люси.

– Как настроение? – интересуется она.

– Дерьмовое, – отвечаю я, стараясь не двигать челюстями.

– Более дерьмовое, чем вчера? – уточняет Люси.

Я погружаюсь в задумчивость. Прежде мне не приходило в голову, что существуют различные степени дерьмовости.

– Пожалуй, чуть менее, – наконец решаю я. – А как твой искрометный трахальщик?

– Представляешь, член у него оказался с голубиный клювик. Я глазам своим не поверила!

– Прискорбно.

– И все же мы вчера неплохо оттянулись, верно? Ты пользовалась сумасшедшим успехом!

– Да, насчет сумасшедшего спорить не буду. Как видно, во мне есть нечто, возбуждающее дикие инстинкты маньяков.

– Думаю, их привлекает твой запах. Слушай, а не хочешь ли пойти сегодня на ланч для одиночек? По воскресеньям такие устраивают в «Кувшине и кубке». Там все оттягиваются на полную катушку, и одна ты оттуда не уйдешь. Гарантирую!

– Вау. Звучит очень привлекательно, но я не могу.

– Это почему?

– Потому что не хочу.

– Значит, ты предпочитаешь хандрить в одиночестве и осыпать поцелуями фотографию своего драгоценного Роба?

– Нет.

– Так чем же ты займешься? Будешь изучать фотку его новой подружки? Сыпать соль на свои сердечные раны? Или ты намерена валяться в кровати и читать книги по психологической самопомощи?

Я невольно метнула взгляд на «Твой путь к свободе».

– Очень может быть, я выберу одно из этих занятий.

– Вив! Хватит посыпать голову пеплом! Жизнь прекрасна, и она еще не кончилась!

– На самом деле я собираюсь к бабушке, – говорю я.

Это вовсе не ложь – сейчас я позвоню ей и сообщу о своем приезде.

– Ты что, решила заморить себя скукой? – грохочет Люси.

– Я поеду вместе с Максом, – сообщаю я.

Это тоже не ложь – сейчас я позвоню ему и предложу составить мне компанию.

– Что ж, если хочешь жить прошлым, пеняй на себя! – злится Люси.

Не понимаю, почему она считает бешеный секс с незнакомым партнером лучшим средством от всех проблем. Может, у нее вообще нет сердца? Раньше эта мысль не приходила мне в голову.

– А разве ты не должна сегодня встретиться с кем-нибудь из своих… партнеров по траху? – спрашиваю я.

– Идиотский вопрос, – отрезает Люси. – Преимущество партнеров по траху – в том, что ты не должна им ровным счетом ничего.

– Понятно.

– Слушай, ты там не расклеилась окончательно? Голос у тебя до жути мрачный.

– Говорят тебе, я в прекрасном настроении. Ладно, я потом перезвоню.

– Перезвони.

Люси вешает трубку.

Некоторое время я тупо смотрю на телефон, словно ожидаю, что он зазвонит вновь. Но он молчит. Тогда я встаю, тащусь на кухню и открываю холодильник. Полки забиты до отказа. Я вытаскиваю упаковку копченого лосося. На ней полно надписей вроде «превосходный вкус», «натуральный продукт», а также сообщений о том, что эта упаковка соответствует экологическим стандартам. Мне кажется, что внутри вовсе не лосось, а мои надежды. Мои несбывшиеся планы на нынешний уик-энд. Точнее, труп моих надежд и мечтаний. Я держу пакет в руках благоговейно, как молитвенник, и смотрю в окно, на безоблачное летнее небо. Поднимаю стекло и окидываю взглядом переулок, в котором за ночь выросла здоровенная мусорная куча, по большей части состоящая из банок и коробок из-под пива. На вершине кучи гордо красуется использованный презерватив. Я прицельно швыряю туда упаковку с лососем. Моим надеждам и мечтам самое место на свалке. Пусть валяются там посреди останков субботней ночи, такие же бессмысленные и бесполезные. Вслед за лососем в мусорную кучу отправляются сливочный сыр и круассаны. Клубнику ждет лучшая участь – я беру ягоды и по одной метаю в лазурное небо. Парочка их рикошетом ударяются об оконную раму и катятся по полу. Несколько мгновений я размышляю, как поступить с шампанским, потом срываю фольгу и вытаскиваю пробку. Мне удается сделать это без хлопка. Роб всегда говорил, что стрелять пробкой от шампанского – дурной тон. Честно говоря, до тех пор, пока он мне это не объяснил, я обожала открывать шампанское с шумом и кричать при этом «ура!». Я наполняю бокал, залпом выпиваю холодную пузырящуюся жидкость и швыряю бокал на пол. Осколки эффектно брызгают во все стороны. Ногой захлопываю дверцу холодильника и плетусь в спальню одеваться.

Макс приехал без опозданий, хотя пунктуальность не в его привычке. Он причесался, что тоже не соответствует его жизненным принципам. Более того, чмокнув его, я отметила идеально выбритую щеку и странноватый цитрусовый аромат. Джинсы совершенно чистые, а рубашка новая. По крайней мере, я никогда его в ней не видела. В мелкую голубую клетку. Я окидываю его пристальным взглядом с ног до головы.

– С ума сойти, – роняю я.

– Что? Со мной что-то не так?

Макс оглядывается по сторонам так испуганно, словно я заорала: «Атас, ребята! Копы!»

– С тобой все прекрасно, – улыбаюсь я. – Выглядишь офигительно.

– Насколько я могу судить о бабушках, они предпочитают опрятных молодых людей, – ухмыляется Макс. Благодаря зазубринке на переднем зубе ухмылка получается какой-то пиратской.

– Когда это ты успел так хорошо изучить пристрастия бабушек?

– Хватит прикалываться, Вив. Мы едем или нет?

– Едем, едем. Вот только боюсь, такой лощеный джентльмен будет диковато смотреться в компании особы, которая сегодня не мыла голову и нацепила на себя первое, что под руку попалось.

На мне вытертые джинсы трехлетней давности, в которых мой зад выглядит просто фантастически гигантским, и блузка в стиле ретро с кошмарными цветочками. Очень подходящий наряд для неудачницы.

– Хочешь выпить? – спрашиваю я.

– Виски у тебя есть?

– Нет. И вообще, пить виски воскресным утром – дикость.

– А что у тебя есть?

– Шампанское. Розовое.

– Пойдет.

Макс плетется за мной на кухню. Осколки бокала хрустят под моими ковбойскими сапогами. Макс делает вид, что ничего не замечает.

– Ты звонила мне в пятницу. Я пытался перезвонить, но ты не ответила, – говорит он. – У тебя что-то произошло?

– Абсолютно ничего.

– Просто голос на автоответчике был какой-то…

– Роб хочет избавиться от красного кресла, – перебиваю я.

Макс кивает, всем своим видом показывая, что не знает, о чем идет речь.

– Я купила это кресло для него… Как-то раз, осенью, чудным таким деньком, мы гуляли по городу и зашли в магазинчик, где продавалось всякое старье. Там я и углядела это кресло, под грудой хлама. Мне понравился цвет – красный, как помидор.

Макс уперся взглядом в пол.

– Да, почти оранжевый, – продолжаю я. – В общем, очень красивый оттенок. Мы заставили продавца вытащить его на свет, и выяснилось, что это отличное старинное кресло с выгнутой спинкой. Потом я вернулась в этот магазин одна, купила кресло, отдала в мастерскую, где его вычистили и заново набили, и подарила Робу. Он его очень любил. А теперь кресло не пришлось по вкусу его новой подружке… и Роб спрашивает, что я намерена с ним делать.

– Скажи, пусть засунет его себе в задницу, – советует Макс.

– Роб считает, что это должна сделать я. Поверить не могу. Знаешь, я только теперь поняла: он мурыжил меня так долго вовсе не потому, что не хотел жениться. Он не хотел жениться на мне.

Неотрывно гляжу на Макса, пытаясь втянуть назад слезы, застилающие мне глаза. Потом перевожу взгляд в сторону гостиной и пытаюсь представить, как злополучное кресло впишется в мой незатейливый интерьер.

– Нет, я с ума сойду, если оставлю его у себя, – всхлипываю я. – Оно будет постоянно торчать у меня перед глазами, как призрак минувшего… конкретный такой призрак… Но и выбросить его я не могу.

Я слышу, как дрожит мой голос. И почему только это чертово кресло выросло для меня в целую трагедию?

– Послушай, я сам съезжу к нему, заберу кресло и отвезу к себе, – говорит Макс. – Пусть стоит у меня до тех пор, пока ты не поймешь, что твой Роб – самый обычный паршивец и не стоил такой классной вещи. Тогда ты заберешь кресло к себе и мы устроим вечеринку в честь его возвращения.

– Мысль неплохая. А как ты себе это представляешь?

– Вечеринку в честь возвращения кресла? Думаю, на ней мы будем втроем – я, ты и кресло, а еще…

– Нет, я о другом. Каким образом я осознаю, что Роб – самый обычный паршивец?

Макс обнимает меня за плечи.

– Вив, поверь, настанет день, и это произойдет само собой. Ты встретишь парня, который будет тебя обожать, а про своего паршивца и думать забудешь.

Я склоняю голову на его плечо.

– Ты обещаешь?

– Обещаю.

Улица, на которой живет бабушка, буквально тонет в зелени. Тротуар едва не плавится от жары. Когда мы приближаемся, бабушка распахивает дверь и выходит на крыльцо. На ней летнее платье до пят, голубое с павлиньим отливом. Узловатые руки приветственно протянуты.

– Макс! Макс Келли! – восклицает она голосом актрисы, играющей в традиционной шекспировской постановке.

Макс устремляется к ней и отвешивает нечто вроде поклона.

– Здравствуйте, Ева. – В могучих объятиях Макса бабушка кажется маленькой и хрупкой. – Рад вас видеть.

– Макс выглядит отлично, – заявляет бабушка. – Правда, Вив, он настоящий красавец.

Макс поворачивается ко мне и расплывается в кретинской улыбке.

– Недурен, – бормочу я.

– Да что мы все обо мне! Скажите, Ева, как вы поживаете? – вопрошает Макс.

– Грех жаловаться, – улыбается бабушка. – Ну, идем.

Вслед за ней мы входим в дом и спускаемся вниз, в раскаленную кухню. В нос мне ударяет запах ростбифа. Бабушка целует меня в обе щеки и начинает хлопотать, доставая выпивку. Присутствие Макса явно действует на нее возбуждающе. Она хихикает, как школьница, вгоняя меня в краску.

– Вив, отведи этого очаровательного молодого человека в сад, – говорит бабушка. – Я принесу туда поднос с напитками.

Мы открываем стеклянную дверь и выходим в сад, залитый солнцем. Под ногами у нас хрустит галька. В тени выгоревшего холщового зонтика притаились ржавый садовый стол и четыре кресла. Макс водружает на нос солнцезащитные очки и запрокидывает голову, подставляя лицо солнцу.

– Славный сегодня денек, – замечает он.

– Ты пользуешься популярностью. По крайней мере, у моей бабушки.

– Да, мы с Евой старые друзья.

Я насмешливо хмыкаю, охваченная чувством, отдаленно напоминающим детскую ревность.

– С садом нужно что-то делать, – бормочу я и спускаюсь по прогнувшимся ступенькам на нестриженую лужайку.

Макс идет следом. От кустов жасмина, растущих вдоль тропинки, исходит одуряющее благоухание. Я замираю, глядя на гипсовую статую ангела, которая уже несколько десятков лет стоит посреди лужайки. Мой взгляд встречается с безмятежным ангельским взором. Кажется, мне снова семь лет и я прибежала сюда, чтобы поведать ангелу свои секреты и украсить его крылья гирляндами из маргариток. В детстве я была уверена, что мама, как бы далеко она ни была, слышит все, о чем я рассказываю ангелу. Счастливые годы невинности. От веток старой яблони на лужайке кружевная тень, упавшие яблоки поблескивают в высокой траве, распространяя легкий аромат. Мы идем в дальний конец сада, туда, где переплелись ветвями розовые кусты, над которыми деловито гудят пчелы.

– Ужасно люблю английские розы, – сообщаю я.

Загорелые пальцы Макса осторожно касаются белоснежного бутона, готового вот-вот распуститься.

– Я тоже люблю розы, – говорит он.

Макс улыбается, взгляд его полон теплоты и юмора. Я снова поворачиваюсь к розам.

– Пойду помогу твоей бабуле готовить выпивку, – говорит Макс и шагает в сторону дома.

Оставшись в одиночестве, я снимаю сапоги и начинаю расхаживать босиком по прохладной влажной траве. Подхожу к ангелу и касаюсь его руки с отбитыми пальцами.

– Ты знаешь, какая судьба меня ждет? – тихонько спрашиваю я.

Из дома доносятся смех и возбужденные возгласы. Бабушка появляется в дверях в огромной белой панаме. За ней следует Макс в соломенной шляпе с широченными полями, в руках у него поднос. Бабушка козырьком прикладывает руку к глазам и зовет меня, так громко, словно воображает себя хозяйкой огромного поместья:

– Вив! Иди сюда! Я сделала всем по «Маргарите»!

Макс стоит рядом и ухмыляется, поблескивая белоснежными зубами. Из-под соломенной шляпы выбиваются колечки темных волос. Сейчас он здорово похож на плутоватого греческого официанта, соблазняющего жадных до развлечений пожилых туристок.

– До чего прикольная парочка, – говорю я, выходя на залитый солнцем патио.

Мы усаживаемся под зонтиком и посасываем коктейли. Макс закуривает, и бабушка протягивает руку к его пачке.

– Ты позволишь?

– Разумеется.

Макс предупредительно щелкает зажигалкой.

– Бабуля, но ты же не куришь! – возмущаюсь я.

Бабушка глубоко затягивается и морщится, словно проглотила ежа. Сигарету она держит неловко, на растопыренных пальцах, кончик ее выпачкан коралловой помадой. Бабушка выпускает дым и слегка покашливает.

– Я давно хотела начать курить, но ждала, пока мне исполнится семьдесят, – сообщает она и поднимает подол платья, подставляя солнцу худые ноги со вздувшимися веревками вен.

– Зачем же было так долго ждать?

– Ну, мои дорогие, вы же сами знаете, курение убивает, – пожимает плечами бабушка. – А когда тебе за семьдесят, бояться нечего.

Она снова затягивается и сразу заходится кашлем.

– В любом случае, не думаю, что пристращусь к этому занятию, – изрекает бабушка и протягивает сигарету Максу. – Будь добр, забери у меня эту гадость.

Макс тушит сигарету и кладет ее на блюдце.

– Какие еще удовольствия вы откладывали до семидесяти, Ева? – любопытствует он. – Может, попробуете экстези или какой другой легкий наркотик? Или начнете кататься на горных лыжах?

– Пожалуй, наркотики стоит разок попробовать, – кивает бабушка. – Не зря же все актеры и прочие люди искусства твердят, что они дарят незабываемые ощущения. Горные лыжи – это, может, и неплохо, но для того, чтобы на них покататься, надо ехать черт знает куда. Я бы не отказалась подняться в воздух на воздушном шаре. Сейчас даже свадьбы устраивают в воздухе. По-моему, это ужасно романтично.

– А по-моему, это подходит только для любителей пускать пыль в глаза! – возмущаюсь я. – Бабуля, ты же боишься высоты!

– Но подниматься слишком высоко вовсе не обязательно! – возражает бабушка. – Можно выбрать очень красивый воздушный шар с большой корзиной, в которую поместится много гостей.

– Отличная идея, Ева! – подхватывает Макс. – Если я надумаю жениться, непременно ею воспользуюсь!

Он наполняет наши опустевшие стаканы.

– Да кто согласится выйти за тебя замуж? – спрашиваю я не без сарказма.

Макс самодовольно ухмыляется.

– Не волнуйся, женщины бегают за мной табунами. Мне остается только выбрать, – заявляет он и подмигивает бабушке. – Беда в том, что я немного привередлив.

– Ничего, Макс, торопиться некуда, – подмигивает она.

– Макс, я знаю, что недостатков у тебя хватает, но мне и в голову не приходило, что к их числу относится привередливость!

Завершив эту тираду, я откидываюсь на спинку стула и заливаюсь смехом.

– Ты еще многого обо мне не знаешь, Вивьен, – многозначительно произносит Макс.

– Неужели? – улыбаюсь я.

– Не сомневайся.

Макс ставит стакан на стол и подставляет лицо солнцу. Я чувствую легкий озноб, руки покрываются гусиной кожей. Некоторое время мы сидим молча, слушая шелест листвы, гудение насекомых и прочие звуки сада. Наконец бабушка провозглашает, что ростбиф наверняка готов.

– Хотя, боюсь, день сегодня слишком жаркий для того, чтобы есть ростбиф, – замечает она.

В кухне мы решаем превратить обед в холодный фуршет. Макс готовит салат из печеной картошки, майонеза и французской горчицы. Я сооружаю нечто из тертой морковки, приправленной кориандром и апельсиновым соком. Мы поедаем все это вместе с ломтиками холодной говядины. Бабушка с набитым ртом пытается поддерживать светскую беседу.

– Над чем ты сейчас работаешь, Макс? Планируешь в ближайшее время устроить выставку?

– Одна маленькая галерея в Северном Лондоне постоянно выставляет мои работы.

– Удается что-нибудь продать?

– Иногда. На то, чтобы платить за квартиру, хватает.

Я представляю себе его жалкую, обшарпанную квартирку. Да, судя по всему, его картины не пользуются бешеным спросом у покупателей.

– А выгодные заказы случаются? – продолжает расспрашивать бабушка.

– Пока не могу этим похвастаться. Сейчас я надеюсь принять участие в большой выставке, которую устраивает Академия. Если мои картины отберут, это будет большой удачей.

– Помню, ты как-то показал мне свою картину… голый мужик с кошкой на руках. Эффектная вещь, ничего не скажешь.

– Эту картину я продал. На самой первой своей выставке.

– Как это здорово, когда у человека есть талант, Макс, – умиляется бабушка. – Уверена, ты еще станешь мировой знаменитостью.

Раньше я никогда не слышала, чтобы Макс так серьезно говорил о своих художествах. Выясняется, что у него есть амбиции. А я-то всегда советовала ему бросить всю эту мазню и найти нормальную работу. Он пристально смотрит на меня.

– А вот Вив иного мнения, – говорит он. – Она уверена, что все творческие люди – неудачники.

– Клевета! Я никогда не говорила ничего подобного.

– Неужели ты и правда так думаешь, Вивьен, – хмурится бабушка.

Макс довольно хохочет. Я пытаюсь оправдаться.

– На самом деле твои картины мне очень нравятся. Особенно та, где изображена эта красотка Лула.

– Спасибо… – улыбается Макс. – Кстати, это далеко не лучшая моя работа. Для того чтобы картина действительно получилась, необходимо увлечься моделью… ощутить исходящую от нее энергию… и передать ее на холсте.

Он сверлит меня глазами, которые кажутся более темными, чем обычно. Я обвожу сад взглядом, мои щеки пылают. К немалому своему удивлению, я чувствую – мне хочется, чтобы Макс сейчас заговорил о моем портрете.

– Ужас, до чего жарко! – вздыхаю я и передвигаю свой стул так, чтобы он оказался в узкой полоске тени.

– Знаешь, Макс, мне бы очень хотелось, чтобы ты нарисовал мой портрет… ну хотя бы сделал набросок карандашом, – говорит бабушка.

Макс поворачивается к ней, и я с облегчением перевожу дыхание. Вот уж не думала, что взгляд Макса обладает таким магнетизмом.

– С удовольствием, Ева! Бумага у вас есть?

Я убираю со стола тарелки, и они начинают представление под названием «Создание шедевра». Великий художник в джинсах, закатанных до колен и открывающих худые волосатые ноги, сосредоточенно водит карандашом по бумаге. Престарелая модель, приняв изящную позу, мечтательно смотрит в сад. Я тем временем мою в кухне посуду. Бабушка снимает шляпу. Макс откладывает в сторону один рисунок и начинает другой. Насколько я понимаю, бабушка загорелась идеей портрета, едва узнав о приезде Макса, – иначе откуда у нее взялись карандаши для рисования, бумага и подходящая дощечка. Иногда они отвлекаются от своего занятия, и до меня долетают обрывки их болтовни. Оба отчаянно кокетничают друг с другом. Я уже перемыла все тарелки и теперь принимаюсь за сковородку. Бабушка пожирает Макса томным взглядом. Готова поспорить, на портрете предстанет призрак красотки, которой она когда-то была. Крышка от сковородки выскальзывает у меня из рук и падает на пол. Поглощенная друг другом парочка оборачивается, наконец вспомнив о моем присутствии.

– Вив, может, будешь так добра и принесешь нам что-нибудь выпить? – кричит Макс.

– В холодильнике есть белое вино, дорогая! – добавляет бабушка.

Я достаю бутылку и стаканы. Выношу все это в патио и разглядываю один из набросков. Всего несколько линий, но бабушку сразу можно узнать.

– Мне нравится, – говорю я.

– Надеюсь, он сделает меня покрасивее, чем в жизни, – замечает бабушка.

– Я рисую только то, что вижу, – заявляет Макс, отбрасывает карандаш и наливает себе вина.

– Понятно. Ты не можешь сделать шелковый кошелек из свиного уха, – вставляет бабушка.

Вместо десерта у нас сыр бри, который бабушка приносит на дощечке. Она отрезает себе здоровенный кусок, выковыривает влажную серединку и обгрызает края. Про себя я отмечаю, что в последнее время она выглядит человеком, весьма довольным жизнью. Закрыв глаза, я нежусь в солнечных лучах и слушаю, как бабушка делится с Максом планами своих будущих путешествий.

– Потом мы подумали о Сатандере. Редж никогда там не был.

– Я люблю северное побережье, – замечает Макс.

– Ты сказала, Редж никогда не был на Сатандере? – уточняю я, не открывая глаз.

– Да.

– Значит, вы собираетесь отправиться туда вдвоем?

– Ну да.

Я плотнее сжимаю веки.

– Ты что-то имеешь против, Вив? – спрашивает бабушка.

Открываю один глаз.

– Ровным счетом ничего. Просто мне немного странно… дедушка умер совсем недавно, а ты уже собираешься отдыхать с другим мужчиной.

– Дедушка умер два года назад, Вив.

Я упорно держу глаза закрытыми.

– Два года одиночества – это долгий срок.

– Да, наверное… Наверное, все дело во мне. В том, что я все еще по нему скучаю.

– Я тоже, Вив. Но я еще не умерла. И пока я жива, я намерена радоваться жизни!

Бабушка собирает со стола тарелки и направляется в кухню. Макс щелкает зажигалкой, закуривает и выпускает несколько колечек дыма.

– Зря ты это, – бросает он.

– Что?

– Расстроила бабулю.

– Знаешь, этот ее роман с Реджем меня просто бесит, – заявляю я, метнув в Макса сердитый взгляд. – Она крутила с ним амуры, еще когда дедушка был жив.

Макс сидит с непроницаемым лицом. Я бросаю взгляд в сторону кухни. Бабушки в окне не видно.

– Уверена, их первое свидание состоялось сразу после похорон! – бросаю я и откидываюсь на спинку стула.

Солнце припекает мне макушку. Макс молча курит.

– И она никогда ни в чем не признавалась, – продолжаю я обличения. – Не говорила о своих отношениях с этим старым хмырем. Они снюхались потихоньку.

– Любопытно почему, – наконец изрекает Макс.

– Почему она играет в молчанку? Всякому понятно, она чувствует себя виноватой.

– Может быть, просто не хочет задевать твои чувства?

– Ну, я тут совершенно ни при чем!

– Вот в этом ты абсолютно права, – улыбается Макс.

Его слова задевают за живое. С обиженным видом я отворачиваюсь и смотрю в сад. В висках начинает пульсировать приглушенная боль. В самом деле, почему я так переживаю из-за бабушки и Реджа? Пусть проводят время вместе. Разве я не хочу, чтобы бабушка была счастлива? Хочу. Но из-за этого дурацкого Реджа я чувствую себя преданной, хотя сама не могу объяснить почему. Максу этого не понять. Его родители живы и до сих пор живут в счастливом браке, у него четверо совершенно безумных сестер и куча племянников и племянниц. Все они обожают его с таким пылом, что он боится приезжать домой. А мой дом и семейная история – это жалкие осколки, на которых отплясывает Редж. Я пытаюсь проанализировать природу собственных чувств, но они не поддаются разумному осмыслению. Устав от бесплодных усилий, я поднимаюсь и иду в кухню, чтобы выпить воды. Бабушка убирает тарелки в шкаф, ее руки заметно дрожат.

– Помочь тебе? – предлагаю я.

– Я почти закончила.

Последние тарелки занимают свое место на полке. Я неловко переминаюсь с ноги на ногу. Бабушка тяжело дышит, поднимаясь на цыпочки. Но вот она закрывает стеклянную дверцу шкафа, поворачивается ко мне и улыбается. Ее голубые глаза исполнены понимания. Она накрывает мою руку своей и слегка сжимает ее.

– Нам скоро уезжать, – говорю я.

– Буду ждать, когда ты приедешь снова, дорогая, – говорит бабушка и гладит меня по щеке.

Улицы Лондона раскалены, кажется, жара поселилась здесь навечно. Запах горячего асфальта смешивается с выхлопными газами и пылью. Макс провожает меня до дома, хотя это ему совсем не по пути. Я сказала, что не нуждаюсь в охране, но он заявил, что уверен в обратном. По дороге он рассуждает о том, как здорово было бы удрать из города и отправиться в дальнее странствие на мотоцикле.

– Почему бы тебе не поехать со мной, – предлагает он.

– У меня нет мотоцикла.

– Ты будешь моим пассажиром, дурочка.

– А где мы будем спать?

– В полях, под звездным небом.

– Вместе? – уточняю я, состроив гримасу.

– Договорились, я буду спать под звездным небом один, а ты снимешь номер в пятизвездочном отеле.

Мы поворачиваем за угол. Я смотрю на открытое кухонное окно своей квартиры. За подобное разгильдяйство Роб оторвал бы мне голову.

– В спа-отеле с шикарным бассейном, – уточняю я, доставая ключ.

После непродолжительной борьбы с замком мне удается открыть дверь. Я оглядываюсь и вижу, что Макс стоит на улице как неприкаянный.

– Ты что, не зайдешь?

– Нет, у меня много дел, – улыбается он.

– Каких, если не секрет?

– Например, я должен подготовить все для нашей звездной поездки.

Макс поворачивается, оставив меня стоять в дверях.

– Никуда я с тобой не поеду! – ору я ему в спину.

– О жестокая, зачем же было обольщать меня надеждами? – бросает он через плечо.

Я провожаю его взглядом. Он идет неспешно, как огромный медведь. Ощущение у меня такое, словно он уносит с собой солнечный свет.

Глава пятнадцатая Движение вперед ...

Чрезвычайно важно не идеализировать своего бывшего партнера. Сосредоточьтесь на его недостатках, составьте список того, что вас в нем раздражало. Читайте этот список каждый раз, когда начинаете по нему скучать.

Мой бывший бойфренд Шаун без конца твердил, что его тошнит от моих ног. Его любимая шутка – насчет того, что я, словно сова, могу хватать добычу когтями. Стоит мне взглянуть на свои ноги, я вспоминаю, как он ржал и издевался надо мной. Это здорово помогает мне не скучать.

Бека, 20, Харроу

...

Моя бывшая подружка настаивала, чтобы восемь ее блохастых кошек спали с нами в одной постели. По ночам я просыпался, припертый к стенке, и видел в темноте их горящие злобой глаза. Честное слово, я ни капельки по ней не скучаю, особенно как вспомню этот долбаный зверинец.

Саймон, 25, Лидс

...

Когда начинаю по нему скучать, твержу про себя: «Жирная спина, жирная спина, жирная спина».

Таня, 30, Ньюкасл

...

Самое лучшее средство забыть своего бывшего возлюбленного – найти нового. Любовные неудачи случаются у всех, важно, чтобы они не выбивали нас из седла.

Кэти, 39, Стейнс

Сейчас утро понедельника. Я только что прибыла на работу в самом угрюмом настроении. Не могу понять, в чем дело. Все вокруг в точности такое, как было в прошлую пятницу, – серый ковер, гудящие лампы, заваленный всякой всячиной стол. Но ощущение у меня такое, словно мне предстоит отправиться на гильотину. Кристи еще нет на месте. Как видно, решение начать новую жизнь не до конца изменило ее привычки. Я смотрю в окно на безоблачное летнее небо. Только блеклый след самолета пересекает ровную голубизну. Это не день, а подарок, день, созданный для пикника с возлюбленным, для катания на водных лыжах по озеру или долгих прогулок по морскому берегу… Абсолютно одиноким от такого дня никакого толку. Я смотрю на фотографию Роба, на его обаятельную улыбку. Эта улыбка мне больше не принадлежит. Я торопливо запихиваю фотографию в ящик стола.

– Прощай, моя любовь, – шепчу я, задвигая ящик.

Теперь мне придется выискивать те участки собственной души, которые по-прежнему надеются на его возвращение, и подвергать их шоковой терапии, например электролизу. Я сама позволила ему уйти. При мысли об этом мне хочется реветь в голос.

Окидываю взглядом свой стол. На нем царит полнейший беспорядок, ведь в пятницу у нас был жуткий переполох. Пятница! Тогда я была полна самых радужных надежд! Собиралась на свидание с ним. Мечтала о том, что наступающий уик-энд проведу в его объятиях. Теперь у меня нет будущего. Я – брошенная женщина. Все, что у меня есть, это работа. Что ж, мне остается один выход – стать трудоголиком. Пишу в блокноте «придумать рекламный слоган для съедобных трусов» и проверяю электронную почту. Два письма от поставщиков, в одном сообщается, что шотландки, которую мы заказали, сейчас нет в наличии. В другом говорится, что свечи со скандинавским узором сделаны тюремными заключенными в Норвегии. Поставщик осведомляется, не противоречит ли это этическим стандартам «Барнса и Уорта». Я погружаюсь в задумчивость. По-моему, ничего безнравственного тут нет. Заключенные ведь должны чем-нибудь заниматься, верно? Мы же не покупаем их органы или что-нибудь в этом роде. Тем не менее, прежде чем сделать заказ, стоит посоветоваться с руководством. Я иду в кухню, чтобы сделать себе кофе. Горячую воду я беру из висящего на стене бойлера. Роб всегда говорил, что такие бойлеры – источники инфекции. Потом шарю в холодильнике в поисках пакета с молоком, на котором была бы наклеена бумажка «пей кто хочет». Надпись на единственном пакете, который обнаружился в холодильнике, гласит: «Только за наличный расчет». Я размешиваю кофе в чашке и слышу за спиной хихиканье Кристи. Выхожу из кухни и вижу, как она оживленно болтает со Злюкой. На Злюке сегодня носочки леопардовой расцветки и босоножки под шкуру зебры.

– Жизнь так коротка! – изрекает Кристи, развивая какую-то глубокую мысль.

Обе поворачиваются ко мне, и разговор прерывается. Я смущенно улыбаюсь.

– Доброе утро, – говорю я.

– Доброе утро, Вивьен, – отвечает Злюка и, прежде чем уйти, сжимает руку Кристи повыше локтя.

Я растерянно смотрю ей вслед.

– По-моему, она слишком увлекается звериными шкурами, – говорю я, когда Злюка скрывается из виду.

– А по-моему, сегодня она выглядит классно, – заявляет Кристи.

У меня приступ паники. Нечто подобное, наверное, ощущает отбившийся от стада буйвол, услыхавший в зарослях утробное рычание льва.

– Что происходит? – спрашиваю я напрямик, когда мы возвращаемся в свой закуток.

Щеки Кристи заливаются румянцем.

– Ничего, – отвечает она.

– Вот как? Я смотрю, вы со Злюкой стали закадычными подругами?

– Нет, мы только… – Кристи осекается и начинает сосредоточенно перебирать бумаги на своем столе.

– Что вы «только»?

– О Вив, ты сегодня несносна. Я хотела сказать, что Руфь, то есть Злюка, пригласила меня сегодня на заседание, совмещенное с чаепитием. Обсудить в непринужденной обстановке идеи относительно новых коллекций.

– Заседание, совмещенное с чаепитием?

– Именно так. Она уже купила круассаны.

– Круассаны?

– Ну да. С шоколадом.

Я в упор смотрю на Кристи. С какой это стати Злюка вздумала встречаться с моей помощницей, не поставив меня в известность, и обсуждать с ней вопросы, которые находятся в моем ведении? Несомненно, происходит что-то неладное. На прошлой неделе Злюка хотела уволить Кристи. А теперь жить без нее не может. Наверное, все дело в том, что Образину очаровала идея со съедобными трусиками и ее автор. Злюка всегда заодно с начальством. Сама она не способна питать симпатию к кому бы то ни было. Щеки Кристи не просто полыхают румянцем, на них выступила лихорадочная сыпь. Она открывает рот, готовясь что-то сказать, но потом вспоминает, что молчание – золото.

– Полагаю, в пятницу вы отлично провели время в пабе? – спрашиваю я.

– Да, – неопределенно роняет Кристи.

– И о чем вы говорили, если не секрет?

Мы стоим лицом к лицу, я нервно барабаню по столу пальцами.

– Ну, в пабе было полно народу, и выяснилось, что Марион… то есть Образина, знакома почти со всеми. В общем, было очень прикольно. Зря ты не пошла, Вив.

– Зря, зря. А о работе вы говорили?

– Так, немного.

– И о чем?

Кристи собирает пылинки со спинки своего стула.

– О рождественских предложениях, о чем же еще. Ну и обо мне. О том, что у меня такие удачные идеи… и это открывает передо мной возможности роста и все такое…

– Продолжай!

– А потом Злюка предложила мне заглянуть к ней в понедельник на это самое совещание с чаепитием.

– А насчет твоих карьерных возможностей она говорила что-нибудь конкретное?

– Да нет, по-моему, она просто трепалась.

Кристи явно избегает смотреть мне в глаза.

– Понятно. Все, что я могу тебе сказать на это, Кристи, – будь осторожна. И помни о том, что от твоей обожаемой Руфи можно ждать любых неприятных сюрпризов.

Кристи меняется в лице. Она сдувается, как воздушный шарик, который проткнули булавкой. Теперь я понимаю: какие бы интриги ни плелись вокруг меня, исходят они не от Кристи. Она всего лишь жалкая пешка в чужих руках. Кристи потупила голову, смотрит на свои туфли на головокружительно высоких каблуках. Я чувствую к ней что-то вроде жалости.

– Уверена, они предложат тебе что-нибудь, хотя… – говорю я с улыбкой.

– Они сказали, что в последнее время твоя работа оставляет желать лучшего, – наносит Кристи сокрушительный удар после того, как колокол возвестил конец раунда. – Сказали, что у тебя голова другим занята… что ты ставишь личные дела выше работы.

– Так и сказали?

– Да.

– И что же ты ответила?

– Сказала, что у тебя сейчас сложный период.

– Правильно.

К горлу у меня подкатывает колючий ком. Отворачиваюсь к окну, пытаясь сдержать слезы.

– Кристи, ты молодец. Дай мне пару минут, и мы с тобой обсудим, что тебе говорить на этом самом совещании. Идет?

Я сажусь за стол и смотрю на экран компьютера, сглатывая слезы.

Прекрати немедленно, твержу я себе. Не смей плакать! Но обида жжет меня изнутри. Как они могли перемывать мне косточки, потягивая пиво в каком-то дрянном пабе! Конечно, в последнее время я не проявляла особого служебного рвения, но ведь у меня были на то веские причины. У меня душевный кризис! Выходит, если бы я была замужем и развелась, они бы вышвырнули меня на улицу без всякого сочувствия? Я потеряла любовь всей своей жизни, я не представляю, как мне жить дальше, а эти жестокосердные твари недовольны, что я мало интересуюсь рождественскими подарочными наборами. Я отчаянно шмыгаю носом. На экране вспыхивает значок, сообщающий, что поступила новая почта.

«Вивьен, привет!

Твой сайт готов, можешь с ним познакомиться… во время нашей встречи.

Майк».

Хотя бы одна приятная новость. Надо же, письма Майкла – такие же коротышки, как и он сам. Я быстро пишу ответ:

«Привет, Майкл!

Я так тебе благодарна! Сгораю от нетерпения увидеть, что у тебя получилось. Все утро у меня забито делами, может, увидимся после ланча?

Вив».

Ответ приходит почти немедленно: «Увидимся сегодня после работы, в 6 вечера».

Интересно, он рассчитывает пообедать прямо сегодня? Наверняка сайт нельзя будет запустить, пока я не расплачусь. Ну что ж, значит, надо готовиться к очередному испытанию. Я обещала этому хмырю обед, и, в конце концов, вечером понедельника пожертвовать легче, чем другими вечерами. Тем не менее у меня такое чувство, словно я заключила сделку с дьяволом. Закрываю почту и начинаю высчитывать возможную прибыль по каждой группе товаров. Говорите, в последнее время моя работа оставляет желать лучшего? Вранье и клевета! Я поворачиваюсь на стуле. Кристи проглядывает сайт, посвященный последним модам, и торопливо закрывает его, встретив мой взгляд.

– Ну что, готова к деловому разговору?

Кристи кивает.

– Вполне.

– Отлично. Давай начнем с твоих знаменитых съедобных трусов, – говорю я и улыбаюсь, чтобы ее подбодрить.

– Мне бы хотелось самой работать над этой линией. Руководство полагает, что я должна полностью воплотить в жизнь какую-нибудь идею, от стадии проекта до магазинной полки.

– Руководство?

– Ну да.

– То есть Злюка и Образина? Или, точнее, Руфь и Марион?

– Именно они.

– Значит, большому кораблю – большое плавание. Могу я полюбопытствовать, ты уже нашла поставщика?

– Пока нет.

– Хорошо, но уж слоган-то ты наверняка придумала?

– Да. у меня есть несколько наметок… надеюсь, они сработают…

– Не хочешь поделиться ими со мной?

Кристи немного расслабилась. Открывая блокнот, она даже позволяет себе слегка улыбнуться.

– Ну вот, например, «Волосатое Рождество». Во-первых, созвучно со словами «Веселое Рождество». Во-вторых, трусики, они же прикрывают волосы на лобке и…

– Идея понятна.

– А вот еще: «Съешь и посмотри». Или «Яйца с гарниром». Это для наборов с мужскими трусиками.

– Неплохо.

– Потом я подумала, что стоит как-нибудь обыграть названия традиционных рождественских блюд. Ну, или не совсем традиционных. Что-нибудь вроде «кекс с изюмом – секс с изюмом», «пирог с малиной – пирог с вагиной», «ванильные кренделя – ванильные труселя» и так далее.

Глаза у Кристи радостно блестят. Судя по всему, она не шутит.

– А вот еще очень хороший вариант – вместо жареной рождественской индейки бодрый рождественский петушок! – со смехом предлагаю я.

Несколько мгновений Кристи смотрит в потолок, сосредоточенно жуя кончик карандаша, потом хмурится.

– Нет, Вив. Трудно понять, в чем здесь юмор. – Она заглядывает в блокнот. – Давай лучше подумаем, как можно обыграть «клюквенный соус».

– Клюква бесперспективна. На твоем месте я бы лучше разработала тему сосисок и сарделек.

– Вив, но это не праздничные блюда. Ты упускаешь, что речь идет о рождественском подарке. Мы должны подчеркнуть тему Рождества, – говорит Кристи терпеливо, словно разговаривает со слабоумной. – Ты видишь сама, идеи у меня есть. Если руководство они не удовлетворяют, я обращусь к тебе за помощью.

Я тупо пялюсь на нее, пытаясь увидеть хотя бы слабый призрак той Кристи, которую знала прежде. Но Злюка уничтожила прежнюю Кристи, заменив ее андроидом.

Так или иначе, мы продолжаем обсуждать новую серию. Кристи отлынивает от любых поручений, которые я пытаюсь ей дать, под предлогом того, что ей надо работать над собственной «линией». Эту линию она называет «эталонно-панталонной». Проклятые съедобные трусы действуют на меня, как красная тряпка на быка. Все-таки мне удается настоять на том, чтобы Кристи занялась свечами и выяснила, нет ли там проблем с этическими стандартами. Остальные десять товаров мне приходится взять на себя. Впрочем, сейчас мне только и остается, что с головой погрузиться в работу. Я еще всех удивлю. Эти мымры-начальницы поймут, как глубоко ошибались на мой счет. Фотография Роба больше не маячит у меня перед глазами, отвлекая от дел. Упоительные воспоминания о нашем последнем отпуске в Тоскане умерли навсегда. Мечты лопнули, как радужный мыльный пузырь, столкнувшийся с грязной стеной реальности. А реальность эта такова: днем работа без продыха, вечером свидание с коротышкой Майклом.

Двери лифта открываются, и глазам моим предстает коротышка Майкл собственной персоной. Он стоит, развязно привалившись к мраморной стене холла, и дергает ногой. Я чувствую отчаянное желание пуститься наутек, подобно испуганной лани, и замешаться в стадо спешащих домой служащих. Но я давлю в себе этот порыв и пересекаю огромный квадрат сверкающего пола, направляясь к Майклу. Он видит меня, но, непонятно по какой причине, делает вид, что не замечает. С равнодушным видом он поглядывает по сторонам, и при этом обе его ноги начинают трястись ниже колен. Когда я останавливаюсь напротив, он вскидывает голову и изображает на лице величайшее удивление. Потом хватает меня за локоть и целует воздух около моего уха. Изо рта у него пахнет сырыми овощами, приправленными уксусом. Избегая смотреть мне в глаза, он кивает в сторону выхода. Мы идем в неловком молчании, причем Майкл ужасающе громко шаркает ногами. В молчании мы боремся с вращающимися дверями, которые наконец выталкивают нас на улицу, в душный и суетливый лондонский вечер.

– Ну, Майкл, куда пойдем? – спрашиваю я с наигранной беззаботностью.

– Майк.

– Прости, Майк.

Он окидывает улицу взглядом, прищурив глаза, словно оценивает степень опасности в зоне военных действий. Поворачивается и изучает противоположное направление.

– Думаю, для начала мы промочим горло в «О’Моллисе», – изрекает он и тут же припускает рысью, проворно семеня короткими ножками.

Чтобы не отстать, мне приходится перейти почти на бег. К счастью, сегодня я обулась в туфли на низком каблуке. Тем не менее глаза Майкла находятся где-то на уровне моей шеи. Его заплетенная в длинную тощую косицу бороденка, до жути напоминающая крысиный хвост, воинственно развевается.

– «О’Моллис», – бормочу я. – Кажется, я никогда там не была.

– Доведись тебе там побывать, ты бы помнила, – бросает он в пространство и хихикает.

Я смотрю вниз, на свои босоножки и его кошмарные мокасины из какой-то синтетики. Он продирается сквозь толпу, словно крейсер, я следую в фарватере. Как и полагается крейсеру, Майкл не оборачивается и не дает себе труда проверить, поспеваю ли я за ним. Меня это вполне удовлетворяет – по крайней мере, со стороны нельзя понять, что мы вместе. Ощущения, которые я испытываю, можно сравнить с коктейлем, в котором смешаны тревога, страх и любопытство. Никаких планов на этот вечер у меня все равно не было, напоминаю я себе. И в книге «Твой путь к свободе» говорится, что нельзя застревать в так называемой комфортной зоне, лишая себя свежих впечатлений. К тому же Майкл оказал мне важную услугу. Я нагоняю его и спрашиваю, на ходу переводя дыхание:

– Майк, расскажи, как выглядит сайт?

– Нормально.

– Мне не терпится его увидеть.

Он смотрит на меня искоса, словно боится, что я подставлю ему подножку. Мы снова погружаемся в молчание. Наконец он останавливается около каменных ступенек, ведущих вниз, к деревянной двери какого-то полуподвального заведения. Майкл соскакивает по ступенькам проворно, словно ведущий телеигры, который пытается заинтриговать зрителей. Как ныряльщик, набирающий перед погружением полные легкие воздуха, я бросаю тоскливый взгляд на золотистое вечернее небо и обреченно следую за ним.

Он открывает дверь, в нос мне ударяет спертый воздух полуподвального бара; повсюду темное дерево и красные драпировки. Когда глаза привыкают к тусклому освещению, я различаю какие-то фигуры, притулившиеся на скамейках у стен. Тут и там поблескивают серьги, украшающие носы и губы. К стойке бара привалилась роскошная полнотелая брюнетка. Ее кожа, белая, как сливочный сыр, светится в полумраке, пышная грудь выпирает из черного шелкового корсажа.

– Привет, Майк! Что будешь пить? – спрашивает она, увидев нас.

Майкл бросает на меня торжествующий взгляд. Заказывает пинту горького пива и отходит от стойки, давая мне возможность заказать себе выпивку и расплатиться. Получив стакан водки с тоником, я плюхаюсь на скамью напротив него.

– Я ее имел, – сообщает он, слизывая пену с верхней губы и кивая в сторону бара.

– Красивая женщина, – бормочу я.

– Мне нравятся девушки в теле, – изрекает Майкл.

Стол вибрирует, потому что Майкл по своей гнусной привычке качает ногой. Я делаю большой глоток водки, оглядываюсь по сторонам, перевожу взгляд на Майкла и растягиваю губы в подобии улыбки.

– Вообще-то, на мой вкус ты недостаточно крупная, – рассуждает он. – Но задница у тебя что надо. Я люблю толстозадых.

– Спасибо за компли… То есть я хотела сказать, очень мило с твоей стороны.

– А вот что касается вида спереди, он у тебя, скажу честно, явно подкачал.

– Вот как, – только и могу выдавить я.

Кожа на моей прискорбно маленькой груди покрывается пупырышками. Полосатая футболка с небольшим вырезом обтягивает мои недоразвитые формы самым откровенным образом. Я вижу, как Майкл пялится на мои соски. Его костлявые пальцы исполняют на столе чечетку, голова слегка подергивается в такт какому-то ритму, который слышит лишь он один. Внезапно он разражается смехом, больше похожим на крик голодного осла.

– Тебе, я смотрю, здесь не слишком нравится?

– Почему же? Симпатичное местечко.

– Совершенно безумное.

Я в недоумении оглядываюсь по сторонам, на посетителей, тихонько потягивающих свою выпивку. Может, сейчас начнется нечто невообразимое? Например, зазвенит колокол и все мы сбросим штаны и начнем отплясывать «Макарену».

– Майк… ты хотел показать мне сайт… – робко лепечу я.

Он быстро достает листок бумаги, исписанный какими-то значками.

– Все готово… ты сама это увидишь…

– Отлично!

Я тянусь к листку, но Майкл убирает его в карман и хватает мою руку цепкими пальцами.

– Ты получишь свой сайт только после того, как мы проведем славный вечер вдвоем. – Он противно улыбается. – Чтобы не ошибаться на мой счет, ты должна понять: я знаю женщин как облупленных. Знаю все ваши ухватки и примочки. Знаю, чего от вас ждать.

Майкл почесывает нос и качает головой.

– Хочешь, я угадаю, что ты сделаешь, когда получишь то, что нужно? Пулей выскочишь отсюда и помчишься домой, – добавляет он.

Глаза мои лезут на лоб от удивления. Неужели он регулярно собирает с женщин мзду вроде той, что потребовал с меня? Знает, что они шарахаются от него как от зачумленного и единственный способ их приманить – протянуть им на палке какое-нибудь лакомство вроде интернет-сайта? Майкл ерзает на скамье.

– Я сделал то, что ты хотела, – заявляет он, похлопывая себя по карману. – Теперь твоя очередь… Ты должна сделать то, что хочу я… Это будет по справедливости, правда?

– Я не собиралась пулей вылетать отсюда и мчаться домой, – говорю я с деланым смехом. – Просто подумала, сейчас самое подходящее время поговорить о сайте.

Он пожирает меня глазами, точно голодный волк легкомысленного поросенка.

– Мы с тобой договаривались, что я угощу тебя обедом, правильно? – вношу на всякий случай ясность.

– Правильно. Кстати, я предпочитаю китайскую кухню, – заявляет он, облизывая губы.

– Вот и прекрасно, – выдыхаю я, сделав последний глоток водки. – Так, может, пойдем в какой-нибудь китайский ресторан?

– Только после того, как посмотрим танец живота.

Спустя некоторое время и немалое количество водки я сижу в «Золотом саду» и, смирившись со своей участью, возбужденно обсуждаю с Майклом проблему волос, растущих на лице. Помимо длинной бороды, заплетенной в косицу, у него есть еще крошечные аккуратные усики над верхней губой.

– Женщины сходят с ума по бородатым мужикам, – сообщает он и подвигает мне блюдо с клешнями какого-то морского гада.

Я подцепляю пластиковыми палочками нечто до ужаса неаппетитное и кладу на свою тарелку, разрисованную красными драконами.

– Смотря какие женщины, – осторожно замечаю я.

– Настоящие женщины, – тошнотворно ухмыляется Майкл.

В ответ я захожусь хохотом. Золотисто-желтые утки, нарисованные на окнах, кажется, пускаются в пляс. Майкл пожирает суп с водорослями, которые все время пытаются выскользнуть у него изо рта, но он подхватывает их языком. По-моему, у людей не бывает таких неправдоподобно длинных языков. Я отправляю в рот несколько полосатых креветок и начинаю медленно их жевать. Майкл наклоняется вперед и шепчет с видом человека, открывающего великую тайну:

– Женщинам чертовски нравится, когда я щекочу их своими усами. Сама понимаешь, в каком месте.

С содроганием я пытаюсь представить, как это происходит. Язык Майкла высовывается изо рта, точно змеиное жало.

– Господи боже! – кричу я с полным ртом и захожусь судорожным кашлем, потому что подавилась креветкой.

Майкл вскакивает и колотит меня по спине с такой силой, что мои глаза едва не выскакивают из орбит. Наконец мне удается кивнуть и выдохнуть: «Все в порядке». Майкл прекращает экзекуцию и садится на свое место. Я отпиваю глоток воды.

– Думал, придется делать тебе искусственное дыхание, – говорит Майкл. – К твоему сведению, я владею приемами оказания первой помощи.

– Майк! Ты не мужчина, а просто находка! Умеешь оказывать первую помощь и… – Я осекаюсь, не зная, как закончить свою тираду. – И у тебя такие замечательные усики!

По-моему, у меня начинается истерика. По крайней мере, я заливаюсь нервным смехом и никак не могу остановиться. Майкл тоже смеется, причем изо рта у него вылетают кусочки водорослей. Со стороны мы выглядим парочкой буйнопомешанных, удравших из лечебницы. Наконец приступ затихает, но в следующую минуту мы вновь начинаем кататься со смеху. Кто-то подходит к нашему столику.

– Вив! Привет! Вижу, вы весело проводите время.

Я поворачиваюсь и вытираю глаза. Рядом стоит Роб, на его лице застыло недоумение. Мое истерическое веселье как рукой снимает. Смеяться и в самом деле нечему. Рядом с Робом стоит Сэм в платье с блестками, ее оленьи глаза удивленно распахнуты.

– Роб, привет! – Все, что я могу сказать.

– Я боялся, что кто-нибудь из официантов окатит вас ведром воды, – улыбается Роб, с интересом разглядывая Майкла.

– Ах да. Роб, это Майкл, мой коллега. – Я поворачиваюсь к Майклу. – Майк, это Роб… э… мой давний друг и его невеста Сэм.

Сказав это, чувствую себя так, словно меня окатили-таки холодной водой.

Майкл тупо молчит. Роб переводит взгляд с меня на него и снова на меня.

– Рад был увидеться, – произносит он официальным тоном, кладет руку на маленькую попку Сэм и подталкивает ее в сторону дверей. Она делает несколько шагов, каблуки ее стучат, как копыта породистой лошадки.

– Ты дашь мне знать, когда соберешься забрать свои вещи? – спрашивает Роб.

Сэм откидывает каштановую гриву и оборачивается через плечо, желая насладиться моей реакцией.

– Конечно. Может быть, завтра? – произношу я самым равнодушным тоном, в упор глядя на Сэм.

– Завтра?

Роб и Сэм обмениваются взглядами, она усмехается мне в лицо.

– Замечательно, Вив, – заявляет Роб. – Давай договоримся на семь тридцать. Идет?

Молча киваю. Он пристально смотрит на меня и улыбается едва заметной улыбкой, которая так хорошо мне знакома. Я провожаю его глазами. Роб что-то шепчет ей на ухо, она смеется, и оба выходят в ночь. Внутри у меня все сжимается, когда я поворачиваюсь к Майклу. Этот усатый таракан как ни в чем не бывало уплетает водоросли – зрелище отталкивающее.

Наконец мы выходим из ресторана и бредем по Чайна-тауну; меня бьет дрожь, и Майкл накидывает мне на плечи свою куртку. Мы проходим мимо задних дверей ресторанов, около которых стоят омерзительно воняющие мусорные бачки. Майкл тащит меня к метро, на ходу убеждая заглянуть к нему домой. Оказывается, у него есть аквариум, который я непременно должна увидеть.

– В этом аквариуме хочется поплавать с аквалангом, – говорит он, когда мы подходим к распахнутой пасти станции метро «Лейчестер-сквер».

– Майк, спасибо за прекрасный вечер, – благодарю я, стараясь, чтобы голос звучал не слишком фальшиво.

Он удивленно смотрит на меня.

– Да, вечер удался, – твержу я и слегка треплю его по щеке, чувствуя, как от Майка исходит бешеная энергия. Неудивительно, что он все время трясется и дергается.

Жестом фокусника он достает из кармана заветный листок и вручает мне.

– Вот он, твой великий сайт, – говорит он. – Посмотри, что там к чему, и мы заставим его работать.

– Я так тебе признательна, – бормочу.

– И вот еще что я хотел сказать. Тот парень, который подвалил к нам в ресторане… – Майкл трясет головой. – Поверь мне, он подлый тип. Законченный садюга.

Смотрю на Майкла и чувствую, как мои глаза наполняются слезами.

