Элеанор и Саймону.
1
Дом кипел энергией, что было более чем необычно, поскольку хозяин мистер Ричард Лоуэлл предпочитал, чтобы в его доме царила атмосфера угрюмости и сонного оцепенения, и то, что сейчас делалось, делалось без радости — так могильщик трудится над возведением особо большого или нестандартного надгробия. Подобные сравнения приходили на ум мисс Люси Деррик — виновницы всей этой суматохи, поскольку в доме готовились к приему ее жениха. Развлекать этого джентльмена у Люси не было желания. Никакого. Не то чтобы она не хотела выходить замуж за мистера Олсона. Люси не сомневалась, что выйти за него — самое разумное, что она может сделать. Тем не менее Люси была бы рада, если бы можно было избежать необходимости поддерживать с ним беседу.
Ей представлялось, что супруги лишь изредка обмениваются друг с другом мнениями, и то только по существенным вопросам. Сегодня же ей предстояло придумывать темы для беседы, что было непросто, поскольку мистер Олсон не слыл большим любителем поговорить. Люси еще не знала, чем можно его заинтересовать, так как до этого они беседовали только на вечерах и балах, где благодаря танцам или пуншу не требовалось вести разговоров, хотя бы отдаленно напоминавших подлинный обмен мнениями.
Какими бы ни были светские манеры мистера Олсона, они никак не были связаны с ее решением выйти за него замуж. Больше всего на свете Люси хотелось вырваться из дома ее дядюшки на Пеппер-стрит, расположенном чуть ли не в самом престижном районе Ноттингема. Ей нужны были деньги, на которые она могла бы содержать себя и тем самым избавиться от напоминаний о том, какая она обуза. Ей хотелось освободиться от докучливых осуждающих взглядов, от вечного страха совершить оплошность, за которую ее накажут, как ребенка. Хотелось ощущать, что она живет своей жизнью, что она себе хозяйка и что в ее жизни есть выбор, цель и даже некоторое удовольствие.
Когда-то Люси мечтала о том, о чем мечтают все юные девушки. Она была типичной представительницей среднего класса, хотя, впрочем, наверное в большей степени, чем ее сверстницы, верила, что создана для великой романтической любви. Она не сомневалась, что по крайней мере одна из двух ее старших сестер выйдет замуж, думая об интересах семьи, и такой брак по расчету позволит Люси следовать велению сердца, чего ей так хотелось.
Теперь Люси больше не верила, что ей что-то предназначено судьбой. Казалось, она проживает чужую и чуждую ей жизнь, будто сама душа ее была не ее душой, а лишь копией, созданной так искусно, что трудно было усомниться в подлинности. Люси заставили жить не своей жизнью, а настоящая жизнь затерялась в туманном прошлом, как любимая детская игрушка, которую она едва помнит, но очень по ней скучает.
* * *
Готовясь к приходу мистера Олсона, Люси решила, что неплохо было бы придать себе самый презентабельный вид, какой только позволяли ее стесненные обстоятельства, и ей ничего не оставалось, как обратиться за помощью к дядюшкиной экономке. Миссис Квинс было под сорок. Когда-то она была хороша собой, но теперь красота ее увяла. За три года, что прошли с того времени, как Люси преодолела почти двести миль от Кента до Ноттингема, ярко-рыжие волосы миссис Квинс сделались желтовато-коричневыми, цвета переспелого персика. Некогда сливочно-бледное лицо покрылось пятнами, как старые простыни. Люси не доставляло удовольствия наблюдать, как время стирает последние краски женской красоты, однако она испытывала нечто вроде злорадства. Единственным преимуществом, которое было у нее перед миссис Квинс, впрочем не только перед ней, была ее молодость.
Люси имела не очень много вещей, которые можно было бы назвать презентабельными, а те, что были, она приобрела на средства из крохотного ежегодного содержания, которое нехотя выплачивал муж сестры. Сегодня Люси надела платье с вырезом в виде сердечка, голубое с белой отделкой — очаровательное, если не придавать значения тому, что такие фасоны вышли из моды еще три или четыре года назад. Но это был всего лишь Ноттингем, а мистер Олсон не обратил бы особого внимания, даже если бы она вышла в платье эпохи правления Карла II. Или даже Карла I. Люси сомневалась, что он вообще обратит на что-либо внимание, хотя сегодня она была особенно хороша. Ростом Люси была чуть ниже среднего, со смуглой кожей, и если не писаная красавица, то, по мнению большинства мужчин, без всякого сомнения, хорошенькая. Прямой нос, большие глаза, изогнутые дугой брови и довольно пухлые, но не чрезмерно, губы. Миссис Квинс, очень высокая и худая, часто называла Люси толстухой. Люси же считала, что в отличие от миссис Квинс у нее женственные формы, а, скажем, не мальчишеские.
Отдавать себя в столь невеликодушные руки было страшновато, но Люси решила, что лучше всего будет прибегнуть к назойливым услугам старшей женщины. Миссис Квинс всегда заботило отношение мистера Олсона к Люси, и она встретила его предложение с мрачным удовлетворением. Теперь миссис Квинс помогала Люси причесывать волосы, причем Люси подозревала, что та проявляет излишнее рвение, причиняя ей боль. Тем не менее, умелая в таких делах, миссис Квинс уложила темные, почти черные, волосы Люси в аккуратную прическу. Несколько прядей игриво выбивались из-под чепца, обрамляя круглое личико Люси. Когда миссис Квинс закончила, Люси окинула себя взглядом в потемневшем зеркале и польстила себе, что мистер Олсон получит за свои старания не какую-нибудь там замарашку. Возможно, он мог бы ей больше понравиться, если бы флиртовал.
Миссис Квинс нанесла последний штрих.
— Я сделала все, что могла, — сказала она. — У тебя волосы непослушные, как у негритянки, и лежат так, будто намокли под дождем.
— Благодарю вас, миссис Квинс, — сказала Люси с почти искренней признательностью.
— «Благодарю вас, миссис Квинс», — повторила та, передразнивая манеру Люси говорить немного в нос. — Могла бы быть и повежливей, принимая во внимание, что я стараюсь представить тебя обществу как девушку порядочную. — Последнее слово она выговорила, презрительно фыркнув.
Когда Люси было шестнадцать, она сбежала с джентльменом, который был старше ее почти на десять лет, но их вскоре нашли, и план сорвался. После этого детство и счастливая жизнь Люси окончились. Во время ее недолгого отсутствия старшая сестра Эмили — любимица семьи — скоропостижно скончалась от какой-то болезни. Год спустя умер отец Люси, а потом Марта, средняя сестра, вышла замуж за человека, которого не любила. После череды несчастий жизненная нить Люси спуталась в клубок, а началось все с собственной безрассудной выходки.
И тогда и теперь Люси спрашивала себя, какую роль сыграло тайное бегство с возлюбленным в разрушении ее семьи? Если бы она не была столь беспечна и не сбежала бы тогда с Джонасом Моррисоном, заболела бы ее дорогая сестра Эмили так внезапно? Осталась бы она жива? Умер бы отец, останься Эмили жива? Вышла бы Марта за их кузена, этого отвратительного священника, мистера Баклза? Люси могла часами безжалостно истязать себя подобными вопросами. Четыре года назад она чуть не сбежала с мужчиной, и сегодня ее больше нечем было охарактеризовать.
Когда-то Люси верила, что всем сердцем любит Джонаса Моррисона, молодого джентльмена, который ее очаровал, но теперь она считала его худшим человеком на свете. Джонас Моррисон, остроумный и непринужденный в разговоре, знал тысячу разных фокусов. Он вытаскивал разноцветные платки из казавшихся пустыми чашек, монеты исчезали, попав к нему, и появлялись вновь у человека, стоявшего в другом конце комнаты. Люси считала Джонаса Моррисона восхитительным, но его обаяние было всего лишь обманом, иллюзией, как и его фокусы. Джонас Моррисон оказался чудовищем, он заставил невинную девушку поверить, будто в его распутных желаниях нет ничего дурного и предосудительного. Теперь, спустя годы, от одного воспоминания о нем Люси стискивала зубы и бормотала проклятия. Тогда вся ее жизнь в прекрасном доме с любящими сестрами, заботливым отцом и множеством друзей казалась игрой. Люси была беззаботна, могла потворствовать своим прихотям и не задумываться о последствиях. Возможно, она искренне полагала, что никаких последствий не будет вовсе.
Теперь Люси считала иначе. После того как план побега раскрыли, она была унижена и жалела о содеянном, осознав все последствия своего поступка. Слава богу, что не разразился скандал. Хоть в этом ей повезло. Несмотря на то что вскоре поползли слухи о том, что она сбежала с мистером Моррисоном, все же утверждали, что Люси была водворена домой в целости и сохранности и честь ее не пострадала. Пусть ее считали глупой импульсивной девчонкой, но, по крайней мере, она не приобрела репутацию распутницы. Вероятно, ее поступок мог бы иметь более серьезные последствия, если бы на семью не обрушилась смерть сестры. Тогда ни Люси, ни отцу было не до злых языков. Однако миссис Квинс не давала ей забыть о содеянном. Почувствовав антипатию Люси к имени Джонас Моррисон, она часто и с удовольствием его упоминала. Когда мистер Олсон начал проявлять интерес к Люси, миссис Квинс с наслаждением сравнивала его с восхитительным Джонасом Моррисоном. Однако поддразнивания прекратились, как только выяснилось, что у мистера Олсона серьезные намеренья, поскольку миссис Квинс столь же сильно хотела, чтобы Люси поскорее покинула дом, сколь Люси желала уйти.
Миссис Квинс поправила осанку сидящей перед зеркалом Люси, отступила чуть назад и с задумчивым видом, приложив палец к уголку рта, критически изучала то, что видела перед собой.
— Я боялась, что ты будешь выглядеть как блудница, что часто случается в подобных случаях. К счастью, я в основном ошибалась.
* * *
Будучи человеком, который ценил пунктуальность как важнейшее из достоинств, мистер Олсон прибыл ровно в назначенный час и, переступив порог гостиной, неуклюже поклонился Люси. Затем повернулся к миссис Квинс, собираясь что-то сказать ей, но передумал. Он не понимал, какое положение в этом доме занимает миссис Квинс, и решил, что лучше будет вовсе не обращать на нее внимания. Во время возникшей неловкой паузы его глаза на несколько секунд задержались на Люси, в особенности, как ей показалось, на области декольте. Однако после этого взгляд мистера Олсона больше не возвращался, чтобы полюбоваться тем, что в скором времени должно было принадлежать ему. Незачем было вновь оценивать товар, когда его качество уже установлено.
Платье мистера Олсона, как и его манеры, было простым и без претензий. Одет он был в коричневый сюртук немного старомодного покроя, однако не был вовсе чужд чувству моды, поскольку надел брюки, а не бриджи, а вокруг шеи небрежно повязал голубой шейный платок. Редкие каштановые волосы его были длинноваты и зачесаны вперед, как того требовала мода. Глубоко посаженные глаза смотрели пристально, и некоторые женщины находили это привлекательным, однако Люси было от его взгляда как-то не по себе.
После приглашения мистер Олсон сел, держа спину чрезвычайно прямо. Люси заметила, что необычайно внимательна сегодня. Она словно впервые увидела мистера Олсона отчетливо. Его неловкую манеру держать себя, механическую походку, оценивающий взгляд из-под полуприкрытых век и, конечно же, возраст — тридцать пять лет. От него исходил легкий и довольно приятный запах опилок и табака. Люси сто раз повторяла себе, что быть его женой не так уж и противно. Когда-то она почти поверила в это, но сейчас засомневалась.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Люси изо всех сил старалась поддерживать любезную беседу. Она поинтересовалась его самочувствием, и мистер Олсон заверил, что чувствует себя отлично. Она спросила, как идут дела на фабрике, и выяснила, что дела идут хорошо. Люси справилась о здоровье его матушки, и он напомнил, что его матушка скончалась несколько лет тому назад. Возможно, она имела в виду его тетушку Олсон, предположил он. Люси понятия не имела, что у мистера Олсона есть тетушка, но признала, что он был прав.
Его ухаживание было холодным, реплики с частыми неловкими паузами — лишены живости, поэтому не было ничего удивительного в том, что темы для беседы вскоре иссякли. В течение прошлого года они обменивались ничего не значащими фразами и несколько раз танцевали на городских балах. В прошлом месяце на балу мистер Олсон пригласил ее на танец три раза, после чего встретился с дядей Люси, Лоуэллом, и попросил ее руки. Дядя Лоуэлл принял предложение от имени племянницы, рассказал о случившемся миссис Квинс, а та в свою очередь сообщила радостную новость Люси. Саму Люси ни о чем не спросили, она ни на что не давала согласия и вот оказалась помолвленной с человеком, с которым ей не о чем было говорить. Поэтому Люси испытала облегчение, когда в гостиную вошел дядя Лоуэлл. Несмотря на свое настроение, она не могла не оценить иронию сложившейся ситуации. Стоит ли выходить замуж за человека, который столь неловок в разговоре, что появление дяди должно расцениваться как спасение?
С дядей Лоуэллом ее не связывали кровные узы — он был мужем умершей сестры матери Люси и к тому факту, что осиротевшая племянница явилась жить в его дом, относился с несколько большим возмущением, чем бывает в подобных случаях. Дяде Лоуэллу было за пятьдесят. Это был худощавый высокий мужчина с прямой осанкой. Остатки волос, которые ни в коей мере нельзя было назвать многочисленными, совершенно седые, были подстрижены очень коротко и комично торчали в разные стороны, что совсем не вязалось с его строгими манерами. У него был большой, в форме луковицы, нос, отчего темные, глубоко посаженные глаза, казалось, сидели еще глубже. Сюртук — такого же коричневого цвета, как у мистера Олсона, но еще более старомодного фасона — дополнялся бриджами и чулками. Пошит сюртук был из очень плотной ткани, и казалось, если легонько ударить по рукаву, поднимется облако пыли. Люси пришло в голову, что, если не обращать внимания на сугубо английский костюм, ее дядя напоминал высохший труп туземца из Америки, изображение которого она недавно видела в одном ежемесячном журнале.
— Так-так, вы пришли, Олсон. Я заставил вас ждать, ну так что ж? — строго спросил дядя Лоуэлл, не давая мистеру Олсону возможности возразить. — У меня были неотложные дела. Вы, как человек деловой, должны меня понять.
Что это были за неотложные дела, Люси не могла даже предположить, поскольку ее дядя давным-давно отошел от каких бы то ни было серьезных дел. Если он и ценил что-либо больше денег, то только покой. Сколотив внушительное состояние на торговле с Левантом, мистер Лоуэлл десять лет назад поселился в родовом имении в Ноттингеме. В то время дом на Пеппер-стрит имел плачевный вид, так как у семьи Лоуэлл уже не было прежних средств. Мистер Лоуэлл поправил семейное состояние, но не дом, и заброшенное здание совсем пришло в упадок. Сама гостиная, в которой они сидели, являла это неудобными креслами, обшарпанными столами, поблекшими от пыли картинами и турецким ковром в пятнах, таким старым, протертым и выгоревшим на солнце, что узор на нем был неразличим.
Мистер Олсон поднялся, чтобы пожать руку дяде Лоуэллу, с ретивой поспешностью школьника, который знает, что учитель не сводит с него критического взгляда.
— Очень рад видеть вас, сэр, — сказал мистер Олсон явно без всякой радости.
— Взаимно, — ответил мистер Лоуэлл, чье сморщившееся лицо говорило, что он рад еще меньше. — Знаете Квинс, мою экономку? — спросил мистер Лоуэлл, резко ткнув в нее пальцем. — Она компаньонка моей племянницы и будет заменять в этом деле сестру моей покойной жены.
Мать Люси умерла, когда Люси была еще совсем ребенком, поэтому она ее совершенно не помнила, но тем не менее такое сравнение возмутило ее. Какой бы ни была ее мать, на миссис Квинс она не была похожа, это уж точно.
Как только все уселись, миссис Квинс не стала тратить времени даром и приступила прямо к делу:
— Мистер Олсон, вы обсудили с Люси дату бракосочетания?
Задавать этот вопрос было лицемерием: она прекрасно знала, что он вообще не затрагивал эту тему. Он лишь послал Люси записку, в которой выражал радость от возможности их союза.
— Полагаю, чем раньше это произойдет, тем полнее будет ваше счастье, — прибавила миссис Квинс.
Мистер Олсон повернулся к миссис Квинс с таким видом, будто у него свело шею, но ответ адресовал мистеру Лоуэллу:
— Назначать дату неудобно. Фабрика отнимает у меня все время. Машины новые, рабочие к ним еще не привыкли.
— Правильно, — сказал дядя Лоуэлл. — Мужчина, который не ставит работу на первое место, — фигляр. Но тем не менее, — прибавил он, сгорая от желания избавиться от племянницы, — вам должно стать легче, когда жена займется хозяйством. Вы сможете сосредоточить все свое внимание на деле.
— Мы с вами думаем одинаково, — ответил мистер Олсон, — и я был бы удивлен, если бы вы предложили что-то, до чего бы я не додумался сам. Считаю, что неудобства, вытекающие из вашего плана, существенно перевешивают его преимущества. Придется считаться с молодой женой, ее запросами и капризами. Это будет меня отвлекать, и придется решать массу проблем.
— Да-да. Понимаю, у вас и так полно забот. — Дядя Лоуэлл взмахнул рукой — жест, часто используемый им в разговоре с людьми, о которых он был невысокого мнения. — Луддиты, как они себя называют. Вас наверняка беспокоит, что они могут повредить вашей фабрике.
— Луддиты — бунтари и скоты, — ответил мистер Олсон и улыбнулся впервые за все время визита. — Они как дети, которые жалуются, что игра была не по правилам, потому что проиграли. Я делаю двадцать пар чулок, затрачивая на оплату труда столько же, сколько мне раньше стоило изготовить одну пару, а они говорят, что я лишаю их работы. Это их вина, что они не такие предприимчивые, как я.
Люси были знакомы эти споры. Любой житель Ноттингемшира был наслышан о луддитах, поскольку графство стало центром восстания рабочих. Они крушили машины и станки, которые отняли у них работу и в конечном итоге довели до нищеты. Сейчас в город ввели войска, дабы остановить луддитов, но все говорили, что беспорядки не утихают. Не проходило и недели без того, чтобы чулочные фабрики не поджигали или не врывались в них, дабы поломать станки.
Отец Люси всегда был против этих фабрик, называл их надругательством над природой и трудовым народом. Однажды они стояли с ним и смотрели на фабрику, изготавливавшую керамику, неподалеку от их дома. Отец с отвращением качал головой:
— Смотри, Люси, что нам грозит в будущем. Ужас. Эти фабрики лишат человечности рабочих, а потом и всех нас.
Люси скорее была на стороне отца, чем потенциального мужа. Бедность, которая в последние годы росла в стране, склоняла ее к сочувствию луддитам. Их нелепая риторика, ссылки на вымышленного «Генерала Лудда» и, естественно, акты насилия беспокоили ее, но, учитывая дефицит продуктов в Ноттингеме, ослабление торговых связей, вызванное непрекращающейся войной с Францией, и уменьшение возможностей заработать на жизнь в целом, вероятно, оправдывали эту риторику.
Люси привыкла держать подобные мнения при себе, но сейчас ей показалось, что она обязана высказать точку зрения покойного отца по этому поводу вслух:
— Но из-за ваших машин люди лишись средств к существованию. Вы платите им так мало, что они не могут прокормить семью. Я читала об этом в газетах.
Оба — и тот, кто содержал ее в настоящее время, и тот, кто предложил взять на себя эту обязанность, — посмотрели на нее с изумлением. В ответ на их молчание Люси беспечно спросила:
— Думаете, их недовольство не имеет причин?
Мистер Олсон прочистил горло, возможно давая понять, что готов ответить на вопрос, но выдержал паузу, длившуюся несколько секунд, показавшихся вечностью. Наконец, взглянув на потенциальную невесту не без удивления, а возможно, и несколько неодобрительно, он изрек:
— Вы задали глупый вопрос.
Всю жизнь ее считали глупой. Эмили всегда слыла умницей, а Марта начитанной. Она, самая младшая, была глупышкой, и ее самая большая ошибка, которую она совершила в шестнадцать лет, служила лишним доказательством тому, что у нее ветер в голове и она не способна принимать взвешенные решения. Пусть она и сделала глупость, разве не все дети ошибаются? Теперь ей было двадцать, и Люси не хотела мириться с тем, что с ее мнением не считаются.
— Я огорчен, — сказал дядюшка Лоуэлл, — что ты сочувствуешь этим грубым животным, а не будущему мужу. Пусть открывают собственные фабрики, если хотят. Мистер Олсон не может жертвовать прибылью только из-за того, что фабрика, возможно, лишит кого-то средств к существованию.
Мистер Олсон повернулся к Люси, пытаясь придать своему лицу несвойственную ему мягкость:
— Несомненно, мисс Деррик лишь проявляет великодушие, за которое мы так ценим слабый пол. Однако полагаю, что одного подобного высказывания, каким бы очаровательным оно ни было, достаточно. При повторении оно будет звучать докучливо.
— Совершенно согласен, — сказал дядюшка Лоуэлл. — Моя покойная жена никогда не вмешивалась в мои дела. Надеюсь, Люси, ты последуешь ее примеру.
Люси знала правила игры. Легче всего было бы сказать, что они, безусловно, правы и что ей ни за что не понять всей сложности деловой активности мистера Олсона. Она и вправду этого не понимала и, несмотря на сочувствие к людям, которые не могли себя прокормить, не знала ни причин, приведших к подобным переменам в производстве чулочных изделий, ни решения возникших проблем. Тем не менее тот факт, что ей сделали выговор, попросили впредь не высказывать своего мнения, привел ее в ярость.
Повисла тишина, не предвещавшая ничего хорошего. Было слышно лишь тиканье часов. Дядя Лоуэлл безуспешно прочищал горло, а миссис Квинс бросала испепеляющие взгляды.
От необходимости что-либо сказать Люси избавил громкий стук в дверь и приглушенные крики, доносившиеся с улицы. Стук и крики продолжались довольно долго, так как, кроме миссис Квинс и кухарки, у дяди Лоуэлла был только один слуга, который служил ему почти сорок лет. Это был сгорбленный старик по имени Ангстон, который страдал артритом и из-за этого двигался чрезвычайно медленно. Люси привыкла к звукам дома и различила шаркающую походку старого слуги, который подходил к входной двери.
— Какой-то шум, — сказал дядя Лоуэлл.
Люси подумала, что кто-то должен помочь старику, но все продолжали сидеть, напряженно вслушиваясь. Было слышно, как Ангстон бурчит что-то себе под нос, отпирая засов, затем заскрипела тяжелая дверь.
После этого вновь послышались крики, и все вскочили со своих мест.
— Люси Деррик! — кричал незнакомый мужчина, хриплый и резкий голос которого обладал пугающей силой и был пронзителен, как вой собаки. — Мне необходимо поговорить с Люси Деррик!
Когда Люси это услышала, ее тут же охватила растерянность и чувство вины. Должно быть, она совершила что-то такое, что заставило этого человека прийти к дому ее дяди и выкрикивать ее имя, но Люси не могла припомнить, что она такого сделала и кому. Как любая молодая девушка, она иногда слегка флиртовала, и танцевать на балах ей тоже нравилось, но никаких тайных связей она не заводила. Никто за ней всерьез не ухаживал, да и сама она после приезда в Ноттингем никого не завлекала и никого не отваживала. Пусть она и дочь джентльмена и не лишена определенного шарма, но положение, в котором она находилась, делало из нее сомнительную невесту.
— Это еще что такое?
Дядя резко поднялся из кресла. В его голосе слышалось раздражение человека, который вдруг осознал, что его обманули. Он был близок к тому, чтобы избавиться от обузы в виде племянницы, и вдруг возникла проблема, которая грозит погубить все предприятие. Его макушка покраснела, волосы поднялись дыбом, как шерсть у кошки, когда она сердится.
Люси не произнесла ни слова, опасаясь, что ее растерянность будет принята за вину, и только помотала головой.
— Оставайтесь здесь, — сказал мистер Олсон.
Люси подумала, что он, несомненно, решил, что еще один претендент на ее руку пришел требовать награды, и это могло оправдать его неспешность при подготовке к свадьбе. Как только мистер Олсон, а за ним и дядя Лоуэлл вышли из комнаты, Люси с трудом поднялась на ноги.
— Что ты еще натворила? — спросила миссис Квинс тихо и настороженно.
Она крепко схватила Люси за запястье, не давая ей уйти, хотя та и не пыталась. Бывало, миссис Квинс щипала и грубо толкала Люси, а однажды даже ошпарила ее кипятком так, что на тыльной стороне ладони до сих пор оставался бледный шрам. Но после помолвки Люси с мистером Олсоном все это осталось в прошлом. Равновесие сил переменилось. Миссис Квинс с удовольствием издевалась над Люси, когда та была бессильна. Иное дело позволять себе вольности, когда молодая девушка стоит на пороге независимости. Тем не менее она крепко сжимала руку Люси и, по всей видимости, не собиралась отпускать.
— Очередной Джонас Моррисон, с которым ты решила выставить себя потаскухой?
Люси попыталась высвободиться, но миссис Квинс держала ее крепко.
— Я ничего такого не сделала. Понятия не имею, кто бы это мог быть. Любопытно посмотреть.
Наверное, миссис Квинс тоже хотелось посмотреть. Она подтолкнула Люси в сторону входной двери и сама пошла следом.
Подойдя к двери, Люси увидела на пороге нарушителя спокойствия. Он перестал кричать, но говорил громко и возбужденно. Привлеченная шумом, на узкой улочке собралась небольшая толпа зевак из нескольких прохожих и разносчика товаров.
Мужчина, стоявший на пороге дома, был удивительно хорош собой и обладал почти женской красотой. Обрамленное черными кудрями лицо с безукоризненно тонкими чертами было лишено каких-либо недостатков. Темные влажные глаза были огромными, правда они покраснели и казались утомленными. Одет он был по моде: приталенный сюртук, некогда белоснежная рубашка с распашным воротником и светло-коричневые брюки — писк моды в Лондоне. Брюки, явно пошитые опытным портным, были порваны внизу и забрызганы грязью. Подойдя поближе, Люси увидела, что у сапог отстает подошва и одна нога незнакомца больше другой и деформирована.
— Я должен с ней поговорить, — сказал он. — Листы разбросаны, и я должен с ней поговорить.
Люси вздрогнула, будто натолкнулась на невидимую стену. Листы разбросаны? Ей показалось, что она слышала эти слова прежде, но не могла вспомнить когда — быть может, во сне давным-давно, и со временем в ее памяти все перепуталось.
— Кто вы? — строго спросил мистер Олсон. — Вы ни с кем не будете разговаривать, пока не назовете свое имя и причину, которая привела вас сюда, да и то не могу обещать.
Было видно, что он зол, но сдерживает себя. Что-то в незнакомце подсказывало, что он сейчас далеко не в лучшем своем проявлении, и это требовало определенного уважения.
— Мне необходимо…
Молодой человек запнулся, поднял глаза и встретился взглядом с Люси. В нем произошла перемена, и его взгляд смягчился. Зрачки расширились, а поза стала менее напряженной. Он глубоко вздохнул и на миг, такой короткий, что Люси могла бы и не заметить, улыбнулся широко и радостно.
— Вы, — сказал он. — Вы та, которую я ищу? Вы Люси Деррик?
Оказалось, что Люси потеряла дар речи и смогла лишь кивнуть.
На мгновение незнакомец опустил голову, а затем снова взглянул на Люси:
— Меня послали… мне велели передать вам, что вы… не должны выходить за него замуж! Вы должны собирать листы, вы не должны выходить за него! — Он выгнул спину, откинул голову, шагнул назад, оступился и упал. Склонив голову, словно перед алтарем, он поднял руку и указал на мистера Олсона.
Люси отвернулась, и правильно сделала, потому что шумного незнакомца начало рвать, как пьяного, и Люси, не в силах сдержать отвращения, попыталась скрыться в доме. Она была в полной растерянности и знала только одно — все это из-за нее. Каким-то образом это касалось ее, и Люси вновь испытала стыд и унижение. Она готова была убежать, но услышала, как толпа ахнула, какая-то женщина пронзительно вскрикнула, а мистер Олсон воскликнул от удивления:
— Не может быть!
В толпе зевак одна из женщин стала молиться Господу о спасении.
Не в силах совладать с любопытством, Люси вернулась. Выглянув на улицу, она увидела, что странный, больной и красивый незнакомец стоит на земле на четвереньках, как собака. Его тело сотрясали конвульсии. Тут его снова вырвало, и наружу вылетела длинная лента блестящих серебристых булавок. Булавки медленно падали изо рта незнакомца нескончаемым потоком, мелодично ударяясь о ступени.
Когда мужчина поднял голову и поймал взгляд Люси, в его глазах было столько мольбы и отчаянья, что она заплакала. Каким-то образом этот поразительный человек и это неправдоподобное событие имели отношение к бедняжке Люси Деррик, у которой не было ни денег, ни друзей. Люси хотела узнать у него почему, хотела просить его объяснить так, чтобы и она, и другие поняли, но не могла вымолвить ни слова. А потом было уже слишком поздно, потому что он отер рот рукой и без чувств упал навзничь.
2
С небольшой помощью со стороны Ангстона мистеру Олсону удалось перенести незнакомца в одну из давно пустующих комнат для гостей на втором этаже, где его уложили на пыльное стеганое покрывало и оставили, потерявшего связь с остальным миром, бормотать что-то несвязное. Выполнив свой долг самого молодого и сильного из присутствующих мужчин, мистер Олсон удалился без всяких объяснений.
Как только он ушел, дядя Лоуэлл со своей союзницей миссис Квинс набросились на Люси. От гнева его макушка побагровела, тонкие губы дрожали.
— Он откажется от своего предложения жениться, и я его не осуждаю. Не могу осуждать. — Мистер Лоуэлл бросил взгляд наверх, туда, где находился незнакомец.
Миссис Квинс мрачно кивала, пока он говорил. Она знала по опыту, что, когда хозяин пребывал в подобном расположении духа, лучше помалкивать, пока ее не спросят.
— Думаю, ему понадобится врач, — сказал дядя Лоуэлл. — Ты заставляешь человека глотать булавки, а я должен платить врачу из собственного кармана. Собственного кармана! Все равно что послать вора в ночи, чтобы меня ограбить.
Люси никак не могла успокоиться, она совершенно не понимала смысла только что происшедших событий. Она готова была расплакаться, но знала, что дядя и миссис Квинс расценят слезы скорее как знак вины, а не замешательства.
Люси остро не хватало отца. Он-то бы знал, что делать. Он бы объяснил, что означают эти странные события. Строгим взглядом или словом он бы утихомирил дядю Лоуэлла, но отец умер, и ей придется справляться самой.
Люси глубоко вдохнула и, сделав над собой усилие, произнесла то, что репетировала, как только оправилась после первого шока:
— Я никогда прежде не видела этого человека. Я не знаю, кто он и какое имеет ко мне отношение. Что касается услуг врача, — добавила она, — возможно, незнакомец оплатит их сам.
— Оплатит сам! Квинс, девчонка говорит, он оплатит счет сам.
Миссис Квинс покачала головой:
— Я слышала, что она сказала, но что-то мало в это верится.
— Мало в это верится! — закричал дядя Лоуэлл. — Заплатит врачу, когда он не может заплатить за новые сапоги. Квинс, пошлите за Снайдером, будьте так любезны. Скажите, чтобы счет он выставил джентльмену наверху. Может, его вырвет шиллингами, и дело будет улажено.
Он вышел из гостиной, громко хлопнув дверью, и скрылся у себя в кабинете. Миссис Квинс осталась стоять, поджав бледные губы.
— Мисс Люси Деррик, — сказала она писклявым детским голосом почти нараспев, — найти очередного Джонаса Моррисона, с которым можно сыграть роль потаскухи, для вас было лишь делом времени, — и, сменив интонацию, добавила: — Хочешь своими скандалами свести дядю в могилу, как ты сделала с сестрой?
Люси попятилась, опасаясь, что миссис Квинс подкрепит свои слова пощечиной. Когда этого не случилось и стало ясно, что миссис Квинс ждет ответа, Люси с трудом выдавила из себя:
— Вам следует разыскать доктора Снайдера.
Миссис Квинс ходила по гостиной, то поправляя неровно висевшую картину, то стирая слой пыли с канделябра.
— И вправду следует, потому что, если этот человек умрет, он не сможет рассказать нам, что ты задумала на этот раз. Кто он, Люси? Сын торговца? Хозяин трактира? Беспутный джентльмен? Насколько я знаю, тебе такие нравятся. И что теперь? Мистер Олсон никогда не женится на девушке, которая так оскандалилась, а дядя выгонит тебя из дому за твои проступки. — Она кивнула в знак одобрения собственной мудрости и удалилась из комнаты, высоко подняв голову, как актриса со сцены.
Люси осталась в гостиной. Даже у камина она не могла избавиться от озноба и стучала зубами. Она всем сердцем ненавидела дом дяди, но оказаться на улице без денег было невообразимо. Ей исполнилось двадцать, и по закону дядя Лоуэлл абсолютно не обязан о ней заботиться. Кроме того, он был человеком, совершенно не склонным к размышлениям, и мог выставить Люси на улицу, не задумываясь о том, какие страдания и ужасы ей уготованы. Когда Люси осталась сиротой и только приехала в дом дяди, она часами сидела и размышляла о чудовищной несправедливости судьбы. В эти первые месяцы миссис Квинс была ее другом, успокаивала ее, и Люси ей доверяла. Потом все переменилось, и миссис Квинс стала холодной и злобной. Люси казалось, что она самая несчастная девушка на свете. Обрушившиеся на нее тогда несчастья были вполне реальными, но она знала, что у них есть предел. Теперь же она стояла на краю бездонной пропасти страданий, ее ждала жизнь, где боль, унижение и невиданная нужда не имели предела. Все это было вполне реальным и могло начаться чуть ли не завтра.
Когда доктор Снайдер прибыл, он тотчас поднялся наверх, а дядя Лоуэлл и миссис Квинс присоединились к Люси в гостиной. Дядя Лоуэлл потребовал, чтобы Люси освободила место у камина, где он мог бы согреться и отдохнуть в тишине. Миссис Квинс устроилась подле него и занялась шитьем — пальцы у нее были быстрыми и ловкими. То и дело она испускала хрипловатый смешок, будто ей на ум приходило что-то забавное. Высокие напольные часы, отстающие минут на пятнадцать, неровно тикали, как сердце человека при смерти.
Не долее чем через полчаса в гостиную вошел доктор, поклонился и встал, заложив руки за спину, как офицер, ожидающий приказа. Снайдер был человеком серьезным, многие выбрали бы его в качестве своего лечащего врача. Он был приблизительно одного возраста с дядей Лоуэллом, но носил свои годы с большим достоинством. Одевался он во все темное, и его часто принимали за служителя церкви. Невысокого роста, худощавый, с серьезными узкими глазами цвета грязи. За годы, что Люси прожила в доме дяди, она встречалась с доктором Снайдером часто, но ни разу не видела, чтобы он улыбался. Обычно он объявлял о результатах осмотра с абсолютной уверенностью, но сегодня выглядел слегка растерянным. Несколько раз Снайдер принимался говорить, но не мог подобрать слова.
— Боюсь, сэр, я ничем не могу помочь вашему гостю, — сказал он наконец.
Люси непроизвольно охнула, и, хотя поспешно прикрыла рот рукой, было уже поздно. Миссис Квинс усмехнулась, глядя в ее сторону.
Дядя Лоуэлл сорвался со своего кресла с пылом глубоко уязвленного человека:
— Вы хотите сказать, что он умрет здесь? За похороны я платить не намерен, будьте уверены.
Мистер Снайдер поддел изношенную бахрому ковра носком ботинка.
— Я хочу сказать, сэр, что если и можно что-либо сделать, то это не по моей части. Он страдает не из-за болезни. — Снайдер выпрямился, словно готовясь сказать что-то важное. — Полагаю, этот человек страдает от того, что в обиходе называют проклятием.
В гостиной воцарилась напряженная, сводящая с ума тишина. Люси видела, как незнакомца рвало булавками, но при этом она была поражена ничуть не меньше, как если бы доктор сказал, что этот человек страдает от последствий путешествия на Луну.
Дядя Лоуэлл топнул ногой, как рассерженный ребенок. В ответ поднялось облако пыли.
— Проклятье, Снайдер? Вы что, старуха, чтобы говорить такое? Я был о вас лучшего мнения.
Мистер Снайдер поклонился:
— В прошлом вы делали мне честь, следуя моим советам. Настоятельно прошу сделать то же самое и в этом случае.
— Я полагал, вы приверженец натурфилософии, а не суеверный болван! — рявкнул дядя Лоуэлл.
— Натурфилософия, помимо прочего, занимается тем, что можно наблюдать, — сказал доктор умиротворяющим тоном, к которому прибегают врачи, когда требуется убедить собеседника в том, что они знают, о чем говорят. — Если бы я решил, что обладаю способностью излечить этого человека, просто потому, что у меня медицинское образование, то был бы повинен в иррациональной вере в то, чему нет доказательств. И в данном случае был бы повинен в приверженности суеверию.
Во время этого разговора Люси сидела, сжимая руки с такой силой, что болели костяшки пальцев. Все это казалось нереальным, но все же касалось ее, как ничто другое. Она бросила взгляд на миссис Квинс, которая в эту минуту отвернулась от Снайдера. Кто, если не она, должен кое-что знать о проклятиях, но миссис Квинс молчала.
Люси отважилась высказать, что было у нее на уме:
— Сэр, мы все наслышались сказок, из которых следует, что если человека рвет булавками, то на него наложено проклятье, но, может, он их просто проглотил?
— Нет, — ответил Снайдер. — Я кое-что видел во время осмотра. Опущу подробности. Я никому никогда не скажу, что я видел. Достаточно того, что я уверен: этот джентльмен страдает от недуга, излечить который медицина не в силах.
— И поэтому вы намереваетесь оставить меня? — спросил мистер Лоуэлл. — Не можете его вылечить и сбегаете, бросив человека на мое попечение?
— Не совсем так. В годы моей юности в графстве жили несколько искусных целительниц с отменной репутацией, — сказал мистер Снайдер, — но они давно умерли. Однако мне известно, что недавно в город прибыла дама, не колдунья — уважаемая дама, сведущая в подобных делах.
— Вы предлагаете пригласить в мой дом ведьму? — воскликнул мистер Лоуэлл, не веря своим ушам.
— Она не ведьма, а дама с возможностями.
С большой неохотой мистер Лоуэлл выслушал сведения об этой даме и позволил мистеру Снайдеру уйти. Потом он обернулся к миссис Квинс и велел ей срочно найти и привести эту женщину.
— Скажи ей, что я не потерплю никаких проволочек, — сказал он, очевидно забыв или проигнорировав замечания мистера Снайдера о положении дамы.
— Уже темно, и меня разволновали все эти события, — сказала миссис Квинс. — Пусть мисс Деррик пойдет со мной.
Люси никогда не испытывала особого желания ходить куда бы то ни было с миссис Квинс, а в сложившихся обстоятельствах она желала этого еще меньше, чем когда-либо. Обычно присутствие Люси требовалось миссис Квинс, только если предстояло выполнить трудную или неприятную работу, но сейчас такая просьба Люси не удивила. Учитывая необычность обстоятельств, им придется вести речь о деликатных вещах, об их общем секрете. Деваться было некуда. Судьба распорядилась так, что, несмотря на то, что ничего, кроме горечи, их не связывало, они оказались в положении, когда были вынуждены защищать друг друга.
3
Медленно, будто во сне, Люси натянула перчатки, надела теплый капор и простую муслиновую пелерину. Они вышли из дому и какое-то время двигались молча. Ноттингемские улицы опустели. Было прохладно и свежо. Они шагали по фешенебельному району, окружавшему замок, и Люси надеялась, что дикари, причинившие столько вреда по всей стране, вряд ли посмеют напасть на таких женщин, как они. Но весной 1812 года кто не боялся? Некогда тихие улицы наводнили обездоленные люди, физически крепкие, голодные, доведенные до нищеты и вооруженные лопатами и молотами. Они жаждали разрушения, отмщения миру, который предал их, обрек на войну, голод и рост цен. До этого Люси дважды видела банды этих луддитов, и то на расстоянии. Ее поразили их впавшие глаза и животное отчаянье в них.
Через несколько минут миссис Квинс наконец прервала молчание. Не утруждая себя повернуться к Люси, она сказала:
— Предположу, что это ты — причина неприятностей этого человека.
Люси не удержалась и рассмеялась:
— Вы более сведущи в таких вопросах, чем я.
— Будешь теперь называть меня ведьмой? — недовольно спросила миссис Квинс.
— Я всего лишь хотела сказать, что то немногое, что мне известно, я узнала от вас.
— Я сама мало что знаю. Может, ты училась еще где-то? — спросила миссис Квинс.
— Разумеется, нет, — ответила Люси, и это было по большей части правдой, во всяком случае относительно практического применения.
Однажды Люси тайно купила книгу «Mar» Фрэнсиса Барретта на деньги из своего скудного содержания, но книга оказалась малопознавательной. Во всяком случае, Люси не могла заставить себя относиться к подобным вещам серьезно. Неужели миссис Квинс и вправду думает, что она готовит сглазы и привороты, как ведьма из сказки? То, чем миссис Квинс и Люси занимались несколько лет назад, казалось теперь глупостью, детской шалостью, да они и не замышляли ничего серьезного вроде проклятья. Тем не менее Люси знала, что образованные люди верили в подобные вещи на протяжении тысячелетий. Отец посоветовал ей прочесть биографии Парацельса, Корнелия Агриппы и Исаака Ньютона — великих мыслителей и натурфилософов, которые также занимались магией, алхимией и спиритизмом. Лишь в современном мире образованные люди начали отвергать подобные верования. И вот теперь она идет в ночи по ноттингемским улицам в поисках женщины, которая может снять проклятье с красивого незнакомца.
Три года назад именно миссис Квинс, тогда ее друг, предложила заняться этим. Она говорила, что это забавно. Они тогда вместе смеялись над тем, что смогут раскрыть тайны. Теперь это поставлено ей в укор, будто Люси во всем виновата.
Доктор объяснил, что женщина, которая им нужна, мисс Мэри Крофорд, живет на Хай-Пейвмент, одной из самых шикарных улиц Ноттингема, но ее дом оказался скромным, много ниже и уже домов по соседству. Они поднялись по ступеням, и миссис Квинс сказала Люси:
— Говорить буду я. Прошу не беспокоить леди.
Они постучали, и дверь тотчас открыла странная женщина. Она широко улыбалась, показывая полный рот ослепительно-белых и ровных зубов. Женщина была полной, неопределенного возраста, с тусклой кожей, узкими глазами и круглым лицом, на котором не было видно морщин, даже если бы они у нее и были. Ей могло быть лет тридцать, а могло быть и пятьдесят.
На ней было бесформенное платье мышиного цвета, а капор сидел так низко, что бровей почти не было видно, и это придавало ей вид простушки.
— Да это же мисс Люси Деррик! — радостно воскликнула женщина и схватила Люси за руку. — Проходите. Мисс Крофорд будет в восторге, когда узнает о вашем приходе.
Люси даже не пыталась высвободить руку, которую крепко сжимала женщина, но ум ее лихорадочно работал. У нее была хорошая память на лица, и она узнала бы женщину, если бы они раньше встречались. После недавних обвинений миссис Квинс смотрела на нее с едва сдерживаемой яростью.
— Простите, — сказала Люси, — но мне кажется, мы не знакомы.
Женщина снисходительно махнула рукой:
— Не стоит напрягать память, дорогая. Ну да, мы раньше не встречались, но как я могу не знать такую милую молодую леди, как Люси Деррик?
Люси не знала ответа на этот вопрос, не знала его и миссис Квинс, но по другим соображениям. Они позволили странной женщине проводить их в гостиную, которая оказалась небольшой, но уютной.
— Я миссис Эмет, — сказала женщина, обращаясь к Люси и не замечая миссис Квинс.
Она взяла ладонь Люси обеими руками. Руки ее были теплыми, почти горячими, и мягкими, как у младенца.
— Миссис Э-мет, — повторила женщина, отчетливо произнося свое имя по слогам. — Надеюсь, вы запомните, мисс Деррик. Теперь вы меня не забудете.
— Не забуду, — сказала Люси.
— Я так рада! — Миссис Эмет выпустила руку Люси. — Пойду найду мисс Крофорд.
Она поспешно вышла из комнаты, что-то бормоча себе под нос и то и дело всплескивая руками.
Миссис Квинс, которая не терпела пренебрежительного отношения к себе, зло сказала Люси:
— Утверждаешь, что тебе ничего не известно о проклятьях, а служанка колдуньи тебя знает.
— Похоже на то, но вы сами слышали, она сказала, мол, не удивлена, что я ее не знаю. Может, она нагадала на картах, что я приду, — сказала Люси, наслаждаясь своей находчивостью.
Миссис Квинс фыркнула и стала изучать золотой узор на обоях. Она нашла его довольно потертым для женщины благородного происхождения.
Через несколько минут они услышали шаги и в гостиную вошла дама поразительной красоты, лет двадцати пяти, высокая, грациозная, с молочной кожей и такими светлыми волосами, что они казались почти белыми. У нее были удивительные светло-зеленые глаза. На ней было тонкое свободное платье зеленого цвета, вышитое золотом. Квадратный вырез был глубоким, как того требовала лондонская мода, и выгодно подчеркивал ее формы. Она была одета как на выход или для приема гостей, хотя Люси не заметила каких-либо признаков ни того ни другого.
Она тотчас протянула руку Люси:
— Мисс Деррик, я Мэри Крофорд. Надеюсь, восторг моей служанки не напугал вас. Она видела вас в городе и восхищается вами. У миссис Эмет свои странности, но она хорошая женщина и не причинит никому вреда.
В мисс Крофорд было что-то, не во внешности, конечно, но что-то неуловимое, что сразу же напомнило Люси ее покойную сестру Эмили. Может быть, то, как она наклоняла голову, когда говорила, или сердечность ее слов. Возможно, ее ум, который угадывался даже в самых банальных фразах.
Главными особенностями Эмили были не столько ее удивительная, хотя и необычная красота — нос у нее был великоват, губы тонкими, а подбородок вытянутым, — сколько ее остроумие, обаяние и умение вести разговор. Эмили всегда казалась вдумчивой и рассудительной. От нее исходило тепло и дружелюбие, но в то же время чувствовалось ее превосходство, хотя сама она об этом даже не догадывалась. Благодаря такому поразительному сочетанию приятной внешности, манер и непринужденности ее любили практически все, кто знал. Друзья постоянно приглашали ее путешествовать, и чуть ли не по полгода она проводила вдали от дома в разъездах, посещая Лондон, Йорк, Бат, Брайтон, даже Эдинбург и Кардифф. Всем хотелось быть подле Эмили, и Мэри Крофорд обладала почти такой же притягательностью.
— Уверяю вас, я ничуть не оскорбилась. — Люси решила не представлять миссис Квинс, отчасти потому, что было приятно ей досадить, но также потому, что не хотела ни с кем делить эту леди и ничего не могла с собой поделать. — Мисс Крофорд, меня привело к вам необычное дело, и я надеюсь, вы меня простите.
— Уверена, что бы вы ни сказали, это не требует извинений. Садитесь, пожалуйста. Может быть, вашей служанке лучше подождать на кухне? Миссис Эмет угостит ее кружечкой пива.
— Мне и здесь хорошо. — Миссис Квинс встретилась взглядом с мисс Крофорд, но у нее не хватило смелости сесть.
— Разумеется, — сказала мисс Крофорд, обращаясь к Люси и показывая глазами на миссис Квинс, мол, ей все ясно.
Миссис Квинс заявила, что говорить будет она, но теперь Люси считала, что сама должна объяснить как можно лучше, что произошло.
— Даже не знаю, как сказать, но в доме моего дяди произошло нечто странное, и нам посоветовали обратиться к вам. — И Люси кратко изложила события вечера, начиная с прибытия незнакомца и заканчивая рекомендациями мистера Снайдера.
— К сожалению, я не знакома близко с мистером Снайдером, — сказала мисс Крофорд. — Я встречалась с ним только один раз, и боюсь, он неправильно истолковал мой опыт в подобных вещах. Я еще только пытаюсь овладеть тайными знаниями, и практических навыков у меня нет.
Как завороженная, Люси подалась вперед:
— Но вы верите в магию? Думаете, она существует?
Мисс Крофорд добродушно рассмеялась:
— Если бы видели все, что видела я, вы бы поняли, что дело не в вере. Из того, что вы сообщили, следует, что вы тоже видели сегодня нечто поразительное.
— То, что мы видели, в самом деле поразительно, — согласилась Люси, — но уверена, должно же этому быть какое-то объяснение.
— Безусловно, объяснение есть, — сказала мисс Крофорд. — Скорее всего, на этого человека действительно наложили проклятье.
— Насколько мы понимаем, — сказала миссис Квинс, пренебрежительно глядя в окно, — вы утверждаете, что человека околдовали, но ничем помочь не можете. Если это так, не вижу причины далее нарушать ваш покой.
От стыда Люси залилась краской, но мисс Крофорд продолжала благодушно улыбаться, и ее улыбка предназначалась исключительно Люси.
— Не знаю, смогу я помочь этому человеку или нет, но я наверняка смогу сказать с большой степенью определенности, страдает ли он от колдовства. Как только это будет установлено, посмотрим, что делать дальше.
Мисс Крофорд имела в распоряжении экипаж, и, хотя расстояние до дома дяди Лоуэлла было небольшим, она настояла, чтобы они поехали в экипаже. Ехали в неловкой тишине, и Люси подозревала, что причиной тому была миссис Квинс и ее негодование. Даже в темноте Люси видела, как мисс Крофорд время от времени заговорщически ей улыбалась, словно они были союзниками и союз этот был направлен против миссис Квинс. У Люси возникло странное ощущение, что она и мисс Крофорд были друзьями, и уже давно. Она знала, что это всего лишь фантазии, но ей бы хотелось иметь такого друга.
По прибытии Люси представила мисс Крофорд, не сомневаясь, что дядя будет ею очарован. Но она не произвела на него впечатления.
— Хорошенькая для ведьмы, это правда, но к делу это не относится, — только и сказал он, не обращая внимания ни на присутствие мисс Крофорд, ни на свою беспардонную грубость. — И фартинга не заплачу за цыганские фокусы.
Люси почувствовала, что лицо у нее горит от стыда.
— Мисс Крофорд не просит денег, — сказала она умиротворяющим тоном, — она лишь хочет помочь, если сможет.
— Все они так говорят, — ответил дядя Лоуэлл. — Если в конце концов выставят счет, пусть пошлют его этому бродяге, которого рвет. Я ничего платить не собираюсь.
Люси взяла свечу, и все четверо поднялись в комнату для гостей. В комнате было холодно — камин не горел, — и она освещалась двумя небольшими масляными лампами. В полутьме они еле рассмотрели незнакомца, который лежал на постели, свернувшись клубком, как котенок. Он прерывисто дышал. Люси увидела непокрытую деформированную стопу, скрюченную и искривленную, как раненая лапа зверя. Ей стало неловко оттого, что она находится так близко от красивого полураздетого мужчины, и она отвернулась.
Мисс Крофорд взяла у Люси свечу и пошла вперед, чтобы осмотреть незнакомца. Она остановилась в нескольких шагах от него, подняла свечу и чуть не выронила ее из рук. Мисс Крофорд отшатнулась, ее лицо исказила гримаса изумления, а возможно, и страха.
Люси подбежала, чтобы поддержать ее за локоть:
— Вам плохо?
Выпрямившись и немного успокоившись, мисс Крофорд покачала головой:
— Со мной все в порядке, благодарю вас. В чем дело, не пойму. Могу лишь сказать, что здесь что-то не так.
— И теперь, полагаю, вы скажете, что все исправите за гинею! — закричал дядя Лоуэлл. — Принимаете меня за круглого дурака?!
— Я провожу ее к выходу, — предложила миссис Квинс.
Люси не стала извиняться за дядю. Вместо этого она прибегла к тактике, которую обычно использовала, чтобы выжить в обществе своего дядюшки и его экономки, а именно по возможности совершенно их игнорировать.
— Что нужно сделать, мисс Крофорд?
Даже в темноте Люси видела, что мисс Крофорд не на шутку встревожена.
— Не знаю, что тут можно сделать. Могу кое-что попробовать. Нужна тишина. Прошу всех выйти из комнаты. Всех, кроме мисс Деррик. Попрошу вас остаться. Вы не возражаете?
Разумеется, Люси хотелось остаться с мисс Крофорд, но она не знала, как относиться к тому, что придется остаться в одной комнате с полураздетым мужчиной.
— Я тоже останусь, — заявила миссис Квинс, — чтобы защитить интересы дома.
— Возражаю, — сказала мисс Крофорд, обращаясь к Люси и полностью игнорируя миссис Квинс. — Не думаю, что присутствие вашей служанки поможет мне сосредоточиться.
Миссис Квинс посмотрела в упор на мисс Крофорд, и глаза ее метнули молнии, но тем не менее она вышла из комнаты. Люси была в восторге. Пусть это ребячество, ей все равно. Теперь она в милости. Люси с наслаждением смотрела, как дядя Лоуэлл и миссис Квинс уходят, и вот они остались одни за закрытыми дверями в тускло освещенной комнате.
Мисс Крофорд вздохнула и поставила свечу на столик у камина:
— Теперь я должна заняться тем, что мне совсем не нравится. Я должна заняться практикой.
— Это больно? — спросила Люси.
Мисс Крофорд добродушно рассмеялась:
— Нет, просто у меня нет к этому таланта. Я также ненавижу играть на пианино, потому что у меня не получается, а когда пытаюсь это делать, кажусь себе жалкой. Я понимаю принципы магии так же, как понимаю принципы игры на музыкальном инструменте, но не создана ни для того, ни для другого. Тем не менее ради спасения вашего дома попробую.
Мисс Крофорд закрыла глаза и замедлила дыхание.
— Вы успокаиваете себя.
Люси вообще не собиралась ничего говорить и тотчас пожалела о сказанном. Она терпеть не могла, когда слова выскакивали помимо ее воли. С ней такое случалось часто. За что она часто и получала от миссис Квинс щипок, или шлепок, или публичный выговор. Люси по привычке вздрогнула.
Мисс Крофорд посмотрела на нее. Даже в полутьме на ее лице было заметно удивление, но ни злобы, ни гнева не было.
— Да вы разбираетесь в ремесле ворожеи больше, чем признаете.
— Совсем немного, — ответила Люси. — Пыталась как-то научиться гадать на картах, но не преуспела, и все закончилось ссорой.
— С кем? — спросила мисс Крофорд.
Люси сама удивилась, что сказала правду, хотя никогда никому раньше не признавалась, как миссис Квинс с ней обращается. Она не хотела, чтобы кто-то знал, насколько она беспомощна, но сейчас ей захотелось поделиться с мисс Крофорд.
— С миссис Квинс. Когда-то давно она была добра ко мне, но после ссоры мы перестали быть друзьями.
Мисс Крофорд зацокала языком:
— Я не испытываю особой симпатии к вашей миссис Квинс, так что давайте выбросим ее из головы. Нужно, чтобы вы отыскали источник проклятья этого человека.
Люси охватил леденящий ужас, близкий к парализующей панике. Страх перед миссис Квинс или кем-то или чем-то еще? Сама не зная почему, она не хотела принимать участие в оказании помощи этому человеку.
— Я не могу, — еле слышно произнесла она. — Я ничего об этом не знаю.
— Вы знаете, как себя успокоить, — сказала мисс Крофорд. — Я этого не умею. По крайней мере, у меня не очень хорошо получается, потому что я не могу сосредоточиться. Нужно просто достичь состояния покоя, а затем осмотреться, но не глазами, а мысленно.
Люси замотала головой, как ребенок. Она не пыталась достичь концентрации с того самого дня, когда в последний раз пробовала гадать на картах с миссис Квинс. Сейчас память вернула этот день как смешение разных образов: веснушчатое лицо миссис Квинс заливается краской, карты рассыпаются по столу, хрустальный кувшин разбивается вдребезги. Миссис Квинс обвиняет Люси в заговоре против нее. Пощечина, шокирующая ее своей силой и неожиданностью. Люси ничего не понимала. Она считала магию чем-то глупым и банальным, годящимся для бродячих артистов или фокусов, которые любят показывать в гостиных фигляры вроде Джонаса Моррисона. Она так и не поняла, почему миссис Квинс приняла все настолько близко к сердцу.
Одна только мысль о том, что надо войти в состояние покоя, наполнила ее сердце щемящей тревогой, но Люси знала, что это из-за миссис Квинс. Ни само действие, ни тем более мисс Крофорд были тут ни при чем. Больше всего Люси хотелось сейчас отступить, раствориться в оклеенной обоями стене, но она не хотела разочаровывать леди. Люси закусила губу и зажмурилась:
— Я попробую.
Она сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула. Повторила несколько раз, замедляя дыхание, стараясь унять сердцебиение, но сердце билось громко и часто. Люси пыталась унять суету у себя в мозгу. Она чувствовала свет от горящей свечи, близость мисс Крофорд и незнакомого мужчины на постели, от которого исходил опасный жар.
Потом появилось что-то еще. Что-то красное, черное, злое. Оно обжигало, хотя в ее воображении представлялось холодным и влажным. Где-то глубоко на уровне подсознания Люси понимала, что, если она остановится и станет думать о противоречиях, которые чувствует, ощущения пропадут, как исчезает яркий сон, превращаясь в непонятное нагромождение образов, когда только просыпаешься. С этими ощущениями ее связывала тончайшая, как паутина, нить, и она чуть не потеряла ее вовсе. Люси увидела что-то, что вспыхнуло как пламя свечи и что можно было понять, только составив вместе разрозненные фрагменты. Она не знала, что это было, но точно знала, где оно.
Прервав свою концентрацию, Люси шагнула вперед. Она расстегнула на незнакомце сюртук и, ухватив подкладку обеими руками, разорвала ее. Там в складках ткани скрывался маленький мешочек из белого полотна, не больше дикого яблока, перевязанный не чем иным, как человеческим волосом.
Люси протянула руку и в тот же миг почувствовала, что между ней и полотняным мешочком встало нечто. Что-то темное, неясное и пустое, какая-то аморфная пустота, но, несмотря на всю ее бесформенность, Люси показалось, что у этой пустоты есть лицо. Лицо, конечно, было лишено черт, но вместо них в пустоте выступали точки. Это нечто повернулось к Люси, посмотрело на нее едва различимыми глазами и открыло несуществующий рот, внутри которого скрывалась еще более черная колеблющаяся бездна. Это было что-то тошнотворное и извивающееся, быстрое и трепещущее, как лапы жука, лежащего на спине. Ничего ужаснее Люси в своей жизни не видела. Это был сам ужас в его холодной и мерцающей бесформенности. У Люси подкосились ноги, и, хотя в тот миг она этого не знала, осознав лишь позднее, она чуть не обмочилась.
Если бы все это продолжалось чуть дольше, Люси не смогла бы побороть желание убежать, но с того момента, когда она увидела это, и до того, как она начала действовать, прошло не более нескольких секунд. У нее просто не было времени полностью прочувствовать и осознать испытываемый ужас. Поэтому она протянула руку к полотняному мешочку, минуя бесформенное нечто, схватила тот и отшвырнула в сторону.
Люси обернулась и увидела, что темная сила исчезла, а незнакомец открыл глаза. Он посмотрел на нее безжизненным взглядом, а потом рухнул на постель, снова лишившись чувств.
Она подняла мешочек, осознав, что вышла из состояния концентрации, и протянула его мисс Крофорд.
Мисс Крофорд взглянула на сверток, потом на Люси; глаза цвета морской волны были широко открыты и влажно блестели.
— Мисс Деррик, — сказала она, — вы были бесподобны.
* * *
Люси держала мешочек в дрожащей руке.
— Что это было? — с трудом выговорила она срывающимся голосом.
Мисс Крофорд накрыла руку Люси своей ладонью и улыбнулась.
— В нашем мире существуют темные силы. Вы видели одну из них, но теперь она исчезла. А сейчас мы должны избавиться от средства, которое связывало ее с этим человеком, — сказала она. — Подобные проклятья действуют по принципу симпатии. Все, что привязывало незнакомца к этому свертку, продолжает действовать, поэтому уничтожать тот следует осторожно. К примеру, если мы задумаем его сжечь, у человека может появиться лихорадка или ожоги. Он даже может загореться сам.
Мисс Крофорд взяла мешочек, положила его на прикроватный столик и начала развязывать. В развернутом виде это оказался лоскуток четырехугольной формы, внутри которого скрывалась человеческая фигурка, изготовленная из той же ткани. Фигурка была лишена каких бы то ни было черт и могла изображать любого человека с четырьмя конечностями и головой. Крошечная полотняная шея была обмотана несколькими волосками.
— Теперь можно ее уничтожить, не опасаясь, — сказала мисс Крофорд, сжимая фигурку в руке. — Она потеряла силу. Я брошу ее в огонь, когда буду уходить.
Люси никак не могла перестать думать о бесформенном существе, которое, как ей казалось, она видела, или почти видела, или почувствовала, или что-то еще в подобном роде. Она уже готова была спросить об этом, но решила, что лучше не знать. Люси уже начала сомневаться, что вообще что-то видела, уже готова была поверить, что тени и дым от свечи смешались в ее воображении и обрели форму. Ей хотелось верить в это больше, чем в существование того, что она видела.
Чтобы отвлечься от этих мыслей, она посмотрела на незнакомца:
— Он очнется?
— Очнется, и, думаю, скоро, — ответила мисс Крофорд. — Он освободился от проклятья, но прошел через суровые испытания, и ему понадобится время, чтобы оправиться.
Они вышли из комнаты. Мисс Крофорд положила руку на плечо Люси — дружеский жест, как показалось Люси. Подняв глаза, она увидела, что мисс Крофорд широко улыбается. Люси хотелось бы услышать из ее уст похвалу, но она поняла, что никакие слова не способны передать уважение и доброжелательность, которые она увидела на лице своей новой знакомой. Мисс Крофорд относилась к ней с симпатией. Ей нравилось, как Люси себя вела. Впервые за долгое время Люси чувствовала, что на свете есть человек, которому она небезразлична.
4
После того как мисс Крофорд покинула дом, судьба незнакомца продолжала пугать дядю Лоуэлла. Несколько раз он посылал миссис Квинс наверх, посмотреть, не очнулся ли он, советуя ей как можно громче открывать и закрывать двери. Но незнакомец спал, как пьяный, не подавая никаких признаков пробуждения.
Той ночью Люси спала плохо, взволнованная поразившими ее вечером событиями. Неужели она и вправду сняла проклятье с этого джентльмена? Похоже, мисс Крофорд знала, что говорит, и в ту минуту Люси в самом деле чувствовала, что что-то происходит, но время шло, и ей начинало казаться, что вообще ничего не было. Не было ни яркого света, ни каких-либо других знаков чудесного. Существо, которое Люси видела — или ей казалось, что видела, — состояло из теней, и вполне возможно, даже более чем вероятно, что все, что произошло, было всего лишь плодом ее воображения, возникшим под руководством мисс Крофорд.
С другой стороны, оставалось многое, что нельзя было объяснить разыгравшимся воображением. Например, странные выкрики незнакомца. Он кричал, что она не должна выходить замуж за мистера Олсона и что должна собирать листы. Она не знала, что все это означает, но слова вертелись у нее в голове всю ночь, как навязчивый мотив, от которого трудно отделаться.
Люси задавала себе вопросы и пыталась разобраться, что было на самом деле, а чего не было вовсе, поэтому на следующее утро за завтраком у нее совершенно не было аппетита — отчасти из-за усталости, отчасти потому, что при свете дня ее положение относительно мистера Олсона беспокоило ее гораздо больше, чем некое предполагаемое проклятье. Ее жизнь, и так безрадостная, могла стать еще ужаснее, даже хуже, чем можно представить. Не было никого, кто бы мог дать ей совет и подсказать, что делать. Она чувствовала себя беспомощной, и тоска по отцу была такой сильной, что у нее сжался желудок, а легкие в груди превратились в камень.
Несмотря на то что она переживала утрату отца как невыносимую ношу, Люси знала, что боготворила его лишь в последний год его жизни. Любимым ребенком всегда была Эмили. Люси и Марте, средней сестре, доставались лишь крохи его внимания в виде коротких разговоров за столом. У мистера Деррика в сердце нашлось место только для одной из осиротевших без матери дочерей, и Эмили, умная, наблюдательная и начитанная, стала естественным выбором человека, который пропадал целыми днями в своей библиотеке, занятый домашними делами или забывшись среди книг.
Люси не обижало явное предпочтение отца. Его выбор казался правильным, но опустошенность, которую она чувствовала сейчас, была давно ей знакома. Даже когда отец был жив, большую часть жизни Люси отчаянно его недоставало. Ей хотелось, чтобы он поговорил с ней, рассказал свои любимые шутки, пригласил к себе в библиотеку, поделился мыслями и заботами, но он все время был слишком занят наедине с собой или с Эмили.
Эмили же всегда стеснялась роли любимицы. Сколько раз, когда отец звал ее, она кричала ему в ответ, чтобы он подождал, так как они с Мартой обсуждают книгу или судачат о чем-то с Люси. Именно Эмили научила Люси вести хозяйство, общаться с купцами, торговцами и челядью. Это она отвечала на вопросы Люси о мире и природе и рассказывала ей о своем переходе из детства во взрослую жизнь. Когда Люси была маленькой, она бежала в слезах к Эмили пожаловаться, что ее толкнула подружка или что она ушиблась. Для девочки, которая росла без матери, а отец был недоступен, Эмили заменяла родителей.
Марта с Люси боялись, что отец никогда не оправится после внезапной и безвременной кончины Эмили. Он не выходил из своей комнаты, почти ничего не ел и говорил исключительно на темы, касающиеся ведения хозяйства. Только когда он совсем исчез из их жизни, Люси поняла, как много она знала об отце через Эмили — благодаря заумным репликам, которых никто, кроме них, не понимал, их заговорщическому перешептыванию, их смеху и горячим спорам, доносившимся из-за закрытых дверей библиотеки. Пусть отец не подпускал к себе Люси, но он жил для Эмили, а этого всегда было достаточно.
Однажды, когда Люси и Марта сидели в гостиной за рукоделием в скорбном молчании, двери библиотеки с шумом распахнулись, выпустив наружу поток солнечного света. Несколько недель он не раздвигал портьер, и вдруг сестры увидели, к своему удивлению, что отец стоит у двери и смотрит на них долгим внимательным взглядом.
— Люси, — сказал он, — я хочу с тобой поговорить.
Она отложила шитье и вошла в библиотеку. Он пригласил ее, довольно церемонно, сесть напротив него у окна. Они какое-то время молчали. Люси вдыхала аромат табака и кедра. Мистер Деррик взглянул на дочь, и Люси, не выдержав молчания, отвернулась к окну:
— Нам всем ее не хватает, папа.
— Конечно! — сказал он резко, почти нетерпеливо. — Скажи мне, какие книги ты любишь читать.
Вопрос обескуражил ее, поскольку не имел никакой связи с тем, что недавно случилось, и еще потому, что отец никогда раньше не интересовался, что она читает и читает ли вообще.
— Мне нравятся романы, — ответила Люси.
— Романы — чепуха, — сказал отец, едва она закончила фразу. — Еще что-нибудь читаешь? По истории, философии, естествознанию?
Люси обрадовалась. Ей казалось, что она может дать удовлетворительный ответ на этот вопрос.
— Я сейчас читаю отчет мистера Лунарди о его полетах на воздушном шаре в Шотландию.
Его глаза, покрасневшие от слез, расширились, а вокруг рта появились складки.
— Почему ты это читаешь? Что ты находишь в этом интересного?
— Есть машины, которые позволяют людям летать! — восторженно сказала Люси, возможно с театральной наигранностью. Ей было шестнадцать, и разница между наигранностью и искренностью не всегда была ясна даже ей самой. — Разве я могу не интересоваться чудесами?
Отец взял руку Люси в свои ладони и, не говоря ни слова, не стесняясь, горько заплакал. Перестав плакать, он отер глаза платком, улыбнулся Люси и отпустил ее руку.
— Мне бы хотелось, — сказал он, — услышать побольше о путешествиях на воздушном шаре.
* * *
С того самого дня Люси стала его новой любимицей и оставалась ею до самой его смерти. Каждый день она приходила к отцу в библиотеку поговорить о книгах, которые он давал ей читать. Отец познакомил ее с основами древних языков — греческого, латинского и, в первую очередь, древнееврейского, который он преподавал с неутомимой энергией. Он руководил ее чтением в области астрономии, истории и, в особенности, ботаники. Ему хотелось, чтобы она научилась распознавать различные виды растений. Он требовал, чтобы Люси заучивала биографии мыслителей Средних веков и эпохи Возрождения, занимающихся новыми науками и старой алхимией. Люси корпела над этими книгами по утрам, а после обеда отец устраивал ей экзамен.
Потом, несколько месяцев спустя, начались прогулки. Отец, всегда дороживший тишиной и покоем своего кабинета, теперь водил Люси на прогулки в леса, окружавшие их поместье. Он брал с собой книги по ботанике и проверял, способна ли Люси распознать кору деревьев, травы, цветы и другие растения. Для него было важно, чтобы она отличала обыкновенный плющ от плюща персидского и алжирского или бахромчатый грыжник от гладкого или волосистого. Он говорил о том, как любит эти леса, как ценит мир животных и даже насекомых. Однажды он заставил ее наблюдать, как армия муравьев жадно поглощает кусок яблока. И несмотря на то что картина была несколько жестокой и это ее беспокоило, природа всегда остается прекрасной.
Ни разу отец не пригласил Марту присоединиться к ним, а когда Люси предлагала взять ее с собой, он лишь махал рукой, словно предложение было настолько абсурдным, что не стоило серьезного ответа. Люси было важно, чтобы Марта простила ей это внезапное и нежданное возвышение, но Марта не нуждалась в успокоении.
— Он нашел утешение в тебе, — сказала она. — И я тоже. Я рада, что он выбрал тебя.
— Это глупо, — отвечала Люси. — Это могли быть мы обе.
— Я не такая, как ты и Эмили, — сказала Марта.
— Я тоже не такая, как Эмили, — возражала Люси.
Марта снова обняла ее:
— Ты не должна думать, что я ревную. Я рада. Эмили была яркой, как солнышко, и мы не видели друг друга, когда она была с нами. Теперь мы друг друга видим.
Это было правдой. После смерти Эмили Люси и Марта стали неразлучны. Невозможно было поверить, что когда-то они холодно относились друг к другу, хотя так оно и было. Именно поэтому Люси чувствовала, что ее предали, когда вскоре после смерти отца Марта согласилась выйти замуж за их кузена, священника по имени Уильям Баклз. Харрингтон, семейное поместье, передавалось по наследству по мужской линии, и мистер Баклз, дальний родственник, унаследовал его. Марта полагала, что заботится о сестре как может, и после того, как она сообщила новость, они заплакали, обнявшись, словно на них свалилось еще одно горе. Люси смотрела на свою сестру, такую тихую, начитанную, которая никогда ни о чем не просила, никогда не обижалась на своих сестер, которая даже и не помышляла надеяться на счастье, и ее охватила такая любовь к Марте, что сердце ее чуть не разорвалось.
— Ты не должна выходить за него, — сказала Люси. — Знаю, так нельзя говорить, но он не может сделать тебя счастливой.
— Он может обеспечить тебя, — возразила Марта. — Как иначе я могу быть счастлива?
Если бы Марта не вышла за мистера Баклза, ей бы тоже негде было жить, но Люси полагала, что это ее сестре в голову не приходило.
Когда Баклз впервые сделал предложение, отец принял идею такого замужества в штыки. Он терпеть не мог Баклза и считал его самодовольным фигляром, но через несколько месяцев после этого отец умер, оставив девочек нищими. Когда мистер Баклз сделал предложение повторно, Марта его тотчас приняла. Однако их брак никак не облегчил положения Люси, поскольку мистер Баклз воспротивился тому, чтобы сестра его жены жила в своем бывшем доме. Без денег, без будущего, без родителей, Люси вынуждена была проехать полстраны, чтобы поселиться в Ноттингеме у дяди, с которым даже не была связана кровным родством и который ее совершенно не знал и не имел желания исправлять это положение.
* * *
Завтраки у дядюшки Лоуэлла были не самые лучшие. Яичницу у него подавали без бекона, а хлеб — без масла. Сам он предпочитал жидкую овсянку и фрукты — свежие в сезон, сушеные в остальное время. Он распорядился, чтобы готовили немного яиц для племянницы, но часто сетовал, что ему не нравится тратиться на то, что он сам не ест.
Люси, которую нельзя было назвать слишком стройной, обычно обладала отменным аппетитом, но сегодня она лишь надкусила хлеб и поковыряла вилкой яичницу, пока дядя Лоуэлл пересказывал, что он прочитал в газете. Миссис Квинс сидела рядом с ним. Она уже поела, и ее главной задачей было подливать шоколад в чашку мистера Лоуэлла и соглашаться с его наблюдениями.
— Опять твои луддиты, — сказал он, обращаясь к Люси, словно ее сочувствие к их бедственному положению, которое она проявила вчера, делало ее повинной в их преступлениях. — Банда этих проходимцев ворвалась на фабрику, что в двадцати милях от нас, и переломала чулочные станки, все до одного. Они напали на хозяина и его помощника. Что скажете на это, мисс Люси? Вы все еще поддерживаете этих пиратов и готовы встать под знамя их «Генерала Лудда»?
— Я не говорила, что поддерживаю их, — ответила Люси, поддевая на вилку немного яичницы и тут же соскребая ее о край тарелки.
Ей не нравилось, что дядя обвинял ее в симпатии к луддитам, но, по крайней мере, он не говорил о незнакомце или о мистере Олсоне. Люси понимала, что это лишь дело времени, но если человек в комнате для гостей проснется и восстановит ее честь, возможно, вся ситуация превратится просто в забавный случай и Люси отделается наименьшими потерями.
— Если ты больше не хочешь яиц, — сказал мистер Лоуэлл, — следует сообщить об этом мне. Можно сказать: «Дядя, пожалуйста, не надо разорять себя, тратясь на яйца. Я не хочу их есть». Не считаю, что я прошу чего-то сверхъестественного. Вам что, нечего сказать, мисс Люси? У вас нет ответа на мою разумную просьбу?
Вполне вероятно, в обычных обстоятельствах у Люси и в самом деле не нашлось бы что сказать, но в данном случае она ничего не сказала, потому что увидела незнакомца, который стоял в дверях столовой. Он был без сюртука, в брюках и грязной белой рубашке, расстегнутой так, что виднелась его смуглая грудь с темными курчавыми волосами, широкая и мускулистая. Обуви на нем не было, но обезображенная нога была обернута наволочкой.
— Прошу прощения, — сказал он с легким северным акцентом, — не могли бы вы сказать, где я нахожусь и что я здесь делаю. И почему моя одежда такая грязная, а ноги изранены.
* * *
Люси смотрела на него в изумлении, миссис Квинс с отвращением зацокала, а мистер Лоуэлл вскочил на ноги.
— Не мог бы я сказать? — недовольно спросил он. — Это вы, сэр, должны сказать мне, кто вы такой и что здесь делаете. Вы должны объяснить мне, почему явились и беспокоите мою племянницу и почему я должен тратиться на врачей и колдуний, а теперь, полагаю, еще и на еду и питье.
— Врывается в чужой дом, — прибавила миссис Квинс, — а потом требует еды и питья.
— Разумеется. — Люси вскочила со своего места, едва не зацепившись ногой о ножку стола. Ее вдруг охватила тревога. — Садись, пожалуйста, сэр. Вы, должно быть, голодны.
— Признаюсь, я просто умираю от голода и жажды, — ответил он, — но вы не должны принимать меня здесь, я не привык быть таким грязным. Боюсь, мой вид должен вас оскорблять.
— Вы хотите ввести меня в еще большие расходы? Чтобы я открыл еще одну комнату для вашего удобства? Уверяю, мне знаком запах немытого тела. Если сядете в дальнем конце стола, вон там, подальше от меня, уверен, все будет нормально.
Молодой человек, который, как оказалось, обладал прекрасными манерами, поклонился и сел. Люси подошла к буфету, положила на тарелку яичницы и хлеба и позвонила в колокольчик, вызывая Ангстона, чтобы тот принес пива для незнакомца.
Несмотря на то что джентльмен был явно голоден, он не накинулся на еду, а отдал дань формальностям:
— Позвольте представиться. Меня зовут Джордж Гордон Байрон. Я барон Ньюстеда в Ноттингемшире и член палаты лордов. Я говорю это не для того, чтобы произвести на вас впечатление, хотя мы должны признать, мои регалии и в самом деле впечатляющие, но потому, что я отдаю себе отчет в том, как я выгляжу, и не хочу, чтобы вы приняли меня за бродягу.
— Лорд Байрон из Ньюстеда! — воскликнула Люси, не в силах сдержать изумление.
Симпатичный незнакомец, который пришел к ней, предположительно, под действием проклятья, чтобы сказать, что она не должна выходить замуж за Олсона, был пэром, причем их местным пэром. Все это было словно в сказке. Она встала и присела в реверансе, стараясь припомнить, что еще полагается делать в присутствии этого загадочного джентльмена, который не часто навещал свой родной округ, но который был предметом многочисленных слухов.
— Мой господин, я Люси Деррик, а этот джентльмен — мой дядя, мистер Ричард Лоуэлл, и мы счастливы принимать вас у себя.
— Я миссис Квинс, — сказала миссис Квинс, которая поспешно встала, чтобы сделать реверанс, и добавила: — Мой господин.
Лорд Байрон, удивленный, не обратил внимания на миссис Квинс. Он во все глаза смотрел на Люси с новым интересом:
— Вас зовут Люси Деррик?
— Да, — ответила Люси сдавленным голосом.
Под его пристальным взглядом она начала заливаться краской. Она вспомнила, как он выкрикивал ее имя, стоя перед домом, и ей захотелось, хотя для этого не было никаких оснований, чтобы он проявил такую же страстность снова.
— Я полагал, что вы знаете ее имя, вчера вечером вы выкрикивали его, как продавец устриц, — сказал дядя Лоуэлл.
Лорд Байрон посмотрел по сторонам, явно сбитый с толку:
— Не помню, чтобы я это делал.
— Очень удобная позиция, — сказал мистер Лоуэлл. — Попрошу племянницу прекратить эти приседания и шарканье ногами. Барон — самый захудалый из титулов, а Байрон, насколько я слышал, — самый захудалый из баронов.
Со своего места Байрон поклонился дяде Лоуэллу:
— Я польщен, хотя не скрою, несколько удивлен тем, что моя репутация опережает меня.
— Ненамного опережает, — сказал дядя Лоуэлл. — Ваше поместье в десяти милях от нас. Вы пришли оттуда?
— В десяти милях, — пробормотал лорд Байрон. — Но я пришел из Лондона.
— Вы в Ноттингеме, мой господин, — сказала Люси.
Лорд Байрон побледнел. Трясущимися руками он поднес кружку ко рту и отхлебнул пива. Его рука сильно дрожала.
— Может, часть пути я проделал верхом. Ничего не помню. Понятия не имею, как я сюда попал. Скажите, какой сегодня день?
— Сегодня четырнадцатое апреля, — сказала Люси и потом добавила: — Тысяча восемьсот двенадцатого года, — подумав, что он может не знать и этого.
— Последнее, что помню, было девятое, — отстраненно произнес лорд Байрон напряженным голосом. — Я был в Лондоне по делам. Помню, но не уверен, что я добрался туда, куда хотел, а дальше ничего не помню. Кроме… — сказал он, поворачиваясь к Люси и глядя на нее с изумлением, — кроме вас. Я помню ваше лицо, мисс Деррик. Вы сделали что-то, чтобы помочь мне, так? Не помню что, но у меня такое чувство, что я у вас в долгу.
Покраснев, Люси отвернулась:
— Не думаю, что я что-то сделала.
— Болтовня! — заорал дядя Лоуэлл. — Будете оплачивать понесенные нами расходы или нет? Барон Ньюстедский, черт бы вас побрал. Или ваш кошелек пуст?
Нехотя лорд Байрон оторвал взгляд от Люси:
— Я заплачу то, что должен, но мне кажется, я еще не совсем оправился, чтобы возвращаться в Лондон. Я поеду в Ньюстед и не стану вам больше докучать. Направьте счет понесенных из-за меня расходов туда.
Наступила пауза. Дядя Лоуэлл мог бы сказать, что Байрон не должен торопиться, что он может гостить столько, сколько пожелает, но такого приглашения не последовало. Вместо дяди заговорила миссис Квинс.
— Но вы должны объяснить нам, мой господин, — сказала она притворно-слащавым голосом, — что вы хотели от нашей Люси и какое вам дело до мистера Олсона.
Лорд Байрон был не на шутку озадачен:
— Не сомневаюсь, любой джентльмен желал бы знакомства с такой очаровательной молодой леди, но, насколько мне помнится, я никогда ее раньше не видел. Что же касается мистера Олсона, то я впервые слышу это имя.
— Так вы не знакомы с мисс Деррик? — строго спросила миссис Квинс.
— К сожалению, не имел чести. — Лорд Байрон внимательно осмотрел собеседников, а затем снова перевел взгляд на Люси. — Я устал и сам не свой. Мне нужно в Ньюстед, чтобы переодеться в чистую одежду и принять ванну, но прежде, чем я вас покину, хотелось бы знать, что я здесь такого сделал.
* * *
Миссис Квинс наняла экипаж, который должен был отвезти лорда Байрона в его поместье. Пока они ждали его прибытия, она не выходила из гостиной, где Люси рассказывала барону, как он появился у дома дядя Лоуэлла. Люси смотрела в окно, когда говорила, или на свои пальцы, или на миссис Квинс, боясь поднять глаза на лорда Байрона. Он был не просто красив, а необыкновенно красив, и рядом с ним она теряла свою непосредственность. Пытаясь не забыть, что делать со своими глазами и руками и как себя держать, Люси рассказала, как он появился у их дома, назвал Люси по имени и просил ее не выходить замуж, а также говорил другие странные и непонятные вещи. Она решила, что неприлично упоминать о том, что его рвало булавками, и о снятии проклятья. Похоже, лорда Байрона привел в ужас даже этот отредактированный рассказ. Его смущение говорило о том, что он на самом деле озадачен своим поведением.
Когда Люси отважилась взглянуть на него, то увидела, что лорд Байрон бросает недовольные взгляды в сторону миссис Квинс, будто намекая, что хотел бы остаться с Люси наедине. Возможно, она лишь льстила себе. С другой стороны, в графстве у лорда Байрона была репутация чуть ли не распутника, хотя детали не уточнялись, но какой молодой красивый аристократ не хотел бы иметь подобную репутацию.
— Мой господин, — сказала Люси, собрав все свое мужество, — вы велели мне собирать листы. Что это означает?
Он покачал головой:
— Похоже, я наговорил много всякой чепухи.
Люси не считала это чепухой. Эти слова продолжали вертеться у нее в голове, и она была совершенно уверена, что когда-нибудь обязательно поймет, что они означают. Она не знала, хорошо это или плохо.
Наконец наемный экипаж подъехал к дому, и лорд Байрон поднялся с места.
— Мисс Деррик, — сказал он, — не могли бы вы проводить меня до экипажа? Мне необходимо сказать вам кое-что наедине.
Люси почувствовала, что заливается краской, и молча упрекнула себя. Этот ослепительно красивый пэр не может сказать ей ничего важного. Она не смеет на это надеяться. И тем не менее ему было что-то от нее нужно, что именно — Люси не понимала.
— Все, что вы хотите сказать молодой леди, вы можете сказать в моем присутствии, — заявила миссис Квинс.
— Вы можете наблюдать за нами, дабы убедиться, что я веду себя как джентльмен, — ответил лорд Байрон, — но мне нужно сказать мисс Деррик нечто, что предназначено ей одной.
— И что же это может быть? — спросила миссис Квинс.
— Не сомневаюсь, что вы понимаете парадоксальность своего вопроса, — ответил он с такой снисходительной улыбкой, что Люси пришлось закусить губу, дабы не рассмеяться.
Когда они спускались по ступеням, а миссис Квинс наблюдала за ними из окна, лорд Байрон наклонился к Люси. Его горячее дыхание обожгло ее, Люси почувствовала, как часто забилось ее сердце, а мышцы живота напряглись.
— Скажите ей, что я попросил у вас поцелуй, а вы мне отказали, — сказал Байрон ей на ухо. — Она поверит и отстанет от вас.
У Люси зарделось лицо от одного слова «поцелуй». Внутри разлилось приятное тепло и грозило вырваться наружу, выдав ее волнение.
— Что вы хотели сказать, — с трудом выговорила она, — что требует такой маскировки?
— У меня для вас кое-что есть, мисс Деррик. Я нашел это на себе, когда проснулся утром. Не могу сказать, как это у меня оказалось, но, похоже, многое из того, что случилось со мной в последнее время, для меня загадка. Что касается этого документа, я не знаю ваших обстоятельств, но понял, что вы недовольны жизнью в доме дяди и что эта женщина постоянно следит за вами. Пожалуйста, ничего не говорите. Я просто хочу, чтобы вы поняли, почему интуиция подсказала мне передать это без свидетелей. Если я ошибаюсь, можете тотчас показать это вашему дяде. Если я прав, значит я не причинил никому вреда, а, возможно, даже сделал что-то хорошее.
— Что вы имеете в виду? — Слова застряли у нее в горле.
— Зайдите за экипаж. Мне нужно передать вам это быстро, пока нас не видят. Потом встаньте так, чтобы вас было видно из окна. Так у нее не возникнет подозрений.
Сердце у Люси бешено колотилось. Помимо всего, что произошло, теперь она была вовлечена в интригу, по всей видимости не имеющую отношения к тому, что пэр в нее влюбился. Вслед за лордом Байроном она зашла за экипаж, и он вложил в ее руку толстую пачку бумаг, сложенных втрое. Машинально она засунула их за корсаж платья, покраснев при этом.
Они с лордом Байроном снова встали перед экипажем.
— Теперь, когда это у меня, скажите, что это?
— Френсис Деррик — ваш отец? — тихо спросил он.
Люси едва не лишилась чувств и схватила его за руку, но тотчас в испуге отпустила. Ей было неловко и стыдно, что она так поступила, однако она была в восторге и гадала, какой бы придумать предлог, чтобы это повторить.
— Да, — прошептала она.
— Простите мою назойливость, но что он оставил вам после смерти?
— Очень немного, — с трудом проговорила Люси. — Он оставил после себя долги, а все, что у него было, завещал сестре и ее мужу.
Лорд Байрон кивнул:
— Сегодня утром я нашел на себе завещание — последнюю волю мистера Френсиса Деррика, а также записи о его финансовом состоянии. Я не читал документы внимательно, поскольку меня это не касается, но суть такова: кроме неких сумм, завещанных отдельным лицам, все личное имущество вашего отца и сумма, которую он оценил приблизительно в десять тысяч фунтов стерлингов, достаются его незамужним дочерям, Люси и Марте Деррик. Вынужден вас огорчить, но, похоже, вы стали жертвой махинации, цель которой — лишить вас наследства.
5
Когда лорд Байрон уехал, Люси удалилась в свою комнату, чтобы обдумать в тишине все, что произошло. Какими поразительными и ужасными были эти два дня! Она познакомилась с мисс Крофорд, которая, хотя и была совершенно чужим человеком, очаровала ее своим дружелюбием и которую Люси, по всей вероятности, никогда больше не увидит. Возможно, Люси использовала настоящую магию, чтобы помочь красавцу-мужчине, попавшему в беду, а он оказался пэром и даже флиртовал с ней. Это рождало надежду, в особенности учитывая, что она, скорее всего, уже расстроила помолвку с мистером Олсоном. И ко всему прочему, этот пэр вручил ей документ, в котором изложена последняя воля ее отца, и воля эта сильно отличается от той, что огласил стряпчий.
Кроме завещания, составленного всего за четыре месяца до смерти отца, Люси нашла опись его имущества, стоимость которого во много раз превышала те незначительные суммы и якобы огромные долги, о которых говорил стряпчий. Согласно бумагам, которые она держала в руках, мистер Деррик имел инвестиции, превышающие десять тысяч фунтов стерлингов. Имелись драгоценности, принадлежавшие матери Люси, а также столовое серебро, картины и несколько бриллиантов. Были и другие предметы, представляющие ценность, включая мебель, ковры и огромную библиотеку. В завещании говорилось, что на момент его составления мистер Деррик не имел значительных долгов и предполагал лишь незначительные иски на имущество.
Люси вспомнила, как сидела, убитая горем, в гостиной своего бывшего дома в Харрингтоне. Марта держала ее за руку, а мистер Кленчер, стряпчий, такой худой, что казалось, он вот-вот испустит дух, объяснял им суть и последствия завещания. Невозмутимым тоном стряпчий сообщил им, что после смерти мистера Деррика осталось много долгов. Когда долги будут уплачены, сумма примерно в двести сорок фунтов будет поделена между Мартой и Люси. Они также получат по несколько ювелирных украшений, незначительной стоимости. Предметы, которые не понадобится продавать для уплаты долгов, останутся в Харрингтоне. Согласно завещанию дом должен остаться по возможности нетронутым.
Как только до Марты дошло содержание завещания, она тотчас написала кузену мистеру Баклзу, сообщив, что принимает его предложение. Люси она ничего не говорила, пока не получила ответ от жениха и пока не был заключен контракт.
— Так я позабочусь о тебе, — объясняла Марта сестре, — ты будешь жить с нами сколько захочешь. У тебя останутся все твои вещи, и ты сможешь не менять своих привычек.
Люси хотела было снова упрашивать ее не выходить за Баклза, но какой толк говорить то, что Марта и так понимала. Марта знала мнение сестры, а Люси знала мнение Марты. Марта выйдет замуж, чтобы защитить Люси, и, что бы Люси ни говорила, ничто ее не остановит. Если бы Люси могла выйти замуж первая, чтобы удержать сестру от этого шага, она бы не раздумывала, но выходить замуж было не за кого. Сестра приносила себя в жертву, и Люси была бессильна ее остановить. Самое большее, что она могла, — это отнестись с уважением к ее выбору и сделать вид, что она его принимает.
Несмотря на добрые намеренья, Марта не сумела облегчить положение сестры. Они с мистером Баклзом сразу же поженились, но, как только вновь испеченный муж переехал в Харрингтон, Люси пришлось уехать. Мистер Баклз не позволил ей остаться. Его покровительница, леди Харриет Дайер, которую он слушался во всем, считала, что молодожены не должны взваливать на себя такую обузу, как взбалмошная и непослушная молодая особа, чья подпорченная репутация и распущенность предвещали множество неприятностей в будущем. Марта редко с кем ссорилась и меньше всего хотела бы ругаться с мужем, но Люси слышала громкий крик, когда та просила его за сестру. Безрезультатно. Мистер Баклз остался равнодушен к ее просьбе.
— Леди Харриет выразила свое мнение, — только и сказал мистер Баклз.
С чего Марта взяла, что ее мнение примут во внимание? У нее не было власти над мужем, и она не обладала хитростью, с помощью которой могла бы склонить его к нужному решению. Люси пришлось уехать в Ноттингем к дяде Лоуэллу, овдовевшему после смерти ее тетки по линии матери, а Баклз великодушно пожаловал ей годовое содержание в тридцать фунтов.
И вот теперь, три года спустя, она держала в руках завещание отца, чувствуя, как в ней закипает гнев. Если эти страницы написаны отцом, то либо он наделал чудовищно большие долги за последние несколько месяцев жизни, либо Люси и Марту бессовестно обманули. Вместо того чтобы быть свободной дамой со средствами, она вынуждена жить в страданиях и нужде. Ее доля наследства, пять тысяч фунтов стерлингов, была, конечно, не ошеломляющей, но достаточной, чтобы жить комфортно и независимо. Эта сумма должна быть ее. Она была ее, но кто-то обманул их с сестрой и обокрал.
Люси размышляла над тем, кто бы это мог быть. Может, дядя Лоуэлл, который так ценил деньги? Нелепо. Он уж точно не охотился за ними, ибо покой свой ценил еще больше. Лишние десять тысяч фунтов не сделали бы погоды, а вот племянница в качестве иждивенки определенно меняла его жизнь к худшему.
Другим подозреваемым был мистер Баклз, но опять же тот факт, что он теоретически мог манипулировать ею, не означал, что у него был мотив делать это. Смерть мистера Деррика означала для мистера Баклза, что он наследовал большое старинное поместье, приносящее значительную ренту. Если верить новому завещанию, мистер Деррик вырастил трех дочерей, не скупился на стол, собрал богатую библиотеку и при этом умудрился скопить десять тысяч фунтов. Без сомнения, поместье само по себе было достаточно доходным, чтобы отвратить любого здравомыслящего человека от таких крайностей. Кроме того, мистер Баклз находился под покровительством леди Харриет, следовательно, если бы у него и были какие-нибудь экстравагантные желания, патронесса оказала бы любую необходимую поддержку И наконец, подлог был преступлением, которое каралось смертной казнью через повешенье без перспективы помилования. Ни один нормальный человек не пойдет на такое, не имея серьезного мотива.
