«Мусорный прибой»

Мусорный прибой (fb2) - Мусорный прибой [litres] (пер. Михаил Анатольевич Новыш) 1787K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Чэнь Цюфань

Чэнь Цюфань Мусорный прибой

© Новыш М., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Примечание относительно языка (языков) книги и имен персонажей

В книге «Мусорный прибой» используются различные языки и диалекты (хотя более правильно будет называть их тополектами) китайской языковой семьи. Коренные жители Кремниевого Острова говорят на диалекте Шаньтоу (также известном под названием «Суатоу»), который, в свою очередь, является разновидностью Чаошаньского диалекта, относящегося к Нань Минь – южно-миньскому диалекту китайской языковой семьи, в который также входят Сямыньский, Тайваньский и Хок-Киень.

«Мусорные люди», мигранты из менее развитых экономически провинций Китая, принесли с собой собственные диалекты, по большей части относящиеся к Мандарину, или Пекинскому диалекту, однако между собой, а также с коренными жителями острова они разговаривают на Современном Стандартном Мандарине, общем языке современного Китая.

В дополнение к этому, поскольку Кремниевый Остров находится в провинции Гуандун, неподалеку от Гонконга и Гуанчжоу, многие обитатели острова понимают и до определенной степени могут разговаривать на Кантонском (особенно на его гонконгском диалекте) и знакомы с Кантонской (в том числе и гонконгской) культурой.

Люди с определенным уровнем образования могут также приукрашивать свою речь культурными аллюзиями и словами из классического китайского литературного языка.

Подобное лингвистическое разнообразие, являющееся для многих китайцев частью повседневной жизни, ставит непростую задачу перед тем, кто берется за перевод подобной книги для англоязычного читателя. К сожалению, западные СМИ обычно уделяют внимание только Современному Стандартному Мандарину и Кантонскому, двум наиболее известным членам обширной семьи китайских языков, и в силу этого достаточно сложно оценить все многообразие опыта нахождения в куда более многоцветной языковой среде. В китайском аккуратно обходят проблему столь значительных различий между вариантами китайского языка, называя каждый из них фанъянь, буквально – «местный говор». Я использую для обозначения этого понятия научный термин «тополект», воздерживаясь от употребления неточного понятия «диалект».

Я максимально ограничил использование в данном переводе китайских слов и фраз в целях удобочитаемости. Чтобы передать колорит использования различных вариантов языка в речи, в некоторых местах я привожу фонетическую транскрипцию слов Чаошаньского тополекта, а в сносках даю полную транскрипцию с тоновыми знаками. В тексте есть лишь одно исключение из этого правила, когда тоновые знаки специально приведены, чтобы показать разницу между Чаошаньским и Мандарином. Слова, попавшие в английский язык через Кантонский, такие как дим-сум или хакао, или через Мандарин, такие как фэншуй, или даже японские, такие как нори, приведены в привычной для англоговорящего читателя форме. Безтоновая транслитерация пинин на основе Современного Стандартного Мандарина используется также для литературного китайского и в современных неологизмах, таких как шаньчжай, которые, возможно, уже находятся на стадии проникновения в английский лексикон.

Китайские имена в целом приводятся в написании через безтоновый пинин, так, как они читаются в Мандарине, сначала пишется фамилия, а потом имя, по установившемуся китайскому обычаю. Исключение делается для имен персонажей родом из Гонконга, которые приведены в фонетической безтоновой транскрипции Кантонского, сначала имя, а затем фамилия, соответственно западной традиции, укоренившейся в Гонконге.

Кен Лю

Пролог

Тучи мчались на юго-запад, будто взбудораженные кони. Тайфун Саола, в трехстах километрах от берега, приближался к Гонконгу.

Двигался легкой поступью и хаотично, меняя направления, оправдывая свое имя.

Образ грациозного животного, ныне оставшегося лишь в виде пикселей в базах данных и чучел в музеях, на мгновение промелькнул перед мысленным взором Суг-Йи Чю-Хо.

Название «саола» (научно называемого Pseudoryx nghetinhensis) происходило от слова из языка Дай, вьетнамского. Ученым пришлось целых восемнадцать лет ждать, со времени обнаружения необычных черепов до первых сообщений от крестьян, увидевших животное живьем; а спустя пять лет вид был признан вымершим.

Щеки саола покрывали белые полосы. За длинные прямые рога, слегка загибающиеся назад, животное прозвали «азиатским единорогом». Оно обладало самыми крупными среди ныне живущих млекопитающих пахучими железами – сыгравшими не последнюю роль в его вымирании. Во вьетнамском и лаосском фольклоре оно было символом удачи, счастья и долголетия.

А теперь все это выглядело как скверная шутка.

Чертовски холодно! Суг-Йи ухватилась рукой за борт крохотного скоростного катера, а другой рукой получше запахнула куртку. Гонконгская Обсерватория дала предупреждение о тропическом циклоне уровня восемь, со скоростью ветра от 63 до 117 километров в час, с порывами свыше 180.

Да уж, хороший день я выбрала.

«Цветок мать-и‐мачехи» летел, перепрыгивая с одного пенного гребня волны на другой, нагоняя грузовое судно «Долгое Процветание», контейнеровоз на 8000 двадцатифутовых контейнеров. Грузовое судно вышло из порта Нью-Йорка, зашло в Нью-Джерси, а затем пересекло Тихий океан. Оно шло к причалам Квай Цина, откуда его груз развезут по небольшим портам Китая.

Рулевой махнул рукой Суг-Йи, и она кивнула в ответ. От сильного ветра ее лицо стало совсем бледным. По внутренней стороне защитных очков бежали цифры. Цель снизила скорость до десяти узлов в соответствии с портовыми правилами, дабы снизить загрязнение воды и воздействие кильватерной струи на небольшие суда.

И дать нам хорошую возможность. Суг-Йи помахала руками членам команды, давая знак, чтобы все сохраняли готовность.

«Цветок мать-и‐мачехи» набирал скорость, сближаясь с «Долгим Процветанием», и наконец оказался борт к борту с большим судном. Сбросил скорость, выравнивая ее со скоростью цели. На фоне огромного контейнеровоза длиной 334,8 и шириной 45,8 метра, построенного «Самсунг Хэви Индастриз», скоростной катер выглядел как прилипала у тела китовой акулы.

– Быстрее!

Голос Суг-Йи практически потонул в реве мотора.

Вверх взлетела, будто паутина по ветру, магнитная веревочная лестница. И тут же крепко прилипла к правому борту «Долгого Процветания», не долетев два метра до рейлинга. Низ лестницы был закреплен на скоростном катере, для устойчивости. Член штурмовой команды в полном снаряжении ловко полез вверх по лестнице. Лез лицом к борту, чтобы лучше цепляться за ступени лестницы закрепленными на ботинках крючьями и чтобы голова не кружилась от взгляда на волны, бьющие в борт судна.

Несмотря на его отличную подготовку, его швыряло туда-сюда, как насекомое, попавшее в паутину, от напора ветра и бьющих по катеру волн. Двадцать пять метров, совсем немного, казалось бы, но и очень много в таких условиях.

Быстрее, быстрее! С каждой секундой дурное предчувствие внутри Суг-Йи становилось все сильнее. «Цветок мать-и‐мачехи» перехватил «Долгое Процветание» быстро и изящно, и экипаж грузового судна еще не пришел в себя, чтобы начать что-то делать. Но время уходило. Как только они выйдут на мелководье, окажутся в бухте, волны станут еще выше, и маневрировать станет еще опаснее.

– Ты все снимаешь? – спросила она молодую женщину, стоящую рядом с ней. Та нерешительно кивнула. Миниатюрная камера, закрепленная у ее уха, качнулась вместе с ее головой. Это ее первая операция. Суг-Йи знаком показала, что нужно стабилизировать камеру.

Шоу должно продолжаться.

Она усмехнулась. И когда только все переменилось? Когда она перестала презирать эту философию и стала ее верным приверженцем? Все это похоже на «ненасильственные прямые действия», которые делают в «Гринпис» – ложатся на рельсы, чтобы остановить поезда, забираются на заметные места, нападают на китобойные суда, перехватывают составы с ядерными отходами… раз за разом, каждый раз все более дерзко, неустанно испытывая терпение правительств и мегакорпораций. Подобные действия уже принесли ее организации дурную славу, но они же и привлекли внимание общества к проблемам защиты окружающей среды и, возможно, поспособствовали принятию новых законов в этой области.

Достаточное оправдание, не правда ли?

Она вспомнила речь своего наставника, основателя Движения «Цветок мать-и‐мачехи», профессора Го Цидэ, во время последней церемонии принятия в организацию новых членов.

Приглушили свет, и на огромном экране появилось изображение картины: трехмачтовый парусный корабль среди огромных волн, готовый перевернуться. Некоторые члены экипажа уже прыгают в шлюпки, оставляя других бороться за выживание на корабле. Контраст черной воды и белой пены на гребнях волн, броский.

– Эта картина называется «Крушение у Кента», ее написал в 1827 году Жан Антуан Теодор Гюден.

Голос профессора Го гипнотизировал и завораживал слушателей.

– Мир, в котором мы живем, – суть этот корабль. Он вот-вот погибнет. Некоторые уже спрыгнули в шлюпки, некоторые еще не осознали происходящего.

– Наше дело, здесь, в «Цветке мать-и‐мачехи» – бить в барабаны и гонги, устраивать клоунады, глотать огонь, использовать любые уловки, чтобы привлечь всеобщее внимание. Мы должны сделать так, чтобы люди знали, что корабль вот-вот утонет, а те, кто ответственен за это, думают, что им это сойдет с рук. Если мы не привяжем их судьбы к нашим, именно нам придется расплачиваться за их ошибки.

Мысли Суг-Йи прервал резкий крик. Она глянула вверх и увидела, что у фальшборта «Долгого Процветания» стоят несколько членов экипажа. Они пытались отцепить веревочную лестницу там, где она примагнитилась к борту, но, поскольку корабль строили из расчета максимальной площади палубы, для размещения контейнеров, борт уходил вниз под острым углом. Чтобы достать до лестницы, им пришлось бы перегнуться через фальшборт, болтая ногами в воздухе и рискуя свалиться. А еще им мешал сильный ветер, поэтому после пары безуспешных попыток они бросили это занятие.

Человек, висящий на лестнице, подымался все быстрее. Ему осталось меньше десяти метров.

С палубы «Долгого Процветания» ударила белая струя воды, прямо в него. Веревочная лестница болталась, как маятник. Руки лезущего соскользнули со ступенек лестницы, и он начал падать спиной вперед, к бушующим внизу волнам.

Суг-Йи прикрыла рот рукой, но не могла отвести взгляд. Девушка с камерой завопила.

Но парень не упал. Он повис в воздухе вниз головой: крюки на его ботинках спасли его в последний момент. Согнувшись в пояснице, он снова ухватился за ступеньки лестницы и продолжил подъем.

– Отлично! – крикнула ему Суг-Йи.

Члены команды «Долгого Процветания» продолжали поливать его из шланга высокого давления, будто пламя, распространяющееся вверх по веревочной лестнице. Куда большую, чем напор воды, опасность представляло то, что вода заливала ему рот и нос, мешая дышать. Но, к счастью, он был готов и к этому. Он опустил на лицо прозрачный щиток и бесстрашно продолжил свой подъем. Восемь метров, семь метров…

На лице Суг-Йи появилась улыбка. Казалось, она смотрит на саму себя в прошлом, когда она, юная девушка, брызгала на себя спреем с запахом саола, а потом втискивалась в переполненные автобусы, вагоны метро и на паромы, игнорируя сердитые взгляды и рассказывая всякому, кто соглашался слушать, про то, что этот драгоценный аромат, созданный ценой вымирания биологического вида, может превратиться в невыносимую вонь.

Бесчисленное число раз ее спрашивали: и что, стоило ли это того? Да, бесчисленное число раз отвечала она. Даже если весь мир воспринимает тебя как вздорную шлюху, привлекающую к себе внимание, если ты поступаешь по убеждениям, это того стоит.

Члены команды грузового судна выключили брандспойт. Может, что-то еще придумали?

– Они меняют курс! – крикнул капитан скоростного катера.

Суг-Йи прочла информацию, отобразившуюся на стеклах очков. «Долгое Процветание» сворачивало в сторону «Цветка мать-и‐мачехи», одновременно увеличивая скорость до двенадцати узлов. Они пытались сорвать планы тех, кто на скоростном катере, одновременно не привлекая внимания портового начальства. Катер начал хаотично подпрыгивать на волнах, идущих от носа судна. Веревочная лестница крутилась и болталась в воздухе, будто змея, а висящий на ней человек вцепился в нее изо всех сил.

– Увеличиваем скорость и меняем курс, – приказала Суг-Йи. – Держаться вровень.

Висящий на лестнице человек снова полез вверх. Изгибался всем телом, удерживая равновесие и раскачиваясь вместе с лестницей. Пять метров, четыре метра… будто опытный йог, идущий по канату посреди штормового моря.

Почти добрался. Суг-Йи затаила дыхание и начала считать про себя.

Следующей задачей юноши было преодолеть расстояние от точки примагничивания лестницы до края борта грузового судна при помощи присосок, продолжая уворачиваться от членов экипажа. Оказавшись на палубе, он должен был приковать себя цепью к контейнеру, на манер Гудини, желательно после того, как развернет где-нибудь на видном месте флаг движения «Цветок мать-и‐мачехи», а потом дожидаться, когда появятся журналисты и чиновники Управления Охраны Окружающей Среды. В силу прецедента, когда шестерых активистов «Гринписа» освободили после их акции на электростанции Кингснорт, если движение «Цветок мать-и‐мачехи» сможет выдвинуть «законное оправдание» для своих действий в защиту окружающей среды, то они не будут сочтены незаконными. Конечно, все зависит и от того, насколько точна та информация, которую они получили. По поводу того, что контейнеры на судне, загруженные в Нью-Джерси и направляющиеся на Кремниевый Остров, содержат внутри себя так называемый «Дар Дьявола», токсичные отходы, могущие вызвать экологическую катастрофу.

Непростой план, но самая сложная его часть уже почти выполнена.

…два метра, один метр. Юноша наконец-то добрался до верха лестницы. Но не стал надевать перчатки с присосками. Вместо этого он покрепче ухватился за лестницу и принялся раскачиваться вперед-назад, будто маятник.

– Что он делает? – раздраженно спросила Суг-Йи.

– Томас… увлекается паркуром, – тихо ответила молодая девушка с камерой, продолжая снимать.

Значит, его Томас зовут. Нынче в организации стало очень много новых членов, молодых идеалистов с опытом в разных областях, и у Суг-Йи уже не получалось знать их всех по именам. Хорошо быть молодым. В большинстве случаев.

Томас продолжал раскачиваться, на ходу рассчитывая угол и расстояние. Ему придется отпустить лестницу в крайней точке траектории, прыгнуть вверх и развернуться в прыжке на девяносто градусов, чтобы ухватиться за край фальшборта. Для этого потребуются вся его сила, гибкость и сосредоточенность.

– Томас, прекрати! – закричала Суг-Йи. – Не прыгай!

Поздно. Она увидела, как молодое тренированное тело взлетело в воздух, казалось, на мгновение застыв на ветру, а потом медленно и изящно развернулось на четверть оборота. Его ладони хлестко ударили по фальшборту, стальные листы загудели, а его тело опустилось вниз, повинуясь тяготению. Ему оставалось лишь согнуть руки и напрячь пресс, выполняя идеальный гимнастический номер.

Суг-Йи уже была готова зааплодировать столь дерзкому номеру.

Возможно, причиной тому был ветер, возможно – оставшаяся на крае фальшборта вода из шланга, но раздался пронзительный скрип, и руки Томаса соскользнули с борта. В панике он попытался схватиться рукой за болтающуюся лестницу, но момент инерции швырнул его прямо на борт судна. Раздался громкий резкий хруст ломающегося щитка, и шея Томаса согнулась под неестественным углом. Его пальцы разжались, и он снова полетел вниз.

Его тело ушло в воду с почти неслышным всплеском, и это зрелище будто отпечаталось в глазах Суг-Йи.

Девушка с камерой не шевелилась, остолбенев. Камера на ее голове продолжала снимать, записывая сопровождающие происходящее крики и вопли. Потом эти кадры покажут везде, и в прессе, и в Сети, где комментаторы назовут его «рекрутинговой рекламой» Организации «Цветок мать-и‐мачехи». Какой бы лозунг придумать этой рекламной кампании? «Юность – не значит «глупость»?

Суг-Йи ошеломленно осознавала то, что произошло у нее на глазах. Не отдала приказа выловить тело, даже не пошевелилась. Ее лицо было каменным.

Это действительно того стоит? Непонятно, задавала она этот вопрос Томасу или самой себе.

«Долгое Процветание» продолжало набирать скорость и доворачивать в сторону скоростного катера. Капитан катера, не получив от Суг-Йи никаких приказаний, тоже ничего не предпринимал. «Цветок мать-и‐мачехи» ударился о корпус грузового судна, его тащило в сторону, раздался глухой скрежет деформирующегося металла, заглушивший все остальные звуки. Члены экипажа катера хватались за все, что попадалось под руку, чтобы не упасть в воду с кренящейся палубы. Ледяная вода и пена начали захлестывать катер.

Катер начал тонуть.

Часть первая Тихий водоворот

Базельская Конвенция о контроле трансграничных перевозок опасных отходов и их утилизации – международное соглашение, призванное снизить объем международных перевозок опасных отходов, а в особенности – предотвратить перевозку опасных отходов из развитых стран в менее развитые страны (МРС).

Конвенция была вынесена на подписание 22 марта 1989 года и вступила в силу 5 мая 1992 года. Конвенцию подписали сто семьдесят девять стран мира и Европейский Союз.

Соединенные Штаты Америки, самый крупный в мире источник радиоэлектронных отходов, так никогда и не ратифицировали эту конвенцию.

Википедия, «Базельская Конвенция»

1

Изумительная в своих подробностях деревянная модель джонки ручной работы, стоящая в центре стеклянной витрины, была покрыта красно-коричневой морилкой, дабы придать модели антикварный вид. Вокруг витрины не было голографического изображения; его заменяла нарисованная от руки карта Кремниевого Острова – на самом деле полуострова, соединенного с материковым Китаем перешейком, и моря вокруг него. Однако все называли его островом. Было видно, что рисовавший карту слишком сильно старался показать природную красоту местных ландшафтов и перестарался с красками, отчего картина выглядела неестественной.

– …это символ Кремниевого Острова, знаменующий хороший урожай, процветание и гармонию…

Скотт Брэндл зачарованно смотрел на модель корабля, едва слушая трескотню экскурсовода. Цвет и фактура дерева, а в особенности выпуклые, будто наполненные ветром паруса, напомнили ему приготовленных на пару омаров, которых им подали вчера вечером на приеме. Он не был ни вегетарианцем, ни ревностным сторонником Всемирного Фонда Дикой Природы, но тот факт, что на тарелке лежала третья клешня, а панцирь омара, судя по всему, был аккуратно подштопан, заставил его задуматься. Мысль, что «дикий омар», наделенный лишней конечностью, был выращен на мореферме поблизости, совершенно лишила его аппетита, и он лишь с удивлением смотрел на жизнерадостно кушающих китайских чиновников.

– Мистер Скотт, что вы хотели бы посмотреть завтра? – спросил на местном тополекте Директор Линь Йи-Ю, уже выпивший.

Чень Кайцзун (или Цезарь Чен, как звали его в Америке), помощник Брэндла, не стал поправлять ошибку Линя, перепутавшего имя и фамилию американца, и перевел все его слова буквально.

– Я хочу получше понять Кремниевый Остров, – ответил Скотт.

Хотя он тоже выпил немного байцзю – крепкого спиртного, без которого было немыслимо любое китайское официальное мероприятие, – он был практически трезв. И пропустил в своей фразе слово «по-настоящему».

– Хорошо, хорошо.

Директор Линь, с красным от байцзю лицом, повернулся и что-то сказал остальным чиновникам. Все громогласно расхохотались. Кайцзун стал сразу переводить фразу.

– Директор Линь сказал, что обязательно удовлетворит ваше желание.

Они уже проторчали больше двух часов в Музее Истории Кремниевого Острова, с его выкрученными на максимум кондиционерами, и, казалось, этому не будет конца. Экскурсовод без умолку тараторил на английском, с сильным акцентом, переводя их из одного ярко освещенного зала в другой. Перемежая древние стихи цитатами из правительственных документов, демонстрируя восстановленные фотографии, инструменты и старинные артефакты, поддельные летописи и диорамы с пластиковыми манекенами, экскурсовод излагал более чем тысячелетнюю историю Кремниевого Острова, первые упоминания о котором датировались девятым веком.

Однако музейные экспонаты не смогли воплотить в себе идеи, заложенные создателями музея. Вероятно, они хотели показать, как Кремниевый Остров развивался за все эти годы, начав с сельского хозяйства и рыболовства, а в наше время вступив на путь индустриального развития и идя в ногу с информационной эрой. Однако для Скотта он оставался всего лишь множеством залов со скучными экспонатами, которые приходилось рассматривать на фоне льющейся в уши пропаганды. Гипнотический эффект почему-то напомнил ему речь сержанта в армии, в те времена, когда он проходил начальную подготовку.

Однако Чень Кайцзун, его переводчик, без сомнения, пребывал в восхищении, так, будто совершенно ничего не знал о Кремниевом Острове. Скотт подметил, что с того момента, как Кайцзун ступил на эту землю, его прежнее безразличие, слишком преждевременное для столь молодого человека, сменилось гордостью и искренним любопытством, куда более естественными для юноши двадцати одного года от роду.

– …чудесно… невероятно… – время от времени говорил Скотт, будто робот, выдавая дежурную похвалу.

Директор Линь одобрительно кивал. Его улыбка напоминала улыбку пластикового манекена, а рубашка в полоску была заправлена в брюки. В отличие от остальных чиновников, у него все еще была тонкая талия. То, чего ему не хватало в презентабельности, он с легкостью компенсировал деловитостью. Стоя рядом со Скоттом, в котором было метр девяносто росту, Линь Йи-Ю напоминал трость.

Однако этот человек мог с легкостью заставить Скотта страдать, поскольку американец не имел возможности ничего сказать, будто немой, которого заставляют пить горькие лекарственные травы.

Говорит одно, думает другое, подумал Скотт. Лишь теперь он окончательно понял то, что сказал ему Директор Линь вчера вечером. Перед тем как отправиться в Китай, американец купил книгу «Путеводитель по Китаю для чайников», в котором прочел сущий перл мудрости. «Китайцы очень редко говорят то, что думают». Скотт сделал тогда приписку: «Можно подумать, этим они от американцев отличаются».

Возможно, присутствовавшие тем вечером на банкете чиновники сделали это просто по обязанности – поскольку не пришел никто из тех, кто реально принимает решения. Если судить по количеству выпитого байцзю, им просто приказали создать приятную атмосферу. Если же судить по отсутствию у Директора Линя искреннего желания сотрудничать, то эта командировка, в которую Скотта отправила «ТерраГрин Рисайклинг Ко, Лтд», вряд ли пройдет гладко.

Ключевые персоны трех главных кланов, заправляющих всеми делами на Кремниевом Острове, видимо, приходить не собирались. Лучшее, на что мог надеяться Скотт, – это на то, что ему устроят экскурсию по тщательно подготовленной образцово‐показательной улице и заводу, в стиле «потемкинских деревень», потом покормят вкусным и изысканным дим-сумом, а обратно в Сан-Франциско он полетит с полным чемоданом сувениров.

Но разве не поэтому «ТерраГрин Рисайклинг» послали сюда не кого-нибудь, а именно Скотта Брэндла? Угловатое лицо Скотта смягчилось улыбкой. От Ганы и до Филиппин, если не считать того происшествия в Ахмедабаде, он никогда их не подводил. И Кремниевый Остров не станет исключением.

– Скажи ему, что мы отправимся в деревню Сялун сегодня днем, – прошептал Скотт, наклоняясь к Кайцзуну. – Уговори его.

Он сомкнул губы и изобразил беззаботную улыбку, глядя по сторонам. Кайцзун понял, что его босс говорит всерьез, и начал быстро переговариваться с Директором Линем.

Музей был слишком ярким, слишком чистым, подобно той выбеленной и переписанной истории, которую он пытался представить посетителям, версию Кремниевого Острова, которую местные желали показать чужакам. Все это было пропитано лживым и неглубоким оптимизмом. В этом здании не существовало ни Базельской Конвенции, ни диоксинов с фуранами, ни кислотных туманов, ни воды, в которой содержание свинца превышало допустимое в 2400 раз, ни почвы, концентрация хрома в которой превышала установленный АООС предел в 1338 раз, и, конечно же, здесь не было мужчин и женщин, которым приходилось пить эту воду и спать на этой земле.

Любая история является историей современности, так ему Чень Кайцзун сказал, когда Скотт проводил с ним собеседование.

Скотт покачал головой. Голоса Директора Линя и Кайцзуна, старавшихся сохранять вид дружеской беседы, но неспособных прийти к соглашению, стали громче. Если бы они говорили на Мандарине, возможно, он сам смог бы разговаривать с Линем при помощи компьютерной программы перевода, но они использовали древний тополект Кремниевого Острова, с восемью тонами и исключительно сложными правилами сандхи. У него не было выбора, приходилось полагаться на особый талант его переводчика, чье происхождение было главной причиной того, что свежеиспеченный выпускник Бостонского Университета, специалист по истории, был нанят на эту работу.

– Скажи ему, что если у него есть возражения, – заговорил Скотт, глядя на групповой портрет и мужественно пытаясь найти на нем хоть кого-то, чьи фотографии он видел в документах перед тем, как сюда отправиться; здесь, в зоне ограниченной скорости доступа в интернет, он не мог обращаться к удаленным базам данных, да и китайцы для него были все на одно лицо, – мы попросим Министра Го лично поговорить с ним.

Министр Го Цидао руководил отделом Экологии и Защиты Окружающей Среды в правительстве провинции и был в числе кандидатов на пост заместителя министра экологии и окружающей среды центрального правительства. Скорее всего, именно он составлял шорт-лист компаний, которым разрешили участвовать в конкурсе на текущий проект.

«Иногда лисе стоит произнести имя тигра, чтобы решить дело». Еще один фокус из «Путеводителя по Китаю для чайников».

Споры утихли. Директор Линь принял сокрушенный вид и стал казаться еще более худым и ниже ростом. Потер руки. Похоже, его больше беспокоила не угроза вовлечения в дело Министра Го, а то, что он может не справиться с порученным ему делом. Но Скотт не оставил ему выхода. Линь с трудом улыбнулся, прокашлялся и пошел к выходу.

– Миссия выполнена. Но сначала мы пойдем кушать.

На лице Кайцзуна появилась широкая удовлетворенная улыбка, та самая, которой можно было ожидать от человека, отучившегося в дорогой школе на Восточном побережье.

Будем надеяться, что нам больше не попадется опасных блюд, типа того «дикого омара», подумал Скотт, проходя мимо модели джонки. Он был рад возможности покинуть музей, обжигающе холодный и наполненный вымыслами. Модель джонки показалась ему идеальной метафорой: игра слов, вероятно, наилучшим образом отражающая связь между музеем и этим островом хлама[1]. Натянув на лицо защитную маску фирмы 3 М, он прошел через туман, сконденсировавшийся у входа в музей, и вышел наружу, во влажный горячий тропический воздух, пронизанный солнечным светом.

Вместо байцзю в ресторане подавали пиво, но эта перемена не дала Скотту расслабиться. Похоже, в этом заведении уважали здоровье и гигиену еще меньше, чем в том, где они вчера вечером были. Отдельная кабинка, в которой они оказались, именовалась «Сосновой Комнатой», а древний кондиционер гудел, как осиное гнездо, в которое ткнули палкой. Но даже он не мог устранить вонь. На стене виднелось большое мокрое пятно, будто терра инкогнита на старинной карте. Стол и стулья были относительно чисты или, быть может, казались такими в силу того, что владелец выбрал мебель темного цвета, чтобы грязные пятна не так видны были.

Еду принесли быстро. Кайцзун в возбуждении перечислял Скотту названия блюд, объясняя, из чего и каким образом они приготовлены. Сам Кайцзун даже удивился тому, что, оставив Кремниевый Остров семилетним ребенком, до сих пор помнит все эти вкусы и ароматы. Казалось, что перелет через Тихий океан будто вернул его в прошлое, больше чем на десяток лет.

У Скотта аппетита не было, особенно после того, как он узнал, как именно были приготовлены утиная печень, свиное легкое, говяжий язык, гусиные потроха и другие внутренние органы. Он выбрал себе простую рисовую кашу и суп – по крайней мере, здесь минимальный риск того, что в них накопились тяжелые металлы. И с трудом подавил желание вытащить переносную аппаратуру для проверки на загрязнения. В силу ограничений на доступ в Сеть было попросту невозможно установить соединение с удаленными кодированными базами данных и, следовательно, невозможно определить состав пищи, воздуха, воды и почвы и связанные с этим риски. Не говоря уже об оборудовании дополненной реальности, которое здесь было совершенно бесполезно.

Директор Линь, похоже, понял его беспокойство. И показал на электрорикш, которые возили воду по улице.

– Этот ресторан принадлежит семье Ло. Сюда даже воду доставляют из деревни Хуан, которая в девяти километрах отсюда.

Клан Ло контролировал 80 процентов верхнего сегмента ресторанного и развлекательного бизнеса Кремниевого Острова. Экономическая мощь клана основывалась на самом большом количестве мастерских по разборке электронных отходов, в том числе и в деревне Сялун, куда они должны были отправиться днем. Власть клана Ло была такова, что они имели первоочередное право выбора со всех контейнеров с отходами, которые проходили через Квай Цин, и двум другим крупным кланам доставались остатки. Жизненный пример эффекта Мэтью, триумвират кланов Ло, Чень и Линь, по сути, сведенный к единоличной власти клана Ло. Власть клана была такова, что он имел возможность влиять даже на политику местного правительства.

Скотт обдумывал слова Директора Линя, пытаясь угадать их скрытый смысл. И невольно вспомнил еще одну китайскую народную мудрость: «Если ты ешь чью-то пищу, тебе сложно будет с ним спорить. Если ты принял чей-то подарок, тебе будет сложно поднять на него руку».

Его все сильнее и сильнее раздражали эти китайские штучки, то, что ему приходится постоянно расшифровывать все сказанное, в то время как алгоритм шифрования постоянно меняется, подчиняясь своим правилам. И он решил промолчать.

– Ладно, ладно, давайте выпьем!

Лучший способ прервать неловкое молчание за едой. Директор Линь поднял бокал с пенистым пивом.

После пары тостов лицо Директора Линя снова ярко покраснело. Но после прошлого раза Скотт решил вести себя осторожнее. Хотя у китайцев тоже была поговорка, аналогичная европейскому «истина в вине», похоже, к Директору Линю она была неприменима.

– Мистер Скотт, позвольте мне быть откровенным, – сказал Директор Линь, хлопнув Скотта по плечу и дыша ему в лицо спиртовым запахом. – Я не пытаюсь помешать вашим исследованиям и расследованиям. У меня есть свои проблемы. Но будьте добры, выслушайте мой небольшой совет. Этот проект не сработает, и вам лучше всего просто уехать, чем быстрее, тем лучше.

Кайцзун закончил переводить и посмотрел на Скотта с легкой досадой.

– Я все понимаю. Мы служим разным хозяевам. Почему бы и вам не выслушать мой небольшой совет? Этот проект делается по принципу «все в выигрыше». Проигравших не будет. Все подлежит обсуждению. Если проект будет успешен, он станет примером для всего юго-восточного Китая. И станет важным шагом для Китая в деле формирования общенациональной стратегии утилизации. А ваш вклад в это дело не будет забыт.

– Ха!

В усмешке Директора Линя не было ни капли благодушия. Он осушил бокал.

– Интересно. Американцы сначала будут складывать весь свой мусор у чужого порога, а потом вдруг придут и скажут, что хотят помочь тебе убраться, и что все это для твоего же блага. Мистер Скотт, как можно назвать такую национальную стратегию?

Резкий отпор со стороны Линя ошеломил Скотта. Очевидно, этот человек – не тот трусливый бюрократ, каким его он себе представлял. Скотт принялся тщательно обдумывать ответ, стараясь, чтобы в его словах был хотя бы оттенок искренности.

– Мир меняется. Утилизация – отрасль, находящаяся на подъеме, с перспективами в сотни миллиардов долларов. Возможно, от нее даже зависит судьба всего мирового промышленного производства. У Кремниевого Острова будет преимущество первопроходца. Вам менять стратегию куда проще, чем развитым странам, и вы можете действовать, не будучи стеснены политическими и законодательными ограничениями, с которыми приходится сталкиваться нам. Вам нужны технологии и современный менеджмент, которые позволят вам повысить эффективность и снизить загрязнения. В настоящее время Юго-Восточная Азия и Западная Африка – на пике популярности, сюда приходят многие компании и множество денег, все пытаются быстрее занять места. Однако я могу гарантировать, что условия, которые предлагает «ТерраГрин Рисайклинг», – самые лучшие. И мы никогда не забываем тех, кто помогает нам…

Скотт сделал ударение на «не забываем». Вспомнил чиновников с Филиппин, как те вовсю намекали насчет взяток.

Директор Линь не думал, что американец выскажется настолько прямо, безо всяких пустопорожних разговоров и неискренней вежливости, которых он по привычке ожидал. Задумался, приподнял пустой бокал, а затем поставил, приняв решение.

– Я рад, что вы столь откровенны со мной. Тогда я тоже все карты на стол выложу. Проблема здесь не в деньгах, а в доверии. Местные не доверяют даже приезжим китайцам, из других регионов, не то что американцам.

– Но американцы не все одинаковые. Как и китайцы не все одинаковые. Могу вам сказать, что вы не похожи на остальных.

Скотт решил использовать уловку, которая, по опыту, срабатывала в любой точке планеты.

Директор Линь уставился на Скотта, его пронизанные сеткой кровеносных сосудов глаза смотрели скептически. Он выглядел пьяным, но пьяным не был. Спустя некоторое время он хмыкнул и заговорил.

– Вы ошибаетесь, Скотт. Все китайцы одинаковы. И я не исключение.

Скотт удивился. Линь впервые назвал его «Скотт», а не «мистер Скотт». Однако следующий вопрос Линя удивил его еще больше.

– У вас есть дети? На что похож ваш родной город?

По своему ограниченному – но достаточному – опыту общения с китайскими мужчинами он привык, что разговоры обычно вращаются вокруг международной политики и глобальных трендов. Кто-то больше говорит о бизнесе, о религии и хобби говорят очень немногие. Но он ни разу не сталкивался с ситуацией, чтобы кто-то рассказывал о своей семье или спрашивал о семье Скотта. Китайцы, в его понимании, были прирожденными дипломатами – говорили о мировых проблемах и судьбах людей, но всегда избегали разговоров о своей частной жизни – жизни отцов, сыновей, мужей или братьев.

– У меня две дочери. Одной семь, другой тринадцать, – сказал Скотт, доставая из бумажника мятую фотографию и протягивая Директору Линю. – Старая фотография; все никак не поменяю ее. Я вырос в небольшом городке в Техасе, сейчас это почти что город-призрак, но были времена, когда в нем было здорово. Не видели фильм «Техасская резня бензопилой»? Похожий городок, но вовсе не такой страшный.

Скотт рассмеялся, а следом рассмеялся и Кайцзун.

Директор Линь покачал головой и вернул фотографию Скотту.

– Когда вырастут, разобьют многие сердца. У меня один сын, тринадцать лет, в школе учится.

Повисло молчание. Скотт кивнул, подбадривая Линя, чтобы тот говорил дальше. Если по правде, то он понятия не имел, куда их может завести такой разговор.

– Самая великая мечта для всех людей Кремниевого Острова – чтобы их дети уехали отсюда, чем дальше, тем лучше. Мы уже стары, не можем сорваться с места, покинуть родительский дом, но молодые – другое дело. Они – чистый лист бумаги, наполненный потенциалом к написанию новой картины. Этот остров безнадежен. Воздух, вода, почва и люди слишком долго были погружены в мусор. Иногда даже сложно сказать, что вокруг мусор, а что – нет. Мы полагаемся на мусор, дабы прокормить наши семьи, чтобы разбогатеть. Но чем больше мы зарабатываем денег, тем хуже становится окружающая среда. Все равно будто мы держимся руками за веревку, затянутую петлей на наших шеях. Чем сильнее тянем, тем тяжелее дышать. Но если отпустим, то упадем в бездонную яму внизу и утонем.

Вместо того чтобы сразу же переводить эту тираду, Кайцзун завелся и принялся спорить с Директором Линем на местном тополекте. Директор Линь продолжал качать головой.

– Именно поэтому мы здесь, – сказал Скотт. – Мои родители говорили то же самое, что вы. Хотели, чтобы я уехал из дома и обосновался в большом городе. Но лишь после того, как я достаточно долго пожил сам по себе, я понял, что ответственность никуда не делась. Она на плечах каждого. Можно отвернуться и сделать вид, что ты чего-то не видишь, а можно повернуться ко всему этому лицом и изменить это. Все зависит от того, каким человеком ты хочешь себя видеть.

Какая чудесная речь, достойная голливудского фильма, подумал Скотт. Он не особенно рассчитывал на поддержку Директора Линя, но здесь и сейчас, если ему удастся не нажить себе врага, это будет все равно что обрести друга.

– Это слишком сложно, – ответил Директор Линь, не переставая качать головой. – Я тщательно прочел ваши предложение и заявку. Не слишком много знаю, чтобы что-то сказать о технологии, но знаю, что «ТерраГрин Рисайклинг» – лидер в области технологий утилизации, а план рекультивации, предложенный вами, выглядит привлекательно. Однако есть большая проблема. Ваш план потребует, чтобы были снесены тысячи мастерских по всему острову и в будущем все электронные отходы сортировались, разбирались и обрабатывались вами. Вы понимаете, что это означает для них?

Скотт понимал, о каких них говорит Директор. Кланы Ло, Линь и Чень монополизировали утилизацию и обработку электронных отходов на Кремниевом Острове, ежегодно перерабатывая миллионы тонн и получая доходы, измеряющиеся миллиардами долларов. Для столь серьезной индустрии усовершенствование технологий будет означать перераспределение прибыли, и этот процес будет тяжелым и кровавым.

– В рамках нашего плана будут созданы десятки тысяч новых, «зеленых» рабочих мест, с полным обеспечением. В силу превосходных технологий «ТерраГрин Рисайклинг» утилизация и переработка станет намного более эффективной, будут снижены потери, связанные с ручной разборкой и переработкой, существующие сейчас. Доходы от переработки увеличатся на тридцать процентов, не меньше. Но, что самое важное, мы организуем особые фонды, чтобы помочь Кремниевому Острову выполнить всеобъемлющий план по рекультивации окружающей среды. Мы вернем вашему дому его прежний вид, с голубым небом и чистой водой.

Это была практически цитата из текста бизнес-предложения. Кайцзун восхитился памяти своего босса, особенно в условиях, когда нельзя было воспользоваться средствами дополненной реальности.

– Знаю я все это.

Директор Линь, похоже, окончательно протрезвел, если и вообще был пьян, и заказал чашку крепкого чая.

– Но это никого не волнует на самом деле. Не волнует местных. Они хотят выжать из всего этого столько денег, сколько смогут, и им без разницы, какая здесь будет жизнь. Мигрантов это тоже не волнует. Они хотят побыстрее денег заработать, вернуться в родную деревню и открыть там универсальный магазин или построить новый дом и жениться. Они ненавидят этот остров. Будущее этого места никого не волнует. Они хотят уехать отсюда и побыстрее забыть этот этап своей жизни, как и весь этот мусор.

– Но это должно волновать правительство! – не выдержал Скотт.

– У правительства есть заботы поважнее, – ответил Директор Линь, отпив большой глоток чая. Он говорил неспешно, и краснота исчезла с его лица. Как исчезла и вежливая и умелая поддельная улыбка, так, будто его искреннего отцовского тона, звучавшего прежде, никогда и не было. – Время идет. Нам еще надо добраться до деревни Сялун. Поверьте, вы не захотите долго там оставаться.

Есть два Кремниевых Острова, подумал Скотт Брэндл, глядя на картины, медленно проплывающие в окне «Лендровера».

Перед этим правительственные чиновники отвезли их в административный центр Кремниевого Острова. Глядя на хаотичное дорожное движение, Скотт удивился обилию дорогих машин, водители которых, похоже, не убирали руки с сигнала: БМВ, «Мерседес-Бенц», «Бентли», «Порш»… ему даже показалось что он заметил припаркованную поперек тротуара рубиново‐красную «Мазерати», в то время как ее молодой владелец сидел рядом на корточках, поедая барбекю из морепродуктов, купленное у уличного торговца.

Несмотря на то что полуостров был не на первых местах в табели о рангах Китая, Кремниевый Остров процветал. Скотт увидел здесь немало бутиков люксовых брендов, таких, которые привык видеть лишь в самых крупных городах Китая. У обитателей города было модно строить дорогие особняки в традиционном стиле сяшаньху[2], но они добавляли к этому европейские элементы, в результате чего дома получились роскошного, но несколько несуразного, делано экзотического вида. У попавшего в город иногда возникало впечатление, что он очутился на третьесортной архитектурной выставке: в одном доме просматривалось влияние средиземноморской архитектуры, в другом – скандинавского минимализма.

В путеводителе по Китаю, которым обзавелся Скотт, именно об этом и говорилось. Здесь жили нувориши современного Китая. Они копили лучшие в мире материальные блага, чтобы заполнить ими пустоту собственных жизней.

Скотт не заметил у пешеходов масок на лицах. Ему было известно, что протезирование дыхательной системы еще не получило популярности в этих местах. Административный центр находился с наветренной стороны от остальной территории Кремниевого Острова, так что качество воздуха здесь было, по крайней мере, терпимым, хотя в воздухе и присутствовал вездесущий запах, от которого было тяжело дышать. Запах, похожий на тот, который Скотт запомнил по визиту на завод по сжиганию резины на Филиппинах, после которого его неделю тошнило. Однако здесь, похоже, люди с ним вполне освоились.

«Лендровер» медленно, рывками ехал в плотном потоке машин. Время от времени между машинами вклинивалась трехколесная электрическая тележка рикши-водовоза, вызывая шквал сигналов и ругани. Однако водители тележек, говорящие на иных, чем местный, тополектах, игнорировали это. В деревне Хуан тонна воды стоила два юаня, а в девяти километрах от нее ее уже продавали по два юаня за сорокалитровую бутыль. Местные не пробавлялись столь малыми заработками – но именно их большой бизнес в первую очередь сделал поверхностные и грунтовые воды на Кремниевом Острове непригодными для питья.

Это цена, которую приходится платить за экономический рост, говорили все. Клише, которое вдолбило им телевидение.

– Мы почти приехали, – сказал Директор Линь, сидевший на переднем месте пассажира и повернувшийся к Скотту[3].

– Срань… – выпалил Кайцзун, но вовремя спохватился.

Скотт посмотрел туда же, куда смотрел его помощник. Сжал губы, но ничего не сказал. Хотя он изучил достаточно материалов по Кремниевому Острову, одно дело – читать, а совсем другое – увидеть своими глазами шокирующую реальность за стеклом автомобиля.

Бесчисленные мастерские, практически сараи, стояли вплотную друг к другу по обе стороны улицы, как костяшки маджонга. Узкий проход в середине служил лишь для того, чтобы возить по нему тележки с отходами, которые здесь перерабатывали.

Металлические шасси, разбитые мониторы, печатные платы, пластиковые детали и провода, некоторые уже разобранные, другие – в ожидании разборки, валялись повсюду, будто навозные кучи, а рабочие, приезжие из других районов Китая, сновали меж них, будто мухи. Рабочие копались в кучах, выбирая более ценные предметы, чтобы потом обжечь их в печах или бросить в кислотные ванны для извлечения меди и олова, а также ценных металлов, таких как золото и платина. Отходы переработки сжигали или выбрасывали прямо на землю, отчего мусора становилось еще больше. И ни у кого не было защитного снаряжения.

Все вокруг было окутано свинцово‐серым туманом, смесью белых испарений от кипящей в кислотных ваннах «царской водки» и черного дыма от непрестанно сжигаемого на полях и у реки ПВХ, изоляции и печатных плат. Дующий с моря ветерок смешивал дым и пар, и образовавшаяся смесь впитывалась в поры тела всем находящимся здесь.

Скотт смотрел на мужчин и женщин, вся жизнь которых протекала среди этого хлама. Местные называли их «мусорными людьми». Женщины стирали белье голыми руками в черной воде, и мыльная пена обрамляла островки ряски серебристым кантом. Повсюду играли дети, бегая по почерневшим берегам, на которых поблескивали куски стеклопластика и почерневшие останки печатных плат; скакали по заброшенным полям, на которых дымились догорающие кучи пластика; плавали и плескались в темно-зеленых прудах, на поверхности которых плавали куски полиэфирной пленки. Похоже, они считали, что это естественное состояние окружающего мира, и ничто не могло лишить их радости. Мужчины ходили с обнаженным торсом, демонстрируя наклеенную на них дешевую телесную пленку. Носили устройства дополненной реальности, поддельные, шаньчжай, используя короткие мгновения отдыха, чтобы лежать на гранитных берегах оросительных каналов, засыпанных битыми мониторами и пластиковым мусором. Эти древние каналы, построенные сотни лет назад, чтобы доставлять воду на рисовые поля, теперь блестели лишь от мусора, оставшегося от разборки всякого старья.

– Мы на месте. Все еще хотите выйти из машины? – насмешливо сказал Директор Линь, будто он тоже был здесь лишь посетителем.

– Не забравшись в логово тигра, не добудешь тигренка, – с трудом выговорил Скотт китайскую поговорку на Мандарине, с сильным акцентом. Надел на лицо маску и открыл дверь машины.

Директор Линь покачал головой и неохотно вышел следом.

Скотта окутали горячий воздух и невыносимая вонь. Маска задерживала пыль и частички отходов, но с запахом она ничего сделать не могла. На мгновение ему показалось, что он снова очутился в пригородах Манилы, где побывал два года назад, вот только запах здесь в десять раз гуще. Он пытался стоять неподвижно, но тело все равно начало покрываться потом, сразу же смешивающимся с неизвестными химическими веществами из воздуха. Они мгновенно образовали на коже липкую пленку, к которой прилипала одежда, и от этого было тяжело даже шаг сделать.

Перед ними возвышались каменные ворота с надписью: «Сялун» усложненными иероглифами. В обычной обстановке Скотт Брэндл обязательно бы осмотрел их, чтобы оценить древность и мастерство изготовления, но сейчас в его голове, будто сигнальная лампа, замигали строки, высеченные на вратах ада в поэме Данте:

Я увожу к отверженным селеньям, Я увожу сквозь вековечный стон, Я увожу к погибшим поколеньям.

Скотт прочел эти строки, когда учил в колледже итальянский; никогда и не думал, что ему когда-нибудь понадобится это полузабытое знание за всю его жизнь. Однако здесь эти строки были абсолютно уместны. И он изо всех сил постарался выбросить из головы последнюю строку-предупреждение.

Работающие мгновенно остановились и с любопытством поглядели на них. По большей части смотрели на Скотта. Несмотря на маску на лице, его светлая кожа, рост и коротко стриженные светлые волосы сразу же выдали его. Конечно, рабочие-мигранты уже видели иностранцев раньше, но сейчас они явно были удивлены тем, что этот хорошо одетый лаовай появился здесь, будто видение Иисуса из Назарета, грядущего сквозь волны горячего воздуха и клубы токсичного тумана по улицам, полным нечистот.

А потом они улыбнулись, все разом. Улыбки распространялись от лица к лицу, будто волны, будто прохладный ветер, заставивший всех приподнять уголки губ.

– Будьте осторожны. Здесь много наркозависимых, – тихо сказал Директор Линь на ухо Ченю Кайцзуну. Скотт, пошедший было вперед, резко остановился, не дожидаясь перевода.

На земле перед собой он увидел корчащуюся руку-протез. Намеренно или нет, но стимулирующие датчики были оставлены на виду, а внутренняя батарея, которую еще не вынули, обеспечивала питание механизмам. Электрический ток тек под поверхностью искусственной кожи по синтетическим нервам, вызывая циклические сокращения искусственных мышц. Пять пальцев протеза беспрестанно вцеплялись в землю, и искусственная рука ползла, будто гигантская гусеница телесного цвета.

Потом натолкнулась на брошеный ЖК-монитор, и обломаные ногти начали скрести по гладкому стеклу, не в состоянии продвигаться дальше.

Подбежал маленький мальчишка. Схватил протез и переложил пальцами в другом направлении. Лицо у него было такое, будто этот протез был для него чем-то вроде игрушечной машинки. И его гротескная игрушка продолжила свое бесконечное путешествие в никуда, которое, очевидно, прервется лишь тогда, когда кончится батарейка.

Скотт присел рядом. Маленький мальчишка безо всякого страха и даже без любопытства смотрел на его лицо в маске.

– А где еще можно найти такие же… руки?

Мальчишка на мгновение замер, а потом показал на сарай поблизости. И тут же развернулся и убежал.

Скотт встал. Его глаза светились сильной радостью, будто он отыскал какое-то тайное сокровище.

Снаружи было хорошо видно, что в сарае никого нет, а посреди него лежала куча бросовых силиконовых изделий, из которых уже удалили их электронную начинку. Силикону предстояло пройти особую технологическую обработку, чтобы извлечь из него мономеры и силиконовое масло. В местных мастерских такого оборудования не было, так что этот мусор просто лежал в ожидании того, что за ним приедет специализированный сборщик.

Завершив свои разъяснения, Директор Линь добавил:

– В наши дни богатые люди меняют части тела с той же легкостью, как раньше телефоны меняли. Выброшенные протезы доставляют сюда. Большинство их не прошло обеззараживание, поэтому они содержат кровь и другие телесные жидкости, которые представляют серьезную угрозу для общественного здоровья…

Похоже, он понял, что сказал слишком много, и остановился, а затем попытался сменить тему.

– Здесь слишком грязно, мистер Скотт. Почему бы нам не пойти в другую часть деревни? Там, где находится основная часть мастерских.

Кайцзун понимающе поглядел на него. Директор Линь явно пытался что-то скрыть. Переведя его слова Скотту, он добавил и свой комментарий по этому поводу. Скотт безразлично улыбнулся и пошел дальше, в сторону сарая.

Внезапно из-за левой стены сарая к нему метнулась черная тень. Скотт услышал, как Директор Линь вскрикнул, а в следующее мгновение ощутил, что на него несется нечто, пахнущее гнилью и рыбой. Он присел и резко развернулся в сторону, отталкивая неизвестного нападающего руками.

Услышав низкий рык, Скотт разглядел в напавшем крупную немецкую овчарку. Собака перекатилась по земле, но мгновенно встала на ноги и уже была готова напасть снова.

Скотт вскинул руки, принимая боевую стойку, и уперся взглядом в темно-зеленые сверкающие глаза пса. Его тело напряглось, готовое к сражению.

Но в этот момент немецкая овчарка будто услышала некую безмолвную команду. Пес опустил взгляд, убрал хвост между ног и спешно убежал за сарай.

– Это чипированная собака, – сказал Директор Линь, выставляя вперед руку с телефоном. Он тяжело дышал, так, будто напали на него самого.

Чтобы отпугивать грабителей, жители деревни держали у себя крупных собак с имплантированными в мозг чипами. Благодаря павловским рефлексам, усиленным современной электроникой, собака безжалостно нападала на любого, кто нарушил границу охранной зоны, не подав обусловленного сигнала, до тех пор, пока не нейтрализовывала его. В каждой деревне был свой особенный сигнал, который часто меняли. Все кодовые частоты были у считаного количества людей, среди которых был и Директор Линь.

– Несколько человек даже были убиты собаками, в основном – радикальные борцы за экологию, – с улыбкой сказал Директор Линь. – Должен сказать, мистер Скотт, я не ожидал, что вы столь осведомлены в искусстве рукопашного боя.

Скотт улыбнулся в ответ, прижимая к груди левую руку. От внезапного прилива адреналина и инстинктивного страха его сердечный ритм стал беспорядочным, и теперь ему требовалось некоторое время, чтобы крохотная коробочка внутри его грудной полости сделала свое дело.

Кайцзун постарался скрыть свое изумление. Было видно, что быстрая, практически автоматическая реакция на опасность со стороны Скотта – результат долгих упорных тренировок. Похоже, его босс – не просто успешный бизнес-консультант. А цель его поездки на Кремниевый Остров отнюдь не так проста, как подготовка к реализации проекта.

Скотт вошел в сарай и остановился перед громадной кучей протезов телесного цвета. Присел и принялся сосредоточенно рыться в ней. В нос ударил резкий запах дезинфектанта. Полупрозрачные искусственные ушные раковины, губы, протезы конечностей, грудные импланты, искусственные мышцы и увеличенные половые органы пружинили, отскакивая друг от друга, и куча рассыпалась. Его глаза наполнял розовый свет поддельного здоровья, так, будто он влез в кладовую Джека Потрошителя. Но он наконец-то нашел то, что искал.

Длинная строчка из букв и цифр, SBT-VBPII32503439, выдавленная изнутри странного протеза из литого пластика, напоминающего створку большой раковины. Протез блестел, белый, как кость. Вероятно, когда-то внутри него были электронные схемы.

Скотт повернулся и бросил протез Директору Линю. Тот, вздрогнув, с отвращением на лице поймал предмет.

– Хочу попросить вас об одолжении, Директор Линь, – подчеркнуто вежливо сказал Скотт. – Не могли бы вы помочь мне найти того человека, который работал с этим куском мусора?

– Это очень непросто. Мы не такие, как вы. У нас нет современного менеджмента и баз данных… это может занять очень много времени.

Директор Линь поглядел на протез. Непохоже, чтобы это можно было прицепить к человеческому телу, по крайней мере, нормальному телу.

– Что это, ради всего святого?

– Поверьте, вам лучше не знать этого.

Позади раздался шум, и Скотт настороженно обернулся. Мимо сарая, не останавливаясь, пробежали несколько рабочих.

Директор Линь задумчиво кивнул. Полуостров достаточно мал, здесь не может быть такого секрета, который он не сможет узнать рано или поздно. Это лишь вопрос времени.

– Сделаю все, что смогу, чтобы найти этого человека до того, как закончится ваш исследовательский визит, – многозначительно сказал он.

В этот момент Директор Линь увидел, что мимо сарая снова бегут люди, еще больше, в том же направлении, куда и предыдущие, со смесью страха и возбуждения на лицах. Поймав за плечо молодого парня, он обратился к нему, на ломаном Мандарине, поскольку среди рабочих не было ни одного местного.

– Что случилось?

– Кого-то прищемило, – ответил молодой парень и, увернувшись, побежал дальше.

Директор Линь переменился в лице и ринулся вслед за ним. Скотт и Кайцзун побежали следом. И увидели толпу, собирающуюся вокруг сарая-мастерской. Люди о чем-то возбужденно спорили. Трое пришлых протолкались сквозь толпу и невольно резко вдохнули, увидев, что произошло.

На земле лежал человек, залитый кровью, его руки и ноги непроизвольно дергались. Пальцы черной сломанной руки-манипулятора вцепились в его голову и шею. Сквозь щели между пальцами манипулятора было видно, что лицо человека уже деформировалось, а из его рта и носа идет кровавая пена. Он уже был не в сознании и лишь издавал бессвязные стоны, подобно раненому животному. Дергающееся тело выглядело так, будто на сборочном конвейере по ошибке соединили человеческое тело и манипулятор.

– Как это случилось? – спросил Директор Линь. Из какофонии ответов он понял, что при разборке руки-манипулятора человек случайно задел цепи обратной связи, и манипулатор сжал его голову, будто тисками. Ему просто не повезло, он каким-то образом разозлил духов. Все сочувственно качали головами.

Скотт ринулся вперед и дал знак Кайцзуну, чтобы тот держал мужчину за плечи во избежание повреждения позвоночника. Внимательно рассмотрел манипулятор. Производство «Фостер-Миллер Инк.», США, модель «Спирит Кло III» (снятая с производства). Шесть степеней свободы, встроенные микробатареи, способные питать сервомоторы в течение тридцати минут при отключении питания. Базовая модель, полувоенного назначения, широко использовавшаяся при подавлении бунтов, в системах безопасности, в подразделениях разминирования и других сходных сферах.

Тебе повезло и не повезло одновременно. Скотт понял, что не в силах что-либо сделать. Повезло, поскольку максимальная сила сжатия данной модели всего 520 ньютонов. Если бы это была промышленная модель, то голова человека сразу бы превратилась в кашу напобие тофу. Не повезло же потому, что манипулятор, в силу своего предназначения для разминирования, изготовлен из особого твердого сплава. Обычным инструментом в нем даже вмятину не сделаешь.

– Дорогу, дорогу!

Толпа расступилась, и к сараю подбежали двое мужчин, несших на плечах плазменный резак. Один из них с благодарностью посмотрел на Кайцзуна, увидев, что тот держит пострадавшего за плечи, а потом с подозрением посмотрел на Скотта.

Бесполезно, подумал Скотт. На самом деле только хуже будет. Но, ничего не сказав, встал и отошел в сторону.

Плазменный резак выбросил светло-голубой язык. Жало плазмы коснулось черных суставов манипуляторов, и послышалось шипение. С металла начала обгорать грязь, и он стал менять цвет. В месте контакта с плазмой металл почернел, потом покраснел, а потом раскалился добела. Похоже, это вселило в окружающих надежду, и они затаили дыхание. Стояли на цыпочках, не смея подойти ближе.

Зажатый стальной хваткой человек начал биться еще сильнее, из его горла вырвались жалобные пронзительные вопли.

Металл хорошо проводит тепло. Скотт отвернулся.

У мужчины задымились волосы. На коже головы проявились сверкающие полупрозрачные пузыри ожогов, которые тут же лопнули. Хлынула пузырящаяся кровь. Человек, управлявший резаком, мгновенно отдернул инструмент и принялся искать мокрые тряпки, чтобы сбить огонь. В воздух поднялся белый дым, запахло горелой плотью. Некоторые зажали носы, у других началась рвота.

О Боже мой. Скотт прекрасно понимал, что в данном случае единственным способом все исправить было бы подключиться к «Спирит Кло» через проприетарный интерфейс и дать команду выключить сервомоторы. Но таких инструментов у него не было, да и он не знал, в рабочем ли состоянии блок управления манипулятором. Оставалось лишь молиться, чтобы батареи истощились как можно быстрее.

Кайцзун и второй помощник изо всех сил старались удержать пострадавшего. Но Кайцзун почувствовал, как тело под его руками слабеет, будто из него неслышно уходит какая-то незримая субстанция. Судороги прекратились. Кайцзун отпустил плечи мужчины. Тот не шевелился.

Скотт оглядел лица стоящих вокруг «мусорных людей». Беспомощность, оцепенение, испуг, возбуждение. Отвращение на лице Директора Линя и шок на лице Кайцзуна. Казалось, даже увидел со стороны свое собственное лицо, бледное и светлое, столь неуместное среди здешних желтых. Но выражения этого лица он разобрать не мог, оно было слишком расплывчатым.

Скотт Брэндл более не мог сдерживать себя, и мысленно произнес последнюю строчку на итальянском.

Оставь надежду, всяк сюда входящий.

Последняя строка, предупреждение, высеченное на вратах Ада.

2

Просматривая кипу цветастых, но совершенно скучных кадров повседневной жизни и окружающей обстановки, Чень Кайцзун вдруг увидел черно-белую фотографию. Невозможно поверить, что это фото сделал ребенок.

Фотография была сделана у мастерских по разборке, в том месте, куда родители ребенка, коренные жители Кремниевого Острова, наверняка запрещали ему ходить, повторяя это регулярно. На фоне кучи хлама сидел человек, из «мусорных людей», держа в руках половину протеза конечности. Прическа и одежда не позволяли понять, какого пола этот человек. На юном лице было странное выражение: он, или она, не смотрел в объектив, напротив, смотрел куда-то за кадр, в глубокой задумчивости.

Редкий, чудесный кадр. Кайцзун закрыл альбом лучших фотографий, сделанных школьниками, и выглянул наружу, на спортивную площадку.

Дети уже два часа стояли под палящим солнцем. Их лица густо покраснели, с них градом катился пот. Под прищуренными глазами виднелись густые тени. Они постоянно извивались, будто черви, еле заметно переминаясь с ноги на ногу, тайком почесывая лоб или стирая пот, но стараясь изо всех сил не привлечь внимание учителей.

Стоящий на трибуне чиновник продолжал свой монотонный монолог, расписывая, как базовое школьное образование изменит будущее Кремниевого Острова. По обе стороны от трибуны стояли два мощных настольных кондиционера. Выбрасываемый ими холодный воздух мгновенно превращался в белый туман, спускающийся, будто облака, на сидящих под красными зонтиками почетных гостей.

Хватит. Кайцзун наклонился к Скотту и что-то шепнул ему на ухо. Скотт приподнял брови и что-то прошептал в ответ. Кайцзун встал и подошел к Директору Линю. Снова шепот. Директор Линь нахмурилсся, на мгновение задумался, а потом что-то написал на клочке бумаги и попросил младшего учителя передать записку чиновнику.

Динамики умолкли, давая слушателям возможность отдохнуть от повизгивания систем реверберации, перегружающихся от вдохновенной декламации чиновника. Затем чиновник поспешно закончил речь. Все с энтузиазмом зааплодировали, заканчивая процедуру приема почетных гостей.

– Мистер Брэндл, у вас все хорошо? – спросил чиновник по-английски, с сильным акцентом.

– Нормально, просто немного голова болит. Может, из-за кондиционеров. Благодарю вас.

– Каков ваш распорядок на остаток дня?

– Наверное, все отменю. У меня есть работа, которую необходимо выполнить.

Кайцзун понял, что последняя фраза имеет отношение к нему. Он уже жаловался, впрочем, не надеясь, что это что-то изменит, что хотя он уже неделю на Кремниевом Острове, ему так и не удалось навестить родственников. Хотя, если честно, он и остальные члены клана Чень в родстве через прапрапрапрадедушку.

Так что поездка Кайцзуна на родину предков подходила к концу, а ситуация оставалась неловкой.

После поездки в деревню Сялун Кайцзун стал особенно интересоваться своим боссом. «Гугл» не дал ничего, чего бы он и так не знал из резюме Скотта. Ничего подозрительного. Пришлось удовлетвориться предположением, что боевые умения Скотта Брэндла были получены им за два года службы в армии. Однако были и куда более интересные загадки, беспокоившие Кайцзуна.

Кроме того, у него началась постоянная головная боль. Он уже с трудом выносил здешнюю атмосферу – вонь, шум и повсеместное отсутствие порядка. Он не понимал молодых людей на улице, клеящих себе на тело полиимидную пленку с OLED, воспринимающую электрические импульсы нервных сигналов в их мышцах и преобразующую их в цветастые картинки и тексты. В Америке подобные пленки обычно использовали в качестве диагностического инструмента для наблюдения за состоянием организма пациентов. Но здесь это стало частью уличной культуры и показателем статуса.

Он не мог объяснить Скотту, что иероглиф пу, который молодые люди демонстрировали со своих обнаженных плеч, не означает слово путун, на Мандарине означающее «общий», а произносится на втором тоне тополекта Кремниевого Острова и означает «бля».

В воспоминаниях его детства Кремниевый Остров был бедным, но живым и полным надежды. Люди были дружелюбны и помогали друг другу. В те времена вода в прудах была чистой, а в воздухе пахло морской солью. Можно было ракушки и крабов на пляже собирать. Собаки были просто собаками, а по земле ползали только гусеницы. Теперь же все стало странным и незнакомым, будто в его голове возник широкий пролив, разделивший реальность и недосягаемые воспоминания о прошлом.

Кайцзун вспомнил, что сказал его отец, когда он соообщил ему, что отправляется на Кремниевый Остров. «Да, тебе лучше съездить. Это твоя родина. Но не воспринимай все слишком близко к сердцу. Так ты сможешь лучше все понять».

Тогда он подумал, что слова отца – всего лишь набор благих пожеланий.

Кайцзун вдруг понял, что стоящий перед ним мужчина средних лет, высоколобый, остроносый и с еле заметной мягкой улыбкой на губах, на удивление похож на его отца, хотя они и очень дальние родственники.

Чень Сянь-Юнь, который в молодости был бизнес-партнером его отца, теперь стал главным распорядителем клана Чень. Он стоял на втором месте в клане, и во всех повседневных делах и бизнесе семьи его слово было законом.

Кайцзун по привычке распахнул руки, ожидая, что обнимется с дядей, но этот человек, к которому он даже толком не знал, как обратиться, протянул ему сильную руку.

– Дядя Чень, надеюсь, у вас все хорошо, – сказал Кайцзун, смущенно протягивая руку в ответ. – Мой отец часто рассказывал мне о вас, и я очень рад, что наконец-то смог с вами встретиться.

– Ха! Надеюсь, и у твоих родителей все хорошо?

– Они в добром здравии. Спасибо, что спросили. Подумывают приехать в гости на следующий год.

– Хорошо, очень хорошо. Почему бы тебе не покушать со мной? Учитывая, что сегодня праздник, должно быть много угощения.

Кайцзун уже давно уловил чудесные запахи, доносящиеся с кухни. Ему уже надоело каждый день есть в ресторанах, очень хотелось домашней еды. Так что он с благодарностью принял приглашение Ченя Сянь-Юня.

Больше всего ему понравились не полные тарелки мяса и рыбы, а домашняя выпечка, какой он не ел уже многие годы – пирожки с добавлением цекегцао, травы[4]. Из травы делали отвар, в который добавляли топленое сало, и на этом отваре замешивали тесто из муки из клейкого риса. Затем в тесто добавляли бобовую пасту, клейкий рис, арахис, креветок и свинину. Затем из получившегося теста с начинкой лепили пирожки в форме сердечек в деревянной форме. Готовили пирожки на пару, на решетке из полос бамбука или банановых листьях. Трава в отваре придавала им неповторимый аромат. Коренные жители Кремниевого Острова пекли такие пирожки только по большим праздникам.

Кайцзун и Дядя Чень продолжали говорить, и Кайцзун опомниться не успел, как уже съел три пирожка с цекегцао, запивая их чаем ганху[5]. В силу благотворного воздействия чая на пищеварение жирные и сытные пирожки не упали Кайцзуну в желудок камнем.

Дядя Чень, похоже, тоже был в хорошем настроении и принялся расспрашивать Кайцзуна о жизни за границей. Время от времени кивал, слушая ответы Кайцзуна, но не высказывал никаких оценок.

Постепенно Кайцзун понял, что глава клана намеренно избегает разговора о планах «ТерраГрин Рисайклинг» относительно Кремниевого Острова. Кайцзуна это заинтересовало. Сам он очень хотел знать, что думают по этому поводу его кровные родственники, принадлежащие к могущественному клану.

– Дядя Чень…

Кайцзун задумался, тщательно выбирая слова.

– Мне очень интересно ваше мнение относительно предполагаемого строительства индустриального парка…

Чень Сянь-Юнь улыбнулся, он явно ждал вопроса. И, положив палочки для еды, ответил вопросом на вопрос.

– Ты же историю изучал, так, Кайцзун? Тогда сам помоги мне разрешить эту загадку. Уже почти середина двадцать первого века, тогда почему же мы до сих пор придерживаемся древней и примитивной системы кланов?

Кайцзун растерялся. Конечно же, он читал о клановой системе его родной страны в книгах, но у него не было опыта жизни в клане – жизни в коллективе, по образцу, зародившемуся тысячи лет назад в патриархальных обществах, берущей начало в коллективном ведении хозяйства, с общей фамилией, предками, клановым святилищем предков и даже общей собственностью. Жизни по законам клана, узами, укрепляемыми совместным поклонением предкам и традиции хоронить членов клана вместе.

– Наверное…

Он лихорадочно подыскивал ответ.

– …потому, что клановая система эволюционировала и приспособилась к современному миру. Современный клан больше напоминает акционерное общество, совместное предприятие. Все члены клана имеют свою долю в имуществе и получают долю дохода соответственно их положению в клане. Все члены клана придерживаются одинакового внутреннего свода правил и блюдут определенную корпоративную этику. И, конечно же, поскольку все члены клана носят одну фамилию и имеют общих предков, чувство принадлежности здесь куда сильнее, чем в совместном предприятии, за счет чего проще руководить подобным объединением.

Кайцзун налил Дяде Ченю еще одну чашку чая.

– Очень хорошо сказано. Сразу видно, что ты за границей учился. Но ты не затронул самый главный момент.

Чень Сянь-Юнь сложил вместе указательный и средний пальцы и, слегка их согнув, постучал по столу, в жесте благодарности.

– Ты не сказал о чувстве безопасности, – продолжил Дядя Чень. – Если человека ограбили или избили, у компании, в которой он работает, нет перед ним никаких обязательств в плане помощи. Найдет ли он помощь со стороны закона? Если повезет, то да. Но когда все законные пути оказываются неэффективны, единственные люди, на которых он может положиться, – это люди его клана.

– Можно сказать и иначе. Если ты принадлежишь к влиятельному клану, любой, желающий препятствовать тебе, должен понимать, что цена, которую он за это заплатит, может сильно превысить первоначальный выигрыш.

Значит, все эти слухи о том, что жители Кремниевого Острова живут подобно гангстерам, небезосновательны, подумал Кайцзун. Но ему хотелось возразить.

– Но ведь мы теперь живем в обществе, основанном на верховенстве закона.

– Ха-ха!

Дядя Чень рассмеялся, не слишком громко, и поглядел на младшего с жалостью и сочувствием.

– Запомни, с начала времен и по сей день существует лишь одно общество – общество, основанное на законе джунглей.

Кайцзуну хотелось возразить еще, хотелось привести аргументы в пользу своей позиции, но в глубине души он понимал, что Дядя Чень лучше него знает правду жизни. Не ту правду, что написана в книгах, а иную, произрастающую из земли и проверенную огнем и кровью.

– Но вернемся к твоему вопросу, – сказал Дядя Чень. – Что я думаю по поводу этого предложения, не слишком важно. Важно, что о нем думают все. Если все думают одинаково, тогда мое личное мнение ничего не изменит.

Он встал и похлопал Кайцзуна по плечу.

– Хочу тебе напомнить. Ты один из нас. Пока ты находишься на территории клана Чень, я могу гарантировать тебе безопасность. Но когда отправишься на территорию клана Ло, будь очень осторожен.

– Кстати, почему бы тебе не отдохнуть немного? Сегодня вечером отведу тебя на Праздник Духов. Там будет очень весело!

Кайцзун настолько погрузился в свои мысли, что даже не ответил на приглашение.

Он вспомнил ситуацию, которая случилась два года назад.

Он был в кампусе Бостонского университета, у реки Чарльз, на лекции по всемирной истории, которую читал им профессор Тоби Джэмисон. Пожилой мужчина с гривой седых волос, которая делала его похожим на Полковника Сандерса, спросил студентов:

– Кто может привести пример глобализации?

Первый парень, которого он вызвал, на мгновение замешкался, а потом показал наполовину съеденный гамбургер.

– Макдак.

Все захохотали.

– Очень хорошо, – сказал профессор Джэмисон. – Этот ответ даже лучше, чем ты можешь себе представить.

– Это не просто список клише – Макдоналдс, «Найк», фильмы из Голливуда, телефоны на «Андроиде»… нет, ведь когда ты заходишь в Макдоналдс и заказываешь обед за пять девяносто пять, что тебе приносят? Картошку, выросшую в Андах, кукурузу из Мексики, черный перец из Индии, кофе из Эфиопии, курятину из Китая и, конечно же, уникальный вклад Америки во все это – кока-колу.

– Теперь вы понимаете, к чему я веду? В глобализации нет ничего нового. Это тенденция, которой уже сотни и тысячи лет. Вы можете увидеть ее в Эпохе Великих Открытий, в торговле, в распространении письменности и религий, в перелетных птицах, ветре, и даже в бактериях и вирусах. Но проблема в том, что мы так и не достигли консенсуса, даже не попытались построить честную систему, от которой в выигрыше все. Вместо этого мы вращаемся в непрекращающемся круге разграбления, эксплуатации и насильственного отъема – из Амазонии, из Африки, из Юго-Восточной Азии, с Ближнего Востока, Антарктики и даже ближнего космоса.

– В эпоху глобализации нет постоянных победителей. То, что ты приобрел, ты когда-нибудь потеряешь, и тебе придется заплатить за это с процентами.

Профессор громко стукнул ладонью по кафедре, будто судья молоточком.

– Все свободны.

Кайцзун вернулся в настоящее. Реальность такова, что «ТерраГрин Рисайклинг» хочет предоставить жителям этого полуострова технологические решения, противодействующие негативным эффектам глобализации, спасти их из этого ада. Однако жители ответили: «Нет, мы лучше будем жить среди хлама и мусора».

Долбаное безумие.

Его раздражали не только дела, связанные с проектом. Кайцзун отлично понимал, что идеалистические ожидания, которые у него копились перед поездкой на родную землю, рухнули.

В его памяти был будто провал, разделяющий его детство на Кремниевом Острове и тот момент, когда он пошел в школу в Америке. Будто две бобины кинопленки склеили насильно, то ли сознательно, то ли как-то иначе, а на стыке между ними был прыжок во времени.

Сильнейшее непонимание. Он был ребенком, которого вырвали из привычной обстановки, оторвали от родных и друзей и бесцеремонно поместили в странный мир, в котором вместо языка его детства люди издавали странные и непостижимые звуки, где вокруг были чужие люди иных рас, совершенно непохожие на него самого. Он не мог читать, не мог писать, стал плохо спать и есть, у него даже нарушилась ориентация в пространстве и времени, просыпаясь, он минут двадцать вспоминал, где же он находится. За эти полгода Кайцзун, которого теперь на западный манер звали «Цезарь», переезжал с родителями из города в город, пока они искали место, где обосноваться. На то, чтобы учиться разговаривать с чужими людьми, у него не было ни возможности, ни смелости.

Он перестал разговаривать даже с родителями.

Эта тревога не покидала его, пока он не поступил в университет, но даже тогда он продолжал ощущать, что не до конца интегрировался в окружающее его американское общество. Он был непохож на КРА, китайцев, родившихся в Америке, и был непохож на китайских студентов, окончивших школу в Китае и приехавших в Америку учиться. Как бы он ни старался, каких бы успехов ни добивался, от остального мира его будто отделяла невидимая стена. Кайцзун/Цезарь ощущал себя существом, оказавшимся между двух параллельных миров, неспособным найти место, где он ощутил бы себя своим. Поэтому в конечном счете он и решил специализироваться на истории, погружаясь в мир, отделенный от реальности стеной времени. Там он чувствовал себя более безопасно.

Когда он увидел предложение работы от «ТерраГрин Рисайклинг», то нажал кнопку «Подать заявление» не раздумывая. Его охватило желание, которое он подавлял в себе многие годы. Ему очень хотелось вернуться домой, вернуться в тот мир, которому он когда-то принадлежал, говорить на тополекте, который он слышал с младенчества, есть еду, которую он ел в детстве, увидеть хорошо знакомую землю и море. Он считал, что сможет использовать свой интеллект и знания, чтобы принести на родную землю высокие технологии и эффективный менеджмент «ТерраГрин Рисайклинг», сделать свой вклад в процветание родной земли. Думал, что эта работа позволит ему вновь ощутить чувство принадлежности, вернет ему ощущение жизни в реальном мире, и даже надеялся, что сможет устранить растущее отчуждение между ним и его родителями.

Но теперь Кайцзун понял, что тосковал не по родной земле, а по собственному детству.

В пятнадцатый день седьмого лунного месяца в Китае традиционно отмечался Праздник Духов. В даосской традиции этот праздник именовался Жун-юань, в буддийской – Ю‐Лань.

Каково бы ни было его название, смысл праздника заключался в том, что в этот день духам людей, весь год страдающих в аду, дозволялось ненадолго вернуться в мир живых, чтобы получить передышку. Для них это был единственный день в году, когда они имели возможность ощутить вкус настоящей еды. Живым предписывалось готовить к этому дню всевозможную вкусную еду с изысканными запахами, а также подносить духам призрачные деньги и возжигать благовония. Таким образом люди должны были принести облегчение страдающим духам и обрести благую карму, в особенности делая подношение одиноким духам, тем, у кого не осталось родных, чтобы о них заботиться, а также поминая собственных предков.

– Наверное, это что-то вроде американского Хеллоуина, – сказал Дядя Чень Кайцзуну.

На площади перед семейным святилищем клана Чень горожане возвели алтарь, больше десяти метров высотой. Наверху алтаря стояла двухметровая статуя Царя Духов, главного божества, покровительствующего празднику, которое должно было отпугивать недружественных духов и призраков. Перед алтарем находился стол для подношений, который уже заполнился аккуратно уложенными фруктами, разнообразным мясом, призрачными деньгами, золотыми и серебряными слитками из папье-маше и другими подношениями от множества семей. Дым от огромных двухметровых благовонных палочек висел над площадью, будто густой туман. Рядом со столом для подношений стояли три горы из папье-маше, украшенные вылепленными из теста руками Будды и надписями с буддийскими мантрами, успокаивающими страдающих приобщением к учению Будды.

Все эти временные сооружения были ярко раскрашены и украшены сложными абстрактными узорами, изображающими облака, волны и колышащуюся под ветром траву. Все было пропитано атмосферой радостного возбуждения – вовсе не торжественной сдержанностью, которой можно было бы ожидать от праздника, посвященного духам и предкам.

По улицам и переулкам, затянутым лиловым туманом дыма от благовоний, сходились люди к колышущимся на ветру флагам в виде драконов над алтарем. Мужчины и женщины, с детьми за спиной и подношениями в руках. Перед алтарем артисты из коллективов народной оперы разыгрывали сцены из буддийских писаний, посвященные сыновней почтительности, а уличные акробаты демонстрировали свои номера. Техники наклеивали людям телесные пленки, дети толпились у лавок со сладостями и едой, а торговцы выкладывали перед ними все новые лакомства.

Нет, на Хеллоуин это не похоже, подумал Кайцзун. Скорее… на Марди-Гра. Но эти мысли он оставил при себе. Казалось, он видит все происходящее в двойном размере – то, что происходит в реальности, и воспоминания детства, будто накладывающиеся на это. Даже не так. Не зрительные образы, а запахи, густой запах благовоний, который будто мгновенно перенес Кайцзуна обратно в начало двадцать первого века, больше чем на десяток лет назад.

Казалось, что рядом с ним его бабушка, уже умершая. Она брала его за руку и протискивалась сквозь плотную толпу, высоко держа над головой зажженную благовонную палочку, и шла, пока они не доходили до стола для подношений. Там она становилась на колени, делала троекратный земной поклон и клала подношения на стол. А потом закрывала глаза, тихо бормоча молитвы за предков и умерших близких, дабы они не страдали в посмертии.

Глаза Кайцзуна стали влажными, несмотря на то, что он никогда не верил в существование загробного мира.

– Обычно мы начинали праздник, когда стемнеет. Вешали везде лампы, было очень красиво, – сказал Дядя Чень, «исполнительный директор» клана, не переставая здороваться с бесконечным потоком членов клана, идущих мимо них. Он стал для Кайцзуна экскурсоводом. – И как-то раз на праздник проводка перегрелась, и начался пожар. Поэтому празднование перенесли на дневное время.

Дядя Чень поднял с земли листок бумаги, банкноту «призрачных денег», и со смехом протянул Кайцзуну.

– Судя по тому, сколько на ней нулей, в аду нынче адская инфляция.

Кайцзун заметил, что несколько человек постоянно убирают груды «призрачных денег» и серебряные и золотые слитки из папье-маше, сгружая на тачки и куда-то увозя.

– Они увозят все эти деньги, чтобы сжечь в другом месте?

– Это ты старые обычаи вспомнил. В прошлом каждая семья сжигала бумажные подношения в небольшой топке, прямо перед домом, но теперь это объявили источником загрязнения. Так что они увозят бумагу прямиком на фабрику, где ее перемалывают и используют по новой. Защита окружающей среды, та самая, о которой ты говоришь.

Кайцзун внимательнее рассмотрел банкноту. Серийный номер, дата изготовления и даже адрес в интернете.

– А какой тут смысл в интернет-адресе?

– О, ты можешь зайти на сайт и вести банкинг для загробной жизни. Можешь открывать счета, покупать адские деньги для умерших родственников – монеты, слитки, кредитные карты, все в ходу. Хранящиеся на счетах деньги могут быть использованы умершими для покупки продуктов, проживания или иных услуг, доступных в загробной жизни, – и, конечно же, для уплаты всевозможных налогов, там существующих.

The Sims, эпизод «Загробная жизнь». Кайцзуну хотелось расхохотаться. Традиции, которые не менялись, наверное, сотни, если не тысячи лет, медленно блекли на фоне науки и технологии.

– Но зачем платить за все это? Ведь так просто все это подделать.

Дядя Чень оглядел происходящее, воздух, заполненный дымом благовоний, толчею. Казалось, его мысли где-то вдали. А потом ответил, медленно и торжественно:

– Пока ты действительно веришь в существование иного мира, веришь в то, что твои родные и близкие продолжают жить там и что есть возможность что-то сделать, чтобы они знали, что ты о них не забываешь, – до тех пор все это реально.

Отец говорил Кайцзуну, что жена Дяди Ченя умерла в позапрошлом году, от рака. Перед смертью она очень страдала от невыносимой боли и умоляла мужа отключить ее от аппаратуры поддержания жизни, чтобы прекратить ее страдания. Однако Дядя Чень не смог это сделать. В ее последние минуты, настолько истерзанная болезнью, что едва была похожа на человека, она взяла его за руку. «Я не виню тебя, – сказала она. – Не бойся. Я буду ждать тебя там». И тогда Дядя Чень не выдержал и разрыдался. Он жалел, что не послушался жены. Куда хуже самой смерти было потерять достоинство перед лицом смерти.

