«Чешские сказки»

Чешские сказки

Горошек и Золушка

В самой глубине Чехии, в одной деревне, жил мужик хуторянин. Женился он на богатой, но жена его оказалась такой лентяйкой, что дошли они до последней бедности, до горькой нужды. А при этой-то горькой нужде было у них семеро сыновей. Сыновья подросли, кончили школу и разбрелись по белу свету — дескать, чего нам дома оставаться!

— Ну, не хотите — уходите!

Шестеро сыновей ушли, а седьмой сын Гонза остался дома помогать по хозяйству. Мать с досады и с горя померла, и зажил мужик вдвоём с Гонзой. Из-за их бедности ни одна батрачка к ним не шла жить, — так что они сами всё делали. Была у них пара кобыл некованых, коровы были да несколько коз и овец. Как только земля показывалась, Гонза выгонял скотину на пастбище. Старик пахал, Гонза помогал. Так и шёл год за годом. В страду нанимали работницу. Для этого занимали деньги у еврея, а вместо процентов каждый день наливали ему кувшин парного молока.

Гонзе было уже двадцать два года. Каждое утро он выгонял скотину на луг, пускал её пастись, а сам убегал в лес по грибы. А отец тем временем пахал. В полдень старый Горошек разводил костёр, ставил на два камня глиняный горшок, варил грибную кашу и в золе пёк картошку. Гонза обедал с ним, а потом опять уходил в лес.

Как-то пошёл Гонза в лес и видит: на опушке девушка травы и ягоды собирает. Она заговорила с Гонзой, он пожаловался на свою бедность. С тех пор стала она ему часто встречаться; поговорят, бывало, и разойдутся, она — в чащу, он — на луг.

Вот однажды обедали отец с сыном в поле. Отец налил грибную кашу в деревянную миску, поставил её себе на колени, и они с Гонзой принялись за еду. Тут подходит к ним какая-то старуха, а с нею та самая девушка. Бабка просит мужика:

— Не дашь ли и мне поесть, батюшка?

— Таких много набежит! Ничего я вам не дам. Мне всё трудом достаётся.

А Гонзик говорит:

— Что же вы так серчаете, батюшка? Почему бы и не поделиться с ними? Вот вы хоть и трудитесь, а всё равно ничего у вас нет.

Встал он, да и подал этим женщинам горшок с кашей. Они уселись на меже, взяли в руки щепочки и всё до крошечки съели. Вот старик доел кашу, потянулся к золе за картошкой. Гонзик выгреб картошку, положил отцу в миску. Но в золе ещё много картошек осталось, он и отдал их старушке — пусть, мол, полакомится. Бабка с девушкой поели и говорят друг дружке:

— А молодому-то больше будет в делах удачи, — он не жадный.

Старик разозлился и улёгся на полосу клевера, где лошади паслись. Гонза пошёл к скотине на луг. Когда старик проснулся и снова взялся за плуг, Гонза был уже в лесу. Дома-то к ужину ничего нет, надо, думает, собрать ещё грибов. И столько попалось ему хороших белых, сроду ещё такой удачи не было. «Ну, думает, сегодня мы сварим кашу погуще».

Солнышко уж склонялось к горе, старик допахал, накосил вики, навил её на телегу. А колёса-то тяжёлые: четыре цельных кругляша, от ствола отпиленных, только обручами схвачены. Скрипит телега на разные голоса. Пришёл Гонза, принёс мешок грибов, закинул горшок в клевер и погнал скотину домой. Задал кобылам корму, привязал коров, коз и овец в другом хлеву запер. Старый Горошек взял подойник и пошёл доить. Потом развёл огонь под таганком, на воле, и стал готовить ужин: картошку в золу положил, похлёбку варит, слил молоко из подойника в кадку. От всех коров собрал, а молока совсем мало — на донышке.

Теперь заходит к ним в горницу какая-то девушка с корзинкой за спиной, спрашивает, не нужна ли работница. Старый Горошек говорит:

— Рад бы взять тебя, милая, да ведь у нас никто не заживается, мы люди бедные, денег у нас нет.

Старику-то, понятно, хотелось, чтоб в доме была женщина. Ему надоело коров доить, а Гонза — и вовсе этого не умел. Гонза, как увидел дивчину, сейчас же узнал её — это и была та самая, с которой он разговаривал в лесу и которую угощал на поле грибной кашей. Только одета она была по-другому. Стал уговаривать отца:

— Найми! Нам работница нужна. Ведь мне уже двадцать два года, а хожу такой грязный, что все надо мною смеются. Каждый день таскаю эту солдатскую куртку. Всякий надо мной куражится.

— Ну, оставайся, но заплатить тебе сможем только после жатвы, когда уберём хлеб. Девушка с радостью согласилась.

— Жить, — говорит, — мне негде, и смерть меня не берёт, одно спасение — где-нибудь наняться.

Старый Горошек спрашивает:

— Как тебя звать?

— Мне и сказать стыдно, имя у меня больно грубое. — Да чего стесняешься, имя как имя. Ведь надо же тебя как-нибудь называть.

— Золушкой меня зовут.

Старик сдвинул шапку на затылок:

— Золушка, Золушка… Слыхивал я когда-то про Золушку… Та удачливая была, из ничего всего добилась.

Позвали они Золушку ужинать с ними. Она села рядом с Гонзой, и ему никогда ещё так вкусно не елось, как в этот раз.

После ужина она прибрала горницу, коровам и лошадям корм задала. Уселись на крылечке. Горошку покурить хочется, да и Гонзе тоже, а табака — ни крошки. Сидят головы повесили. Она и спроси:

— Чего это вы нахохлились, как мокрые куры?

Они старые трубочки свои знай повёртывают в руках, продувают. Золушка сорвалась и вскоре вернулась с большим узелком табака. Крошатка свежая, вот счастье-то! Оба задымили вовсю. Старик Горошек говорит ей:

— Будь у нас в доме полной хозяйкой.

А Гонза поддакивает.

Посидели. Потом Гонза спрашивает:

— Ну, где кто спать будет? У нас ни кровати, ни перинки, ничегошеньки нет!

Золушка говорит:

— Я лягу спать в хлеву, там соломы много. Пожелали друг другу доброй ночи, батрачка пошла в конюшню, мужики в горницу, легли у стола на лавку.

Старик снял куртку, улёгся на один бок, Гонза — на другой.

Утром старик вышел в сени, а там — полон ушат молока стоит. Коровы и козы уже подоены. Он и руки врозь — что такое? А Гонза говорит:

— Видите, батя, какое счастье к нам в дом пришло, теперь сможем кой-какой грошик отложить.

Вот приходит еврейка, принесла большую крынку:

— Сегодня налейте полную.

Старый Горошек не знает, как и взяться. Гонза зовёт:

— Ну-ка, новая хозяйка, налей ты.

Налила, а ничуть не заметно: в ушате словно и не убавилось. Старик с Гонзой просто не знают, куда девать молоко, так его много. Решили только вершки снимать. На потолке — кадушки, лоханки кучей свалены. Золушка перемыла их, выскребла. Доила два раза в день и ставила молоко в тепло.

Гонза только досадовал, что у неё такое имя нехорошее.

— Деревенские смеяться над нами будут.

А она отвечает:

— Об этом не тужи, придёт время, будет у меня другое имя.

Так проходил день за днём. Гонза гонял скотину на выгон, старик пахал, а новая хозяйка всё по дому делала. Старик повеселел. И молока всё больше прибавлялось.

— Что, — дескать, — со сметаной-то делать будем?

— В субботу собью её, пусть в доме будет масло.

В субботу разыскала она старую маслобойку, выпарила её, и стали они втроём пахтать. Три раза пришлось ей в маслобойку сметану наливать! Промыла, сложила — масла полна кадушка! Старик просто в недоумение пришёл, глазам не верит.

Хватились, — а соли-то нет. Она достаёт из кармана монету, подаёт Гонзе — деньги какие-то не наши, он таких и не видывал никогда — и говорит:

— Сходи купи пять фунтов соли.

Гонза принёс, она тут же высыпала соль на стол, взяла топорик, потолкла её обушком. Взвесила масло — тридцать фунтов. Старик чуть с ума не сошёл — что только в доме творится! Снесла масло на погреб, чтоб застыло, а вечерком, дескать, как отдохну, отнесу его в город, продам. Гонза взял мел, стал считать, сколько выручит, даже и сосчитать не смог.

— Теперь нужна мне корзинка, в чём понести.

Гонза сейчас же побежал, приволок травяную корзину. Старик за голову схватился:

— Да ты что, спятил, что ли, это ведь корзина травяная, а не для масла! Вот видишь, — говорит он Золушке, — у нашего Гонзы не все дома.

Та хохочет, а Гонза повернулся, схватил в сенях со шкафа лукошко и прямо вместе с наседкой притащил в горницу.

— Ну, это человек блажной! Не мучь уж его, а то он совсем очумеет, видишь — мечется, ровно угорелый. На чердаке висит корзинка, ещё от старухи осталась, сходи сама.

Но Гонза не мешкает, сам побежал на чердак, принёс корзинку. Золушка открыла её, а там полно мышиных гнёзд. Побежала во двор, в навозной жиже её вымыла, на речке выполоскала и несёт в горницу чистую корзинку.

— Теперь, — дескать, — дайте мне под масло лоскут чистого миткаля.

— Да что ты, милая, какой там у нас миткаль. Рубашек и тех нет. С тех пор как старуха померла, в доме белья ни ниточки не осталось.

Золушка завернулась, никому ни слова не сказала и мигом принесла подмышкой свёрток белого миткаля. Оторвала три куска, чтоб масло завернуть, остаток убрала.

А Гонза наш так и вьётся вокруг Золушки:

— Не откажи, — говорит, — сшей мне из этого куска рубашку в воскресенье погулять. Ведь все парни рубашки носят и смеются надо мной, что у меня даже и рубашки нет.

— Ладно, ладно, вот погоди, продам масло, что-нибудь уж тебе сварганю.

Под вечер отправилась она в город, а через час ворочается и высыпает на стол кучу грошей. Старый Горошек чуть не рехнулся. Столько денег! Хочет отдать Золушке за миткаль-то, а та не берёт:

— Не надо, не надо, после отдадите, когда побогаче будете.

А в тот вечер, когда Золушка ушла в город, приковыляла к их дому какая-то старушка:

— Пустите, люди добрые, переночевать. Может, и хлеба кусочек подадите, не ела ничего.

А старый Горошек, с тех пор как заимел ловкую работницу, которая умела изо всякой беды его вывести, уж не ворчал, как бывало раньше.

— Гонзик, дай ей чего-нибудь поесть, небось с голоду не помрём, обойдёмся.

И старушка немедля вошла в их дом, да так смело, как будто всю жизнь у них жила, всё знает, куда как идти.

— А чья же вы будете, откуда?

— Я Золушки вашей бабушка.

— А, вот что, — говорит Горошек. — Ну, она девушка толковая, сноровистая, а как за работу берётся, всё у неё спорится, хотелось бы мне, чтоб сын с нею обручился. Я-то за женой получил тысячи несметные, да что толку, глупа она была и ленива, всё прахом пошло. Так что если бы только Золушка с моим Гонзой обручилась, — уж как бы я рад был!

Бабушка за это так и ухватилась:

— Я не против, не против.

Через час пришла Золушка, высыпала на стол деньги, старик чуть не сбесился от радости. Ну, ладно. Вот Золушка и говорит:

— Завтра воскресенье, надо к завтрему сшить рубашки.

Зажгла плошку, Гонзу посадила из миткаля нитки дёргать. Это по бедности так делают! Он нашёл в окне три ржавые иголки, почистил их золой, и бабка с девкой уселись шить, торопятся как сумасшедшие. Мужики уж давно уснули, а они всё шьют да шьют. Утром отец с сыном проснулись, — возле каждого лежит по рубашке с завязочками — это тесёмки такие, их в дырочки продергивают и завязывают.

Старик говорит:

— Золушка, свари что-нибудь на завтрак, а мы с Гонзой пока сходим травы накосим, на межах много её осталось. Эта неделя удачная была, — хочу сегодня справить воскресенье, пахать не поеду.

Вернулись мужики с поля, их ждал горшок кофе. Старый Горошек не пил его с тех пор, как жена померла.

— А хлеба-то у нас нет!

— Об этом не беспокойтесь, — говорит бабка, — и высыпает из передника на стол кучу плюшек с маком. Горошек уж сколько лет во рту крошки ситного не имел, а Гонза и подавно. Уписывали их с таким смаком, что глаза на лоб лезли. Старик всё выспрашивает у Золушки, откуда она на всё деньги берёт.

— Об этом не беспокойтесь, это моя забота, а вы кушайте и пейте, и ты, Гонзичек, тоже кушай.

Наелись наши Горошки до отвалу. Теперь Гонза и говорит:

— В восемь часов начнётся ранняя обедня, она не долгая. Были бы у меня штаны хорошие, безрукавочка, да свитавская куртка, пошёл бы и я к ранней.

Времени семь часов. Золушка шмыг в дверь, и не успели опомниться, как она несёт хорошие кожаные штаны, красную безрукавку с большими пуговицами, чёрную широкую шляпу, красный шейный платочек и красивую шерстяную свитавскую куртку. Это в старину так одевались, нынче этого уже не носят. Гонза нарядился.

— Теперь, — говорит, — пойду к ранней. А сам всё возле Золушки вертится.

— Что это ты, — дескать, — всё ко мне жмёшься?

— Переоденься и пойди со мною.

Золушка только и ждала, чтобы он её пригласил, повернулась и в минуту принарядилась, взяла в руки какую-то книжку, обёрнутую в белый платочек.

— Ну, пойдём, — говорит Гонзику.

Пошли вместе через всю деревню до самого города, до костёла. Никто их и не узнал, глазеют из всех окон: «Какая красивая парочка! Да кто же этот рослый молодец?

Какая такая нарядная барышня рядом по левую руку выступает? Обгоняют их, в лицо заглядывают:

— Да это молодой Горошек с молодою хозяйкою.

А Гонза чинно так вышагивает и весело дымит своею трубочкой. Подошли к костёлу, — сунул трубку в карман, снял шляпу, вошёл и стал в толпе, среди других мужчин. Золушка осталась на паперти.

Почему она не вошла вместе с ним? А вот почему: злые волшебницы украли её у матери, когда она ещё не была окрещена, и зачаровали. Вот отчего ей и нельзя переступать порог костёла. Такую диво бабу можно узнать по тому, что она никогда не танцует весь круг, а только полкруга.

Гонзе отец сказал, чтоб насильно Золушку не тянул и что это дело после можно поправить.

Служба окончилась. Гонза вышел. Было у него в кармане несколько грошей, зашёл с Золушкой в трактир. Степенно, как старый, выступает, велел налить себе кружку пива, а для Золушки бутылку вина заказал. Закусили кое-чем, он заплатил пять грошей, и весело отправились домой. Вокруг Золушки уж много молодцев вертелось, похваливали её — мол, как вы одеты к лицу, и всякие такие слова, так что на обратном пути Гонза вел её за руку, чтобы не отбил кто.

Вернулись домой, а там уже еда приготовлена, ситный хлеб. К обеду, дескать, будет мясное. Старушка говорит:

— Я всё могу кушать, кроме одной только свинины. Дивьям бабам этого нельзя, они до свинины и не дотрагиваются.

Горошек дал Гонзе денег, послал его купить говядины. Всем так и манилось поесть убоинки — ведь с тех пор, как в прошлом году издохла у них старая коза, они мяса и не нюхали. Как принёс Гонза говядину, сейчас же сварили её на воле, в печурке из необожжённых кирпичей. Пообедали, прибрались, Золушка принесла табака, старый Горошек закурил свою трубочку и чинно повёл бабушку по своим полям. Покуривает и рассказывает ей, сколько горя натерпелся через свою ленивую жену, как трудился всю свою жизнь, как убежали от него шестеро сыновей и только один Гонза остался ему утешением, мыкает с ним вместе горе и нужду.

— Если Гонза на толковой девушке женится, передам ему весь хутор. Пусть только долг еврею выплатит.

Осматривает он свои поля, видит: рожь уже поспевает. Что ж теперь делать? Бесплатно никто не пойдёт подсоблять, а залезать в новые долги неохота.

Старуха и говорит ему:

— Ты, Горошек, не тужи, ни о чём не печалься, нонешний год хорошо со жнитвом управишься. Отбей косы, а завтра весело за работу примемся.

Горошек отбил косы и говорит:

— Вы, бабы, наготовьте на завтра еды, пышек каких-нибудь, лепёшек, а я пойду искать помочанок, в горсти укладывать.

А старая ему:

— Не ходи, я одна за двух управлюсь.

«Мыслимо ли дело, — думает Горошек, — это дело невозможное». А в поле увидал, что и впрямь она за двоих поспевала. Гонза пошёл передом, а старик приотстал сзади, чтоб на конце ряда им разойтись, пятки не подрезать. Вот Гонзик косит, прокосил ряд, а старуха уже всё за ним подобрала, идёт подбирать за стариком. Старик дошёл до конца, наточил косу бруском, начал новый ряд, кусок прошёл, оглянулся — а за ним какая-то красивая молодайка подбирает. «Ладно, думает, подбирай, подбирай, накормлю тебя за это». С часок косили они так, старик прошёл конец, поглядел:

— Эге, как оно у нас нынешний год быстро идёт, просто удивление! И зыбки ныне какие толстые!

Это у нас, когда рожь подбирают, такими горстями укладывают, вроде люльки, в какой детей качают: так и называются — зыбки.

Гонзик разошёлся по своему ряду, размахался, вдруг видит перед собою двух молодаек: одна косит, другая подбирает. И вспомнил свою Золушку:

— Эх, принесла бы она сейчас девятку! Девятка — это завтрак в девять часов.

И только он подумал, а их молодая хозяюшка Золушка тут как тут, несёт большой жбан питья, полную корзинку хлеба и зовёт:

— Батюшка, Гонзичек, завтракать! И все, кто тут есть, идите.

Гонза воткнул свою косу в землю, а старик свою в рожь закинул и бегут, радуются, что молодая хозяйка принесла девятку. И эти три новые молодайки притиснулись, старик их и не знает, кто такие, но ни слова не сказал, рад был тому, что подсобили. Взял большую лепёшку, поделил всем на равные доли, съели всё под метёлочку.

Встал Горошек и не вспомнит, где косу оставил, так наелся и напился. Впервые за свою жизнь в уме маленько тронулся. Он рассчитывал, что рожь будут косить три дня, а тут к обеду всё поле кончили. У него просто ум за разум зашёл — растерялся от радости. Теперь смотрит — дождь собирается. Он затужил:

— Эх, вымокнет! Такая нынче рожь прекрасная, её больше ста крестцов будет. Жалко её в поле оставлять!

А что у него соломы нет, перевясла не из чего сделать, он и позабыл. Его плохонькая тележка никуда не годилась, сбегал в деревню, занял у зятя две телеги. Тут только и хватился:

— А перевясла-то! Перевясел нет!

А бабушка говорит:

— Ничего! Не успеешь опомниться, перевясла будут сделаны!

Пошла, отворила ворота риги, выбросила несколько охапок соломы и навила перевясла. А эти три бабёнки после полудня исчезли, шут их знает куда девались! Зовёт мужик Золушку, чтобы шла помогать. А как приехал он в поле, там уже два ряда снопов связано. Гонзик с Золушкой принялись носить снопы, на телегу укладывать. Старик грядки налаживает. Наложили огромный воз и поехали прямиком через все межи, нигде не зацепили, не перевернули. Старик на передке сидит, Гонза сзади бежит, поддерживает. Укладывают в ригу, старик толкует:

— Две бабы не справятся, надо ещё принанять.

Да где уж теперь искать работниц, поехали обратно в поле, а там уже всё связано! Старик за голову схватился, а Золушка кричит:

— Живей, живей, пошевеливайтесь, к вечеру дождь пойдёт, как бы не промокло у нас!

К вечеру всё благополучно убрали, никто даже и поесть не успел. Теперь-то уж все проголодались. Золушка говорит:

— Сегодня, мужики, мы вам ужин сварим получше. Сварила новомодный кофе, принесла каравай, комок масла в полфунта. Старику это всё по вкусу, уплетает за обе щеки. Гонза тоже. Он и говорит:

— Эх, всю бы жизнь так! И чтоб в работе всегда был такой порядок.