Теперь этот стряпчий, мистер Кленчер. Он запросто мог бы ввести в заблуждение суды, но отец никогда бы не стал иметь дело с человеком, настолько нечистым на руку. Если не они, то кто же еще? Может, какой-нибудь злодей, которого Люси даже не знает. Конечно, существовала еще одна вероятность. Завещание, которое она держала в руках, могло быть подделкой. Но кто бы получил выгоду от такого документа? Люси не имела собственных средств, чтобы заплатить за расследование, поэтому вряд ли история с новым завещанием — мошенничество. Более того, новое завещание казалось Люси настоящим, а старое — ненастоящим.
Все это требовало ответа на вопрос, что же делать дальше? Люси не могла просить о помощи ни дядю, ни зятя. Несмотря на то что их виновность была маловероятна, именно этих двоих она подозревала в первую очередь. Люси не могла обратиться за советом и к Марте. Нельзя было впутывать ее в расследование, которое она будет вынуждена скрывать от своего отвратительного мужа и которое, вполне возможно, могло привести к его казни. Люси подумала, что могла бы обратиться к лорду Байрону, и эта мысль была ей приятна. К сожалению, лорд Байрон имел репутацию распутника, способного на вызывающие выходки, и не совсем подходил на роль наставника для молодой беззащитной женщины. Кроме всего прочего, в свете ее несостоявшегося побега с Джонасом Моррисоном, тайные свидания с лордом Байроном были бы слишком опасны.
Был только один человек, к которому Люси могла обратиться, — Мэри Крофорд. Хотя они были едва знакомы, Люси казалось, что она могла бы довериться мисс Крофорд. Ей было необходимо довериться хоть кому-нибудь, и очаровательная, независимая и модная дама, на которую Люси смогла произвести впечатление, была естественным выбором. Ей вовсе не хотелось обрушивать на незнакомку подобные проблемы, но речь шла о чем-то большем, нежели просто о деньгах. Отец Люси хотел, чтобы она получила от него наследство, а им завладел кто-то другой. Этот кто-то нарушил последнюю волю умирающего, обманул человека, когда его тело коченело, а сердце в груди переставало биться. Дама вроде мисс Крофорд, которая производила впечатление добродетельной, не позволит преступлению остаться безнаказанным.
Не успела Люси наметить план действий, как ее решил навестить дядя Лоуэлл. Он постучал, соблюдая приличия, но вошел, не дождавшись ответа, что было невежливо. Он и раньше говорил, что это его дом, и не сомневался, что имеет право входить куда угодно без разрешения. Он бы никогда не позволил себе ворваться в комнату племянницы, когда она могла переодеваться, но, поскольку Люси была уже одета, ему и в голову не пришло, что он делает что-то, на что не имеет права.
Он вошел и какое-то время ходил взад-вперед по комнате, прежде чем начал говорить.
— Теперь, когда имя человека установлено, вы должны безотлагательно написать письмо с извинениями мистеру Олсону.
Люси возмутили требования дяди Лоуэлла.
— А за что, собственно, я должна извиняться? — спросила она, не пытаясь смягчить интонацию.
— Не вставай в позу, детка, если не хочешь, чтобы он отказался от своего предложения.
— Я не сделала ничего предосудительного, — сказала Люси, в которой новое завещание усилило ощущение травли. — Мне все равно, что он предпримет.
Дядя Лоуэлл побагровел. Он заговорил, сжимая и разжимая кулаки:
— Очень хорошо. Ты думаешь, он ничего не знает о твоей интрижке с этим негодяем Моррисоном до того, как ты приехала сюда? Чтобы он не уверился в худшем, ты должна убедить мистера Олсона, что не замышляешь заводить шашни с этим бароном.
Тут он увидел, что Люси держит в руках какой-то документ, и она заметила это. Люси хотела убрать бумаги, но было уже поздно.
— Что это?
Ее охватила паника, она не знала, что ответить. Если она отдаст завещание, можно считать, что все пропало. Возможно, это он украл деньги, а возможно, он просто не захочет, чтобы его имя оказалось связанным со скандалом из-за каких-то нескольких тысяч фунтов, которые к тому же ему не принадлежали. Люси не могла позволить ему принять решение, и она заставила себя мыслить ясно и обуздать свои чувства. Сжимая документ в руках, она смело встретила взгляд дяди:
— Это письмо от моей сестры.
Дядя Лоуэлл внимательно посмотрел на нее, вероятно чувствуя, что что-то тут неладно, но, как человек чересчур прямолинейный, он с трудом видел двуличность в других. Помолчав, он сказал:
— Никаких возражений. Ты напишешь мистеру Олсону.
Люси почувствовала облегчение. Ей нравилась перспектива играть в опасную игру, выражать свое мнение, знать больше, чем думают другие.
— Конечно, — ответила она дяде. Довольная, что смогла сохранить свою тайну, она готова была пойти на компромисс. — Я ему напишу.
6
Ее дело не терпело отлагательства. Люси вышла из дому и отправилась на Хай-Пейвмент в надежде отыскать дом мисс Крофорд. Она не сказала, что уходит, ни дяде, ни миссис Квинс, и это могло обернуться для нее неприятностями, но она не стала тревожиться об этом сейчас.
Люси застала мисс Крофорд дома. Дверь открыла служанка, странная миссис Эмет, которая, по своему обыкновению, широко и радостно ей улыбнулась. Чепец у нее снова был надвинут на лоб, и Люси подумала, не прячет ли та шрам, или сыпь, или еще какой-нибудь физический изъян.
— Моя дорогая мисс Деррик! — воскликнула миссис Эмет. — Вот мисс Крофорд обрадуется! И я тоже рада. Вам это, конечно, безразлично, но я и вправду рада вас видеть и скрывать этого не стану.
Люси проследовала за приветливой женщиной в гостиную, и не прошло и минуты, как в комнату вошла мисс Крофорд. В дневном свете она казалась еще красивее, чем вечером, — белокожая и сияющая. Ее волосы были такими светлыми, что выглядели неестественно. Она снова была в зеленом, на этот раз в платье с тонким зеленым узором на фоне цвета слоновой кости, отчего ее глаза цвета морской волны казались необыкновенно яркими.
— Мисс Деррик, я так рада вас видеть! — сказала она. — Я сама хотела навестить вас утром, чтобы справиться о незнакомце, но подумала, что вашего дядю может не обрадовать мой визит.
— Его ничей визит не радует, — ответила Люси.
Ее голос дрожал. До этой минуты она не отдавала себе отчета в том, как волнуется. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, попыталась унять учащенное сердцебиение и поняла, что делает это так, будто собирается привести себя в состояние покоя. Она пришла сюда, чтобы обрести свой путь, объясняла Люси сама себе. Это ее жизнь, и если она бессильна изменить ее так, как ей хотелось бы, то, по крайней мере, она попытается.
Мисс Крофорд подошла и взяла Люси за руку:
— Вам нездоровится? Присядьте. — Она подвела Люси к креслу у камина и села рядом, снова взяв ее за руку. — Мы познакомились недавно, но, надеюсь, можем быть друзьями.
— Я тоже надеюсь, — сказала Люси. — Но не хочу злоупотреблять вашей добротой.
— Не думайте об этом. Вы должны мне все рассказать.
Люси так и сделала. Она глубоко вздохнула и рассказала, как лорд Байрон проснулся и обнаружил на себе завещание.
— Я действительно не хотела бы злоупотреблять нашим знакомством, мы ведь едва знаем друг друга, но мне больше не к кому обратиться и некому довериться.
Мисс Крофорд не стала долго обдумывать услышанное:
— Буду с вами откровенна и надеюсь, вы простите мне мою прямоту. У меня есть средства, которые позволяют мне быть независимой, но так было не всегда. Я не забыла, что значит зависеть от других, и, если в моих силах как-то помочь вам, я сделаю это с радостью. Скажите, вам кажется, что это завещание подлинное?
Люси кивнула, испытывая невыразимую благодарность.
— Можете доверить мне этот документ?
Люси не хотела выпускать завещание из рук, но, если держать его в тайне, какой от него толк? Если она не передаст завещание мисс Крофорд, то на что ей тогда надеяться?
— Конечно, — сказала она после раздумий.
— Тогда я сделаю все, что в моих силах. Я попрошу, чтобы мой стряпчий навел справки и чтобы сделал это незаметно. Нельзя допустить, чтобы те, кто вас обманул, узнали, что вам известно об этом. Вы знаете, что подлог — это серьезное преступление, и эти обманщики пойдут на все, чтобы защитить себя. Никто не должен знать, что вы обнаружили второе завещание.
Люси кивнула, почувствовав облегчение. У нее был человек, которому она могла довериться, человек, который мог ей помочь. Она давно не испытывала подобного чувства. После смерти отца она впервые ощутила себя защищенной.
— Как вам повезло, что вы ни от кого не зависите, — сказала Люси, но, увидев, что мисс Крофорд помрачнела, поняла, что сказала что-то не то. — Простите. Я вас обидела?
— Нет, — ответила Мэри, принужденно улыбнувшись. — Просто не так уж и хорошо ни от кого не зависеть. Я была замужем. Я взяла снова девичью фамилию, потому что здесь меня никто не знает. Не хочу изображать из себя богатую вдову.
— Простите меня, — сказала Люси. — Я не знала.
Мисс Крофорд встала и поправила зеркало в золоченой раме над камином. Нужно было что-то делать, чем-то занять свои руки, пока она говорила то, о чем ей не хотелось бы говорить.
— Хочу вам рассказать кое-что. Думаю, это может вам пригодиться. Мы с мужем были очень счастливы вместе. Я любила его без памяти, хотя, когда он на мне женился, он был лишь слегка в меня влюблен. Он все еще любил другую женщину, и это нас разделяло. Но я вышла за него потому, что сказала себе: я заставлю его забыть о ней. Кто-то решит, что это глупо, но я верила в свою любовь к нему. В конце концов он полюбил меня всем сердцем, и мы жили душа в душу, пока смерть не разлучила нас. Я рассказываю вам это не из сентиментальности, а чтобы вы знали: любовь — странная вещь.
Люси молчала. Ей нечего было сказать. Она вообще не понимала, зачем мисс Крофорд все это ей рассказала. Может, она каким-то образом догадалась об ее отношении к лорду Байрону и хочет сказать, что надо соглашаться на его условия? А может, она хочет, чтобы Люси вышла за мистера Олсона и научилась его любить?
Мисс Крофорд вернулась на свое место и села, улыбаясь и поправляя юбки:
— Но хватит об этом. Нам надо еще кое-что обсудить. По поводу того, что приключилось с этим бароном вчера вечером.
Люси совсем не хотелось говорить о проклятьях, магии и существах, сотканных из тьмы и кажущихся реальными. Пока мисс Крофорд не говорила об этом, пока все существовало лишь в ее памяти, она могла убедить себя, что это было заблуждением, иллюзией, самообманом.
— Не хочу показаться грубой, но мне пора, — сказала Люси. — Нужно возвращаться, пока меня не хватились. Мне не разрешают отлучаться надолго.
Мисс Крофорд нахмурилась:
— Почему?
Поддавшись порыву, Люси решила рассказать ей свою историю, испытывая странное освобождение и впервые не чувствуя стыда:
— Когда мне было шестнадцать, я сбежала из дома с молодым человеком. Он говорил, что хочет жениться на мне, но на самом деле не собирался. Если бы наш план удался, это погубило бы меня, а семья была бы опозорена. Меня не было всего один день, но в мое отсутствие…
Люси не знала, как сказать. Ей казалось, она не сможет объяснить. Она поняла, что никогда никому не говорила об этом. Все и так знали. Целый день они с Джонасом Моррисоном ехали на север, и он становился все мрачнее. Он всегда относился к ней прекрасно — был непринужденным, остроумным и любящим, — но во время путешествия от всего этого не осталось и следа. Когда они сидели в экипаже, не было никаких проявлений любви — ни поцелуев, ни держания за руки, ни непринужденной болтовни, — и Люси все больше и больше сожалела о содеянном. Возможно, она бы и без того сожалела. Одно дело мечтать о чем-то запретном, планировать и заниматься приготовлениями, другое — воплощать это в жизнь.
Джонас Моррисон почти не глядел на нее. Он смотрел в окно или писал что-то в маленькой записной книжке в черной обложке, которую хранил в кармане жилета. Люси воспринимала его молчание как обвинение. Сотни раз она хотела сказать ему, что совершила ошибку, что хочет вернуться домой, но что-то в его взгляде пугало ее, и она боялась заговорить. Много месяцев он был для нее мужчиной, за которого она мечтала выйти замуж, но в эту минуту он стал совершенно чужим.
В тот день не прекращался дождь, и дороги размыло. Они доехали только до Дартфорда, чтобы остановиться на ночлег, но, как только вошли на постоялый двор, увидели мистера Деррика, который их там поджидал. Люси так и не узнала, как он их нагнал, как догадался, где они остановятся. Он стоял у камина, не сдерживая слез. Люси чуть не лишилась чувств от одной мысли, что разбила его сердце. Она хотела броситься к отцу в объятья, умолять простить ее, попытаться объяснить, что она не сделала ничего дурного, что все может быть как прежде, но что-то ее остановило. Люси шагнула вперед и замерла, поняв, что он плачет не из-за нее. Она сразу догадалась, что его привело сюда нечто более серьезное, чем ее побег с возлюбленным.
— Эмилия, — сказал отец, прежде чем Люси успела вымолвить хоть слово. — Наша Эмилия. Она… сегодня утром не проснулась. Ее больше нет. Вы обе покинули меня.
То, что было после, Люси помнила смутно. Вероятно, она потеряла сознание, а когда очнулась, то уже сидела у камина, опустив голову, с пледом на плечах и кружкой горячего вина в руке. Она не помнила, чтобы отец бранил мистера Моррисона за то, что тот сбежал с его дочерью, но ей запомнилось, что они вдвоем о чем-то переговаривались шепотом, словно из-за смерти Эмили и реакции Люси на страшную весть они, вместо того чтобы стать врагами, сплотились ради ее собственного благополучия. В это было трудно поверить, но она была убеждена, что видела, как отец пожимал руку мистеру Моррисону. Несмотря на свое удивление, Люси не решалась обсуждать это с отцом.
После того вечера она больше не видела Джонаса Моррисона. Мистер Моррисон, который был когда-то частым гостем в их доме и водил дружбу с отцом Люси, после происшествия просто исчез. Вероятно, боялся огласки и не желал больше иметь ничего общего с ослепленной любовью шестнадцатилетней девчонкой, с которой играл забавы ради.
Люси коротко рассказала Мэри Крофорд свою историю. Когда она закончила, мисс Крофорд взяла Люси за руку:
— То была юношеская опрометчивость, и не она привела к беде. В смерти сестры вы не виноваты. Вы это знаете, теперь настало время в это поверить. Пора перестать винить себя за то, чего вы не совершали.
Люси отвернулась и заморгала, не давая слезам пролиться.
— Какой же несчастной они вас сделали… — сказала мисс Крофорд.
— Конечно, они могли бы относиться ко мне добрее, — ответила Люси, — и я ценю ваши слова, но дело в другом. Наш разговор снова напомнил мне об отце.
Люси вспомнился один день, через несколько недель после того, как отец в первый раз пригласил ее к себе в библиотеку. Они обсуждали книгу по астрономии, и мистер Деррик стал с увлечением рассказывать о Галилее и его отлучении от церкви.
— Уверен, — сказал отец, — это оказало на него огромное влияние. Но Галилей утверждал то, что считал верным, поэтому предположу, что, хотя обвинение в ереси было малоприятным, он вряд ли себя осуждал. Ты со мной согласна?
Люси сказала, что согласна.
Мистер Деррик резко захлопнул книгу:
— Мы должны помнить, что нельзя винить себя за то, чего мы не совершали.
Никогда еще Люси так остро не ощущала, что ее любят и понимают. И вот теперь мисс Крофорд предлагает ей дружбу. Этого было недостаточно, чтобы помочь Люси пройти предстоящие испытания, но это было кое-что. И это было важно.
7
Люси вернулась в дом дяди в приподнятом настроении. Мисс Крофорд поможет ей получить законное наследство. Возможно, в эту самую минуту лорд Байрон думает о ней, размышляя, стоит ли ухаживать за девушкой, у которой нет приданого, но Люси уже не будет нищей, когда ей возвратят ее деньги. Сумма не такая большая, на которую мог бы надеяться пэр, но он всего лишь барон и не должен быть слишком привередливым.
Люси понимала, что глупо считать отцовское наследство до того, как оно попадет к ней в руки, или, по крайней мере, до того, как она услышит новости от стряпчего мисс Крофорд. Что касается лорда Байрона, он, вероятно, флиртовал с каждой молодой девушкой, встречавшейся на его пути, и не стоило строить иллюзий, что они увидятся снова. Несмотря на все это, было приятно окунуться в мир фантазий, и она не хотела запрещать себе делать это.
Люси никогда не задумывалась о том, какой будет ее жизнь, если она станет миссис Олсон. Она лишь полагала, что освободится от дяди и от миссис Квинс. Байрон — совсем другое дело. Люси легко представляла, как они оба, одетые по самой последней моде, едут в роскошном экипаже, посещают балы и парки развлечений. Она видела, как принимает гостей в их прекрасном доме, как к ней обращаются «леди Байрон». Она также представляла, как они будут проводить время наедине — прогулки, семейные обеды, вечера у камина.
К сожалению, за эти новые надежды надо было платить. Когда у нее появились новые мечты — не важно, сбудутся они или нет, — перспектива выйти замуж за мистера Олсона показалась Люси отвратительной. Как можно обещать перед лицом Господа быть связанной с ним навечно, если она его не любит? Это казалось ей безумием, еще большим, чем побег с Джонасом Моррисоном. Тот, по крайней мере, был симпатичным и обходительным. С ним она чувствовала себя умной и обаятельной. С мистером Олсоном она чувствовала… Трудно даже сказать, как она себя чувствовала. Никак.
До своего визита к мисс Крофорд Люси по настоянию дяди отправила мистеру Олсону записку, в которой объясняла свою невиновность и то, что произошло с лордом Байроном. Она излагала свои мысли как можно более холодно, но тем не менее оставляла надежду, что свадьба еще может состояться. Писать было тяжело, поскольку то, о чем она писала, было неправдой. Люси не могла поверить, что в самом деле хотела выйти за него замуж, хотя это было только вчера. Однако она понимала, что будет благоразумно не принимать сейчас никаких серьезных решений. Если Мэри Крофорд не удастся ничего сделать с завещанием, тогда и мистер Олсон сгодится. Неужели она настолько подлый человек, что оценивает возможности с такой корыстной точки зрения? Люси пришла к заключению, что это так. А какой еще у нее оставался выбор? Она должна выживать. Ей нужны еда, и одежда, и место, где можно преклонить голову. Никто ведь не осуждает нищего пэра, который женится на богатой. Почему же ее следует порицать?
Все ее мечты враз рассеялись, когда, спускаясь по лестнице, она услышала, как ее сладким голосом зовет миссис Квинс. Люси заготовила малоправдоподобную историю о том, будто вышла погулять, дабы прочистить голову, но миссис Квинс не стала спрашивать, где она была. Войдя в кухню, Люси увидела, что миссис Квинс стоит перед корзиной с продуктами и бутылкой кларета.
— Хочу, чтобы ты отнесла это мистеру Олсону на фабрику, — сказала она.
Люси смотрела на корзину, не в силах встретиться с взглядом выцветших глаз миссис Квинс, которые строго ее изучали.
— Может, не стоит?
Миссис Квинс не намеревалась слушать вздор. Она подбежала к Люси и схватила ее за подборок бледной рукой. Длинные пальцы держали цепко, причиняя боль.
— Дядя этого хочет.
Люси сделала шаг назад и попыталась высвободиться, но миссис Квинс притянула ее к себе и впилась ногтями в кожу:
— Пойдешь туда, куда я велю, и выйдешь за того, на кого я укажу.
Миссис Квинс отпустила ее. Люси отвернулась, зная, что у нее нет другого выхода, как тянуть время. Никаких скандалов, никаких конфликтов допускать нельзя.
Она кивнула, сделав вид, что покорилась:
— Хорошо.
Миссис Квинс удовлетворенно хмыкнула:
— И нечего было сопротивляться.
Люси взяла корзину и отправилась на фабрику, до которой идти было полчаса или около того. Стоял погожий, но довольно прохладный день. На Люси было длинное синее пальто, которое, но ее мнению, ей шло. Кроме всего прочего, оно было теплым, и Люси наслаждалась прогулкой. Она вышла через Францисканские ворота, перешла по пешеходному мосту и направилась по сельской дороге, которая вилась вдоль реки Лин, вышедшей из берегов из-за весеннего разлива. Люси миновала курган, который дети звали курганом эльфов, но сегодня дети здесь не играли.
До этого она бывала на фабрике всего один раз, с большой группой горожан. Фабрика тогда была еще пуста — не было ни станков, ни рабочих. Однако по этой дороге Люси гуляла не раз, наслаждаясь тишиной и покоем. Вдоль дороги размещались сельские дома, в которых когда-то кустари изготавливали большую часть чулочных изделий Ноттингема. Когда Люси только приехала в эти места, здесь кипела жизнь. Что-то увозилось, что-то привозилось, слышался постоянный шум вязальных станков. Она проходила мимо играющих на улице детей, мимо женщин, которые, сбившись в группы, чистили репу или были заняты рукоделием, мимо мужчин, раскуривавших трубки после трудового дня. Теперь все было иначе. В домах было темно и тихо. Если и попадались жители, то они сидели у своих домов неподвижно, провожая ее жадными, голодными взглядами, как волки, не решающиеся напасть на добычу.
Наконец Люси добралась до фабрики мистера Олсона, большого двухэтажного прямоугольного строения на каменном фундаменте, остальная часть была из некрашеного дерева. Из высокой трубы шел темный дым. На расстоянии пятидесяти футов был слышен шум десятка вязальных станков, — казалось, бесчисленные камешки ударялись о деревянный пол. Было слышно, как кашляли люди и плакал ребенок.
Люси никогда раньше не посещала работающую фабрику и не знала, как подобает себя вести. Следует ли постучать, как если бы это был частный дом, или можно войти, как в магазин? Ее сомнения разрешились, когда она увидела, что большие, будто в амбаре, двери открыты, и она вошла. Картина, которую она увидела, чуть не лишила ее чувств. Все пространство было занято вязальными станками высотой в рост человека, оснащенными двадцатью или более иглами и проволокой, куда быстрые руки вставляли шерсть. Так производились знаменитые чулочные изделия Ноттингемшира.
Люси испугал не масштаб производства и не количество станков, а главным образом мрачность фабрики. Немногочисленные окна располагались так высоко, что пропускали совсем немного дневного света. Его хватало, чтобы увидеть столбы пыли и частички шерсти, кружащиеся в воздухе, из-за чего все рабочие безостановочно кашляли. Люси стояла на пороге, но ее легкие уже забились. Потом она увидела самих рабочих: женщин, детей и стариков. Трое или четверо крупных мужчин расхаживали по цеху и следили за тем, чтобы рабочие не выбивались из темпа. Тот, кто сбивался, получал удар дубинкой о раму станка в качестве предупреждения. Люси увидела, как один надсмотрщик ударил старика по бедру, а другой — ребенка по спине.
Люси вскрикнула помимо воли, когда надсмотрщик ударил ребенка. Один из надсмотрщиков, высокий и непомерно толстый, средних лет, подошел к ней. Он был почти лысый, с остатками рыжих волос на затылке.
— Что такое? — спросил он. — Принесла мне поесть, мисс?
Люси распрямилась и вздернула подбородок:
— Я к мистеру Олсону.
Надсмотрщик улыбнулся, обнажив полный рот крепких желтых зубов:
— Всем девкам в графстве надо к нему. Человек тихий, но когда завелись деньги — дело другое, не так ли? Ну да ладно. Тебе нужен Олсон, иди за мной, я провожу.
Люси последовала за ним и сразу почувствовала, как у нее сжались легкие, будто ей заткнули рот толстой шерстяной тряпкой. Рабочие провожали ее взглядами. Она заметила что салфетка, которая прикрывала содержимое корзины, сбилась, и почувствовала, как десятки глаз уставились на открывшийся взорам хлеб. Маленький мальчик облизал губы.
— Дайте что-нибудь поесть, мисс, — попросил он.
Надсмотрщик ударил по раме его станка, и мальчик вернулся к работе.
В дальнем конце здания надсмотрщик постучал в единственную дверь в стене и открыл ее, не дожидаясь ответа. В комнате за большим столом сидел мистер Олсон и писал письмо. Несколько других писем обсыхали на столе, заваленном гроссбухами и раскрытыми книгами. За спиной мистера Олсона находилась дверь, через которую он мог входить и выходить, не пересекая здания фабрики, и большое окно, освещавшее контору дневным светом.
— Вот, барышня вас ищет, — сообщил надсмотрщик.
— Хорошо, пусть войдет, и закройте дверь. Не хватало, чтобы вся эта дрянь проникла сюда.
Надсмотрщик втолкнул ее в комнату и, сально ухмыльнувшись, плотно закрыл за собой дверь. Люси совсем не хотелось оставаться наедине с мистером Олсоном за закрытой дверью, но воздух в конторе был намного чище и света было гораздо больше.
— Мисс Деррик, — произнес мистер Олсон.
В его интонации было что-то новое. Это «что-то» нельзя было назвать удовольствием. Удовольствие не сочеталось с его характером. Тем не менее Люси уловила явное удовлетворение, и, кроме того, он смотрел на нее со вниманием, чего раньше за ним не водилось. На миг он даже показался ей привлекательным.
— Я знаю, вы заняты, — сказала Люси, чувствуя, как заливается краской, — поэтому принесла вам обед. — Фраза прозвучала натянуто и сухо.
Он взглянул на корзину, которую она поставила на стол:
— Очень мило. Не ожидал.
Люси попыталась улыбнуться, но у нее запершило в горле, и она оставила попытку.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал мистер Олсон, указывая на стул по другую сторону стола. — Хотя моя фабрика не самое подходящее место для молодой леди.
— Да, не очень радостное место, — сказала Люси, слыша доносившиеся сюда стук станков, отрывистый кашель и раздававшиеся время от времени удары, как она теперь понимала, дубинок надсмотрщиков.
Ей вспомнились слова отца о том, что фабрики — это болезнь на земле. Ей хотелось как можно скорее покинуть это место. Желание было острым, но она не знала, как сбежать, сохранив достоинство. Люси на секунду закрыла глаза и постаралась дышать ровно. Может, мистер Олсон и не заметит ее смятения.
Он не заметил.
— Это место, где работают, а не развлекаются, — с расстановкой сказал он, будто объясняя ребенку, что жизнь состоит не только из радостей.
Люси проглотила слюну, пытаясь побороть приступ тошноты.
— Но условия, в которых работают люди, ужасны.
— Чтобы фабрика приносила прибыль, — ответил мистер Олсон, — они должны быть такими. Такова природа фабрики. Я не в силах ее изменить, поэтому не понимаю, почему не воспользоваться и не заработать на этом.
Люси и в самом деле мало знала о коммерции. В мире много вещей, которые лучше скрывать, — война, рабство, эксплуатация. Если против них протестовать, они от этого не исчезнут. И все же, несмотря на все это, Люси не представляла, как можно обвенчаться с человеком, который предпочел заниматься тем, что любой чувствующий человек не может не считать злом. Одно дело принять положение, когда человек бессилен покончить со страданиями в мире, и совсем другое — извлекать прибыль из того, что делает людей несчастными.
Люси промолчала. Три года в доме дяди научили ее, что бесполезно спорить с человеком по вопросу, который противоречит его интересам. Через какое-то время она сказала:
— Надеюсь, вам нравится холодная курица.
— Нравится, — ответил он так серьезно, что было понятно, что ему в самом деле нравится холодная курица. — Но удовольствие от еды не может сравниться с удовольствием оттого, что ее принесли мне вы. Не скажу, что мне неприятна мысль о том, что мы с вами поженимся.
Люси не знала, что ответить. Обдумывая слова, которые могли бы помочь ей выйти из положения, она заметила, что что-то изменилось. Через мгновение она поняла, в чем дело. Тишина. Не было слышно стука вязальных станков. Слышались лишь приглушенные окрики надсмотрщиков и участившиеся удары дубинками.
— На сегодня работа окончена? — спросила Люси.
Мистер Олсон достал часы, проверил время и помрачнел. Он вскочил со своего места и, напрочь позабыв о Люси, настежь распахнул двери конторы. Комната тотчас наполнилась пылью, тишиной и жаром скученных тел.
— За работу, бунтовщики! — заорал один из надсмотрщиков.
Люси увидела, как рыжеволосый детина крикнул и ударил дубинкой по плечу ребенка не старше двенадцати лет, который сидел неподвижно, положив руки на колени. Дубинка опустилась с глухим звуком, но мальчик не шелохнулся. Никто из работников не пошевелился, не проронил ни слова и даже не повернул головы. Они сидели совершенно неподвижно, ряд за рядом, безмолвные и застывшие, как неживые. Немая толпа с остекленевшими глазами.
— Вы должны его остановить! — воскликнула Люси.
Она не верила своим глазам. Все было так странно. Какая жестокость! Она видела такое впервые, и ей хотелось бежать из этого чужого, враждебного места.
Мистер Олсон ее не слышал.
— Что здесь происходит? — резко спросил он.
Рабочие молчали. Вперед вышел надсмотрщик:
— Они вдруг прекратили работу. Без всякой причины. Все разом.
— Еще не рассветет, как я найду вам замену. Всем до единого! — крикнул мистер Олсон. — Не испытывайте моего терпения.
Ему никто не ответил. Где-то в глубине здания взлетела птица. Мистер Олсон, как ребенок, сжал руки в кулаки:
— Это все луддиты. Этих людей подговорили выступить против меня.
Люси подошла ближе. Одна из женщин вдруг резко повернула голову, как испуганная белка. Она посмотрела на Люси и открыла рот, но заговорила не сразу:
— Собирай листы.
Ужас, нараставший в душе Люси, достиг предела и поглотил ее всю. Слова, сказанные фабричной работницей, были страшны сами по себе, но напугали ее не только они. В темных углах здания было полно теней. Фабрика кишела пульсирующими призрачными существами наподобие того, что она видела, когда снимала проклятье с лорда Байрона. Эти существа тоже были сотканы из тьмы, но имели более четкие очертания. Она могла различить ноги, веретенообразные руки с тонкими, похожими на дымку, пальцами, дрожащие хвосты и открытые пасти, обнажавшие страшные торчащие зубы, которые рассеивались как дым. Все это можно было видеть, если смотреть, уголками глаз. Как только Люси взглянула на одно такое существо прямо, оно тотчас растворилось в тусклом свете. Однако Люси чувствовала, как они двигаются, пульсируют и колышатся, словно огромные скопления скользких кишащих личинок насекомых. Инстинктивно Люси поняла, что, кроме нее, никто не видит этих кошмарных существ. Что-то с ней произошло, и теперь она может видеть то, чего не видят другие. Вероятно, больше всего ее напугало, что эти создания, как она поняла, существовали всегда, они таились, наблюдали и пульсировали, но раньше она их, как и другие, не видела.
Непроизвольно Люси схватила мистера Олсона за руку, но он стряхнул ее, словно провинившуюся собачонку. Этот ненамеренно жестокий жест помог ей собраться с мыслями.
Еще одна работница, совсем девочка, тоже повернула голову.
— Вы должны собирать листы, — сказала она.
И темные существа стали корчиться, двигаться и прыгать по стропилам, порождая облако тьмы у Люси над головой.
Другие рабочие тоже заговорили.
— Собирай листы. Ты должна собрать листы, — снова и снова повторяли все пятьдесят рабочих, перебивая друг друга, их голоса слились в какофонию.
Все до единого работники фабрики прекратили работу, чтобы сообщить ей что-то очень и очень важное, а она понятия не имела, что это могло значить. Пока рабочие повторяли эти слова, темные существа кружились над их головами, двигаясь по часовой стрелке, образуя вихрь, который мог всосать их всех, поднять вверх и унести прочь.
— Полнейший вздор, — сказал мистер Олсон, обращаясь к ней, — но вздор, который придумали луддиты, и поэтому он опасен. Вы должны уйти. — Он нетерпеливо схватил ее за руку и открыл дверь в свою контору.
Люси бросила последний взгляд на рабочих, которые, как сумасшедшие, выкрикивали одни и те же фразы, словно в религиозном экстазе, и снова краем глаза увидела взбесившихся существ. Испытывая беспомощность и благодарность, она позволила мистеру Олсону увести себя. Люси вдохнула холодный воздух. Лес казался безопасным местом и манил ее. Люси гадала, нужна ли мистеру Олсону отдельная дверь из-за удобства или чтобы сбежать в случае восстания, как сейчас.
— Не бойтесь, — сказал мистер Олсон, — фабрика продолжит работу.
Мистер Олсон взглянул в ее сторону и захлопнул дверь без дальнейших церемоний. Люси стояла на холоде, не зная, что делать дальше. Наступившая вдруг тишина, неподвижный воздух, отсутствие хозяина темных существ — все это было странным и необъяснимым. Тишина казалась неестественной, как обвинение. Почему эти люди повторяли те же слова, что и лорд Байрон? Неужели эти создания в самом деле существуют? Неужели то и вправду была магия? Люси не хотела произносить это слово даже про себя. Как тогда, на постоялом дворе в Дартфорде, когда она увидела отца, стоявшего у камина, с залитым слезами лицом, она тотчас поняла, что мир вовсе не такой, каким она его себе представляла. Тогда она познала его печаль, сегодня — его темноту.
Люси забыла, что надо дышать, поэтому непроизвольно начала с жадностью глотать воздух.
Ничего другого не оставалось, как уйти с фабрики. В ней боролись страх и любопытство. Люси справилась со страхом и вернулась к открытым дверям фабрики. Подойдя ближе, она снова услышала тот же нестройный речитатив и шуршание кружащихся взбешенных существ.
Напуганная, но слишком заинтригованная, чтобы повернуть назад, Люси приблизилась к фасаду фабрики. Под ногами хрустел мусор и сухие листья. Она слышала, как где-то вдалеке ухала сова. Перебивающие друг друга голоса все повторяли те же самые слова, а когда она оказалась шагах в двадцати от открытой двери, вдруг смолкли. На секунду воцарилась полная тишина, затем застучал сначала один станок, потом еще один, кто-то начал громко кашлять, и фабрика заработала в полную силу. Люси подумала, что, если сделает еще шаг, работа снова остановится, распев возобновится, а тени опять придут в движение. Она была убеждена в этом, как ни в чем другом, но не хотела проверять, потому что боялась убедиться в своей правоте.
Люси прошла сто футов по тропинке. Заходящее солнце слепило глаза. Вдруг она увидела фигуру. Высокий, широкоплечий человек стоял прямо, не двигаясь. Лица она не видела из-за солнца, светящего прямо в глаза, но ей показалось, что человек смотрел на нее, что он ее ждал.
Люси остановилась. Она подумала, не вернуться ли на фабрику, но это было невыносимо. Она представила рабочих с безжизненными глазами и их монотонное песнопение. Люси не боялась этого человека. Возможно, он просто фермер или рабочий, возвращающийся домой. Может, он просто хочет снять шляпу и поприветствовать ее.
Фигура не двигалась. Люси ничего не видела и прикрыла глаза от солнца рукой, но это не помогло.
— Доброго дня, — осторожно сказал незнакомец.
Он шагнул навстречу. Движения скованные, ноги одеревенелые, но неестественно быстрые. Он был весь какой-то перекошенный, будто ноги и руки росли не из тех мест, что надо, и напоминал сотканных из теней существ, которых она видела на фабрике. Однако он не был омерзительным и бесформенным. Она видела перед собой хотя и расплывчатую, но все-таки фигуру человека, одетого в грубую одежду и державшего в руке массивный молот, каким разбивают все, что встречается на пути. Люси поняла, что это разрушитель станков. Луддит.
— Мисс Деррик… — сказал он низким глухим голосом, печальным, как звук медного рожка. Она затрепетала. — Мисс Деррик, вы должны собрать листы.
Отчасти от ужаса, отчасти в порыве гнева она нагнулась, зачерпнула пригоршню мягких мертвых листьев, оставшихся на земле с осени, и протянула их незнакомцу:
— Этого достаточно?
Он рассмеялся громко и хрипло:
— Вы неправильно поняли.
— Может, тогда объясните, что это значит? — спросила Люси. Она бросила листья и стряхнула грязь с рук. Она обретала уверенность, и это чувство ей нравилось: кем бы или чем бы ни был этот человек, он не похож на существо, созданное из пустоты и мрака. — Кто вы? Где листы, которые я должна собрать, и что с ними делать дальше?
Его лица по-прежнему не было видно, но Люси показалось, что он улыбнулся.
— Узнаете, когда придет время. Вы видели, что есть силы, которые не желают вам успеха. Надо подождать, пока вы не будете готовы. Вы еще не готовы.
— Тогда зачем вы велите мне делать то, к чему я еще не готова?
Загадочный человек наклонил голову. Ей показалось, что он снова улыбнулся, но она не была уверена.
— Поэтому готовьтесь. Ваши союзники уже готовятся. Вы видели фабрику и ужас, который она приносит. Что можно этому противопоставить?
Люси не ответила. От страха и смятения она потеряла дар речи. Незнакомец поклонился и исчез из поля зрения, растворился не в лесу, а в темноте, словно окутал себя тенью, как она окутала бы себя плащом. Люси не верила своим глазам и потом долго сомневалась, что видела это, но тени вокруг него были реальными и напоминали ступени лестницы или складки ткани. Незнакомец растворился в этих тенях, а Люси осталась одна в тишине, слышны были только шум ветра, щебетание птиц и ее собственное учащенное дыхание.
8
Пока она шла домой, в ней крепла уверенность. Пусть загадочный мужчина и прав относительно мрачного будущего фабрик и угнетения рабочих, чья жизнь была лишь немногим лучше жизни рабов, но Люси могла думать только о собственном мрачном будущем. Странно, конечно, что рабочие велели ей собирать листы, но, возможно, это вовсе ничего не значит. А что касается темных существ, которых она видела, то, скорее всего, это летучие мыши или другие животные, которые нашли теплый кров под крышей фабрики. Ничего фантастического в том, что она испытала, не было, и она не позволит, чтобы разыгравшееся воображение или боязнь выходить замуж за мистера Олсона убедили ее в том, что мир устроен как в детской сказке. Тем не менее Люси поняла кое-что новое для себя. И хотя она вряд ли была готова присоединиться к луддитам, она не могла строить собственную жизнь на фундаменте, которым являются фабрики, подобные той, что она видела. Она не может стать женой человека, который бьет детей, заставляя их работать больше и дольше за меньшую плату. Она не может основывать собственное благополучие на подобном рабстве. Как бы ей ни хотелось забыть или не думать о том, что она видела, сделать это Люси была не в состоянии.
Ей оставалось только одно. Вернувшись к себе, она тотчас написала письмо мистеру Олсону, а закончив, отослала его без промедления, чтобы не дать себе возможности передумать или усомниться в правильности поступка. В письме она просила прощения за нерешительность и сообщала, что больше не может скрывать своего убеждения: их брак не принесет счастья ни одному из них. Она написала, что относится к нему с симпатией (что, безусловно, было преувеличением) и не сомневается, что он сделает счастливой какую-нибудь другую женщину (кто-то обязательно должен найтись). Она же не считала себя такой женщиной, и поскольку она не может быть с ним счастлива, то и он, как она понимает, вряд ли сможет быть счастлив с ней.
В конце письма Люси еще раз попросила прощения, пожелала ему всего наилучшего и умоляла впредь не беспокоить никого из их семьи по этому поводу. Так она надеялась на какое-то время оградить себя от гнева дядюшки. Миссис Квинс знала, что Люси написала письмо-извинение, доставила корзину с угощениями и что все было хорошо. Конечно, через какое-то время они узнают, что она сделала, и будут в ярости, но Люси надеялась, что это уже не будет иметь значения. В любой день, уговаривала она себя, мисс Крофорд может сообщить ей хорошие новости. Люси старалась не думать, что будет, если так и не дождется их. Единственное, в чем она была уверена, — это то, что, как только письмо было отправлено мистеру Олсону, она испытала облегчение и почувствовала себя свободной.
На другой день после так напугавшего ее визита на фабрику Люси посетил лорд Байрон. После того как она совершила огромную ошибку и чуть не сбежала с Джонасом Моррисоном, Люси не разрешалось ходить на прогулки с мужчинами, тем более с лордом Байроном, но ей очень хотелось с ним поговорить. А почему бы и нет? Она сожгла все мосты, отказав мистеру Олсону, так что терять ей было ничего. Поэтому, когда Байрон пригласил ее на прогулку, Люси посчитала необязательным спрашивать разрешения и просто приняла приглашение.
Даже грязный, с потрескавшейся от холода кожей, в лохмотьях и еле живой от изнеможения, лорд Байрон был необыкновенно красив. Теперь же просто не было слов, чтобы описать его красоту. Его лицо было одновременно ангельским, чувственным и насмешливым. Широкоплечий и мускулистый. Щегольски одетый по лондонской моде в стиле Красавчика Браммелла в брюки палевого цвета, сапоги и в темно-синюю визитку. Шейный платок отсутствовал, сорочка была небрежно распахнута на груди. Один сапог, по-видимому, был изготовлен специально для деформированной ноги. Лорд Байрон ступал осторожно, опираясь на трость, чтобы скрыть хромоту.
Они пошли по улицам в сторону замка, и Люси было приятно, что на них смотрят. Люди смотрели, гадая, кто этот неописуемый красавец. А возможно, его узнавали, так как он был хорошо известен в Ноттингеме, хотя и бывал здесь не часто. Люси решила не обращать внимания на то, что люди их видят и начнут судачить. Ей хотелось приключений. Она прекрасно проводит день. Может, у нее больше не будет таких прекрасных дней.
— Вы надолго задержитесь в Ньюстеде? — спросила она. — На следующей неделе городской бал. Было бы приятно увидеть вас там. — Потом, вспомнив о его ноге, поспешно добавила: — Но, вероятно, у такого занятого человека, как вы, не найдется времени на наши провинциальные танцы.
Он засмеялся, очевидно слишком хорошо понимая, что означало бы его появление в подобном месте.
— Я бы с радостью пришел на любой бал, где мог бы встретить вас, но, к моему огорчению, я должен вернуться в Лондон. Меня только в этом году избрали в палату лордов, и, если я хочу добиться популярности, нельзя пропускать заседания.
— У нас много говорили о том, что вы выступили против владельцев фабрик в защиту местных чулочников, — сказала Люси. — Некоторые утверждают, что вы сам луддит.
— Нет, я не способен на такую грубость, как крушение станков, — сказал лорд Байрон. — Я выступил с речью, чтобы привлечь к себе внимание. Приходится высказывать эксцентричные мнения, чтобы не кануть в безвестность.
— Так вы не сочувствуете рабочим в их борьбе против владельцев фабрик? — спросила Люси.
— Дело рабочих ничем не лучше дел других людей, и положение их действительно тяжелое, но я слышал, что этот мистер Олсон, за которого вы собираетесь замуж, владелец фабрики. Достаточно веская причина, чтобы встать на сторону рабочих.
Что он хотел сказать? Люси не знала, что ответить.
— Мне кажется, вы занимаетесь этим не всерьез, но, полагаю, луддиты благодарны вам за поддержку в любом случае.
— Я люблю Ноттингемшир и не хотел бы, чтобы графство населяли разоренные и угнетаемые крестьяне. Я хочу, чтобы мои работники оставались такими, какие есть. — Не дождавшись ответа Люси, он добавил: — Не думайте, что мой отъезд будет означать конец нашей дружбы. Во всяком случае, не с моей стороны.
Это было уже кое-что. Да, он с ней откровенно флиртовал. Люси почувствовала прилив страха, или возбуждения, или желания — она сама не понимала, чего именно. Вполне вероятно, он в самом деле испытывал к ней интерес.
— Вы очень добры, лорд Байрон, — сказала она, довольная тем, как непринужденно звучит ее голос.
— Признаюсь, я закоренелый эгоист и, поскольку это так, не могу отказать себе в обществе такой молодой привлекательной леди, как вы.
Люси отвернулась, чтобы скрыть смущение. Ее не научили, как правильно реагировать на комплименты. Во всяком случае, похоже, Байрон не скрывает своих намерений.
— Я вам не говорил, что я поэт? — В его голосе слышалось равнодушие к собственным достижениям.
— Нет, — ответила Люси, не представляя, что делать с этой новой информацией.
— Ну что ж, сборник «Стихи на случай» вполне неплох, но и только. Два года назад я наделал шуму своим сатирическим произведением «Английские барды и шотландские обозреватели». Умело сделанная вещь, но разве мало людей, пишущих умело? Сейчас я готовлю к печати большую поэму, которую назвал «Паломничество Чайльд-Гарольда». Я написал ее, когда путешествовал по Греции. Поразительная страна. Кажется, мне удалось передать свои чувства в этих прекрасных стихах. Не сомневаюсь, что мои усилия не останутся незамеченными.
— Я рада, — сказала Люси, так и не поняв, что Байрон хотел ей этим сказать.
— Я рассказываю об этом не из хвастовства или в надежде произвести на вас впечатление. Я не верю в ложную скромность и знаю себе цену. Я человек необыкновенный и поэтому знаю, что говорю, называя вас необыкновенной женщиной. Видите, я все вспомнил.
Она вдруг подумала о фабрике и о голосах, которые велели ей собирать листы, как тогда Байрон. Возможно, он сможет объяснить, что это значит?
— Вы знаете, почему говорили тогда все эти странные вещи? — спросила она.
— Нет, этого я не знаю. Но я вспомнил, что вы сделали. Я вспомнил, что только вы одна смогли избавить меня от наложенного проклятья. А потом появилось это существо, так? Темное существо. Помню, я лежал парализованный ужасом, зная, что это нечто сейчас накинется и схватит меня своими… не знаю чем. Не руками, нет. Чем-то другим. А потом вы встали перед ним, бросая вызов, и оно испугалось. Это длилось одно мгновение, но оно сравнимо с часами кошмара, который я пережил. У вас, мисс Деррик, мужество льва. Здесь вас недооценивают, но я-то знаю, чего вы стоите.
Люси не хотелось возражать. Ей хотелось, чтобы он забрасывал ее комплиментами, окутывал своим вниманием, но ей было страшно оттого, что то, что она видела тогда в комнате для гостей и потом на фабрике, было реальным. Ей очень хотелось, чтобы все это оказалось лишь плодом ее воображения, но, если он тоже это видел, разве можно отрицать, что это существует на самом деле?
Какое-то время они шли молча, но, когда подошли к центру города, лорд Байрон сказал Люси:
— Не могу сообщить, откуда я знал, что должен вас предупредить, но должен согласиться со своим вторым сумасшедшим «я». Вы не должны выходить замуж за этого Олсона.
Первым порывом было сказать: «Тогда у меня для вас чудесная новость — я ему отказала!» Но Люси поборола это желание. Она хотела рассказать ему все, что она сделала и почему, но не могла. Нужно, чтобы он объяснил свои намерения яснее. Она отчаянно этого хотела. Хотела всем сердцем, и оттого, что он этого не делал, ей хотелось кричать от досады.
— Вы его не знаете, — наконец сказала Люси, довольная собой, что нашла расплывчатый ответ.
— Я знаю, что он вас недостоин.
Вдруг Люси разозлилась — на себя и на Байрона. Почувствовала себя в глупом положении. Да что он возомнил, этот пэр с имением и местом в палате лордов, который пишет стихи и путешествует по Греции? Кто он, чтобы говорить, что она может, а чего не может делать? Ему известно, что у нее нет средств, чтобы жить независимо. Как он может советовать ей не выходить за мистера Олсона, если сам ничего не предлагает. Также и Джонас Моррисон тогда с легкостью пренебрег обязывающими ее нормами приличия. Она была ребенком, когда позволила себе поддаться его уговорам. Теперь она больше не ребенок, она сердилась на себя, что по-детски поверила в возможность любви и счастья.
— Я не в том положении, чтобы выбирать достойного, — сказала Люси, даже не скрывая раздражения.
— У вас выбор больше, чем вы думаете, — уклончиво ответил Байрон.
* * *
Когда они вернулись к дому мистера Лоуэлла, Люси была в полной растерянности. Пригласить его войти она не могла. Дядя и миссис Квинс не должны были его видеть. И отослать Байрона она тоже не могла, это было бы невежливо с ее стороны. Ей не пришлось долго терзаться сомнениями, поскольку миссис Квинс поджидала ее на пороге.
— Вы только посмотрите на это, — произнесла она, стоя руки в боки. — Как говорится, вода сама находит свой естественный уровень. В данном случае это уровень сточной канавы.
Люси не знала, что ответить, но Байрон низко поклонился миссис Квинс:
— Миссис Квинс, если мне не изменяет память, а она редко мне изменяет, когда речь идет о красоте.
Та фыркнула:
— Ваши пустые слова меня не проведут. Мне нет толку от титулованных развратников. Пойдем, девочка. Дядя хочет тебя видеть, и этого джентльмена тоже.
Байрон прошел в дом вслед за Люси. Их ждал не только дядя, но и мистер Олсон. Похоже, он не удивился, увидев Байрона, и Люси догадалась, что кто-то из соседей сообщил ему, с кем она пошла на прогулку.
Олсон вскочил со своего места с поспешностью, которая свидетельствовала о его воинственном настрое.
— Лорд Байрон, — сказал он, делая ударение на слове «лорд», как будто титул был ненастоящим, — требую, чтобы вы прояснили свои намерения относительно этой леди. Что означают ваши прогулки с мисс Деррик?
Байрон учтиво поклонился:
— Это означает, что я хотел поговорить с мисс Деррик, и, поскольку погода стояла хорошая, мы решили сделать это на свежем воздухе. Однако должен отметить, мне неприятно отвечать на ваши вопросы, так как мы не были представлены.
Мистеру Олсону ответ не понравился.
— Я мистер Олсон и знаю, вам известно о моем намерении жениться на этой леди.
— Но мне не известна причина, по которой ваши намерения могут касаться меня, — ответил лорд Байрон.
— Тогда поговорим о ваших намерениях относительно мисс Деррик, — сказал мистер Олсон.
Люси видела, что Байрон с трудом скрывает, насколько положение для него неприятно. Теперь он либо должен сделать предложение руки и сердца, либо тотчас сообщить, что не собирается жениться. Конечно, нельзя требовать, чтобы мужчины оправдывались перед всеми женщинами, на которых не хотят жениться, но также нельзя заставлять их говорить женщине в лицо, что ее не выбрали.
— До сегодняшнего дня мы с мисс Деррик едва обменялись несколькими словами. Нелепо задавать мне подобный вопрос.
Конечно, он прав, но Люси разочаровал такой скромный ответ. Он не был школьником, он был пэром, членом палаты лордов, поэтом. И он сам считал себя — и Люси была с этим согласна — ярким человеком, но почему-то предпочел скромность. Она понимала почему, но ей хотелось бы услышать нечто иное.
— И, кроме того, — прибавил Байрон, — мои намерения — это мое дело и мисс Деррик. Вас это не касается. Никоим образом.
Люси с большим трудом сдержала улыбку. Это было именно то, на что она надеялась. Намек, всего лишь намек на то, чему суждено быть. Но пока этого было достаточно.
— Похоже, вам нечего предложить моей племяннице, кроме романтической чепухи, — подвел итог дядя Лоуэлл, восседая в кресле с важностью античного судьи. — Прошу меня простить, но нам надо обсудить личные дела, и нам не хотелось бы делать это в присутствии посторонних.
Люси пришла в ужас. Байрон сказал, что уезжает в Лондон через день или два, и неизвестно, увидятся ли они снова.
— Позвольте, я провожу лорда Байрона, — сказала Люси.
— Ангстон проводит, — ответил мистер Лоуэлл. — Ты можешь сесть, Люси.
Люси трясло от гнева, но она была готова подчиниться. Байрон подошел и взял ее руки в свои ладони:
— Поскольку мы не можем проститься наедине, придется это делать публично. — И, словно угадав ее мысли, прибавил: — Я дам вам знать о себе до отъезда. — Затем поклонился присутствующим и вышел.
Люси доставил удовольствие этот холодный вызов, брошенный дяде. Ей передалось спокойствие Байрона, и она села в кресло.
Дядя Лоуэлл вздернул голову и приготовился изречь очередную истину.
— Мистер Олсон, — проговорил он, — хочет кое-что сказать.
Мистер Олсон кивнул:
— Мисс Деррик, я получил ваше письмо. Насколько я теперь понимаю, оно написано без ведома и без разрешения вашего дяди. Молодые девушки часто не понимают, что делают, и вы тоже теряли голову. Задолго до того, как я сделал предложение, мне было известно, что вы чуть не сбежали с распутником, но мне казалось, вы с тех пор повзрослели. Пора позабыть детство, Люси, поэтому я решил не придавать значения вашему отказу. Мы с вашим дядей назначили день свадьбы — через шесть недель.
Миссис Квинс встала и обняла Люси:
— Я так рада за вас, мисс Деррик!
Люси отвернулась от миссис Квинс. У нее закружилась голова, будто пол зашатался под ногами. Она порвала с мистером Олсоном, написав ему, потому что не хотела выяснять отношения с глазу на глаз, но теперь приходилось это делать, и единственное, что ей оставалось, — принять условия. Возможно, это был лучший способ сохранить спокойствие на эти полтора месяца. К тому времени у нее будут новости от мисс Крофорд по поводу завещания. Как только у нее появятся собственные средства, она сможет поступать как захочет.
Нет, Люси не будет настолько двуличной. Настало время заявить о себе. Она поднялась и взглянула на миссис Квинс, которая уже не обнимала ее, но по-прежнему стояла рядом. Люси повернулась к мистеру Олсону:
— Простите меня, но мое решение окончательно. Я уверена, что наш брак не принесет нам обоим ничего, кроме разочарования.
Повисла тишина, которую в конце концов прервала миссис Квинс:
— Похоже, девица полагает, что у нее есть выбор.
Дядя Лоуэлл кивнул и посмотрел на Люси:
— Ты напрасно думаешь, что можешь противиться нашему решению выдать тебя замуж.
Люси настолько ошеломили его слова, что она чуть не задохнулась.
— Я совершеннолетняя, — сказала она так тихо, что засомневалась, слышат ли они.
Они слышали.
— И что из этого? — спросил дядя. — У тебя что, есть деньги на жизнь? Есть средства, чтобы быть независимой?
Люси ничего не сказала. Ей нечего было сказать. Ей некуда было идти, у нее не было никого, кто мог бы ей помочь. Если только она не получит отцовское наследство.
— Свадьба состоится как намечено, — резюмировал дядя. — Ты можешь теперь идти.
Люси была в ярости и покинула гостиную с мрачным видом. Если бы она не выразила протест, ей оставалось бы только впасть в отчаянье. На пороге она хотела обернуться и бросить гневный взгляд на мистера Олсона, но подавила в себе это желание. Вдруг ей показалось, что она заметила что-то в углу. Оно скрывалось под лепным карнизом и блеснуло в свете пламени камина. Намек на тень, которая двигалась. Тень изогнулась, потом исчезла.
9
Верный своему слову, Байрон нанес Люси визит на следующее утро. В надежде увидеть его она надела свое лучшее дневное платье, белое с фиолетовыми цветами, прекрасно подчеркивавшее фигуру, с простым низким вырезом. Увидев его экипаж, миссис Квинс загородила путь, встав перед Люси и скрестив руки на груди:
— Ты никуда не пойдешь.
Неделю назад Люси отступила бы, но теперь все было иначе, и она не подчинилась. Она не понимала, как могла раньше подчиняться, и, поскольку это не принесло ей ничего хорошего, у нее был лишь один путь — двигаться вперед. Люси оттолкнула миссис Квинс и пошла дальше.
Пораженная экономка рванулась вслед за Люси и ухватила ее за запястье, впившись ногтями, отчего выступила кровь. Миссис Квинс больно схватила Люси за предплечье, пытаясь сбить ее с ног, сделать так, чтобы она споткнулась. Такое уже случалось, и Люси была к этому готова. Она внезапно остановилась, дернула миссис Квинс за руку и отпустила ее. Миссис Квинс упала навзничь, ударившись головой об пол, и осталась лежать без движения, с перекошенным от гнева лицом.
— Я считаю, — сказала Люси, — что мне необходимо выйти.
Когда, Люси подошла к дверям, миссис Квинс уже поднялась на ноги, но не приближалась.
— И что с тобой станет, когда окажешься одна, без денег и крыши над головой?
— Не знаю, — ответила Люси. — Разве может быть хуже, чем сейчас?
Она вышла на улицу, где ее ждал Байрон. И снова его внешность, сам факт его физического присутствия поразили ее. Она думала о нем всю ночь, вспоминала, как он красив, но сейчас, взглянув на него, была ошеломлена его красотой, будто увидела впервые. Он был одет так же, как накануне, но это не делало его менее привлекательным. Он протянул руку, чтобы она могла на нее опереться, и помог ей спуститься по ступеням.
— Боюсь, мне нужно уехать сегодня утром. Я хотел встретиться с вами, чтобы убедиться, что вы пережили заседание «Звездной палаты».[1]
— Вне всяких сомнений, — сказала Люси, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно.
Она почувствовала, что у нее по запястью течет кровь, но не стала проверять, чтобы Байрон не заметил. Ранка все равно скоро затянется. Вместо этого она сосредоточилась на своих ощущениях от прикосновения к его руке, теплой, сильной и уверенной.
— Мистер Олсон открыто заявил о своих намерениях. Мы должны пожениться через полтора месяца, — проговорила она.
Байрон резко повернулся к ней:
— Не делайте этого.
— А что мне остается? — спросила Люси, предоставляя Байрону возможность предложить другой выход. — У меня нет средств, чтобы выбирать. В качестве миссис Олсон я, по крайней мере, получу хоть толику независимости.
— Но не счастья.
Люси перестала опираться на его руки, почувствовав, как в ней закипает гнев.
— Это вы вольны делать, что вам вздумается, — сказала она. — Можете встречаться с кем хотите. Можете жениться на ком хотите или не жениться вовсе. У меня нет таких возможностей. И вообще, какое право вы имеете диктовать, что мне делать, а чего не делать?
— Это право справедливости, Люси, — сказал он, не обращая внимания на ее тон и впервые назвав ее по имени. — После знакомства с Олсоном я испытываю к нему только презрение. Мне кажется, нет ничего ужаснее, чем сковать себя узами брака с этим тупицей.
— Если вам известен другой путь, умоляю, скажите. Иначе придется просить вас не рассуждать о том, что вас не касается. — Люси говорила ровным, серьезным тоном без всякого намека на кокетство, но все же не оставалось сомнений, что она бросает ему вызов.
Они шли в это время по узкой пустынной улице, куда не попадало солнце, отчего улица выглядела мрачно. Неожиданно Байрон повернулся к Люси, взял за руку и притянул к себе. Она пошатнулась, он поддержал ее, обняв за плечи, потом за талию. Ощущение было таким приятным, что у нее закружилась голова и ей показалось, будто она летит по воздуху. Она чувствовала жар его тела, исходивший от него аромат мужчины, его свежее дыхание и тепло, которое нарастало где-то глубоко внутри ее, обдавая всю, с головы до ног, как огнем. А потом он ее поцеловал. Его губы слились с ее губами, руки скользнули вниз по бедрам, и она почувствовала аромат кофе и лакрицы, исходивший от него.
Люси не сразу поняла, что отвечает на поцелуй. Ее руки обвились вокруг его шеи, язык оказался у него во рту, жаждая познать всю его сладость. Люси чувствовала себя уверенно, будто то, что она делала, не было для нее новым и совершенно неожиданным. Она знала, что делает, и чувствовала себя живой и сильной. После Джонаса Моррисона она ни с кем не целовалась. Он говорил, что любит ее, а сам хотел погубить. Его поцелуи были осторожными, легкими, даже робкими. Поцелуй Байрона был жадным и настойчивым. Он источал необузданное желание, которое пронизывало все его тело и ее тоже.
Этот поцелуй был безрассудством, но Люси вовсе не потеряла разум. Нужно было прекратить его, прежде чем их увидят, прежде чем он потребует большего прямо здесь, на улице, потому что она не была уверена, что сможет ему отказать. Оборвать поцелуй было необходимо, но не сейчас. Пусть он продлится хотя бы мгновение, ведь Люси не знала, выдастся ли еще когда-нибудь возможность поцеловать его снова. Она хотела насладиться им, удержать это обжигающее ощущение навсегда, чтобы потом вспоминать.
Поцелуй прервал Байрон. Он осторожно отстранился от нее и посмотрел в глаза. В его взгляде были нежность и озорство. Он провел тыльной стороной пальцев по ее лицу:
— Вы должны поехать со мной в Лондон.
У Люси закружилась голова. Все происходило, как она мечтала, и то, что фантазии превращались в реальность, ошеломило ее. Девочкой она осмеливалась верить в это, но как в несбыточную мечту, и вот теперь мечта сбывалась. Ее охватили изумление, страх и восторг одновременно.
— Выражайтесь яснее. Вы просите моей руки?
Глядя ей в глаза, Байрон усмехнулся, довольный:
— Я прошу вас поехать со мной в Лондон. Люси, нам не обязательно жить по их правилам. Мы можем жить так, как пожелаем, и никому не повиноваться. Какой восторг! Вдвоем мы добьемся всего, чего захотим.
Люси еще чувствовала тепло его губ на своих губах, но вдруг устыдилась. Как глупо она себя вела. Она едва знает его, но вообразила, что он принц, а она принцесса из сказки. Конечно, он не собирается на ней жениться. Что она может ему дать? Он красавец, да еще и с титулом. Ему нужна невеста с состоянием. И все же она не могла себя осуждать. Он ввел ее в заблуждение. Заставил поверить, что готов сделать совсем иное предложение.
— Вы просите меня стать вашей шлюхой? — спросила Люси голосом спокойным, но готовым сорваться.
— Не надо так говорить, — ответил он. — Это суждение общества, а не наше. Я считаю вас необыкновенной женщиной. Вы ведь тоже не можете не видеть, что я необыкновенный мужчина. Я не могу, мы не можем жить так, как требует общество. Мы должны жить по собственным законам, иначе их чертовы правила нас задушат.
Эгоистичная нелепость его предложения привела Люси в такую ярость, что она потеряла дар речи. Она пошла прочь с улицы, даже не потрудившись обернуться, чтобы посмотреть, последует ли он за ней. Она надеялась, что не последует, но хотела, чтобы последовал. Услышав его шаги у себя за спиной, она остановилась и резко развернулась:
— Вы меня не знаете, если думаете, что я могу опуститься до такого поступка. Мне и так приходится нелегко в доме дяди. Если бы я согласилась на ваше предложение, забыв о пристойности, которую, насколько мне известно, вы мало цените, то оказалась бы в еще более незавидном положении, чем сейчас. Что будет, когда я вам наскучу?
— Я всегда буду вашим заступником. Пока я жив, вы не будете ни в чем нуждаться и не будете ничего бояться.
— Пока вы живы. А вдруг вы заболеете или попадете под копыта лошади? Ваше предложение меня оскорбляет, сэр, и лучше бы вы его вообще не делали. Лучше бы я с вами снова не встречалась.
Он взял ее руку, затянутую в перчатку:
— Я лишь хочу, чтобы вы были выше того, чего от вас требуют эти мелочные идиоты. Если бы я был так же богат, как ваш дядя, я дал бы вам денег, чтобы вы могли жить самостоятельно. Я сделал бы это с радостью, потому что вы были бы намного счастливее, если бы жили свободной, без оков. Но таких денег у меня нет, и я предлагаю вам то, что могу. Предлагаю вам разделить жизнь со мной.
— Я должна идти, — сказала Люси, высвободив свою руку.
Она повернулась и поспешила прочь. Байрон окликнул ее по имени два раза. В третий раз он не позвал. Люси еще не успела почувствовать боль оттого, что возможный путь к освобождению закрылся, не успела понять глубину своей грусти и разочарования от крушения иллюзий, как кто-то грубо схватил ее за плечо. Она обернулась и увидела перед собой миссис Квинс, которая злорадно ухмылялась.
— Ты поплатишься за это, — сказала она и повела Люси в дом дяди.
10
Люси заперлась у себя в комнате и не вышла ни к ужину, ни к завтраку на следующее утро, несмотря на то что умирала от голода. Она не хотела встречаться с дядей и миссис Квинс. Ей было стыдно, что она целовалась с Байроном, но жалеть об этом она не могла. Теперь Люси понимала, что это испорченный и эгоистичный человек. Но она об этом не знала, когда целовалась с ним, и поцелуй доставил ей наслаждение. Вот почему Люси ни о чем не жалела, а если и жалела, то совсем немного.
Люси не выходила из комнаты, потому что не хотела, чтобы ее бранили. Не хотела, чтобы ее называли потаскухой. Не хотела в очередной раз слышать о том, как она чуть не сбежала с Джонасом Моррисоном и как эта выходка стала предвестником всех ее последующих ошибок. Но больше всего она не хотела ощущать, насколько была беспомощной.
Через час или два после пробуждения она услышала шаги миссис Квинс за дверью, а потом что-то звякнуло, будто что-то поставили на пол. Выждав несколько минут, Люси выглянула и на полу перед дверью обнаружила поднос, а на нем хлеб, прогорклое масло, чернослив и чашку холодного шоколада. Люси внесла поднос в комнату и долго на него смотрела, решая, будет ли означать капитуляцию, если она съест то, что принесла миссис Квинс. В конце концов голод победил, хотя чувство обиды и беспомощности лишило ее удовольствия от еды.
Поев, Люси выставила поднос в коридор и весь день пролежала на постели, рассматривая трещины в штукатурке и мечтая, что придет мисс Крофорд и объявит, что она теперь независима. Но ничего такого не случилось. Когда настало время обеда, миссис Квинс снова принесла и оставила поднос. Люси внесла его в комнату, поела и выставила в коридор. Утром все повторилось, и Люси поняла, что она не столько прячется от брани, сколько по доброй воле отправила сама себя в заточение. Дядя и миссис Квинс получили как раз то, что им требовалось, а именно чтобы она сидела взаперти, беспомощная, и до свадьбы ничего не предпринимала.
Одно дело знать, что подыгрываешь дяде, другое — что с этим делать. Люси попыталась разработать какую-нибудь стратегию, которая бы не предусматривала сидение взаперти в ожидании, пока ее не потащат к алтарю или пока она не будет чудесным образом спасена своевременной новостью от мисс Крофорд. А вдруг в дом ворвется раскаивающийся Байрон и на этот раз предложит ей свою руку и сердце? Мечты такого рода не облегчали ее страданий, а только сыпали соль на раны.
Ничего не оставалось, как ждать и надеяться на лучшее. Еще совсем недавно она была согласна выйти замуж за мистера Олсона. Неужели теперь это так неприятно — быть его женой? Если не брать в расчет завещание, необъяснимые предостережения Байрона и его интерес к ней, каким бы неуместным он ни был, может, ее судьба не так уж и ужасна. Может быть, просто стоит смотреть на вещи как раньше. Если она будет сидеть в своей комнате полтора месяца, то, без сомнения, сойдет с ума. Поэтому Люси решила спуститься и встретиться лицом к лицу с дядей и миссис Квинс. Она как-нибудь переживет неловкость первого разговора, а потом сможет вернуться к прежней жизни — по крайней мере, пока не найдет выход.
Утро и большая часть дня ушли на попытки собрать все свое мужество, а потом Люси услышала, как перед домом остановился экипаж. После этого внизу послышались едва различимые приглушенные голоса.
Посетители в доме дяди бывали редко, и Люси поняла, что надо воспользоваться появившейся возможностью. Если она встретится с дядей и миссис Квинс в присутствии гостей, им придется спрятать свой гнев или, по крайней мере, смягчить его. А когда гости уйдут, первый барьер будет уже преодолен. Не желая упустить своего шанса, Люси переоделась и причесалась, придав себе пристойный вид, на какой была способна без посторонней помощи, и стала спускаться, приклеив на лицо улыбку и чувствуя себя полной идиоткой.
Когда она вошла в гостиную, ею овладел ужас. Кроме дяди и миссис Квинс, которые чувствовали себя крайне неуютно, в гостиной сидели мистер Уильям Баклз, муж ее сестры, и его покровительница леди Харриет Дайер.
— А, мисс Деррик, — сказал мистер Баклз, вставая.
Он поклонился низко и неловко, как непомерно высокий человек с грушевидной фигурой. Одет он был, как всегда, в черную сутану с белым воротничком, которые не вязались с его вечно красным лицом. Все это, а также манера говорить с придыханием создавало впечатление, будто мистер Баклз только что бегом взобрался по лестнице.
— Ну да, — сказал он с одышкой и сел на свое место. — Мисс Деррик. Юная леди, которую мы приехали навестить. — Он вынул платок и провел им по высокому лбу. Волосы мышиного цвета катастрофически редели.
— А Марта не приехала? — спросила Люси, позабыв о хороших манерах и не заботясь об этом. — А ребенка привезли?
— Нет, — коротко ответила леди Харриет. — У нас к вам дело. Не у вашей сестры, поэтому она и ребенок остались дома. — Обращаясь к Люси, она не встала со своего места.
Люси даже не пыталась скрыть свое разочарование. Она не могла понять, как мистер Баклз мог приехать без Марты. Ничто бы не обрадовало ее больше, чем свидание с сестрой. Но вместо сестры приехала леди Харриет, которая владела поместьем в десяти милях от дома, в котором Люси выросла. Мистер Баклз был ее викарием до того, как унаследовал дом отца Люси, и был рабски предан леди Харриет.
Леди Харриет выглядела превосходно для женщины ее лет. Ей было где-то около пятидесяти, как думала Люси. Она была изящной и тонкой, остроносой, с маленькими глазками, взгляд которых пронзал насквозь. Кожа белая, слегка восковая, а губы необыкновенно красные. Люси всегда считала, что в молодости она, должно быть, была миловидной, но, с другой стороны, была уверена, что злой характер в значительной мере уменьшал ее привлекательность. Кислое выражение лица дополняли черное платье и головной убор — полное вдовье одеяние, сшитое по моде последней четверти прошлого века. Леди Харриет носила траур по мужу, сэру Реджинальду, который умер несколько лет назад. Люси не знала обстоятельств его смерти, поскольку это произошло, когда она оплакивала свою сестру Эмили.
И вот леди Харриет сидит перед Люси, бросая на нее полные презрения взгляды. Люси не понимала, в чем дело, и вопреки всякой логике она посмотрела на дядю, ища у него поддержки, но тот сам был растерян, как человек, который спустил собак, а теперь испугался, что они могут покусать его. Что касается миссис Квинс, то она сидела с выражением самодовольного удовлетворения.
— Сядь! — скомандовала миссис Квинс.
Люси села. Она не хотела повиноваться, но для этого нужен был какой-то серьезный повод, и Люси решила, что лучше всего будет сесть.
— Я проделала долгий путь из Кента, — сказала леди Харриет, — чтобы поговорить с вами, и не потерплю никакой грубости с вашей стороны. Мой покойный муж, сэр Реджинальд, знал, как приструнить девчонку вроде вас, и я тоже знаю. Вы меня понимаете?
— Я понимаю ваши слова, — сказала Люси, — но не причину, по которой вы их говорите.
— Она уже дерзит, — сказала миссис Квинс.
Леди Харриет помолчала, а потом продолжила:
— Насколько я понимаю, вы противитесь желанию вашего дяди выдать вас замуж за мистера Олсона. Вы не только посмели отказаться от этого брака, но и бросили себя в руки развратного барона. Мисс Деррик, общество хорошо помнит, что вы за девушка. Чем скорее вы будете связаны узами брака, тем надежнее будете защищены от своих слабостей.
Люси молчала, возмущенная и ошеломленная этим вторжением.
— Прошу прощения, леди Харриет, — наконец заговорила она. — Мы были представлены, но мало знаем друг друга. Я не совсем понимаю, по какому праву вы указываете мне, что делать, и что вас заставило проделать столь долгий путь.
— Она грубит, — сказала леди Харриет, обращаясь к мистеру Баклзу.
— Я не ожидал подобной грубости, — согласился мистер Баклз. — Мне за нее стыдно.
Леди Харриет сложила руки, словно для молитвы, и закатила глаза к потолку:
— Мистер Баклз женат на вашей сестре, поэтому то, что происходит с членами его семьи, касается и меня. Я не позволю вам порочить мистера Баклза вашим скандальным поведением. Полагаю, так поступил бы сэр Реджинальд, если бы был жив, и я поступлю так же.
На виске у леди Харриет тревожно пульсировала вена. С трудом верилось, что она проделала весь этот путь по причине беспокойства за репутацию мистера Баклза, на которую поступки Люси вряд ли могли повлиять. Но тем не менее по какой-то причине она была обеспокоена. Это было очевидно. Вот и Байрона тоже, когда он был под воздействием проклятья, беспокоило, за кого Люси выйдет замуж. Люси не понимала, какое всем до этого дело.
— Я удивлена, что вас интересует мое будущее, — сказала Люси, помолчав. — Откровенно говоря, вы не моя родственница, и у вас нет ни прав, ни власти надо мной. Прошу объяснить, что будет, если я решу не выходить замуж за мистера Олсона.
— Вы увидите, что у меня больше прав и власти, чем вам кажется, — ответила леди Харриет. — Если вы откажетесь выйти за мистера Олсона, я попрошу мистера Баклза лишить вас возможности видеть его жену и дочь. Вы их не увидите никогда.
Люси была ошеломлена, не могла поверить в то, что только что услышала. Марта и маленькая Эмили были единственной оставшейся у нее родней. Дядя в счет не шел. Она не могла поверить, что мистер Баклз способен быть таким безжалостным, что запретит жене видеться с сестрой. Марте ничего не останется, как подчиниться воле мужа, но это привнесет в их брак лишь чувство обиды и горечи.
— Вы не можете этого сделать, — сказала она.
— Леди Харриет настроена решительно, — вклинился в разговор мистер Баклз. — Мне будет тяжело причинять боль жене, но я сделаю это без колебаний во благо своей семьи. Если не выйдите за этого Олсона, будете отрезаны от семьи навсегда. — Он остановился, чтобы утереть лоб, и проделал это так театрально и решительно, будто задался целью доставить присутствующим удовольствие от наблюдения за этим действом.
— Не забывайте о деньгах, которые мистер Баклз вам щедро выплачивает, — прибавила леди Харриет. Она поднялась со своего места с видом королевы, сходящей с трона, пересекла комнату и встала напротив Люси. — Ваше упрямство оскорбляет память моего покойного мужа, и я этого не потерплю. Если будете продолжать в том же духе, вам придется покинуть дом дяди. Обдумайте свое положение, барышня. Либо вы выйдете замуж за мистера Олсона, либо вас выгонят на улицу и вы останетесь совершенно одна, без друзей.
Миссис Квинс одобрительно кивала, будто все это устроила она и теперь любуется результатами с гордостью и удовлетворением.
11
Люси утешала себя тем, что мистер Баклз и леди Харриет не остались гостить. После короткого разговора они отправились назад в Кент. От этого визита была только одна польза: Люси вернулась к своей обычной жизни в доме. Ни дядя, ни миссис Квинс ничего не говорили об ее прогулке с Байроном и кратком затворничестве у себя в комнате.
И все же Люси оставалась в ловушке. Ей придется выйти за мистера Олсона. Она не знала, как можно этого избежать, только если новое завещание не подтвердится и она не вступит в права наследства. Иначе ее вышвырнут на улицу без денег, и она останется без крыши над головой.
Странно, но перед лицом этих пугающих последствий Люси успокоилась. События теперь вышли из-под ее контроля. Она могла надеяться только на чудо, а если чуда не случится, она просто покорится судьбе, как делает большинство людей. С чего она взяла, что достойна лучшего? Она выйдет за мистера Олсона, сухого, холодного, но способного обеспечить ей пристойную жизнь. Женщины молятся каждый день, чтобы Господь послал им такого мужа.
Попытка Люси смириться со своей судьбой была прервана, когда миссис Квинс распахнула двери и сообщила, что к ней пришли.
— Пришла эта Крофорд. Не знала, что ты продолжаешь иметь с ней дела. Полагаю, я должна сообщить об этом дяде.
Люси не могла позволить, чтобы ее отрезали еще от одного друга, но протестовать было бесполезно. Она молча проследовала за миссис Квинс в гостиную, где божественно красивая Мэри Крофорд стояла у окна и смотрела на улицу. Сегодня она была не в зеленом, а в белом платье с нежно-розовой отделкой и в широкополой белой шляпе с розовыми лентами. Светлые волосы, белая кожа — она сияла как ангел.
— Что за дело у вас к мисс Деррик? — спросила миссис Квинс.
— Она моя подруга, — ответила мисс Крофорд. — Ей запрещено иметь друзей?
— Разрешено, но только порядочных, — сказала миссис Квинс, фыркнув, как ей казалось, устрашающе.
Мисс Крофорд шагнула вперед:
— Вы на что-то намекаете, миссис Квинс? Прошу изъясняться понятнее.
К удивлению Люси, миссис Квинс отступила. Люси никогда не видела, чтобы такое случалось, только если речь не шла о человеке, которому миссис Квинс хотела бы польстить.
— Не знаю ничего предосудительного, — сказала она и направилась к выходу, где задержалась на минуту, пытаясь снова придать себе воинственный вид; но Мэри Крофорд повернулась к ней спиной, и миссис Квинс удалилась.
Когда они остались вдвоем, Люси позволила себе взглянуть на мисс Крофорд. Она внимательно изучала ее лицо, пытаясь угадать, какую весть та принесла — хорошую или плохую. Мисс Крофорд встретилась с ней взглядом и грустно улыбнулась. Ее улыбка не предвещала ничего хорошего.
— Завещание ненастоящее, — выговорила Люси, опираясь о стену, чтобы не упасть. — Оно ненастоящее, и мне не на что надеяться.
— Оно настоящее, — ответила мисс Крофорд, спеша ей навстречу и беря за руку, — но положение сложное.
Люси ощутила нечто совершенно особенное — тепло, рожденное симпатией, струилось из руки мисс Крофорд, затянутой в перчатку, и проникало в ее собственную руку.
— Вы уже были так добры ко мне. Я должна поблагодарить вас за ваши усилия, за то, что пытаетесь…
— Не благодарите меня. Мы познакомились недавно, но мы друзья, и я всегда буду делать для вас все, что в моих силах. Мне столько надо вам сказать об этом деле и о других вещах. Пойдемте со мной, мисс Деррик.
— Пойти с вами куда?
Лицо мисс Крофорд стало вдруг таким серьезным, что Люси никогда бы не смогла догадаться, каким будет ответ.
— На пикник.
* * *
Мисс Крофорд заранее приготовила корзину, и они поехали за город, на юго-запад, в направлении деревни Готэм. Стоял погожий весенний денек, теплый и сухой — идеальный для пикника, но Люси не верилось, что они едут посидеть на природе только потому, что погода хорошая. В экипаже мисс Крофорд непринужденно болтала, припасая главное на потом, когда они приедут. Люси старалась не смотреть без отрыва на мисс Крофорд, старалась не замечать, как ее светлые волосы и бледная кожа сияли в полумраке экипажа, старалась не обращать внимания на ее чистую, ослепляющую красоту.
Наконец они достигли цели — одного из курганов эльфов, расположенного недалеко от дороги. Местность напоминала ту, что Люси видела по пути на фабрику мистера Олсона. Бурая трава уже начала зеленеть, вот-вот распустятся первые цветы. Кролики бросились врассыпную, когда Люси и мисс Крофорд подошли ближе, разостлали одеяло и поставили на него корзину. Мисс Крофорд припасла только легкие закуски — печенье с тмином, хлеб и оранжевый сыр. Была там и бутылка вина, заранее откупоренная и закрытая пробкой, и два оловянных стаканчика. Люси практически не пила вина, тем более не разведенного водой, да еще в середине дня.
Мисс Крофорд достала тарелки и выложила на них еду. Налила вина и протянула Люси стаканчик. В ее движениях было что-то церемониальное, и Люси чувствовала, что отказываться нельзя. У вина был аромат земли, грибов и влажных опавших листьев, но вкус был ярким и пряным, просто потрясающим.
— Мой стряпчий считает, что завещание подлинное, — наконец сказала мисс Крофорд. — Завещание, которое огласили после смерти вашего отца, было поддельным. Он почти уверен, что с наследством вас обманули.
Люси горестно вздохнула. В том, что она услышала, не было ничего нового или удивительного. Она подозревала это с той самой минуты, когда увидела новое завещание. Но, услышав, как об этом говорит с уверенностью другой человек, она чуть не потеряла сознание. Дрожащей рукой она попыталась поставить стаканчик на землю.
— Однако возникли сложности. Стряпчий вашего отца, некий мистер Кленчер, умер, и не осталось свидетелей, которые могли бы дать показания по этому делу. Тот факт, что почерк этого нового завещания в большой степени схож с почерком, которым написаны другие документы вашего отца, говорит в вашу пользу, но дело будет рассматриваться в судах годами, и, чтобы довести его до конца, потребуются тысячи фунтов. Скорее всего, судебные расходы превысят стоимость самого наследства. Знаю, вы мечтаете о скорейшем восстановлении справедливости, но фальсификация завещания вашего отца спрятана за массой юридических преград, преодоление которых сведет стоимость наследства к нулю.
Люси сжала оловянный стаканчик с такой силой, что у нее онемели пальцы. Через некоторое время она поставила его на одеяло и взволнованно переплела руки. Она жила чужой жизнью, в нужде, которой могло вовсе не быть. Ее жизнь сфабриковали, подделали. Она должна была жить комфортно и независимо, но ее лишили этого. Надежды рухнули, и теперь ей придется выйти замуж за мистера Олсона.
— И ничего нельзя сделать? — спросила она.
— Выбор у вас есть, хотя, вероятно, не такой, как вам хотелось бы. Как я понимаю, вы надеялись выйти из создавшегося положения, но сделать это с помощью нового завещания невозможно. Я могу вам помочь, если вы мне доверитесь.
Люси только кивнула, не отважившись вымолвить ни слова.
— Полагаю, — сказала мисс Крофорд, — мы должны поговорить о человеке, который, вероятнее всего, задумал этот обман.
Люси встрепенулась, перестала чувствовать себя несчастной и словно со стороны отметила, насколько гнев сильнее печали.
— Так вы знаете, кто меня обманул.
— Есть один подозрительный джентльмен, который пользовался услугами того же стряпчего, что и ваш отец. Он нанимал этого мистера Кленчера для ряда прибыльных сделок примерно в то же время, когда умер мистер Деррик. Эти сделки почти не подтверждены документально, и, скорее всего, Кленчеру заплатили за то, чтобы он подделал завещание и потом молчал.
— И кто этот человек? — Люси вскочила на ноги, едва понимая, что делает. Ей необходимо было двигаться, действовать, что-то предпринять. — Кто-то, кого я знаю?
— Боюсь, что так, — ответила мисс Крофорд. — Скорее всего, человек, который вас обманул, — это мистер Уильям Баклз, муж вашей сестры.
12
Люси рассматривала мистера Баклза как возможного подозреваемого, но то были теоретические предположения. Она не могла поверить, что муж ее сестры, как бы она его ни презирала, в самом деле был способен участвовать в столь чудовищной махинации. Но теперь это было сказано вслух, сказано, что это — правда, и это было невыносимо. Люси заплакала. Сначала слезы бесшумно катились из глаз, а потом она разрыдалась. Она закрыла лицо руками и не заметила, как мисс Крофорд обняла ее, и Люси плакала, уткнувшись ей в плечо.
— Ну, успокойтесь, — говорила мисс Крофорд. — Мы все исправим.
— Ничего нельзя исправить.
Чтобы успокоиться, Люси отхлебнула вина. Потом сделала еще глоток. Ее стакан был пуст, и мисс Крофорд вновь наполнила его. Люси почувствовала, что вино ударило ей в голову. Ей вдруг стало все безразлично. Какое все это имеет значение?
— Я должна выйти замуж за человека, который мне неприятен, и я знаю, что у меня забрали то, что мне принадлежит, — проговорила она. — Кошмар, а я ничего не могу сделать.
— Это не так, — возразила мисс Крофорд. — Прошу вас, выслушайте меня. Вас жестоко обманули, но вы вовсе не беспомощны. Я докажу вам, что вы можете добиться всего, чего захотите. Свободы, вашего наследства, справедливого наказания тех, кто вас обидел, — всего.
Люси посмотрела на нее как на умалишенную:
— Я не ребенок, чтобы поверить в это. Мне так часто казалось, что я живу не своей жизнью, что я на чужом месте, что я делаю то, что не имеет ко мне никакого отношения, и теперь я узнаю, что это так и есть. У меня украли жизнь, которая была моей. И не только у меня, но и у сестры тоже. Разве Марта вышла бы замуж за мистера Баклза, если бы получила свою часть отцовского наследства? У нас отняли все, а судиться бесполезно. Как вы можете мне лгать?
— Я говорю вам правду. Вы можете получить то, что по праву принадлежит вам, и вы можете добиться справедливости и можете все исправить. Но сначала мы должны поговорить о том, что случилось с тем человеком, лордом Байроном. — Мисс Крофорд произнесла имя, как будто пробовала его на вкус.
— Что вы хотите о нем знать? — спросила Люси недовольным тоном.
Меньше всего ей хотелось бы думать сейчас о Байроне. Обсуждать что-либо связанное с ним в данный момент она была не в состоянии, но в интонации и в манере мисс Крофорд было что-то такое, что Люси не смогла ей отказать.
— Мне кажется, вы можете помочь себе так же, как помогли снять проклятье. У меня таких способностей нет, есть лишь интерес. Как у человека, который может быть посредственным музыкантом или певцом, но страстно любить музыку. По правде сказать, я приехала в Ноттингем, поскольку одна колдунья, очень хорошая, которую я встретила на границе с Шотландией, сказала, что я должна это сделать. Она сказала, что в вашем графстве я встречу особенного человека, и теперь я знаю, что приехала сюда, чтобы встретить вас.
Люси не знала, что ответить. Ее стаканчик вновь был пуст. Она поставила его у себя за спиной, чтобы мисс Крофорд снова не наполнила его. Люси начала воспринимать все по-другому, острее и в то же самое время как-то тускло. Ей это нравилось и не нравилось одновременно. И она стала замечать то, чего раньше не замечала: теплый ветерок обдувал ее лицо, а солнце, которое ослепительно светило секунду назад, скрылось за облаком.
Когда миссис Квинс учила ее гадать на картах, она тоже говорила, что колдовство похоже на музыку, живопись или актерское искусство. Все могут этим заниматься, но только немногие обладают достаточным талантом, чтобы достичь высот. Есть люди, которые из кожи вон лезут, но достигают лишь посредственных результатов, а есть те, кто лишь пальцем пошевелит, и у них все получается. Однако миссис Квинс пришла к заключению, что Люси лишена таланта. Она называла Люси тупицей, слишком глупой и пустоголовой, чтобы постичь даже азы. Попытки миссис Квинс научить Люси гадать на картах ознаменовали конец их дружбы и начало вражды.
— Вы хотите сказать, — спросила Люси, — что я могла бы стать колдуньей? Я знаю, что что-то случилось с лордом Байроном, и на фабрике мистера Олсона тоже происходили странные вещи. Тогда они мне казались реальными, но потом так не кажется, да?
— Только потому, что мы этого сами хотим, — ответила мисс Крофорд.
Люси покачала головой.
— Вы предлагаете мне получить наследство с помощью магии?
Мисс Крофорд кивнула.
— Уверена, если приложите усилия, вы сможете контролировать все сферы вашей жизни. Никто и никогда не будет больше распоряжаться вами.
Люси представила, каково это — не бояться больше ни дяди, ни бедности, ни будущего и иметь средства исправить несправедливость, допущенную по отношению к ней. Мысль о том, что можно обладать такой силой и свободой, привела ее в восторг, но она решила, что это детская мечта, от которой нужно отказаться. Если поддаться уговорам мисс Крофорд, это приведет лишь к отчаянью.
Однако в эту минуту Люси забыла об осторожности. Забыла, что нужно защищаться и не позволять себе верить. Она даже на миг забыла о страхе и гневе. Когда мисс Крофорд говорила, все казалось таким реальным. У нее были такие широко открытые и многообещающие глаза, что Люси готова была поверить во что угодно.
— Мы не знаем всей правды. Посмотрите на этот курган. — Мисс Крофорд отпила из своего стаканчика. — Знаете, что это?
— Курган эльфов.
— А вам известно, что это на самом деле? — спросила мисс Крофорд.
Люси взглянула на курган, покрытый сочной зеленой травой. Не далее чем в десяти футах от нее порхала бабочка.
— Просто курган, а что?
— Нечто большее. История, которую я, скорее всего, расскажу в другой раз.
Люси вспомнила о том, что видела на фабрике, и о том, что, как показалось, она видела в доме дяди.
— Вы же не хотите сказать, что там живут реальные существа?
— В кургане? Нет.
— Просто я видела что-то, — сказала Люси. — Это так глупо, что я об этом говорю, но вы, похоже, верите в подобные вещи, а я никому об этом не рассказывала. На фабрике мистера Олсона были рабочие. Они скандировали те же странные слова, что произнес в тот вечер лорд Байрон. И там были существа, десятки существ. Они были сотканы из теней. И еще там был мужчина, странный, и он тоже был соткан из тени. Вы, наверное, думаете, что я сошла с ума. Может быть, и так, но я правда все это видела.
Мисс Крофорд встала. Она отошла от Люси, а потом вернулась. Она шевелила пальцами, будто что-то подсчитывала, а потом отерла ладони о юбку.
— Вы уже так много видели, а еще ничему не учились. — Она снова села. — Неужели вы правда никогда не обучались этому?
— Я прочла книгу мистера Фрэнсиса Барретта «Mar», — ответила Люси, имея в виду популярное издание, опубликованное лет десять назад.
После инцидента с миссис Квинс Люси заказала экземпляр книги в Лондоне, потратив больше, чем могла себе позволить. В минуту слабости ей показалось, что если она постигнет искусство магии, то вновь обретет друга. Глупость с ее стороны.
Мисс Крофорд оживилась:
— Прочитали ее? Всю?
— Почти. — Люси почувствовала, что у нее вспыхнули щеки.
Мисс Крофорд не обратила внимания на ее смущение. Она вдруг стала деловой:
— Вы пытались изготовить амулет или кого-нибудь околдовать?
Люси покачала головой:
— Все это казалось такой глупостью. Как детские игры.
Мисс Крофорд кивнула:
— Так и есть. Книга Барретта предназначена для широкой аудитории. Он выдумал свои заклятия или взял их из дешевых книг для неосведомленных. В таких книгах слишком много внимания уделяется приворотам. Вы никогда не должны ими заниматься.
— Я думала, колдуньи именно этим и занимаются, — сказала Люси, — делают так, чтобы кто-нибудь в кого-нибудь влюбился.
— Эти чары для дилетантов. Для человека с талантом отвратительно заставлять кого-либо верить, что он чувствует то, чего на самом деле не чувствует, побуждать его брать на себя обязательства, которые будут действовать, даже когда магическая сила ослабнет. Вы не представляете, сколько несчастных браков было заключено, сколько надежд рухнуло, сколько жизней погублено в результате использования любовной магии.
Люси кивнула, с таким же успехом она могла обещать не подлетать близко к солнцу на своих восковых крыльях.
— Если у Барретта и есть что-то ценное, — продолжала мисс Крофорд, — то это то, что он заимствовал у других авторов, в особенности у Агриппы. Боюсь, этих мест вы не читали.
— Зато я читала об Агриппе. Отец посоветовал мне изучить его жизнь. Мне это показалось скучным, но отец считал его важной фигурой.
Лицо мисс Крофорд было спокойным.
— Ваш отец был прав. Но одной биографии мало. Вы должны познакомиться с философией Агриппы и понять ее, а также с трудами других авторов, еще более непостижимых. Понимаю, что вы об этом думаете. Никто не хочет корпеть дни и ночи над пыльными томами, в особенности если они не обещают ничего, кроме как поставить в тупик, сбить с толку и обескуражить читателя, но высоких целей не достичь без жертв. И поверьте, прежде чем я попрошу вас прочесть эти занудные труды, вы увидите нечто, что заставит вас с жадностью наброситься на самые сложные для понимания книги на свете, если они будут развивать ваш талант. Я хочу вам кое-что дать.
Мисс Крофорд заглянула в корзину для пикника, достала крошечный томик и вложила его в руку Люси. Книга не больше ладони, но увесистая. От нее исходил аромат старой кожи и табака. Это напомнило Люси об отце. Ей было легко с мисс Крофорд. На душе стало теплее — у нее появился защитник, каким был для нее отец, который тоже любил советовать ей книги для чтения. От одной мысли об этом Люси почувствовала себя в безопасности, впервые за многие годы. Ей показалось, что она обрела дом.
— Вы в порядке? — спросила мисс Крофорд. — Вы так побледнели.
— Все хорошо, — ответила Люси. Ее глаза стали влажными. — Просто я вдруг почувствовала, пусть это может показаться странным, но на секунду я почувствовала, что живу своей жизнью.
— Я вас понимаю лучше, чем вам кажется. — Мэри взяла руку Люси и сжала ее.
Они сидели так, не двигаясь, какое-то время, пока Мэри не отпустила ее руку и не предложила посмотреть книгу.
Люси увидела, что первые пятьдесят или шестьдесят страниц содержат основные положения теории магии, потом шли страницы с разными таблицами. Какие-то шахматные доски, заполненные буквами, иногда английскими, иногда греческими, иногда еврейскими. Некоторые содержали круги, в которых тоже были буквы.
