«Призрачные пауки»

Однажды утром, когда осень готовилась передать свои права зиме, Лондон накрыла густая пелена тумана. По консистенции это был не тот плотный, получавшийся в результате смешения дыма и водяной взвеси туман, походивший по цвету на щекочущий нос и глаза гороховый суп и который еще называют «отличительной чертой Лондона», но довольно чистая белая дымка, поднимавшаяся с реки и объемными пучками, завитками и лоскутами заполнявшая улицы и площади.

Прохожие ежились и думали о грядущей зиме, но и среди них нашлись оптимисты, которые, когда солнце начало греть сильнее, подняли глаза к неразличимому небу и предположили, что день будет теплый. Один малец не без оснований заметил, обращаясь к своему товарищу, что здесь пахнет как во время стирки. Будто бы производственная техника большого города выпустила пар, готовясь снова приступить к работе.

В этой дымке люди, похожие на облаченные в простыни привидения, проходили мимо друг друга, не произнося ни слова. Никто никого не узнавал, а если у кого-то это и получалось, то он совершенно спокойно относился к тому, что его самого опознать не могли. Кроме шума дороги и той протяжной ноты, которую сутки напролет воспроизводит большой город, весь мир казался притихшим и недружелюбным.

Эта атмосфера так же действовала на человека, которого дела в то туманное утро вынудили покинуть уютный дом с камином и выйти на улицу. Эфраим Гольдштейн был молчалив по натуре и недружелюбен по профессии. Для него речь являлась гениальным средством сокрытия мыслей, а когда не было нужды что-либо скрывать, то зачем утруждать себя разговорами?

Стоит заметить, что сами люди не горели желанием услышать его речь. От рождения он не вызывал ни малейшей симпатии: и там, где природа не смогла до конца выполнить свою задачу, Эфраим блестяще с ней справился. Приставшая хмурая гримаса фактически стирала всякий след благожелательности, который все же мог бы остаться на его лице, несмотря на злой взгляд и отталкивающие черты. Незнакомые люди, впервые видевшие Эфраима, тут же оглядывались в поисках приятного лица, которое бы вытеснило только что виденный ими образ.