А Золушка отвечает:

— Если будешь умницей, ни о чём не будешь спрашивать, любопытничать, так оно и будет. Только с вопросами не приставай. Не будь настырным.

Утром старик приходит с поля, от радости руки потирает:

— Ну, ребятки, пшеница поспела! И хороша же уродилась! Вдвое больше будет, чем в те годы. Да одно плохо — погода ненадёжная, так на дождь и тянет, быстрее надо убрать, а косарей-то, косарей где взять?

— Да вы бросьте, не тужите об этом, — говорит Золушка, — всё уберём вовремя.

Весь день косили пшеницу, харчей много было, ели-пили досыта, хорошо выкосили. Старик от радости себя не помнил, как всё ладно получается и сколько пришло дешёвых работниц, за здорово живёшь помогают. Опять те же молодайки, что рожь косили. Любопытно ему: кто они такие? Просит Гонзу:

— Спроси, — дескать, — у Золушки, где она их наняла.

А Золушка в ответ:

— Передай отцу, чтоб никогда ни о чём не спрашивал. Дело идёт, довольно с него и этого.

Старик больше и не стал выпытывать, ему-то что до этого — ведь платила-то им Золушка. Пшеницы собрали двести крестцов, это по старому счёту, тогда ещё в крестце было шестнадцать снопов. До вечера всё убрали, свезли. Каждый день сытно ели, всякий раз что-нибудь иное — такой в старину был крестьянский обычай. И старый Горошек доволен был. Ведь он, как наестся да напьётся, всегда весёлый.

Немного погодя и ячмень созрел. И рожь и пшеница хорошо уродились, а ячмень-то и того удачнее. И убрали его тоже хорошо. Всего много. Старая большая рига полным-полна. А овёс куда девать? Горох? Стало быть, молотить надо.

Старый Горошек чешет в затылке:

— Где же молотильщиков-то взять?

А Золушка ему сейчас же:

— Об этом не тужите! Обмолотим.

— Ну, если так, ладно.

Старик приготовил несколько цепов, связал крепкими верёвками, стал с Гонзой на ток. Начали они в два цепа бить, ну, это лад невесёлый! Вдруг видят: откуда ни возьмись, встали с ними две девушки, и пошло так это ладно, в четыре удара: с пи р-р о-г а-ми, с пи р-р о гг а-м и, р р а-т а-т а-т а. Ну, такой лад старику по сердцу. Золушка с бабушкой за это время приготовили хороший завтрак. В девять часов Золушка вышла на крыльцо, зовёт:

— Гонза, батюшка, идите сюда! И тех двоих женщин зовите.

Подали на стол хлеба, сыру и пива каждому, кто сколько хотел. Старый поел в охотку и опять помчался молотить. Семьдесят пять лет старику, а ещё не хворый, дюжий — видно, грибная каша на пользу ему шла. Отмолотился за несколько дней, о харчах не заботился, всё ему было готовенькое. Первым делом насыпал мешок зерна:

— На, Гонза, свези в город, продай, хозяюшке нашей заплатим, девушка хорошая, надо ей отдать, расплатиться.

Старик зерно провеял, на ветру очистил. Сколько было крестцов, столько вышло и четвериков. Всё рассчитал, что куда. Сто мешков продал. Пекарь заплатил ему за мешок на пятьдесят грошей больше, чем прочим, — такое хорошее зерно было.

Стал Горошек с Золушкой рассчитываться.

— Сколько ты истратила?

— Нет, нет, ничего мне не надо, это я всё любя угощала вас. Прошу у вас только одно вознаграждение.

— Какое же?

— Гонзика!

«Эге, думает, вода на мою мельницу!»

— От всей души буду рад! Ты, девка, мне полюбилась. Бери его себе! У меня все неудачи да горе было, а вам, видно, повезёт.

Она уже пятую неделю у них жила. А Старостин Антонин уж пронюхал обо всём и завидовал Гонзе, — уж больно хороша девка-то. Заподумывал, как бы отбить её.

Зерно продали удачно, покончили с этим делом, вот Гонзик и говорит:

— Что это как мы спим нехорошо, на лавках валяемся — ни кроватей у нас, ни перин.

Сильно огорчался этим. А старый Горошек ему:

— Эх, сынок! Да где же нам сразу столько пера набрать? Во дворе две-три курицы кудахчут, гусей и в помине не осталось.

Старая бабушка их слушает:

— Да ты, Гонзик, насыпь зерна во дворе! Слышишь, за деревней гуси гогочут, большая стая; мы их ощиплем, вот и будет перо.

Не успела слова вымолвить, Гонзик уже бежит, влез на амбар, сыплет зерно и кличет:

— Тега, тега, тега!

Поднялось гусей с пруда несметное множество, прилетели во двор и ну клевать. А бабушка говорит:

— Отвори ворота риги.

Гонза отворил, бабушка пошла в ригу, а гуси все за ней. Золушка с бабушкой и давай ощипывать их одного за другим — пощиплют и отпустят на волю. Большую кучу перьев нащипали. Старик надивиться не может:

— Вот так чудо! Ну и бабы!

— Это, — дескать, — батюшка, ничего! Что скажете, всё сделаем.

Как выпустили с колен последнего гуся, старика опять забота берёт — где взять чехлы да наволоки. Бабушка недолго думала, после обеда отправилась в город и принесла оттуда подмышкой свёрток печатного ситцу. Нашили чехлов. Перо с диких гусей мелкое — оно не дерёт. Сделали шесть перин на две большие кровати. Гонза просит:

— Батюшка! Приведите в порядок те две кровати, что на чердаке валяются, поставим их!

Горошек взял горбыли, починил кровати. Золушка обтерла их, настелила горой под самый потолок. Старик рад — надоело и ему на жёсткой лавке лежать.

Вечером им уж не терпится — каково будет на новых постелях спаться. Старик лёг на одну, Гонза — на другую, и Золушку к себе взял. Целовались до самого утра. Баловался он с ней, конечно, тут смеяться нечему — люди живые. Опьянел парень от счастья, Золушка стала для него ещё краше. И она разгорелась, как огонь, ведь ни с кем ещё не любилась.

В деревне староста тоже собрал богатый урожай и объявил, что будет праздновать славные дожинки. И молодых и старых, и бедных и богатых — всех пригласил на свой двор; еду ставил он, а пиво, вино — гости. Его Антонину приглянулась Золушка, я уже про это рассказывал, так что позвали и Гонзика, да и Золушку тоже. А собирались на дожинки после вечерни, в третьем часу.

Золушка обо всём об этом ничего не знала. Так вот, когда пообедали, Гонза и говорит ей:

— Слышь-ка, нам с тобой надо собираться на гулянку к старосте. Там будут славные дожинки.

Золушка согласна.

— Отчего ж не пойти? Одна я не пошла бы, но раз идёшь ты, пойду и я. Но и ты без меня не ходи никуда. Если будем друг без дружки куда собираться, погубим наше счастье.

Гонзик умылся, переоделся, нарядился, вычистил хорошенько свою пенковую трубку, чтобы блестела; Золушка тоже собралась, взялись они за руки и пришли к старосте на двор чуть не первые.

А за столом под могучею липой уже сидит кое-кто из соседей. Они сейчас же весело поздоровались с Гонзиком, наперёд угостили его пивом и молодой его хозяюшке улыбаются; ведь нет в деревне ей ровни — такая красавица. Тотчас усадили их за стол.

— Ну вы, Горошки, нонешний год сильно поправились хозяйством. Какие толстые зыбки-то собрали, таких и старики не упомнят.

Пришли музыканты с шарманкой, со скрипкой, с цитрой, заиграли как водится. Молодёжь сбежалась после вечерни. Первым пошёл в круг Старостин сынок, схватил Золушку, протанцевал с нею три танца и весь вспотел. «Запарился, больше, говорит, не пойду с ней плясать» — так она его загоняла. Отец видел это и говорит:

— Садись, Тонда! Тебе за этой дивчиной не угнаться. Был там ещё один Войнар, бывалый такой парень. Этот тоже поглядел и думает: «Ну, меня-то ей не перегнать, зря, что ли, я четырнадцать лет в солдатах прослужил, я-то с ней справлюсь». Подошел к Гонзику и просит его:

— Разрешите протанцевать разочек с вашей Золушкой.

— Да иди, — мол, — пляши.

Войнар поклонился, и она пошла с ним. Протанцевал с нею один круг да так запыхался, что еле жив остался. Все лучшие танцоры по очереди плясали с нею и все чуть не задохнулись. Теперь приступили к Гонзе:

— Иди и ты в круг!

А он отбивается.

— Я, — говорит, — не умею.

Наелся там Гонза, напился как следует, и хозяюшка тоже. Остались до самого вечера. Потом Гонза поблагодарил, заплатил за пиво, сколько с него причиталось, и отправился с хозяюшкой домой. Отец расспрашивает их, как погуляли, Гонзик похваливает да смеётся:

— Сроду я так не веселился!

Старик всё боялся, как бы кто не отбил у сына девушку: ведь руки у неё и впрямь золотые. Решил сегодня же покончить с этим делом. Как только прибрали всё в хлеву и на дворе, старый Горошек говорит:

— Пойдите-ка сюда. Надобно и вот о чём подумать: не пора ли вам пожениться?

Золушка тотчас поцеловала ему руку и прямо безо всяких сказала, что хочет стать Гонзовой женой.

Батя тут же отправился к священнику и рассказывает ему, какая штука у них смололась. А тот ему в ответ:

— Эта девушка у вас, как видно, не простая, но я сделаю что нужно и обвенчаю их.

Назавтра Горошек говорит Гонзику:

— Ну-ка, дети, ступайте к священнику писать протокол, чтобы вас огласили. Я уж стар, вы меня кормить будете, а хозяйство, всё как есть, вам передаю.

Пошли они к священнику. Он тотчас вышел к ним и говорит:

— Раньше чем быть свадьбе, вас нужно окрестить. Вы, Золушка, от обыкновенных людей, как и все, но некрещеная. А то ведь коснётся дела, вы из церкви-то сбежите!

— Да, да, я это знаю. Дивья баба украла меня у моей матушки до шести недель.

В крёстные пошла одна тётка из деревни. Дали Золушке новое имя — Кристина, а через три недели их повенчали. Свадьбу сыграли богатую, такой и старики не помнили. Всегда во всём была им удача, и славно прожили они на этом хуторе до самой смерти.

Вещий сон

На пражском мосту стоял в карауле солдат и видит, ходит взад и вперед по мосту бедно одетый крестьянин и каждого встречного оглядывает.

Солдат и спрашивает:

— Что ты ищешь, добрый человек, или ждешь кого?

Отвечает ему крестьянин печальным таким голосом:

— Да вот, служивый, приснился мне нынче ночью диковинный сон. Будто вывели меня поутру на этот самый мост и велели ходить, покуда я свое счастье не встречу. Я и хожу тут с рассвета, а счастья нет как нет.

Усмехнулся солдат и говорит:

— За сон не ручайся, день взойдет — сны туманом развеет. Мне вот тоже сон привиделся, будто пришел я к бедной избе, возле избы — дворик, на дворе груша растет. Из избы хозяин вышел, дал мне в руки пилу, показал на грушу и велел спилить ее со словами: "Грушу повалишь, под ней клад найдешь!"

Понял тут крестьянин, что солдат видел во сне его же избу и грушу во дворе. Ничего не сказал он караульному солдату, вернулся домой и во всем, что от солдата услыхал, жене признался и позвал ее грушу пилить. Когда груша упала, к немалому их удивлению, в дупле у самой земли нашли они клад богатый.

Взял бедняк клад, на месте старой избенки большой, крепкий дом построил и на доме нарисовал всю историю, как он клад искал. А в благодарность он отдал за служивого замуж свою единственную дочь.

Гадальщики

В одной деревне жили в батраках два приятеля: Яндала и Сверчок. Проработали они уже несколько лет. Как-то раз Яндала говорит Сверчку:

— Плохое, брат, наше житье. Вечно нами помыкают, бранят да ругают за всякий пустяк; случись у хозяина какая неприятность — всегда срывает свою злость на нас. Что толку батрачить? Лучше жениться. Женишься, будешь сам себе хозяин — ложись, когда захочешь, вставай, когда вздумаешь!

— Правильно говоришь, брат! — поддакивает Сверчок. — Лучше женимся и будем вольными.

Раззадорили они так-то друг друга, присмотрели себе невест, и дело стало только за господским разрешением да церковным благословением. Устроилось и это, и вскорости состоялись две шумные свадьбы.

Не житье у них стало, а масленица: ешь-пей досыта, что вздумаешь; хочешь — спи, хочешь — лежи, хочешь — вставай. Но во всяком положении есть и свои радости и свои заботы. Через год приятели снова встретились и стали рассказывать друг другу про свое житье. Яндала говорит:

— Ох, брат, хоть нам прежде и плохо казалось, а, выходит, в работниках-то лучше жилось. Взять хотя бы харчи: харчи, бывало, хозяин, вынь да положь, а нынче самому добывать надо. В работниках-то я и одежу получал, а что деньгами платили, то в трактире пропивал да на курево тратил. Теперь мы сами себе хозяева — оно-то хорошо, да что проку с хозяйства с этого, раз приходится и о жене и о ребенке заботиться, а в нашей деревне много не заработаешь. Не будет, видно, с этого никакого толку, лучше пойдем опять наймемся на работу, только уж не здесь. Здесь-то нас засмеют — вернулись, скажут, обратно, когда им плохо пришлось. Давай пойдем туда, где нас не знают.

— Правильно, брат, говоришь, — поддакнул Сверчок, — только, знаешь что — сперва надо нашим женам сказаться.

Так и сделали. Сказали женам. Жены боялись дать согласие, но мужья все им растолковали, жены и согласились. Не только ергласились, а еще и подорожников напекли. Отправились друзья в путь.

Пошли, а куда — и сами не знают. Прежде-то они мало где бывали, а потому и не знали, в какую сторону путь держать, и пошли наобум. Зашли в большой лес, исходили его вдоль и поперек, а выбраться никак не могут. Свои пироги они еще прежде поели, и сильно мучил их голод. Наконец, застала их в этом лесу темнота. «Ну-ка, разок и я посоветую», — решил Сверчок и говорит:

— Нельзя нам здесь ночевать, брат Яндала. Вдруг нападет на нас какой-нибудь зверь. Мы с тобой устали с дороги, ослабели от голода, сожрет он нас. Ты, братец, хорошо по деревьям лазаешь — влезь-ка да погляди, не светится ли где огонек.

Хоть Яндала еле-еле на ногах держался, все же как мог вскарабкался на дерево и стал зорко оглядываться по сторонам. Долго о «искал, наконец заметил вдали огонек и крикнул Сверчку. Сверчок и говорит:

— Запомни хорошенько, братец, в какой стороне огонек светится!

Яндала слез с дерева, и они побрели в ту сторону, где он заметил огонек. Шли, шли, пока, наконец, не увидали этот огонек, хотя еще и очень далеко. Тут они прибавили шагу и поспешили туда.

Приходят к какой-то избушке, огонь еще горит. Стали стучать в дверь. В избушке была только старая бабушка. Открыла; стали они просить: пустите, мол, переночевать. Она впустила их, сейчас же принесла миску, накрошила хлеба, полила кипяченым молоком и велела им есть.

Они поели и рассказали старухе, что живут, мол, в большой нужде и идут искать работу. Старуха говорит:

— Если хотите, оставайтесь здесь. У меня есть корова, один будет пасти ее, а другой — навоз из хлева выбрасывать. Кормить вас я буду хорошо, да еще заплачу по заслугам.

Приятелям понравилось: работа пустяковая, харчи, видать, не плохие, да еще и заплатит; они пообещали, что останутся работать.

На другой день Яндала пошел пасти корову, а Сверчок остался дома выкидывать навоз. Как только Яндала вывел корову на пастбище, она сейчас же дала стрекача и потащила его по полям и по межам. Чем сильнее Яндала удерживал корову, тем шибче она бежала. Умаялся он вконец, рад бы отпустить корову, да боится, что она вовсе удерет. Выбивается из последних сил и бога молит, чтобы солнце скорее село. «Хорошо, думает, Сверчку навоз там кидать, небось давно выбросил и полеживает в тенечке; но погоди, парень, завтра ты погонишь корову, а я буду кидать навоз».

Пока Яндала пасет, посмотрим, отдыхает ли Сверчок. Как только Яндала увел корову со двора, Сверчок решил: «Выброшу навоз, а потом отдохну». Кидал, кидал, а навозу все не убывает; уж и завтрак прошел и обед, а навозу все столько же. Трудится Сверчок, потом обливается и думает: «Господи боже мой! Что за напасть! Хорошо Яндале пасти; но завтра пусть он кидает навоз, а я поведу корову». Старается он из последних сил. Хочет выбросить весь навоз, прежде чем Яндала пригонит корову. Весь мокрый как мышь сделался. Не успел кончить — слышит: Яндала с коровой мчится. Сверчок отложил вилы в сторону и сидит как ни в чем не бывало.

— Ну, как дела, брат? — спрашивает Яндала.

— Ох, братец! — отвечает Сверчок. — Давно уж разделался я с этим навозом. Уж лежал я, лежал в холодке, выспался, надоело даже. Завтра я поведу корову, а ты, если хочешь, оставайся дома. Я тут соскучился без работы.

Яндала с радостью согласился.

За ужином ни тот, ни другой не могли есть, уж очень устали. Яндала говорит:

— Что ж ты, брат, не ешь ничего? Ешь, на меня не оглядывайся, я сыт. У меня с собой еды много было, да еще пастухи мне груш и яблок надавали.

А на самом деле Яндала свой обед потерял, когда корова таскала его по полю. У бедняги за весь день ни крошки во рту не было, но он прикидывался, будто сыт, чтобы обмануть Сверчка.

На следующий день Яндала остался дома, а Сверчок погнал корову на пастбище и намаялся с нею, как вчера Яндала, а Яндала намучился, как прежде Сверчок. И тот и другой надеялись отдохнуть, но не тут-то было! Когда Сверчок вечером пригнал корову, он уж и на себя не был похож, да и Яндала — тоже. Оба так намаялись, что и говорить не могли. Только ночью, на отдыхе, разговорились по душам и во всем друг другу признались.

— Видно, брат, — говорит Яндала, — эта бабка не простая, она не только хлеб жевать умеет. Тут дело нечисто. Здесь мы с тобою надорвемся и потеряем здоровье, и бог весть что еще она над нами сделает. Давай-ка лучше завтра же уйдем прочь отсюда.

Наутро встали, просят бабушку отпустить их; больше, мол, не хотят работать. Старуха и говорит:

— Ну, ребятки, насильно вас заставлять я не могу, обождите маленько, пока будет готов завтрак.

После завтрака дала им на дорогу краюху хлеба и заплатила три венских. Третий венский нечем было разменять. Они решили поделить деньги потом, когда еще заработают, а пока Якдала взял их на хранение. Поблагодарили они старуху и отправились дальше. Через несколько часов выбрались они из леса и увидали вдали большой богатый город. Решили пойти туда. У самых городских ворот Сверчок сказал:

— Задумали мы с тобой пойти в город, а что мы будем там делать, об этом и не подумали. Мы знаем только свою крестьянскую работу; а я слыхивал, что в больших городах такая работа не нужна. Захотим есть-что делать будем?

— Не беда, — отвечает Яндала, — выдадим себя за гадальщиков и заживем припеваючи.

— Да что это ты вздумал! — удивился Сверчок. — Ведь мы ничегошеньки в ворожбе не смыслим.

— Смыслим или не смыслим, — отвечает Яндала, — а гадальщиками назваться надо. Будем помогать друг дружке как сумеем и проживем без забот и хлопот.

И пошли новые гадальщики в столичный город. Как раз за несколько дней до этого царевна потеряла драгоценный перстень. Царь велел объявить, что кто этот перстень найдет и царевне вернет, получит большую награду. Повсюду объявили, но никто не возвращает перстня. В это время дошел до царя слух, что в столицу пришли какие-то неизвестные люди, хвалятся, что умеют ворожить. Царь ведел призвать их и спрашивает: возьмутся ли они угадать, кто нашел перстень царевны?

— Охотно послужим тебе, царь, — говорят гадальщики, — но задача трудная; дай нам две недели сроку на раздумье.