— Вы, наверное, узнаете это, раз читали книгу Барретта, — сказала мисс Крофорд. — Это заклятия и амулеты, собранные из разных книг по магии. Многие заклятия в этих книгах ненастоящие, умышленно ненастоящие, чтобы ввести в заблуждение дилетантов. Любая подобная книга на три четверти содержит чепуху. В книге, которую вы держите, — лучшей, которую я смогла достать, — около трехсот заклятий, и из них, возможно, только сорок настоящие. Прежде чем вы приступите к чтению, сложному для понимания, почему бы вам не попробовать определить, какие из заклятий настоящие, и не испытать некоторые из них на себе?
Люси пролистала книгу. Как тогда, когда она изучала заклятия в «Mare», она чувствовала себя немного глупо, но в то же время не могла не откликнуться на серьезный тон мисс Крофорд. Люси держала книгу, словно та была сделана из хрупкого редкого фарфора. В книге описывалось, на что именно были направлены заклятия, которые в большинстве своем предусматривали управление другими людьми. «Сделать другого человека верным тебе». «Отдалить другого от тебя». «Зажечь чувство любви в другом человеке». Для многих требовалось только изготовить заклятие и спрятать его в одежде или личных вещах человека, которым собирались управлять. Для других необходимы были небольшие ритуалы или совершение некоторых действий над объектом.
— Как я узнаю, какие из заклятий настоящие?
— Вы должны определить это сами, — ответила мисс Крофорд.
— Я должна это сделать сейчас? — спросила Люси, ощущая неловкость и смятение.
Мисс Крофорд засмеялась. Ее глаза потемнели и снова посветлели — так луна появляется из-за облака и исчезает снова.
— Конечно же нет. Я не хочу, мисс Деррик, чтобы вы устраивали для меня представление. Книга — это мой вам подарок. Не возражайте. Она не такая уж редкая.
Люси не знала, что сказать, и только прижала книгу к груди. Ей хотелось купаться в этом новом ощущении, что она особенная, что от нее многое зависит и что от нее многого ждут. Сегодня она узнала, что их с Мартой обманом лишили наследства, что у них украли свободу, но эти ужасные новости каким-то образом смягчили обещания мисс Крофорд. Сама идея магии казалась Люси глупой, но она не могла не принимать во внимание того, что видела. Это действительно было глупо, но в то же время Люси знала, что это было правдой. И вдруг все это открылось ей. Когда у нее есть такой друг, как мисс Крофорд, которая ей помогает, скоро все будет по-другому.
13
Перемены начались не сразу. Люси никак не могла найти удобное время, чтобы достать книгу из потайного места и углубиться в ее изучение, а возможно, она просто не хотела его находить. Ей было достаточно представить бледное прекрасное лицо мисс Крофорд, как ее переполняло чувство полного счастья. По временам она гнала этот образ прочь, запрещая себе верить в то, что ее жизнь может измениться.
В конце концов ею стало двигать чувство ответственности перед мисс Крофорд. Случись, что она нанесет ей визит и спросит, как идут дела, Люси хотелось бы сказать, что она преуспела, или, по крайней мере, честно и с достоинством признаться, что у нее ничего не вышло. Когда она все же ознакомилась с заклятиями, то совершенно растерялась. Все они казались одинаково правдоподобными. В основном они составлялись из квадратов, разбитых на меньшие по размеру квадраты, в которые были вписаны буквы — латинские, греческие или еврейские, а иногда какие-то загадочные рунические символы. Часто текст располагался вне квадрата, иногда в кругах, окружающих квадрат. В одних случаях человеку, на которого было направлено действие заклятия, следовало просто носить его на шее или на теле. В других случаях требовались более сложные процедуры — сочетание с определенными растениями, действиями или другими предметами. Люси копировала их, просто чтобы убедиться, что способна воссоздать заклятие целиком, и всегда уничтожала результаты своего труда.
Она сидела в единственном удобном кресле у себя в комнате, с лампой, светящей сзади, и перелистывала страницы в пятый или шестой раз, но не представляла, как можно определить, настоящее это заклятие или нет. Все они были разными, все имели собственные характеристики, ни одно не выделялось и не уступало другому, каждое было одинаково непонятно.
Быть может, она устала или позабыла на миг о своих чаяниях, а быть может, не хотела питать себя надеждой, но Люси удалось отвлечься от своих мыслей. Она стала забываться, сродни тому, как научилась расслабляться давным-давно у миссис Квинс. В таком полубессознательном состоянии она листала страницы книги, а потом резко остановилась. Ее сердце было готово разорваться в груди. Она вдруг увидела заклятие, которое отличалось от других, — оно обладало мощью и энергией и точно было настоящим, в этом не могло быть сомнений. Вот она — магия.
Оно напомнило ей оптическую иллюзию гравюр-обманок из книги, которую она как-то листала с сестрами. Если смотреть на такие гравюры под одним углом, то на изображении виделось одно, а если под другим, то открывалось нечто совсем иное. Как появлялись эти спрятанные образы, Люси понятия не имела. Когда Марта умоляла ее объяснить, как их увидеть, Люси не знала, что сказать. Она могла только посоветовать смотреть с разных ракурсов, пока не увидишь.
Люси поспешно листала книгу и видела заклятия насквозь — некоторые выскакивали со страницы, заявляя о своей силе, а некоторые оставались лежать безжизненными и плоскими. Она с удивлением поняла, что смеется, когда отличает одни от других. Люси захлопнула книгу и прижала ее к груди. Мисс Крофорд говорила правду. Если магия существует, Люси ею владеет. Но как это может изменить ее жизнь?
В конечном итоге заклятий осталось даже меньше, чем говорила мисс Крофорд, всего тридцать шесть. Многие были направлены на то, чтобы вызвать любовь, преданность или послушание. Некоторые казались столь отвратительными, что Люси и представить не могла, как можно их использовать. Некоторые заслуживали, чтобы испробовать их хотя бы ради того, чтобы убедиться: они действуют. Люси захотелось найти удобный случай и применить какое-нибудь из заклятий, и она решила держать книгу при себе, пока такой случай не подвернется.
* * *
Через несколько дней в Ноттингеме должен был состояться бал. Дядя Лоуэлл не желал тратиться на подготовку к нему, когда Люси уже нашла себе мужа, но миссис Квинс настоял на том, чтобы Люси появилась на балу. Мистер Олсон будет там, он написал записку, в которой говорил, что хочет танцевать с Люси. Миссис Квинс выразила мнение, что было бы глупо позволить такому завидному жениху предстать перед огромным числом молодых барышень в отсутствие Люси. Аргументы миссис Квинс победили, и дядя Лоуэлл позволил Люси новую ленту для шляпки, хотя подобный экстравагантный подарок привел его чувства в полное расстройство.
Люси идти не хотела. Когда-то ей нравились ежемесячные балы, где можно было встретиться с друзьями, поболтать и сделать вид на короткое время, будто она счастлива. Сейчас ее волновало совсем другое, но, раз ей не позволено остаться дома, она решила извлечь максимум полезного из посещения бала.
Зал для танцев на Лоу-Пейвмент, в двух шагах от дома дяди Лоуэлла, представлял собой красивое здание, как внутри, так и снаружи, и был слишком роскошным для светской жизни Ноттингема. Люси зал нравился, он был светлым, просторным и приятным. Ей всегда нравилось находиться в местах, которые разительно отличались от дома ее дяди. Когда Люси вошла — правда, войти ей удалось не сразу, так как пришлось ждать, когда закончится спор со стряпчим, который пытался проникнуть в зал вопреки правилам, запрещающим подобным типам присутствие на балах, — она пришла в восторг, услышав трио музыкантов, которые одухотворенно исполняли чрезвычайно популярную в этом году мелодию. Миссис Квинс осмотрела окружающих, проверяя, все ли достойные внимания люди присутствуют или, наоборот, кого-то нет, что могло стать предметом сплетен. Когда возможные комментарии были исчерпаны, она удалилась с другими матронами в зал для игры в карты. Она бы предпочла остаться с молодежью, чтобы присматривать за Люси, но это бы, во-первых, сочли бестактным, а во-вторых, привлекло бы ненужное внимание к Люси, что вовсе не входило в планы миссис Квинс.
Оставшись одна, Люси вскоре увидела небольшую группу знакомых девушек — все примерно ее возраста и незамужние. Она почти ко всем относилась с симпатией, но ни одна из них так и не стала ее подругой. В Ноттингеме к Люси всегда относились как к девице без перспектив, и с такой репутацией завести друзей было трудно. Люси изо всех сил старалась быть милой с этими девушками, так как они заменяли ей настоящих подруг в ситуациях, подобных нынешней.
Главной среди девушек по единогласному и молчаливому согласию была Нора Гилли. Она была немного выше ростом и худее, чем Люси. У нее было узкое лицо, острый нос, смотрящий вниз, и слишком широкий рот, будто специально созданный для презрительных усмешек. Нора не являлась красавицей в традиционном смысле слова, но у нее было подвижное лицо, и если бы она обладала более мягким характером, то и лицо тоже могло бы быть милым. К сожалению, характер у Норы был желчным. Она обожала сплетничать, выискивая недостатки в других, и первая с радостью и готовностью высмеивала их. От этого лицо ее казалось непривлекательным, не столько некрасивым, сколько тревожаще-чувственным. Она была девушкой, с которой молодые люди стремились познакомиться, потанцевать и пригласить в кофейню. Нора ничуть не сомневалась, что должна получить чрезвычайно выгодное предложение руки и сердца, однако Люси уже достаточно хорошо знала жизнь, чтобы заключить: та истолковывала знаки внимания неправильно.
Нора стояла в окружении других девушек. Подле находился ее отец, джентльмен около шестидесяти лет, с коротко стриженными седыми волосами, приятным и, видимо, красивым в молодости лицом и такими яркими голубыми глазами, что, когда Люси впервые увидела их, была просто поражена. Мистер Гилли был необычным для своего возраста человеком, ибо предпочитал общество молодежи, которое включало его дочь и ее друзей.
Отец Люси всегда делал вид, что считает своих дочерей глупыми, а их друзей еще глупее. Однако у себя в кабинете, когда они беседовали о ботанике или астрономии или когда он проверял задания Люси по латыни, он превращался в терпеливого, понимающего, сочувствующего родителя, которому было интересно все, что Люси говорила. Мистер Гилли, как казалось Люси, был полной противоположностью — на людях он делал вид, что ему все интересны, но она подозревала, что на самом деле он относился ко всем с презрением.
Мистер Гилли стоял с дочерью и десятком девушек ее лет. Они смеялись над каким-то его остроумным замечанием. У всех в руках были веера, которыми они прикрывали рот, а потом, не сговариваясь, одновременно начинали обмахиваться — словно бабочки трепетали крыльями. Люси знала, что многие из девушек были тайно влюблены в мистера Гилли, — вполне невинное увлечение, ибо существовала миссис Гилли, не столь общительная, но в полном здравии. Только ради того, чтобы отвлечься от скуки, Люси и сама подумывала, не увлечься ли этим джентльменом, но так и не смогла себя заставить. Мистер Гилли слишком любил внимание молодых девушек, и это все портило.
Увидев, что она приближается, он низко ей поклонился.
— А, мисс Деррик, — произнес он. — Я надеялся, что получу удовольствие встретить вас сегодня здесь. Иначе я бы сюда не пришел из-за страха подхватить простуду. Погода для меня еще недостаточно теплая.
Говорили, что на мистера Гилли в юности произвело неизгладимое впечатление то, что случилось с его старшим братом, который проснулся однажды утром с легкой простудой и до полудня умер. После этого мистер Гилли не выходил из дому в холодную и сырую погоду и даже когда было просто облачно.
— Такой пожилой человек, как я, должен проявлять осторожность.
Несколько девушек выразили протест, сказав, что он вовсе не пожилой. Он отмахнулся от их возражений, хотя было видно, насколько их замечания были ему приятны. То, что Люси не присоединилась к возгласам протеста, не ускользнуло от его внимания. Он внимательно посмотрел на нее и попробовал другой ход:
— Чтобы увидеть вас, любой мужчина готов рисковать своим здоровьем, даже такой старик, как я.
На Люси было платье цвета слоновой кости с французской вышивкой золотом на груди. Платье было самое обыкновенное, Люси не хотела надевать одно из лучших на этот бал, но она не сомневалась, что оно ей идет. Судя по взгляду мистера Гилли, она была права.
— У нас потрясающая новость, — сказала Нора, пытаясь вернуть себе внимание. — Умер один из помощников секретаря в Адмиралтействе!
— Поздравляю вас, — сказала Люси, которая не понимала, как это может быть хорошей новостью, но не могла упустить возможность выразить иронию.
Девушки захихикали, а Нора надулась:
— Да вы ничего не поняли. Мой отец должен занять его место. Мы переедем в Лондон до конца месяца.
Норе и вправду было чему радоваться. Люси никогда не была в Лондоне, не была представлена при дворе в отличие от Норы, а о переезде в Лондон грезили все провинциальные девушки. И вот мистер Гилли получал должность, о которой давно мечтал, отчего выигрывала и его дочь.
Как и других девушек, Люси покоробила удача Норы, но она поборола свои чувства, так как знала, что следует сделать. Она обняла Нору и пожелала ей удачи, сказав то, что ее подруга хотела бы услышать, а именно что она сгорает от зависти.
— Вы, конечно, сможете нас навещать, — сказал мистер Гилли с великодушием, которое предполагала его новая должность. — В городском воздухе зимой полно гари, что вредно для легких, но приходится идти на риск, если хочешь получить удовольствие.
— Конечно, — отозвалась Сара Нолин, одна из девушек. — Мы все должны приехать в гости.
Внимание мистера Гилли было целиком приковано к Люси. Он смотрел на нее удивительно молодыми глазами.
— Знаю, Нора будет в особенности рада видеть вас, мисс Деррик. А теперь, леди, вынужден откланяться. Прошу прощения, но мне надо сесть поближе к камельку, чтобы согреть свои легкие.
Когда он удалился, Люси снова обняла Нору:
— Представляю, как вы рады. Конечно, нам будет вас ужасно не хватать, но мы перестанем для вас существовать. У вас будут сплошные балы и рауты, встречи с самыми знаменитыми людьми.
— Вас ведь тоже есть с чем поздравить? Я слышала, вы скоро будете носить другую фамилию.
Девушки обступили Люси в нетерпении услышать ее ответ. Словно стайка избалованных собачек, окруживших доброго хозяина, который не скупился на подачки со стола.
— Не пойму, на что вы намекаете, — ответила Люси. Ее брак с мистером Олсоном был слишком болезненной темой, поэтому она не в силах была ни подтвердить, ни опровергнуть что-либо.
— Да будет вам, — сказала Нора. — Мы не смогли бы так хранить тайны, как вы, Люси. Так вы выходите замуж за мистера Олсона или нет?
Люси не хотелось отвечать. В ее словах было бы слишком много горечи, поэтому она только засмеялась и сказала:
— Не стоит полагаться на слухи.
— То есть тогда он свободен и любая из нас может танцевать с ним, если захочет? Конечно, он не такой уж красавец, но, главное, свободен и, говорят, скоро станет богатым. Для Ноттингема это самое важное.
Нора говорила, скривив рот, что, по ее мнению, должно было выражать иронию, но Люси видела в этом развращенность. Именно из-за такого выражения лица дядя Лоуэлл называл Нору «девушкой, которая в скором времени превратится в распутницу».
— Можете поступать как пожелаете, — ответила Люси, — но, думаю, для девушки, которая вот-вот переедет в Лондон, мистер Олсон должен казаться слишком провинциальным.
— До Лондона еще долго, — ответила Нора, — а мне надо развлекаться. Однако я не претендую на то, что принадлежит вам.
— Если завоюете его симпатию, пусть даже всего на месяц, я не обижусь.
— Мне кажется, она хитрит, — сказала другая девушка, мисс Бастенвиль, — хочет его для себя, но не говорит, чтобы не разочароваться.
Люси ничего не ответила, так как в эту минуту в зал вошел сам мистер Олсон, и его появление тотчас заметили все незамужние девицы. Костюм его по лондонским меркам был немодным, но в Ноттингеме смотрелся весьма достойно, был превосходно скроен и подчеркивал его коренастую фигуру. Мистер Олсон вошел с уверенностью, граничащей с любезностью, и даже отвесил учтивые поклоны дамам, мимо которых проходил. Он бросал взгляды по сторонам, явно стараясь найти кого-то, и Люси знала, что он ищет ее.
Она похолодела, ее охватила животная паника. Она за него не выйдет. Она станет гувернанткой или горничной. Поступит как героини романов — они делали то, что считали правильным и благородным, а не то, что было целесообразно. И не потому, что она считала себя добродетельной, а оттого, что вдруг поняла, что простой путь на самом деле совсем не простой. Он ужасен.
Люси повсюду носила с собой маленький томик с заклятиями, который подарила ей мисс Крофорд. Сегодня она оставила его в своей пелерине и вдруг решила, что настало время попробовать. Ей пришло в голову, что она может заставить мистера Олсона влюбиться в Нору, но Люси сразу отказалась от этой затеи. Она вспомнила слова мисс Крофорд, да ей и самой казалось, что заставлять человека думать, что он влюблен в кого-то, жестоко. Кроме того, для наложения такого заклятия нужны были волосы и другие вещи, принадлежащие обоим. Получить их не представлялось возможным. Люси вдруг поняла, какое заклятие должна испробовать. Это не решит ее проблем, но если оно сработает, то избавит ее от необходимости танцевать с мистером Олсоном сегодня вечером. После этого она отдаст себя на милость мисс Крофорд и будет умолять помочь ей спастись и от сковороды, и от огня.
Люси увидела, что мистер Олсон смотрит в ее сторону, и у нее задрожали колени. Их взгляды встретились, и она поняла, что вступает на путь, с которого нельзя будет свернуть. Так тому и быть. Это ее жизнь и ее выбор. Если должно выбирать между мистером Олсоном и мисс Крофорд, выбор очевиден. Люси повернулась и пошла прочь.
Сначала в зал, где играли в карты. Там она послала одного из слуг принести ее пелерину. Пока она ждала, нашла перо, склянку чернил и чистый лист бумаги. Ситуация осложнялась тем, что необходимо было не попасться на глаза миссис Квинс, но та была увлечена игрой. Держась у нее за спиной, Люси удалось остаться незамеченной.
Заполучив книгу, Люси отправилась в кухню. Закуски давным-давно были приготовлены, и в кухне остались лишь несколько служанок, которые о чем-то возбужденно перешептывались. Люси улыбнулась девушкам, прошла в дальний угол и разложила все, что ей было нужно, на разделочной доске.
Люси заглянула в книгу, дабы убедиться, что ничего не забыла, и увидела, что ей не хватает лимона. Она нашла лимон, который сочли слишком сморщенным для пунша, но Люси решила, что для ее целей он вполне сгодится. Она взяла лимон и нож и вернулась к разделочной доске.
Раскрыв книгу на нужной странице, Люси начала копировать заклятие, точно следуя оригиналу, как делала это у себя в комнате. Заклятие состояло из пяти рядов пяти греческих букв. Давным-давно под руководством отца она научилась писать эти буквы, а также еврейские. Далее шел круг, в котором разместилось несколько слов на латыни.
На первый взгляд скопировать заклятие было несложно. Просто перерисовать символы с одного листка бумаги на другой. На самом деле все было иначе. Люси интуитивно понимала, что должна перерисовать все точно: строчки в правильном порядке, одна часть перед другой, слово перед завитушкой. Она чувствовала, одно было правильным, другое — нет. Каждый раз, когда Люси смотрела на изображение в книге, она видела, как должно двигаться ее перо. Она поворачивала лист бумаги, обе руки ее были заняты. Она решала сразу несколько задач, словно символы, которые она копировала, находились в постоянном движении и ей нужно было торопиться закончить работу, прежде чем они исчезнут.
И миссис Квинс, и мисс Крофорд сравнивали магию с музыкой. Ей это показалось логичным, но только сейчас она поняла, что они имели в виду. Люси полностью отдалась работе, но в то же самое время была сосредоточенной и собранной, думала о том, что делает и что будет делать в следующий миг. Мысли ее жили совместной жизнью, но существовали по отдельности, как руки на клавиатуре фортепьяно.
Работа заняла около десяти минут. Изображение получилось живым, чувствовалось, что оно заряжено энергией, почти гудит, как недобитая муха, которая машет крылышками с огромной скоростью, но не может двинуться с места. Заклятие было чем-то большим, чем просто рисунок на листе, оно пронизывало воздух, как острое лезвие. Она нарисовала его очень аккуратно, нажимая легко, так чтобы не нужно было промокать чернила, а только подождать, чтобы они высохли. Через пару минут, когда чернила просохли, Люси взяла в одну руку нож, в другую — лимон и стала приводить себя в состояние покоя, прогоняя окружающее: девушек-служанок, шум, доносившийся из зала, где играли в карты, звуки музыки и гул голосов из танцевального зала. Все исчезло, кроме ножа, лимона и решительности. Люси вдруг ощутила, что пора, и разрезала лимон, прошептав: «Уолтер Олсон». Она произнесла имя только раз, но с твердостью и силой и, возможно, даже со злобой.
Люси испытала удивительное чувство — у нее похолодело в животе, будто она падала во сне. Ее бросило в холод, а может быть, в жар. Чувство было пронзительное, странное и знакомое. Она взяла половинку лимона и слегка надавила. Три капли сока упали на бумагу, и она поняла, что заклятие удалось.
Люси вышла из укромного места и взглянула на результат своего труда, довольная собой. Она подняла голову и, к своему изумлению, увидела мужчину, который стоял на пороге и смотрел на нее. Он исчез, как только она его заметила. В нем было что-то знакомое, и это ее поразило. Она видела его всего секунду, но была уверена, что знает его, хотя не понимала откуда. Люси была уверена еще в одном. Она увидела это в его глазах и ошибиться не могла. Все длилось не более секунды, но, чтобы увидеть, этого было достаточно. Кем бы ни был этот человек, ему было известно, что она занималась магией.
14
Незнакомец исчез в один миг, и Люси решила не гадать, кто это был и откуда она могла его знать. Вдруг ей показалась абсурдной мысль, что он понял, чем она занималась. Она почувствовала себя ребенком, который думает, что-то натворив, будто все знают, что это сделал он.
Люси сложила лист бумаги в несколько раз, пока он не стал не больше ногтя. Потом нашла свою пелерину, спрятала книгу и направилась в танцевальный зал.
Она осмотрелась и увидела, что мистер Олсон не танцует, а пьет с Норой пунш. Он стоял спиной, немного сутулясь, и казалось, что подсунуть ему заклятие совсем не сложно. Люси подошла к ним, стараясь, чтобы они ее не заметили, и опустила сложенный лист бумаги в карман мистера Олсона. Она развернулась и быстро пошла прочь, но, несмотря на все ее уловки, мистер Олсон обернулся и последовал за ней. Она не успела сделать и нескольких шагов, когда почувствовала, что он положил руку ей на плечо и развернул ее к себе лицом.
— Вы меня избегаете!
— Избегаю? — Она чувствовала, как сильно пульсирует кровь в вене у нее на шее. — Бог мой, что вы хотите этим сказать?
— Вы убежали от меня четверть часа назад и сейчас снова сбегаете.
— Когда вы пришли, у меня разболелась голова, и мне надо было побыть в тишине. Потом вы беседовали с мисс Гилли, и я не хотела вам мешать.
— Вы ревнуете? — спросил он, ухмыляясь.
— Можете беседовать с кем захотите, — ответила она. — Не имею ни малейшего желания мешать.
— Похоже, так же как объявлять о наших совместных планах. Мисс Гилли сообщила мне, что, оказывается, мы не собираемся пожениться. Мне надоело об этом слышать. Луддиты сожгли дотла фабрику в Хиноре. Я могу быть следующим. А тут вы…
Мистер Олсон замолчал, затем открыл рот, собираясь сказать что-то еще, но застыл. Он резко поднял голову, и выражение его лица было таким, будто он слишком поздно понял, что надкусил тухлое яйцо. Он достал носовой платок и утер лоб:
— Простите, мне что-то нехорошо.
Люси не знала, что сказать. Она была изумлена, поняв, что ее заклятие, вероятно, действует. Тут ее захлестнуло чувство вины. Заклятие должно было заставить его бежать, но что именно это означало? Он захочет убежать из зала, в котором находился, или будет бежать, пока не сносит пиджак, что на нем? А если он не сможет остановиться? Неужели она пустила в ход проклятье столь же опасное, как то, от которого избавила Байрона? Люси уже подумывала, не достать ли листок бумаги из кармана мистера Олсона, но опустить его туда было намного легче, чем вынуть. Все эти мысли пронеслись в ее голове в одно мгновение, а потом было уже слишком поздно. Мистер Олсон хотел что-то сказать, но вдруг резко развернулся и покинул зал почти с комической поспешностью.
Люси смотрела, как он выходит из дверей, и страх, вина и сожаление, которые она испытывала, меркли в сравнении с мощной силой ее торжества. Она наложила чары. Ей удалась магия. Такие силы существуют, они могущественны, ими можно пользоваться, и она способна ими управлять. Это не плод ее воображения или глупая фантазия. Люси хотелось громко смеяться, хлопать в ладоши, скакать, как маленькой девочке. Она больше не была беспомощной и слабой.
Она размышляла о том, что теперь может сделать, как вдруг к ней подошел джентльмен:
— Мисс Деррик, вы выглядите такой счастливой. Позвольте пригласить вас на танец, чтобы вы смогли выразить свои чувства.
Люси подняла голову и тотчас поняла, что именно этот человек наблюдал за ней, когда она изготавливала заклятие. Ей едва удалось удержаться и не вскрикнуть, не ахнуть, не попятиться и не потерять сознание. В голове проносилась тысяча бессвязных мыслей, диких, противоречивых и непоследовательных. Перед ней стоял Джонас Моррисон, человек, который уговорил Люси бежать с ним из дома четыре года назад.
* * *
Люси не видела Джонаса Моррисона, после того как тот исчез из города, но слышала, что он удачно женился. Видимо, красивая и богатая леди не устояла перед его очарованием. Люси представила, как несчастна, должно быть, сейчас эта леди.
Он протянул руку, и Люси оперлась на нее, едва понимая, что делает. Она была слишком растеряна, чтобы отказаться. Не успела она опомниться, как оказалась с ним среди танцующих.
— Немного удивлены, я полагаю, — сказал он во время танца. — Я и сам удивлен. Вокруг одни сюрпризы, да? — Он наклонился к ее уху и достал ярко выкрашенное яйцо, которое показал ей с улыбкой.
— Не обольщайтесь, думая, что ваши фокусы меня интересуют, — сказала Люси.
— А мне казалось, это забавный фокус. Яйцо из уха. Людям обычно нравится. Людям, не лишенным чувства юмора, я имею в виду.
Он говорил быстро, как часто случалось, когда он был возбужден, насколько она помнила. Возможно, он только изображал возбуждение. Если Люси и знала что-то о Джонасе Моррисоне, так это то, что она никогда ничего о нем не знала.
— Однако, — продолжал он, — меня гораздо больше интересует другого рода магия. Скажите, зачем вы наложили заклятие на этого джентльмена?
Первым желанием было сделать вид, что она не понимает, о чем идет речь, но с какой стати она должна перед ним оправдываться? Четыре года назад мистер Моррисон чуть не соблазнил шестнадцатилетнюю девушку и едва не сломал ей жизнь. Он вошел в ее жизнь и разрушил ее, навсегда лишив будущего. Она ненавидела его, ненавидела больше всех на свете. И она не была ничем ему обязана.
— Не хочу устраивать сцену и обвинять вас публично, — сказала Люси сквозь стиснутые зубы, — поэтому, как только закончится танец, вы отойдете от меня и никогда больше не подойдете. Я презираю вас, сэр.
В течение нескольких па он хранил молчание. Раз или два открывал рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, в самом деле не мог подобрать слова. Люси осмелилась поднять на него глаза, и то, что она увидела, удивило ее. Как и Байрон, он был одет по лондонской моде. Его волосы были всего на несколько тонов светлее, но их наружности сильно отличались. Мистер Моррисон был привлекательным, однако его внешность была не такой монументальной, не такой потрясающе магнетической, как у Байрона. Кроме того, его лицо было постоянно перекошено ироничной ухмылкой, будто все вокруг казалось ему только лишь шуткой. В нем не было байроновской мрачности, но Люси поразило, что он выглядел гораздо мрачнее, чем раньше. Он по-прежнему беззаботно улыбался, но время от времени на лице появлялось хмурое выражение.
Было видно, что он тоже ее оценивает.
— Вижу, вы не такая, какой были когда-то.
— Меня лишили такой возможности.
— Знаете, что я вам скажу? Вы правы, что сердитесь на меня. Я вел себя ужасно. Поистине отвратительно. Не возражаю, если вы будете меня ненавидеть сколько пожелаете. Но прежде мы должны закончить разговор. Меня привело сюда нечто более важное, чем старые обиды. Мне необходимо знать, почему вы наложили заклятие на этого человека. И не делайте вид, будто ничего не понимаете. Не пытайтесь хлопать ресницами, строить из себя дурочку и жеманничать. Я знаю, что такое чары. Заклятия! Вы хотели оттолкнуть его, и вот его нет.
Люси обжег стыд. Она испытывала замешательство и страх, но не собиралась показывать свои чувства. Она хотела знать, как мистер Моррисон догадался, чем она занималась. Откуда ему вообще известно о заклятиях? Но Люси не хотела показаться слабой и поэтому сказала:
— Это не ваше дело, уверяю вас.
— Не мое дело, почему вы хотели, чтобы он ушел. Меня это не удивляет. Я хорошо его рассмотрел. Не выдался лицом, что ж, можно и прогнать. Однако мое дело, останетесь ли вы в живых или погибнете, поскольку играете с опасными и могущественными силами.
Помимо воли Люси прижалась к нему теснее. На мгновение.
— Не думаю, что мистер Олсон так уж опасен, — сказала она с деланым смехом.
— Нет, он безобиден, но сошелся с какими-то злыми… не могу подобрать нужного слова… существами. Да, существами. Вы не хотите связывать с ним свою судьбу?
— Наши судьбы уже связаны, мы должны пожениться, — ответила Люси, хотя бы для того, чтобы он понял: у него нет над ней власти.
На мгновение показалось, что Люси на самом деле удивила мистера Моррисона. Было такое ощущение, что он лишился дара речи. Однако вскоре он пришел в себя:
— Полагаю, ваше заклятие предвещает преграду семейному счастью.
Люси нечего было ответить на столь здравое замечание.
Танец закончился, и мистер Моррисон поклонился:
— У меня нет ни времени, ни желания оправдываться по поводу нашего прошлого, но вы должны выслушать меня, Люси. Если хотите, можете продолжать накладывать свои доморощенные заклятия, но только не в отношении мистера Олсона. Вы подвергаете себя огромному риску.
Сказав это, он еще раз поклонился и пошел прочь, а потом исчез из видимости. Не успел он покинуть зал, не успела Люси осознать, что произошло, кроме того, что Джонас Моррисон был здесь, в Ноттингеме, и что он танцевал с ней, как к ней подбежала Нора:
— Люси, дорогая, кто это был? Я никогда не видела такого красавца. Он никого не замечал, кроме вас. Думаю, мистер Олсон рассердился бы, если бы все это видел.
У Люси были другие заботы, помимо мистера Олсона и даже помимо Джонаса Моррисона. Через зал к ней шла миссис Квинс, с красным от гнева лицом. Люси бросилась к выходу, чтобы миссис Квинс не схватила ее за руку и не потащила прочь, как нашкодившего ребенка.
15
Мистер Олсон не имел репутации пьющего человека. Такой привычки за ним не водилось. Он был слишком занят своей фабрикой, чтобы тратить время и деньги на подобные глупости, но после того, как Люси унизила его на балу, он был вне себя и не собирался идти домой. Им вдруг овладело желание идти, идти и идти, пока не захотелось где-нибудь остановиться, и он остановился в пивной «Литл Джон». Там он молча сидел и много пил, пока хозяин не сказал, что пора уходить, так как обоим надо спать. Спотыкаясь, мистер Олсон добрел до дому и рухнул на постель, не раздеваясь, как тяжелое бревно. И только на следующее утро, когда он проснулся с головной болью, одновременно и острой и тупой, он узнал страшную новость: ночью все вязальные станки на его фабрике были сломаны.
Это сделали луддиты. Он нисколько в этом не сомневался, как только увидел нанесенный ущерб. Даже если у него и были какие-то сомнения, их развеяла надпись мелом на его двери, выполненная удивительно аккуратным почерком.
Не пой песен старого Робина Гуда, Его подвиги меня не восхищают. Я расскажу тебе о нашем «Генерале Лудде», Теперь он герой Ноттингемшира.Под этими нескладными виршами был нарисован круг, состоящий из непонятных рун, а внутри круга находились квадраты, в которые были вписаны греческие буквы. Мистер Олсон не знал, что со всем этим делать, и никому об этом не сказал, но не из страха или замешательства, а от безразличия.
* * *
Весть о погроме распространилась молниеносно.
— Это все из-за тебя, — сказал дядя Лоуэлл Люси. — Если бы он не пил с горя, которое ты ему причинила, то был бы дома и смог бы защитить свое имущество.
— Она его оскорбила, — прибавила миссис Квинс. — Да еще на публике. — Она глянула на Люси и хмыкнула.
Миссис Квинс знала, что Люси была груба с мистером Олсоном, она также была в курсе, что Люси танцевала с другим мужчиной. Правда, она понятия не имела, что этим мужчиной был Джонас Моррисон. Миссис Квинс было известно его имя, но никто в Ноттингеме не знал Джонаса Моррисона в лицо. По крайней мере, Люси на это надеялась.
Она испытывала острое чувство вины за то, что случилось с фабрикой мистера Олсона, но, несмотря на это, не могла сдержать ликование и возбуждение. Ее заклятие сработало. Кроме того, Джонас Моррисон, не важно почему, тоже подтвердил, что она занималась магией. Ей было неизвестно, что он делал в Ноттингеме, ей были не по душе все его загадочные предостережения, она была не в восторге оттого, что судьба вновь свела их, но все это не имело значения. Единственное, что было важно, — это факт, что Люси сумела наложить заклятие, которое сработало. Ей хотелось поскорее покончить с завтраком и вернуться в свою комнату, чтобы продолжить свои занятия.
Однако, когда Люси вышла из-за стола, миссис Квинс отправилась следом за ней в коридор. Она взяла Люси за предплечье, но сжимать не стала:
— Кто был этот человек на балу?
Успех, который принесло ей сработавшее заклятие, придал Люси смелости, и она решила сделать вид, что ничего не знает:
— Красавец, правда?
— Как его зовут? — взвизгнула миссис Квинс.
— Не имеет значения. Я вряд ли снова его увижу в скором времени.
— Вы танцевали с мужчиной, который не был вам представлен? — По мере того как росла ее злость, голос становился более низким.
— Нет, нас познакомили, но я не помню его имени. Он здесь проездом, поэтому запоминать не было смысла.
Миссис Квинс отпустила ее руку:
— Вы сегодня особенно глупы.
Казалось, на ум ей пришла запоздалая мысль, и она ударила Люси по лицу. Удар был резким и жалящим, сначала щека похолодела, потом загорелась. Люси не шевельнулась. Не вскрикнула. Ждала, когда выступят слезы, но они не выступили. Она чувствовала только гнев, глубокий и обжигающий, и пообещала себе, что никогда больше не позволит, чтобы подобное с ней случилось еще раз.
* * *
Через неделю после городского бала к Люси подошел Ангстон и сообщил, что ее ожидает экипаж некой мисс Крофорд. Люси даже в зеркало не посмотрелась. Она выскочила на улицу, но в экипаже никого не было. Возница заявил, что тотчас отвезет ее к мисс Крофорд.
Хозяйка встречала ее на пороге дома. Она тепло обняла Люси, словно они были старыми друзьями. Ее радостное бледное лицо окружал ореол светлых волос.
— Милая мисс Деррик, как я соскучилась по вас. Я очень хотела встретиться с вами как можно скорее, но была ужасно занята.
Мисс Крофорд провела ее в дом и велела миссис Эмет подать чай. Та взвизгнула от восторга, услышав, что приехала Люси. Она поспешила в гостиную, отирая о фартук испачканные мукой руки. Ее глаза сверкали из-под низко надвинутого чепца, и она была резва, как щенок. Люси не сомневалась, что, если бы руки у той не были в муке, миссис Эмет обняла бы ее как родную дочь. Довольно скоро она совладала с переполнявшими ее чувствами, собрала чайные принадлежности и поставила поднос на стол, любуясь своей работой, как гордый сквайр собственным поместьем.
— Вам есть о чем поговорить, — сказала миссис Эмет, — не буду вам мешать. Только… — она повернулась к Люси и улыбнулась так широко, что казалось, может лопнуть от гордости, — только дайте мне посмотреть на вас минутку, мисс Деррик.
От этого замечания Люси охватило чувство неловкости.
— Вы уделяете мне слишком много внимания. Я этого не заслуживаю.
— Ой, смех один, — сказала миссис Эмет, уходя и оставляя молодых дам наедине, чтобы они могли поговорить о своих делах.
— Итак, — сказала мисс Крофорд, протягивая Люси чашку чая, — вы должны рассказать мне все ваши новости. Удалось ли вам достичь успехов с книгой, которую я вам подарила?
Люси рассказала, как она научилась различать заклятия и как испробовала одно из них на мистере Олсоне и оно подействовало.
— Не думала, что у меня получится. Когда миссис Квинс учила меня гадать на картах, она убедила меня, что я совершенно лишена таланта.
— Должно быть, миссис Квинс полный профан и не понимает, кто перед ней. Многие женщины с большими способностями к магии не умеют гадать. В любом случае ваша неспособность гадать на картах свидетельствует о ваших природных талантах. Либо она не поняла, с кем имеет дело, либо испытывала вас.
— Испытывала?
Мисс Крофорд отвела взгляд, потом посмотрела Люси прямо в глаза:
— Это старый прием, который ворожеи используют, чтобы испытать того, у кого, по их мнению, может быть талант. Гадать на картах может чуть ли не любой, и если у человека не получается — это может означать, что у него огромный потенциал.
— Зачем она захотела меня испытать?
— Не знаю, Люси, но ей нельзя доверять.
— Не волнуйтесь, я ей не доверяю.
— Вот и хорошо. Вы должны быть осмотрительней. Вы талантливая и поэтому будете привлекать внимание, если не проявите осторожность. Боюсь, вам придется учиться многому, и быстро. Я буду называть вас Люси. Мы стали хорошими подругами. А вы должны называть меня Мэри.
— С огромным удовольствием, — сказала Люси, и ее сердце учащенно забилось от такого предложения.
Мэри грустно улыбнулась:
— Я вам говорила, что я не колдунья, но немного гадать на картах умею. Я знаю, что грядут перемены, и мы должны быть к ним готовы. Темные ужасные существа, которых вы видели, когда помогали Байрону и на фабрике. Они лишь предвестники намного более опасных существ.
— Но какое отношение все это имеет ко мне? — спросила Люси.
— Вы их видели, — сказала Мэри. — Их тянет к вам, а вас — к ним. Они говорят с вами, и мне кажется, это потому, что вы уже с ними связаны. Не знаю как, но, полагаю, они чувствуют, что именно вы будете противостоять самому ужасному из них.
* * *
Мэри не могла уверенно или авторитетно судить об опасности, которая назревала, но в глубине души не сомневалась, что опасность была реальной.
— Вы должны продолжать свои занятия. Должны научиться всему, чему сумеете, и быть готовой к любым возможным испытаниям.
Люси была не в восторге от услышанного. Ей не нравились расплывчатые угрозы, неопределенные опасности, но Мэри ничего больше говорить не собиралась.
— Не знаю, как продолжать занятия, если мне негде жить. Дядя грозился выгнать меня из дому, если я не выйду замуж за мистера Олсона, а после того, что произошло на балу, тот, скорее всего, откажется от своего предложения.
— Не переживайте, милая, — сказала мисс Крофорд. — Мы с этим справимся. Дядю можно околдовать. Вы теперь знаете, как это сделать. Вы вступили на путь, который накладывает на вас огромную ответственность, но дает и кое-какие преимущества. Вы не должны зависеть от милости мужчин. Вы можете стать хозяйкой собственной жизни и не испытывать нужды ни в деньгах, ни в крове, ни в защите. Со временем все это у вас будет, но нужно время и старание.
Люси не была уверена, что стоит полагаться на столь радужные перспективы, но, когда Мэри сказала, что они вполне реальны, ей стало легко на душе и она почувствовала себя защищенной.
— Повторюсь, — сказала Мэри, — но сейчас вы должны продолжать занятия. Я выбрала несколько книг, хочу, чтобы вы взяли их с собой и прочли. Вы можете посчитать их скучными, но очень важно, чтобы вы поняли основные принципы магии и что это вообще такое.
Мэри встала и вскоре вернулась со стопкой книг, все были больше по размеру и толще, чем маленький томик, который она подарила Люси в прошлый раз.
— Начните с трех книг об оккультной философии Агриппы. После Агриппы следует проштудировать «Сокровенную философию» Парацельса. Это лучшая его работа. Затем вам, возможно, захочется ознакомиться с английским переводом текста «Книги ангела Разиила». Но вы должны помнить, что каббала задумана, дабы ставить в туник, и если будете сбиты с толку — дело не в вас, а в природе материала. Иногда знания приходят только через попытки постичь непостигаемое. Да, вот эта книга весьма любопытна — интересный взгляд на животный магнетизм Месмера, он должен быть вам близок, учитывая ваш природный дар. И еще посмотрите на этот перевод «Книги Абрамелина». Я чувствую в вас особый талант к заклятиям, и его таблицы могут вас позабавить.
Люси смотрела во все глаза на книги, и ею овладели волнение и страх.
— Когда я смогу вас снова увидеть? Уверена, у меня будет масса вопросов.
— Обещаю посылать за вами чаще, чем я делала, но вы не должны сюда приходить, пока я не позову. Не хочу показаться капризной, но существуют обстоятельства, о которых я не могу говорить сейчас, но которые объясню позже. Вы должны дать мне слово, что не придете сюда.
— Разумеется, — сказала Люси, уязвленная такой просьбой.
— Ничего не бойтесь. Я позабочусь, чтобы вы ни в чем не нуждались. А теперь давайте посмотрим, что мы можем сделать, чтобы вы были в безопасности в доме дяди.
* * *
Все оказалось проще, чем она думала. Дело решило заклятие из первой книги, которую подарила ей Мэри: «Заставить других выполнять ваши желания». Люси тщательно скопировала заклятие, ощущая, как тонкие линии, которые она выписывала, оживают, как плавно движется перо, соединяя элементы воедино. Потом она расплавила в ложке сахар и капнула им на заклятие. Когда сахар застыл, Люси свернула бумагу в рулон и перевязала ниткой из дядиного сюртука. Потом она подошла к дяде и незаметно опустила свиток в его карман.
— Дядя, — сказала она, — независимо от планов мистера Олсона, вы меня не выгоните.
— Конечно не выгоню, — подтвердил он, — совершенно верно. Зачем вам подвергаться лишениям, пробивая себе дорогу, если у вас есть дядя, которой может о вас позаботиться.
На следующий день Люси слышала, как дядя Лоуэлл и миссис Квинс громко спорят, несколько раз упоминая ее имя. Какие бы доводы ни приводил дядя, было очевидно, что он не знал, почему дал Люси такое обещание и как теперь взять его назад.
16
Несколько дней спустя Люси проснулась оттого, что дядя Лоуэлл громко кричал. Накануне она поздно легла, пытаясь вчитываться в Агриппу, что было поистине непросто, но осознание того, что текст настоящий, что она познает истинную мощь тайн вселенной, было достаточным стимулом. Иногда ее внимание рассеивалось, но не из-за того, что материал был сложен, а потому, что она вспоминала отца. Вспоминала, как сидела и читала у него в библиотеке. После нескольких часов занятий Люси переставала что-либо понимать и приходила в себя, только когда в дальнем конце комнаты возникала фигура отца, который смотрел на нее поверх очков. Вспоминала, как он сиял от радости и как ее сердце тоже наполнялось радостью оттого, что она доставила отцу такое удовольствие. Интересно, как бы отец отнесся к ее нынешнему чтению?
Пытаясь удержать в памяти все теоремы, рассуждения и доводы, она второпях оделась и спустилась вниз. Дядя Лоуэлл в ярости кричал на миссис Квинс.
— Довольно, — сказал он с серьезностью, которая не давала усомниться, что разговор окончен. Но это было не так.
— Она одобряет визит, — сказала миссис Квинс. — Сэр, если вы полагаете, что покой вашего дома нарушит незначительное вторжение, подумайте, что будет, если она станет вашим врагом.
— В чем дело? — спросила Люси на пороге столовой.
— Вы, все из-за вас! Вы все сговорились с целью лишить меня того, что я ценю превыше всего, — покоя, — сказал мистер Лоуэлл. — Я не потерплю.
Миссис Квинс повернулась к Люси, ноздри экономки затрепетали, как у лошади, которая учуяла ветер.
— Ваша сестра Марта приезжает с ребенком.
— А с ней ее муж, и, конечно, нянька и служанка, и всякие там шуты, — сказал дядя Лоуэлл.
Люси была в полном восторге. Марта родила несколько месяцев назад, и Люси тогда навестила ее, но после этого короткого визита она не видела ни сестру, ни племянницу, которую назвали Эмили.
Люси пронзила мрачная мысль.
— Леди Харриет ведь не приезжает?
— Полагаю, нет, — сказала миссис Квинс, — после оскорблений, которые вы ей нанесли.
Обуреваемая избытком чувств, Люси обратилась к дяде Лоуэллу:
— Я так счастлива. Маленькой Эмили почти полгода. Такой чудесный возраст для ребенка.
— Дети в таком возрасте постоянно хнычут. От них сплошной беспорядок, — сказал дядя Лоуэлл. — Надеюсь, кормилица обо всем позаботится. — Он явно примирился с визитом.
— Марта сама кормит ребенка, — сказала Люси. — Это новая мода.
— Какая наглость рассуждать о подобных вещах! — рассердился дядя Лоуэлл.
До прибытия Марты, мистера Баклза и маленькой Эмили оставалось меньше недели, хотя точная дата не была оговорена, поскольку леди Харриет еще не объявила, когда ей будет удобно освободить мистера Баклза от исполнения его многочисленных обязанностей. Жизнь Люси теперь наполнилась ожиданиями, как чудесными, так и внушающими ужас. Вскоре она увидит свою племянницу. Она будет вынуждена встретиться с мистером Баклзом, впервые после того, как Мэри поделилась с ней своими подозрениями. Что касается мистера Олсона, они не получали от него никаких новостей, хотя во всем графстве было известно, что он лишился видов на будущее, поэтому дядя Лоуэлл полагал, что женитьба отменяется. Он по-прежнему винил во всем Люси, но его гнев кипел на медленном огне и не взрывался. Люси научилась ходить по тонкому льду; зная, что затишье продлится недолго, она предпочитала довольствоваться тем, что ей выпало.
* * *
Тем временем, казалось, мир вокруг меняется. Восстания в Ноттингемшире продолжались. Луддиты ломали вязальные станки, поджигали дома. Однажды даже подожгли дом хозяина фабрики, когда тот сидел за ужином с женой и детьми. Всякий раз они оставляли записки, в которых говорилось, что они последователи Неда Лудда, их генерала и короля. Графство захлестнула волна насилия, хаоса и мятежа, но многие опасались, что худшее еще впереди. Ведь и во Франции революция началась с бунта низших слоев общества, и некоторые полагали, что похожее назревает и в Англии. Совсем недавно английский король был объявлен сумасшедшим, не способным занимать трон, и теперь страной управлял беспутный принц-регент.
Война с Францией наложила на страну непосильное налоговое бремя, ослабления которого в ближайшее время не предвиделось. Оттого что Англия оказалась отрезанной от многих рынков в Европе, колониях и бывших колониях в Америке, чрезвычайно страдала внутренняя торговля. Второй год подряд в самой стране были страшные неурожаи. Даже старейшины не могли припомнить такой нужды. И при всем при этом — экстравагантные выходки Георга, принца Уэльского, прозванного Принцем Удовольствий, известного своим пристрастием к азартным играм, невоздержанного в вине и еде, его связи с женщинами со скандальной репутацией и мужчинами возмутительного поведения. Он правил с потрясающим равнодушием к бедам простых людей. Люси не хотелось думать о подобных вещах, но она понимала, что сложились условия для бунта и восстания.
Джонас Моррисон сказал, что у него дела в Ноттингеме и что они имеют какое-то отношение к мистеру Олсону. Люси опасалась, что снова может встретить его, но по прошествии времени стала относиться к этому спокойнее. Он произвел неизгладимое впечатление на балу, и она слышала, как ее подруги судачат о том, на каком постоялом дворе он мог остановиться. Люси старалась не думать о предполагаемых местах его ночлега. Они не встретились, и вскоре Люси поняла, что проще делать вид, будто они вообще никогда не встречались.
Люси проводила за книгами, которые ей дала Мэри, все свое время. Иногда она занималась, пока у нее не начинали гореть от боли глаза, но она читала и перечитывала, конспектировала, давала себе немного отдыха и перечитывала снова, пока до нее не доходил смысл плотного, как овсяная каша, абзаца. Никогда еще ей не приходилось прикладывать столько труда, чтобы понять то, что поначалу казалось непостижимым, но никогда ранее у нее не было такого стимула. Власть и независимость и все, что необходимо для достижения этого, заключалось в знаниях, которые содержались в этих книгах. Она обнаружила, что может вынести все, потому что для этого был повод.
* * *
В один из вечеров в доме Норы Гилли на Каслгейт давали званый ужин. Приглашенных было несколько десятков, все хотели воздать почести мистеру Гилли перед его отъездом в Лондон. Предполагались закуски, пунш, танцы и, конечно, самолюбование клана Гилли. У Люси не было никакого желания идти, но миссис Квинс настояла.
— Вы же не собираетесь до конца жизни прятаться дома, — сказала она. — Будете выглядеть жалкой. И мы не знаем наверняка, сбросил ли мистер Олсон вас со счетов окончательно. Лучше показываться на людях и делать вид, что вам нечего стыдиться, несмотря на то что вели себя постыдно.
Семейство Гилли проживало в десяти минутах ходьбы от дома дяди Лоуэлла, поэтому экипаж не вызывали, хотя знали, что вернутся поздно. Люси была на попечении миссис Квинс, и этого должно было быть достаточно.
По обыкновению, среди приглашенных были ноттингемские мужчины и барышни на выданье, для разнообразия — несколько супружеских пар. Зал для игры в карты предназначался для матрон. Убедившись, что нет поводов для беспокойства, и взяв с Люси обещание, что на этот раз она будет вести себя пристойно, миссис Квинс удалилась играть в карты со своими знакомыми.
Нора, в элегантном желто-синем свободном платье, прохладно обняла Люси при встрече, сказав, что ей будет ее не хватать, когда она переедет в Лондон, что все балы, модные друзья и головокружительные развлечения не идут в сравнение с тем, чего она вынуждена будет лишиться. Невероятно ужасно, что ее ждут подобные развлечения, в то время как Люси вынуждена оставаться в тоскливом Ноттингеме, но делать нечего. Нора отпустила Люси, поскольку надо было приветствовать вновь прибывшую подругу и сообщить ей примерно то же самое. Люси решила воспользоваться свободой с толком. Она наполнила тарелку едой, налила себе пуншу и присоединилась к подружкам, которые были заняты тем, что разглядывали мужчин, делая вид, что на них не смотрят, и хихикали.
Люси это не увлекало, ее мысли были заняты недавним разговором с Мэри, но, чтобы не нарушать формальностей, она честно играла свою роль, а когда объявили лотерею, поспешила принять участие, чтобы не танцевать, если ее вдруг пригласят. По пути к столу она обратила внимание на молодого человека, который забавлял девушек фокусами с разноцветными шариками, исчезавшими из виду и вновь появлявшимися в самых неожиданных местах — в перевернутых чайных чашках, под шляпами, в складках шейных платков. Это был Джонас Моррисон.
Мистер Моррисон заметил Люси и, несмотря на протесты со стороны барышень, поспешно объявил, что представление окончено, пообещав показать новые фокусы в скором времени.
Ее захлестнула волна чувств. Гнев, обида и беспомощное смущение, которое она испытала во время их последней встречи. Когда-то она любила этого человека, или думала, что любит, а он разбил ее жизнь ради собственного развлечения. Байрона можно было винить в чем угодно, только не в двуличности. Он говорил о том, во что верил, и жил по собственным законам, какими бы эгоистичными и дикими они ни были. Джонас Моррисон был в тысячу раз хуже — чтобы завладеть невинной молодой девушкой, он делал вид, что испытывает чувства, которых на самом деле не испытывал.
— Мисс Деррик, надеюсь, вы избегаете опасностей?
— Именно это я сейчас и делаю, — ответила она, пытаясь обойти его.
К ее ужасу, он протянул руку и поймал ее за запястье. Сжал не грубо, но решительно и крепко.
— В этом нет необходимости. Здесь и так мало места, где можно поговорить, не вызывая подозрений. Поглядите, я принес вам примирительный подарок.
Он разжал ее ладонь и вложил бутон розы. Очередной глупый фокус.
— Мне неинтересны ваши игры, — сказала Люси громким шепотом, выдергивая руку. Она продолжала сжимать цветок не потому, что он был ей нужен, а просто потому, что не знала, куда его деть. — Вы принесли мне только несчастье, и всем об этом известно. Если бы здесь узнали ваше имя, моя репутация была бы навсегда погублена. Как вы вообще здесь оказались? Вас здесь никто не знает.
— Ах, это. Можно заставить людей забыть, кого они знают, а кого нет. Полагаю, вам уже известно о подобных вещах. И поверьте, я сожалею, что происшедшее между нами причинило вам столько боли, — сказал он, — но это было давно, а мне надо вам сказать, что происходит сейчас.
— И поэтому вы здесь?
— Да, и еще ради еды.
Люси не хотела слушать его глупости:
— Вы говорили, я не должна впутываться в то, что меня не касается, а теперь говорите, что меня это касается.
— Мне стало кое-что известно. Прошу вас, мисс Деррик, потанцуйте со мной. На нас уже смотрят.
И правда. Их разговор был явно напряженным, и это привлекло внимание. Они направились в зал, отведенный для танцев. Люси спрятала бутон розы между пальцами, так как по-прежнему не знала, куда его деть. Вскоре они закружились в танце.
— Вы слышали о луддитах и так называемом «Генерале Лудде»?
— Естественно, — сказала Люси. — О них все слышали.
— А они слышали о вас. Более того, они о вас постоянно говорят.
— Что это значит? — испуганно спросила Люси. Что этим луддитам о ней известно? Почему они ею интересуются?
— Трудно сказать. Возможно, и ничего, но мне и самому интересно. Я выслеживаю их лидера, поэтому меня интересует все, что интересует его.
— Вы хотите сказать, что охотитесь за Недом Луддом? — насмешливо спросила Люси.
Мистер Моррисон, однако, не придал значения ее насмешливому тону:
— Совершенно верно. Я охочусь здесь за Луддом.
Люси была уверена, что он шутит, но лицо его было серьезным.
— Никакого Лудда нет. Его придумали. Все так говорят.
— Я пришел к заключению, что не всегда стоит верить в то, что все считают правдой. Уверяю вас, Лудд существует, и мой орден приказал мне остановить его.
Люси сгорала от любопытства. Неужели мистер Моррисон стал монахом?
— Ваш орден?
— Вы должны понять, я не тот человек, которого вы когда-то знали. Я, по сути, всегда был другим.
— Понимаю, — сказала Люси, пытаясь скрыть отвращение. — Я слышала, вы женились, и удачно.
— Это правда. — Он отвел глаза. — Я убедил молодую, красивую и богатую девушку, что она должна выйти за меня замуж.
— Но танцуете сейчас со мной, а не со своей женой.
— Моя жена умерла, — сказал мистер Моррисон.
У Люси перехватило дыхание.
— Я не хотела вас ранить. Простите.
— Ее убили.
Люси ахнула и отшатнулась от него. Он снова привлек ее к себе. Когда он заговорил, голос был низким и напряженным, но одновременно ласковым:
— Вы не могли этого знать. Не представляете, что я пережил. Она была моей женой, я любил ее, а кто-то отнял ее у меня. Даже думать не могу, что бы я мог сделать, в кого мог бы превратиться, — я мог бы стать величайшим злодеем, мог бы уничтожить себя, если бы не мой орден.
— Вы стали приверженцем какой-то церкви?
— Нет, не церкви. Я служитель знания, брат Розы и Креста.
— Никогда не слышала о таком, — призналась Люси.
— Нас также называют розенкрейцерами, — пояснил мистер Моррисон. — Это братство людей, которые изучают древнее знание и мудрость. Глава моего ордена послал меня уничтожить Лудда. После этого я смогу преследовать собственные цели.
— И какие же?
— Отомстить убийце моей жены. Я из тех, кто верит в месть.
Люси не нашлась что сказать. Ей было неловко говорить о его жене, тем более что было очевидно: он так и не оправился от горя. Поэтому она решила перевести разговор на другую тему:
— Какую опасность представляют луддиты? Может быть, они пытаются спасти Англию от уничтожения природы и спасти души рабочих.
— Значит, так на это смотрят колдуньи? Ну что ж, полагаю, это не совсем лишено смысла, хотя и запутанно. Такие, как вы, всегда сочувствовали людям. Рабочий, который вынужден трудиться дольше, чтобы заработать на несколько шиллингов меньше, чем раньше, — это должно вас печалить. Такие, как я, думают не об отдельных людях, а обо всей нации. Если луддитов не остановить, может начаться революция, как во Франции, и тогда, будьте уверены, улицы Лондона обагрятся кровью, как это случилось в Париже. Вы этого хотите? Если нет, я нарисую вам другую картину будущего, на ней все страны на земле осуществляют технический прогресс. Все, кроме нас. Появляются новые способы производства, новые товары, которые нам пока неведомы, но луддиты не дадут Англии участвовать в этом процессе, и мы отстанем. Тогда мы лишимся торговых партнеров, и Англия впадет в нищету. А это означает страдания, голод, нужду и невзгоды. Вот такое будущее предлагают луддиты.
Музыка закончилась, и мистер Моррисон повел Люси к столу с пуншем, чтобы освежиться. Люси собиралась задать еще много вопросов, в особенности почему он решил, что она как-то связана с луддитами, но их разговор был внезапно прерван. Чья-то рука схватила ее за плечо и развернула. Это был мистер Олсон, за ним спешила миссис Квинс, которая безуспешно пыталась его остановить.
— Это недоразумение, мистер Олсон, — говорила миссис Квинс. — Молодая девушка может танцевать, если ее пригласили.
Олсон обернулся к Люси. Его лицо было мрачным и жестким, не сулящим прощения. Люси не видела его со дня уничтожения его фабрики, и все, что ему довелось пережить за это время, отразилось на его лице. Он выглядел постаревшим, под покрасневшими глазами набрякли тяжелые мешки. Волосы немытые, шейный платок помят и испачкан. Под ногтями чернела грязь, лицо небрито.
— Я надеялся встретить вас здесь! — громко сказал он срывающимся голосом. — Но не ожидал, что вы так скоро найдете мне замену.
— Это всего лишь танец, — ответила Люси. Потом, сочтя, что ее голос дрогнул от испуга, добавила: — Разве вас это касается?
— Меня это касается, — произнес мистер Олсон, даже не пытаясь говорить тихо. — Я собираюсь на вас жениться.
— Вот видите, — сказала миссис Квинс. — Все хорошо. Люси, вы должны поблагодарить мистера Олсона за его доброту.
— Мистер Олсон заблуждается, — тихо сказала Люси. — Я не хочу выходить за него замуж.
Мистер Олсон нетвердой походкой шагнул к Люси и схватил ее за руку:
— Мне плевать на ваши желания. Ваш дядя пообещал отдать вас мне, и вы будете моей. А это что такое? Роза? Этот джентльмен дарит вам цветы?
Люси попыталась вырваться, но не смогла. Миссис Квинс что-то ей прошипела, но она не слушала. Мистер Моррисон пошел в наступление, стараясь вклиниться между Люси и мистером Олсоном.
— Сэр, вы должны пересмотреть свою позицию, — сказал он. — И конечно, вы должны отпустить руку леди. Было бы неплохо для начала. Во вторую очередь осмелюсь вас попросить прекратить вести себя так дерзко. Если возникнет необходимость обсудить это, лучше всего будет сделать это наедине. Таким образом, если разговор примет неблагоприятный оборот, не обязательно, чтобы все видели, что вас побили как собаку. Что скажете? Выйдем поговорить?
Мистер Олсон потянул Люси за руку, чтобы она уступила ему дорогу, но мистер Моррисон преградил ему путь. Оба мужчины были примерно одинакового роста, но мистер Моррисон был тоньше, и мистер Олсон рассматривал это как слабость.
— Меня не запугает денди, который посягнул на то, что принадлежит мне. Кто вы, сэр?
Мистер Моррисон сдержанно поклонился, собираясь дать ответ.
Люси показалось, что время остановилось. Она обвела взглядом зал — закуски, напитки, гости, которые сгрудились, с восторгом наблюдая за скандалом. Что она может сделать, чтобы не дать ему говорить? Если миссис Квинс узнает, что перед ней стоит Джонас Моррисон, тот самый Джонас Моррисон, ее незамедлительно могут выгнать из дома дяди. И никакое заклятие ей не поможет. Если бы у нее в руке был бокал, она бы плеснула пуншем ему в лицо. Если бы была тарелка, она бы ударила ею его по голове. Но в руках у нее ничего не было, кроме цветка, и ей оставалось лишь с ужасом наблюдать, как мистер Моррисон называет свое имя.
Она ожидала, что миссис Квинс либо разинет рот от удивления, либо завизжит от восторга, либо будет злобно скалиться. Чего она не ожидала, так это того, что миссис Квинс попятилась в ужасе и ударилась о стол, на котором стоял кувшин с пуншем. Стол зашатался, пунш пролился и замочил ее платье сзади. Миссис Квинс обрела равновесие, и Люси увидела, как побледнело ее лицо, а зрачки расширились. Миссис Квинс замерла не двигаясь, пунш стекал по спине на пол, образуя лужу, будто она помочилась на пол, а затем она бросилась прочь в состоянии, которое Люси не могла охарактеризовать иначе как ужас.
Пока происшедшее с миссис Квинс занимало гостей, мистер Моррисон не преминул напомнить о себе. Он сказал презрительно мистеру Олсону:
— Мисс Деррик не ваша собственность. Вам здесь не место, пока вы не научились разговаривать с дамой.
Ссора между мужчинами, происшествие с миссис Квинс и тот факт, что теперь все знают, что она танцевала с Джонасом Моррисоном, — слишком много обрушилось на Люси. Она не могла больше здесь оставаться. Люси решительно направилась к выходу, не обращая внимания на то, что ее провожают любопытными взглядами. Ей показалось, что мистер Моррисон ее окликнул. Люси вышла на темную улицу и пошла быстрым шагом, думая лишь о том, как поскорее вернуться в дом дяди. Ни о чем больше она думать не могла, иначе пришлось бы размышлять о том, что сейчас обсуждают этот скандал, что говорят о ней в связи с грубостью, которую продемонстрировал мистер Олсон, и неловкими попытками мистера Моррисона проявить благородство.
Падал снег, мороз щипал щеки, обледеневший тротуар был скользким и не позволял идти так быстро, как ей хотелось бы. Люси успела дойти лишь до Францисканских ворот, когда заметила, что ей навстречу направляется группа мужчин. Их было семь или восемь, суровых работяг. С такими ей не хотелось бы встречаться ни при каких обстоятельствах, в особенности ночью. Они громко переговаривались и смеялись, всем своим видом демонстрируя пьяную удаль и браваду. Это были такие люди и в таком состоянии, которое позволяло им сделать то, о чем впоследствии они будут жалеть. Люси испугалась, но решила, что, если повернется и побежит, они заметят и бросятся за ней, даже если ей удастся бежать по таким скользким улицам.
Люси направилась в сторону церкви и Пеппер-стрит. Она чувствовала себя птичкой, которая старается не привлекать внимание кошки. Пока они не проявляли к ней интереса. Мужчины были одеты в домотканую одежду, и все несли на плечах ношу — какой-то рабочий инструмент и материалы. Возможно, это были просто рабочие, довольные, что у них есть работа. Возможно, у них закончился трудовой день и они спешат домой к женам и детям погреться у очага. Возможно, ее страх напрасен. Люси обернулась, чтобы лучше рассмотреть их, и в тусклом свете фонарей увидела, что на плечах мужчины несут жерди, колы, молоты и колотушки, и поняла, что это луддиты.
Люси бросилась наутек, но вместо того, чтобы расстояние между ней и рабочими увеличилось, оно странным образом сократилось. Они были всего в квартале от нее, а потом они ее окружили, преградили путь — высокие и грозные, источающие запах земли и старого пота.
— Вот и она, — сказал один из них. — Мисс Люси Деррик.
— Что вам от меня надо? — спросила Люси звенящим голосом. Она чувствовала, как ее сердце бьется громко и учащенно, грозя выскочить наружу. Ей показалось, что мир изменился. Правила, которые она знала, утратили силу в один миг.
— Мы не хотим причинять вам вред, барышня, — сказал один. — Вы ведь не враг рабочего люда.
— С чего бы я должна? — запинаясь, сказала Люси. — У меня причин нет.
— Так на чьей вы стороне? — задал вопрос тот же мужчина. — На стороне человека, который хочет заработать на хлеб, или на стороне тех, кто строит станки, которые уничтожают таких, как мы? Вы ведь замуж собирались за такого.
— Она не собирается выходить за него, — сказал другой мужчина. — Она свой выбор сделала, так что не надо ее пугать.
— Я и не хотел ее пугать, — сказал первый, — но пусть она ответит. Барышня, вы правда порвали с этим Олсоном? Скажите нам.
— Это вы сломали его вязальные станки? — спросила она.
Тот засмеялся:
— Конечно мы. Кто же еще? У вас что, сердце защемило, видя, как он страдает?
— Довольно! — раздался голос из заднего ряда. Человек говорил негромко, но авторитетно, и все замерли.
Никто не обернулся, но все застыли и ждали. Люси тоже почувствовала себя скованной. Ее встревожил этот голос. Было в нем что-то неестественное, отчего у нее кровь застыла в жилах. В нем было что-то нечеловеческое, неправдоподобное.
Люси видела этого человека неподалеку от фабрики мистера Олсона. Сейчас он казался еще выше. Ее объял ужас, будто она увидела что-то, что не предназначалось для ее глаз. Таких высоких и широкоплечих людей она никогда не встречала, но он не был похож на гиганта из бродячего цирка. Он был сложен пропорционально. Его окутывала тьма, будто тень падала на лицо или была частью его лица. На мгновение стали видны глаза, рот, лоб. Потом он пошевелился, и тени вновь сгустились вокруг него, как металлические опилки вокруг магнита.
— Мы здесь не для того, чтобы пугать вас, — сказал он громким низким голосом. — Мы вас знаем, теперь вы знаете нас. Вы понимаете, за что мы боремся, так?
— С кем я разговариваю? — громко спросила Люси, надеясь, что выглядит бесстрашной.
— Вы говорите с нашим королем и генералом, — ответил первый разрушитель станков. — С тем, кто уничтожит прогнившие основы этой страны и выстроит ее заново. Вы говорите с Недом Луддом.
Люси поняла: кем бы ни было это существо, оно не человек. Это было что-то другое, что-то страшное.
— Сэр, я знаю о вашей борьбе и сочувствую вашим страданиям, но не могу присоединиться к революционерам, выступающим против моего короля.
Странный, скрытый тенью человек сделал шаг вперед, но потом остановился и замотал головой, как собака, получившая удар. Его глаза были широко раскрыты и блестели, почти горели. Внезапно он бросился к Люси и схватил ее за запястье. Другой рукой он разжал ее пальцы, и во второй раз цветок мистера Моррисона оказался у нее в ладони.
Люси успела забыть о нем, но, по-видимому, он был значимой вещью. Лудд взял цветок, поддел один лепесток большим и указательным пальцем, будто сжимать его в ладони, как это делала она, было слишком опасно. Он что-то прошептал над цветком и переложил в другую ладонь. Сжал руку в кулак и разжал через секунду. В ладони оказалась горстка пыли. Это напомнило Люси один из фокусов мистера Моррисона. Но то был не фокус. То была магия, древняя и непостижимая.
— Дело рук розенкрейцеров, — сказал Лудд.
— Тогда она из стана врагов, — выплюнул один из его сторонников.
— Она не может выбрать стан, — ответил Лудд, — она еще не знает. Мы не просим вас вступать в наши ряды, мисс Деррик. Мы бы только хотели, чтобы вы не выступали против нас и играли свою роль. Мы можем просить вас об этом?
— Я не знаю, — ответила она, — но я буду делать то, что считаю правильным.
— Смотрите не подведите, — сказал один из луддитов.
— Не забывайте об этом разговоре, когда будете собирать листы, — сказал другой.
Опять.
— Что это означает? — спросила Люси. — Почему вы говорите мне это и не объясняете, что имеете в виду?
— Узнаете, — ответил Лудд. — Когда будете готовы, вы отправитесь в Ньюстед. Но не приближайтесь к аббатству, пока не будете готовы сражаться за то, что вам дорого.
Лудд и его соратники ушли, растворились в темноте, не сказав больше ни слова, оставив ее, потрясенную, одну на улице, гадать, сомневаться и изумляться.
17
Слухи о происшествии в доме Гилли распространялись с чудовищной быстротой, но Люси занимали мысли о встрече с полумифическим «Генералом Луддом» и о том, что он испытывал особый интерес к ее жизни. Для нее это открытие имело гораздо большее значение, чем конфуз, пережитый из-за человека, за которого она не собиралась выходить замуж. Тем не менее вскоре ей пришлось иметь дело с вопросами, которые занимали всех. За завтраком дядя, прежде чем проглотить свой сушеный чернослив, спросил:
— Что за скандал произошел между вами, Олсоном и еще каким-то негодяем?
Похоже, миссис Квинс сообщила дяде то, что он бы и сам услышал, но не более того. Если бы она рассказала ему о Джонасе Моррисоне, он бы уже давно пришел в ярость. Люси не понимала, почему та решила не выдавать секрета.
Люси не успела ответить. В комнату вошла миссис Квинс и встала на пороге, скрестив руки на груди:
— Мисс Деррик вновь унизила мистера Олсона, согласившись танцевать с другим мужчиной. С тем же самым, что и на балу, если не ошибаюсь.
Она опять не назвала имя. Миссис Квинс теперь была полна ликования и торжества, которых не выразила прошлым вечером, будто Люси забыла, какова была ее реакция. Но Люси прекрасно помнила, как миссис Квинс попятилась, словно увидела перед собой призрак, не обращая внимания на то, что пунш стекал по ее платью.
— Я не унижала мистера Олсона, — ответила Люси, жалея дядю. — Я не знала, что он будет там. Он пришел после того, как этот мужчина пригласил меня на танец. У меня не было причин ему отказывать.
— Прекрасно, но как ты объяснишь ссору? — спросил дядя.
— Это не моя вина, — сказала Люси. — Мистер Олсон вел себя очень грубо по отношению к незнакомцу.
— По крайней мере, не случилось самого страшного. Несмотря на твою грубость, мистер Олсон никоим образом не показал, что намерен разорвать помолвку, — сказал мистер Лоуэлл, отхлебнув шоколада. — Он прислал мне утром письмо, в котором ясно выразил свои намерения. Ты должна по-прежнему рассматривать его как своего жениха.
Тот факт, что мистер Олсон был разорен, явно не имел никакого значения для дяди. Люси не стала развивать данную тему, поскольку не считала это сильным доводом. Ей не терпелось рассказать Мэри о встрече с Луддом. Но существовали правила, и она не могла нанести Мэри визит без приглашения. Утро она провела над своими книгами, хотя на Парацельсе могла сосредоточиться с трудом. На удивление, ее мечты довольно скоро исполнились. Ангстон постучался и сообщил, что мисс Крофорд послала за ней экипаж и с нетерпением ожидает Люси.
Когда Люси подъехала к небольшому дому мисс Крофорд, миссис Эмет проводила ее внутрь с такой поспешностью, будто Люси опаздывала к назначенному времени. Мэри ожидала ее, одетая в бело-зеленое платье. Она была бледнее обычного. Даже волосы казались светлее. Несмотря на свою бледность, она радостно встретила Люси.
Мэри взяла Люси за руку:
— Мне жаль, что не удалось встретиться с вами раньше и узнать о ваших успехах. Вы должны немедленно рассказать все ваши новости. Чему вы научились? Что произвело на вас впечатление?
Люси хотелось рассказать Мэри о своей встрече с Луддом, об открытии, которое она сделала в отношении Джонаса Моррисона и розенкрейцеров, но Мэри хотела слышать только о ее занятиях, и Люси утешалась тем, что у них еще будет уйма времени, чтобы обсудить все это позднее. Итак, Люси начала рассказывать о том, что прочла, и сама не заметила, что больше ни о чем другом думать не может. В течение доброй половины часа она рассказывала о том, что ее заинтересовало и чего она не смогла понять.
— Я знала, что вы меня удивите, — сказала Мэри, когда Люси закончила рассказ и переводила дыхание. — Вы учитесь и постигаете новые вещи, как никто другой.
— Это не так, — ответила Люси. — Все очень трудно и непонятно.
Мэри покачала головой:
— Ну, давайте расскажите мне, как фигурка, которую мы нашли на теле лорда Байрона, действовала на него. Какой принцип использовался? Была ли это и в самом деле магия?
— Надеюсь, мне удастся объяснить, но то, что я делала и видела, все это было реально. В этом я не сомневаюсь. Но это не магия. Во всяком случае, не в том смысле, который вкладывают в это слово люди. Магия предполагает некоторое отступление от правил, которые управляют миром, что-то не существующее в природе, но если бы все эти вещи были магией в этом смысле, заклятия нельзя было бы записать на бумаге. Нельзя было бы знать наверняка, подействуют ли они в следующий раз. Однако все то, чему вы меня учите, управляется законами. Заклятие, которое накладывается одним и тем же способом, при тех же условиях, с таким же уровнем концентрации, будет каждый раз действовать одинаково. Если это так, то это не магия, а иной вид натурфилософии, только малоизвестный.
— Да, — сказала Мэри. — Просто и прямо. Вам удалось постичь самый важный секрет — секрет, который ускользает от многих, кто стремится овладеть этими умениями. Скажите теперь, какие правила руководили проклятьем, наложенным на Байрона?
— Мне кажется, это естественная симпатия, которая связывает все вещи. Если я правильно понимаю Агриппу, все во вселенной представляет собой целое в миниатюре и, копируя определенные вещи и воздействуя на них, можно вызвать желаемый эффект на прототипе. Во многих книгах я часто встречала фразу: «Как вверху, так и внизу».
— Вы говорите о законе созвучия Агриппы, — сказала Мэри. — Он гласит, что все подобные вещи связаны, поэтому притягиваются друг к другу. Вы воздействуете на вселенную, воздействуя на миниатюры вселенной, которые имеются внутри всего.
Люси улыбнулась:
— Агриппа пишет, что можно усилить природное притяжение между вещами, используя предметы, принадлежащие объекту, и природные компоненты, которые лучше всего проводят различные виды энергии, поэтому для заклятия, которое я испытала на мистере Олсоне, требовался лимон, обладающий природной горечью. Для заклятия, которое я изготовила, чтобы убедить дядю не ограничивать мою свободу, я взяла сахар, так как он способен проводить сладость — в смысле вкуса и в смысле расположенности. Поэтому для многих заклятий требуются лягушки, жабы или тритоны. Эти существа меняют форму в ходе своего развития и поэтому обладают природной способностью трансформироваться.
— Вы так доходчиво объясняете.
— Было бы здорово, если бы кто-нибудь объяснил мне все это доходчиво.
Мэри рассмеялась:
— Те, кто пишет о подобных вещах, специально скрывают знания от непосвященных за туманными формулировками, чтобы они их не поняли и не начали экспериментировать.
— Мне еще предстоит столько понять и освоить! И мы еще столько всего не обсудили! Многие авторы пишут о вызывании духов и демонов. Следует мне учиться этому?
— Нет, — сказала Мэри. — Пока я ваш учитель, вы не будете заниматься подобным, а если вы благоразумны, то не будете заниматься этим никогда. Общаться с такими силами небезопасно, а у вас и без того полно трудностей.
Мэри встала и отправилась в свою библиотеку, откуда вернулась с тонким альбомом. Обложка из выцветшей телячьей кожи была слегка потертой. Альбом был перевязан потрепанной красной лентой. Мэри говорила и ловкими пальцами развязывала ее:
— Я не хотела вам показывать раньше времени, но опасность приближается, и вы должны действовать, чтобы остановить ее. Вы знаете о разрушителях станков? Слышали об их «Генерале Лудде»?
— Конечно. — Сердце Люси учащенно забилось. Они приближались к чему-то важному. — Мне кажется… мне кажется, я видела Лудда вчера ночью. Он говорил со мной. И не в первый раз. Я видела его у фабрики мистера Олсона, хотя тогда и не знала, что это был он. Я видела других существ, сотканных из теней, даже в доме дяди. Я ничего не понимаю, мне так страшно, Мэри.
Мэри ходила по комнате, перебирая пальцами ленту, которая оплетала альбом.
— Меня не удивило, что он пришел к вам. Я говорила вам, что что-то грядет. Грандиозная перемена. К добру или к злу. Предотвратить ее невозможно, можно лишь смягчить. Разрушители станков — часть этого.
— Зла?
— Добра, — ответила Мэри. — Вы понимаете, что собой представляют эти станки? Во всем графстве уже говорят о том, как дым из фабричных труб коптит небо и загрязняет воду. Люди, подобные вашему мистеру Олсону, сгоняют мужчин и женщин, которые когда-то производили товары собственными руками у себя дома, на фабрики, где заставляют их заниматься в течение нескончаемых часов самой монотонной и нудной работой за жалкие гроши. Они загрязняют природу и превращают людей в машины.
— Но фабрики есть не везде.
— Скоро их будет больше, чем мы можем себе представить. Все, что можно произвести, будет производиться машинами. Некоторые станки уже сейчас приводятся в движение паром или углем, а скоро так будет со всеми. Тогда не останется ни ремесленников, ни кустарей. Будут только фабричные рабочие, прикованные к станку до самой старости или до смерти. Тогда их заменят на других, таких же безымянных и безликих, безразлично, мужчина это, женщина или ребенок. Ни один не лучше и не хуже другого. Это будет означать конец нашему английскому укладу жизни, конец природе, к какой мы привыкли. А если природа погибнет — погибнет и магия, какой мы ее знаем.
— То, что происходит в мире, может изменять мир, — сказала Люси, думая вслух. — Закон созвучия Агриппы. Вы хотите сказать, что изменение ландшафта изменяет природу самого мира?
— Именно это я и хотела сказать. Вы видели, что происходит на фабрике мистера Олсона. Помножьте эту картину на тысячу или тысячу тысяч раз. Леса уничтожаются, чтобы давать топливо фабрикам, вода в реках чернеет от фабричных отходов. Поколение за поколением дети лишаются детства и знают только бесконечную работу. Мужчины, по сути, превращаются в рабов владельцев фабрик, которые диктуют условия труда и определяют размер заработной платы. Люси, я видела подобное. Мир не просто изменится, он будет переделан.
— Но почему бороться с этим должна я? — спросила Люси.
— Не знаю, — ответила Мэри. — Не могу сказать, почему Лудд ищет именно вас или почему вы видите существ, сотканных из теней, которых почти никто не видит.
— А вы их видите? — спросила Люси.
— Если специально их ищу, — с грустью ответила Мэри. — Они такая же часть нашего мира, как и мы.
— А Лудд? Он тоже часть мира?
— Думаю, он нечто другое. Но вы его притягиваете, так же как этих существ из теней. Вы стали своего рода магнитом, Люси, привлекающим к себе определенные вещи. Не знаю почему, но знаю, вы не должны недооценивать свою роль.
Люси долго молчала. Мысль о том, что у нее есть сила и ответственность противостоять мистическим силам и великим переменам, казалась ей нелепой, и тем не менее ее подруга верила в это.
— Что я должна сделать?
— Для начала раскрыть вот это. — Мэри протянула альбом. Красная лента была развязана, и концы свободно свисали.
Люси взяла альбом и сразу почувствовала, что сделала что-то значительное и важное. Дрожащей рукой она перелистала страницы. Книга содержала серию гравюр: изображения людей, ангелов, животных и всевозможных странных существ. У всех необычное выражение на лице — боль, веселье или сладострастие, часто без видимой причины. Люди летали в воздухе на крыльях. Животные ездили верхом на лошадях или пекли хлеб в печи. Все были чем-то заняты, хотя трудно сказать, чего именно они хотели достичь. Жидкости лились в сосуды, вещества взвешивались на весах, смешивались и отмерялись. Все гравюры явно были сделаны одним автором, но некоторые казались Люси глупыми и банальными, а другие — серьезными, даже важными. Они привлекали ее внимание.
— Это «Немая книга», — сказала Мэри, сев наконец напротив Люси. — Книга без слов. Была издана в Ла-Рошели в семнадцатом веке, и говорят, это самая точная из существующих книг, посвященных созданию философского камня. Вы знаете, что это такое?
— Ключ к алхимии? — спросила Люси. — Насколько я понимаю, он только называется камнем. Как я видела, он представлен ключом к превращению неблагородных металлов в золото, а также к достижению вечной жизни.
— Правильно, — ответила Мэри. — Никакой это вовсе не камень. Иногда он описывается как некий порошок, иногда как процесс, не имеющий определенной физической формы, — заклятие или последовательность определенных действий, душевное состояние или даже тело или разум алхимика, который понимает, как работают эти таинственные вещи. «Немая книга» осмелилась описать процессы, о которых никогда раньше не печатали в книгах, потому что они описываются в ней метафорически. Только тот, кто приобщен к тайному знанию, поймет, что зашифровано в изображениях. Более того, изображения открываются тем, кто имеет право понять. Говорят, что книга благоволит мудрым и ученым, в особенности если мудрый и ученый является правомочным владельцем книги. Она всегда становится мощнейшим орудием в руках человека, которому принадлежит.
— Вы думаете, что, как только я пойму изображения, мне откроется секрет? — спросила Люси, листая страницы и внимательно всматриваясь в каждую гравюру. Смысл некоторых был очевиден, другие же казались ей загадочными. — И при достаточной подготовке смогу изготовить философский камень, что бы он собой ни представлял?
— Нет, — сказала Мэри. — Потому что «Немая книга», напечатанная в Ла-Рошели, не настоящая книга. Всегда так, да? Один секрет в другом. В ходу десятки, а может, и сотни экземпляров, но все они лишь копии. В подлинной книге только двенадцать гравюр, а не шестнадцать, как в этой. Говорят, что три экземпляра, которые находятся в Англии, настоящие, но какие именно, никто не знает. То, что это издание не настоящая «Немая книга», — секрет, известный узкому кругу людей, но даже они не знают, какие из этих гравюр подлинные.
— Гравюры пятая, десятая и тринадцатая, — сказала Люси не без гордости.
Мэри посмотрела на нее. Лицо было непроницаемым.
— Откуда вы знаете?
— А откуда я знала, какие заклятия в книге, что вы мне дали, настоящие? Здесь то же самое. Я не могу доказать, что права, но знаю это.
Она говорила правду. Она ощущала, что гравюры, которые она назвала, были другие. От них исходило тепло, но это тепло было не для всех. Они словно что-то пели ей, но беззвучно. Они излучали энергию, такую же, как когда понимаешь, что кто-то смотрит на тебя, хотя и не поворачиваешь головы, чтобы удостовериться.
Мэри улыбнулась:
— Думаю, разница все же есть. То, что вы сейчас сделали, гораздо серьезнее. Книга создана, чтобы вводить в заблуждение. Я не сомневалась, что вы сможете разгадать загадку, но не думала, что вы сделаете это с такой легкостью.
Люси не стала бы использовать слово «легкость». Дело было не в легкости, а в естественности — подобно тому, когда силишься припомнить что-то давно забытое. Поняв, что представляют собой некоторые гравюры, ей захотелось посмотреть еще. Возможно, она и с другими сможет разобраться.
— А где настоящая книга? — спросила она. — Полная?
Мэри покачала головой:
— Могу только поделиться с вами слухами. Говорят, полный экземпляр книги, возможно единственный в мире, находится в нашем королевстве и хранится братством Розы и Креста, розенкрейцерами. Знаете, кто они такие?
— Я о них слышала, — ответила Люси, боясь сказать больше.
— Говорят, что книга была у главы влиятельной ложи розенкрейцеров, но он полагал, что темные силы могут использовать ее против Англии, и, чтобы защитить страну, велел своим людям разобрать книгу на страницы и спрятать их в разных местах. Если это единственный подлинный экземпляр «Немой книги», то ее страницы находятся далеко друг от друга.
Люси слушала вполуха. То, о чем рассказывала Мэри, было очень интересно, но она не могла оторваться от страниц. В любопытных гравюрах было что-то, что она почти видела. Первое, на что она обратила внимание, — некоторые страницы шли вместе. Например, эти три шли одна за другой не случайно. Они представляли серию, и тот, кто думал, будто может выбирать страницы случайным образом, может выбрать эти три, не видя, что они связаны друг с другом. Но это было еще не все. Рисунки, изображения овладевали ее мыслями, подталкивали их, направляли, как лодку на реке с быстрым течением. В этом должен быть какой-то смысл, ясный смысл. Она его не сразу увидела.
Наконец она подняла голову и посмотрела на Мэри.
— Здесь говорится о принципе магии, который мы еще не обсуждали, — сказала Люси. — Принцип жертвоприношения.
Люси поняла, что сказала что-то важное, так как Мэри уронила чайную чашку. Чашка ударилась о пол и разбилась. Мэри схватилась за подлокотники кресла, словно боялась, что сильный ветер сдует ее с места. Она молчала и только смотрела на Люси с удивлением. Люси боялась спросить, что все это значит. Так они сидели, застыв на месте, пока не услышали, как кто-то барабанит в дверь. Люси слышала, как миссис Эмет отворила дверь, и через минуту в комнату ворвалась миссис Квинс, а за ней миссис Эмет. Люси едва успела захлопнуть книгу, чтобы миссис Квинс не обратила на нее внимания.
— Мисс Деррик, вы должны срочно идти домой, — объявила миссис Квинс.
— А в чем дело? Что-то случилось? — спросила Люси.
— Все тебя волнует, — сказала миссис Квинс. — Причин для тревоги нет, кроме того, что нарушен наш покой. Ваша сестра с семьей приехала, и мистер Лоуэлл не хочет, чтобы они находились в доме без вас.
— О-о! — воскликнула Люси. Ее так удивила реакция Мэри, что она как-то даже не сразу обрадовалась сообщению о приезде сестры.
Она позволила миссис Квинс увести себя и даже толком не попрощалась. И она так и не поняла, что, собственно, произошло.
18
Все странности последней встречи с Мэри были тотчас забыты, как только она вошла в дом дяди и увидела в гостиной свою сестру с маленькой Эмили на руках. Люси бросилась к сестре и осторожно, чтобы не причинить боль, обняла ребенка. Потом отогнула уголок одеяла, чтобы взглянуть на племянницу. Та проснулась и мирно гукала, завернутая в голубое одеяльце с серебряной вышивкой.
Люси глянула на сестру и племянницу и снова обняла обеих. По лицу побежали слезы, но она не обращала на них внимания. Это были слезы радости. Кроме Марты и Эмили, никого не было в целом свете. Ее переполняло чувство любви к сестре и племяннице.
— Марта, она вылитая наша Эмили. Удивительное сходство.
Было видно, что материнство принесло Марте счастье. До рождения ребенка она была слишком худой, унылой и несчастной. Теперь же Марта округлилась, порозовела и выглядела радостной. Она походила на отца больше, чем Люси, но у нее были такие же темные, как у Люси, волосы и розовый цвет лица. Однако лицо стало еще более вытянутым, черты заострились, и это придавало ей вид синего чулка, что так обижало ее еще до замужества.
Марта легонько похлопала ребенка по спинке:
— Я тоже считаю, что она вылитая Эмили, хотя мистер Баклз утверждает, что дочка пошла в его родню.
— Для девочки это не важно, — сказал мистер Баклз вместо приветствия. Он вошел, когда Люси была поглощена ребенком, и сейчас утирал лоб платком. — Если был бы мальчик, лучше, чтобы он походил на отца.
Люси взглянула на Марту, на миг забыв, что Марта ничего не знала о предательстве мужа. Она ожидала, что они обменяются взглядами, в которых будет презрение или отвращение, но Марта лишь отвела взгляд и помрачнела. Она теснее прижала ребенка к груди. Люси поняла, что Марта ненавидит мужа. Даже если ненависть оправданна — а она ведь еще не знает, что мистер Баклз подделал завещание, — Люси не хотела, чтобы ее сестра страдала.
Люси посмотрела на мистера Баклза, который самодовольно улыбался дяде Лоуэллу, и почувствовала, как ее лицо покраснело от гнева. Он украл то, что принадлежало ей, принадлежало Марте, принадлежало ее отцу, и теперь красуется как ни в чем не бывало. Говорит банальности и помыкает сестрой, будто не совершил ничего плохого. Люси поклялась себе, что мистер Баклз поплатится за свои преступления. Но поскольку он уже протянул руку, она пожала ее, сказав, что рада снова видеть его в Ноттингеме.
* * *
Следующее утро Люси провела наедине с сестрой и племянницей. Она часто мысленно возвращалась к оборванному разговору с Мэри. Она явно что-то сказала или сделала, что встревожило ее подругу, и больше всего на свете ей хотелось узнать, что именно, — до того, как они снова увидятся.
Поэтому Люси вздохнула с облегчением, получив записку от Мэри, в которой та предлагала встретиться днем на рынке. Марта обиделась, когда Люси сообщила, что ей нужно уйти, и сказала, что, должно быть, это из-за какой-нибудь близкой подруги она бросает сестру и племянницу, с которыми так редко видится. Люси ответила, что так и есть и что встреча не займет много времени. Она только поможет подруге купить новую шляпку к обеду, на который ее пригласили сегодня. Марта явно хотела, чтобы Люси взяла ее с собой, и Люси боялась, что сестра выразит желание вслух. Но Марта этого не сделала, и Люси успокаивала себя тем, что у них с сестрой еще уйма времени впереди.
Люси встретилась с подругой на оживленном рынке в полдень. Мэри взяла обе ее руки в свои ладони, но как-то неловко — в руках она держала маленькую кожаную сумочку на цепочке.
— Я знаю, вам некогда, — сказала Мэри, — но нас вчера прервали в такой неловкий момент, и я хотела поговорить с вами, пока еще не прошло много времени.
— Я мечтала о такой возможности, — ответила Люси. — Если я сказала что-то, что вас обидело, Мэри, простите меня.
Мэри рассмеялась и обняла Люси:
— Обидело меня? Конечно нет. Вы меня изумили. Я никогда не встречала и даже не слышала о человеке, обладающем такой проницательностью, как у вас.
— Но я даже не знаю, что я видела и что это означает.
— Я знаю, — сказала Мэри, подводя Люси к скамье, на которую они могли присесть. — Вы должны понимать, что страницы «Немой книги» содержат определенную правду о магии философского камня и принципах ее действия. Страницы, расположенные в разных местах книги, сгруппированы в соответствии с одним из этих важных принципов. Складывается впечатление, что эти страницы невозможно разъединить. Вероятно, в этом нет ничего удивительного. Мы говорим о самой могущественной магии во вселенной, позволяющей превращать одно в другое. По большей части магия, которую практикуют даже самые знающие колдуньи или герметисты, не более чем природное воздействие на вселенную. В нашем случае это совсем иное.
— Это опасно? — спросила Люси.
— Очень.
Мэри открыла свою кожаную сумочку и достала лист бумаги, чернильницу, перо, деревянную дощечку, на которой, как догадалась Люси, можно было писать, книгу и алую розу. Она взяла в руки небольшой томик и пролистала его, ища нужную страницу.
— Это заклятие, предназначенное для уничтожения растений, — сказала Мэри. — Это опасная магия, которую, как правило, используют для недобрых целей. Она предусматривает изменение природы вещей. Растения в основном состоят из воды. Это проклятье действует путем переноса воды с одного места в другое. Попробуйте, прошу вас.
Люси внимательно рассматривала изображение в книге. Оно представляло собой простой квадрат со стороной в семь клеток, в каждой ячейке по одной латинской букве. В верхней строке написано: KONOVON. По форме легкое заклятие, но Люси чувствовала, что это только видимость и что в нем полно ловушек и подводных камней. Она обратила внимание на нажим пера и почти тотчас поняла, чисто интуитивно, что эти буквы нельзя писать подряд. Люси чувствовала, что копирует заклятие правильно. Через несколько минут все было готово. Она вопросительно посмотрела на Мэри — на странице не было указаний, что делать дальше.
— Потрясите его над розой, — велела Мэри.
Люси огляделась по сторонам. Вокруг люди спешили по своим делам, никто не обращал внимания на двух молодых дам, занятых беседой. И в окружении толпы Люси сделала то, что ей велели. Ничего не произошло. Она сидела и ждала дальнейших инструкций.
— Вы скопировали заклятие превосходно, — сказала Мэри. — Не сомневайтесь на этот счет. У вас великолепный почерк и прекрасная интуиция. Заклятие не сработало, потому что у него недостаточно собственной силы. Ему нужна дополнительная сила. Так мула надо подгонять, чтобы он работал. Такую силу может придать жертва.
