Дмитрий Григорьев Кровь, или 72 часа
Посвящается моей незабвенной Виктории
Чтобы ужаснуться, не нужно придумывать монстров, достаточно взглянуть на реальные события в иной плоскости.
Пролог
Кроваво-красное марево растворило в себе первые лучи восходящего солнца. Плотный туман не пускал их за стены древнего города Штетина.
«Не удивлюсь, если это дело рук сестринства!» — думал одинокий путник, подходя к главным воротам столицы Восточной Померании.
Его черный балахон был покрыт дорожной пылью и сливался с серой мглой. За сорок лет сознательной жизни он не помнил такого непроглядного марева. Клубы сырого тумана врывались в Штетин со стороны Балтийского моря и путались под ногами у ранних прохожих. Чуткое ухо путника уловило нервный шепот со стороны поравнявшихся с ним горожан:
— Не лучше ли остаться дома? Не иначе, это проделки сатаны!
Но любопытство и тяга лицезреть сожжение ведьмы брали верх и гнали людей на городскую площадь. Размеренная жизнь древней Померании вот уже несколько дней была взбудоражена известием о поимке Сидонии, прозванной в народе янтарной ведьмой.
«Любопытство погубило кошку!» — вспомнил путник поговорку жены и покосился на говоривших.
— А может, это дочь ведьмы ворожит! Говорят, она колдует почище своей матушки!
— Вряд ли! Она же сбежала в соседние владения к германцам! Ей сейчас не до этого! Целая армия стражников герцога за ней охотится!
«Трудно искать черную кошку в черной комнате, особенно когда ее там нет!» — усмехнулся путник и пониже надвинул капюшон.
— Что-то сегодня меня на кошек потянуло! — нервно прошептал он и резко повернул за угол.
— Кошек потянуло?! — отшатнулась от него девушка, которую он чуть не сбил. — Куда потянуло? — она испуганно огляделась.
— Не куда, а откуда! Из ведьминых чертогов! — нагнал он на нее еще больше страху.
Девушка повернулась и побежала назад.
«Правильно! Нечего тебе на площади делать!»
Человек в черном балахоне шел против нарастающего потока горожан. Его целью был возвышающийся неподалеку холм: «Пусть с него не будет видно деталей, зато вся площадь будет как на ладони!»
Сегодня, как заявил герцог, там свершится возмездие, и ненавистная Сидония наконец-то поплатится за его убиенных сыновей.
«Хочешь рассмешить Бога — поделись с ним своими планами!» — зло подумал путник, глянув в сторону башен замка, где в глубине каменных подземелий держали Сидонию.
Когда он достиг вершины холма, городская площадь была почти полна. Людские ручейки из примыкающих улиц быстро заполняли свободные углы, и вскоре уже негде было яблоку упасть.
«Вы пришли за одним зрелищем, а увидите совсем другое! — человек в черном балахоне возбужденно скинул капюшон. — Эти жадные до зрелищ людишки узнают, кто вершит судьбы мира! Сегодня я впервые нарушу клятву ордена, и пусть братство меня покарает, но я не дам Сидонии умереть!»
Сквозь плотный туман он увидел, как народ расступился, освобождая путь повозке с осужденной. Толпа загудела, как встревоженный улей, и успокоилась лишь тогда, когда ведьму привязали к столбу. Торговцы разной снедью выныривали то здесь, то там, предлагая свой вкусно пахнущий товар, но, к их разочарованию, желающих перекусить находилось немного. Сквозь розовое марево зрители с ужасом смотрели на ведьму в окровавленных одеждах, и последнее, о чем они думали, так это о еде.
Теплый августовский ветер ласкал черные с редкими вкраплениями седины кудри Сидонии. Она с наслаждением подставила изуродованное лицо влажному дыханию моря. Безмятежность едва видимой сквозь дымку водной глади с каждым вдохом передавалась и ей. Она смотрела в туманную даль единственным глазом, и чуть заметная улыбка играла на ее губах. Люди прятались друг за друга. Им казалось, что она насмехается над ними, и от этого им становилось жутко.
Ветер донес до нее тихий вопрос, обращенный стражнику:
— Почему ее не ослепили?
— Наш господин приказал оставить один глаз, — тихо поведал тот и оглянулся на маячившего подле столба герцога. — Он хочет, чтобы вид самой казни преумножил ее страдания.
Повелитель Восточной Померании был неспокоен. Он нервно ходил вокруг кучи хвороста и долго разглядывал приговоренную, пытаясь увидеть хоть какие-то признаки страха. Но, к его разочарованию, ни один мускул не дрогнул на ее лице.
Набирающее силу солнце осветило площадь, и несметная стая солнечных зайчиков запрыгала вокруг Сидонии. Они прискакали со стороны скопления дорогих экипажей, окруженных цепью стражников в надраенных латах. Внутри оцепления, прямо на булыжной мостовой, был сооружен помост для походного трона его светлости. Прибытие его величества Филиппа Джулиуса из Волгаста ожидалось с минуты на минуту.
Благородные подданные восточной окраины его королевства собрались у кареты герцога и вели светские беседы, неумело скрывая возбуждение от предстоящего зрелища. Сидония с отвращением глянула на это скопление благородных дам и кавалеров, у которых от благородства если что и осталось, так только титул. Она узнавала многих из них, несмотря на то, что их лица были скрыты полями модных шляп.
С высоты столба, к которому она была привязана, Сидония первой увидела тех, кого дожидалась свита герцога. На городскую площадь въехал королевский кортеж, разрезая толпу, будто корабль водную гладь.
Толпа заволновалась. Ее волнение передалось и человеку на холме.
«Наступает мой час!» — он залез под балахон и дрожащей рукой достал табакерку.
Его взгляд задержался на вытянутом гегсагоне с шестиконечной звездой внутри. Это был знак ордена рассеивателей заклинаний, или диссипаторов, как они себя называли.
«Возможно, сегодня орден потеряет одного из своих диссипаторов!» — он решительно откинул изящную крышечку.
Взяв щепотку белоснежного порошка, диссипатор стал следить за королем. Вот тот появился из кареты и вознес своё величество на помост, где уже успели водрузить его походный трон.
По толпе пробежал шепот. Наступал волнительный момент.
— Что скажет наш король?! Если он решит помиловать осужденную, то все усилия, потраченные на ранний подъем и борьбу за место поближе к столбу, пойдут коту под хвост!
Появление королевского палача успокоило публику.
— А где же наш палач?! — спросили того же стражника.
Тот колебался.
— Наверное, королевский суд так решил! — предположил кто-то в толпе.
— Вовсе нет! — не выдержал стражник. — Когда наш палач пытал ведьму, та сумела его околдовать, и он выпустил себе кишки!
Филипп Джулиус подошел к трону, и разговоры тут же стихли. Король махнул перчаткой глашатаю.
— Сего дня, девятнадцатого августа 1620 года! — начал глашатай чтение приговора.
Диссипатор поднес щепотку порошка к губам и остановился: «Вдруг не получится?! Что, если этот порошок просто убьет меня? Кто тогда спасет Сидонию? А если не порошок, то братство может расправиться со мной!»
Но одного взгляда на осужденную хватило, чтобы отбросить прочь сомнения. Он глубоко вдохнул и с протяжным выдохом попытался избавиться от черных мыслей.
«Сначала наполни свою душу любовью!» — вспомнил он давние наставления Магистра ордена.
Ему не пришлось долго настраиваться: та, что была привязана к столбу, и была его любовь.
Король еще только опускал свои царственные телеса на походный трон, а первые пылинки магического порошка уже растворялись под языком диссипатора. Рот тут же занемел. Еще мгновение — и было не сглотнуть, а вскоре он уже не чувствовал ни головы, ни тела.
Вдруг дикая боль расколола череп, онемение прошло, и голова превратилась в один пульсирующий сгусток боли. Он застонал и схватился за виски. Его страшно затошнило. Но не содержимое желудка рвалось наружу. Плотные сгустки радужной энергии заклокотали в горле. Сквозь пелену боли он видел, как они расправлялись и, весело переливаясь всеми цветами радуги, неслись в сторону короля.
«В чем вина этой женщины?» — вдруг подумал Филипп, отдаваясь неожиданно нахлынувшему благодушию.
Смягчились и лица его ближайшего окружения. Даже напряжение стражников, удерживавших толпу на почтительном расстоянии, куда-то улетучилось, и стройное кольцо оцепления превратилось в аморфную амебу.
Обессиленный диссипатор осел на землю.
«Слава Всевышнему, что мне не придется испытать эту боль снова!» — его неудержимо клонило в сон.
Однако ожидание возмездия братства заставляло быть начек у.
«Может быть, одиночный выброс останется незамеченным!» — надеялся он, содрогаясь от мысли о возможном наказании.
«Твой организм будет противиться потере белой энергии! — слышал он слова Магистра. — И будет расставаться с ней с великой болью! Но эта боль ничто по сравнению с той, что вызывает сыворотка возмездия!»
Тем временем король расплылся в блаженной улыбке. По толпе пробежал недовольный ропот.
— Неужели он ее помилует!
«Победа!» — ликовал диссипатор.
Монарх с недоумением обвел взглядом зрителей: «Как глуп мой народ! Разве можно казнить эту женщину лишь за то, что разнузданные отпрыски герцога в пьяном угаре перерезали друг друга?!»
Не успел он насладиться своим умом и благородством, как вдруг откуда-то повеяло холодом. Вместе со студеным бризом пришло откровение.
«Но кто, как не эта ведьма подсыпала дурманящее зелье благородным сыновьям моего первого вассала!» — осознал он то, чего не смогли вытянуть из колдуньи пытками.
Благодушие короля как рукой сняло. Его лицо вновь окаменело, в глазах мелькнул хищный огонек.
«Откуда взялся этот вихрь черной энергии?» — не верил глазам диссипатор.
С таким трудом и болью добытые сгустки белой энергии уже не окружали радужной сферой Филиппа Джулиуса. Черный поток разбил ее на тысячи маленьких пузырьков, которые теперь хаотично метались над площадью.
Диссипатор вновь открыл шкатулку. Вдруг сзади раздался свист. Он обернулся. Плечо обожгла резкая боль. Из середины расползающегося кровавого пятна торчала стрела. На ее белом оперенье зловеще чернел знак братства.
— Нет! Только не сейчас! — выкрикнул диссипатор.
От невыносимой боли рука отнялась. Шкатулка выпала и покатилась вниз. Ветер подхватил рассыпанный порошок и развеял по склону.
Диссипатор выдернул стрелу. На наконечнике, смоченном сывороткой возмездия, закипала кровь…
Глава 1. По ту сторону
— Кровь! — испуганно прокричала Ника и резко села в постели. «Только бы муж еще не ушел на работу!»
Электронный будильник в темноте ободряюще высвечивал три шестерки. Ника тряхнула головой и две последние цифры превратились в нули. Сердце бешено колотилось, перед глазами все плыло, и нули снова стали превращаться в шестерки.
На прикроватной тумбе зажглась лампа. Сквозь надвигающуюся пелену она увидела, как муж вскочил, подлетел к кислородному генератору и включил его на полную мощность.
— Так не сильно? — обернулся он к жене.
Она сидела бледная, пытаясь вставить в нос выпавшую канюлю от кислорода. Ее окровавленные ноздри судорожно раздувались, два красных ручейка уже достигли верхней губы. Он помог ей с канюлей и сунул в дрожащие руки носовой платок.
— Мне страшно! — прошептала она.
— Не бойся, сейчас пройдет!
Из-за этого проклятого платка он не сразу понял, что все только начинается. Лишь когда пропитанный кровью платок выпал из ее рук, он увидел, что на подбородок Ники водопадом стекает кровь. Она не успевала откашливать алый поток, и тот искал выхода через нос. Кислородная канюля была полностью залита кровью. Давления генератора уже не хватало, чтобы ее вытолкнуть.
— Я сейчас! — Муж нырнул под кровать и вытащил баллон с чистым кислородом.
Он открыл вентиль на полную мощность. Сильная струя сжатого газа вырвала канюлю из рук, и та заизвивалась змеей, воруя драгоценные секунды. Руки действовали быстрее мысли. Шипящая канюля была поймана и водружена на место.
— Дыши носом! — крик мужа был едва слышен, звон в ушах стремительно нарастал.
— Не могу, — задыхаясь, прошептала она и начала клониться вперед.
Он придержал ее одной рукой, другой схватил с прикроватной тумбы телефон и набрал 911.
— Женщина! Сорок лет! Легочное кровотечение! — по профессиональной привычке отчеканил он.
— Вы кто?
— Муж!
— Как вас называть?
— Дэнис! Пожалуйста, быстрее! — Он почувствовал, как жена задрожала всем телом.
— Адрес?
— Коттеджный городок… — Пока он договаривал адрес, Ника вдруг затихла. Ямки над ключицами резко запали. Она судорожно пыталась вдохнуть и не могла.
— Умница моя, потерпи. Сейчас все пройдет, — успокаивал он ее и себя. — Я мигом!
Он подсунул ей под спину подушку и молнией слетел вниз открывать дверь.
Вернувшись, он с ужасом увидел, как жена в бессильной ярости бьет своим маленьким кулачком по одеялу. Сил у нее хватило ровно на три удара, после чего она обмякла и завалилась вперед. Он подхватил ее, и жестокая действительность обожгла сердце.
— Быстрее! — заорал он в лежавшую на одеяле трубку. — Она уже не дышит!
Кровь больше не хлестала, а тихо вытекала из уголка посиневших губ. Из телефона доносился нервный голос диспетчера:
— Положите ее на спину и поверните голову набок, чтобы кровь не попала в легкие и она не захлебнулась!
— Какое не захлебнулась! — истерически прокричал он. — Кровь идет из самих легких!
В их разговор ворвалась отдаленная сирена приближающейся скорой.
— Дэнис, не вешайте трубку, я буду с вами до приезда парамедиков! — доносился взволнованный голос диспетчера.
Но Дэнис уже не слушал. Он переложил бездыханное тело жены на пол, обхватил ее губы своими и выдохнул что было сил. Бурлящий поток воздуха вырвался из ее носа, раздувая красные пузыри. Поняв ошибку, повторил, зажав ее ноздри пальцами. На этот раз грудная клетка ответила глубоким вдохом.
Минутой позже прибыли парамедики. На залитом кровью ковролине они увидели хрупкую женщину, почти девочку. Ее золотые кудри были рассыпаны по полу, прикрывая расползающееся алое пятно. Склонившийся над ней мужчина делал искусственное дыхание. С его губ часто капала кровь, а он как будто не замечал красную клокочущую пену, которая шапкой поднималась из легких женщины.
— Аппарат для аспирации жидкости, живо! — скомандовал старший по бригаде.
Упирающегося мужчину оттащили от окровавленной жены.
— Как ее зовут?!
— Виро́ника!
Мужа выставили в коридор и захлопнули дверь.
— Виро́ника! Виро́ника! — донеслось из-за двери.
Пациентка не реагировала. Парамедики суетились вокруг погибающей женщины. Чувство тревоги росло с каждой секундой. Ощущение непоправимого вызвало у них не то панику, не то злость. Панцирь бездушия, взращенный ежедневной встречей со смертью, вдруг лопнул. Руки спасателей позабыли годами отработанные движения, а голос старшего по бригаде предательски дрожал.
А Ника ускользающим сознанием чувствовала, что теряет то небольшое количество черной энергии, которую смог накопить ее истерзанный организм. Она излучала ее всем телом, чего раньше никогда не случалось. Кто-то разрезал на ней сорочку, освободив остатки черных сил.
Необычайная легкость окутала ее. Не сказать, чтобы это ощущение было ново для нее. Порой она испытывала нечто подобное и помнила все эти случаи наперечет! Или не все?! Внезапно перед ней открылось то, чего она по малости лет помнить не могла!
Ей было три годика, когда она засыпала под сказку о золотом петушке.
— Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок! — закончила читать мама.
Но в спальне не стало тихо. Какой-то другой убаюкивающий голос с еле уловимым акцентом начал следующую сказку.
B давние-давние времена за морями, за лесами, на острове-тумане жила-была девица неземной красоты. Никто не знал, откуда она появилась, но все души в ней не чаяли. Она ходила из деревни в деревню и помогала своими снадобьями больным и страждущим. Однажды услышала она шум в лесу. И пришла на поляну, где пасся вороной жеребец, а подле него лежал добрый молодец со смертельною раною.
— Поцелуй меня на прощанье, красавица! — молвил он. — Подле такой красоты и помирать сподручнее.
— Поцелую! — отвечала девица. — Только позволь мне сначала испробовать свое снадобье на твоей ране!
И испробовала снадобье и поцеловала его красавица. И затянулась его рана смертельная, и вскочил добрый молодец на коня и увез красну девицу к себе в замок.
И пришло с тех пор в замок счастье. Семья добра молодца разрасталась и крепла. Соседние землевладельцы за бесценок уступали ему свои луга и угодья. Его подросшие сыновья женились на самых богатых невестах и получали неслыханное по тем временам приданое. Все было хорошо да ладно до тех пор, пока добрый молодец не решил породниться с самим королем.
И пришла тогда к ним большая печаль. Появилась на острове-тумане Чернявка, что была чернее самой Шамаханской царицы! Да что там Шамаханской царицы, чернее самой ночи!
Одним ненастным вечером постучалась Чернявка к настоятелю монастыря, что ведал родословной короля.
— Какая-то черноликая особа просит у вас аудиенции! — доложил удивленный послушник.
— Проси! — поторопил его священник.
Кардинал давно рассказывал о привезенных из-за морей чернокожих красавицах. Но где кардинал и где настоятель монастыря!
— Вы правильно сделали, ваше преосвященство, что решили меня выслушать, — молвила Чернявка.
— Я всегда все правильно делаю! — резко ответил тот. — И не тебе судить о моих решениях!
Его праведный гнев разбился о тяжелый взгляд Чернявки, и необъяснимое беспокойство перевернуло нутро.
— Великая беда нависла над тобой, служитель Господа нашего! — страшным голосом продолжала Чернявка. — Дьявольское семя вот-вот проникнет в кровь нашего короля! Тогда тебя, мой толстячок, по животику не погладят!
Последние слова немного отогрели застывшего от страха священника.
— Продолжай! — он сдвинулся на край кресла и уперся только что помянутым брюшком в резной стол.
— Ветвь древнейшего колдовского рода пытается вплестись в непорочное древо королевской семьи! Да хранит Бог нашего короля!
— Кто?! — хотел приподняться священник, но зацепился брюхом за край стола и остался сидеть.
— Их прошение лежит перед тобой, мой повелитель!
Настоятель откинулся обратно в массивное кресло и посмотрел на свиток, что лежал на столе.
— Откуда ты знаешь об этом прошении?!
Но некому было отвечать на его вопрос. Чернявка исчезла!
— Пошлите за моим лучшим соглядатаем! — прокричал он. — Сейчас же!
Не дожидаясь утра, ищейки настоятеля во главе с соглядатаем отправились в процветающий замок.
Три дня и три ночи соглядатай сидел в придорожном трактире и ждал известий от своих ищеек. Но никто из них так и не появился на пороге кабачка. Подбодрившись кувшином красненького, он сам отправился в замок. В голове шумело от выпитого, и он не сразу понял, о чем судачили шедшие навстречу торговки.
— Сегодня у ворот замка снова нашли мертвого человека!
— Говорят, что он, как и двое других, был ищейкой нашего настоятеля!
— Да нет! Все они полюбовники черной вдовы. Накануне смерти всех их видели с Чернявкой!
— Чего уши развесил! — прикрикнула одна из торговок на застывшего посреди дороги соглядатая и отодвинула его своим необъятным бюстом.
— Как выглядели те трое несчастных? — попытался он остановить торговок, но те даже ухом не повели.
— Твои ищейки не поверили мне и хотели во всем разобраться сами! Может быть, ты будешь благоразумнее? — вдруг раздалось за его спиной.
Соглядатай оглянулся, и сердце тут же оборвалось. Перед ним стояла Чернявка. Она была закутана в балахон, который оставлял лишь узкую щель для глаз.
«Черная вдова!» — обомлел он.
— Сделаешь, как велю, и будешь жить!
Неизвестно откуда набежавший ветерок колыхнул полы балахона. Под ним блеснул длинный клинок.
«Боится запачкаться кровью!» — с ужасом подумал соглядатай, заметив черную перчатку на руке, державшей клинок.
Потеряв от страха рассудок, он даже не понял, что это сама рука была черна как деготь…
Докладывая настоятелю о своем геройском расследовании, предводитель ищеек снова вздрогнул, вспомнив холодный блеск клинка.
— Мать семейства замка несет в себе неисчерпаемую магическую силу. Эта колдовская мощь будет до скончания веков пребывать и преумножаться в их потомках! — с дрожью в голосе передавал он слова черной вдовы. — Каждая новорожденная из этого бесовского гнезда таит в себе опасность для нашего богоугодного уклада жизни! И дьявольская сила их будет расти и преумножаться из поколения в поколение!
Напуганный настоятель призвал под свои знамена отборных охотников на ведьм из Эссекса и отправил их в дьявольский замок.
— Да тут же никого нет! — Истребители ведьм бродили по безлюдному замку.
Глазницы пустых бойниц пристально следили за непрошеными гостями и источали невидимые волны губительных флюидов. Сила их была столь велика, что ни один из охотников на ведьм не дожил до рассвета. Не избежал незавидной участи и соглядатай. Объятия черной вдовы были столь страстны и столь сильны, что наутро его нашли в собственной постели с выпученными глазами и посиневшим лицом.
Чернявку же потом видели ночью на берегу моря. Она бежала вслед за уплывающим галеоном и рассыпала проклятья, творя в воздухе непонятные знаки.
Несправедливый конец сказочного сна так разозлил маленькую Нику, что она выплеснула всю свою злость на виновницу бегства красной девицы и добра молодца. И Чернявка вдруг испарилась так же быстро, как и Шамаханская царица в сказке о золотом петушке. К удивлению Ники, вместе с Чернявкой исчезла и тяжесть в груди!
«Так вот, оказывается, когда я впервые ощутила необъяснимую легкость во всем теле! — удивилась Ника, лежа в луже темнеющей на глазах крови. — А я-то думала, что первый раз это случилось, когда мама возила меня в санаторий!»
Тогда к ним привязался какой-то кавказец по имени Гоги и не давал маме прохода. Чтобы не встречаться с назойливым поклонником, они искали другие пути к морю. Новые маршруты были длиннее прямого спуска, и маленькая Ника приходила на пляж выжатая как лимон. Раньше она подпрыгивала от нетерпения и рвалась в море еще до того, как мама успевала расстелить покрывало. Теперь же, не дожидаясь подстилки, она плюхалась на гальку и долго сидела, как налетавшаяся за день чайка, с тоской глядя на зовущие барашки волн.
Несмотря на их с мамой старания, спрятаться от назойливого аборигена было невозможно.
— Ну что, красавица, идешь со мной в ресторан? — заводил он одну и ту же песню, каждый раз появляясь на их пути.
И вот однажды выдохшаяся от долгого перехода Ника не выдержала. Увидев в очередной раз Гоги, она отпустила мамину руку и, пыхтя как паровоз, двинулась на него. Набросившись на опешившего мужчину, девочка принялась дубасить маленькими кулачками по его надутому животу и приговаривать:
— Отстань от нас, дядька, у нас в Ленинграде есть папа и сестричка, ты нам вовсе не нужен!
После этого Нику как подменили. На щеках появился румянец, вернулся аппетит, и до конца санаторного лечения она летала как на крыльях.
Совсем другое настроение было у Гоги. В тот вечер он не пошел на охоту за жадными до курортных романов девицами. В расстроенных чувствах он плелся домой по знакомой горной тропинке. Из головы не шла противная девчонка, которая все время путалась под ногами и мешала охмурять ленинградскую красавицу. Ему даже показалось, что в клубах висевшего над ущельем тумана сверкнули ее рассерженные глаза.
— Оставь свою мамашу себе! — зло отмахнулся он от парившего в воздухе видения.
И тут, себе на беду, он заметил, что девочка вовсе не парит над пропастью, а сидит на руках у грациозной длинноволосой брюнетки. Стройная фигура женщины теперь отчетливо проступала сквозь вечерний туман. На ее тонкой благородной шее красовались изумительной красоты янтарные бусы. Злость у Гоги как рукой сняло. В его масленых глазках загорелся похотливый огонек.
— Девушка, ты так прекрасна! Зачем ты такая хмурая?! Пойдем ко мне, я тебя развеселю! Выпьем вина, послушаем музыку, потанцуем! Позабудешь грусть-печаль!
Горячие слова Гоги, похоже, подействовали на женщину. Она поставила девочку на землю, и та, весело припрыгивая, убежала вниз по тропинке. Томный взгляд черноволосой красавицы манил к себе. На душе у местного донжуана расцвело. Он потянулся к очередной добыче, но рука провалилась в пустоту, а нога не нашла опоры…
До конца отпуска Гоги больше никому не надоедал.
— Ты у меня лучше всякого отворотного зелья! — шутила мама с Никой.
Они даже представить не могли, что навязчивый ухажер еще долго не будет радовать своим присутствием курортный городок.
«Как я оказался на дне ущелья?! — думал он, лежа в травматологии. — Ведь все тропинки знаю как свои пять пальцев!..»
«Не натворила ли я дел с этим Гоги?!» — думала Ника, когда одним дождливым вечером его образ неожиданно всплыл в ее памяти.
Случилось это в летние каникулы на даче. Ливень разогнал веселую детвору по домам, и Ника вместе со старшей сестрой Яной слушали мамины рассказы о ее нелегком послевоенном детстве.
Во время войны мамины родители погибли, и осиротевшую Эмму отправили жить к родной тетке в небольшой поселок под Ленинградом. У тетки жил кот, и девочка всем сердцем привязалась к нему. Тот платил тем же и ходил за ней по пятам. Все любили этого худосочного прохвоста и при случае подкармливали, чем могли. Все, кроме самой зажиточной по тем временам соседки. Не проходило и дня, чтобы она не орала через забор:
— Вот же паразит! Опять распугал всех моих кур. Да этот шелудивый гаденыш хуже фашиста! Кто мне теперь заплатит за яйца, которые мои несушки недодали из-за него!
— А нечего выпускать своих глупых кур на улицу! — защищала всеобщего любимца маленькая Эмма. — Держите их у себя в огороде, так никто их гонять и не будет!
И вот однажды кот пропал. Ребята облазили весь поселок, и все без толку. Они уже потеряли всякую надежду, как вдруг среди ночи Эмма услышала приглушенное мяуканье. Она вскочила с кровати и, как была, в одной сорочке побежала на улицу.
Звук доносился из-за соседкиного забора. Худенькая девчушка легко перепорхнула через ограду и упала прямо в куст смородины. Не обращая внимания на царапины, она понеслась на звук. Спотыкаясь в темноте, Эмма наконец добралась до высохшего колодца в дальнем углу двора. Сорвав с него крышку, она увидела в глубине два огонька кошачьих глаз. Девочка заметалась вокруг в поисках какой-нибудь палки. Тусклый отблеск скрытой за тучами луны был плохим подспорьем. Зато ее сорочка белым пятном светилась в ночи.
Со стороны соседского дома послышался скрип двери. Не замечая приближающейся угрозы, Эмма судорожно шарила руками в траве. Наконец под руку попалась сломанная жердь.
— Тебя-то мне и надо! — она сунула ее в колодец.
Кот вцепился в спасительную палку, и та резко потяжелела. От неожиданности Эмма чуть не выпустила ее из рук. Занозы впились в ладони, но она еще крепче сжала жердь.
— Кис-кис-кис! — ласково позвала девочка.
— Я тебе дам кис-кис-кис! — прогремело над головой. — Нашла-таки своего паршивца!
А «паршивец» уже сидел у нее на руках и радостно мурлыкал. Тут словно огромная оса впилась Эмме в ухо. Разгневанная соседка дотащила их до калитки и вытолкала на улицу.
— Чтоб вам пусто было! — неслись вслед истерические крики.
— Чтоб все твои куры передохли! — зло бросила Эмма, трогая саднящее ухо.
Кот потерся головой о щеку своей спасительницы и ткнулся холодным носом в ее горящее ухо.
— Уже прошло! — засмеялась она от щекотки.
А соседке было не до смеха. Среди ее кур начался мор. И хоть ветеринар объяснил это птичьей чумкой, жиличку из Ленинграда стали побаиваться.
— Так вот почему кошки в нашем доме не переводятся! — улыбнулась Яна и игриво толкнула сестренку в бок.
Ника ничего не ответила. Она никак не могла прийти в себя от услышанного.
«А не наслала ли я какую-нибудь чумку и на того Гоги?» — с неспокойным сердцем подумала она.
В тот вечер на даче ее так и подмывало спросить у мамы, не помнит ли она необычной легкости после перебранки с соседкой. Но так и не решилась.
Сейчас она, конечно же, не побоялась бы спросить. Но мама была далеко, да и губы перестали слушаться и, похоже, не только губы…
Она неподвижно лежала на полу спальни. Какие-то люди в униформе суетились вокруг нее и встревоженно говорили на знакомом, но почему-то малопонятном языке. Ее любимые собачки забились в угол и полными отчаяния глазами наблюдали за происходящим.
«Ну что, мои рыжики? Напугала вас хозяйка?» — мысленно обратилась она к ним.
Они как будто услышали ее и дружно завиляли хвостами. Ника никогда не понимала, почему ей хотелось завести именно померанцевых шпицев. И вот теперь, как и с детским сном о Чернявке, ей вдруг открылось имя графа Ван-Борка, который выбрал родину этих песиков для своего пристанища.
Никто толком не знал, откуда в Померании появились богачи Ван-Борки. Золота у них было столько, что они сумели откупить у короны замок разорившегося вассала, да еще и все земли в округе. Новые владения Ван-Борка оказались столь велики и поступления в казну столь значительны, что Филипп Джулиус пожаловал ему титул графа.
— Что-то здесь нечисто! Накануне их появления рыбаки видели на Одере огромный галеон без флага! — судачили новые подданные пришлых господ. — Не иначе Ван-Борки из бывших пиратов!
— Да какая нам разница! Новый хозяин платит исправно, а откуда взялось богатство — не нашего ума дело!
Самые любопытные пытались расспросить слуг Ван-Борков. Но те держали язык за зубами. Обет молчания, наложенный главой семейства, выполнялся строго, а его нарушители карались жестоко. Шли годы, и к моменту рождения правнучки основателя династии молодое поколение Ван-Борков уже не знало о черной силе, что таится в их крови, и уж тем более не ведало о сгинувшей в лесах прародительнице-ведьме.
В счастливом неведении находился и отец новорожденной. Его память еще хранила какие-то обрывки детских страхов перед грозной и всемогущей бабкой, которая все видит из лесной чащи, но эти давние легенды ныне не вызывали ничего, кроме недоумения.
«Зачем надо было пугать нас какой-то лесной бабкой? — думал он, глядя, как нянька стращает подросшую дочурку злым волком. — Серый разбойник куда как страшнее!»
Его мысли прервал звонкий детский голосок.
— А я приручу волка, и он тебя саму схватит за бочок!
Отец с умилением смотрел на маленькую непокорную графиню:
— Бог даст, вырастет в настоящую принцессу!
Однако семья не полагалась только на волю Божью и по настоянию матери графа изо всех сил помогала провидению. Сидонию — а именно так назвали девочку — с малых лет стали готовить к дворцовому укладу жизни.
— Найми гувернантку из замка герцога! — наставляла графа мать. — Моя внучка должна стать невестой одного из его сыновей! Не мытьем, так катаньем! Уже второе поколение нашего рода служит фавориту короля! А воз и ныне там!
— Я даже вспоминать не хочу, сколько нашего золота перекочевало в его казну! — соглашался граф. — А этот скряга даже не чешется приблизить нас ко двору!
— А я о чем? Только через Сидонию мы сможем породниться с герцогом и занять достойное место в правящей иерархии Померании! А там, глядишь, и до королевского двора недалеко!
— Опять за старое! — прошамкала из угла дряхлая ключница. — Породнились уже один раз с королями! Не нахлебались еще?!
— С какими королями?! — не понял граф.
— Да старая выжила из ума! — махнула рукой мать. — Сама не знает, что бормочет!
Скоро в замке появились новая гувернантка… и новая ключница.
Теперь Сидонию муштровали денно и нощно.
— Не хочу быть герцогиней! — плакала она в объятиях мамы. — Хочу, как все дети, играть во дворе!
— Доченька, потерпи немножко! — уговаривала мать и с болью в сердце смотрела, с какой завистью та наблюдает за играми детей челяди под окнами.
Никакие правила придворного этикета не могли остановить Сидонию, и она все чаще сбегала от гувернантки во двор. Там она с опьяняющим восторгом носилась, глотая пыль, с оравой бесшабашных юнцов. За те короткие минуты, что ей удавалось урвать, она так быстро сливалась с ватагой сорванцов, что гувернантке стоило большого труда выудить маленькую графиню из пыльной толкучки.
— Не пристало будущей придворной даме общаться со слугами на равных! — выговаривала она воспитаннице и тащила ее обратно в опочивальни.
— Я хочу друзей! — требовала упирающаяся девочка.
— Вот когда будешь жить при дворе герцога, тогда и дружи с кем хочешь!
Несмотря на запрет, желание Сидонии все-таки исполнилось, и у нее появился друг. Незнакомый молчаливый подросток все чаще возникал словно ниоткуда и всегда одиноко стоял в тени угловой башни замка. Его небесно-голубые глаза притягивали Сидонию всякий раз, как она вырывалась на свободу пыльного подворья. При виде таинственного незнакомца она забывала все правила хорошего тона и, нисколько не смущаясь, отвечала улыбкой на его заинтересованный взгляд. Однажды она решилась заговорить с ним. Минуя разгоряченную толпу детворы, гоняющую по двору сбежавшего поросенка, она направилась прямо к незнакомцу.
— Как тебя зовут?
В ответ тот сделал шаг назад, потом другой. Он передвигался так, как будто видел спиной. Не отводя от юной графини чарующих глаз, он, словно на привязи, вел ее к угловой башне. В это время нянька, потерявшая воспитанницу, по привычке ринулась в толпу детворы. Сидония озорно оглянулась на нее и юркнула в тень башни. Но незнакомца там не было. Он словно сквозь землю провалился. И неудивительно: рядом с башней виднелся лаз с зеленым мхом по краям.
Так она впервые оказалась за пределами замка и узнала тайную тропинку в деревню подданных ее отца. Там, вдали от нянек, она предавалась детским забавам в компании деревенских ребятишек и, конечно, своего нового знакомого. Среди них она напрочь забывала о своем высоком предназначении.
Ее визиты пугали крестьян. Они боялись гнева графа и все чаще загоняли своих чад домой при появлении Сидонии. Не меньше страшились господской немилости и слуги. Они, словно сговорившись, предпочитали помалкивать о непонятных исчезновениях юной графини. Сам же граф не мог нарадоваться на повеселевшую дочь и знай нахваливал гувернантку.
Шло время. Сидония взрослела, и вскоре весь замок облетела весть о том, что она стала девушкой. Спустя неделю гордый отец семейства устроил пир, во время которого его красавица дочь правила своим первым балом. В тот вечер она была необычайно возбуждена. Но не обязанности королевы бала были тому причиной. Еще днем ее таинственный незнакомец назначил ей первое в жизни ночное свидание. Сидония не помнила, как очутилась на их заветной тропинке. Словно во сне, она со сладостной покорностью следовала за своим кавалером. Это чувство было ново для ее строптивого характера, но сейчас ей почему-то хотелось подчиняться. Они оставили деревню в стороне и углубились в густую чащу. Лунный свет не пробивался сюда, и кромешная тьма поглотила их. Он взял ее за руку и, не замедлив шага, как будто видел в темноте, повел сквозь чащу. От его близости сердце радостно билось. Она могла бы вечно вот так идти рядом с ним рука об руку. От сладостного замирания в груди кружилась голова. Потерявшись в неведомых чувствах, она парила где-то в вышине. Она не помнила, как оказалась на опушке, где стояла ветхая лачуга. Перекосившаяся дверь была распахнута настежь. Юноша ободряюще подтолкнул ее. Неуверенным шагом она подошла к лачуге и заглянула внутрь. Свет лучины выхватывал из темноты дряхлую бабку. На девушку глядело морщинистое лицо со следами былой красоты и на удивление молодыми глазами. Старуха сидела в грубо сколоченном кресле с высокой спинкой, на которой грациозно возлежала кошка.
«Интересно! Как она не свалится!» — подивилась Сидония.
— Тебя ждет еще много удивительного! — будто прочитала ее мысли старуха. — Подойди ко мне, сестра!
— У меня нет сестры! — опешила девушка.
— С сегодняшнего дня у тебя будет много сестер! Подойди ко мне, не бойся! — она подалась вперед и протянула к Сидонии свои высохшие руки.
Вместе со старухой вперед качнулись огромные янтарные бусы. Они заиграли в свете лучины, и насекомые внутри бусин дружно запрыгали. Веселый комарик забавно шевельнул хоботком и поманил ночную гостью крылышком. Зачарованная девушка потянулась к нему.
— Не сейчас! — старуха перехватила ее руку. — Ты еще с ними наиграешься!
Сидония очнулась и испуганно оглянулась на дверь: «Где мой прекрасный провожатый? Не мог же он оставить меня наедине с этой странной старухой!»
— Не переживай! Он проводит тебя назад! — отшельница потянула ее к себе.
В глазах у старухи мелькнул знакомый огонек. Так светился взор матушки, в покоях которой Сидония частенько пряталась от ежедневной муштры. На душе у девушки потеплело, страхи улетучились, и она улыбнулась.
— Ближе! — притянула ее старуха. — Позволь мне исполнить свой долг и поцеловать тебя на прощанье.
— Какой долг? — хотела спросить она, но вопрос потонул во влажных губах старухи.
Что-то горячее и липкое просочилось в рот и металлическим привкусом стекло под язык. Сидония отдернула голову. Красный ручеек на подбородке отшельницы подтвердил страшную догадку. Из прокушенной губы старухи текла кровь.
— Зачем?! — задохнулась девушка.
— Сама поймешь! — старуха положила на голову девушки трясущуюся руку.
Глаза Сидонии застлал туман. Она часто заморгала, пытаясь разогнать пелену. Туман действительно стал рассеиваться. Она увидела знакомую дельту Одера и приближающийся галеон. Две женщины на корме спускали на воду шлюпку.
— Мама, останься! — звучал в ночи девичий голос. — Нас здесь никто не знает!
— Рано или поздно черные сестры снова выследят меня! И поверь, второй раз они нас не упустят! Я делаю это для вас! Отцу передай, что я решила стать отшельницей, и он волен привести в дом другую женщину. И чем знатнее, тем лучше для нашего дела!
— Нет! Не уходи! Мы будем теперь осмотрительнее! — умоляла дочь.
— Выпей! — не слушала мать и протянула ей темную склянку.
— Что это?
— Затворяющий эликсир.
— От чего он? — девушка колебалась.
— Пей! Только так мы собьем со следа черных сестер! Этот эликсир навсегда закроет в тебе нашу силу!
— Как же я тогда смогу отворить ее в будущей дочери?!
— Никак! Пусть живет, как все! А о правнучке я позабочусь сама!
Видение исчезло, но женские голоса продолжали звучать у Сидонии в голове: «Они так похожи на голос моей бабушки и этой старухи! Неужели?!»
— Волею судеб я не смогла научить тебя нашему искусству! — шептали окровавленные губы отшельницы. — Но я не могла уйти, не отперев спрятанную в тебе силу!
— Так ты моя прабабушка?! — едва слышно пробормотала Сидония.
Словно сквозь сон, она слушала слабеющий голос старухи. А та рассказывала о каком-то викканском сестринстве и многих его представительницах, которые прожили свой век, так и не узнав о скрытых в них колдовских способностях. О том, что сила эта передается из поколения в поколение и дремлет в телах ее обладательниц. И что только кровь тех, в ком эта сила разбужена, может отворить такую же силу, спрятанную в других.
— Через шесть дней ты познаешь свой дар! — Прабабка растормошила Сидонию и надела на нее янтарные бусы. — Теперь они по праву твои! Запомни: став одной из нас, ты теперь не принадлежишь себе. Твоя бабушка не зря хочет видеть тебя герцогиней: это не ее прихоть, это воля сестринства. Ступай же, сестра, и не разочаруй нас!
— А зачем это сестринству?!
— Став герцогиней, ты сможешь защитить своих сестер от гонений невежд и церкви!
— Я постараюсь! — прокричала она, выбегая из лачуги навстречу своему провожатому.
На шестую ночь Сидония проснулась от необъяснимого беспокойства и нехватки воздуха. Она тихо прокралась мимо спящей няньки наружу. Пробежала через двор и поднялась на стену замка. Прямо на нее смотрела полная луна, висевшая над серебристым лесом. Ночное светило неудержимо влекло к себе. Казалось, что оно овладело ею и приподняло над зубчатой стеной замка. Вдруг вихрь эмоций закружил ее в бешеном танце. Радость и печаль, любовь и ненависть сменялись как в калейдоскопе. То она была на небесах безоблачного счастья, то на дне моря слез, то в пожаре всепоглощающей ярости, то под моросящим дождем грусти.
Когда она очнулась, окружающий мир был иным. Он ошеломил ее новыми красками, запахами и звуками. Даже прозрачный воздух вокруг нее стал осязаем. Повинуясь минутному порыву, Сидония спустилась с крепостной стены и через знакомый лаз устремилась в лес. Она пробиралась сквозь густую чащу и безошибочно находила скрытые просеки.
«Как же я раньше не замечала, что природа — это открытая книга, которая всегда укажет путь тому, кто умеет ее читать?»
Она быстро отыскала обветшалую лачугу. Свет догорающей лучины выхватывал из мрака старуху, сидевшую все в том же кресле. Надвигающаяся темнота поглощала остатки света вокруг нее и спешила погасить отблески пламени в ее потухшем взоре. Сидония встала на кучу хвороста, сложенную подле кресла, и крепко обняла прабабушку. Она вбирала остатки родного тепла, готовясь исполнить безмолвную просьбу своей викканской сестры. Прикрыв ей веки, девушка бросила еще тлеющую лучину на сухие ветки и, не оглядываясь, отправилась в обратный путь. От занимающегося зарева пожара отделились две искорки кошачьих глаз и устремились за новоиспеченной ведуньей. А та скользила в лунном свете, едва касаясь земли. Все ее тело было воздушным и невесомым. Она летела навстречу великим свершениям, во имя викканского сестринства!
Нику пристегнули к носилкам широкими ремнями и подняли в воздух. Она безмятежно поплыла по своему дому. Непередаваемая легкость и спокойствие усиливались с каждой минутой.
Пока хозяин дома собирал справки, он не заметил, когда успели вынести его жену. Выскочив на рев сирены отъезжающей скорой, он прыгнул в свой джип и полетел следом за проблесковыми маячками.
— Виронику все еще пытаются спасти, — безрадостно сообщили в приемном покое.
— Все еще что? — онемевший от горя мозг отказывался понимать.
— Она еще в реанимационном блоке! Подождите в коридоре!
Над Вироникой в это время колдовали врачи, а она ничего не видела — ничего, кроме столба яркого света, идущего от операционной лампы.
Сидония смотрела вверх и щурилась от яркого света. Под сводами потолка висела огромная церковная люстра. Ее бронзовые кольца были утыканы несметным количеством свечей, от которых в бальной зале герцога было светло как днем.
— Ну что, красавица моя! Вот и твой выход в свет! — шепнул отец и тоже посмотрел на люстру. — И в прямом и в переносном смысле!
— Не рано ли!? — прошептала ему в спину жена.
— В самый раз! — толкнула ее локтем свекровь. — Спроси у гувернантки!
А гувернантка действительно не переставала удивляться неожиданной перемене юной графини. Из озорной непоседы она за одну ночь превратилась в рассудительную даму. Лишь однажды она сбежала от нее к северной башне, но не смогла найти секретного лаза. На его месте была лишь груда зеленых ото мха валунов. Глубокая печаль наполнила сердце девушки. Но это была не детская грусть о веселых играх с деревенской ребятней. Она думала о б о́ льшей потере: «Где же ты, мой голубоглазый лесной житель? Я ведь так и не узнала твоего имени!»
Долгими теплыми вечерами она теперь часто стояла на крепостной стене, вглядываясь вдаль. Сидония искала своего милого среди листвы, и иногда ей казалось, что там мелькала его тень.
«Как было бы здорово, если бы он вдруг оказался знатным вельможей и был приглашен на этот бал!»
Пока она так мечтала, разглядывая ослепительную люстру, весь двор пожирал глазами юную графиню.
— Эрнест с тебя глаз не сводит! — возбужденно шептал ей отец, кивая на младшего сына герцога.
Графу было известно, что для двоих из своих семи отпрысков хозяин замка никак не может найти невест.
«И немудрено. Где, скажите на милость, найти столько девиц, под стать герцогам, которые первые по благородству после короля? Конечно, мы ступенькой пониже, — размышлял граф, — но мать, хоть и выжила из ума, но тут не ошиблась. Наше богатство и красавица дочь помогут нам сделать шаг наверх!»
Его Сидония сияла не только красотой, но и изобилием дорогих украшений, на которых настоял отец. Особенно цеплял глаз подарок прабабушки. Каждую янтарную бусину населяло какое-нибудь древнее насекомое, что говорило о безмерной цене украшения. Все были в восхищении от драгоценностей и их умопомрачительной хозяйки.
«Вот они, пиратские сокровища!» — шептались слуги и старались лишний раз угодить молодой графине.
Сидония пользовалась этим и не скупилась на подарки. Теперь обо всем, что происходило в замке, она узнавала из первых рук.
— Сегодня Отто сцепился с Эрнестом во время трапезы, и отец выгнал обоих из-за стола! — со смехом докладывала повариха.
«Что же этот „рыбий глаз“ никак не уймется?» — злилась Сидония.
Отто был старшим из неженатых сыновей герцога и считал, что красавица графиня должна достаться ему.
— Я не могу видеть его противные белесые глаза! — не слушалась отца Сидония. — Будешь меня за него сватать, уйду в монастырь!
На балах она пренебрегала знаками внимания Отто и танцевала только с Эрнестом.
— После бала Эрнест снова просил мать поговорить с отцом о помолвке с вами! — с замиранием сердца слушала Сидония фрейлину герцогини.
«Когда же герцог соблаговолит внять мольбам сына?» — злилась она.
В пустых ожиданиях прошел год. И тогда Сидония решила взяться за дело сама: «В конце концов, должен же мой дар быть на что-то годен!»
И вот находчивая графиня уже выслушивала сплетни и пересуды о самой себе.
— Эта вертихвостка опять проскользнула в ворота на ночь глядя! — рассказывал жене сменившийся стражник.
— Что же ты ее пропустил?
— Мое дело маленькое! Хозяин велел не трогать, я и не трогаю! А она, глупышка, думает, что я ее вот за это пропускаю! — он хохотнул и бросил на стол серебряную монетку.
Жена тут же прибрала денежку:
— А зачем герцог ей потакает?
— Сынка балует! Десятник рассказывал, как хозяин бахвалился перед своими вассалами. Молодая, говорил, кровь! Пусть, говорил, для разнообразия потешится с дочкой графа, а то фрейлины, поди, уже надоели!
— Это он о своем младшем, что ли?
— А то о ком же! От Отто-то девчонка нос воротит!
— Чего это у тебя язык заплетается? Опять медовухи нахлебался!
— А ты наливала?! — вспыхнул муж.
— Ладно, ладно! Остынь! А герцогу-то кто об этих голубках доложил?
— Ну уж точно не я!
— Ладно, не скрытничай! Вижу, что знаешь!
— Только никому ни слова!
— Ты же меня знаешь!
— Потому и говорю! Это слуга Эрнеста, Клауд, сын оружейника!
Стражник знал, о чем говорил. Клауд сходил с ума по старинным клинкам и доспехам. Ради подарков из оружейной палаты господина он был готов на все. Из подслушанных Клаудом разговоров герцог узнавал обо всем, что происходило в опочивальне Эрнеста, в самых красочных подробностях.
— Она влюблена в него как кошка! — не скупился на эпитеты наушник. — А ваш сын уже, похоже, к ней остывает!
— Когда Эрнесту она совсем надоест, дай знать! — слащаво улыбнулся герцог. — Приведешь ее в мою опочивальню! Я ему своих фрейлин отсылал, теперь его очередь потешить отца!
Сидония не хуже Клауда знала, что Эрнест охладевает к ней, но ничего не могла поделать. Удержать его оказалось труднее, чем соблазнить. Она понимала, что, несмотря на юный возраст, ее молодой любовник уже познал не одну женщину. Но она была уверена, что так хорошо, как с ней, ему ни с кем не было, да, пожалуй, и не будет. Благодаря разбуженному в ней дару, она без труда угадывала его желания. Она знала наверняка, когда он хочет пить, есть или заняться любовными утехами. Она покидала его, когда чувствовала, что он хочет побыть наедине, и веселила, когда улавливала первые признаки подступающей хандры. Она мечтала приворожить его, но не знала как.
— Бабушка, как мне приворожить Эрнеста? — просила она о помощи.
— Ничем не могу тебе помочь, внученька! Мою силу убили в девичестве, а чему успели научить, я позабыла!
— А мама?
— К ней даже подходить не смей! Она ни о чем не знает!
«Мой безымянный провожатый — вот кто наверняка знает секреты колдовства!» — решила тогда Сидония.
Она не раз порывалась бросить все и отправиться на его поиски, и каждый раз ее останавливали последние слова прабабки: «Ты должна стать герцогиней во имя сестринства!»
И она продолжала разыгрывать любовь к Эрнесту, надеясь, что ее жертва когда-нибудь приведет к поставленной цели. И вот однажды ее чаяниям суждено было сбыться!
Как-то под вечер в покои герцога приплелся Эрнест:
— Отец, теперь ты не сможешь противиться моей женитьбе на Сидонии.
— Это еще почему?
— Она от меня понесла!
— А где неуемная радость?
Сын вяло махнул рукой.
— Не тушуйся! Может, еще не от тебя!
— Ты что, отец?!
— Мал ты еще, женщин не знаешь!
И точно, отец как в воду глядел! Следующим же утром Клауд повинился перед двором, что это он отец будущего ребенка!
— Распутным девкам не место в нашем замке! — преградил дорогу Сидонии знакомый стражник и не пустил ее даже на мост.
— Да как ты смеешь так обращаться с дочерью графа! — опешила она от неожиданности. — Я сейчас же пожалуюсь Эрнесту, и он закует тебя в кандалы!
— Не думаю, что наш благородный наследник будет разговаривать с тобой, — ухмыльнулся тот, памятуя новый приказ герцога. — Он теперь даже не плюнет в твою сторону!
У Сидонии от волнения закружилась голова. Она не понимала, что происходит.
— На, возьми! — в отчаянии девушка сняла браслет и протянула его стражнику.
— Мне ничего не нужно от подстилки для черни! — ответил тот и быстрым движением выхватил серебряную безделушку.
Воровато оглянувшись, он спрятал украшение за пазуху. В вечерних сумерках было не видно, как лицо Сидонии перекосилось от ярости. Она, словно тигрица, бросилась на стражника и вцепилась ему в лицо. Тот грубо оттолкнул ее прямо в грязь разъезженной колеи.
К сожалению, эта грязь была не единственная, какая выпала на ее долю. С того злополучного дня ее жизнь превратилась в кромешный ад. Сидония пряталась от людской молвы в своем поместье, а на улицах города вовсю веселились скоморохи:
— Герцога сынок идет и мошной своей трясет! Он мошной своей трясет, в руки барыне дает! Та вертела так и сяк, не попасться бы впросак! Кроме злата-серебра нет ни одного ядра! Нет ни одного ядра, зато у слуги их два!
— Поймать скоморохов и в пыточную! — лютовал герцог. — Я им лично языки рвать буду!
Да куда там! Стражники с ног сбились, а ни одного скомороха не поймали!
— В этот раз ты сам себя перехитрил! — осмелилась подать голос герцогиня. — Как теперь моему мальчику на люди показаться?!
— Разъяренный Эрнест ищет по всему замку Клауда! — влетел запыхавшийся Отто. — И велел закладывать лошадей!
— Он собрался к Ван-Боркам! — ахнула герцогиня.
— Еще не наигрался в любовь, паршивец! — взревел герцог. — Заприте его в верхних покоях и дайте вина! С этим балаганом надо заканчивать!
Задача предстояла нелегкая. Герцог не любил просить, но другого выхода не видел.
В неурочный час с грохотом упал уже поднятый на ночь мост, и несколько гонцов понеслось в разные стороны королевства.
Сидония напрасно ждала Эрнеста.
— Он не мог поверить Клауду! — убеждала она себя и дни напролет смотрела на дорогу.
Стук в дверь застал ее на привычном месте подле окна.
На пороге стоял глава Ван-Борков, из-за его плеча выглядывала повитуха.
— Что она тут делает?! — взвилась Сидония.
— Ждать больше нельзя! — решительно произнес отец.
— Ну что мне сделать, чтобы ты поверил?! — взмолилась Сидония. — В моем будущем ребенке течет кровь герцогов!
— Для всех ты носишь байстрюка плебея! И я не допущу такого позора!
В этот момент в окно робко постучали. Сидония кинулась к окну.
Внизу с ноги на ногу переминался поваренок из замка герцога.
— Госпожа, я так рисковал, так рисковал!
— Не переживай, я тебя хорошо отблагодарю!
— Госпожа, наверное, будет рада узнать, что завтра Эрнеста тайно отправляют к пруссакам на западную окраину Померании.
— Правда?! — Сидония стянула с мизинца янтарный перстень и сунула в руку подростку.
Тот задохнулся от счастья: плата была немыслимой!
— Теперь беги, пока ворота замка не закрыли, да смотри, никому не показывай перстень!
Отбежав от окна, поваренок как завороженный смотрел на мохнатого паучка внутри янтаря. В свете заходящего солнца камень переливался медовой дымкой, и от этого казалось, что паучок шевелит своими пушистыми лапками…
Утром из замка правителя Восточной Померании вышел обоз с дарами для прусского герцога, согласившегося принять Эрнеста. Большое количество стражников не привлекло особого внимания: на лесных дорогах шалили разбойники. Одетый простолюдином, Эрнест сидел на мягком тюке с парчой и грустно смотрел на удаляющийся замок. Он не верил в распутство Сидонии, но червячок сомнения все же точил. Развеять подозрения мог только Клауд. Он был не просто слуга, Эрнест считал его другом и с детства доверял ему свои тайны. Сколько он себя помнил, они никогда не расставались.
Этого крепыша из семьи придворного оружейника с раннего детства приставили к младшему сыну герцога. Они выросли и возмужали вместе. А сейчас опозоренный Эрнест впервые покидал стены замка без своего компаньона. Конечно, он не остался без слуги. Старший брат Отто, несмотря на недавнюю размолвку, благодушно одолжил ему своего дворового.
«Неужели Клауд мог предать меня? — терзался в сомнениях Эрнест. — Может, Сидония соблазнилась размерами этого верзилы?»
Именно Клауд приводил ее к нему в покои. Раньше он не обращал внимания на то, что они были всегда веселы и как-то не в меру разгорячены крутыми подъемами потайных ходов.
«Что происходило между ними в тех узких переходах — никому неведомо!»
С такими черными мыслями Эрнеста довезли до постоялого двора, где обоз устроился на ночлег. Закрывшись в самой дальней комнате возле конюшни, он предался сладким воспоминаниям о былой жизни: «Вернутся ли эти счастливые и беззаботные дни?»
Среди ночи в дверь тихо постучали. На пороге стояла Сидония. Такая нежданная встреча вызвала у него бурю эмоций. Он вскочил, чтобы броситься к ней, но накопившаяся ревность свинцом скатилась в ноги: «Смотри — вот она, источник всех твоих злоключений!»
Сидония как будто читала его мысли.
— Во всем виноват твой слуга! — не дала она ему опомниться. — Это он оклеветал меня перед Богом и людьми!
Упав ему на грудь, она разрыдалась. Он гладил ее волосы, разбросанные по плечам, и чувствовал знакомый запах ее тела. Она ласкала его в ответ. Неудержимое пламя страсти разгоралось с каждой минутой и вскоре целиком поглотило его. Когда огонь желания помутил рассудок, молодая любовница вдруг вырвалась из его объятий. Слабо соображая, Эрнест с удивлением наблюдал за разбросанной в пылу страсти одеждой, которая поднималась с пола и летела ему на колени.
— Одевайся! — скомандовала Сидония, кинув последнюю вещь.
«Когда я успел их снять?!» — проводил он взглядом прилетевшие панталоны.
— Поторапливайся! Нас ждут!
— Кто ждет? — растерянно промямлил он.
Мысли не успевали за событиями.
— Мои люди! Они отвезут нас в Западную Померанию, и мы обвенчаемся.
— Но ни один священник не пойдет против воли моего отца, — начал приходить в себя Эрнест.
— Ты что, не расслышал? У Западной Померании свой герцог! А потом, твой деспотичный отец нажил врагов даже среди духовенства! Давай поторапливайся!
— Но тогда меня отец лишит наследства!
— Но титула-то он тебя лишить не может! А денег у моего отца больше, чем у твоего!
— Тогда я никогда не стану правителем Восточной Померании!
— Каким правителем?! — расхохоталась Сидония. — Ты седьмой наследник! Или ты собрался извести всех своих братьев?
— Я против воли отца не пойду, — тихо произнес он. — Меня ждут в Пруссии.
Чувствуя его нерешительность, Сидония вновь бросилась ему на грудь. Она его умоляла, плакала, угрожала, что наложит руки на себя, а значит, и на их будущего ребенка, но все было без толку.
«Довольно метать бисер перед свиньями! — вскипела она. — Ради кого все эти жертвы и унижения? Ради воли прабабки, которая только на пороге смерти соизволила повидать свою правнучку?! Ради викканского сестринства, которого я в глаза не видела и которое бросило меня на произвол судьбы?! Может, это вообще бредни выжившей из ума старухи! Да гори оно все синим пламенем!»
Злая на весь белый свет и на свою глупость, она выскочила в темный коридор и с размаху налетела лбом на что-то твердое. Свет померк. Душевная буря тут же улеглась. Она уже не чувствовала, как ее обмякшее тело волокли по коридору и запихивали в оконце, смотревшее на конюшню…
Наутро не выспавшийся Эрнест не обнаружил своего нового слуги. Боясь выдать себя расспросами, он молча залез в повозку и погрузился в невеселые мысли о туманном будущем в незнакомом месте. Рассеянно глядя на убегающую вдаль дорогу, он не обратил внимания на всадников, мелькнувших среди деревьев. Люди графа Ван-Борка тайно следовали за обозом, не подозревая, что дочери их господина в нем нет. Из ворот постоялого двора той ночью никто не появлялся, а топоту копыт со стороны конюшни они не придали значения.
Сидония в это время лежала поперек лошади, несшейся в противоположном направлении. В такт аллюру она больно билась грудью о край седла. От боли она начала приходить в себя и застонала. Во рту тут же появился кляп, который со злостью впихнули до самого горла.
— Раз, два, три, четыре! — ассистент ритмично давил на грудину пациентки. — Вдох! — командовал анестезиолог.
За четыре секунды между вдохами он никак не успевал вставить дыхательную трубку. В залитом кровью горле было не различить вход в трахею.
— Есть! — он наконец попал и энергично протолкнул трубку вглубь. — Что со временем?!
— Идет тридцатая минута, как остановилось сердце.
— Погано!
Несмотря на все усилия врачей, восстановить сердечную деятельность не удавалось. Наступал момент, после которого успех возвращения больного к жизни равнялся нулю. С приближением развязки напряжение в реанимационном блоке нарастало. Чувство горечи от неминуемой потери такой еще молодой пациентки наполнило комнату.
Вдруг как по мановению волшебной палочки нервное напряжение спало, и воцарилась спокойная рабочая атмосфера. На кардиомониторе появились хаотичные сокращения сердечной мышцы. Воспрянувший духом анестезиолог скомандовал:
— Приготовиться к дефибрилляции!
Одного электрического разряда хватило, чтобы завести отдохнувшее сердце.
Глава 2. Истоки
Муж пациентки сидел в коридоре и обреченно ждал вердикта врачей. Он со страхом смотрел на приближающегося врача. Выражения лица за маской было не разобрать.
— Мы ее откачали, — устало произнес врач. — Остальное в руках Всевышнего!
Не веря своему счастью, муж больной смотрел на него с глупой улыбкой, по его лицу текли слезы.
— Ничего, ничего! — врач приобнял его одной рукой и повел к жене.
Ника лежала в центре комнаты под яркими лучами операционной лампы, два санитара убирали разбросанные по всему полу пакеты и упаковки от инструментов.
— А почему у нее на глазах липкая лента? — с тревогой спросил мужчина, глядя на тонкие полоски скотча, державшие веки закрытыми.
— Чтобы не повредить роговицу во время реанимации. Если хотите, вы их можете снять, — добавил врач и вышел.
Оттягивая неизбежное, мужчина гладил холодные пальцы жены, которые с каждой минутой становились теплее.
Онемевшее тело понемногу отходило. Сидония чувствовала, как развязанные руки наливаются кровью. Кончики пальцев покалывало, и вместе с вернувшейся чувствительностью появилась боль. Она закусила губу, чтобы не застонать и огляделась. Прямо возле лица была ножка колченогого табурета. На стенах висели охотничьи трофеи. Пахло порохом, кровью и звериной шерстью.
«Охотничий домик! — поняла она. — Похож на отцовский, только попросторней!»
Она приподнялась на локте и задела головой ножку. Табурет чуть сдвинулся и скребанул по полу. Она замерла. Из-за двери донесся голос Отто.
— Оставляю ее на ваше попечение! — наставлял он кого-то. — А я с доброй вестью в замок!
Он сбежал с крыльца и запрыгнул на коня.
— Смотрите не проспите, а то не видать вам вознаграждения за похищенную распутницу! — крикнул он и пришпорил коня.
Два следующих дня пленница провела взаперти, пока на пороге не появилась пожилая знахарка из соседнего графства.
— Давай-ка, детка, я тебя посмотрю, — мягко сказала она. — Ложись на лавку.
Знахарка так высоко закинула длинный подол платья девушки, что накрыла ее с головой.
— Так ты не будешь мне мешать! — объяснила она и начала ощупывать живот.
Быстрые движения старухи становились все медленнее, а вскоре она и вовсе замерла. Почувствовав неладное, Сидония выглянула из-под подола.
— Со мной что-то не так? — с тревогой спросила она.
— Ты в большой беде, сестра! — услышала она тихий ответ.
— Сестра?! Так вы из сестринства? Как там его, виккингского?
— Викканского, — поправила ее знахарка.
— Точно, викканского! Возьмите меня к себе в ученицы!
— Сначала тебя нужно вырвать из лап герцога!
— Так вы нашлите порчу на стражников, и вместе убежим!
— Все не так просто, детка! Их тут целый отряд во главе с десятником! Но ты не отчаивайся, не пройдет и дня, как сестры узнают о твоей беде!
— Хватит здесь шушукаться, — ввалился в охотничий домик стражник.
Пленница судорожно одернула платье и забилась в дальний угол лавки.
— Давай, старая, шевелись! Тебя ждут в замке с ответом!
Снова потянулись одинокие дни заточения. Сидония не ведала о том, что разгневанный сообщением знахарки герцог вышвырнул старуху из замка, а сам поспешил в Волгаст ко двору короля.
«Избавляться от ребенка слишком поздно!» — всю дорогу терзали герцога слова целительницы.
Последняя надежда оставалась на чернокожую ворожею, которую недавно преподнесли в дар Филиппу Джулиусу испанские купцы. Ходили слухи, что ее специально привезли из Нового Света для устрашения врагов короны.
«Надеюсь, мои подарки умилостивят нашего повелителя! Придурок Ван-Борк и не подозревает, что из его доченьки-потаскушки вытравят байстрюка за его же побрякушки!» — хохотнул герцог по поводу неожиданной рифмы.
— Какой изящный стиль! — мурлыкал Филипп, разглядывая ювелирные украшения. — Чувствуется рука золотых дел мастеров Ван-Борков!
— Они самые и есть! — подобострастно кланялся герцог.
— Так зачем, говоришь, тебе моя Чернявка?
— Любовные грешки младшенького моего подчистить!
— Такой же сладострастник, как и ты?! — подмигнул ему король. — Ладно, бери, но ненадолго!
И вот разбуженная среди ночи Сидония уже смотрела на жуткую Чернявку. Голова заморской гостьи была усеяна тонкими черными косичками. Они торчали во все стороны, словно тысячи гадюк, и шевелились при каждом ее движении.
«Настоящая Медуза Горгона!» — похолодело внутри у Сидонии.
Черная ворожея что-то шептала на непонятном языке и пускала клубы резко пахнущего дыма в лицо пленнице.
Страх Сидонии постепенно сменился беззаботностью. Ступка с тлеющей травой под самым носом уже не раздражала. Теперь живые косички горгоны вызывали безудержный смех. Сидония бездумно жевала пятнистые колоски в руках ворожеи. Она видела черную плесень на пшеничных зернах, но не чувствовала ни запаха, ни вкуса, а вскоре и вовсе впала в блаженное забытье.
Оставив Сидонию под присмотром дюжего стражника, ворожея покинула горницу. Как только за ней закрылась дверь, здоровенный детина приблизился к обмякшей девушке и тряхнул за плечи. Она открыла затуманенные глаза.
— Спаси меня! — еле слышно прошептала она.
— Спасти не спасу, а одиночество скрашу! — ухмыльнулся он, подсаживаясь к Сидонии и жарко обнимая ее волосатыми лапищами. — Потерпи, пока гнедая ведьма уедет!
За окном раздался резкий цокот копыт. Стражник отпрянул от Сидонии и обернулся на дверь. Оставшись без опоры, девушка завалилась на бок и ударилась головой о лавку. Боли не было, лишь сильная тряска от проносившейся за стеной кавалькады подбрасывала ее голову в такт топоту копыт.
Следующим утром герцог внимательно слушал наставления Чернявки.
— В ночь, когда на небо взойдет полная луна, твои чаяния сбудутся, — перевел толмач слова чернокнижницы. — Но если ты упустишь эту ведьму, великая беда опустится на твое семейство. Я оставила твоим людям кувшин с варевом и корзину колосков с отворяющей плесенью. Проследи, чтобы пленница все это съела!
Как и предрекала ворожея, разрушительное действие снадобий совпало с полнолунием. Когда Сидония проснулась, в охотничьем домике было светло от лунного света. По бедрам струился горячий и липкий поток.
— Кровь! — она попыталась подняться и тут же завалилась обратно на лавку.
Сил позвать не помощь не было. Она отрешенно глядела в окно. Сквозь темень в глазах пробивались лишь яркие звезды да необычайно огромная луна. Громкие песни и смех стражников, сидевших вокруг костра, уже едва доносились до нее. В ушах стоял слабый, убаюкивающий звон.
А разгулявшимся воякам было не до пленницы. Сегодня на рынке они поживились замечательной медовухой. Пришлый торговец даже не попытался защитить свой хмельной товар.
— А как он хлопал своими наивными голубыми глазами, когда мы потребовали у него разрешение на торговлю! — заливался смехом десятник.
— А как он смешно подпрыгивал, когда мы тыкали пикой ему под ноги! — веселились вместе с ним остальные.
— Давайте допивать остатки!
Кувшин пошел по последнему кругу.
— Хороший был трофей! — икнул десятник и бросил пустой кувшин в костер.
Пьяный балаган понемногу стихал, а вскоре напиток, крепко сдобренный маковым отваром, свалил стражников с ног.
Когда Сидония с трудом разлепила глаза, со стен охотничьего домика куда-то исчезли головы лосей и медведей. Вместо них появились бесчисленные пучки сухих трав и корений. Прямо на нее глядели небесно-голубые глаза, обладатель которых давно поселился в ее девичьем сердце. Их возмужавший хозяин превратился в мудрого бородатого молодца. Его длинные локоны ласкали ее лицо и могли сравниться по красоте с ее собственными. Сидония попыталась что-то сказать, но он приложил пальцы к ее губам:
— Тебе не надо пока разговаривать. Ты еще слишком слаба!
— Что с моим ребенком?
— Мальчик был слишком мал, чтобы жить!
— Мальчик?! — слезы покатились по ее лицу.
Он не мешал ей и молча промокал слезы.
— Как тебя зовут? — сквозь всхлипы спросила она.
— Пэйтр, — он нежно провел пальцами по ее бровям.
— Пэйтр! — с благодарностью повторила она.
— Поспи еще! — он мягко прикрыл ей веки.
Дрожащими пальцами мужчина нежно коснулся век жены. Он еще какое-то время постоял в нерешительности, а потом аккуратно отлепил от них скотч. Ее глаза приоткрылись. Колени мужчины предательски задрожали, и он схватился за операционный стол. Ярко освещенный пол начал уходить из-под ног.
«Только не это!» — взмолился он и с силой зажмурился, пытаясь заслониться от увиденного.
Расширенные зрачки жены не реагировали на слепящий свет операционной лампы.
Кто-то вошел и встал рядом.
— Мне сказали, что ты бывший медработник, — прозвучал мягкий голос.
Муж пациентки встрепенулся, и на убеленного сединами врача посыпались требования:
— Ей нужен щадящий режим искусственного дыхания! Ее легкие в рубцах и не могут растягиваться, как у здорового человека!
— Да, конечно. Мы это учтем, — быстро ответил врач.
Он попытался что-то добавить, но не успел.
— Ее надо как можно скорее переводить на самостоятельное дыхание! — продолжали сыпаться требования.
Доктор замолчал и лишь кивал в ответ. Наконец требования закончились. В боксе повисла напряженная тишина. Врач было открыл рот, как уловил еле слышный шепот:
— Почему ее зрачки не реагируют на свет?!
— Не надо отчаиваться! — заторопился он, как будто боялся, что его снова перебьют. — Виро́нику только что вернули к жизни. Сейчас она находится в глубокой коме, но у нее есть три дня, чтобы выкарабкаться из нее.
— Почему только три?!
— Если мозг выжил, мы это увидим в первые семьдесят два часа.
— А если нет?!
— Не будем торопить события, — врач направился к выходу.
У дверей он обернулся:
— Да, мы поднимаем Виронику в палату интенсивной терапии.
Дверь хлопнула. Черная пелена непомерного горя окружила одинокую пару. Она пыталась затопить островок яркого света от операционной лампы, отнимая последнюю надежду на спасение в этом безжалостном океане жизни.
— Нет! Мир, ты не можешь быть так жесток! Чем мы провинились перед тобой?! — послышался шепот отчаяния.
Их руки слились.
— Родная, если ты меня слышишь, пошевели пальчиками!
Эта мольба повторялась все громче и громче, пока не превратилась в крик.
«Остановись! Твои попытки бесполезны, — пробился сквозь крик голос разума. — Вспомни курс реаниматологии!»
С наступившей тишиной весь ужас случившегося обрушился ледяной лавиной и смыл остатки надежды с крошечного островка света на полу. Все сразу же потеряло смысл. Вся житейская суета с ее ежедневными проблемами показалась никчемной.
— Любимая! Ради чего теперь жить?!
Вироника не отвечала. Ее безжизненные пальцы потеплели. Привычная синюшность ногтей куда-то исчезла.
«Ничего, сейчас ты отдохнешь и обязательно вернешься ко мне! — гладил он ее пальцы. — У нас есть целых три дня!»
Сидония знала, что эти любящие руки теперь всегда будут с ней. Они всегда будут заботиться о ней, что бы ни случилось. И пусть его снадобья ей не помогают, только бы он был рядом. Видеть его, касаться его, чувствовать его заботу — одно это придавало ей силы!
Когда Пэйтр понял, что сам не в силах поставить Сидонию на ноги, он обратился к знахарке, к той самой, что поведала ему о пленнице герцога.
— Плохие знаки, сестра! — вздохнула старуха. — Похоже, тебя опоили неведомым нам запирающим эликсиром и он подавил в тебе не только колдовскую силу, но и силу телесную!
— Что же теперь делать?! — с тревогой спросил Пэйтр.
— Здоровье мы ей вернем. Перед родной природой никакие заморские чары не устоят! А вот вернуть колдовскую силу, боюсь, не сумеем! Хотя есть способ, — она посмотрела на знахаря. — Проводи меня!
— Какой способ? — приподнялась Сидония.
— Время! Время все лечит, сестра! — обернулась старуха.
Знахарка оказалась права. Мало-помалу Сидония начала вставать. За лето она окрепла и теперь каждый день гуляла с Пэйтром по лесу.
— А ты можешь отвести меня к нашей лачуге? — однажды попросила Сидония.
— Конечно, — в его голосе появились нотки грусти.
— Тебе тоже жалко прабабушку?
Он молча кивнул.
Следы пожарища уже успели зарасти. Сидония присела и выпутала из травы уголек.
— Тут везде ее пепел! — прошептала она. — Теперь это прабабушкина полянка!
— И моих родителей тоже! — Пэйтр присел рядом.
— Как — твоих родителей?! — опешила Сидония.
— Я, конечно, не помню, я тогда только родился… — он помолчал и тихо добавил. — Эта лачуга была моим домом.
— Правда?!
— В тот год несметные полчища саранчи уничтожили все посевы в округе, и отчаявшиеся крестьяне обвинили во всем моего отца. Он тоже был знахарем, но многие считали его колдуном. — Пэйтр подвел ее к двум холмикам на краю опушки. — Голодная толпа напала на наш дом! — он прижал к себе Сидонию. — Хорошо, что неподалеку собирала травы твоя прабабушка. Она прибежала на шум и отобрала меня у озверевших крестьян.
— А родители?
— Родителей забили палками.
— Бедненький! — Сидония еще крепче прижалась к нему.
— Твоя прабабушка перебралась из своей землянки сюда и вырастила меня. Она передала мне все свои знания, и теперь настало время доставить их по назначению.
— По назначению?
— Они по праву принадлежат тебе!
После похода на пепелище началось приобщение Сидонии к миру потусторонних сил. С замиранием сердца она слушала своего наставника.
— Людские порывы, несущие гнев или любовь, печаль или радость, добро или зло, не исчезают бесследно. Они изливаются в окружающий мир в виде сгустков невидимой энергии, — рассказывал он, охватывая руками небо. — И если белая энергия расплескана везде — только протяни руку, то черная сливается в могучие потоки и уносится ввысь. Кто владеет искусством управлять этими потоками, тот владеет миром! Ведьмы издревле используют жертвоприношения и ритуалы для привлечения этой энергии. Придет время, и ты тоже сумеешь обуздать эти потоки… — тут он запнулся и поправился: — Когда чары заморского эликсира падут.
— А когда они падут?! — с нетерпением спросила Сидония.
— Никто не знает, как скоро, — поникшим голосом произнес Пэйтр. — Но старая знахарка подсказала, как можно поторопить возвращение твоей колдовской силы. Правда, это не просто!
— Не томи! — загорелась она.
Пэйтр замолчал и потупился.
— Ты что?! — Сидония заглянула ему в глаза. — Это что-то неприличное?
Тот молча кивнул.
— Что бы это ни было, я согласна!
— Нам нужно родить дочь! — прошептал он себе под нос.
— Нашел неприличное! — она обняла его и чмокнула в щеку.
— Но…
— Никаких но! Я готова!
— Знахарка предупредила, что это чревато непредсказуемыми последствиями.
— Какими?!
— Смешение крови наших колдовских ветвей может привести к удивительным свершениям, но может принести и великое горе! Наша кровь несет два начала: доброе и злое. Мы оба можем и помогать людям, и творить зло. В нас добро и зло уравновешивают друг друга. Ребенку же, который унаследует два одинаковых начала, суждено стать либо белым магом, творящим только добро, либо черной ведьмой, способной только на зло.
— Я не против слияния наших ветвей! — она вновь обняла его и впервые поцеловала в губы.
Поцелуй был страстным и долгим, как их будущая жизнь. Она верила своему избраннику и с надеждой ждала своей избавительницы от чар заморской ворожеи. Шли годы, и надежда стала угасать.
— Против законов природы ничто не устоит! — ободрял роженицу муж, принимая их пятого сына.
И вера Пэйтра в силы природы не подвела. События стали развиваться стремительно после того, как они явили миру шестого ребенка. Их будущее чадо долго отказывалось появляться на свет и пересидело в утробе матери почти целую луну.
— Уж не пытается ли природа разрешить меня под самый шабаш? — волновалась Сидония.
Была середина апреля, и вихри черной энергии уже поджидали своих повелительниц у облюбованных горных вершин. Была такая вершина и в Померании. Далеко за речными просторами Эльбы возвышалась Лысая гора. От постоянных визитов темных сил все живое давно покинуло ее зубчатые хребты, и гора красовалась своей гранитной наготой. Ее обнаженные склоны наводили ужас на местных жителей, и они обходили гору десятой дорогой.
Каждый год Сидония отправлялась туда на шабаш в надежде, что сила Лысой горы ускорит ее избавление от заморских чар.
— Не дай бог, ты там разродишься: гора погубит младенца! — не отпустил ее в этот раз Пэйтр.
Да она уже и сама понимала, что не дойдет. Странное ощущение качки усиливалось с каждым днем. Она никогда не была на море, но в последние дни снова и снова видела себя на палубе огромного корабля. Могучие океанские волны все сильнее раскачивали перегруженный галеон. Глядя на исчезающий за горизонтом берег, она чувствовала, как вместе с родной землей исчезает и ее магическая сила. Клубком скрученной энергии Сидония катилась прочь от родных берегов, разматываясь и уменьшаясь с каждым новым оборотом.
— Не надо никакой Америки! — бредила она. — Мы там все погибнем!
Похоже, ее послушались, и корабль разворачивался в сторону родных берегов. Мощные волны атаковали беззащитный борт меняющего курс судна, вызывая невиданную доселе качку. Сидонию швырнуло в бушующий океан. Но черная пучина не поглотила ее, а плавно закачала, совсем как руки мужа, когда он радостно кружил ее после рождения первенца. Мягкие покачивания сладко убаюкивали. Сквозь полудрему она чувствовала, как на плечи надели хомут и потянули вниз, пытаясь сгладить ее огромный живот.
Вдруг пронзительный крик вернул ее в светлицу. Она открыла глаза, все еще не понимая, где находится. На ее груди лежала новорожденная девочка и громко возвещала миру о своем появлении. Как только перерезали пуповину, все тревоги и волнения родителей словно рукой сняло. Пэйтр склонился над малюткой и вместе с измученной мамашей блаженно улыбался. На душе у всех было легко, как никогда в жизни. Приглушенные споры за окном неожиданно смолкли. Братья новорожденной разом позабыли о своих детских распрях и с неведомым прежде наслаждением прислушивались к сердитым крикам долгожданной сестренки.
— Это она! — выдохнул отец.
— Да, это она! — вторила мать. — Я назову ее Венди, и вместе мы отомстим нашим гонителям!
Сзади раздался стук в окно. Сидония задрала голову на подушке. Снаружи теснились ее мальчишки. Она подняла горланящую малышку и показала им.
По стеклу забарабанили еще сильнее. Светлица наполнилась дребезжащими звуками, и новорожденная сразу успокоилась.
Муж пациентки реанимационного бокса вздрогнул он дребезжащего звука. Он не заметил, как пришла медсестра и стала расставлять флаконы в стеклянном шкафчике для медикаментов.
— Сейчас мы поднимем вас в палату интенсивно терапии, — обернулась она.
Мужчина не отрывал глаз от лица жены.
— Вы сейчас гремели стеклом, и она, по-моему, улыбнулась! — с надеждой произнес он.
Медсестра подошла и щелкнула ногтем по дыхательной трубке. Губы пациентки шевельнулись.
— Так? — почти с насмешкой спросила она.
Ответа ждать не стала и направилась к дверям, за которыми загрохотала каталка.
— А потише нельзя?! — прикрикнула она на появившегося санитара. — И так голова раскалывается! Шевели батонами, будем готовить больную к транспортировке!
Пациентку отключили от аппарата искусственного дыхания. Медсестра вставила в дыхательную трубку зонд для отсасывания накопившейся в легких жидкости и включила компрессор. Чем глубже погружался зонд, тем громче становились хрипяще-свистящие звуки бегущей по нему сукровицы.
Малышка беспокойно ворочалась, а ее свистящее придыхание было слышно даже в сенях.
— Похоже, что природа испугалась своего творения, — вернулся с пучком трав Пэйтр, — и вместе с невиданной силой наградила ее тяжкой хворобой, чтобы век ее был недолог!
Малютка задыхалась и хрипела. По ночам она обливаясь потом, который к утру превращался в соляной налет.
— Похоже, мы явили свету «морского дьяволенка». — Пэйтр обтирал дочурку травяным настоем, смывая кристаллики соли.
— Морского дьяволенка? — переспросила Сидония.
— Так народ прозвал таких детишек. С легкой, а скорее — тяжелой руки церкви.
Сидония не знала, что как только священникам доносили о соляных налетах, таких деток тут же отнимали у родителей.
— В ваших младенцев вселился дух морского дьявола! — заявляли они. — Поэтому они и задыхаются на суше!
На глазах у рыдающих матерей несчастных крох бросали в открытое море и оставляли на волю волн.
— Чаще посещайте храм Господень! — слышали в ответ на свои мольбы несчастные матери. — И молитесь денно и нощно!
И те молились. Однако морских дьяволят меньше не становилось.
— Ведь нашу малышку не заберут? Правда? — Сидония прижала к себе дочурку.
— Не заберут! Если, конечно, злобный хорек, что живет под холмом, не продаст нас попам за куриную ножку.
Венди заулыбалась, как будто все поняла.
— Здесь нам никто не помешает бороться с твоим загадочным недугом, — пощекотал ей животик отец. — Природа пытается погубить тебя, но наши знания помогут тебе выжить.