Царь согласился подождать две недели, да еще дал им квартиру в своем царском дворце, пищу со своего стола и приставил к ним двух слуг. Но при этом все же намекнул, что, если гадальщики вздумали обмануть его, он велит отрубить им головы.

Гадальщики согласились, и их провели в комнату.

Когда остались они одни, Сверчок начал сетовать и упрекать Яндалу: к чему вздумал выдавать нас за гадальщиков? Теперь, дескать, можем жизни своей лишиться, на кого же мы жен наших оставим?

— Глупо ты рассуждаешь, Сверчок, — говорит Яндала, — лучше нам хорошо пожить четырнадцать дней, а потом умереть, чем всю жизнь маяться, в поте лица своего хлеб добывать и с голоду подыхать. О женах наших господь бог позаботится. А над тем, как нам выполнить свою задачу, и вовсе голову не ломай — ведь знаешь наверняка, что не угадаем. Зачем об этом думать! Поживем четырнадцать дней в роскоши, а потом придет конец и радостям и тягостям!

— По-моему, не так, — говорит Сверчок, — лучше всю жизнь промаяться и спокойно умереть, чем несколько дней хорошо жить, а потом погибнуть позорной смертью и в ад попасть!

Разговаривают они так-то между собой, а в это время слуга приносит им еду в роскошной посуде. Легкомысленный Яндала, как учуял приятный аромат кушаний, поглядел на Сверчка и, указывая на слугу, сказал:

— Вот, брат, это — первое наше благо! Слугу эти слова сильно напугали. А почему? Перстень царевна потеряла, когда ходила в уборную.

Слуга нашел его и стал рассматривать. В это время к нему незаметно подошел другой слуга и говорит:

— Это — царевнин перстень!

— Знаешь что, держи-ка ты язык за зубами, — ответил первый. — Я заплачу тебе половину того, что стоит перстень: ты будешь с деньгами, а я — с перстнем.

Они сговорились и молчали, как рыбы. Как раз этих двух слуг царь и приставил в услужение гадальщикам. Когда первый вернулся от них, второй и спрашивает:

— Ты, брат, уже прислуживал гадальщикам. Ну что, как они тебе показались?

— Плохо наше дело! — отвечает первый слуга. — Понес я им еду; только вошел в комнату, один гадальщик показал на меня и говорит: «Это — первое наше благо!»

— Знаешь что? — говорит второй. — Пойду-ка теперь я им прислуживать; сразу узнаю, догадываются они или нет.

Так он и сделал. Но как только он вошел с блюдами в комнату, Яндала опять поглядел на Сверчка и указал рукою на слугу:

— Это, — второе наше благо!

Услыхал эти слова слуга и страшно перепугался. «Мы пропали!» — думает. А на самом деле Яндала назвал вторым благом не слугу, который украл перстень, а новое блюдо. А слуги-то думали, что гадальщики знают их тайну. Договорились они между собой и пришли с повинной к гадальщикам. Подкупили их деньгами и стали просить, чтоб гадальщики их не выдавали, а повернули бы все это как-нибудь иначе. Гадальщики сразу смекнули, как да что получилось.

— Где у вас этот перстень? — спрашивает Яндала. Они показали.

— Как пройдет четырнадцать дней, — говорит Яндала, — поймайте вон того самого большого индюка и запихайте ему в глотку перстень. А остальное мы уладим. Но не вздумайте обманывать нас! Если не сделаете как велено, плохо вам будет!

С этого дня гадальщики развеселились, ели и пили сколько душе угодно.

Через две недели призывает царь их к себе и спрашивает- узнали ли они, кто нашел перстень его дочери.

— Всемилостивейший царь! — молвил Яндала. — Ваша дочь, идучи по двору, сильно размахивала рукой. Перстень неплотно сидел на ее пальце, соскользнул и покатился, а индюк проглотил его. В доказательство прикажите зарезать самого большого индюка и найдете в нем перстень.

Царь приказал зарезать индюка. Перстень у него оказался в животе. Тогда царь сказал гадальщикам:

— За вашу мудрость и за то, что отыскали перстень, оставайтесь у меня еще две недели. Ешьте и пейте сколько влезет. Через четырнадцать дней загадаю вам загадку; разгадаете — награжу по-царски, а не разгадаете — прикажу головы срубить.

Несчастные гадальщики было обрадовались, думали — уйдем отсюда и полные котомки денег унесем, а как попотчевал их царь новой загадкой, стали и стоят, будто громом пораженные. Но хошь — не хошь, из царской воли не выйдешь, пришлось подчиниться.

Опять пошли они в свою горницу и, когда остались наедине, стали сетовать на свою судьбу. Уж им ни есть, ни пить не хотелось. С мучительным страхом дожидались они четырнадцатого дня. Теперь уже и Яндала не говорил, что лучше хорошо прожить четырнадцать дней,'а потом умереть, нежели всю жизнь маяться, потому что они уже считали себя богачами.

На четырнадцатый день в их горницу вошел царь, в руке он нес маленький деревянный ларчик. Когда гадальщики увидели царя, у них душа в пятки ушла от страха. Сверчок еле жив стоит, а Яндала поглядел на него, набрался храбрости, показал на ларчик и говорит.

— Клянусь, плохо твое дело, Сверчок!

— Ну, теперь вижу, что вы-настоящие ворожеи! — удивленно вскричал царь и швырнул ларчик на пол.

Ларчик раскололся, из него выскочила козявка, затрепыхала крылышками и затрещала:

— Цвырк, цвырк, цвырк!

Царь не знал, что одного из гадальщиков зовут Сверчком. Он думал-Яндала угадал, что в ларчике сидит сверчок. Он дал им много денег и отпустил.

Взвалив на спину тяжелые мешки, гадальщики поспешили к своим женам. Хоть уже смеркалось, они не искали ночлега. Но вот совсем стемнело, и нельзя было идти дальше. Нигде не видно было жилья. Чтобы ночью их не обобрали, гадальщики зашли в разрушенную церквушку, что стояла в поле близ дороги.

Отдохнули там немного и вдруг слышат шаги и людские голоса. Яндала приподнял голову и видит, что в бывшую ризницу входят вооруженные парни. Шепчет на ухо Сверчку:

— Ей-ей, брат, разбойники!

Прислушался получше и услыхал звон денег.

Немного погодя разбойники ушли из церкви. Тут гадальщики вошли в ризницу, зажгли свечу и сгребли наваленные деньги в свои мешки. Потом стали шарить по сторонам, чтобы узнать, что еще накрадено. Там было много разных вещей, и среди них красивые карманные часы. Яндала хотел взять их себе, а Сверчок — себе. Часы-то были одни, а ни тот, ни другой не хотел уступать. Заспорили. Сверчок разозлился:

— Ты рад все себе забрать: небось те три венских тоже себе прикарманил!

Спорили, вздорили, слово за слово - и подрались.

В это время вернулись разбойники, опять принесли награбленное добро. Только вошли они в разрушенную церковь, услыхали страшный шум в ризнице. Остановились и спрашивают друг друга:

— Что там такое?

Да как закричат:

— Мертвецы, мертвецы из гробов встали! — и убежали из церкви.

Атаман, чтобы подбодрить свою шайку, снова вошел в церковь и потихоньку подкрался к ризнице. Там стоял страшный грохот и было темно, потому что гадальщики в драке нечаянно перевернули свечку. Атаман просунул голову в дверь ризницы, а гадальщики все время швыряли друг дружку от стенки к стенке, пока не очутились у самой двери. Яндала чуть не упал, хотел было опереться о стену, да вместо стены схватился за атаманову шапку и скинул ее. Перепуганный атаман еле выбрался из церкви и кричит своим:

— Братцы, там сам дьявол развоевался! Гляньте-ка, и шапку с меня сшиб.

Разбойники сейчас же разбежались.

А гадальщики, навоевавшись вволю, — злоба-то у них, как водится, прошла, — подали друг другу руки, взяли свои ноши и пошли прочь.

Пришли домой. Жены обрадовались им, стали жаловаться, как без них бедствовали. А мужья рассказали, как они странствовали и как господь бог им милости послал.

Проходит время, у Яндалы родилось дитятко. Чтобы прилично нарядить его к святому крещению, Яндала решил сшить ему красивый чепчик из алой шапки, которую он когда-то сбил с головы атамана. Разыскал шапку. Только начал пороть, как из нее посыпались червонцы.

— Погляди-ка, жена, погляди! — закричал он, — что нам бог послал! Купим себе дом.

Потом устроил богатые крестины, а когда жена пошла в церковь благословиться, созвал всех соседей и угостил их на славу. А чтоб деньги не разошлись, купил себе хороший крестьянский дом.

Златовласка

В одной стране — забыл я ее название — был королем злой и сварливый старик. Пришла однажды к нему во дворец торговка, принесла в корзине свежую рыбу и говорит:

— Купи у меня эту рыбу, король. Жалеть не будешь.

Король покосился на рыбу:

— Не видел я еще такой рыбы в своем королевстве. Ядовитая, что ли?

— Что ты! — испугалась торговка. — Прикажи эту рыбу зажарить, съешь ее — и ты сразу начнешь понимать разговор всех зверей, рыб и птиц. Даже самый малый жучок что-нибудь пропищит, а ты уже будешь знать, чего он хочет. Станешь самым умным королем на земле.

Королю это понравилось. Он купил у торговки рыбу и, хотя был скупой и жадный, даже не торговался и заплатил, сколько она запросила. "Вот теперь, — подумал король и потер костлявые руки, — буду я самым умным на свете и завоюю весь мир. Это уж как пить дать! Поплачут теперь мои недруги".

Король позвал своего слугу, молодого Иржика, и приказал ему зажарить рыбу к обеду.

— Но только без плутовства! — сказал король Иржику. — Если ты съешь хоть один кусочек этой рыбы, отрублю голову. Принес Иржик рыбу на кухню, поглядел на нее и еще больше удивился: никогда он не видел такой рыбы. Каждая рыбья чешуйка светилась разноцветным огнем, как радуга. Жалко было чистить и жарить такую рыбу. Но против королевского приказа не пойдешь. Жарит Иржик рыбу и никак не может понять, готова она или нет. Рыба не румянится, не покрывается корочкой, а становится прозрачной.

"Кто ее знает, зажарилась она или нет, — подумал Иржик. — Надо попробовать".

Взял кусочек, пожевал и проглотил, — как будто готова. Жует и слышит тоненькие пискливые голоса:

— И нам кусочек! И нам кусочек! Ж-ж-жареной рыбы!

Оглянулся Иржик. Никого нет. Только мухи летают над блюдом с рыбой.

— Ага! — сказал Иржик. — Теперь я кое-что начинаю понимать насчет этой рыбы.

Взял он блюдо с рыбой и поставил на окно, на сквозной ветер, чтобы рыба остыла. А за окном идут через двор гуси и тихонько гогочут. Прислушался Иржик и слышит, как один гусь спрашивает:

— Куда пойдем? Куда пойдем?

А другой отвечает:

— К мельнику на ячменное поле! К мельнику на ячменное поле!

— Ага! — сказал снова Иржик и усмехнулся: — Теперь-то я понимаю, какая это рыба. Пожалуй, одного кусочка мне маловато.

Иржик съел второй кусок рыбы, потом красиво разложил рыбу на серебряном блюде, посыпал петрушкой и укропом и понес блюдо королю.

С тех пор Иржик начал понимать все, о чем говорили друг с другом звери. Он узнал, что жизнь зверей не такая уж легкая, как думают люди, — есть у зверей и горе и заботы. С этого времени Иржик стал жалеть зверей и старался помочь каждой самой маленькой зверюшке, если она попала в беду.

После обеда король приказал подать двух верховых лошадей и поехал с Иржиком на прогулку. Король ехал впереди, а Иржик — за ним следом. Горячий конь Иржика все рвался вперед. Иржик с трудом его сдерживал. Конь заржал, и Иржик тотчас понял его слова.

— Иго-го! — ржал конь. — Давай, брат, поскачем и перенесемся одним махом через эту гору.

— Хорошо бы, — отвечал ему конь короля, — да на мне сидит этот старый дуралей. Еще свалится и сломает шею. Нехорошо получится — как-никак, а все-таки король.

— Ну и пусть ломает шею, — сказал конь Иржика. — Будешь тогда возить молодого короля, а не эту развалину.

Иржик тихонько засмеялся. Но король тоже понял разговор коней, оглянулся на Иржика, ткнул его коня сапогом в бок и спросил Иржика:

— Ты чего смеешься, нахал?

— Вспомнил, твоя королевская милость, как сегодня на кухне два поваренка таскали друг друга за вихры.

— Ты у меня смотри! — с угрозой промолвил король.

Он, конечно, не поверил Иржику, сердито повернул коня и поскакал к себе во дворец. Во дворце он приказал Иржику налить себе стакан вина.

— Но смотри, если недольешь или перельешь — прикажу отрубить голову!

Иржик взял кувшин с вином и начал осторожно лить вино в тяжелый стакан. А в это время влетели в открытое окно два воробья. Летают по комнате и на лету дерутся. Один воробей держит в клюве три золотых волоса, а другой старается их отнять.

— Отдай! Отдай! Они мои! Вор!

— Не дам! Я их подхватил, когда красавица расчесывала золотые косы. Таких волос нет ни у кого на свете. Не дам! За кого она выйдет замуж, тот будет самым счастливым.

— Отдай! Бей вора!

Воробьи взъерошились и, схватившись, вылетели за окно. Но один золотой волос выпал из клюва, упал на каменный пол и зазвенел, как колокольчик. Иржик оглянулся и… пролил вино.

— Ага! — крикнул король. — Теперь прощайся с жизнью, Иржик!

Король обрадовался, что Иржик пролил вино и можно будет от него отделаться. Король один хотел быть самым умным на свете. Кто знает, может быть, этот молодой и веселый слуга ухитрился попробовать жареной рыбы. Тогда он будет опасным соперником для короля. Но тут королю пришла в голову удачная мысль. Он поднял с полу золотой волос, протянул его Иржику и сказал:

— Так и быть. Я тебя, пожалуй, помилую, если ты найдешь девушку, что потеряла этот золотой волос, и приведешь ее мне в жены. Бери этот волос и отправляйся. Ищи!

Что было делать Иржику? Взял он волос, снарядился в дорогу и выехал верхом из города. А куда ехать, не знает. Отпустил он поводья, и конь поплелся по самой пустынной дороге. Она вся заросла травой. По ней, видно, давно не ездили. Дошла дорога до высокой темной пущи. Видит Иржик: на опушке пылает огонь, горит сухой куст. Пастухи бросили костер, не залили, не затоптали, и от костра загорелся куст. А под кустом — муравейник. Муравьи бегают, суетятся, тащат из муравейника свое добро — муравьиные яйца, сухих жучков, гусениц и разные вкусные зерна. Слышит Иржик, как кричат ему муравьи:

— Помоги, Иржик! Спаси! Горим!

Иржик соскочил с коня, срубил куст и погасил пламя. Муравьи окружили его кольцом, шевелят усиками, кланяются и благодарят:

— Спасибо тебе, Иржик. Век не забудем твоей доброты! А если понадобится тебе помощь, надейся на нас. Мы за добро отплатим.

Въехал Иржик в темную пущу. Слышит: жалобно кто-то пищит. Осмотрелся и видит: под высокой елью лежат два вороненка — выпали из гнезда — и пищат:

— Помоги, Иржик! Покорми нас! Умираем с голоду! Мать с отцом улетели, а мы еще летать не умеем.

Король нарочно дал Иржику старого, больного коня — настоящую клячу. Стоит конь, ноги у коня трясутся, и видно, что поездка эта для него — одно мучение. Иржик соскочил с коня, подумал, заколол его и оставил воронятам конскую тушу — пусть кормятся.

— Кар-р, Ир-ржик! Ка-р-р! — весело закричали воронята. — Мы тебе за это поможем!

Дальше пошел Иржик пешком. Долго шел глухим лесом, потом лес начал шуметь все сильнее, все громче, ветер гнул уже вершины деревьев. А потом к шуму вершин прибавился плеск волн, и Иржик вышел к морю. На песчаном берегу спорили два рыбака. Одному попалась в сеть золотая рыба, а другой требовал эту рыбу себе.

— Моя сеть, — кричал один рыбак, — моя и рыба!

— А лодка чья? — отвечал другой рыбак. — Без моей лодки ты бы сеть не закинул!

Рыбаки кричали все сильнее, потом засучили рукава, и дело кончилось бы дракой, если бы не вмешался Иржик.

— Бросьте шуметь! — сказал он рыбакам. — Продайте мне эту рыбу, а деньги поделите между собой. И дело с концом.

Иржик отдал рыбакам все деньги, что получил от короля на дорогу, взял золотую рыбу и бросил в море. Рыба вильнула хвостом, высунула голову из воды и говорит:

— Услуга за услугу. Когда понадобится тебе моя помощь, ты меня позови. Я приплыву.

Иржик сел на берегу отдохнуть. Рыбаки его спрашивают:

— Куда шагаешь, добрый человек?

— Да вот ищу невесту для своего старого короля. Приказал достать ему в жены красавицу с золотыми волосами. А где ее найдешь?

Переглянулись рыбаки, сели на песок рядом с Иржиком.

— Ну что ж, — говорят, — ты нас помирил, а мы добро помним. Поможем тебе. Красавица с золотыми волосами на всем свете только одна. Это дочь нашего короля. Вон видишь на море остров, а на острове — хрустальный дворец? Вот там она и живет, в этом дворце. Каждый день на рассвете она расчесывает волосы. Тогда занимается над морем такая золотая заря, что мы просыпаемся от нее в своей хижине и знаем, что пора нам, значит, на ловлю. Мы перевезем тебя на остров. Только узнать красавицу почти невозможно.

— Это почему же? — спрашивает Иржик.

— А потому, что у короля двенадцать дочерей, а золотоволосая одна. И все двенадцать королевен одеты одинаково. И у всех на головах одинаковые покрывала. Волос под ними не видно. Так что дело твое, Иржик, трудное.

Перевезли рыбаки Иржика на остров. Иржик пошел прямо в хрустальный дворец к королю, поклонился ему и рассказал, зачем попал на остров.

— Ладно! — сказал король. — Я человек не упрямый. Отдам дочь замуж за твоего короля. Но за это ты должен три дня выполнять мои задачи. Идет?

— Идет! — согласился Иржик.

— Поди, поспи с дороги. Отдохни. Мои задачи замысловатые. Их с ходу не решишь.

Хорошо спалось Иржику! В окна дул всю ночь морской ветер, шумел прибой, а изредка даже залетали на постель мелкие брызги.

Встал утром Иржик, пришел к королю. Король подумал и говорит:

— Вот тебе первая задача. Носила моя золотоволосая дочь на шее ожерелье из жемчуга. Оборвалась нитка, и все жемчужины рассыпались в густой траве. Собери их все до единой.

Пошел Иржик на лужайку, где королевна рассыпала жемчуг. Трава стоит по пояс, и такая густая, что земли под ней не видно.

— Эх, — вздохнул Иржик, — были бы здесь друзья муравьи, они бы мне помогли!

Вдруг слышит писк в траве, будто сотни каких-то крошечных людишек возятся около его ног.

— Мы тут! Мы тут! Чем тебе помочь, Иржик? Собрать жемчужины? Погоди, мы это мигом!

Забегали муравьи, замахали усиками и начали стаскивать к ногам Иржика жемчужину за жемчужиной. Иржик едва успевал нанизывать их на суровую нитку. Собрал все ожерелье и понес королю. Король долго пересчитывал жемчужины, сбивался, считал снова.

— Все верно! Ну, хорошо, завтра дам тебе потруднее задачу.

Приходит Иржик к королю на следующий день. Король хитро посмотрел на него и сказал:

— Вот беда! Купалась моя золотоволосая дочь и уронила в море золотой перстень. Даю тебе день сроку на то, чтобы ты его достал.

Пошел Иржик к морю, сел на берегу и чуть не заплакал. Море перед ним лежит теплое, чистое и такое глубокое, что даже страшно подумать.

— Эх, — говорит Иржик, — была бы тут золотая рыба, она бы меня выручила!

Вдруг в море что-то блеснуло на темной воде, и из глубины всплыла золотая рыба.

— Не грусти! — сказала она Иржику. — Видела я только что щуку с золотым перстнем на плавнике. — Будь спокоен, я его добуду.

