«Серебряные ноготки»

Джек Йовил «Серебряные ноготки»

КРАСНАЯ ЖАЖДА

Вукотича разбудил непрерывный грохот колес и перезвон цепей. Внутри закрытой повозки было темно, но, судя по неровной дороге, они уже покинули Жуфбар. Телега не подпрыгивала бы так на мощеных улицах в пределах городских стен. Их везли в горы.

Вукотич унюхал своих компаньонов прежде, чем смог разглядеть их в полумраке. Заключенных было слишком много, чтобы они могли удобно расположиться в ограниченном пространстве, и, несмотря на холодный горный воздух, в фургоне стояла невыносимая жара. Все молчали, и только цепи звякали, когда повозка преодолевала препятствие или покачивалась из стороны в сторону. Кто-то захныкал, но послышался звук оплеухи, и нытик умолк.

У Вукотича все еще гудела голова от удара, который оглушил его. Чертов моралист здорово приложил его своей железкой во время ареста, а по тому, как болели его ноги и грудь, можно было догадаться, что Поборники Чистоты долго пинали его, когда он потерял сознание. Глинкины выродки в черных плащах, возможно, не любили выпивку и девушек, однако никто не мог тягаться с ними в бессмысленной жестокости. Вукотич жалел только, что упустил момент, когда орава новоявленных праведников схватилась за дубинки. Он участвовал во многих сражениях и кое-что знал о самозащите.

Как и все остальные, поначалу Вукотич не воспринял Клея Глинку всерьез. В последнее время он много слышал о жреце, который не служил ни одному из богов, но называл себя стражем морали и выступал с вдохновенными проповедями на площадях провинциальных городков, призывая народ отказаться от похоти и блюсти семейные устои. Проповедник горько оплакивал падение нравов в Империи. По мнению Глинки, все удовольствия, к которым стремились люди, представляли собой ступени на пути к Хаосу и вечному проклятию. Очень быстро - так быстро, что большинство граждан не успели отреагировать, - идеи Глинки получили поддержку имперских властей, что дало толчок к развитию мощного движения.

Крестовый поход за нравственность охватывал один за другим все города и деревни Старого Света. Например, в Нулне Глинка добился того, чтобы университетское руководство закрыло бордель «Возлюбленные Верены», заведение, обслуживающее студентов и преподавателей со времен Императрицы Агнеты. В Зюденланде Глинка настоял на уничтожении легендарных винных погребов, принадлежащих ордену Ранальда, а также руководил сожжением знаменитых виноградников. Его агитаторы убеждали членов совета изменить законы и ввести запрет на крепкие алкогольные напитки, государственные и частные публичные дома и даже на сладости и табак. Некоторые сопротивлялись нововведениям, но поразительное дело - большинство общественных и политических деятелей, многие из которых прославились своей распущенностью, пошли на уступки, позволив Глинке распоряжаться по своему усмотрению.

Вукотич осмотрел свои кандалы. Его ноги были прикованы к продольной балке, встроенной в пол телеги. Движения рук стесняли наручники, цепью соединенные с кандалами двух других заключенных, которые сидели по обе стороны от него. Вукотич чувствовал себя подвеской на сувенирном браслете. Запах в фургоне становился все тяжелее - не все арестованные умели контролировать себя, как Вукотич.

Он пришел в город-крепость в поисках работы. Его последний контракт закончился после того, как аверландские бандиты обратили в бегство Вастариенских завоевателей. Со смертью принца Вастариена Вукотич освободился от обязательств и мог предложить свой меч другому нанимателю, какового он рассчитывал найти среди воинственных аристократов, которые соберутся на праздник Ульрика в Жуфбаре. Торжества, посвященные богу сражений, волков и зимы, проводились осенью, перед началом зимнего сезона, каждый год в новом городе. Именно там замышлялись походы против порождений тьмы, строились планы защиты Империи и определялась диспозиция армии Императора Люйтпольда. Во время праздника у наемника, оставшегося без хозяина, были все шансы вновь поступить на службу.

Сквозь щели между досками, из которых была сделана крыша фургона, светило солнце, разгоняя темноту, что позволило Вукотичу разглядеть товарищей по несчастью. Все они были в цепях. Их ножные кандалы крепились к центральной балке. На теле у многих виднелись следы побоев. Слева от Вукотича, до предела натянув цепь ручных оков, сидел парень с замасленными кудрями, выдававшими в нем кислевского дворянина. Из одежды на мужчине были только кальсоны, надетые задом наперед. Кислевита била дрожь от плохо сдерживаемой, молчаливой ярости. Неизвестно, из чьей постели его вытащили, но он явно предпочел бы оказаться там, а не здесь. Пожилая женщина в поношенной, но чистой одежде плакала, пряча лицо в ладонях. Она повторяла снова и снова, всхлипывая: «Я многие годы продавала лекарственные травы. Это законно». Несколько закоренелых пьяниц все еще храпели, не проспавшись. Интересно, что они скажут, обнаружив, что попали в исправительную колонию. Напротив Вукотича сидели трое гномов, связанные вместе. Коротышки горько сетовали на судьбу. Они толкались, норовя заехать друг другу в глаз, и ругались на языке, не понятном наемнику.

Жуфбар оказался иным на этот раз. Прибыв в город, Клей Глинка склонил на свою сторону городского лорда-маршала Владислава Бласко. На улицах расклеили плакаты, запрещавшие азартные игры, пьянки, драки, танцы, «нескромную» музыку, проституцию, курение в общественных местах и продажу запрещенных зелий. Вукотич посмеялся над помпезными указами, посчитав, что их повесили красы ради. На празднике в честь бога сражений город наводнят толпы свободных от службы солдат. Как можно ждать от них, что они не будут играть в кости, пить, драться, веселиться, волочиться за девками или жевать «ведьмин корень»? Это просто смешно. Однако приверженцы Глинки в черных балахонах сновали повсюду. Теоретически они не должны были носить оружия, однако символом священной войны их предводитель выбрал двухфутовый железный посох, на котором были начертаны Семь заповедей чистоты. Этот посох последователи нередко приводили в качестве неоспоримого аргумента, внедряя новые законы.

В первое утро в городе Вукотич увидел трех громил в рясах, которые дубасили уличного певца. Они избили парня до потери сознания, а затем поволокли его в один из недавно открывшихся Храмов Чистоты. Там, где раньше были бары и пивные, появились кофейни, одобренные блюстителями морали. В каждом из таких заведений проповедники заменили музыкантов, а сборщики пожертвований - приветливых женщин. Когда Вукотич в последний раз был в Жуфбаре, по улице Главных врат невозможно было пройти без того, чтобы полдюжины распутных девиц не попытались навязать свои услуги, а торговцы не предложили порцию «ведьминого корня» за пять монет. Кроме того, с десяток разномастных уличных артистов завлекали публику на свои представления. Теперь наемник обнаружил в центре города только занудных клириков, бубнящих о грехе, и моралистов, сующих кружки для сбора пожертвований под нос прохожим.

Справа от Вукотича находилась женщина. Он различал аромат ее духов среди менее приятных запахов, исходивших от других арестантов. Его соседка сидела с чопорным видом, сведя колени и выпрямив спину. Судя по выражению ее лица, она испытывала скорее скуку, чем отчаяние. Женщина была молода и одета в неприлично тонкие шелка. Ее волосы были изящно уложены. Она носила дешевые украшения и красила глаза и губы. В облике незнакомки было что-то хищное, цепкое и голодное. «Проститутка», - предположил Вукотич. Шлюхи составляли не менее трети всех заключенных, ехавших в фургоне. Последователи Глинки проявили к ним особенную суровость.

Первый день праздника начался хорошо. Вукотич принял участие в торжественной церемонии открытия и послушал речи заезжих вельмож. Императора представлял не кто иной, как герой Максимилиан фон Кенигсвальд, великий князь Остланда, чей младший сын Освальд прославил себя тем, что одержал победу над Великим Чародеем, Вечным Дракенфелсом. После церемонии Вукотич понял, что ему нечего делать. В конце недели он выяснят, какие генералы набирают людей. Но сейчас все были заняты тем, что встречались со старыми друзьями и слонялись в поисках развлечений. Вукотич присоединился к Снорри, жрецу Ульрика, наполовину норсмену по происхождению. В свое время они вместе обороняли Эренград от троллей. Старые приятели решили прошвырнуться по злачным местам. Однако первые несколько таверн, куда они заглянули, оказались невероятно скучными. Смущенные хозяева объяснили, что им запрещено подавать что-либо крепче пива или разведенного вина, да и то лишь в невероятно короткий период вечером. В углу всех питейных заведений сидели моралисты в балахонах, следя за соблюдением законов, установленных Глинкой.

Когда Вукотич и Снорри отправились на штурм третьего бара, к ним подошел невысокий человек в шапочке с черным пером и предложил - за определенную плату, разумеется, - отвести их в такое место, где никого не интересовала борьба за нравственность и связанные с ней ограничения. Поторговавшись немного, они передали посреднику монету, после чего парень с черным пером повел их через лабиринт улиц в старую часть города, а затем вниз, в заброшенный туннель. Первоначально в Жуфбаре жили гномы, поэтому рослому выходцу с севера пришлось согнуться вдвое, чтобы пробраться через подземный ход. До них донеслись музыка и смех, и на сердце у воинов потеплело. Кроме того, они, наконец, смогли выпрямиться. Как выяснилось, они попали в «передвижной трактир», на пирушку, которая организовывалась то тут, то там, дабы избежать столкновения с поборниками нравственности. Тем вечером она проводилась в старом оружейном складе под землей. Группа эльфийских менестрелей играла что-то веселое, громкое и бесшабашное, а их поклонники жевали «ведьмин корень», чтобы лучше оценить музыку. Парень с черным пером предложил им пару высушенных корешков, и Снорри сунул один из них в рот, желая погрузиться в яркие сновидения, но Вукотич отказался от зелья, отдав предпочтение крепкому черному пиву, которым славился Жуфбар. Полуобнаженные девушки танцевали на временной сцене, цветные фонари вращались, вились клубы ароматного дыма. Для гостей были выставлены большие бочки, и вино текло рекой. Игроки в кости и картежники ставили на кон стойки монет. Гном-клоун рассказывал неприличные анекдоты о Глинке, Бласко и других выдающихся борцах за нравственность, и, надо сказать, шутки находили живой отклик у аудитории. Кто-то зарабатывал огромные деньги на этом «передвижном трактире». Разумеется, едва Вукотич осушил первую кружку и начал оглядываться, ища свободную девушку, началась облава…

И вот он сидел в телеге, закованный в кандалы и осужденный на ссылку в горы. Он догадывался, что его отправят в шахту или на каменоломню, где он, вероятно, умрет через пять лет. Вукотич проклял всех блюстителей морали и встряхнул цепи.

Наконец ему улыбнулась долгожданная удача. Левый браслет его наручников погнулся, и замок открылся. Вукотич высвободил руку.

Как только фургон остановится, у него появится шанс на спасение.

Когда они выехали из города, Диен Ч'инг скинул черный островерхий капюшон. Здесь, на далеком западе, катайцы встречались нечасто и потому неизбежно привлекали к себе внимание. В орденском балахоне, прикрывающем лицо, Диен Ч'инг мог свободно разгуливать по городу. Круглоглазые, большеносые, длиннобородые варвары, населяющие эти края, были суеверными дикарями. Они могли счесть его восточную внешность клеймом Хаоса и бросить катайца в первый попавшийся костер. Впрочем, в его случае такой приговор имел бы под собой некоторые основания. Тот, кто взошел на Пагоду Циен-Цина, Повелителя Пятнадцати Демонов и Владыки пяти элементов, нес в своей крови нечто большее, чем следы воздействия варп-камня.

Из-за участившихся стычек с монахами-воинами, служившими Королю Обезьян, Диен Ч'инг был вынужден покинуть родину. Теперь он, слуга Циен-Цина, верный жрец Хаоса, мастер таинственных боевых искусств, скитался за тридевять земель от дома. Гоблины провели его через Темные Земли, помогли переправиться через Горы Края Мира и добраться до Черной Воды. В Известном Мире существовала Незримая Империя, которая превосходила мелкие владения земных правителей - Короля Обезьян, царицы Кислева или Императора Люйтпольда. Это была Империя Сил Хаоса, Кхорна и Нургла на западе и на севере, Великого Годжиры и демонов Кэтсидха - на востоке. Циен-Цин, Темный Владыка, которому катаец принес клятву верности, был известен в этих местах как Тзинч. Запрещенный культ Хаоса процветал, а орды мутантов, измененных варп-камнем, множились и становились сильнее с каждым лунным циклом. Королевства людей грызлись между собой, а могущество Незримой Империи непрерывно росло.

Караван медленно поднимался в горы. Ч'инг устроился на мягком сиденье рядом с кучером второй повозки. Ему не терпелось доставить груз к ямам для рабов и вернуться к своим делам в Жуфбаре. Он много раз совершал это путешествие, и оно превратилось в скучную обязанность. Когда они доберутся до тайных пещер, где их ждут гоблины, заключенных разделят на три группы. Молодых мужчин отправят в Темные Земли на копи, где добывался варп-камень, молодых женщин продадут на рынке рабов в Аравии, а остальных убьют и съедят. Дело было несложным, зато полезным для Сил Хаоса. Диен Ч'инг всегда позволял гоблинам выбрать одну-двух женщин или хорошенького юношу, а потом следил за их играми. Клей Глинка был бы потрясен, узнав, какая судьба постигла тех, чьи грехи он ненавидел. Катаец мелодично рассмеялся. Это была самая забавная часть плана.

Однако сейчас не время развлекаться. Ему предстояло выполнить важное задание во время праздника Ульрика. В город прибыли многие высокопоставленные служители Хаоса, и они разработали стратегию. В Темных Землях Ч'инга навестил Ефимович, верховный жрец Тзинча из Кислева, и сообщил, что Наводящий Ужас желает, чтобы катаец присоединился к Крестовому походу за нравственность и обратил Глинку со всеми его последователями в передовой отряд Хаоса. До сих пор его тайный замысел осуществлялся успешно. Капюшон моралиста мог скрыть не только раскосый разрез глаз. Катаец знал, что многие Поборники Чистоты, вооруженные железными посохами, кутались в балахоны, чтобы спрятать следы мутаций, вызванных варп-камнем. Глинка был слепым фанатиком, которого не составляло труда одурачить. Иногда Ч'инг задавался вопросом, не заключил ли блюститель нравственных устоев темную сделку с владыками Незримой Империи. Никто не отказался бы от стольких радостей жизни без серьезной: причины. Однако Глинка казался искренним в своих устремлениях. Все западные варвары были немного безумны. Катайца интересовало, почему человек боится своих желаний до такой степени, что объявил войну всем наслаждениям в мире. В понимании Ч'инга, жажду следовало утолить, похоть - насытить, потребности - удовлетворить.

Солнце светило в полную силу. Они ехали всю ночь. Заключенные по большей части спали или мучались приступами тошноты. Обоз состоял из трех повозок, и хотя возницы хорошо знали горные дороги, фургоны ползли со скоростью улитки. Они достигли только узкого уступа, переходившего в обрывистый, густо заросший лесом спуск. Высокие вечнозеленые деревья поднимались по обеим сторонам дороги. Их низкие ветви постоянно хлестали по бортам фургонов.

В горах скрывались бандиты и кое-кто похуже: монстры, гномы-отступники, черные орки, скейвены и зверо-люди. Однако катаец утешал себя тем, что в этих местах едва ли можно было найти существо страшнее него самого. Его положение в Пагоде давало ему право вызывать и связывать демонов, совершать головокружительные кульбиты в поединках и сражаться сутками, не чувствуя усталости.

Первая телега замедлила ход, и Ч'инг толкнул локтем своего возницу, приказывая остановить лошадей. Животные встали. Катаец махнул рукой, и третий фургон тоже заскрипел и прекратил движение.

- Поперек дороги упало дерево, хозяин! - крикнул сопровождающий с первой повозки.

Ч'инг раздраженно фыркнул. Он мог устранить препятствие при помощи простого заклинания, но магия отнимала силы, а катаец знал, что благословение Циен-Цина скоро понадобится ему для других целей. Оставалось только использовать подручные средства.

Придерживая плащ, он осторожно сполз на дорогу. Нужно смотреть, куда ступаешь, иначе можно сорваться с обрыва и закончить свои дни на ветке дерева, растущего несколькими сотнями футов ниже. Самые могучие воины и маги погибали из-за таких маленьких оплошностей. Боги подстраивали это, дабы их слуги не забывали о смирении.

Диен Ч'инг обошел фургон сзади и отпер дверь. От заключенных шла такая невыносимая вонь, что катаец, не выдержав, зажал нос. От западных варваров всегда плохо пахло, но эта компания оказалась более вонючей, чем все остальные.

Арестанты щурились от яркого света. Катаец догадался, что некоторых из них смущает его восточная внешность. Ну и пусть. Они не в том положении, чтобы выражать недовольство.

- Внимание, - объявил он.- Те из вас, которые откажутся убрать с дороги дерево, преградившее нам путь, лишатся ушей. Есть добровольцы?

Возница подергал цепь, обернутую вокруг центральной балки фургона, и достал ключи. Охрана с кнутами и мечами выстроилась вокруг повозки. Ч'инг сделал шаг назад. Балку приподняли, и заключенных принялись вытаскивать наружу. Их ножные кандалы снимали с бревна, как бусины с нитки. Пленникам освободили ноги, но запястья по-прежнему оставались скованными.

Первой на землю спрыгнула хрупкая девушка, о которой катайца предупреждали особо. Яркий солнечный свет раздражал ее, и она прикрыла глаза. Следом за ней вылез крепкий молодой человек, чье тело покрывали шрамы от ран. «Вукотич», - догадался катаец. Один из наемников. После короткой задержки в проеме показался полуголый Павел-Алексей.

Что-то здесь не так.

Шлюха и наемник были скованы вместе. Мужчина неловко изогнул левую руку, словно цепь связывала его с выродком-соседом. Но кислевит прижимал ладонь ко лбу, а пустой браслет свисал с его запястья.

Двое заключенных отделились от общей связки.

Наемник посмотрел в глаза своему тюремщику, и Ч'инг прочитал в его взгляде вызов и ненависть.

Катаец потянулся к рукояти кривого ножа, но наемник оказался проворнее.

Вукотич схватил девушку в объятия и вместе с ней спрыгнул с дороги. Словно мячик, они покатились с обрыва в лес. Вопя от боли, парочка исчезла среди деревьев.

Потеряв голову, Павел-Алексей хотел последовать за ними, однако он по-прежнему был прикован к своему соседу.

Поскользнувшись, кислевит свалился с телеги и повис на цепи, прикрепленной к браслету на его левой руке.

Ч'инг взмахнул клинком, и детина рухнул к его ногам. Ухоженная рука кислевского дворянина так и осталась болтаться на цепи.

- Кто-нибудь еще? - мягко поинтересовался катаец. - Нет? Отлично.

Из-под обрыва больше не доносилось криков. Возможно, шлюха и наемник уже мертвы, но Ч'инг не мог рисковать.

- Ты, ты и ты, - указал он на охранников. - Найдите их и приведите обратно.

Стражники начали осторожно спускаться по склону.

- И снимите, наконец, свои капюшоны,- бросил им вдогонку катаец. - Иначе поскользнетесь и сломаете шею.

Охранники послушались и пошли вниз, ориентируясь на сломанные кусты и ободранную кору деревьев - приметы, обозначавшие путь беглецов.

Кислевит рыдал, сжимая окровавленный обрубок.

- Вероятно, в следующий раз ты поостережешься спать с чужой женой, Павел-Алексей, - усмехнулся катаец.

Кислевит плюнул ему на башмаки.

Ч'инг дернул плечом, и возница убил парня своим железным посохом. Гоблинам следовало понимать, что потери по дороге неизбежны.

Катаец вытащил глиняную трубку и набил ее опиумом из кисета. На несколько минут он перенесется в Пагоду в поисках дальнейшего просветления.

Когда охранники притащат тела шлюхи и наемника, он убедится, что беглецы мертвы, и обоз продолжит свой путь.

Хвала богам, он ничего не сломал, когда катился по склону горы. Однако его одежда превратилась в лохмотья. К тому же он сильно ободрал спину и ноги. Казалось, девушка тоже пострадала незначительно. Плохо. Лучше бы она умерла. Ее шелка порвались, волосы растрепались, на нежном теле появилось несколько синяков, но крови не было видно.

Потянув за цепь, Вукотич поднял девушку на ноги, а затем потащил за собой через лес, подальше от низкого кустарника, который остановил их падение. Важно было убраться подальше от того места, где остались явные следы их пребывания. Они выиграли время, кубарем скатившись с обрыва, однако за ними наверняка пошлют погоню. Быстро обменявшись взглядами с катайцем, Вукотич понял, что от этого человека не стоит ждать милосердия.

- Тихо,- сказал он девушке.- Делай, что я скажу. Поняла?

Его спутница выглядела не такой испуганной, как он ожидал. Она просто кивнула. Наемнику показалось, что она даже слегка улыбнулась. Может, девица балуется «ведьминым корнем»? Многие шлюхи так делали. Они продавали свое тело, но свои мечты хранили для себя. Впрочем, наемники не слишком отличались от них в этом отношении.

Вукотич выбирал путь среди деревьев, внимательно глядя, куда ступает. Трудно сохранять равновесие, оставаясь прикованным за руку к другому человеку. Однако девушка оказалась проворной и несуетливой. Она легко поспевала за ним и отлично владела своим телом. Вероятно, жрица любви достигла больших высот в своем ремесле. «Может, она и не уличная шлюха вовсе»,- подумал наемник. Многие великие убийцы переодевались в куртизанок, чтобы ближе подобраться к своей жертве.

Преследователи ждут, что они будут спускаться по склону, поэтому Вукотич решил обмануть их, рассчитывая выбраться на дорогу в нескольких милях позади обоза. Едва ли катаец пошлет за ними людей, а развернуть телеги они не смогут. Скорее всего, беглецов оставят в покое, когда убедятся, что догнать их непросто. Где-то неподалеку находятся ямы для рабов, куда отвозят заключенных, и Поборники Чистоты не бросят, три фургона с пленниками в горах ради того, чтобы отловить пару сбежавших кутил. Конечно, от фанатиков можно всего ожидать…

Внезапно женские пальцы сжались на запястье наемника. Цепь звякнула. Девушка перехватила ее.

- Сюда, - сказала она. - К нам приближаются трое.

У нее был острый слух. Сначала Вукотич ничего не услышал, но потом различил неуклюжие шаги и тяжелое дыхание.

- Они разделились, - сообщила его спутница. - Один скоро будет здесь.

Она огляделась и спросила, указывая на толстый ствол:

- Ты можешь забраться на это дерево?

Вукотич фыркнул:

- Конечно.

Пожалуй, он таращился на нее слишком долго.

- Полезай, - велела девушка. - Быстро.

Наемник мгновенно повиновался, как если бы она была его командиром. Цепь ограничивала свободу движений, однако Вукотич заприметил толстый сук невысоко над землей и, ухватившись за него, подтянулся на одной руке. Девушка раскачалась на цепи, затем, как акробат, перевернулась и тоже взобралась на дерево. Они расположились рядом, как птицы на жердочке. Наемник запыхался, но незнакомка дышала ровно.

- Не удивляйся,- усмехнулась она. - Мне случалось проделывать такое раньше. Много раз.

Молодой человек снова изумленно посмотрел на нее. Его новая приятельница потянула за ветку, и густая листва скрыла их.

- А теперь тихо, - шепнула девушка.

Они слышали шаги одного из охранников, который, спотыкаясь, брел по лесу. Он не искал их следы, а просто плелся наугад. Вероятно, моралисты добрались до того места, где беглецы зацепились за куст, а затем разошлись в трех направлениях. Эти громилы выросли в городе, поэтому не умели выслеживать добычу по сломанным веточкам и примятой траве.

Оба, и Вукотич, и девушка, обхватили ствол, чтобы сохранить равновесие. Цепь от кандалов свисала между их запястьями, и наемник заметил нечто необычное. Браслет на его руке был сделан из железа с вкраплениями какого-то блестящего вещества. Ее браслет выглядел иначе. Металлическое кольцо было обшито кожей. Такого Вукотич никогда не видел. Создавалось впечатление, что тюремщики не хотели, чтобы оковы натерли девушке руку, однако плохо верилось, что Глинка вдруг пожалел проститутку. Скорее всего, его помощники опасались, что малышка прижмет большой палец и ее изящная ручка выскользнет из металлического зажима.

Девушка выглядела лет на шестнадцать-семнадцать. Она была стройной, но не изнеженной. Незнакомка прямо-таки с кошачьей ловкостью устроилась на ветке. В солнечном свете макияж на лице придавал ей сходство с куклой: бледная кожа, красные губы, голубые тени на веках. Она говорила на Старом Всемирном с легким акцентом. «Кажется, бретонским», - определил Вукотич. Как и его, судьба занесла ее далеко от дома.

Конечно, стыдно так думать, но ему придется избавиться от нее при первой возможности. Несмотря на все ее выдающиеся способности, пока они скованы вместе, пользы от его спутницы будет не больше, чем от наковальни.

Охранник, сбросивший капюшон, находился прямо под ними. Его балахон шуршал, когда он поворачивался из стороны в сторону. В руках у преследователя были плохонький изогнутый меч и железный посох. Едва ли этого парня обуревали заботы о чьих-либо чистоте и целомудрии. Во всяком случае, из его пасти лились потоки самого что ни на есть аморального сквернословия. Вукотич готов был поклясться, что бугры на голове моралиста представляли собой не что иное, как зачатки демонических рогов.

Не в первый раз Вукотич задумался, не кроется ли за Крестовым походом Глинки какое-нибудь жуткое злодейство.

Девушка прикоснулась к его руке и резко мотнула головой. Наемник недоуменно моргнул, потом догадаяся, чего она хочет.

Они вместе спрыгнули с ветки прямо на своего врага. Громила вскрикнул, но юная красотка крепко зажала ему рот свободной рукой. Вукотич намотал цепь на шею противнику, и они с девушкой потянули ее в разные стороны. Прислужник Глинки пытался сопротивляться, но выронил оружие. Он взмахнул рукой, целя Вукотичу в лицо, однако наемник увернулся. В конце концов, все трое упали на склон горы, причем моралист оказался снизу, а наемник и его спутница изо всех сил прижимали его к земле, покрытой гнилыми листьями.

У Вукотича болело запястье, но он упорно тянул цепь. Девушка делала то же самое. Железные звенья впились моралисту в шею. Лицо парня покраснело от прилива крови, а из его горла вырывались хрипы и клекот. Проститутка убрала руку ото рта своей жертвы, и Вукотич заметил следы от зубов на ее ладони. Девушка сжала пальцы в кулак и ударила охранника в лицо.

Язык верзилы распух и свесился изо рта. У него пошла кровь носом, а глаза закатились, так что стали видны только белки.

Девушка горизонтально провела пальцем по своей шейке. Вукотич кивнул. Их противник был мертв.

Они распутали цепь и встали. Вукотич вознес короткую молитву своему семейному тотему: «Пусть пролитая мною кровь не окажется невинной». Оглядевшись, он подобрал ятаган. Рукоять меча привычно легла ему в руку. Без оружия наемник чувствовал себя нагим.

Он все еще радовался клинку, как вдруг почувствовал рывок за запястье и вскинул вооруженную руку, позволяя девушке направить удар. Острие меча утонуло в груди второго преследователя, который бросился на них. Вукотич был силой, нанесшей смертельную рану, однако цель указала его спутница. Ему не следовало отвлекаться. Он обязан был сам заметить опасность.

Их руки переплелись на рукояти меча. Они сообща извлекли клинок из тела и склонились над мертвыми врагами. У первого были зачатки рогов, у второго - волчьи зубы. Под черными балахонами скрывалась нечисть.

- Еще один, - встрепенулась девушка. - Нет, он почувствовал, что произошло, и побежал обратно к дороге. Он приведет подмогу.

Вукотич поневоле признал ее правоту.

- Вниз, - скомандовала проститутка. - Если в долине нет прохода, там должна быть река. Мы пойдем по течению.

У Вукотича были другие планы. Он перекинул меч в левую руку и осмотрелся. Неподалеку лежало сломанное дерево. Оно сгодится в качестве колоды.

Наемник подтащил свою спутницу к стволу и разложил на нем цепь.

- Бесполезно,- возразила девушка. - Цепь сделана из закаленной стали. Ты только затупишь меч.

Не слушая ее, Вукотич нанес удар. Ятаган повернулся в его руке, а в том месте, где клинок соприкоснулся со звеньями цепи, образовалась зазубрина. Цепь была невредима, если не считать небольшой царапины.

Стыдно так поступать, но…

Он схватил девушку за руку и сдвинул вверх ее рукав. Посмотрев ей в лицо, наемник сказал:

- Я воин, а ты шлюха. Ты сможешь заниматься своим ремеслом без левой руки, а мне нужна моя правая…

В глазах незнакомки вспыхнули красные искры.

- Это не…

Вукотич рубанул по браслету и задохнулся от боли, которая пронзила его руку от кисти до локтя. Меч отскочил, царапнув по обшитым кожей оковам.

- …поможет.

Не веря своим глазам, наемник разглядывал ее запястье. Под браслетом образовался багровый синяк, но ее кожу даже не оцарапало. Такой удар должен был отрубить ей руку.

Девушка вздохнула, как ему показалось, раздраженно:

- Я тебя предупреждала. Почему ты меня не послушал, глупец?

Левая рука Вукотича онемела, словно на нее упал камень. Незнакомка легко, будто игрушку у ребенка, отняла у него изогнутый меч и бросила его в сторону. Затем она встряхнула левой рукой, пытаясь унять боль.

Вукотич заметил, что лезвие ятагана рассекло кожу на браслете наручников. В солнечном свете металл блеснул серебром.

Серебром!

Глаза его спутницы покраснели. Она улыбнулась, показывая белые острые зубки. Ее нижнюю губу царапнули изящные тонкие клыки.

Железо для него, серебро для нее. Их тюремщики отлично знали, что делали.

Кровопийца сжала горло наемника мертвой хваткой и наклонилась, чтобы поцеловать его.

Женевьева знала, что должна убить Вукотича, отрубить ему руку и уйти своей дорогой.

Однако это противоречило ее принципам, хоть она и была вампиром.

За шестьсот тридцать девять лет жизни, или, во всяком случае, похожего на жизнь существования, она многое видела и совершала разные поступки. В том числе и такие, которыми не могла потом гордиться. Однако она никогда не была бездушной убийцей.

Ей приходилось отнимать жизнь, чтобы питаться. Кроме того, она прикончила несколько человек, без которых мир стал лучше. Ей случалось драться на смерть и в бою - хорошим примером тому были два приспешника Глинки, - однако она никогда не убивала только потому, что такой путь казался самым простым.

Хотя порой соблазн был очень силен.

Она ослабила хватку на горле Вукотича и оттолкнула мужчину.

- Идем, - сказала Женевьева изумлённому наемнику. Клыки вампирши уменьшились до нормальных размеров. - Нам нужно спешить.

Ее гнев утих, и глаза обрели обычный цвет. Она все еще испытывала красную жажду, однако у нее не было времени на то, чтобы утолить голод, осушив убитых врагов. Кровь мертвых, даже если они погибли недавно, была противной, но Женевьеве приходилось пить ее и раньше. Гораздо больше ее беспокоило то, что тела охранников были отравлены варп-камнем. Будучи вампиром, она обладала иммунитетом почти ко всем болезням, и все же прикосновение Хаоса не было похоже на чуму или лихорадку. Ее защитная система могла не справиться с такими элементами, попади они в ее организм.

Женевьева рывком подняла наемника на ноги и повела его вниз по склону. В отличие от героини мелодрамы, она не могла подвернуть лодыжку и превратиться в обузу для своего большого и храброго защитника. Вампирша заранее чувствовала все дыры у корней деревьев и низкую поросль, о которую можно было запнуться.

Девушка оказалась права: они вышли к мелкой речушке, бежавшей с горы. Поток наверняка впадал в Черную Воду. Следовательно, если они пойдут вдоль ручья, то рано или поздно попадут в какое-нибудь селение. Женевьева надеялась, что они отыщут там кузнеца, который ни во что не ставит Клея Глинку и его Крестовый поход за нравственность. Если же нет, придется прибегнуть к угрозам и насилию, а она ужасно устала от этого. Вампирша перебралась в Жуфбар, чтобы избавиться от славы, преследовавшей ее по пятам, и ей не хотелось, чтобы ее имя снова зазвучало в песнях и легендах.

Дернув за цепь, она нечаянно сдвинула кожаный чехол на наручниках. Руку ожгло, как огнем, там, где серебро соприкоснулось с запястьем. Женевьева зашипела от боли. Она повернула браслет, и жжение прекратилось, но металл продолжал светиться белым светом.

Набрав пригоршню ила в ручье, она обернулась к Вукотичу.

- Замажь прореху, - попросила она. - Пожалуйста.

Наемник обмакнул пальцы и, не задавая вопросов, тщательно обмазал металл, как лекарь, который накладывает мазь на рану.

- Спасибо, - сказала девушка. Она взяла большой лист и плотно обернула его вокруг дырки на кожаной обшивке браслета. В конце концов, лист высохнет и упадет, однако на время это защитит ее.- Не беспокойся,- усмехнулась Женевьева.- Я не выпью всю твою кровь за один глоток. Хотя, наверное, у меня есть такое право после того, как ты решил попрактиковаться в ремесле хирурга.

Она потерла запястье. Синяк почти прошел. Вукотич ничего не сказал. Он даже не смутился.

- Пошли.

Женевьева двинулась вперед. Они торопливо шагали вдоль ручья, разбрызгивая воду. На ногах у наемника были тяжелые мародерские башмаки, тогда как девушка была обута в легкие туфли танцовщицы.

- Но…- начал Вукотич.

Его спутница не дала ему договорить:

- Да, знаю. Проточная вода. Считается, что вампиры не могут пересекать текущую воду.

Он кивнул, стараясь не отстать от нее.

- Это касается только Истинно Мертвых. Они действительно боятся религиозных символов, чеснока и прямых солнечных лучей. Но я не отношусь к их числу. Я никогда не умирала полностью.

Ее попутчик был не единственным, кто мало знал о вампирах. Дружинники из комитета бдительности, явившиеся за ней, тоже повесили себе на шею чесночные венки и нацепили столько амулетов Шаллии и Верены, что груз оберегов пригибал их к земле. Должно быть, на нее донес один из клиентов. Приспешники Глинки ворвались в ее комнату в гостинице «Восточная стена» сразу после восхода солнца, когда Женевьева обычно погружалась в дневную дремоту. Они застали ее с Молотовым - чиновником из кислевской делегации, которая прибыла на праздник Ульрика, - как раз в тот момент, когда она нежно надкусила ему горло. У нападавших были серебряные серпы и палки из боярышника, поэтому очень скоро они связали и обездвижили ее. Женевьева ожидала, что они загонят ей кол между ребер, положив конец ее существованию.

Шестьсот тридцать девять лет - это немалый срок для вампира. Она прожила дольше, чем Шанданьяк, ее темный отец, и смогла сделать кое-что полезное за свою долгую жизнь, - по крайней мере, так ей казалось после смерти Дракенфелса. Однако моралисты просто заковали ее в цепи и заперли.

Вукотич кашлял и фыркал. Его человеческие легкие не выдерживали такой скорости, и Женевьева замедлила шаг. Ее забавляла беспомощность воина, особенно если учесть, что здорового парня довело до такого состояния существо, которое представлялось ему маленькой девочкой. Что ж, она отплатила наемнику за свое запястье. Теперь он надолго запомнит, что внешность бывает обманчива. Женевьева дала бы Вукотичу лет тридцать на вид. Мужчина был крепко сложен и заработал за свою жизнь немало боевых шрамов. Его наполняла примитивная сила. Вампирша чувствовала это по его ауре. Если будет время, она отведает его крови, чтобы впитать жизненную энергию молодого человека.

Слуга кислевской царицы оказался пустышкой. От его крови отдавало водкой и «ведьминым корнем». Да и любовником Молотов оказался никудышным. Не мужчина, а сплошное разочарование. Вульфрик, управитель Храма Ульрика, нанял Женевьеву на время праздников, чтобы она навещала высокопоставленных особ, которых жрецы хотели умаслить. Ей обещали доплатить за ценные военные секреты, которые она сумеет выведать, исполняя свои непосредственные обязанности. Правда, пока дипломаты и генералы из других стран чаще хвастались своими победами на поле боя и в будуаре, чем обсуждали фортификационные сооружения и осадные машины. Конечно, куртизанка и шпионка были не самыми почетными из ее амплуа, но вампирша считала, что лучше заниматься этим ремеслом, чей работать служанкой в трактире. Или быть героиней.

Течение усилилось, и теперь стремительный поток бурлил вокруг ее ног. Не исключено, что впереди находится водопад. Они спустились к подножию горы. Насколько Женевьева могла судить, моралисты их не преследовали. Девушка надеялась, что Диен Ч’инг забыл о них, однако в глубине души она понимала, что просит у богов слишком многого.

Вампирша видела катайца раньше: на церемонии открытия, когда участники Крестового похода скинули свои капюшоны, воспевая гимны Ульрику. Женевьева бывала на Востоке. Целое столетие она странствовала между Великим Катаем и Ниппоном, поэтому знала о далеких землях гораздо больше, чем ограниченные жители Старого Света. Желтолицые были редкостью в Империи, поэтому Ч'инг представлял собой уникальное явление среди последователей Глинки. Девушка намеревалась сообщить о нем Вульфрику во время следующего доклада. Она чувствовала мощную магическую ауру вокруг катайца. Это были не привычные заклинания имперских колдунов, а более тонкие и коварные чары, которые Женевьева научилась бояться за время своего путешествия по Востоку. Мастер По, с которым она провела три десятилетия, немного рассказал ей о катайской магии. Она сама едва переступила порог великой Пагоды, но могла распознать человека, преодолевшего много уровней на пути к вершине. Ч'инг был опасен - и он не принадлежал к борцам за нравственность.

Вукотич споткнулся и упал. Женевьева протащила наёмника несколько ярдов, затем выволокла его из воды. Мужчина растянулся на земле, тяжело дыша. Раздосадованная девушка присела рядом с ним и прислушалась к своим ощущениям. Кажется, погони не было.

Они могли немного отдохнуть.

Кровопийца назвала ему свое имя. Вернее, все их. Женевьева Сандрин дю Пойнт дю Лак Дьедонне.

- Да, - кивнула вампирша, когда он непроизвольно вздрогнул, узнав ее. - Та самая!

- Вампир из песен об Освальде Храбром?

Женевьева раздраженно кивнула.

- Ты убила Дракенфелса.

- Нет. Однако я была там. Валялась без сознания. Я пропустила великую битву.

Вукотич не мог себя понять. Пребывание рядом с нечестивым созданием шокировало его настолько, что он чувствовал, как к горлу подступает тошнота. Однако его любопытство было не менее сильным, чем неприязнь…

- Но почему ты…

- Переоделась шлюхой? Одно время я была гладиатором, а это не та профессия, которую можно назвать при переписи населения. Я подметала конюшни. И я была рабыней… в Аравии и в Темных Землях. В этом одна из особенностей вечной жизни. Ты успеваешь побывать всем, кем угодно.

Чумазая уличная девчонка не вязалась у Вукотича с возвышенным образом бессмертной из песен. Казалось, его спутница расстроилась или рассердилась. Эта чудачка могла простить ему то, что он намеревался отрубить ей руку, но она не желала рассказывать о своем прошлом. Женевьева не вписывалась в его представления о нежити. Те твари, которых он встречал раньше, были зловонными чудовищами, паразитами, их нужно было отловить, проткнуть колом, обезглавить и забыть. Но он не допустит, чтобы внешнее сходство с человеком его одурачило. При всем своем обаянии вампирша оставалась мерзостью, принявшей облик женщины. Все существа этого мира делились на нормальных и уродов. Женевьева была уродом.

Запинаясь, он сказал:

- Но… э… ты должна быть героиней Империи.

Его собеседница плюнула в воду. Тонкие ниточки крови пронизывали ее слюну.

- Да, но, знаешь ли, иногда героини доставляют слишком много хлопот. Особенно если они живут вечно и пьют кровь. Я пресытилась вежливостью трусливых вельмож, которые боятся, что я могу впиться им в глотку в любой момент.

- И принц Освальд?

- Он тоже не такой, каким его описывают в балладах. Баллады всегда лгут. Однажды я встречала Магнуса Благочестивого, и он попытался залезть мне под юбку.

Она отвлеклась, вспоминая своего принца. Вукотич предположил, что мужчина использовал и обхитрил ее. Женевьева была очаровательна, но она служила мертвым орудием зла. Вукотич убил несколько подобных существ во время военных кампаний.

Однако она могла оказаться полезной. Вампиры, как он знал, были невероятно сильны. С лукавой ухмылкой он поднял закованную руку.

- Полагаешь, я об этом не думала? - усмехнулась девушка. - Я пыталась порвать ее в фургоне. Посмотри!

Она показала свою левую руку. Кончики пальцев были обожжены.

Его оковы были изготовлены из железа с примесью другого металла.

- Серебро, - пояснила Женевьева. - Не слишком много, чтобы ослабить звенья, но достаточно, чтобы помешать мне.

- Итак,- осклабился наемник,- пока твои силы ничем не помогли нам.

Глаза вампирши снова вспыхнули:

- Как сказать. Ты не задумывался, почему сломался второй браслет, который был целиком железный?

Женевьева сжала пальцы, и Вукотич представил; как железо ломается в ее кулаке.

У каждого из них к правой ноге была прикована цепь, которой кандалы крепились к балке в фургоне. К счастью, стражи морали поскупились, ограничившись одним серебряным браслетом. Вампирша разломала кольцо на лодышке и бросила цепь в речку.

- Мне снять это украшение или ты будешь и дальше таскать его на себе?

Вукотич не стал просить о помощи. Недовольно махнув рукой, Женевьева нагнулась и освободила его. Металл сломался с громким треском, напоминающим выстрел пистоля.

К этому времени сердце Вукотича перестало колотиться как сумасшедшее.

- Ты можешь идти? - спросила вампирша. - Я могу понести тебя, если ты совсем выбился из сил, но, как ты понимаешь, предпочла бы этого не делать.

- Я могу идти,- ответил наемник, покраснев.

Девушка помогла ему подняться. Солнце стояло прямо у них над головами, следовательно, время приближалось к полудню. Вукотичу хотелось есть. И пить.

Содрогнувшись, он подумал, что Женевьева, возможно, чувствует то же самое.

Хотя Женевьева не боялась солнечного света, как Истинно Мертвые, ее начала одолевать усталость. Стоял ясный осенний день, небо было чистым, и солнце просвечивало сквозь кроны высоких деревьев, утомляя вампиршу. Ее глаза слезились, и девушка не раз пожалела, что у нее нет очков с закопченными стеклами, которые она обычно носила днем. Очки, как и все прочие вещи, остались в гостинице «Восточная стена». Напряжение измотало ее, и она уже не могла бежать впереди наемника с прежней легкостью. Вукотич тоже устал, и беглецы вынуждены были поддерживать друг друга. Цепь тоже причиняла им массу неудобств.

Вукотич был человеком нетерпимым, к тому же он инстинктивно недолюбливал вампиров. Ничего особенного в этом не было. Вульфрик, который с удовольствием использовал ее во благо Империи, вел себя точно так же. Он не возражал, когда она рисковала жизнью во славу Ульрика, однако никогда не пригласил бы ее за свой стол, не позволил бы ей пойти в кофейню со своим сыном и не позвал бы ее в свой храм. Женевьева более шестисот лет скиталась с места на место, ускользая от злобных убийц, размахивающих деревянными кольями, пропахших чесноком и вооруженных серебряными ножами. Почти все они были мертвы, превратившись в прах за долгие годы. Однако девушку это мало утешало.

Лес поредел. День клонился к вечеру. Чувства вампирши обострились, а ее силы вернулись к ней, и теперь она поддерживала Вукотича, таща его вперед. Испытав прилив сил, она снова почувствовала красную жажду. Ее зубы ранили десны, когда она шевелила челюстью, а рот наполнился слюной с кровавыми прожилками. Скоро она должна будет поесть.

Женевьева слышала, как бьётся сердце Вукотича, чувствовала, как мощно и ровно циркулирует его кровь. Его неприязнь добавит некоторую остроту этому акту… Но пока ее состояние не было столь отчаянным, чтобы она стала пить кровь партнера против его воли.

Вот уже несколько миль, как лес изменился. Появились пеньки, носившие отчетливые отметины топора или пилы, протоптанные тропинки, старые кости и брошенные обертки от еды. Над деревьями поднимался дымок из дымоходов, который прозрачной струйкой растворялся в небе.

- Впереди деревня, - сказала Женевьева.

Они остановились, чтобы спрятать цепь. На Вукотиче была надета кожаная куртка с длинными рукавами. Наемник намотал цепь на руку, а тот кусок, который остался свободным, прикрыл рукавом. Им придется держаться за руки, сцепив пальцы, как юным влюбленным.

- Сейчас будет неудобно, - Предупредила вампирша. - Но если я обниму тебя за талию под курткой, а ты отведешь руку немного назад…

Вукотич поморщился. «Интересно, может, он страдает от раны, которую получил в бою или при падении?», - промелькнула мысль у Женевьевы.

- Готово.

Мужчина и женщина побрели в обнимку по направлению к деревне. Возможно, они не слишком убедительно изображали лесоруба с подружкой, выбравшихся на вечернюю прогулку, но и на двух сбежавших заключенных тоже не очень походили.

Впереди лежало небольшое селение. Несколько крестьянских хижин сгрудилось вокруг холма, на котором стоял охотничий, домик, принадлежавший какому-то дворянину. В некоторых окнах горел свет, но господский дом был погружен во мрак. Межсезонье.

Женевьева подумала, что им, наверное, повезло. Там, где останавливаются охотники, должны быть хороший конюх и хороший кузнец.

Стемнело, и кровь быстрее заструилась у нее в жилах. Однако вампирша сдержала себя. Ночь - не лучшее время, чтобы вести переговоры с кузнецом. Сначала им придется побеседовать с местными жителями, хитростью склонить кузнеца на свою сторону и, конечно, убедиться, что они не угодили в гнездо моралистов.

- Давай найдем сарай, - предложил Вукотич. - Там могут быть инструменты.

Этого Женевьева не учла. Не исключено, что Вукотич управляется с молотом не хуже любого кузнеца.

Внезапно по спине вампирши пробежал холодок, предупреждая об опасности. Она приложила указательный палец к губам своего спутника, призывая его к молчанию.

В лесу были люди, и они двигались в их сторону. Женевьева уловила скрип кожаных доспехов. Вооруженный отряд.

Беглецы увидели фонари и услышали голоса. Должно быть, это приспешники Глинки обыскивают местность.

Странно, она и Вукотич были не такими уж важными птицами, чтобы тратить столько сил к времени на их поимку.

Свет фонарей приближался. Из-за деревьев показалась небольшая группа вооруженных людей, которые устало зашагали к поселку. Отрядом командовал сержант, он ехал верхом. На его шлеме был знакомый гребень, как у всех, кто служил роду Бласко, а нагрудник украшало изображение руки в кольчужной перчатке - символ Жуфбара. Женевьева видела таких солдат в городе. Они принадлежали к элитному подразделению, охранявшему лорда-маршала.

Вряд ли Владислава Бласко заинтересует пара горожан, нарушивших нормы общественной морали, пусть даже они сбежали из-под ареста.

Солдаты обшаривали дом за домом. Двери лачуг были открыты нараспашку, а хозяева жались в сторонке, чтобы не мешать обыску. Гвардейцы Бласко были ловкими и вежливыми. Они действовали осторожно, стараясь ничего не сломать. Едва ли они искали кого-нибудь или что-нибудь конкретное. Наблюдая за солдатами и крестьянами, Женевьева догадалась, что все происходившее представляло собой обычную процедуру. Сержант даже нашел время полюбезничать с женщиной средних лет, которая поднесла ему кубок с вином.

Это был хороший знак. Никто не предлагал солдатам паршивого кофе Клея Глинки. Видно, стражи морали сюда не добрались.

Женевьева втащила Вукотича в проулок между домами. Это получилось у нее немного шумно. Девушка чувствовала, как напрягся наемник, и понимала, что он изготовился к драке.

- Успокойся, - сказала она. - Им нет до нас дела.

Однако их заметили.

- Кто здесь? - крикнул сержант.

Один из солдат быстрым шагом направился к ним, освещая себе путь раскачивающимся фонарем.

Женевьева обхватила свободной рукой голову Вукотича и поцеловала его. Наемник дернулся, издав возмущенный возглас, но потом до него дошло, что она делает. Он обмяк в ее объятиях, не сопротивляясь, но и не отвечая на ласку.

Прильнув к его губам, вампирша почувствовала жажду.

Свет фонаря ударил им в лицо, и они, моргая, уставились на солдата.

Воин рассмеялся и крикнул через плечо:

- Все в порядке, командир. Это влюбленная парочка.

- Счастливые, черти, - усмехнулся сержант. - Оставь их. Нам еще предстоит неблизкий путь через лес.

Гвардеец убрал фонарь. Вукотич снова напрягся, и Женевьева предостерегающе положила руку ему на грудь. Она слышала, как часто бьется его сердце, и вдруг заметила, что ее ноготки стали удлиняться, превращаясь в когти.

Девушка совладала с собой, и ее пальцы приняли нормальный вид.

У Вукотича кровоточила губа. Очевидно, вампирша поцарапала его, когда они целовались. Она задержала крохотную каплю крови во рту, смакуя, и дрожь наслаждения пробежала по ее телу. Женевьева сглотнула, ощутив тепло.

Наемник вытер губы тыльной стороной ладони и с отвращением взглянул на нее.

Скоро она должна будет поесть. Речь шла не просто об удовлетворении голода. Это была духовная потребность. Красная жажда не имела ничего общего с обычными чувствами, которые испытывают мужчины и женщины, когда хотят пить. Гораздо больше она напоминала зависимость, которая завладевает человеком, пристрастившимся к «ведьминому корню», или похоть распутника.

Солдаты ушли.

- Нам нужно найти ночлег, - сказал Вукотич.

Женевьева недовольно поморщилась, хотя понимала, что в предложении наёмника есть смысл. Конечно, днем она была не в лучшей форме, но могла идти, а вот человек должен поспать. Сейчас они поступят так, как лучше для него.

- Охотничий домик. Там никто не живет.

Они снова прижались друг к другу и медленно побрели к пристанищу благородных охотников. Конечно, жилище было не слишком просторным и удобным, однако лучше заночевать под крышей, чем спать на ложе из еловых иголок под открытым небом и укрываться ветками вместо одеяла.

Им даже не пришлось ломать дверь. Одно из окон в задней частя строения оказалось открытым. Внутри домика была одна большая зала с устланным шкурами полом. На галерее под потолком располагались спальни. На стенах помещения висели охотничьи трофеи.

Вукотич нашел бутылку вина, откупорил ее и сделал большой глоток. Он предложил спиртное своей спутнице, но Женевьева отказалась.

С некоторым усилием они взобрались по лестнице на галерею и отыскали там угол, где Вукотич мог вздремнуть, закутавшись в меховое одеяло. Он допил вино и заснул.

Женевьева сидела, вытянув руку, поскольку наемник свернулся клубком, словно пытаясь защититься. Приходилось смириться с тем, что эта ночь будет потеряна.

Вукотичу снова снилась битва на Вершине Мира. Этот кошмар преследовал наемника с детства. Ведунья из его родной деревни много раз пыталась угадать его судьбу по этим видениям. В своих снах он двигался тяжело и неловко, но не из-за ран, полученных в бою, а из-за груза лет, довлевшего над ним. На широкой равнине, где дыхание застывало в воздухе, он видел побоище, в котором участвовали все расы Известного Мира, сражавшиеся друг с другом без разбору. Уродливые мутанты бесцельно кидались друг на друга, по земле растекались лужи крови. Кости павших устилали поле, доходя воинам до коленей. Вукотич продолжал биться в темноте…

Затем он проснулся. Вампирша наклонилась к наемнику, зажав ему рот ладонью. Молодой человек раздраженно сжал кулаки. Она считает его ребенком, который поднимает крик, проснувшись среди ночи?

В просторном помещении горел свет, и Вукотич услышал голоса.

Женевьева приблизила к нему лицо и глазами указала вниз.

В охотничьем домике были люди, которые стояли около яркого огня.

- Он скоро придет? - спросил высокий лысый человек в церемониальных доспехах, отороченных алым шелком и волчьим мехом.

Фигура в плаще с капюшоном кивнула.

Лысый мужчина мерил шагами комнату, сжимая кубок в руке. У Вукотича сложилось впечатление, что этот человек не привык ждать. В нем чувствовалась властность. Наемник был уверен, что видел незнакомца раньше, возможно, на церемонии открытия праздника среди других генералов, баронов и героев Империи.

Беззвучно шевеля губами, Женевьева произнесла имя, и Вукотич разобрал: «Бласко».

Он пригляделся. Точно, это был Владислав Бласко, лорд-маршал города-крепости. Тот самый человек, который помог Клею Глинке обрести почву под ногами. Тот самый человек, который допустил, чтобы знаменитые пивные Жуфбара превратили в унылые кофейни, где на каждом столе лежали религиозные трактаты, а в очаге стыли погасшие угли.

Осушив кубок одним глотком, Бласко передал его слуге, чтобы тот наполнил его снова. Мерцающая багряная жидкость была чем угодно, но только не кофе.

Пока Бласко нервно ходил по комнате, фигура в капюшоне стояла неподвижно, как священная статуя. На чужаке был плащ стража морали, однако в его облике чувствовалось что-то странное, почти нечеловеческое. Хотя существо наклонило голову, оно было на целую ладонь выше лорда-маршала, а его локти неестественно оттопыривались. «Кто бы ни прятался под балахоном, - догадался Вукотич, - он явно испытал на себе воздействие варп-камня».

Мораль и мутанты. Сыгранное партнерство.

Теперь Вукотич понял, что делали солдаты в деревне. Лорд-маршал был командующим Жуфбара, а Жуфбар представлял собой ключевое звено в цепи защитных укреплений, протянувшихся от Карак Унгорна на холодном севере и Гор Края Мира до Карак Азгана и южных областей, знаменитые своими вулканами. Это была единственная линия обороны против Темных Земель, где правили орды гоблинов, бесчинствовали демоны и плелись заговоры против человеческой расы. Естественно, отправляясь куда-либо, высокопоставленный вельможа должен убедиться, что его не подстерегают убийцы. Если они с Женевьевой выживут в этом приключении, Вукотич предложит Бласко нанять новых гвардейцев. Нынешнюю охрану лорда-маршала было слишком легко провести. Если бы они с вампиршей намеревались выслужиться перед последователями запрещенного культа, им ничего не стоило бы прикончить Бласко, не покидая своего укрытия. Кто зияет, возможно, от такого деяния содрогнулась бы вся Империя.

Но появились новые гости, которые принесли с собой холодный ночной воздух и туман. Бласко был доволен, что ожидание окончилось.

- Ха, - воскликнул он, - отлично! Приятель, хочешь вина?

Предводитель новой группы, одетый в такой же балахон, как и высокий мутант, покачал головой. Бласко приказал наполнить свой кубок.

Две фигуры в плащах обменялись поклонами и жестами, которых Вукотич не понимал.

Наконец пришелец, чей мрачный наряд был обшит по краю красной тканью, прервал молчаливую беседу и повернулся к Бласко.

- Меня зовут Ефимович, - сообщил он, сбрасывая капюшон.

Бласко расплескал вино и отшатнулся. Вукотич замер от ужаса, когда огонь, полыхающий внутри Ефимовича, озарил комнату и галерею.

Этот человек был похож на ожившую статую. Сосуд из прозрачного стекла, в мельчайших подробностях воспроизводивший человеческое тело, был наполнен языками пламени. Черные, будто мраморные глаза блеснули на демоническом лице, и Ефимович улыбнулся.

Откинув рукав, он хлопнул Бласко по плечу своей сияющей ладонью. Вукотич ожидал, что лорда-маршала охватит пламя, однако вельможа только вздрогнул, но не обжегся.

Движимый любопытством, он осторожно накрыл руку Ефимовича своей рукой. Ничего не произошло.

- Наши темные владыки иногда требуют странных жертв, Владислав, - пояснил огненный человек.

Ефимович говорил на Старом Всемирном с кислевским акцентом.

- И я?… - Бласко не договорил.

- Несомненно, - отозвался Ефимович. -Тебе тоже придется чем-то заплатить. Ты должен отделаться от своих предубеждений относительно физической оболочки. Возможно, это странное состояние, но оно на удивление приятно. Изменения, которые производит варп-камень, ведут к усовершенствованию. За странными жертвами следуют странные награды. С каждой душой происходит что-то свое, Владислав. Кто знает, что скрыто в твоем сердце?

Бласко отвернулся. Его кубок снова опустел.

Помощник Ефимовича, не пожелавший снять маску, пересек комнату, покачиваясь из стороны в сторону. Под его балахоном конечности двигались невероятным образом. Похоже, у него больше коленей и локтей, чем предусмотрено природой. Вукотич порадовался, что плащ скрывал эти уродства.

Отметины Хаоса всегда ужасали его и заставляли ненавидеть себя. Молодой человек убил много существ, измененных варп-камнем, однако он не мог положить конец своим снам. Сражение у Вершины Мира по-прежнему ждало его каждую ночь.

- Все идет хорошо, я полагаю? - спросил Ефимович.

Избегая смотреть на огненнолицего гостя, Бласко ответил:

- Да. Я все подготовил к церемонии закрытия праздника.

- Глинка будет выступать?

- Он будет проповедовать. На берегу Черной Воды соберутся представители всех делегаций. Глинка обратится к Императору с призывом поддержать Крестовый поход за нравственность…

Ефимович издал противный смешок:

- Затем он умрет?

- Да. Его убьет человек, которого ты мне прислал. Маги-советники, окружающие Глинку, интересуются только традиционными заклинаниями. Катайские методы им незнакомы.

- Превосходно, превосходно. Ты уверен, что сумеешь занять положение вождя в их среде?

Бласко глотнул вина:

- Само собой разумеется. Мои доверенные помощники уже имеют численное преимущество перед сторонниками Глинки на внутренних собраниях Храма Чистоты. Когда Глинки не станет, меня изберут на его место.

Ефимович злорадно усмехнулся:

- По мере того, как растут силы моралистов, увеличивается влияние Незримой Империи. Какая ирония судьбы, не правда ли? Мы используем в своих целях движение, созданное для борьбы с грехом.

Бласко ничего не ответил. У него на лбу выступил пот. Вукотич заметил, что слуга, который подавал лорду-маршалу вино, побелел от страха. Не все они были монстрами. Пока.

Нахмурив брови, Женевьева внимательно вслушивалась в разговор. Вукотич гадал, кому принадлежат ее симпатии. Будучи чудовищем, вампирша должна была сочувствовать Ефимовичу и ему подобным. Однако она сражалась с Великим Чародеем Дракенфелсом и вообще не была похожа на созданий тьмы, с которыми наемник встречался прежде.

Ефимович обнял содрогнувшегося Бласко и поцеловал его прямо в губы, явно наслаждаясь смятением лорда-маршала. Вукотич вспомнил холодные объятия Женевьевы и ее острые как иголки зубы, прикусившие его губу.

- Если Тзинч того захочет, мы встретимся через три дня, Владислав, - сказал огненный монстр. - После церемонии. Я прослежу, чтобы тебя повысили. Как говорит наш восточный друг, ты начнешь свое восхождение на Пагоду…

Ефимович ушел в сопровождении своих товарищей, облаченных в черные балахоны. Бласко повернулся к слуге и тщательно вытер рот. Вукотич припомнил сладкий вкус губ Женевьевы и тот позорный момент, когда, почувствовав влечение к ней, пожелал продолжить темный поцелуй…

Перепуганный слуга плакал, издавая несвязные звуки.

Бласко охватила холодная ярость, которую ему нужно было на кого-нибудь излить. Он огляделся в поисках подходящей жертвы.

- Прекрати хныкать, Мейес! - рявкнул он.

Слуга, молоденький парнишка, упал на колени и начал молиться Шаллии, прося о прощении.

Выплеснув остатки вина в огонь, лорд-маршал несколько долгих мгновений всматривался в языки пламени. Слуга продолжал молиться, перемежая призывы, обращенные к богине, с рыданиями.

Владислав обернулся, вытащил кинжал и прервал стенания юноши.

Пнув тело, вельможа покинул охотничий домик.

По своему обыкновению, Диен Ч'инг начал день с того, что раскинул стебли тысячелистника. Этим утром конфигурация палочек его встревожила. Накануне убийства он был склонен уделять повышенное внимание деталям и мерам предосторожности. Катаец все еще пребывал в дурном расположении духа после вчерашнего побега двух заключенных. Они ничего из себя не представляли, однако их успех был изъяном на полотне его жизни. Если он будет пренебрегать такими мелочами, расползется вся ткань.

Диен Ч'инг встал. Убранство его кельи в Храме Чистоты было предельно скромным, если не считать резного ларца, хранящегося под кроватью. Это была единственная вещь, которую катаец привез с собой из Поднебесной. Сам верховный жрец Циен-Цин благословил ларец, принеся кровавую жертву.

Шепча сдерживающее заклинание, катаец отпер сундучок. Если бы он ошибся хоть на один слог, нарушив древний ритуал, его сердце взорвалось бы в груди. Циен-Цин требовал совершенства.

Среди магических приспособлений, аккуратно сложенных в ящике, Ч'инг выбрал неглубокую гладкую чашу. Поставив сосуд на каменный пол, катаец наполнил его водой из кувшина, стоящего рядом с кроватью, и добавил три капли ягуарового масла из флакончика, спрятанного в одном из отделений ларца. Затем он поднес руку ко рту и надкусил подушечку пальца. Выдавив ровно три капли крови в воду, катаец раскрутил чашу.

Кровь и масло поплыли по кругу, затуманивая жидкость. Ч'инг сосредоточился, пытаясь разглядеть очертания Пагоды, нижние уровни которой украшали лотосы и хризантемы, а верхние - кости тех, кто подвел Циен-Цина.

В Храме Чистоты музыка была запрещена по приказу Клея Глинки, который считал, что даже самое вдохновенное исполнение порождает нечистые помыслы. Но Диен Ч'инг слышал оркестр Пятнадцати Демонов, играющий в Пагоде. На мгновение его охватила тоска по родине.

Катаец снова крутанул чашу. Плоский сосуд вращался вокруг своей оси, как гончарный круг. Масло и кровь скопились вдоль обода чаши, образуя рамку, внутри которой открылось всевидящее око.

Ч'инг увидел охотничий домик в лесу - сначала снаружи, потом внутри. Катаец кивнул. Это место, где Владислав Бласко и верховный жрец Ефимович должны были встретиться прошлым вечером, чтобы обсудить планы запрещенного культа. Угол обзора изменился, и теперь катаец наблюдал за происходившим как бы сверху. Он видел, как Бласко и Ефимович вели неслышную беседу внизу.

Что неправильно в этой картинке?

Заговорщики были не одни. Ч'инг проклял Бласко и его западных магов, не способных узреть суть. Лорд-маршал не должен был, не имел права допустить, чтобы их подслушали.

На галерее скрывались двое. Они внимательно слушали разговор, который их не касался.

Опустившись ниже, окошко приблизилось к шпионам, и Ч'инг узнал их. Вампирша и наемник. Катаец помянул и себя в своих проклятиях. Этого не случилось бы, не будь он столь беспечен.

Вращение чаши замедлилось, и око закрылось. Перед магом стояла обычная плошка с водой.

Катаец глубоко задумался. Он не мог признаться в своей ошибке Бласко, поскольку тот назначил бы другого убийцу вместо него. Циен-Цину было важно, чтобы именно Ч'инг, а не какой-нибудь начинающий некромант Нургла, совершил покушение, передав контроль над Крестовым походом в руки темных богов. Если он оступится, его кости украсят Пагоду.

Нужно найти Женевьеву и Вукотича и заткнуть им рот.

Катаец взял бамбуковую флейту и беззвучно подул в нее, призывая дух своего смиренного предка, похороненного под деревом, из которого был сделан музыкальный инструмент. Призрак предка Ксоу возник в воздухе, и Диен Ч'инг отправил духа в погоню за упрямой парочкой.

Затем он занялся приготовлениями к великим свершениям.

Они украли телегу, запряженную волом, и двинулись по дороге к Черной Воде. Это направление было ничуть не хуже других, учитывая, что на востоке находились Темные Земли, на юге - Кровавая река и Скверные Земли, а на западе - Черные горы. Беседа, подслушанная прошлой ночью, немного встревожила Вукотича, но он считал, что этот заговор его не касается. Ни у него, ни у Женевьевы не было причин спасать Клея Глинку от врагов. Вукотич не был гражданином Империи и никому не служил на данный момент. Даже если последователи запрещенного культа проникнут в ряды моралистов, Крестовый поход не сможет принести больше вреда, чем он приносит сейчас, в своем нынешнем виде. Наемник не собирался лезть в драку, пока ему не заплатят. А Женевьева, как он подозревал, только выиграет от вторжения Хаоса. К мерзкому отродью будут относиться терпимее, если такие, как Ефимович, придут к власти в Старом Свете.

В первую очередь им следовало найти кузнеца и разойтись подобру-поздорову. Во всяком случае, Вукотич вздохнет свободнее, когда избавится от довеска в виде девушки-кровопийцы.

В телеге беглецы нашли старые одеяла и завернулись в них. Женевьева дремала, склонив голову ему на плечо и прикрыв цепь краем тряпки. Наёмник держал вожжи в левой руке, предоставив волу самому выбирать путь. Они изображали сельскую супружескую пару, но не встретили по дороге никого, кому стоило бы показать этот спектакль.

Если приспешники Бласко захватят власть в городе-крепости, они передадут в руки гоблинов всю линию защитных укреплений на Краю Мира. Начнутся войны. Благородные Дома восстанут друг против друга. Армии Империи столкнутся с Силами Хаоса. Кислев, Бретония и Эсталия тоже не останутся в стороне. У наемников будет много работы. Война - это выгодное дело.

Однако Вукотич помнил свои сны. В битве из его кошмаров было мало чести, славы или выгоды.

Нежить в балахонах стражей морали могла подобраться к самому Императору и свергнуть его с престола. Возможно, не будет грандиозных битв на полях сражений, а смена власти произойдет в результате череды заговоров, предательств и постыдных побед.

Телега, громыхая, проехала через перекресток. У дороги стояли прочные виселицы. На одной из них в петле болтался мертвый гном, над лицом которого кружились мухи.

Они вернулись к цивилизации.

Женевьева проснулась, и ее пальцы впились Вукотичу в бок.

- Рядом с нами что-то мертвое, - прошептала она.

- Это всего лишь похититель овец, - отозвался наемник.

- Нет. Дух гнома давно улетел. Я чувствую нечто иное. Чужой дух, прибывший издалека…

Послышался хлопок, и невидимка обрел форму. Его очертания были расплывчаты, но двигался он быстро, как колибри. Странное существо заплясало над головой вола.

Женевьева откинула одеяло и сделала несколько пассов в воздухе.

Правая рука Вукотича онемела и безвольно повисла на цепи под рукой вампирши.

- Я плохо это умею. Мне никогда не давались заклинания.

Дух успокоился и превратился в маленького старичка в узорчатом золотистом одеянии, который, скрестив ноги, парил над волом. У него были длинные ногти и тонкие нитеобразные усы, как у катайца.

- Приветствую вас, почтенные, - пропищал призрак. - Я пришел, чтобы передать вам бесчисленные пожелания благополучия от моего досточтимого потомка, мастера Диен Ч'инга, который достиг высокого пятого уровня в Пагоде Циен-Цина. Меня, вашего недостойного слугу, зовут Ксоу Ч'инг, и я прошу вашего дозволения передать послание, которое, надеюсь, вы милостиво выслушаете.

Женевьева все-таки привела заклинание в действие, и фиолетовое пламя сорвалось с ее пальцев. Ксоу отмахнулся от огненных стрел так, словно это легкий ветер взъерошил его усы, и продолжил:

- Мой потомок не желает вам зла и обещает, что больше не причинит вам вреда. Он просит лишь, чтобы в течение трех последующих дней вы оставались в лесу и не пытались передать кому-либо из жителей Жуфбара сведения, которые случайно узнали прошлой ночью в охотничьем домике. За это мой потомок наградит вас так, как вы того пожелаете… Богатство, высокая должность, духовное наставничество, тайное знание. Все это может стать вашим, если вы просто воздержитесь от каких бы то ни было действий.

Ксоу подплыл ближе, зависнув в воздухе на расстоянии вытянутой руки от Вукотича и Женевьевы. Он сохранял эту дистанцию, хотя телега продолжала двигаться дальше. Вожжи проходили сквозь человечка, оставаясь видимыми внутри призрачного тела.

Женевьева старалась как могла, но ее магических способностей было недостаточно. Ксоу легко поглощал все ее удары. Он учтиво мурлыкал, делая все более заманчивые предложения. Вукотич почуял, что им угрожает серьезная опасность.

- Мне больно думать о такой возможности, - наконец объявил Ксоу, а на его лице появилось преувеличенно грустное выражение, - но если вы ответите отказом на великодушное и справедливое предложение моего потомка, я подозреваю, он сурово вас покарает. Как помощник Повелителя Пятнадцати Демонов, пользующийся благосклонностью своего господина, он может прибегнуть к могущественным заклинаниям, против которых вам не устоять. В действительности мне известны те изысканные пытки, которым вы будете подвергнуты, если, к несчастью, не пожелаете попридержать ваши драгоценные языки. И уверяю вас, боль, которую вам предстоит испытать, будет продолжительной, разнообразной, немилосердной и…

Неожиданно Женевьева вытянула правую руку, сильно дернув Вукотича за запястье. Сначала в тело Ксоу проникла ее ладонь, затем вампирша погрузила всю руку по локоть.

Призрак разлетелся на кусочки и пропал.

Вукотич изумленно хлопал глазами. Женевьева плутовато улыбнулась и сказала:

- Вампиры - не единственные существа, которые не выносят серебра.

- Ясно.

- Нам следует ждать других нападений. Катаец не ограничится тем, что будет направлять к нам своих посланцев.

Вукотич понимал, что его спутница права.

- Если мы изменим наш путь, он, возможно, угомонится. Если мы укроемся в Черных горах, это ясно покажет ему, что мы не собираемся вмешиваться в его дела.

Вампирша потрясенно взглянула на наемника:

- Ты допустишь, чтобы он добился своего?

Вукотич пожал плечами:

- Почему бы и нет? Я зуба лэшворма не дам за жизнь Глинки.

- Но что будет со Старым Светом?

- Он мне не господин. У меня нет хозяина. Когда мне платят, я сражаюсь. В противном случае пусть Император и приспешники Хаоса рвут друг другу глотки без моего участия.

Девушка молчала. Вукотич натянул поводья и остановил вола.

- Мы повернем? - спросил он.

Лицо Женевьевы было непроницаемым. После того как она стерла с лица вызывающий макияж, ее можно было принять за ребенка.

- Итак?

- Нет, - заявила вампирша. - Мы поедем в Жуфбар и спасем проклятого ханжу. У нас нет выбора.

- Может, у тебя и нет, но у меня есть.

Женевьева улыбнулась, сверкнув зубами, и потрясла цепь:

- Вукотич, ты пойдешь туда же, куда и я. Помни об этом.

- Мы скоро расстанемся. Ты займешься своими делами, а я пойду своей дорогой.

Девушка начала сердиться:

- Ты Железный Человек, да? Никогда не забываешь о том, кто ты есть?

Вукотич почти вспомнил что-то, однако эта мысль была из его исчезнувшего и позабытого прошлого. Она тут же истерлась из памяти.

- Заплати мне, и я буду драться.

- Отлично. Тогда я найму тебя. Только тебе это может не понравиться.

Вукотич окинул вампиршу взглядом:

- Тебе нечего мне предложить, кровопийца. У тебя нет золота, чтобы купить меня.

Женевьева горько рассмеялась:

- Золота у меня нет, но немного серебра найдется.

