«Химера»

Спелый солнечный свет лежит на серых камнях — старая площадь мирно проживает остаток воскресного дня.

Прислонившись друг к другу, дремлют усталые дома с провалившимися ступенями и укромными уголками, с неизменной мебелью красного дерева в крохотных старомодных гостиных.

Тёплым воздухом дышат их зоркие растворённые оконца.

Одиночка медленно идёт но площади к церкви Святого Фомы; она кротко взирает сверху вниз на спокойную картину. Входит. Благоухание ладана.

Со вздохом захлопывается тяжёлая дверь. Яркие краски мира сгинули — солнечные лучи, зелёно-красные, струятся сквозь узкие окна на священные камни. Там, под камнями, праведники отдыхают от мирской суеты.

Одиночка дышит мёртвым воздухом. Умерли звуки, благоговейно замер собор в тени тонов. Сердце бьётся тише, упиваясь густым запахом ладана.

Путник бросает взгляд на кучку скамей, благочестиво столпившихся у алтаря, как будто в ожидании предстоящего чуда. Он — один из тех немногих живых, кто, пережив страдания, может теперь другими глазами смотреть в иной мир. Он чувствует таинственное дыхание вещей — скрытую, беззвучную жизнь сумерек.

Сокровенные, тайные мысли, зародившиеся здесь, беспокойно мечутся, чего-то ища, в пространстве. Существа, лишённые плоти, радости и боли — мертвенно-бледные, как чахлые побеги, выросшие в темноте.

Молчаливо-торжественно раскачиваются красные лампады на длинных, покорных нитях; воздух колеблют золотые крылья архангелов.

Но что это? Тихий шорох под скамьями!.. Добежал до молитвенной скамьи и притаился.

И вот уже крадётся из-за колонны…

Синеватая человеческая рука!

Проворно перебирая пальцами, она, как кошмарный паук, быстро семенит по полу! Прислушивается. Карабкается по металлической стойке и исчезает в церковной кружке.

Серебряные монеты тихонько звенят.

Одиночка задумчиво провожает её глазами, его взгляд останавливается на старике, сидящем у колонны. Они серьёзно смотрят друг на друга.

— Алчных рук здесь хватает, — шепчет старик.

Одиночка кивает.

Из темноты выползают призрачные существа. Медленно, их движения едва уловимы.

Улитки-богомолки!

Женские головы, шеи, плавно переходящие в холодные, слизистые тела — с платками на голове и чёрными католическими глазами — беззвучно сочатся они по холодным камням.

— Они живут одними молитвами, — говорит старик. — Все их видят у дверей церкви, но никто не замечает.