– Он мог просто уйти. Но ему понадобилось повернуть в твоей ране нож.

Я сжимаю его шершавую руку.

– Спасибо, – шепчу с благодарностью.

Его черные глаза скользят по прохожим, возвращаются ко мне и вновь устремляются в пространство, точно непоседливые мухи. До меня доходит простая мысль: человек, от которого ты меньше всего ждешь помощи, может поддержать тебя в трудную минуту, и крупица его доброты окажется спасительной.

Глава шестнадцатая Уходя – уходи ...

Если ты слышала от него одну из этих фраз, это означает, что он тебя непременно бросит. Постарайся уйти, по возможности сохранив свое достоинство.

1. Проблема не в тебе, а во мне.

2. Ты чудесная девушка…

3. Мне нужно время, чтобы разобраться в себе самом.

4. Я пока не готов к серьезным отношениям и к несерьезным тоже… вообще не готов к любым отношениям… с тобой.

5. Тебе будет лучше без меня/ты слишком хороша для меня/ ты недостаточно развита для меня.

6. Я скоро уеду/ я не проживу долго.

7. Я больше не в состоянии тебя видеть. Еще немного – и я свихнусь.

8. Будь ты стройной, рыжеволосой и без этого ужасного кривого пальца на ноге, наверное, я бы смог тебя полюбить.

9. Похоже, у меня аллергия на твою слюну.

10. Я хочу найти того, кто бы разделял мое мнение обо всем.

11. Ты ни в чем не виновата, просто я не могу больше смотреть на твою широкую плоскую морду.

12. Когда-нибудь я созрею для настоящей любви. Но не с тобой.

13. Если бы у тебя чаще возникало желание заняться сексом, мне бы не пришлось заниматься этим с кем-то еще.

14. Меня тошнит от твоего запаха.

15. Я все время думаю о своей прежней подружке.

Я стою около дома, в котором прожила пять лет, смотрю в освещенные окна, и сердце мое бьется, точно вытащенная из воды рыба. Ничего, сейчас успокоюсь. Ведь я пришла сюда только забрать свои вещи и уйти навсегда. Спрашивается, зачем сорок минут возилась с прической? И почему сейчас, видя, как Сэм поправляет занавеску, шепчу себе под нос: «Подлая захватчица! Убирайся прочь из моего дома!»

Я переминаюсь с ноги на ногу перед тяжелой входной дверью, трогаю пальцем медный номер семь. «Счастливый номер», – сказала я в перерыве между поцелуями в тот день, когда мы сюда переехали. Тогда мы долго, очень долго целовались на крыльце. На том самом крыльце, где сейчас стоят два терракотовых горшка с какими-то круглыми домашними растениями, симметричными, ухоженными и не имеющими ко мне абсолютно никакого отношения. Я берусь за кольцо, укрепленное в пасти медного льва, и стучу. Роб открывает дверь, он без галстука, в полосатом фартуке поверх светлой рубашки. На улицу вырывается волна теплого воздуха, пахнущего жареным цыпленком и соусом карри. Роб сияет улыбкой, здоровьем и самодовольством. Я смотрю на него во все глаза, любуясь безупречно очерченными скулами и растрепавшимися волосами. Он красив почти до неприличия. Делаю движение, чтобы его поцеловать, но он уже взлетает по лестнице.

– Идем, – говорит он так равнодушно, словно я пришла снять показания счетчика.

Войдя в гостиную, я понимаю, что Сэм обосновалась здесь прочно. Повсюду непривычно много оборочек и безделушек. Висит новая люстра с уродливыми хрустальными подвесками. На диване валяются мохнатые подушки, похожие на яйца снежного человека. Из открытого арочного проема, ведущего в кухню, валит пар. Я заглядываю туда, окидываю взглядом ряды медных кастрюль и магниты на холодильнике, надписи на которых сообщают, что вино – лучший помощник повара.

– Очень уютно, – мямлю я.

– Да, очень, – кивает Роб. – Все твои вещи в спальне для гостей. Возьми что хочешь, а остальное мы выбросим.

– Выбросите?

– Видишь ли, мы хотим превратить эту комнату в детскую, – сообщает Роб и ерошит волосы руками, отводя глаза в сторону.

– Сэм беременна? – уточняю я.

Роб в глубоком смущении.

– Не надо щадить мои чувства, – пытаюсь я его ободрить.

– Пока нет, – бормочет он. – Но… мы решили попытаться во время медового месяца.

– О!

В горле нарастает удушливый ком. Точнее, это больше похоже на ядовитую жабу.

– Знаешь, Вив, я думаю, не стоит затягивать подобные мероприятия, – говорит Роб. – Это все равно что срывать корочку с затянувшейся раны. Лучше разберись со своими вещами поскорее.

– Последую твоему совету.

Я знаю, что у меня нет гордости: в этом есть свои плюсы и минусы. С одной стороны, я часто выставляю себя на посмешище; с другой – я не принимаю оскорбления слишком близко к сердцу и не отравляю свою жизнь таким неприятным чувством, как зависть. Но в теперешней ситуации отсутствие гордости явно играет против меня. Имей я хоть малую толику этого качества, наверняка не приплелась бы сюда по первому зову. Не стала бы, задыхаясь от боли, собирать свои вещи, чтобы освободить место для детской. При этом мне хочется завизжать во весь голос: «Я тоже хочу детей». Мне хочется вернуться назад, в ту пору, когда я еще не знала Роба, и прожить свою жизнь иначе, отсечь пять лет, проведенных с ним, отгрызть их, как зверь отгрызает лапу, попавшую в капкан. Роб проводит меня в гостевую спальню, где свалены печальные останки моей прежней жизни. Они похожи на обломки кораблекрушения, плавающие вокруг впавшего в немилость красного кресла. Я стою в окружении никому не нужных вещей, словно в комнате покойницы.

– Тебе она не нужна? – спрашиваю я, указывая на фотографию Роба в рамке.

Этот снимок я сделала, когда мы с ним поднимались на вершину горы Сноудаун [11] .

Роб молчит и смотрит в пол. Я боязливо озираюсь по сторонам.

– Это тоже не нужно?

Дизайнерский подсвечник бросаю в коробку, набитую письмами, фотоальбомами и прочими печальными реликвиями.

– Вив… бери что хочешь… – бормочет Роб.

Все, лимит моей выдержки исчерпан. Рыться в этих вещах – то же, что ложкой вычерпывать гной из собственной воспаленной раны. Я больше не могу упражняться в мазохизме. К горлу подкатывают рыдания.

– Вив… прости… я не думал, что тебе будет так тяжело… – доносится до меня смущенный голос Роба.

Господи боже! Не распускайся, приказываю я себе! Все книги из серии «Помоги себе сам» в один голос утверждают, что обнажать свои эмоции – непростительная ошибка. Но сейчас мне плевать на книги. Меня окружает реальность, и в этой реальности я ничем не могу себе помочь.

– Я… зря я сюда пришла… Ничего этого мне не нужно… Вы можете выбросить все на свалку… или сжечь!

Бросаюсь к дверям и мчусь вниз по лестнице, намереваясь спастись бегством, но Роб нагоняет меня и хватает за руку. Я успеваю разглядеть, как лестничную площадку пересекает она. Маленький злобный эльф, захвативший мой дом.

Роб крепко держит меня за плечи, так что волей-неволей приходится заглянуть в его чудные голубые глаза. Боль утраты пронзает меня с новой силой. Мысленно я твержу: «Не смей плакать», но толку от этого никакого. Все вокруг медленно расплывается.

– Вив, детка, не переживай так.

Я приглушенно всхлипываю. Он обнимает меня, я ощущаю, как наши тела соприкасаются. Не могу поверить, что Роб не тоскует по этим прикосновениям.

– Неужели между нами все кончено? – выдыхаю я.

На его лице мелькает удивление, смешанное с растерянностью, но он не говорит ни слова.

– Роб? Неужели ты совсем по мне не скучаешь? Неужели ничего ко мне не чувствуешь? – шепчу я, едва не касаясь губами его шеи и ощущая упоительный вкус его кожи.

– Все это… очень грустно… – произносит он наконец и, погладив меня по заду, размыкает объятия.

– Грустно… это слабо сказано… Роб, посмотри на меня. Я такая, как прежде. Разве ты меня не узнаешь?

Я пожираю его лицо глазами, но он отворачивается и смотрит в сторону.

– Что ты хочешь, Вив? Что ты от меня хочешь?

– Я хочу тебя!

Наверняка по щекам уже расползаются черные разводы туши, но все же я пытаюсь улыбнуться. Поднимаю руку и касаюсь его щеки.

– Неужели ты не понимаешь? Я хочу тебя постоянно. С того самого дня, как мы встретились.

Он вздыхает, берет меня за подбородок и большим пальцем стирает помаду с моих губ. Я закрываю глаза в ожидании поцелуя. Его дыхание щекочет мне ухо.

– Но я… я не свободен… – шепчет он.

Пытаюсь заглянуть ему в глаза, но они холодны и непроницаемы, как зеркало.

– Мне очень жаль, Вив.

Он сжимает мои плечи, и я чувствую, как нож снова входит в сердце, в котором уже не осталось живого места.

– Ничего тебе не жаль. – Я стряхиваю его руки, всхлипываю и издаю нечто вроде зубовного скрежета.

Раньше я даже не подозревала, что способна издавать подобные звуки. Я устремляюсь в темноту, все еще надеясь, что Роб окликнет. Добежав до угла, решаюсь оглянуться. На улице никого, дверь закрыта. Кажется, я вижу в окне Сэм, довольно сложившую губы сердечком.

Глава семнадцатая Секс со старым другом ...

Чокнутый Унитаз: Я вдруг влюбилась в своего старого друга. Все время думаю о том, что нам нужны новые отношения. Он говорит, что в последнее время я веду себя как-то странно. Может, стоит рискнуть дружбой и признаться ему во всем?

Мини-юбка: Зачем попусту тратить слова? Я просто затащила своего лучшего друга в постель, и в самом скором времени мы поженились.

Крутышка: Не факт, Юбка, что у других будет точно так же! Унитаз, я тебе вот что скажу: тащи его в постель, но будь готова к любым последствиям.

Чокнутый Унитаз: Если я потеряю друга и не найду любовника, это будет чертовски обидно.

Деловая Мартышка: Не делай того, о чем потом будешь жалеть.

Крутышка: Совет, конечно, мудрый, только тогда придется всю жизнь просидеть сложа руки. Нет, ты должна ему открыться. Только не жди, что в ответ он тоже признается в любви. Может, пустится наутек. Но другого выхода нет – если будешь молчать, вашей дружбе все равно конец. Так что жалеть придется и в том и в другом случае.

Деловая Мартышка: Рисковать дружбой – безрассудно. Дружба священна.

Чокнутый Унитаз: Я с тобой согласна, но больше не могу таиться. Чувствую, вот-вот взорвусь.

Деловая Мартышка: Значит, придется учиться на своих ошибках. В этом нет ничего страшного, пока ты молода.

Крутышка: Джуд! Никак это ты, старая зануда?

Разбитая, уничтоженная, я плетусь по улицам мимо битком набитых баров и ресторанов. Вот и набережная. Я опираюсь на парапет, смотрю на гладкую коричневую поверхность Темзы, вдыхаю солоноватый запах воды. Наверное, на дне реки хранится множество кошмарных тайн. Если извлечь их на свет, можно создать целый музей. Музей рухнувших надежд. Почетное место в нем заняли бы скелеты утопленниц, брошенных своими возлюбленными. И крошечные трупики детей, не нужных своим родителям. Как это грустно. Жизнь вообще невыносимо грустная штука. И невыносимо жестокая. Она обрекает человека на одиночество, и с этим невозможно примириться. Не вижу смысла сдерживать слезы. Здесь меня никто не видит, кроме подростков, катающихся на скейтбордах. Но им на меня плевать. Я слышу, как они жизнерадостно сквернословят. Мимо плывет прогулочный кораблик, украшенный красными и зелеными огнями, с него доносится музыка.

Я поворачиваюсь и бреду куда глаза глядят. В моей душе темно, как в доме с опущенными ставнями. Думать о том, что произошло, я не в состоянии. Все, на что я способна, – слушать собственные шаги, огибать углы, спускаться в подземные переходы, следить за сигналами светофоров и мотать головой, отказываясь от бесчисленных флаеров и рекламных приглашений. Я спускаюсь в метро и сажусь в поезд. Проезжаю пять остановок, поднимаюсь наверх. На улице идет мелкий дождь. Немного поблуждав в лабиринте убогих улиц, оказываюсь перед домом, где живет Макс.

Я жму на звонок до тех пор, пока дверь не щелкает, открываясь. Слава богу, Макс дома! Вхожу, вдыхаю запах влажной штукатурки и медленно поднимаюсь по каменной винтовой лестнице. Макс стоит в дверях. На нем джинсы, заношенные до ветхости, и старая футболка, которую точнее назвать древней.

– А, это ты, – говорит он с видимым облегчением.

Я молча стою в обшарпанной прихожей. В комнате работает телевизор, и до меня доносится голос футбольного комментатора, который то трагически падает, то ликующе возносится к небесам.

– Ты что, ждешь кого-нибудь? – наконец спрашиваю я.

– Нет… но иногда люди могут нагрянуть неожиданно.

– Люди?

– Ну да.

– Ты имеешь в виду, люди женского рода?

– Да. Или люди полицейского рода занятий.

Я упираюсь взглядом в его шею, мысленно разыгрывая детективные сценарии, допускающие визит полицейских в квартиру Макса. Он тем временем приглаживает волосы, одергивает футболку и вытирает руки о штаны.

– Что-нибудь случилось? – спрашивает он.

– Просто захотелось тебя увидеть, – отвечаю я.

– Здорово… что ты не стала сопротивляться этому желанию.

Мы снова погружаемся в молчание.

– Хочешь выпить?

Я киваю, точно ребенок, не умеющий говорить. Макс обнимает меня за плечи, и мы идем на крошечную кухоньку.

– Как настроение? – осведомляется Макс.

– Прекрасно… то есть не слишком.

Он пытливо смотрит мне в лицо, достает бутылку вина и открывает ее штопором в виде голой женщины. Пробка помещается между ее ногами. Макс с усилием сжимает эти ноги, потом отпускает, и пробка выскакивает.

– Отвратная штуковина, – замечаю я. – Бедная тетка. Будь она живой, оказалась бы на больничной койке.

– Будь она живой, была бы миллионершей, – подмигивает Макс и озирается по сторонам в поисках стаканов.

Не найдя ничего более подходящего, он наливает вино в фаянсовую кружечку и маленький кубок, больше напоминающий вазочку. Кружку он берет себе, а вазочку вручает мне. Я делаю маленький глоток. Вино красное, а я предпочитаю белое. Тем не менее пью с жадностью.

– И все же что случилось? – снова спрашивает Макс.

– Скажи, я мерзкая?

– Вопрос подразумевает один лишь ответ – категорическое отрицание. Если я скажу, что ты мерзкая, ты все равно мне не поверишь.

– Знаешь, я чувствую себя какой-то падалью… никому не нужным хламом. Протухшим яйцом.

– Любопытное сравнение. По крайней мере, не банальное.

– Да-да, именно протухшим яйцом, которое остается только грохнуть оземь или что-нибудь в этом роде.

– А по-моему, детка, яичко еще очень даже свеженькое и аппетитное, – ухмыляется Макс.

Лицо у него такое доброе, что я разражаюсь слезами. Он ставит кружку на стол, обнимает меня, и я утыкаюсь носом ему в грудь.

Мы смотрим второй тайм, пожирая еду из японского ресторана. Диван узкий, и я, привалившись к Максу, макаю роллы в сладкий соус. Дейв сидит у моих ног и задумчиво моргает.

Я ощущаю, как сердце Макса бьется у меня за спиной. Руки его ласково поглаживают мою шею, пальцы пахнут мылом. Его дыхание щекочет мне ухо и заставляет разлетаться волосы, на которых мерцают отсветы экрана. Рев болельщиков нарастает, и я чувствую, как напрягаются мускулы Макса.

– Паразиты! Не защита, а дерьмо! – вопит он, больно сжимая мое плечо.

Поразительно, как человека может волновать подобная ерунда. Матч заканчивается, и мы допиваем вино, сидя в кухне на полу. На меня наваливается страшная усталость, голова тяжелеет. Я закрываю распухшие от слез глаза и зеваю. Все-таки приятно сидеть, ощущая близость другого человека, тепло его кожи, движения мускулов, ритм сердца и дыхания. Такое чудесное забытое чувство. Когда сидишь вот так, странно думать, что ты никому не нужна. Я прильнула к груди Макса, вдыхаю табачно-мускусный запах, исходящий от его футболки. Грустные мысли улетучиваются, и в душе моей воцаряется мир.

– Вив. Уже поздно.

Я открываю глаза. Макс стоит на коленях у дивана. Телевизор выключен, поднос с остатками еды убран.

– Может, вызвать такси?

Я медленно сажусь, представляя одинокую поездку на такси на другой конец города, в пустую квартиру, которая встретит темнотой и молчанием. Передо мной лицо моего давнего друга, знакомая линия скул, темные брови, похожие на щетки для обуви. Не хочется никуда уходить.

– Не выгоняй меня, – прошу я.

– Оставайся, – разрешает Макс. – Я буду спать на диване.

– А мы не можем спать вместе, в твоей постели? Я имею в виду, именно спать, и ничего больше. Просто хочется, чтобы кто-то был рядом. Мне так одиноко, так паршиво, – канючу я.

– Вив, запомни раз и навсегда: ты можешь спать со мной когда угодно, где угодно и сколько угодно, – с улыбкой провозглашает Макс.

– И при этом никакого секса.

– На последнем условии я вовсе не настаиваю.

– Это очень любезно с твоей стороны.

Мы идем в спальню Макса. Он снимает с кровати покрывало и дает старую рубашку, в которой я могу спать.

– Пойду почищу зубы, – говорит он и выходит из комнаты.

Раздеваюсь и залезаю в прохладную постель, радуясь тому, что эту ночь не придется проводить в одиночестве. Через несколько минут Макс проскальзывает под одеяло рядом со мной, ерзает, устраиваясь поудобнее, и щелкает выключателем торшера. Я прислушиваюсь к его ровному дыханию и к далекому гулу ночных автобусов, долетающему с шоссе. Пытаюсь ответить на вопрос, с какой целью залезла в его постель. Но все, что мне известно, – это то, что сегодня я не могу спать одна.

– Макс, – шепчу я.

– Хмм…

– Прижмись ко мне крепче.

Макс обхватывает меня за плечи, но ближе при этом не подвигается. Я пихаю его локтем в бок.

– Я же сказала, прижимайся.

– Не могу.

– Это еще почему?

– У меня эрекция.

– О…

– Извини, но, стоило мне увидеть твою попу, я сразу отреагировал… подобным образом. Можешь не беспокоиться, ты в полной безопасности. Но тесного контакта лучше избегать.

На улице какие-то загулявшие девицы сначала пронзительно визжат, потом начинают петь. Неблагозвучный хор стихает по мере того, как певуньи удаляются прочь. Воцаряется тишина, но спать я не могу. Близость Макса возбуждает меня; он лежит рядом, большой, тяжелый и волосатый, как и положено мужской особи, и я млею от прикосновения его руки. Мысль о том, что мы можем прямо сейчас заняться любовью, просачивается в мое сознание, как чернила сквозь промокашку. Да, ничто не мешает нам этим заняться, говорю я себе, и по коже моей пробегают мурашки, а во рту становится сухо. Я облизываю губы.

– Я против.

– Что? – бормочет Макс.

Слышу, как наши сердца бьются в такт в темноте, и судорожно сглатываю.

– Я против того, чтобы ты спал на другом конце кровати.

Молчание. Дыхание Макса становится тяжелее. Он поворачивается на спину и медленно произносит:

– Ты о чем?

Я открываю глаза и смотрю на серый квадрат окна, а сердце колотится у меня в горле. Не тратя времени на объяснения, кладу голову Максу на грудь и оплетаю его волосатые ноги своими. Сквозь тонкую ткань трусов проступает затвердевшая плоть. Я касаюсь губ Макса пересохшими губами и шепчу:

– Я хочу быть с тобой.

Макс поворачивается, приподнимается на локте и целует меня в уголок рта. Потом замирает, словно в нерешительности. Я смотрю на его темный силуэт, колечки волос, широкие плечи.

– Ты правда этого хочешь? – спрашивает он.

Вместо ответа я снова его целую. Его дыхание пахнет зубной пастой. Кончик его языка проникает в мой рот, и я чувствую, как голова идет кругом. Я прижимаюсь к Максу теснее, касаюсь его лица, слушаю, как бьется его сердце. Его руки ласкают мои бедра, задирая рубашку, наполняя тело сексуальными токами. Между ногами становится жарко и влажно. Я выгибаюсь, когда его рука касается кружевных трусиков. Макс замирает.

– Вив, ты правда этого хочешь? – выдыхает он.

Пальцы мои скользят вниз, туда, где в полной боевой готовности изнывает его член.

– Трахни меня, Макс, – шепчу я.

Утро. Я не дома. Проснувшись, я первым делом вспоминаю о Робе, и привычная боль просыпается вместе со мной. Но сегодня она какая-то приглушенная. Я открываю глаза и вижу солнечный свет, проникающий через зеленые шторы в спальне Макса. Вытягиваю ноги и нащупываю пальцами свои скомканные трусики. Макс ворочается во сне, его рука лежит на моей талии. Я рассматриваю эту руку: длинные пальцы, чистые квадратные ногти, у основания большого пальца – следы масляной краски. «Ты переспала с Максом», – говорю я себе, ожидая, что в душе вспыхнет пожар паники. Но ничего подобного не происходит. Напротив, чувствую себя на удивление безмятежной. «Ты переспала с Максом!» – повторяю я. Снова никакого результата. Подумать только, лежу в постели рядом с голым Максом и это обстоятельство ни капельки меня не смущает. Я смотрю на его ладонь, где знакома каждая линия, касаюсь ее, и он тихонько сжимает мою руку. Заниматься с ним любовью было так же просто, как выпить в жару стакан воды, так же естественно и приятно. Я прислушиваюсь к его сонному дыханию, поворачиваюсь и смотрю на его лицо.

– Доброе утро, – шепчу я.

Макс сонно сопит. Я разглядываю его лицо, длинные загнутые ресницы, мохнатые щеточки бровей, изгиб рта, крупный прямой нос. Мне кажется, я вижу это лицо в первый раз. Никогда прежде я не замечала маленького шрамика около уха и вертикальной ямочки на подбородке. Я касаюсь его верхней губы, он хватает мою руку и улыбается, не открывая глаз.

– Что это ты делаешь?

– Интересно, почему у тебя такие большие уши?

Макс мычит что-то нечленораздельное.

– С возрастом они наверняка станут еще больше, – заявляю я. Поднимаюсь на локте и во весь голос кричу: – Эй!

Макс открывает глаза и смотрит на меня.

– Привет! Что это ты делаешь в моей постели, да еще голая?

Я тыкаюсь носом в его шею и вдыхаю мужской запах.

– Прячусь, – отвечаю я.

Пальцы его бегают по моему позвоночнику взад-вперед, словно играют на флейте.

– Который час? – спрашивает Макс, протягивает руку за телефоном и щурится. – Скоро восемь, – говорит он и гладит меня по плечу.

Переворачиваюсь на спину и нежусь в солнечном луче, проникшем сквозь шторы. Вставать и тащиться через весь город на работу мне хочется меньше всего на свете.

– Пожалуй, я сегодня никуда не пойду.

Макс гладит мои руки. Мы лежим в теплой комнате и слушаем обрывки музыки из проходящих мимо машин, стук каблуков и шуршание колес. Макс запускает пальцы в мои волосы.

– Вив, я хотел сказать… насчет этой ночи.

– Ничего не говори.

Я натягиваю одеяло на голову.

– Ты… не жалеешь? – не унимается Макс.

– Ничуть.

Он стягивает с меня одеяло.

– Правда?

– Ты что, собираешься вернуть мне деньги за билет? – смеюсь я.

– Возврату и обмену не подлежит, прочтите надпись мелким шрифтом, – улыбается Макс. – Нет, я просто боюсь, вдруг ты думаешь, что я… воспользовался случаем или что-нибудь в этом роде…

– Ты ничем не пользовался. Я первая начала.

– Но может быть, мне следовало… остановить тебя. Ты была так расстроена.

– Макс, заткнись, – говорю я и щелкаю его по носу.

– Значит, ты… не жалеешь?

– Сколько раз можно твердить, что нет. А ты что, жалеешь? – с напором спрашиваю я и, прищурившись, буравлю его взглядом.

– Нет, не жалею. Я очень, очень рад.

Он нежно смотрит мне в лицо. Я сияю, как начищенная сковородка.

– Ах ты, развратница! – ухмыляется Макс. – Пойду сварю нам кофе.

Он скатывается с постели и идет в кухню. Я любуюсь его голой задницей, его загорелой широкой спиной. Даже кошмарная татуировка в виде тигра у него на плече вызывает у меня нежность. Собственные мысли вызывают у меня улыбку. Я переспала с Максом. Я переспала с Максом, и это было здорово. Я переспала с Максом и не прочь повторить этот опыт в самом ближайшем времени. Когда он рядом, когда я ощущаю его тепло и нежность, все мои беды забываются. Это все равно что оказаться под воздействием мощного энергетического поля. Я пытаюсь вспомнить о своих проблемах, о своем разбитом сердце, но мысли упорно возвращаются к Максу и к тому, что было между нами ночью.

Макс, по-прежнему голый, возвращается с подносом. Взгляд мой невольно скользит вниз, к его мужским статям. Мы сидим в постели и пьем горячий крепкий кофе. Макс добавляет в свою кружку сахару и опустошает ее двумя глотками.

– Кофе здорово бодрит, правда? – говорит он. – А вот чай, по-моему, просто безвкусное пойло.

Я играю с завитками волос на его шее.

– Мне всегда нравились твои волосы, – воркую я.

– Однако долгие годы ты об этом молчала, – смеется он и щекочет меня по ноге.

Его загорелые руки кажутся особенно темными на фоне моей белой кожи. Я чувствую, как электрические разряды пронзают меня до самых кончиков пальцев.

– Не могу устоять…

Пальцы Макса пробегают по моим бедрам, лаская их, и замирают. Я слегка шевелюсь, поощряя его подняться выше.

– Мало ли о чем я молчала, – бормочу я. – Зато сейчас наговорю много такого, о чем ты раньше даже не догадывался.

– Правда? И что же ты еще скажешь?

– Скажу, например, что мне очень с тобой хорошо.

Темные глаза Макса скользят по моему лицу, губы касаются моего уха.

– Как вкусно ты пахнешь, – шепчет он.

Я опускаю веки и чувствую, как его губы щекочут мне шею. Руки сжимают мои груди, глаза становятся темными, как ночные озера.

– Какая ты красивая, – выдыхает он.

Я лежу неподвижно, задыхаясь от желания, с наслаждением ощущая тяжесть его тела и поражаясь тому, что он сумел сотворить со мной такое… Я таю, растворяюсь, уношусь в заоблачные выси…

– Как давно я тебя хотел… как я об этом мечтал…

Макс раздвигает мои ноги и медленно входит внутрь.

– Вивьен Саммерс, я всегда, всегда тебя любил… – бормочет он, уткнувшись мне в шею.

Я стою в ванной совершенно голая, разговариваю по телефону и любуюсь своим соблазнительным телом в большом зеркале. Вид у меня что надо: волосы висят спутанными прядями, губы распухли, подбородок поцарапан щетиной Макса.

– Моя бабушка серьезно заболела, – сообщаю я голосовой почте Злюки. – Кроме меня за ней некому ухаживать. Надеюсь, через пару дней я смогу выйти на работу… но в любом случае я позвоню завтра… Мне очень жаль, спасибо, до свидания.

Я засовываю телефон в сумку, ощущая некоторую неловкость. А что, если бабушка действительно заболела и моя ложь подсказана интуицией? Включаю душ и наблюдаю, как колечки темных волос кружатся около слива. Делаю напор сильнее, позволяя струям барабанить по моей спине, потом подставляю потокам воды лицо. Кажется, я окончательно съехала с катушек. Совратила своего лучшего друга, прогуливаю работу, не хочу возвращаться домой. Нахожу в мыльнице жалкие остатки мыла и смываю со своей кожи запах секса. Макс меня любит. Эта мысль вызывает у меня острый приступ беспокойства. Любовь – это слишком хлопотно. Тем не менее я ожила, воспрянула духом и сейчас ощущаю себя бодрой, безрассудной и неотразимой. Надо же, Люси оказалась права, сексотерапия – на редкость эффективный метод лечения депрессии. Я соблазнила Макса! Кто бы мог подумать, что это будет так приятно! Но о любви мне сейчас даже думать не хочется. Все, что мне хочется, – получать от жизни удовольствие. Я это заслужила. С дешевых потолочных плиток на мои плечи капает конденсат. Завернувшись в жесткое полотенце, я выхожу из ванной.

Макс, все еще голый, сидит на кровати и перебирает струны гитары. Его глаза прищурены, в зубах зажата сигарета.

– Если ты хочешь сыграть «Мишель», умоляю, откажись от этого намерения! – кричу я, вспоминая, как он опозорился на конкурсе университетских талантов. Вышел на сцену с таким серьезным видом, словно рассчитывал на главный приз. В результате его едва не закидали гнилыми яблоками.

– Почему ты не веришь в мой музыкальный дар? – спрашивает Макс, опускает гитару на колени и вынимает сигарету изо рта. – За прошедшие годы он развился и окреп.

– Неужели ты выучил еще какую-нибудь песенку?

– Да, «С днем рождения», – важно кивает Макс.

Распахиваю окно, чтобы проветрить комнату от дыма. Воздух, несмотря на выхлопные газы, кажется свежим и прохладным. Солнце разгорается на бледном небе.

– Сегодня будет жарко, – замечаю я.

– Мисс Саммерс, и как же вы намерены провести этот жаркий день? – осведомляется Макс.

Я сбрасываю полотенце и вытираю им мокрые волосы.

– Мне бы хотелось провести его в вашем приятном обществе, мистер Келли.

– Вы полагаете, я заброшу все дела и буду вас развлекать?

– Льщу себя надеждой, вы поступите именно так.

– Значит, так оно и будет!

– Одолжи мне что-нибудь из одежды.

Мы едем в Брайтон и гуляем по набережной, любуясь бирюзовой гладью воды. От жары море присмирело, словно разморенная дремой кошка. Лишь изредка оно находит в себе силы поднять небольшую сверкающую волну и обрушить ее на берег, вызывая пронзительный визг детворы. На мне джинсы и футболка Макса, которые не слишком гармонируют с туфлями на каблуках. Проходя мимо девиц в бикини, которые загорают на волнорезах, я чувствую себя несколько по-идиотски. Но Макс даже не смотрит в их сторону. Я просила его одолжить мне какие-нибудь шорты, но он сказал, что в них неудобно ездить на мотоцикле.

– Хочу получить все курортные удовольствия, – говорю я.

– Первым делом надо отведать моллюсков и живых мидий, – заявляет Макс и останавливается около прилавка, где торгуют морепродуктами.

– Ох, нет. Они похожи на гениталии.

– Поэтому я их так люблю!

Макс покупает пластиковое ведерко с мидиями и старательно вылавливает деревянной вилкой скользкие желтовато-серые тельца. Одно из них он подносит мне ко рту и говорит:

– Попробуй, какая вкуснотища!

– Нет уж, лопай сам эту гадость. Мне купим жареной рыбы с картошкой в бумажном пакете, мороженое и сахарную вату. А потом ты постреляешь в тире и выиграешь для меня какой-нибудь приз!

– Значит, вот так ты представляешь себе курортные удовольствия, – хохочет Макс.

– Конечно. А ты как?

– Я бы предпочел шезлонг на пляже, несколько пинт пива и хорошую порцию гениталий.

– Да, еще надо купить морской камешек с надписью «Привет из Брайтона!», – вспоминаю я.

– И какую-нибудь непристойную открытку! – подхватывает Макс.

Я смотрю на его профиль, взлохмаченные ветром волосы и строго спрашиваю:

– Почему тебя все время тянет на непристойности?

Он хохочет и обнимает меня за плечи. Мы спускаемся на пляж, берем напрокат два шезлонга и садимся у воды, подставив лица солнцу. Макс запрокидывает голову и расслабленно свешивает руки. Я закатываю джинсы до колена и прикидываю, стоит ли снимать футболку и сойдет ли мой лифчик за верх от купального костюма. Какая-то толстая дама в легкомысленном купальнике с оборочками ковыляет по гальке вдоль кромки прибоя, ее бугристые ноги кажутся вылепленными из грубой глины. Двое молодых парней шутливо борются, выделываясь перед очень красивой девушкой испанского типа. Я поворачиваюсь к Максу, и сердце мое счастливо замирает. Все-таки он очень сексуальный: крупный прямой нос и широкий улыбающийся рот, но дело не только в этом. Рядом с ним мне уютно и спокойно, между нами нет ни малейшей неловкости. Я поднимаю морской камешек.

– Посмотри только, как этот камень похож на твою голову!

Макс открывает глаза и косится на камень.

– По-моему, он намного красивее, – заявляет он. – Этот камень мог бы сниматься в кино!

– Но у него никогда не было таких честолюбивых амбиций. Он предпочитает родную стихию, – говорю я и швыряю камень в воду.

– Удивительная меткость! – изрекает он и снова закрывает глаза.

Я бросаю в него галькой, но всякий раз мимо. Волны набегают одна за другой, их мерный ритм действует на меня усыпляюще. На Макса, судя по всему, тоже. Через некоторое время до меня доносится легкое похрапывание.

– Эй, хватит дрыхнуть! – кричу я. – Пойдем купим рыбы с картошкой.

Макс выгибается и почесывает спину.

– Ты сиди, а я принесу тебе корм, – предлагает он.

Я киваю, приставив ладонь козырьком к глазам. Макс, забавно переваливаясь с ноги на ногу, бредет по камешкам и поднимается по ступенькам на набережную. Я перевожу взгляд на сияющую линию горизонта, закрываю глаза и вдыхаю морской воздух полной грудью. Лондон со всеми его заботами кажется невероятно далеким. Завтра снова окунусь в привычную суету, но сегодня – особенный день. Я вспоминаю о Робе. Это все равно что коснуться языком лунки от вырванного зуба. Слегка побаливает, но знаешь, что боль скоро пройдет и не угрожает твоей жизни.

Подкрепившись, мы отправляемся в тир, где Макс выигрывает ярко-оранжевого орангутанга. Его лапы снабжены липучками, и, когда я отказываюсь нести чудовище, Макс устраивает орангутанга у себя за спиной. Теперь он похож на гордого папашу, который несет страхолюдного младенца. Макс называет детеныша Морис и, как положено любящему отцу, покупает ему сладкий пирожок. В конце набережной мы обнаруживаем уютный бар и долго сидим там, потягивая холодное пиво и любуясь морем. Я ощущаю на себе взгляд Макса и с улыбкой поворачиваюсь к нему:

– Что?

– Я бы хотел тебя нарисовать, – говорит он.

Мы долго смотрим друг на друга, словно глаза наши сцепились и никак не могут расцепиться.

– Я боюсь с тобой расставаться, – неожиданно для себя самой признаюсь я. – У меня такое чувство, будто ты помогаешь мне держать голову над водой. А как только ты выпустишь мою руку, я сразу пойду ко дну.

– Я никогда не выпущу твою руку, – качает головой Макс. – Если ты сама ее не вырвешь.

– Ты знаешь, меньше всего на свете я хочу причинить тебе боль. И то… то, что произошло между нами… я надеюсь… это никак тебя не ранит…

На глаза наворачиваются слезы, и я ничего не могу с этим поделать. Я обнимаю Макса за шею и прикасаюсь губами к его губам.

– Но я… сейчас у меня на душе такой сумбур.

– Вив, не переживай, – говорит Макс, сжимая мою руку. – Я все понимаю. Ты еще не разобралась в самой себе.

Я глажу его пальцы.

– И я не тороплю, – продолжает Макс. – Я могу подождать, ведь я люблю тебя целую вечность… с того самого момента, как мы встретились.

– Это потому, что ты не знаешь, какая я на самом деле. – Я строю отвратную гримасу.

– Знаю, – возражает он.

Макс смотрит мне в глаза. Я отвожу взгляд, откинувшись на спинку стула. Макс протягивает руку к стакану с пивом. Я поворачиваюсь к нему, и он кивает, подняв стакан.

Мы летим на мотоцикле по извилистой дороге, я крепко вцепилась в Макса. Летние мошки разбиваются о мои мотоциклетные очки, Морис висит за поясом, одна его нога болтается по воздуху. Пьянящее чувство свободы переполняет меня до краев. Но вот каменные улицы Лондона начинают обступать нас, словно затягивая в ловушку. Макс останавливается у мини-маркета, чтобы купить еды на ужин. Я остаюсь на улице, рядом с мотоциклом. Впервые за день достаю телефон, чтобы проверить, нет ли пропущенных звонков. Звонила Кристи, потом бабушка, потом Люси и снова Кристи. Включаю автоответчик.

– Привет, Вив! Это Кристи. Я просто хотела узнать, как у тебя дела. Заглянула в твой ежедневник, увидела, что на сегодня у тебя назначена встреча с поставщиками, и отменила ее. Если у тебя есть какие-то поручения, свяжись со мной. Пока!

Черт! Эти проклятые поставщики совершенно вылетели у меня из головы. Ну ничего, приду на работу и все улажу. Ведь я могла и в самом деле заболеть, правда? Следующее сообщение от бабушки.

– Здравствуй, дорогая. Боюсь, я немного тебя подвела. Дело в том, что номер не отвечал, и тогда я позвонила тебе на работу. Похоже, там думали, ты у меня. Я так растерялась, что просто повесила трубку. Ужасно жаль, если из-за этого будут неприятности. Прошу тебя, откликнись, потому что я не представляю, где ты, и очень волнуюсь!

Бабушка звонила мне на работу! Только этого не хватало. Она в жизни этого не делала! Внутри у меня все привычно сжимается. Дело принимает скверный оборот. Меня наверняка ожидает крупная выволочка. С упавшим сердцем я слушаю сообщение от Люси, которая говорит с набитым ртом.

– Привет, это Люси. Перезвони мне поскорее, я хочу узнать, как ты сходила к Робу. Надеюсь, собрала все свои вещички и дала ему хорошего пинка в задницу. Рубен – это просто сказка, он проделывает языком невероятные вещи. А еще у него есть маленькая резиновая штуковина, которой он… короче, расскажу при встрече. Жду звонка!

Я смотрю в окно магазина. Макс стоит в очереди в кассу. В том, что у Люси был потрясающий секс, нет ничего необычного. А вот то, что потрясающий секс был у меня, – это сногсшибательная новость. Я наблюдаю, как Макс выкладывает продукты перед кассиршей, улыбается и что-то говорит. Она наклоняет голову и трясет своим конским хвостом. Макс явно неотразим для женских сердец. Не понимаю, как я раньше этого не замечала. Да, ведь осталось еще одно сообщение от Кристи.

– Привет, Вив, это опять я, извини за беспокойство. Просто хочу, чтобы ты знала – в офис звонила какая-то старая карга, утверждающая, что она твоя бабушка. Я сказала, что этого никак не может быть, потому что твоя бабушка больна, лежит в больнице и ты за ней ухаживаешь. Тогда наглая корова просто повесила трубку! Даже не представляю, кому это понадобилось тебя подставлять. В любом случае, Злюка вышла на тропу войны и жаждет знать, когда ты будешь на работе. Позвони мне!

Слава богу, на бабушкин звонок ответила Кристи! Возьми трубку кто-нибудь другой, это было бы катастрофой. Я звоню бабушке. Автоответчик щелкает, и до меня доносится голос бабушки. На пленке сохранился обрывок разговора, из которого следует, что бабушке кто-то помогал осваивать автоответчик.

– …По-моему, ты все делаешь неправильно… подожди, подожди… Здравствуйте, вы набрали номер семьдесят один – восемьдесят девять – два ноля. К сожалению, сейчас никто не может ответить на ваш звонок. Будьте любезны, назовите свое имя и номер, и я непременно перезвоню вам… Получилось? Почему же он не пикает?

Я ограничиваюсь коротким сообщением – прошу бабушку не волноваться, обещаю перезвонить позднее и все объяснить. Появляется Макс с пластиковым пакетом, полным продуктов.

– Ну вот, с голоду мы не умрем, – заявляет он.

– Ты купил ямс?

– Да, мне показалось, он выглядит очень симпатично.

Я смотрю, как Макс засовывает в багажную корзину шишковатый клубень.

– Что случилось, Вив? Ты похожа на Пятачка, у которого отняли воздушный шарик.

Макс надевает шлем.

– Да так, разные проблемы, – говорю я, помахивая телефоном.

Макс отбирает у меня телефон, кладет в багажное отделение рядом с ямсом и включает мотор. Вскакивает на мотоцикл, слегка подает его назад и делает широкий жест.

– Прошу садиться, миледи.

Даже под шлемом видно, как весело сверкают его глаза. Я сажусь, прижимаюсь головой к его кожаной спине, и мы мчимся вновь. Но теперь тревоги и заботы летят за мной следом, как большие черные птицы.

Когда мы входим в квартиру Макса, последние солнечные лучи, в которых танцуют хороводы пыли, уже гаснут. Дейв моргает на диване, но не дает себе труда сдвинуться с места. Макс зажигает дешевую лампу и несколько свечей. Пока он готовит нам выпить, я осматриваю его студию. На мольберте стоит огромная картина, которая приковывает мой взгляд, – женская спина и пышный зад, написанные крупными золотисто-зелеными мазками. Голова женщины слегка повернута вправо. Прямая линия носа контрастирует с рельефными изгибами тела. Видна одна тяжелая грудь с острым соском. Модель – воплощение женственности и грации. Макс появляется в дверном проеме.

– Нравится? – спрашивает он.

– Очень, – откликаюсь я. – Ты часто продаешь свои картины?

Макс протягивает мне стакан с вином.

– Чаще, чем раньше.

– А сколько ты просишь за эту?

– Э… Две тысячи, только для тебя.

– Две тысячи?

Я смотрю на картину и поражаюсь, как здорово Макс сумел передать игру света.

– Ну хорошо, одна штука, и картина твоя, – ухмыляется Макс.

– Я уверена, она стоит намного дороже.

– Честно говоря, по части коммерции я не мастак.

– А у тебя есть дилер или кто-нибудь в этом роде?

– Сейчас я как раз подыскиваю… этого самого дилера.

– Если ты продаешь больше картин, чем раньше, значит, твои дела идут неплохо.

– Ну, как сказать… раньше я, если честно, вообще ничего не продавал.

Я прохаживаюсь по мастерской. Останавливаюсь перед красоткой Лулой и любуюсь ее телом цвета слоновой кости и безмятежным взглядом. Макс следует за мной по пятам.

– Ты с ней спал, – бросаю через плечо.

– Нет.

– Врешь. Это видно по ее глазам. Ее только что хорошо оттрахали.

– Без моего участия.

– Я тебе не верю. Ты спишь со всеми своими натурщицами… это слепому видно.

Подобная детская ревность смешна, но ничего не могу с собой поделать. Макс качает головой.

– Если хочешь знать, она вообще ненормальная.

– Для ненормальной она слишком хороша. – Я любуюсь чувственным ртом женщины.

– Тем не менее у нее есть привычка отрывать своим любовникам яйца.

– Да, а где мой портрет? – вспоминаю я.

– Его здесь нет. Его отобрали для выставки.

– В Академии?

Он кивает.

– Макс!

Он самодовольно ухмыляется.

– Но это же круто! – кричу я.

– Круто!

– Мой портрет увидит множество людей!

– Надеюсь.

– А я надеюсь, что ты сделал меня не слишком уродливой.

– Мне бы это не удалось при всем желании. Ты же знаешь, я могу изобразить только то, что вижу.

Я обвиваю его шею руками.

– Похоже, тебя уже нельзя назвать неудачником, – воркую я.

– Думаю, я по-прежнему заслуживаю этого почетного звания, – ухмыляется он.

– Нет, не заслуживаешь.

Наши лбы соприкасаются.

– Прими мои поздравления, – шепчу я и целую его в губы.

– С чем? С тем, что я попал на выставку, или с тем, что мне удалось наконец соблазнить тебя?

– Ты меня не соблазнял.

– Разве?

Макс слегка шлепает меня по заду.

– Это я тебя соблазнила.

– Все равно, – говорит он, и я снова его целую. Он возвращает поцелуй. – Не могу поверить, что ты здесь. Со мной.

– Да, в это трудно поверить… ты чертовски везучий парень.

Я целую его, слегка приоткрыв губы. Его руки скользят по моему телу, задирая футболку. Вдвоем мы снимаем ее через голову. Он расстегивает лифчик, спускает бретельки и целует мои плечи. Лифчик падает на пол. Одна рука Макса ласкает мой живот, другой он зарывается в мои волосы, касаясь губами шеи.

– Ты так красива, – слышу я нежный шепот.

Рука Макса проскальзывает за пояс джинсов и устремляется ниже, туда, где все стало влажным. Пальцы становятся все более смелыми, дыхание мое учащается.

– Мой прекрасный друг, – бормочет он, расстегивая мои джинсы. – Поверить не могу, что ты со мной.

Джинсы падают, я ногой отбрасываю их прочь. Макс стягивает футболку, и я ощущаю обнаженной спиной тепло его груди. Рука его по-прежнему скользит меж моих ног, вздымая волны наслаждения. Бросаю взгляд на мольберт, на женщину с золотистым задом, острыми сосками и загадочной улыбкой. Макс нагибается, прикусывая мое плечо; я наклоняюсь вперед и упираюсь руками о стол, заставленный банками с кистями. Меня возбуждает его дыхание сзади, его поцелуи, легкие, как прикосновения крыльев бабочки. Слышу, как звякает пряжка его ремня, падающего на пол, как шуршат снимаемые джинсы. Не говоря ни слова, он приникает ко мне всем телом. Я содрогаюсь, предвкушая то, что будет дальше. Лула смотрит на нас ревнивым взглядом.

После того как все заканчивается, мы в изнеможении лежим на пыльных половицах. Я слегка дрожу, Макс одной рукой обнимает меня за плечи, а другой закуривает сигарету. В том, как он это делает, чувствуется привычка. Почему-то это меня раздражает.

– Слушай, по-моему, это невежливо, – говорю я.

– Что?

– Курить после секса.

– А по-моему, это лучше, чем курить во время секса, – усмехается Макс и целует мои волосы.

Я пытаюсь отодвинуться, но он меня не пускает.

– Скольких женщин ты оттрахал в этой студии?

– Миллионы.

Тогда я пытаюсь заглянуть ему в глаза, но он смотрит в потолок.

– Ты же сама знаешь, как женщины падки на художников… – сообщает он. – Стоит мне показать им парочку моих шедевров, они готовы на все.

Все мои попытки сбросить руку Макса оканчиваются ничем. Он слишком сильный.

– Скажу честно, я трахал всех, кто когда-нибудь переступал порог этой студии, – и женщин, и мужчин.

Макс улыбается и выпускает колечки дыма. Я барабаню кулаками ему в грудь, так что он начинает кашлять.

– Кончай надо мной издеваться!

– С чего ты взяла, что я над тобой издеваюсь, Вив? Я серьезен, как никогда.

– Честное слово, я сейчас не хочу слушать… дурацкий треп.

– Хорошо, Вив, я больше не буду. Просто я до сих пор не могу поверить своему счастью.

Я прижимаюсь к нему. Мы лежим молча и наблюдаем, как за окном гаснут последние отблески дня. Он гладит мои плечи. В комнате тепло, но по коже бегают мурашки. Макс встает, зажигает свечи и накрывает нас пледом, от которого исходит легкий запах плесени.

– Макс?

– Да.

– Есть у нас что-нибудь пожевать?

Он снова встает, потягивается и с улыбкой смотрит на меня сверху вниз.

– Пойду что-нибудь принесу.

Я тоже встаю, заворачиваюсь в плед и смотрю на свое отражение в темных оконных стеклах. Еще вчера утром я представить не могла, что буду расхаживать голая по студии Макса и при этом находиться на вершине счастья.

Макс приносит хлеб, сыр, вино, и мы устраиваем на полу маленький пикник. Я не могу насмотреться на Макса. Любуюсь, как он режет сыр здоровенным изогнутым ножом. Ощутив на себе мой взгляд, он поднимает голову. Я блаженно улыбаюсь, готовая смаковать каждое его слово.

– А ямс ты будешь есть? – спрашивает он. – Ты вообще когда-нибудь его пробовала?

Я мотаю головой, наблюдая, как он режет хлеб. Макс делает бутерброд, протягивает его мне и наполняет стаканы вином.

– За нас с тобой! – провозглашает он с легким ирландским акцентом, глядя мне прямо в глаза.

В свете свечей его кожа сияет, и он кажется неправдоподобно красивым. Взгляд его полон жизни, доброты… и сексуальности. Мне приятно чувствовать себя в его власти. Он расплывается в широкой соблазнительной улыбке.

– Что с тобой? – спрашивает он.

– Ничего… просто я не знала, что ты такой…

– Какой?

– Такой. Кто бы мог подумать…

– Ну, я-то всегда знал, что люблю тебя, – смеется Макс.

– Всегда…

– А ты ни о чем не догадывалась.

– Но почему ты мне не сказал?

– Я говорил… но ты ничего не слышала…

Если честно, я давно замечала, что Макс в меня влюблен… слегка. Но никогда не думала о нем в этом смысле. Мне казалось, художник-неудачник не годится для роли моего бойфренда. К тому же у Макса всегда было полно женщин, они названивали ему по телефону и умоляли о свидании. Неужели для того, чтобы увидеть человека по-новому, надо заняться с ним сексом? Макс такой же разгильдяй и неряха, каким был раньше, он по-прежнему беден как церковная мышь. Только теперь, когда я смотрю на него, на его студию, на его картины, я понимаю, как он талантлив.

На следующее утро я просыпаюсь рано. За окном разгорается яркий летний день. Пока я одеваюсь, Макс нежится в полудреме. Прежде чем уйти, целую его. Он потягивается и сонно бормочет:

– Оставайся.

– А работа?

– Иди сюда. – Он хлопает по простыне рядом с собой.

– Мне надо на работу. Встретимся вечером, – говорю я и глажу его по груди.

– Оставайся.

– Нет уж. Пока.

– На ужин приготовлю нам что-нибудь вкусненькое, – обещает Макс и перекатывается на живот.

Я наконец нахожу свою сумку и иду к дверям.

– Не уходи, – томно тянет он. – Если ты уйдешь, я умру. Вивьен! – кричит Макс мне вслед так громко, что Дэйв, который самозабвенно вылизывает себе задницу, отрывается от этого занятия. Кот сидит рядом с довольно ухмыляющимся Морисом-орангутангом и пренебрежительно щурится. Я закрываю дверь.

Северный Лондон еще только пробуждается к жизни. Служащие с влажными после душа волосами торопятся к метро, около кафе стоит фургон, из которого выгружают подносы с круассанами. Я думаю о работе, мысленно составляя список предстоящих дел. Обычно в такие минуты меня охватывает паника, но тут я остаюсь спокойной. При мысли о Робе не чувствую ни малейшей сердечной боли. Не хочется повторять избитые фразы, но впервые за несколько месяцев я не иду, а лечу. Радость переполняет меня, едва не переливаясь через край. Теперь я понимаю, что последние несколько дней были каким-то дурным сном. Макс разбудил меня. Макс снова сделал мой мир красочным и сияющим.

Глава восемнадцатая Совместимы ли вы друг с другом? ...

1. Вам действительно нравится проводить время в обществе вашего партнера?

2. Вы по очереди исполняете роли любящего и любимого?

3. Вы оба в состоянии попросить прощения и откровенно поговорить о том, как развивать ваши отношения?

4. Вы смеетесь над одними и теми же вещами?

5. Вы способны поговорить о деньгах, не вступая в конфликт?

6. Вы оба стремитесь отказаться от привычек, которые не нравятся вашему партнеру?

7. У вас сходные жизненные планы и ожидания?

8. Ваши знаки зодиака соответствуют одной из этих комбинаций: Лев + Овен, Телец + Дева, Близнецы + Весы, Рак + Скорпион?

Ответы.

Если большинство ответов «да»: у вас высокая степень совместимости.

Если большинство ответов «нет»: не переживайте.

Восемь часов утра, а я уже сижу за своим рабочим столом. В офисе пусто. За день моего отсутствия вряд ли все тут пошло наперекосяк. Я просматриваю электронную почту. От Роба ничего. Пара писем от поставщиков, сообщающих, что они вынуждены повысить первоначально заявленные цены. Выясняется также, что наши конкуренты скупили все мировые запасы шотландки и Злюка жаждет меня увидеть. Я оставляю на ее голосовой почте подхалимское сообщение, главным образом для того, чтобы она знала – сегодня я пришла на работу в восемь.

Дел полно, но очень скоро ловлю себя на том, что глазею в окно на голубое небо. Занятие не слишком плодотворное. Я проверяю, нет ли на телефоне эсэмэсок от Макса. Есть.

«Вивьен! Я до сих пор ощущаю на своей коже твой одуряющий аромат. М.».

Чувствуя, как по телу моему ходят сексуальные токи, я пишу ответ: «Может, стоит принять душ? В.».