К ночи Женевьева и Вукотич были в Хлоести, поселке средней величины. Они прибыли во время какой-то церемонии. На городской площади был разведен огромный костер, к которому подходили фигуры в знакомых балахонах и что-то кидали в огонь. Это было торжественное действо, без музыки и танцев. Вампирша предположила, что они исполняют погребальный ритуал. Старые традиции долго сохранялись на задворках Империи. Несколько сот лет назад Женевьеву бросили в костер, подобный этому, полыхавшему посреди черногорской деревушки. У нее ушло десять лет на то, чтобы полностью восстановить кожу. Девушка удивилась, что моралисты добрались даже в такую глушь. Это увеличивало значимость ее миссии. Бласко нужно было остановить.

После того как они заключили договор, Вукотич молчал. Женевьева не знала, как им удастся преодолеть преграды, которые воздвигнет на их пути катаец, однако она понимала, что, добравшись до управителя храма Вульфрика, сможет кое-что предпринять. Если им повезет, дискредитированы будут оба - и Глинка, и Бласко, а Империя сможет вернуться к привычной жизни, состоящей из порока и добродетели. Какой неожиданный поворот событий! Опять она должна изображать из себя героиню. Когда все закончится, она снова наймется в трактир служанкой иди отыщет обитель, принадлежащую ордену Вечной Ночи и Утешения, и укроется там от суетных человеческих забот. Вампиршу утомили великие деяния, песни и баллады.

Телега остановилась, увязнув в толпе деревенских жителей, которые молча смотрели на стражей морали, по очереди подходивших к костру.

- Что случилось? - спросила Женевьева.

Молодой человек потрепанного вида выругался и сплюнул:

- Парни Глинки добрались до кабинета бургомистра.

- А что они бросают в костер?

Респектабельная дама шикнула на них. Над губой у нее росли густые усы.

Унылый молодой человек, который явно пил не только кофе, не обратил внимания на женщину.

- «Аморальные книги», говорят они. Жалкие тупицы! Они не умеют читать, они не умеют писать, зато точно знают, какие книги вредные.

Женевьева была заинтригована. Что могли скрывать жители Хлоести, чтобы разгневать стражей? Может, моралисты нашли тайник, в котором хранились запрещенные манускрипты Слаанеша с превосходными иллюстрациями гравера Хуффа или недозволенное «Искусство куртизанки» Берты Маннехейм?

- Аморальные, ха! - Юноша опять сплюнул. - Детские книги с картинками и пьесы Таррадаша. «Изображения оскорбляют богов,- заявляют они. - А слова - и того более». Нет ничего хуже слов, поскольку слова заставляют людей думать о вещах, которые лежат вне сферы их повседневного опыта. Например, о свободе. Свободе думать, любить, задавать вопросы. Свободе дышать.

Два священнослужителя боролись с большим полотном, на котором богини-сестры Шаллия и Мирмидия были изображены играющими. Техника живописи была примитивной, однако в интерпретации сюжета присутствовал некий наивный шарм. Холст швырнули в огонь, и он сгорел в мгновение ока.

На площадь вылетели всадники в черных плащах, которые волочили за собой на веревке обломки статуй. Гипсовые и каменные скульптуры бились о камни мостовой, теряя головы и конечности. Одна голова покатилась под копыта быку. Расписное лицо выглядело до отвращения реалистичным.

Огонь яростно полыхал. Яркие искры, кружась, взмывали в небо, как демоническая мошкара.

- Им, наверное, обидно, - продолжил молодой человек,- что приходится сжигать стихи, когда они хотели бы сжечь поэта.

Женевьева заметила, что пальцы недовольного юноши покрыты чернильными пятнами, а волосы на пару дюймов длиннее, чем принято в этих краях. В петельку его куртки был вставлен большой пушистый цветок, а свободные рукава украшала вышивка. Вампирша без труда догадалась о роде его занятий.

- Глупцы и дикари! - крикнул парень. - Вы никогда не заставите умолкнуть голос Искусства!

Его выкрик глубоко задел респектабельную даму. С ней был ребенок, пухлый мальчик, который с восторгом взирал на разъяренного поэта. Любой человек, способный так расстроить его маму, заслуживал внимания. Горящие страницы порхали над площадью, на лету обращаясь в пепел.

Священнослужители заметили поэта, и несколько человек направились к нему. Женевьева спряталась за спину Вукотича, прикидываясь невинным наблюдателем.

- Это он баламутит народ,- заявила респектабельная дама, указывая пальцем на юношу. - Длинноволосое позорище.

Ребенок дернул ее за юбку. Женщина отшлепала его и потянула прочь.

Стражи морали схватили поэта и поволокли его из толпы.

Между тем женщина никак не могла справиться со своим сыном.

- Идем, идем, Детлеф, - твердила она. - Ты ведь не хочешь быть с этими плохими людьми. С поэтами, писателями, актерами и шлюхами. Когда ты вырастешь, то станешь зеленщиком, как твой отец, и обеспечишь нам достойную старость.

Женевьеве стало жаль мальчика. Она пригляделась к нему. Парнишке было лет шесть-семь.

Священнослужители достали свои железные палки и принялись потчевать ими поэта. Молодой человек продолжал кричать, что искусство будет жить вечно. Его лицо заливала кровь.

- Она тоже заодно с ним, - крикнула жена торговца овощами, показывая на Женевьеву. - Она вместе с этим бумагомаракой!

Капюшоны колыхнулись, и громилы посмотрели в сторону телеги. Вукотич предостерегающе покачал головой. Наверное, у него был внушительный вид, особенно если учесть, что моралисты таращились на него снизу вверх. Он определенно представлял более серьезную угрозу, чем хилый стихотворец.

- Эй! - воскликнула женщина. - Разве вы не собираетесь покарать этих грешников?

Женевьева и маленький Детлеф смотрели друг на друга. В пухлом лице мальчика было что-то необычное. Казалось, девушка его заворожила. Вампиры должны были обладать притягательной силой, и некоторые из ее знакомых - разумеется включая ее темного отца Шанданьяка - действительно владели такими способностями. У Женевьевы этот талант проявлялся редко, выборочно и неожиданно. Причем действовал он в обоих направлениях.

Священнослужители не захотели связываться с Вукотичем и ушли, таща за собой поэта. Наемник сердито зыркнул на жену зеленщика. Толпа повлекла женщину вперед, и Вукотич оттолкнул ее, выставив руку перед собой. Дама отмахнулась. Не удержавшись на ногах, наемник шлепнулся на телегу, а его рука скользнула вдоль юбок респектабельной особы. «Что он делает?» - удивилась Женевьева. Ее спутник выпрямился. Женщину оттеснили от телеги, и она потянула сына за руку. Маленький Детлеф улыбнулся Женевьеве и исчез в толпе.

Все закончилось. Связь оборвалась.

Вывалив в костер книги из тачки, стражи морали швырнули следом за ними и саму тачку. Эти действия не были встречены одобрительным ревом. Над площадью повисло отупелое молчание. Забравшись на возвышение, проповедник разглагольствовал о вреде вина, чувственной литературы, танцев и распутства.

- Она! - крикнул кто-то в толпе, указывая на молодую женщину.- Она цепляется ко всем мужчинам, уводит добрых мужей из семьи…

Женщина съежилась и бросилась бежать. Ее длинные косы выбились из-под платка.

- И Ральф Марипозо! - прокричал другой голос.- Он всегда поет, всегда танцует…

Оскорбления посыпались градом. Жители деревни набросились друг на друга, клеймя своих соседей извращенцами, распутниками, пьяницами, обжорами, лентяями, пожирателями «ведьминого корня», мужеложцами, демонопоклонниками, прелюбодеями, сплетниками, похитителями трупов, скотокрадами, оборотнями, эльфийскими подкидышами, смутьянами, вольнодумцами, переодетыми хобгоблинами и предателями Империи. Некоторых хватали и били моралисты. Другие бежали или попадали в человеческий водоворот, который увлекал их в том или ином направлении.

Женевьева толкнула Вукотича локтем, давая понять, что нужно развернуть телегу и выбираться из толпы. Но сделать это оказалось невозможно. Люди сгрудились так плотно, что вол не мог сдвинуться с места, как ни напрягался.

Назревали крупные беспорядки. В ход пошли камни, которые граждане выковыривали из мостовой. Один такой булыжник вскользь задел Женевьеву по голове, но, к счастью, не причинил большого вреда. Вол упал на колени, а вокруг него сражались люди.

Развратитель малолетних… Любитель дрянного вина… Адепт нечистых алтарей… Ты, душитель молодых козлов… Да это из-за тебя молоко киснет… Мошенник, недовешивающий товар…

- Мы должны убраться отсюда, - сказала Женевьева Вукотичу.

Шкура вола окрасилась кровью. Кто-то ранил животное. Двое мужчин дрались на ножах, обвиняя друг друга в совращении некой девицы по имени Хильда Гетц. Одного бедолагу толкнули в огонь, и теперь он с воплями продирался сквозь толпу. Это был невероятно толстый гном. Его маслянистые волосы полыхали, как факел.

Вукотич обнял вампиршу, пряча цепь за ее спиной, и приподнял ее. Он сошел с телеги и помог слезть своей спутнице, поддерживая ее так, словно она была тяжело больна.

- С дороги! - рявкнул он. - Моя жена ждет ребенка.

Драчуны отскочили в разные стороны, и наёмник с девушкой выбрались из толчеи. Вампирша удивилась сообразительности своего напарника, придумавшего разумное объяснение их поведению.

- Ты, - повернулся Вукотич к одному из мужчин с ножом. - Где здесь ближайшая гостиница?

Наемник возвышался над парнем как башня. Сельский житель попятился и лишь потом ответил чужаку.

- «М-м-нирный приют», - пробормотал он. - Это на дороге в Карак Варн, к северу.

- Спасибо, приятель. Передавай привет Хильде Гетц.

Они потихоньку направились прочь. Вукотич вел Женевьеву, приобняв ее, словно она вот-вот родит. Вампирша громко стонала и охала.

Забияки продолжили драку. На их ножах играли отблески костра.

- Мы остановимся на ночь в гостинице, - объявил наемник. - А завтра утром тронемся в путь.

- У нас нет денег, Вукотич.

Молодой человек усмехнулся и помахал в воздухе кошельком.

- Полагаю, добродетельная матрона с усами даже не заметит пропажи.

«Мирный приют» относился к тому типу гостиниц, где все предыдущие постояльцы представлялись супружескими парами по фамилии Шмидт или Браун. Ночной портье сидел на стуле и храпел, привалившись спиной к стене. Вукотич и Женевьева вошли внутрь, завернутые в одеяло, словно на улице шел дождь. Левой рукой, которая теперь стала у наемника рабочей, он позвонил в колокольчик, и дежурный свалился со стула.

- Нам комнату на ночь, - сказал Вукотич.

Дежурный перегнулся через стойку и вытащил огромную книгу в кожаном переплете. Он открыл ее торжественно, словно держал в руках священные тексты, содержащие сокровенные секреты Сигмара Молотодержца, и вписал в нее дату.

- Как вас зовут? - спросил мужчина.

- Шмидт,- ответил Вукотич.- Йоганн и Мария Шмидт.

Кадык ночного портье двинулся вверх и вниз.

- Мы останавливались здесь раньше, - настаивал Вукотич.

- Да, - согласился мужчина. - Раньше… Боюсь, раньше все было по-другому. Борьба за нравственность, вы понимаете…

Вукотич нахмурился, стараясь придать себе как можно более грозный вид.

- Без свидетельства о браке, я, увы, не смогу предоставить вам комнату…

Левой рукой Вукотич сгреб ворот рубашки своего собеседника:

- Мы хорошие клиенты. Госпожа Шмидт и я всегда пользовались гостеприимством «Мирного приюта».

- Хм… э… Конечно. Рад видеть вас снова, господин Шмидт… Надеюсь, пребывание у нас доставит удовольствие вам и вашей милой жене.

Вукотич буркнул что-то неопределенное. Дежурный протянул ему перо, и наемник потянулся было за ним.

Женевьева перехватила его запястье, удерживая правую руку наемника, и сама взяла перо.

- Давай я подпишу, дорогой, - сказала она. - Йоганн поранил руку.

Смутившись из-за того, что едва не допустил опасный промах, Вукотич промолчал, и Женевьева аккуратно написала их вымышленные имена в гостевой книге.

Портье нашел свечку и ключ, затем объяснил, как найти комнату. Номер располагался за лестницей на первом этаже. Из его окон открывался прекрасный вид на свинарник. К сожалению, благоухание было соответствующим.

- Я бы приняла сейчас ванну, - мечтательно протянула Женевьева.

- В этой грязной дыре тебе это едва ли удастся,- усмехнулся Вукотич и раздавил многоножку, которая выбежала из-под широкой кровати.- Кроме того, нам пришлось бы разрезать на себе одежду, чтобы раздеться.

- Тебе тоже не помешало бы помыться. После двух дней в одном и том же наряде ты источаешь не самый приятный аромат.

Вампирша обошла комнату, заглядывая в ящики и открывая шкафы. Вукотич был вынужден следовать за ней. Наконец, успокоившись, она окинула комнату взглядом, в котором читалась смесь настороженности и любопытства, потянула своего спутника к кровати и, сев на нее, принялась расстегивать изорванные и грязные туфли.

Вукотич был близок к тому, чтобы рухнуть на постель и умереть, но Женевьева, ночное создание, чувствовала тебя бодрой, как никогда.

За последние несколько дней ее наряд пострадал гораздо больше, чем одежда Вукотича. Легкое платье, сшитое из прозрачного шелка, теперь приняло такой вид, что, попадись вампирша на глаза Клею Глинке, его хватил бы удар. Одеяло соскользнуло с плеч девушки и упало на пол. Женевьева потянулась, как кошка. Почти игриво перебирая цепь, она придвинулась к нему и провела острыми ноготками по щеке наемника.

Вукотич никогда не понимал женщин, а женщин-вампиров и подавно.

- Сколько тебе?…- начал он и осекся. Женевьева чуть заметно поморщилась:

- Очень много.

Вскоре они оба расположились на кровати, а цепь, аккуратно свернутая в кольцо, лежала между ними. Вукотич больше не чувствовал себя усталым.

Женевьева расстегнула сорочку, выставив стройное белое тело под свет двух лун. Ее грудь опускалась и поднималась. Она дышала.

Вукотичу было важно понимать, что его спутница была не мертвой, а просто другой. Молодой человек несколько раз проводил время с необычными женщинами, однако варп-камень никак не подействовал на него.

Перекатившись на бок, наемник жадно поцеловал вампиршу. Женевьева не сопротивлялась, но он почувствовал, что ей неприятен его запах. Обеими руками, постоянно натыкаясь на цепь и на ее руку, он расстегнул штаны.

Девушка не оттолкнула его. Она приняла его терпеливо и отвечала приятно, но он понимал, что ее не захватил акт любви. Мелкая шлюшка притворилась бы, чтобы польстить ему и ввести в заблуждение. Цепь оказалась между их телами, и ее звенья оставили на коже красные отпечатки.

Все закончилось быстро.

Усталый и вспотевший, Вукотич отстранился от своей спутницы и свернулся под одеялом. Отодвинувшись так далеко, как позволяла цепь, молодой человек погрузился в дремоту.

Внезапно он ощутил на своем лице ее прохладное и острое прикосновение.

- Удовлетворен? - спросила Женевьева. Такой вопрос традиционно задавали проститутки.

Вукотич выдохнул «да», надеясь, что этой ночью его не будут мучить кошмары о великой битве.

- Хорошо. - Женевьева нежно поцеловала наемника, придвинулась к нему и тоже свернулась клубком рядом с ним.

Затем она снова прикоснулась к нему губами. Пребывая в полусне, Вукотич не ответил.

Вампирша продолжала целовать его сначала в плечо, затем в шею.

Он почувствовал короткую боль укуса, когда ее клыки проткнули его кожу, и впал в забытье.

Его опустошали медленно и с удовольствием.

Чаша с водой показала городок за Черной Водой. Хлоести. Диен Ч'инг никогда не бывал там, но знал, где находится это селение. Там была гостиница. «Мирный приют». Подходящее название. Очень подходящее название.

Почтенного Ксоу, разочаровавшего своего потомка, Циен-Цин заключит в адскую бездну под Пагодой лет на сто в наказание за неудачу. Вампирше и наемнику тоже следует преподать более действенный урок.

На каменных плитах, нагретых утренним солнцем, Ч'инг раскладывал вещички из своего ларца. Высохший кусочек бамбука с Запретных Полей У Фан Сю. Пустой сосуд из слоновой кости, изготовленный в провинции Шакала. Пузырек с землей из Вечных Садов Короля Обезьян. Запечатанный пузырек с водой из Великой реки. Частица вечно горящей серы со склонов Драконьего Языка.

Дерево. Воздух. Земля. Вода. Огонь.

Ч'инг вызвал повелителей пяти элементов главных демонов, повиновавшихся Циен-Цину.

Владыки стихий остановят любителей совать нос в чужие дела.

Ч'инг накинул свое одеяние. Он проведет в медитации день и ночь. Завтра ему потребуется вся его магия, чтобы сослужить службу Циен-Цину.

Завтра Клей Глинка умрет.

Вукотич проснулся оттого, что все его раны внезапно заболели. Он чувствовал каждую царапину, которую когда-либо получил, словно они все разом начали кровоточить. Его конечности стали тяжелыми, как чугун. Солнечный свет причинял невыносимые мучения.

- Не бойся, - сказала Женевьева. - Это скоро пройдет.

Наемник подскочил, как ужаленный, и рванулся к ней.

Резкое движение отозвалось новой вспышкой боли, и, ошарашенный, он откинулся на подушку. Однако его ярость не утихла.

- Ты пила мою кровь, мерзавка!

Вампирша уже оделась, превратив некоторые предметы постельного белья в практичную юбку и шаль. Она загадочно посмотрела на своего спутника:

- Это было только справедливо. Ты тоже воспользовался мной, чтобы получить удовольствие.

Наемник ощупал раны на своем горле. Они все еще чесались.

- Что ты сделала со мной? Свет причиняет мне боль.

Женевьева заглянула молодому человеку в глаза:

- Повышенная чувствительность к свету сохранится несколько дней. Вот и все. Ты не станешь моим посвященным. Впрочем, даже если бы я поступила с тобой иначе, ты не имел бы права жаловаться. Скольких девушек ты оставил беременными во время военных походов, а?

- Это…

-  He одно и то же? Я знаю. Ладно, вставай. У нас есть день и ночь, чтобы добраться до Жуфбара.

Вукотич вспомнил все. Покушение. Сделку с кровопийцей. За время своих странствий ему несколько раз приходилось служить хозяевам и хозяйкам, которые были весьма неприятными людьми. Но его нынешний договор был венцом его карьеры. Об этом никто не сложит песен.

Женевьева помогла ему одеться. Это было унизительно, но наемник двигался как пьяный. Все физические симптомы опьянения были на лицо, за исключением радостного возбуждения. Движения девушки были, наоборот, точными и ловкими. Они привыкли к своей цепи и научились с ней управляться, поэтому без лишних проволочек Вукотич спрятал ее в рукаве.

Вчерашний портье по-прежнему нес вахту. По крайней мере, он все еще оставался на своем рабочем месте. Но их ждали и другие. Пара местных мордоворотов с эмблемами Крестового похода на рукаве, страж морали в плаще с островерхим капюшоном и застенчивая стареющая жрица Верены.

Портье указал на своих постояльцев.

- Вот господин и госпожа Шмидт, - сказал он дрожащим голосом.

У Вукотича оборвалось сердце.

- Они провели бурную ночь, судя по их виду, - заметил моралист.

Наемник пожалел, что прошлой ночью он не украл оружие.

- Значит, вы женаты? - полюбопытствовал служитель нравственности.

- Уже три года, - ответила Женевьева. - У нас двое детей, которые остались со своей бабушкой в Жуфбаре.

Борец за нравственность глумливо рассмеялся:

- Придумайте что-нибудь получше. У этой отговорки уже выросли рога Таала.

- Брак, - начала жрица, - это священный акт. Недостойно его осквернять и прикрываться брачными узами для оправдания тривиальной похоти.

Вукотич подумал, что служительница знания и мудрости действительно расстроилась бы, если бы узнала, что случилось в гостиничном номере прошлой ночью. Его кровь, как бы мало ее ни осталось, быстрее побежала по жилам.

- Если вы женаты,- заявил моралист,- то не откажетесь принести несколько клятв перед богиней правды, верно?

Жрица вытащила священный текст из-под плаща и принялась просматривать его, ища раздел, посвященный свадебным церемониям. Наверняка у нее имелась укороченная версия для экстренных случаев.

Громилы глупо ухмылялись. Вукотич понимал, что эта сцена скорее проистекает из вселенского желания совать нос в чужие дела, чем из заботы о духовной чистоте. Он помнил, что Клей Глинка предлагал побивать прелюбодеев камнями.

- Берешь ли ты, Иоганн Шмидт, эту женщину…

Внезапно вся мебель в доме разлетелась в щепки. Стулья, письменные столы и низенькие столики, заваленные религиозными трактатами, даже балки на потолке. Все, что было сделано из дерева. Лестница под ногами Вукотича и Женевьевы рухнула.

Наемник инстинктивно прикрыл женщину своим телом, и ему в спину впились тысячи заноз.

Деревянные обломки плясали в воздухе.

Страж морали упал на колени. Деревянная ножка стула вонзилась ему прямо в сердце. Служитель рванул свой капюшон и стянул его. У него было простое, ничем не примечательное и открытое лицо. Один из сопровождавших его парней стонал, истекая кровью на полу. Второго взрывом выбросило из гостиницы.

Портье попытался спастись через окно, но подоконник и рама его не пустили. Жрица торопливо искала ритуал изгнания злых духов.

Очевидно, это была какая-то жутковатая разновидность проклятой катайской магии.

Деревянный вихрь принял человекоподобную форму.

Вукотич вытащил Женевьеву из «Мирного приюта» сквозь новый ход, образовавшийся в стене. К счастью, вампиршу не постигла участь моралиста. Дубовый или ясеневый кол положил бы конец ее вечной жизни.

Деревянный демон выбрался из руин гостиницы, а за ним по пятам бежала жрица, читающая молитвы. У демона было лицо, и его выражение следовало бы назвать гневным. На улицах толпились перепуганные люди.

Участники Крестового похода приехали в коляске, оставленной у обочины. Женевьева вцепилась в лоскуты и обрывки ткани, опасаясь, что ее одежда распадется. Вукотич подхватил вампиршу на руки, усадил на козлы и взял поводья.

- Держись крепко.

Он хлестнул коней, и экипаж помчался прочь от «Мирного приюта». Селяне поспешно разбегались в стороны, освобождая дорогу. Деревянное создание бросилось за Вукотичем и Женевьевой, однако оно еще не привыкло к своему материальному воплощению, поэтому беглецам удалось оторваться. Демону мешали его громоздкие размеры и здания, попадающиеся на пути. Тем не менее, он упорно шел вперед по следу, разрушая все преграды, которые препятствовали его движению.

- Что это было? - спросил Вукотич, когда они покинули Хлоести и свернули на разбитый Черноводский тракт.

Лошади сильно перепугались, поэтому подгонять их не требовалось. Коляска громыхала и подпрыгивала на колеистой дороге.

- Катайский повелитель дерева,- выдохнула Женевьева. - Я надеялась, что никогда больше не увижу этих созданий. Это же элементаль.

- Дерево? Но это не стихия.

- В Катае - стихия. Наравне с остальными… С воздухом…

Подул ветер, сбивая лошадей с ног и накреняя коляску. Два колеса повисли в воздухе, вращаясь в обратном направлении. Вукотич вцепился в вожжи, но почувствовал, что соскальзывает.

- …землей…

Дорога перед ним взорвалась как вулкан, выбросив в небо комки грязи.

- …водой…

Вода в маленьком пруду поднялась на дыбы, изгибаясь и скручиваясь наподобие воронки. Карета упала, а ее пассажиры растянулись на земле, чувствуя, как содрогается дорога, над которой обретает форму элементаль.

- …и огнем!

Раздался оглушительный взрыв.

Женевьева пыталась вспомнить легенды, которые мастер По рассказывал ей в Катае. Одна из них имела непосредственное отношение к нынешней ситуации. Когда Король Обезьян еще был принцем, он столкнулся с повелителями пяти стихий и одолел их посредством хитрости.

Беглецы спрятались под каретой, а элементали взяли их в кольцо. Духи стихий приняли человекоподобный облик, вот только рост их в несколько раз превышал человеческий. Повелитель дерева обменялся гневным взглядом с Повелителем огня, и Женевьева вспомнила сказание.

Идея была нелепой, но ничего другого ей не оставалось.

- Это как дракон, пожирающий свой хвост, - прошептала она. - Или игра «камень-ножницы-бумага».

Вампирша выбралась из-под разбитой коляски, таща за собой Вукотича, прикованного к ней цепью.

Поклонившись на катайский манер, она обратилась к элементалям с речью на их языке:

- Повелители, я понимаю, что пришло мое время покинуть мир живых. Я признаю, что вы победили честно. Однако я прошу, чтобы в знак уважения к моим долгим годам мою жизнь забрал сильнейший из сильных. Могу я узнать, кто из вас самый могучий и ужасный? Кого из вас боятся больше всего?

«Кажется, я слово в слово повторила речь Принца Обезьян», - подумала. Женевьева.

Очевидно, сказки мастера По были под запретом в Пагоде, поскольку пятеро гигантов озадаченно переглянулись.

- Послушайте, один из вас должен быть более могущественным, чем все прочие. Именно ему я изъявлю покорность.

Повелитель огня заревел. Повелитель воздуха поднял ураган. Повелитель земли заставил землю содрогнуться. Повелитель дерева заскрипел, как древний ствол. Повелитель воды обрушил на их головы ливень.

- Не может быть, чтобы все вы были равно могущественными. Один из вас должен быть владыкой над остальными. Каждый занимает соответствующее положение в Пагоде.

Вукотич наблюдал за своей спутницей разинув рот и ничего не понимал.

Повелители стихий снова загудели. Каждый настаивал на своем превосходстве над другими.

- Я не могу поверить,- продолжала Женевьева.- Пять властелинов, обладающих равным могуществом. Воистину, моя смерть будет в пять раз почетнее.

Повелитель огненной стихии направил на нее струю пламени. Женевьева отшатнулась, но она могла не беспокоиться. Повелитель воды потушил огонь. Повелитель огня сжался, уклоняясь от атаки Повелителя водной стихии. Повелитель дерева попятился, чтобы избежать контакта с огненным демоном.

Духи стихий заспорили между собой, однако вскоре слов им оказалось недостаточно. Элементали обратились друг против друга, уничтожая все вокруг.

Вукотич и Женевьева уцелели в этой схватке лишь потому, что они были призом победителю. Беглецы стояли на единственном безопасном островке посреди хаоса.

«Пока Принц Обезьян смеялся, - рассказывал мастер По,- Повелитель огня сжег Повелителя дерева. Повелитель дерева остановил вихрь, поднятый Повелителем воздуха. Повелитель воздуха развеял в прах Повелителя земли. Повелитель земли впитал в себя влагу Повелителя воды. Повелитель воды потушил пламя Повелителя огня. В конце концов Владыка Циен-Цин перенес всех пятерых в свою Пагоду, подвергнув их наказанию».

В сказке все казалось чище и аккуратнее, чем это было на самом деле. На Вукотича и Женевьеву обрушивались потоки грязи и обуглившиеся деревяшки. Элементали слились воедино, образовав клубок, который разрывало изнутри. Наемник и девушка чуть не оглохли от страдальческих криков демонов.

- Спасибо, мастер По, - пробормотала Женевьева, склонив голову.

Наконец наступила тишина. Окружающее пространство было засыпано углями и забрызгано грязью. Ветер стих. Вода в лужах шипела и булькала.

Вукотич вознес хвалу богам на языке, которого Женевьева не знала.

- Что ты им сказала? - спросил наемник.

- Я рассказала им одну историю…

Мужчина удовлетворился ее ответом.

Коляска пришла в негодность. Одна из лошадей охромела, вторая была мертва.

- Итак, мы идем к Черной Воде, а потом в Жуфбар, - объявила вампирша.

Они побрели по грязи, пробираясь среди останков повелителей стихий.

Беглецы достигли берегов Черной Воды к полуночи. На закате Вукотич удивленно почувствовал, как слабость, изводившая его целый день, исчезает с наступлением темноты. Очевидно, поделившись своей кровью с вампиром, человек получал определенные преимущества. Однако дневной переход изнурил их обоих, и они оставили все попытки спрятать цепь. Если бы их схватили сейчас, они, по крайней мере, смогли бы рассказать свою историю и переложить на других груз ответственности. Но им никто не попадался но дороге, за исключением группы гномов, но те скрылись в лесу, едва завидев их.

После беседы с элементалями, в результате которой духи стихий уничтожили друг друга, Женевьева по большей части молчала. Вукотич мог поберечь дыхание для длительной пешей прогулки. Иногда что-то незримое проскальзывало между ним и его спутницей, некое единство крови, которое связывало их столь же прочно, как цепь из серебра и железа. Утомленный дневным светом, Вукотич соприкоснулся со снами вампирши, хотя не увидел ничего вразумительного - только набор образов, вкусов и впечатлений.

Прошлой ночью, ложась в одну постель с кровопийцей, он испытывал смесь стыда и желания. Молодой человек не мог отрицать, что его привлекал женский облик Женевьевы, но он почти ненавидел себя за то, что хотел провести ночь с чудовищем. Теперь он изменил свое мнение. Женевьева Дьедонне была созданием ночи, однако она не принадлежала Хаосу. Ее тело было холодным, но душа гораздо человечнее, чем у большинства людей, которых Вукотич знал. Чувства, которые наемник всегда отрицал, толпились на границе сознания, ища возможность проникнуть в его разум, подобно Силам Хаоса с их извечным стремлением захватить мир.

Черные воды были спокойными. Две луны отражались в их темной зеркальной поверхности. Все порты и причалы для прогулочных лодок и рыболовецких судов находились на другом берегу, в Жуфбаре и Карак Варне. На этом берегу леса доходили до самой кромки внутреннего моря, а бешеные волки приходили сюда пить соленую воду.

Дорога в обход Черной Воды заняла бы слишком много времени. Следовательно, им предстояло найти лодку и переправиться на другую сторону.

Луны стояли высоко в небе, и кровь кипела в жилах Вукотича. Наемник едва мог сдерживать энергию. Он поймал себя на том, что непрестанно теребит цепь.

- Перестань, - сказала Женевьева.- Это пройдет через несколько дней. В тебе есть частица моей крови. Если Ульрик будет милостив к нам, это даст тебе силы, чтобы переправиться на другой берег.

Вукотич снова хотел ее. Здесь, где темные воды плескались о каменистый берег, он сделал бы ложе и повалил на него Женевьеву. Похоть сводила его с ума. Но сильнее, чем вожделение, была потребность отпустить на свободу свои желания. Ему нужно было, чтобы она вновь вскрыла раны на его шее и прильнула к ним. Если она снова выпьет его крови, смутные образы, которые она оставила ему, прояснятся. Он обретет знание. Он станет сильнее, лучше, чище. Наемник рванул ворот рубашки. Следы от укуса кровоточили.

Осторожно, словно чистоплотная кошка, вампирша лизнула его горло. Дрожь пробежала по телу мужчины. Он чувствовал дразнящие ароматы в ночном воздухе. Его слух стал таким же острым, как у нее. Наемник ждал, когда острые клыки прокусят его кожу.

- Пойдем,- сказала Женевьева, дернув за цепь,- У нас нет на это времени. Перестань грезить, как влюбленный поэт, и помоги мне найти лодку.

Ее слова хлестали хуже пощечин. Вампирша развернулась и потащила его за собой. Наемник понуро поплелся за ней.

Он подумал о серебре, которое Женевьева пообещала ему в качестве платы, и устыдился. Ему вспомнилось, каким равнодушным, сдержанным и понимающим было ее лицо, когда он занимался с ней любовью, и возненавидел себя. Мысли наемника переключились на ее бархатный язычок, слизывающий кровь на месте укуса… и он заторопился следом за удивительной девушкой, заставляя себя быстрее переставлять ноги.

Они нашли старую лодку, покачивавшуюся у заброшенного причала. Женевьева возблагодарила богов, а Вукотич внимательно осмотрел посудину.

- Она прогнила насквозь,- заявил он. - Днище того и гляди провалится. Это чудо, что она еще не затонула.

- Но мы переправимся на ней на другой берег, - возразила Женевьева, и в ее глазах вспыхнул красноватый огонек. - Потому что должны.

На рассвете Диен Ч'инг вышел из транса и облачился в одежды стражей морали. Он присоединится к остальным священнослужителям из Храма Чистоты за городскими стенами, на берегу Черной Воды. Это внутреннее море-озеро, достигавшее сотни миль в длину и пятидесяти в ширину, славилось своей невероятной глубиной. По слухам, на дне обитало жуткое чудовище, и рыбаки состязались друг с другом в красноречии, рассказывая небылицы о размерах, ярости и таинственной природе монстра. В будущем о Черной Воде сложат другие легенды - истории о гибели Клея Глинки.

Ч'инг присоединился к процессии на выходе из храма и склонил голову, опустив капюшон на глаза. Под балахоном он прятал магический клинок, которым можно было нанести удар издалека.

Владислав Бласко отрепетировал речь, призывающую к отмщению, а его сообщники уже припрятали уродливого мутанта - собакоголового придурка, на которого возложат вину за покушение. Служба правопорядка прикончит выродка, а Ч'инг тайно покинет город и отправится в Кислев, где Владыка Циен-Цин и верховный жрец Ефимович дадут ему новое поручение. Слуги Незримой Империи всегда получали награду за свои труды.

Солнце играло на чернильно-черной поверхности воды, и делегаты, прибывшие на праздник Ульрика, расположились на специально возведенных трибунах. Неделя была напряженной: церемонии, тайные переговоры, планы, сделки, выступления и благопристойные пиры. Кофейни Глинки наводнили солдаты, понапрасну ищущие развлечений.

Глинка возглавлял шествие стражей морали. Его капюшон был откинут. Всего несколько человек отделяли Ч'инга от вдохновителя Крестового похода. Катаец сосредоточенно изучал поясницу своей предполагаемой жертвы, намечая, куда вонзится его магический клинок.

Процессия двигалась в полной тишине. Глинка запретил играть на музыкальных инструментах во время церемонии. Ч'инг прочитал речь, которую главный моралист намеревался произнести перед публикой, и подумал, что даже ярый патриот Империи будет втайне благодарен ему за то, что он сократит ее в несколько раз.

На песчаном пляже построили сцену. Мерцающие черные воды плескались о ее основание. На возвышении стоял Бласко в окружении своих вооруженных гвардейцев и нескольких героев Империи. Максимилиан фон Кёнигсвальд выглядел хмурым и скучающим. Неделя без крепких напитков и симпатичных девушек пагубно сказывается на солдатах.

Бласко был спокоен, собран и готов действовать. С ним проблем не будет. Свою роль лорд-маршал выучил назубок.

Владислав протянул руку Глинке, когда моралист взбирался на кафедру проповедника, но предводитель Крестового похода только отмахнулся. Катаец улыбнулся при виде столь пренебрежительного отношения. Он держался вдалеке от Глинки, но чувствовал, как в клинке нарастает магическое напряжение. Не вынимая кинжал из-под балахона, Ч'инг мог метнуть его и поразить жизненно важные органы моралиста…

Глинка начал выступление, и высокие гости беспокойно заерзали.

Ч'инг воззвал к Циен-Цину, прося о силе, чтобы осуществить замысел Незримой Империи Хаоса.

Глинка разглагольствовал о падении нравов в Империи и переводил внимательный взгляд с одного лица на другое, перечисляя грехи, которым были подвержены даже самые высокопоставленные особы: разврат, пьянство, ложь, обжорство, неповиновение властям и святотатства

Ладонь Ч'инга нагрелась по мере того, как кинжал накапливал магический заряд.

Внезапно позади послышался шум. Глинка умолк. Все обернулись…

На воде за сценой покачивалась небольшая лодка. Из нее, опираясь на шесты, выбирались двое людей. Мужчина и девушка, чьи руки были скованы вместе.

Ч'инг вытащил клинок и прицелился. Стрела голубого пламени ударила через сцену. Вампирша уклонилась с линии атаки.

Максимилиан выхватил меч, но катаец ударил его ногой. Он не мог тратить магию впустую. Глинка должен был умереть.

Моралист побелел от ужаса. Он обратился в бегство, и Ч'инг направил магический заряд ему в спину.

Какой-то, невезучий священнослужитель оказался на пути, и его одежды вспыхнули. Охваченный пламенем неудачник бросился в реку.

Вукотич и Женевьева напали на катайца, и Ч'ингу пришлось использовать магическое оружие как обычный нож.

Наемник был тяжеловат, однако он много раз участвовал в рукопашных схватках. Вампирша производила впечатление хрупкой девушки, но катаец знал, что это лишь иллюзия. Не следовало недооценивать подобных врагов.

Он колол и рубил кинжалом, однако запнулся о брошенный моток веревки и потерял равновесие. Боги были немилостивы к нему, наказывая за высокомерие. Да будет так.

Дьявольский кинжал, звеня, отлетел на другой край сцены. Катаец отбросил нападавших, подпрыгнул и восстановил равновесие. Пришло время призвать могущество Владыки Циен-Цина.

Ч'инг был один среди своих врагов. Отлично. Пора показать им свое мастерство.

Большеносые западные варвары узнают, что такое тайное боевое искусство.

Катаец принял незнакомую боевую стойку, приподнявшись на носки. Руки разведены в стороны, ладони - словно лезвия. Вукотич кое-что слышал о боевых искусствах Катая и Ниппона. По-видимому, теперь ему придется познакомиться с ними на практике.

Диен Ч'инг взмыл в воздух, выставив одну ногу перед собой. Вукотич понял, что сейчас получит мощный удар в грудь, который наверняка переломает ему все ребра. Но Женевьева среагировала мгновенно, оттолкнув наемника с линии атаки, и сама перешла в нападение.

Она заехала Ч'ингу кулаком в бок и сбила катайца с ног.

Запаниковав, Бласко вытащил кинжал. Он замахнулся на девушку, приказав своим людям схватить незваных гостей.

Женевьева отскочила и выбила оружие у Бласко из рук. Ч'инг попытался ударить вампиршу ногой в голову, но девушка увернулась, и катаец поразил лишь пустое пространство.

Люди Бласко подняли алебарды, но Максимилиан вскинул руку, отменяя приказ их господина. Будучи отцом принца Освальда, он не мог не узнать старую знакомую.

- Предательство! - крикнул великий князь.

Бласко потянулся к горлу наемника. Вукотич перехватил запястья лорда-маршала и с силой сжал их. Владислав упал на колени, но, нагнувшись к своему противнику, Вукотич дернул цепь и заставил Женевьеву пошатнуться.

Ч'инг ударил вампиршу руками в лицо. Любая другая женщина умерла бы на месте, но Женевьева лишь попятилась. Ч'инг сам потерял равновесие и, чтобы удержаться на ногах, подпрыгнул. Он изогнулся в воздухе, как демонический акробат, пролетел над головами алебардщиков и приземлился прямо за спиной Женевьевы. Быстрый, как змея, катаец ткнул ее кулаком в плечо, и девушка обернулась, чтобы схватиться с врагом.

Внезапно раздался тонкий пронзительный крик. Это Клей Глинка звал на помощь, пока другие люди сражались за его жизнь.

Бласко вырвался из захвата Вукотича и бросился прочь в поисках спасения, расталкивая своих людей. Он окончательно потерял самообладание. Добежав до края сцены, он пошатнулся и рухнул вниз. Послышался всплеск.

Вукотич и Женевьева встали, натянув до предела цепь, сковывавшую их запястья. Диен Ч'инг улыбнулся им, поклонился и приготовился к решающей атаке.

Он взмахнул руками, и вокруг его кистей вспыхнуло золотое сияние, а в глазах зажегся огонь. Слуга Хаоса пробормотал несколько слов на своем языке, призывая дьявольские силы. Вокруг него засверкали молнии. Ни с того ни с сего подул сильный ветер.

Катаец взмыл в воздух и неторопливо поплыл над сценой, совершая странные пассы.

- Колдовство! - закричали в толпе.

Двое магов выступили вперед, пытаясь навести свои чары. Максимилиан приказал всем отойти.

Диен Ч'инг поднимался медленно. Изо рта у него летели белые хлопья, образуя вокруг облако причудливой формы. Катаец парил в центре фантома. Его глаза сверкали из миндалевидных глазниц оскалившегося дракона, вытянутые в стороны руки управляли неровными прозрачными крыльями.

Кто-то бросил копье, метя Ч'ингу в сердце. Пика отклонилась от цели и со звоном упала на сцену. Маг, на мантии которого был вышит знак силы, шагнул навстречу приспешнику Циен-Цина и воздел руки, исступлённо твердя заклинание. Катаец издал смешок, от которого кровь стыла в жилах, и маг окоченел в буквальном смысле слова. Его глаза покрыла изморозь, а капельки пота на беззащитном лице обратились в белые льдинки. Маг пошатнулся, как сломанная статуя, и рухнул на сцену, разлетевшись на кусочки.

Все собравшиеся дружно подались назад.

Вукотич посмотрел на Женевьеву, которая в свою очередь не сводила глаз с катайца. Ее лицо выражало решимость, тело было напряжено до предела.

Из груди Ч'инга появилась серая призрачная рука, которая, удлиняясь, тянулась к Глинке. Рыдая и вопя, предводитель Крестового похода цеплялся за одежды одного из своих последователей, который пытался спастись бегством. Туманная лапа опустилась на голову моралиста и сомкнула пальцы в кулак. Крики Глинки смолкли, но его искаженное лицо еще можно было различить сквозь сгущающуюся мглу.

Крылья катайца становились все больше. Их тень накрыла людей, толпившихся внизу. Пуповина из эктоплазмы, связывающая Ч'инга и моралиста, пульсировала и утолщалась. На груди китайского мага раскрылся цветок, извергнувший темно-красный сок в змеевидную конечность. Сгусток медленно продвигался к голове блюстителя нравов. Вукотич интуитивно почувствовал, что, когда багровый пузырь коснется лица Глинки, тот умрет.

- Серебро и железо, - сказала Женевьева и подняла левую руку, вынуждая Вукотича поднять правую. - Серебро и железо.

Цепь коснулась призрачной конечности и вошла в нее, как разогретая проволока в сыр.

Стремясь надежно заковать арестантов, тюремщики дали им в руки могучее оружие - два самых главных магических элемента, известных в алхимии. Серебро, проклятие вампиров, оборотней и привидений, и железо, несущее гибель демонам.

Цепь перерезала эхтоплазменную артерию, и призрачная рука рассеялась, осев на землю в виде росы. Глинка снова заголосил, умоляя помочь ему. Максимилиан стукнул моралиста рукояткой меча, и тот заткнулся. Вукотич и Женевьева натянули цепь и посмотрели на катайца. Ч'инг взмахнул крыльями и поднялся в небо.

Максимилиан приказал лучникам сбить его, однако, приближаясь к магу, стрелы ломались пополам. Катайца по-прежнему защищали могущественные демоны.

Перед тем как исчезнуть в облаках, Диен Ч'инг насмешливо махнул крылом. Обращаясь к Женевьеве, он сказал:

- Мы еще встретимся, госпожа моя, - и скрылся из виду.

Наемник рассердился. Почему это катаец избрал своим врагом Женевьеву? Его, Вукотича, он ни во что не ставит и потому игнорирует? Затем усталость навалилась на молодого человека, его голова отяжелела, словно налитая свинцом. Он еще видел, как маг затерялся среди серых туч, а потом упал на колени, потянув за собой Женевьеву.

- Бласко пропал, - сообщил Максимилиан. - Должно быть, доспехи утянули его на дно. Теперь он станет пищей для черноводского чудовища.

- Великий князь,- заговорила Женевьева, пытаясь отдышаться. - Заговор. Лорд-маршал заключил союз с последователями запрещенного культа.

Максимилиан фыркнул:

- Я так и думал. Никогда не доверял этому парню. Яйца не положил бы в его похлебку. Полная безвкусица.

Вукотич попытался встать, но его ноги отказывались слушаться. Боль и усталость давали о себе знать. К тому же он не ел уже несколько дней.

- Господин, - обратился один из воинов к Максимилиану, - взгляните.

Великий князь подошел к солдату. Женевьева к нему присоединилась, поэтому Вукотичу пришлось ползти за ней на четвереньках, как собаке.

Пока слуги успокаивали Глинку, балахон моралиста распахнулся.

- Глинка - мутант, - сообщил один из стражников.

И это действительно было так. У борца за нравственность из-под мышек росла дополнительная пара тонких конечностей.

- Не такой уж он и чистый, в конце концов, а? - Максимилиан с трудом сдержал злорадную ухмылку.

Вукотич понимал, что это открытие положит конец Крестовому походу. Великий князь повернулся к слуге.

- Принеси мне выпить, - сказал он. - Принеси всем нам выпить. И я имею в виду отнюдь не этот чертов кофе!

Вскоре привели кузнеца, и он сбил оковы. Женевьеву окружили чиновники, наперебой задавая ей вопросы. Девушка держалась скромно. Она отвечала вежливо, но отчужденно. Вукотич потер запястье. Как странно снова чувствовать себя свободным! Удивительно, к чему может привыкнуть человек, если того требуют обстоятельства. Подумав так, он погрузился в забытье.

Когда наемник проснулся, он обнаружил, что Максимилиан фон Кёнигсвальд сидит у его кровати с бутылкой рома «Смерть наемнику» в руке.

Вукотич проспал два дня.

За это время разгневанная толпа разнесла Храм Чистоты, а Клея Глинку взяли под стражу ради его же безопасности. Когда открылось, что он мутант, моралист обезумел. Его кофейни закрылись. По большей части на их месте снова открыли таверны и пивные. Полки в магазинах старой книги были завалены непродаваемыми трактатами о нравственном очищении. Тело Владислава Бласко так и не нашли. На вакантную должность назначили нового лорда-маршала из числа достойнейших людей города. Диен Ч'инг больше не появлялся. Видно, демоны унесли его далеко. Впрочем, согласно высшим законам, всякий последователь ужасного Циен-Цина, не справившийся с поручением, должен был подвергнуться длительному и мучительному заточению в преисподней. И хотя Ч'инг исчез, едва ли ему удалось избежать заслуженной кары. Гильдия куртизанок объявила, что ее члены будут работать один вечер бесплатно в честь бесславного окончания Крестового похода за нравственность. В Жуфбаре закатили самый большой праздник, который когда-либо видел город. Вукотич все пропустил.

- Где?…

- Девушка? - Максимилиан озадаченно наморщил лоб. - Она ушла. Втихомолку ускользнула перед началом праздника. А жаль. Она вновь стала героиней. Впрочем, это вполне в ее характере. Женевьева поступила точно так же, когда они с моим сыном… В общем, ты знаешь эту историю.

Вукотич сел на кровати. Его раны больше не ныли, хотя горло все еще побаливало. Женевьева! Ушла!

- Она что-то говорила об уединении. О каком-то монастыре. В Кислеве. Лучше забудь о ней, приятель. Героиня или нет, она все же… э… не совсем такая, как мы, понимаешь? Нет, совсем не такая…

Максимилиан плеснул ему в кубок ядреного пойла, и Вукотич глотнул обжигающую жидкость.

- Женевьева кое-что оставила для тебя. Она велела передать, что ты знаешь, зачем это.

Вукотич сделал еще один глоток. На глазах у него выступили слезы. Напиток был крепким. «Смерть наемнику» многих мужчин заставлял плакать.

Великий князь бросил на постель кольцо, обшитое кожей. Сквозь разрез на кожаном чехле виднелось серебро.

- Женевьева сказала, что ты поймешь. Это так?

Ощупывая следы укуса на шее, Вукотич не мог дать определенного ответа. Последние искры ее существа медленно гасли в нем. Шрамы на его шее останутся навсегда, но связь, возникшая между ним и вампиршей, распалась вместе с цепью.

Наемник взял серебряный браслет и вернул его Максимилиану.

- Отдайте это в храм,- попросил он. - В пользу бедных.

- В какой храм? - спросил великий князь.

Вукотич вновь почувствовал себя усталым. В его душе что-то умирало.

- В любой, - отозвался он. - В любой.

НЕТ ЗОЛОТА В СЕРЫХ ГОРАХ

На противоположной скале, подобно пальцам на уродливой руке, в небо тянулись семь башен замка Дракенфелс. Лучи заходящего солнца обагрили каменные стены, словно желая напомнить о крови, пролитой Вечным Дракенфелсом, Великим Чародеем. Йох Лампрехт слышал много историй и песен об этом месте. Он знал о бесчисленных преступлениях древнего чудовища, а также о его поражении и смерти. Храбрый принц Освальд и Женевьева Прекрасная, его любовница-вампирша, положили конец ужасным деяниям чародея, и теперь замок пустовал. Там не было никого, кроме разве что призраков, являвшихся на землю из потустороннего мира. И все же это место пользовалось дурной славой. Ни один крестьянин не осмеливался и шагу ступить по дороге, ведущей в Дракенфелс. Легенды о замке рассказывали шепотом, а баллады о нем помнили только самые мрачные менестрели. Однако все это делало замок очень привлекательным с точки зрения Йоха.

Большой медлительный Фредер слишком туго соображал, чтобы забивать себе голову суевериями, а темноволосый, молчаливый Ротванг слишком любил свое ремесло и потому не обращал внимания на тварей, шепчущих в темноте. Только молокососу Янну Гретешеле пришло бы в голову испугаться старых легенд, теней и ночного ветра. Йох мог рассчитывать на верность молодого разбойника до тех пор, пока его страх перед атаманом перевешивал страх перед мертвым магом. А это еще не скоро изменится.

Гретешеле только слышал песни об «Отравленном пире Дракенфелса» или «Казни в Жизоре», зато он своими глазами видел, как Йох сломал спину надсмотрщику Фэнку и возглавил массовый побег заключенных из каменоломни в Убежищах на юг. А на границе с Лоренским лесом юнец держал корчащееся тело Гвидо Черепи, торговца шелком, пока Йох выпытывал у пленника расположение тайника с золотом.

В неподвижном воздухе дребезжание кареты разносилось на несколько миль вокруг. Йох каркнул, как ворон, и Ротванг ответил ему из своего укрытия ниже по дороге. Похлопав Гретешеле по плечу, атаман указал парню на арбалет. Фонари кареты уже можно было различить сквозь вечерний сумрак. У Йоха защекотало в животе от возбуждения, и он сжал рукоять своего изогнутого меча. Разбойник взял скимитар с тела убитого аравского посланца, предварительно забрав все драгоценные камни и украшения, которые дипломат вез к императорскому двору в качестве подарка. Скимитар показался Йоху более совершенным орудием убийства, чем прямой меч, широко распространенный в Старом Свете.

Гретешеле зарядил арбалет и прицелился, прижав его к щеке. Йох внимательно следил за каретой. До сих пор грабежи были сравнительно простым занятием. Трижды за прошлый год он останавливал одну и ту же повозку, которая везла золото с Каутнерских рудников через горы и Рейквальдский лес в Альтдорф. И с каждым разом подготовка нападения требовала все меньше усилий. Заплатив дань имперским сборщикам налогов, золотодобытчики не желали за свой счет нанимать охрану, которая доставила бы ценный груз в целости и сохранности до сундуков Карла-Франца, поэтому золото отправляли обычной почтой с пассажирским транспортом.

Сегодняшняя вылазка позволит Йоху и его товарищам организовать более дерзкие и более прибыльные экспедиции. У атамана на примете было маленькое Тилейское княжество, и его подвалы ломились от добра, созрев для ограбления. Однако для такого набега необходимо нанять специалистов, купить то оборудование, которое невозможно будет украсть, и договориться с банкирской конторой, не слишком строго следящей за своей репутацией, о размещении накопленного капитала. Ларец с каутнерским золотом придется им как нельзя кстати.

Карета подъехала настолько близко, что Йох видел, как от холода дыхание лошадей обращается в пар. Кучер один сидел на козлах, закутавшись в плащ. Под верхней одеждой у него наверняка надет железный нагрудник, и вообще, убийство возницы вовсе не гарантировало, что повозка остановится.

Поэтому сначала раздался долгий скрипучий звук, а затем послышался громкий треск. На дорогу перед экипажем упало дерево. Отлично. Фредер справился со своей задачей. Йох мотнул головой. Гретешеле встал, выстрелил и перезарядил арбалет. Его первая стрела угодила в шею головной лошади из четверки, запряженной в карету. Раненое животное встало на дыбы. На дорогу выскочил человек, в его руке сверкнул меч. Ротванг. Разбойник пронзил лошадь клинком, и она упала замертво. Мужчина отпрыгнул в сторону, уступая дорогу упряжке, которая прошла еще несколько ярдов, волоча за собой погибшую подругу.

Йох начал спускаться по каменистому склону горы к дороге. Гретешеле последовал за ним. Атаман ни секунды не сомневался, что Ротванг сумеет успешно осуществить свой маневр. Это было непросто. Многие разбойники калечились, если не хуже, когда пытались остановить коней. Но Йоху не встречался более искусный убийца, чем Ротванг, с детства начавший обучаться своему ремеслу.

Когда атаман вышел из-за деревьев, все уже было кончено. Карета остановилась. Ротванг стоял неподалеку, сжимая окровавленный меч. Фредер придерживал спокойно стоящих лошадей, бросая сердитые взгляды на кучера. Его высокий рост, широкие плечи и обезображенная физиономия, как правило, отбивали охоту у приличных граждан лезть в дела шайки. Йох кивнул Гретешеле, и молодой человек забрался на козлы рядом с дрожащим кучером и принялся рыться в багаже, выбрасывая пакеты и посылки на грязную дорогу. Кто-то внутри кареты громко возмущался.

- Здесь ничего нет, - сказал Гретешеле.

- Что?! - взорвался Йох. - Болван, ищи лучше. Оно должно быть там.

Золото хранилось в маленьком сундучке с императорским гербом и изящным бретонским замком. Так было всегда. Гретешеле перевернул вверх дном весь остальной груз.

- Пусто, - повторил он.

Йох сделал знак Ротвангу, и тот направился к карете. Возница трясся и молился всем богам. Гретешеле спрыгнул на землю, а Ротванг забрался на крышу экипажа. Он двигался как большой кот, сильный, но ленивый, однако в случае необходимости мог преобразиться в демона. Усевшись рядом с кучером, он выхватил у мужчины кнут и бросил его вниз, а затем прикоснулся к своему пленнику и сделал что-то такое, от чего тот закричал. Йоганн знал, что в такие моменты на невыразительном лице его товарища появляется легкая улыбка. Невнятно шепча, Ротванг снова провел руками вдоль тела возницы, и опять послышались душераздирающие крики.

В руках злодея мелькнули маленькие окровавленные ножи, и он занялся лицом кучера. В конце концов грабитель плюнул на дорогу и столкнул ни в чем не повинного парня вниз. Кучер растянулся мертвым рядом со своим экипажем.

Йох вопросительно посмотрел на Ротванга.

- Золота нет, - сообщил убийца. - Каутнерский рудник истощился три месяца назад. В Серых горах золота больше нет.

Йох выругался и неоднократно помянул Морра, проклиная неудачное предприятие. Он жестоко просчитался и теперь должен был искупить свою ошибку или потерять положение вожака. Гретешеле был слишком молод, а Фредер - слишком глуп, но Ротванг, который до сих пор не претендовал на роль главаря банды, мог легко сместить его.

- Что все это значит?

Дверца кареты открылась, и наружу вышел хорошо одетый мужчина. Его нога, обутая в элегантный сапог, наступила на тело кучера и подвернулась. Окинув взглядом Йоха и Гретешеле, кавалер вытащил длинную шпагу. Он принял боевую стойку и посмотрел на Йоха, ожидая, что бандит нанесет первый удар. Гретешеле выстрелил франту в голову, и, конвульсивно дернувшись, мужчина завалился назад. Фредер вытащил мешочек с деньгами из-за пояса убитого и бросил его Йоху. Кошель был тяжелый, но не настолько, чтобы оправдать их усилия. Между тем неблагоразумный герой проехал спиной по стенке кареты и сел на землю подле кучера. Его мертвые глаза уставились на арбалетную стрелу, которая торчала точно между бровей. Йох распахнул дверцу я заглянул внутрь экипажа.

- Привет, - послышался тонкий мелодичный голос. - Ты разбойник?

У нее были вьющиеся золотистые локоны, а парчовое платье с лифом, расшитым жемчугом, сгодилось бы даже для императорского двора. Она не хвасталась своим богатством, но на ее пальцах и в ушах драгоценного металла было больше, чем обычный золотоискатель мог найти за год. Бледное овальное личико было милым и нежным, глазки и губки слегка подведены.

Девочка сидела на мягком сиденье как разодетая кукла, а ее ноги не доставали до пола. Йох дал бы ей на вид лет двенадцать.

- Ну что, есть чем поживиться? - спросил Гретешеле.

Йох улыбнулся девчушке, и она улыбнулась ему.

- О да, - ответил атаман.

Девочка сказала, что ее зовут леди Мелисса Д'Акку и она приходится дальней родственницей королевской семье Бретонии и Императорскому Дому Вильгельма Второго. Когда бандиты решили отвезти ее в Дракенфелс, она настояла, чтобы они взяли также и ее багаж. Судя по числу, качеству и цене платьев в ее дорожном гардеробе, семья девочки могла заплатить неплохой выкуп за возвращение своего чада. Йоху показалось, что девочка была несколько наивна для своего возраста. Она обращалась с мужчинами, захватившими ее, так, словно они были ее слугами, притворяющимися разбойниками, а все случившееся воспринимала как игру, которую затевают, чтобы скоротать скучный вечер в саду. В принципе, такое поведение было на руку Йоху. Мелисса ехала с Фредером и не доставляла им хлопот. Однако атаман опасался того момента, когда девочке надоест игра и она начнет проситься домой. Как и следовало ожидать, златокудрая малышка нашла во Фредерс родственную душу, и теперь они вместе смеялись, шутили, читали наизусть дурацкие стишки. Если бы только Мелисса знала, сколько мужчин и женщин уродливый великан убил голыми руками!

Девочка не жаловалась на еду, которую они ей дали, после того как разбили лагерь в одном из дворов заброшенного замка. Более того, она бодро отвечала на все вопросы Йоха. Чтобы обратить неожиданную удачу в полновесные золотые кроны, разбойнику нужно было как можно больше узнать о семье девочки. Например, как связаться с ее отцом. Однако Мелисса, подробно, с детским пристрастием к мелочам расписывавшая повседневную жизнь своей семьи, не могла или не хотела объяснять, где найти ее родственников, и имела весьма смутное представление о том, что происходит за пределами аристократического круга. Йох выяснил только, что у ее семьи есть владения в Парравоне, Мариенбурге и Альтдорфе и что некоторых родственников мужского пола можно найти при дворе Императора и бретонского монарха.

Пока Мелисса говорила, Фредер сидел рядом с ней на корточках и ухмылялся, зачарованный ее историями об игрушках, домашних животных и слугах. У всего и у всех в доме Д'Акку были прозвища. Девочка придумала несколько неблагозвучных кличек для Фредера и попробовала свои таланты на Йохе и Гретешеле. Смахивавшего на волка Ротванга девочка побаивалась - и не напрасно, поэтому Йох отослал своего приятеля присмотреть за лошадьми. Важно было выведать побольше…

- Скажи мне, Мелисса, где твой отец сейчас? Ты ведь ехала к нему?

Мелисса наклонила белокурую головку на один бок, потом на другой.

- Трудно сказать, господин Йох. Иногда он живет в замке, иногда во дворце. Сейчас он, наверное, во дворце.

- А где находится дворец?

- Видите ли, он граф и в то же время барон. Из-за этого возникает такая путаница. Слугам приходится очень сложно. В Бретонии мой отец граф, а в Империи он барон, и того, кто путает титулы, строго наказывают. Мы довольно часто ездим из Бретонии в Империю и обратно.

Мелисса зевнула, забыв прикрыть рот ладошкой, и потянулась. Казалось, она чувствует себя не слишком удобно в накрахмаленной одежде. Это могло означать, что ее отправили в короткое путешествие и ее сопровождающие могут быть неподалеку. Она не знала мужчину, который ехал с ней в карете, и отзывалась о нем не очень хорошо.

- Он слишком часто щипал меня за щеки в гладил по волосам. Он заслужил, чтобы его убили.

Леди Мелисса была удивительной маленькой девочкой. Разбойник решил, что жажда крови в столь юном создании объясняется аристократическим воспитанием. Очевидно, таким же болваном, скорым на кровавую расправу, был сынок герцога, которого Йох убил много лет назад. И не просто так: отпрыск благородного семейства вонзил кинжал в спину его отца во время пустячной ссоры. Это был первый шаг, который Йох сделал по преступной дорожке. О Йохе Лампрехте даже сложили песню, в которой рассказывалось, как несправедливость и тирания вынудили молодого человека присоединиться к бродягам и грабителям. Но Йох знал, что в любом случае не удовлетворился бы долей рудокопа, как его отец и дед. Он стал бы бандитом, даже если бы родился в поместье Бенедикта Великодушного, а не жестокосердного герцога Дииджаха-Монтейиа.

- Я устала, - сказала Мелисса. - Могу я лечь спать?

Йох кивнул Фредеру. Великан взял девочку на руки, как любящий отец, и понес ее отдыхать. По приказу атамана Ротванг проветрил одну из спален в замке и, как умел, привел ее в порядок, сняв паутину. Они выбрали помещение, двери которого запирались на замок, благо, и ключ тоже нашелся. Ни одно из окон комнаты не выходило наружу, поэтому она вполне могла служить относительно уютной камерой.

Фредер вернулся и, усмехаясь, подсел к огню.

- Ну? - спросил Гретешеле Йоха. Неожиданно из тени вышел Ротванг.

- Мы можем неплохо заработать на маленькой леди,- сказал вожак шайки.- Но нам нужно действовать постепенно. Она богата. И не похожа на нас, Гретешеле. Богатые порой ведут себя странно. Думаю, мы сможем разузнать о ее семье и начать переговоры о выкупе.

- А что, если она им не нужна? - предположил Ротванг.

Он был найденышем, которого продали в гладиаторы раньше, чем он научился ходить, поэтому он не имел ни малейшего представления о настоящей семье. Иногда Йох сомневался, был ли его товарищ по оружию человеком.

- Они непременно захотят ее вернуть, Ротванг. Эта девчонка дорогого стоит.

Фредер попытался что-то сказать. Обычно ему требовалось много времени, чтобы составить фразу, а когда он все-таки произносил ее, она редко заслуживала внимания. Поскольку все устали, Йох, Ротванг и Гретешеле откинулись назад и ждали, что им сообщит слабоумный великан.

- М-м-м-можем м-м-мы о-о-о-оставить ее?

Ротванг плюнул на угли. Они зашипели. Тени сомкнулись.

Старая Женщина кралась по мрачным коридорам замка. Ее пальцы были скрючены, и рука походила на когтистую лапу, а острый ум поспевал впереди тела. После стольких веков ей не требовались глаза, чтобы видеть. Будучи созданием ночи, она чувствовала себя уютно среди проклятых камней. В замок вторглись захватчики, и она должна была их прогнать или уничтожить. Ее вены напряглись, острые клыки выдвигались и снова прятались в деснах. Прошло много времени с тех пор, как она в последний раз утоляла красную жажду.

Дракенфелс умер, и все же что-то осталось после него. Старая Женщина ощущала это в затхлом воздухе. Духи корчились, стремясь укрыться в тени, но живые существа были на виду, как лампада во тьме. Старуха запомнила их всех, впитав их мысли - хотя охотнее она впитала бы их кровь, - и отвела каждому отдельное место в своем древнем разуме.

Бандиты и их пленница. Интересная ситуация. Она находила человеческие отношения бесконечно увлекательными. Их можно было столькими способами разрушить, прервать, испортить. Она с удовольствием посеет панику и страх среди разбойников, перед тем как поесть, подобно тому, как гурман готовит свое нёбо к главному блюду, разжигая аппетит аперитивами, или неистовый искатель любовных приключений откладывает соитие, распаляя страсть долгими ласками.

Старая Женщина радовалась тому, что самый сильный из живых обитателей замка был обделен умом. Это существенно упрощало ее задачу. Сила гиганта напитает ее, поможет ей выдержать долгую ночь и расправиться с более опасными из незваных гостей. Ее глаза налились кровью.

Йох подскочил спросоня, как будто его сердце сдавила рука в латной рукавице. Он был уверен, что кричал во сне. Гретешеле пробудился одновременно с ним и резко сел. В результате они стукнулись головами. Моргая в неверном свете догорающего костра, мужчины уставились друг на друга. Что-то было не так, но они не могли определить, что именно. Йоху снился сон, но он полностью позабыл его, когда очнулся от тревожного дурмана. Знал только, что это был кошмар, от которого прошибает холодный пот.

Ротванг стоял, сжимая в обеих руках кинжалы. Он что-то задел ногой, и круглый предмет выкатился на свет.

Гретешеле непроизвольно выругался по-женски тонким голосом. У его ног лежала голова Фредера.

- Остальная туша валяется здесь, - буркнул Ротванг. Йох ткнул обмазанный смолой факел в угли. Факел занялся, и атаман поднял его над головой.

Ротванг стоял над грузным телом Фредера. Голова слабоумного силача была аккуратно отделена от плеч, но крови пролилось немного. Довольно необычно для такого убийства.

- Все дело в этом месте, - пробормотал Гретешеле. - Здесь воняет этим дьяволом Дракенфелсом.

- Великий Чародей давным-давно умер, - напомнил Йох.

- И глупый толстый Фредер тоже, - подхватил Ротванг.

- Здесь есть кто-то еще, кроме нас. - Гретешеле дрожал, но не от холода. В ночной сорочке, с вытянувшимся мертвенно-белым лицом, он сам напоминал дешевую пародию на привидение.

- Это очевидно. Замок большой.

- Девочка?

На мгновение Йох задумался о судьбе леди Мелиссы. Он не хотел, чтобы его заложница умерла, не принеся выгоды.

Трое разбойников натянули куртки поверх ночной одежды и обулись. Йох выругался, поранив ладонь о серебряную шпору, которую он забыл снять с грубых сапог для верховой езды. Теперь на это не было времени. С оружием в руках они направились в то крыло здания, где была заперта пленница. Впереди шел Ротванг, находя дорогу во мраке. Способность видеть в темноте была одним из самых полезных его качеств.

Йох понял, что у них серьезные неприятности, когда заметил, что Ротванг колеблется при выборе направления. Крепость славилась своими путаными коридорами с множеством боковых ответвлений. По этой самой причине Йох решил разбить лагерь во дворе.

Они были на грани паники, когда, наконец, нашли нужную дверь.

- Посмотрите, - сказал Ротванг.

На дереве вокруг дверной ручки виднелись глубокие царапины, будто внутрь пыталось проникнуть существо с длинными когтями на лапах.

Тем не менее, замок оставался запертым. Ротванг на ощупь вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь.

- Что вы делаете? - спросила Мелисса, садясь на кровати. Ее волосы были распущены. - Вы собираетесь убить меня в моей постели?

Увидев обезглавленное тело Фредера, Ротванг понял, что время Йоха Лампрехта, Короля Разбойников, истекло. Бандит решил, что переночует в замке, а наутро уйдет. Возможно, он снова вернется к ремеслу наемника и запишется в одну из многочисленных армий Старого Света. Люди с его способностями всегда могли найти себе применение, и большинство нанимателей посмотрели бы сквозь пальцы на его прежние приключения. Ротванг не любил растрачивать свои таланты впустую и хотел получать золото за каждое убийство. На данный момент расправа над кучером не окупила себя. Маленькая девочка стоила не дороже, чем ее украшения. Только дурак мог надеяться, что получит за нее выкуп, и если бы Йох сразу изложил свои намерения, Ротванг немедленно ушел бы своей дорогой. Бессмысленное нападение на карету оставило дурной осадок, но похищение ребенка, а затем смерть одного из членов шайки ясно показывали, что дни легкой наживы подошли к концу.

Йох пытался разговорить леди Мелиссу, но пока безрезультатно. Пленница ничего не знала. Гретешеле сидел в кресле, обхватив себя руками. Парень трясся от ужаса. Во время предыдущих рейдов он держался не лучше и не хуже других, но до сих пор они имели дело только с холодной сталью и человеческими мускулами. То, что бродило по замку, не относилось к разряду нормальных живых существ. Ротванг был уверен в этом.

Разделавшись с магом, принц Освальд должен был сровнять с землей эту крепость.

- Мы останемся здесь и будем охранять девочку, - распорядился Йох.

Ротванг сомневался, что атаман имел в виду именно то, что сказал. До сих пор его командиру не было свойственно рыцарское отношение к дамам. Однако крестьянин будет защищать от волков теленка, которого намеревается завтра отвести к мяснику.

Гретешеле был слишком испуган, чтобы ответить. Йох устремил взгляд на Ротванга.

Эта позиция годилась для обороны так же хорошо, как и любая другая.

Бандит кивнул.

Присев на кровать леди Мелиссы, Йох велел ребенку лечь и постараться заснуть. Он почти нежно погладил ее волосы.

- Спокойной ночи, господин Йох.

Маленькая девочка улыбнулась, пожала плечами и с головой укрылась одеялом.

- Закрой дверь и жди, Ротванг,- приказал Йох. - Оно само придет к нам.

- Я знаю.

Йох сомневался, что все опасности замка остались за дверью комнаты. Гретешеле почти помешался со страху, а сумасшедший может оказаться опасным даже для тех, кто не желает ему зла. Парень вцепился в меч обеими руками, держа его вертикально и прижимая плашмя ко лбу. Глаза Янна бегали, осматривая все углы помещения, но взгляд юноши стал бездумным. Атаман никогда не спрашивал, чем занимался Гретешеле до того, как надзиратель Фэнк сковал их вместе на каменоломне. Они проводили вместе долгие дни и ночи, однако Йох ничего не знал о предках своего соседа, его прежней жизни и совершенных преступлениях. Как он понимал, теперь выяснять это было поздно.

Ротванг тоже медленно реагировал на приказы, обдумывая их несколько секунд. Повиновение перестало быть машинальным. Убийца беспокоился только о своей шкуре. Он без колебаний бросит их умирать самой мерзкой смертью, если от этого будет зависеть его спасение. В конце концов, этот человек столь долго занимался своим ремеслом именно потому, что был опасным, подлым и бессовестным. Иногда Йох размышлял, чем закончился бы его поединок с Ротвангом. Ротванг, несомненно, превосходил его в боевой выучке, опыте и основных навыках, однако казалось, что его душа мертва. Он убивал без страсти, без интереса, и Йох подозревал, вернее, надеялся, что его азартный стиль даст ему преимущество в схватке с холодным и расчетливым противником. Впрочем, до сих пор этот вопрос оставался чисто теоретическим.

Факел, закрепленный на стене, горел, наполняя комнату багровыми тенями. Леди Мелисса спала или делала вид, что спит. Одеяло поднималось и опускалось в такт ее дыханию. Йох должен был изменить ситуацию в свою пользу. Ему следовало выжать достойный выкуп из рода Д'Акку, осуществить набег на Тилею и заслужить репутацию отличного стратега. Тогда о Йохе Лампрехте сложат новые песни. К его прежним подвигам прибавится новая слава.

Из-за двери, из внутренних помещений замка, доносился шум. Йох знал, что это ветер, поднявшийся накануне вечером, хлопает ставнями и заставляет скрипеть старую мебель. Но тысячи естественных ночных звуков перемежались паузами, которые указывали на присутствие чего-то большого и зловещего. Вечный Дракенфелс был мёртв. В этом никто не сомневался. Но и мертвый он мог представлять опасность. Может, дух Великого Чародея остался в замке и, голодный, выжидал своего часа…

Последовав примеру Гретешеле, Йох крепко сжал свое оружие, как жрец сжимает символ божества.

Оставалось только ждать.

Старая Женщина насладилась своей первой жертвой. Кровь Фредера оказалась сытной, и вместе с ней старуха впитала волну воспоминаний, принадлежавших бестолковому великану. Жадно высасывая из него соки, она чувствовала его боль и блаженство. Женщина вобрала в себя его жизнь, освободив скованный, по-детски незрелый дух из тюрьмы плоти. Поразмыслив, она оставила тело там, где его легко найдут остальные. Пройти по замку было несложно. Запертые двери, бесконечные переходы и коридоры с ловушками не представляли для нее проблемы. Подобно облачку тумана, она могла проникнуть туда, куда хотела.