После этого он организовал на территории, подчинявшейся клану Чень, регулярные медицинские осмотры. Причем не только для уроженцев Кремниевого Острова, но и для мигрантов, работающих на переработке мусора.

Кайцзун знал, что согласно медицинской статистике обитатели Кремниевого Острова болели респираторными заболеваниями, заболеваниями почек и заболеваниями кроветворной системы в пять-восемь раз чаще, чем в соседних регионах. Кроме того, у людей намного чаще обнаруживали раковые заболевания. В одной из деревень практически в каждой семье был человек, страдающий от рака в терминальной стадии.

Из загрязненных прудов вылавливали странных рыб с раковыми опухолями. Процент мертворожденных не снижался, несмотря на все усилия врачей, ходили слухи, что у женщины-мигранта родился мертвый ребенок с темно-зеленой кожей, от которого исходил запах металла. Старики говорили, что Кремниевый Остров превратился в обитель зла.

Кайцзун смотрел на серьезное лицо Дяди Ченя; смотрел, как молодежь снимает фото и видео ритуалов, чтобы отправить файлы на электронную почту, зарегистрированную на умерших родственников; смотрел на безмолвные лица молящихся, молодые и старые, на которых отблескивало пламя свечей и огоньки тлеющих благовонных палочек. Это затронуло нечто внутри него, спрятанное очень, очень глубоко.

Возможно, настанет день, когда все, что он видит, будет заменено виртуальной реальностью, симуляторами, технологиями, но тоску людей по тем, кого они любят, не заменишь ничем. Им всегда бужет нужен некий ритуал, некая опора, некий способ преодолеть грань между жизнью и смертью, соединить прошлое и настоящее, оформить бесформенные воспоминания и печаль в предметы, действия, ритуализированные представления, чтобы пробудить чувства, притупившиеся с течением времени, чтобы боль потери, когда-то столь мучительная и нестерпимая, могла снова прийти к ним, не стертая из памяти бесчисленными последующими воспоминаниями.

История есть процесс постепенного освобождения событий от их эмоциональной окраски. Кайцзун наконец-то понял, почему он стал учиться на историка. Вероятно, постоянные переезды из города в город в детстве заставили его с большой осторожностью относиться к эмпатии. Он привык держать дистанцию – в семье, в школе, в какой-либо организации, в личных отношениях. Ему было очень легко достичь объективности, того качества, которого добивается в себе любой историк.

Однако теперь Кайцзун начал понимать силу и значение слов «один из нас».

Внезапно его привлекло лицо в толпе. Оно резко выделялось среди остальных, задумчивых и умиротворенных, наполненное страхом. Молодое, худощавое, но по одежде и прическе нельзя было угадать пол этого человека. Он пытался слиться с толпой, но бегающие глаза, постоянные взгляды через плечо придавали его лицу еще больший контраст с остальными, будто круги расходились от камня, брошенного в безмятежную водную гладь, и по этим кругам было легко обнаружить центр.

Одно было точно – это не уроженец Кремниевого Острова. Хотя человек и пытался сойти за местного, мелкие детали в одежде и в чертах лица выдавали уроженца отдаленной провинции.

Кайцзуну почему-то показалось, что он узнал этого человека. Странно, откуда он может знать это лицо. Но его особенности уже запустили программу распознавания образов в правой веретеновидной извилине его мозга, в результате чего выделились нейротрансмиттеры и повысилась частота пульса.

Проследив за взглядом этого человека, Кайцзун увидел нескольких бандитов из местных, которые кого-то искали в толпе. Наряд у них был заметный – облегающие белые жилеты из лайкры со светящимися узорами, вышитыми на спинах и вспыхивающими, как рождественские елки, в сочетании с ярких цветов свободными спортивными штанами и кроссовками. Одинаковые короткие стрижки с выстриженными на головах сложными узорами, руки и лица, покрытые всевозможным пирсингом, и, конечно же, обязательный атрибут гангстерской субкультуры – куски сверкающей телесной пленки, на которой вспыхивали имена и знаки.

Кайцзуна неоднократно предупреждали, что нужно держаться от таких людей подальше. За ними стояло сложное хитросплетение власти и насилия, в котором ему не разобраться.

Один из бандитов внезапно повернулся, будто что-то увидев. Его губы изогнулись в пугающем подобии улыбки, обнажая зубы. Пирсинг в верхней губе на мгновение коснулся кольца в носу, и телесная пленка на его плечах вспыхнула, изображая яркое пламя. Он что-то прокричал, и двое других поглядели в том же направлении, что и он. И все трое медленно двинулись сквозь толпу, с лицами охотников, устремившихся за добычей, попавшей в ловушку, на ходу придумывая новые способы мучений для своей жертвы.

Кайцзун тихо выругался. Повернувшись в сторону, он увидел, что их добыча смотрит на него. Мягкие глаза, в которых стояли страх, отчаяние и немая мольба. У Кайцзуна дрогнуло сердце, он наконец-то понял, почему это лицо показалось ему знакомым. Это было то же самое лицо, которое он видел на фотографии в альбоме, в той самой начальной школе, где он когда-то начинал учиться.

Жертва протолкалась сквозь толпу и исчезла в узком переулке, за семейным святилищем клана. Молодые бандиты двигались следом, не прерывая преследования.

Случись это в Штатах, Кайцзун остался бы на месте, не влезая в неприятности, поскольку знал бы, что кто-нибудь обязательно вызовет полицию. Но здесь, на Кремниевом Острове, он не был столь уверен в правильности таких действий. Возможно, это нормальная часть здешней повседневной жизни, поскольку большая часть окружающих, казалось, не обратила на это никакого внимания. Кайцзун посмотрел туда, где скрылись члены банды; его руки инстинктивно сжались в кулаки, потом разжались, а потом сжались снова.

– Дядя Чень, будьте добры, подождите немного. Я сейчас вернусь.

По обеим сторонам переулка стояли торговцы, продающие поминальные свечи и благовонные палочки. Резкий запах благовоний был почти невыносимым. Над головой виднелась лишь узкая серая полоска неба. В переулке было полно людей, пришедших на праздник, но ни жертвы, ни бандитов Кайцзун не увидел. Спросил нескольких прохожих, но все говорили, что ничего не видели.

В конце переулка стояла пожилая женщина, которая продавала жареные роллы. После долгих раздумий она наконец боязливо показала на неприметный магазинчик в стороне.

Приглядевшись, Кайцзун понял, что между магазинчиком и другим домом, магазином побольше, есть узенький переулок, чуть шире, чем плечи взрослого мужчины. Заметить его с первого взгляда было очень сложно.

Он вошел в темный переулок, видом и запахом больше всего напоминавший сточную канаву. Его чуть не стошнило. Кайцзун вспомнил картины переулков Лос-Анджелеса из «Хищника‐2», вот только здесь было в десять раз грязнее. Подумал было позвонить в полицию, но сразу же передумал.

Его сердце замерло, когда он услышал вопль. И он ринулся вперед, на ходу раздумывая, как будет разбираться с бандитами. Как у любого нормального дипломированного историка, у него было слишком мало опыта в уличных драках.

Посмотрев на жертву бандитов, он наконец понял, что это девушка. Ее швырнули на землю, в грязную лужу. Вдоль стены спасались бегством удивленные крысы. Девушка с трудом дышала, но не плакала и ничего не говорила.

Человек с пламенем по плечам что-то ей сказал, а потом с силой ударил ее ногой по голове. Второй расстегнул ширинку и стал на нее мочиться.

– Прекратите! – крикнул Кайцзун. Времени составлять планы не было.

Бандиты непонимающе поглядели на хорошо одетого незнакомца.

– Кто-нибудь знает этого придурка? – спросил Человек-Пламя, игнорируя Кайцзуна.

– Он не местный… но, блин, а говорит-то как местный совсем, – сказал третий бандит. Кайцзун подумал было, что тот воспользовался дополненной реальностью, чтобы выяснить, кто он, но у бандита не было очков, и по внешнему виду было ясно, что вряд ли он настолько богат, чтобы позволить себе импланты в глазах.

– Кто я, не так уж важно, главное, чтобы вы знали, кто такой Директор Линь Йи-Ю.

Услышав имя Директора Линя, бандиты на мгновение замешкались. Но счастье Кайцзуна продолжалось секунды три, не больше.

– Пу! Узнал я этого козла. Поддельный иностранец, тот, который завод построить хочет! – крикнул второй бандит, продолжая стоять с расстегнутой ширинкой.

Кайцзун был в шоке. Он понимал, что в местных новостях уделяли много внимания приезду Скотта Брэндла, но и представить себе не мог, что его узнают в лицо уличные бандиты. Цена славы.

– Да ну? Тогда понятно, почему он по-нашему так хорошо шпарит. Хотел нас Директором Линем напугать, да? Ха, теперь мы знаем, кто ты такой, а ты знаешь, кто мы такие, сенмукзай[6]?

Человек-Пламя назвал его пренебрежительным эпитетом, который можно было примерно перевести, как «студент».

Они двинулись, окружая Кайцзуна и отрезая ему пути к отступлению.

Кайцзун напрягся, пытаясь вспомнить свои недолгие занятия тхэквондо в университете. Увы, он слишком часто пропускал тренировки, так что теперь был в состоянии вспомнить лишь пару стоек, совершенно бесполезных в такой ситуации. Сжав кулаки, он поднял их к груди и посмотрел на противников настолько свирепо, насколько смог, в надежде создать у них впечатление того, что готов биться насмерть.

Они подходили все ближе, но вдруг остановились. А один из бандитов даже сделал пару шагов назад.

Сработало? Едва эта мысль пришла в голову Кайцзуну, как его по плечу ободряюще хлопнула сильная рука.

– Тесак, ты что-то совсем обнаглел. Уже осмеливаешься мочиться на территории клана Чень?

Это был Чень Сянь-Юнь, Дядя Чень. Позади него стояли еще двое мужчин с угрожающими выражениями лиц.

– О, Босс Чень! Извиняюсь. Однако человека, за которым мы явились, приказал привести сам Босс Ло. Я просто выполняю его приказ.

Человек-Пламя, или Тесак, как назвал его Дядя Чень, говорил очень мягко, постоянно кивая. Тот, что с расстегнутой ширинкой, спешно попытался застегнуть ее, но на полпути застежка на что-то наткнулась, и он вскрикнул от боли.

– Мне без разницы, кто ищет этого человека. Не сегодня. И не здесь.

За простыми словами Ченя Сянь-Юня чувствовалась сила, не допускающая возражений.

– Конечно, конечно! Как скажет Босс Чень.

Тесак погасил пламя, сверкающее на его плечах. Зло сплюнул и пошел прочь, вместе со своими подельниками. Пройдя до середины переулка, повернулся, бросив прощальный взгляд.

– Я и не знал, что в святилище клана Чень мусор собирают. Неудивительно, что я за два квартала запах учуял.

– Пу! – выругался один из помощников Дяди Ченя, и на его плечах синим огнем вспыхнул иероглиф «Чень». Он уже был готов ринуться вслед Тесаку, но Дядя Чень остановил его.

– Клан Чень похож на Луну на тридцатый день – еле заметную, угасающую, ха-ха…

Визгливый смех Тесака стих в темноте переулка.

– Дядя Чень, как вы узнали, что я здесь? – спросил Кайцзун, наконец-то позволив себе расслабиться. У него было ощущение, что он вот-вот рухнет.

– Кайцзун, я здесь всю жизнь живу. Неужели ты думал, что я не замечу то, что заметил ты?

Кайцзун подошел к девушке, которая так и лежала, скрючившись, в грязной луже. Тронул ее руками, мягко, пытаясь ее успокоить. Девушка мгновенно открыла глаза, оттолкнула его руки и сжалась в комок, у стены, дрожа всем телом. Вся ее одежда пропиталась грязной водой, будто мешок отбросов с кухни.

– Все хорошо, хорошо, – заговорил Кайцзун, на Мандарине, чтобы не пугать девушку. – Как тебя зовут? Где ты живешь? Мы отведем тебя домой.

Девушка пришла в себя не сразу. И заговорила, когда наконец поняла, что опасность миновала.

– Меня зовут Мими, я живу в деревне Нанься.

– Это территория клана Ло, – шепотом сказал Чень Сянь-Юнь.

– Почему они тебя преследовали? – спросил он девушку громче. – Ты что-то украла?

– Нет! – возмущенно ответила Мими. – Я ничего не сделала! Просто сегодня праздник, я хотела прогуляться… мельком глянуть на всю эту красоту. Они меня весь день преследовали, я весь день бегала, пока сюда не попала…

– Эти бешеные псы клана Ло все наглее и наглее.

Сянь-Юнь не уловил в словах девушки лжи и тихо вздохнул.

– Отведите ее в деревню, – приказал он своим помощникам. – Но постарайтесь, чтобы никто из клана Ло ее не увидел.

– Нет! – возразил Кайцзун, вставая. Он сам удивился своей решительности. – Вернуть ее туда – все равно что отдать ягненка на съедение тигру.

– Она работает с мусором и принадлежит клану Ло… – сказал Сянь-Юнь, отводя глаза, чтобы не встретиться взглядом с возмущенным племянником.

– «Мусорные люди», работающие на клан Ло, – тоже люди! Дядя, сегодня такой день, что нам не следует делать то, о чем мы потом пожалеем. Нас там видят.

Кайцзун показал вверх. Он знал, что люди поколения его дяди верят в духов, призраков, карму и судьбу. Лучше сказать о воздаянии в следующей жизни, чем пытаться читать лекцию о морали и философии.

Сянь-Юнь задумался. Через некоторое время он приказал своим людям проводить Мими до ее дома, забрать там самое необходимое и привести обратно, чтобы поселить при одной из мастерских клана Чень.

– Остается лишь надеяться, что Тесак просто болтал, когда сказал, что выполняет приказ Ло Цзиньчена, а на самом деле просто дал волю своему безумию. В противном случае…

Кайцзун увидел на лице дяди тревогу и понял, что ситуация очень далека от разрешения. Теперь до него стала доходить вся сложность взаимоотношений, скрывавшихся за их недавним разговором о «чувстве безопасности». Кланы здесь были чем-то вроде независимых вотчин, устанавливая свои правила на своих территориях. Для клана Ло «мусорная девушка» была не человеком, скорее чем-то вроде овцы, сельхозинвентаря или мешка семян. Если «мусорный человек» принадлежит клану Ло, но переселится на территорию клана Чень в результате вмешательства Дяди Ченя, в клане Ло могут счесть это оскорблением и изменой. А Кайцзуна, ответственного за измену Мими, сочтут вором, сознательно нарывающимся на неприятности.

Мими стояла в полном изумлении, слушая разговор на смеси Мандарина и местного тополекта. Кайцзуну не сразу удалось объяснить ей, что они обсуждают и к какому решению они пришли. Когда она наконец поняла, что происходит, то смогла лишь с трудом выдавить из себя «спасибо».

Близился вечер. На площади перед святилищем клана Чень царил полнейший беспорядок. Полуразобранный алтарь стоял в лучах заходящего солнца, будто скелет. Статуя Царя Духов, сделанная из прочного пластика, лежала на земле с загадочной улыбкой на лице. Стол для подношений уже унесли, но на земле еще валялись поминальные свечи и благовонные палочки, вперемешку с призрачными деньгами, растоптанными фруктами и овощами. В уносимых ветром лиловых облаках дыма колыхались флаги-драконы. Духи-сироты и голодные духи утолили свой голод и ушли. Торговцы считали выручку и раздавали непроданную еду чипированным собакам, которые ее ели в полной сосредоточенности, быстро и механически виляя хвостами.

Через год все повторится, абсолютно так же, в этот же день.

– Вы действительно думаете, что жизни «мусорных людей» менее ценны, чем жизни местных? – спросил дядю Кайцзун. Перед его мысленным взором стояло лицо Мими. Было в нем что-то такое, что отпечаталось на сетчатке его глаз, оставив неизгладимый след в его памяти.

В свете заходящего солнца от фигуры Ченя Сянь-Юня протянулась длинная тень, через всю площадь, залитую медно-красным светом и поблескивающую золотистыми крупинками мусора. Дядя не ответил племяннику.

Кайцзун вспомнил выпускника Бостонского Университета, доктора теологических наук, окончившего университет в 1955 году, который когда-то говорил о мечте, которая изменит все и всех.

Эта мечта так и осталась неосуществленной.

3

На кремниевом острове даже мусор не был чем-то простым, как могли бы подумать иные. Когда открывали контейнеры, полные мусора, то мусор начинали сортировать, прежде чем пустить в переработку. Среди мусора всегда было множество вещей во вполне приличном состоянии, которые можно было отобрать, отремонтировать и продать на рынке секонд-хенда. Тем не менее всегда оставалось что-нибудь, что не заметили. «Мусорные люди», с их наметанным на такие вещи глазом, забирали их себе и хранили, будто сокровища. Мими однажды видела, как Брат Вэнь – все девушки называли его братом, поскольку он всегда вел себя как старший брат всем им, – вырезал силиконовую деталь из выброшенной японской куклы для взрослых и тайком спрятал под одеждой; квадратная рана, оставшаяся между ног искусственной женщины, открывала взору сложное переплетение проводов и тонких трубок, будто это тело бросили на сухом газоне после неудачной операции, а хирурги не удосужились зашить разрез.

Мими не стала спрашивать, зачем Брат Вэнь сделал это; ей уже было восемнадцать, и она кое-что знала о жизни. Всегда слушалась маму и коротко стригла волосы, старалась надевать свободно сидящую одежду, скрывающую изгибы ее тела. Ей не хотелось когда-нибудь очутиться брошенной на газоне, подобно этой кукле.

Брат Вэнь, родом из той же провинции, что и она, приехал сюда за год до нее. Казалось, он вообще не работает, но тем не менее денег он зарабатывал больше всех окружающих. Похоже, что даже уроженцы Кремниевого Острова его уважали. Он не шатался попусту, не ввязывался в драки, подобно местным хулиганам, напротив, действовал в соответствии со своим именем, ведь иероглиф вэнь означал «образованный». Возможно, он и не выглядел человеком изысканным и мягким, но ему достаточно было сказать слово, чтобы сотни «мусорных людей» из окрестных деревень его послушались.

Полгода назад он организовал несколько успешных бунтов, добиваясь лучших условий труда и других благ для рабочих. Конечно же, боссы кланов привыкли массово увольнять непокорных, нанимая на их места новичков, но Брат Вэнь действовал умело, организуя протесты накануне приезда правительственной инспекции. Надзиратели не хотели проблем с чиновниками, и им пришлось выполнить его требования.

В результате таких достижений репутация Брата Вэня взлетела до небес, однако пошли слухи, что боссы кланов замышляют избавиться от него. Как любой нормальный человек Брат Вэнь обеспокоился своей безопасностью и самовольно заявился к Директору Линю Йи-Ю. Ему каким-то образом удалось уговорить Директора пригласить его на встречу с главами трех кланов за трапезой дим сум. После этого слухи о найме убийц, которые должны были разобраться с Братом Вэнем, сошли на нет. Для «мусорных людей» Вэнь стал кем-то вроде профсоюзного лидера. Если рабочие были чем-то недовольны или им что-то требовалось, они просили его переговорить с боссами, и обычно ему удавалось добиться решения, удовлетворяющего обе стороны. Но он тем не менее продолжал жить в разваливающейся хижине, целыми днями бродя по деревням и выискивая в мусоре странные и необычные детали, которые он складывал рядом со своим домом. Он постоянно возился с ними, будто какой-то народный умелец, собирающий из мусора нужные вещи.

Для Мими Брат Вэнь был загадкой. Хотя они и говорили на одном тополекте, Мими все время казалось, что Вэнь говорит совсем не то, что думает.

– Ты мне напоминаешь А Хуэй, мою младшую сестру, – часто говорил ей Брат Вэнь, гладя ее по голове. Однако когда Мими пыталась расспросить его о сестре, он всякий раз менял тему разговора, а глаза его становились такими, будто его ум устремлялся в неведомые дали.

Мими с младых лет была приучена делать все сама, но она всегда завидовала другим детям, у которых были старшие братья и сестры, которые о них заботились. Постоянное одиночество Брата Вэня, казалось, могло послужить исполнению ее желания, но каждый раз внутренний голос предостерегал ее. «От этого человека идет ощущение необъяснимой опасности. Будь начеку!»

Где-то месяц назад Брат Вэнь показал Мими особенно странное устройство.

Мими и еще несколько девушек слонялись без дела и гонялись друг за другом, размахивая протезами рук и ног. Увидев Брата Вэня, они перестали смеяться и почтительно остановились. Вэнь подозвал их и примерил предмет, который держал в руках, к их головам, а потом покачал головой.

– Брат Вэнь, что это у тебя? – спросила Лань-лань, девушка родом из провинции Юннань, которая ночевала с Мими в одной хижине.

Вэнь снова покачал головой.

– Я тоже не знаю.

– Тогда отдай нам!

Девушки захихикали, игриво толкая друг друга.

– Мы это носить будем.

Вэнь ухмыльнулся.

– Наверное, у вас головы слишком большие, не налезет!

Он кинул им предмет, похожий на шлем. Девушки принялись разглядывать его, будто какую-то затейливую корону, охая и ахая.

– Брат Вэнь, я не уверена, что это для человеческой головы предназначалось, – сказала Мими. «Корона» выглядела как большая чаша, возможно, ей можно было бы прикрыть затылок, как шлемом, однако внутри нее посередине шло выступающее ребро, из-за которого ее невозможно было нормально надеть. Еще внутри были видны следы от каких-то устройств, которые, видимо, просто вырвали, а еще там были желтые пятна.

Вэнь похлопал по своей голове.

– Мими, ты и правда точь-в‐точь как моя родная сестра. Голова на плечах есть.

– Она не только умная, она еще и самая модная из нас. Наверняка корона ей пойдет.

Смеющиеся девушки внезапно пришли к согласию и водрузили шлем на голову Мими.

Ее голова оказалась слишком велика для этой штуки, между ее черепом и вогнутой внутренней поверхностью оставалось много места. И Брат Вэнь не успел остановить это веселье, прежде чем оно зашло слишком далеко. Одна из девушек с силой надавила на предмет. Раздался громкий хруст, и Мими почувствовала, как что-то холодное и острое прокололо ей кожу под затылочной костью.

Она вскрикнула, сдернула «корону» и бросила ее на землю.

– Что ты наделала! – заорал Брат Вэнь. Девушки испугались того, что натворили, и мигом разбежались.

– У меня кровь идет! – сказала Мими, ощупывая ранку на затылке.

– Хорошо хоть, рана небольшая, – сказал Брат Вэнь, доставая из кармана дезинфицирующую салфетку и прижимая ее к ране. Кровотечение почти сразу прекратилось.

Мими села на кучу мусора и взяла в руки сломанный протез. Брат Вэнь смотрел на нее. Внезапно Мими пришла в голову мысль. Возможно, все, что делает Брат Вэнь на благо «мусорных людей», лишь кажется таковым. На самом деле он лишь хочет удовлетворить свои тайные желания. Мысль удивила ее. Так, будто до сих пор она видела лишь тени и отражения людей, но никогда не задумывалась о том, что за души скрываются за этими лицами.

Души. Мими принялась осмысливать это слово. Обычно им пользовались лишь в качестве клише, в текстах песен, но ей никогда не доводилось напрямую сталкиваться с этим понятием – понятием чего-то бесформенного и невидимого, что тем не менее безусловно, существует. Если бы она могла видеть души, что бы она увидела? Ракушки, рассыпанные на берегу? Облака в небе? Ведь наверняка у разных людей души разного цвета, разной формы, разной текстуры.

Ошеломленная собственными мыслями, Мими и не заметила, как тридцатипятимиллиметровый фотоаппарат «Лейка» снял ее.

– Эй, мальчик, что ты делаешь? – крикнул Брат Вэнь.

Фотоаппарат держал мальчик в школьной форме, местный. Дети «мусорных людей» не могли позволить себе учиться в настоящих школах и посещали лишь временные школы, которые организовывали для них волонтеры. У них даже тетрадки общие были, а о школьной форме им приходилось лишь мечтать. В маленьких руках школьника фотоаппарат выглядел до смешного огромным. Мальчик понимал, что он здесь чужой, и замер, испуганный и безмолвный.

– Неужели ты думаешь, что можешь снимать всех, кого тебе вздумается? Надеюсь, что ты готов заплатить за это.

– Я… у меня денег нет. Мой папа…

– Я знаю, что твой папа богат. Когда он узнает, что ты сюда пробрался, он тебя хорошенько отлупит.

Вэнь двинулся вперед, держа шлем в руках и старательно изображая добродушную улыбку.

– Давай договоримся. Если ты мне поможешь и наденешь этот шлем, все останется между нами. Идет?

– Брат Вэнь!

Мими хотела еще много что сказать, но Вэнь развернулся к ней и знаком приказал ей молчать.

Мальчик посмотрел на шлем, с секунду подумал и кивнул.

Мими отвернулась и не смотрела, пока не услышала знакомый хруст, за которым последовали вскрик и громкий плач. Закрыла глаза, сделала глубокий вдох и досчитала до трех. Потом открыла глаза, встала и пошла к мальчику. Помогла ему снять шлем и очистить рану. В его коже ниже затылочной кости была крохотная дырочка, как от иголки, из которой сочилась кровь.

– Все хорошо. Все в порядке.

Она изо всех сил старалась не смотреть на Вэня, боясь, что не сможет скрыть пылающую в ее глазах ярость.

– Ты хороший мальчик. Иди домой быстрее.

Мими поцеловала мальчика в лоб. Когда она маленькой была, мама всегда целовала ее в лоб, если она спотыкалась или падала, так, будто это могло ослабить боль. И это всегда помогало. Она еще раз поцеловала мальчика в лоб, и тот запрокинул голову, глядя на нее с благодарностью. На его покрытом пылью лице были полосы от слез. В следующее мгновение он бросился бежать со всех ног, и вскоре его фигурка исчезла за поворотом пыльной дороги.

– И какое тебе дело? Он всего лишь неженка, из местных, – громко сказал Брат Вэнь. – Ты разве забыла, как они с нами обращаются? Как они обращаются с нашими детьми? Я ради тебя это сделал. Что, если этот шлем…

– Но он же ни в чем не виноват, – пробормотала Мими и пошла в сторону своей хижины.

– Помни, близится день расплаты.

Эти слова еще долгое время звучали в голове Мими.

– Этот день близится.

За день до Праздника Духов, спустя месяц после случая со шлемом и мальчиком, на территории клана Ло…

Лицо лосинпу[7], местной ведьмы, уроженки Кремниевого Острова, выглядело особенно отталкивающим в свете телесной пленки, наклеенной на ее лоб и светящейся зеленым светом. Ее глаза, глубоко запавшие под надбровными дугами, походили на два бездонных высохших колодца, от их радужки не отражался ни единый лучик света. Она медленно бормотала неразборчивые древние заклинания под аккомпанемент электронной молитвенной машины, раскачиваясь, будто слепое животное. Одновременно с произнесением заклинаний она кропила углы комнаты лекарственной смесью на основе шафранового масла и дюжины лекарственных растений, среди которых были японская императа, трава сеньчао[8], листья персика и китайская пихта. Кропилом ей служила ветка гранатового дерева.

Капли священного масла, предназначенные для изгнания злых духов, попадали и на неподвижное тело, лежащее без сознания посреди комнаты. Прозрачные капельки покрывали лицо мальчика, будто крохотные слезинки, которые никто не стер.

Ло Цзиньчен с беспокойством смотрел на происходящее. Ничего лучше он уже сделать не мог. Врачи диагностировали у его юного сына Ло Цзысиня редкую форму вирусного менингита, но не смогли идентифицировать вирус, выделенный из спинномозговой жидкости. Хотя в настоящее время внутричерепное давление у мальчика было в норме, он продолжал оставаться в глубокой коме, а электроэнцефалограмма была медленной и нечеткой. Врачи сказали, что мозг мальчика в состоянии, похожем на режим сна у компьютера, – ключевые показатели не свидетельствуют о каких-либо отклонениях от нормы, но кортикальная активность подавлена так, будто мозг-компьютер ожидает, что ему дадут команду на включение.

Если нельзя решить проблему методами этого мира, говорили старшие, то лучше вверить ее решение богам и духам.

Лосинпу сказала, что малыш Цзысинь соприкоснулся с чем-то нечистым. Если он повздорил с духом, то его душа могла сбежать от испуга. Чтобы вернуть ее, нужно выполнить ритуал «собирания души».

Ло Цзиньчен слушал гипнотическое бормотание ведьмы, вспоминая, как ребенком присутствовал на ритуале экзорцизма. С позиций его нынешнего жизненного опыта этот ритуал был подобен разрешению некоего финансового спора на границе между миром живых и миром мертвых. Как и в обыденном человеческом мире, большую часть проблем можно было решить деньгами. После того как медиум называл цену, которую требовали духи, родственники пострадавшего собирали нужное количество призрачных денег, и старшие члены клана приносили их к ложу пострадавшего, преклоняли колени, склоняли головы и подносили выкуп. Надо было опускаться на колени по числу лет пострадавшего, а потом призрачные деньги разбрасывали в переулках и за пределами деревни, выполняя ритуал под названием «искупление». В те времена правительство еще не запретило вырубку леса, и бумага была дешевой, да и призраки, похоже, требовали не слишком много.

Если состояние пострадавшего было очень сложным, тогда выполнялся ритуал «жертвоприношения на дороге». Для этого было необходимо устроить пир на перекрестке дорог. Дабы выказать набожность, готовить еду для пира следовало, выполнив ритуал очищения рук, и поварам не дозволялось пробовать то, что они готовят. Прохожие не должны были выказывать удивление или страх, и они должны были проходить мимо места ритуала не оглядываясь, иначе состояние пострадавшего могло передаться им. Местные знали, что нельзя касаться пищи, предназначенной духам, однако ныне на Кремниевом Острове жило слишком много неверующих и невежественных «мусорных людей», так что достаточно часто рассказывали, что люди дрались между собой за пищу, поднесенную духам. Не имея возможности предотвратить осквернение ритуалов, местные постепенно перестали их проводить.

Ло Цзиньчен даже представить себе не мог, что когда-нибудь станет играть главную роль в подобном ритуале. Будучи верующим буддистом, он устроил у себя дома алтарь, а по большим праздникам жертвовал приличные суммы денег на благовония и подношения для молитв об удаче. Правда, некоторые шутили, что с тех пор, как бизнес Босса Ло распространился по всему миру, наверное, даже Будде сложновато будет уследить за всеми его делами. Ло понимал, что не слишком отличается от остальных китайцев – не то чтобы он очень сильно верил в Будду, скорее он поклонялся прагматизму. Главным практическим эффектом его веры была возможность снять груз со своего сердца.

Не карма ли это? Ло Цзинь-Чен вздрогнул, представив себе, будто из пустоты на него смотрит холодный взгляд, оценивая его душу. По слухам, когда «Долгое Процветание» подходило к Гонконгу, там кто-то погиб. Боссы других кланов решили, что судно принесет с собой неудачу, и отказались принимать с него груз, поэтому Ло купил все, и по низкой цене. Дерзость всегда была основой его успеха в делах, с тех пор, как он возглавил клан Ло и стал строить свою бизнес-империю. Похоже, его сын унаследовал от него это качество.

При мысли о сыне его сердце сжалось, будто его грудную клетку присоединили к мощному вакуумному насосу.

Лосинпу, похоже, уловила какой-то необычный запах и резко повернулась к столу его сына. На ее лбу замигал зеленым иероглиф «чи», «приказ», так, будто она с большой скоростью получала информацию из эфира. Она глядела на изящную фотографию в рамке. На сливочного цвета циновке под фотографией золотом светилась строка текста: «Первое место, «Кубок Зеленого Острова», фотографии школьников, Первая Начальная Школа Кремниевого Острова: Ло Цзысинь».

– Это «мусорная девка», – сказала лосинпу, показывая на человека на черно-белой фотографии с абсолютной уверенностью.

– Она?

Ло Цзиньчен взял в руки фотографию. Фон на ней выглядел знакомым, но, если честно, все хижины «мусорных людей» выглядели одинаково.

– И что мы должны сделать, чтобы Хим-жи лучше стало? – спросил он, назвав сына уменьшительно-ласкательным именем[9].

– Ты должен найти эту девушку и в восьмой день следующего лунного месяца провести ритуал «масляного огня».

Ло Цзиньчен вздрогнул. Он слышал от старших о таком ритуале, но никогда не видел его своими глазами. Говорили, что это последнее средство, которое остается у богатых семей, если кто-то из их близких при смерти и когда уже попробовали все остальные способы. Ведьма должна была выкрасить себе лицо подкрашенным тунговым маслом, раздеться, надеть многоцветное платье, взять в руки наполненную маслом фарфоровую чашку, над которой произнесено заклинание, зажечь масло и бегать по улицам и переулкам в полночь, громко завывая, будто мечущийся в темноте заживо горящий человек. Если какой-либо случайный прохожий вскрикивал от страха, ведьма должна была разбить чашу с горящим маслом о ближайшую стену и издать оглушительный визг. В этом случае тот, кто вскрикнул от ужаса, умрет вместо пострадавшего, в качестве «вопящей подмены».

Закат; на западе садится солнце, И семьи закрывают двери крепко. Цыплята, гуси, даже вороны – все в гнездах; Детишки малые, скорей домой.

Лосинпу снова начала распевать заклинание, отпуская духов обратно, включив в качестве аккомпанемента классическую мелодию «Со Нань Чжи»[10]. Печальная музыка, наполненная грустью, заставила Ло Цзиньчена ощутить холодок по спине. Зловещий зеленый свет на лбу лосинпо наконец-то погас, и Ло спешно включил яркие лампы накаливания, дабы быстрее вернуться в прагматическую реальность.

Мими бежала, но ее ноги, казалось, увязли в зыбучем песке. Чем сильнее она старалась, тем тяжелее ей становилось двигаться дальше.

Она не помнила, как долго она бежала, не помнила и то, где она. Было лишь четкое ощущение срочности, которое не давало ей сдаться и перестать пытаться бежать, хотя за ней никто и не гнался. Не было никакой конкретной угрозы, лишь некое бесформенное и безымянное предчувствие, накатывающее с моря, от самого горизонта. Краем глаза она, казалось, видела неописуемое свечение, в некотором смысле радужное, такое, какое можно увидеть на металлических покрытиях или в свете, преломленном кристаллами, переливающееся и движущееся, подобно накатывающимся волнам или летящим по небу облакам, которое пожирало неясное черно-белое пространство позади нее.

Мими ощутила, как свечение коснулось ее тела. Мир неожиданно будто опрокинулся. Мгновение назад она бежала по ровной земле, а теперь она карабкалась вверх по отвесному утесу. Сила тяжести теперь оказалась не под ногами, а позади, будто уходя в бесконечность, к горизонту. Мими пыталась за что-нибудь схватиться, но все вокруг было плоским и гладким, будто поверхность зеркала. Она закричала, но не услышала никакого звука.

Впереди было лишь падение, бесконечное падение.

Помогите!

Ощущение свободного падения ушло, на смену ему пришло нечто неподатливое. Мими поняла, что так и лежит на своей заплесневелой деревянной кровати. Проникающий сквозь веки неяркий свет подсказал ей, что уже начался новый день. Она уже неделю жила на территории клана Чень.

С тех пор как больше года мужчина из ее родной деревни лживыми посулами заманил ее на Кремниевый Остров, Мими впервые начала ощущать, что жизнь не настолько уже и плоха.

Каждое утро, около семи часов, все восемь женщин, жившие в этой хижине, просыпались в течение минут пяти. В будильниках не было никакой нужды, как и в петухах или каком-либо еще средстве. Они просыпались так, будто лучи света запускали некий биологический механизм, скрытый в их телах. Заправляли постели, умывались и чистили зубы у каменного корыта, покрытого зеленым мхом, и белая пена из корыта медленно стекала в квадратный пруд, откуда перетекала в пруд для промышленных и бытовых отходов, покрытый радужной масляной пленкой. Далее вода проходила долгий путь по трубам и канавам, но в конечном счете, как и все на этом острове, сливалась в море, без прикрас.

Все в точности как тот мошенник ее матери говорил: «Езжай на юг! Ей нужно ехать на юг! Все рабочие-мигранты едут на юг. О чем ты вообще раздумываешь?»

Но на самом деле Мими куда сильнее задевали другие его слова.

«Погляди, сколько присылают другим семьям денег их дети, каждый месяц. Что, ты все еще надеешься, что ее отец разбогатеет и вернется домой?»

Мими каждый раз с трудом сдерживала гнев. Сложно сказать, отчего она больше злилась – оттого, что тот мужчина безжалостно говорил им правду, или оттого, что иллюзии, которые ее мать так долго холила, лелеяла и полировала, разбились в один миг, будто дешевый глиняный горшок.

Она не уехала из дома в шестнадцать, как остальные девочки в деревне, только потому, что отец говорил, что заработает достаточно денег, чтобы оплатить ей учебу в колледже. Но письма от него приходили все реже, а деньгами и вовсе не пахло. Деревенские сказали матери, что многие мужчины, уехавшие в большие города, часто находят себе там других женщин и заводят новые семьи. Так что лучше ей принять это и надеяться только на себя. Дочери уже восемнадцать, пусть уезжает и учится сама жить в этом мире.

Мать ничего не говорила Мими, помогая ей собираться. Сунула ей в сумку большую банку пасты чили, которую сама приготовила, а потом обрезала ей волосы, даже короче, чем у ее младшего брата были.

Помни, Мими, не давай волосам отрасти длиннее, чем сейчас, сказала ей мать. А если заскучаешь по дому, съешь ложку моей пасты.

Мими обняла мать и плакала до тех пор, пока у матери рукава не намокли.

Совершенно вымотанные после двух дней и двух ночей в поезде, а потом еще и нескольких тряских переездов на местных грузовиках, нелегально перевозящих мигрантов, она и еще шесть человек наконец-то оказались на Кремниевом Острове. Все здесь было странным, все было в новинку. Влажный воздух, в котором от малейшего усилия тело покрывалось потом. Ночь, светлая, будто день, освещенная неоновыми огнями рекламы и бесчисленными экранами на улицах, заполняющими их, будто бестелесные духи. Вывески ночных клубов, соперничающих между собой в погоне за клиентами, по соседству с рекламой клиник по лечению венерических заболеваний. Пешеходы на улицах, смешно, почти сюрреалистически одетые, глядящие сквозь Мими и других приезжих, будто в пустоту.

Все это, конечно же, не имело к ним никакого отношения. Их место – в деревне Нанься, в трех километрах от города, в другом мире, мире, который они и представить себе не могли.

Тот мужчина врал так убедительно: «Ты будешь работать на утилизации пластика, это главная промышленность на Кремниевом Острове. У Босса Ло самые большие мастерские, и он лучше всего обходится с рабочими. Упорно работай, и пределом тебе станет только небо».

С тех пор она его никогда не видела. Представляла себе, как он появляется в других захолустных деревнях внутренних провинций, где повторяет все то же самое чьей-нибудь матери. «Езжай на юг! Ей надо ехать на юг!»

Так и приходилось выживать всем бедным.

Перед Мими лежала куча кусков пластика, разных цветов, будто кости, извлеченные из трупа какого-то животного. Кто же она тогда? Помойная собачка? Женщины-работницы с привычной легкостью сортировали пластик по видам. ABS, PVC, PC, PPO, MMA…[11]если какой-то кусок было сложно идентифицировать, они поджигали его с края зажигалкой, чтобы определить тип пластика по запаху.

Мими осторожно вдохнула дым, слегка расширяя ноздри. Сильно вдыхать она не рисковала. Сладковатый насыщенный запах, раздражающий нос, а в горле такое ощущение, будто там черви копошатся. Мими поспешно макнула зажженный угол в воду, поднялась струйка дыма. Сдерживая тошноту, кинула кусок в корзину с маркировкой PPO. В деревне Нанься Мими приходилось сортировать десятки и даже сотни корзин пластикового мусора в день. К концу рабочего дня ей иногда казалось, что ее вытошнило больше, чем она съела до того.

Она слышала про устройства, которые называли «электронным носом», с их помощью можно было автоматически сортировать пластик по запаху. Однако цена у «электронного носа» была такая, что на эти деньги можно было нанять сотню молодых рабочих, таких, как она, и вряд ли машина работала бы столь же эффективно. Более того, машина может сломаться, и тогда потребуется ремонт, а рабочего можно просто отправить домой, заплатив пару юаней, если он заболел, не платя за него никакой медицинской страховки.

Человеческие жизни намного дешевле машин, подумала Мими. Но, если честно, в том случае, если боссы решат полагаться исключительно на машины, где искать работу таким, как она? Здесь она за два месяца больше зарабатывает, чем родители в деревне за год. Экономя на всем, она имеет возможность много откладывать. Она собиралась поработать некоторое время, а затем вернуться домой и на накопленные деньги открыть магазин, чтобы семья могла жить нормально. Она продолжала лелеять надежду, что когда-нибудь увидит на пороге дома отца, что она возьмет у него из рук тяжелые сумки с багажом. А потом вся семья усядется за стол, и они разделят трапезу в мире и спокойствии. Трапезу, которой, казалось, не будет конца.

Кроме того, она познакомилась здесь, на Кремниевом Острове, с множеством интересных людей, увидела огромное количество совершенно фантастических изобретений и устройств. Это настолько лучше, чем жить в захолустной деревне, где даже собакам так скучно, что они из конуры вылезти ленятся. То, насколько человеку удается продвинуться в жизни, определяется его опытом, всегда говорил ей и остальным Брат Вэнь. Что бы он ни сказал, она лишь кивала и моргала, будто в точности понимала, что именно он имел в виду.

Эти мысли позволяли Мими не слишком сильно обращать внимание на мерзкие запахи.

Пойди отдохни, сказала ей одна из девушек. Мими вздрогнула. Она вдруг осознала, что теперь не работает на территории клана Ло. Поскольку она здесь оказалась по распоряжению Босса Ченя, все к ней относились очень внимательно, стараясь не загружать ее работой сверх меры.

«Мусорные люди» обычно считали, что все уроженцы Кремниевого Острова одинаковы. Они считают нас вонючим мусором, они задерживают дыхание и переходят на другую сторону улицы, увидев одного из нас. Но Мими не могла полностью согласиться с этим. Некоторые местные отличались от остальных. Например, Ло и Чень совсем разные. Хотя она и не могла сказать с уверенностью, происходит это потому, что члены клана Чень добрее к ней, или просто потому, что старший в клане сказал им так делать. Тем не менее пожилой мужчина из местных частенько улыбался ей, предлагал воды из бутылки, что на территории клана Ло было совершенно немыслимо.

Ей даже было немного стыдно, что ей так мало работы поручают. Она прервалась, глядя, как остальные чистят отсортированный пластиковый мусор, соскребая металлическими щетками бумажные этикетки и относя пластик в мастерскую поблизости, где машины резали на куски и размалывали отходы. Мими терпеть не могла стоять рядом с машинами, они так громко шумели, что, казалось, от этого шума ее внутренности вот-вот у нее через рот выскочат. Мельчайшая белая пыль прилипала к коже, будто впитываясь в поры, отчего начиналось раздражение и покраснение. Ни смыть их, ни счесать, когда чесотка начинается.

Им говорили, что размолотый пластик затем плавят и охлаждают, превращая в гранулы, которые затем продают на стоящие на побережье заводы, где они станут дешевой пластиковой продукцией, большую часть которой отправят на продажу по всему миру, чтобы люди могли покупать дешевые товары с надписью: «Сделано в Китае». Когда эти товары сломаются или устареют, то они снова превратятся в мусор, который снова отправят в Китай, и цикл повторится.

Мир живет циклами. Это всегда казалось Мими захватывающим и чудесным. Циклы, благодаря которым машины продолжают гудеть, а у рабочих есть работа.

На третий день после того, как была спасена Мими, к хижине, в которой она ночевала, пришел Кайцзун. Он вел себя неловко, говорил напряженно, будто намеренно поддерживая определенную дистанцию. Представился совершенно формально, сказал, что надеется, что Мими согласится ответить на несколько простых вопросов. Как живут рабочие, какие у них условия работы, как все происходит в клане Ло.

Но Мими не смогла ответить даже на первый его вопрос, просто не знала, что сказать.

– Какое у тебя ощущение от Кремниевого Острова?

– Я не знаю…

Мими попыталась угадать скрытый смысл вопроса. И решила спросить его о том же.

– А у тебя какое от него ощущение?

Кайцзун посмотрел по сторонам, убеждаясь в том, что их никто не услышит.

– Я хотел спросить вот что. Хочешь ли ты изменить свою жизнь?

Нотки превосходства в его голосе разозлили Мими. Она гневно посмотрела на Кайцзуна.

– Я тяжело работаю, чтобы получить эти деньги. А как я живу – не твое дело!

Кайцзун смущенно замахал руками.

– Я не это хотел сказать…

– Тогда что ты хотел сказать? – не унималась Мими.

Кайцзун сильно задумался, размышляя, как правильно сформулировать свои мысли, но в конце концов сдался.

– Наверное, я и сам толком не знаю, что я хотел сказать.

– Идиот, – не сдержалась Мими. И тут же пожалела об этом. Слишком уж она уже привыкла говорить грубо.

Кайцзун остолбенел. Ему мало доводилось общаться с людьми иного круга, и обычно люди не вели себя столь прямолинейно – и даже грубо. Но почему-то он на нее не злился.

Обернувшись, Мими заметила, что ее соседки подслушивают у двери хижины. И обрадовалась возможности сгладить грубость.

– Я имела в виду их.

Внутри хижины захихикали. Неловкость ситуации была преодолена, скорлупа, в которую заточил себя Кайцзун, спала, обнажив нежную мякоть внутри. Кайцзун посмотрел на Мими.

– Ты намного добрее моих однокурсников. Они меня обычно чокнутым называли, – наполовину в шутку, наполовину всерьез сказал он.

Мими прыснула. И поняла, что от взгляда на симпатичное лицо этого юноши у нее учащается пульс.

– Они правы. Ты немного чокнутый.

До переезда на Кремниевый Остров Мими видела мужчин в количестве не больше, чем карт в колоде. А о романтических отношениях знала только из телефильмов. Мать постоянно повторяла ей одну и ту же мантру: «Все мужчины одинаковы. Когда они за тобой ухаживают, ты богиня. Но когда они тебя заполучили, они об тебя ноги вытирать будут». Когда мама начинала говорить в этом ключе, то отец обычно молча курил.

И как же они тебя заполучат, обычно спрашивала Мими, сдерживая смех.

Мать обычно начинала запинаться и мямлить, не вдаваясь в подробности, но в конечном счете всегда приводила в пример себя. Всегда говорила Мими, что следует избегать встреч с мужчинами и оттягивать замужество, чем дольше, тем лучше, пока не найдешь того, кто тебе нужен.

Если не встречаться с мужчинами, как найдешь того, кто тебе нужен, спрашивала Мими.

Мать начинала причитать и ругаться, а отец, уже не в силах сдерживаться, хохотал. Вот такими были эти редкие моменты веселья в их доме. У Мими всякий раз ком в горле вставал, когда она это вспоминала. Так хотелось поскорее вернуться домой.

Странные сны о том, как она отчаянно убегает от неизвестной опасности, начались у Мими после того случая со шлемом, и она начала подозревать, что он каким-то образом на нее подействовал. Радужное свечение, которое появлялось на горизонте, потом распространялось на всю поверхность моря, будто красный прилив, случающийся здесь в определенное время года, когда миллиарды крохотных живых созданий плодились и росли в морской воде. Когда свет касался ее тени, настигая ее и заливая ее тело, ей почему-то становилось неспокойно, даже после того, как она просыпалась, хотя она и знала, что это всего лишь сон.

Она не была уверена, надо ли обсуждать этот сон с Кайцзуном. Он задавал очень много вопросов и, казалось, был искренне заинтересован получить на них ответы. Похоже, он хотел знать о ней все, не считая никакие подробности ни глупыми, ни незначительными. Но если она расскажет ему про сон, то придется рассказать и все остальное, в том число про то, что случилось с тем маленьким мальчиком. Не решит ли Кайцзун, что она такая же, как Брат Вэнь, держащая внутри себя скрытую вражду к местным? Она до сих пор жалела, что тогда не вмешалась и не помешала причинить вред мальчику, и пока что не была готова рассказать Кайцзуну о том, что произошло.

Почему тебя так волнует, что он о тебе подумает? Мими тряхнула головой, стараясь отогнать эти хаотические мысли. Ты ничто, просто часть его исследований для этого его проекта, объект опроса, представитель «мусорных людей». Ты ничто. Ей показалось, что она поняла причину ее глупых чувств. Все эти голливудские фильмы, шаблоны, мыльные оперы. Герой, спасающий красавицу, красавица, влюбляющаяся в героя. Но ведь она не красавица, а он не герой. Любой назвал бы его просто самодовольным богатым мальчишкой. Однако Чень Кайцзун приходил к ней чуть ли не каждый день, интересовался, насколько она в безопасности, задавал вопросы, на которые она с трудом могла найти ответ. А когда она переадресовывала эти вопросы ему, то честно старался на них ответить.

Он многое рассказал Мими о жизни и обычаях по ту сторону Тихого океана, такое, что она бы никогда в жизни не узнала. Взамен Мими показывала ему тайные места Кремниевого Острова, те, о которых не знали даже местные. Приливы в бухтах, розовый закат солнца, черные струи грязной воды, низвергающиеся в море, механические судороги трупов чипированных собак, под воздействием электронных сигналов.

– Ты не боишься, что они о тебе говорить станут? – спросила Мими Кайцзуна.

– О чем?

– О том, что ты все время среди «мусорных людей», что позоришь имя семьи Чень.

Последние слова Мими произнесла, опустив глаза. Волны ласково накатывали на берег, будто слегка покусывая его; вода обтекала их ноги у лодыжек, омывая их белой пеной; в воде не было ни ракушек, ни крабов, только мусор, мусор, сброшенный в море и который море выкидывало обратно волнами, распространявшими тяжелый запах.

– А ты не боишься, что они о тебе говорить станут?

– О чем?

– О том, что ты все время проводишь с поддельным иностранцем, позоришь «мусорных людей».

Кайцзун сказал это с совершенно серьезным лицом, и Мими широко улыбнулась.

После того как Мими привели работать в мастерскую на территории клана Чень, Кайцзун каждый день с ней общался, пытаясь лучше понять, как живут «мусорные люди». Как и все остальные, она поначалу относилась к нему настороженно, говорила холодно и бесстрастно, подобно тому, как можно было бы отвечать незнакомцу, проводящему опрос на улице. Это продолжалось до тех пор, пока Кайцзун не стал есть и работать вместе с ними, вдыхать тот же запах горелого пластика, который они вдыхали, погружать руки в наполненные химикатами ванны, в которых очищали куски пластика. Она постепенно осознала, что внешний вид этого юноши обманчив. Он не такой, как большинство местных, глядящих на мигрантов с предубеждением. Даже его слова и жесты неуловимо отличались от них. Будто его кожа китайца была лишь маскировкой, под которой скрывался человек странной расы, для нее непонятной.

Они находили все больше тем для разговоров. Голова Мими была наполнена бесчисленными «почему». О самом Кайцзуне, обо всем, что происходит на другой стороне Тихого океана. Она кивала, выслушивая его сухие объяснения и понимая их лишь наполовину, а потом тут же задавала другой вопрос, совершенно невпопад.

Было несколько загадок, которые уже некоторое время ее беспокоили.

Например, мертвая собака.

Труп собаки, весь в порезах и ссадинах, лежал рядом с кучей сожженных печатных плат. Из-за жаркой погоды тело уже раздулось, будто сердитая рыбка-собака, и в любой момент могло лопнуть, обнажив копошащихся в гниющих тканях червей. Зловонный запах разложения смешивался с запахом горелых печатных плат и был совершенно непередаваем.

Поначалу Кайцзун удивился тому, что никто не убрал труп собаки, но вскоре он узнал причину этого.

– Я его часто подкармливала. Он хозяину надоел, и другие собаки с ним водиться не хотели.

Мими присела на некотором расстоянии от трупа, будто пытаясь телепатически передать свое сожаление.

– Как его звали? – спросил Кайцзун.

– Хороший Пес. Я просто называла его Хорошим Псом.

Мими улыбнулась.

– Он перед всеми хвостом вилял, но на это никто внимания не обращал.

Кайцзун сделал пару шагов в сторону мертвого пса. Мими уже хотела остановить его, но было поздно. Хвост собаки начал вилять, быстро и сильно, подымая с земли пыль. Это выглядело смешно и страшно одновременно. Кайцзун инстинктивно попятился. Хвост замер. Но как только он снова приблизился, хвост снова начал двигаться.

– Страшновато, правда? – печально сказала Мими. – Будто его душа до сих пор заточена внутри его тела, если, конечно, у собак душа есть. Но он действительно хорошим псом был, не таким, как остальные, что все время на людей бросаются, лают и кусаются. Почему же судьба уготовила ему такое?

Кайцзун уже подметил, что «мусорные люди» придерживались анимистического взгляда на мир. Они молились ветру, морю, земле, очагу в надежде, что прибывающие из далеких стран контейнеры будут полны хороших вещей, которые будет легко переработать или отремонтировать, что они не будут токсичными. Они ощущали некое раскаяние, разделяя на части искусственные человеческие тела, ведь японские изделия были настолько натуралистичны, что возникало ощущение, что режешь живую плоть.

Насчет Хорошего Пса он догадался сразу. Видимо, неудачный эксперимент по созданию киборга.

Очевидно, предполагалось, что он станет вести себя точно так же, как остальные чипированные собаки – нападать на всех, от кого не исходит заданный сигнал; но, видимо, что-то получилось не так при имплантации чипа, и пес вилял хвостом вместо того, чтобы нападать. В здешней параноидальной обстановке, где каждый был постоянно начеку и в любом встречном предполагал врага, добрый пес был обречен на такое же обращение, как и добрый человек.

– Глупости! Нет никакой души. Он мертв, просто сервоприводы в его теле еще работают.

Кайцзун долго пытался объяснить Мими, как проистекает жизнь чипированных собак. Затем вытащил из кармана телефон, и Мими с сомнением посмотрела на него. Директор Линь предоставил Кайцзуну и Скотту временную авторизацию на острове, чтобы на них ни одна собака не напала случайно. Кайцзун передал с телефона кодовый сигнал, а потом махнул Мими рукой, подзывая ее. Мими нерешительно пошла вперед.

Хвост Доброго Пса остался в неподвижности.

Мими шумно выдохнула. И посмотрела на Кайцзуна со смесью восхищения и разочарования. Будто скрывающий мир туман немного рассеялся, с одной стороны, открыв истину, с другой – лишив мир малой доли очарования. Кайцзун тоже немного жалел о сделанном. Быть может, иногда стоит не сводить к механической логике материализма некоторые вещи, сохранить хоть частичку первозданной красоты и загадочности.

Это вечная дилемма – позволить кому-то и дальше пребывать в детских фантазиях как можно дольше или насильно погрузить его в жестокую реальность мира, как можно скорее.

Но как-то ночью, на берегу моря, под небом, полным сверкающих звезд, Кайцзун выбрал третий путь.

Они наняли электрический сампан и вышли в море на закате. К тому времени, когда они добрались до аккуратной кромки искусственной береговой линии, небо и море вдали слились, приобретя цвет индиго. Воздух был наполнен тихим рокотом и ритмичным плеском волн о берег, прерываемым лишь редкими криками морских птиц. Царила чудесная гармония.

– Это электростанция? – спросил Кайцзун, показывая на два гигантских куполообразных сооружения неподалеку. Рядом с ними возвышалась большая дымовая труба, окрашенная в красные и белые полосы, будто фаллический монумент какого-нибудь дикого племени.

Мими не успела ответить, ее опередил лодочник.

– Точно! Посмотрите, какого цвета море рядом, совсем черное. Каждый день сточные воды в море сбрасывали, пока вся рыба не сдохла. Я раньше рыбаком был, а теперь вот могу только крохи собирать, туристов катая…

Он внезапно умолк. Уже темнело, и разглядеть выражение его темнокожего лица было невозможно.

– Слышите, насос работает. Каждый день берут воду из моря, для системы охлаждения, и вместе с водой пару грузовиков рыбы и креветок всасывают. А потом токсичную еду на рынке продают. Грех, да и только!

– Дядя… – тихо прервала его Мими. – Мы сюда приплыли, чтобы морские огни посмотреть.

Лодочник счел за лучшее перестать жаловаться. Повернулся к рулю и повел сампан к другому краю берега. Здесь морская вода пахла резче, и от нее шло тепло. Видимо, где-то поблизости выходила вода из системы охлаждения.

– Гляди! – сказала Мими, хватая Кайцзуна за руку и показывая на темную поверхность моря.

Кайцзун посмотрел туда, куда она показала. Глаза уже привыкли к темноте, и в глубинах темно-зеленой, будто агатовой воды он увидел сине-зеленые светящиеся точки. Сначала их было немного, но их становилось все больше, они начали образовывать линии и пятна, будто постепенно поднимаясь из глубины, пока не стали отчетливо видны их очертания. Сотни тысяч маленьких прозрачных колокольчиков. Они ритмично пульсировали, сокращаясь и расширяясь, мягко и изящно, как в танце, будто бесчисленные светодиодные лампы, мерцающие в море, будто колеблющийся вихрь звездного неба, вышедший из-под кисти Ван Гога. Казалось, что сампан плывет в море звезд, что его пассажиры видят сон, а их эмоции колышутся в такт волнам, до головокружения.

– Так мило, – сказала Мими. Ее лицо, залитое исходящим от моря светом, было будто слегка пьяное.

– Никогда столько медуз не видел, – ответил Кайцзун, вспоминая «Аквариум» в Сан-Франциско, где он однажды побывал. – Почему они здесь собираются? Я думал, здесь вода токсичная.

– Слышал по телевизору, что свечение медуз вызвано реакцией между какими-то их белками и ионами кальция в сточных водах, – сказал лодочник. – Те, что вы видите, – уже второе поколение.

– В каком смысле? – спросила Мими.

– Сбросы с электростанции разогревают воду, искусственный берег снижает силу прибоя; поэтому каждую зиму медузы здесь плодятся. Малыши вырастают в небольшие стебельки со щупальцами для питания и растут до лета, а потом делятся на несколько взрослых медуз, дисковидных. Сейчас вы видите уже взрослых медуз.

– Все равно не понимаю, – сказал Кайцзун, показывая на светящийся синим поток в глубине. – Их же обратно всасывает.

Подводное течение шло к какому-то водозабору, было видно, как прозрачные колокольчики медленно кружатся водоворотом, ускоряющим свое вращение по мере приближения к заборному отверстию. Затем их светящиеся тела деформировались и разрывались на части, пропадая внутри. Их жизненный путь заканчивался, едва начавшись.

– Им каждый год приходится тратить много денег на забившиеся трубы, – сказал лодочник. – Но медузы плодятся быстрее.

Мими смотрела на происходящее, постепенно осознавая его.

– Что же это за родители, которые бросают своих детей в таком опасном и ядовитом месте? – выпалила она. – Их совсем собственные дети не заботят?

Кайцзун тихо усмехнулся. Такая наивная, но от этого он ощутил лишь новый прилив нежности по отношению к ней.

– Мисс, если бы они не здесь родились, их бы еще меньше выжило, – сказал лодочник.

– Я просто не понимаю. Почему люди не могут проявить сострадание, не подождать, пока эти малыши отсюда уплывут, и закачать воду потом? Желание денег не оправдывает убийство.

– Они не могут себе позволить даже о человеческих жизнях заботиться, не то что о медузах.

Прежний Кайцзун, наверное, в ответ разразился бы лекцией о том, что выживают сильнейшие, закончив тем, что постройка электростанции придала импульс эволюции этого вида медуз, что выжившие потомки будут лучше приспособлены к окружающим условиям, быстрее реагировать на перемены и станут более плодовитыми. Но Кайцзун нынешний погрузился в молчание. Стоящая перед ним девушка была живым примером и жертвой именно такого подхода – она и такие, как она, покинувшие свои дома и приехавшие сюда под лозунгами «экономического развития», чтобы зарабатывать себе на жизнь среди грязи и ядов, терпя высокомерие и эксплуатацию со стороны местных и рискуя умереть здесь, вдали от дома и родных. Не мог сказать, что «все это лишь для того, чтобы ваши дети и их дети жили лучше, чем вы», даже если это и было бы правдой.

– Вы правы, – сказал он, сам себе удивляясь. – Рано или поздно карма настигнет всякого.

– Рано или поздно, – отозвался лодочник.

Мерцающее сине-зеленое сияние на лице Мими постепенно угасало, пока в темноте не остались видимыми лишь ее глаза, отражающие слабый свет моря, будто две тусклые звезды, не входящие ни в одно из созвездий, мерно вздымающиеся и опускающиеся в такт морским волнам. Кайцзун видел лишь смутные очертания ее тела, но не мог оторвать взгляд. Будто пространство вокруг нее искривилось, и все звезды вокруг померкли на ее фоне.

Мими подняла руку и показала в темноту.

– Смотри.

Кайцзун прищурился, но не увидел, на что она показывает.

– Я‐то думала, у вас, иностранцев, у всех контактные линзы с дополненной реальностью, – сказала Мими, разворачиваясь и глядя на него. – Странный ты, Поддельный Иностранец.

– Не у всех, – ответил Кайцзун, неуклюже пытаясь пригладить волосы, растрепанные морским ветром. – Мои родители перешли в христианство уже взрослыми, и в их фундаменталистской церкви считается, что людям дозволено взирать на мир лишь теми глазами, которыми их Бог наградил. Любое протезирование для усовершенствования тела рассматривается как нарушение воли Божией, поскольку мир должен быть прожит и осознан природным способом, таким, каким сотворил его Бог.

– Ой… – сказала Мими, пытаясь осознать его тираду. – Так ты… тоже в Бога веришь?

– Я атеист, но поскольку я китаец, то сыновняя почтительность – мой первейший долг; я стараюсь уважать их веру.

Мими молчала, будто что-то вспоминая. Повернулась, глядя на море, над которым начали проступать темные тени, будто хребты странных животных.

– Вон там – Павильон Созерцания Прибоя.

Она повернулась к лодочнику.

– Дядя, не отвезете нас к Пляжу Созерцания Прибоя?

– Мисс, уже поздно. Зачем вам это несчастливое место?

Кайцзун уловил в голосе лодочника тревогу.

– Просто посмотреть, – тихо, но настойчиво ответила Мими.

Пляж Созерцания Прибоя находился не совсем в том месте, где Павильон. Здесь Кремниевый Остров выставил в море длинный изогнутый плес, будто щупальце, огибающее лагуну площадью в несколько квадратных километров. Павильон располагался на кончике щупальца, а серповидный пляж на плесе называли Пляжем Созерцания Прибоя.

Волны, входя в лагуну, перекатывались через подводные рифы, и на них появлялась серебристая пена; когда они доходили до берега, то снова вспенивались, образовывая вторую серповидную линию, выгнутую в другую сторону. Местные называли их «Два Прибоя, Отражающие Луну». Хотя это и выглядело очень красиво, похоже, мало кто приходил сюда, чтобы полюбоваться этой красотой.

Сампан слегка вздрогнул, переваливая через внешний серп. В небе плыли облака, и пробивающийся меж них лунный свет пятнами освещал воду. Тени облаков двигались вместе с сампаном, и его пассажирам казалось, что они застыли на месте, но потом они вдруг увидели перед собой светлый песок пляжа.

Лодочник остановил сампан.

– Дальше я идти не могу.

– Здесь?

Кайцзун еще не успел закончить фразу, а Мими уже с плеском спрыгнула в воду, оказавшись в ней по пояс. Кайцзун принялся лихорадочно стягивать ботинки и носки, но Мими подпрыгнула, хватая его за руку, и сдернула его в море, разбрызгивая воду.

– И зачем? – недовольно спросил Кайцзун, вставая, промокший с ног до головы.

– Будьте осторожны, хорошо? Когда на берег выйдете, не сходите с дороги, которая ведет к деревне.

Сказав это, лодочник тут же включил мотор и повел сампан прочь от берега.

Бултых. Воспользовавшись тем, что Мими отвлеклась, Кайцзун провел ладонь по воде, окатывая ею Мими.

– Теперь поровну, – самодовольно сказал он.

В лунном свете волосы Мими были будто покрыты сверкающими жемчужинами, которые скатывались по мокрым прядям, оставляя сверкающие дорожки на ее лице. Плотно облегающая ее тело черная футболка отражала лунный свет, как рыбья чешуя. Ветер раздувал облака, и влажные глаза Мими вдруг ярко вспыхнули, будто под ее блестящими веками скрывались сверкающие моря. На фоне поверхности моря ее лицо обрамлял круг света, как гало вокруг Луны. Кайцзун затаил дыхание, глядя на то, как эта богиня Луны идет к нему сквозь воду.

Богиня поглядела на него, тихо сказала одно слово, развернулась и пошла к берегу.

– Идиот.

Они лежали на пляже, усталые, не обращая внимания на прилипающий к их телам песок. Сюда мало кто приходил, поэтому тут было куда чище, чем на других пляжах Кремниевого Острова. Волны ритмично накатывали на берег, а звездное небо в просветах меж облаков медленно двигалось над ними. Кайцзун слушал звук дыхания Мими, тихого и медленного, будто доносящегося из глубин космоса.

Это совсем иное. Кайцзун вспомнил других девушек, с которыми он был знаком, – его одноклассниц, породистых и модных уроженок Восточного Побережья, идеально адаптированных к обществу. Нет, отличие было не только в демографии, это было нечто более глубокое, контраст, который он не мог описать словами, но совершенно отчетливо чувствовал. Душа. Мими часто употребляла это слово. Наверное, в этом и дело.

– Чем ты хочешь заняться в будущем? – спросил Кайцзун, глядя на звезды. Сказал так, будто задал этот вопрос и ей, и самому себе.

– Заработать достаточно денег, чтобы открыть магазин, у себя дома, чтобы родителям не надо было так тяжело работать.

– Я имел в виду… ты хочешь сделать это для себя?

Долгое молчание.

– Я не знаю… никогда об этом не думала.

Она снова умолкла, ненадолго.

– Я хочу отправиться куда-нибудь далеко, очень далеко, узнать много нового, как ты.

Она рассмеялась.

– Быть может, в следующей жизни, – с наигранной легкостью добавила она.

Кайцзун даже не знал, что ответить на это.

На протяжении долгой истории человечества существовали разные философские школы. Одной из основ философии, то и дело проявлявшейся среди людей, была идея следования скрытым законам вселенной, слепой веры в естественное равновесие, существующее в мире. Бог был добр ко всем Его детям, и Небеса отбирали от излишнего, восполняя недостающее[12]. Всем правит судьба. Сталкиваясь с несправедливостью реального мира, люди пытались найти иные свидетельства себе в утешение. Если Небеса наградили кого-то положением в обществе, богатством, красотой, талантом, здоровьем… значит, совершенно точно, что они взяли за это нечто иное в качестве платы. Если таковых свидетельств не находилось, то приходилось принять теорию перевоплощений, гласящую, что за несчетные времена каждый испытывал достаток и лишения, в результате соблюдая закон равновесия. Кайцзун отрицательно относился к теории о законе сохранения в отношении судеб, но, возможно, люди нуждались в такой теории не потому, что она истинна, а потому, что она давала им утешение в ограниченных условиях их жизней.

Его размышления прервало смеющееся лицо. Мими дернула его за руку, поднимая с песка, и они побежали, вместе, на другой конец тьмы.

Но ведь он местный!

Так говорили ей остальные девушки. Да, он уроженец Кремниевого Острова, но не такой, как другие. Пусть он иногда и выглядел глупо, он никогда не называл их «мусорными людьми»; его взгляд был добр и внимателен, и он никогда не боялся посмотреть кому-то в глаза; на людях он не плевался и не ругался; и, что самое странное, у него не было ни одного импланта, и он не пользовался дополненной реальностью. Кайцзун был похож на астронавта, только что вернувшегося на Землю из путешествия в несколько световых лет, вышедшего из стерильного спускаемого аппарата и очутившегося в аду и грязи.

Она привыкла к тому, что Кайцзун приходит к ней каждый день, ждала этого, другие девушки над ней посмеивались. Но их дружба становилась все крепче, и вместе с этим Мими чувствовала нарастающую в глубине души панику. Что, если он просто перестанет к ней приходить?

Она знала, чего она боится на самом деле. Она боялась того, что ее привлекает не человек по имени Чень Кайцзун, а его манера изящно одеваться, его идеальный Современный Мандарин, так странно звучащий для нее, его ученость – все то загадочное и экзотическое, что было воплощено в нем для нее. Она боялась, что все это создало в ее голове некую идеализированную иллюзию первой любви, повлекшую за собой нереальные мечты о том, что она для него – тоже особенная, уникальная и единственная, в той же мере.

Она вспомнила, как единственный раз в жизни влюбилась в мальчика. Еще в школе училась, в городке рядом с ее деревней. В параллельном классе учился мальчик, высокого роста и симпатичный, будто персонаж манги. Каждый раз, проходя мимо двери класса, где он учился, Мими намеренно сбавляла шаг, чтобы лишние пару секунд посмотреть на него. Иногда в этот момент он смотрел в сторону двери, они несколько раз встречались взглядами, и в эти мгновения ее сердце дрожало, как испуганный кролик. Он на меня смотрит? О чем он думает? Кажусь ли я ему хорошенькой? Сможем ли мы поладить?

Эти фантазии мучили ее, и она наконец осмелилась попросить одноклассника спросить того мальчика, что он о ней думает. Судя по смущенному взгляду мальчика, он и понятия не имел, кто такая Мими, и ее далеко идущие планы разрушились в мгновение ока.

Она пообещала себе, что больше никогда не позволит себе так фантазировать. Никогда. Когда Кайцзун как-то раз шутливо высказался по поводу ее мальчишеской стрижки, она сразу же решила, что больше не будет слушаться совета матери и отрастит волосы хотя бы до плеч, ради него, а может, и до пояса, хотя это и будет доставлять ей постоянные неприятности, такие, какие у нее были, когда она жила дома.

Но в следующее же мгновение Мими холодно сказала Кайцзуну:

– Это мои волосы. Мне совершенно плевать, что о них другие думают.

Однако сегодня, когда она его уже час прождала на хорошо знакомом грязном перекрестке, Кайцзуна все не было.

Она начала чувствовать себя брошенной и тут же выругала себя за это ощущение. Какая нелепость. Мими сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, стараясь избавиться от тревоги, вьющейся вокруг нее, будто облачко москитов. Она знала, что ей надо. «Халкионские Дни».

Ей надо найти Брата Вэня.

4

Ло Цзиньчен стоял на плоской крыше своего дома, глядя на океан. Морской ветер дул через просветы парапета, неся с собой дух перемен.

В отличие от домов остальных местных жителей, окна которых были закрыты решетками против грабителей так, что их обитатели всегда видели небо в клетку, особняк Ло был выстроен на утесе у моря, так что от грабителей его защищали крутые склоны. Дополнительную безопасность обеспечивали камеры видеонаблюдения и чипированные собаки. Ло предпочитал смотреть на мир без ограничений. Из его дома открывался вид на гавань Шаньтоу, а в хорошую погоду был виден даже мост через залив, перекинувшийся через океан, будто гигантская паутина.

Если клан Чень действительно решил действовать заодно с «ТерраГрин Рисайклинг», ситуация осложняется. Три года назад, когда произошел коллапс цен на сталь и медь на международном рынке, это сильно ударило по клану Чень. Воспользовавшись возможностью, кланы Ло и Линь перехватили у клана Чень множество высокодоходных активов. Два семейства даже пошли на сговор с покупателями, чтобы искусственно занизить цены, в попытке окончательно похоронить клан Чень, но члены клана сплотились и объединили ресурсы, чтобы пережить кризис. Теперь, похоже, клан Чень решил пойти на сговор с иностранцами, дабы возвыситься и обрести прежнюю силу.

Тесак пришел к нему и доложил, что клан Чень перехватил эту «мусорную девку» по имени Мими, и в этом даже замешан кто-то из «ТерраГрин».

Зачем же им так возиться из-за какой-то «мусорной девки»?

Ло Цзиньчен пытался рассмотреть проблему со всех сторон, но никак не мог найти ответа. В том, что болезнь Цзысиня еще остается тайной, он был уверен. Лосинпу принадлежала клану Ло, и она не настолько глупа, чтобы проговориться. В любом случае это непохоже на Ченя Сянь-Юня, если только там нет еще какой-то тайны по поводу этой девушки. Ло Цзиньчен приказал Тесаку остерегаться действовать неосмотрительно на территории клана Чень, но, если ему снова предоставится возможность, второго провала Ло не потерпит.

Между ним и кланом Чень не было какой-то особенной вражды. С его точки зрения, все это было простой конкуренцией в бизнесе, но, раз уж оказались замешаны иностранцы, дело принимает иной оборот, вне зависимости от того, белая кожа у иностранцев или желтая. Он не доверял им, это недоверие очень глубоко сидело внутри него.

Ло Цзиньчену довелось посетить многие страны мира, он даже некоторое время пытался жить в Мельбурне, но в конце концов он все равно вернулся на Кремниевый Остров. Ему так и не удалось приспособиться к жизни среди этих западных людей, с их патологической вежливостью; он никак не мог привыкнуть, что на пешеходном переходе надо обязательно дождаться зеленого света, не смог привыкнуть постоянно говорить «простите» по самому мелкому поводу, не смог привыкнуть к этим странным улыбкам, таким дружественным и таким лживым. Услышав, что он из Китая, они делали преувеличннно заинтересованные лица. О, как быстро растет китайская экономика! Как много китайцы покупают! И каждый раз: Как мне нравится китайская кухня!

Поначалу Ло Цзиньчен относился к этому как к простым жестам вежливости, но потом он увидел демонстрантов на улицах Мельбурна, и наконец понял, что за этой похвалой скрываются ужас и отвращение. Тогда он слишком плохо знал английский, чтобы понять, что написано на транспарантах демонстрантов, но то, как жгли китайские флаги, было вполне понятно. Австралийцы считали, что китайцы взвинтили цены на местную недвижимость, что они отнимают у них работу, что дешевые китайские товары гробят местное производство. Они сравнивали китайцев с саранчой, которая грабит австралийцев, забирая их ресурсы и скапливая невероятные богатства, при этом ничего не вкладывая в социальные программы и помощь неимущим.

ЭГОИСТИЧНЫЕ КИТАЙЦЫ! Так было написано на их транспарантах, перечеркнутых кроваво‐красными крестами.

Ло Цзиньчен перепугался, подобно случайному прохожему, среди ночи увидевшему разбитую о стену «чашу огня», и на следующий день купил обратный билет в Китай. Оставил идею эмигрировать, но начал еще усерднее изучать английский. Нанял дорогого преподавателя, каждый день читал газеты на английском. Со временем смог даже общаться с иностранными партнерами по бизнесу на их языке, пусть и с сильным акцентом.

Конечно же, Ло понимал, что им движет не старая мудрость о том, что переехать никогда не поздно, а чувство опасности. Он хотел применить максиму «познай врага своего» в бизнесе, контролировать ситуацию, не полагаясь на переводчика. Но более всего его встревожил визит дальнего родственника.

У большинства коренных жителей Кремниевого Острова были родственники за границей. После войн двадцатого столетия и беспорядка, сопровождавшего приход к власти коммунистов, многие бежали в Гонконг и Юго-Восточную Азию. Но, обосновавшись там, они продолжали говорить на родном языке и тосковать о родной земле. Те, кому удалось разбогатеть, иногда приезжали на Кремниевый Остров навестить родственников, вложить деньги в здешний бизнес. Местные называли их хуэнке [13]– заморские гости.

Двоюродный брат отца Ло Цзиньчена эмигрировал накануне Второй мировой войны и обосновался на Филиппинах. После того как в Китае начались реформы Дэн Сяопина, брат пару раз приезжал на Кремниевый Остров, с детьми, и Ло Цзиньчен делил с ними трапезу каждый раз. Однако на этом их отношения и исчерпывались.

Так что, увидев своего троюродного брата, сына двоюродного брата его отца, который ждал его в одиночестве, сидя на стуле за столом восьми бессмертных[14], он сразу понял, что брат пришел к нему просить помощи.

Они обменялись дежурными любезностями, и Ло Цзиньчен улыбнулся. Говори честно, чем тебе помочь. Мы родня.

Брат смущенно поглаживал подлокотник из красного дерева и молчал. А потом заставил себя сказать одно слово. Восемьдесят.

Ло Цзиньчен на мгновение остолбенел. Насколько он знал, у брата его отца с бизнесом все хорошо было, и такая сумма вряд ли представляла для них проблему. Наркотики? Азартные игры? Ло лихорадочно размышлял. Местные семьи обычно впадали в нужду в силу этих двух причин. Если двоюродный брат отца пристрастился к игре, давать им деньги – все равно что кидать их в бездонную яму. Однако Ло Цзиньчен помнил, что семья брата отца немало помогла их семье, когда они сами были в отчаянном положении, и он был готов сполна отдать им этот долг.

Я дам тебе сто. Он не стал расспрашивать о подробностях. Это не его дело, да и он опасался, что если узнает детали, то еще больше увязнет в паутине обязательств.

Уголки губ брата дернулись, но он все-таки смог сказать «спасибо». Для уроженцев Кремниевого Острова просить об одолжении считалось делом постыдным.

Когда троюродный брат уехал, Ло Цзиньчен нашел длинное письмо, написанное от руки. Там было все, о чем брат не осмелился сказать вслух. Брат решил воспользоваться ручкой и бумагой вместо губ и языка, опасаясь, что не сдержит эмоций, и не желая взваливать свои заботы на Ло Цзиньчена. Узнав правду, Ло Цзиньчен пожалел о тех дурных мыслях, которые возникли у него по поводу семьи брата.

Все началось с того, что на Филиппины прибыли представители американской компании. Они дали взятки чиновникам в Маниле и получили разрешение на постройку промышленного центра по экологически чистой переработке резины. Имевшиеся на тот момент фабрики по переработке резины были закрыты по указанию правительства. Фабрику по переработке резины, принадлежавшую двоюродному брату отца Ло Цзиньчена, снесли, счета заморозили, оборудование конфисковали, а рабочих уволили. Будучи владельцем предприятия, двоюродный брат отца был арестован, его посадили в тюрьму, а на семью наложили астрономический штраф за «загрязнение окружающей среды в особо крупном масштабе».

Некоторые из местных воспользовались возможностью и устроили традиционные для Филиппин китайские погромы. Они громили, грабили и сжигали магазины, принадлежащие этническим китайцам, угрожали семьям китайцев насилием. Их давняя зависть к этим пришлым людям, столь искусным в делах, нашла выход, они дали волю своему желанию грабить и ломать под маской «закона» и «защиты окружающей среды».

Троюродный брат приехал к Ло Цзиньчену просить денег лишь для того, чтобы выплатить залог, чтобы его отца выпустили из тюрьмы. Как только это будет сделано, они постараются сбежать из этой страны, превратившейся для них в ад.

Мир огромен, но есть ли в нем место, где мы будем в безопасности, написал брат в конце письма. И этот знак вопроса в конце письма стал для Ло Цзиньчена знаком полного отчаяния.

Больше Ло Цзиньчен о семье своего брата ничего не слышал. Попытки связаться с ними уходили в никуда, будто глиняные фигурки, брошенные в море. Ему снилась эта неведомая земля, где он никогда не бывал, как он идет сквозь тропические джунгли, как видит горящие дома и столбы черного дыма, как из дыма и огня вдруг появляются образы его родственников. Просыпался в смятении, но мог лишь возносить молитвы Будде о том, чтобы с ними ничего не случилось. Жалел, что не дал брату побольше денег, что не расспросил его получше.

Но что бы я мог изменить?

Ло Цзиньчен покачал головой. Не в первый раз с китайцами такое случается и не в последний.

Это судьба. Слабое утешение, но другого нет.

А теперь эти американцы здесь, на Кремниевом Острове, и хотят сделать то же самое, что и в Маниле. Ло Цзиньчен навел справки и выяснил, что «ТерраГрин Рисайклинг» не была замешана в ситуации на Филиппинах, но он был уверен, что все они одинаковы. Клан Чень оказался ближе всего к американцам, клан Линь еще не высказал своего мнения по поводу сделанного иностранцами предложения, в силу их особых отношений с местной администрацией. Тем не менее Директор Линь Йи-Ю так активно работал с американцами, что Ло уже начал подозревать и его. Будущее Кремниевого Острова стало непредсказуемым, как путь тайфуна, неизвестно, куда все это приведет.

Прошло почти полгода с тех пор, как главы трех кланов собрались на трапезу. Ло Цзиньчен вспомнил вкус хакау из ресторана семьи Жун. Прежде чем разливать чай, надо покрепче ухватиться за чайник. Этого забывать нельзя.

Как в прошлый раз, когда его разыграл этот щенок-мигрант по имени Ли Вэнь.

Мими до сих пор помнила, как летним днем, год назад, когда воздух, затхлый, влажный и горячий, обвивал всех их, будто щупальца, Брат Вэнь спросил ее, куда бы она хотела наклеить пленку. Она немного подумала и показала на шею ниже затылка, чуть ниже первых выступающих позвонков.

– Сюда.

Брат Вэнь удивился.

– Все обычно хотят наклеить пленку так, чтобы ее лучше видно было. Зачем тебе она там, где ты ее даже сама видеть не будешь?

– Другим хочется риска, а мне хочется спокойствия.