Долго ждал Иржик, пока наконец не выплыла золотая рыба с золотым перстнем на плавнике.

Иржик осторожно снял перстень с плавника, чтобы рыбе не было больно, поблагодарил ее и пошел во дворец.

— Ну что ж, — сказал король, — ловкий ты, видно, человек. Завтра приходи за последней задачей.

А последняя задача была самая трудная: принести королю живой и мертвой воды. Где ее взять? Пошел Иржик куда глаза глядят, дошел до великой пущи, остановился и думает: "Были бы здесь мои воронята, они бы…"

Не успел он додумать, слышит: над головой свист крыльев, карканье, и видит: летят к нему знакомые воронята. Рассказал им Иржик свое горе.

Воронята улетели, долго их не было, а потом снова зашумели крыльями и притащили Иржику в клювах две баклаги с, живой и мертвой водой.

— Карр, карр, берри и будь ррад! Карр!

Взял Иржик баклаги и пошел к хрустальному дворцу. Вышел на опушку и остановился: между двух деревьев черный паук сплел паутину, поймал в нее муху, убил и сидит, сосет мушиную кровь.

Брызнул Иржик на паука мертвой водой. Паук тут же умер — сложил лапки и упал на землю. Тогда Иржик побрызгал муху живой водой. Она ожила, забила крылышками, зажужжала, разорвала паутину и улетела. А улетая, сказала Иржику:

— На свое счастье ты меня оживил. Я тебе помогу узнать Златовласку.

Пришел Иржик к королю с живой и мертвой водой. Король даже ахнул, долго не верил, но попробовал мертвую воду на старой мыши, что бежала через дворцовую комнату, а живую воду — на засохшем цветке в саду и обрадовался. Поверил. Взял Иржика за руку, повел в белый зал с золотым потолком. Посреди зала стоял круглый хрустальный стол, а за ним на хрустальных креслах сидели двенадцать красавиц, до того похожих одна на другую, что Иржик только махнул рукой и опустил глаза — как тут узнать, которая из них Златовласка! На всех одинаковые длинные платья, а на головах — одинаковые белые покрывала. Из-под них не видно ни волоска.

— Ну, выбирай, — говорит король. — Угадаешь — твое счастье! А нет — уйдешь отсюда один, как пришел.

Иржик поднял глаза и вдруг слышит — жужжит кто-то у самого уха:

— Ж-и-и-и, иди вокруг стола. Я тебе подскаж-жу.

Взглянул Иржик: летает над ним маленькая муха. Иржик медленно пошел вокруг стола, а королевны сидят, потупились. И у всех одинаково щеки зарделись. А муха жужжит и жужжит:

— Не та! Не та! Не та! А вот эта — она, золотоволосая!

Иржик остановился, прикинулся, будто еще сомневается, потом сказал:

— Вот золотоволосая королевна!

— Твое счастье! — крикнул король.

Королевна быстро вышла из-за стола, сбросила белое покрывало, и золотые волосы рассыпались у нее по плечам. И сразу же весь зал заиграл таким блеском от этих волос, что казалось, солнце отдало весь свой свет волосам королевны.

Королевна взглянула в упор на Иржика и отвела глаза — такого красивого и статного юноши она не видела ни разу. Сердце у королевны тяжело билось, но отцовское слово — закон. Придется ей идти замуж за старого, злого короля!

Повез Иржик невесту своему господину. Всю дорогу берег ее, следил, чтобы не спотыкался ее конь, чтобы холодная капля дождя не упала на ее плечи. Грустное это было возвращение. Потому что и Иржик полюбил золотоволосую королевну, но не мог ей об этом сказать.

Старый, сварливый король захихикал от радости, когда увидел красавицу, и приказал быстро готовить свадьбу. А Иржику сказал:

— Хотел я тебя повесить на сухом суку за ослушание, чтобы труп твой склевали вороны. Но за то, что ты нашел мне невесту, объявляю тебе королевскую милость. Вешать я тебя не буду, а прикажу отрубить голову и похоронить с честью.

Наутро отрубили Иржику голову на плахе. Зарыдала золотоволосая красавица и попросила короля отдать ей безглавое тело и голову Иржика. Король насупился, но не решился отказать невесте.

Златовласка приложила голову к телу, побрызгала живой водой — голова приросла, даже следа не осталось. Побрызгала она Иржика второй раз — и он вскочил живой, молодой и еще более красивый, чем был до казни. И спросил Златовласку:

— Почему я так крепко уснул?

— Ты бы уснул навсегда, — ответила ему Златовласка, — если бы я не спасла тебя, милый.

Король увидел Иржика и остолбенел: как это он ожил, да еще стал таким красивым. Король был хитрый старик и тут же решил извлечь из этого случая выгоду. Позвал палача и приказал:

— Отруби мне голову! А потом пусть Златовласка побрызжет на меня чудесной водой. И я оживу молодым и красивым.

Палач с охотой отрубил голову старому королю. А воскресить его не удалось. Зря только вылили на него всю живую воду. Должно быть, было в короле столько злости, что никакой живой водой не поможешь. Похоронили короля без слез, под барабанный бой. А так как стране нужен был умный и добрый правитель, то и выбрал народ правителем Иржика — недаром он был самым мудрым человеком на свете. А Златовласка стала женой Иржика, и они прожили долгую и счастливую жизнь.

Так и окончилась эта сказка о том, как звери отплатили добром за добро, и как король потерял голову.

Кот, баран и петух

Жил у крестьянина кот, только вот хозяйка, Веруна, сильно невзлюбила котика, била, трепала, есть совсем не давала. Не вытерпел котик и говорит:

— Коли ты такая злая, теперь сама лови мышей.

И ушел из дома.

Идет он по лесу, а навстречу ему баран.

— Здорово, бяшка, куда путь держишь? — спрашивает кот.

А баран ему отвечает:

— Куда глаза глядят. Мой хозяин так обижал меня, все попрекал, что от меня ему один убыток, а пользы никакой. Вот и пускай теперь сам о ягнятах хлопочет и овец водит.

Пошли они вместе, кот и баран, а навстречу им петух. Они и спрашивают его:

— Куда путь держишь, петушок?

— Куда глаза глядят, — отвечает петух. — Хозяйка меня не кормит, каждой крохой попрекает, все только курочкам дает, а я, говорит, и яиц-то не несу, и пенье мое ей докучает. Ну, а красотой моей ей любоваться некогда. Я и ушел от нее. Пускай сама теперь о цыплятах хлопочет, кур водит да от ястреба оберегает.

Пошли дальше втроем — кот, баран и петух. А дело-то к вечеру, надо и о ночлеге подумать. Петушок тогда и спрашивает:

— Где же мы, братцы, будем ночевать?

Баран говорит:

— Неподалеку отсюда избушка есть, в ней и заночуем.

Котику и петушку боязно стало, потом все же согласились.

Баран и петух говорят:

— Котик, наш братик, страшно ведь, пожалуй, в избушке ночевать, ты ведь у нас самый умный и ловкий, ступай-ка проведай, кто там в избушке живет?

Котик побежал к избушке, весь двор обежал, все закоулки оглядел, в хлеву и в сарае побывал, видит: все как следует быть, везде порядок, а никого нет. Побежал он, позвал барашка с петушком в избушку. Вот вошли они. Котик на очаге в теплой золе растянулся, петушок на шесток над печкой вскочил. А барашек улегся посреди горницы.

А в той избушке разбойники жили.

В полночь вернулся один из них домой. Заходит на кухню, хотел было в очаге огонь развести, а кот как царапнет его по лицу, разбойник со страху так и брякнулся. Потом вскочил — и в горницу, а там баран его на рога поддел да и шмяк об пол, а петух с шестка как закричит:

— А ну подкинь его повыше, я ему шею сверну!

Разбойник вконец перепугался, подхватил кафтан — и скорее в окошко, на дворе уток и гусей всполошил, они и давай крякать да гагакать.

— Так, так, так его! — кричат утки. А за ними и гуси:

— А-га-га, бей! А-га-га, бей!

Умный котик и говорит товарищам:

— Пойдемте отсюда, братцы, вдруг нагрянут дружки разбойники, тогда мы пропали!

Послушались его петух и баран. И правильно сделали. Только они ушли, заявились в избу двенадцать разбойников, все закутки обыскали, весь двор обшарили, да так никого и не нашли.

А кот, баран и петух идут-бредут дорогою. И взяла барашка тоска, он и говорит:

— Не вернуться ли нам, братцы, к нашим хозяевам? Поглядим, каково им без нас живется, может, они подобрели?

И вернулись они каждый в свой дом. Котик побежал в амбар* и сразу поймал мышку, она там в ларе с мукой хозяйничала.

Увидала кота хозяйка Веруна, обрадовалась:

— Здравствуй, котенька, где же ты пропадал? Без тебя проклятые мыши проказят, того и гляди, нас с дедом съедят. Ты, верно, голодный. На вот мисочку молочка! Попей! Теперь я, как стану коровушку доить, непременно тебе молочка наливать буду, только уж ты, пожалуйста, не убегай от нас, живи.

Котик подумал-подумал и говорит:

— Что ж, я не прочь. Так-то неплохо жить.

И пошел ловить мышей.

А тем временем пришел хозяин барана в овчарню, смотрит, нашелся пропащий баран. Обрадовался он и спрашивает:

— Где ты так долго бродил? Хорошо, что домой вернулся, без тебя у меня ни ягнят, ни овец, ни шерсти, ни тулупа не будет. Ну, уж теперь я тебе стану всегда овса подсыпать, только, пожалуйста, не убегай от меня, живи.

Барашек отвечает:

— Ну что ж, я не прочь. Так-то можно жить.

И остался в овчарне.

Пошла хозяйка петушка в курятник, смотрит, а он там, пропащий. Похвалила она его, что домой вернулся, и говорит:

— Дорогой ты мой, без тебя у меня ни яиц, ни цыплят бы не стало, без тебя я за курами не услежу. Ты, уж пожалуйста, больше не уходи, живи.

Принесла ему крупы, пшеницы посыпала, обещалась каждый день так кормить.

Петушок обрадовался, закукарекал:

— Что ж, я не прочь. Так-то можно жить.

И остался в курятнике.

Ведь у всякого свое дело. Но зато и плата должна быть по делам.

Про кошечку и про собачку

У мачехи была падчерица, звали ее Аничка, да родная дочь Каченка. Родная дочь что ни сделает, все хорошо, а падчерица как ни угождает, все не так, все худо, так и норовила мачеха со двора ее согнать. Видит Аничка, в тягость она мачехе, и надумала в люди пойти, в услуженье. Мачеха только обрадовалась.

Испекла она Аничке колобок и проводила ее в дорогу. Шла Аничка, шла и вышла на раздорожье. Достала из узелка колобок, бросила его на дорогу и говорит:

Колобок, колобок, куда мне идти, скажи, путь укажи!

Покатился колобок и докатился до сливы. Смотрит Аничка, все ветки и листья покрыты гусеницами да паутиной. Нагнулась Аничка колобок поднять и слышит — деревце просит ее:

— Очисть меня, девица, очисть меня, милая!

Разулась Аничка, и ботинки сняла, и чулочки, залезла на сливу и скоро всех гусениц обобрала и паутину сняла. Слива поблагодарила Аничку и говорит:

— Когда понадобится тебе помощь, вспомни про меня, я тебе пригожусь.

Слезла Аничка с дерева, надела чулочки, обулась и пошла дальше. Бросила опять колобок на дорогу и говорит:

Колобок, колобок, куда мне идти, скажи, путь укажи!

Покатился колобок и докатился до яблони. Смотрит Аничка, весь ствол у яблоньки мохом оброс. Нагнулась Аничка колобок поднять и слышит — яблонька просит ее:

— Очисть меня, девица, очисть меня, милая!

Аничка за дело взялась, живо от мха ствол очистила. Яблонька обрадовалась, благодарить стала, а после и говорит:

— Когда понадобится тебе помощь, вспомни про меня, я тебе пригожусь.

Опять бросила Аничка на дорогу колобок и говорит:

Колобок, колобок, куда идти, скажи, путь укажи!

Долго-долго катился колобок и подкатился к лесной кринице. Смотрит Аничка, тиной да грязью затянуло криницу, вода не журчит, течет еле-еле. Остановилась Аничка возле нее, а криница просит ее:

— Очисть меня, девица, очисть меня, милая!

Не долго думая, Аничка сняла и ботинки и чулочки, очистила криницу, и потекла вода, весело зажурчала, запела:

— Спасибо тебе, девица! Когда понадобится тебе помощь, вспомни обо мне, я тебе пригожусь!

Обулась Аничка, взяла колобок и покатила его дальше:

Колобок, колобок, куда идти, скажи, путь укажи!

Покатился колобок через лес и докатился до печки. Смотрит Аничка, полно в печи сажи да копоти. Стоит Аничка, а печка просит ее:

— Очисть меня, девица, очисть меня, милая!

Аничка живо взялась за дело, вычистила печку — бери и сажай в нее пироги! Собралась Аничка дальше в путь, а печка поблагодарила ее и говорит:

— Когда понадобится тебе помощь, вспомни обо мне, я тебе пригожусь!

Аничка покатила дальше колобок:

Колобок, колобок, куда идти, скажи, путь укажи!

Катился колобок, катился, перекатил через высокую гору и спустился в долину на зеленый лужок. А на том лугу стоит конь вороной, не пасется, не скачет, весь грязью покрыт. Увидала Аничка, как он печально смотрит, словно просит почистить его, подбежала она, почистила, взяла за узду золотую и повела за собой. Вороной радостно заржал и говорит:

— Спасибо, Аничка, за твою заботу, когда понадобится тебе помощь, ты только вспомни обо мне.

Покатила она колобок перед собой и пошла за ним, а колобок катился-катился и подкатился к избушке. Аничка постучалась тихонько в дверь, из избушки вышла старушка и спрашивает:

— Откуда ты, девица, чего ищешь?

Сказала Аничка, откуда она идет и что рада бы в услуженье наняться. Старушка и говорит:

— Тогда оставайся у меня, будешь в доме хозяйкой.

Аничка с радостью согласилась. Старушка ей сразу понравилась. Велела старушка Аничке в доме прибираться, хозяйство вести, а первым делом — о собачке и кошечке заботиться. А сама ушла.

Осталась Аничка за хозяюшку в доме, прибиралась всюду, с собачкой и кошечкой всякой едой делилась, и они полюбили Аничку. Когда же старушка домой возвратилась, кошечка и собачка ей всё рассказали.

Прошло какое-то время, старушка и говорит:

— Пора тебе, Аничка, домой собираться. Пойдем со мной на чердак.

Привела она ее на чердак. Там стояли разные сундуки, простые и расписные, много сундуков. Старушка сказала Аничке выбрать себе сундук, но до дому открывать не велела. Подбежали тут к Аничке собачка и кошечка и шепнули, чтоб взяла она самый плохонький. Аничка их послушалась, взяла неказистый сундучок, без всяких узоров, вскинула его на плечо, попрощалась с кошечкой и собачкой, со старушкой и пошла домой. Прошла она немного пути — сундучок тяжелый сделался, нести его невмочь стало, опустила его Аничка на землю и только подумала: "Кабы тут был мой коник вороной, он помог бы мне сундучок домой довезти", как налетела тут буря и примчался вороной конь. Велел он Аничке на него садиться и сундучок взять. Села Аничка на коня, и они поехали. Ехали, ехали, устали и есть захотели. Аничка вспомнила про печь и говорит:

— Вот бы нам сюда печь с хлебом, как было бы славно!

И видит, стоит у дороги печь, полная румяных хлебов. Аничка и сама наелась досыта и коня накормила. Поехали они дальше. Едут, едут, на дворе жара, пить хочется, а вокруг нигде ни реки, ни колодца.

— Ах, кабы хоть яблоня какая на пути попалась либо слива, освежились бы!

И видит Аничка, в стороне от дороги растут яблоня и слива, все усыпанные плодами, а под ними прозрачная криница. Напилась она студеной воды, наелась слив да яблок, коня накормила-напоила, и поехали они дальше.

Как стали они к дому подъезжать, петух взлетел на крышу и закукарекал:

— Ку-ка-ре-ку! Наша дочь домой едет, полный сундук серебра-золота везет!

Аничка с коня спрыгнула, сундучок сняла, коня поблагодарила. Конь весело заржал и прочь ускакал. Открыла она сундучок, а в нем золото, серебро, дорогие каменья лежат. Обрадовалась Аничка, а Каченка с мачехой разозлились.

Аничка, щедрая душа, всегда со всеми делилась и сейчас немало золота и другого добра мачехе с Каченкой подарила и рассказала, где была, и что с ней приключилось.

Мачеха с дочкой лукавили, будто радуются, а сами позеленели от зависти.

И захотела мачеха, чтоб ее ненаглядная доченька тоже к старушке в услуженье пошла. Испекла она ей сдобный колобок и в далекий путь снарядила.

Пошла Каченка той дорогой, что ей Аничка указала. Вышла на распутье, достала сдобный колобок и покатила перед собой:

Колобок, колобок, куда идти, скажи, путь укажи!

Подкатился колобок к сливе. Сливу снова гусеницы да паутина облепили, и попросило деревце, чтобы Каченка очистила листья да ветки. Только Каченка пожалела платье испачкать, к тому же ленива была. Скривилась она, от деревца отвернулась, взяла колобок и покатила его перед, собой:

Колобок, колобок, куда идти, скажи, путь укажи!

Подкатился колобок к яблоне, ствол у нее совсем мохом оброс, и попросила яблонька Каченку, чтоб она ствол обчистила. Но Каченка только скривилась, отвернулась, взяла колобок и покатила его перед собой:

Колобок, колобок, куда идти, скажи, путь укажи!

И покатился колобок к кринице, потом к печке, к коню вороному, но ленивая и спесивая девица словно глухая была, от всего нос воротила, никому помочь не хотела. Наконец дошла она до избушки, где жила Аничка у доброй старушки, и постучала. На порог вышла старушка и спросила, чего ей надобно. Каченка попросилась к старушке в услуженье.

— Само собой, заходи, всю весну будешь вместо меня хозяйство вести, а ежели хорошо постараешься, я тебя награжу.

Повела старушка Каченку в горницу, показала, где что лежит и стоит. Поручила кошечку и собачку ее заботам и ушла. "Вот, — подумала Каченка, — теперь я сама себе хозяйка", — и делала что ей вздумается. Лучшую еду себе готовила, а кошечке и собачке объедки кидала.

Отцвела весна, миновало лето, и ранним утром вернулась старушка. Оглядела все хозяйство, ничего не сказала и повела Каченку на чердак, где стояли разные сундуки, и сказала Каченке, чтоб выбрала себе один. Каченка спросила совета у кошечки и собачки, а те ей в ответ:

Без нас пила-ела, без нас и совета ищи!

Выбрала Каченка себе самый красивый расписной сундук, взвалила на плечо, не простившись ни со старушкой, ни с кошечкой и собачкой, домой отправилась. А сама подумала: "Ну, Аничка, видала мой сундук, он получше твоего будет!" Шла она, шла, а сундук тяжелый, солнце припекает, Каченка, что ни шаг, сундук с плеча снимает, отдыхает. Прошла мимо печи — в печи нетоплено, прошла мимо криницы, мимо яблони и сливы, нигде не могла ни освежиться, ни подкрепиться.

Стала Каченка к дому подходить, мать ей навстречу выбежала и уж так обрадовалась, так развеселилась, что ее дочь с большим сундуком идет, добра много несет, не то что Аничка в маленьком да плохоньком сундучке.

А петух взлетел на крышу и закукарекал:

— Ку-ка-ре-ку! Наша дочь идет, полный сундук змеев-гадов несет!

Вошли мачеха с дочкой в избу, понесли сундук на чердак, еле затащили. Подождали, когда Аничка из дому отлучилась, побежали поскорей на дорогие каменья да на шелковые наряды посмотреть, только сильно обманулись! Подняли они крышку, а в сундуке ни золота, ни камушка драгоценного — одни змеи и гады всякие копошатся! А потом полезли они из сундука и покусали злую мачеху и ее дочку.

Добрая Аничка сильно жалела их и со слезами распростилась с ними навсегда.

Сапожник Гицек

Как-то раз два соседа — Кубиш и Паштьялка из Чермны решили напугать сапожника Гицека. Только как же это сделать? Ведь Гицек ничего не боится.

