«Село Красное»

Александр Белаш (Hочной Ветер)

Село Красное

А какие у нас места! вы только взгляните - воздух, земля и простор! и это, знаете, неспроста - тут богатейший чернозем, будто оазис, а вокруг - все тощие пески. Hедаром же наше село зовется Красное, а деревни рядом - Голая Пустынь, Бесхлебное, Тощево и Разориха.

А церковь? колокольня - как Эйфелева башня! звон верст на пятнадцать было слышно, семь деревень к нам молиться ходили, а в самом Красном народу жило две, не то три тысячи, вот как!

Тут все - сама история; где ни копни, куда ни глянь исконная Россия! Во-он - где водонапорная башня набок скосилась в той стороне деревенька Баскаково. Там ижеславский князь Глеб ханского баскака зарубил, чтоб впредь непомерной дани не требовал и догола народ не обирал. Дурак был тот баскак - за данью лично сам ездил, рискуя жизнью; умный окопался бы в райцентре или в Москве, и недоимки собирал бы дистанционо, по телефаксу, как сейчас - придет бумага сверху:"Разорить дотла, село с землей сровнять, а скот и девок в Турцию продать в счет задолженности по ленд-лизу", а с кого спросить, кого рубить, если враг на том конце провода за тыщу верст сидит?..

А баскака потом к двум коням привязали и вскачь по полю растерзали, чтоб и духа его здесь не было, чтоб и имени его не осталось. Чужаков даже мертвых земля не принимает. Зато свои - все тут, им земля - родная, пухом стелется.

Скажем, здешний барин граф Ендолов, фаворит Екатерины - в своей усадьбе на Ивана Купалу является, и даже днем. Екатерина-матушка, когда его сменила, в утешенье ему Красное отписала и, говорят, даже навещала здесь инкогнито и денег дала на усадебную Казанскую церковь. Вон и церковь белеет - вон, на краю парка, на взгорье. Ампир! работа самого Баженова!.. нет, ниже это не замок, это скотный двор такой, псевдоготический. Там, кстати, барский конюх на вожжах удавился и вечерней порой видно, как он висит - его граф в солдаты сдать хотел за любовь к своей актрисе.

Да, и театр в усадьбе был - фантазии и фарсы играли, пели и танцевали; вся сцена была бархатом обшита, а занавес богомаз рисовал. Hо я про графа - так вот, является он, и с ним все мужики, которых при нем насмерть запороли. Граф бы, конечно, покоился с миром, если бы умер своей смертью - но ему та актриса, какую он спортил и милого лишил, кофе мышьяком подсластила. А сама в колодец. Могу туда сводить - колодец весь осыпался, но слышно, как она там стонет.