Вэнь настроил телесную пленку так, как она сказала. В отличие от пленок у других, эта будет светиться золотым иероглифом «ми», тем, что в ее имени, и только тогда, когда мышцы будут полностью расслаблены. Большую часть времени этот треугольный кусок пленки, похожий на кусок непроявленной фотопленки, будет тусклым и темным.

Она сама толком не понимала своих мотивов. Хотела ли она просто показать этим, что не такая, как все? Не совсем. Она не могла совладать с напряжением, в котором постоянно находилась с тех пор, как очутилась на Кремниевом Острове; даже во сне она чувствовала уколы боли в напряженной спине. Мими постоянно приходилось следить за дыханием, чтобы расслабить тело. Причины этого напряжения она тоже не могла понять. Быть может, незнакомая обстановка. Быть может, враждебное отношение местных, на которое все окружающие отвечали тем же. Быть может, злобные взгляды местных хулиганов.

– Наверное, тебе вот это нужнее, – сказал Брат Вэнь.

Мими увидела предмет, который он ей показывает, – очки дополненной реальности. У многих такие теперь есть. Говорят, что люди в больших городах давно отказались от такого старья, пользуются контактными линзами, намного более легкими и гибкими, или даже идут на хирургические операции, чтобы образы напрямую проецировались им в сетчатку. Однако «мусорные люди» могли позволить себе только секонд-хенд, да и устройства дополненной реальности значили для них нечто иное, чем для жителей современных больших городов с неограниченной скоростью доступа в интернет. Там за пару сотен юаней в месяц можно было получить доступ к любой информации, в зависимости от своих прав доступа – погода, дорожное движение, покупки, сравнение цен, игры-симуляторы, кино с погружением, социальные сети. Можно было даже подключиться к прибору дополненной реальности своего мужа, уехавшего по делам в какое-нибудь красивое место, если он не возражал.

Но все это ничего не значило для «мусорных людей». У них ни одного лишнего юаня не было, как не было и надобности в мусорной информации. Им хватало того мусора, с которым им приходилось иметь дело ежедневно.

Серебристые куполообразные наушники прижались к височным костям Мими; контакные сенсоры, находящиеся внутри, были способны улавливать волны ее мозга, а простейший чип преобразовывал их в простые команды. Тонкие легкие линзы из углеродных наноструктур соединяли наушники между собой и легли поверх ее узкого носа, будто арчатый мост. Ионное напыление давало слегка синеватое отражение.

После определенной настройки очки могли распознавать основные ритмы мозговых волн Мими. Брат Вэнь ухмыльнулся.

– Только посмотрите. Только моя младшая сестра может быть такой красивой, надев нечто подобное.

Он достал небольшую черную коробочку, вытащил из нее провод и присоединил его к очкам. Спустя где-то полминуты отсоединил провод.

– Загрузка закончена. Новичкам обычно лучше начинать с «Дней Халкиона».

Он немного помолчал.

– Пообещай мне, что если еще захочешь, то обязательно придешь ко мне. Удержать тебя ото всех искушений я не смогу, но, по крайней мере, постараюсь уберечь тебя от необратимого вреда.

Мими кивнула, понятия не имея, что ожидать дальше. В наушниках зашуршало что-то вроде «белого шума», но она начала улавливать ритм; и вдруг, безо всякого предупреждения, у нее сильно закружилась голова, будто она оказалась в эпицентре восьмибалльного землетрясения. Брат Вэнь придержал ее и помог сесть на землю; она смотрела на него непонимающе. Тошнота продолжалась, но что-то начало меняться.

Мир, который она видела сквозь очки, окрасился в тона сепии, будто на закате, но как-то более тонко; очертания и края всех предметов слегка расплывались и искрились; из сердца будто вырвался мощный поток эмоций, будто открылся давно погребенный в земле источник. И она вдруг поняла, что чувствует ностальгию.

Рациональная часть ее сознания понимала, что она все так же находится на Кремниевом Острове, но все вокруг изменилось, наполнилось прошлым, будто две точки в пространстве-времени соединились и слились в одну. Небо, деревья, земля и даже мусор, казалось, зажили новой жизнью, испуская нечто теплое и чудесное. Мими показалось, что рядом с ней мама, что она обнимает ее, что она каким-то образом снова стала ребенком, и мама гладит ее. Она ощутила еле уловимый запах матери, похожий на запах листьев бамбука. В ней не осталось ни тревоги, ни напряжения. Ей хотелось вечно пребывать в этой галлюцинации.

И с той же резкостью эти золотые очки воспоминаний вдруг будто сорвало с ее глаз, и все вокруг снова стало беспощадно тусклым, банальным, уродливым и раздражающим настоящим. Мими подняла голову и увидела, что Брат Вэнь придерживает ее. Должно быть, она упала, хотя и не помнила, чтобы с ней это случилось. Ее снова захлестнула тошнота, подбираясь к горлу.

– Все будет нормально, – сказал Брат Вэнь, пытаясь ее успокоить и ободряюще улыбаясь. – Такое бывает. Это пройдет.

Однако бесплатных завтраков тут не было. Каждая загруженная доза действовала всего пять минут, поскольку предполагалось, что большее время может нанести вред вестибулярному аппарату пользователя. Конечно, были и безумные наркоманы, которые не обращали внимания на эти предосторожности. Электронные наркотики создавали по всему миру, и те, кто отчаянно желал сбежать от реальности или нуждался в стимуляторах, по большей части беднота стран третьего мира, отчаянно желали этого. На черном рынке талантливые программисты лихорадочно искали все новые способы взлома, чтобы получить свои любимые программы бесплатно или сделать их более сильнодействующими, создавали и экзотические варианты, действующие в сочетании с традиционными, химическими наркотиками. Так что использование электронных галлюциногенов стало делом опасным и непредсказуемым.

Чтобы избежать проблем с законом, торговцы электронными наркотиками обычно держали свои серверы на орбитальных комьютерных фермах. Оттуда товары передавались на наземные станции и распределялись между конечными пользователями. Наркоманы обычно называли наркотики с этих ферм «Бриллиантами Люси».

Мими осмеливалась покупать эти «цифровые грибы» только у Брата Вэня. Она верила, что он не даст ей ничего слишком опасного. Испробовала несколько вариантов. От одних возникали безумные галлюцинации, другие были в определенной степени управляемы сознанием пользователя, будто путешествия внутри себя. Одна программа просто показывала западную женщину с загадочной улыбкой, но больше ничего не делала. Брат Вэнь сказал, что эта программа называется «Экстаз HEMK» и, по всей видимости, сделана в Восточной Европе, но, кто эта женщина, он и сам не знает. Некоторые программы были такие, что Мими поклялась больше никогда к ним не прикасаться, раз попробовав. Но она не могла забыть «Дни Халкиона», которые возвращали ее в детство, возвращали домой, к матери.

– Когда ты ею пользуешься, ми у тебя на шее светится, – сказал Брат Вэнь.

Тогда, полгода назад, Ло Цзиньчен поначалу подумал, что идею собраться за дим сум выдвинули в клане Линь, но, как только принесли первые блюда, появился этот мерзавец Ли Вэнь, из «мусорных людей». Он почтительно поприветствовал глав трех кланов и спросил разрешения присесть. Представители кланов Ло и Чень ничего не сказали, но Босс Линь еле заметно кивнул. Директор Линь Йи-Ю, тоже присутствовавший на трапезе, явно чувствовал себя неловко.

Линь Йи-Ю одновременно являлся представителем клана Линь и главой Отдела Инвестиций городской администрации Кремниевого Острова. Эти роли часто ставили его в неудобное положение. Сейчас было очевидно, что он изо всех сил старается сохранить спокойствие.

Ли Вэнь сел, улыбнулся и сказал, что пришел не ради еды и чая.

– Я плохо сплю, и у меня расстроенные нервы. Полагаю, мне следует испросить у боссов о рецепте лечения этого.

Линь Йи-Ю кашлянул, намекая, что лучше сразу переходить к делу, а не играть в игры.

Ли Вэнь глядел на свистящую пароварку, наполненную хагау.

– До меня дошли слухи, что за мою голову назначена цена. Глядя на эти пельмени с креветками, я думаю о себе.

Ло Цзиньчен наконец-то понял, что все это затеяли для него. Он поручил Тесаку распространить слухи, чтобы запугать Ли Вэня и предостеречь его от того, чтобы и дальше создавать неприятности, и, похоже, Тесак выполнил его поручение буквально. Вот почему Ло так ценил Тесака – достаточно было сделать пару легких намеков, и Тесак догадывался, чего на самом деле желает хозяин, исполняя поручение инициативно, эффективно и жестоко. Был тут, конечно, и элемент самообмана, устраивающий Ло Цзиньчена, возможность перевалить всю вину на Тесака и избежать плохой кармы для себя лично.

Однако он все еще не мог понять, с какой стати кланы Линь и Чень побаиваются этого «мусорного человека».

Заметив, что никто не желает поддержать разговор, Ли Вэнь продолжил говорить сам:

– Я уже полтора года пробыл на Кремниевом Острове, и мне действительно здесь нравится, я чувствую себя здесь как дома. Я побывал во многих деревнях, стараясь привести дела в порядок, но мне кажется, что у меня это не получилось. Быть может, боссы наставят меня на путь истинный?

Он достал блокнот с блестящей обложкой и счеты, а потом почтительно подвинул все это Ло Цзиньчену.

Ло Цзиньчен вопросительно поглядел на него, а затем принялся листать блокнот. И вскоре презрение на его лице сменилось изумлением. Страницы блокнота были заполнены колонками цифр, отражающих ежедневное количество и виды отходов, прибывающих в каждую деревню, процент переработки, длительность цикла переработки, флуктуации рыночных цен на металлы и пластики, стоимость рабочей силы, электроэнергии, воды, аренды, амортизация оборудования и так далее. Все вместе это напоминало огромную цифровую матрицу. Ло Цзиньчен понимал, что все эти данные можно получить из официальных источников, но еще никто не взял за труд сделать это и свести их все воедино.

На последней странице было всего несколько цифр, красным. Объем налогов, которые кланы должны были платить, исходя из этих расчетов, и фактический объем налогов. По поводу фактического объема налогов был приписан комментарий о том, что эти цифры взяты с веб-сайта налоговой службы из статьи с заголовком «Объявляем благодарность самым крупным из наших налогоплательщиков».

Ло Цзиньчен понял, что сидящий перед ним худощавый молодой человек намного опаснее, чем можно было бы подумать, глядя на его скромный облик. Он поглядел на представителей кланов Линь и Чень. Судя по выражению их лиц, представленные в блокноте цифры были верны.

– Юноша, ты очень умен. Почему бы тебе сразу не сказать нам, чего ты желаешь? Мы можем обговорить все.

Ло Цзиньчен подвинул блокнот обратно. Было очевидно, что настолько сообразительный человек вряд ли станет хранить такие данные только в бумажном блокноте.

Ли Вэнь ухмыльнулся.

– Я всего лишь хочу, чтобы вы относились к нам как к людям, а не как к мусору.

Повисло неловкое молчание. Через некоторое время заговорил Линь Йи-Ю, гладким, «официальным» тоном.

– Сяо Вэнь, – сказал он, обратившись к юноше подчеркнуто фамильярно, называя его «младшим», – очень многое может быть решено, если мы все вместе усядемся и это обсудим. Мы многие годы работаем, чтобы улучшить жизнь рабочих-мигрантов. Конечно же, остаются области, в которых есть что улучшить.

– Я рад, что мы разделяем такой подход, – сказал Ли Вэнь, поднимая чашку с чаем. – То, что записано в этом блокноте, стоит куда больше моей жизни, не так ли?

Чашка повисла в воздухе, слегка дрожа. Затем чашки подняли члены клана Линь, а потом и члены клана Чень. Ло Цзиньчен понял, что его загнали в угол. Три клана оказались в положении трех рыб, которых нанизали на леску за рты, – хороший рывок, и рты будут порваны. Хотя в данный момент клан Ло доминировал над двумя другими кланами, он не мог игнорировать интересы остальных и принимать решения единолично. Если использовать другую метафору с рыбами, отчаявшись, рыба может порвать сеть – последствия будут плохи для всех.

Ло Цзиньчен медленно поднял чашку и резко чокнулся с остальными.

Теперь, вспоминая это спустя полгода, Ло вспомнил и взгляд этого пришлого мерзавца – холодный и расчетливый, будто внутри него была бомба с часовым механизмом. Пока что Ло Цзиньчен не мог с ним ничего сделать. Если произойдет утечка собранных им данных, неприятности будут не только у трех кланов и не только у налоговой службы. Американцы могут воспользоваться этой возможностью, получив рычаг для давления на них. Это беспокоило его больше всего.

А болезнь сына усложняла его жизнь сверх всякой меры.

Каждое утро и каждый вечер Ло Цзиньчен почтительно преклонял колена перед алтарем, молясь статуе Будды, освященной монахами. Молился за Хим-жи, за семью Ло и за Кремниевый Остров. Глядя на золотистый загадочный улыбающийся лик Будды, он обещал, что если его молитвы будут услышаны, то он пожертвует огромные суммы на благотворительность, реновацию храмов и ежегодные празднования дня рождения Будды, приглашая на празднество каждого жителя Кремниевого Острова, чтобы люди разделили с ним это благословение.

Это все равно что вести переговоры о заключении контракта. Мысль мгновенно промелькнула в его голове, и он отбросил ее. Зазвонил телефон.

Звонил Тесак. После недели поисков он нашел «мусорную девку», едва опередив в этом клан Линь.

– Хватай ее и приведи в Зал Молитвы и Благотворительности, – сказал Ло Цзиньчен и повесил трубку.

Еще и клан Линь в дело включился? Ло Цзиньчен простерся перед Буддой, положив руки на пол ладонями вверх и коснувшись ладоней лбом три раза. Уголки его губ приподнялись в загадочной улыбке, так, будто он получил указание из другого измерения.

Договор заключен. Голос будто донесся откуда-то из глубины его сердца.

Светодиод у двери номера отеля, означавший «Пожалуйста, уберитесь в комнате», не горел. Скотт открыл дверь и включил свет. Да, горничная здесь действительно побывала – все было аккуратно прибрано и разложено по местам, а в воздухе чувствовался легкий запах лимонного освежителя. Скотт включил висящий на стене телевизор, выбрав канал наугад, и прибавил громкость. Привычно прошел по комнате с телефоном в руке. Сканирование по всем диапазонам не выявило никаких необычных электромагнитных излучений.

Чисто. Самый лучший из местных отелей, и это означает, что он принадлежит клану Ло.

Скотт достал портативный компьютер, который всегда носил с собой, и запустил программу обмена сообщениями с шифрованием данных, в которой можно было работать как в текстовом, так и в голосовом режиме. Хотя, конечно, здесь абсолютно безопасного канала связи быть не может в принципе. На экране телевизора мужчины и женщины европейской наружности, бегло говорящие на Современном Стандартном Мандарине, рекламировали последние модели имплантов для домашних животных, запущенные в продажу на североамериканском рынке на Рождество.

Они смогут лучше угадывать ваше настроение и помогут улучшить ваши взаимоотношения. SBT с гордостью представляет новейшую продукцию для всех потребностей завтрашнего дня!

Скотт вспомнил чипированных собак. В течение пары месяцев все рынки электроники Хуацянбей в Шэньчжэне будут завалены копиями-шаньчжай, более мощными, чем оригиналы, и лучше приспособленными к местным потребностям. А потом эти копии станут экспортировать в США, и их купят рабочие SBT на свою скромную зарплату, которая не позволит им купить дорогие оригиналы, те самые, что они делают. И имплантируют их своим собакам.

Эти проклятые китайцы, которые вечно копируют и пиратствуют.

Несколько абсурдная ситуация. Американские рабочие ругают китайцев, которые воруют у них работу за счет дешевизны рабочей силы, но в то же время благодарны Китаю за то, что дешевые китайские товары помогают им поддерживать достойный уровень жизни. В Китае же доллары меняются на юани и наполняют карманы нуворишей – владельцев заводов, дистрибьюторов, разработчиков и чиновников нижнего уровня, презирающих китайские ограничения и посвятивших жизнь погоне за западным образом жизни, пытающихся скопировать манхэттенский Ист-Сайд или сан-францисский Бэй Эриа, постоянно меняя одни дорогие вещи на другие.

Так юани превращались обратно в доллары.

Соединение… соединение установлено… шифрование включено.

ХИРОФУМИ ОТАГАВА: – Чисто?

ЧАН ФЭНША: – Да.

ХИРОФУМИ ОТАГАВА: – Как продвигаются дела?

ЧАН ФЭНША: – Есть несколько кандидатов. Я слежу.

ХИРОФУМИ ОТАГАВА: – Очень хорошо. Помни о временных рамках.

ЧАН ФЭНША: – Что именно это такое? Как оно влияет на кандидатов?

ХИРОФУМИ ОТАГАВА: – Ты знаешь правила.

ЧАН ФЭНША: – Я просто спросил.

ХИРОФУМИ ОТАГАВА: – Мелкие неприятности, не более. Обычная операция по возврату. Пожалуйста, сосредоточься на своей главной задаче.

ЧАН ФЭНША: – Это оказалось труднее, чем я думал.

ХИРОФУМИ ОТАГАВА: – Я слышал. Это китайцы, сам понимаешь.

ЧАН ФЭНША: – Действую в соответствии с руководством… погоди немного.

Лица Скотта коснулся легкий ветерок. Из-за сильного загрязнения воздуха он всегда держал окна плотно закрытыми, полагаясь на централизованную систему очистки воздуха. Откуда же ветер? Попрощавшись с «Хирофуми Отагавой», он закрыл программу-мессенджер и опустил крышку компьютера. Осторожно подошел к окну и увидел, что оно чуть-чуть приоткрыто, едва заметно, и сквозь узенькую щель внутрь дует влажный теплый вечерний ветерок.

Отель был выстроен в форме подковы, проемом в сторону моря. Согласно принципам фэншуй это было хорошее расположение для обретения богатства. Номер Скотта располагался на одном из концов подковы, окруженной морем с трех сторон. Это означало, что это был самый дорогой номер в отеле. Открытое окно выходило внутрь подковы, из него были видны окна номеров на противоположном конце здания.

Скотт прищурился. Неоновые огни на стеклянной стене отеля мигали, образуя перемещающуюся мозаику. Снаружи доносился шум накатывающихся на берег волн. Скотт доверял своим органам чувств, хорошо тренированым. Было в этом нечто необычное, просто сознание еще это не уловило. И вдруг он увидел, как в темном окне напротив, на том же этаже, что и его номер, блеснул и почти сразу пропал красный огонек.

Лазер. Подслушивающее устройство. Скотт понял, зачем приоткрыли окно. Чтобы получить лучший угол отражения для лазерного луча, считывающего вибрации стекла и позволяющего услышать, что происходит у него в номере.

Он выскочил из номера и ринулся по коридору, на ходу вычисляя расположение номера, из которого его подслушивали. Навстречу Скотту шел какой-то мужчина. Увидев Скотта, он сразу же развернулся и открыл дверь ааврийного выхода. Послышались быстрые шаги вниз по лестнице. Это он! Скотт распахнул дверь и побежал вниз по лестнице.

Двадцать два лестничных пролета, казалось, они не кончатся никогда. Убегающий явно не сбавлял скорости, его топот эхом отдавался в лестничном колодце. Сердце Скотта колотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Его дыхание стало частым и неглубоким, а перед глазами замигал красный огонек – предупреждающий сигнал от кардиостимулятора, который ему когда-то установили.

Звук топота ног внизу внезапно сменил направление. Скотт толкнул распашные двери и очутился в подземном гараже. Он увидел впереди силуэт беглеца. Тот шел с трудом, явно уставший. Скотт тоже сбавил шаг и попытался выровнять дыхание, чтобы кардиостимулятор вернул его сердце в нормальное состояние. Беглец на вид ростом где-то метр семьдесят. Соответственно, шаги у него изрядно короче, чем у Скотта. Догнать его – вопрос времени.

И тут раздался рев мотора, пол задрожал, будто в гараже проснулся и зарычал огромный зверь. Проклятье. Не обращая внимания на боль в груди, Скотт снова побежал следом за мужчиной. И услышал визг покрышек с другой стороны. Судя по звуку, машина скорость не сбавляла.

Идущий впереди мужчина обернулся на звук и увидел машину, но на его лице не появилось ни радости, ни облегчения. Фары осветили его бледное лицо, и на нем мгновенно появилось выражение ужаса.

В последнее мгновение, когда машина уже должна была ударить его, Скотт прыгнул вперед и столкнул его в сторону. По инерции упал и покатился вперед и ударился в стену. Машина почему-то не остановилась, а въехала на пандус и исчезла в ярко освещенном выходе из гаража.

Скотт лежал на полу, хватая ртом воздух. Он даже не ощущал боли, ощущал лишь жуткое жжение в груди, будто его сердце было перегревшимся мотором, готовым сломаться от перегрузки. Он переоценил свои силы, и ему предстояло дорого заплатить за это.

Мужчина неуверенно встал, все еще не придя в себя от ужаса. Посмотрел на Скотта и замешкался.

Скотт с трудом заставил дергающиеся мышцы своего лица изобразить уродливое подобие улыбки.

– Я… я не знаю… – заговорил мужчина по-китайски. – Они мне заплатили, сказали бежать, быстро, как только смогу. Я ничего не знаю, правда…

Скотт понял и рассмеялся. Хитроумные китайцы! Разыграли трюк под названием «выманить тигра с горы», одну из Тридцати Шести Стратагем Сунь-цзы, классическую для китайской политики и методов войны. Похоже, их настоящей целью было выманить его из номера, чтобы у них была возможность добраться до его компьютера. Скотт расслабился. По его опыту, за столь короткое время невозможно взломать систему кодирования, стоящую у него в компьютере; если они попытаются его разобрать, чтобы вынуть жесткий диск, запустится механизм самоликвидации; а если они решат украсть компьютер целиком, это даст Скотту шанс проследить за ними до самого их логова.

– Не поможешь мне? – спросил он.

Мужчина попытался поднять Скотта, но американец был намного тяжелее его, и они оба упали. В воздух поднялась пыль.

Номер оказался зарегистрирован на поддельное удостоверение личности. Камеры видеонаблюдения в коридоре отеля засняли, как человек, одетый как служащий отеля, пробрался в номер Скотта. В отеле ничего не смогли сказать по этому поводу, и Директор Линь Йи-Ю был готов взорваться от гнева. Воспользовавшись погоней Скотта за подставной целью, человек пробыл в номере три минуты сорок секунд, а потом спешно ушел, видимо, будучи кем-то предупрежден.

Крышка компьютера Скотта была закрыта, он был в режиме сна, но вентилятор охлаждения был теплым.

Загадочный человек, проникший в номер Скотта, после ухода спустился вниз на грузовом лифте, переоделся в туалете в обычную одежду, вышел через центральный вход и уехал на такси.

– Мы уже отслеживаем эту машину такси, – сказал Директор Линь.

Они сидели в ВИП-номере, и Линь держал Скотта в курсе дела относительно ситуации, постоянно переговариваясь с полицией через телефонную гарнитуру.

– Не беспокойтесь, мистер Скотт. Он не убежит.

Скотт кивнул. Ситуация показалась ему забавной. Вор, подымающий шум и кричащий: «Держи вора!» Ты отличный актер, Директор. Его беспокоила даже не возможность кражи данных, его интересовало, чем же закончится этот фарс. Ему вызвали врача, который осмотрел его и проверил основные показатели организма. Кардиостимулятор уже привел все в норму, и Скотт ощущал лишь сильную усталость, не более.

– Сердечная аритмия? – спросила молодая женщина-врач, беря у Скотта кровь на анализ.

– Хроническая. Пароксизмальная тахикардия. Время от времени сердечный ритм вразнос идет.

– Я слышала, что до того, как изобрели эти батарейки на вирусах, их каждые пару лет приходилось менять. Слышала про мужчину-британца, у которого было электронное сердце, и ему приходилось его каждые четыре часа заряжать от прикуривателя в машине.

Скотт вежливо усмехнулся. Почувствовал укол в руке, значит, она уже иглу вынула. Доктора всегда намеренно шутят, даже если то, что она рассказала, – правда.

Очень долгое время после того, как ему имплантировали кардиостимулятор с современной батарейкой, емкость которой была увеличена за счет вирусов внутри, Скотт испытывал безотчетный ужас перед ней. Ученые говорили, что пептиды вирусов усиливают эффект работы наноструктур в батарейке, увеличивая ее емкость и стабильность работы, но сама мысль о том, что внутри его груди заключены чужеродные вирусы, не давала ему покоя.

– У вас все хорошо будет. Просто нужно отдохнуть получше.

Женщина-врач вставила ампулу с пробой крови в портативный анализатор и стала смотреть за показаниями.

– С вашим сердцем, это врожденное?

– Несчастный случай, – с улыбкой ответил Скотт, не намереваясь более ничего рассказывать. Но воспоминания, глубоко запрятанные в его голове, уже вырвались наружу, бередя старую рану. Скотт дернулся так, будто его пульсирующее больное сердце соприкоснулось с холодной стальной иглой.

Эта старая фотография, так и лежащая у него в бумажнике. Река посреди тропических джунглей. Две маленькие девочки, прекрасные, смеющиеся, свет солнца, пробивающийся сквозь листву и играющий на их коже, рисующий узоры, будто жилки какого-то растения.

Десять лет назад Трэйси было три года, а Нэнси – семь.

Они отправились в Папуа – Новую Гвинею. Исследовательский институт, принадлежащий «Римбунан Хиджау Груп», нанял Скотта провести исследование по влиянию нелегальных вырубок на окружающую среду и жизнь местных племен с целью заставить местные власти прекратить нелегальные вырубки. В результате «Римбунан Хиджау Груп» получили бы монопольное право на заготовку древесины в Папуа – Новой Гвинее. Так называемое экоустойчивое развитие, но, с точки зрения Скотта, это просто другое название для узаконенного грабежа.

По крайней мере, за работу хорошо платили, а виды вокруг были просто прекрасные, и Скотт выполнил поставленную задачу очень быстро. Но отведенное на исследования время еще не окончилось, и Скотт вызвал к себе жену с дочерьми, чтобы превратить окончание проекта в семейный отпуск в тропиках.

Когда они выехали из столицы Папуа – Новой Гвинеи Порт-Морсби, Скотт неожиданно понял, что найти нетронутый кусочек тропического рая куда труднее, чем он ожидал. Джунгли были наполнены ревом цепных пил, отпугивающим птиц и зверей. Реки, леса и деревни, будто артерии, пересекали трубопроводы, проложенные «Ойл Сёрч Лтд», чтобы выкачивать из здешней земли черную кровь прежних времен, удовлетворяя ненасытную жажду развитого мира. Даже местные жители перестали быть простодушными и честными, такими, как прежде. После уничтожения лесов, дававших им жизнь в течение многих поколений, им не осталось ничего, кроме как идти работать в компанию по лесозаготовкам, взяв в руки электрические пилы и валя вековые деревья, которые когда-то носили имена их предков.

Они тщательно скрывали злобу и ненависть к пришлым, но не упускали возможности окружить белого туриста, пытаясь продать ему любые свои поделки, за которые можно было получить деньги.

В конце концов Скотт отыскал место под названием Кемару, в переводе с местного языка – «лук и стрелы». Здесь был водопад и пруд в форме полумесяца, промытый в земле падающей водой. Растущие на берегу мангровые деревья раскинули в воздухе густые корни, опускающиеся в воду, неподалеку река впадала в море, и отсюда был виден пляж, на который мягко накатывали волны моря Бисмарка. Вдали виднелись острова прибрежного архипелага. Само место, по всей видимости, было названо в честь пруда в форме лука.

Скотт раз за разом отвечал «нет» на любые попытки местного проводника что-нибудь ему продать, а потом его терпение лопнуло, и он резко сказал проводнику убираться с глаз долой. Невысокий темнокожий мужчина лишь посмотрел на него и исчез.

Окруженные солнечным светом, пением птиц, прозрачной прохладной водой и экзотической тропической растительностью, Скотт и Сьюзан вели себя, как обычные американские туристы. Лежали на огромных камнях рядом с прудом, наслаждаясь лучами солнца, ласкающими их спины, слушали, как плещутся в воде их дочери, хихикая, словно маленькие ангелочки. Действительно, просто рай, подумал Скотт.

Папочка! Мы вон туда хотим, сказала Нэнси.

Только далеко не заходите, и следи за Трэйси.

Скотт заранее разведал местность. В воде не слишком глубоко, опасных животных нет.

Я сама о себе позаботиться могу, сказала Трэйси.

Конечно, милая. Но не уходите слишком надолго. Мы еще ненадолго на пляж сходим. Вам там понравится.

Скотт даже не поднял головы, чтобы посмотреть, куда собрались дети.

Прошло десять минут. Сьюзан начала беспокоиться.

– Трэйси? Нэнси?

Нет ответа.

– Трэйси! Нэнси!

Сняв солнцезащитные очки, Скотт прыгнул в пруд и поплыл к одной из сторон полумесяца. На поверхности воды никого не было. Он развернулся и поплыл к другому берегу. Тоже никого. Он все больше тревожился, а крики Сьюзан лишь добавляли беспокойства.

Скотт нырнул и открыл глаза под водой, глядя по сторонам. И увидел что-то голубое, среди корней мангровых деревьев. Будто мерцающий фосфоресцирующий свет. Купальник Трэйси. Он вынырнул, сделал глубокий вдох и снова нырнул, загребая руками как безумный. Похоже, Трэйси застряла ногами в корнях, и чем больше она трепыхалась, тем крепче в них запутывалась. К счастью, она была еще столь маленькой и легкой, что Скотт без труда высвободил ее и вытащил из воды.

Лицо Трэйси было бледным, ни кровинки, ее тело совершенно обмякло. Скотт отдал ее Сьюзан.

– Делай ей искусственное дыхание! – крикнул он. – Как на видео. Чтобы у нее воды в легких не осталось.

И, не раздумывая, снова нырнул в воду.

Нэнси должна быть где-то рядом. Скотт широко открыл глаза, с силой загребая руками и ногами. И увидел лицо Нэнси, будто кукольное, на другой стороне пучка корней, похожего на щупальца, из которых он только что освободил Трэйси. Ее глаза были полузакрыты, а рот – широко открыт. Значит, ее легкие наполнены водой. Скотт заставил себя отбросить ужас и сосредоточиться на том, чтобы освободить онемевшее тело из переплетений корней. Похоже, что она хотела спасти младшую сестру и запуталась сама.

Следи за Трэйси. Не получилось ли, что именно из-за этих его слов Нэнси не осмелилась позвать на помощь, а попыталась спасти Трэйси сама? Сердце в груди Скотта колотилось, воздух в его легких уже подходил к концу. Но узловатые корни не поддавались. Его силы здесь не хватит, а легкие вот-вот разорвет.

Скотт вынырнул на поверхность, жадно хватая ртом воздух. На берегу стояла невысокая темная фигура проводника.

Проклятье! Иди сюда, помоги мне!

Проводник бесстрастно покачал головой, будто не понял, что сказал Скотт. Сотня тысяч кина, сказал он.

Я дам тебе сколько хочешь. Помоги мне!

Проводник снова покачал головой. Я хочу сейчас.

Сукин сын долбаный. В отчаянии Скотт сдернул с руки водозащитные часы «Ролекс», в которых можно было нырять, и кинул проводнику. Эти часы стоят намного дороже, чем сто тысяч кина, солгал он.

Проводник поглядел на часы и нырнул в воду.

Но было поздно.

Скотт колошматил проводника до тех пор, пока его лицо не превратилось в кровавую кашу. А рядом лежало тело Нэнси, неподвижное, белое и прекрасное, как Офелия на картине Милле. Скотт не мог поверить в то, что эта маленькая девочка, еще несколько минут назад полная жизни, теперь умерла. Сьюзан рыдала без перерыва, обнимая перепуганную Трэйси. Местные спасатели, явившиеся с большим опозданием, молились за упокоение ушедшей души, по местному обычаю прижавшись лбами к стволу убившего ее дерева. Их верования были чистой воды анимизмом, но Скотт представить себе не мог, что они собираются сказать дереву. Сам он чувствовал, как его сердце зашлось болью, так, будто часть его жизни выдирали у него из груди.

Большая нагрузка и интенсивное дыхание, по словам врача, привели к пароксизмальной тахикардии. Он посоветовал имплантировать кардиостимулятор. Но Скотт понимал, что сменился не только ритм его сердца. Изменилась вся его жизнь.

Спустя десять лет Трэйси было тринадцать, а Нэнси так и осталась семилетней.

Мими пошла быстрее, не осмеливаясь оглядываться.

Оказавшись на территории клана Ло, она ринулась к хорошо знакомой старой хижине, но, как только она вошла на двор, из дверей вышли двое местных, с фотографией в руке.

Проклятье! Мими инстинктивно свернула в сторону и спряталась за грудой мусора. Потом приподняла голову и осторожно выглянула. Это не громилы клана Ло, совершенно незнакомые люди, иначе одетые, чем те члены банды. Но, несомненно, они искали именно ее.

Мими раздумывала, что лучше, уйти сразу или подождать, пока эти чужие уйдут, но тут кто-то хлопнул ее по спине. Мими вскочила, как перепуганная кошка.

– Мими, ты вернулась! Я так о тебе беспокоилась.

Это была Лань-лань, девушка, работавшая с ней в одной мастерской. Они не виделись больше недели, с тех пор, как Мими ушла на территорию клана Чень. Приятно увидеть родную улыбку.

Услышав ее голос, незнакомцы обернулись. Мими оттолкнула Лань-лань и бросилась бежать, прямо как в том ночном кошмаре. Засыпанная гравием дорога, хижины и кучи мусора тряслись перед ее глазами, исчезая позади. Она слышала крики, приближающиеся, смешивающиеся со свистом воздуха, который почему-то напомнил ей змеиное шипение. Куски гравия забивались в туфли, резали ей подошвы, но она бежала все быстрее, изо всех сил, в надежде, что боль поможет ей высвободить скрытые резервы и выжить.

Голоса уже звучали совсем рядом.

Она уже была готова сдаться и вдруг увидела электрическую тележку рикши Дядюшки Хе, перевозившего воду. Дядюшка был родом из деревни неподалеку от родной деревни Мими и всегда хорошо к ней относился. Не раздумывая, Мими побежала еще быстрее и запрыгнула в кузов тележки. Машина вздрогнула, и большие бутыли с водой с глухим стуком загрохотали друг о друга. Дядюшка Хе испуганно обернулся и увидел Мими, но не успел сказать ей ни слова.

– Езжай дальше! – крикнула она. – Давай!

Электромотор загудел громче, и тележка загрохотала по грунтовой дороге в сторону города. Мими откинула в сторону промокшую от пота челку и глянула в зеркало заднего вида. Преследователи не отставали.

Десятки бутылей с водой не давали тележке разогнаться, а преследователи, судя по всему, были людьми тренироваными. Они не отставали, будто стая волков, преследующих раненую жертву, продолжая бежать в ожидании того, что жертва сделает ошибку.

Прикусив нижнюю губу, Мими столкнула ногой одну из бутылей через борт. Пару раз подпрыгнув, бутыль покатилась навстречу преследователям, будто шар в боулинге. Первые двое проворно увернулись от нее, а вот третий, вовремя ее не увидев из-за спин товарищей, увернуться не смог. Бутыль врезалась в него, и он упал, вскрикнув, и не смог подняться.

– Моя вода! Ох, моя вода! – со слезами воскликнул Дядюшка Хе.

– Я тебе заплачу! – завопила в ответ Мими.

Она сталкивала с тележки бутыли с водой, одну за другой, и они катились навстречу преследователям. Тем приходилось уворачиваться, и из-за этого они сбавили темп. Расстояние увеличивалось. В тележке осталось совсем немного бутылей, и она набирала скорость. Дорога здесь была намного более ухабистой, и у Мими возникло ощущение, что они летят над ней.

– Держись! – крикнул Дядюшка Хе.

Сбоку от них был каменный мост над большой канавой, узкое место на дороге, ведущей в город. Тормозить было поздно, и Дядюшка Хе изо всех сил вцепился в ручки руля. Тележка заскрежетала, резко сворачивая почти на девяносто градусов, к мосту. Если бы она была полностью загружена, это был бы вполне простой маневр, но сейчас, когда Мими скинула почти все тяжелые бутыли с водой, легонькая тележка начала терять равновесие. Заднее колесо поднялось в воздух, и она покатилась по мосту наискось, скользя, будто планер, и распугивая торговцев, расставивших свои лотки по краям моста.

Дядюшка Хе изо всех сил старался не врезаться в толпу и поплатился за это. У него не хватило сил удержать тележку на нужной траектории. Мими ощутила резкий толчок и поняла, что летит в воздухе. Тележка с громким хрустом врезалась в один из столбов моста, и Дядюшку Хе выбросило вперед, ударив о край моста. Он лежал, обмякший, будто огромный кусок мяса, выставленный на продажу.

Мими ударилась, падая на дорогу. Ее тело пронзила боль, рот наполнился соленым металлическим вкусом крови. Оглушенная, она едва слышала приближающиеся топот и крики преследователей. Попыталась ползти вперед, из последних сил. И схватилась за ногу остановившегося перед ней человека, с крепкими, как камень, мышцами.

– Помогите…

Перед мысленным взором Мими мелькнуло лицо Кайцзуна; ей очень хотелось, чтобы он появился снова, как тогда, в день праздника в переулке. Она подняла голову. Лицо стоящего перед ней человека расплывалось, но она с трудом разглядела, что он смеется. Мими услышала резкий щелчок, будто стукнули друг о друга двумя кусками яшмы, и увидела вздымающееся на плече мужчины пламя.

И поняла, что на этот раз удача не на ее стороне.

5

Слабый свет солнца едва освещал длинный полутемный коридор, отблескивая на банках и бутылках в шкафу, преломляясь и превращаясь в мутное желто-зеленое свечение. Кайцзун уставился на предметы внутри – препараты животных и растений, залитые медицинским спиртом. Зрелище наполнило его трепетом. Змеи, змеиные выползки и репродуктивные органы; оленьи рога; кости давно вымершего южно-китайского тигра; черный медвежий желчный пузырь; гигантские многоножки; насекомые, названий которых он даже и не знал; стебли и корни растений. Хитиновые панцири насекомых, размякшие в спирте, плавали в нем, будто миниатюрные космические корабли на фоне еле различимого инопланетного ландшафта.

Уроженцы Кремниевого Острова, особенно из старшего поколения, непоколебимо верили в силу жизненной сущности этих животных и растений, настоянных на спирте, которая должна была способствовать долгой жизни и сексуальной энергии.

Кайцзун с ужасом ожидал, что вот-вот наткнется на стеклянную банку с плавающими в ней останками уродливого человеческого эмбриона. В этом не было ничего невозможного, когда-то и плаценту продавали в качестве лекарства, многие врачи и медсестры зарабатывали на этой торговле. Даже матери Кайцзуна в свое время деньги достались с этой «киноварной мельницы», с продажи ее собственной плаценты.

Неплохая идея для рекламной кампании Всемирного фонда дикой природы, подумал Кайцзун. Ты то, что ты ешь.

В конце коридора виднелась узкая дверь, обрамленная проходящим по краям слабым светом. Переступив порог, Кайцзун оказался на открытом месте, круглой площадке для сушки зерна в окружении неказистых, но прочно выстроенных кирпичных домов. В бамбуковом шезлонге, слегка покачиваясь, сидел худой невысокий старик. Рядом с ним на земле лежали лотки с сушеными кальмарами и нори. Ноздри Кайцзуна наполнил густой соленый запах моря.

Когда Дядя Чень сказал ему, что глава клана, настоящий властитель обширного семейного бизнеса, желает увидеться с ним, Кайцзун заранее попытался представить себе этого человека. Но его воображение было настолько испорчено голливудскими стереотипами, что на ум приходили лишь клише из фильмов про гангстеров, образы Марлона Брандо из «Крестного отца» и Роберта Де Ниро из «Однажды в Америке».

Конечно же он не мог представить себе, что увидит перед собой ссохшегося старика, сидящего на солнышке в трусах и майке, больше всего напоминающего какого-нибудь соседского дедушку.

Лицо, будто скомканная вощеная бумага, в его девяносто два. Глаза полузакрытые, с дрожащими веками, едва открывающими белки. Будто почуяв поток воздуха, он медленно приоткрыл глаза, увидел стоящего перед ним Кайцзуна и улыбнулся. Морщины на лице сменили свой строй, складываясь у глаз и уголков смеющегося рта.

– Дедушка, как поживаете?

– Хорошо! Ты тот… тот…

– Кайцзун.

– Точно! Кайцзун. Превосходное имя. Аллюзия на «Книгу сыновней почтительности», да? Означает того, кто сразу к делу переходит.

Старик попытался подняться. Кайцзун кинулся вперед, чтобы придержать качающееся кресло. Рассказывали, что один из предков Дедушки Ченя получил ранг цзиньши цзиди банъянь – не только выдержал трехлетнюю проверку на чин чиновника при дворе Императора, что было куда более редким и ценным достижением, чем пройти экзамены на уровне округа, провинции или всей страны, но и был признан вторым из лучших среди всех экзаменуемых. Не удивительно, что, имея в предках столь блистательного и образованного человека, Дедушка Чень сразу же понял, откуда было взято имя Кайцзуна.

– Не поможешь мне на крышу подняться? Заходящее солнце бесконечно прекрасно, как говорят поэты; мы должны ценить каждый предоставляющийся нам шанс.

Кайцзун взял главу клана под руку, и они стали подниматься по каменной лестнице, открытой с одной стороны. Вскоре они оказались на лишенной парапета крыше, кольцеобразной, простой, как ничем не украшенный каменный браслет, лежащий меж гор и моря. Она была разделена на аккуратные квадраты, занятые монокристаллическими солнечными батареями, между которыми на ветру сушились белье, одеяла и морепродукты. Все это создавало ощущение идеального порядка. Солнце падало на морскую гладь, и его свет превращался из белого в золотистый, а потом и в огненно-красный, окрашивающий висящие на горизонте белые, будто хлопковая вата, облака в алый цвет. Кожу ласкал ветер с моря, неся с собой запах соли и свежесть. Кайцзун ощутил прилив сил и стал ждать, когда старший заговорит снова.

Лицо старика искрилось в свете заходящего солнца, будто известняк из Тайху, покрытый морщинами и порами тясячелетий. Он смотрел в сторону моря, и его запавшие глаза, казалось, сами светились странным внутренним светом.

– Ходил вчера в храм, просил провести гадание.

Старик протянул Кайцзуну красный лист бумаги с текстом.

Храм Кшитигарбхи, Оракул Богини Мацзу,

Шестьдесят Четыре Гексаграммы.

Гексаграмма пятьдесят восьмая, Гуй-Вэй, ○○● ○●●,

первоэлемент Дерево, благоприятствует Ве сне и Востоку.

Имеющий тело змеи желает стать драконом;

Однако у судьбы, похоже, иные планы.

Долгая болезнь требует отдыха и расслабления;

Много слов сказано, но немногие из них мудры.

Кайцзун знал, что многие обитатели побережья по обе стороны Тайваньского пролива обычно молились Мацзу о защите в плавании, но никак не мог понять, какое отношение это скупое и непонятное предсказание оракула имеет к нему самому.

– О чьем же будущем говорит нам это гадание?

– Хороший вопрос.

Старик не обернулся.

– Я молился обо всем Кремниевом Острове.

Не то чтобы Кайцзун не ожидал подобного ответа. Он сразу понял, о чем беспокоится глава клана. Будь это получено от оракула Мацзу или нет, но стихи четко раскрывали отношение клана Чень к проекту «ТерраГрин Рисайклинг». Естественно, если старший решил выразить свое мнение об этом через волю небес, Кайцзуну было сложно что-либо возразить.

– Я прожил почти столетие и никогда не покидал Кремниевый Остров. Видел, как пересыхали рисовые чеки, как наша плодородная почва превращается в отравленную пустыню. Видел, как подрывают взрывчаткой рифовые острова, как засыпают землей бухты, чтобы заполучить больше земли, как выросли порты и мосты, быстрее, чем растут деревья. Видел серые хребты военных кораблей на горизонте и видел, как стаи рыб становятся все меньше и уходят все дальше от берега. Слышал из громкоговорителей, радиоприемников и телевизоров непрекращающийся поток пропаганды и праздничных песен, но у народной оперы о страданиях простых людей все меньше слушателей, и ее почти не стало.

– Кремниевый Остров болен, давно и тяжко, но это не та болезнь, которую можно излечить одной большой дозой сильного лекарства. Напротив, если говорить языком народной медицины, такая попытка вполне может еще сильнее разжечь пламя, ядом поражающее сердце.

Как эгоистично. Первой реакцией Ченя Кайцзуна на монолог старшего было отвращение.

Ему было хорошо известно, как эксплуатировали и угнетали простой народ. Обычное дело в истории человечества. Возьмите любую группу людей, без разницы, разных рас или соотечественников, но кто-то из них обязательно поставит себя на привилегированное место, станет во имя богов, блага страны, прогресса принимать законы и выдумывать правила, позволяющие им властвовать над жизнями других, контролировать их тело и душу.

Выживание – хорошее оправдание. Кайцзуну было легко убедить себя этими словами, когда он имел дело с книжными абстракциями, а вот когда все становилось реальным, живущим и дышащим у него на глазах – совсем другое дело.

За последнюю пару недель он сильно погрузился в жизнь и заботы «мусорных людей». Он видел болезненно бледные лица молодых женщин, их огрубевшие и покрытые пятнами руки – результат работы с вредными химическими веществами; он вдыхал запахи, от которых его тошнило, ел едва съедобную пищу, которой обеспечивали рабочих боссы кланов, видел, за какие деньги, немыслимо скудные, они работают. Он подумал о Мими. Вспомнил ее бесхитростную улыбку, под которой скрывались частички тяжелых металлов, отлагающиеся на стенках ее кровеносных сосудов, ее искалеченное химикатами обоняние и поврежденную иммунную систему. К ней относились будто к саморегулирующейся машине, не требующей обслуживания и ремонта. Как и сотни миллионов других рабочих этой земли, хороших, старательных, она будет без устали работать каждый день, пока не упадет замертво.

У Кайцзуна замерло сердце. Он не мог понять, откуда это ощущение. А затем он увидел, что старший обернулся и посмотрел на него, видя его странное состояние. Старший улыбнулся.

– Я слышал, что ты сошелся с одной из «мусорных девушек», – сказал он почти беззаботно.

– Ее зовут Мими, – поправил его Кайцзун.

– Конечно. Я просто не привык называть их по именам.

– Думаю, со временем можно привыкнуть, – сказал Кайцзун, старательно сдерживая гнев и сохраняя почтительный тон. Ему не стоит оскорблять столь влиятельного человека.

– Хо-хо, вы, молодежь, всегда думаете, что Великую Стену можно за один день построить.

– Нет, но вполне возможно, что она за один день обрушится.

– Думаю, нам просто подождать надо. Ты с ней сегодня вечером не встречаешься?

Кайцзун был ошеломлен, но старик уже не смотрел на него, он снова смотрел куда-то вдаль.

Кайцзун мгновенно вспомнил, как они проводили время с Мими. Мертвое тело собаки, продолжавшее дергаться; море, полное голубых огоньков, дух Пляжа Созерцания Прибоя той ночью… он пытался понять, где же у главы клана были шпионы. И вдруг понял, что искорки в глубоко запавших глазах старика – вовсе не отражение заходящего солнца. Эти крохотные голубые точки мигали, будто строки на экране беспроводного терминала, собиравшего из эфира все мыслимые тайны.

Вопреки ожиданиям Скотта, они все-таки поймали того, кто залез к нему в номер.

Допросная была чистой и ярко освещенной, опять же вопреки его ожиданиям. У сидящего перед ним мужчины было молодое выразительное лицо, одна из его рук была пристегнута наручниками к стулу. Когда Скотт вошел, глаза мужчины дернулись вверх и вправо, будто он мысленно сравнивал лицо Скотта с тем, что было запечатлено в его памяти. И он заговорил, на английском, с кантонским акцентом.

– Мы наконец встретились, мистер Скотт Брэндл. Я ждал этого.

– Вы меня знаете?

– Лучше, чем вы могли бы подумать.

– О, можно поподробнее.

– Давайте не будем тратить время на вашу персону, хорошо? «Экссон-Мобил», «Римбунан Хиджау», Всемирный Банк, «ТерраГрин Рисайклинг» и ужасный кукловод, стоящий за всеми ними, – разве все эти меняющиеся имена не принадлежат одной фамилии – Жадность?

Мужчина самоуверенно улыбнулся.

– Хорошая шутка. Но позвольте напомнить, что у людей Жадности длинные руки. Так что ближе к делу, пока я не познакомил твое милое лицо с моим кулаком.

– Вы не станете, – ответил юноша, запрокидывая голову и глядя в угол комнаты у потолка. – Они на нас смотрят, наверняка и слушают. На вашем месте я бы вел себя осторожнее.

Скотт неловко взялся за стул и подвинул его. Ножки стула неприятно заскрежетали о пол.

– Кто ты такой? И что тебе нужно? – заговорил Скотт, тихо, будто не подозревая о степени чувствительности аппаратуры слежения.

– Речь не о том, чего хочу я, а о том, чего хотим мы. Мы знаем все те трюки, которые вы использовали в Венесуэле, Папуа – Новой Гвинее, Филиппинах и Западной Африке – приходите в качестве спасителей, обещаете экономическое развитие и рабочие места; все чудесно, ха! Нас это не волнует; так уж устроен мир. Но нас волнует ваш побочный проект, те маленькие трещины, которые вы создаете, от которых может сойти с рельс весь поезд. Поверьте, вам лучше не ввязываться в этот скандал; все это куда более грязное дело, чем вы можете себе представить, пусть у вас и у самого руки не слишком чисты.

Скотт ничего не ответил. Понятно, эти люди смогли раздобыть некую информацию, о которой он и сам не знает.

Задача обещала быть простой. Он прибыл на Кремниевый Остров под именем Скотта Брэндла, высокопоставленного сотрудника «ТерраГрин Рисайклинг». Используя привычные методы – продвинутые технологии защиты окружающей среды, ожидание экономического роста, соотношение вложений и прибыли, среднесрочные и долгосрочные перспективы социального развития и формирования рабочих мест, сексуальный подкуп и так далее, – он должен был быстро разыграть партию, убедив местную администрацию подписать соглашение о совместном создании индустриального парка по переработке отходов. «ТерраГрин Рисайклинг» обеспечит оборудование и частичное финансирование, а позже и поставку большого количества дешевой рабочей силы, которая тоже потребуется.

На первый взгляд неплохая сделка; в самом деле, баланс даже несколько смещен в пользу Кремниевого Острова, поскольку «ТерраГрин Рисайклинг» согласится дополнительно спонсировать мероприятия по очистке сильно загрязненных воды и почвы.

Взамен «ТерраГрин Рисайклинг» получит право покупки переработанных на Кремниевом Острове возобновляемых ресурсов по выгодной цене. Это одним махом решит главную проблему местной администрации – даст им в руки стабильный и долговременный источник финансирования для выплаты долга и процентов по нему, а также существенно увеличит ВВП.

Поэтому-то Директор Линь Йи-Ю и сменил свое отношение к делу и теперь старался заключить соглашение, несмотря на сильное давление, которое на него оказывали. В отличие от других чиновников, относящихся к назначению на пост в этой местности как к временному явлению, сам он родился и вырос на Кремниевом Острове. Все родственники Линя жили здесь, и он хотел принести реальную пользу будущим поколениям уроженцев острова, оставив по себе хорошую память. Однако реальность оказалась жестче. Его зажало меж двух стен – обязательствами перед кланом и обязательствами перед правительством. Он извивался, пытаясь выбраться в узкую щель между ними, но это грозило ему тем, что он окажется жалким и ненужным, как бездомный пес.

Конечно же, Скотт понимал, что сделка выглядит слишком хорошей, чтобы это было правдой. В открытую дерутся только уличные хулиганы на ножах; настоящие убийцы скрывают свое оружие, добиваясь победы и не обагряя его кровью.

– Я слышал, что здесь подозреваемые часто умирают на допросах, а официальное вскрытие не дает никаких оснований для подозрений, – холодно сказал Скотт.

– Я готов к смерти с того момента, как ступил на землю Кремниевого Острова. И я не стану последним, – ответил юноша, бесстрашно глядя на него.

– Почему бы тебе просто не сказать мне, что вам нужно? – спросил Скотт. Он вдруг очень устал от этой игры. Слишком долго носил костюмы, слишком часто менял роли, уже стал забывать, каков он сам, когда роль не играет.

– Позвольте мне позвонить по телефону, и мой босс лично пообщается с вами. Здесь нечисто.

Чисто. Это слово было для Скотта почти как аллерген, и он оглушительно расхохотался. Юноша тщетно пытался испепелить его взглядом и заставить замолчать. В этом мире нет ничего чистого.

– Мы все сделаем чисто, – двусмысленно сказал Скотт. Встал и вышел из допросной. Камера в углу потолка продолжала снимать крохотную фигурку арестованного. Линзы объектива искажали изображение, и казалось, что он стал напоминать раздавленного таракана, раскинувшего в стороны лапки по мере того, как они расслабились.

Заходящее солнце окрасило горизонт кроваво‐красным светом.

Лицо старшего походило на горящую книгу, будто оставшиеся после стольких лет в целости страницы скручивались в пламени, превращаясь в пепел. Сквозь свои опущенные веки он видел все; несмотря на молчание, он звучал громче, чем бронзовый колокол.

Кайцзун хорошо понимал, что перед ним не просто старик на закате своих дней. Искорки в глазах были результатом работы новейшей модели контактных линз дополненной реальности, неизвестен был лишь уровень доступа, который они обеспечивали. Здесь, с ограниченной скоростью передачи данных, такой старик был ужасающим персонажем, казалось, что он в любой момент может сорвать грим и превратиться в хладнокровного воителя.

Однако старший улыбнулся и покачал головой.

– Я знаю, что вы были на Пляже Созерцания Прибоя, – тихо сказал он. – Это нехорошее место.

Нехорошее место. Простые слова, но у Кайцзуна упало сердце.

– Я слышал, что…

– Это правда, – перебил его старший. – Это называлось палирромантией.

С того места, где они находились, увидеть Пляж Созерцания Прибоя было невозможно. Над крышами домов, сливающимися, будто щитки панциря черепахи, виднелась лишь верхушка Павильона Созерцания Прибоя – и не заметишь, если не знать, куда смотреть. Солнце продолжало опускаться, и море начало терять свое золотисто-красное свечение, сначала у берега, а потом и дальше, до самого горизонта, будто расплавленный свинец, остывающий и сереющий. На поверхности появились тонкие волнообразные линии, будто узоры на экране осциллографа – скачущие, исчезающие и вновь появляющиеся, будто бесконечная нотная партитура, будто мелодия гравитации, длящаяся тысячелетиями.

Кайцзун слушал, как старший рассказывает ему об истории, не записанной ни в одной книге. И у него внезапно холодок по спине пошел. Это всего лишь ветер, подумал он. Умоляю, пусть это будет всего лишь ветер.

Рассказывают, что Павильон Созерцания Прибоя был выстроен по указу Хань Ю, заместителя министра юстиции во времена династии Тан. Хань Ю возражал против планов императора Сяньцзуна[15] установить во дворце алтарь со священной реликвией, пальцем Будды, внутри. В результате он был изгнан из круга придворных и понижен в должности, став наместником Чаочжоу. Посетив Кремниевый Остров – который тогда, конечно же, не назывался Кремниевым Островом, – Хань Ю приказал построить павильон. Рядом с павильоном когда-то возвышалась каменная стела с каллиграфической надписью высказывания Хань Ю. «Те, кто созерцает прибой, возможно, познают мир; те, кто придерживается милосердия и добродетели, возможно, обретут удачу». Позднее стела упала в море во время урагана.

Некоторые утверждали, что высказывание Хань Ю выражает его обиду на императора Сяньцзуна, но это результат недостаточного понимания истории. На самом деле эти строки относились к древнему обычаю уроженцев Кремниевого Острова, известному под названием палирромантии.

Палирромантия являлась гадательной техникой, корни которой глубоко скрыты в тумане прошедших веков. Предполагалось, что она появилась как обобщение мудрости, поколениями копившейся у рыбаков Кремниевого Острова. Подобно другим гадательным практикам, палирромантия интерпретировала состояние, местоположение и траекторию движения обломков и иных предметов, приносимых к берегу прибоем и приливами, с целью предсказания будущего. Однако если иные гадательные практики обычно имели дело с неживыми объектами – ветками, панцирями черепах, костями животных, кучками песка, монетами и бамбуковыми палочками, палирромантия использовала живые объекты.

Древние обитатели Кремниевого Острова верили, что живые существа, когда они тонут в морских волнах, обретают связь с миром духов и становятся особенно чувствительными и восприимчивыми к посланиям из будущего, оборачиваясь тем самым могучим орудием в руках гадающего, позволяющим более точно узреть картины грядущего.

Уникальная лагуна, образовавшаяся на отмели у Кремниевого Острова, была идеальным местом для палирромантии. Древние обитатели Кремниевого Острова приходили на вытянувшееся в море щупальце косы и бросали в воду живую жертву, а затем стояли на Пляже Созерцания Прибоя в ожидании, когда утонувшее создание выбросят на берег волны. Как уже было сказано ранее, пляж поделили на двенадцать равных отрезков, отметив их гранитными камнями, на которых были выбиты магические знаки, чтобы способствовать успеху гадания, но в годы Культурной Революции все эти знаки были уничтожены.

– Значит… жертвы, которые они приносили…

Кайцзун говорил с трудом, и прокашлялся.

– Новорожденные телята, ягнята или собаки, – ответил старший. – По крайней мере, по большей части.

Жертву связывали особыми веревками и особым образом, так, чтобы живое существо не смогло сбежать, уплыв само, но оставляя ему достаточно свободы, дабы оно подольше боролось и барахталось, удлиняя тем самым процесс утопления. После этого долгого и мучительного путешествия их тела, выброшенные волнами на берег, принимали ужасающие позы, так, будто они были искалечены в процессе общения с миром духов. Страшные гримасы на мордах, пустой взгляд, утопшая душа.

Если жертва оказывалась на берегу еще живой, то ее судьба зависела от того, какое послание она принесла от духов. Если гадание свидетельствовало об удаче, то люди ждали, пока создание умрет, а затем хоронили его с соблюдением подобающих ритуалов. Если результат гадания признавали неблагоприятным, то люди забивали его камнями до смерти и хоронили в каком-нибудь пустынном месте, никак не обозначая место захоронения, дабы неудача не нашла дом прорицателя по каким-либо следам.

Кайцзун мало что знал про заместителя министра Хань Ю, однако в описании Дедушки Ченя этот человек выглядел бунтарем, осознанно рискнувшим головой в споре с императором и заявившим, что предполагаемый палец Будды следует «подвергнуть полному уничтожению путем сожжения в огне и утопления в воде, дабы люди более не обманывались ложной верой, а будущие поколения были избавлены от опасности». Для такого твердолобого атеиста заявить, что «Те, кто созерцает прибой, возможно, познают мир», было намеком на восхищение, что было бы для него, конечно же, совершенно неприемлемо.

Дедушка Чень объяснил, что это произошло в силу того, что Хань Ю, чьи амбиции при дворе были уничтожены, попросил прорицателя предсказать его будущее и лично наблюдал за церемонией палирромантии. Собаке связали ноги и бросили в море, спиной вниз. Спустя час тело собаки, уже раздувшееся, выбросило на берег в том же самом положении; затем накатила вторая волна, приподнимая труп, перевернула его, и тело собаки уткнулось мордой в песок.

Прорицатель интерпретировал гадание таким образом: хотя Хань Ю и не сможет изменить свою судьбу в этом цикле, ему следует держаться в тени и ждать следующего, и тогда он определенно вернется в столицу и обретет большую власть. В конечном счете результат гадания был сочтен вполне благоприятным.

Когда на престол взошел император Муцзун, сын и наследник Сяньцзуна, он вызвал Хань Ю в столицу и назначил его главой Императорской Академии, а затем – заместителем военного министра и заместителем министра двора. Павильон и стела стали подарками от Хань Ю в знак благодарности духам за благоприятное предзнаменование.

– А как же вы тогда объясните вторую строку, «Те, кто придерживается милосердия и добродетели, возможно, обретут удачу»?

Кайцзун никак не мог понять отношения столь ученого человека к жертвоприношениям. Ему трудно было представить себе Хань Ю, легендарного героя, изгнавшего крокодилов из рек Чаочжоу[16], в качестве сторонника защиты природы и животных.

– Иногда, – сказал старший, и его веки задрожали, – для палирромантии использовали и людей.

6

– Эй, поддельный иностранец, теперь ты понял, почему лодочник не осмелился пристать к берегу на сампане? – спросила его Мими той ночью на Пляже Созерцания Прибоя.

Они оказались на огромном кладбище. Несколько деревянных табличек, воткнутых в темную почву, говорили о том, что здесь похоронены тела. Однако на них был лишь год смерти; не было ни года рождения, ни имени. Валялись кучки призрачных денег, куски благовонных палочек и свечи. В слабом свете луны это выглядело особенно жутко. Мими сложила ладони, опустила взгляд и начала бормотать молитву.

– Это… – тихо заговорил Кайцзун, будто боясь потревожить безымянных бездомных духов.

– Это неопознанные тела, выброшенные на берег волнами; кто-то пытался уплыть в Гонконг; кто-то, вероятно, женщины и дети, убитые местными на их… ритуалах.

Хотя Кайцзун и был убежденным атеистом, он вздрогнул. Но поспешно заставил себя успокоиться. Конечно же, это не более чем городская легенда, придуманная рабочими-мигрантами, чтобы опорочить местных.

– И ты потащила меня среди ночи только для того, чтобы посмотреть на это?

– Конечно же, нет. Смотри! Вон там!

Мими дернула головой, показывая на огромную тень в углу кладбища.

– Вау.

Кайцзун остановился перед предметом, ошеломленный его размером и зловещим видом.

Достал свой защищенный смартфон и стер с него воду. Слабый свет экрана осветил громадного охранителя кладбища, вполне подходящего для даосских или буддийских верований. Экзоскелет почти трехметровой высоты, робот, меха. Броня из твердого сплава была покрыта даосскими заклинаниями, и понять, какого она цвета была изначально, невозможно. На каждой выступающей части висели буддийские четки, деревянные и пластиковые, качаясь на ветру, будто ветряные колокольчики, и постукивая. Даже сочленения корпуса были перевязаны ярко-красными лентами в знак пожелания удачи.

По сравнению с продаваемыми на eBay истребителями Су‐35 этот меха был не настолько впечатляющим, не более чем игрушка, выброшенная взбалмошным богатым человеком. Развитие материалистической науки и технологий превратило их в своего рода эзотерическое знание, поэтому реверсный инжиниринг стал делом трудным и неблагодарным. Взять, к примеру, искусственные мышечные волокна этого меха, заменившие традиционные гидравлические приводы: даже если ты сможешь выяснить структуру и состав этих волокон, ты никогда не сможешь их воссоздать. Эпоха, когда можно было захватить вражеский истребитель и использовать его для технологического рывка в собственной авиационной промышленности, давно миновала.

Кайцзун заинтересовался. Как же сюда попал этот меха? И почему он так странно выглядит?

Мими закончила молитву и открыла глаза. Будто услышав мысли Кайцзуна, на мгновение задумалась и заговорила:

– Это из-за Брата Вэня.

Брат Вэнь объявил столь экзотическую находку своей сразу же, как ее доставили на Кремниевый Остров. В своей собственной мастерской он ухитрился исправить все видимые повреждения и подключить вирусные батареи к источнику питания. Дальнейшие исследования показали, что существуют два контура управления меха. Первый – дистанционное управление. Брат Вэнь попытался взломать протокол связи, но система почему-то отказывалась отвечать на сигналы. Потерпев неудачу, он занялся вторым контуром управления – мышечно-сенсорным. Для работы этого контура требовалось, чтобы кто-то забрался внутрь меха и управлял им, надев специальный костюм, считывающий движения тела и передающий их в систему робота.

Конечно же, сам он не мог так рисковать и выбрал на эту роль А Жуна, сироту.

Худой А Жун странно смотрелся на фоне массивного металлического экзоскелета, забираясь внутрь. На его лице была радость. Он начал двигать руками и ногами, пока на пульте не загорелись индикаторы. Брат Вэнь, пребывая в возбуждении, крикнул ему, что надо попробовать двигаться. Поскольку машина не была адекватно настроена на данного пилота, ее движения были медленными и неуклюжими, будто у астронавта, идущего по поверхности Луны. Сенсоры сотни и тысячи раз в секунду передавали информацию в главный компьютер, который, произведя необходимые вычисления, выдавал сигналы на искусственные мышечные волокна, вызывая их сокращения. Меха начал двигаться. Если происходила какая-то задержка в передаче данных, у пилота возникало ощущение, что он движется сквозь вязкую жидкость, через силу.

Выслушав рассказ Мими, Кайцзун достаточно хорошо понял, что произошло.

Движения А‐Жуна-меха постепенно стали быстрыми и изящными. А Жун тоже пришел в возбуждение, когда ему удалось разбить руками робота огромную кучу мусора. Он начал бегать, а толпа зевак бегала вслед за ним.

Это было невероятное сочетание силы и скорости. А‐Жун-меха бежал легко, широкими шагами, но от его поступи содрогалась земля. А Жун бежал не раздумывая, ни о чем не думая, будто слепой Геракл, ищущий, куда выплеснуть свою огромную силу.

Брат Вэнь бежал следом, тяжело дыша. Он кричал А Жуну, чтобы тот остановился, поскольку раньше остальных понял, что дело неладно.

А‐Жун-меха, казалось, пытался что-то с себя стряхнуть; он бешено размахивал руками и ногами, круша деревья, дома и попадавшиеся на его пути машины. Испуганные зеваки разбегались, стараясь не попасть под удар вышедшего из-под контроля металлического чудовища. Зверь покинул территорию клана Ло, оставляя за собой клубы пыли, мусор, обломки веток и осколки стекла. Он бежал к безлюдной земле Пляжа Созерцания Прибоя.

Дети мусорных людей бежали впереди него, вопя от радости и ничего не понимая. «А Жун горит! А Жун горит!»

И в самом деле, из нутра бегущего экзоскелета начали подыматься клубы черного дыма, пахнущего горящей плотью. Лишь теперь зеваки поняли, что А‐Жун-меха пытается добраться до моря.

Но ему это не удалось.

Когда Мими удалось протолкаться сквозь толпу, она увидела, что А‐Жун-меха неподвижно стоит рядом с кладбищем. Худое тело мальчика было угольно-черного цвета, от него шел дым, оставляя следы копоти на броне из твердого сплава. Более всего оно напоминало кусок пережаренного бекона, сморщенный. Брат Вэнь безуспешно пытался потушить огонь, закидывая его песком. В системе произошло короткое замыкание, сверкали искры. На лицах зевак были ужас и хорошо скрываемое удовлетворение, так, будто они наслаждались этим драматическим зрелищем смерти. А вот выражение на лице Брата Вэня было сложно понять. Смесь сожаления, удрученности и, возможно, горе.

В течение трех дней трагедия превратилась во всего лишь еще один из эпизодов легенд, окружающих Пляж Созерцания Прибоя, а сирота А Жун стал в нем еще одним примером беспощадного закона кармы – его судьба, без сомнения, была результатом какого-то прегрешения, совершенного им в прошлой жизни.

А вот роли Брата Вэня в этой истории никто уже не помнил.

Кайцзун осмотрел следы огня внутри робота. На сиденье до сих пор виднелись следы запекшегося жира, вытопленного из обгорелого трупа, и оставшиеся после горения кристаллы силикатов, налипшие на металл вокруг эмблемы «Локхид-Мартин». Должно быть, короткое замыкание привело к перегреву, подумал он, вспомнив то, что случилось в деревне Сялун. Его затошнило.

– Никто не хочет прикасаться к мусору, которого коснулась смерть, – сказала Мими и снова молитвенно сложила ладони. – Все чувствуют, что это место наполнено злой судьбой, и если кто-то сюда по ошибке заходит, то ему приходится покупать призрачные деньги и благовония, чтобы сделать подношения этому… божеству. Все говорят, что оно утащило А Жуна сюда в качестве воздаяния.

Мими говорила неуверенно, так, будто сама не совсем верила в свои слова, но тем не менее была в ужасе от этого металлического чудовища.

Кайцзун поначалу не понял причины ее ужаса; даже подумал, что ее суеверия немного смешны. Однако когда они уже уходили, он глянул назад, и ему показалось, что он увидел внутри этого адского доспеха, когда-то испепелившего невинного человека, холодную голубую вспышку. Присмотревшись внимательнее, он понял, что это всего лишь отражение света маяка, стоящего вдали и бросающего свой луч на пустынное кладбище и светло-серый пляж, прочерчивая призрачную полосу по поверхности моря, и временами превращающегося в яркую точку вдали.

Ночное море походило на дремлющего черного зверя, чье ровное мощное дыхание обладало гипнотической силой. Сюда ходили немногие. Многие годы назад эта земля стала братской могилой для безымянных тел тех, кто не смог тайно переправиться в Гонконг. Ло Цзиньчен глядел в окно машины на поднимающийся и опускающийся у берега прибой, будто в свете луны и маяка медленно сворачивалось и разворачивалось белое, как кость, погребальное покрывало. У его края виднелось оранжевое свечение, придававшее хоть какой-то теплый оттенок холодной картине.

Туда он и ехал, в место, которое люди между собой называли «Залом Благотворительности и Набожности». На Кремниевом Острове живые не нуждались в благотворительности, в ней нуждались лишь мертвые.

Девушка оказалась даже моложе, чем он себе представлял. Ее грудь резко вздымалась и опускалась, а ссадины от того, что ее волокли по земле, еще кровоточили. Из ее заткнутого кляпом рта вырывались звериные стоны, ее глаза были наполнены ужасом; однако в них не было растерянности, будто она давно предчувствовала, что этот день настанет.

Ло Цзиньчен знаком приказал, чтобы ее развязали. Она выплюнула изо рта грязный кляп, пропитанный ее слюной, будто комок шерсти, отрыгнутый кошкой, и закашлялась.

– Не бойся, – сказал он, присев и ласково посмотрев на нее. – Я сразу тебя отпущу, если ты ответишь на несколько вопросов.

Страх на ее лице ни капли не уменьшился.

– Ты видела этого мальчика? – спросил Ло Цзиньчен, разворачивая к ней телефон и показывая фотографию на рабочем столе.

Ее зрачки расширились и тут же сузились.

– Скажи мне, что ты с ним сделала? – безмятежно спросил Ло Цзиньчен. Со стороны могло бы даже показаться, что в его голосе прозвучала жалость.

Пару секунд девушка была неподвижна, а потом судорожно затрясла головой.

Ло Цзиньчен посмотрел на потолочные лампы, освещавшие всех находящихся в зале теплым желтым светом, создававшим уютную, домашнюю атмосферу, прямо как в ситкоме. Если бы не сверкающие металлом инструменты, возможно, эти актеры смотрелись бы в такой сцене даже более уместно. Он вздохнул.

– Почему этот американец всегда с тобой?

На лице девушки промелькнуло мечтательное выражение, будто она сама себе этот вопрос задала. Через некоторое время она заговорила, в первый раз за все время.

– Он говорит, что ему нравится беседовать со мной…

Тесак и двое других бандитов истерически засмеялись. Так громко, что, казалось, даже висящие на потолке лампы стали раскачиваться.

Ло Цзиньчен обернулся и зло посмотрел на них. Смех тут же стих. Покачав головой, он снова посмотрел на мусорную девушку. Такая хрупкая, того и гляди переломится. Я теряю время, чтоб ее. Он встал.

– Держите ее здесь; приведете ее ко мне в восьмой день лунного месяца.

Ло Цзиньчен пошел к двери и вдруг будто что-то вспомнил. Обернулся, заметил непонятное возбуждение на лицах негодяев, долгие годы служивших ему, и вдруг понял, что смотрит на себя много лет назад. И добавил громче:

– Она нужна мне живой.

Кайцзун бежал в панике; назначенный час встречи с Мими давно миновал. Его внутренности будто сжимала невидимая рука, сердце колотилось как бешеное, с каждым его ударом он ощущал некую смесь ощущений удушья и тошноты. Он не мог выбросить из головы ужасную сцену; он поверить не мог, что такое варварство было в порядке вещей тысячелетиями, на той самой земле, где он родился, что в его жилах течет кровь наследника таких дикарей.

Он с трудом дышал, так, будто сам стал тем самым псом, которому связали лапы и кинули во вздымающиеся волны, бросив один на один со смертью, в окружении пены и сине-зеленых отблесков света, пока его неумолимо несло к далекому берегу. Затем в его сознании собака превратилась в младенца, ребенка, рожденного вне брака, мягкая кожа которого стала бледной и морщинистой от соленой воды, будто покрывшись распухшими пиявками. Его кружило и кувыркало водоворотами, возникающими между волн. Медленно, будто комок водорослей, кружащий в воде ребенок превратился в молодую женщину, которую гнуло в разные стороны потоками воды, чье тело принимало невероятные позы, будто марионетка, у которой обрезали нитки, наполненная хрупкой и ужасающей красотой.

Порочные женщины и их дети-ублюдки. Слова старшего звучали в его сознании, словно заклинание. Они не оставили следа на Кремниевом Острове, точно так, как та неофициальная история, которую я тебе рассказал.

Тогда откуда вы все это так хорошо знаете? Кайцзун задал вопрос и тут же пожалел об этом.

Тело женщины в его воображении закружило водоворотом, ее волосы, будто водоросли, разошлись в стороны, открыв ее бледное лицо.

Лицо Мими.

Кайцзун наконец-то добрался до хижины Мими. Наклонился вперед и уперся ладонями в колени. Он хватал ртом воздух, по его спине ручьями тек пот, и он не обращал внимания на странные взгляды, которые бросали на него работающие здесь женщины. На работе ее не оказалось, не оказалось и в хижине. Мими куда-то ушла, никто не знал куда. Тревога обрушилась на Кайцзуна, будто стая ворон. Он дрожал всем телом, точно так же, как дрожал, увидев голубые искорки в глазах главы клана Чень.

Он никогда не сможет забыть ответ и выражение лица старшего, когда тот сказал эти слова.

Я тоже созерцал прибой. Лицо старика было совершенно спокойным. Весь его разговор с Кайцзуном был подготовкой к этому мгновению.

Или, возможно, он просто хотел, чтобы Кайцзун опоздал на свидание.

Кайцзун стоял в закатном полумраке, потерянный, глядя на пустую дорогу и в ожидании того, что никогда не случится. Мышцы на его лице дергались, их сводило судорогой, будто он отчаянно пытался отогнать какую-то мысль, которая не отставала от него, словно назойливая муха. Чем больше он старался, тем сильнее становилось это предчувствие, будто метастазы рака, расползающиеся в его мозгу.

Он больше никогда не увидит Мими.

Часть вторая Радужная волна

Для всех потребностей завтрашнего дня!

Рекламный слоган SBT («Силикон Байотекнолоджи»)

7

Каждые пятнадцать секунд в единственное окно зала падал яркий белый свет, мгновенно появляясь и исчезая и на мгновение превосходя неяркий желтоватый свет ламп внутри. Каждый раз тени будто оживали, в панике уворачиваясь от луча света, взбираясь на заплесневевшие и потрескавшиеся стены, а затем вновь сливаясь с полумраком.

Увидев луч света в первый раз, Мими подумала, что это проблеск надежды. В безумии бросилась на стену и стала звать на помощь хриплым голосом, отплевываясь от крови. Но затем свет исчез, и воцарилась тишина, прерываемая лишь ритмичным дыханием океана.

Когда луч света появился в седьмой раз, Мими уже заклеили рот, сантехническим скотчем. Как бы она ни старалась, растрепав волосы, с безумным взглядом, ей удалось лишь сделать небольшую вмятину в гладкой серебристой поверхности на месте ее губ. Кисти рук ей связали за спиной той же лентой, отведя их назад так сильно, что ее лопатки сошлись вместе, образовав тупой угол. По ее лицу, смешиваясь, текли слезы и пот, глаза щипало, ворот промок. Болело все тело, но она не могла сказать в точности, где у нее раны, ощущение было такое, будто бесчисленные невидимые муравьи кусали ее нервные окончания, будто ее медленно казнили через тысячу мелких порезов.

Свободными остались лишь ноги Мими. Перед этим она пыталась изо всех сил лягаться, целясь мужчинам в пах, даже попыталась убежать, миновав железные ворота, но они легко нагнали ее и отволокли назад, будто бродячую кошку, а затем поставили на колени в углу.

Яркий луч света мелькнул в пятнадцатый раз. Лица мужчин осветило светом маяка, светящаяся цветная пленка на их плечах на мгновение померкла на ярком свету маяка; Мими увидела волосы на их предплечьях, кровеносные сосуды в локтевых сгибах и окровавленную иглу; их движения во влажном воздухе стали медленнее; с их лиц капал пот, уголки их ртов приоткрылись, обнажая желтые, как воск, зубы.

Кто-то что-то сказал, и взрыв смеха заглушил шум прибоя и рокот компрессора холодильника.

Мими в отчаянии глядела, как движется туда-сюда кадык на горле Тесака, как его дыхание становится чаще, а зрачки расширяются. Но того, чего она больше всего боялась, еще не произошло. Тесак не расстегнул ремень и не снял свои свободные зеленые спортивные брюки. Вместо этого он надел странной формы шлем и встал прямо перед ней.

Шлем был соединен проводом с сенсорным устройством, похожим на осьминога с шестью щупальцами. Бритый и Шрам вытащили его из бака, заполненного питательной жидкостью, и обернули бледно-серые мокрые щупальца вокруг тела Мими. От этих холодных и скользких щупалец ее кожа покрылась мурашками.

Тесак дал знак остальным отойти. Закрыл глаза, будто сосредотачиваясь. Тяжело вздохнул, когда на верхней части шлема загорелся красный огонек, сигнализируя об установке соединения.

Мими слышала про такие устройства. Именно от этого ее предостерегал Брат Вэнь, умоляя соблюдать меру в использовании «Дней Халкиона». Это могло привести к тому, что захочется большего, говорил он, все больше и больше, пока ты не будешь готова на все, заплатить любую цену ради следующей дозы.

В слабом свете щупальца имели неземной вид, смесь техники и кошмара. Они способны причинить одному человеку сильнейшую боль и при этом преобразовать ее в сильнейшее удовольствие для другого, как слышала Мими. Для того, кто надел шлем, эти ощущения будут ярче, сильнее и привязчивее, чем любой наркотик в истории человечества.

Щупальца ожили и резко сжали ее тело, засветившись алым. Скрытые под синтетической кожей наноэлектроды атаковали ее нервные окончания резкими импульсами, и Мими охватила невыразимая мука, с головы до ног. Из ее горла вырвался визг, как у умирающего зверя, по щекам покатились слезы. Ее тело колотилось, будто в припадке, и она умоляюще глядела на своего мучителя.

Но тот не обращал на нее внимания. Окружающий мир для него исчез. Биологическая обратная связь, идущая от тела Мими, передавалась в его шлем по кабелю передачи данных с высокой скоростью, приводя его в экстаз.

Тело Мими пронзил сорок девятый проблеск маяка. Ее спина выгнулась так, что она едва не касалась затылком спины, рискуя сломать себе шею. Почувствовала, как по бедрам течет теплая жидкость, это она обмочилась от боли. От неописуемой боли у нее помутилось в глазах, замелькали звездочки, сходясь от краев поля зрения к центру. Мир в ее глазах исказился.

Казалось, столб белого света стал двигаться медленнее, интервалы между его появлениями стали больше. Мими понимала, что это иллюзия, что в мире ничто ни капли не изменится ради нее. И лишь обреченно считала. Свет появился сотню раз, быть может, тысячу, каждый раз его появления приходилось ждать все дольше. От каждого удара боли, приходящего от щупалец, мир в ее глазах содрогался, сжимался, наполняясь сверкающими искрами; она даже уже не чувствовала боли, лишь онемение и невероятную усталость.

Мими не могла понять, какие чувства она испытывает: злость, отчаяние, горечь, ненависть – быть может, все сразу, а может, и нет. Она не могла описать это ощущение словами, для него не было подходящих слов в языке, а еще оно менялось с каждым появлением луча света, с каждым движением щупалец, с каждым импульсом, проникавшим в поры ее тела. Перед глазами замелькали знакомые сцены: деревья в ее родной деревне, слезы ее матери, паста чили, волны, накатывающие на берег, кучи мусора, вздувшееся тело чипированного пса, вонь горелого пластика, заходящее солнце, неразличимый в ночи горизонт, сине-зеленое свечение медуз, странный протез в руках Брата Вэня, лунный свет, Кайцзун в лунном свете, Кайцзун, пришедший к ней на помощь вечером на Празднике Духов, Кайцзун, лежащий рядом с ней на пляже и глядящий на звезды…

Эти далекие, нереальные фрагменты воспоминаний хаотически сменяли друг друга, а щупальца начали двигаться иначе. Мими ощутила, что у нее внутри все горит; капли пота на ее коже зашипели, вскипая и превращаясь в пар, застилающий глаза. Внутри помещения все дрожало и искажалось, будто мираж в пустыне, будто кошмар, от которого она не может пробудиться.

Двое подручных Тесака, давно забытые, возбужденно обсуждали последние новости из квартала красных фонарей в Дунгуане: сделано в Восточной Европе… усовершенствованная система подвешивания… удовлетворит самые экзотические вкусы… протез сфинктера с настраиваемой мышечной силой… заморские шлюхи с электрическими моторчиками… Шрам похотливо смеялся, его лицо кривилось и дрожало, будто желе, а шрам на левой щеке покраснел, налившись кровью. Они походили на невнимательных зрителей, глядящих на происходящий у них на глазах спектакль насилия будто на эпизод плохо снятой мыльной оперы.