Люси стало не по себе. Она представила обезумевших пиктов, которые режут горла ревущим коровам.
— Не думаю, что мне хочется приносить кого-то в жертву.
— Я не прошу приносить в жертву живое существо, — тихо сказала Мэри. — Не собираюсь причинять физическую боль живому существу. Но есть другие формы жертвоприношения. Даже ваши предпочтения могут представлять собой жертвоприношение. Отказ от чего-то или выполнение неприятных для вас заданий. Я покажу вам простой понятный способ. — Она взяла составленное Люси заклятие и протянула его ей. — Попробуйте еще раз. В этот раз сорвите вон тот цветок и попытайтесь силой воображения перенести его энергию на заклятие.
Мэри показала на одуванчик, выросший между булыжниками у них под ногами. Он был ярко-желтый и такой тяжелый, что стебель согнулся. Из книг Люси знала, что чай из одуванчиков хороший диуретик, а соком из измельченных цветков выводят бородавки.
Люси раньше не приходилось колебаться, прежде чем сорвать цветок, но от мысли о жертвоприношении ей стало не по себе. Сорвать его вдруг показалось грубым и варварским поступком.
— Вы хотите, чтобы я принесла в жертву один цветок, чтобы уничтожить другой?
Мэри улыбнулась:
— Он немного безвкусный.
Пусть так, но Люси не терпелось увидеть, права ли Мэри, поэтому, держа заклятие в правой руке, она сорвала левой рукой одуванчик, концентрируясь, как учила Мэри, на его энергии. Срывая одуванчик, она потрясла листок с магической формулой над розой.
На первый взгляд ничего не произошло, но когда она приподняла лист бумаги, увидела, что роза превратилась в щепотку порошка в маленькой лужице воды. Вода была полностью удалена из растения.
Люси смотрела, потеряв дар речи. Магия, которой она пользовалась до сих пор, была опосредованной и носила обобщенный характер. Ее было трудно доказать: физический результат отсутствовал. На этот раз все было совсем иначе. С помощью магии она физически изменила что-то существующее в мире. Даже видя результат и зная, что она сделала, поверить в это было трудно.
— Мне кажется, вы поняли, — сказала Мэри. — Знания в «Немой книге» опасны, и если попадут не в те руки, будет очень плохо. Поэтому будем надеяться, что книга попадет в ваши руки. Вы видите, заклятие было несущественным, а жертва небольшая, но ее хватило, чтобы оно подействовало. Если жертва серьезная, возможно практически все.
— Пусть. Я не буду уничтожать жизнь ради власти, — сказала Люси.
— Конечно не будете, — согласилась Мэри. — Я бы не доверила вам эти сведения, если бы думала, что вам придется это делать, но, как я вам показала, жертвы бывают разные, включая те, что другие приносят ради вас. Такие жертвы могут быть самыми действенными, и вы должны помнить об этом. Если друг жертвует чем-то ценным из любви — это может наделить силой самое слабое заклятие, может уничтожить самую мощную защиту, изменить сильных врагов. Понимать принцип жертвоприношения — значит понимать, когда пришло время действовать, когда благодаря принесенной ради тебя жертве ты стал чем-то большим, чем ты есть.
* * *
Убрав принадлежности обратно в кожаную сумочку, Мэри направилась вместе с Люси в сторону дома ее дяди.
— Не хочу надолго отрывать вас от сестры, — сказала она. — Но вы должны понимать, что происходит. На свете нет книги опасней, чем «Немая книга». Секреты в ней обладают разрушительной силой.
— Вы ведь говорили, что книга содержит секрет вечной жизни. Разве вечная жизнь — это ужасно?
Мэри поправила свою широкополую шляпу, чтобы солнечные лучи не попадали на ее бледное лицо.
— Алхимия, Люси, — это трансформация, а не приумножение. Люди рождены, чтобы умереть, смертность определяет природу человека. Становясь бессмертным, человек перестает быть человеком. Те, кто постиг этот секрет, должны пройти чудовищную трансформацию. Они утрачивают душу и становятся отвратительными существами, воплощающими зло, тенями самих себя. Им неведомо раскаянье. Убийство, грабеж, насилие, разрушение — они не останавливаются ни перед чем. По сравнению с тем, кто обрел бессмертие, самый отвратительный человек, какого только можно представить, — ничто. Эти трансформировавшиеся существа способны творить самые ужасные преступления, не думая о совершенном более, чем вы о траве, когда ступаете на нее. У них нет другой цели в жизни, кроме той, чтобы продолжать жить, потворствовать своим прихотям и оставаться нераспознанными.
Люси почувствовала озноб и плотнее закуталась в плащ.
— Вы считаете, что такие люди существуют? То, о чем вы рассказываете, есть на самом деле?
— Я видела это, — сказала Мэри. — Я видела столько, что не поверите, если сами это не увидите. Поэтому я и привезла вас на курган эльфов. Идеальное место для нашей первой беседы. А знаете, что эти курганы представляют собой в действительности?
Люси покачала головой. Сначала бессмертные, теперь эльфы какие-то. Она вконец запуталась.
— Это древние курганы — могилы людей, которые жили так давно, что их кости, вероятно, превратились в пыль. Курганы говорят нам о том, что знали древние и что забыли мы. Сказки об эльфах стары, как сам наш остров, но со временем в наших рассказах их природа менялась. Однако уверяю вас, эти создания существуют, но они не такие, как вы себе представляете. Я не говорю о глупых, игривых озорниках. Те, кого в древности называли эльфами, не что иное, как мертвые, вернувшиеся к жизни. Это ревенанты, которых воскресили с помощью самой древней алхимии.
Люси посмотрела на подругу с нескрываемым изумлением. Она видела и делала то, что другие люди сочли бы невозможным, но то, о чем сейчас говорила Мэри, было за пределами ее понимания.
— Не требуйте от меня слишком многого, я не могу вам поверить.
— Эти существа такие же реальные, как вы сами. Эти эльфы, или ревенанты, если вам так больше нравится их называть, давно заправляют делами в нашем королевстве, но их влияние в последнее время начало ослабевать. Они не хотят принимать новых в свои ряды, боясь силы и энергии молодых. Старые же, хоть и обладают могуществом, становятся апатичными, пресыщенными жизнью и боятся смерти. Но несмотря на утрату своего влияния, они способствуют строительству фабрик. По производству одежды, чугуна, керамики. Фабрики, способные производить все, что раньше создавалось ловкой рукой ремесленника. Эти призраки потеряли свою человечность, а теперь хотят лишить ее всех нас.
Люси затаила дыхание. Разве ее отец не говорил о фабриках почти теми же словами?
— Но если эти существа — результат магии, почему они хотят, чтобы магия исчезла, а вы говорите, она неминуемо исчезнет с развитием фабрик?
Они дошли до дома дяди Лоуэлла и стояли перед ним.
— Знаю, вам надо идти, у нас будет еще время, чтобы продолжить разговор, но, вероятно, не сегодня вечером. — Мэри улыбнулась и сказала: — Сейчас лишь замечу, вы правы, Люси. Эти создания — результат магии, но только магия может их уничтожить. Больше они не боятся ничего. Любое другое оружие, болезнь или катастрофа против них бессильны.
— Выходит, ничто не может их остановить?
Мэри покачала головой:
— Я как-то слышала, что одно из подобных существ окружило себя кругом элементов, а он еще могущественнее, чем магический круг. Природа элементов — строго охраняемый секрет, но, как только существо оказалось внутри круга, оно уничтожило себя для того, чтобы уничтожить себе подобных. Ходят и другие слухи о могуществе магии элементов, но эти тайны от нас скрыты.
— Тогда что мне делать?
— Продолжайте читать и учиться. И надеяться, что вы готовы. Лудд вас нашел. Думаю, ревенанты вас тоже скоро найдут. Это лишь вопрос времени. Полагаю, к такой встрече никогда не подготовиться, но вы должны сделать все, что от вас зависит. Боюсь даже подумать, что может иначе случиться.
19
Следующий день выдался теплым и ясным, и Люси не хотелось оставаться дома в компании мистера Баклза и дяди. Было самое подходящее время для экскурсии, и она знала, куда именно отправится.
Как многие поместья, и обустроенные и запущенные, Ньюстедское аббатство было открыто для посетителей в определенные дни, в особенности когда его владелец бывал в отъезде. В Ньюстеде можно было осмотреть только территорию, главное здание находилось в плачевном состоянии и было небезопасно для посетителей, а по слухам, и для жильцов. Местные жители знали, что лорд Байрон мог себе позволить отреставрировать только небольшую часть помещений и не допускал в дом экскурсантов, так как чувствовал себя неловко и беспокоился за их безопасность.
Лудд сказал, что ей следует собирать листы в Ньюстеде. Что бы это ни означало, но никаких листов Люси собирать не намеревалась. Входить в дом она тоже не планировала, хотела просто осмотреться по сторонам, постараться выяснить, что от нее хотел Лудд, а кроме этого, возможно, лучше понять, что представляет собой Байрон. Она должна была признать, что мысль о посещении его поместья приводила ее в особый восторг. Байрона, конечно, там не будет, но это его дом, и посмотреть на него интересно.
Марта сгорала от любопытства, она была наслышана о Байроне, но до ее ушей дошла лишь сильно отредактированная и поэтому довольно бессмысленная версия посещения Байроном дома дяди Лоуэлла. В конце концов она заключила, что удалой и немного опасный барон увлекся Люси и по этой причине Люси отказалась выходить замуж за мистера Олсона. Естественно, это было правдой лишь отчасти, но такая редакция событий нравилась Марте, поэтому Люси не стала разуверять сестру.
Люси не предвидела никаких неожиданностей, но все же не хотела, чтобы с ними на экскурсию поехал кто-то еще. Она испытала облегчение, когда мистер Баклз не выразил к поездке интереса.
— Я видел поместье леди Харриет, — сказал он Люси. — Я бывал там много раз в качестве гостя. К чему мне осматривать поместье какого-то захудалого барона.
Они собрали корзину с провизией и наняли экипаж, который должен был доставить их в Ньюстед, находившийся примерно в десяти милях. Сестры были в восторге оттого, что остались вдвоем. Маленькую Эмили поручили няне, и хотя Марта, как все молодые матери, скучала по ребенку, она не могла не наслаждаться несколькими часами свободного времени, которое можно было посвятить себе.
Люси не могла также с горечью не заметить, как Марта рада, что рядом нет мужа, но говорить на эту тему не стала. Марта принесла себя в жертву, веря, что это единственный способ спасти сестру от нищеты. Этого не получилось, и теперь она прикована к нему, пока смерть не разлучит их. О таком даже подумать страшно. Ничего удивительного, что Марта любит своего ребенка до самозабвения, ведь маленькая Эмили наверняка то единственное на свете, что доставляет ей радость.
Если бы они не спросили дорогу, они никогда бы не нашли аббатство, поскольку единственным указателем на Хай-Норт-роуд были белые ворота и небольшая сторожка. Въехав через ворота, они с полмили ехали сквозь густую чащу, некоторые деревья уцелели со времен давно уничтоженного Шервудского леса. Когда над кронами показались шпили и башенки старинной готической постройки, Люси невольно подумала, насколько символично то, что такие грандиозные руины находятся в лесу, который и сам — остаток прошлого.
Ньюстедское аббатство было огромным, величественным и красивым, но находилось в состоянии крайнего разрушения. Стены потрескались, крыши провалились. Оно казалось непригодным для жизни, и все же от его вида захватывало дух. На севере и на востоке за полуразрушенной стеной раскинулся запущенный сад. На западе сверкало в солнечном свете большое озеро. Люси никогда не видела ничего более впечатляющего и в то же время мрачного.
Марта тоже застыла на месте от изумления. Посмотрев на главное здание, она взяла Люси за руку:
— Думаю, быть хозяйкой Ньюстеда — это что-то.
Люси улыбнулась сестре:
— Это мне точно не грозит.
Территория была огромной и содержалась в относительном порядке. Сестры прошлись от фонтана к пруду, затем к подстриженным кустам, затем к колодцу, затем к осыпающимся статуям; они хихикали и тянули друг друга за руки, словно вновь стали маленькими девочками. Темные тучи загородили солнце, и заметно похолодало. Щеки у обеих раскраснелись; когда сестры смеялись, изо рта шел пар. Люси не могла припомнить, когда она чувствовала себя такой счастливой. Она забыла о магии, о темных существах и о собирании листов. Она твердо решила, что один день она будет просто молодой девушкой, будет думать только о том, о чем думают все молодые девушки, будет наслаждаться визитом сестры и развлекаться.
Побродив два часа, они пообедали, затем снова гуляли, пока не почувствовали усталость. Ни людей, ни зверей на их пути не встретилось, что опровергало слухи о зверинце Байрона. Никаких медведей, волков или гигантских черепах они не видели, как и собаку-призрака, которая, по преданию, охраняла территорию. Люси планировала попытаться понять, зачем Лудд послал ее в Ньюстед, но, когда Марта предложила вернуться домой, вдруг поняла, что ее план чудесным образом провалился. Ей ничего не удалось узнать. Не было ни знаков, ни намеков, ни зашифрованных посланий.
Занятая такими мыслями, Люси заметила, что в их сторону идет незнакомый человек. Он был немолод, лет шестидесяти, если не больше, одет, как обычно одеваются ремесленники, в простую одежду из шерстяной ткани. Он шел, опираясь на трость, и его круглое лицо было таким добродушным, что Люси и в голову не пришло испугаться. Он приближался, и улыбка на лице становилась все шире. Мужчина остановился и снял шляпу.
Поклонился Марте, а затем направил все свое внимание на Люси:
— Вы та молодая девушка, которую я ищу?
— Не знаю, — ответила Люси, подозревая, что искал он именно ее, хотя ей не хотелось даже гадать зачем.
Марта дернула ее за руку. Возможно, что-то во внешности, а скорее всего, в поведении незнакомца ее встревожило. Но Люси не обращала внимания на сестру. Она не знала, кем был незнакомец и что он хотел, но была уверена, что бояться его не надо.
— Поместье просто кишит призраками, вам так не показалось? — спросил он.
— Я не видела ни одного, — ответила Люси.
— И даже собаку не видели? — спросил мужчина. — Довольно дружелюбен для мертвого пса. Знаете, собаки-призраки бывают такими вздорными. Я видел, как он резвится у воды. Пусть радуется, — наверное, его радостям скоро придет конец. По большей части.
— Что вы имеете в виду? — спросила Люси.
Голос незнакомца был спокойным и непринужденным, но слова пугали.
— Мир меняется, юная леди. Вам должно быть это известно. Все, кто сейчас резвится в лесу, играть перестанут. И станет «тихо в кругу на темном лугу».[2] — Он замолк на секунду. — О боже. Терпеть не могу, когда начинаю цитировать самого себя. Только что сам понял, что сказал. Так удивительно, когда все проясняется.
— Люси, — позвала Марта громким шепотом, — ты знаешь этого джентльмена?
Мужчина снял шляпу и поклонился:
— Прошу меня простить. Я совсем забыл о хороших манерах. Я Уильям Блейк, гравер, и я к вашим услугам.
Без всякого сомнения, незнакомец вел себя странно, но интуиция подсказывала Люси, что бояться нечего, поэтому она присела в реверансе и улыбнулась незнакомцу:
— Я Люси Деррик, а это моя сестра, миссис Марта Баклз.
— Очень приятно, леди. Похоже, мисс Деррик, это из-за вас я проделал долгий путь из Лондона. Как только моя миссия будет выполнена, я должен вернуться в Лондон, к своей работе. Скучаю по дому и по любимой жене. Я здесь только для того, чтобы познакомиться с вами.
— Как жаль, — сказала Марта. — Вы проделали более ста миль, чтобы увидеть человека, с которым даже не знакомы, а едва поздоровавшись, возвращаетесь обратно?
— Совершенно верно, — радостно согласился мистер Блейк. — Я устроил все так, что, когда мы с мисс Деррик снова встретимся, уже будем знакомы.
— Это бессмысленно, — возразила Марта.
— Если следовать ограниченным соображениям Бэкона, Ньютона, Юма и им подобным, тогда, полагаю, вы правы, — сказал мистер Блейк. — Я же не позволяю, чтобы дьявольская логика мешала божественной истине, во всяком случае когда это происходит у меня на глазах.
Марта обернулась к Люси:
— У тебя невозмутимый вид. Ты что-нибудь понимаешь?
Люси покачала головой:
— В последнее время со мной происходят странные вещи. Неужели, сэр, вы больше ничего не скажете о том, что привело вас ко мне?
— Не скажу, потому что ничего не знаю, — ответил он. — Не сомневаюсь, мы узнаем, когда придет время. Но луг темнеет, не так ли? Фабрики наступают, изрыгая дым и золу, стирая людей в пыль. Природа увядает. Думаю, вы это тоже знаете.
— Люси… — снова позвала Марта. В ее голосе звучала тревога.
Люси хотела ответить, но в этот миг услышала плач. Она заметила, что мистер Блейк тоже его услышал. Плач был тихий, словно жалобно всхлипывала женщина. Не было ничего страшного, но Люси поняла, что день склонился к вечеру. Подул холодный ветер, и по спине побежали мурашки. Все вокруг приобрело четкие очертания и стало ярче. Она слышала, как у них под ногами хрустит каждый прутик, каждый листик.
Они прошли по тропинке около пятидесяти футов и увидели, что под деревом сидит молодая женщина в поношенном белом платье, какие носят крестьянки. Женщина сидела к ним спиной, и определить ее возраст было трудно. Из-под чепца виднелись неубранные и непокорные волосы медного цвета. Судя по худобе и высокому росту, перед ними была девушка-подросток. Что-то в ней, в том, как она сидела, в отчаянии обхватив голову руками, напомнило Люси, как она сама плакала после смерти сестры. Люси вспомнила, как однажды, через несколько недель после того, как отец впервые пригласил ее к себе в кабинет, она гуляла за домом и вдруг мысль о смерти Эмили пронзила ее как острый нож. До нее будто впервые дошло, что сестры не стало, что она ее больше никогда не увидит. Люси ощутила такую пустоту, что упала на землю и заплакала, не в силах остановиться, не силах даже сделать попытку.
Она не знала, как долго так лежала — возможно, не один час, — охваченная своим горем, пока не почувствовала, как кто-то тронул ее за плечи. Она повела плечами, пытаясь освободиться, но руки проявляли настойчивость, а когда Люси все же подняла голову, увидела перед собой отца. Он вышел из кабинета и пытался поднять ее с земли. Он не привык проявлять нежные чувства, ему было трудно прикасаться даже к собственным детям, но он заключил ее в свои объятия и позволил плакать у себя на плече. Терпеливо ждал, пока запах сырого сукна ее не успокоит. Никогда Люси не любила своего отца так сильно, никогда не нуждалась в нем более и никогда не испытывала большего счастья оттого, что он у нее есть.
Теперь она смотрела на странную скорчившуюся девушку, из уст которой исходило горестное мычание, и Люси захотелось утешить ее, сделать то, чем только один человек может помочь другому в минуту печали. Они подошли ближе, но девушка их не замечала. Они увидели, что она склонилась над книгой. Люси подумала, что книга, должно быть, очень грустная, если вызывает такие чувства.
Марта остановилась чуть поодаль, Люси обошла девушку кругом, мистер Блейк шагал рядом с нескрываемым беспокойством на морщинистом лице. Они заглянули девушке в лицо, и она оказалась миловидной, с бледной кожей, которую чуть портили веснушки, с носом широким и приплюснутым в районе переносицы, с большими, очень красивыми карими глазами, которые покраснели и были влажными от слез.
При приближении Люси и мистера Блейка девушка вздрогнула и вскочила на ноги, как испуганное животное. Однако немного успокоилась, увидев двух молодых женщин и добродушного пожилого мужчину, который, очевидно, не представлял ни для кого угрозы. На ее лице читалось явное недоумение. Рот был приоткрыт, глаза моргали, словно она хотела, чтобы мир принял какую-то понятную форму.
На шее у девушки на толстой бечевке висела грифельная доска, в руке она держала кусок мела. Книга, которую она читала, лежала на траве, и Люси прочитала название на корешке. «Стихи на случай» — книга Байрона.
— Здравствуйте, — осторожно сказала Люси. — Простите, что напугали вас.
Марта подошла ближе. Девушка что-то лихорадочно писала на доске. «Я Софи Хаят. Я глухая».
Люси жестом попросила дать ей доску, чтобы написать ответ, но девушка покачала головой и показала на свои губы. Люси читала, что есть глухие люди, которые понимают говорящего по губам, но никогда таких не видела. Ее охватило волнение от необычности происходящего, и она произнесла медленно, четко артикулируя каждый звук:
— Я Люси, а это Марта и мистер Блейк.
Глухая девушка засмеялась, и от этого сразу стала красивой. «Говорите, как обычно, — написала она на доске, показала надпись и подмигнула. — Не говорите так медленно».
— Простите, — сказала Люси. — Не хотела вас обидеть. И напугать тоже. Мы услышали, как вы плачете, и только хотели облегчить ваше горе.
— Дело не в горе, — сказал мистер Блейк. — А в любви.
Та утерла глаза и написала: «Да».
Помимо своей воли Люси сказала:
— Надеюсь, не к Байрону.
Софи попятилась.
«Вы его знаете?» — написала она, поразмыслив.
— Немного, — ответила Люси, не желая выступать в роли соперницы этой глухой девушки, хотя та вправду была хорошенькой, а некоторым мужчинам нравятся беззащитные женщины. Был Байрон одним из них? Предпочел бы он эту бедняжку Люси? Ей стало неприятно от собственных мыслей, и она поспешила их отогнать. Ей это почти удалось. — Мы недостаточно знакомы, чтобы он пригласил меня в Ньюстед. Мы с сестрой приехали осмотреть окрестности, а с мистером Блейком встретились случайно.
«Вы его любите?»
Люси с Мартой переглянулись. Байрон нравился Люси, это правда, но она была совершенно уверена, что не любит его. Марта приняла растерянность Люси за веселость и начала смеяться. Люси тоже засмеялась. Она не хотела смеяться над глухой девушкой и пыталась остановиться, но, к ее удивлению, девушка тоже стала смеяться.
«Я очень ревнива, — написала она. — Глупо, потому что он меня не любит. — Она задумалась, изучая Люси и наклонив голову, как птичка. — Мне кажется, вы такая же, как я».
— Что это значит, Люси? — спросила Марта.
Софи улыбнулась. «Они приходили три года назад. Показали книгу без слов. Сильная книга, но я сделала вид, что не отличаю, какие страницы хорошие, а какие плохие».
Люси похолодела от ужаса. Никуда не деться. Эти люди вездесущи. Будто она всю жизнь жила в фантастическом мире и сознательно не замечала магии вокруг. Она была слишком ослеплена, чтобы видеть ее, теперь же, когда ее глаза открылись, она видит ее повсюду.
— Кто к вам приходил? — спросила Люси.
«Леди, очень гордая, вся в черном, как в трауре. Мужчина с глупой улыбкой. Священник».
Люси зажала рот рукой. Леди Харриет и мистер Баклз. Больше некому. Значит, их тоже интересовала «Немая книга», книга с поддельными страницами. Им нужна была книга. Возможно, леди Харриет лишь хотела вечной жизни. Хотела стать одним из ревенантов, о которых говорила Мэри, — существом, которое перестало быть человеком. Люси мысленно представила, как леди Харриет встает у нее на пути.
Марта взяла ее за руку:
— Ты так побледнела. И я ничего не поняла из того, о чем вы говорили. Это еще любопытнее, чем мистер Блейк, если позволительно так сказать. Что все это значит?
Люси заставила себя улыбнуться:
— Местные истории. Ничего интересного. — Она посмотрела на Софи и непринужденно улыбнулась. — Вы бывали в доме?
«Нет, — написала Софи. — Мы туда пойдем вместе».
Марта подошла ближе. У нее был озабоченный вид.
— Вам что-нибудь нужно? Может быть, еды? Может быть, доставить вас куда-нибудь? Нас ждет экипаж.
Девушка покачала головой. «Я живу недалеко. Мне пора». Она собрала свои вещи и, не оглядываясь, направилась в сторону леса.
Мистер Блейк посмотрел ей вслед и потер руки:
— Какой знаменательный день! Но теперь пора в обратный путь, в Лондон. Позвольте мне проводить вас, дамы.
Он проводил их до экипажа и помахал рукой, когда они отъезжали, как родственник или старый друг. Несколько раз Марта порывалась что-то спросить у Люси, но всякий раз останавливала себя. Марта поняла, что на любой вопрос, какой бы ни задала, она вряд ли захочет услышать ответ.
20
День получился странный, наполненный новыми встречами и новыми знаниями, и, вернувшись в дом дяди, Люси сослалась на усталость и удалилась в свою комнату, намереваясь остаться там до ужина. Так много нужно было обдумать! Леди Харриет Дайер и мистер Баклз три года назад показывали «Немую книгу» глухой девушке Софи Хаят. Было очевидно, что они искали кого-то, кто мог бы отличить настоящие гравюры от поддельных. Знали ли они, что Люси может это сделать? Была ли связь между природным талантом Люси и кражей наследства мистером Баклзом? Объясняют ли эти новые факты то, почему леди Харриет так настаивала, чтобы Люси вышла замуж за мистера Олсона?
К своему удивлению, Люси обнаружила: тот факт, что глухой девушке показывали книгу, вызывает у нее ревность. Это ведь ее страницы. Жаль, что Мэри оставила книгу у себя. Люси хотелось посмотреть на гравюры. Она закрыла глаза и постаралась вспомнить сложные образы, которые видела, но они были слишком замысловатыми и неуловимыми, чтобы их можно было восстановить в памяти.
После приезда мистера Баклза Люси старательно его избегала. Она или не заходила в комнату, где он мог пребывать, или, если он был поблизости, направляла все свое внимание на ребенка. Он украл у нее — теперь Люси была в этом уверена — собственность, на которую она имела право по рождению, и ее независимость. Самое невыносимое — это то, что приходилось делать вид, будто она ничего об этом не знает. Теперь все еще хуже. Он совершил кражу не просто из злого умысла и жадности. Если подозрения Люси оправданны, мистер Баклз был вовлечен в сложный, давно задуманный заговор против нее. Цель и масштаб этого заговора были выше ее понимания.
* * *
Когда они с Мартой вернулись из Ньюстеда, Люси извинилась, сказав, что устала и хочет побыть одна в своей комнате. Ей казалось, она сможет найти ответы на вопросы в своих книгах. Она их не нашла. Она даже не знала, что именно ищет, но не могла сидеть сложа руки. Через несколько часов Люси оставила попытки и присоединилась к остальным членам семьи за поздним ужином.
Тем вечером, когда сестра легла спать, Ангстон снова сообщил Люси, что мисс Крофорд ожидает ее в своем экипаже. Люси бросилась на улицу. Даже в темноте было видно, что Мэри мрачна.
— Случилось что-то ужасное?
— Нет, ужасного ничего, — сказала подруга. — Сядьте ко мне в экипаж на минутку. Я должна вам кое-что сказать.
Люси села рядом с Мэри, не зная, чего ожидать.
Мэри повернулась к Люси, ее глаза сверкали в полутьме экипажа.
— Люси, все очень серьезно. Боюсь, у меня мало времени. Я должна уехать. Возможно, надолго. После нашей последней встречи мне стали известны новые важные обстоятельства, и я хотела поговорить с вами до своего отъезда.
— Я тоже кое-что узнала, — выпалила Люси. Ей хотелось быть терпеливой, выслушать сначала то, о чем собиралась сообщить ей Мэри, но она не сдержалась: — Мистер Баклз и леди Харриет тоже ищут «Немую книгу». Все связано между собой, но не знаю как.
Похоже, новость Мэри не удивила.
— Я знаю, вам страшно, Люси, но книга всегда была очень важна, а сейчас приобрела еще большее значение. Поэтому вы должны отыскать разрозненные страницы прежде, чем это сделают наши враги.
Слова поразили Люси — они были жесткими и правдивыми. Она должна найти утерянные страницы. Она вдруг все поняла. Слова давались ей с трудом, они казались вязкими и горькими во рту.
— Я должна собрать листы.
— Да, вы должны это сделать.
Странно, но Люси вдруг успокоилась. Нет, она не понимала, почему все это происходит, но по крайней мере теперь у нее была цель. Она должна отыскать утерянные страницы книги. Это было задание, а задания можно выполнить.
— А что потом, когда я их найду?
— Мы решим вместе. — Мэри нагнулась, чтобы обнять Люси. Ее кожа была ледяной на ощупь. — Знаю, что прошу у вас слишком много. Мне жаль, что вы должны делать это в одиночку. Я снова буду с вами, как только смогу, но сейчас мне необходимо быть в другом месте. Помните, Люси, что «Немая книга» обладает самой большой силой в руках того, кому принадлежит, но все так запуталось… Вы должны мне доверять, как никогда.
Она протянула Люси планшет, на котором лежал лист бумаги, исписанный мелким почерком. В темноте прочитать написанное было сложно. Мэри достала перо и чернильницу:
— То, о чем я вас попрошу, может показаться нелепым, но, пожалуйста, доверьтесь мне. Люси, вы должны подписать это.
— Что это?
— Завещание.
Люси не верила своим ушам. После всего, что случилось с завещанием отца, неужели Мэри надеялась, что Люси подпишет такой документ в спешке, не читая.
— Вы завещаете все своей сестре. Насколько я понимаю, вы бы этого хотели. Все, кроме страниц «Немой книги», которые вы, возможно, найдете. Их вы завещаете мне.
Люси хотела что-то сказать, но поняла, что лишилась дара речи.
— Вы не понимаете, почему? — спросила Мэри. — Я вам объясню. Если вы не подпишете документ, ревенанты убьют вас. Если страницы будут завещаны мне, они вас не тронут. Все просто. Я вам друг и буду делать все, чтобы вам помочь. Вы должны мне верить. Я хочу, чтобы вы завещали мне страницы, по одной-единственной причине: ваши враги пойдут на все, дабы не допустить, чтобы я стала законной владелицей книги. Чтобы вас защитить, мы должны сделать так, чтобы ваша смерть была невыгодна тем, кто хочет вам зла. Если вы доверяли мне раньше, поверьте и сейчас. Иначе я не смогу вам помочь.
В ее голосе было столько мольбы, столько отчаянья, что Люси не могла ей не верить. Мэри Крофорд была единственным человеком в мире, который знал ее тайну, единственным человеком, не считая сестры, на которого она полагалась. Люси ничего не оставалось, как поверить в добрые намерения своей подруги, хотя она не понимала смысла просьбы. Она расписалась там, где указала Мэри. Они промокнули подпись, Мэри свернула лист в рулон и протянула Люси:
— Мне оно не нужно. Не хочу, чтобы вы заподозрили меня в подлоге. Только храните его в безопасном месте. Завещание должно существовать, чтобы защищать вас. — Она снова обняла Люси. — Помните, я ваш друг. Не сомневайтесь во мне. — Потом она протянула Люси экземпляр «Немой книги», который та видела раньше. — Пусть будет у вас. Добавляйте страницы.
Ошеломленная, Люси вышла из экипажа и смотрела, как он уезжает прочь. В руке она сжимала документ, по которому самая могущественная книга на свете доставалась после ее смерти ее единственному другу.
Люси поспешила в дом. Ей хотелось поскорее скрыться у себя в комнате, но на лестнице ее поджидала миссис Квинс. После случая с мистером Моррисоном в доме Гилли она избегала Люси, но теперь стояла, перегораживая ей дорогу, с презрительным выражением на лице. Она что-то знает. Люси в этом не сомневалась.
— Тайное ночное свидание, мисс Деррик? Интересно, что ты задумала? Так что же ты собираешься делать? Без денег, без мужа, без друзей? Думаешь, твои маленькие хитрости будут работать вечно?
Вместо того чтобы попятиться, Люси шагнула вперед. Мысль о том, что леди Харриет на протяжении многих лет была в заговоре против нее, ее злила, а злость придавала смелости. Она склонилась к миссис Квинс и прошептала:
— Джонас Моррисон.
Миссис Квинс вздрогнула и отступила.
— Нахалка, — сказала она, стараясь держаться невозмутимо, — она еще хвастается своей распущенностью.
— У меня нет ни малейшего желания видеть его, и я надеюсь, больше никогда его не увижу, — сказала Люси, снова подходя ближе, — а вот вы его боитесь. Почему?
— Ошибаешься, — ответила миссис Квинс, разглаживая фартук.
— Тогда расскажите дяде, — сказала Люси, желая испытать миссис Квинс, а возможно, причинить ей боль. — Расскажите мистеру Баклзу. Расскажите им всем, с кем я танцевала. Ну, расскажите.
Миссис Квинс стояла не шелохнувшись.
Люси протиснулась между ней и стеной, прошла в свою комнату и закрыла дверь.
Победа над миссис Квинс, хоть и была восхитительна, скорее озадачила, чем обрадовала Люси. Почему она боится мистера Моррисона? И зачем леди Харриет не так давно искала человека, который отличил бы настоящие гравюры в «Немой книге» от поддельных? Была ли какая-то связь между этим и неудачной попыткой миссис Квинс научить Люси гадать на картах? А теперь еще и это завещание, которое Мэри попросила подписать. Она не думала, что Мэри хочет ее обмануть, но была уверена, что подруга знает намного больше, чем говорит, и от этого было тревожно.
* * *
Люси спала плохо. Ее будил детский плач, доносившийся из-за стены. Когда Люси спустилась к завтраку, Марты за столом не было. Сидели лишь мистер Баклз и дядя Лоуэлл, который выглядел очень рассерженным. Люси взглянула на мистера Баклза, но тот только глупо улыбнулся и отвел глаза. Может быть, ему тяжело смотреть на девушку, у которой он украл ее жизнь? Люси сомневалась, что такие мысли могут посещать подобных людей. Он, скорее всего, даже не задумывался о своем поступке. Он это сделал, какой толк теперь об этом думать.
Тишину вновь нарушил детский плач. Дядя Лоуэлл стукнул вилкой по столу:
— Не понимаю, почему этот ребенок постоянно плачет.
— Она обычно очень спокойная, — сказал мистер Баклз. — Даже леди Харриет заметила, какой у нас спокойный ребенок.
— Этой ночью она не была спокойной, — заметил дядя Лоуэлл.
Люси отставила тарелку и поднялась навестить Марту, которая все еще была в постели, но не спала. Темные круги под глазами говорили о бессонной ночи, но Марта обрадовалась, увидев Люси.
— Я с ума сойду, — сказала Марта. — Бедняжка Эмили не похожа сама на себя. Такого с ней раньше не было. Боюсь, не заболела ли она.
Люси убрала со лба Марты выбившуюся из-под чепца прядь волос.
— Она не отказывается от груди?
— Нет, конечно, — ответила Марта и добавила шепотом: — У меня даже синяки. Ненасытная, кусается своими крошечными зубками. Может, у нее новые зубки за ночь прорезались, поэтому она и капризничала. Скажу тебе правду: если она не перестанет делать мне больно, придется нанимать кормилицу.
Дверь открылась, и в комнату вошла няня с маленькой Эмили на руках, завернутой в одеяло.
— Как она? — спросила Марта.
— Не успокаивается, — ответила няня. — Похоже, голодная.
— Не может быть! — воскликнула Марта. — Она только и делает, что ест.
— Она даже меня пыталась обсосать.
Марта протянула руки, и няня передала ей младенца. Одеяло в эту минуту приоткрылось. Люси с трудом удержалась, чтобы не закричать. Вместо маленькой Эмили она увидела подменыша — омерзительное существо с такой белой кожей, что сквозь нее были видны выступающие пульсирующие вены. Его розовые глаза были узкими и злыми, уши заостренными, а голову покрывали пучки черных волос. И у него были острые, как у хищника, зубы. Подменыш глянул на Люси и осклабился.
Люси посмотрела на няню, потом на Марту. Ни та ни другая не заметили в ребенке никаких перемен. Они не видели, что это была вовсе не Эмили.
Люси видела то, что оставалось невидимым для других: маленькую Эмили подменили омерзительным существом. Но как такое могло случиться и где настоящая Эмили?
— Маленькая моя, не делай своей мамочке больно, — шептала Марта подменышу, который с жадностью впился в ее грудь.
Люси попыталась что-то сказать, но у нее перехватило горло. Она попробовала еще раз.
— Марта, — спросила Люси срывающимся голосом, — когда ребенок начал капризничать?
— Дай подумать. Сразу же, как только мы навестили твою подругу, мисс Крофорд.
Люси попятилась:
— Вы были у Мэри? Когда вы у нее были?
— После того, как мы вернулись из Ньюстеда и ты ушла к себе в комнату — вздремнуть, как мне кажется. Твоя подруга прислала за мной экипаж. Она сказала, что не хочет тебя беспокоить, но что ей хотелось бы познакомиться с сестрой и племянницей своей подруги. Я не собиралась от тебя ничего скрывать, но у меня такое чувство, что я просто об этом забыла и вспомнила только сейчас. Как странно.
Тайная встреча сестры с Мэри, встреча, о которой сестра забыла. И Мэри ничего не сказала, когда они виделись позже. Теперь Эмили исчезла, а вместо нее подменыш. И все это после того, как Мэри так поспешно вынудила Люси завещать ей пока еще не найденные страницы «Немой книги». Неужели Мэри обманывала ее с самого начала? Люси дрожала. Она поняла, что единственный человек, кроме Марты, которому она доверяла, предал ее.
Люси сказала, что срочно должна уйти, не обращая внимания на удивление Марты, сбежала по лестнице и выскочила из дому. Она неслась по улице, расталкивая всех, кто попадался у нее на пути. Ей было все равно, что женщины на нее смотрят, а торговцы кричат вслед. Ей это было не важно. Она бежала так быстро, как только могла, через площадь в сторону Хай-Пейвмент.
Люси подбежала к дому Мэри и стала колотить в дверь. В ответ — тишина. Она стучала снова и снова. Потом заглянула в окно.
От того, что Люси увидела, ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Дом был пустым. Голые стены, никакой мебели. Исчезли ковры и шторы. Все было упаковано и вынесено. Люси увидела только один предмет — коробку и прикрепленный к ней листок бумаги, на котором было написано: «Мисс Люси Деррик».
Люси повернула дверную ручку. Дверь оказалась не заперта. Она вбежала в комнату и развернула листок. Ничего. В записке лишь говорилось, что коробка и то, что в ней, ее. Люси заглянула внутрь и увидела книги по магии.
Люси застыла на месте. Ребенок Марты, дорогая малышка Эмили исчезла. Вместо нее какой-то уродец, а Марта даже не знает о подмене. Мэри тоже исчезла. Похоже, она сыграла во всем этом не последнюю роль.
Шатаясь, Люси побрела назад. На глаза наворачивались слезы, но она не давала им воли. Все, думала она. Хватит слез. Мистер Баклз, и Мэри Крофорд, и дядя Лоуэлл, и мистер Олсон, и даже «Генерал Лудд» — Люси выяснит, кто из них ее враг, и сделает все, чтобы они пожалели об этом. Она вернет то, что принадлежит ей и что украли у ее отца. И она найдет ребенка Марты. Она долго была беспомощной, теперь будет по-другому. Она спасет племянницу. Она не знает, как это сделает, но сделает. Применит силу или украдет. Она бросит вызов своим врагам и победит их, поскольку понимает, что в центре всех этих событий «Немая книга» — книга, подлинность которой может установить она, и только она одна. Им нужна книга — она будет у Люси. Как только у нее в руках окажется книга, она сможет диктовать условия, которые придутся им вовсе не по душе.
21
Одно дело решить действовать, совсем другое — знать, что, собственно, делать. Люси провела долгую бессонную ночь, взвешивая варианты и оценивая возможности. За несколько раз, чтобы не привлекать внимания обитателей дома, Люси перенесла книги из дома Мэри к себе в комнату. Если Мэри была врагом, зачем ей было отдавать Люси эти книги? И тем не менее все свидетельствовало о том, что Мэри сыграла какую-то роль в подмене Эмили. Ничего не оставалось, как читать и учиться тому, чему можно было научиться, и открывать, какие пути существовали. Люси спешила. Она не могла допустить, чтобы Марта прожила еще один день, прикладывая к груди этого мерзкого ухмыляющегося подменыша.
В книгах Мэри ей не удалось найти ничего о подменышах. Только мифы и сказки — все сплошной обман и невежество. Люси было необходимо узнать, как прогнать подменыша и вернуть украденного ребенка. О подменышах она не нашла ничего ценного, но о других существах было написано много. В своих новых книгах Люси прочла о темных силах, о духах из четвертой книги Агриппы и о демонах из «Малого ключа Соломона». Люси ничего не знала о том, как вызывать демонов, а Мэри предостерегала ее не заниматься этой магией. Однако среди книг, которые Мэри ей оставила, были книги о методах вызывания демонов. И сейчас предостережения не имели никакого значения. Мэри бросила ее, возможно, даже предала. Марта и Эмили были в опасности, в большой опасности, и только Люси знала об этом. Она должна была что-то предпринять.
Покинутая всеми, без всякой помощи, Люси должна была найти выход. Она провела весь день взаперти наедине со своими книгами. Она искала то, что ей было запрещено, и нашла нечто многообещающее. Она нашла это в книге, которую дала ей Мэри, отметив то, что заслуживало ее внимания. Однако в книге было и другое, например сведения об енохианской магии, тесно связанной с Джоном Ди и Эдвардом Келли. Автор обратился к исходному тексту, «Гептамерону», и предложил простой способ вызова духов, демонов и ангелов.
Метод казался опасным, но реальным. Люси верила, что может это сделать. Но создания, описываемые в книге, пугали. Ужасные, перекошенные, изображенные широкими мазками, характерными для эпохи Возрождения, они были похожи на монстров, населяющих необитаемые острова в неизвестных морях. Пытаться управлять такими существами казалось глупым, но она могла этого добиться когда-нибудь. Сейчас ей было необходимо лишь вызвать нужного демона, который мог бы сказать ей, как отменить подмену и вернуть племянницу. После этого демона можно было бы вернуть на место. Она сделает все быстро и чисто, опасность будет такой незначительной, что ее вообще можно будет не принимать во внимание.
В книге говорилось, что существо будет пытаться ее обмануть, наказать за вторжение в его пространство. Будет пытаться сделать так, чтобы Люси его освободила. Попробует уничтожить ее сотней способов, которые люди воспримут как естественную смерть. Люси была уверена, что слишком умна, чтобы допустить такое, слишком сосредоточенна. Мужчины вызывают подобных существ, движимые амбициями и желанием власти, и это их обезоруживает. Женщина, вызывающая демона бескорыстно, будет осмотрительнее.
Люси думала, что ей придется скатывать ковер и рисовать мелом магический круг на полу, но все оказалось совсем иначе. В книге говорилось, что имеет смысл ограничить размер проявления представителя потустороннего мира и что круги лучше всего рисовать на листе бумаги чернилами — чем они меньше, тем лучше, но чтобы они не были и слишком маленькими, иначе пострадает точность. Если допустить ошибку, рисуя круг, вызванный демон может вырваться на свободу, а это всегда чревато губительным исходом.
Начав работать, Люси почувствовала себя так же, как когда копировала заклятия. Будто она не рисовала что-то, а собирала предмет, разобранный на части. Чувствовалось, что линии, круги и знаки подходят друг к другу, как дощечки, изготовленные умелой рукой столяра. Или, наоборот, не подходят, так что дважды ее работа шла насмарку, поскольку чувствовалось, что круг составлен неправильно, хотя никаких ошибок она не видела. Когда работа наконец была закончена, Люси знала, что выполнила ее идеально. Она рассматривала результат своего труда снова и снова при свете свечи, ибо была уже поздняя ночь, но не могла найти ни одного изъяна — она знала, что лучше сделать нельзя.
Люси долго выбирала, кого будет легче всего вызвать и кем будет легче всего управлять, и остановилась на демоне, имя которого произнести не могла (оно было написано енохианскими буквами, похожими на причудливую комбинацию латинского шрифта с ивритом). Основными чертами этого существа были сила, знания и месть. Люси интересовала только одна черта, и она надеялась, что две другие ей не помешают.
Вызвать демона было несложно. Ей нужно было сосредоточиться, выкинуть из головы окружающий мир, прочесть короткое предложение, написанное на енохианском языке (любезно транслитерированное автором), и выдавить каплю собственной крови. Все понятно и легко. Учитывая, что круг был написан на листке бумаги, пользоваться им можно было в любом месте. Люси подумала, что могла бы брать своего демона-разрушителя куда угодно. Шутка, рожденная воспаленным от усталости мозгом. Вот была бы потеха на балу.
Сдерживая смех, Люси настроилась на нужный лад. Выучив наизусть заклинание, она встала перед кругом с ножом наготове, чтобы порезать палец. И тут началось настоящее безумство.
* * *
Дверь в ее комнату распахнулась. Она не успела опомниться, как что-то темное бросилось на нее, сшибло с ног и вырвало нож из рук. Люси упала навзничь, успев приподнять голову, чтобы не стукнуться об пол. Люси ударила лбом нападавшего и застонала от боли и изумления. Нападавший не издал ни звука.
Кто-то большой, круглый и мягкий удерживал ее. От него исходил странно приятный аромат. Так пахнет теплое шерстяное одеяло в морозный зимний день.
— Вы не ушиблись, мисс Люси? Скажите, что не ушиблись.
Люси выползла из-под грузного тела:
— Миссис Эмет?
Люси поспешно закрыла дверь и, обернувшись, увидела, как полная женщина встает на ноги и поправляет чепец, который, как обычно, сполз ей на лоб.
— Господи, как я бежала, чтобы поспеть вовремя! Разве мисс Мэри не предостерегала вас, чтобы вы не вызывали демонов? Одна ошибка в вашем круге, и вызванный демон накинется на самого заносчивого человека в комнате. Из всех недостатков эти создания больше всего не терпят заносчивости, они ее чуют, как собаки кролика. Не сомневайтесь: если вы в комнате одна, самый заносчивый человек — это вы.
— Что вы здесь делаете? — возмущенно спросила Люси, стараясь не повышать голос. — Как вы сюда попали? Как вы узнали, что я вызывала демона? И где мисс Крофорд?
— Столько вопросов, — сказала миссис Эмет, добродушно смеясь.
Люси бросила взгляд на часы на прикроватном столике и увидела, что было почти три часа ночи. В доме царила тишина. Похоже, прибытие миссис Эмет никого не разбудило.
— Давайте тогда один вопрос за другим, — предложила Люси. — Где мисс Крофорд?
— Ой, этого я точно не знаю. Меня это не касается.
— Не касается? — спросила Люси. — Разве она не ваша хозяйка?
— Вы теперь моя хозяйка.
— Что это значит? Я не могу вам платить.
Миссис Эмет улыбнулась:
— Мне не нужны деньги.
— А что скажет дядя Лоуэлл?
— Ничего не скажет, — сказала миссис Эмет. — Я здесь не останусь. Я вам не нужна, мисс Люси. Пока. Когда я буду нужна, я приду. Это нетрудно.
Люси покачала головой. Все это было бессмысленно. Она слишком устала, чтобы что-то соображать.
— Когда вы видели мисс Крофорд в последний раз?
— На этот вопрос я не могу ответить. Память отказывает.
Люси обошла миссис Эмет. Если такой осмотр и беспокоил добрую женщину, она этого не показывала. Только крутила головой, как марионетка, следя за передвижениями Люси.
— Как вы узнали, что я собиралась вызвать демона?
— А как я могла не узнать? — спросила миссис Эмет.
Люси вздохнула:
— Не обижайтесь, миссис Эмет, но кто вы?
— Миссис Эмет, — радостно ответила она.
— И теперь вы служите мне?
— Ну да, мисс Люси.
— Служите мне, а не мисс Крофорд?
— Да, мисс Люси.
Люси пока ничего еще не понимала, но начала кое о чем догадываться.
— Когда мы впервые встретились, вы уже знали, что будете мне служить? Поэтому вы меня обняли?
— Конечно, мисс Люси. Я все про себя знаю. Даже знаю, когда меня не станет.
— Знаете, когда умрете? — переспросила Люси.
— Знаю все, что со мной будет.
— Разве вы тогда не можете что-то изменить, чтобы облегчить свою жизнь?
— Это не моя жизнь, а ваша.
Люси стало не по себе.
— Что мне с вами делать?
— Об этом не стоит беспокоиться. Я спасла вас от смерти сегодня ночью. Она была неминуема, поскольку в вашем круге есть ошибка. У вас огромный талант, но он не безупречен. Вы научились доверять своей интуиции и удостоверились, что она не лжет, но из этого не следует, что вы все знаете.
— Мисс Крофорд предупреждала, чтобы я не вызывала демонов, но я не знаю, друг она или нет. И была ли когда-нибудь другом. Пропала моя племянница, ее подменили каким-то мерзким существом, и, как бы мне ни хотелось избавиться от этой мысли, я боюсь, мисс Крофорд приложила к этому руку.
Миссис Эмет взяла ее за руку:
— Вы не должны сомневаться в том, что она ваш друг. Самый лучший друг. Вы не знаете, что она уже сделала и что ей предстоит сделать. Она не хочет, чтобы вы об этом знали, но можете положиться на нее как на друга.
— Но что с моей племянницей? Что с Эмили? — спросила Люси. — Ее подменили. Об этом вы что-нибудь знаете?
Миссис Эмет покачала головой:
— Не знаю ни как это сделали, ни кто это сделал.
— А про подменышей вы что-нибудь знаете? Как можно избавиться от подменыша и вернуть племянницу?
— Только то, что все знают, — сказала миссис Эмет.
— Никто ничего не знает! — раздраженно сказала Люси. — Скажите мне, что вам известно.
— Мне известно, что, когда подменяют ребенка, его прячут и помещают, как мы понимаем, вне времени. Для нас может пройти несколько месяцев, а для ребенка — несколько секунд. Когда избавляются от подменыша, настоящий ребенок занимает его место, и для тех, кто ничего в таких вещах не понимает, может показаться, что у ребенка лишь слегка изменился нрав.
— Как это сделать? — нетерпеливо спросила Люси. — Можете сказать, как?
— Не могу, — ответила миссис Эмет. — Я ничего не понимаю в алхимии.
Люси шагнула вперед:
— Так это алхимия?
— Причем самая могущественная. Если демон решает сам подменить человеческого ребенка — это совсем другое дело, но, чтобы осуществить такую подмену, требуется знание самой могущественной алхимии. Необходимо создать что-то вроде духовных ворот, и чтобы они были прочными и действовали долгое время. Тот, кто способен создать такое, может изготовить и философский камень.
Люси схватила миссис Эмет за плечи:
— Значит, если бы у меня была «Немая книга», я бы смогла вернуть племянницу?
— Думаю, да, — ответила миссис Эмет.
Люси отпустила миссис Эмет и рухнула в кресло. «Немая книга» была ключом ко всему. За ней охотились враги Люси, но ей она была нужнее, а значит, она должна их опередить. Она уже встала на этот путь и будет продолжать идти по нему, но теперь с удвоенной энергией и решительностью.
Люси взглянула на лист бумаги с нарисованным ею сложным енохианским кругом — лист, который все еще сжимала в руке:
— А с этим что делать? Можно его просто сжечь? Это не опасно?
— Не надо его сжигать, — сказала миссис Эмет. — Сохраните его и носите всегда при себе.
— Зачем? Он неправильный и опасный. Вы сами так сказали.
— Затем, что иногда можно использовать неправильное и опасное для благих целей, — сказала миссис Эмет, затем обняла Люси и покинула дом так же незаметно, как и пришла в него.
* * *
Перед самым рассветом Люси наконец заснула и проснулась поздно. Когда она вышла из своей комнаты, в доме царил полный беспорядок. Няня спешно упаковывала дорожный сундук, внизу мистер Баклз громким голосом давал Ангстону глупые инструкции:
— Не запачкайте мое белье!
Марта сидела в бледно-зеленом фетровом кресле у окна. Солнечные лучи, проникающие сквозь белые шторы, освещали ее сзади, отчего вокруг ее пушистых черных волос образовался ореол, будто она была ангелом. Тот, кого она держала на руках, на ангела не походил. Люси видела его со спины, но могла рассмотреть чешуйчатую белую кожу и пряди жирных жестких волос, выбившиеся из-под тонкого чепчика, который не скрывал остроконечных ушей.
— Что происходит? Вы ведь не собираетесь уезжать?
— Собираемся. — У Марты дрожал голос, под глазами были темные круги. За ночь она постарела на несколько лет. — Дядя сказал, что плач Эмили невыносим. Вызванный им доктор ничего у нее не нашел, но хочу, чтобы ее осмотрел наш врач. Температуры у нее нет, она активная, но все время требует еды и не может успокоиться.
Подменыш повернул голову и злобно посмотрел на Люси своими узенькими глазками. Он раскрыл рот, обнажив острые зубы, и облизал их плоским кожистым языком.
Марта встала:
— Подержи ее минутку.
Она протянула ребенка, и Люси ничего не оставалось, как взять его. Уродец прильнул к ее плечу, впившись когтями в кожу. Люси почувствовала резкую боль, и спина стала влажной от крови. Подменыш прикоснулся к ее уху и учащенно задышал — что-то похожее на смех. Он прижался к ней, и Люси почувствовала, что его тело холодное как лед и похоже на наполненный наполовину винный бурдюк. Ее пронзило сильное необузданное желание оторвать его от себя и бросить на пол. Все равно как если бы она держала в руках крысу или ядовитую змею. Но Люси сдержалась. Она не могла сказать Марте правду, сестра не была бы способна ее принять.
— Я думала, тебе будет приятно, — сказала Марта, почувствовав беспокойство Люси.
— Я просто устала сегодня. — Люси оторвала подменыша от себя и протянула его Марте. Маленькие когти были испачканы кровью Люси. — Я плохо спала ночью и не могу прийти в себя. Марта, ты должна остаться.
Ее план вызвать демона, который помог бы избавиться от подменыша, не удался, но она не могла позволить Марте уехать. Пока подменыш был поблизости, она надеялась что-то предпринять. Мысль о том, что Марта уедет с ним на руках, не зная, что это вовсе не Эмили, была невыносима.
Марта покачала головой:
— Ради Эмили я должна ехать. Если бы ты только могла приехать к нам. Как было бы здорово, если бы не…
Она не закончила фразу. Это было и не нужно. Мистер Баклз запретил родственникам их навещать, пока Эмили не подрастет. Он считал, что родственники будут мешать Марте выполнять материнский долг.
Два часа спустя Люси стояла у дома дяди и смотрела, как Марта с подменышем на руках садилась в нагруженный багажом экипаж.
Перед выходом мистер Баклз остановился и подошел к Люси. Он отвел ее в сторону, сжал ей руку своими длинными пальцами. Он был таким мокрым от пота, будто на него вылили ведро воды.
— Вы страшно, так сказать, страшно, давайте скажем это прямо, страшно разочаровали вашу сестру и, не будем скрывать, леди Харриет тоже, — сказал он. — Какой позор! Надеюсь, на этом неприятности и протесты прекратятся. Я имею в виду вашу свадьбу с мистером Олсоном.
Люси возмутил его тон — он говорил с ней так, будто она неразумный ребенок. Больше всего возмущало то, что он пытался использовать в собственных целях ее беспомощность, на которую сам обрек.
— Мистер Баклз, — сказала она, стараясь сохранять спокойствие, — я видела настоящее завещание своего отца. Я не глупа и понимаю, что восстановить справедливость будет трудно, но я не отступлю. Прежде чем я покину этот мир, вы будете болтаться на виселице с петлей на шее.
Мистер Баклз побелел. Он схватился потной рукой за щеку, будто Люси его и вправду ударила по лицу.
— Вы не посмеете, — сказал он охрипшим голосом.
— Не посмею что? — спросила Люси, осмелев. — Искать справедливости? Не посмею добиваться, чтобы мне вернули то, что мне принадлежит?
— Немыслимо! — вскричал он. — Я муж вашей сестры.
— А я сестра вашей жены, — парировала Люси.
— Я расскажу об этом леди Харриет, — сообщил мистер Баклз. — Вам придется иметь дело с ней.
— Мне думается, мы и так враги, — сказала Люси.
На это он только рассмеялся:
— Уверяю, это не так. Сказать, почему? Потому что вы все еще живы. — Мистер Баклз поклонился и сел в экипаж.
У Люси осталось чувство, что она допустила ужасную ошибку.
* * *
Марта уехала, а с ней и подменыш. Тиканье часов, их бой через каждый час был для Люси ударом, и так будет продолжаться, пока она не вернет племянницу. Она пыталась успокоиться, отогнать растущую тревогу, так как знала, что решение не будет легким и быстрым. Ей придется жить с этим много дней или недель, а может, и месяцев. Ей придется это вынести, так как эту работу не может выполнить никто, кроме нее.
Люси сидела в своей комнате за бюро, обложившись книгами. Она конспектировала и делала пометки на страницах, пока не погасли последние солнечные лучи. Тогда она зажгла свечу и работала всю ночь напролет. От напряжения у нее болели глаза, но она продолжала копировать руны и магические квадраты, составляла списки трав, запоминала заклинания на латыни. Наконец, когда часы пробили час ночи, она выбилась из сил. Но продолжать и не требовалось. У нее было все, что надо, и она надеялась, что сможет этим воспользоваться. Люси переоделась на ночь, потушила свечу, забралась под теплое одеяло и дала усталости взять свое.
На следующее утро она проснулась рано и принесла из кладовой немного укропа и розмарина, а также яблоко — ей было нужно чуть-чуть яблочного сока. Она нашла сухие цветы, из которых Ангстон делал душистые попурри и расставлял в вазах по всему дому. Для приготовления двух заклятий ей нужны были роза и фиалка. Изготовление первого заклятия не должно было вызвать трудностей, так как Люси уже набила руку на изготовлении и использовании подобных инструментов колдовства. Второе заклятие представлялось намного опаснее и было сопряжено с моральной дилеммой. Но сейчас было не до соображений о безопасности и морали.
Закончив работу, Люси отправилась навестить Нору Гилли. В доме все было вверх дном, поскольку семья готовилась к переезду в Лондон. Люси думала, что переезд состоится через несколько недель, но, похоже, планы несколько изменились. Слуги бегали вверх-вниз по лестнице с тюками одежды и коробами с домашней утварью. Из комнат выносили мебель, оставшуюся накрывали чехлами.
Нора поздоровалась с Люси холодно и высокомерно, словно предстоящий переезд в Лондон был сравним с коронацией. Протянутой руки Люси было мало, и она обняла подругу. Это предоставило ей возможность спрятать небольшой клочок бумаги между складками ее платья.
Потом они сели, и Нора сразу спросила, не желает ли Люси чая с пирожными. Люси чуть не ответила, что желает, но спохватилась. Тогда это была бы ее первая просьба, и заклятие гарантировало, что Нора не успокоилась бы, пока не принесли угощенье. Но после этого заклятие больше не подействовало бы. Люси только посмотрела на Нору и улыбнулась.
— Вы уезжаете в Лондон через несколько недель, не так ли? — спросила Люси.
— Точная дата еще не определена, но, думаю, это будет скорее, чем я предполагала, — ответила Нора. — Мы ждем окончательного решения Адмиралтейства.
— В Лондоне было бы намного веселее, если бы вы взяли с собой подругу. Лучше всего было бы, если бы этой подругой оказалась я. Вы должны спросить отца, можно ли мне поехать с вами.
Похоже, Нору ошарашила просьба. Переезд в Лондон возвышал ее в глазах подруг, и делить возвышение с кем-то из них было немыслимо. Тем не менее она отнеслась к делу серьезно:
— Не сомневаюсь, я быстро заведу новых друзей, учитывая папино важное положение и связи, но, несмотря на это, как было бы здорово разделить радость с вами. Я спрошу его сейчас же. — И она сорвалась со своего места.
Люси осталась в гостиной одна. Ее трясло от волнения. До нее только сейчас дошло, что нужно было направить действие заклятия и на мистера Гилли тоже. Что, если он не пожелает, чтобы дочь взяла с собой подругу? Но не прошло и пяти минут, как Нора вбежала в гостиную, радостно улыбаясь.
— Он говорит, это прекрасная идея, — сказала она и обняла Люси. — Он только велит вам беречь легкие.
Девушки посмеялись над страхом мистера Гилли схватить простуду. Они вели себя как маленькие девочки. Потом попросили принести пирожные и съели их от души, весело болтая о том, что будут делать в Лондоне. Люси мало интересовали балы, шляпные магазины, шикарные особняки и парки с аттракционами. Возможно, несколько месяцев назад она была бы в восторге от всего этого, но теперь это был всего лишь шаг на пути к ее важной цели. Она поддерживала разговор, только чтобы порадовать Нору. Ей стоило хотя бы так загладить вину перед подругой за обман.
* * *
Следующим этапом ее плана было нечто, что Люси еще недавно сочла бы немыслимым. Она отправила записку на постоялый двор, где остановился мистер Моррисон, и пригласила его встретиться с ней в кофейне неподалеку от рыночной площади. Люси пришлось украсть стакан вина из кухни, чтобы успокоить нервы, — так дрожала у нее рука, когда она начала писать записку. Добрые слова, намек на прощение, даже восхищение — все это вызывало у нее тошноту, но мистер Моррисон обладал ценными сведениями, а если Люси хочет преуспеть, ей необходимо знать как можно больше.
Когда она уже собиралась уходить на свидание, из гостиной поспешила миссис Квинс и преградила ей путь:
— И куда это ты, интересно, собралась?
— По делам, — ответила Люси. — Вас это не касается.
— Опять эта подлая Мэри Крофорд?
— Не собираюсь отвечать на ваши вопросы. Пропустите. Я скоро уезжаю в Лондон с мисс Гилли. У вас больше нет надо мной власти.
— Уезжаешь в Лондон, — повторила мисс Квинс, — а твой дядя-то в курсе?
— Какое это имеет значение? Вы оба мечтали, чтобы я убралась из этого дома, вот ваша мечта и сбылась.
Миссис Квинс крепко ухватила Люси за запястье:
— А мистер Олсон? Ты должна выйти за него замуж.
— Пусть мои дела вас больше не беспокоят, — сказала Люси, чувствуя, как в ней закипает гнев. Она, Люси Деррик, колдунья, собирательница потерянных листов «Немой книги», не позволит обращаться с собой, как с уличной оборванкой. — Если вы не отпустите мою руку, клянусь, я расцарапаю вас до крови. Будьте уверены.
Миссис Квинс отпустила руку, но не уступила дорогу:
— Ты пожалеешь, что рассердила меня.
— Пока что, — сказала Люси, отталкивая миссис Квинс, — я получаю от этого удовольствие. — Она открыла дверь и вышла на улицу, не оборачиваясь, хотя ей очень хотелось это сделать.
* * *
Люси не была уверена, что мистер Моррисон исполнит ее просьбу, и не знала, что будет делать, если он не придет на встречу, но он пришел в назначенное время. Он не скрывал любопытства. В это время дня кофейня была переполнена. Большие по размеру столы были заняты большими компаниями из улыбающихся старичков, старушек и плачущих детей. Имелись и столики поменьше, рассчитанные на двоих, и Люси прошла к одному из таких в глубине зала. Она знала, что рискует, появившись в общественном месте с молодым человеком. Могут пойти слухи. Наверняка. Но Люси занимали более важные вещи, к тому же она скоро покинет Ноттингем.
Найдя Люси за столиком, на котором дымились две чашки горячего шоколада, мистер Моррисон поклонился и сообщил высокопарно, что он к ее услугам. Если его и удивило приглашение, то он этого не показывал.
— Садитесь, пожалуйста, — сказала Люси. — Я взяла на себя смелость сделать за вас заказ.
— Как мило, что вы помните о моих вкусах, — сказал он, потирая руки, прежде чем сесть. — Всегда любил шоколад.
— Не забыла, это правда, — сказала она, — и, поскольку не знала, захотите ли вы принять мое приглашение, решила прибегнуть к стимулу.
— Признаюсь, я удивлен, — сказал он, — приятно удивлен, так как после нашей последней встречи вы дали понять, что больше не хотите видеть меня. Но я рад, что вы меня позвали. Я скоро уезжаю, и мне не хотелось расставаться на такой печальной ноте.
— Куда вы едете? — Сообщение явилось для нее полной неожиданностью, и Люси не знала, как это скажется на ее плане.
— Я ожидаю приказа. Это все, что я могу вам сказать. Подобные вещи обычно держатся в тайне.
Люси молчала, и мистер Моррисон отпил шоколада из чашки.
Люси выжидала, пока он не проглотит. Она думала о том, что делает. Благодаря привороту он в нее влюбится и будет любить, пока она не снимет заклятие или пока иная сила не освободит его. Она снова собирается использовать живого человека в собственных целях — ужасно. Но ведь речь шла о мистере Моррисоне, и она сказала себе, что, если сможет сделать его своим невольным помощником, он отчасти заплатит ей долг. И она тихо произнесла:
— Ты привязан ко мне, Джонас Моррисон.
Мистер Моррисон поставил чашку и приложил руку ко лбу:
— Бог мой, Люси. Ты только что… — Он отвернулся, посмотрел в окно, потом снова на нее. — Простите. Не помню, что я сказал.
— Вы говорили о приказе, — сказала Люси, внимательно вглядываясь в его лицо в поисках подтверждения, что заклятие сработало.
— Да, мне скоро в путь, — ответил он, — но мне не хочется. Не хочу расставаться с вами. Хочу, чтобы вы знали. Я вас шокирую? Простите. Не могу с собой совладать. Я в вас влюблен. Знаю, что плохо поступил с вами тогда, и вы имеете полное право мне не доверять. Но в этот раз вы должны мне поверить. Должны.
У Люси пересохло в горле. Она вдруг услышала окружающие ее звуки — голоса сидящих за столиками людей, шум от проезжающих по улице экипажей, тиканье часов, щебет птиц, крики уличных торговцев и стук своего сердца. Она ненавидела Джонаса Моррисона, но играть с ним подобным образом было чудовищно. Она унизила его и саму себя, и последствия ее поступка могут быть губительны. Люси это понимала, но, несмотря на охватившее ее чувство раскаянья, она понимала также, что выбора у нее нет. Ей необходимо знать то, что знает он. Нужно спасти племянницу, все остальное может подождать. Только это сейчас важно. Эмили пропала, а ее сестра заботится о безобразном подменыше, и никто ничего не знает и не способен ничего сделать. Кроме самой Люси. И она сделает то, что должна сделать. Если придется, она уничтожит, унизит и обманет тысячу таких, как Джонас Моррисон.
Люси встала из-за стола.
— Не говорите так, — сказала она, взяв себя в руки. Собираясь наложить на него заклятие, она не подумала, что скажет ему в ответ.
— Знаю, вы ненавидите меня за то, что тогда случилось, но я хочу все исправить, показать, какой я на самом деле. Я лишь прошу дать мне возможность доказать свою любовь.
Люси посмотрела ему в лицо, собираясь с духом, чтобы сказать то, что должна была сказать.
— Если вы меня любите, то должны мне доверять. А если вы мне доверяете, то расскажете то, что знаете. Я должна понять, что происходит, мистер Моррисон. Должна понять все. Если любите, вы не оставите меня в темноте неведенья.
Мистер Моррисон задумался. Казалось, он взвешивает ее слова. Потом он подался вперед и взял ее за руку. Он нежно сжал ее ладонь в своих пальцах, словно она была чем-то хрупким и он боялся это разбить. Они снова сели.
— Не могу вам ни в чем отказать, — сказал он. — Существуют темные дела огромной важности, о которых я не могу говорить. Я дал клятву ни с кем не говорить об этом, кроме посвященных, но вам расскажу все, что смогу.
Его прикосновение было ей неприятно. Несмотря на сожаление, что ей приходится его использовать, она не могла не презирать его за все, что он ей сделал. Тем не менее она не убрала руку.
— Что вы здесь делаете, мистер Моррисон? Зачем вы приехали в Ноттингем?
Он подался вперед, чтобы сократить расстояние между ними:
— Я должен был следить за человеком, за которого вы собирались выйти замуж, за мистером Олсоном.
— Но почему?
Он глубоко вздохнул:
— Некие силы пришли в движение. Опасные силы. Главные среди них те, кого люди называют эльфами. Не смейтесь, это серьезно.
Люси вспомнила подменыша, которого держала на руках, и слова Мэри:
— Уверяю вас, мне вовсе не до смеха.
Мистер Моррисон удивился:
— Так вы уже знаете о них?
— Это духи умерших, которые вернулись, приняв человеческое обличье. Ревенанты.
— А вы на удивление хорошо осведомлены, — сказал мистер Моррисон. — Я впечатлен. Практически никто, кроме членов нашего ордена, этого не знает. Есть историки, изучающие фольклор, которые считают, что курганы, которые мы называем курганами эльфов, не что иное, как курганы, в которых в древние времена хоронили умерших. Об этом немногие знают.
— У меня необычные источники, — сказала Люси.
Не в силах больше терпеть, она убрала руку, но сделала это мягко. Люси знала, что резкое движение или волнение могут уничтожить действие заклятия. Приходилось проявлять осторожность.
Мистер Моррисон взглянул на свою руку, словно силился понять, что произошло, потом выпрямился.
— Не сомневаюсь. Они всегда были среди нас, на наших островах, с незапамятных времен. Они часть нас, без них не было бы Британии. Многие годы они жили среди нас, в самых влиятельных семьях нашей земли. Всегда находились те, кто стремился присоединиться к их числу, они мечтали о власти и бессмертии любой ценой. И всегда были те, кто желал ограничить их власть и влиятельность. Этим занят мой орден в настоящее время.
— Чего они добиваются? — спросила Люси.
Он пожал плечами:
— Иногда они хотят просто жить, как им нравится. Они играют в свои игры и иногда играют с нами. Порой их схемы банальны, порой они хотят управлять нашей жизнью такими способами, какие мы не можем допустить. Они странные и ужасные, Люси, и после встречи с таким существом человек не может остаться прежним.
— Мы остаемся людьми, пока смертны, — сказала Люси, повторив слова Мэри.
Он кивнул:
— Как можно не любить женщину, которая столь мудра? Да, в этом все дело. Даже те, кто вернулся недавно, изменились так сильно, что совсем не похожи на тех, кем были при жизни. Они непостижимы, непредсказуемы и вселяют ужас.
— Мистер Моррисон, почему это стало так важно сейчас? Вы говорите, эти создания всегда были среди нас. Почему ваш орден борется против них сейчас?
— Мир меняется, Люси. Повсюду появляются новые машины, новые методы производства, строительства и транспортировки. Мир на пороге новой эры, в которой человек и машины покорят природу. И в этом деле ревенанты — наши союзники. Они предоставляют нам сведения о луддитах.
— Вы хотите сказать, что заодно с этими чудовищами? — ужаснулась Люси.
Она знала, что мистер Моррисон и его собратья-розенкрейцеры верят, что британцы не должны отстать от остального мира, когда фабрики заменят людей в производстве товаров, но вступить в союз с существами, которых Мэри назвала воплощением зла, было немыслимо.
— Мы не столько их поддерживаем, сколько находим общую почву.
Мистер Моррисон, набравшись храбрости, снова потянулся к ее руке, но Люси убрала руку. Узнав его позицию, она перестала испытывать острую вину оттого, что околдовала его.
— А вы видели эти фабрики? — спросила она. — Знаете, что они собой представляют? Каково на них работать? Понимаете, что вы защищаете?
— Я их видел, — сказал он, потрясенный. — Ужасно. Я понимаю это, Люси, и ваш гнев делает вам честь, но Британия не может оставаться в одиночестве, беззащитной, отсталой, когда другие страны идут вперед семимильными шагами. Мы отстанем и будем уязвимыми.
— Это плохая отговорка, — сказала Люси.
— У нас нет выбора. Если дать этим луддитам волю, их бунт перерастет в восстание. Вы хотите, чтобы у нас произошло то же, что во Франции? Мы должны мирно развиваться, иначе нас отбросит назад и захлестнет насилие. А вы бы что выбрали?
— Третий путь, — неожиданно для себя сказала Люси.
Она не думала об этом заранее, но, когда слова сорвались с уст, знала, что это именно то, во что она верила. Должен быть третий путь, компромиссный, который вывел бы страну из-под власти и луддитов и ревенантов. Именно такой путь одобряла Люси. И, к своему удивлению, поняла, что не может остаться в стороне. Ей было не все равно. Найти племянницу было самым неотложным делом, но этот компромисс был важен тоже. Она не знала, почему и каким образом, но понимала, что это так.
— И каков же третий путь? Прошу, скажите. Если он существует, я сообщу о нем вышестоящим, и мы на него встанем.
Люси улыбнулась:
— Не знаю. Пока. Дайте мне немного времени. — Она снова положила руку на стол. Мысль о том, что мистер Моррисон опять к ней прикоснется или даже подумает об этом, была отвратительна, но Люси дала ход событиям и не могла им препятствовать. — Какое отношение ко всему этому имеет мистер Олсон?
— Мы в точности не знаем. Дело в том, что ревенанты не говорят нам всей правды. Они помогают в нашей борьбе против луддитов, но при этом используют нас в своих интересах, которые, возможно, никак не связаны с луддитами. Мы считали, что Олсон должен был сыграть определенную роль в подъеме фабрик, но, поскольку его станки уничтожены, вполне вероятно, все изменилось. В любом случае теперь мне предстоит новая миссия.
— Какая?
— Есть одна книга, — сказал он. — Алхимическая. Говорят, в ней содержится описание того, как создавать ревенантов и прекращать их существование, как покорять и уничтожать сверхъестественных существ. В ней содержится и многое другое: секрет, как защититься от магии, как сломать защиту других. В ней говорится о вещах, которые и вообразить-то трудно, но таких простых, что не верится, как можно этого не знать. Но самое главное, в книге написано, как можно оживить умерших, или, точнее говоря, как дать им новую жизнь. Одним словом, это самая ужасная книга на свете. Единственный подлинный экземпляр ее был разорван на части, а страницы спрятаны в разных местах. Мне дали задание найти эти страницы. Мы не уверены, но полагаем, если удастся завладеть книгой, мы сможем торговаться с ревенантами.
Люси делала вид, что рассказ не слишком ее заинтересовал, но у нее дрожали руки. С помощью «Немой книги» она сможет изгнать монстра, который занял место ее племянницы. Она должна найти страницы прежде, чем это сделает мистер Моррисон — человек, за которым стоит тайная международная организация.
Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— Вы знаете, где искать эту книгу?
— Ее разорвали на несколько частей, — ответил он, — но недавно у меня появилась идея, где ее искать, во всяком случае одну из частей, и скоро я отправляюсь в путь.
Делать было нечего, и Люси произнесла то, что и представить себе не могла:
— Вы возьмете меня с собой?
В конце концов мистер Моррисон набрался смелости и взял ее за руку. Он улыбнулся, и его глаза увлажнились.
— Мои поиски предполагают дальние поездки в разные места. Я не могу рисковать вашей репутацией и просить вас сопровождать меня, когда мы не женаты. А жениться на вас я сейчас не могу. Я этого хочу, Люси, больше всего на свете, но, пока моя миссия не будет исполнена, предводитель моего ордена не даст разрешения.
«Никто и не просит вас жениться на мне», — с горечью подумала Люси, но тем не менее она не могла не подумать о таком предложении, как если бы оно было сделано на самом деле, без помощи магии и ее собственной воли. Мистер Моррисон был джентльменом, у него водились деньги, и он пользовался определенным влиянием. Он был обаятельным и умным и имел красивую внешность. Может, стоит позабыть о давней антипатии и продолжить разговор в этом направлении?
— Но прежде чем отправиться в путь, — прервал он ее мысли, — я должен поискать потерянные страницы здесь, поблизости. Это опасно, но у вас есть кое-какие навыки, и, если будете делать то, что я скажу, я могу рискнуть и взять вас с собой.
«Лучше, чем ничего. Нужно ведь с чего-то начинать».
— Куда мы направимся?
Он поморщился:
— Это отвратительное место, Люси. Полное демонов и привидений. Мы отправимся в поместье, где каждый камень пропитан злом и развратом. Это развалившийся дом развратного барона, больше напоминающего дьявола, чем человека. Место, о котором я говорю, называется Ньюстедское аббатство.
22
Мистер Моррисон сказал, что они отправятся ночью, так как в отсутствие хозяина слуги наверняка не остаются на ночь в Ньюстеде. Ночью было больше шансов найти книгу и остаться незамеченными. Люси знала, что ей придется взять с собой все амулеты для защиты от призраков и других темных сил, какие она сможет изготовить. Как ей было уже известно, в Ньюстеде обитало несколько привидений. Вся округа говорила о призраке умершей собаки Байрона, которую, как сказал мистер Моррисон, звали Боцман. Но говорили также, что стоит бояться и земных существ, которые там водились. Байрон содержал в поместье зверинец с дикими животными — медведем, волком и черепахой, пожалуй не столь опасной. Люси решила подготовиться ко всему этому и другим неведомым опасностям.
Однако, если опасностей можно избежать, почему надо тайно вторгаться в поместье?
— А нельзя попросить хозяина Ньюстеда дать или продать вам то, что вы ищете? — спросила Люси.
— Хозяин Ньюстеда, как вы его называете, не будет вести себя как джентльмен. Если он узнает, что мы охотимся за этими страницами, заломит баснословную цену.
— Почему не заплатить ему? У вашего ордена должны быть средства.
— Это так, — сказал мистер Моррисон. — Если бы мы могли рассчитывать на то, что он будет вести себя разумно, мы бы купили страницы, но этот человек полоумный, капризный и опасный. Это дьявол, который будет выступать против своей страны, получая удовольствие от самого протеста. Мы не можем рисковать, не можем позволить ему узнать, что мы знаем о страницах и хотим их заполучить.
С ней Байрон был джентльменом — добрым, великодушным и открытым, но Люси, увидев и другую его сторону, тоже не стала бы полагаться на его порядочность. Тем не менее ее рассердило, что мистер Моррисон был такого низкого мнения о Байроне. Какое право он имел судить другого человека? Он преступник, он и ему подобные встали на сторону ревенантов и владельцев фабрик. Люси подумала, что могла бы убедить Байрона отдать ей страницы. Он жил по собственным законам, и для нее это было опасно, но, возможно, с помощью правильного заклятия Люси могла бы получить от него все, что ей угодно.
Однако толку от таких рассуждений было мало, Байрон все равно был в Лондоне. Если страницы здесь, в Ноттингемшире, лучше завладеть ими с помощью мистера Моррисона. Ей было неприятно, что это приключение она должна разделить именно с ним. Гораздо приятнее было бы тайно проникнуть в поместье мистера Моррисона вместе с Байроном в качестве сообщника. Байрон нанес ей оскорбление, это правда, но он не считал свое предложение оскорбительным, его расположение к ней казалось искренним, а не результатом действия магии или заклинания. Но пора прекращать строить воздушные замки. Никаких приключений с Байроном не будет, Люси самой придется решать, что делать, чтобы защитить племянницу. Она потом разберется, кто прав — Мэри Крофорд или мистер Моррисон.
Байрон без колебаний попросил бы Люси ускользнуть из дому под покровом ночи, но для намного более чинного мистера Моррисона такая просьба давалась с трудом. Его беспокоила непристойность предложения. Не давало покоя то, что он уговорил ее сбежать из дома четыре года назад. В конце концов, после долгих уверений в чистоте своих намерений, он решился.
— Вы можете положиться на мою честь, — сказал он. — Не думайте, что я не различаю любовь и распутство.
Люси рассеянно поблагодарила его и задумалась над тем, какое из ее платьев лучше всего могло бы подойти для ночного визита в готический замок.
* * *
За ужином Люси подсыпала в еду смесь трав, способствующую крепкому сну. Кроме этого, под каждую подушку она положила небольшие узелки, содержащие лаванду и волосы человека, который спал на этой подушке, смоченные каплей вина. Домочадцы могли проснуться, если бы их что-то разбудило, но не услышали бы, как она спускается по лестнице и открывает входную дверь. Когда часы пробили час ночи, Люси, как они и условились с мистером Моррисоном, вышла из дому. Он поджидал ее на улице. Никакого экипажа не было, лишь лошадь. Мистер Моррисон помог Люси взобраться, и без лишних разговоров они поскакали медленно и ровно в ночь.
Ехали по большей части молча, но Люси чувствовала прикосновение его тела, и ей было неловко. Он не прижимался к ней, ничего пошлого. Более того, он отодвигался и старательно избегая касания, но только потому, что страстно этого желал. Люси все еще ненавидела его, бесспорно, но также она испытывала жалость к мистеру Моррисону. Он был склонен к меланхолии. Она видела, как он искренне переживал смерть жены. Заклятие, которое Люси на него наложила, только усилит его тоску.
Наконец они свернули с основной дороги и проехали еще пару миль, пока впереди, в свете почти полной луны, не показались башни Ньюстедского аббатства. Мистер Моррисон не замедлял хода, но она чувствовала, как по мере приближения к их цели он становится все более напряженным.
— Вы раньше бывали в аббатстве? — спросила она.
— Один раз, — холодно отрезал он.
Люси поняла, что между ним и Байроном был какой-то конфликт, о котором мистер Моррисон предпочел умолчать.
Они проследовали по дороге, ведущей вдоль большого озера, и обогнули южное крыло, чтобы подъехать к западному фасаду замка. Люси вспомнила, что говорил мистер Блейк о привидениях, и, хотя она предприняла кое-какие меры предосторожности, ее охватил страх. Несмотря на тревогу, она не могла не наслаждаться ночью: светила яркая луна и вокруг стояла умиротворяющая тишина. Лошадь шла рысью, пока они не оказались прямо перед входом, где дорога расширялась. Они спешились, и мистер Моррисон привязал лошадь. Из переметной сумки он достал фонарь и трутницу. Зажег свет.
Люси вскрикнула от удивления, когда мистер Моррисон поднял фонарь. На ступенях главного входа распростерлась фигура в белом. Люси подумала, что перед ней привидение. Сердце бешено заколотилось в груди, но тут она узнала густые каштановые волосы и тонкий стан. Она облегченно вздохнула и ринулась вперед, не обращая внимания на мистера Моррисона, который пытался ее остановить. Люси потеряла страх. Она склонилась над Софи Хаят и увидела, что с глухой девушкой все в порядке, — она просто спала.
Люси взяла ее за руку, которая была холодной как лед. Софи проснулась и резко села. Когда она увидела перед собой Люси, на лице ее появилось растерянное и разочарованное выражение.
— Поднимите повыше фонарь, — попросила Люси мистера Моррисона, который теперь стоял у нее за спиной, — она должна видеть мои губы, чтобы понимать меня.
Не задавая вопросов, он сделал, как она велела.
— Мисс Хаят, — сказала Люси, — что вы здесь делаете?
Софи не дрожала. Похоже, она не чувствовала холода. Твердой рукой она взяла свою грифельную доску и отыскала мел, лежащий рядом на земле.
«Я люблю его», — написала она.
Люси взяла ее за руку:
— Я знаю, но вы можете простудиться и умереть. Разве вам не холодно?
«Меня греет огонь внутри», — написала она.
— Так не годится, — сказал мистер Моррисон. Он снял шинель и накинул на плечи девушки. На ней та выглядела нелепо — Софи была похожа на котенка, запутавшегося в простынях, — и, по всей видимости, ничуть ее не согрела. — Вы знакомы с этой глухой девушкой, мисс Деррик?
— Мы раньше встречались, — ответила Люси. — Она связала себя с лордом Байроном.
— Скажите ей, чтобы шла с нами, но не причиняла неприятностей, — сказал он. — Когда мы закончим, проводим ее в какое-нибудь безопасное место. Здесь я ее не оставлю. Не хватало, чтобы на нее напали медведи или покусали черепахи. В этом проклятом месте можно ожидать чего угодно.
Люси удивила забота мистера Моррисона. Ей представлялось, что он скорее бы предоставил бедную девушку ее судьбе, тем более что она сама ее избрала. Возможно, из-за заклятия, которое она на него наложила, он стал более заботлив.
* * *
Они толкнули входную дверь, та была заперта.
Мистер Моррисон достал из кармана большой резной золотой ключ:
— Преимущество того, что состоишь в таком ордене, как мой. Нам приходят на помощь замечательные люди, включая специалистов по замкам.
Он повернул ключ в замочной скважине, и тяжелая дверь открылась.
Люси ожидала, что нечто отвратительное, холодное и тяжелое обрушится на нее, но они увидели лишь большой зал, темный, пустой и запущенный. Не успели они сделать и несколько шагов, как ее легкие забились пылью. Ничего страшного не было видно и не ощущалось, но Люси все равно вздрогнула, когда Софи потянула ее за платье. Она обернулась и увидела, что девушка держит на ладони камень не больше изюминки.
Софи повернула грифельную доску, которая висела у нее на шее, и написала: «Аметист. От демонов».
Люси кивнула. У нее был свой аметист — защита от привидений, но отвергать щедрый подарок девушки она не хотела. Люси взяла камень и в знак благодарности сжала руку Софи, а потом сделала шаг назад. Мистер Моррисон поднял фонарь.
— Аметист? — поинтересовался он.
— Да, — ответила Люси.
— Умная девушка.
— Умнее вас, — сказала Люси, показав маленький брелок с аметистом, висевший у нее на запястье.
— Вы так думаете? — спросил мистер Моррисон и достал из кармана аметист на цепочке. — Выходит, глухая девушка самая щедрая из нас.
— Я думала, моего камня достаточно, чтобы защитить нас всех! — сердито ответила Люси. Ей не нравилось, когда ее обвиняли в эгоизме.
— Так и есть. Я бы не позволил вам пойти со мной, если бы не подготовился к тому, с чем мы можем здесь столкнуться, — сказал мистер Моррисон. — Я не очень люблю привидений, я имел с ними дела, а те, что, по слухам, водятся здесь, самые неприятные из всех.
Люси возбужденно засмеялась. Ей не терпелось двигаться дальше.
— Вы знаете, как добраться до библиотеки?
— Библиотеки как таковой у него нет, — ответил мистер Моррисон. — Но я знаю, где он держит книги, — в старой гостиной.
Опять этот тон, но Люси не стала задавать вопросы. Она взяла Софи за руку и последовала за мистером Моррисоном в холл — огромное холодное каменное помещение со сводчатыми арками. Какие-либо украшения отсутствовали, стены тоже были голыми. Люси догадалась, что это был всего лишь вход в само аббатство. Было слышно, как где-то вдали капает вода.
Мистер Моррисон обернулся и сказал:
— Это крипта.
— Превосходно, — ответила она.
Они повернули направо и стали подниматься по широкой каменной лестнице. Ступени были такими широкими, что по ним без труда могла бы подняться лошадь. Конский навоз на полу свидетельствовал о том, что Байрон въезжал в дом верхом. Люси заметила перевернутые тарелки с остатками пищи, которой угощались крысы, время от времени отрываясь от трапезы и нахально на них поглядывая. Никаких привидений пока не было.
На верхней площадке лестницы был вход в большую гостиную, где они опять обнаружили навоз, недоеденную пищу и разбросанные повсюду бутылки из-под вина. Паутина щекотала им лица, из-под ног метнулись в разные стороны какие-то животные, скорее всего крысы, хотя в Ньюстеде с таким же успехом это могли быть какие-нибудь ядовитые ящерицы или африканские обезьяны, да что угодно, на что была способна фантазия Байрона и что позволяли ему кредиты.
Через резную дверь они попали в коридор, который привел к небольшой лестнице, поднялись и оказались перед другой дверью. Мистер Моррисон толкнул дверь, и она открылась. Он вошел внутрь, девушки последовали за ним.
Зал был большим — шестьдесят футов в длину и около тридцати в ширину. И это было самое прибранное и ухоженное помещение, которое она видела в Ньюстеде. На стенах висели картины, у богато украшенного камина стояли удобные кресла. Вдоль дальней стены в темноте Люси заметила книжные полки. Она вздохнула с облегчением. Их путешествие подходило к концу.
— Это гостиная, — сказал мистер Моррисон. — Байрон хранит свои книги здесь. По меркам джентльмена, библиотекой не назовешь, но в коллекции несколько сотен томов. Займет какое-то время. Посмотрим, может быть, нам удастся найти свечи или лампы. При свете работать было бы легче.
Он поднял свой фонарь — и разразился проклятьями.
Люси сразу поняла, в чем дело. Полки, на которых должны были стоять книги, были совершенно пусты.
* * *
— Черт его побери! — выругался мистер Моррисон. — Я должен был догадаться, что он сделает нечто подобное.
Люси потянула его за рукав.
— Придется вам мириться с моими выражениями, — сказал он. — А глухая девушка ничего не слышит.
— Не в этом дело, — сказала Люси. — У двери.
Мистер Моррисон направил фонарь на дверь. Сначала он ничего не увидел в полутьме. Люси наблюдала, как он скользит лучом фонаря, пытаясь найти то, что ее встревожило. И потом он его увидел — огромного серого волка с желтыми глазами, отражавшими свет. Даже при таком тусклом освещении они видели, что пасть волка была раскрыта, а голова склонена. Зверь зарычал.
Они стояли в другом конце зала. Диван, кресла и стол находились между ними и волком, но пользы от этого было мало. Люси поискала в подкладке своей накидки и извлекла на свет маленький мешочек из фетра. Развязав бечевку, она начала рассыпать его содержимое по полу вокруг них и бормотать заклинание. Она надеялась, что заклинание не обязательно произносить отчетливо, поскольку немного стеснялась делать это в присутствии других.
— Аконит, — сказала Люси мистеру Моррисону, когда закончила. — Волку не понравится.
— Хорошо, что догадались принести его с собой, — сказал он, — хотя нас ждут неприятности, если мы выйдем за границу круга.
— И что тогда будет?
— Тогда… — сказал мистер Моррисон, — тогда прибегнем к другим средствам.
Волк подошел ближе, и Софи схватилась за руку Люси. Что же до мистера Моррисона, он оставался на своем месте и выглядел невозмутимым.
— Вы довольно спокойны, сэр, — сказала Люси.
— Я поверил вашему слову насчет аконита, — сказал он. — Вы уверены, что это он?
— Отец научил меня разбираться в растениях, — ответила Люси.
— Тогда это точно аконит.
Волк медленно обошел мебель, приблизился к кругу и осторожно его обнюхал. Остановился, снова понюхал у тонкой линии аконита и попятился назад, поскуливая. Отступив на расстояние двадцати футов, он остановился, повернул голову в сторону двери и застыл на месте. Что-то привлекло его внимание. Через мгновение Люси увидела, что к ним приближается прыгающий свет. Кто-то спускался по лестнице с лампой или свечой. Вскоре на пороге появилась фигура со свечой в руке. Человек свистнул, и волк побежал к нему.
— Хороший мальчик, — сказал Байрон волку, поглаживая его по голове свободной рукой. — Поймал незваных гостей.
Свет свечи и фонаря отразил довольную улыбку на лице Байрона. Он был в распахнутом до талии халате, открывавшем его мускулистую грудь. Люси заметила, что халат был очень длинным, до самого пола, чтобы не было видно деформированной ноги.
Софи начала громко дышать и отстранилась от Люси. Волк, увидев это, обернулся и зарычал. Люси схватила девушку за руку, пытаясь удержать ее внутри круга, но та вырывалась и издавала низкие, животные звуки.
— Что вы сделали со своими книгами? — резко спросил мистер Моррисон.
— Время от времени я действительно пускаю в Ньюстед простолюдинов, но уверяю вас, сейчас не самый подходящий для посещения час. А, мисс Деррик, удивлен видеть вас в такой компании. Когда мы с вами виделись в последний раз, вы сказали, что не хотели бы, чтобы ваше имя было скомпрометировано. Не думаю, что экскурсии в ночное время в компании с мужчиной можно назвать благоразумным поступком.
— Байрон, не отравляйте слух леди своим голосом, — холодно сказал мистер Моррисон. — Скажите, где ваши книги?
Даже в полутьме Люси увидела, как лицо Байрона потемнело и перекосилось от ярости. Он ткнул пальцем в сторону мистера Моррисона, будто нанес удар шпагой.
— Вы не можете ничего от меня требовать! — закричал он, словно сумасшедший. — Это мой дом. Мой! Вы в него вторглись. Скажите спасибо, что я не застрелил вас, Моррисон.
От удивления и испуга Люси на миг забыла о Софи, и девушка вырвалась из ее рук и бросилась к Байрону. Волк повернулся и прыгнул на нее. Люси хотелось отвести глаза, но она заставила себя смотреть и увидела, как Софи разжала руку и бросила что-то в волка. Скорее всего, это был аконит, потому что волк оказался сражен в середине прыжка. Он взвизгнул и рухнул наземь, после чего принялся лизать бок. Девушка тем временем подбежала к Байрону и прижалась к нему. Он обнял ее и стал нежно поглаживать, как будто ласкал ребенка. Люси показалось, что в его движениях было что-то еще. Они были медленными, чувственными и привычными. Люси поняла, что Байрон уже воспользовался расположением девушки к себе.
— Лорд Байрон… — сказала Люси. Его вопиющее поведение по отношении к Софи придало ей смелости. В сравнении с его пренебрежением всех моральных норм ее проступок выглядел несущественным. — Мы никогда бы не пришли сюда без вашего ведома, если бы знали, что вы дома, но мы думали, что вы в Лондоне, а дело, которое нас привело сюда, не могло ждать. Прошу вас, скажите, где книги?
— Ах, Люси, если бы вы обратились ко мне, я бы ни в чем не смог вам отказать. Вы знаете, как я к вам отношусь. Но мысль о том, что вы помогаете этому человеку, невыносима.