— Меня не раз звали к таким младенцам, — повернулся он к Сидонии, — и я уже научился очищать им легкие от вязкой флегмы. Пары моих отваров помогали всем!
На душе у Сидонии стало спокойно. Да и как иначе? С появлением Венди спокойствие и радость не покидали их дом.
— Чувствуешь, как она впитывает плохую энергию?! — восхищался Пэйтр. — Смотри, не спускай с нее глаз, пока она не научится ходить, — наставлял он Сидонию. — Наша маленькая чародейка еще не может управлять черными потоками, и ее нужно оберегать от их излишков.
День за днем пролетали, как в прекрасной сказке, и казалось, счастью не будет конца. Ежедневные вдыхания грудных сборов творили чудеса, и маленькая Венди быстро шла на поправку.
— Хватит куковать дома! — отправил их Пэйтр на первую прогулку в лес. — Соберите-ка желудей для отвара, а мы пока с ребятами попросим у пчел из липового леса меда.
В ближайшей дубраве Сидония выбрала самый большой дуб и устроила Венди в его корнях. Она не боялась непрошеных гостей. Местные жители обходили этот дуб стороной, и только самые отчаянные юнцы иногда прибегали сюда, чтобы потом побахвалиться своей отвагой перед сверстниками. Стоявший на пригорке дуб был виден издалека, и местные феодалы давно облюбовали его толстые ветви для назидательных расправ над преступниками.
— В ветвях этого дуба живут неугомонные души казненных! — пугали детей старики. — К нему даже дикие звери не подходят! А если кабан съест желудь с этого дуба…
«То сразу даст дуба!» — вспомнила Сидония рассказ старшего сына и улыбнулась.
Ее первенец был остер на язык, и когда бегал к своим дружкам, веселил всю деревню.
Слабый писк дочурки прервал сбор желудей. Сидония кинулась к дубу. Его корни уже утонули в липкой трясине черной энергии, стекающей из кроны дерева-великана. Личико малышки синело прямо на глазах. Напуганная мать прижала к себе дочурку и пулей полетела прочь, в сторону оврага. Щупальца черной энергии тянулись вслед за ними. Сидония съехала на влажное дно и что было сил сжала грудь малышки. Та всхлипнула и зашлась в отчаянном кашле. Вскоре ее личико порозовело, и она как ни в чем не бывало залепетала и стала играть с выбившейся из-под маминого платка прядью волос.
Сидония с облегчением улыбнулась. Она спустилась вниз по оврагу, подальше от про́клятого дуба, и стала выбираться наружу. Крутые и скользкие склоны не хотели выпускать ее. Небо заволокло тучами. Вдали прогремел гром. Дно оврага стало набухать и превращаться в ручей. Сидония кинулась к устью оврага. Нужно было выбираться из склизкого плена, пока до них не дошел дождь.
Каталка с больной гремела по коридору. Лампы дневного света проносились одна за другой, как будто мелькали просветы меж кустов, росших вдоль оврага. Ника бежала по влажному дну, пытаясь оторваться от преследователей. В глазах темнело, словно черные тучи обступали со всех сторон. В ушах бешено грохотала кровь. Она оглянулась. Две тени наверху неотвратимо приближались.
«Откуда, откуда они здесь взялись? — чуть не плакала она. — Сюда же никто не ходит!»
Ника давно облюбовала этот овраг и каждый вечер прибегала сюда на часик. Ей нужно было побыть одной перед тем как отправиться с дачными друзьями на очередные проделки.
Ребята не догадывались о ежедневном ритуале подружки и, когда забегали за ней и не находили дома, развлекались веселыми предположениями.
— Мы думаем, она потерялась в шкафу и не может решить, во что бы одеться, — с нотками зависти начинали девчонки.
— Да нет, зачиталась где-нибудь на озере, — продолжал кто-то, зная ее любовь к книгам.
— Не иначе побежала на свидание к лешему? — смеялись братья-близнецы, которые видели ее под вечер на краю леса.
Сама Ника отмалчивалась или коротко бросала:
— Ходила за вдохновением.
Друзья знали ее склонность к стихоплетству и не горели желанием попасть на ее острый язычок. Про особо настырных она как-то насочиняла смешных четверостиший, и те теперь предпочитали помалкивать.
И только Яна знала, что в это время ее младшая сестренка изнуряла себя дыхательной гимнастикой. Насильно вызывая кашель, Ника очищала свои легкие от накопившейся за день мокро́ты. Она стеснялась своей болезни и только вдали ото всех могла спокойно откашляться. И вот сегодня ее уединение было нарушено неизвестно откуда взявшимися парнями. Они стояли на краю оврага и с интересом разглядывали ее.
«В такой одежде на дискотеку ходить, а не по лесу!» — почему-то подумала Ника, глядя на их пестрые рубашки.
— Смотри, какая глазастая! — сказал один.
— Да что глазастая! Ты только погляди, как она жарко дышит! — принял ее одышку за возбуждение другой. — Девочка явно хочет провести приятный вечерок с нами!
— Ей должно понравиться! — гоготнул первый.
И вот теперь они гнались за ней, весело улюлюкая. То, что парни были на противоположной от поселка стороне оврага, давало ей шанс, но силы были на исходе. Нике не хватало воздуха. Она с трудом выкарабкалась из оврага. Хруст валежника неотвратимо приближался. Она обернулась и увидела своих преследователей. Они уже были на дне оврага. Их вид заставил предпринять последнюю попытку оторваться. Но, видно, в этот день удача отвернулась от нее. Споткнувшись о корень большой сосны, она едва успела ухватиться за ее толстый ствол. Ника медленно осела на усыпанную хвоей землю. Страх куда-то улетучился, и она развернулась в сторону хруста.
Сидя спиной к дереву, девушка с ненавистью смотрела на приближавшихся ублюдков. Старший из них схватил ее за грудки и рывком поставил на ноги.
— Куда ты бежишь от своего счастья?! — он часто дышал перегаром.
— Только тронь меня, и ты не жилец! — прохрипела Ника и вцепилась ему в руки.
Парень был больше поражен не отпором этой пигалицы, а странной формой ее ногтей. Он никогда не видел ничего подобного: «Это же не человеческие ногти!»
Ника заметила в его глазах смесь детского страха и удивления: «Где-то я уже видела такой взгляд!»
Венди часто ловила взгляды деревенских детей на своих руках. Поначалу они побаивались странных, непомерно больших для ее тонких пальцев ногтей. Особенно пугала необычная выпуклость, которая делала ногти похожими на звериные когти. Но во время игр все тревоги улетучивались. Когда их маленькая подружка бегала рядом, все ссоры и разлады забывались и казалось, что весь мир наполнен радостью и счастьем. Несмотря на то что Венди была самая маленькая среди них, она стала настоящей заводилой у деревенских ребятишек, которые каждый день с нетерпением ждали ее прихода. Папины снадобья пошли впрок, и никто не мог даже заподозрить смертельного недуга в этом жизнерадостном бесенке. Любимица детворы всегда появлялась из чащи в сопровождении своих братьев. Подростки отходили в сторону от шумной малышни и, подражая взрослым, важно вели беседы со сверстниками. Младшая же половина лесного семейства весело носилась с деревенскими сорванцами, давно позабывшими о странных ногтях своей лесной гостьи. Однако вскоре подвернулся случай снова о них вспомнить.
Той осенью герцог со своей свитой выбрались для охоты. Лес был взбудоражен лаем собак, криками загонщиков и мушкетными выстрелами. Внезапно на опушку, где резвилась малышня, выползла раненая волчица. Насмерть перепуганные дети спрятались за спинами взрослых ребят.
— Забирайтесь на деревья! — скомандовал старший брат и схватил Венди на руки.
Притихшая сестренка крепко обнимала его за шею, пока не увидела что-то в зубах у зверя. На глазах у изумленной ребятни Венди соскочила с рук брата и побежала к хищнице.
Волчица с трудом приподнялась на передних лапах и злобно ощерилась. Из ее пасти на землю выпал маленький волчонок и жалобно заскулил. Мать лизнула его и снова подняла оскаленную морду. Венди присела рядом и протянула вперед открытые ладошки. Покачивающийся на некрепких лапках волчонок подозрительно обнюхал кончики пальцев девочки и весело заковылял к ней. У истекающей кровью волчицы не было сил ползти следом, и она завыла от отчаяния и боли. Венди бережно взяла щеночка и поднесла его к морде матери. Глаза хищницы потеплели. Умирающая волчица нежно облизала своего детеныша, даря ему последние ласки. Наконец силы оставили ее.
Дети видели, как страшный зверь с благодарностью ткнулся носом в руки их лесной подружке и уронил безжизненную голову на землю. Девочка прижала щеночка к мокрому от слез лицу. Когда из леса показался старший сын герцога в сопровождении ловчего, дети слезли с деревьев, опустились на колени и склонили головы. Склонила голову и Венди. Ее золотые кудри скатились на лицо и закрыли собой волчонка.
Не говоря ни слова, ловчий спешился и закинул мертвую волчицу на круп лошади. Сквозь занавес волос девочка с ненавистью смотрела вслед удаляющимся всадникам. Их мерно покачивающиеся тени еще долго маячили среди деревьев.
Затуманенный взор стал проясняться, пестрые камзолы всадников превратились в яркие разводы модных рубашек.
Пьяный парень все еще держал Нику. Наконец он оторвал взгляд от ее странных ногтей и посмотрел в налитые яростью глаза девушки. Что-то заклокотало у нее в горле, и комок зеленой тягучей слизи вылетел из ее рта ему на грудь.
— Черт! — он брезгливо попятился.
Отпустив свою жертву, он начал искать глазами, чем бы снять с себя гадкий плевок. Не найдя ничего подходящего, он схватил девушку за волосы и вытерся ими.
— Убить ее за это мало! — сказал подоспевший дружок. — Да возиться неохота!
С его колен стекала черная жижа.
«Завалился в овраге!» — ехидно улыбнулась Ника.
— Чего скалишься, стерва?! — он зло пнул осевшую на землю беглянку.
Он стал отряхивать колени, но только размазал грязь еще больше.
— Надо бы где-то помыться! — он вытер перепачканные руки о ствол сосны.
Это предложение вызвало неожиданную реакцию у его спутника:
— Помыться! Помыться! Во что бы ни стало помыться! — во всю глотку заорал он и начал остервенело чесаться везде, где доставали руки.
Тело страшно зудело. Хотелось вывернуться наизнанку и почесать себя изнутри. Ошалевший парень безумно припрыгивал и скреб себе лодыжки. Друг схватил его за руку и потащил в сторону озера. Ника сидела в корнях сосны и безучастно смотрела им вслед. Необычайная легкость наполнила ее. Все случившееся показалось далеким сном, в котором все еще маячили какие-то пестрые тени.
Тело убитой волчицы позади ловчего подпрыгивало в такт лошадиному шагу и терлось о его спину. Вскоре спина начала зудеть, а затем зачесалось все тело. Ловчий соскочил с коня и с омерзением стянул за хвост мертвую волчицу. Его благородный спутник не возражал, чесотка началась и у него. Не переставая чесаться, всадники понеслись галопом в сторону реки, где был разбит их бивуак. Не успев спрыгнуть с коня, наследник правителя Восточной Померании приказал немедля готовить походную баню. На песчаную отмель быстро стащили прибрежные валуны. Вскоре они уже грели свои гранитные бока в ярком пламени кострища. Не дожидаясь, когда пропадут последние язычки пламени, измученный чесоткой сын герцога велел ставить над камнями походный шатер. Вскоре из-под его полога повалил пар. Слуга не переставая поливал раскаленные камни. Вода зло шипела, обволакивая до крови исчесанные тела ловчего и его господина горячим туманом. Чесотка их больше не одолевала. Они провалились в блаженное небытие, позабыв обо всем на свете. Даже звон выпавшего из рук слуги ковшика не потревожил их сон. Сам слуга с трудом отвязал полог и выкарабкался наружу. Он лежал подле шатра и, как выброшенная на берег рыба, хватал ртом воздух. Перед его глазами все еще стояло пунцовое безжизненное лицо первого наследника Восточной Померании. Угоревший слуга попытался позвать на помощь, но его сиплые всхлипывания подняли лишь слабый фонтанчик из прибрежного песка. Он обессиленно закрыл глаза. Речной ветерок хлопал отвязанным пологом шатра и разносил по берегу приятный запах дымка.
«Кто-то баню топит», — отрешенно подумала Ника. Она все еще сидела, прислонившись к сосне. Уже стемнело. Двигаться не хотелось.
«Друзья меня, наверное, потеряли!»
Запах дыма усилился.
«Кто это решил ночью мыться?» — она повернулась в сторону озера.
Прилипшие к смоле волосы больно дернули, и она окончательно пришла в себя.
После своих злоключений Ника сказалась больной и осталась дома.
— Без тебя будет совсем не то, — наперебой уговаривали ее друзья. — Брось хандрить. Айда с нами!
В ответ она лишь грустно улыбнулась. Позабыв о ребятах, Ника прислушалась к наполнявшей ее легкости. Отсутствующий взгляд подруги удивил друзей. Они недоуменно переглянулись и отправились на поиски приключений без нее. Конечно, с их приболевшей заводилой было бы веселей и спокойней. Когда она была рядом, редко кто ссорился, а если ссора успевала разгореться до появления Ники, то после ее прихода напряжение сразу же спадало и обиды забывались. Что ж, сегодня им придется воздержаться от разборок.
Толкаясь и резвясь на центральной улице поселка, подростки чуть не сбили одетую во все черное старуху. Последние годы она все чаще попадалась им на глаза. Они знали, что на выселках живет целительница, но никогда ее не видели. Однако с недавних пор она зачастила в поселок, и никто не мог спрятаться от ее цепкого взгляда. Притихшие ребята расступились и пропустили старуху, после чего решили перебраться в другое место.
Целительница проводила их взглядом.
«Беззаботная молодость!» — вздохнула она. — «Разве им есть дело до чертовщины, творящейся в дачном поселке?»
С момента своего приезда сюда она чувствовала, что где-то рядом существует небывалая колдовская сила. Похоже, что появление именно этой силы и растревожило ее мать. В своем последнем письме она с волнением намекнула об открытии, которое может стать поворотным в борьбе с черными сестрами, и подробности обещала сообщить при встрече. Но встретиться им так и не довелось. Старая знахарка, которая издавна знахарила здесь, поплатилась жизнью за свою доброту. После ее смерти целительница переняла дело матери.
Первым же летом она заметила, что черная энергия в поселке пошла на убыль. То же самое повторилось и на следующий год.
«Уж не эти ли перепады так разволновали мою матушку? — думала она. — То, что они совпадают с летними месяцами, означает только одно: черную энергию собирает кто-то из дачников!»
Теперь целительница много времени проводила в поселке, но ее поиски не давали результатов. Она грешила на свою старость и притупившееся чутье. Еще немного, и она уже не сможет найти того, кто владеет этой страшной силой.
«Что это было?! Кто сотворил такой могучий всплеск черной энергии? Похоже, я опоздала! Жди беды!»
Подходя к окраине поселка, она увидела в окне худенькую девчушку, которая с грустью смотрела вслед удаляющимся подросткам. Старуха слышала, что та серьезно больна, но ее родители никогда не обращались к ней за помощью.
«Они врачи. Им виднее, — оглянулась целительница, покидая поселок. — Ну и ладненько».
Ника проводила взглядом укутанную в черное бабку и залезла под одеяло. Несмотря на накатившую грусть и одиночество, на душе было легко и спокойно. В тот вечер она быстро заснула. Однако среди ночи ее разбудил собственный надсадный кашель, который промучил до самого утра. Второй раз она заснула уже под пение птиц. Вымотанная за ночь, Ника спала так крепко, что ее не смогла разбудить даже поднявшаяся за окном суматоха. Крики и беготня постепенно переместились к берегу озера и смолкли, лишь когда появился местный участковый со стажером.
— Разойдись! — рявкнул он и скрылся в бане.
— Может, живые еще? — с надеждой спросила хозяйка бани.
— Какое там! Окоченели уже! — донеслось из парилки. — Семеновна, беги в сельсовет, пусть вызывают из Луги судмедэксперта!
— Отравление угарным газом! И к гадалке не ходи! — заявил приехавший эксперт, глянув на вишневый цвет голых пострадавших.
— Угу, — хмуро кивнул участковый, перебирая «фирмовую» одежду парней в поисках документов.
Он развернул тетрадный листок с нарисованной схемой.
— Стажер! Что у нас было вчера в Заозерье?
— Там же дача солиста группы «А-сила»!
— Знаю! И дальше что?
— Так вчера туда завалилась вся рок-группа! Забор весь фанаты облепили. Смотрели, как их кумир со товарищи водку кушали!
— Поня-я-ятно, — протянул участковый. — Ну, допустим, наши потерпевшие вышли на остановку раньше, так и шли бы себе вдоль оврага до самого Заозерья! Что они в этой бане-то забыли?! Ведь не знают деревенской жизни, а туда же. Устроили себе газовую камеру, а мне теперь бумажной работы на неделю!
Тихо вошедшая целительница, кряхтя, подняла валявшуюся в предбаннике рубашку. Ее внимание привлекло иссиня-зеленое пятно на яркой материи. Она провела кончиками пальцев по его краям и тут же отдернула руку. Старуха изменилась в лице, рубашка выскользнула на пол.
— Кто там свет загораживает? — гаркнул участковый. — А, это ты, Матрена? Твои травки здесь уже не помогут. Так что ступай с Богом!
Заметив ее мертвенн ую бледность, у частковый поторопил:
— Давай, давай. Это зрелище не для слабонервных!
Целительница шла по поселку и вглядывалась во встречные лица: «Рано или поздно это должно было случиться. Теперь медлить нельзя! До конца дачного сезона надо найти того, кто это сделал!»
О происшествии на озере Ника ничего не знала. Родители уехали в город до следующих выходных, а Яна молчала как партизан. С друзьями встретиться тоже не удавалось.
— Ну-ка марш в постель! — Яна заметила, что сестренка дышит тяжелее обычного. — Никаких гулянок!
Лежа с градусником, Ника с тоской думала о загубленных каникулах. Приютившийся в ногах пес пытался согреть ее ледяные ноги и преданно смотрел большими карими глазами. Чарлик всегда ходил хвостом за мамой, но, когда его хозяйка уезжала в город, он отдавал свою нерастраченную любовь своей хрупкой подружке. Ника любила собак, и те отвечали ей тем же. Ни одна, даже самая злая из них, не трогала ее. Как-то еще совсем маленькой Ника забралась на чужое подворье, где на цепи сидел здоровенный сторожевой пес. Никто из дачников ни рискнул бы даже приоткрыть калитку того двора.
Услышав от соседей, куда залезла ее дочка, Эмма спала с лица и нетвердой походкой поспешила на выручку. У забора уже толпились любопытные и с изумлением заглядывали через ограду. Осевшему от удивления псу маленькая Ника деловито пихала в рот палку. Тот лениво отворачивал морду и пытался вильнуть хвостом. Но поскольку он уже давно позабыл, как это делается, то получалось довольно забавное ерзанье на заднице. В заключение, к всеобщему восторгу зрителей, пес лизнул улыбающуюся девочку в лицо.
— Укротительница растет! — говорили потом Эмме.
И чтобы укротительский талант не пропадал, они завели Чарлика.
— Ты ведь тоже не хочешь возвращаться в город? — чесала его за ушком Ника.
Пес внимательно слушал и нетерпеливо толкал ее руку носом, когда она переставала его чесать.
— Конечно, нам на природе веселее! — ответила за него Ника.
Несмотря на постельный режим, к середине недели она совсем слегла. Яна с тревогой смотрела, как сестренка все сильнее задыхается, а жар уже чувствовался на расстоянии. Сквозь боль и слезы Ника обещала поправиться и наотрез отказывалась ехать в город. Соседи наперебой советовали обратиться к местной целительнице.
— Хорошо, сестренка! — поставила условие Яна. — Мы останемся здесь до приезда родителей, но при условии: я покажу тебя Матрене.
Ника условие приняла. Сосед по даче отвез сестру на своей видавшей виды «Победе» на выселки. Не успел он докурить первую беломорину, как Яна вышла из дома целительницы.
— Что? Отказала?! — не поверил он.
— Я никому не отказываю, — на пороге появилась Матрена. — А тем более детям!
Через четверть часа она уже осматривала Нику. Выставленные на улицу Яна с соседом тихо беседовали. Даже Чарлику не разрешили присутствовать, и он с тревогой поглядывал то на Яну, то на закрытую дверь.
А за дверью ошарашенная Матрена никак не могла прийти в себя. Глядя на цвет выходившей из девчушки мокроты, она не верила глазам. Он в точности совпадал с пятном на рубахе угоревшего в прошлые выходные парня.
— Как эта неокрепшая девушка, по сути, еще ребенок, может обладать такой силой? — удивлялась она.
Ника поняла состояние целительницы по-своему и с испугом спросила:
— Что, все так плохо?
— Не переживай, детка, — ответила та и положила ей руку на лоб. — Я тебе помогу, но до приезда родителей ты поживешь у меня.
У больной не было сил возражать, да и старуха ей понравилась. Нике почему-то казалась, что она знала ее всю свою жизнь. От женщины веяло чем-то далеким и знакомым, отчего щемило сердце. Ника смотрела в ее удивительно молодые глаза и, позабыв о боли, мучительно пыталась вспомнить: «Где я могла ее раньше видеть?»
От высокой температуры мысли хрупкой пациентки спутались, и она впала в спасительное забытье. На короткое время Ника пришла в себя в трясущейся «Победе», чтобы узнать, что ее везут в дом к удивительной старухе.
К ночи жар спал. Девушка лежала на полатях среди пучков сушеных трав и разглядывала сквозь них застеленную туманом комнату. Она потерла глаза, туман не исчез. Он поднимался к потолку, окутывая высокие полати и покрывал пациентку с головы до пят. Взгляд девушки просветлел, на щеках появился слабый румянец. Мешал дышать лишь противный запах тухлых яиц, висевший в густом тумане.
— Ну что, сестра? Как ты себя чувствуешь? — услышала она откуда-то снизу.
Ника свесилась с полатей, пытаясь разглядеть, с кем разговаривает хозяйка. Внизу она увидела склонившуюся над русской печью целительницу. Та что-то помешивала в кипящем чугунке, который и источал зловоние. От этого дурно пахнущего пара в груди заклокотало. Старуха разогнулась, и не успела Ника опомниться, как целительница уже молотила ее по свесившейся вниз спине. От неожиданности девушка закричала, но вместо крика из ее горла вылетел комок сине-зеленой мокроты, за ним другой, потом третий. В глазах потемнело, а бабка продолжала проверять ребра пациентки на прочность. Не прошло и минуты, как темнота отступила, и Ника с удивлением смогла глубоко вдохнуть.
«А не такой уж этот воздух и противный», — подумалось ей.
Девушка снова лежала на полатях и наслаждалась легкостью дыхания. Внезапно она вспомнила, зачем только что заглядывала в комнату.
«Я же искала сестру целительницы!» — Ника вновь выглянула из-под пучков сухой травы.
Старуха была одна.
— А где же ваша сестра?
— Отдыхает на полатях! — озорно глянула на нее Матрена.
— Здесь никого нет, — ответила Ника и тут же догадалась, кто имеется в виду.
— Я вижу, ты уже ее нашла, — улыбнулась старуха. — Ты моя сестра! И я уже давно тебя ищу. Вот, выпей, — она протянула маленький горшочек с отваром. — Я тебе все расскажу. У нас вся ночь впереди!
Девушка поморщилась от горечи и, зажмурившись, одним залпом осушила глиняную посудину. Теплая нега разлилась по телу, и впервые за последние годы она заснула без изнурительной дыхательной гимнастики и мучительного кашля перед сном.
В полночь Ника проснулась, словно заново родившись. В груди почти не саднило и дышалось непривычно легко и свободно. Сквозь щелки прикрытых глаз она видела, как целительница размельчает что-то в ступке, тихо бурча себе под нос.
— Ну, рассказывай! — не отрываясь от своего занятия, потребовала она.
— О чем? — удивилась Ника. «Интересно, как она догадалась, что я не сплю?!»
— Как ты уморила городских хлыщей.
— Каких хлыщей? Никого я не морила!
— А откуда же тогда взялся твой плевок на их одежде?
— Почему уморила?! — не слышала ее Ника. — Что с ними случилось?
— Угорели они! Ты что, не слышала? Весь поселок только об этом и говорит!
— Меня Яна на улицу не пускала! Как угорели?! — напугалась Ника.
— Как-как — насмерть! У Семеновны в бане!
— В бане?! — тут у Ники что-то щелкнуло в голове, и она начала вспоминать тот ужасный вечер. Матрена внимательно слушала про то, как девушку охватила небывалая ярость, и про странные видения, и про запах бани, и про необычную легкость после выплеснутых эмоций. Позабыв о ступке, целительница с изумлением смотрела на девушку.
— А когда-нибудь еще ты испытывала приступ злости, который сменялся такой вот легкостью?
Ника скорее почувствовала, чем услышала еле уловимое напряжение в голосе старухи.
— Один! Нет, два раза! Но от этого никто не умирал!
Тут она запнулась. Ведь о судьбе Гоги она ничего не знала.
Девушка с неподдельной тревогой рассказала о далеком случае в санатории.
— Вы думаете, Гоги тоже угорел? — боясь услышать ответ, прошептала Ника.
— Сестры не выкают друг другу, — ласково сказала знахарка, пытаясь отвлечь ее от пугающих мыслей. — У сестер нет возраста.
— Расскажите, то есть расскажи, почему ты называешь меня сестрой.
— По-моему, ты еще не закончила свой рассказ!
— Как не закончила? Срок санаторной путевки истек, и мы вернулись домой.
— А как же второй случай?
— А-а-а! Ну, это было совсем недавно! — повеселела Ника. — На майские праздники. Нашему классу поручили выступить на школьном вечере, посвященном Дню Победы. В этом же году было сорок лет прорыву блокады Ленинграда, вот мы и делали постановку о Савичевой Тане. Ну, о той девочке, у которой на глазах умерла от голода вся семья.
Матрена кивнула.
— На главную роль взяли самую худенькую и маленькую в классе. Угадай кого?
— Неужто тебя?! — всплеснула руками Матрена.
— Угадала или наколдовала?! — засмеялась Ника. — Послушай, я тебе свою роль почитаю! — На берегу Невы… — начала она.
Целительница с интересом смотрела на вдруг посерьезневшую Нику. В этот момент она была там, в умирающем от голода Ленинграде, рядом с таким же хрупким подростком, как и сама. Рядом с Таней, которая писала сведенными от холода исхудалыми пальцами свой страшный дневник.
Матрена живо представляла, как после постановки Ника задумчиво брела по школьному коридору, все еще под впечатлением от пережитого, когда услышала брошенное в спину: «Ты зачем ела собак?!»
Ника обернулась и увидела хохочущего предводителя шайки старшеклассников.
— Каких собак? — опешила она.
— Ну как же. Все умерли, а ты осталась, значит, ты ела кошаков да барбосов!
— О чем говорить с дебилами? — она покрутила пальцем у виска.
— Ты, наверное, их жарила перед тем, как есть? — раздался новый взрыв хохота. — Так и быть, мы тебе добудем шашлычок из собачины!
— Ну ты, шеф, уморил! — вытирал слезы рыжий толстяк. — У меня аж слюнки потекли!
— А тебе все бы жрать! — пихнул его кулаком в живот «шеф».
На следующий день на большой перемене Ника вместе с подругами вышла понежиться в лучах весеннего солнышка. Девочки прогуливались среди начинающих цвести деревьев.
— У нашей математички скоро опять начнется аллергия. Прямо перед экзаменом. Вот будет лютовать! — предположил кто-то.
— Зато будет легче списывать. Она сквозь свои опухшие зенки ничего не заметит.
Их разговор прервала группа старшеклассников, преградившая путь.
— Эй! Бухенвальдский крепыш! Мы тут тебе, как обещали, поесть привели! — крикнул Нике главарь.
За его спиной дружки кормили бездомного пса. Это был общий любимец, который всегда прибегал к школе во время второго завтрака и никогда голодным не оставался. Вот и сейчас он тянул морду к недоеденному бутерброду в руках рыжего толстяка. Тот торопливо жевал, в надежде откусить еще.
— Не жмоться, жиртрест! — толкнул его «шеф» и обернулся к Нике. — Ты ведь жареное любишь, правильно? — он достал зажигалку и поймал весело вертящийся хвост псины.
Ника почувствовала, как необычайной силы ярость забурлила глубоко в груди и на какой-то момент сковала все тело. Жалобный визг и запах паленой шерсти вывел ее из оцепенения. Пес пулей кинулся прочь, а живодер со своими дружками давились от хохота.
— Тебе, безмозглому откормышу, самому надо задницу подпалить! — перекрывая смех подростков, прокричала она.
В ее голосе было столько угрозы и ненависти, что веселье тут же прекратилось. Взбешенная Ника была готова вцепиться в наглую рожу главаря и уже сделала шаг вперед, как раздался звонок. Напуганная шайка быстро ретировалась, как будто важнее следующего урока ничего не было.
Подруги вернулись в класс с мыслями о предстоящем диктанте, и лишь защитницу животных ничто не тревожило. Во всем ее теле появилась та самая легкость из далекого санаторного детства.
— Я долго не могла собраться, — закончила свой рассказ Ника. — Толька к середине урока я начала впопыхах списывать у соседки пропущенные предложения. Но за диктант полу чила четверк у.
Глава 3. Викканская кровь
После уроков Ника не осталась болтать с девчонками и строить глазки старшеклассникам. Она брела домой, прислушиваясь к ощущению небывалой легкости внутри.
— Кто последний — тот дурак! — мимо наперегонки неслась компания живодера.
Обогнав Нику, они скрылись в направлении новой многоэтажки.
Дураком оказался рыжий толстяк, чьим бутербродом сегодня приманили пса. Он последним ввалился в полутемный подъезд. Здесь было прохладно. Пахло свежими бетонными блоками. Поджигатель собачьих хвостов первым спустился в подвал. За ним последовали его верные подпевалы. Потянуло холодом, и подростки поспешили в давно облюбованную секцию, через которую проходила труба с горячей водой. Знакомый закуток встретил их уютным теплом и едва уловимым запахом клея «Момент». На полу там и сям валялись использованные полиэтиленовые пакеты с остатками засохшего клея. Как стая воробьев, подростки уселись на трубу и с замиранием сердца приготовились к вдыханию токсичных паров. Их главарь достал тюбик и занял самое теплое место на стыке труб, где изоляции почти не было. Он с наслаждением ощутил разливающееся по всему телу тепло. Растягивая удовольствие, он выдавил клей в прозрачный пакет и, сунув тюбик соседу, принялся вдыхать испарения.
Спустя минуту он расслабленно откинулся назад. Оторвал ноги от пола и удобно прислонился к стене. Труба под ним мягко качнулась и привычно провисла. Установленные на скорую руку крепежи уже давно расшатались от незапланированной нагрузки и теперь с трудом удерживали лишний вес. Но погруженным в мечты подросткам было не до этого. Покачивающаяся под ними труба создавала ощущение божественной невесомости. На одурманенных лицах играла блаженная улыбка, и только губы вожака были плотно сжаты и нервно дрожали. В токсической полудреме он пытался приподняться, но лишь сильнее раскачивал трубу. Вконец одурманенный, он с ужасом наблюдал за тем, как гладкие бетонные стены дрожали, темнели и трескались, словно чернозем во время засухи. Воздух наполнился черной пылью, которая тут же поглотила тусклый свет подвальной лампочки. Прячась от ужасного видения, он глубоко зарылся лицом в полиэтиленовый пакет. Пыль заколыхалась и осела гарью тускло мерцающего факела, открыв стены средневекового каземата.
B дальнем углу пылал кузнечный горн и отбрасывал зловещую тень на низкий сводчатый потолок. Лицу было невыносимо жарко. Округлые щеки юного подмастерья палача лоснились. Он неотрывно смотрел, как в ярком пламени светится раскаленный металлический прут. Подмастерье с нетерпением ждал, когда ему, наконец, прикажут достать из огня его любимое орудие пыток. Он уже представлял, как белая кожа прикованного к стене поваренка будет превращаться в кровавые волдыри. Сквозь гул горна он прислушивался к допросу этого зазнайки.
«А нечего было хвастаться: „У меня кольцо с живым пауком, у меня кольцо с живым пауком!“ — злорадствовал подмастерье. — Дал бы мне поносить, я бы на тебя не донес!»
— Последний раз спрашиваю, где взял! — правитель Восточной Померании сунул янтарное кольцо под нос подростку.
— Говорю же, нашел в лесу!
— Ну, как знаешь! — герцог повернулся к палачу. — Начинай!
Тот протянул руку ученику:
— Давай прут!
Подмастерье с готовностью вытащил из огня раскаленное железо. Но насладиться запахом паленой плоти ему не довелось.
— Я все скажу! — в ужасе закричал поваренок. — Мне его дала Сидония!
— Чем же ты заслужил такой подарок? Уж не мальчиком ли для развлечений ты был у этой потаскухи?!
— Нет! Я просто рассказал про то, что Эрнест уезжает!
— Высечешь его завтра перед чернью! — приказал герцог палачу. — И чтобы до крови!
Уходя, он бросил янтарное кольцо в ноги ученику палача:
— Держи! Заслужил! Хорошая смена растет! — он расхохотался и вышел.
Подмастерье нагнулся и поднял кольцо. Отблески пламени горна играли внутри янтаря, и дрожащие тени мохнатых лапок паучка делали его живым. Подросток поднес кольцо к глазам и с ужасом отшатнулся. Паук действительно шевелился! Шевелился и рос! Сбросив янтарный панцирь, паучище поднял щупальца, из-под которых показались здоровущие крючкообразные челюсти. Огромная мохнатая тень заполнила весь каземат.
Подмастерье отбросил кольцо и попятился в сторону горна, не замечая нарастающего жара. Паук неотвратимо наступал! Подмастерье неистово перебирал ногами, но отступать было некуда. Его упитанный зад уже давно уперся в жерло пылающего горна, и голодное пламя с аппетитом лизало его панталоны…
Жгучая боль выдернула подростка из страшного видения. Как ошпаренный, он соскочил на бетонный пол. Треснувший стык трубы был окутан горячим паром, сквозь который пробивался бурлящий гейзер. Упитанный зад живодера продолжал вариться в пропитанных кипятком брюках. По подвалу разнесся дикий вой. Очнувшиеся приятели ничего не могли разглядеть сквозь густой пар и боялись ступить на пол. Они не видели, как их главарь безуспешно пытается стянуть штаны. Пока он судорожно расстегивал навороченную пряжку, его ягодицы успели конкретно обвариться.
Ника подходила к дому, когда мимо промчалась скорая и скрылась в направлении нового микрорайона.
«Как бы я хотела работать на скорой!» — мечтательно посмотрела она вслед белому рафику…
— А следующим утром вся школа гудела, — заканчивала свой рассказ Ника. — На переменах только и разговоров было, что о происшествии в подвале.
— А что живодер? — поинтересовалась Матрена.
— А у него поменялась кличка! Вместо «шефа» он стал «макакой с красной какой»! — ее задорный смех заставил Матрену улыбнуться.
— Ну, хватит полуночничать! На-ка, накройся! — знахарка протянула ей овечий тулуп.
Утром Нику разбудило подступающее удушье. Теперь она уже добровольно висела вниз головой и вдыхала зловонные пары в ожидании болезненных поколачиваний по спине.
К полудню появился первый посетитель.
— Высоко сижу, далеко гляжу! — Яна задрала голову под потолок, где на полатях сидела ее сестренка и весело болтала ногами. — Ты что, там поселилась?
— Ага! — светилась Ника. — Спускаюсь только в туалет.
— Да уж! В туалете-то, наверное, получше пахнет, чем у вас тут! — Яна нарочито поморщила нос и улыбнулась, видя, что Нике полегчало.
— Заглянула, и будя! — Матрена стала ее выпроваживать. — Твоей сестре нужен покой!
Выставив гостью, она спросила свою пациентку:
— Ну, рассказывай о своей болячке. Следствие-то мы подлечим, а вот что делать с причиной?
— А ничего не сделать! — не унывала развеселившаяся девчушка. — Это генетическое.
Матрена с грустью смотрела на это юное создание и постепенно начала постигать значение услышанного.
— Откуда родом твои предки по материнской линии? — еще не веря своим догадкам, спросила она.
— Кто-то из Прибалтики, кто-то из Польши. А что?
Глаза старухи странно засветились, и она начала беззвучно шевелить губами. Нике показалось, что с них слетело что-то похожее на «не может быть», но она могла и ошибаться. Справившись с волнением, Матрена подошла к окну и выглянула на улицу. Около дома никого не было. Старуха дрожащими от волнения руками задернула занавески и глянула на ничего не понимающую девушку.
— Мы давно тебя ждали! — медленно проговорила она.
— Кто это «мы»?
— Викканское сестринство, — услышала Ника какую-то белиберду.
— Какое сестринство?
— Викканское.
— А что это за сестринство такое?
Матрена кряхтя взгромоздилась на полати и положила голову девушки себе на колени. Рассказ предстоял долгий…
— В давние-давние времена, когда природа еще была девственной, женское начало было под покровительством Луны, — начала свой рассказ Матрена. — Могущественное светило притягивало к себе всю земную воду. Океаны, моря и уж тем более человеческая кровь были в его власти. Раз в месяц, когда на небо восходила полная луна, ее небывалая сила прорывала женские плотины. И все они, как одна, отдавали природе свою кровь. И только еще не рожденные младенцы могли соперничать с мощью луны. Если же младенчик был слаб, то луна вытягивала и его, порою убивая несостоявшуюся мать. Но мало кто знает, что в это время отворялись и другие затворы. Для тех, кто имел дар власти над черной энергией, это был главный день месяца. В отличие от белой энергии, черной можно завладеть только в полнолуние. В этот день сестры взбирались на самый высокий холм или гору, чтобы приблизиться к ночному светилу. И там они насыщались темными силами. Там же посвящали в сестринство новых сестер. Только девушки в своем первом полнолунном кровотечении могли быть обращены в сестер. Это единственное время, когда скрытая в них сила может быть разбужена. Упустишь его, и мир никогда не узнает новой сестры.
— А как посвящают в сестры? — раздался зачарованный шепот.
— Одного глоточка крови взрослой ведуньи достаточно, чтобы отворить заточенную в новой сестре силу.
— Бр-р-р! — скроила рожицу Ника.
— Но иногда среди нас появляются сестры, сила которых отворена с самого рождения, — улыбнулась ее реакции старуха. — Их кровь как губка впитывает черную энергию, не подчиняясь законам луны. Это дает им небывалую власть. Но они платят за это дорогую цену! Избыток черной энергии разрушает их изнутри. К великому сожалению, они уходят от нас слишком рано, — почти неслышно произнесла Матрена.
В доме повисла тишина, и лишь сверчок за печкой пытался перекричать потрескивающие в печи поленья. Ника покосилась на знахарку. Та смотрела куда-то вдаль, кончики ее выцветших ресниц мелко дрожали.
— Но мы верим, что именно эти сестры смогут совершить великую миссию! — вдруг очнулась старуха.
— Какую миссию?
— Сначала обед! — слезая с полатей, приказала Матрена.
Но после еды Нику сморило, и она так и не узнала ответа на свой вопрос.
Погружаясь в царство Морфея, она думала об избранных сестрах. Судьба уготовила им яркую, но короткую жизнь. Их особенная кровь дарила им могущество, но одновременно отнимала здоровье.
«Интересно, что по этому поводу сказала бы современная наука?» — размышляла Ника и не заметила, как заснула.
Если бы ученые знали об исключительных способностях викканских сестер, то они открыли бы неизвестный белок. Белок этот был способен разворачиваться во время смены гормонального фона. На этом бы научные изыскания, скорее всего, и закончились. И лишь настоящие экстрасенсы смогли бы определить, что в развернутом состоянии этот белок может поглощать негативную энергию человеческих эмоций.
Поправляющаяся Ника спала и не знала, какой особенный белок плавает по ее сосудам. Она даже не догадывалась, что наследственный дефект ее легких притягивает к себе этот белок. Прилипая к генетически измененным клеткам, белок викканских сестер разворачивался и навсегда терял возможность свернуться обратно. Таким образом, ее легкие превращались в природную ловушку для черной энергии. Она мирно посапывала, не подозревая, что когда ее кровь бурлит от ярости, накопленная энергия выбрасывается через легкие, и беда тому, кто в этот момент попадется на пути…
Ника проснулась, когда за окном уже стемнело и наступало время зловонных процедур. Стойко выдержав неприятное лечение, она лежала на саднящей спине и вспоминала полуденный рассказ знахарки.
— Матрена, ты не сказала мне, что это за миссия такая.
— Все по порядку, — ответила та и взобралась на полати. — С незапамятных времен в сердце Африки жили племена жриц, знавших, как управлять потоками невидимых энергий. Жестокий закон джунглей оттеснял тех, кто проповедовал добро, на окраины древнего мира. Попав в суровые условия северных широт, выживали только те, кто умел помочь друг другу во время холода и голода. Именно поэтому жрицы гонимых племен не утратили способности управлять белой энергией. Оставшиеся же воинственные племена не были обременены никакими заботами в джунглях, которые плодоносили круглый год. Предшественницы будущего черного сестринства, как саранча, уничтожали все съедобное вокруг и нападали на соседние племена, вытесняя их с плодородных участков. Белой энергии не было места в их жестоком мире, и с веками черные сестры потеряли власть над ней. Зато они в совершенстве овладели управлением гигантскими потоками губительной энергии, превратив ее в грозное оружие. Шли века, наша планета расцветала, и только место, где вращались потоки черной энергии, чахло и усыхало. Тысячелетние завихрения губительной энергии изменили природу под собой и образовали загадочный «Глаз Африки» с бескрайней пустыней вокруг.
— А что это за глаз-то такой? — прервала ее Ника.
— Это огромные безжизненные кольца земной породы в Сахаре. Об их существовании до недавних пор знали только посвященные. Кольца эти так велики, что их нельзя распознать даже с птичьего полета. И лишь из космоса человечество смогло впервые увидеть «Глаз Африки».
— А черную энергию можно увидеть из космоса?
— Черную энергию нельзя увидеть, ее можно только почувствовать! Не отвлекайся! Так вот, шли века, менялась природа, менялись люди, возникали новые расы, а вместе с ними и новые виды белой и черной энергии. Под воздействием многих поколений ведуний, шаманов и жриц энергия постоянно видоизменялась. И вот настало время, когда энергия одной части света стала настолько отличаться от другой, что ведуньям одного континента энергия другого стала неподвластна. С тех самых пор наш мир раскололся на две независимые силы: Вуду и Викка.
— Я знаю про Вуду, но никогда не слышала про Викку! — опять перебила Ника.
— Но однажды баланс этих сил был нарушен! — не останавливалась Матрена. — Французские колонизаторы даже не ведали, к какой катастрофе приведет завоевание ими Гаити. Ввоз туда рабов из западной Африки был роковой ошибкой. Представительницы черного континента основали на Гаити новый центр темных сил. По злой воле рока этот остров оказался на пути огромного поднебесного потока воздуха, текущего по направлению к Старому Свету. Теперь огромное расстояние между викканскими сестрами и сестрами Вуду перестало быть помехой. С помощью поднебесной струи черные сестры стали слать через океан свою губительную энергию. Начинаясь на Гаити, она перемешивается с ветрами, сопровождающими Гольфстрим, и летит к матушке Европе. Иногда злая энергия выпадает из струи и несет несчастья оказавшимся поблизости мореплавателям. Многие корабли сгинули в водах, простирающихся к северу от Гаити. И ты наверняка знаешь название этого про́клятого места.
— Я не очень-то сильна в географии, — смутилась Ника.
— А вот это зря, — пожурила ее Матрена. — Теперь тебе придется подналечь на этот предмет, а особенно на поведение сезонных ветров.
— Хорошо, хорошо, — занервничала девушка. — Ну, так как же называется это место?
— Бермудский треугольник!
— Так бы сразу и сказала! О Бермудском-то треугольнике кто ж не знает?!
Знахарка кивнула и продолжила:
— Долетев до Старого Света, черная энергия помогает сестрам Вуду творить свои темные дела. Природа их энергии такова, что нам не дано управлять ею. Когда-нибудь она вытеснит всю нашу энергию, и тогда наступят черные времена. Викканство доживает свой век, и спасения не видно.
— И что? Нет никакой надежды?!
— С открытием Америки мы думали, что она появилась. Лучшие наши сестры были среди первых переселенцев. Сестринство Викка крепло в новых землях и уже начинало преуспевать в обуздании темных сил чужой природы. Почувствовав опасность, черные сестры проникли на юг молодого государства и обосновались в Новом Орлеане. И как всегда, вместе с ними пришло опустошение. Пожар, возникший из-за упавшей с алтаря свечи, уничтожил весь город. Предупреждение Всевышнего не было услышано, и отстроенный заново Новый Орлеан уже был в полной власти Вуду. Вскоре черные сестры помутили разум первопроходцев и разожгли печально известную охоту на ведьм. Почти все наши сестры погибли в те страшные времена, а вместе с ними умерла и наша надежда на спасение. С тех пор еще немало храбрых сестер Викка отправлялось в Новый Свет. Они пытались постичь природу враждебной энергии и научиться владеть ею. Многие из них исчезли без следа, а те, кто сумел вернуться, навсегда потеряли свою силу и покинули наше сестринство.
Ника слушала рассказ старухи, как детскую сказку, и все ждала счастливого конца. Но он никак не наступал.
— Ну, так кто же в конце концов победил черных сестер?! — нетерпеливо спросила она.
— До победы еще ой как не близко, детка! Пока мы можем только защищаться. В далеком-далеком будущем, когда магнитные полюса Земли поменяются местами и Гольфстрим потечет вспять, мы сможем восстановить равновесие сил. Но боюсь, к тому времени будет уже слишком поздно. Если верить предсказаниям Черного Монаха, то нам осталось чуть меньше столетия. Смогут ли выходцы из Африки захватить весь мир и поднять черное знамя сатаны, теперь зависит только от нас!
Такая мрачная перспектива не устраивала Нику.
— Не переживай! — успокоила она Матрену. — Сестры Викка что-нибудь обязательно придумают и найдут пути к спасению.
— Я думаю, что мы уже нашли! — многозначительно произнесла старуха. — А пока нам надо тебя поставить на ноги. Теперь твое здоровье принадлежит не только тебе!
Засыпая, Ника заново переживала услышанную историю. Совсем как в детстве, после просмотра очередной сказки, она проигрывала в голове полюбившиеся моменты. Она представляла себя бесстрашной сестрой, ступающей на незнакомый враждебный берег. Только она не собиралась исчезать бесследно — она будет победительницей!
«Не зря же меня зовут Вероника — несущая победу!»
Следующий день не принес сюрпризов. Те же процедуры, те же долгие рассказы о противостоянии с черными сестрами, наводнившими Европу. Когда Матрена замечала, что ее подопечная начинает слушать вполуха, она неожиданно меняла тему. Вот и сейчас она резко повысила голос:
— Ты должна скрывать свои способности, чтобы не выдать себя черным сестрам, осевшим тут. Они не могут управлять нашей энергией, но прекрасно чувствуют ее всплески. Надеюсь, что твой недавний выброс заметила только я. Место у нас тихое, неприметное, но в городе надо быть осторожной!
— Сама говоришь, что они не могут использовать нашу энергию, — не на шутку перепугалась Ника. — Значит, и навредить никому не могут.
— Ты за них не переживай! Наша природа уже достаточно насыщена их собственной энергией. Поэтому сиди тише воды, ниже травы!
Вскоре тема рассказа опять сменилась. Теперь Матрена предрекала Нике встречу с надежным спутником, добрым и заботливым юношей, с которым они вместе пойдут по жизни в любви и согласии. Он всегда будет рядом и в радостях, и в лишениях, будет ее надеждой и опорой и никогда не покинет ее. С ним она победит свой недуг и выполнит свою нелегкую миссию.
Ника не стала снова спрашивать о таинственной миссии. Не до этого ей было. Засыпая под мягкий голос Матрены, она мечтала о своем суженом. Ей снились цветные сны, и сердце замирало от истомы.
Она лежала в бескрайних полях, и мысли ее были в далекой вышине.
«Дай какой-нибудь знак о моем суженом!» — попросила она небеса.
Тут же рядом оказался огромный молодой волк, а вслед за ним появился юноша в камзоле с яркими медными пуговицами. Она не разобрала его лица, но твердо знала, что это и есть он.
Над ними, насколько хватало глаз, простиралось голубое небо. Девушка и юноша лежали, прижавшись друг к другу, и глядели в бездонную высь. Они были птицами, парящими среди белых облаков, лениво плывших в неведомую даль. Неба было так много, что захватывало дух, и дрожь пробегала по всему телу. Он говорил ей о любви, а она прижималась щекой к его мягкой ладони и замирала от безграничного счастья. Вокруг пахло травами и дышалось так легко, как будто и не было тех бессонных ночей, когда разбушевавшийся недуг безжалостно душил ее. Она страшно боялась задохнуться, когда никто не придет на помощь, и была рада, что ее страхам и одиноким ночам пришел конец. У нее был он. Его забота и любовь вернули ее к жизни, и даже неминуемая смерть уже не так страшила.
Она любила и была любима. Немногим в этом мире выпадает такое счастье, а ей повезло. И пусть оно будет недолгим, но оно есть, и спасибо небесам за это!
Ника не хотела просыпаться. Лежа среди пучков полевых цветов, она рвалась назад, в свой дивный сон, в те миры, где остался ее любимый. Она еще надеялась вернуться в увиденную сказку к своему Ивану-царевичу и его Серому Волку. В те поля, где дышалось так легко и свободно!
«Зачем жизнь так жестока?» — горько подумала Ника, на какой-то момент возненавидев и себя, и старуху с ее бреднями, да и весь этот мир.
«А как же твоя миссия?» — остудил ее внутренний голос.
— А как же моя миссия? — машинально повторила она, свесившись с полатей.
— После, после! — Матрена приложила палец к губам. — Яна на крыльце тебя дожидается! Ты забыла? Сегодня твои родители приезжают!
— Неужели уже пятница?! — не поверила Ника.
— Пятница, пятница! Давай слезай!
Ника слезла с полатей и торопливо оделась. Удивительно: она совсем не задыхалась!
— Никому не рассказывай, кто ты есть! — продолжала шептать старуха. — Это не только твоя тайна! Заглядывай ко мне почаще. Тебе еще многому надо научиться!
Ника вышла из дома и очутилась в объятиях своей любимой сестренки.
— Ну, хватить обниматься. Пойдем, Яна, я дам тебе отвар для сестры, — прервала их тисканья Матрена.
Наливая в глиняный кувшинчик снадобье, знахарка искоса поглядывала на сестру своей подопечной и с горечью думала: «Вот так редеет наше сестринство. Как жаль, что в свое время некому было разбудить скрытую силу ни в этой девушке, ни в ее матери!»
В ожидании Яны Ника села на завалинку и прислонилась к бревенчатой стене. Сами собой опустились веки, преграждая путь яркому солнцу, от которого она успела отвыкнуть за эти удивительные дни.
— Уснула что ли? — растормошила ее сестра. — Твои прохиндеи прибегали. По-моему, они что-то затевают.
— Правда?! — оживилась Ника.
— Не ходила бы ты с ними. Ведь только-только оклемалась!
Но разве можно было удержать эту непоседу, особенно когда вся компания собралась на кладбище!
Она вела друзей в царство мертвых и чувствовала их трудно скрываемое возбуждение. Боясь прослыть трусом, никто не выказывал страха, и честна́я компания с замиранием сердца углублялась в лесную чащу. Продвигаясь гуськом вслед за Никой, ребята удивлялись, как она может видеть тропинку в такой темноте. А она даже не смотрела под ноги. Как в забытьи, она шла по энергетическому коридору, созданному той скорбью и болью, что годами копилась в вековых елях, растущих вдоль тропинки. По ней редко ходили, но давление темной энергии было тяжелее человеческих ног. Даже сорная трава здесь с трудом пробивалась на свет. Ее стебельки встречали нежданных гостей ласковым шуршанием и беспрепятственно стелились под осторожными шагами подростков. Луна все сильнее просачивалась сквозь редеющие деревья, и могильные кресты уже угадывались вдали.
Добравшись до кладбища, ребята уселись в круг и принялись рассказывать страшные истории. Слушая набившие оскомину страшилки о темном-темном дворе в темном-темном городе, все с нетерпением ждали очереди Ники. Ее истории всегда были новы и поразительно правдоподобны. И неудивительно: столько книг, сколько прочла она, никому даже и не снилось.
— Давным-давно, на берегу большого моря, — начала она зловещим голосом, — жила колдунья со своей юной дочерью.
— Уже страшно, — захихикал кто-то.
На него тут же зашикали. Ребята зачарованно слушали про то, как мать-колдунья учила подрастающую дочь лекарским и чернокнижным премудростям.
Совсем юная ученица уже хорошо разбиралась в травах и кореньях, отварах и настоях, но душа ее лежала совсем к другому. Управление губительной энергией — вот что увлекало ее больше всего. Вместе с матерью они часами бродили по лесу с пустыми корзинками. Но искали не грибы и не ягоды. Сгустки черной энергии страха, оставленные жертвами хищных зверей и разбойников, — вот что было им нужно! Корзины же служили для отвода глаз охотников и собирателей лесных даров. Хотя, если бы кто-то и повстречался им на пути, тому человеку было бы не до вопросов, что они делают в такой глуши, да еще одни. Огромный молодой волк следовал по пятам и разорвал бы любого, кто захотел бы приблизиться к его юной хозяйке, которая еще щенком спасла его от охотников герцога.
— Места, где много черной энергии, — учила колдунья дочь, — люди называют про ́ клятыми. С них-то мы и начнем.
— А что мы будем делать, когда соберем там всю энергию?
— Тогда мы отыщем ее новые скопления. И поможет нам в этом кошка. Завтра я научу тебя как!
С рассветом они отправились к дальнему холму на берегу моря. В руках ведьма снова несла корзину, но на этот раз не пустую. На дне, свернувшись калачиком, уютно дремала черная кошка. Лишь к ночи они добрались до заветного холма. Взобравшись на его вершину, они с наслаждением подставили лица морскому бризу. Под свежим морским ветерком необычайно легко дышалось. Позади, насколько хватало глаз, простирались зеленые леса и поля, и только серое пятно замка герцога нарушало природную идиллию.
— Сегодня я научу тебя определять скопления темных сил, — прошептала ведьма, как будто их могли услышать. — Кошки лучше всех чувствуют черную энергию, и по их глазам можно узнать, где она сокрыта.
С этими словами мать достала из корзины черную помощницу, и обучение искусству чтения по кошачьим глазам началось.
— Лишь ее левый глаз скажет тебе правду! Запомни, кошка плохо видит вблизи, поэтому твой взгляд в упор не будет ее отвлекать.
Колдунья так близко поднесла кошку к лицу дочери, что нос девочки уткнулся в мохнатое ухо мурлыки. Юная колдунья погрузилась в зеленую пучину кошачьего глаза и с интересом стала искать темные пятна, расположение которых и подсказывало места скоплений черной энергии. Молодой волк ревниво заурчал и недовольно оскалил зубы. Женщина с укоризной глянула на него, и тот сразу же заинтересовался полной луной, как будто он был совершенно ни при чем.
Кошачий глаз указал на огромное скопление черной энергии на кладбище близ замка герцога. Колдунья улыбнулась. Именно туда она и собиралась попасть.
— Сегодня ты откроешь новую страницу искусства черной магии! — подмигнула она дочери.
Накануне ведьма узнала о прибытии в замок француза, славившегося умением вырезать камни из мочевого пузыря.
— Скоро мучения первого наследника закончатся! — важничала своей осведомленностью кухарка герцога на рынке.
«Закончатся, без сомнения закончатся!» — думала Сидония по дороге на кладбище.
Мало кто знал, что перед каждой операцией он набивал руку на трупах, добытых из свежих могил. У одной из таких могил мать с дочерью и затаились.
Напряженные слушатели начали нервно озираться. Убедившись, что все захоронения вокруг были давнишние, ребята вновь уставились на рассказчицу. А она, никого не замечая, со страстью продолжала:
— В полночь к могиле подкрался десятник стражи герцога в сопровождении верного помощника. Достав из мешка лопаты, они без промедления принялись за дело, — вещала Ника. Ее горящий взор был прикован к огромной низко висящей луне.
У слушателей создалось впечатление, что это не юная колдунья, а сама рассказчица была на том средневековом кладбище. Дрожь пробежала по спинам ребят, и они уже не знали, кого им больше бояться — духов умерших или реальную подругу, которая на глазах превращалась в жуткую вещунью. Сидевшие рядом с ней заерзали и стали потихоньку отодвигаться.
Сгрудившись в кучку, они, не отрываясь, смотрели на силуэт одинокой девушки на фоне полной луны. Они живо представляли себе, как в такую же полнолунную ночь одетая во все черное дочь колдуньи со свечой под подбородком засеменила к разрытой могиле.
Копатели услышали шорох одежды и дружно повернулись на звук. О, ужас! Над могильными холмиками на них плыла девичья голова с широко открытым ртом. Животный страх обуял осквернителей могил. Десятник поскользнулся на свежевырытой глине и упал прямо в объятья к покойнику. Падая, он ударился головой о склизкую стену погребальной ямы и распорол себе щеку о торчащий обрубок корня.
Его помощник застыл наверху. Он смотрел в зеленые девичьи глаза, и липкий холодный пот покрывал его тело. Затуманенный рассудок вернул его на много лет назад. Такие же точно глаза когда-то с ненавистью смотрели на него с перепачканного грязью лица!
«Это же любовница младшего сына герцога»! — схватился он за грудь, и картина из далекого прошлого возникла перед глазами.
Он только что забрал у Сидонии серебряный браслет и толкнул ее в жижу разъезженной колеи. Ее разъяренный взгляд еще долго преследовал его во сне. И вот теперь этот взгляд разъяренной волчицы настиг его наяву. Изумрудные глаза плывущей головы резали его сердце пополам!
«Отто же говорил, что она сгинула в лесу двадцать лет назад! — стражник задыхался от невыносимой боли в груди. — А здесь она совсем девчонка!» — он рухнул на колени и завалился набок.
Его командир в это время с трудом выкарабкался из сырой могилы. Он перебрался через обмякшее тело подельника и, объятый ужасом, опрометью кинулся прочь. Последнее, что увидел задыхающийся на краю могилы стражник, был отвисший лоскут щеки и торчащие сквозь зияющую рану зубы десятника.
«Вот мы и в аду!» — шевельнулась гаснущая мысль.
— Она его убила взглядом, да? — спросил кто-то дрожащим голосом. — Как в страшилке «Бегут, бегут по стенке зеленые глаза»?
— Не отточив своего мастерства на трупе, француз сделал слишком глубокий разрез и отправил второго сына герцога на тот свет. Так возмездие ведьмы лишило семейство герцога еще одного наследника! — закончила Ника, пропустив мимо ушей вопрос о глазах.
Ребята недоуменно переглянулись и осторожно приблизились к ней. Их подруга не мигая смотрела на луну и не замечала их.
— Может, она лунатик? — хихикнул кто-то.
— Лунатики — это когда во сне! — хором возразили близнецы. — А она не спит!
Самый старший из ребят наконец решился растолкать Нику.
— Ты кто? — не поняла она сначала.
Подросток сделал шаг назад.
— Что, душа в пятки ушла?! — расхохоталась Ника. — Пошли домой, хватит на сегодня страшилок!
Однако домой ей совсем не хотелось. Нике не терпелось рассказать о своих видениях Матрене. Чтобы встать с первыми лучами солнца и бежать к знахарке, она бросила подушку в ноги и легла лицом к окну.
* * *
Восходящее солнце заглянуло в палату интенсивной терапии. Сегодня здесь были новенькие. В кровати напротив окна поселилась женщина с золотистыми волосами. Солнце поиграло лучами на ее лице, но Златовласка даже не шелохнулась. Один солнечный лучик бросил своих собратьев и перебежал на щеку мужчины, сидевшего подле Златовласки. Не отпуская ее руки, он повернул голову, но не в сторону окна. Его взгляд скользнул по другим тяжелобольным.
«Как хрупка человеческая жизнь! Нам ли этого не знать после стольких лет работы в скорой! — мысленно обратился он к женщине. — Ты помнишь, как мы были счастливы тогда?!»
Златовласка молчала. От ее умиротворенного лица веяло спокойствием.
Мужчина все держал руку пациентки, а солнце все заглядывало под ее полуприкрытые ресницы. Мужчина не замечал ничего вокруг, а солнце видело, как от несущегося вдаль потока памяти женщины отделился ручеек ее первой встречи со склонившимся над ней мужчиной…
* * *
Праздничная дискотека уже закончилась, все давно разошлись, а они стояли и никак не могли разнять рук. Его друг уже помог одеться своей девушке и переминался с ноги на ногу. Уборщица недвусмысленно загремела ведром и проворчала что-то про «молодо-зелено». Только тогда они наконец очнулись. На улице уже действительно было зелено: весна ворвалась в город майскими праздниками!
Их встреча произошла на вечере выпускников медучилищ Ленинграда. Гвоздем программы было выступление писателя-юмориста, от души веселившего бывших коллег. Дружный смех сблизил и раскрепостил их. А потом была дискотека, где каждый ее танец принадлежал только ему.
Они благодарили судьбу за то, что она свела их, и не ждали от нее ничего плохого. Стоя на пороге новой жизни, они с радостью смотрели в будущее. Ника только что получила диплом фельдшера и наслаждалась жизнью без зачетов и экзаменов.
Она шла по вечернему Ленинграду под руку со своим кавалером и любовалась огнями праздничного города. На душе было легко и радостно, хотя бренное тело уже давало о себе знать. Она продолжала весело вышагивать, не показывая вида, что ей нелегко идти в таком темпе. Денис заметил ее тяжелое дыхание и потихоньку сбавил шаг. Они отстали. Его друг с ее подругой уже подходили к автобусной остановке.
— Догоним? — предложила отдышавшаяся Ника.
— Куда спешить? Автобуса все равно не видно!
Она прижалась к нему с благодарностью.
Пока ждали автобуса, Денис взахлеб рассказывал о романтике работы в скорой. Она немного знала о скорой от стоявшей рядом подруги. Ведь та попала на ту же подстанцию, что и Денис, но в ее рассказах романтики и в помине не было.
Ника тоже мечтала спасать людей на передовой медицинского фронта, но выпускная комиссия решила, что скорая не для ее здоровья и дала ей свободное распределение.
— Иди ко мне участковой медсестрой! — звала мать.
— Я там зачахну! — отмахивалась Ника. — Мне хочется действия — куда-то бежать, кого-то спасать.
— Ты у меня, как та бодливая корова из пословицы, которой Бог не дал рогов! — смеялась в ответ Эмма.
— Какая я тебе корова?! — смеялась вместе с ней Ника. — Мне до коровы еще жрать и жрать!
Ее мысли прервал наконец-то подошедший автобус. Они с трудом в него втиснулись, но были вовсе не в обиде.
«Хорошо бы эта давка никогда не кончалась!» — думали они, вдавленные друг в друга.
Проводив девушек до дома, друг Дениса стал торопливо прощаться:
— Нам пора! Пока транспорт еще ходит.
Виновато улыбнувшись, Денис помахал Нике рукой и понуро побрел за нервно подпрыгивающим товарищем.
— А у вас еще есть фельдшерские ставки? — спросила Ника подругу, заходя в подъезд.
— Не знаю, но могу спросить.
И Ника стала готовить сюрприз своему Дине. Именно так она стала называть Дениса после их первых свиданий.
— Если я Диня, тогда ты будешь Виня! — улыбнулся он.
Поначалу ласковое «Виня» как-то резало ухо, но скоро Нике это даже показалось символично.
А началось все с поездки на дачу и подкидного дурака.
— После шашлыков играем в карты! — объявила Эмма.
— Мама, может, Денис не играет в карты?
— Научим! Пусть привыкает к дачным традициям.
Когда традиции были соблюдены, Ника утащила Дениса к себе в комнату. Они грелись друг о друга под одеялом и слушали, как засыпает дом, взбудораженный карточными страстями.
— Вини-козыри у нас, крести были в прошлый раз! — повторил Денис присказку Эммы. — А знаешь, Виня, я не знал, что ты у меня из козырных тузов! — он погладил ее по попке. — Странно, а куда хвостик делся?
— Какой хвостик?!
— Есть такая масть в картах — сердечки с хвостиком.
— Вини, что ли?
— Вини — это когда много сердечек, а когда одно, как на тузе, то это Виня! — с серьезным лицом объяснил он, с трудом сдерживая смех.
Виня толкнула его в бок, и они вместе рассмеялись.
«А ведь я и правда как козырной туз, да еще и черный! — думала Ника, положив голову Дине на грудь. — Черной силы у меня хоть отбавляй!»
— О чем задумалась, сердечко с хвостиком?
Он хотел поцеловать ее, но Ника неожиданно отпрянула:
— Диня, ты в четверг работаешь?
— В среду. В четверг утром сменяюсь. А что?
— Значит, до вторника сидим на даче! Теперь можешь поцеловать! — она улыбнулась и сложила губки бантиком.
В среду известный «ходок» подстанции был сам не свой.
— Новенькая, свеженькая! — потирал он руки. — Говорят, красивая, как с обложки модного журнала!
— Тебе, бабник, Таньки мало?! — совестили его. — Куда уж свежее, девчонка только что из училища!
— Завидуйте молча! — не унимался он. — Эх, хоть на вторые сутки оставайся!
На вторые сутки ему оставаться не пришлось. На утренней конференции новенькая сразу же подсела к молоденькому фельдшеру и не сводила с него глаз.
Ника была на седьмом небе от счастья. Заниматься тем, о чем мечтала, да еще и вместе с любимым, — что может быть лучше?!
Первые дежурства пролетели в счастливом угаре. Выезжая на очередной вызов в район хрущёвских пятиэтажек, она не подозревала, что эти серые невзрачные дома готовились убить ее мечту о скорой.
— Там не туфельки, там кроссовки нужны! — шутил с ней врач, глядя на ее стройные ножки. — Товарищ Хрущёв считал, что лифты строителям коммунизма ни к чему! Мол, лучше нормы ГТО сдавать будут!
На третий вызов, который, как назло, снова был на последнем этаже, врач ее просто не взял. Она сидела в глубине машины и пыхтела от предыдущих гонок по лестничным пролетам. В глазах было темно от горя и нехватки воздуха.
— Я не переживу, если мне придется уйти со скорой и потерять сразу все! — тихо всхлипывала она. — Ну почему я такая невезучая?!
Страхи ее оказались напрасны.
— Что у тебя было по фармакологии? — спросила старшая медсестра.
— Четверка, — запнувшись, ответила она.
— Тогда будешь главной по комплектованию медицинских чемоданчиков! — отправили ее в кладовую со смешным австралийским названием «Сумочная».
«Вот это мое новое рабочее место! — она присвистнула, глядя на забитые медикаментами полки. — Фармакология! Кто бы мог подумать!»
В училище она ненавидела этот предмет, а правильнее сказать, того, кто его вел. Этот потасканный ловелас с первого занятия стал оказывать ей повышенное внимание. Он спрашивал ее чаще других и не прощал малейших неточностей. В результате у нее накопилась куча хвостов, которые приходилось сдавать вечерами. На эти отработки Ника шла, как на Голгофу.
Обычно в кабинете было несколько должников, но это ее не спасало. Фармаколог начинал опрос с других и, не дослушав ответы, отпускал. Оставшись с ней наедине, он начинал обрабатывать симпатичную студентку.
— Для меня синтезировать новый препарат — плевое дело! — бахвалился он. — На мне все наше предприятие держится! И они это знают. Так что и зарплата у меня будь здоров, и машина, и ведомственная квартира!
«Интересно, зачем он преподает у нас за гроши?» — молча удивлялась Ника.
Этот же вопрос ему не раз задавали и приятели.
— Надо передавать знания молодым! — с апломбом отвечал он, а про себя думал: «Разве могут они понять, что испытываешь, когда перед тобой сидят молоденькие девчушки и светят тебе голыми коленками? Найди правильный подход, и все они твои!»
Только вот эта большеглазая худышка никак не поддавалась его чарам. Он уже испробовал на ней весь свой арсенал, начиная с соблазна роскошью и заканчивая запугиванием провалами на зачетах. Сегодня в бой шла тяжелая артиллерия.
— Одна ночь со мной — и пятерка на государственном экзамене! — открыто предложил он. — А иначе тебе придется заново проходить мой курс. Может, в следующем году станешь посговорчивее!
Нике хотелось закрыть уши и исчезнуть из этой комнаты. Ей было стыдно поднять глаза, и она неотрывно смотрела на склянку с металлическими шпателями на столе, которую фармаколог нервно теребил. Она ненавидела эти лопаточки для взвешивания порошков не меньше, чем своего истязателя, а тот как нарочно дребезжал ими на весь кабинет.
Практические занятия с порошками были для нее пыткой. Приходилось все время задерживать дыхание, чтобы не сдуть невесомую массу с лопаточки. После таких занятий она долго не могла отдышаться. Ненавистные шпатели прыгали и бряцали перед глазами все сильнее, их вид заставлял по привычке задерживать дыхание. Наконец весь смысл грязного предложения прорвался сквозь металлический лязг, и необузданная ярость затопила ее. Черная энергия вырвалась на волю и затопила лоснящуюся от похоти рожу.
На душе сразу стало легко! Даже приближающиеся выпускные экзамены перестали тревожить. Мир был прекрасен, и она с восторгом растворилась в нем. Классная комната ушла из-под ног. Не в силах стоять, она плюхнулась на стул. Ее хрупкое тело с трудом перенесло жесткую посадку на деревянное сиденье, но Ника этого даже не заметила. Яркий свет раздвинул обшарпанные стены класса, и открывшееся пространство наполнилось запахами леса и пением птиц.
Вокруг царствовала весна. Вместе с матерью Венди отдыхала на краю лесного тракта, ведущего в замок правителя Восточной Померании. Присев на пыльную дорогу, она развернула узелок с едой и по привычке отломила кусок лепешки своему серому дружку. Но угощать было некого. Перед тем как покинуть дом, она в последний раз прогулялась по лесу со своим приемышем.
— Ну что, мой волк-волчок! — Венди присела перед ним и потрепала за холку. — Ухожу я, да и тебе пора к своим сородичам! Беги!
Возмужавший волк лизнул ее напоследок в лицо и скрылся в густой чаше. Венди побрела домой. Она не видела, как ее серый дружок прокрался назад и долго провожал ее печальным взглядом.
От грустных мыслей Венди отвлек нарастающий шум лязгающего металла. Из-за поворота показалась колонна стражников. Между ними ковыляли закованные в кандалы арестанты.
— Перекусили, называется! — Сидония была уже на ногах. — Герцог опять податей не добрал, крестьян на пытки тянет!
Она помогла дочери подняться, и они поспешили в сторону замка, оставляя унылую процессию позади.
Вскоре они добрались до городка, который ютился подле замка герцога. На Сидонии было ее единственное дорогое платье, то, в котором Пэйтр спас ее из заточения. В нем она выглядела прислугой знатной особы, донашивающей старые наряды госпожи. Венди была одета деревенской простушкой и исполняла роль помощницы по хозяйству. Она тащила за ряженой матерью огромную корзину и с трудом узнавала в этой чопорной морщинистой бабке свою красавицу маму. Смесь патоки и травяного настоя сделали свое дело. Перед выходом из леса Сидония нанесла это снадобье на лицо. По дороге маска высохла и стянула кожу, превратив благородное лицо колдуньи в печеное яблоко.
Подойдя к городскому рынку, сморщенная бабка с помощницей уселись возле входа. Они с наслаждением вытянули уставшие ноги и жмурились на ласковое весеннее солнышко. Сквозь прищур Венди следила за ряженой матерью, то и дело прыская со смеху и игриво прикрывая рот ладошкой.
Как только вдали показалась стряпуха герцога, отдых закончился. Путницы смешались с толпой и вынырнули прямо перед величаво шествующей кухаркой. Сидония стала капризно указывать на овощи, и продавцы покорно складывали покупки к Венди в корзину. Когда самовлюбленная домохозяйка с хрупкой девушкой прошли мимо кухарки герцога, ту вдруг обуяла странная ревность.
«Мне просто необходима помощница! — пришла неожиданная мысль. — И сейчас же!»
— Эй, любезная! — обратилась она к морщинистой тетке. — Это твоя служанка?
— Нет, — вежливо ответила Сидония. — Она подрядилась носить мои покупки за ломоть хлеба.
При виде худенькой девчушки ревность стряпухи сменилась жалостью.
— Хочешь жить в замке и есть от пуза? — потрепала она ее за щеку.
— Да, тетенька!
— Верни корзину этой сушеной грымзе. Людям герцога не пристало обслуживать простых горожан.
Венди послушно отдала корзину матери, едва сдерживаясь от смеха. Сидония весело ей подмигнула и растворилась в толпе.
В замке никто не удивился появлению помощницы на кухне. Приближалась пора свадеб возмужавших внуков герцога, и лишняя пара рук не помешает!
Теперь каждое утро новенькая сопровождала стряпуху на рынок и усердно таскала за ней корзину со свежей зеленью. Обитатели замка быстро привыкли к ней и перестали замечать эту серую мышку, которая вечно пряталась под огромным капюшоном своей бесформенной накидки. Однако миловидное личико Венди не давало покоя одному из стражников: «Задери меня медведь, но мы где-то встречались!»
При виде девушки его рука сама тянулась к ужасному шраму на щеке, а грудь тоскливо сжималась.
«Что со мной!» — не понимал он и решил, на всякий случай, не спускать с нее глаз.
Иные чувства разбудила Венди в молодом внуке герцога.
Проезжая мимо на коне, он нагнулся и визгливым фальцетом проорал над самым ухом помощницы кухарки:
— Посторонись, чучело!
Новенькая шарахнулась в сторону и выронила корзину. Низко надвинутый капюшон соскользнул с головы. При виде рассыпанных по плечам золотых кудрей смех застрял у шутника в горле.
С тех пор Венди стала все чаще натыкаться на его наглый взгляд.
«Разве можно иметь такие противные белесые глаза!» — передергивало ее, и она стала реже показываться во дворе.
Да и некогда ей было разгуливать! Запираясь в своей каморке, она колдовала над своими травами. С ее появлением к столу большого герцогского семейства стала подаваться не только купленная зелень. В рацион знати были искусно подмешаны сушеные ростки люцерны и лепестки красного клевера. Отвар из тех же трав удачно дополнял букет душистых вин, которые лились рекой в трапезных залах. Однако принесенные с собой травы быстро кончились, и сегодня в действие вступал оговоренный с матерью план.
— Венди! — уже кричала из кухни кухарка. — Корзина готова!
Она вышла из каморки и наткнулась на управляющего.
— Справляешься? — строго спросил он.
Помощница кухарки кротко кивнула.
— Справляется, справляется! — поддакнула кухарка. — Вы только посмотрите, что придумала! — она показала на корзину, забитую объедками.
— Что это?!
— Зачем все объедки отдавать свиньям? — смиренно проговорила Венди. — Можно выбирать что получше и относить юродивым на городскую площадь. Пусть молятся за нашего любимого герцога!
— Неплохо придумано! — согласился управляющий. — Только непременно говори, что еда со стола самого герцога!
— Да, ваша милость!
Пока нищие дрались за объедки изысканной снеди, одетая оборванкой мать передавала ей травы. Были там и грудные сборы, составленные отцом.
Живя на кухне, Венди без труда могла готовить себе отвары и украдкой дышать их целебными парами. Вот и сейчас она затворила ставни и склонилась над душистым паром, украдкой поглядывая на дверь. Поднимающийся из чугунка пар вдруг исказил дверной проем, и он заколыхался, как отражение в морской волне. В кухне все перемешалось. С окон исчезли ставни, а сами окна пришли в движение. Свет теперь лился отовсюду! Она закрыла глаза, но беспорядочная круговерть не прекратилась. Перед ней продолжали кружиться светлые пятна окон. Однако вместо узких проемов с высокими сводами она теперь видела оконные рамы в лопнувших пузырях старой краски…
Перед Никой сидел напуганный фармаколог. Он смотрел на обмякшее тело студентки с безвольно повисшей головой. Ее пустой взгляд исподлобья перепугал его до смерти.
«Убийца! Убийца!» — вдруг застучало в голове.
«Тебя будут судить как извращенца!» — послышалось из угла.
«Твои портреты появятся во всех газетах. Твои косточки будут перемывать на телевизионных шоу!» — звучало с другой стороны.
Первое оцепенение прошло. Он пулей вылетел из класса, а вслед летело: «Позор, убийца, извращенец!»
Он не помнил, как очутился на своем предприятии. Его неожиданное появление застало врасплох персонал, но шеф даже не глянул в их сторону.
— Мне срочно нужен реагент, содержащий очищенный цианистый калий! — бросил он старшей лаборантке и, не поднимая глаз, проскользнул к себе в кабинет.
Стоя перед сейфом с высокотоксичными химикатами, пожилая женщина пыталась сложить два и два.
«Проект с этим реактивом давно закончен! — она нервно перебирала однотипные склянки. — С какого барабана он ему понадобился?!»
Чем дольше она копалась в сейфе, тем сильнее ее мучили сомнения. За многие годы совместной работы женщина никогда не видела своего шефа таким.
«Странный он какой-то сегодня! Где неизменный масляный прищур? Где слащавая улыбочка на холеном лице?! И где само холеное лицо?! Даже когда его бросила жена, он так не выглядел!»
Нужная склянка все не находилась.
«Значит, не судьба! — решила лаборантка и взяла жирно-кислотную калиевую соль. — Семь бед — один ответ!»
Шеф мельком глянул на этикетку с черепом и костями. Не вчитываясь в маркировку химиката, он поторопил лаборантку:
— Свободна!
Не дожидаясь, пока лаборантка выйдет, он насыпал небольшую горку белого порошка на шпатель и, выдохнув, как перед стопкой водки, ссыпал порошок в рот. Остолбеневшая лаборантка с ужасом смотрела на оседающего шефа.
— Что с ним? — с неподдельной тревогой спросила она прибывшего врача скорой.
— А хрен его знает! — не заботясь о репутации, заявил измотанный за дежурство доктор. — Похоже на обычный обморок. Наверное, решил, что умер, и отключился. Не переживайте. Психиатры разберутся!
Он достал бланк истории болезни и повертел в руках склянку.
— Так чем он у нас объелся? Что это за химикат?
— Инсектицид на мыльной основе.
— Значит, в машине пузыри пускать начнет! Хорошо! У нас как раз носилки от засохшей блевотины не отмываются!
Веселый доктор отвезла неудавшегося самоубийцу в токсикологическое отделение, где его ожидала долгая и нудная психологическая реабилитация…
Государственные экзамены в тот год принимала вытащенная с пенсии бабуля, у которой Ника заслужила свою твердую четверку.
Глава 4. В логово врага
Работа в «сумочной» оказалась не очень творческой, но зато Диня был рядом! Они договорились со старшей сестрой, и теперь их графики дежурств совпадали. В перерывах между вызовами Денис уже не резался в домино с водителями, а оттягивался на топчане в «сумочной» у своей ненаглядной. И только ночью он оставался без присмотра, за что и поплатился.
Виной всему стало отсутствие двух вещей: бытовых условий на подстанции и передних зубов у водителя Дениса. Притчей во языцех были «удобства во дворе» медицинского учреждения города-миллионера! На многочисленные жалобы работников заведующий отвечал заезженной шуткой:
— Воспринимайте это как тренировку выезда на кишечную инфекцию!
— Воспринимай это как тренировку выезда на энурез! — отвечал ночами мужской персонал, справляя малую нужду под окнами заведующего.
Дух противоречия был подкреплен духом состязания. Чья струя долетала выше, тот и считался главным оппозиционером ночи. Был среди них и лидер оппозиции, который умудрялся добивать до самого подоконника. Его вклад в борьбу за правое дело обычно красовался желтыми брызгами на оконном стекле начальника.
Однажды ночью, вернувшись с вызова, Денис со своим водителем начал обычное соревнование на высоту струи. Молодой специалист так увлекся подбором наиболее эффективного угла атаки, что не обратил внимания на донесшийся аромат выгребной ямы.
Вслед за тяжелым духом из туалета показалась такая же тяжеловесная наушница начальства.
— Сухер! — прошепелявил беззубый водитель и проворно шмыгнул за угол.
— Я тоже ссухер! — беспечный фельдшер продолжал стоять, как регулировщик с палкой в руках.
Утром о происшествии шушукалась вся подстанция, но, как ни странно, пересменка прошла без эксцессов, и Денис спокойно ушел домой.
Однако на следующий день ему позвонил шепелявый:
— Заведуюсий рвет и месет! Я бы на твоем месте заболел!
— Ну, я попал! — схватился за голову Денис.
— Не переживай, — успокоила Ника. — Я пойду на работу пораньше и дам тебе знать, что там и как.
Так и сделали. Когда появился заведующий, Ника стояла у его дверей в обнимку с журналами наркотических средств.
— У нас путаница с расходом морфина! — проскочила она за ним в кабинет.
После ее визита начальник долго не показывался. Из-за его отсутствия начало пересменки задерживалось. Наконец шеф появился. Он молча сел и кивнул главной по смене: мол, начинай! На Дениса, сидевшего с Никой в дальнем углу, даже не взглянул.
Без его обычных желчных комментариев бригады быстро отчитались за прошедшие сутки, и потерянное время было наверстано. Последняя бригада отрапортовала, и в комнате повисла неловкая тишина. Никто не хотел первым покидать собрание. К счастью, по громкой связи объявили очередной вызов, и жизнь потекла своим чередом.