Из скучных воспоминаний Фредера она кое-что узнала об остальных. Она без труда составила план, как разделаться с ними. Безо всякого труда. Люди никогда не учились и никогда не менялись. Ими всегда было просто манипулировать.

В тепле и темноте она сжимала и разжимала кулаки, то выпуская, то снова пряча крепкие острые когти.

Старая Женщина утолила жажду. Остальную работу она выполнит ради собственного удовольствия.

Памятуя о том, чем занималась ее будущая добыча и каковы были намерения разбойников относительно их пленницы, старуха считала, что вершит правосудие так же, как солдаты Империи и трижды благословенные слуги Верены.

Она все еще ощущала привкус крови во рту.

Выбрав самый слабый разум, кровопийца вторглась в него.

Просидев неподвижно более часа, Гретешеле внезапно вскрикнул. Его меч дернулся в руке, и по лбу юноши потекла струйка крови. Он вскочил, порезав лезвием кожу. Йох испуганно вздрогнул, заслышав крик товарища, и резко встал с кровати Мелиссы. Как ни удивительно, ребенок продолжал спать. Ротванг проявил крайне слабый интерес к происходящему.

Гретешеле уронил свой меч. Крови вытекло много, но рана, которую он нанес себе, была не слишком серьезной. Юнец перестал кричать и лишь тихо причитал.

- Успокойся! - прикрикнул на него Йох.

Гретешеле не обратил на него внимания. Он продолжал бормотать, хотя смысл его слов было невозможно разобрать.

Кровь текла по его щекам и подбородку, капая на рубашку. Юноша помотал головой и заломил руки. Он мог бы позировать скульптору, решившему изобразить смертельно испуганного человека.

Йох протянул руку, чтобы встряхнуть Гретешеле за плечо, но молодой человек отшатнулся. Прикосновение лишь усилило его страх.

Ротванг невозмутимо стоял в стороне.

Гретешеле начал напевать что-то на языке, которого Йох не знал. Это был непонятный язык, на котором молодой грабитель иногда разговаривал во сне. Йох полагал, что этим наречием пользовались на родине Янна, о которой тот никогда не рассказывал. Произнося нараспев неведомые слова, юноша рисовал странные знаки пальцем в воздухе. Капли крови стекали по его лицу и падали на пол.

Затем Гретешеле распахнул дверь и вышел. Йох услышал, как он ощупью бредет по коридору, продолжая петь.

Одеяла и простыни зашевелились, и из-под них показалась заспанная леди Мелисса.

- Что происходит? - спросила она.

Лицо Йоха было влажным. Гретешеле забрызгал его кровью.

- Следи за девочкой,- бросил он Ротвангу.- Я пойду за парнем.

Ротванг кивнул. Мелисса улыбнулась и протерла глаза.

Сжимая светильник в одной руке и скимитар в другой, Йох вышел в коридор. Он еще слышал впереди бормотание Гретешеле.

Медленно и осторожно атаман двинулся на звук.

«Йох Лампрехт - сентиментальный старый дурак», - подумал Ротванг. Мальчишка, Гретешеле, был, считай, что мертв, и Йоху следовало предоставить его своей судьбе. Но главарь шайки привязался к молодому Янну и потому без рассуждений устремился во тьму, навстречу чудовищам, затаившимся в замке, которые подстерегали свою жертву с когтями, клешнями и горячими углями.

Ротванг мерил спальню шагами, борясь с незнакомыми чувствами. До сих пор он встречал смерть с холодной решимостью, коренившейся в уверенности, что у человека, поддавшегося эмоциям в критической ситуации, меньше шансов уцелеть. Он был жив, в то время как берсерки, которых он когда-либо встречал, давно гнили в земле.

Но теперь он испытывал страх. Не то здоровое оживление, которое заставляет сохранять осторожность в отчаянной ситуации и помогает телу уклониться от вражеского клинка, но всеобъемлющий ужас, который неумолчно нашептывал на ухо, что нужно бросить меч и спасаться бегством, как Гретешеле, бежать прочь из Дракенфелса, прочь из Серых гор…

Ротванг знал, что этот путь ведет к смерти, но искушение было очень велико.

Маленькая девочка сидела на кровати и играла с длинными красивыми локонами.

Хотя она проснулась среди ночи, ее волосы казались уложенными, а не спутанными. Йох был прав: богатые не похожи на них.

Ротванг всю жизнь предлагал свой меч богатым людям. В юности, когда он участвовал в гладиаторских боях, на него ставили только аристократы, кичащиеся тем, что могут угадать победителя. Позже он сражался за выборщика Миденланда, когда фермеры-арендаторы взбунтовались против своего господина, попытавшегося увеличить налог. Сколько крови было пролито, какие доходы это принесло, но как мало в конечном итоге получил он сам.

- Господин Ротванг, - окликнула его девочка. Мужчина не ответил, но малышка продолжала: - Господин Ротванг, а правда, что вы бесстрашный и свирепый разбойник, как Черный Джек из песен?

Ротванг проигнорировал вопрос. Бесстрашный и свирепый. Таким он был сегодня вечером, до того, как проклятый Йох Лампрехт привел его в этот обреченный замок и подверг ночным опасностям.

Бесстрашный и свирепый. Теперь он не был в этом уверен.

Йох слышал бормотание Гретешеле. Мелодия перестала быть монотонной. Казалось, молодой человек поет. Он тяжело дышал, прерывая свою песню не к месту, и Йох предположил, что силы юноши на исходе. Замечательно. Он не хотел драться со своим товарищем, чтобы заставить его вернуться.

Никогда раньше Йох не понимал, как много значит для него этот парнишка. Фредер был полным кретином, а Ротванг уходил от разговоров, поэтому только с Гретешеле атаман мог поговорить, мог передать свой жизненный опыт. Сам того не желая, он обучал юношу, готовя из него своего преемника на пути беззакония. Без него ночи Йоха были бы длинными и пустыми. Вся его мудрость пропала бы безвозвратно.

Если Янн Гретешеле погибнет здесь, в Дракенфелсе, никого не останется. Когда Йох умрет, ни одна живая душа не будет знать, как провернуть аферу с тремя золотыми кронами, как работает самораскрывающийся потолочный винт или какую пользу может принести маневр Йоха Лампрехта по смене дилижансов. Без Гретешеле жизнь Йоха оказывалась прожитой впустую.

В глубине души атаман знал, что такой образ мыслей ему несвойственен. Гретешеле был одним из арбалетчиков, ни больше, ни меньше. Надзиратель Фэнк и стечение обстоятельств, а не взаимная приязнь свели их вместе. И все же во мраке Дракенфелса в его душе возникло новое чувство. Йох подозревал, что на него оказывается влияние извне, и попытался сопротивляться.

Главарь шайки нашел Гретешеле в коридоре, заканчивающемся тупиком. Юноша забился в угол, не переставая петь. Его глаза были плотно закрыты, на веках засохла кровь. Молодой человек чертил знаки в пыли. В молитве, которую твердил Гретешеле, Йох разобрал имена некоторых богов - Шаллия, Верена, Ульрик, а в рисунке на полу разобрал изображения, отдаленно напоминающие священные символы.

- Пойдем, дружище, тебе нечего бояться,- солгал Йох.

Гретешеле продолжал читать свою безумную молитву. Йох поставил фонарь, подошел к товарищу и склонился над ним. Он хотел помочь юноше встать и отвести его в комнату Мелиссы, где они вместе дождутся рассвета.

Правой рукой Гретешеле рисовал символы, а левую держал на уровне пояса, надетого поверх сорочки, и что-то в ней сжимал. Что именно, Йох понял, когда прикоснулся к плечу своего приятеля.

У Гретешеле на поясе висели стрелы для арбалета.

Йох попятился, но молодой человек оказался быстрее. Его глаза распахнулись, а левая рука стремительно рванулась вверх. Выплюнув проклятие, он воткнул арбалетную стрелу между плечом и грудью Йоха.

Атаман почувствовал, как железный наконечник царапнул его верхние ребра и впился в сустав. Боль в руке то накатывала, то отпускала, и Йох выронил кривой меч. Гретешеле встал, стремясь вогнать стрелу как можно глубже. Правой рукой он вцепился старшему товарищу в волосы.

Они схватились врукопашную. Кто-то из них задел ногой светильник и перевернул его. На пол вылилось немного горящего масла. На стене заплясали красные тени, повторяющие движения борцов. Йох ударил молодого человека левой рукой в живот, заставив согнуться и потерять дыхание. Гретешеле разжал пальцы и, спотыкаясь, попятился. Он, наконец, отпустил стрелу, но рванул ее напоследок так, что Йоха скрутило от боли.

Теперь юноша нацелился на меч своего товарища, который валялся на земле. Йох толкнул приятеля в бок и сбил его с ног. Гретешеле упал в горящее масло, и его тонкая хлопковая сорочка мгновенно занялась. Языки пламени начали распространяться по ногам вверх.

Выкрикивая проклятия, молодой человек двинулся на Йоха. Огонь охватил его тело.

Атаман отступил, наткнувшись на стену, которой раньше не было. Он ударился о камень раненым плечом и заорал от боли, едва не теряя сознание. Вытянув левую руку перед собой, он пытался отгородиться ею, словно щитом, от Гретешеле, рвущегося вперед. Гладкое лицо молодого разбойника полыхало, его черты таяли как воск. В узком пространстве нестерпимо запахло паленой плотью.

Скимитар Йоха валялся в десяти ярдах, но между ним и клинком стоял Гретешеле. У главаря шайки осталось одно-единственное оружие.

Сжав зубы и приготовившись к неимоверным мукам, Йох схватился за стрелу, пронзившую его плечо. Он надеялся, что она выйдет легко, как кинжал из ножен, но острие увязло в мышцах и разрывало их, как рыболовный крючок. Помянув Кхорна, атаман выдернул окровавленную стрелу и поднял ее, словно совершал жертвоприношение.

Громкий крик зародился в груди Гретешеле и вырвался из его огромного, обезображенного рта, когда юноша прыгнул на Йоха, пытаясь ухватить полыхающей рукой своего друга за горло.

Йох нанес удар левой рукой, метя в порез на лбу Гретешеле. Он попал в цель и, надавив большим пальцем на древко, вогнал стрелу в мозг своему обезумевшему приятелю.

Взор юноши потух, и Йох оттолкнул мертвое тело в сторону. Его левый рукав загорелся. Он хотел сбить пламя правой рукой, но стоило ему согнуть локоть, как волна острой боли заставила его опуститься на колени. Тогда Йох потерся левым рукавом о каменную стену и затушил пламя.

Больше всего разбойнику хотелось свернуться клубком и заснуть, позволив боли утихнуть. Однако он знал, что это смертельно опасно.

По крайней мере, его ноги были целы. Прислонившись спиной к стене и используя ее как точку опоры, он встал.

И только теперь понял, что совсем не помнит, как добрался до этого места. Йох не представлял, как вернется в комнату, где ждали Ротванг и Мелисса.

Огонь погас, и Йох остался один на один с темнотой и со своей болью.

Он оттолкнулся от стены и, доверившись инстинкту, побрел по коридору.

Разум Старой Женщины ликовал, впитывая эмоции, вырвавшиеся на свободу при ссоре бывших друзей. Их боль и страх многократно усиливались пропорционально силе уз, связывавших их до драки. Во рту у кровопийцы пересохло, но дрожь наслаждения пробегала по ее телу, столь похожему на человеческое.

Более тысячи лет назад, когда она действительно была молода, ее карету остановил разбойник. Не жадный до золота головорез, а всклокоченное чудовище, потомок Белады Грустного. Безграмотный дикарь, он мог бы жить вечно, но ему не хватало утонченности, чтобы сделать свое существование сносным.

Тот вампир стал ее темным отцом, и с тех пор она создала немало себе подобных. Леди Женевьева, чей триумф состоялся в стенах этого замка, была ее темной внучкой, порождением ее порождения. Это была достойная, плодотворная жизнь…

Кровь Фредера текла по жилам древнего существа, смешавшись с ее жизненными соками. Пора снова выходить на охоту, чтобы пополнить запас сил.

Два бандита и их маленькая пленница. Они были одни в Дракенфелсе. Ситуация складывалась презабавная.

К утру все они будут мертвы. Но смерть Старой Женщины будет во многом похожа на жизнь. А другие сгинут. Их бесполезная телесная оболочка останется гнить здесь.

Клыки вампира увеличились в размерах, заострились, и она облизнула их бархатистым язычком.

Маленькая девочка невинно улыбнулась Ротвангу. Несколько минут назад разбойник осознал, что нервно ходит взад и вперед по ковру, и решил унять волнение. Он замер на месте, едва дыша, и стиснул рукоять клинка. Не следовало сжимать меч слишком крепко - напряженные мышцы теряли гибкость и не могли мгновенно реагировать при нападении. Ротванг представил себе стилизованное изображение волчьей головы. Этот символ он использовал в бытность гладиатором, прибегая к нему, чтобы успокоиться перед битвой. Возможно, волк был его личным тотемом. Воин всегда отдавал предпочтение Ульрику, богу сражений, волков и зимы, перед Кхаином, богом убийства, который покровительствовал людям его профессии.

Иногда Ротвангу снилось, что он - волк. В детстве его кожу покрывала густая шерсть, хотя с возрастом волосяной покров пришел в норму. Тем не менее, Ротвангу не раз приходило в голову, что его неведомые родителя были в родстве с оборотнями-ликантропами. Сам он никогда не менял облик, однако во многих отношениях отличался от обычных людей.

Девочка тихонько напевала бретонскую колыбельную, которую мужчина никогда раньше не слышал.

- Господин Ротванг!

- Да, миледи? - ответил разбойник и тут же возненавидел себя за то, что использовал холопскую форму обращения. Однако такая манера разговаривать была для него наиболее естественной. - Что вам угодно?

- Завтра, когда солнце взойдет, мы еще будем здесь?

Мужчина промолчал.

Мелисса выбралась из постели. На ней была длинная, расшитая золотой ночная рубашка, которую вполне можно было принять за бальное платье. Ее белые босые ноги бесшумно ступали по толстому ковру. Девочка протанцевала по комнате под мелодию своей песенки, придерживая край длинной сорочки и раскланиваясь с воображаемым придворным воздыхателем.

В ее возрасте Ротванг убивал уже лет семь. Безжалостный воин завидовал леди Мелиссе: ее семье, ее богатству и беззаботному детству. Будучи лишен всех этих благ, он ненавидел своих родителей-волков за то, что они оставили его среди людей. Его должны были выкормить в степи, воспитать в стае и научить всяким уловкам - например, умению сбрасывать человеческую шкуру.

Дверь была распахнута. Когда Гретешеле и Йох ушли, Ротванг не удосужился ее запереть. Замки не остановили бы тварь, которая аккуратно обезглавила Фредера. Ротванг предпочитал встретить лицом к лицу того, кто на него нападет.

Снаружи в полумраке виднелась каменная стена, на ней не было ничего, кроме давно потухших светильников в нишах. Ходили слухи, что Вечный Дракенфелс использовал в лампах человеческий жир. Что ж, такая жестокость вполне соответствовала характеру Великого Чародея, в чьей власти находился этот край во времена Сигмара и даже в более раннюю эпоху.

- Господин Ротванг, - спросила девочка, - когда вы, наконец, попытаетесь меня убить?

Ротванг обернулся и посмотрел в открытое детское личико. Он чувствовал себя так, словно его ударил в лицо кулак в латной перчатке. Разбойник поднял руку с мечом и отвел ее в сторону. Он надеялся, девочка поймет, что оружие не представляет для нее непосредственной угрозы. Однако он снова ничего не ответил. Нечто источающее тошнотворный запах выступило из темноты у него за спиной и положило тяжелую лапу ему на плечо…

Старая Женщина вторглась в разум Ротванга, погружаясь все глубже. Она нашла волка и выпустила его на волю.

Ротванг замахнулся мечом на леди Мелиссу. Йох решил, что его последний компаньон тоже свихнулся, и, схватив убийцу за плечо, развернул его лицом к себе.

Глаза Ротванга пожелтели, а нос вытянулся, превратившись в звериную морду. Тварь открыла рот, демонстрируя белые клыки. И все же это был Ротванг, судя по выщербленным передним зубам. Вот только внутри него пробуждался хищник.

Маленькая девочка попятилась и забралась на кровать. Обхватив столб, подпиравший балдахин, она наблюдала за происходящим.

Йох оперся о дверной косяк, чувствуя, как от искалеченного плеча по всему телу разливается пугающее онемение.

Ротванг атаковал, и бывший атаман метнулся в сторону. Однако когти чудовища скользнули по его волосам, оцарапав кожу.

Ротванг отбросил меч. Да и ножи, висевшие на поясе, были разбойнику больше ни к чему. Какой в них смысл, если его пальцы заканчивались острыми кинжалами.

Как странно устроена жизнь. Можно пять лет странствовать бок о бок с человеком и ничего не знать о нем.

У Йоха дрожали коленки. Одна его рука не двигалась. Он знал, что скоро умрет, и подумал, что мог бы избавить себя от мучений, подставив горло под клыки и когти Ротванга. Однако главарь шайки слишком долго боролся за выживание, чтобы избрать простой путь.

Его скимитар пропал, и кинжал тоже, но у него остались сапоги. А на сапогах - серебряные шпоры.

Серебро. Если Ротванг настоящий вервольф, он не переносит серебро.

Опустившись на четвереньки, Ротванг бросился на Йоха. Атаман ухватился левой рукой за верхний край двери и подтянулся, поджав ноги. Его плечо пронзила острая боль, но он продолжал висеть.

Ротванг, начавший прыжок, пролетел под ним. Йох ударил чудовище пятками, стараясь вогнать шпоры как можно глубже.

Тварь завыла как раненый волк и взметнулась на задние лапы. Йоха подкинуло вверх и прижало к перемычке над дверью. Атаман ударился головой о камень и почувствовал, как внутри у него что-то хрустнуло.

Затем он сорвался вниз, упав лицом на каменный пол. Ревущий монстр взгромоздился ему на плечи. Йох лягнул противника, надеясь, что серебряные шпоры нанесут оборотню хоть какой-то урон.

Тяжесть, придавливавшая его к земле, исчезла, и мужчина смог перевернуться на спину.

Мелисса неотрывно следила за ними, словно за щенками, резвившимися во дворе. Она хихикала и хлопала в ладоши. У маленькой девочки явно были серьезные проблемы с воспитанием.

Йох потянулся к сапогу и открутил одну из шпор. Зубчатое колесико завертелось, когда он взмахнул своим новым оружием.

Ротванг страдал. Его одежда порвалась, густая шерсть, покрывающая тело, пропиталась кровью.

Человек и монстр с трудом поднялись на ноги.

Ротванг шумно дышал. Кровь и слюна стекали по его уродливой морде. У оборотня были широкие плечи и несоразмерно длинные передние лапы.

Йох поднял шпору.

Ротванг бросился на него, и атаман, сделав выпад, раскроил лицо чудовища от глаза до пасти.

Острые когти погрузились в живот разбойника, и он отпрянул, оставив свое оружие в голове врага.

Йох прижимал края раны руками, стараясь удержать внутренности. Он почти ничего не чувствовал.

Это было плохо.

Ротванг прислонился к спинке кровати. Дрожь и судороги сопровождали обратное превращение в человека. По изрезанной морде оборотня струилась кровь.

Мелисса придвинулась и потрепала чудовище по плечу, пригладив быстро редеющую шерсть. Можно было подумать, что она ласкает котенка или собачку. Богатые. Их и людьми-то нельзя назвать.

Выражение детского личика изменилось.

Мелисса почти сочувственно смотрела на Ротванга, чьё волчье рычание переходило в страдальческие человеческие всхлипывания. Из щеки вервольфа все еще торчала шпора.

Девочка открыла изящный ротик, и Йох увидел, как блеснули ее неестественно длинные и острые зубы. В следующее мгновение малышка прильнула к шее Ротванга, прокусывая вену.

Кровь струей хлынула из раны, и Мелисса принялась жадно пить.

Старая Женщина пила кровь, отдающую волком, и чувствовала, как дух бандита покидает тело, из которого она выкачивала жизнь.

Он убивал других. Много раз он убивал, не зная милосердия. И то, что она делала, было справедливо.

Когда все закончилось и Ротванг был полностью опустошен, Мелисса открутила ему голову и переключила внимание на раненого мужчину.

- Эй, господин Йох, - спросила она, - вам больно?

Мелисса, Старая Женщина в теле ребенка, опустилась на колени рядом с главарем шайки и смотрела, как он умирает.

- Знаешь, ты был моим любимым разбойником,- доверительно сообщила она.

Йох больше не испытывал боли, но, судя по обильному кровотечению, которое не прекращалось, его дела были плохи.

- Сколько… тебе?…

Мелисса кокетливо убрала прядку волос с лица. У нее был необычный взгляд. И как Йох не заметил этого раньше? Глаза многоопытной старухи на невинном лице ребенка.

- Много, очень много, - ответила девочка. - Более одиннадцати столетий. Я так и не выросла.

Йоху стало зябко. Сперва замерзли его ноги, затем холод распространился выше.

- Твоя… семья?…

Кровопийца поглядела на него задумчиво и даже печально:

- Давно уже обратились в прах, я полагаю. Во всяком случае, моя человеческая родня. У меня есть темные сыновья, но сомневаюсь, что хоть один из них заплатил бы тебе выкуп.

Разбойника начало знобить. Секунды казались ему годами. Последние крупинки его жизни целую вечность падали сквозь узкое горло песочных часов. Это и есть смерть?

Замедление после крутого виража, бесконечно длившее мучительную боль. Или леди Мелисса Д'Акку называет это жизнью?

У него остался последний шанс. Серебро. Вампиры любят его не больше, чем вервольфы. Йох потянулся ко второму сапогу, но его распухшие, ослабевшие пальцы не желали слушаться. Он порезался. Кровопийца подняла один из ножей Ротванга, проворно срезала шпору и, не прикасаясь к ней, отбросила к противоположной стене комнаты. Когда она посмотрела на Йоха, в ее улыбке читалось сострадание победителя к побежденному. Теперь атаману оставалось только ждать наступления смерти.

Мелисса достала тонкий платочек и тщательно вытерла свой пунцовый ротик. Дитя и древнее создание, она была красива, но недосягаема для человеческого понимания.

- Поцелуй меня,- прошептал Йох.

Вампирша свернула ему шею и исполнила его последнее желание.

На следующее утро, когда солнце встало над замком Дракенфелс, маленькая человеческая фигурка направилась по горной тропинке вниз к дороге.

Леди Мелисса оставила тела там, где они лежали, обезглавив те из них, кровь которых она выпила. Разбойники не станут ее потомками. Она была гораздо более ответственной, чем некоторые бессмертные глупцы, которые оставляли после себя уйму безрассудных отпрысков.

Подхватив объемные, но легкие чемоданы, девочка спустилась к дороге и соорудила из своего багажа кресло с балдахином.

Солнечный свет немного резал ей глаза, но она не принадлежала к Истинно Мертвым кровососам, которые сгорели бы, не найдя укрытия до третьих петухов.

Когда солнце взобралось на небосвод, она устроилась поудобнее и приготовилась к долгому ожиданию. Путешественники редко ездили по дороге мимо Дракенфелса, но, в конце концов, кто-нибудь появиться.

Мелисса закрыла глаза и задремала под своим импровизированным навесом.

ОБМАНУТЫЕ АРМИИ

…и мы одни, среди надвинувшейся тьмы,

Трепещем: рок суровый погрузил

Нас в гущу схватки первозданных сил.[1]

Мэтью Арнольд. Дуврский берег

Заставив Царицу лечь, он осмотрел ее копыта и заметил, что на них застыла кровь. Последний кузнец слишком глубоко забил гвозди. Ноги лошади выглядели плохо, а трехнедельный поход вконец изнурил несчастное животное. Даже когда кобыла была свежей и отдохнувшей, она едва ли стоила тех денег, которые они за нее заплатили. А теперь она превратилась в обузу. Они не могли тащить за собой бесполезный груз.

- Успокойся, Царица, успокойся, - шепнул он, гладя лошадиную холку и чувствуя хрупкое тепло сквозь густую гриву.

Скоро её тело начнет остывать. Кобыла не выдержит еще одного перехода по снегу, еще одной стычки; еще одного дня путешествия.

Как всегда, Вукотич оказался прав. Когда они заключили сделку с торговцем лошадьми, Йоганн предложил назвать коней Царем и Царицей в честь правящей четы Кислева. Железный Человек, чье лице превратилось в непроницаемую маску из-за многочисленных шрамов, рассмеялся и сказал: «Йоганн, никто не дает имя своей будущей пище».

Вукотич бывал раньше в северных лесах Кислева, когда служил наемником царя Радия Бокха. Воин принимал участие в усмирении непокорных бояр и обороне рубежей от небольших набегов со стороны Пустошей. Он знал, о чем говорил. Это был не Старый Свет, а холодная, суровая страна. Об этом можно было догадаться по лицам местных жителей, промерзлой, как камень, земле и свинцово-серому небу. В лесах то и дело попадались виселицы и разоренные могилы. Все вокруг говорило о страдании. В трактирах звучали мрачные и унылые песни, еда по вкусу напоминала приправленную специями кожу, а все шутки были связаны с грязными намеками на определенные отношения со скотом.

В сумраке Йоганн увидел Вукотича, в своей меховой шубе похожего на лохматого зверя. Мужчина словно тень появился из-за деревьев с охапкой дров в руках. Если ободрать с сучьев заледенелую кору и сунуть их в костер, они будут сильно дымить, но огонь продержится до утра. Вукотич бросил свою ношу в центр темно-коричневого пятна, которое он расчистил от снега. Прежде чем достичь земли, тусклый свет с темнеющего неба должен был пробиться сквозь кроны четырехсотфутовых деревьев. Им следовало разбить лагерь час назад, чтобы обеспечить себе относительную безопасность к ночи. Однако они упрямо шли вперед. Царица захромала, и, возможно, они подспудно желали привлечь внимание прихвостней Сикатриса, прикинувшись легкой добычей. «Сигмар знает, - подумал Йоганн, - как я хотел бы покончить с этим делом».

Кобыла тихонько заржала, и молодой человек почувствовал ее дыхание на запястье. Развязав тесемку, он стянул перчатку и сжал руку в кулак, чтобы сохранить тепло, а затем снова погладил лошадь, погружая пальцы в ее гриву. Йоганн не сомневался, что животное все понимает. Он видел страх в ее затуманенных глазах, но лошадь слишком устала, чтобы сопротивляться. Кобыла покорно ждала своей участи, более того, она была бы рада умереть. Вукотич подошел к юноше, сидевшему рядом с животным, и положил руку на рукоять ножа.

- Хочешь, я это сделаю?

- Нет, - ответил Йоганн, вынимая свой нож - гордость охотника, с лезвием, которое с одной стороны было острым как бритва, а с другой - зазубренным, как пила плотника.

- Я дал ей имя, поэтому я заберу ее жизнь…

Он дохнул Царице в ноздри и, лаская лошадь левой рукой, крепче сжал нож в правой, облаченной в перчатку. Замахнувшись, Йоганн заглянул животному в глаза и почувствовал - или ему показалось, - что кобыла хочет, чтобы он поспешил. Примерившись, юноша полоснул ножом по лошадиному горлу, перерезая главную артерию, а затем провел обратной стороной ножа по мышцам и хрящам, дабы завершить начатое. Не поднимаясь с коленей, он отодвинулся в сторону, чтобы струя крови не залила его. Сквозь войлочные наколенники он ощущал холод, исходящий от промерзшей земли. Завтра его штаны будут сплошь покрыты красными пятнами. Истекающее кровью животное взбрыкнуло несколько раз, но вскоре его дух улетел навсегда. Йоганн вознес безмолвную молитву Таалу, богу природы и диких лесов, одному из немногих богов, о которых он вспоминал в последние дни. Поднявшись на ноги, юноша стряхнул окровавленный снег со своей одежды.

Вукотич опустился на колени и опустил руку в кровь, словно в горный поток. Йоганн и раньше видел, как его спутник делал нечто подобное, следуя обычаям своей родины. Молодой человек знал, что сейчас Вукотич шепчет: «Невинная кровь». Его слова напоминали короткую молитву. Бывший наемник любил повторять, что не следует недооценивать силу невинной крови. В трудную минуту старый солдат поминал благословенного Сигмара и рисовал знак молота в пыли. Йоганн сторонился магии, памятуя о прежнем малоприятном опыте, однако все знали о суровой доброте Сигмара. Если требовалось сотворить чудо, только на него можно было рассчитывать, хоть наполовину. Однако милость Сигмара, молот Сигмара и его имя, произнесенное вполголоса, не могли спасти кобылу. Царица больше не двигалась. Она умерла, а у них появилось мясо, которого хватит на две недели лесного похода.

Вукотич вытер руки, согнул и разогнул пальцы, словно испытывая прилив бодрости, и достал кремень. Йоганн обернулся и увидел, что его спутник сложил дрова пирамидой, построив шатер из сучьев вокруг нескольких поленьев. Сухую траву взять было негде, но Вукотич набрал мха и трутовиков, чтобы разжечь огонь. Воин высек огонь, и ветки занялись. Йоганн почуял легкий запах горящей древесины. Глаза юноши заслезились, когда дым окутал его лицо, но он не двинулся с места. Сейчас лучше стерпеть временное неудобство. Облако дыма качнулось в другую сторону, устремившись к Вукотичу. Таково было непреложное правило: костер непременно должен был обдать дымом людей, сидящих вокруг него.

- Итак, сегодня вечером мы едим конину? - спросил Вукотич.

- Да. Завтра мы должны заготовить мясо, если хотим идти дальше.

- У тебя есть сомнения на этот счет?

- Нет, - привычно ответил Йоганн.

- Твоя честь не пострадает, если ты вернешься в свое имение. Там, должно быть, все обратилось в руины после твоего ухода. Я один пойду по следу. Ты мог бы жить своей жизнью, ведь теперь ты стал бароном.

Йоганн слышал такие речи и раньше, в разных вариациях. Однако юноша никогда не думал всерьез о возвращении домой, и, по его глубокому убеждению, Вукотич никогда не ожидал от него такого поступка. Это была всего лишь часть игры, в которую они играли, - хозяин и слуга, ученик и наставник, человек из железа и человек из плоти. Хотя Йоганн знал, что в некоторых обстоятельствах плоть могла оказаться выносливей металла.

- Отлично.

Йоганн приступил к разделке туши. Это было одно из многих благородных искусств, которые он никогда не освоил бы, если бы стал более метким стрелком к шестнадцати годам. Если бы его стрела попала в оленя, а не в плечо Вольфу… Если бы банда Сикатриса не напала на имение фон Мекленбергов… Если бы старый барон нанял больше таких людей, как Вукотич, и меньше таких, как Шунцель, его бывший управляющий… Если бы…

Но юный Йоганн неловко обращался с луком, Сикатрис был слишком хорошо осведомлен о слабости дальних поместий Империи, а Шунцель лучше разбирался в гобеленах и бретонских поварах, чем в солдатах и сражениях.

И теперь, вместо того чтобы искать милости для своей семьи при дворе Карла-Франца в Альтдорфе, барон Йоганн фон Мекленберг потрошил лошадь на прогалине в опасной близости к ледяной Вершине Мира. «Искусства, приличествующие благородному мужу», - именно так он назовет свою книгу, если когда-нибудь ее напишет.

Вдвоем они вырезали несколько полосок мяса из туши и повесили их на длинный меч, закрепив его между двумя рогатинами над костром. Клинок, не раз использовавшийся вместо вертела, почернел и покрылся слоем застывшего жира. Его никогда уже нельзя будет обнажить в благородном поединке. В процессе обучения Йоганн усвоил, что оружие - это главное достояние дворянина, поэтому с ним следует обращаться, как музыкант - с инструментом, волшебник - с книгой заклинании и снадобьями, куртизанка - со своим лицом и фигурой. Теперь молодой человек знал, что меч - это средство выживания, а выживание чаще зависит от умения добыть и приготовить пишу, чем от воинского искусства.

- Ты видел сегодня следы? - спросил Вукотич.

- Четыре, более или менее человеческие. Двигались медленно, остались позади нас.

Вукотич кивнул. Йоганн почувствовал, что учитель гордится им, однако знал, что бывший наемник никогда в этом не признается. Учеба закончилась, началась реальная жизнь…

- Они скоро появятся. Если не сегодня ночью, то завтра. Двое из них ослабли. Они вот уже три дня идут пешком по лесу. Скейвен хромает. В отпечатке его башмаков было пятно гноя. Если он выживет, то потеряет ногу из-за гангрены. Они все устали, поэтому постараются разделаться с нами, пока численное преимущество на их стороне.

- Теперь мы тоже остались без лошадей.

- Да, но они этого не знают.- По лицу Вукотича, сидевшего рядом с костром, плясали красные и черные тени. - Двое из них и так при последнем издыхании. Сикатрис дал им это поручение, чтобы от них избавиться. Но после Срединных гор он перестал недооценивать нас. Сикатрис потерял достаточно всадников за время пути, чтобы считать нас мелкой помехой. Следовательно, двое из его посланцев будут сильными противниками. Один наверняка окажется отличным бойцом. Это будет мутант, измененный, но не покалеченный. Нечто большое и довольно опасное. Тот, кто, по их разумению, сможет с нами справиться.

Пламя отразилось в глазах воина.

- Я буду сторожить первым.

У Йоганна болели спина и ноги. Его кости ломило от холода с тех пор, как они пересекли границу вечных снегов, и он боялся, что это неприятное чувство никогда не исчезнет. А каково приходится Вукотичу, получившему бессчетные раны в прошлых боях, не говоря уже о грузе прожитых лет? Разве он не страдает от боли и от мороза? Железный Человек никогда не жаловался и не ныл, но это не значит, что он ничего не чувствовал. Йоганн видел, как его наставник горбился в седле или потирал свою неоднократно сломанную левую руку, когда думал, что за ним никто не наблюдает. В конце концов, человек не может сражаться вечно. И что потом?

Что будет с Сикатрисом? Что будет с Вольфом?

Они ели, медленно пережевывая жесткое мясо. Кроме того, Вукотич подогрел немного вина со специями. Согревшись хотя бы изнутри, Йоганн забрался в спальный мешок и завернулся в меха. Он спал, сжимая нож в руке, и видел сон…

У барона из Зюденланда было двое сыновей, Йоганн и Вольф. Они были хорошими мальчиками, которые со временем обещали превратиться в достойных молодых людей. Йоганн был старше на три года. Ему предстояло унаследовать титул барона и должность выборщика Империи после отца. Йоганна ждал путь воина, дипломата и ученого. Вольф должен был стать его правой рукой, заменяя старшего брата на время его деловых поездок в Альтдорф. Из Вольфа готовили юриста, охотника и инженера. Йоахим, старый барон, гордился своими сыновьями, которые после его смерти будут поддерживать порядок в родовых владениях, выполняя свой долг. И простой народ радовался, что им не придется жить под гнетом капризных и своевольных тиранов; как это часто случалось в других областях Империи. Старого барона многие любили и ставили ему в заслугу, что он воспитал таких детей. Старинные песни переделывали на новый лад, приветствуя успехи мальчиков.

Старый барон нанимал много учителей для своих детей: преподавателей географии, истории и естественных наук; духовных наставников, толковавших пути богов; воспитателей, обучавших братьев этикету и изящным искусствам, музыке и литературе. Йоганна и Вольфа учили всему, что может потребоваться во время войны и в мирное время, даже основам магии. Среди их учителей был один воин, который служил в Старом Свете и за его пределами. Участник бесчисленных военных кампаний, он никогда не рассказывал о своих родителях, о своем детстве и даже о своей родине. У него было всего одно имя: Вукотич. Впервые барон встретил Вукотича на поле боя, во время пограничного спора со вздорным соседом. Йоахим лично захватил наемника в плен. Ни один из мужчин не рассказывал о том, что случилось, но после сражения Вукотич оставил свою профессию и поклялся в верности роду фон Мекленбергов.

Барон владел множеством домов, поместий и замков. Как-то летом он вместе со своими приближенными решил провести время в удаленной крепости на границе своих земель. Там, в зеленых лесах, мальчики научатся охотиться и добудут свои первые трофеи. Так было с Йоахимом в юности, и он ждал, что сыновья последуют его примеру. Поднявшись на башню, старый барон с гордостью смотрел, как два брата в сопровождении Вукотича и оружейника Корина Флетчера едут в лес. Все, что Йоганн и Вольф добудут в этот день на охоте, барон приказал подать на ужин.

Вольф был прирожденным охотником и в первый же день в лесу пролил кровь, одним выстрелом убив перепелку. Он быстро освоил большой лук, арбалет, копье, а также силки и ловушки. Многие полушутя говорили, что Вольф неспроста получил свое имя, поскольку он умел мастерски выслеживать дичь в лесу. Начав с птиц, мальчик вскоре принялся охотиться на кабанов и лосей. Он был наравне со взрослыми, и кое-кто полагал, что Вольф первым из фон Мекленбергов приведет домой единорога, джаберуока или мантикору как свидетельство своей удали. Корин выяснил, что Андреас, один из помощников конюха, раньше ходил в учениках у таксидермиста, и вскоре парнишке поручили изготовление чучел из трофеев Вольфа. Не прошло и месяца, как они заняли целый угол огромного зала в замке фон Мекленбергов.

Но Йоганну преследование и убийство пришлись не по вкусу. Ему было интересно наблюдать за зверьем в лесу, но он не мог смотреть на них глазами охотника. Стреляя по соломенным мишеням, он легко побеждал брата, независимо от вида оружия. Однако когда он видел перед собой живое, дышащее создание, его рука дрожала, а взор застилала пелена. Его восхищало величие могучего самца лося, и он не желал увидеть животное мертвым, обезглавленным и набитым трухой, со стеклянными глазами-пуговицами и запыленными рогами. Все это понимали, что усугубляло страдания Йоганна, по глупости считающего сострадание женской слабостью. Старый барон, которому Вольф напоминал самого себя в молодости, тем не менее, признавал в Йоганне задатки благородного мужа, каким не станет ни один охотник. По секрету Йоахим признался Вукотичу: «Восторг, который вызывает у Вольфа охота, поможет ему стать хорошим регентом, но врожденное отвращение Йоганна к убийству сделает его великим выборщиком». Однако Йоганн стремился преодолеть эту причуду своего сознания. Он не хотел отказываться от мясной пиши. Более того, юноша думал, что нечестно есть мясо, пока он не научится добывать его сам, не испытывая угрызений совести, и потому пытался переломить себя.

Как-то раз, отправившись с Вольфом, Кориной и Вукотичем на охоту, Йоганн не попал в оленя, хотя мишень была прямо перед ним. Стрела юноши пролетела сквозь листву деревьев и вонзилась в плечо его младшего брата. Это была чистая неглубокая рана, которую Корин быстро обработал и перевязал, однако осторожный Вукотич отослал своего подопечного в замок. Йоганн очень переживал из-за случившегося, но вскоре неприятное происшествие превратилось в настоящий кошмар, который преследовал его по ночам. Если в жизни молодого человека и был поворотный момент, то им следовало считать этот неосторожный выстрел. После него все пошло не так.

Бродяги и преступники были всегда. Всегда были злодеи и мутанты. Особенно много их скрывалось в лесах. Случались набеги, стычки и сражения. В Империи существовало много мест, куда слуги закона не смели соваться, хотя против темных сил не раз организовывались военные кампании. Однако никогда прежде на стороне зла не выступал такой могучий воитель, как Сикатрис. Он получил свое прозвище из-за ярко-красного рубца через все лицо - то был след от когтя демона, служившего кровавому Кхорну. Сикатрис пришел из Пустоши, почти утратив человеческий облик после трансформации. Со своими Рыцарями Хаоса он наводил ужас на Южные Земли, проливая реки крови в случае победы и бесследно исчезая в случае поражения. Император Карл-Франц обещал пятьдесят тысяч золотых крон за его голову, но награда так и осталась невостребованной, хотя многие пытались схватить бандита и погибли, потерпев неудачу. О злодеяниях Сикатриса слагали мрачные и драматичные баллады, в которых повествовалось о кровопролитии и пожарах. Нередко эти произведения носили оттенок восхищения, поскольку для граждан Империи, привыкших к уюту и маленьким радостям цивилизации, Сикатрис был важной фигурой. Изгой и чудовище, он напоминал обычным людям о том, что ожидает их за кругом света.

Сикатрис понимал, что летняя резиденция фон Мекленбергов укреплена слабо, и устроил набег, который потряс всю Империю. Выборщик был убит, его прислуга предана мечу, замок разрушен, а его сын и дети его приближенных похищены. Никто прежде не осмеливался на такое зверство, и с тех пор, отправляясь в дальнее путешествие, выборщики брали с собой эскорт, способный противостоять маленькой армии. Прежде хитрость, яд и предательство были излюбленным оружием созданий ночи. Сикатрис изменил сложившуюся традицию. Он был истинным поборником Хаоса, и даже лучшие воины Империи считали его блестящим стратегом. Сикатрис представлял собой уникальное явление среди сил зла хотя бы потому, что он постоянно ускользал из лап смерти, и возглавлял своих Рыцарей более двадцати лет со времени первого набега.

В своих снах Йоганн снова и снова видел пылающий замок. Он видел отца, чье изрубленное тело развесили на деревьях, стоящих друг от друга футах в двадцати. Он видел бедного толстого и глупого Шунцеля, чье лицо обуглилось, а живот продолжал гореть. Он видел Вукотича, который впал в бешенство, чего не случалось с ним никогда ни до, ни после трагедии. Воин кромсал раненого зверочеловека, выкрикивая вопросы, на которые никто не мог дать ответа. Затем были мертвые лошади, изнасилованные служанки, изуродованные до неузнаваемости трупы. Нелепо, но ярче всего ему запомнилась лужайка для игр, сплошь залитая кровью, сквозь которую не проступало ни клочка зеленой травы, и безглазые головы, сваленные в кучу. Один из скейвенов отстал от товарищей. Йоганн наткнулся на мутанта с крысиной мордой, который обыскивал тела убитых учителей, стаскивая кольца с их пальцев. В первый раз юноша убил, не испытывая сомнений. И с тех пор он разил без колебаний, будь то представители высших рас или звери. Молодой человек усвоил последний урок.

Сейчас место выборщика занимал другой человек, кузен Йоганна, который провозгласил себя бароном на том основании, что, отправившись в странствия и бросив на произвол судьбы разоренное имение фон Мекленбергов, наследник потерял право на титул. Йоганн не стал спорить. Кто-то должен был заниматься делами Империи, а перед Йоганном стояла другая задача.

Невзирая на раненое плечо, Вольф не сдался бы без боя. Однако его не было среди мертвых. Он числился среди пропавших без вести. Тринадцатилетний мальчик мог заинтересовать Сикатриса.

Все это случилось десять лет назад за невообразимое число миль от заснеженного леса. Они шли по следам банды, которая сначала кружила по Империи, затем направилась через Серые горы к границе с Бретонией. На побережье близ Мариенбурга они прорывались сквозь засады, потом, миновав Пустоши, оказались в Драквальдском лесу. Там Йоганн и Вукотич попали в рабство к сумасшедшему гному с волшебного рудника, который подчинил их с помощью заклинания. Далее их путь лежал в Срединные горы, где они подверглись спланированному нападению и потеряли Корина Флетчера, погибшего от руки козлоголового монстра. Из Срединных гор они двинулись в Лес Теней. Затем след повернул в Великий лес и через восточную часть Стирланда привел их к Горам Края Мира, средоточию темных сил, где им пришлось сражаться с фантомами, насланными могущественными колдунами.

Времена года сменяли друг друга, но медленное преследование продолжалось. Йоганн знал, что много раз они были близки к цели, однако что-то всегда мешало их планам. Молодой человек забыл, через сколько разрушенных селений они прошли. В немой ярости выживших они видели отражение своего Горя. Состав банды постоянно менялся, поэтому им то и дело попадались дезертиры, изгнанники и побежденные воины. У Вукотича прибавилось шрамов, а Йоганн уже ничем не напоминал того беззаботного юнца, которым был прежде.

Вперед и назад, вверх и вниз, они преодолевали огромные расстояния, кочуя по окраинам Старого Света и постоянно искушая судьбу. Йоганн насмотрелся ужасов, которые его учителя даже представить себе не могли, научился не думать о прихотях богов и все-таки выжил. Он больше не ждал, что увидит рассвет следующего дня, и почти не надеялся, что снова встретит брата в конце пути.

Однако даже на Вершине Мира они не выпускали из виду банду Сикатриса. Днем Йоганн старался не думать о прошлом или будущем, ночью он не мог думать ни о чем другом. Он уже давно привык к беспокойным снам.

Йоганн пробудился оттого, что кто-то тряс его за плечо. Молодой человек открыл глаза, но ничего не сказал.

- Они объявились,- напряженно прошептал Вукотич. - Я чую их вонь.

Йоганн выскользнул из-под мехового одеяла и поднялся на ноги. В лесу было тихо, если не считать комьев снега, срывающихся с веток, и тяжелого дыхания лошади Вукотича. Костер прогорел, но угли все еще мерцали. Йоганну по-прежнему было зябко. Ледяные кинжалы свисали с нижних ветвей деревьев как фонари, таинственно светясь изнутри.

Мужчины сделали из шкур два валика, по длине соответствующих росту человека, накрыли их одеялом и пододвинули к костру. В темноте их уловка могла сработать. Вукотич снял арбалет с седла и выбрал стрелу. Старый воин проверил спящего коня, о котором Йоганн не мог думать иначе, как о Несостоявшемся Царе. Затем они укрылись в лесу.

Им не пришлось долго ждать. У Йоганна обоняние было не столь острым, как у Вукотича, но он услышал приближающиеся шаги. Его наставник оказался прав: четверо, один хромает. Шум прекратился. Йоганн прижался к стволу дерева, стараясь слиться с его тенью.

Послышался звук, напоминающий треск рвущегося шелка, и валики, укрытые одеялами, содрогнулись. В каждый из них вонзилось по арбалетной стреле, угодив в то место, где должна была быть голова. Стрелы светились зеленым, разбрасывая искры и испуская небольшие клубы дыма. Йоганн задержал дыхание. Каким бы ни был этот яд, он совсем не хотел его вдыхать.

Вспышки потухли, однако на прогалине не наблюдалось никакого движения. Йоганн сжал рукоять меча, а Вукотич вскинул арбалет. Старый воин недолюбливал яд. Впрочем, при его меткости он не нуждался в таких ухищрениях.

Йоганну казалось, что его сердце бьется слишком громко. Усилием воли он заставил себя прогнать все воображаемые звуки. Наконец донесся настоящий шум.

Из темноты показалось человекоподобное существо, которое осторожно направилось к лужайке. Чужак заметно прихрамывал. У него были продолговатая голова, горящие глаза и маленькие острые зубы. Скейвен. Пегий окрас, лохмотья, прикрывающие разрозненные доспехи. Фигура человека-крысы расплывалась в отблесках тлеющих углей. Тварь склонилась над простреленными меховыми валиками, повернувшись спиной к Вукотичу и Йоганну. На его изодранной куртке из грубой черной кожи была нашита эмблема клана Эшин - глаз в перевернутой пирамиде и стилизованное лицо со шрамом, знак, который носили все последователи Сикатриса. Вукотич выстрелил, целясь в глаз уродливого изображения. Скейвен резко втянул в себя воздух и полуобернулся. Окровавленный наконечник стрелы торчал на несколько дюймов из его груди. Человек-крыса упал.

Йоганн и Вукотич сделали круг, пока не повернулись лицом в том направлении, откуда появилось чудовище. В темноте сверкнули глаза. Вукотич поднял три пальца, затем два. Трое против двоих. Все лучше, чем вначале.

Внезапно над их головами вспыхнул огонь: это стрелы, обернутые горящими тряпками, вонзились в деревья. Тряпичные шары взорвались, пролившись огненным дождем. Три фигуры вышли на прогалину, высокие, но неуклюжие. Теперь Йоганн тоже почуял их запах. Один из врагов точно не был живым.

Стрела Вукотича проткнула горло создания, находившегося посредине, но оно продолжало идти. Когда существо вышло на свет, Йоганн увидел разложившееся лицо. Из рассеченной шеи сыпалась пыль. Когда-то это была женщина, но теперь перед ними был не человек, а марионетка. Либо один из живых поднял ее из могилы, либо некий маг передал нападавшим контроль над мертвым телом. Лицо зомби пересекала линия, намалеванная красной краской, - отличительный знак воинов Сикатриса, напоминающий о шраме их главаря. Мертвец двигался неловко из-за ран, полученных при жизни, но это не делало его менее опасным.

- Нам нужно остановить ее, пока она не заразила нас могильной гнилью, - сказал Вукотич.

Йоганн и его наставник бросились вперед и сообща напали на ходячий труп, рубя его мечами на расстоянии вытянутой руки, чтобы избежать смертельного прикосновения мерзкой твари. Йоганн слышал, как ломаются хрупкие кости нежити. Шатаясь под ударами, зомби наступил на тлеющие угли костра. Его изодранный саван и иссохшие лодыжки охватило пламя. Когда огонь достиг разлагающейся плоти, она начала лопаться с отвратительным шипением. Раздался страшный вопль, и мертвое тело обратилось в факел. Йоганн и Вукотич попятились. Выставив перед собой мечи, они не давали мертвяку приблизиться к себе.

Отблески затухающего пламени освещали лица двух других бандитов, которые, наконец, перешли в наступление. Йоганн парировал могучий удар, заставивший содрогнуться все его тело. Тяжеловооруженный противник был на голову выше юноши, однако двигался он медленнее. К тому же его голова, казалось, не умещалась в шлеме, имевшем странную форму. Это был человек, претерпевший какие-то мутации под влиянием варп-камня - не поддающейся определению субстанции, которая воздействовала на многих слуг ночи, меняя их облик в соответствии с их темными желаниями и страхами. Йоганн знал, что изменения были частью сделки, заключенной людьми, вступившими в союз с силами зла. Преследуя Сикатриса, он видел многих существ, в которых не осталось почти ничего человеческого. Судя по всему, враг Йоганна переживал новую мучительную трансформацию. Трудно сказать, какие уродства открылись бы взору, сними он шлем.

Йоганн отступил и нанес удар в верхнюю часть туловища противника, повредив нагрудник и помяв лицо со шрамом, выгравированное на металлической пластине. Неожиданно молодой человек почувствовал, как его обхватили чьи-то руки, а спину обожгло. Это горящий зомби напал на него сзади, заключив в объятия. В воздухе запахло паленой тканью. Не обращая внимания на боль, юноша рванулся и едва успел уклониться от меча, который чуть не снес ему голову. Нежить двинулась на Йоганна, оказавшись между ним и мутантом. Рыцарь Хаоса протянул огромную руку и положил ее на голову беспокойного мертвеца. Зарычав, гигант стиснул череп, вокруг которого плясали язычки пламени, я обратил его в прах. Зомби рухнул, превратившись в бесполезную развалину, а Рыцарь Хаоса сосредоточил свое внимание на Йоганне.

Между тем Вукотич боролся с жабомордым мутантом, у которого было неестественно много конечностей. На снегу вокруг них шипела и пузырилась зеленая слизь, сочащаяся из ножевых ран на раздутом животе чудовища. Но, несмотря ни на что, монстр двигался так же быстро, как и в начале поединка. Вукотич обхватил врага за шею, смяв его раздувшийся гребень.

Йоганн развернулся лицом к великану, атакуя ноги противника. До сих пор Рыцарь Хаоса действовал медлительно, а несколько глубоких порезов еще больше затруднили бы его движения. Внезапно над головой у молодого человека раздался рев. Йоганн не был уверен, но больше всего этот звук напоминал смех опасного безумца. Поврежденный нагрудник лопнул под давлением шипов, которые прорастали на трансформирующемся туловище. Кем бы это существо ни было раньше, варп-камень полностью изменил его облик. Гигант снова разразился издевательским хохотом и рванул на себе доспехи. Нагрудник отлетел, и Йоганн увидел, что тело урода покрылось крепкими островерхими пластинами. На груди у мутанта было вытатуировано лицо Сикатриса. Увеличивающаяся в размерах голова распирала шлем, и скоро по измятому металлу пошли трещины. Над отверстиями для глаз появились рога, они быстро росли, подобно стрелкам лука, посаженного в плодородную почву. Йоганн ударил мутанта в грудь, но клинок лишь царапнул роговой панцирь. Рыцарь Хаоса даже не пошевелился, чтобы защитить себя. Тогда юноша нанес ему колющий удар в шею, но меч увяз в чешуе. Чудовище смеялось, а Йоганн никак не мог высвободить оружие. В конце концов, молодой человек вытащил из-за пояса два ножа и вонзил их в противника, надеясь поразить почки. Продолжая гоготать, великан начал сдирать искореженный шлем со своей головы.

Из глазных впадин на Йоганна пялились глаза мутанта. Их было семь, и все они располагались в один ряд на лбу. Два из них были настоящими, а остальные представляли собой отполированные стекляшки, вставленные в живую плоть. Молодой человек вознес молитву богам, о которых не вспоминал долгие годы. Рыцарь Хаоса вытащил меч, застрявший у основания его шеи, и отбросил его.

- Здравствуйте, господин Йоганн, - пропищал он тонким детским голоском. - Как вы выросли!

Это был Андреас, помощник конюха, служивший у фон Мекленбергов. Тот самый мальчик, который изготавливал чучела из охотничьих трофеев. Как видно, он нашел себе новых учителей со времени их последней встречи.

Громадные ручищи протянулись к Йоганну, и на плечи юноши опустился тяжелый груз. Гигантские пальцы сжались, словно щипцы кузнеца. Молодой человек почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. В нос ему ударила вонь, исходившая из пасти чудовища, и барон увидел перед собой огромную уродливую маску, в которую превратилось лицо его бывшего слуги. Ухватившись за ножи, торчащие из боков мутанта, Йоганн вырезал у чудовища кусок плоти от живота до паха. Лезвия легко прошли сквозь мясо, но рана тут же затянулась, словно ничего и не было. Андреас отшвырнул своего прежнего господина, и юноша пролетел футов двадцать по воздуху. Он ударился о дерево, на мгновение испугавшись, что сломал спину, а потом свалился на землю. Почва промерзла, поэтому приземление оказалось болезненным.

Противник Вукотича был мертв. Подняв двуручный меч, наставник направился к Рыцарю Хаоса. Андреас вытянул лапищу и легко отбил предназначавшийся ему удар. Сжав запястья Вукотича одной рукой, он заставил Железного Человека опуститься на колени. Мутанта все еще разбирал смех, в котором слышались визг демонов и рыдания убитых детей. Андреас навис над Вукотичем, вынуждая его согнуться. Он пригибал голову старого воина к тлеющим останкам зомби, стараясь сделать так, чтобы бывший наемник напоролся на свой меч. Вукотич сопротивлялся. Гигант боролся с маленьким человечком, напрягая все силы, так что на его плечах вздулись бугры мышц. Меч замер между лицами воинов, лишь подрагивая, когда один из них усиливал давление. Рыцарь Хаоса шевельнулся, избавляясь от ненужных доспехов. Защитная пластина упала, и внезапно Йоганн заметил светлый участок на пятнистой спине монстра, покрытой роговым панцирем.

Йоганн мигом забыл о боли. Он бросился через поляну, по дороге угодив ногой в то месиво, которое осталось от жабоподобного противника Вукотича, и запрыгнул Андреасу на спину. Превращение еще не завершилось. Юноша вонзил ножи в щель между затвердевшей чешуей, туда, где виднелась полоска розовой человеческой кожи, и рванул их вниз вдоль позвоночника. Он старался воткнуть клинки как можно глубже, пропихивая их сквозь ребра. Ему в лицо ударила струя крови, и наконец, оружие коснулось настоящего, неизмененного тела Андреаса, нанеся ощутимый ущерб.

Смех прекратился, и мутант выпрямился, пытаясь сбросить наездника. Йоганн обвил ногами талию чудовища и продолжил кровавую работу. Его руки проникли под панцирь, и теперь он шарил наугад, надеясь проткнуть то, что осталось от человеческого сердца. Что-то взорвалось внутри Андреаса, и гигант, скорчившись, упал на землю. Йоганн остался сидеть сверху. Высвободив руки, он наносил удары туда, куда мог дотянуться. Монстр перекатился на спину, и лишь тогда юноша оставил в покое умирающего Рыцаря Хаоса. Он поднялся на ноги и протер глаза, залитые кровью.

Андреас лежал лицом вверх. На его губах пузырилась алая пена, а взор быстро тускнел. Йоганн опустился на колени и приподнял голову чудовища, обхватив ее ладонями.

- Андреас, - позвал он, пытаясь докричаться до парнишки из конюшни, которого поглотил темный рыцарь. - Андреас, что стало с Вольфом?

Мутант собрал слюну, но у него не хватило сил плюнуть, и кровавая струйка потекла изо рта по щеке. В двух живых глазах Йоганн разглядел что-то человеческое. Он вытащил стеклянные шары из глазниц и отбросил их в сторону.

- Андреас, когда-то мы были друзьями. Это не твоя вина. Вольф. Где Вольф? Он жив? Куда Сикатрис ведет его?

Умирающий воин криво усмехнулся.

- На север,- с натугой прошептал он. Сломанные кости терзали его внутренности, когда он говорил. - К Пустошам, на Битву. Уже близко. Битва.

- Какая битва? Андреас, это важно! Какая битва?

Чуть слышный смех сорвался с губ чудовища.

- Барон,- сказал Андреас,- мы никогда не были друзьями.

Помощник конюха умер.

Вукотич был ранен. Жабочеловек выронил кинжал в самом начале поединка, а его колючие лапы не представляли серьезной угрозы. Но слизь, появлявшаяся на месте ран, была ядовитой. Зеленое вещество разъедало ткань, оставляло белые пятна на коже и всасывалось в плоть. Вукотич с ног до головы забрызгался этой гадостью. Когда над опушкой забрезжил утренний свет, Йоганн заметил множество дырочек на штанах Вукотича и понял, что его наставник с трудом держится на ногах. Старый воин пошатнулся и упал.

- Оставь меня, - пробормотал Вукотич сквозь стиснутые зубы.- Я буду задерживать тебя.

Именно этому учили Йоганна, но он никогда не был образцовым учеником. Зачерпнув горсть снега, юноша принялся растирать раны Вукотича и не останавливался до тех пор, пока яд не вышел. Он не знал, как глубоко впиталась отрава, равно как понятия не имел о свойствах жабьей крови. Но будь опасность смертельной, Вукотич не стал бы этого скрывать, чтобы заставить своего ученика уйти. Разорвав запасную рубашку на лоскуты, Йоганн замотал белесые пятна там, где это было возможно. Вукотич молчал и только иногда морщился. Молодой человек тоже не спрашивал своего наставника, больно ли ему.

Из веток и кожаных ремней, вырезанных из одежды врагов, Йоганн смастерил волокуши и прикрепил их к упряжи Несостоявшегося Царя. Сооружение было примитивным, однако, когда Йоганн набросил на него меха, получилось довольно сносно. Вукотич безропотно забрался на волокуши, и юноша закутал его потеплее. Старый солдат лежал спокойно, сжимая меч, как ребенок сжимает любимую игрушку. Местами его лицо все еще было испачкано зеленым.

- Поедем на север, - сказал Йоганн. - К ночи мы выберемся из леса. До начала степей должны быть поселения.

Он был прав, но это вовсе не означало, что они найдут там доброжелательный прием, целителя и теплую постель. Не зря говорили: «В лесу нет закона, в степи нет богов». Они находились на территории Кислева, однако власть царя не достигала этих мест. За степью простирались Пустоши, где всем заправлял варп-камень, изменяя разум и тела людей, развращая их души и сея зло. Там была духовная родина Сикатриса, и удивляло лишь то, что след не привел их туда раньше.

Они двигались медленно, поэтому ожидания Йоганна не оправдались. Им не удалось выйти из леса до темноты. Временами Вукотич погружался в дремоту и стонал от боли, чего никогда не позволял себе, пока бодрствовал. Несостоявшийся Царь брел вперед как машина, но Йоганн знал, что конь не доживет до новой луны. Если они хотят догнать Сикатриса, в степи им потребуются свежие лошади, а Вукотичу нужен лекарь.

Ночевка прошла спокойно. На следующий день лес начал редеть и сумрак рассеялся. На безжизненном небе иногда даже появлялись проблески солнца. Йоганн увидел следы и нашел место, где Сикатрис разбил лагерь. Истерзанный труп, подвешенный за ноги на дереве, служил отличным опознавательным знаком. Все свидетельствовало о том, что они шли в правильном направлении. Под мертвым телом кто-то накорябал на снегу свежей кровью: «Поворачивайте назад». Йоганн плюнул на послание.

Прошло некоторое время, прежде чем Йоганн осознал, в какое странное место они попали. Не слышались крики птиц, и он давно уже не видел ни одного зверя. Сначала молодой человек испытал облегчение, поскольку не нужно было опасаться медведей и волков - на его спине красовались три шрама в память о старом приключении. Ему не сразу бросилось в глаза зловещее отсутствие жизни.

Наконец лес остался позади. Йоганн миновал труднопроходимый участок, где мертвые стволы стояли, привалившись друг к другу, или гнили, лежа на земле. За буреломом открывалась степь. Контраст был разительным, как день и ночь. Оглянувшись, Йоганн увидел стену деревьев, которая простиралась в обе стороны до горизонта. Лес был таким густым, что напоминал оборонительные укрепления замка. Складывалось впечатление, что ни одно дерево не падает наружу, отделяясь от общей массы.

Если лес был мертвым, то степь казалась еще мертвее. Кое-где виднелись тощие пучки травы, перемежавшиеся с пятнами голой промерзшей земли. Снежный покров был тонким, но снег лежал тут и там. Через сотню лет здесь будет пустыня.

Вдалеке вился серый дымок, поднимавшийся в пустое небо, а в воздухе летело нечто большое и неуклюжее, тяжело размахивая крыльями.

- Впереди деревня, Вукотич.

Они немного отдохнули. Йоганн напоил наставника, накапав ему в рот воды (теперь они ограничивались тем, что растапливали снег), и накормил лошадь. Прошло более месяца с тех пор, как они видели живое существо, которое не пыталось их убить. Может, свершится чудо, и они смогут купить гостеприимство в степной деревушке. Йоганн не слишком на это рассчитывал, однако ему пока не было свойственно инстинктивное недоверие, как Вукотичу. Люди должны были так или иначе проявить себя, чтобы заслужить его враждебность.

Вукотич ничего не ответил, экономя силы, но Йоганн чувствовал, что его учитель пошел на поправку. В этом человеке жизнь была подобна семенам, которые способны выдержать лютые северные морозы и дать всходы, едва повеет теплый весенний ветер. Дважды Йоганн думал, что Вукотич погиб, и дважды ошибался. Бандиты Сикатриса прозвали его Железным Человеком.

Йоганн жевал мясо Царицы, нарезанное длинными полосками, и направлял коня туда, где виднелся дымок. Он старался не думать об Андреасе и о Вольфе. В его воспоминаниях помощник конюха представал жизнерадостным пареньком, не имеющим ничего общего с Рыцарем Хаоса. Однако что-то должно было дать толчок превращениям. Возможно, Андреаса всегда задевало, что он родился слугой, тогда как Йоганн и Вольф были сыновьями барона. Варп-камень действовал исподволь. Он находил разные пути к сердцу человека, сердцу ребенка, проникая сквозь бреши, оставленные оскорблениями, мелкими обидами, пороками, и развивал их, пока душа человека подгнивала, как червивое яблоко. Лишь тогда начинались внешние изменения. В Андреасе, в жабовидной твари и во многих других существах, которых они повидали за долгие годы. Тот козлоголовый мутант, что убил Корина Флетчера, некогда был обычным жрецом Верены, богини науки и справедливости. Он обратился к злу, поддавшись соблазну заглянуть в запретные книги. Сам Сикатрис был дальним родственником князя-выборщика Остланда. Он оказался в Пустошах из-за происков завистливого соперника во время семейной междоусобицы. Теперь этот человек изменился до неузнаваемости.

Что варп-камень сделал с Вольфом? Может, его брат припомнит несчастливую стрелу, попавшую ему в плечо, и вместо благодарности попытается убить своих избавителей? Узнает ли он Йоганна? С каждым годом вероятность того, что он сможет противостоять давлению, уменьшалась. Теперь, вероятно, Вольфа придется спасать против его воли. И даже тогда не исключено, что он слишком глубоко погрузился во тьму, чтобы ему можно было помочь.

Йоганн и Вукотич никогда не говорили о том, что ждет их в конце поисков. Они молчаливо согласились считать, что Вольф будет спасен. Но в последние дни Йоганн начал сомневаться. Он знал, что не сможет поднять руку на брата, но как поведет себя Вукотич? Решит ли Железный Человек, что обязан прервать жизнь Вольфа, если того нельзя будет освободить из-под власти зла? Вукотичу случалось убивать из милосердия в ходе военных кампаний и даже во время путешествий. Как все сложится на этот раз? И станет ли Йоганн мешать ему? Молодой человек подозревал, что, даже раненый, Вукотич окажется более искусным воином.

Что-то хрустнуло под копытами Несостоявшегося Царя, прервав печальные раздумья Йоганна. Он посмотрел под ноги. Конь наступил на скелет. Его правая передняя нога попала в ловушку, угодив между ребрами. Йоганн соскочил с лошади и оттащил в сторону старые кости. Скелет был почти человеческим, если не считать рогов на черепе и дополнительного ряда зубов.

Они стояли посреди моря костей, простиравшегося до горизонта. Должно быть, здесь некогда свирепствовал мор или состоялась беспощадная битва…

Андреас говорил о битве.

Йоганн забрался в седло, и они медленно поехали дальше. Конь тянул волокуши по костям, которые долгое время никто не тревожил. Определить, кому принадлежали некоторые скелеты, было почти невозможно. Йоганн вздрогнул и устремил взгляд вперед, сосредоточившись на столбе дыма. Теперь он видел, что дым поднимался над группой низких строений, больше напоминавших сторожевой пост, чем деревню. Однако там кто-то жил. Что за люди могли поселиться рядом с останками павших в кровавой сече?

Когда Вукотич проснется, Йоганн спросит его о битве. Бывший наемник должен знать, кто здесь сражался и почему. Можно подумать, это имело значение. Многие скелеты пролежали в этом месте столетия. Доспехи и оружие давно украли, остались только бесполезные кости.

Затем в воздухе завоняло. Йоганн слишком хорошо знал этот зловонный запах. Запах зомби, который сопровождал Андреаса, запах недавней смерти. Запах разложения.

Останки воинов приняли иной вид. На этих скелетах болтались лохмотья плоти. Либо они погибли недавно, либо хорошо сохранились на морозе. Кости не ломались под конскими копытами и волокушами, на которых лежал Вукотич.

Они ехали как по ухабам. Йоганн обернулся в седле и увидел, что Вукотич проснулся. Волокуши зацепились за скорчившееся тело и протащили его за собой несколько футов. Пустые глазницы обратились к небу, а на горле под подбородком зиял второй рот. Одна рука трупа представляла собой скопление щупальцев длиной в человеческий рост, которые не увяли, подобно высохшим водорослям. Убитый был раздет догола.

- Поле Битвы, - сказал Вукотич.

- Что это за место?

- Зло. Мы скоро настигнем Сикатриса. Сюда он стремился.

Боль снова скрутила Вукотича. Йоганн знал, что ему трудно говорить. Наставник откинулся на спину, тяжело дыша.

Вокруг них высились груды мертвых тел. Со дня смерти некоторых из них явно прошло совсем немного времени. Теперь появились и птицы. Нечистые пожиратели падали рвали плоть, выклевывали глаза и дрались за лакомые куски. Йоганн терпеть не мог падальщиков. Нет ничего хуже, чем жить за счет тех, кто умер.

По всем признакам менее суток назад здесь прошла армия. Однако они преследовали банду налетчиков, а не целое войско. В лучшие времена Сикатрис командовал сотней воинов, а его отряд значительно поредел после похода в Страну Троллей.

- Здесь место сбора, - прохрипел Вукотич. - Сикатрис будет одним из многих.

Стая крыс плотным ковром накрыла скелет лошади и устремилась к волокушам. Мелкие твари пролезли сквозь ветки, нацелившись на ноги Вукотича. Старый наставник взмахнул мечом, отгоняя грызунов. Острие клинка покрылось кровью. Но Йоганн видел, что его учителя все-таки покусали.

- Проклятие. Мне только чумы не хватало.

- Успокойся. До деревни рукой подать.

Вукотич закашлялся, сотрясая свое ложе, и сплюнул розовую слюну.

- До ночи, - выдохнул он. - Мы должны добраться туда до наступления ночи.

Когда они достигли деревни, небо окрасилось в красный цвет. Селение состояло из нескольких лачуг, сгрудившихся вокруг длинного и низкого центрального здания. Все строения глубоко ушли в землю, что придавало им сходство с погребом, на который настелили крышу, а затем оборудовали окнами-бойницами и другими оборонительными приспособлениями. Йоганну эти хижины напомнили подземные укрытия в странах, где часто случались ураганы и торнадо.

Между домами трупов не было. Более того, казалось, что кто-то сознательно очищает пространство вокруг деревни от мертвых тел. Перед главным зданием стояла ограда из жердей. Йоганн спешился и привязал к ней Несостоявшегося Царя.

- Эй! - крикнул он. - Есть тут кто-нибудь?

Вукотич проснулся, дрожа под одеялами.

Йоганн снова позвал, и дверь открылась. Перед домом было углубление, и вход располагался прямо в нем, посреди мешков с землей. Из длинного здания вышли два человека. Йоганн держал руку на рукояти меча, пока не увидел их в полный рост. На первый взгляд, в их облике не произошло значительных изменений. Позади, поближе к дверям, стоял мускулистый мужчина средних лет, с блестящей лысиной, в кожаном переднике. Второй мужчина, тощий как жердь, направился к Йоганну. У него были всклокоченные волосы, поверх которых он носил грязную митру. Незнакомец был с ног до головы увешан амулетами, оберегами и медальонами.

Йоганн разглядел изображения Ульрика, Мананна, Мирмидии, Таала, Верены и Ранальда. Кроме того, на шее у странного типа болтались талисманы Сил Хаоса, включая ужасного Кхорна, богов Порядка - Аллюминаса и Солкана, Грюнгни, божества горных шахт, которому поклонялись гномы, Лиадриэля, эльфийского бога песен и вина, и, конечно, молот Сигмара, божественного покровителя Империи. Ни один священнослужитель не посмел бы надеть знаки столь разных, иногда враждебных друг другу богов. Этот человек был сумасшедшим, а не жрецом.

Однако лучше обойтись с ним вежливо.

- Йоганн, - представился юноша, протягивая руку. - Барон фон Мекленберг.

Мужчина приблизился бочком, улыбаясь, как идиот. Медальоны позвякивали при каждом его шаге.

- Я Миша, жрец.

Они обменялись рукопожатием. Из осторожности Миша тут же отскочил назад. Йоганн заметил кинжал Кхаина, бога убийств, рядом с голубем Шаллии, богини исцеления и милосердия.

- Мы никому не желаем зла. Мой друг был ранен.

- Тащи их внутрь! - рявкнул лысый мужчина. - Быстрее, пока не стемнело.

Вот и Вукотич тоже говорил о наступлении ночи. Йоганна мучило дурное предчувствие. У него остались незабываемые воспоминания о столкновении с семейством вампиров в Черных горах.

- Идем, идем, - заторопился Миша, жестом приглашая Йоганна войти. Он нетерпеливо подпрыгивал на одной ноге и махал рукой в рукаве с расстегнутой манжетой.

Йоганн посмотрел в его налитые кровью глаза и помедлил.

Обернувшись, юноша увидел, что Вукотич пытается сесть, и помог своему другу. Железный Человек нетвердо стоял на ногах, но все-таки нашел в себе силы дойти до здания. Йоганн поддерживал его. Лысый мужчина тоже выбрался из норы и подставил раненому плечо. Йоганн почувствовал, что этот человек обладает недюжинной силой. Пока Миша бестолково суетился вокруг, они вдвоем втащили Вукотича в дом.