Я открываю спер [12] доходности, ввожу новые цены и пытаюсь подсчитать, имеет ли смысл запускать эту линию, но мысли мои упорно уносятся прочь. Тогда я набираю адрес сайта, который мне дал Майкл. На экране возникает заглавная страница. Темно-синие буквы названия эффектно выделяются на бледно-сером фоне. На главной странице перечень разделов. Я нажимаю «Как пережить разрыв» и выхожу на форум, где всякий может рассказать свою историю и дать совет. Выбираю строку «Познакомься с моим бывшим», и на экране возникает фотография Майкла. Он смотрит угрюмо и мрачно. Честно говоря, такая фотография куда уместнее смотрелась бы на стенде «Их разыскивает полиция». Под фотографией идет текст, якобы написанный бывшей подружкой Майкла (поверить в это трудновато): «Если ты любишь хороший секс и хочешь весело провести время, этот парень для тебя. Он мастер на всякие забавные выдумки, и язык у него хорошо подвешен». Я отправляюсь на форум разбитых сердец, где выложены письма, сообщающие о разрыве. В разделе «Спроси Люси» выложена моя история в качестве недельной темы обсуждения. Все в точности так, как я задумывала. Едва не подпрыгивая от радости, я отправляю Майклу письмо, в котором рассыпаюсь в благодарностях и спрашиваю, когда сайт заработает. Через минуту приходит ответ: «Прямо сейчас!» Я набираю адрес. Есть! Сайт живет! Выбираю форум «Что у тебя на душе?» и пишу сообщение Максу:

«Прошло два часа, как мы с тобой расстались. Ты еще не умер?»

Потом эсэмэской посылаю ему адрес сайта и прошу туда заглянуть.

Уже девять, офис начинает наполняться людьми. Я закрываю сайт с чувством человека, свято хранящего свою тайну. Снова проверяю электронную почту. От Злюки пришло еще одно сообщение.

«Вивьен, зайдите ко мне прямо сейчас».

Сообщение отправлено в восемь пятнадцать.

Через стеклянную стену офиса Злюки я вижу, что она разговаривает по телефону. Но она замечает меня и делает знак войти. Я сажусь на стул напротив ее стола, достаю блокнот, приглаживаю первую страницу, снимаю колпачок с ручки. Словом, делаю все, чтобы выглядеть исполненным служебного рвения сотрудником, который держит ситуацию под контролем. Злюка продолжает говорить, то сплетая, то расплетая ноги, тощие, как ивовые прутья. В ярком солнечном свете, льющемся из панорамного окна, видно, что лицо ее покрыто толстым слоем тонального крема, а над верхней губой темнеют усики. Я бросаю взгляд на ее обувь. Сегодня она выбрала диковатый гибрид сандалий и походных ботинок – на щиколотке завязки, но носок открыт, виден шов на капроновом чулке цвета загара. Пожалуй, ее вкусы до некоторой степени совпадают со вкусами моей бабушки. По части обуви точно.

Злюка смотрит на меня без всякого выражения. Она слушает своего телефонного собеседника и поджимает губы. Я шарю глазами по офису и с удивлением обнаруживаю на полке несколько книг из серии «Помоги себе сам». За окнами сияет летний день. Вспоминаю Макса и неожиданно для самой себя представляю его возбужденный член.

Злюка вешает трубку и провозглашает:

– Вивьен! Я рада, что вы снова с нами.

– Я тоже, – улыбаюсь я.

– Вашей бабушке лучше?

– Намного лучше, спасибо.

– Да, вчера, когда она сюда звонила, голос у нее был довольно бодрый.

Злюка улыбается, глаза ее коварно поблескивают. Я в полной растерянности. Черт, значит, бабушка говорила с ней, а не с Кристи.

– Она сюда звонила? – пытаюсь я изобразить удивление.

– Звонила. Разыскивала вас.

– Ну, иногда у нее в голове… возникает небольшая путаница, – бормочу я.

Злюка продолжает улыбаться. Вид у нее довольный, как у кошки, поймавшей мышь. Она начинает говорить, многозначительно понизив голос:

– Вивьен. Если бы у меня были хоть малейшие сомнения в том, что вы говорите правду, я бы вас незамедлительно уволила. Многие люди были бы счастливы занять ваше место. А вы, похоже, думаете, что слишком хороши для столь скромной должности.

Я чувствую себя пятнадцатилетней девчонкой, которую отчитывает директор школы. Щеки мои вспыхивают.

– В последнее время вы относитесь к работе без должного внимания, – продолжает Злюка. – Мне известно, что у вас сейчас проблемы в личной жизни, но… – Она снисходительно улыбается. – Но это не освобождает вас от необходимости выполнять свои обязанности.

Тонкие губы Злюки вновь искривляются в ухмылке. До меня доходит, что она ждет ответной реакции.

– Да-да, я все понимаю, – лепечу я.

– Понимаете, что получили словесное предупреждение? – уточняет она.

Я несколько раз открываю и закрываю рот, не в состоянии сказать ни слова.

– И в чем же причина? – наконец обретаю я дар речи. – В том, что из-за болезни бабушки мне пришлось пропустить один день?

– Я уже сказала, причина в вашем отношении к работе, которое в последнее время изменилось не в лучшую сторону, – чеканит Злюка.

– Не могли бы вы выражаться более конкретно? – решаюсь спросить я.

– Могла бы.

Злюка открывает какой-то файл и начинает зачитывать даты, сопровождаемые ремарками: «пришла на работу с опозданием», «позвонила и сказала, что больна», «ушла раньше», «забыла о назначенной встрече».

– Продолжать? – спрашивает она, в упор глядя на меня.

– Не надо.

– Напоминаю вам, за словесным предупреждением следует письменное предупреждение, после которого мы имеем право отказаться от ваших услуг.

– Значит, вместо того, чтобы увольнять ненужных вам сотрудников по сокращению штатов, вы предпочитаете вышвыривать их как ни на что не годных? – спрашиваю я дрожащим голосом. – Это намного проще и дешевле, верно?

– Вивьен, я не понимаю вашего тона…

– Я несколько лет пахала как проклятая. Из кожи вон лезла. И вам это прекрасно известно.

– Я говорила лишь о том, что в последнее время вы…

– Здесь воняет, – перебиваю я. Встаю и иду к дверям. – Жуткая вонь, – бросаю я на прощание.

Пламя ярости жжет меня изнутри. Черт бы побрал их всех вместе с их паскудным предупреждением! У Злюки что, память отшибло? Сколько раз отдел был по уши в дерьме, и я буквально спасала дело! Я шагаю по офису, и все сотрудники поднимают головы от своих компьютеров, с любопытством смотрят на меня, а потом снова прячутся за экранами, как трусливые кролики. Навстречу мне попадается Пол из бухгалтерии. Он скалит в ухмылке зубы и становится еще больше похож на хорька.

– Привет, прогульщица!

– Отвали, Пол! – рявкаю я.

Он отходит в сторону, хихикая, как школьник. Наконец я добираюсь до своего стола. Кристи что-то печатает. Волосы ее заплетены в две косички, скрученные над ушами наподобие антенн, глаза подведены серебристым карандашом. По всей видимости, сегодня она решила предстать в образе пришелицы из космоса. Она поворачивается ко мне и улыбается.

– Кристи, черт тебя подери, скажи наконец, что за дрянь случилась вчера? – шиплю я, сгоняя с ее лица улыбку. – Из-за чего мне влепили словесное предупреждение?

Кристи поворачивается ко мне на вращающемся кресле и трясет своими антеннами.

– Я об этом ничего не знаю, – лепечет она. – Представляю, каково тебе сейчас, Вив… Я ведь тоже получила словесное предупреждение.

– Знаю! Я его тебе и передавала!

– Думаю, все дело в том, что они хотят обойти закон об увольнении по сокращению штатов или…

– Ты разговаривала вчера с моей бабушкой? – перебиваю я.

– Нет.

– Что ты виляешь, Кристи! Эта старая перечница вчера сюда звонила… с кем она разговаривала?

– А… со мной. Но я не думала, что это и в самом деле твоя бабушка.

– Бабушка, бабушка. А откуда Злюка узнала про этот гребаный звонок?

– О!

Кристи вскидывает палец, словно ее озарила идея.

– Когда я отвечала на звонок, она стояла рядом. Наверное, она догадалась, что это и в самом деле твоя бабушка.

– Потрясающая прозорливость!

Кристи озабоченно хмурится. Я бросаюсь в кресло. Ярость уступает место отчаянию.

– Ладно, Кристи, не переживай, – бормочу я.

– Я думаю, все рассосется, – вздыхает Кристи. – Представляешь, я вчера тоже вляпалась в неприятность.

Я опускаю подбородок на переплетенные руки и внимательно смотрю на Кристи. Кончики ее ресниц аккуратно прокрашены серебряной тушью. Работа прямо-таки ювелирная. Интересно, сколько времени она потратила сегодня на макияж?

– Я представила наши идеи насчет съедобных трусов. Ну, названия и слоганы, помнишь? И Злюке ничего, абсолютно ничего не понравилось. Она заявила, что все это жуткая пошлятина. Покупатели, мол, сочтут себя оскорбленными. В общем, бесилась и брызгала слюной.

– Хотелось бы уточнить, о каких это «наших» идеях ты говоришь?

– Ты что, забыла? «Яйца с гарниром», «Волосатое Рождество» и все такое прочее.

– Это твои идеи.

– Но я обсуждала их с тобой. Кстати, мысль насчет «жареного рождественского петуха» подсказала мне ты.

– Только не говори мне, что этого долбаного петуха ты преподнесла на блюде Злюке.

– Если я скажу, что не сделала этого, я тебя обману, – сообщает Кристи, растерянно моргая.

Я обвожу взглядом офис. Все вокруг такое знакомое – гудение ламп и кондиционера, затылки сослуживцев. Взгляд мой снова упирается в Кристи, которая упорно продолжает моргать. Представляю, с каким непроницаемым лицом Злюка слушала ее идиотские слоганы, расплываюсь в улыбке, потом захожусь приступом нервного смеха и фыркаю, как лошадь.

– А про «пирожки с вагиной» ты сказала? – спрашиваю я сквозь смех.

– Сказала все, что мы придумали, – бесстрастно роняет Кристи.

Я хватаюсь за живот, слезы текут у меня по щекам. Ох, как жаль, что я не видела, какую рожу при этом скорчила Злюка. Вот умора!

– Не понимаю, что тебя так насмешило, – обиженно цедит Кристи.

Наконец приступ миновал. Я перевожу дыхание и вытираю глаза.

– Жареный петух на блюде! – срывается с моих губ, и я вновь заливаюсь смехом.

Проходит несколько минут, прежде чем мне удается успокоиться. Я поворачиваюсь к Кристи. Вид у нее подавленный.

– Все будет хорошо, – говорю я с фальшивым оптимизмом. – Начальство точит зуб на нас обоих, но мы еще себя покажем. Не вешай нос, Кристи. О’кей?

Кристи смотрит на меня с сомнением.

– О’кей? – повторяю я.

Она кивает.

– Мы с тобой – лучшие сотрудники, которые когда-либо работали в этом дерьмовом отделе. И если они этого не понимают, значит… – Я запинаюсь, не зная, как закончить свою тираду. – Значит, это их проблемы!

– Правильно! – улыбается Кристи.

Глубоко вдыхаю и приказываю себе сохранять оптимизм. Хотя в сложившихся обстоятельствах это не так просто. Я получила предупреждение. Компания сокращает штаты. Но мне все это нипочем. Набираю номер бабушки.

– Семьдесят один – восемьдесят девять – два ноля! – бодро рапортует она.

– Привет, бабуля.

– Дорогая! Послушай, я так переживаю, что подвела тебя вчера! У тебя были неприятности из-за моего дурацкого звонка?

– Пока нет. А ты не помнишь, с кем ты разговаривала?

– Девушка, которая взяла трубку, кажется, не отличалась особой сообразительностью.

Я бросаю быстрый взгляд на Кристи, на ее косички-антенны, и мысленно восхищаюсь бабушкиным умением разбираться в людях.

– Она все пыталась внушить мне, что я – вовсе не я. А потом передала трубку какой-то железной леди, которая принялась меня допрашивать. – (Я потираю лоб.) – Честно скажу, дорогая, голос этой леди мне не слишком понравился. От него мороз пробирал по коже!

– Все это ерунда… но будет лучше, если впредь ты не станешь звонить мне на работу!

– Я несколько раз звонила на твой мобильник, но ты не отвечала…

– Бабуля, я провела весь день с Максом. А на работе сказала, что ты больна и я должна за тобой ухаживать, – шепчу я в трубку.

– Ну и дела! – отвечает бабушка, тоже почему-то шепотом.

– Ты так и не сказала, зачем тебе так срочно понадобилось со мной поговорить? Ты здорова?

– В общем, да… Но вчера у меня вдруг закололо в груди, и я перепугалась. Сегодня все прошло, так что волноваться не о чем.

– Ты уверена? Может, все-таки стоит обратиться к доктору?

– Нет-нет. Вчера ко мне заглянул Редж, мы выпили бренди, а это очень успокаивает… Слушай, но как случилось, что ты прогуляла работу и провела весь день с Максом? Хотелось бы узнать подробности.

– Слишком долгая история, – улыбаюсь я.

– В воскресенье обязательно привози его с собой!

– Возможно… Бабуля, у меня полно дел. Давай после.

Я вешаю трубку и откидываюсь на спинку кресла.

Мысленно я уношусь во вчерашний день, в студию Макса, припоминаю все упоительные моменты нашей близости. Стоит мне подумать о нем, сердце мое начинает колотиться, как у влюбленной школьницы. Похоже, я схожу с ума. Я открываю свой сайт и захожу на форум «Что у тебя на душе?». Макс уже прислал сообщение.

«Будь у меня небесные покровы,

Расшитые и золотом, и серебром,

И синие, и бледные, и темные покровы,

Сияющие утром полночным серебром,

Я б их устлал к твоим ногам.

Но я – бедняк, и у меня лишь грезы.

Я простираю грезы под ноги тебе;

Ступай легко, мои ты топчешь грезы.

Я хочу тебя. Я всегда тебя хотел и никогда не перестану тебя хотеть. М.».

Быстро закрываю страницу, потом открываю вновь и перечитываю послание Макса, ощущая, как внутри у меня поднимается теплая волна. Я представляю, как его сильные, крепкие пальцы бегали по клавишам, набирая эти слова. Как было бы здорово, если бы мы вместе убежали из суетного города и где-нибудь на лоне природы посвятили свою жизнь любви и искусству. Но мысль о том, что я готова по уши влюбиться в Макса, пугает меня. Он, конечно, очень талантлив, но пока что этот талант не приносит стабильного дохода. А как говорится, любовью сыт не будешь и за квартиру не заплатишь. Я думаю о Робе. Останься он со мной, меня ожидала бы спокойная, обеспеченная жизнь, никаких забот о будущем. Боль утраты вновь пронзает меня. Подумать только, я совсем потеряла голову! Позволила одиночеству и похоти одержать верх над разумом. Конечно, грезы, поэзия и романтика – неплохие вещи. Жаль, они не могут заменить уверенности в завтрашнем дне, которой у меня не будет с Максом. В довершение ко всему я, того и гляди, потеряю работу. Голова идет кругом. Надо успокоиться и постараться увидеть вещи в перспективе, говорю я себе. Но для этого требуется время. Я закрываю сайт, так и не написав ответа. Пора наконец вспомнить о делах.

Шесть часов вечера. Я выхожу из офисного центра. Улица прочерчена квадратами солнечного света и тени. Заглядываю в маленький магазинчик деликатесов поблизости от станции метро и покупаю всякую вкуснятину – перцы, фаршированные сливочным сыром, хлеб домашней выпечки, дорогущую салями, вино. Мне давно уже хотелось до отвала насытиться такой сексуальной едой. Представляю, как Макс будет все это уплетать, когда мы снова устроим пикник на полу студии. Конечно, я приняла решение все хорошенько обдумать, и я обязательно этим займусь. Я не хочу превращаться в рабыню собственной похоти. Не исключено, этот вечер я проведу в одиночестве. Составлю список своих жизненных целей, а также перечислю все «за» и «против» романа с собственным лучшим другом.

Я представляю его обнаженное тело в своей постели, и дрожь пробирает меня до кончиков пальцев. Любопытно, как он будет смотреться на фоне белых хлопковых простыней, подчеркивающих его загар? Нет, сегодня я не хочу сидеть в одиночестве. Списки подождут.

Втискиваюсь в поезд и стою, прижатая к дверям какой-то дородной дамой. Ухитряюсь достать телефон и прочесть поступившие эсэмэски.

«Когда вы желаете меня поиметь, сударыня? М.».

«Ты меня околдовала, ведьма. Я не могу работать. М.».

«Вивьен! Сердце мое! М.».

«Я хочу вновь ощутить твой вкус… М.».

Некоторые из этих посланий, пожалуй, грубоваты. Я смотрю на пухлое розовое лицо женщины, стоящей рядом со мной. Она поспешно отводит взгляд от моего телефона, вскидывает бровь и улыбается. Я смущенно сглатываю, чувствуя, как к щекам моим приливает румянец, и начинаю сосредоточенно разглядывать пролетающие за окнами дома. Как это приятно, предвкушать вечер с Максом. Как жаль, что это ожидание не может длиться вечно. Пишу ответ:

«Возможно, я должна провести вечер в одиночестве – разобраться в том, что происходит. В.».

Звучит ужасно избито. Но я все-таки отправляю эсэмэску.

Ответ приходит незамедлительно.

«Что это за слово – „должна“? Ты никому ничего не должна. Делай то, что ты хочешь».

«А чего хочешь ты?» – не раздумывая, отвечаю я.

«Тебя».

– Желаю приятно провести вечер, – говорит моя соседка.

Я выхожу на платформу. Поезд отходит, и прежде, чем он уносится прочь, мы с женщиной успеваем обменяться взглядами. Она подмигивает.

Мои желания самым наглым образом вышли из-под контроля. Я хочу увидеть Макса и ничего не могу с этим поделать. В животе у меня щекочет, как у школьницы, мечтающей о первом свидании. Разум явно пасует под напором чувств. Возможно, это голая похоть, которая в конце концов доведет меня до беды, но я бессильна перед ее властью. Все, что мне остается, – прекратить обреченное сопротивление и посмотреть, что из этого выйдет. Я сбегаю по ступенькам, едва не ломая каблуки, пересекаю залитую солнцем улицу и, чтобы срезать путь домой, сворачиваю в боковой переулок. Сейчас я приму душ, вымою голову и воспользуюсь дорогущим лосьоном для тела, который Люси подарила мне на Рождество. Потом надену длинное летнее платье. Макс его видел, и оно ему понравилось. Еще один квартал. Вот и мой тупичок. Вот и дверь моего дома. Рядом маячит какая-то фигура.

Мужчина, который меня ждет, прислонился к стене. На нем рубашка с короткими рукавами, открывающая загорелые руки. Солнечный луч играет на его платиновых часах. Взгляд его устремлен вдаль, и профиль поражает своей скульптурной правильностью. Точеный нос, красиво изогнутый рот и дизайнерские солнцезащитные очки так и просятся в рекламу. Я замираю на месте. Стою и таращусь на него, выпучив глаза. Рядом с моими убогими, обшарпанными дверями он сияет, как золотой слиток. Скорее всего, он пришел сюда, чтобы нанести очередной удар. Он поворачивает голову, замечает меня и выпрямляется. Приветливо машет рукой. Все происходит в точности так, как в самых сладких моих снах.

– Вив, привет, – говорит он и улыбается простодушной мальчишеской улыбкой.

– Привет, Роб, – выдыхаю я. – Что ты здесь делаешь?

Глава девятнадцатая Чего хочет женщина [13] ...

Ну, раз уж ты спросил… (набирает в грудь побольше воздуха).

Завтрак в постель, маленькое путешествие на уик-энд, шелковые простыни, оральный секс, длинный телефонный разговор, прислуга, свободное время, жаркие объятия, мужчина, который умеет водить машину и способен делать это одной рукой, мужчина, который способен исправить все поломки и успокоить ребенка, широкие плечи, четкие жизненные планы, мужчина, хорошо разбирающийся в женской анатомии, мужчина с чувством юмора, фривольные шуточки во время обеда, интересная книга, удобный бюстгальтер, любовные письма, цветы, дождевые капли на розовых бутонах, выводок милых котят.

Роб медленно подходит ко мне, протягивает руки и заключает в объятия. Его руки обвиваются вокруг моей талии, дыхание вздымает мои волосы. Держать сумку с покупками в таком положении чертовски неудобно, и у меня начинают ныть плечи. Я слегка отстраняюсь.

– Господи, Вив, знала бы ты, как я по тебе скучал.

Я бормочу что-то нечленораздельное и, стараясь не смотреть на Роба, отпираю дверь. Сердце колотится как сумасшедшее.

– Ты разрешишь мне войти? – спрашивает он.

Я поворачиваюсь. Вне всякого сомнения, это он. Он пришел. Хочет зайти в мой дом. Что делать? Как с ним держаться?

– Заходи, – бросаю я.

Мы поднимаемся по лестнице. Подошвы его дорогих ботинок шуршат по ветхому ковру. Зачем он пришел? Что ему надо? И как я смотрюсь сзади? Я открываю дверь в квартиру. Он входит осторожно, словно ожидает подвоха. С любопытством озирается по сторонам. Наверное, ему интересно увидеть гробницу, в которой я похоронила свою жизнь. Он делает еще несколько шагов. Половицы громко скрипят. Роб поворачивается на одной ноге, эффектно, как театральный актер.

– У тебя здесь очень мило, Вив. Такой… потрепанный шик, – выносит он вердикт, которого, кстати, никто не спрашивал.

– Спасибо, – бормочу я и смотрю в его глаза, как всегда голубые и сияющие.

Он тоже смотрит на меня.

– Тебе что-нибудь нужно?

Эту фразу я хотела произнести тоном светской любезности, но голос предательски дрожит.

– Да, – отвечает он. – Мне нужна ты.

Я опускаю сумку на пол и потираю ладони, ожидая, когда он нанесет очередной удар.

– Позавчера, когда я тебя увидел… Меня точно громом поразило… Я понял, что хочу тебя по-прежнему. С тех пор я все время о тебе думаю. Мы должны быть вместе, Вив. Выходи за меня замуж!

Неожиданно он опускается на колени и протягивает мне кольцо, то самое, что когда-то подарил мне в день помолвки. Крупный бриллиант сверкает и переливается. Я всегда любила это кольцо и теперь смотрю на него, как на старого друга. Дай мне волю, я бы, как сорока, схватила его и улетела прочь. Роб ползет ко мне на коленях. Я закрываю глаза и открываю их вновь. Он по-прежнему стоит на коленях с умоляющим взглядом. Может, это все-таки галлюцинация? Может, я сегодня перегрелась или съела что-нибудь не то? Я касаюсь его волос. На ощупь он кажется вполне реальным.

– Роб, умоляю, встань, – прошу я.

Он встает и вертит кольцо в руках, точно гипнотизер. От всего этого меня начинает слегка пошатывать. Я отступаю на несколько шагов и плюхаюсь на диван.

– А как же Сэм? – спрашиваю я.

– С ней все кончено. Мне нужна только ты. – Он садится на диван рядом со мной. – Знала бы ты, как я раскаиваюсь в том, что причинил тебе боль.

Может, меня сбила машина и я впала в кому, проносится у меня в голове. Через несколько суток очнусь в больничной палате. А может, это шутка, Роб снимает все происходящее скрытой камерой, а Сэм, довольно хихикая, любуется моим потрясенным лицом на экране домашнего компьютера.

– Это шутка? – решаю я проверить свою догадку.

– Никогда в жизни я не был более серьезен, – чеканит Роб.

– Если это шутка, то очень жестокая. Издеваться надо мной не слишком порядочно с твоей стороны.

– Выходи за меня замуж, Вивьен, – изрекает Роб и замирает в ожидании.

Я продолжаю тупо таращиться на него и мямлю:

– Даже не знаю, что сказать.

– Скажи «да»!

Вид у Роба крайне самоуверенный, улыбка сияет белизной, как на рекламе зубной пасты. Я смотрю на это лицо, которое так любила, о котором так тосковала, и сердце замирает.

– Все это очень внезапно… – лепечу я.

Роб встает и подходит к окну.

– Давай же, Вив, соглашайся! Что ты хочешь? Ты сама сказала, что хочешь быть со мной. И вот я здесь, на коленях прошу тебя стать моей женой. Не знаю, что еще сделать, чтобы ты меня простила.

Роб опирается на подоконник.

– После всего, что было, ты не можешь вот так просто прийти и сделать мне предложение!

– Однако именно так я и поступил.

– Так это не делается…

Роб задирает голову к потолку и хохочет.

– Хорошо, Вив, я повторю попытку. Только подскажи, как сделать все правильно!

– Не знаю…

Голова у меня идет кругом. Сердце так колотится, что, того и гляди, выскочит из груди.

– Хочешь, чтобы я тебя умолял? Я на все согласен. Если надо, отрежу себе яйца ржавым хлебным ножом.

– Нет! В этом нет необходимости. Просто за минуту перед тем, как тебя увидеть, я поняла, что наши отношения остались в прошлом.

– Неужели ты не видишь, что я раскаиваюсь? Я правда очень жалею о том, что натворил. И поверь, я сумею искупить свою вину.

– Не надо ничего искупать… по крайней мере, так.

Я сплетаю пальцы в замок. Роб улыбается, стоя у окна. Я смотрю на него, отвожу глаза и вновь возвращаюсь к нему взглядом. В голове у меня проносятся картины нашей прошлой жизни. Когда мы познакомились, он не был таким ходячим совершенством, он был симпатичным веселым парнем в джинсах и кроссовках. Умел смешно шутить. Мы строили планы на будущее. Собирались завести собаку. Придумали имена для наших четверых детей (хотя имя Горацио вызывало у меня серьезные сомнения). Хотели обучаться садоводству и выращивать к столу овощи. Для начала высадили в патио грядочку салата, правда, он почему-то завял. Куда же он делся, тот милый парень? Если этот лощеный красавец в дизайнерском костюме и похож на него, то сходство чисто внешнее.

– Я – живой человек, а не привидение, – говорит Роб, поглаживая себя по коленке. – Я здесь, рядом с тобой. И я не собираюсь никуда уходить.

– Мне нужно выпить, – говорю я не столько Робу, сколько себе самой.

Он немедленно запускает руку в сумку и извлекает на свет бутылку «Боллинджер».

– Давай ее откроем. Я ее охладил… знал, что ты скажешь «да».

Он ловко открывает бутылку, и я вспоминаю, что расколотила все свои бокалы. Бреду в кухню за стаканами. При этом отчаянно пытаюсь понять, что происходит. Если я выпью с ним шампанского, это будет означать, что я готова стать его женой? А как же Макс? Я замираю посреди кухни, как в ступоре.

– Черт, черт, черт! – шепчу я, обращаясь почему-то к посудомоечной машине. – И зачем он приперся! На фиг он мне сдался!

В комнате Роб откашливается, напоминая о своем существовании. Я торопливо возвращаюсь. Он разливает шампанское по стаканам.

– За нас, – говорит он, касаясь своим стаканом моего.

Я смотрю на искрящиеся пузырьки, потом поворачиваюсь к Робу. Его невероятно красивые глаза притягивают меня, как магнит.

– Думаешь, мы можем вернуть прошлое? – спрашиваю я.

Он берет мою руку и целует ее.

– Зачем нам возвращаться в прошлое? – пожимает он плечами. – В прошлом я любил тебя недостаточно. Нас с тобой ждет прекрасное будущее, Вив. Будущее, в котором я сделаю тебя самой счастливой женщиной в мире. Можешь не сомневаться. После того как я едва тебя не потерял, я стал другим человеком. Понял, каким дураком я был, когда не ценил такое сокровище.

Я снова впадаю в подобие ступора. Он придвигается ближе и гладит меня по волосам.

– Мне так жаль, что я тебя обидел, так жаль.

Я ощущаю знакомый запах его кожи. Он целует мои веки. Его дыхание щекочет мне щеку. Губы прижимаются к моим, потом еще и еще. Легкие, нежные поцелуи. Поцелуи, по которым я так тосковала.

– Ты разбил мне сердце. И я не знаю, смогу ли… – начинаю я.

– Мы оба разбили друг другу сердца, детка, – перебивает он. – Когда люди друг друга любят, их сердцам никак нельзя уцелеть.

Он снова целует меня в губы, и на этот раз я отвечаю. Целую его с жадностью алкоголика, который долгое время томился без спиртного. Внутри у меня жжет, словно я выпила не шампанского, а кислоты. Роб сжимает мое лицо руками.

– Давай куда-нибудь убежим, – предлагает он. – Прыгнем в первый попавшийся самолет и улетим куда подальше.

– Например, на Бали?

– Почему бы и нет… У меня как раз есть два билета в бизнес-класс. Пятизвездочный спа-отель забронирован на две недели, все включено. Думаю, мы отлично проведем время.

Роб улыбается. Я с ужасом сознаю, что он говорит серьезно.

– Знаешь, Роб, Бали совсем не то место, где мне хотелось бы побывать.

– Ну, нет так нет. Мы с тобой выберем местечко, где понравится нам обоим.

Я слегка отстраняюсь.

– Мы? А ты не слишком торопишь события, Роб?

– Прости, прости. Конечно, ты права. Но мне хочется поскорее искупить свою вину.

Я смотрю в темнеющее окно. Роб сидит на моем диване, вытянув ноги. Неужели все это происходит в реальности?

– Я знаю, дорогая, ты имеешь полное право прогнать меня прочь. Я это заслужил.

Сколько раз я рисовала в мечтах его покаянное возвращение? Мне казалось, большего счастья просто не может быть. А сейчас, когда мечты ожили, я чувствую… нечто вроде раздражения.

– Мне надо в туалет, – говорю я и выхожу из комнаты. В ванной роюсь в сумке, достаю телефон и звоню Максу.

– Приветствую тебя, прекрасная соблазнительница, – раздается в трубке его голос.

– Послушай, Макс. Кое-что случилось. Так сегодня не будем встречаться, хорошо?

– У тебя неприятности?

– Вовсе нет.

– Правда? А голос какой-то… расстроенный.

– Нет, тебе показалось. Потом я все объясню. Не приезжай и не звони, меня не будет дома.

– Хорошо… как скажешь… но я буду страшно скучать.

Я крепко зажмуриваю глаза и слушаю его голос. Ничего страшного, говорю я себе, Макс все поймет. Роб стучит в дверь.

– Вив! С кем это ты разговариваешь? Выходи! У меня для тебя сюрприз.

– Я тоже буду скучать, – говорю я и даю отбой, потому что Роб начинает барабанить сильнее.

– Вив! – орет он.

Я открываю дверь.

– С кем это ты разговаривала, дорогая?

– Сама с собой.

Он хватает меня за руку и тащит в комнату. Он накрыл кофейный столик, красиво разложив еду, которую я купила в магазине деликатесов, и наполнил стаканы вином. Рядом с моим стаканом лежит изящная коробочка бирюзового цвета, перевязанная белым бантом.

– Открой ее, – взволнованно говорит Роб.

Дрожащими руками я развязываю бант. Поднимаю крышку и вижу крошечный мешочек, затянутый тесемкой. Роб, сияя, наблюдает за мной. Развязываю мешочек, и на ладонь мне, словно золотая струя, выскальзывает золотая цепочка с бриллиантовым кулоном изысканной огранки. Я перевожу взгляд на Роба. Его улыбка сверкает еще ярче, чем бриллиант.

– Примерь, – выдыхает он.

Я приподнимаю волосы, и он надевает цепочку мне на шею. Бриллиант холодит кожу. Взгляд Роба перебегает с кулона на мое лицо. А у меня перед глазами неожиданно возникает Макс, его темные глаза и широкие плечи. Самые сладостные моменты минувшей ночи вихрем проносятся в моей памяти.

– Я не могу принять такой дорогой подарок, – бурчу я.

– Но почему? Я купил это для тебя. Одна из первейших обязанностей успешного человека – осыпать свою девушку драгоценностями.

– Свою девушку?

– А чью же еще? Ты согласна снова стать моей девушкой?

– Пока не решила.

– Все равно прими эту вещицу в знак моей глубокой признательности и уважения.

– Спасибо.

– Лучшая награда для меня – поцелуй, – говорит Роб, выпячивая губы.

Я поворачиваюсь к нему. Внезапно его язык проникает между моими губами, а рука сжимает грудь. Я отступаю назад и сажусь на диван, касаясь пальцами кулона. Он кажется таким холодным и тяжелым.

– Такая огранка называется «эмеральд»? – спрашиваю, отпивая шампанское.

Роб садится рядом.

– Возможно, – отвечает он.

– Очень красиво.

– Красивые женщины должны носить красивые вещи, Вив.

Я ощупываю цепочку.

– Ты и в самом деле хочешь подарить мне это?

– А зачем еще, спрашивается, я это купил? – Роб берет меня за руку. – Вив! Разреши мне сегодня остаться у тебя. – Он смотрит мне прямо в глаза. – Сэм собирает вещи, и будет лучше, если я не стану при этом присутствовать.

– Понятно.

Я вспоминаю день, когда сама собирала вещи, и чувствую нечто вроде жалости к Сэм. Мужчина, воплощающий все мыслимые совершенства, вернулся ко мне, он полон желания вновь завоевать мое сердце и исправить ошибки, совершенные в прошлом. Странно, но сегодня он кажется мне каким-то поблекшим и выцветшим. За время нашей разлуки он словно стал ниже ростом. В моих мечтах Роб был божеством, а сейчас передо мной человек из плоти и крови, давший отставку своей невесте. Он на удивление похож на моего бывшего возлюбленного, и все-таки он чужой. Неужели я его разлюбила? Быть не может! Ведь я связывала с ним столько планов, столько надежд.

– Говоря честно, пару дней мне лучше не появляться дома, – продолжает Роб. – Конечно, я мог бы снять номер в отеле, но… – Он сжимает мою руку. – Вив, я хочу провести остаток жизни с тобой. Почему бы не начать прямо сейчас?

Я смотрю на наши переплетенные пальцы и вспоминаю, как он в первый раз сделал мне предложение. Тогда я была на седьмом небе от счастья. Ни до, ни после я не была такой счастливой. Интересно, доведется ли мне еще раз пережить что-нибудь подобное?

– Роб, разумеется, ты можешь остаться…

– Ты просто ангел! – кричит он и осыпает меня поцелуями.

Я пытаюсь реанимировать прежние чувства и целую его, широко открыв глаза. Ресницы у Роба по-прежнему на удивление длинные и бросают на щеку тень. Его язык сплетается с моим. Перед глазами у меня опять встает Макс, и я резко отстраняюсь.

– Что случилось? – спрашивает Роб.

– Я уже сказала, ты слишком торопишь события.

Он обиженно опускает голову, и я ощущаю знакомый приступ паники. Вдруг он сейчас уйдет! Вдруг я потеряю его опять!

– Но я все равно рада, что ты здесь, – тихо добавляю я, и Роб улыбается довольно, словно мальчишка, первым занявший очередь в школьный буфет.

Мы принимаемся за еду, благовоспитанно орудуя ножами и вилками. Вспоминаю об эротическом пикнике, который собиралась устроить, и острый приступ досады лишает меня аппетита. Роб чувствует себя как дома – включает музыку на компьютере, зажигает торшер и принимается рассказывать мне о своем романе с Сэм. Похоже, он считает меня биороботом, не способным на человеческие чувства. Как он не понимает, что у меня нет ни малейшего желания выслушивать историю их знакомства, которое, кстати, произошло спустя неделю после нашей разлуки. Не сомневаюсь, она действительно ослепила Роба своей красотой, но мне до этого нет ровным счетом никакого дела. Как, впрочем, и до ее фруктовой диеты. И до ее кретинов-друзей тоже.

Затем Роб переходит на свои деловые достижения. С законной гордостью повествует о том, что в этом году нашел чрезвычайно перспективных партнеров и, если так пойдет дальше, наверняка станет миллионером прежде, чем ему стукнет сорок.

Я наблюдаю, как за окном гаснут последние солнечные лучи, и чувствую, как часть моей души выпархивает в небо и летит над городскими крышами к Максу. В точности как воздушный змей. У Роба звонит телефон. Интересно, почему он выбрал такой неприятный звонок? Ни дать ни взять писк комара.

– Прости, но я должен ответить, – говорит Роб, открывает телефон и привычным движением прижимает его к уху. – Роб Уотерс слушает.

Я смотрю в дальний угол комнаты, где сгущается темнота, и слушаю его приглушенный голос.

– Хорошо. Только успокойся.

Он встает и выходит из комнаты.

Я собираю посуду, отношу в кухню и складываю в раковину. Наполняю раковину водой и смотрю, как плавают тарелки вверх дном. Проверяю, нет ли на телефоне сообщений. Есть одно, от Макса.

«Можешь позвонить? Ты, вообще, жива? А может, тебя захватила в плен злобная косматая горилла? Кажется, я не выдержу и приеду».

Быстро набираю ответ.

«Я жива-здорова. Не волнуйся и не приезжай. Завтра все объясню».

Возвращаюсь в комнату. Из компьютера доносится печальная мелодия, грудной женский голос поет об утраченной любви. Я выключаю музыку. Теперь мне слышно, как Роб шипит в трубку, кого-то увещевая. До меня доносится фразы типа «у тебя ничего не выйдет» и «ты об этом пожалеешь». Я брожу по комнате, напевая себе под нос:

– Он вернулся, вернулся, вернулся! Он хочет быть со мной!

Мои пальцы скользят по цепочке и ощущают холодную тяжесть бриллианта. Жизнь, о которой я мечтала, может начаться сегодняшним вечером. Жизнь с богатым, преуспевающим мужем. Жизнь, в которой у меня не будет никаких забот и тревог. У меня будет просторный дом, где я смогу устраивать шикарные вечеринки. А главное, у меня будут дети, четверо детей… и собака… и Макс будет носить меня на руках… то есть, конечно, Роб… Я представляю, как Роб несет меня на руках. Потом представляю своих детей. Почему-то все они похожи на Макса. Я смотрю вниз, вижу кота рыжего тигрового окраса и сразу вспоминаю Дейва. Кот крадется вдоль стены, останавливается и смотрит прямо на меня. Его глаза явно испускают энергетические токи, потому что я буквально прирастаю к месту. Зверь исчезает в тени, и я снова принимаюсь думать о Максе. Интересно, что он сейчас делает? Я скучаю по нему, это очевидно. Наверное, все это слишком необычно. Ситуацию, в которую мы попали, никак нельзя назвать заурядной. Долгие годы Макс был моим лучшим другом, и вдруг я узнала его… с неожиданной стороны. Неудивительно, что он не выходит у меня из головы. Но если я хочу осуществить свои заветные мечты, надо делать ставку на Роба. На Роба, который сердито разговаривает с кем-то по телефону, пока я нарезаю по комнате круги.

– Напрасно ты думаешь, что можешь мной вертеть, – доносится до меня.

Я подхожу к компьютеру и набираю адрес своего сайта:Тихое гудение, и на экране возникает заставка. Майкл поработал на славу! Я выбираю форум «Что у тебя на душе?». Никаких новых сообщений. Я дважды перечитываю стихи, посланные Максом. Пожалуй, стоит ему ответить. Звонит телефон, на экране высвечивается надпись «Люси». Как раз в этот момент в комнату входит Роб. Вид у него слегка взъерошенный. Он делает мне знак не брать трубку, но я качаю головой. Роб недовольно округляет глаза, а я ухожу в спальню вместе с телефоном.

– Алло? Алло? – раздается в трубке голос Люси.

– Я тебя слушаю.

– Черт, ты стала просто неуловимой. Где тебя носило?

– Если я расскажу, ты не поверишь. Догадайся, кто сейчас сидит в моей гостиной?

– Санта-Клаус? Иисус Христос?

– Роб.

– Опаньки!

– Он попросил меня стать его женой.

– Очень оригинально.

– Он порвал с Сэм. Представляешь, он подарил мне бриллиантовый кулон на цепочке, размером с орех.

Слушаю потрясенное молчание Люси.

– Сама понимаешь, я в шоке, – продолжаю, не дождавшись ее ответа. – Не знаю, как поступить.

– Гони его на фиг, – непререкаемым тоном заявляет Люси. – Он упустил свой шанс. Дай ему хорошего пинка под зад.

– Я сказала, он может остаться у меня, пока Сэм не переехала из его квартиры.

– После этого ты просто половая тряпка.

– Что я в тебе ценю, так это вежливость и изящество слога.

– Прости. Просто я не выношу этого надутого хлыща. Он тебя недостоин, детка.

– А еще я переспала с Максом.

– Вот шлюха.

– Причем несколько раз. Три, если быть точной.

– Ты не заливаешь? Вы с Максом и правда трахались?

– Можешь не сомневаться.

– Ну и как ощущения?

– Потрясающие.

– Я это знала. Знала, что ваша дружба кончится именно этим.

– А теперь ко мне вернулся Роб.

– И как ты намерена поступить?

– Не представляю.

– А по-моему, девочка моя, тут все ясно как день. Дай пинка под зад ублюдку Робу и падай в объятия паршивца Макса.

Я жую большой палец и думаю о том, что на словах все легко и просто. Особенно если эти слова произносит Люси. Она всегда завидовала материальному положению Роба. Говорила, что дуракам везет. Наверное, глупо обсуждать с ней мою проблему.

– Ты не знаешь, какой Роб на самом деле, – говорю я.

– Знаю. Он надутый хлыщ.

– Ладно, хватит об этом, – отрезаю я. – Расскажи лучше, что поделываешь.

– Трахаюсь с Рубеном, что же еще. Секс с ним – это что-то улетное.

– Правда?

Роб нетерпеливо стучит в дверь.

– Что ты там делаешь, милая?

Он стучит опять, на этот раз более настойчиво.

– Слушай, Люси, давай встретимся завтра во время перерыва на ланч, – шепчу я в трубку.

– Что, твоему хлыщу уже не терпится? Скажи ему, что разговариваешь по телефону.

– Завтра я тебе позвоню. Выбери время для встречи, идет?

– Нет, не идет.

Я слышу удаляющиеся от дверей шаги Роба.

– За ланчем поговорим как следует, – говорю я. – Расскажешь мне о Рубене…

– Вив! Это просто фантастика! Никогда раньше я…

– Рада, что ты хорошо проводишь время. Но я и правда не могу больше говорить. Встретимся завтра.

Роб сидит за компьютером и что-то печатает. Почувствовав, что я вошла в комнату, он поспешно сворачивает текст, встает и заключает меня в объятия.

– С кем ты болтала? – спрашивает он, покрывая мою шею поцелуями.

– С Люси.

– Ты все еще с ней дружишь?

– Да.

– По-моему, она законченная шлюха. Как-то раз ко мне подъезжала.

– Просто ей не чуждо ничто человеческое… Ты видел мой сайт? – киваю я в сторону компьютера.

Роб разжимает объятия и плюхается на диван.

– Нет, не видел. А у тебя теперь есть свой сайт? Я просто хотел уточнить кой-какие юридические тонкости.

– Это связано с работой?

– Нет, Сэм вздумала запустить лапу в мои денежки, – не глядя на меня, хмурится Роб. – Если мы с тобой поженимся, обязательно заключим брачный контракт.

Взгляд его по-прежнему устремлен в пространство. Я прислоняюсь к стене и внимательно смотрю на него. Что это он вдруг заговорил о брачном контракте? Минуту назад он жить без меня не мог.

– Мне казалось, брачные контракты заключают только кинозвезды и всякие там знаменитости, – замечаю я.

– Их заключают все здравомыслящие люди, которым не улыбается перспектива после развода работать мойщиками окон, – бубнит Роб.

– Понятно.

Роб наконец поднимает на меня глаза.

– Иди ко мне, любимая, – улыбается он.

Послушно сажусь на диван рядом с ним, и он сжимает мою руку мягкими и прохладными ладонями. Я смотрю вниз, на его ноги. До блеска начищенные ботинки, кашемировые носки идеально подходят к тону костюма. Мы так хорошо знаем свои привычные роли. Он – объект моего обожания. У него есть для этого все – и красота, и деньги. Я счастлива и благодарна за то, что это ходячее совершенство позволяет мне себя любить. Именно так было все пять лет, которые мы провели вместе. А теперь… а теперь я с удивлением обнаруживаю, что больше не хочу играть эту роль. Роб сдувает с моего лица прядь волос.

– Вив?

– Хм?..

– У тебя был кто-нибудь… за время нашей разлуки?

– Странно слышать такой вопрос от человека, который заявил, что между нами все кончено и он вступает в законный брак с другой девушкой.

Роб усмехается и продолжает смотреть на меня со щенячьим простодушием, ожидая более конкретного ответа.

– И все же? – настаивает он.

– Что «и все же»?

– Я должен знать.

– Что ты должен знать?

– Ты спала с кем-нибудь?

– Нет, все вечера сидела здесь и вышивала твои инициалы на кружевных платочках, – жеманно тяну я.

Он крепко сжимает мои пальцы.

– А как насчет Макса?

– А при чем тут Макс?

Краска заливает мне лицо до самых корней волос, словно меня уличили в магазинном воровстве.

– Ты… ты спала с ним? – никак не унимается Роб.

Я встаю и начинаю расхаживать по комнате. Кофейный столик разделяет нас с Робом, точно барьер.

– Роб, я не желаю об этом разговаривать. С кем бы я ни спала, к тебе это не имеет отношения…

– Нет, имеет, и самое прямое… если мы снова будем вместе… значит…

– Хочу тебе напомнить, что мы были вместе пять лет, ты несколько раз просил меня стать твоей женой, а потом всякий раз заявлял, что еще не готов к такому серьезному шагу. В конце концов мы расстались, и ты тут же обручился с другой женщиной. А сейчас ты заявляешь, что у тебя снова возникло желание на мне жениться. – Я буравлю его взглядом. – Ты играешь с моим сердцем, как с воздушным шариком. Я еще не решила, хочу ли я быть с тобой. И уж конечно, вовсе не собираюсь обсуждать, с кем я трахалась или не трахалась в твое отсутствие.

– Вив, ты, как всегда, красноречива и убедительна! – смеется Роб. – Теперь я точно знаю, ты с ним спала. Иначе не стала бы так кипятиться.

Он сидит на диване, вальяжно вытянув ноги и сияя белозубой улыбкой. Вся его фигура буквально излучает самодовольство.

– Ты хочешь быть со мной, Вив, – заявляет он. – Мы оба это знаем. Ты никогда не переставала меня любить.

– Самовлюбленный павиан!

Я хватаю подушку и швыряю в него.

– Очень хорошо, что ты облюбовал этот диван, солнышко, – говорю я со сладкой улыбкой. – Этой ночью тебе придется спать именно здесь.

Глава двадцатая Десять заповедей для тех, кто намерен порвать с бойфрендом ...

1. Честно и откровенно скажи ему о своем намерении.

2. Не пытайся смягчить боль удара и не иди на попятный.

3. Не тяни резину.

4. Не допускай, чтобы он застукал тебя с другим.

5. Не звони ему после расставания (этим ты только сильнее его растравишь).

6. Объясни ему причины, толкнувшие тебя к разрыву. Но ваш разговор не должен перерасти в очередное выяснение отношений.

7. Не занимайся с ним сексом в память о старых добрых временах.

8. Не принимай от него подарков/приглашений на обед/ в театр/на пикник.

9. Как бы ни сложился ваш разговор, не прибегай к рыданиям и истерическим выкрикам. Сохраняй спокойствие в любых обстоятельствах.

10. Не наноси ему ножевых ударов, а также ударов другими острыми или тупыми предметами.

Итак, меня домогаются двое мужчин… Вау! Всю жизнь мечтала попасть в подобную ситуацию. Ну, то есть не совсем в подобную. В мечтах за мою благосклонность сражались благородные рыцари или кто-нибудь в этом роде.

На практике все оказалось совсем не так приятно, как можно было подумать. Увы, суровая реальность и светлые девичьи грезы никогда не совпадают друг с другом. Откровенно говоря, настроение у меня довольно паршивое. Такое чувство, будто я кого-то обманываю. К тому же мне страшно.

В полночь от Макса приходит эсэмэска.

«Зарезервируй для меня завтрашнюю ночь, властительница моих дум. Я приготовил тебе сюрприз. М.».

Мне просто необходимо с ним увидеться! Я должна объяснить ему, что произошло, объяснить, что я еще не разобралась в собственных чувствах. Уверена, он все поймет. Проявит чуткость и терпение.

Утром я обнаружила у входных дверей записку от Роба.

«Сегодня вечером у нас грандиозная вылазка. Оденься соответственно».

Он ушел рано утром, задолго до того, как я проснулась. Оставил в ванной свою зубную щетку и бритву, а у дверей – пару шикарных ботинок. Так сказать, пометил территорию. Думаю, если я позволю ему вернуться, все будет в точности как прежде. Может, даже немножко лучше. Весь вопрос, хочу ли я этого. В подобном возвращении в прошлое есть что-то противоестественное.

Возобновлять наши отношения имеет смысл лишь в том случае, если мы полностью их перестроим. Предположим, мы действительно поженимся… тогда… я не могу больше об этом думать. Перед глазами у меня стоит Макс.

На автобусе еду на работу. Мимо проносятся лондонские улицы. Небо сегодня какого-то желтовато-серого оттенка; в воздухе, как и в моей голове, стоит туман. Как бы так устроить, чтобы сегодня вечером встретиться с обоими?

Сначала поужинать, или что там задумал Роб, а потом упорхнуть от него и отправиться к Максу. Я звоню Максу, гудки бьют мне в ухо на протяжении всей Эдвард-роуд, но он не отвечает. Мы проезжаем мимо зеленых просторов Гайд-парка, любители бега трусят по гравиевым дорожкам, туристы переминаются с ноги на ногу в ожидании экскурсионных автобусов. После поворота на Мейфер-стрит мои мысли тоже делают поворот. Теперь я думаю о Робе. Вот уже Бейкер-стрит, следующая остановка – моя. Я выхожу из автобуса. Очень хочется выпить кофе, но на это у меня нет времени. На сегодняшнее утро назначено совещание байеров. Я пересекаю улицу, запруженную машинами, и вхожу в здание офисного центра. Передо мной мелькает собственное отражение в темных стеклянных дверях. Сегодня я похожа на Одри Хепберн – тот же классический шик. Не хватает только газового шарфика на шее. А может, это будет легкий перебор.

В последний момент успеваю заскочить в лифт. Тем, кто уже внутри, приходится вжать животы. Какой-то тип с удивительно густой растительностью на руках нажимает кнопку «вверх» так сердито, словно это кнопка запуска ракеты с ядерной боеголовкой. Виновато смотрю по сторонам и замечаю Майкла. Притиснутый к жирному плечу Образины, он как ни в чем не бывало жует жвачку, ухмыляется и трясет головой. Лифт останавливается на его этаже, и он протискивается к выходу, предварительно ущипнув Образину за бедро. Поймав мой изумленный взгляд, он слегка кивает. Я провожаю его глазами, пока двери лифта не закрываются. Недоуменно поворачиваюсь к Образине. Она сияет улыбкой, ее зубы выпачканы помадой цвета запекшейся крови.

– Здравствуйте, Вив, – говорит она. – Вы ведь на двенадцатый этаж?

Все взгляды обращаются ко мне.

– Да, на совещание, – бормочу я. – Как и вы.

Теперь в центре внимания оказывается Образина.

– Надеюсь, во время этого чертова совещания можно будет заморить червячка! – гремит она. – А то сегодня я не успела позавтракать.

Я улыбаюсь и смотрю, как на табло номера этажей стремительно сменяют друг друга. На десятом этаже лифт пустеет. Вот и двенадцатый. Мы с Образиной вместе идем в офис, где проходит совещание. Образина проворно переставляет свои на удивление маленькие ножки в красных замшевых туфлях-лодочках.

– Так вы знакомы с Майклом? – спрашивает она.

Я не могу отрицать это обстоятельство и киваю в знак согласия.

– Мы с ним давние друзья, – сообщает Образина. – А вы давно его знаете?

– Не слишком, – бормочу я.

– Вот как… это человек, с которым стоит познакомиться поближе.

Образина заходится дребезжащим смехом.

Перед глазами у меня возникает жутковатая картина: Образина с Майклом занимаются сексом на черных шелковых простынях, барахтаясь, словно расшалившиеся щенки. На заднем плане, непонятно почему, какой-то тип играет на саксофоне.

Несмотря на кондиционеры, воздух в зале для совещаний пропах застарелым потом. У стены стоит столик на колесах, на нем – кружки, банка растворимого кофе, чайные пакеты, термос с горячей водой и тарелка со сладкими пирогами. Образина делает себе кофе, хватает кусок пирога с абрикосовым джемом и усаживается во главе овального стола, вываливаясь из кресла, точно тесто из кастрюли. С набитым ртом она озирается по сторонам. Открывает папку и бросает на стол кипу отпечатанных листков с повесткой дня.

– Будьте лапочкой, Вив, разложите это.

Я кладу по листку напротив каждого стула, скользя глазами по печатным строчкам. Первым пунктом значатся «меры по сокращению штатов». Тут наверняка будет о чем поговорить. Кристи и Злюка входят почти одновременно. Злюка кивает мне с непроницаемым лицом, на ней сегодня широченный балахон, усыпанный блестками, носки с рисунком в виде сердечек и зеленые замшевые босоножки. Кристи обошлась без особых экстравагантностей: шелковые штаны-султанки и бархатный пиджак. Она усаживается рядом со мной, распространяя запах цветочных духов.

– Что у нас сегодня? – шепотом спрашивает Кристи.

Я указываю на листок с повесткой дня. Кристи строит недовольную гримасу. Образина начинает вещать:

– Руководство обратилось к нам с просьбой составить план постепенного сокращения штатов. Мы переживаем сейчас период реорганизации, который требует снижения расходов. Это означает, что мы более не будем проводить масштабные исследования рынка, а также оплачивать такси для сотрудников и устраивать обеды для поставщиков. Также придется на треть сократить новые коллекции и уделить особое внимание рекламе. Вив, я надеюсь, что вы проявите расторопность. Необходимо, чтобы реклама нашей новой коллекции появилась во всех воскресных приложениях и по крайней мере в трех глянцевых журналах.

– Но для этого придется устроить презентацию с фуршетом и пригласить кучу журналистов, – говорю я.

