«Секрет в гробнице»

Роберт Блох Секрет в гробнице

Ветер жутко завывал над полуночным склепом. Луна висела, как золотая летучая мышь, над древними могилами, проглядывая сквозь бледный туман своим блестящим подслеповатым глазом. Бесплотные ужасы могли таиться среди окруженных кедрами гробниц или ползать невидимые глазу среди затененных кенотафий, потому что это была не освященная земля. Но гробницы хранят свои жуткие секреты, и есть тайны, более черные, чем ночь, и более прокаженные, чем бледная луна.

Именно в поисках таких тайн я и пришел, один и таясь от всех, в мой родовой склеп в полночь. Мои предки были чародеями и колдунами в прежние времена, поэтому лежали отдельно от мест упокоения других людей, вот здесь, в этом крошащемся мавзолее в забытом людьми месте, окруженном только могилами своих слуг. Но не все слуги лежали здесь, потому что были и те, кто не умер. Сквозь туман я шел туда, где рухнувший могильник вырисовывался среди нависающих деревьев. Ветер усилился, когда я прошел по еле видной тропинке к сводчатому входу, погасив с яростью мой фонарь. Только луна продолжала освещать мой путь своим жутким светом. Таким образом я добрался до азотистого, поросшего плесневыми грибами портала семейного склепа. Здесь свет луны заблестел на двери, которая не была похожа на другие двери, — огромной массивной плите из железа, вмурованной в крепкие гранитные стены. На ее внешней поверхности не было ни ручки, ни замка, ни замочной скважины, но вся она была покрыта резными зловещими рисунками — загадочными символами, аллегорическое значение которых наполняло мою душу более глубоким отвращением, чем могут передать простые слова. Есть вещи, на которые не следует смотреть, и я не хотел слишком задумываться о возможном генезисе ума, чье знание могло создать такие ужасы в такой конкретной форме. Поэтому в слепой и тревожной поспешности я пробубнил неясную литанию и выполнил все поклоны, что необходимы в ритуале, который я узнал, и по их завершении открылся циклопический портал.

Внутри была темнота — глубокая, мрачная, древняя; но какая-то необычно живая. Она содержала пульсирующее предзнаменование, намек на приглушенный, но целеустремленный ритм и омрачала все, создавая черное, гулкое откровение. Симультанное[1] воздействие на мое сознание было одной из тех реакций, которые неверно называют интуитивными. Я чувствовал, что тени знакомы с некоторыми секретами и есть черепа, что скалятся там во мраке.

Но я должен войти в гробницу моих предков — сегодня вечером последний из всего нашего рода встретится с первым. Потому что я был последним. Джереми Стрэндж был первым — тот, кто бежал с Востока, чтобы найти убежище в древнем Эльдертауне, принеся с собой добычу, украденную из многих гробниц, и некую безымянную тайну. Именно он построил свой склеп в тени деревьев, где зажигаются ведьмины огни, и здесь похоронены его останки, которых избегают в смерти так же, как его самого при жизни. Но с ним была погребена и тайна, именно в поисках ее я и пришел сюда. Но я не был первым в этих поисках, потому что мой отец и его отец перед ним, а на самом деле старший из каждого поколения от дней самого Джереми Стрэнджа также искал то, что так безумно описывалось в дневнике колдуна — секрет вечной жизни после смерти. Затхлый пожелтевший том передавался старшему сыну каждого последующего поколения, а также, как оказалось, страшная атавистическая тяга к черным и проклятым знаниям, жажда которых в сочетании с явными намеками, изложенными в рукописи колдуна, посылала каждого из моих предков по отцу на последнее свидание в ночи, чтобы отыскать свое наследие в древней могиле. Нашли ли они что-нибудь, никто не мог сказать, потому что никто никогда не возвращался.

Это все было, конечно, семейной тайной. Гробница нигде не упоминалась — о ней забыли с течением лет, которые также уничтожили многие старые легенды и фантастические обвинения, предъявленные первому Стрэнджу, который когда-то имел собственность в деревне. Семья же милостиво сохранила все знания о проклятом конце, к которому пришли многие из их людей. Их секретные познания в черных искусствах; скрытую библиотеку античных знаний и демонологическую формулу, привезенную Джереми с Востока; дневник и секрет — все было, что удивительно, сохранено для старших сыновей. Остальная часть рода процветала. Среди них были капитаны, солдаты, торговцы, государственные деятели. Они выигрывали состояния. Многие покинули старый особняк на мысе, потому что во время моего отца он жил там один со слугами и со мной. Моя мама умерла при моем рождении, и я был одиноким юношей, который жил в огромном коричневом доме с отцом, сошедшем с ума от трагической кончины моей матери и мрачного секрета нашего рода. Именно он посвятил меня в тайны и загадки, которые можно было найти среди леденящих кровь предположений в таких богохульствах, как «Некрономикон», «Книга Эйбона», «Кабала Сабот» и эта вершина литературного безумия — «Мистерии Червя» Людвига Принна. Здесь были мрачные трактаты об антропомантии[2], некрологии, ликантропических и вампиристических заклинаниях и чарах, колдовстве, а так же длинные бессвязные цитаты на арабском, санскрите и доисторические идеограммы, на которых лежала пыль веков.