— О чем это вы? — сердито спросил мистер Моррисон. Он достал из кармана пистолет и направил его на Байрона. — О каком отношении к этой леди вы говорите?
Видимо, он решил пустить в ход «другие средства», о которых намекал раньше.
— Прошу вас, — сказала Люси, обращаясь к Байрону. — Я не знаю, что произошло между вами и мистером Моррисоном, но поймите, что это чрезвычайно важно для меня. Мы здесь из-за меня. Пожалуйста, прогоните волка и ответьте на наш вопрос.
Байрон немного смягчился. Он что-то сказал волку, Люси не поняла что. Волк, видимо, понял, так как поднялся на лапы и выбежал из зала.
Все еще обнимая Софи за плечи, Байрон повернулся лицом к Люси и мистеру Моррисону:
— Мои средства скудны. Поэтому я продал свою библиотеку.
— Кому? — задал вопрос мистер Моррисон.
Байрон ухмыльнулся:
— Не скажу. И что вы теперь будете делать?
Мистер Моррисон недовольно фыркнул:
— Полагаете, мы не сможем узнать?
— Посмотрим.
* * *
Софи отказалась идти с ними. Когда Люси подошла к девушке, та еще теснее прижалась к Байрону и отвернулась.
— Это подло с вашей стороны, — сказала Люси ему.
Он улыбнулся:
— Я такой, Люси. Я живу по собственным законам, а не по законам общества, но мне нравится думать, что мой кодекс не лишен чести. Я не причиняю ей вреда, не обманываю. Она хочет быть со мной тогда, когда мне это удобно, и я не могу запретить ей делать это.
— Она вас любит, — сказала Люси. — Что с ней будет, когда вы уйдете и забудете о ней?
— Она знает, что я уйду, — сказал он, — но предпочитает остаться.
Они собрались уходить. Софи подбежала к Люси и обняла ее. Когда они разняли объятия, девушка написала на своей доске: «Спасибо вам. Со мной все будет хорошо».
— Надеюсь, — сказала Люси.
Софи снова взяла мел и стала быстро писать. На этот раз она повернула доску так, чтобы даже на расстоянии мистер Моррисон не мог видеть, что она написала: «Книги проданы Харриет Дайер из Кента».
Люси постаралась скрыть удивление. Она сразу решила, что ничего не скажет мистеру Моррисону. Эти страницы были нужны ему для его ордена. Он хотел остановить луддитов. Люси еще не определилась, как она относится к луддитам и разделяет ли их идеи, но она знала, что, даже если мистер Моррисон и хотел ей помочь, как только «Немая книга» окажется у ордена, то станет для нее недосягаемой.
Люси еще раз обняла Софи, пожелала ей добра и удалилась вместе с мистером Моррисоном, раздосадованная, как и он, из-за их поражения.
* * *
Люси и мистер Моррисон покинули Ньюстед и какое-то время шли молча. Наконец он прервал молчание:
— Не помню, чтобы вы мне говорили, что знакомы с Байроном.
— Вы мне тоже не говорили, — сказала она. — Похоже, вы друг друга ненавидите.
— А вас, похоже, связывают иного рода чувства.
Люси застыла от гнева:
— Как вы смеете судить меня, сэр! После того, что сделали со мной. Мне было всего шестнадцать, а вы… — Она отвернулась. Ее трясло, лицо обожгли слезы — она не хотела, чтобы он видел.
Она не слышала, как он подошел, но, когда он заговорил, почувствовала, что он стоит у нее за спиной.
— Простите, Люси.
— Простите, — повторила она, не оборачиваясь. — Можете себе позволить принести извинения и забыть. А я не могу. Мне об этом напоминают чуть не каждый день.
Люси поняла, что была несправедлива. Мистер Моррисон, возможно, был бы более деликатен, если бы она не наложила на него заклятие. Возможно, это не только его вина, что он так безразличен к тому, что сделал с ней тогда. Но самое главное, заклятие может перестать действовать, если она мистера Моррисона слишком огорчит. Люси постаралась успокоиться. Она утерла слезы и повернулась к нему.
— Я ему помогла однажды, — сказала она, стараясь, но не вполне успешно, чтобы голос не дрожал. — С помощью чар. На него это произвело впечатление, и он выразил свои чувства, сделав непристойное предложение. Надеюсь, нет надобности говорить, что я от него отказалась, поскольку сочла оскорбительным. Такова история моих с ним отношений. А что между вами?
Мистер Моррисон задумался над тем, что только что услышал, потом презрительно фыркнул:
— Вы с ним встречались. Видели, как он ведет себя, как относится к женщинам — даже к тем, кто, к несчастью, влюбляется в него. Я его не переношу, а обстоятельства не раз сталкивали нас на жизненном пути.
— Что будете делать дальше? — спросила Люси, стараясь придать голосу мягкость. Она хотела, чтобы он поверил, будто она перестала сердиться.
— Пока не знаю. Должен отчитаться перед орденом, а там вместе выработаем план.
Люси вздохнула, когда они подошли к ожидающей их лошади:
— По крайней мере, аметист не понадобился — привидений нам не встретилось.
Мистер Моррисон засмеялся:
— Мисс Деррик, они нам не встретились только потому, что у нас был аметист.
23
Следующим утром от Норы Гилли пришло известие о том, что они отправляются в Лондон через два дня, и Люси начала готовиться к отъезду из дома дяди. Когда она упаковывала вещи, пришел посыльный с запиской от мистера Моррисона, умоляющего снова встретиться в кафе. Когда она прибыла на место, мистер Моррисон топтался у входа. Выглядел он возбужденным и особого интереса к шоколаду не проявлял.
— Я должен немедленно покинуть Ноттингем, — сказал он, и глаза его увлажнились — настолько то, что он сказал, его растрогало. Он взял обе ее руки в свои ладони и заглянул в глаза. — Меня уже не должно было быть здесь, но я не мог уехать, не повидавшись с вами.
— Я еду в Лондон через два дня с мисс Гилли. А вы куда направляетесь?
— Это секрет, и я дал клятву молчать. Могу только сказать, я покидаю Англию.
Люси обдумывала услышанное. Если части книги находятся за пределами Англии, она никогда не сможет найти их сама. Может, лучше не задавать слишком много вопросов? Пусть отправляется, ищет страницы, а потом, надо надеяться, ей удастся уговорить его отдать их ей. Люси совсем не хотела, чтобы он уезжал, когда любовный приворот продолжал действовать, но ради спасения племянницы она не могла его снять.
— Может быть, — сказала она, — когда вы выполните свое задание, приедете в Лондон и отыщете меня.
Он отпустил ее руки и принялся медленно ходить вперед-назад.
— Если это можно будет сделать, не ставя под угрозу безопасность нации, я найду вас, Люси. Как только смогу.
А потом начались объяснения в любви. Он говорил о том, как они будут вместе, когда этот темный час минует. Если он и заметил, что его излияния оставили ее равнодушной и она никак на них не реагирует, то не показывал этого. Наконец, растроганный собственной печалью, мистер Моррисон удалился. Люси не знала, увидит ли она его вновь. Но если она хочет получить утерянные страницы книги, ей придется это сделать.
* * *
Перед самым отъездом в Лондон к ней с визитом пришел мистер Олсон. Она хотела сослаться на нездоровье и не принимать его, но потом пожалела. Если он и причинил страдания, то и сам много страдал, и Люси не желала быть жестокой. Кроме того, он любил ее по-своему, и нельзя ненавидеть его за это. С другой стороны, он не говорил, что больше не собирается на ней жениться, а Люси не хотелось бы возвращаться к этой теме. Однако она знала, что ей придется сталкиваться со многими вещами и людьми, которые были ей неприятны. Надо учиться.
Она спустилась и нашла его в гостиной. Он сидел, плотно сжав ноги и держа руки на коленях. Он явно испытывал неловкость, но при этом казался если не счастливым, то, по крайней мере, довольным. Его пристально смотревшие глаза были широко открыты и блестели. Костюм новый, аккуратный и чистый. Волосы пострижены по последней моде и тщательно причесаны. Когда Люси вошла, он встал и поклонился. У него был вид человека, уверенного в своей значимости.
— Мисс Деррик, — сказал он, когда они сели, — насколько я понимаю, вы уезжаете в Лондон до конца сезона.
— Возможно, не до конца сезона. Возможно, и дольше, — ответила Люси. — Пока не знаю.
Мистер Олсон кивнул:
— Я подумал, что было бы неправильно, если бы я с вами не простился. Я знаю, наши отношения не сложились так, как бы мне хотелось, и что я говорил такие слова, о которых теперь сожалею. Тем не менее надеюсь, что, когда вы будете думать обо мне, будете думать хорошо.
Очевидно, мистер Олсон оставил затею со свадьбой, но просто забыл поставить об этом в известность невесту. В любом случае это была хорошая новость, от которой ей захотелось проявить благородство.
— Конечно же. Я вам не говорила, как огорчилась, узнав, что случилось с вашей фабрикой, сколько страданий вам пришлось пережить. Мне такие предприятия не по душе из-за последствий, которые они оказывают на людей в Ноттингеме, но я никогда не желала вам неприятностей.
— Пусть это вас не заботит, — сказал мистер Олсон. — Мои станки были сломаны, и у меня не было денег, чтобы их заменить, но появились новые возможности, и сейчас я строю новую фабрику в новом месте. Нет худа без добра.
Он улыбнулся. Возможно, хотел показать, что она потеряла, но вряд ли. Люси была уверена, что он чувствует такое же облегчение, что избавился от нее, как и она оттого, что избавилась от него.
— Желаю вам процветания.
— Не вижу причин, которые бы препятствовали ему, — сказал мистер Олсон. — У леди Харриет, моей патронессы, талант на подобные дела — удивительное качество для женщины.
Люси вскочила, заломив руки. Он посмотрел на нее с удивлением, и она снова села. Она хотела сказать, чтобы он не брал денег у этой особы, не имел с ней никаких деловых отношений, но знала, как это будет выглядеть, а у нее не было доводов, чтобы его убедить. Он не поверил бы ни одному ее слову. Люси сложила руки на коленях и отвела глаза:
— Могу лишь пожелать, чтобы ваше предприятие принесло вам успех, к которому вы стремитесь.
— Благодарю вас, мисс Деррик, — ответил мистер Олсон. Казалось, он не заметил ничего странного в ее поведении. — Не сомневаюсь, что все будет хорошо. Видите, вам не пришлось бы страдать, выйди вы за меня замуж.
— И тем не менее, — сказала она. — Мне кажется, ваши чувства переменились.
Он кивнул:
— Это самое странное. Поймите, я знаю, что вы очень красивая девушка, но жена мне никогда не была нужна. Меня интересуют исключительно дела. Просто в один прекрасный день мне показалось, что я в вас влюблен, а в другой прекрасный день мне показалось, что я вас разлюбил. Любовь странная вещь.
Он встал, залился краской от смущения и объявил, что и так отнял у нее слишком много времени. Она проводила его до дверей и пожала ему руку. Они расстались, уверив друг друга в дружеских чувствах. Люси была озабочена, ибо ей стало очевидно, что кто-то наложил на мистера Олсона заклятие, заставив его влюбиться в нее. Она не знала, кто это мог быть. Любопытно, что леди Харриет не потеряла интереса к мистеру Олсону. Люси гадала, не использовала ли она мистера Олсона в своих целях с самого начала. Хотя какое это могло иметь значение. Совсем скоро Люси уедет отсюда, и все это перестанет ее заботить.
* * *
Два дня спустя к дому дяди Лоуэлла в нарядном экипаже, запряженном четырьмя рыжими лошадьми, подъехала Нора. Ее родители выехали раньше, и экипаж предназначался для двух юных леди и служанки Норы. С большим трудом Ангстон и кучер погрузили сундук Люси, вместивший немалое количество книг, среди которых, по всей видимости, был и поддельный экземпляр «Немой книги». Кроме книг, там были еще принадлежности для магии, травы и, конечно, одежда.
Дядя сидел у себя в кабинете и просматривал почту. Отъезд Люси он воспринял холодно.
— Вы меня разочаровали своим поведением с мистером Олсоном, — сказал он. — Надеюсь, в Лондоне вам повезет больше. Полагаю, в конце концов вы вернетесь сюда.
Люси присела в книксене:
— Я не задумывалась о будущем.
— Я знаю, что не задумывались, — сказал он и отвернулся.
Миссис Квинс поджидала ее у двери кабинета.
— Желаю приятного путешествия, — сказала она с язвительной улыбкой. — Постарайся снова не опозориться.
Люси внимательно на нее посмотрела:
— Не знаю, почему вы так ко мне относились, но я это выясню. Можете не сомневаться.
Миссис Квинс открыла рот от изумления. Она не моргала и не шевелилась, пока Люси не села в экипаж.
* * *
Когда Люси с Норой подошли к экипажу, Люси увидела Инсуорт, служанку Норы, которая склонилась над вязаньем и мрачно бормотала что-то себе под нос, в очередной раз пропуская петлю. Она служила семье Гилли много лет, и поэтому, несмотря на ее угрюмость и неумелость, ее не выгоняли. У Инсуорт было постоянно кислое выражение лица, и от нее так дурно пахло, что находиться с ней долго в тесном экипаже было тяжело. Но не она удивила Люси, а другая женщина, сидевшая напротив, — миссис Эмет.
Люси замешкалась, не зная, что сказать. Первой заговорила Нора.
— Ваша служанка уже здесь, — сказала она, скривив рот. — Я и не знала, что у вас есть служанка.
Девушки сели в экипаж, каждая расположившись по соседству со своей служанкой, и экипаж тронулся. Миссис Эмет смотрела в окно и время от времени улыбалась Норе блаженной улыбкой. Люси переполняли эмоции — гнев, недоумение, но более всего любопытство. Однако задавать вопросы в присутствии Норы она не могла и решила приберечь их до более благоприятного момента.
Терзаться любопытством пришлось до первой остановки на постоялом дворе в Лестере. Люси улучила минуту и отвела миссис Эмет в сторону.
— Что вы здесь делаете? — сердито спросила она.
— Вы не можете ехать в Лондон без служанки, — радостно ответила миссис Эмет.
— Это мисс Крофорд направила вас ко мне?
— Конечно. Давным-давно. Но теперь я ваша служанка. Разве я вам этого не говорила, мисс Деррик?
— Откуда Нора вас знает?
— Она меня знает, потому что я ваша служанка, — сказала миссис Эмет.
На другие свои вопросы Люси получила лишь уклончивые, ничего не значащие ответы. О местонахождении Мэри она ничего не узнала. Самое интересное, что ей удалось выяснить, — это то, что миссис Эмет всегда служила Люси. Просто Люси об этом не знала.
* * *
В остальном путешествие прошло скучно и гладко. Первую ночь они провели на постоялом дворе в Бедфорде, где девушки произвели заметное впечатление на трех офицеров. Если Нора и привлекла чуть больше внимания, то только оттого, что проявила к ним больший интерес. Мысли Люси были заняты более важными вещами, но Нору она не осуждала, так как помнила, что было время, когда ей самой было нечем занять себя. Она даже позавидовала подруге, которая могла себе позволить такие маленькие радости.
Они пустились в путь до рассвета. Миссис Эмет вскоре заснула и громко захрапела. Поначалу ее храп смешил, потом доводил до сумасшествия. Еще до наступления ночи Люси разглядела силуэт города, возвышающегося над горизонтом. Поля по обеим сторонам дороги становились меньше, люди менее неотесанными, а воздух не таким чистым. После обеда окна экипажа начали покрываться серой сажей, а воздух, которым они дышали, наполнился угольным дымом, который испускали лондонские трубы.
Когда они въехали в город, Люси схватила Нору за руку. То, что она увидела, вызвало не восхищение, а ужас. В Лондоне всегда были бедные кварталы, но новые фабрики, выросшие на берегах реки, выбрасывающие клубы черного дыма, напоминали ад, описанный Данте. Нищета, как в Ноттингеме, но тысячекратно умноженная. Мальчик шел без рубашки, а вечер был холодный. Такой худой, что были видны чуть ли не внутренние органы. Женщина, почти такая же неприкрытая, держала своего голого младенца за ноги вниз головой. Кричала что-то ухмыляющемуся, хорошо одетому мужчине. Двое джентльменов заливались хохотом, шлепая женщину по бесчувственному лицу. Молодой человек, без кистей рук, протягивал чашу для подаяний, зажав ее окровавленными культяпками.
Ужасающие сцены, но это еще не все. Улицы наводняли бандиты. Род их занятий был настолько очевиден, что впору прикреплять соответствующий значок им на куртки. Проститутки тоже не скрывали своего ремесла. Самые нахальные подбегали к экипажу и обнажали груди. Увидев, что в экипаже сидят одни женщины, они плевались или бросались навозом. Люси в жизни не видела такой грязи — навозом и человеческими фекалиями были покрыты все улицы. Когда они проезжали мимо окон, из них выплескивались экскременты. Густая навозная жижа стекала по улице медленными ручьями. Повсюду валялись мертвые собаки, кошки и лошади. Толпы одичавших мальчишек разрезали трупы лошадей на мясо. И все вокруг было покрыто густой плотной гарью. Через несколько минут Люси почувствовала, что у нее забиты горло и нос. Ей нестерпимо захотелось умыться.
Увидев реакцию Люси, Нора рассмеялась:
— Это не настоящий Лондон. Мы будем посещать места, где подобного не существует. Просто не смотри, как делаю я.
Люси кивнула, не потому, что согласилась или считала благоразумным делать вид, что люди так не живут, но потому, что не решилась высказать свое мнение. Глядя на окружающее, она поняла, что луддиты правы, что Лудд, кем бы он ни был, прав. Разрушители станков, революционеры, те, кто восстал против того, что они не могли остановить, — все они были правы. И Мэри Крофорд, какой бы ни была роль, которую она сыграла в подмене ребенка сестры, тоже была права. Да и на какие бы ужасные поступки не пошла сама Люси, да и любой здравомыслящий человек, чтобы заткнуть извергающие дым трубы, стереть гарь, золу и грязь, которые падали с неба как снег.
Затем, как обещала Нора, все вокруг начало меняться. Улицы становились шире, чище и менее многолюдными. Стало попадаться меньше нищих попрошаек, воров и проституток. Неожиданно появились большие красивые дома, джентльмены, опирающиеся на богато украшенные трости, дамы в шикарных платьях, служанки, которые вели за руку аккуратно одетых детей или несли в корзинках веселых комнатных собачек. Появились грациозные лошади и великолепные экипажи. Показались парки и газоны, лужайки, на которых под присмотром нянек с лицами как у мастифов играли беззаботные дети. Воздух по-прежнему был тяжелым и грязным, время от времени на их пути все еще попадался бедняк или алчущая заработать монету проститутка, но, невзирая на это, это был другой мир, и Люси поймала себя на том, что делает вид, будто того страшного места не существует. Не оттого, что она этого хотела, просто, если бы было иначе, она бы не выжила.
Не прошло и часа, как Люси была в Лондоне, но уже становилась лондонкой.
* * *
Мистер Гилли снял большой шикарный дом на Краунстрит — возможно, не так близко от Гайд-парка, как хотелось бы Норе, но достаточно близко, чтобы считаться фешенебельным местом. Внутреннее убранство дома было даже более впечатляющим, чем можно было предположить, судя по его фасаду. Комнаты хорошо освещены и обставлены самой модной мебелью. На окнах красивые гардины, на стенах картины. Слуг было так много, что Люси не смогла сразу запомнить, как кого зовут. Ей было предложено выбрать одну из трех незанятых комнат, которую она могла назвать своей. Родители Норы были дома. Миссис Гилли приветствовала Люси с холодным безразличием, а вот мистер Гилли был в восторге оттого, что она приехала, и прочел ей длинную лекцию о том, как защититься от простуды, гуляя по Лондону. Он проявил чрезмерную заботу, попросил не стесняться, если она захочет переделать что-нибудь в своей комнате, поинтересовался, что она желает на ужин, и пообещал, что она получит удовольствие от Лондона, иначе он переделает город по ее вкусу. Для миссис Эмет была найдена каморка под лестницей, и вся суета, связанная с переездом, закончилась. Мистера Гилли не заботило, как долго Люси будет гостить, потому что она ему нравилась. Миссис Гилли это не заботило, потому что ее это никак не касалось. Люси не могла и просить большего. Может, она могла бы все это получить и не пуская в ход магию.
* * *
Люси знала, что будет делать дальше. Доехать до Кента из Лондона проще, чем из Ноттингема. Но, оказавшись в Лондоне, Люси поняла, насколько ее план несовершенен. Нужно было придумать, как в Кент добраться. Но самое главное, как проникнуть в дом леди Харриет незамеченной, как найти страницы «Немой книги» из библиотеки Байрона и выбраться обратно.
Ее очень огорчало, что она так и не приблизилась к спасению племянницы. Мистер Моррисон, помимо поиска страниц «Немой книги», без сомнения, лишает девственности девушек в какой-то иноземной стране. Если он даже найдет страницы, будет ли Люси от этого легче? Он вернется к ней, если сможет. Заклятие об этом позаботится. Но будут ли страницы при нем? Какой толк волноваться по поводу того, что от тебя не зависит. Она отыщет страницы, одну за другой, если придется. Она будет читать, и учиться, и экспериментировать, пока страницы не будут у нее.
Люси надеялась, что миссис Эмет может как-то ей помочь, но та пришла в замешательство, когда Люси попросила у нее совета.
— Ничего не могу сказать по этому поводу, мисс Деррик, — ответила она. — Знаю только, когда настанет время ехать в Кент, вы поедете.
— Значит, вы знаете, что я туда попаду?
— Этого я сказать не могу, мисс Деррик, — ответила она. — Могу только сказать, что, если решили ехать, поедете, и тогда, когда будет нужно.
— Значит, вы знаете, что я туда доберусь?
— Этого я сказать не могу, мисс Деррик, — снова ответила она. — Могу только сказать, если вам предназначено добраться — доберетесь. Тогда, когда будет предназначено.
— Предназначено кем? — спросила Люси раздраженно.
Казалось, миссис Эмет не заметила раздраженности Люси. Она только улыбнулась и посмотрела вдаль, словно человек или сила, на которую она намекала, были за пределами ее видения.
— Теми, кто управляет подобными вещами.
Только по прибытии в Лондон Люси поняла, что каким-то образом рассчитывала, будто миссис Эмет поможет ей разобраться в новой обстановке, но оказалось, что ожидания были напрасны. Она была подготовлена к неразберихе огромного города не лучше, чем если бы была одна. Как именно можно попасть в Кент? Сколько это стоит? Люси получала десять фунтов раз в три месяца и должна была осмотрительно тратить деньги. Был, конечно, и другой путь, чтобы добыть деньги. Она это знала, но не хотела прибегать к колдовству, когда можно было обойтись без него. Для изготовления каждого заклятия требовались травы, бумага, перо и чернила — все это требовало денег. Но самое главное, Люси всегда претила мысль зарабатывать деньги с помощью магии. Прежде чем деньги попадут в ее кошелек, они должны покинуть кошелек другого человека. А как она может судить, кому они нужнее.
Она успокаивала себя, говоря, что сделала все, что было в ее силах. Научилась, чему могла научиться, планировала, как могла. Она была тем, кем была, — молодой девушкой с ограниченными средствами и ограниченной свободой. И с этим трудно было что-то поделать. Если бы она и вправду была в центре событий, о чем ей неоднократно говорили, разве удобный случай не возник бы сам по себе? Судьба отыскала ее в тихом Ноттингеме. Неужели ей теперь суждено прятаться в Лондоне?
Тем временем Люси зажила модной лондонской жизнью. Прошла неделя, а она этого даже не заметила. И это в то время, когда ее сестра Марта живет с подменышем, а ее племянница находится в плену у кого-то, о ком даже страшно подумать. Вместо того чтобы искать утерянные алхимические книги или бороться с силами из потустороннего мира, Люси мерила платья в магазинах, ходила на концерты и посещала модные дома, где осматривала картины и коллекции редкостей. Впереди ее ожидали опера, театр и кафе на открытом воздухе. Миссис Эмет сопровождала ее повсюду, а когда они не были в пути, удалялась на кухню или в комнату прислуги. Но слуги начали жаловаться. Они обратились к Норе, а Нора в свою очередь — к Люси.
— Она их смущает, — сказала она однажды, когда они сидели днем в гостиной. Нора говорила, понизив голос, будто боялась, что миссис Эмет может ее услышать, хотя ту послали с поручением на другой конец города. — Они говорят, она никогда не ест и ни с кем не разговаривает, если к ней не обращаются непосредственно. Но и в таком случае отвечает уклончиво, хотя и вежливо.
— Судя по твоим словам, она идеальная служанка, — сказала Люси.
— Но, определенно, не такая, что подходит для фешенебельного дома. Боюсь, ей придется нас покинуть.
Люси не платила миссис Эмет и не знала, как ее уволить. Не знала даже, можно ли вообще это сделать. Ей представилось, как бедная женщина бродит у дома, как собака, или, того хуже, проникает в дом. Тогда не миновать констеблей, судебных приставов и мировых судей. Этого Люси позволить не могла.
— Я не могу обойтись без нее, — сказала Люси.
— Конечно же можешь, — сказала Нора. — В Лондоне сотня женщин, которые будут в тысячу раз лучше, чем эта деревенская тупица.
— Я не могу с ней расстаться, — сказала Люси и, поскольку у нее не было аргументов, покинула гостиную и сбежала в свою комнату.
На следующее утро, когда Люси спускалась по лестнице, ее увидел мистер Гилли. Он взял ее за локоть и завел в пустую комнату, сказав, что они должны кое-что обсудить. Люси не понравилось, как он вольно до нее дотронулся. Она чувствовала, что он получает от этого несоразмерно сильное удовольствие. Когда мистер Гилли вел ее в комнату, Люси осознала, что до этого никогда еще не оставалась с отцом подруги наедине, и хотела, чтобы этого не случалось и впредь.
— Насколько я понимаю, возникли некоторые трудности с вашей служанкой, — сказал он.
— Нора говорит, другие слуги ее не любят. Знаю, она со странностями, но я не могу ее выгнать.
Люси говорила, потупив глаза. Она хотела вызвать жалость, но ей также было невыносимо, как мистер Гилли на нее смотрит. Она ощущала, как горит ее кожа под его взглядом.
— Если дело в деньгах, — сказал мистер Гилли, — могу помочь отослать ее. Она возражать не станет.
— Нет, дело не в деньгах, — сказала Люси. — Я не могу без нее обойтись. Если она не может остаться, мне придется вернуться домой.
Мистер Гилли молчал. Люси ощутила тишину комнаты и жар, исходивший от пламени в камине и стоящего рядом и наблюдавшего за ней мистера Гилли.
Мистер Гилли взглянул на нее и сложил губы в подобие улыбки:
— Этого делать не придется. Мои слуги будут более терпимы. Впредь не сомневайтесь, что я позабочусь о вас, мисс Деррик.
— Благодарю вас, сэр, — сказала Люси и присела в книксене.
Ничего более сухого и более сдержанного она придумать не могла и слишком поздно поняла, что совершила ошибку. Она отдала себя в руки человеку, который твердо решил добиться от нее того, чего хотел. Люси знала, что, находясь под его крышей, она должна оставаться начеку.
* * *
Пока назревал и разрешался конфликт с миссис Эмет, всех домочадцев интересовала только одна тема — бал в клубе «Альмак», куда мистер Гилли с большим трудом достал пригласительные билеты. Балы по средам были самым большим событием в Лондоне, куда приглашались только сливки общества. Если бы стало известно, что Люси не была представлена ко двору, вход ей был бы запрещен, но Люси предпочла не поднимать этот вопрос, а Нора решила не говорить родителям, но не из сочувствия к Люси, а чтобы избежать неминуемых трудностей, которые бы последовали.
Люси радовалась предстоящему событию, но радость ее была неполной. Вскоре после переезда в дом Гилли она получила письмо от Марты, в котором за радостным тоном та тщательно скрывала свои страдания. Люси не сомневалась, что Марту беспокоили перемены, которые произошли с ее, как она полагала, ребенком. У Марты даже почерк изменился, стал неровным и неразборчивым.
Люси должна найти способ добраться до Кента и разыскать страницы «Немой книги», даже если это вызовет отвратительные слухи и сплетни. Она дала себе слово поехать на следующий день после бала. Она найдет выход, чего бы ей это ни стоило. До бала за ней будут следить, но после бала, когда все будут усталыми и довольными, она улучит удобный момент и сбежит.
Нора настаивала, что им обеим нужны новые платья. Когда Люси сказала, что у нее нет денег, мистер Гилли предложил заплатить за ее платье, объяснив, что больше всего остального ему хотелось бы видеть Люси в новом платье. Ей совсем не нравилось быть его должницей, но отказываться было неловко, и она приняла подарок, рассыпавшись в благодарностях. Люси выбрала платье красивого кораллового цвета, без шлейфа и с суживающимся книзу корсажем. Оно выгодно подчеркивало ее фигуру и было ей к лицу. Платье дополняла очаровательная шаль цвета слоновой кости. Волосы были завиты и уложены по последней моде. На голове строгая маленькая шляпка с пикантными полями. Люси осталась чрезвычайно довольна собой. Когда Нора, которая выглядела неплохо в свободном платье слишком яркого красного цвета — платье ей сразу понравилось в магазине, но теперь она постоянно требовала подтверждения, что этот выбор не был ошибкой, — сказала Люси, что та выглядит «достаточно хорошо», Люси была готова ликовать.
Люси относилась к предстоящему балу без особого восторга, но ее апатия тотчас исчезла, едва они вошли в бальный зал клуба «Альмак», освещенный ярко, как днем, который заполняли самые модные дамы и самые хорошо одетые кавалеры. Ничего подобного ни она, ни Нора раньше не видели. Зал превосходил размером ноттингемский и вмещал раз в десять больше гостей. В отличие от Ноттингема, где гостями были фермеры, мелкие землевладельцы и купцы средней руки, здесь присутствовали сказочно богатые по рождению лорды и леди, каждый шаг которых становился достоянием газет, знатные люди, только что вернувшиеся из Индии с огромным состоянием, актеры и актрисы, блиставшие на лондонской сцене, поэты и прозаики, художники и известные музыканты.
— Не ошибусь, если скажу, — произнесла Нора, — что, если человек знаменит и находится в Лондоне, он здесь, в этом зале.
Дамам ничего не оставалось, как следовать за мистером Гилли. Нора сгорала от желания, чтобы ее пригласил на танец какой-нибудь светский лев, в то время как Люси была довольна тем, что может наблюдать, оставаясь незамеченной, так как боялась, что, если с ней заговорят, станет очевидна ее провинциальность. После представления бесконечной череды пэров, важных иностранцев и совсем небольшого числа морских офицеров мистер Гилли увлекся беседой с приятным мужчиной лет шестидесяти. Люси понравилось, как он был одет. Его изысканный темный строгий костюм одновременно и следовал последней лондонской моде, и бросал ей вызов. Волосы у него были редкими, лицо покрывали морщины. Сам он был низкорослым, худощавым и бледным. Но что-то в его наружности привлекало и завораживало. Люси не сомневалась, что в юности он был неотразим. Постарев, он не потерял обаяния.
Обменявшись приветствиями с мистером и миссис Гилли, он потребовал, чтобы его представили дамам.
Мистер Гилли прочистил горло и повернулся к Норе:
— Дорогая дочь, мисс Нора Гилли, позволь мне представить тебе мистера Спенсера Персиваля.
Нора проявила чудеса изящества и сделала низкий книксен. Люси откровенно растерялась и только открыла рот от удивления. Она позабыла о хороших манерах, но до нее дошло, что ее представляют премьер-министру.
Когда мистер Гилли обернулся к Люси, премьер-министр, спешащий покончить с представлениями, которые для него мало что значили, уже пожимал руку Люси.
— А это, — сказал мистер Гилли, — лучшая подруга моей дочери — мисс Деррик.
Мистер Персиваль так сильно сжал ладонь Люси, что она ойкнула. Он тотчас отпустил ее руку.
— Простите, — сказал он. — Я знаком с вашим дядей, мисс. Позвольте несколько слов наедине.
Люси чувствовала себя не в своей тарелке.
— Конечно, — сказала она.
Мистер Персиваль взял ее под руку и повел прочь от Гилли.
— На самом деле я не знаком с вашим дядей, — сказал он довольно дружелюбно. — Однако я знаю о вас из отчетов моего агента, мистера Моррисона.
— Вы хотите сказать, что мистер Моррисон — тори? — удивленно спросила Люси.
Премьер-министр громко рассмеялся.
— Нет, моей партии не так повезло. Мистер Моррисон — член братства Розы и Креста, а я возглавляю не только наше правительство.
Люси наконец поняла. Спенсер Персиваль, премьер-министр Англии, был также главой братства розенкрейцеров, членом которого состоял мистер Моррисон. Это от Спенсера Персиваля исходили приказы.
— Мистер Моррисон обязан обо всем меня информировать, как вам известно, и поэтому доложил мне о вас. Надеюсь, вас это не шокирует. Вам повезло, что вы работали с ним вместе.
Люси так не считала:
— Почему вы так думаете?
— Потому что, — сказал премьер-министр, — мистер Моррисон — герой нашей страны. Буквально говоря, он сделал для Англии больше, чем кто-либо из живущих.
Люси фыркнула, вспомнив его глупые фокусы, дешевое обаяние и как он обманул ее четыре года назад.
— Мне в это трудно поверить.
— По большей части молодые девушки падки на него. В любом случае он писал, какое участие вы приняли в событиях и как помогали ему в поисках страниц книги, которую мы ищем. У него, вероятно, не было другого выхода, как прибегнуть к вашим услугам, но теперь знайте, что ваша роль сыграна.
— Я и не знала, что мне выпало играть какую-то роль.
— Это так, — сказал он. Его голос был ласков, но тверд. — Каждый играет свою роль, милая. И пожалуйста, не думайте, что мы великие ученые, а вы неразумное дитя, — это вовсе не так. Вы послужили своей стране и сделали больше, чем мы могли бы у вас просить, но теперь мы хотим, чтобы вы отступили. Сама земля пришла в движение, мисс Деррик, и я был бы опечален, если бы она вас раздавила.
Люси не нравилось, что незнакомый человек говорит, что ей следует делать, даже если этот человек премьер-министр.
— Я учту ваш совет, — сказала она.
— Это было бы благоразумно с вашей стороны, — ответил премьер-министр. — Вы знаете, кто играет в эту игру? Знаете, кто этот Нед Лудд?
— Нет, мистер Моррисон мне об этом не говорил.
— Естественно, не говорил. Такие сведения для вас не предназначены. Смею предположить, что ваша неосведомленность — подарок судьбы. Цените его и не пытайтесь узнать больше. Я так говорю, потому что беспокоюсь за вас.
Люси застыла на месте, утеряв способность двигаться или говорить. Неужели это правда? Неужели она в самом деле рискует жизнью, если станет продолжать? И что ей теперь делать? Разве она имеет право сжиматься от страха, когда Эмили томится в ужасном заточении? Но и отвернуться от событий глобального масштаба, когда ей предназначено сыграть в них роль, Люси тоже не могла. Мистер Моррисон и премьер-министр самонадеянно решили, что будущее Британии зависит от порабощения рабочих, но Люси в это не верила. Она действительно не знала, чего именно хочет Лудд. Но имело ли это значение? Если Лудд прав, а розенкрейцеры не правы, разве не обязана она поддерживать Лудда?
— Бог мой, Спенс, вы ведь не собираетесь утомлять разговорами бедную девушку весь вечер?
Люси подняла глаза и увидела, что к ним приближается — в этом не могло быть ошибки, хотя раньше она видела это лицо только на эстампах и гравюрах, — принц-регент, указывая прямо на нее винным бокалом. Люси предстояло познакомиться с принцем Уэльским. Но не он смутил Люси. По одну руку от принца стоял невероятно красивый и хорошо одетый незнакомый джентльмен, а по другую — Джордж Гордон лорд Байрон.
24
Последовали короткие представления. Позже Люси с трудом вспомнит, кто что сказал. Ей пожимал руку принц-регент — человек, который однажды станет английским королем, человек, который и теперь обладал всей полнотой власти. Слева от него стоял не менее знаменитый человек, пресловутый Джордж Браммелл, по прозвищу Красавчик, близкий друг принца и законодатель моды в Лондоне. Благодаря Браммеллу мужчины теперь носили не бриджи, а брюки, приталенные камзолы и изысканно повязанные шейные платки. Говорили, что мужчины толпами приходили к нему домой каждый день только для того, чтобы посмотреть, как он одевается. По слухам, процесс этот длился часами. Люси читала в журнале, что только перчатки Браммеллу шили три разных портных.
И наконец, Байрон, одетый, как и другие три джентльмена, в темно-желтые брюки, белую сорочку и темный пиджак. В отличие от остальных платка на шее у него не было, сорочка была расстегнута и обнажала грудь. Без сомнения, он был самым красивым мужчиной в зале, и, казалось, все дамы смотрели только на него. Люси удивило, что он смотрел исключительно на нее. Его взгляд был таким пристальным, что Люси смутилась. Все вокруг, должно быть, заметили, как он на нее смотрит. Люси вдруг бросило в жар, и у нее закружилась голова.
На минуту ей показалось, что Байрон обнимет ее и поцелует при всех. Если он это попытается сделать, сможет ли она остановить его? Захочет ли?
Ей не представилось возможности узнать это, так как, отослав жестом премьер-министра, принц-регент обогнул Байрона и подошел к Люси.
— Мне казалось, я знаю всех достойных внимания девушек в Лондоне, — сказал принц, обращаясь к ней. — Как вышло, что мы не встречались с вами раньше?
Люси сделала книксен и, запинаясь, представилась. Еще несколько дней назад она была узницей в Ноттингеме, жертвой дядиной скупости и жестокости миссис Квинс. И вот она здесь, беседует с самим принцем-регентом.
— Ваше величество слишком добры, — сказала Люси.
— Слишком пьяны, полагаю, — сказал мистер Браммелл, подходя ближе и рассматривая Люси, будто она была картиной на выставке. — Хорошенькая, на мой взгляд, но и только. Не понимаю, чем она тебя привлекла.
Люси чувствовала себя так, будто ее ударили по лицу. Она уже познала жестокость светской жизни в Лондоне — колкости, замечания в сторону, шушуканье за веерами. Люси не сомневалась, что светские львицы перемывают ей косточки на безопасном расстоянии, но она и представить не могла, что кто-то станет говорить с ней в такой манере, глядя в лицо.
Повисла пауза. Может быть, прошло не больше секунды или двух, но для Люси время остановилось, пока она пыталась придумать, как отреагировать на оскорбление. Никак не реагировать и выставить себя кротким, беззубым созданием? Ей хотелось этого. Больше всего на свете ей хотелось повернуться и уйти, но она подумала, что впереди ее ждет немало испытаний, — и она должна научиться проявлять мужество, когда этого требуют обстоятельства, а не когда она заранее к ним подготовилась.
— Принц может говорить со мной каким желает тоном, мой долг подданной ему подчиняться, — сказала Люси. — Но вы — грубиян, сэр.
Браммелл попятился, зажав рот ладонью и изображая ужас:
— Она как индийская кобра. Приятно смотреть, но укус смертельный.
— Заткнись, Джордж, — сказал Байрон.
— Mon dieu! — вскрикнул Браммелл. — Ваше величество, этот выскочка только что обратился к вам по имени и велел замолчать. Полагаю, его следует заковать в цепи и увести.
Принц рассмеялся и подмигнул Люси:
— Когда разговаривают трое мужчин и все трое носят имя Джордж, всегда возникает путаница.
— Путаница заканчивается, — заметил Байрон, — когда у двоих есть титул, а третий простолюдин.
Браммелл изящно коснулся пальцами своей груди:
— Я? Да я изысканнее всех.
Принц снова рассмеялся и повернулся к Люси:
— Он шут, но меня забавляет. Простите, если он задел вас своим неуместным поведением. Как мне его наказать?
Люси посмотрела на Браммелла долгим критическим взглядом. Она подумала, что перед ней грустная картина. Будто она видит кристалл, красивый и дорогой, но такой хрупкий, что пройдет время, и он разобьется.
— Думаю, — сказала она, — он сам себя накажет в свое время.
Повисла неловкая пауза. Потом Байрон сказал Браммеллу:
— Если эта леди говорит вам подобные вещи, надо быть глупцом, чтобы не придавать этому значения. — А затем обратился к Люси: — Пора потанцевать.
Люси не успела возразить или даже сообразить, хочет ли она возразить, как оказалась вместе с Байроном на танцевальной площадке, затерявшись в вихре кружащихся пар в дорогой одежде, источающих аромат еще более дорогих духов. Музыки почти не было слышно, хотя оркестр играл великолепно. Его заглушал гул голосов. Каждая пара разговаривала приглушенными и многозначительными голосами, и Люси гадала, кто из окружающих назначал тайное любовное свидание. Все? А она? Нет, она не собиралась этого делать, но, несмотря на ужасные вещи, которые Байрон говорил и делал, ей было приятно находиться в его обществе, быть рядом с ним. Она поняла, что его красота действовала как магия.
— Вы не представляете, Люси, как я скучал по вас, — сказал он низким шепотом, почти прорычал. — Думал о вас каждую минуту.
Люси промолчала. Одна ее половинка находила его отвратительным, отталкивающим, омерзительным. Однако другая вовсе так не считала.
— Надеюсь, вы на меня больше не сердитесь? Вы же не ревнуете меня к той девушке в Ньюстеде? Ведь вы меня отвергли.
Люси смогла только покачать головой. Его слова поразили ее. Неужели он решил, что она стала считать, как и он, его стиль жизни естественным. Но, с другой стороны, всего несколько недель назад заклятия, амулеты, магия — все это казалось немыслимым, а сейчас стало совершенно естественным. Так и Байрону его распутная жизнь должна казаться нормальной. А если это так, если он просто так живет, значит ли, что он порочен? Если он не видит ничего плохого в том, что делает, и никто не осуждает его поступки, значит ли, что он дурной человек? Или он просто не такой, как все?
— Вы ведь знаете, что бедная девушка вас любит, — сказала Люси. — Для нее это не просто увлечение. Это любовь всей жизни.
— Люси, вы даже не догадываетесь, сколько женщин меня любят, — сказал он без всякой гордости. Даже устало.
— Не обязательно этим пользоваться.
— Почему «пользоваться»? Разве они не такие же человеческие существа, как и я, и не имеют права делать выбор? Бедная глухая Софи, как вы ее называете, совсем не ребенок. Если она лишена слуха, это не означает, что она лишена и разума. Она умная молодая женщина, которая знает, как устроено общество, как оно осуждает тех, кто отвергает с презрением его банальные правила, но она сделала свой выбор с открытыми глазами. Я сделал свой выбор, и вы не имеете права меня осуждать. На самом деле вы оскорбляете Софи тем, что думаете, будто знаете ее жизнь лучше, чем она сама.
Люси покачала головой, отказываясь верить, но его слова ее развеселили.
— Лорд Байрон, вы и вправду необычный человек. Вы можете доказать, что верх — это низ, и, боюсь, я долго буду в это верить.
Он засмеялся:
— Если Люси Деррик считает меня необычным, значит это правда. Скажите, что вы делаете в Лондоне в обществе этих ужасных людей? Одно дело ваш дядюшка, родственников не выбирают. Но этот Гилли — худший из карьеристов, а его дочь похожа на хитрую стерву.
— Пока воздержусь от комментариев по поводу оскорблений в адрес моих друзей. Я с ними, потому что это единственный способ попасть в Лондон и обрести свободу. Во всяком случае, я так думала. Мне необходимо в Кент.
— Найти книгу, которую вы с Моррисоном пытались стащить из моей библиотеки?
— Можно спросить, что произошло между вами? Почему вы его ненавидите?
— Я ни к кому не испытываю ненависти, — ответил Байрон, — но считаю его несносным педантом, и он постоянно критикует то, как я живу.
— И это достаточная причина, чтобы испытывать такую неприязнь к нему?
— Неприязнь к такому, как он, — уже само по себе удовольствие. А теперь моя очередь задать вопрос. Почему вы с ним? Почему проникли в мой дом? Зачем искали книгу в моей библиотеке? По всей видимости, это важная вещь для вас и для него.
Люси хотелось ему довериться. Он был так потрясающе красив и удивительно, по-своему, откровенен. Больше всего в нем ее оскорбляла его прямота, но если посмотреть на это иначе, то ничего оскорбительного в ней не было.
— Лорд Байрон, могу только сказать, что для меня это очень важно, но если я скажу больше, то вы мне не поверите и только усилите мои страдания. Скажу также, что мистер Моррисон мне не друг. Возможно, я ввела его в заблуждение относительно своих чувств, но он этого заслуживает.
Байрон улыбнулся, услышав такое признание:
— Я думал, нельзя испытывать к вам большую симпатию. Теперь понимаю, что можно. Использовать Моррисона для своих целей. Я могу вам помочь?
Люси глубоко вздохнула:
— Мне нужно попасть в поместье леди Харриет, а я не знаю, как это сделать. Мне некого просить о помощи. Пожалуй, кроме вас. Могу я у вас спросить, как найти экипаж, который доставил бы меня в Кент быстрее всего и самым коротким путем?
Танец закончился, и Байрон повел ее с танцевальной площадки в противоположный конец зала от мистера Гилли и его дочери, которые выгибали шеи, следя за Люси. Люси и Байрон встали у стены, сплошь увешанной картинами. Байрон улыбнулся ей.
— Знаете, что я сделаю, — сказал он, — сам отвезу вас в Кент.
Люси обуяли страх и возбуждение. Путешествие наедине с Байроном! Конечно, предосудительно, но не более чем если бы она отправилась в Кент одна.
— Вы так добры, — сказала Люси. — Не знаю, следует ли мне принимать ваше щедрое предложение.
— Ой, Люси, ваша девственность не пострадает. Я не стану вновь говорить о своих чувствах. Нет нужды беспокоиться, что я буду пытаться навязать вам то, чего вы не хотите. Вы сами убедились, что у меня нет необходимости прибегать к жестокости, дабы обрести утешение.
Люси так залилась краской, что ей показалось, она вот-вот потеряет сознание. Ни один мужчина никогда так с ней не говорил, но в этом было что-то успокаивающее. С Байроном не надо было притворяться и играть в кошки-мышки. Он говорил то, что хотел сказать, и выражал то, что чувствовал. Возможно, это делало его самым безопасным компаньоном из всех.
— Вы не должны никому говорить об этом. Возможно, я поступаю глупо, доверяясь вам, но никто не поверит в то, что такая поездка невинна. Я не могу рисковать своей репутацией.
— Конечно, я никому ничего не скажу. Вам придется как-то объяснить свою отлучку хозяевам. Но это ваше дело. Я могу только доставить вас туда, куда вы хотите, и обещаю соблюдать все меры предосторожности.
— Тогда я с благодарностью принимаю ваше предложение, — сказала Люси, которая уже думала, как скрыть путешествие от Норы и ее родителей.
Также она думала о том, что совсем скоро останется с Байроном наедине. Не будет никого, кто бы за ней следил, докучал или препятствовал. Это приводило ее в восторг и в то же время пугало.
Как раз в этот момент к ней подошла Нора, а следом и ее родители. Они слегка запыхались. Миссис Гилли поправила платье, словно поиски Люси ее утомили. Тем не менее теперь, когда Люси нашлась, они предпочли вести себя так, будто ничего особенного не произошло.
— А, мисс Деррик, — сказал мистер Гилли. — Так вот вы где! Я и не предполагал, что вы так стремительно исчезнете с незнакомцем. — Он смолк, лицо его было напряженным. Он смотрел на Байрона, сощурившись.
Байрон поклонился мистеру Гилли.
— Незнакомцем меня назвать трудно, сэр, — сказал Байрон. — Мы с мисс Деррик близкие соседи в Ноттингеме, так же как и с вами. И поскольку мы с вами знакомы, трудно предположить, будто я не знаком с родственниками этой леди.
— Понимаю, — сказал мистер Гилли. — Я как-то об этом не подумал. В любом случае, мисс Деррик, мы переполошились, когда вы исчезли так неожиданно, не сказав ни слова.
Люси сделала книксен:
— Здесь столько народу! Нас разделила толпа.
Чувствуя, что снова заливается краской, Люси отвернулась. Она отлучилась всего на несколько минут, а они уже решили, что она сделала что-то предосудительное. Что они тогда подумают, если она исчезнет, возможно, на несколько дней, да еще с Байроном? Но она все обставит таким образом, что никто ни о чем не узнает.
25
В ближайшие два дня Байрон ехать не мог. Люси не хотелось ждать так долго, но без его помощи ей пришлось бы ждать еще дольше, и она не жаловалась. Она решила использовать это время с толком. По правде сказать, чем больше она об этом думала, тем больше понимала, что ей необходимы эти два дня, дабы подготовиться. Она спросила у Байрона, есть ли в Лондоне магазин, специализирующийся на книгах по оккультным наукам. Книг у нее было предостаточно, но она надеялась купить ингредиенты, которые могла использовать во время посещения поместья леди Харриет. Она усердно пришивала к платью потайные карманы и штудировала книги, заучивая наизусть заклятия и пытаясь предугадать возможные проблемы и пути их решения.
Гарантии, что она найдет то, что ей нужно, не было. Хозяин любого такого магазина может оказаться шарлатаном или циником, который торгует книгами и безделушками, в которые сам не верит и относится к покупателям как к недоумкам. В любом случае Люси ничего не теряла.
Ей оставалось решить, как улизнуть из дому незаметно, но, проведя пару часов над книгами, она обнаружила, что проблема решается легко. Когда Нора с матерью собрались на чай к одной светской даме — очередной богатой леди, симпатизирующей тори, которая будет делать вид, что вовсе не проявляет снисходительности, проводя битый час и обмениваясь формальностями с малознакомыми дамами, к которым не испытывает ничего, кроме презрения, — Люси сослалась на головную боль и сказала, что хочет остаться дома. Она не знала, сколько времени займет ее вылазка и вернется ли она домой до прихода Норы, поэтому решила скрыть свое отсутствие с помощью заклятия. Люси велела миссис Эмет остаться. В случае если все планы нарушатся, миссис Эмет должна будет придумать какую-нибудь историю, которая объяснит отсутствие Люси. Затем она велела лакею нанять экипаж и отправилась в нем на Стрэнд. Недалеко от оживленной центральной улицы, на Бридж-стрит, она нашла магазин, о котором говорил Байрон. Здание было старинное и респектабельное, содержалось в порядке. Войдя внутрь, Люси увидела, что магазин был похож на любой другой книжный магазин в Лондоне, а она повидала их немало.
Пожилой джентльмен с добрым лицом, в белоснежном фартуке, улыбнулся, когда она вошла:
— Могу я вам чем-то помочь?
— Надеюсь, — сказала Люси. — Что у вас есть для проникновения в чужой дом?
* * *
Когда с делом было покончено, хозяин магазина энергично упаковал ее покупки и пожелал доброго дня. Открыв входную дверь, к своему удивлению, Люси столкнулась лицом к лицу со Спенсером Персивалем. Он стоял, протянув руку и собираясь постучать. На приятном лице отобразилось изумление, и он попятился.
— Мисс Деррик, — сказал он.
— Мистер Персиваль, — отозвалась Люси. На всякий случай она сделала книксен, так как не знала, как следует вести себя в присутствии премьер-министра.
Он не сдержал улыбки:
— Вижу, мои предостережения на вас не подействовали.
— Я просто на книги смотрела, — ответила Люси, изо всех сил стараясь не походить на ребенка, которого застали за кражей конфет. — Это теперь считается преступлением?
— Ваши преступления меня не касаются, — ответил он. — Но в наши дела не вмешивайтесь. Ваш приход сюда никак не связан с событиями, о которых мы с вами недавно говорили. Так?
— Конечно не связан, — не задумываясь, солгала Люси. Она никогда не колебалась, когда требовалось солгать, и делала это легко, в особенности если приходилось обманывать мужчину, который находил ее хорошенькой.
Он внимательно посмотрел на нее, ища признаки притворства, но Люси показалось, что это был лишь повод, потому что на самом деле ему нравилось на нее смотреть. Люси была далека от того, чтобы недооценивать свою внешность, но она знала, когда нравится мужчине, и не видела причины не использовать это преимущество, чтобы сбить мистера Персиваля с толку.
— Орден не потерпит вмешательства, — сказал он ей. — Надеюсь увидеть вас в следующий раз в менее подозрительном месте.
— Я тоже на это надеюсь, — сказала Люси. Уходя, она была почти уверена, что неплохо вышла из трудного положения.
* * *
Вернувшись в дом мистера Гилли, Люси вручила свою накидку и шляпку слуге, пошла в свою комнату оставить покупки и затем спустилась в гостиную, где миссис Гилли с Норой играли в карты. Люси села поблизости, спиной к камину, и раскрыла роман, оказавшийся под рукой. Мать и дочь поздоровались с ней, но ни одна не спросила, где Люси была или как она провела день. Заклятие подействовало как нельзя лучше.
Однако его действие не бесконечно. Оно продлится не долее двух закатов, а это означало, что с минуты, когда она завтра сядет в экипаж Байрона, доберется до поместья леди Харриет в Кенте — расстояние не менее пятидесяти миль, — найдет там то, что ищет, оставшись незамеченной, и вернется в Лондон, не должно пройти более двух суток. Ей казалось, это возможно при условии, что все пойдет гладко, но вероятность того, что могут возникнуть какие угодно непредвиденные обстоятельства, была огромна, в особенности учитывая протяженность пути, страшную спешку и такие сопряженные с риском предприятия, как проникновение в дом богатой и влиятельной леди, причем все это в компании пользующегося дурной славой распутника.
Люси собрала все, что могло понадобиться, если придется накладывать заклятия. Большую часть принадлежностей она сложила в небольшой саквояж, но некоторые поместила в потайной карман, который нашила на платье, приготовленное в дорогу. Этими принадлежностями она собиралась воспользоваться в случае крайней необходимости и не хотела, чтобы кто-то догадался об их существовании.
Миссис Эмет заявила, что останется на случай, если придется объяснять отсутствие Люси. Добрая женщина прослезилась, узнав, что разлучается с Люси на два дня, но сказала, что поехать с ней не может, хотя отказалась объяснить почему. Люси хотелось бы использовать ее как защиту от Байрона, но миссис Эмет была неумолима.
* * *
Байрон заехал за ней перед самым рассветом. Несмотря на ранний час, он выглядел на удивление бодрым и одет был безупречно. Люси была полна опасений и страха, что он сделает что-нибудь предосудительное, как только она сядет в экипаж, но он только улыбался и время от времени украдкой бросал на нее взгляды в слабом свете. В остальном его поведение было абсолютно безукоризненным. Прошел час, и Люси успокоилась и чувствовала себя менее напряженно, как если бы находилась под присмотром дуэньи.
Какое-то время они ехали молча. Потом Люси объяснила, что у нее мало времени. Байрон улыбнулся и уверил, что доставит ее обратно, когда она скажет. Возможно, он верил в свое обещание, но Люси поняла, что, если это у него не получится, особо он огорчаться не станет. Возможно, он решил, что только выиграет, если она не вернется вовремя. Как только станет известно, что она сбежала на двое суток с негодяем, ей ничего не останется, как принять его непристойное предложение. Люси будет начеку.
Сначала их беседа вертелась вокруг банальных тем, будто они, как самые обыкновенные люди, совершали самое обыкновенное путешествие. Говорили о бале в клубе «Альмак», о людях, с которыми Люси познакомилась, приехав в Лондон, о том, где она побывала, и о пьесах, которых еще не видела. Байрон говорил о книге, которая вот-вот должна была выйти в свет, «Паломничество Чайльд-Гарольда», и сколько человек считает, что она должна принести ему славу. Он был оживлен, остроумен и наслаждался обществом Люси. Короче говоря, он был тем мужчиной, который так очаровал Люси, когда они впервые встретились в Ноттингеме, таким, каким бы Люси хотела, чтобы он и оставался.
— Не знаю, как отблагодарить вас за то, что помогаете мне в этом деле, — сказала Люси.
— Рад, что могу предложить помощь, — отозвался он. — Хотя бы потому, что продал леди Харриет книгу, которую с радостью бы подарил вам. Но вы не хотите мне сказать, что это за книга и почему она так важна для вас.
Люси вздохнула:
— Все сложно и неправдоподобно. Даже невзирая на то, что вы сами видели, вы сочтете меня умалишенной, если я скажу вам правду. Я бы и сама посчитала себя сумасшедшей. Вслух об этом я говорила лишь с мистером Моррисоном, и то у меня чуть сердце не разорвалось.
— Вы можете говорить с ним о том, о чем не можете говорить со мной? — В голосе Байрона слышалась скорее ирония, чем раздражение.
— Только из необходимости.
— Тогда не буду вас принуждать, — сказал он. — Но вы не должны бояться того, во что я верю. Призрак моей собаки Боцман обитает в моем поместье, в Ньюстеде, и люди принимают меня за сумасшедшего, когда я о нем говорю, но от этого он не становится менее реальным. Должен сказать, я принимаю все, что вы говорите, за истинную правду.
И это подтолкнуло ее к откровенности.
— У меня была старшая сестра, которую я очень любила. Она умерла в юности. Моя вторая сестра, Марта, назвала своего первенца в ее честь. Не представляете, что этот ребенок для меня значит, и теперь девочка исчезла, ее подменили ужасным существом. Знаю, как странно это звучит, но я его видела. Кроме меня, этого не видит никто. Книга, которую я ищу, даст мне знание, как избавиться от подменыша и вернуть Эмили матери.
Байрон долго молчал.
— Мне жаль, что такая книга принадлежала мне, а я ее упустил. Если бы я знал…
— Я только недавно об этом узнала. Вас что-то связывает с леди Харриет?
— Это старая и влиятельная семья, — сказал Байрон, — и благодаря своему титулу мне часто приходится бывать в обществе таких людей.
— Думаете, она может вам отдать то, что мы ищем, из благосклонности?
Байрон покачал головой:
— Леди Харриет ничего не делает из благосклонности, и, насколько я помню, она очень стремилась купить мою библиотеку, которую нельзя назвать богатой. Мне кажется, она знала, что у меня было. Если ей самой нужна эта книга, она никогда ее не уступит. У вас есть план, который не предполагает вежливой просьбы?
— Есть, — сказала Люси. — Проникнуть в дом и украсть книгу.
— Вот как, — протянул Байрон. — Надеюсь, в этот раз вам повезет больше, чем в моем доме.
Люси улыбнулась ему:
— В тот раз планировал мистер Моррисон. В этот раз я планирую сама и, уверяю, все пройдет намного лучше.
* * *
В тот вечер они поужинали на постоялом дворе, и кто мог знать, что они не муж и жена? Люси испытала удивительное ощущение: она была влиятельной незнакомкой. Взгляды всех женщин в зале были прикованы к Байрону. Они смотрели на него с восхищением, на нее — с завистью. Люси казалось, она узнала, хотя бы в малой доле, как бы чувствовала себя леди Байрон.
Они оставались на постоялом дворе до половины двенадцатого, и Байрон выпил больше вина, чем, с точки зрения Люси, было благоразумно, но она посчитала неуместным давать ему Советы в подобных делах. Чем больше он пил, тем больше говорил о своей новой книге, которую расценивал как блестящую и в то же время отзывался о ней пренебрежительно, поскольку якобы сочинял ее без всяких усилий, когда выдавалась свободная минутка. Он не сомневался, что книга принесет ему всемирную славу, и был также уверен, что после этой книги весь свет его возненавидит.
Когда пришло время, они продолжили путь. Люси смотрела, как за окном проплывают темные луга и леса. Они были совсем близко от Харрингтона, где она выросла, не более шестнадцати миль. Ей все здесь было слишком хорошо знакомо, и ее охватила грусть. Но Люси пообещала, что не станет себя жалеть. Мистер Баклз ее обманул, но, вместо того чтобы жалеть о своей упущенной жизни, Люси была полна решимости стать твердой как сталь и отомстить. Она не покорялась судьбе, а наносила ответный удар, брала управление над теми, кто управлял миром. Люси нравилось само чувство власти.
Они подъехали к Моссингзу, поместью леди Харриет, но было еще слишком рано, чтобы проникать в дом, поэтому они еще час просидели в экипаже. Байрон уверил Люси, что, по слухам, леди Харриет ложится спать рано и к часу ночи наверняка и она, и челядь, и гости, если таковые есть, давно должны быть в постелях. Им нужно было попасть в библиотеку, найти книгу или разрозненные страницы из нее и исчезнуть, прежде чем они привлекут внимание. Байрон, к сожалению, сомневался, что сможет узнать книги из своей коллекции. Люси показалось странным, что поэт не интересуется книгами из своей библиотеки, но Байрон, скорее, гордился тем, что равнодушен к книгам, которые не сам сочинил.
— У меня с собой есть кое-какие инструменты, которые должны нам помочь найти ее, — сказала Люси. — И пусть я не знаю, где она, но разыскать смогу.
— У нас мало времени, чтобы обыскивать библиотеку. Чем дольше мы будем там оставаться, тем больше риск, что кто-нибудь заметит свет или услышит шум.
— Никто нас не заметит, — сказала Люси и взяла в руки свой саквояж. — Пойдемте.
Поместье было большим, и Люси чувствовала себя незащищенной и заметной, когда они пересекали обширные газоны. К счастью, не было собак. Они прошли мимо фонтанов, садов и кустарников и наконец оказались перед господским домом, массивным и величественным, построенным в строгом стиле, как строили до правления Оливера Кромвеля. Было тихо, и в темноте дом походил на одинокую гору или спящего неподвижного великана, затаившегося на случай опасности.
Они обошли здание и отыскали дверь для слуг. Двигались медленно и осторожно, опасаясь собак или каких-нибудь других неприятных неожиданностей. Все было спокойно, и они наконец оказались перед дверью, которая была заперта на засов. Люси поискала в своем саквояже и достала какой-то темный предмет. Потом извлекла трутницу, разожгла огонь и зажгла несколько свечей, прикрепленных к этому предмету.
— Вы уверены, что нам понадобится такой яркий свет? — спросил Байрон.
— Да, конечно, — ответила Люси с уверенностью, которой на самом деле не ощущала.
Вот она вламывается в дом опасной и влиятельной женщины, готовая совершить преступление, которое может повлечь заключение в тюрьму, судебное разбирательство, унижение, какого она и представить не может. Она подавила свой страх, так как у нее не было другого выбора.
Люси сосредоточилась, как когда она готовилась наложить заклятие, и только тогда перестала дрожать как осиновый лист. Она это делает ради Эмили, говорила она сама себе. Она это делает ради Марты, ради отца и ради себя самой.
При свете стало видно, что предмет напоминал мумифицированную руку. К каждому пальцу крепилось по свече, а к запястью — основание из воска, так чтобы его можно было ставить.
— Боже правый, что это такое? — спросил Байрон, повысив голос больше, чем предполагали обстоятельства.
— Рука славы, — сказала Люси с таким видом, будто для такой умудренной женщины, как она, это было в порядке вещей. — Это поджаренная и замаринованная рука повешенного убийцы. Над нею произнесли магические заклинания. Если иметь при себе руку славы, взломщик может проникнуть в дом без помех и незаметно.
Даже в темноте Люси увидела на лице Байрона недоверие.
— И это помогает?
— Узнаем. — Люси толкнула дверь для слуг и обнаружила, что она открылась.
Они вошли внутрь.
* * *
В доме была кромешная темень, и их рука славы производила лихорадочный, колеблющийся свет и множество беспорядочных теней. Люси думала об удивительных поступках, которые совершила с того дня, когда Байрон постучался в дверь дома ее дяди. Это было не первое приключение, в котором она участвовала. И в чужой дом она тоже проникала не в первый раз. Разве она не должна уже привыкнуть к подобным вещам? У нее колотилось сердце и дрожали руки. Единственное, о чем она мечтала, — это чтобы все скорее закончилось и она могла бы скрыться.
— Где, как вы думаете, библиотека? — спросила Люси.
— Все эти дома построены по одному плану, — сказал Байрон. — Думаю, я знаю, куда идти.
Он потянулся, чтобы взять руку славы, но передумал, не желая дотрагиваться до нее. Он двинулся вперед в темноту, ведя Люси за собой вверх по лестнице, а затем по длинному коридору. В конце коридора они нашли несколько открытых дверей, одна из которых вела в библиотеку — огромный зал, в котором, вероятно, уместился бы дом ее дяди целиком.
Байрон закрыл дверь и, не касаясь руки славы, подвел Люси к свечам, чтобы их зажечь. Он зажигал канделябры и люстры, пока в зале не стало светло.
— Нас будет видно снаружи и из того крыла дома, — сказал он, указывая на параллельное здание, видное из окна. — Но если все спят и эта чудовищная вещь сделает свое дело, нам не о чем беспокоиться.
Люси достала из своего саквояжа небольшую лозу, которую изготовила дома, используя свежий яблочный сок, каплю собственной мочи и кошачий ус. Она что-то прошептала над лозой и взяла ее в обе руки, держа прямо.
Люси что-то почувствовала, почти незаметное, но поверила своему ощущению и направилась к стеллажу с книгами на противоположной стене, к определенной полке. Люси снимала с полки по очереди одну книгу за другой, клала на хорошо освещенный столик и пролистывала. Байрон тоже взял в руки том, но вскоре понял, что понятия не имеет, что ему надо искать, и поставил книгу назад.
Просмотрев первые две книги, Люси взяла третью и положила перед собой, не раскрывая. Сделала то же самое еще с одной книгой. Проверив еще две книги, взяла следующую, и через нее словно прошел электрический ток — мощный и живой. Словно книга ее призывала. Нет, не так. Что-то в книге ее призывало. Будто хотело, чтобы его обнаружили. У нее не было сомнений — она нашла то, что искала. Люси открыла книгу почти посредине, и там, среди других страниц, были вшиты три гравюры, выполненные в загадочном, противоречивом стиле, который она узнала как стиль «Немой книги». Плывущие мужчины, обнаженные женщины и танцующие звери. Медведь с головой мыши смешивал ртуть с солью. Бородатый старик, каким художники изображают Бога, своим божественным перстом указывал на цветок, колокольчик, который, как показалось Люси, пробивается из земли. Образы были живыми и призывными, они звали Люси, и Люси была готова их взять. У нее возникло чувство, что она нашла давно утерянную часть самой себя.
Так же как изображения на страницах, которые ей показывала Мэри, содержали информацию о жертвоприношении, эти картины хотели ей что-то сообщить. Что-то знакомое, как слово, которое вертится на языке, но вспомнить его не можешь. Но сейчас у нее не было времени, чтобы разгадывать эту загадку. Ей нельзя оставаться в доме леди Харриет дольше, чем требует необходимость.
Не мешкая, Люси достала перочинный нож и вырезала страницы из книги. Свернула и спрятала в потайной карман, пришитый к платью, и поставила книгу обратно на полку. Теперь надо было решить, может ли она доверять Байрону, или сделать вид, что продолжает поиски, а затем сказать, что ничего не нашла, и удалиться разочарованно.
Она переставила еще пару книг и повернулась, чтобы посмотреть, чем занят Байрон. У Байрона за спиной стояли двое. Один — странный мужчина средних лет, в старомодном мятом костюме желто-коричневого цвета. У него были растрепанные волосы, торчащие в разные стороны, и непомерно большие дикие глаза, отчего казалось, что они выпучились помимо его воли. У него тряслись руки, и он кусал пересохшие, потрескавшиеся губы. Его вид испугал Люси, но не так, как леди Харриет Дайер, которая стояла рядом в своем обычном вдовьем облачении. Седые волосы распущены по плечам, руки скрещены на груди — она смотрела на происходящее с нескрываемым отвращением.
— Неужели вы подумали, что у меня в доме нет оберегов для защиты от таких банальных вещей, как рука славы? — сказала леди Харриет. — Не знали, что можно сделать так, чтобы чужие заклятия не действовали у тебя дома? Мисс Деррик, вы явно не представляете, с кем имеете дело. А вы, Байрон, — она быстро и решительно пересекла зал и встала перед бароном, — вам что, жить надоело, если бросаете мне подобный вызов? Мне казалось, мы поняли друг друга.
— Леди Харриет, это глупое недоразумение, — сказал Байрон и улыбнулся самой из своих обворожительных улыбок.
Но больше ничего сделать не успел. Леди Харриет ударила его по лицу тыльной стороной ладони. Удар был таким неожиданно быстрым и сильным, что Байрон не удержался на ногах, пролетел по воздуху футов пять и жестко упал на пол.
Люси бросилась к Байрону, не сводя глаз с леди Харриет, которая явно была совсем не той, кем казалась.
26
С минуту Байрон лежал неподвижно, потом застонал и с помощью Люси добрался до дивана, куда сел с мрачным видом, постоянно ощупывая место удара на лице.
— Ваша красота пострадала, но вы целы, — сказала леди Харриет. — Считайте, вам повезло, что я не сломала вам шею.
Байрон ничего не ответил, только прислонился к Люси, будто ища опоры. Люси не понимала, какая опора нужна сидящему человеку. Кем на самом деле была леди Харриет, если обладала такой силой? И что Люси могла с этим сделать? Она перебирала в памяти все заклятия, которые знала, все магические формулы, которые выучила наизусть, все секретные орудия, спрятанные у нее в платье. Было одно заклятие, вызывающее слабость и уязвимость, но она не подготовила его. Если ей придется еще раз встретиться с леди Харриет, она непременно его приготовит. Был еще волшебный круг, способный убить самого самонадеянного человека в помещении, но Люси не могла быть уверена, кто это — леди Харриет или Байрон. И еще эти обереги леди Харриет. Люси читала об оберегах, но мало о них знала. У нее не было ни времени, ни особого желания расширять свои познания в этой области. Пригодится ли то немногое, что она знает?
Леди Харриет возбужденно ходила по залу. Странный человек стоял неподвижно у камина, наблюдая за ними, соскребая зубами сухую кожу с губ. Люси сказала себе, что найдет выход из этого ужасного положения. Было очевидно, что леди Харриет обладала чудовищной и опасной силой, но у Люси были три страницы из «Немой книги», и она должна выбраться отсюда и унести их с собой. От этого зависела судьба Эмили.
— Я еще не решила, что с вами делать, — сказала леди Харриет. Она обернулась к странному мужчине. — Они приходят в мой дом — дом моего покойного мужа, вторгаются в него. Понимаете, мистер Беллингем? Вы понимаете, что они враги? Они пришли, чтобы причинить вам вред. Они пришли, чтобы помешать вам получить ваши деньги.
— Я хочу получить то, что мне причитается! — закричал мистер Беллингем.
Это было похоже на извержение. Он был тих и только подергивался, затем его рот открылся, глаза округлились, и он закричал с оглушительной силой. А потом вновь впал в апатию.
— Конечно хотите, — сказала леди Харриет. — И вы это получите, если будете делать то, что я скажу. А пока поспите, мистер Беллингем. Я справлюсь с вашими врагами.
— Вы очень добры, леди Харриет. Очень добры. — И он неуклюже пошел прочь, ударившись о косяк двери.
Люси смотрела, как он удаляется, не зная, как поступить. Интуиция подсказывала ей, что леди Харриет использовала душевную болезнь этого человека, чтобы что-то от него получить. Люси всегда знала, что леди Харриет подлая и эгоистичная, но представить не могла, что она способна на такого рода манипуляции. Лучше не гадать, зачем леди Харриет играла с мистером Беллингемом. У Люси были проблемы посерьезнее, в первую очередь надо было придумать, как сбежать отсюда и унести найденные страницы.
Как только мистер Беллингем ушел, в зале начали появляться другие. Это были, безусловно, телесные существа, но двигались они с отрешенностью и безразличием привидений. Трое мужчин и две женщины, все разного возраста, все хорошо одеты, хотя у каждого в одежде была какая-нибудь небрежность: развязавшаяся лента, слабо повязанный галстук, неплотно пришитые пуговицы. Они входили в зал и принимались рассматривать книги или смотреть в окно. Один взял мраморную подпорку для книг и стал рассматривать прожилки, поднеся предмет к свету канделябра.
Люси взглянула на Байрона. Тот пожал плечами и в очередной раз потрогал пальцем синяк у себя на щеке.
— Леди Харриет… — начала Люси и осеклась.
Как только она заговорила, все пятеро гостей леди Харриет тотчас повернули голову к ней. В этом было нечто пугающее. Мраморная подпорка для книг упала на ковер, а мужчина, державший ее, сделал три быстрых шага в сторону Люси и остановился в футе от нее. Он согнулся, приблизив свое лицо к ее лицу, и смотрел на нее не отрываясь.
Люси не могла не заметить, что у него приятное лицо, даже красивое, хотя бледное и немного суровое. Глаза широко раскрыты, странно бесцветны и не сфокусированы. Волосы густые, цвета дождевых облаков.
— Она не должна быть здесь, — сказал он сонным голосом. Потом распрямился и стал изучать ноготь на большом пальце.
— Я это знаю, мистер Уайтстон! — сердито сказала леди Харриет. — Я займусь ею.
Немолодая женщина лет сорока, которая до этого смотрела в окно, подалась вперед:
— Мы рассчитываем на вас.
— Не сомневайтесь, — сказала леди Харриет. — А теперь позвольте мне начать делать то, что считаю нужным.
— Она намерена собирать листы, — сказал первый мужчина.
— Я знаю это! — сердито сказала леди Харриет. — Эта девушка ничего не добьется.
Еще одна женщина, чуть старше первой, по-прежнему стояла у окна.
— Если мы ее убьем, нам не придется иметь с ней дело еще раз. Разве не так?
У Люси учащенно забилось сердце. Если леди Харриет решит убить Люси, ничто не сможет ее остановить.
— Если бы это было так, я бы ее уже давно убила, — сказала леди Харриет таким ледяным голосом, что Люси нисколько не сомневалась: та говорит правду. — Она себя защитила, и если мы ее убьем, нам от этого станет только хуже.
— Может, нам посадить ее под замок? — предложил мистер Уайтстон с задумчивым видом. — Как вам мысль? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Я знаю, что надо сделать, — сказала леди Харриет, — и я это сделаю. А теперь все уходите. Скоро увидимся.
Гости слегка удивились, но, кажется, не обиделись. Только переглянулись, один мужчина пожал плечами, и, не проронив больше ни слова, они так же странно медлительно покинули зал, как и появились в нем.
Какое-то время леди Харриет, Люси и Байрон молчали. Люси надеялась, что первым заговорит Байрон, но он этого не сделал, и Люси взяла это бремя на себя, напустив показную храбрость.
— Прошу прощения за вторжение в ваш зверинец сумасшедших, но нам пора уходить.
— Не думаю, что вы отсюда когда-либо выйдете, — сказала леди Харриет. — Мой покойный сэр Реджинальд, не колеблясь, совершил бы правосудие собственной рукой. Вероятно, нет лучшего способа почтить его память.
— Да будет вам, леди Харриет, — сказал Байрон, который начал приходить в чувство. — Не стоит все усложнять.
— Вы меня за тупицу держите, Байрон? — сказала леди Харриет. — После всего, что я для вас сделала, вы меня оскорбляете. Это невообразимо. Не знаю, что я сделаю с вами и с вашей маленькой потаскушкой. Сейчас вы совершите экскурсию по дому, вреда вы не причините, но даже и не думайте сбежать. — Она улыбнулась Люси. — Вам, вероятно, такое может прийти в голову.
Люси попыталась встать с дивана, но не смогла. У нее на запястьях, на коленях было что-то липкое. Казалось, будто ее что-то удерживает, бесчисленные маленькие руки прикасались к ней, трогали ее тело в таких местах, каких никто никогда не касался. Краем глаза она почти видела их, сотканных из теней существ с фабрики, темных и неясных. Она не могла смотреть на них прямо, но, как только отворачивалась, видела десятки похожих на дымку пальцев, которые дергали ее за юбки. Она поняла, что эти существа принадлежат леди Харриет или, по крайней мере, они ей подчиняются. Люси охватил страх, и подступила тошнота. Она с ужасом поняла, что ей не справиться.
— Ты ничтожество, девчонка, — сказала леди Харриет. Потом крикнула, но кому-то другому, не Люси: — Прекратите! Уберите руки от девчонки, пока я не отдам приказ или если она задумает сбежать.
Темные существа вмиг исчезли. Люси вздохнула с облегчением, поняв, что снова способна двигаться.
— Кто вы? — спросила Люси. — Если эти существа вам подчиняются…
Леди Харриет рассмеялась:
— Я думала, ты стоишь моего внимания, а ты, похоже, ничего не знаешь.
— Я знаю о своей сестре и племяннице, — сказала Люси, — и о том, что должна для них сделать.
— На свете миллионы сестер и миллионы племянниц, и их судьба висит на волоске, — сказала леди Харриет. — Мне плевать на твою семью.
— Несмотря на тот факт, что моя сестра — жена мистера Баклза?
— Баклз полезен, потому что рад услужить. А теперь служанка отведет вас в ваши комнаты. Или можете занять одну комнату на двоих, если хотите. Если желаете позабавиться, я не возражаю. Я тем временем подумаю, что с вами делать.
— Если я не вернусь к завтрашнему вечеру, меня хватятся, — сказала Люси.
— Мне-то какое до этого дело? — сказала леди Харриет. — Но за свою репутацию можешь не беспокоиться. У меня есть мистер Олсон. Велю Баклзу обвенчать вас, и вы с мистером Олсоном наконец-то будете вместе.
Ни одно из событий этой ночи не напугало Люси так сильно, как это сообщение. Если обряд бракосочетания совершит священник — а этот священник предан леди Харриет и готов поклясться в чем угодно, если она велит, — то брак будет иметь законную силу.
— Мистер Олсон больше не хочет на мне жениться, — возразила Люси.
— Тебе, так же как и мне, хорошо известно, что его желаниями можно управлять, — сказала леди Харриет. — Радуйся, скоро ты станешь замужней женщиной. Желаю тебе такого же счастья, какое дал мне мой сэр Реджинальд.
* * *
Служанка провела Люси в большую комнату. Стены были выкрашены в золотистый цвет, на полу лежал золотистый ковер, на окнах висели золотистые гардины. От пережитых ночью волнений и обилия золотистого цвета у Люси разболелась голова. Комната Байрона располагалась рядом. Леди Харриет осмеливалась думать, что они поведут себя неподобающе, но у Люси не было сил огорчаться по этому поводу. Она едва успела сесть на кровать и закрыть глаза, чтобы защититься от докучливого золота и обдумать сложившееся положение, как в дверь постучали. Люси встала, чувствуя себя как сомнамбула, и открыла дверь. На пороге стоял Байрон, мрачный, половина лица ярко-красного цвета.
— Можно войти? — спросил он.
— Входите, — сказала она устало, — но дверь оставьте открытой.
Он вошел и закрыл за собой дверь.
— Не хочу, чтобы кто-нибудь слышал, о чем мы говорим.
— Не вижу, что это может изменить. — Но все же Люси не встала, чтобы снова открыть дверь.
— Мне жаль, что все так случилось, — сказал он.
Люси только покачала головой, не найдя слов, чтобы выразить свое отчаянье.
Байрон сделал полшага вперед, но оставался на расстоянии около пяти футов от нее.
— Клянусь, я не допущу этого брака. Вы находчивая, талантливая женщина, и я не позволю, чтобы вы отказались от надежды. Мы выберемся отсюда, а если вернемся слишком поздно и ваше отсутствие обнаружится, так что ж из этого? То, что они говорят о вас, ничего не значит. Вы решаете, что значит быть Люси Деррик.
— Я не хочу снова начинать этот разговор, — сказала Люси. — Это для вас подобные вещи ничего не значат, потому что вы можете себе это позволить. Я — женщина, и вынуждена жить по правилам света, и, если я не вернусь, пока не истечет действие заклятия, мне придется совсем несладко.
Руки Байрона у нее на плечах были горячи. Ее лицо залилось краской, и она почувствовала, как внутри у нее закипает странный, восхитительный жар. Она не знала, что будет дальше, и на миг ей стало все равно. Возможно, жизнь ее будет сломана и впереди не будет ничего, кроме позора и изгнания. Разве не стоит искать удовольствия и успокоения там, где возможно?
— Если случится худшее, — сказал он, — и вы не вернетесь вовремя, спалите себя в осуждении света и возродитесь вновь, как птица феникс, чтобы жить по собственным законам. — Он сделал шаг назад. Когда Люси подняла глаза, чтобы взглянуть на него, он встретил ее взгляд с улыбкой. — Но я думаю, этого не случится.
Ужасно, что он так красив, что она не может смотреть на него, разговаривать с ним и не думать постоянно, что ни один другой мужчина с ним не сравнится.
— Кто она? — наконец придя немного в себя, спросила Люси. — Как она может такое делать? Кто все эти люди, которые ей повиновались, будто она их госпожа?
Байрон покачал головой:
— Я думал, что вы мне это скажете.
— Мне кажется, вы ее знаете лучше, чем показываете, — умышленно строгим тоном сказала Люси. — Она позволяет себе вольности с вами, какие бы не позволила с малознакомым человеком.
Он пожал плечами:
— Леди Харриет поступает как пожелает. — Байрон взял ее за руку. Его рука была теплой и нежной.
Люси вырвала руку:
— А если она окажется сильнее меня?
Байрон не знал, что ответить, поэтому поцеловал ее. Их губы встретились, и она не противилась этому. Он легонько сжал ее плечо. Притянул ее к себе, его широкая грудь прижалась к ее груди, и она почувствовала, как сильно бьется его сердце. Его дыхание было горячим и сладким. У нее захватило дух. Она желала его, желала, чтобы он был ее, чтобы он был с ней, взял над ней власть и задушил ее в своих объятьях.
— Да, — сказал он. — Утешим друг друга.
Люси оттолкнула его, хотя это стоило ей всех ее сил. Между ними было всего несколько дюймов. Она взглянула на его красивое, чувственное лицо и попятилась.
— Свет может меня презирать, но саму себя я презирать не могу.
— Люси… — начал Байрон.
— Я устала, — сказала она. — Я должна выбраться отсюда до полудня завтрашнего дня. Иначе меня выдадут замуж и жизнь будет кончена. У меня мало возможностей. Вы можете себе позволить жертвовать всем ради удовольствия, лорд Байрон, я — нет.
Он протянул руку и погладил ее лицо тыльной стороной ладони:
— Люси, ты запуталась.
— Нет! — закричала она. Ей было безразлично, если ее услышат, если леди Харриет и все ее слуги проснутся. Она отпрянула от него и подошла к камину, как будто жар пламени мог избавить ее от позора и страстного желания. — Я устала, напугана и доведена до отчаянья, но я не запуталась. — Она сделала глубокий вдох и провела рукой по лицу. — Не пытайтесь меня снова соблазнять. Иначе я вас возненавижу. Мне надо выспаться и привести мысли в порядок, а утром я сбегу из этого дома. Моя племянница, моя плоть и кровь, томится где-то, а подменыш, занявший ее место, сосет соки из моей сестры. Я не могу положить их на алтарь наслаждений. Я не могу снова подвести семью. Вы мой союзник или нет?
Байрон поклонился:
— Не сомневайтесь во мне. Я буду повиноваться вам и справлюсь с любыми трудностями.
— Вы будете меня слушать? — спросила Люси, возбужденная гневом и чувством власти и могущества. Она не лгала, не обманывала, не использовала черную магию, но он был по-прежнему в ее власти. Женщины сами по себе магия. — Будете делать, как я скажу, не задавая вопросов и без колебаний?
Он снова поклонился.
Она думала о том, что у нее было при себе, о знаниях, которыми обладала. У нее были три страницы из «Немой книги», которые она выкрала из библиотеки леди Харриет. И ни эта ведьма, ни Байрон, никто на свете не знает, что они у нее. Даже сейчас эти страницы звали ее, требовали ее внимания, не давали покоя. Существовала головоломка, загадка, которую надо было разгадать, и она сделает это. Она была более опасна, чем все думали. Слова леди Харриет ничего не значат. Люси убеждала себя в собственной силе и в том, что ничто не сможет ее остановить.
— Эти стены нас не удержат, — сказала Люси, чувствуя, как ее отвага становится материальной и несокрушимой. — Леди Харриет, ее союзники, ее демоны ничего нам не сделают.
Он повернулся, чтобы открыть дверь:
— Тогда надеюсь увидеть вас утром хорошо отдохнувшей, Люси.
— Доброй ночи, лорд Байрон.
В дверях он обернулся:
— Хотел уточнить, вы имели в виду, что я не должен пытаться вас соблазнить вообще или пока мы здесь?
Он улыбнулся сдержанно, но губы его дрогнули. Люси не вытерпела и рассмеялась.
— Пока мы здесь, без сомнения, — сказала она. — А там видно будет.
Он широко улыбнулся, еще раз поклонился и закрыл за собой дверь.
Сидя на постели, Люси слышала, как тикают напольные часы в коридоре. Никаких других звуков слышно не было. Прошло десять минут, двадцать минут. Когда, по ее мнению, прошло достаточно времени, она достала из потайного кармана страницы, которые вырезала из книги леди Харриет, и в ярком свете нескольких свечей стала изучать, пытаясь понять их смысл. И вдруг он ей открылся. Убеждение. Она была уверена, что поняла правильно, как поняла тогда, что смысл первой серии гравюр — жертвоприношение. Но с ней нет Мэри, чтобы объяснить, что это означает и как это использовать в ее положении. Люси ничего не оставалось, как узнать это самой.
* * *
Прежде чем лечь спать, Люси раздвинула гардины на окнах, чтобы проснуться с первыми лучами. Тем не менее она проспала крепким сном дольше, чем ей хотелось бы, и встала лишь через час после рассвета. Она освежилась водой из таза, оделась и стала просматривать то, что приготовила предыдущей ночью, включая записи и заклятия. Она заснула, не закончив работу, так как слишком устала, чтобы продолжать, и теперь принялась за нее снова. Времени у нее было мало. Когда часы пробили восемь, Люси знала, что ждать больше нельзя. У нее было не более четырех часов, чтобы сбежать из поместья леди Харриет.
Несмотря на то что спала она не очень много, ее мозг работал лучше, подстегиваемый гневом и отчаяньем. Люси открыла мешочек, спрятанный в складках платья, и еще раз проверила травы, орудия и ингредиенты. То, что она задумала, было возможно. По памяти она изготовила заклятие уязвимости. Леди Харриет больше не поразит ее своей силой.
Поместив мешочек в потайной карман платья, она покинула комнату и постучалась в дверь Байрона. Тот был одет и готов выполнять ее приказы.
— Тогда посмотрим, не угостит ли леди Харриет нас завтраком, — сказала она.
В этом судьба была к ним благосклонна, — возможно, это была единственная удача, на которую они могли рассчитывать, так что Люси за нее ухватилась. Завтрак и вправду был накрыт — блюда с яйцами, поджаренным хлебом, овсяной кашей, беконом и другими мясными изделиями. На столе стояла соль, которая была нужна Люси, и она увидела листики петрушки, которыми было украшено одно из блюд. Люси незаметно спрятала петрушку в потайной карман. На столе стояла большая ваза с луговыми цветами, среди которых Люси заметила колокольчики. Леди Харриет проявила неосторожность, оставив подобные вещи на виду.
Они с Байроном были не единственными гостями за столом. Перед тарелкой, наполненной колбасой и беконом, сидел не кто иной, как мистер Баклз. Долговязый, он склонился над тарелкой, яростно и сосредоточенно орудуя ножом и вилкой, кромсая мясо и намазывая его соусом. Лицо мокрое от пота, будто процесс разрезания и поглощения пищи отнял у него последние силы.
Он взглянул на Люси, сунул в рот кусок колбасы и сказал, жуя:
— Как я слышал, я должен пожелать вам счастья, мисс Деррик. Стать мисс Олсон, в конце концов. Это прекрасно, больше, чем вы заслуживаете, сказать по правде. Но такова воля леди Харриет.
— А где леди Харриет? — поинтересовался Байрон, потрогав щеку.
Щека посинела. Это портило его красоту, словно краска, растекающаяся по портрету.
— Леди Харриет и ее друзья уехали, — сказал мистер Баклз. — Что-то случилось с Джоном Беллингемом, какое-то несчастье, в котором она винит вас, мисс Деррик. Меня нисколько не удивляет, что вас что-то связывает с этим сумасшедшим. Дерганый какой-то и постоянно твердит, что ему что-то должны.
— Когда леди Харриет вернется? — спросил Байрон.
— Леди не сказала, точнее говоря, не потрудилась сказать то, что меня не касается. Я получил указание обвенчать вас с мистером Олсоном, как только он приедет, независимо от того, будет она здесь или нет.
Байрон глянул на еду, потом на Люси. Она кивнула. У нее самой не было аппетита, но ей требовались силы, и она не хотела оказаться в положении, когда будет слишком истощена, чтобы сделать то, что обязана сделать.
Люси положила себе щедрую порцию яиц и поджаренного хлеба — мяса ей сегодня не хотелось — и села как можно дальше от мистера Баклза, но так, чтобы можно было с ним разговаривать. Байрон положил себе совсем немного еды — колбасы и овсяной каши. Люси заметила, что для человека, полного пылких желаний, он ест мало.
— Как поживает моя сестра? — спросила Люси у мистера Баклза.
Мистер Баклз положил в рот большой кусок бекона.
— Хорошо.
— А как ваша дочь?
Он ответил не сразу.
— Тоже хорошо.
— Уверены? — спросила Люси.
Он улыбнулся своей глупой улыбкой:
— Как я могу этого не знать?
— И вправду, как? — спросила Люси.
Она выпила стакан воды. Она не хотела, чтобы голод или жажда помешали ей в том, что предстояло сделать.
— Должен заметить, — сказал мистер Баклз, — что я, как бы это сказать, оскорблен, да, оскорблен тем, как вы отнеслись к леди Харриет. Учитывая внимание, которое она вам оказала, давая советы и позволив своему слуге жениться на вас. Вы же врываетесь в ее дом. Не знаю, как мне смотреть на свою жену, принимая во внимание, что сотворила ее кровь и плоть.
Он продолжал в таком духе. Ни поглощение пищи, ни многочисленные повторы не мешали его разглагольствованиям. Поскольку он нуждался не в собеседниках, а только в слушателях, Люси позволила ему упражняться в ораторском искусстве, пока не закончила есть. Положив вилку и нож, она задвинула стул и подошла к мистеру Баклзу. Сделав глубокий вздох, Люси замахнулась и ударила его по щеке со всей силы. Она не обладала силой леди Харриет, и мистер Баклз не свалился со стула, как ей бы того хотелось, но тем не менее пощечина оказалась звонкой, и у Люси не было оснований остаться недовольной. От удара ее собственная рука горела, но она не обращала на это внимания.
Мистер Баклз сидел не шелохнувшись, на его глазах выступили слезы. Он был совершенно обескуражен, как маленький мальчик, который застал отца целующимся с кухаркой и понял, что мир не такой, каким он его себе представлял.
Люси повернулась к Байрону:
— Будьте добры, придержите этого человека.
Тот поднялся и повиновался. Встал у мистера Баклза за спиной и скрутил ему руки за спинкой стула.
— Если в дело вмешаются демоны леди Харриет, — сказал Байрон, — я могу и не выполнить ваших приказаний.
— Леди Харриет сказала, что дом в нашем распоряжении, — сказала Люси. — Вот и воспользуемся этим.
Мистер Баклз начал приходить в себя.
— Как вы смеете! — закричал он. — Как вы смеете прикасаться ко мне и заламывать мне руки! Леди Харриет сурово накажет вас.
Люси ударила его снова. В этот раз рука заболела еще больше, чем после первого удара. Что она чувствовала, давая пощечину мужу своей сестры, человеку, который обманом лишил ее наследства, лишил достойной жизни? Стыд? Гнев? Отмщение? Она не чувствовала ничего, кроме твердой решимости.
— Мистер Баклз, — сказала Люси, — будьте добры, сидите тихо, пока я не дам вам слова. Вы в услужении у чудовища, но вы даже еще хуже, поскольку пожертвовали собственным ребенком ради своей хозяйки. Вы вызываете у меня отвращение, сэр. У меня нет времени, чтобы наказать вас в полной мере за то, что вы обманом лишили меня наследства. Сейчас меня интересует только одно: где я могу найти мою племянницу?
— Мне велели ничего вам не говорить, и я вам ничего не скажу, — ответил он.
Люси наклонилась и начала развязывать галстук мистера Баклза. Он смотрел на нее, ошеломленный. Байрон в недоумении поднял бровь, но она ничего не стала объяснять. Сорвав галстук, она расстегнула жилет, схватила полы сорочки обеими руками и рванула. Обнажилась бледная отвислая грудь, без волос, лоснящаяся от пота.
— Прекратите это! — закричал мистер Баклз.
У Люси было ощущение, что она — это не она. Никогда раньше она не совершала ничего столь дерзкого. Никогда раньше не переходила границы пристойности с такой решительностью и пренебрежением. В этом месте, в этот час пристойность не шла в расчет. Люси будет делать то, что должна, будет делать все, что угодно, чтобы спасти племянницу, а за последствия ответит позже.
Люси дотянулась до середины стола и вытащила из вазы колокольчик, какой она видела на страницах «Немой книги», эти страницы были предназначены для нее. Цветок был предназначен для нее. Все соединялось легко и точно, как черепки разбитой вазы.
— Пожалуйста, наклоните стул назад, лорд Байрон.
Байрон наклонил стул, и Люси показала мистеру Баклзу предмет, который держала в руке.
— Зачем вам этот цветок? — спросил он с ужасом, который никак не вязался с безобидным цветком.
— Это колокольчик, — сказала она. — Как вы знаете, они растут возле могил. Этому научил меня мой отец. А большей правды, чем смерть, нет. Если правильно с ним обращаться, он сделает вас неспособным лгать или уклоняться от вопросов, которые я задам. Единственное затруднение: его следует держать над вашим сердцем, а я уверена, его у вас нет.