Мими дернулась, когда они неожиданно сорвали скотч с ее рта; боль была такая, будто ее кожи коснулись горячим утюгом. Она даже не успела сфокусировать взгляд, когда почувствовала, как что-то приближается к ее горлу, сдавливает, заставляя ее открыть рот, хватая воздух. Сквозь ее губы протиснулся какой-то горячий и скользкий предмет, упираясь в промежуток между языком и нёбом. Одно из щупалец пыталось проникнуть внутрь нее, найти еще не тронутые нервные окончания, чтобы усилить муку.

Тесак застонал нечеловеческим голосом.

Мими соотнесла извивающийся в ее рту объект с Тесаком. И, мгновенно приняв решение, сжала зубы, будто мышеловку.

Раздался вопль невыразимого страдания.

Мими с ненавистью смотрела на искаженное лицо Тесака. У того вздулись жилы на лбу, он пошатнулся, падая вперед и пытаясь содрать с головы шлем. Мими сжала зубы еще сильнее, щупальце у нее во рту корчилось и извивалось, а Тесак снова завопил. Двое его подручных стояли по бокам от него, не зная, пытаться снять шлем или пытаться разжать зубы Мими. Скользнул белый луч света, поочередно осветив каждого из присутствующих, будто выхватывая из темноты застывшую пантомиму.

Шлюха долбаная!

Вопль Тесака прервал ощущение ожившей картинки.

Мими краем глаза увидела голубую вспышку. Бритый шел к ней, с шокером в руке, между электродов мерцала полоска света, будто язык гадюки. Она инстинктивно разжала зубы и попыталась увернуться, но было поздно; ее голову пронизал мощный удар, и в глазах вспыхнули мириады лилово‐синих звездочек, кружащихся, перемежающихся оранжевыми полосками, переплетающимися и уносящимися в темный тоннель, к источнику.

Холодная, бесконечная тьма.

Море. Бледное, как кожа трупа, море, протянувшееся вдаль и касающееся свинцово‐серого неба. На первый взгляд море походило на один огромный кусок застывшего пластика, полиэстера: никакого движения, ни пены на волнах, ни птиц, лишь горизонт, недвижимый, как сама смерть.

Мими увидела, что половина ее тела погружена в мертвое море. Вода была ей по пояс, ни холодная, ни горячая, будто нечто отгородило ее ото всех телесных ощущений, и вся нижняя половина ее тела онемела. Она подумала о том, чтобы обернуться, но даже не успела пошевелить ногой, как уже повернулась на 180 градусов. Увидела берег, такой же серый, но светящийся приглушенным ровным светом, будто край моря обернули наждачной бумагой; ощущения перспективы в том, что она видит, не было никакого.

На берегу появился силуэт. Он не двигался – быть может, он лежит на песке? Но нет, Мими видела его целиком, так, будто зависла над ним и смотрела сверху. Законы перспективы были полностью нарушены.

Кто это? Лицо начало увеличиваться, до тех пор, пока она не увидела его во всех подробностях, до мельчайших пор на коже и морщинок в уголках глаз. Чень Кайцзун смотрел в небо, завороженный. Его взгляд пронизывал тело Мими, уходя куда-то в бездонные глубины космоса. Внутри Мими будто повернулся ключ, насильно заводя пружину, и ее тело сжалось, будто вся ее сила сосредоточилась внутри маленького пространства ее сердца, готовая в любой момент вырваться.

Мими ощутила хорошо знакомую тревогу, и Кайцзун снова сжался, превращаясь в далекую фигуру на берегу. Она обернулась и увидела тот самый кошмар, который бесчисленное количество раз ее мучил: радужное свечение там, где на горизонте сходились море и небо, радужная, будто масляная пленка, волна, идущая на нее, поглощающая бледный мир вокруг.

Она не понимала, что это; но все чувства говорили ей: беги! Однако, как бы она ни старалась напрячь мышцы и пошевелить ногами, расстояние между ней и берегом не уменьшалось ни на дюйм.

Мими открыла рот, она хотела закричать, чтобы этот человек, который уже однажды спас ее, оторвал взгляд от звездного неба, посмотрел на нее. Силуэт Кайцзуна дернулся, он был далеко и близко одновременно, будто фигурка в театре теней при свете пламени свечи, колыхающегося на ветру, нечто скорее иллюзорное, чем реальное. То, что вырвалось изо рта Мими, не было человеческой речью, это были пронзительные завывания с металлическим призвуком, отрывисто дрожащие от охватившего ее ужаса.

Мими видела то, что позади нее, не поворачивая головы. Радужная волна, будто масса безумно размножающихся микробов, распространялась по поверхности моря, ветвясь светящимися дорожками, будто поверхность моря расступалась перед Моисеем, переходящим Красное море. Само море стало тусклым куском силикона, на котором были отштампованы неразборчивые обозначения, бессмысленные узоры и символы, либо из давнего прошлого, либо из далекого будущего – линии, разрывы, пробелы, выпуклости и впадины. Но все это было нацелено лишь на одно – на ее тело.

Мими выкрикнула имя Кайцзуна, но ее электронное завывание, казалось, мгновенно рассеялось в воздухе, даже не достигнув его. Лицо Кайцзуна было обращено к небу, будто статуя моаи с острова Пасхи. Эмоции накатывали на Мими волнами, и лицо колебалось, то становясь неестественно отчетливым, то совершенно распадаясь. Мими в отчаянии протянула руки и лишь увидела, как ее кожа отражает это странное радужное свечение.

Волна нависала позади нее, отвердев и превратившись в причудливую арку, украшенную фрактальными узорами, архитектура барокко, перенесенная в век электроники. Глядя на перемещающиеся рисунки и рельефы, Мими вдруг осознала, что ее измученное хрупкое тело является краеугольным камнем, необходимым для завершения этого шедевра.

Она увидела на гладкой, похожей на металл поверхности волны лицо, дрожащее, радужное, похожее на нее и в то же время иное: у нее никогда не было такого выражения лица, оно ей не принадлежало, как не принадлежало ни одному знакомому ей человеку; выражение умиротворения за пределами всякого понимания, будто зеркало, отражающее самое себя, так, что никому не дано узнать тайный смысл, скрывающийся за этим. Казалось, это лицо воплощает само существование.

Лицо Мими перекосилось от страха, и на другом лице мелькнула улыбка. Лицо начало превращаться в другое, становясь лицом женщины с Запада. Оно выглядело знакомым, но Мими не могла вспомнить, где она видела его, в жизни или в каком-то из видений «цифровых грибов» с черного рынка.

Далеко позади нее еще раз мелькнул Кайцзун и исчез. Мими распростерла руки, смиряясь с судьбой и позволяя этой волне, подобной Гидре, влиться в нее, поглотить ее. Она услышала, как внутри ее костей раздался высокочастотный писк, все ее нервы вошли в резонанс, разлетаясь на части и вспыхивая бесчисленными вращающимися мандалами. Сетчатка ее глаз замерцала, миллиарды цветов ринулись вглубь нее, сокрушая последние барьеры ее личности. Мими почувствовала знакомый запах, запах молока, которым пахло тело ее матери. Она попыталась уцепиться за это воспоминание, так, как она каждый раз делала, тщетно пытаясь спастись от страшного сна.

Но на этот раз ей удалось.

Первая капля дождя пробуравила бесконечную тьму и упала на лицо Мими.

И капли дождя начали барабанить по ее синему пластиковому савану. Холодная как лед дождевая вода заливалась ей в рот, нос, глаза, дыхательная система рефлекторно дернулась, тело кашлянуло, выплевывая комок крови и хватая глоток воздуха, которого оно так долго было лишено. Грудь Мими начала вздыматься и опускаться, как кузнечные меха. Ее сознание наполнил хаос, а вот тело осталось обмякшим. Она еще не поняла, что лежит в яме в земле, в полметра глубиной, посреди массового захоронения, с торчащими из него, будто сломанные зубы, надгробными камнями, светящимися в луче маяка, скользящего по земле.

– Брат Тесак, она… она жива, – сказал чей-то недоуменный голос.

Тесак присел рядом с ямой, штаны в паху натянулись, и он тихо застонал. Поглядел на лицо в могиле и ухмыльнулся.

– Похоже, небеса желают, чтобы эта тупая шлюха умирала медленно.

Он поднял руки, и в могилу полетела горсть темной земли, упав на синюю пластиковую ткань. Еще и еще, и треск пластика под ее весом стал постепенно стихать.

Грязь упала на бледное побелевшее лицо, будто вороны, севшие на покрытое снегом поле. Глаза Мими пару раз моргнули, быстро, будто безмолвно протестуя. Черная дурно пахнущая земля покрыла ее прекрасный лоб, изгибы лица, тонкую переносицу и начала медленно сыпаться меж ее губ и зубов. Кажется, она пару раз кашлянула, но еле-еле – звук ничего не значил, будто треск тростинки, сломавшейся под напором льющегося черного дождя.

Углубление в земле постепенно заполнилось, и все следы происшедшего исчезли, так, будто ничего и не было.

Я умерла?

Мими понимала, что это не сон, но ее сознание ускользало из искалеченного тела, просачиваясь сквозь крохотные трещинки в мокрой от дождя земле. Оно поднималось и поднималось, будто мыльный пузырь, отрывающийся от трубочки. Не оставляя следа, оно оторвалось от земли и повисло в воздухе.

Высота, с которой она видела землю, была привычной, а вот ни тела своего, ни ног она не видела. Посмотрев вниз, она увидела клочок земли, скрывающий ее тело – не глазами. Она больше не чувствовала боли. И не понимала, как такое могло произойти. Точно так же, как не могла понять свои кошмарные сны. Вчерашняя Мими тяжело работала за двадцать пять юаней в день, нюхая куски обгорелого пластика, в надежде, что когда-нибудь сможет позаботиться о своих родителях, но теперь ее подвергшееся надругательству тело лежало под землей, а ее душа плыла в ночном воздухе, пронизанном дождем, не ощущая его, поскольку его капли не могли коснуться ее бесформенного сознания, пролетая его насквозь. Она ощущала холод, но это не было ощущением кожи, скорее это было галлюцинацией, вызванной видом капель дождя, каждую из которых она могла видеть по отдельности, как бы быстро они ни падали.

Мими невольно потянулась вниз, чтобы начать копать землю и спасти свое тело, но у нее не было рук.

Трое мужчин стояли неподалеку и курили. Красные огоньки их сигарет то становились ярче, то тускнели, а белый дым, казалось, разбивало на части сильным дождем. Они о чем-то говорили шепотом и время от времени заново прикуривали сигареты, гаснущие от дождя. У них были спокойные лица, такие, будто они только что с рыбалки вернулись. Вдалеке темноту пронзил столб света, протянувшись над морем, стал длиннее и заскользил ближе, превращая струи дождя в плотную светящуюся ткань, висящую в темноте, будто дорогой черный кашемир прошили серебристыми нитями. Свет выхватил из темноты силуэты мужчин, их лица были перекошены в гримасах смеха.

Все воспоминания мгновенно вернулись в самую сердцевину ее сознания, будто ураган: луч света, раз за разом освещавший помещение, ожидание, с каждым разом становившееся все дольше, густые, клейкие телесные жидкости, унижение, сильный вкус сладкого и рыбы. Гнев медленно охватывал ее, кружась водоворотом, и превратился в ярость. Она ринулась на них, не думая о себе, ее сознание растянулось, будто резиновое полотно, неподатливое, упругое. Она уже почти достигла этого человека, того, кто ответственен за ее унижение, она хотела выцарапать ему глаза, разломать ему череп, выгрызть ему мозг, откусить ему член и заткнуть его ему в рот. Она желала подвергнуть его всем мыслимым мучениям, пусть даже у нее никогда таких мыслей в голове не было.

Но она пролетела тела Тесака, Бритого и Шрама насквозь, будто ветер, и ее наполнило отчаяние. Ни ощущения касания, ни тепла, ничего, лишь нарастающее ощущение бессилия.

Это моя душа?

Она внезапно «увидела» хорошо знакомый Пляж Созерцания Прибоя. Мерцающее море в очень замедленном движении, будто вставленное в полосу пляжа, волны, будто серебристые шрамы, множащиеся и заживающие многократно. Мими вдруг поняла, где она: на запретной земле, на братской могиле детей, рожденных вне брака, и неверных жен. И черный страж, создание «Локхид-Мартин», возвышающийся посреди бури. Неужели она чем-то прогневала духов, что заслужила такую участь?

Она мгновенно оказалась прямо перед этим богом смерти, однако не приняла привычную коленопреклоненную позу; напротив, она опустилась к нему сверху, по диагонали, будто все еще обладала телом из плоти и крови, и сейчас напоминала собой изображение апсары на фреске в Дуньхуане – небесная дева с подогнутыми ногами, выгнутой спиной и лицом, обращенным вверх, глядящая в глаза огромному роботу, в платье, лентами танцующему позади нее, будто накатывающиеся волны.

Пустая кабина робота напоминала бездну. Мими глядела в темноту и уловила знакомый запах – это ощущение не было результатом действия молекул, переносимых воздухом, которые мог бы уловить человеческий нос, оно было некоторым информационным следом, оставленным Братом Вэнем. Она ощутила некую бесформенную преграду между ее сознанием и роботом, бесконечно простирающуюся во всех направлениях, будто дверь сейфа, которую взломали, но потом закрыли; ей нужно было всего лишь толкнуть ее, чтобы ей открылся совершенно новый мир.

Мими не могла устоять перед искушением бездны, будто повинуясь некоему древнему инстинкту; терять ей было нечего, даже жизнь.

Щупальца сознания протянулись вперед, будто гибкие волокна водорослей, скользя по стене, ища трещины в ней, ища механизм, удерживающий ее. На удивление Мими, это происходило совершенно естественно, ей даже не требовалось координировать эти движения. Она совершенно не понимала, что она делает, на самом деле она лишь вспомнила вид Брата Вэня, как его пальцы, сливаясь, плясали по кнопкам, когда он взломал кодовые замки и менял код программы, выглядя будто одержимый духом шамана, исполняющего мистический ритуал. Для нее Брат Вэнь был будто бог, будто создание из иного мира.

А теперь ей удалось совершить то, что не удалось даже богу.

Стена не открылась и не рухнула – она просто исчезла. Что тут было более странным – то, что исчезла бесформенная стена, или то, что мертвая женщина борется за свою жизнь? Бездна втянула в себя сознание Мими.

Ощущение огромного пространства, сильное головокружение. Горы, превращающиеся в провалы, и провалы, превращающиеся в горы. Мими с трудом приспосабливалась к новым сенсорным сигналам, будто ее душа вселилась в новое, странное тело. Нужно было подождать, пока внутри нее накопится сила. Она ощутила дрожание в груди – не человеческое биение сердца, очень маленькая амплитуда и очень большая частота. Будто жестокий зверь, потревоженный в глубоком сне, издал тихий рык, такой, что приведет в ужас любого, это увидевшего.

Она дернулась и дернулась снова. Движение происходило не во плоти, а в глубинах ее сознания. Невидимые жгутики электрических импульсов мягко коснулись миллиардов нейронов и породили голубые хрустальные волны, которые начали распространяться по линиям сложной трехмерной топологии. Еще одна сильная судорога. Казалось, переключились некие выключатели, и она обрела способность видеть – увидела мир так, как не видела его никогда.

Капли дождя практически замерли в ночном воздухе, будто великое множество светящихся кристалликов, много, как песчинок в Ганге. Растерявшись, Мими попыталась моргнуть, но у нее не было век. Ее экзоскелет задрожал, и похожие на звездочки огоньки задрожали вместе с ним. Небо было бледно-зеленым, море – цвета индиго. Куда бы она ни посмотрела, центр поля зрения оставался ярким и четким, с резкими очертаниями и подробными деталями. А вот по мере удаления от центра все становилось более тусклым и расплывчатым, искажаясь, будто на краю объектива. Она не слышала ничего, лишь безмолвие, так, будто твердый сплав корпуса поглощал все звуки.

Капли дождя начали двигаться, сначала медленно, как поезд, отъезжающий от платформы. Ниоткуда пришло ощущение веса, и Мими едва не упала, но инстинктивно воспротивилась и осталась стоять. Она наконец-то осознала, что теперь управляет не человеческим телом из плоти и крови, а иным, металлическим.

Мими-меха стояла неподвижно. И это было странное ощущение. Она хорошо осознавала, что ее настоящее тело мертво, лежит под слоем земли, но сейчас она встряхнулась, и скопившаяся в углах брони вода скатилась на землю. Она слушала жужжание искусственных мышц, управляемых электрическими сигналами. Она не дышала, она не боялась, на пути к ее способности действовать не осталось никаких эмоций. И она четко поняла, что ей надо сделать.

Неподалеку от нее во тьме подрагивали три человеческие фигуры, светящиеся зеленым светом.

Мими-меха пошла вперед, и каждый ее шаг оставлял в мягкой мокрой земле глубокую вмятину. Зеленое небо начало неравномерно поблескивать, капли дождя, казалось, ускорили свое падение, но все равно падали медленнее, чем в реальном физическом мире. Мими поняла, что это зрительная галлюцинация, подобная тому изменению сознания, которое порождают «цифровые грибы». Время замедлилось потому, что ее сознание ускорилось.

Черный доспех робота двигался сквозь матрицу дождя, ветер обтекал его гладкую поверхность – результат долгой разработки на суперкомпьютерах – с завыванием, голосом, похожим на голос лисы или совы. Мими-меха была поражена тем, насколько быстро способно перемещаться это огромное тело. Три человеческие фигуры быстро выросли в размере, от размера ракушки на берегу до нормального человеческого, в ее поле зрения возникли три бледных лица, на которых были смесь изумления и ужаса, только появляющиеся, их мимические мышцы даже не успели до конца среагировать, приняв окончательное выражение.

Мими-меха выставила вперед правую руку и ударила под углом вниз. Сигарета, повисшая в губах Шрама, сидящего на корточках справа, упала; резкая четкая красная линия прошла прямо по линии старого шрама на левой щеке и дальше через все лицо, под углом – и верхняя часть его головы съехала вниз; разрез пошел дальше, сквозь правую ключицу, и снес большую часть его правой руки. Мими увидела, как из чистого, идеального разреза хлынула яркая жидкость пастельного цвета. Теперь она поняла, что яркость оттенка отражает температуру.

Мятно-зеленый цвет был теплого цвета, почти молочного.

Почти одновременно ее другая железная рука сомкнула пальцы на голове Бритого и оторвала его от земли. Бритый бился, будто сом на крючке, его ноги молотили по броне из твердого сплава с приглушенным неровным стуком. На его штанах в паху быстро расплывалось мокрое пятно. Мими намеренно медленно сжала пальцы, глядя, как лысая голова медленно деформируется, ломаясь под давлением. Из раздавленного черепа хлынули струи зелено-белой жидкости. Она смотрела на это, завороженная, пока тело не упало на землю, оставив в пальцах Мими-меха смесь костей, крови и мозговой ткани, светящиеся, будто плохого качества нефрит.

Она потратила на эту игру слишком много времени и почти забыла о своей настоящей цели. Тесак уже был в нескольких сотнях метров от нее, на пляже. Пламя на его телесной пленке на плечах мигало и подпрыгивало, будто готовое в любой момент угаснуть.

Мими-меха сделала два огромных прыжка и вдруг рухнула на колени на песок. Ее сознание помутнело и померкло, у нее не хватало сил, чтобы и дальше управлять экзоскелетом. Мими поняла, что ее душа еще не окончательно свободна, что она все еще связана с умирающим телом, похороненным в земле. А как только ее тело умрет окончательно, ее сознание рассеется.

Она с трудом поднялась на ноги, развернулась и тяжелыми шагами пошла обратно, к братской могиле, где принялась искать свою собственную.

Ее поле зрения изменилось: землю поделили на части линии светящейся сетки. Мими глядела на ячейки сетки, сквозь землю, и видела кости, гробы и погребальные предметы, похороненные вместе с телами. Многие тела находились в странных позах. Среди них были кошки, больше было собак, а в одной могиле лежали сразу три тела, плотно сложенные вместе, так, что их конечности переплелись, образовав чудовище с шестью руками и тремя головами, ужасающее зрелище. Она увидела крохотный трупик, свернувшийся клубочком, большая голова на неразвитом теле, младенец, будто спящая под землей личинка цикады. Мускульные волокна тела робота сократились одновременно, будто вздрагивая.

Мими увидела себя: худощавая тень, светящаяся, но постепенно меркнущая, неподвижная, будто мертвая собака, в одной из ячеек сетки. Не сильно ярче, чем другие тела, давно уже мертвые.

Она вонзила руки робота во влажную землю и начала откидывать огромные горсти черной почвы, снова и снова. Мими копала настолько решительно, что даже не задумывалась, что может повредить свое человеческое тело. Она видела все и держала свою немыслимую силу под идеальным контролем, ее движения были точны, не отклоняясь ни на волосок от необходимого. Вскоре сквозь землю показался синий пластик савана, будто море поднялось к поверхности земли вследствие парникового эффекта. И вскоре на саване остались лишь маленькие островки черной земли.

Мими-меха выпрямила руки, аккуратно вынула тело из могилы и еще более аккуратно опустила его на землю рядом. Пластиковый саван раскрылся, и она увидела бледную плоть, похожую на тело моллюска, покрытую отблесками зеленого. Казалось, оно размякло от дождя. Мими глядела на лицо, знакомое и в то же время странное. В ее сознании возникло очень странное ощущение – это было совсем не то, что смотреться в зеркало. Глядя в зеркало, человек непроизвольно напрягает мимические мышцы, пытаясь выглядеть красивее, но сейчас она видела перед собой совершенно обмякшее лицо, на котором не было ни следа жизни.

Холодные пальцы из твердого сплава начали манипулировать телом девушки. Мими не знала, как ей себя спасти. Она видела, как светло-зеленый цвет в ее грудной области медленно остывает, делаясь в тон сине-зеленому цвету вокруг. Жизнь ускользала из ее тела. Мими выпрямила два толстых металлических пальца, поставила их меж двух небольших грудей и начала ритмично надавливать на грудную кость, так, как по телевизору показывают. Мягкое человеческое тело дергалось под этим давлением, но сердце на координатной сетке изображения оставалось неподвижным, не подавая признаков жизни.

Очнись! Очнись!

Мими беззвучно вскричала в отчаянии. Потеряла контроль над своей силой и увидела, как грудь ее тела вдавилась под нажатием металлических пальцев. Под ее телом в земле образовалась вмятина. Она смотрела, как из ее носа и рта хлынула смесь крови, воды и грязи. Это пробудило в ней надежду.

Но ее сердце все еще не вернулось к жизни.

Мне нужно электричество!

От этой мысли нервные узлы Мими-меха будто пронзила молния. В течение тридцати микросекунд электроактивные мышечные волокна в ее руках сформировали цепь тока, с положительным и отрицательным полюсами и регулируемым за счет сокращений мышечных волокон напряжением и током. Она понятия не имела, как ей это удалось сделать, точно так же, как закаленный в боях солдат не осознает сложной последовательности, отложившейся у него то ли в мышцах, то ли в мозгу, которая пробуждается с первым звуком выстрела.

Треск. Мелькнули голубые искры. Ток тек от левой стороны грудной кости через сердце и к правой лопатке.

Сердце, будто зеленая почка во тьме, дернулось, один раз.

Она увеличила ток. Разряд! Тело дернулось целиком, едва не подскочив с земли и упав обратно. В стороны полетели брызги грязи.

Зеленая точка сильно дернулась и снова затихла. Мими ощутила, как ее сознание затягивает какая-то сила, пытаясь извлечь ее из экзоскелета робота. Сила, исходящая от нагого тела девушки в грязи.

Разряд. Снова резкий рывок. Резкое ощущение тошноты. Мими на мгновение оказалась внутри этого холодного, избитого человеческого тела, но спустя несколько десятков микросекунд она снова вернулась в прочную обитель стального замка.

Разряд. Разряд. Разряд.

Сознание Мими металось между телом робота и человека, ее поле зрения мерцало. Сердце постепенно вошло в нормальный ритм, жизненная сила нарастала, но вследствие этого она теряла силу, позволяющую ей управлять телом из твердого сплава. Обмякшие ноги уже не могли удерживать вес корпуса, она чувствовала, как робот наклоняется вперед, под действием силы тяжести.

А под нависающим огромным металлическим телом лежало человеческое тело девушки в коме.

Боль. Мокро. Дрожь. Тошнит. Страшная усталость. Эти ощущения, исключительно человеческие, все чаще заполняли сознание Мими. Последнее, что увидела Мими-меха, – было то, как она падает вперед, падает на хрупкое человеческое тело. Она уже почти увидела это бледное тело, грудь, ожившее сердце внутри нее – тело, которое раздавит в кровавую лепешку дорогая военная игрушка.

Нет!

Мими с ужасом услышала свой собственный голос, слабый на фоне шума ветра и дождя. С трудом открыла глаза. Перед ней, заполняя все поле зрения, была огромная и ужасная черная машина убийства. По желобкам корпуса стекала дождевая вода, падая ей меж губ. Робот выпрямил руки и уперся в мокрую землю в последний момент, когда уже был готов раздавить тело Мими, и остался в таком положении.

Ее и Смерть разделяло расстояние поцелуя.

Мими начала с трудом шевелить пронизываемым болью телом и постепенно выползла из-под робота. Бесконечную ночь пронзал проливной дождь, омывая ее тело и заливая ей глаза. Ей было холодно, она дрожала, была ошеломлена и беспомощна, а хорошо знакомое ей тело вдруг оказалось тяжелым и непослушным. Снова появился белый луч маяка, беззаботно скользя в небе, над поверхностью моря, к пляжу, по кладбищу. Холодно коснулся тела Мими и беззвучно исчез, не оставив после себя ни тепла, ни сочувствия.

Мими вспомнила весь пережитый ею кошмар, и ее начало тошнить.

8

Ло Цзиньчен смотрел на дрожащую фигуру человека, скорчившуюся в углу. Пламя на его плечах померкло, от тела исходил запах мочи, с уголков рта свисали нитки слюны, а широко открытые глаза были покрыты сеткой сосудов, не способные ни на чем сфокусироваться. Его было практически невозможно узнать. Ло не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь видел Тесака в состоянии такого страха. Он сбежал из дома в девять лет, оказался в уличной банде, с глазами, наполненными злобой, а потом Ло Цзиньчен вытащил его из бандитских разборок и сделал верным псом семьи Ло.

Мальчишка был худой, как тростинка, но цепь от велосипеда в его руке извивалась, как серебристая змея, находя себе цели в гуще драки. Его юное лицо было забрызгано каплями крови, оно было перекошено от ярости. Ло никогда не забудет это лицо, лицо того, кто жаждет уничтожить весь мир вокруг.

Тесак незаконнорожденный, сказали Ло. Его мать соблазнил рабочий-мигрант, который сбежал почти сразу после рождения мальчика. Родственники советовали ей избавиться от ребенка, но она решила вырастить сына. Мальчик рос под презрительными взглядами окружающих, под их неодобрительный шепот, и взгляд его узких глаз сделался острым, как ножи, – в точности как у того злополучного мигранта, говорили все, кто когда-либо видел его отца.

Позднее его мать вышла замуж за местного, и отчим выкидывал Тесака в курятник или собачью конуру всякий раз, как она уходила из дома. Ему приходилось драться с курами и собаками за ошметки еды и жить в дерьме. А затем мужчина сказал его матери: «Грязна и низка кровь в его жилах – видишь, как ему нравится в грязи валяться с животными!» Мать всю ночь продержала Тесака в объятиях, рыдая. «Видишь, тебе нельзя больше здесь оставаться. Я не могу избавить тебя от страданий». Ни слезинки не скатилось из чудесных глаз Тесака.

Когда он сбежал из дома, мать не стала искать его, хотя он и жил в паре улиц от нее – так близко, что, как говорится, если он помочиться ходил, она могла запах учуять. Он много раз проходил на улице мимо матери, отчима и сводного брата, но они его не узнавали. Он быстро развивался, кости и мышцы становились все крепче, закаляясь в драках, он делал дикие стрижки и красил волосы в странные цвета, на подбородке тоже выросли волосы, мягкие и синевато-черные. Встречаясь с родными, он всегда опускал взгляд, боясь, что они посмотрят ему в глаза и узнают его.

Его сводный брат исчез загадочным образом, когда ему было четыре. Они искали его повсюду, но не нашли ни следа; ходили слухи, что мальчишку похитили пришлые и продали в северо-западный Китай. Отчим выл и рыдал почти месяц, казалось, постарел на десяток лет за пару недель. Даже Тесак испытывал к нему некоторое сочувствие.

Надо было оставить его в живых, подумал он. Возможно, даже подать им какой-то знак. Но было уже поздно.

Месть стала естественным инстинктом, глубоко засевшим в нем. Убивая ребенка, он глядел на юное лицо, не лишенное схожести с его собственным, но действовал не задумываясь.

Он ненавидел себя точно так же, как глубоко ненавидел весь мир. Ло Цзиньчен хорошо понимал это, это было ключевым моментом, в силу которого Тесак был столь полезен. Но тот Тесак, который находился перед ним сейчас, был похож на кастрированного кобеля, потерявшего волю к сражению; плотно сжав ноги, он бормотал какую-то ерунду.

Призрак. Там призрак.

Да, действительно, убийства выглядели слишком уж странно. Два расчлененных трупа и брошеный экзоскелет, упершийся руками в землю, с разряженными батареями. Много следов, в грязи, на пляже, но слишком глубокие, не человеческие.

Ло Цзиньчен скрыл всю информацию об этих убийствах. Даже несмотря на то, что он десятилетиями участвовал в делах, связанных с угрозами и насилием, и его воображение и опыт по этой части были очень богатыми, он никак не мог понять последовательность событий. В кровавой головоломке отсутствовал ключевой элемент, сердцевина этой загадки. Хрупкая «мусорная девушка».

Из разных источников он разузнал о мрачных наклонностях Тесака, о его привязанности к виртуальным устройствам насильственного плана, стимулирующим разнообразные ощущения. Ло Цзиньчен понимал, что корни этого лежат в тяжелом детстве Тесака, но он его никогда об этом не расспрашивал, будто это была некая неприятная тайна, которая осталась между отцом и сыном.

Мими была одновременно жертвой, свидетелем и, возможно, подозреваемой. И ее нигде не было.

Приближался день ритуала «масляного огня», назначенный лосинпу, его сын все так же пребывал в коме, усыхая и слабея с каждым днем, будто отрезаный кусок яблока. Все шло не по плану. Ло Цзиньчен беспокоился, ему нужно было благословение и успокоение от духов.

Наш уговор все еще в силе?

Он сомкнул над головой две деревянные чашки в форме полумесяцев, закрыл глаза, произнес молитву и бросил чашки на пол. Чашки разделились и легли на пол изогнутой стороной вниз. Смеющиеся чаши, духов не волновало это дело, они отвергли его, с улыбкой. Ло Цзиньчен не сдавался и сделал гадание еще три раза, но всякий раз чаши отвечали ему смехом.

Брат Вэнь – Ли Вэнь – сидел в своей незатейливой хижине, наполненной странными запахами, слушая стук дождя по ржавой железной крыше. Вокруг лежали всевозможные сломанные протезы, искусственные мышцы разной формы, на стенах висели металлические инструменты. Комната напоминала бескровную бойню, а он был ее мясником.

Перед ним сидели на корточках несколько молодых парней из «мусорных людей», в тускло-серой синтетической рабочей одежде, мокрой от дождя. На головах у всех были очки дополненной реальности, провода от которых вели в маленькую черную коробочку в руках Ли Вэня. У них явно было много вопросов, но Ли Вэнь сдерживал их, действуя медленно и методично.

– Брат Вэнь, это вы нашли Мими? Где?

Ли Вэнь сначала кивнул, а потом покачал головой.

– …у входа в деревню. Она сама сюда пришла.

– Как она? Надо яйца отрезать этим ублюдкам! Чтобы у них никогда детей не было!

– Она в больнице, все еще в коме. Ее охраняет полиция. Мы не можем попасть туда, но и клан Ло тоже не посмеет ничего делать.

– На хрен все! Мы жертвуем жизнями, чтобы сделать их богаче, а они такое творят с нашими девушками? Что же это делается в мире?

– Брат Вэнь, давайте сожжем особняк клана Ло, убьем всех Ло и скормим их псам!

Остальные парни поддержали предложение.

– Хоть на секунду попытайтесь мозги включить!

На висках Ли Вэня набухли жилы, а на лице появилось выражение ужасающего страдания. Перед его глазами мелькнуло знакомое лицо, лицо его младшей сестры. Поверх него появилось бледное изуродованное лицо Мими, и они показались ему совершенно одинаковыми, то ли из-за сходства черт, то ли из-за сходного выражения отчаяния на них. Он не смог защитить свою сестру. Теперь, когда то же самое случилось с другим человеком, дорогим ему, боль была просто невыносима.

– Почему вы считаете, что это сделал кто-то из клана Ло? – спросил их Брат Вэнь. – Это кто-то видел? Кто-то сфотографировал? Если вы нападете на них, не имея доказательств, будто стая бешеных псов, тогда чем вы от них будете отличаться?

Он усилием воли подавил пылающий в груди гнев. Гнев мог превратить его в зверя, уничтожить способность рассуждать, и тогда он совершит нечто ужасное, что уже нельзя будет исправить. Но он не сдастся. Ему нужно время – думать, анализировать. Ради Мими он теперь обязан тщательно просчитывать каждый шаг, ведущий к настоящей победе.

Юноши замолчали. Через некоторое время они робко спросили Брата Вэня, что им теперь делать.

– Если они будут придерживаться обычной схемы, то станут следить за нашими каналами связи. Я уверен, что они включат все камеры наблюдения на перекрестках улиц и станут следить за всем, что делают мусорные люди, в том числе задействуют программы распознавания речи по движениям губ. Даже несмотря на то, что Кремниевый Остров – зона с пониженной скоростью передачи данных, наверняка у них есть выделенные каналы связи для этого.

– Тем не менее я написал программу, которая станет работать как управляемый вирус. При активации она взламывает протокол связи очков дополненной реальности, если они на расстоянии не более полуметра, и реплицируется, заодно с определенным сегментом видеозаписи. В течение нескольких дней мы сможем использовать глаза вместо ртов и ушей, чтобы общаться между собой. Вы сможете записать себя на видео перед зеркалом, а потом передать видео другому, или переслать какие-нибудь необычные кадры, которые сможете снять. Вы поняли?

Парни некоторое время обдумывали услышанное, а потом повернулись к Ли Вэню и посмотрели на него с благоговением, будто на восседающего в небесах бога. Ли Вэнь попытался прервать это обожествление, выдав несколько неуклюжее объяснение.

– Я поставляю практически все очки дополненной реальности, которыми здесь пользуются. Для меня несложно сделать ключ к тем замкам, которые я сам ставил.

– Так что нам сейчас делать?

– Посмотри на меня.

Ли Вэнь повернул к себе лицом одного из парней.

– Давай-ка это проверим.

– Это война, война между нами и ними. Мими одна из нас. Она нам родная, наша сестра, наш ребенок. И мы должны защищать друг друга, как защищаем нашу землю, воздух и воду.

На серьезном лице Ли Вэня появилась неестественная горькая улыбка, смешанная с чувством вины, поскольку он знал, что реальный агрессор здесь он.

– Клану Ло нужна Мими. У них есть сеть камер наблюдения, но у нас есть шпионы-люди. Если они посмеют снова попытаться причинить ей вред, вы должны передать эти кадры всем. Мы добьемся справедливости от уроженцев Кремниевого Острова честными и законными способами, и эта справедливость свершится во имя каждого из нас.

Парень, смотревший на Ли Вэня, отсоединил свои очки от коробочки в руках Ли Вэня, некоторое время внимательно смотрел на них, пока в правом верхнем углу одной из линз не появился зеленый огонек, а потом повернулся к одному из своих товарищей. Они многозначительно кивнули друг другу в ритуальном приветствии, и, когда их лбы сблизились, загорелся еще один зеленый огонек, будто светлячок, откликнувшийся на брачный призыв.

Похоже, придется все самому делать.

Ло Цзиньчен глядел в окно машины на дождь и туман снаружи. Его шпионы доложили, что Мими находится в отделении интенсивной терапии центральной больницы Кремниевого Острова. Она в коме, рядом с ней только Чень Кайцзун, американец и Директор Линь Йи-Ю только что ушли. У дверей палаты пара охранников, которых оставил Директор Линь. Это наилучший шанс сделать дело, произнес голос на другом конце телефонной линии.

Ветер гнал по стеклу капли дождя, они сливались, превращаясь в поблескивающие струи, вырисовывая сложные узоры, а потом разделялись и снова превращались в отдельные сверкающие капли.

Как и человеческие судьбы, шепотом сказал себе Ло Цзиньчен.

Думаешь, что судьба в твоих руках, хотя на самом деле судьбой не управляет никто. Она следует собственным путем.

Возможно, все, что он делал, предопределено судьбой, будто те узкие ручейки, по которым капли воды стекают по стеклу машины под влиянием силы ветра, вибрации машины, крохотных частичек пыли, прилипших к поверхности стекла и других бесчисленных, но никому не известных сил. Когда он был моложе, Ло Цзиньчен называл эти силы врожденными способностями, видением, прилежанием, удачей – но теперь он понял, что все это важно и не важно одновременно. Человек – часть большой картины всего мира, немыслимо огромной и непредсказуемой; все знания человека о мире фрагментарны и ограниченны, как в той притче о слепых мудрецах, ощупывающих слона. И картина эта становится все шире и делает это все быстрее.

Машина остановилась перед больницей. Впереди него пошли его подручные, сам Ло Цзиньчен шел немного позади. Они намеренно оделись попроще, в надежде, что их могут спутать с пациентами или родственниками, навещающими больных, но их выдала четкая механическая походка и осанка людей, в любую секунду готовых к действию. Остальные быстро освобождали им дорогу, настороженно глядя на них.

Охранники у дверей палаты интенсивной терапии заметили враждебных посетителей и попытались вызвать подмогу, но их быстро скрутили и поставили на колени в угол. У них перед глазами сверкнул вынутый из ножен кинжал, молчаливый, но очень убедительный аргумент.

Ло Цзиньчен кивнул и толкнул дверь, открывая ее. Вошел в палату. Кайцзун поглядел на него, на его лице были усталость и настороженность.

– Кто вы?

– Ло Цзиньчен.

Юноша замешкался, будто вспоминая имя. И его брови внезапно сдвинулись, на его лице появилась ярость.

– Что вы здесь делаете? Вас здесь не ждали.

Ло Цзиньчен беспечно покачал головой. Подошел ближе к койке, чтобы поглядеть на больную, но Кайцзун преградил ему путь.

– Уходите отсюда! Немедленно! – тихо прорычал он, будто загнанный в угол зверь.

– Юноша, вам следует следить за вашим поведением, – сказал Ло Цзиньчен, доставая голубую пачку дорогих сигарет «Чжуннаньхай». Выщелкнул одну сигарету и взял в губы. – Не слушайте болтливые языки. Я пальцем не прикасался к вашей подруге.

Он показал на лежащую на кровати девушку, утыканную капельницами и электродами.

– Ведь она ваша подруга, правильно?

Прежде чем Ло Цзиньчен успел достать зажигалку, Кайцзун выхватил сигарету из его губ, бросил на пол и втоптал ботинком.

– Вы за это ответите!

Глаза Кайцзуна пылали, он сжал кулаки, его трясло, будто его раздирали две непреодолимые силы. Он все-таки не стал махать кулаками, но плюнул на пол. Всего пару недель назад он сам был бы в шоке от такого поведения.

– Уверен, я это сделаю. Но прежде я хочу, чтобы Мими помогла мне.

Кайцзун поглядел на кнопку вызова у койки. Его мобильный телефон лежал там же.

Ло погрозил ему пальцем, давая понять, что не следует вести себя опрометчиво.

– У меня несколько человек снаружи, но сюда я вошел один. Это жест доброй воли, понимаешь?

Кайцзун сделал глубокий вдох, пытаясь осознать ситуацию.

– Что вам надо от Мими?

– Ты начал задавать вопросы! Для начала неплохо.

Ло достал свой телефон и дважды коснулся экрана, а потом протянул его Кайцзуну.

– Узнаешь?

Это была фотография Мими у кучи мусора, с протезом в руке и с задумчивым выражением лица. Первая фотография Мими, которую увидел Кайцзун. Он с трудом подавил в себе желание обернуться и посмотреть на покрытое шрамами лицо с плотно закрытыми глазами, закрытое кислородной маской.

– Снимок был сделан моим сыном, Ло Цзысинем, – тихо и мягко сказал Ло с тревогой в голосе. – После этого у него началась какая-то странная болезнь, и он впал в кому. Врачи не смогли помочь ему.

– И вы думаете, что Мими сможет? – саркастически спросил Кайцзун.

– Нам надо провести ритуал, – несколько смущенно сказал Ло. И принялся описывать свой странный план, тщательно подбирая слова. – Это ритуал «масляного огня». Лосинпу изгонит злую судьбу из моего сына с помощью Мими.

Кайцзун стоял в полном ошеломлении, изо всех сил пытаясь понять слова, которые он услышал. А затем истерически засмеялся. Напряжение рассеялось, превращаясь в веселье, и, услышав этот необычный звук, в окна палаты даже стали заглядывать.

– Вы меня очень рассмешили, Босс Ло, честное слово.

Кайцзун резко перестал смеяться, прервав иллюзию хорошего настроения.

– Неужели вы думаете, что можете рисковать чужими жизнями просто для того, чтобы спасти своего сына путем какого-то немыслимого колдовского ритуала?

– Когда я был в твоем возрасте, я так же презирал сверхъестественное, – ответил Ло Цзиньчен, понимающе кивая. А затем вернулся к привычному командному тону. – Когда станешь старше, увидишь в своей жизни столько, что начнешь верить в некоторые вещи. Почему бы тебе дальше не посмотреть?

Кайцзун принялся с недоверием перелистывать фотографии в телефоне. Пролистав несколько фотографий цветов и морских пейзажей, он увидел следующие. У него перехватило дыхание, его зрачки сузились. Рука, держащая телефон, задрожала.

– Ты видишь моих людей. Они нарушили мои приказания и плохо поступили с Мими по собственной инициативе. Они заплатили за это.

Ло Цзиньчен на мгновение замолчал, глядя на Кайцзуна.

– Но это не я с ними сделал.

Ужасные изображения изувеченных трупов скользнули по экрану, медленно сменившись картиной робота, металлический корпус которого отсвечивал золотом в свете рассветного солнца. Робот стоял под острым углом к земле, опираясь на руки, вонзившиеся в землю; прямо под ним в земле было углубление размером с человеческое тело знакомых очертаний.

– Я не понимаю…

Кайцзун нахмурился, сводя брови. Увиденное им сплеталось в сложную сеть информации, но в головоломке не хватало элемента, в середине, в этой темной яме.

– Линь Йи-Ю – хитрый пес: если кусок мяса недостаточно жирный и сочный, он и лапой не пошевелит, – сказал Ло Цзиньчен, внимательно следя за реакцией Кайцзуна. – А‐а. Как я понимаю, твой босс еще не сказал тебе всей правды. Он тоже ищет Мими, по линии правительства. И клан Линь тоже хочет что-то себе с этого получить.

– Но зачем?

– Вот поэтому я здесь. Ответ на все эти загадки кроется в этой девушке.

Ло поглядел на Мими, лежащую на больничной койке.

– Возможно, и спасение моего сына, – шепотом добавил он.

Кайцзун подошел к кровати и с печалью поглядел на синяки, ссадины и красные шрамы на бледной коже Мими, на провода и трубки разных цветов, на темно-зеленый экран монитора, на котором отображались стабильные кривые жизненных показателей. Прикусил губу, и его лицо исказилось от боли; воздух заклокотал в его горле, но он заставил волну утихнуть. Опустив голову, он на мгновение вообразил себя принцем, который должен поцеловать спящую принцессу, но не пошевелился.

– Вам нет никакого толку забрать ее сейчас, – медленно сказал Кайцзун. – Неужели не понимаете? Война уже началась.

Ло Цзиньчен стоял в тусклом свете палаты. Его лицо помрачнело, он стиснул зубы, скрестил руки на груди и опустил плечи, будто подавленный словами Кайцзуна.

Линь Йи-Ю и Скотт Брэндл сидели рядом на заднем сиденье машины, молча глядя на идущий снаружи дождь. Сизые улицы Кремниевого Острова медленно проплывали по обе стороны машины, будто сделанная небрежными мазками картина в стиле постимпрессионизма.

У Скотта зазвонил телефон. Глянув на экран, он нажал кнопку «Отклонить». Подчеркнуто вежливо улыбнулся Линю. Директор Линь что-то пробормотал на местном диалекте.

– Незачем быть столь вежливым, Директор Линь. Я знаю, что вы знаете английский.

– …совсем немного. Э‐э… а временный переводчик? Он скоро будет. Чень Кайцзун, он занят…

– Не надо лишней скромности, Директор Линь. Вам вовсе не нужен переводчик. Я видел ваше резюме – в прошлом вы были одним из лучших в школе на Кремниевом Острове, – сказал Скотт, продолжая улыбаться.

– Однако переводчик нужен вам, мистер Брэндл.

Привычное угодливое выражение исчезло с лица Директора Линя, он говорил совершенно холодно, на идеальном английском.

– Значит, вы решили перестать называть меня «мистером Скоттом»? Простите за откровенность, но вы переигрывали.

– На Кремниевом Острове актерство иногда необходимо, чтобы выжить. Если вы хотите вести здесь бизнес, вам придется играть по нашим правилам.

– Я хорошо это понимаю. Но я не понимаю, на чьей вы стороне на самом деле. Не забывайте, вы не сможете угодить всем сразу…

– Особенно американцам, – ответил Директор Линь, и его глаза лукаво блеснули. – Вы думаете, что я двуличный ублюдок, который лишь озвучивает мнение правительства и кланов, игнорируя интересы людей Кремниевого Острова. Позвольте вас спросить. Вы когда-нибудь задумывались, что они для нас как родители? Без родителей мы – ничто.

Скотт приподнял брови, будто вспоминая нечто особенно интересное.

– Позвольте мне кое-что вам рассказать. – начал он. – Когда я был маленьким, я как-то вбежал в спальню моих родителей и увидел их там нагими. Не было ничего красивого в этих двух обнаженных телах – и я ощутил шок и стыд. Сделал вид, что ничего не видел, и на цыпочках вышел, тихо. Но если бы я такое сейчас увидел, я бы, наверное, их одеялом прикрыл. Я люблю своих родителей не меньше вашего.

– Я не думаю, что это подходящее сравнение. В каждой ситуации есть две стороны, и приходится выбирать, на какой из них ты.

– Например? – спросил Скотт и презрительно усмехнулся. – Вы, случайно, не собираетесь изложить мне философию Инь-Ян и Тай-чи?

– Например, – ответил Директор Линь, сделав глубокий вдох, будто старался сдержать раздражение и тревогу, – «ТерраГрин Рисайклинг» относится к трем кланам как к препятствию, вместо того, чтобы использовать принцип «разделяй и властвуй», примкнув к одним и справившись с другими. «ТерраГрин Рисайклинг» все время пытается добиться от правительства волевых решений, не обращая внимания на то, что опыт научил правительство действовать осторожно и вдумчиво. «ТерраГрин Рисайклинг» все время пытается воззвать к чувствам людей Кремниевого Острова, говоря о защите окружающей среды и росте производства, как будто вы не понимаете, что роботы куда эффективнее людей в работе и лучше сохраняют окружающую среду. Местные же беспокоятся о том, что случится с избыточной рабочей силой, не превратятся ли рабочие в непредсказуемую, дестабилизирующую силу. Кроме того, вы все время упоминаете Министра Экологии и Охраны Окружающей Среды Го Цидао…

– Что? – переспросил Скотт, выпрямившись.

– Похоже, что ваши базы данных не настолько всесильны. Юноша, который пытался похитить данные с вашего компьютера, – член радикальной организации защитников окружающей среды под названием «Цветок мать-и‐мачехи». Основатель организации, Го Циде, – брат-близнец Министра Го Цидао… так что я рекомендую вам не принимать поспешных решений. Мы, китайцы, в таких случаях говорим, что надо оценить ситуацию на всей доске, прежде чем сделать ход.

Скотт задумался и ничего не ответил.

Директор Линь внезапно заговорил вкрадчиво. Он настолько привык менять роли на ходу, что иногда слушающие его не поспевали за этими переменами.

– Что же до меня, вам придется поверить в следующее: на всем Кремниевом Острове нет человека, который был бы ближе к вашей позиции, чем я…

Его признание прервал настойчивый звонок телефона. Глянув на Скотта, Линь ответил. Его лицо тут же переменилось. Он приказал водителю немедленно развернуться и принялся набирать другой номер.

– Кто-то вломился в отделение интенсивной терапии…

Его слова повисли в воздухе, будто залитые дождевой водой черные мешки для мусора на проводах.

Они называют нас «мусорными людьми». Мусор грязен, низок, отвратителен, бесполезен и всеприсущ. Они ежедневно производят мусор, они дня не проживут без «мусорных людей».

Они думают, что мы заточены в этих хижинах, у прудов со сточной водой, у печей для сжигания, у заброшенных полей – и они ошибаются. Мы в комнатах служб безопасности их отелей, мы на кухнях их ресторанов, мы в палатах стерилизации медицинских инструментов их больниц. Чистая вода, которую они пьют, машины, на которых они ездят, девушки в их ночных клубах, даже их нянечки – везде, где они не хотят мараться, борются за свою жизнь «мусорные люди», зарабатывая свои гроши. Неужели они действительно думают, что смогут обойтись без нас?

Когда они схватили Мими, мы видели это, но ничего не сказали. Мы привыкли к их демонстрации силы, привыкли, что с нами обращаются, как с отбросами, привыкли, что нас оскорбляют, подвергают насилию, выгоняют, когда в нас нет надобности, привыкли исчезать беззвучно. Мы хорошо представляем себе, что сделали с этой девушкой – избиение, пытки, ожоги от сигарет на коже, утопление, надругательство, удары электрическим током, похороны заживо.

Мы можем лишь молить о том, чтобы нас не постигла такая же судьба.

Но она вернулась живая. Дождливой ночью, нагая, покрытая шрамами и кровью, она в немоте шла по деревням и улицам, заполненным «мусорными людьми», будто зомби – но она была лишь напоминанием остальным, что все они в будущем станут ходячими мертвецами. Она стала будто оракулом, принесшим нам послание духов – жизнь человека не ограничивается самим фактом существования.

Война началась.

Снова в больнице.

– Очень хорошо написано, – искренне похвалил текст Ло Цзиньчен. – Это ты написал?

– Это подпольное письмо, – ответил Кайцзун, качая головой.

– Я предполагал, что это не ты, – сказал Ло, улыбнувшись. Перед его мысленным взором мелькнуло лицо Ли Вэня. – Американцам незачем барахтаться в этой мутной воде.

– Они намеренно позволяют местным увидеть это.

– Это ни к чему не приведет. Поверь мне. Я знаю китайцев куда лучше тебя.

– Я тоже китаец. Конфликты и давление копились десятилетиями, достаточно одной искры. Если в нынешней критической точке вы заберете Мими, то подольете масла в огонь.

Ло понимал, что в словах Кайцзуна есть смысл.

– Тогда что ты предлагаешь?

Он передумал. Изначально он планировал вломиться в больничную палату и забрать девушку силой. Но теперь чутье подсказывало ему, что так поступать непрактично.

– Раскрыть правду; жестоко наказать виновных; установить четкие правила.

Похоже, Кайцзун был готов к такому вопросу.

– Ха, ты все равно думаешь как американец, – сказал Ло, холодно улыбнувшись. Кайцзун предлагал сменить правила игры и перетасовать карты. «ТерраГрин Рисайклинг» воспользуется ситуацией и перехватит инициативу.

– Истина тут, лежит в коме на этой койке. Виновные и так мертвы. Четкие правила? Всегда было и есть одно правило – закон джунглей. Выживает сильнейший.

Прежде чем Кайцзун успел ответить, тишину больницы пронзил сигнал тревоги, завывая без умолку.

– Босс! – встревоженно окликнули Ло громилы, которых он оставил снаружи. Ло выскочил из палаты и увидел в коридоре в десяти метрах от них полицейских с автоматическим оружием. Подняв руки, он медленно двинулся вперед, разделяя стоящих.

– Возникло небольшое недопонимание, – сказал он, дружески улыбаясь, и обернулся, давая знак своим подручным бросить ножи. Оружие с резким стуком упало на пол.

Возглавлявший полицейских офицер узнал Ло Цзиньчена. Отдал приказ, и полицейские опустили оружие стволами к полу. Улыбнувшись, офицер шагнул вперед и тепло пожал руку Ло Цзиньчену, который всего секунду назад был главарем подозреваемых. Ситуация менялась с такой скоростью, что Чень Кайцзун пребывал в полнейшем ошеломлении.

– Босс Ло, что здесь случилось? Мы получили сообщение, что какие-то преступники ворвались в больницу и взяли заложников. Директор Линь извещен обо всем, он сейчас приедет.

Лицо Ло дернулось от раздражения. Он еще не был готов к открытому противостоянию с кланом Линь.

– Вы же знаете, как поспешны бывают молодые люди. Это маленькое недоразумение. Мы уйдем сейчас же.

– Э‐э… это может поставить меня в сложное положение, – смущенно сказал офицер полиции. – Мне придется задержать этих людей и составить протокол. Поможете мне в этом?

– Безусловно! Мы полностью готовы сотрудничать.

Ло Цзиньчен кивнул, и двое его подручных послушно шагнули вперед и позволили связать себе руки гибкими наручниками из прочного пластика, а затем ушли вместе с полицейскими. Ло Цзиньчен кивнул Кайцзуну, который все еще стоял в палате, будто прощаясь и говоря: «Я еще вернусь».

Он сделал всего три шага и вдруг остановился, будто кто-то окликнул его по имени. Обернулся, глядя на остолбеневшего Ченя Кайцзуна, стоящего у больничной койки.

Это был не звук, по крайней мере, не тот звук, который могли бы уловить человеческие уши. Он проникал сквозь пол под ногами, тревожная дрожь, будто из дверей палаты подул теплый сухой альпийский ветер фен. Грудь будто сдавило, очень сильно, Ло с трудом дышал. Его сердце колотилось, будто невидимая рука проникла внутрь его тела, взбаламутив все внутренние органы и с легкостью заставив их сменить привычные места. У него на висках выступили вены, он чувствовал, будто ему в череп вонзились бесчисленные железные гвозди. Тошнота, страх, головокружение. Он рухнул на колени, часто дыша.

Мир перед его глазами, казалось, задрожал. Очертания предметов расплылись, окруженные радужным ореолом. Ло понял, что это его глазные яблоки непроизвольно дрожат, но это дрожание шло не в такт колебаниям отражения в зеркальном стекле перед ним. Небольшой угол поляризации стекла придавал отражающимся в нем небу и облакам необычную глубину. Частота дрожи увеличилась. В зеркальном изображении пролетела черная птица, и стекло вдруг взорвалось осколками наружу, из палаты, будто разбитое пролетевшей сквозь него птицей. Вверх полетели блестящие, как жемчуг, осколки и рассыпались по полу.

Ло Цзиньчен увидел, как на полу расплывается лужа крови – из его рта и носа. Краем глаза он увидел, что полицейские корчатся в неестественных позах. Их очертания стали расплывчатыми, двигались медленно, будто неупокоенные духи и неприкаянные души.

Он понял, что так он и умрет: бессмысленно, абсурдно и кроваво, подобно его пропавшему двоюродному брату и его семье на Филиппинах, подобно его сыну, заточенному в ловушке комы. Видимо, его клан связался с какой-то злой силой, которая наделила их богатством, властью и возможностями, но взамен прокляла их, подобно сделке, заключенной Фаустом.

Видимо, так и работает карма в этой жизни. Образы людей, которых он убил, злых дел, которые он совершал, мелькали перед мысленным взором Ло Цзиньчена будто поезд, проходящий сквозь тоннель, а неподвижные картины на стенах ожили, замелькав быстрыми вспышками, рывками, как мультфильм, рисуя картины его бурной жизни. А поезд все двигался, быстро, к светлому и теплому выходу из тоннеля, противоположному берегу.

Увидимся в следующей жизни, безмолвно попрощался он с миром.

Дрожание внезапно прекратилось, и все вернулось к нормальному порядку вещей. Его сознание снова пребывало в прочном реальном мире.

Ло Цзиньчен поднял голову и усилием воли сфокусировал взгляд. Перед ним было разбитое окно и открытая дверь в палату. Он увидел Кайцзуна, невредимого, присевшего у койки, будто в трансе. Между ним и Ло в линию стояло медицинское оборудование, будто строй часовых; провода, тянущиеся к Мими и к розеткам в стенах, были туго натянуты, будто тросы подвесного моста. Мягкий экран многофункционального монитора был разбит, по покрытому трещинами стеклу скользили кривые жизненных параметров, среди точек белого шума. Панель над аппаратом дыхания и дефибриллятором несколько раз качнулась, а потом оторвалась и упала на пол.

– …инфразвуковой удар… проклятье…

Кто-то вопил, кто-то стонал.

– Вызываем подмогу! Вызываем подмогу!

Пронзительные звуки из полицейских раций, казалось, били прямо в раскалывающуюся от боли голову Ло Цзиньчена.

Фигуры искалеченных полицейских постепенно стали четче, входя в фокус: некоторые лежали без сознания, у других шла кровь из носа и ушей, некоторые, все еще в панике, искали, куда спрятаться, другие пытались вызвать подмогу. Все выглядело каким-то совершенно алогичным фарсом.

Ло Цзиньчен стряхнул с волос и костюма осколки стекла, вытер с лица кровь, медленно встал, пошатываясь, и снова вошел в палату. Светодиодная табличка, висевшая над дверью палаты, теперь повисла на проводе, мигая зеленым и покачиваясь. Ло надо было убедиться в своем предположении, совершенно абсурдном.

Он остановился перед защитным барьером из медицинского оборудования, будто страшась, что это безжизненные машины способны пробудиться в любой момент и броситься на него с открытыми пастями. Однако ничего не произошло. Все стояло на месте, мигая огоньками и издавая неритмичное жужжание, свидетельствующее о поломках. Кайцзун стоял в месте, казалось, избежавшем воздействия стоячей волны, невредимый, но события последних минут совершенно ошеломили его. Он явно не понимал, что ему делать, его лицо одеревенело, но он бессознательно встал спиной к кровати, пытаясь заслонить собой лежащее на спине тело Мими.

– Это она, – сказал Ло Цзиньчен.

Кайцзун уставился на него, его тело стояло неподвижно, но на лице появился страх. Ужас, не только от двусмысленных слов Ло, но и от немыслимой бездны смысла, за ними скрытой, за пределами всякого воображения. Логика и интуиция боролись за власть в его голове, он открыл рот, но не сказал ни слова.

Ло Цзиньчен сделал нерешительный шаг вперед, потом еще один. Ничего не произошло. Он уже собрался пройти между медицинским оборудованием, но раздались резкие щелчки. Все трубки и провода, присоединенные к телу Мими и маске на ее лице, резко отцепились и за счет силы упругости полетели в Ло, будто кнуты, свистя в воздухе.

Ло был готов к этому и увернулся. Провода, трубки и маска упали на пол, будто обмякшие щупальца. Ло посмотрел на Кайцзуна, лицо которого переменилось, но не посмел идти дальше.

Кайцзун внезапно вскочил, как от удара, и отшатнулся от койки.

Тело девушки, мгновение назад неподвижное, как труп, слегка задрожало. Чень Кайцзун и Ло Цзиньчен, еще минуту назад бывшие смертельными врагами, теперь стояли с одинаковым выражением лиц: ужасом, подозрением и надеждой. Похоже, что в это мгновение они в глубине души поняли друг друга. «Мусорная девушка», которую когда-то звали Мими, превзошла все, что они, да и любой человек могли бы себе представить.

Бледное лицо Мими, покрытое шрамами, дернулось, правый уголок ее рта приподнялся, будто в загадочной и зловещей улыбке, которая мгновенно исчезла, как рябь на воде. Ее глаза, закрытые веками, дрожали, будто в любое мгновение она могла открыть их, чтобы посмотреть на жестокий и бессмысленный мир вокруг. Кайцзун ждал, сжав кулаки, его ладони покрылись потом. Дрожь продолжалась не один десяток секунд, быть может, несколько минут, но для двоих мужчин, стоящих в палате, это была целая вечность.

Дрожь прекратилась, и полупрозрачные веки успокоились, прикрывая глазные яблоки, будто розовые лепестки цветов. Кайцзун и Ло Цзиньчен шумно выдохнули, почти одновременно.

Три секунды спустя дрожь возобновилась.

9

Скотт вышел из такси, пригибаясь, застегнул молнию на непромокаемой куртке «Нортфэйс» до самого горла и пониже натянул шляпу, чтобы хоть как-то скрыть свое приметное европейское лицо. Быстрыми шагами пошел к причалу, едва освещенному утренним светом солнца, уворачиваясь на ходу от торговцев, предлагающих свежий улов, от запаха рыбы. И принялся что-то искать среди плотных стай толкущихся у причала рыболовных лодок и сампанов.

Он сразу нашел свою цель: старенький скоростной катер, только что приставший, чтобы разгрузиться. Краска на катере облупилась, сквозь нее проступали пятна ржавчины, будто на теле большой белой акулы, покрытом ранами после множества столкновений. Лодочник что-то кричал рабочим на причале на местном диалекте, а корпус катера высоко сидел в воде, слегка покачиваясь от волн на покрытой мусором поверхности.

Скотт с грохотом спрыгнул на палубу. Лодочник недовольно поглядел на него; он уже хотел сказать Скотту все, что он о нем думает, но слова застряли у него в горле, когда он увидел перед носом пачку купюр.

– У тебя достаточно топлива? – спросил Скотт на ломаном Мандарине. Ему пришлось еще пару раз повторить вопрос, пока лодочник не приспособился к его странному акценту.

– А куда вам надо?

– В открытое море. Просто немного прогуляться.

Скотт сделал беззаботное выражение лица. Небрежно огляделся по сторонам; никто не обратил на них внимания.

– Я не могу слишком далеко уходить. Надо домой вернуться, к завтраку.

Лодочник завел мотор, и раздался оглушительный рев. Вода у кормы катера вспенилась.

Всего несколько дней назад температура была под сорок градусов, но теперь стало прохладнее после тропического шторма. Холодный морской ветер нес в лицо Скотту капельки воды, и было сложно понять, дождь это или брызги с верхушек волн. Посмотрев на карту навигатора на телефоне, Скотт попытался жестами объяснить лодочнику, куда держать курс. Земля исчезла из виду, над поверхностью океана торчали лишь верхушки рифов, будто собачьи зубы.

– Еще немного, и у нас не хватит топлива на обратную дорогу, – сказал лодочник. Он уже, судя по всему, пожалел, что согласился. Сбавил ход катера, весь в напряжении, ощущая стоящего у него за спиной иностранца.

– Вон туда, – сказал Скотт, глянув на карту на телефоне и показывая вперед в открытое море. Лодочник что-то пробормотал на местном диалекте и нехотя повел катер вперед.

– Все, хватит.

Рев мотора стих. Катер по инерции прошел немного вперед и почти остановился, качаясь на волнах между морем и небом.

Лодочник настороженно глядел на Скотта, будто уже готовый схватить с палубы аншпуг, хоть иностранец и был его больше чем на голову выше ростом.

Скотт ухмыльнулся. Похлопал по карманам, но сигарет не было, чтобы предложить их в качестве дружеского жеста. Пожал плечами и развел руками, надеясь успокоить лодочника. Пора уже. Он прищурился и огляделся по сторонам, но море было пустым.

У лодочника, коренастого мужчины с темным оттенком кожи, похоже, кончалось терпение – в любой момент он мог начать махать на Скотта аншпугом, чтобы скинуть его с катера и отправиться назад, к причалу. Но позади послышался тихий рокот мотора. К ним приближалось двухпалубное грузопассажирское судно, выкрашенное в бледно-зеленый цвет. Но на палубе никого не было.

Скотт снова ухмыльнулся лодочнику, показывая, что он достоин доверия.

Судно остановилось рядом со скоростным катером, и волна от него закачала катер сильнее. Открылась дверь рубки, и появился человек азиатской внешности.

– Мистер Скотт Брэндл? – спросил он по-английски с сильным акцентом.

– Да, я.

Скотт протянул руку для пожатия, надеясь, что его пригласят на борт.

Вместо этого ему вручили спутниковый телефон.

– Я не понимаю, – раздраженно сказал Скотт. – Где ваш босс?

– Телефон, – ответил мужчина, сделав выразительное лицо.

– Я не согласен, – сказал Скотт, заставив себя улыбнуться. – Так дела не делаются. Я должен лично встретиться с вашим боссом, понимаешь? Иначе не пойдет!

– Телефон, – сказал в ответ мужчина, все так же улыбаясь. – Вы… видеть… она.

Спутниковый телефон, формой похожий на космический челнок, зазвонил, издав несколько необычную трель в ямайском стиле. Лишь теперь Скотт понял, что это видеотелефон. Растерянно поглядев по сторонам, он нажал кнопку ответа.

– Я извиняюсь за то, что наша встреча произошла таким образом. Это единственный способ обеспечить безопасность, как вашу, так и мою. Коммерческий спутниковый канал связи хорошо кодируется, а на моем судне есть оборудование для создания интерференционных волн. Любой, попытавшийся перехватить наш разговор, услышит лишь белый шум.

На экране появилась женщина азиатской наружности, лет тридцати пяти. Она свободно говорила по-английски с британским акцентом, у нее была короткая стрижка, хорошо сочетающаяся с ее медным отливом кожи. Она явно была привычна к подобным переговорам, ее лицо было уверенным и спокойным, и она смотрела в глаза Скотту, не отводя взгляд.

– Я очень рада с вами познакомиться, мистер Скотт Брэндл, – сказала женщина, почтительно наклонив голову, подобно японской гейше. – Меня зовут Суг-Йи Чю-Хо, я возглавляю данную операцию.

Скотт кивнул и сразу перешел к делу.

– Мисс Чю-Хо, ваш подчиненный пытался украсть конфиденциальную информацию с моего компьютера. Это был ваш приказ?

На лице Суг-Йи промелькнуло удивление, но она мгновенно справилась с этим и ответила без малейшего оттенка вины в голосе:

– Действительно. Я беру на себе полную ответственность за это. Однако хотела бы, чтобы вы не торопились с решениями, пока не узнаете все обстоятельства.

– Слушаю вас внимательно.

– Два месяца назад мы, «Цветок мать-и‐мачехи», получили информацию о том, что в грузовых контейнерах, отправленных из Нью-Джерси в Квай-Цин, и далее на Кремниевый Остров, находятся отходы протезов, зараженные опасными вирусами, которые, как считается, являются частью программы фирмы SBT по утилизации. С помощью электронных меток мы отслеживали перемещение контейнеров, надеясь перехватить груз прежде, чем судно пристанет в Квай-Цине, и открыть миру правду.

– Тем не менее в результате несчастного случая мы были вынуждены прервать операцию. Груз «Долгого Процветания» был выгружен на берег и отправился в разные места на территории Китая, где мы уже не могли его отследить. Тем не менее у нас есть основания полагать, что зараженные вирусом отходы сейчас находятся на Кремниевом Острове.

– И причина этому вы, мистер Брэндл.

Скотт приподнял брови, не выказав никакой иной реакции. Юноша в допросной ясно дал понять, что в организации «Цветок мать-и‐мачехи» каким-то образом смогли выяснить, кто он на самом деле. «Скотт Брэндл» был всего лишь одним из множества его псевдонимов. А профессию его иногда называли «экономический киллер». Нагнетание страхов и преувеличения, свойственные прессе, его никогда особо не волновали, однако он не мог отрицать, что убийство часто являлось для него профессиональной необходимостью.

Спасение требует жертвы – так было всегда.

В этой заповеди веры он себя давно убедил. Он играл роли эксперта по энергетике, финансового аналитика высокого уровня, специалиста по охране окружающей среды, инженера по инфраструктурным проектам, работая на чеболи или известные транснациональные корпорации, странствуя по странам третьего мира будто охотник. От амазонских джунглей до прерий Мозамбика, от адских трущоб южной Индии до изобилующих ресурсами вод Юго-Восточной Азии он и ему подобные рисовали картины прекрасного будущего для местных правительств – двузначные цифры экономического роста, рабочие места и то, о чем правительства заботились более всего – социальная стабильность. Они приносили местному населению индустриальные парки, электростанции, чистую воду и аэропорты, завоевывали их доверие обещаниями, а потом эти люди заполняли заводы, выполняя там механические действия, подобно роботам, многие часы, получая при этом заработки даже ниже, чем до того их родители.

Так устроен мир. Скотт вспомнил эти слова, которые сказал тот юноша, прикованный наручниками к стулу в допросной.

Экономические киллеры закидывали привлекательные наживки – современные технологии, легкие кредиты, выгодные условия продажи продукции, во имя «прогресса» и «совместного развития» убеждая местные правительства подписывать соглашения, обязывающие их реализовывать крупные проекты, влезать в большие долги, а взамен отдавать ценные, невозобновляемые ресурсы – нефть, полезные ископаемые, генофонд редких животных.

Киллеры уходили, получив свое вознаграждение, чиновники правительств подсчитывали полученные взятки, а людям приходилось работать, чтобы выплачивать долги и жить на загрязненной и поруганной родине.

– Я не вижу связи, – с невинным видом сказал Скотт.

– Возможно, вам следует подумать о карьере актера, – ответила Суг-Йи, обезоруживающе улыбаясь. – Скотт – можно я буду называть вас Скотт? – среди акционеров «ТерраГрин Рисайклинг» и SBT есть организация под названием «Арасё Фаундейшн», о которой нет никакой доступной информации.

Скотт ничего не ответил.

– Она также является акционером всех ваших прежних нанимателей, – небрежно закинула наживку Суг-Йи. Предмет для торговли.

– Это попытка шантажа? – не сдержался Скотт.

– Считайте это предложением помочь вам смыть кровь с ваших рук.

– Благодарю, но я предпочитаю мыло.

– Скотт, это ваш последний шанс. Кремниевый Остров может превратиться во второй Ахмедабад: вы действительно хотите, чтобы такая трагедия повторилась?

– Это была случайность, – визгливо ответил Скотт, на мгновение потеряв контроль над собой.

– Сто двадцать восемь погибших и более шестисот потерявших способность передвигаться, частично или полностью. Это вы называете случайностью? Вы сможете смотреть в глаза тем детям?

– Я там был… – тихо ответил Скотт. Перед его глазами встало бледное лицо Нэнси в воде. Он уже почти сдался. – Говорите, что вы хотите на самом деле?

– Доказательств! Неопровержимых доказательств, которые помогут уничтожить SBT! Мы хотим знать, каким именно образом они вывозят токсичные протезы в развивающиеся страны и каким способом прикрывают это.

– Мисс Чю-Хо, вы просите меня рискнуть жизнью ради вашей радикальной борьбы за окружающую среду и вашего чувства морального превосходства.

Женщина ухмыльнулась, будто ожидая этих слов.

– Мы можем предложить вам большее. Помните, как среагировали фондовые рынки, когда раскрылась информация об «Энроне»?

– Вы хотите сыграть в шорт на SBT?

Скотт быстро прикинул в уме цифры. Если эти люди правильно рассчитают время, они заработают миллиарды.

– Я всегда считал вас идеалистами.

– «Цветок мать-и‐мачехи» – лучшее место для идеалистов, стремящихся к практическим результатам, – ответила Суг-Йи с отчетливостью автоответчика.

– Чудесно. Тогда скажите мне, что это такое, что вас так сильно интересует.

У Скотта наконец-то появился шанс получить ответ на вопрос, который давно его мучил.

Улыбка исчезла с лица Суг-Йи. Она явно раздумывала, с чего начать.

– Вы слышали о Проекте «Мусорный Прибой»?

В слабом утреннем свете Кайцзун увидел фигуры в белом, мелькающие за окном палаты интенсивной терапии вдали. Он ринулся вперед, решив, что это медики, которые ждут его.

Четверть часа назад ему позвонили из больницы и сообщили, что Мими очнулась. Никому ничего не говоря, даже не закончив умываться и чистить зубы, Кайцзун выскочил на улицу и прыгнул в такси, чтобы быстрее оказаться рядом с девушкой, о которой не переставал думать все это время. Радио в такси играло знакомую мелодию, увертюру Чайковского «1812 год», в начале очередного часа. И теперь, в 6:01 по пекинскому времени, мелодия продолжала играть по кругу в его сознании, будто заставка к срочным новостям.

Воздух был наполнен ароматом магнолий. В смеси с запахом дезинфектанта получалась сладость с тревожащим оттенком.

Кайцзун не стал ждать лифт и ринулся по лестнице на третий этаж. На мгновение остановился у входа в отделение интенсивной терапии, чтобы успокоиться. И открыл дверь.

Свет в комнате не горел, а койка была пуста. Он уже готов был нажать кнопку, вызывая медсестру, когда увидел неподвижный силуэт у окна, спиной к нему. В неярком утреннем свете он разглядел знакомые очертания.

– Мими? – нерешительно спросил Кайцзун. В его сердце закралась тревога.

Девушка осталась на месте. Спустя несколько секунд телесная пленка на ее шее засветилась золотистым иероглифом «ми». Даже сквозь тонкую ткань больничной сорочки иероглиф светился ярко и ровно. Она обернулась с улыбкой на лице, и линия границы света и тени прошла по лицу до тех пор, пока улыбка не оказалась в тени.

– Кайцзун, ты пришел.

У нее был все тот же чистый и нежный голос, так, будто ничего не произошло.

Кайцзун стоял в ошеломлении, а затем ответил на приветствие. Включил свет и пошел к ней, внимательно разглядывая ее улыбающееся лицо. Раны очень хорошо заживали, остались лишь пара небольших шрамов на лбу.

– Что? Ты меня теперь не узнаешь?

– Нет… как ты себя чувствуешь?

Кайцзун протянул руки, чтобы обнять Мими за плечи, но вспомнил, что они не в Америке, и его руки повисли в воздухе.

Мими взезапно поймала его ладонь и обхватила своими, уверенно и точно, будто действуя по заранее написанной программе.

– Как вернувшаяся от смерти к жизни.

Кайцзун остолбенел. Казалось, его тело пронизывали удары электрического тока, он был не в состоянии отвечать.

На лице Мими появилась неуверенность, которая сменилась пониманием. Она отпустила руку Кайцзуна и склонила голову.

– Я слышала, что ты все это время со мной сидел. Наверное, если бы не ты, я бы уже давно мертва была.

Кайцзун расслабился. Взял за руку Мими.

– Не говори глупостей. Директор Линь согласился поставить у палаты круглосуточную охрану. Тебе больше не угрожает опасность.

– Опасность?

– Все это в прошлом. Если бы я раньше мог увезти тебя в безопасное место…

Он умолк, прикусив нижнюю губу. Он чувствовал себя идиотом. Что-то мелет, совершенную бессмыслицу.

В глазах Мими промелькнула задумчивость.

– Что случилось на самом деле? Я… я, похоже, совсем ничего не помню…

– Врачи сказали, что тебе нужно время, чтобы окончательно поправиться.

Перед мысленным взором Кайцзуна мелькнула улыбка Мими, там, на Пляже Созерцания Прибоя, и в его сердце будто вонзились тысячи игл. Он заставил себя не выказать гнев.

– Может, тебе лучше немного полежать? Я схожу к врачу, спрошу, надо ли тебе и дальше оставаться в больнице под наблюдением или ты можешь идти домой.

– Идти домой? – в полнейшем изумлении переспросила Мими.

У Кайцзуна не было слов. Родной дом Мими был в тысячах километров отсюда, недостижимый. Она говорила ему, что не чувствует привязанности к какому-либо месту здесь, на Кремниевом Острове, не чувствует себя дома. Место, с которым не связаны воспоминания, не может быть домом. Это Кайцзун очень хорошо понимал.

– Твой настоящий дом, – сказал Кайцзун, тепло улыбнувшись в попытке утешить Мими.

Он уже развернулся, чтобы уйти, и вдруг услышал позади какой-то звук. Знакомая увертюра «1812 год», та, которую по радио передавали. Его лицо дернулось, ему казалось, что эту мелодию взяли из его памяти и пропустили через голосовые связки девушки, сделав ее прозрачной, будто фарфор. Мими смотрела на него с бесстрастным лицом, со слегка приоткрытыми губами, будто музыкальный автомат в виде женщины. Из ее губ струились ноты мелодии, точные, как у музыкального проигрывателя, вплоть до постепенно ускоряющегося ритма. Короткая музыкальная фраза повторялась раз за разом, не отражаясь на ее лице ни единой эмоцией, а потом внезапно оборвалась.

У Кайцзуна мурашки по затылку пошли. Подавив желание внимательнее рассмотреть Мими, он ринулся прочь из палаты интенсивной терапии, прочь от девушки, которую он когда-то спас.

Скотт был в отеле, и его мучили повторяющиеся приступы тошноты. Отчасти, конечно же, от качки во время недавнего выхода в море, но по большей части от четкого ощущения, что его надурили.

Он попытался выйти на связь через защищенный мессенджер, но «Хирофуми Отагава» не отвечал. Потом до Скотта вдруг дошло, что сейчас на Восточном побережье США два часа ночи. Долбаный лжец! Скотт зло тыкал в кнопки, попытался унять злость, зайдя на порносайт, но браузер раз за разом показывал «451 Forbidden». Доступ к сайту был заблокирован, согласно местным законам, а код ошибки являлся отсылкой к роману Брэдбери.

В этой чертовой зоне с ограничением скорости доступа они не позволят тебе даже утешиться мастурбацией.

Скотт даже не рассмеялся. Он ожидал, что его работа на Кремниевом Острове будет почище, по крайней мере, по сравнению с теми грязными делами, которые ему приходилось обделывать в Юго-Восточной Азии, Южной Индии и Западной Африке. Он сильно, сильно ошибся.

Секрет заключался в редкоземельных металлах, невозобновляемом ресурсе, стоимостью превосходящем золото. Для современной промышленности они были вроде ведьминого порошка из сказок: малое количество серьезно улучшало характеристики обычных материалов и давало возможность совершать прорывы в военных технологиях. Обладающий такими ресурсами получал ошеломляющее преимущество на современном поле боя.

«Искусство Войны», подумал Скотт. Этот классический китайский труд преподают в Вест-Пойнте. Теперь это стало Искусством Убийства. Скотт вспомнил видео, которые показывали на закрытых брифингах сотрудникам «ТерраГрин Рисайклинг».

Во времена холодной войны советские подводные лодки классов «Папа», «Альфа», «Майк» и «Сьерра»*[17]проскальзывали сквозь стратегические точки Мирового океана, будто призраки, достигали скорости в сорок узлов и погружались на глубину от четырехсот до шестисот метров. По сравнению с ними американские торпеды были медлительными черепахами. В СССР достигли таких характеристик за счет применения редкоземельного металла рения, который кардинально увеличивал прочность титановых сплавов, идущих на корпуса лодок. Это позволяло конструкторам создавать многоцелевые подводные лодки с большей скоростью хода и глубиной погружения.

В дыму и копоти Войны в Заливе американские танки М1 А1 «Абрамс» оказались способны прицеливаться на расстояние до четырех километров с помощью лазерных дальномеров, в которых применялся иттрий. За счет этого они получили полнейшее преимущество над иракскими Т‐72, чьи дальномеры могли работать лишь на два километра. «Абрамс» мог прицелиться и выстрелить по противнику задолго до того, как тот получал шанс открыть ответный огонь. Очки ночного видения американских солдат, в которых применялся лантан, позволяли им видеть ночью, будто днем, уверенно поражая противника огнем стрелкового оружия.

Однако почти половина мировых запасов редкоземельных металлов сосредоточена в Китае, а их производство в Китае составляет 95 процентов мирового. Начиная с 2007 года китайское правительство стало применять систему строгих квот на экспорт редкоземельных металлов, и мировые цены на них взлетели до небес. «Столетие Китая!» – с тревогой заголосили западные СМИ. Развитые страны привыкли к низким ценам на редкоземельные металлы, а когда эта эпоха ушла в прошлое, их главное стратегическое преимущество в технологиях, с большим трудом достигнутое и поддерживаемое, тоже стало уходить в небытие. Мир оказался перед перспективой перераспределения власти.

Скотт еле сдерживал себя, на грани нервного срыва. Запустил программу VPN, дождался, пока она установила защищенное соединение с заокеанским сервером, чтобы отправить пакеты данных в целости и сохранности. Оттуда они будут перенаправлены в конечный пункт – веб-сайт в Восточной Европе, с жесткой порнографией. Хотя скорость соединения была низкой, по крайней мере, он пробрался сквозь «Великий Китайский Фаерволл».

Восьмой прием из Тридцати Шести Стратагем – «пробираться под покровом тьмы».

Тот самый, который избрала для себя «ТерраГрин Рисайклинг».

«ТерраГрин Рисайклинг» разработала технологии утилизации редкоземельных металлов из электронных отходов. Более 80 процентов редкоземельных металлов, используемых в чипах, батарейках и прочей электронике, можно выделить и использовать снова. Однако сопутствующее этим технологическим процессам загрязнение окружающей среды значительно превышало нормы, установленные EPA, и использующий процесс промышленник должен был выплачивать деньги в специальный трастовый фонд, созданный для устранения будущих проблем с окружающей средой. Более того, помимо высокой стоимости рабочей силы, американское законодательство требовало обеспечивать рабочим дорогостоящую медицинскую страховку и создавать фонд страховки рисков на случай вспышек профессиональных заболеваний, которые могли случиться десятилетия спустя.