Злюка что-то записывает в своем блокноте, тем самым действуя мне на нервы.

– Иначе ничего с места не сдвинется… – неуверенно продолжаю я. – Ведь они этого ждут…

Образина кивает.

– Делайте все, что считаете необходимым, только добейтесь нужного результата.

Злюка что-то яростно подчеркивает. Затем с решительным видом откладывает ручку и начинает говорить. Она последовательно рассматривает все товары, входящие в новую серию, разъясняя, что из них пойдет, а что нет.

– Съедобные трусы… товар перспективный… но пока что у нас нет никаких идей, как его продвигать. Этот проект разрабатывает Кристи, но я полагаю, Вив, вы тоже должны принять в нем участие.

Я киваю, чувствуя жалость к Кристи. Бросаю взгляд налево, но она сидит с невозмутимым видом и составляет список собственных покупок – жидкость для снятия лака, крем с эффектом загара и т. д.

– Что касается свечей со скандинавскими мотивами, от этого товара мы откажемся, – изрекает Злюка.

Кристи вздрагивает, словно ее дернуло током, и пишет в моем блокноте:

«Я заказала десять тысяч этих самых гребаных свечей!»

Рядом Кристи рисует испуганную рожицу. Внутри у меня все сжимается. Я быстро пишу:

«А ты провентилировала вопрос с заключенными?»

«Забыла», – отвечает она и рисует еще одну рожицу, на этот раз печальную.

Черт, черт, черт. По спине у меня ползут мурашки.

«Немедленно отмени заказ», – пишу я.

«Боюсь, это уже невозможно».

Я испускаю тяжкий вздох и озираю комнату затравленным взглядом. Смотрю на Злюку и вспоминаю о словесном предупреждении. Внезапно меня охватывает желание расхохотаться. В самом деле, это очень смешно – перебить ее и сообщить, что мы опять вляпались в дерьмо и десять тысяч никому не нужных, к тому же противоречащих этическим принципам свечей вскоре прибудут на наши склады. Но другого выхода нет. Молчание приведет к катастрофе.

– Я хотела сказать… насчет свечей… – лепечу я.

Злюка смотрит на меня поверх очков.

– Я была уверена, что мы будем продвигать этот товар. Заказ уже сделан, – сообщаю с виноватой улыбкой.

– Так отмените его, – рычит Злюка.

– К сожалению, это невозможно. Дело в том, что «Дом Рейнджер» предлагает большую серию подарочных наборов со свечами. Я думала, мы не будем им уступать и выпустим свою линию. Свечи очень эффектные… и недорогие.

– «Дом Рейнджер» и в самом деле запускает наборы со свечами?

– О да! – встревает Кристи. – Позолоченные свечи с рождественскими ароматами! Лучший способ создать атмосферу праздника!

– Наши свечи несколько иного плана, но ничуть не менее шикарны, – продолжаю я. – В стиле минимализма. Это вполне соответствует последним направлениям современного дизайна. Их реклама появится в следующем выпуске «Ливинг тудэй». Я уже обо всем договорилась.

Ложь, наглая ложь. Но я хорошо знакома с заместителем главного редактора «Ливинг тудэй». Может, как-нибудь вывернусь. Злюка смотрит в свой блокнот и что-то пишет.

– Хорошо, запустим пробную партию и посмотрим, как она будет продаваться, – бросает она.

Господи, кажется, пронесло. Я смотрю на Злюку, которая уписывает третий кусок пирога. Кристи сосредоточенно рисует в своем блокноте узоры. В квадрате окна голубеет летнее небо. Думаю о Максе и ощущаю приступ приятного возбуждения. Нет-нет, тут же спохватываюсь я, надо думать о Робе. Роб – любовь всей моей жизни, я несколько месяцев грезила о его возвращении, и вот мечты стали явью. Сегодня вечером он хочет устроить для меня какую-то грандиозную вылазку. Разумеется, я пойду… но мне ужасно хочется увидеть Макса. Любопытно, он сильно удивится, когда я скажу ему о возвращении Роба? Злюка продолжает бубнить. Я проявляю горячую заинтересованность упаковкой подарочного набора, гвоздем которого будет кожаная пудреница. Но мысли мои упорно улетают прочь. Что надеть сегодня вечером – вопрос, бесспорно, не из легких. Но еще более сложным представляется другой – с кем я хочу провести этот вечер.

Итак, я должна заняться рекламой. Откровенно говоря, я это ненавижу. Для того чтобы подать нашу убогую рождественскую коллекцию в выгодном свете, надо буквально вывернуться наизнанку. Съедобные трусы, повышающие потенцию! Аксессуары, бегущие впереди моды! Даже если наш торговый дом собирается всплыть кверху брюхом, как дохлый кит, никто не должен об этом догадаться. Я смотрю на список журналов и контактные телефоны редакторов. Пытаюсь найти знакомые имена. Кажется, я знакома с девушкой по имени Донна из «Санди рид». По-моему, именно с ней мы болтали о своих грядущих свадьбах на вечеринке для прессы в День святого Валентина. С ней еще был умопомрачительно красивый бойфренд. Так или иначе, я набираю ее номер первым.

– Донна Хайз, – раздается в трубке.

Я настраивалась на разговор с автоответчиком и потому испытываю легкую растерянность.

– Привет, Донна. Это Вивьен Саммерс из «Барнса и Уорта».

– Привет.

– Не знаю, помните ли вы меня… Мы познакомились на вечеринке в День святого Валентина.

– О да… Мы отлично провели время!

– Если там было целое море розового шампанского, кто-то должен был его выпить, верно?

– Да-а… все это было очень забавно…

– А как поживает ваш жених?

В трубке повисает молчание, такое глубокое, словно моя собеседница куда-то отошла.

– Когда состоится ваша свадьба? – спрашиваю я у пустоты.

– Э… свадьбы не будет… – вновь возникает в трубке голос Донны. – Мы расстались.

Досадная промашка. Я ставлю напротив ее имени восклицательный знак.

– Мне очень жаль, – бормочу я.

– Выяснилось, что он еще не готов к такому серьезному шагу.

– О, это бывает…

Разговор явно сворачивает не в ту колею. Надо поскорее вернуть его к съедобным трусам.

– Так он мне сказал. А теперь женится на другой, – торопится рассказать о наболевшем Донна. Голос у нее напряженный. – Через пять месяцев после того, как мы расстались!

– Представьте себе, со мной произошло в точности то же самое!

Через сорок минут спустя Донна из «Санди рид» дает согласие поместить в своем журнале статью о моем сайте. Потрясающее достижение! Но не из разряда служебных. Приближается время ланча. Я записываю возможные варианты слогана «Пикантная зима с „Барнсом и Уортом“», «Очаровательная безделушка для вкусного дела». Набираю номер Грэма из «Уик-энда». Уверена, он заинтересуется нашим предложением. Особенно если статью будет украшать фотография модели мужского пола в пресловутых съедобных трусах.

– Грэм Джексон…

– Здравствуйте, Грэм! Это Вив Саммерс из «Барнса и Уорта»…

– …Не может сейчас ответить на ваш звонок. Пожалуйста, оставьте сообщение или перезвоните позже.

Оставляю сообщение с просьбой поместить в «Уик-энд» две рекламные статьи. Когда я вешаю трубку, до меня доходит, что я куда больше говорила о своем сайте, чем о рождественских предложениях нашей драгоценной компании. Похоже, сайт становится навязчивой идеей. Надо бы обсудить на форуме новую животрепещущую тему… как в один вечер побывать на свидании с двумя мужчинами. Сейчас пойду перекушу, а потом обзвоню всех редакторов, указанных в списке, и пристрою наконец злополучные съедобные трусы.

Звонит телефон… Люси. Наверняка она уже выбрала кафе для нашего совместного ланча.

– Привет. Вив. Слушай, ты не возражаешь, если мы с тобой встретимся в какой-нибудь другой день?

– Возражаю. Очень даже возражаю. Мне необходимо с тобой поговорить.

– Понимаешь… у меня сегодня уйма работы, а оставаться вечером я не могу. Встречаюсь со своим сексуальным божеством.

– Значит, собственная похоть тебе дороже нашей дружбы?

– Вив, боюсь, так оно и есть… Мне очень жаль…

– Дерьмовая же ты подруга после этого!

– Каюсь, такая уж я есть. Неужели ты только что об этом догадалась? В любом случае, ты ведь хочешь поговорить об этом своем Робе, верно?

– Ну и что?

– А я уже сказала вчера, что я о нем думаю. За ночь мое мнение не изменилось. Дай ублюдку хорошего пинка под задницу.

– А что ты скажешь о Максе?

– Займись им.

– Все не так просто, как тебе кажется. Меня раздирают сомнения.

– У меня нет никаких сомнений, Вив! Я влюбилась!

– Рада за тебя.

– Это какое-то чудо! Вив, что он со мной вытворяет! Наконец-то я встретила мужчину, который соответствует мне по темпераменту!

– Повезло.

– Вив! Он доводит меня до исступления! До настоящего экстаза! У меня глаза едва не выскакивают из орбит. Никогда раньше я ничего подобного не испытывала.

Судя по всему, Люси собирается описывать свои любовные утехи во всех захватывающих подробностях. Не уверена, что я способна это вынести.

– Его язык сводит меня с ума…

– Послушай, Люси, ты не хочешь слышать о Робе, и я отношусь к этому с пониманием, – бесцеремонно перебиваю я. – А ты пойми наконец, что я не желаю вновь и вновь выслушивать, как твой искрометный трахальщик доводит тебя до оргазма. Мне совершенно неинтересно, что он там выделывает своим языком и какого размера у него член. У меня от этих рассказов просто уши вянут!

В трубке повисает тишина. Похоже, Люси грохнулась в обморок от моей бестактности.

– Какая ты скучная, Вив, – раздается наконец ее ледяной голос.

– При чем тут «скучная»? Решается вся моя жизнь, а тебе на это наплевать!

– А ты хочешь, чтобы я наплевала на свою собственную жизнь, да? Несколько месяцев я только тем и занималась, что утирала тебе сопли. Но вот наконец я встретила мужчину, который меня по-настоящему заводит! А когда я хочу о нем поговорить, ты заявляешь, что у тебя уши вянут. Вив, ты просто эгоистка.

– Никакая я не эгоистка.

– И ты нарочно выдумываешь проблемы, потому что тебе это нравится!

– Скажи, что ты так не думаешь!

– Не скажу. Потому что я действительно так думаю.

– Отлично. Так знай, это ты законченная эгоистка, а не я. Я всегда догадывалась, что ты терпеть не можешь Роба. Но верила, что ко мне ты хорошо относишься.

– Ах, какое прискорбное заблуждение! Я тебя просто не выношу. По крайней мере, сейчас.

Люси бросает трубку.

Поверить не могу, что мы разругались в пух и прах. Черт, черт, черт. К глазам подступают слезы. Такого махрового эгоизма я не ожидала даже от Люси. Но может, она права и я тоже эгоистка? Нет, враки. Все эти годы она только и делала, что подавляла меня своим превосходством. Мне приходилось признавать, что моя лучшая подруга обходит меня по всем статьям. Зарабатывает кучу денег. Имеет кучу любовников. Все мои проблемы казались ей пустяками, не стоящими внимания. Она… она просто меня унижала. Плевала на мои чувства. Нет, если эта высокомерная нахалка думает, что я позвоню ей первая, она очень сильно ошибается. Она считает, я выдумываю себе проблемы, потому что мне это нравится. Надо же такое сказать! По крайней мере, я не превращаю секс в наркотик! На всякий случай вытаскиваю из сумочки телефон, чтобы не поддаться соблазну ответить, если Люси все-таки позвонит. Я ее проучу. Пусть помучается.

Спускаюсь на лифте вниз, выхожу на улицу и направляюсь прямиком к главному универмагу «Барнс и Уорт».

В отделе косметики мое настроение резко повышается. Пусть Люси катится ко всем чертям! Для сегодняшнего дня мне нужна новая помада. Желательно более яркая, чем обычно. Продавец у стенда «Шанель», парень с удивительно густыми бровями, предлагает мне пурпурно-красную помаду и лак такого же оттенка. Покупаю и то и другое и отправляюсь в отдел женского белья. Взгляд мой сразу падает на выставленный в витрине шелковый темно-синий комплект с розовыми ленточками. Не раздумывая, покупаю и его. Хорошо, что пора возвращаться на работу, не то я непременно влезла бы в новые траты. Женщина, с которой я поднимаюсь в лифте, чем-то похожа на мою бабушку. Может, стоит поговорить с бабушкой о преимуществах Роба перед Максом. Или наоборот. Но мне заранее известно все, что она скажет. К тому же в последнее время бабушка чувствует себя не лучшим образом, и лишние волнения ей ни к чему. Мне бы следует позвонить ей и узнать, как здоровье.

Я пишу «позвонить бабушке» на листе с контактными телефонами и подчеркиваю эту фразу дважды. Телефон мигает, значит, пришло сообщение. Похоже, Люси.

«Привет, Вив. Наша сегодняшняя встреча отменяется. М.» – высвечивается на дисплее.

Дикость какая-то. Что он имеет в виду? Я звоню ему.

– Это Макс, – сообщает автоответчик. – Пожалуйста, оставьте сообщение.

– Здравствуй, любитель тайн и загадок. Не поняла твоего сообщения. Почему это наша встреча отменяется? И где ты сейчас?

Я даю отбой и звоню снова, на тот случай, если он не слышал звонка. Ответа по-прежнему нет. Не понимаю, из-за чего он на меня взъелся? Я еще ничего не успела ему рассказать. Может, Макс дуется из-за того, что я не ответила на сообщение, которое он послал прошлой ночью? Глупость какая-то. Я хочу его увидеть, мне нужно с ним поговорить. Звоню опять. Снова чертов автоответчик. Даю отбой. В моей душе начинает шевелиться жуткое подозрение. Вдруг он узнал, что ко мне вернулся Роб? Я оставляю еще одно сообщение:

– Макс, прошу, позвони мне. Это срочно.

Я сижу за столом и изучаю оттенок новой помады, нанеся ее на тыльную сторону ладони. Входит Кристи с бумажным стаканом, распространяющим омерзительный запах. В стакане какая-то коричневая бурда.

– Кристи, что за дрянь ты притащила? Воняет канализацией.

– При чем тут канализация? Это суп мисо с водорослями с сыром тофу. Между прочим, очень полезен для здоровья.

– Не сомневаюсь, что это отличное рвотное средство.

Кристи достает пластмассовую ложку и начинает поедать свой суп, громко хлюпая. К ее верхней губе прилипают ярко-зеленые обрывки водорослей. Я смотрю в окно и думаю о Максе. Беспокойство мое усиливается с каждой минутой. Надеюсь, он ни о чем не узнал и не собирается со мной порывать. Вот идиотка! Я совсем запуталась, и, как назло, мне не с кем посоветоваться. Может, на худой конец, сгодится Кристи? Я поворачиваюсь к Кристи.

– Вчера ко мне вернулся Роб.

– Обалдеть!

Кристи бросает ложку и, скорчив мученическую гримасу, допивает содержимое стакана. На носу у нее остается зеленоватая полоса.

– Ты запачкалась, – говорю я.

Кристи вытирает лицо бумажным носовым платком.

– Слушай, он ведь собирался жениться на какой-то офигенной красотке. Она что, дала ему отставку?

– Нет, это он дал ей отставку. Говорит, что хочет жениться на мне.

– Супер! У него ведь денег до дури, верно?

– Верно.

– И собой так хорош, что хоть на обложку журнала?

– Да.

– Вив, как тебе повезло!

– Ты думаешь?

– Еще бы нет!

Кристи метко швыряет бумажный стаканчик в урну.

– Ох, вот бы мне закадрить такого парня. Любая девушка об этом мечтает.

Я снисходительно улыбаюсь. Кристи достает из сумочки зеркальце и скалится, проверяя, не осталось ли на зубах водорослей.

– Значит, ты выйдешь за него замуж?

– Еще не знаю, – вздыхаю я. – Надо подумать!

– О чем тут думать! – возмущается Кристи. – Достанься он мне, я бы пылинки с него сдувала.

Кристи достает блеск для губ карамельного цвета. Через минуту ее губы выглядят так, словно их покрыли сахарной глазурью. Она довольно смотрится в зеркало.

– Значит, ты считаешь, раздумывать не о чем? – уточняю я.

– Конечно не о чем! Хватайся за него обеими руками! – заявляет Кристи. В словах ее не слышится ни малейшей иронии.

На мне облегающее трикотажное платье, черное, с глубоким вырезом. Платье новое, Роб его не видел. Я пытаюсь застегнуть на шее цепочку с бриллиантовым кулоном, когда с улицы доносится гудение такси. От неожиданности едва не подпрыгиваю на месте. Спокойно, говорю я себе, спокойно. Это всего лишь свидание. Проверяю, не запачканы ли зубы помадой. Вечер прохладный, и я надеваю куртку. Из-под нее торчит подол платья, что, мягко говоря, выглядит не слишком элегантно. Робу это явно не понравится. Я сбрасываю куртку, спускаюсь по лестнице, осторожно переступая на высоких каблуках, и проскальзываю на заднее сиденье ожидающего у подъезда «мерседеса». Новые трусики, пожалуй, маловаты. Спрашиваю у водителя, куда мы едем, но он лишь качает головой.

– Не могу вам сказать, мэм. Человек, который сделал заказ, сказал, что это сюрприз.

В зеркале заднего вида я вижу, что он улыбается. На ветровом стекле болтается крошечная пластиковая елочка, распространяющая синтетический запах освежителя воздуха. В темном потоке машин мы двигаемся по направлению к Вест-энду.

– Сегодня ваш день рождения, мэм? – спрашивает водитель и снова улыбается, показывая зубы, похожие на обгорелые головешки.

– Нет.

– Ваш друг хочет произвести на вас впечатление, – смеется водитель.

Я пытаюсь представить Роба, который ждет меня где-то, предвкушая мое удивление и восторг, но мое воображение дает сбой. Хотя производить впечатление – излюбленное занятие Роба. Он не сомневается в своем таланте делать это всегда и при любых обстоятельствах. В голове у меня проносится дикая мысль. Что, если попросить таксиста повернуть на север, к дому Макса? То, что он до сих пор не ответил на мои звонки и сообщения, очень странно. Обычно он отвечает без промедления, он ведь жутко любопытный. К тому же я пока ничем его не обидела, и он не имеет ни малейшего права на подобную грубость.

Думай лучше о Робе, приказываю я себе. Тебе предстоит вечер с мужчиной, которого ты любила… то есть, возможно, любишь по-прежнему. Расслабься и получай удовольствие.

Машина останавливается у дверей одного из ресторанов в Сохо. Достаю кошелек.

– Не надо, мэм, – говорит шофер. – Все уже оплачено.

– Вот и хорошо, – бормочу я.

– Желаю приятного вечера, – улыбается шофер.

Я выхожу из машины на тротуар. Кто-то распахивает передо мной двери ресторана. Миную вестибюль, выдержанный в индустриальном стиле, и оказываюсь в сумрачном, как пещера, зале, заставленном столиками. В воздухе звенят голоса и смех. По замыслу дизайнера, основным элементом здесь являются трубы, которые, словно змеи, свернулись на стенах и потолке. До смешного смазливый гардеробщик скалит в улыбке белоснежные зубы. Блестящая стальная дорожка, по которой я иду, сворачивает направо и превращается в балкон, который тянется вдоль всей стены. За стойкой бара, тоже стальной и тоже блестящей, скучает какой-то прилизанный парень в белом льняном костюме. А вот и Роб за одним из столиков. Увидев меня, он ставит стакан и поднимается мне навстречу. Мы целуемся, я замечаю, что наши глаза находятся на одном уровне, и испытываю приступ неловкости. Надо было надеть каблуки пониже. Роб, как и всегда, выглядит умопомрачительно. Светло-серый костюм сидит на нем безупречно. Он так хорош, что больно смотреть. Он улыбается и по-мальчишески смотрит чуть исподлобья. Получается чертовски обаятельно.

– Как ты сегодня красива, – говорит он, отодвигая для меня стул. – Две водки с мартини, – бросает он подоспевшему официанту, не отрывая от меня глаз.

– Вообще-то я предпочла бы белое вино! – восклицаю я.

Официант возвращается.

– Ты не возражаешь, если я выпью сухого белого вина? – поворачиваюсь я к Робу.

– Возражаю. Белое вино – это слишком заурядно, а сегодняшний вечер должен быть особенным.

Он берет меня за руку и принимается поглаживать мои пальцы.

– А почему ты не надела кольцо? – спрашивает он.

Я отдергиваю руку. Роб опять торопит события.

– Не захотела, – бросаю я и, заметив обиду в его глазах, добавляю: – Я еще не созрела, чтобы его носить… но скоро…

– Вив, ты моя, и я хочу, чтобы весь мир об этом знал, – с пафосом заявляет Роб, вновь завладевает моей рукой и начинает ее наглаживать так усиленно, словно рассчитывает вызвать этим действием джина.

Я улыбаюсь. Нет, я больше ему не принадлежу, и эта мысль так меня расстраивает, что я гоню ее прочь. Ничего, пройдет время, и я снова полюблю его так же сильно, как любила прежде. Снова стану ему доверять.

Я смотрю вниз, в обеденный зал. Официанты в белых куртках проворно снуют между столиками, забегая в открытую кухню. В центре возвышается нечто вроде подиума, с которого метрдотель надзирает за происходящим.

– Крутое местечко, – замечаю я. – Никогда здесь не была.

– Это закрытый клуб, – сообщает Роб.

– И каков же членский взнос?

– Восемь штук в год.

– Вау! И давно ты сюда вступил?

– Пару месяцев назад.

Официант приносит выпивку в тяжелых высоких стаканах. Ставит на стол тарелки с солеными миндальными орешками и печеньем в виде полумесяцев.

– За нас! – говорит Роб, поднимая стакан.

Я делаю глоток обжигающе-ледяной жидкости. Запах чистого алкоголя ударяет в нос. В следующее мгновение у меня перехватывает горло. Я торопливо набиваю рот печеньем, но выясняется, что оно посыпано острым перцем чили. Хватаю стакан с мартини, отпиваю из него и наконец, со слезами на глазах, проглатываю кошмарную смесь. Виновато улыбаюсь Робу. Он хохочет.

– Непривычный вкус, правда?

– На самом деле мне даже понравилось, – говорю я и, чтобы доказать это, делаю еще глоток. У меня довольно изощренные гастрономические пристрастия, как-то раз я даже ела устрицы. С содроганием я проглатываю спиртное.

Роб смотрит на меня с простодушным любопытством и подвигает мне тарелку с печеньем.

– Хочешь еще?

– Нет, спасибо. – Я качаю головой, глядя на посыпанные красным перцем полумесяцы.

– Вив, с тобой не соскучишься!

Роб берет мой стакан и, не отрывая от меня глаз, выпивает его до дна. Свободной рукой он делает знак официанту. Я смотрю, как при каждом глотке напрягается гладкая кожа у него на шее. Роб вытирает губы и делает новый заказ:

– Принесите даме бокал сансера.

– И стакан воды без газа, – добавляю я.

Официант кивает и несколько шагов почтительно пятится задом, прежде чем позволить себе повернуться. Роб влюбленно смотрит на меня и задумчиво качает головой.

– Что? – спрашиваю я.

Он подносит мою руку к губам, поворачивает ее ладонью вверх и нюхает мое запястье.

– Твой аромат сводит меня с ума, – воркует Роб.

Меня почему-то начинает разбирать смех. Надо держать себя в руках. Роб вертит в пальцах мой бриллиантовый кулон.

– Тебе очень идет эта вещица, – замечает он.

– Спасибо. Мне подарил ее старый друг, – шутливо говорю я.

– О, должно быть, это очень хороший друг, – улыбается Роб.

Я чувствую, что попала в западню. Он обложил меня со всех сторон.

Официант приносит вино и, после того как я его выпиваю, с почетом сопровождает нас вниз и передает на попечение метрдотеля. Тот скользит по мне взглядом и улыбается Робу, как старому знакомому.

– Добрый вечер, мистер Уотерс. Ваш любимый столик ждет вас.

– Спасибо, Патрик.

Роб сует в руку метрдотеля сложенную банкноту. Вслед за мелко семенящим официантом мы лавируем между столиками и наконец оказываемся в уютном закутке, расположенном в дальнем конце зала. Роб опускается на диван, обитый искусственно состаренной кожей, и приказывает официанту принести еще вина и закуски. Я озираюсь по сторонам, чувствуя приступ легкого раздражения. Понятное дело, Роб хочет произвести на меня впечатление. Но с каких это пор у него появился в этом навороченном клубе любимый столик?

– Это самый удобный столик, – говорит он, закрывая меню.

– Поэтому ты и считаешь его своим, – улыбаюсь я.

– Я же сказал, я член клуба. Платить такие деньги и не иметь своего столика было бы странно.

– Значит, ты здесь завсегдатай. А я-то думала, ты поведешь меня в какое-то особое место, – смеюсь я.

Роб недовольно хмурится.

– Черт возьми, Вив, какое тебе еще нужно особое место? Ты что, бывала в клубах вроде этого?

Капля его слюны попадает мне на щеку. Я утираюсь полотняной салфеткой. Когда я поднимаю глаза, Роб спокоен и невозмутим по-прежнему. Его рука скользит под стол и сжимает мое колено, словно он хочет погреть ладонь.

– Вивьен, я мечтаю провести свою жизнь лишь с тобой одной… – заводит старую песню Роб. – Прошу тебя, стань моей женой…

– Гляди-ка, у тебя получились стихи, – глупо замечаю я.

Рука Роба соскальзывает с моего колена.

Он обводит глазами ресторан, и его лицо начинает слегка подрагивать.

– Прости, Вив. Наверное, ты думаешь, я пускаю тебе пыль в глаза. Но я правда пытался сделать тебе приятное. Вижу, мне это не удалось.

– Почему? – торопливо возражаю я. – Очень даже удалось. Мне здесь нравится. Просто я немного скучаю по тебе… каким ты был прежде. До тех пор, пока не преуспел в бизнесе… и во всем прочем.

– Разве быть успешным человеком плохо? По-моему, это очень приятно.

– Не сомневаюсь, – киваю я, глядя на свои руки. – Но мне немного жаль тех дней, когда мы заказывали пиво и пасту в дешевых забегаловках.

– Я ни капельки не изменился.

– Карпаччо из осьминога с можжевельником… мэм?

Официант ставит на стол тарелку, больше похожую на произведение искусства.

– Сэр?

Роб складывает салфетку, берет нож и вилку, ловко поддевает кусочек, отправляет его в рот и начинает тщательно пережевывать.

– Восхитительно, – выносит он вердикт и отпивает глоток вина. – Мускаде прекрасно сочетается с морепродуктами.

Я тоскливо смотрю на тарелку, аппетит у меня пропал полностью.

Наша трапеза тянется томительно долго. Каждое новое блюдо превращается для меня в настоящее испытание. Роб, как назло, заказывает какие-то экзотические диковины, которые неаппетитно выглядят или же имеют отвратный вкус. Или то и другое сразу. К десерту, основой которого являются сырые яичные желтки, мой желудок начинает протестовать. Но вот наконец приносят счет, и мы выходим в вестибюль.

Роб сегодня из кожи вон лез, стараясь поразить меня своими понтами. Я тоже из кожи вон лезла, стараясь убедить себя, что прекрасно провожу время. В этом и была наша ошибка. Если бы мы оба позволили себе расслабиться, скорее вошли бы в привычную колею.

Еще одна проблема состоит в том, что я все время думаю о Максе. Достаю телефон, чтобы проверить, не пришла ли от него эсэмэска. По-прежнему нет. Я переживаю из-за него, и это странное чувство. Прежде я всегда чувствовала, что имею над Максом власть. А теперь, подобно всем тем девицам, что за ним бегают, умираю от желания услышать его голос в телефонной трубке. Как-то раз одна из них позвонила, когда я была у Макса в гостях, и он попросил меня снять трубку. Несчастная заявила, что утопится, если не поговорит с Максом.

«Пусть топится, если хочет», – хмыкнул он, когда я передала ему угрозу, и добавил, увидев мое возмущенное лицо: «Дерьмо, как известно, не тонет». Тогда я проговорила с истерически рыдающей девицей добрых полчаса, убеждая ее, что Макс сам полное дерьмо. А сейчас оказалась на ее месте.

Мы с Робом усаживаемся на заднее сиденье такси, и тут выясняется, что в запасе у него есть еще один сюрприз. Я понятия не имею, куда мы едем, и тупо смотрю на пролетающую мимо Трафальгар-сквер. Выбираясь за пределы Центрального Лондона, я всегда предвкушаю нечто необычное, но сейчас голова моя слишком затуманена винными парами. Роб вальяжно раскинулся на сиденье, огни встречных машин выхватывают из темноты его точеный профиль. Время от времени он поглаживает мое бедро.

– Тебе понравилось в ресторане, дорогая? – спрашивает он.

– Да, все было очень изысканно, – улыбаюсь я.

– А ты не хочешь сказать «спасибо»?

Я резко поворачиваюсь, надеясь, что он шутит.

– Что?

– Я говорю, ты не хочешь сказать «спасибо» за ужин, который я только что оплатил?

Щеки мои заливает краска.

– Разве я не поблагодарила тебя в ресторане?

– И не подумала.

– Спасибо за прекрасный ужин, Роб, – лепечу я.

– Хорошая девочка, – мурлычет он.

Снова отворачиваюсь к окну. Рука Роба, пригревшаяся на моем бедре, теперь кажется мне тарантулом. Такси сворачивает налево и летит по Пикадилли. Я откидываюсь на спинку сиденья, Роб смотрит в вырез моего платья, на мелко подрагивающий бриллиантовый кулон, потом встречает мой взгляд и улыбается. Я тоже улыбаюсь, оправляя платье. Не знаю, что со мной творится, но мне ужасно хочется выскочить из машины и убежать прочь. А ведь рядом – человек, о котором я мечтала, по которому пролила океаны слез. Он действует в точности так, как мне представлялось в самых сладких грезах, а я при этом изнемогаю… от раздражения и досады. Такси останавливается. Проходит несколько секунд, прежде чем я понимаю, куда мы приехали. Роб берет меня за руку, и мы входим во внутренний двор. Там есть киоск, в котором он покупает шампанское. Перед главным подъездом галереи собралась целая толпа, к которой мы присоединяемся. Я замечаю рекламные плакаты выставки.

– Это ведь Королевская Академия живописи, да, Роб? Зачем мы сюда приехали?

– Сегодня открывается летняя выставка. Я решил купить тебе в подарок картину. Только ты сама должна ее выбрать.

– Это совершенно ни к чему. И я не хочу туда идти.

– Конечно, в вечер открытия на выставке всегда толкотня. Зато можно увидеть знаменитостей… Что ты сказала?

– Меня, кажется, слегка тошнит. Давай лучше пройдемся.

– Не дури, Вив. Мы, конечно, пройдемся, только по галерее. Я знаю, ты любишь живопись. Нарочно устроил тебе сюрприз, а ты ломаешься. Кончай!

Он шутливо шлепает меня по заду.

– Наверное, я съела что-то не то. По-моему, у меня поднимается температура.

– Все это мнительность. Идем, идем. Тебя ждет настоящее пиршество для глаз.

Роб хватает меня за руку и тащит в первый зал.

– Почти все художники, работы которых здесь выставлены, пришли на открытие, – сообщает он. – Интересно бы посмотреть, кто создал вот этот шедевр.

Мы стоим перед гигантским яйцом из синего стекла.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках Макса. Может, это и есть сюрприз, о котором он говорил в своей эсэмэске. Наверное, он тоже собирался привести меня сюда. Хотел, чтобы я была рядом в вечер открытия выставки. А я даже не дала себе труда ответить. Черт! И почему только я такая идиотка! Не сумела понять, как это для него важно. А потом еще имею наглость сердиться, что он не отвечает на мои звонки. Сердце мое колотится. Ни в коем случае нельзя сталкиваться с Максом сейчас, когда рядом со мной Роб.

Я снова окидываю зал взглядом. За исключением двух полотен на стенах, здесь выставлены скульптуры. Если мы все время проторчим здесь, шансы избежать встречи с Максом существенно повышаются.

– Господи, до чего я обожаю скульптуру! – с фальшивым воодушевлением восклицаю я и хватаю Роба за руку, не давая ему двигаться дальше. Мы останавливаемся около какой-то фигуры из ржавого железа. Фигура состоит из одних острых углов, кажется, она вот-вот рухнет, превратившись в груду металлолома.

– Очень глубоко, – восторженно шепчу я. – По-моему, здесь отражено современное состояние человечества.

– Уж слишком это состояние неприглядное, – бурчит Роб. – Ты бы хотела поставить это страшилище в своей гостиной?

– Не знаю, – вздыхаю я, тревожно озираясь. – По-моему, это прекрасно.

– Ты серьезно? – Роб недоверчиво смотрит на меня. – Честно говоря, я предпочел бы какую-нибудь эффектную картину. Пойдем посмотрим, что в других залах.

Роб делает широкий жест рукой, в которой он держит пластиковый стакан с шампанским. Сквозь арочный проем видно, что в соседнем зале полно народу. Я обмахиваюсь буклетом выставки, как веером.

– Погоди. У меня кружится голова. – Я плюхаюсь на скамью. – Наверное, слишком много выпила.

Роб недовольно хмурится.

– В чем дело, дорогая? Не так уж много ты пила.

– Мне нужно выйти на свежий воздух, – заявляю я.

Роб скользит глазами по залу и замечает еще один арочный проем.

– Давай пройдем через тот зал, там не так много народу, – говорит он, хватает меня за руку и заставляет встать.

Мы оказываемся в другом зале. Кучка ценителей прекрасного толпится перед огромным полотном, висящим на стене. Я вяло перебираю ногами, Роб подталкивает меня в спину. У самого выхода я бросаю взгляд на толпу. Какой-то тип в твидовом костюме делает шаг в сторону, и мое сердце судорожно сжимается. В толпе стоит Макс или, по крайней мере, кто-то чертовски на него похожий! Высокий парень в черной рубашке и джинсах, темные вьющиеся волосы зачесаны назад. Твидовый костюм продолжает маневрировать, закрывая мне обзор. Стою ни жива ни мертва.

– Знаешь, мне кажется, мы вряд ли найдем здесь что-нибудь подходящее, – говорю я. – Все это не наш стиль.

Роб берет меня за руку и привлекает к себе.

– Да ведь мы еще ничего толком не видели!

– Роб, ты делаешь мне больно!

Роб выпускает мою руку и тут же обнимает за талию. Твидовый костюм отходит прочь, а Макс (теперь я точно вижу, что это он) поворачивается и глядит в нашу сторону. Так и не осознав, что он видел, он отворачивается и через секунду поворачивается вновь. Смотрю на него, умирая от желания провалиться. Удивление, боль, разочарование и ярость последовательно сменяются на его лице, пока он направляется к нам, расталкивая людей, снующих у него на пути. Останавливается передо мной, испепеляя меня взглядом, и я чувствую себя последней преступницей.

– Макс!

Я поднимаю руку, чтобы коснуться его лица, но так и не решаюсь это сделать. Рука Роба, обнимающая мою талию, напрягается.

– Вивьен, как это ты еще осмелилась признаться, что знаешь меня. Не боишься рассердить своего ненаглядного?

Макс скалится, как разъяренный волк.

– Это вовсе не то, что ты думаешь, Макс, – тараторю я. – Сегодня я целый день пыталась тебе дозвониться…

– Какая разница, что я думаю? Или ты считаешь меня полным кретином?

Его взгляд прожигает меня насквозь. Я касаюсь его руки, но он стряхивает мою ладонь.

– Полегче на оборотах! – говорит Роб, и Макс поворачивается к нему.

– Тебе лучше заткнуться и не тявкать, сучонок. Или я заставлю тебя подавиться собственными зубами. Это касается только ее и меня.

Он смотрит на меня брезгливо, как на омерзительное насекомое.

– Что я такого сделала? – лепечу я, чувствуя, как мои глаза застилают слезы.

– Ты меня предала, – чеканит Макс, переводя взгляд с меня на Роба и обратно на меня. – Желаю удачи вам обоим.

Он резко поворачивается и уходит прочь, проталкиваясь сквозь толпу. Я смотрю ему вслед, убитая, униженная, уничтоженная.

– Похоже, он на радостях крепко перебрал, – шипит Роб. – Кстати, ты говорила, вы с ним всего лишь друзья.

Я отталкиваю руку Роба и бегу вслед за Максом. Люди удивленно смотрят на меня и качают головами.

– Макс, подожди! – ору я, но толпа закрывает его от меня. Я верчусь на месте, комната, люди, картины расплываются у меня перед глазами. – Макс!

Но его нигде нет.

Глава двадцать первая Обычное недоразумение ...

Любовный коктейль № 1 – «Разбивающий сердца»

На одну порцию водки – по две чайные ложки сахара и свежей мяты, а также сок одного лимона. Долить в стакан содовой воды и все как следует перемешать. Добавить лед. Готово, нет более разбитых сердец!

Моника, Лондон

...

Любовный коктейль № 2 – «Соблазнитель»

Смешать в высоком стакане одну порцию текилы, имбирное пиво и лимонный сок. Добавить лед и подать своей жертве.

Лизи, Брейнтри

...

Любовный коктейль № 3 – «Секс-бомба»

Смешать две части сливочного ликера «Бейлиз» с двумя частями бренди. Налить в стакан через кусочек льда.

Если под рукой нет необходимых ингредиентов, можно просто раздеться догола, сесть в кресло с высокой спинкой, взять в руку стакан скотча и посмотреть, что из этого выйдет.

Каролина, Перт

Я дома, валяюсь на диване и чувствую себя последней дрянью. В животе у меня свинцовая тяжесть. Не могу понять, что это – алкоголь, тоска или все вместе? Мысленно я снова и снова прокручиваю сцену в галерее, пытаясь увидеть ее глазами Макса. Он хотел, чтобы я пошла с ним на открытие выставки, это ясно. А я и знать не знала, что это открытие назначено на сегодняшний вечер.

Наверное, он ждал, что я отвечу на его сообщение немедленно, и рассердился, когда я этого не сделала. Поэтому и прислал эсэмэску о том, что сегодняшний вечер отменяется. Поэтому и на звонки не отвечал. А потом он увидел меня в галерее в обнимку с Робом! И все же что-то не сходится. Макс никогда не был обидчивым. Вряд ли он стал бы становиться в позу из-за того, что я не сразу ответила на сообщение.

Тогда почему он прислал ту странную эсэмэску? Почему не захотел разговаривать со мной по телефону? Вопросы остаются без ответа. Одно я знаю точно – когда он увидел меня рядом с Робом, у него земля ушла из-под ног. Сейчас он меня ненавидит, в этом можно не сомневаться. Так что звонить ему не имеет смысла. Лучше дождаться, когда он остынет. Если он согласится меня выслушать, я все объясню и попрошу прощения.

Чертов Роб, долбаный Уотерс! Зачем он потащил меня в эту проклятую галерею! Ведь я же ему говорила, что не хочу идти. Кстати, где он застрял? Надо закрыть глаза, а то комната противно кружится. Кошмар, кошмар, кошмар.

Я думаю о Максе, представляю себе его искаженное яростью лицо и задыхаюсь от ненависти к себе. Наверное, он решил, что я вернулась к Робу из-за денег. Можно не сомневаться, именно так он думает. Я причинила ему страшную боль. А этого мне хотелось меньше всего на свете.

В комнату входит Роб и протягивает мне стакан бренди. Качаю головой, и комната тоже начинает качаться. Вот паскудство, я напилась в стельку. И что особенно паршиво, все помню, словно трезвая. Роб садится на диван рядом со мной и гладит меня по волосам.

– Как ты себя чувствуешь? – ласково спрашивает он. – Я ему еще покажу. Добьюсь того, что его жалкую мазню уберут с выставки.

– Не смей! – стону я.

– Но этот болван набросился на тебя как бешеный… только из-за того, что мы снова вместе.

– Это не так… дело не в этом…

– Успокойся, дорогая, и забудь. Ты дома, рядом со мной. Я никому не дам тебя в обиду.

Его красивое лицо совсем близко от моего, на губах играет улыбка, легкий аромат туалетной воды щекочет ноздри. Пытаюсь взглянуть ему прямо в зрачки, но у меня болят глаза. Он целует меня в щеку. Я упорно продолжаю думать о Максе. Как бы мне сейчас хотелось оттолкнуть Роба, соскочить с дивана и броситься искать Макса. Пусть он пошлет меня в задницу. Прежде успею ему объяснить, почему оказалась в галерее вместе в Робом.

Мысль о том, что Макс пошлет меня в задницу, царапает меня изнутри, как зазубренное стекло. Невозможно представить, чтобы Макс меня послал. И все же он это сделал, гори все синим пламенем! Как он смел обращаться со мной как с последней мразью? Может, я поступала правильно, все эти годы оставляя его на положении друга. А потом совершила ошибку.

– Проблема в том, что он слишком страстный, – к немалому собственному удивлению, произношу я вслух.

– Хмм. Забудь о нем, Кролик, – шепчет Роб и целует меня в шею.

Его рука скользит по моему бедру вверх и оказывается под платьем. Я наблюдаю за процессом отстраненно, словно Роб лапает кого-то другого. Откидываю голову назад, но комната снова начинает изображать из себя карусель.

– Я так тебя хочу, – лопочет Роб, уткнувшись носом в мое бедро. – Хочу прямо сейчас.

Обидно, что все слова о любви, которые говорил мне Макс, были самым обыкновенным враньем. Никогда он меня не любил. Иначе он взял бы сегодня трубку и объяснил, по какой причине так взбеленился. А он отделался короткой холодной эсэмэской. Нет, влюбленные люди так себя не ведут!

Тьфу, опять этот противный кислый вкус во рту. Я встаю, чтобы выпить стакан воды, и снова укладываюсь на диван. Роб теребит розовые ленточки на моих новых трусиках. Комплект оказался очень удобным, зря боялась, что он маловат. Смотрится очень мило. К тому же я купила его с двадцатипроцентной скидкой, предусмотренной для служащих «Барнса и Уорта». Надо отдать должное Робу, волосы у него шикарные. Особенно сейчас, когда они так эффектно падают на лоб. Он целует мою ногу и становится похожим на птицу, клюющую корм.

Макс заявил, что я его предала. Спрашивается, почему? Он сам отменил нашу сегодняшнюю встречу. И мои чувства его ничуть не волновали. А то, что он отказался разговаривать со мной по телефону, – это откровенное свинство. Если скосить глаза налево и не думать об этих мерзких осьминогах, которыми по милости Роба набит мой желудок, становится немного лучше. Роб стоит на коленях у меня в ногах и расстегивает брюки. Снимает белые боксерские трусы. Впечатляющее зрелище, ничего не скажешь.

Звонит телефон, и мое сердце едва не выпрыгивает из груди. Наверняка это Макс! Догадался наконец, что произошло обычное недоразумение. Я пытаюсь встать, но Роб мне не дает. Он стоит надо мной на коленях и, как я с удивлением замечаю, держит в руках собственный член.

– Давай, Кролик. Пососи его, – воркует он.

Я с тоской смотрю на телефон, потом перевожу взгляд на Роба.

Щелкает автоответчик.

Всякий скажет, что Роб очень хорош собой – длинные загорелые ноги, плоский мускулистый живот. Но почему-то меня его красота совсем не трогает. Усталость и грусть – это совсем не те чувства, которые полагается испытывать в подобной ситуации. Но больше я ничего не испытываю. Одной рукой он опирается на стену над диваном, другой направляет свой член к моему лицу. Странно, но даже его член изменился. Пахнет каким-то дорогим мылом. Не таким, как раньше. Я слышу в автоответчике голос бабушки и покорно раскрываю рот.

Глава двадцать вторая Мудрость

Сохраняй заинтересованность в собственном успехе, сколь бы скромным он ни был; это твое реальное достояние посреди изменчивых жизненных удач.

Будь самим собой. Никогда не притворяйся влюбленным. Не относись к любви цинично, ибо перед лицом всеобщей черствости и краха всех иллюзий она неувядаема, как трава.

Макс Эрман. Дезидерата

Вокруг не смотри, время не трать,

Чего не найти, то глупо искать.

Зачем нам то, что дается сложно,

Прожить легко без этого можно.

Медведь Балу. Книга Джунглей

Если тебя с утра тошнит в туалете – это не слишком удачное начало рабочего дня, тут двух мнений быть не может. Отблевав, я сажусь на унитаз и пытаюсь понять, на каком я свете. Голова раскалывается от боли, глаза горят… и почему здесь жарко, как в аду?

Вчера мне удалось напиться до беспамятства. Но все-таки Роб заставил меня… брр, я думать об этом не могу без нового приступа тошноты. Мне должно быть стыдно. И мне в самом деле стыдно. Я буквально умираю со стыда. Со мной явно происходит что-то не то. Может, я, как говорится, съехала с катушек? Я встаю и спускаю воду. Черт, в кабинке нет туалетной бумаги. Кажется, у меня были салфетки. В сумке под руку мне попадается телефон. Я вытаскиваю его и проверяю, нет ли сообщений. Может, Макс все же одумался и решил позвонить… Нет, не одумался. Звоню ему сама.

– Сейчас я не могу ответить на ваш звонок, – раздается в трубке. – Пожалуйста, оставьте сообщение.

– Макс, умоляю, поговори со мной… Мне так плохо…

Я жду, надеясь, что он сменит гнев на милость. Но в трубке раздается лишь тихое потрескивание.

– Мне жаль, что все так получилось… – продолжаю скулить я. – Но я все объясню… Макс, нам надо увидеться… Я по тебе скучаю…

Отчаявшись дождаться ответа, даю отбой.

Проснувшись нынешним утром, я обнаружила в своей постели Роба. Не помню, как он там очутился. Хотелось бы все-таки знать, что именно между нами произошло. Голова у меня идет кругом, и я бессильно опускаюсь на унитаз. Мне еще паршивее, чем я думала. Я сижу, рассматриваю геометрические узоры на кафельных стенах туалета и пытаюсь побороть очередной приступ тошноты. Кто-то входит; до меня доносится цоканье каблуков и тихое мурлыканье. Дверь соседней кабинки хлопает. В просвете между перегородкой и полом я вижу лодыжку, покрытую фальшивым загаром, обвитую плетеными завязками босоножки на высоком деревянном каблуке.

– Кристи?

– Кто это там? – пугается она.

– Вив, кто же еще. Помоги мне.

Кристи уверяет, что лучшее средство от похмельного синдрома – аспирин с лимонадом. Я сижу за своим столом, уныло потягиваю лимонад и наблюдаю, как Кристи флиртует с Полом.

– Я никогда не носила жемчуг, – сообщает она.

– Зря. Жемчужное ожерелье смотрелось бы на тебе классно, – ухмыляется Пол.

– Нет, мне кажется, жемчуг – это как-то старомодно. По крайней мере, когда его носят двадцатилетние, это говорит об их дурном вкусе, – разглагольствует Кристи.

Пол из последних сил пытается сдержать смех. Его лицо заливает багровый румянец.

– Кристи. Пошли его к чертям. Он над тобой прикалывается, – вмешиваюсь я.

– Разве? А я и не поняла.

– В этом весь прикол. Я тебе объясню позднее.

– Вивьен, при чем тут приколы? – возмущается Пол. – Мы говорили об украшениях, и я просто…

– Простота хуже воровства, – перебиваю я и в изнеможении опускаю голову на стол.

– Выглядишь кисловато, – замечает Пол. – Ночь, похоже, была бурной?

Он язвительно ухмыляется, и я поражаюсь, до чего он похож на хорька – маленькая головенка, длинная шея, покатые плечи.

– Отвали! – бросаю я.

– Обрати внимание, Кристи, к каким пагубным последствиям приводит алкоголь, – не унимается Пол. – Он губительно сказывается и на умственных способностях, и на внешности.

– Слушай, хватит здесь торчать, – рычу я. – У тебя что, нет других дел? На худой конец, займись бухгалтерией. Тебе за это деньги платят.

Пол хохочет, наклоняется, чтобы чмокнуть Кристи в щеку, и возвращается за свой стол. Лимонад и аспирин булькают в моем желудке, угрожая выплеснуться вон. Я нахожу в ящике стола пакет крекеров и грызу один, рассматривая наряд Кристи, который сегодня выдержан в морском стиле. Она тем временем проверяет электронную почту.

– О боже, – издает она горестный вопль. – Образина хочет нас немедленно увидеть. – Кристи поворачивается ко мне на стуле. – Как ты думаешь, это опять насчет этих чертовых свечей? Они вот-вот прибудут.

Я смотрю в окно и пытаюсь понять, чего мне больше хочется – выброситься из окна или идти к Образине.

– Не переживай, Кристи, – говорю я. – Все самое худшее уже случилось.

Я сползаю с кресла. Как это ни удивительно, мои ноги еще способны передвигаться.

– Пойдем узнаем, что ей надо.

Образина сегодня вырядилась в льняной костюм цвета весенней листвы. Вальяжно развалившись в кресле, она пялится на экран своего компьютера. Мы с Кристи робко мнемся у открытых дверей ее офиса. Наконец я решаюсь постучать.

– Входите! – кричит она и жирной рукой делает нам знак садиться.

Я стараюсь не глядеть на волосатое родимое пятно у нее на шее. Тошнотворные зрелища сегодня для меня особенно опасны. Пока мы усаживаемся, Образина внимательно изучает собственные переплетенные пальцы. Но вот она поднимает голову, устремляет на нас сочувственный взгляд, и родинка оказывается на всеобщем обозрении. Всплывает, точно кусок дерьма в морской воде. Я смотрю на нее как завороженная, заставляю себя не считать волоски. Ком тошноты предательски подкатывается к горлу. Не хватало только, чтобы меня вырвало в кабинете босса. Я ерзаю на стуле и несколько раз судорожно сглатываю.

– Я хотела поговорить с вами обеими, потому что вы одна команда, – начинает вещать Образина.

Кристи кивает и улыбается, словно ей вручили премию.

– Вы знаете, что в нашей компании грядет сокращение штатов, – продолжает Образина.

Сердце мое жалобно екает. Бесцветные глаза Образины скользят по нашим лицам, ожидая реакции. Губы, накрашенные помадой вишневого оттенка, кажутся слишком маленькими для ее пухлого, как сдобная булка, лица. Словно они принадлежали другому человеческому комплекту и достались ей по ошибке.

– Конечно, всех нас это не радует, – цедит Образина. – Но каждое решение будет обдуманным и взвешенным, в этом вы можете не сомневаться.

Кристи бросает на меня косой взгляд. Я покрываюсь противной испариной, опускаю глаза и начинаю сосредоточенно разглядывать край стола. Если не шевелить головой, тошнота немного отступает. Образина отпивает глоток воды из стоящего перед ней стакана и налегает на стол всей грудью. Похоже, ее мучает отрыжка.

– Я не допущу никаких необоснованных увольнений, – со страдальческой гримасой изрекает Образина и перекладывает несколько бумаг на своем столе. – Мы дорожим сотрудниками, способными приносить пользу компании, но…

– Приятно слышать! – радостно визжит Кристи. – Я уже забронировала билеты в Таиланд, и оказаться без работы было бы ужасно некстати.

– …но и сохранять ненужный балласт мы не можем себе позволить. Буду с вами откровенна. Можете вы обе назвать мне причины, по которым вас не следует увольнять?

Вау! Такого поворота событий даже я не ожидала. Кристи растерянно смотрит сначала на меня, потом на Образину. У меня одна забота – держать голову неподвижно и смотреть прямо перед собой.

– Что вы сказали? – тупо спрашивает Кристи, теребя матросский воротник своей блузки.

– Я сказала, что компания вынуждена избавиться от балласта. Или срезать лишний жир, если это сравнение вам больше нравится.

Образина выжидающе смотрит на меня. Я вынуждена поднять глаза, и мой желудок тут же болезненно сжимается. Только не думать о жире, приказываю себе. Только не представлять себе жир. Мерзкие комья жира. Несколько раз сглатываю, ощущая во рту лимонадно-аспириновый вкус.

– Очень может быть, что этим лишним жиром окажетесь вы, – доносится до меня голос Образины. – Если не сумеете доказать обратное.

– Мы – лишний жир? – спрашивает Кристи.

– Да.

– Мы – лишний жир, – повторяет Кристи, словно смакуя эту фразу. – Ничего себе.

– Мне очень жаль, – пожимает плечами Образина. – Но в последнее время вы обе совершили слишком много просчетов. Взять хотя бы эти идиотские свечи, которые вы зачем-то заказали в неумеренном количестве. Не говорю уже о нелепых слоганах насчет съедобного белья. Что касается прогулов и опозданий, им просто нет числа. Я могла бы продолжать долго, но в этом нет необходимости. Вы обе получаете последнее предупреждение. Еще одна оплошность, и вам придется искать другую работу.

– Вив, неужели они и правда нас уволят, – словно в забытьи, шепчет Кристи. – Вы не имеете права! – повышает она голос, обжигая глазами Образину.

– Разумеется, вы обе можете обратиться в отдел человеческих ресурсов и обсудить с ними все свои несогласия. А пока возьмите это.

Слегка нахмурившись, Образина подвигает нам два конверта. Я точно знаю, последствия любого моего движения будут катастрофическими.

– Здесь изложены все условия, которые вам впредь необходимо соблюдать, – сообщает Образина. – Вы что-то хотите сказать, Вив?

– Хочу сказать, что меня тошнит.

Я зажимаю рот руками и выбегаю прочь.

Зловещие конверты лежат на наших столах нераспечатанными. Я переворачиваю корзинку для бумаг вверх дном и ставлю на нее ноги. Иногда рвота приносит облегчение. Я чувствую, что могла бы выпить чашку чая.

– Поверить не могу, что у нее хватило наглости назвать нас лишним жиром, – причитает Кристи. – Пусть посмотрит на себя в зеркало, старая толстая корова!