Заведующий закрылся у себя в кабинете и просидел там до обеда. Когда он появился в комнате отдыха, на его лице была скорбь всего еврейского народа.
— Жора, сделайте мне кардиограмму! — попросил он одного из врачей.
Часом позже он сказался больным и, оставив подстанцию на самоуправление, уехал домой.
— Жорик, что там, на кардиограмме? — пытали на кухне счастливчика.
— Аллергия на работу! — отмахивался тот.
На следующий день их начальник взял больничный. Участковый терапевт поверил коллеге на слово и дал ему недельку отдохнуть. Но ни через неделю, ни через месяц заведующий так и не появился. Забота о собственном здоровье теперь занимала все его мысли. У него началась болезнь третьекурсника мединститута. Каждый день он находил у себя новые заболевания и уже начал подумывать о преждевременной пенсии по состоянию подорванного тяжелой работой здоровья.
Час второй
Несмотря на раннее утро, обход в палате интенсивной терапии уже начался. Дежурный врач подошел к пациентке с комой последней. Проведя поверхностный осмотр, он обратился к мужу больной:
— Мы переводим ее под наблюдение вашего лечащего врача в Балтимор. Как только бумаги будут готовы, за ней приедет транспортная бригада из больницы имени Хопкинса.
— Почему вы ее так быстро переводите? — удивился тот. — Разве она транспортабельна?!
— У нас нет специалистов по ее заболеванию!
Сказано это было так, чтобы муж пациентки даже не заподозрил, что настоящая причина такой расторопности была намного глубже и гораздо страшнее.
Транспортная бригада из Хопкинса появилась быстро и работала оперативно. Нику подключили к портативному аппарату искусственного дыхания и переложили на каталку. На случай проведения реанимационных мероприятий мягкую подстилку из-под спины больной убрали.
* * *
Жесткая поверхность неприятно давила на спину и не давала Нике расслабиться. Она только прилегла, а лопатки уже саднило.
— Пойдем, искупнемся, — предложил Денис после ударного окучивания картошки.
— Позагорать еще успеете! — напутствовала их Эмма. — Как услышите запах шашлыков, возвращайтесь! И морально готовьтесь к карточной зарубе!
Мокрый Денис разомлел на дощатых мостках и уже мерно посапывал. А Ника никак не могла устроиться. Не выдержав испытания жестким настилом, она повернулась на бок и положила голову Дине на плечо.
Лучи заходящего солнца отражались от воды и рассыпались разноцветными зайчиками по прибрежному лесу. Их всполохи на красной коре сосен напомнили пестрые рубахи парней, что напали на нее в этом лесу. Тогда она еще не знала о своей силе.
«Как хорошо, что тогда Матрена остановила меня и наставила на путь истинный!» — Ника села и тряхнула головой, разгоняя воспоминания.
Вечернее солнце уже не так пекло. Теплый августовский ветерок гнал легкую рябь по воде. Она подставила лицо ласковому дуновению. Ветер играл с рассыпанными по плечам волосами и навевал что-то знакомое и щемящее душу из далекого-далекого прошлого. Ника обвела взглядом спокойное озеро. Взгляд ее разогнался по зеркальной глади, скользнул по верхушкам елей на том берегу и устремился вдаль.
«Как летит время! Пролетит и жизнь. А вы будете так же беззаботно провожать поколение за поколением!» — делилась она с плывущими над ней облаками.
Затекшая спина стала отходить. Ника с грустью вспомнила Матренины лечебные колотушки.
«Когда мы еще увидимся? — с тяжелым сердцем думала она, глядя вдаль. — Доживет ли она до моего возвращения? А может, я сама не сумею вернуться?»
О том, что их отъезд наконец станет реальностью, Ника вчера узнала от Матрены:
— Американская сторона готова вас принять по благотворительной медицинской программе! — передала ей Матрена слова викканской сестры, работающей в ОВИРе. — Даже больницу тебе по профилю подобрали! Только вот от наших бюрократов сострадания не дождешься! У нас, мол, медицина не хуже, нечего у врагов лечиться! В общем, погоняют вас еще, как вшивых по бане!
— Научи меня белой магии! — неожиданно попросила Ника. — Может, тогда я сумею повлиять на рассмотрение нашего дела?
— Тебе этого не дано, — ошарашила ее старуха. — Ты обладаешь великим даром управления черной энергией. И этот дар столь велик, что не оставляет места для энергии белой. Но ты не унывай! Применяй плохое против плохого и получишь хорошее! Ты скоро в этом сама убедишься. Наступает неспокойное время, и твоя темная сила сослужит добрую службу.
— Когда?!
— Ты сама почувствуешь, — загадочно улыбнулась старуха. — Когда час пробьет, отдай природе все без остатка, и наши проблемы решатся. Как только путь за океан будет открыт, ты встанешь на тропу войны с сестрами Вуду. Мы верим, что именно ты сможешь раскрыть тайну их черной энергии. Это будет нелегко и нескоро. И не один год пройдет, прежде чем ты научишься управлять их энергией. Но ты не должна отступать! Принимай удары судьбы легко. Знай, что ты наша последняя надежда! — знахарка запнулась. — Если станет совсем невмоготу, возвращайся за силой родной природы. Она всегда поможет. И береги своего суженого. Он будет там твоей единственной опорой.
— А я бы без него никуда и не поехала! — сорвалось у Ники.
Матрена улыбнулась.
— И что бы ни случилось, помни о нас. За тобой стоит все викканское сестринство!
Ника сидела на мостках и смотрела, как красная макушка солнца прячется за лесом. С сумерками усилился ветер.
«Или это не ветер?!»
Она почувствовала, как невесомые ручейки темной энергии стали покидать прибрежный лес и сливаться в воздушные реки. Они уносились на юг, оставляя после себя легкость и безмятежность. Ее собственная энергия тоже начинала подавать признаки жизни и проситься наружу.
— Если верить Матрене, то это и есть начало больших перемен для нас.
Когда все угомонились после веселой игры в карты, она прокралась на улицу и спряталась в тени большой березы. Направив взгляд на полную луну, она распростерла руки и сосредоточилась на сердцебиении. На шестом ударе Ника широко открыла рот, и запас ее черной энергии стал сливаться с окружающим. Викканская сестра замерла от непередаваемого чувства единения с природой. Освобожденная энергия легко покидала ее тело через капилляры легких. Девушка стояла и не верила, что ее маленький организм может хранить столько темной силы!
Отдав весь запас без остатка, она впала в непередаваемую эйфорию невесомости. Ее лунный силуэт плыл по воздуху, едва касаясь земли. Ника тихо впорхнула в дом. Ни одна половица не скрипнула под ее воздушными шагами. Приземлившись на краешек кровати, она погладила спящего Диню.
«Грядут большие перемены, которые, возможно, помешают твоей мечте стать врачом! — внутренне извинялась она. — Но я клянусь, что буду изо всех сил помогать тебе на этой нелегкой стезе!»
Муж улыбнулся во сне.
«Ты меня всерьез не воспринимаешь! — игриво возмутилась она. — А кто тебе помог поступить в институт!» — ее мысли вернулись на пять лет назад, когда она с болью смотрела, как ее Диня выходил с экзамена.
Он спутал в плохо пропечатанном билете значок меди с кальцием и запорол целый вопрос.
— Если бы в природе была такая реакция, то нельзя было бы кипятить воду в медной посуде. Вода просто разъела бы котелок! — громко сострила экзаменаторша и срезала ему сразу два балла.
— Пойду-ка, поставлю эксперимент на реакцию аммиака с фарфором! — Денис скрылся в туалете.
Ника не мешкая прошмыгнула в аудиторию.
— Как твоя фамилия? — спросила свободная экзаменаторша.
— Денисова, — не задумываясь, ответила она, оценивая каждого из трех преподавателей за длинным столом.
— У меня такой в списках нет!
Вторая экзаменаторша тоже открыла списки на букве «Д»:
— У меня тоже!
— Наверное, я день перепутала! — ничуть не смутилась девушка.
Она сладко зевнула во весь рот и даже не попыталась прикрыть его ладошкой.
— Ворону не проглоти!
«Веселуха! — Ника мило ей улыбнулась. — Не иначе специалист по медным котелкам!»
Поведение абитуриентки вывело химичку из себя.
— Вон отсюда! — сорвалась она. — Какие только дебилы не хотят пролезть в наш институт!
Сидевший в центре стола мужчина поморщился от ее визга.
Ника понимающе улыбнулась ему и, как послушная девочка, вышла.
Пустоголовая девица вышла, а вызванная ею нервозность осталась. Бодро отвечавший абитуриент вдруг стал запинаться на каждом слове. Но слушавший его преподаватель этого не заметил. Перед ним в общую картину складывались мелкие детали поведения жены, которым он раньше не придавал значения. Через минуту пазл сложился, и он уже не сомневался в том, что она ему изменяет. И не с кем-нибудь, а с молодым ловеласом из нынешних абитуриентов. Его жена была ассистенткой кафедры и вела подготовительные курсы. Именно с тех самых пор у нее и начала по вечерам болеть голова, и их и так нечастая близость сошла на нет. Мысль о том, что его жена развлекается с одним из молодцев, посещающих ее занятия, вытеснила все остальное.
«Чему тут удивляться? — желчно рассуждал он. — Одного взгляда на состав учащихся этих курсов достаточно. Сплошь потерявшие стыд санитары да избалованные слабым полом выпускники медучилищ! Я уже не говорю об отслуживших хлыщах, истосковавшихся по женскому телу!»
В его глазах блеснул недобрый огонек. Перед ним сидел растерянный дембель, как нарочно при полном параде. Взгляд экзаменатора был прикован к армейским значкам за успехи в боевой и политической подготовке на кителе абитуриента. И был этот китель не на статном красавце, а на спинке стула в спальне его жены. Воспаленный ревностью мозг рисовал химику одну непристойную картину за другой.
Невеселые мысли варились и в «медном котелке»: «Вот такая же тупая и смазливая пустышка отбила у меня жениха! А ведь дело шло к свадьбе! Ох, как мне завидовали на кафедре! Все видели, как каждый вечер мой воздыхатель, словно послушный бычок, пасся под дверями кафедры, ожидая меня!»
Тут в груди у нее похолодело.
«А я-то не могла понять, кто увел моего бычка! Ну, конечно! Он же топтался под дверью среди смазливых телок, томившихся перед кафедрой в ожидании начала подготовительных курсов!»
Она посмотрела на дверь, за которой только что скрылась пустоголовая девица. Внутри закипела бессильная злоба. Теперь в каждой женской особи, входящей в эту дверь, она будет видеть свою разлучницу.
Вторая экзаменаторша напрочь позабыла об отвечающей абитуриентке. Ее невидящий взгляд затерялся в фамилиях на букву «Д». Ей наконец открылось то, в чем никак не хотелось признаваться.
«Мой молодой любовник просто использовал меня! Слепая корова! Симпатичный! Стеснительный! Глаз с тебя не сводит! Тьфу! Купилась, как идиотка!»
«А как же твоя сексапильность и пышные формы? — спорил с ней внутренний голос. — Он был так несмел и застенчив! Он просто боготворил тебя! Вспомни, как копилась сладостная невысказанность между вами, как она бурлила, словно лава в готовом к извержению вулкане. А как ваши чувства прорвали плотину условности и затопили вас всепоглощающим потоком! Неужели это не стоило каких-то там экзаменационных билетов?!»
«То-то он и исчез, как только узнал их содержание! Пусть только придет на экзамены! Он захлебнется своим всепоглощающим потоком!»
«А кто тебе сказал, что он добывал билеты для себя?!» — с издевкой поинтересовался внутренний голос.
«Какая я дура! — она жирно обвела букву „Д“ в чьей-то фамилии. — Собственными руками разрушила свое счастье!»
Жажда мести наполнила ее разбитое сердце. Кто бы ни подослал этого жиголо, он крепко пожалеет о содеянном.
Откинув унылые мысли, химичка решительно поправила свой поникший бюст. С этого момента все абитуриенты без исключения стали ее личными врагами.
Описанный выше химический триумвират превратил остаток экзаменов в кромешный ад. Теперь четверки и пятерки получали только те, за кого заранее просили или внесли соответствующую плату. Процент же хороших отметок у тех, кто поступал без «волосатой лапы», приблизился к нулю. В результате проходной балл в том году оказался низким как никогда, а по двойкам химики с лихвой перевыполнили установку приемной комиссии.
«Как давно это было! — Ника все еще смотрела на спящего мужа. — Этой осенью он у меня пойдет на пятый курс!» — похвасталась она себе и устроилась под его теплым бочком.
Следующим днем спокойный уклад жизни дачников был нарушен. Да что там дачников — всей страны!
— Путч! Путч! — только и разговоров было в поселке.
Страну «путчило» три дня и наконец прорвало.
— Ну вот, вашим хождениям по бюрократическим кругам ада и пришел конец! — радовалась за них Матрена. — Когда летите?
— В конце года.
— Новый год — новая жизнь! В добрый путь!
Час третий
Транспортная бригада из больницы имени Хопкинса работала быстро и слаженно. Муж больной едва поспевал за каталкой жены. Они быстро прошли сквозь приемный покой, где ранним утром ее вернули к жизни. Персонал уже поменялся, и их никто не признал.
Реанимация на колесах стояла с распахнутыми дверями. Худенькая пациентка сразу же затерялась в ее вместительном чреве. Денису разрешили сесть рядом с женой.
Машина плавно тронулась. В окошке под потолком поплыли верхние этажи больничных корпусов. Следом за ними замелькали голые верхушки деревьев, которые еще месяц назад радовали Нику своей разноцветной листвой. Сам он не видел в осеннем лесу ничего особенного, а поэтическая натура его любимой не уставала восхищаться этим великолепием природы.
«Увидит ли она это многоцветье снова?» — Сердце сжалось от тоски.
Машина мерно покачивалась, и лишь шипящий звук аппарата искусственного дыхания ритмично подпевал ровному гулу автомобиля.
* * *
Турбины самолета ровно гудели. Ника уже привыкла к их монотонному гулу, и только слабая вибрация под ногами напоминала о ритмичной работе двигателей. Ирландия осталась позади, в Канаде будет вторая дозаправка. Ее попытки задремать были прерваны нарастающим шумом моторов. Двигатели натужно загудели, преодолевая плотный поток воздуха. Чужеродная энергия заключила авиалайнер в свои жесткие объятья. Корпус самолета нервно задрожал. Ника почувствовала признаки морской болезни. Странно, ее никогда не укачивало.
«Это просто нервное!» — убеждала она себя.
Но с каждой минутой ее сердце билось все чаще, голова кружилась, и желудок рвался наружу. Борясь с тошнотой, она попыталась сконцентрироваться на голубом океане под крылом. Безмятежная Атлантика отражала безоблачное небо, а купающееся в ее волнах солнце, казалось, радостно подмигивало. Стекло иллюминатора приятно холодило лоб. Зачарованная переливающейся внизу водой, Ника вдруг почувствовала морские брызги на своем лице…
…Она стояла на палубе гигантского галеона и всматривалась в бирюзовую даль. Черные тучи на горизонте стремительно громоздились друг на друга, как на быстро перематываемой кинопленке. Налетающий порывами ветер вытягивал из нее остатки энергии и уносил к родным берегам. Качка выворачивала наизнанку. Обессилев, она рухнула на накренившуюся палубу и соскользнула в пасть океана. Волны схватили свою добычу и стали кидать друг другу…
Самолет бросало из стороны в сторону. Ника не понимала, что происходит. Все глубже погружаясь в черное месиво враждебной энергии, наполнявшей салон, она начала захлебываться. Плотный губительный поток забивал нос, разрывал молящие о воздухе легкие.
«Денис!» — ее крик о помощи застрял в горле.
Проваливаясь в темноту, она ухватила за руку спавшего в соседнем кресле мужа и уронила голову ему на плечо. Последнее, что она видела сквозь мириады черных точек, — полные ужаса глаза проснувшегося Дини.
Краешек ее гибнущего сознания отметил какую-то радужную мишуру, которая ворвалась во враждебную массу, разгоняя ее по сторона м. С усилием приоткрыв глаза, она у видела, как салон самолета наполнился белой энергией. Ее было столько, что Ника тут же ощутила ее живительную силу. Радужные воздушные ручейки затекали ей внутрь, разрушая забившую легкие чужеродную энергию и открывая путь живительному воздуху. Под потолком такие же ручейки сливались в прозрачные сферы, которые все больше занимали салон, выдавливая черную энергию наружу. Сознание постепенно возвращалось, и страх пережитого дал себя знать.
— Мне нужно в туалет! — заплетающимся языком прошептала она, пытаясь подняться.
Но непреодолимая сила не давала ей встать. В ужасе Ника все крепче сжимала руку мужа и все яростнее отталкивалась ногами от пола. С трудом разомкнув ее пальцы, Денис расстегнул ее натянутый до предела ремень безопасности и сам выбрался в проход. Почувствовав свободу, Ника вылетела вслед за мужем.
Она судорожно ухватилась за его свитер и хвостиком засеменила сзади. Денис еле передвигал ноги. Он то и дело спотыкался и хватался за спинки кресел. Странная пара шла сквозь ряды напряженных соотечественников, пытаясь сохранять равновесие в продолжающейся болтанке. Ника видела, что уже весь салон искрится веселыми отблесками белой энергии, управлять которой она так мечтала. Взор ее просветлел, она снова была сама собой: «Как эти люди не замечают такой красоты вокруг!»
Ее взгляд скользил по лицам пассажиров. Конечно, они не видели, как лавина белой энергии, словно гигантский огнетушитель, погасила пожар черного пламени. Однако ее эффект почувствовали все. Тревога и страх, которые еще минуту назад тяжелой тишиной довлели над всеми, исчезли. Воздушная качка их больше не тревожила. Общее настроение передалось и авиалайнеру. Как по мановению волшебной палочки, тот перестал трястись. Возобновились разговоры, то там, то сям начал раздаваться беззаботный смех.
«Кто-то из них обладает невиданной силой, способной уничтожить такую массу чужеродной энергии! — думала Ника, скользя взглядом по лицам своих попутчиков. — В чем же тогда моя миссия, если существует такая сила? Не проще ли привлечь ее на свою сторону?!»
Она пыталась найти своего спасителя: «Неужели неинтересно взглянуть на того, кого ты только что спас от смерти?!»
Но никто не проявил к ней повышенного внимания ни по дороге в туалет, ни обратно. Вернувшись на место, Ника никак не могла застегнуть ремень безопасности. Тревожные мысли не давали сконцентрироваться на такой простой задаче. Она не могла понять, свидетелем чему была, и это терзало ее до самой Канады.
В отличие от нее Денис проспал остаток пути, словно после суточного дежурства на скорой, и даже жесткий толчок шасси о посадочную полосу и шум торможения не разбудили его.
«Как же он перенервничал из-за меня! — нежно думала Ника, глядя на мирно посапывающего Диню. — Как бы мне убедить стюардессу не будить его и разрешить нам остаться в самолете на время дозаправки?»
Но убеждать никого не пришлось. Из самолета их и так не выпустили. Оказалось, что на предыдущий рейс не вернулась треть россиян, решивших остаться в Канаде. Руководство аэрофлота не хотело наступать на одни и те же грабли и от греха подальше заперло пронырливых россиян на борту. Так что на земную твердь они смогли ступить только в Нью-Йорке.
Ника продолжила сканировать группу прилетевших вместе с ними пассажиров. Но снова ничего примечательного не увидела, если не считать ледяного взгляда из толпы встречающих. Этот взгляд был настолько пристальным, что даже Денис его заметил.
— Похоже, нас встречают из благотворительной организации, — тронул он Нику, показывая на высокого мужчину скандинавской внешности.
— Добро пожаловать! — услышали они совсем с другой стороны. — Меня зовут Рэйчел. Я представляю принимающую вас больницу и буду вашим куратором!
Невысокая полная женщина обращалась к ним на родном языке с легким одесским акцентом. Они дружно поздоровались. Ника обернулась. Высокий мужчина уже растворился в толпе.
— Следующие три месяца мы проведем вместе! — Рэйчел ловко лавировала среди пассажиров.
— Извините, мы опаздываем? — поинтересовался Денис.
— Совсем наоборот! Вам тут сидеть до вечера!
— Тогда можно так не бежать?
— А почему сидеть только нам? — спросила Ника, отдышавшись. — Вы же сказали, что вы наш куратор.
— У меня дела на Брайтон-Бич. Сидите здесь, никуда не уходите. Вечером я вас найду.
До рейса на Балтимор оставалось без малого десять часов.
— У нас же нет ни цента! — кинулся Денис за Рэйчел. — Мы все до копейки отдали за билеты.
Но куда там! Он тут же потерял ее в море голов.
— Этот «колобок» катается быстрее, чем я бегаю! — вернулся он ни с чем. — Тебе же обещали полное содержание в течение всего курса лечения! Я надеюсь, тебя здесь не голодом собираются лечить?!
— Не переживай! — успокоила его Ника. — Я есть не хочу. Тем более что у нас сейчас поздний вечер, а кто же ест на ночь? Давай-ка лучше прикорнем. Смотри, какие тут сиденья мягкие!
Ника уже засыпала, когда муж вдруг вскочил:
— Какого черта!
— Что случилось? — пробурчала сквозь сон Ника.
— Я, конечно, в английском не силен, но, по-моему, объявили рейс на Балтимор!
И точно! На электронном табло высветился Балтимор.
— Почему мы не полетели раньше?! — потребовали они объяснений, когда вернулась Рэйчел.
— Билетов не было! — дыхнула она перегаром. — Пойдем, нам в конец терминала.
— А это что, летает? — саркастически спросила Ника, увидев серебристую «вонючку» с пропеллерами.
Хорошо, что напыщенный капитан воздушного суденышка не знал русского языка или знал, да не подал виду…
«Почему раньше не улетели? Почему раньше не улетели? — ворчала про себя Рашель, а именно так ее звали на маленькой родине под Одессой. — Потому что если бы купили билеты на боинг, мне бы никакого навара не осталось! Или вы думаете, я с вами буду нянькаться за одну зарплату? На чартере долетите. Не баре!»
Она плюхнулась в кресло позади своих подопечных и тут же захрапела.
Сквозь ее храп Ника едва улавливала шум мотора, который был на удивление слабым по сравнению с турбинами авиалайнера. Она сидела у окна и устало смотрела на отблески ночных габаритных огней в лопастях пропеллера. Ника никогда не летала на винтовых самолетах и была немало удивлена, что их здесь используют.
Плавное покачивание убаюкивало. В Питере уже светало, и организм уже не просил, а требовал сна. Она задремала на плече у Дениса. Ей снилось, что черная энергия, напавшая на нее над Атлантикой, снова атакует ее. Ника проснулась в холодном поту.
«Нет, это был не сон!»
Вокруг действительно то появлялись, то исчезали те самые сгустки, в которых она чуть не захлебнулась над океаном. Чем дольше они летели, тем чаще встречались завихрения чужеродной энергии. Сквозь подступающий страх Ника услышала объявление пилота о скором прибытии в Интернациональный Балтимор-Вашингтонский аэропорт. И тут ее будто током ударило. Она вспомнила тревогу Матрены:
— Тяжело тебе будет, девонька! Уж больно в неудачном месте тебе выбрали больницу!
— Что же в нем плохого? — удивилась тогда Ника.
— Уж больно там много выходцев с черного континента. И упаси тебя бог от поездок в Вашингтон.
— А как же столичные достопримечательности?
— Их главная достопримечательность в том, что негров там больше, чем белых! Шанс столкнуться с черными сестрами слишком велик!
— Что же делать?!
— На первых порах я тебе помогу! — Старуха зарылась под подушки и извлекла оттуда старинную книгу в черном переплете.
Края обложки были прошиты тонкими полосками мягкой кожи ягненка. Матрена выплела одну из них и трясущимися руками завязала на левом запястье девушки.
— Поначалу этот амулет защитит тебя! Но насколько его хватит, сказать не могу.
Ника знала, как дорога эта книга знахарке. Книга была семейной реликвией. Ее передавали из поколения в поколение, и именно из-за нее убили мать Матрены.
— Я никогда не рассказывала тебе, как эта книга вернулась ко мне, — поймав благоговейный взгляд девушки, сказала Матрена. — Присядем на дорожку!
Опять, как много лет назад, Ника завороженно слушала свою наставницу. А та рассказывала про деревенского бобыля, жизнь которого не задалась, и он потихоньку спивался. По осени, когда дачные собутыльники разъезжались, ему становилось совсем невмоготу. Однако той осенью ему повезло: по деревням ездил антиквар, которому бобыль сплавил свой семейный иконостас. На вырученные деньги он гулял аж до самых заморозков. А как деньги кончились, скрутило его не по-детски. Начал он шарить по пустым дачам, да и нашел бутылку спиртовой морилки. Опохмелиться-то он опохмелился, а на следующее утро чуть не спятил.
Проснувшись в нетопленном доме, он синими от холода руками затопил печь. Огонь согрел руки, но синева не прошла. Из засиженного мухами зеркала на него смотрело синюшное лицо висельника. Поход в туалет окончательно добил его: в синих пальцах грустно висел сморщенный баклажанчик! В отчаянии он схватил топор и понесся на выселки.
— Я тебе на всю зиму дров наколю, — вбежал он к дряхлой знахарке, — только изгони из меня дьявола!
— Никак морилки опился! — глянув на него, улыбнулась бабуля. — Присядь, милок. Найдем мы на твоего дьявола управу!
Старушка достала старинную книгу и начала ее листать, что-то пришептывая себе под нос. И тут в синего дровокола вселился дьявол посерьезнее.
«Будут еще иконы, звони!» — вспомнил он напутствие антиквара.
Мужик не сводил глаз со старинной книги: «Куда же я засунул клочок бумаги с телефоном маклака?»
«Место тихое, от деревни далече, — нашептывал ему бес. — Дело верное!»
Недолго думая, бобыль тюкнул бабулю обушком по голове, да и был таков. На улице сорвал пленку со старого парника и завернул в нее книгу. Спрятал сокровище под ватник и побежал в лес.
«Хоть уже и темно, но в поселок лучше вернуться с другой стороны, — рассудил убийца. — Да и топор надо закинуть куда подальше!»
Среди деревьев он не сразу заметил хлопья первого снега. Природа не простила душегуба. В тот год ранний снег занес все пути-дороги. Знакомые тропинки спрятались под пуховым одеялом, а холодный лес стегал его голыми ветвями.
«Это ничего! Пойду на шум дороги!»
Но дорога молчала, и он продолжал плутать по белому лесу. Когда сил совсем не осталось, вдали замерцал слабый огонек. Воспрянув духом, душегуб из последних сил побежал на свет. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди, в ушах били медные колокола, а поджилки тряслись, как у паралитика.
Он уже еле дышал, когда уперся в частокол забора. Из глубины двора манило одинокое окошко. Оставив под забором книгу, бобыль побрел вдоль ограды в поисках калитки. Ноги уже не слушались. Он на что-то наступил и неуклюже завалился на бок. Только теперь мужик разглядел прислоненную к забору косу, лезвие которой было припорошено снегом. Душегуб в ужасе поднял ногу и понял, что не чувствует пальцев вовсе не из-за холода. В свете окна отчетливо виднелась нога без половины ступни…
— Прямо под нашим забором его и нашли, а книгу уже я нашла, когда приехала, — закончила Матрена страшную историю. — А в книге этой и сейчас есть капельки крови моей матушки. Как раз на странице со сборами от отравлений, — еле слышно добавила она.
Обе они прослезились.
— Так что береги эту тесемочку! — уже бодрым голосом напутствовала старуха вступающую на тропу войны викканскую сестру.
— Как же я забыла про амулет?! — Ника залезла под рукав полушубка и нащупала кожаную полоску.
Она высвободила ее и спустила на запястье.
«Не может же такая маленькая тесемочка нести столько белой энергии?! — пыталась она объяснить свое недавнее спасение. — Неужели Матрена так зарядила ее?»
Глядя на амулет, Ника снова вспомнила слова знахарки о Вашингтоне.
«Так вот почему черной энергии становится больше. Ничего удивительного — мы приближаемся к вражьему логову!»
Ее страхи тут же улеглись. Чужеродные потоки уже не пугали.
«У меня есть амулет!» — она подняла руку и показала невидимым врагам.
Успокоившись, она уже не пряталась от незнакомой энергии, даже наоборот! Она попыталась поглубже ощутить ее природу.
«А не такая уж эта энергия и незнакомая! Где-то я уже сталкивалась с чем-то похожим!» — думала она, беспокойно ерзая в кресле.
— Что ты сидишь как на иголках? — открыл глаза Денис и передразнил героя «Двенадцати стульев»: — Ну, дайте же, наконец, поспать!
«Иголки? Иголки. Иголки! Ну конечно! — обрадовалась Ника. — Какой же мой Диня все-таки молодец!»
Она вспомнила, где и когда встречала похожую энергию. И многие странные вещи, происходившие в то время, вдруг стали обретать смысл.
Случилось это еще во времена работы на скорой и началось как-то обыденно и незаметно. Работала с ними добродушная и приветливая девица с кавказским именем Заира, которое означало «гостья». Она училась вместе с Денисом и вместе с ним же попала сюда по распределению. Он никогда не рассказывал ей о Заире, но по станции ходили упорные слухи о том, что когда-то они были в довольно близких отношениях. Ника не поднимала этого вопроса: «Зачем ворошить то, что было до меня? Я и сама ангелом не была!»
Заира спокойно воспринимала отношения Дениса с Никой, и девушки частенько болтали на кухне о том о сем. Но все изменилось с уходом заведующего. Никому даже в голову не приходило, что его бегство было каким-то образом связано с коротким визитом хозяйки «сумочной», и лишь Заира стала изредка бросать подозрительные взгляды в ее сторону. Между ними вдруг выросла стена отчуждения. Теперь их общение ограничивалось только «здравствуй» и «до свидания». У Ники сложилось впечатление, что Заира ее тайно ненавидит, а порой просто боится.
Как-то незаметно бо́льшая часть женского коллектива перестала заглядывать в «сумочную». Даже любительницы посплетничать стали ее редкими гостьями. Именно тогда Ника впервые почувствовала какое-то тяжелое облако вокруг себя, которое нельзя было ни впитать, ни сбросить. В перерывах между дежурствами это облако постепенно рассеивалось и особенно не докучало. Ника подумала, что это частицы ауры боли и страдания, подхваченные врачами на вызовах.
«Может быть, это и есть мое предназначение, — размышляла она. — Если я могу оттянуть на себя негатив от наших докторов, так можно и потерпеть!»
Оглядываясь назад, Ника поняла, как обманывалась. Уж больно окружающая ее сейчас энергия напоминала ту ауру. В ту пору она пребывала в наивном неведении и единственное, чего опасалась, — оттолкнуть этой аурой любимого.
И однажды, когда он пришел из водительской комнаты сам не свой, она решила, что сбылись ее опасения.
— Нам надо поговорить! — пробурчал Денис.
Они закрылись в «сумочной», и Ника приготовилась к худшему.
— Сейчас ко мне подошел наш новый шофер и без обиняков сообщил, что у вас с ним что-то было! — сообщил Денис.
— Какой шофер? — с облегчением спросила она.
— Да тот, который только что вернулся из армии.
— И ты поверил?
— Конечно, нет! Но зачем ему это нужно?
— По-моему, я знаю, откуда ноги растут, — решительно заявила Ника. — Не зря же «сумочная» считается хранилищем не только медикаментов, но и сплетен!
Она знала, что этот сексуально-озабоченный солдатик домогался многих, но лишь Заира без раздумий прыгнула с ним в постель.
«Видимо, хорошо скрываемая ревность в конце концов взяла верх. Что ж, наступило время ответного удара!»
Она давно заметила, что когда дежурит Заира, сильнодействующее успокоительное льется рекой. Подозрения ее подкреплялись повторными вызовами к неврастеникам, которых только что обслуживала бригада Заиры. Хоть этот препарат и обладал свойством усиливать действие алкоголя и наркотиков, к строго контролируемой группе лекарств он не относился. Поэтому криминала здесь не было, и Ника держала свои догадки при себе.
«Знание — сила! — она улыбнулась про себя. — Теперь мы убьем сразу двух зайцев: отомстим интриганке, а заодно выведем ее на чистую воду!»
Ничего не подозревающая Заира охотно отправилась на вызов к хорошо знакомому эпилептику. Поднимаясь по лестнице вслед за врачом, она не сомневалась, что пара драгоценных ампул уже у нее в кармане. Доктор мельком взглянул на лежащего без сознания мужчину и не раздумывая назначил инъекцию того самого успокаивающего. Затем плюхнулся в кресло и начал заполнять краткую историю болезни. Жена больного послушно стояла рядом, тихо отвечая на вопросы.
— Судороги прекратились пять минут назад. Может, его в больничку? Это уже третий приступ за неделю!
Фельдшерица в это время мило улыбалась и готовила инъекцию. Энергично шурша пакетом со стерильным шприцем, она отработанным движением скинула две заветные ампулы в карман халата. Доставая шприц, она почувствовала легкое дуновение из пакета. Воздушный ручеек, мягкий и убаюкивающий, затек под рукав халата и приятной негой разлился по телу. Пока она набирала в шприц обычное снотворное, все ее существо оказалось во власти неизвестной стихии. Ей захотелось так же, как врач, развалиться в мягком кресле и в полной мере насладиться накатившим блаженством. Словно во сне она собирала медицинский чемоданчик и даже прищемила себе палец, защелкивая замки. При выходе споткнулась о порог и чуть не упала. Озабоченная хозяйка квартиры с удивлением смотрела вслед еле передвигающей ноги фельдшерице. Заира с трудом поспевала за врачом. Как маленький олененок бежит за белой попкой своей мамы, так и она старалась не упустить из виду белое расплывчатое пятно халата врача.
«Я что-то забыла!» — крутилась в голове тревожная мысль.
Заира через силу пыталась вспомнить что. Еле слышное побрякивание добытых ампул в кармане мешало сосредоточиться. Их трели убаюкивали ее, заставляя забыть о непонятной тревоге. Она беззаботно отдалась их власти и, как только ее обширный зад коснулся кресла в салоне скорой, тут же отключилась. Но вместо приятных сновидений ее взялся атаковать один из знакомых наркоманов: он тянулся к ее карману и хриплым голосом орал что-то нечленораздельное. Вдруг он страшно завизжал и с неожиданной для его изможденного тела силой стянул ее с кресла!
Открыв глаза, Заира обнаружила себя на полу салона резко затормозившей скорой. Из хрипящей рации доносились грубые крики диспетчера:
— У больного, которого вы только что обслужили, опять эпилептический припадок!
Спустив ноги на ступеньку салона, Заира так и ехала обратно, сидя на полу.
— Что же вы не дождались действия лекарства и дергаете нас? — начал врач прямо с порога.
— Какого лекарства?! — перешла в атаку женщина. — Вот этого?!
Она разогнула пальцы и поднесла ладонь к лицу доктора намного ближе, чем полагается по этикету. А проще говоря, под самый нос!
Заира с ужасом смотрела на предательские ампулы.
«Не может быть! — думала она. — Я не могла оставить подмененные ампулы!»
Доктор обернулся и что-то сердито спрашивал, но она его не слышала.
«Я знала, что она ведьма! Знала же! Как я могла так опростоволоситься?!»
Фельдшерицу переполняла бессильная злоба, от медлительной девушки с заплетающимися ногами не осталось и следа.
— Какие у вас проблемы?! — Заира проворно смела ампулы с ладони опешившей женщины и влетела в квартиру.
Ее глаза горели ненавистью и пригвоздили к стене вошедших вслед за ней. В комнате вдруг стало душно, лоб врача покрылся испариной.
— Где твои судороги?! — прошипела Заира в сторону женщины.
— Они прекратились прямо перед вашим возвращением.
— Врешь! Не прекратились!
Заира склонилась над больным так низко, что ее черные волосы коснулись лица еще не пришедшего в себя мужчины. Послышалось тихое шипение. Прямо на глазах пряди разгневанной девушки превратились в несметное количество маленьких черных змей, которые извивались и пытались укусить больного. Хозяйка квартиры вскрикнула и осела вдоль стены. Рядом глухо упала папка с бланками историй болезни. Врач еще держался, но было видно, что хватит его ненадолго.
— Ты должна это видеть! — вновь зашипела фельдшерица и сунула ватку с нашатырем под нос упавшей в обморок женщине.
Та поморщилась, отдернула голову и открыла глаза. Она с ужасом смотрела, как та же ватка оказалась под носом ее мужа. В следующее мгновение мужчина снова бился в судорогах.
— Чтобы помалкивали в тряпочку! — медленно произнесла взлохмаченная Заира, переводя безумный взгляд с жены эпилептика на врача и обратно. — Иначе изведу!
Ника с нетерпением ждала возвращения оплошавшей бригады. Повторный вызов означал одно: обманщицу поймали за руку.
«Ну, теперь-то она оставит нас в покое! Ей надо будет думать о том, как удержаться на рабочем месте, а не о мелких пакостях!»
Каково же было ее удивление, когда бригада вернулась безо всякого скандала и Заира легко списала очередные две ампулы сильнодействующего препарата. Никто, кроме Ники, не обратил внимания на то, что врач был не в своей тарелке и все оставшееся дежурство тянул одну сигарету за другой. Каждый раз, когда он проходил мимо, Ника чувствовала огромную ауру негатива. Она пыталась вытянуть ее из врача, но ее попытки разбивались о невидимую стену. Создавалось впечатление, что он находится внутри какого-то кокона, сплетенного из не ведомой ей энергии.
Облако похожей энергии прилипло и к ней самой. Оно разрасталось и уплотнялось. Не прошло и пары дежурств, как это облако превратилось в плотный кокон. Он уже не рассеивался, как раньше. Кокон мешал дышать, и Нике казалось, что он хочет задушить ее. В порыве отчаяния она выплеснула часть своей энергии. Кокон не исчез, но немного раздвинулся и стал меньше докучать.
«Ага! Попался!» — ликовала Ника.
Ночью она вышла на пустынный двор подстанции и, разведя руки в стороны, начала медленно освобождаться от своей черной энергии. Стенки кокона стали отступать. В какой-то момент связующие нити неведомой темной силы разорвались, и надутый до предела кокон лопнул!
Наутро Ника с удивлением заметила, что персонал подстанции перестал ее сторониться, и жизнь в «сумочной» вошла в прежнее русло. Зато жизнь Дениса из этого русла вышла.
Подрабатывая ночами, он все чаще опаздывал в институт. То его под утро отправляли на сложный вызов, то они застревали на правом берегу Невы из-за разведенных мостов, а то перед самой пересменкой где-то за городом ломалась их машина. На подстанции уже привыкли к злоключениям студента-недотепы, поэтому его очередной конфуз ничего кроме дружного смеха не вызывал.
Как-то ночью по дороге на вызов он мирно подремывал в салоне. Вот машина остановилась, хлопнула дверца сидевшего спереди врача. Денис взял чемоданчик и вышел. Секундой позже он с удивлением моргал вслед удаляющейся скорой.
Забавная картина одинокого стоящего на ночном перекрестке человека в белом халате с чемоданом в руке еще долго веселила подстанцию. Бригаде же, которая обнаружила пропажу фельдшера со всеми медикаментами только на вызове, было не до смеха. Хорошо, что больная оказалась застарелой неврастеничкой и экстренная помощь не потребовалась. А виной всему оказались жареные семечки, которыми Заира щедро поделилась со всей ночной сменой. На светофоре врач просто открыл дверцу, чтобы стряхнуть на улицу шелуху с халата.
— Зато будет что вспомнить на пенсии! — отшучивался Денис и смеялся вместе со всеми.
Но однажды возникла совсем нешуточная ситуация, которая без помощи Ники могла бы обернуться бедой. В один из воскресных дней, когда Денис работал без врача, у него в машине сломалась рация. С одной стороны, конечно, были лишние проблемы с поиском телефона, чтобы получать вызовы, зато, с другой, меньше дергал диспетчер. Но оказалось, что отсутствие связи может быть опасно для жизни!
На подстанции в тот день царила обычная рабочая атмосфера, в которую плавно вписалось появление здоровенного детины с жалобами на боли в сердце. Так уж легла карта, что на кухне заканчивала обед бригада Заиры. Им-то и достался этот больной. Смотрового кабинета на подстанции не было, и приходящих больных осматривали в широкой передней с обшарпанным диваном. Усадив мужчину в центр дивана, Заира с доктором устроились по бокам. Пока детина с трудом описывал характер болей в груди, фельдшерица стряхивала со своего халата мух, настигнутых перегаром больного. Закончив с мухами, она взяла запястье пациента, пытаясь нащупать пульс.
В этот момент глаза детины начали наливаться кровью. Речь стала отрывистой и раздраженной. Он весь напрягся, заиграл желваками. Врач резко встал с дивана.
— Валим! — он схватил Заиру за руку и, не обращая внимания на необычный колючий холодок, исходивший от ее пальцев, втянул внутрь подстанции.
Торопливо захлопнул дверь и крикнул:
— Вызывайте психиатров!
Диспетчер никак не могла попасть пальцем в диск телефона. Ника услышала отборную ругань в прихожей и сильные удары в дверь. Сердце забилось от волнения: «Сейчас должен вернуться Диня! Без рации его никак не предупредить!»
На глазах у удивленных сослуживцев она подошла к двери и, дохнув себе в ладонь, взялась за трясущуюся от нервных рывков ручку.
— Ты что делаешь?! — в ужасе крикнула старшая медсестра.
— Он же больной! — обернулась Ника. — А лечить больных — наша работа!
— Это работа психиатров! Они за это надбавку получают!
Сделав вид, что удовлетворена ответом, Ника отпустила ручку и вернулась к себе в «сумочную». В тот же момент пляска святого Вита за дверью прекратилась. В наступившей тишине послышался шум подъезжающей машины. Хлопнула дверца, и в коридоре послышались неторопливые шаги. Дверь вновь затряслась, но вместо нечленораздельной ругани прозвучал удивленный голос Дениса:
— Вы чего закрылись?
— Ты там никого не видел? — спросили его пленники поневоле, приоткрывая дверь.
— Нет. А мы что, ждем линейно-контрольную службу? — пошутил он.
— Ху же!
— Санитарно-эпидемиологическую станцию?
— Здесь псих где-то бегает!
А псих действительно бегал, но не здесь. Пугая прохожих, он несся к ближайшему водоему, яростно размахивая рукой. В его белогорячечном сознании рука была объята пламенем, и пальцы чернели прямо на глазах.
— Черт меня дернул взяться за раскаленную ручку в этом вертепе докторишек! — орал он, бешено вращая глазами.
Добежав до пруда, он с ходу прыгнул в холодную воду, где и просидел до прибытия психиатрической бригады. Приехавшие мо́лодцы были мастерами своего дела. Они быстро выловили водяного и затащили его в скорую.
Толпившиеся зеваки с интересом наблюдали за театром теней на матовых стеклах автомобиля. Выразительная пантомима сопровождалась звуками тупых ударов с оттенком падающего в слякоть кирпича. Периодически жанр пантомимы нарушался, и из машины доносилось убедительное «Это тебе не шутки шутить!», подкрепленное очередным сочным компрессом…
Заново окунаясь в те неприятные события, Ника ругала себя: «Как слепа я была тогда! Ведь на заднем плане всех наших передряг постоянно маячила Заира!»
Глава 5. Выживание
Ника глядела на чужое небо в иллюминаторе и завидовала громкому храпу Рэйчел. Сама она не могла уснуть. Неприятные воспоминания продолжали лезть в голову. Как только она стала клевать носом, перед ней появился худосочный тип.
Хозяйка «сумочной» подменяла ушедшую на обед диспетчершу. Сидя у телефонов, она читала книгу, когда услышала негромкое покашливание. За разделительным стеклом стоял болезненного вида молодой человек.
— Скажите, Марченко сегодня работает? — он пристально смотрел на нее неприятными выцветшими глазами.
— Моя сменщица дежурит завтра. — Ника оторвалась от книги.
Когда их взгляды встретились, Ника вдруг почувствовала отвращение, граничащее с ненавистью. Ее глаза, похоже, отразили ее чувства, потому что парень невольно отшатнулся. Он пятился назад, губы его беззвучно шевелились.
Стена за его спиной внезапно потемнела, на ней начали набухать огромные почки. Почки росли, и скоро в их смутных очертаниях стали угадываться головы диких животных. Увидев блеск искусственных глаз и навечно открытые пасти чучел, Ника задрожала всем телом. Стеклянная перегородка диспетчерской растворилась, и она очутилась на грязном деревянном полу, пропахшем звериными шкурами и порохом. Перед ней стоял средневековый вельможа и что-то говорил о своем младшем брате.
— Ты совершила роковую ошибку! — с ненавистью орал он ей в лицо. — Никто не может пренебречь мною безнаказанно!
Она закрыла лицо руками, прячась от брызжущего слюной выродка. Звенящие в ушах вопли неожиданно превратились в гортанные предсмертные хрипы. Отняв от лица ладони, она увидела, как висящая на стене голова медведицы вдруг ожила и вцепилась в шею высокородного отпрыска…
Хлопнувшая дверь оборвала страшное видение. Сердце Ники бешено колотилось. Во рту пересохло. Сильное головокружение приковало к стулу. Она продолжала смотреть на то место, где только что стоял призрак из прошлого: «Был здесь кто-то или мне это привиделось?»
Ответ на свой вопрос Ника вскоре получила при весьма неприятных обстоятельствах. Спустя неделю после описанных событий на подстанции появилась линейно-контрольная служба, которую совсем недавно поминал Денис. Хотя в обязанности этого подразделения входила проверка работы линейных бригад скорой помощи, в этот раз проверяющие столпились у «сумочной». Приехавший вслед за ними следователь прокуратуры усугубил гнетущую атмосферу на подстанции.
Неприятные гости начали дотошную проверку журналов наркотических средств. Но надо было знать аккуратность Ники, чтобы понять, что проверяющие даром теряют время. Несолоно хлебавши, устрашающая группа оставила хозяйку «сумочной» в покое, но ненадолго. Не прошло и трех дней, как Ника получила повестку в прокуратуру…
Сидя среди незнакомых женщин, она с удивлением слушала человека в милицейской форме. Пока он объяснял понятым правила проведения опознания, Ника никак не могла отделаться от мысли, что это дурной сон. Сон развеялся, когда она увидела указывающий на нее палец с грязным обкусанным ногтем. Она подняла глаза на хозяина указующего перста и встретилась с наглым взглядом белесых глаз.
— Вы знаете этого человека? — прозвучал вопрос.
— Да. Он приходил к нам на подстанцию, — ничего не понимая, ответила Ника.
— Именно там вы продали ему наркотики? — застал врасплох следующий вопрос.
В кабинете повисла тишина. Понятые приготовились ловить каждое ее слово. Подставные замерли у двери и не спешили выходить. Все они смотрели на невозмутимо сидевшую подозреваемую, которая лениво закрыла глаза и сладко зевнула, не удосужившись прикрыть рукой рот.
— Спать надо было дома! — не терпелось следователю. — Вы слышали мой вопрос?
— Про наркотики-то? — потягиваясь, переспросила опознанная. — У меня все наркотики в сейфе. Опись, про́токол, сдал, принял. Ну, вы знаете. «Бриллиантовую руку» ведь смотрели?
— Хватит ерничать! Отпираться нет смысла! — прозвучало из глубины кабинета.
Ника узнала недавнего посетителя из прокуратуры.
— Вы же сами проверяли мои журналы! — в ее голосе зазвучали нотки агрессии. — У меня комар носу не подточит!
— Это-то и странно. У вашей сменщицы то подпись отсутствует, то даты не проставлены, а у вас все слишком чисто да гладко.
— Хорошо. Завтра же пойду и залью свой журнал анализами! Устраивает?
— Никуда вы не пойдете. До окончания следствия вы отстраняетесь от занимаемой должности. И убедительная просьба — из города не выезжать!
В коридоре ждал напуганный Денис.
— Зачем тебя вызывали? Что там происходит?
— Ничего такого, чего нельзя было бы исправить. Одно плохо. Поездки на дачу придется пока отложить. Но думаю, что ненадолго.
Они вышли на улицу. В соседнем телефоне-автомате кто-то взахлеб тараторил, почти кричал.
— Твой план сработал! Они ею занялись вплотную! Меня перевели из подозреваемых в свидетели!
Голос показался Нике знакомым. Она оглянулась и шагнула в сторону, чтобы блики на стекле будки не мешали.
— Сегодня гуляем! Теперь успеем спрятать концы в воду! — позабыл об осторожности владелец белесых глаз.
В тот момент он и представить себе не мог, что одним из этих концов суждено стать ему самому.
Уже уходя, Ника сумела разобрать его последний вопрос: «Кстати, ты ампулы на вечер добыла?»
«Ампулы?! Уж не Заире ли он звонит?!» — оглянулась она.
— Раз выбрались в центр, давай погуляем! — отвлек ее Денис.
— Давай! — прижалась она к мужу и еще раз оглянулась: «Да какая разница, кому он звонил?! Я думаю, следствие это выяснять не будет, да и связующая нить скоро оборвется!»
Они пробродили по Питеру до самого вечера. Сидя в открытом ресторанчике на набережной, они любовались Невой. Даже в такой поздний час река не знала отдыха. По ней туда-сюда сновали прогулочные катера и речные трамвайчики. На одном из них компания любителей легких наркотиков отмечала удачную аферу. Белые ночи Питера навевали поэтическое настроение. Тихие звуки живой музыки и плавное покачивание плавучего бара уносили в зовущую даль. Невесомый наркотический дурман дарил ощущение всепоглощающего счастья. Они плыли по Фонтанке, медленно проходя под ее многочисленными мостами. Когда мосты скрывали белое ночное небо, в наступающей темноте слышались громкие поцелуи и пошлые смешки. Размякшая душа лжесвидетеля просила чистоты. Он не мог больше оставаться в этом плавучем вертепе. Задыхаясь под низкими потолками суденышка, он вылетел на верхнюю палубу.
Свет ночного Питера радостно приветствовал его.
«Как прекрасен этот город!» — с восторгом ощутил он.
Красота и грациозность проплывающих мимо зданий завораживала и манила. Растолкав сидящих на корме туристов, невменяемый наркоман вскочил на лавку и распростер руки, пытаясь объять качающийся и уплывающий вдаль город. Не помня себя от счастья, он приподнялся на цыпочки и неистово потянулся к окружающему великолепию. Он хотел слиться с этими домами и памятниками, воспетыми великими сынами России.
Его душа летела вверх, а тело падало вниз. В своем необузданном порыве он не заметил низко висящий мост, под который уже зашла большая часть плоского суденышка. Крики ужаса окружающих заставили его оглянуться. Ржавое перекрытие моста поцеловало наркомана в лоб. Одурманенный мозг встряхнулся и зафиксировал громкий всплеск. Звуки ночного города пропали. Сквозь медленно растущую толщу воды он вдруг увидел, что перекрытие покрыто вовсе не ржавчиной. Весь нижний край моста был залит кровью жертв этого горбатого, но вместе с тем грациозного палача, исправно служившего своему городу-господину…
Потеряв поставщика развлекательных препаратов, беззаботная компания помыкалась-помыкалась да и втянулась в серьезные наркотики. Не осталась в стороне и Заира…
Вся эта история привела к значительным переменам в жизни подстанции. Вернувшись на работу, Ника попала в немилость к заведующей. Хозяйке «сумочной» неприкрыто давали понять, что доверия к ней больше нет. Недолго думая опальная работница уволилась по собственному желанию. Вслед за ней ушел и Денис.
От подруги Ника узнала, что не задержалась там и Заира. На одном из дежурств она отключилась прямо в машине. Врач не нашел на ее руках ни одного живого места. После недавнего скандала с наркотиками сор из избы решили не выносить, и фельдшерицу без шума «ушли».
Ходили слухи, что Заира довела себя до инвалидности. Полностью опустившись, она ввела себе суррогатный наркотик. Через неделю ее нашли без сознания с запущенной гангреной предплечья. Жизнь ей спасли, а вот руку отняли почти по самое плечо…
Заира! Вот кто источал такую же энергию, какую Ника чувствовала сейчас, подлетая к Балтимору. За стеклом иллюминатора что-то промелькнуло.
«Наверное, блик от пропеллера!» — она прильнула к стеклу.
На крыле стояла замотанная во все черное женщина и тянула к ней свои корявые пальцы! Равномерные вспышки бортовых огней выхватывали из темноты знакомые черты.
«Легка на помине!» — содрогнулась Ника и поглядела на целые руки Заиры: видно, слухи о гангрене оказались преувеличенными.
Тут самолет тряхнуло на воздушной кочке. Потерявшая равновесие женщина попыталась ухватиться за край крыла, однако ее рука коснулась не спасительной серебристой поверхности, а лопастей бешено вращающегося пропеллера. Брызги крови заляпали иллюминатор. Ника отдернула голову и… проснулась. За бортом самолета шел дождь. Капли воды разбивались о стекло и стремительно неслись назад, плетя тонкую паутину из ручейков.
«Дождь в дорогу — к счастью!»
— Интересно, а к чему дождь в конце пути? — спросила она у Дини, который проснулся от ее резкого толчка головой.
— Скоро узнаем, — философски заметил он.
Волнение от разбудившего ее видения улеглось, на смену ему пришла растущая уверенность. То, что она, сама того не ведая, выстояла в борьбе против представительницы враждебного лагеря, вселило в нее надежду.
После Нью-Йорка небольшой Балтиморский аэропорт показался просторным. Не было толчеи и снаружи.
— Эй, Рашель! Новенькие, что ли?! — послышалась русская речь, и улыбчивый парень высунулся из припаркованного такси. — Со мной клиентов повезешь, или тебя Мойша встречает?
— Во-первых, не Рашель, а Рэйчел! А во-вторых, не Мойша, а Михаил!
— Не вопрос! Рэйчел, душа моя, тебя сегодня Михаил будет забирать?
— Михаил, Михаил. И не будет, а уже забирает!
Мимо, рыча и фыркая, прогремело старое такси и встало в отдалении.
— Мойша! — пронзительно заорала Рашель-Рэйчел. — Ты еще дальше проехать не мог?!
Молодой таксист рассмеялся. Новенькие засмеялись вместе с ним и поспешили за покатившимся к развалюхе «колобком».
— Ребята, вы откуда? — крикнул он им вслед.
— Из Питера!
— Да вы что?! Я тоже! Тимоха меня зовут! Будет нужна помощь, обращайтесь! Меня тут все знают!
— С этим балаболом не связывайтесь! — усадила их на заднее сиденье кураторша. — Трогай уже! — Она плюхнулась рядом с водителем и толкнула его локтем.
Они ехали по освещенной автостраде. Дорога была непривычно ровной, ни одной колдобины!
— По согласованию с больницей, я сняла вам двухкомнатную квартиру! — сообщила Рэйчел.
— Не понял, — подал голос Михаил, — так куда мы едем?
— Ко мне, — прошипела она и снова пихнула его в бок.
— Тогда уж полуторокомнатную! — пихнул он ее в ответ. — Запихала в кабинет кровать и считаешь спальней!
Через полчаса они уже въезжали в жилой комплекс из хаотично разбросанных трехэтажек.
— Здесь вы будете жить три месяца! — Рэйчел показала их ком нат у шк у.
— В тесноте, да не в обиде, — не унывали новоселы.
— Точно! — подтвердила хозяйка. — Веронике через неделю все равно в больницу!
— А почему не сразу?
— Сразу только кошки родятся! Неделю будешь анализы сдавать! Хватит разговоров. Ложимся спать! Моя комната через гостиную. Если что надо, не забывайте постучать!
Наступала первая ночь викканской воительницы на чужой земле, и ей не терпелось испытать свои силы. Когда Денис заснул, Ника выскользнула на балкон. От волнения и легкого морозца захватило дух. Она распростерла к небу руки, закрыла глаза и сосредоточилась.
— Есть! Вот она! — Викканская воительница почувствовала присутствие небольшого количества негативной энергии семейного скандала, остатки которой излучали окна одной из соседних квартир.
Но дальше этих ощущений дело не пошло. Как она ни старалась, ее организм отказывался принять чужеродную энергию. И лишь разрозненные частички отрицательных эмоций живущих в округе эмигрантов-соотечественников бежали к ней, как потерявшиеся детки к своей мамке. Но, увы, этого было слишком мало!
«Подождем до полнолуния», — расстроилась она и побрела в их махонькую спальню.
Когда на родине взошла полная луна, Ника вышла во двор. Здесь только начинало вечереть, и солнце еще не спряталось за высокие лиственницы лесопарка. Туда-то и направилась наша воительница. По дороге незнакомые люди улыбались и здоровались с ней.
«Совсем как в деревне!» — сияла в ответ Ника.
Не переставая улыбаться, она наконец добралась до лесопарка. Скулы от непривычки устали и побаливали. Углубившись в парк, Ника расслабила мышцы лица и облегченно вздохнула. Выбрав полянку поукромней, она посмотрела на небо и увидела необычную картину. Сразу два светила глядели друг на друга. Солнце уже клонилось к горизонту, высвечивая бледный диск луны на противоположной стороне небосвода.
Ника повернулась к луне и потянулась вверх, пытаясь ухватить плавающую в вышине энергию. Ее руки уже затекли, а больные легкие едва справлялись с нагрузкой, но даже самая ничтожная капелька чужеродной энергии не подчинилась ей. Уныние и горечь поражения вытеснили все остальные чувства. Когда-то, в другой жизни, она уже испытывала похожую безнадегу.
Вдруг, на фоне полного безветрия, зашумели кроны лиственниц. Метелочки зеленых иголок на глазах рассыпа́лись и, соединившись в пары, разбегались по смолистым веткам. Не прошло и минуты, как Нику окружили стройные сосны.
Вместе с соснами появились дети. Пятеро мальчишек, мал мала меньше, резвились вокруг нее, не давая ступить и шагу. Она посмотрела себе под ноги и ничего не увидела, кроме собственного живота. Она с любовью погладила шевельнувшегося в утробе младенца.
Возвращавшаяся с охоты волчица замерла у края опушки и сквозь кусты наблюдала за шумными двуногими. Дети бегали по поляне, не замечая опасности. Вдруг двуногая самка замерла и уставилась на кусты, где стояла хищница. Женщина пожирала глазами матерую волчицу, пытаясь отогнать ее своей колдовской силой. Однако взгляд Сидонии не возымел желаемого действия. Беспредельная тоска и отчаяние от собственного бессилия охватили ее.
Она опять видела себя пленницей в охотничьем домике, где ее лишили колдовской силы. Крик напуганных детей не дал погрузиться в горькие воспоминания. В панике она начала хватать детей и подсаживать на молодую сосну. Почуяв запах страха, волчица открыто вышла на поляну. Женщина развернулась и опустилась перед хищницей на колени. Подавшись вперед, она оперлась на одну руку, другой прикрывая живот.
Волчица с удивлением смотрела на дикий оскал двуногой самки. Хищница нервно дернула ухом, когда нечеловеческий рык огласил окрестности. Пробившееся сквозь деревья солнце с любопытством наблюдало за противостоянием двух матерей. Колючий взгляд волчицы неожиданно потеплел. Она медленно развернулась и пошла в лес, покачивая набухшими от молока сосками…
Ника вздрогнула от пронизывающего холода в ладонях. Она стояла на коленях, опершись руками о промерзлую землю, ее лицо снова болело от напряжения…
На обратном пути ей опять приходилось раздавать улыбки направо и налево. Когда Ника натыкалась на хмурый взгляд, то не надо было и спрашивать — навстречу шел представитель бывшего социалистического лагеря. Русскоязычных, как их здесь называли, в жилом комплексе было много.
«Не зря Рэйчел именно здесь нас поселила! Хотя тут она для всех наверняка Рашель!»
Час четвертый
Реанимобиль влетел во двор больницы имени Хопкинса и, развернувшись, начал сдавать задом к дверям приемного покоя. Больница встретила знакомым запахом, который можно было узнать из тысячи. Из тех пятнадцати лет, что они прожили в Штатах, Ника провела здесь в общей сложности без малого год. Когда она попала сюда впервые, то даже не подозревала, что находится в лучшей больнице Америки. Хопкинские врачи не сдали своих позиций и сейчас. Приемный покой встретил их гордым плакатом: «Восемнадцатый год подряд наша клиника признана лучшей в стране!»
* * *
Знакомый больничный запах вызвал новую волну воспоминаний. Ника видела себя худенькой напуганной девчушкой, которой уже выдали больничную одежду и забирали на отделение.
— Не оставляй меня здесь одну! — умоляла она, как маленький ребенок, вцепившись в мужа обеими руками. — Я здесь пропаду!
— Ну ты что, малыш?! Мы же сюда за этим и ехали!
— Знаю! Но все равно страшно!
— Люди бешеные деньги платят, чтобы здесь лечиться, — усмехнулась их кураторша, — а она концерты закатывает!
— Я останусь с тобой, — успокаивал ее Денис. — Я спросил. Мне разрешат как переводчику!
— Ну и отлично! — обрадовалась Рэйчел. — Значит, я вам не нужна!
Она отдала Денису халат, бахилы, пропуск куратора иностранных больных и испарилась. В следующий раз она появилась в больнице только через неделю, чтобы получить от клиники недельное пособие на свою подопечную.
За эту неделю Ника успела привыкнуть к больничной жизни. К ее бессонным ночам, когда каждые четыре часа будят на уколы, к постоянным хождениям по тестам и процедурам, даже к постоянному кашлю и храпу соседей, только вот к голоду она никак не могла привыкнуть. Малокалорийный ужин приносили уже в семь, и через пару часов снова хотелось есть. Соседки по палате бегали за гамбургерами в круглосуточный фастфуд на первом этаже, а Нике приходилось терпеть до утренней каши.
С момента приезда им пришлось привыкнуть к пустым желудкам. К сожалению, на лечебном голодании в нью-йоркском аэропорту их жизнь под опекой Рэйчел не ограничилась.
— Вас двое, а пособие выписывают только на пациентку! — заявила она. — Так что на разносолы не рассчитывайте!
Так они впервые в жизни увидели, как выглядит суп, в котором одна картошина гоняется за другой. Но лежа в больнице, Ника была бы рада и такому супу. Но их кураторша была непреклонна:
— Нечего продукты переводить! В больнице и так трехразовое питание!
Но Денис нашел выход. Те деньги, что Рэйчел выдавала ему на дорогу до больницы и обратно, он стал тратить на еду для любимой. Благо общественный транспорт здесь был дорогой и цена одной поездки равнялась гамбургеру с пакетиком жареной картошки.
Ночевать, правда, теперь приходилось в клинике. О больничной гостинице не могло быть и речи, и он облюбовал себе топчан перед входом в отделение. Но нет худа без добра. На третью ночь его растолкал дежурный пульмонолог.
— Ты муж больной из России?
— Что с ней случилось?! — тут же вскочил Денис.
— Ничего не случилось, успокойся! Как тебя зовут?
— Дэнис.
— А меня — Томас. Пойдем в ординаторскую, у меня там кофе варится.
Пульмонолог оказался родом из Голландии, и они полночи проболтали о футболе, который здесь считался сугубо женским видом спорта. Когда врача вызвали на отделение, он оставил Дениса спать в ординаторской на мягком диване. Однако на этом его везение не закончилось. Когда Томас сменился, он привел ночного собеседника к себе в лабораторию.
— У меня есть ставка лаборанта, — начал он, — деньги небольшие, народ долго не задерживается, но, — он выразительно поднял палец вверх, — под такую непопулярную должность можно получить рабочую визу на пять лет! Я сам так начинал.
Денис сидел и не мог вымолвить ни слова.
— Я не тороплю, — Томас не так понял его молчание.
— Спасибо огромное! — наконец вымолвил Денис.
— «Спасибо, да», или «спасибо, нет»?
— Конечно, да!
— Если хочешь, можешь спать в лаборатории. Здесь ночью никого нет. Только я никак не пойму, почему куратор не снял вам номер в нашей гостинице при больнице?
Слушая рассказ Дениса об их мытарствах, Томас только качал головой.
— Пойдем-ка, я отведу тебя к нашему социальному работнику. То, что ты рассказываешь, ни в какие ворота не лезет! Насколько я знаю, больные благотворительного фонда ни в чем не нуждаются.
В социальном отделе больницы удивились не меньше:
— По договору с кураторской фирмой, они обязаны предоставить вам жилье на три месяца и еженедельное денежное довольствие на тот же срок! Вот распечатка договора! Покажите ее вашему куратору. Если возникнут проблемы, сразу же дайте нам знать.
В коридоре Томас достал кошелек.
— Оформление рабочей визы и трудоустройство займут около месяца. Вот возьми в счет будущей зарплаты, — он протянул несколько купюр.
— Да я сейчас из нашей кураторши выбью! — Денис потряс распечаткой договора.
— А в автобусе ты тоже распечаткой расплачиваться будешь? — улыбнулся Томас.
Первым делом Денис накормил жену.
— Жуй-жуй, глотай! — Они сидели на подоконнике и наворачивали гамбургеры. — Ты сейчас на процедуры, а я на разборку с «колобком»!
— «Бублик! Бублик!» — кричали дети! — веселилась Ника с набитым ртом. — Детворе было невдомек, что колобок смертельно ранен!
— Надеюсь, до этого не дойдет! — он поцеловал жену и спрыгнул с подоконника.
Дверь их квартиры долго не открывали.
«Ушла что ли? Надо не забыть потребовать у нее ключи!» — он с досады саданул по двери кулаком.
Открылась соседняя дверь.
— Покоя нет ни днем, ни ночью! — проворчала седенькая старушка. — Надо жаловаться управляющему!
— Закройся, старая вешалка! — на пороге появилась растрепанная кураторша. — А ты что гремишь ни свет ни заря! Вылететь отсюда захотел?!
— У людей уже обед! — Денис отодвинул хозяйку с дороги. — А вылетите сейчас отсюда вы!
Дверь в их комнату приоткрылась, и показалась заспанная физиономия Мойши.
— А что вы там делаете? — не понял Денис.
— Так это, — он почесал сквозь семейные трусы задницу, — Рашель к себе не пускает, говорит, храплю я.
В прокуренной гостиной на диване кто-то заворочался.
— Пока мы здесь, чтобы в нашей комнате никого не было!
— Это моя квартира! — уперла руки в боки кураторша. — Еще всякая сопля будет указывать, что мне делать в собственном доме!
— Замечательно! Тогда вам придется снять нам номер в больничной гостинице! Я так понимаю, вы по ведомостям провели эту комнату как гостиничный номер?!
Мойша с удивлением посмотрел на Рашель и побежал собирать свои вещи. Гостиничный номер, похоже, надо было освобождать!
— Я вернусь вечером. Чтобы все положенные Веронике деньги лежали на этом столе! — Денис хлопнул распечаткой договора по журнальному столику.
Обитатель дивана недовольно хрюкнул и зарылся головой под подушку.
— Да вы вдвоем на ее пособие только хлеб жрать будете! — завелась Рашель. — Сказали бы спасибо, что я от себя отрываю! Твари неблагодарные! Приперлись сюда за чужой счет и еще права качают!
Окончание монолога Денис слушал сквозь шум душа, наслаждаясь свободой от одежды, в которой провел несколько суток.
— Как прошла разборка? — спросила Ника, морщась от болезненной капельницы.
— С музыкальным сопровождением!
— Дай, угадаю! Соло на луженой глотке?
— Точно, под аккомпанемент художественного храпа собутыльников, громкого топота, выразительного хлопанья дверями и звонких этюдов на грязной кухонной посуде!
Не прошло и недели самостоятельного хозяйствования, как они с удивлением заметили, что пособия Ники вполне хватает не только на хлеб, но и на масло с колбасой. А к концу месяца выяснилось, что при нормальном питании у них на руках осталось еще и кое-что на мелкие расходы.
— И это при том, что наша кураторша еще и зарплату получает нехилую! — возмущалась Ника.
— Зато теперь понятно, как она превратилась в «колобка»!
— Точно, а своих подопечных обдирает и превращает в липку!
— Ну, тебя-то липкой теперь трудно назвать! Вон, смотри, щечки появились! — Денис ухватил свою Виню за щечку и нежно потряс.
В это время в палату зашла медсестра:
— Вироника, я тебе подружку нашла!
За медсестрой стояла высокая девушка и широко улыбалась.
— Меня зовут Фира! — почти прокричала она. — Я лежу в ЛОР отделении! Ухи лечу! Польстилась, понимаешь, дура, на высокую зарплату в штамповочном цеху, теперь никаких денег не надо!
Их новая знакомая приехала сюда в прошлом году и устроилась на завод одноразовой посуды. Огромная текучка кадров ее не смутила, зато теперь ее не смущали ни шумные соседи, ни долгие разговоры мужа по телефону, которых она все равно не слышала.
Однажды, во время вечерних прогулок по больничному коридору, она разоткровенничалась.
— Вон у тебя какой муж хороший, а мой от меня уходит! Как выпишусь, пойду на кладбище ворожить! — прошептала она, если, конечно, крик в самое ухо можно назвать шепотом.
— На кладбище?! — заинтересовалась Ника.
— Ага, я достала слова отворота соперницы от мужа, но его надо читать на кладбище возле свежей могилы. Пойдешь со мной, а то одной боязно! Я уже и кладбище присмотрела!
— Можно попробовать! — кивнула Ника, думая о своем. — Но нужно дождаться полной луны!
Ждать пришлось недолго. Ее трехнедельный курс лечения подходил к концу. А на Фиру врачи махнули рукой и, выписав слуховой аппарат, выписали.
В первое же полнолуние они залезли к подруге в машину и отправились на дело, прихватив для храбрости Дениса.
— Сиди в машине и сигналь, если что! — скомандовала Фира.
Время текло мучительно долго. Сквозь лобовое стекло Денис напряженно всматривался в темноту, пытаясь разглядеть происходящее. На душе было неспокойно. Он видел, как две тени исчезли за невысокой кладбищенской стеной, и ожидание стало еще мучительнее.
Девушки тем временем пробирались по кладбищу в поисках свежей могилы. Кресты и надгробные камни вызвали у Ники эффект дежавю.
«Когда-то со мной это уже было! — не то удивилась, не то испугалась она. — Не тогда ли, когда мы ходили на лесное кладбище с ребятами? Нет! Много раньше!»
Нервная дрожь пробежала по спине. Чей-то взгляд сверлил ее между лопаток. Пересилив себя, она медленно обернулась.
Тот самый стражник, которого они когда-то с матушкой до смерти напугали у разрытой могилы, не отрываясь смотрел на нее. Страшный шрам на его щеке давно зажил и теперь бледно-розовой змеей вился по изуродованному лицу. В главные ворота замка въехала повозка с дровами и на время скрыла стражника. Когда повозка проехала, он продолжал неотрывно смотреть на новую помощницу кухарки.
Венди давно узнала его, но не подавала виду. Вот и сейчас она потупила взгляд, как полагается ничтожной служанке, и засеменила к отдельно стоящей кухне. Каждое утро, идя на рынок, она натыкалась на испытующий взгляд этого стражника.
«Вдруг он меня узнает!» — переживала Венди.
— Ничего не бойся! — успокоила ее Сидония. — Лишь перед самой смертью он сумеет вспомнить тебя, и ни днем раньше!
Встречи с матерью в толпе нищих всегда заканчивались расспросами о семействе герцога, в особенности о его младшем сыне.
— Эрнест привез невесту из Пруссии, куда его отсылали от дурной молвы! — разузнала Венди.
— Вспоминают ли в связи с ним мое имя?
— Я ни разу не слышала!
— Ничего! Скоро это изменится! — зло прошептала Сидония, передавая дочери травы.
Венди промолчала о том, что травяные сборы перестали помогать. Недуг брал свое. Это не прошло мимо глаз кухарки, и она отвела девушку к придворному лекарю.
— Как на кухне, среди кучи еды, можно заработать чахотку? — удивился эскулап герцога. — Ты что, Марта, голодом ее моришь, что ли? — подшутил он над кухаркой.
«Какая чахотка?! — удивилась про себя Венди. — Оно и к лучшему, что герцога лечит такой неуч!»
— Дерек! — кликнул лекарь племянника. — Вскипяти-ка молоко кормилицы с розовыми лепестками для помощницы кухарки!
Вошел тихий, задумчивый юноша.
— Почему я тебя раньше не видела? — спросила Венди, принимая кувшин с теплым душистым молоком.
— Я приехал к дяде совсем недавно! — Ученик лекаря был очарован стройной златокудрой девушкой.
Худоба совсем не портила ее, а огромные зеленые глаза излучали неведомую силу и придавали загадочность ее прекрасному лицу.
— Приходи завтра! — потупился он. — Я натоплю тебе барсучьего сала. Оно намного полезнее молока с розами!
Теперь Дерек радовался каждому ее приходу и весело болтал с ней, готовя разные снадобья от ее хвори.
— Я скажу тебе по секрету! — шептал он, щекоча ей ухо. — Я нашел книги старого лекаря и втихаря от дяди делаю для тебя старинные варева от чахотки!
— А он давно умер? — хихикала она от щекотки.
— Почему умер?
— Ну, раз книги остались?
— Вовсе не умер! Он сбежал!
— Как сбежал?!
— Это темная история! — пугающим голосом проговорил Дерек, изображая ужас на лице.
— Тогда не надо, — наигранно испугалась девушка, — а то мне будут сниться кошмары!
Юноша замялся, не зная, продолжать или нет. Повисшая тишина разорвалась веселым смехом Венди.
— Отомри! — толкнула она его игриво. — Страсть как люблю темные истории!
И Дерек поведал ей о том, как старый лекарь пригласил своего приятеля. Тот когда-то обучался у французов мастерству вырезания мочевых камней и теперь путешествовал, предлагая свои услуги всем страждущим. Один из старших сыновей правителя давно маялся болями в мочевом пузыре, и лекарь присоветовал своего дружка.
— Но, говорят, француз был со странностями! — продолжал Дерек. — Как только он появился в замке, герцог зачем-то отправил двух самых верных стражников на кладбище.
— А когда это было? — заинтересовалась его слушательница.
— Незадолго до приглашения сюда дяди. Года три назад. А что?
— Да так просто. Ну, и что там дальше? — быстро протараторила Венди, пряча свое волнение.
— Той ночью герцог так и не дождался возвращения своих слуг. А под утро крестьяне привели одного из стражников к воротам замка. Он был так напуган, что не мог толком рассказать, что с ним случилось. Половина его лица была покрыта кровавой коростой, сквозь которую зияла рваная рана во всю щеку. Да ты наверняка видела этого стражника на главных воротах замка!
Венди кивнула и подумала: «Когда-нибудь я тебе поведаю о том, что с ним произошло!»
— Этот бедолага до сих пор не может вспомнить, кто его ранил, — продолжил Дерек. — А конец у этой истории грустный. Видно, таинственные злоключения стражников разволновали француза. Во время вырезания камня у него дрогнула рука, и сын герцога умер. Зная о нраве хозяина замка, оба эскулапа бежали под покровом ночи, и с тех пор о них никто не слышал.
«Как странно устроен мир, — размышляла Венди. — Не будь нашей с мамой ворожбы на кладбище, я бы не встретила Дерека!»
Задумчивость Венди озадачила юношу.
— Ты что?! — он потрепал ее по плечу.
Она вдруг прильнула к нему и спрятала лицо у него на груди. Согревающая нежность растеклась по его телу. Он прижал ее к себе и стал гладить шелковистые локоны, приговаривая:
— Успокойся, малыш! Это всего лишь пустая болтовня прислуги!
Ей было хорошо в его мягких и теплых руках. Она была счастлива и боялась, что ее ворожба в замке герцога однажды разрушит это счастье. Пока никто не обратил внимания на то, что ни одна из женщин семейства герцога не смогла понести за последнее время, но скоро этому неведению придет конец, и тогда первым под горячую руку главы семейства попадет придворный лекарь, а вместе с ним и его племянник!
Наступившая осень ничего хорошего не предвещала. Начавшийся сезон охоты должен обернуться для семейства герцога большой бедой.
«Моя мама что-то задумала! — мысленно обращалась она к любимому. — И наша жизнь уже не будет прежней!»
И вот этот день настал. Они с Дереком сидели, обнявшись, в нише огромного окна и любовались многоцветьем ранней осени. Во дворе весело копошились обитатели замка, готовя герцога и его сыновей к походу в дальний лес. Разряженные девушки стояли в сторонке и перешептывались, бросая зазывные взгляды на играющих мускулами молодцев. А те с важным видом укладывали тюки с оружием и провиантом на спины нервно фыркающих лошадей. Возбужденная свора охотничьих псов не переставая лаяла на дразнивших их ребятишек. Внизу царила манящая атмосфера праздника, но Венди с Дереком было хорошо здесь, вдали от шумной толчеи. Их уединение нарушал лишь отделившийся ото всех всадник. Один из внуков герцога гарцевал прямо под окном, то и дело бросая наверх откровенные взгляды. Его белесые глаза пожирали Венди. Девушка смотрела на крыльцо главной башни и зевала во весь рот.
Подросток оглянулся и помахал спускавшемуся с крыльца о тц у.
— Пойдем в другое место, — тихо попросила Венди, подавив зевок.
На душе у нее стало необычайно легко. Дерек взял ее невесомое тело на руки и перенес к окну, что смотрело на дорогу, ведущую к замку. Здесь их уже никто не побеспокоит и не нарушит их тихий праздник души. Отъезд хозяев обещал много свободного времени, которое они смогут провести вместе. Счастливые, они вслух мечтали о ближайших днях, наперебой предлагая, как веселее их провести.
— Мой отец будет сопровождать охотничью экспедицию! — не сумел утаить сюрприз Дерек. — И его покои в нашем распоряжении!
— Как же я тебя люблю! — что было сил прижалась к нему Венди.
Они смотрели вслед удаляющейся кавалькаде, и их сердца бились в унисон, замирая от безмерного счастья…
…После двухдневного перехода уставшая и поутихшая компания охотников разбила лагерь около охотничьего домика, где когда-то держали Сидонию. Герцог с сыновьями расположились в доме, оставив орду стражников и слуг под открытым небом. Пока кашевар разводил костер, плотники отправились в лес осматривать дощатые настилы, сооруженные для охотников в кронах деревьев. Когда они вернулись, по всей поляне разносились зазывные крики кашевара и аппетитный запах ужина.
— Все площадки подлатаны и почищены! — доложил старший плотник и поспешил присоединиться к набивающим утробу сотоварищам.
Благородные охотники тоже не мешкали и не хуже плебеев уплетали все, что было на столе. Во время трапезы герцог распределял охотничьи места.
— Площадка над водопоем, как всегда, моя!
— Кто бы сомневался! — тихо проворчал старший сын. — Хоть бы раз дал на лучшем месте поохотиться!
— Не заводись! — зашикали не него братья. — А то опять разорется и разгонит нашу ночную пирушку.
Сыновья знали, что до водопоя добираться дольше всего, и отец уедет из лагеря, не дожидаясь пробуждения остальных, и не увидит их помятых лиц.
Мо́лодцы угомонились только под утро. Но не они мешали герцогу спать. Лежа в комнате, где много лет назад томилась Сидония, он то и дело пробуждался в холодном поту. Бесконечная череда кошмаров мучила его до самого рассвета. В одном из них он увидел юную графиню в волчьем обличии. Хищница раздирала его младших сыновей и бросала куски окровавленной плоти ему под ноги. Сердце герцога заныло от горьких предчувствий.
— Вы едете со мной! — растолкал он Эрнеста с Отто. — И чтобы не отставать от меня!
Рассвет чуть брезжил, а божьи твари уже вовсю распевали в просыпающемся лесу. Полусонные братья еле держались в седлах.
«Черт меня дернул взять их с собой!» — уже пожалел герцог, глядя на клюющих носами сыновей.
Бодрящий лесной воздух на какое-то время привел их в чувство, но как только они взобрались на высокую площадку и залегли за мушкетами, их глаза снова стали слипаться.
Разбудил их оглушительный выстрел. Прямо под деревом, в кроне которого они укрылись, каталась огромная медведица, оставляя кровавые следы на пожухлой траве.
— Добейте ее! — кричал в азарте отец, перезаряжая мушкет.
Первым пришел в себя Эрнест. Он подполз к самому краю настила и пытался взять раненого зверя на мушку. С трудом разомкнувший глаза Отто потерянно оглядывался: «В кого это они стреляют? Уж не в ту ли красавицу?»
Спросонья ему показалось, что в глубине чащи стоит стройная женщина в черном одеянии. Взгляд ее прекрасных глаз непреодолимо манил его.
— А ведь я тебя знаю! — прошептал себе под нос Отто. — Вот только откуда? Где мы с тобой встречались?
Позабыв об осторожности, он подполз к краю площадки, чтобы получше разглядеть таинственное видение. Под весом трех тел край настила угрожающе накренился.
— Назад! — закричал герцог и метнулся к стволу дерева.
Поздно! Дощатое сооружение со страшным треском опрокинулось, увлекая вниз охотников. Отто упал ближе всех к раненой медведице. Выглядывая из-под могучей лапы зверя, он снова встретился глазами с той, которую так хотел разглядеть. Крик ужаса, вырвавшийся из его глотки, заглушил хруст ломающихся ребер. Насмешливый взгляд Сидонии разрывал его на куски.
— Помоги ему! Слюнтяй! — герцог толкнул младшего сына в сторону неравной схватки и спрятался за дерево.
— У меня нога! — притворился Эрнест и юркнул вслед за отцом.
Показавшиеся из леса загонщики, не мешкая, спустили собак. Вожак своры в несколько прыжков оказался возле медведицы. Его огромные клыки вонзились в занесенную над Отто лапу. Не отпуская своей жертвы, хищница стряхнула могучего пса. Отлетевший волкодав через мгновение снова висел на хищнице. Раненая медведица наконец отпустила еле дышащего человека и принялась кататься по земле, пытаясь раздавить назойливого пса.