Когда Миша зашел внутрь, лысый человек захлопнул дверь и быстро запер ее на несколько тяжелых задвижек. Йоганну потребовалось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к полумраку, однако он сразу догадался, что в помещении есть и другие люди.

- Дарви, - послышался голос. - Кто они?

Лысый оставил Вукотича, повисшего на плече у Йоганна, и сделал шаг вперед. Вопрос задал гном, в осанке которого было что-то необычное.

- Один называет себя бароном. Йоганном фон Мекленбергом. Второй пока ничего не сказал…

- Вукотич, - буркнул Железный Человек.

- Вукотич, - повторил гном. - Хорошее имя. И фон Мекленберг. Выборщик, если я не ошибаюсь, а я никогда не ошибаюсь.

- Я сложил с себя полномочия, сударь, - сообщил Йоганн. - С кем имею честь?

Гном вышел из тени, и юноша понял, чем объяснялась некоторая скованность его движений.

- С кем вы имеете честь? - сдавленно фыркнул гном и осторожно поклонился. Рукоять меча, торчащая у него из груди, задела утрамбованный земляной пол. - С мэром этого безымянного городка. Меня зовут Кляйнзак… Великан.

Меч Кляйнзака был закреплен при помощи сложной конструкции из ремешков и пряжек. Клинок на целый фут торчал из спины гнома и казался острым как бритва. Йоганну сразу пришло на ум одно из тех приспособлений, которые используют актеры, изображая мертвых. Два куска бутафорского оружия закрепляются на теле, словно оно проткнуто насквозь.

- Я знаю, о чем вы подумали, ваше превосходительство. Нет, это не фокус. Меч действительно проходит сквозь мое тело. Конечно, это чудо, что я не погиб. Клинок пронзил меня, не задев жизненно важных органов, и я не осмелился извлечь его, опасаясь, что чудо не повторится. Можно приучить себя жить с чем угодно, знаете ли.

- Я вам верю, господин мэр.

- Вы уже знаете Мишу, нашего духовного наставника. И Дарви, хозяина гостиницы. Прошу, разделите с нами нашу скудную трапезу и познакомьтесь с остальными. Дирт, возьми его плащ.

Сгорбленный молодой человек, чьи конечности были противоестественно изогнуты, шаркая, вышел на свет. Выполняя приказ Кляйнзака, он снял плащ с плеч гостя, аккуратно сложил его и удалился.

Сумасшедший, калека, гном… Странное общество.

Кляйнзак взял фонарь и подкрутил фитиль, добавляя света. Теперь можно было разглядеть зал изнутри. В помещении стоял длинный стол с двумя скамьями, располагавшимися по обе стороны от него.

Молодая женщина в поношенном платье, в котором некогда не стыдно было появиться даже на знаменитых царских балах, обошла едоков, наливая каждому похлебку в миску. Йоганну еще ни разу не приходилось делить хлеб с такой пестрой компанией изгоев.

Кляйнзак взобрался на троноподобный стул, стоящий во главе стола, и привычно просунул острие клинка в выемку за спиной.

- Садитесь рядом со мной, ваше превосходительство. Поешьте с нами.

Йоганн сел за стол и обнаружил, что напротив него сидит невероятно древнее создание, похоже, женщина, и энергично пилит кусок сырого мяса большим ножом.

- Катинка не любит цивилизованной пищи, - пояснил Кляйнзак. - Она родом из этих мест, поэтому ест мясо только в сыром виде. По крайней мере, это помогло ей сохранить здоровые зубы.

Старуха усмехнулась, и юноша заметил, что ее зубы остро заточены. Женщина поднесла кусок мяса ко рту и яростно вгрызлась в него. На щеках у нее была татуировка, но морщины искажали узор.

- Катинка - целительница, - продолжал гном. - Позже она займется вашим другом. Она может вылечить все что угодно при помощи трав и внутренностей мелких животных.

Молодая женщина налила похлебку в миску гостя. Йоганн почувствовал запах специй и увидел овощи, плавающие в бульоне.

- Это Анна, - сказал Кляйнзак. С неожиданным изяществом женщина сделала реверанс, удерживая горшок с супом на своем полном бедре. - Она путешествовала с одним господином из Праага. Он устал от ее общества и оставил красавицу в нашей деревне в качестве платы за гостеприимство.

Глаза Анны тускло сверкнули. У нее были рыжие волосы, и вообще она выглядела бы довольно привлекательно, если бы ее немножко отмыть. Впрочем, Йоганн понимал, что и сам он отвык от ванны, духов и этикета за время странствий. Эта часть его жизни осталась в прошлом.

- Разумеется, мы не ждем благодарности от всех наших гостей, - рассмеялся Кляйнзак.

Остальные едоки дружно захохотали, стуча кулаками по столу. Йоганну не понравился взрыв веселья, однако похлебка была превосходной. Это была лучшая еда, которую ему пришлось есть за последние несколько месяцев. И уж точно, она превосходила копченую конину.

Трапеза проходила спокойно. Никто не спрашивал Йоганна, куда он направляется, и он воздержался от вопросов о том, как появилась деревня посреди поля битвы. Местные жители торопливо ели. Больше всех болтал жрец Миша, который призывал благословения всех богов на эту ночь. Йоганн снова ощутил некоторое беспокойство по этому поводу.

Катинка осмотрела Вукотича и принесла какой-то бальзам из трав, который немного облегчил боль. Железный Человек заснул и, казалось, не слишком страдал.

Зал был разделен на спальные помещения. Некоторые жители деревни разбрелись по ним, и Йоганн услышал, как задвигаются засовы. Кляйнзак достал какие-то мерзкие корешки и закурил. Йоганн отказался от предложенной трубки. Анна, которая так и не проронила ни слова, занялась тарелками и кастрюлями, а Дарви потягивал эль из фляжки. Дирт слонялся без дела, стараясь не попасться под ноги.

- Вы забрались далеко от дома, барон фон Мекленберг, - заметил Кляйнзак, выдыхая облако вонючего дыма.

- Да. Я ищу моего брата.

- А-а, - задумчиво протянул гном, посасывая трубку. - Он убежал из дому, да?

- Его похитили разбойники.

- Ясно. Разбойники - это плохо. - Гном рассмеялся, будто услышал что-то смешное. Дирт присоединился к нему, но Кляйнзак заставил его замолчать, отвесив несильный подзатыльник. - И как давно вы гонитесь за этими бандитами?

- Давно.

- Вот как? Это плохо. Я вам сочувствую. Я сочувствую всем людям, попавшим в беду.

Гном погладил лохматые волосы Дирта, и мальчик свернулся у его ног, как собачка рядом с хозяином.

Нечто блестящее выпало из одежды калеки и покатилось по полу. Кляйнзак нахмурился, и Йоганн заметил, что все остальные тоже примолкли.

Нарочито небрежно гном положил курительную трубку, взял кубок и сделал из него глоток.

- Дирт, - вежливо сказал он, - ты уронил какую-то вещицу. Подними ее и принеси мне.

Мальчик застыл на мгновение, затем полез за безделушкой. Его руки плохо слушались, однако, в конце концов, он ухитрился зажать украшение между большим и указательным пальцами. Затем он положил свою добычу перед гномом. Это оказалось кольцо с красным камнем.

- Хм. Красивая штучка. Серебро, наверное. И рубин в форме черепа. Очень мило. - Гном подтолкнул кольцо к Йоганну. - А что вы думаете?

Йоганн с трудом заставил себя взять побрякушку. Может, он видел слишком много черепов в последнее время. Этот череп пересекала диагональная черта. Напоминание о знакомом шраме. Сикатрис был рядом.

- Топорная работа, но в ней есть жизнь, а? У вашего превосходительства, несомненно, найдутся и более красивые украшения.

Йоганн положил кольцо на стол. Кляйнзак щелкнул пальцами, и Анна подала ему вещицу. Гном вгляделся в драгоценный камень.

- Дирт!

Калека вскинул голову.

- Дирт, по-видимому, ты хотел оставить эту мелочь себе.

Мальчик колебался. Ниточка слюны повисла в уголке его губ.

- Отлично, ты ее получишь. Подойди ко мне.

Дирт пополз на четвереньках, передвигаясь, словно насекомое. Он протянул руку, и Кляйнзак сжал ее.

- Какой же палец выбрать?…

Гном надел кольцо Дирту на мизинец, затем резко отогнул палец назад. Йоганн услышал, как хрустнула кость. Дирт посмотрел на свою руку: его мизинец торчал под непривычным углом по отношению к остальным пальцам. На рубине виднелась кровь. Мальчик улыбнулся.

И тут снаружи донесся оглушительный грохот.

Йоганн много раз бывал в сражениях, чтобы безошибочно узнать этот шум. Сталь сталкивалась со сталью, раздавались рев и крики мужчин, разгоряченных поединком, незабываемый звук раздираемой плоти. За стенами невысокого здания развернулась настоящая битва. Казалось, армии возникают из воздуха и набрасываются друг на друга с яростью диких животных. Йоганн слышал ржание лошадей, бьющихся в агонии, стук стрел, вонзающихся в тело или в дерево, громкие команды и ругательства. Стены дома содрогались, когда в них врезались тяжелые тела. С балок просыпалось немного пыли.

Кляйнзак не проявлял никаких признаков беспокойства. Он продолжал пить и курить, старательно изображая равнодушие. Анна постоянно доливала вино в кубок гнома. Однако лицо женщины побелело под слоем грязи, и она дрожала от еле сдерживаемого ужаса. Дирт забился под стул, прижав руки к ушам. Его глаза были плотно зажмурены, как раковины моллюска. Дарви хмуро стоял за стойкой бара и, опустив взгляд, изучал содержимое своей кружки. Миша забился в угол, опустившись на колени перед объединенным алтарем всех богов, и наугад молился то одному, то другому о спасении своей шкуры. Катинка скалила зубы. По-видимому, она смеялась, но Йоганн не слышал ее из-за шума баталии.

Снаружи одна группировка бросила вызов другой. Гремели копыта, палили пушки, воины падали в грязь и умирали. У Йоганна звенело в голове от грохота.

Он обратил внимание, что Дарви, Катинка и некоторые другие засунули в уши затычки из старых тряпок. Только Кляйнзак не воспользовался этой уловкой. Очевидно, он так набрался, что мог терпеть этот шум до утра.

«Они все сумасшедшие»,- понял Йоганн. Их всех сводила с ума призрачная битва. Неужели такое происходит каждую ночь?

Юноша подошел к Вукотичу и обнаружил, что его друг не спит, но лежит неподвижно, изучая потолок. Железный Человек взял своего подопечного за руку и крепко сжал.

В конце концов, как ни странно, Йоганн погрузился в сон.

Его разбудила тишина. Вернее, отсутствие шума. В его голове все еще звучали отголоски битвы, но на улице было тихо. Йоганн испытывал головокружение. Ночной сон не принес юноше желанного отдыха. У него на зубах образовался налет, а все мышцы ломило из-за того, что он заснул сидя.

В доме, кроме них с Вукотичем, никого не осталось. Свет лился сквозь узкое окошко. Старый солдат крепко спал и юноша с трудом высвободил руку из цепкой хватки Железного Человека. В побелевших пальцах возникло ощущение покалывания, свидетельствующее, что кровообращение восстанавливается.

Йоганн удивленно огляделся и подошел к незапертой двери. Он высунул голову наружу и не увидел ничего угрожающего. Положив руку на рукоять меча, молодой человек вышел на улицу и, поднявшись по ступенькам, выбрался на поверхность. В неподвижном воздухе пахло смертью.

Деревня стояла посреди поля битвы, усеянного мертвыми и умирающими. Кое-где горели костры, распространяя тошнотворный запах паленой плоти, и слабые голоса причитали на неведомых языках. Впрочем, о значении слов было нетрудно догадаться. Йоганн не раз слышал этот многоголосый хор после сражения. Раненые звали на помощь или просили добить их из милосердия.

У привязи он нашел то, что осталось от Несостоявшегося Царя. Неповрежденная голова болталась в узде под жердью, а тело лошади было изрублено, превратившись в черную, безжизненную массу, покрытую замерзшими кристалликами влаги. Останки коня перемешались с останками чего-то маленького и безрукого. Гнома или гоблина. Точнее определить было трудно, поскольку раздробленный череп существа был втоптан в застывшую грязь. Дальше Йоганн пойдет пешком.

Призраки или нет, но участники ночного сражения оставили после себя горы трупов. Молодой человек обвел взглядом равнину и не увидел ничего, кроме напоминания о недавней сече. Откуда пришли эти воины? И куда они пропали? Все погибшие были отмечены варп-камнем. Йоганн не мог уловить общего плана битвы. Казалось, существа без счету уничтожали друг друга, не имея на то видимой причины, стремясь убить как можно больше себе подобных.

Впрочем, в этом состоял смысл всех войн, виденных Йоганном за время странствий.

Из-за дома выполз Дирт. Благодаря приспособлению из кожи и металла его фигура приобрела отдаленное сходство с человеческой. Он все еще напоминал марионетку с оборванными нитями, но его тело приняло вертикальное положение, хотя голова болталась, как у повешенного. Походка калеки тоже была близка к нормальной, насколько это вообще было возможно. Йоганн заметил, что сломанный палец Дирта перевязан и примотан к деревянной планке. Барон задумался, не являются ли искривленные кости следствием аналогичных переломов. Мальчик нес охапку мечей, завернутых в окровавленную тряпку. Он улыбнулся, показав на удивление белые и ровные зубы, а затем бросил свою ношу у входа в дом. Ткань соскользнула, и Йоганн увидел кровь на клинках. Барон изучал оружие - во время теоретических занятий и на собственном опыте, поэтому без труда узнал разнообразные средства убийства. Тилейские дуэльные шпаги, катайские драконьи мечи, двуручные норские клинки, изогнутые скимитары из Аравии. Дирт снова ухмыльнулся, гордый своими находками, и занялся мечами, раскладывая их на земле, вытирая кровь и чистя до блеска.

Йоганн оставил калеку заниматься своим делом и пошел между телами павших.

Жители деревни налетели на убитых, как птицы на падаль. Они стаскивали с мертвых воинов оружие и латы, складывая свои трофеи в большие тачки. Юноша изучил один такой улов: серебряная фляжка со сладким ликером, не замаранная кровью шелковая рубашка, мешочек золотых крон, топор с рукоятью, украшенной драгоценными камнями, кожаный нагрудник, сделанный эльфийскими ремесленниками, и пара добротных бретонских башмаков. Эту тачку наполняла Анна. Она обращалась с трупами деликатно, словно сиделка, которая накладывает больному припарки. Йоганн остановился понаблюдать за ней. Сначала женщина сдернула кольца с окоченевших пальцев щеголеватого мутанта, а затем принялась за его узорчатые доспехи. Не тратя времени на то, чтобы полюбоваться работой мастера, она распустила кожаные ремешки и сняла наручи. На руках воина были заметны следы давнего разложения. Женщина потянула шлем в форме головы дракона, и вместе с ним в ее руках оказалась завязанная узлом косица шелковистых волос. Лицо воина было припудрено и напомажено, но на нем виднелись гнилостные пятна. Внезапно мутант открыл глаза, его конечности конвульсивно задергались. По-дамски изящным движением Анна вонзила нож под подбородок раненому. Кровь потекла по его груди. Откинувшись назад, он испустил последний вздох, а женщина продолжила снимать доспехи с его тела.

Йоганн с отвращением отвернулся и увидел перед собой Кляйнзака. Гном закутался в меха и нахлобучил нелепую шляпу. При дневном свете меч, торчащий из его груди, выглядел еще более неестественно.

- Доброе утро, ваше превосходительство. Думаю, вы хорошо спали?

Йоганн не ответил.

- Ах, как приятно быть живым в такое утро!

Появился Миша, нагруженный новыми религиозными символами - некоторые из них еще были влажными, - и, нагнувшись, шепнул что-то Кляйнзаку на ухо. Мэр гнусно рассмеялся и отвесил сумасшедшему жрецу оплеуху. Миша завопил и бросился бежать.

- Боги лишили его разума, - усмехнулся гном, - поэтому они и терпят его богохульство.

Юноша пожал плечами, и гном снова захихикал. Неуместные приступы веселья начали раздражать Йоганна, будя неприятные воспоминания о предсмертном хохоте Андреаса. Барон снова подумал, что попал к умалишенным.

Дарви и еще один мужчина складывали погребальные костры. Они не могли сжечь все мертвые тела, но, по крайней мере, им удалось расчистить пространство вокруг главного здания. Тех монстров, которых невозможно было перенести на костер из-за слишком большого роста, рубили и бросали в огонь по частям. Катинка подошла к Кляйнзаку и протянула ему браслет, найденный ею в поле.

- Какой миленький, - проворковал гном, разглядывая игру драгоценных камней на свету. Он надел украшение на запястье и вытянул руку, любуясь им. Катинка замешкалась и наклонилась, ожидая благодарности. Кляйнзак погладил ее жидкие волосы. Старуха замурлыкала с довольной идиотской ухмылкой. Гном больно дернул ее за ухо. Женщина вскрикнула, и Кляйнзак оттолкнул ее. - Займись делом, карга. Дни короткие, а ночи длинные, - заявил мэр, затем обернулся к Йоганну. - Видите ли, наши труды здесь никогда не кончаются, ваше превосходительство. Каждую ночь работы только прибавляется. И так без конца.

Чья-то рука сжала плечо молодого человека. Барон обернулся. Вукотич встал с постели и выбрался наружу, опираясь на сломанное копье, как на посох. Лицо наставника сохраняло зеленоватый оттенок, шрамы были белыми и плотными, а в глазах плескалась боль, однако, несмотря на хромоту, в нем чувствовалась сила. Пожатие Вукотича было, как всегда, могучим. Он был и оставался Железным Человеком, наводившим ужас на самых страшных убийц из банды Сикатриса.

- Это Битва Хаоса, Йоганн. Вот куда Сикатрис стремился с самого начала. Скоро все закончится. Он где-то поблизости, спит вместе со своим воинством.

Кляйнзак поклонился Вукотичу, чуть поправив меч.

- Так вы знаете о Битве?

- Я слышал о ней, - ответил Вукотич. - Однажды в молодости я бывал неподалеку от этого места. Я видел рыцарей, направлявшихся сюда.

- Уже многие тысячелетия воины Хаоса сражаются между собой, доказывая свое превосходство. Рано или поздно все лучшие бойцы приходят сюда, чтобы убедиться, что они действительно обладают теми качествами, которыми хвастали. В большинстве случаев они терпят поражение. Многие из богатырей заканчивают свою жизнь, как эти мертвые глупцы.

- И этим ты живешь, гном, - не выдержал Йоганн. - Обираешь павших, продаешь их пожитки?

Кляйнзак не подал виду, что обиделся.

- Конечно. Кто-то должен этим заниматься. Тела гниют, а вещи - нет. Если бы не мы и наши предшественники, на этой равнине валялись бы горы ржавых доспехов.

- Воины спят в больших подземных залах поблизости, - снова заговорил Вукотич. - Спят как убитые. Это важный этап в их развитии и превращении. Днем они цепенеют, засыпая на плитах варп-камня, а между тем их облик меняется, утрачивая последние человеческие черты. Ночью они сражаются. Небольшими отрядами или один на один, выбирая противников наугад. Это продолжается в течение одного лунного месяца. Затем выжившие возвращаются в мир, чтобы дальше способствовать распространению зла.

- И Сикатрис тоже?

- Он должен быть здесь. Сейчас он спит, как подобает генералу. Мы найдем его, а вместе с ним и Вольфа.

Вукотич выглядел усталым. По его взгляду Йоганн понял, что скоро все действительно закончится, так или иначе.

- Ты, - повернулся Вукотич к Кляйнзаку,- ворон-падальщик. Ты не находил никаких предметов, на которых был бы изображен этот знак?

Наставник вынул застежку для плаща с эмблемой Рыцарей Хаоса - стилизованной человеческой маской, которую рассекала красная молния, символизировавшая след демонического когтя на физиономии вожака.

Гном поднял руку и потер большой палец об указательный. Вукотич бросил ему пряжку, и мэр безымянного городка устроил настоящее представление, притворяясь, что оценивает искусство мастера.

- Возможно, я встречал кое-где подобное изображение…

Вукотич достал монету и бросил ее Кляйнзаку под ноги.

Гном изобразил крайнюю степень обиды и беспомощно пожал плечами.

Йоганн уронил полный кошелек рядом с золотой кроной, и гном улыбнулся.

- Я начинаю вспоминать. Шрам. - Он провел пальцем наискосок по своему лицу, сделав зигзагообразное движение на уровне носа. - Очень приметный. Очень необычный.

- Мы ищем необычного человека.

- Человека, чьи последователи носят этот знак?

- Да. Сикатриса, бандита.

Кляйнзак снова рассмеялся:

- Я могу сделать нечто большее, чем показать вам человека, который носит эмблему со шрамом… - Гном подбросил пряжку в воздух и поймал ее. - Я могу показать вам человека со шрамом на лице.

Когтистая лапа стиснула сердце Йоганна.

- Сикатриса?

Гном, ухмыляясь, кивнул и поднял раскрытую ладонь. Йоганн передал ему деньги. Кляйнзак сделал вид, что изучает содержимое кошелька, пробуя золотые кроны на зуб и оставляя неглубокие вмятины на изображении Императора. Он хитро поглядывал на Йоганна и Вукотича, наслаждаясь минутной властью над ними.

- Идемте, - сказал гном, наконец. - Следуйте за мной.

Вукотич еще не мог быстро двигаться из-за ран, однако не отставал от гнома. Они размеренно шагали среди груд мертвых тел, углубляясь в залитую кровью степь. Йоганна выводило из себя их неторопливое шествие. Десять лет он ждал встречи с Сикатрисом. Лицо со шрамом - лицо, никогда не виденное, но многократно встреченное на пряжках и нагрудных знаках разбойников, - преследовало молодого барона по ночам. Он не обменялся ни словом, ни ударом меча с вожаком банды, но знал его историю так же хорошо, как свою собственную. Пока Йоганн гнался за похитителем, тот стал ему близким, как брат. Ненавистный брат. Он вспоминал прошлые битвы. Своих лучших врагов он сравнивал с Сикатрисом, гадая, сможет ли справиться с воителем Хаоса в поединке. Вероятно, скоро ему удастся это выяснить.

Йоганн сгорал от нетерпения. Десять лет - долгий срок. Давно пора положить этому конец.

Нет. Он заставил себя идти медленнее, подстраиваясь под Вукотича и Кляйнзака. Помогая своему наставнику перебираться через завалы, Йоганн постарался обуздать разыгравшееся воображение. Он не будет спешить. Он дожил до этого дня и выдержал то, что не всякий человек может выдержать. И он не допустит ошибки в последний момент, поставив на кон жизнь Вольфа. В глубине своего сердца юноша нашел точку равновесия и позволил спокойствию охватить все его существо. Напряжение в его груди исчезло. Йоганн обрел убийственную ясность восприятия.

Почти бессознательно он проверил свое оружие. Его ножи хранились в смазанных маслом ножнах, рукоять меча, висевшего на поясе, сама ложилась в руку. Ученик Вукотича мог выхватить клинки молниеносным движением, незаметным человеческому глазу. Десять лет скитаний не прошли даром, и порой Йоганн убивал прежде, чем успевал понять, что делает. Позже он непременно избавится от этой привычки.

Йоганн вспомнил злополучную стрелу, которая скользнула по шкуре оленя и продолжила свой неестественно медленный полет, направляясь к плечу его брата. С тех пор Йоганн не стрелял из длинного лука, предпочитая рукопашный бой и поединки на мечах.

- Уже недалеко, - пропыхтел Кляйнзак. Гном запыхался, и меч в его груди вздрагивал всякий раз, когда он делал вдох. - Вон там, за той горой.

Под горой он подразумевал не рельеф местности, а сваленные в кучу тела всадников и лошадей, павших при штурме пушечной батареи. Они прорвались с третьей или четвертой попытки, но число жертв впечатляло. Помогая Вукотичу перелезть через препятствие, Йоганн старался не думать, что у них под ногами многоярусное нагромождение трупов. Кляйнзак с удивительной легкостью перебрался через останки кавалеристов, используя в качестве опоры ремни и седла.

Дарви и несколько жилистых мужчин с безжизненными лицами усердно трудились, снимая ценные вещи с тел при помощи пил и ножниц. Они возились с группой изрубленных рыцарей. Один из мародеров облюбовал шлем с плюмажем и пытался его снять, невзирая на слабое сопротивление хозяина доспехов. Воин был еще жив, несмотря на число и глубину смертельных ран. Он достиг последней стадии мутации. Его конечности мало чем напоминали человеческие руки и ноги. Из его спины росли перепончатые крылья, которые он порвал и смял, упав навзничь. Туловище раздулось из-за непомерно большой грудной кости, выпирающей из-под тонкой кожи, подобно острию ножа. Голова уродца моталась из стороны в сторону вместе со шлемом, в который вцепился грабитель. Но, в конце концов, вор ухватился покрепче и одним решительным рывком сдернул желанную добычу.

Мутант был стар. У него были морщинистые впалые щеки, а из зубов остались два желтых клыка, которые продавили желобки на нижней губе. Его редкие и бесцветные волосы были заплетены в тонкие косички, уложенные набок, чтобы прикрыть скальпированный участок. Лицо жалкого создания пересекал багровый шрам, который делал зигзаг около носа.

Поиски закончились.

Однако не таким Йоганн представлял себе Сикатриса. Перед ним лежала полумертвая развалина, существо, муштровавшее до такой степени, что изменения потеряли практический смысл. Оно опротивело даже самому себе.

- Я хочу поговорить с ним,- сказал Йоганн Кляйнзаку.

- Я ничего не имею против, ваше превосходительство…

Гном ушел, знаком велев Дарви и его людям следовать за ним. Они еще не закончили собирать трофеи. В сотне-другой ярдов кто-то жалобно стонал. Мэр и его команда неторопливо направились на крики, приготовив оружие для расправы.

Йоганн и Вукотич склонились над вожаком разбойничьего отряда, которого они столь долго преследовали. Казалось, Сикатрис даже не заметил их присутствия, чуя приближение смерти. Он сделал слабую попытку встать, но его раздробленные лодыжки, распухшие до размеров человеческой талии, не могли служить опорой. На обнаженных плечах моргали незрячие глаза, бесполезные щупальца лениво шевелились в луже крови, которая натекла из глубокой раны над сердцем.

- Сикатрис, - окликнул мутанта Йоганн, пробуя на вкус каждый слог ненавистного имени. - Послушай меня…

Старик поднял на него тускнеющий взор и растянул губы в улыбке. Вязкая красная слюна потекла из его рта.

- Сикатрис, я барон фон Мекленберг.

Старый разбойник закашлялся, издав звук, схожий со смехом или рыданием, и повернул голову к Йоганну. В первый раз преследователь и преследуемый увидели друг друга. Йоганн прочел в глазах Сикатриса узнавание. Умирающее чудовище знало, кем он был. И наверняка догадывалось, зачем он пришел.

- Вольф. Где Вольф?

Сикатрис поднял лапу с шестью когтями и указал на землю, а затем сделал круговое движение, подразумевая близлежащую территорию.

- Он здесь?

Сикатрис кивнул.

- Что ты с ним сделал?

- Что… я… с ним… сделал! - Сикатрис с натугой выплевывал каждое слово. - Что я с ним сделал? Мой дорогой барон, лучше спросите… что он со мной сделал!

Он прикоснулся когтем к ране на груди и обмакнул его в кровь.

- Вольф дрался с тобой? Это он тебя ранил?

Из горла монстра снова вырвался смех - смех, который Йоганн слышал слишком часто с тех пор, как все это началось. Улыбка Сикатриса стала жестокой и свирепой. На мгновение вместо сморщенного и покалеченного создания перед Йоганном возник грозный предводитель воинского отряда.

- Вольф убил меня.

Испытывая определенную гордость, Йоганн повернулся к Вукотичу. Железный Человек стоял неподвижно, как железная статуя. Выражение его лица невозможно было разгадать.

- Видишь, Вукотич,- сказал юноша, - Вольф сопротивлялся все эти годы. Здесь, в самом сердце тьмы, он обратил оружие против своего похитителя и сбежал.

- Нет, - прохрипел Сикатрис, едва сохраняя контроль над конвульсивно дергающимся телом. Наступили последние минуты, последние секунды его жизни. - Нет, он не сбежал. Теперь Вольф ведет мою армию. Вот уже два года он шел во главе нашего отряда, планировал набеги. Я старик. Меня терпели. До вчерашней ночи. Теперь Шрам умер. Пришло время Молодого Волка. - Просунув руку в рану, Сикатрис вытащил свое бьющееся сердце. - По крайней мере, твой брат убил меня в честной схватке. Он не нанес мне удара в спину.

Кровь хлынула из-под когтей Сикатриса. Его сердце раздулось, как жаба, и затем лопнуло. Последние силы бандит употребил на то, чтобы свести счеты с жизнью.

На обратном пути в деревню Вукотич поддерживал Йоганна. Он вел своего ученика, управляя им, как колдун управляет зомби, восставшим из могилы. Внезапно тысячи дорог, пройденные им за десять лет, легли на плечи юноши тяжким грузом, словно каждая миля обозначала время, а не расстояние.

Он так сосредоточился на цели своих поисков и самом походе, что не принял во внимание изменившиеся обстоятельства, которые превратили все предприятие в бессмысленную затею.

Вольф не нуждался в спасителях. Несколько дней назад он послал четырех тварей убить своего брата. А сколько ловушек и хитростей он подготовил им за последние два года? Должно быть, он очень сильно желал им смерти!

- Это не Вольф, - сказал Вукотич. - Кем бы он ни стал, это больше не Вольф. Твой брат умер давным-давно в лесах Зюденланда. Там пролилась его невинная кровь. Мы должны найти - найти и уничтожить - монстра, подобного тому существу, что мы сожгли в лесу. Это телесная оболочка, которую использует злобная сила.

Йоганн не возражал.

Когда они вернулись в деревню, небо начало темнеть. На дальнем севере дни были короткими. Йоганн услышал гул вдалеке и подумал, что это орды чудовищ пробуждаются от сна и осматривают себя, ища изменения и усовершенствования в своем теле.

Сможет ли он узнать Вольфа?

Кляйнзак стоял перед домом в окружении своих людей. Миша нараспев читал молитвы, приплясывая, как одержимый, и выкрикивал имена мертвых богов, прося о защите от всевозможных опасностей. Жители деревни припрятали свою дневную добычу и начали готовиться к следующему дню.

Йоганн предпочел бы провести эту ночь снаружи, чтобы разыскать своего брата на поле битвы и вызвать его на смертельный поединок. Он не сомневался, что выживет в гуще свалки, но опасался, что, приблизившись к порождениям варп-камня, источающим ауру зла, подхватит от них заразу и сам постепенно превратится в чудовище. Конечно, если он начнет меняться, Вукотич непременно проткнет его копьем.

Петля затянулась вокруг его левой лодыжки, врезаясь в кожаные башмаки, и молодой человек потерял равновесие. Он увидел, как из земли появляется проволока, становясь видимой при натяжении. Кляйнзак отскочил в сторону. За его спиной стрекотало колесико, на которое ярд за ярдом наматывалась стальная нить. Рукоятку крутил Дарви. Йоганн неудачно упал, ушибив спину. Кроме того, его тащили слишком быстро, чтобы он мог сесть и освободиться. Его одежда трещала, а рукоять меча взрывала землю, как плуг. На барона набросили сеть, а затем башмак с железным носком больно пнул его под ребра. Руки юноши запутались, да еще сверху его придавил тяжелый груз. Опустившись на колени, Анна и Катинка навалились на него и забивали колышки в ячейки сети, чтобы ограничить движения пленника.

Повернув голову, Йоганн увидел, как Вукотич вращает сломанное копье, сражаясь против шестерых или семерых мускулистых парней Дарви. Старый воин проткнул одного из врагов, но затем оружие вырвали из его рук, и круг сомкнулся. Молодой человек потерял своего наставника из виду за спинами нападавших. Когда мародеры отомстили за своего товарища, жестоко избив обидчика, они оттащили Вукотича к дому, опутали его сетью и прибили к земле рядом с Йоганном.

Соблюдая осторожность, Кляйнзак и Дарви вытащили меч юноши из ножен. Йоганн пытался сопротивляться, но в награду за свои старания схлопотал еще один пинок. Гном с преувеличенным восторгом изучал меч и нахваливал мастерство кузнеца, затем утащил клинок прочь.

Между тем Миша, пританцовывая, опрыскивал Йоганна вонючей жидкостью, рисовал таинственные символы на земле и зачитывал отрывки из разных манускриптов, которые он носил с собой.

Йоганн догадался, что его и Вукотича скрутили, чтобы принести в жертву богам. По крайней мере, так сказал Миша остальным жителям деревни.

В конце концов, безумный жрец угомонился и вместе со своей паствой удалился в укрытие.

Сквозь ячейки сети был видно, как постепенно темнеет небо. Звуки, доносившиеся из-под земли, стали громче. Йоганн всем телом ощущал нарастающий гул. Он напряг мышцы и потянулся изо всех сил. Один из крепежных колышков выскочил, и юноша освободил правую руку. Он еще раз поднатужился. Колышки зашатались, но чтобы выбраться из сети, требовалось время.

Чья-то тень упала на Йоганна, и барон услышал ставший привычным смех. Это был Кляйнзак.

- Вы довольны, ваше превосходительство? Скоро вы встретитесь со своим братом. Я жалею лишь о том, что не увижу трогательного воссоединения родственников, первого объятия за долгие годы разлуки… - Гном похлопал по карманам пленника, ища монеты. - Конечно, ваш брат заплатил мне за то, чтобы я посодействовал вашему свиданию, но я не понимаю, почему мне нельзя взыскать плату и с вас. Это будет справедливо.

Кляйнзак вытащил мешочки с деньгами, которые Йоганн хранил за поясом, и сорвал амулет с родовым гербом с шеи своего пленника. Затем он решил снять перстень с правой руки барона.

Йоганн перехватил ручонку гнома и стиснул ее мертвой хваткой. Кляйнзак ударил его, но вырваться не сумел.

Юноша плюнул гному в лицо и, собрав все силы, сел. Колышки выскочили из земли. Пожалуй, те из них, которые забивала Анна, сидели в промерзлой почве не столь глубоко, как те, над которыми потрудилась Катинка. Йоганн выпутался из ловушки, и сетка комом упала к нему на колени.

Кляйнзак мигом растерял всю свою спесь, его лицо исказил ужас. Брызжа слюной, он взмолился о пощаде.

Теперь земля дрожала непрерывно. Йоганн слышал конский топот, бряцание оружия, угрозы и другие, почти нечеловеческие звуки. Все указывало на приближение огромного войска.

Барон держал Кляйнзака в вытянутой руке. Самозваный мэр брыкался, сучил короткими ножками, но не мог причинить вреда своему противнику. Йоганн ухватил гнома за куртку прямо под рукоятью меча, торчащего из груди предателя.

- Ты бросил меня здесь безоружным, обрекая на смерть.

Кляйнзак ничего не ответил и лишь бессвязно захныкал.

Со страху он обмочился, и теперь с его штанов капало.

- Ты забрал мой меч, гном. Здесь это равносильно убийству.

В темноте вокруг них шныряли какие-то существа, люди и не только.

- С тебя меч, Кляйнзак. Ты взял мое оружие, я возьму твое.

Йоганн подбросил гнома. Казалось, мэр завис в воздухе на мгновение, недоверчиво тараща глаза. Юноша протянул руку и ухватился за рукоять меча в груди Кляйнзака. Вес гнома потянул клинок вниз. Кляйнзак вскрикнул, когда острое лезвие шевельнулось в старой ране. Кончик меча на несколько дюймов воткнулся в землю. Уперев ступню в живот маленького негодяя, барон снял его тело с меча, как с вертела. Ремешки и завязки порвались, и Кляйнзак судорожно задергался: смертельный удар, наконец, достиг своей цели.

Йоганн выдернул меч, долго хранившийся в ножнах из плоти, и ногой отпихнул мертвого гнома.

Бой начался. Темноту пронзили вспышки света. Загорелись костры, и твари остервенело бросились друг на друга.

Пока Йоганн разрезал путы, освобождая своего наставника, мимо него прокатилась уродливая голова. Рядом грохнула пушка, и Вукотичу в ногу угодило несколько дробинок. Йоганн почувствовал, что у него течет кровь из раны на лбу - след случайного осколка, - и обтер лицо.

Никто не обращал на них внимания, хотя Йоганн убивал все в пределах нескольких ярдов. Просто на всякий случай. Рядом с мертвым троллем Вукотич подобрал обоюдоострый боевой топор с копьеобразным наконечником и рассек медвежью морду норсмена, который замахнулся на него мечом. Когда человек-медведь упал, Йоганн заметил лицо со шрамом, изображенное на его пряжке. Это был один из воинов Сикатриса.

Нет, Вольфа.

Йоганн с Вукотичем отступили к стене дома и прижались спинами к низкой крыше, заняв удобную позицию для обороны. Перед ними создания тьмы рубили и кромсали друг друга, не заботясь, кого настигнут их удары. В воздухе разлетались кровавые брызги. Бойня продолжалась.

Ожидание было недолгим.

Среди пугающих своей бессмысленностью стычек появилась группа воинов, которые казались более расчетливыми, жестокими и целеустремленными. Они прокладывали себе путь сквозь толпу, направляясь к главному строению деревни, туда, где их ждали Йоганн и Вукотич. Отряд был меньше, чем ожидалось. Видимо, Вольф понес тяжелые потери за неделю ночных боев. Но те, кто выжил, стали еще злее. У каждого воина на теле присутствовали шрамы.

А у одного из них - красноглазого гиганта с пышной гривой и мощными клыками - багровый шрам пересекал лицо.

Вольф.

Вольф зарычал утробно и низко, словно дикий зверь, затем его рык перешел в глухое ворчание. С волчьей морды капала слюна. Последовал захлебывающийся вдох, и грудь монстра поднялась. Фон Мекленберг-младший запрокинул голову и завыл на небеса в точности как животное, в которое он превратился.

Вольф сжимал и разжимал огромные мохнатые кулаки. У него не было оружия, кроме острых трехдюймовых когтей на пальцах рук и ног и зубастой пасти. Однако Йоганн догадывался, что при таких естественных средствах защиты и нападения Вольфу не требовался меч или кинжал.

И снова Вукотич оказался прав. В этом чудовище не осталось ничего от маленького братика Йоганна.

Волк улыбнулся барону и взмахнул лапой, приглашая выйти вперед.

Приспешники Вольфа подались в стороны, удерживая остальных участников битвы за пределами круга, где должен был начаться смертельный поединок.

- Прости меня, - сказал Йоганн, замахиваясь мечом Кляйнзака.

Вольф вскинул руку. Сухожилия напряглись под кожей, и зверочеловек отбил выпад. Не иначе как у Вольфа мышцы и кости были сделаны из железа. Меч Йоганна лишь оцарапал его шкуру, хотя должен был отсечь конечность.

Вольф прыгнул вперед. Увертываясь от когтистой лапы, барон попятился и споткнулся. Босая нога Вольфа угодила Йоганну в живот, и крючковатые когти на пальцах рассекли многослойные кожаные доспехи, вонзившись в тело. Йоганн ухватил Вольфа за лодыжку обеими руками и, выпрямляясь, развернулся, стремясь сбить с ног создание, некогда бывшее его братом. Однако Вольф мгновенно вырвался и вернул себе равновесие. Он стоял как человек, сохранивший боевую выучку, приобретенную в детстве, однако думал как животное, которое должно использовать клыки и когти, чтобы не остаться голодным.

Вукотич тяжело дышал, прислонившись к покатой крыше здания. Он наблюдал за своими учениками, но не терял из виду товарищей Вольфа, готовый разрубить топором любого монстра, осмелившегося нарушить правила честного поединка. Пока же старый солдат не вмешивался, предоставив братьям самим разрешить свой спор.

Йоганн видел, что Вольф сильно изменился. Его новый облик в точности соответствовал его имени, однако в глазах по-прежнему светился интеллект. У Вольфа был жестокий, но умный и внимательный взгляд. На его лице багровел след демонического когтя - знак лидера. Вольфу не суждено было стать бароном, однако он доказал, что может прийти к власти своими силами.

Если бы Йоганн не промахнулся, стреляя в оленя, кем стал бы его младший брат? Как проявились бы его способности, ныне служившие чудовищным целям? Поистине, грань между героем и злодеем очень тонка. Не толще древка стрелы…

Порезы на животе Йоганна оказались серьезней, чем он думал. Подкладка его одежды пропиталась кровью. Кроме того, юношу беспокоила дергающая боль, хотя он старался не думать о тяжести своих ран. Барон видел воинов, пытающихся запихнуть свои внутренности обратно, и знал, как плохо поддаются лечению раны в живот. Вольф пока не пострадал, хотя Йоганн наносил ему удар за ударом Кляйнзаковым мечом. Никакие латы не могли сравниться по прочности со шкурой его брата.

Противники двигались по кругу, как борцы, которые выискивают благоприятную возможность, чтобы провести захват. Йоганн помнил, что в детских играх он всегда одерживал верх. Три года разницы давали ему преимущество, и Вольф досадовал, только когда старший брат поддавался, позволяя младшенькому почувствовать вкус победы. Может, эти воспоминания медленно отравляли душу похищенного мальчика, который постоянно подвергался воздействию варп-камня? Не мог ли его тайный гнев ускорить изменения?

Плечо Йоганна окрасилось кровью почти в том самом месте, куда он ранил брата много лет назад, и барону пришло в голову, что удар когтистой лапы был призван напомнить об этом скорбном эпизоде.

Давно зажившую отметину от стрелы прикрывали железные наплечники, на которых был изображен знак шрама, выложенный драгоценными камнями. Вольф носил и другие разрозненные части доспехов, служащие ему скорее для украшения, чем для защиты.

Человек-волк снова чиркнул острым, как нож когтем по плечу Йоганна. Сомнений быть не могло, он сделал это нарочно. Вольф затягивал поединок, чтобы напомнить старшему брату о давней ошибке, из-за которой они оба оказались здесь…

Рядом послышались звон металла и вскрик. Йоганн бросил быстрый взгляд за спину Вольфа. Одно из чудовищ напало на Вукотича и поплатилось за свою дерзость. Теперь оно стояло на коленях перед Железным Человеком, а между глаз у него торчал топор. Высвободив оружие, Вукотич повернулся навстречу следующему бандиту. Дело близилось к развязке, поэтому воины Вольфа решили устранить второстепенные помехи.

Вольф упал на четвереньки и прыгнул вперед, атакуя, как хищник. Его длинные волосы, сохранившие золотистый оттенок, развевались позади. Мутант выгнул спину, и барон увидел очертания позвонков, проступившие сквозь кожу. Йоганн взялся за меч обеими руками и обрушил клинок на спину Вольфа, стремясь перерубить ему хребет. Шкура лопнула, и по лезвию прошла дрожь. Вольф заревел, наверное, впервые с начала поединка испытав боль. Он изогнулся, свернулся клубком, перекувырнулся и, по-человечьи приземлившись на ноги, шагнул к брату.

Сталь уперлась ему в грудь, и Вольф замер. Он посмотрел на Йоганна, от которого его отделял только меч. Йоганн крепко сжимал рукоять клинка, и Вольф навалился всем телом на острие. На его волосатой коже образовалась вмятина там, где в нее уткнулся кончик меча. Йоганн почувствовал, что рукоять давит ему в живот. Он мог бы выпустить меч, и клинок не упал бы, удерживаемый их телами. Одно мгновение братья глядели друг другу в глаза, и Йоганн понял, что пропал. Вольф злобно заворчал. С его морды капала слюна, а налитые кровью глаза горели как угли.

Человек-волк обхватил старшего брата за плечи и притянул к себе в гибельном объятии. Острие должно было пронзить его шкуру и сердце…

Вместо этого сталь согнулась. Сначала меч искривился, и его рукоять больно ткнулась в израненный живот Йоганна. Затем клинок застонал, металл дал слабину, и оружие выгнулось, как зеленая ветка. Вольф рычал от напряжения, и, в конце концов, меч вырвался из руки Йоганна. Он отлетел в сторону, превратившись в бесполезную вещь.

Вукотич сражался. Трое бойцов Вольфа были мертвы, но двое последних прижали Вукотича к крыше и рубили его мечами. Железный Человек истекал кровью, имеющей нездоровый зеленоватый оттенок.

Вольф с Йоганном продолжали бороться врукопашную. Когти впились в раненое плечо барона, все глубже вонзаясь в его тело. Молодой человек ударил Вольфа коленом в твердое как камень брюхо, но это ничего не дало. Тогда юноша вцепился брату в волосы и с силой потянул. Он вырвал окровавленный клок шерсти, однако мутант даже не поморщился. Кулак Вольфа метнулся Йоганну в лицо, и барон, приняв удар на скулу, попятился. В голове у него зазвенело, в глазах помутилось.

Плечо Йоганна терзала боль. Левое колено плохо двигалось. У него не осталось оружия, кроме рук. И разума.

Вольф торжествующе завыл, наседая на брата. У Йоганна мелькнуло искушение бросить все и бежать. Однако он и десяти шагов не смог бы сделать в гуще битвы. Какая разница, умереть от руки Вольфа или любого другого безвестного бойца в ночной схватке?

Сложив ладонь лодочкой, по примеру монахов из Ниппона, юноша нанес удар в шею противника. Вольф отпрянул, прежде чем Йоганн коснулся его, и молодой человек ободрал кончики пальцев об украшенный драгоценными камнями наплечник.

Вольф вскрикнул и неловко отмахнулся. Его клыки щелкнули в футе слева от лица Йоганна.

Это была подсказка, в которой так нуждался барон. Послание, которое передавал ему младший брат, вернее то, что от него осталось. Плечо Йоганна по-прежнему болело, но, не обращая на это внимания, он ухватился за наплечник, на котором было изображено лицо со шрамом.

Сорвав железную пластину, он увидел незаживающую, гниющую дыру, внутри нее копошились черви. Сквозь воспаленную плоть белела кость. Края раны посерели.

Вольф смотрел на Йоганна глазами мальчика, которым был когда-то, и безмолвно умолял положить конец его мучениям.

Барон подобрал меч, окровавленный, но целый. Вольф опустился на одно колено, словно ожидал посвящения в рыцари. Йоганн рассчитал, что сможет вонзить клинок в старую рану так, чтобы сталь прошла мимо лопаток и поразила сердце несчастного.

Разбитая скула больше не кровоточила, но из глаз юноши текли соленые слезы, от которых ссадину больно щипало.

Йоганн занес меч над Вольфом, направив острие клинка вниз, и приготовился решающим ударом завершить свои поиски…

Но ничего не получилось. Внезапно перед ним возник Вукотич. Смертельно раненный, но еще способный передвигаться, старый воин встал между братьями. Меч Йоганна уже начал движение по нисходящей. Он вонзился Железному Человеку в грудь, прямо под ямкой у основания шеи, пройдя сквозь мышцы и кости.

Невероятно, но мужчина устоял на ногах. Йоганн попятился. Вольф скорчился на земле позади своего бывшего наставника, отнявшего у него право на смерть. Вукотич отвернулся, вытащил меч из груди, а затем приставил острие клинка к горлу под подбородком и рассек свое тело сверху вниз.

Из разверстой раны на Вольфа хлынула кровь. Невинная кровь.

Запахло медью, и тело Вукотича озарил лиловый свет. Воин что-то бормотал, читая не то молитву, не то заклинание своей родины, а между тем алый поток лился на создание, которое он когда-то воспитывал, учил и любил как сына.

Затем Вукотич завалился на бок и умер.

Йоганн приблизился к брату и, наклонившись, чтобы забрать меч из холодеющей руки Вукотича, обнаружил источник лилового сияния. Оно исходило от Вольфа: его окружала неосязаемая дымка, обволакивающая его тело. Ореол пульсировал, становясь все гуще. Вскоре Йоганн уже не мог различить своего брата за фиолетовым туманом.

Невинная кровь. «Нельзя недооценивать силу невинной крови»,- говорил Вукотич.

Барон попытался прикоснуться к своему младшему брату, но его рука в перчатке не смогла проникнуть сквозь туман. Мерцающая пелена прогибалась, но не желала рваться.

На них бросился огромный мутант с четырехфутовыми рогами. Йоганн вскинул меч, содрав кусок бархатистой шкуры со свежего отростка. Человек-лось взвыл, и его лицо покраснело от прилившей крови. Йоганн умело разделался с гигантом и занялся двумя гоблинами-двойняшками. Применив уловку, он вынудил близнецов проткнуть друг друга копьями. За гоблинами последовал осьминог с глазами прекрасной женщины, затем великан с крохотной головой и четырьмя руками-кувалдами. И так без конца.

Йоганн дрался как одержимый. Он стоял над братом, заключенным в кокон, и сдерживал орды врагов до утра.

С первым лучом света битва прекратилась. Можно было подумать, что это и не сражение вовсе, а спортивное состязание. Незримый рефери остановил игру, распустив всех по домам. Йоганн обменивался ударами с щеголеватым гермафродитом, который фехтовал тонкой, несущей смерть шпагой. Но едва утренняя заря окрасила небо, существо убрало оружие в ножны и отвесило изящный поклон барону, прошелестев в воздухе рукавом с пышной манжетой. Бойцы оставили попытки убить друг друга и просто стояли, тяжело дыша. Внезапная тишина действовала на нервы.

Йоганн бросил быстрый взгляд на своего врага. В его женоподобной улыбке мелькнул тревожный намек, пугающее обещание. Мутант был красив, как эльф, но его хорошо сложенное, хотя и двуполое тело все-таки оставалось человеческим.

- До вечера? - спросил он, взмахнув рукой.

Йоганн слишком устал, чтобы отвечать. Он просто покачал головой, чувствуя, как капли пота и крови катятся по его лицу.

- Жаль, - сказал гермафродит.

Он поцеловал два пальца и прижал их к губам Йоганна, а затем повернулся и зашагал прочь. Богато вышитый плащ развевался за его спиной, а в девичьих локонах виднелись зачатки рогов. Йоганн отер рот, избавляясь от аромата благовоний, к которому примешивался запах крови. Его противник присоединился к остальным, и воины устало побрели прочь, бросив на произвол судьбы побежденных в ночной схватке. Впрочем, всех их ждало поражение - нынешней ночью, или следующей, или через сотню ночей вдали от этого места. Поскольку тот, кто сражается на стороне Хаоса, сражается с самим Хаосом. Но никто не может сражаться с Хаосом и победить.

Йоганн опустился на колени рядом с Вольфом. Тело Вукотича закоченело, обратившись в статую. За ночь оно было сильно обезображено, но обычное суровое лицо старого воина смягчилось. Внезапно Йоганн осознал, как мало он знал о человеке, который жил рядом с ним, бился плечом к плечу, путешествовал и делил с ним пищу целых десять лет. Но в конце пути Сигмар был с ним. И магия была в его крови. Он проложил молоту дорогу на землю.

Кокон Вольфа перестал светиться, превратившись в тонкую, хрупкую оболочку с плотными прожилками. Йоганн прикоснулся к нему, и он рассыпался. Вольф пошевелился. Неведомое вещество обратилось в сухие хлопья, и Йоганн стряхнул их с головы брата.

Он увидел перед собой тринадцатилетнего мальчика.

Между тем вокруг собрались люди. Анна, Дарви, Дирт, Миша. Безумный жрец возносил молитву, славя новый день. Бросив один-единственный взгляд на Дарви, Йоганн убедил его не лезть на рожон. Дирт склонился к братьям и криво улыбнулся.

- Ты теперь мэр, - сказал ему барон. - Найди Катинку. Мой брат ранен. Ему нужно лекарство.

На плече Вольфа виднелась рана от стрелы. Она была свежей, чистой и обильно кровоточила.

БОЕВОЙ ЯСТРЕБ

1

Земля была его врагом, его тюрьмой. Всю жизнь Боевой Ястреб мечтал преодолеть ее тоскливое притяжение. Он чувствовал себя здесь, на крыше, комфортнее, чем на серых камнях мостовой, но его цель была гораздо выше. Он хотел обрести свободу в небе. Белль встрепенулась на его запястье, повернув голову в колпачке. Он завидовал ее крыльям, ее способности летать. Но когда Замысел будет осуществлен, он разделит ее судьбу, сможет с полным правом назвать ее своим товарищем и возлюбленной.

Когда тринадцать отдадут свои жизни, чтобы привести Замысел в исполнение, он воспарит над грязной землей, разрывая облака и борясь с воздушными течениями. Девять были мертвы. Номер десять ждал своей очереди внизу. Сверху люди представлялись маленькими точками, которые, как тараканы, ползли по узкой улице, разглядывая носки своих башмаков и никогда не задумываясь о заоблачных высях. Боевой Ястреб еще не знал, кто это будет, но на всех них стояло клеймо смерти.

Он был прихотлив в выборе своих жертв. Одних он долго и тщательно выискивал, с другими полагался на волю случая. Так, случайно он наткнулся на одну из самых ценных своих находок. Никто не смог вразумительно объяснить, почему служитель Солкана, предположительно проводивший важные археологические изыскания в Серых горах, бродил по улицам Альтдорфа и под видом бродяги приставал к прохожим перед Театром памяти Варгра Бреугеля. Но именно этим и занимался профессор Бернаби Шейдт, когда Белль напала на него; Боевой Ястреб знал, что человеческая жизнь похожа на айсберг - на четыре пятых она скрыта во мраке. И только смерть иногда приоткрывает завесу тайны.

Скособочившись, чтобы компенсировать немалый вес Белль, мужчина осторожно пробирался по узкому гребню на крыше храма Шаллии. Он бесстрашно преодолел пролет, отделявший храм от Имперского Банка, взобрался на островерхий щипец на куполе, венчавшем банковское здание, и залез на служебную площадку под огромными часами - убежище, облюбованное им на этот вечер. Под куполом скрипели шестеренки, неустанно отсчитывая часы и минуты и перемещая стрелки на циферблате. В мире, медленно пожираемом Хаосом, только время оставалось неизменным, а банковские часы служили символом надежности. Вероятно, это был самый сложный часовой механизм в Империи, который показывал время с точностью до четверти часа.

Внизу начали собираться ночные гуляки. Кёнигплац оживилась, наполнилась людьми. Было прохладно, но Боевой Ястреб, одетый в кожаные доспехи на толстой подкладке, не чувствовал холода. Из-за многочисленных падений его тело покрывали синяки, поэтому он с особым тщанием подошел к изготовлению защитного костюма. Кожаный шлем плотно прилегал к его голове, скрывая лицо. Кожаную маску дополняли стилизованный крючковатый клюв и надбровья из перьев над прорезями для глаз. Те немногие, кому довелось видеть Боевого Ястреба, принимали его за призрака или птицеголового мутанта.

Мужчина окинул взором Кёнигплац, где статуи Императоров толпились вокруг величественного изваяния Сигмара, сжимающего молот. За многие века лица первых Императоров истерлись, превратившись в бесформенные куски камня. Изображения современных правителей напоминали вульгарные карикатуры. Древние и новые памятники боролись за лучшее местоположение. Сложилась традиция, согласно которой каждый новый Император добавлял свою статую к статуям предшественников. За два с половиной тысячелетия нашелся лишь один разумный выход - предоставить самым древним скульптурам разрушаться, а на их месте возводить новые. Хотя в Год Семи Императоров, последовавший за смертью Императора Каролуса двенадцать столетий назад, пришлось снести одно из зданий, чтобы расчистить место для установки стольких фигур.

Белль цепко держалась когтями за его запястье, а острые металлические навершия прятались в складках прочной, толстой перчатки. Это была хорошая птица, лучшая из тех, которых он обучал. Едва она вылупилась из яйца, он начал готовить из нее охотницу, оружие. Она станет самой великой из себе подобных. Его отец гордился бы такой питомицей. Белль легко сравнялась бы с Себастьяном или Борисом Яростным. А возможно, со временем она превзойдет Минью, огромную самку ястреба, которая изменила ход битвы в Ущелье Удара Топора, выклевав глаз Сервело Предателю, и погибла на валу у крепости Джаграндхра Дейн, спасая его отца.

Мужчина посмотрел вниз, ожидая знамения. С высоты пяти этажей люди казались маленькими и незначительными. Его жертва была среди них, ожидая смерти, которая продвинет Замысел на новую ступень. Жест, цвет, звук - все могло служить знаком. Так было всегда. До той поры Белль терпеливо ждала. Ей не нужно было надевать ножные путы и закрывать глаза колпачком. Умная хищница не взлетит, пока он не подаст сигнал.

Стражник Кляйндест напоминал Боевому Ястребу его отца. У них обоих был одинаково тяжелый взгляд и непреклонная решимость. Мужчина несколько раз видел Харальда на публике. Как-то он даже смешался с раздраженной толпой, которая наседала на стражника с бесконечными вопросами. Кляйндест поклялся, что подрежет Ястребу крылья, но до сих пор не сдержал своего обещания. Поначалу Боевой Ястреб думал, что офицер окажется достойным противником. В прошлом году стражник разделался с Тварью Ефимовичем, положив конец череде убийств, которые потрясли город в период Туманного Бунта. Приказ о назначении Харальда главой расследования пришел ни много ни мало из самого дворца. Боевой Ястреб сидел рядом с газетчиками и обеспокоенными предпринимателями и наблюдал за Кляйндестом, который еле сдерживал дрожь, слушая, как его поносят один за другим разгневанные ораторы. Граждане Альтдорфа хотели решительных действий и не замечали, сколь беспомощным был стражник в реальности. Кляйндест никогда не разгадает Замысел и тем более не сможет помешать его осуществлению. Капитан покинул зал задолго до запланированного окончания встречи. Он вышел на улицу один и, повторив свою клятву, зашагал прочь от участка, сопровождаемый насмешливыми криками горожан.

Внизу небольшие группы людей занимали места вокруг пустующих постаментов. По вечерам местные болтуны использовали эти готовые трибуны для публичных выступлений, проповедуя культ малых богов, отстаивая полезность институтов неслыханной политической системы, распространяя слухи и крамольные идеи или объявляя о некоем коммерческом предприятии. В прошлом Боевой Ястреб тоже выступал там. Он рассказывал о своем намерении покорить небеса, не обращая внимания на издевательские замечания немытой черти и ухмылки магов. Теперь на пьедестал забрался последователь Брустеллина, который призывал общество восстать против Императора, и его слушатели - все как один лояльные граждане - начали проявлять признаки беспокойства. Проходивший мимо стражник направился к говоруну, по пути доставая дубинку. Представитель властей явно собирался произвести арест, чтобы революционер имел возможность лично познакомиться с героями, за чье освобождение он ратовал, и провести несколько ночей на полу, устланном соломой, в одной камере вместе с карманниками, попрошайками и грабителями.

Харальд Кляйндест разочаровал его. Боевой Ястреб почти сочувствовал капитану. С каждой новой жертвой положение Харальда становилось все более шатким. К тому времени, когда Замысел исполнится, капитан будет считать себя счастливчиком, если ему удастся избежать гнева разъяренной толпы. Его наверняка вздернут рядом с доками, оставив тело на растерзание речным птицам. А пока он гниет, Боевой Ястреб будет постигать секреты полета, взмывая все выше, прочь от земного праха и камней. Однако сейчас Кляйндест служил неотъемлемой частью Замысла, как и он сам. Боевой Ястреб помнил наставления своего отца: врагов нужно выбирать так же тщательно, как друзей.

Именно отец поведал ему о Замысле и объяснил, как он действует. Это была не магия, а алхимия, истинная наука. Магией владели только чародеи, но алхимией мог воспользоваться любой. Нужно было только соблюдать последовательность действий. Надменные волшебники разжигали пламя, используя флогистон в воздухе, и насмехались над обычными людьми, добывающими огонь при помощи палочек, обмазанных серой. Но, в конце концов, необходимость в магии отпадет, и Боевой Ястреб проложит себе дорогу в небо не посредством мистики и суеверий, а твердых принципов логики и равновесия. До той поры, однако, необходимо приносить кровавые жертвы.

Стражник протолкался сквозь толпу и схватил смутьяна за ногу. Поднялся крик. Лохматый брустеллинит подпрыгнул, уцепился за вытянутую руку Императрицы Магритты и повис на ней, как обезьяна. Под ободряющие крики зрителей стражник полез вслед за возмутителем спокойствия.

Теперь Боевой Ястреб все понял.

Мужчина неспешно направил птицу на цель и встряхнул запястьем. Белль элегантно расправила крылья и шумно ими взмахнула. Затем она сорвалась с перчатки и поплыла в воздухе, по большей части планируя и лишь изредка шевеля крыльями. Это был один из приемов его отца: он учил птиц скользить бесшумно, неожиданно настигая жертву.

Рука статуи переломилась в плече, и мятежник свалился под ноги разгневанным горожанам, которые принялись колотить и пинать его. Стражник, взмокший от непомерных физических усилий, посмотрел вниз. Он снял фуражку и вытер ею вспотевший лоб.

Белль выставила лапы вперед, как ныряльщик, совершающий обратный прыжок. Ее когти обхватили голову стражника, а клюв вонзился в затылок жертвы. Острые ножи на ее лапах рвали щеки и горло недотепы. Толпа была столь увлечена расправой над брустеллинитом, что не обратила внимания на жертвоприношение. Между тем Боевой Ястреб испытывал восторг, сознавая, что Замысел приблизился к осуществлению еще на одну смерть. Зов облаков уже звучал в его ушах, он чувствовал притяжение звезд.

Белль отпустила стражника, и его тело рухнуло на дерущихся. Послышались крики и проклятия, а хищная птица по спирали поднялась в ночное небо, бросив свою бездыханную жертву.

Боевой Ястреб услышал свое имя, повторяющееся снова и снова, и вытянул руку, поджидая верного слугу.

Люди показывали на него. Мужчина принял меры, чтобы его силуэт был четко виден на фоне циферблата. Он не желал прятаться в тени и клубах тумана, как Тварь. Он был хищником, парящим в небе, и каждое совершенное им убийство представляло собой послание. Послание ползающим по земле созданиям, которых он презирал, капитану, который никогда не сможет поймать его, и духу почившего отца.

Он был Боевым Ястребом!

Белль опустилась на его запястье, и убийца поднес птицу к лицу, обтянутому кожаным шлемом. Он поцеловал ее окровавленный клюв, ощущая теплую влагу сквозь маску.

Смельчаки уже предприняли попытку взобраться на стену банка. Но когда они доберутся до его убежища, он давным-давно упорхнет. С песней о небе в сердце и с верной птицей на перчатке, он покинул площадку под часами. И все же тень разочарования проникла в его душу - разочарования оттого, что это не тринадцатая жертва и что при отступлении он вынужден использовать руки и ноги, а не крылья… Боевой Ястреб начал спускаться на ненавистную землю по заранее продуманному маршруту.

2

Каждый раз, когда это случалось, все больше людей под разными предлогами крутились у обезображенного тела и путались под ногами. Все они норовили облить Харальда помоями, но упорно не желали построиться в очередь и делать это по одному. Стоять рядом с мертвым стражником - труп так и остался лежать, где упал, - было все равно, что оказаться посреди стаи пронзительно вопящих хищников. Они горланили все разом: возмущаясь, обвиняя, задавая вопросы.

Капитан Харальд Кляйндест - или, как его называли, Грязный Харальд - попытался забыть о шуме и сосредоточиться на своей работе. В этот раз его работа носила имя Клаус-Ульрик Штальман, сорок три года, констебль, уроженец Альтдорфа, женат, трое детей, умер в дальнем углу Кёнигплац. Убитый двадцать лет служил в страже и провел всю жизнь, патрулируя улицы, разгоняя дубинкой хулиганов, в нарушение правил согревая толстое пузо персиковым шнапсом, волоча в участок пьяниц и проституток, гоняясь за быстроногими карманниками и изнывая от скуки под мелким дождем в ожидании конца смены. В его личном листке не было отметок ни о повышении, ни о поощрениях, ни о жалобах, вообще ничего. Капитан участка Катц едва помнил этого служащего.

Штальмана опознали по номеру на его жетоне. Птица скальпировала стражника, сорвав кожу с его головы, словно это был капюшон. Воротник его формы и передняя часть куртки были забрызганы кровью. На ткани виднелись вертикальные прорехи в тех местах, где ее разодрали когти, удлиненные за счет острых металлических насадок. Харальд давно уже не испытывал позывов к рвоте при виде истерзанных тел, но нынешнее зрелище донельзя напоминало несколько предыдущих. Боевой Ястреб мастерски уравнивал своих жертв в правах: великая герцогиня или поденщица, известный военачальник и толстый стражник выглядели одинаково, лишившись лица.

Помимо проклятых охотников за сенсациями, на месте преступления собрались следующие люди: шестеро рядовых стражников, четверо из которых были с Кёнигплац, а двое других служили под началом самого Харальда в Комиссии по особо тяжким преступлениям; капитан Катц, в чьем ведении находилась площадь, который второпях надел шинель прямо на ночную рубашку; три паразита из конкурирующих газет, записывающие отвратительные подробности в маленькие блокнотики; бледный врач из Храма Шаллии, который проходил мимо и был приглашен, чтобы засвидетельствовать увечья; Эрих Фирек, бывший руководитель Комиссии, который все еще надеялся вернуть себе полномочия; Расселас, формально - служащий Имперского Банка, а в действительности шпион канцлера Морнана Тибальта. Спустя несколько минут после трагедии новость облетела весь город, и все падальщики собрались туда, где видели ястреба.

Харальд кивнул, и один из стражников набросил холст на тело Штальмана. Алчущие крови зеваки тут же утратили интерес и разошлись. Катц и Фирек шептались, придумывая, как отстранить Харальда от расследования. После девяти - нет, десяти - убийств Кляйндест и сам был не прочь бросить это грязное дело. Вот только он не смог бы жить спокойно, зная, что Боевой Ястреб ходит или летает на свободе. Каждую расправу он воспринимал как личное оскорбление, а появление каждого нового трупа оставляло кровоточащую рану в его душе. Или Харальд положит конец этому безобразию, или ему самому - крышка.

Расселас беспокоился, что люди, которых капитан послал на башню, испортят хрупкий часовой механизм. Он высказался предельно ясно по этому вопросу. Капитан начал подозревать, что убийца выбрал место засады не случайно, стремясь вовлечь в свою игру Тибальта и Имперскую счетную палату. Если кто и мог помешать страже в поисках преступника, так это желтоглазый желчный интриган, у которого не доставало большого пальца на одной руке. Харальд встретился с Тибальтом однажды, во время Туманного Бунта, когда шел по следу Твари, последнего по счету серийного убийцы, терроризировавшего столицу.

- Итак, - открыл рот Фирек, норовя разбередить старые раны, - вот плоды, которые принесли твои «мягкие» методы, Кляйндест. Стражник мертв, а мы стали посмешищем для всего города.

- Если тебе так хочется, арестуй и вздерни преступника еще раз, - спокойно парировал Харальд.

Когда Боевой Ястреб нанес первый удар, никто и подумать не мог, что к нападениям причастен человек. Военные бродили по городу с луками и сбивали всех уток и голубей, пролетавших в небе. Кому-то пришло в голову перестрелять воронов, испокон века живших в Западной башне императорского дворца. Бродяги и бездомные, которые никогда в жизни не пробовали мяса, внезапно получили возможность каждый вечер набивать брюхо дичью. Когда объявился Боевой Ястреб со своей птицей, к делу подключили Фирека. Его методы расследования были просты, жестоки и неэффективны.

После каждого убийства он находил человека, который мало-мальски соответствовал описанию подозреваемого,- сокольничего, занимавшегося разведением соколов на продажу, несуразного орнитолога, крысолова, который использовал ястреба в своем ремесле, - помещал его под арест и обещал пытать, пока преступление не будет раскрыто. Проведя несколько дней в мундсенских застенках, оборудованных дорогостоящими приспособлениями, и тесно пообщавшись с Фиреком, задержанные признавали свою вину и отправлялись на виселицу. После казни в городе начиналось ликование, а Фирека провозглашали героем дня. Затем Боевой Ястреб чинил расправу над следующей жертвой, оставляя на улице ободранный труп, и Комиссия по особо тяжким преступлениям отправлялась на поиски нового обвиняемого.

- По крайней мере, под моим руководством расследование давало хоть какие-то результаты, Кляйндест, - фыркнул Фирек.

Харальд пристально посмотрел на соперника, и Эрих отвернулся, утирая испарину.

После трех казней Фирека сняли с должности - ходили слухи, что на этом настоял сам Император, - а расследование поручили Харальду Кляйндесту, до того служившему в портовой страже. С тех пор прошло три месяца и погибли еще четыре человека, но капитан знал не больше, чем в тот день, когда впервые услышал об убийствах.

- Так дальше продолжаться не может, - заявил Расселас, высказав и без того очевидный факт. - Торговая страдает. Люди забирают вклады из банка и бегут из города. Того и гляди разразится кризис.

Первой из столицы уехала - кто бы сомневался? - семья Императора. Официально они решили провести лето в остландском имении великого князя Халса фон Тассенинка, еще одного «украшения» дворянского сословия, наряженного в зеленый бархат. Якобы это было сделано для того, чтобы принц Люйтпольд мог познакомиться с жизнью в провинции. Но, по мнению Харальда, члены Дома Вильгельма Второго опасались, что их тоже настигнут когти ястреба, которого не смущали ни родовитость, ни высокое положение в обществе.

Нынешний злодей вел себя совсем не так, как Тварь, охотившаяся только на уличных девок. Хищной птице было все равно, кого терзать - жрецов, стражей порядка, титулованных дам, зеленщиков или беспризорников. Опасность угрожала всем, и те, кто мог уехать, покидали город.

- Судовладельческие компании перебираются в Мариенбург, - неистовствовал Расселас. - Это немыслимо.

Барон Рудигер фон Унхеймлих, патрон ультрааристократической Лиги Карла-Франца, призывал ввести в Альтдорфе военное положение, чтобы подавить народные волнения, которые провоцировал Боевой Ястреб. В этом история с Тварью повторялась один к одному. Каждая фракция использовала убийства как предлог для достижения собственных целей. Задача Харальда состояла в том, чтобы не принимать во внимание эти отвлекающие моменты и сосредоточиться на самом - или на самой - убийце. По всей видимости, эти преступления не носили политического характера, совершались не ради наживы или спортивного интереса. Действовал маньяк, умный сумасшедший, который изобрел свои правила и строго их придерживался. Если Харальд разгадает планы Боевого Ястреба, у него появится шанс схватить негодяя.

- Общество вдов и сирот района Кёнигплац объявляет дополнительное вознаграждение, - сообщил начальник участка Катц представителям прессы.- Сто крон. Наш павший брат Шлиман должен быть отомщен.

- Штальман? - переспросил один из писак с заляпанными чернилами пальцами, но его никто не удостоил ответа.

Сотрудник другой газеты сунул взятку стражнику, чтобы тот приподнял покрывало, и спешно делал наброски окровавленного черепа.

Харальд понял, что может потерять контроль над расследованием. Комиссия по особо тяжким преступлениям оказалась не тем, к чему он привык. Там было слишком много людей, слишком много бумажной волокиты, слишком много заседаний.

Он должен был радоваться, что располагает дополнительными силами, однако капитану это только мешало. Он скучал по тем дням, когда был одиноким охотником и в одиночку преследовал свою добычу по городским улицам, пока не добивался успеха.

Фирек опустился на колени рядом с телом и начал громко молиться Ульрику и Сигмару, призывая их гнев на голову подлого убийцы, а затем повернулся в профиль, чтобы художник мог включить его лицо в картину. Заметив это, Катц тоже нагнулся и, придав решительности своей физиономии, постарался втиснуть ее в то пространство, которое зарисовывал газетчик. Двое стражников более, чем когда-либо, напоминали упырей, пожирающих внутренности покойного.

- Капитан Кляйндест, - обратился другой репортер к Харальду. - Как вы относитесь к предположениям, что ваше снисходительное отношение к преступникам провоцирует Боевого Ястреба на убийства?

Много лет назад, когда капитан прикончил племянника выборщика, собиравшегося изнасиловать и убить малолетнюю служанку, газета, в которой работал этот бумагомарака, заклеймила его чудовищем и головорезом, призывая подвергнуть порке кнутом.

- Я запихиваю болтуну в рот его собственные башмаки, а потом сбрасываю его с причала.

Репортер с торжествующим видом записал его слова.