— Вот что, — говорит Паштьялка, — ты залезешь в гроб и притворишься мертвым. Раз он такой храбрый, посмотрим, согласится ли стеречь ночью покойника.

Кубиш сейчас же залез в гроб, а Паштьялка побежал к Гицеку:

— Кубиш умер, лежит в гробу; поди посиди возле него ночью, чтоб на него не напал нечистый. Еды и питья будет вдоволь.

Ну, коли так, сапожник согласился. Работы у него было много, взял он с собой всю справу: кожу, молотки, ремень — в общем все, что ему надо. Принесли ему поесть всякой всячины, в долгу не остались. И кофе горячего, чтобы не заснул. Ну, да разве Гицек уснет! Где там! Начал поколачивать по колодкам, поет-заливается, словно на свадьбе. Вот ровно в полночь — Гицек как раз вытягивал высокие ноты, будто свинью режут, — мертвец садится в гробу и говорит:

— Где умерший, там не поют!

Гицек обернулся:

— А кто помер, тот лежи тихо!

Да как шарахнет его молотком! Кубиш выскочил да бежать.

— Ни в жизнь никого пугать не буду! — кричит.

Две недели у него голова болела. Здоровенный желвак вздулся. Все время на этом месте руку держал.

Серебряные сосульки в Радгощи

Вот что рассказал мне один человек.

— Когда я пас коней на Радгощь-горе, подошёл ко мне старик Вацулка — в молодые годы он пас овец на горной половине, всегда его старшим пастухом назначали — и говорит:

— Вот из этой ямы, сынок, валахи однажды вытащили человека.

— Дяденька, — говорю я, — прошу вас, расскажите, как это случилось?

— Ладно, — отвечает, — дело было вот как: в Трояновицах жил один мужик; его хата стояла под самым Миашем. Зашёл как-то к нему переночевать чародей и спрашивает:

— Знаешь ли на Радгощи колодец, возле креста? Проводи меня к нему, я тебе за это заплачу.

Обещал чародей хорошую плату, мужик согласился и повёл его. Пришли они к кресту, как раз когда солнце всходило, и подошли к колодцу. Тут чародей отмерил несколько шагов, скинул куртку, вынул из кармана какую-то книжку и прутик, стал на колени и давай молиться; помолившись, хлестнул прутиком по земле. Земля сейчас же расступилась, и открылась большая пещера, вся обросшая сосульками. Чародей влез туда, стал эти сосульки обламывать да складывать в свой мешок, а мужик сидит наверху и смотрит на чародея. Тот кричит:

— Поди сюда, набери и себе!

Мужик влез и отломил здоровенную сосульку, чтобы на обратном пути опираться на неё вместо посоха. Чародей набрал, сколько ему было нужно, вылез наверх, трижды хлестнул своим прутиком оземь, заплатил мужику и ушёл.

Мужик вернулся в свою хату и положил сосульку на окно. Приходит к нему сосед и спрашивает:

— Откуда у тебя такая дубинка?

Тот рассказал ему всю правду, где да как он её достал. Сосед ему и говорит:

— Мне думается, она — серебряная. Снеси её в Йичин к золотых дел мастеру; если это серебро, он тебе хорошо заплатит за неё.

Золотых дел мастер видит, что перед ним человек простой, и дал ему сто золотых. Мужик увидел такие большие деньги и остолбенел — слова не может вымолвить. Мастер думает: «Ему мало показалось», — и дал двести золотых. Мужик взял деньги и пошёл домой. Дома говорит жене:

— Ежели бы тот человек снова пришёл сюда, я набрал бы себе целый мешок этих сосулек.

Через год чародей опять зашёл к нему переночевать. Мужик принял его как дорогого гостя и просит:

— Возьми меня с собой!

Рано утром мужик взял мешок и пошёл с чернокнижником на Радгощь. На Радгощи чародей опять всё так же проделал, как в первый раз. Земля расступилась, и они влезли в пещеру. Теперь мужика и просить не надо было: знай ломает сосульки и пихает в свой мешок. Чародей набрал, сколько ему нужно было, вылез и кричит мужику:

— Выходи!

Мужик знай ломает сосульки. Позвал второй раз — то же самое; позвал в третий раз — мужик не вылезает. Чернокнижник подождал ещё немного, хлестнул прутиком оземь, земля сомкнулась, и мужик остался взаперти.

Очутился мужик в темноте и понял, что чародей оставил его под землей. Стал он ползать туда-сюда, нашёл много ходов, выбрал самый просторный и пополз. Мешок с серебром пришлось в пещере оставить. Сам понимаешь, каково ему было в темноте карабкаться. Влез он за чародеем под землю, когда солнце только всходило, а когда солнце заходить стало, пастухи пригнали овец к сторожке на Малой Воларжке и слышат — кто-то Христом-богом молит о помощи. Искали-искали, откуда голос доносится, и, наконец, нашли его в этой яме. Срубили ель, подсекли сучья и спустили её в яму. Незадачливый мужик, весь избитый, ободранный, по этой островине и вылез наверх.

Сильвент и цыганка

В одном крае были дремучие леса. Все долины, все горы поросли лесом. В тех лесах медведей и львов было великое множество. А людям, конечно, от зверей одно разорение.

Тамошние жители никак не могли избавиться от этой напасти. Ружей, пороху не имели, ходили на зверей с мечами да с цепами — понятно, толку было мало.

Но вдруг один цыган попросил разрешения поселиться в этом лесу. Облюбовал он себе там местечко — с одной стороны никакой ветерочек не продувает, а с другой стороны солнышко пригревает.

— Если, — говорит, — дадите мне эту полянку, буду уничтожать зверей.

Его пустили. Цыган построил себе там хату, купил две колоды пчёл. Пчёлы попались сильные, роистые, место было тёплое, роились хорошо. Цыган их отсаживал, и стало у него четырнадцать колод. Лёгкая рука у него была. Он и пчёл водил и зверей уничтожал — копал ямы, расставлял капканы, и всё ему удавалось. Люди радовались, что завелся у них такой умелец.

Цыган был уже немолодой, женатый. Цыган приторговывал лошадьми, цыганка ворожила, предсказывала судьбу, тем и жили. Была у них единственная дочь, да такая красавица, такая картиночка, что к ней и рамки не подберёшь.

Вот состарился цыган и умер. Похоронили его честь честью. Перед смертью наказал он, чтобы и после него держали пчёл — так заботился о них.

Недалеко от леса был хутор. Купил его приказчик и поселился там с женою. Они были бездетные, но им хотелось иметь ребёнка — для кого же, мол, добро-то копим? Вот как-то раз жена и говорит ему:

— Мне кажется, что будет. Приказчик обрадовался.

— Хорошо бы, если ты не ошиблась.

Не прошло сорока недель, родился мальчик, но махонький, как котёночек. Хоть в рукавичку его прячь.

— Что же он такой крохотный?

— Да ну тебя, — говорит жена, — ведь он не доношен. Погоди немного, имей терпение.

На второй день младенец уже заметно подрос, а через шесть недель ему все пелёнки малы стали. Очень шибко рос, а понятливый был — просто на удивление. Бабушка стала торопить родителей:

— Пора уж его окрестить. Как хотите назвать?

— Вишь, как сильно растёт; дадим ему имя Сильвент. Сильвенту ещё пяти лет не было, а он уже просит:

— Дайте мне меч!

Ему дали большую саблю, и все радовались, какой он молодец! А когда пошёл в школу, был выше пана учителя! Но недолго пришлось ему учиться — такая у парня была ясная голова, что он всю науку очень быстро прошёл и всё мог объяснить, как по-писанному. А мечом-то, мечом как помахивал!

— Отпустите меня в лес, там опять львы и медведи развелись, буду бить их, — попросил он родителей. Но те побоялись отпустить его, а он им и говорит:

— Не бойтесь за меня!

Пошёл в лес, в самую чащу, где больше зверей, долго бродил там, и вдруг идёт ему навстречу огромная медведица. Сильвент перерубил её пополам, разделил на четыре части. Да послушай, что дальше-то было! Не успел с этой покончить, вторая навстречу бредёт. «Ну, и с тобой сейчас разделаюсь!» Она рассвирепела, разинула пасть, а Сильвент как сунет туда руку, рука насквозь пролетела, ухватил её за хвост и вывернул наизнанку. Медвежата запищали, ну он их всех до единого перебил.

Тут вышла цыганка, увидала, какую он кашу заварил, и говорит:

— Вот ты какой! Так и наш цыган не умел.

Сильвент оглянулся, видит — с нею девушка. Красивая, рослая. Спрашивает:

— Кто это с вами?

— Моя дочь.

— Ого! Вы — цыганка черномазая, а она такая красивая!

— Удалась, стало быть. Сильвент загляделся на девушку.

— Отдайте её за меня замуж!

— Нет, нет, золотенький! Она пойдёт только за могучего богатыря. Кто хочет на ней жениться, должен прежде доблесть свою доказать.

— Дайте попробую.

Пришёл домой и рассказывает матери, что в лесу живёт молодая красавица цыганка.

— Она, — говорит, — должна стать моей женой. Другой невесты мне не надо. Без цыганочки мне и жизнь не мила.

Мать испугалась:

— Что это тебе в голову взбрело, милый? Можешь найти себе другую, получше.

— Нечего мне находить, я уж нашёл. Только как мне доблесть свою доказать и богатырём стать?

Мать видит, что парень не на шутку задурил, и, чтобы его успокоить, говорит ему:

— Ну, погоди, послушай меня: я знаю, где живёт ворожея, схожу к ней; она присоветует, что делать.

Мать быстренько собралась, пришла к ворожее, а бабка ей и говорит:

— В такой-то стране живёт силач и на всех страх наводит. Как вскочит на коня — земля дрожит. Кто этого силача прикончит, тот и будет самым могучим богатырём.

Сильвент, как услыхал это, шапку в охапку и — туда. Пришёл в ту страну и спрашивает, где силач, который на всех страх наводит.

— Уехал, погодите немного, скоро вернётся!

Сильвент оглянулся, видит — тот уже мчится. Как крикнет Сильвент:

— Гей, гей! Стой!

Силач остановил коня:

— Чего тебе?

— Ничего! Вызываю тебя на бой, вот чего!

— Почему? У нас с тобой вражды не было.

— Иди сюда, а то убью твоего коня.

— Ну, убей, попробуй.

Как бросится Сильвент, как треснет кулаком — из коня и дух вон, а силач далеко в сторону отлетел. Поднялся, глаза вылупил:

— Ну, чего ты этим добился? Гляди, что наделал!

Но Сильвент не стал с ним долго разговаривать.

— А теперь выходи биться со мною, не то стукну и тебя, как твоего коня.

— Стукни, коли охота. Мне ещё на свете жить не надоело.

Сильвент как даст ему, у того сразу искры из глаз посыпались. Больше не стал с ним время проводить, повернулся к лесу. Спешит, ног под собой не чует: иду, дескать, за жёнушкой, за желанной цыганочкой! Да послушай, что вышло. Ещё не дошёл до поляны, как налетят на него пчёлы! Облепили его, жалят, кусают, ходу не дают. Сильвент остановился, а старая цыганка кричит ему:

— Прочь, прочь! Беги отсюда, если жизнь дорога!

Разлучился Сильвент в душе со своей цыганочкой и помчался оттуда со всех ног. Пчёлы оказались сильнее его. Пришёл домой невесел и говорит матери:

— Не хочу больше жить на белом свете!

— Да брось ты, сынок, забудь! Я найду тебе хорошую невесту, будешь доволен! Мало ли на свете красивых девушек?

— Нет, нет, и не говори!

— Ну, погоди, я схожу к другой ворожее, может, она нам получше нагадает.

Пошла к другой бабке, та дала такой совет:

— В такой-то, — мол, — стране есть огромная липа в три обхвата, так крепко в земле укоренилась, что никакой ураган её свалить не может. Три у неё вершины, все три до облаков достают. Кто эту липу сломает, тот и будет самым могучим богатырём на свете.

Сильвент, как услыхал, сейчас же отправился в путь. Пришёл, видит: стоит огромная липа, если её свалить — целое село выстроить. Вот так липа! Всё осмотрел. Вокруг неё лавочки наделаны, скамеечки. В сторонке скотина пасётся. Поглядел ещё раз — до чего ж высока! Полез на самую вершину. Залез, раскачал и вдруг — трах! Вершина отломилась и упала. Скотина разбежалась во все стороны. Сильвент — на вторую. Трах — свалилась и эта. Теперь ещё третья вершина осталась. Раскачал, грохнулась и третья. Изуродовал всё дерево. Вот Сильвент соскочил на землю, упёрся в липу. Ствол затрещал, подался — и конец липе, с корнями вывернул. Если бы ты слышал, какой грохот поднялся! Можно было подумать, что свалилась фабричная труба или башня.

Тут со всего села народ сбежался, староста кричит:

— Кто это здесь наше добро портит?

Ну, видят, какой-то лесовик. Лучше с ним не связываться — вон какую липу свалил, его голыми руками не возьмёшь.

А Сильвент уже пятки им показал. Идёт, веселится, — дескать, нет меня сильнее! Теперь женюсь, ждёт меня моя цыганочка Мария. Приходит в лес, и уже издали — ой-ой-ой! — все пчёлы тучей на него, жала свои высунули. Зачем, дескать, лишил нас пропитания. Старая цыганка грозит:

— Иди другой дорогой! Если хочешь живым быть, близко не подходи!

А пчёлы окружили его и давай жалить. Сильвент побежал сломя голову, а пчёлы до самого хутора гнались за ним.

Вот когда он затужил! Как же так, пчёлы его победили!

— Вот видишь, сынок, — говорит мать, — брось это, забудь!

— Нет, нет, лучше жизни своей решусь! Если не добьюсь своего, так пусть меня пчёлы до смерти зажалят, не мил мне белый свет!

Отец рассердился на него, а матери стало жаль парня, и спустя немного времени она говорит ему:

— Погоди, я ещё раз попытаюсь. Была я у двух ворожеек, теперь пойду к колдуну.

Пришла, рассказала ему всё по порядку!

— Не хочет, — дескать, — парень от своего отступиться, столько подвигов уже совершил, а пчёлы всякий раз побеждают его.

Колдун выслушал и говорит:

— Вот что я вам посоветую: в такой-то стране царит безмерная нужда, земля там не родит. Почва такая, что никак её не вспахать. Если твой сын решится пробыть там два года, вспашет эту землю, чтобы помочь тамошним людям, — Мария пойдёт за него. Пусть всех обеспечит едой. Им нужна пшеница, горох, вино. А земля хорошая: надо только хорошо её вспахать, и всё уродится.

Сильвент думает: два года — это долгий срок! Но всё-таки решил пойти. Домашние утешают его как могут.

— Возьми с собой из дому всё, что нужно для такой работы, и пиши нам почаще.

Не откладывая в долгий ящик отправился он в ту страну, сначала всё там хорошо осмотрел, понял, чего эта почва требует, и пошёл за плугом и парой волов. Волов подобрал себе здоровенных, гору могли своротить. Взялся пахать. Всё вспахал, камни, мусор всякий убрал с полей и начал всё подряд засевать. Семена ему прислал отец. И когда прошло два года, не было лучше этого края! Клевер, как шуба, расстилается, хлеба высокие, глаз не оторвёшь! Всё хорошо росло, кончилась нужда. До последней капли выцедил Сильвент свой пот на эти поля.

Наладил им всё, посмотрел на себя: весь грязный, худой, руки в мозолях. Даже самому перед собой совестно.

«Пускай! — думает. — По крайней мере положил свои силы на доброе дело!»

Весело бежит по лесу, а пчёлы высоко летают. Он им три поля клевера оставил: кормитесь, паситесь сколько хотите!

Мария ещё издали рукой машет:

— Не бойся, иди сюда!

Старая цыганка тоже его привечает. Повёл он их на свой хутор. Родители обрадовались. Сейчас же стали печь пироги, пчёлы наносили мёду. Справили свадьбу. Всех, кто мимо проходил, так кормили, что ремни лопались.

Три брата плута

У отца с матерью родились три сына: Йозеф, Вацлав и Ян. Вот парни выросли, кончили школу, пора идти ремеслу обучаться. Одного отдали в ученье мяснику, другого — шорнику, а третий стал портным. Выучились.

— Ну, теперь что, ребята? Идите в люди, искать себе места.

Получили на дорогу по десятке, мать напекла им пирожков. Отправились в путь. Работы они не искали — деньги-то были, плохо ли им? Но вот все деньги вышли. Как же теперь быть? Побираться-то неохота!

Подходят они к какой-то корчме, остановились.

— Денег у нас нет, а есть охота, и ночь скоро.

— Да вот корчма, давайте, ребята, зайдем: авось что-нибудь да устроим.

Старший оглянулся, видит — на стене вывеска:

Меня не обманешь! Отродясь я в дураках не оставался.

Прочел. Братья испугались.

— Ишь ты! На умного напоролись. Что же делать?

— Да наплевать, пойдемте. Наших котомок он не отнимет, а больше с нас и взять нечего.

Смело вошли в корчму: будь что будет. Шинкарь спрашивает:

— Ну, парни, что вам подать?

— Да что! Чего-нибудь поесть и выпить.

Наелись, напились. Теперь, мол, пора спать. Шинкарь спрашивает:

— Ну, ребята, куда вам солому класть? Хотите в сарае?

— Нет, — мол, — лучше на чердак, там прохладнее!

— Как хотите.

Отвел он их на чердак, все кругом позапирал и пошел спать.

А парни не спят, ворочаются: хозяин утром денег спросит, что делать будем?

— Ничего, давайте в доме пошарим, авось что подвернется.

С чердака спустились сразу в хлев. Мясник и говорит:

— Ребята, давайте заколем вот этого козла.

— Идет!

Мясник козла зарезал, ободрал, мясо сунул в мешок. Шорник набил шкуру сеном, портной зашил, и козлик получился как живой. Поставили его на место, к кормушке на шею — веревку, все как полагается.

Утром приходят в горницу, на завтрак попросили себе все самое лучшее. Наелись. Вот один из них и говорит:

— Послушайте-ка, пан шинкарь, денег у нас с собой нет, а есть свежая баранина. Резали в одной деревне валуха, а мы проходили и купили. Если хотите, можем вам продать.

— Отчего и не купить, если баранина хороша. Куплю. Где она?

— Снаружи оставили, в мешке: погода теплая, так в горнице провоняла бы.

Мясник принес, показывает: мясо отличное.

— Сколько за нее?

— Да по цене, сколько потянет, из-за копейки торговаться не станем.

Шинкарь свесил, уплатил. Братья собрались было уходить, но он остановил их:

— Как вас звать, господа? Я здесь начальник, обязан узнать, как вас зовут, а то мне здорово попадет.

— Уж больно у меня скверное имя, — говорит мясник, — я его не скажу.

— Да ничего, скажите, чего там стесняться?

— Ну, так и быть: Убил-козла.

— Это еще куда ни шло, бывает и похуже. А второго как звать?

— Мое имя и того хуже.

— Да чего боитесь? Говорите!

— Купил-свое.

— Ну, это еще ничего. А как третьего звать?

— Вот у меня имя и впрямь-таки дурацкое, даже и говорить неохота.

— Раз те двое сказали, так и вы уж скажите.

— Неужто-балда-не-понимаешь.

Шинкарь все записал и отпустил их.

Вот встала скотница, идет задавать корм скотине. Всем положила сена и думает: козлу-то положу самое лучшее. Немного погодя опять идет в хлев — смотрит, все свое сожрали, а козел и не дотронулся. Девка бежит к хозяину в горницу.

— Хозяин, хозяин! У всех кормушки пустые, все подлизали, а козел не жрет, стоит как пень.

— Бес тебя знает, что ты ему дала!

Она — назад, выбрала ему по травиночке самое душистое сено, а он опять не берет.

— А ты сперва дай ему пойла, это козел упрямый, да посоли.

Девка намешала козлу отрубей, горсть соли всыпала, все не берет.

— Раз ничего жрать не хочет, пни его ногой, сволочь этакую.

Пошла, пнула его — он повалился и не шевелится. Лежит как надутый. Шинкарь пришел, взял козла на руки, — господи Иисусе! — ноги на палочках! Пощупал — сено шуршит. Чешет в затылке:

— Вот окаянные! Никто меня надуть не мог, а они сумели! Правильно, значит, один из них сказал мне: «Убил-козла».