Быстро приближающаяся свора вселила надежду на спасение. Но вдруг вожак отпустил зверя и, вильнув обрубком хвоста, побежал на другой конец прогалины. Остальные собаки застыли в нерешительности. Этой заминки было достаточно, чтобы хищница завершила начатое дело. Как только растерзанный двуногий перестал шевелиться, затихла и истекающая кровью медведица. Свернувшись калачиком, совсем как ее осиротевший медвежонок, она жалобно засопела и испустила дух.
Герцог с мольбой поднял к небу глаза, но вместо Всевышнего увидел свежий распил на балке, крепившей настил к дереву.
— Притащить сюда негодяя, который проверял эту площадку! — прорычал он. — Я повешу его на этих обломках!
— Плотник здесь не при чем! — вдруг прозвучало из чащи. — Ты попытался взять у леса то, что тебе не принадлежит, и был наказан!
— Кто это смеет тыкать своему повелителю?! Кто бы ты ни был, ты уже покойник!
Загонщики кинулись в чащу, пытаясь отыскать говорившего. Как только они скрылись за деревьями, на другом краю прогалины раздвинулись кусты. Из них появилась согбенная женщина, одетая во все черное. У ее ног юлил вожак своры, тыкаясь окровавленной мордой ей в руку. Обрубок его хвоста так весело вертелся, что поднимал в воздух опавшие листья.
— Ты зашел в чужой лес, — тихо произнесла она. — Убирайся отсюда и никогда не возвращайся!
— Это мой лес! — проорал герцог. — Был моим и всегда будет! Мои прадеды владели им, и мои правнуки унаследуют его!
— Я открою тебе маленькую тайну, — зловеще произнесла незнакомка, теребя что-то под черным капюшоном. — Тебе не доведется нянчить правнуков. Я прокляла твое семейство до седьмого колена!
— Ты сама не ведаешь, что говоришь, сумасшедшая горбунья! — рассвирепел герцог и на всякий случай отошел назад — вдруг у говорившей под капюшоном метательный нож! — У меня пятеро сыновей и целая орава внуков, — продолжил он с безопасного расстояния, — так что без наследников я не останусь!
— Разреши мне тебя поправить! У тебя осталось пятеро сыновей! — она сделала ударение на слове «осталось». — Не потому ли, что двоих я уже сжила со свету?!
Перед герцогом как живые предстали его старшие сыновья. Один из них уже с десяток лет как угорел в походной бане, другой же три года назад преставился от руки хирурга-самоучки.
— Кто ты? — в смятении прошептал правитель и потянулся к валявшемуся на земле мушкету.
Вместо ответа женщина распрямилась и сбросила черный балахон. Перед ним стояла Сидония. Правой рукой она перебирала знакомые янтарные бусы.
«Это не нож!» — понял герцог и двинулся вперед.
— Извини, я тоже ошиблась! — с усмешкой произнесла она. — Разреши мне поправить саму себя? У тебя осталось четверо сыновей! — в этот раз она сделала ударение на слове «четверо». — Или ты думаешь, что этот мешок костей способен дать тебе наследников? — расхохоталась она. — Да и тот, кого он тебе успел подарить, обречен!
— Тебя сто раз убьют, прежде чем ты доберешься до моего внука, грязная потаскуха! С голов моих внуков волос не упадет, пока жив правитель Восточной Померании!
— Врешь! Один их них уже мертв!
— Кто?!
— Тот, кого ты убил во мне! Эта часть леса теперь принадлежит его загубленной душе, и кто бы из твоего семейства ни ступил сюда, будет обречен на лютую смерть! Эти куски разодранной плоти уже никогда не смогут творить зло. Забирай их и убирайся отсюда вместе с жалкими остатками своего семейства!
— Заткнись, подстилка для черни! — прорычал герцог и вскинул мушкет.
Его выстрел ушел в пустоту. В кустах уже никого не было, и лишь огромный пес продолжал зачарованно смотреть вглубь леса…
Герцог молча ехал среди понурых сыновей, и тревожные думы не давали ему покоя: «Почему за последнее время ни одна из жен моих сыновей не смогла понести? И что там эта ведьма говорила о проклятии моего рода?»
Погребение Отто состоялось в часовне на окраине города. Знать со всей страны собралась возле семейного склепа правителя Восточной Померании. Гостей было столько, что слугам и любопытствующим горожанам пришлось разместиться на прилегающем к часовне кладбище.
«Что же теперь будет? — Венди стояла вместе с челядью герцога среди каменных надгробий. — Не навлекла ли мама беду на всех нас?»
Ответом ей был лишь налетевший ветер да шум высоких елей, окружавших кладбище.
Неожиданный порыв ветра разметал волосы Ники. Потерянным взглядом она блуждала по рядам могильных плит, медленно возвращаясь в реальность.
— Мы тут одни! — нервно прошептала подруга.
— Хорошо! — она вспомнила, зачем они здесь.
Без особых усилий она определила место скопления черной энергии и привела Фиру к свежему захоронению. Вдоль подножия могильной плиты, как плотный туман, колыхалась еще не развеянная ветром чужеродная энергия.
Подруга достала бумажку и при свете свечи начала читать:
— Кто здесь мертвый, кто живой? Вам лежать, а мне домой бежать!
Ника ее не слушала. Она присела и стала полоскать руки в тумане черной энергии. Но как она ни старалась, не могла подчинить ее себе.
«Да что же это такое! Какая я к черту воительница, если из такого моря энергии не могу получить даже глоточка?! — она глянула на Фиру. — А, может, правда окунуть голову в этот туман и попробовать глотнуть?!»
Она сделала вид, что что-то увидела на земле и уже была готова нагнуться, как вдруг тягучая энергия сдвинулась с места и начала подниматься. Сердце Ники радостно забилось. Она чуть приоткрыла рот и беззвучно втянула воздух. Однако сгустки черной энергии не подчинились. Они, как будто издеваясь, обтекали ее лицо и уходили ввысь. Скоро у подножья плиты ничего не осталось.
«Неужели это отворотный заговор так действует?» — она прислушалась.
— На семь замков замыкаю, на семь ключей запираю! — заканчивала читать Фира.
Вдруг у Ники похолодело внутри. Она оглянулась и увидела огромные столбы черной энергии, поднимающиеся со всех сторон кладбища. Ветви разлапистых елей по краю кладбища тоже опустошали свои запасы. Темные силы собирались в единый поток и удалялись в сторону океана.
«Там, над Гольфстримом, их подхватят могучие ветра и понесут в сторону матушки Европы! — испугалась за своих сестер викканская воительница. — Черные сестры задумали что-то большое и страшное!» — беззвучно кричала она Матрене, с горечью понимая, что ее голос не будет услышан.
Но тут она увидела маленький радужный шар, показавшийся из-за верхушек елей.
«Опять дежавю?!» — содрогнулась она.
Точно такие же шары она видела в самолете над Атлантикой за мгновение до того, как потерять сознание. Но сейчас она терять сознание вовсе не собиралась и, затаив дыхание, смотрела, как в небо взмыл второй шар, за ним третий. Они смешивались с текущей массой черной энергии, образовывая игристую пену внутри губительных потоков. Плавное течение черных воздушных рек на глазах превращалось во множество хаотичных водоворотов. Они сливались в огромные воронки и штопором уходили в землю. Через несколько минут в небе не осталось ни одного враждебного сгустка.
«Здесь ловить больше нечего!» — внутренне ликовала Ника, не понимая, чему она радуется, ведь именно за черной энергией она сюда и пришла!
Она парила в облаках вместе с той белой энергией, которую надеялась тоже когда-нибудь покорить.
«Какая разница, откуда пришла эта неведомая сила? Главное, что ее сестры теперь в безопасности!»
Нервный шепот и толчок в бок вернули Нику на землю.
— Пошли! — Фира задула свечу.
Подруги заторопились к выходу.
— А где Денис? — забеспокоилась Ника, не увидев мужа за лобовым стеклом.
В ближайшем переулке раздался шорох. Девушки заглянули за угол и обнаружили там бездомного. Огромного роста детина пытался устроиться в коробке из-под телевизора. Услышав шаги, тот недовольно зыркнул в их сторону. От его ледяного взгляда Ника поежилась: «Где-то я уже видела эти холодные голубые глаза!»
Однако на раздумья времени не было, надо было искать мужа.
— Давай посигналим, — предложила подруга.
Она открыла дверь и вскрикнула от неожиданности. Автоматически включившийся в салоне свет выхватил из темноты Дениса, который мирно спал на заднем сиденье.
— Ну, ты нас и напугал! — радостно толкнула его жена.
Тот в ответ едва шевельнулся и промычал что-то невнятное.
«Бедный мой малыш, — нежно думала она по дороге домой. — Только начал работать! Небось весь изнервничался на новом-то месте, так еще и дома я ему покоя не даю!»
Полусонный Денис с шумом завалил вешалку в прихожей и с ужасом уставился на дверь кураторши.
— Храпит, как сто китайцев! — успокоила Ника. — Чай будешь?
— Спасибо, я лучше спать, — еле слышно пробормотал он.
Глава 6. Возвращение
Утром Денис провалялся до последнего и едва успел на автобус.
— Теперь я живу как на институтских военных сборах — строго по расписанию! — шутил он, пришпиливая к стене график движения автобусов на Балтимор.
— Повесь расписание из Балтимора тоже! — попросила Ника.
Теперь она точно знала, когда ждать мужа с работы.
Однажды вечером, услышав, как хлопнула дверь подъезда, она как обычно выскочила на площадку, готовая прыгнуть мужу не шею, но вовремя остановилась.
На нижнем пролете лестницы она увидела шевелюру из сотен черных косичек. Ее сердце оборвалось и затрепыхалось под самым горлом. В глазах на миг потемнело. Доставщик пиццы глянул на номер квартиры за спиной девушки и стал сверяться с заказом.
«Точь-в-точь как ты описывала! — Венди смотрела на приближающуюся копну черных косичек и вспоминала горький рассказ матери о своей давней встрече с черной ворожеей. — Твой план удался! Мы заманили ее сюда! — порадовалась она за мать».
— Мы постараемся убить двух ворон одним камнем! — делилась Сидония с дочерью своими планами накануне охотничьей экспедиции герцога.
Любимая присказка матери в тот момент звучала особенно зловеще и ничего хорошего не предвещала. Белая ворона, которой был белесоглазый Отто, уже получила свой камень, теперь наступал черед вороны черной!
— Что происходит в замке? — поинтересовалась мать после возвращении двора с охоты.
— Дерек под большим секретом рассказал, что герцог, не медля, вызвал к себе его дядю, — начала Венди. — Тот даже не успел переодеться и появился в покоях повелителя в походном облачении.
— Закрой поплотнее дверь, — приказал герцог. — И смотри, чтобы ни одна душа не узнала о нашем разговоре!
У смертельно уставшего лекаря не было сил оправдываться, и он безропотно выслушал недовольство хозяина по поводу напавшего на его семью бесплодия.
— Я постараюсь сделать все, что в моих силах! — пообещал лекарь, покидая покои герцога.
Но ни одно из известных ему средств не помогало. Приближалось лето, а новых наследников так и не предвиделось. Опасения герцога начинали сбываться. Обычно после долгих и скучных зим сразу по несколько обитательниц замка обращались к лекарю с первыми признаками беременности. Этой же весной его не позвали ни в одни покои, где бы барышни страдали от утренней дурноты.
— Пора! — решила Сидония. — Ты должна обмолвиться в присутствии дяди Дерека о слухах про проклятие семейства герцога! — подучила она дочь.
Венди так и сделала. Ее слова упали на благодатную почву. Лекарь и сам уже начинал подумывать о загадочности происходящего, и тут же поделился своими тревогами с герцогом. К удивлению эскулапа, хозяин такое предположение не высмеял.
— Держи свои мысли при себе! — сухо приказал он, заканчивая их короткую беседу, и тем же вечером отправился во дворец к Филиппу Джулиусу.
«Уж кто-кто, а она должна суметь снять это проклятие!» — надеялся герцог на черную ворожею короля.
Никто из челяди герцога не знал о предстоящем визите. Естественно, кроме помощницы кухарки.
— Сделай, как мы решили, и ничего не бойся, — напутствовала ее мать. — Я буду рядом!
Тем же вечером из рациона благородного семейства исчезли люцерна и красный клевер. Заподозрить черной ворожее будет нечего!
Заморская гостья появилась в замке после захода солнца. У ворот ее встречал Эрнест. Он был единственным, кто слышал перепалку отца с Сидонией на той страшной охоте, и он стал единственным, кому отец доверил и эту тайну.
Под покровом ночи он препроводил прибывший экипаж на каретный двор. Убедившись, что вокруг никого нет, Эрнест повел чернявку во внутренние покои. Тусклый свет факела выхватывал из темноты лишь несколько ступеней, поэтому они не заметили щуплую служанку, прятавшуюся в одной из ниш второго этажа.
Венди с ненавистью смотрела на убийцу своего не родившегося братика.
«Ну чем не горгона?» — думала она, разглядывая голову с пучком змеевидных косичек, чьи шевелящиеся тени походили на расползающихся от света гадюк.
На середине лестницы чернявка споткнулась и замедлила шаг. С каждой ступенькой она чувствовала сгущение черной энергии сестер Викка, но это ее не сильно встревожило: «Пусть я еще не научилась управлять флюидами местной природы, вокруг достаточно нашей энергии, чтобы отбить любую атаку!»
Огромные тучи темных сил Вуду приносились сюда воздушными потоками с ее родного острова. Там, на другом краю света, бурлило неисчерпаемое облако черной энергии, посылаемой для нее и ее соплеменниц, наводняющих Старый Свет.
«Неудивительно, что первый вассал короля не может дождаться наследников! — не на шутку перепугалась колдунья. — Такого количества викканских флюидов я еще не встречала!»
Поднявшись на второй этаж, она почувствовала резкую слабость, и прыгающее пламя факела начало меркнуть в глазах. Покачнувшись, ворожея опрокинулась назад и упала прямо в руки сыну герцога. Факел выскользнул у него из рук и подпалил накидку чернявки. Жар тлеющей ткани тут же привел ее в чувство. Она вскочила и скинула накидку. Встревоженное лицо Эрнеста белело в темноте. Но не к нему был обращен взгляд ведьмы. Она смотрела в тень ниши сбоку от него. Там стояла худенькая девушка в фартуке и смотрела на нее своими огромными, полными ненависти глазами. Как только их взгляды встретились, худышка неестественно широко открыла рот, и мощный поток викканской энергии обрушился не чернокожую ворожею. Чернявка мотнула своей копной и вытянула вперед руки. Черный сгусток энергии Вуду врезался в середину потока викканской энергии и остановил его.
«Подрасти сначала, чтобы со мной тягаться, заморыш! — усмехнулась про себя ворожея. — В Старый Свет посылают лучших!»
Она опустила одну руку: «Добить тебя хватит и половины оставшейся у меня силы!»
Неожиданно она увидела, что противоборствующие потоки не уничтожили друг друга, а слились воедино и несутся прямо на нее.
«Не может быть! Как эта маленькая ведьма может управлять энергией нашего племени?!»
Получить ответа она не успела. Черный вихрь вломился в ее голову и разогнал все мысли. Ворожея осела на пол и уже ни о чем не думала.
Нагнувшийся за факелом Эрнест не видел короткой схватки колдуний и озадачено смотрел на бесчувственное тело заморской ворожеи.
Прибежавший герцог в сердцах плюнул под ноги распластавшейся на лестнице чернявке и послал за лекарем.
«Что происходит в моем замке?!» — не на шутку перепугался герцог.
Скрывая страх, он крепко выругался и скрылся в своих покоях.
Наутро обессиленная заморская гостья в спешке покидала замок. Рассекая толпу нищих и попрошаек, ее карета стрелой вылетела из ворот и с грохотом пронеслась по мосту. Чернокожая пассажирка безучастно смотрела на бросившихся врассыпную попрошаек, когда ее внимание привлекла закутанная во все черное нищенка. Она осталась стоять в опасной близости от пронесшейся мимо кареты и провожала ее внимательным взглядом.
«Почему она так упорно смотрит на меня? — удивилась чернявка. — И почему ее взгляд такой знакомый?»
Где-то ворожея уже видела эти глаза, и непреодолимое желание вспомнить где, подняло ее с сиденья. Экипаж уносился прочь, но взгляд нищенки не отпускал. Расстояние между ними росло, и вместе с ним росло беспокойство:
— Я должна узнать, кто она!
Нищенка исчезла из окна кареты. Не в силах сопротивляться, ворожея распахнула дверцу. Теперь она снова видела нестройную группу людей, с любопытством глазевших вслед карете. Глаза нищенки вновь нашли ее. Потеряв осторожность, заморская ворожея шагнула в ее сторону. Тут закутанная в черное женщина открыла лицо и победно улыбнулась. Чернявка вспомнила эту улыбку. Она принадлежала беременной колдунье, которая должна была истечь кровью много лет назад.
«Так вот чья всепоглощающая аура висит над замком! — с ужасом подумала ворожея. — Какова же ее сила, если она смогла выжить?! Скорее бежать из этого про́клятого места!»
Но быстро покинуть наводненный энергией Викка замок ей не удалось. Черная душа ведьмы рвалась прочь, а бренное тело тянуло назад. На глазах у удивленной толпы чернявка балансировала на пороге кареты. Встречный ветер подтолкнул ее в спину и лишил шанса зацепиться за распахнутую дверцу. Она успела выбросить вперед руки, чтобы смягчить падение, но по злой воле рока одна рука коснулась не пыльной дороги, а спиц бешено крутящегося колеса.
Толпа нищих вздрогнула от страшных воплей и хруста ломающихся костей. Подбежавшие зеваки окружили выпавшую из кареты женщину. Они с удивлением смотрели, как какая-то нищенка склонилась над упавшей и что-то шептала.
— Передай своим черноликим сестрам, чтобы они забыли дорогу в наш мир! — было последнее, что услышала в тот день побежденная ведьма.
Слуги ворожеи спрыгнули с запяток и занесли бесчувственное тело хозяйки в карету. Подоспевший придворный лекарь нашел лишь следы крови в дорожной пыли. А черная карета со своей страшной ношей уже мчалась во весь опор прочь от заговоренного замка. На пустой дороге стояла странная нищенка. Раскинув руки в черном одеянии, она махала ими, как крыльями.
На мгновенье лекарю показалась, что на кровавых следах ворожеи пляшет огромная ворона. Она издавала победные крики и махала крыльями кому-то на башне замка.
Венди из последних сил махала матери платком. Она с трудом осилила винтовую лестницу башни и теперь еле дышала.
Когда лекарь обернулся, помощница кухарки едва успела пригнуться. От неожиданности девушка выпустила платок. Ветер подхватил его и превратил в белую чайку, парящую над замком. Венди хотела поймать его, но от высоты закружилась голова и внутри все сжалось.
Час пятый
Сияющий никелированными стенками лифт принял каталку с больной из реанимобиля. Серебряная кабина, как ртуть в градуснике тифозника, стремительно взлетела вверх, на мгновенье сжимая внутренности своих пассажиров. Ее сверкающие стены отражали тревожные огни перемигивающихся приборов, которыми была обвешана пациентка. При торможении один из проводов, фиксирующих работу сердца, соскочил, и кардиомонитор тут же забил тревогу. Его пронзительный писк, усиленный металлическими стенками и замкнутым пространством, пробрал до мозга костей.
* * *
По всей квартире разносился выворачивающий наизнанку писк пожарной сигнализации. Он моментально заглушил несущиеся из телевизора звуки аэробики и топот прыгающей кураторши. Из-под двери потянуло удушающим запахом подгоревшего молока.
Трясущийся пол давно разбудил Нику. Она приоткрыла глаза и с замиранием сердца посмотрела на мужа. Сегодня была суббота, единственный день, когда ее любимый мог вволю выспаться. Денис настолько был измотан, что его не разбудила даже утренняя разминка хозяйки. В Нике кипела злость на скачущего в гостиной «колобка», но она тихонечко лежала под бочком у Дини, боясь потревожить его сон. Однако возникшая какофония могла поднять даже мертвого.
— Сколько времени? — не открывая глаз, спросил Денис.
— Шесть часов! — с негодованием ответила она.
Ни слова не говоря, он встал, накинул халат и выскочил в гостиную.
Такой отборной и хорошо поставленной брани Ника от него никогда не слышала. Она знала, что ее Диня всю жизнь прожил в коммуналке и был закаленным бойцом кухонного фронта. Но то, что он умеет столь искусно убеждать, удивило даже ее. То ли его крики разогнали весь дым, то ли нелестные слова в адрес кураторши были слишком крепки для чувствительной пожарной сигнализации, но ее высокочастотный писк вдруг смолк.
— Не понимаете слов, будем учить вас рублем! С завтрашнего дня вы на оставшийся месяц снимаете нам гостиницу!
Ничто так не убеждает крохоборов, как возможная потеря денег. В квартире наступило временное затишье, совпавшее с неожиданно проснувшимся у хозяйки чувством справедливости.
— Муж Вероники работает, и они теперь имеют медицинскую страховку от работодателя! — не поленилась она сходить в благотворительный фонд. — Я думаю, что в вашей опеке они больше не нуждаются!
Утром хозяйка ждала их на кухне с распечаткой в руках.
— Распечатка за распечатку! — злорадно заявила она и хлопнула бумажкой по столу. — Хотели самостоятельности? Получите!
— В связи с наличием у вас медицинского полиса, вы больше не можете претендовать на помощь нашей организации, — прочитала вслух Ника.
Она глядела в упор на торжествующую крохоборку, но энергетические запасы викканской воительницы были пусты, и интриганка безнаказанно порхала по кухне. Если, конечно, коровы могут порхать.
— Это что? — Денис взял листок у жены. — Простая распечатка? — он повертел бумажку в руках и бросил обратно на стол. — Нас такой не взять!
Он сходил в комнату и вернулся с пластиковым файлом.
— Ваша карта бита! — он бросил файл поверх распечатки кураторши. — Козырная распечатка! Одобренный кредит на покупку автомобиля!
— Что же ты ничего не говорил! — запрыгала от радости Ника.
— Хотел сюрприз сделать! Получилось?
— Еще как получилось!
Дверь в комнату кураторши громко хлопнула.
— Проигравший застрелился! — улыбнулся Денис.
Но он ошибся. Утренний выстрел дверью ознаменовал окончание перемирия. В следующие выходные у Рашель опять стоял дым коромыслом.
— Она нам здесь спокойно дожить не даст! — расстроилась Ника.
— Спроси завтра Фиру, где можно жилье подешевле снять.
Ночью их разбудила пьяная драка в гостиной. Мойша бился с обитателем дивана за этот самый диван.
— В тесноте, да не в обиде! — Денис затолкал обоих в комнату к Рашель и ошибся.
Теснота никому не пошла на пользу. Утром ночные бузотеры ходили настоящими тиграми: все их лица были в полосочку от ногтей хозяйки вечеринки. Сама же хозяйка красовалась с шикарным фингалом.
— Кто тебе разрешал открывать дверь в мою комнату, да еще этих козлов запихивать?! — набросилась она на Дениса.
— Хорошо, в следующий раз просто вызову полицию!
— Да ты не знаешь, с кем связался! — перешла на визг кураторша. — Я вам устрою веселую жизнь! Я тебе сама полицию вызову!
Обещала — сделала. Следующим вечером, когда Ника кормила уставшего мужа, в дверь требовательно позвонили. На пороге стоял полицейский.
— К нам поступил сигнал, что гражданин по имени Дэнис избил квартирную хозяйку.
— У меня нет квартирной хозяйки! Наша комната считается гостиничным номером, оплаченным благотворительным фондом!
— Что ты придуриваешься! — заорал выкатившийся из комнаты «колобок». — Это он меня только что побил! — она показала на свой фингал.
— Посмотрите на цвет этого синяка, — спокойно сказал Денис. — Я как врач вам заявляю, что коричневые разводы по краям указывают на то, что синяку этому не меньше двух дней. А кстати, сколько у вас дают за клевету?
Жалобщицу как ветром сдуло. Блюститель порядка понимающе улыбнулся и решил не связываться с сумасшедшими эмигрантами. Как только за ним закрылась дверь, негодующая Ника выскочила на балкон. Ее ярость искала выхода, но запасники черной энергии были пусты: «Матрена, когда же у меня появятся силы поставить зарвавшуюся кураторшу на место?!»
Час шестой
Муж пациентки стоял в коридоре реанимации возле тринадцатого бокса и ждал, пока его жену переложат с каталки на многофункциональную кровать.
«Кто бы сомневался», — грустно улыбнулся мужчина, глядя на номер бокса, в котором шла кропотливая работа.
Подключение к аппарату жизнеобеспечения и разным мониторам занимало немало времени. Денис все еще стоял в коридоре, когда к нему подошел дежурный пульмонолог.
— Томас?!
— Я, дружище! Рассказывай, что случилось?
Пока вокруг Ники суетился медперсонал, Денис поведал их невеселую историю этой ночи.
— Держись, Дэнис! Мы сделаем все возможное, чтобы спасти Виронику, и начнем с нашей последней разработки по охлаждению тела. Наши невропатологи показали, что охлаждение организма в первые сутки защищает мозг, подвергшийся длительному кислородному голоданию, — вселил он маленькую надежду.
— Это как раз то, к чему ты стремилась, малыш! — тихо произнес Денис, склоняясь над Никой. — Лучший госпиталь с передовыми технологиями. Уж если они не помогут, то никто не поможет.
— Я не хочу тебя пугать раньше времени, но ты должен знать, — продолжил Томас. — Многолетняя практика показывает, что если через трое суток рефлексы не вернутся, мы уже ничем не сможем помочь. Ты сам врач и понимаешь, что положение очень серьезное. Держись!
Несмотря на знакомые лица вокруг, на душе было пусто и одиноко: «Что я буду делать в этой чужой стране, если Вини не станет? Без нее жизнь потеряет всякий смысл!»
Он не сразу заметил, как бокс наводнился медперсоналом. Бригада медтехников вкатила аппарат для охлаждения тела. Это был незамысловатый агрегат, гоняющий холодную воду внутри прорезиненных простыни и одеяла, между которыми и уложили хрупкую пациентку. Поставив температуру циркулирующей воды на тридцать два градуса, их оставили вдвоем.
— Я знаю, как ты не любишь холод, но надо потерпеть, чтобы поправиться! — шептал Денис, гладя волосы жены.
Некоторые пряди были окрашены кровью. Со стороны казалось, будто дьявольский парикмахер искусно сделал мелирование, и сквозь разметавшиеся по подушке волосы прорывались всполохи пламени. Пылала и сама Ника. Несмотря на охлаждающий агрегат, температура тела упрямо держалась на тридцати восьми. Через какое-то время пациентку начал бить сильный озноб, и муж вызвал медсестру.
— Так мы не сможем сбить температуру, — посмотрела она на трясущуюся пациентку. — Надо делать мышечные релаксанты, — и тут же пояснила: — Озноб — это не что иное, как защита организма от переохлаждения. Дрожащие мышцы вырабатывают тепло в больших количествах и не дают человеку замерзнуть.
Денис терпеливо выслушивал то, что сам прекрасно знал, и гладил трясущееся плечико жены:
— Конечно, твой организм борется с холодом, он же не знает, что холод ему сейчас необходим!
После инъекции мышцы расслабились, и дрожь постепенно улеглась. А вскоре и жар пошел на убыль.
* * *
Что такое холод, Ника по-настоящему узнала, когда они с мужем съехали от кураторши. Двухэтажный флигель им сдала мать сослуживицы Фиры. Радости отдельной жизни не испортила даже проблема с теплом. Флигель отапливался газом, и чтобы нагреть старое строение, газа требовалось изрядное количество. Первый счет от газовой компании поверг их в шок.
Хоть их новое жилье и было в два раза дешевле обычной квартиры, они едва сводили концы с концами, так что пришлось ограничить себя в тепле. Сыграло ли это какую-то роль или черные сестры выследили викканскую воительницу, но вскоре случилась беда.
В тот день Денис только что завел их старенький автомобиль и побежал наверх переодеваться.
— Когда мы уже поедем?! — кричала Ника из кухни. — Долго ты там будешь копаться?!
— Уже иду! Ты список продуктов взяла?
Ответа не последовало. Почувствовав неладное, Денис быстро спустился на кухню. Ника сидела на стуле, облокотившись о стол, и боялась шелохнуться. Она с трудом балансировала на грани сознания. В глазах было темно от боли. Казалось, что чья-то невидимая рука вонзила ей в бок острый нож и шевелит им во все стороны. Когда терпеть не стало больше мочи, сознание сжалилось и покинуло ее. Локти разъехались, и она упала грудью на край стола…
Боли больше не было, лишь что-то твердое неприятно уперлось в грудь. Это был каменный подоконник, через который она перевесилась и наблюдала за своим любимым. На заднем дворе замка он разбирал повозку с лекарственными травами. Весь день Дерек объезжал окрестные деревни, забирая собранные для лекаря травы и расплачиваясь с крестьянами микстурами и снадобьями, приготовленными его дядей.
Таская громоздкие тюки, он то и дело поглядывал на Венди, которая выглядывала из верхнего окна и дарила ему воздушные поцелуи. Ни усталость, ни хмурое небо не могли испортить ему настроения. Его любила самая лучшая девушка на свете, и счастью Дерека не было конца. Ему не терпелось обнять свою ненаглядную, но нужно было успеть разгрузить все тюки до дождя. В спешке он не заметил, как стоявшая на пригорке повозка с бочками ключевой воды сдвинулась с места. Набирая ход, она покатилась в сторону Дерека. Кто-то прошмыгнул через двор, бросив вороватый взгляд в сторону ничего не подозревающего сына лекаря, и скрылся в каретном дворе.
— Дерек! Берегись! — что было сил закричала Венди.
Тот обернулся и увидел несущуюся на него телегу. Отбежать он уже не успевал. Подпрыгнув, юноша завалился в отцовскую повозку и едва успел поджать коленки, как раздался страшный треск. Лежа на дне изуродованной повозки, Дерек увидел Венди, безжизненно свесившуюся из окна. Ветер раскачивал ее тонкие руки. Не обращая внимания на ссадины и ушибы, он ринулся вверх по лестнице. Из глубины каретного двора пара белесых глаз с ненавистью следила за соперником. Дерек поднял бесчувственную Венди на руки и исчез из окна.
Увидев запыхавшегося племянника с обмякшей девушкой на руках, эскулап тут же бросил свою ступку и склонился над помощницей кухарки.
— Что с ней, дядя?!
— У нее все признаки сквозного ранения в грудь, но я не нахожу раны!
До девушки доносились обрывки приглушенного разговора. Мужские голоса становились все сильнее, и вместе с ними сильнее становилась боль…
* * *
Вместе с болью вернулось сознание. Ника услышала испуганный голос мужа:
— Что с тобой?!
— Очень больно!
— Где?
— Слева. Не может же это быть инфарктом?!
Нет, это был не инфаркт. В тот вечер у нее впервые порвалось легкое. До этого дня они не подозревали, что при ее болезни бывает еще и такая напасть. Рентген подтвердил неутешительный диагноз пневмоторакса, и они снова оказались в больнице.
Случившееся напугало Ника, и она стала готовить почву для поездки домой.
— Нам просто необходимо навестить родных, чтобы они поняли, что мы от них всего в десяти часах лета, и убедились, что мы здесь не бедствуем.
— Может, подождем, пока ты окрепнешь и легкое заживет получше? — отговаривал Денис, не подозревая, что обессилевшая викканская воительница нуждалась в помощи родной природы.
Для нее это был поход за силой земли русской, совсем как в ее любимых сказках.
— Нет, милый. Поехали на праздники, когда все будут выходные!
Город детства встретил новогодней иллюминацией. Дух наступающего Нового года витал в морозном воздухе. Их сердца замирали в предвкушении долгожданного свидания с родными и близкими. И ожидание не обмануло. Их дом ни минуты не пустовал. Приходили друзья и родственники, одноклассники и сокурсники, соседи и сослуживцы. Ощущение постоянного праздника превратило отпуск в настоящую сказку. И лишь поездка к маме Дениса оставила неприятный осадок.
— Похоже, моя мама чем-то встревожена, — шептал Денис, помогая жене носить тарелки и салатницы со всякой снедью на праздничный стол.
— Не переживай, — погладила его по щеке Ника. — Когда гости разойдутся, вы сможете спокойно поговорить.
Мамины подруги, знавшие Дениса с пеленок, не давали им поесть и все расспрашивали о заморской жизни. «Американцы» рисовали все в розовых красках, то и дело заставляя всех восхищенно ахать. Но годы берут свое, и гости засветло засобирались домой. Тогда-то Денис с Никой наконец-то насладились кулинарными творениями хозяйки.
Когда дверь за последними гостями закрылась, Ника пошла на кухню мыть посуду, оставив Дениса наедине с мамой.
— Вы возвращаться не надумали?
— Да нет пока, у меня рабочая виза на пять лет, а там, может, учиться пойду. В общем, планы наполеоновские.
— Я так и думала, поэтому стала подыскивать варианты на наши две комнаты. Хочу их на однокомнатную квартиру поменять.
— Ну и правильно. Давно пора! Хватит жить в коммуналке!
— Вот только моя подруга всячески мешает мне с обменом.
Он знал, что сосед-алкоголик, живший в третьей комнате, продал свою площадь дочери давней маминой подруги.
— Я предложила ей меняться вместе, — продолжала мать, — но желающих съехаться из однокомнатной и двухкомнатной квартир мало. Так моя подруга стала продвигать идею размена на однокомнатную и большую комнату в «двушке». Конечно, подразумевается, что отдельная квартира достанется ее дочери!
— Еще не хватало! — возмутился Денис.
— И я о том же! Я ей так и сказала! Я шило на мыло менять не буду! И стала меняться сама по себе. И даже нашла подходящий вариант, но тут вмешался ее сын!
— Это который? Что служит в той самой организации? Да-а-а, с ним справиться будет непросто!
— Так он и не церемонится!
Молодой офицер действительно не стал ходить вокруг да около и сразу же припугнул соседку сестры.
— Смотри, соглашайся! — вкрадчиво говорил он. — А то мы твоему сыну в Штатах хвост-то прищемим.
— Руки коротки! — не спасовала перед ним женщина, но на душе стало неспокойно.
Денис тут же вспомнил, как во время телефонных разговоров с матерью он все чаще слышал тревогу в ее голосе. Теперь он нашел объяснение ее постоянным вопросам: «У вас там все в порядке?»
Офицер понял, что запугать эту битую жизнью женщину не удастся, и зашел с другой стороны. Выяснив, с кем готовится обмен, он навестил владельцев однокомнатной квартиры. Ими оказались двое только что разведенных мужчин. Оставив одну из квартир женам, они пытались разменять другую на две комнаты. Эти клиенты оказались намного сговорчивее и решили не связываться с представителем тайной власти. Обмен оказался на грани срыва.
— Мамуль, я что-нибудь придумаю! — успокоил Денис.
Они втроем попили чаю, и сын с женой ушли спать в свою комнату, где они когда-то провели столько счастливых дней. Они лежали обнявшись на такой знакомой тахте, и Денис рассказывал о маминых передрягах.
— Давай напишем этому офицеру письмо! — предложила Ника.
На том и порешили. К утру текст был составлен. Взяв конверт, Ника отправила мужа на кухню помогать матери с завтраком, а сама принялась запечатывать их послание: «Я не знаю, восстановились ли мои силы, но попробовать надо!»
Через пять минут все было готово. На кухонном столе соседки белым пятном светилось письмо, адресованное ее брату. Оно содержало вежливую просьбу не мешать с обменом и дать заслуженной работнице хоть на старости лет пожить в отдельной квартире.
Прочитав письмо, молодой офицер лишь криво усмехнулся и отработанным движением скормил его уничтожителю документов. Пока наивное послание сестриной соседки превращалось в бумажную вермишель, невидимый шлейф черной энергии высвобождался из позабытого на столе конверта. Неприятный холодок пробежал по спине хозяина кабинета. Он встал и подошел к окну.
«Откуда свозит?! — форточка была закрыта. — Уж не ветер ли перемен?!»
И точно, перемену в отношении себя он заметил сразу. Не зря же он служил в таком месте!
«У чекиста должны быть горячее сердце и холодная голова! — успокаивал он себя. — Надо разъяснить, откуда ветер дует!»
Однако в горячее сердце все сильнее проникал холодок страха, и скоро по температуре оно уже не отличалось от головы чекиста. И было от чего!
Его коллеги стали замечать, что их тотальная подозрительность почему-то обостряется в присутствии молодого офицера. Да что коллеги! Даже для руководства он стал костью в горле. А оно, руководство, уже давно подыскивало козла отпущения в назревающем скандале в соседней Эстонии. Теперь любые промашки агентства списывались на его подразделение, а при случае и на него лично. На еженедельных планерках он все чаще ловил на себе пристальные взгляды командира, от которых внутри холодело. Однако совсем неожиданно страхи остались позади. Молодой офицер получил задание курировать деятельность высокопоставленного чиновника в Таллине.
— Наконец-то меня заметили! — хвалился он на очередном семейном торжестве. — Мне доверили серьезное дело. Так что, глядишь, и до внеочередного звания недалеко!
— Ты бы лучше сестре помог! — не разделяла его восторгов мать. — А то смотри, вселятся к ней два педика и об обмене можно будет забыть!
— Не переживай! Сейчас вникну в новое дело, а потом попрессую этих голубков по полной программе.
Но глубоко вникнуть не удалось. События развивались столь стремительно, что приходилось на ходу менять планы и расстановку сил. Его группа с трудом удерживала ситуацию под контролем. Измотанный офицер дневал и ночевал на работе. Неделями пропадал в Таллине и не виделся с семьей. По телефону проблемы с обменом не обсуждались, да и не до них ему было.
Выжатый как лимон, наш офицерик уже не выглядел бравым воякой. Он беспомощно наблюдал, как разворачивается крупный шпионский скандал вокруг его подопечного. Группу срочно отозвали из Таллина, а ее руководителя поселили в режимном санатории. После долгих проверок и бесчисленных допросов его вины в провале агента не нашли, и все обвинения были сняты. Восстановленный в правах, он готов был вновь заиграть мускулами, но одно маленькое обстоятельство разрушило все его планы. Президент России решил сделать новогодний подарок своему народу и подписал указ о роспуске этой всемогущей организации. Подарок маме Дениса был поскромнее, но не менее ценным. Впервые в жизни она стала обладательницей пусть и крохотной, пусть на окраине города, но зато своей собственной однокомнатной квартиры.
Час седьмой
Убедившись, что охлаждающий пациентку аппарат работает в заданном режиме, медсестра покинула бокс. Денис стоял возле Ники и гладил ее остывающее плечико.
— Только бы помогло, родная! — шептал он.
— Молитесь? Правильно! — рядом, словно из-под земли, вырос невысокий негр в темно-синем костюме и длинном лиловом шарфе. — Не желаете посетить наш больничный молельный дом?
«Это еще что за клоун?» — Денис вздрогнул от неожиданности.
— Разрешите отрекомендоваться, — «клоун» как будто услышал его мысли. — Я семейный адвокат и представляю интересы больных, находящихся в реанимации. Я также являюсь Капелланом при больничной церкви.
— Во-первых, мы не католики, а во-вторых, здесь некого отпевать! — Денис закрыл спиной жену.
Нащупав ее руку, он крепко сжал ее: «Не бойся, родная! Я тебя никому не отдам!»
— Вы меня не так поняли, — не реагируя на резкий ответ, монотонно продолжил негр, — у нас универсальный молельный дом. Мы проводим службы в соответствии с вероисповеданиями всех наших пациентов.
Но Денис уже его не слушал. От неестественно холодной руки жены по его телу пробежала нервная дрожь. Он со страхом повернулся к ней. Его трясло. Ника как будто почувствовала и вздрогнула в ответ.
* * *
«Я, наверное, никогда не привыкну к холоду», — думала Ника, одеваясь на улицу. Пришло время выгуливать пса, и надо было выходить в эту колючую, обжигающую вьюгу. Конечно, Денис мог бы справиться и один, но Ника твердо обещала, что когда у них появится собака, то она возьмет все прогулки на себя. А ее слово верное! Она давно мечтала о песике. Одинокие серые дни сводили с ума. И только когда Денис приходил с работы, вместе с ним возвращались покой и уют. По утрам ей не хотелось просыпаться, зная, какая тоска ее ждет впереди.
«Собака! Вот что нам нужно!» — решила она.
Ника хотела померанцевого шпица. Она даже толком не знала, как он выглядит, но было что-то щемящее и давно забытое в этом певучем английском названии породы — «по-ми-ра-ни-ян».
Однако Денис соглашался только на большого пса:
— Нам нужен охранник! Я хочу спокойно работать, зная, что мою Виню есть кому защитить.
— Охранник так охранник, — не спорила она. — Пошли в библиотек у.
Просматривая каталог крупных пород, она замерла на странице с аляскинским маламутом.
— Листай дальше! — подтолкнул ее муж.
— Ни к чему! Мне нужен он! — прошептала Ника, не сводя глаз с огромного волчищи.
— Волк — кое-чем щелк! — улыбнулся Денис.
— Нет! Волчок — серый бочок! — она нежно погладила кар ти нк у.
С этого дня каждые выходные будущие собачники возбужденно шуршали местными газетами с объявлениями. Работники супермаркета уже привыкли к странной паре, которая с завидным постоянством перелопачивала ворох газет на стойках возле касс, но так ни одной и не купила.
Шло время. В тех редких объявлениях, где предлагали маламутов, к ценам было не подступиться, и Денис предложил искать другую породу.
— Нет! — был категоричный ответ. — Давай лучше поищем через Интернет в других штатах.
И тут им повезло! Где-то у черта на куличках, в глубинке Пенсильвании, нашлась ферма, где продавали маламутов по человеческим ценам. Вооружившись картой, они отправились на поиски затерянной в кукурузных полях фермы. Однако карта оказалась бесполезной: указателей на проселочных дорогах не было.
— По-моему, мы заблудились! — Денис остановил машину и огляделся. — Подождем, может кто-нибудь проедет.
— Быстрее, мы так до ночи не доедем! — занервничала Ника. — Пока мы тут плутаем, всех щенков разберут.
— Ладно, поедем по солнцу. Восток там! — он повернул налево.
Денис пытался держаться спокойно и с утроенным вниманием сверял их продвижение с картой и положением солнца, пытаясь привязаться к местности. Оговоренное время встречи с фермерами уже прошло, а они все еще плутали среди кукурузных полей.
— Ну почему нам так не везет? — чуть не плакала Ника.
— Если мы заблудились, будь уверена, что другие покупатели тоже потеряются.
Однако в этот день все было против них, даже погода стала портиться. Но Денис упрямо колесил по лабиринту проселочных дорог, уже надеясь только на удачу. Ника притихла. Она поняла, что они потерялись и теперь не то что ферму, а даже дорогу домой будет не отыскать. В довершение ко всему вдали сверкнула огромная молния. Поднявшийся ветер донес угрожающие раскаты грома. Стало темно как ночью, первые капли дождя ударили в лобовое стекло. Вспышки молний выхватывали из темноты бегущие волны бескрайних кукурузных полей. По обеим сторонам дороги навстречу неслись зеленые стены растревоженных стеблей… Нет, не кукурузы — камышей!.. И держалась Ника не за трясущуюся приборную доску, а хваталась за скользкие бревна плота, мчавшегося по бешеной реке…
Всего несколько минут назад она мирно сидела на плавающих мостках и любовалась розовым закатом. Ее сердечный дружок смело залез в холодную воду и теперь плавал в отдалении, фыркая на всю излучину. Здесь обычно купалась челядь герцога, но ранней весной сюда ходили только прачки. Вечерами на мостках было пусто, и Венди с Дереком без помех наслаждались дыханием засыпающей реки.
Солнце еще не успело спрятаться за прибрежный лес, как вдруг потемнело, и шквальный ветер вспучил воду.
— Дерек, сюда, быстрее! — Венди вскочила и стала отчаянно махать.
К ее радости, он необычайно быстро приближался. Мостки под ногами вдруг заходили ходуном, и бревна стали расползаться. Она оглянулась и не увидела берега. Вспышка молнии осветила прибрежные сосны. Они стремительно удалялись. У дерева, к которому были привязаны мостки, кто-то стоял. В руках у стоявшего блеснул топор, и дикий смех слился с раскатами первого в этом году грома.
Вспышка ярости совпала со вспышкой молнии, которая озарила искаженное гневом лицо Венди. Смех на берегу смолк. В наступившей тишине потерявшие привязь мостки несло в камыши. Дерек едва поспевал за ними. Венди вцепилась в разваливающийся плот и звала любимого. В кромешной темноте, среди камышей, ее слабый голос был единственным ориентиром.
Когда Дерек отыскал свою малышку, она была уже в воде и едва держалась за одинокое бревно. Он подхватил ее под мышки и начал судорожно оглядываться. Вокруг стеной стояли камыши.
Дна под ногами не было.
— Куда плыть?! — вырвался отчаянный крик.
— Туда! — тихо прошептала Венди, с трудом поднимая руку из воды.
— Откуда ты знаешь?! — удивился Дерек, но не мешкая поплыл в ту сторону.
Поначалу Венди пыталась помогать ему, но вскоре затихла. Тело юноши занемело в холодной воде, а дна все не было. Плыть больше не было мочи, он еле дышал.
Дерек в последний раз прижал к себе любимую. Они стали медленно погружаться. Вода уже скрыла их с головой, когда Дерек вдруг почувствовал вязкий ил под ногами. Близость спасительной суши придала сил, и вскоре они были на твердой земле.
Дерек нес Венди вдоль берега, а та что-то шептала и покрывала лицо своего героя слабыми поцелуями. Когда дорогу преградило упавшее дерево, вспышка молнии заставила их зажмуриться, и они не заметили посиневшую руку с топором, торчащую из-под толстого ствола. Мокрый обрубок каната от мостков, как фитиль масленого фонаря, впитывал вытекающую из-под ствола кровь…
С восходом весь замок был на ногах. Страшную весть принесли прачки, нашедшие у реки тело внука герцога.
— Какое несчастье! — причитали они. — Сначала отец, а теперь и сын!
Тело было придавлено вырванной с корнем сосной. Необъяснимое выражение злорадства застыло на лице мертвеца, а его белесые глаза продолжали источать ненависть.
— Сбылось предсказание Сидонии! — Эрнест вбежал к отцу. — По замку ползут слухи о ее возвращении!
— Какие слухи?! О предсказании знали только мы с тобой!
— Я не знаю, отец! Я был нем как рыба!
А слухи пошли с кухни и росли как снежный ком, наполняясь новыми, пугающими воображение подробностями. Не прошло и недели, как по всей Померании разлетелась весть о проклятии рода герцога. Соседи стали объезжать их замок стороной. Молва о череде смертей и бесплодии обитателей замка расстроила готовящиеся свадьбы, и внуки открыто обвинили в этом деда. Доведенный до бешенства герцог объявил охоту на свою обидчицу.
— Кто укажет местонахождение ведьмы в янтарных бусах, будет облагодетельствован нашим господином! — возвещали глашатаи.
— А ведьма такая дура, чтобы ходить в янтарных бусах, после того, как вы кричите об этом на каждом углу! — смеялся народ и прозвал ее меж собой «янтарной ведьмой».
Всего этого Венди не знала. После купания в ледяной воде она слегла, и Дерек оберегал ее от пугающих слухов. Она теперь спала не у себя на темной кухне, а в просторном лазарете. Дерек неотступно дежурил подле нее и порой забирался к ней под одеяло, чтобы согреть любимую своим теплом. Вот и этим утром Венди проснулась в объятиях своего ненаглядного. Уже в который раз ее будил свет огромных окон лекарских палат. Ночуя в кухонной кладовой, она не привыкла к утреннему свету и сейчас долго смотрела в сторону окна сквозь розовую занавесь закрытых век…
* * *
Когда Ника открыла глаза, вовсю светило солнце. Вдали сияла мокрая от дождя крыша. Красным заревом она плыла в море кукурузных усов.
— Диня! Как ты нашел ферму?!
— Ну, ты, Виня, даешь! Шутишь, что ли?! Ты же сама махнула в эту сторону, когда я попросил угадать направление!
Подъехав к внушительному дому из белого камня, они с облегчением заметили, что их машина здесь единственная. Покупателей встретила мать подростка-собаковода и прямо с порога начала нахваливать своего сына.
— Он у нас никогда не просит денег на карманные расходы! — взахлеб рассказывала она, сопровождая молодую пару к вольеру. — Сам зарабатывает разведением собак.
— Что она хочет? — тихо спросила Ника, которая в английском была не сильна.
Денис вкратце пересказал ей монолог болтуньи.
— И зачем она нам все это рассказывает?
— Наверное, для того, чтобы нам было совестно торговаться.
Если эта догадка и была верна, то трюк сработал, и они заплатили запрашиваемую сумму, не торгуясь.
Прощаясь с теперь уже бывшими хозяевами щенка, счастливая Ника несла на руках шестинедельного «мальчика», не замечая его солидного веса.
— Как назовем? — спросил Денис по дороге домой. — Надо бы, чтобы в кличке была буква «р», так советуют собаководы!
— У него уже есть имя, — прошептала Ника, — его зовут Волча.
Узнав свое имя, щенок тут же на радостях обмочил хозяйку.
Следующая неделя пронеслась в приятных хлопотах по устройству нового жильца. Щенок веселился вместе с хозяевами. Он носился по дому сломя голову, неуклюже падая на поворотах, чем приводил Нику в неописуемый восторг.
Время теперь летело незаметно. И вот уже полугодовалый Волча сидел перед дверью и с нетерпением ждал, когда его хозяева наконец-то оденутся и он сможет окунуться в веселую зимнюю круговерть за окном. Ему надо было успеть напрыгаться по свежевыпавшему снегу, пока тот не успел растаять!
Они шагнули за порог. Холодный ветер вмиг забрался под куртку, и Ника вздрогнула всем телом.
Час шестнадцатый
День прошел в напрасных ожиданиях. Пациентка тринадцатого бокса просыпаться не хотела. Ее муж сидел рядом и смотрел на происходящее вокруг как на затянувшийся кошмарный сон. Под стать жене он ни на что не реагировал. Медсестра несколько раз пыталась отправить его на обед:
— Вы не должны забывать о себе. Силы вам еще понадобятся!
Но мужчина был глух к советам.
В полночь его попросили из отделения. Морозный воздух немного расшевелил Дениса.
«Нельзя раскисать!» — приказал он себе и завел машину.
Дороги были чистыми, несмотря на то что по календарю уже три дня как наступила зима. Снег в Балтиморе был редким гостем, а если и посещал город, то долго не залеживался. Он вспомнил, как Ника весело объясняла по телефону сестре, почему снегопад у них приравнивается к стихийному бедствию.
— А потому и приравнивается, что снег у нас в диковинку и убирать его не привыкли! Вот все и сидят сутками по уши в снегу! Да что говорить! Спроси у мамы! Когда она нас навещала, как раз была такая заваруха. Пусть она тебе расскажет про пустые полки в магазинах. У нас, если прогнозируют сильный снегопад, то в супермаркетах с прилавков сметают все, совсем как в Союзе в годы перестройки. Цирк, да и только! А маме-то сколько радости было! Мы же безвылазно в карты играли. Она всех русских соседей на это дело подбила!
От этих теплых воспоминаний Денису на какое-то мгновение стало легче: «Да, жили мы тогда не богато, но счастливо! Странная эта штука — жизнь. Все пытаемся пробиться в люди, начать прилично зарабатывать и чувствовать себя комфортно. А что в результате? Правильно говорят: ни здоровья, ни счастья не купишь. Казалось, мы только встали на ноги, теперь живи да радуйся. Так нет же!»
Дом встретил пустотой и одиночеством. Даже радостно прыгающие собаки не оживили унылой картины. Без Ники у дома не было сердца. В каждой мелочи была частичка ее души. Все вокруг напоминало о ней.
— Ладно, хватит раскисать! Давайте-ка подумаем, как помочь нашей хозяюшке!
Вьющиеся у ног собаки, которым и предназначалось это нарочито бодрое обращение, запрыгали еще веселее.
Час двадцать пятый
На следующее утро Денис принес в больницу ноутбук и подсоединился к беспроводному Интернету. Выйдя на русский сайт, он включил сериал, который Ника смотрела по утрам во время своей дыхательной гимнастики. Подсунув ноутбук клавиатурой под подушку, он с нежностью поглядел на спокойное лицо жены. Затем сделал звук погромче в надежде вызвать хоть какую-нибудь реакцию.
— Девочка моя, хватит притворяться, — нашептывал он. — Давай, малыш, просыпайся, а то пропустишь свой сериал!
К горлу подкатил ком, в глазах защипало. Горячая слеза упала на ничего не чувствующую щеку Ники. В его взгляде было столько отчаяния и боли, что даже много повидавшая на своем веку медсестра тяжело вздохнула.
— Вам принести что-нибудь попить? — сдавленно спросила она, проверяя капельницу.
В ответ мужчина отрицательно покачал головой.
В бокс зашла санитарка. Застыв со шваброй в руках, она с интересом смотрела на пылающие на мониторе страсти, догадываясь о происходящем лишь по интонациям героев.
* * *
В голове у Ники была каша из того множества сериалов, что она посмотрела на своем веку. Голоса и интонации напоминали что-то до боли знакомое, но она никак не могла сосредоточиться.
Русское телевидение вернулось в их жизнь спустя три года после приезда в Балтимор. Тогда на местный кабельный рынок наконец-то прорвался канал из Нью-Йорка, вещающий на русском языке. Хотя многие программы были состряпаны в столице мира и откровенно попахивали местечковостью, прямые передачи из Москвы с лихвой компенсировали эту бредятину.
Ника надеялась, что черная полоса прошла и жизнь наконец-то наполнится радостью. И все пока выглядело именно так. Нежданно-негаданно ее Диня наткнулся на земляка Тимоху, которого они мельком видели в день прилета.
— Эй, новенький! — окликнул кто-то Дениса, когда он шел на работу.
Он оглянулся. На светофоре стояло такси, и из него светилась физиономия Тимохи:
— Вы что, еще в больнице лежите?!
— Типун тебе на язык! Я тут работаю!
— Да-да-да, Мойша что-то рассказывал! Вы же от Рашель слиняли? Где теперь живете?
— Флигель снимаем!
В этот момент переключился светофор.
— Ныряй быстрее! — Тимоха перегнулся через пассажирское сиденье и распахнул дверь. — Ты должен судьбу благодарить, что меня встретил!
— Почему?
— По кочану и капусте! — расхохотался Тимоха. — Кочан тебе, капуста мне! Вон, за посадку два пятьдесят выскочило!
— Какие два пятьдесят?!
— Шутю! Поезд на Воркутю тю-тю! — он припарковался у обочины. — Значит, слушай сюда! Месяц назад сдали жилой комплекс для малоимущих. Туда все наши ломанулись! И твои Мойша с Рашель тоже!
— Они не мои!
— Как ты их всех приструнил-построил, так твои они, родимые! — опять забалагурил Тимоха. — Ладно, не перебивай! У вас по зарплате как, меньше чем по тысячи на рыло в месяц выходит?
— Выходит!
— Тогда поехали!
— Куда?! Мне на работу!
— Надо спешить, а то с голой задницей останетесь!
На работу в тот день Денис опоздал, зато теперь они въезжали в просторный таунхаус, да еще и с собственным клочком земли, где Ника мечтала посадить розы. Тимоха оказался прав. Комплекс кишел русскоязычным населением. Ника быстро со всеми перезнакомилась, так что скучать теперь не приходилось. Потом, опять же, русское телевидение. В общем, жизнь налаживалась!
Глава 7. Возрождение
Налаженный быт катился по наезженной колее, пока в него не ворвался ураган по имени Леля. Известная кошатница носилась по соседям и всем наперебой предлагала породистого котенка.
— У меня персидские кошки! — тараторила она. — И я решила их разводить! Хороший приработок, между прочим! Вот прикупила мальчика по случаю. Да только некастрированный кот пометит все углы, если в доме живет самка! Купите котенка, барыши от бизнеса пополам!
Нике ужасно понравился этот комочек меха, напоминающий совенка, но зная холодность Дениса к кошкам, она особенно на этот счет не обольщалась.
— Я понимаю, Леле не хочется жить в парадной советского периода, — сказал муж, когда кошатница ушла, — а тебе-то зачем эта головная боль? Его же Волча сожрет!
— Любимка, ну, пожалуйста! — канючила Ника. — Я тогда тоже смогу приносить деньги в семью.
— Будет ли от этого кота доход — большой вопрос, а то, что будет большой расход — даже не вопрос! — скаламбурил Денис. — В общем, лишних денег у нас сейчас нет.
Но на этом Ника не успокоилась, и когда к ним на чай заскочил Тимоха, она живо и в картинках обрисовала ему ситуацию.
— Я могу одолжить денег на кота, — не задумываясь, предложил тот.
— А почему бы тебе просто не подарить его нам? — подул на горячий чай Денис.
На какое-то время за столом стало тихо. Тимоха набил полный рот яблочным пирогом и с трудом жевал.
«Похоже, ответа не будет!» — внутренне улыбнулся Денис.
Пока они чаевничали, каждый думал о своем.
«Издревле ведьм изображают с черными котами, — думала Ника, глядя на плавающие в кружке чаинки, — пусть он не черный, зато корнями из Старого Света! Кто знает, может, он станет моим помощником?!»
Денис вспоминал, как русский шахматист Алехин перед каждой партией выпускал на доску кота.
«Может, и мне кот принесет удачу?! — думал он о крупном шахматном турнире в Филадельфии, в котором планировал участвовать. — Если повезет, то можно выиграть внушительный денежный приз!»
И только Тимоха не обременял себя глубокомысленными изысками.
«Ща попью чайку и бомбить по ночному Балтимору!» — с удовольствием пожевывал он сладкую Никину выпечку.
В конце чаепития Денис встал из-за стола и потрепал жену по голове.
— Ну, хочешь кота, так покупай! Только я пальцем не притронусь к его лотку с песком, — предупредил он.
Сделка века состоялась. Таксистские деньги и котенок поменяли владельцев, а их семейный бюджет получил еще одну статью расходов.
Наступившие выходные были посвящены походу по магазинам за кошачьими игрушками и принадлежностями. Ника была на седьмом небе от счастья. Она без устали лазила по полкам со всякой кошачьей всячиной, и ее радостного настроения не портило даже недовольное ворчание мужа.
Разбирая покупки, Ника отправила его к себе в кабинет.
— Ты же сам отказался заниматься устройством нашего котика, — подначивала она его, выпроваживая из кухни.
— Не очень-то и хотелось! Я лучше хоккей посмотрю!
Пока Денис нарочито громко болел за «Красные Крылья», где играла русская пятерка, Ника пристроила кошачий туалет в дальнем углу за холодильником.
— Диня, так уж и быть! Иди, полюбуйся!
Муж сделал вид, что не слышал, но потом любопытство взяло верх. Он появился на кухне и стал с интересом наблюдать за демонстрацией функциональных возможностей совка по вылавливанию кошачьего дерьма из песка.
Позже, конечно, окажется, что в многофункциональности совка не будет никакой необходимости, поскольку кот будет считать не царским делом зарывать свое благородное дерьмо. Он будет усердно скрести все вокруг, стены, холодильник, край лотка, но только не песок. Но хуже всего будет то, что, протерпев целый день, он будет оправляться именно тогда, когда хозяин с хозяйкой усядутся ужинать…
Вечером пришла Леля с бутылкой вина.
— Ну, показывайте, как наш производитель?!
— В кабинет выгнали, хоккей смотреть! — пожаловался Денис.
— Да кому ты нужен! Я про кота! Вот, покупки обмывать пришла! — она поставила бутылку на стол.
— Ух ты, какая красота! — увидела Ника ее ногти.
— Да, на работе подарили сертификат в маникюрный салон! Не пропадать же! Вот, расписали ногти под Фаберже!
— Здорово! — Ника взяла ее пальцы и стала разглядывать.
— А тебе и в салон ходить не надо! Вон какие шикарные ногти!
Ногти Ники, действительно, часто привлекали внимание окружающих. Похожие на когти тигрицы, накрашенные ярким лаком, они были предметом зависти подруг. Она никому не говорила, что, не задумываясь, поменяла бы эту свою красоту на их здоровье. Людям, далеким от медицины, было невдомек, что такая форма ногтей называлась «часовые стекла» и была признаком больных легких.
— Вы смотрите мексиканский сериал? — спросила Леля, теребя пустой бокал. — А то сейчас начнется!
— Тогда надо быстрее напиться! — засуетился Денис и стал открывать бутылку.
— Я с удовольствием смотрю! — Ника приготовила бокал. — Сейчас сядем в комнате и будем с тобой под вино отрываться!
Час двадцать шестой
В боксе наступила тишина. Знакомая мелодия сериала закончилась. Расстроенный мужчина вынул ноутбук из-под подушки жены.
— Сейчас будет обход! — заглянула медсестра.
Не замечая ее, Денис смотрел на дату в нижнем углу монитора: сегодня они должны были улетать на юг.
«А ведь нам не впервой оказаться в больнице накануне путешествия», — с горечью подумал он.
Они уже оказывались в похожей ситуации перед поездкой в Питер, когда ее неожиданно свалил грипп.
«Как же так?! — не мог понять он. — Ведь мы оба были привиты! Может, производители вакцины были разные, и Нике досталась неэффективная вакцина?» — мучился он в догадках.
Откуда ему было знать, что эффективность прививки зависела не от торговой марки вакцины, а от медсестры, через руки которой она прошла. Негритянка, делавшая Нике прививку, принадлежала не только к медицинскому сестринству, но и к сестринству цвета своей кожи. Не удивительно, что дистиллированная вода, введенная под кожу викканской воительнице, не смогла защитить от гриппа.
Той весной вирус серьезно ослабил иммунитет Ники, и инфекция в легких расцвела пышным цветом.
— Еще денечек, и пройдет! — умоляла она мужа. — Только не надо в больницу! Иначе мы не попадем к Яне на день рождения!
В мучениях проходили дни, а легче не становилось, и вместо Питера они оказались в приемном покое. Их надежда на спокойную, размеренную жизнь была вновь убита. Потянулись угнетающие больничные дни. Наступил и прошел день рождения Яны, а ее несостоявшаяся гостья все никак не могла побороть инфекцию. На пару с вирусом разгулявшиеся бактерии с аппетитом пожирали легкие и сумели-таки прогрызть в них дырку. Сквозь образовавшуюся брешь в плевральную полость ринулся воздух, и с раздирающей болью легкое спалось. Повторный пневмоторакс оказался страшнее первого, и без хирургического вмешательства не обошлось. В бок пациентке вставили трубку.
Пока Денис заново переживал эти давние события, что-то очень теплое и светлое промелькнуло в его подсознании.
«Я упустил что-то очень важное! — встрепенулся он. Что-то такое, что может сейчас помочь!»
Он раз за разом прокручивал горькие воспоминания тех дней, выискивая ускользнувшую мысль. Но чем сильнее он старался вспомнить, тем труднее становилась задача.
«Ладно, сдаюсь! — обратился он к спрятавшейся мысли. — Не хочешь находиться, не надо! Я лучше буду думать о чем-нибудь отвлеченном, тогда ты обидишься, что про тебя забыли, и сама вернешься как миленькая! Против законов психологии не попрешь!»
Денис закрыл глаза и вспомнил их первую вылазку на балтиморский залив, оставив поиск упущенной мысли своей подкорке…
Это была их первая встреча с частичкой Атлантики. Легкий привкус соли в воде не оставлял никаких сомнений в близости океана. К их удивлению, пляж был забит неграми.
— Сюда бы автора анекдота о загорающем негре! — засмеялась Ника.
— Ничего себе! Глянь, они еще и кремом мажутся, чтобы загар ложился ровно!
Услышав иностранную речь, негры начали недобро коситься в их сторону.
— Похоже, мы разбудили у них генетическую память о колонизаторах! — прошептал Денис.
— Хватит свою генетику везде приплетать! Побежали купаться!
Денис вспоминал, как они, словно дети, плескались в воде, осыпая друг друга радужными брызгами.
— Ой! Тут какая-то сопля! — не переставала смеяться Ника.
— Сейчас мы ее смоем! — развеселился Денис и начал брызгаться еще сильнее.
— Нет, правда, что-то обожгло мне ногу! — она продолжала смеяться сквозь выступившие от боли слезы. — Не ходи сюда, здесь медуза! — вдруг скороговоркой выпалила она.
— Где? — щурясь от солнца, Денис низко наклонился к воде.
— Сейчас за нос укусит, тогда узнаешь где!
Вместе с воспоминаниями о медузе всплыла и мысль, за которой он так напряженно охотился.
Этот щемящий сердце момент случился, когда Нике установили торакальную трубку. Жесткая трубка натирала нежную ткань легкого, и каждый вдох причинял нестерпимую боль. Анальгетики уже не помогали, и уставшая от боли Ника не выдержала и разрыдалась. Денис обнял ее и, скрывая слезы, спрятал лицо в ее волосах. Они сидели обнявшись и тихо плакали на плече друг у друга. Он — оттого, что уже не мог смотреть на ее мучения, а она — от счастья, что не ошиблась в нем. В этот момент Ника не чувствовала боли, казалось, все плохое отступило. С ней был он, ее любимый, ее надежда и опора, с ним ей было ничего не страшно.
«Да, я выиграла джекпот!» — вспоминала она давний душевный разговор с Яной.
— Замужество — это лотерея, — убеждала она сестру. — Какой бы прекрасный ни был человек на первый взгляд, жизнь возьмет свое. И каким он станет, не дано знать никому.
«Да, мне повезло! Не будь рядом Дини, даже вера в свое великое предназначение не помогла бы!»
Она знала, как коллеги по скорой отговаривали его:
— Зачем она тебе? Она же вся такая больная!
— Каждому врачу по своему больному! — отшучивался он.
Муж никогда ей этого не рассказывал, но она узнала об этом от подруги, которая крутила роман с водителем из бригады Дениса. Ника еще тогда тайком поведала обо всем матери.
— Берегите друг друга, — пряча слезы, говорила Эмма. — Никто о вас не будет так заботиться, как вы сами!
И они берегли и заботились.
«Вот он сидит и обнимает меня, мой хороший! И какая же я сволочь, что не стерпела и показала свою слабость!» — корила себя Ника.
Когда они оба успокоились, Денис превратил все в добрую шутку:
— Хоть у тебя и дырочка в правом боку, как у того ежика из детской песенки, я тебя все равно люблю!..
Теперь он знал, зачем охотился именно за этим воспоминанием!
— Давай-ка вернемся в прошлое, и только попробуй не проснуться! — решительно прошептал он, откинул уголок одеяла, склонился и обнял свою Виню.
Прижавшись к ее щеке, он стал тихо покачиваться и шептать ей на ушко про ежика и дырочку в колючем боку. С отчаянной безнадежностью он ждал, что вот сейчас ее опавшие руки обнимут его и все в их жизни будет хорошо. В такт покачиваниям на подушку падали капельки слез.
Денис не сразу почувствовал, что его ухо стало мокрым. Когда он наконец оторвался от щеки любимой, буйная радость охватила его. Он не верил своему счастью — из левого глаза Ники текли слезы!
«Неужели получилось?! — возбужденно думал он. — Она чувствует! Мозг работает!»
— Сестра! — позвал он. — Ей, наверное, больно! Давайте сделаем обезболивающее!
Медсестра не возражала. Сделав инъекцию, она вызвала дежурного реаниматолога.
Врач выслушал сообщение о слезотечении без оптимизма и после короткого осмотра отрывисто скомандовал:
— Больную — на томографию мозга! Быстро!
Прибывшая транспортная бригада спешно переключала пациентку со стационарного дыхательного аппарата на портативный. Когда все было готово, ее прямо на кровати повезли в рентгеновское отделение.
— Вам идти не обязательно, — остановили двинувшегося за ними мужа пациентки. — Мы вернемся через какие-нибудь двадцать минут.
— А вдруг она придет в себя и испугается? Да и по-английски она изъясняется не очень хорошо, — возразил он и зашел в лифт вместе со всеми.
Скоростной лифт резко нырнул, и на мгновенье создалось ощущение летящих вниз качелей.
* * *
Рейс из Вашингтона шел на посадку. После выписки Ника быстро оклемалась от последствий гриппа и наперекор черным сестрам летела на родину. Конечно, день рождения Яны они пропустили, но зато попадали в разгар дачного сезона. Дымчатый горизонт в иллюминаторе сразу же напомнил о шашлыках!
Самолет зашел на вираж, и вкусный пейзаж уплыл вверх. Иллюминатор захлестнуло море зеленых полей, в котором радостно купалось летнее солнышко.
Глядя на ласковую природу, Ника уже не так боялась посадки. Она осознанно шла на риск, но чувство страха от этого не уменьшалось. Из-за перепада высоты ее ненадежное легкое могло в любой момент снова порваться. Весь полет она готовилась к худшему, но в последний момент ее беспокойство сменилось волнением скорой встречи с родными. Да и плавное снижение для легких было не так опасно, как стремительный набор высоты.
Дома они тут же окунулись в свою недавнюю юность. Летом Эмма жила на даче, и они остановились в своей бывшей комнате. Лежа на знакомой до каждого бугорка кровати, они смотрели в знакомый до каждой трещинки потолок, как будто и не было этих лет в Америке. За окном щебетали птицы. У соседей орал телевизор. Где-то громко топали. Невдалеке постоянно хлопали дверью, отчего в серванте нежно подрагивали фужеры. В общем, ничего не изменилось и все-таки чего-то не хватало. С первым укусом озверевшего питерского комара картина родных пенатов наконец полностью восстановилась.
И все было бы замечательно, если бы занозой не сидело неприятное поручение, которое предстояло выполнить. Яна чувствовала себя виноватой и пыталась загладить вину насыщенной развлекательной программой. Первым пунктом, конечно же, были белые ночи! Еще не успев перестроиться на местное время, Денис с Никой выглядели самыми бодрыми среди гуляк ночного Питера. И неудивительно. У них-то за океаном был еще ранний вечер!
Потом был визит в Петродворец, где Ника с племянницей Дианой фланировали в нарядах придворных дам. Они довольно долго не появлялись из палатки проката средневековых одеяний, но терпение родных было с лихвой вознаграждено.
«А не царских ли Виня у меня кровей?» — подумал Денис, глядя на свою преобразившуюся половину.
Стоя разин у в рот, он начисто позабыл о на мерении запечатлеть для истории свою королевну и юлившую рядом принцесску.
— Не соблаговолят ли благородные дамы уделить мне чуточку внимания? — он наконец вспомнил о фотоаппарате.
Ника никак не отреагировала. Она смотрела в сторону Финского залива, где над голубыми волнами шумно носились чайки…
Ей было невыносимо душно в этом тяжеленном бархатном платье. Она рвалась на волю, к тем белоснежным птицам, что кружились за окном. Ей хотелось так же беззаботно парить над башнями замка и упоенно кричать этим приземленным людишкам о том, как прекрасна жизнь! Но вместо невесомых перьев она из последних сил натягивала на себя очередной грузный наряд, стараясь порадовать своего любимого. Он стоял рядом и не сводил с нее восторженных глаз. Дерек знал, что Венди тяжело, но пытался расшевелить ее:
— Любимая, ты и так все время валяешься на своем пыльном матраце! Смотри, я заревную тебя к этому соломенному тюфяку!
— Не придумывай! — пыхтела она в ответ. — Я же гуляю по утрам!
Действительно, каждое утро Венди находила в себе силы выползать за пределы замка в надежде увидеть среди толпы нищих свою мать.
«Может, сегодня она придет? — надеялась она на чудо, хотя умом понимала: Как она может прийти, когда охота на нее в самом разгаре?!»
Реки доносов на Сидонию текли в замок. Но к радости помощницы кухарки, каждый раз стражники герцога возвращались ни с чем.
— Она опять успела скрыться перед самым нашим приходом! — докладывал десятник. — Ей сам дьявол ворожит!
Пока Сидония скрывалась по лесам, запасы трав у Венди совсем истощились. Девушка стала чаще недомогать и в один из визитов к лекарю открыла ему тайну своего недуга.
— С такой хворью не живут! — высмеял ее лекарь. — У тебя обычная чахотка, и смирись с этим!
Дерек стоял рядом и не спорил с дядей. «С сегодняшнего дня я сам буду заботиться о своей малышке!»
Он теперь не дожидался, когда крестьяне соберут целебные травы для сдачи, а сам искал необходимые растения. Когда Венди становилось лучше, они вместе бродили по лугам, наслаждаясь последними теплыми деньками уходящего лета. Она учила его чувствовать природу и показывала новые соцветия и коренья, о целебных свойствах которых он даже не подозревал. Там в полях они насобирали достаточно трав, чтобы протянуть до весны, но, к сожалению, грудные сборы уже не помогали.
«Сможет ли она пережить зиму?» — с тревогой думал Дерек, глядя на чахнувшую Венди.
Его малышка теперь проводила почти все дни в постели и редко стояла за плитой. Кухарка поначалу ворчала, но вскоре успокоилась. После отмены всех свадеб и пиршеств работы на кухне было немного, а на рынок обессилевшая девушка уже давно не ходила.
Дерек пытался приободрить свою любимую. Он все чаще таскал ей платья придворных дам, оставленные лекарю для протравки. В их многочисленных складках любили селиться вши, и время от времени благородные девицы присылали свои наряды придворному лекарю для обработки китайским корнем стемоны. Освобожденные от вшей туалеты с нетерпением дожидались хозяек во «вшивой комнате», как Венди с Дереком окрестили кладовую с платьями. Мудрые дамы за нарядами не спешили и заставляли мужей раскошеливаться на многочисленные обновы. Но позабытые платья не скучали. Их часто навещала хрупкая девушка, которая с удовольствием влезала в них, несмотря на разницу в размерах. Ее присутствие наполняло просторную кладовую радостью и светом. Венди расхаживала в чужих нарядах перед своим кавалером, и блаженная улыбка не сходила с ее веселого личика.
С приходом осени сгорающая на глазах модница стала появляться все реже, а вскоре и вовсе пропала. Теперь обеспокоенный юноша таскал наряды в ее каморку на кухне. Венди покорно мерила шикарные убранства, но ее глаза больше не излучали тот удивительный свет, который так любили платья. У утомленной переодеваниями девушки больше не было сил шевелиться. А ее куда-то упорно тянули.
— Тетя Ника, что с тобой?! — донеслось сквозь густую пелену.
Благородная дама встрепенулась и с недоумением посмотрела на девочку в наряде баронессы. Та тянула ее за руку в сторону какого-то мужчины. Его лицо было скрыто фотоаппаратом, но что-то родное угадывалось в его фигуре. Неожиданно краски жизни вернулись к ней.
Болезненная бледность исчезла, и она с облегчением вздохнула: «Нет! Мой час еще не пришел!»
Яркая улыбка появилась на ее порозовевшем лице, и она возвратилась в прекрасный мир Петергофа.
Визит в Питер завершался поездкой на дачу. Пока мужчины были на рыбалке, а женщины копались на участке, Ника ускользнула к Матрене.
— Ну что, воительница? Насовсем к нам или погостить? — встретила ее старуха, как будто они только вчера расстались.
— Конечно, только погостить! — обиделась запыхавшаяся девушка. — Сейчас подкоплю сил и снова в бой!
Глаза целительницы потеплели:
— Ну, садись, докладывай!
Матрена внимательно слушала сбивчивый рассказ викканской сестры, то кивая, то качая головой. Она видела, что не ошиблась в этой хрупкой и болезненной девчушке.
«И откуда в этом тщедушном тельце столько силы? — со смешанным чувством гордости и боли думала знахарка. — Против такой воли никто не устоит!»
Возбужденная воспоминаниями о заокеанских событиях, Ника часто дышала, взор ее горел. Матрена физически ощущала, как сгустки энергии переливаются и клокочут внутри ее гостьи. К неописуемой радости, она вдруг почувствовала среди них вкрапления чужеродных сил.
— Ты близка к цели! — не вытерпела знахарка, перебив увлеченную рассказчицу. — Уже можешь удерживать часть их энергии!
Опешившая Ника смотрела на старуху широко раскрытыми глазами.
— Но я ведь ничего еще не сделала для этого! — наконец сказала она. — Как это могло случиться?
— Не знаю, но привезла ты ее оттуда!
— Да, я собирала там черную энергию, но только у своих, которых полно в нашем жилом комплексе.
— Может, невзначай подцепила немного и чужой энергии? Дай срок, разберешься! — напутствовала ее Матрена. — Мы верим в тебя, сестра!
На подходе к даче Ника унюхала аромат шашлыков, разносившийся по всей округе:
— Я такая нахалка, пришла на все готовенькое!
— Ты в отпуске, так отдыхай! — отмахнулись от нее.
— Штрафную! — не дал договорить сосед. — Штрафную, штрафную! — подхватил нестройный хор уже «готовых» рыбаков…
Эта поездка навсегда осталась в их памяти одним из тех немногих проблесков счастья, которые так редко освещали их путь.
Час двадцать восьмой
Томография мозга была сделана, и скоростной лифт поднимал коматозную пациентку обратно в реанимацию…
* * *
…А Ника поднималась в утреннее небо Питера. С чувством выполненного долга она провожала проплывающий под крылом город. На душе больше не висел груз ответственности, а карман не оттягивали доллары, выкроенные из семейного бюджета для отмазки мужа Яны от суда.
«Благородство в нашей стране — товар штучный и, как оказалось, не дешевый!» — ухмылялась Ника, когда слушала рассказ свояка по телефону.
— Какой черт меня понес после вечерней смены в этот проходной двор?! — недоумевал он, сжимая свои огромные кулачищи. — Меня как будто втолкнули туда! Вдруг слышу — потасовка какая-то!
— Вай! Коньяк пила, да?! Чего теперь ломаешься? — доносилось из темноты.
— Убери грабли! — пыхтел девичий голос. — Ишака своего лапать будешь!
Бартер есть бартер. Так нет, надо было свояку вмешаться. Одного удара в челюсть хватило, чтобы успокоить охотника до женского тела. Спасенная тут же исчезла, а наш герой не успел и пары шагов пройти, как был упакован в невесть откуда взявшийся милицейский газик.
По невероятному стечению обстоятельств, дежуривший в ту ночь следователь оказался однофамильцем шамкающего потерпевшего. После беседы с соплеменником из-под его пера вышла ладно скроенная картина происшествия. Сломанная золотая фикса потянула на тяжкие телесные повреждения с крупным материальным и моральным ущербом. Взбешенный таким поворотом дела, благородный рыцарь полез, что называется, в бутылку, и это не замедлило вылиться в жаркую дискуссию с блюстителями порядка. Чтобы утихомирить здоровенного бугая, его пришлось убеждать всем отделением. Уговоры закончились для спорщика на полу дружным пинанием милицейскими ботинками. В пылу этой «беседы» следователь не заметил, как на его лодыжке оказались два кровоточащих отпечатка человеческих зубов. Это стало последней каплей, и судьба злостного нарушителя общественного порядка была предопределена. Адвокат мудро посоветовал решить дело полюбовно, и однофамильцы теперь жили в ожидании честно заработанных американских долларов.
— Не переживай, — успокоила Ника свояка. — Мы деньги найдем!
Нашли, привезли, отдали и забыли. Но не тут-то было. Спустя неделю потерпевший вновь стоял под их дверью.
— У меня возникли проблемы! — нагло заявил он. — Больше давай, а то не заберу заявление из милиции!
Неожиданно оставшись без работы, курьер хлопковой мафии удвоил свой гонорар. Пока на родине его хозяев пачками арестовывали, он решил отсидеться в Питере. Никакие уговоры и призывы к совести не помогли. Яна с трудом утащила разгоряченного мужа в комнату. Когда дверь за ними закрылась, Ника посмотрела не вымогателя и сладко зевнула:
— Будут тебе деньги. Дай нам неделю.
После ухода неприятного визитера Денис с удивлением посмотрел на жену:
— А где же мы их возьмем?
— Пока нигде! Если через неделю появится, в чем я сомневаюсь, тогда и будем думать.
Опьяненный ожиданием новых финансовых поступлений, пострадавший королем вышагивал по ночному городу. В те времена межнациональная рознь еще не выплеснулась на улицы, и гордый собою представитель ближнего зарубежья не подозревал, что питерское движение скинхедов уже поднимает голову. Он даже не знал, как они выглядят. Не знал до того самого вечера, пока не нарушил уговор.
Он так и не понял, почему именно он привлек внимание одинаково одетых парней в обтягивающих джинсах и застегнутых под самое горло кожанках с маленькими воротничками.
«Такой молодой, а уже лысый! — с насмешкой подумал он о них и погладил свой густой ежик. — Ладно, хоть одеты модно!»
Тут он ошибался. Парням не было никакого дела до моды. Просто максимально облегающая одежда помогала быть менее уязвимым в драке. По той же причине и волосы были по-военному сбриты. Частью их боевого оснащения были и высокие армейские ботинки. Причем у одного из парней шнурки были белые, а у двух других красные. Сегодняшний вечер был для белошнурочника крещением первой кровью, и он был готов на все, чтобы назавтра с гордостью зашнуроваться красным.
— Эй, ты заплатил за проход по этой улице? — спросил самый старший из них.
— Это что, твой улица? А-а-а, это такой шутка юмора!
— Научись сначала по-русски говорить! — услышал он в ответ.
Что сказал другой парень, он не расслышал. Вместо этого как будто огромный медный колокол зазвенел у него в правом ухе.