По площади прогромыхала коляска, и Харальд вздохнул с облегчением. Когда она будет рядом, расследование сдвинется с мертвой точки. Один из стражников открыл дверцу, и из экипажа вышла стройная молодая женщина с рыжими волосами. Она выглядела не слишком значительно, но на нее Харальд возлагал все надежды, связанные с поимкой Боевого Ястреба.

- Пропустите меня,- сказала Розана Опулс собравшимся. - Я провидица.

3

Осматривать площадь в поисках следов птицы было все равно, что пытаться поймать бабочку одной рукой. Розана ожидала этого. То же самое происходило раньше, на месте других убийств, совершенных таинственным злодеем. Ее усилия ни к чему не приводили, но она должна была попытаться еще раз.

Кто-то прошипел: «Ведьма!», но ему заткнули рот. Волна безликой ненависти и страха, исходившая от толпы, все еще причиняла ей боль. Люди не понимали, что она собой представляла. Всю жизнь ее называли ведьмой, уродом, чудовищем. И только когда в ней возникала необходимость, она становилась ангелом милосердия и спасительницей. В последнее время ей никого не доводилось спасать.

Харальд велел всем присутствующим держаться в отдалении и - героический усилием, которое в мыслях Розаны приняло форму пылающего костра,- заставил их молчать, пока она проводила свое исследование.

- Здесь всё пронизано эмоциями умирающего, - сообщила провидица.

Ее глаза были плотно закрыты, а кончики пальцев скользили по окровавленному пьедесталу. Девушка дрожала, переживая вместе с Клаусом-Ульриком Штальманом его последние мгновения.

Он погиб, охваченный паникой, не понимая, что происходит. Шпоры выкололи ему глаза, поэтому он ничего не видел. Вопя от боли, когда когти раздирали его щеки и губы, он слышал хлопанье крыльев. Твердые кости били его по голове. Не было ни предсмертной молитвы, ни прощальной мысли о жене и детях, ни даже чувства удивления. Все кончилось быстро, но мучительно.

- На постаменте стоял еще один человек, - продолжала Розана, считывая воспоминания погибшего стражника. - Смутьян, бунтовщик.

- Либенштейн, - вмешался Катц, перебивая ее. - Мы его взяли, эту грязную брустеллинскую крысу.

Розана открыла глаза и заморгала, полностью утратив контакт с прошлым. Утренние картины и запахи заполнили ее сознание, мешая сосредоточиться. Харальд приказал своему коллеге замолчать.

Солнце высветило липкие пятна крови, которая была разбрызгана повсюду.

Провидица снова закрыла глаза и вернулась к событиям минувшей ночи. Людям было трудно объяснить, что она не могла заглянуть в прошлое, как в книгу, пробежать глазами страницу, найти нужное предложение и пересказать его смысл. Скорее ее дар напоминал детскую игру, когда мальчики и девочки наугад вытаскивали предметы из бочки, наполненной опилками. Никогда не знаешь, что тебе достанется - спелое яблоко или кошачий череп.

Девушка услышала напыщенное выступление революционера, который вещал с пылом фанатика, проповедующего культ своих богов. Молодой вольнодумец превозносил профессора Брустеллина, погибшего мученической смертью во время Туманного Бунта, и называл его провозвестником нового общества, в котором не будет привилегий и несправедливости, голода и преступлений.

Штальман вмешался, и брустеллинит - Либенштейн - исчез, скрылся в темноте. Теперь провидица ощущала только присутствие стражника. Внезапно птица ворвалась в ее сознание, и она снова увидела картину смерти. Игнорируя эмоции Штальмана, Розана сфокусировалась на крохотном птичьем разуме.

- Это ястреб, - сказала провидица. - Думаю, самка. Имя начинается на «Б». Беата? Белла? Нет, Белль.

- Имя хозяина? - поспешно спросил Харальд.

Розана напряглась. С животными всегда было нелегко, а с птицами - не говоря уже о рыбах - особенно. Их ум был сосредоточен на двух вещах - пище и размножении, игнорируя все остальное. Они столь многого не замечали, что из их воспоминаний редко можно было узнать что-то стоящее.

- Черный капюшон, - заговорила девушка, видя искаженный образ. Судя по всему, таким воспринимала мир птица. - Добрая рука…

Сочный и ароматный шмат красного мяса возник перед ее глазами. Его сжимали два пальца в кожаной перчатке. Розана дернулась и проглотила воображаемый кусок, имитируя движения птицы.

- Он кормит ее, - продолжала она. - Любит ее, ухаживает за ней.

Видение закончилось. Розана открыла глаза.

- Это все, - покачала она головой. - Простите.

Не нужно было ее способностей, чтобы уловить общее разочарование. Их надежда улетучивалась, как воздух из проколотого шилом свиного пузыря. Девушка дрожала от холода. Харальд набросил ей на плечи плащ.

Фирек, Катц с Кенигплац и Расселас были недовольны, но Харальд держался с ней доброжелательно.

- Спасибо,- сказал он.

- Я ничем не смогла помочь.

- У нас есть имя. Белль.

- Имя птицы, а не человека.

Как и Харальд, Розана занималась этим делом с прошлого года. Комиссия по особо тяжким преступлениям платила ей небольшую зарплату. Как и Харальд, девушка была расстроена. Пока все, что они делали, не приносило результата.

Между жертвами отсутствовала какая-либо связь. Не было политических, финансовых или личных мотивов. Преступления такого рода никогда не совершались в прошлом. Ничто не указывало на причастность Боевого Ястреба к запрещенным сектам, хотя не исключено, что убийства представляли собой жертвоприношение. Нападения происходили в разных частях города, и локализовать их было невозможно.

Убийства случались в разное время дня и ночи, но в основном с наступлением темноты. Фигуру в маске видели многие, но он - или она - был среднего роста и телосложения, а его лицо было полностью скрыто. Злодей не оставлял ни записок, ни улик, ничего, что указывало бы на его личность или его мотивы.

Харальд повернулся к Расселасу:

- Удалось ли освободить проход к часам?

Банковский служащий хотел было протестовать, но Харальд бессознательно потянулся к рукояти мэпганского ножа, и его холодные синие глаза сузились. Розана почувствовала, как его воля преобразовалась в направленный луч, словно солнечный свет, преломленный сквозь линзу. Казалось, Расселас корчится под его обжигающим прикосновением.

- Все сделано, - нехотя подтвердил он. Харальд кивнул и повернулся к провидице.

- Розана, - сказал он, - Боевой Ястреб, как обычно, натравил птицу на свою жертву сверху. Его заметили на платформе под часами.

Девушка посмотрела на башню Имперского Банка. Она видела часы каждый день с того времени, как переехала в столицу,- они считались символом Альтдорфа. Однако никогда прежде она не обращала внимания на маленькую площадку, огороженную низкими перильцами, которая находилась чуть ниже циферблата. Сейчас там стоял стражник и ждал.

- Пойдемте, - сглотнув, пробормотала она.

- Вы ведь не боитесь высоты? - спросил Харальд.

- Нет, - ответила Розана, чувствуя, как её душа уходит в пятки. - Вовсе нет.

- Отлично, - кивнул капитан.

Расселас пошел впереди, показывая дорогу.

4

Он не боялся ведьмы. Когда Белль спала на своей жердочке в мансарде, а его кожаный костюм висел в шкафу рядом со старой одеждой отца, он уже не был Боевым Ястребом. Он становился самим собой, одним из ползающих по земле созданий. Он даже не поднимал тоскливый взор к небесам. Только когда Белль сидела у него на запястье, а его лицо закрывала кожаная маска, он превращался в человека, которого искала колдунья, в того, кто воспользуется благами Замысла.

Внешне ведьма выглядела как обычная девчонка, милое, хрупкое создание в тусклом красном платье. Когда она шла, казалось, что она ступает по яичной скорлупе. Ее руки были чуть приподняты и разведаны в стороны, словно она старалась отгородиться от окружающих. «Ей неуютно среди людей», - догадался мужчина. Должно быть, она может читать в их сердцах, проникать в их тайны. Ему следует держаться от нее подальше.

Поначалу Боевой Ястреб не возвращался туда, где происходило жертвоприношение. Он довольствовался тем, что приходил домой вместе с Белль, а потом читал в газетах о тупице Фиреке, который рассчитывал напугать его. Но, убедившись в своей безопасности и поняв, что никто не догадается связать его имя с именем таинственного убийцы, он рискнул появиться на месте преступления.

Кляйндест вел Розану по направлению к Банку. Стражники приказали зевакам разойтись, и большинство подчинились распоряжению. Однако он остался стоять там, где стоял, посасывая курительную трубку. Для всех он был скучающим бездельником, которого слегка заинтересовала происходящее, но не более того. У табака был сладковатый привкус. Мужчина следил за кольцами дыма, вылетавшими из чаши. Подхваченные ветром, они поднимались вверх и таяли в небе.

Когда за расследование взялся Кляйндест, Боевой Ястреб завел привычку возвращаться и наблюдать за стражниками. Перед Театром Варгра Бреугеля, когда истерзанное и покалеченное тело Шейдта грузили на телегу, он заметил Детлефа Зирка, великого актера, и Женевьеву Дьедонне, его знаменитую любовницу-вампиршу. Это произвело на него незабываемое впечатление.

Некоторым людям с рождения уготована звездная судьба. И связано это было не с происхождением или образованием, а со способностью влиять на мир, менять сложившиеся порядки, добиваться успеха, воплощать в жизнь свои амбиции. Его отец и принц Вастариен, Детлеф и Женевьева, имперские министры и выборщики, даже Кляйндест и Розана. Они были важными людьми, звездами. Детлеф и Женевьева уничтожили Великого Чародея, Кляйндест и Розана изловили Тварь. Это были их достижения. Он никогда не был столь значительной личностью, как его отец, но он станет таким. Когда Замысел осуществится, он станет самым главным, самым выдающимся. Все будут его знать, но никто не сможет поймать. Он будет летать высоко в небе, куда не достанет стрела самого сильного лучника. Его отец парил, но его крылья позволят ему подняться гораздо выше. Он станет звездой.

Любопытно, но не он один регулярно приходил в те места, где Боевой Ястреб вершил расправу над своими жертвами. Там постоянно крутились пара-тройка репортеров из газет, которые прибывали через несколько минут после убийства и опрашивали толпу. Он несколько раз описывал им себя в образе Боевого Ястреба - черный костюм, кожаная маска. Однако, учитывая его заурядную внешность, журналисты даже не замечали, что беседуют с одним и тем же человеком. Все прочие были охотниками за сенсациями или любителями душераздирающих зрелищ. Он понял, что обзавелся поклонниками. Они ждали его, совсем как те женщины, что толпились у театра в надежде хоть одним глазком взглянуть на своего кумира Детлефа Зирка. Напряженные лица с поджатыми губами помотали ему почувствовать себя знаменитостью.

Он видел свой символ - хищную птицу с горящими глазами, нарисованную мелом на стенах, и лозунги, приветствовавшие его цель. На пьедестале под статуей Императора Люйтпольда, появилась надпись: «Берегись Ястреба!». Заметив ее, он мысленно усмехнулся и почувствовал, как чешется спина между лопатками.

Кляйндест и Розана карабкались на башню Имперского Банка, где находилось его укрытие этой ночью.

- Ты, - буркнул дородный стражник, - проваливай.

Мужчина улыбнулся солдату, чуть поклонился и неторопливо побрел прочь, засунув руки в карманы и беззаботно насвистывая «Возвращайся в Бильбали, эсталийский моряк». В это время он обычно навещал птиц. Нужно покормить Белль, приласкать и наградить.

Его шаги были столь легкими, что он едва чувствовал ненавистные камни мостовой под подошвами башмаков. Он уже почти летал.

5

Площадка была слишком маленькая, чтобы на ней могли уместиться все заинтересованные лица, поэтому Харальд запретил кому-либо приближаться к нему и Розане. Остальные заняли наблюдательную позицию под сводами купола, в котором располагались огромные и непонятные шестеренки и рычаги. Все присутствующие обхватили головы, чтобы не слышать тиканья, звяканья, скрипа и скрежета механизма. Расселас начал гордо объяснять устройство часов на случай, если кого-нибудь заинтересует эта информация, однако его аудитория только глубже засунула пальцы в уши.

Розана облокотилась на перила. Ветер трепал ее волосы. Закрыв глаза, она погрузилась в себя, пытаясь найти то, что делало ее такой, как есть. Харальд не раз приглашал ее участвовать в расследованиях после дела о поимке Твари, однако он так и не понял, как действует ее дар. Он знал только, что это непросто, и догадывался, что ее таланты имеют оборотную сторону, непостижимую для него.

Капитан заметил, что пальцы девушки побелели. Она вцепилась в ограждение так, словно от этого зависела ее жизнь.

На площадке виднелись капли птичьего помета, причем некоторые из них были свежими. И еще отпечатки башмаков в пыли, хотя на них не было клейма производителя или характерных особенностей, чтобы они могли служить уликой, как в одной из таинственных историй Ферринга-стихотворца. Даже не обладая способностями Розаны, Харальд мог восстановить картину перемещений убийцы. Здесь Боевой Ястреб стоял, выбирая мишень. Он не двигался - контуры были четкими, не размазанными - и терпеливо выжидал. Следы рук показывали, за что он держался, когда уходил. Желудок Харальда заурчал, как всегда, когда он чуял запах преступления.

Штальман регулярно патрулировал площадь, поэтому Боевой Ястреб мог приметить его заранее и прийти сюда специально из-за него. Но, скорее всего, сначала он выбрал удобный наблюдательный пункт, а потом уже решил, чью жизнь отнимет. Однако это убийство слишком сильно смахивало на насмешку. Харальд подумал, что злодей, возможно, пытается привлечь его внимание. Атаковав стражника, он хотел доказать, что можно бросить вызов Грязному Харальду и остаться в живых.

Солдат, первым забравшийся наверх, нашел перо. После десяти убийств у Комиссии набралось достаточно перьев, чтобы изготовить пуховое одеяло для обожающей роскошь стервы, графини Эммануэль из Нулна. Новый образец ничего не дал, равно как и все остальные. Орнитолог, занимающий второе почетное место среди своих коллег, сообщил, что они имеют дело с обычным ястребом, что птица здорова и, вероятно, за ней хорошо ухаживают. Разумеется, ученый не слишком охотно согласился на сотрудничество со стражей, после того как Фирек обошелся с лучшим орнитологом столицы.

- Я чувствую его,- буднично сказала Розана.- Это он, то есть мужчина. Он темен внутри, будто его и нет вовсе. Он напоминает пустые доспехи. Пустые кожаные доспехи.

Харальд внимательно слушал, держась на расстоянии от девушки. Чужое присутствие могло запутать провидицу. Ветер изменился, задувая длинные пряди ей на лицо. Если бы не мистический дар, Розана была бы очень похожа на его жену.

Его погибшую жену.

Девушку знобило. Дрожь ее тела передалась перильцам, окружавшим площадку. У провидицы дергался подбородок, и она совершала странные - птичьи? - движения головой.

- Я - это он, - объявила она. - Я Боевой Ястреб.

- О чем он думает?

Розана поколебалась.

- У него нет настоящего разума. И все же он помнит своего отца. Высокого, большого мужчину. Конечно, это детские воспоминания, поэтому отец возвышается над ним. Но есть еще кое-что. Он постоянно сравнивает себя с ним, пытается превзойти его, выйти из его тени…

Такое случалось довольно часто среди серийных убийц. Причина всегда крылась в их детстве, в их семье. Хотя, принимая во внимание число никудышных родителей, просто чудо, что серийные убийцы не заполонили весь мир.

- Его отец… это… Он был…

- Да?

Розану лихорадило не на шутку, словно с ней вот-вот случится припадок. Харальд испугался за нее и придвинулся ближе.

- Его отец был Боевым Ястребом.

- Боевым Ястребом?

Девушка кивнула. Ее волосы развевались. Хотя Харальд не видел ее лица, но знал, что ее глаза закрыты. Позади нее он видел статуи всех Императоров со времен Сигмара. Голуби - редкость в Альтдорфе в эти дни - порхали над шлемом Сигмара и садились на загаженный птичьими испражнениями молот.

Раздался пронзительный звук, словно меч вытаскивали из расщелины в камне, и Розана неуклюже двинулась вперед. Из ее груди рвался крик. Харальд бросился к девушке и крепко схватил ее за плечи. Невыносимо, невероятно громко зазвонили колокола на часовой башне.

Железные прутья выскользнули из каменных гнёзд, и Розана опасно наклонилась, приблизившись к самой кромке площадки. Харальд почувствовал, что вес девушки увлекает его вниз. Одна ее нога соскользнула.

- В своем сознании, - кричала провидица, пересиливая бой часов, - он летает! Летает вместе с ястребом!

Ее ступни наполовину висели в воздухе. Она судорожно вцепилась в руку капитана. Одно ужасное мгновение Харальду казалось, что они сорвутся вниз. Он ухватился за перила с той стороны, где они все еще держались в стене, и оттащил Розану от края площадки. Теперь обе ее ноги находились на твердой поверхности. В дверях беспокойно толпились люди, поднявшиеся на башню. Упираясь ногами в пол, Катц нагнулся и потянулся к ней. Розана буквально впилась в его запястье. Еще немного, и девушка рухнула бы к подножию высотного здания.

Шаг за шагом они отодвигались от опасного края. Розана со свистом выдохнула воздух, помотала головой и слабо улыбнулась. Ее пальцы крепко сжимали его руку. Затем захват ослабел, и провидица отшатнулась, скрывшись под сенью купола. Все собравшиеся поспешно расступились перед ней.

Что она увидела? Что она прочитала в его мыслях?

Катц вздрогнул, словно страх перетек из разума девушки в его разум. Он унял дрожь, представив, что стальной кулак обхватывает его сердце.

Харальд последовал за Розаной внутрь башни. Колокола умолкли.

6

В мансарде большинство птиц спали. Он приучил их к ночным полетам.

Пробираясь среди клеток и насестов, он проверял своих любимиц. Белль отдыхала, спрятав голову под крыло. Крючковатые лезвия, прикрепленные к ее когтям, ей не мешали. У хорошей боевой птицы оружие должно держаться так же крепко и удобно, как обручальное кольцо, которое никогда не снимают с пальца.

Его спина с двумя незримыми шрамами там, где вырастут крылья, постоянно чесалась. Горячий воск капал ему на руку.

Он вспомнил своего отца, статую на холме, разум, воспаривший ввысь в теле Миньи. Боевой Ястреб, первый Боевой Ястреб покинул сына, когда тот был еще маленьким ребенком. Каждое воспоминание мальчика об отце превращалось в совершенную лаковую миниатюру, которую он хранил вечно.

Иногда птицы шевелились. В каморке без окон было уютно и темно, и только случайные проблески солнца проникали сквозь щели люка. Естественный запах крылатых созданий был сильным, приятным, неизменным.

Сколько он помнил своего отца, тот всегда был спокойным, замкнутым в себе, лишенным истинной личности. Переводя взгляд с бесстрастного лица-маски своего родителя на танцующие облака в небе, он начинал понимать.

Газеты, в которых рассказывалось о последнем жертвоприношении, пригодились в качестве подкладки под клетки.

Следующий этап Замысла потребует смелости.

В углу чердака лежали напоминания о его первых попытках взлететь. Здесь были обломки первых механизмов, погнутый металл и порванная парусина, часовые шестеренки со сломанными зубцами и мотки проволоки. Он потратил на это годы. Ему было хорошо известно, что ответ может дать только наука, а не магия. Но лишь недавно он вспомнил рассказ отца о Замысле.

Умный человек может летать. Человек, не умеющий колдовать, но влюбленный в небо всем сердцем.

Однажды он решил посоветоваться с магом относительно Замысла, но чародей высмеял его. И все же за его презрением скрывались ужас и зависть. Все волшебники боялись, что их разоблачат, раскроют их надувательства. Они притворялись, что Замысел - это чепуха, ревниво охраняя свои секреты.

Когда он научится летать, мучения магов доставят ему удовольствие.

Скоро нужно будет принести следующую жертву. В этот раз ее следует тщательно выбрать. По мере того, как Замысел приближался к завершению, он требовал все большей аккуратности, поскольку каждый последующий шаг проистекал из предыдущего.

Мужчина подумал о Кляйндесте и ведьме, гадая, готовы ли они исполнить то, что нужно.

Придется рисковать, иного выхода нет. Одобрил бы отец его действия? Он не знал! Но это не имело значения. Когда Замысел осуществится, останется только один Боевой Ястреб.

Спустившись вниз, мужчина надел свой плащ.

7

Сотрудники Комиссии по особо тяжким преступлениям собрались в участке на Люйтпольдштрассе, самом большом в городе. У Харальда там стоял стол, и оттуда он якобы управлял армией клерков и счетоводов. Однако Розана знала, что капитан под любым предлогом старается улизнуть подальше от бюрократов и крючкотворов. Уличному стражнику не хватало терпения, чтобы возиться с учетными книгами.

Но сегодня им пришлось перетрясти пыльные записи. Все помещение было завалено кипами пожелтевших бумаг. Фирек был плохим администратором, поэтому среди папок, скопившихся за период его руководства, царил хаос. Более ранние документы - опорный пункт стражи находился на Люйтпольдштрассе веками - использовались для раскуривания сигар так же часто, как и попадали в архив. По непостижимому закону бюрократии шансы документа уцелеть были прямо противоположны степени его важности. Иначе говоря, все материалы, которые могли пригодиться, обращались в прах и пепел, тогда как корявые списки покупок в бакалейной лавке или императорские указы, касающиеся изменений в форменной одежде, сохранялись для потомков.

- Я должен был догадаться об этом раньше, - раздраженно бурчал Харальд. - Боевой Ястреб - это довольно редкое прозвище.

Розана не разделяла его уверенности. Теперь ей казалось, что она слышала это имя раньше, но не в том контексте, который позволил бы связать его с нынешними преступлениями.

- Первый Боевой Ястреб не был убийцей, верно? Он был героем или что-то вроде того?

Она смутно припомнила балладу, рассказывавшую о великих победах и благородной гибели.

- Хороший вопрос. Но героями становятся так же, как и злодеями.

- Убивая людей?

- В убийстве нет ничего плохого, - осклабился Харальд. - Пока убивают тех, кого нужно.

Капитан яростно листал газеты сорока- и пятидесятилетней давности, подняв тучу пыли, от которой у Розаны слезились глаза. День клонился к вечеру, и светильник в кабинете нещадно коптил. Одна искра - и бумаги, а вслед за ними и всё помещение заполыхает как мондстилльский костер. Однажды Харальд Кляйндест вытащил ее из горящего здания, и девушке совсем не хотелось пройти через аналогичное испытание снова. Она сняла колпак со светильника и подкрутила фитиль.

- В конце концов,- продолжал Харальд,- кто убивал чаще, Тварь, или Сигмар? Убийство ради определенной цели может служить добру, однако есть люди, для которых процесс убийства более важен, чем цель.

- Когда нашего преступника стали называть Боевым Ястребом?

- Еще один хороший вопрос. И наш добрый друг Фирек должен был найти на него ответ.

- Я видела надписи, сделанные мелом на стенах.

- Как правило, имена серийных убийц - Тварь, Мясник, Потрошитель - сначала появляются на страницах газет, однако на этот раз прозвище возникло из воздуха, прямо как наша хищная птичка.

Розана припомнила, как пыталась узнать что-либо о Боевом Ястребе. Иногда ей удавалось уловить имена. Все зависело от того, как люди думали о себе, полагая, что их мысли надежно скрыты под черепной коробкой. Одной из первооснов магии считалось истинное имя вещей и живых существ. Знание истинного имени давало власть над объектом. Их случай относился к этой категории. Если бы они знали истинное имя Боевого Ястреба, то смогли бы найти его и остановить.

Очередное облако пыли поднялось от развернутого свитка, и Харальд закашлялся.

Даже в мыслях убийца называл себя Боевым Ястребом, однако за его спиной маячила гигантская тень другого человека с таким же именем. Несомненно, это был отец преступника. Перед взором Розаны промелькнули некоторые картины из его детства, воспоминания о наказаниях и поощрениях.

Спотыкаясь, в кабинет вошел писец, у которого на щеке неизменно красовалось чернильное пятно - следствие привычки засовывать перо за ухо. Он вывалил еще одну охапку документов на перегруженный стол.

- Нашел, - тихо сказал Харальд.

Розана подошла к нему и заглянула через плечо. Это был официальный указ почти тридцатилетней давности. На нем стояла печать Императора Люйтпольда. В свитке перечислялись обвинения против принца Вастариена, начиная с измены и заканчивая созданием личной армии, действовавшей в военных интересах принца.

- Вастариенские завоеватели, - процедил Харальд сквозь зубы.

- Кто они? - спросила провидица.

- Я все время забываю, как вы молоды, - усмехнулся капитан.- Принц Вастариен жил до вашего рождения.

- Мне знакомо это имя.

- Упомяните его в разговоре с кем-нибудь моего возраста и сможете наблюдать интересную, хотя и противоречивую реакцию. Одни проклинают его, другие возносят за него молитвы Сигмару. Кем бы принц ни был, он все доводил до крайности.

- Он был героем?

- Некоторые так думали. Другие - в том числе старый Император и большинство придворных - придерживались иного мнения. Никто не знает, что случилось с принцем в конце пути, у крепости Джаграндхра Дейн, но если бы Вастариен вернулся, неизвестно, провел бы он остаток жизни в крепости Мундсен или был бы увенчан славой и почестями.

Розана прочитала список преступлений, которые вменялись принцу в вину. Это длинное и пространное произведение приписывало Вастариену и моральное разложение, и неподобающее поведение, и опасные замыслы. Оказалось, что рейд против пиратов на реке Урскоу едва не спровоцировал небольшую войну между Империей и Кислевом. Во всяком случае, он возмутил царя Радия Бокха до такой степени, что тот направил угрожающую дипломатическую ноту. Однако приписка, накорябанная совсем другим почерком, рекомендовала не давать хода этому делу. Внизу стояла собственноручная подпись Максимилиана фон Кёнигсвальда, одного из приближенных советников Императора. Вероятно, принца Вастариена простили, найдя другой способ умиротворить кислевского царя.

- Кто в наши дни становится героем, Розана? - продолжал Харальд. - Тот таинственный парень, которого называют бичом гоблинов и зверолюдей? Детлеф Зирк, гений, проявивший доблесть в Дракенфелсе? Хагедорн, борец, который может любого уложить на лопатки в трех из трех схваток? Граф Рудигер фон Унхеймлих, лучший охотник Империи? Или ваш добрый друг, бесстрашный рыцарь барон Йоганн фон Мекленберг?

Розана вспыхнула, когда Харальд упомянул Йоганна. Сейчас барон находился в Зюденланде вместе со своим братом.

- Когда я был подростком, имя принца Вастариена было у всех на слуху. И предателя Освальда фон Кёнигсвальда тоже, что ясно показывает, чего стоит вера в героев. Если Вастариен совершил хотя бы одну десятую того, что ему приписывают баллады и дешевые книжонки, его следовало бы признать самым великим гражданином Империи со времен Сигмара. Но не исключено, что он был самым большим безумцем из всех, которые только жили на этом свете. Принц собрал вокруг себя лучших воинов. Пренебрегая императорскими эдиктами, он осуществлял военные кампании и нападал на всех, кого считал врагом своего дела.

- А Вастариенские завоеватели?

- Так они называли себя. Когда вы увидите барона фон Мекленберга в следующий раз, спросите его о Вукотиче. О Железном Человеке Вукотиче.

- Едва ли я увижусь с…

- Извините, - сказал Харальд с редкой для него мягкостью. - Я не должен был дразнить вас. У каждого из нас есть свои шрамы. Так или иначе, Боевой Ястреб - первый Боевой Ястреб - был одним из сподвижников принца.

Он развернул свиток и постучал пальцем по списку, написанному выцветшими от времени бледно-голубыми чернилами.

- Вот, глядите…

Розана пробежала глазами имена. Там действительно был Вукотич, которого упомянул Харальд. И почти в самом конце стояли два слова: «Боевой Ястреб».

8

Харальд редко наведывался в крепость Мундсен. Слишком многие из его старых знакомых нашли там постоянное пристанище. В этом черном здании с длинными узкими окнами содержались все отбросы столичного общества. Должники и убийцы, бунтовщики и воры, впавшие в немилость придворные и давно забытые козлы отпущения. Все они заканчивали свою жизнь в тюремных подземельях. Даже здесь, в хорошо проветриваемых и светлых апартаментах коменданта витала атмосфера страдания.

Розана никогда прежде не была в тюрьме, и, судя по всему, это место вызывало у нее отвращение. Крепость находилась за пределами города, поскольку ни один человек не смог бы жить рядом с ней из-за постоянной вони. Ни щелок, ни вода не могли уничтожить этот мерзкий запах.

Провидица ничего не сказала, но Харальд догадался, что она размышляет о судьбе преступников, которых помогла сюда отправить. С тех пор как барон фон Мекленберг уехал в Зюденланд, Розана оказала немало услуг блюстителям порядка. Если бы не она, несколько бандитов все еще разгуливали бы по городским улицам и скрывались бы в канализации. А если бы не стража, Розана осталась бы без средств к существованию после разрыва с Храмом Сигмара.

Комендант Герд ван Зандт принял их в своем кабинете и внимательно выслушал просьбу Харальда.

- Об этом и речи быть не может, - заявил он, прижимая надушенный платок к своему большому носу.- Заключенный Стиглиц находится в одиночной камере, и ему не разрешается общаться с внешним миром. Бунтовщики теперь повсюду. Они постоянно пытаются передать послания в тюрьму и на волю.

- Вы полагаете, что я - брустеллинит?

Харальд сурово посмотрел на коменданта. Тот вздрогнул и отвел взгляд.

- Нет, э… вовсе нет, капитан Кляйндест. Просто… Правила и предписания, знаете ли… Мы должны соблюдать дисциплину.

- Рикард Стиглиц все еще жив?

- Э… да, - пробормотал ван Зандт.

- Отлично, нам нужно срочно поговорить с ним.

- Как я уже сказал, это… хм… невозможно.

Харальд перегнулся через стол, ухватил ван Зандта за рубашку с пышным жабо и крепко стиснул пальцы, стремясь прихватить дряблое мясо вместе с тканью. Затем он выволок чиновника из мягкого кресла и приподнял. Комендант задрыгал тощими ногами в воздухе.

- В Мундсене возможно все, комендант. Заключенные могут получить дополнительный паек, столько выпивки, что в ней можно утопить хафлинга, порцию «ведьминого корня», а временами даже женщину или мальчика. Все упирается только во влияние, богатство и благосклонность. Мы оба это знаем. И мы оба знаем, что вы всегда получаете десятину с тех денег, которые переходят из рук в руки в застенках Мундсена.

- Это возмутительно… ваши обвинения… чушь.

- Мне это безразлично, ван Зандт. Я отправил этих негодяев сюда, и мне все равно, что будет с ними дальше. Вы можете делать все, что вам заблагорассудится. И Государственный комитет по тюремной реформе тоже. У меня там есть друзья. Наверное, мне стоит навещать их чаще. Поговорить о том, о сем. Мои строгие взгляды на содержание заключенных хорошо известны. Меня могут вызвать для дачи показаний. И мои показания могут быть разными.

- А… а… а…

- Я ненавижу преступников. Из-за них у меня болит живот. И знаете, что творится сейчас у меня в желудке? Там поднялась настоящая буря, ван Зандт. Такое ощущение, что преступник находится где-то рядом! На расстоянии вытянутой руки.

Рубашка ван Зандта трещала. Кровь отхлынула от лица коменданта.

- Вы меня понимаете? - поинтересовался Харальд, толкая чиновника назад в кресло.

Ван Зандт кивнул:

- Да, понимаю.

- Отлично, а теперь позаботьтесь о том, чтобы мы с моей помощницей могли увидеть заключенного Стиглица.

- Да, конечно, сию минуту, капитан…

Ван Зандт выбежал из кабинета. Харальд повернулся к Розане и пожал плечами:

- Что еще я мог сделать?

Наверное, провидица не одобряла его методы, но они неплохо сработались. Она могла стерпеть все, что он делал, если это приносило плоды. Он никогда не принадлежал к тому типу людей, которые легко ладят с напарниками, - слишком много хороших людей ему довелось похоронить. Но Розана Опулс была особенной. Ее способности относились к другой сфере и удачно дополняли его навыки. Его чуткий желудок и ее восприимчивость заставили многих преступников раскаяться в своих грехах.

- И все-таки я не понимаю, - заметила девушка, - что общего у этого революционера с Боевым Ястребом?

Харальд похлопал по свитку, засунутому за пояс:

- У героев имеется обыкновение умирать молодыми. Обычные люди вроде меня доживают до старости, но герои погибают в бою. Неужели вы думаете, что тот же Конрад хотел бы умереть в постели от подагры? Отсюда следует, что спустя тридцать лет не многие из Вастариенских завоевателей, перечисленных в этом списке, все еще живы.

- Стиглиц один из них?

- Вот именно. К счастью для нас. В молодости, прежде чем он спутался с Брустеллином, Клозовски и прочими смутьянами, Рикард Стиглиц был одним из силачей в армии Вастариена. Гора мускулов и костей, размахивающая боевым топором.

- Но почему такой, как он, решил посвятить себя борьбе с аристократией?

- Некий вельможа похитил его жену, убил его детей, а ему самому приказал отрубить руку.

- Это все объясняет.

- Когда Стиглица схватили после Туманного Бунта, ему отрезали уши. Подозреваю, что от него немного осталось.

Харальд никогда не входил в специальный корпус, который принимал участие в аресте десятка революционеров, подстрекавших народ к восстанию против Императора. Этим занимались войска. Иногда им помогала дворцовая гвардия или рыцари из Храма Сигмара. Обычные стражники не вмешивались в политику.

- Вы думаете, он окажется в здравом рассудке и сможет вспомнить настоящее имя Боевого Ястреба, если он вообще его знает, и в придачу согласится помочь нам после того, как стража запрятала его сюда?

Желудок Харальда снова напомнил о себе.

- У него нет причин отказать нам, Розана. Наш преступник - это не борец за права угнетенных. Боевой Ястреб - всего лишь грязный убийца. Если Стиглиц сохранил хоть малую толику прежнего идеализма и мечты о всеобщей справедливости, он нам поможет.

- Иногда вы сами рассуждаете как брустеллинит.

Харальд фыркнул:

- Революционеры? Я их терпеть не могу. Фантазеры, хулиганы и нарушители спокойствия.

Дверь открылась, и двое заключенных, очевидно пользовавшиеся доверием начальства, втащили третьего. Мужчина был закован в цепи. Его голова тяжело свисала на грудь. У него не было ушей, лицо покрывали шрамы, а вместо левой руки болталась культя. Харальд ожидал увидеть эти увечья. Кроме того, за время пребывания в тюрьме Стиглиц лишился глаза, одна его нога воспалилась и раздулась до размеров мяча, на правой руке остались только большой палец и мизинец, а сквозь лохмотья на спине и животе виднелись следы ожогов. Гора мускулов и костей превратилась в жалкого доходягу.

Розана вздрогнула и едва сдержала крик. Сопровождающие бросили свою ношу на пол. Провидица подошла к несчастному и помогла ему принять сидячее положение.

Харальд гневно взглянул на коменданта.

- Другие заключенные не любят революционеров,- пояснил ван Зандт. - Убийцы и насильники недовольны тем, что их содержат вместе с людьми, призывавшими к бунту против Карла-Франца. Этого парня бросили в одиночку ради его же собственной безопасности.

- Не сомневаюсь.

- Харальд,- сказала Розана,- как мы будем допрашивать этого человека?

- Что вы имеете в виду?

- У него нет ушей, чтобы слышать наши вопросы, и нет языка, чтобы на них ответить.

- Нет языка?

Стиглиц открыл рот, и Харальд увидел, что девушка права. За несколькими чудом уцелевшими зубами чернела дыра. Харальд снова устремил взгляд на коменданта.

- Он выкрикивал брустеллинитские лозунги из своей камеры, поносил императорскую семью и выборщиков. «Сбросьте оковы, убейте вельмож, захватите землю» и тому подобное. Я решил, пусть он лучше молчит.

- Если бы вы совершили такой поступок в пределах городских стен, ван Зандт, вам пришлось бы иметь дело со мной. Интересно, как к вам отнесутся нынешние осужденные, если по прихоти судьбы вас приговорят к заключению в крепости Мундсен?

Ван Зандт позеленел. Вероятно, это был самый страшный из его ночных кошмаров - проснуться утром в цепях, на гнилой соломе, в качестве арестанта, а не хозяина этого места.

- Он умеет читать?

- Я не знаю. Вряд ли.

Розана взяла бумагу со стола ван Зандта, провела пальцем вдоль строчки и вопросительно посмотрела на калеку. Стиглиц кивнул. Он умел читать.

Харальд передал провидице свиток. Она показала его заключенному, нашла его имя, затем ткнула в имя Боевого Ястреба.

Глаза Стиглица сузились. Он пытался понять. Будучи пленником изуродованного тела, он оставался мыслящим человеком.

Харальд дал Розане карандаш, и девушка написала на старом документе:

«Как звали Боевого Ястреба на самом деле?»

Жуткий стон вырвался из глотки мужчины, словно он пытался ответить. По какой-то причине он хотел им помочь. Может, он питал неприязнь к своему старому товарищу по оружию? Или окончательно сломался и стал сговорчивым?

- Здесь воняет, - пожаловался ван Зандт, взмахнув платком. - Эти люди не имеют ни малейшего представления о личной гигиене. Я, например, принимаю ванну один или два раза в месяц.

Ван Зандт сделал знак одному из своих помощников, и тот приоткрыл окно, впустив струю свежего воздуха с ароматом леса. Отсюда было не меньше сотни футов до земли. Помощник коменданта, такой же заключенный, как калека, распростершийся на полу, посмотрел на городские стены, деревья и дорогу. В его взгляде светилась такая тоска, что Харальду будто нож вонзился под ребра.

Стиглиц перестал издавать булькающие звуки, и Розана протянула ему карандаш и пергамент. Два оставшихся пальца отказывались слушаться, и карандаш упал на пол. Розана подняла его и снова вложила в покалеченную руку, придерживая.

- Он был левшой,- сообщил ван Зандт. - Именно поэтому герцог, хм… В общем, вы знаете…

Харальд действительно знал.

Между тем Стиглиц с помощью Розаны выводил знаки на пергаменте. Все было бесполезно. Первая буква могла быть «м», «а» или «е», или руной гномов, или бессмысленной загогулиной.

В конце концов, они сдались. Стиглиц удрученно поник.

Харальду хотелось свернуть ван Зандту шею. Отрезав Стиглицу язык, он взвалил на себя ответственность за следующую смерть - и за все смерти, которые произойдут потом, - по сути, став соучастником Боевого Ястреба.

Розана вздохнула.

- Придется мне заглянуть в его мысли,- неохотно промолвила она. - Имя должно быть на самой поверхности его разума. Он пытался его написать.

Харальд понимал, почему ее не радует такая перспектива. Проникнуть в сознание Стиглица и разделить с ним боль, страдание и ненависть - задача не более приятная, чей искать драгоценный камень в выгребной яме.

Со стороны окна раздался вскрик, и заключенный отскочил в сторону. Харальд развернулся, и нож Мэгнина как будто сам прыгнул ему в руку.

В кабинет, хлопая огромными крыльями, влетела птица. Она двигалась быстро, как вода, текущая с горы. Ван Зандт обхватил голову руками и нырнул под стол.

Клюв скользнул по груди второго заключенного, оставив ярко-красный кровавый след. Затем тварь устремилась к Розане.

Харальд рубанул грозную охотницу ножом, но промахнулся. Тяжелое крыло ударило его по запястью. Рука стражника занемела, и нож отлетел, глухо стукнувшись о стену, завешанную ковром.

Розана закрыла лицо ладонями, и ее контакт со Стиглицем прервался. Здоровой рукой Харальд попытался схватить птицу. Ему удалось вырвать несколько перьев, но крылатая бестия ускользнула.

В следующий миг мощный клюв ударил Стиглица в шею, разорвав артерию. Фонтан крови окатил ястреба, забрызгав его крылья и превратившись в кровавую маску вокруг глаз. Птица атаковала молча. Она не издавала злобного клекота, как положено пернатому хищнику, а напоминала скорее бесстрастное орудие убийства, бессознательное и совершенное, как стрела.

Харальд снова завладел ножом и метнул его. Рассекая воздух, сталь помчалась по прямой.

Ястреб увернулся. Нож вонзился по рукоять в деревянную панель рядом с поникшей головой Стиглица и грозно загудел.

Бывший наемник и бунтовщик умер. Искра жизни, которая еще теплилась в нем, потухла. Кровь пропитала лохмотья на его груди и образовала лужу на полу под ним. Алый поток омыл его тело, и кое-где под толстым слоем тюремной грязи показалась белая кожа.

Харальд попытался поймать птицу, однако она в мгновение ока вылетела в окно и, махая крыльями, направилась в сторону города. Совершив круг над деревом в четверти мили от крепости, она нырнула в крону дерева, словно там было ее гнездо. Кляйндест разглядел крохотного человечка в черном, который протянул руки навстречу своей жестокой питомице.

Сжав огромные кулаки, капитан ударил по оконной раме, и ему почудились звуки смеха в дуновении ветра.

9

Он соскользнул с дерева как обезьяна, обхватив ствол коленями. Белль сидела на его плече. Номер Одиннадцать оказался самым сложным, но это было чистое убийство, хорошо продуманное убийство. Осуществление Замысла шло успешно.

Кляйндест был там. Боевой Ястреб ждал, вернее, знал, что так случится. Ведь он сам направлял стражника, фактически вел его, как одну из своих птиц.

Отпустив Белль, он перепрыгивал с дерева на дерево. Ему доставляли удовольствие эти короткие моменты, когда он летел в воздухе и под ногами у него была пустота. Когда его начинало тянуть к земле, он цеплялся рукой за ветку. С годами его тело стало менее гибким из-за безделья. Однако, приступив к воплощению Замысла, он начал тренировать себя так же упорно, как обучал птиц. К тому моменту, когда у него появятся крылья, он должен развить подвижность, чтобы приспособиться к перемещению в небе.

С неизменным разочарованием он, наконец, спустился вниз, тяжело приземлившись на лесную почву, покрытую мягкой травой. От толчка все его кости содрогнулись, и он прикусил язык. Запнувшись, мужчина ухватился за дерево, чтобы не упасть.

На земле Боевой Ястреб был неуклюжим.

Подняв руку, он подождал, пока Белль сядет на запястье.

- Еще двое, и мы будем вместе навсегда.

10

Ко времени их возвращения из Мундсена капитан Фирек уже сидел в кабинете Комиссии по особо тяжким преступлениям. Должно быть, у него повсюду были шпионы. Впрочем, Розану это ничуть не удивило.

Она находилась рядом со Стиглицем в момент его смерти, и безмолвный крик, который рвался из измученного сознания, все еще эхом отзывался в ее голове. Пока они ехали в карете, Харальд сидел угрюмый и задумчивый. Он остро переживал свое поражение. Иногда Розану удивляла глубина сочувствия, на которую был способен Грязный Харальд. Провидица вдруг подумала о его жене. Харальд не говорил о своей погибшей супруге. Никогда.

К концу дня пришло официальное постановление. Харальд Кляйндест вернулся в портовую стражу, а расследование по делу Боевого Ястреба вновь возглавил Фирек. К ночи все вернулось на круги своя. На основании анонимного письма с обвинениями был арестован акробат, которого тут же отправили к палачам ван Зандта. Харальд исчез, пока Розана была у врача с Люйтпольдштрассе, который наложил целебную мазь на ее порезы.

Разумеется, ее также отстранили от дела.

Она не оставила этого так. Она пошла к Фиреку и обнаружила, что он вместе с Расселасом пьет за поимку Боевого Ястреба. Она объяснила линию следствия, рассказав все, что им с Харальдом было известно о Вастариенских завоевателях, первом Боевом Ястребе и Стиглице.

Они поблагодарили девушку за заботу и приказали выпроводить ее на улицу.

Вечер был холодный. Появилась дымка, первая предвестница альтдорфского тумана. Провидица посмотрела в ночное небо и представила себе птицу на фоне взошедшей луны. Хищную птицу, одинокую и голодную, равнодушно-жестокую и убивающую без злого умысла.

Розана почувствовала себя сиротливо и неуверенно, как это часто случалось с ней после ухода из Храма Сигмара, который занимался ее воспитанием с детства. Она могла видеть столь много - случайная и бесполезная информация поступала в ее мозг от прохожих, от камней под туфлями, но если бы она использовала свои способности, чтобы разобраться в себе, то обнаружила бы только пустоту, дыру в центре водоворота.

Будет лучше, если она сейчас пойдет домой. И ляжет спать.

11

Вопрос о его капитанском чине должна была рассмотреть специальная комиссия, в которую входили Расселас из Имперского Банка и полковник городской стражи, который, но сведениям Харальда, находился на жалованье Халса фон Тассенинка. Но пока комиссия не решит, понизить его в должности до простого патрульного или уволить (во второй раз) из стражи, у Харальда оставался его значок. И он всегда носил при себе нож работы Мэгнина.

Этот клинок, самый тяжелый метательный нож в мире, много раз бывал его верным товарищем во время кровавых ночных стычек. Харальд заметил, что Розана шарахается от оружия, словно это раскаленная докрасна кочерга. Вероятно, перед ней возникали видения, связанные с теми переделками, в которых побывал нож.

С ножом на бедре и со значком, приколотым поверх плаща, он направился к «Печальному рыцарю», трактиру, который пользовался репутацией самого шумного, самого опасного и самого буйного заведения на улице Ста Трактиров. Обычно стражники заходили в «Печальный рыцарь» только группами человека по четыре, с обнаженными мечами и заряженными пистолями. Но сегодня вечером Кляйндест был один.

Он протиснулся между двумя молодыми людьми, пытающимися задушить друг друга, и огляделся. Несколько завзятых хулиганов прекратили драку, встревоженные появлением стражника.

Широкоплечий кислевит, у которого на небритой половине головы висели косички, украшенные бусинами, заревел и бросился на Харальда, не замечая ничего, кроме значка. Это был Болаков, который нередко гостил в камере на Люйтпольдштрассе, если рядом оказывалось достаточно стражников, чтобы скрутить его. Когда чужестранец оказался на расстоянии удара, кулак Кляйндеста устремился ему в лицо.

Болаков споткнулся и упал. Видимо, он был слишком пьян и потому не узнал Грязного Харальда. Больше никто не повторил его ошибки. Все еще чувствуя резь в животе после неудачного дня, Кляйндест пнул Болакова в бок, смяв ему пару ребер. Сломанные ребра заставят кислевского хулигана воздержаться от пьяных драк в течение нескольких дней.

Харальд потребовал у бармена Сэма бутылку шнапса и посмотрел по сторонам, не появятся ли еще горячие головы, которые нужно разбить. Заметив худого мужчину в темном кожаном жилете, намеревающегося ускользнуть через черный ход, капитан понял, что ему улыбнулась удача.

- Стой, Ругер! - заорал он.- Или ты узнаешь, успею ли я бросить нож прежде, чем ты скроешься за этой дверью.

Мэк Ругер застыл, держа руки подальше от грузового крюка, который болтался у него на ремне. Затем он обернулся.

- Правильный выбор, - похвалил Харальд торговца «ведьминым корнем».

Ругер принял виноватый вид, гадая, которое из его преступлений навлекло на него такую напасть. Харальд мог бы привести целый список.

- Выпей со мной, - распорядился Харальд.

- Я… э… спасибо, но я уже собрался уходить…

- Это не приглашение, Ругер.

- Нет, конечно.

Ругер, «крюк» - член одной из прибрежных банд - сел, и Харальд придвинул стул к столу, поставив шнапс на середину стола. Кто-то подумал, что, повернувшись спиной, Харальд утратил бдительность, и потянулся к свинцовой гирьке у пояса. Вот только бедняга явно не заметил зеркала высотой в человеческий рост позади барной стойки. Харальд, не глядя, бросил тяжелую пивную кружку через плечо и раздробил запястье наглецу.

- Ты по-прежнему торгуешь? - спросил он Ругера.

- То тут, то там помаленьку, знаете ли, - скромно ответил «крюк».

- Ты прежде держал лавочку в «Персях Мирмидии» и продавал свое зелье студентам из университета, не так ли?

Ругер не стал этого отрицать. Возможно, он повидал больше таинственных трав и снадобий, чем скромные университетские маги или дворцовый лекарь.

- Конечно, когда «рыбники» прибрали к рукам «Перси», тебе пришлось, искать новую территорию.

Ругер пожал плечами. «Рыбники» и «крюки» были смертельными врагами. Соперничество между двумя группировками продолжалось уже не одно поколение. Харальд лично положил конец последней войне в приречье, и его имя крепко засело в сознании обеих банд, словно его вытравили кислотой.

- Ничто не постоянно в этой жизни, Ругер. Ты носишь товар с собой?

Ругер хотел ответить «нет», но передумал.

- Мне кое-что нужно, - продолжил Кляйндест. - Кое-что по твоей части.

Понимающая улыбка скользнула по губам торговца, но Харальд стер ее, залепив негодяю пощечину.

- Не воображай, будто знаешь что-то обо мне, Ругер. Никогда не совершай такой ошибки.

- Нет, капитан.

Багровая отметина на щеке торговца напоминала родимое пятно.

- Берсерки из Норски вдыхают растительный порошок перед тем, как отправиться на битву, - сказал Харальд. - Он притупляет боль, заставляет их чувствовать себя сильными, почти непобедимыми.

- «Пыль демона».

- Да, она самая. Дай мне этот порошок.

Ругер попытался возразить, но Харальд достал мэгнинский нож и положил его на стол.

- Посмотри на удивительные линии этого клинка, - промолвил он. - Это произведение искусства.

Торговец зельем порылся в своем мешочке и достал три порции - сухие листья, скрученные в виде шариков.

- Это дорого стоит, - заметил он.

- Мне, как стражнику, полагается скидка.

Это означало, что он заберет «пыль демона» даром. Ругер ничего не мог с этим поделать.

Харальд взял первый лист и растер его. Голубой порошок просыпался ему на ладонь. Он взял ее, как понюшку табака, и запихнул в одну ноздрю, глубоко вдохнув.

Повернувшись к бармену, капитан потребовал:

- Сэм, найди четырех самых крупных, самых подлых, самых сильных и самых упрямых головорезов и передай им от моего имени, что их матери интимно общались с целым стадом домашней скотины.

Когда он опустошил половину кружки со шнапсом, «пыль демона» взорвалась в его мозгу. Это был опасный эксперимент, но ему требовалось надежное средство, чтобы не думать о ранах, которые он получит в следующие несколько часов. Жидкий огонь пробежал по его венам, и он задержал дыхание, чтобы не взорваться.

Действуя как сыщик, он ни на шаг не приблизился к Боевому Ястребу. Теперь он попробует себя в роли берсерка.

К тому времени, когда он дошел до нужной кондиции, Сэм собрал для него больше четырех громил. Харальду потребовалось около минуты, чтобы обездвижить их. Он сломал стул о голову Ругера в качестве благодарности за порошок, швырнул пустую бутылку в Сэма и толкнул стол в длинное зеркало, наслаждаясь звоном, который издавали осколки при падении на дощатый пол. Все замолчали. Ему удалось привлечь внимание даже тех забияк, которые были столь увлечены своей собственной дракой, что пропустили расправу над местными кулачными бойцами. Затем Харальд сделал объявление, которое позже повторил в каждом трактире на улице:

- Меня зовут Харальд Кляйндест, капитан портовой стражи, бывший начальник Комиссии по особо тяжким преступлениям. Грязный Харальд. Я объявляю войну преступности на этой улице. Каждая шлюха, каждый торговец зельем, каждый карманник, каждый «крюк», каждый «рыбник», каждый головорез, не принадлежащий ни к одной банде, каждый сутенер, каждый предсказатель, каждый душегуб, каждый боец на дубинках, каждый убийца с ножом, каждый шарлатан, каждый жулик, в общем, все вы, ублюдки, чья мать согрешила с гномом, слушайте меня! Моя война будет продолжаться до тех пор, пока кто-нибудь не назовет имя, которое меня интересует, или не скажет, где найти человека, который знает интересующее меня имя. После этого все пойдет по-прежнему. Все слушайте и запоминайте! Моя война будет продолжаться, пока я не узнаю настоящего имени человека, которого называют Боевым Ястребом.

Харальд перешагнул через Болакова и направился к выходу из «Печального рыцаря». Благодаря порошку он совсем не чувствовал боли. Капитан подозревал, что его лицо превратилось в один сплошной синяк, и чувствовал, что рубашка местами намокла от крови. Он старался не думать о том, что будет, когда действие порошка закончится…

12

Он стоял на улице Ста Трактиров, покупая кулек жареных каштанов на лотке рядом с «Пьяным ублюдком», когда из «Печального рыцаря» вышел разъяренный Кляйндест, сметая всех на своем пути.

Боевой Ястреб не сомневался, что Харальд продолжит поиски, хотя его отстранили от дела. Переваливаясь, словно на нем были тяжелые латы, Кляйндест пересек улицу и вломился в «Пьяный ублюдок» - заведение, которое обслуживало исключительно жалких, одиноких пьяниц и карманников с ловкими пальцами, охотившихся за тощими кошельками клиентов.

Жуя каштан, мужчина подобрался к двери и выслушал речь Кляйндеста, которую стражник адресовал изумленным пьяницам. Это выступление привело его в восторг. Он был доволен.

Осуществление Замысла шло как по маслу.

Кляйндест вышел из «Пьяного ублюдка» и, растолкав очередь, приблизился к прилавку с жареными каштанами.

- У тебя есть имперское разрешение? - спросил он торговца.

Мужчина потянулся к кошельку, не за разрешением, разумеется, а за взяткой. Кляйндест презрительно усмехнулся; глянув на жалкие монеты, и бросил их на землю. Из переулка выскочили беспризорные мальчишки, которые набросились на деньги, как голодные волчата, и немедленно передрались между собой.

Кляйндест схватил жаровню и вывернул ее прямо на прилавок, разбрасывая горячие угли.

- Лавочка закрыта, правонарушитель! - рявкнул он.

Оставив после себя беспорядок, Харальд двинулся дальше. Завидев его приближение, лоточники спешно сворачивали торговлю, собирали свои пожитки и спасались бегством. Капитан завернул в следующее питейное заведение под названием «Борода Ульрика».

Боевой Ястреб жевал каштаны и ждал. Из «Бороды Ульрика» вылетело тело и скатилось в сточную канаву.

Убийца хихикнул.

13

К восходу солнца Харальд обошел улицу Ста Трактиров и распространил свое послание по всему Альтдорфу. Он сломал шею «рыбнику», который попытался пырнуть его ножом у «Пивоварни Бруно», а в трактире «Приют странника» вонзил тяжелый мэгнинский нож в сердце «крюку», который замахнулся на него отравленным оружием. В «Священном молоте Сигмара», месте сбора профессиональных убийц, он избил в кровь Этторе Фульчи, знаменитого тилейского душителя. Потом он сделал внушение утонченному Квексу, признанному законодателю мод среди городских душегубов, потребовав, чтобы тот положил конец любительским представлениям Боевого Ястреба, если хочет продолжать свое дело без тяжких осложнений. Квекс не выказал должного рвения, поэтому Харальд сломал ему три пальца на руке и порвал его лучший плащ. В «Полумесяце», приюте беспокойных мертвецов, Харальд воткнул нож в иссохшее горло тысячелетней карги и, пока воздух со свистом выходил в новое отверстие, растолковал кровожадной нечисти, на каких условиях дозволит им и дальше оставаться в мире живых. В номерах над «Короной и Двумя председателями» он отхлестал по лицу девушек, не нанося им увечий, но наставив синяков, которые вынудили их на пару ночей прикрыть лавочку.

Недавно Харальд узнал, что боязливый хозяин «Возлюбленных Верены» больше всех платит за защиту, причем сразу и «крюкам», и «рыбникам», и даже регулярному подразделению Священного молота Сигмара, лишь бы никто не трогал его заведение и клиентов. Харальд нанес визит в «Посох», разломав там все, что только мог. После его ухода место превратилось в руины, посреди которых причитал хозяин, жалуясь, сколь ненадежную защиту ему удалось купить на незаконно полученные деньги. Обнаружив двух стражников перед «Гербом фон Нойвальда», в подвале которого проходил подпольный игорный турнир, Кляйндест стукнул нерадивых служак лбами и выбросил их жетоны в сточную канаву. Затем он отправился на штурм игрового зала, разбивая головы, ломая руки и ноги крепким дубовым креслом. Забрав деньги игроков из чаши, Харальд выбросил их на помойку, где обитали бродяги.

Стражник был глубоко убежден, что разгадку всех преступлений в Империи можно найти на улице Ста Трактиров. Однако были и другие места, поэтому в предрассветные часы Харальд покинул центральный район. В порту «рыбники» держали склад, где они хранили товары, «случайно свалившиеся в воду во время разгрузки». Харальд ворвался туда, миновав пьяно храпящую охрану. Он вылил бочонок эсталианского бренди на дюжину свертков бретонского шелка, беззаботно бросил горящий факел на ткань, пропитавшуюся алкоголем, а затем нырнул в боковой люк, спасаясь от мощной вспышки пламени.

«Пыль демона» в его мозгу позволяла не чувствовать холода в ледяной речной воде, поэтому Кляйндест выбрался из Рейка только у моста Трех Колоколов. Он наткнулся на «графа» Бернхарда Брилльхаузера, который подметал шляпой с пером Храмовую улицу и предлагал провинциалам, недавно приехавшим в город, тур по невероятным столичным трущобам. Говорили, что человек не видел столицы, если его не одурачил «граф». Он был одной из достопримечательностей Альтдорфа вместе со сменой караула в императорском дворце, посещением Кёнигплац и последней постановкой в Театре памяти Варгра Бреугеля.

Запихнув шляпу самозваному «графу» в глотку, Харальд наведался в гимнастический зал на Храмовой улице, где Хагедорн, знаменитый борец, состязался с Арне по прозвищу Тело, владельцем зала. Арне был известен своим совершенным телосложением, а также готовностью оказать услугу богатому клиенту, которому требовалось осмотрительное силовое вмешательство для решения тех или иных проблем.

Борцы сгибали железные прутья, старательно напрягая бицепсы и мышцы шеи, когда появился Кляйндест, выволок Арне с ринга и швырнул его на гимнастический снаряд. Порошок многократно увеличил его силы, давая преимущество перед соперником, находившимся в отличной физической форме. Насколько Харальд знал, Хагедорн никогда не нарушал закон, поэтому он не стал трогать обалдевшего парня - изумленно моргающую гору мускулов, окруженную влюбленными женщинами. После второй понюшки демонического снадобья капитан мог выйти на ковер с мастером рукопашного боя и, вполне вероятно, одержал бы победу. Вместо этого стражник подобрал полусогнутый железный прут и обмотал его вокруг шеи Арне, привязав силача к перекладине снаряда. Затем он пару раз пнул атлета в крепкий, мускулистый живот. Владелец зала клялся, что ничего не знает о Боевом Ястребе. Харальд выслушал его и пообещал вернуться, если Арне солгал.

Ему не хотелось спать. Наоборот, он чувствовал себя сильнее с каждой минутой и быстро шагал по утренним улицам, брызжа энергией, которую ему необходимо было сжечь. Несколько человек подошли к нему, якобы желая помочь, а на деле пытаясь натравить стражника на своих врагов, обвинив их в преступлениях Боевого Ястреба. Нашлись и другие, искренне желающие поделиться информацией или просто передать досужие сплетни. Но пока ничего полезного не выяснилось.

Харальд пересек город и пришел к университету, где намеревался нагнать страху на шутников из Лиги Карла-Франца и встряхнуть паутину революционного движения. Имперские лоялисты, которых, как подозревал Кляйндест, поддерживал граф Рудигер фон Унхеймлих, тайный «создатель королей», и революционеры, разделившиеся на последователей Брустеллина, Клозовски и Ефимовича, но объединенные жгучей ненавистью к аристократии, были тесно связаны с преступными элементами столицы. Капитан не видел причины, по которой он должен жалеть этих парней, после того как сурово расправился с сутенерами и убийцами.

В одной из кофеен близ университета он встретил Детлефа Зирка, актера, который похмелялся и жаловался всем, кто его слушал, на непостоянство женщин. Между делом он раздавал приглашения на свой новый спектакль «Она обошлась с ним плохо».

Одно из первых убийств произошло на Храмовой улице, рядом с театром Зирка, поэтому Харальд подробно допрашивал актера и его ныне пропавшую любовницу-вампиршу. Зирк был слишком пьян, чтобы вспомнить стражника, и поскольку он ничем не мог помочь следствию, Кляйндест оставил артиста наедине с головной болью.

На университетской площади капитан столкнулся с Брандтом, прилично одетым жрецом Ранальда. Харальд помнил его по делу о нескольких нападениях на служительниц Шаллии. Женщины побоялись опознать в жреце насильника, однако Харальд знал, что мужчина был виновен. Решив, что это время как никогда лучше подходит для того, чтобы восполнить недостатки судебной системы, Харальд притащил Брандта к воротам Школы религиозных наук имени Улли фон Тассенинка и выбил из него признание. Он некоторое время избивал негодяя даже после того, как тот сознался во всех грехах, а затем забросил его измятое, но дышащее тело на статую извращенца Улли, установленную по приказу его дяди, великого князя Халса. Статуя напомнила Харальду о первом увольнении из стражи, когда он наивно решил, что закон против насилия и убийства применяется даже к тем людям, чей родственник занимает пост имперского выборщика. Стражник выломал прут из ограды памятника и вернулся, чтобы подправить благолепное лицо Улли. Собралась большая толпа - студенты, шлюхи, лекторы, любопытные зеваки, - и Харальд обратился к ним с речью.

С каждым разом у него получалось все лучше.

- Меня зовут Харальд Кляйндест, капитан портовой стражи,- начал он.- Грязный Харальд. Я объявляю войну…

Внезапно будто повязка упала с глаз Харальда. Действие демонического порошка закончилось, и вся боль мира хлынула в его тело.

Он даже не вскрикнул, а просто рухнул без сознания.

14

И через два дня после погрома, который устроил Харальд, улица Ста Трактиров выглядела так, словно по ней промчались Рыцари Хаоса. А вслед за ними нахлынула толпа мародеров-гоблинов, которые добили раненых и доломали все то, что осталось целым после первого набега. Сложно было поверить, что один человек - даже Харальд Кляйндест - мог оставить после себя такие разрушения.

Как обычно, беспризорные дети цеплялись за шаль Розаны. Как обычно, она подала им больше, чем следовало бы. Казалось, каждый бездельник на улице пострадал более или менее серьезно. Повсюду суетились рабочие, вставляя оконные стекла, вывозя сломанную мебель, развешивая сорванные вывески, крася забрызганные кровью стены. В канаве поблескивали осколки разбитых зеркал.

Двое стражников перешучивались, хотя обычно они не теряли бдительности, постоянно держа руку на дубинке. Обычный уровень уличной преступности упал почти до нуля за последние два дня. У карманников были сломаны пальцы, на лицах проституток красовались жутковатые синяки, грабители, нападавшие на прохожих с палкой, не могли взять в руки оружие из-за покалеченных локтей. Но это не остановило Боевого Ястреба.

Число жертв достигло двенадцати человек. Один погиб после буйства Кляйндеста. Как и Харальд, Розана страстно желала положить конец этим злодеяниям. С каждой смертью дело менялось, принимая все более странный оборот. Интересно, как поведет себя Харальд, когда услышит о новом зверском убийстве.

- Госпожа Опулс, - раздался чей-то голос.

Она обернулась. Неприметный человек среднего возраста прислонился к фонарному столбу, осторожно жуя яблоко. Его посиневшая губа была рассечена. У Розаны возникло предчувствие, что и дело Боевого Ястреба точно так же распадется на части.

- Розана Опулс?

Она немногое смогла узнать о нем. Парень был типичной пустышкой. В нем не было внутренней силы, чтобы считать его личностью.

- Вы работаете вместе с Кляйндестом?

Розана кивнула.

- Мэк Ругер, - представился мужчина, указав на себя большим пальцем. - Ваш друг нанес мне визит пару ночей назад.

- Я вижу.

Ругер потер лицо:

- Я дешево отделался по сравнению с другими.

- Сутенерство, да?

- Ваша репутация преувеличена. «Ведьмин корень».

- Торговля процветает, я полагаю?

- Дела идут сносно. Каждый имеет право помечтать.

- Если у него есть деньги.

- Я деловой человек.

Розана рассмеялась бы, но в мозгу Ругера она уловила скрытый образ. Пикирующая птица.

- Вы знаете имя? - спросила она по наитию.

Торговец зельем покачал головой:

- Нет, но Стиглиц не был последним из Вастариенских завоевателей. Остались и другие. Одного из них сейчас можно найти на этой улице.

- Сколько?

Мужчина покачал головой:

- Это подарок. Только передайте Харальду, что информация исходит от меня. Он уже должен мне за разбитое лицо. Я рассчитываю на некоторые послабления.

Розана почувствовала себя совсем как Харальд. Ей показалось, что внутри у нее образовался вулкан, который кипел и бурлил, пока ярость не вырвалась наружу через макушку.

- Назови мне имя! - потребовала она. - Или я передам капитану Кляйндесту, что ты скрыл его.

Ругер побледнел, отчего синяк стал еще заметнее.

- Гурниссон, - сказал он. - Готрек Гурниссон.

- Гном?

Ругер кивнул:

- Он сейчас находится в «Изогнутом копье» со своим человеческим прихвостнем, Феликсом Джегером.

Розана вспомнила, что ей доводилось слышать о Гурниссоне. Гномы жили долго и обладали хорошей памятью. Если он служил вместе с первым Боевым Ястребом, то, наверное, знает его настоящее имя.

- Только предупреди Кляйндеста, чтобы он был поосторожнее с гномом. Гурниссон не потерпит грубого обращения. Он Убийца Троллей.

- Это не важно, - отмахнулась Розана.

- Мое дело предупредить, - пожал плечами Ругер. - А дальше как знаете.

Не поблагодарив мужчину, Розана бросилась искать свободного извозчика.

15

В его снах Элени была снова жива. В городе не совершались преступления. Серийные убийцы превратились в страшную сказку. А Император заботился о благополучии и процветании простых граждан.

Когда он проснулся, мир был гниющей язвой, а он сплющенным червяком, который копошился в ней.

«Пыль демона» прекратила свое действие, и его первым порывом было достать из-за пояса третий скрученный листик. Все его тело болело, саднило и горело.

Он лежал раздетый в постели, под одеялом. Порошок пропал.

- Тише, - услышал он голос. Прохладный женский голос. Голос ангела.

Харальд сел, чувствуя, как в голове у него стучит молот. Он был сильным. Он приказал боли уйти. Но боль была сильнее.

Ухватившись за спинку кровати, капитан заставил себя выпрямиться.

- Вы на Люйтпольдштрассе, - сказал голос.- Вы проспали два дня.

- Элени?

Он сосредоточился и увидел перед собой Розану. Девушка выглядела удивленной.

- Элени? - переспросила она.

- Не обращайте внимания.

Розана сидела рядом с кроватью. В комнате находились и другие люди. Там был Расселас, низко склонившийся перед своим хозяином, Морнаном Тибальтом. И граф Рудигер фон Унхеймлих, с презрительной усмешкой поглядывавший на простолюдинов.

- Что случилось?

- Вы снова руководите расследованием, - сообщила Розана.

Харальд посмотрел на Тибальта и фон Унхеймлиха. Те кивнули, подтверждая слова Розаны.

- Фирек?

- Стал двенадцатой жертвой.

Харальд сжал одеяло и наклонился вперед, но приступ боли пронзил его тело.

- Что?

- Он присутствовал на месте казни, - пояснил Расселас. - Наблюдал за тем, как вешают акробата. Птица появилась ниоткуда и практически оторвала ему голову.

- Ястреб принес послание, как почтовый голубь. Оно предназначалось вам.

Розана передала ему полоску бумаги. Капитан с трудом удержал листок в неуклюжих, распухших пальцах и сфокусировался на словах:

«ПРИДИ И ВОЗЬМИ МЕНЯ, КЛЯЙНДЕСТ».

Под запиской стояла печать - оттиск ястребиного когтя.

Розана придвинулась к нему и шепнула:

- Я знаю имя. Еще один Вастариенский завоеватель.

Она не хотела, чтобы другие слышали ее. Харальд мгновенно все понял. В этом деле никому нельзя было доверять.

- Дайте мне одежду, - потребовал Харальд, обращаясь к сановникам. - И кружку крепкого кофе.

Ему показалось, что Расселас улыбнулся, но канцлер и патрон Лиги Карла-Франца остались серьезными и угрюмыми.

- Кстати, - сказал канцлер, - я слышал, вы учинили жестокую расправу над городскими преступниками?

- Да.

- Как некрасиво! Считайте, это вам объявили выговор.

- Заботитесь, чтобы клиенты остались довольны, а?

Тибальт скривился так, словно принял луковицу за яблоко и откусил большой кусок.

Мечтая, чтобы боль утихла, Харальд выбрался из постели.

16

Его спина горела. Только тяжелый кожаный плащ, столь похожий на крылья, мог охладить этот жар. Сегодня прогулка по улице без костюма ястреба обернулась пыткой. Отныне и до тех пор, пока Замысел не исполнится, он будет носить кожаные доспехи постоянно. Мужчина поправил капюшон, который сидел на его голове как вторая кожа.

Еще одна жертва - и небо станет его владением.

Перед смертью капитан стражи представлял жалкое зрелище. Он истошно вопил, а под конец обгадился. Фирек был ничтожеством по сравнению с Кляйндестом.

Боевой Ястреб вспомнил ночные безумства Харальда. Стражник принял его за сутенера и немного потрепал его. Боевой Ястреб так развеселился, что едва мог сдержать хохот. Наверное, капитан счел его сумасшедшим или одним из тех извращенцев, которым боль доставляет наслаждение. Кляйндест швырнул его в канаву рядом с «Бородой Ульрика» и ушел, не желая слушать его смех.

- Мы хорошо выбрали инструмент, Белль, - сказал мужчина в маске птице.- Он станет последним элементом Замысла.

Люк на крыше был открыт, и сквозь него виднелось небо.

17

Не заметить гнома в «Изогнутом копье» было просто невозможно. Он забрался на высокий стул и ссутулился над длинной стойкой. Топор, длиной в половину его роста, стоял посреди рощи пустых бутылок со следами пены на дне. У Харальда Убийца Троллей сразу вызвал ассоциацию с Арне Телом, если последнего укоротить, обрубив ноги по колено. Готрек продолжал пить, хотя хрупкий на вид юноша, сидящий сбоку от гнома, временами выражал недовольство. По сведениям Харальда, у Гурниссона была репутация забияки. Говорили, когда в последний раз гном так напился, что его удалось скрутить и запихнуть в камеру, он выбрался оттуда, перекусив прутья.

В углу сидел волынщик, исполняя мелодию, отдаленно напоминающую популярную матросскую песню. Розана оказалась единственной женщиной в этом заведении. Остальные посетители были сильными мускулистыми бойцами, гордившимися своими шрамами и того паче накачанными до размеров бочонка руками и ногами. Несомненно, днем все они упражнялись в гимнастическом зале Арне, а по ночам устраивали кулачные бои в переулках, прилегающих к улице Ста Трактиров. В «Печальном рыцаре» собирались скандалисты и драчуны, в «Изогнутое копье» приходили по-настоящему опасные типы.

И Гурниссон был самым опасным среди этих суровых парней. Ну, во всяком случае, он точно занимал второе место…

- Гурниссон! - окликнул Харальд достаточно громко, чтобы волынщик смолк.

Готрек продолжал смотреть в свой стакан, но на его плечах взбугрились мышцы, так что куртка гнома затрещала по швам.

- Может, стоит обратиться к нему вежливо? - предложила Розана. - Возможно, он согласится помочь.

- Готрек Гурниссон! - повторил капитан еще громче. Убийца Троллей оглянулся через плечо, ища затуманенным взором человека, который назвал его имя.

- Кто спрашивает? - поинтересовался он, сжимая рукоять топора.

- Харальд Кляйндест, капитан портовой стражи.

Компаньон Гурниссона, который, очевидно, слышал о Грязном Харальде, закатил глаза и вознес немую молитву об избавлении. В воздухе запахло неминуемой дракой.