— Как вы этому научились? — спросил мистер Баклз.
— Я узнала об этом из «Немой книги», — сказала она.
Мистер Баклз взвизгнул, как испуганный ребенок. Потом с трудом проглотил слюну и попытался моргнуть, чтобы осушить глаза.
— Я ничего вам не скажу, — сказал он хриплым голосом.
— Посмотрим.
Люси припечатала цветок к его груди и, вся погрузившись в это действие, повернула ладонь так, чтобы лепестки скатались. Она ушла в себя, бормоча что-то, сама не понимая что, но слова были подсказаны страницами из «Немой книги». Она прижала цветок так сильно, что кожа на груди мистера Баклза покраснела.
Люси пришла в себя:
— А теперь скажете то, что я хочу узнать?
Он судорожно открывал и закрывал рот. Челюсть дрожала, губы тряслись. Когда он заговорил, голос был тихим и натужным:
— Да.
Она улыбнулась:
— Так-то лучше, мистер Баклз. Теперь мы выведаем все ваши секреты.
27
Байрон продолжал держать стул наклонно, удерживая руки Баклза одной рукой.
— Понимаю, вам это доставляет удовольствие, — сказал он, — но мы не знаем, сколько у нас времени до возвращения леди Харриет. Кроме того, держать стул в таком положении довольно утомительно. Спрашивайте, что вам надо, и пора убираться отсюда.
Байрон был прав: времени мало, а вопросов слишком много, но только один вопрос имел сейчас значение.
— Можете опустить стул, лорд Байрон. — Когда стул был опущен, она посмотрела мистеру Баклзу в глаза. — Где ваша дочь?
Он ответил не колеблясь:
— Не знаю.
— Выходит, леди Харриет ее не забирала и не связана с ее исчезновением?
— Нет.
— Но вы знали, что она исчезла, что ее подменили?
Он ответил не сразу:
— Естественно, знал.
— А Марта знает?
— Нет.
Люси затаила дыхание:
— Вы знаете, кто забрал Эмили?
— Один из соперников леди Харриет. Это все, что мне известно.
— Почему? Что этот соперник хочет?
— Чтобы леди Харриет не смогла сделать с ребенком то, что задумала.
— А что она задумала сделать?
Мистер Баклз пытался совладать со своей челюстью.
— Она хотела убить ее.
Люси не могла сдерживать гнев. Не могла делать вид, что это просто головоломка.
— Вашу родную дочь! Почему вы не остановили ее?
— Я здесь бессилен, — сказал мистер Баклз. — Она госпожа, которая позволяет служить ей. Как я мог ей отказать? К тому же это не мальчик.
— Вы знаете, как найти вашу дочь? — спросила Люси.
— Если бы я знал, леди Харриет давно бы ее нашла.
— Но почему она хочет убить вашу дочь?
— Потому что талант передается в семье не по прямой линии, а в особенности от тетки племяннице. Слишком велика вероятность, что у нее были бы такие же способности, как у вас. Леди Харриет не могла допустить появления еще одной такой же, как вы, соперницы.
— Еще одной, как я, — повторила Люси. — Я бы никогда не встала у нее на пути, если бы она не вмешалась в мою жизнь и не причинила вред моей племяннице.
Баклз фыркнул:
— Даже леди Харриет может встретить свою судьбу, убегая от нее.
— Нам пора, — сказал Байрон обеспокоенно.
— Еще минуту, — сказала Люси. — Кто такая леди Харриет? Кто она, если способна делать то, что она делает? Я должна знать.
Мистер Баклз цинично засмеялся:
— В жизни не встречал такую невежественную девицу. Вы бы никогда не посмели тягаться с ней, если бы знали, кто она.
— Тогда просветите меня, — сказала Люси.
— У нас нет на это времени! — воскликнул Байрон. — Надо бежать, пока это возможно. Спросите, как перехитрить стражу у ворот.
— Для этого мне не нужна его помощь. Кто такая леди Харриет?
— Если вам не нужна его помощь, пойдемте.
— Еще не пора! — резко сказала Люси. — Скажите, мистер Баклз, кто такая леди Харриет?
— Моя хозяйка, — ответил он, ухмыляясь.
— Кто она? — повторила Люси. — Откуда у нее такая власть?
— Бедная, глупая девчонка, — сказал мистер Баклз. — Вы и вправду не знаете. Леди Харриет из тех, кого вы по глупости называете эльфами. Они не похожи на существ из детских сказок, уверяю вас. Это мертвые, мисс Деррик. Выдающиеся, прославленные мертвые, которые вернулись на землю в бессмертном теле. Леди Харриет живет на этом острове, правит этим островом много веков. Таких, как она, немного, но они могущественны и не потерпят, чтобы все, что они построили, было уничтожено мерзавцем, который возомнил, что он умнее их.
— Луддом? — спросила Люси.
— Ну да, Луддом. Леди Харриет и подобные ей всегда правили мягко, сгибая, но не ломая. Лудд и его последователи этого не понимают и поэтому обречены на поражение. Вот вы тоже будете уничтожены за то, что устроили здесь.
— Уверена, при иных обстоятельствах ваши угрозы были бы более действенны, — ответила Люси. Обращаясь к Байрону, она сказала: — Свяжите его, и уходим.
Люси осмотрела зал, увидела подвязку для штор, вырвала ее и бросила Байрону. Он быстро привязал мистера Баклза к стулу и заткнул ему рот салфеткой.
— Надолго не хватит, но какое-то время продержит, — сказал он. — Вы должны понимать, что нажили опасного врага.
— Это она сделала меня ее врагом, — сказала Люси, сама не веря в свою напускную храбрость, но от этого слова не теряли своей значимости.
Они приблизились к входным дверям с чувством тревоги. Люси извлекла из своего саквояжа мешочек, который держала наготове. Она остановилась и повернулась к Байрону:
— Попытайтесь открыть дверь.
Байрон поклонился и взялся за дверную ручку. Ничего. Выждал немного, вздрогнув, когда часы пробили десять. Потом задержал дыхание и повернул ручку.
Он вскрикнул от удивления и отдернул руку, почувствовав боль. Четыре струйки крови стекали по руке из ран, нанесенных невидимыми когтями.
Байрон смотрел на Люси испуганно и обескураженно:
— Что делать?
— Попробуйте еще раз, — сказала она и высыпала на дверь горсть трав, которые собрала из запасов, что были при ней, и того, что удалось найти в доме.
Люси почувствовала легкое движение в воздухе, будто то, что охраняло дверь, исчезло.
— Попробуйте снова, — повторила она более настойчиво.
С явным нежеланием Байрон взялся за дверную ручку и повернул. На этот раз дверь открылась. Свет хмурого, холодного, пасмурного дня показался им самым прекрасным в мире.
Люси бросила еще одну горсть трав перед собой, и они вышли из дома. Они прошли около десяти футов по дорожке и обернулись.
— Эти существа будут нас преследовать? — спросил Байрон.
— Мне кажется, им велели не выпускать нас из дома, но не приказывали вернуть нас назад, если мы выйдем. Кроме того, они не захотят пересекать границу из трав, что я высыпала на пороге. Подобные существа, вообще-то, не любят порогов, а я сделала порог еще более для них неприятным.
— А что это за смесь? — поинтересовался он.
— Сушеный фенхель, укроп, соль, шалфей и чеснок.
— После того как вы победите злых духов, — сказал Байрон, — можно будет огурцы мариновать.
Люси не удержалась и рассмеялась:
— Давайте отыщем ваш экипаж и вернемся в Лондон.
Они свернули на дорожку, но Люси застыла на месте и схватила Байрона за руку. Ей стоило немалых усилий не закричать. Какое-то существо бежало в их сторону стремительно и грозно. Черное, грязное и страшное. Огромный мастиф. Невероятно, неправдоподобно огромный. Она в жизни не видела такой крупной собаки, размером чуть не с пони, с лоснящейся черной шерстью. Пасть открыта, видны острые, блестящие от слюны клыки. В свете пасмурного дня яркие, горящие глаза.
— Назад в дом! — скомандовал Байрон.
Он схватил Люси за руку, и они побежали к открытой двери. Люси колебалась, но не больше секунды. Она не хотела возвращаться в заточение, но быть растерзанной на куски чудовищной собакой тоже не желала. Но если они уже выбрались раз, смогут сделать это опять. Когда Байрон снова потянул ее за руку, Люси позволила повести ее назад к дому.
Они были на полпути, когда дверь захлопнулась, и Люси почувствовала какое-то движение в воздухе. Она была уверена, что это был беззвучный, злобный смех. Фасад дома простирался на сотни ярдов, но спрятаться было негде. Если бежать, они продлят себе жизнь на несколько секунд, полных ужаса.
Люси лихорадочно думала, что делать. Собака выглядела вполне телесно, но это не означало, что это не призрак. Она слышала легенды о черной собаке баргесте — по слухам, призраке или демоне. Она не видела иного выхода, как вести себя с ней так, как если бы это был призрак, и надеяться на лучшее.
Люси набрала пригоршню смеси из трав:
— Будем надеяться, сработает. Больше у нас ничего нет.
Оставшуюся смесь она всыпала в ладонь Байрона. Они сжали кулаки, расставили ноги пошире и застыли на месте. Люси повидала много чудесного и фантастического, но никогда до конца не верила, что ее заклятия, амулеты или травы будут действенны, пока не убеждалась в этом воочию, а секунды спустя уже сомневалась, что так и было. Еще до того, как они увидели собаку, Люси начала сомневаться, что ей удалось освободиться из-под стражи злых духов. Она стояла с занесенной наготове рукой, ее непокрытые волосы развевались на ветру, но она не очень верила, что травы их защитят. Люси была почти убеждена, что скоро умрет и смерть ее будет жестокой и мучительной. И не останется никого, кто бы спас Эмили. В этот миг охватившие ее грусть, разочарование и гнев пересилили страх, как бы он ни был силен.
Собака прыгнула, готовая напасть, и Байрон скомандовал: «Пора!» — бросив горсть трав. Люси не надо было подгонять. Она выждала секунду и, когда собака была чуть ближе, бросила травы. Они рассеялись в воздухе, как облако. Собака с огромной открытой пастью, с языком, болтающимся, как гигантская волна, слегка наклонила голову, продолжая прыжок.
Люси приготовилась принять мучительную смерть, но послышался громкий удар — собака столкнулась с облаком. Она взвизгнула, взбрыкнула лапами в воздухе и завалилась на бок. Теперь она неслась прямо на них, как громадный снаряд. Люси схватила Байрона за руку и оттащила в сторону. Собака, весившая, должно быть, не меньше тридцати стоунов, врезалась в дверь, которая разлетелась в щепки. Мастиф шмякнулся на землю и замер, безжизненный и окровавленный.
— Бог мой, — вымолвил Байрон. — Я, конечно, надеялся на спасение, но полагаю, что даже вы не ожидали подобного результата.
Люси растерянно смотрела на собаку, не зная, что и подумать. Та вовсе не походила на призрака, а, наоборот, была создана из плоти и крови. Крови было в особенности много. Живот был вспорот, вокруг безжизненного тела образовалась лужа. Люси почувствовала едкий запах, будто стреляли из ружья. Она обернулась и увидела стоящую на дороге женщину с длинноствольным охотничьим ружьем в руке. Женщина как раз опускала ружье. Она находилась в двухстах футах от них, но ее высокую тонкую фигуру, бледное лицо и неземные светлые волосы, развевающиеся на ветру, нельзя было не узнать. Это была Мэри Крофорд.
28
Люси не знала, что сказать и как себя вести. Это была Мэри Крофорд, которая внезапно исчезла, бросила ее, возможно, даже похитила и подменила Эмили. И только что спасла Люси жизнь. В этом не могло быть никаких сомнений.
Ноги у нее стали как ватные, словно чужие, подгибались и были тяжелые, как гири, но она заставила себя пойти навстречу Мэри, которая стояла с грустной улыбкой на лице.
— Нам нужно спешить, — сказала Мэри. — Я не знаю, когда леди Харриет вернется.
— Кто вы? — резко спросила Люси. — Кто вы? Это вы похитили Эмили?
Мэри взяла Люси за руку:
— Я отвечу на все ваши вопросы, Люси, клянусь, но не сейчас. Если мы не уйдем сейчас, может быть слишком поздно.
— Мэри права, — сказал Байрон. — Надо спешить.
Люси повернулась к нему в удивлении:
— Так вы знакомы?
— Не понимаю, о чем вы, — сказала Мэри. — По-моему, вы здесь одна. Не вижу тут никакого, даже самого жалкого, подобия мужчины, который трусливо прячется, в то время как вы пытаетесь его спасти.
— Мэри, — сказал Байрон примирительно, — сейчас не время для обвинений.
— Если вы думаете, — резко ответила Мэри, — что я не выпущу вам пулю в колено, когда вы последуете за нами, то это лишь показывает, как плохо вы меня знаете. Мне безразлично, пострадаете вы или нет. Я забочусь только о подруге, которую люблю. Вам это чувство незнакомо, а если и знакомо, то только по отношению к самому себе.
Люси смотрела то на одного, то на другого. Она чувствовала себя ребенком, которого тащат в разные стороны незнакомые и непонятные взрослые. Похоже, Мэри близко знакома с Байроном и разочарована этим знакомством, хотя ничего об этом не сказала, когда они впервые встретились в доме дяди, где он лежал без сознания. Не надо было обладать богатым воображением, чтобы предположить, что Байрон сделал с Мэри, чтобы вызвать подобный гнев, или почему она хранила в тайне эту связь. Он был таким, каким был, и не притворялся другим, но он был красив и обаятелен, а Люси еще раз на себе убедилась, каким искусителем он мог быть.
— Я его не брошу, — сказала Люси. — Я попросила его привезти меня сюда, и он помогал мне, когда это требовалось. Я его не предам.
— Черт с ним! — сказала со злостью Мэри. — Я увезу его отсюда до постоялого двора. И все. Пусть только скажет одно неверное слово, и на второй щеке появится синяк, для симметрии.
* * *
Они ехали в экипаже Мэри до постоялого двора минут двадцать. Все хранили молчание, Люси украдкой бросала взгляды то на Мэри, то на Байрона. Мэри сидела с каменным лицом и смотрела в окно. Байрон выглядел пристыженным и напоминал Люси ребенка, которого застали, когда он шалил.
Люси хотелось что-нибудь сказать, помирить двух своих друзей, двух людей, благодаря которым она почувствовала себя особенной и сильной. Она испытывала симпатию к обоим, возможно, даже любила их, но не могла им доверять.
Когда они доехали до постоялого двора, Мэри сама открыла дверцу.
— Выходите, — сказала она.
Байрон не смотрел на нее. Он сказал, обращаясь к Люси:
— Вам не обязательно с ней оставаться. Я отвезу вас в Лондон.
— Сколько раз, — оборвала его Мэри, — вы были в моей власти, сколько раз я спасала вам жизнь! Вы принимаете меня за мягкосердечную, но, уверяю, вы ошибаетесь. Если вам дорога жизнь, уходите.
Байрон бросил взгляд на Люси и робко улыбнулся, а затем вышел из экипажа, осторожно закрыв за собой дверцу.
— Вы его не знаете, ему нельзя доверять, — сказала Мэри.
— Я знаю, чего он от меня хочет, — сказала Люси, — но он этого не получит.
— Ничего-то вы не знаете, — сказала Мэри. — Он добивается того, чего желает, делает это без раскаянья и сожаления и считает себя пупом вселенной, поскольку потакает своим желаниям.
Люси ахнула:
— Так было с вами? Он применил силу?
— Какое это имеет значение. Если он может быть полезен, используйте его, но никогда не попадайте в его власть. Он слаб и низок, но опасен, так как красив и верит, что законы общества для него не писаны. На самом деле он капризный сумасброд. Больше ничего о нем не скажу, поэтому не спрашивайте.
Люси знала совсем другого Байрона, но поняла, что спорить с Мэри бесполезно.
— Если не хотите говорить о Байроне, расскажите о моей племяннице. Вы знаете, где она? Это вы забрали ее, Мэри, и подменили?
— Да, — сказала она. — Я это сделала, и сделала из любви к вам.
— Потому что иначе ее убила бы леди Харриет?
— Да. — Мэри грустно улыбнулась. — Не знаю, как вам удалось так много узнать, но уверена, для этого потребовалось колдовство.
— Лорд Байрон удерживал мистера Баклза, а я с помощью знания об убеждении из «Немой книги» заставила того говорить правду.
Мэри взяла Люси за руку:
— Я вами горжусь, дорогая моя девочка. Вы должны это знать. Не напрасно я в вас верила.
Люси вырвала руку:
— Нет, вы не верите в меня. Вы украли мою племянницу и ничего мне не сказали.
— У меня не было выбора, Люси. Мне самой пришлось скрываться. Леди Харриет уничтожила бы меня, если бы у нее была такая возможность, силы у нее предостаточно, не сомневайтесь. Вы видели лишь толику из того, что у нее в распоряжении. Я рисковала всем, намного большим, чем моя жизнь, придя вам сегодня на помощь. Это совпадение, что вы там оказались, когда я пришла освободить человека, которого держат в заключении в ее доме.
— Вы говорите о сумасшедшем, о мистере Беллингеме?
Мэри кивнула:
— Он сумасшедший, но может помочь в нашем деле. Леди Харриет знала об этом и поэтому прятала его, а я его освободила. Он нам еще послужит. Теперь ее планы нарушены, и она страшно зла на нас обеих. Может, вы думаете, она вздорная и тщеславная старая женщина. По сути, так и есть, но это не все.
— Она ревенант, — сказала Люси. — Эльф.
— Да, но это лишь слова. Большинство людей не знают, кто они такие и на что способны.
— Буду рада получить урок истории, — сказала Люси, — когда моя племянница будет в безопасности.
— Вы не можете спрятать свою племянницу, так же как и вы сами не можете никуда спрятаться, — сказала Мэри. — Но вы можете за себя постоять. Эмили беззащитна, и вы должны выдержать разлуку с ней, пока бушуют все эти страсти. Это единственный способ ее спасти.
— Можно ее увидеть?
— Вам туда нельзя.
— Куда?
— Я не могу сказать.
— Все это ерунда. А это существо, которое терзает мою сестру, оно опасно?
— Нет, — сказала Мэри. — Оно не может быть другим. Конечно, оно безобразно, но не опасно и предано мне. Оно будет делать то, что я прикажу, и не выдаст моих секретов. Да, оно питается молоком вашей сестры и довольно прожорливо, но для нее не опасно.
Люси покачала головой:
— Нет, так не пойдет. Не хочу, чтобы Марта кормила грудью этого урода. Скажите, почему она должна это делать. Я не верю в то, что говорит мистер Баклз, будто леди Харриет боится Эмили. Она боится меня, хотя не знаю почему.
— Вероятно, она не уверена, что может вас убить, — сказала Мэри, — но то, что говорит мистер Баклз, вздор. Он, конечно, в это верит, потому что она так ему сказала, но правда гораздо проще. Его жена, его ребенок имеют власть над мистером Баклзом, и леди Харриет это не дает покоя. Вероятно, она хочет принести Эмили в жертву из-за той силы, которой обладает действие, когда ее самый преданный слуга добровольно приносит в жертву собственного ребенка. Вот и все. Пока ребенок жив, она будет его искать. Вы не представляете, что она за чудовище.
— Тогда расскажите мне, — сказала Люси. — Но лучше по дороге в Лондон. Надо торопиться, я должна вернуться до заката.
Мэри не стала спрашивать почему и выяснять детали. Она поняла, что это важно для Люси, и этого было достаточно. Она дала распоряжения кучеру, и они тронулись в путь.
* * *
— Чтобы понять, с кем имеете дело, кто ваш враг и почему я борюсь с ней, вы должны понять ее природу, — начала Мэри. — Я вам уже немного рассказывала, и забудьте все, что вы знаете об эльфах. Не придавайте значения волшебным сказкам, Шекспиру и Спенсеру, а также остальным поэтам и легендам. Ничего, кроме лжи, предрассудков и глупости, в них нет. Они просто пытаются каким-то образом придать смысл странному и непознаваемому. Те, кого в древности стали называть эльфами, — это создания, которые находятся между двумя мирами, духи мертвых, которые вернулись, получили новые тела и бессмертие.
— С помощью «Немой книги»?
— Да, с помощью алхимии и философского камня. В «Немой книге» содержится описание этого метода — метода столь труднопостижимого, заметьте, я говорю, труднопостижимого, а не сложного, так как он и естественный, и легкий, что не умещается в голове у человека. То, что философский камень может дать человеку вечную жизнь, — это миф. Он может вернуть мертвого человека в тело, в котором тот останется вечно. Но за это есть плата.
— Какая плата?
— Сама вечность, — сказала Мэри. — Никто, даже сами ревенанты, которые были мертвецами, не знает, что лежит за смертью. Там что-то есть, мы это знаем, иначе не было бы душ, которые можно вернуть. Но мы также знаем, что, как только душа соединяется с этим бессмертным телом, потусторонний мир навсегда для нее закрыт. Если ревенант погибает здесь, в этом мире, его душа перестает существовать. Если существует ад или рай или воссоединение с великим и любящим богом, для них они утеряны. Вечная жизнь, по «Немой книге», — страшное проклятье. Оно лишает этих существ человечности и делает их по-настоящему уязвимыми, поскольку их можно вернуть в исходное состояние, а это означает их уничтожение. Можно бояться неизвестного после смерти, но этот страх смягчается надеждой. У ревенантов нет надежды, есть только страх.
— А Лудд? Он тоже один из них?
Мэри покачала головой:
— Нет, он другой. Давным-давно был король, которого звали Луд — с одним «д». Он жил при римлянах. Мало что известно, но Гальфрид Монмутский пишет, что Луд построил несколько укреплений на Темзе, одним из которых был его любимый Форт-Луд. Вы, конечно, знаете, чем со временем стал этот форт.
— Лондоном, — чуть слышно ответила Люси.
— Да. Между прочим, Лудгейт назван в его честь. Но король этот был больше чем обычный человек, он был воплощением кельтского божества, почитаемого как Луг или Луд.
— Вы хотите сказать, что человек, которого я встретила и с которым разговаривала, бог?
— Он — существо, которое почитается как один из богов, а это не одно и то же. Но он — воплощение духа нашей земли. Его не раз призывали во времена опасности и кризиса, чтобы он возглавил народ и привел его к победе.
Люси внимательно посмотрела в лицо своей подруги:
— Это ведь вы, да? Вы вызвали Лудда?
— Да, — ответила Мэри. — Использовала темную и опасную магию, ту, которой я просила вас остерегаться. Вызывать демонов — глупая игра, которая может вас уничтожить, но у меня есть цель, которая выше личных интересов. Ревенанты давно расхаживают среди людей. Они пользуются своей властью иногда во имя добра, иногда во имя зла. Часто суждение о подобных вещах зависит от ваших политических взглядов или от того, какого претендента на трон вы поддерживаете. Их влияние, если это рассматривать в рамках большой системы, распространялось на маловажные политические вопросы — они всего лишь сильная фракция в системе, которую следует назвать олигархией.
— И сколько их таких?
— Немного, — сказала Мэри. — На важных позициях, возможно, с десяток. Есть еще несколько отделившихся от группы. Они сами по себе.
— И леди Харриет их возглавляет?
— Леди Харриет может производить впечатление пожилой женщины, но она самая из них молодая и поэтому самая энергичная. Оттого она их лидер. Остальные живут так долго, что потеряли связь с собственной жизнью, связь с окружающим миром. Они зависят от леди Харриет. Она их направляет и защищает. Нельзя ее недооценивать. Мы серьезно рискуем, вступая в борьбу с ней.
Люси нисколько в этом не сомневалась.
— И народ их поддерживает, — сказала она, вспомнив свой разговор с премьер-министром.
— Поддерживает, потому что люди, которые принимают решения, не догадываются, какую совершают сделку, — сказала Мэри. — Они верят, что эра машин принесет процветание и обеспечит безопасность, но не понимают, каким холодным будет этот мир. И они не понимают, что ревенанты насаждают станки, потому что эра машин неминуемо почти уничтожит магию. Борясь с Луддом, эти люди совершают зло несознательно, но все равно совершают. Если магия исчезнет, ревенантам будет нечего бояться. Исчезнет угроза, что с помощью алхимии их можно вернуть в исходное состояние, и тогда они останутся в их бессмертных телах навечно. Их волнует только собственная безопасность. Их темные умы не придут в смятение, когда машина заменит человека, когда ремесленники потеряют человеческое достоинство, вынужденные жить в крайней нужде, когда дети будут голодать и просить подаяния. Они не понимают, что мир, который они строят, будет подобен аду. Их легкие забьются гарью и пеплом от фабричных труб. Их умы атрофируются от праздности и лености. Я была готова рисковать собой, своей жизнью, попытаться остановить этот кошмар, который они уготовили человечеству, и поэтому я вызвала Лудда.
— Но при чем здесь я?
Мэри покачала головой:
— Не знаю. Простите. Знаю только, что все дороги на этом пути начинаются и заканчиваются Люси Деррик. Вы главное действующее лицо. Вы не желаете этого, я вас за это не осуждаю, но ничего с этим сделать нельзя. Если хотите вернуть племянницу, вам необходимо одолеть леди Харриет.
— Найдя «Немую книгу»?
— Да. Вы уже сделали большое дело, выкрав страницы у нее под самым носом.
Люси вспомнила о страницах:
— Она сказала, что ее дом охраняется и что магия там действовать не будет, но она подействовала. Это из-за «Немой книги»?
— Отчасти. Эти страницы вас звали, да?
Люси кивнула.
— Вы уже обнаружили, что находите их не по одной и каждая серия страниц передает важный компонент всего учения, которое содержит книга. Но каждая страница обладает своей магией и притягивается к другим страницам, а также к человеку, который ими обладает. Двенадцать страниц, двенадцать заклятий. Достаточно иметь их на руках и знать, что они собой представляют, чтобы сделать вас могущественной и опасной. Собрать не все страницы, а только часть — хуже, но у вас все равно будет преимущество. Чем больше страниц, тем больше власти и удачи.
— Разве леди Харриет этого не знает? — спросила Люси. — Разве она не будет защищаться?
— Несмотря на свой возраст, — сказала Мэри, — она так и не понимает магии. По большому счету. Когда вы были маленькой, Люси, была у вас подруга, которая очень быстро бегала?
— Была, — сказала Люси. — У нас была подруга Элиза, она всегда побеждала, когда мы бегали наперегонки.
— Так уж и всегда? Она никогда не проигрывала?
— Ну, иногда, конечно, проигрывала. Но какое это имеет отношение к защите?
— Допустим, Элиза бегала быстрее всех, — сказала Мэри, — допустим, это действительно так, но это не означает, что она будет всегда побеждать. Она наверняка может победить ваших друзей и даже незнакомого человека, и почти всегда так и будет. Но иногда кто-то другой может бегать быстрее, или у нее устанут ноги, или она будет голодна.
— Обереги могут устать?
— Они растягиваются и изнашиваются, как старая веревка, или могут усиливаться или слабеть, как ветер. Ее обереги действуют почти всегда, но в этот раз они не подействовали, потому что вы сильная, а она старая. Она сильна, Люси. Очень сильна. Сильнее, чем вы можете представить, но не так сильна, как она сама думает, и это — наше единственное преимущество.
— Путешествие продолжается, — сказала Люси, выглядывая из окна. Вдруг ее охватил ужас. — Где мы? Я не узнаю дорогу. Разве это дорога в Лондон?
— Нет, — сказала Мэри. — Мы возвращаемся в Ноттингемшир.
Люси в панике схватилась за край сиденья:
— Только не это! Разве вы не поняли меня? Я должна вернуться в Лондон. Если не вернусь до заката, мое отсутствие будет обнаружено. Они узнают, как долго меня не было. Почему вы меня обманули?
— Потому что знала, вы меня не послушаетесь, — сказала Мэри. — Знала, что вы все равно вернетесь, потому что вас слишком заботит, что о вас думают другие.
— Вы говорите совсем как Байрон.
— Не говорите так! — резко сказала Мэри.
Гнев был внезапным и страшным. Она была похожа на камышовую кошку, приготовившуюся к прыжку. Лицо покраснело, глаза расширились, зрачки сузились. Сквозь приоткрытые губы были видны зубы.
— Я совершенно на него не похожа, и вы никогда не будете мне говорить подобного. И вообще не называйте его имя при мне. Иначе… — И тут она заплакала. Прижала Люси к груди. — Простите меня. Ваши слова невинны, а мой гнев неоправдан.
Люси отодвинулась:
— Вам не нравится, когда вас с ним сравнивают, но вас, как и его, не заботит мое честное имя и репутация. Кто вам дал право решать, что они не стоят того, чтобы ими дорожить? Это моя репутация, Мэри. И я не собираюсь так легко ее портить. У меня нет средств, нет имени, нет положения. Я не могу жить как блудница в глазах общества. Я не так глупа, чтобы не понимать, что то, о чем думает общество, в конце концов станет правдой. Я буду противиться, но мне нужен хлеб, и в конце концов я стану той, о ком говорят люди.
— Нельзя навязать судьбу, которую ты не принимаешь, — сказала Мэри и широко улыбнулась, как гордая мать.
— Я благодарна вам за доверие, но я должна вернуться в Лондон. Поверните назад, пока еще есть время.
— Вам нельзя в Лондон, — сказала Мэри. — Там вскоре начнутся события, на которые даже вы не сможете повлиять. В Лондоне вскоре начнется хаос.
— Мои друзья в Лондоне, — сказала Люси.
— В Лондоне много людей, но ничего не поделаешь, — сказала Мэри. — Настало время для начала перемен. Это неминуемо, а революции не бывают мирными, спокойными и легкими. Хотелось бы, чтобы это было не так, но это невозможно. Революции должны быть кровавыми. Можете обвинять меня в жестокости, но люди, которые вступили в союз с ревенантами, готовы страдать за то, что считают благим делом, поэтому другого выхода нет. Я привела механизм в действие, и теперь мы бессильны остановить то, что начали. Остается только бежать от смерти и разрушения.
До какой степени это было метафорой, домыслом или чистым вздором? Люси не знала. Мэри не лгала ей, Люси была в этом уверена, но часто недоговаривала, когда ей это было выгодно, и Люси устала оттого, что ею манипулируют, переставляют, как фигурку на доске. Настало время принимать решения самой.
Не раздумывая, поддавшись импульсу, Люси вскочила, открыла дверцу экипажа и бросилась на траву. Приземление оказалось более жестким, чем она ожидала, и Люси почувствовала, что что-то острое впилось ей в щеку. Она ударилась рукой обо что-то твердое и закричала от боли, а потом покатилась по траве. Она катилась, и мир закружился, перед глазами мелькали зеленая трава, деревья и камни. Люси поняла, что выпрыгнула из экипажа на вершине холма. Где-то далеко был слышен крик Мэри, а затем жалобно заржали лошади. Люси все катилась и катилась с пугающей скоростью. Перед глазами мелькало серое небо, она скатывалась все быстрее и быстрее, и вдруг на нее снизошло странное спокойствие. Ей казалось, что она — центр вселенной, что все пути начинаются с нее и заканчиваются ею, но еще мгновенье, и ее голова расколется от удара о камень или дерево.
И тут она упала в ручей с ледяной водой. Хотела крикнуть, но легкие заполнила вода. Она била руками и ногами, не понимая, где верх, где низ, и только потому, что ручей оказался мелкий, ей удалось выставить голову из-под воды и с жадностью вдохнуть холодный воздух. Она закричала от радости и замешательства. Ее голова была всего в нескольких дюймах от копыта лошади.
Люси подняла голову и увидела крупного черно-коричневого жеребца, верхом на нем сидел и невесело улыбался мистер Олсон. У Люси потемнело в глазах.
* * *
Люси проснулась оттого, что ей было тепло. Во сне была холодная вода и грязь. Сейчас было сухо. Болели рука, спина и обе ноги. Лицо горело. Люси вспомнила, как выпрыгнула из экипажа Мэри. И вспомнила про мистера Олсона.
Она открыла глаза.
Возможно, у Люси и было какое-то представление о том, что она увидит, открыв глаза, но то, что она увидела, оказалось неожиданным. Она сидела на грубом самодельном деревянном стуле у огня в простом сельском доме с грязным полом и голыми стенами. Через окно она увидела, что на улице по-прежнему пасмурно. В доме свет был тусклым и призрачным. Платье просохло и стояло колом, все в пятнах и в засохшей грязи. Как и ее кожа. Руки сплошь покрыты грязью, так что трудно пошевелить. Более того, они были связаны у нее за спиной.
В другом конце дома за длинным столом сидел мистер Олсон, в забрызганной грязью куртке для верховой езды. Он что-то вырезал ножом из дерева, но почувствовал на себе ее взгляд. Он отложил деревянный чурбан и, держа нож в руке, посмотрел на нее. Даже в тусклом свете было видно, что на его лице отразился гнев. У него покраснели глаза, и он осунулся. На щеках — многодневная щетина.
— Проснулись, — мрачно сказал он низким, скрипучим голосом.
Ей стало страшно. Необходимо было выбраться на свободу. Ей нужны травы, растения и перо. Нужно изготовить заклятие и сбежать. Она даже была готова улыбнуться. Как странно, что это первое, о чем она подумала в трудную минуту.
— Прошу вас, мистер Олсон, — сказала она. — У меня все болит, и я спешу. Мне нужно в Лондон как можно скорее.
Времени оставалось все меньше, а она застряла здесь. Да еще этот мистер Олсон, который был явно не в себе. Люси стиснула зубы в гневе. Она не будет плакать. Она найдет выход. Она была в центре событий и найдет решение.
Мистер Олсон встал из-за стола со скамьи и подошел к ней:
— Я возмущен вашим поведением. Леди Харриет вызвала меня, а когда я приехал, увидел, что вы там натворили. Дверь расколочена, собака убита. Полный хаос. Не успели вы уехать, как прибыла леди Харриет и все мне объяснила. Я понял, что должен ехать за вами. Я очень устал, но мне было необходимо вас догнать, Люси, и вот вы у меня в руках. Наконец-то вы моя.
— Я не ваша, — сказала Люси, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал твердо и корректно. Он совсем не был похож на холодного, методичного, сдержанного джентльмена, каким она его знала. В нем было что-то необузданное, грубо чувственное. Он походил на сумасшедшего. — Мне неприятно здесь находиться. Чей это дом?
— Понятия не имею. Я его нашел, и он мой, как и вы.
— Послушайте меня, — сказала Люси. — Вы отпустите меня сейчас же, иначе будут последствия.
— Какие последствия? — Он оглядел хижину, театрально вытянув шею, словно все это было забавно. — Вскоре мы поженимся, и конец всему.
— Вы говорили, что не хотите на мне жениться, — сказала Люси, и ей не понравилось, что в ее голосе звучало отчаянье. — Вы сказали, что ваши чувства переменились.
Ухмыльнувшись, он замотал головой и стал похож на тяжело дышащую собаку.
— Я этого никогда не говорил. Мне только хотелось этого. — Он положил руки ей на плечи, а потом начал расшнуровывать корсаж ее платья. — Нам надо ждать, пока мы не станем мужем и женой по закону, но не по существу.
Люси прижалась спиной к спинке стула, но деваться было некуда. Она попыталась вырваться из оков, но они держали крепко. Она считала себя сильной и могущественной, но не было магии, не было заклятий, которые могли бы ее выручить. Ничто не могло ей помочь. Мистер Олсон, отвратительный, потерявший разум под воздействием ужасного заклятия леди Харриет, раздевал ее, и она была бессильна его остановить.
Шнурков было три. Первые два дались легко. Его неловкие пальцы сражались с третьим. Он хрипло дышал и прижимался к ней всем телом, пытаясь не затянуть шнурок еще туже. Наконец шнурок поддался, и мистер Олсон радостно застонал.
Рывком спустил платье с плеч.
— Кто-нибудь из мужчин видел вас? Байрон видел?
— Прошу вас, — сказала Люси.
Она пыталась высвободиться, но руки были связаны крепко. Веревки впивались в кожу и причиняли боль. Она чувствовала, как по рукам текла кровь, но, даже зная, что это бесполезно, что это причинит еще большую боль, она боролась, потому что не могла быть женщиной, которая смирилась.
— Вы должны меня отпустить. Еще не поздно. Еще не произошло ничего, что нельзя было бы вернуть назад. Вы должны понять.
— Вы девственница или нет? — спросил он. Его голос звучал сердито. — Вы отдали себя мужчине, с которым сбежали, или Байрону? Меня бы это не удивило. Для вас было бы лучше, если бы вы были девственницей. Я вам не прощу, если это не так, но вы в любом случае будете моей.
Люси не находила слов. Она потеряла способность двигаться, потеряла чувствительность, перестала себя ощущать. Все кончено. Ее прежняя жизнь закончилась, и она станет другой, униженной и что-то потерявшей. Даже если она сбежит от этого изверга — а она не сомневалась, что так и случится, и скоро, — все равно будет чувствовать себя запятнанной и использованной. Ее будут презирать, и в этом не будет ее вины. Она не хотела этого, но заплатить за его преступление придется ей.
Люси вспомнила страницы из «Немой книги», которые недавно нашла и спрятала. Образы сплетались и раскрывались, как цветок. Она разгадывала их, как загадку, как головоломку, и поняла, что они говорили ей о магии убеждения. Она была подобна гипнозу, или, наоборот, гипноз был подобен магии. Какая разница. Если бы она освободилась, если бы могла использовать несколько трав или изготовить заклятие на скорую руку, она бы заставила мистера Олсона ее отпустить, но что толку думать о том, что она бы сделала, если бы у нее была возможность.
— Не отвечаете? Ладно, скоро я получу ответы. А теперь посмотрим на вас. — Он схватил ее платье и глубоко вдохнул, прежде чем распахнуть его.
В этот миг она услышала за спиной голос:
— Олсон, вы никогда еще не были так близки к смерти, как сейчас. Отойдите от леди. — На пороге стоял Байрон с карманным пистолетом в руке.
Люси выгнула шею, стараясь увидеть его. Ей хотелось увидеть его красивое лицо, полное решимости, пылающее от гнева, а возможно, от самоотверженности. Он был в бешенстве и походил на демона и на ангела одновременно.
— Должен вас поблагодарить, что дали мне повод застрелить вас, — сказал Байрон. — Это как раз то, что нужно, так как другого шанса может не выпасть.
Мистер Олсон повернулся к Байрону и застонал:
— Она вам не достанется. Она моя.
На Байрона его слова не подействовали.
— Я вас предупредил, — сказал он и выстрелил.
Раздался громкий хлопок, и кровь темным пятном на и без того испачканных грязью бриджах выступила на бедре мистера Олсона. Он взвыл и зажал рану рукой.
— Черт побери! — крикнул он. — Вы меня застрелили.
— Я только начал, — сказал Байрон и ударил его по голове еще дымящимся пистолетом.
Байрон бросился к Люси и начал разрезать веревки, схватив нож со стола. Через миг веревки лопнули, и Люси была освобождена.
— Не знаю, как долго я оставалась без сознания, — сказала она сбивчиво. — Как долго я здесь пробыла? Несколько часов? Уже слишком поздно? Скажите, что это не так.
— Нет, еще не слишком поздно, — сказал Байрон, помогая ей подняться. — Я ехал за вами и видел, как вы прыгнули. Я пришел, чтобы доставить вас в Лондон вовремя.
Он положил руки ей на плечи и развернул ее. Осторожно зашнуровал лиф ее платья. Она чувствовала прикосновение его пальцев, теплых и ловких, и с облегчением закрыла глаза от удовольствия.
Она поцеловала его первая. Ее губы нашли его губы. Она прикоснулась к его лицу, покрытому жесткой щетиной, и перестала чувствовать себя, задохнувшись в его сладком дыхании, в объятии теплых рук. Он пришел за ней. Он ее спас. Каким бы он ни был, какие бы жестокие и эгоистичные поступки ни совершал, чего бы он от нее ни хотел — это он спас ее от беды. Как можно было его не поцеловать? Как можно было не дать ему то, что он просил?
Она высвободилась из его объятий.
Они стояли в грязной лачуге, в нескольких футах от них на полу лежал мистер Олсон, истекающий кровью и дышащий с присвистом. Байрон спас ее от позора и насилия, и при иных условиях, если бы они были в каком-нибудь безопасном, чистом и тихом месте, она бы не смогла ему ни в чем отказать. Но они были в другом месте.
— Я никогда не смогу отблагодарить вас достаточно, — сказала она изменившимся голосом.
Потом подошла к мистеру Олсону и склонилась, чтобы осмотреть его ногу. Рана кровоточила, но не сильно. Люси почувствовала, как накатывает тошнота, но знала, что следует делать. Она не могла оставить его умирать, даже несмотря на то, что он сделал. Пока Байрон перезаряжал свой пистолет, она нашла тряпицу, жесткую после сушки у огня, и склонилась над раненым. Сжав зубы, будто то, что она собиралась сделать, должно причинить ей боль, она разорвала бриджи и туго перевязала рану. Пусть кто-нибудь другой рану обработает. Она и так сделала больше, чем должна была. Теперь он вне опасности.
Неожиданно мистер Олсон открыл глаза и взглянул на нее. Люси резко отпрянула, как если бы испугалась крысы, и чуть не упала.
— Люси, вы станете моей женой. Приказываю, не бросайте меня.
Ей нечего было ему сказать. Она выпрямилась и кивнула Байрону. Им было пора.
Они направились к выходу и обнаружили, что путь перекрыт. В дверях, рассеянно улыбаясь, как ребенок, занятый игрушками, стоял странный седовласый мужчина из компании леди Харриет, которого звали мистер Уайтстон.
* * *
— Не помню, что я здесь делаю, — сказал он Люси. Похоже, положение его забавляло, а не огорчало. — Вы не находите это странным?
— Вы должны меня защищать, болван, — сказал мистер Олсон. Он не мог подняться с пола и теперь полз в сторону Люси, как раненый боец на поле битвы.
— От кого из них? — спросил мистер Уайтстон.
— От мужчины, идиот.
— Ах да. Так говорила и леди Харриет.
Молниеносно он преодолел расстояние от двери до Байрона и поднял его в воздух, держа за подмышки, как отец поднимает любимого ребенка. Потом он с силой стукнул Байрона о стену. Байрон ударился плечом и вскричал от боли. Что-то вывалилось у него из кармана и со стуком упало на грязный пол. Через мгновение Байрон тоже упал на пол, на плечо. Он снова вскрикнул. Зубы были в крови, он дико озирался по сторонам, в глазах — безысходность и гнев.
— Так? — поинтересовался мистер Уайтстон.
— Для начала, — проворчал мистер Олсон, тяжело дыша и делая передышку на пути к Люси. — Теперь оторви ему голову.
— Вот как, — сказал мистер Уайтстон. — Вы уверены? Мне не нравится убивать.
— Так сказала леди Харриет, — ответил мистер Олсон. Он поморщился и стиснул зубы от боли. — От ее имени, от имени ее покойного мужа сэра Реджинальда, я приказываю тебе оторвать Байрону голову.
— Нет, — сказала Люси, встав между мистером Уайтстоном и Байроном. — Вы не причините ему вреда.
— Он упомянул имя сэра Реджинальда, — сказал мистер Уайтстон. — Для нас это серьезный аргумент.
— Но ведь вам не нравится убивать, — сказала Люси.
— Леди тоже надо убить? — спросил мистер Уайтстон у мистера Олсона.
— Нет, ее убивать не надо. Можете ее ударить, но не по лицу. И не в грудь. Груди портить нельзя.
— А, — сказал мистер Уайтстон.
Времени на размышления у Люси не было. Времени взвешивать — тоже. Она видела, что предмет, который выпал из сюртука Байрона, был его пистолет. Она рванулась к пистолету и схватила его. Не раздумывая — она не могла себе позволить сомнения и колебания, — она направила его в грудь мистера Уайтстона, взвела курок и нажала на спусковой крючок.
Кремень высек искру, пуля вылетела, рука дернулась так сильно, что Люси даже испугалась, не сломана ли она. Однако боль длилась не дольше секунды. Люси бросилась к Байрону и помогла ему встать на ноги. Он шатался, но был скорее обескуражен, чем серьезно ранен.
— Бог мой! — вскричал он.
Люси перевела взгляд туда, куда он смотрел, и чуть не лишилась чувств. Она промахнулась, и пуля попала в лицо, а не в грудь. Не осталось ни носа, ни глаз, ни большей части лба. Вместо этого была одна сплошная масса из костей и крови. Крови было много, но, несмотря на это, мистер Уайтстон держался на ногах.
— Ой, — произнес он окровавленным, но оставшимся целым ртом.
И тут Люси увидела, что рана зарастает у нее на глазах. Кожа двигалась, растягивалась, росла, будто на лице копошились тысячи муравьев.
Она дернула Байрона за руку:
— Можете бежать?
Он кивнул.
И они побежали.
* * *
У них была одна лошадь на двоих. Люси села позади Байрона и прижалась к нему. Они двигались быстрее, чем экипаж, но езда была менее комфортабельна. Из-за всех ее ушибов и ран Люси чувствовала каждую неровность на дороге, но хотела бы, чтобы лошадь бежала еще быстрее. Она пыталась ни о чем не думать, кроме дороги. У нее будет время подумать о жутком заклятии, которое наложили на мистера Олсона, и о вселяющем ужас мистере Уайтстоне, явно бессмертном ревенанте, которому она выстрелила в лицо. Люси старалась выбросить этот образ из памяти. Она взглянула на часы, и то, что она увидела, вселило в нее надежду. Еще не было двенадцати. За четыре часа они могли доехать. Она выглядела ужасно, была вся в грязи, но беспокоиться об этом она будет потом. Все, что ей было нужно, — это добраться до дома мистера Гилли вовремя.
Небо по-прежнему было серым, как сталь, и темным, поэтому Люси не могла сказать, сколько времени прошло, но чувствовала, что они проехали большое расстояние. У нее все болело, и холод пронизывал ее тело, но она говорила себе, что все будет хорошо. Раны заживут, огонь согреет ее. Остальное было не важно. По крайней мере, сейчас. Все, что она видела, все, что она сделала, — все это подождет. Так она говорила себе, пока они мчались вперед, и время сжималось, минуты превращались в часы, а может, и наоборот. Они мчались. Больше им ничего не оставалось. Думать, беспокоиться было бесполезно.
На перекрестке Байрон сбавил скорость, и она смогла снова взглянуть на часы. Четверть третьего.
— Сколько еще? — спросила она.
— Часа полтора, не больше, — ответил он.
Она будет в доме мистера Гилли до пяти. Солнце взойдет, наверное, через час. У нее будет в запасе полчаса. Не так много, как хотелось бы, но это не имело значения. Главное, что она доберется.
Они въехали в Лондон, и Люси поняла, что безрассудный человек на коне может передвигаться быстрее, чем экипаж. Вскоре они уже были на улице, где жил мистер Гилли. Байрон спешился и помог Люси сойти.
— У меня нет слов благодарности, — сказала она.
Он был побит, изнурен дорогой, одежда была в беспорядке. Зубы по-прежнему в крови. Тем не менее, когда он поклонился, вид у него был такой величественный, что позавидовал бы любой король.
— Ситуация быстро изменилась, и вы спасли мне жизнь, — сказал он. — Но, согласитесь, моя роль в вашем спасении производит большее впечатление.
— Я многого не знаю, — ответила Люси. — Мэри не хотела говорить о вас. Мне кажется, вы скрываете от меня то, что связывает вас с леди Харриет. Мы многое сегодня повидали. Много поразительного. Но мне кажется, вас это не слишком удивило. Я знаю, у вас есть тайны, лорд Байрон, но тем не менее я должна вам больше, чем кому-либо из мужчин. За исключением моего отца, конечно.
Он снова поклонился:
— Тайны, которые я храню, мне не принадлежат. Это все, что я могу сказать, как джентльмен. Что касается другого, я дал вам понять, Люси, что готов сделать для вас все, что угодно. Может, наконец, вы мне поверите.
— Я вам верю, — сказала Люси со смехом.
У нее немного кружилась голова и била нервная дрожь от осознания того, что ей удалось остаться в живых, сбежать от леди Харриет и мистера Уайтстона и проделать весь этот путь до Лондона. Всего несколько недель назад она чувствовала себя беспомощной, а теперь вот чего достигла! Она столько повидала, столько сделала и узнала! И теперь у нее были еще три страницы утерянной книги. Вместе со страницами из поддельной «Немой книги» их у нее было шесть из двенадцати. Может быть, она и вправду была могущественной.
Но Байрон вдруг стал очень серьезным:
— Люси, я не буду говорить плохо о Мэри Крофорд. Могу лишь сказать, что сердце дамы может привести ее к суждениям, которые нельзя назвать ни благоразумными, ни обоснованными. Возможно, она ваш хороший друг, но я бы посоветовал вам не принимать все, что она говорит, слишком близко к сердцу. И потом, она вас похитила.
— Она говорит, что в Лондоне произойдет нечто страшное и мне угрожает опасность.
— Я заметил, что вам везде угрожает опасность, когда вы не со мной.
Люси почувствовала, что краснеет:
— Хорошего дня, лорд Байрон, и еще раз благодарю вас.
Он поклонился:
— Надеюсь, настает день, когда вы оцените меня так же, как мои услуги.
Лицо у Люси горело, но она сказала то, что думала:
— Наши разногласия не имеют отношения к вашим достоинствам.
Байрон приблизился и хотел прикоснуться к ней, но передумал. Они стояли на городской улице.
— Тогда приходите ко мне, — шепнул он. — Приходите скорее, иначе я умру от муки. Я знаю, что у вас на сердце, а вы знаете, что у меня. Что еще имеет значение? Умоляю, приходите ко мне. — Потом повернулся, оседлал коня и уехал.
Люси осталась одна. Она думала о Байроне, о том, как он красив и отважен и как много он для нее сделал. Может она любить такого, как он? Она не могла сказать, но знала, что хочет быть с ним, и не сомневалась, что рискует, оставаясь с ним наедине.
Однако сейчас было не время думать о подобных вещах. Люси повернулась и вошла в дом. Она знала, что выглядит ужасно, и сожалела, что при ней нет орудий, с помощью которых можно было бы изготовить заклятие, чтобы попасть в свою комнату незамеченной, умыться, переодеться и появиться утром свежей и спокойной, как обычно. Если ее увидят сейчас, придется объяснять, что ее сбил экипаж. Тогда непременно начнется суета, и свобода ее будет ограничена. Но может быть, все обойдется.
Едва переступив порог, она поняла, что что-то случилось. Мистер Гилли, миссис Гилли и Нора смотрели на нее в упор. Только миссис Эмет обрадовалась. Ее глаза сияли из-под низко надвинутого на лоб чепца, скрывавшего кудрявые волосы.
— С возвращением, милая, — сказала она. — А у нас здесь суета.
— Мисс Деррик, — резко начал мистер Гилли, — где вы были?
— Меня сбил экипаж на улице, — сказала она. — Но, мне кажется, я цела.
— Где вы были эти два дня? — строго спросил мистер Гилли.
Люси не знала, что ответить. Она взглянула на высокие напольные часы в углу, и ее опасения подтвердились. На часах не было четырех. Как же тогда они обнаружили ее отсутствие? Люси подумала о заклятии, которое изготовила, стараясь припомнить, не допустила ли она неточность или ошибку. Сейчас это уже не поможет. Она похолодела от страха и изумления. Больше ни о чем она думать не могла.
Потом она услышала знакомый писклявый голос. Люси обернулась и увидела, что в комнату входит миссис Квинс. В руках она держала лист бумаги, порванный пополам. Люси узнала свое заклятие.
— Мисс Деррик, наш общий друг, леди Харриет, попросила меня проследить, чтобы все было в порядке. Она будет разочарована, узнав, что вы опозорили себя и свою семью. — Она подошла к Люси и протянула порванный листок. — Какая-то ваша записочка, полагаю. Нашла на полу.
— Мне жаль, что ваш визит оказался не таким приятным, как того хотелось бы, — сказал мистер Гилли.
— Уверена, вашей вины в этом нет, — сказала миссис Квинс. Она сложила руки на груди и улыбнулась.
Люси встретилась с ней взглядом, стараясь выглядеть холодной и воинственной.
— Настанет день расплаты, — сказала она.
— Не сомневаюсь, — ответила миссис Квинс. Она сделала книксен и направилась к двери. — Как я уже говорила, мистер Гилли, я не могу остаться, но благодарю, что выслушали меня.
— Я благодарю вас за сведения, — ответил он и повернулся к Люси. — Достойная женщина.
Люси промолчала, хотя, судя по выражению лица мистера Гилли, было видно, он ожидал, что ей есть что сказать на тему достоинств миссис Квинс. Не дождавшись ответа, он театрально закашлялся и выпрямил спину.
— Все очень серьезно, мисс Деррик, — сказал он. — Мне нельзя волноваться. Иначе я могу схватить простуду, а я не хочу простужаться. Я ненавижу простуду. Поэтому я тотчас напишу вашему дяде. Даю вам три дня, чтобы покинуть мой дом.
29
Люси не спала полночи, размышляя над своим новым положением. Существовали заклятия управления, заклятия забвения. Выбор был, но когда она о нем думала, могла только плакать. Она не может управлять умами и памятью такого количества людей. Даже если ей это удастся, настанет время, когда управление людьми и умами превратится в нечто большее, чем стратегия. Станет злом. Такая нравственная позиция была роскошью, которую она могла себе позволить только потому, что знала: секрет уже выдан. Слуги, конечно, рассказали своим друзьям, и в десятках лондонских домов новость уже обсуждается. Завтра в это время таких домов будет уже в несколько раз больше.
— Это не имеет никакого значения, — говорила Люси сама себе.
Она повторяла эти слова снова и снова. Это не имело никакого значения, потому что выгодная партия, балы, опера и кафе на открытом воздухе — все это было не для нее. Ее долг — спасти племянницу. Теперь было ясно, что сделать это можно, только уничтожив бессмертное отвратительное существо. А это означало, что необходимо уничтожить самое ужасное, что можно только представить, — его душу. Но думать об этом она не должна. Она должна найти страницы и уже достигла кое-каких результатов. Но о ее успехе никто не знает. Это немного утешало ее в минуту позора.
Позор. Люси решила, лучше не думать об этом. Лучше не думать ни о бесчестье, ни о своей миссии, ни о трудностях, которые ее ждут. Было только одно, что имело значение, — следующие страницы «Немой книги». Ей предстоит выяснить, как их найти, а для этого придется встретиться с Мэри. Она сказала, что возвращается в Ноттингем. Скорее всего, Люси тоже отправится туда же.
Люси решила рассмотреть страницы, которые ей удалось раздобыть. Она увидела разрозненные образы — бородатые мужчины в ниспадающих туниках. Они стояли на скалах или протягивали книги к луне. Обнаженная женщина лежит на постели из веток и прижимает чашу для причащения к груди. Ребенок летит в воздухе и вот-вот упадет на руки странного существа — полуженщины-полупаука.
На первый взгляд бессмыслица, но Люси знала, что это не так. Ей казалось, страницы были живыми, они трепетали и были теплыми на ощупь. Если держать лист большим и указательным пальцем, чувствовалось биение пульса и был слышен тихий шепот, какие-то слова. Люси вспомнила, как страницы звали ее в библиотеке леди Харриет. Этого не было, когда Мэри показала ей книгу, в которой было так много поддельных страниц. Может быть, если у тебя уже есть несколько страниц, находить и понимать остальные легче? Поймет ли она смысл страниц, когда соберет их все? Неужели, когда у нее будет вся книга целиком, она узнает страшную тайну, как обрести и уничтожить вечную жизнь?
Она уже раньше бегло просмотрела страницы, но знала, что может узнать больше о механизмах убеждения, а учитывая трудности, с которыми она столкнулась, ей было важно узнать как можно больше. И она это сделала. Когда Люси успокоилась, поддавшись потоку образов, характеров и переходов, ее сознание прояснилось, стали понятны связи с окружающим миром, открылись до сих пор закрытые двери. У нее было такое чувство, будто страницы принадлежали ей, будто они рассказывали ей секреты, которые она когда-то давно знала, но забыла. Эти секреты были потрясающими. То, что у нее было, то, на что, как ей казалось, она была способна, придавало ей свежие силы, открывало новые преимущества. Что бы ни случилось, она справится с этим. Она была почти уверена в этом.
Утром Люси обнаружила, что миссис Эмет готовится к отъезду. Она улыбалась, упаковывая вещи, будто ничего не знала о позоре своей хозяйки. Люси молчала и ни о чем ее не спрашивала. Она спустилась к завтраку довольно поздно, чтобы не встречаться с мистером и миссис Гилли. Однако Нора пришла и села с ней за стол. Ее тонкий рот сложился в ироническую улыбку.
— Катастрофа! — сказала она возбужденно. — Но, признайся, приятная катастрофа. Люси, все только об этом и говорят. Я утром прогуливалась в парке, так не представляешь, сколько было вопросов! Все говорят, это лорд Байрон. Ты знала, что на этой неделе выходит его новая книга? Считают, что это самое очаровательное и скандальное произведение, увидевшее свет. О нем только и говорят. Еще говорят, что ты сбежала с лордом Байроном и тайно с ним обвенчалась. — Нора нагнулась к Люси. — Или это не так?
Новый том его стихов — книга, которой он так гордился, — выходит на этой неделе, но он нашел время отвезти Люси и помочь в ее деле. Несмотря на унижение и злость на Нору, Люси захлестнуло теплое, глубокое чувство. Байрон помог ей, счел ее дело выше собственного тщеславия, спас ее. Конечно, он был несносным, но в то же время милым. Он жил по собственным законам, и, думая об этом, Люси краснела. Однако в остальном, что не касалось любви, его честь была безупречна.
— Все это ложные слухи, — сказала Люси Норе.
— Тогда где же ты была? — спросила Нора. — Ты должна рассказать мне, это останется между нами, клянусь. Только, пожалуйста, расскажи.
У Люси сжалось горло.
— Если так хочешь, я попала в плен к эльфам.
Нора с раздражением демонстративно отвернулась.
* * *
Люси решила, что покинет дом так скоро, как только сможет, — через два дня. Ей тяжело было переносить косые взгляды, шушуканье, жестокость. Пусть думают что хотят, решила она, но другого выбора не было. Скоро она вернется в Ноттингем. Там на ней тоже будет клеймо распутницы. Дядя откажет ей в крове, и что тогда? Придется искать средства жить самостоятельно. Это не должно составить большого труда. Женщина, владеющая искусством магии, всегда заработает себе на жизнь. Она бы такую жизнь сама не выбрала, но альтернативы не было, и роптать не приходилось. Однако обо всем этом она будет думать после того, как победит леди Харриет.
В пятницу настало время уезжать. Люси нашла Нору, чтобы попрощаться. Нора была холодна. Как только стало ясно, что Люси не собирается делиться секретами, для Норы она потеряла всякую ценность. Одно дело давать повод сладострастным слухам, а другое — стать потаскухой. От нее отвернулся свет, и ей нечего было предложить подруге, которая сама и предоставила ей возможность стать отверженной.
— Надеюсь, — сказала Нора вместо слов прощания, — в Ноттингеме ты будешь вести себя более благоразумно, чем здесь.
— Именно это и я собираюсь делать, — сказала ей Люси.
Она повернулась и спустилась на улицу, где сообщила кучеру, что готова отправиться на постоялый двор, а оттуда отбыть из Лондона. Сундуки были уже погружены. Слуга, открывая дверцу, посмотрел на нее маслеными глазками. Его взгляд говорил, что, останься он наедине с молодой женщиной с подобной репутацией, неизвестно, что бы было. Миссис Эмет уже сидела внутри и вязала. Она похлопала по сиденью рядом.
— Да, приключений было предостаточно, — сказала она задумчиво.
Люси услышала, как ее кто-то окликнул.
Она обернулась и увидела, что к ней идет Джонас Моррисон. Он раскраснелся и запыхался.
— Слава богу, с вами все в порядке, — сказал он, задыхаясь. — Конечно, я не сомневался. Как могло быть иначе? Вы ведь Люси Деррик, которая может все. И все равно я беспокоился.
Его слова не произвели на нее впечатления. Люси почувствовала, что в ней вновь закипает гнев, но любопытство пересилило, к тому же ей была нужна передышка от обрушившихся на нее неприятностей. Мог ли этот человек, который верил, что влюблен в нее, дать то, что ей было нужно?
— Мистер Моррисон, — сказала она бодрым голосом, — что случилось?
— Началась революция, — ответил он. — У меня плохие новости о премьер-министре, предводителе моего ордена, Спенсере Персивале. Его убили.
* * *
Люси вновь пригласили в дом, только потому, что она была знакома с джентльменом, который принес такую страшную новость.
— Ничего удивительного, что женщина, подобная мисс Деррик, знает всех на свете джентльменов, — сказал мистер Гилли дочери, и та улыбнулась, оценив его юмор. Было видно, они понимали друг друга с полуслова.
— В премьер-министра стреляли. Он мертв. Больше нам ничего не известно, но, предположительно, это дело рук луддитов. В городе уже начались волнения. Все члены правительства вынуждены теперь скрываться. Никто не знает, кто может стать следующей жертвой. Мы опасаемся, что это первый шаг к массовым убийствам, как во время революции в Париже. Мои люди, — он многозначительно глянул на Люси, давая понять, что речь идет о розенкрейцерах, — делают все, чтобы успокоить народ. Молю бога, чтобы это принесло плоды.
— Уверен, можно принять какие-то меры, — сказал мистер Гилли. — Разве принц-регент или армия не сможет подавить восстание?
— Солдаты патрулируют улицы и пресекают волнения. Убийца задержан, принимаются все меры, чтобы выяснить его имя и мотивы, но, пока мы не будем знать больше, могу только посоветовать подумать о своей безопасности. Насколько я понимаю, у вас есть собственный экипаж, сэр.
— Разумеется, — сказал мистер Гилли.
— Тогда вы должны немедленно уехать в Ноттингем и увезти свою дочь и мисс Деррик.
— Разумеется, я возьму с собой дочь. Что касается молодой леди, ей придется выбираться самостоятельно.
Мистер Моррисон посмотрел на него с изумлением:
— Прошу прощения, сэр. Вы собираетесь бросить свою гостью, юную леди, на произвол судьбы в минуту кризиса? Я полагал, что вы джентльмен.
Мистер Гилли поднялся на ноги:
— Прошу прощения, сэр, но кто вы, собственно, такой, чтобы я подчинялся вашим приказам или слушал ваши оскорбления?
— Мое имя Джонас Моррисон, — сказал тот и поклонился.
У мистера Гилли округлились глаза.
— Джонас Моррисон! Тот самый герой, который…
Мистер Моррисон предостерегающе поднял руку:
— Сэр, ваша должность в Адмиралтействе делает вас посвященным в определенные секреты, но они не подлежат разглашению.
Люси с удивлением наблюдала за этим разговором. Сначала миссис Квинс убежала в панике, услышав имя Джонаса Моррисона, теперь мистер Гилли не может скрыть своего изумления. Кем на самом деле был этот человек и что он такого сделал, что вызывал подобную реакцию? Ясно, что не просто подлец, которому нравится соблазнять невинных девушек, хотя именно им он и был.
— Вы совершенно правы, — пошел на попятную мистер Гилли. — Такая честь познакомиться с вами. Учитывая ваше положение, я должен быть с вами откровенен. Вы позволите несколько слов наедине?
Они отошли в дальний угол комнаты и стали о чем-то переговариваться приглушенными голосами. Потом вернулись, и мистер Моррисон обратился к Люси:
— Мисс Деррик, с прискорбием вынужден сообщить, что ваш хозяин не является джентльменом, как вы считали. Он берет на себя смелость судить о вещах, которых не понимает. Если ваш долг призвал вас неожиданно отправиться в путешествие, даже в сопровождении такого известного распутника, как Байрон, я высоко ценю жертву, которую вы принесли. И не допускаю даже на секунду мысли о вашем неподобающем поведении. — Он поклонился ей.
Несмотря на то что такая его уверенность, безусловно, была вызвана заклятием, которое она на него наложила, Люси все равно тронула его нежданная доброта.
— Благодарю вас, сэр.
— Мужчины готовы простить женщине все, что угодно, если есть надежда получить соответствующую награду, — сказал мистер Гилли дочери.
Нора взяла отца под руку.
— Папа, оставим их одних на минуту, пусть поговорят, — сказала она и повела отца из комнаты.
Когда они остались одни, Люси спросила мистера Моррисона:
— Где вы были? Пока вы бог знает где пропадали и бог знает чем занимались, я попала в плен сначала к леди Харриет, потом к мистеру Олсону. Мне пришлось стрелять из пистолета в одного из ревенантов. Вот, собственно, где была я.
Она не сказала, что тайно проникла в дом леди Харриет и украла три страницы из «Немой книги». Люси вновь охватил гнев, хотя в глубине души она понимала, что сердиться на мистера Моррисона нет причин. Тем не менее она на него злилась. Он должен был ее любить (не важно, что она сама вызвала в нем это чувство), а он бросил ее в трудную минуту. Это было нелогично, но Люси хотела обрести убежище в этой своей нелогичности.
— О господи! — вскричал он, не скрывая душевной муки. — Люси, я ничего не знал. Если бы знал, я бы землю перевернул, чтобы прийти вам на помощь. Я сделал для вас все, что мог, поверьте. И сделаю все, что в моих силах.
Когда Люси услышала, что он сделал для нее все, что мог, ее охватила новая волна гнева.
— К счастью, я была не одна. Лорд Байрон мне помог.
У мистера Моррисона были такие глаза, будто его ударили по лицу.
— В том, что вы его использовали, нет ничего плохого, но рано или поздно он воспользуется вами.
— Он этого не сделал. Он спас меня, и не раз, за эти два дня.
Она отвернулась к окну, напустив на себя равнодушный вид, но тотчас снова повернулась к мистеру Моррисону. Ей хотелось на него смотреть. Хотелось быть с ним рядом, очень близко. Люси в страхе отступила назад. Неужели он использовал какое-то приворотное средство?
А потом она поняла. Дело было не в нем. Ее влекло что-то, что было при нем, что-то странно знакомое, чудесное и пьянящее. Люси приблизилась, пытаясь понять, что это, почувствовать вкус, который уже когда-то пробовала, давно.
У него были страницы книги. Она это знала. Она чувствовала их. Люси подошла еще ближе.
— Где вы были? — спросила она снова.
— Я ни о чем не знал. Я только что вернулся из Кардиффа.
Название города навеяло на нее грусть. Ее сестра Эмили вернулась из поездки туда с друзьями всего за несколько недель до смерти. Люси отбросила воспоминания.
— Зачем вы ездили в Уэльс?
— Искать страницы книги. Я их нашел. Две.
— Вот как? — произнесла Люси делано равнодушным тоном. — И где же они?
— При мне. Я должен был передать их мистеру Персивалю, но потом услышал новость и не знал, где найти для них безопасное место, ведь в любую минуту в любой части города может начаться пожар.
Нужна была магия, сильная и неотразимая, но у Люси не было времени искать травы и ингредиенты, не было времени готовить заклинания. Нужно было предпринять что-то незамедлительно.
Мистер Моррисон уже был в какой-то мере в ее власти и мог поддаться на ее уговоры, но этого было недостаточно. Мало просто заставить его делать то, что она хотела. И тут она вспомнила, что совсем недавно узнала именно то, что ей сейчас было нужно.
К своему удивлению, Люси взяла мистера Моррисона за руку. Она сама не совсем понимала, что делает, но опыта у нее было достаточно, чтобы не сомневаться, что ей удастся сделать все, как надо, даже если она будет просто следовать интуиции. Люси ощущала приливы магической энергии, а страницы «Немой книги» указывали ей путь. Она хотела использовать травы и заклятия. Теперь они ей ни к чему, ей достаточно собственных рук и собственного голоса.
— Мистер Моррисон, — сказала она, — я хочу, чтобы вы посмотрели мне в глаза. Вот так, хорошо. И я хочу, чтобы вы слушали меня. Вы меня слушаете?
Он медленно кивнул.
Все казалось естественным, будто ее несло течение реки. Она делала то, что, по ее мнению, должна была делать, и это казалось надлежащим, правильным и легким.
— Очень хорошо, сэр. Я хочу, чтобы вы слушали мой голос, и только мой голос. Не думайте ни о чем другом. Вот так. Вы слушаете, просто слушаете и не думаете ни о чем, кроме того, что я говорю. И ждете моей следующей команды. Вы слушаете меня?
Он снова кивнул.
— Вы готовы получить мою команду?
Он кивнул.
Поразительно. Какое в высшей степени полезное орудие. Но Люси не питала иллюзий. Она не могла с такой же легкостью заставить мистера Гилли слушать ее и позволить ей остаться, потому, насколько она понимала, что он не хотел ее слушать и не хотел, чтобы она осталась. Скорее всего, у нее не было бы власти над мистером Моррисоном, если бы она уже не заставила его полюбить себя. Несмотря на это, новая власть над ним казалась удивительной.
— Мистер Моррисон, эти две страницы из «Немой книги», они при вас?
— Да, — сказал он.
— Я хочу, чтобы вы отдали их мне.
Мистер Моррисон полез в карман и извлек записную книжку. Он раскрыл ее, вынул два сложенных листка и отдал их ей. Люси быстро спрятала их в потайной карман платья.
— Кто еще знает, что вы их нашли? — спросила она.
— Никто, — ответил он.
— Мистер Моррисон, — сказала она, следуя интуиции и логике, — я хочу, чтобы вы забыли, что нашли эти страницы. Хочу, чтобы вы забыли, что они были у вас и что вы отдали их мне. Вы будете помнить только, что ездили в Уэльс и не достигли успеха. Вы понимаете?
— Да, — сказал он.
— Сейчас я отпущу вашу руку. Когда я сделаю это, вы не будете помнить, что мы вообще говорили об этих страницах. Вы будете чувствовать себя точно так же, как несколько минут назад.
— Хорошо, Люси, — сказал он.
Люси отпустила его руку.
Мистер Моррисон моргнул:
— Я вдруг почувствовал усталость. Не помню, о чем мы говорили.
— О том, что мне нужно как-то добраться до Ноттингема самостоятельно. Не знаю, что буду делать потом.
— Думаю, искать страницы книги. Так же как и я.
— Вы так ничего и не нашли? — спросила Люси в качестве проверки.
— Ничего, — ответил он без колебаний. — В Уэльсе мне так же не повезло, как нам в Ньюстеде. Теперь, когда мистера Персиваля не стало, — ему было трудно продолжать, настолько это событие его взволновало, — никто не будет препятствовать моему визиту к леди Харриет и попытке отыскать страницы в ее библиотеке. Это связано с огромным риском, конечно, но другого выхода я не вижу.
— Пожалуйста, берегите себя, — сказала Люси.
Несмотря на то что он сделал с ней в прошлом, она не могла допустить, чтобы мистер Моррисон отправился в поместье леди Харриет незащищенным.
— Не беспокойтесь, — сказал он. — Мы имели с ней дело раньше.
— Тогда я тоже наведу справки, — сказала Люси. — По приезде в Ноттингем я должна поговорить со своей подругой Мэри Крофорд. Не знаю, насколько могу ей доверять. Она совершала поступки… скажем, не совсем понятные, но мне кажется, она могла бы оказаться полезной.
Люси замолчала, так как заметила, что мистер Моррисон больше ее не слушает. Он закрыл лицо руками и согнулся. Когда через какое-то время он опустил руки, не без помощи Люси, она увидела, что его лицо покраснело, а из глаз льются слезы.
— Какое имя вы только что произнесли? — спросил он низким глухим голосом.
Люси вспомнила, что скрывала подобные вещи от мистера Моррисона. Она не ожидала, что из-за того, что она этого не сделала сейчас, возникнут проблемы. Но похоже, именно так и оказалось. Неужели, как и Байрон, Моррисон был знаком с Мэри?
Мистер Моррисон шагнул вперед.
— Назовите ее имя еще раз! — закричал он с таким гневом, что Люси боялась и отвечать и молчать.
Не отвечать было опаснее, и она заговорила. Она должна сохранять спокойствие, иначе его ярость может пересилить любовный приворот, который она на него наложила.
— Это моя подруга Мэри Крофорд.
Он снова закрыл лицо руками и отвернулся:
— Бог мой, разве такое возможно? Я и представить такого не мог. Неужели такое возможно?
Она нерешительно сделала шаг к нему:
— О чем вы, мистер Моррисон? Что случилось? Кто вам мисс Крофорд?
— Так вы и вправду не знаете? — спросил он.
— Я ничего о ней не знаю, кроме того, что она моя подруга.
Джонас Моррисон медленно опустился в кресло и сидел, склонив голову и утирая слезы, которых даже не скрывал. Когда он поднял голову, его было не узнать. До этого каменно спокойное лицо его смягчилось, было мокрым и грустным.
— Мэри Крофорд, как вы ее называете, была моей женой. Это ее убили. Это за нее я мщу.
* * *
Конечно, это ошибка.
— Мне жаль, что я упомянула имя, которое причиняет вам такую боль, — сказала Люси, тщательно подбирая слова. — Но это имя довольно распространенное.
— Дело не в имени, это она, — простонал мистер Моррисон. — Как я мог этого не видеть? Вы, Люси Деррик, вдруг неожиданно стали ворожеей. Это ваша подруга научила вас этому ремеслу? Так? Это она наставила вас на этот путь, на мой путь? Да?
— Она ободряла меня, была моим учителем. Но ваша жена мертва. Вы сказали, она умерла.
— Она умерла! — закричал он, поднимаясь с кресла. — Вы не слышите, что сами говорите. Вы так и не поняли? Она — ревенант, оживший труп. Дух, обретший плоть. Она вернулась в хрупкой, бессмертной форме. Это ее я ищу. Это она настроила Лудда против будущего. Вы не видите ужас моего положения? Я любил ее и потерял. Теперь я должен уничтожить ее навсегда. Я должен уничтожить ее душу.
Это ошибка. Иначе быть не может. Мэри мертва? Мэри — такая же как те, против которых она, по ее словам, боролась? Люси ничего не понимала. Она даже думать об этом не была способна. По крайней мере, не сейчас. Может, позже. Ей было необходимо воссоздать хоть какой-то порядок и смысл в окружающем мире.
Мистер Моррисон отвернулся, но Люси знала, что обязана его успокоить. В прошлом он обошелся с ней жестоко, но она наложила на него любовное заклятие и поэтому была за него в ответе. Она не могла позволить, чтобы он так страдал.
Когда она подошла к нему, он обернулся:
— Боже правый, сколько еще я должен терпеть унижение. Вы наложили на меня любовный приворот. Вы играли со мной с той самой встречи в Ноттингеме, в кофейне, куда пригласили выпить шоколада. Сейчас я это понял.
Он не дал ей времени на ответ, и это было к лучшему. Ей было нечего сказать.
— Вы будете использовать меня? И я должен это терпеть? — Он замолчал, утер глаза платком и взглянул на нее. Взгляд был твердым и холодным — она раньше такого не видела. — Я знаю, вы сердитесь за то, что было между нами много лет назад. Знаю, что вы полны гнева и решимости. Но я никогда не думал, что вы можете быть жестокой.
Мистер Моррисон ушел. Она слышала какие-то возбужденные голоса, а потом хлопнула дверь. Люси поняла, что, помимо бури захлестнувших ее, вселяющих ужас чувств, она совершенно одинока и не защищена в столице страны, стоящей на пороге революции. Но самым главным было чувство, что мистер Моррисон понял, кто она, но не вспомнил, что отдал ей страницы книги. Теперь у нее было восемь из двенадцати страниц. Это была победа, об этом она и старалась думать, чтобы не расплакаться.
* * *
Люси осталась в комнате, напуганная и посрамленная. Она была не способна думать о том, что сказать или куда пойти. Мэри была ревенантом. Она лгала Люси с их самой первой встречи. Она хитростью заставила Люси совершать невообразимые поступки. Если и раньше у Люси не было друзей, то сейчас она чувствовала себя совершенно одинокой и беспомощной.
Пассажирский экипаж, которым она должна была отправиться в Ноттингем, уже уехал, и она не знала, что делать. Можно поехать другим экипажем завтра, но будет ли безопасно передвигаться по улицам? Какова обстановка? Начались ли уже беспорядки с насилием и убийствами? Она этого не знала и не решалась спрашивать у своих негостеприимных хозяев.
Примерно через час в комнату вошел мистер Гилли. Люси сидела и смотрела в окно на прохладный весенний день. Если мистер Гилли и увидел ее подавленное состояние, то предпочел сделать вид, что ничего не заметил.
— Надеюсь, больше никто из ваших друзей-джентльменов не станет нам докучать? Двери постоянно открывают и закрывают. В результате сквозняки, которые очень вредны для легких.
— Я никого не ожидаю, — ответила Люси, не поворачивая головы.
— Сделайте честь, пока вы находитесь в моем доме, смотрите на меня, когда со мной разговариваете.
Люси повернулась к нему:
— Я приложу усилия. Сегодня я пропустила экипаж в Ноттингем. Если на улицах безопасно, я уеду завтра.
— Вы уедете завтра в любом случае, — сказал мистер Гилли. — Я сказал, что у вас есть три дня, чтобы покинуть дом, и они у вас есть.
— И вам безразлично, что в городе бунт?
— Вы предпочли вести себя, отбросив сдержанность. Я не несу ответственности за последствия. У меня есть дочь, о которой я должен думать. Парад повес, которых вы приводите в наш дом и которые разгуливают по нему, не принесет ей пользы. Кроме того, это пагубно для моего здоровья. — Он встал, закрыл дверь и вернулся назад, сев рядом с ней на диван. — Но поскольку вы стали так щедры относительно расположения к джентльменам, думаю, я смогу найти безопасное место в городе при условии, что вы будете щедры ко мне.
Мистер Гилли положил руку на плечо Люси и улыбнулся, показав ровные здоровые зубы.
После всего, что случилось, предложение мистера Гилли не вызвало в ней ни страха, ни отвращения. Ее даже покорила прямота, с которой он выразил свое желание, и открытость, с которой изложил свои условия. Возможно, мистер Гилли желал ее сейчас, но ей не составит большого труда сделать так, чтобы он ее полюбил, а тогда им будет легче управлять. Или можно, к примеру, сделаться для него невидимой. Или заставить его бояться ее. Вариантов тысяча. Пусть она осталась одна, пусть ее все бросили, но она не беспомощна. Она всю жизнь чувствовала себя беспомощной, теперь все будет по-другому.
Люси подняла на него глаза:
— Нет, боюсь, я не приму ваше предложение. Вы можете называть меня падшей из-за того, что мои обязательства заставили меня уехать без вашего позволения и ведома, но ничего дурного я не совершила. Уверяю вас, мистер Гилли, если я устояла перед чарами лорда Байрона, устоять перед вашими несложно. А теперь прошу вас, уберите руку с моего плеча. Вы хотите, чтобы я уехала завтра, я уеду. Доберусь до пассажирского экипажа, а если придется столкнуться с беспорядками и насилием, так тому и быть.
Ее слова, прямые и холодные, шокировали его. Он отшатнулся:
— Бесстыдница.
Люси покачала головой:
— Это мне говорите вы?
— Не потерплю вас больше ни одной ночи под своей крышей, — сказал он.
— Как вам будет угодно, — произнесла Люси, поднимаясь.
Она не доставит ему удовольствия. Бояться ей нечего. Он не свободен в своих поступках, а она будет принимать решения по своему усмотрению. Ей не нравилось прибегать к магии, чтобы управлять желаниями людей, но в этом случае она сделает это с большим удовольствием.
Именно в эту минуту в дверь постучали. Вошел и поклонился хорошо вышколенный слуга мистера Гилли:
— Сэр, простите за вторжение, но к молодой леди пришел еще один посетитель.
— Ничуть не удивлен, — сказал мистер Гилли. — Какой дебошир явился на этот раз?
— Просто одетый мужчина, похож на ремесленника, — сказал слуга, — почти старик.
— Мисс Деррик не так разборчива, как другие юные леди.
— Как он представился? — спросила Люси.
— Он назвался мистером Уильямом Блейком, гравером.
* * *
Мистер Гилли сказал, что не намерен терпеть, чтобы она встречалась с мужчинами в его доме, тем более с такими, как мистер Блейк. Он не позволит превращать свое жилище в публичный дом. Но Люси настояла на своем, больше взглядом, чем словами, и он вежливо ретировался.
Люси была рада снова видеть мистера Блейка, хотя их первая встреча была короткой и произошла при странных обстоятельствах. Они были едва знакомы, но видеть знакомое лицо — и доброе к тому же, большая редкость по нынешним временам в Лондоне — было огромным удовольствием.
— Мы познакомились в Ньюстеде, чтобы, когда придет время, мы уже были знакомы, — сказала Люси. — Время пришло?
— Похоже на то, — сказал мистер Блейк с нескрываемой радостью. — Все это так волнующе!
Он уселся в кресло и начал осматривать комнату, но не с удивлением бедняка, попавшего в богатый дом. Казалось, что он смотрит на что-то интересное, но хорошо ему знакомое. И, судя по его взгляду, это что-то перемещалось.
— Мисс Деррик, вы знаете, кто они такие?
— Прошу прощенья, мистер Блейк, знаю ли я, кто они такие? О ком вы?
— О существах, которые роятся вокруг вас. Смотреть на них малоприятно. Я привык видеть существ намного более красивых. Знаете, в Лондоне полно ангелов. Есть и другие существа попроще. Но у этих очень необычный вид.
Люси снисходительно улыбнулась:
— Сама я их не вижу.
— Ясное дело. Но вы производите впечатление человека, который мог бы видеть, иначе я бы не стал спрашивать. Я знаю, другие не видят то, что вижу я. Я привык к этому.
— Человек, чей мир шире, чем у других людей, должен проявлять к таким людям снисхождение.
Он радостно закивал:
— Вы совершенно правы.
— Скажите, мистер Блейк, чем я обязана вашему визиту? Мне сказали, сейчас путешествовать опасно. Значит, вас привело сюда что-то важное. Почему настало время узнать вас?
— На улицах стало опасно, но мой брат уверил меня, что мне ничего не угрожает, а я ему доверяю.
— А он это может знать? — спросила Люси.
— Он умер, мисс Люси, и видит глазами мертвого.
— А-а, — сказала она.
Она многое повидала сама, чтобы отвергать что-либо категорично, но, несмотря на это, поверить в слова ее нового знакомого было нелегко.
— В любом случае я пришел к вам по поручению умершего. Один очень любезный мертвый джентльмен настоятельно просил меня связаться с вами. Поскольку я регулярно общаюсь с Бобом, боюсь, среди мертвых я приобрел репутацию человека, с которым легко разговаривать. Признаюсь, однако, что легче всего это у меня получается с Бобом. Я не сразу понял, чего хочет этот джентльмен.
— Выходит, он призрак, этот джентльмен, а не ревенант?
— Глупый вопрос, — сказал мистер Блейк. — Если бы он был ревенантом, ему не нужен бы был посредник, чтобы с вами поговорить.
— Так вы о них знаете? О ревенантах?
— Ну да, это эльфы. Я когда-то думал, что это маленькие создания, которые кружатся вокруг цветов, а на самом деле это разновидность ангела. Невидимый мир такой запутанный!
— Видимый тоже, — сказала Люси.
— Вы правы, — согласился мистер Блейк. — Как вы сказали, этот джентльмен из мира духов. Не знаю, призрак он или нет, в том смысле, появляется ли он среди живых людей. Он сообщил мне о своих желаниях из другого места.
— Вот как, — сказала Люси, которой не хотелось подчиняться приказам еще одного назойливого джентльмена, и не важно, любезный он или нет, мертвый или живой. — Кто же он и чего хочет?
— Он хочет, чтобы мы подружились, — сказал мистер Блейк. — Он считает, что вам понадобится кров, и хочет, чтобы я предложил вам свое скромное жилище. Что касается того, кто он, юная леди, он сказал, что его зовут Френсис Деррик и что он ваш отец.
30
У нее было больше вопросов, чем времени, чтобы их задать, не говоря уже о том, чтобы услышать ответы. Самое главное, Люси нужно было покинуть дом мистера Гилли. Ее, конечно, удивило, что странный мистер Блейк общался с ее отцом, но ей и в голову не пришло сомневаться в его словах. Однако больше всего Люси поразило, что, хотя отец умер три года назад, он по-прежнему заботится о ней, пытается ей помочь, даже если, по словам мистера Блейка, чтобы связаться с нашим миром, ему пришлось приложить титанические усилия.
Мистер Блейк сообщил новость буднично и со знанием дела. Судя по всему, он понимал, что не все люди могут запросто регулярно общаться с мертвыми, было видно, что он привык к этому и не видит в этом ничего необыкновенного. Когда он передавал ей слова отца, в его голосе не было торжественности шарлатана. Он говорил спокойно, как терпеливый родитель выражает желания ребенка, который стесняется сам сказать.
Пока мистер Блейк пересказывал Люси свою беседу с ее отцом, стало очевидно, что в гостиной мистера Гилли их не двое, а трое. Через какое-то время Люси догадалась, что это дух его брата, к которому Блейк был явно очень привязан.
— Хорошо, Боб! — резко сказал он. — Я не забуду ей сказать, подожди немного.
Узнав, что отец хотел, чтобы она отправилась вместе с пожилым гравером в его дом, Люси придумала правдоподобную историю и пошла искать мистера Гилли. Он оказался поблизости, стоял у двери с видом человека, который и не думал подслушивать.
— Мистер Блейк — сводный брат моего покойного отца, — солгала Люси. — Он предложил мне кров. Я не могу оставаться в вашем доме — это было бы слишком неудобно для вас или далось бы мне слишком дорогой ценой. Я была бы вам крайне признательна, если бы вы послали мой сундук по его адресу.
— И вы не боитесь выходить из дома?
— Вы же сами потребовали, чтобы я покинула ваш дом, — сказала Люси.
Мистер Гилли не знал, что на это сказать, и, пока он обдумывал ответ, Люси незаметно подложила ему в карман заклятие, которое должно было сделать его восприимчивым именно к тому, чего он больше всего боялся. Люси решила: самое время, чтобы мистер Гилли подхватил простуду.
* * *
Мистер Блейк обитал на Саут-Молтон-стрит, в менее фешенебельной части города по сравнению с районом, в котором жил мистер Гилли. На улицах было полно мусора и навоза. Они были запружены рабочим людом и изможденными женщинами, но не шли ни в какое сравнение с самыми бедными районами Лондона. Здесь жили малоимущие рабочие, которые могли заработать себе на пропитание, хотя и не более того. Поэтому, несмотря на скученность, шум и грязь, атмосфера царила приподнятая, будто живущие здесь люди радовались, что им удалось избежать худшей участи.
Дом Блейка размещался над его печатной и граверной мастерской — респектабельным, если и не вполне прибыльным предприятием. Люси условилась с миссис Эмет, что та прибудет позже с вещами, так что она совершила путь до дома пожилого гравера с ним наедине и всю дорогу удивлялась своему решению. Ей представлялось, что все должно было быть опаснее и рискованнее, чем оказалось на самом деле. А дрожь и сомнения исходили не из ее сердца, а из головы.
На подходе к дому Люси вдруг пришло в голову, что она может нарушить покой мистера Блейка. Она приняла предложение гравера, потому что была уверена, что он не причинит ей вреда, и потому что, если ему верить, он разговаривал с ее отцом. Только на пороге маленького дома она подумала о его семье:
— Вы женаты, мистер Блейк? У вас есть дети?
— Нам с Кэтрин Господь не дал детей, — сказал он.
— Ваша жена не будет возражать, если вы приведете в дом незнакомого человека?
— А что, должна?
— Нет, но согласитесь, довольно странно приводить в дом женщину, потому что об этом попросил дух.
— Мы с Кэтрин почти тридцать лет вместе. Надеюсь, за эти годы она ко мне привыкла.
Люси напрасно волновалась. Миссис Блейк, хоть ее и не предупредили о приходе гостьи, встретила Люси радушно. Она оказалась милой, полной женщиной, совсем невысокого роста. В свое время она была, наверное, хорошенькой, но годы и суровая жизнь в Лондоне сделали свое дело. Люси сразу поняла, что та предана мужу и не способна ему ни в чем перечить. Незнакомая молодая женщина не могла быть помехой, если мистер Блейк хотел, чтобы она поселилась у них в доме.
Комната, отведенная Люси, не шла ни в какое сравнение с ее жильем в доме мистера Гилли. Ей отвели мансарду под самой крышей — чистенькую, но маленькую, узкую и продуваемую сквозняками. Но Люси полюбила ее с первого взгляда и, приземлившись на низкий бугорчатый матрас, вздохнула с облегчением. Чета Блейк была небогатой, можно сказать, почти бедной, но наконец Люси оказалась среди людей, перед которыми не надо было притворяться. Она могла говорить с ними о чем угодно, поскольку ничто не могло быть более странным, чем то, о чем говорили они.
Часа через два прибыла миссис Эмет с багажом. Когда Люси знакомила ее с мистером Блейком, гравер внимательно ее разглядывал.
— Никогда не видел более необычного человека, — сказал он.
— Могу то же самое сказать о вас, — ответила миссис Эмет.
— Мне кажется, нам надо поговорить, — сказал он.
— Будем стремиться к этому, — сказала миссис Эмет, — но нам так и не удастся это сделать.
— Да, — сказал мистер Блейк. — Вы, безусловно, правы.
И складывалось впечатление, что после этого два этих странных человека нашли общий язык.
После того как Люси расположилась, мистер Блейк пригласил ее выпить чая в гостиной. Она взволнованно пила чай маленькими глотками и не взяла ни одного миндального печенья, которым он ее угощал, хотя она его очень любила.
— У вас, наверное, много вопросов? — спросил мистер Блейк.
— Расскажите мне об отце, — попросила Люси.
Он кивнул, а потом кивнул кому-то еще, невидимому:
— Ему с нами неуютно. Это Боб. Он с успехом сыграл роль посредника в этом деле. Мертвых трудно услышать, мисс Деррик, хотя они слышат друг друга гораздо лучше, чем мы слышим их. Ваш отец пытался связаться с вами, но вы его не слышали. Ему было легче связаться с Бобом, хотя Боб живет в нашем мире, а не в их.
Люси почувствовала, что на глаза навернулись слезы. Отец пытался с ней связаться, а она его не услышала. У нее разрывалось сердце.
— Вы ни в чем не виноваты, — сказал мистер Блейк, почувствовав ее печаль. — Не корите себя. Дело не в желании, в любви или открытости. Чтобы слышать мертвых, даже если они рядом, нужно быть… не таким, как все. Я всегда был не таким, как все. Когда я был маленьким, моя мать защищала меня от отца, который порывался побить меня за то, что я говорил, что вижу ангелов на деревьях. Он считал меня лгуном. Вскоре я научился держать подобные вещи при себе. Уже тогда я понял: то, что вижу я, другие не видят.
Люси кивнула:
— Что вам сказал мой отец?
— Ему так же трудно видеть наш мир, как нам его. Вы должны что-то сделать, но он еще не понимает что. Он хочет, чтобы вы оставались со мной, пока он этого не поймет. Тогда он скажет мне, когда сможет. Еще он говорил о людях из вашего окружения. Он говорил, одному можно безоговорочно верить, другому верить нельзя совсем.
— Он не уточнил, кому можно верить, а кому нет?
Мистер Блейк покачал головой и улыбнулся:
— Я знаю, мертвые, даже если у них добрые намеренья, могут быть хуже занозы.
* * *
День еще не закончился, но уже стало ясно, что революции в Англии не случится и кровь не обагрит улицы столицы. Это была хорошая новость, но в газете, которую принес домой мистер Блейк, содержались и другие. Выяснилось, убийцей премьер-министра был некий Джон Беллингем. Люси не сразу вспомнила, что так звали мужчину, которого она встретила в доме леди Харриет в ночь, когда оказалась в плену. А Мэри сказала тогда, что освободила его и отправила в Лондон. Выходит, Мэри сыграла роль в покушении на премьер-министра.
Люси не могла в это поверить. Даже если Мэри преследовала праведные цели, как она могла решиться на такой поступок? Чудовищно. С одной стороны — розенкрейцеры и ревенанты с их фабриками и станками, с другой — луддиты и старый порядок, а теперь злодейское убийство и предательство. Должен быть третий путь, лучший. Если бы она могла его найти и убедить Мэри. Конечно, Люси не знала, увидятся ли они с ней снова, а теперь, после убийства мистера Персиваля, было трудно сказать, взяла ли она верх над розенкрейцерами. Если и существовал третий путь, он никак не был связан со знанием.
Что касается мистера Беллингема, Люси не сомневалась, что он был просто сумасшедшим, которым манипулировала Мэри и ее люди. В газете писали, что он протестовал против несправедливого заключения в тюрьму в России и требовал от британского правительства компенсации. Каким-то образом его убедили, что, чтобы добиться своих целей, он должен убить премьер-министра. Правосудие для мистера Беллингема было скорым и страшным. Через два дня после покушения на премьер-министра его дело слушалось в Олд-Бейли. Он мало что объяснял, в основном говорил о том, как он несчастен. Суд счел его виновным, и он был приговорен к повешенью в следующий понедельник.
И без объяснений Люси мистер Блейк понял, что мистер Беллингем стал игрушкой в руках враждующих между собой невидимых сил.