Дома́ вдруг завалились набок, и он увидел перед собой разбитое подвальное окно. В нем сидела кошка и умывалась: если верить приметам, намывала гостей. Она безучастно наблюдала за тем, как несколько двуногих склонились над существом, которое качалось на четырех лапах, и освобождали его от каких-то шуршащих предметов. Дружные пинки подбрасывали стоящего на карачках мужчину. Он уже не думал об отобранном паспорте и деньгах, спасительное окно — вот что занимало все его мысли. Кошка грациозно спрыгнула в сырой подвал и по-хозяйски встретила гостя, нырнувшего вслед за ней. Мужчина вошел головой в склизкий пол и затих.
— Чтобы завтра тебя в городе не было! — проорал в оконный проем белошнурочник и поморщился от пахну́вшего в лицо смрада.
Однако он напрасно напрягал голосовые связки. Его «крестник» уже наслаждался блаженной тишиной…
Восприятие звуков вернулось к новоселу подвала лишь под утро. На груди у него сладко мурлыкала кошка, — на такой славной постели ей давненько не доводилось оттягиваться. Подстилка приподнялась, и недовольная хозяйка подвала спрыгнула на холодный пол. Она недобро мяукнула и презрительно потрясла задними лапами.
— Мяу! — вдруг услышала она в ответ.
Ее ночной гость сидел на полу и глупо улыбался.
— Мяу! — уже громче повторил он и с интересом прислушался к собственному голосу.
Обалдевшая кошка кинулась вон из подвала, а вслед ей неслось призывное мяуканье. Разбуженный житель бельэтажа с трудом оторвал всклокоченную голову от матраца. Клочья ваты там и сям торчали из его ложа и касались грязного пола. Нет, кровать не была такой низкой. Ее просто не было.
Проснувшийся хозяин матраса что было сил треснул кулаком по трухлявому паркету. В углу зазвенели пустые бутылки.
— В марте не наорались, сволочи! — попытался прокричать он, но тут же со стоном схватился за голову.
— Бум! — донеслось снизу, и только что мяукавший голос заиграл на барабане. — Бум-бум! Бу-ум!..
Во время проводов американских родственников свояк светился как новый пятак. В полученном на днях извещении говорилось, что суд переносится на неопределенный срок ввиду невозможности отыскать потерпевшего.
Час двадцать девятый
После томографии мозга Нику ждала кровать со свежим бельем. Но ни хрустящие простыни, ни активное перекладывание не разбудили спящую красавицу. Не интересовал ее и врач с долгожданными результатами томографии.
— Ну что, доктор? — нетерпеливо спросил муж. — Вы же сами видели, что она плакала.
— Это скорее плохая новость, чем хорошая, — был убийственный ответ. — У Вироники начался отек мозга, вызванный длительным кислородным голоданием. То, что мы наблюдали, была рефлекторная реакция на растущее внутричерепное давление.
«Как же я сам не понял, что не может человек плакать одним глазом?!» — отчаялся Денис.
Обрывки дальнейших объяснений врача до него едва доносились:
— Если отек станет прогрессировать и разбухший мозг вклинится в затылочное отверстие, то центр, отвечающий за работу сердца, будет поврежден.
Денис уже не воспринимал информацию о приближающемся конце мучений Ники и лишь отрешенно кивал в такт далекому голосу врача. Как чужой рукой он подписывал уведомление о том, что если сердце остановится, то реанимационные мероприятия проводиться не будут.
Спустя час появилась медсестра и стала возиться с аппаратурой.
— Не надо ее отключать, пожалуйста! — тронул он сестру за рукав. — Ведь семьдесят два часа еще не прошло!
— Я отключаю охлаждающий аппарат. Положенные сутки гипотермии истекли!
— Аппарат не увозите! — заглянул дежурный врач. — Он может пригодиться. Раз на раз не приходится, но у таких пациентов часто возникает мозговая горячка.
И врач не ошибся. Скоро датчик температуры тела тревожно заморгал цифрой сорок, и охладитель снова включился в работу.
* * *
Ника задыхалась от жары. На дворе стояло лето с его тропической жарой и знаменитой балтиморской влажностью. Кондиционер был сломан уже второй день, а мастера вызвали только сегодня. Накануне они не успели пристроить Волчу. В таунхаусах для малоимущих иметь домашних животных запрещалось, и в экстренных случаях приходилось прятать пса по соседям. Сегодня ее согласился приютить Тимоха. Теперь можно было смело впускать мастера. Ника надеялась, что кондиционер быстро починят и вчерашние мучения больше не повторятся. Всю прошлую ночь они изнемогали от духоты, то открывая, то закрывая окна, стараясь понять, где прохладнее — дома или на улице. Наконец, не выдержав, они спустились во двор, завели машину и включили кондиционер. Там они сидели, обнявшись, под потоками холодного воздуха, пока вконец не окоченели. Продрогшие, но счастливые, они вернулись домой, чтобы успеть ухватить хоть немножечко сна.
Когда Денис вернулся с работы, по дому уже гуляла приятная прохлада. Не успел он раздеться и сесть за стол, как раздался дверной звонок.
— Хороший человек всегда к ужину! — обрадовалась Ника, услышав нетерпеливый скулеж за дверью.
Денис отложил ложку и пошел открывать. Волча рванул к своей любимой хозяйке, вырвав поводок из рук Тимохи. Пес весело махал хвостищем и норовил лизнуть хозяйку в лицо, не забывая косить глазом на вкусно пахнущий стол.
Никто не заметил, как Волча наступил задней лапой на хвост крутящемуся возле стола коту. Тот ошалело подскочил и понесся во все лопатки прочь. Не понимая, почему никак не может сдвинуться с места, кот так яростно молотил лапами по паркету, что в серванте зазвенела посуда. Все дружно захохотали.
— Жаль, что у нас нет камеры! — захлебывалась от смеха Ника. — А то мы обязательно бы выиграли конкурс домашнего видео!
— Давай-ка, волчара! Подвинься! — Денис подтолкнул пса, чтобы тот сошел с кошачьего хвоста.
Кот, как истребитель на авианосце, уже набрал полные обороты и когда наконец был отпущен, взмыл в воздух. На мгновение зависнув над полом, он с реактивным ревом понесся в свой угол с лотком.
— Смотри, забудет, как котят делать! — вытирая слезы, хохотал Тимоха. — Тогда накроется ваш с Лелей бизнес!
Час тридцать седьмой
Вечерний обход принес призрачную надежду. В полумраке тринадцатого бокса дежурный врач долго светил пациентке в глаза фонариком, то отводя луч в сторону, то резко направляя обратно на зрачок.
— По-моему, я видел еле заметную реакцию правого зрачка, — обнадежил он наблюдавшего за ним мужа больной.
* * *
Тусклый фосфоресцирующий свет проникал внутрь глаза. Ника смотрела прямо в зрачок своему коту, чья сетчатка сверкала в темноте желто-зеленым светом. Один ее глаз был зажмурен, другим она ловила теплый фосфоресцирующий лучик, бьющий из щели кошачьего зрачка. Проскучавший весь день Волча ревниво топтался рядом и недовольно урчал. Его хозяева пропадали где-то весь день и теперь, вместо того чтобы его выгулять, занимаются котом.
В темноте Денис с трудом разбирал происходящее. Электричества не было. Грозой выбило трансформатор, и весь район сидел без света.
— Ну, ты, пьянь тропическая, перестань мучить животину! — попытался он прервать затянувшееся приветствие. — Где у нас свечки?
Его вопрос остался без ответа. Ника сейчас жила своей отдельной жизнью. Приличная доза наркотиков дала ей пропуск в далекий беззаботный мир.
— Мы знали, на что шли! — подмигнула она коту. — Бесплатный сыр бывает только в мышеловке!
При упоминании о мышах зрачок кота сузился, но даже сквозь тонкую щель Ника разглядела отображение огромных пятен черной энергии, окружавших их дом.
Война сестер Вуду с викканской воительницей была в полном разгаре. Очередной удар они нанесли с тыла и в прямом, и в переносном смысле.
Прошлой ночью Ника проснулась от резкой боли в спине.
— По-моему у меня опять порвалось легкое! — разбудила она мужа.
— Для пневмоторакса низковато, — засомневался Денис, — может, нижняя доля со стороны диафрагмы? В любом случае, поехали-ка на рентген!
— Давай подождем до утра, может быть, пройдет? — как всегда заупрямилась Ника.
До утра она так и не сомкнула глаз.
— Что ты вертишься, как уж на сковородке? Поехали уже!
— Да я просто не могу найти положение, в котором бы боль утихла! — уже почти плакала она.
К рассвету Ника сдалась.
В приемном покое их встретили как старых знакомых и сразу отправили на рентген.
— Здесь моего ничего нет! — удивил их пульмонолог. — А вот нефрологам есть над чем поработать!
Прочитав перечень лекарств, которые принимала Ника, почечный доктор сразу же спросил ее:
— Сколько жидкости вы выпиваете за день?
— Две-три кружки чая или кофе. Я не водохлеб!
— Тогда понятно! На фоне приема такого количества медикаментов в почках обязательно появляются кристаллы. И если их вовремя не вымывать обильным питьем, они со временем превращаются в камни.
— Как у нашего Иванушки да все в попе камушки! — шутила над собой Ника, узнав диагноз.
Шутки шутками, а почечную колику никак не удавалось купировать. Боль не хотела сдаваться, и их продержали в больнице целый день. Только под вечер, когда анальгетики уже лились у пациентки из ушей, боль отступила, и их отпустили домой.
— Так вот, значит, что это было! — Ника заплетающимся языком разговаривала с котом. — Значит, эти пакостницы решили своей энергией расшатать мой камушек, чтобы он царапал меня изнутри?!
Она не отпускала кота и все глубже погружалась в пучину его глаза. В желто-лунном мареве она видела себя юной девушкой в просторном сводчатом помещении с огромным столом посередине и столь же внушительным камином.
Камин был так велик, что вмещал целых два вертела, каждый из которых мог принять тушу взрослого медведя. Венди сидела подле камина и держала свою любимую кошку. Эта мурлыкающая красавица появилась на кухне в тот же день, как там стала работать новая помощница кухарки. С тех пор кошка неотступно следовала за ней и без устали терлась о ее миниатюрные ножки. Но сейчас Венди было не до ласк. Она смотрела в кошачьи глаза, пытаясь определить, не наследила ли.
— С сегодняшнего дня обязательно подчищай за собой! — наставляла ее мать после визита заморской ворожеи. — Теперь черные сестры попытаются найти и отомстить тому, кто изуродовал их соплеменницу.
— Зачем искать?! Она же меня видела!
— Не переживай! У нее должно отшибить память, так же как и у стражника на кладбище.
— Тогда мне нечего бояться! — беззаботно ответила Венди.
— Слушай, что говорю! — одернула ее мать.
Соседние нищие оглянулись на ее громкое восклицание. Сидония опомнилась и быстро завернулась в распахнувшуюся накидку.
Венди заметила, как под ней сверкнули янтарные бусы.
— Мама, ты что?! — вырвалось у нее. — Вся Померания ищет ведьму в янтарных бусах!
Глянув на соседнюю нищенку и убедившись, что та ничего не слышала, Сидония ответила шепотом:
— Я не могу без них, доченька! Они дают мне какую-никакую, но силу.
— Будь осторожней, мамочка!
— Буду, буду! Но и ты смотри, чтобы рядом с кухней не было и следа нашей энергии!..
Именно этим Венди сейчас и занималась: «Не притащила ли я за собой шлейф черной энергии, выпущенной перед замком?»
Нервное возбуждение от произошедшего на мосту не давало сосредоточиться, и помощь кошки сейчас была просто необходима.
А перед замком был переполох, хотя еще утром ничто не предвещало беды. Герцог пытался завоевать потерянное расположение соседей и устроил костюмированный бал. Стражники и слуги были разодеты в доспехи средневековых рыцарей и создавали атмосферу времен рыцарских турниров. Давно забытое ощущение праздника витало в воздухе. Возбужденная челядь сновала по двору, готовя замок к небывалому пиршеству. У дверей оружейника толпились стражники, ожидая своей очереди быть облаченными в доспехи.
— Ну, это совсем другое дело! — радостно переговаривались они. — Куда как лучше расхаживать в доспехах да пить и есть от пуза, чем гоняться по лесам за неуловимой Сидонией!
— А много ли ожидается гостей? — спросили оружейника.
— Не переживайте, вина на всех хватит! — ответил Клауд.
Бывший слуга Эрнеста уже давно занял место ушедшего на покой отца и теперь заправлял оружейной мастерской. Он все также сходил с ума по старинному оружию. Гордостью его коллекции были древние рыцарские доспехи, полученные от покойного сына герцога. Чтобы облачиться в них, Клауду хотелось поскорее закончить со словоохотливыми стражниками.
Встав ни свет ни заря, он уже надраил все латы, и они теперь висели в глубине мастерской, маня своим блеском. Клауд не любил вспоминать о той услуге, которую много лет назад оказал Отто, упокой Господь его душу, и переключился на болтовню стражников.
Когда последний из них удалился, побрякивая средневековой амуницией, оружейник с наслаждением водрузил на себя доспехи. Гордый собой, он вышел из стен мрачного замка и направился к мосту, где солнце могло без помех играть на его начищенных до зеркального блеска латах. Там он стал важно расхаживать перед зеваками, сбежавшимися поглазеть на невиданное пиршество. Сквозь узкую щель шлема Клауд не сразу заметил огромную матерую волчицу. Она сидела на краю моста и щерилась, отпугивая зевак от спящего в ее ногах волчонка. С огромных клыков на деревянный настил капала кровь.
«Откуда они взялись посреди праздника?!» — защищенный доспехами латник смело направился к волчице.
Хорошо примерившись, он что было сил пнул дикую тварь остроносым сапогом. Закованная в металл нога легко распорола призрак и, не найдя препятствия, взмыла вверх. Потеряв равновесие, средневековый рыцарь с громким лязгом рухнул на край моста. В глазах потемнело. Ноги повисли надо рвом. Латник с трудом приподнялся на локтях. Гладкая поверхность панциря на спине предательски скрипнула и заскользила вперед. Раздался громкий всплеск, и в глазах снова потемнело.
Невыносимый смрад, проникший сквозь отверстия в шлеме, привел Клауда в чувство. Он с отвращением осознал, что завяз по грудь в трясине, заполнявшей ров. В той самой трясине, куда веками сливали помои и опорожняли ушаты из отхожих мест.
«Ну и хорошо, что трясина! — решил он. — В воде уже давно утонул бы! Но что это?!» — Клауд почувствовал, что медленно погружается в зловонную топь. На мосту столпились зеваки.
— Пропустите, пропустите! — прибежал кучер со сломанной оглоблей в руках.
Он встал на колени и протянул оглоблю тонущему. Оружейник сумел высвободить из трясины правую руку, но жесткие доспехи не дали ему ухватиться за спасительную жердь. Он уже чувствовал подступающую к губам смердящую жижу, но громоздкий шлем не давал выше задрать голову. В расширенных от ужаса глазах наблюдавших за ним Клауд читал свой приговор. Вокруг него хлопали вязкие пузыри выходившего из-под доспехов воздуха. Один из них надулся до невероятных размеров и долго не лопался, словно дразня его. Грязь стекала с тонкой поверхности мутного шара, и тот постепенно становился прозрачным. Внутри пузыря проступили знакомые черты. Он с ужасом узнал Сидонию. Она тянула к оружейнику трепетные губы и шептала:
— Ну, поцелуй же свою любовь! Ведь ты объявил меня своей полюбовницей перед Богом и людьми. Не так ли?!
Зачарованный ее мягким шепотом, Клауд послушно разомкнул дрожащие уста, чтобы принять ее поцелуй, но вместо тепла прекрасных губ ощутил ледяной холод вонючей жижи, хлынувшей в рот. Видение зловеще расхохоталось, сотрясая тонкие стенки прозрачного шара. Пузырь не выдержал и лопнул. Клауд не услышал его хлопка: его уши уже были залиты трясиной.
Народ наверху суетился, не зная, как помочь тонущему. Самые любопытные пытались протиснуться вперед, чтобы получше рассмотреть торчащую из трясины голову оружейника с поднятой рукой. И лишь помощница кухарки скучала неподалеку, подавляя набежавшую зевоту. Она даже не шелохнулась, когда мимо пропыхтели два стражника в тяжелых доспехах. Разогнав зевак, один из них сразу же удачно зацепил латника под мышкой длинной алебардой. Это на какое-то мгновение остановило погружение. Но тут на ловкого стражника напала тягучая сонливость. Алебарда стала погружаться в трясину вслед за оружейником. Стражник хотел выпустить ее, но пальцы не слушались и, казалось, срослись с древком. Он взывал о помощи! Однако то, что казалось ему криком, было лишь беззвучным шевелением онемевших губ. Никто не обращал на него внимания. Все смотрели на исчезающую в трясине голову, и только помощница кухарки не сводила с застывшего стражника глаз. Их взгляды встретились.
— Спаси меня! — еле слышно прошептал он непослушными губами.
Девушка слабо улыбнулась и едва покачала головой.
«Где я видел эту глупую улыбку и такой же рассеянный взгляд?» — подумал стражник, позабыв о тянущей вниз алебарде.
Помощница кухарки беззвучно шевелила губами, отчетливо проговаривая слова.
«Спаси меня! — прочитал он по ним. — Она что, дразнится?! О-о-о, нет! — он вспомнил: „Точно так же меня молила о спасении одурманенная черной ворожеей любовница Эрнеста в охотничьем домике герцога!“»
— Сидония-я-я! — проорал он прорезавшимся вдруг голосом, падая вслед за алебардой, которую так и не сумел выпустить из одеревеневших рук.
К счастью, его последние минуты не были так ужасны, как Клауда. Войдя в трясину головой, он долго не мучился.
Прибежавший на шум герцог истерически орал:
— Идиоты, спасайте доспехи! Им же цены нет!
— Еще двое, мамочка! — прошептала Венди и незаметно ускользнула на кухню.
— Малыш! Ты не представляешь, что произошло! — заскочил за ней Дерек. — Нас с дядей вызвали на мост!
— Беги, любимый. Мы тебя догоним! — тихо ответила она, не выпуская из рук кошку.
После ухода Дерека она смогла без помех изучить кошачьи глаза, как учила мама в далеком детстве…
* * *
Ника начала ворочаться. Сквозь ускользающий сон она увидела себя маленькой девочкой на лесной поляне. Какая-то тетенька учила ее, как искать черную энергию. Женщина достала из корзины кошку и протянула ей.
— Коснись носом ее уха, — услышала Ника. — Не бойся, дочка, она тебя не обидит!
«Почему она назвала меня дочкой?!»
Коснувшись мохнатого уха, девочка поморщила нос от желания чихнуть, кошка нежно замурлыкала. Только сейчас Ника заметила, что на поляне удивительно легко дышится. Свежий лесной ветерок кружил среди высоких сосен, прозрачный воздух с запахом моря легко наполнял грудь. Она никогда не думала, что можно вот так дышать, ни чуточки не напрягаясь.
«Зачем же взрослеть, чтобы задыхаться?» — хотела спросить она эту милую женщину.
Но все вдруг закружилось в стремительном водовороте: и женщина, и кошка, и поляна, и сосны. Неведомая сила оторвала девочку от земли и понесла куда-то вверх. Деревья стали стремительно удаляться, а вместе с ними и удивительный воздух. Вот лес уже превратился в сплошную зеленую круговерть с голубым венчиком моря по краям.
— Не отпускайте меня! — беззвучно кричала она и тянулась к исчезающему круговороту. — Я остаюсь с вами! — И слезы будущих мучений заструились по ее щекам…
Ника очнулась и увидела, что лежит на плече у мужа, уткнувшись влажным от слез носом в его мохнатую бородку. Она не сразу поняла, где находится, и лишь спустя какое-то время сообразила, что лежит в собственной постели.
«Как я сюда попала? Когда Диня успел меня переодеть и принести наверх?»
Услышав, что она заворочалась, муж проснулся:
— Как ты себя чувствуешь, наркоша?
— А куда делась черная кошка?
— Какая кошка? Да вы, ваше благородие, нарезались! — улыбнулся он.
Ника долго смотрела на него широченными зрачками. Он мог поклясться, что слышит, как ворочаются мысли в ее одурманенной головке.
— Наверное, приснилось, — после долгой паузы пробормотала она и, упав на подушку, отключилась.
Денис поправил грелку у нее на пояснице и нежно накрыл одеялом. Он еще долго лежал, прислушиваясь к ее дыханию, и не заметил, как заснул.
Глава 8. Выход в люди
Час тридцать восьмой
Уронив голову на подушку жены, муж пациентки тринадцатого бокса пребывал в тревожном забытье. Медсестра с большими шприцами на подносе никак не могла протиснуться к изголовью пациентки.
— Время ужина, — растолкала она мужчину и виновато улыбнулась.
— Да, конечно, — Денис вскочил, освобождая ей место.
Массируя себе виски, он смотрел, как медсестра подсоединила к желудочному зонду шприц и стала медленно выдавливать его содержимое. Когда все шприцы были опорожнены, она промыла зонд питьевой водой. В этот раз врачи увеличили количество жидкости, чтобы помочь организму бороться с жаром естественным путем.
* * *
Ника долго не могла привыкнуть к чувству переполненного желудка. По рекомендации нефролога она начала вливать в себя по три литра травяного чая в день. Избыток воды неприятно распирал не привыкший к таким нагрузкам желудок.
— Уж лучше недолго побыть Водяным, с громко булькающим брюшком, чем мучаться с почечной коликой! — подбадривал ее Денис. — А желудок скоро под тебя подстроится. Такие уж у него анатомо-физиологические особенности — подстраиваться под гастрономические привычки хозяина.
— Ты, анатомо-физиологическая особенность! Когда на врача доучиваться пойдешь?
— Да надо бы уже, пока все не забыл!
— Так в чем же дело?
— Да нужно сравнивать пройденную мной программу с американской, а потом уже смотреть, на каком мы свете.
— Ну так не сиди сиднем, а сравнивай!
После муторной беготни с бумагами на кафедре иностранных студентов Балтиморского университета выдали неутешительное заключение: «Список предоставленных к рассмотрению дисциплин не соответствует нашей врачебной программе, однако может рассматриваться как необходимый минимум для поступления в аспирантуру».
— Диня, быть ученым намного почетнее! — успокоила Ника. — Хороший ученый своими открытиями способен помочь миллионам. А сколько больных вылечит один врач?
Так, с благословения жены, Денис ступил на научную стезю и отправился на экзамены. Ника с необычным упорством упрашивала взять ее с собой.
— Пока ты будешь блистать знаниями, я схожу на могилу Эдгара По!
Она совсем недавно узнала, что родоначальник жанра ужасов похоронен в старинной часовне на территории университета.
— Вдруг он принесет нам удачу?! — подбадривала Ника.
Муж и не догадывался об истинных причинах ее настойчивости. А у нее уже давно созрел план. Мимо ее ушей не прошло возмущение мужа на одной из вечеринок.
— Почему, интересно, государство заставляет университеты принимать студентов из числа национальных меньшинств?! — недоумевал он. — С какой такой стати негры и мексиканцы имеют преимущество перед остальными абитуриентами?
— Так тебе же лучше! Ты тоже из меньшинства! — с набитым ртом отвечал Тимоха.
— Вовсе нет! — вмешался в разговор американский бойфренд Лели. — Русские меньши́нством не считаются!
— Не гони! — не поверил Тимоха. — Нас в Америке намного меньше тех же мексиканцев!
— Может быть и меньше, да только вы цветом кожи не вышли!
Вспоминая ту перепалку, Ника сразу выделила из числа сдающих экзамены чопорного негра и смуглую девицу неопределенной расы.
— Я жду тебя в часовне! Ни пуха! — напутствовала она мужа.
— К черту!
— Не к черту, а к Эдгару По! — весело блеснула она глазами.
Когда ее будущий ученый муж появился во дворике часовни, он весь светился и, не дожидаясь расспросов, выпалил:
— Ну, уж если меня не брать, то я тогда не знаю кого!
Денис не знал кого, а приемная комиссия знала!
Через неделю ему пришло письмо следующего содержания: «Уважаемый соискатель, вы произвели наилучшее впечатление на приемную комиссию, но другие претенденты были тоже сильны. С удовлетворением сообщаем, что мы поместили вас в резервный список. В случае отказа кого-нибудь из зачисленных, вы займете освободившееся место».
— А что это значит? — спросила Ника поникшего мужа.
— Это значит, что у нас остался небольшой, но шанс. По правилам высшей школы ты можешь поступать хоть во все университеты сразу, и если прошел по конкурсу в несколько из них, то место для тебя будут держать в каждом, до тех пор пока ты не сделаешь свой выбор. Как только выбор сделан, места в остальных университетах автоматически освобождаются для таких вот резервных кандидатов, как я.
Он еще не успел закончить, а в глазах жены мелькнул лучик радости.
«А что же ты ожидала? — по-своему истолковал его Денис. — Мы только стали жить по-человечески!»
Он получал невесть какую зарплату, но кредит за машину был выплачен. Можно было забросить вечерние подработки и начать наслаждаться жизнью. А с аспирантской стипендией опять придется перебиваться с сосисок на макароны!
«Конечно, она по-своему права! — думал он. — Кто знает, как долго моей малышке осталось греться под этим солнцем? Да и сам я себя не прощу, если она проведет свои последние годы в бедности. Наверное, так и должно было случиться. Все, что ни делается, к лучшему!»
Примерно в это же время другой кандидат испытывал совсем иные чувства. Скоро он станет аспирантом, а потом и профессором, как его отец. Папаша был прав, когда гарантировал ему успех на собеседовании:
— Эти демократы сами роют себе яму, борясь за наши с тобой права. Иди и ни о чем не думай, твой цвет кожи и немного смекалки сделают тебя победителем над любым белым гением!
— Твои бы слова, папа, да Богу в уши!
— Да в его уши, сынок, уже давно насвистели, какие мы с тобой бесправные! Так что прекращай нервничать!
И он прекратил, особенно когда увидел, что является единственным негром среди кандидатов. Перед комиссией он держался уверенно, даже с легкой наглецой. На вопросы отвечал быстро и без запинки, порою сам удивляясь своей эрудиции. Другие кандидаты были бы удивлены не меньше, если бы слышали, какие детские вопросы ему задавали. Но как бы то ни было, а от аспирантуры его теперь отделяла пара-тройка формальностей.
— Мне осталось подписать вот это письмо о моем согласии быть студентом их университетишки! — размахивал он листом гербовой бумаги перед лицами друзей, с которыми отмечал свой успех в ресторане. — А я еще подумаю, достойны ли они меня!
Небрежно развалившись на заднем сиденье такси, будущий профессор всем своим видом показывал, кто здесь хозяин жизни. Он все еще пребывал в пьяной эйфории и не сразу заметил, что машина выехала на окружную дорогу. По кольцевой путь домой был длиннее, а стало быть, и дороже.
— Эй, карусельщик, куда это ты намылился?! По кругу будешь приезжих возить! Ну-ка давай через город! — грубо скомандовал он.
— В городе могут быть пробки, — с заметным акцентом ответил таксист.
— Какие пробки в двенадцать ночи?! Ты кому мозги полощешь? Делай, что велено!
Тихо припустив матерком, таксист повернул в сторону города. Проезжая кварталы местных люмпенов, Тимоха понял, что накаркал. Улица была забита разношерстной публикой, с шумом и гамом вытекающей из рок-клуба. Концерт закончился, и толпа меломанов, пестревшая металлистами и рокерами, искала выход своей энергии. Двое здоровых молодчиков в кожанках-косухах тащили на плечах пьяного в хлам товарища и орали:
— Эй, шеф, отворяй ворота! Мы тебе халтуру надыбали! — и не дожидаясь ответа, открыли заднюю дверцу.
— Куда? Куда? У меня пассажир!
— Какой такой пассажир?
Тимоха обернулся. С заднего сиденья на него смотрел одинокий лакированный ботинок.
— Трогай! — парни разместились сзади, сжав между собой пьяного приятеля.
— Зачем негру на пальме туфли? — рассмеялся один из них и вышвырнул башмак в окно.
— Чтобы бананы сбивать! — заржал в ответ другой.
Их пьяный товарищ на мгновенье открыл глаза и тихонько хихикнул, сам не зная чему. А бесцеремонно выкинутому на улицу хозяину жизни было не до смеха. Пришибленный, он сидел на обочине в одном ботинке, не понимая, почему философия его отца не сработала в этот раз. А ответ был прост. На несколько миль вокруг никому даже и в голову не могло прийти, что он может быть хозяином не то что жизни, а вообще чего-нибудь. К великому сожалению, несостоявшийся аспирант так никогда и не узнает, что через каких-нибудь полтора десятка лет один из них станет не только хозяином жизни, но и хозяином всей страны…
То, что викканская воительница начала показывать зубы, насторожило черных сестер. Теперь приходилось считаться с ее силой, и они решили зайти с другой стороны…
В тот осенний вечер ничего не подозревающий Денис, как обычно, спешил на вечернюю подработку массажистом. Он сбежал с последней лекции и нетерпеливо стоял на светофоре. Пронесшийся мимо автомобиль обдал его довольно холодным для ранней осени воздухом. Он поежился и поднял повыше воротник. Его немеющий мозг не сразу зарегистрировал зеленый свет. Он смутился своей нерасторопности: «На меня уже, наверное, смотрят как на отмороженного!»
Высоко поднятый воротник закрывал от него дорогу. Выглядывать из-за него и еще больше выставлять себя на посмешище не хотелось. Денис торопливо шагнул вперед. На проезжую часть ему ступить так и не удалось: раздался пронзительный визг тормозов, после чего шум города стих.
«Что случилось?» — пытался он подняться с асфальта.
— Не шевелись! — прозвучал чей-то нервный голос.
— Почему со мной говорят по-английски?
Постепенно до него стало доходить, где он и что он.
— Какое сегодня число? — спросил его человек в униформе и стал ощупывать ему голову.
— Числа не скажу, но знаю точно, что среда!
Конечно! По средам были его смены в фитнес-центре, а у советского человека, даже разбуженного среди ночи, от зубов будет отскакивать его рабочий график. Все та же совковость двигала и его последующими действиями. Как он узнал позже, ему следовало играть умирающего лебедя и стонать так, чтобы даже у самого толстокожего свидетеля на глазах навернулись слезы.
Рядом положили носилки.
— Аккуратно перекатываемся! — нагнулся над ним парамедик.
— Зачем?
— Поедем в больничку!
«Какая, к черту, больница?! — пронеслось в голове. — Я опаздываю на смену!»
Денис попробовал подняться. Нога, по которой пришелся удар бампером, побаливала, но наступать на нее было можно.
— Я в больницу не поеду! Где там у вас нужно расписаться?
В фитнес-центр он приехал, уже сильно хромая. Коллегам-соотечественникам он вкратце пояснил причину своей хромоты.
— Ты что, идиот?! — возмутился самый старший из них. — Тебе сейчас надо было лежать в больнице и жаловаться на все на свете!
И Денис выслушал длинную лекцию о том, что многие в этой стране только и мечтают о том, что случилось с ним.
— При правильно поставленном деле из этого происшествия можно выжать приличные деньги, а если повезет, то и пожизненную пенсию!
— Каким образом?
— А таким! Заявишь, что из-за психологической травмы у тебя теперь постоянно болит голова и разладилась половая жизнь! Иди, докажи обратное!
Лекцию о правильной постановке дела прервал шум за дальним массажным столом. Там заканчивал работу еще один представитель дешевой массажной силы из бывшего Союза. Знаменит он был тем, что не мог себе отказать в стопочке-другой на «ход руки», как он любил говаривать. Похоже, в этот день он принял лишнего, отчего руки его ходили особенно энергично. Его собратья по разминанию буржуйских тел сначала с интересом, а затем с тревогой наблюдали за происходящим. Закончив работу, любитель стопочек бодро вытирал массажное масло со спины клиента. Высунув от усердия язык, он лихо орудовал влажным полотенцем.
Лежавший на столе респектабельный толстосум выглядел скорее жалким, чем уважаемым. С глазами висящего над пропастью альпиниста он судорожно хватался за кромку массажного стола и пытался что-то сказать. Мощные обжимы не давали его легким расправиться, а потому издаваемые звуки напоминали довольное покрякивание. Буржуйское тело послушно елозило вслед за сильными руками массажиста. Все еще покрытая массажным маслом грудь, словно по льду, каталась по поверхности стола. Упоенный своей работой золотых тел мастер не замечал, что вверенное ему тело находится в опасной близости от края стола. Какое-то мгновенье усердный трудяга еще работал полотенцем, пока не сообразил, что вытирает пустой стол. Распрямившись, он недоуменным взглядом обвел зал, не понимая, каким образом белые телеса местного богатея выскользнули прямо из рук. Откуда-то снизу донесся отборный английский мат. Перегнувшись через стол, горе-массажист обнаружил на полу свою пропажу и участливо поинтересовался:
— Чего потерял?
Босс массажного зала долго не мог успокоить хохочущий персонал. Денис даже позабыл о своих неприятностях и веселился вместе со всеми.
— В общем, отправляйся домой! — хриплым от смеха голосом напутствовал его знаток пожизненных пенсий. — Или тебя подвезти?
— Да нет, спасибо. Сам доберусь!
То ли все знающий советчик накаркал, то ли посттравматический шок прошел, но по дороге домой у Дениса действительно начала болеть голова. К вечеру отекла нога, и на нее уже было страшно смотреть. Так что в адвокатской конторе ничего придумывать не пришлось. Травма была налицо.
— Мы не берем за свои услуги ни цента! — обрадовал их адвокат, — до тех пор, пока не выиграем ваше дело. Но коль скоро дело выиграно, мы забираем треть от высуженных денег.
— А если проиграете?
— Тогда мирно расходимся! Никто никому ничего не должен. Ну, так кто вас, голубчик, наградил такой ногой?
По мере рассказа глаза адвоката загорались, и он в предвкушении потирал руки:
— А водитель вину признал?
— Водителя сначала и найти-то не могли! Потом привели какую-то мулатку, которая все это время бегала и искала свидетелей.
— Мулатку? — переспросил адвокат.
Пыл его быстро улетучился.
— К сожалению, я вам вряд ли смогу помочь. Слишком много дел, знаете ли. Попробуйте другую контору.
Но и в других конторах все, словно сговорившись, дружно отказывались от ведения процесса, как только узнавали, что за рулем была темнокожая.
— Сходите к Арону! — посоветовал Тимоха. — Он только что окончил институт и берется за все дела. Правда и гарантии никакой. Но на безрыбье, как говорится, и рак — рыба.
— Правила игры такие, — проинструктировал Арон. — Чем дольше ты будешь лечиться, тем большую компенсацию за боль и страдания я смогу тебе высудить у страховой компании водителя.
И Денис стал ходить по врачам, как на работу. Несмотря на интенсивность лечения, нога заживала медленно, а воспалительная жидкость в колене никак не хотела рассасываться. Но все когда-то проходит, перестал хромать и он.
— Теперь не отвертишься! — взялась за него жена. — Вперед, по магазинам! Начинаем приводить тебя в божеский вид!
Ее Диня должен был соответствовать, и на костюмы с галстуками она денег не жалела. Ника надеялась, что их семейный бюджет скоро пополнится жирным чеком от страховой компании мулатки, и за растрату сильно не переживала. Но вместо денег, как гром среди ясного неба, пришла повестка в суд.
— Другая сторона нашла свидетеля, который утверждает, что обвиняемая ехала на зеленый свет, — объяснил Арон.
По дороге в суд Ника увещевала мужа:
— Давай договоримся, что если ничего не выйдет, то мы не будем расстраиваться. На сегодня позабудь о джипе.
Да, они уже мечтали о маленьком джипе с открытым верхом, в котором было бы так удобно возить Волчу. И денег, что планировал высудить адвокат, как раз хватало.
«Ну а как же жить без мечты?» — спросил себя Денис, а вслух согласился: — Да, конечно. Иногда шальные деньги выходят боком своим удачливым хозяевам.
В зале суда Нику отправили в самый конец, к родственникам участников судебных разбирательств и любителям поглазеть на чужие дрязги. Со своего места она не видела, как сник Арон, когда увидел, что вошедший судья негр.
Ника вполуха слушала чужие дела, которые разбирались, как на конвейере, и терпеливо ждала, когда вызовут ее Диню. И вот наконец прозвучала их фамилия. На место обвиняемой прошествовала расфуфыренная девица и с независимым видом уселась возле своего адвоката.
Первым выступал свидетель.
— Я вышел на перекур и видел все, с начала и до конца, — бодро начал низкорослый негр средних лет. — Горел красный свет, и пострадавший сам шагнул под машину.
Тут Арон заметно оживился:
— Вы соблюдаете правила больницы и курите только в специально отведенном месте?
— Да, конечно!
— И где же находится это место? — адвокат подошел к диаграмме происшествия.
Вокруг больницы там и сям были разбросаны застекленные автобусные остановки, где любители табака могли с удовольствием травить друг друга. Ближайший курительный колпак, на который указал свидетель, стоял за углом главного корпуса, из-за которого при всем желании нельзя было увидеть перекресток.
— И как же вы смогли разглядеть светофор?
— Ну, я видел, что машины ехали, — промямлил свидетель. — Ну а раз ехали, стало быть, им был зеленый.
— Так вы видели сигнал светофора или нет?
— Я же сказал! Машины ехали!
— Мне нужен простой ответ: да или нет.
«Плакали мои денежки!» — грустно подумал свидетель и виновато зыркнул в сторону защиты, неопределенно пожимая плечами.
Так и не дождавшись ответа, судья вызвал обвиняемую.
— Я ехала на зеленый свет! — бросилась она с места в карьер. — А этот придурок с непроизносимой фамилией прыгнул прямо мне под колеса.
Судья с интересом разглядывал подсудимую. Облаченная в шикарное дизайнерское платье, она стояла рядом с защитником и не давала ему вставить слова. Когда ей были показаны фотографии травм потерпевшего, она театрально хмыкнула:
— А какие ко мне-то могут быть претензии? Сам виноват! Меньше ворон считать надо!
«Как ты, смазливая скотина, посмела сделать моему Дине больно? — беззвучно шептала Ника. — А теперь еще и стоять здесь, как на подиуме для показа мод?!» — клокотала в ней нарастающая ярость.
Темнокожая красотка откровенно любовалась собой. Мужчины в зале не сводили с нее глаз. Она с упоением купалась в их недвусмысленных взглядах.
«Неужели кто-то думает, что суд признает обоснованными притязания этого тупого иностранца?!» — всем своим видом говорила она.
Зал был побежден, и она потеряла к нему интерес. Вернувшись на место, обвиняемая выдвинула из-за стола стул намного дальше, чем нужно, и уселась со скучающим видом. Теперь стол не скрывал ее ног от высоко сидевшего судьи. Как бы невзначай она так умело одернула платье, что еще больше обнажила свои точеные бедра. Защитник покосился на поднятый до грани приличия подол и слабо улыбнулся. Его клиентка поняла это как одобрение и в довершение всего закинула ногу за ногу. Эта выходка не осталась без внимания судьи. Его взгляд медленно скользил по вызывающе обнаженному бедру. В отличие от вершителя правосудия, зал не мог насладиться этим зрелищем. Защитник мулатки, как нарочно, тоже выдвинулся из-за стола и закрыл собой самое интересное.
«А я бы не отказался потешиться эротическим танцем этих бедер на моих коленях!» — подумал судья, позабыв о слушании.
Никто на свете не знал о его излюбленном времяпрепровождении. Он был отличным конспиратором. Ссылаясь на дела, он оставлял дома жену с детьми и отправлялся в один из стриптиз-баров на одноименной с городом улице. Прошедшие выходные не были исключением. Поздним вечером он подъехал к знакомой стоянке. Перед тем, как выйти из машины, он привычно наклеил усы и надел кустистый парик с черными завитушками «а-ля семидесятые». Родной бар встретил полумраком и привычной пустотой. Сердце его учащенно забилось в предвкушении любимого развлечения. Он с легкой самоиронией вспомнил свое первое появление в этом злачном месте.
«А туда ли я попал?» — подумал он тогда, обводя взглядом мрачное заведение.
Полупустое помещение с рассевшимися поодиночке посетителями совсем не походило на ожидаемое великолепие мужского рая. Его воображение рисовало яркий, гламурный зал, до отказа набитый разудалыми подвыпившими парнями. Выкрики и одобрительный свист должны были взрывать атмосферу ночного клуба после каждого эффектного трюка полуголых девиц, вьющихся вокруг отполированного телами шеста. Все эти картины, почерпнутые из многочисленных фильмов, не шли ни в какое сравнение с тем, что он увидел. Шест был, спору нет. Даже не один, а целых два, и были они расположены по краям подиума, что тянулся узкой дорожкой вдоль стойки бара. Полуголые девицы тоже присутствовали. Они скучно, как карусельные лошадки, вышагивали перед редкими посетителями. Дойдя до конца дорожки-подиума, они брались за шест, но только для того, чтобы развернуться и с такой же кислой миной отправиться в обратный путь.
Разочарованный такой безрадостной картиной, судья направился к выходу.
— Уже уходишь, красавчик? — вдруг проворковал бархатный голосок.
Он почувствовал спиной жар чьего-то тела. Пухлая ладошка нежно коснулась его рыхлого брюшка. Он обернулся. Ему обворожительно улыбалась милая толстушка. Ее молочно-белое тело светилось в темноте и влекло своей полуприкрытой наготой. Непреодолимое желание овладеть белой женщиной взяло верх над разочарованием. Он позволил ей отвести себя к бару, где они уселись поодаль от других посетителей. После третьей бутылки пива он наконец оценил практичность окружающей обстановки. Он бы чувствовал себя крайне неуютно, если бы рядом кто-то сидел и видел, как девушка невзначай положила руку ему на колено и принялась что-то жарко шептать в самое ухо. Разбуженный в нем самец уже не вникал в болтовню толстушки, но, очевидно, рассказ требовал того, чтобы ее рука поднималась все выше и выше…
Перемещения на подиуме выдернули судью из приятных воспоминаний. Он неохотно оторвался от голых коленок обвиняемой. К сожалению, перед ним была не соблазнительная стриптизерша, а давал показания невзрачный потерпевший.
— Я переходить улицу на зеленый свет! — уверял суд молодой человек.
От волнения и творящейся несправедливости его акцент был особенно заметен. Он так перевирал слова, что под конец его объяснения превратились в полную кашу.
— Да вы посмотрите! — вскочила обвиняемая. — Он же двух слов связать не сможет! Он наверняка и надпись «не переходить» прочитать не смог!
— Успокойте свою клиентку, — мягко обратился судья к защитнику мулатки.
Та ухмыльнулась и села на место.
«Что они тут судят-рядят? — думала она. — Во всем виноват тот идиот, что ехал передо мной и не захотел проезжать на желтый. Вот мне и пришлось проскакивать вдоль тротуара. Кто же мог знать, что под колеса бросится этот безграмотный придурок?»
Она наблюдала за жалкими потугами пострадавшего и его адвоката, и чувство собственной непогрешимости окончательно укрепилось в ней.
«Может, уже и был красный, — внутренне соглашалась она, — но кому веры больше? Уж точно не этим иммигрантишкам, из-за которых уже по улице нельзя спокойно проехать!»
Она продолжала ловить на себе восхищенные взгляды из зала, пока не заметила среди них сверлящий взгляд какой-то замухрышки. Худой заморыш смотрел на нее глазами опытной, видавшей виды женщины и что-то бубнил себе под нос. Мулатке показалось, что девушка как-то неестественно широко зевнула, и в этот момент ярко-зеленая пелена заслонила от нее зал. Перед глазами замелькали зеленые всполохи, которые плавно превратились в кроваво-красное марево.
«Совсем как светофор!» — она нервно тряхнула головой.
Когда красная пелена рассеялась, кресло худышки зияло пугающей пустотой…
На следующий день мулатка ехала домой и с удовольствием вспоминала растерянное лицо пострадавшего во время чтения приговора суда.
— После дискредитации показаний свидетеля остались только слово пострадавшего против слова обвиняемой, — монотонно читал судья. — Этого недостаточно для вынесения обвинительного приговора. Обвиняемая в наезде оправдана!
Снова и снова проигрывая в голове свой триумф, она, как обычно, ускорилась, чтобы проскочить знакомый перекресток на желтый свет. Но на этот раз, по странному стечению обстоятельств, не глупый иммигрант с заплечной сумкой, а ярко-зеленая помойная машина встретилась на ее пути.
Увидев желтый сигнал светофора, водитель грузовика снял ногу с тормоза и приготовился к движению. Автоматическая коробка передач чуть-чуть подтянула помойную машину вперед. Этой малости хватило, чтобы поймать на бампер несущуюся наперерез легковушку.
Удушающий запах расплескавшихся помоев ударил шоколадной красотке в нос. Все ее тело обволокло липкое тягучее зловоние. Скрежещущий и коробящийся металл сковал ее, словно рыцарские доспехи. Последнее, что она видела, была выстрелившая из руля подушка безопасности. Летящий в лицо белый пузырь вдруг стал истончаться и менять цвет, превращаясь в огромный грязный шар, с краев которого стекала вонючая жижа. Когда поверхность пузыря освободилась от зловонной мути, в нем отразилось удивительно голубое небо. По верху прозрачной сферы дугой выгнулся деревянный мост. На нем толпились люди в старинных одеждах и с ужасом смотрели вниз. За их спинами возвышался мрачный замок и давил своей массой на обездвиженную мулатку. Она чувствовала, как погружается в вязкую безысходность. Тень от замка упала на пузырь, и необычная картина средневековой толпы исчезла. Теперь стало видно, что внутри тонкой сферы кто-то находится. Оттуда на нее смотрело до боли знакомое лицо. Совсем недавно она уже натыкалась на этот колючий взгляд, но где, вспомнить ей было уже не суждено. По неизвестным причинам подушка безопасности не выполнила своего предназначения. На полпути она неожиданно лопнула. Ее громкий хлопок разнес по окрестностям весть о расплате за посягательство на семью викканской воительницы…
Несмотря на неудачный исход судебного разбирательства, несчастья как-то вдруг отступили.
— За черной полосой всегда следует светлая! — жизнеутверждающе заявил Денис. — А как же иначе?!
— Да, любимый! — кротко соглашалась Ника.
Она не разубеждала мужа, хотя полагала, что те, кто пытается выжить их из этой страны, уже поняли, что связываться с ними стало небезопасно.
Час тридцать девятый
На улице было не по-зимнему тепло. В боксе становилось жарко, и дежуривший сегодня Томас разрешил приоткрыть окно. В комнату ворвались звуки ночного города, и на душе у Дениса стало совсем муторно.
«Где-то кипит жизнь! — слышал он веселый смех на улице. — И никому нет дела до нашей беды».
Он вспомнил, как вот так же, смеясь на весь ночной Балтимор, они с друзьями ходили ряжеными в День Всех Святых. Ника с Лелей долго готовились к маскараду. Они целыми вечерами обсуждали свои будущие костюмы и жили в предвкушении праздника. В прошлом году они уже выиграли один из конкурсов костюмов в русском ресторане, где их стол был признан самым живописным. В этом году девчонки тоже не хотели ударить в грязь лицом, и каждый день делились новыми идеями. Как-то Лелин бойфренд шутливо предложил Нике:
— А почему бы тебе в этом году не быть маленькой ведьмой Сабриной? Это сейчас очень популярный сериал, да и похожа ты на нее.
— Точно-точно! — поддержала его Леля. — Пойдем колядовать к Мойше! Припугнешь его, что если будет парковать свой драндулет под нашими окнами, то превратишь его в жабу. Вот смеху-то будет!
А Сабрина из Ники в тот год действительно получилась отменная, и вся компания веселилась от души. На маскараде самая красивая ведьма летала как на крыльях и была на седьмом небе от счастья. Глядя на нее, сердце Дениса пело. Он не сомневался, что если бы в тот вечер у Ники была метла, то она непременно взмыла бы под облака…
«Ничего! У нас еще будут такие же счастливые вечеринки. Обязательно будут! — пообещал он своей спящей красавице. — Ты только просыпайся поскорее. Пожалуйста!»
Сквозь открытое окно вместе с уличным смехом в бокс проник нарастающий шум пропеллеров. Из ночного неба материализовался вертолет с красным крестом на борту. Сделав круг, он завис над соседним корпусом. По углам плоской крыши включились прожектора и осветили посадочную площадку. В боксе стало светло как днем. Мощная струя воздуха распахнула окно, и в бокс ворвался резкий запах отработанного керосина.
* * *
Ника проснулась и с трудом разлепила глаза. Из приоткрытой форточки тянуло выхлопными газами. За разрисованным снежной мозаикой окном таунхауса хмурилось холодное утро. Стекла слабо дребезжали, поскрипывая инеем. Прямо под окнами Мойша опять разогревал свое старое такси. На часах было еще шесть утра, а он уже сидел и газовал на весь двор. Крякающие и чихающие звуки убитого мотора разлетались по морозному воздуху и будили всю округу. Конечно, если бы здесь жили приличные американцы, они бы давно поставили наглеца на место. Но окружающие таунхаусы сдавались малоимущим, и проживающий в них контингент особой привередливостью не отличался. Да и были они, в своем большинстве, еще не вставшие на ноги эмигранты из бывшего социалистического лагеря. Они бы и рады пожаловаться, да одного желания мало. Для начала им надо было выучить язык, на котором разговаривали в жилконторе.
Но нет худа без добра. Такое соседство имело и свои выгоды. Волны негативной энергии соотечественников служили хорошей подпиткой для Ники. Однако ради своего любимого ее уже давно подмывало утихомирить наглеца. Денис напряженно учился, стараясь уложить в четыре года шестилетнюю программу аспирантуры, и лишняя нервотрепка ему была ни к чему. Вчера он опять просидел за учебниками допоздна и залез к Нике под бочок, когда было уже давно за полночь.
— Лишняя минутка сна — это мешок здоровья! — зевал он по утрам и тянул до последнего, недовольно выключая будильник.
А тут дорвавшийся до свободного общества жлоб из позабытого богом местечка в очередной раз украл не мешок, а целый вагон того самого здоровья. Обнаглевший таксист продолжал самозабвенно газовать. Не отрегулированные клапаны стучали металлическими молоточками прямо по мозгам.
— Взорвался бы он уже когда-нибудь, что ли! — в сердцах бросил Денис. — Откуда такое наплевательское отношение к людям? И главное, сволочь такая, паркуется на нашей стороне двора!
— Так на другой стороне Рашель бы ему давно глаза выцарапала, — возмущалась вместе с ним Ника. — Просто у нас терпение ангельское. Но я чувствую, ему приходит конец!
Она сказала это таким тоном, что Денис даже оторвал голову от подушки:
— Кому конец, терпению или Мойше?!
— Спи! Много будешь знать — скоро состаришься.
Вся округа выла от беспардонного соседа. Чего они уже только не делали! И просили, и совестили, и даже отрядили Лелиного бойфренда пожаловаться домовладельцу, но все было без толку.
— Я законы знаю! — выпендривался жлоб. — Вам не жаловаться надо, а вставать пораньше. Кто рано встает, тому Бог подает!
— Тут он прав. Ничего не попишешь! — подтвердил Лелин бойфренд. — В отличие от Европы, у нас шумный период привязан не к часам, а к солнцу. Солнце взошло — шуми не хочу. Солнце село — молчи в тряпочку.
— То-то бы молодежь в Питере, с его белыми ночами, обрадовалась бы такому закону! — ухмыльнулась Ника.
Но они были не в Питере, да и на дворе был не май месяц. За окном стоял январь, а зимой она всегда себя плохо чувствовала. Вот и в это морозное утро Ника только уснула. Еще с вечера ей не хватало воздуха, даже форточку пришлось приоткрыть. Потом всю ночь першило в горле, и она один за другим сосала мятные леденцы. Когда, наконец, удалось заснуть, как по расписанию, зазвенели стекла от надсадного воя мотора.
Накинув поверх пижамы зимнюю куртку, Денис выскочил на улицу.
— Эй! Ты, законник хренов! — заорал он хриплым ото сна голосом. — Солнце еще не взошло. Давай глуши свою таратайку или выезжай со двора.
— Задницу не отморозь, студент! — открыв дверцу, ответил тот, громко гоготнув.
— Рот закрой, а то мозги простудишь! — рассвирепел Денис. — Хотя, я смотрю, тебе и простужать-то нечего!
— Будешь много трындеть, я скажу в жилконторе, что ты незаконно держишь барбоса! — припугнул Мойша и с самодовольной ухмылкой захлопнул дверь своей колымаги.
— Еще громче хлопни, а то на другом конце города не слышно! Тогда, может, твой рыдван развалится быстрее!
Ника присела на подоконник и ловила каждое слово перепалки. Бурлящее негодование подкатило к горлу, и в нем снова запершило.
— Не трать нервы на этого жлоба! — успокоила она вернувшегося Дениса. — А вот про Волчу он зря сказал, — добавила она сквозь кашель и проводила взглядом уезжающее такси.
«Ловко я его прищучил с барбосом! — веселился Мойша. — Надо будет Рашель рассказать! Вот они у меня где!» — он потряс в воздухе волосатым кулаком.
Не успел он опустить руку, как перед его глазами, откуда ни возьмись, закувыркалась соседская собака. Похожая на огромного волка, она вытворяла что-то невообразимое. Ее шерсть, припорошенная снежной пылью, серебрилась в лучах придорожных фонарей. Позабыв обо всем на свете, таксист неотрывно следил за ярким пятном, прыгающим по дороге. Вдруг фонари погасли. Густые утренние сумерки окрасили собачью шкуру в серый цвет. Подъехав ближе, он увидел не добродушного пса, а оскалившегося волка с налитыми кровью глазами. Ничего не соображая, он резко вывернул руль. Его колымага юзом влетела на заснеженную боковую улочку и, набирая ход, понеслась под гору. Как бобслейный боб, она билась то о левый, то о правый поребрик. Из темноты показался поворот, ведущий в тупик. Перепуганный водила ударил по тормозам. Такси закрутило на нечищеной дороге и со всего маху кинуло на бордюр. Переднее колесо погнулось, и машину выбросило на тротуар.
Домой скандального жильца привезли друзья-таксисты. Пока его колымага была в ремонте, вся округа наслаждалась крепким и здоровым сном. А сам нарушитель спокойствия пребывал в непрерывном пьяном угаре. В сотый раз он задавался одним и тем же вопросом: «Что это было? Неужели болтовня о том, что эта пигалица — ведьма, правда? И что я, дурак, послушался Рашель и парковался у нее под окнами? Другого места что ли не было?!»
Он вспомнил, как после очередной гулянки он загружал собутыльников в свое такси, когда они обратили внимание на черную тюль на ее окнах.
— Да у тебя тут ведьма живет! — с наигранным ужасом балагурили они. — Так вот почему твое такси все время ломается!
Он тогда промолчал и не стал усугублять ситуацию рассказами о других странностях жильцов черных окон. Иногда он замечал, как молодая пара ходила в ближайший лесок выгуливать свою огромную собаку. И в этом не было бы ничего удивительного, если бы время от времени студент не возвращался домой один.
«Не иначе, она там превращала свою собаку в волка, которого я увидал тем утром, и ездила на нем на ведьмины посиделки!» — пугала Мойшу хмельная фантазия.
Откуда ему было знать, что соседка была человеком творческим и писала стихи. Под присмотром Волчи она оставалась наедине с природой, ища вдохновения. Во всяком случае, так она говорила мужу. Денис не замечал, что эти походы за вдохновением совпадали с полнолунием, и с пониманием относился к коротким уединениям жены. Он по себе знал, что иногда надо побыть одному, чтобы отвлечься и привести мысли в порядок. Тем же самым сейчас пытался заняться и наш безлошадный таксист. Но только его мысли в порядок не приходили. Скорее наоборот, они еще больше путались, и он уже с трудом отличал фантастические грезы от действительности.
«Ну ее к едрене-фене! — решил он под утро. — Как получу назад машину, буду парковаться у своего таунхауса. А то себе дороже выходит!»
Но, как говорится, умная мысля приходит опосля. Его беды только начинались. Через неделю ему пришло письмо из налоговой инспекции с приглашением на проверку. Как и все таксисты, он вносил в налоговую декларацию лишь часть заработанных денег. Остальное вычитал на липовые ремонты машины и горюче-смазочные средства, а кое-что и вовсе тупо укрывал. Так как с таксистами рассчитывались в основном наличными, то подкопаться к ним было непросто, и налоговые службы их обычно не трогали. Таксистская братия привыкла к такому положению дел, поэтому неожиданное письмо от налоговиков вызвало среди них немалый переполох. Сам же «везунчик» пребывал еще какое-то время в безоблачном неведении. Поскольку по-английски Мойша читал по слогам, то смысл гербовой писульки разобрал не сразу.
— От вас, умников, все зло! — набросился он на Тимоху, когда тот перевел ему содержание письма.
Другой «умник», но уже из налоговой инспекции, вывел его на чистую воду и доказал, что доход таксиста был намного больше, чем тот декларировал. Заплатив штраф и налоги с утаенных денег, Мойша решил, что теперь-то он чист перед законом и может расслабиться. Расслаблялся он долго. Уже больше недели его драндулет стоял с новыми колесами и скучал по хозяину и их утренним распевкам. Однако до игры на нервах соседей было еще далеко! Не успел хозяин старого такси выйти из запоя, как тут же нырнул обратно в хмельную реку, прячась от нового удара судьбы. На столе лежало залитое пивом уведомление из управления льготным жильем:
«Уважаемый квартиросъемщик, поскольку ваш доход оказался выше ранее заявленного и вы больше не являетесь малоимущим, вам необходимо освободить занимаемую жилплощадь до конца месяца».
Выселение получилось шумным. По двору нескончаемым потоком лились проклятия. Досталось всем, а особенно ведьме, живущей в таунхаусе с черными занавесками.
«Ты, глупенький, должен благодарить меня за проявленную мягкость! — Ника глядела во двор сквозь черную тюль. — Не могу же я рубить сук, на котором сижу! Энергия, излучаемая эмигрантами из матушки-Европы, покоряется только мне и недоступна сестрам Вуду! Поэтому ты, сам того не ведая, являешься частичкой плацдарма сестринства Викка!»
После отъезда возмутителя спокойствия жизнь вошла в спокойное русло. Денис учился. Ника вела хозяйство. В компании кота и Волчи она уже не так скучала, но чего-то все равно не хватало. Она совсем неплохо себя чувствовала, и мысли об увеличении семейства уже не казались ей пустыми мечтами.
— Диня, давай узнаем у доктора, можно ли нам иметь детей?
— А и узнавать не надо! — улыбнулся муж. — Я уже давно узнал! В медицинской литературе описана куча случаев, когда женщины с твоим недугом рожали здоровых детей.
— Тогда, чур, будет девочка!
— Год ит с я!
— А назовем ее Алиской!
— Не вопрос!
Время шло, а Алиска никак не получалась.
— Может, удочерим девочку из России? — как-то предложил Денис.
— Я тоже об этом подумывала, — обняла его Ника. — Да и мама совсем недавно предлагала.
Эмма быстро навела мосты с коллегами из местных роддомов. Но, как назло, когда уже почти все было обговорено и улажено, разразились первые скандалы с усыновлением российских детей за границей. Взятки за оформление документов взлетели до небес, убив надежду многих бездетных семей усыновить малыша из России.
Навестившая их в тот год Эмма рассказывала о своих хождениях по роддомам и с грустью смотрела, как дочь нежно держит на руках купленного для племянницы пупса. Пупс выглядел как живой и придавал Нике вид благородной мамаши. Эмма вспомнила тот день, когда Яну привезли из роддома с недельной Дианой. Руки Ники дрожали от избытка чувств, она прижимала к себе живой кулечек и со слезами радости раскачивалась из стороны в сторону вместе с новорожденной племянницей.
— Никуля, тебе надо своего! — выразила тогда общее мнение Янина свекровь…
Чужие дети растут быстро, и Диана уже собиралась в первый класс. А на пороге школьной жизни ей нужно было обязательно навестить тетю в Америке.
— Как ты вымахала! — воскликнула Ника, присев перед смущенной Дианой, и жарко ее обняла. — Если бы не твоя мама, ни за что бы тебя не узнала!
— Прошу в наш Понурок! — распахнул перед ними двери легковушки Денис.
— Дядя Денис, а почему Понурок? — удивилась Диана.
— А это твой дядя насмотрелся средневекового сериала, в котором один монах так назвал своего осла! — ответила за него Ника.
На остальные вопросы Денису пришлось отвечать самому. Всю дорогу из Нью-Йорка сестры щебетали на заднем сиденье, оставив дядю на растерзание маленькой почемучке.
С приездом гостей у Ники открылось второе дыхание. Она без устали болталась с ними по музеям с достопримечательностями и, конечно же, по магазинам. Каждый вечер к ним наведывался кто-нибудь из друзей, а Тимоха так вообще у них прописался. Неожиданно жизнь открылась с другой стороны. Оказывается, можно было не только бороться за нее, но и в полной мере наслаждаться ею! Пиком единения русской общины стала поездка в вашингтонский филиал Диснейленда, славившегося своими американскими горками и водными аттракционами. Ранним утром кавалькада из разномастных автомобилей выстроилась у порога их дома. Разудалая толпа соседей, окруженная гурьбой детей, распределялась по машинам.
На Понурка совсем недавно навесили новые «копыта», и он летал, как орловский рысак, давая фору машинам посерьезней. Так что всю дорогу они держались в голове колонны, что приводило Диану в неописуемый восторг. Она с удовольствием корчила рожицы оставленным позади попутчикам и гордилась своим дядей и быстрым тезкой средневекового осла.
В парке дети хотели перепробовать все аттракционы, и Диана раз за разом тянула за руку Нику, умоляя:
— Ну, тетечка Никочка, покатайся со мной, сюда без взрослых не пускают!
— Вон, дядю попроси.
— С дядей я уже каталась на американских горках, а на эту ракету я хочу с тобой! — упрямилась племянница.
— Диана, я не могу.
— Ну почему?
— Потому что меня стошнит! Ты же не хочешь, чтобы я испачкала твое новое платье?
И опять приходилось отдуваться дяде. К вечеру он уже еле держался на ногах.
— Похоже, Дианка, нам придется заночевать здесь! — пугал Денис неугомонную оторву. — У меня уже голова идет кругом. Так что за руль мне никак нельзя!
— Ой, здорово! — запрыгала от радости племяшка.
— Похоже, ты это зря сказал! — тихо хихикнула Ника.
По домам разъезжались порознь. Веселой кавалькады больше не было, но ощущение праздника не проходило. И только Диана грустно сидела на заднем сиденье Понурка. Она вцепилась в тетю и не сводила с нее своих влажных глаз.
— Не печалься, — сказал Денис, глядя в зеркало заднего вида. — Завтра еще куда-нибудь съездим.
Но Диана его не слышала. Она заглянула тете в лицо и тихо попросила:
— Обещай мне, что ты никогда не умрешь!
У Дениса упало сердце, холодная дрожь пробежала по спине.
— Что ты такое говоришь? — обернулась сидевшая спереди Яна.
— Мне мальчишки сказали, что тетя Ника не каталась на аттракционах потому, что скоро умрет! — не выдержала и разревелась Диана.
Ника прижала ее к себе. Девочка спрятала мокрое личико в тетином платье, ее плечики задергались в судорожных рыданиях.
— Они пошутили, — успокоила ее Ника и нежно погладила по голове.
Дорога вдруг расплылась, как будто на лобовое стекло налетел поток разбушевавшегося ливня. Денис притормозил и не набирал скорость до тех пор, пока не проморгал предательские слезы.
«Какое же человек жестокое животное! — думал он. — Ну ладно — дети. Они не понимают. Но зачем же говорить при них о таких вещах?!»
Ника держалась молодцом. Оставшиеся дни она не позволила ни на минуточку усомниться в том, что полна сил и умирать совсем не собирается. На следующий же день Денис повез всех в подземные пещеры Западной Виргинии. Конечно же, небольшая передышка Нике не помешала бы, но на карту было поставлено душевное спокойствие племянницы. Держа Диану за руку, они в первых рядах спускались по длинной лестнице в холодный полумрак подземелья. Ника старалась не думать об обратном восхождении и весело болтала с племяшкой. После изнуряющей летней жары прохлада пещер уже не казалась такой неуютной. Они послушно следовали за экскурсоводом по узким переходам, попадая из одной каменной каверны в другую.
— И чего они нас тут таскают? — ворчал Денис. — Посмотрел одну пещеру, значит, увидел все!
Он был откровенно разочарован. Еще по детским книжкам он представлял себе богатые красками и переливающимися изумрудами подземные кладовые. А здесь все минералы были уже давно слизаны волной черных копателей, оставивших после себя скучный желто-серый ландшафт. Чтобы хоть как-то оживить картину, некоторые сталактиты были подсвечены разноцветными прожекторами.
— За те бабки, что они берут за билеты, могли бы быть и поизобретательнее! — не унимался недовольный экскурсант.
— Слушай! Если у тебя плохое настроение, не порти его другим! — урезонила его жена. — Мы пришли любоваться красотой девственной природы, а не нагромождением спецэффектов!
— Куда мне до вас, до эстетов! — насупился муж и до конца экскурсии больше не проронил ни слова.
Осмотр подземелья заканчивался органной пещерой. Еще первооткрыватели этого чуда природы обратили внимание на ее удивительный акустический эффект. Форма перевернутой колбы делала эту каверну звуковым усилителем. Сметливые предприниматели установили здесь орган и издавна завлекали сюда путешественников. Волны органной музыки отражались от сводов и падали лавиной на ничего не подозревающих слушателей. Вот и сейчас пещера поджидала свою очередную жертву. Уже начинающих скучать туристов выстроили плотной группой посередине каверны. Первые звуки органа вызвали удивленный шепот. Экскурсанты крутили головами, пытаясь понять, откуда льются потоки оглушающей утробно-трубной музыки. И только взгляд Ники оставался неподвижным. Проникая сквозь толщу веков, он устремился в неведомую даль, туда, где она сидела на жесткой деревянной лавке, положив голову на плечо любимому.
Каменный пол под ногами ходил ходуном, как будто она все еще была на шхуне, которая привезла их в это священное место. Всю дорогу ее ненаглядный твердил:
— Верь мне! Это паломничество обязательно принесет тебе облегчение!
Еще весной Дерек предвидел грядущую беду. Рецепты отца Венди перестали ей помогать. Тогда он сам стал изменять составы микстур, отваров и дыхательных паров. Иногда его любимой становилось легче, и душа юноши наполнялась радостью за нее и гордостью за свое лекарское искусство. Но эти просветления были недолгими и случались все реже. Наконец, признав свое бессилие, Дерек сдался на милость Божью. Он выложил свои небольшие сбережения за два места на шхуне, везущей семейство герцога в западные земли. Каждую весну весь двор отправлялся в церковь святых Джеймса и Николса, чтобы насладиться органной музыкой и причаститься в известном на всю Померанию храме.
— Поехали, это намоленное место тебе обязательно поможет! — убеждал Дерек свою малышку.
И Венди поддалась уговорам. Однако, как только они отплыли от берега, странная энергия, носившаяся над морем, завладела ею. Девушка то и дело рвалась к борту шхуны.
— Почему меня не выбросили в море, как других младенцев?! — вопрошала она серые волны. — Заберите меня к себе!
Дерек заперся с ней в канатной клети, подальше от людских глаз.
— Я не хочу плыть дальше! — билась она в истерике. — Дай мне умереть спокойно!
Поймав страдающий взгляд любимого, она вдруг замерла. Остаток пути Венди как могла сопротивлялась зовущим вглубь моря силам и победила.
Выдержав такое испытание, она была вправе надеяться на чудо. Но чуда не происходило. Ни священные литургии под божественные звуки органа, ни бесконечные молитвы не помогали. Бог был глух к их просьбам. Уже целую неделю они посещают эту церковь. Уже целую неделю они неистово взывают о помощи, а Венди так и продолжает чахнуть на глазах. Измотанная и смертельно уставшая, она почти не слышала гудящих звуков божественных труб. Иногда музыка совсем пропадала, проваливаясь в необъятную бездну. Очнувшись, она понимала, что это не музыка, а она сама проваливается в бездну удушающего забытья. Ей не хватало воздуха. Она хотела уйти из этого каменного склепа с высокими сводами. Спертый дух потных тел забивал горло. Ее губы едва шевелились, моля о глотке свежего воздуха, а рядом кто-то вовсю потешался над ее слабостью…
Ника очнулась и с недоумением обвела пещеру взглядом. Толпа туристов вокруг нее от души хохотала.
— Что случилось? — растерянно спросила она у покрасневшей до корней волос Яны.
— Пусть Диана сама тебе расскажет! Позорище наше!
— Ну, простите, хоть кто-нибудь! — чуть не плакала племянница, пряча лицо в маминой юбке.
Тяжелый дух из видения все еще стоял в носу. Борясь с новой волной удушья, Ника взяла расстроенную Диану за руку:
— Пошли скорей отсюда!
— Это не я. Честное слово! — хныкала племянница.
Во время длинного подъема из пещер Яна успокоилась и уже с долей шутки рассказала о случившемся.
— Как я это понимаю, — улыбнулась она, — неожиданный рев органа для кого-то оказался слишком неожиданным. И пока все воспитанно молчали, наша девочка так красноречиво зажимала пальчиками нос и корчила такие выразительные рожицы, что окружающие просто не выдержали.
Ника глянула на давившегося от смеха мужа и тоже расхохоталась. Диана поняла, что гроза миновала и хихикала вместе со всеми.
— Не знаю, как твоя мама, но я думаю, что гамбургер ты заслужила, — вытирая выступившие слезы, заключил дядя Денис.
Он взял Диану за руку и повел к машине.
— Только, чур, скажи, что с тобой ребенок! — напомнила ему племянница.
— Помню-помню, наблюдательная ты наша!
Когда они первый раз перекусывали в Макдоналдсе, он заказал всем по большому бутерброду. Еле влезающий в рот гамбургер не помешал остроглазой Диане заметить, что у других детей бутерброды были поменьше, но зато к ним прилагалась небольшая безделушка. Теперь она требовала детское меню даже в тех местах, где его не было!
Ника с радостью смотрела на играющую с очередной безделушкой племянницу, и на душе у нее было спокойно. Недавние страхи Дианы улетучились. Пещеры, поездка на океан и шоколадную фабрику, поход в балтиморский аквариум и на шоу дельфинов — все это вытеснило грустные мысли из маленькой головки племянницы. Уезжали гости счастливые и довольные, с кучей подарков и впечатлений, о которых можно будет рассказывать друзьям целый год.
Как только Яна с Дианой скрылись за дверями таможни нью-йоркского аэропорта, Ника сразу же спала с лица. Такой уставшей и измотанной Денис ее давно не видел, а ведь им еще предстоял четырехчасовой путь обратно в Балтимор.
— Как ты себя чувствуешь, малыш? — притянул он ее к себе.
— Поехали скорее домой, — тихо попросила она.
В машине она сразу уснула. Ее даже не разбудил въезд на платную дорогу, где перед будками кассиров асфальт был испещрен насечками безопасности, на которых машина противно вибрировала, а колеса так шумели, что будили любого задремавшего водителя! Не зря Тимоха называл их зубодробилками!
Глава 9. Хорошее место
Час сороковой
От постоянной вибрации аппарата искусственного дыхания золотистый локон раз за разом съезжал со лба Ники на глаза.
— Виня ты Виня, я ведь знал, что когда-нибудь ты окажешься на этом аппарате! — признался Денис, поправляя упрямый локон. — И думал, что причиной будет воспаление легких. Но я ошибся!
Он смотрел на грустно вздыхающий аппарат. Миниатюрный аналог такого же аппарата он использовал на мышах для своей диссертации. Десятки мышей с экспериментальной пневмонией погибли на его глазах. Не помогал даже аппарат искусственного дыхания. Глядя на своих подопытных, он невольно думал о Нике. Где-то в глубине души он знал, что подобная смерть уготовлена и его любимой, и гнал тяжелые мысли прочь. Но в глазах все равно щипало, а в голове звучали слова известной песни: «Опустела без тебя земля».
Удачная защита диссертации на время разогнала тоску-печаль.
— Виня, помнишь, как ты модничала в моем выпускном одеянии? — Денис вспомнил счастливую жену во время официальной церемонии присвоения докторских степеней его выпуску.
Будущие доктора сидели в первом ряду актового зала и ждали своего вызова пред светлы очи великого магистрата. Заведующие всех кафедр университета и научные руководители выпускников сидели в центре сцены и сурово смотрели на будущих докторов наук. Все они были облачены в мантии и четырехугольные шапочки магистров. Цвета их одеяний соответствовали официальным цветам университетов, которые они оканчивали. И хотя преобладали черные и бордовые тона, группа представляла собой довольно пестрое зрелище.
Ника сидела в проходе и напряженно смотрела в первые ряды, ища взглядом Дениса.
— Я занял тебе место с краю! Здесь дышится легче! — устроил он ее перед церемонией.
Однако от волнения воздуха все равно не хватало. Она часто дышала и нервно сжимала в руках фотоаппарат. Ника плохо понимала возбужденную английскую речь, лившуюся со всех сторон, и старательно вслушивалась, пытаясь выловить из журчащего потока слов имя мужа. Сидевшие по правую руку студенты из лаборатории Дениса наперебой успокаивали ее:
— Не переживай ты так! Мы дадим тебе знать, когда вызовут Дэниса.
Новоиспеченных докторов естествознания по очереди вызывали на сцену. Каждый научный руководитель, согласно ритуалу, облачал своего аспиранта в мантию и шапочку балтиморского университета и сажал рядом с собой. Поскольку одеяние выпускников было черного цвета с темно-синими вставками, то магистрат темнел прямо на глазах. Вместе с ним темнел и взгляд Ники. Она уже с трудом понимала, где находится. Незнакомая речь вокруг и восседающие на центральном возвышении люди в черном облачении унесли ее в прошлое.
Она вновь была паломницей в западных землях Померании. Однако органной музыки и литургий сегодня не было. Сегодня был необычный день: сегодня судили ведьму. Семейство герцога сидело в первых рядах, и его глава с нетерпением ожидал слушаний. Подсудимой была дряхлая знахарка, с которой его пути однажды пересеклись. В те далекие годы целительница отказалась помочь герцогу в избавлении от нежеланного плода любви его младшего сына Эрнеста. Но любимый вассал Филиппа Джулиуса не привык отступать. Желание герцога было исполнено черной ворожеей короля. Чернявка вытравила внебрачного внука правителя Восточной Померании из утробы Сидонии. Сама несостоявшаяся мать была кем-то спасена из-под самого носа стражников герцога. Кто-то опоил их до беспамятства и освободил пленницу.
— Это наверняка дело рук той мерзкой знахарки! Где ты ее только откопал! — кричал разгневанный герцог на Отто. — Ты ее привез! Тебе и надо было ее прибить!
«Ты же сам ее отпустил!» — подумал Отто, но перечить отцу побоялся: — Она вылечила сына династии Гриффинов! Нас бы не простили! — оправдывался он.
— Да плевать я хотел на Гриффинов! Я любимый вассал короля!
— Уж проще было бы убить Сидонию, — тихо предположил Отто. — За графа бы никто не вступился!
— Задним умом все сильны! — не унимался герцог.
Если бы он тогда знал, чем для него обернется бегство любовницы Эрнеста, он бы собственными руками задушил ее!
И вот теперь, когда его подданные пытались отловить янтарную ведьму и получить обещанное им вознаграждение, сам герцог не мог сидеть сложа руки. В бессильной злобе он обратил свой гнев на старую знахарку.
«Я совершил ошибку и отпустил тебя в тот раз! — кипела в нем ярость. — Пришло время эту ошибку исправить! Ты положила начало всем моим бедам, ты будешь первой, кто поплатится за это!»
Герцогу стоило большого труда притянуть к ответу знахарку, которая была в фаворе у династии Гриффинов. Но династия доживала последние дни и теряла свое влияние на короля.
— Но помни, — давал разрешение на арест Филипп Джулиус, — судить ее будет мой королевский суд!
— Слушаюсь, ваше величество! — поклонился герцог, уже планируя, как обмануть судей.
Его люди потратили немало сил на то, чтобы отыскать подходящих свидетелей, которые бы выступили жертвой ее колдовства. Чтобы избежать недовольства местных крестьян, боготворивших знахарку, герцог настоял на переносе суда подальше от ее родных мест. И, наконец, чтобы полностью увериться в праведном приговоре, он не поскупился и нанял пару признанных разоблачительниц ведьм. Церковь запросила неслыханные деньги за их услуги, но игра стоила свеч!
Как искусный кукловод, герцог распределил все роли готовящегося спектакля и со злорадным предвкушением ожидал представления. Все лавки в костеле уже были забиты до отказа, а народ все прибывал и прибывал.
Ника полностью погрузилась в происходящее. Она с удивлением заметила, что уже прекрасно понимает окружающих. Более того, она сама на непонятном доселе языке обратилась к своему спутнику:
— Милый, давай пойдем на свежий воздух?
Сидевшая рядом китаянка с удивлением посмотрела на нее. Жена Дэниса что-то бормотала в пустоту прохода и, привстав, смотрела на выход из актового зала.
Выхода не было видно из-за толпы городских зевак. Сил пробиваться сквозь частокол человеческих тел не было, и Венди опустилась обратно на лавку. Она положила голову на плечо любимому и задремала.
Опрос свидетелей шел своим чередом, когда чей-то визг разбудил ее. Перед высоким судом стоял неопрятный человек и нервно жестикулировал. Только после обращения к нему судьи стало понятно, что это был мужчина. На самом деле он был больше похож на высохшую старуху, и его писклявый голос лишь усиливал сходство.
— Она навела на меня порчу! — визжал он. — Я грешен, ваша честь, но богопослушен. Да, я всю жизнь бражничал, но когда я был во хмелю, Всевышний всегда посылал ко мне белоснежных ангелов! А с тех пор, как эта ведьма подсыпала мне свое зелье, одни лишь черти посещают меня!
— Как церковь истолковывает сию перемену? — обратился королевский судья к сидящему рядом священнику.
— Когда раб Божий воздает излишнее Бахусу, его душа на время отделяется от своей плотской оболочки, — начал свою проповедь пастор. — У набожных мирян она выходит в преддверье рая. Если же раба Божьего кто-то сглазил или он не несет в сердце Бога, то душа его заглядывает в геенну огненную!
— Посещаешь ли ты храм Господень? — прозвучал суровый вопрос судьи.
— Посещаю, ваша честь. Только Богом и живу!
— Молись денно и нощно, — продолжил свой напев священник, — и колдовские чары падут. — Повернувшись к судье, пастор заключил: — У меня нет никаких сомнений в том, что на сего грешника была наведена порча.
— Спаси господи! Спаси господи! — запищал себе под нос бражник и попятился прочь.
— Что скажешь в свое оправдание? — обратился судья к старухе.
— А чего ж тут говорить? Дала я травок жене бедолаги этого, чтобы отвадить мужа от пьянства. Да только травки эти Богом данные, а стало быть, никакой порчи в них и быть не может!
— Не смей касаться своими грязными устами имени Создателя нашего! — грубо прервал ее священник.
Окончательно проснувшись в своем видении, Ника взглянула на обвиняемую. Их глаза встретились. Старуха улыбнулась и едва заметно кивнула, будто здоровалась. Что-то теплое и ласковое наполнило душу: перед судьями стояла Матрена. Ника уже хотела подбежать и обнять свою мудрую учительницу, как вдруг мимолетное сходство пропало.
Старуха уже отвернулась и смотрела на последнего свидетеля. Знахарка узнала в нем крестьянина, который в тупом порыве ревности убил свою жену, когда та была на сносях. С тех пор душегуб лишился рассудка и обвинял в содеянном всех, кого встречал на своем пути.
— Она умертвила моего нерожденного ребенка! — бешено вращал он глазами. — А потом запустила злой дух в жилы моей бедной жены!
Крестьянин завыл и осел на пол. Он зажал руки меж колен и стал раскачиваться как маятник взад-вперед, уже не реагируя на окружающее. Церковь загудела в негодовании. Смотрители храма с трудом утащили сумасшедшего в боковую дверь. Когда ропот стих, судья обратился к знахарке:
— Оправдывайся, если можешь!
— Злые языки нашептали этому горемыке, что не он отец своего первенца, — с горечью произнесла старуха. — Рассудок оставил его, и он жестоко побил оклеветанную женщину. Не пощадил он и ее живота. Несчастная до срока разрешилась младенцем, который на моих руках отошел в мир иной. Рана внутри утробы роженицы была столь велика, что сквозь нее воздух зашел в жилы и закончил ее мучения.
В храме повисла тишина, было слышно, как под потолком резвились навозные мухи.
— Ты лжешь, старая ведьма! — разорвал тишину негодующий голос священника. — Воздуху не дано других путей в нутро человеческое, окромя как через глотку! Так решил Создатель. Так было и будет до скончания веков! И как смеешь ты утверждать, что божественный воздух, несущий благодать всему живому, может быть убийцей?! Только за одну эту крамолу тебя надобно предать очищающему огню!
Одобрительный гул прошел по рядам. Местная паства выражала поддержку своему пастору, да и видеть сожжение живого человека многим из них еще не доводилось. Герцог был доволен. Все шло как по-писаному. Настало время заключительного аккорда. Перед судом предстали две миссионерки с туманного Альбиона.
— Вот сопроводительные письма этих монашек, — священник передал свитки королевскому судье. — У меня, ваша честь, нет никаких сомнений в том, что перед нами непревзойденные разоблачительницы колдунов и ведьм! Им достаточно посмотреть человеку в глаза, и они тут же скажут, благочестивый это мирянин или безбожник. А не дай бог перед ними колдун или ведьма, — пастор истово перекрестился, — их начнет корчить в отвратительных судорогах!