– Тише, Кристи!

– Ну ладно, я. Вся эта неразбериха со свечами произошла по моей вине. Но ты-то за что получила предупреждение?

– Я – твоя начальница и должна была контролировать твои действия, – вздыхаю я и вспарываю конверт.

И почему сегодня все против меня? В предупреждении говорится, что я больше не имею права пропускать работу без медицинского свидетельства. Мне следует подготовить детальную характеристику каждого товара из новой серии. Все это, мягко говоря, не радует.

– Главное, нас пока не выгнали, а все остальное поправимо, – заявляю я с фальшивым оптимизмом.

– Если меня вышвырнут, я в полном дерьме, – хнычет Кристи. – Мне надо платить за Таиланд.

– А мне надо платить за квартиру.

– Тебе-то что, ты поймала богатого мужа, – заявляет Кристи.

В течение нескольких минут я не могу понять, кого она имеет в виду. Потом до меня доходит, что мой богатый муж – это Роб.

– Полагаться на мужчину – большая глупость, – бурчу я.

– Так-то так, но все же ты была рада, когда он вернулся, правда?

Я вспоминаю, какой шок испытала сегодня утром, обнаружив в своей постели голого Роба. Как тихонько проскользнула в ванную и надела пижаму. Кстати, коврик в ванной был мокрым насквозь. А в раковине он оставил миску, из которой ел кукурузные хлопья. И зачем мне все это? На меня наваливается страшная усталость, и я закрываю глаза.

– Вив! – не отстает Кристи.

– Что?

– Я говорю, ты родилась под счастливой звездой.

– Не исключено.

Я окидываю взглядом офис, вижу серые перегородки и множество затылков. Да, мне крупно повезло, и я должна благодарить свою счастливую звезду. Мне удалось воплотить в жизнь заветную мечту каждой девушки. Я повторила подвиг Золушки, поймав богатого красавца, который с некоторой натяжкой вполне сойдет за принца. «Ты его не любишь!» – вопит кто-то внутри меня. Но я затыкаю ему глотку кляпом. Вранье. Я люблю Роба. Я должна его любить. Хотя бы потому, что эта любовь дает мне некоторые жизненные преимущества. Например, мне нечего переживать из-за увольнения. Разве эта работа не осточертела мне уже давно? Разве я не хотела бросить ее и заняться чем-нибудь другим? Теперь я могу это сделать, не опасаясь за собственное будущее. Потому что у меня богатый муж. Мне выпал джекпот.

Но… никаких «но».

Я смотрю в окно, размышляя о своем везении, когда телефон начинает вибрировать. На экране высвечивается незнакомый номер. Макс! Наверное, звонит из телефона-автомата.

– Слушаю!

– Вивьен, это Реджи из соседнего дома.

Этот старый хрен вовсе не живет в соседнем доме со мной. Что за глупая манера представляться!

– Здравствуйте, Редж.

– Я по поводу твоей бабушки, дорогая.

Голос его дрожит от старости. Что ему от меня понадобилось?

– Я звоню из больницы. Думаю, тебе стоит немедленно приехать.

– Что случилось?

– Твоя бабушка… она в тяжелом состоянии.

– В тяжелом состоянии?

– Боюсь, что так. Они говорят, это пневмония. Она так долго не разрешала мне вызвать доктора!

Поезд на Кент тащится как черепаха. И зачем только делать такое количество остановок? Вдоль железной дороги тянутся заросшие кустами садики с облупившимися скамейками и покосившимися качелями. Бабушка обязательно выкарабкается, она крепкая. Я вообще не помню, чтобы она когда-нибудь болела. Правда, она жаловалась на боли в ногах, и доктор сказал, что у нее артрит. Но это ведь естественно для ее возраста.

От пневмонии человек может умереть. Особенно старый. Его увозят в больницу, и он оттуда уже не выходит.

Но бабушка не такая и старая. Ей слегка перевалило за семьдесят. А выглядит вообще на шестьдесят. За всю свою жизнь она не выкурила ни сигареты. За исключением той, что она стрельнула у Макса в прошлое воскресенье. У нее сильные, ничем не отравленные легкие.

Но она такая худая. У нее явный дефицит веса. В последний мой приезд она показалась еще более хрупкой, чем обычно. Мысль о жизни без бабушки накрывает меня мрачной тенью. Она всегда была рядом. Когда мама пустилась в бега, бабушка взяла меня за руку и уже никогда не выпускала, оберегая меня от всех жизненных бурь. Сколько выдержки и понимания она проявила, когда в шестнадцать лет я вообразила, что залетела! Даже после смерти дедушки она не ждала утешений, а сама утешала меня. Я думаю о том, что бабушка была моей единственной опорой, и глаза мои наполняются слезами. Кто, как не она, в любых обстоятельствах будет ждать и любить меня? Я знаю, что бабушка – самый добрый человек на земле. И все вокруг тоже об этом знали. Припоминаю бесчисленные примеры ее доброты, они слетаются, как светлячки, и разгоняют темную тень, нависшую над моей душой. Поезд наконец доползает до Кента.

В больнице я первым делом попадаю в медвежьи объятия Реджи. Он сжимает меня так, что кости хрустят, и при этом заливается слезами.

– Где она?

– В двенадцатой палате.

Я озираюсь по сторонам в поисках информационной стойки.

– Она без сознания, – всхлипывает Реджи. Глаза его влажно поблескивают в ущельях морщин.

– Давно она здесь?

– С прошлого вечера.

– Почему вы не позвонили мне раньше?

– Она сказала, что оставила сообщение на твоем автоответчике. И строго-настрого запретила звонить тебе на работу.

Я бреду по длинному белому коридору, высматривая на указателях, где двенадцатая палата. Едва не врезаюсь в какого-то толстяка с букетом печальных хризантем в руках. Дверь в палату заперта. Отчаянно дергаю ее несколько раз, прежде чем обнаружить переговорную систему. Нажимаю кнопку, и мне отвечает женский голос.

– Я хотела бы увидеть свою бабушку… Ее зовут Ева Саммерс… она здесь?

Голос приказывает мне подождать. Через несколько секунд дверь палаты открывается, в коридор выходит темноволосая медсестра в голубой униформе. Я пытаюсь заглянуть внутрь, но она закрывает дверь.

– Здравствуйте, – мягко говорит она. – Вы Вивьен?

– Да. Мне сказали, что у моей бабушки пневмония. И что она в двенадцатой палате. Это ведь двенадцатая палата? Она здесь?

Медсестра осторожно берет меня за локоть и подталкивает к столику неподалеку от дверей. У стола стоят два стула, на один из них я опускаюсь.

– Меня зовут Клэри, я дежурная медсестра. Прежде чем вы увидите бабушку, нам надо немного поговорить.

Я пытаюсь улыбнуться, но губы не слушаются. В коридоре висит казенный запах вареной капусты. Я чувствую себя маленькой, всеми покинутой девочкой, и мне хочется плакать.

– Вивьен, успокойтесь, – говорит медсестра.

– Я хочу ее увидеть, – лепечу я, едва справляясь с дрожащими губами.

– Понимаю. Но я должна вас предупредить, что она представляет собой… довольно грустное зрелище. Мы проводим терапию антибиотиками, так что она лежит под капельницей. Также мы капельно вводим ей жидкости.

Медсестра сочувственно смотрит на меня. Не в силах выносить это сочувствие, я опускаю голову.

– Мы также даем ей кислород, чтобы облегчить дыхательную недостаточность. Поэтому не пугайтесь, когда увидите на ней маску.

– Она… она поправится? – решаюсь спросить я.

– В настоящий момент ее состояние стабилизировалось. Когда придет доктор, вы сможете с ним поговорить.

Медсестра пожимает мне руку, и я чувствую, какие у нее сильные, крепкие пальцы. Не то что у меня. Она занимается благим делом, полезным людям. И при этом не очерствела душой. Я вспоминаю последние сутки собственной жизни и испытываю острый приступ стыда.

– Она в сознании?

– Нет, – качает головой медсестра.

Я смотрю на блестящий от чистоты розовый линолеум.

– Вы готовы, Вивьен? Тогда идем.

Она набирает код, и дверь в палату щелкает, открываясь.

Внутри царит тусклый зеленый свет. Палата разгорожена бледно-голубыми занавесками. Сильный запах испражнений и дезинфекции. По обеим сторонам тянутся ряды коек, и на каждой лежит жалкая человеческая оболочка, опутанная проводами и трубками, словно паутиной. Я послушно бреду за медсестрой, глядя то налево, то направо. Эти люди не имеют ничего общего с моей бабушкой. Зачем меня сюда привели?

Мы останавливаемся перед кроватью, на которой лежит иссохший старик с темной, как орех, кожей. Он кажется мумией, извлеченной из саркофага. У него на лице кислородная маска. Я смотрю в желтоватые глаза и, пытаясь скрыть свой ужас, вежливо улыбаюсь. Он кивает. Медсестра отдергивает занавески, закрывающие соседнюю кровать, и я вижу ее. Мою бабушку. Мою жизнерадостную, суетливую, никогда не унывающую бабушку. Она лежит на спине, вытянув руки ладонями вниз. Я даже не представляла, что она может лежать так тихо.

– Вивьен, хотите чаю? – касается моего плеча медсестра.

– Да, если можно.

Я чувствую, как слезы ползут у меня по щекам. Опускаюсь на стул, беру бабушкину руку и осторожно поглаживаю ее большим пальцем. Ее бедные суставы вспухли от артрита. Овальные ногти кажутся голыми без чудовищно яркого лака, к которому бабушка питает пристрастие. Я пожимаю ее руку и впервые в жизни не чувствую ответного пожатия. Касаюсь губами холодной кожи, покрытой старческими пятнами. Слезы текут и текут, я смахиваю их рукой. Рот и нос бабушки закрывает кислородная маска. Если бы не это, можно было бы подумать, что она спокойно спит. Я касаюсь ее щеки, ощущая под пальцами каждую морщинку.

– Бабуля, – шепчу я и целую ее в лоб.

Беру ее руку и прижимаю к своей щеке. Смотрю, как медленно вздымается и опускается ее грудь. Какая-то жидкость бесшумно течет по пластиковой трубке, прикрепленной пластырем к тонкой коже у локтя, где уже расплылся синяк. На запястье пластиковый браслет с надписью «Ева Саммерс.Что же ты наделала, Ева Саммерс, дорогой мой человек? Человек, на котором, как на спасительном якоре, держится вся моя жизнь.

– Почему ты не вызвала доктора? – шепчу я, вытирая слезы. – Реджи сказал, ты запретила ему звонить доктору.

Я снова беру ее руку и целую каждый сустав.

– Посмотри только, до чего ты себя довела, – вздыхаю я. – Просто кошмар какой-то.

Медсестра приносит бумажный стаканчик с чаем.

– Скоро она очнется? – спрашиваю я.

Медсестра задумчиво смотрит на бабушку.

– Трудно сказать. Когда придет доктор, вы сможете с ним поговорить.

Она улыбается и задергивает занавески. Кислородная маска шипит, значит, бабушкины легкие работают. Мне хочется верить в то, что душа еще не покинула эту хрупкую телесную оболочку, но никаких подтверждений этому нет. Я опускаю голову на кровать, рядом с бабушкиными ногами, покрытыми одеялом, и закрываю глаза.

– Ты должна выкарабкаться, – шепчу я. – Должна, понимаешь?

Монитор работы сердца тихонько попискивает.

– Ты не можешь меня покинуть.

Я выхожу из больницы. На улице уже темно. Последние посетители спешат к автостоянке. Бурчат моторы, фары вспыхивают, выхватывая из темноты куски тротуара. Я понуро бреду к станции. Уходить от бабушки мучительно, но мне не позволили бы остаться в больнице. Весь мир кажется холодным и враждебным.

Начинаю думать о Максе. О, если бы только он был рядом. Домчал бы меня сюда на своем мотоцикле, а сейчас ждал бы у ворот, готовый заключить меня в свои медвежьи объятия. Он бы сумел меня утешить и успокоить. Я роюсь в сумке и достаю телефон. Эсэмэска от Роба: «Задержусь на работе, ангел мой. Ужин не готовь». Я стираю ее и звоню Максу.

«Это Макс Келли. Сейчас я не могу ответить на ваш звонок. Пожалуйста, оставьте сообщение».

– Макс, это я… Я хотела только… сказать тебе «привет» и узнать, как у тебя дела. Прошу, перезвони мне.

Что еще я могу сказать? Моя бабушка в тяжелом состоянии, пожалуйста, пожалей меня?

Прячу телефон в сумку и поднимаюсь на пустынную платформу, где в одиночестве ожидаю поезда, слушая, как под порывами ветра пронзительно скрипит железный щит с надписью «Поезда на Лондон».

Я поворачиваю ключ в дверях и вхожу в квартиру. Меня встречают темнота и тишина. Уже больше десяти. Я нахожу пакетик с грибным супом и ставлю чайник. Включаю ноутбук и набираю в поисковой строке слово «пневмония». Торопливо открываю сайт за сайтом. Судя по всему, особенно опасным осложнением является сепсис, причем риск его развития возрастает вдвое у пациентов старше шестидесяти. Доктор, с которым я разговаривала, ни словом не упомянул о сепсисе. Может, это добрый знак. Я наливаю горячей воды в миску и принимаюсь размешивать суп. Грибы, похожие на ошметки сухой кожи, всплывают наверх. Снова хватаюсь за компьютер и набираю адрес своего сайта – nevergoogleheartbreak.com. Вдруг Макс заходил туда? Прежде всего открываю форум «Что у тебя на душе?». Там наблюдается некоторое оживление. Последняя запись помечена сегодняшним днем: «Согласна, это жестоко, но кому охота жить с кретином!» Я проглядываю страницы, выискивая имя Макса. Возвращаюсь к стихотворению, которое он мне прислал. Некто под ником «Чеширский кот» оставил комментарий: «Супер! Мое любимое стихотворение!» Еще один комментарий гласит: «Этот парень – большой любитель выставлять себя на посмешище! Гордится тем, что один, как крыса, и живет одними грезами! Чертовски возвышенно, только жаль, что грезами нельзя заплатить за квартиру. Как и стихами, даже если твоя голова набита ими до краев. Так что, М., забудь обо мне. Мы совершили ошибку. Ты мне не нужен, даже со стихами и целым ворохом грез в придачу! Вивьен».

Я читаю это послание несколько раз и никак не могу поверить собственным глазам. Мое имя, это факт. Таращусь на экран как зачарованная и пытаюсь понять, как такое могло произойти. Отправить сообщение мог лишь тот, кто знает мой логин. Или имеет доступ к моему компьютеру. Когда же я заходила на сайт последний раз? На работе, читала стихотворение. Может, я оставила сайт открытым? Или сообщение отправил Майкл? Он мог узнать мой пароль и логин, но какой смысл в подобной выходке? Я представляю, как Макс читал эти хамские строки, и у меня сжимается сердце. Торопливо шлепая по клавишам, я пишу: «Макс! Эту гадость написала не я! Не знаю, кто это сделал и как, но это не я». Курсор мигает. Сообщение отправлено. Тут до меня доходит, что Макс больше никогда не зайдет на мой сайт. Я хватаю куртку и бегу к дверям.

Звоню Максу и, дождавшись щелчка автоответчика, даю отбой. Ловлю такси и называю его адрес. Господи боже, что он обо мне подумал? Сначала получил сообщение, в котором я прошу не приходить ко мне и не звонить, потом прочел этот гнусный ответ на его поэтическое послание и в довершение всего увидел меня в галерее с Робом. Бедный мой Макс, любимый мой Макс! Он выглядел таким несчастным, таким обиженным. Мысленно я вновь и вновь прокручиваю сцену в галерее. Боль, которую она мне причиняет, всякий раз становится острее. Наконец такси останавливается.

Я выскакиваю из машины, не захлопнув дверцу и не заплатив. Нажимаю кнопку домофона. Жму изо всей силы. Отпускаю, нажимаю еще раз и жду. Никакого ответа.

Я огибаю дом и нахожу окно кухни Макса. Света нет. И мотоцикла тоже нигде не видно. Возвращаюсь к подъезду и снова жму на кнопку как сумасшедшая. Водитель такси высовывает голову из дверей.

– Эй, дорогуша, счетчик-то тикает. Мне тебя ждать или как?

В отчаянии смотрю на темные окна квартиры Макса.

– Поехали, – говорю я.

Машина трогается с места. Я в последний раз оглядываюсь на темные окна, чувствуя себя бесконечно одинокой. Макс не вернется. Жизнь стала пустой и никчемной.

Глава двадцать третья Возвращение к бывшему партнеру

Прирожденная Убийца: Я подумываю о том, чтобы вернуться к своему бывшему бойфренду. Он без конца твердит, что нам надо попробовать начать все сначала. Честно говоря, без него мне одиноко, но, боюсь, у нас ничего не выйдет. Посоветуйте, как сделать новую попытку удачнее?

Лунатик: Может, тебе стоит превратиться в другого человека?

Паучиха: Убийца, ты не сказала, сколько продолжался ваш разрыв. Если долго, у вас есть шанс начать все сначала. Если нет, вы наверняка снова наступите на те же грабли.

Наф-Наф: Хорошенько подумай, нужно ли тебе это. Мы с моим бывшим жили врозь полгода, а потом он упросил меня все начать сначала. Через двенадцать минут совместной жизни я поняла, что видеть его не могу.

Шрек: Я думал, стоит мне расстаться с моей подружкой, я напропалую буду заниматься сексом с другими женщинами. Когда из этого ничего не вышло, я к ней вернулся. На какое-то время.

Паучиха: На какое-то время? Значит, рассчитываешь снова смотать удочки? Шрек, ты безответственный подонок!

Шрек: Кто бы спорил.

Черт, что за долбаный кошачий концерт? Я сажусь в постели. На часах шесть. Роб поет в душе. Звоню в больницу. Никаких перемен, сообщают мне. Бабушка по-прежнему без сознания. Я сижу на кровати и тупо пялюсь в пространство.

Входит Роб, похожий на рекламу пенки для бритья. Он сияет от чистоты и пахнет гелем для душа. Вокруг пояса у него обмотано полотенце.

– Привет, Кролик! – орет он. – Проснулась?

Я потираю лоб.

– Роб, ты еще долго намерен жить у меня? – спрашиваю я.

Он перестает вытираться и смотрит на меня с недоумением, как на ненормальную.

– Что случилось, Кролик? – спрашивает он, опускаясь рядом со мной на кровать. – Ты сердишься, потому что я поздно прихожу с работы?

– Нет.

Роб пытается меня поцеловать, но я встаю.

– Я просто думаю, что у нас еще ничего не решено. И пока ты живешь здесь, нам будет трудно разобраться в своих чувствах. Понимаешь?

Роб опускает голову.

– Я хотела спросить, когда Сэм наконец переедет?

– Я как раз хотел поговорить с тобой об этом, – отвечает Роб, и глаза его сияют щенячьим простодушием.

– Я тоже кое о чем хотела поговорить. Ты, случайно, не заходил на мой сайт?

– Что?

– Кто-то зашел на мой сайт и оставил комментарий под моим именем. В тот вечер, когда ты пришел, сайт был открыт. Ты сказал, что даже в него не заглядывал. Но я не представляю, кто, кроме тебя, мог это сделать.

Роб вскидывает голову. На его ресницах висят капли воды, вода капает с волос на загорелую грудь. В солнечном свете глаза сияют ослепительной голубизной.

– Сдаюсь. Я должен сделать чистосердечное признание. – Он вскидывает руки, словно просит пощады.

– Что?

– Я действительно зашел на твой сайт и кое-что там написал.

– Значит, это и правда был ты…

Я чувствую, что мне нечего сказать. Слова тут бессильны. Хорошо бы с размаху двинуть его по морде. Нет, лучше по яйцам.

– Но зачем? Зачем ты это сделал?

– Хотел отвадить от тебя этого наглеца Макса, зачем же еще, – усмехается Роб. – Какое право он имеет посылать свои косноязычные вирши моей девушке! Вообразил себя этаким романтическим героем, который изъясняется исключительно рифмами. Я не хочу, чтобы в наши отношения кто-то встревал, будь он хоть трижды поэт. Пусть катится ко всем чертям и пишет стишки кому-нибудь другому.

– Эти стихи написал не он. Это Йейтс.

– Кто-кто? Впрочем, плевать!

– Ты с ума сошел! – визжу я, наконец выйдя из ступора. – Как ты смел вмешиваться в мою личную жизнь!

– Послушай, Кролик. Твоя личная жизнь – это я. Я люблю тебя и буду за тебя бороться. Тут все самцы похожи, и люди, и медведи…

– Медведи не поступают так низко! Как ты смел!

Роб подходит ко мне и обнимает за плечи. Я ощущаю прикосновение его мускулистой груди. Его накачанные бицепсы напрягаются, когда он теснее прижимает меня к себе.

– Убирайся прочь! – ору я и пытаюсь его оттолкнуть.

– Кролик… Не сердись… Мне очень жаль, что я тебя расстроил… Прости меня, хорошо? Клянусь, я больше так не буду!

Я толкаю его изо всех сил. Полотенце падает на пол. Какую-то долю секунды я смотрю на его мужские стати. Он действительно классно оснащен и слишком хорошо это знает. Даже сейчас он слегка позирует.

– Теперь я понимаю, что поступил неправильно, – воркует он. – Но я исправлюсь.

– Неправильно – это слишком мягко сказано! – задыхаюсь я от ярости. – Ты поступил отвратительно! Я не знала, что ты держишь мою жизнь под контролем! Не знала, что ты способен на такую подлость!

– Мне казалось, в этом нет ничего особенно подлого. Теперь я вижу, что был не прав, – бормочет Роб и пытается придать своему красивому лицу пристыженное выражение.

Отвратительная догадка проскальзывает мне в душу, как жетон в щелку автомата.

– Скажи, ты знал, что он будет в галерее? Ты потащил меня туда специально?

Роб поджимает губы и лукаво улыбается.

– Черт, черт, черт!

– Вив, я же сказал, что признаю свою ошибку. И попросил прощения. Понимаешь, искушение было слишком сильным. Когда я узнал, что этот тип будет вечером в галерее, мне захотелось воспользоваться случаем. Честное слово, я сделал это ради тебя. Ради твоего блага. Ради нашего будущего. Иногда ты сама не понимаешь, чего хочешь. И я вынужден приходить к тебе на помощь!

Последние слова он кричит мне в спину. Я несусь в кухню и ставлю на плиту кофейник. Ярость, обида, отчаяние не дают мне дышать. Этот гад разбил мне жизнь и теперь имеет наглость утверждать, что сделал это ради моего блага! Я бросаюсь к ноутбуку, щелкаю мышью. Ничего. Ни слова от Макса.

Кофе кипит, я выливаю его в чашку. Входит Роб, он полностью одет – рубашка в мелкую сиреневую клеточку, отлично сшитые серые брюки. Он подходит ко мне вплотную, смотрит, не говоря ни слова. Я чувствую, что вот-вот взорвусь от ненависти. Господи, я не могу его видеть, не могу! Слезы текут по моим щекам.

– Кролик, детка, не плачь! – Он берет из моих рук чашку с кофе, ставит на стол и привлекает меня к себе.

Неожиданно для самой себя я обнаруживаю, что рыдаю на его клетчатом плече.

– Прости меня, прости, – мурлычет он, сжимая меня в объятиях. – Я последний кретин. Слушай, если хочешь, сейчас же позвоню и все расскажу.

Я отталкиваю его.

– Если ты меня простишь, я даже куплю какую-нибудь его мазню, – улыбается Роб.

– Вижу, ты так ничего и не понял, – цежу я.

Роб глядит на часы.

– Ну хватит, Вив. Успокойся.

– Ты не имеешь понятия, что такое дружба, любовь и доверие. Для тебя все это пустые слова.

– Ты ко мне несправедлива, Вив. Я люблю своего маленького Кролика.

– Ты даже не знаешь, что это такое – любить.

– Вив, ну зачем устраивать трагедию из-за пустяков. Давай забудем об этом маленьком недоразумении. Все живы и здоровы, а это главное, верно? Мы вместе, и дела идут отлично. Надо радоваться жизни.

– Ошибаешься. Во-первых, здоровы не все. Моя бабушка лежит в больнице в тяжелом состоянии. Во-вторых, мои дела идут вовсе не отлично. Я, того и гляди, останусь без работы. В-третьих, я по твоей милости лишилась лучшего друга. По-твоему, у меня есть основания радоваться жизни?

– А что случилось у тебя на работе?

– Так и знала, что тебя взволнует только это.

Я несусь в комнату, натягиваю платье и туфли, потом бегу в ванную, провожу по волосам расческой, собираю их в конский хвост и брызгаю водой в распухшие от слез глаза. Бесконечная словесная перепалка мне сейчас совершенно ни к чему. Надо ехать в больницу. Роб тихонько стучит в дверь ванной.

– Вив?

– Что?

– Пожалуйста, открой!

Я резко распахиваю дверь, так что ему приходится отпрыгнуть.

– Слушай, Вив, нам надо поговорить. Я уже позвонил на работу и предупредил, что задержусь на полчаса.

Неужели он намерен уделить мне полчаса своего драгоценного времени? Подобная расточительность заставляет меня презрительно фыркнуть. Тем не менее я послушно иду за Робом в гостиную и сажусь на диван.

– Вив, я понимаю, что всерьез тебя расстроил, и, поверь, сожалею об этом, – начинает Роб. – Очень сожалею. Но я сделал это только потому, что хочу быть с тобой. Может, я и совершил ошибку, но я сумею все исправить.

Он приглаживает выбившуюся прядь моих волос. Я упорно смотрю вниз, на свои сцепленные пальцы.

– Я сумею все исправить, – повторяет Роб и протягивает мне на ладони бриллиантовый кулон. – Надень это, прошу тебя.

Он надевает цепочку мне на шею. Кажется, она меня душит. Теперь я понимаю, почему некоторые собаки и кошки ненавидят ошейники.

– Цены на недвижимость сейчас растут с космической скоростью, – сообщает Роб. – Поэтому я решил продать свою квартиру.

Я смотрю в завораживающую голубизну его глаз.

– Сейчас я хочу переехать сюда и как можно скорее жениться на тебе. А потом мы выберем подходящий момент и купим загородный дом.

«Нет!» – хочется закричать мне во весь голос, но почему-то я молчу. Наверное, он меня загипнотизировал. Его голос звучит так мягко, почти усыпляюще.

– Нам уже пора заводить детишек, правда? – воркует он, поглаживая мой живот. – А насчет работы не переживай. Все равно карьеры ты бы там не сделала. Когда мы поженимся, у тебя не будет необходимости работать… если только ты сама не захочешь. Я в состоянии обеспечить тебе достойную жизнь, Вив. Ты ни в чем не будешь нуждаться. У нас будет много денег. Просторный дом с садом. И совсем скоро нас станет трое.

Господи боже, как у него все легко и просто. Все, о чем я мечтала, он предлагает мне на блюдечке. Стоит только протянуть руку. Сдаться на его уговоры. Роб поглаживает мое бедро.

– Я сейчас не расположена строить планы на будущее, – отрезаю я. – Мне надо ехать в больницу.

Роб понимающе кивает.

– Да, мне тоже пора на работу.

Он хватает пиджак и открывает дверь.

– Подумай о том, что я сказал. – У самых дверей он оборачивается. – Не унывай, Кролик. Я с тобой. Передавай привет бабушке.

Дверь хлопает. Я прислушиваюсь к его шагам на лестнице. Похоже, он отбивает на ступеньках какой-то ритмичный танец.

Я хватаю недопитую чашку кофе и швыряю ее в дверь. Ударившись о деревянную панель, она разваливается на две части. На полу расплывается коричневое пятно.

– Я бы с удовольствием передала бабушке твой привет, – цежу я сквозь зубы. – Но она без сознания.

Несколько секунд я сижу неподвижно, глядя из окна на улицу. Солнечные лучи играют на окнах зданий. Как убедить Макса, что я не имею к этому мерзкому посланию никакого отношения?

Хотя… утверждать так, наверное, несправедливо. Я не могу полностью снять с себя вину. В конце концов, именно я впустила Роба в свою квартиру. Могла послать его к чертям, но не послала. В результате он до сих пор здесь. Значит, я имею самое прямое отношение к случившемуся. Даже если Макс согласится меня выслушать, мне трудно будет объяснить, почему я впустила Роба… тем более я сама этого не понимаю. Я брожу по комнате, пытаясь придумать хоть какой-то выход. Как бы то ни было, я должна поговорить с Максом. Забросаю его сообщениями. Устрою засаду у дверей. На автоответчике загорается лампочка. Вдруг я услышу голос Макса! Затаив дыхание, нажимаю кнопку.

«Здравствуй, Вив, дорогая, это всего лишь твоя бабушка. Знаешь, детка, я чувствую себя не лучшим образом. Какие-то странные боли в груди, и голова немного кружится. Редж все время твердит, что мне надо ехать в больницу…

Вив? Ты дома? Она не отвечает… Пока, дорогая… Люблю тебя…»

Заливаясь слезами, я слушаю сообщение снова. Бабушка хотела поговорить со мной. Она была испугана, но отчаянно храбрилась. Надеялась на мою помощь. А я, чем я занималась в это время? Содрогаясь от неприятных воспоминаний, я выхожу из дома, чтобы ехать в больницу.

Глава двадцать четвертая Любовь

Если любовь поманит тебя, следуй за ней, сколь бы крутыми и тяжелыми ни были ее пути. Если крылья любви накроют тебя, не сопротивляйся, ибо меч, спрятанный в ее перьях, может нанести тебе тяжелую рану.

Халиль Джебран

Любовь – это когда кто-то считает тебя лучше, чем ты есть на самом деле, и ты не хочешь его разочаровывать.

Джем, 19, Пул

Сколько бы ты ни мечтал о любви, она оказывается вовсе не такой, как ты ожидаешь. Поначалу это было для меня настоящей трагедией. Но потом я поняла, что любовь должна быть спокойной, а страсть – глубокой. Только уверенность дарует истинное счастье. Любовь для меня – посох, на который я могу опереться, поднимаясь на жизненные кручи. Человек, который рядом со мной, верен и честен, способен прощать и легок в общении. Его красота – достоинство, вера и мужественность. Его красота – в каждом его поступке. Он часто смешит меня, смеется вместе со мной и надо мной. И таким он остается вот уже сорок лет.

Роуз, 62, Йоркшир

Утром в больничной палате царит суета. Все занавески у кроватей раздвинуты. Ночная смена заканчивается. Проходя мимо кровати, где вчера лежал похожий на мумию старик, я вижу, что она пуста. Медсестра убирает постель. У бабушкиной кровати сидит Реджи. Он держит бабушку за руку. Я подхожу и молча становлюсь у него за спиной.

– Я хотел срезать рододендроны и принести их сюда, но потом передумал. Я знаю, что ты их любишь, дорогая, – говорит он, не замечая меня, и гладит руку бабушки своей огромной шершавой лапой.

Потом он начинает напевать: «Странники в ночи… та-та… ловят взгляд в ночи… Кошка, которую ты подкармливаешь, сегодня явилась опять. Вид у нее отощавший. Я покормил ее и вечером покормлю опять, если только она меня дождется».

– Она не слышит, – говорю я.

– О Вив, здравствуй, милая.

Редж вскидывает голову и смотрит на меня из-под мохнатых бровей.

– Ты права, конечно… но иногда мне все же кажется, что она меня слышит… это как-то успокаивает…

Он смущенно улыбается, обнажая пожелтевшие от никотина зубы. Я подхожу к постели, поправляю одеяло, кладу цветы на столик. Касаюсь губами бабушкиной щеки, сухой и теплой.

– Давно вы здесь? – спрашиваю я Реджа.

– Примерно час.

– Вы можете идти, если хотите. Я посижу с ней.

На его лицо набегает тень. Он бросает на бабушку тоскующий взгляд.

– Я… я бы хотел остаться, если ты не возражаешь. Я обещал, что буду с ней все время. Она ненавидит больницы.

– Я знаю, – киваю я. – Пойду принесу еще один стул.

Редж вновь начинает ворковать, а я иду за стулом в дальний конец палаты. Почему бы этому старому ловеласу не убраться восвояси и не оставить меня наедине с бабушкой? Я ставлю стул с другой стороны кровати, беру бабушкину руку и целую.

– Доктор уже заходил? – спрашиваю я.

– Нет еще, – отвечает он с печальной улыбкой и смотрит на меня настороженно, как на незваную гостью.

– Редж, почему вы не вызвали врача, как только она почувствовала себя плохо?

– Она… она не хотела… не позволяла мне.

– Надо было настоять, – говорю я, слегка нахмурившись, и смотрю на синяк, темнеющий на бабушкином локте.

– Ты же знаешь, детка, переубедить Еву невозможно, – улыбается Редж.

– Надо было просто позвонить врачу, и все! Нельзя было доводить ее до такого состояния.

– Ты права, Вив, – вздыхает Редж, поглаживает бабушкину руку своим толстым, как сарделька, большим пальцем и целует ее.

Я борюсь с желанием дать ему пинка под задницу. Хочется остаться с бабушкой наедине.

– Расскажите о чем-нибудь, Редж, – говорю я. – Например, о том, как вы флиртовали с бабушкой, когда дедушка был жив.

Он откидывается на спинку стула и шумно вздыхает. Господи боже, ну и самообладание.

– Я всегда любил ее, Вив. С того самого дня, как увидел впервые.

– Э… я спрашивала не про то.

– А она… она любила твоего дедушку.

– Но он ведь часто уезжал, правда? И тогда вы могли проявить свои чувства. Или до того времени, как умерла ваша жена, Элис, вы ничего такого себе не позволяли?

На виске у Реджа начинает пульсировать синяя жилка.

– Сейчас не лучшее время, чтобы ворошить прошлое, Вив, – говорит он почти шепотом.

– А я думаю, время самое подходящее. Вы сидите здесь с таким скорбным видом, словно она – любовь всей вашей жизни.

Респиратор шипит. Кто-то из обитателей палаты надсадно кашляет.

– Мы собирались… то есть собираемся… до того как она заболела, мы решили пожениться.

– Господи! Вот это новость так новость! Можно узнать, зачем? – саркастически ухмыляюсь я.

Красные глаза Реджа с обожанием глядят на бабушку из-под морщинистых век.

– Если ты спрашиваешь об этом, Вивьен, значит, ты никогда не любила, – едва слышно роняет он, сокрушенно качает головой и встает. – Ты не знаешь, что это такое. Просто не знаешь.

Редж поворачивается и, понурившись, бредет прочь. Я добилась своего. Осталась наедине с бабушкой. Но этот старый козел задел меня за живое. Подумать только, они решили пожениться! А бабушка ни словом не обмолвилась. Пытаясь прогнать неприятное чувство, я встаю и провожу рукой по ее волосам. Волосы жирные. Когда она очнется, я обязательно их вымою. Ее ресницы кажутся без туши жалкими и бесцветными. Надо будет купить ей немного косметики. На бабушкиной щеке расплывается капля влаги, и только тут до меня доходит, что я плачу. Я смахиваю каплю большим пальцем.

Как он смел сказать, что я никогда не любила. Я любила и люблю. И я знаю, каково это – терять человека, которого любишь.

Через какое-то время я выхожу в коридор и, ориентируясь по запаху, нахожу больничную столовую. Полагаю, мне необходимо что-нибудь съесть. Еда выглядит до крайности убого и неаппетитно. Посетители уныло тащат подносы или с обреченным видом сидят над тарелками. Хоть это и больничная столовая, по-моему, она могла бы быть местечком повеселее. Пожалуй, стены неплохо выкрасить в какой-нибудь жизнерадостный цвет, например в оранжевый. И уж конечно, прилавки должны ломиться от всяких вкусностей – при условии, что они не противоречат идее здорового питания.

Я беру кофе, сэндвич непонятно с чем, сажусь за свободный столик, набираю номер Макса и слушаю его автоответчик. На третий раз я решаюсь оставить сообщение.

– Привет, Макс, это я. Догадываюсь, что ты не хочешь со мной разговаривать. У тебя есть для этого веская причина. Но может, ты все-таки позволишь мне объяснить, как все произошло? К тому же в последнее время у меня возникли кое-какие проблемы… в общем, мне нужна помощь друга, а мой лучший друг – это ты. Или ты намерен отказаться от этого почетного звания? Надеюсь, что нет… Макс, прошу, позвони мне.

Я убираю телефон в сумку. Тут мое внимание привлекает нечто необычное. Это все равно что увидеть лебедя на утином пруду.

Взгляд мой падает на прекрасно сшитое платье из ярко-оранжевого шелка, длинные загорелые ноги и блестящие волосы. Обладательница всех этих совершенств расплачивается, стоя у кассы. Она поворачивает голову, и у меня исчезают последние сомнения. Сэм. Бывшая невеста Роба.

Черт, только ее мне сейчас и не хватало! Я склоняюсь над своей чашкой, надеясь, что она меня не заметит. Краешком глаза вижу, что она идет в мою сторону, едва касаясь пола подошвами своих изящных босоножек. Всеобщий восторг и восхищение тянутся за ней, как шлейф. На желтых щеках полумертвых посетителей больничной столовой расцветают розы. Сэм кажется феей, чудом залетевшей в эту юдоль печали. Я бы не удивилась, если бы из рукавов у нее выпорхнули певчие птицы. Ее каблуки стучат совсем рядом. Я сосредоточенно изучаю список ингредиентов на упаковке сэндвича. Цок-цок-цок, стучат каблуки. Давай дуй дальше. Цоканье прекращается у меня за спиной. Я обреченно замираю.

– Вивьен? – раздается мелодичный голос.

Прежде чем обернуться, я отчаянно пытаюсь придать своему лицу выражение радостного удивления.

– Здравствуйте, – произношу я с несколько вопросительной интонацией, делая вид, что я ее не узнала. Идиотское представление!

– Меня зовут Сэм. Нас с вами познакомил Роб Уотерс. Мы обе – его бывшие подружки.

– Ах да! Правда, я уже не могу назвать себя бывшей, – улыбаюсь я. – Мы с Робом снова вместе.

Господи, кто бы мог подумать, что произносить эту фразу будет так приятно! Я с наслаждением смотрю на маленькую морщинку, прорезавшую чистый лоб Сэм.

– Видите ли, он понял, что не может без меня жить… вероятно, ему нужна настоящая женщина…

Чертовски жаль, что я не надела сегодня кольцо с бриллиантом.

– Вот как? – выдавливает из себя Сэм.

– Да. Знаете, в некотором смысле мы никогда не разрывали наших отношений. Простите, если вас расстроила, – говорю я с сочувственной улыбкой.

– Вы ничуть меня не расстроили, – храбрится Сэм, ставит на стол тарелку с яичным салатом и рассматривает свои безупречные ногти.

– Не знаю, что наплел вам Роб, но я порвала с ним еще в прошлом месяце, – продолжает она. – Он страшно переживал, бедняжка, но я никак не могла с ним остаться. Дело в том, что я по уши влюбилась в другого. Мой гинеколог просто свел меня с ума.

Она указывает на другой конец столовой, и я вижу молодого темнокожего доктора. Лицо его кажется иссиня-черным на фоне белой униформы. Он словно вырезан из черного дерева.

– О, – только и могу сказать я.

– Забавно все-таки, что я встретила вас здесь, в таком унылом месте, – щебечет Сэм. – В этой больнице проходят практику студенты. Сегодня Трой прочтет им лекцию, а после мы отправляемся на уик-энд во Францию.

– О… Прекрасно… – мямлю я.

Почему бы ей не убраться к своему Трою и не оставить меня в покое.

– Вивьен, скажу вам откровенно… Роб – самый отвратный тип из всех, кого я знала… хотя, может, мне и не следует говорить об этом… Подумайте только, он заставлял меня рассыпаться в благодарностях за то, что он оплатил наш обед!

Она заливается смехом, похожим на хрустальный колокольчик.

Темнокожий доктор подходит к нашему столику. Его улыбка обворожительна. Он кладет руку ей на плечо. Иссиня-черная кожа эффектно смотрится на фоне оранжевого шелка. Внезапно я представляю себе, как они занимаются сексом. Чертовски красивая пара. Красивая, эротичная и экзотическая.

– Здравствуйте.

Голос у него на редкость мягкий и звучный. Если бы он оставил сообщение на моем автоответчике, я, пожалуй, слушала бы его часами.

– Привет.

Я слегка машу рукой, стараясь держаться естественно и непринужденно. Но предательский румянец заливает меня до корней волос. Сэм не представляет нас друг другу, поднимается и берет тарелку с салатом.

– Кстати, этот кулон… – бросает она на прощание, глядя на мою шею. – Роб подарил его мне. Но мне его подарки не нужны, поэтому я оставила его, когда уходила… Впрочем, вам он очень идет.

Я тереблю кулон в пальцах и гляжу им вслед. Сразу видно, эти двое влюблены друг в друга.

– Стерва, вот стерва! – бормочу я.

В голове у меня полный сумбур. Ощущение такое, словно мне перекрыли кислород. Значит, она сама дала Робу отставку. Он почувствовал себя одиноким и решил ко мне вернуться. Пустил в ход избитые фразочки типа: «Я не могу жить без тебя» и «Я все время думаю о тебе». Не сомневался, что я на них поведусь, сволочь! Придумал, что хочет дать ей время подыскать новую квартиру. Уж конечно, ее тогда и след простыл! Разумеется, ему нужен был благовидный предлог, чтобы проникнуть в мою жизнь. И хуже всего то, что я действительно повелась. Он снова оставил меня в дураках. Я снимаю с шеи злополучный кулон и верчу его в руках. Размахнуться и зашвырнуть его куда-нибудь? Героиня сериала поступила бы именно так. Но я не героиня сериала и не имею привычки швыряться драгоценностями, которые стоят бешеных денег. Лучше я продам кулон, когда останусь без работы… интересно, сколько за него можно выручить. Я представляю Роба во всей красе и испытываю острый приступ тошноты.

Да, но что, если Сэм врет? Почему я с такой готовностью верю самому плохому, когда речь идет о Робе? Конечно, она врет самым наглым образом. Признать мою победу для нее равносильно смерти. Мужчина, на которого она претендовала, достался мне. Вот так-то! Несколько мгновений я торжествую, потом вспоминаю нового бойфренда Сэм, и торжество мое меркнет. Пожалуй, Роб не выдерживает сравнения с этим темнокожим Адонисом.

Я отламываю от сэндвича корочку. Кто-то из них двоих, несомненно, врет. В глубине души я знаю, что это Роб. Но если хорошенько подумать, разве это что-то меняет? Какая разница, кто из них кого бросил. Мы же не в детском саду. Я хотела, чтобы Роб вернулся, и он вернулся. Сказал, что жить без меня не может, в точности как в моих мечтах. Рядом с ним я могу быть спокойна за свое будущее. Не бояться, что потеряю работу. Делать то, что хочется, проводить больше времени с бабушкой. Разве я не мечтала о свадьбе с Робом? Он сказал, мы поженимся совсем скоро. На этот раз мы не будем замышлять ничего грандиозного, ограничимся скромным праздником в классическом стиле. Очень может быть, к тому времени я успею забеременеть. Мне больше никогда не придется переживать из-за нехватки денег. Я стану точной копией тех обвешанных бриллиантами мамочек из Челси, что вечно торчат в «Старбаксе», загромоздив проходы своими дорогущими колясками… Нет, может, на них я походить и не буду, но у моего ребенка будет все. Все самое лучшее.

Я пытаюсь представить себе малыша с лазурно-голубыми глазами, доставшимися ему от Роба, но мое воображение пасует. Голова сама собой клонится к столу.

Я бреду по ирландским лугам, и на груди у меня привязан ребенок – ребенок Макса. Он такой красивый, кареглазый, с черными непослушными кудрями, в точности как у отца. Когда он улыбается, на щечках у него играют ямочки.

В следующее мгновение просыпаюсь, потому что Редж трясет меня за плечо.

Доктора всегда казались мне ужасно сексуальными – может, потому, что их благородное поприще придает им нечто героическое. Но эти двое, упитанный коротышка-доктор, чей испещренный красными прожилками нос напоминает дорожную карту, и его долговязый сутулый ассистент с длинными трясущимися пальцами, явно дискредитируют славное врачебное племя. О состоянии бабушки они говорят какими-то полунамеками, словно слегка приоткрывают завесу над тайной, о которой мы должны догадаться сами. Мне удается понять, что они намерены срочно сделать анализ крови и плевральную пункцию.

– Ей стало хуже? – перебиваю я.

– Ну, не хотелось бы говорить «готовьтесь к худшему». Но возможность сепсиса не исключена.

– Она умирает?

– Сепсис является довольно распространенным осложнением пневмонии в пожилом возрасте. Смертность составляет примерно восемьдесят процентов… – тараторит ассистент, словно по учебнику.

– Значит, она умрет?

– Сейчас мы не можем ничего утверждать с уверенностью. Возможно, потребуется провести переливание крови. Тогда понадобится письменное разрешение.

– Но, доктор, неужели она…

Редж осекается и лезет в карман за ручкой.

– Я – ее единственная родственница. Вы ничего не можете утверждать с уверенностью, это я поняла. Но хоть что-то вы можете нам сказать? – не унимаюсь я.

– Все, что я могу вам сказать, мисс Саммерс, – ваша бабушка серьезно больна. Ближайшие несколько дней будут решающими.

– Но сегодня люди не умирают от пневмонии. Если она умрет, значит, вы лечили ее неправильно.

Доктора обмениваются многозначительными взглядами, словно говорят друг другу: «Еще одна скандалистка на наши головы».

– Я прочла про пневмонию в Интернете, – продолжаю я. – Я знаю, что эта болезнь не смертельна.

– Мисс Саммерс, я тоже читал про пневмонию в Интернете, – сообщает коротышка. – Помимо этого у меня за спиной семь лет учебы и десять лет работы в больницах. Уверяю вас, мы делаем все, что в наших силах. Мы сообщим вам о результатах исследований.

Коротышка и его помощник исчезают за голубой занавеской, словно парочка духов.

Редж сидит, понурив голову, испуганный и бесполезный. Глаза его блестят от слез. Я смотрю на бабушку. Лицо ее приобрело голубоватый оттенок. Даже веки кажутся голубыми. Прижимаюсь щекой к ее щеке и шепчу ей на ухо:

– Держись, бабуля. Не уходи. Ты мне нужна. Ты очень мне нужна.

Слезы застилают мне глаза. Я пытаюсь сосредоточить всю свою волю на одном желании – чтобы ей стало лучше. Какую-нибудь неделю назад я могла разговаривать с бабушкой сколько душе угодно и не понимала, какое это счастье. Редж кладет руку мне на плечо.

– Все будет хорошо, – говорит он. – Она не уйдет от нас. Мы просто не позволим ей, верно?

Он прижимает мою голову к своей груди. Рубашка его пахнет мылом, сердце бьется прямо под моим ухом.

– Все будет хорошо, все будет хорошо, – бормочет он.

Я чувствую, как он гладит мне спину. Мне хочется прижаться к нему теснее и зареветь, но вместо этого я отстраняюсь и вытираю слезы.

– Конечно, все будет хорошо, – говорю я ровным голосом. – Мне надо немного подышать воздухом.

– Вив, тебе не стоит сейчас быть одной.

Собачьи глаза Реджа полны тревоги и заботы.

– Редж, я уже взрослая девочка. За мной не нужно присматривать, – отрезаю я.

Как это все похоже на сцену из какого-то старого фильма. «Тебе не стоит сейчас быть одной…» Я иду к дверям, и печаль развевается у меня за плечами, точно плащ.

На улице вступает в свои права вечер, душный и влажный. Небо затянуто тучами, предвещающими дождь. Дорога уже пахнет дождем. Я медленно бреду к станции. В больнице от меня все равно никакой пользы. Что толку сидеть напротив бабушки вместе с Реджем, превратившимся в мою тень? Мне надо прийти в себя, надо подумать. В последнее время я уделяла бабушке мало внимания. Непозволительно мало. Роб никогда не проявлял к бабушке особой симпатии, а с тех пор, как мы с ним расстались, я только и делала, что носилась со своим разбитым сердцем. И со своим сайтом. Разбитое сердце я превратила в интернет-проект. Переживала об этом проекте, заботилась о нем, в общем, погрязла в нем с головой. Мне казалось, мне и моим товарищам по несчастью станет легче, если мы будем делиться друг с другом своим горьким опытом. Но ведь особенность сердечных страданий в том, что они уникальны. Каждый переживает боль по-своему. И от того, что другому тоже больно, человеку не становится легче.

А теперь надо мной висит угроза потерять бабушку. Угроза, похожая на черную тень. На холодный густой туман. Все в моей жизни пошло наперекосяк. И что хуже всего, я сама в этом виновата. Не знаю, как мне это удалось, но я испортила все хорошее, что подарила мне жизнь. Если бы только увидеть Макса. Если бы только рядом со мной был надежный друг. Если бы у меня была работа, приносящая деньги и удовлетворение. Или хоть что-нибудь еще. Что-нибудь, имеющее смысл. Единственное, что у меня осталось, – надежда выйти замуж.

Сейчас у меня есть все шансы осуществить эту надежду. Так что распускать нюни ни к чему. Скоро я выйду замуж. Я всегда этого хотела. Но никогда не думала, что, стоя на пороге семейного счастья, буду чувствовать себя так паршиво. Ощущение такое, словно за исполнение одного-единственного заветного желания я заплатила слишком дорогой ценой. И теперь чувствую себя одураченной, словно человек, который долго копил на какую-то дорогую вещь, выложил за нее кучу денег и на следующий день увидел, что она за бесценок выставлена на распродажу.

Но я не должна поддаваться подобным мыслям. Я должна верить в лучшее. Я выйду замуж, у нас с Робом будет счастливая семья. Бабушка поправится, иначе и быть не может. Я помирюсь с Максом и Люси. На работе я покажу, на что способна, и еще получу повышение. В общем, все будет замечательно. Превосходно. Восхитительно.

Из окон домов доносятся запахи готовящейся пищи. В одном из маленьких садиков пара сорванцов, выскочив из бассейна-лягушатника, носятся по только что скошенной лужайке. Я останавливаюсь и смотрю на них. Их мать, собирающая игрушки, ловит мой взгляд, улыбается и качает головой. Она думает, у меня тоже есть дети. Думает, мне понятны ее радости и заботы. Да, я выгляжу как женщина, которой давно пора быть матерью. Скоро у меня и правда будут дети, говорю я себе, и вдруг страшная правда пронзает меня насквозь. Выйдя замуж за Роба, я не только не приближусь к материнству, напротив, удалюсь от него на тысячи миль. Мне придется заботиться о Робе, нянчиться с Робом, угождать Робу, и на это уйдут все мои силы. С ума сойти! Неужели никто и никогда не назовет меня мамой?

На платформу в Лондоне я выхожу, окончательно упав духом. К тому же начинается дождь. Крупные капли падают на тротуар, и через несколько секунд он становится совсем мокрым. Я сажусь в автобус около вокзала Виктории. Неужели она умрет? Моя милая, добрая, веселая бабушка. Умрет, оставив меня наедине с воспоминаниями о том, как я миллионы раз отмахивалась от нее, сердито шипела на нее, стыдилась ее. Я больше никогда не увижу, как она улыбается. Не скажу ей, как сильно ее люблю. Нет-нет, она не может умереть! Бабушка так со мной не поступит. К горлу у меня подступает ком, и я отворачиваюсь к окну, чтобы избежать любопытных взглядов. Стекло запотело, но я протираю маленькое окошечко. Автобус пересекает площадь Виктории, похожую на свадебный торт, и двигается в сторону Гайд-парка. Если бабушка поправится, я стану лучшей внучкой на свете. Буду навещать ее каждый выходные. И звонить часто-часто.

Автобус проезжает мимо железнодорожной станции Грин-парк, и я вижу бомжа, сидящего на полиэтиленовом пакете. Пассажиры несутся мимо, едва не пиная ногами шляпу, в которую он собирает милостыню. Господи, Лондон так жесток. Слабый обречен здесь на поражение. Я судорожно вздыхаю и сморкаюсь в носовой платок. Надо взять себя в руки и прекратить плакать. Пикадилли стоит в пробке, и мы двигаемся с черепашьей скоростью. Мимо проползают витрины магазинов, «Френч коннекшн», «Остин Рид». Миновав Королевскую Академию, автобус сворачивает к цирку.

Королевская Академия! Я отчаянно жму на кнопку звонка, но автобус уже вырвался из пробки и несется к следующей остановке. Едва дождавшись, когда двери откроются, я выскакиваю под проливной дождь. Волосы почти мгновенно намокают и липнут к лицу. Платье, туфли – все мокрое насквозь. Проталкиваясь между прохожими, я несусь назад, к галерее. Вода с чужих зонтиков течет мне за шиворот. Увидеть картины Макса – это все равно что оказаться рядом с ним. А может, я увижу и его самого. Он должен там быть! Хотя вряд ли он целыми днями околачивается вокруг собственных картин… но ведь ему интересно узнать, не продана ли какая-нибудь его работа… в общем, мы с ним вполне можем там столкнуться, и он… он поймет, как сильно он мне нужен. Я вхожу в вестибюль, стряхиваю с волос дождевые капли и пытаюсь представить встречу с Максом. Повсюду группами и поодиночке снуют туристы. Надо пойти в тот зал, где я видела его в последний раз. Наверняка он ждет меня там. В фильмах все происходит именно так.

