«Праздник нищих»

Держа кисть пухлой рукой, он несколько любовно вывел свои инициалы «JVL» на только что законченной картине, стоявшей на мольберте.

Джозеф Вернон Лейкок был высоким, крепко сложенным, полнокровным мужчиной средних лет с бачками, обрамлявшими мясистое лицо, человек, любивший плотно поесть. Его недруги (а его искренне ненавидели многие) признавали, что у него есть талант, хоть и называли его декадентским и аморальным. Талант Лейкока обеспечил ему большой успех в области живописи — эротической и фантастической.

Натурщица, сидящая на возвышении, представляла собой уличную девчонку всего пятнадцати лет от роду, со вздернутым носиком и прямыми немытыми волосами. Глупо улыбающаяся Дженни была одета в черные чулки, оттенявшие ее худое тело, и позировала она с широко расставленными ногами. Этот холст никогда не будет висеть в Королевской академии; Лейкок работал исключительно для богатых покровителей, имевших возможности и желание рассматривать его картины в одиночестве.

Мастерская располагалась вдали от фешенебельных районов Лондона, и художник не рекламировал свой адрес. Это была длинная высокая комната, специально переоборудованная для этих целей, которая отапливалась газовой печью; газовые сетки накаливания испускали яркий свет, порождавший отблески на красных бархатных шторах, закрывавших окна.

Лейкок окунул кисть в скипидар, аккуратно вытер и положил на покрытый стеклом стол, служивший ему в качестве палитры.

— Отдохни, — сказал он.

Дженни потянулась, нахально смеясь.

— Тебе нравится смотреть на меня, правда ведь? Заставляешь меня позировать, только чтоб свое имя подписать! Держу пари, ты хочешь, чтобы я осталась на ночь.

— Нет! — Лейкок чуть было не закричал.

Ее домогательства вызывали у него отвращение, и он злился на самого себя, потому что, она все-таки его возбуждала.

— У меня есть дела поважнее.

Она взглянула на высокие напольные часы и ее ухмылка исчезла, словно корова языком слизнула.

— Выгоняешь бедную девушку на улицу без четверти полночь. Тебе меня ничуточки не жалко.

Ее плаксивый голос раздражал Лейкока. Она была как все беспризорные, вечно приставала к людям и клянчила что-нибудь.

Боже, как он их ненавидел! Он решительно повернулся к ней спиной, чтобы снять свою рабочую блузу, поправить галстук и перевязать шнурки лакированных ботинок. Он подошел к окну и немного отодвинул штору.