Судья кивнул и монашек посадили в первый ряд. Наступал их звездный час. Скоро они заглянут в глаза подсудимой! Скрываясь в глубоких капюшонах своих балахонов, они уже накопили полный рот слюны и начали гонять ее между зубов. Получавшаяся пена должна была обильно покрыть их лица во время судорог, до которых они были большие мастерицы.
— Смотри на них и не смей отворачиваться! — приказал королевский судья старухе. — Если ты чиста, тебе нечего бояться!
Вызванная вперед монашка сбросила капюшон. Она выпучила глаза на знахарку и вздрогнула всем телом. Большая волна пробежала по черному балахону и тут же остановилась. Монашка хотела вытолкнуть изо рта готовую пену, но плотно сжатые губы не слушались ее. В мыслях она уже начала свой судорожный танец, но тело не подчинялось. Она стояла как истукан, ни один мускул не был подвластен ей. Насмешливый взгляд старухи пригвоздил разоблачительницу колдунов и ведьм к месту.
«Вот мы и встретили настоящую ведьму!» — с ужасом поняла миссионерка.
Вторая монашка не сразу сообразила, что происходит. Она увидела, как ее подельница давится накопленной слюной, и стала невольно сглатывать свою. Взглянув на подсудимую, она неожиданно вспомнила наставления епископа:
— Вы можете попасть на настоящую ведьму и быть околдованы ею. Поэтому мы посылаем вас парами. Пока колдунья занята одной из вас, другая должна закончить наше богоугодное дело!
Не дожидаясь разрешения судьи, вторая ясновидящая скинула капюшон и вышла вперед. Она закинула назад голову и разомкнула губы. Однако готовые вырваться остатки пены свинцовым комом застыли в глотке. Легкий ветерок пробежал по ее выгнутой спине и сковал все тело. Позабыв о своей миссии, она бездумно пялилась на мрачные готические своды.
В толпе раздалось шушуканье. Присутствующие начали переглядываться и вставать, чтобы получше разглядеть происходящее. Будто рябь на морской глади, весь зал пришел в движение. Несмотря на всеобщее смятение, никто не посмел залезть с ногами на лавку, кроме хрупкой болезненной девушки. Она неподвижно возвышалась над морем людских голов и, не отрываясь, сверлила взглядом выгнутую фигуру в черном балахоне.
Снизу раздался громкий шепот, кто-то тронул ее за руку, пытаясь посадить обратно на лавку…
Она медленно повернула голову. Рядом сидела узкоглазая девушка, одетая неподобающим для храма образом.
— Дэнис! — прошептала китаянка, показывая куда-то пальцем.
Руки сами подняли фотоаппарат. Яркая вспышка выдернула Нику из средневекового храма и переместила в актовый зал университета.
Денис шел на сцену, когда краем глаза заметил вспышку фотоаппарата. Обернувшись, он увидел жену. Она выглядела совершенно потерянной, и это сильно его озадачило. Он споткнулся и едва удержался на ногах! Передние ряды ахнули. Те, кто успел задремать, сразу же проснулись и больше не смыкали глаз, боясь пропустить что-нибудь интересненькое. И интересненькое случилось, но не во время церемонии, а на праздничном приеме. Бывшие аспиранты, а теперь доктора гордо расхаживали в новеньких мантиях с бокалами вина в руках.
— Это не только твоя степень, но и моя тоже! — громко заявила Ника и, не раздумывая, сорвала с мужа четырехугольную шапочку с золотыми кистями.
Довольная собой, она нахлобучила ее себе на макушку, сдвинула брови и с важным видом выпятила вперед грудь. Все вокруг засмеялись, хохотала и сама Ника. Ее фотография в этой шапочке до сих пор стоит на рабочем столе у Дениса в офисе. Каждый раз, глядя на нее, он испытывает непередаваемую нежность к своей любимой, которая безропотно провела четыре года в нужде, чтобы вывести его в люди…
Час сорок первый
Выпускные воспоминания были прерваны координатором клинических испытаний. Приближалось время вечернего туалета, и он зашел в бокс предложить поучаствовать в апробации новых гигиенических салфеток.
— Эти салфетки пропитаны усовершенствованным раствором для ухода за кожей лежачих больных и профилактики пролежней, — начал он монотонное представление новой продукции.
— Моя жена всегда была за прогресс в медицине, — остановил его Денис, — и с удовольствием участвовала в разных исследованиях.
Получив письменное согласие от мужа больной, его мягко выпроводили из бокса. Стоя под дверью, Денис ожидал услышать резкий запах камфорного спирта, который был основным компонентом состава от пролежней. Вместо этого в коридор просочился нежный аромат прелой хвои.
* * *
Вот уже больше часа они ехали в северном направлении. Пестрая листва за окнами постепенно сменялась темно-зеленой хвоей. Из-за поворота медленно выплыл массив высоких сосен. Капли только что прошедшего дождя застряли в иголках и, как бриллианты, отражали лучи пробившегося сквозь тучи солнца.
— Смотри, совсем как у нас под Ленинградом! — воскликнула Ника. — Давай прогуляемся там! Пожалуйста, ну, пожалуйста!
— По-моему, мы делаем дело, — неохотно отозвался муж.
— Ну, десять минут ведь ничего не решат!
Сосновый бор встретил их дурманящим запахом влажной хвои. Они бродили, обнявшись между стройных стволов, и Ника читала стихи, которых знала несметное количество. Неожиданно она прервалась на полуслове и показала на низко висящие шишки:
— Давай возьмем на память!
— Давай! — Денис обхватил ее за бедра и приподнял.
— Выше! Еще выше! — Ника извивалась, как селедка, но так и не смогла дотянуться ни до одной из них.
— Поменяем тактику! — он опустил жену на землю.
Найдя здоровенную палку, Денис подпрыгнул и со всей дури ударил по ветке. Вместе с шишками их окатило скопившейся в хвое водой. От неожиданности Ника крепко выругалась и сердито посмотрела на мужа. Одной рукой он отряхивал волосы, а другой победно протягивал ей добытый трофей.
«Ну, разве можно сердиться на эдакого миленка?» — нежно подумала она и улыбнулась. — В таком виде тебе никто щенка не продаст! У тебя теперь репутация подмочена!
— Значит, переговоры будешь вести ты!
Вопреки шутливым прогнозам их внешний вид не отпугнул радушных собаководов, и счастливые покупатели уехали домой с маленьким рыжим комочком, который уютно сопел у Ники на руках.
— Давай так: ты выбираешь кличку этой девочке, а я будущему мальчику!
— Тогда у тебя на коленках дрыхнет Пенни!
— Почему Пенни?
— Потому что она маленькая и рыжая, как одноцентовая монета. А в обиходе такая монета зовется пенни.
— В таком случае, моего кобелька будут звать Бакс.
— Мы что, крокодила покупаем?
— При чем тут крокодил?
— При том, что доллар плоский и зеленый.
— Нет. Его будут звать Бакс потому, что он будет в сто раз лучше твоей Пенни!
Но жесткое Бакс и Пенни у обожающей животных Ники не прижилось, и вскоре новоселы отзывались на клички Бася и Пеша.
Быстро разросшееся семейство сразу же приступило к поиску более просторного жилища. Денис закончил учиться. Теперь они жили не на стипендию, а на нормальную зарплату, и к малоимущим больше не относились. Поэтому уведомление об освобождении льготного жилья могло прийти в любой момент. Снимать квартиру не хотелось. Они мечтали о собственном доме. Времени было в обрез, а деньги на первый взнос за дом пришлось бы собирать долго. Но тут фортуна повернулась к ним лицом. Так, во всяком случае, считал Денис. Ведь он не знал о том, что его благоверная каждое утро наводила порчу на задний бампер их машины. Ника устроила так, что риск был невелик. Тянувшийся за их Понурком шлейф нехорошей энергии был настолько слаб, что моментально рассеивался быстрым воздушным потоком. Так что ловушка работала только на тихоходных улочках. Помог ли случай или тонкий расчет, но именно на тихих переулках в зад их видавшему виды Понурку два раза въезжали зазевавшиеся «чайники».
— И главное, все так удачно сложилось! — взахлеб рассказывал Денис. — Прямо перед самой покупкой дома!
— И не говори! — удивлялась вместе с ним Ника.
После каждой аварии они, не задумываясь, нанимали адвоката, и муж исправно ходил по врачам, кряхтя и жалуясь на боли в спине и шее. Первый урок, полученный от Арона, не прошел даром, и они вместе с ним успешно выбили из страховых компаний «чайников» деньги на предоплату за дом.
— С волками жить — по-волчьи выть! — не испытывая ни малейшего угрызения совести, говорил Денис.
— Хочешь жить, умей вертеться! — соглашалась Ника. — Чем мы хуже негров из Тимохиной байки?
Байка эта была о забавной автобусной аварии. Подъезжавший к остановке автобус занесло, и он зацепил фонарный столб. Ничего страшного не произошло, если не считать пары разбитых окон.
Проезжавший мимо Тимоха наблюдал занятную картину. Громко матерясь, водитель автобуса закрывал своим телом разбитые окна, как амбразуры, не давая неграм с остановки залезть через них в автобус. Как потом объяснили Тимохе, ларчик открывался просто:
— Все пассажиры, находившиеся во время аварии в автобусе, могут судиться с автопарком за причиненный моральный, а уж тем более физический ущерб. — втолковывал Тимохе диспетчер. — Так что негры с остановки просто хотели срубить деньжат по-легкому, а водитель защищал свою компанию от лишних расходов.
«Да-а-а! Будь те негры порасторопнее, могли бы, наверное, отсудить что-нибудь и себе на кооперативчик в трущобах! — улыбнулась Ника. — Ну а моих стараний должно хватить на первый взнос за дом в приличном районе!»
И точно! Хватило! И жилье им опять присоветовал Тимоха!
— У меня дружбан Паша живет в русском районе, так у него соседи свой коттедж продают. Если там внутренняя планировка, как у Паши, то лучшего дома вам не найти!
И Тимоха не обманул!
— Дом такой светлый и просторный! — взахлеб рассказывала Ника своим по телефону. — Там огромный участок для собак и даже гараж есть!
Однако о главном, о том, что дом стоит на пригорке и вокруг него витают тучи родной энергии, викканская воительница, конечно же, умолчала. Лишь одно обстоятельство беспокоило ее. Ника боялась, что муж забракует дом из-за проходящей мимо оживленной дороги. Но страхи были напрасны. Денис уже планировал, каким забором они будут обносить участок, деревянным или проволочным.
К майским праздникам все было готово к новоселью. Первым, по настоянию Лели, в дом запустили кота, и он тут же затерялся в бескрайних просторах нового жилища. Несколько дней его никто не видел, пока местонахождение потеряшки не выдал запах мочи из угла с коробками из-под посуды.
Прошел месяц, а мяукающий вредитель к новому дому привыкать не хотел. Да и не дом это был для него вовсе, а так, большая уборная. Прикинувшись слепым котом Базилио, он в упор не хотел замечать свой лоток и продолжал делать свое мокрое дело по углам. Но тут он жестоко просчитался. Процесс перепрофилирования семьи с содержания кота-производителя на собаководство шел полным ходом. Так что, несмотря на потрепанный покупкой дома бюджет, на кастрацию писающего мальчика хозяин с удовольствием отыскал скрытые резервы. Но и тут мохнорыл насолил хозяевам.
— С вас шестьдесят долларов, — неприятно удивили их в лечебнице.
— Мы же договаривались на двадцать пять!
— У вашего кота одно яичко не было опущено и сидело в брюхе. Так что пришлось делать полостную операцию.
— Вот, негодяй! — игриво возмутилась Ника. — Опустил меня на целую кофточку!
— Зря мы его все-таки не отдали Тимохе, — беззлобно ворчал Денис.
А тот как знал: бросил свое такси на напарника и умотал на полгода в Россию на поиски невесты.
— Никуда не денется! Напоим кошака до бесчувствия валерьянкой и ближайшим пароходом вслед за Тимохой! — с серьезным видом предложил Денис. — Бывает почта полевая, а у нас морская будет!
— Тоже мне, почтальон Печкин нашелся! Тогда и меня отсылай вместе с ним! — припугнула Ника.
Так субсидированный Тимохой кошак остался в Балтиморе и начал исправляться. Оказалось, что кастрация имеет удивительное влияние на зрение. После операции Базилио прозрел и сразу же отыскал свой лоток с песком!
Отправив на пенсию кота-производителя, Денис переключился на благоустройство нового жилища. Теперь дом то и дело оглашался криками и крепкими словечками хозяина в адрес молотка, все время норовившего стукнуть его по пальцам. Доставалось и другим инструментам, участвующим в членовредительстве. Очередную тираду в сторону пассатижей, прищемивших ему палец, прервал звонок в дверь.
— Диня! Завязывай упражняться в красноречии. Тимоха соседей привел знакомиться! — позвала Ника.
Волча чрезвычайно обрадовался своему другу, которого не видел целую неделю. Весело замахав хвостищем, он побежал здороваться, что, по собачьему этикету, означало обнюхать ширинку. Смущенный Тимоха отпихивал его морду:
— Хватит бесстыдничать! Иди лучше с соседями знакомиться! Это Паша и жена его Саша! Легко запомнить, но трудно не перепутать! — Тимоха был в своем репертуаре.
— Очень приятно! — расплылась в улыбке Ника.
Соседи стояли на крыльце и не решались зайти.
— Он не кусается? — спросила Саша.
Паша по-мужски молчал, но на всякий случай прикрывался бутылкой вина и коробкой конфет.
— Нет, он откусывает! — в комнату вошел Денис. — Почему, вы думаете, Тимоха его так активно отпихивал!
А тот уже справился с Волчей и заглянул на кухню.
— Не понял?! А где праздничный ужин?
Пес тоже вопросительно посмотрел на хозяйку.
— Ну-ка, Волча, скажи человеческим голосом: «Все, что есть в печи, на стол мечи!» — Тимоха энергично потер руки.
— Будет вам ужин! Давно уже вас дожидается! — Ника открыла холодильник.
В перерывах между руководством благоустройством дома она занималась кулинарными изысками, и теперь в холодильнике своего часа дожидались всякие вкусности.
— Чем на этот раз удивишь? — Тимоха заглянул ей через плечо.
— Ух ты, сколько всего! — подошел Паша. — Откуда? Из русского магазина?
— Сейчас! — оглянулся Тимоха. — Ты вон туда посмотри! — он показал на полку, забитую поваренными книгами.
— Жена у меня — звезда «удачного горшочка»! — похвастался Денис.
— Какого горшочка? — не понял Паша.
— У нас на работе такое тоже есть! — начала обстоятельная Саша. — Традиция эта пришла с первыми переселенцами из Англии и представляла собой совместную трапезу всего поселения. Каждая семья приносила горшочек с едой. Причем приносилось то кушанье, которое лучше всего удавалось хозяйке семейства. Отсюда и название «удачный горшочек»!
— Молодец, все по полочкам нам, серым, разложила! — Тимоха уже мыл руки.
— Вот-вот! — продолжил Денис. — Ника у меня повторений не любит, и я каждый раз приношу новое блюдо! Мне на работе все завидуют!
Хозяйка тем временем доставала кастрюли и плошки. Никто не заметил, как она застыла над одной из них. Ника вдруг вспомнила, как она наткнулась на рецепт для этого блюда.
В тот день мерный шелест страниц кулинарной книги завел ее в дебри восточной кухни. Она потерялась в необычных названиях продуктов и ингредиентов. Как в забытье, Ника бродила среди неизвестных приправ и ароматов, пока не наткнулась на красные лепестки клевера и проросшие ростки люцерны. При виде этих названий почему-то защемило сердце…
Прячась меж закопченных котлов на кухне замка, она развязала узелок, который только что передал младший братишка. Их неожиданная встреча больше напугала, чем обрадовала. Несмотря на болезнь и покидающие ее силы, Венди каждый день выбиралась из замка в надежде увидеть мать. Упорство ее было вознаграждено. Когда она в очередной раз плелась вдоль нестройного ряда попрошаек, ее вдруг окликнул проворно хромающий замарашка. — А где же корзина с объедками с герцогского стола, красавица? — услышала она знакомый голос.
— Какие объедки?! — зашикали на него. — Мы их уже сто лет не видали!
— Не видали или не едали?! — подтрунивал замарашка.
Венди с трудом узнала в весельчаке своего братишку. Ее глаза на миг загорелись радостью, но тут же помрачнели.
— А где же мама? — с тревогой спросила она.
— Они с отцом прячутся от ищеек герцога! Когда мы расставались, они передали тебе это, — он вытащил из-за пазухи небольшой мешочек и незаметно сунул ей в руки. — Мы тоже положили кое-что.
Мягкий бархат ласкал ладони. Она поднесла мешочек к лицу, его запах напомнил о доме.
— Что же сталось с нашим домом? — прошептала она.
Брат будто не слышал ее:
— Сестренка! Мы должны уходить! Отец наказал нам бежать в сторону восхода солнца.
— Я не смогу быстро идти и буду только задерживать вас!
— Ничего! Мы будем нести тебя по очереди!
— Без своих отваров я не протяну и дня. А потом я не одна!
— Мы не торопим. У тебя есть несколько дней на сборы.
Венди тронула брата за плечо:
— Не теряйте время, бегите без меня!
— Пока не наступит полнолуние, мы будем ждать тебя на берегу реки, в корнях упавшей сосны, — упавшим голосом произнес брат и захромал прочь, притворно опираясь на палку.
— Передай всем, что я люблю их и никогда не забуду! — крикнула она вслед.
Замарашка не обернулся. Незаметно смахнув слезу, он ускорил свой прыгающий шаг калеки. Венди долго смотрела ему вслед, мысленно прощаясь. Она стояла, прижав к груди драгоценный мешочек — последнее, что теперь связывало ее с семьей.
Уединившись на кухне, Венди бережно раскрыла любовно собранный гостинец. На самом верху лежали травы для настоев и паровых вдыханий, составленные отцом. Под ними были резные деревянные фигурки и украшения, присланные братьями. Из маленького шелкового платочка ей на ладошку выпало несколько капелек янтаря.
— От мамочки! — поняла Венди.
Слабые лучи света, проникающие в кухню, заиграли внутри камешков, и созвездие маленьких солнышек согрело ей сердце. Она грустно улыбнулась желтым зайчикам, прыгавшим на ее ладонях.
— Ничего, — ласково обратилась она к ним. — Когда-нибудь мы снова понежимся в теплом прибрежном песочке.
На дне узелка были припрятаны сушеные лепестки красного клевера и ростки люцерны.
«Не перепутай! — вспомнила она нарочито серьезный голос братишки. — Клевер дамам, люцерна кавалерам».
— Спасибо, что напомнил! — поблагодарила она, хотя прекрасно знала, что кому.
Рассказ брата про мытарства семьи сильно расстроил ее, и лишь известие об их волчонке хоть как-то скрасило грустную историю. Пока Венди готовила бесплодное варево для семьи герцога, она вновь и вновь возвращалась к рассказу о своем сером дружке.
«Твой волчок уже вырос в огромного волчищу! — звучал в голове голос братишки. — Он часто приходит… приходил к нашему дому и сидел на краю опушки. К нам не шел. Все тебя высматривал! Потом подвывал. Знаешь, тоскливо так!»
Забывшись, он по-мальчишески завыл, изображая волка.
— Тише! Тише! — оборвала его Венди и с опаской оглянулась на соседних попрошаек. «Ему бы еще в детские игры играть, а не со смертью!» — с лаской подумала она.
— Когда мы уходили, он как будто почувствовал и пришел, — продолжил брат. — Он долго следил за нашими сборами, а когда мы с родителями пошли в разные стороны, долго метался, за кем идти.
— Где же он теперь?
— Да где-то рядом. Он ведь, в конце концов, пошел с нами и был все время на виду, пока запах деревень вокруг замка не отпугнул его.
«Надо будет как-нибудь выбраться в лес да поискать моего серого дружочка», — думала Венди, помешивая варево из ростков люцерны.
Однако поиски своего питомца пришлось отложить: болезнь все сильнее душила ее, и о дальних прогулках не могло быть и речи.
Полнолуние наступило и прошло. На душе стало спокойнее: «Теперь братишки будут с каждым днем все дальше от владений ненавистного герцога».
Переданных трав хватило ненадолго. Первыми закончились лепестки красного клевера.
«Красный клевер… Красный клевер… На каком же лугу мы его видели?» — вспоминала Венди свои прогулки с Дереком, ворочаясь на соломенном тюфяке среди кухонной утвари.
Так и не вспомнив, она заснула…
— Красный клевер? — очнулась Ника и оторвала голову от помятой страницы поваренной книги. — Как можно есть манты из лепестков клевера? — она не заметила, как задремала, и теперь с удивлением глядела на часы.
Несмотря на упущенное время, Ника все же успела приготовить задуманное. Необычное видение тогда долго не отпускало ее. И вот теперь, доставая из холодильника манты, она вновь вспомнила свой чудной сон о красном клевере.
Манты, конечно же, были не с клевером, а со свининой, и ушли за милую душу. Да и весь первый совместный ужин с соседями прошел на ура и закончился деловым соглашением. Выпив под конец трапезы принесенную бутылку вина и приговорив коробку шоколадных конфет, мужчины заговорили о крыше.
— Страховая компания отказалась страховать наш дом без новой крыши, — пожаловался Денис. — А без страхового полиса банк грозится аннулировать ипотеку. Так что хочешь не хочешь, а делать надо!
— Страховая, страховать… — поднялся Тимоха. — Столько страху нагнали! Пойду лучше телек посмотрю.
— Я еще прежним хозяевам предлагал вместе крышу менять, — обрадовал их Паша. — Две крыши сразу делать намного дешевле.
Как коренной хохол, их сосед обладал хозяйской хваткой и торговался с бригадиром кровельщиков за каждый доллар, чем спас и так трещавший по швам бюджет новоселов.
Теперь их жизнь напоминала дружную коммуну. Денис с Пашей сидели на новой крыше, и сосед придирчиво принимал работу кровельщиков, как будто это был его собственный дом.
— Правильно говорят, что дом надо выбирать по соседям! — задорно кричала снизу Ника. — Смотри, как нам повезло с Пашей!
— Чего ж ты хотела! — весело отвечал Денис. — Кулацкую жилку не пропьешь!
Закрыв вопрос с крышеванием, они спустились на землю и приступили к ограждению участка. Вокруг заднего двора начал расти забор из зеленой проволоки. Он так гармонично вписывался в окружающий пейзаж, что привыкший бегать на соседний участок Волча не раз налетал на уже поставленные секции. Ника не могла дождаться окончания работ, зная, какое облегчение принесет это бесхитростное сооружение. Тогда не надо будет вечерами выгуливать собак, искусно жонглируя тремя поводками.
Лето и осень прошли в приятных хлопотах, и Денис с Никой не заметили, как подкралась зима, а вместе с ней и хлопоты неприятные.
Началось все с гололеда.
— Ну, гололед и гололед, — решили бы они раньше. — Пусть у дворников голова болит!
Но не тут-то было. Теперь земля возле дома принадлежала им, а вместе с ней и обледенелые дорожки. Денис провозился с ними все утро, а в сторону тротуара даже не взглянул. И напрасно! Именно оттуда и подкралась беда.
После жаркой войны со льдом он с таким аппетитом уплетал приготовленный Никой завтрак, что аж за ушами пищало! Из-за этого писка он не сразу услышал завывание сирены скорой помощи под их окнами. А вскоре у входной двери послышался скрип снега, и раздался нетерпеливый стук. На пороге стоял припорошенный снегом негр и, медленно пережевывая слова, пытался что-то сказать. За его тучной спиной парамедики возились вокруг лежавшего на земле человека.
— Мой товарищ поскользнулся на твоем нечищеном тротуаре и сильно пострадал, — толстый негр неторопливо вываливал кашу из тягучих слов. — Если не хочешь неприятностей, заплати нам пару штук баксов, и мы в расчете.
— Ты что, обкурился, что ли?! — не понял Денис. — Пешеходная дорожка принадлежит муниципалитету, с них и спрашивай!
Толстяк медленно открыл рот, пытаясь что-то возразить, но его словесную тянучку встретила закрытая дверь. Денис поспешил вернуться к недоеденному завтраку. Но не успел он сесть, как вновь послышался стук. Не обращая на него внимания, он набросился на остатки омлета с таким аппетитом, что у сидевшей рядом хозяйки потекли слюнки.
Они бы давно позабыли об этом случае, но настырные негры постоянно напоминали о себе. Ото льда и снега уже не осталось и следа, а шоколадный словожуй каждые выходные стоял под их дверями и требовал денег. Со временем его требования смягчились:
— Я уважаю русских, — улыбался он. — И потому согласен получать с тебя частями.
Но уважаемый русский послал вымогателя подальше и на этот раз. Визиты тормозного негра прекратились, и Денис с Никой благополучно забыли о нем. Но ненадолго! Не прошло и двух недель, как им пришла повестка из гражданского суда. Приложенное письмо гласило: «Пострадавший по вашей халатности пешеход требует компенсировать ему медицинские расходы и моральный ущерб. Если вы не считаете себя ответственным за случившееся, вам необходимо доказать свою невиновность в суде».
— Что за ерунда?! — опешил Денис.
— Все верно! — подтвердили ему в местной администрации. — По закону нашего штата ответственность за чистку тротуара перед частными домами несут домовладельцы.
— Так если это мой тротуар, то я его сегодня же перегорожу, и не хрен по нему ходить!
— Тротуар не ваш. Это собственность муниципалитета, — осадили его.
— Погодите! Кто тут из нас сумасшедший?! Тротуар не мой, а чистить его должен я?!
— Совершенно верно! Это ваша обязанность как домовладельца. А если вам не нравятся наши законы, так вас здесь никто не держит!
Когда Денис пересказывал этот разговор жене, он все еще был на взводе.
— Успокойся, — гладила она его по плечу. — Мы попробуем уговорить этого негра прекратить свой иск.
В следующие выходные на их крыльце появился уже сам пострадавший. Его тормозной товарищ стоял внизу и своим победным видом давал понять, что его миссия в этом деле закончена. Он со злорадством наблюдал за переменой в поведении упертого русского и решил, что дело сделано. Вымогатель уже давно проиграл эти деньги. Кредиторы наседали, однако с получением наличности вышла непредвиденная заминка. Это было впервые в его практике. Обычно махинация работала как часы. В период гололеда они успевали поваляться у многих домов. Хозяева встречались разные. Кто поупрямее, кто посговорчивее, но, так или иначе, платили все. Платили, потому что знали, что с неграми судиться — на себя плевать. Тем более, когда закон на их стороне. И только глупый русский был еще не в курсе. Но, похоже, повестка в суд добила и его. Или нет?! Негр не верил своим ушам. Вместо хрустящих долларов его напарника кормили какими-то сказками.
— Войдите в наше положение! Коттедж только что куплен и свободных денег у нас просто нет.
— Даже от того, что нас вызовут в суд, они не появятся, — появилась в дверях хрупкая женщина.
— Вы что, издеваетесь?! — закипел вымогатель.
— Слюной будешь брызгать на своего толстяка! — зевнула в ответ хозяйка. — Для всех будет лучше, если вы заберете свое заявление.
Негр недопонял ее ломанного английского, но устрашающая интонация заставила его сбежать с крыльца и спрятаться за спиной тучного подельника.
— До встречи в суде! — на удивление быстро прошипел любитель аппетитно пережевывать слова и подтолкнул напуганного напарника к машине.
Несолоно хлебавши махинаторы залезли в свой навороченный кадиллак и, оглушая окрестности рэпом, убрались восвояси. Упущенные деньги не давали королю мошенников покоя. Этим утром он обещал их вернуть и теперь не находил себе места.
— Хватит валяться! — растормошил он напарника. — Деньги нужны сегодня! Операция «пешеход на капоте».
Как только стемнело, они устроились на тихом перекрестке и стали поджидать подходящую жертву. Со стороны района «Маленькая Италия» приближался небольшой грузовик. Встав на светофоре, он нетерпеливо пофыркивал.
Толстяк выглянул из-за угла. Вокруг не было ни души.
— Пошел! — толкнул он напарника.
Тот подбежал к машине и запрыгнул на теплый капот. Обхватив его руками, он медленно сполз на землю и замер, зацепившись одной рукой за бампер. Толстяк выбежал из-за угла и стал набирать 911 на заранее открытом мобильнике.
За очередным разводом лоха на деньги наблюдала лишь симпатичная девушка с борта фургона. Ее белоснежная улыбка рекламировала всему свету отбеливающую зубную пасту. Откуда мошенникам было знать, что за этой улыбкой, в глубине фургона, скрывались ряды коробок из-под оргтехники, доверху набитые автоматическим оружием.
Нервы водителя были на пределе. Он уже и так опаздывал на рандеву в балтиморский порт, и встреча с полицией его совсем не устраивала. Недолго думая, он выжал педаль газа до самого пола. Шокированный свидетель наезда бросился к своему подельнику. Склонившись над ним, он попытался перевернуть его лицом вверх.
— О-о-о! Не-е-е-т! — простонал толстяк, подавляя подкатившую тошноту — напарник скалился на него сквозь разорванную щеку.
За рвотными позывами предводитель мошенников не услышал высокого фальцета мотора, работающего на задней передаче. Он не успел даже распрямиться. Грузовик подмял его под себя и с хрустом переехал носки лакированных штиблет. Засвистев колесами, машина рванула вперед и, сильно накренясь, с трудом вписалась в поворот.
Не чувствуя пальцев ног, толстяк с трудом приподнялся на локте.
— Убью! Белая обезьяна! — он пытался разглядеть номер малолитражки.
Однако вместо номера увидел лицо красавицы, которая весело подмигивала ему с борта фургона и совсем не походила на обе зьян у.
Машина давно скрылась за поворотом, а голова девушки продолжала висеть над тротуаром. Дувший с залива ветер играл с ее золотистыми кудрями, то и дело забрасывая их на лицо. Красавица мило улыбалась и часто моргала длинными ресницами, пытаясь сбросить с глаз мешавшие волосы.
«Почему она не смахнет их рукой?» — подумал махинатор и тут же содрогнулся от очевидности ответа.
Подгоняемая ветром голова медленно приближалась. Животный страх заставил его позабыть о раздавленных пальцах. Он попытался встать, но поскользнулся в луже крови и всей тушей рухнул на своего подельника. Руки распластавшегося напарника странно подпрыгнули, из разорванной щеки вырвались какие-то звуки. От ужаса главарь мошенников потерял рассудок. Не обращая внимания на боль, он вскочил, но не смог сделать и шагу. Раздавленные носки его ботинок упирались в холмик из влажных комков глины. Он с удивлением поднял глаза.
Вокруг, насколько хватало глаз, возвышались средневековые надгробья, а сам он стоял на краю свежевырытой могилы. Его подельник лежал в могильной яме, держась за разорванную щеку. За спиной что-то шуршало. Оглянувшись, он увидел плывущую на него голову девушки. Улыбка пропала с ее помолодевшего, почти детского лица. Рот ее был широко открыт, обнажая, нет, не жемчужные зубы, а черную бездну. Расползаясь, как клякса на промокашке, темнота быстро поглощала все вокруг. Теперь вместо девичьего лица на оседающего наземь махинатора смотрел огромный бездонный зрачок. Он расширялся и жадно пожирал окружающий мир. Вскоре мошенник уже ничего не видел, кроме кромешной тьмы…
Гражданский суд больше не тревожил обвиненных в халатности хозяев коттеджа ввиду неявки истца и свидетеля. От греха подальше Денис запасся песком с солью и превратился в законопослушного домовладельца. Однако проявить свое рвение в том году ему так и не довелось. Они благополучно дозимовали без снега, а с наступлением весны зимние неприятности испарились под лучами апрельского солнышка.
Природа стряхнула холода и начала пробуждаться. На деревьях набухли почки, у тюльпанов бутоны, а у повзрослевшего Баси — отличительные кобелиные признаки. Вслед за ним поспела и Пеша. Собачья свадьба гуляла три недели. Новоявленные собаководы с интересом наблюдали за любовными играми мохнатых рыжиков. Иногда к ним присоединялись и соседи. Нет, не к рыжикам, к зрителям! Тогда Паше стоило большого труда объяснить подрастающему сынишке суть происходящего. И только животные-старожилы были недовольны. Престарелый Волча строго порыкивал на носившуюся вокруг него молодежь. С котом же вышла совсем неприглядная история.
О том, что он больше не считается особью мужского пола, ему довольно неприлично намекнул Бася. Когда Пеша уставала от домогательств жениха, она начинала не на шутку покусывать своего кавалера. Но на ненасытного кобелька это мало действовало. Тогда Пеша просто сбегала от него на диван и, свесив морду, недвусмысленно скалилась. Поскулив немного от обиды, Бася начинал изливать свою душу ничего не подозревающему коту. Тот его притязаний на близость не принимал, нервно орал и, с трудом выбираясь из-под Баси, прятался за хозяйку.
— Ну вот, и от кастрата хоть какая-та польза! — смеялся Денис.
— Не обижай моего котика! — заступалась Ника.
— А я-то тут причем? Все претензии к рыжему сексуальному маньяку!
Пешу за пару месяцев разнесло до размеров маленького бочонка с пивом, из которого вскоре вылезло три замечательных щеночка. Кутькам отвели отдельную комнату, благо свободного места было хоть отбавляй, и Ника теперь пропадала у них целыми днями.
Когда щенки подросли, пришло время знакомиться с дедом. Волча попытался обнюхать новых жильцов, но те с визгом бросились врассыпную при виде приближающейся горы. Тогда Волча завалился на бок и начал завлекающе помахивать кончиком хвоста. Любопытство взяло верх, и вскоре три рыжих комочка с задорным лаем прыгали вокруг седого великана. Со временем они пообвыклись с размерами Волчи, и тогда уже настала очередь деда прятаться от зубов этих маленьких пираний. Но щенки не унывали. У них было о кого еще почесать режущиеся зубки. Пашин сын теперь был их частым гостем. Он самозабвенно играл с кутьками, не обращая внимания на недовольство облезлой Пеши. Глядя на ее плешивые бока, он как-то поинтересовался на подзабытом русском:
— А почему она у вас такая лысавая?
— Кормящие матери теряют с молоком витамины, вот волосы и выпадают, — улыбнулась Ника.
Совсем как в первые дни в Америке, ее лицо приятно болело от постоянных улыбок. Она уже давно позабыла, что такое грусть-тоска. Денис не мог нарадоваться на свою ненаглядную. Он старался не думать о будущем и жил сегодняшним днем, отдаваясь посетившему их счастью.
Даже щенки в тот год были распроданы быстро и выгодно. Ника ходила гордая своим первым заработком, да еще каким! Вливание в их семейный бюджет было действительно приличным, его даже хватило на установку увлажнителя воздуха. Теперь во время зноя в доме дышалось намного легче. Конечно, с появлением нового оборудования появились и новые шумы. Ночами стало слышно, как включается водяная помпа увлажнителя.
— Виня, давай я буду на ночь помпу выключать?
— Не надо. Мне не мешает. С этими шумами даже уютней, они делают наш домик живым!
Глава 10. Передышка
Час сорок второй
Вечерний туалет для пациентов реанимации был давно закончен. Время перевалило за полночь. Медсестра бросала косые взгляды в сторону посетителя тринадцатого бокса, не решаясь напомнить ему, что пора уходить. Она мялась в надежде, что кто-нибудь другой возьмет на себя смелость выставить этого убитого горем мужчину. Но тот, похоже, и сам все понял. Собрав вещи, он стоял, склонившись над женой, и шептал ей что-то ласковое на непонятном медсестре языке. Однако пациентка не хотела его отпускать. Ее давление вдруг стало резко падать, и соответствующий датчик нервно запищал. Медсестра тут же вызвала дежурную бригаду. Пришедшие врачи, энергично жестикулируя, взвешивали все за и против.
— Давайте увеличим объем циркулирующей жидкости!
— Рискованно! А вдруг это спровоцирует отек мозга?
— Это еще бабушка надвое сказала! А нарастающая гипотония — вот она! Предлагаю действовать по ситуации, а об осложнениях будем беспокоиться позже.
— Согласен! Ставим пациентке еще одну капельницу!
Теперь кровезамещающие растворы вливались в обе руки. Вскоре давление стало возвращаться в норму, но вместе с этим подбородок пациентки стал заметно опухать от переизбытка жидкости. Датчик низкого давления еще пищал, но было видно, что он вот-вот успокоится.
* * *
Непреодолимая внутренняя сила распирала Нику в разные стороны. Тревожно дребезжал звонок, сигнализируя о том, что ее тело вот-вот лопнет. Она в ужасе проснулась и, отдышавшись, растолкала Дениса. Будильник мужа звенел, не переставая, и разбудил всех, кроме него самого. За окном уже рассвело. В хмуром небе творилось что-то неладное. Ее опытный глаз сразу уловил необычное движение облаков. Она подождала, пока Денис оденется и выйдет из спальни. После того, как он тихо прикрыл дверь, Ника так же тихо выскользнула из-под одеяла и прошмыгнула к окну. Могучий, невидимый глазу простого человека поток рвался на север. Его скрытая энергия закручивала и разбрасывала по сторонам курчавые облака. Викканская воительница чувствовала силу этой темной несущейся массы. Чудовищная лавина с каждой минутой расширялась и, как ураган, вытягивала всю негативную энергию из нижележащих домов. И тут Ника поняла, что ее тело распирало не только во сне!
Страшное поднебесное течение пыталось вырвать из нее накопленную по крохам черную силу. Хоть она и научилась собирать частички энергии сестер Вуду, силы эти оставались чужими для нее, и их активное шевеление внутри было пугающим. С недобрым предчувствием Ника отшатнулась от окна и, как в детстве, нырнула с головой под одеяло. Она крепко стиснула зубы и всем своим существом удерживала черную энергию, которая остервенело билась в ее сосудах. Так она боролась около часа, пока распирающая тело сила не стала ослабевать. Самовольно ожившая энергия наконец покинула кровяное русло и снова спряталась в белковых молекулах викканской сестры.
Во время утренней дыхательной гимнастики Ника почувствовала необычную тянущую боль в легких, о которой, однако, моментально забыла, включив телевизор. По всем каналам передавали об атаках террористов, использовавших пассажирские авиалайнеры. Она заволновалась сильнее, когда сообщили о самолете, врезавшемся в Пентагон. Ее Диня проходил стажировку в национальном институте здоровья в Вашингтоне и находился совсем рядом с эпицентром событий.
Она схватила телефон.
— Чего разволновалась? — прозвучал спокойный голос мужа. — Нас всех разгоняют по домам. Так что через час приеду.
Обещанный час вылился в три. В целях безопасности все государственные учреждения Вашингтона были в срочном порядке эвакуированы. Тысячи машин забили дороги, ведущие из столицы. В круговерть этого всемирного исхода попал и Денис. Домой он добрался злой и голодный. Но поздний обед убил сразу двух зайцев:
— Вкусненько-то как, Виня!
Сытый и довольный, глава семейства завалился на диван и обложился собачками. Он удобно устроил голову на коленях жены и вполглаза смотрел новости из Нью-Йорка. Поначалу он заплетающимся языком переводил их для нее, но вскоре затих в сладкой дреме. Несмотря на страшные события, остаток дня прошел в тихой семейной обстановке. Затишье перед бурей длилось недолго. К вечеру Ника занемогла. Утренний дискомфорт в легких снова напомнил о себе.
— Что-то мне нехорошо! — пожаловалась она Денису. — В груди тянет, а где точно, не пойму. Даже не знаю, что со мной.
Да и как она могла знать, что это истрепанные утренней бомбардировкой сосуды пытались предупредить о том, что держатся из последних сил. Перед самым сном измочаленные сосуды сдались. Так Ника впервые узнала, что такое легочное кровотечение. Она была так напугана, что без пререканий поехала в больницу. В приемном покое ее страх прошел. Снующий по отделению медперсонал вселял уверенность и спокойствие.
На фоне национальной трагедии ее новые проблемы со здоровьем уже не казались такими ужасными. Но страх повторного кровотечения с тех пор навсегда поселился в ней. Теперь Ника как никогда боялась оставаться дома одна. В те неспокойные дни она как-то по-особенному сблизилась с Пашей. Того постоянно ставили в вечернюю смену, и он все чаще забегал днем посмотреть новости из России. На русское телевидение его семья не подписывалась, а Ника только российские каналы и смотрела.
Просмотр дневных новостей вместе с соседом часто превращался в юмористическое шоу. Диаметрально противоположное освещение одних и тех же событий по разные стороны океана ничего кроме смеха не вызывало. Ника, конечно, не очень понимала веселья Паши, потому что американские новости не смотрела. Но после того, как он стал проводить с ней короткие политинформации, она тоже втянулась в этот забавный новостной каламбур.
— У них правды, как у змеи ножек! — любила повторять она подцепленную у Лели поговорку.
Эти дневные политические посиделки отвлекали Нику от страшных мыслей, и Денис заметил, что жена стала чувствовать себя увереннее. Теперь Ника не так боялась, что с ней что-нибудь случится в отсутствие мужа. Она знала, что, в случае чего, можно будет положиться на Пашу. А тот, как назло, все реже и реже появлялся, а если и забегал, то всегда был чем-то расстроен. Сосед пропускал мимо ушей ее озабоченные вопросы или просто отшучивался. Но однажды не выдержал:
— А чего веселиться-то, когда меня гнобят на работе!
— Ну-ка с этого места поподробнее! — присела к нему Ника.
— Ты не поверишь! Но в стране, где все, кроме коренных индейцев, — иммигранты, мой босс проповедует московский лозунг «Понаехали тут»!
— Интересно! А его предки сами не понаехали тут из Европы?! — возмутилась Ника.
— Да мой акцент уже давно не дает ему покоя, и он измывается надо мной как может! Этот идиот считает, что все, кто говорит с акцентом, — беспросветные тупицы!
— А что, другие не знают, что это не так?
— Знают, да молчат в тряпочку! Это тебе не советская круговая порука, здесь каждый сам за себя. Да еще и доносительство процветает!
— Не может быть!
— Может! У нас в конторе воздух нельзя испортить, чтобы руководство не узнало! — раздраженно сетовал сосед. — Если бы не семейная медицинская страховка, давно бы к черту уволился!
Но от его желания теперь мало что зависело. Увольнение по профнепригодности было вопросом времени. Начальник ежедневно вызывал Пашу на ковер и оттачивал на нем свое ораторское искусство.
— Государство делает большую ошибку, нянчась с такими, как ты, и давая вам всякие льготы. На каком основании, скажите на милость, твои дети учатся бесплатно, а я за своих плачу по полной? — с неприкрытой злобой вопрошал он. — Кто-то должен исправить эту ошибку. И поверь мне, пока я здесь начальник, ты у меня за эти самые льготы попляшешь!
— Я уже давно не малоимущий и не пользуюсь никакими льготами, — возражал Паша. — И плачу за обучение сына наравне со всеми!
Однако эти аргументы только раздражали начальника, и конфликт уже вышел за рамки приличия.
Выслушав его исповедь, Ника положила ему руку на плечо.
— Достань мне его фотографию.
— Зачем? — сразу успокоился Паша.
— Не задавай лишних вопросов. Ты же не хочешь быть уволенным с волчьим билетом?
— Просто мечтаю!
— Тогда помалкивай и делай, что говорят! — она встала и отвернулась, пытаясь спрятать хищный взгляд.
— Мне хватает командиров на работе! — обиделся Паша, но обещал постараться.
С большим риском он умыкнул из приемной шефа фотоальбом с прошлогодней корпоративной вечеринки, где их руководитель был почти на каждом снимке.
— Выбирай! — хлопнул он альбомом о журнальный столик. — Только поживее! Мне его сегодня же нужно подбросить обратно.
Ника выбрала фото, где самодовольный мордоворот с безмерным превосходством смотрел прямо в камеру.
— Мы с тебя спесь-то собьем! — зловеще прошептала она, да так, что даже у Паши по спине пробежали мурашки. — Уходи!
Сосед сначала не понял, кому это она, но когда она сердито махнула рукой на дверь, поспешил удалиться.
Викканская сестра сосредоточилась на фотокарточке. От напряжения в глазах забегали мурашки. Нет, не мурашки! Это хлопья белого снега кружились перед глазами. Они падали на неподвижное тело мужчины с фотографии, лежавшее на пожухлой клумбе. Похоже, снегопад только что начался, и увядшие цветы были еще не тронуты белой порошей.
«Ну что ж, подождем до первого снега», — Ника тряхнула головой, разгоняя видение…
Пришла зима, но вместо снега постоянно моросил дождь.
— Да ты ведьма! — заявил мокрый Паша, голосом царя из фильма «Иван Васильевич меняет профессию». — Я всего ожидал, но такого!
— Что случилось? Тебя босс оставил в покое?
— В покое?! Да он сам чуть не упокоился!
— Как не упокоился? Еще же не было снега!
— Какого снега?! У нас на работе Сахара! Земля под ногами горит! Совет директоров перекраивает менеджмент! Не прошло и недели после наших дел с фотокарточкой, как всех менеджеров отправили в отпуск. Наш отдел оказался одним из тех, на работе которого отсутствие начальника не отразилось. Бригадиров смен оказалось достаточно!
— Хвастаться потом будешь, бригадир! Давай дальше! Что твой начальник?
— Да он ничего лучше не придумал, как приходить по ночам и путаницу в бумагах устраивать! Тут-то его тупой русский и подловил!
— Это ты на себя любимого намекаешь?
— Ну а кто у нас ночной директор?! Конечно, я! В результате наш иммигрантоненавистник был отправлен на свидание с клерком по пособиям для безработных. Причем он так спешил, что лифта дождаться не стал, а воспользовался окном!
Все, что рассказывал Паша, восстановило картину, конец которой она видела, колдуя над фотокарточкой начальника.
Примчавшиеся парамедики не стали двигать выпавшего из окна человека. Чтобы произвести осмотр, они методично разрезали верхнюю одежду и по частям снимали ее с пострадавшего. Из распотрошенного пуховика крупными хлопьями разлетался гусиный пух. Ветер, давно соскучившийся по снегу, закручивал маленькие вихри из белых пушинок и гонял их по пожухлой траве…
— Что же ты молчала о своих способностях?! — Паша оторвал ее от внутреннего созерцания. — Тебе нужно открывать бизнес. От клиентов отбоя не будет!
— Забудь! И не смей никому рассказывать! — бросила в сердцах Ника.
— И то верно! Меньше знаешь — крепче спишь! — недобрый тон соседки мгновенно остудил Пашу.
Час пятидесятый
Во время утреннего обхода больной из тринадцатого бокса назначили диагностику функций головного мозга.
— Этот аппарат оценивает электрическую активность коры, — объяснила пожилая лаборантка, вкатывая энцефалограф.
Подключение и настройка аппарата заняли довольно много времени. Лаборантка размотала около полутора десятков электродов. Из-за пушистых волос больной электроды плохо держались, и их пришлось прикреплять с помощью специальной пасты.
Денис наблюдал за кропотливой работой лаборантки, когда в заднем кармане брюк зазвонил мобильный телефон.
— Да?
— Привет, Денис! Куда вы запропастились?! — зазвучал на другом конце бодрый голос Паши.
— Мы в больнице.
— Что случилось?! Опять у ребенка легкое порвалось или кровь пошла?
— Кровь!
— Та-а-а-к, — протянул Паша, — похоже, путевки надо сдавать.
— Какие путевки?
— Вы не могли бы поговорить за дверью? — мягко прервала их лаборантка. — Нам сейчас будет нужна полная тишина.
— Погоди! — Денис вышел в коридор.
— Как — какие путевки?! — удивился Паша. — Мы же в Мексику завтра летим! То есть хотели лететь.
Передай Нике, пусть за путевки не переживает, сейчас главное — поправляться!
— Боюсь, что сейчас это не самая наша главная проблема, — Денис едва сдержал слезы. — Наша Ника в коме и вряд ли переживает о каких-то путевках!
После длинной паузы прозвучал упавший голос Паши:
— Извини, я не знал, что все так серьезно! Ты давай, не раскисай. Я сейчас приеду!
Денис убрал телефон и прислонил ухо к закрытым дверям бокса. Он напряженно прислушивался к происходящему внутри. Но там было непривычно тихо. Даже звук вечно пикающего кардиомонитора был выключен. И лишь однажды он услышал несколько странных звуков, похожих на хлопки в ладоши.
Наблюдая за работой энцефалографа, пожилая лаборантка была довольна: ее труд не пропал даром, самописцы зафиксировали слабые сигналы мозговой деятельности. Это была первая обнадеживающая новость за прошедшие сутки. Добавило оптимизма и то, что форма электроволн мозга резко изменилась после громкого хлопка в ладоши над самым ухом пациентки.
* * *
Сквозь сон Ника услышала сильный отрывистый хлопок. Она попыталась прорвать пелену сна, но запуталась в ней, как в липкой паутине, и повисла между сном и реальностью.
B ушах еще звенело. Мост замка так быстро опустили, что он громко хлопнулся о противоположный берег рва.
— Куда они так спешат?! — Венди выглянула из окна лекарских покоев.
Пыль еще не осела, но было видно, что из ворот замка никто не выезжает.
Рядом высунулся Дерек.
— Что там такое? Гонца куда-то послали?
— Нет, на мосту никто не появлялся.
— Пошли в покои, а то тебя тут продует! — потянул ее Дерек от окна.
Но Венди застыла как вкопанная. На мост въезжали всадники. Они тащили в замок пленницу. Женщина висела на цепях вниз лицом. Сердце Венди сжалось. На тонкой шее пленницы янтарными каплями переливались бусы.
Весь следующий день Венди пыталась проникнуть в подземелье, куда уволокли ее мать, но единственный вход в подвалы замка тщательно охранялся. С Сидонии не спускали глаз ни днем, ни ночью.
Утром Венди собрала последние силы и отправилась в лес за дурманящими грибами.
— Помоги мне найти ведьмин круг! — обратилась она к лесу.
— Какой ведьмин круг? — зашептала в ответ листва.
— Так моя мама называет грибы, выросшие овалом. Я встану в него и смогу заглянуть в будущее!
— Ах-ах, эх-эх! — вздохнул лес.
Пыхтя и задыхаясь, Венди бродила по чаще в поисках волшебного круга. Но заветные грибы прятались от нее. Они щадили эту милую девушку. Не надо ей было знать, что ждет впереди. И только грибы-симпатяги с залихватскими красными шляпками в белый горох не таились. Они выскакивали на каждом шагу, облегчая еле дышащей красавице задачу. Не успела Венди обойти небольшую полянку, как ее холщовый мешок уже ломился от грибов-красавцев. Отвар из них был готов как раз к пиршеству в честь поимки Сидонии.
Кухарка была поражена преобразившейся помощницей. Глаза девушки блестели, а на щеках играл яркий румянец. Она без устали наполняла и таскала кувшины с вином в трапезную. Но, когда весь отвар закончился, Венди потеряла интерес к сосудам с хмельным и исчезла из кухни.
Увлеченные бахвальством гуляки не замечали худенькую девчушку, которая пряталась на верхней галерее и наблюдала за ними, зевая во весь рот. Благородное семейство необычайно быстро хмелело.
— Видно, за время, пока мы жили без пиршеств и балов, они успели отвыкнуть от вина! — перешептывалась прислуга.
В середине пиршества герцог встал.
— Веселитесь, дети мои! У меня есть развлечение позанятнее! — он покинул зал, оставив наследников радоваться редкой за последнее время возможности повеселиться.
Ему же не терпелось снова навестить виновницу всех его бед.
Наслаждаясь пытками ненавистной Сидонии, герцог не слышал сквозь толстые стены подземелья звуков развернувшейся наверху бойни. Обнажив ножи и шпаги, его сыновья и внуки остервенело кромсали друг друга, мало что соображая. Яркий свет множества факелов играл на стенах из тесаного камня, придавая зловещий рубиновый оттенок огромному средневековому залу. От пляшущих кровавых всполохов зрелище побоища становилось еще жутче.
Обезумевшие люди в дорогих одеждах носились вокруг заваленного яствами стола и скользили по залитому кровью полу. Но не кусок пожирнее да послаще был их целью. Похоже, на этом сатанинском пиру в почете была человеческая плоть. Эрнест с ужасом смотрел на окружающих его свиноподобных химер, машущих острыми клыками-клинками. Не раздумывая, он схватил старинный двуручный меч, висевший на стене, и ближайшая к нему голова химеры покатилась с плеч, весело похрюкивая. Он задумчиво глядел вслед катящейся голове, не понимая, почему она так похожа на старшего брата. Из раздумий его вывел окрашенный кровью клинок, медленно растущий из собственной груди. Запоздалая боль в спине выгнула Эрнеста в дугу. Падая, он встретился взглядом с изумрудными глазами помощницы кухарки, наблюдавшей за ним сквозь перила верхней балюстрады.
«Почему я раньше не замечал, как она похожа на…» — Удар затылком о каменный пол прервал его размышления.
Сосредоточенная Венди слишком поздно услышала торопливое шуршание платьев позади себя. Она машинально прикрыла руками мешающий согнуться животик и вжала голову в плечи. Слугам запрещалось быть наверху в такой поздний час. Если ее обнаружат так близко к покоям герцога, то наказания не избежать! К счастью, ее не заметили. Герцогиня в сопровождении фрейлины быстро прошла к лестнице и стала торопливо спускаться.
— Прекратите, дети мои! — закричала она разбушевавшимся молодчикам.
Венди высунулась из своего укрытия и во все глаза смотрела на хозяйку замка. Янтарное ожерелье на шее герцогини заставило забыть об осторожности.
«Как ты посмела надеть ожерелье моей мамы?!» — Неудержимая волна гнева сотрясла девушку.
Остатки черной энергии вырвались наружу из самых дальних уголков ее хрупкого тела. Фрейлина герцогини остановилась и замерла от удивления, которое тут же сменилось ужасом. Теперь она тоже смотрела на янтарное великолепие на шее своей госпожи и не верила глазам. Внутри одной из бусин огромный комар вдруг ожил и начал неистово молотить крыльями. Ожерелье медленно приподнялось и потянуло свою новую владелицу вперед. Шея герцогини напряглась. Скрепляющая украшение нить натянулась как струна и со звоном лопнула. Остолбеневшая фрейлина в ужасе глядела на янтарный дождь, падающий под ноги ее госпоже. Бусины с насекомыми внутри весело прыгали перед герцогиней, чем доставляли явное удовольствие сидевшим внутри янтаря пленникам. Ожившие комары, жуки и блохи смотрели на свою жертву сквозь медовую дымку и ждали ее следующего шага. Ждать пришлось недолго. Янтарная лавина ринулась вниз по каменным ступеням, увлекая за собой поскользнувшуюся на бусинах женщину. От увиденного кошмара фрейлина лишилась чувств.
Венди дождалась, пока вся стража сбежится на шум бойни, и осторожно спустилась вниз. У подножия лестницы лежало безжизненное тело хозяйки замка. В складках ее бархатного платья застряли янтарные бусины. Девушка быстро собрала целую пригоршню и спрятала в карман фартука. Никем не замеченная, она прошмыгнула к оставшемуся без охраны входу в подземелье. В лицо пахнуло холодом и сыростью. Венди тихо спустилась и, привыкая к полумраку, огляделась. В конце длинного прохода, в самом дальнем каземате, свет факелов выхватывал фигуру герцога.
— С герцогиней случилась беда! — Венди протянула вперед ладошку с янтарными бусинами.
— Ты провел этот вечер не с той женщиной! — под гулкими сводами раздался хриплый смех Сидонии. — И наказан за измену!
Герцог грубо оттолкнул Венди и кинулся к выходу. Несколько бусин упало на пол и запрыгало. Герцог на миг обернулся и со страшным предчувствием ринулся наверх. Оправившись от сильного толчка, Венди бросилась к прикованной к стене матери. Не обращая внимания на палача, она повисла у нее на шее и заплакала.
— Ты почему не ушла со всеми?! Где они?! — прохрипела Сидония.
— Пробираются на восток!
— Догоняй их! Беги немедля, пока темно!
— А как же ты?! — еще сильнее заплакала дочь. — Скажи, как освободить тебя, и я все исполню!
— Ты сделала больше, чем могла. Убегай! У меня довольно своих сил, чтобы спастись!
Стоявший в полумраке палач смотрел на янтарную бусину, которая подкатилась к его ноге. В бусине сидел мохнатый паук. Точь-в-точь такой же, какой он видел, будучи подмастерьем старого палача. Паук точно так же шевелился и устрашающе открывал кривые челюсти. Палач схватился за задницу. Рубцы от старых ожогов стало невыносимо печь! Он оглянулся на горн. Там лежал раскаленный металлический прут. Палач выхватил его и стал бешено бить по полу, пытаясь уничтожить янтарную бусину вместе с пауком. За звоном металла о каменный пол он не сразу услышал, что кто-то разговаривает.
— О чем вы тут шепчетесь? — он отбросил прут и схватил стоявшую к нему спиной девушку.
— Отпусти ее! Иначе я прокляну весь твой род, и ты пойдешь по стопам своего хозяина! — прошипела Сидония.
Венди резко обернулась, и сердце палача на миг остановилось. На него в упор смотрела мертвенно бледная помощница кухарки. С ее дрожащих губ, окаймленных синевой, слетели еле слышные слова, которые разорвались в его голове пороховым зарядом:
— Если ты сделаешь больно моей маме, я превращу твои кишки в змей, и они будут медленно жрать тебя изнутри!
Заплечных дел мастер выпустил девушку и схватился за живот. Маленькая ведьма уже давно скрылась в полумраке лестницы, а он все стоял и прислушивался к необычно громкому урчанию в брюхе.
Венди еле передвигала ноги по крутым ступеням. Шумно дыша, она скорее почувствовала, чем услышала, приближающиеся сверху шаги. Девушка замерла и вжалась в стену, пропуская несущегося вниз герцога. Подлетев к Сидонии, тот схватил ее за волосы и вывернул лицом вверх:
— Низкая тварь, я изрежу тебя на мелкие кусочки!
— Ловите ее дочь! Быстрее! — в страхе прокричал ему в ухо палач. — Она только что убежала наверх!
— Какую дочь?!
— Помощница кухарки, что была здесь, и есть ее дочь!
Венди в это время уже была на полпути от выхода из подземелья. Она обернулась и прислушалась к происходящему в пыточной. В ушах все еще стоял звон прута о каменный пол и мешал разобрать крики герцога…
* * *
Ника открыла глаза, пытаясь понять, где она. В ушах все еще звенело. За окном послышался звук сирен приближающихся спасателей и полицейских машин. Она перелезла через Дениса и подбежала к окну.
«Так значит, мне это не приснилось!» — она смотрела на источник страшного лязга.
В предрассветных сумерках скособочилось разбитое такси. Рядом, уткнувшись в покореженную машину, стоял междугородний автобус. Втиснувшись между капотом автобуса и такси, кто-то пытался открыть вдавленную пассажирскую дверь. Со спины фигура показалась знакомой.
— Неужели Тимоха! — вырвалось у нее. — Денис! — растолкала она мужа.
Накинув халат, Ника слетела вниз по лестнице и выскочила на улицу.
— Там кто-то есть?! — прокричала она с крыльца и задохнулась от холодного воздуха.
— Рашель! — не поворачиваясь, ответил Тимоха.
«Или не Тимоха?! Голос знакомый, но не его! — Ника пригляделась. — Как я могла спутать?!» — Таксист был ниже и толще.
Отдышавшись, она подошла ближе и увидела кровь на разбитом стекле.
— Что с ней?!
— Не знаю! — к ней повернулся бледный Мойша.
Примчавшиеся спасатели отогнали их от машины.
— Отомстили, называется! — Мойша с болью смотрел, как режут автогеном его такси. — Только что новую машину купил!
— Не поняла?! — Ника пристально посмотрела на него. — Что значит, отомстили?!
— У нее спроси! — он зло кивнул на Рашель, которую уже вынули из машины и клали на носилки.
— Что вы вообще тут делали?! — наседала Ника.
— Откуда я знаю?! Я к гаражу подъехал и в машине сидел. Рашель забежала на крыльцо и тут же назад. «Рвем когти!» — кричит. Ну, я и рванул задом обратно на дорогу! Откуда взялся этот чертов автобус в такую рань?!
Ника глянула на крыльцо их коттеджа. В дверях появился заспанный Денис.
— Не выходи! — быстро крикнула она и кинулась к крыльцу.
Ее подозрения подтвердились. Вдоль порога входной двери была насыпана тонкая дорожка булавок вперемешку с землей и маком.
«Вот что бывает с дилетантами!» — думала она, сметая атрибуты порчи в совок, который теперь придется выкинуть вместе с веником.
Час пятьдесят второй
Дежурная сестра реанимации увидела, как один из посетителей прильнул к дверям тринадцатого бокса, и хотела прогнать нарушителя.
— Оставь его! — остановила ее старшая по смене и вздохнула. — Сейчас сделают энцефалограмму и его впустят.
После тягостного ожидания под дверью муж больной наконец услышал, как снова запикал кардиомонитор.
— Можете зайти! — позвала пожилая лаборантка.
Она уже закончила тест и отклеивала электроды от головы пациентки. Скручивая провода, она негромко сказала:
— Мозг жив и реагирует на окружающее. А контактирует ли он со своим телом, проверим попозже, на другом аппарате.
После ее ухода обрадованный мужчина с энтузиазмом стал наводить порядок на голове жены. Достав из кармана видавшую виды расческу, в которой недоставало нескольких зубцов, он принялся за работу. Его пальцы плавно скользили по кончикам вьющихся прядей, но чем выше поднималась расческа, тем чаще она застревала в местах с остатками клейкой массы от электродов. Тогда ему приходилось аккуратно разделять слипшиеся волосы и осторожно выбирать вязкие комочки.
* * *
Ника сидела с закрытыми глазами под теплыми лучами весеннего солнышка, а Диня расчесывал ее волосы пальцами в поисках противных жуков. Буквально несколько минут назад она мирно обходила свои любимые розы, которыми был засажен их участок. На одном из кустов она увидела нагло сидевших бронзовых жуков, с аппетитом уплетавших желтые лепестки.
— Ах вы, сволочи! — вырвалось у нее, и она тряхнула куст.
Облако майских жуков, которых здесь почему-то называли японскими, взмыло в воздух. Внезапный порыв ветра бросил их прямо на Нику. Несколько насекомых попались в сети ее распушенных волос. Пытаясь освободиться, пожиратели роз еще сильнее запутались в ловушке из золотых кудрей.
— Диня! Спасай меня! — с наигранным испугом закричала она.
— Что случилось? — послышалось из дальнего угла участка.
Не выпуская лопаты из рук, муж распрямился и посмотрел в ее сторону.
— Меня жуки едят! — отозвалась она, мотая копной волос. — Беги скорее, пока твою жену совсем не съели!
И вот теперь они сидели на лавочке, как два шимпанзе, и Диня вылавливал насекомых из ее головы. Может, он втихаря их даже и ел, но Нике было лень открывать глаза, чтобы проверить.
От непривычной кропотливой работы пальцы быстро устали.
— Ф-у-у-у! — выдохнул муж. — Дай отдохнуть!
— Ага! А как я могу?!
Каждый вечер перед сном Ника слышала от насидевшегося за компьютером мужа привычное:
— Пришло время дефрагментации жесткого диска!
Денис быстро прыгал к ней под одеяло и подставлял свою шевелюру. Ее тонкие пальцы послушно тонули в его волосах и начинали нежно и убаюкивающе почесывать натруженную за день голову…
Пристыженный Денис поближе придвинулся к жене и снова принялся вылавливать жуков. Она чувствовала его любящие руки, и приятное тепло разливалось по всему телу. Они сидели на узкой лавочке, прижавшись друг к другу, и Ника думала: «Если есть на свете счастье, то оно должно быть именно таким!»
Судьба наконец-то благоволила им. Даже болезнь, казалось, взяла передышку, уступив место заботам о семье и доме. Каждый день был наполнен новыми идеями, как поуютней обустроить свое гнездышко. Муж старался пораньше сбегать с работы, чтобы побольше успеть сделать по дому. Он безвылазно копался на заднем дворе, сажая кусты, деревья и так обожаемые ею розы.
Но однажды эта идиллия была нарушена. В самый разгар посадочных работ Денис схватился за руку.
— Что, укололся?! — подбежала Ника.
— Да нет, что-то локоть замкнуло!
— Это последствие старого перелома, — сказали в травмпункте. — Сустав износился. Можно попробовать прооперировать, но гарантии, что функция вернется, нет.
Как Денис сломал руку, Ника знала лишь в общих чертах.
— Да в десятом классе на физкультуре упал, — односложно отмахивался муж.
Она видела, что ему неприятно вспоминать об этом и перестала расспрашивать. О том, что Дениса исподтишка толкнул главный качок класса, она узнала от его мамы.
— Куда смотрел физрук, ума не приложу! — был ее возмущенный рассказ. — Ты же знаешь моего Дениску. Он всегда был таким настырным. Где-то не уступил, вот и поплатился!
«Пришло время познакомиться поближе с этой грозой школы!» — Ника достала школьный альбом мужа и попросила показать, кто сломал ему руку.
— Зачем это тебе?
— Примета такая. Мы должны посмотреть ему в глаза и сказать, что все прощаем, тогда операция будет успешной.
Как только ритуал был совершен, Денис тут же забыл о школьных фотках. Лежа в больнице, он не знал о том, что Ника вновь открывала альбом. На этот раз она не прощала меченого парня, а предупреждала:
— Моли своего Бога, чтобы операция помогла, иначе…
Глубоким вдохом она погасила поднимающуюся из глубины злость и не дала проклятию выплеснуться раньше времени. Но держать его в себе пришлось недолго. По другую сторону океана Бог был глух. А может, бугай просто поленился к нему обратиться. Как бы там ни было, спустя пару месяцев, как только в Балтиморе подул северо-восточный ветер, на его крыльях отправился в дальний путь невидимый сгусток энергии. Прибрежный бриз передал эстафету воздушному потоку, что сопровождал Гольфстрим, и посылка понеслась в сторону Старого Света.
Ее получатель даже не подозревал, какие великие силы были приведены в движение из-за его жалкой персоны. А вид его действительно был жалок. От былой могучей фигуры не осталось и следа. Как высохший дуб, склонивший к земле ветви, он сидел на брошенном на пол матрасе, из которого во все стороны вылезали клочья ваты. Из мебели были только батарея пустых бутылок и пара знакомых бомжей, которые пихали ему в руку засаленные рубли и пытались втолковать что-то про винный магазин.
«Откуда так смердит? От них? Или в подвале опять нагадил какой-нибудь придурок? — он посмотрел на огромную трещину в гнилом паркете. — Когда это было? Весной ли? Какой?»
Он уже ничего не помнил: ни того, как под ним нашли сумасшедшего узбека, ни сколько лет он не просыхая пил. За последний год он еще больше опустился, хотя, казалось, дальше уже некуда. Давние знакомые, проходя мимо, уже не узнавали его. Жизнь потеряла всякий смысл и катилась под уклон.
«Да и для кого жить? — думал он, машинально беря деньги. — Жена с ребенком бросили, родители и друзья отвернулись».
— Для вас, что ли? — обратился он к собутыльникам.
— Для нас! Для нас! Смотри, сам по дороге не выпей!
«Сдохнуть бы уже, что ли?» — с горечью подумал он, выходя в темноту лестничной клетки.
В подворотне кто-то из таких же, как он, страждущих, освободил его от горьких мыслей, а заодно и от денег. Одного удара пустой бутылкой по голове оказалось достаточно, чтобы приобрести бутылку полную.
Его поврежденный мозг медленно осмысливал произошедшее. Он прокручивал жизнь хозяина, лежавшего в пустой подворотне, и пытался понять, когда же тот вышел из-под контроля. Клетки серого вещества отдавали хранившуюся информацию о самых запоминающихся событиях и отмирали.
По другую сторону океана Ника даже не могла представить, что через какое-то время и ее собственная память отправится в многослойное путешествие по прошлой жизни. Путь этот будет ярким и необычным и навсегда сохранится в скрижалях викканского сестринства…
Ну а пока она была полна сил и решимости. Воительница сестринства Викка уже твердо встала на ноги в логове врагов, и пришло время действовать. Нужно было срочно навестить Матрену, чтобы наконец узнать, в чем заключается ее главная миссия.
— Кого Бог дает? — встретила ее заметно постаревшая целительница.
— Американскую сестру! — весело ответила Ника и сердечно обняла старуху.
Та долго ее не отпускала и все гладила своими высохшими руками.
— Где же твой суженый?
— На мостках с удочкой сидит!
— Дачу-то уже, наверное, на зиму законопатили, вам, поди, и перекусить негде? Ты его сюда приводи, я вас накормлю!
— Да ладно ты о еде! — не терпелось гостье. — Я научилась использовать энергию заморской природы и держать удары черных сестер! — выпалила она. — Это пришло само собой! Как именно, я не знаю. Поэтому боюсь, что научить этому пока не могу.
— Чувствую в тебе силу, — наконец произнесла Матрена и заглянула молодой женщине в глаза. — Вижу, что созрела ты для главного!
Они присели на лавку, и, как много лет назад, старуха положила ее голову к себе на колени. Она гладила ее по золотистым волосам и вещала о том, что есть и что будет. Старая знахарка чувствовала, что гостью что-то беспокоит, но не торопила ее.
— Матрена, — начала Ника. — Я хочу попросить тебя о помощи.
— Все, что в моих силах! — ободряюще заверила Матрена.
— Мы хотим ребеночка!
Знахарка долго не отвечала.
— Здесь я бессильна, — наконец произнесла она. — Я боюсь, что пока ты не научишься удерживать хоть малую толику белой энергии, это невозможно. Но отчаиваться не надо. В истории викканства есть тому примеры.
Они помолчали еще немного.
— Я вижу, ты научилась изменять чужую энергию! — нарочито бодро заговорила Матрена. — Теперь ты можешь делать ее доступной для нас. Скоро наши сестры начнут прибывать к тебе. Каждое полнолуние отдавай свою энергию ветру, и он принесет ее им. Они будут рядом, но ты не должна искать встречи с ними. Через тебя их могут найти и извести. И помни: без твоей энергии они беспомощны. Пройдет немало времени, прежде чем они сами научатся укрощать чужеродные силы и смогут управляться без тебя. Но я должна предупредить, что, пропуская сквозь себя несметные потоки энергии, ты ускоришь свое разрушение. Готова ли ты к такой жертве?
— Да, сестра! Я буду биться до конца! — попыталась забыть о грустном известии Ника.
— Ну, давай прощаться, — поднялась старуха. — И помни, чем дольше ты продержишься, тем больше наших сестер сумеет продолжить начатое тобой дело.
— Я продержусь! — с гордостью заверила викканская воительница. — Ну, я побежала, пока моего Диню «щука-с-руку» не утащила! Потом, мы еще хотели грибы пособирать!
— Проголодаетесь, приходите! — Матрена смотрела вслед своей воспитаннице, и ее подслеповатые глаза наполнялись слезами гордости за это хрупкое создание с непоколебимой волей и духом победительницы: «Подумать только, даже жуткая болезнь не может сломить ее!»
Преисполненная сил, Ника быстро шла, почти не задыхаясь. У нее была новая цель, и она сделает все возможное, чтобы достичь ее: «Для начала нужно подготовить Диню к моим ночным отлу чкам».
Уже в третий раз викканская воительница покидала родину и летела во вражье логово. Теперь ей обязательно должно повезти. Не зря же американская пословица гласит: «Третье попытание — есть очарование!»
Конечно, есть похожая пословица и у нас, которую коммунисты взяли от старого режима и пустили в народ, абсолютно не понимая ее истинного значения.
«Какими же надо быть идиотами, чтобы церковное выражение „Бог любит Троицу“ подогнуть под идеологию! По коммунистам выходит, что все нужно делать по три раза, чтобы получилось как надо! Неудивительно, что коммунизм до сих пор не построили! Хотя, с другой стороны, осталось еще две попытки!» — веселилась Ника.
Все вокруг забавляло и радовало ее.
— Что такая довольная? — приобнял ее Диня.
— Я теперь знаю, как сделать, чтобы у нас всегда водились деньги! Яна сказала, что нужно отложить одну денежку и каждое полнолуние купать ее в лучах ночного светила. И обязательно приговаривать: «Смотри, что у меня есть!»
— И кто теперь будет ответственным за наши финансы?
— Конечно же, я!
Теперь, как только наступало полнолуние, она выходила во двор с однодолларовой бумажкой. Простерев руки к небу, она отдавала накопленную за месяц энергию незримым сестрам. Тень беседки скрывала ее от посторонних глаз, и только от Волчи было не спрятаться. Мохнатый великан уже давно отказался жить в доме и теперь оттягивался в огромной конуре. Ему ночные бдения хозяйки были не в диковинку. Волча еще помнил тесные таунхаусы и совместные прогулки по лунному лесу. Вот и теперь каждое полнолуние он выходил из будки и поджидал свою хозяйку под дверью. Седая шерсть Волчи переливалась в лунном свете и освещала путь к их укромному месту. Доведя хозяйку до беседки, он ложился у ее ног и зорко глядел по сторонам. И горе тому, кто решился бы помешать их тайному ритуалу.
Несмотря на непреодолимую тягу к ночному светилу, о его дневном собрате Ника тоже не забывала. Она любила поваляться в шезлонге под лучами ласкового солнышка. Особенно она любила дни, когда стригли газон. В воздухе висел аромат свежескошенной травы. Волча лежал в тени шезлонга хозяйки и исподлобья поглядывал на надрывающих глотки малышей, которые гонялись за шумной газонокосилкой. Денис то и дело притормаживал и покрикивал на рыжиков:
— Вот я сейчас кому-то носы пообстригаю!
Ника знала, что с газонокосилкой шутки плохи. Она может отстричь не только нос. Викканская воительница помнила, как одна газонокосилка с умела разгромить целую армию мексиканских сезонных рабочих! Война с сезонниками в тот год разыгралась не на шутку. Каждую неделю они назойливо предлагали свои услуги по уходу за участком. Денис уже устал отбиваться от них.
— Вы английский язык понимаете? — не выдерживал он. — Слово «нет» означает «нет»!
— Но предыдущие хозяева пользовались нашим сервисом! — продолжал настаивать их бригадир.
— Значит, у них были на это деньги, а у меня нет. Если вы будете обслуживать мой участок бесплатно, то милости просим!
Обозленный бригадир уходил, но в следующие выходные его стук в дверь снова будил несговорчивых хозяев. Не оставлял мексиканец в покое и соседей. Паша как-то объяснил Денису, откуда взялась такая настойчивость:
— На нашей улице только мы и стрижем траву сами. Остальные уже давно поддались на уговоры настырных мексов. До нас они своими газонокосилками за один прием проходились сразу вдоль всех домов, а теперь им приходится объезжать наши участки. Вот они нас и достают!
К сожалению, одними уговорами дело не обошлось.
— Эти сволочи украли из моего сарая газонокосилку! — прибежал однажды взволнованный Паша.
— Какие сволочи?
— Да мексы же! Кому еще это нужно? Поверь, если бы не Волча, ваш сарай тоже бы обнесли!
— Давай заявлять в полицию!
— Какую полицию?! Они кражами до трехсот долларов не занимаются! Да и свидетелей нема!
Верите или нет, но сами подозреваемые набрались наглости и через пару дней снова предложили Паше свои услуги. На этот раз его отказ сопровождался отборным английским матом. Но поскольку язык чопорных англичан матерными выражениями не изобилует, то незамысловатая тирада большого облегчения говорившему не принесла. А что до мексиканца, так тот, наверное, и половины из сказанного не понял и ушел, пожимая плечами.
— Жаль, что теперь за воровство не отрубают руку! — прокричал ему вслед Паша.
Бригадир машинально потер кисть, поскольку в яростном крике хозяина украденной машинки уловил два последних слова: «отрубить» и «рука».
К великому разочарованию сезонников, коммуна приняла решение стричь траву оставшейся газонокосилкой. Недовольные мексы больше порогов не оббивали, но и в покое не оставили — они просто начали мелко пакостить! Со стороны дороги, где забора не было, они раз за разом заезжали на их клумбу и скашивали под корень только что распустившиеся тюльпаны. А во дворе тюльпаны даже распуститься не успели. Все бутоны были съедены откуда-то взявшимися зайцами. Конечно, в соседней лесополосе их кишмя кишело, но сетчатый забор надежно защищал задний двор. Загадочное появление лесных гостей вскоре объяснилось: Денис обнаружил несколько порванных звеньев в проволочной ограде. Дырки находились у самой земли и имели явные следы механического воздействия.
— А я-то думала, что это был за скрежет, когда их мини-трактор стриг траву вдоль нашего забора, — вспомнила Ника.
— Эти гады так выставили ножи, чтобы цеплять ограду! — ругался муж.
Денис стянул порванные звенья старым электрическим шнуром, и нашествие зайцев прекратилось. Но не прекратилось мелкое вредительство. Очередную свинью им подложили уже не в переносном, а в прямом смысле. Как-то, запуская нагулявшихся рыжиков домой, Ника увидела, что их мордочки измазаны каким-то жиром. Волча в это время лежал возле будки и что-то уплетал за обе щеки. Подойдя к грозно зарычавшему великану, Ника с ужасом увидела обглоданное свиное копыто. Озверевший Волча злобно оскалился, но, поняв, что его хрупкая хозяйка чихать хотела на угрозы, завилял хвостом и виновато посмотрел исподлобья. Добыча была отобрана, однако от поноса это уже не спасло. Хорошо, что было лето и маленьких дристунишек можно было держать на улице. Когда отчаянное урчание в собачьих животах прекратилось, наступил банный день. Малышей купали в ванной, а мохнатого Волчу под садовым шлангом.
Вдоволь поглумившись над цветами и собаками, сезонники принялись за саму хозяйку. Они собирались около забора и пялились на отдыхающую после уборок Нику. Она уже несколько раз переставляла свой лежак, прячась от назойливых глаз. Но неугомонные мачо подходили с другой стороны забора и снова начинали тараторить по-испански и тыкать в нее пальцами. Бася и Пеша непрерывно тявкали на чужих мужиков и напрыгивали на сетку забора. Один из мексов запустил руку в мешок, набитый мелко скошенной травой, и швырнул целую горсть перемолотого крошева в заливавшихся лаем померанцев. Рыжики моментально покрылись зеленой пылью и начали отчаянно чихать. Эта выходка стала последней каплей. Разъяренная Ника приблизилась к забору и, глядя на веселую троицу в упор, что-то произнесла на непонятном им языке. Дольше всех она задержала взгляд на обидчике собак. Потом сладко зевнула и скрылась в доме, оставив в шезлонге недочитанную книгу.
Потеряв объект насмешек, мексы вернулись к работе. Зная, что во дворе никого нет, бригадир вплотную подъехал к ограде. Однако вращающиеся ножи на этот раз вгрызлись не в жесткую заборную проволоку, а прихватили мягкий провод, которым была залатана брешь. Намотав на ножи провод, мини-трактор пару раз чихнул и заглох.
Бригадир кликнул помощника. Тот прибежал и запрокинул газонокосилку на себя. Пока он удерживал машину на двух колесах, бригадир проворачивал руками ножи и сматывал с них провод. Как назло, начинало моросить. Нельзя было терять ни минуты. Стричь прибитую дождем траву будет сплошным мучением. Бригадир заторопился. Половина провода была уже освобождена, и ножи стали проворачиваться веселее. В спешке он не заметил, как от энергичного вращения ножей стал прихватывать мотор. Когда раздался звук неожиданно ожившего двигателя, было поздно!
Срезанная кисть взмыла высоко в небо и, описав дугу, упала на свежескошенную лужайку. Ее окровавленные пальцы мелко подрагивали. Раздался душераздирающий вопль. Державший газонокосилку помощник в ужасе потянул машину на себя, пытаясь закрыться от страшной картины. Поскользнувшись на влажной траве, он завалился назад и опрокинул работающий агрегат прямо на себя. Как огромный перевернутый жук, мини-трактор лежал на спине и шевелил в воздухе лапами-колесами. Под его панцирем-капотом корчился придавленный человек. Помощник плохо понимал, что происходит. Звенящую тишину в ушах не нарушал даже весело стрекочущий мотор. Вдавленный в газон, он слышал лишь непонятный хруст в области таза, по которому елозила вибрирующая машина. Глядевшие в небо ножи газонокосилки со свистом раскручивали часть освобожденного провода.
На крик прибежал обидчик рыжих песиков и тут же напоролся на рассекающий воздух провод. Он в удивлении остановился.
«Где это я успел так разорвать рубаху?» — думал он, глядя на вспоротую материю, которая на глазах наливалась кровью.
Окружающий мир стал погружаться во мглу…
B наступающем мраке появился образ молодой хозяйки соседнего дома, над которой они только что потешались. Она смотрела ему прямо в глаза и шептала посиневшими губами о прожорливых змеях, сидящих в его животе. За ее спиной угадывался силуэт прикованной к стене женщины с искаженным от боли лицом.
«А ведь ее муки — дело моих рук!» — Страшная догадка стеснила грудь, но тут же непривычное чувство вины сменилось безразличием, а вслед за этим и удовольствием, превращая его в настоящего палача.
Девушка исчезла. Вместо нее появился богато одетый вельможа.
— Что твоя дочь делала в моем замке? — орал он на узницу.
Прикованная женщина криво усмехнулась и плюнула кровавой слюной в лицо вельможе.
— «Кошачьим когтем» ее! — заорал он в бешенстве.
Заплечных дел мастер взял железный крюк и вонзил в тело узницы.
«Я предупреждала тебя, чтобы ты не смел делать больно моей маме? — услышал он эхо, прыгающее в его голове, как в гулком подземелье. — Так не обессудь!»