- Ублюдок! - крикнул кто-то позади Харальда. - Ты сломал руку моему брату!

Незнакомый молодой гигант двинулся на стражника. Кляйндест сделал шаг в сторону, шевельнул локтем и услышал, как ломаются кости руки громилы.

- Ну вот, - сказал капитан, - теперь ты ничем не отличаешься от своего брата.

Пронзительно вопя, несостоявшийся мститель удалился.

Гурниссон усмехнулся.

- Неплохо сработано, стражник.

- Это мелочи, - отозвался Харальд, пододвигая стул и садясь рядом с Убийцей Троллей.

- Мы не обслуживаем здесь таких, как она,- подал голос парень за стойкой, у которого в ухо, нос и губу было вдето по кольцу. Он неприязненно кивнул в сторону Розаны, садящейся на стул, вежливо поданный приятелем Гурниссона.

- Ведьм, - добавил бармен и сплюнул.

- Вы только что изменили политику заведения, - сообщил ему Харальд.

Бармен на мгновение задумался и согласился с капитаном.

- Мне шнапс, даме шерри и то, что пожелают джентльмены.

Подали напитки.

- Ты устроил много шуму на улице пару ночей назад, а, стражник? - заметил Гурниссон.

Харальд кивнул.

- Хорошо, что ты не встретился со мной.

- Хорошо - для меня или для тебя?

Гном оскалил острые желтые зубы, и на его лице возникла зловещая ухмылка.

- Скажем так: это было хорошо для города, - предложил компромисс компаньон Готрека. - Феликс Джегер, - представился он, обменявшись рукопожатием с Харальдом и поцеловав руку Розаны.

- Зачем ты искал меня, стражник? На меня поступали жалобы?

- Не больше, чем обычно. Мне просто нужно узнать имя одного человека. Преступника.

- Я не доносчик.

- Это не обычный преступник. Я говорю о Боевом Ястребе.

Гурниссон был озадачен:

- Этот убийца? Почему ты решил, что я знаю его имя?

- Ты знал его отца.

- Я знал отцов многих людей, а также их дедов и прадедов.

- Ты был с принцем Вастариеном.

Грубое лицо гнома приняло выражение, которое можно было назвать тоскливым.

- Давным-давно. Мы были тогда дураками. Все мы.

- Среди вас был другой Боевой Ястреб.

Гурниссон скривился так, словно ему запихнули в рот протухшую крысу. Он попытался смыть мерзкий привкус, прополоскав рот элем.

- Плохой человек. Некоторые слишком сильно любят профессию солдата. Она дает им возможность делать вещи, за которые обычные граждане угодили бы в лапы служителей закона.

«Что же представляли из себя эти Завоеватели? - подумал Харальд. - Кем они были - героями или монстрами? Или и тем и другим одновременно?»

- Он всегда был себе на уме, ваш Боевой Ястреб. Вечно возился со своими драгоценными птичками. Минья, Себастьян. Цып-цып-цып… Они были его детьми. Только о них он и заботился. Ничего больше для него не существовало.

- Ты знаешь, как его звали?

Гурниссон умолк и сделал еще один глоток.

- Робида, - сказал он. - Анджей Робида, Кхорн подери его со всеми гнилыми потрохами.

Итак, свершилось, но Харальд испытал только разочарование. Иногда разгадка тайны напоминает эйфорию от «пыли демона», внезапный всплеск понимания и прозрение.

Имя Анджея Робиды ни о чем не говорило ему.

18

Он достал сокольничий наряд отца и разложил его на полу. Позади стояла лампа, и его тень заполнила костюм. Старый Анджей был крупнее, чем его сын. Но Боевой Ястреб превзойдет своего покойного отца.

Белль, сидящая на перекладине, расправила крылья. Боевой Ястреб взял нож и начал кромсать старую одежду, разрывая гнилую материю и царапая пол.

Обеспокоенные шумом птицы задвигались, начали перекликаться, клекоча и издавая скрежещущие звуки.

Боевой Ястреб проткнул тень, вонзив нож в деревянный пол.

Скоро…

19

Розана дождалась, пока они выйдут на улицу, и лишь потом заговорила. Со времени встречи с Ругером она стала осторожной. Ей почудился в мыслях торговца какой-то отголосок, вынуждающий ее не доверять никому, кроме Харальда. Все это попахивало заговором и предательством.

- Я знаю, кто такой Анджей Робида,- сказала она.

Харальд остановился и повернулся к ней. В свете фонаря его лицо напоминало гипсовую маску.

- Он был хорошо известен несколько лет назад, особенно в Храме Сигмара. Робида патронировал науки и был знаком с прежним ликтором, Микаэлем Хассельштейном. Они имели обыкновение спорить о возможностях человеческой изобретательности.

- Рассказывайте скорее! - потребовал Харальд.

- Робида дал деньги на проведение конкурса. Помните, он обещал сто тысяч крон человеку, который создаст летательный аппарат, способный подняться в воздух за счет своей конструкции? Машину, а не магический трюк. А потом все эти хилые создания с крыльями за плечами бросались с городских стен в Рейк или на деревья. Толпа хохотала при каждой новой неудаче. Крылья, скрепленные воском, шелковые пузыри, наполненные воздухом, воздушные змеи, приспособленные для полета человека.

- Крылья, - кивнул Харальд. - Все это время я слышал проклятое трепыхание крыльев.

По улице шел стражник, совершая обычный обход. Пустая коляска прогремела по мостовой - это скучающий возница выискивал клиентов.

- Робида - богатый человек. У него большой дом рядом с дворцом.

- Должно быть, он и есть Боевой Ястреб.

- Да, - подумав, согласилась Розана. - Наверное, это он и есть.

К ее удивлению, Харальд неожиданно обнял ее и поцеловал. Затем он махнул рукой извозчику.

- Отправляйтесь на Люйтпольдштрассе. Пусть они пришлют мне людей! - крикнул капитан, запрыгивая в экипаж.- Клоув,- окликнул он стражника, показывая свой значок, - присмотри за этой женщиной.

Мысли Розаны понеслись вскачь. Во время короткого контакта Харальд передал ей образы из своего сознания. Она знала, что Харальд отправился к Робиде один, чтобы защитить ее.

Но что-то еще угнетало ее.

Она посмотрела на коляску, шумно катившуюся по улице.

- Сударыня? - обратился к ней Клоув.

Розана хотела сказать что-то, но из «Пивоварни Бруно» вытолкнули захмелевшего посетителя, и он побрел прямо на них. Клоув залепил мужчине затрещину и толкнул его в канаву.

- Пошел прочь, Ругер! - рявкнул он на пьяного. - И сиди тихо, а то я заберу твой кошелек.

Колесики в голове Розаны вращались все быстрее.

- Это Мэк Ругер? - спросила она стражника.

- Да, - сплюнул тот. - Мразь. Он не стоит того, чтобы тащить его в участок.

Ругер пошевелился и, ухмыляясь, посмотрел на них. Он был не просто пьян. У него с подбородка капал сок «ведьминого корня», а глаза застилала пелена.

Розана никогда в жизни не видела этого человека.

20

Большой дом рядом с дворцом.

Не слишком точный адрес, но и этого довольно. Харальд приказал кучеру отвезти его в дворцовый район. Бывший ликтор Хассельштейн, о котором у капитана остались не самые лучшие воспоминания, удалился от общественной жизни и вступил в какой-то закрытый орден. Однако Харальд надеялся, что отыщет в Храме Сигмара человека, который скажет ему, где живет Анджей Робида.

Его желудок говорил ему, что он прав. Боевой Ястреб - это Робида.

Все случившееся имело какое-то отношение к крыльям.

- Быстрее! - приказал Кляйндест испуганному извозчику. - Это вопрос жизни и смерти.

Он узнает адрес Робиды в течение часа, даже если потерпит неудачу в храме. Если придется, он вломится во дворец и найдет какого-нибудь подхалима, который знаком с руководителем научного отдела.

Скоро все кончится.

21

Белль была слишком хорошо обучена, чтобы проявлять нетерпение.

Боевой Ястреб погладил ее крылья.

Кровь двенадцати человек была на ее клюве. Скоро он обагрится кровью тринадцатого.

Замысел был на волосок от завершения.

Нужна была всего одна, последняя жертва.

Он жалел о времени, которое потерял на изучение механических наук. Все эти странные хлопающие, вращающиеся приспособления, падающие со стен! Лучше бы он сразу подумал о магии.

Это было так просто.

Тринадцать жертв, и он получит свободу летать в небе.

Кляйндест, наверное, уже едет сюда. Боевой Ястреб растягивал время между жертвоприношениями, ожидая, когда Готрек Гурниссон прибудет в город.

Гурниссон тоже был частью Замысла. Равно как и все остальные, все мертвые, все мухи, жужжащие над телами. Ведьма, Кляйндест, преступник, роль которого он сыграл, простофили, которых повесил Фирек…

Все было сделано так, как рассказывал его отец много лет назад. Когда одна птица убьет тринадцать человек, ее хозяин освободится от земных оков.

Однако следовало соблюсти и другие условия.

Первая жертва должна быть ребенком.

Пятая жертва - женщиной высокого происхождения.

Десятая жертва - мужчиной, наделенным властью.

Двенадцатая жертва - убийцей невинных людей.

А тринадцатая…

Белль потерлась головой о его черную кожаную перчатку. Кляйндест скоро будет здесь, он приближается…

Тринадцатая жертва должна прийти по доброй воле.

22

Магистр Шпильбруннер не слишком обрадовался, когда провидица вытащила его из постели и начала расспрашивать об основах алхимии. Однако постепенно он смирился.

- Полет, - сказал волшебник. - Старо как мир.

Шпильбруннер был молод для мага. Он казался почти мальчишкой. Розана видела его мельком в храме и помнила, что тогда он проявил к ней несомненный интерес. Она все еще его интересовала, а это означало, что вторжение незваной гостьи в его дом не вызывает у него возмущения.

- После превращения свинца в золото, вечной молодости, непобедимости, половой потенции и способности предсказывать будущее, умение летать - это одна из самых популярных идей среди безумцев. Люди всегда приходили к волшебникам и просили дать им крылья. Словно мы можем творить чудеса…

Они находились в кабинете Шпильбруннера, просторном и современном помещении, выдержанном в строгом стиле. С аккуратно расставленных книг регулярно стиралась пыль, оборудование содержалось в идеальном порядке.

- Существует много способов, якобы дающих возможность летать, - продолжал маг, приглаживая волосы одной рукой, а другой плотнее запахивая ночной халат на худощавом теле. - Не один из них не действует, разумеется, - добавил он.- Нет. Во всяком случае, длительный срок. Хотя кратковременное парение в воздухе - чтобы спастись в опасной ситуации, например,- опытный маг может освоить относительно легко. Десять лет учебы и медитации, суровая духовная дисциплина и несколько верно пропетых заклинаний и - фью!

- Наш человек хочет обрести постоянную способность летать. Ему нужны настоящие крылья.

- У некоторых мутантов Хаоса вырастают крылья. И не только они…

Шпильбруннер перебирал книги, что-то ища.

- Это должно иметь отношение к убийствам, - подсказала Розана. - К некоторому их числу.

- О, так вы имеете в виду Замысел, - скривился магистр. - Суеверный мусор, как и все короткие пути. Эта идея была некоторое время популярна среди безграмотных идиотов, которые хотели воспользоваться преимуществами магов, - хотя они ограничены, уверяю вас, - не желая утруждать себя освоением магических искусств. Все хотят быть магами…

«Не все», - подумала Розана.

- Но никто не хочет посвятить свою жизнь тому, чтобы стать таковым. А это, как ни жаль, единственный способ овладеть магическими знаниями. Что касается Замысла - мерзкая, варварская штука, - о нем все уже забыли.

- Выходит, что не все, - возразила девушка, и в ее сознании всплыло несколько непривлекательных картин.

23

Близился рассвет. Он потерял массу времени в храме, просматривая заброшенный архив прежнего ликтора при свете свечи, которую держал трясущийся слабоумный послушник. Затем объявились двое Рыцарей Храма, и Харальду пришлось объяснять им, что они совершают ошибку, пытаясь выставить его за дверь. И главное, он так ничего и не нашел. В конце концов, он узнал адрес у тех, к кому должен был обратиться в первую очередь. У своих коллег.

На этой стороне реки стражники были совсем не такими, как в порту. Они патрулировали территорию вокруг дворца, посольств и храмов, а все эти учреждения содержали свою собственную вооруженную охрану, поэтому местная стража тратила больше времени на чистку формы, чем на погоню за карманниками или разборки с «крюками» и «рыбниками».

Однако, предъявив жетон служащему с участка на Соборной площади, Харальд получил конкретные указания, как добраться до дома Робиды. Капитан окинул взглядом вялый ночной персонал и решил, что будет лучше, если он пойдет туда один.

С ножом в руке он стоял перед неприметным, хотя и элегантным зданием. Над дверью висела табличка с фамилией «Робида», написанной изысканной вязью, и барельефом в виде парящего ястреба.

Можно подумать, Боевой Ястреб решил без утайки заявить о себе.

Дверь не была заперта. Харальд прислушался, и ему показалось, что изнутри доносится шум крыльев.

В небе рассвело, когда Харальд подошел к входу и носком ботинка распахнул дверь.

- Стойте! - раздался знакомый голос с другой стороны улицы. - Он ждет вас!

24

Розана гналась за Харальдом от храма до заставы, заставляя кучера Шпильбруннера нахлестывать коней на каждом повороте. Маг объяснил ей принципы Замысла и позволил воспользоваться своей каретой. Теперь она была в долгу перед ним и чувствовала себя пойманной на крючок. Вообще, мало приятного было в том, чтобы ходить в должниках у мага.

- Он специально заманил вас сюда, - сказала девушка.

Харальд переступил через порог и вошел в сумрачный коридор. Утренний свет струился сквозь тусклое окошко в дальнем конце.

- Это часть Замысла.

Розана шла рядом с Харальдом, но он не обращал внимания на ее объяснения.

Дом был грязным. Пол покрывали засохшие ягоды омелы и затоптанные перья. Гобелены были изодраны когтями и клювами. Повсюду валялись раздробленные кости.

Они поднялись по лестнице, следуя туда, куда указывало острие мэгнинского ножа.

- Он считает, что, убив еще одного человека, сможет летать.

Харальд коротко рассмеялся:

- Это безумие.

- Да, безумие.

Они огляделись вокруг. На полу пролегали тропинки, однако в тех местах, куда хозяин дома не ходил, валялся хлам, заросший паутиной.

Здесь пахло хуже, чем в крепости Мундсен.

Розана и Харальд выбрали самую широкую дорожку, на которой птичий помет истончился до такой степени, что сквозь него просвечивал выцветший ковер.

В конце коридора была лестница, которая вела к люку на потолке. Сверху доносился негромкий птичий клекот.

Провидица чуяла опасность.

Соблюдая осторожность и держа нож наготове, Харальд подтянулся на одной руке. Птицы сердито закричали, но нападения не последовало.

Розана поспешила за ним. В чердачное окошко, через которое можно было выбраться на крышу, задувал легкий ветерок. Розана увидела солнце, которое поднялось над домами.

- Он там, - сказала она. - Ждет.

25

Великолепно.

Они пролезли через окно и оказались на крыше.

- Он привел тебя сюда, - говорила ведьма; ее походка была шаткой и неуверенной, - чтобы завершить Замысел. Ты должен был стать его последней жертвой.

Боевой Ястреб беззвучно рассмеялся под маской и поднялся на ноги. Белль расправила крылья.

- Нет, моя голубка,- сказал он.- Не он, а ты.

Белль молча скользила в воздухе, нацелив клюв в сердце девушки.

Боевой Ястреб увидел страх на ее лице. Он сразу понял, когда встретил ведьму на улице Ста Трактиров, что Кляйндест - это та ниточка, которая приведет ее сюда.

- Помни: ты пришла сюда по доброй воле.

Изогнутые крылья Белль стали плоскими, и птица спикировала вниз. Ведьма подвернула ногу и отстала от Кляйндеста. Боевой Ястреб догадался, отчего ей так неуютно здесь. Оказывается, она боится высоты.

Он почти достиг своей цели. Через мгновение Замысел осуществится в полной мере, и тогда он взмоет в небо с этой площадки.

Рука Кляйндеста дернулась. Что-то блестящее вылетело из нее и, вертясь, устремилось вперед.

Белль кувырнулась в воздухе, и Боевому Ястребу показалось, что клюв вонзился в его сердце. Его птица, его охотница, двенадцать раз пролившая кровь, рухнула на скат крыши.

Мужчина завизжал не своим голосом и бросился в атаку, перескочив через пролет между домами, благо его башмаки не скользили на шаткой черепице. Подбежав к Белль, он подхватил ее на руки.

Она была еще жива.

Значит, не все потеряно.

26

Человек в маске мчался к ним, держа ястреба перед собой, словно щит. Он спрыгнул с выступа, находившегося на высоте человеческого роста, практически свалившись на Розану, и напал на нее, используя птицу как оружие.

Девушка ничего не видела, но она поняла, чего добивался убийца. Птичий клюв больно ранил ее.

- Умри, умри, умри,- бубнил голос из-под маски.

Розана представила себе мужчину, который назвался Мэком Ругером, и его перекошенное лицо под черным кожаным чехлом.

Ястребиный клюв рвал ее одежду. Птица все еще была жива. Нож проткнул ее, однако она цеплялась за жизнь, пока не исполнит Замысел.

- Умри, умри, умри…

Боевой Ястреб - Анджей Робида - сам был похож на птицу, которая бьет и рвет свою жертву клювом.

- Умри, умри, умри…

«Боги, - подумала Розана. - Что, если Шпильбруннер ошибался?» Что, если в последнее мгновение своей жизни она увидит, как Боевой Ястреб взмывает ввысь, гордо расправив крылья и поджав окровавленные когти?

Страх накрыл ее в то мгновение, когда она выбралась из чердачного лаза и поняла, сколь далеко внизу находятся камни мостовой. Теперь к ее страху добавились боль и паника.

Ярость и одержимость Боевого Ястреба причиняли ей не меньше страданий, чем его удары. Она отбивалась руками, кусала губы, сдерживая крики, и молилась…

- Умри, умри, умри…

27

Желудок Харальда урчал и заходился от боли.

Боевой Ястреб напал на Розану, тыча в нее умирающей птицей. Он и сам клекотал по-птичьи, наскакивая на провидицу. В который раз Харальд искал монстра, а нашел всего лишь сумасшедшего.

Раскинув руки, он прошел по крыше. Его нож остановил проклятую птицу, а теперь пришло время позаботиться о ее хозяине.

Кляйндест ухватил Боевого Ястреба сзади за ворот его кожаного плаща и оттащил от девушки.

Убийца оказался не сильнее обычного человека, но был взбешен и исполнен решимости. Пытаясь вырваться, он исцарапал Харальду все руки.

Окровавленная и рыдающая Розана отползла в сторону и обхватила дымоход. Она была сильно исцарапана, но держалась.

Боевой Ястреб брыкался, молотя пятками по голеням стражника. Однако он не мог причинить Кляйндесту большую боль, чем уже причинил. Убийца не остановит его. Все кончилось.

Харальд развернул Боевого Ястреба к себе лицом и посмотрел в безумные глаза, которые таращились на него сквозь прорези в маске.

Он приподнял мужчину, оторвав его ноги от земли.

- Итак, ты хотел научиться летать?

Боевой Ястреб вскрикнул.

Кляйндест поднял своего пленника над головой и швырнул его как можно дальше через улицу. На короткое мгновение темный силуэт завис в воздухе. Черный плащ взвился за его спиной.

- Попробуй быстро махать руками, - посоветовал Харальд на прощание.

ФАКТОР ИББИ РЫБНИКА

1

Закат был отвратительный. На западе багряное небо подернулось облаками тревожного цвета свежепролитой крови. Даже скорчившиеся статуи отбрасывали тени длиной с храмовую колокольню. Умирающее солнце мазнуло алой краской по лицам прохожих. На восточной стороне высилось огромное здание, в котором размещались Альтдорфский суд и контора палача. Последние лучи заходящего светила отражались в тысяче свинцовых окон, и оранжевые сполохи причиняли боль ее чувствительным глазам.

По мере того, как тьма наползала на площадь, ее вампирское чутье обострилось. Внимание Женевьевы привлекли мелкие точки, танцующие на фоне вечернего летнего неба. Она могла различить каждую мошку, каждую соринку и, начертить траекторию их хаотического движения. Гул города, постоянно присутствовавший на заднем плане, внезапно ударил ей в уши, словно разлаженный оркестр. Женевьева слышала каждое слово - будь то брань или любовные признания, - сказанное на противоположной стороне площади. Крики птиц, дерущихся из-за объедков, и вопли зазывал, старающихся перекричать друг друга, терзали ей слух. Ей нужно было выдать себя за обычного человека, но, как всегда, наступление ночи взбодрило ее. Прилив сил пробудил красную жажду, которую ей негде было утолить. Удлинившиеся ногти загнулись крючком в тесных бархатных перчатках. Женевьева плотно сжала зубы, следя, чтобы увеличившиеся в размерах и заострившиеся клыки были скромно прикрыты губами.

И все же хуже всего приходилось её глазам. Она видела слишком много призраков в последнем отблеске дневного света.

В этом сезоне, особенно после того, как о 17-м параграфе объявили по всему городу, темные очки с закопченными стеклами были не в моде. Не говоря уже о черном плаще с красной подкладкой, дневном отдыхе в гробу, отсутствии отражения, превращениях в летучую мышь или волка, страхе перед амулетами и шестистах шестидесяти шести свечах на именинном пироге.

Или белозубой улыбке.

Женевьева не носила плаща и не спала в гробу. Она могла превратиться только в более свирепую, когтистую и острозубую версию себя же самой. Чеснок тоже не причинял ей вреда - полезное свойство для вампира, вынужденного время от времени потреблять кровь тилейцев, которые добавляли эту дрянь практически во все блюда. Да и совесть ее была достаточно чиста, чтобы не бояться священных знаков и талисманов.

Но ее глаза болели от солнечного света. А при его избытке кожа начинала шелушиться.

Кроме того, время от времени ей нужно было пить теплую человеческую кровь. Эта особенность всегда делала ее непопулярной. Но нынешним летом, вкупе с «Санитарным биллем» Антиохуса Бланда, развешенным по всему городу, она могла обеспечить приглашение на вечеринку с большим костром для сжигания тел.

Днем у городских ворот скучающий стражник многозначительно попросил Женевьеву поцеловать освященные амулеты, не потрудившись протереть побрякушки после того, как их облобызал предыдущий клиент. В распоряжении караульных имелись талисманы Шаллии, Верены, Ульрика и Сигмара. Брезгливый купец, стоявший впереди нее, скривился, когда ему протянули для поцелуя молот Сигмара, на котором поблескивала сопля простуженного крестьянского мальчишки. Двое служителей Морра в черных балахонах выволокли из очереди и подвергли допросу невезучего торговца шелком, у которого были подозрительно густые брови, сросшиеся на переносице. Женевьева порадовалась, что парни Бланда увлеклись коммерсантом, обойдя вниманием ее незначительную персону, и, смиренно сжав губы, прикоснулась к оловянному голубю Верены. Девушка проскользнула в ворота, стараясь не замечать громких протестов и воплей, доносившихся из передвижного святилища Морра рядом с постом стражников. Теперь она знала, как строго выполняется 17-й параграф. Женевьева выбрала ворота со стороны рынка неслучайно. Распространились слухи, что плуты, ежедневно шастающие за городскую стену и обратно, вынудили жрецов Морра отказаться от использования серебряных изображений, поскольку несколько наборов священных символов было украдено во время проверки поцелуем. Оно и к лучшему: незапятнанная совесть не помогла бы ей против серебра.

Теперь Женевьева бродила по Кёнигплац, изображая деревенскую простушку, в первый раз приехавшую в столицу. Она делала вид, что считает тесно сгрудившиеся статуи прежних императоров, не разговаривает с незнакомцами, как велела ей мамочка, и надеется увидеть какую-нибудь знаменитость во плоти. Вампирша специально купила полдюжины яблок и теперь старательно их жевала, съедая вместе с семечками. Случайный наблюдатель никогда не подумал бы, что в ее рацион входит что-либо кроме фруктов, хлеба, сыра и пирогов с репой.

Более того, она сознательно выбрала зеленые яблоки, а не красные.

Ням-ням. Человеческая еда. Нет-нет, я ничего другого не ем, сударь.

Не ем ничего красного. И не пью тоже.

Красная жажда становилась все мучительнее. Ее клыки болели и царапали кожу во рту. Вкус ее собственной крови только разжигал аппетит.

Последние недели Женевьеве не удавалось насытиться, и это усугубляло ее положение.

Помимо всех прочих неудобств у нее возникло чувство тяжести в животе. Пережеванные яблоки наполняли ее желудок, как комья грязи. Внутренние органы вампирши не привыкли к твердой пище, поэтому ей то и дело приходилось подавлять приступы тошноты. Было бы досадно пройти все проверки и раскрыть себя, изрыгнув непереваренную яблочную массу.

Пристроившись в густой, прохладной тени у подножия величественной статуи Ситара, Женевьева неподвижно замерла. Стремительные перемещения выдали бы ее вампирскую природу. Девушка представила, что ее окружает вода, а не воздух, и медленно, очень медленно, чтобы человеческий глаз мог отследить каждое движение, поднесла яблоко ко рту. Кажется, она перестаралась. Со стороны ее могли принять за одного из тех странных уличных артистов, которые совершают все действия плавно, словно жизнь течет для них вполовину медленнее.

Сияющие, как начищенный пфенниг, луны взобрались на небосклон.

Женевьева подумала о еде, и ее клыки заострились, будто иголки.

Ее челюсть мгновенно выдвинулась, и она впилась зубами в большое яблоко, откусив сразу половину плода. Щеки девушки раздулись, как у хомяка, и ей пришлось пальцем затолкнуть кусок в рот. Однако ее пищевод был не столь эластичным, и, чтобы не задохнуться, она постучала себя по груди.

- Не в то горло попало? - сочувственно спросил какой-то бездельник.

Женевьева не могла говорить, судорожно пытаясь сглотнуть. Ей казалось, что между ее гортанью и желудком застряло пушечное ядро.

Когда мужчина подошел ближе, девушке сразу бросились в глаза некоторые детали в его облике. Камзол неизвестного был явно с чужого плеча, но умелые руки перешили его по фигуре и отделали фальшивой золотой парчой. На ногах у праздного гуляки были дешевые башмаки, украшенные блестящими пряжками, призванными придать обуви богатый вид. Женевьева почуяла неладное, но ее взгляд притягивало едва заметное биение пульса на шее мужчины, между воротником рубашки и ровным нижним краем бородки. Вампирша видела только синие с красным прожилки под розовой кожей.

Она слышала сердцебиение незнакомца и чувствовала, как циркулирует кровь по его венам.

Мошенник похлопал ее по спине одной рукой, помогая остаткам яблока спуститься в желудок, а другой потянулся к ее кошельку.

Женевьева благодарно вздохнула, избавившись от комка в горле, и инстинктивно сжала его запястье.

- Вы меня не так поняли, - попытался выкрутиться жулик.- Я лишь хотел объяснить, что не стоит держать кошелек на видном месте. В этот час на площади полным-полно воров. Вы должны позаботиться о своей безопасности.

- Несомненно, - подтвердила вампирша.

Приложив силу, она сдавила большим и указательным пальцами ладонь карманника. Серебристая железка выпала из его пальцев и звякнула о мостовую. Это была скорее заточенная пластина, чем нож, достаточно острая, чтобы выполнять свои функции.

- Ты вор,- сказала девушка.

Лицо мужчины исказила гримаса боли. Ногти Женевьевы прорвали перчатки и вонзились в его руку. Яркая кровь вспузырилась, как мыльная пена, и опала, брызнув на мостовую.

Вампирша еле удержалась от того, чтобы не слизать алые капли с булыжников.

Она посмотрела карманнику в глаза. И не увидела своего отражения.

- А ты кровопийца, - насмешливо усмехнулся грабитель. - Отцепись от меня, чудовище.

Вокруг них образовалась небольшая толпа. Приятели карманника, как догадалась Женевьева, пришли оценить или раскритиковать блеф своего коллеги. Профессионалы, должно быть, заметили, с какой быстротой она перехватила руку специалиста по карманным кражам. Теперь уже никто не считал ее деревенской девчонкой, впервые в жизни оказавшейся в городе.

Мимо проходил стражник. По его шлему с плюмажем и начищенной до блеска бляхе Женевьева догадалась, что это один из расфранченных игрушечных солдатиков, которые патрулировали общественные места и территорию, прилегающую к государственным учреждениям.

Она отпустила вора, но теперь он вцепился в ее запястье.

- Мы поймали одну из них! - закричал жулик. - Стражник, пошлите за людьми Бланда. Эту мерзкую нежить следует передать служителям Морра. Мы схватили кровопийцу, которую нужно отправить на костер!

В лоб девушки угодил камень. Посыпались угрозы и оскорбления. У нескольких человек в толпе были длинные палки с привязанными к ним факелами. Ну да, это фонарщики. По мере того, как свист и ропот нарастали, вся эта кутерьма неприятно напомнила Женевьеве события прошлого. Неотесанные мужики, вооруженные тлеющими головешками и орудиями труда, рыскали по сельской местности. Высокопарные жрецы и надутые бургомистры управляли крестьянами, прячась за их спинами. Казнь без суда и пронзительный вопль: «Смерть мертвым!»

Пятьсот лет назад, задолго до того, как Антиохус Бланд стал отцом-настоятелем Храма Морра, Войны Нежити, развязанные родом фон Карштайнов - безумными сильванцами, осмелившимися выступать от имени всех вампиров, - послужили толчком к жесточайшим преследованиям. Любой граф фон Карштайн демонстрировал непревзойденные способности полководца, стоя во главе армии разлагающихся пустоголовых стригоев и мечтая о вечном пиршестве крови. Однако этих мастеров тактики не было рядом, когда вампиров, с которыми можно было вести разумную беседу, настигали по одному или по двое неустрашимые банды деревенских дурачков, размахивавших косами, факелами и кольями. Такие болваны находились в каждом селении. Они сидели у трактира и поджидали, когда появятся неугодные им чужаки, которых можно проткнуть, сжечь или четвертовать.

- Отрубите ей голову! - заорала какая-то глупая баба.

- Это слишком легкая смерть для таких, как она!

Повеса Шанданьяк, ее темный отец, стал одной из таких относительно невинных жертв повальных чисток. Его поймали и уничтожили жрицы Ульрика. Хотя, учитывая, что Шанданьяк подарил темный поцелуй недоброй памяти царице Каттарине, он, пусть и косвенно, нес ответственность за не меньшие беспорядки и смуту, чем фон Карштайны. На закате Войн Нежити Каттарина свергла своего безмозглого смертного мужа и стала единолично править Кислевом, на века установив свое кровавое господство. Она и теперь сидела бы на троне, если бы ее прапраправнук не пресытился затянувшимся правлением снежной царицы и не устроил заговор, в результате которого бессмертную правительницу насадили на кол, как бабочку на булавку. Ее замерзшее тело по сей день хранилось в кислевском Ледяном дворце как грозное предостережение.

- Воткнуть ей серебряные иглы в глаза! - крикнула худенькая девушка, чье воображение было развито немного лучше, чем у прочих.

Такое предложение Женевьева слышала впервые.

- Хорошая идея, Ханна, - сказал приятель умной девочки. - Серебряные иглы!

Женевьеву оттеснили к постаменту, на котором стояла статуя Сигмара.

Огонь факелов придвинулся ближе. Стражник растолкал толпу и, пробился в первые ряды.

- Что здесь происходит? - поинтересовался он.- А ну разойдитесь, вы, сброд.

Блюститель порядка, чей форменный плащ топорщился на солидном животе, увидел карманника и потянулся за дубинкой.

- Ах, это ты, Доновиц. По-прежнему срезаешь кошельки? И снова пристаешь к молоденьким. В этот раз тебя ждет крепость Мундсен. Больше никаких предупреждений.

Только тут Женевьева заметила, что Доновиц носил шапку набекрень, прикрывая восковое ухо. По крайней мере, один раз его уже покарали за воровство.

- На этот раз я ни в чем не виноват, ваша честь, - возразил мошенник. - Я нашел эту дочь тьмы, когда она охотилась на живых людей. Она - жуткое ночное чудовище. Древняя нежить в теле юной девушки. Посмотрите в ее горящие глаза. Взгляните на когти и клыки.

Женевьева внезапно осознала, что ее рот открыт, а перчатки расползлись на кончиках пальцев. Ее мучила красная жажда, и она напряглась, изготовившись к прыжку. Если сегодня ее последняя ночь, она заберет с собой несколько человеческих ублюдков в объятия истинной смерти. Они могут отсечь ей голову, но она умрет, отведав альтдорфской крови.

- Мы поступим с ней так, как учил отец-настоятель Бланд, и преподадим ей урок,- заявил Доновиц, незаметно для себя занявший место вожака в стаде. - Разденем ее для допроса, высечем серебряными прутьями, затем проткнём ее колом, сожжем на костре и обезглавим.

- Да, да! - поддержали карманника многочисленные энтузиасты.

- Подождите, - засуетился один парень. - Я сбегаю домой и приведу своего старого папашу. Он захочет это увидеть.

- Может, вы еще и билеты продавать начнете?! - крикнула Женевьева вслед заботливому сыну.

- Не дерзи, тварь! - оборвал ее стражник.

- Сударь, - обратилась девушка к блюстителю порядка.- Вы взяли меня с поличным. Мое имя Женевьева Дьедонне. И я действительно вампир… Ужасное чудовище, нежить и так далее. Я добровольно сдаюсь страже округа Кёнигплац. Прощу заключить меня в камеру, пока мне не будут предъявлены обвинения в духовных или иных преступлениях. Будучи добропорядочной гражданкой Империи, я также настаиваю на своем праве письменно известить моего друга Императора Карла-Франца, чью жизнь я однажды спасла от дьявольских замыслов предателя Освальда фон Кёнигсвальда и Великого Чародея Дракенфелса.

Женевьева никогда не любила поднимать эту тему, но, похоже, ситуация того требовала.

Стражник почесал подбородок. Кто-то ткнул вампиршу в ногу палкой, и она непроизвольно зарычала.

- Э… хм… сударыня, я…

- Не давайте ее вампирским чарам сбить себя с толку! - воскликнул Доновиц. - И не обращайте внимания на всю эту юридическую чепуху. Она мерзкий кровосос, и мы поймали ее, когда она охотилась. У нее не больше прав, чем у любого другого урода.

- Эй, люди, разве вы не слышали, что я сказала? - возмутилась Женевьева. - Тринадцать лет назад я спасла Империю!

- Может, оно и так,- фыркнула Ханна Серебряная Игла. - Но что хорошего ты сделала для нас в последнее время?

Женевьева снова почувствовала, что в нее кто-то тычет палкой. Шельмоватый гном в коротких кожаных штанишках проскользнул между ног у толпы и подобрался поближе к предмету всеобщего внимания.

- Смерть мертвым!

Клич подхватили.

Женевьева ощутила новый толчок сквозь юбки. Нижний конец узловатого посоха был довольно острым.

- Вонзи свою палку ей в сердце, Коротышка, - подзадорила гнома Ханна.

Женевьева ждала большего от девицы, додумавшейся до серебряных игл, но люди всегда ее разочаровывали.

Помня об этом, она все-таки приняла жалобный вид и умоляюще взглянула на представителя официальной власти.

Кто-то поддел шлем стражника сзади и надвинул головной убор мужчине на глаза.

- Я знаю ваш номер, сударь, - сказала Женевьева. - И я вспомню его, если из-за вашего попустительства этот неуправляемый сброд устроит беспорядки.

Однако она составила неверное представление о служителе закона. Его потрясла сама мысль, что он может отделиться от общей массы.

- Вы видели, она угадала личный номер бедного парня при помощи магии! - завопил торговец, который не далее как днем с шутками и прибаутками продавал Женевьеве незрелые яблоки.- Она не только вампир, но и ведьма.

- Номер написан у него на шлеме, болван, - услужливо подсказала Ханна.

- Я не желаю иметь с этим ничего общего, - заявил стражник. - Моя смена закончилась в полночь. Только проследите, чтобы все было сделано честь по чести.

С этими словами он развернулся и ушел. Нахальный гном крутился возле девушки, скаля желтые зубы и тараща глаза.

- Ты не думал, что когда они покончат с вампирами, то возьмутся за гномов?

И снова осечка. Коротышка приподнял палкой подол ее одежды и с вожделением уставился на ее колени. Половина собравшихся засмеялась. Вторая половина выразила недовольство, что нарушен возвышенный ритуал убийства вампиров.

- Ой, пусть Коротышка развлекается. Она все равно не человек.

Гном уткнулся лицом в юбку вампирши и сделал глубокий вдох, втягивая ее запах. Это переходило все границы!

Женевьева оперлась на постамент памятника Сигмару и ударила Коротышку ногой по лицу. Ее каблучок угодил прямо в его сплющенный нос. От пинка гном взлетел в воздух. Он, как пушечное ядро, пронесся сквозь толпу и со всего размаху шлепнулся в лужу.

- Какая грубиянка, - скривилась Ханна Серебряная Игла. - Все вампиры одинаковы.

Женевьева подобрала посох гнома - в ее руке он казался короче, чем в пухлых пальчиках низкорослого мерзавца, - и подняла его, взяв на изготовку, как боевой клинок. Люди начали вытаскивать ножи и мечи, которые они прятали, пока рядом находился блюститель порядка. Какой-то мужчина принялся засыпать порох в пистоль.

- Прежде чем мы продолжим,- заговорила вампирша, - я хотела бы прояснить один вопрос Все вы преступники. Карманники, сутенеры, грабители, тунеядцы, содержатели притонов и тому подобное. И вы хотите убить меня. Причем эта идея вызывает у вас воодушевление. Целый день вы занимались тем, что воровали, обманывали, распутничали и мошенничали, но вам кажется, будто, предав меня смерти, вы совершите благое дело, которое искупит ваши грехи на этой неделе. Вам это не представляется безумным? Разве я причинила вред кому-нибудь из вас? Не считая, конечно, охочего до кошельков Доновица и маленького извращенца с палкой, которые сами нарвались на неприятности. Знаете ли вы хоть кого-нибудь, кому я причинила зло?

- Не важно, что ты сделала, - заявила Ханна. - Важно, что ты такое!

- Так я и думала.

Женевьева отбросила палку и воззвала ко всем богам, чья справедливость распространялась и на бессмертных созданий тьмы. Чуть присев, она напрягла икры и бедра, наметила точку футах в тридцати над головой и оттолкнулась ногами от земли. С разбегу вампирша допрыгнула бы даже до воздетого к небу молота, а так она распласталась на уровне широкого пояса, оцарапав щеку о выветрившиеся бугры каменного брюшного пресса. Ее неловкие руки не нашли за что зацепиться, и девушка соскользнула вниз между могучими мышцами. Шаря по камню, она искала хоть что-нибудь, хоть какой-нибудь выступ.

- Богохульство! - взвыл нестройный хор внизу.

Женевьева испытала чувство благодарности к скульптору, который пренебрег общепринятой моралью, настояв на том, что главный памятник героическому основателю Империи должен быть анатомически точным и впечатлять своими размерами. Во всяком случае ухватиться тут было за что. Когда жители Альтдорфа клялись священным молотом Сигмара, она далеко не всегда имели в виду то орудие, которое великий воин сжимал в руке, грозя обрушить его на голову гоблинам.

Уперевшись носками туфель в мускулистые колени Сигмара, Женевьева сделала вдох и начала по-обезьяньи карабкаться на статую. Она поднималась все выше от поясницы к груди, пока, наконец, не взобралась на плечо монумента. Примостившись там, как горгулья, она облокотилась на крылатый шлем полководца. Вблизи ей стало понятно, что белый цвет бороды Сигмара - это продукты жизнедеятельности бесстыжих голубей, веками собиравшихся здесь в стаи.

- О Сигмар, в этом мы очень похожи, - прошептала вампирша.- Сначала тебя провозглашают героем Империи, а в следующее мгновение поливают дерьмом.

Вот сейчас ей действительно пригодилось бы искусство превращаться в летучую мышь.

Что-то горящее звучно ударилось о шлем Сигмара. Это был факел фонарщика, запущенный на манер копья. Не исключено, у кого-нибудь из разросшейся толпы найдется арбалет.

Пришло время с достоинством удалиться.

- Смерть мертвым!

Возникла вспышка, послышалось шипение, а потом вскрик. Владелец пистоля неловко просыпал порох и загорелся сам. Они не могут винить ее… Кого она обманывает? В нынешнем настроении обыватели могли бы свалить на нее вину за прокисшее молоко и засорившиеся сточные трубы.

Двое храбрецов, мечтавших о славе истребителей вампиров, попытались взобраться на пьедестал гигантского памятника. Один из них сорвался вниз, но толпа поймала его и снова подтолкнула наверх.

Женевьева пробежала но огромной руке Сигмара, ухватилась за рукоять молота (в традиционном смысле этого слова) и раскачалась, припомнив уроки акробатики, которые брала у мастера По в Катае. Она разжала пальцы и послала свое тело вперед, как воздушная гимнастка, нацелившись на громадное зеленое лицо Императрицы Магритты.

Согласно традиции после восхождения на престол каждый новый Император или Императрица должны были заказать свою статую и установить ее на Кёнигплац, среди скульптурных изображений своих предшественников. Спустя два с половиной тысячелетия свободное место было на вес золота. Городские архитекторы до сих пор с ужасом вспоминали богатый на перевороты Год Семи Императоров, когда им пришлось разрушить изящное святилище Репанс де Льонес, чтобы разместить на площади полдюжины неприглядных изваяний, изображавших отравленных, заколотых, задушенных и выброшенных из окна правителей-однодневок.

Но даже этот кошмар не шел ни в какое сравнение с тем, что устроила Императрица Магритта. После того как Бронзовая Дама угрозами заставила выборщиков отдать ей трон, она объявила, что ее статуя должна быть вдвое выше статуи Сигмара, дабы правдиво отображать ее величие. В конце концов, искусный удар кинжалом оборвал жизнь заносчивой правительницы. Император Иоганн Серый, ныне почти забытый, чувствовал себя неуютно в обществе хмурого колосса, который неодобрительно взирал на город, и долго ломал голову, под каким предлогом нарушить традиции и снести гигантский памятник.

Однако со временем проблема решилась сама собой, хоть и наполовину. Из-за своего чрезмерного веса статуя продавила постамент из дешевого песчаника и на три четверти ушла в землю. Ее длинные ноги и большая часть туловища провалились в канализационные коллекторы и подземные ходы под городом. Рассказывали, что в ночь Великого Погружения зеваки видели, как на суровом лице Сигмара появилась широкая ухмылка. Консерваторы, вечно сетовавшие, что все меняется к худшему, временами устраивали сбор подписей, призывая поднять бронзовую статую Императрицы и вернуть ей прежнюю славу.

Но пока зубчатый венец Магритты находился именно там, где нужно.

Женевьева ухватилась за зубец и перемахнула через него, укрывшись внутри короны.

Большая часть скульптур на Кёнигплац была выполнена из твердого камня, но статуя Магритты представляла собой пустотелую металлическую конструкцию. До того как статуя ушла под землю, в нее можно было войти и, поднявшись по внутренней лестнице, полюбоваться городом с макушки Императрицы. Где-то здесь должен быть люк. Порывшись в залежах мусора, о происхождении которого думать не хотелось, Женевьева нашла кольцо. Однако, когда она дернула за него, железка осталась в ее руке.

Стараясь не обращать внимания на крики, доносящиеся снизу, и огненные стрелы, врезающиеся в твердую шевелюру Магритты, вампирша нащупала края дверцы.

Стрела, пущенная по дуге, упала внутрь короны, едва не задев ногу девушки. У Женевьевы перед глазами заплясали яркие точки, но, привыкнув к свету, она нашла его даже полезным. Девушка находилась в огромном птичьем гнезде, посреди обломков яичной скорлупы и сотен костей животных. Поскольку сучьев в столице взять было негде, гигантская птица свила гнездо из всего, что только смогла найти, - украденные предметы одежды, не менее шести зонтиков от дождя и солнца, декоративные кусты в горшках и всякие обломки. В общую кучу попал и свежий «ведьмин корень», который дал молодые побеги. Судя по всему, здешние обитатели парили в своих фантазиях выше всех городских пичуг.

Девушка выбрала самый крепкий зонтик и, подцепив им край дверцы, приподняла металлическую пластину настолько, чтобы под нее можно было просунуть пальцы.

К яростным воплям у подножия статуи добавился злобный клекот, несшийся сверху.

Городская легенда гласила, что, после того как Грязный Харальд расправился с серийным убийцей по прозвищу Боевой Ястреб, хищные птицы, которых разводил безумец, разлетелись и свили гнезда на самых высоких строениях Альтдорфа. Говорили, что дерзкие и жестокие небесные разбойники похищали новорожденных и собак, чтобы выкормить свое потомство.

Женевьеве не хотелось проверять, правда это или нет.

Откинув крышку люка, она нырнула в спокойный, хотя и зловонный сумрак и пролетела дюжину футов, прежде чем ее ноги коснулись твердой поверхности. Люк клацнул и захлопнулся. Сквозь зеленые линзы, вправленные в глазницы Магритты, струился приглушенный свет. Сюда почти не доносились крики толпы.

Теперь Женевьеве нужно было спуститься к основанию статуи и выйти через дверцу в ноге Императрицы. А дверца, между прочим, находилась на тысячу футов ниже, под водой.

Хорошо, что вампиры умели обходиться без воздуха.

2

- Детлеф, я глубоко разочарован, что из всех людей именно вы проявили крайне безответственное отношение. Я не понимаю, почему вы хотите представить столь несбалансированный - вернее, противоестественный - взгляд на живых мертвецов в таком влиятельном месте, как театр. Среди ваших постоянных посетителей много молодых людей - вернее, детей, - чей не сформировавшийся разум легко поддается любому влиянию. Вы, очевидно, полагаете, что свято обязаны изложить все аргументы, перед тем как твердо встать на сторону живых?

Детлеф Зирк, актер, режиссер и драматург Театра памяти Варгра Бреугеля, внимательно слушал своего собеседника. Вкрадчивый, улыбчивый Антиохус Бланд выглядел не слишком внушительно. Детлеф был на несколько дюймов выше его ростом и весил едва ли не вдвое больше, но отец-настоятель Храма Морра вел себя так, словно эта уютная комната была его личным кабинетом. Обычно широкий стол помогал Детлефу почувствовать свое превосходство над просителями и актерами, явившимися на прослушивание, однако сейчас мебель превратилась в ловушку. Огромная столешница упиралась в его объемный живот, а пристальный взгляд Бланда не позволял подняться со стула.

Эльзи, очаровательный найденыш, которую приютил Поппа Фриц, поручив продавать программки и сладости в перерывах между действиями, принесла кувшин с крепким мясным бульоном и пару бокалов. Бланд подозрительно покосился на розоватую жидкость, но открытое лицо двенадцатилетней девочки убедило его, что все в порядке. За кулисами шутники предлагали добавить в напиток Бланда «ведьмин корень», но Детлеф надеялся, что дальше разговоров дело не пошло. Трудно было представить себе более оторванного от реальности, ненормального и одержимого человека, чем отец-настоятель.

- Большое спасибо, милая,- сказал Бланд и одарил девочку одной из своих улыбок. Выловив пфенниг в кошельке у пояса, он протянул ей монету. - Наверное, очень грустно - вернее, трагично - быть сиротой. Я часто беспокоюсь, как жили бы трое моих милых ребятишек, если бы их дорогую мамочку схватили дьявольские создания тьмы. Нет ничего более важного - вернее, благоразумного, - чем солидный банковский счет в одном из уважаемых банковских домов. Если ты вложишь эту монетку с умом, она может превратиться в шиллинг.

Сиротка Эльзи, великий знаток характеров и мелких денег, поднесла пфенниг к уголку рта и приоткрыла ротик, собираясь проверить его на зуб. Детлеф встретился с ней взглядом и чуть заметно покачал головой, давая понять, что не стоит обращаться с отцом-настоятелем как с фальшивомонетчиком.

Эльзи поблагодарила Бланда и ушла. Детлеф понадеялся, что девочка окажется здравомыслящей - вернее, человечной - и потратит монету на ленточку для волос или миндальное печенье. К бесу солидный банковский счет и уважаемые банковские дома! Ульрик знает, в ее возрасте он не копил таких скучных вещей, как деньги. Да и потом тоже, если на то пошло. Все заработанное он вкладывал в театр. Актер был на волосок от своей старой камеры должников в крепости Мундсен.

Детлеф отхлебнул бульон - единственное мясное блюдо, которое он позволял себе на этой неделе, - и не покривился, когда Бланд снова адресовал ему свою акулью усмешку.

Только глупец мог думать, что теперь, когда репетиция новой пьесы шла полным ходом, у него имеются более важные дела, чем обсуждение 17-го параграфа. В действительности, эта беседа с отцом-настоятелем была самым значительным событием за весь год. Если он не сумеет разыграть эту сцену столь же мастерски, как и любую другую, тогда не будет никакой премьеры, а возможно, не станет и театра.

Детлеф решил пока не вспоминать, что однажды спас Империю.

В нынешней ситуации этого и половины пфеннига как раз хватило бы на сдобную булочку с подноса Эльзи.

По вполне понятным причинам Карл-Франц не оказывал покровительства театру. В последний раз, когда Император появился на премьере Детлефа Зирка, предатель Освальд попытался его убить, а Вечный Дракенфелс чуть не воскрес из мертвых и не захватил Известный Мир. По крайней мере, в тот раз Император не заснул в своем кресле и ему не пришлось полагаться на мнение своего советника относительно представления. А вот его сын, принц Люйтпольд, который из восторженного подростка превратился в искреннего молодого человека, никогда не пропускал открытия (или закрытия) театрального сезона в Театре Варгра Бреугеля. Если верить вульгарной газетенке «Бульвар-пресс», наследник престола собрал самую большую в городе коллекцию нескромных картинок с изображением ведущей актрисы театра Евы Савиньен. Несколько удаленных цветоводств, располагавшихся у озера Верхний Грис, существовали исключительно за счет принца. Юноша взял за правило отправлять Еве дюжину букетов, составленных из редких цветов, каждый вечер, когда она появлялась на сцене. Однако этим утром посыльный из дворца вернул пригласительный билет в императорскую ложу с короткой запиской от лорда-камергера, в которой говорилось, что принц Люйтпольд не сможет присутствовать вечером в театре на торжественной премьере новой пьесы Детлефа «Женевьева и Вукотич, или Катайский заговор в Жуфбаре». Уже днем посыльные со всей столицы - если не со всей Империи - возвратили почти половину распроданных билетов. Большинство отказавшихся даже не потрудились придумать сколь-нибудь уважительную причину.

В этих условиях было неразумно настаивать на постановке «Женевьевы и Вукотича».

- Культура играет важную - вернее, ключевую - роль в поддержании нравственного здоровья Империи, Детлеф, - мурлыкал Бланд. - Посмотрите на актеров из Императорского Театра Таррадаша и их спектакль «Смерть мертвым!». Очень полезная и поучительная постановка. И здравый подход. Люди слишком часто забывают о Войнах Нежити, знаете ли. Я же уверен, что они должны занять главное место к школьном курсе истории. А как насчет тех лицедеев, которые поставили пьесу для детей на основе стихотворной драмы Вильгельма Кёнига «Истребитель вампиров»? Неужели нельзя адаптировать это произведение для настоящей сцены? Вы бы могли отлично - вернее, превосходно - сыграть храброго Готрека, несущего гибель нежити.

Готрек был гномом! Детлеф не играл роли, для которых требовалось привязывать башмаки к коленкам.

- Существует немало других интересных сюжетов. Злодей Влад фон Карштайн и весь его проклятый род. Бедствия, которые причинила Каттарина Кровавая. Убийства, совершенные вампиром Вьетзаком. В вашем распоряжении так много прекрасного - вернее, вдохновляющего - материала, что я просто не понимаю, в чем ваша проблема. Зачем вам потребовалось ворошить эту жуфбарскую историю?

- Она имела место в действительности, отец-настоятель.

- Многие вещи имели место в действительности. Однако это не значит, что о них нужно рассказывать со сцены при каждой возможности. Когда есть столько здоровых - вернее, жизнеутверждающих - тем, о которых можно написать, почему вас привлекают живые мертвецы? Среди всех грязных, вонючих, алчущих крови и восставших из неосвященных могил чудовищ, кто представлял наибольшую опасность для тонкой ткани уникального имперского сообщества? Разумеется, это мое личное мнение. Вы можете придерживаться другой точки зрения. Этим городом правит не деспотичная царица Каттарина Великая. Да будет вам известно, она убила многих поэтов. Предала их медленной смерти. Если бы ей не понравилось то, что вы написали, вас никто не стал бы урезонивать. Из вас просто выкачали бы всю кровь, а тело отдали на съедение волкам.

- Женевьева - не Каттарина.

- Однако они сестры. Темные сестры. Кто знает, когда ее улыбка превратится в оскал.

Отец-настоятель был слегка помешан на вампирах.

Поначалу Детлеф полагал, что семью Бланда перебила нежить во время одной из своих вылазок, однако все оказалось значительно сложнее. Хотя ни один вампир не сделал Бланду ничего плохого, сама мысль о кровососах проникла ему под кожу и зудела, как незаживающая язва. Большинство людей ничего не испытывали к ночному племени. Если вампир кусал их за шею, они были «против»; если он спасал Империю от Дракенфелса, они были «за». Иначе говоря: живи и дай жить другим - или не жить, если на то пошло. Когда над страной нависала угроза нашествия орков или демонов, кого интересовали такие мелочи, как укусы? И потом, большинство вампиров были, по сути, обычными людьми, но только с более долгим сроком жизни и иными привычками в еде, не так ли? С точки зрения Детлефа, актрисы были куда более ужасными существами - никогда не знаешь, о чем они думают и чью глотку порвут в следующий момент. Все самые страшные злодеи, которых драматург встречал на своем пути, были людьми. Даже критики.

Но Бланд сдвинулся на ненависти к вампирам, и переубедить его не представлялось возможным.

Если бы он просто проповедовал, никто не обратил бы на него внимания, но жрец поступил хитрее. Он ждал своего времени. Улыбаясь и энергично работая, он взбирался по иерархической лестнице в Храме Морра, бога мертвых, и был самым молодым отцом-настоятелем в истории этого культа. Детлеф в свои сорок пять был лет на пять старше Тио Бланда. Единственные морщины на лице священнослужителя образовались в уголках его рта из-за привычки постоянно улыбаться.

Традиционно культ Морра не принадлежал даже к основным религиозным течениям. Он занимался главным образом погребальными ритуалами, кладбищами и оказанием посмертных почестей тем покойникам, которые благопристойно ложились в могилу после смерти. Однако последние десять лет череда скандалов привела к перестановкам в альянсе имперских сил. Упадок начался с предательства Освальда фон Кёнигсвальда. Если выборщик вступил в сговор с древним злом, от других можно было ждать и не таких выкрутасов.

Как показали сатирические ревю, устраиваемые Детлефом поздно вечером после основного представления для зубрил-студентов и всем недовольной революционной молодежи, вельможи, занимавшие высокие посты, больше не могли рассчитывать на автоматическое и безоговорочное уважение со стороны низших. Когда такие личности, как Микаэль Хассельштейн, служитель культа Сигмара, граф Рудигер фон Унхеймлих, покровитель Лиги Карла-Франца, и канцлер Морнан Тибальт, лишившийся одного большого пальца, - все мерзавцы и интриганы, - ушли в отставку, умерли или впали в немилость, даже самые незначительные из придворных увидели возможность для продвижения.

Бланду выпал шанс благодаря локальной эпидемии септической чумы. Когда умершие оставались лежать там, где упали, а стража и войска боялись к ним прикоснуться, жрецы Морра предложили свою помощь в сборе и уничтожении тел. Это была всего лишь их святая обязанность, предписанная традицией. Бланд, вступивший в должность всего за несколько месяцев до этого события, активно взялся за дело. Он лично контролировал уборку трупов, поэтому эпидемию удалось подавить в самом зародыше. Некоторые надоедливые родственники жаловались, что тела их усопших дядюшек были преданы огню с излишней поспешностью, однако это казалось невысокой ценой за победу над болезнью.

Так, постепенно, правила обращения с телами умерших были смягчены. В сатирическом спектакле «Альтдорф ночью» Детлеф изобразил на своем лице гримасу, имитирующую улыбку Бланда, и сыграл роль Антониниуса Блеймда. Он объяснил разумно - вернее, искренне,- что жрецы Морра пришли к закономерному выводу: все прохожие на улице - это потенциальные трупы. Следовательно, Храм Морра считает своим правом - вернее, обязанностью - хоронить или сжигать людей, поскольку все они рано или поздно станут мертвыми телами. Исходя из этого, было бы неплохо готовиться к похоронам заранее, чтобы будущий покойник мог оценить результат.

Бланд постоянно приходил на представление и хохотал громче всех.

Сейчас он не смеялся. Приглядевшись получше, Детлеф понял, что Бланд даже не улыбается. Только его губы и зубы создавали видимость улыбки. Но немигающий взгляд жреца был холодным и страшным. Его глаза казались черными из-за огромных расширенных зрачков.

- Может, вас связывают слишком близкие отношения с вашей героиней, а, Детлеф?

Драматург ощетинился. Он догадывался, что все шло к этому.

- Вы придаете слишком много значения рассказу одного человека о смуте в Жуфбаре, которая случилась много лет назад. Нынешняя - вернее, доминирующая - идея состоит в том, что эту ситуацию ни в коем случае нельзя рассматривать так, как ее представляет одна из заинтересованных сторон. Возможно, в историческом плане Крестовый поход за нравственность, который Клей Глинка организовал из благих побуждений, заслуживает более доброжелательной оценки, чем та, которую вы даете ему в своем произведении…

Детлеф не знал, как Бланд получил копию рукописи до премьеры. Когда он выяснит это, кого-то ждет увольнение - без рекомендательных писем, но с синяками.

- Кто знает, может, Владислав Бласко в правдивом историческом отчете тоже не выглядел бы столь зловещей фигурой? Как актер - вернее, как беспристрастный летописец - можете ли вы рисковать своей репутацией, принимая на веру слова… не живого и не мертвого создания, принявшего форму женщины? Жаждущего крови ночного чудовища, которое выпило бы весь мир, будь у него такая возможность? Вернее, проклятого вампира!

- Остановитесь, Бланд, - сказал Детлеф, сжав кулаки под столом. - Вы говорите о женщине, которую я люблю.

Бланд фыркнул.

- Существует закон против надругательств над мертвыми телами, - хмуро буркнул он.

- Существует много законов.

Бланд успел надоесть многим, донимая разных людей разговорами о вампирах, но, в конце концов, он выучил урок. «Санитарный билль» внешне никак не затрагивал его излюбленный предмет. После эпидемии чумы Храм Морра сформировал комиссию, в которую вошли городские архитекторы, начальники стражи и придворные чиновники. Сообща они набросали программу действий, которые должны были воспрепятствовать повторным вспышкам заболевания. Идея казалась стоящей. Детлеф сам подписался под петицией, призывающей утвердить выводы комиссии в качестве городского закона. Император милостиво согласился, распространив действие «Билля» на всю Империю. В этот указ Бланд протащил дополнение, которое создавало юридические предпосылки для его личной священной войны. 17-й параграф гласил: «Любое тело, которое не востребовано родственниками в течение трех дней после смерти, должно быть передано служителям Морра для похорон или сожжения». Мертвые должны покоиться под землей или обратиться в пепел, вот и все.

Разумеется, подвох крылся в определении понятия «мертвый».

- Отец-настоятель, как насчет компромисса? Я изменю название пьесы «Вукотич и Женевьева».

Улыбка Бланда стала еще шире, но в глазах отразилось колебание, пока он обдумывал предложение. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем жрец принял решение. Он пробормотал, что его опять обвели вокруг пальца. Его брови изогнулись домиком, а из розового слезного мешка - Верена тому свидетель! - показалась капелька влаги.

- Я изменю ради вас своим принципам, Детлеф, учитывая ваш статус превосходного - вернее, выдающегося - актера Империи. Я знаю, как много крон театр приносит в городскую казну. Однако меня задевает, что вы относитесь к серьезному вопросу с таким легкомыслием. Если бы вы только знали - вернее, могли представить себе, - сколько труда было вложено в это дело. Я грузил на телеги тела людей, умерших от чумы, и отвозил их к ямам для сжигания, когда все остальные искали спасения в бегстве, Детлеф. Моя дорогая жена и трое милых ребятишек просили меня - вернее, слезно умоляли - остаться дома, вдали от болезни. Однако я знал, в чем состоят мои обязанности; и не уклонялся от них. Я готов был выполнять грязную работу во имя праведного дела. Можете ли вы сказать то же самое о себе?

Возможно, сейчас самое время упомянуть спасение Империи.

Бланд встал. Серебряный меч, который он носил поверх балахона, зацепился за край его одеяния. У жреца на поясе висело несколько деревянных ножей и мягких бутылочек с эссенцией чеснока (одна из них подтекала). Насколько Детлеф знал, Бланд никогда не убил никого, даже клеща. Вполне возможно, он никогда в жизни не встречался с вампирами - кровопийцы были редкими гостями в столице.

Не в первый раз Детлеф задумался, что гнетет отца-настоятеля.

Поппа Фриц, бессменный помощник режиссера и доверенное лицо Варгра Бреугеля, заглянул в кабинет как раз вовремя, чтобы проводить Бланда на улицу, где пара жрецов, вооруженных пиками, ожидали своего начальника. Из окна Детлеф увидел, как отец-настоятель обменялся рукопожатиями с представителями вечно недовольных граждан, обнял старых дам, поцеловал младенцев, сидевших на руках у матерей, и лишь затем направился к черной коляске, по своему виду напоминающей катафалк. Там, где проезжал Бланд, хмурая толпа мгновенно разражалась приветственными возгласами. Когда он скрылся из виду, все снова принялись скандировать свой излюбленный лозунг «Смерть мертвым!» и приставать с унизительными проверками к прохожим.

От долгого сидения и бестолковых разговоров у Детлефа разболелась спина. Актер съел бы обед из семи блюд, но сейчас он придерживался бульонной диеты, которую устраивал периодически, чтобы похудеть. Ему нужно было выглядеть достойно в роли стройного и сильного Железного Человека Вукотича, особенно рядом со своей партнершей Евой Савиньен, изображавшей гибкую и ловкую героиню, ту, чье имя нельзя упоминать нигде, кроме как на сцене.

Давно миновали те времена, когда девушки собирали портреты Детлефа Зирка. Как отметил театральный критик из альтдорфского «Шпилера», в двух последних спектаклях Детлеф, игравший короля Магнуса Благочестивого и Бориса Неумелого, ни разу не встал с трона, за исключением тех моментов, когда выступал перед публикой с речью и падал мертвым. Сначала Детлеф хотел вызвать выскочку-журналиста на дуэль, но потом понял, что тот прав. Именно поэтому он решил поставить «Женевьеву и Вукотича», пьесу, в которой было много поединков, любовных сцен, беготни и висения на стропилах. Теперь он проводил каждое утро в гимнастическом зале на Храмовой улице, где Арне Тело пытался не то привести его в форму, не то замучить насмерть в самой унизительной манере. Как ни странно, театральные кошки, казалось, тоже сели на диету. Поппа Фриц сообщил, что они по необъяснимым причинам теряют в весе. Еще один повод для беспокойства.

Возможно, Бланд в чем-то был прав. Прошло почти десять лет с тех пор, как Женевьева покинула город. Пора освободиться от воспоминаний о ней.

У актера сразу зачесались шрамы на шее, давно заросшие и незаметные для других.

Стало бы ему легче, если бы он узнал, что Женевьева умерла? К ней могли применить 17-й параграф, как и к любому другому вампиру. Нет, она прожила столько лет. Она переживет гонения, переживет Детлефа.

В его кабинете чем-то пахло. Отнюдь не чесноком.

Послышался негромкий стук.

Театр Варгра Бреугеля пронизывали секретные ходы, раздвижные двери и тайные укрытия. Некогда здесь завелся призрак, которого прозвали Демон Потайных Ходов. Он передвигался за стенами и заглядывал в гримерные через зеркала, прозрачные с одной стороны. С этим случаем были связаны и печальные воспоминания, однако Зирк решил оставить эту историю о Женевьеве про запас до будущих времен. Во-первых, он все еще не был готов написать последний акт. Во-вторых, зрителям не нравится, когда девушка покидает юношу в конце пьесы. «Неудачник» закрылся на второй неделе предварительного показа. Пресловутый «демон», Бруно Малвоизин, оказался мутантом - бесформенным человеком-осьминогом, кутавшимся в огромный плащ. Уж эту роль Детлеф всегда сможет сыграть без диет и физических упражнений.

Актер направился к шкафу, где хранились переплетенные рукописи. Стук доносился из-за него. Запах тоже.

Из-под нижней секции потекла вода. Неужели Демон Потайных Ходов вернулся? Бедняга Малвоизин давным-давно умер.

Дрожа, Детлеф открыл потайную задвижку. Перед ним стояло миниатюрное создание, с ног до головы заляпанное грязью. Его мокрые волосы свисали как крысиные хвостики.

Знакомые зеленые глаза сияли на чумазом лице.

- Ты вернулась, - сказал актер.

Не самое красноречивое его выступление.

- Я не могла иначе, - ответила Женевьева.

На мгновение Детлефа охватила паника. Если бы она постучалась несколькими минутами раньше, то, выйдя из стены, столкнулась бы с главным вампироненавистником Империи, вооруженным острыми деревянными кольями, и могучими копьеносцами, которые незамедлительно пришли бы на помощь своему вождю. Конечно, Детлеф не отдал бы им Женевьеву без боя, но предсказать исход схватки было нетрудно.

Под землю или в пепел.

Женевьева обтерла лицо грязным рукавом. Его возлюбленная по-прежнему выглядела как шестнадцатилетняя девушка.

Она прикоснулась к нему. У Детлефа подломились колени.

Они упали друг другу в объятия.

3

Кабинет был все таким же, только Детлеф выглядел старше. Он не только располнел, но стал более мягким и седым. И все-таки в нем горел прежний огонь. В глазах гения, как и раньше, мерцал полубезумный свет. Женевьева не ожидала, что при виде своего бывшего возлюбленного жажда охватит ее с такой силой, словно она пила его кровь прошлой ночью, а не десять лет назад.

В комнате распространился запах крови. И ее запах.

Женевьева бывала в туннелях под Театром памяти Варгра Бреугеля раньше, но ей никогда не приходилось прокладывать путь сквозь забившуюся грязью бронзовую статую Императрицы и бродить по зловонным коллекторам под Альтдорфом в поисках выхода. Она воняла, как разлагающийся труп.

Детлеф снял трубку переговорного устройства с крючка и свистнул в нее.

- Поппа Фриц…

- Поппа Фриц все еще работает здесь? Он жив? Он, наверное, старше меня. Как чудесно знать, что не только я остаюсь неизменной.

Детлеф взмахнул рукой, призывая ее к тишине.

- Поппа, я… э… пролил кое-что на себя… Да, да, я должен держать себя в руках, но ты понимаешь, Тио Бланд… Ты не мог бы прислать сюда Ранаштика с ванной, теплой водой и мылом? И полотенцем.

Женевьева стояла посреди комнаты, стараясь не испачкать какую-нибудь дорогую вещь. Уродливый эльфийский ковер с вышивкой все еще висел на стене, хотя Детлеф пообещал, что немедленно выбросит его, когда станет хозяином театра.

- К вещам привыкаешь, - сказал Детлеф, прикрыв рукой трубку. - Он не так уж плох.

Мужчина по-прежнему умел угадывать ее самые странные мысли.

- Я просто откашлялся, Поппа… Ах да, не мог бы ты отправить Эльзи в мастерскую Керрефа и проверить, готовы ли костюмы Женевьевы?

- Костюмы Женевьевы?

Детлеф снова махнул рукой:

- Отлично… Нет, ничего срочного. Спасибо, Поппа Фриц.

Детлеф повесил трубку.

- Лучший способ возбудить его подозрения - это сказать «ничего срочного», дорогой. Рядом с тобой все всегда спешат.

- Наверное, ты права. Я просто не подумал.

Детлеф выглядел потрясенным, и его выбил из колеи не только аромат сточной канавы. Этого следовало ожидать. После того как он ее обнял, пятна грязи остались на его лице и рубашке. На нем была рубаха свободного покроя без пояса, но даже она была ему маловата.

- Ты не изменилась, - заметил актер. - Теперь ты можешь сойти за мою внучку.

- Ты тоже не изменился. В том, что действительно важно.

Детлеф грустно пожал плечами, не веря ей. Она сжала его руку:

- Твои глаза остались прежними.

- Мне нужны очки, чтобы читать мои собственные рукописи.

- Я не это имела в виду.

Аромат крови витал в воздухе. Ее язык облизнул острые как иглы клыки.

На столе стоял большой кувшин с бульоном. Женевьева жадно уставилась на него.

- Ты не… ела? - поинтересовался актер.

Девушка покачала головой. Он отпустил ее руку и взял кувшин.

- Воспользуешься моим стаканом? Я попрошу принести чистый, если ты хочешь.

Женевьева забрала у него сосуд и поднесла его носиком к губам. Широко открыв рот, она начала переливать в себя содержимое кувшина. Не прошло и минуты, как посудина опустела. Вампирша села и вытерла губы тыльной стороной ладони.

- Теперь тебе лучше?

- Бульон притупляет голод, - ответила гостья. - Это не кровь, но где ее возьмешь?

Детлеф непроизвольно поднял руку к воротнику, словно в комнате было слишком жарко, а застежка, оказалась чересчур тугой.

Женевьева выпила много крови с тех пор, как была здесь в последний раз. Она делала это в порыве сильных чувств или гнева, однако никогда не позволяла себе испытывать привязанность к живым мужчинам и женщинам, чьи вены она прокусывала. На ее пути встречались друзья, жертвы, хозяева, слуги, случайные знакомые, враги, пища, потери. Но пока Детлеф жив, он останется ее единственным возлюбленным.

Однако она не могла просить, чтобы он ее накормил.

Было бы несправедливо отведать его крови и уйти.

- Я скучала по тебе, - призналась она.

Детлеф печально вздохнул:

- Я не скучал по тебе, Жени. Поскольку ты всегда была со мной, в моей душе.

Вампирша заметила рукопись на столе и заглянула в нее.

- «Женевьева и Вукотич». О чем это?

Девушка пролистала несколько страниц. Она помнила, что рассказывала Детлефу о своих приключениях в Жуфбаре. О том, как ее приковали к наемнику Вукотичу и как она заставила своего спутника сорвать заговор, который плели адепты Хаоса Диен Ч'инг и Евгений Ефимович. В середине своего повествования (тактично опустив подробности сцены в спальне, которые, однако, со сверхъестественной точностью были изложены в рукописи) она поняла, что именно тогда состоялась их первая встреча с Детлефом. В то время великий драматург был маленьким мальчиком, а она - беглянкой, спасавшейся от Клея Глинки и его последователей.

- Это хорошая история,- сказал Детлеф. - Она станет популярной. Интересно, когда, наконец, принесут теплую воду?

Женевьева читала дальше. Ей было любопытно, как Детлеф намеревался обыграть сражение с катайскими Повелителями стихий. Обычно он не любил пышных спецэффектов, заявляя, что магия театра кроется в поэзии и игре актеров, а иллюзия грандиозных превращений, вызывающих изумление публики, имеет второстепенное значение. Если, выходя из театра, зрители говорят о монстрах, значит, им помешали сосредоточиться на основной идее представления.

Внезапно Женевьева сообразила, что из-за 17-го параграфа пьеса, в которой главная героиня вампир, едва ли будет тепло встречена публикой.

- Детлеф, - сказала она, - ты слишком смелый. Ты рискуешь навлечь на себя беду, однако твое произведение очаровательно. Хотя, на мой взгляд, твоя Женевьева немного лучше, чем оригинал. В то время я зарабатывала на жизнь, танцуя для мужчин, ты помнишь? Тебе не стоит делать из меня жрицу Шаллии.

- Это всего лишь спектакль.