Всплеснул руками:

— А я, балда, не понял!

???

Три яблока

Жил-был король, и было у него три сына. Все трое холостые.

Король был болен, и никто не мог вылечить его.

Вот однажды пошёл старший сын на охоту и видит: возле маленького домика женщина гоняется за девчонкой, бранит её, что плохо прядёт.

«А ведь и нам пряха нужна», — думает королевич. Подошёл к женщине и просит:

— Отдайте мне девочку.

Баба думает: «Кто его знает, зачем она ему! Да ведь это — королевич! Счастлива с ним будет». И говорит:

— На что вам эта сопливая девчонка? Возьмите самую старшую!

— Нет, нет, дайте эту, младшую.

Привёз её домой. Старый король стал её воспитывать вместе со своими сыновьями. Выросли они. Видит король, что она всем троим полюбилась, это никуда не годится. Говорит он сыновьям:

— Дети дорогие, мне вас не рассудить. Ступайте все трое странствовать по белу свету; кто из вас принесёт самую чудесную, редкостную вещь, тому и достанется Бетушка.

Вот разошлись они в разные стороны. Один купил волшебное зеркальце. В нём что захочешь, то и увидишь. Второй — самокатный возок, что сам собою, без коней едет, а третий — три яблока. Если больной съест, от любого недуга излечится.

Вот собрались они все в одном городе и остались там ночевать. Каждому любопытно, что же остальные несут.

— Что у тебя?

— Три яблока.

— Ну-у! А у меня — возок-самокат, без коней едет.

— А у меня — зеркальце. Что захочу, то в нём и увижу.

Старшие братья радовались, что добыли вещи более чудесные, чем младший. «А что же, думают, сейчас у нас дома творится?» Пепик, или уж как там его звали, глянул в своё зеркальце и воскликнул:

— Ах, батюшки! Беда! Отцу худо, да и Бетушка захворала.

Бегом к возку-самокату, все трое уселись в него и мигом очутились дома. Младший сейчас же подал королю свои три яблока. Тот съел их и от каждого давал откусить и Бетушке. И тотчас оба поправились.

— А вы что привезли?

Старшие сыновья показали свои покупки. Король покачал головой:

— Вот дела! Тут я и сам не разберусь, как вас рассудить.

Пришли судьи, чесали себе затылки, но рассудить сыновей не сумели. Наконец, приплёлся простой чешский мужик. Пришёл к ним, как был, в деревенском картузе и в простой рубахе, и докладывает королю, что берётся решить спор.

— Что у тебя?

— Возок.

— А у тебя?

— Зеркальце; не будь его, не поспели бы мы домой вовремя.

— А у тебя что?

— У меня — ничего. Теперь уж ничего не осталось. Было у меня три яблока, да я их отдал.

— Хм, так-так. У тебя, значит, остался возок, у тебя зеркальце, а у этого ничего нет… Выходит, ему по праву и должна достаться Бетушка.

Поженились они, и оба были рады.

Учёная собака

Жил-был деревенский богач. Не умел он ни писать, ни читать, но считал себя первым человеком в деревне. За жадность и злой характер односельчане невзлюбили его. Была у богача любимая собака Азор. Частенько он говаривал своему батраку Мартыну:

— Знаешь, Мартын, эта собака умнее тебя: она всё понимает, вот только говорить не умеет. Если бы были школы для собак, я бы не пожалел денег, чтобы научить мою собаку говорить.

А Мартын самолюбивым парнем оказался. Горько ему было, что хозяин только и знает, что потчует его обидными словами, а держит впроголодь — лишь бы он ноги не протянул. Терпел он, терпел пока стало ему невмочь, и решил расквитаться с хозяином.

— Неужели ты не знаешь, что есть школы для собак? — спросил он однажды у хозяина.

— Что за вздор! — сердито прервал его богач.

— Совсем не вздор, хозяин. Недавно мой старый приятель лесничий рассказывал, что есть школа, где умных собак учат говорить и рассказывать всё, что они видят и слышат.

— Чудесно! — обрадовался хозяин. — А ты знаешь, где эта школа?

— Лесничий сказал, что школа эта далеко за нашим лесом и горой, а дорога туда стоит двадцать крон.

— Ну что ж, — двадцать, так двадцать! Возьми завтра Азора и отведи его в школу.

— Ладно, только за обучение там берут сто крон, — заметил батрак.

— Эх, куда ни шло! Не обеднею я без ста крон! — махнул рукой богач.

"Погоди же ты, — подумал Мартын, — я тебя проучу. Мне за работу не платишь уже год, а на такую глупость денег не жалеешь".

На другой день хозяин отсчитал батраку сто двадцать крон, дал ему на дорогу кусок хлеба и щепоть соли, а для собаки — большой окорок.

Повёл Мартын Азора в лес к лесничему, который приходился ему кумом. Сели они за стол, выпили, закусили, да и съели весь окорок, а собаке бросили кость. Долго смеялся лесничий, узнав, какое дело привело к нему батрака.

— Оставь собаку у меня, — предложил он. — Здесь живой души не бывает, никто ничего не узнает.

Гостил Мартын у кума три дня, а на четвёртый вернулся в деревню. Расспросил его хозяин, как себя ведёт собака в школе.

— Жаль, что ты не пошёл со мной, хозяин! — ответил батрак. — Не успели мы войти в класс, как Азорка сел за парту и навострил уши. Учителю понравилась собака, и он сказал, что будет учить её целый год. Я заплатил ему за обучение сто крон, а когда приду за Азоркой, надо будет заплатить ещё сто.

— И пятисот не пожалею, лишь бы проговорил мой пес, — воскликнул богач. — И уж потом берегитесь, лентяи! Азорка будет мне докладывать, что вы делаете и о чём говорите. А как выйду с ним на улицу, вся деревня соберётся поглазеть да подивиться на такое чудо.

Не прошло и полгода, послал хозяин Мартына проведать Азора, справиться об его успехах. Дал он батраку денег на дорогу, кусок хлеба и щепоть соли, а собаке гостинец послал — большой копченый окорок.

И опять Мартын отправился к своему куму. Съели они окорок, помог Мартын куму скосить сено, и на четвёртый день вернулся домой.

Хозяин первым делом спросил у него, здоров ли Азорка, учится ли прилежно.

— Здоров, здоров, хозяин. Примерный ученик Азорка, быстро продвигается вперёд и уже читает по складам. Учитель его похвалил и сказал, что Азорка скоро начнёт говорить.

Прошёл год. Послал богач батрака за собакой. Дал он ему сто крон для учителя и ещё двадцать на дорогу, дал ломоть хлеба и щепоть соли, а для Азорки — копченый окорок. Пошёл Мартын к куму, поели они, выпили. Помог он куму запасти на зиму дров и на четвёртый день вернулся.

— А где же Азорка? — спросил хозяин.

— Испортился наш Азорка, — ответил батрак. — Наверное, другие собаки на него дурно повлияли, потому что он был умный, почтительный пес. А теперь такое говорит — уши вянут. Если бы ты только слышал! Говорит, что ты глупый зазнайка и лжец, что ты присвоил половину общинного пастбища и сосёшь из бедняков кровь, ссужая им деньги под высокие проценты, что ты свою собственую сестру обвёл вокруг пальца и подымаешь руку даже на родную мать. А ещё он грозился, что как только вернётся домой, то расскажет всей деревне о твоих злодействах. Эти непристойные слова так меня разозлили, что я привязал ему камень на шею и бросил его в реку.

Богача словно громом поразило.

— Тьфу, какой неблагодарный пёс! — возмутился он. — Столько денег я истратил на него, а он решил отплатить мне чёрной неблагодарностью! Хорошо ты сделал, Мартын. Если бы Азорка вернулся, он бы осрамил меня на всю деревню.

С тех пор богатый крестьянин и слышать не хотел о том, чтобы взять собаку в свой дом. Учёный Азор остался у лесника, а говорить так и не выучился.

Хитрый угольщик

Пошел угольщик в лес, уголь жечь собирался*, а навстречу ему медведь идет, кабана за собой ведет.

Увидал медведь угольщика и говорит:

— Мил человек, я есть хочу, я тебя съем.

Угольщик отвечает медведю:

— Что поделать, дорогой медведь, я противиться не стану — вас вон двое, а я один. Но ты уж позволь и мне перед смертью пообедать.

Была у него с собой колбаса свиная да хлеб. Сел он, ест и медведю кусок колбасы бросил. Медведь поймал ее на лету, съел и говорит:

— Ого! Где ж такие корешки растут?

Угольщик отвечает:

— Сказал бы я, да не смею.

А медведь ему:

— Скажи, не бойся!

Угольщик и выложил:

— Такие корешки из кабана делают.

Медведь схватил кабана, задрал и велел угольщику:

— Наделай мне таких же корешков!

А угольщик ему:

— Милый мой, для такого дела огонь да горшки надобны. И умыться мне следует, чтоб ты есть не побрезговал.

Медведь согласился. Умылся угольщик, а утереться нечем, он и просит медведя:

— Позволь-ка я об твою шкуру утрусь.

Подошел к нему медведь, угольщик утерся.

Лиса, медвежья кума, побежала за горшками, а волк, медвежий племянник, огонь развел. Ну, а угольщик расщепил с конца большое буковое бревно, всадил в него клин и говорит медведю:

— Ты у нас самый сильный, сунь лапы в расщелину, помоги мне бревно расколоть.

Волк остерег медведя:

— Ты, дядюшка, держи с ним ухо востро, угольщик хитрая шельма, гляди, как бы он тебе не навредил.

Но медведь его слушать не стал, очень уж ему не терпелось поскорее свиными корешками полакомиться. Только медведь лапы сунул, угольщик клин выбил, и лапы медведю защемило. Заорал медведь:

— Ой, щиплет, ой, щиплет!

А угольщик приговаривает:

— Да погоди ты, братец, помогай мне!

Схватил медведя за хвост и обухом его по хвосту, по хвосту.

Волк поглядел, поглядел да и говорит:

— Ах, дядюшка, не послушался ты меня, сказывал я тебе, что он шельма продувная. Глядишь, эдак и мне попадет.

Сказал и побежал. А навстречу ему лиса с горшками. Увидала она, каково куманьку медведю приходится, бросила горшки и — давай бог ноги.

Так вот угольщику целый кабан достался.

Янко и злая королевна

Жил на свете старик. Был у него единственный сын Янко. Уехал Янко в дальние края и вдруг узнал, что отец его сильно заболел. Испугался Янко и поспешил домой.

Приходит он, а отец умирает.

— Сыном — говорит отец Янко, — я скоро умру, и останешься ты один-одинёшенек на свете. Придётся тебе жить своим умом, некому будет о тебе позаботиться. Смотри же, злым людям не верь, будь осторожен. Оставляю я тебе наследство, спрятано оно в колодце во дворе.

Не успел отец договорить, как умер.

Устроил Янко отцу хорошие похороны. все свои сбережения на них потратил, да ещё в долг пришлось взять.

“Дай-ка поищу своё наследство”, - подумал Янко, когда остался один.

Взял он лопату, спустился в старый колодец и стал копать.

Копает день, копает другой — нет ничего. Хотел уже Янко бросить работу, как вдруг стукнула лопата обо что-то твёрдое. Видит Янко — перед ним шкатулка. Взял он её и вылез наверх.

Заперся у себе в комнате, открыл шкатулку. И что же он видит! — Спрятаны в шкатулке свисток, пояс и пустой кошелёк.

“Вот так наследство! — подумал Янко. — Неужто отец посмеяться надо мной вздумал!”

Но вдруг он увидел в кошельке листочек. на нём написано:

“Кто кошелёк потрясёт, тому золотые монеты посыплются. Кто в свисток засвистит, к тому войско явится. Кто поясом опояшется, очутится там, где захочет”.

Потряс Янко кошелёк, и посыпались золотые монеты, как раз столько, чтобы долги заплатить. Рассчитался Янко с соседями, подарки отца припрятал и стал хозяйствовать.

Прошло несколько лет. Задумал Янко жениться. Да не на простой девушке из своей деревни, а на гордой королевне. Свистнул он в свисток, явилось к нему большое войско. Пошёл Янко во главе его к королю. Увидел король столько солдат, испугался, вышел к Янко. кланяется ему и спрашивает:

— Что тебе угодно?

— Хочу дочку твою посватать. — отвечает ему Янко.

Король успокоился, а королевна засмеялась. Понравилась она Янко — весёлая, прыгает, как козлёнок. Повели Янко во дворец. стали угощать, петь, играть, в барабаны бить.

На пиру вытащил Янко из кармана отцовский кошелёк. Стала королевна смеяться над ним:

— Ах, какой у тебя простой кошелёк!.

Обиделся Янко, потряс свой кошелёк, и посыпались из него золотые монеты.

— Видишь! — говорит он королевне, — какой у меня кошелёк. Буду его трясти, сколько захочу золота вытрясу.

Коварная королевна вытащила потихоньку у Янко кошелёк из кармана. Вернулся Янко домой к свадьбе готовиться, смотрит — нет его кошелька.

Снова засвистел он в свисток, собрал войско, явился к королю и закричал:

— Где мой кошелёк? Отдавайте, не то худо вам будет!

Испугалась королевна, вышла к Янко и говорит:

— Да ты, милый Янко, забыл его. Кошелёк лежит у меня в золотой шкатулке.

Стала она шутить да прыгать вокруг него, как козлёнок. Рассмешила королевна Янко, и забыл он свою обиду. Устроили опять пир. Королевна рядом с Янко сидит. Тут невзначай вытащил он из кармана свисток. А королевна хохочет над ним — зачем он в кармане простую свистульку носит. Обиделся Янко и говорит:

— Это не простой свисток, а волшебный. Засвищу, войско соберу — весь ваш город разрушить могу. А ещё есть у меня пояс дома, тоже волшебный. Ежели надену его, тотчас там окажусь, где быть захочу. Вот как!.

Ночью заснул Янко, а коварная королевна прокралась к нему в спальню, стащила свисток и сказала об этом отцу. Король засвистел, и всё войско Янко подчинилось ему. Велел король солдатам вытащить Янко из постели и метлой прогнать его из города.

Долго плутал Янко, пока добрался до дома усталый, оборванный. Очень он убивался, что кошелёк и свисток потерял, да вспомнил, что остался у него пояс. Подпоясался Янко и говорит:

— Хочу сейчас же очутиться у злой королевны во дворце.

Так и сбылось. Увидела королевна Янко перед собой, закричала от страха, да вдруг как дёрнет Янко за пояс — так пояс и остался у неё в руке.

— Эй, стража! — крикнула она. И не успел Янко оглянуться, как оказался в тюрьме.

— Утром велено тебя казнить, — сказал ему тюремный сторож.

— Ох, что я наделал! — плакал Янко и вздыхал. — И зачем только вздумал я к вам навязываться, разбойники вы этакие, короли-мошенники!.

— Не отчаивайся, — сказал ему тюремный сторож. — Жаль мне тебя, парень, решил я тебя спасти. В углу твоей темницы лежит большой камень, а под ним дыра: через неё убежишь из тюрьмы. Когда каменщик тюрьму строил, он ожидал, что и его сюда посадят, вот и приготовил себе лазейку на всякий случай.

Поднял Янко камень, увидел дыру и полез в неё. Долго бродил он по подземному ходу, наконец увидел в щель дневной свет. отвалил камень и вылез. Обрадовался он своему спасению, лёг и уснул.

Проснулся Янко утром. Его мучил голод. Бродил он, бродил по лесу, взобрался на холм и увидел избушку и стадо овец. Спустился он вниз, к пастуху. Жена пастуха дала Янко хлеба, сыра, молока и спросила, как он попал к ним — ещё никогда никто не приходил сюда из города. Янко рассказал пастуху и его жене о своей беде, и добрые люди оставили его жить у себя.

Хорошо здесь было Янко. Он радовался, что жив остался и на волю выбрался. Однажды бродил он по лесу, заблудился и захотел есть. Видит — дерево, а на нём растёт много груш. Залез Янко на дерево, нарвал груш, наелся. Что такое? Видит — нос у него растёт, стал длинный, толстый, словно дубинка. Дёрнул он себя за нос — больно.

“Вот беда! — подумал он. Как же я теперь жить стану с таким носом?”

Слез Янко с дерева, слышит — ручей журчит, видит — течёт вода из скалы. А нос уже такой большой вырос, что пить не даёт. Однако изловчился Янко, подставил рот под струю, глотнул воды, и вдруг нос уменьшился. Ещё глоток, другой — нос стал, как раньше.

“Чудеса! — подумал Янко. — Здорово я от носа избавился. ”

И вдруг пришло ему на ум, как наказать злую королевну.

Нарвал Янко полную шапку этих груш, во фляжку налил воды из целебного ручья.

Потом разыскал дорогу домой. Взял он у жены пастуха корзинку, уложил груши, переоделся в пастушью одежду, простился с хозяевами и ушёл.

И вот появился перед королевским дворцом человек с корзиной.

— Груши продаю, заморские груши! — закричал он.

Служанка короля выбежала на улицу и купила у него груши, а продавец деньги взял — и был таков.

— Ах, какие чудесные груши! — сказала королевна, когда груши подали на стол, и принялась есть их.

Вдруг взглянула она на мать и закричала:

— Ах, что с вашим носом?

— Лучше смотри за своим носом, — .воскликнула королева, — он у тебя до подбородка вырос!

Только вздумала королевна засмеяться, да увидела свой нос, а он у неё уже до пояса вырос! Заплакала она, закричала.

Повезло только королю. Жена с дочкой так на груши накинулись, что ему всего одна досталась — нос у него хоть и вырос, да не такой страшный.

Приказал он позвать докторов со всего королевства. Стали королевские носы лечить, стали их резать, а они от этого только больше растут.

Все придворные потихоньку смеялись, глядя на носы повелителей. Особенно смеялись они над королевной, которую все не любили за её чванство и коварство.

Через несколько дней разнёсся по городу слух, что какой-то приезжий доктор от всех болезней вылечить может. Это был Янко, который выдавал себя за доктора. Дошёл слух о новом враче до дворца, и приказал король его привести.

Посмотрел Янко на носы и сказал:

— Такую болезнь я могу вылечить, только вы должны меня во всем слушаться!

— Будем слушаться, будем! — закричали королевна и её мать.

— У вас кровь густая, королевская, — сказал Янко королю и королеве, — придётся сделать так, чтобы она пожиже стала.

Взял он плеть и три дня хлестал короля и королеву и ничего не давал есть. А на четвёртый день дал им по глотку чудесной воды из своей фляжки — носы сразу уменьшились.

Дошла очередь до королевны.

— У тебя кровь особенно густая от жадности и коварства, — сказал ей Янко. — Придётся тебя девять дней лечить.

Бил он королевну плёткой семь дней. На восьмой день королевна так измучилась, что больше вытерпеть не могла.

— Спаси меня, — умоляла она Янко. — Я выйду за тебя замуж и отдам тебе все мои сокровища.

— Какие же у тебя сокровища? — спросил Янко.

— Вот они, — ответила королевна, — таких ни у кого на свете нет.

Она открыла золотую шкатулку и подала доктору свисток, кошелёк и пояс.

— Вот мои сокровища, — сказала королевна. — Из кошелька сыплется золото, свисток вызывает сколько хочешь солдат, а кто поясом подпояшется, очутится там, где пожелает.

Опоясался Янко поясом, положил в карман кошелёк и свисток, а потом сказал королевне:

— Слушай меня, коварная королевна.

Я тот парень, которого ты обокрала и хотела повесить. Я тот пастух, который груши продал. Я же и доктор, который мог бы тебя сразу вылечить, но в наказание бил и голодом морил. Сокровища — мои, у меня они и останутся, а у тебя за твое коварство и злость навсегда останется длинный нос!

Невеста разбойника

Жили-были мельник с мельничихой, и была у них единственная дочурка Марьянка. Подросла дочка, и стали они подумывать о том, чтобы отдать её замуж, дескать ей уже пора. Была на мельнице служанка по имени Бетушка, и Марьянка её очень любила и поверяла ей всё, как родной сестре.

Вот однажды приезжает к ним жених. Приехал на четвёрке, весь в кольцах и в золотых цепочках, — сразу видать — барин. Марьянка и говорит Бетушке:

— Какой у меня, Бетушка, жених-то богатый.