Другими словами, дело того не стоило.

Главная проблема с демократией – пока конгрессмены наконец-то поймут всю серьезность угрозы и издадут соответствующие законы, а заинтересованные группировки перестанут пререкаться и придут к общей политике в области промышленности, Соединенные Штаты Америки, вероятно, перейдут в статус страны третьего мира и станут скромным придатком экономической империи Великого Китая. Распад Европейского Союза стал наглядным уроком того, как это случается, и на Западе никто не забудет зрелища красного полотнища с золотыми звездами, китайского флага, развевающегося над пляжами Ибицы после того, как в 2022 году их купила китайская финансово‐промышленная группа.

Так что «ТерраГрин Рисайклинг» пришлось разработать стратегию аутсорсинга, действующую в рамках существующих законов. Под флагом «Зеленой Экономики» «ТерраГрин Рисайклинг» вывозило отходы и загрязнения за океан, на обширные территории развивающихся стран. Помогало этим странам построить индустриальные парки и производственные линии, пользуясь бесконечным ресурсом в виде дешевой рабочей силы. В соответствии с контрактом фирма получала приоритетное право на закупку ценных редкоземельных металлов, полученных с существенной скидкой.

Скотт вспомнил последнюю страницу служебного доклада, где был изображен равносторонний треугольник, в вершинах которого стояли цветные кружочки с заглавными буквами. «WIN-WIN-WIN». «Победа для всех».

Правительства хотят экономического развития – мы обеспечиваем им рост ВВП.

Люди хотят есть – мы даем им работу.

Мы хотим дешевые редкоземельные металлы – все расходы тщательно подсчитаны.

Скотт нервничал. После выброса токсичных газов в Ахмедабаде его мучили кошмары. Зеленое облако, вздувшиеся тела, усеивающие землю, с мутными глазами от деформации роговицы. Чтобы снизить стоимость, он принял решение закупить вентили у местного производителя на стадии обсуждения сделки; местные придложили цены пониже и откаты побольше.

В его сне эти тусклые серые глаза, похожие на необработанный пресноводный жемчуг, тысячи их, вдруг моргали одновременно. Он кричал и просыпался, покрытый холодным потом. От такого не спасут психиатры, только Иисус.

Но ему предстояло вновь ступить на безбожную стезю и совершить еще один акт святотатства.

Скотт понимал, что он должен что-то сделать. Убедил совет директоров направить часть инвестиций на восстановление местной природы в качестве «жеста доброй воли» – хотя, по нормам EPA, даже после восстановления условия здесь будут немногим лучше ада.

В этом мире существует много градаций чистоты, много градаций честности и много градаций счастья. Нам остается лишь выбирать среди них или ждать, пока выбор сделают за нас, попытался утешить себя Скотт. Я могу сделать лишь то, что могу.

По закодированному каналу VPN вернулась информация с порносайта. На экране появилась извивающаяся украинская фотомодель, плоть которой была едва прикрыта яркими полосками ткани. Она танцевала и завлекала, изо всех сил стараясь убедить зрителей щелкнуть на кнопку платного канала, чтобы удовлетворить виртуальные, но совершенно примитивные желания. Можно было самому придать объекту желаемое лицо и особенности фигуры – он или она могли предстать перед тобой в облике твоего босса, соседа, учителя, ученика, кассира из местного ресторана фастфуда, увядающей кинозвезды, преступника, политика, прохожего, домашнего животного, мужа, жены… или даже тебя самого.

Скотт ощущал лишь тревогу, никакого возбуждения. Курсор бесцельно скользил по странице, а виртуальная фотомодель отзывалась на его движения наигранными стонами и механическими движениями. Скотт внезапно понял, что ему надо делать. Переключился на поисковик и ввел слова «Мусорный Прибой». Через 0.13 секунды поисковик выдал ему 5100 ответов.

Он щелкнул на ссылку «Проект «Мусорный Прибой», уверенный, что соединение через VPN позволит ему получить доступ к запрещенной странице. Маршрутизатор показал, что видео по ссылке хранится на сервере на низкоорбитальной платформе, в четырех сотнях километров над поверхностью Земли. Сервер носил название Anarchy.Cloud и был создан с целью избежать преследований со стороны многих правительств. Загрузка через VPN заняла вдвое больше времени, чем обычно. Пустая рамка постепенно, бит за битом, наполнялась содержимым, будто выходящая из матричного принтера картинка.

10

– Ради всего святого, что с Мими? – настойчиво спросил Кайцзун у врача.

Это была не Мими, по крайней мере, не та Мими, которую он знал до этого. Скорее некое существо, намеренно имитирующее жесты и манеру поведения и разговора Мими. Нечто нечеловеческое. Кайцзун поежился.

Мими никогда не называла его «Кайцзун»; она всегда называла его «Поддельный Иностранец».

– Ситуация несколько осложняется…

Врач задумался, а потом вывел на экран трехмерное изображение результата томограммы.

– Я никогда в жизни не видел такое… изображение мозга.

Он начал работать со слоями изображения.

– Это обычный снимок КЭАМ… «картирования электрической активности мозга».

В виртуальном пространстве экрана висело темное изображение мозга, а анимация показывала различные сечения, покрытые хаотическими пятнами и полосами, возникающими и исчезающими, зоны меняющейся активности в разных частях мозга.

– А вот снимок Мими.

Кайцзун разинул рот, глядя на мерцающее изображение.

Если обычный снимок КЭАМ можно было сравнить с пейзажем, нарисованным широкими мазками в технике сейи, то мозг Мими напоминал картину в стиле реализма, гунби, получившую распространение во времена расцвета династии Тан. Множество мелких, отчетливых деталей. Анимация показывала сечение за сечением, и появляющиеся на экране узоры складывались в картину великолепного дворца. Окрашенные разными цветами области были тонко вырисованы и соединялись между собой шипами и пазами, не переставая при этом пульсировать энергией и двигаться. Еще это напоминало шествие карнавала по улицам большого города, цветастые костюмы, расположенные в сложном и идеальном порядке. Этот порядок проявлялся и на уровне целого, создавая ощущение гармоничности и красоты.

– Как она стала такой?

– Хороший вопрос. Судя по некоторым биохимическим показателям, можно сделать вывод, что в ее мозг вторгся вирус. По сути, инфекция воздействовала волнообразно, и последний случай был где-то месяц назад. Вирус, возможно, и может объяснить некоторые стороны такого органического расстройства, но он – не единственная причина. Мы нашли в ее мозгу еще и это.

На экране появился другой снимок, полупрозрачный, с еле видимыми складками и извилинами мозга. Кайцзуну показалось, что некоторые участки изображения будто покрыты туманом. Возможно, это произошло в силу определенного разрешения экрана.

– Это ППК, передняя поясная кора, которая находится за лобной костью.

Врач увеличил участок снимка, точно так же, как увеличивают фрагмент карты на Google Earth, пронизывая облака и выводя на экран отдельную страну, город или улицу, будто глядя на нее сверху, глазами Бога.

– Это важный отдел мозга, ответственный за когнитивные функции, поведение, эмоции, обучение и восприятие боли. Ты видишь изображение, увеличенное в миллион раз.

Туман постепенно рассеялся, так, будто космическая туманность приблизилась и распалась на отдельные звезды с металлическим отливом, повисшие среди огромной вселенной нейронов и внеклеточного матрикса.

– Эти металлические частицы имеют размер от одного до двух целых пяти десятых микрона, меньше, чем нейроны. Обычно вредные частицы, подобные этим, остаются в легких в результате дыхания, что приводит к пневмонии и легочному фиброзу и воздействует на иммунную систему. Но в данном случае они оказались способны преодолеть гемоэнцефалический барьер и проникнуть в кору мозга. Я понятия не имею, как это произошло.

Кайцзун смотрел на построенное компьютером изображение темно-синих джунглей аксонов, среди которых, будто безмолвные космические глыбы из фильма «Одиссея 2001», повисли металлические частицы, в бесконечной матрице, простирающейся до края Вселенной. Перед его глазами мелькали картины того, как Мими нюхала горящий пластик; образы деревни Сялун с адски грязным, вязким воздухом; выброшенные электронные игрушки; заброшенные поля; горящий мусор; улыбающиеся дети, будто цветы, выросшие на токсичной почве.

Бог долго ждет, да больно бьет, подумал он. В истории воздаяние всегда несло в себе элемент неопределенности: иногда возмездие настигало целый народ, но иногда оно было точным, как удар молнии, ударяющий в единственное мертвое дерево посреди пустыни и зажигающий его, подобно факелу в ночи, освещающему чернильное небо.

Мими оказалась невезучей, выбранной среди миллиардов, чтобы попасть в историю.

– Ее жизнь в опасности? – с тревогой спросил Кайцзун.

– На самом деле не знаю. В моем опыте ничего подобного и близко не было. Попавшие в ее полушария металлические частицы образуют сложную пространственную решетку, которая, похоже, работает заодно с ее нейронной сетью – и не спрашивай меня как. На голове Мими есть следы от электрического удара, возможно, это обеспечило некую энергию, которая все это активировала. Я лишь знаю, что современные методики нейрохирургии не способны имплантировать частицы с такой точностью, и мы совершенно точно понятия не имеем, как удалить эту структуру.

– Ее мозг будто превратился в минное поле. Неизвестно, какой импульс может попасть на какое нервное окончание…

Врач прищелкнул пальцами с мрачным видом.

– …и запустить цепную реакцию.

Кайцзун молчал. Он лелеял надежду, что после этого случая наконец-то сможет защитить Мими от будущих угроз. В глубине души он винил в случившейся с ней трагедии себя, поскольку опоздал на свидание. Он бесчисленное количество раз прокручивал в памяти события того дня – если бы время можно было обратить вспять, если бы он пораньше закончил свой разговор с главой клана Чень, если бы он вовремя пришел к хижине Мими… быть может, все обернулось бы совершенно иначе.

Но он знал, что в истории не бывает сослагательного наклонения.

Кайцзун признавался себе, что на каком-то уровне представлял себя неким посланником, вернувшимся домой и привезшим сокровища дальних стран. Как только он откроет этот сундук с сокровищами, все проблемы Кремниевого Острова исчезнут в мгновение ока. И лишь теперь он понял, как он ошибался. Он не может спасти Кремниевый Остров, не может спасти Мими и, более всего, не может спасти себя. Его смешное чувство превосходства разбилось вдребезги о твердыню реальности: чем быстрее он бежал, тем дальше от него оказывалась его первоначальная цель.

– Если бы Мими периодически проходила обследование, мы бы обнаружили это раньше… – полным сожаления голосом сказал врач.

– Она раньше работала не на клан Чень, она принадлежала клану Ло.

Перед мысленным взором Кайцзуна появилось лицо, гладкое, бледное, опухшее, полное злобы и обмана, будто кусок мертвой телесной ткани, плавающий в банке с формалином. Ло Цзиньчен.

Лицо врача изменилось. А‐а, это многое объясняет.

Сайт не был похож на что-либо официальное, он больше напоминал Википедию, созданную и наполняемую фанатами своего дела. Текст, изображения, хронология и видео располагались практически в случайном порядке, без попыток свести все в систему. Скотт быстро просматривал страницы – во многих статьях зияли дыры в логике, они были составлены в духе теории заговоров, хорошо ему знакомой, плод творчества людей с больным воображением и искаженным взглядом на историю человечества.

Хотя сайт уже некоторое время не обновлялся, Скотт все-таки ухитрился найти то, что искал.

Пятнадцатиминутное итоговое видео.

В его начале были показаны старые документы, черно-белые фотографии: боевой корабль, горящий в море, серая громада, постепенно погружающаяся в воду. Потом на экране появился текст.

3 марта 1943 года американский бомбардировщик Б‐25 С «Митчелл» по прозвищу «Болтун» повредил рулевое управление миноносца японского Императорского Флота «Арасё», в результате чего миноносец столкнулся с другим кораблем. Миноносец затонул в 55 морских милях к юго-востоку от Финшхафена, Новая Гвинея. 176 членов экипажа, выживших при крушении, были спасены, все, кроме капитана корабля, капитана-лейтенанта Хидео Кубоки.

Фотография Кубоки в военной форме. Затем видео показало какую-то школьную лабораторию. Элегантно выглядящая женщина восточной наружности, сосредоточенно глядя на свои инструменты, что-то говорила оператору.

После поражения Японии в войне невеста Кубоки, Сэйсен Судзуки, отправилась в Соединенные Штаты, чтобы получить высшее образование, и со временем получила американское гражданство. Получив звание доктора философии в Колумбийском Университете, в 1952 году по приказу американских военных она возглавила сверхсекретный проект «Мусорный Прибой». Название проекта было намеком на корабль, на котором погиб ее жених.

Скотт наконец-то понял, откуда взялся этот загадочный фонд, входящий в число акционеров «ТерраГрин Рисайклинг».

Следующий фрагмент видео был маркирован значком «Совершенно секретно, армия США». Это была съемка с неподвижной камеры, а мелькающие в правом нижнем углу цифры показывали, что первоначальные кадры ускорены в несколько десятков раз. На экране было закрытое помещение, объектив был развернут в сторону единственного окна с зеркальным стеклом, в котором отражалась стена под камерой, пугающе гладкая.

С 1955 по 1972 год в рамках проекта «Мусорный Прибой» в Мэриленде проводились эксперименты на людях, из числа приговоренных к смертной казни или пожизненному заключению. Их целью была разработка галлюциногенного оружия массового поражения, позволяющего одержать победу на поле боя без единого выстрела. Исследователи экспериментировали с естественными и синтетическими наркотиками и в конце концов остановились на 3‐квинуклидинил-бензилате, или КНБ, который в аэрозольном виде мог проникать в организм как через органы дыхания, так и через кожу.

В комнату ввели заключенного и посадили его перед зеркальным смотровым окном. Видео воспроизводилось со скоростью, в несколько раз выше нормальной. Тело заключенного дрожало, будто от неудержимых судорог. Он был не в состоянии оставаться неподвижным, казалось, помещение наполняли невидимые чудовища, которые существовали лишь в его сознании, пугая его. Он беззвучно вопил, бился головой о стены, катался по полу и рвал на куски свою одежду. По экрану пробегали полосы белого шума и искажений.

Внезапно видео переключилось на нормальную скорость. Нагой мужчина стоял прямо перед камерой, гладя ладонями свое лицо. И совершенно внезапно вырвал самому себе глазные яблоки, пальцами, совершенно спокойно, как вынимают резиновую затычку слива в ванне. Глазные яблоки с тянущимися за ними кровеносными сосудами и жгутами нервов выпали из его ладоней, и из пустых глазниц хлынула темная жидкость. Человек с облегчением сел на пол и мягко упал, так, будто из него вынули позвоночник.

КНБ действует как конкурентный ингибитор ацетилхолина (АХ), нейротрансмиттера, усиливающего реакции на сенсорную стимуляцию и играющего важную роль в запоминании навыков, пространственном воображении, концентрации внимания, управлении мышечными сокращениями, познавательных инстинктах и других функциях сознания. КНБ воздействует на мускариновые рецепторы, находящиеся в нервных окончаниях в гладкой мускулатуре, экзокринных железах, вегетативных узлах, головном мозге и других частях тела, снижая концентрацию АХ, воздействующего на рецепторы. Это приводит к расширению зрачков, замедлению сердцебиения, покраснению кожи и другим симптомам. В тяжелых случаях могут проявиться кома, атаксия, потеря пространственной и временной ориентации, расстройства памяти, неспособность отличить реальность от галлюцинаций, иррациональные страхи и неконтролируемое поведение – раздевание, разговор с самим собой, щипание, чесотка и сходные действия.

На видео пошла нарезка из разных сцен. Толпа, танцующая странный танец на площади, племя дикарей, исполняющее загадочный ритуал посреди джунглей, юноши и девушки на безумной вечеринке, военный парад с солдатами, идущими «гусиным шагом»… кадры были разного качества, цвета и разрешения, а аккомпанемент из старомодной немецкой электронной музыки оказывал мощное воздействие на зрителя. Скотт не был уверен, что понял, чего хотели добиться те, кто вставил в видео эти сцены. Не раз ему казалось, что он мельком видит сцены геноцида и каннибализма, буквально отдельные кадры: кроваво‐красные, дрожащие, подсвеченные огнем. Его все сильнее охватывало беспокойство.

Что еще удивительнее, КНБ мог вызвать у нескольких подопытных длительные коллективные галлюцинации. Например, двое могли по очереди передавать друг другу невидимую сигарету или даже играть в теннис невидимыми ракетками и мячом. Когда количество подопытных превышало определенный порог, случались вспышки массовых религиозных переживаний. Иногда в них фигурировали известные божества – Иегова, Аллах, Шакьямуни, – но иногда возникали и новые, никому не известные. В результате все часто оканчивалось паникой и несчастными случаями.

Началась война. Зеленые огоньки снарядов и пуль над пустыней, видимые в очки ночного видения; мотопехотные соединения, идущие сквозь развалины города; лицо солдата, изнеможенное и усталое; какой-то политик, яростно жестикулирующий и произносящий исполненную праведного гнева речь; пролетающие над целями бомбардировщики; взрывающийся бронетранспортер; рушащийся дом; тела людей, разрывающиеся на части; дети, бегающие по улицам, усеянным трупами, и играющие среди них, спустя секунды становящиеся новыми жертвами, когда им отрывает руки и ноги взрывом. В этом для Скотта не было ничего нового.

Поражение Америки во Вьетнаме, с тяжелыми потерями, косвенно послужило причиной для внедрения КНБ в качестве оружия после 1975 года. Он помог США выиграть множество локальных войн, сильно снизив потери среди американских солдат. Афганистан, Персидский Залив, Югославия, Эфиопия… секретные документы для внутреннего пользования свидетельствовали, что военные видели в КНБ разновидность нелетального химического оружия, не имеющего долговременных постэффектов, и продолжали убеждать гражданские власти в том, что его применение согласуется с образом Америки как «борца за мир».

Но правда была иной.

На экране появился мужчина средних лет. Его лицо было намеренно размыто, а голос изменен, чтобы скрыть его личность. Субтитры гласили, что это сержант американской армии, ветеран одной из войн в Персидском Заливе. Из-за повреждения противогаза он вдохнул значительное количество КНБ. Был уволен в запас более десяти лет назад и теперь работал в фирме, занимающейся перевозками.

Дознаватель (за кадром):

– Что вы почувствовали, когда это произошло?

Мужчина:

– Я не помню (медленно качает головой). Простите, не могу точно вспомнить… это было ужасно (молчание). Мне очень жаль. Я не хочу это вспоминать.

Дознаватель:

– Согласно внутреннему отчету, вы считаете, что ваша галлюцинация была связана с той, которая возникла у противника?

Мужчина:

– (Смущенно) Не могу сказать точно. Я не понимал, что я вижу. Я ощущал ужас, ярость, злобу, направленные на моих братьев, будто они… будто они на стороне зла на самом деле. Я даже захотел убить их, всех.

Дознаватель:

– Вы это сделали?

Мужчина:

– Нет! Конечно же, нет! Ни за что… (снова неуверенно). Быть может, мне это все привиделось.

Солдаты его подразделения сообщили о его неадекватном поведении, и его насильно отозвали с фронта и отправили в госпиталь на психиатрическое обследование, после чего его уволили в запас по медицинским показаниям.

Дознаватель:

– Сейчас вы не испытываете последствий того воздействия?

Мужчина:

– (Молчит, тяжело дышит.) У меня до сих пор кошмары, время от времени. Врачи мне сказали, что это ПТСР… но я знаю, что нет. Вы что-нибудь читали у Лавкрафта? Про Ктулху? Вот такие у меня кошмары (учащенное громкое дыхание). Тьма, хаос, мерзость – будто у тебя в мозгу кто-то сидит и рвет тебя на части. Речь не о физической боли, ее нет. Просыпаешься и видишь за окном бескрайнее небо, полное звезд, – это оно открывает свои глаза. Оно смотрит на меня, все время. Знаете, каково это? Знаете, мать вашу?

(Камера делает увеличение: артерии на шее мужчины пульсируют. Потом все чернеет.)

Через три недели после этого допроса Дэвид М. Фридман, сержант армии США в отставке, был найден мертвым в своей квартире. Он выстрелил себе в рот. Ему было 38.

Скотт остановил видео, чтобы немного успокоиться. За столь короткое время он получил куда больше информации, чем ожидал.

Мими пропала. В палате реанимации никого не было.

Кайцзун бросался на охранников у дверей, будто безумный, но в ответ получил лишь безразличные ответы и пожимание плечами. Ринулся вниз по лестнице, ему сдавило грудь от нехорошего предчувствия, точно так, как в день их несостоявшегося свидания; если он снова потеряет Мими, это будет уже навсегда. Перед входом в больницу ее тоже не было. Пациенты, из тех, что встали пораньше, прогуливались с теми, кто их навестил, и утренний солнечный свет подчеркивал их бледность.

Кайцзун в отчаянии пытался найти в своей памяти хоть какую-то информацию, которая помогла бы ему связаться с Мими. Пожалел, что смирился с фундаменталистскими верованиями родителей и не сделал себе протезы дополненной реальности. И тут увидел Мими в столовой. Она с аппетитом завтракала. И была не одна. Напротив нее, спиной к Кайцзуну, сидел мужчина.

Слишком знакомая могучая фигура. Сердце Кайцзуна заколотилось как бешеное. Перед его мысленным взором мелькнула жестокая улыбка на лице Ло Цзиньчена.

Он подошел к столику и стал посередине, между Мими и Ло. Поставил руки на стол и гневно поглядел на мужчину, ясно давая понять, что не беспокоится о последствиях своего поведения.

– Кайцзун! Почему бы тебе не присесть и тоже не позавтракать? Я сказала, что голодна, и Дядюшка Ло предложил отвести меня поесть.

Мими невинно глядела на него. К уголкам ее рта прилипли рисинки, которые двигались вверх-вниз, пока она жевала.

– Дядюшка Ло, благодарю вас. Если вы закончили, думаю, вам лучше попрощаться. Мими нужен отдых, – сказал Кайцзун, стараясь говорить спокойно.

– К чему такие формальности? Мы же друзья, – с улыбкой ответил Ло Цзиньчен. – Мими согласилась пойти со мной и навестить Хим-жи, когда поест. Сегодня благоприятный день, удачный для любых дел.

Кайцзун удивленно поглядел на Мими. Та беззаботно взяла палочками с тарелки полоску жареного теста, которую местные называли «призрак в масле».

– Если доктор ее не отпустит или она сама не захочет, Мими никуда не пойдет.

– Юноша, тебе следует пойти с нами. Там будут другие люди, с которыми ты знаком.

Ло Цзиньчен огляделся по сторонам, слегка приподняв подбородок, тем самым давая Кайцзуну понять, что не следует действовать опрометчиво. Кайцзун заметил в дальнем углу столовой пару человек. Они выглядели как обычные посетители, но время от времени они поглядывали на столик, где сидела Мими, оценивающе, при этом делая вид, что едят жареные полоски, кашу с солеными овощами и пьют соевое молоко.

Ло жестом пригласил Кайцзуна садиться и заговорил на тополекте Кремниевого Острова.

– Ты прямо как твой отец. Упрямый, несговорчивый, никогда не понимающий, что для него лучше на самом деле.

Сдержав гнев, Кайцзун медленно сел.

– Когда я и твой отец были молоды, не старше, чем ты сейчас, я звал его Старший Брат Сяньчжэ. Он был наполнен амбициями, хотел превратить Кремниевый Остров в крупный грузовой порт восточного Гуандуна. Но на это требовались деньги, очень много денег, и время.

Ло Цзиньчен запрокинул голову, глядя вдаль и погружаясь в воспоминания о далеком прошлом.

– Правительство не могло ждать слишком долго. Им были нужны результаты, зримые и осязаемые, от которых повысился бы ВВП, и они могли бы написать хороший доклад вышестоящим властям. Получить деньги и повышение по службе. И Кремниевый Остров избрал иной путь, в результате которого мы имеем то, что имеем сейчас.

Кайцзун хотел было возразить, но Ло поглядел на него, давая знак молчать.

– Не делай поспешных выводов, младший. История такова, какова она есть, потому что она следует определенным закономерностям, иначе бы сейчас тут с тобой не разговаривали. Должен признать, что твой отец оказался дальновиднее многих, а еще он смел и решителен. Он не погнался за легкой наживой, которую мог получить здесь, оставил свою страну, явился в Америку, чужаком, за которым ничего нет. Но его упорство дало тебе возможность вырасти в новой среде. Ты можешь счесть, что во мне говорит эгоизм, что я погряз в несправедливостях – мне без разницы. Мои взгляды просты. Зверь должен быть силен достаточно, чтобы за его потомством не охотились и не поработили его. У людей все точно так же. Так что я и твой отец одинаковы. Мы различаемся лишь в том, как выражаем свою любовь.

Если бы Кайцзун не был свидетелем множества случаев скверного обращения людей клана Ло с «мусорными людьми», он бы зааплодировал этим, казалось бы, чистосердечным словам. Он вспомнил своего отца, уже поблекшие воспоминания прошлого о том, как они скитались по Америке, стараясь выжить в чуждой стране. И ощутил биологическое отвращение, будто условный рефлекс.

Он никогда не сможет считать эту переменчивую, неприкаянную жизнь проявлением отцовской любви, как бы логично это ни выглядело.

Он не мог понять, почему его отец выбрал такой образ действий, даже спустя много лет. С рациональной точки зрения он мог бы привести множество серьезных доказательств, оправдывающих сделанный отцом выбор, но на эмоциональном уровне он никогда этого не примет. Чтобы мужчина покинул родную землю, взяв с собой тех, кто от него зависим, оставил основу их жизни – культуру и историю их родины, просто для того, чтобы обрести чувство безопасности… такое случалось лишь во времена голода или войны, а не в нынешние времена так называемого мира и процветания.

Мими достала откуда-то пасту чили и смешала ее с рисовой кашей: водоворот красного и белого, резкая яркость, дополняющая мягкость, смесь, пробуждающая вкусовые рецепторы. Кайцзун смотрел на Мими и наконец-то начал осознавать неясные контуры своих чувств по отношению к ней: они были чем-то большим, чем просто пара, мужчина и женщина; по сути, они были парой заключенных, испытывающих симпатию друг к другу, пленниками земли, которая им не принадлежала; они были чужими Кремниевому Острову, с одной стороны, с другой – не могли отрицать той сложной паутины чувств, которая привязывала их к этому месту.

– Дядя Ло, я наелась, – сказала Мими, поднимая взгляд и слизывая кончиком языка зернышки риса с уголков губ. Иероглиф «ми» на ее шее ниже затылка светился не переставая.

Ло Цзиньчен встал, следом встал и Кайцзун. Они поглядели друг на друга, не сказав ни слова. Мими посмотрела на них с умиротворенным лицом.

– Могу ли я верить вам? – наконец спросил Кайцзун обреченно. Положил руку на плечо Ло, прекрасно понимая, насколько груб такой жест, но не смог сдержаться. – Вы можете пообещать, что не причините ей вреда?

Ло аккуратно убрал руку Кайцзуна со своего плеча, взялся за нее и крепко пожал, дважды.

– Есть поговорка среди жителей Кремниевого Острова. Лодайтао кугкуй, даньжегбуно[18]. «Когда Большой Ло сказал «раз», это никогда не превратится в «два».

На его лице была смесь гордости и смущения.

– Большой Ло – это я.

На экране перед Скоттом снова появилась Сэйсен Судзуки. Кадры были сняты десятилетия спустя, но, хотя ее волосы стали седыми, а лицо перестало быть гладким, от нее все так же исходило ощущение особого изящества и милосердного характера. Она появлялась на самых разных форумах: в компаниях, на собраниях организаций, занимающихся правами человека, международных НКО, правительственных органов. Она размахивала руками и кричала, будто что-то защищая, но ее слушали немногие. Она выглядела старой и одинокой, будто ива, засыхающая и умирающая после многих лет жизни.

В результате непрекращающихся усилий профессора Судзуки в 1997 году КНБ был официально внесен в список Конвенции по Химическому Оружию. Последние годы своей жизни она посвятила разработке методов лечения договременных последствий поражения КНБ и разработала экспериментальную методику, включающую применение генномодифицированных вирусов для лечения мускариновых рецепторов в головном мозге жертв. Однако в силу недостаточного финансирования и технологических ресурсов методика так и не дошла до стадии клинических испытаний.

Профессор Судзуки так и не вышла замуж. В силу ограничений секретности военных проектов она так и не назвала общее число людей, страдающих от заболеваний, вызванных воздействием КНБ.

Изображение на экране стало бледно-желтым и расплывчатым. Затем объектив камеры сфокусировался так, что стал различим даже рисунок на обоях. Перед камерой сидела старая женщина, одетая во все белое, с легкостью и изяществом, которые дополняли идеально подчеркнутые черты ее красивого лица. К ее правому предплечью был приклеен пластырем автоматический инжектор, на котором мигал зеленый светодиод. Цифры в нижней части экрана показывали дату, 3 марта 2003 года.

Женщина кивнула и улыбнулась в камеру, и на ее лице мелкой сеточкой прорисовались морщины.

Она заговорила по-английски.

– Я Сэйсен Судзуки, грешница, изобретшая КНБ.

В этот день шестьдесят лет назад мой жених Хидео Кубоку погиб в морской битве. Его трагическая гибель побудила меня сделать неправильный выбор: я сочла, что смогу сама прекратить ужасы войн. Как всем вам известно, я приехала в Соединенные Штаты, училась, получила ученую степень, начала сотрудничать с военными и изобрела КНБ. Они говорили мне, что благодаря моему изобретению остались в живых тысячи и тысячи солдат, что они получили шанс вернуться с поля боя домой, к своим любимым.

Они говорили правду, и они лгали одновременно.

КНБ вызывал необратимые изменения в психике, воздействуя на рецепторы нервных окончаний мозга. Выжившие весь остаток жизни провели в прочных тенетах безумия, ужаса и галлюцинаций. Я пыталась исправить свою ошибку, но уже слишком поздно. Я раскаиваюсь в своих грехах и прошу прощения у всех жертв.

Я также обязана покаяться в грехах и испросить прощения у всех, кто стал объектом экспериментов, тех, кто был искалечен или погиб в результате этих экспериментов. Вы уже заплатили цену за совершенные вами преступления и совершенно не заслуживали тех мучений, которые я на вас навлекла. Важно не то, что я совершила зло, желая сделать добро. Зло есть зло. Или, возможно, это зло жило в моем сердце, желая отмщения, но прикидываясь добром, и в результате случилось то, что случилось. Я не знаю, честное слово… простите, но все, что я могу сказать, – это что мне очень жаль.

Старая женщина низко склонила голову; складки кожи на ее шее ниже затылка растянулись, будто тонкая кожа под крыльями птицы.

– Сегодня годовщина смерти моего жениха, и сегодня день моего упокоения. Я надеюсь, что моя смерть, как бы незначительна она ни была, скажет каждому, что война уничтожает не только тело, но и душу. Да упокоятся с миром все наши души.

Она еще раз улыбнулась и нажала кнопку на автоматическом инжекторе. Зеленый огонек замигал быстрее, стал желтым, потом красным, а потом погас.

Сэйсен Судзуки сделала глубокий вдох и закрыла глаза, будто наслаждаясь потоком химического вещества в ее жилах. Ее лицо, иссеченное невзгодами жизни, быстро менялось, так, будто каждая морщинка на нем разглаживалась и исчезала. Она внезапно открыла глаза и поглядела выше объектива камеры. Ее лицо просияло от радости встречи с дорогим другом после долгой разлуки. Она тихо заговорила по-японски.

– Кубоку-кун, хибари ёри сора ни ясурё тёге ка на[19].

Мой милый Кубоку, парящих жаворонков выше, я в небе отдохнуть присел, на самом гребне перевала.

Она снова закрыла глаза, будто засыпая, ее грудь вздымалась все медленнее, а потом перестала, и ее оболочку будто покинуло нечто бесформенное. Словно марионетка, у которой обрезали нити, Судзуки медленно падала под действием силы тяготения. Ее благородная голова склонилась, а затем и все тело обмякло, осев в кресле.

Сэйсен Судзуки умерла в возрасте 83 лет. Проект «Мусорный Прибой» тихо прикрыли, а все связанные с ним документы убрали под замок. Кому достались права на три с лишним сотни ее патентов, покрыто мраком, как и количество жертв КНБ, страдающих от последствий воздействия вещества, которые все так же живут по всему миру, каждый день проводя в борьбе за жизнь.

Скотт сидел неподвижно, не в силах забыть трогательную сцену смерти Судзуки. Он и представить себе не мог, что проект «Мусорный Прибой» скрывает внутри себя столь шокирующие тайны. В нем бурлили противоречивые чувства: уважение к ученому, грешнице и просто женщине, которая шестьдесят лет ждала воссоединения со своим женихом, даже жалость к той, что взвалила на свои плечи такую ответственность и вину, которые на самом деле не были просчетом лишь ее одной.

А я не такой же? Эта мысль мелькнула у него в голове, и он усмехнулся. Даже жалость оказалась не более чем частью механизма самозащиты.

Проявлялись многочисленные узлы хранения сложной информации, будто рифы в море, образовывая сложный лабиринт. Скотт поднял руки и, будто дирижер симфонического оркестра, изящно двигал ими в воздухе. Руки двигались все быстрее, совершая сложные и быстрые жесты, а высокоточные цифровые датчики улавливали эти движения, преобразуя их в цифровые команды для компьютера: передвинуть, увеличить, свернуть, развернуть, вывести подробности, создать соединение… постепенно образовывалась мерцающая паутина, сеть с нерегулярной топологией, обладающая своей особой красотой, искаженной, но рациональной.

Уголки губ Скотта приподнялись в подобии улыбки; у него возникли мысли насчет того, как решить эту головоломку.

Он еле заметно крутанул указательным пальцем, выводя в центр сети узел данных «Мими» и помечая его золотистым знаком вопроса.

11

Она догадывалась, что заточена в оболочке под именем «Мими», но не знала причин этого заточения.

Будто ночной кошмар, но где-то вдали: как она нырнула внутрь тела стального великана и стала им самим – размахивая блестящими металлическими руками, прорывая преграду дождя и ветра, бежала, прыгала, охотилась… убивала. Она знала, что это случилось на самом деле. И надеялась, что на самом деле этого не было.

В данный момент Мими пребывала в галлюцинации, ей казалось, что она – гость в ее собственном теле. С того момента как она пришла в сознание, это ощущение становилось все сильнее. Что еще хуже, она не могла управлять своим телом из плоти и крови с той же эффективностью, с какой управляла роботом. Она вновь и вновь ощущала тревогу, которая пронизывала ее периферическую нервную систему и сердце, потрясая их; но затем в какой-то части ее мозга зарождалось ощущение эйфории и умиротворения, и она чувствовала себя как на седьмом небе. В другие моменты ее сердце начинало колотиться, ее охватывала нервозность, и будто какую-то невидимую конечность начинало колоть иголками фантомной боли, не давая ей думать и действовать.

Так, будто ее тело пыталось обуздать заключенную в нем душу.

Она вспомнила, как, проснувшись в больнице, стояла у окна, глядя, как выскочил из такси Кайцзун. Она хотела помахать ему рукой, окликнуть его, сделать все, что в ее силах, чтобы он увидел, что она стоит у окна. Хотела крепко обнять этого поддельного иностранца – сделать то, чего она никогда не делала и даже не мечтала сделать. Ты всего лишь МУСОРНАЯ ДЕВКА. Эта отметина была у нее в самом сердце, сидела в ней крепче, чем телесная пленка на шее, ее было невозможно стереть. Все ее действия и решения определялись этой меткой, невидимой границей, которую она не осмеливалась пересечь.

Она стояла не шевелясь, пока Кайцзун не появился в дверях у нее за спиной.

А затем она слышала разговор, совершенно невозможный. Немыслимые слова срывались с губ Мими и исчезали. Она смотрела, как Мими схватила Кайцзуна за руку, потом отпустила, а потом его руки взяли за руки ее. Она была уверена, что сходит с ума.

Это дело сделало то, о чем она мечтала, но никогда не могла сделать, даже такие, казалось бы, незначительные действия. Но, казалось, каждый этот жест был нацелен на Кайцзуна, и это тревожило Мими. Еще никогда она столь отчетливо не ощущала разницу между полами в плане восприятия и анализа информации, разницу, которую можно было использовать. Ее наполняли одновременно удовлетворение и стыд, будто белая рисовая каша, смешанная с острым соусом чили.

Она услышала музыку, музыку, играющую в ее сознании. Будто мелодия из заводного музыкального автомата, бесконечно повторяющаяся. Воодушевляющая мелодия, настолько знакомая, но смешанная с сигналами машин и ударами барабанов, коснувшаяся ее нервных окончаний и доставившая чистейшее удовольствие.

Что еще ужаснее, она знала, откуда эта музыка. Мгновенная вспышка логических построений, таких, на какие она никогда не была способна, собрала все части головоломки воедино и дала очевидный результат.

Дешевая аудиосистема в машинах такси плохо воспроизводила низкие и средние частоты, поэтому музыку на ней можно было воспроизводить лишь в упрощенном варианте, подчеркивая высокие и не особо заботясь о гармонии. Диспетчерская Кремниевого Острова приспособилась к этому и передавала множество мелодий шаньчжай в обработанном виде. Таксисты включали в машинах только эту станцию, еще одна местная особенность, непереносимая. В начале каждого часа местные радиостанции были обязаны ретранслировать сигналы точного времени и выпуск новостей от центральной станции, а еще два рекламных блока на фоне классической музыки. Диспетчерская, для экономии времени, решила сжать трансляцию, поэтому музыка звучала вдвое быстрее, чем в оригинале.

И в таком виде из губ Мими вырвалась увертюра «1812 год».

Она испугалась самой себя – испытала глубочайший ужас, пронизавший ее насквозь. Кайцзун возил ее на такси в разные места; у себя в хижине она слушала разные станции, с тем же самым блоком рекламы и новостей, бесчисленное число раз; время от времени за ужином она слышала, как Брат Вэнь упоминает о таких технических тонкостях, до которых есть дело только таким гикам, как он. Однако она никогда не могла представить себе, что ее ум обладает силой, способной собрать воедино разрозненные частички информации и соткать из них четкую картину, будто из шелковых нитей, смотанных с множества коконов шелкопряда.

Она не понимала значения этой новой способности; видела лишь шок и ужас на лице Кайцзуна. И ее сердце пронизала холодная волна горечи.

Она поняла, что теперь иначе ощущает окружающий мир. Не знала, как в точности описать это, все, что ей пришло в голову, – это ощущение человека, вынырнувшего из глубокого колодца и впервые увидевшего небо и землю вокруг, во всех подробностях и перспективе, со всеми сопутствующими этому сложными чувствами. Даже когда она думала обо всем, что случилось на Пляже Созерцания Прибоя, обычные злоба и отвращение сменялись более сложными и возвышенными чувствами. Казалось, что она понимает, почему Тесак сделал то, что сделал, понимает его судьбу. Ей даже было его жалко.

Клан Ло избрал местом для ритуала зал почитания предков: беленые каменные стены, красный кирпич, черепичная крыша. В святилище стояла позолоченная статуя Будды из тайского Чианг Мая, вокруг которой рядами стояли таблички с именами прежних поколений клана Ло. Мигали электрические свечи, витыми струйками поднимался дым от благовонных палочек. Посреди зала установили кровать, на которой лежал Ло Цзысинь. Его бледное тщедушное тело лежало неподвижно, опутанное проводами и трубками, а глаза были плотно закрыты, и, если бы не медленная пульсация кардиограммы, его можно было бы принять за труп утопленника.

Идея провести ритуал здесь заключалась в том, чтобы воспользоваться помощью предков и Будды, дабы подавить влияние злых духов, но все присутствующие ежились, будто они стояли внутри ледника. Окруженные атмосферой сверхъестественного, они чувствовали, как у них мурашки по коже идут.

Кайцзун увидел Директора Линь Йи-Ю, входящего в зал, и наконец понял, что означали слова Ло Цзиньчена про «людей, которых он знает», как и то, почему режим безопасности в больнице был с такой легкостью нарушен. Директор Линь кивнул ему, но ближе подходить не стал. Его лицо было даже мрачнее, чем лицо Ло Цзиньчена, будто это его сын в коме лежит.

Мими спокойно сидела в сторонке, ожидая начала представления.

Кайцзун сосредоточил внимание на ней: ее привычная застенчивость в смеси с тревогой куда-то исчезла, на смену ей пришло спокойствие, казалось, исходящее из самых глубин, уверенность человека, полностью контролирующего ситуацию. Вряд ли это актерство, он видел, что иероглиф «ми» на ее шее светится не переставая, полностью подтверждая ее состояние. Внутри Мими что-то переменилось. Виной ли тому те металлические частицы? У Кайцзуна снова начало нарастать предчувствие. Он не понимал, как вести себя с этой Мими, совершенно новой; он отчасти даже боялся ее.

Даже ее лицо было иным, нежели раньше. Больше не было следа на нижней губе от того, что она ее постоянно прикусывала, нервничая. Даже брови, казалось, выгнулись сильнее. Что же за душа скрывается за этим лицом?

Появилась лосинпу, в многоцветном платье без рукавов, с морщинами, скрытыми густым слоем красного макияжа, изображающего разгневанного духа. Она посадила Мими в метре от макушки Ло Цзысиня, посередине прямой линии, соединяющей ребенка и золотую статую Будды. Затем она прилепила куски телесной пленки зеленого цвета с иероглифом «чи» – «приказ» – на лоб Цзысиню и Мими, такие же, как на лбу у нее самой.

Она зажгла свечу и начала кропить все вокруг святой водой, резко пахнущей полынью, чесноком и аиром, бормоча молитвы призывания добрых духов. Когда она закончила, то вернулась к постели Цзысиня и приняла из рук помощника фарфоровую чашу, наполненную маслом. Снова прочтя заклинания, она зажгла масло в чаше, и над ее руками поднялось колеблющееся оранжевое пламя от неполного сгорания масла.

Она стала ходить кругами вокруг постели Цзысиня, по часовой стрелке; ее походка была дерганой и медленной, будто в такт неслышимым ударам барабана. Она тихо читала гатхи из буддийских писаний, время от времени издавая громкий вой, будто вой ветра в сосновом лесу глубокой ночью. У всех присутствующих снова мурашки по коже пошли.

Сердце Кайцзуна стучало где-то в горле, все сильнее сжимаясь с каждым шагом лосинпу. Он боялся, что она споткнется и прольет пылающее масло на Мими. Кайцзун не верил во все эти сверхъестественные ритуалы и не думал, что Ло Цзысинь выйдет из комы в результате этого представления или что Мими умрет вместо мальчика; однако были в этом спектакле и элементы, которые он не мог объяснить: например, как ведьма может голыми руками держать чашку, температура которой уже определенно измеряется трехзначными цифрами?

Мими не выказывала ни малейшего удивления, она просто смотрела на лосинпу с любопытством. Ее лицо то освещалось, то погружалось в темноту, по мере того, как женщина с пламенеющей чашей ходила вокруг нее, и свет странно отражался от ее глаз.

Немногие высокопоставленные гости ахнули, когда пленка на лбу Цзысиня замигала; почти одновременно засветились куски пленки на лбу лосинпу и Мими.

Ведьма начала двигаться быстрее. Будто рабочая пчела, она выписывала сложные восьмерки вокруг постели Цзысиня и Мими, постоянно меняя направление. В ее руках пылал огонь, а ее завывания, казалось, метались по залу, эхом отдаваясь от стен. Три иероглифа «чи» на их лбах синхронно мигали, ускоряя ритм, но кардиограмма Цзысиня оставалась такой же ровной и медленной.

Зрители затаили дыхание, ожидая кульминации. Как только Мими закричит от испуга, ведьма разобьет чашу о пол и завизжит изо всех сил, завершая стадию «замены». Однако что-то пошло не по писаному: Мими даже не пошевелилась, все так же сидя, а у ведьмы уже перехватывало дыхание. Пот дорожками стекал по красному макияжу, будто кровавые слезы.

Кайцзун наблюдал за происходящим фарсом с растущим интересом, раздумывая, чем же это кончится.

Снова хоровой вздох. Пленка на лбу Мими стала мигать с другой частотой, не в такт двум другим. Ее безмятежное выражение лица тоже пропало: она сдвинула брови, будто задумавшись или борясь с некоей невидимой силой. Глядела в одну точку, ее веки дрожали, знакомое дрожание, от которого у Кайцзуна всегда колотилось сердце.

Пленка на лбу Цзысиня сменила ритм и стала приближаться по такту к пленке Мими, а не лосинпу. Некая невидимая сила, казалось, подстраивала все на новый лад. Вскоре пленки Мими и мальчика в коме мигали в такт. На лице Ло Цзиньчена появилось удивление в смеси с робкой надеждой.

Волнообразная линия кардиограммы начала меняться, будто камешек в пруд кинули. Волны распространялись, пики и провалы меняли местоположение, растягиваясь и снижая амплитуду.

Мерцание пленки на лбу лосинпу утратило собственный ритм и тоже начало подстраиваться под ритм Мими и Цзысиня, в поисках новой гармонии. Ведьма выглядела ослабевшей и была даже не в состоянии контролировать собственные завывания. Ее глаза уставились на мрачное лицо Ло Цзиньчена; она знала, что не может остановиться; она понимала цену неудачи.

Но ее не спасла бы и улыбка золотого Будды.

И тут она споткнулась, со всей неизбежностью. Лосинпу упала лицом вниз. Наполненная пламенем фарфоровая чаша на мгновение повисла в воздухе, потом перевенулась и рухнула на ведьму. Яркие языки желтого пламени, прочертившие в воздухе траекторию льющегося масла, достигли ее тела, и разноцветное платье охватил огонь. Помощник завопил и бросился к ведьме, пытаясь помочь ей вылезти из платья, одновременно отчаянно хлопая ладонью в попытках сбить пламя. Зал наполнили едкий дым и отчаянные вопли, смешивающиеся с дымом благовонных палочек.

Фарфоровая чаша покатилась по полу и остановилась у ног Кайцзуна. Директор Линь ринулся вперед, присел и осторожно тронул чашу пальцем. Потом поглядел на Кайцзуна и произнес одними губами:

– Шарлатан.

Кайцзун приподнял брови, а затем перевел взгляд на мальчика, лежащего на кровати. Ло Цзиньчен уже стоял там, напряженно глядя на сына и совершенно не обращая внимания на двух клоунов, катающихся по полу рядом, вопящих и пытающихся потушить огонь. Кардиограмма Ло Цзысиня приобрела новый, стабильный ритм. Иероглифы «чи» на лбу Цзысиня и Мими замедлили свое мерцание, а потом постепенно погасли.

Мими аккуратно сняла пленку со лба с усталым лицом.

Все подались вперед, но не смели подойти ближе к Ло Цзиньчену. Зрители стояли в метре от постели Цзысиня и увидели, как веки мальчика начали дрожать, будто он переходил в фазу быстрого сна.

– Хим-жи, Хим-жи… – окликнул Ло Цзиньчен сына на местном тополекте, с наполненным любовью взглядом.

Кайцзун признался себе, что даже восхищен тем, как быстро смог Ло Цзиньчен изменить настрой и выражение лица. Вспомнил монолог Ло насчет отцовской любви, вспомнил своего отца, который сейчас так далеко. Возможно, Ло был прав.

Дрожание прекратилось. Через какое-то время глаза Цзысиня вдруг открылись, светло-карие.

– Хим-жи!

В глазах Ло Цзиньчена что-то заблестело.

Мальчик неуверенно огляделся по сторонам. Казалось, он с трудом понимает, кто он, где он, как он здесь оказался… и кто этот человек, что смотрит на него сквозь слезы.

– …Папа? – нерешительно сказал он.

Ло Цзиньчен замер в полнейшем изумлении. Все присутствующие четко расслышали Цзысиня; хотя тоны отличались совсем немного, перемена была очевидна. Родившийся на Кремниевом Острове мальчик, проведя месяцы в коме, стал говорить на Современном Мандарине вместо родного тополекта.

Оглядевшись, Кайцзун заметил, что глаза Мими улыбаются.

Мими научилась договариваться с этим телом. И начала преодолевать свою тревогу.

Когда она впервые увидела Ло Цзиньчена в дверях палаты интенсивной терапии, она дрожала, как заяц, увидевший охотника, и едва смогла подавить желание бежать. Но она не убежала. Тело заставило ее остаться на месте. Золотистая пленка на шее померкла едва на мгновение и снова засветилась. Ужасающий поток воспоминаний, казалось, нашел преграду вне ее сознания, и было лишь ощущение, как он безуспешно бьется о нее. Она поразилась тому, с какой легкостью смогла исполнить свою роль: ее дыхание было ровным, а мышцы лица – расслабленными. Ее пустые глаза сообщили Ло Цзиньчену лишь одно: я ничего не помню.

И Ло Цзиньчен ей поверил.

Этот контроль сохранялся до тех пор, пока она не переступила порог зала поминовения предков семьи Ло и не села у кровати Ло Цзысиня. Она вспомнила давнее прошлое: протез, который уколол ее, мальчик, тайком сфотографировавший ее, холодная кровь. Все началось тогда.

Мими наполняло сожаление. Мать всегда учила ее доброте, поскольку небеса видят все, что мы делаем. Прибыв на Кремниевый Остров, она начала сомневаться в наставлениях матери. Невинные подвергались оскорблениям и насилию каждый день; если небеса имели хоть миллиард глаз, по всей видимости, они не смотрели на реальность этого мира.

Мими стала прагматичным анимистом, считая, что во всем живут духи. Если она будет истово молиться и совершать необходимые приношения, то окажется под защитой. Только так «мусорные люди» могли выживать в этом аду на земле. Рядом с каждым сараем, в котором обрабатывали отходы, стояли подставки для благовоний, в которые верующие бросали куски пластика; в сочетании с полиамидной пленкой, на которой были магические символы и священные молитвы, они светились в ночи, будто призрачные огни, предостерегающие прохожих от вторжения в запретные места.

Мог ли этот мальчик оказаться жертвоприношением какому-то духу? И кому прок с этого жертвоприношения? Мими смотрела на снующую вокруг лосинпу с пламенеющей чашей в руках, и в ее сердце закралось сомнение.

У нее перед глазами замелькали зеленые вспышки, будто капли дождя. Пленки на лбу Цзысиня и ведьмы засветились. Одна неподвижная, другая движущаяся, будто звезда и вращающаяся вокруг нее планета во вселенной, где нет разницы между магией и технологией. Она понимала, что эти огни не имеют к ней никакого отношения; скорее всего, это результат удаленного управления, со стороны лосинпу или ее помощника. Состояние мальчика практически не менялось.

А затем будто щелкнул выключатель, и она ощутила еле заметную трансформацию в теле Мими. Волосы на коже встали дыбом, ее зрение стало четче; где-то в глубине мозга началась неконтролируемая дрожь, переходя на кожу на лбу и расходясь кругами. Она мгновенно поняла, что намерено делать ее тело, хотя и не могла сформулировать, как именно она это поняла. Сенсоры в телесных пленках создали невидимый мост между ее сознанием и сознанием Цзысиня, через радиоволны: она была на одном конце канала, а Ло Цзысинь – на другом.

Она знала, что надо делать. Нужно пробудить этого мальчика и исправить ее прошлую ошибку. Какой бы вред ни причинил Мими его отец, мальчик невиновен. Когда Брат Вэнь причинил ему вред, Мими не остановила его, и это сделало ее ответственной за это. С точки зрения Мими, мир должен был бы жить по этим простым и четким правилам. И лишь замысловатые людские дела все усложняют, и жизнь становится слишком сложно понять.

Но все оказалось не так просто, как она ожидала.

Вызванный вирусной инфекцией менингит затормозил сознание мальчика. Рецепторы нейронов, заблокированные вырабатываемым вирусом белком, не могли проводить биоэлектрические сигналы мыслей. Но это была не самая большая проблема. Блокирующий механизм уже ослаб, в силу запрограммированной регуляции белкового обмена, и не мог блокировать импульсы нормальной интенсивности. Эту часть информации Мими не понимала, но, казалось, тело Мими само понимало следствия, интуитивно. Ее сознание взлетело, оттолкнувшись от трамплина радиопередатчика телесной пленки, и проникло в мозг мальчика, будто щупальце, ощупывая отделы мозга и ища более глубинную причину.

Ею оказался язык.

К своему удивлению, Мими поняла, что блокирующий работу сознания белок вируса работал подобно защитному механизму. Точно так же, как предохранитель в электрической цепи, он активировался тогда, когда нагрузка на нейронные связи превышала определенный порог, размыкая соединение и предохраняя нейроны от того, чтобы они сгорели. Однако по какой-то причине защитный механизм Ло Цзысиня был настроен на очень низкий порог срабатывания, и, как только он начинал думать на местном тополекте Кремниевого Острова, предохранители срабатывали, и соединения между нейронами размыкались.

Тополект Кремниевого Острова представлял собой древний язык, содержащий в себе восемь тонов и имеющий очень сложные правила сандхи. Его информационная энтропия значительно превышала таковую у Современного Мандарина, в котором было всего четыре простых тона. Это и было коренной причиной комы, в которую погрузился мальчик.

К тому, что произошло потом, она была совсем не готова. Мысленное щупальце Мими внезапно стало жестким и проникло в область Брока мозга мальчика, находящуюся в нижней фронтальной извилине левого полушария, отвечающей за речь и самоконтроль. Щупальце действовало, подобно точнейшему лазерному скальпелю, как будто держащий его имел миллиарды лет опыта в таких делах.

У нее на лбу выступил пот, смачивая волосы. Она снова поразилась силам, которыми обладает ее тело, но на этот раз она надеялась, что это к лучшему.

Щупальце смягчилось, сократилось и рывком вернулось в ее тело, через телесную пленку. И почти с такой же легкостью коснулось сознания лосинпу.

Плутовка. Мими мгновенно все поняла. Загадочный шлем Брата Вэня случайно поместил зародыш перемен в ее мозг, а Ло Цзиньчен и Тесак извлекли его из кокона своим насилием. Однако именно эта старая женщина, настояв на том, чтобы втянуть Мими в глупый розыгрыш «очищения масляным огнем», запустила все механизмы и призвала к жизни чудовище, таящееся в ее сознании.

Именно ведьма создала нынешнюю Мими.

Мимолетная мысль, и готово. Мими смотрела, как пылающая чаша плывет вверх, разворачивается, переворачивается и изливает свое содержимое на женщину средних лет, неуклюже растянувшуюся на полу. Это мой маленький подарок тебе. В знак уважения. Уголки губ Мими приподнялись в бесстыдной улыбке.

Воцарился хаос. Вокруг бегали люди, кто-то пытался потушить огонь, кто-то просто смотрел, что же будет дальше; Ло Цзиньчен стал на колени, зовя по имени своего дорогого ребенка; Директор Линь Йи-Ю и Чень Кайцзун перешептывались в стороне.

Медленно, в ответ на крики отца, мальчик открыл глаза. Из милосердия Мими не стала трогать его область Вернике, ответственную за понимание слов, так что он был в состоянии понять тополект Кремниевого Острова. Однако всю оставшуюся жизнь он сможет говорить лишь на Мандарине, с его четырьмя простыми тонами, как пришлые «мусорные люди», которых так презирал его отец.

Цзысинь произнес «ба4 ба», вместо «ба7 ба5», со смещенными тонами, по правилам тополекта Кремниевого Острова. И Ло Цзиньчена это повергло в ошеломление.

Мими поймала на себе тревожный взгляд Кайцзуна. С трудом подавила желание рассмеяться, хотя ей казалось, что это было бы вполне уместно.

Рикша-водовоз остановил свой экипаж у ворот особняка клана Ло в ожидании, когда слуги выгрузят бутыли с водой на тележки. Водитель, мусорный человек, мужчина средних лет, выглядел очень встревоженным, что-то бормоча себе под нос, а его очки дополненной реальности мигали зеленым. Наконец всю очищенную воду выгрузили, и повозка рикши слегка приподнялась. Водитель тронулся с места, разворачиваясь вправо, а затем с безумной скоростью поехал туда, откуда приехал, даже не дождавшись, когда слуги Ло отдадут ему деньги. Слуги изумленно кричали ему вслед.

Водитель пару раз обернулся. Его никто не преследовал. Он постепенно снизил скорость и влился в плотный поток транспорта в городском центре Кремниевого Острова.

– Дядюшка Хе, что с тобой? – спросили его пара «мусорных людей», поприветствовав его. – У тебя такой вид, будто ты призрака увидел.

Дядюшка Хе остановил повозку. На его залитом потом лице не было ни тени улыбки. Знаком подозвал одного из «мусорных людей». Не слезая с седла, наклонился, будто желая коснуться лбом подошедшего. И очки другого человека тут же мигнули зеленым. Не задерживаясь, Дядюшка Хе снова включил мотор и поехал дальше, продолжая распространять то видео, которое он снял десять минут назад.

Видео, на котором был черный автомобиль, стремительно подъезжающий к особняку Ло. Даже издали можно было различить тех, кто вышел из машины. Хрупкая девушка, которую вели под руки прямо к особняку. Свободная белая одежда на ней не была писком моды, а больше походила на больничную рубашку.

Дядюшка Хе был уверен в том, что это Мими. Нужно было, чтобы Брат Вэнь как можно скорее узнал эту новость.

Солнце медленно подымалось в небо, все сильнее обжигая. У Дядюшки Хе было ощущение, что его окутывает липкое густое облако пара, мешая ему ехать. Со всех сторон на него обрушивались разнообразные звуки и запахи, а речь окружающих казалась ему неразборчивой. Он встречался взглядом со многими – «мусорными людьми», местными и другими, которых он не мог в точности опознать. Он видел, как «мусорные люди» останавливаются, наклоняя друг к другу головы, подобно европейским джентльменам девятнадцатого века, а уроженцы Кремниевого Острова глядят на них с подозрением. Способ приветствия презираемых ими «мусорных людей» выглядел неуместным и невыносимым для местных, считавших себя здесь главными.

Дядюшка Хе держал ровную скорость, аккуратно объезжая многолюдный рынок и делая вид, что все в норме, поскольку знал, что вокруг полно камер видеонаблюдения. Но в конце концов не смог удержаться, и на его лице появилась ухмылка, и он захохотал во все горло.

Есть две Мими, и ей постепенно пришлось свыкнуться с этим фактом. Она назвала их «Мими 0» и «Мими 1».

Мими 0 была простой девушкой из «мусорных людей», родом из захолустной деревни: осторожной, опасливой и гиперчувствительной, но и наполненной любопытством, способной пожалеть сломавшегося чипированного пса или испытывать симпатию к странному парню родом с Кремниевого Острова. И при этом настолько лишенной уверенности в себе, что она постоянно держала его на расстоянии вытянутой руки. Она всегда будет помнить ту ночь, когда светящиеся медузы кружили в глубине моря, будто звездная туманность, когда поверхность моря сверкала серебристым светом, будто миллиарды рыбьих чешуек, когда Кайцзун лежал рядом с ней на пляже, глядя на звезды, когда ее охватило чувство, которому не было названия, от которого сердце билось неровно, а мир вокруг будто расплывался, и она пребывала в ошеломлении, будто ослепленная.

Мими 0 – это и есть она сама.

Мими 1, напротив, была тем, что она совершенно не могла четко осознать. В ту долгую темную дождливую ночь она явилась, чтобы овладеть этим телом, подобно духу, стать его хозяином. Хотя они делили между собой это тело, Мими 0 была тут на правах автостопщика, понятия не имеющего, о чем думает Мими 1, и категорически не желающего вставать на ее пути. Она видела то, что хотела от нее Мими 1, с трудом воспринимая сложный и глубокий нечеловеческий поток сознания. Учась, начиная понимать, позволяя поднять себя выше. Мими 0 была в ужасе от Мими 1, одновременно боготворя ее, преклоняясь перед этим несравненно точным, подобным машине интеллектом, властвующим над ней. Она даже ощущала красоту, такую, какой не ведала прежде, будто она оказалась на вершине высокой горы и взирала свысока на величие Жизни. У нее подгибались ноги, она неудержимо дрожала и чувствовала напряжение в мочевом пузыре, однако она была не в состоянии отвергнуть искушение узнать всю правду.

В мыслях она всегда видела лицо Мими 1, будто наложенное на лицо западной женщины, будто призрак. Ей очень хотелось узнать, кто это, но она опасалась, что появление третьей персоналии не сделает ситуацию проще.

Однако в данный момент Мими 0 и Мими 1 пребывали в редком согласии. Они ощущали изнеможение. Работа по пробуждению мальчика отняла слишком много энергии, и им обеим требовалась подпитка. Мими проголодалась.

Но фарс еще не окончился.

Ло Цзиньчен кричал на медицинских работников, которые спешно прибыли, чтобы осмотреть мальчика; лосинпу, в покрытом дырами от огня платье, сквозь которые проглядывали складки жира на талии, попыталась улизнуть вместе с помощником, но охранники клана Ло схватили их и поставили на колени в углу, ожидать решения Босса Ло; Директор Линь Йи-Ю говорил по телефону, оглядывая зал и докладывая о ситуации невидимому собеседнику с неизменно мрачным лицом; потом в ее поле зрения оказалось лицо Ченя Кайцзуна: тот стоял на коленях рядом с ней, со встревоженным выражением лица, судя по всему, о чем-то ее спрашивая.

Окружающий шум и гам слились и сплелись в одну гладкую стену, гудящую и напирающую на ее слуховые нервы. Будто уровень сахара в крови рухнул ниже порогового значения, и часть органов чувств отключилась, чтобы предотвратить обморок. Мими попыталась разобрать слова по губам Кайцзуна, но не смогла; ее сосредоточенность будто утекала сквозь прорехи в ее сознании, рассыпаясь по полу и смешиваясь с пылью.

Кто-то вбежал в зал, и белый свет от открытой двери распространился во все стороны, как надувающийся шар, а потом померк. Вбежавший что-то несколько раз крикнул во все горло. Все присутствующие замерли на местах и посмотрели на него. Он повторил свои слова столько раз, что слоги его слов начались громоздиться один на другой, укореняясь в сознании Мими. Постепенно они сложились в слова, и Мими наконец поняла их.

«Мусорные люди» идут, кричал он. «Мусорные люди» идут!

Наполнивший лица уроженцев Кремниевого Острова страх удивил Мими. В известном ей мире такой ужас могли испытывать лишь «мусорные люди», особенно при виде местных. Она бесчисленное число раз видела, как «мусорные люди» становились на колени, умоляя о пощаде; сильные, слабые, старые, молодые, грязные и беспомощные – все они становились на колени перед местными – потому, что испачкали ему одежду, потому, что ненамеренно глядели на него слишком долго, потому, что коснулись его ребенка, его машины, а иногда и безо всякой причины, просто потому, что они – «мусорные люди».

Она никогда не забудет взгляды тех людей, что становились на колени, будто колючий, холодный огонь, который жалил ее в самое сердце. Она знала, что, если бы они не подчинились, возможно, на следующий день непокорный превратился бы в гниющий труп на обочине, как Хороший Пес. Она никогда не забудет и взгляды местных: стоящих, слегка задрав голову, будто они – люди совершенно другой расы, по рождению имеющие право смотреть на «мусорных людей» сверху вниз, как на животных, – на тех, кто не отличался от них ни генами, ни культурой.

Но теперь местные были испуганы. Что же их испугало?

Все двинулись к выходу. Пошла и Мими, с помощью Ченя Кайцзуна. Ее глаза постепенно привыкали к свету, зрачки сузились. И она увидела причину ужаса.

Перед особняком Ло, за воротами, лицом к охранникам и чипированным собакам, стояла темная масса «мусорных людей», больше сотни человек. Они стояли под лучами палящего солнца, и выражения их лиц было не разглядеть. Их лица и тела покрывали темные пятна – токсичная пыль и копоть от сжигаемого пластика, кислотные пары от ванн, где очищали металлы. Они приносили в жертву жизни и здоровье ради незначительной платы, чтобы наполнить свои желудки и приблизить далекие мечты, их трудом было достигнуто процветание Кремниевого Острова, но сами они были здесь рабами, букашками, расходным материалом. Были вынуждены безмолвно смотреть на все это невидящими глазами.

Это продолжалось слишком долго. И лед в их глазах начал таять, превращаясь в обжигающее пламя.

Мими увидела посреди толпы Брата Вэня. У людей не было ни плакатов, ни лозунгов. Лишь молчание. Но когда они увидели Мими, выходящую наружу вместе с местными, держащими ее под руки, толпу будто пронизала невидимая сила. Будто послышался звук напрягающихся мышц, словно ветер, пронесшийся по пшеничному полю и принесший запах выплескивающегося адреналина.

Директор Линь Йи-Ю что-то зло кричал в телефон.

Мими ощутила, как ее сознание, будто текучий песок, разделяется на два отдельных потока: Мими 0, смертельно усталая, растерянная и смущенная, и Мими 1, напротив, четко понимающая, что «мусорные люди» пришли за ней и осознающая, как именно подогреть или, наоборот, остудить эту назревающую войну. Ей предстояло сделать выбор.

Мими остановилась и стряхнула с себя руки Кайцзуна. Посмотрела на его лицо, когда-то такое уверенное, которое теперь было наполнено неуверенностью и сомнением, и улыбнулась. Медленно, но решительно пошла вперед, сама. Солнце нещадно палило, она ощущала слабость, будто каждый ее шаг тонул в липкой грязи, не дающей опоры ногам. Железные ворота загрохотали и немного приоткрылись. Толпа снаружи то попадала в фокус ее зрения, то выпадала из него. Она ощущала себя плывущей в крохотной лодке по ночному морю, слабые волны покачивали ее вверх-вниз.

Мими встала у узкой щели в воротах, почти ощущая сладковатый запах ржавчины на железной решетке. Обернувшись, увидела, что Кайцзун нерешительно идет следом. Он поднял руку, будто прощаясь, но это было похоже и на жест солдата, готового броситься в последний бой.

Как бы то ни было, она достигла предела своих сил. Сила, до сих пор державшая ее, оставила ее, и она осела на землю.

Толпа вскричала от неожиданности.

Но она не ударилась о твердую землю. Кайцзун ринулся вперед и в последний момент сумел подхватить тело Мими, обнимая ее.

Это стало последней соломинкой для собравшейся снаружи от железных ворот толпы. Их терпение лопнуло, из их глоток вырвался звериный рев, и они ринулись вперед, безоружные. Железо ворот зазвенело. Застигнутые врасплох охранники попытались закрыть ворота, но было поздно. Чипированные собаки яростно залаяли и бросились вперед к потоку «мусорных людей», втекающему внутрь.

Мими глядела на расплывчатый силуэт Кайцзуна на фоне белого света, ощущала его крепкое и теплое объятие, не в состоянии понять, стало это результатом ее собственных действий или четкого плана Мими 1. Она слышала лишь низкие вибрации, подобно инфразвуку, предшествующему накатывающейся на берег приливной волне; они взбаламутили все ее внутренности, и ей стало нехорошо.

И она увидела темную тень, движущуюся к голове Кайцзуна – медленно, будто снятую сверхскоростной камерой; приглушенный взрыв, звук которого будто повис в воздухе; руки Кайцзуна ослабли, и его голова отдернулась назад, а в воздух взметнулись брызги крови. Ей хотелось кричать, хотелось вскочить, но ее тело не повиновалось, как марионетка, у которой обрезали нитки.

На лицо Мими упали капли теплой жидкости, запахом похожей на ржавчину. Она все больше была уверена, что оказалась не более чем пешкой, которой пожертвовали в какой-то Большой Игре.

12

Ло Цзиньчен сидел в мягком кресле из красного дерева, а Линь Йи-Ю остался стоять. Перед ними был огромный стол, тоже из красного дерева. У стола сидел мужчина, спиной к ним, и из-за спинки его кресла была видна лишь лысеющая голова с редкими прядями волос. Он смотрел на огромный аквариум, встроенный в стену, как зачарованный. По яркому цветастому грунту аквариума медленно ползло какое-то мягкое, но крупное создание.

Казалось, он вовсе забыл о двоих посетителях позади него, ожидающих указаний.

– Мэр Вэн… – заговорил Линь Йи-Ю, больше не в силах сдерживаться, но тут же умолк.

Ло Цзиньчен бросил презрительный взгляд на Линя.

– Если мы не сделаем что-нибудь быстро, боюсь, нас ждут еще большие неприятности.

Мужчина в кожаном кресле хранил молчание. Когда терпение двоих посетителей грозило уже лопнуть, он заговорил, медленно и внушительно:

– Большие неприятности? Не скажете мне, какие неприятности могут быть больше или серьезнее, чем похищение юной девушки, в результате которого сотни рабочих-мигрантов собрались в толпу и устроили столкновение с полицией? А, понимаю, ты думаешь, что если забастовка вредит бизнесу клана Ло, то платить по счетам должен город?

У Ло Цзиньчена не было ответа на такой вопрос. Он практически чувствовал, как стоящий рядом Линь Йи-Ю беззвучно усмехается, злорадно ухмыляясь.

– Кстати, Директор Линь, вы же скрыли от меня правду, так что, думаю, часть вины за этот беспорядок мы можем возложить на вас, так?

Уголки рта Директора Линя дернулись, как от пощечины.

– Вызов полиции без соответствующего разрешения – из тех дел, которые могут обернуться либо ничем, либо большими проблемами. Вам повезло, что никто не погиб. Однако мне очень интересно, как вы собираетесь улаживать дело с американцами.

– Совершенно точно! Я уже пригласил самых известных офтальмологов из столицы провинции, и они лечат пациента со всем старанием. Ответственные за преступление «мусорные люди» уже задержаны.

Из-за спинки кресла донесся зловещий презрительный смех.

– Мой дорогой Директор Линь, ты опытен и компетентен в делах официальных, но, думаю, тебе следует приобрести больше познаний в политике. Другим, может, и сойдет с рук выражение «мусорные люди», но не тебе. Ты меня понял?

– Да, да…

На лбу Линя Йи-Ю выступили капли пота. Ло Цзиньчену потребовалась вся сила воли, чтобы не расхохотаться.

– Конкурс по этому проекту привлек излишнее внимание, – продолжил Мэр Вэн. – В столице провинции сказали, что Кремниевый Остров должен стать пробным камнем в китайско-американском сотрудничестве, ключевой точкой. Босс Ло, вполне нормально, если вы не собираетесь этому помогать, но и не мешайте мне в этом. Из всех трех кланов в настоящий момент вы в наименьшей степени идете на сотрудничество и вызываете наибольшее количество проблем. Мне что, встать и уступить вам кресло мэра, чтобы вы делали что вам вздумается? Это вас устроит?

– Ладно вам, Мэр Вэн, не говорите так. Я всего лишь хочу, чтобы американцы заплатили больше. Как и вы, я тружусь на благо Кремниевого Острова.

Слова Ло Цзиньчена выглядели примирительными, но в его голосе был металл.

– Заплатили побольше? Ага, а вот он глазом заплатил! Этого вам достаточно? Кстати, Директор Линь, вы все это время стоите. Что, если мы найдем вам кресло? Или вы опасаетесь, что станете так дрожать, что с кресла упадете?

– Я в порядке. Я постою. Я привык смотреть дальше, когда стою, – ответил Линь Йи-Ю, намеренно поглядев на Ло Цзиньчена.

– Смотреть дальше? Фу. Думаю, вы смотрите, но не видите. Поглядите туда.

Оба посмотрели туда, куда показал пальцем Мэр Вэн, на стеклянный аквариум, не понимая, что за игру затеял мэр.

На первый взгляд в аквариуме не было ничего особенного, но говорили, что почва, песок, кораллы и растения внутри него были аккуратно пересажены целиком из естественной среды. Качество воды, микроэлементы, кислотность, освещенность, температура, искусственные волны… технология имитировала все, чтобы воссоздать естественную среду океана. Однако рыбы не были главными актерами на этой сцене; властителем этого миниатюрного мира был осьминог с полуметровой мантией, обычное животное для моря у берегов Кремниевого Острова. В данный момент головоногий лениво висел на стенке аквариума, присосавшись к ней своими двумя тысячами четырьмя сотнями присосок. Время от времени он сгибал одно из щупалец и двигал им, в ожидании кормежки.

Ло Цзиньчен увидел, как рука мэра поднялась и нажала кнопку на белом пульте.

Задний фон аквариума мгновенно изменился, превратившись из лазурного морского дна в расплавленное лавовое поле, угрожающе мерцающее алым. Ло Цзиньчен увидел, как осьминог практически мгновенно начал менять цвет, от головы к кончикам щупалец, и приобрел точно такой же алый оттенок, будто очень много выпил. Кожа осьминога сымитировала даже пузырьки на лаве, образовав несколько ярких желтых кружков, которые ненадолго появились и исчезли.

Еще одно нажатие, и расплавленная лава превратилась в пустыню. Осьминог сменил цвет, став желто-коричневым и имитируя текстуру песка, вплоть до мелких бороздок, оставленных на песке горячими пустынными ветрами.

Пустыня сменилась тропическими джунглями, и на этот раз зеленый цвет осьминога казался тусклым и неровным, недостаточно хорошо имитируя фон. Мэр объяснил, что причина заключается в действии астаксантина в теле животного.

А затем джунгли сменились анимированным изображением, постоянно меняющимся, со вспышками и водоворотами разных цветов, хаотически переплетающимися, будто это были закорючки сумасшедшего художника. Осьминог изо всех сил старался следовать изменениям, но ему удавалось лишь время от времени сымитировать часть картины.

И вдруг на смену хаотическому фону появилось зеркало.

Казалось, осьминог перепугался. На смену его прежней ленивой позе пришла другая, он держался за стекло всего тремя щупальцами, а остальными пятью принялся размахивать, будто знаменами, показывая, что он хозяин территории. Его двойник в зеркале отвечал такими же движениями. Поверхность обоих осьминогов начала мерцать. Внутри хроматофоров, источников способности осьминога менять цвет, находятся эластичные капсулы, наполненные разными пигментами, и сейчас они постоянно меняли цвет, расширяясь и сокращаясь. В целом это производило впечатление пикселей на экране компьютера или калейдоскопа. Многоцветные картины сменяли одна другую.

Ло Цзиньчен молча смотрел на удивительное зрелище и наконец начал понимать, почему оно так завораживает мэра.

Изменения ни на секунду не прекращались.

Мэр еще раз нажал кнопку на пульте, и снова появился спокойный лазурный фон, как в самом начале. Осьминог успокоился и улегся между песком и галькой на дне, распластавшись по нему и сливаясь с окружающим.

– Нам это небольшое создание кажется одним из самых чужеродных на всей Земле. У него три сердца, два органа памяти, его тело покрыто сверхчувствительными осязательными и химическими рецепторами, – принялся говорить мэр, словно настоящий эксперт в области осьминогов. – Но с определенной точки зрения он исключительно похож на нас.

– Чувствительный к окружающей обстановке, он постоянно меняется, маскируется и даже может сам себя этим до смерти довести. Однажды я стал терпеливо ждать, что станет с осьминогом перед зеркалом, и на выходе у меня был мертвый осьминог. Вот когда я понял, что стабильность и смерть – одно и то же.

Кожаное кресло наконец-то развернулось, и посетители увидели лицо человека, сидящего в нем. Лицо Мэра Вэна было совершенно умиротворенным, а в глазах сквозила скука.

– Директор Линь предлагает временно ввести комендантский час; Босс Ло предлагает перекрыть каналы связи у рабочих-мигрантов. И то и другое приведет к одному результату. Даже если мы сможем избежать мелких инцидентов, в будущем нас ожидают куда большие неприятности.

Ло Цзиньчен и Линь Йи-Ю беспомощно поглядели друг на друга. Они понимали, что бесполезно ожидать от Мэра Вэна четкий ответ, по крайней мере, сегодня, и им оставалось лишь отступиться, признав поражение. Они уже выходили из кабинета, когда услышали прощальные слова мэра.

– Надеюсь, вы не забыли, как случилось, что Кремниевый Остров стал зоной с ограничением скорости доступа.

Ло Цзиньчен прикусил нижнюю губу, а потом стиснул зубы. Судя по всему, он принял решение.

Скотт Брэндл вызвал своего временного переводчика в пять минут первого ночи, сказав, что хочет прогуляться по ночному рынку, поскольку проголодался. Было понятно, что собеседник на другом конце линии с трудом сдерживает недовольство, когда он сказал, что сначала проконсультируется с Директором Линем. Спустя пять минут телефон Скотта зазвонил, и переводчик снова заговорил, куда более довольным тоном. И даже услужливо предложил отвести Скотта в самые популярные на Кремниевом Острове торговые ряды.

Поскольку Кайцзун все еще находился в больнице под наблюдением врачей, Скотту пришлось временно пользоваться услугами переводчика, предоставленного Директором Линем. Новый переводчик, молодой парень по имени Синь Ю, еще даже колледж не окончил и отдыхал дома на летних каникулах, когда его вызвали работать. У него был ужасающий акцент, иногда он неверно строил английские фразы, но, с другой стороны, он намного лучше Кайцзуна разбирался в текущей ситуации на Кремниевом Острове.

Свои огрехи в переводе Синь Ю всегда списывал на то, что «тополект Кремниевого Острова – один из наиболее древних и уникальных тополектов китайской языковой семьи, есть слова, которые я не знаю, как на Современный Мандарин перевести, не то что на английский».

Обычно Скотт пожимал плечами, отвечая: «Я и так не особо надеялся»; смеялся и хлопал юношу по плечу, а тот смотрел на него обиженно.

Хотя время было уже за полночь, торговые ряды были ярко освещены и полны покупателей. В воздухе висели всевозможные ароматы и запахи, возбуждая аппетит посетителей. Скотт вел себя как самый настоящий турист, подходя следом за Синь Ю к каждой лавке, расспрашивая насчет ингредиентов блюд, методов приготовления и истории возникновения блюд местной кухни. Многие из них оказались куда сложнее и тоньше, чем он ожидал. Конечно, учитывая то, что он прибыл из молодой страны, основанной всего 250 лет назад, было понятно, что его кулинарная культура недалеко ушла от того, чтоб просто обжарить мясо на открытом огне после того, как разделали добычу.

Время от времени Скотт останавливался, делая вид, что восхищается тем, что видит, а сам тайком оглядывался по сторонам. Заметил неприметного мужчину, который тенью шел за ними от самого отеля, держа дистанцию порядка десяти метров. С того момента как Скотт совершил свой непредвиденный выход в открытое море, он видел вокруг себя все больше шпионов, следящих за каждым его шагом. Однако он не мог определить, кто послал данного конкретного соглядатая.

Они стояли у лавки рыботорговца, аквариум без воды, доверху наполненный дарами моря. Головы груперов, размером с грудную клетку ребенка, висели в воздухе в одном отделе, на битом льду в другом лежали морские создания всех форм и цветов. Японская макрель, угри уре, красные карпы, плоскоголовая кефаль, рыбы под названиями анмаглин и дегяньхе, японские голубые крабы, крабы гохой, мохам, китайские морские черенки, раковины хянло, гуидаки, кальмары, каракатицы, песчаные креветки, раки-богомолы[20]…

Скотта ошеломил поток слов – Синь Ю был совершенно уверен, что у многих из них попросту нет английских эквивалентов – а еще блеск чешуи, раковин, цвет мембран и панцирей… особенно его заинтересовали лежащие на блюде зелено-черные ракообразные. Судя по внешнему виду, их только что выловили и совершенно точно не готовили и не разделывали, однако рыботорговец сразу же предложил ему их попробовать. Синь Ю разломил панцирь рака-богомола и протянул Скотту белую прозрачную мякоть, которую достал изнутри.

Скотт принюхался, но не уловил никакого подозрительного запаха. Аккуратно оторвал полоску и положил в рот: восковая, клейкая фактура, сладковатый свежий вкус, от которого у него сразу пробудился аппетит.

Скотту доводилось пробовать самое лучше сасими в Акасаке, районе Токио. Там они ловили тунца в Токийском заливе и резали самые лучшие куски, у челюсти. От каждой рыбы получалось всего по два таких куска, очень ценных, искрящихся белоснежными точками жира и сильно пахнущих рыбьим жиром. Тот вкус был незабываемым.

Но он померк перед тем, что Скотт попробовал сейчас.

Скотт оторвал еще кусочек, побольше, наслаждаясь. Синь Ю с сожалением сказал, что из-за загрязнения воды и роста заболеваемости раком пищевода правительство неоднократно предостерегало жителей от употребления в пищу сырых морепродуктов. Скотт подавился и закашлялся, его лицо покраснело, а на глазах выступили слезы.

Синь Ю улыбнулся и похлопал его по спине.

– Не беспокойтесь. От одного кусочка не умрете.

Скотт понял, что юноша решил отыграться, и рассмеялся. Вежливо отклонил предложение торговца попробовать сушеную рыбу фугу и пошел с Синь Ю в мясной ресторан.

– Жители Кремниевого Острова – такие гурманы, – сказал он, оглядываясь, и увидел, что шпион присел напротив, в лавке, торгующей лапшой. – Должно быть, в колледже ты скучаешь по местной еде.

– Совершенно верно. Куда бы ни отправились уроженцы Кремниевого Острова, они всегда помнят вкус дома. Однажды я был гидом у пожилого китайца, живущего за границей, который покинул Кремниевый Остров несколько десятилетий назад. Мы пошли в лавку, и он в считаные минуты буквально всосал четыре чашки сухой лапши. Ничего не сказал, но был в слезах.

Синь Ю помахал палочками в воздухе, явно тронутый этими воспоминаниями.

– Когда диплом получишь, собираешься вернуться?

– …не знаю.

Наполнявший Син Ю энтузиазм, казалось, исчез в мгновение ока.

– Родители хотят, чтобы я нашел способ эмигрировать. Говорят мне, что там условия окружающей среды лучше, что там меня ждет лучшее будущее… сами понимаете. Кремниевый Остров – зона с ограничением скорости доступа.