Тут в животе у палача шумно заурчало, и он почувствовал неприятное шевеление внутри. Позабыв обо всем на свете, он бросил крюк и дрожащими руками задрал свой красный плащ. От выпученного пупка по всему животу расходились огромные волны. В глазах палача застыл немой ужас. Его пузо раздулось до невероятных размеров. Дикая боль распирала и рвалась наружу. В глазах потемнело. Не понимая, что делает, он схватил пыточный нож и вспорол себе брюхо. В руки ему вывалился клубок кровавых змей. Их горячие извивающиеся тела обжигали ладони. Приглядевшись, он понял, что это вовсе не змеи, и окружающая тьма сразу же отступила…
Прояснившимся взором он смотрел, как из распоротого крутящимся проводом живота ему в руки вываливаются розовые кишки. Он начал хватать теплые петли кишечника и судорожно запихивать обратно. Бригадир сидел рядом и отрешенно глядел на сарай, из которого они на днях украли газонокосилку. Он бережно прижимал к груди кровоточащую культю, и в голове его, как заезженная пластинка, вертелось: «Отрубить рука! Отрубить рука!» Приехавшие спасатели упаковали сбежавшую от хозяина руку в мешок со льдом, а спустя час искусные хирурги уже пришивали беглянку на место. Выбывшая из строя команда газонокосителей была с радостью заменена их соплеменниками. Новый бригадир лишь однажды предложил свои услуги Денису, а в сторону Пашиного дома даже не глянул…
Глава 11. Бабье лето
Наступила мягкая балтиморская осень. Мексиканцы больше не донимали, и Ника снова могла спокойно нежиться на солнышке после трудовых будней. Да и сами уборки в последнее время шли веселее: Диня все чаще замечал результат ее стараний и не забывал при этом похвалить свою Виню.
Многие мужья не замечают женского труда и относятся к нему как к должному. Еще недавно и Денис был таким. Но с тех пор, как Ника стала подолгу бывать в больницах, в глаза мужу все чаще бросался наводимый им беспорядок и скопление пыли на мебели. Теперь он при каждом удобном случае давал своей хозяюшке знать, что ее труды не остались незамеченными.
— Виня, прикинь, а у меня сегодня какие-то гномики всю ванну отскребли! — кричал он, заходя в сияющую чистотой душевую.
— Ах, так?! — радостно отвечала она. — Тогда пусть тебе эти гномики и обед готовят!
Он знал, что жене тяжело даются эти уборки, и облегчал ее труд, как мог. Кладовая в их доме всегда была забита новейшими чистящими, моющими и полирующими средствами. Легковесный пылесос, кухонный комбайн, набор миксеров и даже электрическая открывалка консервных банок были к услугам Ники. Ну а самое последнее их приобретение значительно облегчило уборку второго этажа.
Это был собачий коврик-пограничник под названием «Скат». Его особенность была в том, что ступавшая на него лапа получала легкий, но неприятно покусывающий разряд тока. Коврик был постелен перед входом на второй этаж и теперь надежно охранял спальню и кабинет от вторжения четвероногих проходимцев. Шерсти и грязи наверху сразу же поубавилось. Однако не одним только домашним питомцам доставалось от тезки глубоководного кусаки. Привыкшая ходить по дому босиком Ника тоже неоднократно попадалась в его лапы. Вот и в этот раз, выйдя из ванной и вытирая на ходу голову, она наступила на притаившийся «Скат». Разряд, который она получила, да помноженный на влажную ступню и эффект неожиданности, заставил ее крепко выругаться.
— Сразу видно, что человек из культурной столицы! — рассмеялся муж. — Пора бы уже привыкнуть или ходить в тапках. Сколько этот коврик уже постелен? Неделю? Две?
— Три! Нос подотри! — огрызнулась Ника, залезая в пушистые тапочки. — Между прочим, мне ступни до сих пор щиплет!..
Час пятьдесят восьмой
После обеда в тринадцатый бокс вернулась пожилая лаборантка из неврологии. Муж больной сразу же выключил свой мобильник и отошел от кровати. Лаборантка молча кивнула и стала подключать электроды не только к голове, но и к стопам пациентки.
В полной тишине энцефалограф фиксировал реакцию мозга на электростимуляцию ступней, через которые пропускались короткие разряды тока.
— Мозг воспринимает наружные сигналы, но ответную реакцию не дает, — пробормотала она, а увидев озадаченное лицо мужчины, добавила: — Ну, это как будто человек ушел в себя и его мозг живет своей отдельной жизнью.
— Виня, почему ты ушла в себя? — сдавленно прошептал он, когда они остались одни: «Как бы я хотел, чтобы это опять было всего лишь из-за подросшего брюшка!»
Денис вспомнил то время, когда Ника впервые замкнулась в себе. Началось тогда именно с подросшего животика. Причем живот рос так быстро, что уже мешал ей убираться по дому. Когда она нагибалась, живот давил на диафрагму, не давая глубоко дышать. Однажды она даже чуть не кувырнулась с лестницы, которую усердно оттирала от собачьих следов. Она побыстрее пыталась закончить верхнюю ступеньку, но не успела. В глазах потемнело и неприятно зазвенело в ушах…
Венди из последних сил сражалась с последним поворотом лестницы, ведущей из подземелья. Она запнулась о верхнюю ступеньку и рухнула перед распахнутой дверью. Выпячивающий живот давил и мешал дышать. Она перевалилась набок и глубоко вдохнула. Вдруг Венди услышала отдающийся от каменного пола звук множества шагов и металлический лязг.
«Наверное, из трапезного зала! — решила она. — Неужели там еще бьются?!»
Тут она отчетливо услышала еще чью-то тяжелую поступь. Звук этих шагов шел не от пола. Он доносился снизу, со стороны пыточной.
«Герцог возвращается!» — Венди попыталась встать.
Она еще не успела отдышаться после долгого подъема. Ноги были ватными и не слушались. Шаги сзади приближались. Было слышно шумное дыхание герцога.
Собравшись с силами, девушка выползла на коленях в боковой проход, ведущий к трапезному залу. Бежать не было сил. С помощью распахнутой двери она поднялась и спряталась за ней. Ей хотелось дышать часто и шумно, как ее преследователь.
«Нельзя!» — приказала она себе и затаила дыхание.
Лишь когда шаги герцога стихли в направлении трапезного зала, она начала жадно хватать воздух. Сквозь шум своего дыхания она слышала гневный голос хозяина замка. Он отдавал какие-то приказания, при этом его голос удалялся и становился тише.
«Ушел! — поняла Венди, когда хлопнула тяжелая кованая дверь. — Пора!»
Она прокралась к боковому входу в трапезный зал. Оттуда доносился слабый звон разбросанного по полу оружия, о которое то и дело спотыкались суетившиеся среди окровавленных тел слуги. От дверей ее отделял только вестибюль. Венди выскользнула из своего убежища и поспешила смешаться с группой слуг. Вдруг по залу разнесся требовательный голос:
— Принеси еще бинтов!
Венди вздрогнула и обернулась. Возле стола стоял лекарь и непонятно к кому обращался.
«Дерек!» — Она увидела, как из-за другого края стола показалась его голова.
— Сейчас, дядя! Только закончу с этим раненым!
Венди стала пробираться к выходу. К счастью, Дерек оказался у дверей много раньше ее. Когда он выходил, она заметила снаружи стражника.
«Попалась! — поняла Венди. — Эта дверь никогда раньше не охранялась!»
Она вернулась обратно к слугам, которые оттирали от крови пол. Девушка взяла ветошь и, делая вид, что трет пол, стала продвигаться в сторону лестницы.
Тела герцогини там уже не было. Не было и ни одной бусины от ожерелья ее мамы. Шаг за шагом, она незаметно поднялась наверх и скрылась в покоях знати.
«Пятая дверь, направо», — вспоминала она слова матери. — «Опочивальня младшего сына герцога».
Мама никогда не говорила, откуда она это знает, но на всякий случай поведала дочери о потайной лесенке в дальнем углу покоев Эрнеста.
«Вот такой случай и наступил! Спасибо, мамочка!»
Двор замка встретил ее спасительной темнотой.
«Надо успеть перехватить Дерека, пока он не вернулся в трапезный зал», — торопилась Венди.
Очередная лестница, теперь уже в покои лекаря, вконец измотала ее. По верхней галерее она уже шла, опираясь о стену, и пришла прямо в руки спешившему назад Дереку. Он бросил корзину с бинтами и подхватил еле дышащую девушку. Юноша устроил свою малышку на широком подоконнике и расстегнул ворот платья. Из темноты донесся скрип закрывающихся ворот и грохот цепей поднимаемого моста.
— Нас захлопнули, как в мышеловке! — еле расслышал он.
— Что? — не понял Дерек.
— Сидония — моя мать! — выдохнула Венди.
Сердце юноши оборвалось. Он застыл, оглушенный этим известием.
— Не волнуйся! Тебе нельзя волноваться! — машинально произнес он.
Мысль о том, что их ждет лютая смерть, на какое-то время сковала его. В голове всплыли рассказы пилигримов о ведьмах и их семьях, сожженных на очищающих кострах.
— Мы спрячемся во вшивой комнате! — пришел он в себя. — Там нас никто не найдет!
Дерек поднял Венди на руки и тут услышал топот множества сапог. Он едва успел отшагнуть за колонну. По галерее пронеслась группа стражников. Как только они скрылись в верхних покоях, Дерек направился к лестнице.
— Я знаю, кто нас укроет! — отдышалась Венди.
Она соскользнула с его рук и увлекла вниз по лестнице, которая еще не успела остыть от сапог стражников. Нырнув в проход для челяди, они пробрались на пахнущий отходами задний двор. Не раздумывая, Венди повела Дерека в сторону приглушенных голосов, доносившихся с другой стороны замка. Они крались вдоль крепостной стены, и нагретые за день камни успокаивали их своим безмятежным теплом. Выглянув из-за угла, беглецы увидели играющие в бликах огней ворота. Свет факелов выхватывал большую группу вооруженных мужчин.
— Вся стража на ногах! — прошептал Дерек. — Не лучше ли нам развернуться?
Но Венди твердо вела его к приютившимся у ворот сарайчикам. Услышав гулкий лай растревоженных псов, Дерек невольно замедлил шаг.
— Я надеюсь, нам не туда?! — спросил он с удивлением, когда они уперлись в псарню.
— Туда-туда, милый!
— Нас же разорвут в клочья!
— Не бойся! Нас не тронут!
С этими словами Венди отодвинула засов и юркнула внутрь, увлекая за собой испуганного Дерека. В небольших загонах бесновались охотничьи псы. Беглецы прокрались мимо жилища тощих гончих и направились прямо к здоровенным волкодавам.
— Подсади меня! — дернула она за руку ошалевшего спутника.
— Даже думать не смей!
Но его храбрая малышка уже сама неуклюже вскарабкалась на загородку. Вожак волкодавов был удивлен не меньше Дерека. Он перестал лаять и с интересом наблюдал за хрупкой девушкой, висевшей на краю загона. Пес вдыхал волны страха, исходящие от помогавшего ей юноши, но ничего кроме любви и нежности не исходило от маленькой человеческой самки с детенышем внутри.
Когда она спрыгнула на покрытый соломой пол, мохнатый великан уже обожал ее. Он подбежал и ткнулся огромным носом в ее ладошку, моля о ласке. Венди почесала его за ухом, и псу уже не было никакого дела до лезущего вслед за ней парня. Сородичи вожака мирно устроились рядом, больше не заботясь о сумятице, творящейся снаружи.
Вдруг за стеной послышался топот сапог. Дверь распахнулась, и в сопровождении стражников появился псарь. Венди схватила Дерека за руку, и они втиснулись в дальний угол загона. Матерый вожак сразу почувствовал, что непрошеные гости напугали его благодетельницу. Он ощерился, и вся стая как по команде ринулась к загородке. Оглушительный лай мешал говорить. Громадные псы один за другим поднимались на задние лапы и высовывали морды поверх загородки. Стражники безуспешно пытались отогнать их факелами. Собачья слюна разлеталась и шипела в ярком пламени. Огромные клыки угрожающе клацали, хватая пустой воздух.
— Я же вам говорил! — ныл разбуженный псарь. — Какой сумасшедший сунется сюда?!
— Лезь, проверяй и не разговаривай! — грубо оборвали его.
— Куда же теперь? Гляди, как вы их озлили!
Холодное лезвие кинжала, приставленного к шее, сделало псаря сговорчивее. Собаки не тронули своего кормильца, и лишь вожак-великан отошел в дальний угол и продолжал скалиться. Его глаза горели необычно теплым изумрудным светом, но вид огромных клыков отбивал всякую охоту приближаться. За его могучей спиной прятались беглецы. Они пригнулись, крепко обнявшись, и лишь предательские золотые кудри Венди светились в темноте. Но псарь их не видел. Взгляд его застыл на безумно счастливых глазах волкодава. Только два раза в жизни он видел своего питомца таким.
Первый раз, когда у того, еще щеночка, едва прорезались глазки-бусинки. А второй — на той злополучной охоте, где медведица задрала сына герцога.
— Нет тут никого! — проворчал псарь, и ему показалось, что глаза пса засветились такой благодарностью, что даже защемило сердце.
— Помощницы кухарки нигде нет! — доложили стражники, обыскав весь замок.
Взбешенный герцог ворвался в пыточную и что было сил ударил Сидонию:
— Жалкая ведьма! Куда ты отправила свое дьявольское отродье?!
— Моя дочь приведет сюда германцев, и они сравняют твой замок с землей! — прохрипела Сидония, направляя преследователей по ложному следу…
За поимку Венди были обещаны немалые деньги, и люди герцога стали без устали бороздить дороги, ведущие в немецкие владения. Целая экспедиция стражников была отправлена в земли воинствующих германцев. Весь отряд бесследно сгинул, и лишь двое из них смогли избежать незавидной участи. Отстав от погони, старый десятник скакал обратно в сопровождении молодого зятя.
«Без нечистой силы здесь не обошлось», — размышлял он, трогая ужасный шрам на щеке.
С самого первого дня вид новой помощницы кухарки не давал ему покоя. Что-то неуловимо знакомое было в этой худышке, и он не спускал с нее глаз. И вот теперь его старания принесут богатое вознаграждение и благосклонность герцога!
— Может, она и собиралась к германцам, — говорил он зятю, — но без своего голубка она в последнее время и шагу не ступала.
— А что, если он тоже сбежал? — тревожился молодой стражник. — Тогда нам не сносить головы!
— Ворота затворили слишком быстро! Он не мог уйти!
На подъезде к замку их ждало горькое разочарование. Мост был опущен, а распахнутые ворота зияли пустотой. Охраны нигде не было видно.
— Похоже, наши голубки упорхнули, — с досадой проворчал десятник. — Боже праведный, помоги нам в нашем святом деле, приведи нас к маленькой ведьме! — прошептал он, подняв очи к звездному небу.
Если бы он с таким же усердием вглядывался в окружающие замок поля, то смог бы заметить странную двуглавую тень.
— Поставь меня, милый, я уже отдохнула, — прошептала Венди.
Странная тень раздвоилась, и теперь в лунном свете по полю плыли две небольшие фигуры, соединившие руки.
— Как наши малыши себя чувствуют? — с нежностью спросил Дерек.
— Ничего, любимый!
Венди долго не решалась говорить ему о своей беременности. Она сама с трудом верила в это.
— И не надейся! — разрушила ее первые подозрения мать. — Черная энергия не впустит младенца в твое чрево.
Однако вопреки словам матери ее животик подрастал, и ей уже приходилось скрывать его под бесформенным фартуком.
«Как жаль, что я не успела сказать об этом маме! Это придало бы ей сил!» — слезы выступили на глазах у Венди.
Такое настроение не понравилось ее будущему младенчику, и тот недовольно толкнул мамку изнутри. В глазах у Венди зажглись мириады светлячков. Она согнулась и вцепилась Дереку в руку…
Дурнота прошла. Ника глубоко вдохнула и отпустила крепко сжатые перила. С облегчением она плюхнулась на только что вымытую ступеньку. Ника долго скрывала от мужа беременность. Сначала она хотела удостовериться в этом сама, а уж потом поделиться радостной вестью, и не просто так, а во время романтического вечера. Но Денис ее опередил.
— Это то, о чем я думаю?! — не сдерживая чувств, спросил он, гладя ее животик.
Она сладко улыбнулась и многозначительно промолчала. Счастью не было предела. Две недели муж летал как на крыльях. В эйфории он не сразу заметил, что размер ее брюшка опережает предполагаемый срок.
Заключение врачей было холодным душем. Денис сидел, обхватив голову руками: «За что?! Откуда взялась эта опухоль? Она слишком молода для такого диагноза!»
Он не мог знать, что когда за дело берутся темные силы, возраст не имеет значения!
«Ведь я давно ощущала дискомфорт в животе! — ругала себя Ника. — Я думала, что это черные сестры опять хотят расшатать камень в почке! Еще, глупая, веселилась, мол, зря стараетесь, камней больше не будет! А они, оказывается, нацелились совсем на другое!»
Викканская воительница совсем расклеилась и надолго ушла в себя. В те короткие моменты, когда она выходила из ступора, ничего, кроме самобичевания, от нее нельзя было добиться.
— Не понос, так золотуха! — шутила она сквозь слезы. — Диня, ты уж прости меня, хронь ходячую. Я уже думала, что пока я себя хорошо чувствую, у нас может получиться Алиска. Если не сейчас, то когда?!
— Ничего страшного! — успокаивал ее муж. — Наверняка, эта опухоль и мешала. Вот ее уберут, и Алиска обязательно появится!
Его уговоры мало помогали. Ника жила в своем внутреннем мире и никого в него не пускала. Однако во время госпитализации дела пошли на лад. Стены родной больницы постепенно возвращали ее к жизни. В глазах вновь запылал огонь борьбы. Она стойко перенесла операцию. Опухоль оказалась доброкачественной, и еще одна атака незримых врагов была отбита.
«Надолго ли?» — думала Ника.
Однако раскисать было некогда. Приближалось полнолуние! Ее сестры нуждались в ней. Соскучившаяся по действию, Ника поначалу не придала значения пустому двору.
«Вот же соня! — уже стоя у беседки, подумала она про Волчу. — Небось, за мое отсутствие совсем позабыл про наши полнолунные бдения!»
Ника глядела на ночное светило и чувствовала, как истекающая из нее энергия подхватывается ветром и несется навстречу новой армии сестер Викка. Радость сопричастности к великой цели опять будоражила кровь!
Однако нарастающая легкость не приносила покоя: «Что случилось с моим Волчком, серым-бочком?»
Когда последние струи черной энергии покинули тело, она поспешила к будке. Волча не отзывался, но его мерное дыхание успокоило хозяйку. Утром седой великан тоже не показался из конуры, а его еда осталась нетронутой.
— Волча! Волча! — позвала встревоженная Ника.
После тяжелого сопения и громкого скрежета когтей о фанерный пол мохнатая морда высунулась из будки. Большие черные глаза с беспредельной тоской смотрели на хозяйку.
— Что с тобой? Выходи погулять!
Волча не сдвинулся с места. Ника попыталась вытянуть его наружу, но это ей оказалось не под силу. Она в панике вызвонила Дениса с работы. Вместе они вытащили обмякшего пса из будки. Волча помогал им как мог. Он энергично перебирал передними лапами, волоча задние по полу.
— Не переживай, — успокаивал Денис убитую горем жену. — Мы его вылечим!
Положив Волчу на заднее сиденье Понурка, они помчались в ветлечебницу.
— Не надо играть в Господа Бога и мучить животное! — вынес приговор ветеринар. — Он свое отжил, и ноги у него отнялись от старости.
— Но ведь ему только десять лет! — глотая слезы, возразили они.
— Чем крупнее собака, тем короче ее век, — добил их ветеринар. — Прощайтесь, пока я готовлю инъекцию!
Они сидели, обнявшись, на полу пустого кабинета. Ника положила голову Волчи себе на колени и ласково чесала его за ухом. Мохнатый великан, не моргая, смотрел во влажные глаза хозяйки. Впервые в жизни его онемевший хвост не подметал пол в ответ на прикосновения любимых рук. Ника не видела ничего, кроме этих глаз и безжизненно опавшего хвоста. Она не заметила, как стены вокруг нее раздвинулись и сквозь кафельный пол стала пробиваться пожухлая трава.
Ее колени не чувствовали веса устрашающей морды матерого волчищи. Она гладила его с такой же любовью, с какой ласкала в далеком детстве. Только что ее серый дружок спас свою названную мамку, так же как когда-то она спасла его от охотников герцога.
Прошлой ночью Венди с Дереком сумели покинуть замок. Пока стражники обшаривали замок, беглецы отсиделись в псарне, а затем выскользнули за покинутые охраной ворота. Несмотря на то что почти весь путь Дерек нес задыхавшуюся Венди на руках, они успели пересечь открытое поле до рассвета. Еще прячась в псарне, они слышали, как герцог снаряжал погоню в германские владения. Беглецы же направились совсем в другую сторону и чувствовали себя в безопасности. Как только они достигли соснового перелеска, так и повалились на сухую хвою. На рассвете Дерек оставил Венди набираться сил, а сам отправился в ближайшую деревню. Нужно было поменять его камзол на крестьянское рубище и еду. Накануне события развивались так стремительно, что влюбленные бежали, в чем были, а камзол ученика лекаря был слишком приметен.
Юноша и не подозревал, что тот уже сослужил им дурную службу. Предательский блеск медных пуговиц выдал их прошлой ночью двум всадникам.
— Смотри! Что-то сверкнуло в поле! — молодой стражник привстал в стременах.
Старый десятник не слушал его и продолжал чертыхаться.
— Как можно было не запереть на ночь ворота?! — он нервно ерзал в седле и разминал шрам на щеке, проклиная недалекого герцога. — Где нам теперь искать помощницу кухарки?!
— Ты что, не слышишь?! Через поле кто-то идет!
Десятник приподнялся и вгляделся в темноту.
— Нету там никого, — проворчал он.
— Да точно, я говорю! Там кто-то идет! И, кажется, их двое!
— Чем черт не шутит! Раз уж прискакали назад, так давай проверим, кто это такие. Только по-тихому!
Десятник не хотел, чтобы в замке раньше времени узнали о том, что они ослушались приказа герцога и отстали от погони.
«Ну, а если повезет, так победителей не судят!» — думал он, направляя лошадь медленной рысью вслед за глазастым зятем.
Старый лис был доволен, что угадал с помощником. Конечно, он выбрал его по другим причинам. При дележе вознаграждения за поимку Венди с мужем дочери можно не церемониться.
— Куда?! — одернул он свернувшего было в поле зятя. — Они не должны знать, что их заметили, а то ищи их потом в темноте!
Доехав до кромки перелеска, всадники спешились и спрятались в лесу. Отсюда хорошо просматривались и дорога, и просека позади перелеска.
— Никуда не денутся! — устроился возле кочки изо мха десятник. — Ты сторожишь первый.
Не успел забрезжить рассвет, как на просеке показался путник.
— Ну, паря, будет нам награда! — растолкал помощника десятник.
Мимо них по направлению к деревне шел сын лекаря. Как только он скрылся из виду, стражники прыгнули в седла и, переехав дорогу, углубились в перелесок.
Уставшая от передряг последних дней, Венди спала мертвецким сном. Слишком поздно она почувствовала дрожь земли под копытами лошадей. Плохо соображая, девушка вскочила и кинулась куда глаза глядят. Только оказавшись в чистом поле, она поняла свою ошибку. Всадники быстро настигли ее. Они сжали беглянку с двух сторон лошадьми и одновременно схватили ее за развевающиеся на ветру кудри. Приподняв помощницу кухарки за волосы, стражники понесли ее меж коней по направлению к замку. Вдруг лошади захрипели и взмыли на дыбы, сбросив наездников вместе с их драгоценной ношей. Путь преграждал огромный волчище, его горящие глаза излучали смерть. Лошади всхрапнули и с диким ржанием ускакали прочь.
Молодой стражник первым пришел в себя. Он поднял еле дышащую девушку и толкнул ее в сторону надвигавшегося хищника.
Второй всадник с трудом оправился от удара о землю и, пошатываясь, поднимался. Он так и остолбенел полусогнутым. Стражники не верили своим глазам! Матерый зверь положил передние лапы на плечи ведьминой дочке и лизал ее улыбающееся лицо! Десятник осенил себя крестным знаменьем. Его зять не смог даже шевельнуться!
Внезапно серая молния рассекла воздух. Волчище одним прыжком подмял под себя молодого стражника и вгрызся ему в бок. Бывалый десятник, не раздумывая, выхватил клинок и рубанул хищника поперек спины. Волк взвыл от боли и, развернувшись, вцепился в руку с оружием. Кости хрустнули, и окровавленный клинок упал в траву. Раненый зверь в ярости мотал головой, как будто пытался вырвать руку обидчика из плеча. Спина хищника извергала фонтаны крови, и его хватка слабела с каждой секундой. Обессилев, волк отпустил свою жертву и, подняв морду, призывно завыл. Из глубины леса донесся многоголосый вой. Стая спешила на помощь своему вожаку.
— Убирайтесь прочь! — услышал десятник хриплый голос.
Шатаясь, он встал с колен, прижимая к груди размозженную руку. На него смотрели глаза той самой девушки, парящую голову которой он когда-то видел на кладбище. Он вдруг вспомнил то, что мучило его все эти годы. Его здоровая рука потянулась к шраму. Нет, он получил его не в честном бою. Он был наказан за тяжкий грех, за разрытую могилу!
— Забирай своего подельника и проваливай! — тяжело дыша, прохрипела ведьмина дочь.
Девушка оскалила зубы и слегка приоткрыла рот. Десятник мог поклясться, что перед ним в этот момент стояла бешеная волчица. Позабыв о боли в руке, он повернулся и с безумным воплем бросился в лес: «К волкам, к медведям да к самому черту! Лишь бы подальше от этих оборотней!»
Его животный страх передался зятю. Держась за растерзанный бок, тот судорожно пытался подняться. Однако ноги были придавлены серым великаном. Молодой стражник с ужасом чувствовал, как кровь хищника затекает ему в сапоги. Увидев убегающего тестя, он вывернулся из чавкающих сапог и босиком кинулся вслед.
Опустошенная Венди села в мокрую от утренней росы траву и положила голову своего серого дружка на колени. Девушку бил озноб, и его густая шерсть согревала ее. Этот страшный волчище был для нее все тем же несмышленым волчонком, с которым они вместе росли. Она чесала его за ушком и напевала их любимую песенку. И, как в детстве, тот тихонечко подвывал ей. Ее пение то и дело прерывалось надсадным кашлем, заставляя вздрагивать раненого зверя. От острого слуха волка не скрылись хрипы в ее слабой груди. Он чуял близкий конец своей приемной родительницы. Его нюх еще никогда не подводил его. Душевная боль заглушила раздирающую боль раны, и несколько теплых слезинок упали на дрожащие ноги девушки. Волк в последний раз взглянул в измученные глаза любимой подружки и пропел свою прощальную песнь.
В приближающемся вое стаи выделялся тоскующий голос волчицы. И горе было тому, кто лишил ее друга…
Вой и скулеж многочисленных пациентов ветлечебницы вывели Нику из оцепенения.
— У нас Пеша с Бакси, наверное, тоже без хозяев исскулились! — Денис повел ее к выходу.
Они тяжело переживали уход Волчи. Ника перестала бывать во дворе и целыми днями сидела дома.
— Малыш, у нас последние теплые деньки! Пошли, поваляемся на солнышке! — звал ее муж.
— Не могу! Как увижу будку, так слезы наворачиваются.
— Тогда давай сменим обстановку! В южных штатах еще можно ухватить за хвост уходящее лето.
Скооперировавшись с соседями, они всей коммуной отправились на недельку в Южную Каролину. Подменяя друг друга за рулем, они за одну ночь попали из прохладной балтиморской осени в пышущий прощальной жарой курортный городок на краю Атлантики. Но отпускное настроение было испорчено. На полпути, в Виргинии, их среди ночи остановил полицейский и, не представившись, заявил:
— Вы превысили скорость на двадцать миль в час!
— Да не может этого быть! — опешил от такой наглости сидевший за рулем Денис. — У меня круиз-контроль выставлен точно на разрешенную скорость!
— Оставь свои аргументы для суда! — резко оборвал его патрульный.
Друзья, конечно, были наслышаны о драконовских порядках в Виргинии, но такого самоуправства они не ожидали.
— Не могли бы вы показать мне радар с записью моей скорости? — как можно вежливее попросил водитель. — Мне кажется, по закону я имею на это право.
— Когда кажется, креститься надо! Если ты такой умник, приходи в суд и качай свои права там!
— А зачем ходить в суд? Сядьте за руль и посмотрите, насколько выставлен круиз-контроль!
— Мне больше делать нечего! — начинал свирепеть патрульный. — Может, он у тебя неправильно откалиброван. Вот принесешь в суд справку о калибровке, тогда будет разговор!
— Вообще-то я плачу налоги на твое содержание, чтобы ты следил за порядком, а не выписывал штрафы с потолка! — не выдержал Денис.
— Хочешь провести ночь в участке?! — брызжа слюной, заорал офицер и потянулся к висевшим на поясе наручникам.
Он хотел еще что-то добавить, но осекся, и его рука поменяла направление в сторону кобуры. С пассажирского сиденья сверкнул дьявольский взгляд волчицы. Ее частое дыхание вырывалось из разинутой пасти и словно ледяным кулаком било полицейского в грудь. Патрульный зажмурился и тряхнул головой. Когда он открыл глаза, рядом с водителем сидела милая златокудрая женщина. Она смотрела сквозь него куда-то вдаль, борясь с набежавшей зевотой. Офицер обернулся, но ничего примечательного у себя за спиной не увидел.
Когда он снова заглянул в машину, пассажирка уже сладко потягивалась и мостилась на плече у шофера. Полицейского вдруг стало клонить в сон, и вся злость куда-то улетучилась. Бросив квитанцию со штрафом на колени водителю, он вернулся к себе в машину и устало плюхнулся за руль…
Всю оставшуюся дорогу Денис думал о потерянных на ровном месте деньгах: «Конечно, я заплачу штраф и ни в какой суд не пойду! Оно того не стоит. Ехать три часа в местную прокуратуру, чтобы опять видеть рожу этого деляги от закона? Да и судья наверняка такой же рвач!»
Ему не раз рассказывали о разбойниках с большой дороги из разбросанных по трассам маленьких городишек. В таких убогих местах придорожные муниципалитеты только этим и живут. Крупных фабрик и заводов у них нет, налоги в городской бюджет собирать не с кого, вот они и обирают проезжающих мимо водителей! Местные полицейские великолепно знают, что делают. Никто не будет ехать в их захолустье судиться из-за двухсот долларов штрафа. Бензин да пропущенное на работе время выйдет дороже. Вот они и беспредельничают.
Вот так невесело начался их отдых той осенью. Теперь и курортный городишко выглядел неказистым, и солнышко светило не так ярко, да и Атлантика была уже не такой ласковой.
— Забудь! — убеждала его Ника. — Не дай этому мерзавцу испортить нам отпуск!
— Какому мерзавцу? — улыбнулся Денис.
Но ее было не провести. Слишком хорошо она знала мужа. Он еще долго будет переживать эту несправедливость.
— Вот увидишь, все закончится благополучно! — успокаивала она его. — Жизнь всех рассудит и расставит по своим местам. Если где-то убудет, то где-то обязательно прибудет!
Он ей верил: «Уж коль моя Виня чего пообещала, то и к гадалке не ходи — обязательно сбудется!»
И точно! Тот отпуск запомнился не только испорченным настроением, но и редким природным явлением, которое было для них в диковинку.
После недавнего урагана длинные песочные пляжи были залиты громадными лужами океанской воды. Они не сообщались с Атлантикой и нагревались до умопомрачительной температуры, превращаясь в природные ванны. Ника могла целыми днями сидеть в этом «парном молоке» и играть с отражением мягкого осеннего солнышка. Лишь одно неудобство не давало полностью расслабиться. Эти лужи привлекали не только отдыхающих, но и прибрежных крабов.
— Аккуратней! Смотри, куда садишься! — предупреждала Ника, стараясь развеселить мужа. — Если краб откусит кое-что, домой можешь не приходить!
— Не откусит! Это же голубой краб! Для него кое-что — это святое! — успокоил Паша.
— Не болтай ерунды! — вмешалась обстоятельная Саша. — Эти крабы называются голубыми из-за цвета клешней!
— А как называются такие рачки? — Ника показала ракушку, из которой вылезли и смешно задвигались глаза-антенны…
Как тот рачок, теперь сама Ника спряталась в ракушку и даже не пыталась выглянуть из нее. Она лежала перед Денисом на больничной койке, безучастная ко всему окружающему. В этот раз даже датчик давления не отреагировал, когда мужа выставили из бокса и отправили домой.
Час шестьдесят шестой
Скучающий охранник с интересом наблюдал за странным мужчиной, который потерянно оглядывался, не понимая, где находится. Мысленно Денис был все еще в боксе у своей любимой. Он тупо глядел на черный асфальт, равномерно размеченный белыми полосками, и медленно соображал, куда попал. Наконец до него дошло, что он стоит посередине пустой парковки. Вдали, под тусклым фонарем, одиноко скучала их машина. Позади нее, на фоне ночного неба, светилась огнями всегда бодрствующая больница. Ему вдруг стало почему-то жаль этот позабытый-позаброшенный автомобиль, радиатор которого давно не улыбался, а глаза-фары грустно смотрели в землю. А ведь еще совсем недавно их новое приобретение так весело дразнило свою хозяйку сенсором, определявшим вес пассажира. Если пассажир весил, как ребенок, то автомобильный компьютер отключал подушку безопасности, о чем тут же извещал оранжевым огоньком на приборной доске.
— Так! Ты опять! — игриво сердилась Ника на машину, когда та подмигивала ей оранжевым огоньком. — Похоже, меня здесь за взрослую не считают! — жаловалась она мужу, и смешинки веселыми огоньками переливались в ее глазах.
Теперь пассажирское сиденье зияло холодной пустотой. Грустная улыбка отразилась в тонированном стекле машины. Так они и стояли друг против друга, два горьких одиночества в бесконечной ночи. А невдалеке, на пятом этаже, слабо светились окна реанимации, где лежала та, которая еще три дня назад объединяла их…
Неоновый свет фар выхватывал из темноты пустую дорогу. Больница стремительно удалялась в зеркале заднего вида, и так же стремительно приближалось непереносимое одиночество. Не спасли от него и собаки. Они не спали. Свет уличного фонаря выхватывал из черного окна их лисьи мордочки. Может, их разбудил шум машины, а может, несмотря на поздний час, они терпеливо караулили хозяев. Попрыгав и радостно полаяв, они необычно быстро притихли и уставились на дверь. Бася, недолго думая, вскочил на диван. Встав на задние лапы, он положил мордочку на спинку и снова стал всматриваться в темноту за окном.
— Ну что, сиротки, не приедет сегодня ваша хозяйка.
Бася обернулся на дрожащий голос хозяина и спрыгнул на пол. Ничего не понимающие собаки стали дружно поскуливать. Повернув головы набок, они с удивлением заглядывали в глаза хозяину. Тот сел на корточки и обнял их. Встав передними лапами ему на колени, рыжики стали неистово слизывать соленые ручейки с его лица.
— Идите-ка лучше на улицу!
Выскочив во двор, собаки сразу же побежали к калитке и уставились сквозь нее на остывающую машину. В этот вечер они позабыли о своей привычке первым делом погонять белок, которые с темнотой спускались на землю. Позабыв о ночных воришках, рыжики тихо сидели у калитки и ждали свою ласковую мамку. Они так и просидели там, пока их не кликнули домой.
Пеша сразу забралась в коробку к недавно родившемуся щенку, а Бася еще долго глядел наверх, где скрылся хозяин. Он несколько раз порывался пойти вслед за ним, но так и не решился перепрыгнуть через коврик-пограничник.
Час семидесятый
Никто в реанимации не обратил внимания на необычно раннее появление мужа больной из тринадцатого бокса. Тайком от медсестры, он достал маленький флакончик с пипеткой и капнул несколько капелек на язык жене.
— Виня, вчера тебя звуки сериала не разбудили, — прошептал он ей на ушко, — может сегодня тебя анисовый ликер расшевелит?!
* * *
Терпкий вкус аниса вернул Нику в то счастливое время, когда они веселились в кругу друзей. Они с Диней снова были жених и невеста. На стеклянную свадьбу им подарили хрустальный графин с чистым как слеза анисовым ликером.
— Чтобы ваша любовь оставалась такой же чистой! — поднял стопку Тимоха. — И чтобы никогда не мутнела от невзгод! А беда — как вода, — тут он плеснул немного воды в стопку, и анисовый ликер превратился в белую муть, — унесется навсегда! — он залпом опрокинул стопку и защелкал пальцами: — Огурчик, огурчик!
— Тебе этих? — Леля поднесла ему банку с этикеткой «Как у бабушки».
— Нет, мне бочковых! Вон тех, что на блюдце лаптями лежат, короче, как у дедушки!
— Балаболка! — расхохоталась невеста. — Такой тост опошлил!
— Это я еще по «путинской» колбасе не прошелся!
— А что с колбасой-то не так? Нормальная колбаса! — загалдели гости.
— А вы знаете, из чего она сделана?!
— Из чего? Из свинины, наверняка!
— Какие же вы политически неграмотные! Из медвежатины она сделана, вот из чего!
Задел был положен, и Тимоха весь вечер веселил честную компанию. Стол ломился от привычных продуктов советских времен, которыми Нью-Йорк в изобилии снабжал местные русские магазины. Так что было полное ощущение свадебного застолья времен застоя. Еды было столько, что ее потом целую неделю уничтожали всей коммуной в придачу с Тимохой.
Убывали праздничные разносолы, а вместе с ними и праздничное настроение. Но однообразные будни настать не успели. Пришел вызов в суд, и надо было собираться в славный штат Виргиния.
На совет Денис позвал Тимоху с напарником, для которых отбиваться от штрафов было обычным делом.
— В нашем штате такой порядок, — просвещал Тимоха. — Если полицейский, выписавший штраф, не пришел в суд, то решение зависит от того, что скажешь ты. Скажешь, что не виноват, значит, не виноват! Я в таких случаях виноватых еще не встречал! — он хохотнул и чуть не поперхнулся покупным пряником.
— А если полицейский придет?
— Если придет и тебя признают виновным, то к штрафу добавят судебные издержки! — Тимоха заглотнул очередной пряник. — Так что решай сам! Лично я обычно придумываю уважительную причину и прошу перенести слушание моего дела. Шансов больше, что во второй раз полицейский не придет.
— Д-д-даже и не заморачивайся! — вмешался Тимохин сменщик. — В В-в-виргинии этот трюк не работает. Д-д-даже если полицейский не придет, то судебное разбирательство будут переносить до тех пор, п-п-пока он не явится. У-у-ух! — поморщился он от очередной стопки водки.
Догадаться, чья была смена, не составляло труда.
— Как ни крути, а проще заплатить и забыть! — решил Денис.
— А я бы этого так не оставила! — возразила Ника, ставя перед друзьями блюдо со своей выпечкой. — Я бы все равно поехала и вывела их на чистую воду!
— Это то же самое, что мочиться против ветра!
— Ну, как ты умеешь мочиться, мне рассказывать не надо, — улыбнулась она, припомнив давние шалости мужа на скорой.
— Ну-ка, ну-ка?! — Тимоха страсть как любил сальные истории.
— Виня, я серьезно! — Денис обнял жену, когда за друзьями закрылась дверь. — Ведь это будет потерей денег и времени!
— А я так не думаю! — загадочно произнесла она. — Ну, сделай это для меня!
— Так бы сразу и сказала! Ради тебя можно и против ветра!
И он отправился в Виргинию, готовый к неравной схватке с разбойниками со скоростной дороги.
Здание суда удивило своей безлюдностью. По огромному холлу были разбросаны редкие пары, которые вполголоса беседовали и затравленно озирались.
«Наверное, адвокаты с клиентами», — решил Денис, ища нужный зал заседаний.
Пока он бодро расхаживал по храму Фемиды, в его одинокой спине уже, наверное, появилась дырка от косых взглядов мрачных пар. Найдя зал для слушаний гражданских дел, он снова был неприятно удивлен. Здесь все тоже были парами. Предательская дрожь пробежала по спине.
«Похоже, здесь самозащита не в чести!» — замандражировал Денис.
Собрав волю в кулак, он сел поближе к группе полицейских, которые кучковались в первых рядах. Тактика «боевых действий» требовала предварительной рекогносцировки. Остановившего их офицера, похоже, не было.
«Черт! Неужели я приехал зря?!»
Время шло, а его все не вызывали.
«Наверное, ждут, когда появится мой полицейский», — успокаивал он себя поначалу.
Потом закралась тревожная мысль: «А может, меня просто нет в списках?»
И вот нарушитель из Балтимора остался один в зале. Судья о чем-то оживленно беседовал с сидящим внизу клерком, а стенографистка с охранником с интересом поглядывали в сторону одиноко сидящего мужчины.
«Такого не может быть! — совсем расстроился Денис. — У каждого патрульного худо-бедно, а с десяток нарушителей да наберется. Конечно, мой полицейский не пришел! Дурак он, что ли, терять время из-за одного человека?»
Напряжение достигло предела, когда Денис вдруг услышал свою, исковерканную до неузнаваемости фамилию. Не веря ушам, он медленно встал и направился к судье. С каждым шагом он ждал, что его остановят и скажут, что он ослышался и судебные слушания на сегодня окончены. Но его никто не остановил. Подойдя к микрофону, он нервно откашлялся и пригладил бородку. Пока клерк подтверждал его личность, судья с нездоровым интересом разглядывал обвиняемого. Охранник в это время выглянул в коридор и, убедившись, что возле дверей никого нет, кивнул судье.
Тут же прозвучал неожиданный вопрос:
— Сколько времени вы сюда добирались?
— Два с половиной часа, — замялся Денис и, вспомнив, быстро добавил: «Ваша честь».
— Как вы узнали о гибели оштрафовавшего вас офицера?! — пригвоздил его судья следующим вопросом.
— Какой гибели?!
— Вас не удивило, что вы здесь один?
Обвиняемый молча кивнул, обводя взглядом пустой зал.
— По странному стечению обстоятельств, вы были первым и последним нарушителем, кому он выписал штраф в тот день. И я скажу больше, вы стали вообще последним нарушителем в его славной карьере.
«Уж не хочет ли он сказать, что это я его убил?!» — не на шутку перепугался Денис.
Зная беспредел местных патрульных, он бы не удивился, если бы то же самое творилось и в уголовной полиции.
— Что произошло в тот день?! — ни с того ни с сего рассвирепел судья.
— Ну, во-первых, была ночь, — профессиональная привычка ученого точно описывать явления взяла верх. — А во-вторых, произошло то, что он остановил меня ни за что!
— Однако последняя запись в его блокноте говорит об обратном! — судья наконец-то перестал терзать подсудимого своим взглядом и раскрыл папку с рассматриваемым делом.
— Я не знаю, что он там написал, но я скорости не превышал, тем более на двадцать миль! И поэтому напоследок я ему посоветовал жить по совести!
Последняя фраза прозвучала неоправданно громко и заставила замереть всех присутствующих. Возникла угрожающая пауза. Глаза судьи сузились, и на мгновение показалось, что в них проплыла льдинка страха.
«Кто меня за язык тянул?! — напугался виновник повисшей тишины. — Чего это я вдруг ляпнул про совесть? Откуда я это вообще взял?!»
Денис не выдержал пристального взгляда судьи и отвел глаза. Теперь он заметил, что не только его честь, но и клерк с охранником не сводят с него глаз, а стенографистка побелела так, что казалось, вот-вот хлопнется в обморок.
— Невиновен, — закончил противостояние торопливый голос судьи, и резкий стук молотка раскатился по залу салютом победы.
Денис покидал поверженные бастионы в гордом одиночестве. По пути домой он безрезультатно пытался понять, что же все-таки произошло. Соломоново решение пришло само собой.
— Оно тебе надо? — спросил он себя так, как бы это сделал Соломон. — Ой, да не морочьте вы себе голову! Его таки до смерти замучила совесть!
Веселясь таким образом, наш победитель даже не представлял, насколько близок он был к истине…
Той сентябрьской ночью оштрафовавший их полицейский еще долго сидел, облокотившись на руль, и отрешенно глядел вслед удалявшимся красным огонькам, уносившим женщину-волчицу.
— Похоже, я переработал! — поделился он со своим отражением в зеркале заднего вида.
Запарковав патрульную машину в придорожных кустах, он попытался заснуть. Но сон не шел. Стоило ему закрыть глаза, как он тут же окунался в липкую трясину кошмаров. Перед ним тягучей вереницей проплывали скорбные лица. Они с укором заглядывали ему в глаза, и каждый норовил рассказать о том, во что вылилось его беззаконие. Офицера стыдили небогатые семьи, которые на последние сбережения везли детей в диснейленд. Перед ним проходила плачущая детвора, оставшаяся без обещанных подарков из-за его мародерства. Тем, кому он просто испортил отпускное настроение, не было числа. Были и те, кто обвинял его в самом страшном. Родственники стариков, умерших от инфарктов и инсультов после общения с ним, уступали дорогу самим покойникам. Изъеденные червями руки хватали его и пытались утащить под землю. Но все это не шло ни в какое сравнение с выворачивавшим нутро взглядом одноглазой красавицы, изуродованной кровоточащими ранами. Ее волосы развевались на ветру, и восходящее солнце выхватывало кровавые всполохи из ее черных прядей.
— Если ты жертва аварии, то я здесь ни при чем! — кричал патрульный во сне.
На своем веку он повидал немало автокатастроф и тщетно пытался вспомнить, в какой из них он встречал этот уничтожающий взгляд.
Иногда ему удавалось вырваться из кошмарных снов, и тогда он безучастно смотрел на проносившиеся мимо машины. Радостно шурша колесами, они превращались в зеленые купюры, которые весело шелестели мимо казны его маленького городишки. С рассветом ему стало совсем муторно. На фоне пробуждающейся природы его деяния казались еще омерзительнее.
Когда он сдавал смену, единственная квитанция от выписанного штрафа жгла ему руку.
— Кончай придуряться! — засмеялся диспетчер. — Где остальное?! Мне пора сержанту улов сдавать!
— Я на больничный! — гаркнул патрульный и швырнул ему в лицо книжечку с пустыми квитанциями.
— Ты что?! — диспетчер схватился за глаз и удивленно заморгал.
— Глаз! — взвыл патрульный и бросился вон из участка.
Закрывшись в своем гараже, он заливал нескончаемые галлюцинации канадским виски. Время от времени жуткие видения покойников исчезали, и лишь леденящий душу взгляд одноглазой красавицы неизменно прорывался сквозь хмельной туман.
— Черт возьми! Откуда я ее знаю?! — патрульный бился головой о стол и не чувствовал боли.
Под конец третьих суток неугомонные мертвецы все-таки затащили его под землю…
Он очутился под низкими сводами средневекового подземелья. От покрытых плесенью стен дробью отскакивали чьи-то властные приказы. Он пошел на голос и в глубине каземата увидел изысканно одетого вельможу, который требовал выжечь глаз прикованной к стене пленнице.
Подойдя ближе, он наконец увидел ту, что мучила его все эти дни. Изможденная, она висела на цепях и продолжала испепелять его своим взглядом. Без капли сожаления он схватил раскаленный прут и подошел к пленнице. Закончив с одним глазом, принялся за другой, но был остановлен:
— Она должна видеть свою казнь! Не будем лишать ее этого удовольствия!
Садистский смех герцога разнесся по подземелью, заглушая стенания изуродованной ведьмы.
— Нельзя! Нельзя оставлять ей глаз! — во все горло заорал он на своего господина…
Даже в кошмарном сне полицейский не мог повысить голос на старшего по званию и тут же очнулся. Вслед за озарением пришло решение. Когда он широко открыл рот, чтобы вложить в него ствол табельного оружия, перед ним, как бы передразнивая, открыла пасть волчица из той самой, последней машины. Нажимая на курок, он заметил поразительное сходство взгляда хищницы с глазами той, которую только что мучили в средневековом подземелье. Он не услышал звука выстрела, но успел увидеть, как волчица превратилась в молодую златокудрую женщину, и на ее милом личике заиграла дьявольская улыбка.
«Нужно было застрелить ее прямо там, на месте!» — пронеслась бегущая от пули мысль…
Всего этого Денис не знал и безмятежно рулил в сторону дома. Чем ближе он подъезжал к Балтимору, тем нестерпимее становилось ожидание встречи с любимой. Он уже представлял себе, как принесет радостную весть пославшей его на битву даме сердца. Уж он-то постарается как можно ярче описать их победу. Ну и приврет, конечно, для красного словца. А как же без этого?!
Глава 12. Жаркие страны
Час семьдесят первый
После утреннего обхода в тринадцатом боксе остались двое.
— Есть какие-нибудь сдвиги? — тихо спросил Денис.
— Подождем мнения специалистов, — вполголоса ответил Томас.
Пришедший невропатолог привел с собой студентов, и они долго колдовали над пациенткой. В конце осмотра медсестра принесла мензурку с водой, в которой плавали кубики льда. Заливая воду шприцем в правое ухо больной, они пристально следили за ее глазами.
«Направо, милая! Посмотри направо! — молча молил ее муж. — Покажи, что ты еще с нами!»
Но жена беззаботно смотрела в потолок, не обращая внимания на ледяную воду в ухе.
* * *
Ника безо всяких усилий лежала на спине, и прохладная Атлантика качала ее на своих мягких ладонях. Она почти заснула и не заметила, как ее развернуло поперек волны. Влажная пощечина привела ее в чувство. Оглушенная, с полным ухом воды, она выбралась на мелководье и начала трясти головой, избавляясь от неприятного шуршания в ухе. Нет, не такими она себе представляла Карибы. Глядя на рекламные проспекты, она почти чувствовала ласкающую теплоту Карибского моря. Однако восточное побережье Багам омывалось Атлантикой, и ее воды не были такими уж теплыми и выглядели совсем не ласковыми.
— Кто знал?! — сокрушался Денис. — Сюда был самый короткий перелет, вот я и выбрал Багамы!
— Не переживай! В конце концов мы сюда не за морем ехали, а за солнышком! А его тут хоть отбавляй!
Денис верил, что южное солнце поможет справиться с новой напастью, свалившейся на его Виню. Как и предрекала Матрена, постоянная передача черной энергии викканским сестрам ослабила ее организм. Ее тело теряло прочность. Однажды во время дыхательной гимнастики в груди раздался ужасный хруст.
— Что это?! — подскочил дремлющий рядом муж.
— Не знаю, но я не могу шевельнуться!
— Ребро не выдержало нагрузки натяжением от гипертрофированных дыхательных мышц! — вынесли заключение в больнице. — К сожалению, кроме тугой повязки здесь ничем не помочь. Нужно ждать, пока ребро срастется само.
И начались бесконечные мучения. Боль от треснувшего ребра не давала нормально откашляться, и дышать становилось все труднее. Убойные дозы кальция и витамина Д для укрепления костей не работали. Едва заживало одно ребро, как ломалось другое. Жизнь Ники превратилась в кромешный ад.
Денис судорожно перелопачивал горы научной литературы, ища спасения для своей малышки. И однажды его упорство было вознаграждено.
— Смотри, что я нашел! — захлебывался он от возбуждения, тряся в воздухе журналом. — Здесь говорится, что люди с твоим заболеванием в южных штатах практически не страдают переломами ребер!
Теперь, как только в Балтимор приходили холода, они стали выбираться на юг. И что бы вы думали? Ребра самым чудесным образом перестали ломаться!
— Не зря говорят: нет худа без добра! — млела под тропическим солнышком Ника. — Если бы не мои ребра, мы никогда бы не познали этого рая!
— Спасибо, ребрышки! — смеялся Денис и нежно целовал жену в загорелую спинку.
Каждый такой отпуск проходил как медовый месяц. Они были вместе целыми сутками. Повседневные заботы оставались далеко позади, и они наслаждались друг другом, как будто жили последний день. Каждый их новый отпуск был лучше предыдущего. Они больше не ездили на прохладные Багамы, и недорогих пансионатов тоже избегали.
У них до сих пор остался горький осадок от отпуска на дешевом курорте в Мексике.
Это была их вторая вылазка на юг, и Ника радовалась, что эта поездка не так подрывает их семейный бюджет, как предыдущая.
— За что заплатили, то и получили! — Денис стоял с пустой тарелкой и глядел на рацион «все включено», который уместился на одном столе. — Да-а-а, как бы не растолстеть от изобилия!
— Что, мы сюда жрать приехали, что ли? Давай глотай что есть, и побежали на море!
— Что, мы сюда купаться приехали, что ли? — грустно пошутил Денис, глядя на узкую полоску острых камней вместо пляжа.
— Недавний ураган унес весь песок! — пояснил работник пансионата. — Пока море не намоет новый, здесь купаться нельзя. Идите в бассейн!
— Еще чего не хватало! — возмутилась Ника. — В бассейн мы могли и дома ходить! — и отправилась искать место возле воды.
В тот день их купание ограничилось посиделками в прибрежных волнах. Вода здесь была намного теплее, чем на Багамах, и они провалялись в ласковых волнах весь день.
Вернувшись в номер, они нос к носу столкнулись с горничной, которая так торопилась, что забыла в номере швабру.
— Что бы это значило? — Денис посмотрел на швабру в углу и с сарказмом заметил. — Надеюсь, это не часть «всего включено» и гостиничный сервис здесь не «сделай сам»!
— Скорее «помоги себе сам», — протянула Ника, глядя на торчащий из-под кровати угол чемодана. — Ты чемодан перед уходом задвигал?
— Задвигал!
Она быстро вытащила чемодан и выудила косметичку.
— Не помогла ли себе эта торопыга моим золотишком! Уф, вроде все на месте! Или нет!
Горничная оказалась искушенной воровкой и забрала не все украшения.
— Пропали сережки и кольцо с опалами! — чуть не плакала Ника.
— Вы просто забыли, куда положили свои цацки! — заявил вызванный охранник.
— Моя жена — сама аккуратность! У нее каждая вещь знает свое место! — возразил Денис. — Так что не теряйте время и допросите горничную!
— Мы доверяем нашему персоналу и никого допрашивать не собираемся!
— Тогда я вызываю полицию!
— Наш коммутатор не пропустит ваш звонок! — вошел запыхавшийся администратор. — Территория пансионата является частной собственностью, и без ордера полицию сюда не впустят!
Он переглянулся с охранником. Тот показал глазами на оставшееся кольцо. Администратор облегченно вздохнул и направился к выходу.
— И вообще, этим должно заниматься ваше турагентство! — кинул он через плечо, предоставив обворованных отдыхающих самих себе.
Ника вертела в руках оставшееся кольцо, не понимая логики воровки: «Зачем было брать мое любимое кольцо?! В нем же всего три опала. Вот же кольцо намного дороже!»
Она любила украденное кольцо больше других. Денис подарил ей его тогда, когда им и на еду-то не всегда хватало. Каждый раз, надевая его, она согревалась душой, и тихая радость наполняла сердце. И вот теперь его нет! Вечер был испорчен. Да и не только вечер.
«Расплата придет! И она будет жестокой!» — давно Ника не была так разгневана.
Утром вместо чаевых они оставили горничной записку: «Пожалуйста, верните то, что вам не принадлежит! Опалы имеют особенность накапливать болезни своих хозяев. И укравший украшения из опалов рискует заболеть тем же!»
В конце, для наглядности, Денис пририсовал карету скорой помощи с включенной мигалкой и бешено крутящимися колесами.
Отправляясь в тот день на море, они со злой решимостью взяли с собой матрасы с лежаков, что стояли вокруг бассейна. По правилам пансионата это строго запрещалось, но о каких правилах может идти речь в этом рассаднике беспредела?!
— Эти подстилки нельзя брать на пляж! — остановил их работник бассейна.
— А мы и не на пляж вовсе. У кого язык повернется назвать эту груду камней пляжем?
Их аргументы его не убедили, и он преградил им дорогу.
— Я бы на твоем месте этого не делала! — процедила сквозь зубы Ника.
Что-то зловеще-убедительное было в этих непонятных мексиканцу словах.
— Что она сказала? — обратился он к Денису на ломаном английском.
— Тебе этого лучше не знать! — скопировал он зловещий тон жены.
С тех пор их больше не трогали. Дежурные по бассейну делали вид, что ничего не происходит, и лишь изредка бросали неспокойные взгляды в их сторону. А через день на них стали коситься и работники столовой. Они держались на почтительном расстоянии и нервно перешептывались.
— Хорошо, что с нами нет Паши! А то бы он остался по твоей милости голодным! — шутил Денис.
Их друг всегда боялся конфликтовать в ресторанах. Насмотревшись американских фильмов, Паша был уверен, что за чрезмерные капризы кто-нибудь на кухне обязательно наплюет тебе в еду. А о других изощрениях работников общепита даже думать не хотелось.
— Не переживай. Я думаю, они догадываются, что кто с нами свяжется, тот и трех дней не проживет, — успокоила его Ника.
И ей почему-то в это верилось. А работники столовки не только верили, они знали! Не далее как вчера по пансионату разлетелась страшная весть о горничной, убиравшейся в номере у русской пары. Источником новости был менеджер, который накануне переводил ей записку от обворованных отдыхающих…
Воровка плевать хотела на глупые угрозы и планировала тем же вечером надеть украденные украшения на приятную халтурку. Она убиралась в доме у местных богатеев, чей сынок был лакомым кусочком для многих невест в округе. В то время как ее соперницы лишь томно вздыхали и ловили его случайные взгляды, она поймала кое-что побольше. Конечно, это кое-что было не ахти какое, но кто обращает внимание на такие мелочи у завидных женихов?
Поначалу объект охоты не обращал внимания на новую служанку. Однако, вопреки наставлениям хозяйки, униформа девицы становилась короче день ото дня. Взор молодого мачо все чаще останавливался на ее стройных ножках. Каждый раз, замечая его нескромные взгляды, она многообещающе улыбалась в ответ. Несколько раз она как бы ненароком забывала в его комнате свои золотые колечки. Как они ей доставались — нетрудно догадаться.
— Они мешают мне убираться! — смущенно объясняла она юноше, когда тот возвращал забывчивой горничной ее украшения.
— Я вижу, ты не из бедных! — как-то заметил он, возвращая очередную цацку. — Зачем же ты работаешь у нас?
— Догадайся сам, — скромно потупилась она.
В один прекрасный день, а точнее вечер, ее старания принесли плоды.
— Не хочешь промочить горло? — предложил юноша.
— Мне попадет от твоей матери, — она артистично засмущалась.
— Не попадет! Они сегодня с отцом на приеме у губернатора.
После пары фужеров дорогого вина повеселевшая горничная вновь вернулась к работе. Протирая пыль на журнальном столике, она украдкой следила за отражением своего мачо в серванте. Тот опрокинул для храбрости еще один фужер и исчез в туалете. Разочарованная девица начала с силой тереть ненавистный столик, проклиная нерешительность прыщавого юнца. В самый разгар нелестных тирад она вдруг почувствовала жаркие ладони на своей талии. Они медленно скользили вверх, разжигая в ней огонь желания. Она замерла, с трудом удерживая равновесие и боясь потерять даже малейшую частичку той сладостной невесомости, которой его касания наполняли грудь. Юнец от волнения тоже еле держался на ногах. Через воздушную материю сшитой на заказ униформы он чувствовал каждый изгиб ее жаркого тела. Она игриво откинула назад голову и, изогнувшись, подарила ему лукавую улыбку. Сквозь жемчужные зубки показался кончик нежно-розового язычка. Воодушевленный мачо крепко прижал ее к себе.
— Что это у тебя в кармане? Огурец? Или ты просто рад меня видеть?! — рассмеялась она.
Мину той позже они уже лежали на полу, и горнична я усердно полировала хозяйский паркет своей изысканной униформой…
С каждым новым визитом распутница все больше очаровывала свою жертву, и мечты о скором замужестве уже не казались эфемерными. Сегодня она сделает еще один шажок к своей цели. Надев свежеукраденные украшения, она вышла из дома. Теплый вечер ласково обнял ее, и тело соблазнительницы заныло в томном ожидании. Ей не терпелось покрасоваться новыми серьгами и кольцом с опалами. Конечно, она была немного расстроена. Но вовсе не содеянным!
«Черт меня дернул взять это простенькое колечко! — ругала себя воровка. — Как я так обмишурилась?»
Она до сих пор не могла понять, почему предпочла это кольцо тому, другому, которое было намного богаче. Какое-то затмение нашло на нее в тот момент, рука сама потянулась к этому недорогому украшению: «Какая я дура! С тем кольцом мой мачо полюбил бы меня еще больше!»
Ее разочарование усилилось, когда дверь открыла грозная хозяйка. Расстроенный юноша бросал из-за ее спины безнадежные взгляды и морщился от ора матери.
— Как ты убираешься?! — разносилось по всему дому. — Посмотри на эти огромные хлопья пыли!
— Я не виновата! Это надувает из кондиционера! — оправдывалась горничная.
— И что? Я должна его чистить? — не унималась хозяйка. — Похоже, мне придется подыскать другую служанку.
— Я все сделаю! — не дала ей договорить напуганная девица и тут же схватилась за тряпку.
Пока кондиционер не включился, она решила его быстренько протереть. Грозный рев хозяйки смягчался убаюкивающим перезвоном мерно покачивающихся сережек. Подпевая им, горничная открыла защитную сетку и стала протирать внутренности агрегата. Ее рука почти наполовину погрузилась в пасть электрического монстра, прежде чем она смогла дотянуться до лопастей вентилятора.
Негромко щелкнуло реле и включило очередной цикл кондиционера. Легкий гул проснувшегося мотора тонул в ласкающем перезвоне сережек. Ни о чем не подозревая, охотница за хозяйским сынком стала стирать клочья пыли, приставшие к металлическим лопастям. Неожиданно вентилятор ожил и тронулся с места, увлекая за собой тряпку. Рука соскользнула с протираемой лопасти и провалилась вглубь. Горничная в панике попыталась выдернуть руку, но украденное кольцо за что-то зацепилось и не отпускало. Пение сережек сменилось завыванием сирены. Перед ее глазами неслась нарисованная скорая помощь, внутри которой она видела свое обескровленное тело. Дикая боль в пальцах вернула ее в действительность. Вентилятор гнал холодный воздух в ее искаженное от боли лицо. Брызги крови покрывали ее побелевшие щеки озорными веснушками. Безжалостный вентилятор, как плохая мясорубка, никак не мог справиться с сухожилиями. Освежающий поток, рвущийся из кондиционера, не давал своей жертве упасть в спасительный обморок. Сережки весело трепетали на искусственном ветру и пели свою победную песнь.
Наконец агрегат выплюнул то, что осталось от кисти воровки, и горничная рухнула на пол. Уже не нарисованная, а настоящая карета скорой помощи спешила на место происшествия. Но кровь из артерии, красиво зовущейся лучевой, вытекала быстрее. Она гасила последний лучик надежды на беззаботную жизнь с так искусно покоренным мачо.
— Вины без наказания не бывает! — нашептывали обагренные кровью сережки.
Что-то выпало из кондиционера и звякнуло под самым носом. На нее пустыми глазницами смотрело изуродованное кольцо. Гнезда из-под опалов плакали красными слезами. Маленькие золотые усики, которые раньше удерживали каменья, шевелились, как ресницы вокруг окровавленных глазниц, и, казалось, подмигивали ей…
Масса губительной энергии, висевшая над соседним Гаити, издала оглушительный стон. Орудие мести сестер Вуду было повержено. Победа викканской воительницы в такой близи от сердца потусторонних сил была дерзким вызовом завоевателям мира. Налетевший в ту ночь ураган разогнал курортников по номерам.
— Это тебе даром не пройдет! — надрывался под окнами шквальный ветер.
Черные сестры жаждали реванша. Они хотели вновь увидеть осмелевшую воительницу из стана Викка в своих краях. И ожидание их не было обмануто…
Ничего не подозревающая Ника была несказанно рада, что следующую вылазку на Карибы решили совершить всей коммуной. После долгого, многообещающего ожидания веселая компания отправилась в Доминиканскую Республику. Страна эта имела сухопутную границу с Гаити, но кроме Ники никто не придал этому значения. Друзья подгадали свои отпуска под день рождения Дениса и собирались по-особому его отпраздновать.
Нарядные и счастливые, они сидели между колоннами в ресторане без стен, и теплый морской бриз играл салфетками на их столике. Праздничный ужин подходил к концу, они уже ждали сладкое. Найдя в меню десерт с абсурдным названием «жареное мороженое», друзья, конечно же, не могли его не попробовать. Заказав необычное блюдо, они стали весело гадать, что это может быть. Даже обстоятельная Саша не смогла в этот раз блеснуть эрудицией.
— Жаль, с нами нет «щепетильного»! — смеялся Паша. — Уж этот всезнайка все бы разложил нам по полочкам!
И они наперебой принялись обсуждать их недавнее знакомство. Началось все с того, что у них пропало полотенце. По традиции, Саша с раннего утра занимала самые хорошие места на пляже. Она стелила полотенца на тех лежаках, которые были поближе к морю и стояли в тени грибков из пальмовых листьев. Так было удобнее всем, а особенно Нике. Она никогда не жаловалась, но все видели, как ей трудно добираться до воды по вязкому песку.
Трюк с полотенцами всегда работал, но в тот день одно из них пропало. Неожиданная проблема шумно обсуждалась возмущенной коммуной. Громче всех удивлялся такой наглости Паша:
— Зачем брать чужое?! Всем же выдали по полотенцу? Мало того, что теперь вытираться нечем, так с нас еще и штраф возьмут!
— Тебе ли удивляться?! — подколола его Ника. — Ты же сам никогда не пройдешь мимо того, что плохо лежит!
— Интересно, кто мог его взять? — задал риторический вопрос Денис.
— Надо искать русских! Ну, или хохлов! — глянув на Пашу, предложила маленькая язва.
— Ребята, вам нужно полотенце? — неожиданно услышали они русскую речь. — У меня совершенно случайно завалялось лишнее!
Из второго ряда шезлонгов протягивал полотенце обгорелый здоровяк.
— А вот, Диня, и ответ на твой вопрос! — с озорной смешинкой прошептала Ника. — Я в этом никогда не ошибаюсь!
— Ну-у-у, если оно вам не нужно, то спасибо! — поблагодарил Паша.
— А от штрафа за утерю полотенца можно отбрехаться! — продолжал незнакомец. — Я здесь не первый раз отдыхаю и на местных порядках уже собаку съел.
— А здесь что, есть корейский ресторан?! — уже вконец разошлась Ника.
Здоровяк непонимающе похлопал выгоревшими ресницами, но решил не отвлекаться.
— Прикиньте, они меня тут за лоха держат! Мне в номер не принесли обещанные в путевке бесплатный ром и сигары! — с апломбом начал он свое выступление. — А я в этом плане очень щепетильный.
Заметив интерес к своей персоне, он повысил голос на пару октав:
— Так я закатил им хороший скандалец! После этого мне в номер начали ящиками носить ром с сигарами и задобрили бесплатной майкой!
Наш щепетильный соотечественник с гордостью выпятил грудь и продемонстрировал готовую лопнуть на нем футболку с яркой надписью из разноцветных блесток. Паша довольно сносно знал испанский и шепотом перевел друзьям значение играющей на солнце надписи. Слушатели хитро переглянулись, а Ника еле сдержалась, чтобы не расхохотаться.
— Гляньте, нет ли у него в шезлонге горошины! — давилась от смеха Ника, когда тот ушел за коктейлем.
На груди у «щепетильного», как они прозвали его между собой, красовалось издалека заметное утверждение: «Я — самая прекрасная принцесса!»
За этими веселыми воспоминаниями их и застало «жареное мороженое». Но попробовать его они так и не успели. Хохочущая от души Ника неожиданно затихла и замерла в полусогнутом положении. Лицо ее побелело, на глазах выступили крупные слезы.
— Все! Мне крышка! — с неподдельным страхом прошептала она.
У Дениса оборвалось сердце. Он опустился на колено и испуганно заглянул ей в лицо:
— Что?! Что случилось?!
— По-моему, опять порвалось легкое! Что же теперь делать? Кто мне здесь поможет?! — жалобно прошептала она.
Ее голос дрожал, руки нервно тряслись.
— Ничего страшного! — как можно спокойнее сказал Денис. — Если ты не потеряла сознание, значит, легкое спалось чуть-чуть. Давай-ка я отнесу тебя в номер!
— Не надо. Я сама!
Он осторожно помог ей подняться и медленно вывел из ресторана. В номере он сразу же дал ей наркотический анальгетик. Под его действием Ника успокоилась и стала дышать ровнее.
«Когда у меня последний раз рвалось легкое?» — никак не могла вспомнить она.
Боль отступала. Голова дурнела.
— Диня, я уже забыла, что я чувствовала во время пневмоторакса! Может, это и не он вовсе? Может, опять ребро сломалось?
— Конечно, ребро! — ухватился за эту мысль Денис: «Пусть думает, что ребро, ей будет не так страшно!»
Ника догадывалась, что без происков черных сестер здесь не обошлось: «Недаром все шло так гладко. И акция на путевки, и быстрый беспересадочный перелет, и шикарный прогноз погоды на всю неделю — все как будто завлекало меня сюда. И в изощренности выбора дня им тоже не откажешь!»
— Диня, любимый, прости меня за испорченный день рождения! — чуть не плакала она от досады и боли.
— Не болтай ерунды! Давай-ка попробуем заняться дыхательной гимнастикой. Почисти-ка хорошенько свои легкие, это и будет мне лучшим подарком!
Оставшиеся дни Денис жил как на вулкане. Пугающий диагноз пневмоторакса подтверждался. Нике становилось легче день ото дня. Это говорило о том, что легкое потихоньку расправляется. Но оно могло в любой момент снова спасться, особенно при перепаде давления в самолете.
По дороге в аэропорт он с трудом скрывал свои страхи. Столпотворение на таможне немного отвлекло от тревожных мыслей. Где извиняясь, где ругаясь, а где просто работая локтями, Денис медленно освобождал дорогу жене, оберегая ее больной бок.
— Давай передохнем! — пропыхтела она.
— Конечно, давай! Саша-Паша, занимайте очередь! Мы догоним!
Они остановились, и Денис приобнял свою малышку, прикрывая ее от снующих туристов. Немного отдохнув, они снова начали вгрызаться в толпу. Вдруг за спиной послышалась родная речь.
— Сразу видно, что русские! — со злобой прошипела женщина семитской наружности.
— Сразу видно, что еврейские! — в тон ей выпалила Ника.
Пока пораженная гражданка шевелила губами, не зная, что ответить, они уже были далеко впереди. У заведенной Ники как будто открылось второе дыхание, и муж едва поспевал за ней.
Чем дальше улетал самолет, тем лучше Ника себя чувствовала и веселела прямо на глазах. По приезде домой она даже отказывалась идти к врачу. Но муж настоял и почти насильно отвез ее на рентген. Следующие три дня вылились для Ники в продолжение полного пансиона с трехразовым питанием. Только почему-то в этот раз кормежка ей пришлась не по вкусу. То ли капризную отдыхающую разбаловали шикарные рестораны на курорте, то ли выбор блюд был небогатый, то ли кулинарное вдохновение покинуло больничных поваров. А скорее всего и то, и другое, и третье. Хотя на третье здесь давали очень вкусный компот!
Час семьдесят второй
Третьи сутки, отпущенные Нике врачами, подходили к концу. Позабыв мензурку с ледяной водой, невропатологи покинули несчастный тринадцатый бокс. После их ухода впустили Пашу. Он застал Дениса бездумно вытирающим ухо жены от вытекающей наружу воды. Вид друга объяснил все. Не проронив ни слова, Паша сел у стены. Вскоре к нему присоединился и Денис. Вместе они, как обреченные, сидели и ждали последнего слова.
Денис молча придвинул стул к кровати и положил голову на подушку. Он закрыл глаза и задумчиво перебирал безжизненные, но на удивление теплые пальцы Ники. Мозговая горячка не сдавалась, и единственным спасением было охлаждающее одеяло с циркулирующей водой. Он вспоминал их прошлые больничные дни, когда они вот так же, голова к голове, мирно дремали. Но в те дни ее руки были всегда холодными, и он нежно согревал их в своих ладонях.
— Вас вызывает заведующий! — заглянула медсестра.
В коридоре уже ждал семейный адвокат с неизменным шарфом на шее.
— Это что за черный голубок? — покосился на него Паша.
— Универсальный богослов.
— А без него нельзя?
Денис безразлично пожал плечами.
— Шел бы ты в молельный дом что ли, попрыгал бы там под свои церковные запевки! — шепнул Шура негру, когда они остановились у кабинета заведующего.
— Я здесь приставлен следить за соблюдением прав пациентов! Прошу! — он открыл перед ними дверь.
Заведующий молча сидел за длинным Т-образным столом и ждал, пока все рассядутся.
— Мы знаем, что людьми нас делает головной мозг, — начал он, положив перед собой сцепленные в замок пальцы.
— Душа! Душа нас делает… — пастор не договорил, получив локтем в бок от Паши.
— А точнее, кора головного мозга, — продолжил врач.
Его слова острым ножом врезались в сердце и разрушали остатки надежды. Денис видел только побелевшие от напряжения костяшки пальцев заведующего и не хотел ничего слышать.
— Дэнис, сколько лет вы были женаты? — попробовал пробиться врач.
— Восемнадцать, — прозвучал глухой ответ.
— В моей семье совсем недавно была похожая ситуация. У моего отца внезапно повторился инфаркт, и остановилось сердце. Моя мать тоже делала искусственное дыхание и закрытый массаж сердца до приезда парамедиков.
Увидев, что муж пациентки его слушает, заведующий вернулся к основному разговору.
— К сожалению, мы считаем нецелесообразным поддерживать жизненные функции Вироники. Прошло трое суток, но ни один из ее рефлексов не восстановился.
«А ведь первыми мне о трех днях сказали в местной лечебнице! Теперь понятно, почему с таким рвением они перевели нас сюда. Чтобы не ухудшать свои показатели смертности — вот зачем!»
Заметив отсутствующий взгляд собеседника, доктор повысил голос.
— Более того, те рефлексы, что были, продолжают угасать. Сегодня утром невропатологи снова отключали аппарат и проверяли дыхательную функцию. И если вчера она самостоятельно делала два-три вздоха в минуту, то сейчас совсем перестала дышать. Мне очень жаль, но мы сделали для вашей жены все, что могли. Это не значит, что мы отключим ее прямо сейчас, без вашего согласия, но тянуть нет смысла!
— Можем ли мы подождать хотя бы день? — безнадежно спросил Денис.
— Решение здесь ваше! — со скрытым недовольством ответил врач. — Но, как я уже сказал, лишний день ничего не изменит.
— Я понимаю, — в голосе Дениса появилась твердость. — Но не посоветовавшись с ее родителями, я не могу принимать такое решение.
Паша снова толкнул в бок семейного адвоката.
— Вам придется подождать, пока семья примет решение, — очнулся тот.
Все это время Ника оставалась в боксе одна. И надо было так случиться, что именно в это время трубка, подающая воду в прорезиненное одеяло, отскочила, и вода стала заливать пациентку.
* * *
Распластавшись в соленой воде, Ника смотрела в хмурое небо Ямайки и злилась на погоду. Уже прошло пол-отпуска на этом недружелюбном острове, и только один день выдался по-настоящему теплым. Сегодня море опять было прохладным, она уже замерзла, не покупавшись и пяти минут. Ее давняя мечта о Ямайке наконец-то сбылась, но только ожидаемого счастья это почему-то не принесло.
Она не могла уже и припомнить, как давно мечтала побывать здесь. Началось все еще в те времена, когда они жили в таунхаусах для малоимущих. Именно тогда Леля на халяву съездила на Ямайку. Ее бойфренд в то время набрал столько кредитов, что на их выплату уже не хватало всей его зарплаты. Перед тем как объявить себя банкротом, он купил им тур на Ямайку — разумеется, тоже в кредит! Американец-то он американец, а русскую пословицу «семь бед — один ответ», видно, знал хорошо.
После возвращения из отпуска Леля при каждом удобном случае вставляла: «А вот на Ямайке…»
Ника еще тогда задумалась: «Почему именно Ямайка?»
После своей первой встречи с Матреной она выучила географию на совесть и знала, что лишь небольшой пролив отделяет этот остров от Гаити — пристанища сестер Вуду. Огромное облако губительной энергии все время висело по соседству и служило неисчерпаемым источником для черных сестер Ямайки. Однако, несмотря на свои опасения, Ника все равно грезила этим кусочком тропического рая, так ярко описанным Лелей.
Купив билеты, Денис веселился:
— Не могу поверить, что мы будем отмечать день седьмого ноября, красный день календаря, на Ямайке!
Но праздновать день революции на Ямайке им не пришлось. В октябре у Ники началось обострение, и поездку пришлось отложить.
Она корила себя за проблемы, связанные с возвратом путевок и переносом отпуска. Вся коммуна заново перекраивала расписание на работе. Целый месяц Ника чувствовала себя ужасно. Мало того, что болезнь душила ее, так еще и эти пертурбации с отпуском.
— Конец моим страданиям и разочарованиям! — имитировал Винни-Пуха ликующий Денис. — Спасибо тебе, любимая, за спасенный отпуск!
— Что произошло? — недоумевала Ника.
— Только что передали, что в Карибском море творится дурдом!
— Что? Кубинцы празднуют седьмое ноября на все Карибы?
— Хуже! Праздник отменяется. Ураган «Палома» идет на Кубу и Ямайку. Прикинь, в какой бы мы сейчас там попали переплет.
Ее Денис был просто волшебник. Как же умел он облегчить ее страдания! Груз с души упал, и Ника быстро пошла на поправку, и вместо дня революции они праздновали на Ямайке Новый год.
Они снова были вместе каждую минуточку. Даже смурная погода Ямайки не могла испортить им праздника души. Все горести-печали остались в Балтиморе и, наверное, уже скучали по ним. А Вине с Диней не было до них никакого дела. Если бы эти печали там усохли от тоски, никто бы переживать не стал.
И все бы было прекрасно, если бы ее давние опасения не начали сбываться! Однажды, вернувшись с пляжа, она ощутила присутствие черной энергии, которая была искусно рассеяна по их комнате.
«Не иначе, проделки горничной!» — забеспокоилась викканская воительница.
Ее подозрения подтвердила сложенная из полотенец фигурка, восседавшая на кровати. Многие курорты славились своими скульптурками из полотенец. После каждой уборки отдыхающие находили у себя в номерах усыпанных розовыми лепестками павлинов, лебедей и слоников. Сидя на кроватях, они радостно приветствовали возвращение курортников с пляжа. Нику же встретила полотенечная курица со свешенной набок головой. А розовые лепестки были разложены так, что не требовалось много воображения, чтобы увидеть вытекающую из клюва кровь…
И кровь пошла. Прямо во время обеда. Все бумажные салфетки на столе моментально стали алыми, и Денис с Пашей носились по залу, собирая новые. Прячась от глаз окружающих, Ника пыталась как можно незаметнее сплевывать клокочущую в груди кровь. Когда кровавый поток стих, она поднесла ко рту свежую салфетку и медленно поднялась из-за стола. Голова невыносимо кружилась. Она покачнулась и оперлась о руку мужа.
— Пошли в номер! — прошептала она сквозь салфетку.
Они медленно добрели до лифта и поднялись на второй этаж. Сквозь разъехавшиеся створки лифта они увидели, как из их комнаты выскользнула горничная со шваброй и заспешила в сторону наружной лестницы. Ее волосы были заплетены в тысячи маленьких косичек, которые, как макароны в дуршлаге, дружно подпрыгивали в такт ее быстрым шагам.
— Ты свои украшения закрыла в сейфе? — машинально спросил Денис.
С тех пор как их обокрали в Мексике, они отдыхали только в пансионатах с сейфами в номерах. Ника молчала. В ее глазах загорелся недобрый огонек. Денис проследил за ее взглядом и уткнулся в спину горничной, которая уже дошла до конца галереи и начинала спускаться на улицу. Сквозняк заиграл ее косичками, и они зашевелились, как у Медузы Горгоны.
Ника отпустила руку мужа и поспешила вслед за девушкой в униформе. Остолбеневший Денис смотрел вслед своему «умирающему лебедю», споро перебирающему ногами.
«Как она это делает?! Откуда берет силы?!»
Услышав быстрые шаги за спиной, горничная оглянулась. На верхней площадке стояла хозяйка только что убранного номера и сверлила ее взглядом.
«Зачем я оглянулась?!» — негритянка вздрогнула всем телом.
Но было поздно. Она ослушалась наставлений гаитянских сестер и теперь могла надеяться только на себя. Пойманная взглядом викканской воительницы посланница сестер Вуду была готова дать бой. Не зря ее выбрали для этой опасной миссии. Она была лучшей ученицей самой древней на Гаити ведьмы. Столетняя ворожея еще помнила зеленые леса, которые когда-то покрывали их страну, и не раз рассказывала своей любимой ученице о волшебном шуме пальмовых рощ. Но губительные вихри черной энергии давно убили все деревья в ее некогда прекрасной стране, оставив под собой бесплодную пустошь. Как награду приняла молодая колдунья отправку в зеленый оазис Ямайки. Здесь ее ждала опасная ворожба, и она была готова к ней.
— Упаси тебя дьявол от встречи с ней лицом к лицу! — предостерегала дряхлая ведьма. — А коли открытой дуэли не избежать, используй всю свою силу за раз! Только так у тебя будет шанс победить.
— А почему нам просто не послать наемного убийцу?
— Издревле мы следуем правилам борьбы, нарушать которые никто не в праве. Существуют силы, которые древнее и могущественнее нас. Если мы нарушим древний уклад, эти силы уничтожат сестринство Вуду. Поэтому используй только то, чему я тебя научила.