- Ты не пишешь ничего, о чем можно было бы сказать: «Это всего лишь спектакль».

- Откуда ты знаешь? Ты пропустила десять лет. Я опустился. Я играю шутов и умерших королей, а также пишу для себя роли, в которых нужно главным образом сидеть. Я уже давно не создавал ничего стоящего. В мои годы невозможно оставаться гениальным юношей. А многое из своих произведений я вообще не закончил.

Он играл по привычке.

- Чушь и чепуха, Детлеф. Может, я не видела твою игру, но я пока не разучилась читать. Твои пьесы можно купить даже в диких землях, где я провела большую часть времени.

- Ворованные копии, с которых мне не досталось ни цента.

- А еще я видела сонеты.

Актер покраснел. Все его стихи были посвящены ей.

- Ты читала их?

- Не весь тираж «К моей неизменной госпоже» был уничтожен. Студенты передают редкие экземпляры друг другу. Некоторые из них переписаны от руки и переплетены в другую обложку, чтобы сбить с толку сжигателей книг. Ты знаешь, сколько нужно заплатить, чтобы раздобыть запрещенное издание?

- Знаю. Я подкупаю провинциальных цензоров, чтобы они запрещали мои лучшие творения, а затем поднимаю на них цену. Это позволяет мне возместить убытки, которые я несу из-за книг, перепечатанных без моего разрешения. Все противозаконное приносит хорошие доходы. Клубень «ведьминого корня» стоит намного дороже, чем картошка.

Женевьева хихикнула, и Детлеф расхохотался вслед за ней.

- Это где-то между «неудобно» и «чудесно»,- сказал он.

- А разве не так было всегда?

Поппа Фриц поднялся по лестнице вместе с Ранаштиком, новым рабочим сцены, которого Детлеф описал как невероятно сильного молодого человека, что было особенно удивительно при его худом и болезненном телосложении. Мужчины вдвоем несли сидячую ванну, наполненную горячей водой. Детлеф попросил свою гостью спрятаться за дверью, хотя Женевьева сожалела об обмане. Она любила Поппу Фрица и надеялась, что сможет обнять старика. Увы, Детлеф был прав: чем меньше людей знает, что вампирша Женевьева вернулась в город, тем лучше. Ранаштик, сильванец, чья шевелюра образовывала треугольный выступ на лбу, дышал глубоко и ровно. Как ни странно, Женевьеве он показался знакомым. Она взяла на заметку, что ей нужно обсудить странную сцену, которую она наблюдала, проходя по тайному коридору.

Сняв грязную одежду, девушка погрузилась в воду и блаженно вздохнула. В переменчивом мире существовали непреходящие удовольствия. Например, горячая вода после долгого блуждания по грязи.

- Кстати, насчет Ранаштика, - сказала вампирша, сидя в ванне. - У него есть странный маленький друг.

- Что ты имеешь в виду?

- Когда я шла по туннелю, где раньше жил Демон Потайных Ходов, мне по дороге попалось зеркало, сквозь которое можно было заглянуть в гримерную. В комнате было темно, поскольку горела всего одна свеча, да и зеркало было запачкано, так что мне не многое удалось разглядеть. Однако я точно видела твоего приятеля Ранаштика в вечернем костюме, черном плаще и тому подобном. На коленях у него сидело нечто маленькое, но что, или, точнее, кто это был, я не разобрала. Некто размером с ребенка или с гоблина. Но не ребенок. И не гоблин. Ранаштик играл с ним, как с домашней зверушкой или со старым знакомым. Однако разговор между ними шел весьма оживленный. Они что-то горячо обсуждали и спорили.

- Понятия не имею, что это за маленькое создание.

- У меня осталось странное впечатление от всего этого. Казалось, там никого нет. Во всяком случае, ни одного одушевленного существа. Я слышала несколько ответов типа «да, хозяин». Они говорили о чем-то или о ком-то по имени Клови.

- Напоминает язык гномов.

- Я тоже так подумала. Покал Клови. Потом я услышала и другое имя, которое вызывает у меня не самые приятные ассоциации: «Влад».

- Получается, что маленький друг Алвднофа назван в честь Влада фон Карштайна? Не удивительно, что он не любит попадаться на глаза. В нынешней ситуации ему не будут рады.

- Алвдноф Ранаштик? Здесь происходит что-то странное.

- Странные вещи происходят не только здесь. Поведай мне о том, чего я не знаю, Жени.

- Это подождет до той поры, когда я снова стану чистой.

Она опустилась ниже, погрузившись в воду с головой. Ее коленки поднялись из ванны, как два таинственных острова посреди моря, а пряди волос колыхались в воде, как водоросли, ловя игрушечные кораблики, которые положил Поппа Фриц.

4

Труп с зияющей дырой под подбородком лежал лицом вверх в сточной канаве рядом с улицей Ста Трактиров, а вокруг него толпились жрецы и стражники.

- Его страдания окончились, - сказал Йоханнес Мюнх. - Это может подождать.

Бланд в ярости обернулся к стражнику, онемев от такой вопиющей глупости. Несомненно, сержант из Особого отделения по борьбе с незаконными убийствами должен сознавать угрозу, которую несут живые мертвецы. С каждой минутой мертвый мужчина становился все более опасным.

- Мне кажется, сержант, - вмешалась Лизель фон Сутин, секретарь и глашатай Бланда, - отец-настоятель считает, что именно такое безответственное отношение толкает нас на опасный путь.

Мюнх устало взглянул на Бланда и Лизель.

- Я скорблю по старым добрым дням, когда жрецы Морра скромно стояли позади и не мешали стражникам заниматься своим делом, а затем тихо подходили и уносили жмурика в храм, чтобы его похоронить.

Бланд подозрительно присмотрелся к красноватому отблеску в глазах сержанта. Вполне возможно, это не просто следствие чрезмерного увлечения дешевым эсталианским вином. Нужно будет навести справки о сержанте Йоханнесе Мюнхе.

Один из сочувствующих 17-му параграфу послал гонца с участка у Старой башни в Храм Морра, сообщив о подозрительном убийстве. Бланд сразу понял, что это событие ознаменует начало его кампании. Все остальное было лишь подготовкой. С крепнущим чувством цели Бланд собрал своих ближайших сподвижников - Лизель, истребителей живых мертвецов Прайса и Брауна. Они встали в круг и вознесли короткую молитву, а затем поспешили на место преступления. Отец-настоятель решительно взял ситуацию в свои руки и приказал Дибблу, неповоротливому стражнику, который первым наткнулся на убитого, вызвать сержанта из Особого отделения. Найти рябого сержанта Мюнха оказалось непросто, поскольку он «практиковался в пении». Этот общепринятый эвфемизм означал, что искомое лицо рассказывает байки о былых подвигах и между делом надирается до чертиков в «Синем фонаре», любимом питейном заведении блюстителей порядка.

Мюнх не считал, что данное человекоубийство заслуживает того, чтобы он прервал на половине отличный анекдот о Грязном Харальде. Бланд, ожидавший чего-то подобного, перешагнул через голову представителя властей и вызвал частного специалиста. Ее карета как раз подъехала, и она переходила улицу.

- Ну вот, сейчас мы увидим хоть какой-то прогресс, - провозгласил Бланд.

Розана Опулс, наемная провидица, проскользнула между Мюнхом и Лизель и мельком взглянула на мертвое тело.

- Глотка разорвана грузовым крюком, - сказала она. - Разборка между бандами. С вас пятнадцать крон, отец-настоятель.

Бланд знал, что Розана ошибается.

Это была улица Ста Трактиров. И среди сотни трактиров и пивных затерялся «Полумесяц», печально известное прибежище хищных кровопийц. Определить точные координаты этого заведения было сложно, хотя Бланд не верил, что оно перемещается с места на место каждую ночь. Если бы только на этом трактире появилась вывеска, видимая человеческим глазом, он добился бы закрытия этого рассадника зла и предал его огню.

Если дать кровососам свободу, может случиться худшее.

Рана на горле убитого была рваная и сухая, скорее черная, чем красная. В его открытых глазах застыл ужас.

Провидица стояла, сложив руки и притопывала ножкой. Бланд счел ее неприятным человеком, женщиной, которая никогда не проявит рвения, необходимого для осуществления его планов. Пришло время Храму Морра выступить с новым заявлением против «беспечных простофиль», которые не обращают внимания на «опасность, таящуюся во тьме». По мере развития кампании у секретаря-глашатая храма становилось все больше работы.

- При всем уважении к вашим профессиональным способностям, госпожа Опулс, возможно, повторный осмотр - вернее, тщательное изучение - места преступления докажет, что это - всего лишь попытка замаскировать убийство под бандитскую разборку?

Женщина взглянула на мертвое тело.

- Несомненно, алчущий крови демон, находившийся под влиянием красной жажды, напал на этого несчастного - вернее, невинного - человека и осушил его досуха, а затем использовал крюк или какой-нибудь другой инструмент, чтобы скрыть свое деяние и бросить тень подозрения на всех окружающих.

Похоже, Опулс не тронули его слова. Она не хотела выполнять работу, за которую ей платили.

- Вы даже не притронулись к нему,- заметил Бланд.

- Ей и не нужно этого делать, отец-настоятель, - возразил Мюнх. - Этот «несчастный - вернее, невинный - человек» не кто иной, как Ибрахим Флюштвейг, главарь «рыбников». На прошлой неделе три «крюка» были схвачены и брошены в Рейк. По его приказу. Ссора получила продолжение, вот и все. Если «рыбника» убили крюком или «крюка» утопили, не нужно обращаться к всевидящей ведьме - не обижайся, Рози, - чтобы определить, кто виноват.

- Сержант прав, сударь, - сказал Диббл. - Все местные стражники отлично знают Ибби Рыбника. Был издан указ о его аресте в связи с убийством Ноуси Калеки, Джостена Хапуги и Дирка Кинжала.

- Не рассчитывайте, что меня убедят эти нелепые имена, - возмутился Бланд. - Вы придумываете их, чтобы придать налет романтизма своему убогому ремеслу.

Розана пожала плечами и фыркнула.

- Вам заплатили - вернее, хорошо заплатили, - чтобы вы исполнили свой долг,- настаивал Бланд.- Спускайтесь в канаву и проводите расследование.

Опулс посмотрела на Бланда так, словно решила выйти за пределы инструкций и узнать что-то о нем. Затем девушка приняла решение.

- Отлично. Отойдите, ребята. Я не хочу, чтобы ваши грехи меня отвлекали.

Все, кроме Бланда, торопливо попятились, освободив пространство вокруг Розаны и мертвого тела.

- Это и вас касается, отец-настоятель.

Бланд, естественно, не принял ее просьбу на свой счет.

Постелив теплый шарф себе под колени, Опулс опустилась на булыжную мостовую, сняла перчатки и потерла руки.

- Холодная ночь, - сказала она. - Нужно немного согреться.

Провидица размяла пальцы и совершила несколько пассов над телом, словно фокусник. После этого она прикоснулась к трупу. Ее ладони притронулись к куртке убитого, затем - к ране на его шее. Закрыв глаза, девушка положила руки на изуродованное горло.

У Бланда мурашки пробежали по спине. В провидицах было нечто нечеловеческое.

Живые мертвецы тоже умели видеть. Пусть эта женщина не пьет кровь, но за ней следует приглядывать. Лучше проявить осторожность, чем потом сожалеть, а извиниться он всегда успеет.

- Я чувствую, что он много пил.

Мюнх сдавленно хрюкнул. Бланд бросил на него суровый взгляд, заставив стражника заткнуться. Не время веселиться, когда обнаружились следы нападения вампиров.

- Очень много пил. «Сикс-Икс» Бугмана. Достаточно, чтобы утопить речную баржу и сбить с толку наставника магии. Мочевой пузырь переполнен. Шатаясь, он направляется в переулок за «Пивоварней Бруно». Вспышка в ночи. Что-то острое?

- Клыки?

Розана покачала головой и оставила труп в покое.

- Грузовой крюк, обычное оружие «крюков», портовой банды, которая с давних пор враждует с «рыбниками», речной бандой. К последней и принадлежал усопший.

Жрецу не понравился ее тон. Девушка натянула перчатки на руки.

- Вы не можете знать наверняка.

- Никто не может знать наверняка, отец-настоятель, однако вы наняли провидицу, чтобы приблизиться к точному знанию. Вы слышали мое профессиональное мнение. Если хотите, могу дать вам дополнительный совет. Считайте мои слова настолько точными, насколько вас это устраивает.

- Но почему труп такой бледный? Вернее, обескровленный?

Розана посмотрела на две луны в небе, затем на лицо покойного. На мгновение девушка притихла, словно что-то узрев.

- Так выглядят мертвые,- сказала она, закрывая глаза убитого кончиками пальцев. - Пустыми и покинутыми.

- В Храме Морра мы часто имеем дело с мертвыми, - вмешалась Лизель. - Наша обязанность состоит в том, чтобы отдать последние почести разбитому сосуду и облегчить путь духу, покинувшему тело. А также уничтожить сосуд, если его заполнило нечто злое и порочное.

Опулс встала, обмотав шарф вокруг шеи.

- Если мы закончили с этим, отец-настоятель, - заговорил Мюнх, - вы можете приступить к выполнению своих обязанностей и увезти отсюда труп Ибби. Его приятели-бандиты давно уже забыли о нем, так что никто не востребует тело. Теперь от вас зависит, сколько еще он пролежит на мостовой.

Хвала «Санитарному биллю», Храм Морра должны были извещать о всех внезапных смертях. Бланд отслеживал все подозрительные случаи, подобные этому. Уж он-то знал, как следует обращаться с телами.

Жрец не был готов поставить точку.

- Что вы увидели? - спросил он Опулс.

- Простите, отец-настоятель?

- Немного раньше. Вы что-то почувствовали.

- Ничего важного. Всего лишь кусочек чужой жизни. Люди думают о самых странных вещах перед смертью.

- О своих семьях?

Бланду тут же пришли на ум его дорогая жена и трое милых детишек.

- Иногда. В основном их мысли трудно понять. Спонтанные обрывки воспоминаний, которые они не смогли бы объяснить, даже если бы вы их попросили. Ибби подумал, что внезапно стало холодно. Как вам такой способ провести последние секунды? Ворчать по поводу погоды?

Бланд покачал головой и поднял палец:

- Вы смотрите, но не видите. Вдумайтесь в смысл этой последней фразы, возникшей в мозгу умирающего: «Внезапно стало холодно». Неестественно холодно. Иногда они перемещаются внутри зловещего облака, которое создают сами. Они могут стать черным туманом или белой дымкой, обволакивающей их жертвы. Неупокоившиеся мертвые. Это доказывает - вернее, окончательно доказывает, - что я был прав. Данное убийство совершено вампирами.

Розана хотела что-то возразить, но жрец возвысил голос, заставив ее замолчать:

- Они выжидали, ждали удобного момента, чтобы нанести мне удар. С того самого времени, как я поднял мой стяг. Они знали, что я их враг, вернее, их погибель. Дни фон Карштайна повторятся снова. Всем вам нужно решить, на чьей вы стороне, и да поможет вам Морр, если вы осмелитесь выступить против жизни и благочестия.

Диббл поскреб затылок под шлемом. Опулс испуганно отшатнулась от священнослужителя. Отлично. Что она увидела? Конечно то, что он был прав.

- Мертвые опасны. Теперь культ Морра приступит к своим обязанностям. Прайс, ты знаешь ритуал.

Жрец поднял посох и погрузил заостренный конец в грудную клетку трупа. Бланд услышал, как кончик палки скребнул по камням. Важно было пригвоздить мертвого к земле. Большинство людей ошибались, полагая, что достаточно воткнуть кол вампиру в сердце или пронзить его насквозь, когда он стоит. Кол был лишь предварительной мерой, ограничивающей свободу чудовища - в данном случае, потенциального чудовища - и привязывающей его к святой земле. Прайс налег на посох всем своим весом, вдавливая его между камнями. Это было нелегко, поэтому храму требовались последователи вроде Прайса, бывшего ученика-борца Хагедорна.

- Это отвратительно! - взвыл Мюнх.

- Отвратительно? - огрызнулся Бланд.- Я скажу вам, что отвратительно. Кровожадный монстр, поднявшийся из могилы и жиреющий на крови ваших дорогих детей и старых матерей. Вот это действительно отвратительно.

- Оставьте его, - тихо сказала Опулс.

- Не раньше, чем мы выполним свою работу.

- Но это всего лишь сказка, будто убитые вампирами сами превращаются в вампиров. Старшие вампиры создают себе потомков посредством темного поцелуя. Это означает, что они пьют кровь избранной жертвы и одновременно вливают ей в рот свою кровь.

- Следовательно, вы признаете, что к этому убийству причастен вампир.

Розана всплеснула руками.

- Вы можете идти, - объявил Бланд. - Ваша задача выполнена.

Лизель взяла провидицу под локоть и отвела ее в сторону.

- Представьте ваш счет Храму Морра завтра в час дня,- заявила секретарь-глашатай.- И вы получите всю оговоренную сумму, за вычетом имперского налога.

Между тем Прайс надежно прибил Ибрахима Флюштвейга к земле и кивнул своему товарищу. Браун взял серебряный топор и приступил к отделению головы от мертвого туловища. Сначала служитель Морра нанес несколько ударов, а затем перепилил то, что осталось.

- Вы знаете, как испортить хорошую вечернюю попойку,- пробурчал Мюнх.- Но должен признать, жрецы Морра умеют развлекаться. Ибби был убит более качественно, чем любой другой покойник, которого я видел в этом месяце.

- Мы еще не закончили, - сообщила Лизель. - Отец-настоятель должен совершить заключительный ритуал.

Бланд натянул толстую кожаную рукавицу. Он поднял голову, на лице которой застыло испуганное выражение, а затем набил ей рот чесноком, хранившимся у него в мешочке на поясе.

- Нечистый бессмертный дух, я изгоняю тебя.

Лизель поспешно делала набросок, дабы увековечить миг триумфа.

- Не могли бы вы поднять голову выше, отец-настоятель? Постарайтесь, чтобы она попала в свет уличных фонарей. Брат Прайс, вы не могли бы подвинуться? Так, отлично.

Завтра рисунок Лизель скопируют и развесят по всему городу. Гравюрный оттиск разошлют во все газеты, и в этот раз им придется напечатать иллюстрации. До сих пор кампания состояла только из речей и улаживания скучных юридических формальностей. Но теперь они представят людям новости, а новости - это то, чего необразованная чернь жаждет больше всего на свете.

Скоро вся Империя узнает, что Антиохус Бланд лично предотвратил воскрешение из могилы Ибрахима Флюштвейга, который в противном случае превратился бы в живого мертвеца, нападающего на невинных граждан. Отца-настоятеля не заботила слава, однако он знал, что священной войне нужны лидер и герои. Людям требовался пример для подражания.

Когда Лизель закончила рисовать, жрец бросил голову и поручил оставшиеся заботы о теле - погрузку на телегу и последующее уничтожение в негасимых печах храма - Прайсу и Брауну.

- Еще один кровопийца вылетит с дымом в трубу, отец-настоятель, - подвела итоги Лизель.

Бланд гордился собой, гордился своим храмом и своими благородными целями.

5

Когда Женевьева помылась и переоделась, Детлефу показалось, что она стала еще моложе. Ева Савиньен была высокой. В костюмах Женевьевы, сшитых на актрису, прототип выглядел, как сиротка Эльзи во взрослом бальном платье. Поворчав насчет пояса, вампирша подтянула юбку, чтобы ее нижняя кромка не закрывала лодыжки.

- Так-то лучше, - сказала она. - Теперь я не буду в ней путаться.

Детлеф осознал, что почесывает места укусов.

То, что Женевьева вернулась, было невероятно. Это могло изменить все или ничего не означать. Одно было несомненно: он страдал. Наверное, с точки зрения вампира, десятилетняя отлучка считалась пустяком, как если бы он вышел купить пакетик измельченного табака в лавке на Люйтпольдштрассе и заскочил в кафе по дороге домой. Возможно, Женевьева останется здесь надолго, уступит его настояниям и выйдет за него замуж, а может, она исчезнет, когда часы на центральной площади пробьют полночь, и покинет его навсегда.

Это было несправедливо. Ведь она давно вспоминала о нем.

И она была здесь.

Женевьева перемещалась по комнате с обычной для вампиров скоростью. В промежутках между статическими позами она, казалось, исчезала и снова появлялась в другом месте. Его возлюбленная всегда так делала, когда была взволнована. Или только что поела. Она продолжала расспрашивать об их общих друзьях и знакомых.

- А как поживает юный принц Люйтпольд?

- Будет занят другими делами в вечер премьеры, насколько мне известно. К Тио Бланду прислушиваются во дворце.

- Им же хуже. Я была лучшего мнения о мальчике.

- Он уже не мальчик. Он выглядит как молодой правитель.

- Надеюсь, ему дадут развлечься, прежде чем женят на Клотильде Аверхеймской.

- Скорее он увлекся Евой.

Женевьева мелодично рассмеялась. Детлеф вспомнил, что она не питала теплых чувств к Еве Савиньен. Это было объяснимо: нечто оставшееся после Великого Чародея захватило власть над Евой, и девушка попыталась убить их обоих.

- Ева играет меня, я так понимаю.

- Она хорошая актриса. Савиньен прошла через всю сумятицу, связанную с Анимусом и Демоном Потайных Ходов. Ева лучше всех изображает тебя после… э… после тебя самой.

- Я оставила сцену. У меня было слишком узкое амплуа. Я играла только себя.

- Такова судьба половины великих актрис.

Женевьева опустилась в кресло, где совсем недавно сидел отец-настоятель Бланд.

Реальность вернулась. Восторг от встречи с любимой заставил Детлефа забыться на время. Теперь он вспомнил об опасности.

- Жени, сейчас в городе не безопасна для… э… таких, как ты.

- Бретонских девушек? Это не новость. Наше правительство постоянно предупреждает об опасностях, которые поджидают юных мадемуазель, только что сошедших на берег с борта корабля.

- Вампиров, Жени. Семнадцатый параграф…

- Чья это дурацкая идея? Я скажу тебе: если бы я подписала петицию в защиту этого закона, я бы сгорела со стыда и пала ниц в раскаянии.

Она лукаво взглянула на актера из-за завесы влажных волос, ниспадавших ей на лицо.

- Ты меня дразнишь.

- Ты хмуришься. Ветер переменится, а твое лицо таким и останется.

- Только не мое лицо. Я мастер перевоплощения. Это ты никогда не меняешься.

Женевьева скорчила гримасу, изображая рассерженного вампира. Ее брови встопорщились, клыки заострились.

- Гляди, я чудовище. Меня нужно обратить в пепел или закопать в землю, - сказала она и показала язык.

- Тебе следовало остаться в лесу или вернуться в свое убежище на краю света. Все это скоро закончится, и ты снова будешь в безопасности.

Внезапно Женевьева стала серьезной:

- Детлеф, мне надоело прятаться и трястись за свою жизнь. Что, если бы Глинка снова начал свой Крестовый поход и все театральные представления были запрещены? Ты согласился бы укрыться в монастыре и, ждать, когда все это закончится? Думаю, ты бы устраивал спектакли в задней комнате трактира или на лесной опушке, в любом месте, где могли бы собраться зрители. Если бы тебя приговорили к отсечению головы за актерское искусство, ты бы начал читать монолог прямо на эшафоте и не заткнулся бы еще минут пятнадцать после того, как опустится топор палача. Я не могу притворяться, что я - не я.

- Ты не всегда была вампиром.

- А ты не всегда был актером. Когда-то и я была ребенком. Как и большинство из нас. Сейчас я… э-э… я…

- Женевьева Сандрин дю Пойнт дю Лак Дьедонне.

- Ты запомнил все мои имена. Дорогой, ты единственный, кому это удалось.

Она перескочила через стол и плюхнулась к нему на колени. Его губы осторожно обхватили ее ротик. Он помнил, как целовать ее и не пораниться.

- Ты по-прежнему голодна, - прошептал Детлеф.- И тебе хочется совсем не бульона.

- Я не могу просить тебя об этом, - ответила Женевьева, как-то вдруг постарев.

- А я не могу допустить, чтобы ты голодала.

Нахмурив лоб, вампирша наблюдала, как ее возлюбленный расстегивает воротник.

- Укуси меня, Жени. Я не поверю, что ты вернулась, пока ты этого не сделаешь.

Женевьева отстранилась от него, убрала волосы с лица и пристально посмотрела в его глаза. Ее ноготки скользнули по морщинам на висках актера и погрузились в его волосы. Лицо девушки было в тени, но ее глаза горели зеленым, как южное море.

- Ты не изменился, - сказала она.

Выпустив когти, словно кошка, вампирша вонзила зубы в его шею.

Детлеф крепко держал свою долгожданную гостью, пока его кровь толчками текла в ее рот. Мужчина чувствовал ее ребра под локтями, а его руки запутались в ее волосах.

Он шепнул, что любит ее. Она что-то неясно прошелестела в ответ, но актер понял, что она хотела сказать.

6

Кабинет Детлефа не был похож на будуар. Женевьева знала, почему он не держит здесь дивана. Ему надоели шутки о пылких молодых актрисах и о пробах на кушетке. В результате им пришлось приспособить для своих нужд мягкое кресло и широкий стол.

Не отнимая рта от его шеи, Женевьева выскользнула из своего просторного платья и помогла Детлефу раздеться. Он поправился по сравнению с тем, каким она его помнила, и пожаловался на спину, когда она потянула его из кресла.

Девушка не могла отпустить его из своих объятий, хотя ей приходилось постоянно помнить о своих когтях. Слишком легко было забыться.

- Это второе внушительное мужское достоинство, к которому мне довелось прикоснуться сегодня вечером,- сообщила вампирша.

Детлеф озадаченно взглянул на нее.

- Не самое подходящее время для истории, - заметила Женевьева.

- Ты же не ждешь, что я оставлю это просто так, - возразил ей любовник. - Попробуй представить себя в моем положении.

- Я не лежу голой на спине, пока вампир кусает мое горло.

Неожиданно с проворством, которому позавидовали бы даже его старые сценические персонажи, Детлеф перевернулся и оказался сверху, прижав свою возлюбленную как борец. Он осторожно опустился на нее и принялся щекотать ложбинку на ее шее своей бородой.

- Пытка не прекратится, пока ты не сознаешься, вампирское отродье.

Женевьева рассмеялась и сдалась:

- Мне пришлось вскарабкаться на статую Сигмара на Кёнигплац.

- О нет, ты ведь имеешь в виду не эту с огромным…

- О да, именно ее.

- Священный молот Сигмара!

- Вот именно.

Затем с легкостью, рождающейся от долгой практики, его молот нашел ее наковальню.

Ощущая, как кровь любимого струится по ее жилам, Женевьева чувствовала себя сильнее, быстрее, лучше. Но в нее проникла и его жизнь, тот неповторимый привкус, который ассоциировался с его личностью. Когда актер был моложе, он представлялся как «Детлеф Зирк, гений». Позже эта экстравагантная манера стала защитой от критиков. Теперь, когда Детлефу больше нравилось изображать заурядного сочинителя, его юношеская похвальба обратилась в реальность. Женевьева впитала стихи, которые он еще не написал.

Ночь была на исходе. Детлеф дремал, отдыхая от их игр, но на вампиршу лунный свет, струившийся в окно кабинета, подействовал возбуждающе.

- Ты не сказала, почему пришла, - пробормотал Детлеф.

- В Альтдорф? В театр?

- И туда, и сюда.

- Не обижайся, но я направлялась не на свидание с тобой.

Мужчина полностью проснулся. Женевьева знала, что ее признание причинит ему боль.

- С кем-то другим?

- Не в этом смысле. Поверь мне, другою такого, как ты, нет. Как ни странно, но даже за столь долгую жизнь, как моя, такие люди встречаются только раз. Я здесь, чтобы увидеться с другим вампиром. С очень важным вампиром.

- Прямо здесь?

Детлеф вздрогнул и осмотрелся.

- Ага, - подтвердила Женевьева. - Он живет под твоей крышей, выдавая себя за обычного человека.

- Это невозможно!

Актер слез со стола и начал натягивать штаны. Девушка тоже надела платье. Ее руки сновали с нечеловеческой быстротой, поэтому несколько дюжин крючков и пуговиц не доставили ей хлопот. Она привела себя в порядок прежде, чем Детлеф добрался до своей рубахи, и помогла ему одеться, как заботливая мать - младенцу.

- Это сильванский рабочий сцены, да? - буркнул Детлеф.

- Нет-нет, Ранаштик - это не тот вампир, который послал за мной.

Они были не одни. Женевьева не знала точно, когда именно ее сородич прокрался в комнату. Из скромности она понадеялась, что это случилось несколько минут назад.

- Время пришло, темная внучка, - раздался знакомый тоненький голосок.

Женевьева посмотрела в темный угол и увидела маленькое личико, казавшееся серебристым в свете луны.

- Эльзи? - ахнул Детлеф.- Сиротка Эльзи?

- Думаю, мне нужно вас представить,- вмешалась Женевьева.- Это предок моего предка, леди Мелисса Д'Акку. Она старейшина, одна из самых старших вампиров в Известном Мире.

- Но тебе же д-д-двенадцать,- пробормотал Детлеф. - Так ты сказала. А твои родители погибли при крушении кареты.

- Вообще-то мне больше одиннадцати столетий. Я действительно потеряла родителей из-за несчастного случая, только это произошло много лет назад. Я уже свыклась с этой утратой. Самые важные события в моей жизни произошли достаточно давно, чтобы примириться с ними. Однако мне до смерти надоело быть на побегушках у тебя и этого козла Фрица за те несколько недель, пока я ждала мою дорогую внучку. Это эксплуатация детского труда, вот что!

Детлеф лег на стол и закрыл глаза.

- Я не понимаю, почему он так расстроился, - заметила леди Мелисса. - Я позволила вам, влюбленные летучие мышки, насладиться обществом друг друга, прежде чем приступить к делу, ради которого я тебя вызвала.

- Я сплю, - провозгласил Детлеф. - Этого не может быть.

- Не обращай на него внимания, - сказала Женевьева леди Мелиссе. - Он гений. Нужно принять это во внимание.

- В мои дни гениев не было.

Детлеф застонал.

Женевьева заключила древнюю даму в свои объятия и протанцевала с ней по комнате, кружа как настоящую маленькую девочку. Леди Мелисса была вполне дружелюбна, если удавалось рассмешить ее и настроить на игривый лад. Когда она становилась серьезной, люди умирали.

- Я тоже скучала по тебе, бабушка,- пропела Женевьева и поцеловала свою старшую родственницу в холодную щеку.

7

- Нам не хватало тебя на нашем последнем собрании,- сказала леди Мелисса своей внучке. - Старшие вампиры со всего Известного Мира собрались в ордене Вечной Ночи и Утешения.

Девушка из приличия приняла виноватый вид. Ее толстый человеческий любимец был озадачен. Мелисса знала, что в большинстве случаев смертным бесполезно что-либо объяснять. В этот раз ей, видимо, придется растолковывать все по буквам. К сожалению, им требовался слуга, который может свободно перемещаться днем.

- Я путешествовала, бабушка, поэтому слишком поздно получила приглашение.

Мелисса не поверила в такое оправдание, но не стала возражать.

- Я не виню тебя, дитя. Нет ничего более скучного, чем собрание старших вампиров. Поверь, они мне порядком надоели за многие века. Все эти длинные серые лица и потрепанные черные плащи! Схватки между самцами оленя в брачный период не идут ни в какое сравнение со спорами старых дураков из-за человеческих крошек. Одни и те же истории, которые пересказываются раз за разом. Их большая часть - это байки о том, что мы не потерпели окончательного поражения в Войнах Нежити, и так далее и тому подобное. Оказывается, мы просто ждем своего часа, чтобы восстать из наших замков в горах и занять положение, подобающее правителям человечества. И далее следует всякая ерунда о фонтанах девственной крови, право на которую признают недостойные там-пам-пам-парам… В общем, после этой чепухи хочется замазать уши воском и укрыться лет на сто в гробнице, пока они не кончат болтать.

Зирк все еще изумленно разглядывал ее. Мелисса повернулась к нему, сделав большие глаза. Актер вздрогнул.

- Пожалейте бедную сиротку, сударь, - проговорила девочка тоненьким, жалобным голосом Эльзи. Все эти так называемые театралы видели ее каждый день, но ни один из них не раскусил ее игру. - Знаешь, мне пришлось охотиться на крыс. Это не так-то просто для меня.

- Мне очень жаль… э… миледи.

- Еще бы тебе не было жаль, смертный. Но ты всего лишь дойная корова. Через несколько лет тебя не будет в живых.

- Бабушка! - потрясенно воскликнула Женевьева.

- Не перебивай старших, дитя. Это неприлично. Мне жаль, если я ранила ваши чувства, господин гений, но нет смысла притворяться, не правда ли? Хотя, как я понимаю, притворство - это ваше главное ремесло. О, меня никогда не заботили такие вопросы, как уважение к еде. Женевьева, мы должны сами уладить вопрос с Тио Бландом. Не стоит ждать помощи от домашней скотины. К тому же смертные в любой момент могут повернуть против тебя. Сегодня они твои преданные рабы, а завтра нападают на тебя с острыми кольями. Разве я тебе не рассказывала истерию об охотнике на ведьм из Кенелля, случившуюся во время красной оспы? Конечно рассказывала. Оставь свою снисходительность. Я повторяю одни и те же истории по многу раз, как и все остальные заросшие паутиной старые вампиры.

- Она всегда такая? - спросил Зирк.

Женевьева кивнула:

- Ну, разве она не прелесть?

- Не дерзи, дитя, - оборвала ее Мелисса, - О чем я говорила? Ах да. Собрание. Мы много обсуждали Семнадцатый параграф. Отец Гонорио выразил озабоченность, а ты знаешь, какой он невозмутимый. Барон Вьетзак из Карак Варна прогрыз каменный стол. Он действительно сделал это. Я видела, как он кусал столешницу. Вообще-то стол был уродливый. Работа гномов. Ты заметила, что они специально делают ножки слишком короткими для человека? Хотя мне в самый раз. Так что их маленький мерзкий заговор потерпел провал. Я несу чепуху, да? Вот что бывает, когда несколько недель подряд притворяешься сироткой Эльзи.

Рот Зирка округлился от удивления.

- Беру свои слова назад, - заметила Женевьева.- Обычно с ней гораздо проще.

- Обычно я не пытаюсь спасти род вампиров от вымирания.

Мелисса почуяла крысу на полке за книгами - крохотное сердечко быстро билось, а теплая кровь струилась по тоненьким жилам.

- Извините, - сказала старая вампирша. - Некоторые из нас должны обходиться тем, что имеют.

Она мгновенно переместилась на противоположную сторону комнаты и тут же вернулась обратно, сжимая зверька, покрытого мехом. Между делом ей удалось даже расставить книги по порядку. Мелисса почувствовала панику животного и, заглянув в его блестящие глазки, приказала маленькому разуму уснуть и не противиться тому, что случится.

Засунув крысу в рот, вампирша проглотила ее целиком.

Затем она промокнула губы платочком и вопросительно взглянула на Женевьеву. Не имея возможности воспользоваться зеркалом, вампиры должны были полагаться друг на друга, прежде чем появиться в обществе простых смертных.

- Осталась капля на верхней губе.

Мелисса потерла лицо.

- Здесь, - поправила ее Женевьева. - Готово. Ты выглядишь прекрасно: прямо не девочка, а картинка.

Затем она легонько хлопнула Детлефа снизу по подбородку, заставив его закрыть рот.

- Голодающие коты, - пробормотал актер. - Вот почему им не хватало пищи.

- Не переоценивайте своих котят, - фыркнула Мелисса. - Ваши крысоловы толстые и ленивые. Я займусь ими, когда крысы кончатся. Считайте, что я вас предупредила. Разве что, господин добрый гений, вы согласитесь покормить бедную маленькую сиротку, у которой нет друзей в этом мире.

- Бабушка, бабушка! Об этом и речи быть не может.

Мелисса оттопырила нижнюю губку.

- Ты говорила о спасении рода вампиров от вымирания.

- Да, дитя. С твоей стороны очень похвально напомнить мне об этом.

- О чем она говорит? - не выдержал Зирк.- У меня такое ощущение, словно я пришел на спектакль во время пятого акта.

- Я рассказывала тебе об ордене Вечной Ночи и Утешения, - напомнила Женевьева смертному. - Монастырь вампиров в Горах Края Мира. Им управляет отец Гонорио.

- Этот правитель очень похож на древнюю старуху, - отрезала Мелисса.

- Из твоих уст такое обвинение звучит довольно забавно.

- Что это за собрание?

- Собрание - оно собрание и есть, - пояснила Женевьева, - Старшие вампиры собираются вместе в условленное время. По сути, это мероприятие не многим отличается от праздников с выпивкой, охотой и досужими разговорами, которые устраивает Лига Карла-Франца или любое другое общество при каждой удобной возможности.

- С выпивкой и охотой? - подозрительно переспросил Зирк.

- Ты его расстроила, дитя.

- Тише, бабушка. Детлеф знает, что представляют собой вампиры. Но если Тио Бланд глупец, это не повод отрицать, что некоторые из нас, я подчеркиваю некоторые,- кровожадные варвары. К сожалению, Каттарина не была исключением среди нашего народа.

Мелисса хорошо помнила царицу. Она любила принимать ванны из крови детей своих придворных. Все понимали, что такие крайности до добра не доведут.

- Я предупреждала твоего родителя, чтобы он не трогал кислевскую принцессу, дитя. Демон поселился в душе Каттарины задолго до обращения. Но когда Шанданьяк меня слушал? Ни один из молодых вампиров не желает слушаться старших. В этом я согласна с Гонорио. Если бы вы уважали традиции, ничего такого не произошло бы. А теперь поговорим о покушении на Тио Бланда…

Зирк снова изумленно открыл рот. Это становилось утомительным.

- Вы двое хотите убить Тио Бланда?

Вечно эти люди все поймут шиворот-навыворот.

- Милосердная Шаллия! - воскликнула Мелисса.- Нет, мы хотим предотвратить убийство.

Крысиный хвостик перекрутился в ее животе, и она рыгнула.

- Прошу прощения,- сказала вампирша. В горле у нее запершило, и ее одолел кашель.- Это все от неправильного питания.

Девочка прочистила глотку и сплюнула на ладонь меховой шарик. Она уже хотела запустить им в стену, однако Женевьева неодобрительно хмыкнула и указала на корзину для мусора. Мелисса преувеличенно аккуратно свернула шарик и выбросила его куда полагается.

- Счастлива?

- Так-то лучше, бабушка. Не нужно устраивать беспорядок.

В отличие от Женевьевы, Мелисса Д'Акку произвела на свет многих потомков. За долгие века она обрела более сотни темных сыновей. Они принесли ей внуков без числа. Однако большинство из них отделились, ища свои пути в жизни и смерти. Их едва ли интересовало, жива ли она. Многие из ее рода последовали за графами фон Карштайнами и сгинули во время Войн Нежити или преследований.

Женевьева была не единственным живым потомком Мелиссы, происходившей от великой Ламии. Однако узы, которые связывали старую женщину с бретонской девушкой, ближе всего соответствовали человеческому понятию «семья». Мелисса не раз думала, что без Женевьевы она утратила бы интерес к миру, и была благодарна ей за эту связь.

Конечно, можно было погрузиться в созерцание, как отец Гонорио, или потерять себя, поддавшись красной жажде, как Каттарина, но это была не жизнь. Что бы ни говорили ненавистники вампиров, не быть мертвой означало быть живой.

Мелисса посмотрела на Женевьеву и Зирка.

- Это дурацкая идея принадлежит Вьетзаку, - сказала она. - Этот тип хочет развязать новую Войну Нежити. По его утверждению, он состоит в родстве с сильванским сбродом. Барон отправился в свой замок в Карак Варне, чтобы навести ужас на крестьян и поднять банды стригоев. Ты знаешь, кто такие вампиры-стригои, дорогая. Никакого вкуса. Безмозглые рты на ножках, специально выведенные пехотинцы. Фон Карштайны слишком полагались на них, и все мы знаем, к чему это привело. Барон Вьетзак провозгласил, что всех врагов нужно уничтожить и тому подобное. Ужасная месть всему человечеству, и в первую очередь тем, которые осмелятся… Тары-бары, неумолимый и быстрый ангел смерти и прочее, и прочее, и прочее.

- Вьетзак здесь? - спросила Женевьева. - Выслеживает Тио Бланда?

- Он не настолько сумасшедший. Нет, он послал убийцу. Или нанял кого-то из местных кровососов. Золота у него хватает.

- Не скажу, что буду сожалеть о Бланде, - заметил Зирк. - Пусть смерть заткнет рот этому пролазе, если ничто другое не может.

Мелиссе тоже приходила в голову эта мысль. Всего несколько часов назад, когда отец-настоятель дал ей пфенниг и бессмысленный совет относительно инвестиций, ей очень хотелось вонзить когти в его мягкий обвислый подбородок и порвать главную артерию. Однако благоразумие взяло верх, и она сдержалась.

- Ты знаешь, что это не так, Детлеф, - возразила Женевьева. - Если вампир убьет Бланда, все, что он говорил о нас, окажется правдой. Возможно, он умрет, но его идеи воспримут всерьез. Другие займут его место, и это будут отнюдь не такие шуты, как он. Ты когда-нибудь слышал об Обществе царевича Павла?

- Того Павла, который расправился с Каттариной? - уточнил Детлеф.

- В конечном счете, да. С тех пор в Кислеве существует общество, названное в его честь. Это убежденные вампироненавистники, занимающие высокие посты. Они наблюдают за Бландом, следят за тем, как набирают популярность его идеи. Сегодня вечером меня едва не растерзала толпа. А теперь представь себе ту же толпу, в центре которой стоят стражники, солдаты и охотники на ведьм, исполняющие императорский указ. Никого не будет интересовать, виновен ли вампир. Невинные жертвы и чудовища - все мы окажемся под землей или обратимся в пепел. Скорее всего, убьют и меня, против чего я решительно возражаю.

- Э… я тоже, - отозвался пораженный мужчина.

- Теперь, когда мы все выяснили, - включилась в беседу Мелисса, - объясните, как вы двое собираетесь спасти никчемную шею Бланда?

8

Огромный плакат перед Храмом Морра изображал бесстрашного убийцу вампиров Тио Бланда, который триумфально сжимал отрубленную голову с гипертрофированными клыками и красными глазами. Под картинкой была надпись: «Смерть мертвым!», а приписка, якобы сделанная спонтанно, от руки, гласила: «В пепел или под землю!»

Детская игрушка - черная летучая мышь с красными глазами и смешными зубами - была пригвождена к доске деревянным колом. Художник плеснул красной краской напротив предполагаемой раны в сердце и дорисовал подтеки, составив новый лозунг: «Правило номер один: кровососов нет!» При ярком свете дня Женевьева подумала, что она этого так не оставит.

Двое жрецов, очень похожие на головорезов, которые накануне жестоко отделали торговца шелком, охраняли дверь храма. Кажется, они сравнивали длину своего оружия.

- Говорю тебе, Вилли, если бы вампир появился здесь и сейчас, я проткнул бы его пикой с серебряным наконечником и вырезал бы его сердце в одно мгновение.

- Очень впечатляет, Вальтер, но своим ножом с серебряным лезвием я извлек бы это самое сердце в полмгновения.

- Может, и так, но всего за четверть мгновения я бы…

Женевьева ясно видела, к чему ведет их беседа.

- Прошу прощения, добрые господа, - заговорила она с провинциальным акцентом. - Это Храм Морра?

Храмовое здание было совершенно черным. На его крыше стояла статуя бога смерти, а стены были украшены символами Морра. В придачу над входом были выгравированы золотые буквы: «ХРАМ МОРРА».

- Возможно, - ответил Вилли Нож. - Смотря кто спрашивает.

- Я Дженни Годгифт, пришла из Виссенланда.

Она булькнула, изображая хихиканье, и закатила глаза.

- Для такой малышки это дальний путь, - хмыкнул Вальтер Пика.- Должно быть, у тебя хорошенькие крепкие ножки.

Женевьева гнусаво рассмеялась, издав звук, напоминающий рев эсталийского осла.

- Вы хотите вогнать меня в краску, славные воины? Это не любезно и не умно.

Ее щеки были нарумянены. Вампиры не краснеют от смущения, поэтому легкий налет розовой пудры оказался очень кстати с точки зрения маскировки. Если не приглядываться специально, ее вполне можно было принять за человека. Детлеф, мастер театральных искусств, тщательно наложил тонкий слой грима. Ее бледная кожа приобрела цвет, и теперь Женевьева выглядела как юная особа, которая проводит много времени на солнце. Ее охватило странное чувство, когда она неподвижно сидела перед зеркалом в артистической уборной и наблюдала, как возникает из небытия ее давно забытое лицо. Оно проявлялось постепенно, по мере того, как Детлеф работал над ее внешностью.

Неужели таким был ее облик? Когда вампирша надела парик и накрасила губы, ее отражение приняло завершенный вид, если не считать темных провалов на месте глаз. Настоящей проверки она не выдержала бы, но случись ей пройти мимо зеркала - а их в храме, должно быть, немало, - там отразилась бы девушка, а не пустое шагающее платье.

- Это здесь живут храбрые истребители вампиров? - спросила Женевьева.

На ее взгляд, она переигрывала, однако Детлеф сказал, что актер никогда не должен бояться очевидного. Большинство людей не боятся. Взять, к примеру, Вилли и Вальтера, настоящих водевильных стражников.

Жрецы снисходительно ей улыбнулись. Женевьева потупила взор и взмахнула ресницами. Однако из-за краски, обильно наложенной на веки, один глаз склеился. Вампирша торопливо разлепила веки, пока никто этого не заметил.

- Барышня Годгифт, - сказал Вилли,- пока вы в этом районе, вам не нужно бояться живых мертвецов.

Девушка сотворила знаки всех богов, каких могла вспомнить, отчего ее руки запорхали, как в танце.

- Хвала богам, - заявила она. - Я питаю отвращение к нежити во всех ее злодейских обличьях. Я пришла, чтобы присоединиться к вам.

- Служителей Морра воспитывают с детства, - возразил Вальтер. - Затем они работают в морге два полных года, сдают экзамены по погребальным ритуалам и…

- Но я всего лишь хочу убивать кровожадных тварей. Отец-настоятель Бланд находится в опасности и днем и ночью, ибо кровожадные чудовища только, и думают, как заставить умолкнуть его святые и праведные речи. Я рассудила, что такому, как он, нужен личный телохранитель.

- Я уверен, что у вас благие намерения, барышня, но для этого требуется нечто большее, чем доброе сердце.

- Я училась. Я владею всеми новейшими способами убийства вампиров.

Вилли и Вальтер, которым немного наскучила энергичная сельская девушка, переглянулись и пожали плечами.

- Я умею втыкать серебряные иглы им в глаза.

Вилли слегка передернуло от этого предложения.

- Оставьте ваше имя у помощницы старшей жрицы, - посоветовал Вальтер. - А также укажите адрес, где вас сможет найти посыльный. Я убежден, что с вами свяжутся.

- Вы хотите от меня отделаться?

Вилли сконфуженно рассмеялся:

- Ну что вы, госпожа Годгифт.

- Вы думаете, я гожусь только на то, чтобы покувыркаться со мной в сене и бросить в роще?

Вальтер оказался честнее.

- Мы на службе. У нас есть более важные занятия, чем спорить с такими, как вы.

- Неужели вы взаправду считаете, что молодцы вроде вас смогут защитить Антиохуса Бланда?

Женевьева поймала себя на мысли, что ее провинциальная манера речи все больше смахивает на пиратский жаргон.

Однако жрецы были слишком раздражены и не обратили на это внимание. Вилли потянулся к своему оружию, но нащупал только пустое место. Женевьева подняла нож, держа его так, чтобы не коснуться серебряного лезвия. Одним быстрым движением она выдернула клинок из ножен на поясе стражника.

- Ты не это ищешь?

Вилли потемнел. Пика Вальтера устремилась вниз по дуге. Когда ее острие царапнуло по камням, Женевьева была уже совсем в другой стороне. Стоя сбоку, она ударила ногой по древку и аккуратно его переломила.

- Что, если бы не я, а вампир сделал это, господа? Что тогда?

Вокруг начали собираться любопытные прохожие. Вилли и Вальтер разозлились из-за этого больше, чем из-за своих отобранных игрушек.

Вот когда Женевьеве пригодились катайские боевые искусства, которым обучил ее мастер По. Она проведет пару приемов гун-фу в стиле «богомола», после чего проникнет в храм и получит работу главного телохранителя при самом знаменитом вампироненавистнике Империи. Главное, держать себя в руках и не пускать в ход когти и клыки. Это было бы смертельной ошибкой.

- Два шиллинга на чужестранку, - объявил какой-то любитель азартных игр.

Если бы Женевьева заключала пари, она тоже поставила бы на себя. В это мгновение из храма, тяжело ступая, вышел человек. Ему пришлось нагнуться, чтобы не удариться головой о притолоку парадной двери.

- Два твоих и поднимаю на два, - откликнулся другой игрок.- Это Лупо Прайс, борец.

Женевьева с тоской вспомнила те дни, когда жрецами становились немощные хлюпики, чьи рукава были заляпаны воском, а зрение потеряло остроту из-за любви к чтению. В то время она могла бы раскидать целый храм таких священнослужителей, не прибегая к стилю «богомола». Хватило бы и стиля «ленивца».

- Крона на брата Прайса, - раздался возглас.

- Слишком много для меня, - пробурчал первый игрок, поставивший на Женевьеву.

- Что за шум? - грозно спросил брат Прайс.

- Госпожа Недоразумение настаивает, чтобы ее пропустили внутрь,- сообщил Вилли Без Ножа.

- Она сказала, что ее зовут Дженни Годгифт,- добавил Вальтер Полпики.

Брат Прайс закатал рукава и хрустнул костяшками пальцев. Глядя на его руки, можно было подумать, что он упражняется, перетирая камни в порошок.

- Она повредила храмовое имущество, - пожаловался Вальтер, потрясая обломками древка.

- И кое-что украла, - прохныкал Вилли.

Женевьева вернула нож хозяину, который демонстративно вытер лезвие о рукав.

- Ты все еще хочешь драться, девушка? - поинтересовался Прайс.

- Я скромный проситель из далекого Виссен…

Прайс взял ее за плечи и приподнял над землей. Зрители заахали и заохали. Женевьева пожалела, что не может вернуться на Кёнигплац, к разъяренной толпе, ополчившейся против вампиров. По крайней мере, они были любителями.

Девушка извернулась в лапищах Прайса, выскользнула из его пальцев и упала на землю. Стремясь извлечь выгоду из этой позиции, она прижалась к мостовой, так что ее локти и плечи почти коснулись камней, крутанулась на манер цыганского танцора и, сосредоточив всю силу в напряженных мышцах правой ноги, заехала Прайсу ступней в брюхо.

Носок ее башмака угодил в нижнюю часть живота, и жрец согнулся пополам.

Ей пришлось поспешно убраться с его пути, поскольку бывший атлет упал на колени. Ставки снова заколебались. Женевьева сжала пальцы, представив, что ее ладони превратились в лезвие топора, - это был один из любимых приемов мастера По, - и нанесла удар Прайсу в шею. Балахон с капюшоном защитил жреца, однако нельзя сказать, что он ничего не почувствовал. Его рука потянулась к противнице, но вампирша отскочила в сторону. Если великан снова поймает ее, он не позволит ей вырваться во второй раз.

Проявив благородство, девушка отступила и дождалась, пока брат Прайс поднимется на ноги.

Злой вампир пнул бы врага в голову, пока тот валялся на земле. Женевьева похвалила себя за доброту и понадеялась, что об этом милосердном поступке, достойном Шаллии, вспомнят на ее похоронах.

Прайс не подал виду, что ему больно, хотя после первого удара у него наверняка наливался синяк в области живота. У Женевьевы все еще ломило ногу, после того как ее ступня врезалась в тугие мышцы. Казалось, ее кости превратились в желе при столкновении. Жрец был опытным бойцом, поэтому он не совершил типичной ошибки новичка - не впал в гнев.

- Зачем нам тратить силы на потасовку? - спросила Женевьева. - Все мы ненавидим вампиров. Они - отвратительная нежить, выбравшаяся из могил, чтобы вредить хорошим людям вроде нас.

Прайс сжал кулаки и провел комбинацию «левой-правой-левой». Девушка увернулась от первых двух ударов, но третий задел ее по лбу, хотя служитель Морра, несомненно, метил ей в скулу. Вампирша отпрянула назад.

В первое мгновение Женевьева испугалась, что на пальцах мужчины останется грим, но ее выручил парик, надежно закрепленный на голове. Спереди его украшала челка, довершавшая облик деревенской красотки.

На теле взрослого человека насчитывалось не менее тридцати восьми точек, по которым достаточно было царапнуть когтями или зубами, чтобы ударил фонтан крови. Потребовалось бы всего несколько секунд, чтобы противник потерял способность сопротивляться или даже умер. Прайс оставил девять, если не десять, таких точек незащищенными. Вампир без труда разделался бы с могучим жрецом и обеспечил себе сытный ужин.

Но Женевьева не имела права драться как вампир.

Следуя наставлениям мастера По, девушка согнула руки и приготовилась к атаке в стиле «богомола».

- Она чокнутая, - ухмыльнулся Вилли.

Прайс, лучше разбирающийся в таких вещах, отрицательно покачал головой. Он принял правильную оборонительную стойку: правая рука согнута горизонтально и выставлена вперед, словно балка, а левая рука, сжатая в кулак, находится на уровне живота.

В последний момент вампирша переключилась на стиль «дракона».

Этого борец не ожидал. Женевьева заехала ему чуть выше уха, а затем в горло. Колено девушки воткнулось ему в бок. При этом удар снова болью отозвался в ее теле, однако она услышала, как Прайс зарычал от чувствительного пинка по почкам.

Мгновенно приняв решение, Женевьева поднырнула под противника и уперлась плечом в бок мужчины, как раз в то место, куда немногим раньше угодило ее колено. Затем, напрягая шею и спину, она приподняла жреца. Это был его собственный прием, входивший в арсенал борцовской школы Хагедорна. Вампирша подкинула Прайса и швырнула его на землю.

Уперевшись одним коленом в горло поверженному врагу, девушка локтем обозначила удар в переносицу.

Прайс ничего не сказал, но трижды похлопал по земле.

Женевьева проворно отскочила назад и поклонилась. В толпе послышались аплодисменты, но она лишь потупила взгляд. Прайс медленно поднялся, стараясь лишний раз не тревожить ушибленные места. Вилли и Вальтер начали разгонять зевак. Женевьева услышала звон монет, переходивших от проигравших к выигравшим, и пожалела, что не может стребовать с них свою долю.

- Брат Прайс, - сказала она, - смиренно прошу извинить меня. Я пришла сюда не для того, чтобы причинить кому-либо вред, но чтобы защитить от опасности великого человека - отца-настоятеля Бланда.

- Она сказала, что хочет быть телохранителем отца-настоятеля, - встрял Вилли.

Прайс смерил девушку взглядом. Женевьева подумала, что борец едва ли испытывает к ней теплые чувства. Но жрец улыбнулся, и вампирша с ужасом поняла, что, вопреки ее ожиданиям, Прайсу она очень понравилась. Вероятно, еще ни одна женщина не обходилась так с ним, и новые впечатления подействовали на него возбуждающе во всех смыслах, в том числе и в тех, о которых Женевьева предпочитала не думать.

- Подберите для барышни Годгифт одеяние, подходящее для храмовой сестры, - распорядился Прайс. - И передайте старшей жрице, чтобы она нашла ей место для ночлега. Не слишком далеко от главной обители. Я хочу, чтобы она постоянно была рядом, и отец-настоятель Бланд со мной согласится. С прошлой ночи мы в состоянии войны с живыми мертвецами. Эта женщина будет лучшей из наших воинов.

Женевьева отсалютовала.

9

Пока «Женевьева и Вукотич» репетировалась, Театр памяти Варгра Бреугеля большую часть времени стоял, погруженный в темноту, за исключением вечеров «открытой сцены», которые устраивал Детлеф. Программа представления состояла из номеров, подготовленных теми, кто считал себя актерами, в основном шутами и фокусниками, развлекавшими других шутов и фокусников, заплативших за вход. Самые удачливые могли продержаться около минуты, прежде чем град подгнивших овощей заставлял умолкнуть их бородатые анекдоты и хриплое пение. Артисты ускользали за кулисы, увешанные листами протухшей капусты, после чего клялись вернуться в свою контору или кожевенную мастерскую и забыть всю чушь, которую они слышали о богатстве, славе и бесчисленных прекрасных любовницах, достающихся звездам сцены. Театр брал скромную плату за билеты, а тех, кто решил продемонстрировать свои таланты, впускали бесплатно. Но управляющий Гуглиэльмо Пентангели заключил соглашение с рынком, договорившись забирать всю испорченную продукцию в конце дня. Затем гнилой товар сбывали критикам-любителям, которым упражнения в метании доставляли больше удовольствия, чем сами выступления. По окончании вечера овощи собирали и снова продавали в качестве фуража компании, занимающейся извозом, конюшни которой располагались на улице Хассельхоф.

Этим вечером Детлеф был поглощен своими мыслями. Он, как обычно, выполнял обязанности конферансье, предваряя выступление каждого дрожащего и бледного актера краткими вступительными замечаниями, однако душой он был с Женевьевой в Храме Морра. Разумеется, Бланд представить себе не может, что какой-нибудь сумасшедший вампир добровольно сунется в городское учреждение, где его, скорее всего, проткнут колом, обезглавят и бросят в печь, утешал себя драматург. Однако это мало помогало.

Нынешние неудачники выглядели более жалко, чем обычно.

Первым на сцену вышел длинноногий ученый из университета, который изображал известных в Империи личностей. Он едва приступил к сатирической пародии на героя Конрада, как целый кабачок угодил ему в лицо, отбросив на декорации. Когда недовольный Ранаштик уволок бесчувственного умника со сцены, Детлеф подумал, что зря не упомянул о присутствии в театре Общества почитателей Конрада. Ученого сменил эсталийский гитарист с огромным замасленным чубом, свисавшим на лоб. На долю музыканта досталось не слишком много гнилых помидоров. Возможно, это объяснялось тем, что его слащавые мелодии сочетались с крайне непристойной лирикой. Фокуснику повезло меньше. После первого и единственного трюка Ранаштик, за которым Детлеф решил приглядывать до поры до времени, выскочил на сцену с ведром песка, чтобы потушить пламя, перекинувшееся с жаровни на мантию иллюзиониста.

Три Болванчика - гномы в вульгарных клетчатых куртках и мешковатых штанах - устроили на сцене потасовку. В течение пяти минут они таскали друг друга за бороды, тыкали пальцами в глаза и обменивались ударами деревянной колотушкой по голове. Фигляры причинили себе вреда больше, чем летящие в них фрукты, однако у них хватило ума обратить атаку зрителей в часть представления. Лысый гном с кривыми ногами ловил еще съедобные плоды и засовывал их в рот, тогда как его очкастый приятель с взъерошенными волосами громогласно объявлял, что ничего вкуснее они не ели целый месяц.

После этого Детлеф вытерпел череду разномастных паяцев. Старуха скручивала надутые свиные кишки, создавая странные фигурки, которые якобы изображали животных. Проповедник трезвого образа жизни ошибочно решил, что это удачный способ донести свое послание до публики. Эльф, переодетый в женщину человеческой расы, разыгрывал шлюху, пристающую к морякам. Еще один фокусник исполнил трюк с исчезновением: он пропал и больше не появился. Рабочий из порта снял рубаху и проделал забавные штучки с татуировками на животе.

Придерживаясь правила, что в конце представления следует выпускать на сцену несомненного победителя, Детлеф пригласил Антонию Марсиллах, которая исполнила замысловатый танец. Выступала она практически обнаженной, укрывшись за большими веерами из перьев птицы Рух. Три Болванчика, вернувшиеся на подмостки по общему требованию, стащили вееры Антонии и начали лупить ими друг друга. Между тем бесстыдная танцовщица превзошла самое себя, приняв невообразимую позу и заставив свой живот колыхаться и ходить ходуном. Публика выразила свое одобрение, забросав артистов цветами.

- Сегодня было хорошее представление, - сказал Гуглиэльмо, когда Детлеф пробегал мимо него за сцену.

- Подпиши с Болванчиками долгосрочный контракт, продли договор с Антонией еще на две недели и попроси гитариста с маслянистыми волосами прийти на нормальное прослушивание. Всех остальных я больше никогда не хочу видеть.

- Это необходимо, маэстро.

Гений или не гений, Детлеф хорошо сознавал, что давно оказался бы в долговой тюрьме, если бы не сноровка Гуглиэльмо. Только благодаря ему деньги текли в театр широкой рекой, а вытекали маленьким ручейком.

Драматург нашел леди Мелиссу в своей гримерной. Девочка расположилась в его любимом кресле, не доставая ногами до пола, и точила клыки о старую кость.

- Надеюсь, ты гордишься собой, господин гений. Очень поучительно и познавательно, я уверена.

- Мы не допускаем детей на вечера «открытой сцены», Мисси.

- Не понимаю, почему. Едва ли этот балаган может удовлетворить интеллектуальные нужды и утонченные потребности взрослых людей. Хотя «татуированный капитан» оказался довольно вкусным.

Детлеф заметил красную полоску над губой девочки и вздрогнул от ужаса.

- Не беспокойся, - успокоила его древняя вампирша. - Он потерял сознание после прямого попадания репы. Я лишь немного его покусала. Он проснется с такой головной болью, что не заметит затянувшейся ранки. И не называй меня «Мисси».

- Что, если этот разукрашенный балбес нарвется на парней Бланда? Они проверяют шеи подозрительных личностей на предмет наличия укусов, Мисси.

- Не думаю, что они осматривают большие пальцы ног.

- А что, на пальцах ног тоже есть вены?

Мелисса сблизила большой и указательный пальцы руки так, что между ними остался маленький просвет.

- Есть, но вот такие крохотные. Это очень удобно, когда пьешь кровь спящего. Нужно только приподнять дальний край одеяла и аккуратно проткнуть кожу.

- Я мог бы спокойно прожить остаток моих дней, не зная этих подробностей.

- А как быть с твоей шеей, господин гений? На ней остались следы от зубов мадемуазель Дьедонне, которые ни с чем не спутаешь.

Детлеф переодевался в уличную одежду. Он выбрал рубашку с гофрированным воротником-стойкой и прикрыл укусы. Затем застегнул жилетку на животе и вопросительно взглянул на вампиршу.

- Для людей сгодится. Но другой вампир распознает в тебе дойную корову с другого конца комнаты.

Детлеф встревожено вскинул голову.

- Не беспокойся, - усмехнулась девочка. - Там, куда мы идем, это преимущество. Эта отметка указывает, что ты собственность другого вампира. Молодые вампиры не посмеют прикоснуться к твоей шее.

- Собственность?

- Не капризничай. Вы, смертные, не лучше отзываетесь о своих домашних питомцах или любовницах. Я уверена, что Женевьева любит тебя не меньше, чем ты любую бродячую собаку или проститутку.

Детлеф не мог решить, на кого Мелисса похожа больше - на вредную старуху или ужасную маленькую девочку. Она была слишком стара и одновременно слишком молода, чтобы заботиться о чьих-либо чувствах. У нее было очень мало общего с темной внучкой. Внезапно актер осознал, что хорошо знаком только с одним вампиром и совершил ошибку, считая Женевьеву типичным представителем ночного племени. В этом он пошел по стопам Тио Бланда, который судил обо всех вампирах по графам фон Карштайнам.

- И не притворяйся обиженным, - продолжала Мелисса. - Ты тоже сделал из меня девочку на побегушках, вместо того чтобы отправить в школу или разыскать мою семью. Это извечное деление на хозяев и слуг, кровопийц и их пищу.

- Как давно тебя пороли?

Мелисса потрясенно умолкла, затем вернулась к роли маленькой сиротки.

- Вы же не…

- Если мы не будем вежливыми друг с другом, то никогда не доберемся до истины, не так ли, миледи? А теперь скажи, нет ли вестей от Женевьевы?

Мелисса вытащила перевязанный веревочкой свиток из рукава.

- Посыльный пришел, когда ты был на сцене. Она быстро заняла высокое положение среди служителей Морра и была назначена телохранителем этого самого Бланда. Очень предприимчивая девушка.

Все шло лучше, чем они надеялись. Но Детлефа настойчиво преследовала картинка, на которой Женевьева была окружена факелами, кольями, зеркалами и серебряными тесаками.

- Что же, один из нас приблизился к цели, - сказал актер. - Теперь наша задача - найти убийцу.

Мелисса соскользнула с кресла. На ней был наряд из слезливой пьесы Таррадаша «Маленькая принцесса Соня в изгнании». Это была накидка с капюшоном, отороченная мехом, которая использовалась в сцене «брошенная на холодный-холодный снег». Кроме того, на ногах вампирши были башмачки, отделанные рыжим лисьим мехом.

Девочка подала руку в серой перчатке, словно хотела, чтобы ее перевели через оживленную улицу. Детлеф сжал ее ладонь и повел по хитросплетениям внутренних коридоров к выходу из театра. Толпа у служебного входа окружила Трех Болванчиков и совала им бумажные листки, требуя автограф. Никого не заботило, что гномы не умели писать. Детлеф заметил двоих переодетых аристократов, которые состязались за внимание Марсиллах и недобро поглядывали друг на друга из-за огромных букетов с Верхнего Гриса.

- Старик Детлеф выбирает все более молоденьких,- ехидно заметил кто-то.

Детлеф покраснел. Ему совсем не хотелось, чтобы в «Бульвар-пресс» появилась статья под таким заголовком.

Мелисса пнула насмешника в голень.

- Как ты смеешь грубо обращаться с моим дорогим старым дядюшкой!

- Извините, - вскрикнул мужчина, подпрыгивая.

Девочка ударила его по второй ноге:

- Вот теперь прощаю.

Наглец упал, порядком насмешив Трех Болванчиков. Детлеф начал думать о своей «племяннице» с большей добротой.

10

Женевьева обнаружила, что, если стоять неподвижно, она вполне может сойти за одну из традиционных погребальных статуй в Храме Морра. Все вокруг напоминало о могиле, в которую она когда-то отказалась ложиться. Венки из черных цветов, обеденные столы, напоминающие надгробия, супницы в форме мраморных урн, стулья со спинками, похожими на могильную плиту, общежития-мавзолеи с кроватями-гробами, дверные ручки с изображениями черепов и траурная окаемка. По мнению девушки, это место как нельзя больше нуждалось в услугах эльфийского художника-декоратора, который раскидал бы яркие оранжевые и бирюзовые подушки, развесил бы слащавые картинки со счастливыми котятами и пухленькими младенцами.

Брат Прайс приказал ей держаться на расстоянии нескольких локтей от отца-настоятеля и не спускать с него глаз, как пресловутый Боевой Ястреб.

В Храме Морра священнослужители обязаны были соблюдать иерархию и молчать, пока к ним не обратится кто-нибудь из старших. Женевьева была только рада, что ей не нужно подражать голосу Дженни Годгифт.

Антиохус Бланд, чье лицо, казалось, состояло из глаз и улыбки, протянул теплую влажную руку для поцелуя, когда Прайс представил ему новую послушницу. После этого он не обращал на девушку внимания.

По завершении вечерних ритуалов Бланд проводил совещание. Женевьева, наряженная в колючий черный балахон, должна была стоять смирно у стены внутреннего святилища, словно мумифицированная старуха. Она и еще несколько сестер были назначены прислуживать Бланду и его ближайшим помощникам. Прайс велел ей вести себя как обычной служанке, если только не случится чего-либо подозрительного. Впору было запутаться во всех этих надувательствах. Получалось, что бретонский вампир притворяется живой деревенской девушкой, которая одета в мантию служителя Морра, поскольку ей нужно изображать служанку, будучи на самом деле телохранителем. Женевьева хотела бы посмотреть, как Ева Савиньен справится со всеми этими ролями.

С Бландом была сестра Лизель. Это ей принадлежала идея изобразить отца-настоятеля с отрубленной головой вампира и пришпилить к воротам игрушечную летучую мышь. Жрица читала список незначительных вопросов, которые, главным образом, были связаны со статьями, размещенными в уважаемом «Шпилере» и скандальной «Бульвар-пресс».

- Как вы помните, отец-настоятель, - говорила Лизель, - были высказаны опасения, что, перенося основную нагрузку на печатные издания, мы оставляем без внимания неграмотных, которые составляют значительную часть гражданского населения. Как ни грустно, едва ли в трех из десяти альтдорфских семейств найдутся люди, умеющие читать и писать. Нашу жизненно важную идею необходимо довести до сведения всех горожан.

- Массы последуют за элитой, - возразил отец Нок с благообразным, хотя и веснушчатым лицом. У жреца была привычка проводить пальцами по жидким рыжим волосам, перераспределяя их на оранжевой макушке. Он был отцом-настоятелем до Бланда и, казалось, считал, что охота на вампиров отвлекает служителей Морра от их прямых обязанностей. - Так было раньше, так будет и теперь.

- Вообще-то, отец, ошибочно думать, что большинство влиятельных людей образованны, - заметила Лизель. - Во многих аристократических семьях сыновей не учат грамоте. В знатных домах принято нанимать ученых мужей, которые читали бы вслух письма или бумаги, когда в этом возникнет необходимость. В доме фон Сутинов моего брата обучали охотиться, сражаться на мечах и таскаться по девкам. Мой отец милостиво разрешил мне заполнить бесполезный женский ум сведениями о буквах и грамматике, дабы я могла выполнять его мелкие поручения. Например, следить за результатами борцовских соревнований, на которые он делал рискованные ставки. Как в низах, так и наверху только зубрилы вроде меня умеют читать.

Женевьева сразу поняла, что в храме настоящую угрозу для нее представляет сестра Лизель. Вампирша относила Бланда к той категории людей, которые одержимы бессмертными кровопийцами, однако не смогут отличить вампира от обычного человека (буквально), даже если он поцелует им руку. Но секретарь-глашатай была хладнокровной и расчетливой. Хотя пальцы сестры Лизель были перемазаны чернилами из-за неустанной возни со свитками и бухгалтерскими книгами, ее глаза за толстыми стеклами очков оставались ясными и умными. Она считала своим долгом все видеть и все замечать, поэтому Женевьева старалась держаться поодаль, не привлекая ее внимания.

- Как мы можем достучаться до этих несчастных - вернее, непросвещенных - душ? - спросил Бланд.

- Я об этом позаботилась, - сказала сестра Лизель. - Я наняла глашатаев, которые будут сообщать на улицах новости, касающиеся нашей кампании, пересказывать упрощенные версии тех материалов, которые мы поместим в газетах. Историю о ваших молниеносных действиях прошлой ночью уже услышали на всех площадях и рынках. Прямолинейный подход сослужит нам хорошую службу, но я думала о более тонких методах воздействия. Насколько я понимаю, отец-настоятель, Детлеф Зирк не проявил заинтересованности к нашим благородным начинаниям?

Женевьева прикусила губу. Детлеф рассказывал ей о визите Бланда.

Жрец уныло покачал головой:

- Он изменит свои убеждения, но на данный момент он не чувствует - вернее, не видит - опасности. Печально, очень печально. Жаль, что столь талантливый человек находится во власти устаревших предрассудков.

- Если театр не хочет служить Храму, мы должны создать свой собственный театр.

- Сестра Лизель,- не выдержал отец Нок. - Расходы, расходы! Наша казна и так истощилась из-за организации ночного патруля и покупки дополнительного оборудования. Наш долг серебряных дел мастерам составляет…

Сестра дождалась, когда Бланд отклонит протест Нока, и продолжила:

- Я согласна, что на данный момент мы не располагаем возможностями для создания традиционного театра. Однако, оказав поддержку уличным лицедеям, мы добились ощутимых результатов. «Истребитель вампиров» очень популярен среди молодежи. Я предлагаю продолжать эту политику и оказать покровительство кукольникам. С давних пор повелось, что простолюдины оставляют своих детей перед палатками с кукольным театром, а сами идут выпить или делают покупки. Почему нам не обратить их небрежение во благо, используя развлечение в образовательных целях?

Лизель достала заляпанную чернильными кляксами рукопись.