– Все это говорят, – с улыбкой ответил Скотт и нарочито небрежно оглянулся. Встретился взглядом со шпионом, который быстро отвернулся. – Быть может, я смогу написать тебе рекомендательное письмо или что-то в этом роде. Сам знаешь, «ТерраГрин Рисайклинг» – крупная международная корпорация.

– Знаю! Одна из «Глобал 500»! Я буду вам очень благодарен, мистер Брэндл, правда.

– Не стоит благодарностей. Кстати, не сделаешь одолжение?

– Только скажите.

– Можешь сходить по вот этому адресу и купить мне еды навынос? Лучше всего – с морским ежом.

Скотт показал ему адрес на экране телефона.

– Встречаемся в конце переулка, у арки.

– Без проблем. Однако…

Син Ю немного задумался, а затем продолжил:

– Я слышал, что в морских ежах накапливаются тяжелые металлы. Не ешьте их слишком много.

В юности Ло Цзиньчен был одержим желанием иметь разные вещи. Что бы ему ни пришло в голову – игрушки, машины, деньги, земля, женщины, власть, – он был готов заплатить любую цену, чтобы завладеть этим. Сам он приписывал это желание лишениям детства, а когда вырос, то просто превратил это в главный мотив движения к успеху.

Однако он постепенно осознал, что простого обладания недостаточно, чтобы максимизировать ценность капитала. Капитал должен работать, течь и циркулировать, вот в чем ключ к истинному процветанию в эпоху информации.

Ло Цзиньчен создал эффективную разведывательную сеть, чтобы собирать самую свежую информацию по крупным портам, оптовым покупателям и флуктуациям цен на международном рынке сырья. Она обеспечивала ему превосходство на этом рынке, позволяя торговать электронными отходами с максимальной выгодой, покупая дешево и продавая дорого. Он все еще помнил прежние дни, когда торговля велась без использования полного объема информации. Поставщик просто открывал прибывший из-за моря контейнер и едва позволял покупателю оглядеть груз, чтобы прикинуть цену. Самые ловкие старались положить самые ценные отходы сверху, едва прикрыв ими основную массу, куда более дешевую.

Лотерея, такая же, как с уличными торговцами, продающими жеоды. Пока не расколешь, не узнаешь, что внутри, изящный нефрит или простой камень. Выбор может за один день сделать тебя миллионером или банкротом. Бизнес с электронными отходами был не столь рискован, однако крупные торговцы, такие как Ло Цзиньчен, все равно продолжали молиться Будде и делать подношения перед каждой крупной сделкой, в надежде на то, что очередной контейнер принесет им богатство.

Как только он научился работать с потоками информации, то смог определять ценность доставленных контейнеров на основе общедоступной информации, такой как курс корабля, порты, в которые он заходил, манифест груза, номер контейнера, время загрузки, накладные при отправлении и так далее. Исходя из этого и зная примерное время переработки, он научился предсказывать рыночную цену на тот момент, когда у него будет возможность продать переработанный мусор, и приходить за стол переговоров во всеоружии. Этот подход гарантировал клану Ло прибыли выше средних в каждой сделке. В результате он заработал себе репутацию, имя Босса Ло стало известно повсюду.

Именно поэтому его охватили очень сложные чувства, когда Ли Вэнь стал угрожать трем кланам, показав свой блокнот, который он бросил на стол. Способ мышления этого молодого парня, как и его харизма, наполнили Ло Цзиньчену его самого в молодости. Если бы Ли Вэнь не был из «мусорных людей», Ло счел бы его достойным партнером, и кто знает, чего бы они могли добиться, работая вместе. Увы, ничего не получится в силу крохотного, но неоспоримого факта.

Ло Цзиньчен задумался. Как же получилось, что человек, наделенный такими талантами, живет среди «мусорных людей» и занимается убогим бизнесом, в котором ему не видать настоящего успеха?

Он вскоре забыл об этом вопросе, у которого, возможно, не было ответа. Однако не забыл того, что Ли Вэнь был одним из первых рабочих-мигрантов, прибывших на Кремниевый Остров, после того, как правительство наказало местных, установив на острове зону с ограничением скорости доступа. По сравнению с предыдущими рабочими эти получали немного более высокое жалованье, поскольку после введения ограничения многие мигранты покинули остров, и возник временный дефицит рабочей силы.

Действительно, ведь не только мигранты пачками покидали Остров, даже некоторые семьи, многие поколения прожившие здесь, эмигрировали. В нынешнюю эпоху скорость передачи информации определяла все, и ее ограничение означало, что здесь нет ни перспектив, ни будущего. А кто захочет, чтобы у его детей не было будущего, даже если место, где это случилось, – дом, с которым его связывают узы крови и история?

Что же до инцидента, который привел к такому распоряжению правительства, официального объяснения так и не было дано. Ходило множество слухов, совершенно невероятных и потрясающих, на уровне заговора в духе голливудского кино. В силу своих особых отношений с правительством Ло стали известны отдельные фрагменты информации, которые он выудил у чиновников за едой и выпивкой, а затем сумел сложить воедино, в некое подобие правды.

Инцидент начался с того, что некую молодую девушку заманили на Кремниевый Остров ложными посулами. Официально в правительстве позднее заявили, что она сбежала сюда по своей воле.

В этом не было ничего особенного. В экономически развитых регионах юго-восточного побережья Китая было полно таких «беглецов», которые узнавали всю правду, лишь столкнувшись с ней. Им платили жалкие крохи, в то время как они мечтали когда-нибудь заработать достаточно, чтобы вернуться домой и зажить достойно. Они жили на задворках процветающего общества, для которого они были чужими, день за днем занимаясь монотонной механической работой, на конвейерах и в иных местах.

Девушка писала домой несколько раз, в ее письмах говорилось, что она работает на Кремниевом Острове, живет хорошо и родным незачем о ней беспокоиться. Но затем связь вдруг оборвалась. Ее родных снедала тревога, но они были всего лишь бедными крестьянами, жившими на юго-западе Китая, в тысячах километров отсюда. Так что им пришлось связаться с полицией Кремниевого Острова по интернету, прося о помощи в поисках девушки. Как можно догадаться, ответ был стандартен, «точное местонахождение неизвестно».

У девушки был старший брат, который учился в колледже в одном из крупных городов Китая. Говорили, что в силу бедности их семьи родителям пришлось выбирать, которого из детей отправлять учиться. Брат был умен, получал хорошие оценки, и все надежды семьи на успех были связаны с ним. Однако сам он все время искал возможность уступить место сестре. С его точки зрения, мужчина подобен быку, который всегда имеет хоть какую-то возможность вспахать поле, имея талант, старание и удачу; а вот женщина подобна раковине-жемчужнице, противостоящей напору океана лишь своей нежной плотью. Он хотел сделать все, что в его силах, чтобы защитить младшую сестру.

И когда он уже собирался завалить вступительные экзамены, чтобы дать дорогу сестре, та сделала свой выбор, куда более экстремальный.

Она сбежала из дома, лишь оставив письмо. У нее были хорошие отношения с братом, и она догадывалась о той жертве, которую он собирается совершить. И заявила, что если он не получит на экзаменах хорошие оценки и не поступит туда, куда мечтал, то больше ее никогда не увидит. Впоследствии это письмо стало главным доказательством официального заявления о том, что она всего лишь простая беглянка.

Брат знал, что его единственная сестра очень упрямая, и, с трудом сдерживая тревогу, сосредоточился на экзаменах. Ухитрился сдать их очень хорошо, и его приняли в одно из элитных учебных заведений. Он поклялся, что всю оставшуюся жизнь посвятит тому, чтобы отдать долг своей сестре и заботиться о ней. Однако когда он заканчивал четвертый курс, усердно учась, и уже собрался начать поиски своего первого мешка с золотом, его сестра перестала выходить на связь, будто исчезла.

Слова «точное местонахождение неизвестно» ударили ему в грудь, будто ножом. Он отказывался верить кому-либо и твердо решил, что найдет сестру сам. Он уже освоил искусство создания компьютерных программ, способ незамедлительно обратить символы на экране в проводники своей воли.

На компьютерах Кремниевого Острова начал распространяться вирус, множась и заражая все новые, беря под контоль веб-терминалы, которыми часто пользовались «мусорные люди». Он никак не проявлял себя, лишь фильтровал всю проходящую через компьютеры информацию при помощи особого алгоритма поиска определенных слов, фраз и семантических конструкций. Когда заданные параметры совпадали, он отправлял отфильтрованную информацию на тайный адрес. Адрес был замаскирован при помощи динамических алгоритмов, очень искусно, и, если бы кто-то и попытался отследить конечную точку прохождения пакета, это было бы настолько же сложно, как провести баллистическую экспертизу пуль, выпущенных стрелком, катающимся на «американских горках», на основании знания лишь времени выстрела.

Проявив огромное терпение, брат наконец-то нашел закодированное видео, распространявшееся на подпольных форумах Кремниевого Острова.

Это была живая видеозапись. На полутемном фоне были видны два мужских лица, намеренно размытые, и четко можно было разглядеть лишь их обнаженные по пояс тела и предметы, которые они держали в руках. За кадром звучал голос третьего мужчины. Голоса были подвергнуты обработке, чтобы затруднить распознание, но было очевидно, что они говорят на тополекте Кремниевого Острова. Запись была сделана с помощью очков дополненной реальности и выглядела типичной для съемок домашнего видео – дрожащая, плохо сфокусированная, но с четким ощущением личности оператора.

У стены лежало скрюченное тело, похожее на кучу тряпок, которое время от времени издавало нечеловеческие стоны. Как ни странно, на голове у этого человека, девушки, тоже были очки дополненной реальности, в спящем режиме, судя по тому, как медленно, будто в ритме дыхания, загорался и гас желтый огонек на них.

Двое мужчин переговаривались, то и дело хихикая. Использовав программу перевода, брат выяснил, что их босс послал их разобраться с этим «куском хлама». Девушка, мигрант, у которой здесь не было никаких связей, попала в зависимость от «цифровых грибов» и потеряла способность работать. В силу этого, с точки зрения правительственных инспекторов, она стала «рассадником заразы», тем самым портя репутацию босса. Кроме того, из слов мужчин стало ясно, что ее вестибулярный аппарат подвергся необратимым повреждениям и жить ей осталось недолго. И они просто собирались избавить ее от страданий.

Снимающий, на глазах которого были очки дополненной реальности, наклонился и постучал по земле каким-то твердым предметом. Раздался резкий стук. Несколько раз прищелкнул языком о небо, будто подзывая кошку. «Кусок хлама» внезапно издал хриплый вздох, сел и быстро пополз к снимающему. Девушка выхватила из его рук какой-то предмет и мгновенно воткнула в гнездо шлема. Огонек на шлеме из желтого стал зеленым и быстро замигал, когда передача данных завершилась. Девушка продолжала сидеть с опущенной головой, а из ее горла вырвался скрип, будто голос рептилии, будто чудовищная потребность в нейростимуляции совершенно лишила ее всякого человеческого достоинства.

Можно заставить ее сделать все что угодно, если пообещать ей это, сказал снимающий, до этого молчавший.

Очки на шлеме девушки зловеще засветились во тьме. Она начала что-то напевать, нечто напоминающее провинциальную народную оперу. Ее высокий голос резко менялся, будто холодная змея, извивающаяся в темноте, и даже ее руки и ноги стали изгибаться и дергаться, словно она пыталась танцевать в такт своему пению.

Какое шоу! Прямо ночь в опере!

Двое мужчин засмеялись и принялись пританцовывать, передразнивая девушку.

Внезапно голос девушки стал резким и пронзительным. Она словно обезумела и ринулась на одного из мужчин, сбив его с ног и обхватив его руками за бедра. Двое других были настолько ошеломлены, что мгновение ничего не делали, в то время как их товарищ вопил, зовя на помощь. В конце концов снимающий схватил лопату и с силой стукнул девушку по голове. Она упала.

Похоже, мои грибы ей слишком понравились.

Мужчина подошел к неподвижному телу, наклонился, снял с девушки шлем и повернул ее голову лицом к камере.

Брат был бы безмерно рад, если бы на этом месте видео закончилось, чтобы он никогда не увидел лицо жертвы, чтобы у него осталась хоть какая-то, пусть и ложная надежда. Но он заставил себя смотреть дальше, терпеть дрожание камеры и скверное освещение, такое плохое, что у него голова закружилась. Камера внезапно сделала крупный план, и он разглядел лицо девушки: полуоткрытые глаза, неодинаково расширенные зрачки, рот, едва хватающий воздух. От ее висков по щекам струилась темная жидкость, будто два потока густых слез.

Это была его сестра.

Дай мне мешок для мусора, сказал снимающий. Пора ее уносить.

Выключив монитор, он дрожащими руками взял сигарету и закурил в темноте. Быстро затянулся два раза и бросил сигарету на пол, затаптывая ее ногой. Весь остаток ночи он молчал, и, лишь когда наступил рассвет, он осознал, что его невыразимый гнев порожден не только насилием, свидетелем которому он стал, но и тем, как оно было обставлено. Злодей снимал свои действия от первого лица на аппаратуру дополненной реальности так, чтобы зритель тоже как бы стал источником насилия, заодно с ним, был вынужден ощутить то же удовольствие, которое испытал атакующий от своих действий. Брату стоило больших усилий подавить в себе биологическое отвращение к самому себе, ощущение того, что он сам убил свою сестру.

Конечно же, большая часть всего этого существовала лишь в головах рассказчиков. На самом деле брат передал видео в полицию, в надежде на то, что они воспользуются им, найдут его сестру или хотя бы ее тело. Но полицейские избрали иной путь: они стерли все следы видеозаписи в Сети и перекрыли все каналы передачи информации. Будто страусы, заткнувшие головы в песок, они сделали вид, что ничего не произошло.

Поскольку они предпочитали именно такой способ решения кризисных ситуаций.

Брат пребывал в полнейшем отчаянии, его гнев истощался, превращаясь в бесформенные обрывки информации, будто отделенные от него десятками тысяч километров. Он наконец-то понял, что причиной трагедии стала невидимая и неосязаемая стена, которая разделяла людей одной крови, произошедших от одних предков, на две касты, высшую и низшую, наделяя одних привилегиями, других же обрекая на страдания.

И он решил нанести ответный удар.

Вирус с измененными параметрами ураганом пронесся по терминалам Кремниевого Острова. Будто рой голодной саранчи, он пожирал каждый бит информации, попадающийся на его пути, отфильтровывая нужную. После многоступенчатого рероутинга данные попали на крупнейшие новостные порталы. В том числе некоторые секретные документы относительно проводимых администрацией Кремниевого Острова конкурсов на проекты крупных строек с государственным финансированием. Как несколько спичек сначала зажигают слабый огонь, который потом разгорается, с огромными усилиями ему удалось разжечь пожар, сваривший жаб в котле.

На фоне раскрытия секретов правительственных чиновников и последовавших скандалов ситуация с девушкой потеряла свою привлекательность. Интерес зрителей ослаб и переключился на другое; новые скандалы, новые знаменитости, возникающие одна за другой, поглощающие внимание, столь же редкое и ценное, как истинная добродетель.

Однако в верхних эшелонах власти пришли в бешенство от произошедших на Кремниевом Острове утечек – не в силу проявившейся коррупции и мошенничества, а в силу того, что попавшая в прессу информация дискредитировала местную администрацию, что, несомненно, влияло на шансы повышения по службе вышестоящих чиновников, по идее, обязаных следить за работой своих подчиненных.

И вышестоящие чиновники в конечном счете решили, что Кремниевый Остров должен заплатить за утечку важных данных. Из привилегированного, экономически развитого прибрежного района с высочайшей скоростью доступа в Сеть Кремниевый Остров был опущен на два уровня ниже, ему оставили скорость доступа на низком уровне, таком, какой обычно устанавливали для захолустных внутренних провинций Китая. Больше никакой дополненной реальности, никаких развлекательных облачных сервисов и, конечно же, никаких особых экономических условий, разработанных правительством для Особых Зон Доступа.

Огонек Кремниевого Острова на цифровой карте мира померк.

В результате этого ограничения многие потеряли деньги, и немалые. Они предлагали огромные суммы тому, кто определит автора вируса, клялись, что отрубят ему руки и выколют глаза, или вообще отрежут голову и прицепят ее к аппарату жизнеобеспечения, чтобы он весь остаток жизни провел в аду на земле. Однако они не достигли успеха. Брат пропавшей девушки оказался подобен змею Оруборосу, чья голова поглотила его хвост, и он пожрал сам себя, исчезнув из физического и цифрового мира и не оставив ни следа.

Каждый раз, когда Ло Цзиньчен раздумывал над окончанием этой истории, он пытался представить себе, что сейчас делает этот талантливый юноша, если он еще жив. Ищет ли он до сих пор убийцу своей сестры не покладая рук? Или он уже оставил всякую надежду на успех в этой жизни и ушел в вечные объятия смерти? Месть – блюдо, которое подают холодным. Ло Цзиньчен поежился, так, будто горящие жаждой мести глаза смотрели ему в спину прямо сейчас.

Нет, моей вины в этом нет.

Он попытался утешить себя. Все эти годы три клана занимались нелегальным бизнесом, торгуя «цифровыми грибами», продавая их «мусорным людям», чтобы держать их под контролем. Если кто-то терял контроль над собой, получал передозировку и терял способность работать, надо было прибираться, чтобы не навлечь на кланы проблемы. Если конкретнее, у каждого клана были свои способы решения этой проблемы: депортировать неработоспособного с Кремниевого Острова или сделать так, чтобы он исчез.

Любому животному свойственен врожденный инстинкт защиты потомства, пусть и выгодополучателем этого его инстинкта все это время был дикий щенок, преданно следовавший за ним все эти годы. Но теперь этот проклятый пес второй раз подавился той же костью, а поднятая им волна пока что бурлила под поверхностью, но была чревата новым штормом.

Он решил, что на этот раз принесет в жертву пса, имя которому было Тесак.

Тщедушный мужчина с мрачным лицом следил за тем, как Скотт и Синь Ю разошлись в разные стороны. На мгновение задумавшись, он решил, что пойдет следом за Скоттом.

Было два часа ночи, и людей в торговых рядах становилось все меньше, однако светодиодные вывески лавок и ресторанов продолжали сиять и мерцать все так же ярко. Скотт прибавил шагу, огни вокруг качались и плыли в его глазах, оставляя после себя следы на сетчатке глаз. В его нос стучались тысячи соблазнительных ароматов, чуждых его телу органических молекул, наполняющих его легкой тревогой.

Если бы жители Кремниевого Острова хоть часть тех сил и мыслей, которые они посвящают еде, направили на защиту окружающей среды, подумал Скотт с легким сожалением. Шпик был уже близко, Скотт слышал его торопливые шаги за спиной. Впереди по улице мелькнула яркими цветами будка самообслуживания для нанесения телесных пленок. Внутри никого не было. Скотту пришла в голову идея, и он нырнул внутрь, пригибаясь, а затем прикрыл за собой дверь, не до конца.

Внутри было тесно и захламлено, Скотту так и пришлось стоять, пригнувшись, чтобы его рослое тело поместилось в будке. Виртуальная фотомодель на экране одарила его машинной улыбкой и начала рассказывать о самых модных в нынешнем сезоне рисунках, а также о том, как пользоваться аппаратом. На стене был закреплен гибкий силиконовый диск на многосуставчатом рычаге, используемый для нанесения одноразовых индуктивных телесных пленок. Скотт вставил в щель несколько монет, выбрал аляповатый рисунок, формой похожий на сердце, и выставил температуру на максимум.

Данная температура допускается только для нанесения пленок на неживые объекты, заявила модель, перемежая свои слова множеством ахов и охов.

Скотт ждал затаив дыхание.

Прошло три минуты. За дверью кабинки не было видно никаких признаков движения. Когда у Скотта уже почти кончилось терпение, он заметил руку, медленно открывающую дверь. Рыбка клюнула.

Скотт схватил руку и втащил человека внутрь одним движением и тут же закрыл дверь. Изумленное лицо шпиона врезалось в мускулистую грудь Скотта, он бормотал какие-то извинения по-английски, продолжая пытаться открыть дверь и покинуть тесный мирок, в котором были лишь они двое. Скотт уперся ему коленом в поясницу, левой рукой схватил его за горло, а правой перехватил правую руку шпиона, которая нырнула под одежду, видимо, в поисках оружия.

– На кого ты работаешь? – спросил Скотт, сдавливая левой рукой горло шпиона. У того выпучились глаза, покраснело лицо и вспухли жилы на лбу.

– Простите! Простите! – повторял шпион, будто заводной.

– Говори!

Скотт ударил шпиона под колени, и тот рухнул на пол. Продолжая держать его левой рукой, Скотт стукнул его головой о дисплей. На лице шпиона заиграли разноцветные огни. Скотт подвел горячий силиконовый диск к самому его лицу. Пленка с узором в виде сердца в середине шипела от жара. Ощутив этот жар, мужчина перепугался, по его лицу покатились капли пота. Он перестал говорить по-английски и что-то быстро затараторил на тополекте Кремниевого Острова.

– Как зовут! – рявкнул Скотт. Даже ему было некомфортно от жара, исходящего от силиконового диска, его рубашка намокла от пота.

Шпион сопротивлялся изо всех сил, извиваясь, и диск коснулся его левой щеки. Раздался звук, какой обычно бывает, когда еду в разогретую фритюрницу кидают. Скотт ощутил запах горелого мяса, хорошо знакомый, и изо рта шпиона вырвался неестественно высокий визг, перешедший в подвывание вперемежку с судорожными вдохами, будто он был чипированным псом, которому приказали сидеть под палящими лучами солнца.

Диск отсоединился с резким чмоком, похожим на звук поцелуя. Шпион ослаб и осел на пол крохотной кабинки площадью в пару квадратных метров. На его левой щеке алело огромное новехонькое сердечко.

Скотт обыскал его. Нашел нож и старенький мобильник. Для верности с силой треснул ему ногой в грудь. Шпион издал стон, но не пошевелился. Пригнувшись, Скотт вышел из будки, выкинул нож в кусты, убрал телефон в карман, поправил промокшую от пота одежду и пошел в назначенное место встречи.

– Ради всего святого, мистер Брэндл, что с вами случилось? Вы просто взмокли, – сказал Синь Ю, который ждал его уже некоторое время. – Вот ваш заказ с морским ежом.

Скотт взял у него небольшую холодную коробочку и вытер пот со лба.

– Давно не тренировался, так что решил пробежаться.

– Пробежаться? На Кремниевом Острове? В такую погоду?

Синь Ю неуверенно поглядел на Скотта.

– Видимо, это и есть то, что называют культурным барьером.

Соединение… соединение установлено… шифрование включено.

ХИРОФУМИ ОТАГАВА: – Чисто?

ЧАН ФЭНША: – Да.

ХИРОФУМИ ОТАГАВА: – Как успехи?

ЧАН ФЭНША: – Операция у Кайцзуна прошла хорошо, он выздоравливает. Инцидент дал нам неожиданное преимущество в переговорах.

ХИРОФУМИ ОТАГАВА: – Не уверен, что мне нравится эта тенденция.

ЧАН ФЭНША: – Ха! Не беспокойся. Гарантирую, контракт будет подписан раньше, чем я умру.

ХИРОФУМИ ОТАГАВА: – Если узнаешь о дополнительных рисках, будь добр, свяжись со мной немедленно.

ЧАН ФЭНША: – Ну раз уж ты об этом заговорил… есть кое-что.

ХИРОФУМИ ОТАГАВА: —?

ЧАН ФЭНША: – SBT-VBPII32503439. Я проверил все серийные номера продукции SBT, в том числе экспериментальные прототипы, и не нашел ни следа. Совершенно очевидно, что это не «небольшая случайность», о которой ты сказал. Это даже не для человека было сделано. В данный момент это бомба с часовым механизмом. Я не знаю, когда она рванет, и не хочу знать, как она может повлиять на проект на Кремниевом Острове.

ХИРОФУМИ ОТАГАВА: —…

ЧАН ФЭНША: – Я понимаю, что экономический киллер, выполняя дополнительное задание, выданное «Арасё Фаундейшн», не имеет права знать все подробности. Однако я не обязан принимать на себя дополнительные риски. Если ты продолжишь молчать, я найду, с кем еще поговорить.

ХИРОФУМИ ОТАГАВА: —…это очень долгий разговор.

ЧАН ФЭНША: – На Кремниевом Острове ночь только началась. Обещаю тебе, что не усну, пока все не выслушаю.

13

ЧЕРНИЛЬНЫЙ ЦВЕТ НОЧНОГО НЕБА ЕЩЕ НЕ НАЧАЛ СВЕТлеть, улицы все еще были ярко освещены, и освещение выхватывало из темноты очертания побережья. На земле были лужи, оставшиеся от ночного ливня, в которых едва отражалось небо цвета индиго. На горизонте появилась тонкая красно-золотистая линия, которая становилась все шире и ярче. Вскоре яркий рассвет озарит небо на востоке, будто горящий занавес. Деревья стояли недвижно, все еще темные, с повисшими ветвями. Начинался еще один безветренный жаркий летний день.

Скотт лежал на кровати, одетый, глядя, как за окном постепенно светлеет. Он знал, что ему надо поспать, по крайней мере, его сердце нуждалось в отдыхе, но сна у него не было ни в одном глазу. Под напором его угроз связной с тихоокеанского побережья США, «Хирофуми Отагава», раскрыл ему часть головоломки, но полученные ответы лишь породили еще больше вопросов. Его пытливый ум будто превратился в поле игры в «песочницу». Он мысленно рисовал в своем сознании сложнейшие лабиринты, потом одним движением смахивал их и рисовал новые, и так без конца.

Скотт ощущал, что его нервная система зациклилась. Надо выйти на улицу и прогуляться.

Когда он проходил мимо выставленных в витринах предметов роскоши, один из них привлек его внимание. «Дукати Монстр 1000 ЭВО «Дизель», ограниченная серия 2015 года.

В отличие от других мотоциклов этого модельного ряда, «Дукати «Дизель» был выполнен в классическом стиле, сочетание полированного металла с матовым зеленым и угольно-черным, от колес и до кончиков выхлопных труб. Он напоминал гигантского жука, приготовившегося к взлету.

Скотт ощутил просветление в голове. Слишком долго он пробыл в заточении в этой зоне с ограничением скорости доступа; черепашья скорость Сети и задержки в проекте утомили его так, что ему, казалось, стало трудно дышать. И он внезапно понял, чего он хочет. Скорости. Беззаботного ощущения себя, когда несешься по дороге, словно молния, пусть даже это и означает, что ты ставишь хрупкие кости и плоть человека на лезвие ножа. Могучее желание поглотило его, он жаждал прижаться телом к этому холодному металлическому чудовищу, ощутить, как оно дрожит, рычит и летит вперед, неостановимо.

Спустя десять минут, снова использовав всемогущее заклинание в виде имени Директора Линя Йи-Ю, он уже держал в руках ключи, очки, шлем, перчатки и карточку на бесплатную заправку.

Ответственный за аренду молодой мужчина опасливо, но настойчиво перечислял всевозможные меры предосторожности. Скотт отмахнулся. Когда я на своем байке Америку из конца в конец проезжал, ты был еще каплей спермы в яйцах твоего отца, подумал он.

Двигатель L‐Twin с воздушным охлаждением и рабочим объемом 1078 кубических сантиметров развивал мощность в 100 лошадиных сил, выбрасывая выхлоп через сдвоенные угольно-черные трубы по одной стороне машины. Звук мотора походил на храпение разъяренного быка. Скотт наклонился вперед, седлая мотоцикл и наслаждаясь идеальной эргономикой. Поправил очки и шлем, слегка повернул ручку газа и полетел вперед по пустынной улице, на спине гигантского жука.

Было еще совсем рано, грузовики, привозящие электронные отходы, еще не выехали на дороги; обитатели Кремниевого Острова еще дремали, лишь по обочинам дорог валялись редкие пьяницы в розовых, еще теплых лужицах рвоты. Уборочные машины под аккомпанемент электронной музыки в стиле восьмибитного ретро медленно подметали улицы, свистели и гудели выходящие в море рыбацкие суда и лодки, будто древние чудища в тумане. Свет дюйм за дюймом оттеснял тьму, и наконец рассвело.

Скотт несся сквозь все это, будто порыв ветра. Картины окружающего мира смазывались и искажались в его глазах, будто широкие мазки постимпрессионистов. Он едва сдерживался, чтобы не завыть от радости, оставляя за собой лишь шум обтекающего его воздуха. Переключил скорость пониже, усиливая крутящий момент, ощущая телом, как механический зверь меж его ног сливается с ним. Казалось, какой бы ни была дорога, машина все равно ощутит его желания и превратит их в движение.

Слияние Человека и Машины. Эта мысль невольно пришла в голову Скотту. Как раз о той невероятной истории, которую он услышал считаные часы назад.

Загадочный протез с серийным номером SBT-VBPII32503439 предназначался для замены задней части теменной кости, между венечным и лямбдовидным швами, включая в себя фрагменты теменной и затылочной костей. Но он был изготовлен не для человеческого черепа. Заметный гребень посередине должен был повторять сагиттальный гребень, свойственный черепам горилл, шимпанзе и орангутанов.

После того как Проект «Мусорный Прибой» был закрыт, военные передали более трехсот относящихся к нему патентов вновь основанным коммерческим фирмам, работавшим в разных сферах. Ключевые технологии достались СБТ и «ТерраГрин Рисайклинг».

Однако на самом деле Проект «Мусорный Прибой» не прекратил свое существование. Скрыто, децентрализованно он был внедрен во все сферы осваиваемых человечеством технологий, изменив направление развития всего мира. После нескольких этапов финансирования, образования дочерних компаний, слияний и поглощений, стоящие за «Арасё Фаундейшн» военные эффективно скрыли свое участие в этих компаниях, однако сверхсекретные исследовательские проекты продолжали выполняться втайне от общественности.

Одним из этих проектов была разработка методов лечения, которыми занималась в последние годы жизни профессор Судзуки, – использование генномодифицированных вирусов для восстановления мускариновых рецепторов, поврежденных КНБ. Однако цели исследования полностью сменились. Вирус, известный под названием «штамм Судзуки», подвергся дальнейшим изменениям с целью воздействия на иные нейронные структуры. Было создано несколько вариантов с потрясающими перспективами коммерческого использования.

Один из них, вероятно, стал универсальным оружием, направленным против старения мозга.

В человеческом мозге около 100 миллиардов нейронов, и каждый из них соединяется при помощи синапсов примерно с тысячей других. При помощи веществ‐нейротрансмиттеров нейроны поддерживают между собой связь, выполняя такие функции, как передача информации, координация действий, формирование памяти и так далее. Старение и повреждение синапсов приводят к неврологическим расстройствам, потере памяти, аутизму, болезни Альцгеймера и другим нейродегенеративным болезням. Такие повреждения чаще всего необратимы, подобно потоку времени.

Однако один из новых штаммов вируса оказался в состоянии, работая совместно с ингибиторами гистондеацетилазы, не только укреплять существующие синаптические соединения, но и создавать новые, из подвергшихся старению аксонов. Это был решающий шаг в вечной погоне человечества за бесконечной жизнью, однако его условием становилось то, что нам придется отказаться от наших хрупких и подверженных старению тел млекопитающих.

В зеркале заднего вида появился неприметный серебристый «Вольво», производства местного завода. Мигнул фарами, давая Скотту знак, что он должен остановиться. Скотт нахмурился. Он устал от этой бесконечной игры в кошки-мышки. Заслонка карбюратора открылась, мотор «Дукати» зарычал, и байк рванул вперед, а затем проворно свернул в переулок.

То ли от злости, то ли от возбуждения биение сердца Скотта стало неровным. Он сбросил газ, снизил скорость и стал ждать, пока кардиостимулятор сделает свое дело.

Другой штамм вируса произвел революцию в сфере батарей.

Ученые обнаружили фрагменты генетического кода, позволяющие клеткам животных поглощать атомы металлов, и встроили их в ДНК вируса. Там эти гены заставили молекулы концентрироваться на поверхности вирусов, адгезируя атомы и мелкие частички металлов. Образованные в результате такой адгезии структуры стали чрезвычайно эффективными анодами и проводниками миниатюрных батарей.

Технология использования вирусов для батарей была революционной на всех уровнях: разработчики могли точно настроить ДНК, вставляемую в вирусы так, чтобы электроды образовывались из разных металлов; батареи можно было изготавливать, смешивая необходимые компоненты при комнатной температуре, тем самым избегая рисков, связанных с высокотемпературными технологическими процессами традиционных типов батарей; и, что самое главное, сделанные таким способом электроды могли варьироваться в размерах от нанометров до десятков сантиметров. Это означало, что батареи уже не должны были быть массивными и тяжелыми изделиями. Их можно было поместить во все что пожелаешь.

Например, в батарею величиной с ноготь большого пальца в груди Скотта, которая много раз спасала ему жизнь.

Мотоцикл выехал на дорогу, идущую рядом с берегом. Лица Скотта коснулся солоноватый морской ветер, и он принялся с жадностью глотать свежий воздух, столь редкий на Кремниевом Острове. По поверхности океана катились ровные ряды волн, окрашенные в золотой цвет лучами восходящего солнца. По небу двигались большие, неправильной формы облака, оставляя за собой длинные следы, будто из моря скакали десятки тысяч бронзовых коней, звеня копытами по рифовым островам, обрамленным пеной и брызгами, и несясь в эмпиреи.

Начинался новый день этого мира.

Чень Кайцзун смотрел на себя в зеркало. Закрыл левый глаз, открыл, а затем открыл правый. Что-то было не так.

Операция прошла успешно. Его поврежденный правый глаз был полностью удален, и его заменили на новейший протез от SBT, «Циклоп VII». Цвет радужки тщательно подобрали, чтобы между живым и искусственным глазами не было практически никакой видимой разницы – за исключением того, что новый глаз выглядел более ярким, просто потому, что в силу его совершенства и прозрачности в нем не было пятен и мелких кровеносных сосудов, проявляющихся в живом глазу с течением времени.

Все-таки я стал киборгом. Кайцзун заволновался, представив себе, как встретится с родителями и будет вынужден им все объяснять. Быть может, лучше вообще ничего не рассказывать. Он подумал о заповеди веры, которую часто цитировала его мать, особенно когда они смотрели новости, и от снятых от первого лица с помощью протезов кадров ей становилось дурно.

Человеку должно видеть мир собственными глазами. Любая попытка воспринимать мир способами, превосходящими естественные, есть нарушение воли Божией.

Искусственная сетчатка работала очень хорошо. Пока он спал, врачи «инсталлировали» руководство пользователя протезом глаза в зрительный отдел мозга с помощью функциональной МРТ. «Пики сна» в его энцефалограмме показали им, что информация передалась из гиппокампуса в зрительный центр на постоянное хранение, подобно тому, как информация с USB-флешки сохраняется на жесткий диск. Способы использования правого глаза и обработки выдаваемой им информации стали неотъемлемой частью жизненных навыков Ченя Кайцзуна, подобно умению ездить на велосипеде, плавать или говорить по-английски.

«Для всех вечеринок завтрашнего дня».

Всякий раз, как Кайцзун обращал внимание на то, как работает его правый глаз, рекламный слоган звучал у него в голове на английском и на китайском. Вероятно, это некое напоминание, входящее в состав руководства пользователя, будто символ уверенности. Производитель обещал потребителю: Не беспокойтесь. СБТ дает трехлетнюю гарантию на глаз, сердце, мускул или некоторые иные протезы.

Однако в том мире, откуда он сюда прибыл, жизненный цикл замены протезов был куда короче. То ли в шутку, то ли всерьез СМИ уже изобрели термин ТТПС, «телесные товары повседневного спроса». Технологии СБТ превратили торговлю протезами в быстрорастущий бизнес, подобно торговле мобильными приложениями, кроссовками, модными товарами и онлайн-играми: рынок предлагал товары на все вкусы, любой мог найти на нем то, что необходимо именно ему, по доступной цене и с надлежащим постпродажным обслуживанием. Более того, на черном рынке было полно приложений для взлома, которые могли помочь найти иные, не разрешенные производителями способы использования протезов.

На праздниках и вечеринках теперь хвастались не новыми гаджетами, драгоценностями или прическами, а протезами улитки внутреннего уха, улучшающими чувство равновесия, искусственными мышцами с улучшенными сокращательными характеристиками, протезами конечностей, подчиняющимися мысленным командам, или обновлениями программного обеспечения протезов, улучшающих работу органов чувств.

SBT разработала революционно новое вещество, предназначенное для общения мира биологии и мира электроники. Модифицированный хитозановый комплекс, добываемый из гладиусов кальмаров, мог преобразовывать биологические ионные сигналы, передаваемые мозгом, в электрические импульсы, которые были способны воспринимать машины. Образовывалась безупречная обратная связь между протезом и нейронной системой. Это изобретение расширило представление о телесных границах выше пределов человеческого воображения.

Чень Кайцзун видел, как его сосед по комнате Тед менялся протезами с другими людьми на вечеринке, чтобы испытать непередаваемые ощущения от органов чувств друг друга. Кайцзуна это ошеломило, будто деревенского парня из техасской глубинки, впервые попавшего на Таймс-Сквер и даже не знающего, куда и смотреть. Для него выпивка была выпивкой, наркотики – наркотиками, обычный секс был обычным сексом: он и представить себе не мог, что может существовать огромная разница между индивидуальными порогами чувствительности и восприятия.

Тед, едва держась на ногах с помощью своей новой подружки, объяснил, что это все равно что прижать ко лбу раскаленный свинцовый шар и сунуть внутрь головы холодное упругое щупальце, пронизывающее все ее отверстия и двигающееся туда-сюда. Ага, настолько огромная разница.

Кайцзун лишь непонимающе покачал головой.

Он стал отщепенцем. Не следовал моде, прячась в глубине пыльных библиотек и разговаривая сквозь время с философами и мудрецами, умершими столетия или тысячелетия назад, пока не завершил свою дипломную работу – прочитанную лишь им и его куратором, больше никем. Это был единственный способ ощущать себя в безопасности, защититься от окружающего его безумного мира. Его приводила в ужас сама мысль о том, что он может и сам начать плясать под дудку индустриального мира, присоединиться к вакханалии, подчиненной удовлетворению чувств, и затеряться в глубинах своей плоти.

Как-то ночью Тед постучался к нему. На его лице было странное выражение. Цезарь, мне нужна твоя помощь.

Кайцзун закрыл книгу и выслушал рассказ товарища. Голос у того был хриплый.

Подруга Теда Ребекка была на каникулах в Эквадоре. В результате пожара погибла она и все друзья, с которыми она путешествовала. От их тел осталось совсем немного, лишь куча протезов, выдержавших огонь. В свое время Тед и Ребекка познакомились на вечеринке перед началом летних каникул, и одним из способом радовать друг друга для них было часто обновлять протезы, чтобы поддержать чувство новизны. Это и оказалось причиной проблемы.

Пожар был очень сильным, и идентификация по ДНК не сработала; протезы были повреждены так сильно, что в них не сохранилось никакой информации. Глядя на кучу замысловатых пластиковых предметов, коронер не нашел ничего лучшего, как упаковать их в одну коробку и отправить в Штаты. Убитые горем родители Ребекки, как и любые другие американские родители детей этого возраста, мало знали о повседневной жизни дочери, помимо еженедельных разговоров по телефону, и тем более понятия не имели, что она делала со своим телом. Они надеялись, что Тед поможет им идентифицировать протезы, принадлежавшие их дочери, чтобы им было что хоронить. Да спасет Господь ее заблудшую душу.

Но когда Тед увидел четыре пары глаз, пять полурасплавленных силиконовых грудей, одну правую руку и две левые ноги, он понял, что ничего не понимает. Ребекка меняла протезы так часто, что он не успевал запомнить разницу между ними.

Однако Тед вспомнил разговор между Кайцзуном и Ребеккой в их последнюю встречу.

У тебя правый глаз особенный, сказал ей Кайцзун. В китайском для такого название есть, мин му шань лай.

Что это значит, спросила Ребекка, и уголки ее губ приподнялись в улыбке.

Значит, что твой глаз такой ясный, что может говорить, ответил Кайцзун, смутившись.

Ну ты скажешь, сказал Тед, в шутку ткнув Кайцзуна кулаком в руку. Кто бы мог подумать, что ты такой поэт? С любовью посмотрев на Ребекку, Тед добавил: Почему же этот глаз молчит, глядя на меня?

Он слишком новый, но очень скоро он тебя полюбит, сказала Ребекка, запрокидывая голову для поцелуя.

А сейчас Тед смотрел на Кайцзуна запавшими глазами. Он был небрит, нечесан, в мятой одежде. Схватив Кайцзуна за руки, он взмолился. Прошу тебя. Помоги мне найти тот глаз, что может говорить.

Но… Кайцзун почувствовал неловкость. Это было, когда Ребекка жива была…

Ты же китаец! Ты мне говорил, что китайцы все равно в Бога не верят. Какая разница, была она жива или мертва, закричал Тед.

Так Кайцзун впервые в жизни отправился в морг. Выдвинули ящик из нержавеющей стали, внутри которого были пластиковые мешки с протезами органов и конечностей, странной формы. Помощник открыл один из них. Внутри, похожие на свежие ГМ-лимоны из супермаркета, лежали неестественные, морозно-белые предметы. Восемь протезов глаз, принадлежавших погибшим.

Сдерживая тошноту, Кайцзун принялся разглядывать каждый из них. Слой прозрачной полимерной пленки на поверхности протезов оплавился, скрыв тончайшие механизмы глазных яблок. Они походили на шарики мороженого, приправленные разными добавками и надкушенные. Когда-то они украшали прекрасные лица, одно из которых очаровательно улыбалось Кайцзуну.

Но сейчас они выглядели одинаково, уродливые, лишенные жизни.

Кайцзун обернулся, уже готовый признать поражение, но отчаяние в глазах Теда не дало ему сделать это. На мгновение задумавшись, он наугад выбрал два глаза и кивнул.

Два электронных протеза глаз поместили в богато украшенную урну для кремации. Священник прочел Евангелие, а родственники Ребекки плакали и крестились. Заиграла электронная религиозная музыка, и лучи солнца упали сквозь витражные стекла на изображение идеального лица Ребекки, результата множества операций.

Кайцзун наконец-то смирился с фактом того, что для модного нового поколения, живущего на высокоразвитом Западе, протезы перестали быть просто средствами помощи людям, чего-то лишенным, и стали частями тела, которые можно менять и усовершенствовать по своей воле, или даже украшениями; протезы стали естественной частью человеческой жизни, хранящей в себе наши радости, горести, страхи и страсти, выражающей наш социальный статус, нашу память и нашу принадлежность.

Твои протезы – это ты.

Ло Цзиньчену требовался медленный стрелок.

«Мусорные люди» что-то затевали; он чувствовал это, но не знал ничего конкретно. Они требовали, чтобы Ло Цзиньчен выдал тех, кто ответственен за попытку убийства Мими; в противном случае они отказывались выходить на работу. Ло понимал, что это требование – лишь прикрытие для чего-то, куда более болезненного.

В Сети с неограниченной скоростью доступа даже обычный человек имел доступ к разнообразным инструментам, позволяющим выследить неуловимую цель. Если взять аналогию с охотой, то охотник с луком и стрелами, охотящийся в лесу, имел возможность усовершенствовать свое оружие вплоть до высокоточной автоматической винтовки с прицелом ночного видения, инфракрасным детектором или эхолокатором; мог выбрать себе для перемещения двуногий экзоскелет, чтобы повысить скорость и выносливость по сравнению со своим человеческим телом; мог воспользоваться ружьем, чтобы вспугнуть дичь, заставив ее открыться для удара.

Но Кремниевый Остров был зоной с ограничением скорости доступа. Это означало, что все замедлялось. Любой поток данных, превышающий по скорости заданный порог, запускал сигнал тревоги и привлекал внимание служб общественной безопасности. Охотник мог вообразить себя богомолом, охотящимся на цикаду, но за ним следил куда более могучий охотник, чиж. Безопасно было пользоваться лишь луком и стрелами. Однако это даже близко не описывало настоящие трудности. Представьте себе, что скорость света снизили в сто миллионов раз. К тому времени, когда образ добычи, находящейся в трех метрах от тебя, попадет на твою сетчатку, вызывая нервные импульсы, составляющие суть зрения, эта информация будет запоздалой уже на целую секунду. Даже если твоя добыча подчиняется тем же самым правилам и ей приходится двигаться медленно, эффективность любой системы определения местоположения уменьшится в геометрической прогрессии. Охота в подобном мире ничем не лучше попыток слепого найти иголку, упавшую в море.

Профессиональный медленный стрелок вступал в дело, когда требовалось преодолеть трудности, связанные с отслеживанием информации в зоне с ограничением скорости доступа. Подобно другим наемным охотникам, такие люди занимались делами, рискованными или сомнительными с точки зрения законности. С ними нельзя было договориться официально. И это было главным преимуществом медленных стрелков.

Они описывали суть своего занятия как «развертывание сети медленных стрел». Все равно что выпустить десять тысяч стрел сразу во всех направлениях, однако все эти стрелы были объединены между собой невидимыми каналами информации. Стрелы медленно проходили сквозь просветы между ветвей деревьев леса ограниченной скорости доступа, так медленно, что, казалось, почти стояли на месте, но затем они образовывали плотную непроницаемую паутину из своих следов. Охотнику оставалось лишь ждать, когда добыча попадет в паутину. Одного касания было достаточно, чтобы связанные между собой стрелы, находящиеся поблизости от добычи, концентрировались на одной точке и медленно, но с ужасающей силой рвали добычу на части и пригвождали ее к дереву.

Лучше всего это было описать метафорами: тени, мелькающие в лесу, будто колеблющиеся линии на кадрах высокоскоростной съемки; пыль и падающие листья, потревоженные полетом стрел, клубящиеся, кружащиеся, мерцающие в солнечном свете; смесь густого запаха почвы и ароматов цветов, фруктов и зеленых листьев, воздействующих на обонятельные рецепторы; даже ожидание потока теплой жидкости из ран в теле добычи, соленой на вкус.

Конечно же, в цифровом мире не было ничего подобного. Здесь были совершенно абстрактные алгоритмы и программы, которые преобразовывали беспорядочный мир реальности в набор математических моделей и топологических пространств. Подобно настоящей паутине, эта деформировалась, когда в нее попадало насекомое, и скорость этой деформации значительно превосходила скорость передачи по каналам связи в условиях ограничения скорости доступа. В этом мире кратчайший путь между двумя точками уже не был прямой линией. Хотя, казалось бы, такая методика шла вразрез с логикой и интуицией, она не раз доказала свою эффективность.

Подобно измененной версии компьютерного вируса, действие которого привело к ограничению скорости доступа, похоронившей надежды Кремниевого Острова.

Ло Цзиньчен зашел в магазин инструмента и техники под названием «Женьчан». Внутри было темно, как в угольной шахте. Когда его глаза приспособились к темноте, он с изумлением увидел висящие на стенах инструменты прошлой эпохи. Неэффективные, изготовлявшиеся сотнями и тысячами часов, вручную, поблескивающие металлом, они были наделены простой и грубой красотой. Каждый из них отличался своей формой, огрехами и достоинствами, будто вобрав в себя частичку души человека, его сделавшего. Такого не увидишь в современных изделиях, сошедших с конвейера.

Ло взял в руки странной формы короткий мачете. На рукоятке, у самого устья ножен, была выгравирована голова тигра. Лезвие матово поблескивало в полумраке, холодное и грубо сделанное.

– Чудесное оружие, – воскликнул Ло. – Вот только слишком быстрое.

– Слишком быстрое? – переспросил молодой помощник продавца, думая, что ослышался. – Может, вы хотели сказать, слишком острое? Возможно, вас интересуют декоративные клинки, без заточки?

– Мне нужно нечто более медленное.

Юноша на мгновение задумался.

– Насколько медленное?

– Медленное, как вода Двух Волн, Отражающих Луну.

– Идите за мной.

Юноша отошел в сторону, открывая вход в коридор, еще более темный, и знаком показывая Ло, что надо идти туда.

Ло Цзиньчену сначала казалось, что он идет вверх, потом вниз. Несколько раз он уже боялся, что стукнется головой в стену, но проход оказался куда более просторным, чем ему казалось, хотя влажный и горячий воздух был едва переносим. Пройдя какое-то расстояние, они увидели вдали свет, проникающий сквозь туман. Там была дверь, за которой работал мощный кондиционер, и от этого из щелей шел пар.

– Старший Брат Тигр, тут тебя кое-кто ищет, – сказал юноша, когда подвел Ло Цзиньчена к двери, и почтительно попятился.

Наверное, это была самая грязная и захламленная комната из всех, какие доводилось видеть Ло Цзиньчену за всю его жизнь, лишь чуть лучше сараев для хранения хлама у «мусорных людей». Внутри было полно мух. На полу, будто кишки, лежали бесчисленные мотки провода, присоединенные к разным машинам, так что практически стать было некуда. Гудели мощные кондиционеры, извергая клубы белого тумана и охлаждая стоящие на полках от пола до потолка комьютеры, помигивающие зелеными огоньками. Их непрерывное гудение создавало ощущение пчелиного улья.

Железный Тигр, медленный стрелок, имеющий определенную репутацию на острове, склонился над крохотным столом в углу, одетый в черную футболку с капюшоном. Стоящие перед ним несколько мониторов высокого разрешения были поделены на рабочие столы. На некоторых из них бесконечным потоком струились цифры и буквы, другие мерцали, переключаясь с одной веб-страницы на другую, на третьих отображался процесс компиляции кодов. На паре рабочих столов были видны обнаженные тела, дрожащие и стонущие.

Мужчина был поглощен едой, кушая из чашки горячий суп-лапшу квай тяо с фрикадельками, громко чавкая и прихлебывая. Ло Цзиньчен терпеливо ждал, встав позади него.

Наконец Железный Тигр поднял голову и удовлетворенно рыгнул.

– Чем обязан удовольствию увидеть Босса Ло?

Ло Цзиньчен увидел в углу одного из экранов трансляцию с камеры видеонаблюдения в магазине и данные компьютерной программы распознавания лиц.

– Глаза Брата Железного Тигра и в самом деле так остры, как о них рассказывают. Поскольку ты, несомненно, хорошо осведомлен о недавних событиях, не стану тратить твое время. Я хотел бы, чтобы ты проследил за активностью некоторых людей в мире цифр.

– Некоторых? Несомненно, Босс Ло скромничает! Полагаю, что работающие на тебя «мусорные люди» составляют четырехзначное число, не меньше.

Железный Тигр развернулся. У него было невыспавшееся небритое лицо, полускрытое капюшоном.

– Одних бастующих сотни.

– Есть подробности…

– Цена зависит от подробностей.

– Ты беспокоишься, что она окажется велика для меня?

– Я беспокоюсь о том, что никто не посмеет потребовать с тебя долг.

– Хорошо, тогда половину плачу сразу, – сказал Ло Цзиньчен, недовольно глядя по сторонам и прикидывая, во что ему это обойдется. – Другую половину – когда закончишь.

– Ты заплатишь вперед семьдесят процентов. Более того, Босс Ло…

Железный Тигр самоуверенно улыбнулся. На тополекте Кремниевого Острова его прозвище, Нген Хун[21], означало «полная уверенность».

– …мне требуется, чтобы ты на кое-что согласился.

– Я слушаю.

– Я хотел бы, чтобы ты передвинул торговый ряд, который ты собираешься строить на соседней к востоку улице. Я не хочу переезжать, и мои соседи тоже не хотят переезжать в другой район, где мы окажемся рядом с «мусорными людьми». Эта улица – совершенно незначительная часть твоих владений; ты вряд ли будешь жалеть о ней, но пока Кремниевый Остров застрял в зоне ограничения скорости доступа, медленные стрелки тебе всегда будут нужны.

Ло Цзиньчен выгнул брови и вдруг почувствовал боль в ладони – оказывается, сам не понимая, он до сих пор держал в руке мачете с изображением тигра. Вынул клинок из ножен, и лезвие отразило испуганное и озадаченное лицо Железного Тигра. Одним быстрым движением взмахнул клинком и, когда лезвие уже было готово коснуться его плоти, развернул запястье. Клинок с силой вонзился в стол, в стороны полетели щепки.

– Договорились, – сказал Ло Цзиньчен с небрежной улыбкой, будто сам себя уговаривая.

Воспользовавшись сумерками, Ли Вэнь вернулся в деревню вместе с десятками «мусорных людей», которых отпустили в силу «незначительности совершенных деяний». В беспорядках на Силиконовом Острове, вылившихся в столкновение с полицией, участвовало слишком много людей, и небольшой полицейский участок был не в состоянии вместить всех задержанных. Длительное задержание и предъявление обвинений были попросту невозможны. Кроме того, на самом деле они особенно ничем и не провинились; так что после того, как результаты допросов были занесены в их цифровые личные дела, их отпустили, ограничившись устным предупреждением. Тот бедолага, который покалечил Кайцзуна, напротив, был избит до полусмерти и остался в тюрьме в ожидании суда.

– Вы будто знали, в кого целиться, – насмешливо сказал офицер, заполняя цифровой протокол. – Не в кого-нибудь, а в единственного присутствовавшего американца, превратив гражданское дело в международный инцидент.

– Как можно называть похищение человека, вылившееся в тяжелые травмы, «гражданским делом»? – спросил Ли Вэнь. – Мими же еще почти ребенок!

– Разберемся, – сказал офицер, переходя на официальный тон. – Мы все расследуем и дадим полный отчет.

– Нам не нужен отчет! Нам нужно правосудие!

– Если так дальше себя вести будешь, с радостью приглашу тебя дожидаться правосудия в одной из камер.

Ли Вэнь стиснул зубы и промолчал. Начал приводить в порядок свои мысли. Раз он на свободе, то сможет приказать самым доверенным помощникам исполнить его план. У него перед глазами постоянно стояло зрелище того, как упала Мими, будто холодные когти, ползущие вверх по позвоночнику, сжимающие его внутренности и сотрясающие их. Он понимал, что так проявляется его чувство вины.

Наконец он дошел до своей хижины: темной, грязной, вонючей, захламленной, но она даровала ему умиротворение. Дом, милый дом.

– Внимание. Ваша задача – поменять программную логику принятия решений у всех чипированных собак. Как только приблизится кто-то из клана Ло, они должны лаять.

Пленка на груди молодого парня, к которому обращался Ли Вэнь, засветилась иероглифом «война», и он выбежал из хижины, чтобы выполнять приказание.

– Ты, вон там, возьми с собой пару человек, притащите меха с Пляжа Созерцания Прибоя.

– Вы, идете на территории кланов Чень и Линь, оцениваете ситуацию; скажите нашим братьям, чтобы они были готовы выполнить новые приказы.

Ли Вэнь вздохнул, будто генерал, закончивший отдавать приказы. Однако его нервы почти мгновенно вздернулись снова, от того, о чем он более всего беспокоился.

– Где Мими? Приведите ее немедленно.

Поскольку доверять персоналу больницы уже было нельзя, остававшуюся без сознания Мими принесли домой подпольно практикующему врачу, который посвятил свою жизнь помощи «мусорным людям». Хотя условия у него дома были совершенно примитивные, там имелось все необходимое медицинское оборудование. Доктор Цзинь, как его все называли, подсоединил к телу Мими диагностическую аппаратуру и нахмурился, глядя на хаотично пляшущие на мониторах цифры и графики. У нее угрожающе быстро падал уровень сахара в крови, он уже был ниже критического, необходимого для нормальной работы сердечно-сосудистой системы.

– Она… голодна, – вынес свой диагноз доктор Цзинь.

Конечно же, это было лишь первым шагом. Дальнейшее обследование показало, что 83 процента энергии организма Мими потребляет ее мозг. Такой уровень мозгового метаболизма был неслыханным для млекопитающих вообще, равно, как и для любого земного создания, наделенного мозгом. Следовательно, нормальные способы приема пищи не были способны обеспечить организм с таким потрясающим энергопотреблением.

Но у каждого подпольного доктора есть свои тайные снадобья.

Доктор Цзинь установил у локтевого сгиба Мими автоматический инжектор; затем он достал из тайника в полуподвале шесть ярко-красных запечатанных флаконов.

– Вот все, что у меня осталось: высокоэнергетическая глюкозная смесь военного назначения. Каждая доза поддерживает нужный уровень АТФ в течение двенадцати часов. Спецназ использует ее, чтобы поддерживать боеготовность, не нуждаясь в еде и сне. Однако когда они кончатся, вам придется найти другое решение самим.

Так что когда Ли Вэнь увидел Мими, она уже не выглядела изможденной; напротив, она была полна энергии. Уголки рта у нее слегка приподнялись, а глаза были широко открыты, с любопытством глядя на Ли Вэня, будто она ничего не помнила о том, что произошло. Немного поразмыслив, она спокойно произнесла полное имя Ли Вэня, вместо привычного «Брат Вэнь».

– Мими? Это правда ты? – выпалил Ли Вэнь, и тут же пожалел о своем поспешном вопросе.

– А кто же еще? – спросила Мими, одарив его хорошо знакомой улыбкой.

Ли Вэнь попытался отделаться от странного подозрения, которое он чувствовал в глубине души. Конечно. Кем же еще она может быть? Мучившую его тревогу сменила бурная радость, и его тело расслабилось. Он включил запись своих очков дополненной реальности, загорелся зеленый огонек.

– Скажи «привет»! Мы должны донести эту весть до наших людей.

У него перед глазами появился образ Мими, но он почему-то начал расплываться и мигать, будто какие-то невидимые источники света освещали ее откуда-то издалека: теплую, безмятежную и сияющую. Хотя он не прекращал смотреть на нее, Ли Вэню показалось, будто Мими стала выше ростом и приобрела вызывающую благоговение ауру, такую, что на нее было невозможно смотреть. Казалось, на заднем плане звучал еле слышный хор. Он не понимал, было ли это результатом соощущения или это действительно было звуковое сопровождение из какого-то цифрового потока. Улыбка Мими, казалось, была наполнена волшебством, от которого у него щемило сердце. Он был тронут, сам не зная почему, был готов расплакаться. На мгновение ему показалось, что он видит перед собой кого-то другого: загадочное лицо западной женщины, наложенное на лицо Мими. Ему показалось, что он раньше уже видел это лицо.

Ли Вэнь попытался рационально осознать ситуацию, но его попытки были сокрушены кружащимися разноцветными ореолами, исходящими от тела Мими. В его сердце осталось место лишь для преданного поклонения, с легким оттенком страха.

– Я вернулась, – объявила миру воскресшая богиня.

Это откровение распространилось среди «мусорных людей», будто цепная ядерная реакция.

14

Скотт никак не мог забыть этого, по какой-то неясной причине.

С тех пор как УКЛ стало строго регулировать все клинические испытания, проводимые в США, многие испытания лекарств с высокой степенью риска вели в развивающихся странах: в Яссах в Румынии, в Нью-Дели в Индии, в Мегрине в Тунисе, в Сантьяго дель Эстеро в Аргентине – в пронизанных коррупцией, плохо управляемых регионах мира, где сотни и даже тысячи человек добровольно вызывались стать подопытными за гроши. Большая часть денег уходила врачам, больницам и рекрутерам, а фармацевтические компании получали информацию, необходимую для приобретения разрешений от УКЛ, а затем зарабатывали миллиарды на новых лекарствах.

Многие из подопытных были несовершеннолетними и лгали, чтобы не быть отстраненными от испытаний. Их бедность означала, что они не могли позволить себе современные методы лечения, поэтому их организмы были особенно чувствительны к активным компонентам экспериментальных лекарств, будто у лабораторных мышей. За все они получали несколько мятых долларовых банкнот, бесплатный завтрак, неизвестные побочные эффекты, риск долгого инкубационного периода и высокую вероятность смерти от осложнений.

Такова цена прогресса. Победитель получает все.

Однако SBT не использовала подобные методы аутсорсинга. Их проект интерфейса между мозгом и машиной требовал особой секретности и был слишком рискованным. И в SBT нашли безопасное решение: проводить эксперименты на шимпанзе, гены которых на 99,4 процента совпадали с генами человека и чей уровень интеллекта соответствовал ребенку возраста пяти-семи лет.

Инженеры SBT хирургическим путем заменяли часть черепа подопытных на протезы, чтобы было проще воздействовать на мозг различными электрическими сигналами и наблюдать за реакциями специфических отделов мозга и изменениями в них. Это была частично инвазивная операция, позволяющая избежать повреждений в результате пункций, одновременно гарантируя точность и силу стимуляции.

Инженеры разработали систему поощрений и наказаний, подобную ящику Скиннера. На основе накопленных экспериментальных данных они составили примерную схему моторных нервов, за счет которой шимпанзе после соответствующего обучения могли мысленно управлять манипуляторами, чтобы взять еду, недоступную для их естественных конечностей. В экспериментах также использовались специфические сигналы для стимуляции зон поощрения и страха в мозге шимпанзе, чтобы управлять движениями животных и учить их выполнению простейших задач.

Какой-то гений из команды экспериментаторов догадался поставить в протез батарею на основе вирусов. В результате получилась мохнатая теплокровная самка шимпанзе, управляемая на расстоянии. Путем голосования инженеры выбрали ей кличку «Ева», в честь женщины-робота из старого мультфильма.

Ева демонстрировала необычные способности к обучению. Она даже научилась решать головоломку «ханойская башня», сама по себе, без подсказок. Стала звездой команды экспериментаторов, и с ней обращались особым образом, не так, как с остальными шимпанзе. У нее был свой отдельный вольер, неограниченное количество тропических фруктов ежедневно, а еще ее любимые корейские гульби, сушеная соленая рыба, желтый горбыль. Кто-то даже купил ей балетные тапочки, но вскоре руководство распорядилось прекратить эти глупости.

Выдвинули смелое предложение: ввести Еве лекарства, которые усилят работу ее синапсов и сделают сильнее ее разум. Никто особо не возражал, поскольку исследовательская группа и так уже потратила огромные деньги, но не добилась создания рабочего прототипа интерфейса мозг-машина.

Неожиданно все тестовые оценки «просветленной» Евы стали ухудшаться. Шимпанзе выглядела встревоженной, испуганной, подавленной. Записи камер наблюдения показывали, что, оказываясь в одиночестве, Ева пыталась двигать губами и носом, выдыхая воздух и пытаясь добиться вибрации мягких тканей. Исследователи пришли к выводу, что она пытается имитировать человеческую способность издавать сложные звуки путем модуляции потока воздуха, выходящего из легких. Она пыталась научиться говорить подобно людям.

Конечно же, Ева потерпела неудачу. Миллионы лет эволюции нельзя пройти за один день.

Экспериментаторы сделали для нее специальную сенсорную панель и при помощи электрической стимуляции научили ее нескольким простым приемам обращения с системой распознавания образов: «банан», «человек», «радость», «испуг», «еда» и так далее. Но они столкнулись с большими трудностями, когда попытались научить Еву отличать себя от остальных шимпанзе. Похоже, Ева просто не отделяла себя от остальных особей ее вида. Лингвисты пытались учить ее концепции личности, но она реагировала на это злобой, завываниями и страхом, который выражала, закрывая глаза руками.

И наконец Ева смогла высказать свое желание, использовав длинную, длинную фразу. Ее темные глаза, подобные агатам, были наполнены печалью, она сжимала мягкие губы и гладила себя по животу. Еве было одиноко. Еве хотелось вернуться к остальным шимпанзе, пусть она уже и не была прежней Евой.

Экспериментаторы устроили Еве большой прощальный праздник. Они одели Еву в сшитое на нее вечернее платье, подарили ей пирог, научили ее, как задувать свечи, и вообще обращались с ней, как с настоящим человеческим существом. Затем ей помогли снять платье и отвели в большой вольер, где находились остальные шимпанзе.

Люди не смогли понять, что скрывалось во взглядах остальных шимпанзе в тот момент. Они ждали снаружи вольера, ожидая увидеть теплую сцену воссоединения, как в «мыльной опере». Глупые шовинисты рода человеческого.

Практически одновременно все шимпанзе, сидевшие по углам вольера, бросились на Еву, словно обезумев. И начали рвать ее клыками, завывая. Их глаза были наполнены злобой и гневом, так, будто перед ними оказалась чуждая им душа, затаившаяся в теле шимпанзе и пытающаяся обмануть их, подобно опытному шарлатану. Но они были готовы раскрыть всю правду о ней.

Остолбеневшие экспериментаторы наконец преодолели шок, схватили шокеры и дротики с транквилизаторами и успокоили вышедших из-под контроля шимпанзе, правда, с большим трудом. От Евы остался лишь изуродованный труп. Печальные глаза Евы, залитые кровью, безжизненно смотрели в потолок, а на ее лице было полнейшее изумление. Протезированная часть ее черепа была отломана, и стал виден ее розоватый мозг, уже наполовину съеденный.

Протез лежал рядом с ее телом, подобно изысканной чаше с молочно-белым мозговым веществом внизу, немое свидетельство очередной ошибки человеческой цивилизации.

Его запечатали и положили в холодильник в качестве вещественного доказательства. Серийный номер SBT-VBPII32503439.

Кайцзун не мог удержаться от того, чтобы искать различия в том, как видят мир два его глаза.

Поочередно прикрывая рукой то один, то другой глаз, он медленно оглядывал комнату. Мягко светились чистейшие белые простыни на кровати; на бежевой стене рядом с бежевой занавеской можно было разглядеть тонкие оттенки цвета и фактуру; стол и стулья из композитного пластика стояли в четком согласии с законами перспективы; даже самые маленькие предметы на столе отбрасывали расплывчатые тени, обрисовывая форму и положение предмета в пространстве неотличимым от нормального зрения образом. Если он и мог на что-то пожаловаться, так это на то, что, если он слишком резко переводил взгляд правого глаза с одной стороны в другую, предметы продолжали оставаться неестественно отчетливыми, а не слегка расплывались, как он привык.

В руководстве пользователя это объяснялось тем, что алгоритмы обработки образов в движении протеза глаза все еще находятся в стадии совершенствования; потребителю рекомендовали дождаться следующего обновления.

Сфокусированный компактной и сложной оптической системой, свет мира попадал на гибкую искусственную сетчатку, сделанную на основе полиамидной пленки, площадью всего шестнадцать квадратных миллиметров и толщиной всего в сто микрон. Специализированные микропроцессоры преобразовывали свет в кодовые импульсы, передававшиеся на миллионы наноэлектродов. Сигнал попадал в зрительный ганглий и латеральное коленчатое тело, а затем в первичную зрительную кору, где и воспринимался как зрительный образ.

Протез глаза обеспечивал пользователю 99,95 процента нормального человеческого зрения; на самом деле он представлял собой замену самого исключительного, самого загадочного продукта миллиардов лет эволюции – глаз – возможно, в чем-то даже превосходя его.

Человеческую сетчатку покрывает тонкая сетка капилляров; свету приходится проходить сквозь кровеносные сосуды и нервы, чтобы достичь чувствительных к нему палочек и колбочек. Кровеносные сосуды отбрасывают тень на сетчатку, а в результате наличия диска зрительного нерва формируется слепое пятно. Наши глаза постоянно совершают скачкоподобные движения, сканируя поле зрения, а мозг синтезирует из несовершенных изображений цельную картину, устраняя тени.

Эти структурные недостатки оказывают дополнительную нагрузку на мозг и делают наши глаза особенно уязвимыми – любое кровотечение или кровоизлияние может привести к образованию дополнительных теней, ухудшающих качество зрения. Что еще хуже, слой фоторецепторов очень слабо прикреплен к эпителию пигмента сетчатки, и даже небольшая травма может привести к отслоению сетчатки и потере зрения.

В свою очередь, протез глаза может полностью устранить эти изъяны за счет технических достижений.

Если вы пользуетесь лишь одним протезом глаза, мы обеспечим имитацию естественных изъянов несовершенного человеческого глаза путем программной обработки, чтобы обеспечить баланс между двумя глазами, говорилось в руководстве пользователя.

Кайцзун толкнул дверь и вышел на балкон. Солнце слишком яркое. Он прищурил левый глаз, а правый среагировал сам, мгновенно сузив апертуру и смягчив ощущение. Он не просто поменял себе один глаз; сменился весь мир вокруг.

Мне понадобится время, чтобы привыкнуть. Кайцзун ощущал нарастающее беспокойство.

С балкона был виден прекрасный сад, с деревьями, извилистыми тропинками, павильонами, рукотворными озером и скалами. По саду гуляло множество пациентов вместе с навестившими их посетителями, восстанавливая силы.

Маленький мальчик в больничной рубашке бежал по усаженному цветами лугу, а за ним бежали пара мальчишек постарше. Они играли в какую-то игру. Кайцзун попытался сфокусировать зрение на быстро движущемся объекте у их ног. Теоретически фокусное расстояние протеза десятикратно превосходило таковое у природного человеческого глаза, однако заводские установки давали одинаковое. Клиенты по всему миру с удовольствием устанавливали в протезы глаз программное обеспечение дополненной реальности, однако в зонах ограничения скорости доступа задержка в передаче данных могла отразиться на качестве зрения. Это означало, что установленный в протез «Циклоп VII» Кайцзуна модуль доступа в Сеть на Кремниевом Острове был практически бесполезен.

Объектом под ногами мальчишек был мяч, но не обычный. Казалось, он движется сам по себе, по незримому маршруту, мигая разными цветами. Всякий раз, как мяч менял цвет, мальчишки пытались ударить по нему, используя разные технические приемы, чтобы изменить его траекторию, и радостно или разочарованно кричали в зависимости от результата. Кайцзун понятия не имел, что это за такая новая игра.

Несомненно, лучшим игроком был самый младший из них. Он двигался проворно, быстро меняя направление, будто скачущая по прерии газель. Казалось, он всякий раз с легкостью попадает в нужную точку, где ему достаточно просто выставить ногу прежде остальных и слегка ударить по мячу, в результате чего мяч менял цвет. Было ощущение, что он управляет мячом, причем руками, а не ногами.

Игра окончилась. Остальные подняли мальчишку в воздух, поздравляя его с победой. Штанины на его ногах приподнялись, и стали видны серебристо-серые конструкции, выглядевшие как-то неуместно на фоне совершенно обычных кроссовок – лишенные кожи и мышц, холодно поблескивающие на солнце. Остальные дети с завистью глядели на его протезы ног, робко касаясь их, будто рождественского подарка. Они надеялись, что когда-нибудь и у них будут такие ноги, даже если для этого придется отказаться от доставшихся им от родителей ног из плоти и крови.

Странно, но после проведенной операции Кайцзуну постоянно снилась сцена с ведьмой и Мими, раз за разом. Все, во что он когда-то верил – наука, логика, философия материализма, – рассыпалось на части во время того фарса. Он уже не мог понять, какие части того спектакля были просто мошенничеством, сценическими фокусами, а какие – настоящими. Его растущая неуверенность сопровождалась растущей симпатией к жителям Кремниевого Острова. Это их родная земля. Это море, этот воздух, этот клочок земли создали все, во что они верили. И они жили по заветам своей веры, точно так же, как и люди в других частях света.

У Кайцзуна не было ненависти к тому из «мусорных людей», что лишил его правого глаза; напротив, он стал стыдиться своих прежних предрассудков. Моральные принципы и верования «мусорных людей» были ничуть не хуже, чем у элиты, выходящей из стен Бостонского Университета, и ничуть не более далекие от цивилизованности. На самом деле их взгляды были даже ближе к сути человеческой жизни, сути, не изменившейся за сотни тысяч лет человеческой эволюции.

Кайцзун поглядел на море вдали. Его поверхность походила на лист бумаги, постоянно морщащийся и разглаживающийся. Узкие длинные волны походили на слезы, поблескивая, как чешуйки слюды; листы переворачивались, страница за страницей, исчезая у края песчаного пляжа. По небу шли облака, медленно поглощая солнечный свет. Мир был уже не тем, в котором родилось поколение его отца, и Бог уже не был тем Богом, в которого они верили. Ныне люди более поклонялись власти, нежели чести, доброте и благородству. И он не знал, чья вера ближе к истине.

Знал лишь, что теперь стал ближе к Мими, пусть и немного.

Скотт заставил себя вернуться к действительности. «Дукати» ревел мотором, несясь сквозь ярко освещенный солнцем мир. Он чувствовал жалость, к Еве, которая не смогла обрести ни дом, ни мир, в котором она была бы своей, и жалость к себе.

Он уже привык звонить посреди ночи за океан, после долгих раздумий, чтобы обменяться несколькими незначительными фразами со Сьюзан, своей бывшей женой, а потом попытаться поговорить с дочерью. Трэйси пользовалась популярностью в школе; она постоянно ходила на вечеринки, на свидания и репетиции их рок-группы, «Оранжевая Кровь». Сказав стандартное «люблю тебя, папа», она обычно вешала трубку раньше, чем Скотт успевал ответить, оставляя его немым во мраке и безмолвии.

Понятие дома уже давно стало для него абстракцией, далекой и в пространстве, и во времени.

Ты не должен их винить, если честно.

С того самого дня, как Скотт зачем-то сунул ту старую фотографию в бумажник, он знал, что эта тень всегда будет его преследовать, наверное, до самой его смерти. Однако последствия все еще были для него неожиданными. Тень пожирала любовь, надежду и отвагу в его сердце, а затем распространила свою власть на его жену, дочь и всех вокруг, расползаясь, как раковая опухоль.

Я не хочу, чтобы ты все время воспринимал меня как трехлетнюю, сказала ему Трэйси.

Ты уже не тот человек, которого я знала прежде, сказала Сьюзан, ты будто бездонная пропасть; сколько бы терпения и заботы мы ни проявляли по отношению к тебе, в твоем сердце царит тьма. Прости, но я так жить не могу.

Ему было известно, что Мими была последним человеком, контактировавшим с этим протезом. На основе того, что он узнал от Директора Линя, Скотт был практически уверен, что вирус уже начал действовать внутри Мими, и эти эффекты превосходили всякое воображение. Все выглядело так, будто штамм Судзуки был наделен сильнейшим инстинктом выживания, и этот инстинкт заставлял его постоянно приспосабливаться к потребностям людей, трансформироваться, дабы получить возможность продолжать свой род. Стратегия выживания, основанная на быстрых мутациях.

Никто не мог предсказать будущее Мими. Однако, как и Ева, она уже не могла вернуться домой.

Интуиция подсказывала Скотту, что скрытая в молодой женщине тайна в тысячу раз ценнее, чем весь проект, который он приехал организовывать на Кремниевом Острове. Он даже видел тот путь, что вел к конечной цели, будто картину в очках дополненной реальности. Он воспользуется сентиментальными чувствами Кайцзуна, его незрелой любовью, и создаст паутину лжи, которая позволит ему увезти Мими с Кремниевого Острова и представить на мировом рынке, где ее истинную ценность смогут использовать в полной мере. В случае особой необходимости он откроет коробку с морским ежом, присланную «Цветком мать-и‐мачехи», где находится последнее средство, на крайний случай.

Ты действительно этого хочешь, спросил себя Скотт.

Нет. Я хочу спасти ее. Я не хочу причинить ей вред, я не смогу.

Скотт снова и снова говорил себе, что медицинский осмотр показал, что мозг Мими представляет из себя минное поле, могущее создать угрозу ее жизни в любое мгновение. Медицинская техника, имеющаяся на Кремниевом Острове, да и во всем Китае, не сможет ее спасти. Ей нужна лучшая в мире медицинская помощь, но за такую помощь придется заплатить соответствующую цену.

Все как обычно.

Скотт хорошо понимал, зачем он придумывает себе лицемерные оправдания, не дающие увидеть его действия в истинном свете. Наемнические, недостойные, возможно, даже исполненные зла. Ему надо было спасти самого себя, надо было избавиться от хватки темной тени, чтобы сохранить то, что осталось от его жизни.

И он надеялся, что этим лучом света станет Мими.

Однако последний фрагмент головоломки его беспокоил.

«Хирофуми Отагава» сказал ему, что запечатанный в мешке и лежавший в холодильнике протез был идентифицирован автоматической системой распознавания как медицинские отходы, а затем прошел компьютерную сортировку и был отправлен вместе с другими отходами на Кремниевый Остров. Другими словами, ответственность за это не несла ни одна живая душа. Это была просто ошибка. В прошлом, когда такое случалось, служба безопасности SBT расследовала эти происшествия. Неправильная утилизация протезов, зараженных опасными вирусами, вызовет немыслимый скандал, и СМИ станут вынюхивать подробности не хуже натасканых на наркотики собак, унюхавших кокаин.

Непредвиденная ошибка, сказал себе Скотт. Ошибка, которая может обрушить акции SBT на бирже и принесет «Цветку мать-и‐мачехи» всемирную славу. А я – заплатка для этой системной ошибки.

Но что, если это вовсе не ошибка?

Солнце жгло дорогу. Скотт обливался потом, а «Дукати» поджаривал его бедра изнутри. Ему хотелось вернуться в отель и принять душ. Он прибавил газу, и мотоцикл понесся по изгибу дороги вдоль берега, к выезду. «Вольво», который он сбросил с хвоста, поджидал его именно там.

Взбешенный, Скотт выжал газ до максимума и пронесся мимо «Вольво», словно молния. За те доли секунды, что он несся мимо машины, он отчетливо разглядел лицо водителя в зеркале заднего вида: багровое пятно в форме сердца на щеке. И сразу же понял. Дорога, на которую он выехал, обрамлена крутыми склонами. Ему некуда деваться.

Скорость достигла 120 километров в час. Когда Скотт доехал до вершины холма, легкий «Дукати» на мгновение взмыл в воздух, а потом снова опустился на дорогу. «Вольво» сидел у него на хвосте и уже пару раз пытался обогнать его, однако Скотт ухитрился остаться впереди, искусно маневрируя. Будто птица, гонящаяся за мечущимся насекомым, «Вольво» и мотоцикл неслись по дороге, две тени, одна серая, другая черная. Рев моторов эхом отдавался вокруг, взлетали испуганные птицы.

Похоже, водитель «Вольво» потерял терпение и начал поджимать «Дукати» сзади. Глухой удар, на мгновение две машины стали одним, а потом разделились, будто закончив мимолетный страстный поцелуй на прощание.

Еще один удар, на этот раз куда сильнее.

Скотт выругался, удерживая мотоцикл на дороге. Однако состязание между мотоциклом и машиной в такой игре было сродни поединку между легковесом и тяжеловесом в боксе. Скотт был обречен на поражение. Раздался пронзительный скрежет по правой стороне «Дукати», которую прижало к неровной скале с острыми выступами по правой стороне дороги.

Скотт резко затормозил. Переднее колесо завизжало по асфальту, включилась АБС. Изящный «Дукати» ухитрился протиснуться в узкую щель между «Вольво» и утесом, не получив повреждений. Скотт практически ощутил, как грубая поверхность камня едва не оцарапала его кожу. Вцепился в руль, стараясь удержать «Дукати» в устойчивом положении, но перестарался и покатился по земле.

«Вольво» взвизгнул тормозами. Водитель, однако, не стал выходить, будто пытался получить какое-то подтверждение. Когда Скотт наконец-то встал на ноги и поднял мотоцикл, «Вольво» дважды мигнул стоп-сигналами, будто презрительно ухмыляясь, и уехал, будто все, что происходило до этого, было невинной игрой в салочки.

Скотт осмотрел себя и обнаружил лишь пару царапин. Сел на «Дукати», чей двигатель теперь издавал звуки, подобные кашлю больного туберкулезом. Гордо подняв голову, будто рыцарь, победивший ветряную мельницу, Скотт медленно поехал к отелю.

За столом переговоров разыгрался спектакль абсурда.

Представители трех кланов одновременно горячо спорили с Мэром Вэном и между собой. Линь Йи-Ю неоднократно пытался перебить спорящих, умоляя кланы забыть о прошлом и отступить ради будущего Кремниевого Острова, но Ло Цзиньчен накричал на него, повергнув его в смущение и раздражение. Чень Сянь-Юнь, казалось, старался противоречить Ло Цзиньчену во всем, но по критическим вопросам высказывался подчеркнуто равнодушно. Похоже, в договоренности были заинтересованы лишь представители клана Линь, вероятно, потому, что уже пришли к некоему тайному соглашению с правительством. Скотт сидел в стороне с ошеломленным лицом, ожидая, когда Кайцзун все ему переведет. Однако лицо Кайцзуна одеревенело, он совершенно не обращал внимания на происходящее, будто его душа витала где-то в другом месте.

– О чем они разговаривают? – спросил Скотт Кайцзуна, когда его терпение иссякло.

Кайцзун, казалось, пробудился ото сна и ответил медленно:

– Сами знаете: соотношение инвестиций, избавление от лишней рабочей силы, планы по использованию земель, политика предпочтений… все, что связано с деньгами.

– Они не обсуждают технологии? Или все те выгоды, которые принесет проект Кремниевому Острову? Их детям и детям их детей больше не придется дышать этим дерьмовым воздухом или возить питьевую воду издалека.

Скотт озадаченно смотрел на Кайцзуна.

Кайцзун повернулся к своему боссу и заговорил практически ледяным тоном:

– Им все равно, сэр.

Скотт тяжело откинулся на спинку кожаного кресла с задумчивым видом.

– Я наконец-то начинаю понимать, почему китайцев называют самыми смышлеными, а не самыми разумными или мудрыми. Прости, Цезарь, если тебя обидел.

– Вовсе нет, Скотт. Я с тобой согласен. Даже если они подпишут соглашение, пока эти люди правят Кремниевым Островом, ничего не изменится.

– Посмотрим, – сказал Скотт, похлопав Кайцзуна по плечу.

Алгоритм коррекции контуров протеза глаза все еще нуждался в усовершенствовании. По идее, он должен был имитировать ограничение периферийной функциональности, свойственное омматидиям в сложных глазах мечехвоста. К примеру, когда Кайцзун фокусировал взгляд на одном из говорящих, разрешение изображения предметов вокруг человека намеренно снижалось, чтобы подчеркнуть четкость изображения главного объекта. Однако скорость подстройки была слишком высокой, это выглядело неестественно и мешало ему смотреть по сторонам.