— Я не подведу тебя, мудрая ведунья! — воскликнула молодая ворожея. — Я исполню свой долг и изведу эту заморскую гадину!
«Изведи ее, сестра, порадуй старуху! — слышала гаитянка дребезжащий голос ведьмы. — Слишком близки мы к нашей цели, чтобы потерять господство, возводимое веками. Викканская вражина пришла в наши владения и подчинила себе нашу силу. Она должна умереть, пока не передала украденное искусство сестрам Викка!»
Глядя на хрупкую женщину, готовая к бою гаитянка никак не могла взять в толк, как этот заморыш может представлять угрозу всему сестринству Вуду. Отставив в сторону швабру, горничная вытянула вперед ладони, и смертельный вихрь губительной энергии понесся навстречу ее противнице. Он ударился о красивое лицо заморской гостьи и разбросал ее золотистые кудри по сторонам. Златовласка резко отняла ото рта салфетку и в одно мгновение заглотила смертоносный поток. Черная ворожея не верила своим глазам. Вся энергия, накопленная ею в прошлое полнолуние, исчезла внутри викканской воительницы без следа.
«Этого не может быть! — запаниковала она. — До следующего полнолуния еще больше недели. Никто не может поглощать черную энергию без помощи ночного светила!»
Гаитянка все еще надеялась, что выплеснутый ею вихрь убьет викканскую вражину изнутри. Но та продолжала стоять на верхней площадке, а на ее перепачканных кровью губах играла леденящая душу улыбка. Пушистые волосы заокеанской посланницы, как ни в чем не бывало, развевались в морском бризе. Златовласка склонила голову набок и хищно улыбнулась.
Взгляд черной ворожеи остановился на алом оскале противницы. Окрашенные кровью зубы прямо на глазах превращались в розовые лепестки. Гаитянка нервно тряхнула шевелюрой, но наваждение не исчезло. На верхней площадке сидела гигантская курица из полотенец и нацеливала на нее огромный кровавый клюв. Горничная почувствовала слабость в коленях. Покачнувшись, ухватилась за швабру. Сквозь затуманенный взор она с облегчением заметила, что курица исчезла. Вместо нее появилась хрупкая девчушка в фартуке. Солнечные блики на лестничной клетке превратились в прыгающее пламя факела, и над миром сгустилась ночь. Из полумрака ниши верхней галереи замка на нее смотрели огромные, полные ненависти глаза. Помощница кухарки широко открыла рот, как будто собиралась попробовать варево из большого половника.
Черная ворожея почувствовала, как ее волосы-змеи безвольно опали и прилипли к вспотевшему лбу. Рука, державшая швабру, вдруг онемела. Потеряв опору, горничная чуть не упала. Она глянула на руку, и непреодолимый ужас окончательно помутил ее рассудок. На ветру развевался пустой рукав униформы…
Вдруг вокруг викканской воительницы все потемнело, и клокочущая черная масса отделила ее от поверженной соперницы. Ника огляделась и со страхом поняла, что находится внутри крутящейся воронки враждебной энергии. Стены воронки неумолимо сужались. Она снова начала захлебываться, как много лет назад над Атлантикой. Однако в этот раз ее было не так просто погубить. Ника из последних сил поглощала удушающую энергию, но воронка не уменьшалась, а наоборот росла в размерах.
«Как я просчиталась! — ругала она себя. — Меня развели, как неопытную девчонку! Поймали на живца!»
Когда дышать уже не было мочи, цвет воронки вдруг стал меняться. Появившиеся радужные вкрапления открыли путь дневному свету. Теперь кружившая вокруг нее стена напоминала зебру, причем светлые полоски стремительно росли, сдавливая между собой остатки черных ручейков. Вскоре лишь ласковые потоки белой энергии вились вокруг нее.
Отдышавшись, Ника огляделась в поисках своего спасителя. Галерея и лестница были пусты. Даже грохот улетевшей вниз по лестнице швабры и обмякшее тело горничной на ступеньках не привлекли ничьего внимания. Лишь в одинокой тачке, приткнутой в тени соседней пальмы, спал огромного роста чернорабочий. Его ноги были так длинны, что не свисали, а просто стояли на земле. Непривычно светлое для аборигена лицо было спрятано за козырьком замусоленной бейсболки. Скользнув по нему взглядом, Ника обернулась к шумевшим дверям лифта: «А где же Диня?!»
В этот момент детина в тачке чуть шевельнулся. Из-под козырька бейсболки блеснул иссиня-ледяной взгляд, изучающий спину викканской воительницы.
Ника нашла мужа в лифте сидящим на полу. Одна его нога была вытянута, и двери яростно жевали его сандалию. В руках он держал стеклянную трубочку из-под нитроглицерина.
— Похоже, я перенервничал, — прошептал он заплетающимся языком и нетвердой рукой убрал лекарство в карман.
— Зачем тебе нитроглицерин?! — удивилась она.
— Иногда сердце покалывает! — еле выговорил он. — Не хотел тебя расстраивать.
— Да у тебя же все таблетки раскрошились!
— Ничего, вернемся — куплю новые.
Теперь уже Ника помогала мужу дойти до номера.
— Битый небитого везет! — грустно пошутил он.
В прохладном номере они как убитые завалились на свежеубранную постель и чуть не проспали Новый год.
Со старой горничной в пансионате Ника больше не встречалась, зато увидела ее в автобусе, по дороге на базар. Та пряталась на заднем сиденье и бросала косые взгляды в их сторону. Веселая компания не обращала на нее никакого внимания. Они с интересом смотрели на колоритные лачуги, проплывающие за окном, и обсуждали непривычное левостороннее движение. На одном из поворотов Ника оглянулась и пристально посмотрела на сестру Вуду. Та отвела взгляд и вышла на следующей остановке. Тем больше было удивление Ники, когда они вновь столкнулись с ней на рынке.
Горничная заметила их и подала знак внушительного вида торговке. Толстенная негритянка тут же прицепилась к ним и потащила к своей лавке.
— Меня зовут мама Лючия! — глубоким грудным голосом произнесла она. — У меня самый лучший товар на этом базаре! Смотрите! Этот крем помогает женщинам сохранить молодость, а мужчинам их силу! Попробуйте!
С этими словами она бережно поставила на прилавок маленькую баночку. От взгляда Ники не ускользнуло, с какой осторожностью торговка сняла изящную крышечку своими толстыми, как сардельки, пальцами.
— Пробуйте! Пробуйте! Только для вас! Снадобье очень хорошее!
— А мужчинам какое место мазать? — прищурился на нее Паша.
— Чего она хочет, Паша? — спросила Ника.
— Хочет, чтобы мы помазались ее кремом.
— Так! Всё! Пошли отсюда быстрее! — встрепенулась Ника.
Денис оторвался от созерцания интимных подробностей неприличной поделки из черного дерева:
— Чего случилось? Ты ревнуешь, что ли? — он поставил на место скульптурку совокупляющейся пары.
— Хотите сдохнуть, так мажьтесь! — бросила она Паше с Сашей, схватила мужа за руку и потащила к выходу.
Паша отдернул палец от крема.
— Пошли! — кивнул он жене.
— Вы что, не понимаете?! — стала объяснять Ника, когда они вышли на улицу. — В этом креме могут быть дурманящие добавки! Мы бы где-нибудь здесь отрубились, и нас бы обчистили до нитки!
Она не рискнула сказать друзьям правду. Слишком невероятной она была! Да и кто поверит в зомби, в наши-то дни? А ведь сестры Вуду издревле используют нервно-паралитический яд морской жабы и морского жалящего червя. Попав на кожу, он медленно всасывается и временно тормозит все жизненные процессы человека. Ядовитая смесь отделяет мозг от тела, но не выключает при этом сознание. Внешне человек отправляется в мир иной, и его могут даже похоронить. Когда действие снадобья прекращается, отравленный человек просыпается взрослым младенцем. Он ничего не смыслит и не помнит прошлого: яд напрочь стирает память!
«Все хорошо, что хорошо кончается! — успокоилась Ника и крепко прижалась к Дине. — Слава богу, что мы завтра уезжаем! Черт нас дернул сюда прилететь! Как вернусь, первым делом скажу Ляле, что ее Ямайка — полный отстой!»
Время истекло
Скорбное известие о разговоре с заведующим разлетелось быстро, и бокс номер тринадцать превратился в место встреч старых друзей. Те, кто хорошо знали Нику, заходили маленькими группами. Через какое-то время их выставляли, чтобы впустить следующих. Они долго не расходились и кучковались перед дверями реанимации, не в силах поверить в случившееся.
— Просто в голове не укладывается! — не скрывала слез Леля.
— Ведь не прошло и недели, как сидели за одним столом! — слышалось с другой стороны.
— На мужа больно смотреть! — неслось с третьей.
Среди шепота тех, кто находился в этот момент в боксе, легко угадывался чуть заикающийся голос сменщика Тимохи, который забирал веселую компанию из балтиморского аэропорта после вояжа на Ямайку.
* * *
Устроившись в салоне такси, Ника впервые не отпустила колкостей в адрес иконостаса на приборной доске. После наводненной потусторонней символикой Ямайки общество русских святых поначалу даже успокаивало. Но только поначалу!
— Что-то я смотрю, у тебя иконок прибавилось. Таксистские грехи замаливаешь? — не утерпела она.
— Н-н-нечего мне замаливать! Я с к-к-клиентами обхожусь по-божески.
— То есть возить людей десятой дорогой да лишние деньги с них снимать — это по-божески?
— Это совсем д-д-другое. Это мирское. Вот!
— Кто бы сомневался! — расхохоталась она. — Ладно, приходите к нам с Тимохой на мирское мероприятие по празднованию православного Рождества! Компания собирается большая, так что гулять будем не по-божески!
— А н-н-необыкновенная няма будет?
— Конечно, будет!
И как перед любым праздником, Ника увлеченно зашуршала своими поваренными книгами. Кулинарных планов было море, однако всем им не суждено было сбыться. Дуэль с черной ворожеей не прошла бесследно. Накануне сочельника у нее хлынула горлом кровь.
Случилось это в самый неподходящий момент. Пока Денис внизу запускал собак, она наверху, в ванной комнате, захлебывалась кровью. У нее не было ни времени, ни сил позвать его на помощь, и она в одиночку сражалась с кровотечением. Когда муж поднялся на второй этаж, она в полуобморочном состоянии висела над полной крови раковиной и шептала:
— Диня, я умираю!
— Вот тоже придумала! Подумаешь, немного крови! — с наигранным спокойствием произнес он: — В первый раз, что ли? А ты тут помирать собралась! — он оттащил жену от раковины и усадил на кровать.
— Сейчас я тебе ингалятор включу!
Ника немного успокоилась. Кровотечение остановилось, но каждый вдох давался с большим трудом.
— Виня, вызывать 911? — муж смотрел в ее теряющие фокус глаза.
— Не знаю, — неопределенно пожала она плечами.
Это и был ответ. До этого дня, как бы плохо ей ни было, она всегда стойко сражалась со своим недугом и они еще ни разу не вызывали службу 911. В самых крайних случаях он сажал ее в машину, и они ехали в больницу сами. Но раз Ника не сказала «нет», значит дело было дрянь!
В дверь уже стучали, когда Ника с испугом прошептала:
— По-моему, опять кровь!
В этот раз она боролась недолго. Кровь подходила к горлу быстрее, чем она успевала откашливать. Когда парамедики вбежали в комнату, она уже была без сознания.
Первые глотки кислорода вернули ее к жизни, и пока скорая летела в ближайшую больницу, Ника пришла в себя.
— Вашу жену нужно срочно подключать к аппарату искусственного дыхания! — засуетились в приемном покое. — Мы можем ее потерять, если снова откроется кровотечение.
— Я попробую с ней поговорить! — испугался Денис.
Разговор получился коротким.
— Виня, как тебе дышится?
— Ничего, — сквозь кислородную маску прошептала она.
— Тебе хотят ставить дыхательную трубку!
— А надо?
— Говорят, что надо.
— Ну, надо так надо, — услышал он на удивление смиренный ответ.
Ника провела на аппарате целую неделю, а потом столько же привыкала дышать самостоятельно. В доме появился генератор кислорода, без которого она теперь не могла обходиться. Но хуже всего был страх повторного кровотечения.
— Давай пригласим сиделку из русских пенсионеров? — предлагал муж.
— Не надо, Диня! Я не смогу нормально откашляться при постороннем человеке. А вызвать 911 я и сама сумею!
О лечебной поездке на юг не могло быть и речи. И, как результат, к весне ей пришлось вспомнить, что такое сломанное ребро.
— Как же я буду, такая кособокая, справлять свой день рождения? — злилась на себя Ника. — Вот так всегда. Если со мной что-то случается, так обязательно перед каким-нибудь праздником!
— А может, ну его к бесу? — успокаивал ее Денис. — Да и вообще, отмечать сорокалетие не принято.
— Сколько мне осталось тех дней рождений? Не могу я ими разбрасываться!
Как муж ее ни убеждал, Ника была настроена решительно. Она давно не веселилась в кругу друзей, и ей хотелось праздника. С гостями дом наполнялся светом, и ее собственная жизнь уже не казалась такой безнадежной.
Ближе к намеченному дню Ника совсем расхрабрилась.
— Диня! Знаешь, я чувствую силы отпраздновать день рождения в ресторане! — сообщила она за ужином.
— А как же твое ребро?
— Ничего страшного! Давненько мы не чревоугодничали у греков!
Так программа праздника была утверждена, и прибрежный район Балтимора, где приютился греческий квартал, наводнился русской речью.
За столом царило радостное веселье. Подогретая греческим вином компания оживленно беседовала. Как в старые добрые времена, Ника была королевой бала. Она вся светилась, как будто и не было той ужасной зимы и рождественских праздников в больнице. Душа Дениса пела. Он жил сиюминутной радостью и не хотел заглядывать в будущее.
— Зачем вы меня смешите?! — морщилась Ника, пытаясь подавить смех. — Вы же знаете, что мне нельзя смеяться!
Несмотря на боль, ее глаза сверкали озорными огоньками маленькой плутовки. И все вокруг понимали, что она не прочь прохохотать весь вечер. Острые края сломанного ребра могут сколько угодно тереться друг о друга. Ее не остановит их злобный скрежет!
«Ничего! Мы еще повоюем! — превозмогая боль, улыбалась Ника. — Мое время еще не пришло!»
Да и не могла она позволить себе уйти и бросить своих сестер на растерзание вражьей силе.
«Я буду держаться как можно дольше!» — твердо решила викканская воительница.
Глава 13. Подарок жизни
После надежды
Наплыв посетителей бокса номер тринадцать закончился. Медсестра выпроводила последнюю группу и что-то говорила мужу больной. Он ее не слышал. Он никого не слышал, даже Пашу с Тимохой, которым разрешили остаться.
— Нам нужно срочно звонить в питерское консульство пробивать визу для родственников Ники! — тормошили они Дениса. — Иди, вылавливай семейного адвоката!
— Сделайте это без меня. Я побуду с Виней, — было все, что от него смогли добиться.
Он держал жену за руку и смотрел в ее спокойное лицо.
— Видела, Виня, сколько у тебя друзей?! Все пришли повидаться! — у него чуть не сорвалось «попрощаться».
Он отвернулся, пряча от нее слезы. Природа за окном своих слез не прятала. Не прятал их и ее родной город.
* * *
Ранним дождливым утром Яна уже стояла под закрытыми дверями авиакомпании, укрываясь под навесом с ярким логотипом авиаперевозчика. Похоже, за этот логотип компания еще не рассчиталась и драла за билеты три шкуры.
«Где те славные советские времена, когда по справке о болезни родственника давали билеты без очереди и по обычному тарифу? — с грустью думала она. — Куда катимся? Капитализм капитализмом, а человеческое сострадание где?»
Яна отрешенно брела по мокрому от дождя Невскому проспекту, где любила гулять ее сестренка. Ника так мечтала еще хоть раз навестить свой любимый город, да, видно, уже не судьба. По лицу стекали капли дождя, перемешиваясь со слезами. В памяти всплыл их последний разговор. Тот крик души сестренки оказался пророческим.
— Все можно изменить. Любую ошибку можно исправить. Только оттуда никого не вернуть! — с тоской исповедовалась Ника, и ее взгляд на миг потемнел от промелькнувшего облачка страха.
Эти испуганные глаза смотрели теперь из каждой лужицы, отражающей хмурое небо. Огромное облако страха замерло в них уже навсегда. Яна крепко держалась за ремешок своей сумочки, словно за последнюю нить, связывающую ее с сестренкой. Ведь там лежали билеты до Вашингтона, втиснутые между пудреницей и зонтом, который она так и позабыла раскрыть.
* * *
В покрытом тучами Балтиморе продолжал идти дождь. По ночному городу ехала одинокая машина с таким же одиноким водителем. По лобовому стеклу маятниками елозили дворники. На душе было пасмурно и сыро.
— Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить, — сливался с шумом дождя дрожащий шепот.
Войдя домой, Денис машинально погладил собак и отправился в ванную, позабыв выпустить их на улицу.
Разорвавший тишину телефонный звонок выдернул его из душа.
Разбрызгивая по коридору воду, он подбежал к аппарату.
— Говорите!
В телефоне послышался ровный голос семейного адвоката:
— У вашей жены начало падать давление. Похоже, она умирает. Вам нужно срочно приехать.
* * *
Нике становилось хуже с каждой секундой. В горле устрашающе клокотало, и уже вся раковина была наполнена кровью. Она не хотела верить тому, что видела. Ведь они только что вернулись с Ямайки, отдохнувшие и окрепшие. Она думала, что теперь у нее хватит сил пережить недолгую балтиморскую зиму. Но ее организм решил иначе. Ей не хватало воздуха. В глазах начинало темнеть. Сквозь звон в ушах прорвался собачий лай. «Диня запустил собак! Поднимайся скорее, любимый!»
Обратный отсчет
С мокрой головой Денис запрыгнул в не успевшую остыть ма шин у.
«Только обязательно дождись меня! — молил он любимую. — Мне так много надо успеть тебе сказать! Пусть говорят, что она ничего не чувствует и не слышит. Откуда они знают?! Человеческий мозг — большая загадка, и никто не знает, что происходит с человеком в коме. Виня должна выслушать меня во что бы то ни стало!» — лихорадочно думал он, ведя машину.
Трасса была пустой и осталась позади за считанные минуты. Город встретил пустынными улицами и бессмысленными для такого часа светофорами. Их ненавистные красные огни крали драгоценные минуты.
«Ты же знаешь, что беседа с полицейским украдет намного больше времени, а с нашим везением в неотвратимости такой беседы нет никакого сомнения!» — подсказывал внутренний голос.
На очередном светофоре что-то надломилось в душе, и машина рванула на красный свет…
В тринадцатом боксе семейный адвокат что-то нашептывал себе под нос. Он заметно вздрогнул, когда в бокс вихрем влетел муж пациентки.
— Я же просил! Она не католичка! — закричал он с порога. — Неужели трудно понять?
Взглянув на тревожно пикающий кардиомонитор, мужчина осекся. Индикатор верхнего давления приближался к пятидесяти.
— Дэнис, вы же понимаете, что Вироника уже не в состоянии эффективно снабжать свои органы кислородом, — послышался за спиной чей-то голос. — Лечебные дозы медикаментов, поддерживающие сердце, больше не работают, — подошел дежурный врач, — и повышать мы их уже не можем. Мне очень жаль, но я боюсь, что пришло время отключать аппарат.
— Но этого можно избежать! — вмешался семейный адвокат. — Группа из ассоциации «Подари жизнь» хотела бы побеседовать с вами.
— Что?! Еще одна секта?
— Нет-нет! Это медицинская организация!
В дверях появилась крупная женщина:
— Я сожалею о том, что произошло с Вироникой. Врачи сообщили нам, что они бессильны помочь вашей жене, но сама Вироника может помочь другим, если станет донором, — раскатам ее громового голоса было тесно в небольшом боксе.
— Донором?! Но ведь у нее генетическое заболевание! Кому нужны ее органы?!
— Ее анализы показывают, что функции почек и печени в норме, а если высокая доза кардиостимуляторов не окажет токсического эффекта, то и сердце может кого-то спасти.
— Да, но у нее были почечные камни!
— Пока вы ехали, мы сделали рентген и камней не обнаружили.
— «Вот видишь, Виня! Твой травяной чай сделал свое дело!»
Он горько размышлял о превратностях судьбы. Получалось, что Ника старалась не только для себя, но и для того, кого спасут ее ухоженные почки.
В боксе повисла неловкая тишина. От него ждали ответа.
— Я не вижу в этом ничего плохого. Очередь моей жены на пересадку легких давно подошла, но она все не решалась на операцию. Если она могла получить чьи-то легкие, то я не вижу причины, почему она не могла бы помочь другим.
— С этого момента вы не несете никаких финансовых обязательств перед больницей, хотя и будете находиться здесь, пока ищут реципиентов.
— Как долго? — с надеждой на отсрочку спросил Денис.
— Я думаю, в течение завтрашнего дня реципиенты найдутся. Очередь на органы огромная, и больным, чья очередь уже подошла, госпиталь выдал пейджеры. А сейчас нам нужно закончить с формальностями.
— Вот видишь, Виня, у нас есть еще завтрашний день! — прошептал Денис.
После того как бумаги о дарении органов были заполнены, представительница донорской организации открыла перед ним бархатную коробочку:
— Этот медальон теперь принадлежит Виронике. За ее геройское желание помочь смертельно больным людям!
С медальона на Дениса смотрело золотое древо жизни на скорбно-черном фоне.
«Я бы все отдал, чтобы этот медальон вручили тому, чьи легкие получила бы моя любимая! — боролся он с подступающими слезами. — Виня ты Виня! Как я упустил тебя? Почему не настоял на пересадке раньше? Ведь был же шанс!» — корил он себя.
Еще прошлой весной наблюдавший ее трансплантолог предупреждал:
— Тянуть нельзя! Следующее кровотечение может стать последним! Легкие придется ждать не меньше двух месяцев. И я не уверен, что у нас есть эти два месяца!
— Зачем? — испугалась тогда Ника. — Ведь я чувствую себя лучше день ото дня. Придет лето, и я буду снова здорова, как в прошлом году.
— Врач знает, что говорит! — убеждал ее Денис.
И тут она застала его врасплох:
— Вот если ты сейчас скажешь, что надо, тогда я соглашусь.
— Ну, если хочешь подождать до лета, давай попробуем, — пошел он тогда на попятную.
Теперь он не простит себе той минутной слабости до конца своих дней.
— Следующей весной у нас будет ежегодное чествование всех доноров, ушедших от нас в этом году, — прервал его мысли басовитый женский голос. — Имя Вироники будет увековечено на Стене Чести, которая находится на первом этаже главного корпуса больницы…
Тем временем медсестры ассоциации «Подари жизнь» подключали одну за другой капельницы с растворами для поддержания организма как носителя донорских органов. Сердце Ники забилось веселее, показатели на мониторах стали возвращаться в норму.
* * *
Ника вновь была в прошлом декабре. Сознание быстро возвращалось, и ей становилось легче с каждой минутой. Привезенный скорой кислород творил чудеса. Она уже отчетливо понимала, что находится у себя дома, и ясно различала испуганное лицо мужа. Ника вспомнила, как он оттащил ее от полной крови раковины и усадил на кровать. В тот момент ей казалось, что все это происходит не с ней и что она наблюдает за собой со стороны.
Поток живительного кислорода поставил все на свои места. Она слабо подняла руку и погладила Диню по щеке.
— Не волнуйся, милый. Мне уже лучше.
Он прижался к ее ладони и печально улыбнулся.
— Тебя забирают в больницу, — после длинной паузы прошептал он дрожащими губами.
Она видела, что он держится из последних сил, и ненавидела себя за это.
— В какую?
— В ближайшую.
— В этот гадюшник не поеду! Только в больницу Хопкинса!
Она увидела, как резко переменился Денис. Минута слабости прошла. Он снова был человеком действия. У него появилась новая задача. Нужно было во что бы то ни стало уговорить парамедиков ехать в любимую Никину больницу.
Тринадцать часов до срока
Когда формальности по дарению органов были улажены, за окном уже рассветало. Машина плавно скользила по улицам города, выбираясь на автостраду. Глубоко засевшая тоска стала постепенно вытесняться странным чувством облегчения. Трудно было понять, отчего именно оно возникло. То ли причиной был дополнительный день, который давал Нике еще один шанс проснуться, то ли то, что в конце своего сражения с болезнью она поможет таким же, как она сама, бойцам с тяжелыми недугами. А может, душу грело то, что ее имя навсегда останется в стенах больницы, которой она была так преданна. А скорее всего, все вместе взятое…
При виде их дома без огней смертельная тоска вернулась и выдавила из души необъяснимую легкость, возникшую по дороге. Он с трудом заставил себя выйти из машины и долго стоял на крыльце. Ключ застыл в руке. Заходить совсем не хотелось: «Зачем мне эти хоромы одному?»
Агрессивное рычание за дверью вывело из раздумий. На нижнем этаже был переполох. Нервная мамаша никого не подпускала к щенячьей коробке. Щенок каким-то образом вывалился из своего убежища и призывно пищал на холодном полу. В теплых руках слепой кутеныш сразу затих. Он крепко вцепился беззубым ртом в палец и начал его сосать.
— А ведь тебя не должно было быть! Мы хотели дать твоей мамке отдохнуть, да наша хозяюшка проворонила твоих родителей!
Ласковый голос хозяина успокоил злобно урчащую Пешу.
«Этот пушистый слепыш еще помнит ее руки, но, боюсь, он вряд ли увидит ту, благодаря которой появился на свет».
Пеша опять зарычала. На пороге сидел кот.
— Ну, что, соскучился без хозяйки? — обернулся Денис. — Зачем ты тогда ей все время снился?!
В последнее время Ника все чаще видела во сне кота, и добром это не кончалось: наутро в мокроте появлялась кровь.
Наконец у Ники с котом состоялся серьезный разговор.
— Еще раз приснишься, станешь котом, который гуляет сам по себе! — строго смотрела она ему в глаза.
Кот понимал ее, но по-другому поступить не мог. Он должен был предупреждать хозяйку об опасности!
«Такой же понимающий и настырный взгляд я уже где-то видела!» — думала Ника, погружаясь в пучину упрямых кошачьих глаз.
Вот уже третий день Венди и Дерек пробирались на восток. Они шли ночами, а в дневные часы отдыхали в лесу. В один из таких привалов на опушке показалась кошка.
— Подруженька моя, как ты меня отыскала?! — Венди сразу узнала свою мурлыку, с которой делила ложе в кухонной каморке.
Кошка, как ни в чем не бывало, подошла и стала тереться о ее руку, требуя ласки. Она взяла свою питомицу и заглянула ей в глаза.
— Уходи, милая, откуда пришла! Что, как меня не станет? Съедят тебя тут лисы с волками! — Венди опустила кошку на землю и слегка подтолкнула в сторону дороги.
Она не знала, сколько еще протянет, но понимала, что недолго. Их переходы становились все короче, а остановки все длиннее. Днями Дерек ходил в ближайшие деревни в поисках провианта. Крестьяне взахлеб рассказывали путнику о ведьминой дочке. Историй о племяннике лекаря Дерек ни разу не слышал.
«Дядя наверняка умолчал о моем исчезновении. И в замке меня пока не хватились. Но это не может длиться вечно, нам нужно спешить!» — понимал он.
Однако их продвижение с каждым днем замедлялось. Венди уже еле шевелила ногами, и юноша почти все время нес ее на руках. У нее начался жар, не отпускавший даже ночью. Целуя Венди, Дерек все чаще ощущал привкус крови на ее потрескавшихся губах. На последнем привале он истратил остатки монет на коровье масло и аккуратно смазал губы любимой. Она слабо улыбалась в ответ и целовала его заботливые пальцы.
Устав от ночного перехода, они отдыхали на солнечной опушке. Несмотря на теплый день, девушку бил озноб. Дерек сидел, прислонившись к дереву, и смешно морщил нос, жмурясь на яркое солнце. Прижавшись к нему, Венди смотрела на своего любимого и не хотела покидать мир, в котором был он. Из густых зарослей на краю опушки послышался шорох. Девушка обернулась. Из кустов торчала полосатая мордочка. Кошка настырно смотрела Венди в глаза, как будто говорила: «Я сама себе хозяйка! И никто мне не указ!..»
Ника тряхнула головой, отгоняя непрошеное видение. Кот вздрогнул от неожиданности и чуть не оцарапал ее.
Пошел ли разговор с котом впрок или помогло насту пающее лето, но Ника пошла на поправку. Она набиралась сил с каждым днем. Кошачьи страхи позабылись. Кровь появлялась все реже, и тревоги потихоньку отступили. Ника уже обходилась без кислорода и стала подумывать о вылазке на ближайший пляж. Так, спустя много лет, они снова оказались на балтиморском заливе.
— По-моему, тут мусора прибавилось! — заметила Ника.
— Кто бы удивлялся! — ответил Денис. — Разве не видишь, как почернел здешний контингент?
— Да еще и плюнуть негде! — присвистнул Паша, глядя на забитый до отказа пляж. — Видно, поездки на океан при подорожавшем бензине стали кусаться!
— Кто о чем, а вшивый все о бане! — заметила Ника. — Ты можешь хоть здесь не думать о бабках?
— О бабках — могу, а о деньгах — нет! — пыхтел нагруженный Паша.
Навьюченные как верблюды мужчины долго бродили в поисках подходящего места. Задача осложнялась тяжелым кулером, где вместо обычных пива и лимонада лежал кислородный баллон. Ника с Сашей сидели поодаль на лавочке и жестами руководили поисками.
Наконец свободное место нашлось. К всеобщей радости, Ника смогла, пусть и с остановками, но своим ходом добраться до лежаков. Отдышавшись, она впервые за последнее время улыбнулась. Даже тень от пляжного зонта не могла скрыть счастья, которым светилось ее лицо. В тот день у нее появилась надежда — надежда на то, что с наступлением лета жизнь вернется в прежнее русло.
К полудню Ника совсем осмелела и, взяв Дениса с Пашей под руки, зашла в воду. Она присела на мелководье, зачерпнула со дна песок и задумчиво пропускала его сквозь пальцы. Пока Паша с Сашей купались, Денис сидел рядом и не мог отвести от нее счастливых глаз. Но счастье было недолгим. Когда они вернулись к шезлонгам, там не оказалось ни полотенец, ни кулера. На все вопросы окружающие негры лишь пожимали плечами. Ника занервничала.
— Что же я буду делать без кислорода, если вдруг пойдет кровь?
— Ничего страшного, возьмем у спасателей! — Денис показал на ближайшую вышку с парнем в красной форме.
— Нет! Я тут не останусь ни минуты! Скорее домой!
Всю обратную дорогу Ника не проронила ни слова. Она сидела, не шелохнувшись, со страхом прислушиваясь к себе. Ее напряжение ощущали все. Это был самый долгий час в жизни друзей, хоть они и летели по трассе, превышая скорость. Денис проклинал тех, кто украл баллон, и гуманизм в этот момент напрочь отсутствовал в его мыслях. Ворью несказанно повезло, что не его проклятия настигли их первыми.
Пляжные воришки в это время разбирали свой улов. Расстроенные, что тяжелый кулер не был доверху набит пивом, они выложили зеленый баллон и в сердцах бросили его к масляным тряпкам в багажник.
— Пойдет какому-нибудь аквалангисту! — распрощавшись с мечтами о холодненьком пивке, сплюнул главарь.
Громко хлопнув багажником, они вернулись на пляж за новой добычей. Кто мог знать, что оставленный в багажнике баллон не имеет к подводному снаряжению никакого отношения? Куда более образованные люди не имеют понятия о зеленой маркировке кислорода в Америке.
Когда машина была доверху забита пляжными трофеями, бригада воришек отправилась к барыге. В раскаленном от солнца багажнике баллон с трудом удерживал в себе взрывоопасный газ. Громкий рэп, наполнявший салон автомобиля, заглушал слабый свист подтравливающего клапана. Нагретый кислород тонкой струйкой вырывался наружу. Машина тем временем заехала в бандитский квартал и пробиралась сквозь выбоины и трещины в асфальте к дому барыги.
Раздувающий щеки баллон подпрыгивал в багажнике и все глубже зарывался в промасленную ветошь. Вот его шипящий нос коснулся жирного пятна и недовольно фыркнул. Разгневанный баллон снарядом прошел сквозь заднее сиденье, ворвался в салон и выплеснул наружу все свое негодование. Громоподобный взрыв сотряс окрестные дома. Послышался звон выбитых окон. Со всех сторон заверещала сигнализация припаркованных машин.
Крыша автомобиля в одно мгновение раскрылась рваными металлическими лепестками. Выглянувшие на шум обитатели квартала увидели под окнами дымящийся бутон железного тюльпана с мясисто-кровавой сердцевиной…
— Вовремя уехали! — сказал Паша. — Похоже, гроза начинается!
Но Ника даже ухом не повела. Она неотрывно смотрела на дорогу и молила свои легкие потерпеть до дома.
Больше ее на пляж было не вытянуть.
— Смотри, как здорово ты себя стала чувствовать! — радовался Денис. — Может, съездим на залив?
— Зачем? Позориться? — показывала она на выпяченный живот.
— Давай сходим к хирургу. Если опять что-то растет, так уберем! Нам не привыкать!
— Я не думаю, что достаточно окрепла для операции.
— Ну хотя бы на ультразвуковую диагностику?!
Но та ни в какую не соглашалась и просто начала носить просторную одежду, чтобы брюшка никто не замечал…
Громкий лай и недовольное мяуканье прервали воспоминания Дениса. Пеша наконец не выдержала и накинулась на кота, а щенок все еще сосал его палец.
— Молодец! — похвалил ее хозяин. — И надо же было Тимохе подсуропить нам с этим котом!
Легок на помине, Тимоха приснился ему под утро.
— Пошли к старому поляку! — тянул он Нику за руку. — У него все таксисты лечатся, и никто пока не жаловался!
Наяву Ника обычно спрашивала: «А что, он генной терапией занимается?», однако во сне неожиданно согласилась.
— На какое-то время я, пожалуй, смогу подлечить одно легкое, — сказал целитель, осмотрев пациентку.
Не прошло и минуты, как Ника порозовела и заулыбалась. Она стояла в чане с отваром из чудотворных корешков, из которого поднимался густой обволакивающий пар. Волшебный отвар превратил Нику в молоденькую неокрепшую девушку, а магический пар явил вместо целителя стройного юношу в кафтане с рюшечками на закатанных рукавах.
Юноша черпал горячую воду и поливал обнаженную девушку в огромном чане. Он говорил на незнакомом, но, как ни странно, понятном языке.
— Хотел притащить сюда лохань, в которой моются фрейлины, но она оказалось слишком громоздкой, — доносилось из горячего тумана. — Я с ней застрял на винтовой лестнице, а через галерею выносить не рискнул.
— Ничего страшного, любимый. В котле даже удобней, — прозвучало в ответ с тяжелым придыханием.
Только теперь стало заметно, что девушка еле дышит. Она стояла в огромном закопченном чане, вцепившись в края побелевшими от напряжения пальцами, и на ее истощенном теле можно было сосчитать все ребрышки. Руки девушки дрожали, и было видно, что она держится из последних сил.
Эта картина показалась до боли знакомой: «А ведь девушка очень похожа на Нику!» Глядя этот странный сон, Денис откуда-то знал, что здесь происходит. Девушка была слишком слаба, чтобы ходить на реку вместе со всей челядью, а мыться в замке до наступления холодов слугам запрещалось. Поэтому-то она и моется тайком на кухне, где, кстати, и живет.
Тем временем юноша пытался развеселить девушку:
— Хорошо, что герцог не знает, что в этом котле готовится ночью! А то бы обязательно пришел полюбоваться на такое аппетитное яство!
Он отложил ковшик и снял с плиты новый котелок. Густой пар от очередной порции горячей воды скрыл за собой средневековую кухню…
Когда пар рассеялся, Ника снова была на приеме у старого поляка.
«Пусть целитель помог только на время! Зато теперь мы сможем дождаться донорских легких! — ликовала душа. — И моя любимая наконец-то узнает, что такое жить без ежедневного кашля!»
Требовательный звонок в дверь очередного клиента целителя прервал радостные мысли…
Пока рука тянулась к будильнику, холодная реальность вонзилась в сердце зазубренным клинком. В носу защипало.
— Прости! — надрывный шепот заглушила влажная подушка.
Восемь часов до срока
Весь путь до больницы был омрачен чувством обманутой надежды, подаренной странным сном.
Бокс номер тринадцать уже был полон народу.
— Мы нашли реципиентов! — вышла вперед громогласная представительница организации «Подари жизнь». — Ждем только вас!
Денис огляделся. Он узнавал многих из тех, кто в последние дни принимал участие в судьбе Ники. У всех этих людей с мрачными лицами была общая задача — убедиться самим и убедить родственников больной в том, что надежды на спасения больше нет.
По команде заведующего выключили аппарат искусственного дыхания. Тикали секунды, но ни один мускул не дрогнул на лице пациентки. Она безмятежно лежала, совсем не заботясь об отсутствии воздуха в своих легких. Невропатолог пошевелил торчащую из горла больной дыхательную трубку, пытаясь вызвать кашлевой рефлекс. Кашлять пациентка тоже не хотела. Всю свою жизнь она исправно откашливалась каждым утром. Каждым, но только не этим!
Через минуту за нее вновь дышал аппарат.
* * *
Ника снова летела над Атлантикой, и неведомая черная энергия заливала ей легкие. Она с ужасом понимала, что эта энергия не принадлежит сестрам Вуду. То, что душило ее, пришло извне, из черной бездны вселенной! Ника пыталась проснуться, но зловещий сон не отпускал.
Свистящие хрипы разбудили мужа. Он вскочил и растолкал жену. Включив свет, увидел потерянный взгляд любимой. Она беззвучно шевелила посиневшими губами и тянулась к канюле кислородного генератора. Денис усадил ее и подпер спину подушками. Вставив ей в нос канюлю, он подбежал к генератору и включил подачу кислорода. Бьющая в нос струя вернула Нику к жизни.
— Может, съездим в больницу? — с тревогой спросил он.
— Не надо! Я сама виновата. Решила, что могу обойтись без кислорода, вот и поплатилась. Лучше убавь струю, а то обжигает нос.
Денис вышел в коридор перенастраивать генератор.
— Да и некогда мне болеть! — ее голос повеселел.
Действительно, времени хворать совсем не было. С календаря красной цифрой подмигивал День Благодарения.
После завтрака Ника устроилась на кухне и усердно перелистывала свои поваренные книги в поисках нового рецепта приготовления праздничной индейки.
— Денис, я все забываю тебя спросить, почему американцы называют индейку туркой?
— Из политкорректности, не хотят задевать чувства индейцев!
— А о чувствах турок они подумали?
— Турки далеко, а индейские резервации — вон они, под боком!
— Ладно, я к соседям, фаршировать индейку!
Вернулась она лишь перед самым застольем, чтобы успеть нарисовать себе личико.
Когда, наряженные и красивые, Денис с Никой пришли на праздник, Пашин дом уже был полон народу. Разношерстная компания долго не раскачивалась и сразу же набросилась на хрустящую корочкой индейку.
— Индейка — просто чудо! — восх ищались гости. — Особенно грудка!
— Грудка индейки — чудо? Вот эта грудка — чудо! — один из гостей выпятил грудь до середины стола и начал играть мышцами под футболкой, размер которой был намеренно на два размера меньше.
Он был бывшим стриптизером и до такси работал в элитном ночном клубе.
— Это чудо себя в зеркале-то видело? — спросила Ника так, чтобы подвыпивший стриптизер услышал.
— Да я… Да у меня… — полез в бутылку оскорбленный эталон мужской красоты.
Он тут же попытался стянуть крепко сидевшую на нем футболку. Невеста «Аполлона» едва удержала его и не дала разгуляться. Поняв, что выступить не удастся, тот сник и плюхнулся обратно на стул. Хлопнув очередную стопку водки, он обнял свою подружку и начал делать вид, что внимательно слушает ее яростный шепот о правилах хорошего тона. Однако долго не выдержал и увел ее на улицу покурить.
— На месте этого качка я бы давно собрала чемоданы и бежала от нее без оглядки, — поделилась Ника с друзьями. — Только слепой не видит, что над ней висит венец безбрачия. Первого мужа зарезали в пьяной драке — это раз, — она начала загибать пальцы. — Сестра похоронила и первого и второго мужа — это два. От трех покойных мужей у них на двоих пятеро детей и ни одного мальчика — это три. Ну, про то, как умер их отец, сестрицы молчат как партизаны. Пусть будет три с половиной. В общем, ничего хорошего мужчину в таком семействе не ждет.
Ее опасения на той вечеринке подтвердились. Одной из ночей, когда сама она уже лежала в коме, таксисту-стриптизеру не повезло на заправочной станции. Не успел он вставить пистолет в бензобак, как к нему пристал обдолбанный негр:
— Дай-ка мне, мил человек, пару долларов на поправку здоровья!
— А что, в зоопарке рацион уменьшили?! — пошутил наш мускулистый детина.
Но эволюция не стоит на месте. «Примат» неожиданно выдернул из машины заправочный пистолет и окатил из него таксиста.
— Закури, мил человек, я не такой жадный, как ты! — негр глубоко затянулся и бросил в «брата своего старшего» тлеющий косяк марихуаны.
Испугавшись огня, как и подобает дикой твари, «примат» скрылся в каменных джунглях Балтимора…
Ну а пока ни качок, ни Ника не догадывались о приближающихся ударах судьбы. Они были счастливы. Каждый по-своему. Ника была довольна, что может не только обременять близких заботами, но и порадовать их своей стряпней. А бывший стриптизер был рад, что подруга зацепилась языком на кухне и предоставила его самому себе. Отсев на край стола, он упивался и водкой и собой.
«Какая у меня была жизнь!» — он закрыл глаза.
В своих воспоминаниях он снова выхаживал царем зверей среди визжащей толпы подвыпивших дамочек и выбирал себе лучшую львицу.
Разгоряченные его видом девы томно порыкивали и тянули к нему пушистые лапы. В первые ряды вырывались те, кто хотел похвастаться своим бесстыдством перед подругами. Конкуренцию им составляли одинокие женщины, уставшие от бесплотных мечтаний. Они жаждали прикоснуться к живой плоти, которая будет жить в их окрашенных свежими красками мечтах до следующего визита сюда. В руках у них шуршали зеленые бумажки различного достоинства, служившие пропуском к манящим стрингам накаченного парня. Цепкий взгляд стриптизера вылавливал купюры, достоинство которых приличествовало его красоте. К ним-то он и направлял свои мускулистые и стройные стопы.
Предпочтение отдавалось постоянным клиенткам. Им он позволял больше, чем другим. Они не довольствовались одними лишь хлопками по его упругим ягодицам. Засовывая деньги за поясок его стрингов, избранные могли коснуться самой желанной части тела. Видя это, зал взрывался, а дамы лезли в сумочки, возбужденно заменяя одни зеленые бумажки на другие, достоинством побольше.
«Вот это была жизнь! — умилялся таксист воспоминаниям. — Если бы не тот конфуз, я наслаждался бы ею по сей день!»
С горечью и сожалением он вспомнил свой последний вечер невозвратного счастья. Ничто не предвещало беды. Взгляд стриптизера, как обычно, скользил по шелестящей листве леса наманикюренных рук, пока не уперся в увядающий ствол, на котором весело играл зеленый листочек сотенной купюры. Ноги сами понесли его к подвыпившей леди не первой свежести. Нули на зеленом листочке делали толстый слой ее макияжа не таким заметным, а глубокое декольте с обвисшим содержимым не таким отталкивающим. Встав перед ней на колени, мускулистый парень откинулся назад, демонстрируя себя в лучшем свете. Не веря своему счастью, пьяная женщина схватила его за ягодицы и завизжала в экстазе. Зал подхватил ее вопли недвусмысленным улюлюканьем. Позабыв о руках потасканной львицы на своей заднице, царь зверей с тревогой смотрел на бесхозную сотню, упавшую на сцену.
В этот момент разгоряченная дамочка вошла в раж, взвыла, как раненый зверь, и рванула стринги вниз. Через мгновение в зале наступила гробовая тишина. Ошалевшая львица с ужасом смотрела на то, что выпало ей в руки из сорванных стрингов. Грохот упавшего тела вывел окружающих из оцепенения. На полу перед сценой живописно распласталась членовредительница со своей страшной добычей в руках. Подбежавшие охранники быстро привели ее в чувство и отобрали искусно сделанный муляж. Зал взорвался оглушительным хохотом. Убегая со сцены, стриптизер-неудачник сам заливался истерическим смехом…
Несмотря на этот инцидент, красота его тела была оценена по достоинству, и кто-то настойчиво приглашал его на фотосессию. Он не спешил соглашаться. С его талантом можно было и поломаться!
— Пошли фотографироваться! — растолкала его подружка. — Сколько тебя можно звать?!
Сытые гости уже вывалились из-за стола и наперебой уступали друг другу место в первом ряду.
— Кухарку-кулинарку в центр! — кричал Тимоха.
— Я лучше с мужем! — спряталась она за Диню.
Потом был десерт.
— Это в какой кондитерской такое делают?! — восхищались гости.
— В соседнем доме! — налегал на пирожные Тимоха. — Где же еще!
Когда все расходились, Ника краем уха услышала чей-то озабоченный шепот:
— Наша кулинарша совсем плохо выглядит!
Это уже не так обижало ее, как раньше, и давно не пугало. Она знала, что уже давно, как говорят американцы, живет на время, взятое взаймы, и что плата по долгам неотступно приближается…
В тот вечер, придя из гостей, она зажгла свечу на журнальном столике в зале и собрала всех вокруг себя.
— День Благодарения — семейный праздник! — объявила она. — В гостях хорошо, а дома лучше!
— А особенно в таком, как наш! — обнял ее Диня.
Наигранная веселость хозяйки не обманула собак. Они жались к ее ногам и с тревогой заглядывали в глаза. Даже кот не орал, требуя внимания. Он запрыгнул на спинку дивана, где сидела Ника, положил ей голову на плечо и неожиданно замурлыкал. Она вздрогнула. Ее кот не был особенно ласков. Самое большее, чем он жаловал — это потереться о ноги. Вибрирование кошачьего мурлыканья передалось ей, и внутри все затрепетало от предчувствия скорого расставания. Ника смотрела, как пламя свечи играет в глазах ее любимой семьи, и видела себя далеко от них… Внутри этого пламени…
Два часа до срока
Почти никто на земле не знает точного времени своего ухода. Никто, кроме пациентки бокса номер тринадцать. Окончание ее мучений было назначено на четыре часа дня в понедельник. Операционная была готова, и пациентку уже катили по коридору в сторону оперблока. В отличие от тесного бокса здесь гулял сквозняк, и приятный ветерок обдувал лицо, совсем как в ее последнее полнолуние.
* * *
Стоя под лунным ветром, она отдавала свою энергию незримым сестрам и вместе с ней отправляла свои заклинания. Как потерявшийся в просторах океана матрос бросает в море бутылку с мольбой о помощи, так и гибнущая викканская воительница доверяла воздушной стихии свои маленькие просьбы. Она умоляла сестер помочь ей в самый последний и страшный момент.
— Вам, не ведающим болезней, меня не понять. Но когда придет мой час, дайте мне легкой и быстрой смерти!
Ника знала, о чем просить. За годы, проведенные в больницах, она не раз видела, как долго и мучительно умирают люди с ее недугом. Это было выше ее сил: представлять себя беспомощно сидящей в инвалидном кресле, прикованной к кислородному баллону. Смотреть в страдающие глаза родных и близких. Медленно угасать и знать, что спасения нет. Она не хотела никого мучить…
Однажды Ника невзначай выдала свои страхи. Случилось это в Атлантик-Сити, куда они выбрались всей коммуной на выходные. Все вечера они просиживали в казино, а днем отсыпались на пляже.
— Смотрите, смотрите! — растормошила всех Саша. — Вот так бы у нас пеклись об инвалидах!
Зрелый мужчина катил к океану свою полнотелую жену на инвалидном кресле с огромными надувными колесами. Та сидела и радовалась как ребенок. Мужчина зашел по колено в воду и отпустил ее мирно качаться на колесах-баллонах. Неожиданно набежавшая волна подбросила кресло и опрокинула его назад. Испуганное лицо женщины скрылось под водой. В ее глазах застыл ужас, крупные пузыри воздуха прорывались сквозь плотно сжатые губы. Плавающее кресло держало нижнюю часть ее тела на поверхности, прижимая голову ко дну. Подбежавшие отдыхающие помогли мужу вытащить грузную женщину на берег.
— Не дай бог дожить до такого! — вырвалось у Ники. — Уж лучше сразу умереть!
Слишком поздно она поняла, что натворила. Денис изменился в лице, и еще долго налет грусти не отпускал его. Она смотрела на мужа и не могла представить, через какие муки ему придется пройти, когда ее не станет…
— Пусть он будет рядом в мои последние минуты! — заклинала она сестер, и лунный ветер нежно подсушивал ее влажные глаза. — Я не могу позволить, чтобы мой любимый мучился мыслями о том, что будь он со мной, то спас бы меня от неминуемой гибели! Я помогаю вам, сестры, помогите же и вы мне. Когда я растворюсь в небытии, не оставляйте моего Диню. Берегите его! Поддержите в трудностях и защитите от несчастий. Мои же силы на исходе, и час мой близок!
Нет, она еще не сдавалась. Преодолевая страх, она готовилась к пересадке легких. Это могло отодвинуть неминуемое на год, на два, а если повезет, то и на пять лет. Она тянула до последнего еще и потому, что боялась потерять свою силу.
«Смогут ли новые легкие пропускать сквозь себя потоки темной энергии? Что будет, если сестры останутся без моей помощи? Пока я сама хожу, рисковать не стоит!» — убеждала она себя, не находя ответа.
Викканские сестры не забыли свою бесстрашную воительницу и исполнили ее последние желания. Если верить врачам, то от быстрой потери крови сознание Ники стало угасать еще до того, как она почувствовала жестокое удушье, и ее Диня был рядом до последнего вдоха. Не забыли они и о своем новом подопечном. Измученный за последние дни Денис дремал у кровати жены, когда видения последних минут жизни его малышки в который раз предстали перед глазами. Он снова боролся за ускользающую жизнь Ники и снова проигрывал. Она снова била кулачком по одеялу и снова не могла вдохнуть! Она снова…
Тут картина замерла, и убаюкивающий голос любимой вернул его в прошлый декабрь: «Помнишь, я тогда тоже потеряла сознание и очнулась только после приезда парамедиков?»
Он вспомнил, как грустно она смеялась потом над разговорами о загробной жизни.
— Ничего там нет! — не то с жалостью, не то с печалью говорила она. — Только черная пустота!
Денис очнулся и склонился над женой:
— Пусть в этот раз ты тоже думала, что после черной пустоты опять очнешься в нашей спальне! — убеждал он ее и себя.
«По-другому нельзя! Нельзя, чтобы человек жил всю жизнь без надежды и ушел тоже без нее!»
Конечно, так было бы лег че всем, а особенно его ненагл ядной. Но какая мысль промелькнула последней в ее свесившейся набок, как у обиженного цыпленка, головке, никто никогда не узнает…
Час до срока
Семейный адвокат пригласил мужа Вироники в предбанник операционной. Там их ждали две аккуратные стопки комплектов стерильной униформы.
— Переодевайтесь! Как только все хирургические бригады будут готовы, я отведу вас в оперблок, — сообщила старшая сестра.
Потекли невыносимые минуты ожидания. Покруженный в себя, Денис слышал только стук собственного сердца. Шум текущей по сосудам крови превращался в шелест падающих песчинок в часах Никиной жизни. Теперь эти часы были в руках врачей, готовящих ее к донорскому подвигу. Не в силах больше слышать этот шелест, Денис закрыл уши руками, и к шуршанию песка добавился шум прибоя, который принес знакомый шепот.
— Если мой недуг спалит меня, — шептал девичий голос, — обещай, что ты спалишь его вместе со мной!
— Тебе рано об этом думать! — успокаивал ее тоже знакомый голос, но уже юноши.
Это были те самые голоса, что он слышал совсем недавно в своем странном сне с умыванием на средневековой кухне. Теперь он знал их имена. Она звала его Дерек, он ее — Венди. Вид девушки наводил на мрачные мысли. Похоже, дни ее были сочтены, и никакие силы на свете уже не могли спасти ее. Изможденная пара только что вышла к берегу широкой реки. Упав под большой сосной, они тут же заснули, зарывшись друг в друга, как брошенные волчата.
Первым проснулся юноша. Его разбудили необычно шумные придыхания девушки. Его спутница дышала через силу. Она вся горела и металась в бреду. Не дожидаясь темноты и рискуя быть замеченными, юноша вынес девушку на берег реки. Положив Венди у самой воды, он начал остужать ее, обкладывая тело прохладным песком. Медленно текущая вода омывала ей ноги и помогала вытягивать жар.
— Венди, я знаю, как тебе больно и тяжело, — шептал он в те минуты, когда сознание возвращалось к ней, — но постарайся выдавить из себя эту липкую флегму. Не дай ей задушить тебя!
— Не могу! — прохрипела она и снова впала в забытье.
Дерек сидел, положив ее голову себе на колени, и без устали расправлял слипшиеся от горячки кудри. Его молодой организм стойко выдерживал невзгоды последних дней, но душевных сил оставалось все меньше. Собственное бессилие убивало его веру в свое ремесло.
«Какой же я лекарь, если не могу спасти свою любимую? — задавался он горьким вопросом. — Уж коли никто не знает, как исцелить мою малышку, то я сам должен был найти средство!»
Его горькие мысли могли сравниться лишь с чернотой наступающей ночи. Речная вода сбила мучивший Венди жар, и Дерек отнес ее обратно в прибрежный лес. Он развел маленький костерок, и теперь они сидели, прислонившись к широкой сосне, вытянув ноги к огню. Влажная голова любимой покоилась на его плече. В забытьи она беззвучно шевелила растрескавшимися губами. Боясь оставлять свою малышку одну, он не пошел за хворостом, и жизнь огня оказалась недолгой. Пыхтение тухнущего костра походило на прерывистое дыхание Венди. Умирающие язычки пламени едва пробивались сквозь обгорелые ветки, выхватывая из темноты ее прекрасные черты. Дерек нежно взял ее руки и поднес к своим губам. Ее маленькие кулачки даже в беспамятстве сжимали янтарные бусины.
— Тебе не будет там одиноко, — прошептал он, глядя на играющие в янтаре отблески костра. — Твоя мама будет ждать тебя.
Дерек утаил от своей малышки страшную весть, услышанную на рынке, где только и разговоров было, что о предстоящей казни.
— Сперва янтарную ведьму повесят, — судачили торговки. — Потом зароют на перекресте двух дорог да обязательно лицом вниз.
— Эх, узнать бы, где тот перекрест!
— Зачем тебе?!
— В первые дни там все духи будут собираться! Мне страсть как нужно узнать у моего покойного мужа, куда он свою мошну припрятал.
— Дура ты, Марта! Никто, кроме могильщиков, не может знать того места! А они под страхом смерти не скажут.
— Под страхом смерти не скажут, а под моими ласками скажут!
— Ласкай не ласкай — не скажут! Ты что, в церковь сегодня не ходила? Сожгут ее завтра, на городской площади!
«Народ уже, наверное, на площади собирается», — вздохнул Дерек, глядя на брезжащий рассвет…
Наступившее утро наполнило далекий город зеваками. Казнь янтарной ведьмы привлекла даже жителей самых отдаленных уголков Померании. К полудню городская площадь была забита до отказа. Среди сотен устремленных на ведьму взглядов был один, от которого веяло колдовской силой — чужой колдовской силой!
Сидония изучала площадь. Она угадывала во взглядах любопытство и нетерпение, жалость и презрение, трепет и преклонение, и только откуда-то со стороны свиты короля исходили флюиды чужой черной энергии. В окне одной из карет промелькнула тень заморской ворожеи. На коленях у нее сидел черноволосый мальчик. Чернявка придерживала его единственной рукой, не давая ему высунуться из окна. Несмотря на темный цвет кожи, лицо ребенка имело точеные германские черты. Его сверлящий безумный взгляд вобрал в себя всю ненависть своей матери.
В груди у Сидонии похолодело. Вот когда она по-настоящему испугалась. Но не близкая смерть была тому причиной. Будущее ее сестер было в великой опасности! Сестры Вуду уже прорастили бесовское семя на их земле, и недалек тот час, когда они оплетут своими корнями весь свет. Их взгляды встретились.
«Как ты выжила?! — прошептала черная ворожея. — Мое зелье должно было убить тебя! А если не убить, то навсегда запереть твою колдовскую силу! Как ты вернула свою силу и изуродовала меня?! Теперь уже никому не узнать твоего секрета! Так умри же вместе с ним!»
Источающие ненависть слова матери раззадорили мальчика. Он осклабился и утробно заурчал, пуская слюни.
Вдруг привязанная к столбу ведьма встрепенулась. Она посмотрела на восток. Ее взгляд просветлел и тут же наполнился непомерным горем. Крупная слеза скатилась по щеке. Сидония почувствовала, как давно утраченная колдовская сила возвращается к ней. Это означало лишь одно — та, что владела этой силой, стала слишком слаба, чтобы удержать ее в себе. Горечь скорой утраты наполнила сердце матери.
— Венди! — прошептала она.
Со стороны королевской свиты почти бежал герцог. На его лице играла довольная улыбка.
— Умри же в страданиях! — воскликнул он, подбегая к столбу.
Сидония посмотрела на него единственным глазом, и от улыбки герцога не осталось и следа. Уничтожающий взгляд ведьмы пригвоздил его к месту.
«Откуда в ее взгляде появилось столько силы?! Почему его не было в пыточной?!» — Мысли — это было единственное, что еще могло шевелиться в его теле.
Герцог как будто окаменел. Он был в полной власти взгляда ведьмы. Он не слышал нервного гомона зевак прямо за спиной. Он не видел, как толпа расступилась, пропуская раненого знахаря. Тот еле передвигал ноги. Его рука висела как плеть, с рукава капала кровь.
Глашатай закончил читать приговор, и Филипп Джулиус махнул перчаткой.
Сидония с удивлением посмотрела на королевского палача, который взял двуручный меч. Поглощенная герцогом, она пропустила ту часть приговора, где говорилось о снисхождении. Его величество Филипп Джулиус соблаговолил разрешить перед сожжением отрубить янтарной ведьме голову.
Свистнул, рассекая воздух, меч. Провернувшись несколько раз, голубое небо застыло и смотрело на Сидонию своим бездонным взглядом. Налетевший ветерок трепал ее волосы, ласкал ее лицо, убаюкивал и нашептывал, что сохранит ее силу, за которой прилетел. Когда ветер стих, уже не голубое небо, а небесно-голубые глаза мужа смотрели на нее. Пэйтр убрал смоляную прядь, упавшую ей на лицо, и в последний раз погладил ее кудри. Ниточки седины спрятались под всполохами алой крови, и она была еще моложе и прекрасней. Он целовал ее остывающие губы и шептал о том, как ее любит. Эликсир возмездия уже сводил мышцы лица и мешал говорить, но он видел, что она понимает его.
— Мы скоро увидимся! — успел произнести он, и его губы сковала судорога.
Стражники оттащили скорченного знахаря. Сидония смотрела ему вслед, безмолвно прощаясь. Ее угасающий взор рвался на волю, в те края, куда ветер унес ее силу, туда, где кружатся вихри колдовской энергии, ждущие своих новых повелительниц. Замершая в ужасе толпа, не дыша, смотрела на шевелившую губами ведьму. Из привязанного к столбу тела все еще извергались алые пульсирующие гейзеры, пытаясь достичь лежащую подле ног голову.
Герцог шевельнул рукой, потом другой. Взгляд Сидонии больше не сковывал его.
— Гнусная тварь! — прокричал он и бросил горящий факел в неумирающую ведьму.
До конца своих недолгих дней он будет сожалеть о том, что приказал оставить колдунье один глаз. Ее взгляд непрестанно жег его и днем и ночью. Он преследовал герцога повсюду, не отпуская ни на миг. Не спасало ни вино, ни веселящая трава черной ворожеи. Лишь шагнув в никуда с самой высокой башни своего замка, про ́ клятый герцог смог избавиться от него…
Не прошло и года после казни Сидонии, как войска германского императора вероломно напали на Померанию. Разбегаясь от немецкой конницы, крестьяне проклинали янтарную ведьму. Никто из них не сомневался в том, что это Венди околдовала Фердинанда Второго и натравила его на страну, казнившую ее мать…
Денис отнял руки от ушей. Стук копыт германской конницы стих. Он открыл глаза. Сквозь влажную пелену на него смотрел одетый во все красное палач в сдвинутом на затылок остроконечном колпаке. За спиной он держал пропитанный кровью мешок с отрубленной головой. В кровавый образ палача никак не вписывались тонкие очки и хитрая улыбка, спрятанная за белой бородой. Денис оглядел комнату. Стены были разукрашены к наступающему Рождеству. Горькая реальность вернула его в предбанник операционной.
«Я уже стала бояться зимних праздников!» — вспомнил он отчаянное признание Ники.
Уже не первый год они встречали католическое Рождество в больнице, и этот год не стал бы исключением, если бы…
«Если бы я только успел положить мою малышку вниз головой и выдавить заливающую легкие кровь до того, как остановится ее уставшее сердце! — казнил он себя. — Это было бы самое счастливое Рождество в моей жизни!»
По пути в оперблок он с ненавистью смотрел на развешанные по стенам лица Санта Клауса. Лишь в стерильной зоне с ее голыми стенами он сумел успокоиться.
Когда они вошли в операционную, одинокая лампа выхватывала из темноты столик анестезиолога, рядом с которым стояла женщина средних лет. Увидев их, она взялась за дыхательную трубку и приготовилась ее удалить.
* * *
Утром Нику растолкали.
— Сегодня будем удалять дыхательную трубку! — сказал ей Томас. — Скоро появится боль. Надо будет потерпеть! — потом он повернулся к Денису: — Мы перестали вводить обезболивающие. Нужно разгрузить заторможенный лекарствами мозг и дыхательный центр.
Горло ужасно саднило. Каждое глотательное движение посылало молнию боли по всему телу. Денис склонился над ней и нежно держал за руку:
— Потерпи, родная, совсем чуть-чуть!
— Сначала попробуем дышать через трубку без аппарата! — молодая женщина в белом халате отключила аппарат и оценивала ее самостоятельные вдохи. — Молодец! Совсем неплохо!
Ненавистная трубка не давала шевелить головой, и Ника не видела лица говорившей. Скосив в ее сторону глаза, она наткнулась на огромную янтарную брошь, которая выглядывала из-под лацкана халата. Сквозь медовую пелену янтаря на нее задорно глядел знакомый комарик. Она протянула руку, пытаясь его погладить, и с удивлением заметила в своей ладони несколько янтарных бусин. Веселый комарик самым чудесным образом перебрался в одну из них и вдруг ни с того ни с сего загрустил. Взгляд его потускнел, а смешно шевелившийся хоботок бессильно поник.
Он помахал Нике крылышком, как будто прощался, и сбежавшая с хоботка слезинка застыла внутри янтарного шарика, не в силах просочиться наружу. С отрешенным спокойствием Ника вдруг поняла, что не дышит. Ее пальцы разжались, и янтарные бусинки солнечными слезами упали в сухую хвою прибрежного леса. Она ничего не чувствовала, кроме горячих слез своего любимого, которые падали на ее лицо из недосягаемой выси…
Резкая боль в горле и небывалый приступ тошноты вырвали ее из небытия. Впервые за последние дни она смогла свободно сомкнуть губы. Ее голова тоже обрела свободу. Ника повернулась и увидела улыбающуюся докторшу, которая держала в руке удаленную трубку.
Прошлогодние воспоминания исчезли так же внезапно, как и возникли, уступая место недавним событиям. Ника снова переживала свое последнее утро, снова пыталась откашлять заливающую легкие кровь. В глазах опять начинало темнеть. Она, как рыба, хватала ртом воздух, но кровь быстро сворачивалась и забивала бронхи. Чтобы отвлечься от нарастающего удушья, она начала с остервенением бить кулаком по одеялу.
«Почему Диня выключил свет?!» — каплей упала последняя мысль.
Эпилог
Срок
В России была полночь, когда Яна неожиданно проснулась.
— Все! — со слезами в голосе прошептала она.
Перед глазами стоял еще не растаявший сон. Она находилась в середине просторной белой комнаты и из последних сил сжимала кулаки, посылая свою энергию борющейся за жизнь сестренке. Вдруг снующие вокруг люди в белых халатах остановились и, глядя мимо нее, спросили: «Что вы здесь делаете? Ваша помощь больше не нужна!»
— Что случилось? — сквозь сон пробурчал проснувшийся муж.
— Все! — тихо повторила она и с болью прошептала: — Мы не успели!..
А за океаном аппарат искусственного дыхания продолжал ритмично выбрасывать дыхательную смесь в воздух операционной. Удаленная дыхательная трубка валялась на столике анестезиолога. Пациентка лежала задрапированная до самых ключиц, и лишь ее правая рука была открыта для прощальных прикосновений. Денис ничего не видел вокруг, его взгляд был прикован к слегка приоткрытым глазам жены. Ему казалось, что она просто вздремнула от дневных забот, и он тщетно пытался найти в ее затуманенном взоре хоть какие-то признаки жизни. Перед глазами вновь всплыли их последние мгновенья вместе. По злой воле судьбы в тот момент звучали совсем не те слова. Вместо нежного шепота: «Я люблю тебя, малышка, и никогда не забуду!» Денис в страхе умолял: «Дыши носом!»
А в ответ вместо сердечного: «Я люблю тебя больше жизни и благодарна тебе за все!» донеслось едва уловимое: «Не могу!»
Захотелось закричать на весь мир: «Люди, берегите друг друга, признавайтесь друг другу в любви каждый день, ибо он может быть последним на этой грешной земле!..»
Позади драпировки, отделяющей лицо пациентки от трансплантологов, возникло движение. На кардиомониторе появились признаки повреждения сердечной мышцы, и кардиохирурги покидали операционную. За их спинами яростно метались вихри черной энергии. Энергетические сгустки сталкивались и разбивались друг о друга, чтобы снова собраться в невидимый кулак и нанести очередной удар. Черные сестры не могли допустить, чтобы гибнущая викканская воительница продолжала жить в других. Слишком много сил было потрачено на борьбу с ней, и кто знает, в кого превратятся те, кто будет нести в себе ее частичку?
Неокрепший отряд викканских сестер пытался защитить свою неустрашимую предводительницу. Они не могли покинуть ту, что незримо помогала им выжить во вражьем логове и пожертвовала собой ради сестринства. Приняв неравный бой, они не выдержали первого удара, и теперь бесстрашное сердце их хрупкой воительницы не сможет помочь никому. Казалось, что победа черных сестер близка и скоро они уничтожат столь ненавистную им иноземку.
Но праздновать победу было рано! В самый критический момент от изголовья викканской воительницы стали всплывать радужные сферы белой энергии. Они разбивали губительные потоки черных сестер, оставляя энергию сестринства Викка нетронутой. Покорительницам мира требовалось все больше усилий, чтобы пробиться к умирающей предводительнице сестер Старого Света.
Действия ее защитниц становились все стройнее и целенаправленнее, и вокруг викканской воительницы начинал расти непроницаемый энергетический кокон. Темные силы черных сестер раз за разом разбивались о невидимую преграду. Кокон медленно рос, вытесняя атакующую энергию за пределы операционной. Над больницей нависли тучи, закружился колючий вихрь. Черные сестры тщетно взывали о помощи. До Гаити было далеко, а сил местных сестер Вуду не хватало для противостояния белой энергии.
Защитный кокон рос без помех, и вскоре вся больница оказалась внутри огромной полусферы. Теперь и сама воительница, и все, кому она поможет в этот день побороть смертельный недуг, были укрыты под невидимым крылом викканских сестер…
Денис не замечал запредельного напряжения в оперблоке. Он склонился над Никой и еле держался на ногах. Облокотившись об операционный стол, он сжимал виски и боролся с неимоверной головной болью. Вены на шее набухли до предела.
Его пурпурно-синее лицо могла видеть только Ника, и в какой-то момент сквозь пульсирующие красные круги ему показалось, что в глубине ее глаз мелькнуло удивление. Ее Диня испускал радужные потоки белой энергии сквозь перекошенный болью рот. Вот его лицо просветлело. Боль отступила. Он отпустил виски, и из его пальцев выскользнула пустая трубочка из-под нитроглицерина. На его нижней губе угадывались следы белого порошка.
Опершись о стол, он тяжело приподнялся. Стол слабо качнулся и, как бы не веря увиденному, вместе со столом качнула головой и Ника. Все растворилось в бесконечной пелене времени. Далекие звезды мерцали в бескрайнем пространстве. Прилетевший откуда-то ветерок поднял прядку Никиных волос. Взвившийся локон коснулся лба Дини и стал медленно опускаться, нежно касаясь его лица. Задержавшись на влажной щеке, золотая прядь прильнула к его губам, и время остановилось…
Они были одни в этом мире. Он и все еще его Виня. Денис гладил ее лицо, целовал ее невидящие глаза и шептал в ее не слышащие уши о том, как он ее любит. Он умолял ее проснуться, но она смотрела сквозь него бездонными глазами, безмолвно прощаясь с ним и отпуская от себя. Ее гаснущий взор рвался на волю, туда, где нет ни боли, ни страданий.
Издалека донесся едва уловимый запах костра. Во рту появился привкус крови от их последнего поцелуя, во время которого он так отчаянно дышал за нее. Вдруг ветвистые тени складок сморщенной простыни на операционном столе стали превращаться в сухой валежник. В ночное небо поднялся нежный дымок, завиваясь совсем как локоны спящей на хворостяном ложе красавицы. Набирающие силу язычки пламени пробивались сквозь аккуратно сложенные ветки, выхватывая из темноты ее прекрасные черты. Это видение вдруг оживило далекое прошлое.
Он сидел, прислонившись к высокой сосне, и сторожил тревожный сон своей малышки. Осенние сумерки сгущались. Вместе с темнотой подкрался тягучий сон. Он не знал, как долго пробыл в тревожном забытьи. Непривычная пугающая тишина пробудила его. Хрипы Венди больше не разносились над речной гладью, и только плеск играющих рыб нарушал безмолвие ночи.
Склонившись над ней, Дерек с ужасом осознал, что вместе с хрипами пропало и слабое дыхание. Он обхватил ее рот губами и попытался вдохнуть в нее уходящую жизнь. В ответ грудь Венди послушно расправилась и тут же безвольно опала. Во рту появился уже привычный привкус крови, который за последние дни все глубже проникал в его существо. Частичка крови любимой теперь текла и в его жилах, и наступающее одиночество уже не так пугало. Его малышка оставалась с ним. Она теперь была частью его и будет жить до тех пор, пока живет его измученное сердце.
— Ты не уйдешь бесследно! — возбужденно воскликнул Дерек.
Он вытащил кинжал и занес руку над животом Венди. Кесарево сечение — так называл дядя то, что он собирался сделать.
«Так по воле Божьей появился на свет король Шотландии и основатель династии Стюартов, — звучал в голове голос дяди. — Придворный лекарь шотландского двора успел освободить из чрева умершей матери наследного принца!»
Рука Дерека дрогнула: «Моя малышка просила предать ее тело огню, но ни словом не обмолвилась о дитяти! Вдруг оно будет таким же немощным? Хотела бы она обрекать ни в чем не повинную душу на такие же мучения? Раз уж провидение так распорядилось, в праве ли я противиться ему?!»
Кинжал блеснул в свете луны, разгоняя сомнения…
С отрешенной аккуратностью Дерек сооружал для Венди последнее ложе из валежника. Когда он нежно уложил ее на приготовленную постель, ни одна ветка не хрустнула под ее невесомым телом. Глядя на спокойное лицо любимой, он не заметил, как из ее безжизненной руки выпало несколько янтарных бусин. Звук их падения растворился в легком гудении набирающего силу огня. Вскоре по прибрежному лесу разнесся еле уловимый запах костра. В ночное небо поднимался нежный дымок. Достигнув верхушек деревьев, он поворачивал в сторону реки и сопровождал ее быстрые воды до самого моря. Стройные сосны танцевали в отблесках огня, отражая прекрасный профиль покидающей их Венди. Не замечая обжигающего жара, Дерек склонился над ней, и языки пламени превращали его слезы в легкие облачка.
— Я сделал все, как ты наказывала! — разносились по лесу его рыдания, и ночные звуки леса стихали, скорбя вместе с ним.
Обессиленный, он осел на землю, и тут что-то нежное коснулось его пальцев. Янтарные бусины подкатились, будто просясь в его ладонь. Они еще несли тепло ее рук и передавали ему последнее прости. Он поднял их и спрятал в складках рубища, в которое был завернут тихо посапывающий младенец.
Сидя около растворяющейся в огне любимой, он одиноким волком выл на полную луну. Казалось, что сила его голоса достигла небес и расколола металлическое мерцание ночного светила на множество стеклянных лун…
В полумраке оперблока единственным ярким пятном оставался столик анестезиолога. Его свет отражался от висящей под потолком многоокой операционной лампы и стеклянным блеском падал вниз десятками маленьких лун. Денис продолжал смотреть вверх. Где-то там вихри черной энергии бессильно разбивались о невидимую преграду. Он опустил глаза, и ему почудилось, что едва уловимая улыбка победительницы коснулась лица викканской воительницы. Никто, кроме него, не заметил этого. Весь персонал был прикован к кардиомонитору. Шла двадцатая минута, а сердце упорной пациентки продолжало биться наперекор всему.
— Ты победила, любимая! Что же держит тебя здесь? — сорвался с его губ отчаянный шепот.
Перед глазами вспыхивали и гасли электрические волны ее сердца. Промежутки между ними неотвратимо увеличивались. В глазах рябило. Что-то в кардиограмме бегущей по монитору было не так.
В какой-то момент он скорее почувствовал, чем увидел, едва уловимые вкрапления тончайших зубчиков, которые с завидной регулярностью пытались пробиться на поверхность из глубины сигналов Никиного сердца. Он приблизился к монитору. Отразившийся в хромированном корпусе свет ножом резанул по глазам, напомнив только что пережитое видение.
«Не может быть!» — обожгла внезапная догадка.
Нарушая полученные инструкции, он откинул полог, за которым сгрудились хирурги, и судорожно обвел их взглядом. Ни на одном из них не было того, что он искал. Его продвижение к обнаженному и уже обработанному антисептиками животу Ники преградил высокий анестезиолог.
— Нашел! — Денис сорвал у него с шеи фонендоскоп.
Если бы он не так спешил, то наверняка заметил бы знакомый иссиня-ледяной блеск его глаз. Вставив фонендоскоп в уши, он с силой вжал его в желтый от йода живот и весь превратился в слух.
«Не может быть! Не может быть!» — металось в голове.
Стук собственного сердца мешал слушать. Он глубоко вдохнул, пытаясь унять сердцебиение. На пике вдоха его сердце замерло, и он отчетливо услышал тиканье маленького сердечка. Не раздумывая, он схватил скальпель с ближайшего инструментального столика. Оправившись от неожиданности, стоявший рядом хирург перехватил его руку и требовательным движением высвободил скальпель из сжатых добела пальцев.
— У нас нет времени! — взмолился Денис. — Там!..
— Я понял! — перебил его хирург. — Оставь это профессионалам.
— Свет! — крикнул он анестезиологам.
Под потолком вспыхнула операционная лампа. Денис зажмурился. Его оттеснили от стола. Открыв глаза, он попытался заглянуть через плечи ассистентов, но резкая боль в боку остановила его. Боль была настолько всепоглощающей, что он даже не смог вскрикнуть. Рефлекторно схватившись за источник боли, он наткнулся на шприц! Теряя контроль над собственным телом, с трудом повернул голову. Перед ним стоял тот самый анестезиолог, у которого он только что забрал фонендоскоп. Сквозь щель натянутой до глаз маски вырывался леденящий душу взгляд — такой, что, казалось, ресницы смотрящего покрываются инеем. Из последних сил Денис протянул к нему руку и стянул маску. Тот не противился, да и не мог. Его руки были заняты. Одной он прижимал к себе приговоренного, другой продолжал выдавливать содержимое шприца. Сквозь пелену боли Денис вспомнил, где он впервые наткнулся на этот взгляд.
«Если они все знали с тех самых пор, почему только сейчас?!» — его молчаливый вопрос остался без ответа.
Перед глазами возник салон самолета и его Виня, захлебывающаяся в омуте черной энергии. Еще мгновение, и его любимая погибнет! Вот тогда он впервые нарушил обет, данный братству диссипаторов.
Полный ледяной пустоты взгляд экзекутора не отпускал его. Именно эти глаза привлекли внимание Ники в толпе встречающих в Нью-Йорке. А он-то, глупый, надеялся, что нарушение клятвы высоко в небе останется незамеченным!
«Почему ты не убил меня тогда?» — подумал Денис, не в силах вырваться из черной бездны зрачков палача.
Тогда он наивно полагал, что ему это сошло с рук, и лишь после повторного использования силы, которой его наделило братство, он начал серьезно опасаться возмездия.
Но шло время, а ночное приключение Ники и ее подруги на кладбище осталось незамеченным и превратилось лишь в забавное воспоминание: «Блажен, кто верует! Хотя, постойте! Не этот ли взгляд следил за мной из кучи картонных коробок на заброшенной аллее? Но если братство простило меня дважды, то после третьего раза расплаты было не избежать!»
Он вспомнил совсем недавнее противостояние его обескровленной Вини с пышущей силой гаитянкой. Спящий в тачке под пальмой рабочий был необычайно высок для жителя Ямайки. И его взгляд!..
«Почему именно сейчас? — повторил он свой немой вопрос. — Дайте мне хотя бы пять минут! Я должен видеть!..»
В этот момент палач оглянулся. Из глубины операционной нетвердой поступью приближался высокий старик в белом халате. Он держал руки в карманах, но волны, бегущие по полам его халата, выдавали старческий тремор.
Он пристально смотрел в искаженное болью лицо ренегата. Изможденные, глубоко посаженные глаза старика жмурились от яркого света, длинные седые ресницы мелко дрожали. Он видел, как все существо мужчины тянется к происходящему на операционном столе, но спазмированные эликсиром возмездия мышцы не дают ему повернуть голову. Старик глянул на полупустой шприц. Дозы эликсира, которая уже была введена, было более чем достаточно для мучительной смерти от болевого шока и судорог. Однако приговоренный все еще стоял и пытался повернуть голову в сторону умирающей жены.
«Какая неведомая сила помогает тебе?!» — И тут невероятная догадка осенила старика.
Он стремительно выдернул руку из кармана и быстро сжал кисть палача: «Мы не можем казнить его!»
В глаза сразу же бросился громадный перстень на дрожащей руке и затейливый рубец на тыльной стороне кисти.
«Я знаю этот перстень и этот шрам! Они принадлежали человеку, скрывавшемуся за черной гардиной с золотым позументом!» — Память о судьбоносной встрече была сильнее боли.
Он вспомнил квартиру, в которой попал в ловушку много лет назад. От боли в глазах у Дениса было темно, темно, как тогда, когда он впервые увидел этот перстень.
«Что здесь происходит? — пытался понять он тогда. — Где та беременная, у которой отошли воды?!»
По квартире в это время разносились слова, смысл которых он слабо понимал, но хорошо запомнил. Еще он помнил точно, что тогда рука Магистра так не тряслась и твердо лежала на его голове. Пока ничего не подозревающий водитель скорой безмятежно дремал в машине, в квартире на последнем этаже шло посвящение молодого фельдшера в диссипаторы.
— Не ведая того, ты сблизился с той, кто будет вершить судьбы черных сил планеты! — звучал за гардиной приглушенный голос. — Отныне ты не принадлежишь себе! Я, магистр диссипаторов, посвящаю тебя в наше братство!
В тот момент Дениса что-то больно кольнуло в темя. Он отдернул голову и увидел, что перстень на руке говорившего открыт и из него торчит трехгранная игла.
— Завтра у тебя появятся признаки вирусного энцефалита, — как будто ничего не произошло, продолжал магистр. — Не вздумай лечиться! Этот вирус несет в себе возможность видеть то, что не дано другим!
Рука с перстнем исчезла за гардиной. Когда она снова появилась, то держала трубочку из-под нитроглицерина с каким-то порошком.
— Входя в наше братство, ты наделяешься способностью контролировать баланс черных сил. Но помни! Только тогда, когда возникает угроза захвата мирового господства одной из сторон, тогда и только тогда ты можешь вмешаться и использовать магический порошок! — Рука опустила трубочку ему в нагрудный карман. — Вот основной закон нашего братства. Нарушивших его ждет ужасная кара! Так поклянись же, что ты будешь следовать ему под страхом смерти!
— Клянусь! — прокатилось по пустынной квартире в ту далекую ночь и теперь эхом отозвалось в разрываемой болью голове Дениса.
Эхо стихло, а вместе с ним стала стихать и боль: «Наверное, смерть действительно приносит облегчение!»
Он опустил руку и не нашел шприца у себя в боку. Две высокие спины в белых халатах маячили у выхода из операционной.
— Что произошло?! — ледяным голосом поинтересовался палач.
— Мы не можем его убить! — не слыша вопроса, повторил магистр. — Иначе сами нарушим клятву!
— ???
— Он теперь один из них!
— Из них — кого?!
— В нем ее кровь!
Комментарии к книге «Кровь, или 72 часа», Дмитрий Николаевич Григорьев
Всего 0 комментариев