- Конечно, я не Джакопо Таррадаш, однако и у меня есть зачатки драматургического дарования. Это переложенная мною популярная легенда о Каттарине и Павле. Отец-настоятель, вы будете довольны, узнав, что я вложила в уста царевича несколько монологов, основанных на ваших недавних выступлениях. Конечно, я велела резчику придать кукле, изображающей Павла, сходство с вашим драгоценным обликом. Вы лицо нашей кампании, наше главное оружие против надвигающейся ночи.

Женевьева помнила реального Павла. Это был высокий мужчина с раздвоенной бородкой и в придачу однорукий (следствие неукротимого темперамента царицы). Интересно, как ему удалось осуществить свой подвиг? Остается только предположить, что кто-то держал кол напротив сердца древнего чудовища, пока он махал молотом.

- Все это очень воодушевляет, сестра. А что думают люди?

Как поняла Женевьева, среди прочих новшеств Лизель организовала маленький опрос среди горожан. Она направила на улицы послушниц в светских одеяниях и велела им задавать каверзные вопросы о Храме Морра, Антиохусе Бланде, вампирах и способах обращения с ними.

- Сегодня наши изыскания показали значительный прогресс по сравнению с днем вчерашним. Две трети опрошенных поддерживают лозунг «В пепел или под землю!». Следовательно, многие горожане, которые раньше выражали легкую обеспокоенность относительно вампиров, перешли в категорию «сильная ненависть и страх». Почти все те, кто раньше придерживался нейтральной точки зрения, переместились в категорию «слегка обеспокоены». Все глупцы, заявлявшие, что не имеют ничего против вампиров, продвинулись до категории «безразличные». Наши сотрудники называют это «фактором Ибби Рыбника».

- Едва ли такое название соответствует возвышенному духу нашей кампании, - заметил Бланд.

- Это единичный случай легкомыслия усиливает энтузиазм людей, отец-настоятель. К тому же прозвище Ибби Рыбник запоминается лучше, чем… Как его звали?

- Ибрабод Фюртвингл? Иблохал Фонебонио?

- Не важно, отец-настоятель. В действительности его звали Ибрахим Флюштвейг.

- Точно. Я бы и сам вспомнил.

- Несомненно. Однако большинство людей не обладают вашими дарованиями. Прошлой ночью Ибби Рыбник был всего лишь убитым портовым бандитом. Затем он стал мучеником, олицетворяющим род людской, за которым ведут охоту живые мертвецы. Теперь он уничтоженный потенциальный вампир, первый павший враг в нашей кампании.

- Но ведь не каждый, кого укусил вампир, превращается в нежить? - уточнил Нок. - У нас будет перерасход.

- Алхимики все еще обсуждают этот вопрос, - ответила Лизель.

- Вот еще одна проблема, которую мы должны решить, - объявил Бланд, и его глаза вспыхнули. - Трата - вернее, разбазаривание - драгоценных средств на попытки понять природу живых мертвецов. Алхимики должны создавать более эффективные и надежные средства убийства - вернее, уничтожения - этих демонов, а не причудливые теории о том, откуда берутся вампиры. Зло находится за пределами нашего понимания. Его нужно сжигать или вырезать.

Лизель захлопала в ладоши и обвела взглядом всех присутствующих. Другие сестры тоже присоединились к ней. Женевьева была вынуждена последовать их примеру. Пока звучали аплодисменты, Лизель вытащила восковую дощечку и стило и записала слова Бланда.

- Я отправлю это в «Шпилер» завтра утром, отец-настоятель, - сообщила жрица, поспешно делая заметки. - «Трата др… средств… попытки понять… алх… должны… более эффективные и надежные средства уничтожения… нужно сжигать или вырезать». Отлично сказано.

Женевьева надеялась, что на этом собрание закончится. Она подозревала, что ей пора подправить грим.

- У нас остался еще один вопрос, - сказал брат Прайс, который молчал во время доклада Лизель.

- Ах да, - откликнулась сестра Лизель. - Нам нужно соблюдать осторожность.

Прайс хлопнул в ладоши, и сестры, выстроившись цепочкой, начали покидать святилище. Женевьева не знала, должна ли она к ним присоединиться, однако Прайс удержал ее взглядом. Когда все вышли, Лизель и Нок опустились в свои кресла и посмотрели на новенькую.

- Госпожа Годгифт - это наше новое секретное оружие, - гордо объявил Прайс. - Она обладает редкими способностями.

Лизель сдвинула очки вниз, окинув Женевьеву оценивающим взглядом.

- Я полагаю, на телохранителя, который выглядит как телохранитель, нам рассчитывать не приходится.

- Таких найти просто, сестра, - возразил Прайс - Слишком просто. Наши враги учуют их за несколько улиц, а вот сестру Дженни проглядят.

Похоже, он не убедил Лизель, но женщина не стала спорить.

- Нам удалось больше узнать о заговоре? - поинтересовался Бланд. - Сознаюсь, я почти рад, что вампиры на Краю Мира сговорились убить меня. Это доказывает, что мы на правильном пути. Видимо, мы задели нужные струны.

- Некоторые струны лучше вообще не трогать, - пробормотал Нок.

Прайс положил свои огромные ручищи на стол.

- Вампир-убийца охотится за вами, отец-настоятель, - промолвил он. - Нам это было известно, но наши шпионы донесли, что она уже в Альтдорфе. Ее здесь видели.

- Она? - Улыбка Бланда почти коснулась его глаз. - Самка вампира?

- И опытная убийца. От ее руки умерли Владислав Бласко, лорд-маршал города Жуфбара, и граф Рудигер фон Унхеймлих, покровитель Лиги Карла-Франца.

Женевьеве не оставалось ничего, кроме как выпучить глаза от удивления.

- Нам противостоит хитрое и опасное создание, отец-настоятелъ, - сказал Прайс. - Не кто иной, как вампир Женевьева Дьедонне.

11

Мелисса вела любимца Женевьевы по улице Ста Трактиров, осторожно пробираясь среди вечерней толпы. Был конец лета (период, который вампиры ненавидят больше всего из-за долгих светлых вечеров), и последние розовые полоски догорали в небе. Множество пьяных компаний околачивалось подле своих любимых трактиров. Только отупелые клиенты «Пьяного ублюдка» прятались в тени, втихомолку заливая горе вином. По чистой случайности, не иначе, вампирша свернула в Грязный переулок. Там собирались самые дешевые городские шлюхи, завлекающие клиентов, заткнув нижний край юбки себе за пояс. Детлеф немедленно прикрыл глаза своей юной спутнице, положив широкую ладонь ей на лицо, и потащил девочку вперед, распекая ее, как и положено ответственному взрослому.

Мелисса не хотела себе в этом признаваться, но ей начал нравиться грубоватый Детлеф Зирк - не в качестве жидкого завтрака, поскольку она уважала права своей внучки. Скорее, она испытывала к нему те же чувства, что и к своим лучшим приемным родителям, которые у нее были за многие века со времени «крушения кареты». Не многие смертные могли ее рассмешить, но Зирку это удавалось. Древняя вампирша стала понимать, почему Женевьеву так тянуло к этому человеку. Причина крылась не в его гениальности, особых свойствах его крови или преданном сердце. Чувство юмора редко встречалось среди высших рас, как это продемонстрировали Три Болванчика. Но Зирк умел быть смешным, причем в той уникальной манере, когда невозможно было точно определить, нарочно он это делает или нет. Ей даже стало нравиться, когда он называл ее «Мисси».

- Какой стыд! - тонким, гнусавым голосом воскликнул жрец Ульрика. - Посмотрите на этого старого развратника: он привел бедное дитя в такой район. Очевидно, его страсть к демоническим напиткам пересиливает ответственность, которую он должен испытывать, заботясь о моральном облике подрастающего поколения.

Мелисса обратила внимание, что мужчина стоит перед «Изогнутым копьем» и потягивает что-то зеленое из тонкой пробирки.

- А вы что делаете в заведении для мальчиков легкого поведения, отец? - ехидно поинтересовалась она.- Проповедуете?

Священнослужитель презрительно фыркнул:

- Вот именно.

- Ври больше, Дорис, - заявил молодой накрашенный хафлинг.- Шила в мешке не утаишь.

Зирк потянул девочку прочь.

- Ты снова ищешь неприятностей, Мисси?

- Между прочим, я защищаю твою честь, дядюшка.

- Об этом я и сам позабочусь.

На улице перед «Печальным рыцарем» собрались с полдюжины громил, которые явно намеревались затеять большую драку. Стражник ругался и размахивал дубинкой, но никто не обращал на него внимания.

- Добрый вечер, Диббл, - поздоровался Зирк с блюстителем порядка.

Диббл приветственно приподнял дубинку.

- Спокойная ночь?…- иронично заметил актер. В канаву упало откушенное ухо.

- Бывало и хуже, господин Зирк, - ответил Диббл. - Вы слышали про Ибби Рыбника? Этот Тио Бланд - настоящая ослиная задница, по моему мнению. И сержант Мюнх плохо о нем отзывался. Ибби был вампиром не больше, чем эта маленькая девочка. Как тебя зовут, малышка?

- Леди Мелисса Д'Акку.

- Сойдет и Мисси, - усмехнулся Зирк, просунул руку под капюшон девочки и снисходительно потрепал ее кудряшки.

- Хочешь засахаренный персик? - спросил Диббл.

- Я не беру сладости у незнакомых мужчин, - ответила Мелисса.

- Очень умно.

На мостовую посыпались выбитые зубы. Мелисса почувствовала, как ее клыки начинают выдвигаться из верхней челюсти.

- Пойдем, дядя? А то вся эта кровь вызывает у меня…

- Тошноту? Да, конечно, Мисси. Хорошего вечера, Диббл.

- И вам тоже, господин Зирк.

Зирк обошел драку стороной, прикрыв девочку своим телом, когда через улицу пролетел один из неудачливых забияк. В центре свалки находился одноглазый моряк, на мускулистых руках которого были вытатуированы якоря. По его подбородку тек зеленый сок, из чего следовало, что он находился под действием какого-то растительного зелья.

У смертных так много вредных привычек!

- И где это место? Где «Полумесяц»?

Зирк приглядывался к вывескам, но это ему не помогло.

- Название трактира написано над дверью черной краской на черной доске. Чтобы заметить его, нужно иметь такое же острое зрение, как у меня.

- Очень умно.

- В нынешних обстоятельствах, если бы ты держал питейное заведение для вампиров, стал бы ты его украшать вывеской из зеленых горящих букв?

- Ты права, Мисси.

- Естественно. И не только в этом, дядюшка. Кстати, вот мы и пришли.

Дверь находилась в стене, перегораживающей переулок, между «Семью звездами» и «Короной и Двумя председателями». Несведущий человек решил бы, что это перекрытый по каким-то причинам короткий путь на соседнюю улицу.

Мелисса постучалась, выбив замысловатый ритм. В двери открылось смотровое отверстие. Красные глаза уставились на Зирка, затем прищурились и злобно сверкнули. Актер указал пальцем вниз, на макушку Мелиссы. Девочка улыбнулась, и взгляд за дверью смягчился.

- Долгая жизнь мертвым, - отчеканила малышка.

Дверь мгновенно распахнулась. Мелиссу и Зирка втащили внутрь, а затем дверь захлопнулась за их спиной, будто и не открывалась.

Это был «Полумесяц», знаменитый альтдорфский трактир вампиров.

12

Когда собрание закончилось, Женевьева чуть себя не выдала. Кровь Детлефа еще струилась в ее жилах, до первых петухов оставались долгие часы, и она пребывала в совершенно бодром состоянии. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы понять: все ждут, что она пойдет спать. Девушке предоставили отдельную келью в центральной части храмового комплекса, неподалеку от покоев отца-настоятеля, чтобы она могла явиться при первом же крике о помощи.

Одного этого оказалось достаточно, чтобы вызвать неудовольствие старшей жрицы Деборы, считавшей, что послушницы должны спать в общей спальне, месяцами безмолвно подметать пол и молиться, прежде чем им позволят зажечь хотя бы благовонную палочку, не говоря уже об отдельной комнате и особых обязанностях. Дебора относилась к лагерю консерваторов, как и отец Нок, то есть к той фракции недовольных в Храме Морра, которых пренебрежительно называли «Старый Храм». Приглядевшись, Женевьева обнаружила, что как минимум две трети обычных жрецов по своим убеждением принадлежали к Старому Храму. Однако всем заправляли люди Бланда. Тем, кто не выразил энтузиазма по поводу истребления вампиров, поручали всю черную работу. Примкнувшие к победителям (как фальшивая Дженни Годгифт) перепрыгнули сразу через две ступеньки во внутренней иерархии.

Оставшись одна в маленькой комнате, вампирша обдумала последние поразительные новости.

Итак, Женевьеву Дьедонне ждали и считали ее убийцей. Однажды она действительно получила письмо от Морнана Тибальта, ныне жившего в отставке, вернее, в ссылке, за Срединными горами. Бывший канцлер шантажировал ее, требуя прикончить графа Рудигера фон Унхеймлиха. Дело обернулось так, что у Женевьевы появилась причина желать графу смерти, однако она не стала убивать его по заказу Тибальта и не получала кровавых денег за расправу над вельможей. Что касается Владислава Бласко, он сам свалился в Черную Воду. Ей даже не пришлось толкать его. Участвуя в этом грязном и запутанном деле, суть которого Детлеф разъяснял в своей новой пьесе, вампирша пыталась предотвратить убийство.

Кроме того, она помешала Освальду погубить Императора.

Она не нападала на людей, чтобы их убить. Тем более за деньги.

Однако Храм Морра провел серьезное расследование, которое доказывало обратное. Могло ли это быть правдой? Может, леди Мелисса затуманила ее сознание, используя присущую старейшинам силу внушения? Могла ли она вложить в разум своей внучки приказ, который будет приведен в действие, например, звоном колокольчика и заставят ее отсечь голову Антиохуса Бланда одним ударом?

Маловероятно.

Брат Прайс и сестра Лизель говорили о «хорошо замаскированном» агенте в лагере врага. Они знали, что Женевьева приехала в город. Им также было известно, что именно она спасалась бегством от толпы на Кёнигплац два дня тому назад. Очевидно, что ни один вампир не стал бы помогать Бланду и его шайке, однако у многих вампиров были живые рабы, любовники и человеческий скот. Тем, кто боялся солнечного света, требовалась охрана для склепов и гробов. Многие из обычных людей, должно быть, питали ненависть к своим кровожадным хозяевам.

Если верить мятежному поэту принцу Клозовски, встреченному Женевьевой в Тилее, профессор Брустеллин, отец революционного движения, уподоблял аристократов высокородным вампирам Сильвании. В метафорическом смысле они тоже пили кровь своих подданных. Были все основания предположить, что в случае переворота кровопийц-угнетателей настигли бы в их собственном логове те, кого они считали своими доверенными слугами. Если бы Женевьеве пришлось день за днем вывозить обескровленные тела крестьян, которых барон Вьетзак из Карак Варна бросил гнить, и получать при этом удары кнутом вместо благодарности, она тоже присоединилась бы к кампании Бланда.

Женевьева начала размышлять, не решит ли эти проблемы еще одна Война Нежити. Она позволила бы проредить ряды настоящих злодеев и научила бы остальных держать себя в руках. Затем вампирша осознала, что попала под влияние Бланда, начала думать, как он. Интересно, не владеет ли и жрец даром убеждения, некой врожденной способностью, сродни предвидению или воспламенению? Это объяснило бы и его быстрый взлет, и стремительное формирование группы фанатичных последователей.

Сидя на кровати, Женевьева прислушалась. Она слышала, как жрецы стирали, ходили в туалет, раздевались, ложились в постель, храпели. Когда все стихнет, она рискнет выбраться наружу.

К покоям Бланда была приставлена отборная охрана, которая по своим навыкам больше походила на брата Прайса, чем на Вилли и Вальтера. Общая оборонительная структура здания была хорошая. Конечно, она не удержала бы создание, которое могло превращаться в туман, но в целом свои функции выполняла. Охранная система, состоявшая из колокольчиков, выдала бы присутствие незваного гостя. Требовалась некоторая осторожность при перемещении, чтобы никого не переполошить. Женевьева была рада возможности применить свои ночные таланты.

Она решила воспользоваться случаем и разведать обстановку.

На противоположной стороне четырехугольного двора храма горела одна-единственная свеча. Многие драматические истории разворачивались, начиная с одной-единственной горящей свечи.

Женевьева подкралась поближе и заглянула в маленькую молельню.

Под чучелом ворона с распростертыми крылами, который, естественно, почитался как священная птица Морра, стоял алтарь, а над алтарем склонился жрец. Нет, неверно. Не жрец, а Лизель фон Сутин. И она не молилась, а нагнулась над столом, что-то чертя на куске пергамента длинным черным пером. Женщина еле слышно напевала что-то себе под нос, гудя на одной ноте. Ее губы были плотно сжаты, выражая решимость. Помощница Бланда сняла очки и непочтительно нацепила их на блестящий клюв ворона.

Женевьева расслабилась. Секретарь-глашатай едва ли заметила ее.

История, которую жрица рассказала на собрании, вызвала у Женевьевы сочувствие. У ее собственного отца, который умер много столетий назад, не было сыновей, которым он отдавал бы предпочтение перед дочерью. Однако он четко представлял себе, как подобает себя вести послушной девушке из хорошей семьи. Даже Шанданьяк подарил ей темный поцелуй, рассчитывая найти в ней преданную служанку на целую вечность, нечто среднее между любовницей и матерью. Перед тем как стать вампиром, Женевьева подумывала о религиозной стезе. Таков был традиционный путь дочерей мелких дворян, которые слишком часто «показывали характер» (читай: вели себя вызывающе), чтобы их можно было сбыть с рук, выдав замуж.

Лизель фон Сутин была самым умным человеком в Храме, но она снова угодила в ловушку. Ей приходилось трудиться как рабыне, бодрствовать, когда все другие спали в мягких постелях. И все это ради того, чтобы осуществить безумные мечты человека, который не был ей ни отцом, ни мужем.

Может, Лизель влюблена в Тио Бланда? «Дорогая жена и трое милых ребятишек» отца-настоятеля жили сейчас в деревне, поэтому он легко мог удовлетворить мимолетное влечение к своему почтительному секретарю-глашатаю. Но, как ни странно, Женевьева верила, что Бланд был слишком верен своим идеалам, чтобы воспользоваться ситуацией и завязать интрижку с женщиной во время нынешней кампании. Возможно, так оно было еще больнее - любить кого-то за его преданность другому человеку. Таких терзаний не пожелаешь и врагу.

Лизель обернулась и подняла свечу.

- Кто здесь? - прошептала она.

Женевьева заметила, что женщина потянулась к амулету, причем не к ворону Морра, а к голубю Шаллии.

- Сестра Дженни, - откликнулась Женевьева. - Я не могу уснуть.

Лизель облегченно вздохнула и уронила голубя.

- Я догадываюсь, как ты себя чувствуешь, - сказала она. - Я тоже не сплю. Уже не первый год. Разве что мне удается вздремнуть урывками. По ночам я работаю. Нужно так много успеть.

Женевьева вошла в молельню.

Сестра Лизель сняла очки с вороньего клюва и водрузила их на нос. Ее глаза сразу стали большими и плаксивыми.

- Ты и есть уличный боец Прайса?

- Я делаю то, что должна делать,- ответила Женевьева.

- Твой акцент исчез, как я слышу.

Ноготки Женевьевы заострились. Она спрятала кисти рук в рукава одеяния.

- Никогда не позволяй маске соскользнуть в присутствии мужчин, - посоветовала Лизель. - Никогда не показывай им, что ты не глупая девчонка. Бери пример с меня.

- Никто не считает вас глупой.

- Вот именно, и посмотри, до чего это меня довело. Что скажешь об этом?

Жрица подняла набросок. Клыкастая женская фигура наступала на сурового Тио Бланда, вооруженного серповидным ножом. Сестра Лизель подкрасила красными чернилами глаза к клыки вампира.

- Эта наш враг,- пояснила она. - Та самая Дьедонне.

Женевьева пригляделась, ища сходство.

- Я хотела бы, чтобы она пришла и все закончилось, - сказала Лизель.

- Она не подберется к отцу-настоятелю,- заявила Женевьева. - Только не в мое дежурство.

- Похвальная решимость, сестра. Но я хочу дать тебе совет, хотя он может тебя шокировать. Ты готова меня выслушать?

Женевьева кивнула.

- Когда вампирша атакует, а она непременно атакует… Если тебе придется выбирать между спасением жизни отца-настоятеля Бланда и своей жизни…

Женевьева попыталась заглянуть за стекла очков, как шиты, заслоняющих глаза Лизель фон Сутин.

- Спасай себя.

13

Детлефа прижали к стене Генрих и Хельга, два существа на одно лицо. Волосы Генриха были слишком длинными для мужчины, волосы Хельги - слишком короткими для женщины. Они носили одинаковые костюмы: бледно-голубые брюки, и камзол, на котором было вышито множество крохотных черепов. Вампиры не родились двойняшками, но они прожили вместе столь долго, что их кровь смешалась. В результате они стали выглядеть и думать одинаково, как старая супружеская пара, которая предельно сблизилась за столетия совместной жизни.

Один вампир обнюхал укусы на шее актера, а второй провел по его волосам длинными, покрытыми лаком ногтями. Детлеф заметил красные искры в их глазах.

- На нем знаки…

Искры вспыхивали поочередно во взоре то одного, то другого.

- Сегодня его кровь пили…

- Он собственность…

- …старшей госпожи…

В «Полумесяце» было немноголюдно, однако Детлефу хватило с избытком даже Хельги и Генриха. Актер почувствовал, что его ноги оторвались от земли, и его повесили на стену, как охотничий трофей. Двое вампиров продолжали изучать его, как он изучал бы лошадь перед покупкой.

- Сильное сердце…

- …но его пора расцвета миновала.

Изнутри трактир представлял собой комнату с низким сводчатым потолком. В помещении горело слишком мало фонарей, чтобы человек чувствовал себя комфортно. За стойкой бара - там, где когда-то работала Женевьева, - суетились узколицые женщины с острыми клыками. Над ними висели приспособления, состоявшие из кожаных ремней и стеклянных трубок. Из-за 17-го параграфа их предприятие переживало упадок, поэтому всего в трех из этих конструкций висели теплые тела. У каждого в крупную вену был вставлен закрывающийся кран, который позволял отмерять порции посетителям. Две «бочки» были толстыми свиньями, тогда как место третьей занимал болезненного вида молодой человек, которого связали и подвесили вниз головой. Его мягкие волосы свободно свисали, раскачиваясь, когда юноша шевелился из-за неудобной позы.

Детлеф знал, что в более спокойное время в «Полумесяце» не было отбоя от претендентов на роль «бочки». Некоторые из них мечтали стать вампирами и рассчитывали найти покровителя, который удостоит их темного поцелуя. Другие испытывали не совсем здоровое удовольствие, когда их связывали и пускали им кровь.

По словам Женевьевы, за последними нужно было следить особенно тщательно. Они приходили слишком часто и порой истекали кровью. Но что касается нынешней «бочки», не было похоже, чтобы она впала в экстаз, да и в любом случае никто из нее не пил.

- Здесь поцелуев столько…

- …что хватило бы всем нам.

- Хельга, Генрих! - прикрикнула на своих соплеменников леди Мелисса. - Заканчивайте представление. Отпустите господина Зирка, извинитесь, как подобает, и развлекайтесь друг с другом. Ваши шуточки больше никого не забавляют. Если вы не умеете встречать гостей с должным уважением, возвращайтесь в свой склеп и поразмыслите о своем поведении, скажем, годика полтора.

Вампиры осторожно поставили актера на пол. Они отряхнули его куртку там, где она прижималась к слегка влажной кирпичной кладке. Один из кровопийц ущипнул его за зад, но Детлеф не стал возмущаться.

- Мы уважаем старшую госпожу…

- …и окажем вам любезный прием.

- Эй вы, это звучит ужасно грубо. Должна ли я напомнить вам об обстоятельствах нашей последней встречи? Вы спасались от охотников за ведьмами. Некая великодушная дама из числа старших вампиров предоставила вам карету. В противном случае один из вас был бы обезглавлен. И вы знаете, сколь недолго протянул бы выживший.

Вампиры поклонились Мелиссе:

- Ты почетный гость, живой человек…

- …и мы рады приветствовать тебя в «Полумесяце».

- Так-то лучше. А теперь оставьте нас одних.

Хельга и Генрих попятились и скрылись в тени. Их бледные, слегка светящиеся лица, казалось, повисли в воздухе на мгновение, а потом растаяли, как свечи. Детлеф услышал, как его новые знакомые, крадучись, отступили.

- Некоторые из нас не могут примириться с невозможностью увидеть себя в зеркале и заходят слишком далеко, чтобы снова обзавестись отражением.

- Это хороший сюжет, Мисси.

- Ох, я так не думаю. Ты не мог бы написать что-нибудь веселое для разнообразия? Мне всегда нравился «Туманный фарс». Что случилось с твоими ранними комедийными пьесами?

- Мир больше не смешит меня.

- Жени за многое несет ответственность, если тебя интересует мое мнение. По моему глубокому убеждению, а у меня было время его обдумать, ни одно литературное произведение не может считаться воистину великим, если оно не содержит хотя бы одного смешного эпизода. Во всех трагедиях Таррадаша были клоуны.

Мелисса выглядела до смешного серьезной, читая ему лекцию в этом мавзолее.

- Ну вот, ты снова улыбаешься. Давай просто смешаемся с толпой, и ты предоставишь мне вести разговор.

Они прошли между пустыми столиками к бару.

В дальнем конце зала сидело пугало, завернутое в черный потрепанный саван, и понуро смотрело в бокал свиной крови, приправленной специями. Затем погребальный покров, скрывавший его лицо, распахнулся, и показался длинный язык-трубочка. Опустив хоботок в кровь, уродец начал шумно всасывать свой ужин.

- Ты здесь не для того, чтобы собирать сведения о Человеке-Комаре, - заметила Мелисса.

Детлеф молчаливо с ней согласился.

Вампирша постучала костяшками пальцев по стойке:

- Катя, обслужи меня, если нетрудно.

Одна из девушек подошла. Ее плоское миловидное личико покрывали мягкие шелковистые волоски. У нее были вертикальные зрачки и постоянные клыки.

- Леди Мелисса, чего изволите?

- Из кого у нас сегодня «особый»? - Мелисса указала большим пальцем на человеческую «бочку».

- Студент, изучающий темные искусства. Хочет поправить свое положение после проигранного пари. Мы бы рады предложить что-нибудь получше, но этот, по крайней мере, здоров. Наши дела идут плохо, поэтому выбирать не приходится. Девочки цедили его кровь весь вечер, и пока еще никто не упал замертво.

- Отлично, тогда мне бокал «особого».

- Сию минуту,- ответила Катя, подставляя кубок под шею студента и открывая краник.

«Бочка» содрогнулась, и красный поток хлынул в бокал, наполнив его до краев. Детлеф заметил ремешки вокруг головы юноши, которые удерживали кожаный кляп во рту. Несомненно, это было сделано, чтобы молодой человек не раздражал своими криками чувствительные уши клиентов.

- У нас зарезервировано место «бочки» для Тио Бланда, если он когда-нибудь найдет нашу дверь, - пошутила Катя. Когда она упомянула отца-настоятеля, ее кошачье лицо исказил звериный оскал. - На улице выстроится очередь, если мы внесем его имя в меню.

Детлеф подтолкнул Мелиссу локтем.

- Я забылась, - встрепенулась вампирша. - У вас есть что-нибудь для живых людей? Что они пьют? Чай, вино, молоко?

Катя скорчила гримасу, словно ей сделали непристойное предложение.

- Обычно мы не обслуживаем таких, как он, - заявила она, сознательно не глядя на Детлефа. - Но поскольку вы наш уважаемый клиент, я посмотрю, можем ли мы что-нибудь предложить.

Барменша окликнула свою помощницу, девушку с юным лицом и снежно-белыми волосами, чью лебединую шею украшала татуировка в виде голубой летучей мыши. Катя обратилась к ней на незнакомом Детлефу языке. Казалось, он состоял из кошачьего мяуканья. Помощница ответила без особого энтузиазма, но заторопилась прочь, ступая маленькими шажками. На ней была надета до неприличия узкая, стесняющая движения юбка, которая облегала ноги от бедра до лодыжки, а внизу распространялась во все стороны, как щупальца осьминога.

- Гела говорит, что где-то видела вино. Мы держим немного, чтобы заправлять бочки.

Мелисса заглянула в свой кубок.

- Это был долгий период засухи, - объявила она, приподняла бокал и опустошила его одним глотком.

Ее стремительные движения смазались. Губы вампирши окрасила кровь, а в глазах полыхнул огонь. Детлефу показалось, что сквозь плоть, внезапно ставшую прозрачной, проступил череп с драгоценными камнями, вставленными в глазницы. Затем старейшина вампиров тряхнула головой, отчего ее кудряшки заплясали, и сглотнула. Она снова выглядела как маленькая девочка.

- Вот, - недовольно буркнула Катя.

К Детлефу через стойку подъехала пыльная кружка со слабым вином. По пути напиток немного расплескался. Мелисса заказала еще одну порцию «особого».

- Два - мой предел, - сообщила она. - Мне нужно сохранить ясную голову.

Детлеф пригубил вино и решил не допивать. Оно превратилось в уксус много лет назад.

- Кто-то из здешних клиентов наверняка что-то знает, - сказала Мелисса. - Главное - правильно выбрать, кого спросить.

- Блестящее наблюдение, Мисси.

- Думаешь, ты нашел бы это место в одиночку, господин гений? Или совладал бы с близнецами-кровососами?

- Я признаю, что ты гораздо страшнее, чем я.

- И правильно.

Мелисса получила второй бокал, но не стала пить его залпом, а, прихлебывая понемногу, оглядела комнату.

- В последнее время не было необычных посетителей? - спросила она Катю.

Вампир-кошка пожала плечами:

- Большинство необычных держится далеко отсюда. Многие обычные покинули город. Некоторые ушли под землю.

- Она имеет в виду, что те, у кого есть склепы и могилы, отлеживаются в них, как следует наевшись напоследок. Они рассчитывают проспать лет семьдесят пять и проснуться в мире без Бланда и его парней. Это не такое уж глупое решение. Я сама погрузилась в сон на ложе из высушенных и спрессованных цветов, пока шла Война Нежити. Когда я проснулась, то обнаружила, что вокруг меня возвели гробницу, а группа бездомных гномов-рудокопов поклоняется мне, как спящей страдалице-принцессе. Каким-то образом они раздобыли прекрасного принца, который, по их разумению, должен был поцеловать меня и вернуть к жизни.

Мелисса сделала глоток.

- У этой истории счастливый конец? - спросил Детлеф.

- О да. В каком-то смысле. Я выпила кровь принца и сделала его своим потомком. Однако потом пришлось от него избавиться. Красная жажда превратила его в одержимого. Он убил милых маленьких гномов. И всех их животных. И многих других людей. Такое случается. В отличие от меня, многие вампиры не умеют контролировать жажду. Я многому научилась за долгие, долгие годы.

Вампирша допила второй бокал.

- Пожалуй, налей еще один, Катя, поскольку длительное время мне пришлось поститься. И сделай двойную порцию.

- Рада вам услужить, миледи.

На коже Мелиссы проступил румянец. Она сидела, скрестив ноги, на высоком стуле и по-прежнему куталась в меха, отчего ее лицо казалось миниатюрным.

- Спроси девушку, не слышала ли она чего-нибудь о Ибби Рыбнике, - предложил Детлеф.

- Я как раз собиралась это сделать, господин гений. Кто возглавляет это расследование, а? Не торопи меня. Вы, смертные, вечно спешите. Катя, ты его слышала. Что говорят об Ибрахиме Флюштвейге?

- Он был «рыбником», - сообщила Катя. - Его убили «крюки». Конец истории.

- Я так и думала.

- Вампиры не трогают «рыбников». Или «крюков», если на то пошло. Когда религиозные фанатики преследуют нас, чтобы стереть с лица земли, это одно. Но, если на нас ополчатся речные банды, дело примет куда более серьезный оборот. Тут и столетний сон не поможет. Нынешние бездельники расскажут своим детям и детям своих детей, и эта вражда растянется на многие поколения. Посмотрите на «крюков» и «рыбников». Они грызутся со времен Сигмара.

- А как же все эти плакаты, листовки, разговоры о том, что Тио Бланд не допустил превращения Ибби в вампира? Все это…

- Полная чушь, - отрезала Катя. - А теперь, с вашего позволения, я вас покину. Мне нужно налить порцию свиной крови. Человек-Комар закончил с аперитивом.

Барменша ушла. У нее была гибкая, по-кошачьи грациозная фигура, а задняя часть ее платья оттопыривалась, что наводило на мысль о хвосте. У Детлефа мелькнула мысль, можно ли поладить с этой красоткой и не слишком сильно оцарапаться.

- Главное - это гладить ее по шерсти.

Актер смутился, что его так легко разгадали.

- Мисси,- надменно фыркнул он,- я не понимаю, что ты имеешь в виду.

- Лжец.

- Ладно, я солгал.

- Я не скажу Жени, но только при условии, что ты напишешь обо мне. Что-нибудь легкое и очаровательное. Никаких сирот на снегу, никаких смертей глухой ночью. Только веселые события.

- Я попытаюсь.

Бросив взгляд на вход в виде арки, расположенный на противоположной стороне трактира, Детлеф заметил пару черных башмаков на лестнице. Новичка впустили. За черными ботинками показался черный плащ, а затем землисто-бледное лицо.

- Ага, - протянул Детлеф. - Так я и знал.

Он сразу узнал нового клиента. По крайней мере, парень изобразил смущение, когда его уличили в обмане.

- Это же сильванский рабочий сцены Алвдноф Ранаштик! Или я должен расшифровать анаграмму и сказать… Влад фон Карштайн?

Разоблаченный фон Карштайн взмахнул плащом, стремясь отгородиться от правды.

- Не говори глупостей, господин гений, - пробормотала Мелисса. - Он не вампир.

- Тогда что он делает здесь?

Мелисса скорчила гримасу, как очень пьяный человек, который хочет казаться трезвым, и обдумала вопрос.

- Понятия не имею. Давай спросим его. Алвдноф Рашкинет, или как тебя там, иди сюда и подвергнись допросу с пристрастием. Ну, давай, пошевеливайся, рабочий сцены.

Она начала икать, чего Детлеф никогда не замечал за вампирами.

Не пытаясь что-либо отрицать, Ранаштик пробрался к ним. Его длинный плащ топорщился, и поэтому рабочий сцены казался горбуном.

Мелисса стукнула кулачком по столу. Она не могла задержать дыхание, поскольку не дышала, однако каким-то образом ей удалось избавиться от икоты.

- Наверное, в крови этого студента что-то было, - предположила вампирша. - Скорее всего, он тайно жует «ведьмин корень». Я устала, господин гений. Обними меня.

Она наклонилась, едва не свалившись со стула, и прижалась к актеру. Детлеф проворно подхватил ее на руки, как ребенка, и погладил по спине. Девочка опустила голову на его плечо и пробормотала, что хочет спать.

Ранаштик не знал, что и думать.

Хельга и Генрих заметили, что Мелисса выбыла из борьбы, и подкрались ближе, заинтересованно наблюдая за происходящим.

- Значит, ты не вампир? - спросил Детлеф.

- Я никогда не говорил ничего подобного, - заметил сильванец.

- Но твое имя?

- В этом ты прав. Я Влад фон Карштайн. Граф Влад фон Карштайн, строго говоря. Пятнадцатый обладатель этого титула. Только я предпочел от него отказаться.

Детлеф взмахнул свободной рукой, а другой крепче прижал Мелиссу к себе.

- И ты хочешь, чтобы мы тебя не подозревали! - сказал он.

- А как бы вы себя чувствовали, если бы вас звали как знаменитого злодея? Знаете, каково это - быть прямым потомком самого злобного существа, когда-либо жившего в Известном Мире? Того самого, который едва не уничтожил этот город, да и всю Империю. Если бы тебя назвали «Вечный Дракенфелс» при рождении, ты бы не сменил имя при первой возможности?

В его словах была логика.

- Но что ты делаешь в трактире вампиров?

- Семейные обязательства, которые не доставляют мне особой радости. Будучи графом фон Карштайном, я должен опасаться не только преследований со стороны таких, как Тио Бланд. Проблема в том, что все вампиры хотят обратить меня в себе подобного и поставить во главе войска, которое развяжет священную войну против живых. Именно поэтому я покинул Сильванию. Я пришел в это заведение, где собирается нежить Альтдорфа, чтобы объявить об отказе от всех притязаний на роль лидера среди вампиров.

Я просто хочу жить своей жизнью. Мне нравится работать в театре. Я репетировал свой номер и надеюсь, на следующем вечере «открытой сцены» ты позволить мне выступить.

Только теперь Детлеф заметил, что у Ранаштика нет клыков.

- Что за номер? - спросил он.

Ранаштик эффектным жестом отбросил плащ и продемонстрировал куклу - миниатюрную копию его самого. Игрушка крепилась к руке сильванца, как близнец-паразит. Деревянная голова с треугольничком волос на лбу и острой козлиной бородкой венчала тряпичное тело, наряженное в парадный костюм детского размера. Одеяние дополняли плащ и лакированные ботинки.

- Чревовещание,- прошамкала кукла, широко разевая рот.

- Это Влад, - пояснил Ранаштик от своего имени.

- Да, я лад, - откликнулась кукла. Она говорила с преувеличенным сильванским акцентом. - Я кловожадный вампил. Почему вампил пелешел дологу? Потому, что он любит кловь кулочек? Ха-ха-ха. У меня миллион шуток. Одна лучше длугой [2].

Ранаштик широко улыбнулся, как актер в конце выступления.

- Что скажете, господин Зирк? - Нетерпеливо спросил он.

- Пока сыровато, Ранаштик.

- Подайте мне покал клови! - завопил Влад.

Детлеф понял, что видела Женевьева в тёмной гримерной. Репетицию Ранаштика. Она посмеется, когда узнает.

Прикорнув на плече актера, Мелисса пробубнила, что представление было ужасным, но влюбленный в театр рабочий сцены ее не услышал.

- Что значит «сыловато»? - гневно спросил Влад-кукла.

- Это значит, что мы должны больше репетировать. Придумывать более интересные шутки.

- Вздол! Откуда ему знать? Пожалуй, я высосу его кловь!

- О нет, и думать не смей, Влад. - Ранаштик сердито встряхнул куклу. - Примите мои извинения, господин Зирк…

- Долой людей!

- Иногда его заносит. Он очень темпераментный. Как и все вампиры.

Ранаштик зажал кукле рот ладонью, заглушив дальнейшие протесты. Влад яростно вертел головой.

Они были полной противоположностью Хельге и Генриху. Два человека в одном теле, а не один - в двух.

Чудно.

Детлеф усадил Мелиссу на стул и растолкал ее. Девочка проснулась, оскалив клыки и сверкнув красными глазами.

- У меня начинается ужасная головная боль, - заявила она.

- Я знаю, каково это.

Хельга и Генрих проскользнули к барной стойке. Они стояли по бокам от Ранаштика. Их руки обшаривали его карманы, а языки трепетали рядом с лицом сильванца.

- Свежая кровь…

- …благородная кровь.

- Он из рода фон Карштайнов, - предупредила Мелисса.- Лучше оставьте его в покое. Его родственникам может не понравиться, если вы полакомитесь им.

Близнецы разозлились.

- Неужели у каждой коровы, которая заходит сюда…

- …есть патрон или защитник?

- Как досадно…

- …и обидно!

- Можете укусить маленького, - сказала Мелисса.

Детлеф не понимал, что она имела в виду, пока Хельга или Генрих - трудно определить, кто именно, - не бросилась на Влада, впившись клыками в дерево.

- Не порань мне запястье, - поморщился Ранаштик. Физиономия близнеца, который не кусал куклу, скривилась так же, как и того, который опробовал крепость своих зубов на деревяшке. Зашипев, Хельга и Генрих удалились.

Ранаштик снял Влада с руки и осмотрел белую манжету.

На его коже не было ни единой царапины.

- Следовательно, ты даже не заинтересованная сторона? - уточнил Детлеф.

- Я бы так не сказал. Я не хочу быть вампиром, но остаюсь графом фон Карштайном. Я сознаю, что последователи Бланда не будут вникать в такие тонкости, когда начнут мстить за убийство отца-настоятеля. Мне наверняка вобьют кол в сердце, как если бы я был бароном Вьетзаком.

- Ты знаешь о заговоре? - ошеломленно спросила Мелисса.

- О да. Об этом только и говорят за кулисами. Керреф слышал эту новость от Антонии, которой сказала костюмерша Евы, которая…

Детлеф подумал, что желание Мелиссы исполнилось и он снова играет фарс.

- И конечно, - продолжал Ранаштик, - все случится сегодня ночью. Она сейчас должна быть в храме. Будем надеяться, что убивать людей у нее получается не так хорошо, как все остальное.

- Ты знаешь, кого Вьетзак нанял, чтобы убить Бланда? - осведомился Детлеф.

Ранаштик кивнул:

- А вы нет?

14

- Что это было? - спросила Женевьева.

- Я ничего не слышала, - ответила Лизель фон Сутин чуть более поспешно, чем следовало.

Вампирша забыла, что ей не полагается иметь сверхострый слух, как у летучей мыши. Никаких явных признаков для тревоги не было. Она уловила лишь негромкий шум, похожий на сдавленный стон. Но может, ей почудилось.

- Думаю, мне следует проверить отца-настоятеля.

- Его охраняет ночная стража.

Сестра Лизель комкала свой рукав. Женщина была встревожена, почти испугана.

Ночные способности Женевьевы обострились. Ей пришлось напрячь верхнюю губу, чтобы прикрыть удлинившиеся зубы.

- Никому не станет хуже, если я проверю.

Неохотно, как показалось Женевьеве, секретарь-глашатай позволила ей уйти. Девушка пересекла квадратный дворик, направляясь к апартаментам Бланда. Лизель поколебалась мгновение, затем пошла следом за ней. Шаги сестры гулко разносились в тишине. Вампирша махнула ей, призывая не шуметь.

Женевьева нырнула под полог и сразу поняла, что случилось что-то плохое.

На первом посту караульные неуклюже распростерлись на полу.

Запах свежей крови ударил Женевьеве в ноздри, как «пыль демона». Ее ночное зрение обострилось. Она увидела алые пятна на глотках стражников. Кровь, толчками вытекающая из двойных ран на горле, скапливалась в складках их одеяний. Нечто подкралось к этим двоим и атаковало со скоростью змеи.

Или вампира.

Нападавший застиг охранников в тот момент, когда они подкрепляли силы едой. Куски хлеба и сыра валялись вокруг, залитые кровью, - огромным количеством крови! Из разбитых кружек расплескался крепкий чай с молоком. От обилия запахов у Женевьевы защипало глаза, что мешало ей сосредоточиться. Кровь, чай, молоко, сыр. И еще какой-то неприятный растительный аромат.

- Шаллия милосердная! - воскликнула Лизель, едва не рухнув на тела. - Они…

- Нет, но будут, если не остановить кровотечение.

Подавляя красную жажду, пульсирующую в звериной части ее мозга, Женевьева осмотрела раны жрецов и проверила их сердцебиение.

- На них напал вампир? - спросила Лизель. - Похоже на то, верно?

Сестра Лизель пережила потрясение, которое грозило перерасти в панику. Она требовала внимания Женевьевы, тогда как вампирше нужно было идти по следу.

- Оставайтесь здесь! - приказала девушка. - И прижмите что-нибудь к месту укуса. Что угодно, лишь бы остановить кровь.

- Не уходи, - взмолилась Лизель. - Дженни, пожалуйста!

- Я должна.

Женевьева толкнула дверь. В покои Бланда можно было попасть только через двери в конце коридора. Впереди должны быть еще двое охранников.

Двери были открыты, и караульные, истекая кровью, лежали на полу.

Аромат трав стал более явным. Женевьева даже запнулась.

Затем она бесшумно помчалась по коридору.

Посреди ковра, лежащего в комнате Бланда, горел небольшой костер, который вспыхнул из-за упавшей лампы. Багровые блики плясали на низком расписном потолке, украшенном изображением Морра, распределявшего награды и наказания в загробном мире.

Женевьева застала убийцу за работой.

Светловолосая женщина держала отца-настоятеля Бланда в вампирском объятии, уложив его себе на колени и заставив откинуться назад. Одетый лишь в ночную рубашку и колпак, жрец был в сознании, но застыл от ужаса. Его выпученные глаза часто моргали, а неизменная улыбка превратилась в гримасу.

По его шее струилась кровь.

- Остановись, - сказала Женевьева.

Убийца подняла окровавленное лицо и посмотрела на девушку.

Можно было подумать, что внезапно к ней вернулась способность отражаться в зеркале. Женевьева увидела саму себя. Вернее, кошмарное подобие того, какой она бывала в свои худшие моменты. Маска, освещенная колышащимися языками пламени, красные горящие глаза, когти длиной в палец, кровь, запекшаяся в волосах.

- Кто осмелился побеспокоить вампиршу Женевьеву, когда она утоляет жажду?

Голос был ее собственный, но шел извне. Ослепленная огнем и одурманенная запахом крови, Женевьева пыталась понять, кто это создание. Не могла ли какая-то часть ее личности обрести физическое воплощение и самостоятельно отправиться на охоту? Затем пришло озарение.

- Я действительно так выгляжу со стороны?

Убийца узнала ее.

- Ты?! - потрясенно вскричала она.

- Как неудобно получилось, - усмехнулась Женевьева.

Злодейка бросила отца-настоятеля, голова которого оказалась угрожающе близко к языкам пламени. Бланд трясся, следовательно он был еще жив.

- Ну почему же, - возразила убийца, которая была выше Женевьевы ростом, да и руки ее были длиннее. - Вампир Женевьева убивает Тио Бланда, затем ее хватают и казнят на месте преступления.

- Так ты действительно думаешь, что можешь стать мной, Ева?

- Я играла тебя годами, - ответила Ева Савиньен. - Критики говорят, мне эта роль удавалась гораздо лучше, чем тебе. В том, что касается Женевьевы Дьедонне, ты любитель.

Женевьева столкнулась сама с собой. Клыки и когти были фальшивкой. Волосы оказались париком. Только кровь была реальной.

- Сколько Вьетзак заплатил тебе? Тебя, несомненно, устроила бы роль королевской любовницы?

- Вьетзак? Он к этому не имеет отношения, сестра.

- Ты мне не сестра.

Женевьева прыгнула к Еве, но споткнулась о Бланда, из-за которого ковер на скользком каменном полу собрался в складки. Ева отскочила в сторону с проворством, почти не уступающим проворству вампира. Давным-давно актрисой овладела некая сила, которая звалась Анимусом, - нечто восставшее из руин крепости Дракенфелс, чтобы отомстить. В конце концов Анимус покинул тело своего хозяина, но его воздействие не прошло бесследно.

Удар настиг ее из темноты. Казалось, ей на затылок обрушилась булава.

Трудно было поверить, что она сражается со смертной женщиной.

Женевьева поднялась с пола и перелетела через комнату. Она ударилась о шкаф со старыми книгами, которые посыпались на нее со сломанных полок. Тяжелая деревянная доска ударила ее по голове, как молот. Вампирша раскинула руки, стараясь удержаться на ногах, и ее заострившиеся когти вонзились в книжные страницы. В чистые страницы. Книги во внушительном переплете были пустыми внутри. Это кое-что говорило о характере их хозяина. И все же она обязана сделать все возможное, чтобы спасти этого человека.

- Он не скажет тебе спасибо, - промурлыкала Ева, внезапно оказавшаяся перед ней. - Тио Бланд будет по-прежнему ненавидеть тебя. Я лишь вскрыла вену на его горле. Тебя, должно быть, мучит жажда. Столько крови расплескалось вокруг, а тебе ничего не перепало. Ты должна ненавидеть его, Женевьева. Я не вампир, но я его ненавижу. Я помогу тебе сбежать. Ты заслужишь уважение. Твои соплеменники сочтут тебя героиней. Ты можешь стать новой Каттариной…

- Одной было достаточно, лицедейка.

Женевьева вскинула руку и раскрытой ладонью обхватила подбородок актрисы. Один из клыков убийцы сломался. Глаза Евы расширились, и женщина едва не задохнулась. Когда она выплюнула обломок, оказалось, что это обточенная куриная кость.

Когти Евы - полые насадки из серебра и стали с загнутыми остриями - метнулись к лицу Женевьевы. Их кончики лишь оцарапали кожу вампирши, но ужасная черная боль хлестанула по щеке, проникая до самой кости.

От второго удара Женевьева уклонилась.

Зайдя противнице за спину, она ухватила Еву за шею и сорвала с актрисы парик.

Ева тоже вцепилась в парик Женевьевы и сорвала его вместе с изрядной долей живых волос, поскольку фальшивая шевелюра была надежно закреплена на голове вампирши.

Каждая из женщин сжимала то, что раньше было прической соперницы.

Огонь перекинулся на упавшие книги. Пламя взметнулось вверх. Бланд пытался встать на четвереньки, но руки и ноги не держали его. По его шее текла кровь от ненастоящих укусов.

Порвав парик Женевьевы, Ева бросила клочки на пол. Актриса умела пользоваться своими острыми коготками. И она предусмотрительно распорядилась добавить в сплав серебро.

- Я вырву тебе сердце, госпожа кровопийца.

- Сначала доберись до него.

Стиль «богомола» оставлял открытыми бока. Слишком легко проскользнуть под рукой и достичь сердца. Женевьева поняла, что ей придется драться в манере кулачных бойцов, упражнявшихся в гимнастическом зале Арне: локти прижаты к ребрам, прямые удары наносятся преимущественно в голову и живот.

Она прокляла высокий рост Евы, дающий ей несколько дюймов преимущества по длине рук.

Женевьева провела атаку, целя Еве в голову. Она использовала комбинацию «левой-правой-левой» - удар сбоку и два прямых удара, - которую Прайс применил в бою с ней. Ева уклонилась от первого удара, но пропустила два других. Ее левый глаз заплыл и кровоточил, скула была сломана. Женевьева отступила назад и крутанулась вокруг своей оси, приподняв одну ногу, распрямив колено и вытянув носок. Ее башмак угодил в развороченную рану на щеке самозванки.

Ева громко вскрикнула.

- Не пора ли раскланяться и закончить спектакль, дублерша? - предложила вампирша.

Ева оправилась быстрее, чем того можно было ожидать, и вцепилась противнице в бок, захватив мягкие ткани под ребрами.

Четыре раскаленные иглы проткнули одежду Женевьевы и вонзились в ее тело. Девушка открыла рот, но подавила крик.

Второй рукой Ева схватила вампиршу за плечо. Шип на большом пальце впился Женевьеве в шею. Пульсирующая боль распространилась от предплечья до уха. Ее глаза затуманились. Лицо Евы превратилось в размытую полумаску ненависти. Актриса крепко держала Женевьеву, сдавливая ее бок. Однако настоящим орудием пытки была колючка в шее, которая терзала плоть; разрывала вены и сухожилия, царапала челюстную кость.

Это было невыносимо.

- После того как я сыграла тебя в первый раз, - доверительно сообщила Ева, - в возобновленной постановке «Предательства Освальда», Детлеф спал со мной. Когда все закончится, я пойду к нему. Я его выпотрошу, а обвинят тебя. Ты останешься в памяти людей чудовищем.

Женевьева крепко ухватила коготь, застрявший в ее шее. Серебро обожгло ее ладонь, но эта боль ничего не значила по сравнению с остальными муками. Вытащив острие, вампирша яростно скрутила металлическую насадку. Большой палец Евы с хрустом сломался.

Затем лоб Женевьевы врезался сопернице в переносицу.

Хрящ не выдержал, и у актрисы из носа брызнула кровь. Кровавые брызги попали Женевьеве в рот, и она ощутила вкус Евы. Он был практически пресным.

Ева инстинктивно закрыла лицо ладонями.

Женевьева обрела свободу, хотя два фальшивых когтя застряли в ее боку, обжигая плоть, как раскаленные добела наконечники стрел. Стиснув зубы, Женевьева быстрым движением выдернула железки и бросила их на пол.

Смертельно испугавшись за свою внешность, Ева прижимала руки к разбитому носу. Кровь текла между ее пальцами.

Комната пылала.

Перекинув Бланда через плечо, Женевьева выбралась в коридор.

Она снова почувствовала аромат какого-то растения.

Между тем Лизель вытащила наружу тела жрецов, охранявших внутреннюю дверь. Теперь она стояла в конце коридора, а вокруг нее лежали без сознания четверо окровавленных мужчин.

- Будите брата Прайса! - закричала Женевьева. Лизель, казалось, окаменела от ужаса.

Женевьева усадила Бланда рядом с караульными. Его раны были неглубокими, однако ночная рубашка горела. Почти рассеянно Лизель затушила пламя.

- Зовите Прайса, - повторила Женевьева.

Этот запах! Она его узнала. Молотые лепестки сонной розы, которые обычно добавляли в чай. Стражников опоили до появления Евы. У злодейки был союзник в Храме Морра.

- Лизель, - заговорила Женевьева. - Это важно. Угроза еще не миновала. Приди в себя.

- Все должно было произойти по-другому, - бормотала Лизель. - Я велела тебе спасаться.

- Со мной все в порядке. И с ним тоже все будет хорошо. Но мы должны действовать…

В апартаментах Бланда прогремел взрыв, и по стене побежала трещина. Полуобернувшись, Женевьева увидела, как из дверей комнаты выскочило существо, охваченное пламенем. Вся в огне, Ева побежала по коридору. Она кричала и размахивала руками.

Женевьева ударила ее в грудь, сбив с ног.

Вампирша пыталась погасить огонь. Помимо всех прочих соображений она хотела, чтобы актриса-убийца выжила и объяснила свои мотивы. Однако стоило сбить пламя в одном месте, как оно разгоралось в другом. Лицо Евы почернело, за исключением ее глаз и зубов. Женщина сопротивлялась и царапалась, хотя потеряла свои металлические когти.

Одежда Женевьевы тоже начала тлеть.

Конечно, вампиры боялись огня не столь сильно, как серебра, но большой костер убил бы ее.

Верхняя балка треснула и обвалилась вместе с частью потолка. Сломанная перекладина отскочила и вонзилась в сердце Евы острым концом, прекратив ее конвульсии.

Актриса умерла как вампир.

Женевьева едва успела выскочить из разрушающегося коридора.

Лизель изо всех сил пыталась оттащить пятерых тяжелых, неподвижных мужчин подальше от опасности.

Тем временем в храме все пришло в движение.

Здесь были брат Прайс и отец Нок. И другие братья и сестры, кто в одежде, кто в ночном белье. Обрушение коридора помешало пожару распространиться дальше покоев Бланда.

Женевьева слышала, как Прайс приказал Вилли и Вальтеру построить всех в линию от храма до насоса на конюшне и передавать по цепочке ведра с водой, чтобы потушить пламя. Нок и некоторые другие служители Морра занялись спасением ценной утвари. Кто-то заботливо окатил Женевьеву водой, промочив ее балахон и потушив огонь, которого она не заметила.

Храмовый лекарь осмотрел стражников и отца-настоятеля.

- Их укусили, - сообщил он.

Все посмотрели на Женевьеву. Ее руки, распухшие и потерявшие чувствительность из-за серебра, потянулись к волосам. Из прически еще торчали шпильки, удерживающие парик. Остатки здорового сельского загара смыла вода.

- Сестра Дженни, - промолвил Прайс,- у тебя появились клыки.

15

- Дамы и господа, прошу прощения, - послышался громкий голос. - Я Детлеф Зирк, гений.

Естественно, его обращение привлекло внимание. Как и положено хорошему вступлению. Мелисса удостоила актера аплодисментами.

В центральном дворике Храма Морра было дымно и шумно. Окровавленные тела без сознания лежали рядком, а над ними суетились храмовый лекарь и несколько сестер-сиделок. Жрец, больше напоминающий борца, - Детлеф узнал Лупо Прайса, которого видел во время его эпического поединка с Хагедорном лет десять назад, - прижал Женевьеву к полу. Похоже, вампирша снова пребывала в жалком и измученном состоянии. Несколько мужчин держали ее за руки и за ноги.

- Это леди Женевьева Дьедонне, моя невеста. Она под защитой моего меча. Я призываю вас во имя Империи и уважения к приличиям отпустить ее. Если вы не последуете моему совету, я буду вынужден изрубить вас на кусочки.

Актер слегка поклонился и взмахнул мечом, поймав лезвием свет фонаря.

На сцену выбежал новый персонаж - жрец, сжимающий деревянную колотушку и короткий острый кол. Увидев обнаженный клинок Детлефа, он замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, так и не передав приспособление для убийства вампиров брату Прайсу.

- Что означает это вторжение? - строго спросила жрица в очках.

Детлеф сразу определил, что она здесь - одно из главных действующих лиц. Он даже припомнил ее имя: сестра Лизель фон Сутин.

- Спасательная экспедиция, - ответил актер.

- И вы привели с собой ребенка.

Мелисса улыбнулась, показав клыки.

- О! - только и вымолвила сестра. - Вот какого ребенка.

Пока карета мчала их от улицы Ста Трактиров до Храма Морра, Детлеф убеждал леди Мелиссу не соваться вместе с ним в логово истребителей вампиров. На что девочка возразила, что не намерена пропустить веселье и за свою долгую жизнь побывала в гораздо худших местах. Видя, что ее доводы не убедили актера, она начала повторять слово в слово все, что он говорил, пронзительным детским голосом, который действовал бедняге на нервы. В конце концов, Детлеф сдался и пожелал ей не лопнуть от самодовольства.

- Убийцу нужно предать смерти! - заявил Прайс.

- Женевьева не убийца! - провозгласил Детлеф. - Ее оклеветала женщина по имени Ева Савиньен, которая явилась сюда, приняв чужой облик.

- Эта тварь проникла сюда в чужом облике.

Женевьева попыталась сесть. Несколько ран на ее теле кровоточило. Сперва она горела, потом ее тушили водой. На ее белой коже виднелись пятна, похожие на раздувшиеся укусы насекомых. Остатки грима растеклись.

- Ты не смеешь называть мою внучку «тварью»! - рассердилась Мелисса.

Девочка-вампир пересекла двор и встала перед братьями, удерживающими Женевьеву. Топнув ножкой, она потребовала:

- Отпустите ее, вы, грубияны.

Жрецы спасовали перед силой личности и отступили.

- Женевьева - героиня!- объявила Мелисса.- Она спасла вашего ужасного отца-настоятеля. Надеюсь, это послужит вам уроком. Живая женщина пришла убить Тио Бланда, а бездушный вампир спас его жизнь.

Усталая и благодарная Женевьева обхватила своими длинными руками тоненькую шейку Мелиссы.

- Ах, дитя, - сказала древняя вампирша, - ты испортишь меха. Как ты умудрилась так испачкаться?

- Примите мои извинения, госпожа старейшина, - прошептала Женевьева.

Крепче обняв свою темную бабушку, девушка уткнулась лицом в пышный мех.

Прайс посмотрел туда, где лежали раненые, ожидая указаний Бланда. Отец-настоятель был жив, но потерял сознание. Его шея была перевязана, лицо побледнело. Тогда борец перевел взгляд на старшую из жриц:

- Сестра Лизель?

Женщина колебалась.

- Вампиры вторглись в нашу обитель, - наконец заговорила она. - Вместе со своим рабом-человеком. Им всем следует забить кол в сердце.

Женевьева подняла голову. Она устремила горящий взгляд на Лизель.

- Но, Лизель…

Детлеф уловил поток противоречивых эмоций. Внутреннюю обстановку в этом храме понять было непросто.

- Самозванка, предательница, убийца! - заявила Лизель, указывая на Женевьеву.

Женевьева отстранилась от Мелиссы и встала на ноги.

- Нет, - возразила она, - предательница здесь не я. У наемного убийцы действительно был помощник в храме, но это не я. Лизель, ты взываешь к Шаллии, а не к Морру. Ты очень умная женщина, таким мир редко воздает по заслугам. Я не думаю, что ты столь недалекий человек, чтобы разделять предубеждение Тио Бланда против вампиров. Но ты увидела возможность для продвижения. После его смерти кем бы ты стала? Хранительницей его памяти? Ты претворяла бы в жизнь его мечты, установив здесь полный контроль? Придумала бы себе титул, вроде «матери-настоятельницы» или «высшей жрицы»? Уже сейчас все оглядываются на тебя, ожидая приказаний. За последние месяцы это вошло у них в привычку. Ты готова всех нас убить и возобновить заговор с бароном Вьетзаком? Развязать новую Войну Нежити, чтобы вы оба могли прославиться?

Многие устремили вопросительный взгляд на женщину.

- Дженни,- сказала жрица,- я возлагала на тебя большие надежды.

- Дженни не существует. Это лишь маска. Аналогично никакой Лизель на самом деле не было.

- Брат Прайс, убей кровопийцу. Немедленно.

Борец посмотрел на сестру Лизель и пожал плечами, не сдвинувшись с места.

- Пока отец-настоятель болен, я беру бразды правления в свои руки,- объявил отец Нок, престарелый жрец.- Сестра не может устанавливать порядки в храме. Даже самый младший брат-послушник занимает более высокое положение, чем старшая жрица.

Пожилая женщина в балахоне одобрительно кивнула. Сестра Лизель кипела от злости.

- Убийство, пусть даже убийство вампира, - это покушение на власть Великого Морра, - продолжал Нок, сотворив святое знамение. - Он один решает, когда забрать душу. Пора положить конец богохульству.

- Как скажете, отец Нок, - откликнулся Прайс.

Расстроенная сестра Лизель размышляла. Наконец она опустилась на колени рядом с Бландом и начала его трясти:

- Очнитесь, отец-настоятель, в храме вампиры!

- Оставь его!- потребовал отец Нок.

- Он умирает,- сказал целитель.- Ему уже не поможешь.

- Вы видите? - спросила Лизель. - Они чудовища.

Детлеф так и не убрал меч в ножны. Возможно, ему еще представится шанс сразиться за Женевьеву.

Брат, сжимавший кол и молот, поднял свои инструменты, готовый пустить их в ход.

Бланд открыл глаза. Его губы по-прежнему улыбались. Видимо, это вошло у него в привычку. Он выглядел как привидение.

Отец Нок пробормотал заключительные слова ритуала и обрызгал отца-настоятеля благовонной водой. Детлефу показалось, что он проделал это с неким мрачным удовольствием.

- Они убили тебя, - сказала Лизель Бланду.

- Я всегда был готов к этому, - прошептал отец-настоятель. - Готов пасть в числе первых - вернее, умереть - в этой схватке, поскольку моя кончина послужит началом великих дел. Ныне начинается последняя Война Нежити, которая должна завершиться окончательным истреблением - вернее, уничтожением - вампирской заразы с лица земли…

Столь далеко продвинуться и потерпеть поражение! Детлеф сам прикончил бы Бланда, только, казалось, именно этого и добивался новоявленный мученик. Рьяный истребитель вампиров постучал молотком по колу и устремил взгляд на грудь Женевьевы.

- Какая глупость, - фыркнула Мелисса. - Вы, коновалы, прочь с моей дороги.

Храмовый лекарь сделал шаг назад. Лизель с ненавистью посмотрела на Мелиссу:

- Не подпускайте ее близко.

Брат Прайс крепко взял сестру Лизель за плечи.

Мелисса опустилась на четвереньки и подползла к Бланду. Пристроившись у него на коленях, она погладила перевязанную шею. Жрец благосклонно улыбнулся ей, пока не увидел ее маленькие, изящные клыки. Отец-настоятель отпрянул и закатил глаза.

- Кровопийца, - выдохнул он.

- Тише, глупый человек, - сказала вампирша.

Она поднесла запястье ко рту я вонзила в него зубы, как в яблоко, прокусив себе вену.

Хлынул алый поток. Мелисса прижала рану к губам Бланда, и ее кровь потекла к нему в рот. Глаза отца-настоятеля расширились и покраснели от вливания. Мелисса зубами содрала бинты и погрузила клыки в багровые отметины на его шее.

Все ее тело содрогалось, пока она жадно всасывала кровь Бланда, а он глотал ее кровь. Так зарождались маленькие кровопийцы.

Прошло некоторое время.

Когда взаимное кормление закончилось, Мелисса отпустила отца-настоятеля и встала на ноги. Она немного шаталась, потеряв столько же крови, сколько выпила. Женевьева поддержала свою прародительницу.

- Он мертв! - воскликнул храмовый лекарь, положив руку на сердце Бланда.

- Это ненадолго,- успокоила его Мелисса. - Дайте ему отлежаться и приведите козу или какую-нибудь другую скотину. Когда он очнется, он будет очень, очень голоден.

- И, вероятно, изменит свои воззрения на вампиров, - предположила Женевьева.

16

Женевьева пыталась разузнать, что случилось с Лизель фон Сутин. По словам отца-настоятеля Нока, сестра отправилась в Северные Пустоши, посвятив себя исполнению простых обязанностей, вроде приготовления пищи и уборки, в ордене аскетов, которые поклялись никогда не поднимать взгляда на женщин и тем более не вступать с ними в разговоры. Женевьева так и не смогла определить, что она думает о Лизель. В ее ушах звучало гордое заявление отца Нока: «Даже самый младший брат-послушник занимает более высокое положение, чем старшая жрица». Оставалось только надеяться, что, будучи вампиром, она доживет до того времени, когда все изменится и в Храме Морра, и в человеческом мире. Даже анархисты-брустеллиниты, подобно принцу Клозовски, желавшие свергнуть королей и вельмож и уравнять крестьян в правах с их прежними господами, воспринимали женщин как нечто среднее между рабыней, проституткой и многострадальной матерью.

Храм Морра не выступал ни с какими сообщениями о ее новом темном брате. Возможно, потому, что ответственность за распространение новостей лежала на службе секретаря-глашатая, которая ныне прекратила свое существование. «Бульвар-пресс» утверждала, что расходы на жертвенных козлов в храме возросли в десять раз, а послушники, участвующие в ночных богослужениях, носили серебряные воротники. «Дорогая жена и трое милых детишек» Тио Бланда, загостившиеся в провинции, не планировали возвращаться в город в этом сезоне.

Кампания против вампиров полностью развалилась. Под руководством Нока и его сторонников, принадлежавших к Старому Храму, культ Морра провозгласил новую кампанию, которая называлась «Возвращение к истокам». Жрецы вернулись к своим старым добрым обязанностям и погребальным ритуалам. 17-й параграф, по молчаливому соглашению, вычеркнули из «Санитарного билля».

Скидки в «Полумесяце» продолжались неделю. Леди Мелиссе с тех пор никогда не приходилось платить за свой «особый» напиток.

Театр Варгра Бреугеля искал новую ведущую актрису. Неожиданный успех Ранаштика и Влада, комичного чревовещателя и его куклы-вампира, означал, что народ будет валом валить на эстрадные представления, пока в театре идут пробы на главную роль в «Женевьеве и Вукотиче». Женевьева подозревала, что Детлеф намеревается снова предложить ей сыграть саму себя, и поспешно подтвердила свое решение навсегда оставить сцену.

Никто не был арестован в связи с убийством Ибби Рыбника, однако сержант Мюнх заявил, что в деле наметился прогресс. Ежемесячное число «крюков», утонувших в порту, примерно совпадало с числом «рыбников», убитых крюком в темных переулках.

Гораздо больше Мюнха беспокоили «комариные убийства» - серия ужасных смертей среди преступников со связями, недавно выкупивших себя из крепости Мундсен, но столкнувшихся с необычным инструментом правосудия, который высасывал всю плоть из-под кожи через крохотную дырочку над сердцем. Ходили слухи, что Грязный Харальд Кляйндест и его постоянная напарница провидица Розана занялись этим делом, имеющим отношение к тайному сговору, охватывающему как самые дешевые публичные дома из округа Портовых Отбросов, так и благоуханные заведения на Императорском ряду.

Барон Вьетзак действительно умер. Кровопийцу проткнули колом из боярышника, обезглавили серебряным лезвием и сожгли на освященном огне, а его пепел развеяли по ветру при ярком свете дня. Кто-то рассказал членам Общества царевича Павла, как проникнуть в замок барона по тайным переходам, о которых забыли тысячу лет назад. Мелисса утверждала, что ничего не знает об этом.

Выяснилось, что Ева Савиньен годами неплохо зарабатывала на стороне, совершая заказные убийства во время перерывов «на отдых». Впрочем, ее доходы от убийств не могли сравниться с доходами, полученными в качестве звезды сцены. Это наводило на мысль, что на ее характер наложило отпечаток старое происшествие с Анимусом. История о двойной жизни актрисы, пересказанная в духе «Зикхилла и Хайды», всплыла в «Бульвар-пресс». Тело, которое нашли на месте пожара в храме, невозможно было опознать, поэтому многие поклонники Евы надеялись, что она просто сбежала.

А Женевьева осталась. В театре, в городе.

Она не помнила точно, когда и как это случилось, но, кажется, они с Детлефом обручились. Конечно, от традиционных серебряных колец пришлось отказаться, но золотые кольца были ничуть не хуже.

Проснувшись в полночь после дневного отдыха на диване, который по ее настоянию установили в кабинете, Женевьева увидела, что Детлеф сидит за столом и водит пером по пергаменту при свете свечи. Он работал над вторым циклом сонетов. Актер сбросил вес, и черты его лица обрели четкость. Когда он писал, его сосредоточенности мог позавидовать прилежный ученик.

Женевьева наблюдала за своим возлюбленным несколько минут, прежде чем он обратил на нее внимание. Но, увидев, что она проснулась, Детлеф улыбнулся, отложил перо и промокнул чернила.

- Сегодня, - сказал он, - ты это сможешь прочитать.

Женевьева давно сгорала от нетерпения.

Она стремительно пересекла комнату, уселась к Детлефу на колени и жадно схватила бумагу. В первое мгновение она испытала разочарование, обнаружив, что это не стихотворение. Актер сочинял объявление об их бракосочетании, чтобы отправить его в «Шпилер».

Церемонию было решено провести на сцене. Архиликтор Храма Сигмара должен был освятить клятвы новобрачных, а Гонорио, отец-настоятель ордена Вечной Ночи и Утешения, зачитать пожелания удачи и долгой жизни. Мелисса полностью завладела вниманием костюмера Керрефа, внося все новые усовершенствования в фасон своего платья, которое она планировала надеть в качестве подружки невесты. Принц Люйтпольд невыразимо расстроился из-за исчезновения Евы Савиньен, но нашел неожиданное утешение в экзотических танцах Антонии Марсиллах и согласился представлять на свадьбе Императорский Дом. Он намеревался стать официальным покровителем Театра памяти Варгра Бреугеля, что делало дальнейшую цензуру произведений Детлефа Зирка маловероятной, не говоря уже о щелчке по носу старомодным чудакам из Императорского Театра Таррадаша. Прием по случаю бракосочетания должен был состояться в «Полумесяце». В честь торжественного события хозяева трактира обещали впустить живых людей наравне с нежитью и пополнить свой погреб качественными винами. Поговаривали, что в город были специально доставлены невинные подростки с гор, выросшие на свежей говядине и чистейшей родниковой воде, которым отводилась роль «особого» коктейля в праздничный вечер. Женевьева предупредила Поппу Фрица и Гуглиэльмо Пентангели, чтобы они ни под каким предлогом не поручали Трем Болванчикам организацию холостяцкой вечеринки для Детлефа, но сомневалась, что ее пожелания примут во внимание.

Вампирша вполголоса прочла объявление и одобрила его.

- Мисси говорит, что я слишком часто сочиняю трагические концовки, - сказал Детлеф. - Давай ради разнообразия будем жить долго и счастливо.

- Стоит попробовать, - согласилась Женевьева.

Детлеф обнажил шею для поцелуя.

Notes

1

Перевод М. Донского.

(обратно)

2

«Почему цыпленок перешел дорогу?» («Why did the chicken cross the road?») - одна из самых старых шутливых загадок в английской языке, которая предполагает разные ответы, от самых дурацких до весьма остроумных. - Прим. переводчика.

(обратно)

3

(обратно)

Оглавление

КРАСНАЯ ЖАЖДА

НЕТ ЗОЛОТА В СЕРЫХ ГОРАХ

ОБМАНУТЫЕ АРМИИ

БОЕВОЙ ЯСТРЕБ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

ФАКТОР ИББИ РЫБНИКА

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16 . . . .

Реклама на сайте