— Те, кого называют сумасшедшими, легче поддаются воздействию магии, — сказал он, — поскольку помутнение разума зачастую означает просто открытость окружающему миру — миру, которым не правит холодная логика Бэкона, Ньютона и Локка. — Эти имена он произносил с таким явным презрением, что Люси поняла: мистер Блейк больше всего на свете ненавидел саму идею разума. — Разум хорош, когда речь идет о деловых планах, или системе образования, или путешествии по Италии. Человеку приходится жить в этом мире. Но если применять разум по отношению к вселенной, к загадкам природы, к вещам, скрытым от наших близоруких глаз, которые видят только то, что Создатель хочет, чтобы они видели, — это становится бессмыслицей, не так ли? Говорить, что призраков не существует, на том основании, что мы их не видим, не можем их измерить, взвесить на весах или записать их реакцию на тепло в колбе, я считаю бессмысленным. Мир полон чудес, которые нельзя измерить. Именно поэтому это и чудеса.
* * *
Первые три дня в доме мистера Блейка Люси по большей части была предоставлена сама себе. Она изучала новые страницы «Немой книги», но, в отличие от предыдущих страниц, затруднялась понять их содержание. Она погружалась в себя, пыталась раствориться в запечатленных на них образах, но не могла найти ничего для себя полезного. Люси поняла, что речь идет об элементах — золоте, сере и ртути, но не понимала, как эти элементы использовать. Она предполагала, что это как-то связано с изготовлением философского камня, но то была всего лишь догадка. Несмотря на это, она решила обзавестись этими элементами на случай, если вдруг поймет их назначение или если последующие страницы откроют ей необходимые знания. Покинув ненадолго дом, она посетила аптеку и купила пузырьки с серой и ртутью. Затем она посетила ювелирную мастерскую и приобрела небольшое количество золотой пыли.
Люси часто и подолгу думала о Байроне. Он сказал, что она должна прийти к нему, и она хотела этого. Страстно хотела. Она вспоминала, как целовала его. Снова и снова воссоздавала в памяти каждую мелочь. Часто добавляла в своем воображении новые детали — что она могла бы сделать или что он мог бы сказать, — пока сама не могла отличить, что было в самом деле, а что она придумала.
Она хотела прийти к нему. Просыпалась каждое утро и решала, что сделает это, но, одевшись и позавтракав, понимала, что ее желание не больше чем романтический вздор. У нее не было своего дома, она была беззащитна и не могла позволить себе отдаться в его руки. Если бы он предложил ей выйти за него замуж, все было бы прекрасно, но он этого не сделал.
Вместо того чтобы сбежать к Байрону, она вела беседы с четой Блейков, касающиеся главным образом того, что она должна делать дальше. Люси было необходимо отыскать недостающие страницы «Немой книги», если она хотела спасти племянницу, но она понятия не имела, где искать. После того как мистер Моррисон узнал о ее предательстве, никто ей этого не скажет. Однажды вечером, когда они говорили об этом и пили жидкий чай, мистер Блейк ушел в себя на какое-то время. Люси и миссис Блейк говорили о всякой всячине в течение получаса, пока мистер Блейк не проснулся и не перебил их без извинений:
— Мисс Деррик, ваш отец считает, что вы должны позаботиться о своем наследстве.
Люси почувствовала, как напряглось все ее тело. Она ничего не сказала Блейкам об этом обстоятельстве. Она знала, что когда-нибудь ей придется этим заняться, но сейчас ее ждали более неотложные дела. В любом случае Мэри сказала, что дело безнадежно.
Даже если по каким-то неясным причинам Мэри солгала, разве наследство могло быть самым важным в эту минуту? Почему отец хотел, чтобы она о нем позаботилась? Может быть, уличив мистера Баклза в подлоге, Люси могла быстрее нарушить планы леди Харриет? Люси сомневалась, что леди Харриет можно одолеть при помощи юридических законов. Ей ничего не оставалось, как ждать и надеяться, что что-то прояснится.
* * *
Мистер Блейк был так очарован Люси, что захотел показать ей свои работы, и на следующее утро, когда ярко светило солнце, повел ее вниз, в свою мастерскую. Она брала в руки его потрясающие книги — «Песни невинности и опыта», «Бракосочетание рая и ада», «Мильтон». Люси никогда раньше не видела ничего подобного. Книги представляли собой бурный водоворот сплетения рисунка и слова. Даже текст был выгравирован. Буква и изображение переплетались, пока не становились единым целым, и трудно было сказать, где начиналось одно и заканчивалось другое. То, что она видела, было слитным и изящным, хаотичным и сводящим с ума.
Тем не менее, каким бы красивым и сверхъестественным ни было его искусство, не оно поразило Люси больше всего. Когда Люси смотрела на гравюры мистера Блейка, у нее возникло чувство, будто невидимая рука поставила последний фрагмент мозаики на место. Она испытывала восторг, страх и острое любопытство.
— Пришло время кое-что показать вам, мистер Блейк, — сказала она.
Люси поднялась наверх и достала свои страницы из «Немой книги». Спустилась в мастерскую и без всяких церемоний разложила их на столе перед мистером Блейком. Она просто хотела знать его мнение.
Блейк стал внимательно их изучать, пробежал пальцами по изображениям, стараясь не упустить ни одной детали. Одну страницу переложил, другую рассматривал на свет. Третью понюхал.
— Поразительно, — сказал он наконец.
— Похоже на ваши собственные работы, — сказала ему Люси.
Он кивнул:
— Это правда. Я вам больше скажу, это и есть мои работы.
Люси села, не зная, как отнестись к его словам. Мэри сказала, что гравюры были сделаны в семнадцатом веке, и Люси в этом никогда не сомневалась. Какой смысл было лгать? Кроме того, и мистер Моррисон говорил то же самое. Неужели их обоих ввели в заблуждение? Люси решила, что Мэри скорее солгала, чем ошиблась, несмотря на то что и она была способна на ошибку.
— Вы знакомы с алхимией? — спросила Люси мистера Блейка.
Он покачал головой:
— Знаю только то, что каждому известно.
— Вы когда-нибудь искали философский камень, секрет бессмертия?
Он улыбнулся:
— Я уже владею секретом обретения бессмертия, мисс Деррик. Это Иисус Христос. Другого средства мне не надо.
Люси закрыла глаза. Выходит, что, если страницы не были частью мистической книги, а представляли собой искусные гравюры любезного, но душевнобольного ремесленника, все, что она сделала, было напрасным. Люси не могла в это поверить. Страницы были настоящими. Они излучали мощь, и энергию, и магнетическую силу. Люси чувствовала, что эти страницы по сути своей были магическими, что бы это ни означало. Они были как бы наполовину погружены в тот невидимый загадочный мир, который, по его словам, был так хорошо ему знаком.
Она обернулась к нему:
— Когда вы их сделали, сэр?
Он продолжал изучать их с огромным интересом:
— Я их не делал.
— Но вы сказали, что они ваши.
— Конечно мои. Мне эта техника знакома. Хорошо знакома, мисс Деррик. Знаете, когда я ее узнал? После того как умер мой брат Боб, я впал в глубочайшую скорбь. Из всех своих братьев его я любил больше всех. Боялся, что не увижу его, пока не покину мир смертных. Был в таком смятении, что даже не пошел на похороны. Вы, должно быть, считаете меня бесчувственным.
Люси вспомнила, как переживала похороны отца и сестры.
— Вовсе так не считаю.
— Мне было невыносимо, что я должен буду скорбеть на виду у всех, что мое горе должно подчиняться сценарию и быть публичным, как пьеса, которую разыгрывают на сцене, только чувства были не придуманные, а настоящие. И я остался дома. Потом, буквально через несколько дней, Боб пришел ко мне. У меня не ладилась работа, я никак не мог придумать технику, чтобы соединить текст и изображение, как мне хотелось. Боб сказал, как это сделать. Он изобрел технику, которой я сейчас пользуюсь. Я не знал, что делать, появился Боб, объяснил мне все, и вот теперь я знаю, как это делается.
Люси улыбнулась:
— Самое буквальное объяснение того, как приходит вдохновение, какое мне доводилось слышать.
Блейк посмотрел на нее, словно видел впервые.
— Мистер Блейк, — сказала она, — я совсем запуталась. Вы говорите, что это ваши гравюры, и при этом говорите, что их не делали.
— Я и сам запутался. — Казалось, такое положение его забавляло. — Я не делал этих гравюр, но они мои, ошибки быть не может. У меня нет последователей, которые бы работали в такой же технике, а даже если бы и были, никому не удалось бы скопировать мою манеру так, чтобы я не заметил подделки.
— Мне говорили, — сказала Люси, стараясь не выдать волнения, — что эти гравюры были созданы в семнадцатом веке в Ла-Рошели.
Блейк снова внимательно изучил страницы:
— Ничего не вижу в них французского, но бумага определенно старая. Нет никаких признаков, по которым можно было бы сказать, что они не были созданы в это время, в этом месте.
— Мистер Блейк, но вам не может быть более двухсот лет.
— Благодарю вас.
— Как же тогда вы их сделали?
— Не знаю. Могу только предположить, что когда-нибудь в будущем либо я, либо мои работы окажутся во Франции семнадцатого века.
— Это бессмыслица.
— Совсем нет, — возразил он. — Мы знаем, где были изготовлены эти гравюры, и знаем, что я их автор. Это не бессмыслица. Это очевидность. Вы говорите, это бессмыслица, потому что с точки зрения разума я не мог оказаться во Франции в семнадцатом веке, но опять-таки это разум Локка, Бэкона и Ньютона. Разум Сатаны и ада. Нельзя подвергать сомнению собственное представление о мире, потому что ваш разум говорит, что ваше представление о мире неверно.
Люси встала и выглянула в окно мастерской. Было облачно, но не пасмурно. Она еще не выходила за порог дома и вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха в этом тесном и душном помещении. Она повернулась к мистеру Блейку, чтобы объявить, что хочет прогуляться, но увидела, что он внимательно рассматривает одну гравюру.
— Скажите, — обратился он к ней, — кто такой мистер Баклз?
* * *
Все эти дни Люси мечтала о встрече с Байроном, но не решалась нанести ему визит. Теперь у нее не было выбора — ей нужна была его помощь. Отец Люси ясно дал ей понять через Боба, что она должна отправиться в Харрингтон, в дом, где она родилась и провела детство, так как страницы были там. Он также предупредил, что ей нельзя ехать одной. Ей был необходим эскорт, а миссис Эмет на эту роль не подходила. Требовался мужчина, который был бы способен ее защитить, а это мог быть только Байрон.
Больше обратиться было не к кому, поэтому Люси отправилась к Байрону домой, чтобы просить его доставить ее в Кент, на этот раз в дом мистера Баклза. Мистер Блейк утверждал, что именно там она сможет найти недостающие страницы книги.
Поскольку ее репутация была испорчена и она не хотела давать нового повода для сплетен, если переступит порог дома Байрона одна, мистер Блейк согласился ее сопровождать. У дома Байрона они увидели группу молодых дам, которые пришли в надежде привлечь внимание барона. Был теплый весенний день, солнечный и погожий. Дул приятный прохладный ветерок. Трудно выбрать лучший день для дежурства у дома мужчины, подумала Люси, хотя не понимала, зачем они это делают. У всех девушек в руках было по одинаковому томику.
Люси подошла к одной из них. У девушки были крупные черты лица и землистая кожа, но глаза сверкали и были полны надежды.
— Мне бы только его увидеть, — сказала она Люси. — Только бы увидеть. Его произведение так меня взволновало! Если я его увижу и нам удастся поговорить, уверена, он меня полюбит.
— А из-за чего вся эта суматоха? — спросила удивленная Люси.
— Как, вы не знаете? — Девушка была так же обескуражена, как Люси поражена ее пылкостью. — Вы не читали? — Она протянула книгу.
Люси взяла книгу, прочла заглавие и обнаружила, что это только что вышедшая в свет поэма «Паломничество Чайльд-Гарольда».
— Он говорил мне, что это выдающееся произведение. Вижу, вы тоже так считаете.
— Он вам говорил, — повторила девушка. — Вы знакомы с лордом Байроном?
— Я хорошо его знаю, — многозначительно сказала Люси.
— И он вас примет? — спросила девушка.
— Полагаю, примет, — ответила Люси.
— Проведете меня внутрь?
Люси снисходительно улыбнулась:
— Я не имею права приглашать незнакомых людей в его дом.
— Вы злая, не хотите им делиться, — сказала девушка.
— А вы бы стали делиться?
— Думаю, нет.
Люси протиснулась к двери и позвонила. Через минуту дверь открыл усталый слуга.
— Скажите, пожалуйста, лорду Байрону, что с ним хочет поговорить мисс Люси Деррик. В отличие от этих девушек мы с ним знакомы.
Слуга посмотрел на нее скептически, но согласился передать просьбу. Он вернулся и пригласил Люси и мистера Блейка войти в дом. Почти час они просидели в гостиной, прежде чем туда наконец вошел лорд Байрон, в халате, с растрепанными волосами. В руке он небрежно вертел бокал с вином. Он сделал шаг вперед, и Люси заметила, что движения его скованны, как у пьяного, который изо всех сил пытается скрыть свое опьянение.
— О, мисс Деррик. Пришли навестить, да еще привели старого ремесленника. Благоразумно.
Люси охватило чувство стыда. Выражение лица у мистера Блейка не изменилось, но она сожалела, что привела его в дом, где его намеренно оскорбляют. Байрон, конечно, жил по своим законам и никому не подчинялся, но до этого он никогда не был с ней груб без всякой причины.
Люси сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Возможно, ей все это только показалось. Возможно, он не был так жестокосерден, как она вообразила, или то, что она приняла за грубость, было лишь следствием опьянения.
— Мистер Блейк любезно согласился меня сопровождать. У меня к вам просьба, лорд Байрон.
— Вот как? — сказал он и начал ходить взад-вперед по комнате. — Знаете, после нашей последней встречи вышла в свет первая часть моей поэмы. У дам она пользуется большой популярностью.
— Я это заметила, — сказала Люси. Внутри у нее закипал гнев. У него не было причины так с ней разговаривать. Тем более после всего, что он тогда ей сказал. Это было непростительно.
— У меня наверху две или три, у дверей ждет еще вереница. Некоторые очень хорошенькие, другие так себе. Тут надо выбирать тщательно.
От возмущения у Люси запылали щеки. Иногда ей хотелось верить, что Байрон был более благороден, чем на самом деле. Временами она даже грезила о том, что он исправится и попросит ее руки. Она прекрасно понимала, что подобные мысли не больше чем плод ее фантазии, но так похожи на реальность, что она не могла отказать себе в удовольствии предаваться им. Но даже если она и обманывала сама себя, то всегда отдавала отчет в том, кем Байрон был на самом деле. Тем не менее в этот раз его поведение было непростительным.
— Хочу узнать, чем объясняется ваш тон. На вас снова наложили заклятие, которое заставляет вас вести подобным образом?
Он рассмеялся, театрально запрокинув голову:
— Что вы наделали? Я просил вас прийти ко мне. Умолял, а вы не пришли. Думаете, я умоляю других? Вы отвергли меня, когда я вас желал, потому что Люси Деррик, великой Люси Деррик, навестить такого простого смертного, как лорд Байрон, было неудобно. Я спас вам жизнь. Я принял на себя предназначенные вам удары, но на вас это впечатления не произвело. Пришли бы хотя бы из чувства благодарности. Нет, вы были слишком заняты своими богами, духами и чудовищами. Вам было не до меня.
— Вы должны понимать, с какими сложностями сталкивается девушка в моем положении.
— Черт побери это ваше положение! — вскрикнул он и швырнул бокал в стену.
Бокал разбился вдребезги, а вино пролилось, как кровь. Байрон подбежал к камину и в безудержном гневе смахнул безделушки с каминной полки. Осколки рассыпались по полу.
— Черт вас побери! Думаете, девушек, которые стоят в очереди у моего дома, беспокоит их репутация? Нет, но только Люси Деррик остается равнодушной к моей любви.
Люси была настолько поражена, что потеряла дар речи. Неужели он и вправду так думал? Неужели не понимал, что ею движет? Каким эгоцентричным ребенком надо быть, чтобы осуждать ее. Какой стыд, что подобная драма разыгрывалась на глазах у мистера Блейка. Люси отважилась взглянуть на него, но мистер Блейк только улыбался с отсутствующим видом.
— Я была лучшего мнения о вас, лорд Байрон, — тихо сказала она.
— Ого! Я вас разочаровал, не так ли? Скажите, что вас привело ко мне сегодня? Хотели меня видеть, хотели провести со мной время, о чем я вас умолял? А может, хотите, чтобы я вас куда-нибудь отвез, был компаньоном в вашем очередном приключении?
— Именно об этом я и пришла вас просить, — сказала Люси неуверенно.
— Так вот зачем вы пожаловали, — сказал он. — Вам мало того, что я для вас сделал, так ничего и не получив взамен? Ничего!
— Лорд Байрон… — начала Люси.
Он перебил ее.
— Ничего! — снова выкрикнул он. — Я для вас сделал все, а вы только играли моими чувствами. Эти женщины, что приходят к моему дому, они ничего не просят взамен. Не понимаю, почему, вместо того чтобы наслаждаться их обществом, я сношу ваше.
Лицо Люси стало очень серьезным.
— Потому что вы сказали, что я вам небезразлична. Потому что джентльмен должен помогать леди, если он к ней неравнодушен, ничего не требуя взамен.
— Для вас это удобно, бьюсь об заклад.
Люси обернулась к мистеру Блейку:
— Довольно, пойдемте, сэр.
Мистер Блейк поднялся на ноги и улыбнулся Байрону. Улыбка была ледяной.
Они покинули дом. Люси была в гневе. Неужели она ошиблась в Байроне? Неужели она приняла его красоту за великодушие? Она не знала. Единственное, что она знала, союзников у нее, кроме мистера Блейка, в Лондоне больше не было.
31
Мистер Блейк был удивительным человеком. Отрицать это было невозможно. Он видел и понимал то, чего не видели и не понимали обычные люди, но он был пожилым и эксцентричным и, как казалось Люси, непредсказуемым. Она бы не осмелилась попросить человека его возраста сопровождать ее в столь опасном путешествии, тем более что не была уверена, что может на него положиться. Одним словом, она не знала, как поступить. Мистер Блейк сказал, что отец Люси велел ей искать страницы «Немой книги» в Харрингтоне, ее родном доме, но ехать туда одна она не должна. Денег на дорогу у нее не было, а просить помощи у мистера Блейка, бедного человека, Люси не могла.
Вечером после ужина, состоящего из жареной курицы с пастернаком, который она съела без аппетита, они с мистером Блейком сели у камина. Миссис Блейк легла спать. Люси сидела напротив гравера, боком к огню. В дальнем конце комнаты миссис Эмет сидела, свесив голову, и громко храпела. Люси смотрела на пламя, а мистер Блейк пересказывал ей причудливые мифы, которые легли в основу многих его книг. Истории, которые он рассказывал, были похожи на сказки, полные аллегорий. В них странным образом переплетались имена мифических и классических героев, некоторые были даже из Библии. Люси не запомнила имена и сражения, но истории посвящались темам, которые занимали мистера Блейка: борьба человеческого духа против гнета жестоких и противоестественных законов и обычаев, борьба божественной правды с сатанинским разумом. Пусть детали ускользали от ее внимания, Люси завораживало воодушевление в голосе мистера Блейка. Она восхищалась и немного завидовала тому, что он так взволнован собственными сочинениями.
Люси почувствовала, что ее клонит ко сну. Объяснялось это не тем, что мистер Блейк был плохим рассказчиком, скорее его присутствие действовало на Люси успокаивающе, к тому же в удобном кресле у огня было тепло и уютно. Она не спала, а дремала, и слова мистера Блейка приобретали иное, неожиданное значение. Она грезила наяву.
Мистер Блейк замолчал, и Люси тотчас проснулась. В комнате, в пустом до этого кресле, напротив Люси и мистера Блейка, в стороне от камина сидел кто-то еще. Люси замигала, не веря своим глазам. Этим человеком был сам Лудд. До этого она не видела его так близко и так ясно. Комната была хорошо освещена, и он не исчезал из поля зрения, как было, когда она встречалась с ним раньше. Но все равно он не присутствовал здесь полностью. Он не был прозрачным или иллюзорным, как, многие думают, должен выглядеть призрак. Скорее, смотреть на него было подобно тому, как смотреть на огонь. Смотреть долго было трудно — если смотреть прямо, от напряжения мутнело в глазах, и она обнаружила, что лучше всего смотреть уголками глаз.
У мистера Блейка таких трудностей, похоже, не возникало. Люси видела, что он смотрел на пришельца прямо и мигал от изумления.
Миссис Эмет проснулась и тоже смотрела на него во все глаза.
— Гляньте, — сказала она, будто перед ней была собака, которая показывала ловкий трюк. — Надо же.
— Все зависит от вас, — сказал Лудд, обращаясь к Люси.
— Вы думаете, что я этого не знаю? — ответила она и сама удивилась, сколько горечи было в ее голосе.
— Надеюсь, знаете, — сказал Лудд странно глухим голосом. — Надеюсь, вы понимаете, что случится, если вы проиграете. Этого нельзя допустить.
— Мы с вами поддерживаем разные силы, — сказала Люси. — Вы повинны в смерти мистера Персиваля. Вы намеревались обречь на смерть сотни людей, вызвав бунт и неповиновение.
— Мы считали это необходимым, — сказал Лудд. — Нам не удалось поднять восстание. Теперь ваша роль становится еще более значимой.
— Что будет, если мисс Деррик не встанет на вашу сторону? — спросил мистер Блейк.
— Смерть, — сказал Лудд. — Кровь. Машины. Порабощение. Конец всему, что вы любите. Конец всему, что сдерживает леди Харриет и ей подобных. Конец Англии, как мы ее себе представляем.
— Должен быть еще один путь, — сказала Люси. — При котором машины и магия могут сосуществовать. — Только сказав это вслух, Люси поняла, как сильно в это верит. — Это мой путь — мира и компромисса. Третий путь.
— Не может быть никакого мира, пока леди Харриет жива, — сказал Лудд. — Чтобы воцарился мир, вы должны ее уничтожить, но если пойти на компромисс, то как можно ее уничтожить?
— Что вы тогда предлагаете? — спросила Люси.
Но ответа она не получила — кресло было пусто.
Люси вскочила на ноги и прошлась по комнате, словно надеялась, что Лудд где-то прячется, хотя это было глупо.
— Черт их возьми! — выругалась она, не скрывая досады. Через мгновение она сказала: — Простите меня, мистер Блейк.
— Не извиняйтесь, — ответил он как всегда добродушно.
— Я в полном отчаянье! — воскликнула Люси, чувствуя себя обиженным ребенком. Несправедливость всего этого доводила ее до бешенства. — Почему они никогда ничего не говорят прямо? Почему они не могут мне сказать, что именно я должна сделать? Почему они всегда выражаются туманно и неясно? Я от этого с ума схожу.
Мистер Блейк улыбнулся:
— С ними надо набраться терпения, Люси. Наш мир для них так же труден для понимания, как их мир для нас. Он не хотел вас рассердить. Наоборот, старался изо всех сил изъясняться ясно, но вы были для него так же расплывчаты и уклончивы, как он для вас.
Это замечание изумило Люси, но в то же время успокоило. По крайней мере, Лудд не играл с ней как с игрушкой.
— Мне необходимо в Харрингтон. Я должна попасть в дом мистера Баклза и забрать у него то, что у него есть, что бы это ни было.
— Да, — сказал Блейк.
— Конечно, — согласилась с ним миссис Эмет. — Ваш отец не хотел, чтобы вы отправлялись туда одна, но почему бы не попросить его брата составить вам компанию?
Люси с удивлением посмотрела на миссис Эмет:
— У него не было брата. Дядя Лоуэлл никогда не пойдет на такую жертву ради меня, к тому же он не кровный родственник, а муж сестры моей матери.
— Не о нем речь, — сказала миссис Эмет. — Не кровный брат, а брат по обществу розенкрейцеров.
Люси смотрела на нее в изумлении, ничего не понимая. Ей казалось, что пол у нее под ногами заходил ходуном.
— Что вы хотите сказать, миссис Эмет? Мой отец был розенкрейцером? Был членом того же ордена, что и мистер Моррисон?
— Ну да, — ответила миссис Эмет. — Разве вы ничего не знали? Они обожали друг друга. Отец относился к мистеру Моррисону как к сыну.
У Люси подкосились ноги, и она опустилась в кресло. После всего, что случилось, после всего, что она повидала, эта новость поразила ее как ничто другое. Словно все, что она знала о собственной жизни, оказалось ложью.
* * *
Мистер Блейк вызвался сопровождать Люси к мистеру Моррисону. Чувствуя мрачное настроение Люси, он всю дорогу сидел в экипаже, молча сложив руки на коленях и сочувственно улыбаясь. Люси желала побыть одна и сожалела, что ей необходим эскорт. Ей не хотелось, чтобы кто-то стал свидетелем ее смущения и унижения, которые, она не сомневалась, ей придется пережить. Но ничего сделать было нельзя. Она не имела права ставить гордыню выше долга.
Люси не бывала раньше в доме мистера Моррисона в Лондоне и даже не видела его, но он был человеком со средствами, а узнать адрес богатого человека не составило труда. Они с мистером Блейком стояли перед домом в два часа пополудни и надеялись, что им повезет и они застанут хозяина дома. Что бы Люси ни суждено перенести, ничего ужаснее того, как вел себя с ней Байрон, быть уже не может. Она подозревала, что Байрон набросился на нее из-за того, что всего лишь чувствовал разочарование. Люси поняла, что он был ребенком, который уверен, что его желания должны удовлетворяться тотчас и что он имеет право выражать свои чувства, как того пожелает. Если она и фантазировала, будто испытывала к нему какие-то чувства, то сейчас они казались ей глупостью и она ощущала лишь пустоту. Какая она была глупая. Ей стало это совершенно понятно. Возможно, она и раньше это знала, но теперь корила себя.
Люси так волновалась, что, пока их с мистером Блейком вели в гостиную, она не могла унять дрожь. Женщина средних лет безразличным тоном сообщила, что мистер Моррисон занят, но выйдет к ним, как только освободится. Конечно же, он заставит Люси ждать дольше, чем необходимо. Он захочет наказать ее, показать, что она не может им распоряжаться, возможно, захочет оттянуть неприятный разговор.
Служанка проводила их в приятную комнату, где им предстояло ждать. Комната хорошо освещалась дневным светом, и там были два книжных шкафа, на полках которых стояли невинные романы, сборники поэзии — в основном прошлого столетия — и книги по истории. На стенах висели портреты незнакомых джентльменов, пейзаж с мальчиком, который вел коня через реку, корабль, направляющийся к какому-то, видимо средиземноморскому, порту. Мебель удобная, но простая. Одним словом, обстановка говорила о том, что мистер Моррисон был человеком приземленных вкусов и полностью лишенным фантазии.
Мистер Блейк изучил содержание одной из полок книжного шкафа и остановил свой выбор на томике Мильтона, с которым устроился в кресле у окна, всем видом показывая, что хочет быть незаметным.
Люси мерила шагами комнату. Она попыталась выбрать книгу, но, поскольку ни одно название не привлекло ее внимания, решила, что чтение ее вряд ли отвлечет. Прошло полчаса, и Люси услышала за дверью чьи-то шаги. Человек прошел мимо, и Люси с облегчением вздохнула. Лучше бесконечно ждать в этой комнате, чем начать разговор, ради которого она пришла. Когда спустя приблизительно час в комнату наконец вошел мистер Моррисон, он выглядел взволнованным и обеспокоенным. Волосы в беспорядке, будто растрепались на ветру. Шейный платок запачкался. Видимо, у него не было времени привести себя в порядок. Впервые после встречи на балу в Ноттингеме Люси не ощущала отвращения при взгляде на него. Возможно, из-за чувства вины, что она его использовала, возможно, из-за признания миссис Эмет, что он и ее отец оба были членами ордена Розы и Креста.
Мистер Блейк поднялся, и Люси представила мужчин друг другу.
— Мистер Блейк, — сказал мистер Моррисон, — хорошо, что вы заботитесь о мисс Деррик.
— То же могу сказать и о вас, — ответил мистер Блейк. — Хотя мало кто знает об этом, но ваше служение стране в таком деле, как…
Мистер Моррисон похлопал старого гравера по спине:
— О подобных вещах обычно не принято говорить. Точно так же, как мало кто знает о ваших талантах, хотя они привлекли внимание моего ордена. Надеюсь, вы не станете возражать, если мы время от времени будем обращаться к вам с просьбами.
— Если это послужит справедливости, — ответил мистер Блейк.
— Разумеется. Иначе я бы не просил. — Теперь он обернулся к Люси. — Объясните, чем могу служить вам, — произнес он нараспев с каменным лицом и отсутствующим взглядом.
Люси заранее не репетировала конкретные слова, но план у нее в голове был. Однако теперь, в присутствии мистера Моррисона, она растерялась. Не могла вспомнить ни логику своих доводов, ни обороты речи. Когда она произносила их про себя, они казались красноречивыми и искусными и, разумеется, убедительными. Люси поднялась, сцепила пальцы в замок и заставила себя говорить, изо всех сил стараясь не расплакаться:
— Мистер Моррисон, я не могу вас винить за то, что вы ненавидите меня. Прошу вас, выслушайте меня. Постарайтесь выслушать, позабыв на время о том, что я вам причинила.
Он покачал головой:
— Нет, мисс Деррик. Вы неправильно меня поняли. Я хотел сказать, что вы должны мне объяснить, в чем ваша нужда, а я сделаю все, что в моих силах, чтобы вам помочь.
Люси вконец растерялась и не знала, что сказать.
— Вы молоды, у вас нет ни денег, ни покровителей, — продолжал мистер Моррисон. — Вас втянули в события национальной и исторической важности помимо вашей воли. Страдает ваша сестра и ее ребенок. Мне не нравится, когда меня используют, как это сделали вы, и гнев, который захлестнул меня, когда я это обнаружил, в немалой степени объясняется чувством униженности. Тем не менее я вас не осуждаю. Вы использовали доступные вам средства. Это ваша война в той же степени, что и моя, и я восхищаюсь вашей храбростью, даже несмотря на то, что пал ее жертвой.
Люси выдержала бы, если бы его слова были жесткими, но то, что он сказал, было выше ее сил. По щекам покатились слезы, она достала платок, чтобы их утереть, но сдерживаться не стала.
Мистер Блейк тем временем вернулся в свое кресло, к своей книге. Люси и мистер Моррисон переместились в дальний конец комнаты, чтобы поговорить наедине.
— Я не ожидала встретить такое великодушие, — сказала она тихо.
— Это я не оставил вам надежды на подобное ожидание, — сказал он. — Простите меня. Я сделаю все, чтобы вам помочь.
— Но почему? — спросила Люси. Она перестала плакать, но его слова по-прежнему звучали у нее в ушах. Ее переполняло чувство благодарности, и от этого кружилась голова. — Почему вы хотите мне помочь? Вы ведь знаете, что мы с вами по разные стороны в этом конфликте. Если я хочу спасти ребенка сестры, мне приходится стать на его сторону, сторону Лудда.
— Нет, — сказал он. — Мистер Персиваль был хорошим человеком и руководил орденом из лучших побуждений, но ошибся, заключив перемирие с леди Харриет. Мы были готовы пожертвовать слишком многим ради независимости, но теперь все изменилось. Новый глава ордена считает, что есть другой путь, компромиссный.
— Кто этот человек?
— Это я, — ответил мистер Моррисон. — Вопрос был поставлен на голосование, и меня избрали на эту должность, чего я не заслуживаю. На такую должность обычно не выдвигают таких молодых людей, как я, но у меня перед другими кандидатами было неоспоримое преимущество.
— И какое?
— Моя дружба с вами.
Люси не понимала, какое преимущество она могла собой представлять, но еще больше ее поразило, что он описал их отношения как дружбу.
— Почему я?.. — Люси не знала, как закончить вопрос.
— У вас страницы, — сказал он с легкой улыбкой. — Вы принудили меня отдать вам страницы, которые я нашел. Уж не думали ли вы, что я не раскрою вашего маленького гипнотического фокуса, хотя проделали вы его довольно ловко. Опять же я вас не осуждаю. Вы делали то, что считали правильным. Теперь мы тоже так считаем.
— Сомневаюсь, что ваш орден ставит целью спасти мою племянницу, — сказала Люси.
— Мы ставим целью, если это в наших силах, спасти любого невинного, которому причинен вред. Теперь, похоже, у нас общие интересы. Лудд и леди Харриет готовы уничтожить друг друга, мы же теперь считаем, что полная победа старого или нового невозможна. Теперь мы придерживаемся мнения, что самым лучшим для нас был бы компромисс, — это позволило бы нам осуществлять контроль над индустриализацией и позволило бы существовать магии. И мы считаем вас главной фигурой в этом новом подходе.
— Почему? — спросила Люси, которой вовсе не по душе была эта новая ноша.
Он покачал головой:
— Вам непонятно, почему именно вы играете эту роль, так? Скажу вам, с самого начала, леди Харриет, мой орден и… — здесь он замолчал, — и Мэри Крофорд, мы все понимали, что вы играете главную роль. Соответственно, я отдаю себя в ваше распоряжение.
— Каким образом? — спросила Люси, глядя на мистера Моррисона, словно он был незнакомцем в странной одежде, которого она впервые видит.
— Я готов отправиться с вами туда, куда скажете. Я подчиняюсь вашим приказаниям, мисс Деррик.
Люси смотрела на него во все глаза еще какое-то время, мигала и размышляла над тем, что он сказал.
— Тогда отправимся в Кент. Насколько мне известно, там, у мужа моей сестры мистера Баклза, есть несколько страниц.
— Тогда мы поедем туда и найдем их, — сказал он.
— Есть еще кое-что. — Люси отвернулась к окну, не в силах видеть выражение его лица, когда она скажет то, что хотела сказать. — Мой отец тоже был розенкрейцером? Если можно, расскажите мне историю моей жизни.
* * *
Мистер Моррисон сидел напротив нее, подавшись вперед и опустив руки между колен. Казалось, ее просьба поставила его в тупик. Он бросил взгляд на мистера Блейка. Старый гравер сидел с книгой на коленях и с открытым ртом. Он спал сладким сном.
Мистер Моррисон заговорил приглушенным голосом:
— Ваш отец хотел, чтобы вы ни о чем не знали. После того как все это случилось, не было удобной минуты, чтобы раскрыть секреты. Думаю, такая минута настала. Да, ваш отец был членом ордена. Он был главой ордена, когда я в него вступил. Мы с ним были очень близки. Он был для меня как отец.
Люси не знала, как это понимать.
— Но вы предпочли соблазнить его дочь?
Мистер Моррисон отвел глаза, потом встал, подошел к окну, поправил гардины и вернулся назад.
— Ваш отец всегда знал, что вы особенная. Когда вы родились, предсказания карт и магического кристалла обеспокоили его, и он считал, что вас необходимо защищать от ваших природных талантов, которые, как ему казалось, привлекли бы слишком много внимания. До времени перемен, которое мы переживаем сейчас, было еще далеко, и ваш отец боялся, что, если вы начнете использовать свои таланты, темные силы найдут вас. Поэтому он держал вас на расстоянии, пока не умерла Эмили. Не потому, что он вас не любил, но потому, что хотел вас защитить. Он хотел, чтобы вы жили в безопасности.
— Почему тогда вы уговорили меня сбежать с вами?
Мистер Моррисон тяжело вздохнул. Он покачал головой и снова отвел взгляд в сторону, а потом опустил глаза:
— Мы с вашим отцом поссорились. Нам стало известно, что на вашу жизнь покушались. Он этому не верил, или ему казалось, что он может вас защитить. Он всегда заботился о дочерях, не поймите меня неправильно. Очень заботился. Верил, что обереги, заклинания и меры предосторожности были неуязвимы. Я не разделял его оптимизма. Я был уверен, что грозила опасность, в особенности вам. Эмили могла сама о себе позаботиться.
— Что вы имеете в виду? — спросила Люси срывающимся голосом.
— Вы знаете, что я имею в виду. Эмили занималась магией. Она была очень искусна. Отец научил ее всему, что знал сам. Ее считали вундеркиндом, хотя она была лишена врожденного таланта, которым обладали вы.
Люси лишилась дара речи. Ее отец был алхимиком и розенкрейцером, а сестра — его примерной ученицей. Они занимались изучением магии вдвоем, закрывшись в его кабинете, как потом делала Люси или начала делать. Все эти книги, которые он заставил ее прочитать, философы, языки, ботаника… Он закладывал основы того, кем Люси впоследствии стала. Теперь все стало ясно.
— Время приближалось, — продолжал мистер Моррисон, — время опасности, и я был уверен, что вы погибнете, если не уедете. Мне надо было увезти вас, хотя бы на короткое время, пока опасность не минует.
Люси встретилась с ним взглядом. Он опустил глаза. Его лицо пылало.
— И вы делали вид, будто влюблены в меня?
— Мне было необходимо, чтобы вы уехали со мной, — сказал он. — Если бы я стал рассказывать вам о магии, заклятиях и проклятиях, вы бы только посмеялись надо мной. Мне было необходимо, чтобы вы захотели уехать.
— Выходит, вы не были жестоки со мной. Все это время я ненавидела вас, считала самым ужасным человеком, а вы ничего не сказали. Отчего вы ничего не сказали?
Люси вновь почувствовала прилив гнева. Он позволил ей ненавидеть его, когда она должна была видеть в нем друга. Она не понимала источника своего гнева, но он накапливался внутри ее и грозил прорваться наружу.
— Ваш отец не мог простить себе ошибку, но он ошибся, и ваша сестра заплатила за это. Проклятье, предназначенное вам, убило ее.
Люси сидела не шевелясь, боясь произнести хоть слово. Она слышала только, как кровь пульсирует у нее в ушах. Ее захлестнули волны самых разных чувств — скорби, гнева и ненависти к себе.
— Эмили умерла, а вместо нее должна была умереть я.
— Нет! — Мистер Моррисон вскочил на ноги. — Нет, черт возьми. Вы что, не понимаете? Ваш отец не хотел, чтобы вы знали, не потому, что он боялся, будто вы станете его осуждать. Он и сам себя осуждал сверх всякой меры. Он опасался, что вы именно так к этому и отнесетесь. Вы ничего не знали и сделать ничего не могли. Нельзя было допустить, чтобы это были вы. Нельзя было допустить, чтобы хоть одна из вас погибла. Ее убили, и ничьей вины, кроме убийцы, в этом нет.
Люси молчала. Он сел рядом и взял ее ладони в свои руки:
— Понимаете?
Она кивнула:
— Кто это сделал? Кто убил мою сестру?
— Предводитель ревенантов.
Теперь Люси вскочила:
— Леди Харриет убила мою сестру, а вы заключили с ней сделку?
Он покачал головой:
— Леди Харриет тогда не была предводителем. Она заняла эту должность после смерти ее мужа сэра Реджинальда. Он был их предводителем много веков, пока не умер. Пока я не убил его.
— Вы? — спросила Люси, медленно опускаясь на диван.
— Из любви к вашему отцу я сделал то, что надо было сделать. Они совершили непростительный поступок и должны были понести наказание. Я его уничтожил.
— Значит, вы знаете, как можно их убить?
— Мой орден знал это долгое время, и это знание сделало возможным заключение перемирия.
— Вы должны сказать мне, — прошептала Люси.
— Не могу. Я дал клятву хранить тайну. Все просто. Это смесь обычных элементов, но природу этих элементов я раскрывать не имею права.
Люси вдруг осенило. Ощущение было таким острым, словно ее ударили по лицу.
— Золото, ртуть и сера, — сказала она.
У мистера Моррисона округлились глаза. Он ничего не сказал, но это было и не нужно. Люси была известна столь тщательно охраняемая им тайна.
Люси не знала, куда деть руки. Она то клала их на колени, то теребила подбородок. Нужно было столько всего обдумать. Все эти годы мистер Моррисон вовсе не был нераскаявшимся распутником. Он пытался ей помочь и видел только один способ, как это сделать. Ее отец не решил вдруг полюбить ее, а любил всегда и хотел только защитить от ужасных опасностей, которые были уготованы самой судьбой. Он совершил ошибку, ужасную, катастрофическую ошибку, и заплатила за нее Эмили. Все пошло вкривь и вкось, и теперь Люси должна поставить все на свои места. Все, что она сделала, все, что сделали с ней, было частью пути к ее судьбе. Путь этот был кривой, петляющий, подчас ведущий назад.
— А Мэри Крофорд? — спросила Люси не без содрогания. Ей не хотелось волновать мистера Моррисона, вновь произнося это имя, но она должна была знать. — Она мой друг? Я могу на нее положиться?
— Нет, — ответил мистер Моррисон ровным голосом, с каменным лицом. — Она мертва, и у нее нет друзей. Она лжет. Такие, как она, всегда лгут, Люси. Не забывайте об этом.
— В чем она мне солгала?
Мистер Моррисон вздохнул:
— Я не знаю, что она вам говорила, поэтому не могу ответить на ваш вопрос, но, если она послала вас искать страницы «Немой книги», подозреваю, она умолчала о том, что знает, где находятся две оставшиеся страницы.
Люси вскочила со своего места:
— Как? Этого не может быть. Она бы мне сказала.
— Только если бы хотела, чтобы вы знали. Вы думаете, она вам помогает? Она вас использует. И только.
— Откуда вы знаете, что они у нее?
— Точно не знаю, — признался он. — Уверенности нет, но мой орден давно подозревал, что эти две страницы у нее в руках.
Люси подошла к окну и выглянула на улицу, но ее глаза ничего не видели. Она не знала, верить мистеру Моррисону или нет. Теперь это уже не имело никакого значения. У нее была одна дорога, и она пойдет по ней.
— Моя племянница ждет, — сказала она. — Да и все остальные, думаю, тоже. Мистер Моррисон, вы отвезете меня туда, где когда-то был дом моего отца? Отвезете меня в Харрингтон?
Мистер Моррисон встал и поклонился:
— Вам не надо просить. Приказывайте. Но вы должны знать, леди Харриет понимает, что смерть мистера Персиваля означает конец нашему договору. Она и ее приближенные выступят против нас. Вы готовы противостоять им?
* * *
Этим вечером пускаться в путь было поздно, но с первыми лучами солнца Люси и миссис Эмет уже сидели в экипаже мистера Моррисона. Мистер Блейк проснулся рано, чтобы проводить Люси. Он радовался ее отъезду, но не оттого, что хотел от нее избавиться, а оттого, что понимал, что она выполняет свой долг.
— Ваш отец, должно быть, вами гордится, — сказал он ей. — Мы знакомы недавно, но я вами горжусь. — И он вложил ей в руку какие-то бумаги. — Возьмите с собой.
Люси взглянула на бумаги. Это были страницы с гравюрами, похожими на гравюры из «Немой книги». Бумага была старая, как в настоящей книге, но страницы казались невесомыми, как сухие листья.
— Что это?
— Эти страницы сделаны по подобию вашей книги. Я упражнялся в ожидании дня, когда должен буду сделать настоящие, даже если этот день на расстоянии сотен лет в прошлом. — Он улыбнулся. — Так я и живу.
— Благодарю вас, мистер Блейк.
— Они служат лишь напоминанием, — сказал он, — что все мы — неоконченные произведения. Даже я, в моем возрасте, стремлюсь к совершенствованию. Не будьте к себе жестоки, дорогая моя девочка.
Он взял ее за руку, улыбнулся и повел к экипажу, где их уже ожидали мистер Моррисон и миссис Эмет.
Люси села в экипаж и заметила, что мистер Моррисон с удивлением смотрит на миссис Эмет. Он рассматривал ее в упор, а когда понял, что ведет себя неприлично, отвел глаза и только бросал взгляды украдкой. Экипаж тронулся, в тусклом свете Люси увидела, что мистер Моррисон смотрит на нее, вопросительно подняв брови. Люси пожала плечами. Вероятно, не самый исчерпывающий ответ, принимая во внимание, что они отправлялись в опасное путешествие в обществе странной служанки.
Большую часть утра они ехали молча. Люси, проснувшаяся наполовину, смотрела на пейзаж за окном, мысленно задавая мистеру Моррисону вопросы, которые не решалась задать вслух. Больше всего ей хотелось узнать о Мэри, но Люси помнила, какое у него было несчастное лицо, когда она называла это имя, и она не хотела его мучить. И тем не менее один вопрос не давал ей покоя. Если мистер Моррисон любил Мэри, как он сказал, и если она любила его, почему они не вместе? Пусть она умерла, но теперь вернулась. Что разлучает их?
Люси размышляла над подобными вопросами, потому что гнала от себя мысли о том, что ей придется вернуться в дом, где она выросла и когда-то жила счастливо с отцом и сестрами. Она там бывала после того, как Марта вышла замуж за мистера Баклза, но не часто и до того, как ее жизнь так радикально переменилась. Она не знала, чего ожидать. Не знала, что увидит и что будет чувствовать. Ей не хотелось ехать туда и видеть сестру и подменыша, которого та принимала за своего ребенка. Но больше всего ей не хотелось встречаться с мистером Баклзом в присутствии Марты.
Они были в пути менее часа, когда Люси задача мистеру Моррисону вопрос:
— О каком героическом поступке люди все время пытаются сказать?
Он рассмеялся:
— Меня всегда поджидает опасность, Люси, не одна, так другая. Знаю, для вас все это ново, для меня же — очередной раз, когда я должен спасти мир от краха.
Она внимательно на него посмотрела, стараясь понять, не насмехается ли он над ней, но ничего такого не увидела.
* * *
Они прибыли на место до полудня. Свернули с главной дороги, въехали в поместье и подъехали к старому четырехугольному дому по идущей полукругом пыльной дорожке, выложенной видавшим виды красным кирпичом. В детстве дом ей представлялся огромным, сейчас он показался ей скромным и обветшалым. Но он напоминал Люси об Эмили и отце, а этого было достаточно, чтобы его любить.
Они не предупредили о своем приезде, но Марта выбежала из дому им навстречу. Люси едва не вскрикнула, увидев сестру. Марта похудела, глаза смотрели устало, вокруг глаз появились морщинки, кожа была бледной и сухой. Она постарела лет на десять.
Люси обнимала Марту, пока не заметила, что у сестры от ее слез намокла шея.
— Что должно было случиться, — спросила Марта, наблюдая, как из экипажа выходят миссис Эмет и мистер Моррисон, — чтобы ты приехала без предупреждения, да еще и — бог мой! — с мистером Моррисоном? Неужели это он? Я не верила, что вы в самом деле приедете.
— Мы приехали повидать мистера Баклза, — сказал мистер Моррисон. — Он дома? Нам надо поговорить. Пустяковое дело.
Марта посмотрела на Люси, но, увидев, что сестра не собирается давать дальнейшие разъяснения, вновь повернулась к мистеру Моррисону:
— Я жду его позже. Мне велели, чтобы вы прошли в дом. — Она опустила глаза и тихо добавила: — Но вы не должны проходить в дом. Вас там ждут.
— Это и вправду тревожная новость, — отозвался мистер Моррисон, по виду которого нельзя было сказать, что он встревожен. — Сколько их?
Марта покачала головой:
— Они не велели говорить.
— Их трое, — сказала миссис Эмет.
Люси хотела спросить, откуда ей это известно, но передумала. Что толку? Она взглянула на Марту:
— Мы посмотрим.
— Не надо, — сказала Марта. — Они не пощадят.
— Как и я, да и здесь мы тоже не в безопасности, — сказал мистер Моррисон. — Пойдемте, мисс Деррик. Миссис Эмет, позаботьтесь о сестре Люси.
Марта хотела задать ему вопрос, но вместо этого посмотрела усталыми глазами на Люси:
— Вы хоть знаете, что делаете?
— Отчасти.
Мистер Моррисон поднял брови и сделал Люси знак следовать за ним. Она видела его легкомысленным и обворожительным, милосердным и безрассудным, а также влюбленным. Но Люси поняла, что сейчас видит его настоящего. Она видела Джонаса Моррисона в своей стихии. Он выполнял задание, и его не останавливали трудности и опасности. Таким он был в действительности, и ей не терпелось увидеть его в деле.
Они вошли в дом, и при виде старого холла сердце Люси наполнилось печалью. Конечно, здесь все переменилось: на стенах висели новые картины и силуэты мистера Баклза и леди Харриет, — Люси не могла не отметить, что силуэта Марты не было. При отце на полу лежал изношенный персидский ковер, он исчез, а вместо него появился новый — кричащих оттенков синего и красного. Статую Карла II в углу сменила восточная ваза с яркими весенними цветами. Но несмотря на перемены, это был ее старый дом, ее старый холл, и воспоминания о тех днях обрушились на Люси тяжелой, но сладкой ношей. Волна ностальгии была приятна, но вскоре ее сменил гнев. Она, конечно, никогда не могла стать наследницей этого дома. Он должен был перейти к мистеру Баклзу — сделать с этим ничего было нельзя, — но столько другого у нее украдено! Это был дом ее счастливых дней, а теперь он превратился в источник ее несчастий.
Из гостиной вышли трое мужчин. Люси приняла их за солдат или чернорабочих, наряженных под приличных людей в брюки и пиджаки. Все как один широкоплечие, с сильными руками, массивной шеей и широким лицом, какие часто бывают у столь мускулистых мужчин.
Один вышел вперед:
— Джонас Моррисон, нам сказали, что ты будешь настолько глуп, что приедешь сюда. Я рад, что ты приехал, а то мы с парнями засиделись тут без дела. А теперь подними-ка руки вверх, чтобы я убедился, что ты ничего не выкинешь.
Люси шагнула назад, а мистер Моррисон поднял руки на уровень плеч, дружелюбно улыбаясь и показывая, что безоружен.
— Я не вооружен, — сказал он весело, будто собрался показать один из своих фокусов.
Так и было. Люси поняла это за секунду до того, как все случилось. А когда это произошло, события начали разворачиваться так молниеносно, что Люси не была уверена, что видит все собственными глазами, а тем более понимает то, что видит. Громила, который говорил до этого, быстро подошел к мистеру Моррисону с довольной ухмылкой, приготовив кулак к удару, который ему так и не удалось нанести. Хоть мистер Моррисон и показал, что в руках у него ничего нет, оказалось, это не так. В правой руке он держал дубинку, тяжелую и черную, около фунта длиной. Когда мужчина замахнулся, чтобы нанести удар, мистер Моррисон проворно сделал шаг в сторону и ударил нападавшего в висок, быстро, сильно, решительно. Громила упал как подкошенный.
Играючи мистер Моррисон перебросил дубинку в левую руку, и теперь в правой руке, словно из воздуха, как и дубинка до этого, появился кусок мела. Найдя свободное место на полу, он быстро набросал несколько символов — два пересекающихся треугольника внутри квадрата, помещенного в круг, — и что-то прошептал. Это заняло не больше нескольких секунд. Он бросил мел, и в руках у него оказалось теперь две дубинки. Он был готов отразить нападение двух других верзил.
Один рванулся вперед, и Моррисон нанес ему удары по виску с обеих сторон одновременно. Мужчина зашатался и рухнул. Оставшийся вытащил из карманов два пистолета и держал их в обеих руках.
— Я не подпущу тебя близко, — сказал он.
Моррисон опустил дубинку и взял Люси за руку. Кожа была прохладной и сухой, как будто усилия ничего ему не стоили. Она чувствовала, как бьется его пульс: он был спокойным и ровным.
— Вижу, мы вас огорчили, — сказал мистер Моррисон. — Нам пора. — Он двинулся к двери, таща Люси за собой.
— Вы никуда не пойдете, — сказал верзила. — Не двигайтесь.
— Вы же не станете стрелять. Можете попасть в леди, — сказал мистер Моррисон, продолжая двигаться.
— Если не остановитесь, я выстрелю в леди, — сказал мужчина, медленно приближаясь, явно не желая уменьшать расстояние между ними.
Моррисон остановился, и то же сделал нападавший.
Моррисон улыбнулся и посмотрел вниз. Громила стоял на символе, который был нарисован на полу.
— Ой, бедняга, — сказал Моррисон, — тебе не повезло.
— Что ты имеешь в виду? — спросил тот, и было видно, что ему не по себе. Из носа у него струйкой потекла кровь, глаза так налились кровью, что стали совсем красными. — Что ты имеешь в виду? — снова спросил он, и на этот раз кровь потекла из уголка его рта. Потом он рухнул на пол.
Мистер Моррисон отпустил руку Люси и пошел проверить остальных. Он пощупал пульс на шее и приподнял веки:
— У нас есть два часа как минимум.
Вошла Марта и пронзительно вскрикнула. Миссис Эмет взяла ее за руку, чтобы успокоить.
— Прошу прощения за этих мужчин, — сказал мистер Моррисон. — Оставим их на попечение вашего мужа, хорошо? У нас с вашей сестрой есть одно дело.
— Но они могут здесь умереть, — сказала Марта.
— Не беспокойтесь, — сказала миссис Эмет. — Этих двоих повесят до конца года, а светловолосый захлебнется собственной блевотиной. Он, знаете ли, слишком много пьет.
Марта зажала рот рукой.
— Что, собственно, происходит? — спросила она. Голос у нее был глухой и безразличный. — Зачем пришли эти люди? Люси, я не понимаю. Я ничего не понимаю, и мне страшно.
Люси взяла сестру за руку:
— Марта, ты должна мне верить. Верить, что я делаю то, что должна, и что это правильно. Скажи, старые книги отца все еще в библиотеке?
— Да, конечно. — Марта отвела глаза от распростертых на полу мужчин. — Там книги отца и мистера Баклза тоже.
— Можно мы на них взглянем?
Марта кивнула:
— Можно, я думаю. Я, по правде сказать, не знаю.
Марта была готова вот-вот упасть в обморок, и Люси сжала обе ее руки:
— Я знаю, все это кажется тебе странным. Для меня это тоже необычно. Думаю, скоро все переменится к лучшему. По крайней мере, я на это надеюсь. У меня сейчас уйма дел, и я не могу говорить об этом. Прошу лишь об одном: ты должна мне верить.
Марта снова заплакала:
— Люси, ты так изменилась. Я тебя не узнаю.
— Нам всем тяжело дались эти годы после смерти отца. Мы изменились.
Марта кивнула:
— Да, мы все изменились, но не все в лучшую сторону. Не все стали сильнее. Я деградировала, а ты стала… не знаю, как сказать. Стала такой, какой всегда обещала стать.
Люси снова ее обняла. Потом, повернувшись спиной к громилам, Люси, мистер Моррисон и миссис Эмет последовали за Мартой в библиотеку.
* * *
Когда они подошли к закрытой двери библиотеки, мистер Моррисон предостерегающе поднял руку.
— Подождите минуту, — сказал он.
Он открыл дверь и стал медленно ощупывать дверной косяк, будто искал что-то, спрятанное под древесиной. Проверил несколько раз. Лицо исказилось от напряжения. Потом он еле заметно кивнул.
Достал из кармана сюртука перочинный нож и принялся ковырять дерево на уровне своего плеча. У Марты был испуганный вид. Он обернулся и улыбнулся ей, а потом продолжил свою работу. Наконец он нашел что-то, спрятанное в древесине. Оказалось, это был маленький мешочек из белого в пятнах полотна, размером с виноградину, перевязанный, как и в случае с заклятием Байрона, волосами.
Мистер Моррисон понюхал мешочек:
— Если не ошибаюсь, сушеные пауки, смешанные с золой гусиного яйца. Сильное средство, мешает сосредоточиться. — Он прошел в библиотеку и бросил мешочек в огонь. — Теперь нам это не помеха. Прошу прощенья за дверь, миссис Баклз.
— Как вы узнали, что это было там? — спросила Марта.
— Люси знает, — сказал он и весело улыбнулся.
Марта взглянула на испорченную дверь, на мистера Моррисона, потом на Люси. Поняла, что дальнейшие вопросы бесполезны, и предложила принести им что-нибудь подкрепиться. Они отказались.
— Мы страшно спешим.
Послышался недовольный детский плач. Может, для Марты и для мистера Моррисона он и был похож на плач ребенка. Люси не могла поручиться.
— Я теперь почти не обращаю на это внимания, — сказала Марта в ответ на немой вопрос. — Знаешь, наняла кормилицу. Ненавижу себя за это, но больше не могла терпеть. А ведь это моя собственная дочь. Плохая из меня вышла мать, но я боялась, что иначе сойду с ума. Она так переменилась!
— Ты прекрасная мать, — сказала Люси. — Не сомневайся.
Марта взглянула на миссис Эмет, которая стояла у камина, водила указательным пальцем по книге и что-то бормотала себе под нос.
— Может, твоя служанка хочет подождать на кухне?
— Нет, — сказала миссис Эмет. — Нисколечко. Ступай, девочка.
Марта открыла рот от удивления.
— Она немного странная, — мягко сказала Люси, — но безвредная. Пусть останется.
Марта кивнула и вышла из библиотеки, закрыв за собой дверь.
Они остались одни. Люси спросила у мистера Моррисона:
— Как вы все это сделали? Откуда взялись дубинки и мел? И что за символ вы нарисовали на полу? Мне нужно знать.
Он махнул рукой:
— Дубинки и мел — небольшое представление. Я отвлекаю внимание, как в фокусах, когда достаю яйцо из уха и заставляю исчезать монеты. Пришел к выводу, что сочетание моей техники и зрелищности дает преимущество в схватке. А символ — это черная магия, затемнение души. Не рекомендую ее использовать. Я сам к ней прибегаю, когда ставки слишком высоки.
— А какова ставка сейчас? — спросила Люси.
Мистер Моррисон посмотрел ей прямо в глаза:
— Вы.
Его взгляд было выдержать тяжело, и она принялась ходить по комнате, нарядной и хорошо освещенной, рассматривая высокие стеллажи с книгами всевозможных размеров, от толстенных фолиантов до крошечных книжечек в одну шестнадцатую листа. Она проводила пальцами по корешкам, вспоминая, что видела ту или иную книгу в руках отца, когда он просиживал в этом красном бархатном кресле у окна, с очками на носу, целыми днями, не замечая жизни вокруг.
Люси закрыла глаза и ушла в себя, стараясь почувствовать присутствие страниц в комнате, и тотчас ощутила, что они где-то рядом, в этом не было сомнения, но она не знала, где именно и как их отыскать среди такого огромного количества книг.
— Миссис Эмет, — сказала Люси, — вы, случайно, не знаете, где страницы?
— Я? Они ваши, а не мои, — сказала та и снова что-то забубнила.
Люси посмотрела на мистера Моррисона:
— Вы когда-нибудь бывали в этой библиотеке с моим отцом?
— Конечно. Много раз.
— Тогда вы должны видеть то же, что и я, — сказала Люси. — Я здесь не была после того, как уехала. Когда приезжала погостить, старалась не заходить, поскольку здесь все слишком напоминает о нем. Но повсюду вокруг нас доказательства.
— Да, — сказал мистер Моррисон, прохаживаясь по комнате и рассматривая книги. — Говорили, что он вынужден был продать библиотеку, чтобы расплатиться с долгами, но вот его библиотека, прямо перед нами. Либо мистер Баклз выкупил ее, либо… — Но он не закончил фразу.
— Никто ее не продавал и никто не выкупал, — сказала Люси.
— Ну, разумеется, — сказал мистер Моррисон. — У него оказались книги вашего отца, но они ему не принадлежат. Это объясняет, почему все возвращается к вам. Миссис Эмет это только что сказала. Я сначала не обратил внимания на ее слова, но теперь понятно, почему именно вы в центре всех событий.
32
Люси села за письменный стол, а мистер Моррисон устроился рядом.
— Я давно подозревал, но не мог доказать, что мистер Баклз обманным путем лишил вас наследства. Конечно, я гадал, почему он это сделал. Он и так наследовал дом, а женившись на Марте, должен был получить половину состояния вашего отца. Сумма, которую он мог бы получить в результате подлога, едва ли стоила риска, что преступление будет раскрыто. Тем более что будущее его было обеспечено, а покровительство леди Харриет решало любые затруднения.
— Ему нужны были книги, — сказала Люси, которой тоже все стало ясно.
— Ваши отношения с отцом изменились в тот последний год. Поэтому он оставил вам то, что мы видим вокруг, — свою библиотеку. Это ваши книги, Люси. Мистера Баклза не интересовали деньги, которые он у вас украл. Он их взял, поскольку была такая возможность, или, вероятно, полагал, что вы будете менее опасны, если останетесь без денег. Но это только чтобы отвлечь внимание. Ему были нужны одни лишь книги.
В голове зазвучал голос Мэри: «„Немая книга“ сильнее всего в руках человека, которому принадлежит».
— Она моя, — сказала Люси. — Книга с самого начала была моей. Они украли ее у меня и разорвали на части, но не осмелились уничтожить.
— Не совсем так. Ваш отец распорядился это сделать и, как мне кажется, дал поручение единственному человеку, которому мог доверить книгу.
Люси кивнула:
— Понимаю. Это Эмили. Незадолго до смерти она ездила в Кардифф, и вы тоже туда ездили искать книгу. Это Эмили разделила книгу, чтобы ее сохранить, и только она знала, где находятся страницы.
— Думаю, это так, — сказал мистер Моррисон. — Но и разрозненные страницы обладают силой. Полагаю, вы и сами в этом убедились. В них содержатся сведения для тех, кто знает, как их расшифровать, или чувствует их. Поэтому их можно почувствовать. Некоторые страницы находятся там, где Эмили их оставила, другие были найдены и поменяли хозяев не один раз.
— Все это время я шла по стопам сестры, — сказала Люси.
Мистер Моррисон кивнул:
— Теперь вам понятно, почему леди Харриет хотела, чтобы вы вышли замуж за мистера Олсона. Ваше имущество стало бы его. Книга бы вам больше не принадлежала. Леди Харриет было необходимо, чтобы вы вышли замуж за него до того, как все страницы будут найдены, так как никто не хотел, чтобы книга была собрана, пока вы остаетесь ее владелицей.
— Почти никто, — сказала Люси очень тихо.
Одна только Мэри осмелилась заставить Люси собирать книгу, в которой содержался секрет ее собственного уничтожения.
Мистер Моррисон отвернулся:
— Почти никто.
Люси нужно было знать. Она преодолела волнение и задала вопрос, пока не лишилась смелости:
— Если вы ее любите, какое все это имеет значение? Она ушла, но потом вернулась, так почему вы не вместе? Почему она не носит ваше имя?
Он покачал головой:
— Я не буду это обсуждать.
— Я не хочу причинять вам боль, — тихо сказала Люси. — Хочу только понять.
Она смотрела на него и думала, как все странно получилось. В течение нескольких лет она ненавидела его, считала самым подлым человеком на свете, а он был совсем другим. Был добрым и верным другом, который служил отцу Люси и ей самой.
Она решила не думать больше об этом, а начать поиски. Люси медленно прошлась по комнате, как скучающий ребенок, которому нечем заняться, провела ладонью по книжным полкам в надежде, что почувствует какой-нибудь импульс или тепло оттого, что близко страницы. И вдруг она услышала их беззвучный крик. Люси подошла к полке, где, как она помнила, всегда стояла книга «Паломничество» Перчаса, и раскрыла ее. Между страницами, аккуратно сложенные, лежали два листа из «Немой книги».
Люси взглянула на них. Они были прекрасны, странны и непонятны, как и все остальные. На них изображались образы, перетекающие один в другой: ветки деревьев превращались в лозу, а затем в животных. Растения и животные были тесно переплетены. Они представляли собой будущее и прошлое. Люси догадалась, что речь идет о проницательности, о способности видеть правду, несмотря на туман обмана и скрытность. Но, кроме этого, было что-то еще. Философский камень считался источником трансформации и изменения. Для этого требовались мудрость, рассуждение и терпение, и все это было на страницах. Люси долго смотрела на изображения в надежде, что на нее найдет озарение и она поймет, что делать дальше.
И ее озарило.
Она сказала, обращаясь к мистеру Моррисону и миссис Эмет:
— Мне нужно, чтобы вы не подпускали ко мне сестру. Мне нужно, чтобы вы удерживали ее внизу, что бы ни случилось.
— А вы куда? — спросил мистер Моррисон.
Люси волновалась, собирая всю свою смелость, чтобы сказать то, что она задумала сделать. Она обернулась к миссис Эмет и приняла решительный вид:
— Я пойду и поговорю с подменышем.
* * *
Поднимаясь по лестнице, Люси услышала чьи-то шаги. Из дверей детской появилась кормилица — полная симпатичная светловолосая женщина лет тридцати. У нее были красные глаза и темные круги под ними. Она тяжело двигалась. По всему было видно, что она утомлена и подавлена.
— Мне нужно побыть с ребенком наедине, — сказала Люси. — Я ее тетя.
— Мне все равно, кто вы, — сказала женщина и поспешила прочь. — Можете быть с ней сколько хотите.
Люси вошла в комнату. Там было темно, единственным источником света служил неяркий огонь в камине. Когда-то это была ее собственная комната, теперь она едва узнала ее. На стенах висели картины с изображением животных, на полу лежал новый ковер простого плетения, вся мебель была новая. Подле камина стояла детская кроватка, но Люси не надо было подходить и склоняться над ней. Подменыш встал на ноги и цеплялся за решетку тонкими пальцами, похожими на когти. Он следил за ней своими лягушечьими глазами, а когда она подошла ближе, предостерегающе зашипел и обнажил острые зубы, высунув раздвоенный язык.
Люси подошла ближе. Существо склонило голову и снова зашипело. Оно явно ее боялось. Любопытно.
— Говорить умеешь? — спросила она.
— А ты? — спросил он низким скрипучим голосом.
— Разумеется, — сказала Люси и сделала еще шаг вперед.
Существо снова зашипело и стало царапать когтями воздух:
— Не подходи, ведьма.
Люси остановилась, но скорее от возбуждения, чем от страха. К своему удивлению, она обнаружила, что не боится подменыша. Она находила его отвратительным, но не страшным, может быть, оттого, что он явно боялся ее.
— Почему ты меня боишься?
— Ты бы отослала меня обратно, если бы знала как, — сказал подменыш.
— А ты не хочешь возвращаться? Тебе нравится мучить мою сестру?
— Мне велено не дать тебе отправить меня назад, — сказал он. — Ради благополучия ребенка. Это приказ моей хозяйки, а я ей повинуюсь.
— Твоя хозяйка — Мэри Крофорд?
— Да, — прошипел он.
— Как найти мою племянницу? — спросила Люси.
Подменыш открыл рот, но ничего не сказал, а только зашипел.
— Ты собирался мне сказать, — сказала Люси, — но не сделал этого. Потому что тебе приказали не говорить?
— Да, — ответил он грустно.
— Но тем не менее ты отвечаешь на мои вопросы честно. Почему?
Подменыш отвернулся и начал тереть шершавую голову длинными руками, будто размышляя. Он что-то пробурчал, но Люси не расслышала.
— Говори отчетливо, — сказала Люси.
Он повернулся и оскалил зубы:
— Это из-за страниц книги. Они заставляют меня говорить правду.
Люси улыбнулась и подошла ближе:
— Ты можешь сказать, как вернуть племянницу?
— Нет, ты не сможешь заставить меня сказать это.
Люси задумалась, соображая, какой еще вопрос задать. Времени у нее было в обрез. Громилы внизу могут прийти в себя, или Марта может войти и увидеть, чем занята Люси. Нужно спешить.
— Что должна сделать Мэри Крофорд, чтобы тебя прогнать?
— Даже она не может меня прогнать сейчас, пока не будут выполнены определенные условия. Пока твоя племянница не будет в безопасности.
Люси подумала, что подменыш мог бы сказать ей что-то важное. Что-то, что не связано непосредственно со спасением племянницы, но что могло бы помочь ее освободить. Она решила задать еще один вопрос:
— Каких еще страниц недостает? Мистер Моррисон сказал, Мэри Крофорд знает, где страницы. Почему она не хочет мне этого говорить?
— Она считает, что все делает правильно, — ответил подменыш.
Люси такой ответ удовлетворил лишь частично, и на этот раз она задала более прямой вопрос:
— Ты знаешь, где я могу найти эти последние страницы книги?
Подменыш попятился в кроватке. Он крутил головой с таким несчастным видом, что Люси стало его даже жалко. Но она выполняла свой долг. Она указала пальцем на подменыша:
— Говори.
И он сказал.
* * *
Когда она спустилась, к ней подбежал мистер Моррисон. Он был явно обеспокоен:
— Все в порядке?
— Не совсем, — сказала Люси. — Похоже, вы были правы насчет Мэри. Она в самом деле обманула меня. Страницы все время были у нее. Она их спрятала, и теперь я, к сожалению, знаю, где они.
— Почему — к сожалению? — спросил он.
Люси внимательно всматривалась в его лицо в надежде увидеть какой-нибудь знак, какое-нибудь объяснение:
— Потому что нас с вами все время обманывали, мистер Моррисон. Недостающие страницы там, где мы их искали с самого начала. Они в Ньюстедском аббатстве.
* * *
Марта сидела в гостиной у камина. В руках у нее было шитье, но она, похоже, к нему не притронулась.
Люси подошла и взяла ее за руки:
— Прости, Марта, но мы должны сейчас уехать.
— Что сказать мужу, когда он вернется? — спросила в тревоге Марта.
— Скажите ему правду, — посоветовал мистер Моррисон. — Если повезет, это будет уже не важно.
Люси сразу поняла, что Марта боится мистера Баклза.
— Я бы взяла тебя с собой, Марта, если бы могла. Там, куда мы отправляемся, еще опаснее, чем здесь. Когда все это закончится, я тебя заберу, если захочешь. Я спасу тебя.
Марта рассмеялась, с горечью и иронией:
— Ты спасешь меня. Как? У тебя нет денег, Люси.
— У меня есть другое.
— Если вам нужно убежище, — сказал мистер Моррисон, — или деньги, чтобы уехать туда, где вас никто не найдет, только скажите. Теперь я навсегда останусь другом вашей семьи.
Марта смотрела на него с нескрываемым удивлением:
— Вы стали врагами мистера Баклза, да?
— Леди Харриет стала моим врагом, — ответила Люси. — Она нанесла нам обеим ужасный вред — у меня нет времени все это объяснять сейчас — и использовала мистера Баклза в качестве своего орудия. Мне жаль, что приходится говорить об этом. Мне неприятно говорить плохо о твоем муже, но это правда. Не я стала его врагом, а он предпочел выполнять приказы своей хозяйки, которая объявила мне войну. Надеюсь, ты поймешь, я не борюсь с ним, а лишь защищаю себя. Защищаю нас всех.
Марта покачала головой:
— Почему ты не говоришь прямо, а изъясняешься загадками?
Люси улыбнулась:
— Когда у нас будет больше времени, я все тебе расскажу.
Марта отвернулась:
— Мне почему-то кажется, что мистер Баклз не переживет предстоящего. Я что, теперь вдова?
— А жена приговоренного к повешенью — вдова? — спросила миссис Эмет.
Марта ахнула.
Люси бросила строгий взгляд на миссис Эмет. Та только улыбнулась в ответ. Люси снова повернулась к сестре:
— Не знаю, что будет. Знаю лишь одно: все, что я сделала, и все, что собираюсь сделать, — это ради тебя и твоего ребенка. Прошу, верь мне.
Марта встала и обняла Люси:
— Мне страшно.
Люси обняла сестру и отступила.
— Тебе ничего не угрожает. — Она не была уверена, что так оно и было на самом деле. Но скоро все закончится. Люси найдет эти последние страницы, и все встанет на свои места.
— Ты кажешься такой уверенной в себе, — сказала Марта. — Чего ты боишься?
Люси заставила себя улыбнуться:
— Всего.
* * *
Предстояла долгая и утомительная дорога в Ноттингемшир. С наступлением темноты им придется ехать медленно, что сделает их легкой добычей для разбойников, но останавливаться до утра они не решались. Это было бы слишком рискованно. Мистер Моррисон и кучер зарядили пистолеты, и они пустились в путь без всякой уверенности, что достигнут цели ранее, чем окончится следующий день.
Некоторое время ехали молча. Миссис Эмет, как обычно, тотчас заснула и принялась громко храпеть. Люси сомневалась, что и ей удастся заснуть с такой же легкостью. Она долго сидела без сна, неподвижная и напуганная. Она думала, что мистер Моррисон спит, но тот вдруг прервал молчание.
— Они меняются, — сказал он.
— Прошу прощения? — От удивления вопрос вышел резким и официальным.
— Ревенанты. Они не такие, как когда-то. Раньше они были другими, сейчас изменились. Поэтому я не могу ее любить, а она меня. Мы не способны на это.
— Мне жаль, — сказала Люси.
Она вспомнила, что Мэри говорила ей о ревенантах. Что смертность является фундаментальной чертой человека. Тогда Люси не знала, что Мэри имела в виду себя.
— Какая она теперь? — спросил мистер Моррисон. Безразличие, с каким он задал вопрос, выдавало нестерпимую боль.
— Она была очень мила со мной, добра, терпелива и отзывчива. Всегда говорила то, что мне хотелось услышать. Даже сейчас, вспоминая все, что я видела и сделала, места, в которых побывала, врагов и опасности, с которыми встречалась, я понимаю, что не смогла бы справиться со всем этим, если бы она не подготовила меня.
— Значит, вы ей доверяли? Вы и сейчас ей доверяете, зная, что она вас обманула?
— Не знаю, — сказала Люси. — Наверное, у нее были свои причины, но теперь я понимаю, что, несмотря на доброе ко мне отношение, она холодна, расчетлива и безжалостна. Она, если хотите, непостижима.
— Понимаю, — сказал он. — Знаете, мы однажды разговаривали. После того, как она вернулась.
— Мистер Моррисон, если не хотите, не говорите об этом. Я слышу боль в вашем голосе. Ценю вашу откровенность, но вы ничем мне не обязаны.
Он засмеялся:
— Вы замечательная девушка. Не понимаю, как вам удалось зайти так далеко и остаться такой неиспорченной. Я вам все это говорю не для того, чтобы облегчить душу. Вы должны знать об этом, чтобы пережить то, что предстоит. У вас не должно быть иллюзий насчет Мэри Крофорд, как она себя теперь называет. Может статься, что нам придется ее уничтожить.
— Я не смогу ее уничтожить, — сказала Люси. — Пусть она лгала мне, все равно она — мой друг.
— Она была добра с вами, даже в своем роде заботилась о вас, но она не может быть вашим другом, если это не отвечает ее интересам. Ей лучше, чем всем нам, известно, что смерть — это не конец, и, не колеблясь, она отправит вас в последний путь, если посчитает, что этого требуют обстоятельства. В какой-то степени она ненавидит вас за то, что вы смертны, что можете совершенствоваться, а она нет.
— Мне трудно вам поверить.
— Вам необходимо научиться верить мне, — сказал он. — Я не смогу вам помочь, если вы не будете готовы ее уничтожить, когда потребуется.
Долгое время он молчал. В темноте было слышно, как он ерзает, пытаясь устроиться поудобнее. Кашлянул негромко, видимо прикрыв рот носовым платком. Откуда-то издалека донесся одинокий собачий вой.
— Вы не представляете, как я любил ее, — сказал он. — В самом начале мое чувство к ней было сдержанным. Мне пора было жениться, а она была хорошей партией во многих отношениях. Наверное, то, что я испытывал к ней, можно было назвать любовью своего рода. Она любила меня по-настоящему, и я надеялся, что этого довольно.
— Она рассказывала мне о своем муже, не называя имени, конечно. Сказала, что он был влюблен в другую женщину.
Мистер Моррисон ответил не сразу.
— Когда я ее встретил, думал, что не смогу полюбить снова. Мое сердце тогда было разбито. Но со временем я полюбил ее, как никого не любил никогда прежде. И она любила меня. Она была умна и понимала меня, как никто другой. Только совершенно бессердечный человек останется равнодушным, когда его так обожают. И конечно, она была красива. Сейчас она стала даже еще красивее. Волосы, глаза, кожа — все другое. Насколько я знаю, такое иногда бывает. Ее новая природа излучает что-то такое неотразимое, что, когда мы вновь встретились, я тотчас потерял голову, но она не позволила мне это сделать. Когда она заговорила… не знаю, как это объяснить. Несмотря на то что она была похожа на мою Мэри, несмотря на ее красоту, которая еще больше расцвела, у меня было такое чувство, будто я разговаривал с мертвецом. Она не лишена души, но душа эта не человеческая. В ее глазах я прочел, что она не испытывает ко мне никаких чувств, что она даже не помнит, что испытывала ко мне какие-то чувства. А я понял, что люблю человека, который ушел навсегда.
— Как она стала такой, как сейчас? — спросила Люси. — Нельзя ведь просто взять и вернуться.
— Нельзя, — сказал он. — Это нелепая и страшная история. Мне тяжело говорить об этом, поэтому простите, если я буду время от времени прерываться, чтобы справиться с волнением. Я бы предпочел вообще не говорить об этом, но я и так чересчур долго скрывал от вас слишком многое. Вы должны все знать.
* * *
Мэри Крофорд приехала из Нортгемптоншира со своим братом Генри. Они бывали в Лондоне раньше, но обстоятельства требовали переезда. Мэри влюбилась в соседа, или, по крайней мере, ей так казалось. Джентльмен бросил ее ради своей немного простоватой и не имеющей денег кузины. Брат Мэри впутался в скандальную связь. Вся эта история была неприятной и в чем-то даже отвратительной, и, когда все кончилось, Мэри чувствовала себя несчастной и беззащитной.
Тогда она и встретила мистера Моррисона, который тоже был несчастен и по-своему беззащитен, и сразу влюбилась. Они познакомились в доме общего друга в Лондоне, и еще до конца вечера мистер Моррисон решил, что женится на ней. Что-то в ней поразило его, возможно ее душа.
Вскоре они поженились и переехали в поместье мистера Моррисона в Дербишире, но вернулись в Лондон во время сезона. Тогда-то и начались проблемы. Мистер Моррисон и его жена познакомились с молодым аристократом, который принял светскую обходительность Мэри за нечто большее. Он стал проявлять настойчивость, а когда она ему отказала, не захотел признать поражения. Он постоянно появлялся там, где бывала она, наносил ей визиты, когда знал, что мистера Моррисона не было дома. Одним словом, он не отступал.
Мистер Моррисон встретился с ним и потребовал, чтобы тот оставил его жену в покое, но молодой человек только рассмеялся ему в лицо. Он отказался от дуэли. Не снизошел до того, чтобы принять вызов мистера Моррисона серьезно.
Прежде чем события могли бы принять подобный оборот, аристократ решился на крайние меры. Он напал на кучера Мэри, избил его безжалостно, пока тот не потерял сознание. Натравил на Мэри своего свирепого пса и силой заставил ее выпить настойку опиума, от которой она уснула. Положив возлюбленную в экипаж, он увез ее далеко от Лондона, в свое поместье. Аристократ верил, что как только она проснется, вдали от Лондона и своего недостойного мужа, то не только покорится судьбе, но примет ее с радостью. Поймет, что хочет остаться с ним и окунуться в наслаждения.
Все вышло иначе. Мэри впала в гнев и ярость. И не на шутку испугалась. Она боялась за свою жизнь и честь и решила сбежать и искать помощи. Ей удалось совершить побег из своего заточения, она даже убила собаку этого человека. Но злодей, завладев ею, не мог ее отпустить. Он поймал ее, и завязалась борьба. Возможно, он не хотел причинить ей вред. Возможно, потерял контроль над собой, ослепленный страстью, и толкнул ее. Но так случилось, что Мэри ударилась головой о каменную стену его старинного дома и упала замертво.
* * *
Люси слушала, не перебивая. Это была страшная, история, леденящая кровь и вселяющая ужас. Только теперь она поверила по-настоящему, что женщина, которую она называла своим другом в течение долгого времени в Ноттингеме, была мертвецом, ревенантом, потусторонним существом. Раньше она представляла себе это абстрактно, теперь осознала, что это правда. Подтверждение тому она прочла на лице мистера Моррисона.
— Этот человек, — сказала Люси, — что с ним?
— Вы его знаете, — сказал мистер Моррисон в темноте.
Люси охватил ледяной холод. Казалось, стены кареты исчезли и она парит в воздухе.
— Нет, — прошептала она. — Этого не может быть.
— Это Байрон убил Мэри. Не берусь судить, что он испытал, когда увидел, что наделал, — раскаянье, ужас, отвращение, скорбь? Кто знает, как работает его разум. Тем не менее он захотел, как и многие другие на его месте, исправить то, что сделал.
— И у него это получилось.
— Нет, не у него. Его ума хватает на то, чтобы сочинять глупые стишки, но не на то, чтобы расшифровывать «Немую книгу», а уж тем более создавать философский камень другим способом. Нет, он привез тело Мэри к тому, кто, по его мнению, мог это сделать, — к леди Харриет Дайер.
— Как он узнал, кто она?
— Ничего удивительного, Люси. Так всегда было на этом острове. Подобные ей вливаются в аристократию, и смертные, которые носят титул, узнают тайну. Насколько нам было известно, леди Харриет давно охотилась за Байроном, увидев в нем слабость и самовлюбленность, которые можно было бы использовать в своих целях. Она даже послала его с миссией в Грецию по поручению ревенантов.
— Но почему леди Харриет согласилась ему помочь в этом деле? Насколько я понимаю, другие сильные мира сего просили ее о подобной услуге. Понимаю, подобные трансформации даются нелегко. Так почему она это сделала для Байрона?
Мистер Моррисон тихо засмеялся. В его смехе угадывалась горечь.
— Байрон особый мужчина. Вы сами видели, как к нему относятся женщины. Так же мужчины реагируют на красивых женщин.
— Вы хотите сказать, что леди Харриет влюблена в него?
— Нет, конечно, но она понимала, что такой мужчина, с таким обаянием может оказаться полезным. Она оказала ему услугу, которая должна была сделать его вечным ее должником.
Люси была ошеломлена. То, что она узнала, было за гранью ее понимания. Байрон был человеком, который убил жену Моррисона, превратил ее бессмертную душу в извращенное, хрупкое, слабое подобие настоящей Мэри. Кто-то может утешаться мечтой о воссоединении с женой на небесах, но только не мистер Моррисон. Его любимая Мэри была навеки изгнана из этой земной сферы из-за того, что Байрон нанес ей удар, а потом еще один.
— Вы мне как-то сказали, — тихо произнесла она, — что вами движет желание отомстить. Вы встречались с Байроном после того, как начались эти события, но ничего не предприняли.
— Я взял на себя миссию, которая превосходит по значимости личное желание мести, — ответил он. Его голос дрожал, и Люси была уверена, что по лицу его текли слезы, которые были не видны в темноте. — Я дал обещание, что не буду искать мести, пока не покончу с Луддом. Пообещал, что не поставлю свое желание уничтожить Байрона выше долга перед страной. Вы не представляете, как мне хотелось его задушить каждый раз, когда наши пути пересекались, но я подавлял свое желание, утешаясь, что скоро настанет такой день.
Люси раздвинула шторы. За окном была чернота. Она не знала, что ответить мистеру Моррисону. Что можно сказать, выслушав эту историю об утерянной любви, убийстве и отложенной мести? Не придумав ничего лучшего, она сказала:
— Могу я спросить, кто была женщина, которую вы любили до Мэри? — И тотчас пожалела. Она и так причинила ему много боли, заставив вспомнить о потерях. И она поспешно прибавила: — Простите меня. Я не должна была задавать этот вопрос. Меня это не касается.
— Конечно касается, — сказал он. — Неужели вы в самом деле не знаете? В этом вся вы. Когда Эмили умерла, ваш отец взял с меня обещание никогда не говорить вам правды о том, что привело к ее смерти. Ради вашего блага. Я согласился. Я бы держал обещание до самой смерти, если бы не стало необходимо открыть правду.
— Но какое отношение все это имеет к той женщине? — спросила Люси и, задав вопрос, все сама поняла и залилась краской от неловкости, а ее сердце затрепетало от волнения.
— Все имеет к ней отношение, — сказал мистер Моррисон глухим голосом. — Женщина, в которую я был влюблен и с которой не мог быть вместе, — это вы.
Люси была не способна думать о том, что он сказал, что означают его слова и что она чувствует. Она не решалась задать себе вопрос, который не давал ей покоя: знала ли Мэри, когда они встретились в первый раз, что Люси — та женщина, в которую был когда-то влюблен ее муж? Она не станет мучить себя вопросом, на который нет ответа. Она могла думать лишь о том, что перед ней человек, который все потерял, который пожертвовал своим сердцем ради долга, службы и верности. Все, что Люси раньше знала или думала о мистере Моррисоне, оказалось ложью. Ни к кому на свете она не была так несправедлива. Она не знала, как относиться к этому новому знанию, но, несмотря на это, не могла отрицать, что ее отношение к нему коренным образом изменилось.
33
Утром они остановились на постоялом дворе, позавтракать и освежиться. Они не разговаривали. Люси боялась, что все, что она скажет, может быть неправильным. Мистер Моррисон со своей стороны не подавал виду, что сожалеет о сделанных признаниях, но был рад предоставить Люси тишину, которая была ей нужна. Миссис Эмет тоже хранила молчание. Она бормотала что-то себе под нос и считала на пальцах, в то время как Люси в смущении опускала глаза.
В конце концов она не удержалась.
— Если то, что вы сказали, правда, — начала она, не решаясь заговорить вслух о его предполагаемой любви к ней, — почему вы тогда не нашли меня, после того как умер мой отец?
— Я обещал ему, что не стану вам докучать. Он хотел защитить вас от воспоминаний о том, что случилось с Эмили. Он был всего лишь мужчиной, а все мужчины слабы. Мне кажется, он хотел защитить самого себя. Но заставил меня дать слово, а когда я услышал, что вы переехали жить к богатому дяде в Ноттингем, решил, что с вами все в порядке.
— А если бы вы узнали, что я несчастна? — спросила она.
— Тогда я нарушил бы обещание ради вас, не потому, что я не ценю своего слова, но потому, что сутью обещания было вас защищать. Знаю, ваш отец был готов на все, лишь бы вы не страдали.
Джонас Моррисон, человек, научивший ее, что любовь — это ложь, с помощью которой юных девушек превращают в блудниц, оказался не тем человеком, каким она его считала, а полной противоположностью. Он был добрым, благородным и романтичным.
Позже утром, когда они снова тронулись в путь, Люси сказала:
— Когда все закончится, что вы собираетесь сделать с Байроном?
Мистер Моррисон посмотрел на нее пристально, а потом отвел глаза в сторону:
— Посмотрим, останусь ли я в живых. Трудно сказать, какие у меня шансы. Месть — странная вещь, Люси. Я так долго мечтал убить Байрона, пронзить его насквозь и покончить с ним, но что-то меня останавливает. Что у меня останется после того, как я отомщу? Какой смысл будет жить?
— А ваш долг?
— Пусть кто-нибудь другой возьмет на себя следующие миссии. Я сделал достаточно.
Люси решила высказаться прямо:
— Если вы позволите себе быть убитым, принеся глупую, благородную жертву, я вас никогда не прощу.
— Какая ужасная судьба, — сказал он. — Не быть никогда прощенным Люси Деррик.
— Мы с вами в этом деле до конца. Я тоже рискую своей жизнью и не хочу, чтобы вы оставили меня сражаться одну.
Он засмеялся:
— Все наоборот. Это вы меня защищаете.
— Пообещайте, что будете благоразумны.
— Удивлен, что вы сами не собираетесь столкнуть меня с края пропасти. Вы перестали меня ненавидеть?
— Да, — ответила Люси и с трудом улыбнулась. — Я почти перестала вас ненавидеть.
* * *
Они приехали в Ноттингемшир, когда солнце садилось. День был погожий, и с наступлением сумерек, когда небо начали заволакивать облака, воздух оставался теплым. На подъезде к городу мистер Моррисон отпустил возницу, щедро ему заплатив за то, что придется самостоятельно добираться до Лондона. Он не хотел втягивать посторонних людей и решил на оставшиеся мили взять вожжи в свои руки.
— Не хочется въезжать в поместье в ночи, — сказал он, вскарабкиваясь на место возницы, — но ждать до утра мы не можем.
Несмотря на охвативший ее страх, Люси постаралась сказать бодрым голосом:
— С чем бы мы ни столкнулись в Ньюстеде, при свете дня оно может быть менее страшным, но не будет менее опасным.
Мистер Моррисон широко улыбнулся:
— Но, вероятно, его будет хуже видно.
Они приближались к Ньюстеду. Эта ночь была темнее, чем когда они были здесь в последний раз, но теплее, без пронизывающего ветра, и усадьба показалась Люси не такой зловещей. Конечно, это было не так. Она не должна терять бдительности.
Скрываться им не было смысла. Проникнуть в дом незаметно, если его охраняют, все равно не удастся, поэтому мистер Моррисон въехал в ворота и остановил экипаж у главного здания, темного и холодного. Ни в одном окне света не было.
Люси начала доставать из саквояжа и прятать в платье свои принадлежности — различные заклятия, амулеты и травы, которые должны были ее защитить. Часть она протянула мистеру Моррисону.
— У нас простая цель, — сказал он. — Входим, находим страницы как можно быстрее и уходим. Если нам удастся это сделать, не вступая в конфликт и ни с кем не встречаясь, буду счастлив.
— И что потом? — спросила Люси.
— Как только страницы будут у нас, мы сможем одолеть леди Харриет. Когда она будет уничтожена, ваша сестра получит назад своего ребенка.
— У вас должны быть более высокие цели, чем возвращение ребенка моей сестре.
— Мой долг — спасать жизни, мисс Деррик. Когда ваша племянница будет в безопасности, я, надеюсь с вашей помощью, выступлю против Лудда. Его и его последователей нужно остановить. Если понадобится, придется выступить и против Мэри, хотя мне этого не хочется.
— А если леди Харриет попытается нас остановить до того, как у нас будут страницы?
— Тогда будем сражаться с ней.
Люси почувствовала странное волнение. Их было двое — она и этот новый Джонас Моррисон, человек, который никогда не был подлецом и злодеем, но всегда был нежным, заботливым, остроумным, способным защитить. Удивительно, как быстро она привыкла к новому пониманию человека, которого так долго ненавидела.
Люси, мистер Моррисон и миссис Эмет вышли из кареты, и мистер Моррисон начал собирать свои вещи. Он взял с собой тяжелую кожаную сумку, которую повесил на плечо. В карманы положил по пистолету, за спину перекинул два дробовика. Он был похож на человека, готовившегося взять штурмом тюрьму.
Люси проверила свою боевую готовность, убедившись, что при ней все, что нужно, и что она сможет легко извлечь амулеты и ингредиенты для заклятий, когда потребуется. При ней был настоящий арсенал: травы, сухие цветы и металлы, всевозможные заклятия, некоторые она изготовила давно, другие — недавно. Она приготовила все, что могла предусмотреть, но не чувствовала себя полностью подготовленной.
Проверив содержимое сумки еще раз, мистер Моррисон взглянул на Люси и улыбнулся:
— Пусть наши враги ненавидят нас еще больше, да?
И они двинулись к главному зданию. Несмотря на пелерину и на то, что ночь была относительно теплой, Люси знобило, и она съежилась. Сердце отчаянно стучало, она тяжело дышала. По одну сторону стоял мистер Моррисон. Даже в кромешной темноте было видно, что выражение лица у него мрачное. По другую сторону стояла миссис Эмет, в чепце, надвинутом по самые глаза. Она, как всегда, безмятежно улыбалась. Неужели все это не сон, думала Люси. Это была ее жизнь, все происходило на самом деле. Они собирались совершить нечто опасное, а возможно, немыслимое. В любом случае обратного пути у них не было.
Из кустарника слева от главного входа донесся шорох, потом послышались легкие шаги. Мистер Моррисон потянулся за пистолетом, но доставать не стал. Это мог быть зверь, или человек, или какое-нибудь невообразимое чудовище. Но вскоре форма стала приобретать черты женской фигуры — хрупкой и безобидной. Это была глухая девушка Софи Хаят.
Люси облегченно вздохнула, мистер Моррисон убрал руку от пистолета. Софи стала царапать какие-то слова на своей дощечке. Мистер Моррисон достал из кареты фонарь. Софи показала доску Люси.
«Уходите. Здесь что-то есть».
— Что здесь есть, Софи? — спросила Люси.
«Что-то плохое».
— Это Байрон? — спросил мистер Моррисон.
«Был здесь. Приехал, взял какие-то вещи, уехал. Потом пришло это. Мне страшно».
— Он знает, что я ищу страницы, — сказала Люси. — Он слишком долго пытался угодить и мне, и леди Харриет. Теперь, когда дело движется к развязке, он сделал свой выбор.
— Черт побери! — воскликнул мистер Моррисон. — Если это так, не надо долго гадать, где теперь страницы.
— Нет, — сказала миссис Эмет с необычным для нее пылом. — Вам следует быть здесь. Может, страницы здесь, может, их здесь нет, но вы должны войти внутрь.
Люси закрыла глаза и вытянула вперед руки, чувствуя страницы, которые были при них, пытаясь уловить связь между ними и их сестрами. Они были ее. Принадлежали ей, принадлежали друг другу и хотели, чтобы хозяйка нашла их. Они хотели вновь быть вместе. Если бы Люси почувствовала их стремление к объединению, она бы, по крайней мере, поняла, в каком направлении двигаться.
Потом как будто земля провалилась у нее под ногами. Она схватилась за руку мистера Моррисона, чтобы не упасть.
— Не знаю, что он взял, но только не страницы, — сказала она. — Они по-прежнему в доме.
Мистер Моррисон грустно улыбнулся:
— Две хорошие новости. Страницы здесь, а Байрона нет. Может, все окажется легче, чем мы думали.
— Если мы будем вежливы с темными силами, все будет хорошо. — Люси взяла Софи за плечи и повернула к себе, чтобы той было легче читать по губам. — Ступайте домой, Софи. Мы с мистером Моррисоном должны это сделать, но вам не нужно подвергать себя опасности. Пойдете домой?