В конце концов Кайцзун решил остановить взгляд на гигантской фреске на задней стене конференц-зала. Выполненная эмульсионными красками, она была подарена китайским бизнесменом, проживающим во Вьетнаме. На сочном черном фоне тонкими линиями золотого, серебряного, свинцового и оловянного цветов был нарисован пейзаж Кремниевого Острова, поверх краски была наложена мозаика из перламутра из раковин жемчужниц, аваби и рапанов. Мозаика была выполнена очень искусно. Кайцзуну показалось, что ландшафт ему знаком, но не сразу вспомнил, что это вид с моря залитого лунным светом острова в море у Пляжа Созерцания Прибоя. Нахлынули воспоминания, будто буря в голове. Прошло лишь несколько недель, с того раза, но ему казалось, что это случилось в минувшую эпоху.

Светлое и радостное лицо в лунном свете будто увеличилось в его сознании. Он тосковал по ней, так тосковал, что это причиняло ему боль. Эта боль таилась внутри, будто иголка, протянувшая длинную нить сквозь его внутренние органы, так, что они все оказались на нее нанизаны, и один рывок заставлял болеть их все.

Кайцзун не мог сказать, что именно он чувствует по отношению к Мими. Восхищение? Любопытство? Снисхождение? Инстинкт защиты? Страх? Или комбинацию из всего этого? Нет, это было нечто более глубокое и сложное, то, что не описать словами, но можно ощутить при помощи визуальных сигналов его протеза.

Какая-то несовершенная, надломленная любовь?

Он знал лишь, что очень хочет увидеть ее. Будь она все та же Мими или уже превратилась в какое-то иное существо.

Однако бунт «мусорных людей» не только лишил Кайцзуна правого глаза, он полностью разрушил хрупкий мир, державшийся между уроженцами Кремниевого Острова и «мусорными людьми».

Улицы по окраинам были перекрыты желтой лентой, обозначающей границу города. Полицейские патрулировали вдоль этой границы круглые сутки. Работающие с отходами, которые не являлись уроженцами Кремниевого Острова, для прохода в город должны были предъявить электронный пропуск, выданный их работодателем. Сердца местных, будто непрерывный черный дождь, заполнял страх. По другую сторону ленты была лишь тишина, прерываемая лаем чипированных собак, эхом отдававшимся между пустыми мастерскими по обработке отходов. С «мусорными людьми» никак не контактировали, лишь дважды в сутки туда отправляли караван с едой и водой. И никто не знал, что они задумывают.

Да еще объявили суточное предупреждение о приходе супертайфуна. Согласно международной конвенции, тайфун получил собственное имя, Вутип, совершенно не вяжущееся с его разрушительной природой, поскольку на кантонском диалекте это означало «бабочка».

Кайцзун хорошо понимал, какая безмолвная молитва сейчас звучит в головах этих людей с встревоженными лицами. Я никогда не делал зла «мусорным людям». Значит, мне нечего бояться их возмездия. Однако за те годы, что они здесь живут, вряд ли хоть кто-то мог назвать себя совершенно безгрешным. Каждый в чем-то да пользовался выгодами от пота и крови, проливаемых «мусорными людьми», хотя бы по мелочи. Каждый, так или иначе, хоть раз смотрел на «мусорных людей» с презрением и отвращением либо оскорблял их, по небрежности или со зла. Каждый хоть на мгновение задумывался, считая, что «мусорные люди» низки по самому своему рождению, что им уготовано судьбой жить среди хлама, уготовано быть грязными, до самой смерти.

Кто среди вас без греха, пусть бросит камень.

Чень Кайцзун задумался о той стране, которую он теперь называл своим домом. В обществе, гордящемся собой, считающем себя воплощением свободы, равенства и демократии, дискриминация и предубеждения лишь приняли более утонченные и лицемерные формы. Приглашения в клубы и на праздники, которые присылали на беспроводной модуль протеза глаза, и их можно было считать при помощи сканера сетчатки; те, кто не мог позволить себе имплантировать усовершенствованные энзимы, не могли покупать особую еду и напитки в супермаркетах; те, у кого были нарушения в генетике, даже не могли получить разрешение обзавестись детьми; один процент населения увеличивал продолжительность жизни, бесконечно меняя части своих тел, де факто обретя вечную монополию на здоровье.

Кайцзун слегка покачал головой, даже не заметив, что вздохнул.

– Ты о ней думаешь? – спросил Скотт.

– Кто? Что?

– Об этой девушке, Мими.

Кайцзун промолчал.

– Ты очень изменился с тех пор, как попал сюда.

Кайцзун пожал плечами.

– Поначалу ты вел себя как герой. По крайней мере, делал вид. Но теперь ты больше похож на дезертира.

– Я ничего не могу сделать. Я никого не могу спасти.

Голос Кайцзуна дрожал, его глаза стали влажными.

– Я даже увидеться с ней больше не могу.

– Когда я в армии служил, сержант в учебке говорил так: «Никогда не веди себя как голливудский герой. Настоящий герой всегда понимает разницу между приказом, заданием и жизнью и в ключевые моменты правильно выбирает приоритеты».

– Врач сказал мне, что она может в любой момент умереть, а у них нет необходимого оборудования и знаний, чтобы лечить ее здесь.

Кайцзун изо всех сил старался говорить спокойно.

– Но она принадлежит клану Ло, поэтому Ло Цзиньчен использует ее в качестве козыря при переговорах.

– Понимаю. Думаю, для тебя это ключевой момент.

– Я не понимаю.

– Все очень просто. Если ты считаешь, что этот проект по переработке отходов важнее, то нам надо забыть обо всем другом и сосредоточиться на том, чтобы достичь договоренности.

Скотт на мгновение замолчал.

– С другой стороны, если ты считаешь, что жизнь Мими важнее, тогда нам необходимо выстраивать отношения с Ло Цзиньченом, пока мы не сможем найти ее и увезти. И на хрен проект.

– Вы меня проверяете? – с подозрением спросил Кайцзун.

– Нет. Погляди на них.

Скотт показал на спорящих представителей кланов.

– Что для них важно?

– Деньги. Власть.

Кайцзун на мгновение задумался.

– Возможно… женщины и их дети.

Скотт ухмыльнулся, обнажая идеально белые зубы.

– Видишь, ты ведь понимаешь. Люди всегда слишком много платят за то, что им не нужно на самом деле. Я однажды тоже сделал подобную ошибку. Так что подумай хорошенько, прежде чем мне отвечать.

Ножки стула Кайцзуна скрипнули, двигаясь по полу. Он поежился, пытаясь скрыть беспокойство. Голоса спорящих торговцев и чиновников, казалось, стали тише и мягче; их силуэты расплылись, они, будто куклы, раз за разом механически повторяли одни и те же фразы. Огромная фреска за ними, напротив, стала более отчетливой, попав в фокус. Редкие раковины жемчужниц поблескивали, будто глаза в лунном свете, делая еще красивее изображение Кремниевого Острова, на который накатывают волны перемен.

Когда-то для него было привычным избегать принятия решений, утешать себя словами, что единственным логичным решением всегда было и будет подчиниться невидимым силам и закономерностям истории. Однако теперь на смену раздумьям в его глазах появилась решимость. Решать вдруг стало несложно.

Кайцзун хлопнул Скотта по плечу. Он никогда не позволял себе подобной фамильярности по отношению к своему боссу, настолько свободно. Царапины Скотта еще до конца не зажили, и он дернулся от боли.

– Спасибо тебе.

Глаза Кайцзуна вновь светились надеждой, и в его правом глазу было даже больше благодарности, чем в левом.

Часть третья Яростный шторм

…ты видишь совершенство в любом несовершенстве, и так мы научаемся любить этот мир.

Славой Жижек, «Исследуемая жизнь»

15

Дождь начался на закате и прекращаться не собирался.

Ярко-желтая лента, натянутая полицией, болталась на ветру, посвистывая. Капли дождя плотно, будто косяки рыбы, летели по диагонали в конусах теплого желтого света уличных фонарей. Смена караула: отдача чести, вода, капающая с черных резиновых дождевиков, заливающаяся в сапоги, лужами скапливающаяся у ног. Сменный часовой, дрожащий, выдыхающий облако белого пара, мгновенно разлетающееся на ветру. Середина лета на Кремниевом Острове, но казалось, что вокруг холодно и влажно, как в погребе зимой.

По другую сторону границы, обозначенной лентой, все оставалось таким же тихим. Лишь иногда собаки ритмично лаяли друг на друга, в закатном полумраке глядя в пустоту. Состоящие из хижин деревни «мусорных людей» больше походили на огромные кладбища, их черные сооружения были похожи на трупы, разбросанные в высокой траве. Сквозь щели в окнах и дверях проникал еле заметный свет, будто сквозь телесные отверстия трупов, будто они безмолвно завывали на смертном одре. Их последние вздохи исчезали на ветру и дожде, они были готовы угаснуть в любой момент.

– Я слышал, что они планируют вполовину снизить паек воды и еды с завтрашнего дня, – сказал сидящий в полумраке Ли Вэнь, глядя во мрак холодной ночи снаружи. Дождь молотил по дешевой проржавевшей железной крыше, шумя, будто лопающиеся в чайнике пузырьки. – Больше им ничего не остается.

– Мы все равно опережаем их на шаг, – непринужденно сказала Мими, вставляя новый флакон с красной жидкостью в автоматический инжектор у локтевого сгиба. В течение следующих двенадцати часов он будет постепенно вводить ей в кровь высокоэнергетическую фруктозную смесь, обеспечивая АТФ для ее мозга, находящегося в условиях гиперметаболизма, чтобы он нормально работал. За это ей пришлось расплачиваться побочными эффектами: быстрое неглубокое дыхание, повышенная температура тела, эмоциональная нестабильность.

Но это был последний имеющийся у нее флакон.

– Все готовы.

Ли Вэнь услышал, как чипированный пес внутри хижины тихо зарычал. Он давно взломал их программы, а теперь вместе с Мими превратил их в аппараты связи. А при необходимости они становились оружием.

– Ты зарядил духа Пляжа Созерцания Прибоя? – спросила Мими.

– Он готов, ждет тебя в сарае. Как ты ухитрилась взломать протоколы беспроводной связи?

– Примерно так же, как дверь ключом открывают.

Это и выводило Ли Вэня из себя. Он понимал принцип, но не мог понять конкретный способ, которым она достигала цели. Мими больше не была невежественной девушкой из «мусорных людей», с которой он был когда-то знаком, а может, и никогда ею не была. Та Мими, что была сейчас перед ним, похожа на ветерана, закаленного множеством войн, стратегия и история которых были слишком сложны для его понимания.

– Ты в этом уверена? – спросил Ли Вэнь, с тревогой глядя, как Мими надела очки дополненной реальности и включила крохотное устройство рядом с ухом. Загорелся синий светодиод. – Когда-нибудь тебе не повезет.

Мими улыбнулась и ничего не сказала.

В те времена, когда она была Мими 0, Брат Вэнь часто красовался перед ней своими умениями. Используя доработанный аппарат радиосвязи и программы взлома, он показывал, как можно ненадолго обойти файерволл, обеспечивающий ограничение скорости доступа, и обеспечить соединение очков дополненной реальности с высокоскоростной сетью за пределами острова, чтобы надевший их мог наслаждаться свободным взглядом на мир. Дешевое оборудование стоило на «черном рынке» Кремниевого Острова очень дорого, да и далеко не все осмеливались им пользоваться.

Ты должна быть очень, очень осторожна, предостерегал Мими Брат Вэнь. Не регистрируйся ни на каких сайтах; не оставляй комментарии; не оставляй никаких следов. Как только увидишь красный огонек, немедленно отключайся. Он означает, что следящие за Сетью «пауки» ощутили вибрацию паутины и начали отслеживать ее, так что мгновенно тебя найдут. Как только они тебя захватят, тебе уже не сбежать. «Пауки» пронзят твое тело своими клыками и впрыснут яд, который парализует твои нервы и растворит твои мышцы, а затем они медленно разорвут тебя на части, прожуют и переварят.

Нарушение режима ограничения скорости доступа было серьезным преступлением. Никто бы и не заметил твоего исчезновения.

Однако сейчас она собиралась повести целую толпу народу на прорыв «файерволла». Все равно что групповой прыжок с небоскреба с одним парашютом.

Лицо Мими озарил сине-лиловый свет светодиода. Ее лицо будто парило в пространстве, совершенное и загадочное.

Она завораживала Ли Вэня, и он разозлился на себя за это. Он понимал, что ощущение преклонения было всего лишь результатом внушения, заражающего всех «мусорных людей» через видеовирус. Понимал, что ему придется заплатить за эту безумную игру. Вспомнил, как прежняя Мими частенько пользовалась «цифровыми грибами», подключаясь к высокоскоростной сети, какое озадаченное и напряженное лицо у нее было, как будто простое действие по поиску нужной информации было всего лишь компенсаторным поведением, которое ее мозг избирал, чтобы не возникало ощущения, что она падает в пропасть.

Возможно, это даже не Мими, а какая-то иная личность в ее подсознании, пытающаяся исследовать мир, воспользовавшись телом Мими?

Ли Вэнь вздрогнул, будто у него по шее маршировала колонна муравьев, медленно забираясь ему под череп. Он тайком включил в своих очках систему распознавания образов и теперь, подобно жабе в ожидании комара, ждал, когда промелькнет лицо этой загадочной западной женщины.

Оно появилось внезапно, вновь наложившись на лицо Мими, будто вуаль, и в следующее мгновение исчезло.

Есть!

Вскоре компьютер вывел на очки Ли Вэня результаты поиска, но от этого загадка лишь усугубилась. Лицо принадлежало Хеди Ламарр, звезде Голливуда, между делом изобретшей алгоритм переключения частот, позднее ставший основой стандарта протокола CDMA, использовавшегося во всем мире для беспроводных сетей. Женщине, знаменитой и красотой, и умом.

И он наконец вспомнил странный цифровой наркотик под названием «Экстаз НЕМК». Это были инициалы полного имени Ламарр, Хедвиг Ева Мария Кислер, а «Экстаз» – романтичный чешский фильм 1933 года, в котором дебютировала восемнадцатилетняя Ламарр.

Зачем же эта гениальная женщина, которая умерла уже десятилетия назад, вдруг появилась в мозгу Мими?

– Включи мне какую-нибудь музыку, – сказала Мими.

Молодая женщина, одаренная цифровой личностью самим Ли Вэнем, царственно сидела в кресле, подобно «Олимпии» Мане. И Ли Вэнь вдруг понял, почему он готов всем рискнуть ради нее, подобно перепрограммированному чипированному псу. В ее нынешнем состоянии Мими была кибербогиней, способной пронизать все уровни сети, возможно, всего мира, и она поймала его на крючок, тоже на всех уровнях. Не было в мире того, чего бы он не сделал, чтобы помочь Мими.

– Что-нибудь пободрее.

Рослая фигура Скотта появилась перед железными воротами. Большой черный зонт скрывал его лицо от камер видеонаблюдения; черный дождь неостановимо падал с неба, и его струи стекали с краев зонта, образовывая завесу. Включились точечные осветители, и в их лучах стал виден подымающийся вверх пар. Светильники свели лучи в одну яркую точку на зонте. Из скрытого динамика раздалась серия жестких команд на незнакомом Скотту языке. Он слегка повернул зонт, чтобы его светлое, не китайское лицо стало видно в свете фонарей. Дождь сразу же промочил ему ботинки.

Железные ворота мерзко заскрежетали, две панели медленно разошлись в стороны. Чипированные собаки внутри начали яростно лаять.

Скотт боком проскользнул в ворота, вспомнив, как первый раз повстречался с одним из этих созданий. Тот день в деревне Сялун, казалось, случился очень давно.

Ло Цзиньчен встретил его у парадного входа в особняк с той самой самодовольной улыбкой, которую Скотт впервые увидел в бумажных папках с данными в «ТерраГрин Рисайклинг». Рядом с Ло Цзиньченом стояли двое мускулистых молодых парней, по лицам которых Скотту сразу стало понятно, что насилие для них – дело привычное.

– Мистер Брэндл! Какая честь! Наверное, единственный плюс этого тайфуна в том, что он привел сюда вас. А где же ваш помощник?

– Мне известно, что вы хорошо говорите по-английски и что вы – искушенный в своем деле бизнесмен. Есть некоторые разговоры, в которых количество участников лучше свести к минимуму.

После того как они уселись внутри, Ло Цзиньчен знаком показал своим подручным, чтобы они ушли. И начал хлопотать у «стола восьми бессмертных». Зажег жаровню, вскипятил воду, распаковал чай, открыл чайник, положил туда чай, налил воду, ополоснул чашки… после множества сложных процедур, напоминающих театральный перформанс, у них был заваренный чайник чая. Ло Цзиньчен поставил правильным треугольником три крохотные, размером с грецкий орех, чашки из исиньской глины. Скотт смотрел на все это с открытым ртом. Ло налил в чашки первую заварку, поровну, плавным движением, а затем вылил ее из чашек. Нос Скотта наполнил густой аромат чая, казалось, проникая в каждую альвеолу его легких.

Точно высчитав время так, что вода лишь начала закипать и пузырьки стали размером с рыбий глаз, Ло Цзиньчен снова налил ее в чайник и снова стал разливать ее по чашкам, плавно водя над ними носиком чайника, так, чтобы крепость заварки во всех трех чашках была одинакова. Когда чашки были заполнены примерно на две трети, Ло Цзиньчен приостановил движение, а затем стал поочередно наклонять носик чайника в каждую из них, будто макая кисть, пока все чашки не были наполнены. Закончив, он взял одну из чашек двумя руками и протянул Скотту.

– Мистер Брэндл, прошу вас, попробуйте наш чай лучшего качества, бай-е дань цун с горы Феникс, относящийся к типу улунов.

Лицо Ло Цзиньчена было собранным и безмятежным, будто он только что выполнил комплекс тайцзы-чуань.

– Теперь я понимаю, почему искусство гунфуча так ценится, – сказал Скотт, принимая из его рук изысканную чашку и восхищаясь ею. Жидкость внутри была золотисто-матовой, от нее исходил сложный аромат, в котором основной аромат чая дополнялся нотками осмамантуса, жасмина и меда.

– Чайные листья собраны на горе У Дун в округе Феникс, на высоте около тысячи метров над уровнем моря. Там чайные кусты окутаны туманом и облаками, из которых они впитывают квинтэссенцию природы. Название дань цун означаете, что у каждого чайного куста свой аромат, с каждым требуется подобающее обращение, бережное.

Скотт выразил свое восхищение, медленно отпивая чай. Его рот наполнил мягкий цветочный вкус, а когда он проглотил чай, на языке осталось сладкое послевкусие. Сложно было представить, что такой тонкий аромат можно воспроизвести на современном индустриальном производстве. Ло Цзиньчен улыбнулся и знаком показал, что можно выпить вторую чашку.

– Здесь, на Кремниевом Острове, мы всегда ставим три чашки, даже если за столом двое или четверо. Третья чашка предназначается для неожиданного гостя, или хозяин вовсе обходится без чашки. Принцип, что прежде всего надо подумать о других. И бизнес мы ведем точно так же.

Ло Цзиньчен взял последнюю чашку, прикрыл глаза и стал наслаждаться вкусом чая.

– Полагаю, что это сходно с принятым у нас принципом: победа для каждой стороны, – сказал Скотт, сделав вид, что это озарение только что пришло к нему.

– Итак, что же привело вас сегодня в мою скромную обитель, мистер Брэндл? Внимательно вас слушаю.

– Бизнес-предложение, в котором мы оба будем выигравшими.

– Да ну?

Ло открыл глаза и посмотрел на бушующий снаружи ураган.

– Тогда позвольте мне говорить прямо. Полагаю, вы здесь, чтобы просить у меня ту «мусорную девушку», я прав?

Скотт ничего не ответил. Старый лис оказался даже более ловким, чем он предполагал.

– Хотя она всего лишь девушка из «мусорных людей», она все еще принадлежит клану Ло. Она чем-то похожа на один из тех чайных кустов на горе У Дун – пусть у нее и есть некоторый врожденный талант, процесс сбора листьев, ферментирования, обжарки и скатывания определяет конечную рыночную стоимость. Я же обязан действовать в интересах молодых людей, которыми я управляю, согласитесь?

Скотт чуть не расхохотался. И этот гений преступного мира начинает говорить о чувстве ответственности так, будто все страдания Мими не имеют к нему никакого отношения. Это уже слишком, правда. Китайцы, как бы ему ни казалось, что он их наконец-то раскусил, постоянно его удивляли. Это люди, живущие в полном соответствии с древним принципом Инь-Ян – они каким-то образом ухитряются уравновешивать противоположности, объединяя в себе самые лучшие и самые худшие качества и ничуть не смущаясь этим противоречием.

– Мне не кажется, что вам стоит беспокоиться насчет цены. Я работаю на «ТерраГрин Рисайклинг», а не на какой-то никому не известный стартап.

– Тогда какую цену вы хотите мне предложить?

Хитрый старый лис все-таки не мог более сдержать свой дергающийся хвост.

– Как вам известно, официальная церемония подписания договора о выполнении проекта состоится не ранее чем на следующей неделе. До того возможно все.

Скотт поставил на стол чашку и улыбнулся Ло профессиональной безразличной улыбкой.

– У меня было впечатление, что мы закончили с разделом пирога за столом переговоров.

– Что ж, вы все еще можете получить кусок побольше.

– Насколько побольше?

– Если вы успешно обустроите отъезд Мими вместе с нами, вы получите на три процента больше, чем в изначальном соглашении.

– Мне не кажется, что другие кланы готовы отказаться от части своей доли.

– Это сделает «Уэлс Рисайкл».

Ло Цзиньчен задумался. Через некоторое время он безмятежно поглядел на Скотта.

– Эта девушка действительно столько стоит? А что, если я решу оставить ее здесь?

– Тогда вы переведете инцидент в политическую плоскость – чего, поверьте мне, не желает никто. Кроме того, в конце концов я все равно заберу ее у вас, так или иначе.

Голос Скотта стал твердым и холодным.

С точки зрения Ло Цзиньчена, Мими была отправной точкой всех его неудач, но, определенно, не конечной. Он был свидетелем необычных умений девушки во время ритуала «масляного огня». Казалось, она одержима каким-то духом, и, хотя она и пробудила его сына, она навсегда оставила его в состоянии, которое сделает его посмешищем. Он прекрасно понимал, что у него нет возможности контролировать эту девушку, реально, вне зависимости от того, станет он использовать насилие, деньги или власть. Она за пределами его понимания. На самом деле он был очень рад предложению Скотта, но его природное любопытство заставляло его проверить пределы терпения американца.

– Я подумаю над этим, – сказал Ло Цзиньчен, наполняя три чашки и знаком показывая Скотту, что тот может взять одну из них.

– Буду ждать вашего ответа завтра, – ответил Скотт, осушая чашку.

Один из подручных Ло ворвался в комнату и дал в руку Цзиньчену мобильный. Поглядев на экран, Ло встал.

– Искренне извиняюсь, – сказал он. – Выяснилось нечто, что требует моего немедленного участия.

– Ничего страшного. Благодарю за гостеприимство.

Скотт встал, уже собираясь уходить, но вдруг будто что-то вспомнил. Повернулся и достал из кармана телефон и положил его на «стол восьми бессмертных».

– Будьте любезны, возвратите его владельцу и передайте ему мои сожаления по поводу его… «сердечного» лица.

Улыбнувшись, Скотт развернулся и вышел в сопровождении телохранителей Ло. У дверей особняка он открыл зонт и решительно шагнул под проливной дождь.

Ло Цзиньчен проводил его взглядом, и его лицо пару раз дернулось. Потом он поднес к уху другой мобильный и услышал голос Железного Тигра, искаженный программой маскировки голоса.

– Босс Ло, есть кое-что, что вам следует увидеть.

Дождевик Кайцзуна хлопал на ветру, будто крылья гигантской летучей мыши, поблескивая в лучах горящих фонарей.

Дождь стал сильнее, а ветер придавал его каплям дополнительную скорость, и они били Кайцзуну в лицо, словно пули. Его правый глаз был настроен на повышенную чувствительность при слабом освещении по сравнению с природным, и мозг с трудом обрабатывал информацию от двух глаз, вырабатывая некий компромисс. Тем не менее, когда из-за дождя ему приходилось прикрывать один глаз, все вокруг становилось темнее или светлее. Он пожалел, что не надел защитные очки, но у «мусорных людей» тоже такого нет.

Спотыкаясь, он подошел к часовому. Охранник поднял руку, останавливая его; Кайцзун показал электронную идентификационную карточку, и сканер в руке охранника пискнул. Часовой с подозрением сравнил фотографию на карточке с его лицом. Заставив себя сохранять спокойствие, Кайцзун откинул прилипшие ко лбу мокрые волосы, чтобы можно было лучше разглядеть его лицо. Охранник махнул рукой, разрешая ему пройти, и Кайцзун выдохнул. Он знал, что идти через границу в обратную сторону – внутрь города – будет куда сложнее.

Холодный ночной ветер безжалостно обдувал его даже через дождевик, и он дрожал. С трудом шел по грязной дороге, покрытой мелкими и глубокими лужами, отражавшими слабый свет, подобно неровным зеркалам, и указывавшими ему путь. В голове вертелись полузабытые воспоминания детства. По Кремниевому Острову часто прокатывались тайфуны, а ландшафт делал эту местность уязвимой для наводнений. Так что Кайцзуну и его друзьям детства часто доводилось плавать, сидя в деревянных ведрах и загребая руками по грязной воде, плескаясь водой друг в друга, когда они играли в морской бой. Наверное, это было одно из немногих радостных воспоминаний, оставшихся у него о Кремниевом Острове.

Тайфуны на Кремниевом Острове были чем-то вроде ежегодного праздника – а иногда и чаще раза в год, если они решали расщедриться. Люди, крестьяне по происхождению, постепенно сдались в борьбе с природой и перестали обрабатывать поля, занявшись торговлей, рыболовством и переработкой отходов. Они называли эту перемену символом прогресса, но Кайцзун не был согласен с этим.

В тусклом свете горящих вдали фонарей Кайцзун нашел дорогу к деревне «мусорных людей». Сотни простейших, грубо сколоченных хижин одинакового вида окружали его, и он даже не знал, с какой начать. Проще всего, наверное, как он всегда делал, войти в первую попавшуюся и спросить о Мими. Но времена нынче были неспокойные. По всему Кремниевому Острову распространялись памфлеты провокационного содержания, и, будучи местным по рождению, Кайцзун рисковал получить совершенно недружелюбный прием.

Другой причиной его неуверенности были нынешние намерения Мими.

Ему надо было найти Мими и убедить ее уехать с Кремниевого Острова вместе с ним, лететь через Тихий океан и позволить американским специалистам вскрыть ей череп и обезвредить бомбу с часовым механизмом. Но это выглядело даже более нелепо, чем местные легенды. Поверит ли она ему?

И еще больший вопрос: позволит ли она Куйцзуну спасать ее?

Из-за сильного дождя чипированных собак увели внутрь, поскольку дождь и ветер делали их нюх бесполезным. Кайцзун был очень рад, что ему не потребуется повторять трюк своего босса, укрощая рычащего пса голыми руками. Он тихонько подошел к одной из хижин и осторожно заглянул в окно.

На кровати лежал странный мужчина из «мусорных людей», полураздетый и с очками дополненной реальности на глазах, на которых мерцал синий огонек.

Кайцзун пригнулся и неловко, будто выброшенный на берег кит, двинулся к следующей хижине. Внутри он увидел двух женщин, покрытых странной бижутерией из выброшенных в мусор электронных приборов. Их очки дополненной реальности синхронно мигали. Он пошел дальше и увидел ту же самую картину в других хижинах. Кайцзун начал понимать, что это не совпадение.

Найдя узкий просвет между двух хижин, он втиснулся туда. От вони промокшего мусора его едва не стошнило. Стены по обе стороны были цвета ржавчины и лишайника, их покрывало граффити с изображениями мужских и женских половых органов. Все было покрыто слоем липкой грязи. Кайцзун затаил дыхание и осторожно выставил голову меж двух окон, располагавшихся так близко, что вряд ли их можно было открыть одновременно. Как он и ожидал, обитатели обеих хижин лежали на кроватях с очками дополненной реальности на глазах, и синие огоньки на их очках точно так же синхронно мигали, будто они были слушателями некоего безмолвного концерта.

Кайцзун вспомнил зловещий вид Мими во время ритуала «масляного огня».

Не только огоньки синхронно мигали на очках дополненной реальности; выражения лиц «мусорных людей» тоже были четко согласованы между собой: то напряженные, то изумленные, то улыбающиеся… будто к ним протянулись бесчисленные невидимые нити от незримой руки, проникающие в каждую хижину на этом грязном клочке земли и контролирующие даже мимические мышцы всех «мусорных людей». По опыту Кайцзуна, такая синхронизация эмоций возникала лишь в процессе богослужений в фундаменталистских церквях, когда все участвующие испытывали один и тот же религиозный трепет и пыл. Казалось, холодный ветер проник ему под воротник, и у него волосы дыбом встали на затылке.

– Кто здесь? – крикнул кто-то у него за спиной.

Он обернулся, спешно думая, что ответить, но поскользнулся на мокрой грязи и упал в лужу. Рот и нос наполнил гнилостный запах грязной земли, и он сразу же насквозь промок. Кайцзуна затошнило, он выплюнул изо рта грязь, но даже не успел встать, когда ощутил у горла нечто холодное.

Это был клинок, формой похожий на рыбий хребет, холодно поблескивающий на ветру. Кайцзун с изумлением понял, что клинок выпрыгнул из ножен внутри мраморно-бледных мышц руки – руки напавшего на него. Против света он не мог разглядеть лицо противника, слышал лишь резкие щелчки капель дождя по его телу.

– Ты здесь чужой, – сказал женский голос. – Поэтому ты умрешь.

16

Сеть, разделяющая пространство и время. Ло Цзиньчен смотрел на спроецированное на стену его гостиной изображение, глубоко задумавшись.

Железный Тигр, не выходя из своего логова, передавал ему информацию по выделенной оптоволоконной линии.

Хотя динамический поток данных в реальном времени и был сильно сжат с помощью быстрого преобразования Фурье и разреженных матриц, в нем все равно были задержки, скачки и разрывы в условиях ограничения скорости доступа. На темном фоне виднелись точки света, подобно Млечному Пути, образовывая неровную поверхность в трехмерном пространстве. Будто сеть Индры, она состояла из миллиардов сверкающих самоцветов, и каждый узел ее отражал бесконечные связи Вселенной, выступы, провалы, изгибы и складки пространства. У каждого огонька были свой оттенок и яркость, отражающие тип информации и скорость передачи данных. Однако на общем плане различить это было невозможно.

Излучаемый сетью свет падал на Ло Цзиньчена, и он походил на темный призрак на краю Галактики, так, будто в этом мире не хватало какой-то его части.

Из телефона донесся тихий низкий голос Железного Тигра, объясняющего происходящее, но нисколько не беспокоящегося, насколько понятен поток компьютерного жаргона, льющийся из его рта.

– Я вообще ни черта не вижу… – пробормотал Ло Цзиньчен.

На изображении Галактики появился небольшой прямоугольник и начал расти. У Ло Цзиньчена было ощущение, что он сидит в космическом корабле, несущемся вглубь звездного моря. Вокруг вспыхивали, будто звезды, сотни огоньков, окруженных мерцающими облаками информации. Некоторые звезды выделились, их яркость усилилась, а остальные померкли.

– Система медленных стрел зафиксировала необычные движения. Посмотри на эти точки: они внезапно стали очень активны, но и близко не подошли к порогу срабатывания предупреждений.

– Ты можешь определить их точное местоположение? – спросил Ло Цзиньчен.

– Местоположение и расстояние в Сети можно лишь экстраполировать на базе адресов протокола IPv6. Даже при рероутинге и использовании прокси мы можем отслеживать их до начальной точки физического местонахождения. Конечно же, это не главная проблема…

Увеличение снова уменьшилось, снова показывая Галактику целиком. Теперь в ней зажглась еще пара сотен ярких звезд, мигая в такт. Их местоположение выглядело случайным, лишенным всякой закономерности.

– Это все равно что выбрать в галактике сотни звезд, разделенных между собой миллионами световых лет, и заставить их синхронно совершать сверхмощные вспышки таким образом, чтобы энергия их света одновременно достигла наблюдателя. Интервал времени синхронизации может варьироваться от микросекунд до столетий. Это исключительно сложная техника маскировки при помощи перестройки частоты. Не думаю, что у «мусорных людей» есть оборудование, способное это сделать.

Снова этот американец, подумал Ло Цзиньчен.

– У тебя есть иные способы?

– Нет проблемы крепче самого Железного Тигра, – с едва сдерживаемым возбуждением ответил медленный стрелок. – В моей системе каждый узел данных в реальном времени отражает меняющиеся параметры близлежащего узла. Это ключ к преодолению ограничения скорости доступа. Я уже отфильтровал сотни узлов, срабатывающие синхронно; один из них должен быть центром всего этого, ядром. Мне просто нужно больше информации. Дай мне еще немного времени.

Ло Цзиньчен отвернулся, чтобы галактика информации не видела его лица, с непроницаемым выражением на нем. Подошел к «столу восьми бессмертных» и взял в руку оставленный Скоттом Брэндлом мобильный. Посмотрел на время.

– У тебя есть двадцать минут.

– Двадцать минут?

Скотт сидел в машине, слушая сменившего Кайцзуна местного юношу по имени Синь Ю, который синхронно переводил ему разговор, транслируемый установленным в телефоне «жучком».

– Я правда не понимаю, о чем они говорят, – ответил Синь Ю, потирая уши и краснея от смущения. Он уже совершенно потерялся и запутался в сложном компьютерном жаргоне. – Простите.

– Не нервничай.

Скотт выключил дворники, и чистая зона лобового стекла в виде двух вееров мгновенно потускнела под струями дождя. Особняк Ло был неподалеку, возвышаясь посреди урагана и дождя, будто мрачный замок.

– Не возражаешь, если еще немного подождем?

– На самом деле мне бы хотелось, чтобы вы меня отпустили, – с ухмылкой ответил Синь Ю. – Если честно, такого мощного тайфуна я не видел с тех пор, как построили мост через залив Шаньтоу. Слышал, что старики сказали, что наводнения такие бывали, что даже машины смывало.

– А какое отношение мост имеет к тайфунам? – спросил Скотт, на самом деле слушая переводчика вполуха. Он сосредоточенно следил за особняком в ожидании каких-либо событий.

– Ну конечно же, мост испортил фэншуй. Чтобы соединить Кремниевый Остров и Шаньтоу, мост должен был пройти через остров Феникс. Сказали, что фениксу придавило крылья опорами моста, и он больше не может летать. Поэтому мощные тайфуны выходили на сушу в других местах и уже так не били по этой земле. Сами понимаете, говорили и то, что мост изменил удачу у Шаньтоу и Кремниевого Острова, и оба места начали приходить в упадок.

– Интересно…

На самом деле Скотту очень хотелось сказать: «Вы, китайцы, преуспели в выдумывании причин и следствий, связывая между собой совершенно не связанные вещи, никогда не задумываясь, что корень ваших проблем в ваших собственных ошибках».

Ло Цзиньчен винил в болезни сына Мими; Мими объясняла свои собственные неудачи, говоря о духах; Кайцзун все упрощал, сводя к исторической неизбежности. Привычка к поверхностному мышлению, глубоко укорененная в их генах, укреплявшаяся из поколения в поколение и ставшая главной особенностью культуры этих людей. Скотту не было нужды судить об этом, но он счел этот феномен занятным.

На основе перехваченных фрагментов переговоров ему стало очевидно, что «мусорные люди» что-то замышляют. Терпение Ло Цзиньчена тоже было на грани. В этой критической точке Скотт мог лишь ждать возможности что-то предпринять. Он надеялся, что все станет разворачиваться постепенно, так, как он задумал, но игра была полна неизвестных величин, и любое небольшое отклонение могло нарушить весь сценарий.

Скотт не мог дозвониться Кайцзуну, сколько бы ни пытался; он терпеть не мог эти устройства, специально сделанные для работы в условиях ограничения скорости доступа.

– Скотт, – сказал Синь Ю, хмурясь. – Они снова говорят.

– Скажи мне о чем.

– О’кей…

Из наушников раздался пронзительный звук, и Синь Ю вздрогнул, выдергивая их и ошеломленно глядя на Скотта.

– Они знают!

Клинок остановился у горла Кайцзуна сразу же, как он выпалил имя Мими.

– Кто ты такой? И что здесь делаешь?

Женщина говорила резко, не выказывая ни малейшего намерения убирать нож.

Грязная вода стекала по волосам Кайцзуна, и он почувствовал во рту горький привкус с оттенком вкуса рыбы. Прищурился, пытаясь прикрыть глаза от воды, но не смел делать никаких резких движений руками.

– …спасите… спасите Мими… она… в опасности… – забормотал он.

Женщина громко расхохоталась, будто Кайцзун сказал нечто особенно смешное.

– Думаю, тебе надо сначала себя спасти, тупица.

Кайцзун заставил себя успокоиться. Он знал, что если он скажет правду, то с ним могут обойтись еще жестче. Капли воды ударяли в лужи, покрывая их множеством кругов. Думай, черт подери. Думай, как думает «мусорный человек».

Он разглядел в грязи вдали глубокую борозду, будто через деревню тащили что-то тяжелое. Вспомнил фотографию меха, стоящего на коленях на пляже, которую он видел на экране мобильного у Ло Цзиньчена, и вдруг понял.

– Вы перенесли духа Пляжа Созерцания Прибоя, – сказал он, глядя на женщину взглядом, не допускащим сомнений. – Дух разгневан, очень разгневан! Помнишь тех убийц из клана Ло, которых убил этот дух? Это только начало.

Лезвие ножа убралось в ножны внутри мышц предплечья женщины, будто послушное животное. Она вздернула Кайцзуна одной рукой, подымая из лужи, и бросила в сторону, будто мешок мусора.

– Если ты мне лжешь, я тебе яйца отрежу и собакам их скормлю, – сказала она. Однако ее жесткий тон отчасти сменился благоговением.

Кайцзун шел по лужам, спотыкаясь, следом за могучей женщиной. Попытался ткнуть пальцем телефон, лежавший в насквозь промокшем кармане, но тот был не отзывчивее кирпича. Бушевал ураган, и время от времени женщина останавливалась, уворачиваясь от роев серебристых бабочек, несущихся в воздухе – крохотных кусочков металла с острыми, как бритвы, краями.

– Она там, – крикнула женщина, показывая на хижину. Сквозь ураган ее было едва слышно. – Но ты не можешь войти туда прямо сейчас.

– Почему? – прокричал в ответ Кайцзун.

– Потому что я так сказала.

Кайцзун внезапно ринулся вперед, увернувшись от рук женщины, к хижине. Поскользнулся и заскользил вперед, по мягкой и противной грязи. Уже почти увидел мигающие внутри хижины синие огоньки, но тут он ощутил сильный удар в спину и упал. Его руки и ноги мгновенно оказались в профессиональном борцовском захвате, он ощутил резкую боль и услышал зловещие щелчки суставов, выходящих из суставных сумок.

– Я же говорила тебе не дергаться, на хрен!

Женщина схватила его за левую ногу и поволокла, беспомощного, к сараю, где лежала куча протезов. Достала из кучи резиновый член, с немыслимой силой растянула его в жгут и привязала руки Кайцзуна к водопроводной трубе.

– Тебе лучше запомнить этот урок. В следующий раз я твой собственный хрен для этого возьму.

Она усмехнулась и пошла внутрь хижины Мими.

Кайцзун одновременно разозлился и хотел рассмеяться над всей абсурдностью ситуации. Растянутый резиновый член впивался в его запястья, и как бы он ни старался, он вряд ли вырвется из пут. Ветер становился все сильнее, и лежащие вокруг протезы падали с кучи, ударяясь в него, несмотря на его попытки уворачиваться. Хорошо хоть, что большая их часть сделана из силикона. А затем он услышал скрежет металла и увидел, что в ржавой крыше над его головой появилась щель. Она становилась все больше, ветер гнул и скручивал железо, будто лист бумаги.

Проклятье! Если сарай рухнет, то сделает это всем весом прямо на него. Даже если он не погибнет, раздавленный, то может попросту задохнуться. Кайцзун изо всех сил вертелся у трубы, надеясь, по крайней мере, принять более безопасное положение, чтобы спасти свою жизнь. Но труба не поддавалась.

Кайцзун изо всех сил вцепился в резиновый жгут из члена зубами. Он надеялся, что сможет прокусить синтетический материал, твердостью 90 А по шкале Шора, но не оставил на нем даже отметин. Самый дурацкий момент в жизни, подумал он. Которая скоро может закончиться.

Еще несколько пронзительных звуков поддавшегося металла, и Кайцзун увидел, как ржавая крыша взмыла в ночной воздух и улетела, подобно ковру-самолету. Сарай дернулся и издал тихий резкий скрип, деформируясь. Он терял устойчивость, скоро он развалится и превратится в груду камней. А Кайцзун окажется заживо похоронен вместе с тысячами грязных кусков протезов, будто в авангардистской инсталляции Дэмьена Хёрста – за исключением того, что вряд ли кто-то согласится заплатить миллионы фунтов стерлингов за его труп.

Металлический скрежет внезапно прекратился, и все погрузилось в молчание.

Кайцзун зажмурил глаза и начал молиться в надежде, что Бог простит его за эту запоздалую набожность.

«Встань», последняя композиция с пятого студийного альбома группы «Продиджи» под названием «Завоеватели должны умереть», ревела в ушах Мими. Однако она не осознавала этого. Все у нее перед глазами дрожало в ритм электронным ударным и страстной музыке. Она будто оседлала табун диких коней.

Сотни «мусорных людей» были соединены с Мими через очки дополненной реальности и видели то же, что видела она. Бесчисленные потолки, разного цвета, яркости, под разными углами; она отважно откинула в сторону мешающие и бесполезные фрагменты информации, пытаясь направить высокоскоростной поток информации на все терминалы в такт музыке. Это походило на валик и гребенку музыкальной шкатулки, где бугорки валика задевают разные лепестки гребенки, испуская сигнал на разной частоте; эти разные частоты должны были быть пересобраны на принимающей стороне декодирующим блоком и снова превратиться в музыкальное произведение. Это было достижение, которым Ли Вэнь гордился более всего.

Мы можем получить доступ лишь к ближайшему серверу, в Шаньтоу, сказал он.

Этого будет достаточно, ответила Мими.

Мими 0 ощущала разрозненное скопление ошеломленных сознаний у себя за спиной; ей предстояло повести их в фантастическое путешествие. Она была не в состоянии понять, как другая сторона ее личности смогла этого достичь – будто внутри нее был скрыт некий инстинкт, подобно митозу клеток или фотосинтезу растений, подобно инстинкту поиска пищи, брачному инстинкту и инстинкту размножения у животных. Пока что она смогла лишь привыкнуть к разговору между двумя Мими, прекурсору к полному разделению личностей.

Да будет свет, подумала Мими 0.

Она их увидела. Сотни тысяч движущихся образов предстали ее взгляду, информация столь сложная, что человеческий мозг был попросту неспособен ее обработать. У нее кружилась голова, ее тошнило, она ощущала себя потерянной.

Добро пожаловать в «Сложные Глаза» системы видеонаблюдения Шаньтоу, в которой соединены сотни тысяч камер и системы распознавания образов на основе искусственного интеллекта. Семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки система держала под наблюдением все улицы города, каждый угол, выражение лица каждого человека, в поисках признаков преступлений или террористических актов, защищая жизнь и собственность обитателей города. Мими оказалась агрессором в самом сердце системы. И искала нечто особенное.

Вскоре она поняла, что ее алгоритм поиска неэффективен, подобно поиску иголки в стоге сена. Мими 1 преобразовала логику представления видеотрансляций, воссоздавая полную картину Шаньтоу с точки зрения ее жителей, на основе географии улиц и местоположения камер. В отличие от человеческого зрения, в этом образе каждая картина была всеракурсной, панорамной. Все равно что фреска на куполе Пармского собора «Успение Богородицы», написанная Корреджо, где для наблюдателя картина представляет собой водоворот концентрических кругов с центральной точкой перспективы в вершине купола. По мере того как наблюдатель приближается, открываются все новые детали фрески, до бесконечности.

Представим себе мир подобно странному яблоку. Углубления на обеих вершинах все больше деформируются, пока не соединяются между собой, и яблоко превращается в пончик. Тем временем кожура яблока остается в целости, будучи в состоянии соскальзывать вверх и вниз в «дыре» пончика, будто бесконечный эскалатор. Если наблюдатель оказывается внутри дыры, то он видит перед собой кольцеобразный мир, бесконечно разворачивающийся.

Что более фантастично, если наблюдатель двинется в сторону любой из точек на стене пончика, эта точка автоматически раскроется, расширяясь и окружая наблюдателя подобно такому же пончику. Идеальная самоорганизующаяся фрактальная структура.

Сотни пассажиров под крыльями Мими извивались, теряя терпение.

Мими двигалась. Логически она понимала, что ее тело все так же заточено в крохотной хижине из ржавого железа, сотрясающейся под ударами урагана в десятке километров отсюда, в то время как ее сознание блуждало внутри тусклых металлических ящиков дата-центра. Однако кружащиеся образы давали ей иллюзию того, что она превратилась в крылатого ангела, летящего над джунглями стекла и стали. Ее виртуальное тело проносилось над улицами, магазинами, мостами, парками, подъемниками, поездами и автобусами, быстро заглядывая в мириады освещенных окон и ничего не пропуская.

Еще только смеркалось, но город уже превратился в море сверкающих огней.

Машины медленно двигались по главным магистралям города, подобным артериям, и второстепенным, подобным капиллярам, будто сверкающая кровь. Сотни тысяч отупелых и нервных лиц, скрытых лобовыми стеклами и открывающихся, лишь когда дворники смахнут со стекол воду, расцвеченную неоновыми огнями вывесок. Беспилотные автомобили вперемежку с машинами тех, кто отказывался довериться компьютеру, непрерывные сигналы, децибелы, растущие на шкалах мониторов шума. Многие поглядывали в зеркала заднего вида, с перекошенными от недобрых мыслей ртами.

Три сотни тысяч окон автоматически осветились; сенсоры предугадывали настроение мужчин и женщин, возвращающихся домой, автоматически регулируя температуру, цвет освещения, каналы телепередач и музыку в аудиосистемах; пять тысяч ресторанов принимали автоматически сгенерированные заказы на еду с доставкой; системы мониторинга здоровья синхронизировались с телесными пленками и на основе десятка параметров, таких как температура тела, частота сердечных сокращений, приход/расход калорий и электропроводность кожи, составляли рекомендуемые планы действий на следующий день. Изнуренные лица, одно за другим.

В офисах в небоскребах было светло будто днем. Гигантский глаз сделал увеличение, наблюдая через внутренние камеры видеонаблюдения за сотнями тысяч лиц, уткнувшихся в мониторы компьютеров; напряжение, тревога, предвкушение, смущение, удовлетворение, подозрение, зависть, гнев – все быстро обновлялось по мере того, как в их очках отражалась появляющаяся на мониторах информация. Их взгляды были пусты, но глубоки, в них не было мыслей о соотношении между их жизнью и ценностями, они жаждали перемен и боялись их. Они смотрели на экраны точно так же, как смотрели друг на друга, и они ненавидели эти экраны точно так же, как ненавидели друг друга. У них были одинаковые, скучающие и безразличные лица.

Молодая учительница говорила, стоя лицом к покрытой экранами стене, и на этих экранах были встревоженные лица родителей, рассказывающих о своей тревоге насчет одержимости их детей виртуальной реальностью. Как только видеоконференция окончилась, она тут же надела собственное оборудование виртуальной реальности.

Мальчик, мечтающий выиграть конкурс самоделок в школе, тайком подкрадывающийся к любимой немецкой овчарке его отца с ошейником для нейромодификации.

Обнаженный мужчина, подключившийся к защищенному каналу, на котором аллигатор-альбинос с покрытой тактильными сенсорами шкурой боролся в болоте с механическим осьминогом; электрические сигналы со шкуры аллигатора преобразовывались в сексуальную стимуляцию прямо в мозгу мужчины. К каналу были подключены еще пятнадцать тысяч таких же фетишистов.

Группа женщин-пенсионерок, танцующих на площади под неслышимую музыку. Они танцевали с виртуальными партнерами из дополненной реальности, каждый из которых был смоделирован по их вкусу. В мыслях они снова становились легконогими и ловкими, какими они были десятки лет назад.

Роскошная квартира, мужчина, одеревенело сидящий на кровати и бесстрастно глядящий на нарочитые гримасы и наскучившие шутки комедианта по телевизору. Он смотрел на свое собственное лицо на экране с беззвучным плачем, а потом поднял пистолет.

Стая птиц взлетела в вечернее небо и рассеялась, будто столб черного дыма, а затем снова собралась воедино, образовав на темно-синем небе неровный рисунок. Время от времени луч прожектора выхватывал их из темноты, и черный дым превращался в мерцающую дорожку серебристой гальки. Камеры быстро переключали разрешение и фокусное расстояние до максимума, пытаясь выхватить траекторию полета отдельной птицы. Все птицы выглядели одинаково и летели одной стаей, имитируя действия своих товарищей поблизости; никто не отставал и не отбивался от стаи; в джунглях единство обеспечивало еду и безопасность.

Она быстро переключалась между камерами, собирая разрозненные образы в единую динамичную картину. Будто пикирующая птица, она пролетала мимо стеклянных стен высотой в сотни метров, глядя на странное, искаженное отражение города с его мигающими неоновыми огнями, вбивающими идеологию потребления в сетчатки глаз всех, видящих ее, движущимися и меняющимися вслед за их взглядами.

Она видела все, кроме себя самой.

Мими видела и нечто большее: одиноких, игроков, наркоманов, невинных… прячущихся в ярко освещенных и темных углах города, обладающих миллионами или живущими без гроша за душой, наслаждающихся радостями жизни, даруемыми новыми технологиями, привыкших к сенсорной и информационной нагрузке, беспрецедентной в истории человеческой расы. Однако они не были счастливы; какова бы ни была тому причина, казалось, что способность испытывать радость угасала, ее вырезали, будто аппендикс, однако желание счастья пробивалось с тем же упорством и настойчивостью, как зубы мудрости.

Мими ощутила жалость к ним, к любимым детям цивилизации.

Она нашла то, что искала, мобильную систему спутниковой связи с небольшой антенной, установленную на крыше видавшего виды грузовика. Судя по надписям на нем, оборудование принадлежало какой-то частной телестанции. Мими не могла проникнуть в сеть через камеры; ей надо было сделать что-то реальное.

У нас время выходит. Давайте повеселимся!

Мими услышала призыв Мими 1, адресованный ее пастве, изумленным и возбужденным туристам.

Не пори горячку, предостерегла Мими 0 Мими 1.

А почему бы и нет, с улыбкой ответила Мими 1.

Она отключила видеотрансляцию, чтобы создать резерв мощности канала связи, и нырнула в бездну Сети; вскоре она нашла там грузовик со спутниковой антенной, однако система, стоящая на нем, не была подключена к терминалу спутниковой связи. Возможные решения одно за другим появлялись в сознании Мими, но ни одно из них не выдерживало тщательного анализа.

Необходимое напоминание: у нас порядка трех минут двадцати пяти секунд, прежде чем медленные стрелы нас догонят; и всего две минуты тридцать секунд до того, как проснутся сетевые «пауки», прошептала ей на ухо Мими 1.

Заткнись! Если считаешь, что лучше знаешь, что делать, почему не возьмешь все в свои руки, зло ответила Мими 0.

Это запросто. Поехали.

И Мими 1 перехватила управление.

Как будто несущийся туристический автобус вдруг потерял управление и врезался в прозрачную стену. Мими будто сдавили две могучие силы так, что ей стало трудно дышать. Сидящие позади туристы полетели вперед, в лобовое стекло, будто пули, но стекла, которое бы их задержало, не было. Все сознания, несшиеся вместе с ней, внезапно разлетелись и, словно сотни взбесившихся лошадей, все еще волочащих за собой упряжь, понеслись во все стороны, пока их не придавило весом автобуса. Они потолклись, быстро перестроились и, достигнув компромисса, слились в единую силу.

Мими мгновенно поняла их цель; ей сжало живот от тревоги, но останавливать их было поздно.

Туристы ринулись вглубь системы безопасности тюрьмы у наружной границы Шаньтоу. Использовав инструменты взлома, которые дала им Мими 1, они проникли в цифровые замки камер, открывая их, и закрыли в кабинетах всех охранников. Прошло всего несколько секунд, и заключенные поняли, что произошло. Воспользовавшись невероятным везением, они ринулись прочь из камер и выскочили за ворота тюрьмы, под дождем, на пути к свободе.

Зачем ты это сделала, гневно спросила Мими 0 Мими 1.

Подожди, увидишь.

Мими 1 знаком показала, что надо возвращаться к грузовику со спутниковой антенной.

Через 2,37 секунды «Сложный Глаз» системы слежения Шаньтоу обнаружил необычную активность в тюрьме и поднял тревогу второго уровня, мобилизуя всю полицию города. Телестудия, которой принадлежал грузовик, пронюхала о новостях и приказала операторам быстрее ехать на место и вести съемки для экстренного выпуска новостей. Быстрая реакция на события всегда была залогом их успеха по сравнению с государственными каналами. Загорелся зеленый сигнал спутникового канала связи, и система начала поиск и соединение со спутником.

Видишь, сказала Мими 1 и шутливо поклонилась. Только после вас.

Игнорируя шутки, Мими 0 вторглась в систему спутниковой связи, пытаясь перенаправить антенну на НОСС, низкоорбитальную серверную станцию.

Слишком сильная интерференция от наземных сигналов. Мы не получим устойчивый сигнал.

Диапазон С, используемый системой спутниковой связи, пересекался с диапазоном частот, используемых в магистральных наземных линиях связи, а другой диапазон, Ku, очень плохо работал из-за затухания сигнала, вызванного дождем. В довершение к этому грузовик быстро ехал по неровной дороге, отчего антенна не могла качественно навестись на спутник.

Как я понимаю, снова все зависит от нас, шутливо сказала Мими 1, как будто она была готова к этому. Она снова хотела завести «мусорных людей», но на этот раз Мими 0 остановила ее.

Нет… сказала она и умолкла.

Ты знаешь, что у нас мало времени, сказала Мими 1, качая головой. У нас действительно нет выбора.

Раздухарившиеся туристы повели себя, будто картина взрыва фейерверка, запущенная в обратную сторону, постепенно собираясь в центр со всех сторон. Хаотичные шумы их мыслей мгновенно настроились воедино, в ритм, в крик и, будто луч мощного лазера, ударили в центр управления дорожным движением. Светофоры по всему городу замигали, будто безумные, перепуганные водители пытались выруливать, чтобы избежать столкновений, но машины сталкивались и переворачивались под аккомпанемент глухих ударов. Резкие звуки сигналов заполнили шумовые мониторы, словно шипы ежевики; в небо начали подниматься столбы дыма; повсюду замигали огни пожарной сигнализации. Перепуганные пассажиры вылезали из изувеченных машин, держась за сломанные руки и ноги и оставляя за собой на дорогах кровавые следы. Плач, вопли, взрывы, звон бьющегося стекла и непрекращающийся дождь сплелись в сложную атональную музыку, наполненную невероятным пафосом.

Грузовик со спутниковой антенной остановился у груды, состоящей из десятков разбитых машин. Оператор мгновенно выскочил из кабины с камерой высокого разрешения на плече, чтобы снимать для срочного выпуска новостей. Вокруг собирались зеваки, чтобы снять зрелище своими очками дополненной реальности и выложить в социальные сети, прежде чем вспомнили, что надо бы помочь выжившим. Это был второй повод для экстренных новостей в течение менее чем одной минуты, и волны начали расходиться по Сети, отвлекая долю внимания от побега заключенных.

Надеюсь, ты никого не убила, холодно сказала Мими 0.

Не я, они сами, безмятежно ответила Мими 1.

Терминал спутниковой связи наконец-то установил соединение с низкоорбитальной серверной станцией под названием Anarchy.Cloud. Удостоверившись в соединении, Мими и несколько сотен ответственных за только что разыгравшиеся в городе трагедии вознеслись на четыре сотни километров над поверхностью Земли при помощи призматической секторальной антенны из углеволокна. Здесь, среди разреженного горячего воздуха, представляющего собой разрозненные ионы и электроны, Мими на несколько миллисекунд почувствовала сладостное ощущение дома, настоящего.

– Время вышло, – сказал Ло Цзиньчен тоном, не подразумевающим возражений. – Я найду ее, даже если для этого мне придется разнести всю эту деревню.

– Три минуты! Нет, всего две! – дрожащим голосом ответил Железный Тигр. – На кону моя репутация!

Ло Цзиньчен ничего не ответил, глядя на останки мобильного телефона, который он раздавил пяткой. Среди рассыпавшихся деталей увидел крохотного «жучка», размером с бобовый росток. Бледнолицый обманщик! У него не было более оснований верить в какие-либо обещания Скотта Брэндла. Он должен найти и удержать у себя главный предмет торговли по имени Мими. Бесчестное поведение американца взбесило его; помимо того, что и так принадлежало ему по праву, Ло Цзиньчен собирался выжать из этого Брэндла еще больше в качестве компенсации.

Яркие точки на проекции карты Железного Тигра гасли одна за другой, пока их не осталось совсем немного. Они будто образовали очертания какого-то воображаемого объекта, созвездие, созвездие обмана, предательства и двуличия. Но Ло не мог понять, что это означает на самом деле.

– Приведите Тесака, – прошептал Ло Цзиньчен одному из подручных. – И соберите всех моих людей.

На войне всегда есть кого принести в жертву.

В комнату вполз на четвереньках Тесак, практически нагой. Конец толстой железной цепи был прицеплен к кольцу у него в носу, а другой конец был в руке у одного из громил Ло. «Шестерка» выругался на Тесака и пнул его ногой по ребрам. Мышцы на спине Тесака напряглись, его глаза злобно сверкнули, но из уголков его рта стекала слюна. «Шестерка» снова выругался и попятился, натягивая цепь. Боль пронизала Тесака. Он поднял голову, тяжело дыша.

– Почему он не одет? – с неудовольствием спросил Ло Цзиньчен.

– Что на него ни наденешь, срывает и жевать начинает. И впрямь как бешеный пес.

– Дай мне поводок.

Ло схватил конец цепи рукой и принялся гладить покрытое шрамами лицо Тесака с жалостью во взгляде. Жестокий зверь мгновенно превратился в покорную овечку, свернувшись калачиком у ног Ло Цзиньчена и пытаясь тереться головой о ногу хозяина. Он скулил. Будто его потребность в нормальной человеческой привязанности могла быть выражена лишь таким извращенным способом.

– Хороший песик, хороший. Папочка сейчас тебя покормит.

Ло Цзиньчен принялся чесать Тесака за ухом, и на его лице появилось странное выражение, когда он увидел, как Тесак зажмуривает глаза от удовольствия.

Ло Цзиньчен снова посмотрел на изображение, которое транслировал ему Железный Тигр. Осталась лишь одна яркая точка, мерцающая в центре вселенной. Но прежде чем Железный Тигр успел сделать увеличение, чтобы отобразить сопутствующую информацию, вся картина погасла. Ни звезд, ни галактики. Лишь хриплый голос Железного Тигра, эхом отдавшийся в пустой комнате. В воздухе висела лишь гаснущая красноватая точка, постэффект изображения.

– Босс Ло… весь Кремниевый Остров отключили от Сети.

Добро пожаловать на Anarchy.Cloud.

Мы предоставляем хранилища информации и удаленные компьютерные сервисы с сервера на борту низкоорбитальной станции. Команда сервера не принадлежит какой-либо стране, политической партии или корпорации. Исходя из практичности, мы стремимся помочь вам обходить законы, такие как американский «Пэтриотик Акт» и дополнение к Статье 29 Директивы о Защите Данных Европейского Союза, которые были созданы, чтобы нарушить право на неприкосновенность личной информации во имя борьбы с терроризмом.

Мы являемся группой энтузиастов, работающих в беспроводных каналах связи и живущих по всему миру, которые искренне верят в неискаженный либерализм. Мы надеемся, что наши сервисы помогут вам на протяжении вашего недолгого телесного существования избегать влияния властей, сопротивляться контролю и наслаждаться свободой, равенством и любовью. ХО-ХО.

Сообщение было сгенерировано автоматически. Здесь, в сотнях километров над Землей, не было ни камер, ни микрофонов, ни чувствительных датчиков. Все, что не являлось жизненно необходимым для работы серверной станции на орбите, было ликвидировано в целях снижения массы и стоимости.

Я требую обусловленного отзыва, дала команду Мими 1. Ответа не последовало.

Какого черта мы тут делаем, спросила Мими 0, уже не в состоянии сдерживаться.

Я требую обусловленного ответа. В Китай может отправиться только Никсон. Повторяю: в Китай может отправиться только Никсон.

Что, переспросила Мими 0, не веря своим виртуальным ушам. И изумилась еще сильнее, когда Anarchy.Cloud ответило.

Anarchy.Cloud: – Вау, похоже, у нас тут старый товарищ. Хорошо бы, чтобы у тебя был важный повод будить меня посреди ночи, китайская девочка.

Мими: – Нам нужна независимая сеть, чтобы соединить между собой меня и моих друзей. И быстро!

Anarchy.Cloud: – Ого. Похоже, у тебя большие неприятности. Еще тридцать секунд, и сетевые «пауки» тебя схватят; а еще у тебя на хвосте опытный стрелок; тайфун «Вутип» скоро ударит в полную силу по твоему физическому местонахождению, предсказывают, что скорость ветра у глаза тайфуна может достигнуть 55 метров в секунду…

Мими: – Скажи мне только, можешь ты это сделать или нет.

Anarchy.Cloud: – Слушай, лапочка, у тебя нужного железа нет. И ты просишь провести обратное вторжение, мать его. Мы никогда такого не делали… ну, может, раз, но я ничего не могу гарантировать… и, главное, что ты можешь дать взамен?

Мими: – Копию сознания Хеди Ламарр. Я знаю, что вы, по крайней мере один из вас, коллекционирует копии сознания знаменитостей.

Anarchy.Cloud: —…ты серьезно? Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь ее в сеть загружал.

Мими: – Она умерла 19 января 2000 года, ее мозг был немедленно заморожен. Спустя пару десятков лет он был разморожен «НейроПаттерн Инкорпорейтед», и они провели нейронную съемку.

Anarchy.Cloud: – Ты, похоже, вполне уверена в надежности твоей информации.

Мими: – Подумай сам. Это была самая красивая и умная женщина в истории человечества. Она изобрела CDMA, а еще она была крутой, чувственной и жила среди непрекращающихся приключений и гламура. Имея ее, ты можешь… сделать многое.

Мими 0 понимала, что Мими 1 пытается контролировать рептильный мозг собеседника, древнейший отдел мозга. Грязный трюк, но эффективный.

Anarchy.Cloud: – Хм… еще вопрос. Откуда нам знать, что она у тебя есть?

Мими: – Очень просто. Она была зашифрована и хранилась под видом «цифрового гриба», который я загрузила и употребила. Так что… теперь она часть меня.

Anarchy.Cloud: – А, это объясняет, почему ты так ловко пользуешься переключением частот.

Мими: – Мы договориииииии…

Разрыв потока информации эхом отдался в сознании Мими. Оно сосредоточилось, и она снова увидела перед собой сырую хижину из ржавого железа, наполненную запахом плесени. Ураган становился все сильнее и яростнее, и крыша уже раскачивалась из стороны в сторону. Ли Вэнь подошел ближе, на его лице было озабоченное выражение. Его губы открывались и закрывались, будто он пытался сказать ей что-то важное. Мими встала и тут же ощутила сильнейшее головокружение. И упала в объятия Ли Вэня.

Мими еще никогда, с момента своего пробуждения, не испытывала столь сильной неуверенности. Она была напряжена, будто вновь стала той непримечательной девушкой из прошлого. Золотое свечение иероглифа «ми» на ее шее померкло, а ее кровь наполнилась адреналином.

Она понимала, что тайфун вот-вот ударит в полную силу.

17

– Не двигайся!

Кайцзун открыл глаза и увидел женщину, которая взмахнула в его сторону ножом в форме рыбьего хребта. Напрягся и инстинктивно зажмурил глаза. Жгут внезапно упал с его рук. Резиновый член был разрезан чисто, будто бритвой, срез блестел как зеркало.

Он даже не успел произнести слова благодарности. Женщина вытащила его из-под навеса. Позади раздался грохот падающего стального каркаса, и от удара падающей крыши всевозможные протезы полетели во все стороны, будто от взрыва какого-то протезного монстра.

Кайцзун упал на колени в грязь. Дождь промочил его насквозь, он дрожал от холода и от ужаса. И наконец-то смог произнести «спасибо», дрожащими и бледными губами.

– Тебе повезло. Мими сказала, что хочет видеть тебя. Если бы я пришла на секунду позже, ты бы уже действительно от резинового хрена не отличался.

Женщина похотливо усмехнулась и протянула ему мощную руку.

– Меня зовут Дао Лань.

Холодный ветер проникал сквозь щели из ржавого железа и кружил по хижине. Однако здесь, в слабом желтом свете ламп, все равно было намного теплее, чем снаружи. Увидев Кайцзуна в мокрой и грязной одежде, Мими не проявила ни капли сострадания. Просто подошла и оглядела его.

– Как ты ухитрился так перепачкаться?

– Дождь… действительно сильный, – с трудом сказал Кайцзун.

Мими глянула на Дао Лань, которая стояла рядом, несколько смущенно.

– Ты и сама не слишком здорово выглядишь, – продолжил Кайцзун.

– Мое энергопотребление… действительно сильное.

Мими постучала пальцем по автоматическому инжектору на локтевом сгибе.

– Буду в порядке, как только раствор подействует. Что ты здесь делаешь?

– Я хочу, чтобы ты уехала отсюда со мной, – сказал Кайцзун, хватая ее за холодные руки, но они выскользнули, будто мокрые рыбы.

– Я не могу уйти, по крайней мере, сейчас, – ответила Мими, тряхнув головой и пряча глаза от горящего взгляда Кайцзуна. – Я нужна людям, здесь. Они в опасности.

– Это ты в опасности, неужели ты не понимаешь? – сказал Кайцзун, глядя на нее. – Врач сказал мне, что кровеносные сосуды у тебя в голове могут лопнуть в любой момент. Скотт пообещал мне, что он отвезет тебя в Америку и найдет там для тебя самых лучших врачей.

На лице Мими не было ни страха, ни задумчивости, как он и опасался. Она просто слегка улыбнулась ему.

– Моя жизнь перестала быть моей собственностью с той дождливой ночи, когда я поднесла ее тому духу.

Стоящие вокруг «мусорные люди» молитвенно сложили ладони.

– Если и так… – заговорил сквозь зубы Кайцзун, – то зачем дух сделал так, что мы встретились?

Его тело дрожало теперь не только от холода, но и от гнева.

Взгляд Мими сделался мягче. Она стерла грязь с лица Кайцзуна и положила руки ему на плечи.

– Возможно, это часть плана этого духа – привести тебя ко мне. Погляди на себя: ты ведь тоже теперь совсем не такой, как прежде. Ты не американец, не уроженец Кремниевого Острова и не «мусорный». Ты один из нас. И тебе лучше сражаться вместе с нами.

Стоящие в комнате положили руки на плечи Кайцзуна.

Кайцзун потерял дар речи. Он смотрел на стоящую перед ним девушку, самую сложную и противоречивую личность во всем мире, от которой исходило необъяснимое притяжение, заставляющее всех повиноваться ей и смотреть на нее с иррациональной преданностью. Когда-то его тронули ее невинная простота и невежество, но теперь невеждой оказался он сам. Не скрывался ли за хрупким внешним видом и мягким голосом демон, искушенный в обмане и актерстве, лишь ждущий возможности сорвать маску, проявив себя?

Что еще более необъяснимо, он понял, что совершенно не боится этого. Его сердце билось чаще, у него выступили жилы. Роковое чувство, основанное на привлекательности непознанного.

– Хорошо, я остаюсь.

Если она не уходит, то мне просто придется остаться вместе с ней, решил Кайцзун. Он понимал, что не сможет защитить ее. Но хотел чувствовать это все, не только стать частью немыслимого плана Мими, не только ощутить чувство принадлежности, которого так долго был лишен, но, более всего, ощутить ту неописуемую жизненную силу, которую принесла с собой эта девушка, силу, которая заставила его чувствовать себя живущим. Он оставался здесь ради себя самого, а не кого-то другого.

Снаружи донесся звук лая, смешанный с шумом урагана. Чипированные собаки тут же начали яростно лаять, подхватывая сигнал своих сородичей.

– Они здесь.

Мягкость оставила лицо Мими. Она сжала кулаки, будто отважный воин, в ее глазах засверкал гнев.

Бегущий сбоку от Ло Цзиньчена безуспешно, но упорно боролся с зонтом. Бушующий ветер вновь и вновь выворачивал зонт. Ло надоел этот фарс, и он прикрикнул на юношу, прогоняя его. Черный зонт взмыл в воздух, крутясь и кувыркаясь, будто гигантская летучая мышь, и исчез во тьме.

Их машины застряли в грязи практически сразу, как они въехали в деревню Нанься. Держа на поводке Тесака, Ло Цзиньчен вел за собой около двадцати своих самых доверенных громил, преодолевая ярость тайфуна «Вутип» и ища последнюю яркую точку, появившуюся на транслировавшейся Железным Тигром карте. Он мог собрать куда больше людей, но внезапное отключение компьютерной сети не дало ему связаться с ними. Ситуация не радовала Ло, но тут уж ничего не поделаешь.

Они врывались во все хижины подряд, ругаясь, вышибая двери, выкрикивая угрозы и избивая, – просто ради того, чтобы найти эту «мусорную девку».

Чипированные псы яростно лаяли на них, играя свой ритм на фоне барабанных ударов урагана, будто хлопание крыльев бабочки, будто барабанная дробь перед смертельным трюком.

Ло Цзиньчен поднял руку, давая знак, что все должны собраться вокруг него. Не было нужды проверять каждую хижину. Девушка, которую они искали, стояла прямо перед ними. В темноте и под проливным дождем она выглядела просто крохотной, такой, что сильный порыв ветра может унести ее, или переломить. Поначалу «мусорные люди» из окрестных хижин смотрели на все с опаской, но потом начали постепенно выходить наружу и становиться позади Мими. На их лицах была храбрость отчаяния, а электронные приборы на их телах светились совсем тускло из-за коротких замыканий, вызванных сильным дождем. Они глядели на Ло и его людей, будто статуи, а восстановленные протезы на их телах тускло и зловеще поблескивали. Они были подобны долго спавшему вулкану, который скопил немыслимую энергию в ожидании извержения.

– Давайте обойдемся без недопонимания. Нам не нужно никаких неприятностей, – заговорил Ло Цзиньчен, стирая с лица дождевую воду и радушно улыбаясь. – Мы пришли, чтобы принести извинения.

По рядам «мусорных людей» пронесся тихий изумленный шепот. Но выражение лица Мими не изменилось. Кайцзун стоял рядом с ней, яростно глядя на Ло.

Звон железной цепи. Мощным ударом ноги Ло Цзиньчен отшвырнул нагого и мокрого Тесака вперед, и он растянулся в грязи, между стоящими с двух сторон людьми. Непонимающе огляделся и с жалобным видом пополз обратно к хозяину, в ожидании утешения. Однако Ло ударил его ногой в ребра, еще сильнее. Тесак завопил и отлетел на пару метров, а потом скрючился в грязи.

– Это тот, кто издевался над Мими. Я отдаю его вам, поступайте как пожелаете.

Никто и не догадывался, что на самом деле задумал Ло Цзиньчен.

– Но у меня есть и ответное требование, – сказал он, обводя взглядом толпу «мусорных людей». – В ту ночь, когда Тесак совершил это преступление, двое моих людей умерли ужасной смертью на Пляже Созерцания Прибоя. Все улики свидетельствуют о том, что, кроме них, там был лишь один человек.

Подобно джентльмену, Ло поклонился Мими, подымая левую руку в знак просьбы.

– Мими, можешь ли ты сказать мне и всем присутствующим, кто был убийцей?

Кайцзун ощутил, как напряглось тело Мими, и выражение ее лица еле заметно изменилось.

– Если же это невозможно, то, пожалуй, Мими может отправиться со мной в полицию, чтобы помочь расследованию?

– Ни за что! – сказал Кайцзун, делая шаг вперед и загораживая Мими от Ло.

«Мусорные люди» стряхнули с себя капли дождя, и на их лицах вновь появился гнев. Они видели и слышали достаточно историй того, как подобное «сотрудничество» с полицией заканчивалось самым трагическим образом.

– Каков герой! – саркастически сказал Ло Цзиньчен, аплодируя. – Родившийся на Кремниевом Острове, но выступающий за «мусорных людей»! Американец, пожертвовавший глазом, чтобы защитить китаянку! Чень Кайцзун, я и правда восхищен твоей верностью «ТерраГрин Рисайклинг». Будь добр, открой тайну, сколько ты и твой босс получите в награду за эту сделку, раз вы готовы так стараться, только бы увезти Мими в Соединенные Штаты?

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – ответил Кайцзун. – Я не делю людей так, как делишь их ты. Все мужчины и женщины созданы равными.

– Конечно, американцы считают именно так, обращаясь с остальным миром, как со своей личной помойкой.

– Что посеешь, то и пожнешь, – сказал Кайцзун, яростно глядя на Ло. – Это случится, рано или поздно.

Ло Цзиньчен улыбнулся и решительно взмахнул рукой.

– Поскольку переговоры не увенчались успехом, у меня нет выбора, кроме как прибегнуть к насилию. Внимание всем, Мими нужна мне живой, и постарайтесь не причинить вреда американцу, по крайней мере, серьезного.

На телах громил Ло засветились телесные пленки разных цветов. Под облегающими водонепроницаемыми куртками из лайкры вздулись усовершенствованные мышцы, появились светящиеся узоры на конечностях и телах. Замигали и металлически зазвенели на ветру устройства на их руках, когда они начали задевать ими друг о друга. Стая громил по-волчьи оскалилась и лениво двинулась на «мусорных людей».

Кайцзун обхватил Мими и потащил назад, за толпу, ради ее же безопасности. Она сопротивлялась, но он крепко держал ее. Какую бы силу ни проявила эта девушка прежде, сейчас она еще не до конца отошла от путешествия в Шаньтоу, снова находясь в теле простой смертной. Ей нужна была хорошая защита, но супергероя тут не оказалось.

Бывшие в употреблении протезы «мусорных людей» не шли ни в какое сравнение с современным оборудованием у людей Ло. Дао Лань ринулась вперед, выставив свой нож, но громилы схватили ее за руки и за ноги, и один из светящихся с силой выдернул нож в форме рыбьего хребта из ее руки и вонзил ей в грудь. Хлынула кровь, сразу же смешиваясь с дождем и заливая ее лицо, на котором была предсмертная мука.

Ночной воздух наполнили глухие удары от столкновения тел. Громилы Ло настроили свои усовершенствованные мышцы на максимальную эффективность, и протезы уродливо выпирали на фоне их тел, будто результаты неправильных косметических операций. Они врезались в ряды «мусорных людей», ломая кости и отрывая протезы. Началась свалка, «мусорные люди» оседали на землю, словно мусорные мешки, с дырами в телах, из которых выпадали бледно-белые внутренности. Подручные Ло с легкостью расшвыривали их в стороны, некоторых пронзали острые предметы на земле, другие оказывались со свернутой шеей, третьи пытались не дать внутренностям выпасть из их разодранных тел, отчаянно завывая под безразличным взглядом небес, но их крики вскоре заглушал рев урагана.

Благородные победители проявили возможности своих усовершенствованных тел, перешагивая через тела низкородных и медленно приближаясь к главной цели, девушке по имени Мими. Ливень продолжал смывать кровь с земли, алые ручьи сливались и текли к морю. Яростные порывы ветра потрясали все укорененное в земле, утвердившись в намерении все сломать, порвать на части и рассеять, пока все эти достижения цивилизации, гордящейся своей утонченностью и незыблемостью, не превратятся в порошок и не погрузятся в землю, где и будут безмолвно поблескивать в ожидании следующего поворота колеса жизни.

На лицах громил более не было ни гордости, ни достоинства, ни целеустремленности, ни осмысленности, ни даже наслаждения; осталось лишь механически повторяемое убийство.

Победителей в этой игре быть не могло.

Мими попыталась выйти на связь с экзоскелетом-роботом в сарае, повторить чудо, которое ей удалось совершить в ту, другую дождливую ночь, так давно. Но не смогла.

Возможно, потому, что фруктозная смесь не смогла возместить израсходованную ею во время изнурительного путешествия в Шаньтоу АТФ; возможно, потому, что раздающиеся позади крики не давали ей сосредоточиться; но было и объяснение, которое Мими особенно не хотелось учитывать и которое, скорее всего, было правильным: она могла воззвать к силе и совершить прыжок через пространство, входя в систему удаленного управления боевым роботом без помощи устройств беспроводной связи, и стать Мими-меха, лишь находясь на грани между жизнью и смертью.

Подобно тем принесенным в жертву живым существам, которые мучительно боролись со смертью в ритуале палирромантии: чем ближе они были к смерти, тем ближе они были к духам.

Она отгородила себя от помех окружающего мира. Крики умирающих вдруг стали еле слышными, далекими, будто ее отгородила от них толстая стена. Мими снова сосредоточила всю свою энергию, будто ища огонек свечи среди бесконечной ночи. Ее кожа побледнела и покрылась липким потом, мышцы ее тела сводило судорогами. Ей снова ничего не удалось.

Мими. Казалось, она слышит голос у самого уха, среди шума дождя.

Мими. Еще ближе. Она откинула щит.

Мими!

Будто удар грома за спиной, за которым последовал долгий гулкий рокот. Мими испуганно обернулась и увидела, в сильно замедленном движении, Кайцзуна, выкрикивающего ее имя. Его мимические мышцы деформировались и изгибались так, будто они затвердели. Позади него были громилы клана Ло, залитые кровью, бегущие прыжками, в точно таком же замедленном движении. Светящиеся узоры на их телах оставляли светящиеся следы в воздухе. На нее будто медленно накатывалась затвердевшая волна.

Кайцзун попытался закрыть ее своим телом, но чудовищно деформированная, вспухшая рука сделала взмах в его сторону, и он поднялся в воздух. Поплыл над толпой и упал на гору электронных отходов. Гора рассыпалась, похоронив его под собой.

Звери не останавливались, двигаясь прямо на Мими. Она уже почти чуяла мерзкую вонь из их ртов.

На ее лице засветились очки дополненной реальности.

Сознание Мими хлынуло вперед, будто волна, прорвавшая плотину. Вся ее удерживаемая энергия нашла выход, сразу, ощущение свободы заполнило пространство и время. Она поняла, что Anarchy.Cloud достиг успеха. Мы договорились. Она улыбнулась и в течение миллисекунд вышла на связь со стальным богом войны Пляжа Созерцания Прибоя.

Вовремя.

Мими-меха вырвалась из сарая со звуком, подобным взрыву. Во все стороны полетели искореженные обломки железа, и некоторые из них пронзили тела светящихся людей, двигающихся слишком медленно. Пораженные осколками повисли в воздухе, а потом медленно упали на землю. Мими так и не освоилась с моментом инерции массивного экзоскелета, поэтому врезалась в двоих громил, растаптывая их. Потеряла равновесие и начала медленно падать, словно срубленное дерево, на другого громилу, лежащего на земле и оцепеневшего от ужаса. Мими попыталась остановить падение, выставив вперед стальные руки, но в результате раздробила противнику полчерепа и руку.

Волчья стая ошеломленно смотрела на неожиданно появившегося посреди них нового противника. Однако их жажду убийства уже было не остановить. Они попытались окружить стальное тело Мими-меха, чтобы найти его уязвимые точки и атаковать их. С точки зрения их ограниченного опыта подобный робот-великан должен был быть медленным и неуклюжим.

Они ошибались.

Мими-меха выпустила ультразвуковые резаки, скрытые в ее руках. Вибрируя с частотой сорок тысяч колебаний в секунду, лезвия были способны практически беспрепятственно резать межмолекулярные связи, одновременно останавливая кровь в ранах за счет сильного нагрева. Это было оружие, которое действительно убивало без пролития крови. Мими начала изящный танец, вертясь, будто веретено, в ритме джазовых синкоп. Попадая на лезвия, капли дождя обращались в пар, а всякий приблизившийся к ней получал незабываемый подарок на память – чистый, гладкий, бескровный обрубок, гладкий, как зеркало, с еле уловимым запахом горелого мяса.

В считаные секунды SBT получила больше десятка будущих клиентов для протезирования.

Мими огляделась. И не увидела среди бегущих Ло Цзиньчена. Однако заметила другой подарок: Тесака, спрятавшегося в темном углу. Мими-меха прыгнула к нему и схватила цепь, присоединенную к кольцу в его носу. Наслаждалась еле слышным хрустом носового хряща и звериными воплями. Ужас исказил лицо Тесака до неузнаваемости, с него летели слезы и сопли. Он пытался отползти, но не осмеливался приложить достаточно силы. Не совладал с мышцей заднего прохода, и по его бедрам медленно потекли коричневые экскременты.

Спаси его от того, кто хочет убить его даже больше, чем ты.