— Что правда, то правда, — соглашается девушка, — совсем как граф! Весь кафтан шнурами да кантами обшит, это тебе не кто-нибудь!

Собрался жених уезжать от них и спрашивает мельника:

— Когда думаете свадьбу-то справлять?

— Да, по мне, — чем скорее, тем лучше, — отвечает ему мельник, — девчонка согласна, чего же тянуть. Свадьба так свадьба!

Девушки опять разговорились, и Бетушка никак надивиться не может.

— Ой, мамочки, какой жених! Четвернёй ездит!

— Да это-что! — ещё пуще хвалится Марьянка, — он сказал мне, что на свадьбу приедет шестериком! Как ты думаешь, Бетушка, идти мне за него?

— Ну — такой богач! Иди, конечно.

Жених уехал, а родители, как водится, пошли посоветоваться с друзьями насчёт свадьбы Марьянки. Короче сказать, пошли приглашать их на свадьбу. Родители ушли из дома, а Марьянка и говорит Бетушке:

— Вот что, Бетушка. Ведь он сказывал, в какой стороне живёт. Пойдём-ка сходим туда и поглядим. По крайней мере будем знать, какое у него богатство.

Уговорились. Марьянка быстро состряпала кое-что на дорогу, и обе отправились. Пришли к лесу и всё лесом, лесом идут. Выбегает перед ними на тропинку белая лань и показывает дорогу, чтоб не заблудились. Девушки всё за ней, за ней и под вечер пришли к постоялому двору. Тут служанка и говорит:

— Слышь, Марьянка, давай зайдем туда переночевать, а спозаранку пустимся дальше.

— Правда твоя, Бетушка. Наши вернутся от приятелей эдак дня через три, не ранее, так у нас времени ещё много.

Подходят к воротам. У ворот сидит огромный пёс, возле него кадка стоит. И полна эта кадка крови. Бросили девушки псу лепёшку, и он пропустил их. Подходят ко вторым дверям, а там другой пёс лежит — ещё больше. И тоже — кадка крови.

— Бетушка, идти ли нам дальше? Что скажешь, подружка?

— Ну, коли мы уж здесь — пойдём.

Бросили они несколько лепёшек псу и подошли к третьим дверям. А у третьих дверей опять пёс сидит, ещё больше, а крови возле него, крови — сказать страшно. Бросили ему девушки целую горсть лепёшек и не успели оглянуться, как очутились в комнате. Посреди комнаты стоял стол, а на том столе — шестьдесят шесть тарелок и ложек, но нигде не видать ни единого человека. И ещё стояли там изголовьями одна к другой штук сорок кроватей. Девушки озираются, куда это они попали? Ну, мол, ладно! Забрались в угол под кровать и шевельнуться боятся. Вскоре входит в комнату человек, ставит на стол еду. Только он ушёл, вваливается целая ватага да все сплошь — мужчины. Потом входят ещё несколько человек и волокут за собой молодую барыню и тащат прямо к плахе. Барыня эта была на сносях, вот она их просит:

— Пожалейте, не губите, если не ради меня, то хотя бы ради дитяти!

Но те безо всякой пощады казнили её. На руке у неё остался драгоценный перстень — никак не могли они его стащить, схватили топор и отрубили ей палец, и залетел этот палец вместе с перстнем прямо к Марьянке на колени. Перепугались теперь обе девушки ещё пуще прежнего, но сидят там тихо-тихо, а палец этот Марьянка спрятала за пазуху.

Зажгли свечу, ищут, куда же этот палец отлетел. И вдруг свеча погасла.

— Видно, здесь кто-то чужой находится, — говорит один.

— Да кто же здесь может быть, псы никого не впустят. Опять зажгли — гаснет, третий раз зажигают — свеча всё гаснет. Один уж под кровати было полез искать, но тут другие как закричат ему:

— Да брось ты искать! Завтра посмотрим, никуда не денется.

Опять прошло несколько времени. Привели возчика. Зарезали его, а коней отвели на конюшню. Тут жених и говорит:

— Завтра поеду на сговор шестериком, так мне эти кони пригодятся.

Немного погодя приводят молодца, охотничьего помощника. И ему тот же конец. Просил, молил их оставить ему жизнь, но где там — отрубили ему голову, и всё. Под кровь они всякий раз подставляли кадку, а тело куда-то уносили. Вот убрали это всё и сели пить. Да какие вина-то пьют — самые лучшие, что только на княжеский стол попадают. Сидят они пируют, а жених им и говорит:

— Ну, теперь ларь с деньгами почти что полон, немного не хватает! А как съездим завтра на мельницу на мою помолвку, доверху насыплем; у мельника денег много — куры не клюют.

Долго они так сидели, пили, пока все не перепились и не повалились кто куда. Когда все крепко заснули и в горнице только храп стоял, обе девушки на четвереньках вылезли из-под кровати, тихонечко вышли из дома и очутились возле первого пса. Пёс был уж не так зол и даже не залаял. Потом прошли мимо второго и мимо третьего — оба страшилища только морды подняли и заворчали, но тронуть их не тронули. Подруги выскочили за ворота и изо всех сил помчались домой! Ещё солнце не взошло, а они уже дома были — так шибко мчались. Чуть душа не выскочила, такой страсти навидались, долго в себя не могли прийти.

Вот родители воротились, и мельник ну давай горячку пороть: давайте скорее готовиться, надо жениха с его дружками получше угостить.

— Ах, батюшка, — говорит ему Марьянка, — если бы вы видели, сколько у него богатства, глазам бы своим не поверили!

— Ну, конечно, он человек богатый, это по всему видно.

— Богатый-то, богатый, да всё это у него награбленное! И сюда он только за тем приедет, чтобы нас ограбить!

Тут обе девушки затрещали как сороки и наперебой рассказывают, как тайком в лес бегали и что там увидели. Такие, мол, страсти, что и описать нельзя! Тут только мельник с мельничихой всплеснули руками: «Так вот оно что!» — бросили все дела и советуются, как бы им этого молодца изловить. Мельник сейчас сбегал и договорился, чтобы прислали ему солдат. Солдаты окружат мельницу и, когда пир будет в самом разгаре, всех разбойников захватят.

Утром жених прикатил шестернёй, весёлый, всё смеётся да шутит. Сейчас же начался сговор. Договорились обо всём, кончилась помолвка, начался пир. Блюдо за блюдом на стол ставят, на мельницах никогда насчёт этого лицом в грязь не ударят. Вот за столом Марьянка-то и говорит:

— Любезный мой жених, что вам ночью приснилось?

— Долго рассказывать, длинный сон. Снилось, как праздновалась наша свадьба.

— А вот мне какой сон приснился!

— Какой же?

Марьянка и рассказывает:

— Будто зашли мы с нашей Бетушкой в густой дремучий лес, набрели там на какую-то корчму и остались там ночевать. Вдруг вваливается туда целая ватага мужчин и привозят с собою молодую барыню. Барыня эта была в положении, а одета богато, вся в золоте, кольца на ней. Вот собираются они её убить, а она просит пощадить её хотя бы ради ребёночка. Но они не пожалели её, отрубили ей голову. Потом привели возчика, сразу его на плаху, как рубанут, головушка его так и покатилась.

Тут жених заёрзал на стуле и говорит:

— Хм, сон как сон, выпустите меня вон!

А Марьянка схватила его за рукав:

— Нет, нет, погодите, я ещё не весь сон рассказала. А если не верите, так вот — палец с кольцом, который у барыни отрубили, он упал ко мне на колени, а я его спрятала.

Как сказала она это, жених вырвался и прямо в окно. А дружки-то его, как он им свистнул, тоже все в окна повыскакивали. Но тут их на дворе всех схватили и арестовали. Потом начальство велело запрячь подводу, поехали на тот постоялый двор и нашли там большой ларь с деньгами. Почти что доверху был насыпан, но ещё немного места оставалось, вот разбойники и точили зубы на мельника, собирались доверху ларь-то наполнить. Взвалили его на подводу, а лошадь еле-еле телегу с места сдвинула. Зашли в конюшню, там ещё четыре коня стояло, всех запрягли и поехали, а постоялый двор сожгли. Так с тех пор там никто больше не живёт. Вот и вся история.

Купцова Нанинка

Жил-был один купец. Огромное богатство имел. И была у него единственная дочь Нанинка. В доме само собой держали привратника, иначе сказать — дворника, а у этого дворника был единственный сын — Пепичек. Когда Пепичек подрос, его отдали в ученье к этому купцу. Что ж, торговля — ремесло хорошее. А Нанинка всё ходила на уроки к разным там учителям — конечно, такая богатая девица должна всему обучаться. Ни у кого и в мыслях не было, что она встречается с Пепичком и что они любят друг друга. Ведь младость — это радость.

Долго родители ни о чём не знали. Но вот пришёл к ним её учитель, или как его там называли, и говорит: так и так, мол, ваша дочь давно ко мне не ходит. Ну, понятно, не ходит, раз в другом месте бывает. Ведь, как только Пепичку удавалось вырваться из дому, они сходились вместе.

Так родители обо всём и доведались. Вечером мамаша и говорит:

— Мне это не нравится. Как так — они друг друга любят? Я не потерплю этого, и всё тут! Пусть этот хам немедленно убирается из нашего дома. Нечего и ждать, такое дело к добру не приведёт.

Вот утром Пепичек приходит, купец сейчас же и говорит ему:

— Немедленно убирайся! И твой отец пусть сейчас же очистит квартиру.

Отделались от них, взялись за дочь. Мать позвала её к себе:

— Что это за блажь? Ты богата, самая богатая невеста во всей округе, на что тебе этот нищий, найдёшь другого, получше.

А дочка ей в ответ:

— Ну, раз ты этого хочешь, я твою просьбу исполню, но исполни и ты мою: вели в три дня выстроить вон на том холме часовенку.

— Хорошо, хорошо, дочка, выстрою.

Сейчас же начали строить часовенку, чтоб через три дня была готова. Но мать всё-таки беспокоилась: «Что девчонка задумала? К чему ей эта часовня?» Та и говорит:

— Это будет моё утешение — буду ходить туда молиться.

— Молиться? Пожалуйста, молись, это дело хорошее.

Но всё же эта затея пришлась матери не по душе, и она велела следить за Нанинкой.

Но Нанинка всех перехитрила. Она велела Пепичку прийти в часовню вечером, когда все уснут. Вот часовенка готова. Мать и отец легли спать. Нана взяла две свечи, распятие, накинула плащ и тихо-тихо пробирается садом, даже не дышит. Прибежала к часовне, Пепичек уже там. Проскользнули они туда, она зажгла свечи, посерёдке поставила распятие и говорит:

— Ты уезжаешь, Пепичек, но я тебя не забуду. Обещай же, что и ты меня не забудешь! Стань на колени рядом со мной и поклянись, что никогда меня не разлюбишь. А я тебе буду верна до самой смерти. Даю тебе в залог своё кольцо, а через год и день встретимся.

Дали они друг другу обещание, и Пепичек ушёл. Дома все спали, ничего не слышали. А Нанинка с того дня опять повеселела, стала как прежде. Родители просто надивиться не могли, какая она весёлая. Но так ни о чём и не догадались. Вот стали к ним ездить в дом женихи, один другого богаче, все сватаются, но Нанинка им отказывает, дескать — «мне не к спеху». Родители не торопят её. «Ничего, мол, понравится ей жених — согласится». Так прошёл год. Вот однажды загремела под окнами карета. Нанинка выглянула — ах, какой прекрасный молодец приехал, такого она ещё и не видывала. Мать сейчас же к ней:

— Неужто тебе и этот нехорош?

— Раз вы хотите, чтоб я за него пошла, воля ваша. Понравился ей этот жених, и забыла она Пепичка. Эдак частенько бывает. Тут пошла суета, стали к свадьбе готовиться.

А Пепичек в то время служил в большом магазине. Вот когда до свадьбы оставалось всего три дня, сидит он вечером, читает газету, и вдруг погасла у него свеча.

— Вот чудеса! К чему бы это?

На другой день то же самое. А на третий день он спрашивает:

— Чего тебе от меня надо?

А свеча отвечает:

— Пепичек, не мешкай! Твоя разлюбезная завтра идёт под венец. Возьми пузырёк воды (вот не знаю, какую воду ему свеча указала), накинь плащ и спеши туда. Сядь в костёле на самую лучшую скамью; она увидит тебя и упадёт замертво. А ты попроси церковного сторожа, чтоб позволил тебе остаться там с нею — ведь ты же можешь заплатить ему. И помажь ей виски этой водой.

Пепичек вышел — перед ним конь. Сел он на коня и приехал прямо в тот город к костёлу. Слез, оглядывается, а конь у него на глазах исчез. Вошёл Пепичек в толпу и давай что есть мочи к передним скамьям проталкиваться. Господ полно, гостей назвали и ближних и дальних, свадьба была пышная. Невеста нарядная, красивая, все на неё любуются, глаз не могут отвести. Вот Пепичек пробился вперёд, сел на самую первую скамью и правую руку приподнял, чтоб она перстень дарёный увидела. Встала невеста на колени; невзначай оглянулась и прямо перед собой увидела Пепичка. Она тотчас упала и скончалась. Батюшки светы! Все перепугались, стали её в чувство приводить, доктора скорее, но всё напрасно — невеста мертва. Принесли гроб и вместо свадьбы объявили похороны. Уложили её в гроб, украсили и поставили посреди костёла.

Когда все разошлись, Пепичек стал просить церковного сторожа:

— Разрешите мне остаться с нею на ночь, я буду стоять возле гроба на коленях. Заплачу вам как следует.

— Ладно, оставайся.

Пепик вынул из кармана бутылочку и давай натирать Нанинке виски водицей. На вторую ночь Нанинка вздохнула, села в гробу и увидала, что она в костёле. Испугалась, а Пепик ей всё: «Тише! Тише!» С трудом успокоил её и спрашивает:

— Скажи лишь одно: пойдёшь ли со мной отсюда?

Она головой кивает. Пепик набросил на неё свой плащ и привёл её к себе домой. Родители испугались. А Пепичек просит:

— Тише, тише! Не бойтесь её.

Утром собрались нести её на кладбище, приходят в костёл, смотрят — гроб пустой! Все так и обмерли, стоят бледные, хоть режь их — до крови не дорежешься. Потом опомнились и решили, что это ангелы взяли её и унесли на небо. Так и похоронили пустой гроб. А всех тех господ, что съехались из ближних и из дальних мест на её свадьбу, пригласили после похорон на поминки. Угощенья было много, и веселились все будто и взаправду на свадьбе.

А в тот день дошла до купчихи весть, что Пепичек вернулся, находится в городе. Она и говорит мужу:

— Послушай-ка, муж! Видно, господь бог наказал нас за то, что мы этой молодой паре свет завязали! Ну, что случилось, того не воротить, а всё же надо бы позвать и Пепичка на поминки.

Сейчас же послали за ним посыльного.

— Отчего и не пойти? — говорит Пепичек. Нарядился, пришёл туда и сел в уголочек, позади всех. Вот начался пир, хозяева спрашивают его:

— Что это ты позади всех сидишь?

А он отвечает попросту:

— И на задних всё равно собаки лают.

Вот пируют гости, вместо похорон, печали — радость, все веселятся, песню за песней распевают, один Пепичек молча сидит. Гости удивляются:

— Что же, — мол, — и вы не поёте?

Сам жених оборачивается к нему и тоже спрашивает:

— Почему вы такой грустный?

— Ах, почтенные господа и дамы! Знаю я одно диво дивное, не выходит оно у меня из головы.

— Гм, гм, что же это такое вы знаете?

— Да, пан жених, не зазнавайтесь, а лучше возьмите перо и записывайте, что я буду рассказывать, а гостей в свидетели попросим!

— Мы согласны, согласны, любопытно!

Вот жених взял бумагу и записывает, а Пепичек рассказывает, что шёл он однажды красивым садом и увидал там прекрасную драгоценную розу; и увяла эта роза; а после вдруг вернулась ей свежесть, и теперь она такая же прекрасная и алая, как была.

Все хохотали:

— Хи-хи, ха-ха, вот так сказал: увядшая роза вновь стала свежей!

— Да, это правда! Я могу показать её вам.

— Покажите, покажите, вот бы взглянуть!

Пепичек побежал к своим родителям, взял Нанинку под руку и привел её.

— Вот эта прекрасная увядшая роза!

Что только поднялось! Гости в ладоши хлопают, кричат… Нанинка, мол, должна принадлежать ему! Сейчас же сыграли новую свадьбу. Вино там лилось рекой, и из пушек стреляли — земля дрожала.

Либушка

Жил-был бедный портной. Детей у него было много, даже слишком, а есть нечего. Брат его был богатый крестьянин, всегда крестил ему детей.

А в последний раз, когда у портного опять родилась девочка, наотрез отказался.

— Не буду, — говорит, — крестить, и всё. Что ты никак не уймёшься? И так уж самому тебе кушать нечего.

Вот приходит портной домой и говорит жене:

— Как же нам быть? Знаешь что, пойду-ка я, и кого по дороге встречу — дедушку либо бабушку какую, — того и попрошу в кумовья.

— Ладно, — мол, — иди. Делай как знаешь.

Вот он и пошёл, дитя на руках несёт. Видит при дороге куст шиповника, а под ним бабка сидит, вся сгорбилась.

— Куда это вы разбежались? — спрашивает. — Да ещё с такой крошкой?

— Иду, — мол, — крестить, да не знаю, кто крёстным будет.

— Ну что ж, я пошла бы, только у меня денег нет, нечего на зубок-то подарить.

Портной и тому рад, что всё же нашёл человека. Окрестили дитя, а после бабушка и говорит:

— Когда девочке стукнет двенадцать лет, приведёшь её сюда к этому кусту и оставишь мне.

Он согласился. Время бежало. Либушка росла. Как сравнялось ей двенадцать лет, портной вывел её на дорогу. Глядь, а бабушка уж тут как тут, Либушку поджидает. Под шиповником-то была дверь, они обе — под куст и из глаз пропали. Стоит отец, смотрит, но всё напрасно. Исчезла девочка, словно сквозь землю провалилась.

Стала жить Либушка у старухи. Та сразу отдала ей ключи от всех комнат, велела везде убирать, но в седьмую комнату (от той был золотой ключик) не заглядывать.

Раз в неделю запиралась бабушка в этой комнате, а что там делала — неизвестно.

Всё шло хорошо. Но вот однажды подметала Либушка шесть комнат, и захотелось ей в седьмую, запретную, заглянуть. «Что ж, думает, в этом плохого?» Засело ей в голову, работа из рук валится. Приоткрыла дверь — и что ж она видит: стоит гроб, в нём старуха, а голова у неё лошадиная. Сидит она в гробу и себя по коленкам постукивает. Закивала девочке, а та захлопнула дверь и стрелой убежала.

Вот приходит бабушка и говорит:

— Либушка, ты там была!

— Нет, бабушка, не была!

— Ты там была!

— Не была!

— Расскажи, что там видела!

— Бабушка, я там не была!

— Расскажи, девочка. Не расскажешь — онемеешь!

А Либушка молчит, как зарезанная. Бабка и лишила её речи — немой сделала — и выгнала в лес. А лес кругом глухой, дремучий. Пошла девочка этим лесом, блуждала там, блуждала, как отбившаяся овца, пока не нашёл её под деревом королевич. Он как раз в этом лесу охотился. Разговаривать с ним Либушка не могла, а писать — умела. Королевич посадил её на своего коня и увёз к себе. Видно, красавица была.

Сейчас же сыграли они свадьбу, и стала Либушка его женой. Вот уехал королевич на войну. А Либушка уже тяжёлая была. Без него родила она мальчонку. Красивый был, как картиночка, прямо сердце на него радовалось. Вдруг появляется перед ней бабушка и тотчас спрашивает:

— Расскажи, что ты там видела?

— Бабушка, я там не была!

— Расскажи!

— Я там не была!

(На это время бабка вернула ей речь.)

Раз не сознаётся, схватила бабка ребёнка и на её глазах разорвала.

Тут поднялся по всему замку крик, что приходила ведьма и сожрала королевича. Сейчас написали королю, он уже на войне победил и домой возвращался. Поднял шум, что стража не караулит, что это, дескать, за стража. А Либушка солдат защищает: они, мол, не виноваты.