Все это он дал мне и многое другое. Бывали времена, когда он шепотом рассказывал мне странные истории о путешествиях, которые совершал в юности, — об островах в море и странных пережитках древних грез под арктическим льдом. И однажды ночью он рассказал мне о легенде и могиле в лесу; и вместе мы листали поеденные червями страницы дневника, обитого железом, который был скрыт в панели над дымоходом. Я был слишком юн, но не настолько, чтобы не знать определенные вещи, и когда я поклялся хранить секрет, как многие клялись передо мной, у меня появилось странное чувство, что пришло время для Джереми потребовать своего. Ибо в мрачных глазах моего отца уже горел тот же свет страшной жажды неизвестного, любопытства и внутреннего желания, который был в глазах всех, кто был перед ним, до того момента, когда они объявляли о своем намерении «отправиться в путешествие», или «присоединиться», или «заняться делами». Большинство из них ждало, пока их дети вырастут или их жены умрут; но всякий раз, когда они уходили, какими бы не были их оправдания, они никогда не возвращались.

Через два дня мой отец исчез, оставив слово слугам, что он проведет неделю в Бостоне. Около месяца шло обычное расследование, и итогом был обычный провал. Было обнаружено завещание среди документов моего отца, оставившего меня единственным наследником, но книги и дневник были в безопасности в секретных комнатах и панелях, известных теперь лишь мне одному.

Жизнь продолжалась. Я занимался обычными вещами — отучился в университете, много путешествовал и вернулся, наконец, в дом на холме в одиночестве. Но я принял серьезное решение — я один мог оборвать это проклятие; только я могу понять секрет, который стоил жизни семи поколений, и я один должен это сделать. Мир ничего не мог предложить тому, кто провел свою юность в изучении насмешливых истин, что лежат вне внешних красот бесцельного существования, и я не боялся. Я уволил слуг, прекратил общение с дальними родственниками и несколькими близкими друзьями и проводил свои дни в тайных комнатах среди древних знаний, ища решение или заклинания такой силы, которые могли бы развеять навсегда тайну гробницы. Сто раз я читал и перечитывал эту древнюю рукопись — дневник, чье содержание привело к гибели стольких людей. Я изучал сатанинские заклинания и каббалистические чары тысячи забытых некромантов, копался в страницах древнего пророчества, рылся в тайных легендарных знаниях, чьи написанные мысли пронзали меня, словно змеи из ямы. Но все было напрасно. Все, что я смог узнать, это церемонию, с помощью которой можно получить доступ к могиле в лесу. Три месяца учебы превратили меня почти в призрака и наполнили мой мозг дьявольскими тенями порожденного склепами знания, но это все. И вот, как будто насмехаясь над безумием, пришел зов в ту же ночь.

Я сидел в кабинете, размышляя над поеденным личинками томом Хейриархуса «Оккультизм», когда совершенно неожиданно я почувствовал сильный импульс, просочившийся через мой усталый мозг. Он манил и завлекал с невыразимым обещанием, как плач старой ламии; но в то же время он обладал неумолимой силой, чье могущество не могло быть просто отброшено в сторону или проигнорировано. Неизбежное наступило. Меня призывали в гробницу. Я должен следовать за соблазнительным голосом внутреннего сознания, который был приглашением и обещанием, который звучал в моей душе, как ультраритмические звуки транскосмической музыки. Поэтому я отправился, один и без оружия, в одинокий лес и к тому месту, где должен встретить свою судьбу.

Луна поднялась над поместьем, когда я уходил, но я не оглядывался назад. Я видел ее отражение в водах ручья, который проложил путь между деревьями, и в ее свете вода была похожа на кровь. Затем туман поднялся тихо от болота, и желтый призрачный свет разлился по небу, заманивая меня за стену черных и жирных деревьев, ветви которых, раскачиваемые унылым ветром, тихо касались отдаленной гробницы. Корни и лианы лезли мне под ноги, виноградные лозы и кустарники хватали мое тело, но в моих ушах громом отдавался призыв, который нельзя описать и который нельзя «отменить» природой или человеком.

В тот миг, когда я нерешительно замер в дверном проеме, миллионы идиотских голосов забормотали приглашение войти, чему смертный разум не мог противостоять. Через мой мозг гремел ужас моего наследия — ненасытное стремление познать запретное, смешаться и стать единым с ним. Ритмы рожденной в аду музыки звучали в моих ушах, и земля дрожала от безумного импульса, охватившего все мое существо.

Я дольше не оставался на пороге. Я вошел туда, где запах смерти заполнил тьму, похожую на солнце над Югготом. Дверь качнулась, и потом началось… Что? Я не знаю, я только понял, что внезапно обрел способность видеть, чувствовать и слышать, несмотря на темноту, сырость и тишину.

Я был в гробнице. Ее колоссальные стены и высокий потолок были черными и голыми, покрытыми лишайниками за долгие века. В центре мавзолея находилась единственная плита из черного мрамора. На ней покоился позолоченный гроб со странными символами, покрытый пылью веков. Я инстинктивно знал, что он должен содержать, и это знание не давало мне успокоиться. Я взглянул на пол, а потом пожалел, что не умер. На усыпанном обломками основании под плитой находилась жуткая, раздробленная группа похоронных останков — полусгнившие трупы и высушенные скелеты. Когда я подумал о моем отце и других, я вздрогнул от нахлынувшего отвращения. Они тоже искали и потерпели неудачу. И теперь я пришел, один, чтобы найти то, что привело их к концу — ужасному и безвестному. Секрет! Секрет в гробнице!

Безумное рвение наполнило мою душу. Я тоже узнаю — я должен! Как во сне я шагнул к позолоченному гробу. Через мгновение я навис над ним; затем с силой, рожденной в горячке, я сорвал обшивку и поднял позолоченную крышку, а затем понял, что это не сон, потому что сны не могут приблизиться к конечному ужасу, которым было существо, лежащее в гробу, — это существо с глазами, как у полуночного демона, и лицом из видений безумца, похожим на дьявольскую маску смерти. Оно улыбалось, когда лежало там, и моя душа вскрикнула от мучительного осознания того, что оно живо! Тогда я познал все; тайну и плату с тех, кто искал ее, и я был готов к смерти, но ужасы не прекратились, ибо пока я смотрел на него, зазвучал голос, как шипение черного слизняка.

И там, в ночном мраке он прошептал секрет, глядя на меня безжизненными, бессмертными глазами, так чтобы я не сошел с ума, пока не услышу все это. Все было раскрыто — тайные крипты самого черного кошмара, в котором обитают отродья гробниц, и цена, благодаря которой человек может стать одним из упырей, живущим после смерти как пожиратель во мраке. Так все и происходило, из этой избегаемой проклятой гробницы приходил призыв к нисходящим поколениям, что, когда они придут, они попадут на мрачный праздник, благодаря которому он сможет продолжать свою жуткую, вечную жизнь. Я (он вздохнул) был бы следующим, чтобы умереть, и в своем сердце я знал, что это так.

Я не мог отвести глаз от проклятого мертвеца, не мог освободить свою душу от его гипнотического рабства. Тварь на похоронном одре кудахтала, издавая нечестивый смех. Моя кровь застыла, потому что я увидел две длинные, тощие руки, как гнилые конечности трупа, медленно устремившиеся к моему сжавшемуся от страха горлу. Монстр сел, и даже в когтях ужаса я различил смутное и ужасное сходство между существом в гробу и каким-то древним портретом в зале особняка. Это была преображенная реальность — Джереми-человек стал Джереми-гулем; и я знал, что не стоит сопротивляться. Две когтистые лапы, холодные, как пламя ледяного ада, сомкнулись вокруг моего горла, два глаза проникли, словно личинки, через мою обезумевшую сущность, смех, порожденный безумием, одиноко звучал в моих ушах, словно гром судьбы. Костяные пальцы вонзились в мои глаза и ноздри, делая меня совершенно беспомощным, в то время как желтые клыки щелкали все ближе и ближе у моего горла. Мир свернулся, обернутый туманом огненной смерти.

Внезапно чары разрушились. Я оторвал взгляд от этого слюнявого, злого лица, и мгновенно, как катастрофическая вспышка света, пришло понимание. Сила этого существа была чисто ментальной — в одиночестве мои несчастные родственники приходили сюда, и только в одиночестве могли противостоять и пытаться освободиться от силы ужасных глаз монстра, великий боже! Был ли я жертвой гниющей мумии?

Моя правая рука опустилась, нанеся удар ужасу между глаз. Раздался отвратительный хруст; затем мертвая плоть уступила под моей рукой, когда я схватил теперь безликого лича за руки и бросил его на заваленный костями пол. Весь в поту, что-то бессвязно бормоча в истерике и страшном отвращении, я видел, как покрытые плесенью фрагменты двигались даже во время второй смерти — оторванная рука ползла по полу на вонючих смятых пальцах; нога начала катиться с азартом нелепой нечестивой жизни. С громким воплем я кинул зажженную спичку на этот отвратительный труп и продолжал вопить, когда распахнул ворота и выбежал из гробницы в мир здравомыслия, оставив позади тлеющий огонь, из обугленного сердца которого страшный голос все еще слабо стонал, словно тоскливый реквием по тому, кто когда-то был Джереми Стрэнджем.

Теперь гробница разрушена, а вместе с ней — лесные захоронения и все скрытые камеры, а так же уничтожены рукописи, которые служат напоминанием о жутком кровожадном гуле, что невозможно забыть. Ибо земля скрывает безумие и видения отвратительной реальности, а чудовищные твари пребывают в тени смерти, скрываясь и ожидая, чтобы схватить души тех, кто ввяжется в запретные дела.

Примечания

1

Симультанный (в психологии) (от лат. simul — в одно и то же время) — термин, означающий практическую одновременность протекания каких-либо психических процессов ввиду их свернутости и автоматизированности. Например, симультанным является смысловое восприятие устной речи на родном и иностранном языке переводчиком-синхронистом.

2

Антропомантия — гадание на человеческих внутренностях.