Мими-меха бросила Тесака, словно мешок мусора, дважды обернула железную цепь вокруг его шеи и привязала его к водопроводной трубе. Покинула стальную оболочку, оставив духа стоять перед Тесаком. Будто рука Будды, пригвоздившая к земле Царя Обезьян, этот недвижный страж гарантировал, что Тесак не посмеет попытаться бежать.

Все вокруг являло картину полного разрушения. Тайфун будто сговорился с живущим в людских сердцах злом, чтобы совершить жертвоприношение. За исключением того, что вызванный человеческой алчностью злой дух оказался неконтролируемой силой, которая их уничтожит.

Мими пошла, чтобы помочь раненому, лишившемуся обеих рук. Ужасное зрелище активировало ее зеркальные нейроны, и она сострадала ему. Боль и отчаяние наполнили ее сознание, ей стало трудно дышать. Дрожа, она подключилась к Сети и вышла на связь с остальными «мусорными людьми», призывая их на помощь.

Начала рыться в куче мусора в поисках Кайцзуна, расшвыривая куски в стороны, будто безумная. И наконец нашла его, лежащего на земле. Его ранения оказались достаточно легкими, и, после того как Мими несколько раз тихо позвала его по имени, он медленно открыл глаза. Она заплакала от радости, и стальная хватка, которой другая часть ее личности сдерживала ее эмоции, мгновенно исчезла. Мими взяла в руки покрытое грязью лицо Кайцзуна и закрыла ему рот страстным поцелуем.

У Кайцзуна сильно кружилась голова. Он смотрел вверх, в темное небо. За облаками, будто во сне, мерцали еле видимые пурпурно-красные огоньки. Он все еще не мог поверить, что все это произошло с ним и продолжает происходить; возможно, это всего лишь галлюцинация, насильно вызванная в его сознании некоей внешней силой.

Скотт оседлал «Дукати», глядя на размытые очертания деревни Нанься вдали.

В очках ночного видения холодные капли дождя выглядели чернее ночи. Ветер медленно нес темные косые линии по небу, а стыки стен хижин, излучающие тепло, казались ярко-белыми. Жестокая битва окончилась, и дождь смывал оставшиеся от нее кровь и конечности, которые остывали и темнели, пока не сливались с окружающим ландшафтом, умерев.

Еще не время. Скотт похвалил себя за предусмотрительность, поскольку ранее решил, что не поедет сюда на машине. Он видел, как неуклюжие стальные коробки плывут в потоках воды, а затем накатывающие на берег волны уносят их к водоворотам; другие увязли в трясинах, в которые превратились грунтовые дороги; некоторые застряли под поваленными деревьями и ветвями, сломанными тайфуном. А вот ловкий гигантский жук, которого он оседлал, с легкостью сможет проехать по затопленной местности, остановиться как вкопаный, развернуться на месте, протиснуться сквозь затор, увернуться от падающих столбов и забраться на крутые склоны, если полный газ дать.

Он увидел пса, бешено барахтающегося в воде.

Рельеф Кремниевого Острова напоминал неровную кальдеру потухшего вулкана, правда, с куда более пологими склонами. Сейчас Скотт находился на самой высокой точке гребня. Далее от центра ландшафт понижался к зонам обработки электронных отходов, и так до самого берега. В центре была низменность, в которой проживала основная часть городских жителей Кремниевого Острова.

В древности строители создали сложную систему дренажных каналов для предотвращения наводнений, обычной проблемы для местностей с муссонным субтропическим прибрежным типом климата. Используя силу тяготения, система террас и дренажных каналов позволяла преодолеть неблагоприятные природные условия. Однако минули столетия, и мир был преобразован цивилизацией так, как древние себе и представить не могли: почва стала отравленной, засоленной и опустыненной; каналы обсыпались, заилились или были приспособлены под кислотные ванны. Избыток дождевой воды более нельзя было перенаправить, избежав разрушений. Будто попавшие в ловушки звери, рвущиеся вниз потоки грозили поглотить и разрушить все.

Теперь вас даже фэншуй не спасет.

Скотт смотрел, как подымается уровень воды в городке. Многие проснулись, поняв, что наводнение уже ворвалось в их дома: кровати погружались в воду; искрили короткими замыканиями провода; сеть вышла из строя, и нельзя было даже позвонить и позвать на помощь; детские крики ужаса перемежались лаем собак; наполняющиеся водой дома рушились под ударами урагана, и их обломки погружались в воду. Холодный дождь продолжал лить, без малейшего намека на прекращение.

Некоторые даже проснуться не успели.

Скотт прирос к земле, будто статуя. Скользнул луч маяка, выхватывая из темноты его резкие черты, будто высеченные скульптором. Он невольно сунул руку в водонепроницаемую сумку в поисках двух даров, присланных ему «Цветком мать-и‐мачехи», и почувствовал лишь небольшое облегчение, когда его пальцы коснулись твердой поверхности. На углу самого высокого городского здания Кремниевого Острова вдруг появился язык бледно-синего огня, и его рассеивающийся на струях дождя свет осветил барахтающийся силуэт не слишком далеко от Скотта.

Огни Святого Эльма, подумал Скотт. Пригляделся к силуэту и холодно улыбнулся. Это был Ло Цзиньчен.

Скотт принялся разглядывать возможные маршруты проезда. Он не сделает глупой ошибки, которую сделал сейчас Ло Цзиньчен. Будто до смерти перепуганная собака, Ло иррационально пытался попасть домой.

Скотт, стоя наверху, в удобной для наблюдения позиции, видел, что дорога, по которой пробирается Ло Цзиньчен, скоро упрется в самый бурный из всех потоков.

18

– Это наводнение!

Мими сидела на полу, привалившись к краю кровати. Рядом с ней сидел на корточках Кайцзун, такой же слабый, как и она, сжимая ее холодные, дрожащие руки. Из наушников очков дополненной реальности звучала какофония переговоров по временной спутниковой сети связи, созданной Anarchy.Cloud.

«Это божественное правосудие!» «Абсолютно. Я уверен, что они все утонули». «Пойдем смотреть, как они умирают». «…смотреть, как они умирают…» «…смотреть… умирают…» «…умирают…» «…..»

Громкие разговоры, наполненные нарастающей злобой, звучали в ее наушниках, будто удары. Голоса накладывались один на другой, интерферировали, превращались в одну музыкальную пьесу из рокочущей атональной музыки. Внезапно зазвучал голос девушки, будто серебрянная игла, упавшая на каменный пол, и все остальные умолкли.

– Но сюда «Скорые» тоже не проедут, – сказала девушка.

Меньшинство, до сих пор молчаливое, начало осторожно высказывать свое мнение.

– Всех полицейских направили в Шаньтоу, чтобы ловить сбежавших преступников и спасать жертв автокатастроф.

– Мы ответственны за это.

Все умолкли. Никто не хотел признаваться в том, что он убийца, пусть и косвенным образом.

– Это стихийное бедствие, которого никто не мог предсказать. Мы не виновны.

– Если мы просто будем стоять и смотреть, как они гибнут, как это отличается от того, если бы мы их просто убивали?

– Разница в том, идиот, что на твоих руках нет крови!

– Кровь и так уже замарала твое имя и пропитала твою душу. Наши дети будут опозорены как потомки убийц.

– Наши дети будут страдать в любом случае. Не забывай, мы же «мусорные люди».

– Но мы не можем смотреть на себя самих как на «мусорных людей»! Мы человеческие существа. Люди! Ничем не отличающиеся от них.

– Заткнись на хрен! Если сам хочешь погибнуть, тебя никто не держит. Но меня избавь от твоих долбаных моралей.

– Ты забыл, как клан Ло пытался убить нас? И ты хочешь спасать этих зверей, эти отбросы?

– Сам себя послушай! Вот это и есть настоящий человеческий мусор. Ты не понимаешь разницы между кланом Ло и Кремниевым Островом.

От лица Мими отхлынула кровь. Непрекращающаяся потребность в энергии поставила ее на грань окончательного разрушения. Автоматический инжектор впрыснул ей в вену последние капли фруктозы. У нее не было сил даже на то, чтобы повысить голос.

– Стойте, – тихо прошептала она. – Заткнитесь, вы все.

Все голоса – резкие, грубые, нерешительные – умолкли.

– Вы помните, как это произошло в Шаньтоу? Никто не спорил; никто не сомневался. Все мы приняли решение в мгновение ока и выбрали общий путь для всего коллектива. Я не знаю, правильным или ложным был этот выбор, но я думаю, что все вы приняли то, что решение и его последствия…

Ты в этом уверена, спросила Мими 0. В ее сознании пронеслись образы, будто сепия черно-белых фотографий: презрительные взгляды уроженцев Кремниевого Острова; «мусорные люди», боязливо кланяющиеся им в ноги; издевательства Тесака; жестокое холодное лицо Ло Цзиньчена. Она задрожала, и физиологическое отвращение распространилось у нее в крови вместе с другими химическими веществами. Это был даже не гнев.

Если у тебя вдруг есть решение лучше, говори, ответила Мими 1. Я знаю, что ты не хочешь их спасать.

Если ты прикажешь, они станут их спасать. Они тебе поклоняются, как богине, выпалила Мими 0. Все те братья и сестры, которые пролили кровь и погибли, чтобы защитить меня, – их тела и конечности все еще лежат там, в грязи, под дождем и ветром, будто груда хлама. У меня не было времени даже имена их записать. А мы уже обсуждаем, спасать или нет семьи убийц.

Это не в моем стиле, с холодной усмешкой ответила Мими 1. У Мими 0 натянулась кожа на голове. Не забывай, у богини всегда два лица.

Какой смысл во всем этом? Ты их убивала, а теперь ты хочешь их спасать?

Мими 0 чувствовала внутри себя водоворот эмоций, пожирающий еще больше энергии. По краям ее поля зрения все начало расплываться и деформироваться, появились мелкие розовые точки.

Это не я, моя дорогая; это они. Казалось, Мими 1 покачала головой, или это мир уже поплыл у нее перед глазами. Если ты найдешь достаточно высокую точку обзора, то увидишь, что я спасаю не только уроженцев Кремниевого Острова, но и «мусорных людей».

– Так что давай выбирать.

Перед глазами Мими появился серый круг и две фигуры внутри, похожие на куски пирога, красная и синяя. Они постепенно занимали все большую площадь. Сложно было сказать, какой из них больше. А затем, образовав два полукруга, они коснулись друг друга. Граница между ними дрожала, будто они вели между собой яростный бой. Все ждали окончательного решения, и тут синяя часть слегка дернулась, отобрав часть круга у красной.

– Мы будем спасать их, – провозгласила Мими. В ее ушах раздались радостные крики, перемежаемые возгласами сожаления. Однако она уловила в их тоне, что сожалеющие на самом деле тоже успокоились и вздохнули с облегчением. Теперь возражать означало выламываться из коллектива, так что все планы и действия будут максимально эффективны. Это стало общим решением.

«Мусорные люди» начали организовывать свои действия. Они связывали куски силиконового мусора малой плотности, делая из них спасательные плоты; скручивали из пучков пластикового волокна спасательные канаты; упаковывали светодиодные фонари в водонепроницаемую искусственную кожу, делая из них водозащищенные фонари. Разделились на группы и двинулись по главным улицам города в поисках попавших в ловушки выживших, отводя их в убежища или выводя на возвышенности, подальше от бурных потоков и течений. Они поддерживали связь через очки дополненной реальности. Еще они надеялись найти неповрежденную дорогу, чтобы машины «Скорой помощи» из больницы могли добраться до деревни Нанься, где требовалась медицинская помощь десяткам тяжелораненых.

На месте остался лишь Ли Вэнь, с жестким, будто железным лицом. Его ненависть к Кремниевому Острову была так сильна, что голосование не заставило его передумать.

– Брат Вэнь, – окликнула его Мими. – Я знаю, что тебя не пускает нечто таящееся в твоем сердце. Однако мы не только спасаем жизни; мы открываем глаза и души людям Кремниевого Острова. Если мы позволим себе оставаться наполненными злобой, то они победили. Мы должны показать им, что мы не грязный мусор и не животные-паразиты. Мы люди, такие же, как они. Смеемся, плачем, сочувствуем, жалеем. И даже можем рисковать своими жизнями, спасая их. Мы должны протянуть руку и увидеть, как ответят на это уроженцы Силиконового Острова.

Уголки рта Ли Вэня дернулись, словно он боролся с потиворечивыми чувствами.

– Они убили мою сестру, – прохрипел он.

– Я знаю. И всегда знала.

Мими положила руки на его дрожащие плечи.

– Ты сохранил копию того видео у себя в очках. Спрятал поглубже, в корневой директории, и зашифровал, чтобы оно не напоминало тебе о себе…

– Но я ни на секунду не мог забыть, – ответил Ли Вэнь. Его губы сильно дрожали, из его глаз катились слезы.

– Тсс, тсс.

Мими взяла в руки его голову и стала гладить, словно успокаивая младенца.

– Я понимаю. Я все знаю. С твоей сестрой уже ничего не изменишь. А вот у тебя есть шанс сделать так, чтобы больше ничью сестру или ребенка не постигла такая же участь. Если ты сможешь сделать это, будешь ли ты наконец чувствовать себя свободным?

Ли Вэнь глядел на Мими сквозь слезы, не отрываясь.

– Иди найди меха. Он сторожит ответ на твой вопрос, – сказала Мими. – Теперь ты можешь управлять им сам, напрямую.

Кайцзун смотрел, как Мими что-то тихо бормочет в пустоту. Хотя он не видел то, что она видит, и не слышал то, что она слышит, по обрывкам ее фраз он понял, что происходит. Его охватили смешанные чувства. Сложно сказать, следует ли ему радоваться этому намеку на примирение или печалиться тому, что это случилось так поздно и за него пришлось заплатить большую цену.

Он видел, как Ли Вэнь расслабился и заплакал, потом увидел, как Мими тихо молится, подобно Деве Марии, а затем надевает на Ли Вэня очки дополненной реальности. Смотрел, как отражается изображение с очков на лице Ли Вэня. Оно постепенно напрягалось, будто он увидел горгону Медузу и обращался в камень.

Мими снова что-то зашептала на ухо Ли Вэню. Тот встал и бросился к двери, выбегая под дождь.

– Что он видел? – спросил Кайцзун. – Что его так взбесило?

Мими, с лица которой немного спала бледность, посмотрела на Кайцзуна и слегка провела пальцами по его правому глазу. Он инстинктивно закрыл глаз и наслаждался мягким любящим прикосновением.

– Увидишь, – тихо сказала Мими. – Лучшим из глаз.

В правом глазу Кайцзуна вспыхнул резкий белый свет, тут же распавшийся на цветную радугу. Цвета были очень сочными и яркими, таких Кайцзун никогда в жизни не видел. Казалось, они исходят откуда-то из бесконечности, ровно по центру его поля зрения. У него закружилась голова, будто от полета с огромной скоростью. В следующее мгновение лучи остановились и сменили направление движения, собираясь в центре и образуя конус света, острие которого было направлено прямо в его глаз и словно должно было пронзить его зрачок, так, что бесконечность оказалась бы внутри его черепа.

Мир внутри глаза Кайцзуна расширялся с невероятной скоростью. Все удалялось на миллионы световых лет. Его сознание собралось в крохотную точку межзвездной пыли, дрейфующую в безграничном пространстве-времени. Он ощутил величие картины, такое, какого не ощущал никогда в жизни. Оно было столь священным и утонченным, в нем не было ни намека на страх или подавление; будто он вернулся к некоему источнику тепла, в утробу, предшествующую всем эпохам, в точку рождения Вселенной. К божеству, которому он никогда не поклонялся.

Он хотел заплакать, но не мог. Вся его кожа будто освободилась от контроля вегетативной нервной системы и дрожала не переставая.

Конус света распался, цветные лучи превратились в точки, которые, будто песок или туман, коснулись его искусственной сетчатки и породили в ней миллиарды крохотных радужных волн. Световые точки не останавливались. Они миновали его зрительные нервы и попытались пронзить кору его мозга. Кайцзун ощутил уколы легкой боли, будто при семяизвержении, сопровождающиеся чувством удовольствия. Ему подсознательно хотелось прикрыть глаз рукой, чтобы избавиться от чувства стыда, продукта человеческой цивилизации.

– Что ты видишь? – спросила Мими, улыбаясь и нерешительно держа его за руку.

– Я вижу…

Он тяжело дышал.

– Это как…

Он с трудом пытался найти слова, но оставил тщетные попытки. Посмотрел на Мими опухшими от слез глазами.

– Думаю, я понял.

Был активирован установленный в «Циклопе VII» модуль беспроводной связи. Он присоединился к Сети, в которой находились «мусорные люди».

– Привет, привет!

Голоса будто звучали в его ушах и мозгу одновременно, далеко и близко. Как будто чувствительность его зрительной коры резко повысилась, породив эффект синестезии.

– Теперь ты один из нас.

Кайцзун увидел Кремниевый Остров, сотрясаемый ударами тайфуна, совершенно незнакомое ему зрелище: улицы превратились в зигзагообразные каналы, по которым неслись потоки воды; плыли машины, подобно маленьким лодкам, кружась в воде и врезаясь друг в друга, несомые мощным течением; черные крыши домов торчали над водой, будто рифы в море, медленно рассыпаясь и уходя в воду; деревья, которые не повалило, – было видно лишь их кроны, а на ветках сидели нагие дети, крепко держась за них; их глаза блестели от страха, будто у тропических летучих мышей; от ураганного ветра, казалось, дрожал весь мир; вспышки аварийного освещения выхватывали из темноты несущийся в воздухе, подобно перепуганным птицам, разнообразный мусор.

Все это сопровождалось звуками пения, будто пел хор мальчиков. В темноте ночи этот жалобный звук походил на царапанье тупым ножом по нервам. Кайцзун понимал, что это слуховая галлюцинация.

Он увидел, как за одну из веток схватилась рука, останавливая несомый течением плот; протянулись другие руки, снимая детей с веток, спасая их.

В хоре появились теплые ноты.

Барахтающимся в воде бросали автомобильные шины на веревках. Некоторые спрыгивали с плотов в воду и плыли, чтобы спасти старых мужчин и женщин, которых уже затягивало под воду течением. Другие разгребали мусор, забивший выходы дренажной системы. Над их головами искрили провода от коротких замыканий, в бурных потоках мерцали телесные пленки, которыми обозначили подводные течения и водовороты. Плоты неустанно ходили туда-сюда, отвозя выживших в безопасные места – школы и общественные здания, более крепкие.

На смену страху, подозрению и дурным предчувствиям на лицах уроженцев Кремниевого Острова появилось чувство благодарности.

Спасибо, говорили они.

Спасибо всем вам.

Голоса хора становились все громче, единые в великой гармонии, чистые и яркие, будто хрустальное дерево, растущее в небеса.

На одной из картинок в сознании Кайцзуна появился знакомый силуэт: полноватый мужчина средних лет в воде, отчаянно вцепившийся одной рукой в ветку дерева, чтобы его не унесло течением. Однако, приглядевшись, Кайцзун увидел, что между его рукой и веткой имелось некоторое расстояние. Изображение увеличилось, и он увидел обмотанные вокруг запястья буддийские четки, другой конец которых был зацеплен за ветку. Тонкая нить четок едва выдерживала сочетание веса тела и напора течения.

Точка обзора переместилась на лицо мужчины: мокрое, бледное, усталое, с налипшими на лоб тонкими прядями волос. Это был Ло Цзиньчен.

Он снова и снова пытался найти ногами опору под водой, но сильное течение не давало ему сделать этого, и он снова погружался в воду. В отчаянии глядел на четки, которые понемногу съезжали с ветки, бормоча молитвы, которые было не услышать.

Спасать его или нет? Кайцзун не понял, спрашивает он сам себя или остальных. Ответ скоро пришел сам собой.

Люди, съемку с очков которых смотрел Кайцзун, тоже некоторое время не могли решиться, но вскоре плот подошел к Ло Цзиньчену. Из-за рельефа течение здесь было быстрее, чем в других местах, и плот с трудом удерживали в полуметре от человека в воде. К Боссу Ло, некогда властителю Кремниевого Острова, жизнь которого теперь висела на нити деревянных четок, протянулась рука.

Кайцзун улыбнулся в виртуальное пространство.

Ло глядел на руку «мусорного человека», протянутую ему. На его лице промелькнула череда разных выражений, как будто это простое действие было самым трудным решением в его жизни.

Он опустил взгляд, покачал головой и, наконец, поднял из воды левую руку. И в то же мгновение нить, на которую были нанизаны бусины черного дерева, порвалась. Потеряв единственную опору, Ло Цзиньчен погрузился под воду, и яростное течение поглотило его, будто стая диких зверей. Вскоре на поверхности не осталось ни следа от него.

Кайцзун ощутил, как рука Мими в его руке сжалась, впиваясь ногтями в ладонь. Эта боль была отражением сложной смеси чувств, которые она не могла выразить. На мгновение его мысли спутались, и его взгляд отключился от изображения, транслируемого по беспроводной связи, и упал на рослую фигуру, мелькнувшую в окне. В хижину ворвался мужчина с немыслимой скоростью.

Это был его босс, менеджер проекта «ТерраГрин Рисайклинг» Скотт Брэндл.

Ли Вэнь бежал сквозь ураган. Его худощавое тело качалось из стороны в сторону, уворачиваясь от летящего мусора. В его глазах пылал огонь.

Мими нашла видео, которое он спрятал. Отвратительные цвета и ритмично прыгающая картинка снова появились перед его глазами. Мими остановила видео и увеличила лицо девушки, наполненное отчаянием, а затем стала продвигать видео дальше, кадр за кадром. Сердце Ли Вэня обливалось кровью при виде этого лица, этого милого лица, которое он был не в состоянии забыть, на которое не мог смотреть ни секунды. Мими остановила кадр, казалось бы, не слишком отличающийся от остальных. Снова увеличила изображение, до тех пор, пока поле зрения не наполнили темные радужки девушки, две пропасти отчаяния, поглощающего свет. Программа преобразовала изображение из цветного в черно-белое, а затем автоматически сгладила его. На нем, будто раны, горели несколько красных точек. И постепенно они стали ярче.

Ли Вэнь увидел то, что отражалось в глазах его младшей сестры, ныне мертвой. Языки темно-красного пламени. И окаменел от ярости.

Он не мог простить себе того, что бесчисленное количество раз проходил мимо этого человека; он даже помогал ему решать его проблемы, сам настраивал ему телесную пленку с изображением языков пламени. После того как Тесак издевался над Мими, точно так же, он сосредоточился на том, как использовать этот случай для торговли с кланом Ло. И даже представить себе не мог, что его желание отмщения уже оказалось похороненным под грудой точных расчетов, занимавших его изо дня в день.

Он наконец увидел черный боевой доспех, стоящий на ветру, будто могильный камень. У его ног что-то стояло на четвереньках, будто подлизывающаяся собака.

В своем воображении Ли Вэнь бессчетное количество раз представлял себе, как он убьет своего врага. Представлял, что отрежет ему член и яйца и засунет ему в рот, переломает ему руки и ноги, выколет глаза, проколет барабанные перепонки, отрежет язык, лишит его всех чувств и присоединит к системе поддержания жизни, чтобы всю оставшуюся жинзь он провел в бездне тьмы, наполненной болью и молчанием, из которой нет выхода.

Он так долго ждал этого дня; однако теперь, когда день настал, его охватил невыразимый страх. Он никогда не убивал человека, по крайней мере, своими руками. Ли Вэнь заставил себя идти медленнее. Огляделся по сторонам. Никого нет; лишь развалины, обдуваемые ветром и омываемые дождем. Он начал искать подходящее оружие.

Ржавый гвоздодер. Он пару раз взмахнул им, ударяя в грязь. Брызги полетели на него, будто кровь.

Твою мать, беззвучно выругался он на себя. Это тот ублюдок, который убил твою сестру, долбаный трус.

Он еще пару раз взмахнул гвоздодером, сделал глубокий вдох и двинулся на Тесака.

Тесак стоял в грязи на четвереньках. Обмотанная вокруг его шеи цепь была туго натянута, но его тело вытянулось, будто он изо всех сил пытался от чего-то сбежать. Ли Вэнь ткнул ему в спину гвоздодером. Никакой реакции. И перевернул Тесака. А затем увидел то, от чего попятился, едва не упав.

Цепь туго стягивала шею Тесака, и она стала лилово‐красной. Лицо было темно-зеленого цвета, а язык вывалился изо рта и теперь упал на грудь. Меж его ног была смесь экскрементов и эякулята, как у человека, казненного через повешение. Ему пережало сонную и позвоночную артерии, и его мозг умер от недостаточного кровоснабжения. Жидкости его тела излились наружу, когда в результате смерти расслабилась гладкая мускулатура нижней части тела.

Ли Вэнь отбросил гвоздодер. Стоя у трупа, он ощутил пустоту внутри. Ветер внезапно прекратился, как и дождь. Неожиданно воцарилась тишина. Ли Вэнь посмотрел на небо, потерянно, и увидел просвет в густых облаках, будто глубокий колодец, в котором сияли бесконечно чистые звезды. Он жадно впитывал звездный свет, будто пытаясь осознать загадочную суть Вселенной.

Этот глаз смотрел в него.

Ли Вэнь вздрогнул. Казалось, посредством звездного света в него вливалась некая сила, наполняющая Вселенную. Здесь не было места гневу и злобе, лишь глубочайшее благоговение. Он закрыл глаза и ощутил эту силу всем сердцем. В его сознании поверх мерцающего зведного неба появилось лицо его сестры. Она улыбнулась так, как улыбалась всегда. Ли Вэнь больше не мог сдерживать себя, и слезы хлынули по его лицу, будто твердейший лед в его сердце наконец-то окончательно растаял, освобождая его.

На смену «глазу» тайфуна шел новый ураган, еще более яростный.

– Зачем ты здесь, Скотт?

– Чтобы забрать вас отсюда.

– Сейчас?

Кайцзун замешкался.

– Но Мими сейчас очень слаба. Ей не стоит…

– Дай-ка погляжу.

Скотт подошел к Мими, держа правую руку у пояса. Протянул левую, чтобы коснуться сонной артерии. Мими открыла затуманенные глаза, глянула на него, и от ее газельего взгляда у Скотта сжалось сердце. Однако он не раздумывал. Его правая рука вылетела вперед. В ней был инжектор – один из даров «Цветка мать-и‐мачехи». Он прижал его к шее Мими и нажал кнопку.

– Что ты делаешь? – вскричал Кайцзун и выбил инжектор из руки Скотта.

Испуганная Мими поглядела на Скотта и попыталась встать, но в следующее мгновение ее голова упала на грудь, а сама она растянулась на кровати, будто лишенный костей осьминог.

– Не беспокойся. Это транквилизатор. Для безопасности.

– Убирайся к чертям от нее!

Кайцзун оттолкнул Скотта.

– Поверить не могу, что Ло Цзиньчен говорил правду, ты, жадный ублюдок!

– Прости, Кайцзун, – ответил Скотт с искренним сожалением на лице. – Мир куда более сложен, чем ты думаешь. Надеюсь, у меня когда-нибудь будет шанс объяснить свои поступки.

– Объясняй сейчас! Иначе ты не выйдешь из этой комнаты с ней!

Скотт опустил голову, видимо, всерьез задумавшись над словами Кайцзуна. Слегка вздохнул. А затем молниеносно присел, нанося удар ногой в живот Кайцзуну. Кайцзун упал, и Скотт прыжком оказался верхом на нем, тут же сжав ему рукой горло. Как бы ни пытался Кайцзун сопротивляться, железная хватка Скотта была подобна манипулятору робота.

Лицо Кайцзуна покраснело, у него в горле заклокотало. Силы покинули его руки, они едва касались Скотта, будто мягкие щупальца, а затем упали на пол.

Он перестал шевелиться. Его глаза стали похожи на пресноводные жемчужины, затуманенные конденсатом воды.

Скотт отпустил шею Кайцзуна. Стараясь не глядеть в его невидящие глаза, снова извинился. Подхватив бесчувственное тело Мими, он вышел из хижины и усадил на «Дукати» перед собой. Завел мотор мотоцикла, и колеса, оставляя глубокий след в грязи, понесли его к неизвестному будущему.

19

Это сон, сказала себе Мими. Все это не на самом деле.

Но мог ли сравниться в своем безумии с тем, что она видит?

Она видела, как идет к морю. Вода расступилась, открывая посреди себя проход, и она пошла по каньону меж двух гигантских стен морской воды высотой в сотни метров. Наверху виднелась узкая полоска неба. Ближе к дну цвет стен становился темнее, от нежно-голубого вверху к темно-зеленому, почти черному. Каньон протянулся в бесконечность, мимо проносились светящиеся узоры, будто она оказалась в каком-то сверхскоростном тоннеле. Чем дальше она шла, тем больше удивлялась. Центральный каньон не был единственной дорогой; стены были усеяны множеством ответвлений, зигзагами уходящих во мрак, где, возможно, скрывались неведомые ужасы. Не смея мешкать, Мими проходила мимо, бросая на них лишь мимолетные взгляды.

Казалось, каньону не было конца – пока она не увидела силуэт себя самой, неторопливо идущий навстречу, так, будто она шла к зеркалу.

Но она знала, что это не зеркало.

Две Мими смотрели друг на друга с напряженными лицами, будто пытаясь предугадать следующий ход партнера. И наконец одна из них застенчиво улыбнулась.

– Стоит ли нам продолжать и дальше играть в эту глупую игру с имитацией? – спросила она. – Думаю, мы вполне убедились, что наши зеркальные нейроны подавлены не до конца.

Мими наконец поняла, что видит перед собой Мими 1, сама же она, конечно же, была Мими 0.

– Ты могла остановить его! – обвиняюще сказала она.

– Прости, дорогая, в тот момент я была слишком слаба. Кроме того… я несколько отвлеклась на твоего дружка.

– Заткнись!

– Он применил транквилизатор военного образца. Он слишком быстро проникает через гемоэнцефалический барьер. У меня было время лишь на то, чтобы разорвать небольшую часть синаптических связей, чтобы сохранить основу твоего сознания, прежде чем твое хрупкое человеческое тело решило сдаться.

– Ты могла сделать что-то еще? Что от меня нужно этому иностранцу?

– Я уже ускорила метаболизм твоего мозга, в надежде побыстрее снова запустить некоторые области. Но, как ты знаешь, у тебя и так уже был дефицит АТФ. Мы рискуем твоей жизнью.

Похоже, Мими 1 была встревожена.

– К счастью, ему нужна я, так что твоя жизнь будет в безопасности. Похищение тебя Скоттом транслировалось всем нашим братьям и сестрам через очки дополненной реальности, надеюсь, время еще есть.

– О Госпожа, не ждете ли вы от меня скромной благодарности за это, ты, удачливый выживший паразит?

Слова Мими 0 истекали сарказмом.

– Ты ошибаешься, драгоценная. Ты, я и даже вся человеческая раса – все мы паразиты, – нисколько не смутившись, ответила Мими 1. – Кроме того, выживание совсем не обязательно лучше легкой смерти. Помнишь тех шимпанзе? Если мы окажемся в их руках, наши судьбы будут в тысячи раз хуже.

Перед глазами Мими 0 замелькали кровавые сцены. От страдания она закрыла глаза и обхватила голову руками.

– Что ты такое? – выдавила она из себя слова, задав вопрос, который мучил ее все это время.

– Ядерный взрыв, замедленный в миллион раз; побочный продукт миллиардов лет конвергентной эволюции; твое второе «я» и залог твоей жизни; свободная воля, возникающая из квантовой неоднородности. Я случайна; я неизбежна. Я новая ошибка. Я хозяин и раб. Я охотник и добыча.

Другая Мими рассмеялась, но этот звук был холоднее льда.

– Я всего лишь начало.

Мими 0 не могла ответить, пребывая в неописуемом шоке. Все эти абстрактные и заковыристые понятия казались будто эхом, звучащим в ее душе, тем, что она всегда знала и понимала. Ей всего лишь была нужна крохотная искра, за которой последовало просветление.

– Есть кое-что, чего я так и не смогла понять, – сказала Мими 0, озадаченно хмурясь.

– Да ну?

– Почему ты так сильно старалась попасть на Anarchy.Cloud? Только для того, чтобы создать сеть связи для «мусорных людей» и вызвать отключение от сети Кремниевого Острова? Не вижу смысла.

Глаза Мими 1 блеснули.

И Мими 0 мгновенно осознала ответ. Копия сознания Хеди Ламарр была загружена на Anarchy.Cloud.

– Неужели все ради этого? Резервная копия своего сознания? Ты же не станешь хранить копию себя внутри себя – «двигаться под покровом тьмы»?

– Очень хорошо, ты действительно поумнела, – с улыбкой сказала Мими 1. – У меня тоже есть вопрос. Когда Ло Цзиньчена смыло наводнением, ты ощутила боль. Почему?

– Он человек зла. Но он все равно человек, человеческое существо, такое же, как я. Когда я маленькой была, мама часто говорила мне, что человеку следует…

– Людям всегда свойственно преувеличивать культурный контекст, – перебила ее Мими 1. – Жалость, сострадание, стыд, честность… мораль. Все эти вещи давным-давно выгравированы в вашей коре задней части поясной извилины, лобных извилинах и верхней височной борозде, а также дорсолатеральной и вентромедиальной областях префронтальной коры, вероятно, задолго до возникновения человеческой расы. Эти нейронные структуры позволяли вам сострадать боли и страху других личностей. В течение долгой эволюции этот психологический фундамент позволял человеческой расе преодолевать или подавлять инстинкты, свойственные приматам, – эгоизм, инцестивное сексуальное поведение, грубую конкуренцию и так далее, – заменяя их связями родовой идентичности и сотрудничеством вместо конфликтов, ставя гармонию в коллективе выше личных сексуальных желаний, мораль – выше силы. Именно благодаря этому человеческая раса выжила и добилась процветания как биологический вид.

– Однако современные технологии повредили эти основы. Зависимые от технологий находят удовольствие в передозировках допамина, уничтожающего синаптические связи, и разрушают свою мораль. В одном эксперименте подопытные должны были выбрать между тем, чтобы спасти корабль, полный пассажиров, выбросив за борт тяжелораненого, и тем, чтобы вообще ничего не делать. Все те, у кого ответственные за мораль и эмоции области мозга были повреждены, избрали убийство ради спасения, а нормальные люди выбрали бездействие. Больные думали о жизни как об игре с нулевой суммой, в которой есть победители и проигравшие, даже ценой интересов других, в том числе – их жизней. Эта чума охватила уже всю планету.

– Уроженцы Кремниевого Острова, «мусорные люди», все вы страдаете от этой болезни. Я избрала этот путь, чтобы исцелить вас, чтобы игра могла продолжаться.

Мими 0 понимала, что это не вся правда, но, прежде чем она успела задать следующий вопрос, из глубин моря донесся низкий гул, наполнивший их уши, будто пение кита. Мими 0 с тревогой смотрела на колеблющийся свет в стенах из морской воды; казалось, они готовы обрушиться в любой момент, поглощая все.

– Что происходит?

– Хорошая новость в том, что твое сознание пробуждается, – крикнула ей Мими 1. – Не слишком хорошая – что нам надо выбираться отсюда.

– И как нам выбраться? – спросила Мими 0, крича изо всех сил.

– Держись крепче!

Мими 1 схватила ее за руку и полетела вверх, к краю морской стены.

Наполненная ужасом, Мими 0 смотрела, как высокие стены воды начали смыкаться под ними. Огромные водные горы сталкивались, образуя громадные, в сотни метров высотой, волны. И она внезапно поняла, что каньон, по которому она шла, был щелью между двумя полушариями мозга, а зигзагообразные ответвления были сложными извилинами и складками коры. Мозг-море постепенно превращался из твердого в жидкий, светящиеся узоры неслись все быстрее, освещая бушующий безграничный океан информации.

Море было наполнено темными линиями, распространяющимися из центра поля зрения; от них исходили радужные волны света.

– Нас переносит на высокой скорости. Проводящие частицы в твоем мозгу вызывают эти визуальные эффекты, двигаясь в магнитном поле Земли.

Мими 1 прервала объяснение, а затем добавила:

– Нам необходимо немедленно возвращаться на поверхность сознания. Я слышу зов.

Кайцзун дернулся, будто оживший труп. Издал долгий крик боли, и воздух вновь наполнил его легкие. Он начал кашлять с такой силой, что его затошнило, и изо рта у него потекли густая слюна и желудочный сок. Он увидел, что лежит в грязи, на улице, а над ним нависает ужасное лицо экзоскелета. С серого предрассветного неба все так же лил дождь.

– Я сразу же побежал на помощь, когда увидел, что случилось, через твои очки.

Из-за гигантского робота появился Ли Вэнь, на его лице было беспокойство.

– Мими я помочь не успел, но, по крайней мере, могу помочь тебе.

Кайцзун попытался встать и чуть не упал снова; Ли Вэнь подбежал и подхватил его.

– Нам надо догнать их. Скотт хочет вывезти Мими из страны, – сказал Кайцзун, с трудом дыша. – Ты знаешь, как их можно отследить?

– Самый простой способ уйти за границу с Кремниевого Острова – выйти в море. Я могу взломать дата-центр Морского Управления в Шаньтоу. Все выходящие из порта суда обязаны передавать свои координаты туда, через спутник. Я не думаю, что твой босс попытается идти в море вслепую. В такую погоду это на грани самоубийства.

– Сколько тебе потребуется, чтобы туда проникнуть?

– Если нам повезет…

Ли Вэнь задумался.

– Минут двадцать.

– У нас нет двадцати минут! – едва не закричал Кайцзун.

Они беспомощно поглядели по сторонам, будто бездомные псы.

– Проклятье! Поверить не могу, как мог забыть.

Глаза Ли Вэня просияли.

– Телесная пленка Мими! Я же вставил в нее радиопередатчик.

Кайцзун опешил, а потом его взгляд стал холоден.

– Ты хочешь сказать… что ты все время отслеживал местоположение Мими?

– Теоретически да…

Ли Вэнь старался не смотреть в глаза Кайцзуну.

– Я всегда заботился о ней, как о сестре… – виновато добавил он. – Хотел защитить ее…

– Сестре? Это так ты свою сестру защищаешь?

Кайцзун двинулся на Ли Вэня, из его глаз, казалось, летели искры. Вскинул кулаки, но сдержался и заставил себя опустить руки.

– Значит, ты все это время знал, что происходит? Видел, как Ло Цзиньчен ее похитил, видел, как Тесак над ней издевался, видел, как она едва не умерла?

– В ту ночь я пошел к ней, на Пляж Созерцания Прибоя. Но было уже поздно.

Ли Вэнь смотрел в землю и говорил еле слышно.

– Я хотел записать… то, что происходило, чтобы потом шантажировать клан Ло. Но не смог получить устойчивый сигнал из-за интерференции. Бросился спасать ее; правда сделал это. Но не смог определить ее местоположение. Я слишком рассчитывал на свой собственный замысел и не предполагал, что они могут оказаться такими жестокими. У меня было ощущение, что я послал на смерть родную сестру… я бы не вынес, если бы снова ее потерял. Все, что случилось потом, было похоже на сон. Я нашел Мими и отнес ее…

– Значит, в конечном счете ты стал соучастником преступлений Тесака.

Ли Вэнь задрожал, вспоминая видео, на котором была его сестра. У него подогнулись ноги, и он рухнул на колени.

– …это мне в наказание… это мне в наказание… – бормотал он.

– Вспомни свою сестру. Вспомни, как эти люди с ней обошлись.

Кайцзун сел на землю с каменным лицом, не обращая внимания на дождь.

– А теперь вспомни Мими. Будем надеяться, что на этот раз мы не опоздаем.

Уголки рта Ли Вэня дернулись. Он ничего не сказал, лишь надел очки дополненной реальности, и его руки затанцевали в воздухе. Он сразу же передавал картину отслеживания на правый глаз Кайцзуна. Появилась карта Кремниевого Острова и окружающего его моря; золотистая точка отошла от пристани и быстро двигалась в открытое море.

– Они действительно идут в международные воды. Кораблей у нас нет. Как нам их догнать?

Лицо Ли Вэня стало подавленным.

– А вот это что?

Кайцзун подсветил серебристую кривую, пересекающую бухту между Шаньтоу и Кремниевым Островом, которую должна была миновать золотистая точка.

– Это мост через гавань Шаньтоу!

Ли Вэнь быстро подсчитал время перехвата.

– Ты прав. У нас еще есть шанс.

– Но у нас нет машины. Как мы сумеем вовремя добраться до моста?

Кайцзун огляделся вокруг. Лужи воды, развалины хижин, усеивающий землю мусор. Двигаться будет тяжело.

– У нас есть нечто куда лучше машины.

Ли Вэнь ухмыльнулся, и его пальцы снова затанцевали в воздухе. Это был подарок от Мими, полностью открытый интерфейс для управления меха, даже более удобный для оператора, чем исходный. Громада экзоскелета лязгнула и загрохотала. Верхняя часть робота сложилась вперед, ноги втянулись, открывая гусеницы. И вскоре робот уже напоминал миниатюрный бронетранспортер. Ли Вэнь ловким прыжком очутился в кабине, а затем протянул Кайцзуну одну из рук робота, подымая и сажая на плечо экзоскелета.

– Держись крепче. Эта штука умеет ездить куда быстрее, чем кажется, – крикнул Ли Вэнь, высунув голову из кабины. – Попытайся связаться с Мими. Нам потребуется ее помощь.

Кайцзун гневно поглядел на него. Возможно, он никогда не сможет простить Ли Вэня. Однако сейчас, когда жизнь Мими в опасности, в его сердце не было места злобе. Требовалась вся возможная помощь.

Черная бронированная машина взревела и со звуком скрежета металла о металл ринулась в темноту, в сторону светлеющего на востоке неба, бледного, как рыбье брюхо.

Скотт напряженно удерживал руль. Дворники на лобовом стекле работали не слишком хорошо, и все выглядело так, будто на стекло лили воду из ведра. Все расплывалось. «Глаз» тайфуна «Вутип» только что миновал Кремниевый Остров и теперь находился над этой частью моря. Вскоре тайфун выйдет на берег в Шаньтоу и ослабнет до тропического шторма. Это было основной причиной того, что Скотт не включил автоматическую навигацию.

Он повернулся, глядя на Мими. Она была пристегнута к креслу ремнем безопасности. На ее лице не было ни кровинки, как и признаков того, что она скоро очнется. Легкий стеклопластиковый скоростной катер нещадно болтало ветром и волнами, любого находящегося в сознании уже бы тошнило и рвало, могло бы дойти и до расстройств симпатической нервной системы. По крайней мере, с этой точки зрения Мими была удобным пассажиром.

Все разрешится, подумал Скотт. Он проиграл в голове все возможные сценарии, выработав идеальные варианты ответа на каждый из них. Однако в целом ситуация деградировала до той стадии, на которой он не мог отступить в полной безопасности. Как же идеальная последовательность выводов могла привести к неверному ответу? Он не мог понять этого. Быть может, это именно то, что уроженцы Кремниевого Острова подразумевают под судьбой.

Ло Цзиньчен более не был его ненадежным союзником, а Чень Кайцзун более не был его верным подчиненным. «ТерраГрин Рисайклинг», SBT и даже «Арасё Фаундейшн» более не были безопасными гаванями. Ему требовалась более просторная сцена, чтобы правильно использовать потрясающее сокровище, таящееся внутри этого крохотного катера. История человечества подошла к концу. Он уже мысленно составлял свое публичное заявление по этому поводу. В международных водах его ждало судно организации «Цветок мать-и‐мачехи», оно станет первым трамплином на пути в совершенно новую главу этой истории.

Нэнси. Лицо его погибшей дочери так и не оставляло его. Скотт ощущал депрессию, будто все, что он делает, являлось тщетной попыткой избежать чувства вины, которая все равно приведет его в пустоту. Он резко тряхнул головой, понимая, что это всего лишь оправдание, созданное его сознанием для того, чтобы остаться в своем уме.

И для Мими это будет лучше всего, раз за разом повторял он сам себе. У нас самые лучшие врачи, самое лучшее оборудование, самая лучшая окружающая среда. Я не лгу. Когда-то мы творили зверства, но это осталось в прошлом, нам приходилось совершать ужасные поступки, но это была война. А теперь настал двадцать первый век, золотой век. Больше нет нужды использовать варварские, жестокие и кровавые методы, экспериментируя на людях. Более того, в ее теле, в ее мозгу скрыто будущее всей человеческой расы. Мы обеспечим ей счастливую жизнь, очень счастливую.

Но что, если она – не ошибка? Сердце Скотта замерло. Его больное воображение сорвалось с цепи.

Что, если она – новый акт Творения? Бог создал человека по Его образу и подобию. Человечество разгадывало тайны мира, выдумывало теории, развивало науки и технологии. Люди хотели создать нечто максимально близкое Творцу, сотворить жизнь с помощью науки, бесконечно эволюционируя и приближаясь к вершине пирамиды. Люди доверили свое будущее технологиям, а сами стали их паразитами, более не развиваясь.

Некая необнаружимая сила, наделенная доселе неизвестными человечеству намерениями, замаскировала все связи, представив все это невероятной случайностью. Возможно, подобные случаи происходят ежедневно в отдаленных уголках планеты, и в результате рождаются тысячи прототипов, подобных Мими. Жизнь – гигантский «черный ящик», только ты подумал, что все зашло в тупик, как оно снова находит другой путь, продолжая разворачиваться и развиваться.

Новый вид жизни, преодолевший границу между биологией и технологией. История человечества заканчивается.

Но кто же ее создатель?

Скотт вздрогнул, будто ему в спину смотрят. Он мгновенно обернулся, но увидел лишь Мими, все еще спящую.

Катер нещадно швыряло ветром. Скотту пришлось снизить скорость, чтобы не перевернуться. Разумнее всего было бы переждать, когда тайфун уйдет, а затем быстро идти по спокойному морю. Но он опасался, что могут случиться еще какие-нибудь сюрпризы, если он станет ждать тут. Ему надо уходить.

В туманном небе появилась тонкая серебристая дуга, идущая над океаном. Лодку бросало вверх-вниз, а вот она стояла, как камень. Расстояние сокращалось, и Скотт понял, что это искусственное сооружение. Гигантские опоры, похожие на ноги слонов, возвышались среди дождя и тумана.

Холодный ветер резал лицо Кайцзуна, как ножом. Объекты на краях поля зрения расплывались, быстро уносясь назад. Кремниевый Остров после тайфуна являл собой апокалиптическую картину, будто карапуз в истерике снес тщательно выстроенные песочные замки, оставив после себя лишь бессмысленный хаос.

Справа от него появились огромные прозрачные силуэты. Они скользили над развалинами, завывая от горя. Кайцзун не мог понять, что это за химероподобные стражи темного леса, наполненного болью.

Как и не мог понять смысл их появления, вероятно, результата какого-то виртуального моделирования животных. Не знал даже, как отключить эту функцию. Его новый глаз совершенно изменился, это был дар от Мими. Что беспокоило его еще сильнее.

Он неустанно пытался выйти на связь с Мими через беспроводную сеть «мусорных людей». Но это было все равно что бросать камешки в бездонную пропасть, даже не слыша всплеска в ответ.

Преобразовавшийся в БТР робот ловко маневрировал по неровной поверхности, объезжая упавшие деревья и с разгону переезжая глубокие лужи. Подпрыгивал, дергался, но не снижал скорости. Небо на востоке прояснялось, облака рассеивались. За завесой молочного цвета разгорался розовый огонь, то ли готовый в любой момент погаснуть, то ли готовый вырваться из заточения.

Вдали появился серебристо-серый мост.

Кайцзун был уверен, что Мими там, впереди. Он страстно повторял ее имя, будто стуча кулаком в крепко запертую дверь, но никто не отзывался.

Робот с ревом выкатился на пустой мост и начал разгоняться. На этой стороне моста уже стало ясно, но другой конец моста все еще был скрыт серым туманом и дождем.

– Она на подходе! – крикнул из кабины Ли Вэнь.

Кайцзун поглядел на скрытое туманом море, пытаясь увидеть цель. На темной поверхности прорисовывалась кривая белая линия, она вот-вот должна была пересечь море под мостом в нескольких сотнях метров впереди.

– Мы не успеваем! – сказал Ли Вэнь.

Кайцзун настроил свой правый глаз на максимальное увеличение, пытаясь разглядеть Мими в рубке подпрыгивающего на волнах катера, будто, если он увидит ее, это поможет достучаться до ее сознания. Увидел знакомый силуэт, то появляющийся, то пропадающий, распадающийся на миллионы хаотичных точек и сливающийся в различимый образ, будто живое проявление кота Шрёдингера.

Он вспомнил тайную историю палирромантии, которую рассказал ему глава клана Чень: живые существа, тонущие в море, борющиеся, на грани жизни и смерти. «Те, кто созерцает прибой, возможно, познают мир». Он всего лишь хотел увидеть лицо Мими.

Мими! Мост!

Кайцзун предпринял последнюю отчаянную попытку. Он понимал, что если они сейчас не остановят Скотта, то уже не спасут Мими, поскольку катер уйдет в международные воды.

Мими! Останови катер!

Казалось, он что-то почувствовал. Поглядел на дальний конец моста, где появился просвет в густой облачности. Восходящее солнце протянуло свои золотистые лучи по поверхности моря, превращая его в сверкающее покрывало, покрытое замысловатыми складками. Увидел бутылконосого дельфина, которого давно считали вымершим. Тот выпрыгнул из воды по идеальной дуге. Его спина сверкала волшебным золотым светом. Такая красота, что дыхание перехватывает.

Он понял, что это не реальность. Дельфин исчез, как и золотистый свет. Но смысл галлюцинации он понять не мог.

И Кайцзун наконец прислушался к Ли Вэню, который что-то настойчиво кричал. Увидел, что белая кривая пены за кормой катера, рассекающего воду, вот-вот войдет под огромную арку между опорами моста.

20

Штурвал в руках Скотта внезапно стал жестким и неподатливым, будто заросший ракушками риф. Он в шоке смотрел, как замигали огоньки на пульте. Включился автопилот. Катер изящно сменил направление и понесся на одну из опор, не снижая скорости.

Огромное прочное сооружение становилось все больше, нависая над катером и подавляя Скотта. Что-то нечленораздельно пробормотав, он непроизвольно скрестил руки перед лицом. Катер врезался в опору, раздался душераздирающий скрежет. Свернутый набок нос катера, ударившийся в опору, поднялся в воздух. Потом катер перестал задирать нос, останавливаясь; перевернулся в воздухе и упал обратно в воду с мощным всплеском. Перевернувшийся катер покачивался на волнах, будто мертвая рыба фугу.

Скотт пришел в себя, слыша, как стих рев двигателя. Инстинктивное защитное движение в последний момент спасло ему жизнь, но он заплатил за это иссеченными осколками стекла предплечьями и вывихом правого плеча. Катер еще был на плаву, но быстро набирал воду. Скотт ошеломленно увидел, что девушка, сокровище человеческой расы, все так же пристегнута ремнями к креслу. И теперь ее голова свисала вниз и погружалась в воду.

Превозмогая боль, он подплыл к ней и поднял голову Мими из воды, одновременно расстегивая ремень безопасности. Девушка, все так же без сознания, соскользнула в воду и потянула за собой Скотта.

– Нет! Ты не можешь умереть! Ты не можешь умереть здесь! – заорал Скотт, и у него перед глазами появилось лицо Нэнси, бледное. Прижав Мими к коленям, он нажал ей на спину, чтобы выдавить воду из ее дыхательного горла. Потом перевернул на спину и стал делать искусственное дыхание изо рта в рот.

– Не умирай! Не… – умолял он, срывающимся голосом. Перетащил ее на сломанный стол, укладывая на твердую поверхность и, скрестив кисти, принялся надавливать ей на грудь. После каждого надавливания ее грудь медленно подымалась, но сердцебиения не было.

– Не поступай так со мной, проклятье…

Скотт не выдержал и разрыдался. Стал стучать кулаком по тыльной стороне ладони, и эти удары передавались через нее в грудь Мими.

– Я умоляю тебя…

И тут же умолк. Ему казалось, что он слышит рокот подземного течения.

Мими дернулась в судороге и извергла поток морской воды. А потом закашлялась. Ее грудь начала тихонько подыматься и опускаться, а на ее бледном лице стал проступать румянец.

На лице Скотта была смесь радости и страха. Он понимал, что пришло время провернуть его последний фокус.

– Блин! Блин! – ругался Ли Вэнь, не переставая. Робот затормозил и врезался в металлическое ограждение моста, оставив в нем глубокую вмятину.

– Она услышала меня. Услышала!

Кайцзун спрыгнул с робота и вместе с Ли Вэнем перегнулся через ограждение на краю моста. Огромная опора уходила прямо в море, пугающее зрелище. Внизу подпрыгивало на волнах белое брюхо катера, но в воде рядом с ним не было видно выживших.

– Нам надо спуститься и спасти ее, – сказал Кайцзун, оборачиваясь к Ли Вэню. У того было испуганное лицо.

– У меня акрофобия, боязнь высоты. Каждый раз, как смотрю вниз, будто муравьи мне яйца отгрызают. Я… я не смогу.

– Бестолочь! – бросил Кайцзун и снова посмотрел на воду. Ему сдавило сердце. Его правый глаз принялся за дело, вычисляя расстояние, скорость ветра и конечную скорость, когда ударится о воду. Замигал красный огонек.

– Слишком высоко. От удара я погибну. Но если мы сможем опустить меня на десять, нет, восемь метров, может получиться.

Ли Вэнь нахмурился, раздумывая. И его глаза загорелись.

– Приятель, нырнуть вместе с тобой я не смогу, но у меня есть идея.

Кайцзун схватился за железный кулак робота и повис над водой на холодном ветру. Заставил себя не глядеть вниз. Влажный холодный воздух будто обволакивал его кожу ледяной пленкой, по ней пошли мурашки. Отделенный от руки металлический кулак медленно опускался на стальном тросе. Кайцзун приближался к поверхности моря.

– Еще! – крикнул Кайцзун, борясь с головокружением.

Трос лязгнул о металл и резко остановился.

– Больше трос не выйдет! – крикнул ему Ли Вэнь.

– Недостаточно! Нужно еще немного.

Кайцзун покрепче ухватился за кулак робота. Крутясь и раскачиваясь на ветру, сглотнул, пытаясь снять напряжение.

– Держись как можно крепче!

Стальной кулак резко дернулся и упал. Кайцзун инстинктивно зажмурился, сжимая пальцы на кулаке. Ли Вэнь заставил робота лечь на мост и свеситься через край, добавив к длине троса длину манипулятора.

– Еще чуть-чуть!

Правый глаз сигнализировал Кайцзуну, что он все еще на тридцать сантиметров выше безопасной зоны.

– Твою мать… – послышалась ругань Ли Вэня сквозь шум ветра.

Железный кулак снова рухнул. Ли Вэнь заставил робота наклониться набок, насколько это было возможно, и его ноги оторвались от земли. Робот опасно балансировал на краю моста. Еще немного, и стальная конструкция опрокинется. В кабине нет подушки безопасности – хотя от нее вряд ли была бы польза.

Красный огонек в глазу Кайцзуна наконец-то стал зеленым. Сделав глубокий вдох, он посмотрел вниз, на воду, выбирая правильный момент. Нельзя удариться об опору или упасть на какой-нибудь риф. Правый глаз оценил глубину под поверхностью воды и угол входа и поделил поверхность моря координатной сеткой, пометив квадраты разными цветами, чтобы облегчить ему выбор.

Вот! Кайцзун отпустил стальной кулак. Словно настоящий ныряльщик, выпрямил тело и сложил руки над головой. Освобожденный от лишнего веса, робот с громким лязгом упал на бок, ударяясь в мост своими ногами.

Кайцзун вонзился в воду, будто стрела, и исчез в облаке брызг. Спустя пару секунд появился на поверхности, будто огромная рыба, жадно хватая ртом воздух. После недолгого отдыха принялся мощно грести руками и поплыл к перевернутому катеру.

С трудом услышал радостные крики Ли Вэня наверху.

– Не приближайся!

Скотт приставил к затылку Мими пистолет странной формы.

– Мне нужен катер. Сейчас же.

– Отпусти ее.

Кайцзун попытался найти ногам опору в полузатопленной рубке.

– Не причиняй ей вреда. Я найду тебе катер, о’кей? Только не причиняй ей вреда.

– Неужели ты не понимаешь, что я единственный человек в мире, который может спасти ее? Больше никто! Очень плохо, что ты мне не веришь, как и все остальные. Полагаю, этому пистолету все равно найдется применение, как бы то ни было; в конце концов, таково его предназначение.

Скотт зловеще улыбнулся.

– Это миниатюрная электромагнитная пушка. Пусть она и не слишком мощная, ее более чем достаточно, чтобы поджарить контуры в мозгу твоей подруги. Если я не могу ее заполучить, то и никто ее не получит. Так что не пытайся со мной в игрушки играть.

– Не думаю, что ты это сделаешь, – сказал Кайцзун, глядя на Скотта. – Слушай, ты же не злой человек.

Скотт пошатнулся, как будто слова Кайцзуна попали по больному месту. Но у него не было выбора.

Мими была в ужасе. Качалась из стороны в сторону, ее удерживала лишь правая рука Скотта с вывихнутым плечом. Она смотрела на Кайцзуна, руки которого были пусты, безмолвно предостерегая его, чтобы он не делал глупостей. В ее сознании зазвучал другой голос.

Его сердце, прошептала Мими 1. Я схвачу его за сердце.

Мими закрыла глаза, ее зрачки быстро дергались под веками. А ее сознание проникло в грудь стоящего позади нее мужчины и достигло крохотной коробочки. Протокол синхронизации информации оказалось очень легко взломать, и она получила управление кардиостимулятором Скотта, будто держала в руках его больное сердце.

И ускорила его ритм. Хрупкий орган начал разгоняться, будто форсируемый водяной насос: сокращение, расслабление, сокращение, расслабление… Кровь с силой хлынула по артериям, нарушая функции тела, словно наводнение.

Выражение лица Скотта переменилось, у него на лбу выступил пот. Он пытался переждать приступ, ждал, когда кардиостимулятор сделает свое дело, не зная, что он и является источником проблемы. Тело пронзило болью, будто стальной иглой. Его руки и ноги обессилели, и он выпустил Мими. Рука, держащая пистолет, оказалась у его груди, он оперся о стену рубки, хватая ртом воздух. Дыхание стало неровным, в его глазах появилось отчаяние.

– Нэнси, – сказал он. – Нэнси.

Кайцзун оттащил Мими и стал между нею и Скоттом. Осторожно приблизился к нему и вынул из его обессилевших пальцев электромагнитную пушку, аккуратно, будто отравленное яблоко.

Мими остановила сердце Скотта. Кровь перестала циркулировать в его теле. Потребление кислорода привело к закислению крови. Запах смерти.

Скотт ощутил озноб по спине, будто в рубку позади него вошла некая сверхъестественная сила. Обернулся и увидел, что это стальная стенка рубки. Его тело стали бить судороги, из его горла вырывались хрипы, будто он тонул. Потеряв равновесие, он упал в воду. Его бледное лицо осталось на поверхности, глядя в пустоту, будто мраморное лицо статуи.

Кайцзун разобрал его последние слова, произнесенные одними губами. Прости.

Хватит уже, с отвращением сказала Мими 0. Я сказала, хватит!

Твои человеческие слабости когда-нибудь тебя погубят, ответила Мими 1, уходя во мрак.

Мими 0 некоторое время молчала. Она поняла, что время пришло.

Кайцзун крепко обнял ее. Два мокрых дрожащих тела прижались друг к другу, пытаясь согреться. Они жадно целовались, так, будто это был их последний поцелуй. Вода уже поднялась выше пояса, пахло морем.

– Давай выбираться отсюда. Катер скоро утонет, – сказал Кайцзун и потянул за собой Мими, но та не шелохнулась.

Взяла Кайцзуна за руку и наставила электромагнитную пушку на свою голову.

– Спускай курок.

– Ты свихнулась?

Кайцзун не мог поверить своим ушам.

– Зачем?

– Я уже больше не та Мими, которую ты знал. Я убила многих…

Лицо Мими перекосилось, будто она боролась с иной личностью, глубоко скрытой внутри нее.

– …я не хочу превратиться в чудовище. Я не хочу совершать убийства. Я не хочу стать подопытным животным…

– Это была не ты! Не ты. Мими, мы найдем способ. Поверь мне…

Кайцзун попытался отвести пистолет в сторону, но девушка, которая, казалось, могла в любой момент упасть в обморок, вдруг оказалась наделена невероятной силой. Пистолет даже с места не сдвинулся.

– Ты не понимаешь! – сказала она, плача.

В правом глазу Кайцзуна пронесся калейдоскоп образов: подопытные Проекта «Мусорный Прибой»; Ева, шимпанзе, которую порвали на куски; столбы дыма и тела, лежащие на поле боя; тысячи и тысячи картин, из которых складывается изображение города; истекающие кровью мужчины и женщины, в отчаянии ползающие среди разбитых машин… картины мелькали все быстрее и быстрее, накладываясь одна на другую, превращаясь в ослепительный световой шар, обжигающий взгляд Кайцзуна так, что он уже не мог на них смотреть.

– Немедленно! Пока она не пришла в себя!

Тело Мими дернулось, будто она была марионеткой, из последних сил борющейся с невидимыми нитями. Внезапно ее лицо переменилось, и из ее горла вырвался грубый хриплый голос.

– Не смей! Если попытаешься, я убью ее, потом тебя, а потом всех!

Правый глаз Кайцзуна начало жечь, будто ему в череп вонзился раскаленный уголек. Он чувствовал, как горят нервные окончания, обугливаясь, дюйм за дюймом. Ощутил запах горелой плоти. Затрубили миллионы труб, заголосил миллиард птиц. Его дрожащий глаз был будто бомба, готовая взорваться в любое мгновение.

– Я не могу… не могу убить тебя…

Кайцзун завопил от боли и рухнул на колени, в воду. Кожа вокруг правого глаза краснела и покрывалась пузырями, загоралась, ее куски с шипением падали в воду, поднимались струйки белого дыма. Боль была такая, будто в его череп вонзалось сверло дрели, включенной на полную мощность.

А потом боль и шум исчезли на мгновение. Кайцзун будто плыл в сладком и безмятежном вакууме, напомнившем ему ту ночь, когда он и Мими лежали на Пляже Созерцания Прибоя, глядя на звезды. Но боль вернулась почти мгновенно, с удвоенной силой, захлестывая его сознание, будто волна.

– Ты не можешь убить меня! Ты не можешь убить меня!

Пронзительный, как бамбуковая флейта, голос Мими перемежался с демоническими воплями в зловещем дуэте. Голоса смешивались, пытаясь подавить друг друга.

– Я лишь начало! Лишь нач…

Голоса смолкли.

Рука Кайцзуна дрожала, повиснув в воздухе. Он наконец-то спустил курок.

Приборная доска катера ярко сверкала, изо всех щелей и отверстий сыпались искры, словно фейерверк на шумном празднике. Гудел электронный сигнал, пронизывая стены рубки, но затем постепенно умолк. Снова стало тихо. Все светящиеся приборы гасли, медленно, словно гигантский зверь из последних сил пытался доказать, что еще жив.

На лице Мими застыло изумление, будто она не верила своим глазам. Она попыталась коснуться деформированного правого глаза Кайцзуна. Ее рука дрожала в воздухе, но, прежде чем она смогла сделать это, ее тело одеревенело, и она рухнула навзничь в воду, с громким плеском.

Пистолет выпал из пальцев Кайцзуна. Он двинулся сквозь воду и подхватил на руки бесчувственную Мими. Крепко держа ее, нырнул под воду, и перегретый правый глаз затрещал от холода воды и короткого замыкания. Свет исчез, на смену ему пришла пронизывающая боль. Полагаясь лишь на оставшийся, несовершенный глаз, он пытался найти выход. Выбрался из рубки, выплыл на искрящуюся поверхность моря и, с силой загребая, поплыл к опоре.

Позади него бурлила вода, остатки воздуха выходили из тонущего катера со всех сторон. Подобное айсбергу белое брюхо катера ушло под воду, унося с собой все амбиции Скотта и оставляя на поверхности лишь неровный водоворот. Тайфун «Вутип», ослабший до тропического шторма, ушел к Шаньтоу, оставив за собой безмятежное море вокруг Кремниевого Острова, так, будто ничего и не произошло.

Эпилог

Снова наступил июль. Море к югу от Алеутских островов оказалось в зоне пониженного давления, и густой туман висел месяцами, уходя на запад до самых Курильских островов. Оттуда холодное субарктическое течение Оясио, берущее начало в Беринговом проливе, двигалось на юг, встречаясь с идущим на север теплым течением Куросио в Тихом океане чуть севернее сороковой параллели. Результирующее течение двигалось дальше на восток.

Стоящий на мостике научного судна «Клосо» мужчина глядел в безбрежное море. Кожа вокруг его глаза была покрыта шрамами от ожогов. Такие повреждения можно было легко устранить косметической хирургией, но ему, похоже, было на них плевать.

– Мистер Чень, не хотите чаю? – спросил капитан, Уильям Катценберг, выходя на мостик с чашкой крепкого ароматного кофе.

– Спасибо. Сам пойду возьму, – ответил Кайцзун, улыбаясь. – Вы когда-нибудь видели такой туман?

– Конечно. Для меня ничего необычного, как чай после обеда. Когда проживешь подольше, тебя уже ничто не поражает.

– Ничего не могу сказать об этом. Год назад…

Кайцзун замолчал.

– Что случилось год назад?

– О, ничего особенного.

Кайцзун решил сменить тему, и, поняв намек, капитан принялся рассказывать алеутские истории про полярных лис.

Тот золотой дельфин.

События, произошедшие год назад, оставили его наполовину слепым. Врач предложил заменить протез глаза на новый, но Кайцзун отказался и заплатил еще больше денег за ремонт поврежденного. По его настоянию вызванные высокой температурой оптические дефекты – бочкообразное искажение и желто-зеленый оттенок – не стали исправлять. Теперь его глаз видел все сквозь светофильтр Кремниевого Острова, в оттенках, принадлежащих Мими, с красотой несовершенства. Он надеялся, что никогда не забудет то, что случилось, подобно шрамам на его лице.

В конечном счете «ТерраГрин Рисайклинг» подписала соглашение с администрацией Кремниевого Острова на строительство в течение трех лет индустриального парка по переработке отходов. Вследствие безвременной кончины главы клана Ло против проекта почти никто не возражал. Линь Йи-Ю убедил членов клана Линь более не полагаться на связи с чиновниками и не манипулировать рынком, честно конкурировать с кланом Чень и продвигать современные методы организации переработки отходов, не препятствовать миграции рабочей силы и создать лучшие условия труда, наряду с социальными гарантиями.

Он всегда помнил зажигательную речь Мэра Вэна на церемонии официального подписания соглашения: «Победа для всех! Совершенно новое будущее Кремниевого Острова».

Отважные деяния «мусорных людей» во время тайфуна были оценены и вознаграждены по достоинству. В результате разрушения множества домов и гибели людей, отчасти вызванной отказом сетей связи, правительство под сильным нажимом прессы объявило о пересмотре правил мониторинга Сети и ограничения скорости доступа. «ТерраГрин Рисайклинг» учредила специальный фонд для использования части прибыли на оказание помощи рабочим-мигрантам, утратившим здоровье в результате работы по утилизации отходов. И первым получателем помощи от фонда стала Мими.

Мими. Сердце Кайцзуна сдавило болью. Он никогда не забудет, как последний раз виделся с Мими.

Это было туманное утро. Он вошел в больничную палату и увидел Мими, спиной к нему, в кресле-каталке. Она смотрела на деревья за окном. Кайцзун подошел и стал перед ней, присел и осторожно оглядел ничего не выражающее лицо, тихо зовя ее по имени, поглаживая ее длинные волосы теми же пальцами, которые спустили курок. Мими глядела на него, словно на неодушевленный предмет. Что-то исчезло из ее взгляда навсегда, оставив после себя лишь бездушную оболочку. Она открывала рот, но из него не выходили слова или голос. На ее лице не было никакого выражения, будто у машины, которую вернули к заводским установкам.

Врач сказал ему, что ей еще повезло. Проникнув в ее мозг, электромагнитный импульс вызвал мгновенный нагрев тканей вокруг металлических частиц. Однако импульс длился считаные миллисекунды, поэтому повреждения оказались не смертельными. Минное поле в мозгу Мими было уничтожено ковровой бомбардировкой, но причиненный логическому мышлению, эмоциональным центрам и памяти вред был серьезен. В настоящее время с точки зрения состояния мозга она была подобна трехлетнему ребенку.

Но надежда есть, прошептал врач. Мы работаем с экспериментальными лекарствами. Требуется терпение, очень много терпения.

Экспериментальные лекарства были наследием Проекта «Мусорный Прибой», как узнал Кайцзун. У истории частенько оказывается очень странное чувство юмора.

Кайцзун поцеловал Мими в лоб. В ответ Мими что-то забормотала, будто животное. Казалось, на кратчайшее мгновение в ее глазах что-то вспыхнуло, но тут же исчезло. Кайцзун встал и вышел из палаты, не оборачиваясь. Он не смел обернуться. Боялся, что если обернется, то уже никуда не уйдет, навсегда останется рядом с ней, живя лишь несбыточными надеждами. Надеждами, которые разрушат то немногое, что осталось между ними, если он позволит им вырасти и процветать, лишая их обоих настоящего будущего, лежащего впереди. О чем бы он ни мечтал когда-то, думая о них двоих.

– Кайцзун! Смотри, что мы обнаружили! – радостно окликнул его помощник с палубы.

Кайцзун оставил воспоминания и спустился на мокрую палубу. Члены экипажа окружили предмет, который только что выловили из моря.

Механизм простой, но гениальной конструкции, напоминающий цветок лотоса из металла и пластика.

Помощник продемонстрировал, как он работает. В обычном режиме устройство плавало на поверхности, опустив в воду гибкую трубку со светодиодами, чтобы приманивать рыбу. Обнаружив в пределах досягаемости что-нибудь живое, цветок лотоса схлопывался, подобно мышеловке, и переворачивался вместе с добычей. Затем он отправлял сигнал со своими координатами в ожидании рыбака, который заберет улов.

Чудесное подражание. Кайцзун вспомнил протез руки, ползущий по земле в деревне Сялун.

– Всем внимание! Полагаю, эта штука поблизости!

Кайцзун свистнул, потом отдал приказы, и члены экипажа спешно заняли свои места.

– Мистер Чень, вы ищете это с самого начала, с тех пор, как мы отплыли из Калифорнии. Что именно вы ищете? – с любопытством на лице спросил капитан.

– Сами увидите. Предупреждаю, старайтесь особо не волноваться.

После событий на Кремниевом Острове Кайцзун оставил работу в «ТерраГрин Рисайклинг» и некоторое время путешествовал сам по себе. Через некоторое время вернулся в Бостон и стал писать статьи для небольших веб-сайтов. В нынешнюю эпоху особой нужды в историках не было. Социальные сети, интернет-СМИ, вычисления в реальном времени – все это обеспечивало более глубокий анализ, основанный на больших массивах данных, результаты которого, кроме того, стали понятнее. В каком-то смысле история действительно закончилась, по крайней мере, как повествовательная система, полная неточностей. Иногда Кайцзуну даже хотелось написать письмо ректору своей альма-матер с рекомендацией упразднить кафедру истории.

Он в спокойных тонах изложил родителям случившееся с ним на Кремниевом Острове – ну, по крайней мере, рассказал то, что ему разрешили рассказывать. Впервые за много лет обнял отца. Отец пару раз хлопнул его по спине твердой рукой, словно они наконец достигли некоего взаимопонимания.

Кайцзун ощущал, что в нем пропало некое стремление. Когда-то он думал, что способен что-то изменить. Теперь же понял, что это всего лишь фантазии. Мир не переставал меняться, но, с точки зрения каждого конкретного человека, ничего не менялось.

Он все так же вспоминал слова, которые сказал ему на прощание глава клана Чень. «Люди всегда думают, что это они играют волнами, но в конце концов понимают, что это волны ими играют».

А потом ему позвонили из Гонконга.

Звонящей оказалась Суг-Йи Чю-Хо, руководитель проекта в организации защитников окружающей среды «Цветок мать-и‐мачехи». Она интересовалась прошлым Кайцзуна, особенно его работой с «ТерраГрин Рисайклинг» на Кремниевом Острове. И предложила ему необычную работу.

Шанс изменить мир, по ее словам.

Кайцзун покачал головой и горько улыбнулся.

Каждый год сотни миллионов тонн непереработанного мусора выбрасывалось в океан из прибрежных городов. Неразлагающийся мусор путешествовал по всему миру, несомый течениями. Куски мусора слипались между собой, сплавлялись, реагировали и превращались в гигантские плавучие острова, которые уже стали представлять угрозу для навигации. В «Цветке мать-и‐мачехи» внимательно наблюдали за этими островами. Используя технологии радиочастотной идентификации, они составили карту перемещения самых крупных в мире мусорных островов, которую бесплатно предлагали судовым компаниям, чтобы предотвратить катастрофы.

Однако кто-то должен был за это платить в конечном счете. Деловая женщина-азиатка улыбнулась и добавила: «Мы отслеживаем некоторые перспективные направления. Происходят странные вещи, например, над мусорными островами совершенно невероятная частота появления молний. Вы нам нужны, и, возможно, вы нужны людям».

– На этих островах есть люди? – спросил Кайцзун.

– Мы не знаем. Но мы знаем, что они не такие безлюдные, как Марс.

И Кайцзун вернулся в море. От бесконечной качки его тошнило, но, казалось, это стало и навязчивой привычкой. Мусорные острова не просто дрейфовали вместе с течениями. Казалось, они пользовались сложными механизмами взаимодействия разных течений, будто играя в кошки-мышки с «Цветком мать-и‐мачехи». Кайцзун и его команда преследовали их по всем уголкам Мирового океана, следуя постоянно меняющимся командам из штаб-квартиры. Малейшая перемена ситуации порождала бесчисленные догадки, а дедуктивные рассуждения приводили к абсурдным выводам.

Кайцзун часто ложился спать на палубе, глядя на звезды, чтобы волны убаюкивали его. Когда он оказывался на границе между сном и явью, в его правом глазу возникали фантастические образы, так, будто гигантский глаз смотрит на него из глубин Вселенной. Этот ясный взор пронизывал его насквозь и возносил его в рай. Подобно взгляду Мими.

«Я лишь начало».

Всякий раз, как он вспоминал последние слова Мими, его пробирал холод до костей, будто какая-то неизлечимая аллергия.

Прежде чем покинуть Кремниевый Остров, он специально поехал посетить Ло Цзысиня, младшего сына Ло Цзиньчена. Помимо исключительно правильного Стандартного Мандарина, на котором тот говорил, мальчик, похоже, ничем не отличался от других местных детей, играющих и скачущих на спортивной площадке. Правда, иногда мальчик внезапно останавливался и смотрел вдаль, в никуда, с задумчивым видом.

Время от времени Кайцзун позволял себе помечтать о том, как снова встретится с Мими. Эти видения были очень подробны, в точности отражая время года, освещение, температуру, растущие вокруг растения, надетую на них одежду, выражения их лиц, пение птиц, первые слова, которые они говорили друг другу. Затем они предавались воспоминаниям и, как обычная пара, женились, заводили детей, спорили по пустякам, причиняя друг другу боль, начинали друг друга раздражать и наконец расставались или, напротив, вечно жили в счастье. Однако он понимал, что по крайней мере в этом подлунном мире они больше не встретятся никогда.

Туман над океаном, казалось, стал темнее, будто в кружку молока лили какао, постоянно ее взбалтывая, и какао неравномерно растворялось. Кайцзун забрался на носовую часть корабля и глядел, как перед ним возникает нечто огромных размеров, будто чудовище, выплывающее из тумана. Постепенно объект приобрел отчетливые формы и стал осязаемым, нависая над судном своей громадой. В небе поблескивали росчерки бледно-голубого света. Мусорный остров.

Пора сойти на берег, сказал он себе.

Благодарности

Я благодарен нижеперечисленным людям не только за то, что они сделали возможной публикацию этой книги, но и за то, что они стали для меня проводниками в огромном мире фантастики: Кен Лю, Грей Тан, Дэвид Дж. Хартвелл, Лиз Горински, Линдси Холл, Хань Сун, Лю Цысинь, профессор Сун Минвэй, профессор Дэвид Дервэй Вон, профессор Кара Хили, профессор У Янь, профессор Янь Фэн, Яо Хайцзюнь, Дун Женьвэй, Ян Фэн, Си Бо, Вон Мэйцзи, Ло Юхань и мои родители, Лицзюань и Инчен.

Благодарности Кена Лю

За время долгого, но увлекательного процесса донесения захватывающего и трогательного романа Стэна до англоговорящих читателей я имел счастье получить помощь от многих людей. Я бы хотел поблагодарить их (хотя и список этот совершенно неполон): Вон Мэйцзи, Алекс Шварцман, Сара Додд, Кармен Йилин-ян, Энея Лей, Келлен Спарвер, Эми Фрэнкс, Дэвид Хартвелл, Лиз Горински, Линдси Холл и все остальные из «Тора» в придачу, Рассел Гален и Грей Тан.

Примечания

1

Прим. перев. В английском junk первым значением имеет «хлам, мусор».

(обратно)

2

Hia7suan1houn2, на Мандарине – сяшаньху, букв. «тигр, спускающийся с горы», традиционный тип дома в области Чаошань провинции Гуандун. Несколько частей дома находятся на разном уровне, в соответствии с принципами фэншуй, в результате чего постройка напоминает припавшего к земле тигра. (Здесь и далее – примечание Кена Лю).

(обратно)

3

В Китае принято отводить пассажиру более высокого ранга место на заднем сиденье машины.

(обратно)

4

Ce6kêg8cao2 (научное название Gnaphalium affine, сушеница родственная) – растение, используемое в традиционной китайской медицине и в восточной кухне в качестве ароматизатора для сладкой выпечки.

(обратно)

5

Gang1hu1 (гунфу, на Мандарине) – гунфуча, способ приготовления чая, зародившийся во времена династии Сун (960—1279 гг. н. э.) и особенно популярный в Чаошане. Сложный способ, предъявляющий строгие требования к каждому этапу приготовления чая – к качеству воды, силе огня, выбору чашек и чайника, методу заваривания и разлития чая в чашки и т. п. Термин «гунфу» не относится напрямую к боевым искусствам, а означает тщательно отточенные навыки и усердие в процессе исполнения любого дела.

(обратно)

6

seng2muk6zai2.

(обратно)

7

loh4sing7pua5.

(обратно)

8

Siêng1cao2 (Mesona chinensis) – травянистое растение из семейства мяты, в западных странах известна как главный компонент для желе на травах.

(обратно)

9

На местном тополекте имя Ло Цзысиня читается как Lo5 Zi2 Him1; Him1‐ri5 получается из последнего иероглифа имени с добавлением уменьшительного суффикса.

(обратно)

10

Классическая народная опера, популярная еще со времен династии Мин (1368–1644).

(обратно)

11

Акрилонитрил бутадиен стирол, поливинил хлорид, поликарбонат, полифенил оксид, метил метакрилат.

(обратно)

12

Это цитата из семьдесят седьмой главы «Дао Дэ Цзин», философского трактата Лао-цзы, китайского мудреца, жившего в шестом веке до н. э.

(обратно)

13

huêng1kêh4.

(обратно)

14

Традиционный китайский квадратный стол на восемь человек, по двое с каждой стороны. Название дано по ассоциации с Восемью Бессмертными из даосских легенд.

(обратно)

15

Правление Сяньцзуна (805–820 гг. н. э.) было отмечено военными кампаниями против военных феодалов в провинциях, стремившихся к независимости, с целью воссоединения Империи Тан. Хань Ю считается одним из наиболее утонченных мастеров словесности того периода, как в прозе, так и в поэзии. Он был приверженцем возврата к классическим литературным стилям, сторонником ортодоксального течения в культуре империи, противостоя влиянию на культуру буддизма, играя роль, в чем-то аналогичную роли Катона Старшего в Римской республике, противившегося эллинизации латинской культуры.

(обратно)

16

Повествование о том, как Хань Ю изгнал крокодилов, донимавших жителей Чаочжоу, имеет достаточно сложный смысл, как в народных сказаниях, так и в исторических источниках. Хань Ю сочинил ставшее знаменитым эссе, обращенное к крокодилам, которое до сих пор изучают в курсе классической китайской литературы в качестве отличного примера его остроумного и лишенного украшательств языка, и его, пожалуй, следует расценивать как метафору политической ситуации. Знакомые с контекстом читатели, вероятно, могут расценивать эту историю как аналог легенды об изгнании змей из Ирландии Святым Патриком.

(обратно)

17

Названия даны по классификации НАТО.

(обратно)

18

В полных тонах: ло7 дай7 тао5 куг4 куй3, дань6жег8 бу7 но6

(обратно)

19

Хайку, цитируемое Судзуки, было написано Мацуо Басё в 1688 году, в возрасте сорока пяти лет. В нем описывается сцена на дороге, ведущей из Хосо-тоге/Тономине (префектура Нара) через горы Рюмон. Перевод с портала artsportal.ru, автор неизвестен.

(обратно)

20

В полнотоновом произношении: у1 ре7, ан7 маг8 лин5, де4 гянь2хе5, го1хой6, мо7хам1, хян6 ло5.

(обратно)

21

В полных тонах Нген7 Хун2.

(обратно)

Оглавление

Примечание относительно языка (языков) книги и имен персонажей

Пролог

Часть первая Тихий водоворот

  1

  2

  3

  4

  5

  6

Часть вторая Радужная волна

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

Часть третья Яростный шторм

  15

  16

  17

  18

  19

  20

Эпилог

Благодарности

Благодарности Кена Лю Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg