«Должник»

Сёмку Переля разбудил заполошный бабий крик.

— Поймали! — надрывалась за окном Матрёна Калядина, Ивана-сапожника вдова. — Поймали гадину. Пойма-а-а-али!

Сёмка вскинулся с топчана, похмельную голову прострелило болью. Пил Перель уже седьмой месяц, беспробудно, в чёрную. Водку, пейсаховку, брагу, гуталин — что придётся, не разбирая с кем и не трезвея. Запил, как вернулся с войны — сразу, с той самой минуты, как сказали про Сонечку с детьми.

Сёмка рывком поднялся, его мотнуло, бросило к стене. Удержал равновесие, на ватных, подламывающихся в коленях ногах шатнулся к окну. Большой, всклокоченный, от пьянства чёрный и страшный.

По улице вдоль Калядинского плетня мужики вели под руки человека с разбитым в кровь лицом. Сёмка вгляделся, ахнул утробно, метнулся к входной двери. Сходу вышиб её ногой и вывалился на крыльцо.

— Гадина, сволочь! — Матрёна билась в удерживающих её соседских руках, рвалась к окровавленному. — Пустите же, пустите меня!

— В лесу хоронился, — объяснял кому-то нездешнему однорукий Юрась Зелевич. — Филька Купцов, обер-полицай, главным тут был при фрицах. Народу порешил… — Зелевич махнул ребром уцелевшей ладони поперёк горла. — Люди про него говорили — «берёзовский душегуб».

Сжав мосластые, поросшие буйным волосом страшенные кулачищи, Сёмка Перель двинулся на толпу. Здоровенный, могучий в плечах, до войны первый силач в округе.

— Сёма, Сёмочка! — увидала его вернувшаяся с семьёй из эвакуации старая Ривка Бернштейн. Бросилась навстречу, упала на грудь. — Прошу тебя, умоляю, не делай! Его в НКВД, в НКВД надо… Не делай, Сёмочка, затаскают!

Перель повёл плечами, оторвал от себя венозные старушечьи руки, отстранил Ривку и двинулся дальше.

— Уводите его! — заголосила Бернштейн. — Уводите, чего смотрите! Азох-он-вей, убьёт он его сейчас, убьёт же!

Сёмка рванулся. Расшвырял оказавшихся на пути мужиков, с размаху своротил кулаком полицаю челюсть. Подхватил, не дал упасть, всадил коленом в живот. Отпустил. Купцов мешком повалился оземь.

Перель примерился, занёс ногу, собираясь ударом в висок добить. Внезапно передумал, нагнулся, ухватил бесчувственного полицая за ворот.

— Медленно будешь подыхать, Иуда, — прохрипел Сёмка. — Медленно.

Оглянулся, упёрся взглядом в Зелевича и выдохнул:

— Верёвку тащи.