Мои ноги скользят в мокрых туфлях. Так, кажется, наша кошмарная встреча произошла здесь. Озираюсь по сторонам, и взгляд мой выхватывает нечто знакомое. Я присматриваюсь внимательнее. Лула. Сердце мое сладко ноет, когда я вспоминаю студию Макса и все, что произошло там между нами. Я подхожу к картине почти вплотную, смотрю на смелые крупные мазки и представляю руки Макса. Надпись под картиной гласит: «Ревность. Масло, акрил. Макс Келли». Здесь, в зале, где стены увешаны картинами, Лула производит не менее сильное впечатление, чем в мастерской. Рядом объявление, которое сообщает о том, что картина продана. Как только я вижу имя Макса напечатанным, меня охватывает возбуждение. Я слегка касаюсь букв пальцами. Макс Келли. Неотразимый, талантливый, сексуальный Макс Келли. Подхожу к другой картине. На меня смотрит мое лицо. Макс писал меня в футболке клуба «Арсенал» на следующий день после злополучной свадьбы Джейн. Я свернулась калачиком в кресле, волосы в беспорядке, глаза чуть припухли, тем не менее выгляжу настоящей красавицей. В моих глазах пляшут огоньки, словно я вот-вот рассмеюсь. Господи, я всегда хотела быть именно такой. Но мне казалось, на самом деле я совсем другая. Долго смотрю в глаза собственного портрета, потом опускаю голову, и в сердце вспыхивает надежда. Макс нарисовал меня такой, какой видит. Такой, какой я становлюсь рядом с ним. И картину он назвал «Любовь». Я стою перед ней как зачарованная. В тишине галереи слышно, как с моего платья падают дождевые капли. Смотрю на лицо женщины на портрете, на ее волосы, ноги, на складки красной ткани, и у меня перехватывает дыхание. Искра надежды в моем сердце разгорается все сильнее. Я млею перед картиной. Люди проходят мимо. Дождь прекратился. Жизнь непременно наладится.

Глава двадцать пятая Как просить прощения ...

1. Необходимо действительно осознать свою вину. Никогда не просите прощения, если вы не считаете себя виноватым.

2. Будьте искренни и найдите убедительные слова.

3. Возьмите на себя ответственность за собственные поступки. Не пытайтесь оправдаться или переложить вину на другого.

4. Не ожидайте, что вас немедленно простят.

5. Если вы начинаете со слов «я, конечно, сожалею, но…» или «кто же мог подумать, что ты так отреагируешь», вы не осознали своей вины.

6. Искренние извинения помогут и вам, и тому, у кого вы просите прощения.

7. Приносите извинения в следующем порядке: сначала объясните, что вы сделали неправильно и почему ваш поступок обидел другого человека, потом расскажите, что намерены делать, чтобы впредь избежать подобного, и поблагодарите другого за то, что он помог вам понять собственные ошибки.

8. После того как вы попросили прощения, сразу уходите. Не надо выводить выяснение отношений на новый виток.

Я вхожу в свою квартиру и закрываю за собой дверь. «Есть кто-нибудь?» – кричу на всякий случай. Никакого ответа. Я скидываю с себя промокшую одежду, иду в душ и долго стою под горячими струями, ощущая, как они барабанят по плечам. Намыливаю волосы и смываю шампунь. Ванная комната наполняется паром. Я вытягиваю шею и поднимаю руки, принимая под душем изящные позы. Картина не выходит у меня из головы. Если я хотя бы временами бываю похожа на девушку на картине, такую пленительную и сексуальную, значит, не все потеряно. Эта девушка мне чертовски нравится. Я чувствую, что теперь действительно могу стать такой, как она. Если рядом будет художник, который сотворил это чудо. А он будет рядом.

Но прежде всего надо отделаться от Роба. При мысли о нем я испытываю острый укол жалости и, чтобы заглушить его, начинаю припоминать все старые обиды и разочарования. Роб ни разу не подарил мне целой охапки цветов, ни разу не приготовил обед, ни разу не сделал мне массаж… и, если говорить откровенно, ни разу не довел меня до настоящего оргазма. Он вел себя так, словно находиться в его обществе – невероятное счастье для любой женщины. И я из кожи вон лезла, чтобы убедить в этом нас обоих. Я выключаю душ, заворачиваюсь в полотенце и протираю окошечко в запотевшем зеркале. Смотрю прямо в глаза собственному отражению. Взгляд исполнен решимости и спокойствия. Надеваю джинсы и черную тунику. Расчесываю волосы. Достаю из косметички черный карандаш для глаз. Черная подводка придает взгляду особый магнетизм. По крайней мере, так утверждают женские журналы. Когда я наношу на ресницы второй слой туши, в замке поворачивается ключ. У меня перехватывает дыхание.

– Кролик! Ты здесь?

– Здесь.

Роб возникает в дверном проеме. Он смотрит на меня, склонив голову к плечу, и пытается придать своему лицу выражение, которое, как ему кажется, изображает сочувствие.

– Как прошел день? – спрашивает он.

– Как мог пройти день, проведенный в больнице?

– Да… конечно…

Роб снимает пиджак и поворачивается, намереваясь идти в кухню.

– Я там кое-кого встретила, – кричу я ему в спину.

Роб возвращается в дверной поем.

– Кого?

– Сэм, собственной персоной.

Роб изображает некоторое недоумение.

– Ты что, забыл, кто такая Сэм? Девушка, на которой ты собирался жениться.

– Н-да, – мямлит он. Недоумение на его лице сменяется настороженностью. – Ты с ней разговаривала?

– Да, мы неплохо поболтали.

– Хм. Ну и что она сказала?

– О тебе она отзывалась в самых лестных выражениях.

В глазах Роба мелькает облегчение, смешанное с растерянностью. Он нервно ерошит волосы.

– Она ведь сама дала тебе отставку, верно? – спрашиваю я, наблюдая за его реакцией в зеркале. – Потому что нашла другого парня.

Роб изучает собственные ноги, постукивая носком одного ботинка о другой. Я поворачиваюсь к собственному отражению. Зрелище несравненно более приятное.

– Это она тебе сказала? – выдавливает из себя Роб.

– А как все было на самом деле?

Я смотрю на него, и мне кажется, что его череп стал прозрачным, открыв на всеобщее обозрение механизм лжи. Колесики, которые сейчас отчаянно вертятся. Люси была права, он просто самодовольный хлыщ. Роб переминается с ноги на ногу и потирает нос.

– Ну, на самом деле я не то чтобы… – мямлит он.

– Не надо никаких объяснений, – перебиваю я. – Ваши отношения меня не интересуют.

– По-моему, она встретила этого типа как раз тогда, когда у нас начались проблемы, но я не был уверен, что она оставила меня ради него и…

– Мне на это ровным счетом наплевать, Роб! – говорю я.

Выхожу наконец из ванной и иду к гардеробу. Надо найти туфли на высоких каблуках.

– Я не верю ни одному твоему слову. Ты лгал мне с самой первой минуты. Я имела глупость поверить, что ты и правда жить без меня не можешь… что ты бросил ее ради меня.

– Но я…

– Конечно, это было чистой воды идиотизмом – поверить, что ты любишь меня, хочешь на мне жениться и иметь детей!

Голос мой предательски дрожит. Спокойно, говорю я себе. Дыши глубже. Если ты сейчас разревешься, все пропало. Он сумеет запудрить тебе мозги. Роб, прищурившись, смотрит в окно. Я снимаю с шеи бриллиантовый кулон на цепочке и швыряю его на кровать.

– Ты ведь купил это для нее?

Он смотрит на кулон, потом на меня и кивает. Он даже не считает нужным отрицать. Это уж слишком. Проглотив оскорбление, я вытаскиваю из шкафа туфли. Пристально смотрю на Роба. Он смотрит на меня. В воздухе висит звонкая тишина.

– Ты куда-то собралась? – спрашивает он, глядя на мои туфли.

– Да, – киваю я.

Невысказанные обиды, претензии и разочарования носятся между нами, как мухи. Я отвожу глаза первая. Споры и ссоры больше не имеют смысла.

– И что ты намерена делать? – тихо спрашивает Роб.

– О чем ты?

– О нас с тобой.

– О нас с тобой речь больше не идет, – говорю я и беру сумочку. – Думаю, тебе стоит уйти как можно скорее.

Роб опускает голову. Все происходит совсем не так, как в моем воображении. Мне хотелось бы походить на Скарлетт из «Унесенных ветром», быть властной, насмешливой и исполненной справедливого негодования. Но мне грустно, и я ничего не могу с этим поделать. К тому же мне жалко Роба.

– Я понимаю, Вив, у тебя есть причины обижаться… но поверь, я тебя люблю.

Глаза Роба блестят, пальцы перебирают золотую цепочку.

– Раньше я в это верила. А сейчас поняла, что ты не в состоянии никого любить, кроме себя самого.

– Кролик, не надо так говорить!

Кошмар! Он и правда плачет. Всхлипывает и пытается втянуть слезы. Совсем недавно это возымело бы сокрушительное действие. Плачущий Роб – это шок, которого я не смогла бы вынести. Но сейчас я смотрю на его слезы как на очередной трюк. Он делает ко мне шаг, протянув вперед руки, словно малыш, который только учится ходить.

– Прости меня, Кролик! – выдыхает он. – Прости меня! Если я и врал тебе, больше этого не повторится. Я тебя люблю. Ты любишь меня. Мы не должны расставаться.

– А по-моему, мы не должны оставаться вместе.

– Я изменюсь… стану таким, как ты хочешь… поверь…

– Роб, я вовсе не хочу, чтобы ты менялся. Во-первых, это невозможно, во-вторых, ни к чему не приведет. Время упущено. Я тебя больше не люблю.

Роб начинает плакать в голос, точно малое дитя. Он трясет головой и не дает себе труда вытирать слезы и сопли. Я должна видеть, до чего довела его своей жестокостью.

– Прошу тебя, не надо… – лепечет он.

– Роб, мне надо уйти, – спокойно говорю я. – Надеюсь, когда я вернусь, тебя уже здесь не будет. Захлопнешь дверь и оставишь ключи, о’кей?

Слезы и сопли текут по его лицу ручьями. Я ощущаю легкий приступ тошноты.

– Кролик!

Он пытается заключить меня в объятия, но я выворачиваюсь и хватаю куртку.

– О’кей? – повторяю я.

Он медленно кивает сквозь всхлипывания.

– Мне очень жаль, что все так получилось, – говорю я, не в силах отделаться от легкого чувства вины. – Пока, Роб.

Я выхожу из квартиры. Дверь громко захлопывается за моей спиной.

Дойдя до конца улицы, я позволяю себе обернуться. Нет, Роб не бредет за мной вслед. Внезапно я понимаю, что он в принципе не способен это сделать. Когда мы с ним ссорились, он никогда не делал шага к примирению первым. В это трудно поверить, но это так. Я пять лет прожила с человеком, которому было на меня наплевать. И нечего теперь терзаться раскаянием. Он сам во всем виноват. Это он отменил три наши свадьбы. Он врал мне, не краснея. С души падает тяжесть. Наконец-то я свободна! Я избавилась от Роба, стряхнула с себя его чары!

Я дышу полной грудью, чувствуя, как меня переполняет бешеная энергия. Мне хочется заорать. На моих губах играет улыбка, и индианка в сари, идущая навстречу, улыбается в ответ. Какое это упоительное чувство – свобода! Я вижу такси и делаю водителю знак остановиться. Прыгаю на переднее сиденье и называю адрес Люси.

Люси приоткрывает дверь, увидев меня, придает лицу удивленное выражение, но все же делает шаг вперед.

– О, какие люди…

– Люси, прости меня! – выпаливаю я.

Она скрещивает руки на груди и наклоняет голову.

– Ты права, я жуткая зануда, – продолжаю я свою покаянную речь. – Я вечно ношусь со своими проблемами и не думаю о том, что это может кому-то надоесть.

– Кому-то? – переспрашивает она.

– Абсолютно всем и в первую очередь тебе! – уточняю я. – Я погрязла в проблемах по самые уши и пытаюсь утащить тебя в свое болото.

Лицо Люси остается непроницаемым. Мне начинает казаться, что она меня не простит, и меня охватывает страх.

– Знаю, я дерьмовая подруга, – продолжаю я почти шепотом. – Но мне ужасно тебя не хватает.

Проходит несколько томительно долгих секунд. Мы стоим, глядя друг на друга. Наконец Люси улыбается.

– Это я дерьмовая подруга, – говорит она. – И я должна просить у тебя прощения.

– Нет, я. Я без конца канючила про этого дурацкого Роба и утомила тебя до чертиков.

– А я всегда говорила о сексе.

– Нет, что ты! То есть ты говорила, но… не всегда.

– Иди ко мне!

Люси раскрывает объятия, и я окунаюсь в облако парфюмного аромата.

– Знаешь новость? – шепчет она мне на ухо.

– Какую?

Люси выпускает меня.

– Ты ни за что не поверишь! – визжит она.

– Давай выкладывай!

– Это невероятно!

– Говори, не тяни!

Люси протягивает левую руку, на которой сияет кольцо с бриллиантом. Глаза ее при этом сияют еще ярче, чем камень, а вид такой глупый, что я едва сдерживаю смех.

– Люси! Вот это да! Прими мои поздравления!

– Рубен – искрометный трахальщик вскоре станет Рубеном – сексуальным мужем!

– Поздравляю! Вот уж не думала, что доживу до такого дня! – говорю я и сжимаю ее в объятиях.

– Я и сама не думала!

– Вот уж новость так новость!

– Он здесь. Идем.

Люси слегка пританцовывает на ходу. Вслед за ней я вхожу в просторную гостиную. Все это странно до невозможности. Моя лучшая подруга выходит замуж за человека, с которым я незнакома. Играет латинская музыка. Рубен смешивает коктейли за стойкой бара. Он небольшого роста, и его узкобедрая фигурка кажется мальчишеской. Темные волосы коротко подстрижены, кожа смуглая, орехового оттенка, улыбка ослепительная. Люси бросается к нему, руки его обвиваются вокруг ее талии, и они делают несколько па сальсы. Я начинаю чувствовать себя лишней. Рубен протягивает мне руку, и мы образуем нечто вроде танцевального сэндвича. Я чувствую себя смешной и неуклюжей. По-моему, нет более нелепого занятия, чем танцевать втроем. Я отхожу в сторону, а они продолжают сексуально изгибаться, прижимаясь друг к другу.

– Вы празднуете помолвку? – пытаюсь я перекричать музыку.

– Только этим и занимаемся! – кричит в ответ Люси.

– Вив, будете кайпиринью? [14]  – спрашивает Рубен, возвращается к стойке и выжимает в стакан два лимона.

– Буду, – улыбаюсь я.

– Иди сюда, иди сюда. – Люси тянет меня к дивану. – Знала бы ты, как я переживала. И как скучала по тебе. Расскажи, что у тебя произошло за это время.

Она сжимает мою руку.

– Много чего. Во-первых, бабушка попала в больницу.

– О боже! Что с ней?

– Пневмония.

– Ну, это не опасно. Скоро она поправится!

Я хочу возразить, но в следующую секунду отказываюсь от этого намерения. Ни к чему портить этой сладкой парочке праздничное настроение.

– Дивное кольцо, – говорю я, глядя на палец Люси.

– Правда? Мне всегда казалось, выходить замуж – это чистое безумие. Но я так счастлива!

От избытка чувств она орет во весь голос и барабанит по дивану кулаками. Рубен приносит коктейли. Когда он подает стакан Люси, они сливаются в поцелуе. Я отвожу глаза в сторону.

– Вивьен! Я так много слышал о вас! – сообщает он, оторвавшись наконец от Люси. – Расскажите, как поживает ваш дружок по имени Роб?

– Отвратительно. Мы с ним расстались…

– Отлично! Значит, вы все-таки дали ему пинка под задницу! За это надо выпить!

Сидя на полу, Рубен поднимает свой стакан. Я с улыбкой смотрю на Люси, она пожимает плечами.

– Вы совершенно правы, Рубен! За это надо выпить!

Я делаю несколько глотков из своего стакана.

– Неужели ты все-таки решилась дать ему отставку? – недоверчиво спрашивает Люси.

– Решилась. Сегодня Роб Уотерс отошел в прошлое.

Рубен и Люси таращатся на меня, как на великое чудо. Я делаю ручкой.

– Скажем ему addio! – добавляю я, чтобы было понятней Рубену.

– Слава богу! – орет Люси. – Как я ненавидела этого надутого индюка!

– Я в курсе. Ты говорила об этом достаточно часто.

– Еще бы! Больно было смотреть, как он тебя мурыжил. Ты даже как-то поблекла рядом с ним, Вив! Поблекла и потускнела.

– Надеюсь, теперь я снова засверкаю, как стекляшка на солнце.

– Ура-а! – вопит Люси. – Я хочу танцевать! Нет, лучше давайте споем что-нибудь!

– Дин-дон, ведьма умерла, – начинаю я, но Люси уже встает и вытаскивает меня на середину комнаты. Рубен включает какую-то латинскую музыку, Люси подпевает и извивается в такт, Рубен прихлопывает.

– Ей надо еще выпить, – сквозь грохот кричит Люси.

– Не волнуйся, amore, выпивки у нас достаточно.

Сальса – удивительный танец. Все, что от тебя требуется, – шаркать по полу ногами и качать бедрами. Это нетрудно, особенно если рядом такой толковый учитель, как Рубен. Люси танцует нечто вроде танца стриптизерши, обходясь при этом без шеста. Рубен снимает ее на видео. Мне приходит в голову, что я вполне могу взять роль шеста на себя. Теперь Рубен снимает нас обеих. Я не сторонница любви втроем, но теперь мне кажется, что я напрасно относилась к этому занятию с предубеждением. Надо бы сказать об этом Люси и Рубену. Или нет, пожалуй, не стоит. Иду в туалет и опрокидываю стоящую на полке корзиночку с сушеными цветами. Она падает в унитаз. Пытаюсь ее спустить, но она всплывает снова и снова, словно труп утопленного младенца.

Когда я возвращаюсь в гостиную, там стоит тишина. Музыка выключена. Люси и Рубен сидят на диване, и я к ним присоединяюсь. Рубен и в самом деле ужасно, ужасно милый и обаятельный. Он гладит колено Люси. Мое колено он тоже не оставляет без внимания. Хорошее воспитание видно сразу.

– Когда произойдет великое событие? – спрашиваю я.

– У нас каждую ночь происходят великие события, – хихикает Рубен. – И днем тоже.

– Я имела в виду свадьбу! – говорю я и шлепаю его по ноге. С этим парнем не соскучишься.

– Свадьба будет в следующем месяце, – сообщает Рубен. – Хотелось бы успеть до конца лета.

– Все будет выдержано в эротическом стиле! – восклицает Люси. – Знаешь, какой я придумала наряд? Белая балетная пачка, корсаж и белые чулки в сеточку.

– Классно.

– А на мне будет галстук-бабочка, и ничего больше, – заявляет Рубен. – И улыбка, конечно.

Я пытаюсь представить эту картину. Приходится признать, выглядит недурно.

– Может, все-таки наденешь что-то вроде фигового листка? – предлагает Люси.

– Или брюки? – подхватываю я.

– Да, Руб, пожалуй, брюки будут не лишними, – соглашается Люси.

– Так и быть. Одену короткие шортики. – Он сжимает мое колено. – Ты тоже будешь в шортиках.

– Я? Ну уж нет.

– Да, Вив, белые шортики и белые шнурованные ботинки чертовски тебе пойдут! – хохочет Люси.

– Я скорее умру, чем появлюсь где-нибудь в таком виде. Вы не можете приказывать гостям, как одеваться.

– Но ты не просто гостья, Вив. Я собиралась тебя попросить, но… мы так давно не виделись.

Люси внезапно выпрямляется, смотрит мне в лицо и провозглашает:

– Вив, много лет ты была мне замечательной подругой.

– То же самое я могу сказать о тебе, – говорю я и беру ее за руку.

– Вивьен Саммерс, мы с тобой прошли сквозь огонь и воду, – торжественно изрекает Люси.

– Вот только медных труб пока не было, – ухмыляюсь я.

– Я знала, что всегда могу на тебя положиться.

– Да… особенно если тебе нужно было спрятаться от какого-нибудь назойливого ухажера, – вставляю я.

– Заткнись и не мешай мне произносить речь, – сердится Люси. – Я хочу сказать, ты верный друг…

– Не хуже собаки, – встревает Рубен.

Его глупое замечание Люси вовсе не сердит.

– Да, не хуже самой-самой верной собаки, – соглашается она. – Именно поэтому я хочу попросить тебя быть другом невесты… то есть подругой…

– Или собакой, – гнет свою линию Рубен.

– Люси… Для меня это большая честь… и радость…

От избытка чувств у меня перехватывает дыхание. Я заключаю Люси в объятия.

– Люблю тебя, – шепчет она мне на ухо.

– Внимание! Я хочу произнести тост! – вопит Рубен и вскакивает на ноги. – За друзей!

Я думаю о самом лучшем своем друге. Закрываю глаза и представляю его улыбку.

– За друзей! – подхватываю я.

За то, чтобы друзья снова были вместе, добавляю я про себя.

Глава двадцать шестая Стихотворение дня

Уксус

Я себя ощущаю священником,

За рыбой и картофелем вставшим в хвост,

Спокойно думающим,

Как уксус пропитывает насквозь,

Как будет прекрасно

Купить на двоих поесть.

Роджер Макгаф

О чертов Макс, как только ты поймешь,

Где правда и где ложь,

Ты прибежишь меня поцеловать

И прекратим в разлуке мы скучать.

Вивьен Саммерс

Уже перевалило за полночь. Я понимаю, что шататься вокруг дома Макса в такой час – по меньшей мере странное занятие. Но как, спрашивается, мне его поймать, если он не отвечает на звонки и сообщения? Поневоле превратишься в охотницу, которая подкарауливает дичь.

Смотрю на его окна. Темнота. Мотоцикла тоже нигде не видно. До чего я дошла, шатаюсь в ночи под любимыми окнами, в точности как Ромео. Бросаю в стекло камешек. Промашка. Какая-то собака заходится сердитым лаем.

– Где тебя черти носят? – бормочу я себе под нос и прислушиваюсь, словно ожидая услышать ответ.

Из ночного клуба за углом доносится грохот музыки. По-моему, это называется «диско инферно». Около мусорных баков что-то звякает, и я невольно вздрагиваю, оборачиваюсь и вглядываюсь в темноту. Кажется, там кто-то есть.

– Эй! – неуверенно окликаю я, ожидая, что сейчас из темноты появится монстр с ножами вместо пальцев. Или просто сексуальный маньяк. По крайней мере, так всегда происходит в фильмах ужасов.

Я напрягаю слух и различаю какой-то шорох; в темноте кто-то двигается, это ясно. Набираю в легкие побольше воздуха, чтобы оглушительно завизжать и броситься наутек. Но тут на свет рысью вылетает небольшой пушистый кот с задранным вверх хвостом. Он подходит к моим ногам, трется и обвивается вокруг них, как лента. Я вздыхаю с облегчением и хватаюсь за сердце – отчасти потому, что оно колотится как бешеное, отчасти потому, что герои фильмов ужасов всегда хватаются за сердце.

– Дейв!

Я наклоняюсь и чешу кота под горлышком, ощущая, как его маленькое тельце вибрирует от утробного мурлыканья. Беру его на руки, он прижимается ко мне, вытягивает лапы и закрывает глаза.

– Бедный маленький Дейв, бедная киска. Твой хозяин тебя бросил, – воркую я.

Передняя дверь открывается, в прямоугольнике света появляется какая-то женщина в ночной рубашке с изображением Микки-Мауса. Дейв вырывается, бежит к ней и проскальзывает между ее ног. Женщина подозрительно глядит в мою сторону и, так ничего и не сказав, берется за ручку двери, намереваясь ее закрыть.

– Эй, подождите, прошу вас! – кричу я и делаю шаг вперед.

Она держит дверь чуть приоткрытой.

– Добрый вечер! – тараторю я. – Мне срочно нужен Макс Келли, но я никак не могу его найти. Может, вы знаете, где он… это ведь его кот…

– Я бы тоже не отказалась найти Макса Келли, – отвечает женщина.

– Вы тоже… Значит, вы его знаете?

– Он попросил меня присмотреть за котом, дал сотню фунтов и куда-то уехал.

– Не сказал куда?

– И не подумал. Если бы я знала, где он, отослала бы ему бандеролью это паршивое животное. Не кот, а наказание.

– А когда уехал Макс?

– А что это он вам так срочно понадобился? – подозрительно спрашивает женщина. – Он что, должен вам денег?

– Нет. Просто мы с ним давние друзья.

Я смотрю на собственные руки и замечаю царапины, оставленные кошачьими когтями.

– По-моему, он уехал в среду. Послушайте, если вы с ним такие друзья, может, возьмете этого чертова кошака?

E-mail Максу Келли от Вивьен Саммерс. Воскресенье, 8 августа,Значит, ты удрал. Решил разыграть трагедию. Когда вернешься? Привет от Дейва.

E-mail Максу Келли от Вивьен Саммерс. Понедельник, 9 августа.

Макс.

Напрасно ты встал в позу оскорбленного достоинства и не желаешь со мной общаться. Так мы никогда не разрешим проблему. Я не могу поверить, что потеряю твою дружбу из-за какого-то пустячного недоразумения. В.

E-mail Максу Келли от Вивьен Саммерс. Понедельник, 9 августа,

Макс.

Если ты позвонишь мне в ближайшие пять минут, я поведу тебя обедать в китайский ресторан из разряда «плати один раз и ешь сколько влезет». Заплачу сама. И еще куплю тебе красный коктейль с бумажным зонтиком. В.

E-mail Максу Келли от Вивьен Саммерс. Понедельник, 9 августа,

Если ты меня выслушаешь, я объясню все… абсолютно все. В.

E-mail Максу Келли от Вивьен Саммерс. Понедельник, 9 августа,умоляю, давай увидимся хотя бы на полчаса! В.

E-mail Максу Келли от Вивьен Саммерс. Понедельник, 9 августа,Ты просто болван. И все же я по тебе скучаю. В.

E-mail Максу Келли от Вивьен Саммерс. Понедельник, 9 августа,

Значит, ты хочешь, чтобы я оставила тебя в покое? Хорошо, будь по-твоему. Это мое последнее сообщение.

Прощай /трагическая пауза/ прощай, Макс.

E-mail Максу Келли от Вивьен Саммерс. Понедельник, 9 августа,Не думала, что ты такой упрямый. Это не слишком привлекательная черта.

E-mail Максу Келли от Вивьен Саммерс. Понедельник, 9 августа,Твое упрямство граничит с идиотизмом.

Сообщение вернулось отправителю. Почтовый ящик адресата заполнен.

Телефонные гудки в Ирландии до отвращения пронзительны. Такое впечатление, что телефон чем-то не на шутку раздражен. И почему так долго никто не берет трубку? Они там что, поумирали? Или дом такой огромный, что пройдет целая вечность, прежде чем кто-нибудь доберется до телефона? Я сижу в Лондоне, и в ухо мне бьют гудки, а в Ирландии, в гулком пустынном зале огромного замка заходится визгливым звоном телефон в старинном стиле. Похоже, во всем замке нет ни души…

– Алло? – раздается в трубке недовольный голос.

– Добрый день, это миссис Келли?

– Это опять из страховой компании «Сан лайф»? Я же сказала вам, у нас не было никаких несчастных случаев.

– Нет, это знакомая Макса. Меня зовут Вивьен Саммерс. Извините, я говорю с миссис Келли?

– Не исключено.

– Не знаю, помните ли вы меня.

Никакого ответа.

– Мы с вами познакомились, когда вы приезжали к Максу в университет.

Гробовое молчание.

– Как-то раз мы вместе встречали Новый год.

Господи боже, ну и разговор.

– Как вы сказали, вас зовут? – наконец спрашивает мамаша Макса.

– Вивьен.

– Нет, это имя мне ничего не говорит.

– Значит, вы меня совсем не помните?

– Совсем. Мне очень жаль.

– Ничего страшного. Дело в том, что я ищу Макса. Он уехал в неизвестном направлении, никому ничего не сказав. Я думала, может, вы знаете, где он?

Снова никакого ответа. Да, для того чтобы разговаривать с мамашей Макса, нужно ангельское терпение. Может, она лишилась дара речи? Или куда-то ушла?

– Алло! – кричу я.

– Да, – невозмутимо раздается в трубке.

– Если будете разговаривать с Максом, прошу вас, передайте ему, что звонила Вив.

– Погодите-ка… Вив. Кажется, я вас припоминаю.

– Очень рада. Еще раз здравствуйте.

– Вы та маленькая брюнетка, по которой он сходит с ума?

– Да! Он сам говорил, что сходит по мне с ума?

– Он вечно о вас рассказывает.

– Значит, вы с ним недавно общались?

– Не на этой неделе. В последнее время от него не было ни слуху ни духу. Хотя я просила его звонить нам хотя бы раз в неделю. И приезжать он не желает. В последний раз был у нас в прошлом году, в июле. На свадьбе Сиобан. Она вышла замуж за двоюродного брата нашего соседа и…

В течение следующих двадцати минут я выслушиваю бесконечный монолог, из которого узнаю все подробности о здоровье тетушки Хильды, а также о том, что задница старшей сестры Макса заметно увеличилась в размерах после кесарева сечения. Еще я узнаю, что все они любят его до умопомрачения. Скучают по нему до безумия. В точности как я.

Глава двадцать седьмая Фейсбук ...

Зарегистрироваться: Где Макс?

Базовая информация: Поиск сбежавшего любовника.

Название группы: Где Макс?

Категория: Любовь, разбитое сердце.

Описание: С потерей любви надо смириться? Я так не думаю. Меня зовут Вивьен Саммерс, и я потеряла свою любовь, потому что не успела понять, что это и в самом деле любовь. Произошло недоразумение: он решил, что я его предала, и скрылся в неизвестном направлении. Я должна его найти. Если вы его знаете, если вы его видели, если вы его встретите, пожалуйста, передайте ему, что я его люблю и сожалею о случившемся.

Профиль

Имя: Макс Келли.

Пол: Мужской.

Национальность: Ирландец.

Дата рождения: 5 августа 1974.

Город проживания: Лондон.

Описание: Рост шесть футов, темные вьющиеся волосы, вид неряшливый.

Одежда: Джинсы и футболки, вдоволь повалявшиеся на полу. За модой он не следит и утюгами не пользуется.

Интересы: поэзия, живопись, мотоциклы, гитара. Еще он обожает рассказывать длинные истории, часто лишенные всякого смысла.

Любимое слово: Все слова, которые он говорит, любимые. Для меня.

Любимый цвет: Ярко-красный.

В зале для заседаний на тринадцатом этаже одуряюще душно. Кристи жует жвачку и выдувает пузыри. Время от времени она вытаскивает изо рта длинную нить резинки, с любопытством разглядывает ее и снова отправляет в рот.

– Мне нравится твоя прическа, – сообщает она. – Была в парикмахерской?

– Сто лет назад.

Кристи заходит со спины и разглядывает мой затылок.

– Да, сзади не так здорово, как спереди, – изрекает она, плюхается в кресло и опять принимается выдувать пузыри.

– Ты бы не могла без этого обойтись? – говорю я, проводя по волосам расческой. – Я имею в виду, без этих кретинских пузырей?

– Это что-то вроде прически, которая называется «муллет»? – спрашивает она.

– В данном случае выражение «что-то вроде» представляется мне неуместным.

Кристи извлекает изо рта жвачку, скатывает ее в шарик, бросает в урну и откидывается на спинку кресла.

– Слушай, Кристи, нам сейчас надо думать вовсе не о прическах. Скажи лучше, как мы будем продавать десять тысяч дурацких свечей, к тому же еще не соответствующих этическим нормам?

– Никак. Нам их не продать. Нам крышка.

– Значит, так и напишем в отчете? – Я беру ручку и делаю вид, что собираюсь писать. – Нам крышка.

– Не понимаю, что такое этические нормы, – вздыхает Кристи. – По-моему, никакой этики больше не существует. Всем на нее плевать.

– Я бы не стала утверждать это так категорично. Проблема детской порнографии, например, вызывает в обществе значительный интерес.

– При чем здесь детская порнография? Речь идет о каких-то заключенных, которые коротают время в тюрьме, мастеря свечи. Не думаю, что их к этому принуждают. И вообще, кто об этом узнает? – округляет глаза Кристи.

– Компания «Барнс и Уорт», в которой мы имеем честь работать, соблюдает абсолютно все правовые и этические нормы, – чеканю я. – Запомни это хорошенько. Но пока Злюка и Образина не в курсе насчет того, что у свечей проблемы с этикой, мы можем этим воспользоваться. – Я заглядываю в свой блокнот. – Кстати, о том, что заказанная партия составляет десять тысяч свечей, они тоже пока не знают.

– Ничего, скоро узнают, – бросает Кристи, доставая из сумочки лак для ногтей.

– Кристи, они будут здесь через полчаса, и твои ногти волнуют их меньше всего на свете. У нас есть последний шанс показать им, что мы не полные кретинки.

– Господи, ну как это сделать… Не представляю… Может, лучше честно признаться, что мы полные кретинки, – хнычет Кристи.

– Можно попытаться продать всю партию через Интернет. Подробности насчет того, где и кем были сделаны свечи, там никого не волнуют.

– Гениально! – вопит Кристи и хлопает по столу ладонями. – Так и сделаем!

– Ладно, я попробую позвонить человеку, который поможет нам провернуть эту операцию.

Через десять минут в комнату входит Майкл. На нем бордовая шелковая рубашка и мятые вельветовые брюки. Я знакомлю его с Кристи; он бросает на ее задницу оценивающий взгляд, точно цыган на лошадь. Садится рядом со мной и начинает качать ногой. Комната наполняется запахом прокисшего пота. Берет мой ноутбук и выходит в интернет-магазин.

– Так, в каком разделе будем размещать объявление? – спрашивает он.

– Не знаю. Может быть, «Подарки к Рождеству».

– В этот раздел еще пару месяцев никто не заглянет.

Майкл откидывается на спинку кресла и подпирает затылок переплетенными руками. Рубашка задирается, открывая полоску поросшего темными волосами брюха. Коленки Майкла ритмично подскакивают, ботинки выбивают на полу барабанную дробь.

– Думаю, будет разумнее вывесить ваши свечи в разделе «Товары для дома», – изрекает он.

– Да-да, это будет разумнее, – торопливо киваю я.

Пальцы Майкла бегают по клавиатуре.

– Необходимо фото товара, – говорит он.

– Я пришлю его по электронной почте, – говорю я.

– Так и быть… пойдем на маленькую хитрость. Для того чтобы выложить эти фотки, придется сделать вид, что отдел ИТ совершил ошибку… а мы их в принципе не совершаем… Короче, я впутался во все это только ради тебя, Вивьен.

– Спасибо, Майк. Я твоя должница, – улыбаюсь я и, заметив, как он плотоядно улыбается, торопливо добавляю: – За мной выпивка.

– Увы, Вивьен, ты навсегда утратила заманчивую возможность выпить в моем обществе, – заявляет Майкл, встает, оглаживает себя по бокам.

– Почему это?

– Потому. Прошло то время, когда этот парень сеял свое семя вольно и свободно.

– Как печально!

– Такова жизнь, Вив. Я сознаю, как много девушки потеряли в моем лице, но ничего не могу для них сделать, – вздыхает Майкл и многозначительно пялится на меня.

– Тебя что, захомутали? – спрашивает Кристи.

– Именно так, юная Кристи, хотя я предпочел бы более изысканное выражение. Думаю, тебе хорошо знакома королева моего сердца и моих чресел.

– Что?

– Я обручился с Марион Харрисон, – торжественно провозглашает Майкл.

Слова его повисают в воздухе. Проходит целая вечность, прежде чем Кристи понимает, о ком идет речь.

– Обалдеть! Ты женишься на Образине! – вопит она.

Услышав ласковое прозвище, которым мы наградили его суженую, Майкл приходит в некоторое замешательство. Он даже перестает трясти ногой. Видно, решает про себя, подходит оно ей или нет.

– Поздравляю, Майк! – спешу я загладить неловкость. – Я и знать не знала, что ты… что вы…

– Упражняемся в любовном искусстве? Мы занимаемся этим уже несколько лет… правда, с перерывами… – Взгляд его становится рассеянным и мечтательным. – Удивительно, до чего я к ней прикипел. После всех любовных приключений меня так и тянет к моей несравненной…

– Это же здорово! – перебиваю я. – Прими мои поздравления!

Я встаю и начинаю незаметно теснить его к дверям.

– Что, убил я вас? – спрашивает он, поочередно наставляя палец на меня и Кристи.

У самых дверей он хватает меня за руку.

– Приглашаю тебя на вечеринку в честь помолвки, пупсик, – говорит он и подмигивает.

– Очень мило с твоей стороны, Майкл!

Пока он идет к лифту, я стою в дверях и улыбаюсь. Вернувшись в комнату, пропахшую кислым потом, первым делом включаю кондиционер. Окна здесь не открываются, наверное, из опасения, что кто-нибудь из сотрудников решит покончить с собой, сиганув с тринадцатого этажа.

– Поверить не могу! – восклицает Кристи. – Образина выходит замуж.

– Судьбоносное событие.

– Она как минимум лет на десять старше, чем он!

– В жизни бывает и не такое.

– Вив, если уж Образина выходит замуж, у тебя тоже есть надежда!

– Спасибо, Кристи, ты очень добра, – улыбаюсь я и сажусь в кресло. – Через десять минут наши бизнес-мымры будут здесь. Сначала пробежимся по всей рождественской серии, а свечи оставим на закуску.

– Правильно.

– Давай-ка заглянем в наши записи.

Когда Злюка и Образина вкатываются в комнату, мы почти успеваем привести себя в боевую готовность. Образина лучезарно улыбается. В торжественном молчании они усаживаются во главе стола. Я невольно опускаю глаза на ноги Злюки. Как ни странно, сегодня она обута более или менее сносно. Всего лишь остроносые бордовые туфли в стиле семидесятых. Злюка неприязненно таращится на меня.

– Вивьен, – изрекает она, кивая. – Кристина.

Я бросаю взгляд на правую руку Образины. Никакого обручального кольца на пальцах-сардельках не наблюдается. Пожалуй, от поздравлений лучше пока воздержаться.

– Было бы неплохо, если бы вы начали доклад с этих скандинавских свечей, – заявляет Злюка.

Сердце мое начинает метаться, словно крыса, попавшая в ловушку. Впрочем, я уже привыкла к подобным выходкам с его стороны.

– Значит, скандинавские свечи, – говорю я и шумно перевожу дух.

– Да, именно они, – кивает Злюка.

Свет отражается в ее узких очках, так что на них больно смотреть. Похоже, она ждет, что я, как канарейка, зальюсь звонкой трелью.

– В данный момент на складе находится десять тысяч свечей, – начинаю я.

– Десять тысяч? – изумляется Образина, и глаза у нее лезут на лоб.

– Да. Десять тысяч, – киваю я и переворачиваю страницы блокнота, делая вид, что сверяюсь с записями. – Выяснилось, что эти свечи сделаны заключенными норвежских тюрем.

– Заключенными? – переспрашивает Образина.

Кажется, у нее возникли проблемы со слухом. На почве грядущего семейного счастья.

– Заключенными, – подтверждаю я.

– Заключенными? – переспрашивает Злюка.

Похоже, они заразились друг от друга глухотой.

– Заключенными, осужденными за незначительные преступления, – уточняю я. – Не убийцами и не насильниками.

Злюка и Образина пялятся на меня во все глаза.

– Может, теми, кто сидит за неуплату налогов… или за кражу в магазинах… в общем, за всякую ерунду… – бормочу я.

Все, больше мне нечего терять! С чувством невыразимого облегчения я поднимаю голову и улыбаюсь.

– И вы это знали, – роняет Злюка.

– Знала.

Господи, оказывается, это вовсе не трудно – говорить правду. Даже приятно.

– Тем не менее вы заказали партию в десять тысяч свечей?

– Если говорить точно, это сделала я, – встревает Кристи. – Я подумала, в этом нет ничего такого… ну, в этих заключенных… И заказала десять тысяч.

Вид у нее такой, словно она вот-вот расплачется.

– Мне следовало держать все под контролем, так что это моя ошибка, – самоотверженно признаю я. Кажется, я начинаю понимать, что испытывают католики во время исповеди.

В воздухе повисает напряженная тишина. Уши Злюки постепенно пунцовеют.

– Даже не знаю, что сказать, – цедит она. – Вы обе сознаете, что сами себя подставили? Помните, что вам были сделаны два предупреждения?

– Разумеется, мы сознаем, то есть я… ты сознаешь, Кристи?

Кристи обреченно кивает. Злюка простирает к ней указующий перст.

– Кристина, вы уволены, – провозглашает она.

Кристи замирает, точно громом пораженная.

– Отлично. Очень мудрое решение, – хлопаю я в ладоши. – Уверена, вам было чертовски приятно сообщить ей об этом!

В голове у меня предостерегающе звенит колокольчик, но мне уже на все наплевать. Я встаю и с шумом отодвигаю кресло.

– К сожалению, мне придется лишить вас удовольствия сообщить мне о том, что я уволена тоже. Я ухожу сама.

Злюка и Образина таращат глаза, точно жабы.

– Мне все это надоело. – Я надеваю на плечо сумку. – Думаю, конкуренты вашей компании примут таких сотрудников, как мы с Кристи, с распростертыми объятиями. Мы настоящая «команда мечты», и наша деловая репутация известна всем. Так что нам нет никакой необходимости служить вам девочками для битья. Идем, Кристи.

Кристи смотрит на меня в нерешительности, потом адски медленно начинает собирать со стола свои вещи и складывать их в сумочку. Злюка и Образина тем временем выжидающе смотрят на меня.

– Идем, Кристи, – повторяю я. – Думаю, скоро мы с тобой окажемся под более приветливыми небесами.

Сама не знаю, откуда я взяла выражение про приветливые небеса, но, по-моему, оно идеально соответствует ситуации. Исполнено достоинства и торжественности.

Кристи наконец заканчивает возню с сумкой, подходит ко мне, и мы величаво шествуем к дверям.

Через некоторое время мы оказываемся в «Короне», отмечаем великое событие за бутылкой шардоне. Настроение у обеих подавленное. Вино желтое и теплое, как моча.

– Если бы нас действительно где-нибудь ждали с распростертыми объятиями… – вздыхает Кристи. Сейчас она похожа на отбившегося от стада олененка.

– Нас нигде не ждут, – отрезаю я. – Я сказала это для красного словца.

– А про то, что мы «команда мечты», ты тоже сказала для красного словца?

– Не совсем… в этом есть некоторая доля истины, – качаю я головой и делаю глоток из своего стакана. Не вино, а жидкая головная боль.

Кристи переплетает и расплетает пальцы.

– Ты могла не говорить, что тоже увольняешься, – замечает она.

Я скромно улыбаюсь, ожидая, что она поблагодарит меня за столь впечатляющее проявление солидарности.

– Теперь мы получим дерьмовые рекомендации, – продолжает Кристи.

Об этом я как-то не думала. Ладно, снявши голову, по волосам не плачут. Мы сидим в сумрачном, как пещера, пабе и печально смотрим друг на друга. Какой-то старикан у стойки без конца орет: «Мы выиграли золотой кубок!» – и поднимает свой стакан с пивом. Отвратительное зрелище.

– Послушай-ка, Кристи, пожалуй, рекомендации нам с тобой совершенно ни к чему, – говорю я. – Мы и в самом деле организуем собственную команду. Команду мечты. А заниматься будем пиаром.

Во взгляде Кристи отражается сомнение.

– Только мы вдвоем? – спрашивает она.

– А кто нам еще нужен? Полезных контактов у нас хоть отбавляй, механику дела знаем как свои пять пальцев. Уверяю тебя, мы сможем раскрутить все, что угодно. Даже съедобные трусы.

– Вряд ли они пойдут нарасхват, – неуверенно улыбается Кристи.

– Еще как пойдут! А потом мы раскрутим целую серию эротических аксессуаров.

– Неплохая идея.

– Кто бы сомневался. Мы с тобой станем ходячим воплощением успеха. У нас есть для этого все данные. – Я поднимаю стакан. – За мастеров пиара!

– За нас! – подхватывает Кристи.

Мы чокаемся и делаем по глотку. Невероятная гадость.

– У меня уже есть кое-какие соображения по поводу нашего первого проекта, – говорю я. – Так сказать, первой пиар-компании. Мне необходимо найти одного человека.

Мы сидим в пабе допоздна. Я звоню в больницу. Трубку берет медсестра, которая говорит, что в ее палате нет пациентки по имени Ева Саммерс. Я прошу позвать к телефону Реджа, но его тоже нет поблизости. Все это очень тревожно. Позвоню позднее. Может, повезет и трубку снимет более осведомленная медсестра. А сейчас пора домой. Мне ведь еще предстоит воевать с Дейвом, возиться с кошачьим туалетом и мисками. Вчера я так устала от всего этого, что повалилась в постель чуть живая. Кто бы мог подумать, что один-единственный кошак способен так достать человека?

Я поворачиваю ключ в дверях. В квартире стоит тишина. Заглядываю в гостиную.

– Дейв! Где ты, киска?

На кофейном столике лежит записка. Швыряю сумку на диван, хватаю записку и тут же узнаю отвратный почерк Роба.

«Вив!

Хочу, чтобы ты осознала, какую кошмарную ошибку совершаешь. Ты просто сошла с ума. Неужели ты не понимаешь, что я – это лучшее, что было и будет в твоей жизни. Хочу, чтобы до тебя дошли две вещи:

Ты НИКОГДА больше не встретишь такого, как я, мужчину, готового дать тебе ВСЕ!

Мы расстаемся НАВСЕГДА. Не рассчитывай, что я вернусь, когда ты одумаешься. Ты меня потеряла.

Даже если ты приползешь ко мне на коленях, я тебя не приму. Желаю тебе удачи. Думаю, ты часто будешь вспоминать обо мне и о том, что я был единственным мужчиной, который тебя действительно любил. Но ты сама закрыла дверь в будущее.

Роб».

Я откидываюсь на спинку дивана и смотрю на полоску света, проникающую между шторами. Дейв неслышно подходит, садится около моих ног, обвив лапы хвостом, и начинает мурлыкать.

– Вижу, котик, ты вполне собой доволен. Чем занимался без меня? – воркую я, сминаю записку в комок и швыряю в угол.

Дейв внезапно подскакивает, бежит за бумажным комком, толкает его лапой, точно футбольный мяч, и загоняет под стол. Звонит телефон. Щелкает автоответчик.

– Вив! Это Роб. Послушай, Кролик, нам нужно поговорить. Позвони мне.

Дейв пристально смотрит на меня, мигая желтыми глазами.

– Ах, как все это трагично, – вздыхаю я.

Дейв прыгает на диван, кожаная обивка трещит под его острыми когтями. Я сбрасываю его на пол. Он снова прыгает на диван и принимается наносить по обивке ритмичные удары лапой.

– Не смей хулиганить! – говорю я.

Дейв на несколько секунд прекращает свое занятие, внимательно смотрит на меня, словно решая, стоит ли повиноваться моим приказам, и вновь принимается терзать несчастный диван.

– Ты можешь найти себе другое дело, скотина? – ору я. – Например, вылизать собственный зад.

Я сбрасываю кота с дивана и иду в спальню переодеваться.

В спальне царит полный разгром. Подушка вспорота, словно брюхо убитой птицы, повсюду валяются перья, мое шелковое кимоно разодрано в клочья. Дейв с невозмутимым видом проскальзывает в дверь, садится у моих ног и придает своей усатой морде удивленное выражение. Я хватаю кимоно и размахиваю им перед носом кота.

– Наглая тварь! Этот халатик стоил почти сто фунтов!

Взгляд лимонных глаз следит за яркой тряпкой, перемещающейся в пространстве.

– Хотелось бы знать, как ты собираешься возместить мне ущерб!

Я пинаю подушку.

– К твоему сведению, это была моя любимая подушка.

Дейв, мигая, наблюдает за кружащимися в воздухе перьями. Я опускаюсь на колени, чтобы собрать жалкие останки подушки.

– Слушай, наглое животное, если ты еще раз выкинешь что-нибудь подобное, я оторву тебе голову!

К носу Дейва прилипает перышко, и он пытается слизнуть его языком.

– Может, стоит купить тебе приспособление для затачивания когтей? – спрашиваю я. – Хотя это вряд ли поможет.

Подушка явно безнадежна. Единственный разумный выход – отправить ее в мусорное ведро.

– Брысь отсюда, чертово отродье!

Дейв с видом оскорбленного достоинства шествует в гостиную и прячется под кофейный столик.

Я брожу по квартире, выискивая следы пребывания Роба. Кто бы мог подумать, что, избавившись от него, я испытаю такое облегчение. Ведь я его любила… Сходила по нему с ума. Была уверена, что рядом с ним могу не волноваться о будущем. А теперь он ушел, и будущее стоит передо мной во всей своей неприглядности… будущее, в котором у меня нет работы, скоро не останется денег, почти нет друзей. Будущее, в котором я одинока. И все-таки я испытываю облегчение. Просто-напросто я поняла – рядом с человеком, которого не любишь, чувствуешь себя еще более одинокой, чем когда рядом никого нет. Когда ты одна, у тебя остается надежда… К тому же тебя никто не раздражает, а это серьезное преимущество. Когда ты одна, ты сама распоряжаешься своей жизнью и можешь делать все, что душе угодно: отправиться в Гватемалу автостопом, вставить серьгу в нос, заняться акробатикой, каждый день есть на обед рыбные палочки.

Я вызываю в воображении самые рискованные видения, проверяя, причинят ли они мне боль. Роб целует другую женщину… да пожалуйста, сколько угодно. Роб катит коляску… Господи, бедному малышу жутко не повезло с отцом! А вот еще славная сценка: я возвращаюсь из спортзала, где коротала одинокий вечер на тренажерах, вся красная, растрепанная и потная, и нос к носу сталкиваюсь с Робом в обществе какой-нибудь супермодели. Да, это не слишком приятно, но боль не сильнее, чем от ерундовой царапины. Не будь я такая растрепанная, красная и потная, меня бы это вообще не задело. В кухню входит Дейв, усаживается, благонравно сложив лапки, и с надеждой смотрит на холодильник.

– Что приперся? Я с тобой не разговариваю! – рявкаю я, сопровождая свои слова испепеляющим взглядом. Кот издает требовательное «мяу!». Я достаю из холодильника банку с кошачьим кормом и перекладываю его в блюдце. Дейв принимается жрать, жадно урча и роняя на пол куски мяса.

– У тебя прескверные манеры, любезный, – замечаю я. – Как и у твоего хозяина.

У твоего сексуального, обольстительного хозяина, добавляю я про себя. Что, если проделать с Максом тот же опыт, который я только что проделывала с Робом? Представить, что я, пусть даже причесанная, накрашенная и безупречно одетая, сталкиваюсь на улице с Максом, который обнимает за плечи другую женщину? Нет, это слишком мучительно. Невыносимо. К тому же такого никогда не случится. Мы будем вместе. Я открываю ноутбук и начинаю писать блог для Макса.

Я быстро стучу по клавишам, прерываясь только для того, чтобы смахнуть слезы, которые застилают мне глаза. О, если бы он был рядом со мной, все прочие проблемы казались бы ерундой. Дописываю блог и жду. Чего жду, спрашивается? Того, что свершится чудо и Макс по мановению волшебной палочки предстанет передо мной с букетом роз в руках? Я включаю телевизор, чтобы заглушить молчание телефона, и начинаю шастать по кухне в поисках какой-нибудь еды. Нахожу несколько просроченных творожных бисквитов и пакет крекеров, заваливаюсь со всем этим на диван и принимаюсь щелкать пультом, переключая каналы. Дейв устраивается на моем животе и тоже смотрит телевизор. Поглаживая его густую мягкую шерсть, я расслабляюсь, нас обоих охватывает ощущение покоя и уюта. Программа, посвященная удалению нежелательных волос на теле, вызывает живой интерес и у меня, и у Дейва. Но тут звонит телефон. Я замираю. Неужели это Макс? Конечно он, кто же еще. Он прочел мой блог и сразу откликнулся. Я хватаю трубку.

– Вивьен! – слышу я знакомый голос.

– Бабуля!

– Здравствуй, дорогая.

– Бабуля, как ты себя чувствуешь?

– Вполне сносно. А у тебя как дела?

Голос у нее слабый и прерывистый.

– Я так счастлива тебя слышать!

Она смеется, но смех переходит в кашель.

– Когда ты пришла в себя? – спрашиваю я. – Как жаль, что меня не было рядом!

– Сегодня утром. Поначалу никак не могла понять, где это я. Кстати, сейчас я в другой палате. Обстановка здесь малость поприятнее, меньше старых маразматов рядом.

– Поверить не могу, что разговариваю с тобой! Знала бы ты, как я волновалась!

– Я знаю. Прости, детка, что доставила тебе столько тревог.

– О, я вовсе не это имела в виду… это не твоя вина. Мне хочется увидеть тебя как можно скорее!

– Они говорят, что завтра, может быть, отпустят меня домой.

– Ты уверена… я хочу сказать, не слишком рано?

– Не слишком, дорогая, не слишком. Я жду не дождусь, когда отсюда выберусь. А им нужны места для других старых хрычей. Так что стоит человеку чуть оклематься, его выставляют прочь.

Она смеется в точности так, как раньше, только чуть более хрипло. Мне хочется плакать от облегчения.

– Ну, если ты чувствуешь, что достаточно окрепла… но ведь ты должна находиться под наблюдением доктора!

– Доктор Бегг живет за углом.

– Да, но будешь ли ты ему звонить, когда в этом возникнет необходимость? Редж сказал, ты ни за что не позволяла ему вызвать доктора.

– Ну, не такая я непроходимая дура, чтобы не учиться на собственных ошибках.

– Рада слышать. Болезнь упрямством не пересилишь.

– Вив?

– Да?

– Я хочу кое-что сказать тебе, дорогая. Надеюсь, ты не очень рассердишься.

– Слушаю тебя.

Что она еще задумала? Завещать свой дом приюту для кошек?

– В это воскресенье я выхожу замуж.

Глава двадцать восьмая Где ты? ...

Блог для Макса № 1.

Мы с тобой не виделись четыре дня и четыре часа. Помнишь, ты как-то сказал, что если кто-то из нас не даст о себе знать в течение суток, это будет означать, что он умер? И тогда другой должен бежать к нему домой и взламывать дверь. Я была у тебя дома, но дверь там тяжеленная, железная, с двумя замками. Взломать ее – пустая затея. К тому же твой мотоцикл тоже исчез, а это значит, что ты жив и здоров. Где ты? Неизвестность меня убивает, а если я умру, кто взломает мою дверь?

Я заполнила сообщениями твою голосовую почту… и почтовый ящик. Звонила твоей маме. Кстати, она тоже ждет от тебя звонка. У тебя есть теперь своя группа в Фейсбуке. Знаю, что тебе это не понравится, – но, когда ты вернешься, я ее сразу закрою. Я похитила Дейва и теперь горько об этом жалею, это не кот, а сущий дьявол. Как это ты ухитряешься держать дома дикое животное? А может, он просто по тебе скучает. Я тоже скучаю по тебе. Я отдала бы все на свете, лишь бы услышать твой голос. Ради этого я даже готова спеть при большом скоплении народа. Или питаться одной печенкой.

Если ты читаешь это сейчас, неужели ты не чувствуешь, как мне плохо без тебя?

Неужели ты больше не хочешь меня видеть? Если ты не в состоянии простить, хотя бы позвони и наори на меня как следует. Только не исчезай. Без тебя я брожу по темной стороне луны.

Я тебя люблю. Теперь я знаю это точно. Мне жаль, что я не понимала этого прежде. Прошу, поверь в мою любовь.

В.

Я приехала к бабушке рано утром. На улице еще прохладно и тихо. Я стучу в дверь, потом тихонько толкаю ее. Дверь не заперта, и я вхожу в дом.

– Это я! – предупреждаю я о своем прибытии, останавливаюсь перед зеркалом, висящим в холле, и поправляю волосы.

Интересно, мне кажется или воздух здесь и в самом деле пропитался стариковским запахом? Смесью лекарств и плесени. Я достаю из сумки пакет с шоколадом и апельсинами, приготовленный для бабушки.

– Есть здесь кто-нибудь?

Я спускаюсь по лестнице в кухню и на полпути сталкиваюсь с Реджем. Несколько мгновений нам не удается разойтись на ступеньках, и мы неловко топчемся друг против друга.

– Может, потанцуем? – улыбается он.

– Только не на лестнице, Реджи.

Он спускается вниз. Движения его осторожны и скованны. Мне казалось, он двигается бодрее. Я смотрю на его морщинистый загривок и внезапно проникаюсь к нему жалостью. Он такой старенький и уязвимый. А я вела себя с ним как последняя хамка.

– Ева в саду, – сообщает он, когда мы спускаемся в кухню. – Давай свой пакет, Вив.

Я озираюсь по сторонам, не зная, что сказать.

– Как она себя чувствует? – спрашиваю я наконец.

– Свежа, как утренняя роса. Как всегда, командует, распоряжается направо-налево.

Редж смеется, но в глазах его мелькает беспокойство.

– Примите мои поздравления! – выпаливаю я.

– Спасибо, Вивьен.

Он потирает подбородок и смотрит на меня робко, словно ожидая оплеухи.

– Редж, я и в самом деле рада за вас. За вас и за бабушку.

– Спасибо. Для нее очень важно, чтобы ты… чтобы мы…

Он смотрит мне прямо в лицо. Я с удивлением замечаю, что глаза его сохранили темно-голубой цвет.

– А еще я хотела сказать… попросить у вас извинения. В больнице я вела себя ужасно… Я понимала, что несправедлива к вам, Редж. Но я была так расстроена…

Редж гладит меня по плечу.

– Тебе не за что извиняться, девочка. Иди к ней. Она ждет не дождется, когда ты приедешь.

Сад сильно изменился с того жаркого июльского дня, когда мы с Максом были здесь в последний раз. Площадка чисто выметена, лужайка подстрижена, розы в полном цвету. На клумбах высажены новые цветы, такие яркие, что кажутся раскрашенными вручную. Над патио построен навес, увитый розами. Даже гипсовый ангел сияет чистотой. Сразу видно, Реджи не терял времени даром. Я переминаюсь в дверях, выжидая, пока мои глаза привыкнут к яркому солнечному свету. Наконец мне удается разглядеть бабушку, маленькую хрупкую фигурку, сидящую в кресле на колесах в тени грушевого дерева. Я вспоминаю, какая смешная шляпа была на ней в тот день, когда я привезла сюда Макса, как они вместе готовили коктейли, и в горле у меня возникает ком. Я бегу к бабушке, изо всех сил стараясь скрыть свои чувства и изобразить на лице выражение безоблачной радости. В этом цветущем саду она, такая слабая и изможденная, кажется сухим листком на зеленой траве. Я замечаю, как поредели ее волосы, как вздулись суставы на пальцах. Несмотря на жару, она укрыла колени разноцветным пледом.

– Бабуля, – говорю я.

Она поворачивает ко мне лицо, бледное, как кусок детского мыла.

– Вив!

Я опускаюсь перед ней на колени, беру ее за руку и бормочу:

– Я так счастлива тебя видеть.

Она улыбается и убирает прядь волос с моего лба. Я не знаю, как себя вести, как держаться. От растерянности слегка постукиваю по колесу кресла.

– Не слишком подходящий аксессуар для невесты, правда? – улыбается бабушка.

– Ничего, это будет новым словом в свадебной моде, – улыбаюсь я в ответ.

Бабушка пристально смотрит на меня.

– Ты похудела, детка, – замечает она.

– Не так сильно, как ты, – говорю я, обхватывая ее запястье большим и указательным пальцами.

– Ничего, скоро опять разжирею.

Я наклоняюсь и касаюсь губами ее мягкой морщинистой щеки.

– Бабуля, я тебя поздравляю. С возвращением домой и со всем прочим.

– Спасибо, дорогая. – Несколько секунд она молчит, пристально глядя мне в лицо. – Я так рада, что ты не сердишься на нас, Вив.

Я смотрю в ее глаза и вижу там веселые искорки. Точно такие, как прежде.

– Конечно, все это немного внезапно, но… – бормочу я.

– Знаешь, когда получаешь от жизни такой удар, понимаешь, что медлить не имеет смысла.

– Думаю, ты права.

В сад выходит Редж с подносом, на котором стоят стаканы. В растерянности озирается по сторонам, не зная, куда его поставить, и наконец ставит на ступеньку. Несколько минут они с бабушкой спорят о том, стоит ли приносить стол, и в итоге Редж идет в дом, шаркая ногами и что-то бормоча себе под нос.

Я смотрю ему в спину, и это не ускользает от бабушки.

– Поверь, он очень хороший. Очень добрый, – говорит она. Я молча улыбаюсь. – Надеюсь, несколько лет он еще будет держаться молодцом.

– Я волнуюсь не за него, – говорю я, сжимая ее руку.

– А обо мне волноваться не стоит, – заявляет она с такой самоуверенностью, словно никогда в жизни не болела.

– Хорошо, раз ты говоришь, что не стоит, я не буду волноваться. Но, признаюсь честно, я рассчитывала, что выйду замуж раньше тебя.

– Кстати, о твоем замужестве. Есть какие-нибудь новости насчет этого твоего Роба?

– Самая главная новость состоит в том, что я больше не хочу выходить за него замуж.

Я улыбаюсь, увидев Реджа, который, пыхтя и отдуваясь, тащит маленький карточный столик. Он ставит его рядом с креслом и идет за напитками.

– Что ты приволок, Редж! – качает головой бабушка. – Я имела в виду стол, который стоит на кухне.

Редж лишь покаянно вздыхает.

– Кто хочет фруктового пунша? – спрашивает он, подняв кувшин.

– Неужели нет ничего покрепче? – ворчит бабушка.

– Нет, дорогая, ты же знаешь, алкоголь тебе категорически запрещен, – лепечет Редж.

Бабушка фыркает и отворачивается. Я беру у Реджа стакан и вручаю ей.

– У меня есть тост! – заявляю я. – За тебя, бабуля, за вас, Редж. И за любовь!

Они смотрят друг на друга, улыбаются, и в этих улыбках светится давнее и искреннее чувство. Я поднимаю свой стакан.

– А еще за то, чтобы я тоже нашла свою любовь… где бы она ни скрывалась.

Все чокаются.

– Не так плохо, как можно было подумать, – говорит бабушка, осушив свой стакан. – Хотя, конечно, капелька джина не помешала бы.

– Как идет подготовка к свадьбе? – спрашиваю я. – Вы уже присмотрели симпатичный воздушный шар?

– Боюсь, придется обойтись без шара, – смеется бабушка. – Это дурацкое кресло такое тяжелое, что шар, пожалуй, не взлетит.

– Где же тогда будем праздновать?

– Здесь, где же еще. Вот он – наш кафедральный собор, – говорит Редж и делает широкий жест в сторону сада. – Для гостей поставим стулья, а в беседке устроим нечто вроде алтаря и обвенчаемся в лучшем виде.

– Замечательно, – киваю я.

– Вив, я надеюсь, ты будешь подружкой невесты? – с беспокойством спрашивает бабушка.

– Почту за честь.

– Тебе придется возить меня в кресле.

– Думаю, я неплохо справлюсь. Может, потренируемся прямо сейчас?

Я встаю, берусь за ручки кресла и начинаю маневрировать по патио. Бабушка легче, чем я ожидала. Поначалу я прикладываю слишком много сил, так что она наклоняется вперед.

– Если хочешь, мы сможем даже танцевать, – говорю я, выписывая круги. – Если почувствуешь, что я слишком разошлась, сделай какой-нибудь знак, например подними букет, и я сразу остановлюсь!

– В этом не будет необходимости! – кричит бабушка и тут же заходится кашлем.

Кашляет она томительно долго. Редж дает ей салфетку, и она что-то сплевывает туда.

– Долго тебе придется кататься в кресле? – спрашиваю я.

– Пока не наберусь сил.

– Ну, это произойдет быстро.

– Надеюсь, – улыбается она.

В конце дня я открываю дверь своей квартиры. Шторы задернуты еще с раннего утра. Воздух насквозь пропитался кошачьим запахом. Дейв рысью прибегает в коридор и пытается выскользнуть на лестницу. Я хватаю его за шкирку и водворяю домой. Кошачий туалет переполнен. Раковина завалена немытой посудой.

В спальне распахиваю шторы. Солнце светит сквозь пыльные окна. По крайней мере, сегодня Дейв ничего не разорвал и не испортил. Я оглядываюсь по сторонам, чувствуя, что все в этой квартире меня раздражает. В самом деле, что за убожество – ванная без окон, душ течет, затычка в раковине плохо прилегает. Нет, я мечтала жить вовсе не в таком месте. Мне грезился большой дом с просторной квадратной кухней, дом, где хватило бы места для целого выводка детей и собаки. Мы мечтали об этом вместе с Робом. Но теперь я поняла, что люблю Макса, и прежние мечты потускнели. Жизнь открывает передо мной новые горизонты, волнующие и манящие. Если только я сумею его найти. Если только он все еще меня любит. Я сажусь на подлокотник дивана.

А что, если Макс меня разлюбил? Я вспоминаю, каким он был во время нашего последнего свидания. Не во время стычки в галерее, а раньше, когда все еще было хорошо. Он сказал, что всю жизнь меня любил. Но стоит мне представить его искаженное яростью и обидой лицо, меня окатывает горячая волна стыда. Я причинила ему боль. Хотя именно этого мне хотелось меньше всего на свете. Я все делаю не так. И квартиру превратила в свинарник. Испытывая жгучий приступ отвращения к себе, начинаю поспешно собирать с дивана крошки чипсов. Кто бы мог подумать, что мне придется выдавать замуж собственную бабушку. Но в этой жизни происходит много невероятных вещей. Кто бы мог подумать, что я разлюблю Роба. Что буду сходить с ума по Максу, которого всегда считала безнадежным неудачником. Я замечаю на ножках кресла следы кошачьих когтей. Кто бы мог подумать, что держать дома кота – целая морока. Да, жизнь постоянно преподносит нам сюрпризы.

Я понуро бреду на кухню. Печально, но мои продовольственные запасы полностью исчерпаны. В холодильнике обнаруживается пластиковый контейнер с подозрительным содержимым, которое прежде было салатом из морепродуктов. Приподнимаю крышку, и в нос мне ударяет тошнотворный запах. Отправляю салат в мусорный пакет и мечусь по квартире в поисках прочего мусора. В завершение всего вываливаю в пакет содержимое кошачьего туалета, хватаю в одну руку сумку, в другую – пакет с мусором и бегу вниз. Пакет отправляю в помойный бак, а сама несусь за угол, в ближайший мини-маркет. Загружаю тележку молоком, печеньем, морковкой, кофе, помидорами и всем, что попадется под руку. Всем, что можно жевать. Нет, так не пойдет, говорю я себе. Пора начинать питаться правильно, а не как придется. Хватит травить себя всякой дрянью. Ставлю на полку бутылку дешевого вина и взамен беру дорогое. Отправляюсь в отдел хозяйственных товаров и бросаю в корзину бутылку моющего средства. Она сделана в форме утенка с надписью «Блеск» на боку. Это как раз то, что мне надо. Внести в свою жизнь немного блеска. Беру еще несколько металлических мочалок и качу тележку к кассе.

Терпеливо жду, пока молодая кассирша с зализанными волосами и татуировками на шее медленно подносит к сканеру каждый товар.

– Девяносто два фунта двадцать пенсов, – цедит она, не поднимая головы.

В другое время я посоветовала бы этой девице держаться с покупателями повежливее и украсить свой лексикон такими словами, как «спасибо», «пожалуйста» и даже «желаю приятного вечера». Но сейчас мне не до ее манер. Меня подавляет сумма на чеке. Я не уверена, что на карте у меня достаточно денег.

В панике достаю карту и набираю пин-код. Кассирша жует жвачку, усиленно работая челюстями. Я судорожно пытаюсь вспомнить, есть ли у меня наличные. Так, пин-код набран верно. «Заберите карту». Я задерживаю дыхание. Слава богу, все обошлось.

Дома я первым делом ставлю чайник и принимаюсь за уборку. Больше я не буду плыть по течению. Моя жизнь войдет в правильную колею. Для начала привожу в порядок постель, иду в ванную и заливаю унитаз «Блеском». Распространяется такой едкий запах, что у меня начинают слезиться глаза. Ничего, ничего, говорю я себе. Я возьму ситуацию под контроль. Найду Макса. Никуда он от меня не денется. Я загружаю продукты в холодильник, завариваю чай, открываю компьютер и выхожу в Фейсбук. Группа «Где Макс?» уже разрослась до ста участников. В большинстве своем это люди, настроенные чрезвычайно романтически. Все они рассыпаются передо мной в комплиментах и желают удачи.

Выхожу на свой сайт. Надо же, Майкл действительно прислал мне приглашение на вечеринку в честь помолвки. Только, спрашивается, как я туда пойду? После того как с таким треском вылетела с работы, странно будет рассыпаться в любезностях перед Образиной. Тем не менее я чувствую себя обязанной Майклу и принимаю приглашение. Проверяю почту. От Макса, как всегда, ничего. Даже если он решил покинуть Лондон навсегда, стать бродячим художником и, странствуя по городам и весям, размышлять о людском коварстве, он вернется, как только прочтет мой блог или страницу в Фейсбуке. Поймет, как сильно я люблю его, и вернется. Но беда в том, что у него нет привычки заходить на Фейсбук. Да и в Интернет, может быть, он больше никогда не заглянет. Надо найти какой-то другой способ… более надежный. Я звоню Кристи, и мы договариваемся встретиться в кафе.

В витрине кафе выставлены затейливые пирамиды чайных чашек и стеклянные пирожные, покрытые разноцветной глазурью. Выглядит шикарно, хотя и несколько старомодно. Внутри – столики, покрытые цветастыми скатертями, и расписные деревянные стулья с сиденьями в виде сердечек. Кафе называется «У сумасшедшего шляпника»; чайники здесь гигантских размеров. Посетители – по большей части женщины, все как на подбор слегка безумного вида. Кристи в джинсовых шортиках, жилетке со стразами и высоких шнурованных ботинках смотрится среди них весьма органично. Волосы у нее сегодня зачесаны наверх и перехвачены оранжевой лентой.

– Кристи, умоляю, прекрати читать «Вог», – говорю я. – Это тебя до добра не доведет.

– Ой, привет! – щебечет Кристи и целует воздух около моих щек. – Знаешь, Вив, возможно, мой наряд и кажется тебе чуточку экстравагантным, но это то, что носят сейчас на подиумах. Помнишь моего приятеля Найджела?

Я с содроганием вспоминаю злополучное платье из белых перьев.

– Так вот, это из его последней коллекции, – гордо сообщает Кристи. – Кстати, он регулярно устраивает показы. В дизайнерской школе, где учится.

– Что ж, наверное, стоит как-нибудь пойти, – бормочу я, глядя на ее оранжевый бант. – Я-то, конечно, для подобного старовата…

– Всегда можно найти смягченный вариант, – снисходительно кивает Кристи. – Так или иначе, на его показы сбегаются все байеры. И редакторы модных журналов… Следующее свое шоу он устраивает специально для «Топ-шопа». О, постой, я принесу тебе пирожное. Здесь они просто обалденные.

Я наблюдаю, как она несется к стойке и оживленно делает заказ. Все остальные посетители наблюдают тоже. Кристи имеет способность привлекать к себе внимание в любом месте и в любой ситуации. Она симпатичная девушка, но… можно сказать, она отпугивает людей, приводит их в легкий шок. Интересно, существует ли способ использовать подобный талант в мирных целях? Наверное, существует. Вот, например, она могла бы демонстрировать модели неведомого Найджела. Стразы на жилетке мерцают и переливаются, когда Кристи возвращается к столику с подносом, на котором стоит огромный чайник в горошек.

– Эти твои стразы. Стоит на них посмотреть, и у меня в голове брезжит смутная мысль, – замечаю я, когда Кристи ставит поднос на стол.

– Наверное, тебя зачаровывает их блеск.

– Нет, они хотят натолкнуть меня на какую-то идею.

– Может, подсказать название нашей будущей компании?

– У меня сейчас другое на уме. Как организовать поиск Макса?

– И ты решила заказать сотню дизайнерских жилеток, на спине у которых будет выложено стразами «Где Макс?», – хихикает Кристи. – Круто.

– Нет… стразы – это слишком дорого.

– К тому же это ручная работа.

Кристи поворачивается, жилетка переливается, как рыбья чешуя. В голове у меня – бешеная чехарда мыслей. Да, надо раздуть огромную кампанию, устроить модный показ, привлечь телевидение… и без всяких затрат. Кристи разливает чай.

– Футболки, – бросаю я.

– Что?

– Футболки с надписью «Где Макс?». Никаких стразов, но надпись яркая. Может твой приятель Найджел сделать такую футболку и продемонстрировать ее на своем показе?

– Мм… Не уверена, что он на это согласится.

– «Топ-шоп» обязательно клюнет на эту идею и раздует колоссальную рекламную кампанию.

– Почему именно «Топ-шоп»?

– Ты же сказала, свой ближайший показ он устраивает специально для «Топ-шопа».

– Да, но…

– А они всегда оказывают поддержку молодым талантам.

– Хорошо, я скажу ему…

– Постарайся быть убедительнее, Кристи. Если понадобится, можешь даже с ним переспать.

– Не понадобится. Он гей.

– Тогда пусть с ним переспит твой бойфренд.

– А вот он как раз не гей.

– Ну я не знаю… придумай что-нибудь. Не хочется упускать такую хорошую идею.

– Идет.

Кристи достает из сумки блокнот и ручку и принимается что-то старательно записывать. Ручка украшена кошачьей мордочкой и надписью «Hello, Kitty!». Кошачьи глаза загораются всякий раз, когда она выводит новое слово.

– Классная ручка, – говорю я.

– О, я с детства обожаю красивые ручки. А «Hello, Kitty» такая лапочка, – сообщает Кристи и, слегка нахмурившись, читает написанное. – Просто «Где Макс?» и ничего больше?

– На спине можно добавить название нашей компании или просто буквы КМ, то есть «Команда мечты».

Кристи морщит нос.

– Нет, это слишком невнятно.

– Значит, не стоит.

Кристи закрывает блокнот и принимается уписывать булочку с лимоном.

– Следующий шаг, который нам надо сделать, – связаться с редакторами воскресных газет и уговорить их написать о модном показе… Это я беру на себя.

Я выглядываю в окно, и сердце мое радостно подскакивает. На тротуаре стоит высокий парень в линялых джинсах и поношенных ботинках. У него темные вьющиеся волосы. Он смотрит в другую сторону, на витрину какого-то магазина. Невероятное сходство. Неужели это Макс? Конечно, это он. Но разве подобное возможно? Я встаю и бегу к окну. Да-да, это его плечи, его затылок… И стоит он всегда именно так, широко расставив ноги. Господи, это действительно он. Я стучу по стеклу.

– Макс! – ору я. – Макс!

Колочу по стеклу изо всех сил, но он не оборачивается. Тогда я несусь к выходу, наталкиваясь на столы и стулья. Парень в линялых джинсах поворачивается, улыбается и протягивает руку миниатюрной девушке, только что вышедшей из магазина. Смотрит на меня с некоторой растерянностью, словно прикидывает, стоит ли помахать мне рукой, и в конце концов решает, что нет. Разумеется, ведь он видит меня в первый раз в жизни. Они уходят, а я остаюсь стоять на тротуаре с открытым ртом, словно клоун-мим.

Я медленно поворачиваюсь и бреду назад в кафе. Женщина в кружевном фартуке, стоящая за стойкой, смотрит на меня с удивлением, я виновато пожимаю плечами.

– Мне просто показалось, что это мой знакомый, – бормочу я.

Она кивает с преувеличенным сочувствием. Две посетительницы таращатся на меня, словно ожидают продолжения шоу.

– Концерт окончен, – рявкаю я. – Возвращайтесь к пирожным.

Дойдя до своего столика, я в полном изнеможении плюхаюсь на стул.

– Теперь я сама вижу, нам до зарезу нужно найти твоего парня, – говорит Кристи.

Глава двадцать девятая Мне показалось, что я вижу тебя ...

Блог для Макса № 2.

Дней, прошедших с тех пор, как мы виделись в последний раз: 26

Вчера мне показалось, что я увидела тебя на улице. На самом деле это был совершенно незнакомый парень. Но в твоем стиле. Эта фраза подразумевает, что у тебя есть свой стиль, а мы оба знаем, что это не так. И все-таки он был ужасно на тебя похож. Я вела себя как полная идиотка, выскочила из кафе, выкрикивая твое имя. Как только он повернулся, стало ясно, что это не ты. Я чуть сквозь землю не провалилась со стыда.

Мне необходимо тебя увидеть. Почему бы нам не встретиться в каком-нибудь пабе? Выпили бы джина с тоником, похрустели сухариками. А не хочешь, можем остаться дома. Мне все равно. Я просто хочу, чтобы ты был рядом. Готова все отдать, только бы услышать твой голос. Почему ты мне не звонишь? Представь себе, моя бабушка выходит замуж за Реджи. Разумеется, ты приглашен на свадьбу. Она состоится в это воскресенье, у бабушки дома.

Знаешь, я всегда добиваюсь своего. Ты говорил, тебе нравится эта моя черта, верно? Так вот, я затеяла целую кампанию, у которой одна цель – найти тебя. Понимаю, это звучит чертовски мелодраматично и напоминает плохие фильмы, но я должна что-то делать. Должна объяснить тебе, что произошло. Раньше ты говорил, что любишь меня всю жизнь и только от меня зависит, быть нам вместе или нет. Но это неправда. Все зависит от тебя, Макс. Я люблю тебя.

В.

...

P. S. В твоей группе на Фейсбуке уже пятьсот участников.

Люси стоит напротив громадного зеркала в кремовом свадебном платье с оголенными плечами. Я сижу в кресле, потягивая шампанское, предоставленное салоном в качестве бесплатного угощения. Впрочем, бесплатным его вряд ли можно назвать, так как за визит сюда мы выложили двадцать фунтов. По радио Шанайа Твейн поет «Still the One».

– Ты вроде говорила о белом корсаже, балетной пачке и чулках в сеточку, – напоминаю я.

Люси поворачивается и через плечо бросает восторженный взгляд на свое отражение. Сзади лиф платья зашнурован атласной тесьмой. Люси приподнимает волосы и делает мечтательные глаза. Кругленькая, как шарик, женщина в матросском костюме подбегает к ней и расправляет юбку.

– Красивое платье, – говорит Люси.

– Красивое, – соглашаюсь я. – Шампанского хочешь?

Люси никак не может налюбоваться собственным отражением. Она слегка разводит руки, словно балерина.

– Интересно, что это за ткань? Выглядит шикарно.

– Наверное, шелк или атлас.

– Прелесть, как она блестит. А что скажешь насчет цвета? По-моему, этот оттенок «слоновая кость» выглядит ужасно благородно.

– Я не зоолог, чтобы разбираться в слоновьих костях.

– Какая муха тебя укусила? – хмурится Люси.

– Никакая. Просто идея с корсажем и пачкой нравилась мне больше.

Шарик в матроске прикатился назад, с жемчужной диадемой и вуалью. Люси наклоняется, и женщина укрепляет у нее на голове все это великолепие. Кружева топорщатся вокруг лица Люси, точно наполовину раскрытый зонтик. Она благоговейно приглаживает их кончиками пальцев. Шарик в матроске залезает на подобие пьедестала и расправляет вуаль. Люси делает шаг в сторону зеркала, юбка сбивается на сторону, и бедному матросу приходится опять ее расправлять.

– Простите, но нет ли у вас другой диадемы, – подаю голос я. – Мне кажется, эта недостаточно ярко сверкает.

Шарик катится в другую комнату, туда, где представлены аксессуары.

– Ты и в самом деле думаешь, что блеску маловато? – спрашивает Люси.

– Нет, мне просто хотелось избавиться от нее на пару минут. Надоело, что она суетится тут перед глазами, расправляя все, что можно расправить.

Люси смотрит на меня сквозь вуаль.

– Видно что-нибудь? – спрашиваю я.

– Да. Представляешь, на кружево нашиты крошечные жемчужины. Естественного происхождения.

– Круто. А что это значит – естественного происхождения?

– Понятия не имею. Но жемчуг выглядит обалденно. Тебе нравится?

– Нравится. Интересно, а балетные пачки у них есть?

– Вив! Прошу, отстань от меня со своей дурацкой пачкой!

– Я просто напоминаю твои же слова.

– Мало ли что мы наболтали с пьяных глаз! Ты что, и в самом деле поверила, что Рубен собирается явиться на собственную свадьбу в одних трусах?

– Насчет Рубена ничего сказать не могу, я его плохо знаю. А вот себе я уже купила белые шортики и высокие ботинки со шнуровкой.

Люси разражается хохотом.

– Господи, Вив, ну ты и шутница. Помоги мне снять эту штуковину.

Когда шарик в матроске возвращается, я стою на пьедестале, пытаясь вытащить шпильки, которыми диадема приколота к волосам Люси. Шарик приходит мне на помощь. Совместными усилиями нам удается снять величественное сооружение с головы раскрасневшейся и сердитой Люси. Волосы ее теперь похожи на воронье гнездо.

– Вив, ты можешь сосредоточиться? – требовательно спрашивает она. – Я понимаю, тебе сейчас не слишком приятно заниматься свадебными нарядами. Учитывая твою жизненную ситуацию…

Я бросаю быстрый взгляд на женщину в матроске. Она сияет безмятежной улыбкой.

– Но я рассчитываю на твою помощь. Так что, прошу тебя, прекрати валять дурака.

Люси чуть не плачет. Меня охватывает острый приступ раскаяния.

– Прости… – бормочу я. – Наверное, дело в том, что я безнадежная старая дева. Где уж мне судить обо всем этом великолепии!

– Я знаю, что ты безнадежная старая дева!

– Только не надо орать об этом во весь голос.

– Но может, ты хотя бы на полчаса прекратишь жалеть себя и подумаешь о чем-то другом? Мне действительно нужен твой совет.

Я вылезаю из объятий глубокого кресла и становлюсь у зеркала рядом с Люси.

– Значит, тебе нужен мой совет?

В глубине души я польщена тем, что Люси так волнует мое мнение. Честно говоря, я уже начинала подозревать, что она пригласила меня в этот шикарный салон с одной-единственной целью – утереть мне нос.

– Конечно, – сердится она. – А зачем еще, спрашивается, я позвала тебя выбирать платье.

– Ну хорошо… Если говорить честно, сейчас, когда волосы у тебя растрепаны, платье выглядит потрясающе. По крайней мере, ты не похожа на витринный манекен. Или на куклу Барби. Но если ты во что бы то ни стало хочешь нацепить вуаль, нужно другое платье, не такое гламурное. Иначе не будет никакой изюминки.

Люси задумчиво смотрит в зеркало и откидывает волосы назад.

– Может, ты и права, – роняет она, вполоборота изучая свое отражение. – Когда я чувствую, что ты права, я никогда не спорю.

Я окидываю ее взглядом и удовлетворенно киваю.

– Да, вуаль совершенно не нужна. Ты просто воплощение красоты и сексуальности. И без всяких архитектурных излишеств.

– Платье мне идет, правда?

– Посмотри в зеркало. Кто скажет, что это не так, пусть съест свою голову.

Глаза Люси наполняются счастливыми слезами.

– Потрясающе! Это мое платье, – шепчет она.

Шарик в матроске, учуяв, что покупательница дозрела, подкатывается к Люси, становится на цыпочки и закрывает ей глаза руками.

– Вообразите только себе этот волшебный день, день вашей свадьбы, – щебечет она с заметным американским акцентом. – Самый важный, самый счастливый день вашей жизни. Ваши волосы красиво причесаны, макияж безупречен, вы благоухаете своими любимыми духами.

В этом месте она успевает чем-то побрызгать в воздух. Все отработано до мельчайших деталей.

– В руках у вас восхитительный букет. Вы стоите у дверей церкви, – продолжает сеанс гипноза многоопытный шарик.

Бросив взгляд в зеркало, я замечаю, что рот у меня приоткрыт и вид до крайности дурацкий. Пожалуй, лучше вернуться в кресло и прикончить остатки шампанского. Моя миссия выполнена.

– А внутри, в церкви, вас ожидает ваш будущий супруг, – доносится до меня возбужденное чириканье. – Он ждет вас, изнывая от нетерпения, и нервно смотрит на дверь. И вот дверь открывается, и он видит вас.

Женщина резко убирает руки. Люси ошарашенно пялится на свое отражение.

– Я возьму его, – выдыхает она.

Дело сделано! За какие-то две тысячи фунтов она становится владелицей дивного свадебного платья от Веры Вонг.

– Давай пропустим по коктейлю, – предлагает Люси. – Надо же обмыть такую грандиозную покупку. Кстати, вон там, на другой стороне улицы, – самый длинный бар в Лондоне.

Прежде я понятия не имела, что длина относится к числу достоинств питейного заведения. Век живи, век учись.

– Они делают «Маргариту» с соком дыни, – сообщает Люси таким тоном, словно я всю жизнь мечтала попробовать именно этот напиток.

– Тогда идем, – киваю я.

Мы усаживаемся около металлической стойки, действительно на редкость длинной. Повсюду светлые деревянные панели и потрепанные кожаные диваны. Коктейли, которые нам подают, можно по праву назвать произведениями искусства – стаканы украшены ягодами и стоят на изящных серебристых салфеточках.

– Барменши здесь просто красотки, – замечаю я. – Наверное, объявления о приеме на работу звучат примерно так: «Требуются бывшие фотомодели, не способные улыбаться».

– Но обладающие достаточно развитым интеллектом для того, чтобы смешать коктейль, – добавляет она.

– Да, ничего больше им делать не приходится, – замечаю я.

– Ровным счетом ничего, – соглашается Люси.

Разговор явно исчерпал себя. Я решаю сменить тему.

– Интересно, понравится Рубену твое платье?

– О, он будет в восторге!

– Значит, о сексуальной теме вы решили забыть?

– Ну почему же? Только она будет звучать, скажем так, более сдержанно.

– И в чем это будет выражаться? Вы закажете свадебный торт в форме фаллоса?

– Как ты догадалась? – хохочет Люси.

– А не хочешь надеть трусики с какими-нибудь пикантными надписями? Это будет и сексуально, и сдержанно.

– Отличная мысль. А что, в «Барнсе и Уорте» такие продаются?

– Нет, но я тебе их достану.

– А какие надписи?

– Какие пожелаешь. Слушай, а что, если подарить всем гостям хлопушки с такими трусиками? Получат полезную вещь вместо ерунды.

– Да, а еще можно начинить хлопушки какими-нибудь прикольными презервативами.

– Или эротическими игрушками.

Мы хохочем, попивая коктейли. Идея сексуальных свадебных хлопушек представляется мне чрезвычайно жизнеспособной. Может, именно они станут первым товаром, который раскрутит наша «Команда мечты». Свадьба Люси станет стартовой площадкой, с которой мы начнем покорение свадебного рынка.

– Да, но о теме романтической любви тоже нельзя забывать, – говорю я. – Думаю, стоит раздавать всем гостям пакетики с конфетами в форме сердечек… или с печеньем.

– Обязательно! Это будет так мило… и чертовски трогательно.

Мысленно я прикидываю, к каким поставщикам обратиться и в какую сумму все это выльется. Люси что-то оживленно говорит, но я пропускаю это мимо ушей.

– Ты согласна? – ловлю я самый конец фразы.

– Разумеется, – улыбаюсь я.

– За это надо выпить.

Мы поднимаем глаза и чокаемся. В голове у меня проносится мысль, что на этот вечер назначено еще какое-то событие, но я никак не могу вспомнить какое. Ах да! Вечеринка в честь помолвки Майкла. Взгляд падает на огромные электронные часы, висящие на стене. Почти восемь, а вечеринка назначена на семь. Может, не стоит идти? Телефон Люси мелодично звякает, сообщая, что пришла эсэмэска. Она читает и расплывается в улыбке.

– Рубен едет сюда.

Люси сияет от счастья, а я в очередной раз поражаюсь, какая она хорошенькая.

– Только ничего не говори ему про платье, – просит она.

– Конечно не буду. Кстати, я передам тебя с рук на руки и сразу уйду. Один тип с работы пригласил меня на вечеринку в честь своей помолвки.

Бар «Га-Га» расположен в самом дальнем конце крохотной узкой улочки в Сохо. Дверь заперта, и для того, чтобы попасть внутрь, требуется знать код. Сегодня бар почти пуст, и я сразу замечаю Майкла у стойки, эффектно подсвеченной снизу пурпурными прожекторами. Над пятачком танцевального пола красуется плакат: «Поздравляем М. и М.!»

Чего-то в этой картине явно не хватает. Почему не играет музыка? И где Образина? Маленькая стайка гостей теснится вокруг скудно накрытых столиков. Сразу видно, большая часть приглашенных – знакомые Майкла. Одеты так, словно снимаются в фильме «Рассвет мертвецов». Я прохожу по бару, и все поворачивают головы в мою сторону. Кроме Майкла. Я достаю из сумки подарок и шлепаю на стойку перед его носом.

– Поздравляю с помолвкой, – провозглашаю я.

Майкл, не поднимая головы, делает рукой вращательное движение, словно практикуется в джиу-джитсу.

– Идите все на фиг… А, это ты…

Он на мгновение поднимает глаза и снова свешивает голову. Присев на табуретку напротив, я жду объяснений, но он упорно хранит молчание.

– Что произошло? – спрашиваю я.

Майкл, по-прежнему не говоря ни слова, ставит пальцы домиком, упирается в них носом и начинает раскачивать головой из стороны в сторону.

– Слушай, может, заказать тебе выпить? – не унимаюсь я.

– Можешь заказывать в баре все, что угодно, – бормочет Майкл. – Бесплатно. До девяти часов, – добавляет он, взглянув на свои пластиковые часы.

Я прошу барменшу с косой платиновой челкой подать белого вина.

– Милое местечко, – замечаю я.

Майкл смотрит в сторону. Я озираюсь по сторонам. Гости тянутся к выходу. Майкл начинает всем телом раскачиваться вперед-назад, едва не падает с табуретки и хватается за стойку. Только тут он замечает мой подарок и с детской поспешностью принимается его разворачивать. Бумага летит на пол, Майкл вертит в руках картонную коробочку. Смотрит на нее с некоторым сомнением, словно не решаясь открыть, хихикает и наконец извлекает наружу металлического ослика с двумя корзинами по бокам.

– Это контейнер для специй, – поясняю я. – В одной корзине можно держать соль, в другой – перец.

– Чертовски забавно, – вздыхает Майкл.

– Рада, что тебе понравилось.

Майкл недоуменно таращит на меня красные, как у запойного пьяницы, глаза.

– Что? – бормочет он.

– Майкл, что случилось? Чем ты так расстроен?

– Она не пришла, – сообщает он, жалобно мигая. – Дала мне отставку.

– О, мне очень жаль.

– Ты тут ни при чем.

До меня доносится шум отодвигаемых стульев. Обернувшись, я вижу, что последние гости бредут к дверям.

– Не вешай нос, дружище! – кричит один из них.

Майкл, не оглядываясь, машет рукой. Как только дверь закрывается, он делает резкий поворот и швыряет ослика для специй. Несчастный ослик ударяется о каменную ступеньку и лежит на ней, целый и невредимый.

– Спасибо, что пришла, – изрекает Майкл и требовательно смотрит на барменшу.

Та качает головой.

– Вы и так хорошо набрались.

– Я могу набираться, сколько душе угодно, – рявкает Майкл. – Все оплачено.

– Нет, не можете. Клиентам, которые начинают швыряться чем под руку попадет, мы не наливаем. Вам пора домой.

– С какой это стати? Это вечеринка в честь моей помолвки.

– Идите проветритесь, – советует барменша.

– Я отвезу его домой, – вмешиваюсь я. – Только, пожалуйста, дайте нам несколько минут.

Майкл роняет голову на стойку. Барменша смотрит на него с брезгливой жалостью. Мысленно я надеюсь, что когда-нибудь ее платиновое сердце тоже будет разбито.

– Майкл! – зову я. – Майкл!

Он поворачивается ко мне, не открывая глаз.

– Я тебя люблю, – бормочет он.

– Майкл, тебе надо домой.

– Ммм.

– Идем, идем. Нечего здесь рассиживаться.

Я беру его за локоть, он наклоняется, едва не опрокидывая табуретку, неуклюже слезает и обнимает меня за шею.

– Потанцуй со мной, Марион, – мычит он.

– Я Вивьен, а не Марион!

Майкл открывает глаза.

– Все равно, потанцуй со мной.

Он тащит меня к танцполу.

– Врубайте музыку!

Барменша недовольно округляет глаза, но все же включает магнитофон. Пространство наполняется голосом Херба Элперта.

«Посмотри на этого парня, – поет он. – Этот парень любит тебя».

Мы шаркаем по танцполу до тех пор, пока у барменши не иссякает терпение и она не вырубает музыку.

– Она меня не любит, – скулит Майкл. – Моя Марион меня не любит.

– Идем отсюда. Ты ел что-нибудь? – Я подталкиваю его к двери.

– Подожди, подожди.

Майкл останавливается, чтобы поднять со ступеньки ослика. Я выпихиваю его на улицу. Прохладный воздух освежает наши разгоряченные лица.

– Марион. Марион, – твердит Майкл как заведенный.

Мы сворачиваем за угол и выходим на оживленную улицу.

– Попробую поймать тебе такси, – говорю я, заметив приближающуюся машину, и поднимаю руку. Водитель, бросив взгляд на шаткую фигуру Майкла, проезжает мимо. Майкл пытается выбежать на проезжую часть и остановить машину, но я крепко держу его за руку. Свободной рукой он прижимает к груди ослика. По его щекам текут слезы.

– Не надо плакать, Майкл, – говорю я и глажу его по плечу.

– Она дала мне отставку.

– Я знаю.

– Она передумала выходить за меня замуж.

– Может, все совсем не так. Откуда ты знаешь, может, она просто боится многолюдных сборищ.

– Она прислала мне сообщение. Хочешь прочесть?

– Думаю, в этом нет необходимости.

– Она дала мне отставку эсэмэской, – с пафосом сообщает он стайке проходящих мимо девушек, которые в ответ разражаются хихиканьем.

Майкл рыдает в голос, жалобно подвывая.

– Прекрати истерику, Майкл, – упрашиваю я, обнимая его за плечи. – Все, что тебе сейчас нужно, – добраться домой и хорошенько выспаться.

– Она меня бросила.

– Я знаю.

– Она меня бросила, – всхлипывает Майкл. – Моя Марион.

– Это не повод ночевать на улице. Поверь, я знаю, как это больно. Но я не позволяю себе распускаться.

– У меня не осталось ничего, ровным счетом ничего, – причитает Майкл. – Кроме этого маленького дурацкого ослика.

До меня доходит, что мой подарок оказался для Майкла последней каплей, переполнившей чашу его отчаяния. Мы стоим, обдуваемые прохладным ветерком, Майкл тихонько скулит, я одной рукой поддерживаю его, другой обреченно машу в воздухе, пытаясь остановить такси.

Наконец какая-то машина тормозит рядом с нами. Я сую водителю деньги и прошу отвезти Майкла домой. Майкл наклоняется, чтобы залезть на заднее сиденье, но внезапно замирает, вцепившись в дверцу.

– Послушай, Вив, я подумал, а что, если нам… если бы ты согласилась помочь мне пережить эту ночь… – бормочет он и делает жест, приглашая меня сесть в машину.

– Нет, Майкл, не стоит, – качаю я головой. Он смотрит мне прямо в глаза, от слез его лицо пошло красными пятнами. – Я очень хорошо к тебе отношусь, но если мы это сделаем, оба будем жалеть. Спокойной ночи.

Он кивает и наконец залезает в машину. До тех пор пока такси не сворачивает за угол, я смотрю ему вслед. Правильно поется в песне, сердечная боль знакома всем.

Глава тридцатая Другие люди тоже расстаются ...

Блог для Макса № 3.

Дней, прошедших с тех пор, как мы виделись в последний раз: 27

Я все чаще задумываюсь о том, что такие вещи, как замужество и свадьба, вносят в любовь серьезные осложнения. То, что подобная мысль пришла в голову женщине вроде меня, само по себе удивительно. У меня есть три свадебных платья, так и не дождавшихся своего звездного часа. В течение трех лет я подписывалась на журнал «Невеста». И все же я ломаю голову над тем, почему мы так упорно ожидаем, что другой человек посвятит нам всю свою жизнь? Почему готовы продать душу дьяволу, лишь бы устроить грандиозное торжество и при свидетелях поклясться друг другу в любви и верности? Почему не можем просто любить до тех пор, пока любовь не иссякнет, пока смерть или тренер по фитнесу не разлучат нас? Прости, наверное, тебе кажется, что я окончательно рехнулась, но вечер сегодня выдался тяжелый. Я люблю тебя, просто люблю, и мне нет надобности вставлять свою любовь в изящную рамочку.

В.

...

P. S. В твоей группе на Фейсбуке уже восемьсот участников.

Тринадцатое августа. День бабушкиной свадьбы. Я проснулась в узкой кровати, на которой так любила спать в детстве. Плакаты рок-группы «Duran Duran», которыми были увешаны стены моей комнаты, исчезли, но коллекция миниатюрных фарфоровых зверюшек стоит на своих местах. Мне по-прежнему больше всего нравится белочка. Натягиваю джинсы, футболку и открываю окно. Голубое, слегка туманное утро обещает сильную жару, которая в самом скором времени растопит остатки ночной прохлады. На подъездной дорожке уже стоит машина с надписью «Торжества и банкеты». Спускаюсь вниз и обнаруживаю, что в кухне суетятся какие-то люди под предводительством толстухи в белых бриджах и полосатой блузке. Я с трудом проталкиваюсь между ними, пытаясь сделать себе кофе.

– Доминик, где куриные крылышки? – зычно вопрошает женщина в бриджах.

Жирноватый юнец лениво указывает на пакет, лежащий на столе.

– Мой сын, – представляет она.

– О, невозможно поверить, что у вас взрослый сын, – любезно говорю я.

Кстати, любопытно, сколько ей лет. На вид около сорока пяти.

– Мне тридцать семь, – сообщает толстуха.

Вот это да! Она всего на три года старше меня и приходится матерью такому амбалу. Хотя, конечно, на тридцать семь она никак не тянет. Под глазами полно морщин, намного больше, чем у меня… Тут я догадываюсь, что она ждет от меня ответной реакции.

– Замечательно выглядите, – говорю я, надеясь, что голос мой звучит искренне, беру чашку с кофе и выхожу в сад.

Наверное, я, женщина тридцати четырех лет, не имеющая ни мужа, ни детей, – это нетипичный случай, а толстуха в бриджах, напротив, вполне типичный. Не зря еще в школьные годы одноклассники дразнили меня ненормальной. Правда, такой чести я удостоилась лишь потому, что из школы меня забирала бабушка, а не мама. Я бреду через лужайку к гипсовому ангелу и думаю о своей матери, которая произвела меня на свет, когда ей было семнадцать. Очень смелый поступок. Хотя, смотавшись в неизвестном направлении, она доказала, что не была готова к материнству. А еще она нанесла мне урон на всю жизнь. Наверное, я бессознательно убегаю от любви именно потому, что боюсь нового предательства. По крайней мере, что-то в этом роде утверждает книга «Твой путь к свободе». Я касаюсь крыльев ангела. Последняя весточка от матери пришла откуда-то из Южной Америки. Скорее всего, она не осчастливит свадьбу своим присутствием. Появись она здесь, словно злая фея на крестинах, наверняка устроила бы сцену и всем испортила настроение. Я отпиваю кофе из чашки и внезапно сознаю, что не испытываю привычной обиды на мать. Наверное, пора ее простить. Что она понимала в семнадцать лет? Впрочем, с возрастом мы вряд ли становимся умнее.

Иду в дом. В патио уже выстроились ряды стульев, простые деревянные стулья, но к спинке каждого привязана белая атласная лента. Все в точности так, как мы задумывали. Я вхожу в увитую розами беседку и останавливаюсь перед алтарем. По моей просьбе из цветочного салона доставили не только букет невесты, но и целую гору роз. Я задумала устроить бабушке сюрприз, украсив розами ее кресло-каталку. Но для этого необходимо разлучить ее с ним. Я смотрю на окна дома, сверкающие в солнечных лучах. В последние годы дом заметно обветшал, но это придает ему шарма. В окне верхнего этажа появляется бабушка.

– Доброе утро! – кричу я, и она машет в ответ рукой.

– Столы еще не привезли? – спрашивает она.

– Пока нет. Но кухня уже завалена всякой снедью.

– Столам пора бы уже прибыть. Надо успеть расставить их под яблонями.

– Сейчас только девять.

– Ох, знала бы ты, до чего мешает это чертово кресло. Ничего толком не могу сделать.

– Подожди. Сейчас я к тебе поднимусь.

Я прохожу через кухню, где витают запахи чеснока и жареных цыплят, поднимаюсь по винтовой лестнице. Ковер, когда-то розовый, выгорел до белизны и протерся на ступеньках почти до дыр. Бабушку я нахожу в маленькой ванной комнате, где она пытается вставить в ванну затычку.

– Что ты делаешь? Давай я тебе помогу!

– Черт, сидя на этом катафалке, мне никак не наклониться, – жалуется бабушка.

Я вставляю пробку и открываю краны.

– Будь добра, добавь в воду немного масла для ванны, – просит бабушка.

Я так и делаю. Комната наполняется цветочным запахом. Я поворачиваю кресло так, чтобы бабушка видела себя в зеркало.

– Сегодня прекрасный день для свадьбы, – замечаю я.

– Особенно для свадьбы старой морщинистой карги в инвалидном кресле, – вздыхает бабушка.

– Никакая ты не карга, – протестую я и начинаю накручивать ее волосы на бигуди.

– Не дергай так, Вив! – морщится она.

– Прости.

– Да, и не вздумай делать мне начес или что-нибудь в этом роде. Я не хочу выглядеть как пенсионерка на благотворительном балу.

– Ты будешь самой красивой пенсионеркой на свете.

– Красавицей я никогда не была, но раньше мне иногда удавалось выглядеть более или менее прилично. Теперь уже ничего не поможет.

– Неправда, ты всегда была красавицей. Посмотри только, какая благородная линия скул.

– Боюсь, платье будет выглядеть на мне слишком претенциозно, – вздыхает бабушка.

Я смотрю на платье, висящее на дверях гардероба. Длинное, очень простого фасона, закрытый ворот расшит жемчугом, рукава до локтя, юбка сзади слегка присборена. Лучше и вообразить нельзя.

– Претенциозным его никак не назовешь, – уверяю я. – Ты будешь воплощением хорошего вкуса.

– Но может, оно мне не по возрасту?

– Вот еще глупости. У тебя, я вижу, сегодня острый приступ самокритики.

– Нервы шалят… все-таки замуж выходишь не каждый день. Собственная беспомощность меня бесит. И это чертово кресло тоже!

На глазах у нее выступают слезы. Я бросаю бигуди и глажу ее по плечу.

– Знаю, со стороны кажется, будто я на старости лет выжила из ума, – бормочет она. – Но знала бы ты, как я скучаю по твоему дедушке. Сегодня особенно…

Голос ее прерывается.

– Я знаю, – киваю я.

– Мне казалось, я уже начинаю привыкать… обходиться без него…

Я опускаюсь на стул и беру ее за руку.

– Я знаю, он ушел от нас, и я почти с этим свыклась… Но иногда забываю, что его больше нет, и наливаю для него чашку чаю. Или думаю о том, как расскажу ему какой-нибудь смешной случай. А потом вспоминаю, что рассказывать некому. И меня охватывает такая тоска…

Бабушка громко сморкается. Я сжимаю ее руку и незаметно смахиваю слезы. Никогда прежде она об этом не говорила. И если я сейчас разревусь, это будет совершенно ни к чему. Я сдерживаюсь изо всех сил, но бабушку не проведешь.

– Не смей плакать! – говорит она.

– Ничего не могу с собой поделать.

Мы обе заливаемся слезами, точно двое потерявшихся детишек.

– Знаешь, во сне я забываю о том, что он умер. Наверное, подсознательно отказываюсь с этим смириться. Просыпаюсь, и какую-то долю секунды кажется, я сейчас его увижу. Я понимаю, надо что-то менять. Иначе и свихнуться недолго.

– Поэтому ты выходишь замуж за Реджи? – спрашиваю я.

– Да, – смеется бабушка и вытирает слезы.

Мы пристально смотрим друг на друга.

– Думаешь, он сделает тебя счастливой? – спрашиваю я.

– Уже сделал.

– Слава богу, если это так. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива. И дедушка тоже хотел бы этого.

– Знаю.

Бабушка обнимает меня, касается губами моих волос и щекочет шею. Тяжко вздыхает. Я чувствую, она пытается взять себя в руки. Когда смотрит на меня вновь, у нее на лице совсем другое выражение. Она больше не выглядит расстроенной, взгляд сияет уверенностью.

– У меня все складывается прекрасно, – поглаживает она мою руку. – А у тебя, Вивьен, как на этом фронте? И кстати, где Макс?

Стоит мне услышать любимое имя, сердце мое слегка подпрыгивает.

– Хотела бы я знать ответ на этот вопрос.

– Да, я уже об этом читала.

– Читала?

– Ну да, в газете. – Бабушка указывает на туалетный столик. – Твои поиски в Фейсбуке стали настоящей сенсацией.

Газета открыта на седьмой странице. В самом низу – небольшая колонка. Я читаю заголовок: «Обезумевшая от любви женщина использует Фейсбук для поисков сбежавшего любовника». Внизу – фотография, сделанная на свадьбе Джун, Макс обнимает меня за талию. Дальше несколько выдержек из моего блога. Я читаю вслух:

– Поиски Макса Келли увлекли жителей не только Англии, но и Австралии, и даже Мексики. Группа «Найди Макса» насчитывает уже десять тысяч участников и… вау!

– Представляешь, как я удивилась, увидав твою фотку в газете! – говорит бабушка.

– А я-то как удивилась. Все это для меня – абсолютная новость.

Бабушка смотрит на меня, явно ожидая объяснений.

– Я действительно подняла шум и разослала повсюду пресс-релизы, но у меня и в мыслях не было, что какая-нибудь газета откликнется так быстро, – говорю я, ощущая приступ приятного возбуждения. Все-таки я впервые в жизни стала героиней прессы. Надо же, десять тысяч. Это они немного загнули. Но все равно, я просто медийная звезда. И если в дело брошены такие силы, мы обязательно найдем Макса. Он поймет, как я люблю его, и примчится на белом коне.

Бабушка рассматривает свои руки и улыбается.

– Как это тебе удалось устроить целую кампанию?

– Ну, может, кампания – это слишком сильно сказано. Я просто разослала пресс-релизы, позвонила в пару воскресных газет, которые согласились написать о моем сайте, и просила их упомянуть о поисках Макса. А еще я придумала выпустить майки с надписью «Где Макс?». Надеюсь, скоро они появятся на распродаже в «Топ-шопе».

– «Топ-шоп». С ума сойти!

– Что?

– Ты думаешь, ему понравится вся эта шумиха? И вообще, с чего ты взяла, что он от тебя сбежал? Может, просто решил немного проветриться.

– Мы с ним занимались любовью.

– Ну, об этом-то я догадалась.

– Он говорил, что любит меня. А потом мы нос к носу столкнулись на открытии выставки, и я была с Робом.

– Подумать только! Пока я валялась в больнице, произошло множество интересных событий.

– Бабуля, я его люблю. Я имею в виду – Макса. Только его одного. Он решил, что я его предала, хотя я этого не делала. Он исчез в неизвестном направлении, но я из кожи вон вылезу, чтобы его найти. Вот и все.

Я размахиваю газетой. Бабушка одобрительно кивает, словно мне шесть лет и я только что прочла стихотворение на детском утреннике.

– Что?

– Ничего. У тебя такой… бойцовский характер. Я тобой восхищаюсь.

– Не уверена, что заслуживаю звания человека с бойцовским характером.

– Люди в большинстве своем смиряются с обстоятельствами и отказываются бороться за свое счастье. Но ты не такая… Ты всегда что-то искала… с детских лет хотела изменить мир.

Она говорит это скорее себе, чем мне, но слова ее задевают меня за живое.

– Может, настанет день и я найду то, что искала, – вздыхаю я.

– А может, прекратишь поиски, – говорит бабушка, глядя мне в глаза. – И тогда то, что ты искала, само найдет тебя.

– Что будет, то будет, – говорю я с нарочитой беззаботностью, пытаясь отвлечь бабушку от размышлений о моей неустроенной судьбе. – В любом случае, хватит обо мне. В конце концов, кто у нас сегодня самая важная персона?

Бабушка смеется и качает головой, увенчанной бигуди.

– Я, кто же еще. Старая сумасшедшая перечница.

В ванной наступает неловкий момент, когда мне приходится помочь ей раздеться и забраться в ванну. Голая бабушка – это, мягко говоря, зрелище не из привычных. Она обнимает меня за шею, а я снимаю с нее халат, стараясь при этом не смотреть на ее выпирающие ребра и ключицы. Мы обе вздыхаем с облегчением, когда бабушкино тело скрывается в мыльной пене.

– Пойду проверю, как идет подготовка, – говорю я и выхожу из ванной.

В спальне допиваю шампанское и еще раз читаю газетную статью. Неужели у меня и правда бойцовский характер? Что, если канитель, которую я подняла вокруг Макса, только испортит дело? Я гляжу на фотографию, в его улыбающиеся глаза.

Может, ему и не понравятся поиски, которые я затеяла, но сидеть сложа руки я не могу. Если я сейчас сдамся, всю жизнь буду об этом жалеть.

– Вив! – доносится из ванной голос бабушки. – Иди проверь, привезли ли столы.

– Хорошо.

Я иду в свою комнату, катя перед собой инвалидное кресло. Сейчас, пока невеста отмокает в ванне, самое время украсить его розами и лентами.

Глава тридцать первая Бабушкина свадьба ...

Блог для Макса № 4.

Дней, прошедших с тех пор, как мы виделись в последний раз: 28

Ты помнишь, когда мы поженились? Говоря откровенно, это было сразу после того, как ты впервые в жизни выкурил сигарету с марихуаной и позабыл, на каком свете находишься. Думаю, это все равно считается. Помнишь наши проволочные кольца? Чипсы на свадебный завтрак? Медовый месяц и свадебное путешествие в Стокпорт, которое длилось один день? На пароме ты хотел меня поцеловать, но я не позволила. Теперь жалею об этом.

Что тебе еще сказать? Сегодня я выдала бабушку замуж за «Реджи из соседнего дома». Она счастлива, а я счастлива за нее. Когда новобрачные стояли у алтаря, я даже прослезилась. Слова свадебного обета звучали так трогательно. Как все-таки здорово, когда есть повод произнести такие прекрасные обещания. Потом, за обедом, бабушка произнесла маленькую речь про любовь, которая дает нам силы жить, и подняла тост за дедушку. Тут уж плакали все. Играл маленький джаз-банд, кокосовый торт выглядел великолепно, шампанское тоже было вполне приличное. Жаль, что тебя там не было. Тебе бы понравилось, честное слово. Твое отсутствие было единственным облачком, омрачившим этот чудесный день.

Завтра утром «молодые» на несколько недель уезжают в Испанию. Я попросила бабушку поискать тебя там. Может, сейчас ты сидишь в кафе на какой-нибудь испанской площади, заказываешь кофе соло в малюсенькой чашечке и воображаешь себя чертовски интересным мужчиной. Не исключено, рядом на столе лежит книга Жана Поля Сартра, и ты делаешь вид, что ее читаешь. Но скорее всего, ты уже оказался на мели, и тебе приходится рисовать шаржи на туристов. В любом случае, я хочу быть рядом с тобой.

Не мог бы ты вернуться, Макс? Я скучаю по тебе.

В.

...

P. S. Тебя ищут уже три тысячи человек.

– Алло?

– Алло. Это мисс Саммерс?

– Да… А который сейчас час?

– Здравствуйте, меня зовут Руби Норт. Я работаю редактором на «Лав радио».

Я сажусь в постели. За окном уже светло.

– Здравствуйте.

– Мы заинтересовались вашими поисками Макса Келли.

– О.

– Я только что прочла в «Санди рид» статью о вас и подумала, что ваша история может привлечь наших слушателей.

«Санди рид»? Я шарю на тумбочке в поисках мобильника. Сейчас воскресенье, восемь часов утра. «Санди рид», как это следует из названия, выходит по воскресеньям. Похоже, я правда превращаюсь в газетную сенсацию.

– Простите за ранний звонок, – раздается в трубке. – Но я не сомневаюсь, сегодня на вас обрушится целый шквал предложений. Я решила всех опередить и предложить вам дать интервью в эфире нашей станции.

– Интервью? – тупо переспрашиваю я.

– Да… ответить на несколько вопросов по поводу Макса, о том, что чувствует человек, потерявший свою любовь. Кстати, вы его нашли?

– Пока нет.

– Уверена, скоро найдете. Так вы согласны приехать к нам и рассказать о нем слушателям?

Я ощущаю бешеный прилив адреналина. Сердце колотится как сумасшедшее. Пожалуй, радио – это самый удачный вариант. Радио можно услышать повсюду. Вполне вероятно, Макс услышит мое интервью. Я буду обращаться прямо к нему.

– Ладно, я согласна.

– Отлично!

Я записываю подробности: «Лав радио», Баттерси, завтра в час дня, Саманта Норт – и вешаю трубку. Черт побери, вот это да! Не слишком ли меня заносит? Я встаю, подбираю с пола одежду. На ней явно спал Дейв – джинсы и футболка в кошачьих шерстинках. Кое-как отряхиваюсь, надеваю темные очки и выхожу из дома, чтобы купить газеты.

Десять минут спустя я сижу за кухонным столом с чашкой кофе и «Санди рид». Открываю иллюстрированное приложение, нахожу страницу Донны Хейз. Заголовок вопрошает: «Что делать людям с разбитым сердцем?» Рядом – фотография слегка взлохмаченной Донны. В жизни она вовсе не такая красотка. Статья занимает две страницы. Пробегаю строчки глазами.

«Когда вас бросает тот, кого вы любили, мир становится неприветливым и враждебным. Друзья и родные отделываются пустыми утешениями, коллеги избегают вашего общества, и поток приглашений на вечеринки иссякает. Выясняется, что людей отпугивает чужое несчастье. Проходят дни, недели и даже месяцы, а вы по-прежнему не можете говорить без слез о своем бывшем возлюбленном. Спрашивается, где же вам искать сочувствия? Конечно, можно записаться на курсы повышения самооценки, обратиться к психоаналитику или даже гипнотизеру, который сотрет из вашей памяти воспоминания об изменнике. Но отныне я советую всем разбитым сердцам обращаться на сайтвиртуальный дом для тех, кто чувствует себя покинутым и одиноким. Здесь вы окажетесь среди товарищей по несчастью, которые прекрасно понимают, каково вам приходится. Вы сможете сравнить свою историю с жизненными драмами других людей и осознать, что все не так уж плохо, принять участие в дискуссиях, получить добрый совет и обсудить животрепещущие вопросы, например „как возделывать сад любовных наслаждений“. Гарантирую, что, посетив этот сайт, вы воспрянете духом. Это не просто адрес в Интернете, это скорее клуб, где собираются близкие люди. Кстати, если вы сами недавно бросили кого-то, искупите свою вину, разрекламировав все достоинства своего бывшего возлюбленного или возлюбленной на странице „Познакомьтесь с моим бывшим“. Поверьте на слово, сайт очень увлекательный и там прекрасная система навигации. А самое главное, он подарит вам надежду.

Да, вот еще! Если вы любите романтические любовные истории, непременно заходите на блог, который создательница сайта Вивьен Саммерс ведет для своего возлюбленного, скрывшегося в неизвестном направлении. Или на страницу „Где Макс?“ на Фейсбуке… где зарегистрировались уже несколько тысяч посетителей».

Неплохо для Донны Хейз. Как выяснилось, она из тех, кто выполняет свои обещания. Трудно поверить, но я превращаюсь в настоящий медийный бренд. Воскресные газеты восхваляют мой сайт и мой блог. Я выхожу на Фейсбук и выясняю, что в группе «Где Макс?» уже семь тысяч участников. Поиски приобретают вселенский масштаб. Мой мобильник вибрирует. Это Кристи.

– Ты читала газету? – первым делом спрашиваю я.

– Какую?

– «Санди рид», какую же еще! Там есть статья про меня! Точнее, не совсем про меня, а про мой сайт, блог и группу «Где Макс?».

– Нет, я ничего такого не читала.

– А я думала, ты звонишь именно поэтому.

– Нет.

Повисает долгая пауза. Можно подумать, что Кристи куда-то отошла. Но я слышу в трубке ее дыхание.

– Так что я могу сделать для тебя этим прекрасным утром, Кристи? – наконец спрашиваю я.

– Я просто хотела тебе сказать, что Найджел уже придумал две модели. Ну, футболок с надписями, про которые ты говорила. И уже выпустил несколько штук.

– Здорово! Значит, ему понравилась идея?

– Да. – Голос Кристи кажется далеким и отстраненным.

– Значит, теперь мы должны выбрать одну из этих моделей?

– Нет.

Кристи снова погружается в молчание. Я тоже молчу, ожидая объяснений.

– Кристи? Ты там не уснула? – спрашиваю я, так ничего и не дождавшись.

– Нет, что ты… просто я как раз покрываю лаком ногти на ногах…

– Так что там с моделями футболок?

– Ну, Найдж придумал две, мне понравилась одна из них, но всем его приятелям больше понравилась другая. Некоторые ее уже носят.

– И на что она похожа?

– Прости, Вив, но у Найджа иногда бывают заскоки. Представляешь, он сделал надпись по-французски.

– По-французски?

– Ну да. Надпись «Ou est Max?» большими черными буквами. А сама футболка белая… Не думаю, что ты будешь в восторге, Вив… другая футболка была намного лучше! Не такая простецкая, и надпись на языке, на котором говорят в этой стране! Но у Найджа есть знакомая фотомодель по имени Бетти Джордж, может, ты ее знаешь?

– Да.

Не думаю, что в этой стране есть человек, который не знает Бетти Джордж. Невероятно высокая, тонкая как прут красотка с капризно надутыми губами и копной светлых волос.

– Так вот, этот болван показал ей футболки, она быстренько нацепила одну из них и засветилась в ней на очередной фотосессии. Так что у нас теперь нет выбора.

– Бетти Джордж сфотографировалась в футболке с надписью «Где Макс»?

– Да. Мне очень жаль, что тебе не удалось выбрать самой.

– Но это же невероятное везение! Где опубликовали фотографию?

– В «Посте».

– Я перезвоню тебе потом.

Господи боже! Господи боже! Господи боже! Я пулей выбегаю из дома и несусь к ближайшему киоску, чтобы купить «Пост». Да здравствует чертова кукла Бетти Джордж!

Это что-то умопомрачительное. На фотографии Бетти томно опустила голову на плечо некой ослепительной особи мужского пола. На обоих – ничего, кроме белых футболок, которые украшает самое любимое на свете имя.

Честно говоря, увидав, как под именем Макса выступают соски Бетти Джордж, я испытываю легкий шок. Ничего, говорю я себе, это на пользу дела. О подобном вертикальном взлете я и мечтать не могла. Выхожу на Фейсбук. Там уже четырнадцать тысяч участников. На блоге, откуда ни возьмись, десять тысяч просмотров. Я звоню Кристи.

– Кристи, это супер! Лучше просто и быть не может!

– Да ведь французский никто толком не знает, Вив.

– Ничего, такую надпись как-нибудь разберут. А то, что она на французском, только добавит загадочности. Найджел просто гений.

– Хорошо, что тебе понравилось… а то я страшно переживала.

– Я тоже хочу такую футболку. Надену ее завтра, когда поеду выступать на радио. Представляешь, меня пригласили дать интервью!

– Так ведь никто не увидит, в какой ты футболке.

– А я все равно хочу ее надеть!

Мне хочется задушить Кристи в объятиях. И расцеловать неведомого Найджела. Мы договариваемся встретиться в Смитфилде, в каком-то баре. Кристи обещает притащить Найджела. Итак, сегодня в офигенно крутом баре у меня встреча с многообещающим молодым дизайнером. Дизайнером, который знаком с Бетти Джордж! О, если бы в этом баре меня ждал еще и Макс! Но ничего, теперь, когда мы сделали его мировой знаменитостью, он быстро найдется.

Я пребываю в мучительном и неразрешимом гардеробном кризисе. Сначала думала надеть на встречу узкие черные джинсы, потом вспомнила, что в них мои ноги похожи на два фонарных столба. Приходится признать – у меня нет ни одной стильной вещи, в которой было бы не стыдно предстать перед крутым дизайнером. Кто-то звонит в домофон. Неужели Макс? Нет, этого не может быть. А если все же? Сердце мое вот-вот выскочит из груди. Трясущейся рукой нажимаю кнопку.

– Да?

– Привет, – долетает из домофона мужской голос.

– Да, – повторяю я.

– Вив… это я. Роб.

Я отпускаю кнопку. Какого черта он притащился? Разве я не велела ему забыть дорогу в мой дом? Домофон звонит опять. Надо же, какое упорство! Не знаю, что делать. Как правильно поступить в такой ситуации.

– Роб, прошу тебя, уходи. Я не могу тебя впустить.

– Ты сейчас не одна?

– Что? Нет.

– Если ты не одна, клянусь, я…

– Что тебе нужно?

– Увидеть тебя.

– Я же сказала, мне некогда.

– Я должен тебя увидеть, Вив.

– Роб, я отключаюсь. Уходи, не трать время попусту.

– Не делай этого, иначе…

Отпускаю кнопку, не дав ему договорить. В следующую секунду домофон звонит вновь. Я ухожу в спальню и включаю фен, стараясь заглушить звон. Выждав некоторое время, выключаю фен и прислушиваюсь. Тишина. Слава богу, ушел.

Бурная сцена с Робом никак не входит в мои планы.

Вновь подвергаю ревизии содержимое своего шкафа и останавливаюсь на черном платье. Натягиваю его и застегиваю молнию сбоку. Смотрю на себя в зеркало. Выглядит скучновато. А если добавить черные леггинсы? Домофон начинает трезвонить вновь, длинные и короткие звонки образуют нечто вроде мелодии. Бетховен долбаный. Господи, это невыносимо! Я несусь в прихожую и нажимаю на кнопку.

– Что?!

– Я не уйду, пока тебя не увижу. Я принес цветы.

– Роб, я сейчас ухожу.

– Позволь мне хотя бы цветы отдать.

– А где ты их покупал, на автозаправке?

– Нет, в цветочном салоне. Это очень дорогие розы. Двенадцать штук. Розовые.

– А ты покупал их для меня или для какой-нибудь другой женщины, которая послала тебя на фиг?

– Вив, прекрати, прошу тебя.

– В общем, для кого ты их покупал, дела не меняет. Мне некогда. У меня деловая встреча.

– Я подожду, пока ты выйдешь.

Черт побери. Не могу же я запретить ему торчать на улице.

– Смотри, ждать придется долго. Я еще не собралась.

Теперь у меня все валится из рук. Пытаюсь изящно заколоть волосы на затылке, но ничего не получается. Волосы слишком короткие. В конце концов бросаю бесплодные усилия и оставляю волосы в художественном беспорядке. Или не слишком художественном. Так, какие выбрать туфли… наверное, если я надену высокие каблуки, впечатление будет такое, что я слишком выпендрилась. Лучше надеть балетки. Теперь подводка для глаз, блеск для губ. Вид более или менее сносный. Бросаю кошелек и телефон в зеленую сумку-торбу, которая, как я надеюсь, выглядит достаточно стильно, и выглядываю из окна кухни, пытаясь понять, здесь ли Роб. Не видно. Дейв вспрыгивает на кухонный стол и трется о мою руку.

– Я же запретила тебе шастать по столам, скотина! – ору я.

Дейв как ни в чем не бывало трется о меня мордой и мурлычет. Я спихиваю его со стола, достаю из холодильника банку с кормом и наполняю его миску рыбной массой довольно мерзкого вида. Дейв начинает пожирать корм, урча от жадности.

– Если будешь вести себя хорошо, получишь еще, когда я приду! – обещаю я, хватаю ключи и выхожу из квартиры.

На улице жарче, чем я думала. Зря я напялила эти дурацкие леггинсы. Когда я закрываю дверь подъезда, рядом возникает Роб с роскошным букетом в руках.

– Здравствуй, Вив, – с пафосом произносит он.

Честно говоря, он умопомрачительно хорош, когда виновато смотрит, опустив свои шикарные ресницы. Ни дать ни взять реклама туалетной воды. Теперь я должна протянуть к нему руки, а он – бросить розы на тротуар и заключить меня в объятия. Крупным планом изящная бутылочка, затем – наш поцелуй. Голос за кадром: «„Прости меня“… изысканный аромат от…» Крутой рекламный ролик.

Но ничего подобного не происходит. Мы стоим и молча таращимся друг на друга. У меня в голове одна мысль: как от него отвязаться.

– Как поживаешь? – спрашивает он.

– Прекрасно.

– Рад слышать. Очень рад.

Я с тоской гляжу в дальний конец улицы.

– Это для тебя.

Он протягивает мне розы.

– Я не могу их принять.

Вид у Роба искренне расстроенный.

– Почему? Хотя… я все понимаю.

Я киваю и смотрю на носки своих туфель.

– Ты подстриглась, – замечает Роб. – Мне больше нравилось, когда волосы у тебя были подлиннее.

– Мне надо идти, – говорю я, но он хватает меня за руку.

– Прошу тебя, Вив, подожди.

Я пытаюсь вырваться.

– Пожалуйста, удели мне десять минут. Пойдем посидим где-нибудь, выпьем кофе.

Воспоминания об унизительных ситуациях, когда я умоляла его о встрече, а он был холоден, как айсберг, вихрем проносятся в моей голове. Все-таки есть на свете справедливость.

– Роб, прошу тебя, оставь меня в покое, – говорю я.

Он бросает мою руку, словно она из раскаленного железа.

– Прости, – бормочет он и принимается поглаживать меня по плечу. – Прости, прости.

– Простила, – бросаю я и поворачиваюсь, чтобы уйти.

Роб тащится за мной и канючит:

– Вивьен, прошу тебя! Неужели после стольких лет, проведенных вместе, ты не можешь уделить мне каких-нибудь десять минут?

– Не могу. Я тороплюсь.

– Вив, ну пожалуйста, – скулит Роб.

На глазах у него появляются слезы, и ноги мои сами собой прирастают к месту. Вида плачущего мужчины я вынести не могу.

– Ради всего святого, прекрати плакать! – кричу я.

– Нет. Вив, я буду плакать. Буду следовать за тобой по пятам, сотрясаясь от рыданий, пока ты не согласишься выпить со мной кофе.

В конце концов мы оказываемся в кафе неподалеку от метро. Перед ним – чашка латте, передо мной – капучино. Он наблюдает, как я высыпаю в чашку два пакетика сахара.

– Значит, ты вообразила, что влюблена в Макса, – нарушает молчание Роб.

– Именно так.

– И какие же достоинства ты в нем углядела?

– Всех не перечтешь.

Я уже собираюсь перечислить некоторые из этих достоинств, но потом отказываюсь от этого намерения.

– К тому же тебя это не касается.

– Зря ты так думаешь, – качает головой Роб. – О тебе теперь даже газеты пишут.

– Да, – скромно киваю я, ощущая прилив законной гордости.

– Наверное, ты и в самом деле влюбилась в этого шалопая. Иначе не стала бы поднимать всю эту шумиху с блогами и прочим.

– Да, я и в самом деле в него влюбилась. А ты что, читал мой блог?

– Не думай, что я хочу как-то помешать твоей медиа-кампании. Ты вправе делать все, что считаешь нужным.

– Очень любезно с твоей стороны.

– Хмм.

Роб делает несколько глотков из своей чашки и вытирает молочные усы.

– Ты и правда думаешь, что он вернется?

– Я на это надеюсь.

– Знаешь, а я ведь тоже мог бы затеять грандиозную кампанию, – говорит он. – С целью вернуть тебя.

– Однако ты этого не сделал. И никогда не сделаешь.

– Нет, – соглашается Роб.

Я улыбаюсь, и он улыбается в ответ. Есть что-то возвышенное в том, чтобы после всего случившегося между нами мирно сидеть и доброжелательно разговаривать. Так могут поступать только взрослые зрелые люди. Охваченная внезапным приливом великодушия, я беру его руку и слегка пожимаю ее.

– У тебя тоже все наладится, – говорю я.

– О, у меня все наладится, несомненно, – отвечает он. – А вот ты, скорее всего, останешься в одиночестве. Знаешь почему?

– Объясни, сделай милость.

– Ты сама не знаешь, чего хочешь, – заявляет Роб.

Я подношу к губам чашку, так что он не видит моей улыбки.

– И все же я хочу дать тебе еще одну возможность, – заявляет он. – Я готов подождать месяц или около того, пока не уляжется шумиха вокруг этого сбежавшего Макса. А потом, Вив, пеняй на себя. Я займусь устройством собственной жизни.

– И правильно сделаешь, Роб.

Я встаю и вешаю сумку на плечо.

– Мне действительно пора идти. И знаешь, тебе не стоит тратить целый месяц на пустые ожидания. Займись устройством своей жизни прямо сейчас.

– Посмотрим, что ты запоешь через месяц, – пожимает плечами Роб. – В любом случае, не забывай о том, что я сказал.

Проходя мимо окна, я вижу, как он сидит за столиком, ослепительно красивый мужчина с ослепительно красивым букетом, и выискивает в телефоне номер очередной жертвы. Невольно я ощущаю легкий укол жалости. Потом я вспоминаю, сколько страданий он мне причинил, и жалость моментально проходит. Ведь это из-за него я потеряла своего лучшего друга, любовь всей моей жизни. Но ничего, я сумею все исправить. Я спускаюсь в метро и еду в Смитфилд.

Мы с Кристи договорились встретиться в баре неподалеку от мясного рынка. Я подхожу к мясному рынку, но никакого бара не вижу. В воскресенье рынок закрыт, но на нем действительно торгуют мясом, и вокруг множество свидетельств этого. Голуби роются в кучах обрезков и копошатся в красных кровяных лужах. Где же этот чертов бар? Озираюсь по сторонам и в квадрате окна вижу Кристи. Над окном прикреплен рифленый железный лист, на котором намалевано слово «Зоопарк». Очень стильное название для бара, ничего не скажешь. Я пересекаю улицу и толкаю обитую железом дверь. Внутри все выкрашено в черный цвет, даже бетонный пол. Массивные столы и стулья оклеены черной пластмассой, местами потрескавшейся. Поначалу мне кажется, что одна стена покрыта граффити, но потом я понимаю, что это меню. «Завтраки весь день» – гласит надпись. Флуоресцентные лампы бросают тени на стены, играет какая-то судорожная музыка. Ко мне подбегает приветливая официантка. На одной ноге у нее широкая красная штанина, на другой – черный чулок.

– У меня здесь встреча с друзьями, – с удовольствием говорю я и двигаюсь к столику, за которым сидит Кристи.

Она поднимается, чтобы меня поцеловать. Сегодня на ней комбинезон из вытертой добела джинсы и ярко-розовые кеды. На голове – черная бандана, сзади из-под нее, точно пучок соломы, торчат белокурые крашеные волосы.

– Вив, как я рада тебя видеть, – щебечет она.

За ее плечом я вижу Найджела. Он улыбается и слегка машет рукой.

– Вив, это Найдж. Найдж, это Вив, – представляет нас Кристи.

– Привет, – говорю я несколько громче, чем это требуется.

Надо признать, Найджел выглядит совершенно не так, как я ожидала. Какой-то неряха в футболке «Iron Maiden» и потрепанных полосатых брюках, по виду похожих на те, что раздают нуждающимся благотворительные организации. Его песочно-желтые волосы коротко подстрижены в бесплодной попытке скрыть залысины на лбу, а на лице красуются круглые очки с узкими дужками. До меня доходит, что я не имею ни малейшего представления о том, что такое настоящий стиль. Я чувствую себя жалким чучелом. Подобное ощущение я испытала, когда явилась на школьную дискотеку в джинсах-дудочках с цветным кантом, на которые копила несколько месяцев, и обнаружила, что все остальные пришли в брюках-клеш.

– Хотите выпить, Вив? – улыбается Найджел. Голос у него слишком высокий для мужчины.

В стаканах у них что-то красное. Интересно, что это может быть? Что за красную гадость стильные люди пьют в воскресенье по утрам?

– Я бы выпила «Кровавую Мэри»! – выдыхаю я.

– Смелое решение, – без тени улыбки заявляет Найджел.

Я смотрю на Кристи в поисках совета и поддержки, но ее взгляд устремлен в пространство. Сегодня ресницы у нее выкрашены белой тушью, а на губах – помада с блестками.

– Надеюсь, я не опоздала, – говорю я.

Найджел качает головой. Я перевожу взгляд с него на Кристи. Вид у них такой, словно они смотрели по телевизору свой любимый сериал, а тут явилась незваная гостья. Подходит официантка, я заказываю ей выпивку.

– Еще дынного сока? – спрашивает она у Найджела, он отрицательно качает головой. За столом повисает молчание.

– Итак… – Я с робкой улыбкой смотрю на Кристи. – Может, покажете пресловутую футболку?

Мои слова выводят их из транса. Найджел лезет в рюкзак и бросает на стол белую футболку с большими черными буквами «Оu est Max?» на груди. Я благоговейно касаюсь пальцами имени Макса.

– Я думаю, из этого можно сделать настоящий бренд, – говорит Найджел, снова лезет в рюкзак и извлекает оттуда бандану и бейсболку с такой же надписью.

– Бренд? – потрясенно переспрашиваю я.

– Да, целую серию с одним и тем же логотипом. Он здорово цепляет.

– Представляешь, Вив, повсюду, куда ни посмотришь, – надпись «Где Макс?», – обретает наконец дар речи Кристи.

– Да, это круто… но что будет, когда он вернется? – бормочу я. – Поиски закончатся, и надпись станет бессмысленной. Что тогда будет с вашим брендом?

– Наших товаров это никак не коснется. Логотип подсказан реальностью, но никак не связан с конкретным лицом, – разъясняет Найджел.

– Но ведь на надписи вполне конкретное имя, – возражаю я.

– Имя следует воспринимать как метафору, – изрекает Найджел.

– О.

– Надпись можно трактовать по-разному. Например, как тоску по недостижимому идеалу. «Где максимум?» – вот как ее следует расшифровывать.

– Но все же здесь имеется в виду имя, – не сдаюсь я. – Имя реального человека.

– А как поймешь, имя это или нет? – пожимает плечами Найджел. – Буквы-то все прописные. Каждый может придавать надписи то значение, которое ему ближе. Про вашего друга никто и думать не будет. За исключением, конечно, вас. Наш бренд – это одновременно и вещь в себе, и вещь для себя.

Откровенно говоря, я совершенно не понимаю, что за ерунду он порет. Ощущая, что раздражение вот-вот вырвется из-под контроля, я отхлебываю «Кровавой Мэри». И зачем только я заказала эту дрянь? Ненавижу томатный сок.

– Предположим, – бурчу я. – А ты что об этом думаешь, Кристи?

– О, все это звучит так экзистенциально. Обожаю экзистенциализм, – мечтательно тянет она.

– Правда? Тогда, может, ты мне объяснишь, что значит «вещь в себе и вещь для себя»?

– Как-нибудь в другой раз, Вив, – говорит она, бросив на меня предостерегающий взгляд.

– В любом случае, дизайн мне нравится. Я очень вам благодарна, – улыбаюсь я, и Найджел кивает. – Можно мне взять одну? – Я протягиваю руку к футболке.

– Конечно, – снова кивает Найджел.

– Выглядит классно. А на Бетти Джордж смотрится просто потрясающе!

Не слишком увлекайся восторгами, говорю я себе. Не переходи за грань.

– Да, фотка получилась крутая, – бросает Найджел.

– Я очень надеюсь, все это поможет мне найти Макса, – заявляю я.

– А как же иначе, – улыбается Найджел.

Кристи улыбается тоже. Такое впечатление, что эти двое глазами передают друг другу какую-то тайну, неведомую мне.

– А сегодняшний наряд Кристи тоже придумали вы? – интересуюсь я.

– Нет, – ухмыляется Найджел. – Что это ты нацепила сегодня, Кристи? Костюм для фитнеса в стиле восьмидесятых?

– Скорее, костюм для выхода в космос, – заявляет Кристи.

– Супер, – изрекает Найджел.

Я с отвращением допиваю свою «Кровавую Мэри». Водка на дне стакана обжигает мне язык.

– Значит, вы хорошо знакомы с Бетти Джордж? – спрашиваю я.

Найджел поворачивается ко мне и хохочет. Кристи хохочет тоже. Я выставила себя законченной кретинкой и сама не понимаю почему. Наверное, я просто не умею держаться в компании таких сверхкрутых особей. Но и они, надо сказать, хорошими манерами не отличаются. Или я просто не понимаю, что такое стильные манеры. Молчание длится не меньше пяти минут. Наконец я решаю, что настало время уходить. Когда доходит до прощания, они проявляют неожиданную словоохотливость.

– Обязательно позвони! – кричит мне вслед Кристи.

Обшарпанная дверь захлопывается за спиной. Пожимаю плечами и иду к метро. Что за идиотская встреча? Похоже, моя кампания будет иметь последствия, о которых я и думать не думала. Я бесцельно бреду по пустынным улицам, полагая, что двигаюсь в направлении Чансери-лейн. Полное мое одиночество ощущается сейчас особенно остро. Любопытно, как отнесется ко всему этому Макс? В сознании у меня внезапно всплывает слово «отстой». Я представляю, как Макс вертит в руках футболку и произносит его с убийственной интонацией. Но ведь его здесь нет, говорю я себе. А раз так, его мнение не учитывается. Перехожу улицу, чтобы войти в метро. Смотрю на пролетающие мимо машины. Почти в каждой – двое. Двое влюбленных. Или муж и жена. Вместе едут куда-то. Спешат. А мне спешить некуда. Меня никто не ждет.

Сидя в поезде метро, я заглядываю в сумку, вижу имя Макса на футболке и думаю о том, что я его предала. Точнее, продала. Точнее, продала свою любовь. Выставила ее на всеобщее обозрение. Мысль до крайности неприятная, и я трясу головой, пытаясь прогнать ее прочь. Все это во имя благой цели, говорю я себе. Я должна найти Макса. Ради этого я готова на все.

Глава тридцать вторая Мы знамениты ...

Блог для Макса № 5.

Дней, прошедших с тех пор, как мы виделись в последний раз: 29

Похоже, все вокруг сходят с ума от нашей истории, ее популярность набирает головокружительные обороты. Вскоре в продаже появятся футболки с твоим именем. Оно станет брендом, который завоюет весь мир. Как тебе такая перспектива?

Честно говоря, ситуация постепенно выходит из-под контроля. Зато весь мир занят твоими поисками. О тебе уже пишут газеты. А завтра я буду выступать по радио. Кто бы мог подумать! Так что слушай программу Стюарта Хилла на «Лав радио».

Было бы очень неплохо, если бы ты позвонил в студию во время моего выступления и предложил мне выйти за тебя замуж. Можешь не сомневаться, я отвечу согласием. Возможно, нашу свадьбу даже будет снимать телевидение. Хотя это, наверное, уже слишком, как тебе кажется? Обойдемся без них.

Если ты так и не вернешься, это станет для меня полной катастрофой. Я приобрету печальную славу женщины, опостылевшей своему возлюбленному. К тому же до конца своих дней останусь в одиночестве, ведь ты – единственный мужчина, который мне нужен. Я не предавала тебя, Макс. И всю эту шумиху я затеяла с одной-единственной целью – чтобы ты узнал об этом. Прошу тебя, не сердись. Ничего другого я просто не могла придумать.

Люблю тебя.

В.

– Вы слушаете «Лав радио» на сто один FM. Начинаем программу Стюарта Хилла. Сегодня у меня в гостях Вивьен Саммерс, которая расскажет нам о поисках своего сбежавшего возлюбленного. Это будет сразу после песни Майкла Бабла «Just haven’t met you yet» [15] .

Стюарт Хилл снимает наушники и опирается локтем на усеянную кнопками панель. Сразу видно, он крутой профи и знает свое дело. Но мне кажется, в обычной жизни он производит впечатление парня с легким прибабахом. Я сижу напротив в футболке с надписью «Оu est Max?». Студия выглядит довольно убого, стены увешаны выцветшими плакатами поп-звезд восьмидесятых вроде Белинды Карлайсл и Дебби Гибсон, воздух затхлый и пыльный. Ничего общего с тем блистательным медиакоролевством, которое рисовала моя фантазия. Как бы то ни было, я чуть жива от волнения. Надеюсь, мой голос будет звучать не так противно, как на видео. Там я мямлю так, словно у меня паралич челюстей.

– Ну что, моя одуревшая от любви красавица, вы готовы? – спрашивает Стюарт, отчаянно хлопая глазами. По-моему, он замышляет какую-то каверзу. – После того как музыка смолкнет, вы наденете наушники, и я задам первый вопрос.

Он улыбается улыбкой Чеширского кота.

– О’кей?

– О’кей, – отвечаю ему в тон.

Несколько мгновений он смотрит на меня в упор и спрашивает:

– Слушайте, а вы уверены, что этот беглый Макс достоин такой милашки?

– Да, я думаю…

– А я думаю, он просто болван, что от вас сбежал! А если не вернется, будет законченным болваном!

Пытаюсь возразить, но он вскидывает руку и надевает наушники.

– С вами Стюарт Хилл и очаровательная девушка по имени Вивьен Саммерс. Здравствуйте, Вивьен.

– Здравствуйте, Стюарт, – говорю я немного слишком жизнерадостно.

– Итак, Вив, вы разыскиваете возлюбленного, который внезапно исчез в неизвестном направлении?

– Да, Стюарт. Я ищу своего лучшего друга, любовь всей моей жизни. Его зовут… Я могу назвать его имя?

– Разумеется.

– Его зовут Макс. Макс Келли.

– Неужели? Я прекрасно его знаю. Только что видел в баре.

– Что?

– Шучу, шучу, дорогая. Прошу вас, продолжайте.

– Для того чтобы найти его, я создала на Фейсбуке группу под названием «Где Макс?».

– И эта группа приобрела бешеную популярность, верно?

– Верно, – улыбаюсь я.

– Скажите, а может, ваш Макс просто не хочет, чтобы его нашли?

– Надеюсь, это не так. Видите ли, мы с ним знакомы целую вечность, но он совсем недавно признался, что любит меня. Думаю, когда он узнает, как сильно я его люблю, он поймет и…

– Вы его любите?

– Безмерно. Безгранично. Только его одного.

– Наверное, приятно испытывать такое сильное чувство?

– Приятно. Но было бы еще приятнее, будь он рядом.

– А пока его нет, это похоже на полет без крыльев?

– На полет без крыльев? Может быть.

– Вы чувствуете, что он – ваша вторая половинка?

– Чувствую. И надеюсь, половинки скоро соединятся.

– О ваших поисках уже писали газеты. А сегодня на вас особенная футболка. Скажите нашим слушателям, что написано у вас на груди.

– «Где Макс?». По-французски.

– А почему по-французски, он что, француз?

– Нет, он ирландец.

– Ну, ирландцы – упрямый народ. Не исключено, вам долго придется за ним гоняться, – изрекает Стюарт и громко хохочет.

Я начинаю чувствовать себя идиоткой.

– Уже удалось добиться каких-нибудь успехов? Есть новости о Максе? Или от Макса?

– Пока нет, но надеюсь, скоро появятся. – И почему-то я тоже захожусь хохотом.

– Расскажите о своем блоге, Вивьен. Вы ведь буквально выложили в Сети свое сердце, верно?

– Можно и так сказать. Я пишу этот блог каждый день, чтобы Макс понял – не проходит ни одного дня, чтобы я о нем не думала. Если он только это прочтет…

Меня душат слезы. Не хватало еще разрыдаться в эфире!

– И что же, Макс ответил вам хоть раз? – доносится до меня голос Стюарта.

Я пытаюсь взять себя в руки.

– Нет. Пока нет.

– Не хочу быть жестоким, Вив, но не исключено, он действительно не желает, чтобы его нашли. Конечно, это всего лишь предположение. Но согласитесь, такое может быть.

Я замечаю, что нашу беседу сопровождает приглушенная печальная музыка.

– Не соглашусь. Я уверена, он вернется.

– Значит, так оно и будет, дорогая. Может, вы расскажете нам, что послужило причиной его бегства? – мягко спрашивает Стюарт.

– Да, конечно. Между нами произошло… недоразумение. Он решил, что я… что я предпочла ему другого. Но это не так. Мне нужен только он.

– Послушайте, наверное, я слишком старомоден, но не проще ли было позвонить ему и все объяснить? Стоило ли затевать такую грандиозную кампанию?

– Я звонила ему бессчетное количество раз. Он не отвечал на звонки. Тогда я поняла, что должна во что бы то ни стало рассказать ему о своих чувствах.

Печальная музыка начинает звучать громче.

– Лапочка моя, но, вероятно, он просто хотел от вас отделаться. Не желаю вас расстраивать, просто пытаюсь понять, сознаете вы это или нет.

– Нет. Не сознаю. Я не хочу в это верить.

Внезапно я представляю, как сижу в этой обшарпанной студии в своей пресловутой футболке, с дурацкими наушниками на голове, и меня охватывает неодолимое желание встать и выбежать прочь. Конечно, я найду Макса. Но без помощи этих дурацких интервью, единственная цель которых – публично унизить нас обоих. Что может быть глупее, чем рассказывать о своих чувствах такому человеку, как этот Стюарт.

– Создается впечатление, что поиски Макса захватили множество людей, – продолжает Стюарт. – В вашей группе на Фейсбуке более десяти тысяч участников. Кстати, один из них – я! Как вы думаете, в чем причина подобной популярности?

– Думаю, людям очень важно верить в то, что любовь существует.

– Правда? Разве в нашем циничном мире, где все подчинено материальным ценностям, любовь не утратила своего значения?

– Для меня – нет. И как выяснилось, для многих людей – тоже.

– Среди этих людей – ваш покорный слуга. Мы с вами неисправимые романтики, да, Вивьен? Верим в силу любви. И хотим доказать это всему миру.

– Честно говоря, я хочу найти любимого человека.

– Да, разумеется! Скажите, Вивьен, а что вы будете делать, если Макс все-таки не вернется?

– Не вернется?

– Да. Давайте представим, что он прочтет ваш блог, зайдет в вашу группу на Фейсбуке, даже послушает нашу передачу и скажет… – Стюарт начинает говорить с комичным ирландским акцентом: – «Господи боже, и почему эта женщина не хочет оставить меня в покое!»

Что, если он прав? Это предположение заставляет меня похолодеть. Я затеяла всю эту канитель, чтобы доказать Максу свою любовь, но что, если эта любовь ему вовсе не нужна? Что, если он возненавидит меня за шумиху, которую я подняла вокруг его имени? В моей памяти всплывает разговор с бабушкой. «Ты всегда пыталась добиться своего, – сказала она. – Всегда думала, что тебе удастся изменить мир». Я представляю себя уже не романтичной возлюбленной, чувства которой преодолевают пространство, а назойливой эгоисткой, не способной достойно принять поражение.

– Так что же вы будете делать, если Макс не вернется? – упорствует Стюарт.

– Об этом я пока не думала, – пытаюсь улыбнуться я.

В наушниках у меня заливаются плачем скрипки. Думать – это вообще не мое занятие. Как всегда, я подчинилась импульсу, не размышляя о последствиях. Мне казалось, я нашла удачный выход. И он обязательно откликнется. Ведь это же Макс. Мой лучший друг. Я так увлеклась, что незаметно превратила нашу любовь в балаган. В мыльную оперу. Внутри меня растет напряжение. Наверное, сейчас самый подходящий случай исправить свои ошибки.

– Стюарт… могу я кое-что сказать? – спрашиваю я.

– Естественно. Именно за этим вы сюда и пришли, дорогая.

– Я хочу прекратить поиски Макса.

– Прекратить поиски?

Музыка в моих наушниках затихает.

– Да, я хочу остановить кампанию.

Стюарт ожидает объяснений, упершись взглядом в панель. В наушниках вместо музыки – какое-то шуршание. Повисает тишина. На радио не должно быть тишины. Так и передачу недолго сорвать.

– Я прекращаю поиски Макса, – повторяю я, чтобы заполнить паузу, и безнадежно смотрю на склоненную макушку Стюарта. Он явно начинает лысеть. Черт, почему он молчит?

– Я больше не хочу его искать, – вынуждена продолжать я. – Вы правы, скорее всего, он не хочет, чтобы его нашли. А я должна уважать его независимость.

Стюарт наконец поднимает голову, в глазах его сверкают торжествующие огоньки. Он одобрительно кивает.

– Мне остается только принести свои извинения всем членам группы «Где Макс?», – завершаю я. – И попросить их тоже прекратить поиски.

Я снимаю наушники, производя в микрофоне отвратительный царапающий звук. Снимаю футболку, аккуратно складываю ее в сумку и остаюсь в майке. Стюарт поспешно нажимает какую-то кнопку.

– Итак, дорогие слушатели, Вивьен Саммерс приняла решение в прямом эфире! Это немножко неожиданно и очень трогательно. Поиски Макса Келли закончены. Честно говоря, я считаю, что Вивьен поступила правильно. Бежать вдогонку за любовью и заставлять любить себя силой не имеет смысла, и мы все это знаем. Вы, слушатели «Лав радио», первыми узнали потрясающую новость.

Он нажимает еще одну кнопку, и звучит песня Адели «Someone Like You». Стюарт снимает наушники и откидывается на спинку кресла, почесывая нос. Теперь он похож на сдувшийся шарик. Руби подбегает, чтобы вывести меня прочь из студии. Я оглядываюсь на Стюарта. Он сидит в изнеможении, глаза у него закрыты.

– Он нормально себя чувствует? – спрашиваю я.

– Думаю, вполне. Просто он готовится к следующему интервью.

– Наверное, он не ожидал, что разговор примет подобный оборот. Передайте ему мои извинения, – говорю я. Руби молча улыбается. – Спасибо, что пригласили меня, – лепечу я, точно ребенок, покидающий вечеринку.

– Всегда рады вас видеть! – снова расплывается в улыбке Руби.

В каком-то оцепенении я выхожу сначала на грязную лестницу, потом на улицу. Что я наделала? Свела все свои усилия на нет? Или положила конец безумию? Бредя по улице, я немного прихожу в себя и понимаю, что поступила правильно. С каждым шагом я обретаю спокойствие и уверенность. Пусть я снова поддалась импульсу, на этот раз он подсказал мне верное решение.

Дома я прежде всего принимаю горячую ванну. Лежу в воде долго, даже кожа на пальцах сморщивается. Мои мысли плывут медленно, словно погрузившись в масло. Иногда люди меняются под влиянием обстоятельств. Я тоже изменюсь. Стану серьезной, уравновешенной и здравомыслящей. Именно такой я мечтала быть всегда. Прекращу гоняться за химерами. Не буду очертя голову ввязываться во всякие сумасбродные авантюры. Даже стихи читать не буду. От них здравомыслящему человеку никакого толку. Да, теперь все пойдет иначе. Когда вода начинает остывать, я выхожу из ванной и набрасываю махровый халат. Длинный, почти до пят. Единственный халат, который у меня остался, после того как Дейв изодрал в клочья сексуальное шелковое кимоно. Но может, оно и к лучшему. Мне больше не нужны сексуальные халаты. Я иду в гостиную и открываю ноутбук.

Глава тридцать третья Все кончено ...

Блог для Макса № 6.

Дней, прошедших с тех пор, как мы виделись в последний раз: 30

Господи боже, сегодня я чуть было не сорвала радиоэфир. Началось все неплохо, хотя я страшно волновалась. Но этот Стюарт Хилл твердил как заведенный: «По-моему, ваш Макс просто не хочет, чтобы его нашли». Как могла, пыталась его разубедить, говорила, мы любим друг друга и все такое. А потом подумала: ведь и правда, откуда я знаю, любишь ли ты меня еще. Я убедила себя, что смогу тебя вернуть. Но что, если обида оказалась слишком глубокой?

Что, если ты больше никогда не захочешь меня увидеть? Эта мысль кажется мне невыносимой. Она убивает меня, но все же я должна признать: если бы ты хотел вернуться, ты бы сделал это уже давно.

Ты был бы рядом.

Я хочу попросить у тебя прощения. Хочу объяснить, что мои отношения с Робом остались в прошлом, и тогда, в галерее, это было совсем не то, что ты подумал. Хочу рассказать, какая я безнадежная идиотка. А еще я хочу сообщить, что это последняя запись в моем блоге.

Я всегда буду ждать тебя и надеяться, что ты вернешься. Я всегда буду тебя любить. Но я прекращаю эти безумные поиски, эту медийную кампанию… если ты все же захочешь меня увидеть, ты знаешь, где меня искать.

В.

Я смотрю на экран до тех пор, пока буквы не начинают расплываться у меня перед глазами. Хорошо, что я нашла в себе силы сделать это. Может, в детстве я и надеялась изменить мир, как говорит бабушка, но сейчас пора заняться более конкретными делами. Например, своей карьерой. Отныне мой девиз – здравомыслие, спокойствие и безмятежность. Я приглушенно всхлипываю.

Напоследок я проглядываю сообщения, оставленные членами моей группы. Наверное, прежде чем закрыть группу, надо отправить последнее сообщение и поблагодарить всех тех, кто принял во мне участие. Я смотрю в окно, на сумеречное небо. Дни становятся короче, ночи – прохладнее. Лето подходит к концу. Сумасшедшее лето. Я вспоминаю дни, проведенные с Максом. Судьба дала мне шанс любить и быть любимой, но я его упустила. Взгляд мой возвращается к экрану компьютера. Подходит Дейв, мурлычет и крутится вокруг моих ног. На экране появляется новое сообщение.

«Привет, В. Это я.

М.»

Несколько секунд сердце мое бьется где-то в горле. Потом я понимаю, что это проделки очередного шутника. Такое уже случалось прежде. Но теперь меня не проведешь. Я поедаю слова глазами… вдруг это действительно он и я опять упущу свой шанс? Разумеется, такого не может быть. Макс наверняка позвонил бы по телефону. А это потешается какой-то придурок.

И все же я должна проверить. Даже если это причинит мне боль.

«Если это ты, Макс, позвони мне в течение пяти минут.

В.»

Я жду. Ничего не происходит. Но я все равно жду. Пять минут истекает. Глупо было надеяться. Иду на кухню и наливаю себе апельсинового сока. Алкоголь теперь под запретом, раз я твердо намерена изменить собственную жизнь. Возвращаюсь в гостиную, исполненная решимости даже не глядеть на экран. Сажусь на диван и беру в руки газету. Дейв громко мяукает и царапает когтями ножку кресла. Наглая зверюга.

– Прекрати хулиганить, – говорю я. – Или я тебя прикончу.

Дейв прыгает на стул, оттуда на стол и начинает тереться об экран компьютера, издавая при этом утробное урчание.

– Я не шучу, – рычу я.

А ведь он пытается мне что-то сказать, доходит до меня. В точности так делала шотландская овчарка Лесси из одноименного фильма.

– Что там такое, парень? – спрашиваю я. – Сообщение от твоего хозяина? Он что, находится вне зоны доступа?

Дейв пристально смотрит на меня и мигает. Мое упорство сломлено. Я подхожу и смотрю на экран.

«Я в Испании. В горах. Телефон не ловит.

М.»

Нет-нет, я не собираюсь на это покупаться. Подумать только, до чего у некоторых кретинов странные представления об остроумии! Но все же…

«Как я узнаю, что это действительно ты?

В.»

Я жду, почесывая Дейва за ушами, он урчит, как трактор. Появляется новое сообщение.

«Какие могут быть сомнения? Конечно, я – это я!

М.»

Я смотрю на экран, не смея дать волю надежде. Волнение распирает меня так, что я боюсь разлететься на куски.

«Докажи.

В.»

Я не могу усидеть на месте. Брожу по комнате из угла в угол, то и дело поглядывая на экран. Ничего. Вот так-то. Никакой это не Макс. Кто бы в этом сомневался. Я убираю волосы за уши и туже затягиваю пояс халата. Ничего. Дейв по-прежнему сидит на столе, пялится на экран и урчит. Бедный наивный кошак.

– Это не он, – говорю я. – Нечего надеяться.

Иду в кухню, беру стакан с соком.

На обратном пути снова смотрю на экран. Ничего.

Глава тридцать четвертая То, что я знаю о Вивьен Саммерс ...

От Макса Келли

На попе у нее родимое пятно в форме Ирландии.

Никто не умеет так похотливо хохотать, как она.

Она упряма, как мул.

Она не любит мотоциклы, «Арсенал» и тату. Зато она любит меня, свою чокнутую бабушку и английские розы.

По утрам она пьет чай, за ланчем кофе, а вечером – сухое белое вино.

Она никогда не разбиралась в поэзии, и она не умеет водить машину.

Я обожаю ее улыбку.

Иногда она напивается в стельку.

Она считает, что ее любимый цвет – голубой, но на самом деле больше всего любит розовый.

Ей часто не хватает терпения, и она любит командовать. И все равно я не встречал никого добрее и милее ее.

Я чуть не умер от разрыва сердца, когда встретил ее в галерее с одним паршивцем по имени Роб. Но я не могу жить без нее и должен увидеть ее вновь.

Если она меня любит, я готов перевернуть мир.

Она самое сексуальное создание на свете.

Она – мой прекрасный, веселый и чуткий друг.

Я хочу быть с ней рядом.

До меня дошли слухи, что она меня ищет. Было бы здорово, если бы она согласилась прилететь в Испанию.

Теперь ты мне веришь?

М.

...

Это ты!

В.

...

Ну так что, прилетишь?

М.

Глава тридцать пятая Информация для пассажира ...

Входящие: 1 новое сообщение:вас за то, что вы выбрали нашу компанию.

Это сообщение не заменяет билета.

Билет будет направлен по электронному адресу, который вы сообщили.

Пожалуйста, ознакомьтесь с приведенными ниже данными и нажмите клавишу ОК.

Имя пассажира: Вивьен Саммерс.

Дата вылета: 2 сентября 2011.

Аэропорт отправления: Лондон, Хитроу.

Аэропорт прибытия: Гирона, Испания.

Обратный билет: не требуется.

Клик.

Adios Amigos.

Примечания

1

Магазин, торгующий мебелью и предметами быта в винтажном и немного гламурном стиле.

2

Байер  – человек, отвечающий за формирование ассортимента магазина.

3

Английский актер театра и кино, получивший мировую известность благодаря съемкам в «бондиане».

4

Городок в одноименном графстве на юго-западе самостоятельной ныне Ирландской республики.

5

Высочайшие скалы в Европе, находятся в Ирландии.

6

Соответствует российскому сороковому размеру.

7

То есть в типичный лондонский паб.

8

Американская певица и актриса, а также посол доброй воли ООН.

9

Один из самых знаменитых в мире натуралистов, автор первых документальных фильмов о природе. Его самые известные сериалы: «Жизнь на Земле», «Живая планета».

10

Американская киноактриса. Известна по культовому фантастическому боевику Ридли Скотта «Чужой», где ее героиня сражается с инопланетными монстрами.

11

Самая высокая гора в Уэльсе.

12

Переменные производственные затраты.

13

Действительно в течение одного дня.

14

Бразильский коктейль с ромом и соком лайма.

15

«Мы пока не встретились» (англ.) .

ОглавлениеПрологГлава первая Истории болезнейГлава вторая Расскажи о своем бывшемГлава третья Работа над ошибкамиГлава четвертая Как выглядеть потрясающеГлава пятая На что мы способны ради любвиГлава шестая Правила свадебного этикетаГлава седьмая Саундтрек для разбитого сердцаГлава восьмая Путешествие в прошлоеГлава девятая Друзья, поклонники и сексуальные партнерыГлава десятая Что рекомендуется и что не рекомендуется делать тем, кто хочет вернуть бывшего возлюбленногоГлава одиннадцатая Правила поведения при расставании. Часть 1Глава двенадцатая Правила поведения при расставании. Часть 2Глава тринадцатая Как пережить разлукуГлава четырнадцатая Друзья и родственникиГлава пятнадцатая Движение впередГлава шестнадцатая Уходя – уходиГлава семнадцатая Секс со старым другомГлава восемнадцатая Совместимы ли вы друг с другом?Глава девятнадцатая Чего хочет женщина [13]Глава двадцатая Десять заповедей для тех, кто намерен порвать с бойфрендомГлава двадцать первая Обычное недоразумениеГлава двадцать вторая МудростьГлава двадцать третья Возвращение к бывшему партнеруГлава двадцать четвертая ЛюбовьГлава двадцать пятая Как просить прощенияГлава двадцать шестая Стихотворение дняГлава двадцать седьмая ФейсбукГлава двадцать восьмая Где ты?Глава двадцать девятая Мне показалось, что я вижу тебяГлава тридцатая Другие люди тоже расстаютсяГлава тридцать первая Бабушкина свадьбаГлава тридцать вторая Мы знаменитыГлава тридцать третья Все конченоГлава тридцать четвертая То, что я знаю о Вивьен СаммерсГлава тридцать пятая Информация для пассажира