Вот король снова собрался на войну. А Либушка скоро родить должна. Поставили везде двойную стражу, чтобы надёжней было. Король уехал, без него родилась дочурка. И тоже красивая — как ангелочек. Опять, откуда ни возьмись, появляется бабка.

— Скажи, что ты там видела?

— Я там и не бывала.

— Скажи, не то плохо будет!

— Я там не была.

Так и не созналась. Схватила бабка дитя и в один миг на куски разорвала. Стража опять ничего не видела, словно и не стояла там. Король приехал, грозится, уже прямо на Либушку стал указывать, что, дескать, неспроста это. Но пока ничего ей не сделал, оставил всё как есть.

Она опять забеременела. Король хотел и на этот раз в поход собираться. Поставил он вокруг своего замка стражу, каждый уголочек велел охранять и уехал. Либушка благополучно родила, и сейчас же, откуда ни возьмись, бабка.

— Что ты там видела? — спрашивает.

— Ничего я не видела, я там и не бывала.

Всё одно и одно твердит. Схватила бабка ребёнка и в один миг разорвала, только кровавые брызги на стенах остались. Сейчас же пишут королю, что и третье дитя съедено. Он всё бросил, войско оставил, примчался домой чернее тучи. Велит ставить большой костёр и сжечь на нём молодую мать.

Вот разожгли большой костёр и только хотели Либушку в пламя бросить, как вдруг мчится из лесу чёрная карета. Кто-то машет из неё белым флажком — дескать, пардон, пардон!

Карета подъехала, бабушка встала у костра.

— Что ты видела? В последний раз тебя спрашиваю!

— Ничего я не видела! Не была я там. Не была! Вдруг костёр погас, будто на него кто дунул, и стоят рядком трое прекрасных королевских детей; на них — золотые ожерелья, а бабушка говорит:

— Твоя стойкость спасла меня от заклятия. Живи всем на счастье!

Либушке сейчас же вернулась речь, язык у неё развязался. Радости-то сколько тут было! Король благополучно закончил все войны, и с тех пор жили они с Либушкой счастливо до самой смерти.

Михалевы чины

Жил на свете купец, денег у него куры не клевали. И был у него сын Михаль, уже совершеннолетний. Как-то он и говорит отцу:

— Папаша, в нашем городе, как в медвежьем углу, тут ничего не увидишь. Что мне здесь сидеть? Отпустите меня свет поглядеть, счастья попытать.

— Верно говоришь, сыночек, иди. Погляди, как люди живут, свое дело самостоятельное заведи.

Михаль взял с собой денег, сколько хотел, и отправился Никакой торговли он не завел, только шлялся по разным городам и кутил.

Когда растранжирил все деньги, записался в солдаты. Вскоре пишет домой: «Я, дескать, уже капрал; у капрала расходов много, надо тратиться на целый эскадрон».

Ну, папаше денег считать не приходилось, только сунул руку в кошель и послал ему. Михалек наш опять за свое: кутил, пока все деньги не вышли. Снова пишет домой: «Меня, дескать, повысили, пришлите еще». Этак, пока он дойдет до генерала, облупит папашу дочиста!

Так он все чины «прошел». Наконец, и правда, пишет, что стал генералом. «Пришлите, мол, денег, да еще — коляску и лошадей». Отцу это показалось чудно.

— Ишь ты, проклятый мальчишка! Знаешь что, мамаша, отвезу-ка я ему деньги сам, по крайности разузнаю, правду ли пишет.

— Правильно, — говорит жена, — свой глаз всего лучше. Взял купец две коляски, две пары лошадей, чемодан денег и поехал. Приехал аккурат в тот город, где войска были на ученьях. А Михалек-то был барин большой — солдат простой!

Испугался Михалек:

«Господи Иисусе! Папаша сюда приехал!» Побежал он к генералу, пал перед ним на колени:

— Уступите мне на время вашу квартиру! Как только папаша уедет, я хорошо заплачу!

Ну, тот видит, что подмазка будет жирная, отдал Михалю свою квартиру. И генерал не прочь иной раз хапнуть. Вот Михаль и стал генералом — на один день. Нарядился в генеральский мундир, принял своего папашу замечательно, угостил на славу. Лакеи им подают, серебро так и звенит. Папаша попировал, повеселился, оставил Михалю деньги, коляску и лошадей и уехал домой.

Дома говорит жене:

— Верно, мать, — наш Михалек генерал! До самой смерти будет в роскоши жить.

Михалек отдал генералу коляску и лошадей, а денежки У него не долго продержались: быстро глазки-то протер. Что ж ему оставалось делать? Взял и дезертировал из армии. Когда бежал, пришлось ему пробираться через императорский сад. Вот прокрался он туда и слышит: в беседке этот самый генерал с принцессой разговаривает. А Михалек зашел сзади и подслушивает:

— Моя милая, разлюбезная, уже столько лет мы с тобой гуляем, а еще ни разу вместе не спали!

— Ах, какие пустяки! Это очень просто: в девять часов Подойди под мое окно, брось в стекло песком, я спущу тебе пояс.

Михаль подождал в саду. В половине девятого взял горсть песка и бац в окно. Она сейчас же спустила ему пояс, солдат и взобрался. Что они там делали? Ну, известно, не сказки рассказывали, потому что вскорости принцесса оказалась с кузовком. Между поцелуями Михаль ей и говорит:

— Моя разлюбезная, мне нужны деньги на целый полк.

— Вон, — мол, — сундук, возьми сколько хочешь.

Михаль набрал себе денег, прихватил еще и ее именной перстень: дескать, подари мне его на память, — и положил себе в карман. Через минуту — аккурат в девять часов — приходит генерал и раз песком в окно. Принцесса спрашивает:

— Что такое?

— Кто-то нас подслушал, этого еще недоставало! Нет ли у тебя здесь ночного горшка? Брось ему в голову.

У принцессы ночной горшок был тяжелый, мраморный. Схватила его и — бац! — швырнула прямо в лицо генералу, всю морду ему расквасила.

Под утро солдат ушел. А она в темноте и не узнала, кто это с нею был: то ли от любви охмелела, то ли дура Такая была. Утром генерал идет мимо дворца, она сейчас же — к нему. А он фыркает:

— Отойди от меня прочь. Вчерась бросила мне в глаза ночной горшок.

— Не может этого быть! Ведь ты со мною спал.

— Бес его знает, кто с тобою спал!

— Ах, дура я этакая!

Сейчас побежала она по всем ювелирам и говорит им:

— Если кто-нибудь принесет вам на продажу мой именной перстень, сейчас же задержите этого человека и пришлите ко мне.

А Михаль опять загулял, закутил. Вот прокутил все деньги и пошел продавать перстень. Пришел как раз к тому мастеру, который этот перстень делал. Тот для отвода глаз торгуется с ним, а сам в это время послал за принцессой. Она сейчас же приехала со стражей и забрала Михаля.

Да теперь-то ей все равно деваться было некуда: уже последний месяц ходила. Накупила ему королевских нарядов, и поженились. Стал Михаль королем.

Вот пожили они немного вместе, он и говорит ей:

— Разлюбезная моя супруга, хочу я проведать своих родителей. Не думай, что я из каких-нибудь простых. У нас денег куры не клюют. Один я сколько их расшвырял! Если через год и день не вернусь, поезжай следом за мной.

И сейчас же нарисовал ей, куда ехать.

Вот Михаль заехал на постоялый двор, сел за карты и тут же проиграл все деньги, что у него с собой были. Осталась у него только одежда и конь. На втором постоялом дворе проиграл и коней и мантию. На третьем постоялом дворе все оставил: куда девалась и королевская звезда! Чтоб не бегал голышом, дали ему старую рубаху, шапку и ночные туфли и выпроводили вон: иди, мол, с богом!

Бежит он домой, а купец из окна выглянул:

— Господи Иисусе! Наш оборванец плетется! Вот так генерал!

Жена говорит:

— Не пускай его в дом, на черта он здесь нужен! Запри в овчарню.

Купец загнал его в овчарню, и стал наш Михаль муштровать овец. Строил их в шеренгу, в колонну, в каре — по-всякому.

Ждет принцесса Михаля, а он все не возвращается. Она уж и траур надела. Как прошел год и день, запрягла карету четверней и пустилась за ним. Приезжает на первый постоялый двор. Села за карты и выиграла кучу денег, еще больше, чем он там оставил! На втором постоялом дворе отыграла и коней и золотую мантию. Ну, игроки-то сразу поняли, в чем дело. На третьем постоялом дворе отыграла королевскую звезду и одежду, больше ничего и брать не хотела. После этого едет прямо к купцу.

Там все так и вытаращили глаза:

— Глянь, какая-то княжна сюда едет!

Сняла она у купца две комнаты. Когда накрыли ей к обеду, спрашивает купца:

— Есть ли у вас сын?

— Есть.

— Велите ему подавать на стол. Купцу деваться некуда, зовет Михаля:

— Иди, тебя дама важная требует.

Самому совестно за парня, даже и не посмотрел на него. Вот Михаль понес суп и растянулся на пороге. — Проклятая, — мол, — борода! Под ногами путается!

А он за этот год ни разу не брился и не переодевался. Когда принес миску супа, принцесса и говорит:

— Поди сюда, кушай со мной.

Он сел к столу, и стали они вместе обедать. А на кухне купец уже бранится:

— Чего этот проклятый лодырь за вторым не идет? Что он там делает?

Заглянул в столовую — и скорей к жене:

— Ну, что ты скажешь! Ведь он там расселся, обедает вместе с ней, жрет прямо из миски, как свинья!

— Возьми плетку и отлупи его!

Купец со всех ног — в столовую, а принцесса говорит:

— Я ему разрешила.

Пообедали они, потом принцесса велела принести котел воды и послала за парикмахером. Вымыла Михаля, нарядила в королевские одежды, приколола королевскую звезду и послала за купцом и купчихой.

— Ваш сын?

Они так и обмерли. Ползают на коленях, просят прощения. А Михаль говорит:

— Ну, ну, не наваливайтесь! Не видите: я — король!

Сейчас же они все свои лавки и дом продали и поехали с Михалем во дворец. И живется им там лучше, чем мне. Ещё бы!

Не ищи там, где не положил

Приснился одному человеку сон, будто надо ему идти в Прагу и там, на мосту, он найдет клад. Рассказал он свой сон жене, а та говорит:

— Снам верить, — все равно, что за своей тенью гоняться.

А ему и в следующие ночи все тот же сон снится. Не послушался он жены, забрал все деньги, которые были в доме и отправился в Прагу.

Пришел — и скорее на мост. Идет, а сам все под ноги смотрит. Ходил, ходил, то туда, то обратно, ничего найти не может — нет ничего на мосту. Обидно ему стало, что зря время потерял и деньги истратил, а делать нечего — надо домой идти.

Проходит он мимо дома, что у моста стоит, а оттуда выходит солдат и спрашивает его:

— Что ты, добрый человек, здесь делаешь? Я все смотрел на тебя: ты уже раз сто мост перешел.

Тот отвечает:

— Не было мне покою по ночам: все один и тот же сон снился, что найду я на мосту клад. Жена отговаривала, чтобы я напрасно время и деньги не тратил, но я не послушался, а теперь и сам вижу: не ищи там, где не положил.

— Вот как снам-то верить, — говорит солдат. — И со мной то же было: мне все снится, что в деревне, откуда ты пришел, в крайнем доме, под печкой, клад лежит. Пошел бы туда, тоже наверняка бы с пустыми руками вернулся.

А человек слушает и про себя удивляется — ведь солдат про его дом говорит. Но ничего не сказал солдату и скорее обратно пошел. Думает: “Для того, наверное, я и должен был в Прагу пойти, чтобы услышать на мосту от солдата про клад, который, оказывается, в моем же доме лежит”.

Пришел домой, жена смеется над ним, спрашивает:

— Ну что, муженек, много ли денег принес?

А муж отвечает:

— Ничего не принес, а сейчас вот печку начну разбирать.

Жена тут совсем рассердилась:

— Ах ты, дурак! Мало тебе, что столько времени зря потерял, столько денег извел, так еще и дом разрушать хочешь — печку ломать.

Но муж ничего не слушает, схватил лом и давай печку ломать. Ломал, ломал, а клада никакого нет.

Верно говорят в народе: не гоняйся за чужим добром!

О золотых рыбках

Поспорили однажды резчик по дереву и золотых дел мастер, чье ремесло лучше. Спорили они, ссорились, и пришел к ним король. Стали они просить, чтобы он рассудил их. Король сказал, что ремесло у обоих хорошее, но, чтобы наверняка определить, велел каждому сделать вещь и самим срок назначить, а тогда и решение будет, чье ремесло лучше. Золотых дел мастер просил неделю сроку, а резчик просил две недели. На том и разошлись.

Неделя проходит, приносит золотых дел мастер королю золотых рыбок, которые сами плавают, если их в воду пустить. Королю работа очень понравилась, и стал он ждать, что принесет резчик. Сидит он как-то во дворце у открытого окна и смотрит на улицу. Тут раздался вдруг сильный шорох, король и оглядеться не успел, вдруг в комнату влетел на деревянных крыльях резчик. Сделал он такие крылья, что любой человек мог прикрепить их и летать, как птица.

Подивился король, велел позвать золотых дел мастера и похвалил обоих за великое их мастерство, а кто лучше из них, не смог сказать. Но наперед заказал им спорить под страхом смерти. Потом богато наградил их и отпустил. А для золотых рыбок велел король устроить пруд на проточном ручье, чтобы вода в нем всегда свежая была.

Был у короля маленький сын, он часто с этими рыбками играл. Тут началась война, и король ушел воевать, а сына дома оставил. Играл маленький принц с рыбками, играл и думает: "Что же они все только в пруду плещутся, надо посмотреть, как они по ручью поплывут" — и выпустил он золотых рыбок в ручей. Рыбки плыли, плыли, да и уплыли.

Испугался принц, побежал за ними по берегу ручья, да не догнал. Что он отцу теперь скажет, когда тот вернется с войны? И вспомнил принц, что есть у короля спрятанные крылья. Отыскать бы крылья и улететь на них подальше. Побежал принц во дворец, нашел крылья, приладил, и — только его и видели.

Летел он, летел, и захотелось ему есть. Видит, внизу пастух пасет свиней. Спустился принц на землю, крылья снял, спрятал, подошел к свинопасу и попросился в помощники, обещал пасти свиней за одни харчи. Свинопас был старый, принц ему приглянулся, он и взял его себе в подпаски. И стал принц пасти поросят.

Сидит, бывало, принц, за поросятами смотрит, а сам дудочки вырезает, потом начал он на дудочке играть и поросят танцевать учил.

Пас он как-то под окнами королевского дворца, и увидала его принцесса, как он поросятам играет, подивилась принцесса его забавам и поросячьим танцам. Но больше всего смотрела принцесса на молодого свинопаса — так он ей понравился. И не диво — был очень пригож и хорош собою принц. Заметил и свинопас принцессу, и она ему тоже понравилась. Часто пригонял он свое стадо под окна дворца. Да что проку — разве к принцессе в покои пустили бы свинопаса!

Вспомнил тут принц-свинопас про свои крылья и обрадовался. Приладил он их вечером, чтоб никто не видал, и влетел к принцессе в открытое окно, а под утро, еще затемно, улетел. Долгое время летал он в гости к принцессе, и никто о том не догадывался.

Но ничто вечно не длится, однажды все открылось. Принцесса приказывала по вечерам приносить ей ужин на двоих, и когда дознался про то король, заподозрил недоброе. Велел он выследить, кто к принцессе ходит. Поставили стражу под дверью, но никто через двери к ней не ходил. И подумал король: уж не в окно ли к принцессе гости лазят? Позвал каменщиков, чтоб они под окном у принцессы западню поставили, а ей велели сказать, что башню укрепляют, подпирают — как бы не развалилась.

Каменщики сделали все, как было велено, огромную западню под окном поставили. Принцесса сперва обеспокоилась, а когда объяснили ей каменщики, будто они башню укрепляют, опять она стала весело ждать своего любезного пастушка. Он и прилетел, как всегда, но, когда хотел в окно войти, со страшным грохотом западня захлопнулась, и бедняга не мог ни выбраться, ни шевельнуться.

Горько заплакала принцесса, но и она не смогла западню открыть. Принц успокаивал ее, как мог, утешал, что все хорошо кончится, так и ночь прошла.

Утром пришел король поглядеть, кто попался, и страшно рассердился, увидав в западне пастуха. Приказал он обоих бросить в глубокую темницу, а потом казнить.

Наступил день казни. Съехались рыцари, и знатные паны, и простой народ, и все столпились перед дворцом. Вывели принца с принцессой на помост. Тут принц-пастух попросил короля, чтоб разрешил он ему в сторонке перед смертью с принцессой проститься. Король разрешил. Принц-пастух отвел принцессу в сторонку, достал крылья, которые всегда прятал подальше, приладил их, взял на руки принцессу, и оба они поднялись высоко в небо. А внизу народ смеяться стал и кричать:

— Черт унес дочку нашего короля! Черт унес дочку нашего короля!

И все поверили, даже сам король, что черт унес принцессу.

А принц прилетел с принцессой к своему отцу-королю. Старый отец несказанно обрадовался им — ведь он давно считал своего сына мертвым. И сыграли свадьбу, шумную свадьбу, гости гуляли и пили-ели на ней целую неделю. После свадьбы передал король сыну свое королевство, и все вместе стали счастливо жить.

Прошло время, поехал молодой король со своей женой к ее отцу прощенья просить. А король ни дочку свою не узнал, ни пастуха.

Заговорил принц с ним, стал расспрашивать, отчего нет у него детей. Сказал король, что была у него дочь, но не захотел признаваться, что ее унес черт. Принц все допытывался: узнал бы король свою дочь после стольких лет разлуки? Тут принцесса бросилась отцу в ноги, и оба они стали просить у него прощенья. Король на радостях чуть ума не лишился, простил их и отдал им свое королевство, так что стало у них со своим целых два.

Кум Матей и кум Иржи

Как-то в праздник собрался кум Матей навестить своего друга, кума Иржи. Неподалёку от дома кума Иржи повстречал его сынишку.

— Что твой отец делает? — спрашивает.

— Да вот только что собирался обедать, а когда увидел, что за гумнами вы идете, встал из-за стола и велел все кушанья убрать.

— А что так?

— Отец говорит, что вы у нас много бы съели, так лучше пусть мама всё спрячет.

— И куда же она всё попрятала?

— Гуся в печурку, окорок на печь, колбасы с капустой на шесток, пироги в шкаф, а два жбана пива под лавку.

Кум Матей не стал больше расспрашивать мальчика, усмехнулся и пошёл своей дорогой.

— Здорово, кум, — приветствовал его Иржи, когда гость перешагнул через порог. — Вот жаль, что не пришёл ты на минутку раньше: мог бы с нами пообедать. А мы только-только из-за стола. И, как нарочно, сегодня у нас ничего от обеда не осталось. Не знаю, чем тебя и угостить.

— Никак не мог я, милый кум, раньше прийти. В пути задержался. Понимаешь, приключилось со мной по дороге чудо.

— А что такое?

— Иду это я за гумнами, смотрю — ползёт в траве большущая змея. Ну, думаю, надо убить. Убил, посмотрел потом — ну и удивительная змея попалась! Голова огромная, не меньше того окорока, что у вас на печи лежит. Сама толстая, вроде гуся, который у вас в печурке спрятан, и длинная, как колбасы, свёрнутые вон на том шестке. И что же ты думаешь: мясо у неё оказалось белое-белое. Точь-в-точь, как сдобные пироги, запертые у вас в шкафу. А крови из той змеи вытекло столько, сколько пива в двух жбанах, что там под лавкой стоят.

Хорошо всё Матей разузнал!

Стыдно стало куму Иржи за свою жадность. Велел он жене всё на стол ставить и гостя потчевать.

Оглавление

Чешские сказки

  Горошек и Золушка

  Вещий сон

  Гадальщики

  Златовласка

  Кот, баран и петух

  Про кошечку и про собачку

  Сапожник Гицек

  Серебряные сосульки в Радгощи

  Сильвент и цыганка

  Три брата плута

  Три яблока

  Учёная собака

  Хитрый угольщик

  Янко и злая королевна

  Невеста разбойника

  Купцова Нанинка

  Либушка

  Михалевы чины

  Не ищи там, где не положил

  О золотых рыбках

  Кум Матей и кум Иржи

Реклама на сайте