Та кивнула.
Люси обернулась к мистеру Моррисону:
— Тогда идемте искать страницы.
* * *
Они были на полпути к главному входу в аббатство, как вдруг Люси внезапно остановилась. Она почувствовала присутствие темной силы, о которой говорила Софи. Она не испугалась, просто почувствовала какую-то энергию, какую-то силу, которая накапливалась, как перед грозой воздух наполняется электрическими разрядами.
— Ой, милая, — сказала миссис Эмет, — простите.
— За что простить? — спросила Люси.
Миссис Эмет покачала головой.
Мистер Моррисон повернулся в ее сторону:
— Признаюсь, мне порядком надоели ваши туманные замечания. Если вам что-то известно, скажите.
— Могу только сказать, что сожалею, что привела мисс Деррик сюда. Лучше бы меня вообще не было, чем сделать такое, но, несмотря на это, она должна идти дальше.
Мистер Моррисон поднес фонарь к ее грубоватому лицу. Она никак не реагировала на свет. Только смотрела на него широко раскрытыми глазами из-под кудрявых волос, скрывающих ее лоб.
— Что нас ждет? Мисс Деррик в опасности?
— Не знаю, что вас ждет, но мисс Деррик всегда была в опасности. Вам это известно, мистер Моррисон. Куда бы она ни пошла, опасность везде ее подстережет. Ничего не поделаешь, остается идти напролом. Мне мало что известно, сэр, но одно могу сказать: «Лучшего времени для удара не будет. Настал миг, когда она должна действовать, несмотря на опасность».
Мистер Моррисон кивнул:
— Вполне возможно, что силы пришли в действие. Нам придется отвоевывать эти страницы.
— Так вы тоже это чувствуете, да? — шепотом спросила Люси. Она понимала, что он говорит правду.
Он покачал головой:
— Нет, я не такой чувствительный, как вы, но, если бы силы не пришли в движение, мы бы с вами не увидели это. — Он сделал знак рукой, медленно, словно боялся повредить воздух.
На ступенях главного входа сидел призрак ньюфаундленда, молочно-белый и прозрачный. Казалось, он их не замечает. Морда была повернута в сторону, будто пес высматривал что-то вдалеке.
— Мне кажется, это Боцман, — сказал мистер Моррисон. — Байрон любил эту собаку.
— Только у Байрона может быть собака-призрак, — пробормотала Люси. — Что будем с ней делать?
— Ничего, — сказал мистер Моррисон. — У нас есть аметисты. Удивляюсь, что она вообще нам показалась, когда мы так защищены. Уверен, она к нам не подойдет. Скорее всего, вообще не обратит на нас внимания.
Они подошли ближе, и собака резко повернула голову. Начала лаять, звук был глухой и отдаленный, будто у них в ушах был воск.
— Он нас заметил, — сказала Люси.
— Да, — отозвался мистер Моррисон, и было видно, что он раздражен. — Боюсь, у нас начались неприятности.
— Мне кажется, собака-призрак не кусается.
— Собака не причинит нам вреда, — сказал он, — но ее вообще не должно быть здесь. Все наши амулеты должны держать подобных созданий на расстоянии, а этого не происходит.
— И что это означает?
— Это означает, что многие из амулетов не действуют, — сказала миссис Эмет. — Это означает, что средства защиты, на которые вы полагались, не помогут.
— И что будем делать? — спросила Люси.
Мистер Моррисон поправил сумку на плече и взял в руку фонарь:
— Пойдем и посмотрим.
* * *
Как он и предполагал, собака не доставила хлопот. Они прошли мимо, пес только глухо залаял, и они оказались в холодном сводчатом зале.
— Предполагаете, где могут быть страницы? — тихо спросил мистер Моррисон.
Люси закрыла глаза и вытянула вперед руки, как делала раньше. И тотчас охнула и отшатнулась. Что-то преграждало ей путь. Что-то темное, ужасное и отвратительное. Что-то живое. Похожее на существо, которое она видела во время первой встречи с Байроном. Существо бестелесное, но огромное, без черт, но в то же время с гротескными чертами.
— Что это? — спросил мистер Моррисон, взяв ее за руку.
— Мне преградило путь какое-то существо. Страшное.
— Мы тоже страшные, — сказал мистер Моррисон.
Люси взглянула на него:
— Мистер Моррисон, вы выглядите подозрительно веселым, учитывая сложившиеся обстоятельства. Вы знаете о каком-то преимуществе, которое у нас есть, о котором не знаю я?
— Скажем, я верю в нас обоих.
Люси обязательно бы ответила, сказав что-нибудь неопределенное и расплывчатое, но не успела, потому что как раз в этот миг мистера Моррисона сбила с ног черепаха.
* * *
В Ньюстедском аббатстве было полно опасностей, но большего всего Люси пугали животные, которым Байрон беспечно позволял разгуливать по поместью. Самыми страшными были волк, с которым они уже однажды встречались, и медведь, который, возможно, был не более чем мифом. То, что у лорда Байрона в зверинце была черепаха, знали все, но Люси и в голову не приходило ее бояться. В этом отношении она была недальновидна.
Черепаха пронеслась галопом по коридору со скоростью лошади, а потом высоко подпрыгнула, выставив вперед широкие, короткие, похожие на дубинки, передние лапы. Мистер Моррисон попытался оттолкнуть Люси в сторону, но целью животного была именно она, и показалось, что черепаха в полете изменила направление. Рептилия была величиной со свинью, такого же размера в длину, как и в ширину. Панцирь был таким тяжелым, что удивительно, как она вообще могла прыгнуть. Черепаха открыла рот, клюнула его своим птицеподобным клювом и выпустила слюну.
Люси лежала на полу, она ударилась так сильно, что какое-то время не могла дышать. Обеими руками она упиралась в низ панциря, а черепаха вытягивала толстую кожистую шею, пытаясь укусить ее. Зазубрины на кромке клюва были маленькими и тупыми, но сила и ярость делали животное свирепым. Когда черепахе не удалось укусить Люси в шею, она попыталась клюнуть ее в глаза своим острым клювом. Люси слышала, как животное сопит, чувствовала дыхание рептилии на своем лице, тяжелое и пахнущее плесенью. Она отвернулась, но слишком поздно и почувствовала, как кожа у нее на щеке лопнула и в глаз потекла струйка горячей соленой крови. Почуяв запах крови, черепаха зашипела, захрипела, потом высунула язык и укусила Люси в лицо еще раз.
Все произошло в считаные секунды. Стоя сзади, мистер Моррисон схватил черепаху за голову и сжал ее клюв обеими руками. В изумлении Люси смотрела, как он тянет голову животного на себя, пока та не начала склоняться к нему. Черепаха не могла раскрыть клюв и только выла и пыхтела, раздувая ноздри. Он с силой резко дернул на себя и вверх, и голова черепахи отделилась от тела. Люси сумела откатиться в сторону и не попасть под падающую черепаху и хлынувший поток крови. Мистер Моррисон положил голову рядом с телом и шагнул назад.
Люси отползла и поднялась на ноги. Она тяжело дышала, утирая кровь с лица. Потом яростно затрясла головой, словно хотела уничтожить все следы унижения, которое испытывает человек, когда на него нападает огромная черепаха.
Мистер Моррисон взял ее за подбородок одной рукой, а другой — промокнул ранку носовым платком.
— Ничего страшного, — сказал он. — Видал раны от нападения черепахи гораздо страшнее.
— Я сама виновата. Забыла взять оберег от черепах, — сказала Люси.
Она не знала, так уж необходимы заботы мистера Моррисона, но отказываться от них ей совсем не хотелось.
Мистер Моррисон улыбнулся:
— Хороший урок, да, мисс Деррик? Дать вам минуту, чтобы прийти в себя?
— Ей не нужно приходить в себя, — сказала миссис Эмет. — Рептилия мертва. Нам надо торопиться.
— Подгоняете нас? — Мистер Моррисон отпустил подбородок Люси, убрал на место носовой платок и указал жестом в сторону коридора. — Предлагаю пройти в гостиную. Несмотря на беспорядок, это самая обитаемая часть дома.
Он снова взял в руки фонарь, и они пошли вверх по лестнице в сторону гостиной. Люси прерывисто и тяжело дышала. В колеблющемся свете фонаря она видела спокойное лицо миссис Эмет, которая шла следом за ней. Они шли по темным коридорам аббатства и слышали едва различимые шорохи, но ничего не видели. Пройдя мимо столовой, они поднялись по короткой лестнице и вошли в гостиную, где во время прошлого посещения встретились с Байроном.
В центре зала виднелась темная фигура, одинокая и неподвижная. Мистер Моррисон подошел ближе, двигаясь медленно. Люси видела, что кто-то сидит на стуле. Сделав еще несколько шагов, они увидели, что человек сидит к ним спиной, со связанными сзади руками. На нем не было шляпы, она лежала на полу рядом со стулом. На затылке была завязана свернутая в жгут ткань, Люси поняла, что у сидящего во рту кляп.
Люси рванулась вперед, но мистер Моррисон остановил ее.
— Нет, — сказал он тихо. — Мы будем двигаться медленно.
Они обошли фигуру, держась на расстоянии и не решаясь приблизиться, пока не изучат все, что находилось между ними. Когда убедились, что им ничто не грозит, подошли ближе. Мистер Моррисон поднял фонарь на вытянутой руке. В тусклом свете они увидели, что на стуле в центре огромного зала связанный, с кляпом во рту сидел лорд Байрон, хозяин поместья. На коленях у него лежали два листка бумаги. Даже на расстоянии Люси узнала в них две последние страницы «Немой книги».
Она бы обрадовалась, если бы все не выглядело так нарочито просто и если бы Байрон не смотрел на них круглыми от ужаса глазами.
34
Люси бросилась вперед, но мистер Моррисон в очередной раз остановил ее, положив руку на плечо. Прикосновение было нежным и нерешительным, но, даже несмотря на обстоятельства, его неуверенность и робость взволновали ее.
— Подождите! — скомандовал он. — Ничего не будем делать поспешно.
— Мы не можем оставить его связанным, — возразила Люси.
— Можете объяснить, почему? — поинтересовался мистер Моррисон.
Она сама не знала почему. Люси вовсе не хотелось освобождать Байрона после того, как он с ней обошелся, но оставить его мучиться только из-за того, что он подлец, тоже было неправильно.
— Потому что, каким бы подлым ни был лорд Байрон, сейчас он нам не враг, кроме того, не терпится узнать, кто его сюда посадил и приготовил для нас страницы.
— Подержите фонарь, — сказал мистер Моррисон, передавая его миссис Эмет. — Я должен убедиться, что это не ловушка. Потом займемся Байроном.
Миссис Эмет посветила фонарем, и мистер Моррисон осторожно подошел к барону. Глаза у Байрона были широко открыты и увлажнены. Он раскачивался на стуле взад-вперед и что-то мычал, но из-за кляпа слов было не разобрать. Возможно, он испугался, что мистер Моррисон причинит ему вред, но Люси подумала, что вряд ли это случится. У мистера Моррисона и раньше была такая возможность, но он сдерживался. К тому же он не был человеком, которому бы доставило удовольствие мстить врагу в таком беспомощном положении. Возможно, Байрону такое не приходило в голову, ибо он был из тех, кто взял бы свое, несмотря на беспомощность врага.
Мистер Моррисон приблизился, осмотрел внимательно страницы, лежащие на коленях Байрона, а потом схватил их одним быстрым движением. Ничего не произошло. Никакое чудовище не напало, никакая потайная дверь не открылась. Он вернулся к Люси и отдал ей страницы. Ей даже не требовалось смотреть на них, чтобы понять, что они настоящие. Она чувствовала их родство со страницами, которые были спрятаны у нее в саквояже. Люси положила их туда же, к их сестрам. Она увидела знакомые образы, которые связывались у нее с мистером Блейком, — люди, занятые делом: одни пытаются освободиться от оков, другие трудятся. Один мужчина, почти голый, несет на плечах огромный камень. Женщина лежит на боку и кормит грудью волков. С небес простирается длань Господня, которая что-то дает людям внизу или, возможно, посылает им наказание.
Люси смотрела на страницы и чувствовала, как ее наполняет энергия, но понять их смысл было труднее, чем смысл других страниц, не потому, что они были менее выразительными, а потому, что они были сложнее. Чтобы расшифровать эти страницы, а тем более всю книгу, когда все страницы займут свои места, потребуются не часы, а дни или недели. Она это хорошо понимала, но не была уверена, будет ли у нее в распоряжении столько времени.
— Я его развяжу, — сказала Люси.
— Зачем?
— Чтобы узнать, как он здесь оказался. Вы полагаете, это не важно?
— Полагаю, — сказал мистер Моррисон. — Страницы у нас. Надо уходить.
Она покачала головой:
— Не поверю, что все так просто, что нам позволят вот так уйти. Кто-то подстроил это для своих целей. И я хочу знать, кто это сделал.
— Тогда, ради бога, выньте кляп, но не развязывайте его.
Люси подошла к Байрону и ухватила сзади за концы жгута. Она потянула, чтобы сорвать ткань с его головы, и он застонал. Она явно причиняла ему боль, но другого выхода не было.
Люси нашла слабину, где можно было взяться за повязку, и стянула ее. Байрон начал ловить ртом воздух, сплюнул и стал жадно дышать. Он тяжело дышал и радостно улыбался:
— Спасибо, Люси. Я знал, что могу рассчитывать на ваше великодушие.
— Мое великодушие к вам имеет границы. Как вы здесь оказались? Кто вас связал?
— Не помню, — сказал он. — Может быть, память вернется, когда вы меня развяжете.
— Может быть, если я отрежу ему нос, он вспомнит? — мрачно предложил мистер Моррисон.
Люси подошла к саквояжу и вынула оттуда нож.
— Если я его освобожу, а он откажется нам помочь, вы можете отрезать ему не только нос, но и все, что захотите. Остается лишь уповать на его гуманность.
— Тогда наши шансы невелики, — заметил мистер Моррисон.
Люси разрезала веревку и освободила руки, потом ноги Байрона. Он потер руки и пошевелил ногами, пытаясь восстановить кровообращение.
— Люси, — сказал он, — пока это самое большое удовольствие, которое вы мне доставили, так что есть еще надежда.
— Закройте рот! — сердито сказал мистер Моррисон. — Скажите то, что нас интересует. Как вы оказались в таком положении?
— «Закройте рот»? — повторил Байрон. — «Скажите то, что нас интересует»? Моррисон, вы опять врываетесь в мой дом и, полагаю, не имеете права указывать, что мне делать.
— Лорд Байрон, прошу вас, — сказала Люси. — Я знаю, вы совершали ужасные поступки, бог вам судья, но я также видела вас смелым и самоотверженным. Забудьте о своих чувствах на минуту и поступите правильно. Скажите нам.
Он вздохнул:
— Только потому, что вы намного добрее, чем этот тупица. Увы, я почти ничего не могу вам сказать. Не знаю, кто привез меня сюда. Я приехал из Лондона, чтобы взять кое-что из вещей. По дороге обратно меня похитили. Надели на голову мешок, нападавших я не видел. Привезли сюда, лиц своих не показывали. Я сижу здесь на стуле с самого утра, и, признаюсь, если сейчас не помочусь, то умру. Надеюсь, вы меня простите.
— Наша встреча, к моему удивлению, становится еще менее приятной, — сказал мистер Моррисон. — Принимая во внимание, как плачевно все началось. Пойдемте, Люси.
В этот миг у них за спиной послышался голос:
— Я упаковала его вам как подарок, а вы его отпустили. Я разочарована, Джонас.
Они обернулись и увидели Мэри Крофорд.
* * *
Казалось, она светится в темноте. Кожа была цвета слоновой кости, волосы почти белые, платье белое, под стать волосам. Но ее красота была обманчива. Как и ее вдовец, Мэри была готова к войне. У нее за спиной, точно так же, как у мистера Моррисона, висели два дробовика. Люси вдруг подумала, что почти ничего не знает о совместной жизни Мэри и Джонаса. Пускались ли они в опасные путешествия, сталкивались ли с магией и чудовищами? То, что было между ними, было настоящим, истинным и живым, в отличие от ее безрассудного увлечения мистером Моррисоном, когда ей было шестнадцать, или глупой страсти, которую она испытывала к Байрону. У них была настоящая любовь, выкованная, выращенная, заслуженная. Она видела это по тому, как мистер Моррисон смотрел на Мэри. Он отвел взгляд, но через мгновение повернулся снова. В его глазах была решимость. Люси подумала, что он говорит себе: это не его жена, не его Мэри. Трудно представить, какое это приносило ему страдание.
Ей казалось, миссис Эмет обрадуется, увидев свою прежнюю хозяйку, но та стояла равнодушная в ожидании, когда потребуется ее участие. По всей видимости, сейчас ее участия не требовалось.
— Я не могу хладнокровно убить его, — сказал мистер Моррисон. — Только не так.
— Он не заслуживает лучшего, — сказала Мэри.
Мистер Моррисон стиснул зубы и глубоко вздохнул:
— Возможно, но мне придется жить с этим, а я не могу уподобляться ему в подлости.
Мэри покачала головой:
— Меня не страшат последствия. Не страшат ни Бог, ни проклятие, ни моя бессмертная душа. Я и есть моя бессмертная душа и, стоит мне убить хоть раз, буду думать, почему бы не убить снова, когда потребуется или когда я рассержусь или захочу развлечься? Я спасу этот мир, если смогу, но заберу чужую жизнь, только если это будет нужно, чтобы спасти другую.
— Ты больше похожа на ту, какой когда-то была, чем я думал, — сказал мистер Моррисон тихим голосом.
— Это не так, — ответила она. — Если бы он это сделал с тобой, я, прежняя, перерезала бы ему глотку, пока он сидел на этом стуле, и ни разу бы об этом не пожалела.
— Вы убили Спенсера Персиваля, — сказала Люси. — Вы уже убили.
— Я только поставила убийцу на пути Персиваля, — сказала она. — Это не одно и то же.
— Уф, — произнес Байрон, который отошел в угол и воспользовался ночным горшком. Люси делала вид, что не слышит журчания. — Хорошо. Почти так же, как лишать девушку невинности.
— Итак, вы решили отдать нам Байрона и последние две страницы, — сказала Люси.
Мэри рассмеялась:
— Люси, вы такая милая. Поймите, я с самого начала знала, где находились эти две страницы, и только эти две. Я их вам не давала. Это вы принесли мне десять остальных. Теперь я прошу отдать их мне, я знаю, как ими воспользоваться.
Люси почувствовала, что у нее горит лицо. Голова закружилась, будто пол ушел из-под ног и она поднялась в воздух. Она вспомнила о завещании, которое написала и по которому завещала книгу Мэри. Неужели Мэри Крофорд все просчитала? Неужели она собирается сейчас убить Люси? У Люси было некоторое представление, как убить ревенанта, и у нее при себе были средства, но Мэри была сильной, быстрой и умной, и победить ее в схватке почти невозможно.
— Так вы мне лгали с самого начала, — тихо сказала Люси. — Использовали меня. Вы не лучше мистера Баклза, или дяди, или леди Харриет.
— Не говорите так, Люси. Я не рассказывала вам того, что вы не готовы были услышать, но всегда в ваших же интересах. В этом отношении я была честна. Собирать листы было предначертано вам судьбой. Вашим долгом было сражаться в этой войне на моей стороне. Я всегда вам это говорила, но не стану просить вас о большем. Я не хочу вас обманывать, я хочу сражаться ради вашего блага. Если вы отдадите мне страницы и позволите сделать то, что следует сделать, я буду убивать, сотру леди Харриет и подобных ей в порошок. Я буду сражаться от имени тех, кто зарабатывает на жизнь руками, но не тех, кто присваивает этот труд и губит эти руки. Скажите, что я не права, Люси, что то, что я делаю, ошибочно. Это ваше право. Но если вы не можете этого сказать и не хотите сражаться со мной вместе, я вас не осуждаю. Только прошу отступить.
— Просить можете, — сказала миссис Эмет, — командовать не можете.
Мэри улыбнулась служанке:
— Вижу, я хорошо вас подготовила. Вы теперь служите Люси, как я этого хотела. Но вам, Люси, придется действовать решительно. Для сомнений у вас нет времени. Вы не можете сочувствовать леди Харриет. Не можете думать, как ее спасти, или надеяться, что она переменится. Вы должны набраться силы и убить ее.
Люси понимала, что Мэри права, но ей не нравились возможные последствия. В конце концов, на свете много ревенантов.
— Этим дело не кончится, так? Те, другие, странные мужчины и женщины, которых я видела в поместье, они такие же, как вы, да? Если их уничтожить, они исчезнут навсегда.
— Другого пути нет, — сказала Мэри. — Настал миг расплаты. Сейчас, Люси. Сегодня. Не будем прибегать к полумерам. Мы не только покончим с леди Харриет и будем питать себя надеждой, что между магией и машинами установится какое-то равновесие. Нет, мы уничтожим леди Харриет и ей подобных. Тех, кто был ее лизоблюдами, как это чудовище с его глупой улыбкой. — Она, конечно, имела в виду Байрона. — Он тоже умрет вместе с ними.
— А ты станешь новой владычицей? — спросил мистер Моррисон.
— Разве ты меня не знаешь? — сказала Мэри. — Да, я не такая, как прежде, не могу чувствовать, как раньше, но неужели ты в самом деле думаешь, что мне нужна только власть? Я лишь хочу жить в мире, в котором стоит жить. Как только работа будет сделана, я уйду в небытие.
— Тем не менее вы с удовольствием пользовались своей властью, разве нет? — спросил Байрон из другого конца зала. — Кто-то послал меня предупредить маленькую Люси, чтобы она не выходила замуж. Кто-то сделал так, что я поверил, будто испытываю к ней чувства. Нежность, с которой я к ней относился, мне несвойственна.
Люси посмотрела на Мэри:
— Это правда? Вы меня таким образом использовали?
Мэри опустила глаза:
— Я использовала не вас, а Байрона, и не жалею об этом. Я послала его к вам, потому что это вам надо менять свой мир. Я презираю Байрона, но знала, что его внешность и бестактность подействуют на вас. Настоящей угрозы в этом для вас не было, Люси, и никакого любовного заклятия я на него не накладывала. Дело в вас самой, Люси. Магия — это ваше обаяние. Вам удалось извлечь на свет все лучшее, на что способно даже такое низкое существо.
Рассуждения Мэри были холодными и здравыми. Она играла на чувствах Люси, чтобы достичь нужной цели. Люси это страшно огорчило. Мэри поступила ужасно, но разве Люси не сделала то же самое по отношению к мистеру Моррисону?
Дело было совсем не в ущемленном самолюбии. Она потом подумает о том, что вызвало ее негодование.
— А Лудд, которого вы вызвали в этот мир? — спросила Люси. — Что ему нужно?
— Этот остров, — ответила Мэри. — Эта земля. Люди, которые ее населяют. Больше ничего. Ему не нужны ни власть, ни империя, ни господство над другими народами в отличие от ваших розенкрейцеров. Я не ошибаюсь, Джонас? Нам все равно, будет Англия слабее или сильнее других стран. Главное, чтобы люди в Англии были сыты и счастливы.
— «Немая книга» сильнее в руках человека, которому принадлежит, — сказала Люси. — Вы хотите, чтобы я подарила вам книгу, потому что сомневаетесь, что я сделаю то, что необходимо сделать?
— Хочу освободить вас от этого, — ответила Мэри.
— Меня не надо ни от чего освобождать, — сказала Люси. — Это моя миссия, и я ее выполню — надеюсь, с вашей помощью. А сейчас возьмем книгу и пойдем, пока это возможно.
— Подождите, — сказал мистер Моррисон. — Если у нее и вправду такие намеренья, зачем она наслала на нас чудовище?
— Какое чудовище? — спросила Мэри, прищурившись.
— Черепаху Байрона, — сказала Люси. — Она превратилась в чудовище и напала на нас.
Лицо Мэри помрачнело.
— Люси, ради бога, нужно уходить.
— В чем дело? — спросил мистер Моррисон.
— Если вы говорите правду, леди Харриет здесь.
* * *
Молниеносно дробовик оказался у Мэри в руках. Оружие в руках бледной неземной красавицы выглядело нелепо и неуместно.
Мистер Моррисон, поколебавшись немного, тоже взял в руки дробовик:
— Они здесь?
Мэри кивнула:
— Я их чувствую. У меня в ружье особый заряд, но леди Харриет он поразить не сможет. Она слишком сильна.
— Знаю, — сказал он. — После того как я убил ее мужа, она нашла способ, как обезопасить себя, но не других.
— Ты знаешь, против чего она не устоит? — спросила Мэри.
— Еще нет, — ответил он.
Мэри обернулась к Байрону:
— Почему она явилась сюда? Какие у вас дела с леди Харриет? Вы дали ей землю в аренду? Что-нибудь здесь ей принадлежит?
Люси поняла, в чем дело. В поместье леди Харриет заклятия Люси не работали, потому что против них действовала защита, которую мог выставить только законный владелец собственности. Таких прав на Ньюстед у нее не было, но если леди Харриет законным способом приобрела права на какую-то часть поместья, то эту часть можно было защитить.
— Да опустите вы свое ружье, Мэри, — сказал Байрон. — Оно вам не идет. Ну да, я отдал ей землю в аренду. Она хотела построить там фабрику по производству чулок. Что из этого?
Новая фабрика мистера Олсона. Круг замкнулся.
— А как же ваши речи в защиту луддитов в палате лордов? — спросила Люси.
— Да я особо в это не верил. Конечно, речи звучали злободневно, но политика — одно дело, а деньги — совсем другое, и, когда леди Харриет их предложила, мои и без того не очень теплые симпатии к луддитам совершенно охладели. В любом случае я был ее должником, а леди Харриет не их тех, кому отказывают.
— В контракте должно быть условие, которое дает ей право здесь распоряжаться, — сказал мистер Моррисон Люси. — Она сначала попытается заставить вас отдать ей страницы. Она захочет отобрать их у вас силой, ей надо ими завладеть. Люси, вы не должны их отдавать ей. Лучше уничтожить книгу, чем позволить завладеть ею.
Люси прижала саквояж со страницами к груди:
— Если уничтожим книгу, у нас не будет против нее оружия. Если я ее не одолею — не смогу вернуть племянницу. Мы должны уйти, мне нужно время, чтобы понять, чему меня может научить книга.
Мэри улыбнулась Люси:
— Восхищаюсь вашей храбростью, Люси, и рукоплещу вашим чувствам. Я покажу вам путь. Но нужно что-то делать с Байроном. Он представляет угрозу и к тому же непредсказуем.
Вторая часть высказывания тотчас подтвердилось, ибо, когда они огляделись по сторонам, Байрона нигде не было. Посоветовавшись, решили, что найти его, если он захотел спрятаться в собственном полуразрушенном доме, будет непросто. Более того, он не мог причинить им особого вреда и был для них бесполезен. Конечно, он мог побежать предупредить леди Харриет об их присутствии, но терять время на его поиски было бы слишком большим риском. Одним словом, было решено, что им следует покинуть поместье как можно скорее. Байроном можно будет заняться позднее, когда настанет более благоприятное время.
Люси протянула руку Мэри:
— Нас могут разъединить. Отдайте то, что мне принадлежит.
Мэри колебалась не более секунды, потом отдала страницы Люси. Они были тяжелыми, как железо, живыми, как бьющееся сердце, и полными энергии, как вспышка молнии. Люси их даже не рассматривала, только взглянула мельком, увидев знакомые образы мистера Блейка. Страницы обладали такой мощью, что Люси испугалась. Мощь росла, пока она держала страницы в руках, они звали к действию. Страницы требовали, чтобы она взглянула на них, поняла и расшифровала.
Она не хотела делать это сейчас. Новые знания только бы сбили ее с толку и отвлекли. У нее будет для этого время, когда она останется одна. Люси соединила страницы с остальными. Свернула их в трубочку и спрятала в один из потайных карманов в складках платья, где у нее хранились травы, заклятия и амулеты. Карманы стали тяжелыми, так как Люси не решалась выбросить старые и неиспользованные амулеты, приготовленные для предыдущих рискованных предприятий, ведь она не знала, что ей понадобится, чтобы выжить.
Мэри повела их через зал к главному входу. Там по-прежнему лежало тело ужасной черепахи, покрытое теперь невообразимо огромной тучей мух. Мух было так много, что, казалось, тело шевелилось и вибрировало. Люси замешкалась, почувствовав приступ тошноты, и в этот миг увидела, как кто-то движется в темноте, — четыре окутанные тенью фигуры, казавшиеся знакомыми. Миссис Эмет посветила фонарем, и Люси узнала ревенантов, которых видела в доме леди Харриет. Предводителем был седовласый мистер Уайтстон.
* * *
— Милочка, — сказал мистер Уайтстон, выступая вперед, — леди Харриет велела нам взять у вас книгу. Дайте ее мне, пожалуйста.
Мистер Моррисон и Мэри вскинули свои дробовики.
Мистер Уайтстон напряженно улыбнулся. Трое других ревенантов окинули их взглядом, потом посмотрели на мистера Уайтстона и опустили глаза. Они пребывали в оцепенении и, казалось, плохо понимали, что происходит. Люси поняла, что они так стары, что их ощущение самих себя изменилось. Они так долго находились в этом мире, что не считали себя частью его.
— Вы не можете причинить нам вред, — сказал мистер Уайтстон. — Нет смысла сопротивляться.
— Если мы не можем причинить вам вред, — сказал мистер Моррисон, — почему леди Харриет не пришла сама?
— Мы можем причинить вам вред и сделаем это, — сказала Мэри.
— Нет, — сказал мистер Уайтстон. — Не станете же вы использовать наши секреты против себе подобных. Хотя вы никогда и не испытывали желания к нам присоединиться, на крайности, мисс Крофорд, вы не пойдете.
Он сделал шаг вперед, вытянул руку и был готов выхватить оружие из рук Мэри. Она выстрелила. Воздух наполнился тяжелым запахом тухлых яиц, и мистер Уайтстон, шатаясь, отступил. У него в груди зияла огромная рана. Выстрелом дробью были задеты и другие ревенанты, но раны были не столь серьезными. Тем не менее все они истекали кровью.
— Странное дело, — сказал мистер Уайтстон, глядя на свою рану. — Она не затягивается.
Они зарядили ружья серой, ртутью и золотом, что позволяло дроби проникать и не давать ранам затягиваться. Мистер Уайтстон побледнел, он тоже это понял. Он пошатнулся и упал на колени. Он взглянул на Люси, будто это она выстрелила в него.
— И все, — сказал он, — это из-за вас. Вот еще один секрет. — Больше он ничего не сказал, упав лицом на холодный камень.
Трое оставшихся ревенантов переглянулись, посмотрели на тело, потом на мистера Моррисона и Мэри, которые перезаряжали ружья. Возможно, они были в ярости оттого, что один из них был убит, но Люси так не думала. Она чувствовала, что даже в эту минуту они хотели смерти, хотели покончить со своим существованием. Они существовали на земле столько веков, что забыли, кто они. Они подались вперед, и Мэри с мистером Моррисоном почти одновременно выстрелили. Мистер Моррисон отбросил разряженное ружье, взял в руки другое и выстрелил в движущуюся на него массу.
Люси и ее спутников окутал дым. Ни мистер Моррисон, ни Мэри не перезаряжали свои ружья. Люси поняла, что это было слишком сложно во время сражения. Она не знала, что они собираются делать, если не все ревенанты будут поражены, но, как только дым рассеялся, увидела, что ревенанты больше не представляют угрозы. Двое не шевелились, а одна женщина, с густыми белыми волосами, лежала на спине в покрытом кровью платье, и ее пальцы дрожали, как умирающие жуки. Смотреть на это было нестерпимо, но через несколько мгновений женщина замерла. Она застыла с невероятно широко раскрытыми глазами.
Люси взглянула на Мэри, ей хотелось видеть ее реакцию, ведь она убивала себе подобных, но Люси не увидела на ее лице ничего, кроме угрюмого удовлетворения.
— Перезарядим и продолжим, — сказала Мэри.
— Мэри… — начал мистер Моррисон.
— Ты ничего не понимаешь, поэтому не надо слов, — сказала она мягко. — Поэтому я здесь. Не для того, чтобы говорить, не для того, чтобы договариваться, и не для того, чтобы отступать. Я здесь, чтобы покончить с ними. Перезаряжайте. — Она бросила одно из своих ружей миссис Эмет, та легко его поймала одной рукой. — Вы ведь знаете, что делать?
— Конечно. Всегда знала, — сказала миссис Эмет.
Мэри улыбнулась:
— В случае, если потребуется защитить Люси от меня.
Миссис Эмет не выразила ни удовольствия, ни гордости:
— Я об этом не думала, но лучше быть готовой ко всему.
Минут через десять они были готовы к действию, зарядив ружья смесью из дроби, золотой пыли, серы и ртути. Люси была напугана, но полна решимости, и еще она испытывала странное чувство, что она здесь лишняя. Пусть книга и была у нее, но сейчас действовали мистер Моррисон и Мэри. Она же была просто человеком, которому требовалась защита. Они были одной командой. Ей было неприятно, что про нее забыли, и она с удивлением поняла, что ей важно произвести на них впечатление — на Мэри, конечно, но в первую очередь на мистера Моррисона. Ей хотелось, чтобы он ее оценил, хотелось быть полезной, как Мэри, но, несмотря на все, чему она научилась и что совершила, она по-прежнему была слабой, несведущей и беспомощной.
— Будут еще другие? — спросила Люси.
— Зависит от того, насколько они хотят умереть, — ответила Мэри.
Они вышли через главный вход. На ступенях по-прежнему сидел Боцман, собака-призрак. Пес потянул носом в сторону Мэри, отрывисто залаял, потом заскулил и убежал.
Они сделали всего несколько шагов, и Люси заметила, что экипажа, в котором они приехали, нет на месте.
— Очень хорошо, — сказал мистер Моррисон. — Похоже, мы попали в беду, но это не так. Во всяком случае, не совсем. Вот что мы с вами сделаем.
Ему не дали объяснить свой план, так как из леса внезапно появились люди. Их было не меньше дюжины, все вооруженные. Они наступали с ружьями наготове, как солдаты на поле боя. Это были не ревенанты, а обычные смертные люди.
— Мне они причинить вред не могут, — тихо сказала Мэри, — но я не смогу их всех разоружить до того, как они начнут стрелять. Слишком большой риск для вас и мистера Моррисона.
— Что делать? — спросила Люси.
— Вам, возможно, придется противостоять леди Харриет. Сегодня.
— Я не готова, — сказала Люси. Она была напугана и плохо соображала. Она не могла противостоять леди Харриет сейчас. — Я не знаю, что делать. Вы с мистером Моррисоном знаете, что делаете, а я нет.
— Вам придется подготовиться, — сказала Мэри. — Книга у вас. Не бойтесь. Используйте то, что она предлагает. Вспомните, что я вам говорила. Двенадцать страниц и двенадцать заклятий. Сила и удача. Не следует от них зависеть, но знайте, что страницы хотят, чтобы вы добились успеха.
— В самом деле, вы готовы, — сказал мистер Моррисон. — Вы знаете больше, чем вам кажется.
Она его почти не слышала. Мысли путались, горло сжимал страх. И еще нахлынуло какое-то незнакомое чувство. Какая-то теплая волна захлестнула ее, когда она почувствовала, что мистер Моррисон решительно взял ее за руку. Он улыбнулся, и Люси улыбнулась в ответ. Она будет готова. Ей придется.
Один человек из толпы вышел вперед, чтобы их разоружить. У мистера Моррисона отняли ружья и сумку, забрали ружья у Мэри и у миссис Эмет, но не обыскали их, только велели снять пелерины, дабы убедиться, что под теми не спрятано оружие. У Люси по-прежнему при себе были страницы книги и многое другое, укрытое в потайных карманах в складках платья. Люси не была уверена, что ей удастся применить все это, но чувствовала себя спокойнее, зная, что у нее кое-что есть в запасе.
Половина мужчин двигалась позади них, двое впереди и по двое с обеих сторон. Шли по дорожке, огибающей поместье с задней стороны. Люси жалась к Мэри, мистер Моррисон шел сзади, за ним следовала миссис Эмет, которая что-то тихо бормотала себе под нос.
Мужчины вели их по узкой тропинке, которая пересекала густой лес. Сквозь деревья вдали мелькнули огни, и Люси подумала, что они подходят к какому-то поселению. Вскоре Люси услышала повторяющийся нестройный стук. Она уже где-то слышала этот звук. Она не сразу поняла, что это стук чулочных станков. Они подходили к только что построенной фабрике, приземистому деревянному сооружению. Несмотря на поздний час, фабрика работала на полную мощность.
Тропинка резко повернула, огибая большое древнее строение, которое загораживало вид, но, выйдя на поляну, они увидели фабрику. Она превосходила старую фабрику мистера Олсона почти вдвое. Хотя окон было немного, свет, который из них лился, производил впечатление, будто в здании пожар. Фабрику охраняли. Здесь могли отразить нападение луддитов. Вооруженные люди патрулировали территорию. Была даже сторожевая башня с охранником, вооруженным винтовкой. Охранники не выразили тревоги при их появлении. У входа дородный мужчина с многодневной щетиной на лице радостно ухмыльнулся.
— Поймали?
— Похоже на то, — сказал один из вооруженных мужчин.
— Нам сказали, будут три женщины.
Люси огляделась, недоумевая, что он имеет в виду, и увидела рядом с собой Софи Хаят. Как давно она была с ними и как ей удалось к ним присоединиться не замеченной вооруженными людьми? Люси обернулась к девушке:
— Что вы здесь делаете, Софи? Здесь небезопасно.
Та пожала плечами. По понятным только ей причинам она не хотела ничего писать на доске.
Эти люди вряд ли позволят Софи уйти, но Люси все равно хотела попытаться что-нибудь сделать.
Она не могла просто отвечать на обстоятельства, которые ставила перед ними леди Харриет. Ей нужно иметь свой план, сформировать стратегию, предугадать действия врага. Пока вооруженные мужчины переговаривались между собой, Люси отвела глухую девушку в сторону. Другие наблюдали за тем, как девушка что-то пишет на доске. Люси кивнула, и Софи стерла написанное ладонью. Люси не хотела рисковать, тем не менее приняла тяжелое, но единственно правильное решение. Она подвергала риску себя, Софи и, что хуже всего, Эмили, но упустить возможность означало бы обречь их всех.
— Вы меня не предадите? — спросила Люси.
Софи покачала головой. «Никогда», — написала она на дощечке.
Хотелось бы, чтобы так и было. Люси могла лишь молиться об этом.
Наконец охранники открыли ворота, и вооруженные мужчины жестом велели им войти. Сами они остались снаружи. Люси вошла внутрь и увидела ту же картину, что и на старой фабрике мистера Олсона, только помещение лучше освещалось для работы в ночное время и намного превосходило фабрику по величине. Ряд за рядом, за вязальными станками сидели женщины, дети и старики. В проходах прохаживались надсмотрщики с дубинками наготове. Грохот от работающих станков, выплевывающих готовые чулки, стоял почти оглушающий. Время от времени он нарушался ударом дубинки или криком рабочего, которого ударили.
К ним навстречу вышел мистер Олсон. Он опирался на трость. Было видно, что под брюками одна нога забинтована. Лицо красное, глаза запали, под глазами темные круги. Но несмотря на все это, выражение лица довольное, почти по-детски радостное. Люси никогда не видела его таким счастливым, и это показалось ей плохим знаком.
— А, мисс Деррик, — сказал мистер Олсон и помахал рукой вместо поклона. — Наконец-то встретились. Мне сказали, мистер Баклз уже тоже в пути.
Люси фыркнула:
— Вы ведь не думаете, что можете жениться на мне против моей воли.
— Боюсь, мы упустили возможность, — сказал он. — Теперь все в руках леди Харриет. Она хочет, чтобы вы с ней встретились в ее покоях. Следуйте за мной, но, боюсь, быстро идти у меня не получится. Я не такой подвижный, как раньше. — В его последних словах не было горечи. Более того, он даже отрывисто засмеялся.
— Нам и здесь хорошо, — сказал мистер Моррисон. — Возможно, я слегка преувеличиваю, сказав «хорошо», но, учитывая сложившиеся обстоятельства, можно сказать, нам здесь вполне удобно. Если леди Харриет хочет поговорить с нами, пусть придет сюда сама.
— Простите, сэр, — сказал мистер Олсон, тяжело опираясь на трость. — Вы были грубы со мной в прошлом, и меня огорчает, что вы продолжаете эту порочную традицию.
— Можете называть это грубостью, но я настроен решительно. А теперь пойдите и приведите ее сюда. Мы терпеливо ждем.
— Здесь слишком шумно, — сказал мистер Олсон. — Шум может причинить вред ушам леди Харриет. Она снизошла до того, чтобы поговорить с вами, а вы отвергаете ее великодушие.
В его тоне слышалось что-то знакомое. Не сразу, но Люси поняла, что он ведет себя и разговаривает, как мистер Баклз. Может быть, леди Харриет околдовала мистера Олсона так же, как мистера Баклза?
— Не сомневаюсь, что здание хорошо охраняется, — сказал мистер Моррисон, — но ее комната защищена особо. Нам это не подходит. Что касается шума, отошлите рабочих по домам, если она не возражает.
Добродушие тотчас испарилось с лица мистера Олсона.
— Да вы хоть представляете, сколько стоит ночная смена?
— Нет, не представляю, — ответил мистер Моррисон. — Меня это не интересует. Но я представляю, что для вас значит покровительство леди Харриет.
Мистер Олсон пристально на него посмотрел и удалился, хромая, в дальний конец фабрики. Вскоре надсмотрщики достали свистки и начали резко свистеть. Рабочие с удивлением оглядывались по сторонам, но побросали чулки и стали покидать здание. Через четверть часа фабрика опустела, и они впятером остались одни в похожем на пещеру зале. В тишине, без рабочих, помещение казалось еще больше. Надсмотрщики тоже ушли, и Люси подумала, что в их присутствии ей было бы спокойнее. Они могли бы сдерживать леди Харриет.
— Что теперь? — спросила Люси.
— Она придет, — сказала Мэри. — Спешить некуда.
— Я с ней уже встречалась, — сказала Люси, собирая все свое мужество.
Она вспомнила, как леди Харриет швырнула Байрона и как он летел через зал, словно ненужная подушка. Что можно сделать, чтобы остановить ее?
— Вы не имели с ней дела, когда она в отчаянье, — сказала Мэри. — Она пойдет на все, чтобы получить книгу. Вы должны это знать. Она захочет, чтобы вы подарили ей страницы. Люси, еще не поздно, отдайте их мне. Я могу защитить их лучше, чем вы.
— Не приставайте вы к ней с этими проклятыми страницами! — вдруг резко выкрикнула миссис Эмет.
Все повернулись к ней в удивлении. Люси никогда не слышала, чтобы та говорила подобным тоном. Люси, как и всем остальным, казалось, что эта странная кроткая женщина, с волосами, постоянно падавшими ей на глаза, была не способна на такую горячность.
Мэри попятилась, будто ее ударили:
— Я только хочу помочь.
— Я знаю, — сказала миссис Эмет. — Вы хотите взять ношу на себя, но не можете. С самого начала было известно, что это должна сделать мисс Деррик. Вы должны смириться с этим. Вы сопротивляетесь, потому что любите ее, но вы не должны дать ей в себе усомниться.
Хлопнула дверь, и послышались шаги. Из-за станков было не видно, кто идет, и они не сговариваясь решили не двигаться с места. Вскоре появилась леди Харриет в сопровождении миссис Квинс и мистера Баклза. Выходит, миссис Квинс все это время была на службе у леди Харриет. Ничего удивительного. Все вполне логично. Люси охватило негодование, но тут ее внимание привлекло нечто другое. Мистер Баклз держал на руках ребенка, и Люси сразу поняла, что это Эмили. Настоящая Эмили, маленькая и розовая, безмятежно спала на руках у своего отца, который был готов принести ее в жертву в угоду своей госпоже. Малышка выглядела спокойной и здоровой и не догадывалась, что ей грозит. Леди Харриет предложит обменять жизнь Эмили на книгу. Люси в этом не сомневалась, но не знала, хватит ли ей сил, чтобы противостоять ей. Тем не менее ей придется. Ради спасения Эмили, ради спасения всех остальных.
Первым порывом было броситься вперед и выхватить ребенка. У Люси зашумело в ушах и перед глазами поплыли черные точки. Она хотела защитить девочку от ее отца и леди Харриет, но знала, что таким образом ничего не добьется. Если пытаться отнять Эмили силой, можно ей только навредить. Она защитит племянницу, но для этого нужно действовать с умом. Леди Харриет попытается заставить ее выбирать между ребенком и книгой, но Люси не может позволить себе такой выбор. Она оправдает возложенные на нее надежды и найдет способ получить и то и другое.
Люси взглянула на мистера Моррисона. Он еле заметно кивнул. Казалось, он угадал ход ее мыслей и согласился с ней. Не спешить. Не делать ничего, что могло бы подвергнуть ребенка опасности. Выждать.
Мэри не была столь же спокойна:
— Боже правый! Она нашла Эмили. Неужели это возможно?
Внимание Люси было всецело поглощено племянницей, и она лишь мельком взглянула на мистера Баклза. Теперь она заметила, как сильно тот изменился. Кожа была не такой землистой, как прежде. Волосы посветлели, а глаза стали пронзительно-синими. С лица исчезло глупое выражение. Он смотрел на Люси, и в его глазах была холодная жестокость. Он стал не тем, кем был. Мистер Баклз умер и вернулся. Он был теперь ревенантом, а это означало, что никто из них, даже Мэри, не мог отнять ребенка силой, ибо ни один из них не обладал такой скоростью и мощью, как он.
Леди Харриет и ее свита остановились в десяти футах от них.
— Ну вот, — сказала она, — все решится сегодня.
— Леди Харриет, — сказал мистер Моррисон, — хорошо выглядите. Нет, неправда. Совсем не хорошо. Ужасно. Я хотел сказать, вы ужасно выглядите. Просто ужасно. Как подогретый труп, если можно так выразиться.
— Замолчите, Моррисон, — сказала леди Харриет. — Вы и ваши друзья меня ненавидите. Не думайте, что я оставлю вас в живых.
— Откуда такая самоуверенность? Думаете, я оставлю в живых вас? — парировал мистер Моррисон.
— Ваш дробовик меня бы не взял. Вы это знаете. Я сделала так, что предводитель ревенантов обладает особой силой, и ваши элементы на него не действуют.
Мистер Моррисон почесал затылок, будто он в самом деле был растерян:
— Что-то припоминаю на этот счет. Помнится, говорили, что вашего покойного мужа убить невозможно, но мне это удалось. Может быть, вы не знали, что это сделал я?
Люси показалось, что леди Харриет не знала, что мистер Моррисон был повинен в уничтожении ее любимого сэра Реджинальда. Услышав новость, леди Харриет заморгала, потом взглянула на мистера Баклза:
— Покажите-ка им, что их ждет.
Мистер Баклз сорвался с места, в одно мгновение преодолел расстояние в десять футов с невообразимой быстротой и оказался рядом с миссис Эмет. Теперь миссис Квинс держала Эмили на руках, а мистер Баклз со злой усмешкой ухватил служанку за волосы, зажав их в левой руке, и поднял высоко над землей. Миссис Эмет вытаращила глаза и открыла рот, но не смогла проронить ни звука. Она болтала ногами и била руками по воздуху, как человек, который тонет. Люси впервые увидела лоб миссис Эмет и поняла, почему та носила чепец, надвинув его так низко. Над ее тонкими бровями, по-видимому густой черной золой, были выведены три еврейские буквы. Люси силилась вспомнить все, что она знала из древнееврейского, и, когда прочитала буквы справа налево, у нее вышло слово «эмет».
Что-то знакомое, но что, она не могла припомнить. И вдруг ее осенило. Люси вспомнила историю из древнееврейского фольклора о големе. Она прочла ее в одной из книг, которые ей оставила Мэри. Легенда рассказывала, что древнееврейские маги создали человека из глины. У него на лбу было написано слово «эмет», что означало «правда». Чтобы уничтожить голема, надо было стереть первую букву, тогда получалось слово «мет», что означало «мертвый».
Мистер Баклз улыбнулся, будто обрадовался, что Люси наконец все поняла. Он поднял свободную руку и занес ее над первой буквой.
— Не надо, — сказала Люси.
— Это существо, лишенное рассудка, — сказала леди Харриет. — У него нет души. Мерзость какая-то, но знаю, вам оно дорого, поэтому даю вам возможность его спасти. Отдайте мне книгу, или я велю мистеру Баклзу уничтожить это существо.
Глаза миссис Эмет сделались еще больше.
— Я не дам использовать себя как орудие против мисс Деррик. Я этого не позволю. Жертву, которую я приношу, я приношу ради нее. — Она рывком отвела руку мистера Баклза и стерла первую букву со своего лба одним махом.
Все случилось в мгновение ока. Мистер Баклз сжимал в руке пустоту. К его ногам упал комок из мокрой глины и одежды. Шмякнулся о землю тяжело и противно. Миссис Эмет перестала существовать.
Люси охватила непередаваемая печаль. Она почувствовала, как Мэри взяла ее руку и сильно стиснула, как будто только прикосновение холодной руки друга было способно не дать ей лишиться чувств. Она стояла, как человек, в которого ударила молния и электричество пронизало его тело, а потом все прошло. Ей стало легче, печаль не исчезла, но отступила. Ее место занял гнев.
Это было всепоглощающее чувство, но, кроме этого, Люси ощутила что-то еще. Она почувствовала себя полной жизни, сильной, наполненной новой бурлящей энергией. Слова миссис Эмет. Она знала об этом. Она принесла себя в жертву, а Люси приобрела нечто новое. Она не знала что, но это нечто было сильным и рвалось в бой.
Мистер Баклз улыбнулся — вышло нечто, скорее походившее на волчий оскал, — и занял место подле леди Харриет. Он бесцеремонно положил руку ей на плечо. Жест поражал своей откровенностью.
— Удивительно, — сказала миссис Квинс. — Я однажды пыталась такое сделать. Еврейская магия всегда казалась слишком хитрой для такой честной англичанки, как я сама.
— Я тебя научу, — сказала леди Харриет. — Это нетрудно даже для такой тупицы, как ты, Квинс. Несмотря на все уловки Мэри, даже самые умные трюки можно разгадать, как мы с вами убедились. А ребенок? Очередной трюк. Уродливый результат копуляции и размножения. Меня тошнит от этого.
— Он омерзителен, а делать его было еще омерзительнее, — сказал мистер Баклз.
— Бог мой, — воскликнула Люси, — я ненавижу вас за то, что вы осмелились дотронуться до моей сестры!
— Не будьте ханжой, — сказала леди Харриет. — Вы были так привязаны к безжизненному куску глины, что для вас значат чувства к сестре или к этому убогому ребенку? Вы отдадите сердце любому, кто к вам неравнодушен. Это ваше слабое место, как вы знаете. Сострадание.
Люси обуял приступ сильного гнева. Она встречала людей мелких и ограниченных, эгоистичных и подлых, но никогда еще не сталкивалась со злом как таковым. Если что-то и останавливало ее в желании уничтожить леди Харриет, то теперь преграды исчезли. Она сделает то, что должна сделать.
— Мое сострадание не распространяется на вас, — сказала Люси.
— Я вас не боюсь, — ответила леди Харриет. — Да и как это возможно, когда вы столь непостоянны в своих привязанностях. Вот что будет дальше. Вы отдадите мне страницы «Немой книги», а я верну вам вашу племянницу. Если вы этого не сделаете, я заставлю вас смотреть на то, как мистер Баклз ее убьет. Все ваши заклятия будут бессильны, девочка. Это здание, как и мой дом, под особой защитой. Можете отдать мне страницы в обмен, или я отберу их силой, а вам это вряд ли понравится.
Люси случалось ломать защиты раньше, но она сомневалась, что у нее получится и в этот раз.
— Как я могу быть уверена, что вы отдадите мне Эмили?
— Мне-то она зачем нужна? — спросила леди Харриет. — Она представляла интерес только потому, что была дорога вам. Но насчет угроз не сомневайтесь. Мистер Баклз, возьмите ребенка и приготовьтесь его задушить, когда я скажу.
Баклз взял ребенка у миссис Квинс. Он держал девочку, положив на согнутую руку, но в нем не было ни капли нежности. С таким же успехом он мог бы держать полено.
— Не верьте ей, — сказал мистер Моррисон Люси. — Не соглашайтесь на ее условия.
— Похоже, у меня нет выбора, — ответила она и снова повернулась к леди Харриет. — Что вы собираетесь делать со страницами, помимо уничтожения Лудда?
— Это мое дело, вас это не касается.
Люси стояла какое-то время совершенно неподвижно, даже не моргала. Потом пошарила в складках платья и извлекла свернутые в трубочку страницы. Нерешительно она протянула их леди Харриет, которая шагнула вперед и выхватила их из рук Люси с таким видом, будто на месте Люси был готовый напасть змей.
— Нет! — в один голос воскликнули Мэри и мистер Моррисон, но было слишком поздно. Страницы были у леди Харриет.
Леди Харриет вернулась к своей свите и стала рассматривать страницы.
— Они удивительные, — сказала она, листая их. Ее грудь вздымалась, щеки порозовели. — Вы мне их отдаете? Они мои?
— Люси… — предостерегла Мэри.
— Да, я отдаю их вам, — сказала Люси. — Они ваши столько, сколько пожелаете. Отдайте теперь мою племянницу.
Леди Харриет только улыбнулась:
— Вряд ли я ее вам отдам.
— Зачем она вам? — спросила Люси срывающимся голосом. — Вы сказали, она вам не нужна.
— Пусть будет у меня в отместку, — сказала леди Харриет. — Может, из-за вашего друга мистера Моррисона — у меня перед ним должок за сэра Реджинальда. Может, из-за вас самой — я вас ненавижу. Может, я хочу наказать вас за то, что вы встали у меня на пути. Может, хочу посмеяться над вами, потому что вы сделали глупость, поверив мне. То, что листы у меня, доставляет мне столько же удовольствия, сколько вам боли. Это позволяет мне показать вам, как плохо вы разыграли карты. Я получила все, вы — ничего. С помощью этой книги я могу уничтожить вас всех, и вы бессильны что-либо сделать. Вы совершили непростительную ошибку.
Люси улыбнулась. Она не считала себя мстительным человеком или человеком, которому доставляли удовольствие страдания других, но только не сейчас. Леди Харриет окончательно сбросила маску и показала свое истинное лицо — воплощение безграничного зла. Она считала себя выше всех, но она не была выше Люси Деррик.
— Я бы на самом деле совершила непростительную ошибку, — сказала Люси, — если бы отдала вам настоящие страницы.
Леди Харриет снова поспешно пролистала их:
— Вы лжете. Я видела поддельные страницы, эти не такие, они написаны одной рукой.
— Мне их дал художник, который нарисовал настоящие, — сказала Люси. — Прощальный подарок очень мудрого человека. Думаю, мистер Моррисон назвал бы это ловкостью рук.
Она краешком глаза взглянула на мистера Моррисона, который смотрел на нее с нескрываемым восхищением. Скорее всего, если бы у нее было время об этом подумать, она бы поняла, что это доставляет ей удовольствие.
Леди Харриет тщательно просмотрела страницы. Потом обнюхала их, как собака, потом потерла о лицо. До нее дошло, что Люси говорит правду, и она с отвращением швырнула гравюры мистера Блейка на пол.
— Очень умно, — сказала леди Харриет. — Но угрозы остаются в силе. Отец приносит в жертву ребенка ради меня — такая жертва даст мне силу вынудить вас подарить мне книгу. Баклз, убей ребенка.
— Он не сделает этого! — крикнула Мэри. — Люси, приготовьтесь взять ребенка.
Люси обернулась и увидела, что, пока все смотрели на Эмили, Мэри нарисовала на полу вокруг себя круг. Он блестел и сверкал в полутьме. Люси сразу догадалась, что круг сделан золотом.
Она взглянула на мистера Баклза и увидела, что тот оторопел от ужаса. Ребенок был по-прежнему у него на руках, но, казалось, он совершенно забыл о нем и не предпринимал никаких попыток причинить ему вред. Просто растерянно смотрел.
— Нет, — сказала Люси сдавленным голосом. Она вспомнила историю, которую рассказывала ей Мэри, и знала, что означает этот круг. — Должен быть другой выход.
Мэри покачала головой:
— Нет, дорогая моя Люси. Выход только один.
Леди Харриет не сводила глаз с мистера Баклза и, вероятно, не заметила круга на полу.
— Баклз, почему младенец до сих пор жив? Принеси его мне в жертву.
— Посмотрите на эту Крофорд! — резко сказал он. — Она круг нарисовала.
— Не несите чепухи, — сказала леди Харриет. — Заклятия здесь не действуют.
— Только не волшебный круг, — почти шепотом произнес Баклз. — Один из наших кругов.
— Это не простое заклятие, — сказала Мэри. — Вам это хорошо известно. Это энергия самой вселенной, и бороться с ней с помощью защит так же бесполезно, как бороться с ветром с помощью корзины.
Леди Харриет повернулась к Мэри и, увидев тонкую золотую линию на полу, сжала челюсти, то ли с вызовом, то ли с презрением.
— Вы не станете жертвовать собой ради этого ребенка.
— Я не могу вам позволить завладеть книгой. Если она будет вашей, наступит эра машин, и ничто не сможет ее остановить.
— Не делайте этого, — сказал Баклз с круглыми от ужаса глазами. Он понял, что сделала Мэри и что это означает. — Я не причиню ребенку вреда. Квинс, держите его.
Миссис Квинс отпрянула. Она не хотела даже дотрагиваться до младенца. В отчаянье мистер Баклз бросился вперед и передал свою дочь Люси:
— Возьмите! Возьмите ее. Видите, я ничего ей не сделал. Остановите свою подругу.
— Болван! — крикнула леди Харриет.
— Спрячьтесь за мою спину! — скомандовал мистер Моррисон.
Люси спряталась за спину мистера Моррисона. Эмили сладко спала, целая и невредимая. Ее племянница. Она прижала малышку к груди, ощутив тепло ее тельца. Малышка ровно дышала, и от нее сладко пахло молоком. Без сомнения, Люси держала на руках свою племянницу. Наконец-то она была в безопасности.
Леди Харриет шагнула вперед и в ярости сжала кулаки. Лицо ее стало красным.
— Сделайте же что-нибудь! — набросилась она на миссис Квинс.
— Не знаю я, что делать! — крикнула миссис Квинс.
Мистер Баклз был в панике:
— Она не остановилась. Почему она не остановилась? Я ведь вернул ребенка. Остановите же ее.
Мэри подняла голову. У нее были влажные глаза. Дрожащими руками она посыпала серой золотую линию круга, но на губах была улыбка.
— Я не позволю вам жить потому, что вы хотите уничтожить все, что любит Люси. Вы были готовы задушить собственную дочь в угоду вашей хозяйке. Я уже это сделала. Вы сами не видите? Я заключила себя в круг. Обратного хода нет.
— Умоляю, — сказал мистер Баклз. — Мисс Деррик, ребенок у вас. Попросите, чтобы она меня пощадила.
— Мэри, — тихо сказала Люси, понимая, что задумала ее подруга, — вы можете остановиться?
— Не могу. Слишком поздно.
Люси еще крепче прижала к груди племянницу, будто это могло ей помочь обрести устойчивость, когда мир вокруг нее закружился в вихре.
— Мэри, не делайте этого. Эмили у меня. Страницы у меня. С вашей помощью мы можем спастись. Одолеем леди Харриет в другой раз.
— Ничего вернуть нельзя, — сказала Мэри. — Золото и сера рассыпаны. Я принесла себя в жертву. Как и миссис Эмет, я сделала это ради вас.
Мистер Моррисон повернулся к ней:
— Мэри, не делай этого.
— Прости, Джонас, что тебе придется это видеть, — сказала она. — Я старалась тебя полюбить или, скорее, вспомнить, как тебя любила, но мое сердце умерло вместе с телом. Но все равно я испытываю к тебе сочувствие. Прошу тебя, забудь прошлое. Люси, вы были моим другом. Я вас любила и эту жертву приношу ради вас.
— Мэри, пожалуйста, — сказала Люси, — не надо.
Мэри улыбнулась ей:
— Лучше перестать существовать, чем стать как они. — Она посмотрела на леди Харриет и Баклза. — Пройдет время, и я забуду, кем была, и меня будут интересовать лишь собственные удовольствия. Пройдет время, и я, как она, захочу убить младенца ради какой-то стратегической цели или просто чтобы пощекотать себе нервы, уничтожить мир, чтобы удовлетворить свои потребности. Пройдет время, и я превращусь в одного из этих призраков, которые следуют за ней как стадо, существуют, но не живут. Если я закончу свое существование актом любви, то уйду в небытие как отражение себя прежней и настоящей. Живи я вечно, стала бы извращением той, какой когда-то была. — Она достала пузырек с ртутью и начала разбрызгивать ее вокруг себя. — Спасибо, Люси, — сказала она.
А потом ее не стало.
Ее уход не сопровождался ни вспышкой, ни вскриком. Она просто исчезла, будто растворилась в воздухе. Исчез и мистер Баклз. В комнате его больше не было. Леди Харриет стояла в оцепенении, лишившись дара речи.
Люси положила ребенка позади мистера Моррисона. Ей нужны были свободные руки. Она порылась в кармане, спрятанном в складках платья, и на ощупь нашла нужное ей заклятие. Люси рывком бросилась к леди Харриет. Пусть ей уготована смерть, но она не позволит, чтобы кто-то еще умер ради нее. Достаточно принесено жертв, Люси лучше умрет сама, но не допустит, чтобы жертвы, которые принесли миссис Эмет и Мэри, оказались напрасными.
С заклятием в руке она подбежала к леди Харриет и засунула его в глубокие складки черного платья ревенанта. Это было заклятие уязвимости, которое Люси изготовила в доме леди Харриет, после того как увидела, как та швырнула Байрона через весь зал. Предполагалось, что из-за зашиты оно не будет действовать, но Люси вспомнила слова Мэри, когда та впервые рассказала ей о «Немой книге». Самые большие жертвы могут сломить самую мощную защиту, сказала она тогда, а самые большие жертвы — это те, что принесли друзья из любви. Двое из друзей Люси добровольно ушли в небытие из любви к ней.
Леди Харриет упала навзничь. Люси увидела удивление на ее лице, когда они обе оказались на полу фабрики. Леди Харриет попыталась подняться, оттолкнуть Люси, но руки ослабли. Люси увидела в ее глазах панику.
Удерживая леди Харриет весом своего тела и одной рукой, Люси извлекла на свет крошечные пузырьки с золотом, серой и ртутью. Зажав их костяшками пальцев, она зубами вынула пробки. Сжав все три пузырька в кулаке, она бросила гневный взгляд на леди Харриет.
— Надо быть круглой дурой, чтобы не знать, что я неуязвима, — сказала та.
— Я знаю, — ответила Люси.
— Что ты тогда собираешься делать с этими элементами?
— Собираюсь заставить вас съесть их.
Свободной рукой она сжала челюсть леди Харриет и раскрыла ей рот, как это делают с животными. Потом отправила туда содержимое всех трех пузырьков. Люси поменяла руки и теперь удерживала голову леди Харриет другой рукой. Глаза ревенанта округлились. Тело обвисло, руки бессильно молотили воздух. Может, она и была невосприимчива к элементам, но они явно были ей неприятны. У нее начались позывы к рвоте.
Возможно, все ее усилия ничем не увенчаются. Возможно, жертвы ее друзей напрасны, но то, что Люси задумала, казалось выполнимым. Она могла добиться успеха и поэтому намеревалась сделать это во что бы то ни стало. К этому призывали страницы. Двенадцать страниц и двенадцать заклятий. Само по себе это мало что значило, но, учитывая все, что Люси знала и сделала, учитывая все, что сделали Мэри и миссис Эмет, возможно, эти двенадцать заклятий означали все.
— Мистер Моррисон, — позвала Люси, — поскольку нас обезоружили, найдите мне нож, пожалуйста, и поскорее.
Мистер Моррисон достал нож из внутреннего кармана и протянул его Люси.
— Ловкость рук, — сказал он. — Но что вы собираетесь сделать, Люси? Действие принесенных жертв должно скоро закончиться, а элементы хоть и могут вывести ее из строя, но не убьют.
— Тогда займемся этим, — сказала Люси.
Она взяла нож и начала что-то чертить на лбу леди Харриет. Ей нужно было действовать быстро, поскольку она знала, что раны у ревенантов заживают с поразительной скоростью. Но Люси верила, что успеет все сделать вовремя. Она едва отдавала себе отчет, что совершает насилие над этой женщиной, режет ее плоть, полностью сосредоточившись на том, что делала, — на необходимости этого дикого, варварского акта. Сначала она вырезала квадрат довольно правильной формы, затем внутри его круг. Леди Харриет сопротивлялась, понимая значение символов. Она собрала все свои силы, чтобы сбросить Люси. Люси почувствовала, что сил у леди Харриет прибавилось. Возможно, это объяснялось желанием спасти свою жизнь, возможно, сила жертвы начала истощаться. В любом случае Люси почти закончила. Она вырезала на лбу ревенанта тот же символ, что подбросила мистеру Гилли, который так боялся простудиться. Заклятие, которое делало жертву восприимчивой к тому, чего она боялась больше всего.
Одним быстрым движением Люси вырезала крест внутри треугольника и произнесла имя леди Харриет. Люси не знала, как она поймет, что заклятие подействовало, но долго ждать не пришлось, так как леди Харриет пропала, исчезла без всякого следа. Люси склонилась над пустым местом с ножом в руке. Даже на кончике ножа не осталось ни следа крови.
* * *
Люси поднялась на ноги и выпустила нож из рук. Он взяла с полу Эмили и прижала ребенка к груди. Она сумела. Сделала все, что требовалось. Спасла племянницу, спасла книгу и уничтожила самое сильное и опасное существо, которое когда-либо ходило по земле. Но это стоило ей миссис Эмет и Мэри, и Люси не могла радоваться тому, что совершила. Она не испытывала облегчения.
Люси хотелось плакать. Оплакивать подругу, себя и свою судьбу. Но она сдерживалась. Плакать она будет позже.
— Мы победили? — спросила она у мистера Моррисона. — Или еще надо что-то сделать?
Мистер Моррисон не сводил глаз с места, где стояла Мэри, с опустевшего круга.
— Нет, вы все сделали, — сказал он.
Люси прижала к себе ребенка еще крепче. Как она похожа на Марту и свою тезку, Эмили. От мистера Баклза в ребенке не было ничего, или ей хотелось так думать. Но главное, ребенок был спасен. Люси держала на руках сладко спавшего младенца. Борьба окончена. Мистер Моррисон так сказал.
Она повернулась к нему, собираясь произнести слова утешения, дать ему знать, что он не одинок в своем горе. Она не успела ничего сказать — из его груди хлынула кровь.
* * *
В помещение вошел лорд Байрон. Он отбросил в сторону еще дымящийся пистолет. В другой руке он держал фонарь. Освободившейся рукой он вынул из кармана еще один пистолет:
— Это на всякий случай, дабы вы поняли, что я не шучу. Я его всегда терпеть не мог. Теперь, Люси, вы отдадите мне книгу и ребенка. Ребенка я вам верну. Это всего лишь средство выбраться отсюда. Вы не станете пользоваться черной магией, пока ребенок со мной. Когда окажусь в безопасном месте, я его вам пришлю.
Прижимая Эмили к груди, Люси склонилась над мистером Моррисоном. Он дышал, но дыхание было слабым и изо рта текла кровь. Она могла бы помочь ему с помощью магии, но не на фабрике, где повсюду была защита.
— У вас мало времени, — сказал Байрон и бросил фонарь на груду готовых чулок; они тотчас загорелись, пламя охватывало один вязальный станок за другим. — Отдайте мне страницы, Люси. И ребенка. Если не сделаете этого, я застрелю вас и возьму страницы сам. Что тогда будет с вашей племянницей?
Здание сгорит минут через десять, но мистер Моррисон столько не продержится. Настал решающий миг. Она отчетливо это поняла. Несколько недель она носила при себе листок бумаги, — так велела миссис Эмет. Миссис Эмет знала, что этот миг настанет. Дрожащими руками Люси открыла свой мешочек. То, что она собиралась сделать, шло наперекор всему, во что она верила, но она не могла дать мистеру Моррисону умереть, тем более теперь, когда она поняла, что любит его.
Люси достала листок. На нем был магический круг, который она когда-то изготовила. Миссис Эмет не дала им воспользоваться, сказав, что в нем была ошибка. Так она бы вызвала демона, который напал бы на самого самонадеянного человека в комнате. Таким человеком сейчас здесь был Байрон. В этом не могло быть сомнения.
Люси положила поудобнее спящего у нее на руках ребенка, зажав листок с магическим кругом между пальцами. Вонзила ноготь большого пальца в указательный палец, пока не выступила кровь, и оросила круг кровью.
— Что вы делаете? — спросил Байрон. — Ваши заклятия здесь бессильны.
— Это давнее заклятие, — сказала Люси. — Я его просто пробудила.
Все произошло молниеносно. Налетел шквал ветра, темного и наводящего ужас своей бесформенностью и пустотой. Это нечто не имело формы, но в то же время у него было лицо, глаза и зубы. Подобное существо она видела, когда несколько месяцев назад снимала с Байрона заклятие, но это было еще темнее, еще бесформеннее и еще страшнее. Оно было невидимым, но заслоняло собой весь свет. Это был сам ужас, и Люси содрогнулась, представив, откуда это существо могло явиться.
Она отпрянула, не забывая крепко держать ребенка. Ей нужно собраться, иначе она позабудет и о ребенке, и о себе и просто лишится рассудка. Она выпустила на свободу это существо, и оставалось только надеяться, что оно не уничтожит ее.
Ужасный, бесформенный темный демон поднял Байрона в воздух и с силой швырнул его. Тот ударился о стену и упал на пол. Тело билось в судорогах, изо рта хлынула кровь. Потом он застыл, глаза были широко открыты и не мигали. Кем бы ни было существо, которое убило Байрона, оно вернулось туда, откуда пришло. Оно находилось на фабрике всего несколько секунд, но Люси была уверена: ей повезло, что она не лишилась рассудка. Лорду Байрону повезло меньше. Поэт лежал среди языков пламени. Шея неестественно выгнута. Из носа и открытого рта ручьем текла кровь. Лорд Байрон был мертв.
* * *
Времени сожалеть о содеянном не было. Огонь быстро распространялся. Фабрика наполнилась дымом. Миссис Квинс давно покинула здание. Софи бросилась к Байрону, беззвучно плача.
— Надо спешить! — крикнула Люси. — Он мертв. Надо уходить, пока все это не сгорит.
Софи ее не слышала. Даже если бы она не была глухой, она все равно бы не поняла, что ей говорят. Она была охвачена горем.
Удерживая Эмили одной рукой, другой Люси обхватила поперек груди мистера Моррисона и начала оттаскивать его к дверям. Он был тяжелым, все ее мышцы напряглись до предела, но она не сдавалась. Краем глаза Люси увидела, что Софи делает то же самое с Байроном. Она продвигалась вперед. Ну и хорошо, подумала Люси. Посмотрим, что можно сделать, держа в одной руке ребенка.
Эмили заплакала, — может быть, ее беспокоило передвижение, может, становилось слишком жарко. У Люси не было времени, даже чтобы успокоить ее. Она тянула и тянула, преодолевая дюйм за дюймом. Наконец ей удалось вытащить мистера Моррисона из здания и отволочь на расстояние десяти футов. Люси опустила его на землю. Она тяжело дышала. Эмили надрывалась плачем. Люси увидела толпу рабочих, крушителей машин, луддитов. Одного она узнала. Он подходил к ней, когда она после вечеринки вышла из дома Норы Гилли.
— Не беспокойтесь, мисс, — сказал он. — Спасать фабрику мы не станем, но не дадим огню распространиться. И мы уже побеспокоились о людях леди Харриет и ее служанке Квинс. Вы делайте свое дело, а мы погасим пожар и потом уничтожим все станки до единого.
Ей показалось, в толпе мелькнула знакомая фигура, сутулая, в поношенной одежде, видимая, только если смотреть искоса. Это был Лудд. Только теперь он не был больше Луддом. Он стал меньше. Возможно, из-за смерти Мэри. Люси не знала. Теперь это был обычный человек. Крепкий, здоровый, полный сил мужчина. Он перестал быть величественным и загадочным.
Люси положила Эмили на землю, девочка продолжала громко плакать, но не от боли, а от страха. Мистер Моррисон нуждался в помощи. Люси достала из своего мешочка лечебные травы. Порвала рубашку на его груди, чтобы осмотреть рану — чуть выше сердца, с правой стороны. Рана могла бы оказаться смертельной, останься он без ее помощи, но она сделает так, что он будет жить. Она спасет его. Потребуется хирург, чтобы извлечь пулю, но мистер Моррисон будет жить, пока таковой не отыщется.
Люси стала пользовать мистера Моррисона своими травами. Нанесла излечивающее заклятие вокруг него, собрала землю и положила ему в карман. В карманы положила гелиотроп и кусок кварца.
Дыхание выровнялось. Он повернул к ней голову.
— Байрон? — спросил он.
— Мертв, — сказала она.
— А я?
— Жив. — Она выдавила из себя улыбку. — И уверена, что так будет и дальше.
— Если не выживу, вы не должны использовать книгу ради меня. Я этого не хочу.
— Даже если бы захотела, не смогла бы этого сделать, — сказала Люси. — Книга все это время была у Софи. Я не могла позволить, чтобы леди Харриет нашла ее у меня.
Мистер Моррисон попытался подняться, но рухнул на землю.
— Надо взять у нее страницы. Она знакома с магией.
— Но что она может?.. — спросила Люси, и тут до нее дошло, что имел в виду мистер Моррисон. Она догадалась, что Софи может сделать с книгой.
Прижав плачущего ребенка к груди, она бросилась туда, где в последний раз видела Софи, но девушка исчезла, как и тело Байрона. На мягкой земле Люси увидела следы двух человек. На ветру трепетали прижатые камнем страницы «Немой книги», словно это были не просто листы бумаги, а живые существа.
35
В графство Кент, в поместье под названием Харрингтон, пришло лето. Оно было приятно мягким и не слишком прохладным, чтобы заставлять волноваться фермеров, имевших виды на урожай. Дни стояли солнечные, а зелень была сочной. Люси никогда не видела свою сестру Марту такой счастливой. Для маленькой Эмили ее похищение весной прошло без последствий. Как и раньше, она была жизнерадостным и здоровым ребенком, склонным, как и все дети, к необъяснимым вспышкам недовольства и грусти, но материнский поцелуй или новая игрушка быстро ее успокаивали. Она была не по возрасту развитой. Ей не было и десяти месяцев, а она уже вовсю лопотала, ловко ползала и делала попытки, пусть и неудачные, встать на свои пухлые ножки и пойти.
Люси уехала из дома дяди Лоуэлла и не испытывала никакого желания туда возвращаться. Она вернулась в свой родной дом, хотя и временно, и была на седьмом небе от счастья. После смерти мистера Баклза Харрингтон перешел к еще более дальнему родственнику, капитану морского флота. Он написал Марте длинное и сумбурное письмо, в котором сообщал, что не спешит вступать в права наследства, тем более когда предстоит еще одержать столько побед над французами. Он вверил дом заботам Марты до окончания войны, до тех пор, пока у него не появится время на такие прозаические дела, как сельское хозяйство и управление поместьем. Рано или поздно им с Мартой придется уехать, но Люси была благодарна за предоставленную отсрочку.
В город она выбиралась редко и только по необходимости. Слухи о ее позоре и об очередном распутстве поэта Байрона быстро добрались до Кента, и всякий раз, когда Люси появлялась в обществе, ее встречали высокомерные взгляды дам и похотливые взгляды мужчин. Никто не сомневался, что Люси готова без колебаний задрать юбку, и, хотя скандальная репутация ее печалила, она ни о чем не сожалела. Испорченная репутация была малой платой за спасение тех, кого она любила. Малой в сравнении с жертвой, которую принесли миссис Эмет и Мэри.
Мэри отдала все, чтобы сохранить Англию, спасти Люси и ее племянницу и чтобы «Немая книга» не попала в руки злодеев. Теперь книга вернулась к своей законной владелице, и Люси каждый день просиживала часами над страницами, пытаясь расшифровать сложные и непонятные элементы алхимии. Постепенно она начала понимать ее символы и как их применять. Суть алхимии — это изменение, а изменение — это не что иное, как переход одной формы в другую. Цинк становится золотом, старость — бессмертием. Но это лишь верхушка айсберга, которая будоражила умы поколений алхимиков. Под водой скрывалось нечто большее, намного более важное, и Люси просиживала ночи напролет, напрягая глаза при свете свечи, пытаясь постичь, что это было такое, настолько неуловимое, что ускользало от понимания.
Не раз она была готова сдаться и забросить книгу, считая ее непостижимым бредом. Даже если это было не так, то по крайней мере казалось слишком сложным для ее ума. Возможно, другие могли бы понять, но Люси никому ее не доверит. В такие темные минуты Люси говорила себе, что она вовсе не обязана постигать книгу. Возможно, лучше всего оставить эту затею. Довольно того, что книга у нее. Такие мгновения отчаянья длились недолго, и вскоре, устыдившись своей слабости, Люси возвращалась к работе. Мэри навсегда ушла в небытие, чтобы Люси получила книгу. Люси должна уважать жертву, принесенную Мэри.
Люси не могла думать о Мэри без грусти. Она предпочла полное уничтожение и забвение, предпочла уйти в небытие без всякой надежды на продолжение или воскрешение.
Однажды утром, через месяц после знаменательных событий в Ньюстеде, Люси пришло в голову, что ей это только казалось. Разве могла Мэри знать, что ее в самом деле ждет после окончания земной жизни? Она была в таком же неведении, как люди, которые не догадываются, что им уготовила судьба. Люси теперь была уверена, что после земной жизни что-то есть. Слишком много подтверждений этому она видела собственными глазами, чтобы усомниться, но Мэри не могла знать, что лишена такого продолжения. Люси хотелось думать, что где-то каким-то образом ее подруга продолжала существовать.
Ей было также отрадно смотреть на тех, кому жертва Мэри принесла пользу. Эмили и Марта расцвели. Поначалу смерть мужа была для Марты ужасным ударом. Люси не сразу открыла сестре всю правду, слишком многое той предстояло узнать и понять, но по прошествии времени Люси усадила Марту и рассказала ей все. Сначала она рассказала сестре о магии, подтверждая слова множеством примеров, прежде чем Марта ей поверила. Потом она раскрыла Марте правду о мистере Баклзе и обо всем, что он сделал. Это было непросто. В тот вечер было много слез и страхов, но рассказать все было необходимо. Марта этого не сказала, но Люси знала, что сестра не сомневалась: если кто-то и заслуживал быть уничтоженным, так это мистер Баклз — человек, который был готов принести в жертву собственное дитя ради прихоти своей госпожи.
Марте стало жить легче, когда не надо было думать о деньгах. Она тотчас передала Люси пять тысяч фунтов, причитающиеся ей после смерти отца. Сами деньги перестали иметь для Люси прежнее значение, когда она избавилась от тирании дяди и угроз выйти замуж за нелюбимого человека. Более того, она знала, что может себя обеспечить, используя свой талант. Самым главным было то, что желание ее отца наконец исполнилось и что он об этом знает. Ничто другое из того, что она сделала, кроме спасения племянницы, не приносило ей большего удовлетворения.
Несколько раз Люси писала мистеру Блейку. Он принял ее рассказ о событиях в Ньюстеде без вопросов. Они не показались ему странными или неожиданными. Он послал Люси экземпляры его самодельных книг, странных и озадачивающих, но Люси дорожила ими и верила, что в них содержится что-то чрезвычайно важное, только она не могла разгадать их содержание.
Что до мистера Моррисона, в течение нескольких недель после событий в Ньюстеде о нем практически ничего не было слышно. Пуля Байрона не задела ни сердца, ни легких, но раздробила ключицу, и он медленно и с трудом поправлялся. Люси сделала все, что было в ее силах, когда первое время он не мог двигаться и был прикован к постели на постоялом дворе в Ноттингеме. Она лечила его с помощью амулетов, отваров из трав и примочек. Часами она листала свои книги в поисках формул и тайных средств, которые могли бы ускорить его выздоровление. То, что она сделала все правильно, не вызывало сомнений, ибо хирург, который опасался за его жизнь, был изумлен, как быстро мистер Моррисон шел на поправку, учитывая серьезность ранения.
Тем не менее требовалось длительное время, чтобы рана зажила, и, как только мистер Моррисон окреп настолько, что смог путешествовать, он уехал в фамильное поместье в Дербишире. Люси получила от него несколько писем, в которых он главным образом рассказывал о своем здоровье. Он благодарил Люси за все, что она сделала для него и для страны.
В ответных письмах, длинных и пространных, Люси рассказывала о своих домочадцах, чье благополучие было результатом его усилий и жертв. В одном из писем она рассуждала о Мэри и ее судьбе, о том, что никто на самом деле не знает, что с ней в действительности произошло. На это письмо она не получила ответа, и Люси опасалась, что в этот раз перешла границу. Ей казалось, что связь с ним могла прерваться навсегда.
Потом, в середине лета, мистер Моррисон написал, что почти окончательно выздоровел и может путешествовать. Он сообщал, что хочет навестить Люси и ее сестру. Он так и сделал несколько недель спустя, не уведомив их повторно.
Через окно Люси наблюдала, как он выходит из экипажа, и ее удивил восторг, который она испытала оттого, что он приехал. Она ждала его приезда каждый день, испытывала досаду, когда от него не было известий. И несмотря на все это, не ожидала, что при виде его у нее перехватит дыхание. Она не думала, что сердце тревожно заколотится в груди, а руки будут дрожать. Ей казалось, что чувства, которые она к нему испытывала в те темные дни, были связаны с опасностями, с которыми они столкнулись, но теперь, видя его здоровым и крепким, поняла, что ошибалась. Она поняла, что всю жизнь ждала этой минуты.
Марта побежала встречать мистера Моррисона. Люси была счастлива видеть его в добром здравии. Он немного похудел и осунулся, но цвет лица был здоровым, а настроение бодрым. На нем был красивый светло-коричневый костюм, и он выглядел таким… Люси не находила нужных слов. Замечательным, что ли. Он выглядел здоровым, уверенным и спокойным. Он был ровно тем человеком, который вскружил ей голову четыре года назад и в которого она влюбилась несколько месяцев назад.
Увидев Люси, мистер Моррисон сильно покраснел и поднялся со своего места в гостиной, чтобы поклониться ей. Люси невольно расплылась в улыбке, и ей потребовались все силы, чтобы сдержаться и не броситься ему на шею.
Втроем они не менее часа пили чай, ели пирожные и фрукты. Разговор крутился вокруг здоровья мистера Моррисона, на которое он не жаловался, хотя он по-прежнему испытывал иногда боль и движения были несколько скованны, поскольку пуля глубоко задела ткани. Выздоровление превзошло самые оптимистичные прогнозы докторов, так что жаловаться ему было не на что.
Когда прошло довольно много времени, мистер Моррисон прочистил горло и поинтересовался, не хочет ли кто-нибудь прогуляться в такой теплый солнечный день. Люси радостно согласилась, а Марта деликатно отклонила приглашение. И они вдвоем отправились гулять по сельской дороге, откуда открывался вид на город.
— Луддиты продолжают свои выступления, — сказала Люси после долгого молчания. — Я читала, они проникали в Ланкашир и Йоркшир.
— И в мой родной Дербишир тоже, — сказал мистер Моррисон. Голос звучал ровно и непринужденно. — Власть и влияние Лудда уже не такие сильные. Он способен повести людей рушить то, что он ненавидит. Но не более того. Они выражают свою позицию — возможно, ее и стоит выражать, — но не думаю, что их выступления приведут к чему-то серьезному.
— Значит, я проиграла?
Мистер Моррисон рассмеялся:
— Это им не удалось уничтожить привычный нам мир. Не считаю, что наши усилия бесплодны. Видение мира Луддом такое же порочное и опасное, как и у леди Харриет. Ни одна из сторон не победила, и в конце концов мы придем к равновесию. Мир нашел третий путь, и это стало возможно благодаря тому, что вы сделали.
Люси покраснела и улыбнулась.
— Спасибо вам за то, что вы написали о Мэри, — сказал он. — Надеюсь, она продолжает свое существование где-нибудь, не знаю где. Думаю, я ничем не отличаюсь от других вдовцов. Мысль об этом приносит мне покой. Я очень сильно ее любил. Вы знаете.
— Знаю, — сказала Люси, потупив взор.
— Но это было давно. Знайте, я не лгал, когда говорил, что женщина, которую вы знали как Мэри Крофорд, и женщина, которую я любил как Мэри Моррисон, — это не один и тот же человек. То, что она сделала, уничтожив себя, было действием невиданной отважности. Она совершила настоящий героический поступок, не спорю, но моя Мэри не была способна на такое. Моя Мэри продолжала бы верить. Она не была лучше, она была просто другая. Я никогда не забуду жертву, которую она принесла, но не считайте, что я потерял жену дважды.
— Не совсем понимаю, что вы имеете в виду, — сказала Люси. — Я вам верю, но не могу понять, как вы их разделяете.
— Все вокруг думали, что видят вашу племянницу, и только вы видели перед собой подменыша.
— Я видела то, что было на самом деле.
— В этом все дело, — сказал мистер Моррисон.
Они долго молчали. Потом Люси спросила:
— Вы убьете Байрона?
Мистер Моррисон засмеялся и покачал головой:
— Ценю вашу прямоту, Люси. Буду тоже прям. Не знаю, что буду делать. Он воскрес из мертвых и сильно изменился. Это не тот человек, который стрелял в меня и убил Мэри. Не понимаю, как я могу ему мстить.
— Он по-прежнему живет жизнью поэта-вольнодумца, — сказала Люси. — Газеты только и пишут о его подвигах.
— Но не стану же я убивать его за вольнодумство. Или за его поэзию.
Люси не знала, что на это ответить. Не ей решать, что мистеру Моррисону делать с этим новым воплощением Байрона. Она не знала, каким стал Байрон, но ей почему-то казалось, что бессмертный Байрон, обладающий несметной силой и живущий по своим особым законам, еще хуже, чем прежний. Вспоминая, что между ними было, Люси испытывала лишь презрение к нему и отвращение к себе за то, что так обманулась. Она не могла сказать, заслуживал ли вернувшийся Байрон такого же наказания, как когда был смертным, но ей не хотелось бы встретиться с ним вновь.
— Я сгораю от любопытства, — сказал мистер Моррисон, — что вам удалось узнать из «Немой книги»? Что вы собираетесь делать с вновь обретенными знаниями и властью? У вас есть планы?
— Вы спрашиваете от имени розенкрейцеров?
— Нет, от своего имени.
— Я только начала постигать ее тайны, — сказала Люси, — но то, что мне удалось пока узнать, вызывает восторг и изумление. То, что мне удалось сделать, невообразимо. Следующее, что предстоит, — это завершить войну с Францией.
Он внимательно на нее посмотрел:
— Полагаете, вы способны на это?
Люси кивнула:
— Могу, уверена, но на это потребуется время, и мне нужны будут ресурсы, которыми обладает ваша организация.
— Они в вашем распоряжении, — сказал мистер Моррисон и начал что-то искать во внутреннем кармане. Он протянул Люси толстый конверт с бумагами. — Как и многое другое. Знаю, вас не страшит щедрость сестры, но неплохо быть независимой. До своей смерти Мэри Крофорд начала несколько дорогостоящих расследований от вашего имени. Она также распорядилась, чтобы, если с ней что-то случится, я их продолжил. Возможно, она боялась, что потребуется больше денег, и знала, что я не буду возражать. В любом случае дело завершилось быстрее, чем можно было надеяться. После смерти мистера Баклза обнаружились кое-какие документы.
Люси взяла конверт с бумагами:
— Что это?
— Сведения, касающиеся завещания вашего отца. Подтверждение того, что вас обманули. Библиотека отца, а также доля наследства теперь ваши. Предстоит еще съездить в Лондон, чтобы оформить все официально, но по большей части работа сделана.
— Я вам чрезвычайно благодарна, — сказала Люси.
Мистер Моррисон покачал головой:
— Я всего лишь посланник, хотя приятно сообщать хорошие новости.
Они шли какое-то время молча, а потом мистер Моррисон остановился, взял Люси за руку и посмотрел ей прямо в глаза:
— Люси, помните последние слова Мэри, обращенные ко мне?
Люси кивнула:
— Она сказала, чтобы вы не позволяли прошлому мешать вам. Думаю, она хотела сказать что-то важное, но я не поняла, что именно.
— Я понял. Даже став другой, она понимала меня. Мне потребовалось время, чтобы восстановиться телесно и духовно. Мне это удалось, и я осмеливаюсь спросить вас, Люси, можете ли вы простить меня за то, что произошло между нами тогда? Знаю, что простить обман тяжело. Знаю, я сделал вас несчастной и вы вправе меня ненавидеть. Но я надеюсь, смею надеяться, что теперь вы видите все иначе.
У нее горело лицо, будто его обожгло огнем.
— Вы скрыли от меня правду из-за преданности моему отцу и потому, что верили: это мне во благо. Вы пошли на жертву ради моего благополучия. Я не могу вас осуждать за то, что вы поступили так, как считали правильным.
Он пристально на нее смотрел, будто боялся пропустить любую мелочь.
— До того как мы прибыли в Ньюстед, вы сказали, что ненавидите меня меньше, чем раньше. Люси, я посмел надеяться, что ваши чувства — нечто большее, что вы переменили свое отношение кардинальным образом.
Ей хотелось отвести глаза, отмолчаться, сделать вид, что не понимает, о чем идет речь, но теперь это было бы обманом. Она в такие игры не играла. Она посмотрела ему в глаза и кивнула:
— Это правда.
— Я убеждал себя, что моя любовь к вам прошла навсегда. Это была ложь, которой я себя утешал, потому что был не в силах принять правду. Ваша отвага, ум, красота и сила духа пробудили во мне чувства, которые я от себя гнал. Даже если вы меня отвергнете, я буду считать себя вашим должником за то, что вы дали мне надежду на то, на что я смел надеяться. Молю Господа, чтобы вы не отвергали меня. Вы теперь свободны и не должны ни от кого зависеть. Вы можете делать любой выбор, не страшась, и теперь прошу вас о том, о чем давно хотел просить. Знаю, ваш ответ будет зависеть только от воли вашего сердца. Люси, я прошу вас стать моей женой.
Люси отпустила его руку и сделала шаг назад:
— Возможно, вы не отдаете себе отчета, что в результате моих поступков в Лондоне моя репутация пострадала и я не могу просить вас…
— Меня не волнует, что говорят о вашей репутации. Вы размышляете о прекращении войны с Францией, и при этом вас беспокоит, о чем бакалейщик шепчется с владельцем рыбной лавки. Или еще того хуже. Вы думаете, меня интересуют сплетни! Меня интересуете только вы, какая вы есть и какой станете. Меня интересует то, что я видел собственными глазами, и то, что почувствовал всем сердцем. И я снова вас спрашиваю, вы выйдете за меня замуж?
Люси подошла и взяла его за руки:
— Видит бог, я говорю — да. Я люблю вас и согласна стать вашей женой.
Он наклонился и поцеловал ее. Поцелуй был нежным, сладким и нерешительным, словно мистер Моррисон боялся, что причинит ей боль, и она любила его еще сильнее за его мягкость.
— Мы не должны тянуть со свадьбой, — сказал он.
— Согласна, — ответила Люси.
Из глаз мистера Моррисона потекли слезы. Он отвернулся, отпустил ее руку и пошел вперед. Потом вдруг остановился и начал как-то странно двигать шеей.
— Что-то не так? — спросила Люси, с трудом скрывая улыбку.
Он продолжал двигать шеей и плечами:
— Это из-за пули Байрона. Хирург не смог ее извлечь, и при каждом движении я ее ощущаю. Но теперь нет.
— Теперь нет, — сказала Люси, широко улыбаясь. — Думаю, не ощущаете. — Она протянула сжатую в кулак руку, разжала пальцы и показала сплющенный кусочек металла, блестевший на солнце.
Мистер Моррисон с изумлением смотрел на него:
— Но как? Как вы это сделали? Это невозможно.
Люси улыбнулась:
— «Немая книга» изменила мое представление о том, что возможно, а что нет.
Мистер Моррисон открыл рот, чтобы сказать что-то, закрыл его и попробовал начать сначала:
— Но как вы это сделали? Как это возможно?
Люси пошла в сторону дома. Потом оглянулась на мистера Моррисона, который не мог стронуться с места. Все казалось ей настоящим, каким и должно было быть, и ее охватило чувство счастья и чего-то еще. Она жила своей жизнью, она была сама собой, была дома. Все казалось правильным, и она наслаждалась этим ощущением.
Люси засмеялась, кокетливо пожала плечами и пошла вперед, зная, что он пойдет следом.
— Как? — переспросила она, обернувшись. — Вы сами прекрасно знаете, мистер Моррисон. Магия.
Примечания
1
Высший административно-судебный трибунал в Англии, существовал в 1487–1641 гг.
(обратно)2
Уильям Блейк. «Песни невинности» в переводе С. Степанова.
(обратно)
Комментарии к книге «Двенадцатое заклятие», Дэвид Лисс
Всего 0 комментариев